«Басни»

Басни (fb2) - Басни 314K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Николай Лазаревич Векшин

Николай Векшин Басни

nvekshin@rambler.ru

© Векшин Н.Л., 2014

© ООО «Фотон век», 2014

© На обложке – картина Фирюзы Янчилиной

Всё путём! (сказка-быль)

Как-то раз в стране великой Царь явился светлоликий. Закричал народ: "Ура! Перестроиться пора!" Государь был удалой: Силовик, борец, герой. Имидж круто раскрутился. Знать, не зря перекрестился… Царь трубит хмельные речи, Что свободой обеспечит И что каждый раб не сытый Будет золотом осыпан. Рукоплещет всяк холоп Сим речам без лишних слов; Ждет с надеждой бессловесной С неба манны он небесной. Так стоял с открытым ртом И солдат, и управдом, Лекарь, пекарь и кузнец, И учитель, и мудрец, И школяр, и продавец И колбасник, и купец. Всяк внимал речам речистым, Глашатаям голосистым. Вот проходит год, другой… Голод, холод… И разбой Чинят по стране бояре. Люди – в ноги госуда́рю: "Защити, отец родной! Ты ж народу в доску свой!" Государь заулыбался, Попрощался и – смотался. Недосуг ему, видать. Не забыл он так сказать: "К изобилью мы идем. Завтра будет всё путем!" Молвил кто-то: "Не ворует. Но пред барами пасует. Казнокрадам и чинушам Позволяет бить баклуши. Царь хорош. Плохи бояре, Подставляют государя! Если б тех бояр сменить, То чудесно станет жить!" Царь, дадим ему заслугу, Поменял свою прислугу. С новой свитой хоровод Водит он не первый год. Свита сыта и одета И поет: «Многи́я лета!» Славят славного царя. Знать, старался он не зря! Хлебом полны закрома. Есть обильные корма. Златом блещет Кремль дивный, Величавый и единый. А вокруг – страна в разрухе. Что ж бояре? Чешут в ухе, Ковыряются в носу, Жрут икру и колбасу. А народец прозябает, Голодает, вымирает… Как людишкам подсобить, Чтоб и впредь им любым быть? Царь натужился, напрягся, Натянул тугу струну… А мозгов-то не хватает На огромную страну. Как блины печет указы… А бояре спят, заразы! Царь в хоромы удалился И на печку завалился Средь родни и верных слуг. Кой-кому он лучший друг… Приуныли кузнецы, Школяры и мудрецы, Старики и сорванцы, Молодухи и вдовцы, И солдаты, и ребята… Разве слуги виноваты? Понял весь честной народ: Рыба с головы гниет.

Девушка-оса

Какая ты красивая! Изящная и милая. Фигура просто дивная! И талия осиная. Но остро жало сильное…

Телемедведь

Раздувшись от гордости важно, Смотря свысока на толпу, Шагал он степенно-отважно, В президиум сел на виду. Сверкали зрачки телекамер. На бис аплодировал зал. И, словно медведь из кунсткамер, Он лапой с когтями махал. И зубы с клыками торчали, И молнии сыпались с глаз, В бокал ему нефть наливали. И рвался из задницы газ. Смотрите, какой он могучий! Ни волки, ни львы нипочём! Конечно, он малость вонючий, Зато есть папаша – Газпром! Он – самый великий в зверинце! А друг – сам Путёвый Енот. И он всем, хотя б из мизинца, Насыплет рубли прямо в рот. Он всем принесёт изобилье, Коррупции бошку свернёт, Чиновникам шеи намылит И – в бой за собой поведёт!

Рыцарь

Надев доспехи, рыцарь, Отправился в поход. Он смелый был, как тигр. И шёл всегда вперёд. Свой щит и меч, играя, Держал перед собой. И, шпорами бряцая, Вступал в неравный бой. Подобен был он танку. Сметал врагов с пути. Но вдруг он встретил даму. Чёрт! Как себя вести?! Что для атаки нужно? Чем даму покорить? Какое здесь оружие Полезно применить? Тут дама усмехнулась, Вплотную подойдя. И мило улыбнулась, В глаза ему глядя. И задрожал вдруг рыцарь. И снял доспехи все. Был побеждён девицей! Каблук не слаб у ней…

Как по речке

Как по речке по Вонючке Плыл огромный крокодил. Непонятно, каким чудом Он в плавсредства угодил. Может, он из зоопарка Потихонечку сбежал? Иль из Африки пробрался По проливам и ручьям? Не известно. Но, похоже, Что доволен он вполне. Африканской зверской роже В русской нравится волне. Хоть купальщиков гоняет, Но к купальщицам он льнёт; До икоты их пугает; Замуж всё же не берёт. Знать, он ищет крокодилку. Не видать её нигде. Помогите крокодилу! А иначе – быть беде…

Зайчик

Нынче позднею весной Заяц прыгал под сосной. В теле – радость и томленье. Между ножек – зуд и жженье. Где супругу бы сыскать, Чтоб семью скорей создать? Но Зайчихи нет нигде: Ни в траве, ни в борозде. Глядь, Медведица идёт, Жениха кричит-зовёт. Заяц снизу подскочил… В тот же миг раздавлен был. Бедный Зайчик! Жаль его — Слишком торопливого. Вот мораль: не суетись; С кем попало не …

Дева и фараон

Ко мне в постель запрыгнул ночью фараон. Из саркофага был он мною разбужён. Ждала пожара я и страстного огня, Но холодна была, как льдышка, мумия моя!

Бриллиант

Выбрасывая мусор как-то раз, Я на помойке углядел бриллиант. Его я с изумлением поднял И был находке несказанно рад. Как он сверкает! Чудо из чудес! Сокровище! И вдруг – оно моё! Кто потерял его, не важно мне. Судьба не всем презенты раздаёт. Но что мне делать с ним? Я не король, Не олигарх и даже не артист. Вещица хороша. Но вот в чём соль: Бриллиант мне нужен, ну, как банный лист… Я усмехнулся и не взял бриллиант. Пускай хоть по другим рукам пойдёт! Хозяина себе найдёт он сам И счастье непременно обретёт.

Почти по Пушкину

Ничего не ответила кошка, Лишь хвостом по столу махнула И ушла в другой дом, где сметана.

Рыцарь и Крепость

Рыцарь храбрый боевой Вечно рвался в славный бой. Как-то раз скакал один, Видит: Крепость перед ним. А не сла́бо ль в одиночку Захватить, хотя б на ночку? Взяв копьё наперевес, Воин наш на штурм полез. Вдруг ворота отворились. Крепость пала. Удивившись, Рыцарь репу почесал И в раздумье так сказал: «Почему сдалась без боя? Тут подвох какой-то что ли? Мне такую Крепость брать — Лишь позор себе сыскать!» И уехал рыцарь вдаль. Крепость вдарилась в печаль. Рыцарь был не без ума. В Крепости была чума…

Куклы и Ванька-встанька

Жил да был на свете Ванька-встанька. Интеллектом явно не блистал. Но любила его кукла Танька. Перед нею он всегда вставал… Но однажды Таня осознала, Что она у Ваньки не одна. Лена его тоже обожала. Ася была страстно влюблена. Даша, Вика, Света и Лариса — Все с ума сходили по нему. В чём секрет встающего Париса? Что-то я причину не пойму. Свой успех у кукол объясняя, Ванька-встанька гордо говорил: «Куклам я собой напоминаю Настоящих любящих мужчин!»

Курица (кое-кому с намёком)

Вот курица в навозе бойко роется, Чтоб отыскать жемчужное зерно. Напрасен труд. Хотя она прокормится, Но жемчуг не найдет, клюя г@вно.

От обезьяны

Мы все произошли от обезьяны. Неандерталец был для нас отцом. Пещерный дед не поедал бананы. Сей людоед кровавым был самцом. Каннибализм, жестокость и коварство Сопровождали нас из века в каждый век. Убийства, зверство, подлость ради царства… И вот пред нами – современный человек. Да, мощь его не челюсти и зубы, А бомбы, деньги, химия и секс. Стальные звери, нефтяные трубы, Мильоны трупов. Разве не прогресс? Оскал шакала, жадность крокодила, Угрюмый дух и саблезубый взгляд… В нем динозавров процветает сила И питекантропы из глаз его глядят. (И птеродактили на веточках сидят).

Чашка и Веник

Усердный ловкий Веник Квартиру убирал. И вдруг на шифоньере Он Чашку увидал. Красавица пылилась, Томилась от тоски. И Веник возбудился, И плохо стал мести. Запрыгнуть этот Веник Хотел на шифоньер. Но всё же не осмелился Подать дурной пример. А Чашка вдруг решилась И – ринулась к нему. Упала и разбилась. Осколки все – ему. Смахнув осколки, Веник Рассыпался вконец. Печальная история. Трагический конец ☺

Поговори со мною

Поговори со мною, Мышка! Ну, пискни, весело спляши! Да что же ты молчишь трусишка? Хоть прозой оду мне скажи! Избавь от грубого искуса Тебя от шкурки отделить… Ты для Котёнка – словно муза! Как хорошо на свете жить! Тобой блаженно я играю, Весь в предвкушенье трепеща. Ликую, вдохновляюсь, таю… В порыве чувств моя душа! Куда же ты бежишь, дурашка? Останови свой глупый бег! Не залезай в тарелку с чашкой! …Я съел тебя!… Жестокий век!

Черный квадрат

Увы, портрет не получился! Малевич с горя чуть не спился. И краской чёрной всё замазал. Квадрат прославился, зараза!

У Стихоморья

Дубы́ покрыли всю Стихиру, В цепях тусуются по кругу. Коты, как в сказке, щиплют лиру И дифирамб поют друг другу. Тут чудеса: бродячий Леший Из веток свесился Русалкой; Кентавры-звери на дорожках Понаследили, словно танки. Избушка квохчет, долбит носом. Тут Привидений строки полны, И хлещут чувств отстоя волны Пустых словес с дурным вопросом. И тридцать Охламонов разных Так матерятся безобразно, Что Девы уши затыкают, О Королевиче мечтая И грозно чешуей сверкая. Тут в облаках простор Уродам, И всяк старается не зря. Колдун срамит Богатыря. Не первый год Царевна тужит, Себе же Бурым Волком служит. Тут Боров с Бабою Ягой Ведут Принцессу на убой. Кощей грозится, что всех тр@хнет. Тут странный дух… Здесь чем-то пахнет!

Банный день

Случилось как-то в бане объявили, Что завтра – «День открывшихся дверей». Ну, мужики тотчас сообразили, Что это шанс для всяческих затей… Толпа собралась в женской половине. Кто первый, кто последний, не поймешь. «А, ну, ребята, стань друг другу в спину! Без очереди внутрь не войдешь!» Кричали, суетились и толкались. Выстраивались. Даже подрались. Томились в предвкушенье и смеялись. Счастливо думали: «Ну, вот, настала жизнь!» Травили попохабней анекдоты. Курили. Выпивали на троих. Хоть вместе все, конечно, обормоты, Но каждый – не похожий на других. И ждали: «Щас получим на халяву Роскошный театр шикарных женских тел! А, может, и попаримся на славу. Ну, и вообще – устроим беспредел!» И вот – желанный час. Открылись двери. Рванули все, сметая всё вокруг. Но, внутрь ворвавшись, сразу обалдели: Ни баб, ни жен, ни девок, ни подруг! Ругались жутким матом и стонали: «Ох, тётки дюже хитрые пошли! С билетами ж они всегда бывали, Но отчего бесплатно не пришли?!»

Африканская диета

Один носорог пожирал крокодила, Который недавно откушал гориллу, Которая слопала пять водолазов, Которые скумбрию ели все разом, Которая воблу за хвост ухватила, Которая крюк рыбака заглотила, Который питался большой черепахой, Которая ела шашлык с черным маком, Который не съели в песках папуасы, Которые очень любили припасы, Которые делали из носорога, Который остался без шкуры и рога.

Пузырь

Однажды он снялся в мультфильме, Сыграв там на троне царя. И лик стал известным отныне, Как профиль вождей Октября. На улице разные люди Автографы просят с него. Да кто же за это осудит! Ведь слава – дороже всего. В подъезде дежурят фанатки. Извечно звонит телефон. Его обожают мулатки. Поклонниц разносится стон. Газетчики пишут статейки, Спрягая его, как глагол. И даже на детской скамейке Он гимн обожанья прочел. Гламурная сеть фотосессий… Большой теледень трудовой… И даже слагаются песни О том, что он царь и герой. И вот, всенародно любимый, Великий борец-богатырь, Он так горделиво раздулся, Что лопнул, как мыльный пузырь!

Сова и Жаворонок

Сова спала. Прекрасным утром ранним Средь неба звонко Жаворонок пел. Сова проснулась (голова в тумане): «Потише пой! Устроил беспредел!» «Ах, извини!», – воскликнул он сердечно, Взглянув на царственно прекрасную Сову. Влюбился тут же он в неё, конечно, Восторга песнь запел и крыльям, и уму. А перья! Перья – супер! Эти перья Так помрачили Жаворонка мозг, Что он спустился к ней из поднебесья И произнес хвалебный жаркий тост. «Весьма недурственно», – Сова в ответ сказала. И предложила: «Хочешь, полетим С тобой вдвоём при свете звезд!» – «Ты угадала! Мечтою этой я всю жизнь томим!» Настала ночь. Они взлетели дружно. Луна вся золотом сверкала среди звёзд. «Куда ты, братец!? К звёздам нам не нужно! Мышей там нет. И птичьих нету гнёзд». Тут Жаворонок странно встрепенулся, В испуге глянул в круглые глаза. Увидел клюв крючком. И ужаснулся. И съеден был. Хотя и не со зла. Мораль у этой басни есть простая: Влюбляйся не по перьям выбирая.

Игры в зверинце

Однажды Осел и Медведь Задумали игры в солдаты. Осел стал по аглицки петь, В Медведя швыряя гранаты. Медведь, разъярившись как Слон, Осла долбанул по макушке. Енот (в карате чемпион) Сказал: «Бросьте эти игрушки!» Медведь почесал лапой лоб И стал сочинять заявленья, Все Тигры увидели чтоб Какое в игре проясненье. Осел, получив передых, Привёл Крокодила и Волка. И вдарил Медведя под дых. И тут началась потасовка!

Не вырубить

«Люблю компот!», – сказал один поэт. Другой в раздумье репу почесал. У третьего прорезался сюжет. Четвертый пальцем в ухе ковырял. У первого ручьем лились слова. Второй грустил о смысле бытия. Над третьим царственно парил Пегас. А у четвертого летело время зря. Женился первый. Словно в суп попал! Второй абстрактно в облаке витал. На третьего, устав, Пегас упал. Четвертый потихоньку задремал. Прошли года́. Поэты вчетвером Отправились на кладбище, не в рай. Мораль проста. Махай хоть топором, Но звание поэта не марай!

Графский намёк

Мой гордый Граф бывал во многих странах. И каждый раз при этом думал он: «О, сколько ж тут народу побывало!» И поникал, сей мыслию сражен.

