«Укатилось, расплавилось солнышко…»
Укатилось, расплавилось солнышко — На стерне золотится стезя. На упавшее во поле зернышко Не откликнуться сердцу нельзя. Земно кланяться найденну колосу — Как заблудшую душу спасать. Покоряюсь нетленному голосу, Что в наследство оставила мать. Уступая желанной усталости, Буду слушать, как песню, хлеба. Не утрачу завещанной малости — Да заполнится полем судьба! Постигаю давно позабытое, Обретенное в самом простом. Помолчу на меже под ракитою И замру, как над белым листом.«Мне житье братана нравится…»
Мне житье братана нравится — Стал он крепким мужиком. У него жена — красавица; Словно терем новый дом. По плечу братану разное: И пахать, и убирать. Он работает, как празднует, И жена ему под стать. Сколько лет из русских кряжевых Сортовые нянчил льны! Не жалея сил, выхаживал Гордость псковской стороны. Расцветая, в пояс клонятся — Бирюзовая волна! И течет, ликует звонница Удивительного льна.«Честно трудится моторик…»
Честно трудится моторик Возле бани на реке. Дедов старенький топорик Ухает в моей руке. У поленницы на плахе Я орудую, как встарь, Босиком, в одной рубахе, — Хорошо живешь, скобарь! Ноздри щупают ядреный Вкусный воздух смоляной. На лесине окоренной, Словно сахар, тает зной. Ветерок рубаху сушит — Это тоже благодать. Дорогая тетка Нюша, Что взамен тебе отдать?«За Великой скирды хлеба…»
За Великой скирды хлеба И бокастые стога. За Великою в полнеба Встала радуга-дуга. В семицветье входят двое: Он ведет к реке ее. Я лишился вдруг покоя, Вспомнив давнее свое. А закат сочится, Льется — Воды плавятся в огне. Звонко девушка смеется — Смех, как солнышко, во мне. Смех, как звонкая водица, Как искристая звезда… Не пойму, Река струится Иль текут мои года?Картошка
Не из тарелки взять с цветной каемочкой, Из углей выхватить, как сам огонь, — Картошку черную с хрустящей корочкой И покидать с ладони на ладонь. Напополам ее сломаю, угольну, Вдохну картофельный здоровый дух… За плугом хаживал — не родич увальню, — Один во полюшке пахал за двух. И до чего ж вкусна картошка осенью Под ясным куполом среди полей! Поля пронизаны сквозною просинью, А ветер к вечеру — синее, злей. Комбайны замерли, зарей умытые, Подняли хоботы и смотрят вдаль. Как перед праздником, душа открытая Вбирает тихую полей печаль. А в небе лебеди, как откровение, На солнце красное косяк плывет. И горько-сладостно, пусть на мгновение, От непонятного душа замрет.«Среди болот и глухомань-лесов…»
Среди болот и глухомань-лесов, В зеленом царстве птичьих голосов, Вросла в бугор крестьянская изба: В окне — заря, А над зарей — резьба. Изба стоит уже полста годов. Тропинка от нее ведет на Гдов. Другая — к югу, в дальние края, Которых и во сне не видел я. Всему свой срок: Аукнула судьба… В разлуке запечалилась изба, Осталась вековать среди лесов, В весеннем хоре птичьих голосов. Мне открывались чудо-города. Избенке дедовой до них куда! У каждого свой норов, голос, вид, И каждый не полста годов стоит! Но если было мне невмоготу, К былому обращал свою мечту, Припоминая старый дедов дом. И он светил мне заревым окном.«Мне кажется, прежний я…»
Мне кажется, прежний я, прежний, И давние думы свои Несу затаенно и нежно Туда, где живут соловьи. Как будто и нет за плечами Далеких морей, городов. Не здесь ли мечталось ночами: Увидеть бы сказочный Гдов! И что ж, Повидал я с лихвою!.. Но сердце вернуться велит. С покорной пришел головою, — И что же мне встреча сулит? Вот здесь, не знавала покою, Стояла кормилица-печь. Прижался к березе щекою, Одна она вышла навстречь. Остались сады и болото, Что поле питало росой. Тропинка вела на охоту, А эта — на пожню — с косой. Отсюда уехали люди, Уехали, хутор любя… И пусть нас никто не осудит, Мы сами осудим себя.«Смалу в деревне я рос непутевым…»
