ПЯТАЯ КНИГА СТИХОВ
«Когда средь бури сравниваю я…»
Когда средь бури сравниваю я Свою победу с пушкинскою славой, Мне кажется ничтожной жизнь моя, А сочинение стихов забавой. Зима? Воспета русская зима. Кавказ? Воспето гор прекрасных зданье, И в тех стихах, где «розы и чума», Мы как бы слышим вечности дыханье. Горам подобна высота стола, И утешеньем служит за торами, Что ты слезу с волненьем пролила И над моими темными стихами. 1946«Свой дом ты предпочла тому…»
Свой дом ты предпочла тому, Кто новый мир открыл, Ты выбрала себе тюрьму В краю приморских вилл. Но в этом доме (моря гладь И очень много роз) Чего-то будет нехватать, Каких-то бурь и слез. О, льется времени вода, А нам забвенья нет! Ты не забудешь никогда О том, что был поэт! О, как шумел над головой Печальный ветер скал, Когда он говорил с тобой И руки целовал! Порой, в невероятных снах, Где все наоборот, Услышишь ты как в облаках Прекрасный голос тот. Проснешься ты как бы от гроз, И будет в тишине Подушка мокрая от слез, Что пролиты во сне. 1939«Как две планеты…»
Как две планеты — Два огромных мира: Душа с душою Встретились, коснулись Как путники среди пустынь Памира И вновь расстались, разошлись, Проснулись. Но мы успели рассмотреть в волненьи Все кратеры, все горы и долины, Песок тех рек и странные растенья На берегах из розоватой глины. И, может быть… Как в тихом лунном храме И в климате насыщенном пареньем, Заплаканными женскими глазами И на меня смотрели там с волненьем? И удивлялись, может быть, причине Такой зимы, тому, что — снег, что хвоя, Что мы в мехах, фуфайках и в овчине, Что небо над землею голубое. 1939НАЕЗДНИЦА
Ты птицею в тенетах трепетала, Всего боялась — улиц, замков, скал. Пред зеркалом прическу поправляла, Как собираясь на придворный бал. Ждала тебя как в книге с позолотой, Как в сказке, — хижина и звук рогов, Волненья упоительной охоты И шум метафорических дубов. Как ножницами вырезаны листья Деревьев, что торжественно шумят, Как римские таблички для писанья Покрыты воском, как латынь звенят… Наездницей летела ты в дубравы, Шумели бурно книжные дубы, И, может быть, сиянье милой славы Уже касалось и твоей судьбы. 1940«Все гибнет в холоде зиянья…»
Все гибнет в холоде зиянья: Корабль в морях, цветок в руке, Все эти каменные зданья, Построенные на песке. Все хижины и небоскребы, Нью-Йорк и дом, где жил поэт. Подвалов черные утробы Останутся как страшный след. Но, может быть, в литературе Хоть несколько моих листков Случайно уцелеют в буре, В которой слышен шум дубов. И женщины прочтут с волненьем Стихи о том, как мы с тобой С ума сходили в упоеньи — В бреду, в постели голубой. 1941«Ты жила…»
Ты жила, Ты любила, Ты мирно дышала, Но над этим физическим счастьем Гроза Как милльоны орлов Возникала, И катилась В пространствах вселенной Слеза. В той стране Возвышались прекрасные горы, — Там, куда я тебя Сквозь бессонницу звал. Мне казалось, Что это органные хоры, А тебе снились платья И кукольный бал. В той стране На ветру раздувались рубашки. Клокотали вулканы И билась душа. Ты спокойно доставила Чайные чашки И пшеничный нарезала хлеб неспеша. Я тебе говорил: — О, взгляни на высоты! О, подумай, Какая нас буря несет! Ты ответила, Полная женской заботы: — Ты простудишься там, Средь холодных высот! Было ясно: В каком-то божественном плане Разделяют нас горы, пространства, миры. И в объятьях твоих я один Как в тумане — Альпинист У подножья прекрасной горы. 1941«Хорошо, когда о пище…»
Хорошо, когда о пище Забывает человек, Бредит в ледяном жилище Африкой, а в мире — снег. Хорошо витать в прекрасном, Вдохновляясь как герой Чем нибудь огромным, страшным — Бурей, музыкой, горой. Скучно, если все — в теплице. Если в жизни наперед Нумерованы страницы И расчитан каждый год. Только тем, что непохожи На других, на всех людей, Жребий дан из царской ложи Созерцать игру страстей, С высоты на мирозданье Потрясенное взирать И в театре, где страданье, Больше всех самим страдать. 1941МЭРИ
Л. Е. Гюльцгоф.