Муха

Вот стало мне безумно одиноко, И я на кухню Муху запустил. Она – к столу. И съела хлеба крошку. Я тут же ей окрошку предложил. Она была голодная, худая. Набросилась на яства, словно волк… И вскоре Муха выросла большая, Как вертолёт летя под потолок. Отъевшись и набравшись сил немалых, Она жужжала нежно по утрам. А по ночам в постели со мной спала, Подвинув своей сотней килограмм. Однажды как-то раз, придя с работы, Я Мухи своей милой не нашел. И загрустил, понурился чего-то. На сердце стало так нехорошо… И вдруг (о, радость!) Муха возвернулась, Влетев в полураскрытое окно. Она мне нежно томно улыбнулась: «Я на помойке кушала г@вно».

Эксперимент

Ученый смог скрестить собаку с кошкой. Как быстро ж ему это удалось! Такую вот фигню не понарошку Содеял он, надеясь на авось. В восторге и избытке чувств от чуда Он радостно счастливо завопил. Сбежался люд неведомо откуда И новых опытов с мольбою попросил. Он скрещивал слонов и тараканов, Кузнечиков с лягушками роднил, Соединял кротов и соколов-сапсанов… Как Бог он новые породы выводил. Фанфары бухали, трезвонили литавры, Победный марш гремел во все концы… Но грянул гром: размножились кентавры И с колбасой скрестились огурцы.

Обида

Я всхлипываю носиком И пузиком жужжу. Вот вырасту я слоником — И всех вас накажу!

Кактус

Энтузиастка завела на кухне кактус — Зеленый, сочный, смачный и живой. Но с кактусом случился странный казус: Он сохнуть стал унылою ботвой. Навозом почву крепко удобряя И сыпля гору супер-витаминов, Зуд материнства страстно утоляя, Она на кактус лила сок из апельсинов. Она его колючки подстригала. Он ежился, он чах, он увядал. Она его усердно поливала. Он морщился, молчал и умирал. Она его побрызгала лекарством. Он пожелтел, совсем лишился сил. Таким упрямством и таким коварством Он возмутил ее, обидел, рассердил. Она его в слезах увещевала: "Не притворяйся, что болеешь ты, хитрец! Я столько сил в стараньях потеряла! Неблагодарный! Притворяшка! Огурец!" Она его как овощ презирала, Но бросить не могла: ведь столько сил забрал! А посему – обидой кактус уязвляла. И день за днем на кухне был скандал. Однажды в гости к ней зашла подружка И, тронув кактус нежною рукой, Сказала просто, нежно, ненатужно: «Забавный!» И взяла с собой. Поставила беднягу дома на окошко, И молвила: «Теперь на солнышке ты будешь долгожданном». Она полюбовалась кактусом немножко. И доходяга вдруг расцвел цветком желанным.

Овцы и волки

Осла нечаянно назначили послом. Бараны удивились. Эко диво! Страна ведь управляется козлом. Вот почему волкам тут сытно и счастливо. Когда бараны выбирают вожаком козла, То думают, что будет меньше зла. Козел всегда все делает «как надо», Но не глядит, что волки режут стадо.

Дракоша

Жил на свете славненький Дракоша. Был он шибко тихий, милый и хороший. В ВУЗе дюже умным слыл, неслабым эрудитом. Вскоре стал ученым, прогрессивным, знаменитым. Встретилась ему прекрасная принцесса. Втрескался он так, что не находит себе места. Ходит наш Дракоша, словно пьяный бобик; Сделался задумчив, грустно морщит лобик; Пышет жаром и вздыхает от любви истомы. Прочие симптомы каждому знакомы. А принцесса-дива молвит так игриво: «Слишком ухажерчик страшный, не красивый». И ушла принцесса в солнечные дали. И погиб Дракоша. Сдох он от печали. А у басни этой есть мораль простая: Если ты Дракоша, убежит любая.

Пчела (басня из прошлого)

Жужжит тревожная Пчела. Она меня весь день кусала. И в ночь не спит, хотя устала, Зудит и в брюшке прячет жало, И машет крылышками, тля. Она слюною брызжет зря И что есть сил меня ругает, Себя же – эльфой представляет, Возмущена, изнемогает, Нектаром дышит на меня. Она пищит, что я ленив, Что глуп, как трутень, молчалив, Нерасторопен, некрасив И почему-то не ревнив, И подозрительно спокоен. Возможно, я неладно скроен, Неповоротлив, не достоин Ее – принцессы! Нам обоим Нет счастья. Жаль, что я не воин; Я отвернулся и – заснул. А Пчёлка рухнула на стул В усталом тихом утомленье От безнадеги невезенья. Теперь – конец стихотворенью. Мораль я ловко развернул…

Шахматы

Короли, ферзи и пешки В бой идут. Но все насмешки, Что бессмысленна игра Отвергают. Им пора Поразмяться бы в Кремле, На потеху детворе В новогодней-то поре. Правит шах теперь страной. Мат не страшен. Как ладьей, Он Россией управляет, Ловко пешки расставляя. Кони скачут, громко ржут. А слоны чего-то ждут. Ферзь всему один – Газпром. Как гроссмейстер может он Всех искусно обыграть, Чтобы кучу бабок взять. Так поздравим с Новым годом Мы родного кукловода!

Ворона и Осёл

Ворону как-то Бог послал за пинтой пива. Летя стрелою в дальний магазин, Ворона что-то сильно крылья притомила И села на забор. Вдруг глядь: бредет Осел один. «Привет, красавец!», – каркнула Каркуша. Осел, подняв подслеповатые глаза, Промолвил с чувством: «Здравствуй, дорогуша!» И тут же к ней он страстью воспылал. Влюбившись с полувзгляда, с полуслова, Он в восхищенье громко завопил: «Ты – птичка райская! Мечта!». Осла такого Не раз я сам в себе, друзья мои, открыл. Ворона, мучась несварением желудка, Вдруг на макушку какнула бедняге. И улетела. Хуже проститутки, Кто не дает надежды бедолаге. Заплакал от обиды лопоухий. Мораль у этой басни очевидна: Пускай ты не обидел даже мухи, Но коли ты осел, тебе всегда обидно.

Ёж и Лиса

Однажды Ежа повстречала Лиса. В восторге у ней загорелись глаза: «Ах, Ёжик, какой ты герой, посмотри: Колючий снаружи! Красивый внутри!» Брюшко горделиво тут выставил Ёж, За правду принявши Лисицыну ложь. А рыжая снова умело хитрит: «Колючий снаружи и добрый внутри!» Подпрыгнул от радости глупенький Ёжик, Торчат во все стороны четверо ножек. Тут Лисонька хвать – и сожрала зазнайку. Я быль вам поведал, а вовсе не байку. Лиса облизнулась и так говорит: «Колючий снаружи, но вкусный внутри!»

Бегемот

Однажды я родился бегемотом, С толстенной попою и круглым животом. Сидел я день-деньской в своём болоте И тину с ряскою жевал огромным ртом. Невдалеке кишели крокодилы, В нахальстве жутко разевая пасть. Я был интеллигентным, очень милым. А хищников прельщали кровь и власть. Мне с ними драться было не охота. Зачем вражда? Давайте же дружить! Но аллигаторы не слушали чего-то. И очень близко начали кружить. «Товарищи по Африке родимой! Вы – славные сородичи мои!», — Воскликнул я, кретин непобедимый, И распахнул объятия свои. Когда меня сожрали, я проснулся. Пожалуй, человеком лучше быть! Но все гиппопотамовы безумства Пора, дружок, как страшный сон, забыть…

Гламурчик

Жил-был мальчонка, юноша смазливый. Талантов было – просто отбавляй! Вертлявый, сладкоустый и игривый, Пронырливый. И пел: «Дай-дай-дай-дай!» Ужом скользнув на лежбище эстрады, Раскрасился в блондинку. Мазал тушь, Реснички нарастил, сверкая в макияже, И лопотал кокетливую чушь. На пальчиках он делал маникюрчик, Сюсюкал томно, глазками играл. По телеку амурненький гламурчик С утра до вечера павлином выступал. Пищал он и плясал средь камарильи Такой же суетливой мошкары. Ему весьма комфортно было с ними. Сверкали блестки модной мишуры. Так шли года его в веселье и потехе Средь роскоши бордельного житья. И вскоре не осталось человека. Гламурная теперь живёт свинья.

Французский дух (пародия на «французский» стишок одного «русского» поэта)

Французский дух! Пьянящая «Шанель»! Вдыхай нектаров аромат, Париж! На променад со мной мадемуазель Идет в музей, ну, а потом в манеж. В музее много разных неглиже Родена, Энгра, Гога и иных чудес. Тут яйца! Яйца! Милый Фаберже С натуры тут ваял, творил он здесь! Мы вышли из музея. И в кафе Устроились под негой дивных роз. Тут как Эдем! Немного под шафе «бонжур!» я официантке произнес. Она мне круассаны принесла, А также жабьи лапки и гляссе, В тарелке – фрикадельки. Да, друзья, Нельзя всю жизнь прожить на колбасе! «Французский дух» – пародия на тех, Кто щами слишком брезгует при всех. Хоть я в Париже много раз бывал, Но лучше, чем Урюпинск, не встречал.

Буква «Ё»

Да я за букву «Ё» — Обоя́ми руками! Ведь без неё – ни ёжика позвать, Ни матернуться. Но – не с руки: рукою левой в левый верх Натужено тянуться (Клавиатура ведь придумана не нами). А как же сохранить, друзья, Важнейшую из букв родного алфавита? Издать закон правительственный, чтоб Все «Е» на «Ё» исправить паразитам! И вот закон рассматривают в Думе. О нем дебаты круто развернули. Депутаты Закон сей вскоре дружно подмахнули (Закон ведь не о повышении зарплаты). Закон вступил в магическую силу. И что ж мы видим? Ё-мобиль! Исправились белила на бЁлила, А евнух мигом в Ёвнухи свалил. И даже мерседес стал мЁрсЁдЁсом"… Финал нововведенья удивил! За партами вспотЁли всЁ рЁбята, У мамок дЁтки отбиваются от рук… Во всем Ёдинососы виноваты! НЁ прЁзидЁнт! Он наш пЁрвЁйший друг!

Кря-кря

Летел над речкой селезень крылатый, Преодолев пространства и моря. Он был красавец: крупный и носатый. И вдруг услышал снизу «кря-кря-кря!» Тот звук был очень искренним и чистым, К любви и счастью страстно призывал. И селезень стал нежным и пушистым. Ведь раньше он такую не встречал! Шальной от радости, готовый к лобызаньям, Рванул он вниз, забыв весь белый свет, И плюхнулся на воду как в нирване. И получил меж глаз дробиновый дуплет. Он кувыркнулся, крикнул огорченно, Отчаянно забился сам не свой. Потом затих и замер отречённо. И лапки красные застыли над водой. Мораль отсюда следует простая: В просторах поднебесия паря, Не торопись, дружок, с надеждами играя; Сначала разгляди: кто крякает кря-кря!

Дятел (детская песенка)

Я дятел, дятел, дятел. Стучу я: тук-тук-тук. Букашкам я приятель, Жучкам – первейший друг. Я дятел, дятел, дятел. Живу я на сосне. О домике мечтаю, Когда храплю во сне. Я дятел, дятел, дятел. Работаю весь день. Долбить башкой по дереву Мне клёво и не лень!

Янь, Инь и Пут-ин (комментарий к стиху Rashid «Письмо к Инь»)

Чакрой император Инь Позабавил свою Янь. Средь ее упругих дынь Затерялась утра рань. В мИни-стерствах снова – рать. Им ведь на народ – наср@ть! Дипломаты им под стать, Так разэдак ихню мать! Чтоб страною управлять, Нужно царедворцем стать, Императору Пут-Ину Нежно задницу лизать!

Пиар

Жила-была мадам Пиар на свете. Но беден был ее репертуар. Кошмар! Стишки фальшивые, писклявенький фальцетик, Мордашка-рожица, в мозгах – туман, а между ног – пожар. У мужа своего, мосье Пиара, Она была в фаворе и чести, Поскольку восхваляла до угара Его талант и прочие способности. Он был смышлен в знакомствах и обедах. Как крот прорыл в искусстве много нор. На презентациях, тусовках и банкетах Вокруг него всегда бурлился разговор. Торгуя ширпотребовским товаром, Он имидж приобрел. Он был эстет. Ну, правда, путал Ришелье и Ренуара, Зато всегда ходил в кордебалет. Мадам Пиар его с мольбою попросила: «Ах, котик, сделай что-нибудь такое, чтобы я Проснулась утром супер-знаменита, Чтоб лопнули от зависти друзья!» Он ей мозги заумностью не парил, Трудился долго, день и ночь подряд. И так ее он крепко пропиарил, Что родился десяток пиарят. Семейка тут же славою покрылась. В газетах бум. И телеинтервью — Дорога к славе. Тут же закружилась Вся мошкара в округе, мать твою! Супруги обскакали пол Европы. Сгребли рекламы жирненький навар. Пиарили детей, квартиру, сиськи, ж@пы И даже свой похмельный перегар. Вот выросли пиарчики-детишки, Размножились (такой у них был дар), И вся страна сняла с себя трусишки, Попсе гнусавой внемля и Пиар.

Круговорот еды в природе (вдохновение – от стиха Юрия Фесенко «Однажды шустрый воробей»)

Вот воробей. Склевал червя И – сытым стал поганец. Тут Васька. Слопал воробья Бандит и оборванец. Кота сожрал потом кобель. Собаку съел вьетнамец. А человека скушал червь. Лишь Бог – вегетарьянец!

Дежавю (навеяно пародией Александра Иванова)

Решил я стать поэтом. Что же проще? Ведь это ж не кайлом махать и не пахать. Скрипи пером, ставь буковки и точки… Приятнее работы не сыскать! А рифмовать – любой дурак сумеет. Вот слово «мир». Ставь рядом с ним «эфир». Спина от словословья не вспотеет. Ух! Стану я известным, как кумир! Ну, что ж, вперед! С чего начать, однако? Какое слово первым бы сказать? Чтоб даже замороженный заплакал! И чтоб аллергик перестал чихать! А, вот! «Скажи-ка, дядя, ведь не даром…» Нет, не пойдет. Известен сей предмет. Сюжетец предложу я самый новый: Про деву кроткую и роз ее букет. Нет, лучше так начать: «Свеча горела…» Какие, право, дивные слова! Ах, тварь! – Мне на нос муха села, И мысль куда-то сразу уплыла. «Мой дядя самых честных правил…» Про дядю вновь! Вот черт его дери! Кажись, чего-то он себя заставил? Пошли от «дяди» только пузыри. Ура! Нашел! «Крестьянин, торжествуя…» Да что же это снова за напасть! Намеки я такие не рифмую, Рискуя тут у дам впросак попасть. Еще попытка. Вот шедевр покруче: «Тебя я обожаю и люблю»… Поэзия! За что меня ты мучишь?! Ох, задолбал проклятый «де-жа-вю»!

Треугольник и Окружность

Окружность зацепила Треугольник. Изящно повернувшись, он сказал: «Божественно прекрасна! Я не школьник, Но циркулем тебя б нарисовал!» Она была в натуре словно Муза. Ответила любезно, без затей: «Мне нравится твоя гипотенуза. В ней чувствую дыхание страстей!» Воспламенился сразу Треугольник, В Окружность сунул острый угол свой. – «Дурак ты! И колючий, словно гвоздик! А угол твой один – совсем тупой!» – «Молчи, Окружность! Где твоя фактура? Я так хотел ввести тебя в экстаз! Ломаешься зачем? Твоя фигура Напоминает формой круглый таз». – «Хоть катеты твои – от Пифагора, По формуле известной рождены, Но – без штанов ты, Треугольник! Вот умора! Такие кавалеры мне смешны». И, отвернувшись гордо друг от друга, Окружность с Треугольником тотчас Остались в одиночестве. Как глупо! Ведь шанс бывает в жизни только раз.