Смалу в деревне я рос непутевым — Мне бы мечтать да играть. С братом ходили в подлесок сосновый Хворост к зиме собирать. В глушь забреду — от сосенок мохнатых Глаз не могу отвести. Хлебом с ладони кормил я сохатых, Бабочек нянчил в горсти. — Много ль с такого работника толку! — Брат мне взашей поддавал. — Зубы, бездельник, положишь на полку, С песен какой капитал?! Братья корили, наверно, напрасно И наставляли, как жить. Мне и поныне мечтается красно: Песню сложить.«Солнышко ночей не досыпало…»
Солнышко ночей не досыпало, Поднималось, Землю облучало, К полдню раскаляясь добела. Облака над нею набухали, Проливались и спешили в дали Завершить весенние дела. Гулкой подпоясанная речкой, Зорькой подрумянена, Как в печке Испеченный сдобный каравай, Пашня за околицей лежала, Зерен полновесных ожидала, Слушала грачиный грай. В поле выезжали трактористы, Веселы, Чумазы и плечисты: Начиналась жаркая страда. Гул моторов повисал над краем, И дышала новым урожаем Свежая Прямая борозда.В сельском клубе
Художник старался на совесть — Досрочно сработал заказ. И вот она — трудная повесть: Деревня моя без прикрас. Расскажут потомкам картины О нашей нелегкой земле: На пашне весенней машины, Лежит каравай на столе… Как будто раздвинулись стены, Небесной вобрав синевы. Запомнил я образ Елены — Того лихолетья вдовы. Сидит, положив на колени Не руки — России судьбу. А возле сожженной сирени — Бревешки на вдовью избу. Елена — как будто святая — Омыла очей бирюзу, Глядит на себя, не мигая, Роняет, как плату, слезу. Щедрей не бывает награды — Художник застыл у окна. В раскрытое льется прохлада, И даль, как в картине, ясна.«Уходил без сожаленья…»
Уходил без сожаленья — Жизнь красивая звала. Почему ж за отступленье Совесть за сердце взяла? Сорвался среди недели. Что жена — сам черт не брат! Подымались стройно ели, Словно вышли на парад. Понасыпало болото Журавиц полным-полно… Ворохнулось в сердце что-то Позабытое давно. От подлеска до заката Вдоль реки — луга, луга… Вот оно, за что расплата, — Ольхи встали, не стога. Над родительским погостом Словно шапки — галки в лёт… Оказалось, ох не просто Сделать новый поворот.ТЕТЕРЕВИНЫЕ ПОЛЯНЫ
«Проснусь однажды я лучом…»
Проснусь однажды я лучом — Раздвину темноту плечом, Пройдусь легонько по вершинам Притихших на заре холмов, Посеребрю полет машины, Окошки высвечу домов. Я в середину росной капли Живым алмазом буду вкраплен. Пройдусь по тихой речке кротко — Прошелестит вослед лоза — И, придержав свой лет короткий, Вдруг потону в твоих глазах.Осеннее
Петляет в лугах Меж кустами дорога… Присяду устало у доброго стога. Присяду, Озябшую спину согрею. А листья куда-то — Скорее, скорее… Вот-вот закричат беспокойно, Как птицы, Над полем продрогшим Начнут табуниться. Но листья не птицы, Не сбиться им в стаи. Куражится ветер, Бездомных взметая. И хочешь не хочешь И надо ль не надо: Вбираешь душой Маету листопада.«Заявился я домой издалека…»
Заявился я домой издалека, Не признала меня Гдовка-река. Крепость Гдовская осела совсем, И трава на ней в студеной росе. Вечерами гусли звонкие тут Песни славные о прошлом ли поют? Возле крепости задумчив стою, Отыграл я, видно, песню свою. Неужели отгорожен межой, В милом городе стал вовсе чужой? Как на привязи по улицам кружу: То налево, то направо погляжу. Гдовитяночки — кровь с молоком, Глаз не прячут, провожают хохотком. Побелел я под осенний ковыль, Поосела не дорожная пыль, — Поосела пыль прошедших годов. Не узнал меня, приезжего, Гдов. Улыбнусь я и пойду на причал, Где свидание любимой назначал.Сберегите цветы полевые
Полевые цветы, полевые, Их никто никогда не сажал… Голубые мои, огневые, В них блескучие росы дрожат. Незаметно пьянит ароматом Откровенье земной красоты… Вы меня понимали, как брата, Полевые цветы. Сколько раз вы меня исцеляли — Чуть горчило питье на устах. Сколько раз вы меня окрыляли! Вас все меньше теперь Неспроста. Неужели в далекие лета Вы исчезнете вовсе с земли?.. Полевыми цветами согреты, Разве мы не добрее росли? Сберегите цветы полевые. Как без вас на просторах дорог? Голубые мои, огневые — Колокольчик, кипрей, василек.Лебедь