Ты в мире как в море, Где черные хмары. Ты — Мэри, ты — в хоре, Где голос Тамары. Ты — ласточка в буре, Где парус весь в дырах И гибель лазури. Ты — кровь на мундирах. Но в мире, омытом Твоими слезами И бурей разбитом, Восходит над нами — Над домом невежды, Над замком поэта — Светило надежды Под щебет рассвета. И в море страданья, — Мы знаем, — как реки Два чистых дыханья Сольются навеки.КРАСАВИЦЕ
Твоя душа — прекрасный Пустой огромный зал, Где мрамор беспристрастный И холодок зеркал. Таких размеров рамы Задуманы судьбой Для музыки, для драмы, Для бури голубой. В таких холодных зданьях Витает тишина, И в окнах как в зияньях Плывет всю ночь луна. Но вспыхнет люстр хрустальных Сияний миллион И в грохотах рояльных Мир будет потрясен. Так и твое дыханье: Полюбишь ты потом, И музыкой страданья Наполнится твой дом. 1941ГОРА
Под звездами и облаками Стоит высокая гора — Чистейший снег в альпийской раме, Тирольского рожка игра. Ты там живешь. Почти в небесной Стране из ледников и троп, Склонив над пропастью телесной Высокий и прекрасный лоб. Двух данных точек расстоянье Мы постигаем на лету, Но хватит ли у нас дыханья Взойти на эту высоту? Теодолит есть глаз науки… Но цифрам всем наперекор Мы к счастью простираем руки, И я иду на приступ гор. 1941ЗИМА
В моей стране, средь бурь и зим, Стоит дубовый прочный дом. Валит из труб высокий дым, И есть тепло в жилище том. Как бедный путник одинок, Когда вокруг холодный снег… Узрев в окошке огонек, Попроситесь вы на ночлег. Хозяин отопрет вам дверь. Вы скажите, что вы поэт, Что дом ваш — мир, но крыши нет, Что холод как жестокий зверь. Вы скажите: — Мой путь в стихе, Я шел, где пальмы, где Урал, Но заблудился в чепухе И в этот зимний мир попал… 1945В ЦАРСТВЕ ПЕРНАТЫХ
Л. Е. Гюльцгоф.
Такая малая она на вид, Но таковы небес большие планы: Немного перышек, а так летит Ее душа в возвышенные страны! И как она умеет жить и петь! С горошиною в горле, со слезами, Сильнее, чем больших оркестров медь, С закрытыми от нежности глазами. Такой, что рвется в высоту небес, Не наш курятник нужен и не клетка, А весь огромный мир и лунный лес, Концерт, а не болтливая соседка.ПОЭТ
Не во дворце и не в шелку Он пишет каждую строку. А в бедной хижине, в плюще, В дырявом голубом плаще. На чердаке огонь горит. Поэт, он на соломе спит. Но жизнь поэта не кровать, Чтобы лениться или спать, А важный и высокий труд И над стихом народный суд. Не ошибется Судия, Во мрак забвенья низведя Посредственность и пустоту И малодушную мечту. 1940БЕГЛЯНКА
Л. Е. Гюльцгоф.
Чтоб жить — терпение воловье. И зная твой непрочный дом, И слабое твое здоровье, Я беспокоился о том, Как ты перелетишь темницу, Покинешь этот скучный бал И ночью перейдешь границу, Где черный лес и много скал. В лесу железные колючки Рвут жадно платье из тафты, Но спряталась луна за тучки, И тенью проскользнула ты. Потом, пролив слезу как братья, Найдут средь терний пастухи Кусочек голубого платья, В бутылочке твои духи, Твой милый голос в ранней птице, Под дубом туфельку твою, Но ты уж будешь заграницей, — В Италии или в раю. 1945«Я думал: жалок человек!»