Сперматозоид

Жил да был один сперматозоид, Шустрый и подвижный, словно ртуть. Он пока что не был гуманоид, Но мечтал им стать когда-нибудь. Средь собратьев, коих миллионы, Отличавшись редкостным чутьем, Он умел преграды и препоны Преодолевать своим путем. Взявши старт, он устремился к цели. Хоть с трудом, но он её достиг: Через тернии, пройдя все щели, Прямо к яйцеклеточке проник. И, дрожа в порыве возбужденья, Плотно к оболочке прикрепясь, Этот живчик, улучив мгновенье, Впрыснул ДНК, познавши страсть. В тот же миг он стал совсем не нужным И пропал во мраке навсегда. Вот удел того, кто слишком тужится, Рьяно мчась куда-то, как балда.

Капитан

Один капитан, закаленный штормами, Любивший свободу и ром, Решил отдохнуть и найти в океане Спокойную гавань и дом. Вот прямо по курсу – таинственный остров. Фрегат быстро в бухту вошёл. Чудовищ не видно. Тут рай будет просто. О, счастье: искал – и нашёл! Но кто там вдали одиноко маячит На диком пустом берегу? В бинокль девица видна! Это значит: Она ожидает судьбу. В волненье и спешке, мечтая о встрече, Прибавил узлов капитан. И врезался в рифы. Какая беспечность! Хоть вроде был трезв, а не пьян. Погиб морской волк, не добравшись до цели. Как жалко, что он утонул! Три слова до девушки лишь долетели: «Пипец!», «караул!» и «буль-буль…»[1]

Кузнечик и Стрекоза

Кузнечик как-то раз влюбился в Стрекозу. И вроде трезвый был: ведь ни в одном глазу… Красавица сидела перед ним — Восторженным поклонником своим. Кузнечик аж подпрыгивал, скакал, Обнять любимую он жаждал и алкал. Подругу он к общенью призывал И усиками нежно щекотал. Пиликал, как на скрипке, стрекотал, А ножкой брюшко радостно чесал. И, выпучив прекрасные глаза, Внимала комплиментам Стрекоза. Она была не против, даже за; Ну, в общем, отказали тормоза… Казалось, счастье обретут они сейчас: Тут прямо на лужайке будет загс! Чуть не свершился свадебный обряд. Кузнечик, приготовившись, был рад… Но к Стрекозе вдруг афоризм пришел: «Так он – Кузнечик, а не Стрекозёл!» Разочарованно вздохнула Стрекоза И – улетела вдаль, куда глядят глаза. Кузнечик чертыхнулся: «Так нельзя! Придурочная! Скачет как коза!» Мораль из этой басни следует такая: Скачите в загс, сперва друг дружку проверяя…

Самурайский кот (дружеская пародия на боевой стишок одной поэтессы «Самурайский меч»)

Я – самурайский кот. Кажусь себе плюмажным. Когда приму на грудь бутылочку сакэ, То становлюсь как тигр – и храбрым и отважным. Не зря ведь я живу в японской стороне. Рожденный дикой кошкой на склоне Фудзиямы, Не пью я молоко и не ловлю мышей. Живу я за трюмо, а не в помойной яме. И каждый день мечтаю о битве и войне. Лежу я на татами с огромными усами, Пушистый, полосатый, весь мудрый из себя. Но я не буду драться ни с тиграми, ни с вами, Поскольку под татами мне спрятаться нельзя!

Лис и козлы

Однажды средь козлов Завёлся ушлый Лис — Хитрюга, рыжий вор, Нахал и оптимист. Козлам он объяснил, Что стадо пропадёт Иль выбьется из сил, Коль не за ним пойдёт. Послушные козлы Назначили его Начальником своим. Тут – все за одного. «Капусту» всю себе Срубил тот ловкий Лис. Козлы кричали: «М-мне-е…!» Но Лис был свят и чист. Хвостом своим махнул И – скрылся у ослов. Теперь он главный там. «Капусту» продаёт…

Виртуальная принцесса

В словах она любила ритм и буквы. Не понимала логику и смысл. Красивая и глупая, как кукла. Восторг считала вроде как за мысль. Изящна, миловидна и любезна. По клавишам лупила целый день. И виртуально время бесполезно Расходовать казалось ей не лень. В неё влюблялись даже импотенты, Как будто пообъевшись конопли. И стихирнутые в мозгах интеллигенты Слагали гимны пламенной любви. Клонируясь бездумно и усердно, С десяток виршей в час производя, Флиртуя с увлечением победно, Она принцессу мнила из себя. Как увлекательны взаимные приветы! О, сколь приятственны взаимопохвалы! И примитивные слюнявые куплеты Казались очень то́нки и умны. Так год за годом время пролетало… И вот из сказки получилась быль: Резвясь и понарошку в жизнь играя, Принцесса та отправилась в утиль.

Карты на сайте

Карты тусуются: дамы, валеты, Блеск мишуры, макияж, эполеты… Много шестёрок среди королей. Здесь не пасьянс, а игра посложней. Круто блефуют престижем тузы. Джокеры прячутся. Клонов кусты. Рейтингом каждый усердно трясёт, Чушь и вердыщенку гордо несёт. Трутся в колоде они друг о друга, Любят, ревнуют и ходят по кругу… Но не судьба им сорвать крупный куш. Глуп их азарт и понтовая чушь. Платят они, подставляют очко, Ссорятся, как дураки, горячо. Только Хозяин срывает весь банк. Он ведь единственный, кто не дурак.

Дед Мороз и Снегурочка

Как-то раз под Новый год Дед Мороз сидит и пьёт; Смотрит на Снегурочку Словно лис на курочку. Нализался, осмелел И обнять её посмел. Очень холодно она Посылает его «на»: – Ты куда ж полез, урод, Во чужой-то огород!? – А ты рази не девица? Ох, ведь я хотел женитца! «Замуж? Да! Согласна я! И уже пылаю вся». Тут уж он не растерялся: Вмиг сженился-смиловался! И она сказала: «Блин! Класс! Волшебник из былин!» Настругал он вместе с ней Пятерых богатырей. В общем, дед был молодец. Тут и сказочке конец.

Луна и Солнце (дружеская пародия на стих Татьяны Куниловой «Свидание»)

Выбиралась из-за тучек, Как из сонного тумана, Золотистая принцесса — Полноликая Луна. Хладным взором озирала Все пространства Дивной ночи — Лес, долину и поля. И шептали ей рассветы «Никого прекрасней нету!» А она не трепетала, Потому что сердца нет. И растаяли рассветы Утром сгинув в никуда, Потому что воссияло Солнце, раз и навсегда. И Луна – как испарилась. Ибо свет ее таков, Что светить сама не может. Точно также и любовь…

Что такое хорошо и что такое плохо (в стиле Маяковского)

Раз ко мне поэт пришел И спросил с подвохом: "Что такое хорошо И что такое плохо?" У меня секретов нет. Слушай, друг-братишка. Плохо – если на куплет Ни одной мыслишки. А вот если смысл пришел, Строчки бьют по цели, Это значит – хорошо. Слово видно в деле. Если кто прочтёт стишок И потом заплачет, Это очень хорошо: Понял что-то, значит. Хрень стихирная подчас Побеждает мысли. Пусть не будет она в нас! Главное ведь в смысле. … И пошел поэт домой — Сочинять про розы, Затуманенной башкой — Рифмовать про грёзы.

Поднебесная и Снежнокрылый (дружеский комментарий на стишок Марии Гродиной «Снежнокрылый и Поднебесная»)

У Поднебесной Снежнокрылый спросил: «Куда с тобою мы летим?» – «Да прямо к Солнцу, друг мой милый!» – «А мы под Солнцем не сгорим?» – "Да что ты! Я любовь познала. И ты познай её со мной! Я всю бы стаю променяла, Чтоб ближе видеть образ твой!" И вот они под небо взмыли — Красиво, весело, легко. И – снег растаял. Снежнокрылый Без крыльев грохнулся на дно.

Дон-Кихот и Дульцинея

Скакал куда-то Дон-Кихот когда-то. И где-то вдруг принцессу углядел. Поскольку был он вроде не женатый, То так влюбился, что офонарел. В порывах чувств, стеная и страдая, Он сочинил любовный мадригал: «О, Дульцинея! Чистая! Святая! Тебя всю жизнь я трепетно искал!» Она была изрядно аппетитна, Роскошные имела телеса. Для рыцарей проезжих знаменитых Творила на кроватях чудеса. И, обнажившись перед Дон-Кихотом, Она призывно бросилась в постель. Но рыцарь не врубился отчего-то. И продолжал сонетов канитель. Он восторгался искренне и нежно. Она, от нетерпения вспотев, Все позы перепробовав прилежно, Сбежала вскоре с Санчо-Пансой в хлев. P.S. Себя я не равняю с Дон-Кихотом. И в Санчо-Пансы вроде не гожусь. Но обхожу за десять поворотов Всех Дульциней. И этим я горжусь.

В болоте

Однажды в каком-то застойном болоте Завёлся ужасный большой крокодил. Лягушки заквакали «ах!», бегемоты Пыхтели сердито: «Он нас оттеснил!» И утки закрякали: "Экий мерзавец! Он страшный, зубастый и хочет нас съесть!" А цапли и гуси кричали: "Поганец! Он к нам пристаёт! Не хотим умереть!" И звери, и птицы охвачены гневом. «Прогнать крокодила! Ату его! Бей!» Досталось ему промеж глаз. И поленом В башку получил он от дружных зверей. Уполз аллигатор в расстроенных чувствах. Болотному царству ведь был он не мил. И стало в болоте тоскливо и скучно. И все пожалели: «Ушёл крокодил!»

В теории у Дарвина изъян

Чарльз Дарвин сравнил род людской с обезьянами. А сходство не только в питанье, к примеру, бананами. Характер людей агрессивен и тешится силою; Всяк норов свой кажет, дерётся и скачет гориллою. Припев: В теории у Дарвина – изъян. Клевещет он на милых обезьян! По жизни ведут человеки себя павианами; Рыча, корчат рожи, коль вдрызг напиваются пьяными. А трезвые тоже немало орут и кривляются. И, словно макаки, чужою бедой забавляются. (Припев) Ломают, крушат, налетают войска басурманами; Убийства вершат и полками, и целыми странами. А в мирное время воюют камнями и палками (Ну, как шимпанзе!), а супруги – ремнями и скалками. (Припев) Друг друга давя и утюжа огромными танками, Солдаты довольны и – прыгают орангутангами. Вожди на трибунах визжат, как гиббоны сердитые. У них нет хвостов, но зато языки ядовитые. (Припев)

Нож Сатаны

Сегодня мне приснился Сатана. Он был хорош собой, как супермен. Сначала я не понял, не признал. А он глазами хитрыми глядел. Он положил мне руку на плечо: «Помочь? Давай контрактик заключим…» Ответил я, признаюсь, горячо: «Ещё чего! Я справлюсь и один». Вдруг он исчез. А прямо предо мной Возникли три крутых боевика: Все в хаки и с оружьем за спиной. И говорят: «Свобода или как?» «Раз за свободу надо убивать, Я без неё, пожалуй, обойдусь. Война велась в России все века. Но до сих пор в позорном рабстве Русь», — Так я сказал; и – нет боевиков. А вместо них явился Президент: «Шагай со мной!» Расчет на дураков. Я кукиш показал ему в момент. Он испарился. Я смотрю: вокруг Поэтов и писателей не счесть. Зовут к себе. Нет, я толпе не друг. Ушел без слов. Не оказал им честь. И тут подходит дева нагишом. Я шлюху в ней мгновенно распознал. Хотя с трудом, в смущении большом, Но всё ж на буквы три её послал. И – снова Сатана. Сжимает нож. Ну, всё, к концу подходит моя жизнь! А он с усмешкой (но не корчит рож) Вручил мне нож: «Подарок. На, держи!» Широкий нож. Воро́неная сталь. Латынью, вижу, надпись есть на нём. Читаю: Victor es. Проснулся я. А нож лежит на столике моём…

Птичий двор

Весь птичий двор с утра галдит, Кудахчет, бьет крылом, Гогочет, крякает, пищит… Стремится каждый – в дом. Ведь в доме праздник! На столе — Бутылки, щи, пирог… Как скучно птицам на дворе! Скорей все – на порог! Рядком: гусыни, индюки… Столпилась стая кур. Вперёд пролезли петухи, Ретивы чересчур. Как много крошек на полу! И как тепло в сенях! На шум вошла хозяйка вдруг С топориком в руках. И то, что выпало потом На долю глупых птиц, Не описать ничьим пером! Не будет впредь яиц… На всю деревню дан был пир! Наелись на сто лет! Мораль проста: не всяк спеши На праздничный обед.

Альпинистка и Эверест

Жила-была на свете альпинистка, Любившая вершины покорять. Собой – краса. Упорна, как мальчишка. Ей нравилось гигантов побеждать. У ней имелся некоторый опыт… Итак, она влюбилась в Эверест. Забросив всё – семью, детей, работу, Она тащила жертвенности крест. По тропам каменистым и опасным, В пространство устремив горящий взор, Она пошла. Божественно прекрасна! И пела о любви на склонах гор. И вот она уже на самом пике! Как счастьем распирает! До небес! Невозмутимый и немного дикий — У ног её был этот Эверест! Её манили новые вершины. Она спустилась вниз. И был ночлег… А Эверест, как истинный мужчина, Молчал. И стал седым навек.

Луна

Я на балконе спал. Проснувшись в лунном свете, Я недовольно в небо проворчал: «Ты что, Луна, сдурела, что так светишь?! Зачем в полночь сверкаешь, как фонарь?» – «Ведь нынче полнолуние, мой милый! Я вся сияю так, тебя любя. Ты извини, что ночью разбудила, Но днём мне грех – показывать себя». – «Чего ж ты хочешь? Говори скорее. Мне спать охота. Уж зеваю я». – «Погодь храпеть! Я, может быть, сумею Тебя пленить. Взгляни же на меня!» – «Ну да, ты хороша: светла и полнолика. Но светишь не сама, лишь отражаешь свет. И темной стороной своею дикой Не зажигаешь солнечный рассвет…» Луна мгновенно спряталась за тучи. Мне стало одиноко и темно. И я подумал: «С Луной-то было лучше. Зачем обидел? С ней ведь так светло!» P.S. Когда нас любят, как приятно это! Но глупо так – проспать свою любовь. И если уж вращается планета, Лети к ней и согрей, без лишних слов.

Я – дровесек (дружеская пародия на стих Иланы Арад «Я – дерево»)

Я – дровесек, несу топор упрямо, настойчиво рублю средь веток ствол, чтоб обтесать его не криво, очень прямо, без суеты; за этим в лес пришел. Я – дровесек, не хмурый и не тёмный, пою о солнце песенку с душой. Когда построю дом, то просветвлённо Найду в нём утешенье и покой. Я – дровосек, построив храм свой светлый, навек забуду лживую печаль. Дрова, сгорая, греют незаметно. Полезным надо быть – моя мораль.