Уплывает лебедь, белая птица, — В сердце остается красный след. И тоска на озеро дымкой ложится, Над водой просторною меркнет свет. Уплывает лебедь, пропадает Между небом черным и водой. На откосе сердце умирает, Догорает тихою звездой. Силы мне достало бы выйти на кручу, Напоследок лебедушку увидать — Уплывает белая в синюю тучу, И заря прорезала озера гладь.«Уеду праздновать осень…»
Уеду праздновать осень Туда, где и в отпуск не ждут. Вечерние тени, как лоси, Тихонько к костру подойдут. В лесу у озерного плеса Всю ночь промолчу под сосной. Прогрохают гулко колеса По тряской дороге лесной. Ничем тишины не нарушу — Один на один у огня. Лишь сосны в открытую душу Глядят и врачуют меня. А угли мерцают, Мигают, По углям змеятся огни. Мне думать они помогают, Забыться помогут они.Поединок
Они сошлись в последний раз, Рога скрестились, Словно шпаги. А в стороне она паслась, Не замечая их отваги. Сошлись старик и молодой, Глаза синеют, Словно сливы… Она беспечно над водой Застыла у ветвистой ивы. Они — Рога в рога стоят, Схлестнулись опыт с ярой силой. Заката красная струя Рыжеет на земле остылой. Как струны, ноги напряглись, Кровенят ноздри, Дышат стоном. Сладка и беспощадна жизнь, Суровы у нее законы. Опали мокрые бока, Прихваченные сединою. Трещат рога у старика, Как под копытом сухостои. Скользит предательски нога. У молодого злее хватка — Достали острые рога Незащищенную лопатку… А та, которую берег От волчьей стаи и напасти, Другому ткнулась мордой в бок, Готовая к беде и счастью.«О, это тонкое — чуть-чуть…»
О, это тонкое — чуть-чуть — Души моей отдохновенье. И я могу легко вздохнуть, В свое поверив воскресенье. Дозволено плеча чуть-чуть Коснуться в мягком полусвете. Сумел я грань перешагнуть — Теперь за нас двоих в ответе. Пока в цвету земля моя, Но все длиннее в полдень тени. Ведут от песни соловья К тебе высокие ступени. В лугах убавилось росы, И чуть слабей запахло тмином. Уже весомо на весы Кидает август золотины. Куда от осени уйдешь? Она одна для нас — награда. Не огорчайся: Сжата рожь. В полях — разгулье листопада.«Припоминаю, как в немом кино…»
Припоминаю, как в немом кино: Июньский вечер и твоя улыбка, Распахнутое на Пскову окно, И вальс, — как волны, медленный и зыбкий. В лугах заречных догорал закат, На город вечер наплывал лилово. Река плескала что-то невпопад. И ты ушла, не вымолвив ни слова. А может быть, я все придумал сам, И ты — всего лишь плод воображенья? Но почему ж творятся чудеса Со мной И донимают сновиденья? Я постарался обрести покой Средь сосен, величавых, как соборы. Но ты нежданною обмолвилась строкой, Что нашу глушь побеспокоишь скоро. И снова я считаю каждый день До нашей встречи, как считал когда-то. Ты приезжай, В лесу такая звень — Апрельские восходы и закаты!На весеннем току
На ток слетались не впервые Драчливые тетерева. Им сосны нравились кривые И прошлогодняя трава. Слетались затемно, Сходились И славили весну и высь. И жаром зорь они светились И, как положено, дрались. Крыло в крыло — Сшибались гулко, Раскинув радугой хвосты… И никла дедовская тулка, Не смея тронуть красоты.«Я тоской зашелся по тебе…»
Я тоской зашелся по тебе… Как пылает осень среди сада! На двоих хватило б листопада И тепла в родительской избе. Тут я на озерах — сам-король, Но теперь и этого мне мало. Для меня желанна даже боль Лишь бы о тебе напоминала. От дождей набухли берега, Заводи свинцово потемнели. Вызвездило листьями луга. Мягко стелет осень, Мягко стелет…Расплата