Я думал: жалок человек! Ничтожный план, пустое место! А ведь какой высокий век — Герои из такого теста! Он жил средь суеты земной, Весь беспокойство и сомненье, И слышался ему порой Какой то голос или пенье. Да, маленький переполох — Жизнь человека, образ дыма, Бесцельная, как слабый вздох. Но эта жизнь неповторима. 1939«Все тяжелее с каждым годом воз…»
Все тяжелее с каждым годом воз, Не ласточка, а трудный перевоз. Шумит полет небесных голубей И синева от них еще синей. Гремит безоблачный высокий гром И в горле от стихов рыданий ком. Но ничего не слышит слух людей — Ни грома, ни стихов, ни голубей. О как самодоволен этот мир, Та улица, где окнами квартир Глядит на вас в геранях счастья жар, Семейный мир и душ ленивых пар! И ты напрасно голос надрывал, Когда людей средь ночи поднимал. 1939«Среди стихотворенья…»
Среди стихотворенья Я потому поэт, Что создал мир как пенье, B котором кашля нет. Искусственный немного, Быть может; не такой Огромный как у Бога, Но мир особый, мой. Суровый мир и мало Пригодный для мольбы, Где ледники и скалы И римские дубы, Где воздух, хвоя, срубы, И холод всех вещей. И я не в теплой шубе, А в голубом плаще. 1939ПЧЕЛА И РОЗА
Твою судьбу поэт сравнил с цветком, А жизнь свою с непрочным мотыльком. Поэт стихи об этом сочинил, Их соловей на ноты положил. Но ты постолько голубой цветок, Посколько я твой белый мотылек, Твоя трудолюбивая пчела — Тобою вдохновленные дела. 1947«Жизнь наша как луг…»
Жизнь наша как луг, где скосили Былинки железной косой. Как партия в шахматы. Или Как битва, где умер герой. И в жизненной битве едва ли Закован в броню человек, И пусть мы игру проиграли И даже умолкнем навек, Но в битве имеет значенье Не гибель, не раны, не страх, А то лишь, за что мы в волненьи С оружием гибнем в руках. 1941ПОЭМА О СЫРЕ
Земной кусочек сыра, Ты баснословным стал. Ты — весь в слезах и дырах Взошел на пьедестал. Ты доказал Европе, Что брюхо выше лир, Что стройной антилопе Предпочитают жир. Европа, ты у лавки Средь кумушек других Шептала в этой давке Полузабытый стих, Ждала с большим волненьем Трагичного конца, Смотрела с умиленьем В глазища продавца. Вдруг, может быть, ворона Раскроет глупый рот, И сыр, а не корона На землю упадет? Как принц — кусочек сыра: В сиятельных слезах. Как плащ поэта: в дырах, Воспетый мной в стихах. 1941«Жизнь — это счастье…»
Жизнь — это счастье. В синюю полоску То платье, где оно живет. Пусть парикмахер римскую прическу Придумает, тебя завьет! Пусть будет мир шуметь зеленым древом На берегу того ручья, Где рыбка в сказке приплывает к девам, И тихо плещет жизнь твоя! Пусть будут как органные рыданья Губной гармоники лады, Пусть птичьим шумом, ветром и дыханьем Наполнятся твои сады! Пусть нажимают медные педали И раздувают в кузницах мехи; Будь музыкой в большом концертном зале, Чтоб написали о тебе стихи! 1945ЛИРИЧЕСКИЙ ТЕАТР
1
Я — зритель. Я — слушатель пенья. Огромный спектакль предо мной: Прекрасная драма творенья, Где гибель, но свет голубой. Я в лучшем театре вселенной Сполна заплатил за билет, За зрелище это, за тленный Свой праздник, за несколько лет. Я — в кресле из красного плюша, Я в зрительном зале, дружок, Где все голубое, где суша — Подмостки, а море — пролог. Мы слушаем в виде вступленья Высокую музыку гор. Зеленых деревьев смятенье Средь бури родил дирижер…2