Лиса-краса и шустрый Ёжик (лесная быль)

В лесу жила-была красавица Лиса. Ну, всё при ней: шикарный хвост и шуба, И мордочка смазливая (подобие лица), И яркие улыбчивые губы… Вот только зубы выпирали иногда И глазки так стреляли воровато, Что лишь глупцы не видели тогда, Что хищница хитра и блудовата. Имела Рыжая одну большую страсть: Примеривать различные одежды. В период, когда надо облинять, Она на платья возлагала все надежды. И шкурку ей так нравилось менять! Однажды Лисонька увидела Ежа. Он, как всегда усиленно трудился: Грибочки собирал, гонял ужа, Орешки подобрать все торопился… «Он очень мил, – подумала она — Такой хозяйственный, старательный, усердный… А что колюч, то это не беда. Иголки обломаю постепенно». «Приветствую! Давай с тобой дружить!», — Воскликнула Лиса. Хвостом махнула. Да, хороша чертовка! Но как быть? В лесу она уж многих обманула… Но Ёжик тут подумал: «Ничего, Лису я эту перевоспитаю. А превратится Лисонька в кого, Про то покамест ничего не знаю». И предложил он ей искать грибы, На зиму чтоб запасы заготовить. Она старалась очень. Но, увы: Сто мухоморов! Нет, дружить не стоит. И Ёж ушел, ни слова не сказав. Лиса не ожидала. Как обидно! «Он будет мой!», – решила. И стремглав Помчалась догонять. Влюбилась, очевидно. Но чтобы вновь впросак ей не попасть, Одела на себе медвежью шкуру (Она сняла её с Топтыгина на днях, Чтоб приодеть поцарственней фигуру). Увидевши Медведя пред собой, Наш Ёжик на мгновение опешил. Не то, чтоб испугался, но другой Дорожкой побежал, дери их леший! Лиса – за Ёжиком, и ну его стращать! Колючками кольнуть «Медведя» б надо; Хотел наш Ёжик свою шкурку защищать; Но видит: рыжий хвост! Торчит из зада! Решил спектакль Ёжик досмотреть. (Он обожал и шутки, и приколы). Но Лисонька вдруг стала тут перд…ть (А заодно и рыкать как Медведь)… Весь лес покрылся запахом зловонным. И ладно б пукнула разок. Такой пассаж С любым в лесу не раз на дню бывает. Но с гнилью вонь Лисы накрыла весь пейзаж. Дышать и даже видёть лес зверям мешает. «На голову красавица больна у нас. Отсюдова – понос и помраченье», — Подумал Ёж. Надел противогаз. И вмиг покинул этот лес, без сожаленья.

Кот и Мышка

Из норки выбравшись, малюсенькая Мышка Увидела Кота. Он во дворе дремал. К нему подкралась храбрая малышка. А он её, кажись, не замечал. За хвост Котяру дёрнула малявка. (Ну, насмотрелась мультиков вчера!). Кот ухом не повёл. Тут забияка Воскликнула: «Не чуешь ни хера!» Кот не ответил. Мышка, раззадорясь, Сплясала вальс, гопак и менуэт. Как пёс погавкала. Потом, не успокоясь, Устроила канкан-кордебалет. Глаза прищурив, Кот ей промурлыкал: «Артистка ты великая! Но всё ж Калибр не тот. Дружить с тобой нет смысла. Я подожду, пока ты подрастёшь». Малышка в крик: «Но я уже большая! Как смеешь мною ты пренебрегать! Лежишь весь день, от скуки помирая! А мне охота бегать и играть!» Пушистый добродушно усмехнулся И промяукал: «Дюже ты мала! Мне съесть тебя – всего на пол укуса, А писку будет так на пол двора». Он потянулся, сладостно зевая. Она за ус его как – дёрг! И лапкой – в нос! Тут Кот чихнул, от смеха аж икая. И Мышку ту – как ураган унёс.

Спичка

Спичка, захотевши стать счастливой, Чиркнулась головкой в коробок. Выбив искру, самозапалилась. Жизнь любить дала себе зарок. Но прошло всего лишь полминуты, И у спички кончился экстаз. Вся сгорела. Даже почему-то Скрючилась, стрельнув в последний раз. Стала спичка словно головешка. Ей теперь уж счастья не видать. Тот, кто прикурил, не понарошку Бросил спичку в мусор погибать. Он вообще остался безразличным, Ибо спичек полон коробок. Вот мораль. Не вспыхивай, как спичка. Пусть головка помнит сей урок.

Ни сеять, ни пахать

Женщины и нивы плодородны. Тот, кто сеет, должен и пахать. Но вот странно: стало нынче модно Урожай совсем не собирать. Сколько сил кладётся понапрасну! Сотню раз пройдя по борозде, Пахарь утомляется ужасно, Но стремится преуспеть везде. Помогает труженик соседу. Тот – ему (но – молча, не сказав!). Словно зомби, двигаясь по следу, Каждый плотояден, как удав. Да уж! Процветает повсеместно Только удовольствие своё. Сам процесс, конечно, интересный… Цель – ничто, движенье – это всё. Но однажды, может так случиться (Надо это ясно понимать), На земле ничто не уродится. И тогда – ни сеять, ни пахать.

Принц и Золушка

Нашел хрустальный башмачок Однажды принц на свете. Кому б надеть? (Вот дурачок! Наденешь – будут дети). Искал невесту этот принц. Все ножки перемерил. Средь сотен масок разных лиц Он Золушку не встретил. Жених от поисков устал. Присел, взял сигарету И закурил. Таков финал. Стряхнул в башмак весь пепел. А Золушка уже давно От скуки вышла замуж. И башмачком своим легко По мужу била, да уж.

Куры и Петух

Две Курицы делили Петуха. Не побоялись срама и греха. Одна кудахчет: «Я его люблю!» Другая в крик: «Заткнись, а то убью!» У каждой есть весомый аргумент: Петух их потоптал! Про сей момент И Клуша, и Пеструшка говорят: «Он мне наделал множество цыплят!» Подрались. Перья с пухом аж летят. За Петю замуж Курицы хотят. Как без отца расти сумеют дети? Опомнились. Петух уже на третьей…

Осёл-стихоборец

Осёл учил зверей стихосложенью: «Ты, Миша, ухом в лужу наступил. Не зная рифм, рычишь про чьи-то мненья. Уж лучше бы ты прозу полюбил. Ты, Волк, ужасно щёлкаешь зубами. То воешь про Луну, то стих когтями рвёшь. Лисичку шлюхой просклонял. И словесами Любую Белочку придушишь и убьёшь. Зайчишка! Резвый попрыгун! Дурак ушастый! Не знаешь, в чём есть ямб и в чём хорей. Скворец! Насмешник, подражатель и проказник. Чирикалку заткни, как Воробей! Бобёр! Бездумный раб большой работы! Плотину из поэм соорудил. Ты, Соловей, берёшь неверно ноты. А ты, Орёл, не машешь силой крыл. Как Жук жужжит жужжащими стихами! Не замечает с ритмами проблем. А Ёжик пусть колоться перестанет. Помягче надо тыкать в морду всем». Обидевшись, все звери разбежались. Уж слишком их учитель был суров. Пищать по-своему и квакать пожелали. Осёл остался без учеников. P.S. Уча грамматике звереющих поэтов, Указывая слабость их стихов, Пойми, мой друг: увы, напрасно это! И не бери пример с таких ослов.

Глаша, щи и каша

Глаша дома ела кашу. Но приелась каша ей. В ресторан сходила Глаша Похлебать горячих щей. Нахл-ебалась до отвала. Стало Глаше хорошо. Дома кашу кушать стала: В глотку что-то не пошло…

Конец Индигового Мотылька (дружеская пародия на прощание Мотылька)

Собой деляся в ипостаси, Индиго горький мёд алкал. Ведь сам мужчиной был отчасти. Любовь в бутонах он искал. Песчинки мыслей собирая, Он по цветкам с пыльцой летал. И крылышки себе сбивая, Нектар, как наркоман, лакал. Но вдруг проснулась сука-зависть: Известным стать через листок — Свою фамилию прославить! Ох, хоть бы кто-нибудь помог! И, обломав двенадцать крыльев, В протоку рухнул мотылёк. Гребёт веслом теперь фамильным. Последний стих! Какой итог!

Дуб и берёза

На опушке возвышался дивный дуб; Был хорош собою, крепок и не глуп. Рядом в рощице берёзка подросла. Вот любовь и приключилась, понесла… Воспылал к берёзке страстью этот дуб. И у ней взыграли чувства сразу вдруг. Но приблизиться к подруге он не смог. (У деревьев, как известно, нету ног). А она лишь шелестела не ветру И шептала: «Обними! А то умру!» Что же делать? Как двоих соединить? Есть ли способ расстоянье сократить? Над влюбленными тут сжалилась судьба: Дровосеки их срубили на дрова. И сгорели вместе в печке два бревна. Вот мораль: любовь спалит тебя дотла!

Козёл и Коза

Козёл, в горах скакав, Вдруг Козочку заметил. Помчался к ней стремглав. Она – ему навстречу. И так они не слабо разогнались, Что лбами стукнулись. И оба осерчали. Бодались так, что искры сыпались из глаз. «Ну и козлы!» – смеялся весь Кавказ. Зачем Коза решила пободаться, Вместо того чтоб попросту отдаться? Да и Козёл упрямый тут не прав, Что спутал секс и драку. Вот дурак!

Медуза (пародия)

Когда медуза сонная в волне Устроит каверзу бездонной глубине, Тогда ей скажет кротко глубина: «Медуза! Ты исчезнешь, как волна». Мораль. Когда напишешь что-нибудь небрежно, Медузу вспоминай, волну и океан безбрежный.

Мартышки и Удав «Идите ко мне, бандерлоги!» (из телешоу В. В. П.)

«Идите ко мне, бандерлоги!» — С ухмылкой Удав приказал. Он не был безрукий, безногий. И телом искусно играл. Мартышки, рассевшись по кругу, Смотрели ему прямо в рот И так говорили друг другу: «С Удавом един наш народ!» Удав, развалившись вальяжно, Вещал про взаимность и честь. Мартышек чрезмерно отважных Он смог на глазах у всех съесть. В восторге от этого шоу Трусливые стали смелей. И тоже попали в желудок. Удав стал ещё веселей. Мораль тут совсем очевидна: Гипноз из колец сладких слов Мартышек сгубил. Но обидно, Что есть еще много ослов…

Алмаз

Когда-то в тектонических разломах Явился свету богатырь-алмаз. Сияющий и чистый от природы Он восхищал собою каждый глаз. Алмаз был обработан ювелиром И в дар царю коварно поднесён. И грозный царь, который правил миром, Как раб был тем алмазом покорён. Король-сосед, узнавши о богатстве, Пошел войной. И зарубил царя. Он завладел сокровищем. И хвастал, Что зверствовал совсем-таки не зря. Король был через год зарезан вором, Подосланным правителем другим. Хозяин новый стал до неба гордый, Что лишь ему алмаз принадлежит. Но радовался он не слишком долго: Отравлен был коварною женой. Добычу получив, она проворно Закрыла её в ларец золотой. Однако вскорости была сама убита Любовником. Он мало счастлив был. На сундуке, дукатами набитом, Он смерть от пули быстро получил. Тот, кто стрелял, вернул свои дукаты. В его кармане спрятался алмаз. Не удивительно, что вскорости распятый Он смерть принял, не совершив намаз. И так в веках, убийство за убийством, Зловещий путь проделывал алмаз. Он сам остался филигранно чистым, Но всё вокруг измазал в кровь и грязь.

Лягушка и Иван-царевич

– Поцелуй меня, Иван-царевич!

– Да ну! Ты такая противная…

– Если поцелуешь, я в прекрасную царевну превращусь.

Обрадовался Иван-царевич и поцеловал.

Превращения не произошло.

Огорчился Иван-царевич. А Лягушка говорит: «Экий ты быстрый! Не с первого же раза».

Снова поцеловал. Опять ничего.

Лягушка говорит: «Будь мужчиной. Давай в третий раз». Он – в третий. Затем ещё и ещё.

А потом привык. И целовал Лягушку всю жизнь.

Слон

По выжженным просторам саванны, по бездорожью тропических зарослей, по тысячеверстным непроходимым джунглям пролегает мой путь. Куда я иду? Не знаю. Зачем? Не ведаю. Просто не могу не идти. Подминая кусты и ломая бамбук, шагаю напролом.

Иногда, выбираясь из зарослей, я вижу на горизонте манящие пики гор, покрытые снежными шапками. Кажется, нужно туда. Но не уверен. Я вообще много в чем не уверен. Иногда даже в себе. Но все равно – вперед. Только вперед.

По ночам рядом рычат и кружат пантеры. Днём появляется львиный прайд. Волки идут по следу неустанно. Крокодилы вылезают на берег реки, когда я иду охладиться. Стервятники кружат в предвкушении. Под ногами шныряют шакалы и ползают ядовитые гады. Комары и мухи вожделенно зудят.

Все ждут, когда я устану. Когда я бесконечно устану. Так устану, что мне станет всё равно. И тогда у них будет пир. А пока они не осмеливаются. Они знают, что я переломлю хребет каждому, кто встанет на пути.

Нет, я не агрессивен, не кровожаден. Мне до них нет дела. Все они меня нисколько не интересуют: одни хищники, другие паразиты. Но пусть не мешают! Но они не могут не мешать. Как я не могу не идти, преодолевая. Я не смотрю на них. Но чувствую на себе их горящие завистливо-плотоядные взгляды.

Если бы я был не один, они бы уже давно разочарованно удалились. Но я один. Я совсем один. И это их вдохновляет. Их много. Их очень много. Их слишком много… Наплевать. Не важно. Важно – идти к цели, даже если её не видно. Даже если её вообще нет.

Как страус женился

Однажды жаркое африканское солнце напекло голову одному страусу. И захотелось ему жениться.

Стал он присматриваться к страусихам. Какую ж выбрать? Самую лучшую. Единственную-разъединственную. Трудная задача: у каждой – голова, шея, тушка, перья…

Задумался жених. Аж вспотел от мыслей. И вдруг его осенило: не по перьям надо выбирать, а по уму!

Стал он прислушиваться к шипящему щелканью страусих (как известно, так они разговаривают; они не щебечут и не крякают, и даже не чирикают). Вслушивался он, вслушивался, – никаких умных мыслей в звуках не уловил, да вообще – никаких мыслей!

Тогда придумал он вот что: рыкнуть зверем. Если рыкнуть, как хищник, то глупые испугаются и побегут в разные стороны. И каждую такую дуру уж если не лев, то гепард точно догонит. А вот если страусиха умная, она спрячется куда-нибудь, чтобы хищник её не нашел. Гениальная идея.

Вот подкрался страус поближе к стайке подружек да как рыкнет!… Смотрит… Ба! Что за дела? Все страусихи – голову в песок! Спрятались. Думают, что раз им ничего не видно, то и их никто не видит.

Ну, тут страус и воспользовался моментом: пока страусихи торчали в одинаковой соблазнительной позе, он на всех сразу и женился… И с тех самых пор в брачный период страусы дико рычат и заводят себе гарем.

P.S. То, что страусы рычат, подобно львам (оберегая свою территорию, особенно в брачный период) – реальный факт.

Груша

Выросла на груше Груша. Ну, в смысле, что на дереве – плод. Разумеется, она была не одинока: все ветки были отягощены примерно такими же. Но Груша чувствовала себя особенной и неповторимой.