Душно мне. В избе не спится, Выйду, что ли, за село. В камышах журчит водица, Ночь — что день: светлым-светло. Над водой застыла дымка, Не шелохнется кругом. Мне припомнилась заимка И на ней высокий дом. Ноги сами повернули За околицу, туда, Где в тумане потонули Невозвратные года. Вот и дом. Крыльцо, врастая, покосилось, Села печь… Жжется истина простая — Не сумел любовь сберечь. А поди ж, нашелся умник — Разглядел издалека… Месяц, два Хожу бездумно, Словно тронутый слегка. Небо низкое покато, Лебеди летят, трубя… Принимай молчком расплату, Не обманывай себя.Возвращение к весне
Не впрок мне опыт — я неисправим: Вновь возвращаюсь в памятное лето. И, насмехаясь над собой самим, Иду к тому единственному свету. Прости меня, что я поверить мог: Как день осенний, счастье на исходе. Ведь в жизни столько пройдено дорог, И доводилось всякое в походе. Я не боюсь, что выгляжу смешно: Как лист перед травой, перед тобою. Беру билеты на двоих в кино И сам себе сдаюсь уже без боя. Пока молчим. Твоя рука в плену. Твой мягкий профиль на моем экране. Я возвращаюсь в давнюю весну, Я одурманен запахом герани. Как будто в жизни не было войны, Потерь, разлуки, самого забвенья И этой сверхосознанной вины За давнее слепое отступленье. Теперь я понял: стоило пройти Пути любые, Если надо — пытки, Чтоб этот вечер тихий обрести И постоять у старенькой калитки.Заповедная страна
Н. Л.
Нету радости предела — Снова я вхожу в весну. Пригласил тебя несмело В заповедную страну. В той стране нам все желанно. Даже старенький шалаш. И росинки безобманно Озаряют берег наш. На воде кувшинок звезды Ослепляют белизной. Над рекой рябины гроздья Излучают терпкий зной. Настоялись к полдню пожни, Воздух льется, словно мед. И куда ж нас бездорожье Травяное заведет?Прощание
Ушла любимая, Ушла, не обернулась, Меня как будто не было и нет. Калитка ветхая беспомощно метнулась И охнула моей любимой вслед. Гляжу растерянно, печально, оробело Вдоль тихой улицы, пустынной и прямой. Дома молчат, Домам какое дело, Что вечер близится и нет тебя со мной. Стою, чего-то жду — Вот-вот должно случиться: Ударит гром, обрушит окоем… Вдруг слышу: Надо мной затенькала синица, Затенькала о чем-то о своем. И солнце к вечеру ничуть не помрачнело, Нырнуло в озеро бедовой головой. Листва осенняя слегка залиловела, Зашелестела грустно надо мной. Стою, молчу, — и лишь теперь поверил: Синица, солнышко мне посланы судьбой… И сердце возвращается к апрелю, В луга заречные, Где встретились с тобой.«Разгулялся сиверко по склонам…»
Разгулялся сиверко по склонам, Что ни прутик — отзывается стоном. По-над лесом солнышко белесое Тонет камнем в хлябях поднебесья. Журавли затабунились на мшарине, На мшарине, словно на перине, — Здесь не только танцевать, Ходить невмочь. С каждым днем короче день, Длиннее ночь. Молодые веселятся — Ну и пусть! — Не для них, как видно, Осени грусть. Только старый знает цену расставанью, За осенней позолоченной пургой Видит он такие расстоянья, Слышит ветер — верховик тугой. Он-то знает: С ветром шутки плохи — Не спасет и выверенный путь. Взмахи крыльев тяжелы, как вздохи. И назад уже не повернуть. Он стоит. Но нет ему покоя: Время, время стаю подымать! И зачем придумано такое, Что куда-то надо улетать?ДАЛЕКОЕ И БЛИЗКОЕ
Антонов большак
Мой дед Антон — дорожный мастер, В деревне — пролетариат. Дорогу строил он для счастья, Был несказанно делу рад. Как для себя Антон старался — Чтоб намертво булыжник лег… И вот он — город показался, А до чего же был далек! Верста к версте — легли каменья, Как в песне звонкие слова. Достала наше поколенье Про деда добрая молва. Дорога уходила в дали И счастье все-таки нашла. По ней тачанки проскакали И революция прошла. Давным-давно Антона нету, И все-таки мой дед живет… По каменке, навстречу лету, Спешит из города народ. По ней, Антоновой, надежной, Я нынче еду не спеша. И каждой возрожденной пожне Внимает радостно душа.«То не лебедь выходила из реки…»