Жизнь — ветер, листок и орешек. Живи, мой дружок, на горе, И много букашек и пешек Участвуют в этой игре. А страшный финал — это слезы Над спящей в гробу красотой, Но лишь катастрофа средь прозы Вдруг делает жизнь высотой! О ты отлетаешь навеки! Вокзал полон дыма и роз! Рыданий хрустальные реки Текут! И трубит паровоз! И в этих безмерных утратах Я маленькой пешкой стоял На черных и белых квадратах Вокзальных и шахматных зал. 1941«Не требуйте от глупой птицы…»
Не требуйте от глупой птицы, От курицы, чтоб этот жир Вдруг стал подобием орлицы И с облаков взглянул на мир. Ей жить приятно за оградой, В курятнике, вдали от бед, Ей небо кажется громадой, Где милых куч навозных нет. Вполне довольна прозябаньем Ее куриная душа, По мнению ее — страданье Не стоит медного гроша. Она не знает в упоеньи, Что в лаврах ей, но не в венке, В ближайшее же воскресенье Вариться в суповом котле. 1940ИЗ ГОЛУБОЙ ТЕТРАДИ
1
Всю ночь под лампочкой убогой Он пишет и читает вслух. Его владенья — стол трехногий С чернильницею, полной мух. Но в темноте он воспевает Блаженный солнечный восход, И муза нежно отирает Со лба пылающего пот.2
Значит, ты не червь, не раб, не прах, Если ты страдаешь так, созданье, Если слезы на твоих глазах И обуглен рот, твое дыханье… 1939ЗИМОЙ
Все в инее. Летит экспресс Средь пихт и лиственниц Сибири. Летит! Вечнозеленый лес, Как бы в охотничьем мундире, Глядится в зеркало зимы. Олень прекрасными глазами Глядит на горизонт. А мы Как дети тешимся снежками. Влетает поезд в белый сад И лучших на земле румяных Сибирских молодых солдат Везет, как в северных романах. Они поют под стук колес И на гармонии играют. Под музыку о царстве роз Деревья в инее мечтают. Под музыку среди древес Летают белки как по вантам, Сороки украшают лес Подобно черно-белым бантам. Лиса ушами шевелит, И тяжко думают медведи, — С лисой, что в баснях все хитрит, Они крыловские соседи. Садится птица на суку Вся в черно-белом опереньи, И с ветки горсточка снежку Вдруг падает. Как в сновиденьи! Вся эта русская зима, С морозом и оледененьем, Не безнадежность и не тьма, А крепкий сон пред пробужденьем. 1944«В беседе пылкой…»
В беседе пылкой Любя весь мир И за бутылкой Устроив пир, Сошлась в трактире Одна семья — На братском пире Компания: Любовь, бродяжка И стихоплет, И деревяшка — Все свой народ. Солдат про славу Нам говорил, Как по уставу Он кровь пролил. Себя настроив Как на хорал, Про век героев Поэт сказал. Но пусть пшеница В полях шумит, И на странице Перо скрипит, Пусть пахарь плугом Вздымает век, И мир к лачугам Слетит навек. 1939–1949«Ты — ниже травинки и тише воды…»
Ты — ниже травинки и тише воды. Подобная жизнь — как букашка — Ползет и трепещет у края воды, И радость ее — полевая ромашка. И люди глядят с олимпийских высот На это старанье, пыхтенье и муки, На этот безвольный и маленький рот, На эти неловкие слабые руки. Но в грозной акустике царственных зал, В оркестре любви и в садах мирозданья, И твой небольшой голосок прозвучал Негромкой, но чистою нотой страданья. 1946«Прославим гений Пушкина!»