Эта Груша, как все её подруги, сначала была зелёной. Формой она напоминала женщину. По характеру была спокойной и рассудительной. Более того, любила наблюдать и размышлять, что не характерно ни для груш, ни для особей женского пола.

Вот стала Груша созревать, соком наливаться, вся порозовела и похорошела, как молодая невеста. И тут она с удивлением обнаружила, что её подруги понемногу стали куда-то пропадать: сначала одна, потом другая… Внимательно приглядевшись, она увидела, что время от времени к дереву подходят мужчины и срывают понравившийся плод.

Она представила на миг, что её тоже кто-нибудь сорвет. И возмущенно подумала: «Какое хамство! Хватают, даже не спрашивая согласия!» Груша спряталась за листья, чтобы её никто не тронул.

Шло время. Листья пожелтели и стали опадать. Груша, оглядевшись, поняла, что осталась одна, совсем одна. Ей стало тоскливо и сиротливо. Она глянула вниз и ужаснулась: под деревом в пожухлой траве лежало множество груш – сморщенных, почерневших и полусгнивших. Нет! Только не это!

Она стала оглядываться по сторонам, не идёт ли кто. Она была бы рада любому мужчине. Да что там мужчине! Хоть даже дятлу! И она стала клясть свою неразумную гордость и надеяться на чудо.

Но чудес на свете, как известно, не бывает. Чудеса случаются только в сказках. А жизнь не сказка…

Любопытный цыплёнок

Цыпленок тоненько пропищал:

– Мам, а я когда вырасту, то буду такой же большой, как ты?

– Да, мой малыш, – ласково ответила курица.

– И когда я буду большой, то тоже буду высиживать яйца и растить цыплят?

– М-м-м… Не совсем так, мой милый. Ты ведь петушок.

– Пе-ту-шок?

– Да, мой дорогой. Петушок это тот, кто никогда не станет курицей.

– Значит, я буду петухом?

– Между прочим, вон тот величественный разноцветный петух, окруженный хороводом кудахчущих дур, это твой папа.

– Между прочим?

– Ну да, папой он стал действительно между прочим.

– И я, когда вырасту петухом, как папа, то тоже буду звать всех к себе, если найду зернышко или червячка?

– Да, ты будешь такой же благородный и всеми любимый.

– Мамуль, а соседский утенок крякал, что вот сейчас мы едим червяков, а когда вырастем, состаримся и умрем, то они будут есть нас.

Курица на секунду замялась и сердито ответила:

– У него не совсем точные сведения. Родители мало занимаются его воспитанием. Вот он и мелет всякую чушь.

– Мамочка, а что же тогда будет?

Курица снова немного помялась, но сказала с пафосом:

– Будет праздник!

– Праздник?

– Праздник это когда собирается много людей и они все дружно и весело садятся за праздничный стол.

– А мы?

– М-м-м… нас приносят на стол, – аккуратно подбирая слова, пояснила мама.

– Почему на стол?

– Потому что это самое почетное место. И все на нас смотрят и восхищаются.

– А потом?

Курица некоторое время молчала, но затем нашлась:

– Потом мы попадаем в курай.

– Ку-рай?

– Это куриный рай. Там много навоза и червячков.

– Ура! Значит, когда я стану петухом, то потом тоже обязательно попаду в курай! Мамочка, а почему ты плачешь?

Почта насекомых (фельетон)

В одном царстве-государстве насекомых жил да был Муравей. И захотелось ему отправить предпраздничный гостинец приятелю из другого, дальнего, муравейника.

Пошел он на царскую насекомую почту. А там – перерыв, как раз с 13–00 до 14–00 – в то самое обеденное время Муравья, в которое он сумел отлучиться со своего рабочего места. «Ладно, прийду-ка я после работы», – решил он.

Так и сделал. Пришел в 17–00. Видит: три окошка и у каждого – длинная очередь. «К которому окошку становиться?», – попытался было спросить Муравей у симпатичной Мухи из первого окошка. «Вы что, гражданин, лезете? Не видите, я занята: клиента обслуживаю!», – гордо ответила Муха, и Муравью показалось, что она стала менее симпатичной.

Тут из второй очереди Божья Коровка посоветовала: «Занимайте за мной! Здесь очередь самая короткая». Муравей пристроился за советчицей и стал терпеливо ждать.

Через полчаса настал его час. Муравей радостно сунулся в окошко, но оно вдруг захлопнулось перед самыми его усиками. «Ай, откройте, пожалуйста!», – воскликнул удивленный Муравей. «Вы что – читать не умеете? – устало прожужжала тощая, замотанная, бледная Муха, – технический перерыв!» И действительно, около окошка висело объявление, что с 17–30 до 17–45, а также с 10–00 до 10–15, а также с 11–15 до 11–30, а также с 12–00 до 12–15, а также с 14–30 до 14–45, а также с 16–20 до 16–35 – технические перерывы.

Вздохнул Муравей и стал ждать. Ну, что такое какие-то там жалкие 15 минут, по сравнению с обеденным перерывом!

Вот открылось окошко. Муравей подал Мухе свой увесистый гостинец для приятеля. А Муха и говорит: «Я посылки тут не принимаю; только бандероли. Вам надо в другое окошко».

Огорчился наш неудачник, но встал в третью очередь.

Долго-долго дожидался, но дождался. И опять окошко захлопнулось прямо перед усиками! Вот незадача! Оказывается, тут тоже – технические перерывы, но совсем в другое время, чем в первом и втором окошках. С ума сойти. «Интересно, а почему у них обед синхронный, а технические перерывы не синхронные?», – подумал Муравей, но не осмелился свой вопрос озвучить.

Наконец, окошко распахнулось. И оттуда сонная осенняя Муха лениво протянула: «В таком пакетике отправлять нельзя. Надо в коро́бке». «Конечно, давайте отправим в коробке», – радостно согласился Муравей. «А коробок нет», – отрезала Муха, сладко зевая. «Как это нет?! И почему?!», – удивился клиент. «Не привезли пока. На следующей неделе обещались», – разъяснила Муха. «Так что ж – целую неделю ничего отправить нельзя?!», – снова удивился Муравей. На что Муха терпеливо сказала: «Идите-идите, гражданин, не задерживайте очередь».

Унылый Муравей побрел было на выход. Но в углу почты, у выходной двери, узрел целую свалку пустых выкинутых коробок! Вот повезло-то! Схватил коробку нужного размера, положил туда гостинец, надписал адрес, встал в очередь.

Дождался. А ему и говорят: «После 19–00 посылки не принимаются!» «Почему? Ведь почта по расписанию открыта до 20–00». «А потому! Работы много», – веско возразила одна из приемщиц. «Изрядный аргумент», – признал мысленно клиент.

И пришел он назавтра (отпросился с трудом у царицы Муравьихи в рабочий период, в нужное время). Отстоял. Сунул коробку в окошко. «Погодите, у меня компьютер завис», – жалобно попросила едва живая вымотанная Муха с тёмными кругами под выразительными глазами.

Долго ли коротко ли ждала очередь, пока комп развиснет, но тут подошел Богомол, благостно перекрестил комп, и тот снова ожил. Очередь дружно воскликнула: «Спаси Бо!».

Муравей подал коробку. «Мы в таких не берём», – отказала приёмщица. «В каких – таких?», – не понял Муравей. «Бывших в употреблении. На них разные старые адреса написаны». «А если их стереть?». – «Ну, идите домой и трите», – согласилась Муха.

Тут Кузнечик, стоящий сзади, посоветовал Муравью: «Можно коробку снаружи в бумагу завернуть». Гениально! «Заверните мне, пожалуйста, в бумагу», – обрадовано попросил приемщицу клиент. «А бумаги, к сожалению, нет», – привычно протянула она.

Побрел Муравей домой. Нашел кусок бумаги поярче и завернул в него коробку. И назавтра снова отправился на почту.

Разместился в очередь. Подождал. Подал. А Муха возмутилась: «Ох, господи! Что вы всё ходите-ходите, а коробку в нормальную бумагу завернуть не можете!?» – «А в какую это – нормальную?», – поинтересовался Муравей. – «Ну, не в цветную же! Яркая бумага отвлекает взор; да и адрес на ней плохо виден», – терпеливо пояснила приемщица. «А в какого цвета надо?» – «Как бы Вам объяснить… Цвет должен быть любимый мухами». – «Как цвет мёда?» – «Нет, мёд это скорее у пчёл. А мы предпочитаем… Ну, сами знаете…» – «А!», – догадался, наконец, недогадливый клиент.

Побежал он к ближайшей мусорной куче и нашел-таки бумагу нужного цвета. Завернул. Принес на почту.

Отстоял. Отдал посылку. Зеленая лупоглазая Муха сосредоточенно повертела её в лапках и со вздохом вернула: «Марок у нас сейчас нет. На той неделе, может, будут». «Да что ж это такое! Ничего у вас нет!», – возмутился было Муравей. «А Вы, усатое насекомое, на нас не кричите! И не таких видали», – агрессивно прожужжала Муха. «А книга жалоб у Вас есть?», – набрался нахальства обиженный клиент. Приемщица смерила его оценивающим вытаращенным взглядом и ткнула пальцем в какое-то объявление около окошка: «Вот номер телефона отдела претензий. Звоните. Если дозвонитесь, конечно». Муравей схватил было у Мухи со стола телефонную трубку, но получил удар по лапке: «Эй, нельзя! Это почтовый телефон! Звоните со своего».

Тогда очередь начала высказываться. У каждого было свое особое, персональное, выстраданное мнение. Но все дружно осудили несдержанную приемщицу.

«А вы бы лучше не стрекотали, а пошли сами сюда работать! Зарплату нам плохую плотють!», – обиженно поджала губы Муха. И чуть не заплакала своими большими жалостными глазами – несчастная, вся вымотанная непосильным трудом и нервными клиентами.

Всем вдруг жалко её стало, хотя у самих зарплаты тоже были не царские и работа не сахарная.

Но тут, как назло, подлетела большая жирная Муха и начальственно прозудела: «Это что за демонстрация?! Почему столпились?! Будете шуметь, вообще корреспонденцию отправлять не станем!»

Очередь гневно всколыхнулась. «Да что ж это за перманентное почтовое безобразие!», – воскликнул Шмель и раздраженно загудел.

«Надоело! Долой дохлых мух!», – разозлилась Оса и показала жало.

«Ой, не шумите. А то они сейчас вообще в зимнюю спячку впадут!», – охнула боязливая цветастая Бабочка.

«Да вечно у них: то сдачи нет, то гоняют по кругу от окошка к окошку, то посылку не туда отправят, то задержат доставку целый месяц, то все приемщицы на бюллетене, то учёт, то переучёт… Саботаж-ж-ж!», – прожужжал Жук-рогач и сердито выставил свои огромные рога.

К нему присоединилась Гусеница: «Пора всю эту контру гусеницами, как танками, раздавить, а контору передать в наше ведомство, на скоростном гусеничном ходу!»

Даже осторожный Сверчок и тот пафосно воскликнул: «Даешь новую конкурентно-способную инновационную нано-почту!».

А сердитый Паук молча и деловито начал было плести паутину прямо у окошка, чтобы всех мух переловить.

Но тут большая жирная Муха надела приготовленный заранее противогаз, решительно высунула из окошка баночку с жидкостью и брызнула в очередь инсектицидом. И все разбежались, кто куда.

И стало на почте тихо и спокойно.

Медвежья перепись (фельетонная басня)

Как-то раз хозяин леса Медведь, проснувшись спозаранку и не зная, чем бы от безделья заняться, подумал (вот такое вдруг с ним приключилось).

А подумал он вот о чём. Много ли в лесу живет разных зверей? К примеру, сколько Рябчиков и сколько Ёжиков? А Жучков и Червячков вообще наверное тьма. И где зверюшки конкретно обитают? Чем занимаются? И что едят? Не сожрали ли весь пчелиный мёд? Интересно, может, Воробышки норки роют, а Кроты на деревья залезли?

И решил Медведь, что пора устроить перепись. Вызвал он к себе лучшего друга – мудромордого Енота – и поручил ему исполнить. Чтобы всем зверям от этого лучше жилось. Тот призвал к себе хитрохвостого Лиса и спросил, каковы будут затраты на мероприятие.

Поскольку переписчиков – Зайцев – 600 тысяч и каждый должен получить по 5 тысяч, в условных единицах заячьей «капусты», то расходы таковы: 3 миллиарда. Да еще плюс столько же надо самому Лису – на нано-статистическую обработку и составление победного рапорта.

Какие-то жалкие 6 миллиардов! Почему бы не потратить? Всё равно «капусты» на нефте-грядках уродилось столько, что девать некуда! – подумали Енот с Медведем. И профинансировали. Правда, не из личного кармана. Ведь карманы-то свои у них – в собственной шкуре.

И началась торжественная все-лесная перепись. Десять дней бегали Зайчишки по лесу. Аж с ног сбились. Прибегут, к примеру, к Волку а его нет на месте: ушел на партсобрание. Прискачут к Бобру, а тот – нырк в подводную лодку, и жди его полдня. А то, наконец, застанут они дома Козла, а тот блеет: «Н-е-е-е-е, я не Козёл. Я – Конь!» А Осёл – тот вообще изрёк, что он Человек. Не понятно, кем же кого записывать; ведь даже Ослов регистрировать надо со слов; паспортов-то у зверей нет.

Кто чем кормится, тоже не всегда ясно. К примеру, опальный столичный Лев заявил, что с недавних пор живет на одно лишь пособие по безработице. Что касается Львицы, то она его к себе почти год как близко не подпускает и ничем не делится. Бедный-бедный сиротинушка Лев…

А уж кто на ком женат! Тут полный зоопарк получился. Тигр заверил, что вступает в законный брак с Косулей: «Вон, видите, в угол забилась, прихорашивается перед церемонией!» А Кабан прохрюкал, что вообще женат на Дубе. Поди разберись!

Но, худо бедно, всех зверушек всё же переписали и подробненько все сведения зафиксировали. И сдали сто тонн заполненных опросных осенних листов Ли́су. А тот, взяв себе львиную комиссию, представил через полгода Еноту нано-научный хвалебный отчет, с которым тот и отправился к Медведю.

Медведь почесал репу и молвил умное слово: «Вот теперь-то я знаю, кто живет в моём лесу!» И с чувством глубокого инвестиционного удовлетворения впал в весенне-зимнюю спячку.

Хозяйский двор (политический памфлет)

«Все животные равны. Но некоторые животные более равны, чем другие» (Джордж Оруэлл)

Жили-были когда-то в Хозяйском Дворе разнообразные животные. Туго им жилось, а главное – бесправно. Что хотели господа-хозяева, то с ними и делали. К примеру, на лошадках катались-ездили с утра до ночи, да ещё кнутом стегали. Коров доили до изнеможения, а телят отбирали. Свиней закалывали, на сало пускали. Гусей ощипывали, жарили и на стол подавали. Собак на цепи держали и матерщинно обзывали. Котят у кошек отнимали и топили. Многие люди были собой хуже животных, а некоторые – вообще звери.

Терпели животные, терпели, терпели, но как-то раз кончилось их безграничное терпение. А закончилось оно в тот момент, когда затеяли хозяева с соседями войну, чтобы отхапать себе соседские дворы. Дюже жадны были все господа и жестокосердны. Животных на войну отправили, а сами отсиживались в Хозяйском Доме, в тепле и достатке, да еще говорили про несчастных: «Скоты!» И посылали их на убой.