То не лебедь выходила из реки И вставала, белокрыла и легка, — Возводили на Великой мужики, Словно песню, белу крепость — на века. Поприладилась плечом к плечу артель. На стене — сам бог и князь — Мастеровой. По земле идет играючи апрель, Обжигает прибауткой ветровой. «Ох ты, каменщиков псковская артель, Плитняков многопудовых карусель, Балуй, балуй каруселькой даровой, Словно не было годины моровой». Не в угоду Злым и добреньким богам, Не за-ради, чтобы слава вознесла: По горбатым, По отлогим берегам, Будто шлемы, подголоски-купола. Их оглаживали дальние ветра — От восточных гор И западных морей. Поосыпано вороньего пера У крещенных не крестом монастырей! И с мечом, и с бомбой жаловал гостек — Не молиться на кресты и купола… Только срок артельной силы не истек — Та лебедушка навек — белым-бела.Рождение
Бог весть какими шел путями, Чтоб видеть, слышать, просто жить. Из лыка первыми сетями Меня пытались изловить. А я в воде, подобно блику, Был удивительно живуч, Взлетал, над лесом легче крика И прятался в наплывах туч. И не случайно, Лишь стемнеет, Сажусь я молча на крыльцо. Моя душа, как даль, светлеет, Подставив космосу лицо. От непонятного застыну, Чему-то горько улыбнусь И, распрямив внезапно спину, Навстречу звездам засвечусь.Бесконечность
Борода на широкой груди, И ручищи — дубовые плахи. Возлежит он в посконной рубахе. Бесконечность его впереди. А ведь был он — солдат хоть куда: Он в разведку ходил, а в атаке — Не видали такого рубаки! На подушке алеет Звезда. Он как будто глядит из-под век, Вспоминая, чего не успето? От забот задыхается лето, Да не властен помочь человек. Не прибавить теперь, Не отнять — Все свершилось от точки до точки. Возле гроба горюнятся дочки, Сыновья попритихли и зять. Встрепенулся подстреленно крик — Не сдержалась студентка, меньшая… Головою вот-вот покачает — Не любил беспорядка старик. Он предвидел беду наперед — Заготовил себе домовину… Похоронного марша кручина Над толпой величаво плывет. Замирают от марша в груди Громогласные охи и ахи… Возлежит дед в посконной рубахе. Бесконечность его впереди.Рассветное окно
Кардиология. Просторная палата. Костлявый кто-то спрятался в углу. Так вот она — за все, За все расплата… Вдыхаю воздух — вязкую смолу. И потолок, как палуба, покатый, От лампочки — зеленые круги. А мысли заблудились вне палаты: Друзья оставлены, Не прощены враги… А тот костлявый, в белом, шевелится, Зовет меня — И я к нему иду. А сам кричу: «Дай руку мне, сестрица!» Но губы лишь бормочут как в бреду. Ночь наседает, но опять не спится, Все кажется: Я здесь давным-давно… За что бы в этом мире зацепиться?! И взгляд нашел рассветное окно.Вечность
И до меня за сотни лет С утра, как новоселы, В полях — едва взыграет свет — Гудели важно пчелы. Стояли смирно у воды Покорные ракиты. Грузнели к осени сады Анисом знаменитым. В реке гулял ленивый сом И утка жировала… Одних — забыл родимый дом, Других — давно не стало. За что же я в такой чести — Иду тропой земною… И без меня всему цвести, Но лучше бы — со мною.ВЕРНОСТЬ
«Усохла на болоте гоноболь…»
Усохла на болоте гоноболь, Копна беспомощно осела у овина… Под ветра вой свою вверяю боль Листу просторному, как снежная равнина. Достанет ли его — беду вобрать, Что на сердце лежит булыжником замшелым? Враги могли повесить, запытать, Железом и огнем терзая тело. Слова текут кровавой бороздой: Орда фашистов. Беженцы. Поруха… И брата жизнь, сгоревшая звездой, И на сто партизанских верст одна краюха. Черным-черно по белому листу: Карателей облава — мы в капкане. Гремят отмщеньем взрывы на мосту… Все в памяти моей, как на экране. За двадцать миллионов дать ответ!.. Гляжу на лист бумажный безнадежно. Да что там лист! Для горестей и бед Была бы впору степь с ее немым безбрежьем.«Не объять материнскую душу…»