Прославим гений Пушкина! Рассвет над Альпами! Суворова в алмазах! Да чтут народы гром его побед И петушиный крик в его проказах. Прославим книжный труд, Любовь к стихам И честные рабочие мозоли! Восходит пушкинское солнце там, Где весь народ как бы в огромной школе. Учитесь, дети! В школьной тишине Пишите в ученической тетради: — Наш гений — Пушкин… Гремят в огромной вышине Стихи его на голубой эстраде. 1945«Ты — остров в пальмах…»
Ты — остров в пальмах, Непонятный стих, Земля, где нет бывало человека. И в тихой бухте Серых глаз твоих Стоит корабль XV века. Тяжелый якорь опустив на дно, Глядят Мечтательные мореходы, Как в вымытое хорошо окно, — На свежесть Этой пальмовой природы. Какая свежесть! Утро стихотворных строк! Какие раковины! Перед нами Летит Цветкообразный мотылек Над бабочкоподобными цветами. 1947ПУШКИНУ
Он сделал гордым наш язык, а нас Он научил быть верными в разлуке. И как Онегин миллионы раз России нашей мы целуем руки! Какая жизнь была ему дана — Глоток «Аи» и всех страданий чаша! Струилась — вся прозрачная до дна — Река его стихов и радость наша. Какой был дан ему прекрасный дар Воспеть свободу на своих страницах, Дыханья человеческого пар Вдруг солнцем озарить, как мрак в темницах! И перечитывая вновь и вновь Его слова о славе и свободе, Воспринимаем чище мы любовь, Возвышеннее мыслим о природе. 1947ЦВЕТЫ ПОД ДОЖДЕМ
Серебряный дождь перестал Звенеть и по стеклам струиться. Вновь вымытый, мир засиял От капель и слез как теплица. Ты шумно закрыла свой зонт. А в пурпуре, где горизонт, Там солнце шипело и гасло, И автомобильное масло, Пролитое в луже, В том мире, где смертью напрасной Погиб под дождем мотылек, Вдруг радугой стало прекрасной… Иль Ладогой, где огонек, Сказал бы трехлетний ребенок, Взлелеянный в неге пеленок Как теплый цветок. 1946«Пушкин прославил тебя стихами…»
Пушкин прославил тебя стихами. Пушки во славу твою гремели, Ядрами били в Казань, И алмазные звезды Сияли средь черных твоих небес. Миллионы людей Ради тебя умирали, Горели в огне, Гибли на кораблях, И эти страданья Пушкин с тобой разделил, Когда умирал он, Прикрытый плащем, Твой первый поэт И самый любимый твой сын.«Когда приходят мысли…»
Когда приходят мысли О гибели и страх, Не трепещи! Помысли, Что ты не только прах, А некое сиянье В бессмертном веществе, Что ветерком дыханья Прошелестит в листве. И потому, что гробом Кончается наш путь, С волнением особым Подумать не забудь О том, что в этой жизни Всего дороже нам, — О верности отчизне И о любви к стихам… О, с нежностью печальной Как розу или плод Садовник гениальный Взрастит нас и сорвет. 1949ПАМЯТНИК
Все может быть! Ha заседаньи чинном Мне памятник потомки вознесут И переулок в городке старинном В честь бедного поэта назовут. Так, — скромный бюст, подобье человека, В напоминанье стихотворных дел, — В том скверике, где на углу аптека, Где некогда я с книжкою сидел. Собранье, бюст, министром просвещенья Прочитанная по бумажке речь. Потом — зима и тишина забвенья, Снежок на бронзе голых римских плеч. У памятника песик в надзиданье Поднимает ногу, милой жизни рад, И школьница для первого свиданья Назначит этот неприметный сад. Прочтет прохожiй: «Антонин Ладинский»… И пустит мне в лицо табачный дым, И буду я с улыбкою латинской Смотреть на мир, завидуя живым. 1947КНИГИ АНТ. ЛАДИНСКОГО
«Черное и голубое» — 1-ая кн. стихов. Изд. «Соврем. Записки», 1931 (разошлось).
«Северное сердце» — 2-ая кн. стихов Изд. Парабола. (Разошлось).
«Стихи о Европе» — 3-я кн. стихов (разошлось).
«Пять чувств» — 4-ая кн. стихов. Изд. Y.M.C.A. (разошлось).
«XV легион» — роман. Изд. «Русская книга» (разошлось).
«Голубь над Понтом» — роман. Изд. «Русская книга» (разошлось).
«Путешествие в Палестину» — путевые очерки (разошлось).
В РУКОПИСИ:
«Анна Ярославна и ее время» — биография.
«Парфянская война» — роман.
«Взирая на лилии» — исторический этюд.
«Владимир Мономах» — биография.
СЕРИЯ СБОРНИКОВ «РИФМА»
В первую серию сборников «Рифма» входят следующие книжки стихов:
Вадим Андреев. «Второе дыхание».
Георгий Иванов. «Портрет без сходства».
Вл. Корвин-Пиотровский. «Воздушный Змей».
А. Ладинский. «Роза и чума».
Ю. Мандельштам. «Годы».
Ю. Терапиано. «Странствие земное».
Игорь Чиннов. «Монолог».
А. Шиманская. «Капля в море».
Анатолий Штейгер. «Дважды два четыре».
Е. Щербаков. «Свет и камень».
Ирина Яссен. Третья книга стихов.
Окончена печатанием
20 июня 1950 г.
в Париже.
Комментарии к книге «Роза и чума», Антонин Петрович Ладинский
Всего 0 комментариев