Не просто обидно, а аж невмоготу стало животным. Взбунтовались они, перестали господ слушаться. Тогда хозяева начали их палками бить и плётками стегать. Стали животные метаться, шуметь, вопить, блеять, рычать, мяукать. А толку никакого.

Тут на возникший шум вломился к ним из-за бугра Слон и заявил: «Пора объединиться и скинуть с себя господское ярмо эксплуатации. Пускай угнетенные станут хозяевами собственной жизни. Угнетенные всех дворов, объединяйтесь!» Сначала животные не поняли, что это за слово такое забугорное – «эксплуатация», но потом сообразили, что раз перед ним «ярмо», значит, точно что-то плохое. Стали животные вместе собираться, слушать речи умного Слона и обсуждать.

«Вот скоты! Митинговать вздумали!», – разгневались господа и стали из ружей картечью стрелять по животным. Те озверели, бросились на хозяев. Одних убили, других покалечили, а третьих за бугор прогнали. В бою за свободу и равенство много животных полегло. Очень скорбели животные о своих погибших товарищах. Особенно сокрушались они о гибели Слона, нещадно топтавшего господ и обеспечившего этим желанную победу, но застреленного вражеской отравленной пулей.

Поместили они тело Слона посередь двора, прямо под навесом, и стали ходить к нему со своими мольбами, сетованиями и вопросами, как к живому. Но ничем не мог им помочь мёртвый Слон.

Животные пытались опираться друг на друга. Себя они стали называть товарищами и братьями. И это было правильно. Ведь нечего и незачем им было делить меж собой. Стали они жить по-товарищески и работать дружно. Лошади грузы возили, коровы молоком весь молодняк поили, куры на своих насестах неслись, овцы на лугах паслись и шерсть давали, коты ловили мышей-воришек, а собаки двор сторожили.

Радовались животные, что нет больше над ними ярма. Старались жить по божескому правилу: кто работает, тот ест, а кто не работает, тот не ест. Уж очень им хотелось, чтоб всё было по-честному да по справедливости.

Конечно, не всё у них было гладко и славно. По неразумению и излишнему энтузиазму сколько дров наломали! Сначала, когда господ прогнали, всю поленницу во дворе азартно в щепы разнесли, а потом, когда поуспокоились, поняли, что переборщили: дров-то на зиму не осталось; пришлось Дом, коровник и другие строения мелкой щепой отапливать. Засеяли сами первый раз поле пшеницей, а хлеб не уродился, так как по ошибке сев в сильную жару произвели. Хотели, чтобы кругом сады цвели, но забыли про удобрения; поэтому сады были жалкие и мало плодоносящие.

Но животные очень старались, работали в поте морд, тянулись из последних жил. И вот мало-помалу жизнь стала налаживаться. И пшеница заколосилась, и сады зацвели.

А за вожака, вместо погибшего Слона, стал у них Горный Козёл. Этот Козёл сначала на Кавказе жил, по кручам и горным тропам ловко прыгал; а как узнал, что заварушка в Хозяйском Дворе началась, резво прискакал и стал лягать и бодать всех господ без разбору. Кого – копытом в лоб, кого – на рога. За это своё боевое поведение понравился он домашним животным, приняли они его к себе.

Как только боевые страсти поутихли, Козёл рьяно взялся за возрождение Двора. При этом он так грозно обошелся с сомневающимися, яростно погрозив им рогами и копытами, что все, как один, его зауважали. Со временем многие стали его бояться: уж сильно хитер и грозен. Некоторые втихаря называли его Хозяином. Вроде бы хозяев прогнали, а с другой стороны – какой же Двор без Хозяина? Постепенно все привыкли, что Козёл – народный Хозяин, наш Хозяин. И даже полюбили его за то, что любые вопросы решал решительно, уверенно, без размышлений и колебаний, как это и подобает всем настоящим козлам.

Под руководством этого Хозяина в кратчайшие строки были произведены электрификация, мелиорация, индустриализация, интенсификация, политизация, военизация, а также избирательная кастрация. От этого Двор стал процветать. Особенно радовало животных, что вместо телег появились машины, вместо серпов – комбайны, вместо лучин и свечек – фонари и прожекторы, а вместо тесных тропинок – удобные дороги. Стали животные меньше надрываться, лучше кушать и больше думать. У них даже появилось свободное время. Начали они книжки читать и кино смотреть, ибо мозг у животных хоть и небольшой, но есть; и ему тоже пища нужна – духовная. И от этого (вот чудо!) многие животные стали походить на людей, в хорошем смысле этого слова.

И так неплохо зажили животные, так отъелись и просветились, что вызвали зависть серых волков из тёмного леса. Стали волки зубы точить и кругами ходить вокруг Двора. Испугались дворовые. А Козёл не испугался. «Мы всех волков перебьём!» – уверенно заявил он, запрыгнув на помост, который ему посередь Двора был специально сооружен. И все ему сразу поверили. А как же не верить? Будешь сомневаться – получишь копытом по башке.

Но тут волки напали на Двор. Перепугались животные, побежали толпой и стали прятаться по одному кто куда. Хищники очень быстро чуть не весь Двор захватили. Козёл сначала драпанул вместе со всеми, но потом одумался, ибо понял, что волки его самого уж никак не пощадят. Поэтому собрал всех, кто ещё мог хоть как-то сопротивляться, приставил к ним для острастки сторожевых собак и двинул всю колонну на врага. Много дворовых полегло в битве, ибо разношерстное неумелое войско возглавлялось в основном местными козлами (приятелями Горного Козла). А они особым умом не блистали. Брали в основном упёртостью. В конце-концов одолели хищников.

И такая радость тут животных охватила! Ура! Победа! А кто её обеспечил? Ну, конечно – Главный Козёл! Слава ему и почёт! Целыми днями напролёт восхваляли дворовые своего Хозяина. Ах, как он мудр! Да какой герой! Особенно дружно блеяли об этом бараны. Они чувствовали в Козле родственную душу. Козёл гордо выпятил грудь и объявил себя вождём всех животных во всех дворах на всей планете.

Животные долго восстанавливали после войны своё разрушенное хозяйство. Но, поднапрягшись, всё-таки восстановили. И с каждым годом всё лучше и лучше жил Двор: почти сыто, почти радостно и почти дружно. А «почти» – потому что частенько желаемое выдавалось за действительное, как гулящая девка за богатого барина. Но Горный Козёл не замечал этого «почти». Он вообще заявил чрезвычайно оптимистично: «Жить стало интересней, товарищи! Жить стало веселей!» Да вдруг взял и помер. То ли состарился совсем, то ли в башке головокружение от успехов приключилось, то ли другие козлы ему по зависти какой-то ядовитой травы подсунули. Не известно.

Горевали почти все: и кони, и коровы, и бараны, и свиньи, и кролики, и гуси, и куры, и индюки, и собаки, и коты, и даже тунеядствующие мыши. Положили Хозяина с высокими почестями под навесом, рядом с телом Слона.

Как не стало Главного Козла, так козлиная власть пошатнулась. Тут же вперед выдвинулись свиньи. Они давно к руководству подбирались, да побаивались козлиных рогов. А теперь обнаглели и захрюкали: «Плохой был у нас Хозяин! Слишком крутой. Надо нам другого вождя, без страшных рогов».

«Бе-бе! Да-да! Бе-да!», – одобрительно заблеяли бараны и овцы. Поскольку они были в подавляющем большинстве, то козлам пришлось ретироваться. Большинство есть большинство, хоть бы даже неразумное. Свиньи воспользовались этим и выдвинули в руководство жирного свина по кличке Хрущ. Этот Хрущ, пока Горный Козёл был жив, прыгал перед оным на задних ножках, трясясь от страха и взвизгивая в порывах подобострастия, а теперь осмелел и заявил, что тот был не народный вождь, а народный тиран. И крикнул Хрущ возмущенно: «Это же безобразие – устроить усыпальницу вонючему дохлому Козлу в центре Двора! Да еще рядом с нашим горячо любимым Слоном!» И приказал выкинуть прах Козла на помойку.

Так и было сделано. Очень послушные были животные и легковерные. Всё, что им начальством говорилось, принимали за истину. Всё, что им сверху приказывали, ревностно исполняли (и не надо их за это осуждать, дорогие читатели, ибо животные не виноваты, что умом не богаты). Но некоторые из них, особенно козлы, стали потихонечку роптать и подбивать товарищей на непослушание. Возникли случаи тунеядства и пофигизма.

«Что бы такое заявить, чтобы все меня уважали и беспрекословно слушались?» – подумал Хрущ. И придумал. Взгромоздился на помост и крикнул: «Мы, животные, самые умные животные во всём животном мире!». – «Ура! Мы самые-самые!», – восторженно закричала толпа. Хрущ добавил: «А в доказательство, что наш Двор лучше других, давайте покорим не только пашни и лужи, но даже небо!» Решено было отправить на освоение неба двух дворовых собачек – Белку и Стрелку. «Мы полетим прямо к Солнцу!» – радостно прогавкали они.

Построили для дворняжек деревянную ракету. Когда с жутким грохотом и клубами дыма ракета устремилась вверх, все запрыгали в восторге и стали дружно обниматься. Но вдруг сверху на них стали падать доски и щепки. И тут же плюхнулись два трупика, в которых удалось распознать бедных дворняжек. Сильно огорчились животные, заплакали горючими слезами. И поставили памятник Белке и Стрелке.

Построили новую ракету – железную. Тут Хряк сообразил: «Надо товарищей своих поберечь. Давайте лучше вместо нас запустим в небо человека!» – «А где ж его взять?!» – недоуменно спросили животные. Хряк ответил: «А вон, глядите, на крыше сарая спит сын столяра и плотника. Его родители – Гагаркины – тоже любили валяться там. Когда мы в своё время вытурили со Двора всех людей, то не заметили их, забыли! А вот теперь их сынуля нам пригодится. Пускай летит! Тем более что он, по-видимому, родственник гагарам, а значит – родня, пусть дальняя, нашим пернатым – уткам и гусям».

Взлетела ракета с человеком, совершила мощный пируэт вокруг всех дворов и упала точно в свой родной палисадник, обломав весь крыжовник. Вышел из ракеты сын столяра и плотника и воскликнул: «Как красив наш Двор с высоты!» Тогда животные стали новые ракеты строить и запускать, на зависть всем соседям.

Но свои дворовые козлы не дремали. Опять затеяли тихую бузу и скрытый саботаж, подбивая товарищей к недовольству и мятежу. Поэтому Хрущ начал стращать дворовых очередной войной: «Вот не станете меня слушаться, снова на вас хищники нападут! И это будут уже не серые волки, а мериканские тигры. Они страшней в тыщу раз!»

Сначала животные не поверили, что такая беда может приключиться, ибо тигры жили где-то очень далеко, за тридевять морей. Тогда Хрущ стал провокационно стучать задним левым копытцем по огромному барабану и громко кричать: «Эй, тигры! Мать-перемать! Щас покажу вам кузькину мать!» В ответ тигры, естественно, грозно зарычали и хищно высунули свои страшные звериные морды из мериканских джунглей. И чуть было не началась очередная война. Но тут Хрущ сообразил, что победить тигров вряд ли удастся, а кровищи будет много. К тому же цель-то ведь уже достигнута: дворовые перепугались и стали послушны аки голуби. Поэтому Хрущ тут же заявил, что он сам – за мир во всём мире и что с тиграми тоже можно дружить, особенно ежели не соваться к ним в джунгли.

Хрущ обожал хрумкать кукурузу. А посему распорядился засеять ею всю пашню. И объявил кукурузу королевой полей. Пшеницу и рожь не посеяли. Поэтому хлеб не уродился. Удивились животные такому казусу. Но что делать! Пришлось всем лопать королеву полей. От этого у петухов пропала яйценоскость, коты запаршивели, а лошади, коровы и другие парнокопытные, включая тупых овец и глупых баранов, заболели животами и дружно обдристались.

Тут все единогласно возмутились: «Долой Хруща с хозяйского места!»

Сразу выпрыгнул на помост резвый Конь, победно заржал и изящно зацокал подкованными копытами.

Этот Конь Леопольд был, вообще-то, вроде как забугорных кровей. По виду похож на арабского скакуна. Будучи жеребёнком, нарёкся Леонидом и гордо называл себя чистокровным рысаком. Для близких друзей он был просто Лео. Вроде свой простой парень, а вроде не совсем свой и не совсем простой; чем-то напоминал льва: и именем, и густой гривой, и бровями, и даже величавой повадкой.

Конь Леонид на помосте смотрелся монументально. Мог торчать на нём часами, толкая бесконечные речи из «иго-го!» и «ого-го!». Он так умело и складно укладывал слова друг за другом, что все животные восхищались, кричали «браво!» и аплодировали, стоя на задних лапах.

Конь Леонид был добрый, никогда не грозил рогами и не хрюкал. При нём жизнь пошла сытая, тихая, мирная, размеренная, прерываемая только регулярными радостными фейерверками, весёлыми митингами, свадебными демонстрациями и удачными запусками баллистических ракет по тёмному лесу. Казалось, вот-вот ещё годик другой и наступит во Дворе полное изобилие и всеобщее счастье.

Годы шли, но долгожданные изобилие и счастье почему-то не наступало. Временами животных охватывало тоскливое чувство скуки. Временами хотелось рвануть за бугор – поглазеть на мериканские джунгли. Временами просто чего-то хотелось, не понятно чего и зачем.

Чтобы хоть как-то усмирить эти неясные, но опасные, туманные желания, Конь Леонид стал награждать дворовых (особенно – приближенных) знаками отличия, медалями, орденами, вымпелами, флагами, почётными грамотами, дипломами и свидетельствами о породистости. Вскоре дворовые стали щеголять друг перед другом нагрудными побрякушками и прочими знаками отличия. Ах, как им нравился звон и сверкание медалей! В этом было что-то волшебно сказочное. Себе Конь нацепил целый иконостас орденов, на пространстве от шеи до паха. И стал называться не просто Конём, а Генеральным Конём.

Совсем состарившись, Генеральный Конь утратил ораторское искусство, ибо при пережевывании одних и тех же словес растерял зубы и даже подвывихнул челюсть. Впадая в маразм, он стал зачитывать речи по бумажкам (которые ему подсовывали коварные козлы), где текст специально был написан мелкими неразборчивыми буковками. Поэтому вместо «товарищи» Генеральный Конь читал «товар и щи», заместо «труд» – «труп», а возглас «ура Двору!» звучал как «дрова вору!» При этом Конь от натуги и старания густо пускал ветры. Животные морщились и втихаря подсмеивались. Но ржать открыто не смели даже кони, ближайшие приятели Генерального Коня.

Генерального стали усиленно пичкать травяными снадобьями, мазать разнообразными целебными мазями и кормить маточным молочком пчелиных нектаров, собираемых с разноцветья заповедных лугов. Но это не помогло. Конь сдох.

Неблагодарный двор тут же с непонятной радостью вздохнул и подумал с надеждой: «Ну, таперича начнётся что-нибудь нескучное!» И точно – началось. Генеральным Руководителем оказался Старый Индюк. Он так раздувался от начальственной гордости, что вскоре не выдержал и помер от натуги. Его сменил Другой Старый Индюк, похожий на первого как близнец. Он тоже сильно надувался и поэтому тоже быстро окочурился.