Не объять материнскую душу, Беспредельны просторы ее… Ты прости, что покой я нарушу, Житие вспоминая твое. «Житие» — не обмолвное слово, Ты и вправду святая была: На деревне умела любого Отвести от корысти и зла. И умела легко, величаво Уживаться с нелегкой судьбой. Деревенских детишек орава, Как за матерью, шла за тобой. Ты учила не плакать от боли И в работе себя не жалеть. Даже наше тяжелое поле При тебе начинало светлеть. А когда захлестнуло ненастье, Ты, себя втихомолку казня, Материнской суровою властью Посылала в разведку меня… И, склонясь надо мной молчаливо — Состраданье само и любовь, — Ты не взглядом ли раны лечила, Из которых бежала, сочилась Сквозь бинты воспаленная кровь?«Я с морем остаюсь наедине…»
Я с морем остаюсь наедине И слушаю его тревожный ропот… Припоминаю свой моряцкий опыт, Что якорем заилился на дне. Я с морем остаюсь наедине. Слова, что камни, падают в прибой, Дробя закат в багровые фонтаны. На непогоду загудели раны, Напоминая мне последний бой. Слова, что камни, падают в прибой. Товарищей пучина погребла. В смертельный шторм не многим пофартило… Ревело море — братская могила. Тонуло солнце. Подымалась мгла. Товарищей пучина погребла. И час, и два я слушаю прибой, Внимаю голосам братвы отважной. Во тьме маяк засветится протяжно Звездой неповторимо голубой. И за полночь я слушаю прибой.«В учениях и на парадах…»
В учениях и на парадах Себя показать я не мог — Свое отлежал я в засадах, В снегах у опасных дорог. Свое отходил я в атаки — До самой победной весны… Не мины взрываются — маки На длинных дорогах войны. Горят они ярко и нежно Среди золотистых хлебов. Российское поле безбрежно, Как вечная наша любовь.«Дарован сердцу, как металлу…»
Дарован сердцу, как металлу, Природой прочности запас. Война меня огнем пытала И подымала на фугас. Метель меня лобзала жгуче За тем изрытым большаком. Друзья под ивою плакучей Лежат, присыпаны снежком. Что ж, беды поздние полегче, Но точат медленно, как ржа. Их не зальешь и не залечишь Они зарежут без ножа. И сердце, кажется, зайдется — Не хватит прочности ему. Ну а пока что бьется, бьется, И что мне делать остается — Как не довериться ему?«Наш проселок бойцы-пешеходы…»
Наш проселок бойцы-пешеходы Утоптали за горькие годы. Шли туда, Где орудий раскаты, По нему в сорок первом солдаты. Укатали проселок обозы, Застелили листвою березы, Сапогом да узорчатой шиной Пропечатана вязкая глина. На виду у израненных елок Уходил за деревню проселок. Опоясав низину подковой, Заворачивал в клевер медовый. Вдоль ракитника вел над рекою, Прятал в спелую рожь с головою. Под волнистым шуршащим навесом Убегал к синеватому лесу. И выводят проселки такие На просторы великой России.«Опять меня тревожат журавли…»
Опять меня тревожат журавли. И к непогодью остро ноют раны. Опять не спится: Вижу, как мы шли, Псковщины полоненной партизаны. Молчал сторожко, Уводил простор, И гибель, и спасение сулящий. Октябрь костры червонные простер. А жизнь, что день, милей, И клюква слаще… Измаянных, Израненных в бою — Чуть сплоховал — Болото хоронило. Над нами журавли в косом строю, Срезая ветры, Торопились к Нилу. Внимал их крику неоглядный мох И набухал туманом и тоскою. Я слушал их И — к лютой боли глох, Сжимал винтовку детскою рукою. Не только мох осилили, — Прошли Пути иные — этих не короче. Знать, потому о прошом журавли Опять трубят — И сердце кровоточит.«Все меньше остается вдов…»
Все меньше остается вдов. Они теперь совсем старушки. Хранит их давняя любовь, Что ехала на фронт в теплушке, Что шла дорогами войны, Месила глину сапогами И на полях родной страны Сражалась с лютыми врагами. Вставали не на жизнь, На смерть За каждую избу и хату, Земли взметалась крутоверть И расползался дым лохмато. В полях, в разрушенных домах Любовь сгорала звездно-сине, Она пылала на холмах И освещала всю Россию. Все меньше остается вдов. Они теперь совсем старушки. Хранит их давняя любовь, Что ехала на фронт в теплушке, Что шла дорогами войны, Месила глину сапогами И на полях родной страны Сражалась с лютыми врагами. Вставали не на жизнь, На смерть За каждую избу и хату, Земли взметалась крутоверть И расползался дым лохмато. В полях, в разрушенных домах Любовь сгорала звездно-сине, Она пылала на холмах И освещала всю Россию.«Моих друзей негромкие дела…»