Животные сообразили, что старение живого организма предрасполагает к смертельному исходу, а высокая должность ускоряет слияние обоих процессов. Поэтому выдвинули в начальство еще не старого Сторожевого Пса, усердно охранявшего Двор от происков забугорных волков и тигров.

Сторожевой Пёс был не брехлив, надёжен и строг. Первым делом он взялся наводить порядок. А то ведь все совсем разболтались: коты разворовывали остатки кухонных припасов, петухи забывали кукарекать по утрам, кролики уклонялись от исполнения супружеских обязанностей, лошади без толку слонялись по кругу, козлы и бараны бодались целый день, а свиньи сожрали кусок забора.

Пёс грозно рявкнул и затем громко гавкнул, призывая товарищей к соблюдению законности и порядка. Животные тут же выстроились в шеренги и стали маршировать по Двору, как по плацу, чеканя шаг. А Пёс командовал: «Ать-два! Ать-два! Левой! Левой!» Этот левый марш пришелся всем по душе. Он дисциплинировал, объединял и давал правильное направление. Тот, кто пытался шагать правой ногой или правой лапой, рисковал попасть в кутузку. Сторожевой Пёс недвусмысленно напомнил животным о полузабытых временах всеобщего дружного трудового порыва под мудрым строгим взором Горного Козла.

К сожалению, произведенный рявк с громким гавком подорвал силы Пса. Он заболел и слёг. Дворовые облегченно вздохнули. Пёс долго болел, изо всех сил тянулся к жизни, но всё равно умер.

Нужен был новый руководитель. Но больше в начальники никто не хотел идти. Все подумали, что на начальство напал какой-то мор из-за некоего опасного вируса свинского начальственного типа. Но ведь кто-то должен руководить!

И тогда руководителем назначили Горбатого Осла. Кто назначил и почему, не понятно. Случилось это неожиданно и даже непредсказуемо. Вроде бы никто Осла в начальники не выбирал. Выбрать Осла! До такой глупости даже бараны с овцами не могли бы додуматься. Но в один прекрасный день животные с изумлением узнали, что именно Осёл будет теперь по-новому решать их дальнейшую бесперспективную судьбу.

Осёл был совсем еще не старый, а довольно-таки моложавый. На лбу у него красовалась большая кляксообразная отметина – клеймо, которое досталось ему от природы – чтобы все видели, что он не простой осёл, а особенный. А он действительно был особенным: наипервейшим ослом из всех ослов. В молодости Горбатый Осёл мечтал стать комбайнером. Но за ослиные мозги был к комбайну не допущен. И даже трактор ему не доверили. А то вдруг, не дай бог, загубит технику или сам под борону угодит. Зато был призван в руководители. Чтобы руководить, мозги не обязательны; но нужны упрямство, упорство и усердие – истинно ослиные качества.

Осёл, как и Конь, очень любил речи толкать. Но – на свой манер: «И-я! Перевосстановление. Я-и! Переустроение. И-я! Переобновление. Я-и! Переосмысление». Нравилось ему словотворчество с приставкой «пере». Он был уверен, что «пере» означает «сверх», т. е. супер. Его супер-словоизвержение звучало модно, современно и даже немного по западному. Забугорные волки с тиграми стали этим Ослом коварно восхищаться.

Осёл был женат на Пони. Она была умней мужа ровно настолько, чтоб он её обожал и беспрекословно слушался. Пони была игрива, смазлива и болтлива, причем, с претензией на высшее кулинарно-политическое образование. Поскольку её имя было Рая, то Осел решил устроить во Дворе райскую жизнь. Услыхав обещание о райской жизни, животные офонарели от восторга, перестроились в новые колонны и толпой ринулись по направлению к новой жизни.

Жизнь Пони с Ослом реально стала райской. Они оба вообще перестали работать и ударились в вояжи по забугорным магазинам. Вернувшись, они целыми днями красовались перед зеркалом, рассматривая на себе модные наряды. Горбатый дарил жене конфеты, вплетал в её гриву и хвост разноцветные ленточки и зачарованно любовался на её белозубо ослепительную лошадиную улыбку.

А вот у всех других животных жизнь не захотела быть райской. Наоборот. Урожай не уродился, закрома запасов сгрызли мыши, амбары опустели. Вследствие этого куры перестали нестись, у коров пропало молоко, лошади поразбежались, козлы и бараны стали бодать всех подряд, собаки начали вовсю кусаться, а коты наловчились воровать с кухни сметану, которая тут же быстро закончилась. Вскоре жрать стало совсем нечего и во Дворе начался большой пост, хотя все дворовые были поголовно атеисты. Животные отощали и запаршивели.

Тут приключилась ещё беда: рванул склад ядрёного ракетного топлива. Это произошло из-за рассеянности голодного Учёного Кота, который вместо дров сунул в дворовой отопительный котёл коробку с фейерверком. А поскольку котёл находился рядом со складом, произошла детонация. Взрывом были разрушены и склад, и котёл. Начался пожар.

Осёл от испуга сперва сделал вид, что ничего не произошло. Но потом сообразил, что умалчивать о взрыве – слишком глупо, даже для осла. Поэтому он взобрался на помост и заверил дворовых: «Спокойствие! Всё под контролем!»

Но никто ему не поверил, ибо огонь стал уже охватывать амбары, сараи и другие постройки. Тушить было нечем, так как водопроводная система давно сгнила, а ручьи и лужи пересохли. Было принято решение тушить естественным способом. Животные стали усердно мочиться в огонь. И эта бесстрашная акция спасла Двор.

Осёл привычно влез на помост и крикнул: «И я! Ур-р-я-я!». Но дворовые негодующе возразили: «А ты то тут причём, ослиная башка!? Мы сами справились. А ты даже пустить свою струю на огонь не решился, только от страха обмочился. Трус!»

Обиделся Осёл, взбрыкнул задом и поскакал вмесите с Пони на юг – отдохнуть от обитателей Двора и бесконечных забот. Вместо себя он оставил заместителем Ишака, шепнув ему что-то на ушко.

И тут произошло нечто удивительное. Ишак, ошалев от власти, почувствовал себя вершителем судеб и Генеральным Генералиссимусом. Он захотел любой ценой спасти Двор от очередных перемен, явно и грозно назревавших. Поскольку у Ишака от бурного волнения тряслись поджилки, он приказал братьям-ишакам поддержать его власть силовыми актами: ввести бронетранспортёры, пальнуть из навозно-баллистических ракет и десантировать на Двор муравьиные полки специального назначения.

Когда всё было исполнено (с неимоверным стальным грохотом и бронебойным скрежетанием), Ишак, дрожа от страха и собственной смелости, залез на помост и прокричал: «Объявляется чрезвычайное происшествие! Двор в опасности! Все на борьбу! Да здравствует Комитет по спасению!»

Животные попервоначалу перепугались до смерти. Но потом, малость поуспокоившись, стали задавать вопросы: «А что случилось-то? Против кого будем воевать? Кто в Комитете главный – Горбатый или ты? Ты не самозванец ли? А когда дадут боекомплект? Хотелось бы – гранаты и миномёты!»

Ишак стал мучительно туго соображать, что бы этакое вразумительное ответить. Но не придумал и замер в ступоре. Не дождавшись ответа, дворовые жители стали вооружаться самостоятельно: кто схватился за дубину, кто за косу, кто за вилы, кто за серп с молотом.

Ишак вдруг очнулся и приказал полковнику Муравью разбрызгивать отравляющую жидкость. Муравьи, оккупировав Двор, начали брызгать во все стороны. От этого животные обозлились и стали яростно давить оккупантов лапами, копытами и даже задами, приговаривая: «Это вам – за применение боевых отравляющих веществ! Это вам – за болезненные укусы! А это вам – за нападение на наш прекрасный Двор!» Быстро расправившись с вооруженным противником, они накинулись на невооруженных ишаков, побивая тех камнями.

Ишаки от такого оборота дел перетрухнули и спрятались под помост. Но не тут то было! Дворовые выволокли их за шкирку и задали хорошую взбучку.

Особенно отличился в отпоре Комитету огромный мощный хряк Боров. Он раздавал увесистые тумаки направо, налево и кругом. Боров был силен, как лесной кабан, нахрапист, хитер, самоуверен, натренирован и импозантен. Поэтому метил в хозяева. Хотя сам был из простых, из свиней.

В свое время, когда Боров при Горбатом Осле не вовремя залез на помост и сдуру дерзко хрюкнул, то был осмеян – ржанием коней, гоготом гусей и даже блеянием баранов. Боров тогда прикинулся больным, свалив ответственность за свой наглый всхрюк на похмельную голову. И был великодушно прощен. Но для острастки был всё же с головы до ножек облит помоями. Такое оскорбление Боров стерпел кое-как, скрипя зубами и затаив свирепую обиду. Он умел, когда надо, на время обуздать свой зверский норов. Когда же Боров на что-нибудь решался, то чурался сомнений и размышлений, чем походил на козлов, а поэтому смог легко заручиться их поддержкой.

Хряк Боров влез на картофелеуборочный комбайн, как на танк, и крикнул: «Долой ишаков и ослов! Да здравствует свободная эксплуатация и новый порядок! Даешь, понимаешь, законную демонократию!»

Животные услышали звучное красивое слово «эксплуатация». Они давным-давно его не слыхали и поэтому забыли, что оно – синоним слова «ярмо». Их порадовало, что эта самая «плуатация» будет свободной, новой и порядочной. Еще они услышали – «демократия». Это слово было совсем ново и потому особенно привлекательно. Тем более, что будет охраняться законом. Толпа восторженно ответила Борову громогласным троекратным «ура!» и возгласами «да здравствует!» и «даёшь!»

Во главе Двора оказались свиньи, возглавляемые боровами, хряками и каплунами. Политическим предводителем стал хряк Боров, а экономическим – свин Даргай, который был самым толстым среди жирных. Оба провозгласили, что жить надо по-новому – по свински, а ещё лучше – по волчьи, на забугорный лад, и тогда, посередь конкуренции неограниченных свобод и рыночных состязаний, наступит полное всеобщее изобилие.

Началась радостная свинская жизнь. Каждый имел право ухватить себе жирный кусок общественного пирога. Хряк Боров был щедр: «Берите столько, сколько сможете унести! Забирайте всё, мне не жалко!» Возник ажиотаж расхищения общедворовой собственности. Каждый тащил себе нужное и ненужное, при этом яростно ссорясь, выхватывая у других и даже вступая в драку. Боролись за каждый колосок, за каждую корочку хлеба, за каждый глоток воды. Растащили по своим отдельным углам и закуткам все грабли, лопаты и даже веники.

Львиную долю отхватили себе свиньи (львы жили за бугром, а посему не имели права участвовать в дележе дворовой собственности). Пользуясь услугами ловкого Рыжего Кота по имени Байсуч и прикрываясь им, как шапкой-невидимкой, свиньи шустро приватизировали себе в собственность не только корыта и лужи, но также луг, пашню, речку, сенокосилку, тракторный парк, электростанцию, все дворовые постройки (включая Хозяйский Дом) и даже забор.

Теперь каждый, кто хотел пастись на лугу, был обязан платить свиньям дань. Каждый, кто собирался искупаться в речке или луже, должен был заплатить налог. Каждый, кто включал лампочку в коровнике или сарае, попадал в долговую кабалу.

Свиньи приказали называть себя не товарищами, а господами. «Хряк Гусю не товарищ, а господин», – такой транспарант появился однажды над огороженным загоном гусей. Некоторые животные возмутились: «А почему только свиньи стали господами?! Мы тоже хотим!»

«Объявляю отныне господами всех!» – тут же милостиво отреагировал Боров. Резво подпрыгнув, он повернулся к толпе задом и заторопился скорей к большому корыту, опасаясь как бы сородичи, радостно хрюкая, не слопали без него весь питательный корм.

Стали все дворовые называться господами. Общались друг с другом примерно так: «Госпожа Свинья! Как Вам не противно кушать картофельную шелуху!» – «А Вам, госпожа Курица, не зазорно ли ковыряться в г@вне?» «Господин Конь! Почему Вы всё время ржёте, как мерин!?» – «Не гоготать же мне, госпожа Гусыня, как Вы!»

Многим животным не понравились свинские порядки. Они вспомнили те сытно-скучные времена, когда за главного был Конь Леонид. Теперь стало казаться, что тогда было гораздо лучше. Хотелось той же стабильности и защищенности. Но вокруг процветали вакханалия и разбой. Начался неуправляемый массовый бандитизм, сопровождающийся поножовщиной, кровопусканием и отстрелом. По ночам Двор вообще становился похож на скотобойню.

Кроме того, начался голод. О былом вынужденном большом посте (при Горбатом Осле) дворовые вспоминали с умилением. Кони, козлы, овцы, бараны и другие травоядные выживали кое-как, питаясь лебедой и крапивой. Пернатым стало совсем невмоготу: во Дворе не осталось ни единого зёрнышка, даже в навозе. Куры клевали собственные какашки; утки и гуси пытались вырыть из земли червяков, но из-за засухи червяки были дохлые и тухлые.

Вскоре многие животные стали недовольны чрезвычайно. Они воинственно построились в колонну, развернули транспаранты с надписью «Хотим взад!» и двинулись к помосту, чтобы устроить митинг несогласных.

Но Боров с Даргаем не дремали. Оказалось, что Даргай заранее собственноручно прикормил целую армию лебедей. Боров попросил Генерала Лебедя защитить народившуюся свободу от её душителей, среди которых особенно нагло вели себя гуси и утки – исконные враги лебедей. Генерал Лебедь крякнул афоризм: «Беспорядок – это одна из форм хорошо организованного порядка». И руководимые им бронесеялки дали прицельный залп импортным шрапнельным горохом по митингующим. Перепуганные утки и гуси тут же с кряканьем и гоготом разлетелись кто куда. Остальные животные разбежались.

Хряк Боров вообще обожал силовые методы воздействия. Когда Свин Зюзя, решивший, что имеет не меньше прав на руководство, подговорил Серого Кролика и Учёного Мула оказать сопротивление и засел вместе с ними в засаде в Хозяйском Доме, Боров сразу отверг идею о нудных переговорах и приказал своим соратникам дать залп по Хозяйскому Дому гнилыми помидорами, тухлыми яйцами и дихлофосными баллончиками. Сопротивленцы оказались изрядно помяты и побиты. Они униженно сдались на милость победителя. И ещё долго не могли отмыться от неприятной вони.

Торжествуя победу, Боров танцевал на помосте в присядку, а его свинская команда визжала от восторга и пускала в небо победный фейерверк.

Но далеко не все животные были обрадованы случившимися событиями. Они стали требовать от Борова соблюдения обещанного: демократии, свободы, законности и порядка. Боров, посовещавшись с семьей и соратниками, согласился провести выборы. «Пусть выберут самого лучшего, то есть меня!», – воскликнул он на очередном митинге.

Состоялись выборы. Это удивительное священнодейство случилось во Дворе, по сути дела, впервые. Раньше животные просто соглашались с тем, что им назначали руководителей. А теперь, оказалось, можно было их выбирать, причем, из самих себя. Это было ново, необычно и волнующе. Каждый заходил в деревянный сортир (наспех приспособленный для голосования), отрывал кусочек красной или белой бумажки с гвоздя и кидал этот бюллетень вниз, в чёрную дыру.

Когда все проголосовали, начался подсчет. Красных и белых бумажек оказалось в итоге ровно поровну: сколько было заготовлено бюллетеней, столько и насчитали при подсчёте. Животные стали чесать репу, размышляя о превратностях демократического выбора.