Моих друзей негромкие дела — Следы давнишние На партизанских тропах. И всполохи березок на окопах, Повыжженных снарядами дотла. На месте боя В реденьком лесу Кипрея запоздалое цветенье, Как будто их последнее мгновенье — Шагнувших в огневую полосу. Моих друзей негромкие дела — Потухшего костра живые угли. Они по виду только смуглы — Хранят частицу давнего тепла. Озябший, Угли приюти в ладонь. Не только пальцам — Сердцу полегчает. Я свято верю, Сердцем примечая, Что до сих пор Хранят они огонь.«Земляк до Вислы шел со мной…»
Земляк до Вислы шел со мной, Наш Теркин — славная натура! И принял здесь последний бой. Давно известно: пуля — дура. Я за двоих встречать готов Штыком атаки лобовые… Он не вернулся в родный Гдов, Где льны, как небо, голубые. В победный день его родня Не ахала от буйной пляски. И не тянул земляк бредня По ласковой озерной ряске. И нам не знать его сынов, Не видеть миру их свершений. Осиротел старинный Гдов На много-много поколений. Живущий ныне, Не забудь — Какие мы несем утраты! До сей поры нам давит грудь, Как бревна, горе в три наката.Баллада о безногом солдате
Без ноги пришел солдат. Ни избы, ни клети… Хочешь, нет, — А надо, брат, Как-то жить на свете. Думал день, другой солдат: Что же делать с пашнею? И пошел не наугад — В МТС тогдашнюю. У директорши глаза — Словно в мае небо. Ободрясь, солдат сказал: — В трактористы мне бы… Слово к слову — по рукам, Получил он трактор. Ой ли — радость велика — Жмет домой по тракту. Он пахал, бороновал, Ночь над полем стлалась. И валила наповал Пахаря усталость. Он вставал — рассвет встречал, Любовался небом. Как заклятье повторял: — Будем, бабы, с хлебом! Сделал все солдат, что мог, — Хлеб свозил к овину… На развилке трех дорог Наскочил на мину. Телогрейку — в решето, Клочья — от металла, Деревяшке — хоть бы что, А второй — не стало. Над канавой плыл листок, Пожелтевший, кроткий. До чего же ты жесток, Жизни путь короткий… Тракторист лежал в пыли, Звал, просил водицы… Все ж успели, отвезли Бабы в райбольницу. В МТС весной пришел — Жив солдат покуда! Он директоршу нашел: — Без машины худо… От забот хмельным-хмельна, С пахарем не споря, Вдруг расплакалась она От чужого горя. Говорит: — Бери любой! — Влез солдат на трактор. И на радостях домой Жмет вовсю по тракту. Перед ним земля цветет И родное небо… И глядит солдат вперед — Будем, бабы, с хлебом!Праздник
Печь побелит к празднику Ирина, Сварит студень и намоет пол. Распрямит натруженную спину, Сядет, одинешенька, за стол. И уйдет с печальными глазами На берег, где вербы зацвели. За окошком взвизгнут тормозами И умчатся дальше «Жигули». Не услышит старая мотора, Сгинув в довоенном далеке: С Федором спускается под гору, К солнечно смеющейся реке. Федор прямиком идет ко броду, Снял ботинки, засучил штаны… И плывет Ирина через годы С тяжкой до веселой стороны. Всю-то жизнь вот этак бы с любимым Плыть, руками шею обхватив. И зачем ты, счастье, Мимо, мимо… Не нашло к Иринушке пути.Опора
Оглянусь на былое, воспряну, От печали-тоски отрекусь И поверю: В отставку мне рано, В трудный час я еще пригожусь. Это мы обещали солдаткам — Для Отчизны себя не жалеть. Если надо, пойду без оглядки, Как бывало, в огонь и на смерть. Если надо, осилю одышку Не за-ради похвал и наград… Я стою, опершись на сынишку, — Опершись на солдата — солдат.Подвиг
Светлой памяти Героя Советского Союза Матвея Кузьмича Кузьмина, повторившего в годы Великой Отечественной войны подвиг Ивана Сусанина.
Идет Кузьмин и час, и два, Что шаг — то к смерти ближе. Метель гудит: беда, беда, Скрипят морозно лыжи. В лесу до пояса снега, К утру мороз — под сорок, Ревет отчаянно пурга. А за спиною — ворог. А за спиною — в трех шагах — Фашистов автоматы… Не затухает боль в ногах, Гудит спина солдата. Далекий путь — короткий путь К последнему рассвету. Назад ему не повернуть, Назад дороги нету. — Шнель, шнель, старик, Пока темно!.. — Рассвет фашистам страшен. У деда на уме одно: Предупредить бы наших. Лишь добежал бы Василек К назначенному сроку. Ракеты вспыхнул уголек Над лесом одиноко. Отпрянула слепая мгла — Узнал знакомый взгорок… Матвея память увела В былое лет на сорок. Привиделось: Поют скворцы В рябинах возле клети. Бегут на речку сорванцы — Его, Матвея, дети. Земля с утра парком парит — Землица славно дышит. Душа Матвеева горит И голос пашни слышит. Земля от века мужика Поила и кормила, В земле — и мудрость на века, В земле — мужичья сила. За плугом весело идти, Мечтать о близком лете. И нету праведней пути На всем на белом свете. И нет вкуснее ветерка, Что веет по-над пашней… — Шнель, шнель! — толкают старика. И скрылся день вчерашний. В лесу метели круговерть. Фельдфебель лешим лает. И с каждым шагом ближе смерть. И Время это знает. Идет Матвей Кузьмин в века — Иной дороги нету. И снова думы старика Плывут к большому лету. В далекий незабвенный год, В надежду и тревогу. На сходках бушевал народ, Искал судьбу-дорогу. Прибились к общему двору — Колхозом-то вернее. Страда и праздник на миру — Куда как веселее. В тени под деревом Матвей Налаживает косы: — А ну, ребята, поживей, Пока играют росы! Он сам не прочь бы на покос — Тряхнуть былою хваткой… Заметив издали откос, Матвей свернул украдкой. Пургой на сердце маета, От дум спасенья нету. Дорога к подвигу крута — К последнему рассвету. Сковало спину ломотой И обливает потом. Идет России сын святой На смерть, как на работу. И, пересиливая боль, Сказал: — Шалишь, сумею… Ишь, расфашистская яволь, Хотел купить Матвея!.. Ведет Кузьмин последний бой: России верой служит. И командир он над собой, И комиссар к тому же. Лес отступился на версту. Врагов не спрячут тени. На Малкину на высоту Сугробы, как ступени. Зарделся над горой восход, Горят снегов разливы. Кузьмин в бессмертие идет, Как шел пахать на ниву. Идет — как будто не впервой, В лицо поземку гонит. Теперь фашисты под горой Видны, как на ладони. Кузьмин зовет: — Сыны, пора! За все воздайте гадам! — И грянула огнем гора По вражеским отрядам. Огонь смертельный, лобовой — Каратели в ловушке. Как приговор, короткий бой На Малкиной горушке. Сраженный пулею, Матвей Привстал, окинул взором Последний в жизни снеговей И огненную гору. Проходят годы. Высота — Как памятник Герою. На эти славные места Приходят дети строем. Приносят клятвы и цветы, Дружин проводят слеты. И нету выше высоты Для юных патриотов.
Комментарии к книге «Свидание», Лев Иванович Маляков
Всего 0 комментариев