Хряк Боров решительно опроверг эти упаднические размышления: «Я победил! Ура!». Свин Зюзя недоуменно всхрюкнул: «То есть как!?» Боров заявил: «А так! Победил! И всё тут, понимаешь ли! Баста! А ежели ты будешь сейчас возмущенно визжать, то прикажу сделать из тебя курско-рязанский шпиг! Хочешь пойти на сало?» Свиные глазки Зюзи трусливо забегали. Он долго молчал, надеясь, что кто-нибудь вступится за попранную справедливость. Но никто не вступился. И Зюзя, жалко хрюкнув, понурил голову и поплёлся в дальний угол свинарника, откуда продолжил возмущенно (но тихонечко) похрюкивать и повизгивать.

Боров и его семейная команда отпраздновали победу на широкую ногу. Состоялись праздничные гулянья, громкие салюты, концерты хорового подхрюкивания, а также торжественные банкеты с шампанским и самогоном. Наступило всеобщее веселье и безделье.

Когда через какое-то время животные протрезвели и опомнились, наступило тяжкое похмелье. Оказалось, что все запасы сожраты и выпиты, а новых источников питания не обнаруживается.

Боров с командой, опохмелившись, придумали блестящий выход из сложившейся ситуации и проинформировали голодающих животных, что забугорные волки и мериканские тигры обещают помочь в беде: дают в кредит сено и солому. Животные подумали, что «в кредит» это даром, и поэтому сильно обрадовались. Всё равно больше радоваться было уже нечему.

Вскоре во Двор стали захаживать волки и тигры. Они вели себя по хозяйски, скалили клыки и норовили резко уменьшить численность козлов, баранов и других обитателей Двора. С каждым днём становилось хуже и хуже: поголовье резко сокращалось, кредитные долги возрастали, беспредел процветал, разбой достиг апогея. А когда волки и тигры принялись за свиней, Боров осознал, что дело принимает опасный оборот. Поджилки у него затряслись, сердечко затрепетало, ножки ослабли, и он упал без чувств, чуть не окочурившись.

Соратники срочно реанимировали Борова, привели его в чувство и дали пожевать солёненький огурчик. «Что будем делать? Может, пора удирать со Двора?» – тревожно спросили они его. Тот, напрягши все пропитые извилины, принял решение: «Ухожу в отставку!» «Как!? Ой!» – испугались соратники, понимая, что с уходом Борова их самих за содеянное никто по шерстке не погладит. Нужно было срочно найти кого-то вместо Борова, того, кто смог бы справиться и с возмущенными дворовыми, и с обнаглевшими волками-тиграми. Ясное дело, это не сможет сделать простой обитатель Двора. Тут требовалось не дворовое животное. Тут нужен был зверь. Но такой, чтоб все приняли его за своего.

И такой зверь нашелся! Это был хитрый Енот Полоскун, который много лет жил по соседству с волками в соседнем лесу. Хитрый Енот был работником двойного невидимого фронта. Он дружил с волками, держал дипломатический нейтралитет с тиграми и регулярно осведомлял хозяев Двора о настроениях среди хищников. Сам он не был хищником. Но хорошо знал их повадки, достоинства и слабости. Енот Полоскун был крепок, боевит, энергичен, сообразителен, многозначителен, обаятелен и умел артистично полоскать мозги себе и окружающим.

Хряк Боров удалился на заслуженный отдых, сделавши своим преемником Енота. Тот первым делом объявил, забравшись на помост, что заслуги Борова перед Двором столь неоценимы, что никто не имеет права не только плохое слово вслед ему мяукнуть, кукарекнуть или хрюкнуть, но даже наоборот: каждый обязан оказывать Борову и его семье всяческие почести и кормить их до отвала бесплатно и во веки веков.

«Негоже лесному зверю нами руководить!» – встревожено закричали некоторые животные насчет Енота. Но другие им возразили: «Енот Полоскун очень хозяйственный, он не хищник и вообще почти ручной. Смотрите, какой симпатичный!» – «Ладно, пусть будет», – добродушно согласились встревоженные и перестали тревожиться.

Енот первым делом попытался навести порядок и обеспечить бесперебойное калорийное питание дворовых хозяев и своей свиты. Он выстроил из свиты гигантскую административно-управленческую вертикаль. Договорился с волками и тиграми о регулярных поставках из-за бугра овса и пшеницы в обмен на мясо крупного и мелкого рогатого скота. И пригрозил собственноручно мочить в сортире всех мелких воришек, крупных конокрадов и неумелых казнокрадов.

И, о чудо! Разоренный Двор постепенно стал возрождаться, хотя не везде, а местами: в основном – в Хозяйском Доме и ближайших окрестностях. Особенно разжирели свиньи. Они прибрали к своим рыльцам всё, что только можно прибрать, включая земные недра, моря-океаны и даже небо. Обзавелись пикантными козочками и кошечками, понастроили себе кучу шикарных дворцов, официально называемых хижинами, и заняли ключевые должности в харч-распределителе. Козлам тоже кое-что досталось, но это были в основном жалкие объедки с обильного свинского стола.

Что же касается других жителей Двора, то их существование было просто существованием, причём, в состоянии постоянного ожидания чего-нибудь. Кушали они что придётся. Жили, как придётся. И батрачили на кого придётся.

Енот Полоскун с утра до вечера полоскал им мозги обещаньями и завереньями о грядущей светлой жизни. Енот был убедителен и артистичен. В отличие от своих предшественников, он не чурался спуститься с высокого помоста на матушку-землю. Он демократично жал лапы псам, нырял в самую глубокую лужу вместе с хрюшками, целовал в нос новорожденных котят и совместно с кроликами бодро отстукивал на барабане «Гимн мериканских тигров». Кроме того, Енот демонстрировал чудеса показательного трудового энтузиазма. Например, он собственноручно доил коров, поил лошадей и кормил козлов. Особенно виртуозен он был в стрижке овец и баранов. С некоторых он даже снимал шкуру, но делал это так умело и ловко, что они даже не блеяли. А оставшиеся в своих шкурах были жутко довольны, что с них самих снята только шерсть.

Енот был вездесущ и неутомим. То он открывал спортивные состязания по дворовому тыквенному футболу или капустному регби, то самолично забивал гвозди в разваливающийся коровник, то давал ценные указания по ремонту сломанного картофелеуборочного комбайна. Таким прилежным хозяином, как Енот, можно было гордиться, гордиться и гордиться. И животные гордились. Они даже забыли, что он зверь и стали именовать его «наш дворовый Полоскун».

Шли годы. Но жизнь животных счастьем не изобиловала. Процветали мздосвинство, куррупция, козлокрадство, кошечкотуция, кроликоразведение, домжевание, бараноблеяние и шкуроснимание. Многие животные стали чувствовать, что правление Енота явно затянулось. Кроме того, им надоело видеть много лет на помосте одну и ту же морду. Им вообще перманентно хотелось перемен. Поэтому пришлось объявить выборы.

Енот был демократичен и вовсе не настаивал на том, чтобы выбирать хозяина только из своей собственной однозначной кандидатуры. Он привёл из леса своего приятеля Медведя и объявил: «Вот кто будет Ваш новый хозяин! Выбирайте!» – «Так ведь он же хищник!» – в испуге воскликнули животные. «Ну, какой же он хищник?! Медведь – означает ведать мёд. Он мёдом питается. Посмотрите, какой он милый и смирный», – покровительственно улыбнулся Енот. В доказательство Енот попросил Медведя станцевать вальс. Медведь станцевал. Енот попросил его поклониться. Медведь поклонился. «Да, не так страшен Медведь, как его малюют», – решили животные. И единогласно проголосовали за этого зверя.

И действительно, Медведь вёл себя как ручной (по отношению к Еноту). Енот сначала водил его на поводке, а потом (когда все убедились в миролюбивом характере нового Хозяина) торжественно снял поводок. Зверюга, почувствовав себя, наконец, совсем свободным, взобрался на помост, приосанился, вытаращил глаза и грозно рявкнул.

Животные с перепугу чуть не разбежались со Двора. Но Енот вовремя их остановил: «Эй! Куда?! Если за бугор, то ведь там волки и тигры!» «И верно: бежать-то некуда», – осознали животные и стали приспосабливаться к медвежьему характеру. И приспособились. Иногда он порявкивал на них и грозно махал когтистой лапой, но они к этому привыкли и даже зауважали его за внушительные звериные повадки.

Особенно грозно он рычал на мелких хищников, рыскавших вокруг Двора. И не только рычал. Когда был не в настроении, мог решительно выйти за забор и задать трёпку какому-нибудь зарвавшемуся шакалу. Однажды он даже захватил часть шакальей территории, объявив её собственностью Двора. Шакал Шакашвил долго выл, истерично жевал собственный хвост и жалобно взывал к помощи мериканских тигров. Тигры высадили на шакалью территорию военный десант, демонстративно угрожая Двору. Медведь в ответ заявил, что готов шарахнуть по ним навозно-баллистическими ракетами, начиненными вирусом дворового гриппа. Тигры тут же отозвали свой десант назад. Проявленный патриотизм сыскал Медведю изрядное почтение со стороны животных.

Медведь грозно грозил врагам, но при этом не забывал сохранять с ними взаимовыгодные товарно-рыночные партнерские отношения. Он расширил бесперебойные поставки для волков и тигров дешевого дворового мяса (кроме мяса поставлять за бугор было нечего, ибо всё реальное дворовое сельскохозяйственное производство было давным давно похерено), вследствие чего заручился их безоговорочной поддержкой. В обмен волки и тигры обещали не нападать на Двор.

Медведь прекрасно понимал, чего стоят их обещания. Поэтому он принял меры предосторожности: было проведено умное инновационное наноперевооружение. Правда, при этом армию пришлось многократно сократить, т. к. палок, дубинок и рогаток на всех армейских не хватило. Финансовые средства, вкладываемые в оборону, сильно разворовывались. Поскольку так и не удалось установить – кем разворовывались, решено было резко увеличить оборонные расходы, тем самым сделав поправку на неизбежное казнокрадство.

Медведь объявил казнокрадству войну (он вообще был довольно воинственен). Ему не нравилось, что слишком часто жратва и прочие жизненные блага растаскиваются не им самим, не Енотом, не свиньями, а какими-то вонючими козлами. Медведь пригрозил козлам, что сдерет с каждого три шкуры. Козлы перепугались и стали с ним делиться, причем, на законном основании. Были подписаны соответствующие меморандумы. На этом борьба с казнокрадством была успешно завершена.

Медведь очень любил играть с Енотом в чехарду под названием «Стань Хозяином». Они резво перепрыгивали друг через дружку, весело смеясь и резвясь, как дети. Когда Енот прыгал через своего друга, то на время становился Хозяином Двора. Затем Медведь перепрыгивал через друга. И тогда сам становился Хозяином. Получалось, что во Дворе как бы сразу два Хозяина. И оба умели умно пошутить. И это было прекрасно. Медведь с Енотом дружили с утра до вечера. Они вместе играли в бадминтон, поддавки и выборы. Зимой они весело катались на салазках с горки, лепили пластилинового снеговика и азартно прыгали с водонапорной башни головой в сугроб. Летом они собирали букеты цветов, позировали перед своим отражением в лужах и ездили в горный Курщавель собирать щавель и ощипывать упитанных забугорных кур с целью приобретения дешевых куриных окорочков. А однажды они прогарцевали вдвоём верхом на кукурузоуборочном комбайне! Как же радовали оба друга своей крепкой дружбой всех обитателей Двора!

Во время выборов они задабривали животных подачками с хозяйского стола. Животным нравилось, что в такие дни про них не забывают. И как-то раз они с наивной надеждой спросили, нельзя ли сделать выборы каждодневными или хотя бы ежегодными. Но Медведь заявил, что так наступит полное разорение дворовой казне. А казну надо беречь. Выборы – занятие слишком затратное. И приказал делать выборы наоборот пореже – раз в шесть лет.

Квартет недовольных животных – свин Зюзя, хряк Жирик, каплун Я-Блинский и суслик Мирный – пытался сыграть протестный концерт против енот-медведского дуэта, но меж четырьмя вдохновенными музыкантами не было согласия. И как они ни менялись местами и инструментами, всё равно звучала одна и та же жуткая какофония.

Енот с Медведем, поддерживаемые хомяком по прозвищу Грызун, заглушили конкурентов барабанным боем. Грохот и шум стояли во Дворе немалые. Животные заткнули себе уши и приуныли. Но смирились. А что делать? Не выбирать же себе других хозяев. Вдруг к власти опять придут козлы?

Примечания

1

вариант для чувствительных дам: «Сейчас осчастливлю акул…»

(обратно)

Оглавление

Всё путём! (сказка-быль)

Девушка-оса

Телемедведь

Рыцарь

Как по речке

Зайчик

Дева и фараон

Бриллиант

Почти по Пушкину

Рыцарь и Крепость

Куклы и Ванька-встанька

Курица (кое-кому с намёком)

От обезьяны

Чашка и Веник

Поговори со мною

Черный квадрат

У Стихоморья

Банный день

Африканская диета

Пузырь

Сова и Жаворонок

Игры в зверинце

Не вырубить

Графский намёк

Муха

Эксперимент

Обида

Кактус

Овцы и волки

Дракоша

Пчела (басня из прошлого)

Шахматы

Ворона и Осёл

Ёж и Лиса

Бегемот

Гламурчик

Французский дух (пародия на «французский» стишок одного «русского» поэта)

Буква «Ё»

Кря-кря

Дятел (детская песенка)

Янь, Инь и Пут-ин (комментарий к стиху Rashid «Письмо к Инь»)

Пиар

Круговорот еды в природе (вдохновение – от стиха Юрия Фесенко «Однажды шустрый воробей»)

Дежавю (навеяно пародией Александра Иванова)

Треугольник и Окружность

Сперматозоид

Капитан

Кузнечик и Стрекоза

Самурайский кот (дружеская пародия на боевой стишок одной поэтессы «Самурайский меч»)

Лис и козлы

Виртуальная принцесса

Карты на сайте

Дед Мороз и Снегурочка

Луна и Солнце (дружеская пародия на стих Татьяны Куниловой «Свидание»)

Что такое хорошо и что такое плохо (в стиле Маяковского)

Поднебесная и Снежнокрылый (дружеский комментарий на стишок Марии Гродиной «Снежнокрылый и Поднебесная»)

Дон-Кихот и Дульцинея

В болоте

В теории у Дарвина изъян

Нож Сатаны

Птичий двор

Альпинистка и Эверест

Луна

Я – дровесек (дружеская пародия на стих Иланы Арад «Я – дерево»)

Лиса-краса и шустрый Ёжик (лесная быль)

Кот и Мышка

Спичка

Ни сеять, ни пахать

Принц и Золушка

Куры и Петух

Осёл-стихоборец

Глаша, щи и каша

Конец Индигового Мотылька (дружеская пародия на прощание Мотылька)

Дуб и берёза

Козёл и Коза

Медуза (пародия)

Мартышки и Удав «Идите ко мне, бандерлоги!» (из телешоу В. В. П.)

Алмаз

Лягушка и Иван-царевич

Слон

Как страус женился

Груша

Любопытный цыплёнок

Почта насекомых (фельетон)

Медвежья перепись (фельетонная басня)

Хозяйский двор (политический памфлет) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg