«Почему не иначе»

Почему не иначе (fb2) - Почему не иначе 1214K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лев Васильевич Успенский

Про эту книгу

Я почти уверен — на свете не так уж много охотников читать предисловия. Поверьте, что и писать их менее приятно, чем самые книги. И все же на этот раз ни мне, ни вам без предисловия не обойтись. Я его написал, вам придется прочесть.

Это не мой каприз. Дело в том, что вы держите в руках не роман, не повесть, не сборник рассказов и не учебник. Это словарь, и притом — этимологический. Им надо уметь пользоваться.

Тот, кто слышит слово «словарь», чаще всего представляет себе томик, в котором ряды слов одного языка переводятся на другой:

по-русски яблоко, по-немецки апфель,

или наоборот:

по-немецки бирнэ, по-русски груша.

С такими словарями вы уже наверняка имели дело. Они очень полезны, прямо необходимы. При их помощи облегчают себе труд люди, занимающиеся изучением иностранных языков; без них как без рук переводчики…

Менее знакомы вам, вероятно, словари другого типа — толковые. Они русское (я говорю про русские толковые словари) слово объясняют — или, иначе сказать, толкуют — при помощи других, тоже русских: Бабушка — мать одного из родителей. Около — неподалеку, в окружности.

А зачем это?

На свете существуют сотни и сотни тысяч различных русских слов. Можете вы поручиться в том, что они известны вам все, от союза «А» до прилагательного «Ящурный», которое стоит последним в большинстве словарей? Конечно, нет.

Вы позабыли слово «штанген», а ведь это — определенный слесарный инструмент. Ему никогда не попадалось слово «звонница»; между тем так архитекторы и археологи называют совершенно особенного устройства колокольни древнерусских церквей. А вот она впервые наткнулась в книге на слово «чапура». Что оно значит? Оказывается, так на юге именуют обыкновенную цаплю; есть и такое слово в русском языке!

Выходит, что и толковые словари необходимы. Словари орфографические помогают нам писать правильно; орфоэпические — учат, как нужно произносить любое русское слово. Но тот словарь, который вы сейчас рассматриваете и предисловие к которому читаете, и не толковый, и не орфографический. Это этимологический словарь, и, хотя вам наверняка приходилось слышать слово «этимология» в школе, я очень сомневаюсь, чтобы вы ясно представляли себе, как такие словари устроены, какую службу они служат и как с ними надлежит поступать.

Купив фотоаппарат новой марки, вы навряд ли начнете сразу щелкать им направо-налево. Вы сначала обратитесь к инструкции. Но ведь инструкция — это предисловие к фотоаппарату, а предисловие — инструкция к книге. Вот почему избегать ознакомления с ним было бы неразумно.

Это не меняет главного: и инструкции и предисловия обычно не похожи на увлекательное чтение. Понимая это, я поставил своей задачей сделать свое предисловие как можно более занимательным, может быть даже забавным, только бы вы не отложили его в сторону. А в ту самую минуту, когда я вывел пером на бумаге слово «забавным», мне пришло в голову: а что, если с него и начать? Разве не может оно послужить мне трамплином для первого прыжка в таинственную область этимологии?

Решено — первая главка так и будет называться:

По-серьезному о забавном…

Возьмите три слова: заочный, заречный, забавный… Они похожи, как близнецы: приставки, суффиксы, окончания — все одинаковое. Корни, правда, разные, но ведь иначе и не было бы трех разных слов.

Так-то оно так, и тем не менее… Приглядитесь внимательно к этим трем корням. Корень «оч-» связан с «око» — глаз; «заочный» — это то же, что «заглазный». Корень «реч-» состоит в родстве с «река»: «заречный» — «находящийся по ту сторону реки». Тут все ясно.

А вот корень «бав-»: с чем, с какими словами вы прикажете его сопоставить? Какое значение у этого корня? Никакого? Это немыслимо: любой младшеклассник знает — основное значение слова сосредоточено в его корне. Так как же этот самый корень может не иметь значения? Как может он означать не более не менее как «бав-»? И откуда это самое загадочное «бав-» тут взялось?

Ответить на все эти недоуменные вопросы может единственная наука: этимология.

На берегах Марицы

В 1944 году вместе с Советской Армией я по территории освобожденной от фашистов Болгарии дошел до легендарной реки Марицы.

Прекрасная вещь чувствовать себя победителем и освободителем, — в Болгарии мы ощущали это с особой силой. Мало того, что болгары с живой радостью встречали нас, — они к тому же говорили «почти по-русски». Когда наш солдат вступал в беседу с болгарином, они, мило улыбаясь друг другу, все время пытались умерить темп разговора.

— Мил человек, — уговаривал русский, — не говори ты так быстро, говори помедленней!

— Моля те, другарю, не говори така борзо, говори бавно!

Первая половина этого болгарского предложения никого из нас не смущала: «така борзо» значит «так быстро». Естественно: «борзый конь» и по-русски «быстрый конь»… А вот неожиданное «бавно» наводило на размышления…

— Как же говорят — братский язык, самый близкий?.. Л получается все наоборот. У нас «забавно» — весело, потешно, а у них бавно — медленно. Где медленно, там какое уж веселье: раз медленно — значит, скучно. А?

Любопытно было вот что: сильнее всего протестовали офицеры, интеллигенты. Солдаты же из колхозников, привыкшие пользоваться в своем быту народными говорами русского языка, встречали это «бавно» как старого друга, ничуть ему не удивляясь. Не особенно поражало оно и меня, филолога. А, собственно, почему?

На берегах Ловати

В детстве и юности моей я много живал на берегах старой русской реки Ловати, неподалеку от города Великие Луки. В те времена эти места относились к Псковской губернии.

Среди псковичей я и сам стал псковичом, научился говорить на их своеобразном — русском, конечно, но в то же время и псковском — наречии. Оно во многом не походило на тот русский язык, которым мы пользовались в школе и дома, на котором были написаны книги, печатались газеты.

Птицу ястреба псковичи звали «сова», а ночную пернатую хищницу сову именовали «лунём»; в других частях России так зовут совершенно другую дневную птицу. Белая бабочка-капустница тут называлась «мяклыш»; все ночные серенькие мотыльки ходили в «попелушках». Совсем особый язык…

Поэтому я не приходил в недоумение, слыша, как один пскович говорит другому:

— Ногу сломать, друг ты мой любезный, — дело сильно забавное: сломать-то — хруп, и готово, а вот покеда она срастется — лежи дожидайся!

Мне и в голову не приходило, что «забавное» тут могло обозначать «веселое» или «потешное», — какое уж там! Но его новый смысл было нетрудно вывести, слыша другие псковские перемолвки.

— Вот фокус! — рассказывали мне. — Думалось, тую луговину за день выкошу, а пробавился и все три дня…

Или какая-нибудь обремененная заботами мать сердито кричала поутру белоголовой семилетней помощнице дочке:

— Машка маленька! Живо бежи к тете Степе за спичками, да гляди, копа, ни минуты чтоб не бавиться: одна нога там, другая тут!

Было проще простого сообразить: «копа» — тот, кто копается, медлит; «бавиться» значит тоже «задерживаться», «медлить», а, пожалуй, еще и «проводить время в праздности», «отлынивать от работы».

А тогда легко определялось псковское значение и корня «бав-», и прилагательного «за-бав-ный». Оно тут значило: связанный с потерей времени, задержкой и промедлением.

На Псковщине начала века я привык к этому смыслу слов, связанных с корнем «бав-»; но вскоре мне стало ясно, что то же самое можно наблюдать и в других областях нашей страны. Знаменитый толковый словарь Владимира Даля содержит такие народные слова, как «бавить» — медлить, тянуть дело; как «бавленье», «бавка» — задержка, затяжка… С чего бы я стал дивиться болгарскому «бавно»? И мне и всем тем русским людям, для которых народные говоры, областные диалекты русского языка были родными, оно показалось и старым знакомым, и вполне ясным по смыслу словом. Без особых размышлений приняли наши солдаты и разные близкие к этому «бавно» болгарские слова: «бавеж» — «промедление», «бавя» — «медлить».

Без размышлений? А ведь поразмыслить было над чем.

И у нас и в Болгарии с корнем «бав-» связаны слова совсем несхожего значения: «бавиться» и «забавляться» в русском языке, «бавно» — «медленно» и «бавилка» — «игрушка» у болгар. Почему это гнездо слов так своеобразно раскололось надвое?

Ученый-языковед ответил бы на этот вопрос примерно так. В мире глаголов встречаются особые образования, так называемые каузативы: рядом со «слыть» мы встречаем каузатив «славить»; рядом с «плыть» — каузатив «плавить». Точно так же «бавить» — самый настоящий каузатив к глаголу «быть», то есть такая особая глагольная форма, действующее лицо которой как бы не действует само, а лишь понуждает действовать другого.

Древнейшим значением «бавить» было «растить», «помогать росту» или же «дать побыть», «оставить существовать». Если вдуматься, отсюда, от «дать побыть» до «позволить промедлить», «задержать», — не так уж далеко. А сделав этот первый шаг, язык мог спокойно сделать второй и третий и прийти к значению «развлечь», «позабавить»…

Это ученое, сложное объяснение. Попытаюсь то же изложить несколько проще.

Было время, когда «бавиться» значило у нас «медлить», «терять время»… Время люди теряют либо с досадой, либо не без удовольствия, если они тратят его не на дело, а на потеху. Если они «бавятся», развлекаясь этим «бавлением».

Так было и в прошлом. Ребята охотно «бавились», отлынивая от дела за играми; взрослые холопы при любой возможности стремились «позабавиться» где-нибудь в холодке, укрывшись от зоркого барского глаза и наянливой работы. Что ж удивляться, если мало-помалу «забавляться» и стало прежде всего значить: тратить время на развлечения, на забавы. Это значение глагола стало для него главным, основным; в литературном языке нашем произведенные от основы «забав-" слова никогда не имеют древнего, первоначального смысла.

А вот с другими приставками старое «бав-» входит во множество слов, не имеющих ничего общего с веселостями и потехами: «при-бав-ить», «раз-бав-ить», «у-бав-ить»… Тут значение его очень близко к древнему и начальному «дать побыть», «помочь росту». Не так ли?

Смотрите теперь, что мы сделали. Ознакомились с историей одного, самого рядового русского слова, ничем не отличающегося от десятков и сотен тысяч других. А для этого нам пришлось приглядеться к его происхождению, к его родственным связям с окружающими его словами. Вот это-то и называется заниматься этимологическими вопросами. Судите сами, представляют ли они интерес для вас.

А почему не иначе?

Человеку мало понимать, что значит то или другое слово. Человек, кроме того, желает знать, почему оно значит именно это, а не что-нибудь совсем другое. Ему вынь да положь — как получило каждое слово свое значение, откуда оно взялось.

Кошка по-русски «кошка», а собака — «собака». А как узнали, что их надо звать именно так, а не наоборот?

Почему подательницу молока мы, русские, придумали называть «корова»? Вон немцы измыслили для нее слово «ку», а французы — «ваш». Что же это значит? Чье слово правильней? Все правильны? Но тогда — как же так?

Есть люди, которым такие вопросы представляются ребячеством. Мне же они кажутся весьма любопытными вопросами, заслуживающими самого серьезного рассмотрения и надлежащих ответов. Надо только выяснить, можно ли эти ответы найти.

Очень давно, когда я был еще школьником, гимназистом, среди нас ходил не бог весь какой остроумный, но всем известный анекдот-каламбур.

У одного митрополита (т. е. священника высшего чина) был молодой служка — парень невежественный, но любознательный. Поминутно он досаждал старику разными нелепыми вопросами. Чаще всего — что с такого дубины возьмешь? — это сходило ему безнаказанно; но случилось и иначе.

Один раз он ни с того ни с сего ахнул:

— Ваше преосвященство! А почему это вас называют митра-палит, а не митра-стреляет?

Надо заметить, что «митрой» церковники зовут особый почетный головной убор, золотую шапку, украшенную драгоценными камнями, какую носили и митрополиты.

Подобной ерунды не выдержал даже благодушный «преосвященный».

— Потому же, почему тебя называют ду-рак, а не ду-рыба! — сердито огрызнулся он.

А напрасно! Конечно, служка опозорился: он не знал даже, как пишется титул того, кому он прислуживал, — через «о», а не через «а». Но ведь по сути дела необразованный послушник задал старцу чисто этимологический вопрос. И если старик уклонился от ответа, возникает подозрение, что и он не знал его.

А разъяснить, откуда взялись обе половинки слова митрополит, совсем не сложно.

Прежде всего, слово это греческих корней и происхождения. Первая половина его — «митро» — в византийско-греческом языке была производным от «мэтэр» — «мать»; «полит» в том же языке связано с «полис» — «город». Сложенные вместе, они составили слово «митрополис» (в другом произношении — «метрополией) — «город-мать», «столица», «главный город». Митрополитом стал называться тот из христианских церковных правителей — епископов, который жил в столице и управлял остальными, считался старшим среди них. Титул этот так и значил: столичный епископ[1]. Тысячелетие назад титул этот вместе с христианской религией проник на Русь. Потеряв по пути греческое окончание «эс» («митрополитэс»), он стал русским церковным словом «митрополит».

Несколько столетий оно было у нас почти одиноко (существовало еще одно производное от него слово: «митрополия» — округ, в котором управлял митрополит), а в XIX веке у него появились недальние родственники. Теперь мы называем «метрополией» (уже не «митро-») любую «Большую землю», саму страну, по отношению к ее заморским малым или второстепенным владениям. Стало совсем нашим и слово «метрополитен», а чаще — просто «метро». Оно было создано из тех же греческих материалов, но уже на французской почве и совсем недавно, в конце XIX века. «Метрополитен» — «Столичная» — была названа рекламы ради компания, строившая в Париже подземную железную дорогу.

Словом, на нелепый вопрос можно было бы дать вполне вразумительный и толковый ответ. Недалекий монашек-служка ознакомился бы с происхождением слова да попутно уяснил бы себе и его правописание. Сердитая «дурыба» оказалась бы ни при чем, а этимология восторжествовала бы.

Червячки на второе

Когда моему сыну было лет пять-шесть, он, как и большинство ребят этого возраста, житья не давал взрослым бесконечными языковедными вопросами.

Сначала его донимали грамматические сомнения:

— Вермишель — тетенька она или дяденька? А почему же тогда в «Вокруг Луны» Мишель Ардан — дяденька?

Потом он переключился на этимологию.

— А почему ее вермишелью назвали, когда она на лапшу гораздо похожее?

Могли бы вы быстро ответить на такое «почему»?

Ищите не ищите, в русском языке вы не обнаружите старших родственников «вермишели», разве только производные, от нее родившиеся, слова. Может быть, это слово — иностранец?

Немцы именуют этот полуфабрикат «фаденнудельн» — «нитчатая лапша»; немецкому языку свойственны такие тяжеловатые, но зато уж точные сложные слова; немцы не любят заимствовать слова из других языков. Ясно — немецкий язык тут ни при чем.

У французов «вермишель» — «вермисоль». Казалось бы, вот источник! Но беда в том, что и французские словари не объясняют, откуда же возникло такое слово. И тут у него не ясна этимология.

Наконец, итальянский словарь. Вот слово «вермичелли», которое тоже обозначает определенный вид лапши, как и наше «вермишель». Но рядом с ним стоит другое слово: «вермичелло» — «червячок». Если взять множественное число от «вермичелло», то и получится «вермичелли», то есть «червячки». Представьте себе блюдо вермишели, поданное на второе, и подумайте, основательно или нет поступили итальянцы, назвав это кушанье, состоящее из узеньких и длинных тестяных ленточек, «червячками».

Да, похоже на правду, но — правда ли? А что, если итальянский язык окрестил не кушанье по живым существам, а, наоборот, дал этим существам имя по своему любимому блюду: «животные вроде лапши»?[2] Можно ли доказать, что произошло не так, а наоборот?

Можно. «Вермичелло» — не просто слово, а уменьшительная форма от «верме» — «червяк». Но ведь так — «верме» — никто никогда не называл никакого кушанья; слово это очень старое: в Древнем Риме (а итальянцы — потомки римлян) «вермис» уже значило «червяк». Раз так, очевидно, и «вермичелли» сначала значило «червячки» и только потом стало означать «лапша». Мы нашли корень и исток нашей «вермишели».

Вот какой путь прошли когда-то мы с сыном. Действуя кустарно и по-любительски, но примерно так же, как действуют в сходных случаях и ученые-этимологи, мы установили этимологию одного слова, связав его с другими словами, проследив их связи между собой не только в русском языке, но и за его пределами… Нас это обрадовало; мать и бабушку моего сына — нет. Им наша этимология «вермишели» определенно не понравилась. Но ведь они и не были языковедами!

Зачем я рассказал вам две эти притчи о словах? Чтобы показать, что этимология не только занимательное, но и довольно запутанное занятие. Впрочем, сейчас я приведу этому еще более яркий пример.

Похоже до неузнаваемости

Откуда берутся этимологические трудности? Казалось бы, проще простого: два слова звучат похоже — «кот» и «кошка», «стол» и «столяр»; очевидно, они родичи. А другие пары — «бык» и «пчела» или «окорок» и «каракатица» — настолько явно не имеют ничего общего, что смешно и искать между ними родство. Разве не так?

Далеко не так.

Вглядитесь в такие две словесные пары:

Каракуль (мех) и каракули (мазня), блин (кушанье) и молоть (дробить зерно).

Кто вздумает спорить: слова первой явно тесно связаны друг с другом. Между двумя правыми словами нет ни сходства, ни, очевидно, родства.

В самом деле: может быть, «каракуль» и «каракули» — просто одно и то же слово, только в двух разных значениях? Разве не могли крючки и загогулины небрежного письма напомнить кому-то завитушки шерсти на каракулевых бараньих шкурках? Вот и назвали почерк по мерлушке, — зовем же мы некоторые полевые цветы «кашка», а уж что общего между цветком и крупяным кушаньем?

А вот между словами второй пары, разумеется, странно и предполагать родство. «Блин» и «молоть»! Из десяти звуков только один — «л» — входит в оба слова. Да и по смыслу ничего похожего…

А теперь послушаем этимологов.

Наше слово «каракуль», говорят они, заимствовано у тюркских народов Средней Азии. Возле города Бухары есть в пустыне оазис Кара-Куль; по-узбекски это значит «Черное озеро»[3]. Тут уже очень давно была выведена особо ценная порода баранов, доставляющих великолепную мерлушку. По имени оазиса породу назвали «каракульской». В этом нет ничего неожиданного: зовем же мы коней-тяжеловозов, выращенных на реке Битюг в Воронежской области, «битюгами» или птичек, вывозимых с Канарских (т. е. буквально «Собачьих») островов, «канарейками». А затем тюркское слово переселилось в Россию и превратилось в наше «каракуль» — мех каракульской овцы.

А «каракули»? Представьте себе — ни малейшего отношения к «каракулю»; это тем более странно, что и это слово взято нами из тех же тюркских источников. Но дело в том, что слово «кара» в этих языках имеет много значений: кроме «черный», оно может значить также и «плохой». Это не должно нас очень удивлять: по-русски тоже ведь «черные мысли» означает «дурные, злые мысли».

Вот в слове «каракули» «кара» как раз и значит «плохой». А «куль» здесь получилось вовсе не из «куль» — «озеро» и не из — «цветок», а из другого тюркского слова — «кул», или «кол», означающего «рука».

Когда соседи наших предков, татары или другие тюркские народы, говорили про человека «караколы», «каракулы», они имели в виду назвать его «дурной рукой», то есть «писцом с плохим почерком». А почему бы не так? И мы нередко говорим «рука», подразумевая письмо, почерк: «руку приложил», «чувствуется рука настоящего писателя». Мы позаимствовали и это тюркское слово, превратив его в свое «каракули». Звуковое сходство между двумя словами абсолютное, а общего по происхождению — решительно ничего. Поистине «похоже до неузнаваемости»!

Теперь — вторая пара. Начнем с того, что в языке наших предков, в древнерусском, слова «блин» вообще не было. В нем существовало слово «млин», из которого много позже и получилось наше «блин». Такие изменения звуков — вещь вполне возможная: родилось же русское народное определение «бусурманин» из арабского «мусульманин» — поклонник, последователь Магомета, магометанин… Как видите, при известных условиях «б» может появиться там, где до того звучало «м».

А от «молоть» до «млин», согласитесь, ничуть не дальше, чем от «колоть» до «клин». И там и тут — слова явно родственные; ведь в близком украинском языке и сейчас «млинець» значит «блин», а «млин» — «мельница».

Что же выходит? По-видимому, от «блин» до «молоть», ничуть не похожих друг на друга, куда ближе, нежели от «каракуля» до «каракулей», смахивающих одно на другое как две капли воды. Слово «блин» когда-то означало «выпеченный из молотого зерна», «мучной».

Теперь ясно: внешнее звуковое сходство между словами не является доказательством их родства и одинакового происхождения. Вы сами поймете, что от этого ученым-этимологам никак не легче. Скорее, наоборот.

Так. А чего же ради?

В самом деле: раз такие трудности, стоят ли они того, чтобы их испытывать? Стоит ли игра свеч? Нужна ли она, этимология; кому и зачем?

Начнем с того, что выясним этимологию слова этимология. Разумеется, оно не русского происхождения; как и все слова, оканчивающиеся на «-логия», оно взято из греческого языка. Гео-логия — наука о земле, земле-ведение; био-логия — жизне-ведение; архео-логия — древне-ведение; этимо-логия — этимо-ведение. А что такое «этимос»? По-гречески это слово означало «истинный». Этимология — наука об истинном (или первоначальном) значении слов. Но спрашивается: а что такое «истинное» их значение? Я знаю, что «солнце» значит «дневное светило», а «луна» — «ночное»… Истинные ли это значения или нет?

Древние греки думали: все слова были созданы когда-то с их точными, божественно правильными значениями. Но потом они стали переходить в разговорах от человека к человеку… Даже медная монета стирается и портится, переходя из рук в руки: на старой драхме не различишь, что было когда-то на ней написано. Еще быстрее и сильнее стираются в обращении человеческие слова. Истинность их начального смысла утрачивается; дело ученых-этимологов древности и было восстанавливать ее.

Мы не античные греки. Мы согласны: да, на протяжении десятилетий и столетий в форма и значение слов меняются, порою очень сильно. Слово «музыка» Пушкин еще выговаривал как «музы'ка»:

Молчит музы'ка боевая… («Полтава»)

Слови «полк» наши предки в X–XII веках понимали как «война». «Словом о полку Игореве» назвал один из них свою великую поэму о походе князя Игоря на половцев. Там изменилась форма, тут — смысл, значение.

Но мы вовсе не считаем древние значения слов более «истинными», чем наши новые, а новые — «испорченными» или «неправильными». Смешно было бы считать юношу неправильным вариантом ребенка, а взрослого мужчину — искаженным юношей… А вот дознаться, как именно менялось значение того или другого нашего слова, прежде чем оно стало значить то, что значит сейчас, как менялись его звуки, нам так же интересно, как выяснить, когда и как родилось любое из них, откуда пришло к нам в язык, при каких обстоятельствах, где и кем было создано.

Нужно ли, полезно ли доискиваться ответов на такие вопросы? Нужно и полезно во многих отношениях. Сейчас я назову некоторые из таких надобностей и польз: на деле их много больше.

Начнем с самого возвышенного и, на первый взгляд, наименее практического. В человеке живет глубокое, естественное, вечное стремление узнавать и добиваться понимания. Великий исследователь человеческой психики И. П. Павлов доказал: потребность познавать — такое же природное свойство человека, как потребность есть, пить, дышать, двигаться, работать… Лишать человека познания нового нельзя совершенно так же, как нельзя лишать его пищи, питья, воздуха или свободы: он захиреет и погибнет без любого из этих условий жизни.

А этимология, как всякая другая наука, удовлетворяет естественное влечение человеческого ума к познанию истины.

Нужно ли долго доказывать? Неужели вам лично не покажется интересным узнать хотя бы, что каждому из нас знакомое и такое не больно-то уж почтенное слово баловство в языке наших далеких предков имело значение «лекарство», «лечение»… Это не удивительно: слово «балий» значило тогда «врач»…

«Балия никто не требовал к себе ни при каком недуге…» — с восторгом вспоминает о прекрасных прошлых временах одна старинная книга. Даже в наши дни еще попадается кое-где старая фамилия Балиевы; мало кто сразу скажет вам, что она означает то же, что Докторовы или Лекаревы…

Да, некогда «баловать» значило «лечить». Навряд ли наши современные «баловство» и «баловать» произошли прямо и непосредственно от своих древних тезок, но этимологическая связь между ними несомненна. Да что удивляться: когда человек и в древности заболевал, за ним волей-неволей начинали ухаживать, ему по мере возможности старались угождать, не раздражать, прощать его капризы и причуды. Словом, его баловали, как балуют и сейчас: и лечили и мирволили ему…

Вы спросите: это хорошо, но как же и откуда же возникло не наше современное, а то, древнее слово «баловать»? И это «балий»? Откуда оно?

Его происхождение очень похоже на происхождение другого близкого по смыслу слова — врач. Пусть не обижаются те доктора медицины, которым случайно попадется в руки эта моя книга, но ведь «врач» — это «тот, кто врет», так же как «рвач» — «тот, кто рвет» и «ткач» — «кто ткет». Вот только «врать» в языке наших предков вовсе не обязательно значило «лгать», «говорить неправду». Оно часто означало просто «говорить», «болтать».

Когда в пушкинском «Утопленнике» отец кричит детям, принесшим ему страшную новость: «Врите, врите, бесенята!» — он употребляет слово «врать» в нашем современном смысле: «лгите еще!» А вот когда в «Капитанской дочке» отец Герасим говорит жене: «Не все-то ври, что знаешь!» — здесь «врать» вовсе не имеет смысла говорения неправды. Тут это просто «болтать», «бормотать».

Вот с этим значением и связано слово «врач». В древности оно означало: «тот, кто лечит заговорами». Придя к больному, такой ведун «врал» над ним какие-то волшебные слова-заклинания, что-то такое «баял». Потому он и получал титул «врача», или «балия» — «бахаря». Оба эти слова значили одно: «бормотун».

А теперь судите сами: разве наши этимологические разыскания не принесли нам пользы? Мы ведь не только узнали происхождение двух современных слов, обозначающих лекаря и лечение. Мы как бы заглянули в древний мир наших предков, подсмотрели и подслушали, как пользовали своих доверчивых пациентов медики времен Владимира Киевского, а может быть, и старца Гостомысла. Если бы об этих способах лечения у нас не сохранилось никаких письменных или устных свидетельств, мы на основании наших этимологии могли бы уже довольно уверенно говорить: очевидно, они применялись!

И это позволяет мне обратиться ко второй, может быть основной, пользе, приносимой наукой этимологией. Раскрывая этимологу свои малые и большие тайны, слова любого языка позволяют нередко проникнуть и — в секреты истории, как сквозь перископ увидеть сквозь них то, что уже давно и, казалось бы, навеки скрылось в тумане прошлого. Это необыкновенно важно.

Вот слово кровать. Может быть, вам представляется, что оно связано с такими словами, как «кров», «по-кр-ов», «по-кр-ыв-ать»: ведь мы привыкли, что кровать есть ложе, по-кр-ытое простынями, одеялами, по-кр-ывалами…

Это неверно. «Кровать» — очень древнее заимствование из греческого (византийского) языка. Грека называли свое ложе для сна «краббати» (в другом по времени произношении — «краввати»). Это слово перешло от них к русским еще в киевские времена.

Почему — перешло? Разве у тогдашних русичей не было постелей и собственных слов для их называния? Конечно, были. Но живших в суровой простоте восточных славян, привыкших отдыхать на застланных шкурами зверей и верхней одеждой лавках землянок и изб, видимо, очень поразили роскошь и блеск пышной Византии, когда они с нею столкнулись. Дивом показались им и невиданные ими высокие, мягко застланные, чудно изукрашенные греческие спальные одры — «краввати», какие стали появляться теперь и в киевских богатых палатах. Сначала слово «кравать», вероятно, и значило только греческого образца богатое ложе. Потом значение его расширилось, а присутствие рядом слов «кров», «покров» заставило его измениться и по своей форме — стать «кроватью».

Если бы до нас древние летописи, наши и зарубежные, не донесли сведений о живых взаимных отношениях между Киевской Русью и Византией, мы могли бы утверждать, что эти отношения был и, уже по одному тому, что нам известны в древнерусском языке такие слова, как «кровать», как «известь» (из греческого «асбестос»), как «плита» (а раньше — «плинфа») — плоский, византийского образца кирпич. Эти слова могли перейти к нам и прижиться у нас только потому, что народы Руси и Византии в IX и X веках общались тесно и оживленно.

Наши предки вовсе не всегда были только покорными учениками, жадно заимствовавшими иноязычные слова. Они и сами передавали своим соседям все, что тем приходилось ко двору, из русского словарного запаса. Так, наши северо-западные соседи, финны, получили от нас и превратили в свои такие слова, как «аккуна» — «окно», «лусикка» — «ложка», «вяртяння» — «веретено»… Случалось, и нередко, что слово передавалось, как жезл в эстафетном беге, от народа к народу все дальше от места своего рождения.

Вот слово «грамота»; его корень — не русский. Он даже и не славянский. Оно прибыло к нам оттуда же, что и «кровать», — из Греции. Греческое «грамма» (во множественном числе — «граммата») значило «буква», «письмена» — всё изображенное письменами. Став русским «грамота», слово не залежалось у нас. Поезжайте в Эстонию, вы встретите там слово «раамат» — оно значит «книга»; попадете в Финляндию и узнаете, что у финнов «рааматту» обозначает не всякую книгу, а только церковную, библию, «священное писание»… Оба слова пришли к финским племенам северо-запада, так сказать, по великому пути из варяг в греки, через посредство наших предков. А ведь это указывает на древние культурные связи между народами, на те дороги, но которым совершался всяческий обмен между ними, всевозможное общение…

Очень часто получается так, что единственный ключ к той или иной тайне исторического прошлого оказывается в руках этимологов. А уж когда речь заходит об истории самых языков, тут без этимологических разысканий буквально шагу ступить нельзя.

История же языка всегда теснейшим образом связана с историей человеческой мысли, с историей развития самого сознания людей. Вот посмотрите, как это получается.

Закон «табу»

Мы называем известное каждому из вас копытное животное: «овца», испанцы же, живущие на противоположной оконечности Европы, зовут его же «овеха»; может быть, вам приходилось слышать название знаменитой пьесы драматурга Лопе де Бега: «Фуэнте овехуна» — «Овчая купель», «Овечий источник». Что за странное совпадение в словах народов, разделенных целым континентом?

Оно не так уж странно: между русским «овца» и испанским «овеха» можно протянуть целую цепь других овечьих имен: древнеиндийское «авика», литовское «авис», древнеримское «овис», греческое «бис»… Многие индоевропейские языки зовут самку круторогого барана этими близкими друг другу, родственными между собой именами.

Это естественно. Я сказал «индоевропейские языки», или иначе «индоевропейская семья языков». В эту обширную «семью» входит, по подсчетам профессора А. Реформатского, 75 ныне существующих, «живых», и около 30 навеки умолкнувших, умерших языков — от исландского на далеком северо-западе евразийского мира до индийских языков крайнего юго-востока. Входит в нее и великий русский язык, и его родные братья — другие славянские языки.

Как это прикажете понять: «входит в семью»? Надо понимать это так, что все эти языки — там, в безмерной дали веков, — произошли от некоего нам неизвестного языка, на многочисленных говорах и наречиях которого говорили тысячелетия назад предки далеко и широко расселившихся затем по всему миру народов: индийцев и скандинавов, славян и италийцев, прибалтов и греков, таджиков Средней Азии и бретонцев с Атлантического побережья Франции.

В тех языках, на которых сегодня говорят эти народы, опытный глаз может обнаружить ясные следы былой языковой общности. И конечно, следы эти обнаруживаются не в кругу тех слов, которыми мы теперь называем вещи, создаваемые человечеством в наши дни. Наоборот, их надо искать среди слов, обозначающих предметы наиболее древние, известные и близкие человеку уже на заре его истории.

Понятно, что название овцы (или вечного врага, грозы овечьих стад — хищника-волка) куда старше, чем слово, обозначающее, скажем, рыбу латимерию, открытую в водах Индийского океана в XX веке, два-три десятилетия назад…

Имена волка, если мы выберем их изо всех индоевропейских языков, несут на себе отпечаток этой же древней языковой общности; правда, обнаружить его без помощи языковеда не так-то просто и легко. Ученые, однако, утверждают, что русское «волк», литовское «вилкас», древнеиндийское «врках» и даже древнегреческое «люкос» и латинское «лупус» — все это слова-братья, возникшие из единого древнего источника. То индоевропейское слово, которое их породило, значило, вероятно, что-нибудь вроде «вор», «похититель скота»…

Близки друг другу и названия другого хищника евразийских лесов — медведя. У греков этот могучий зверь именовался «арктос» (отсюда, через созвездие Большой Медведицы, название Арктика — «Медвежья Страна»). Этому «арктос» родственны и латинское «урсус» и французское «урс» — их общим предком было давно исчезнувшее индоевропейское слово: оно звучало как-то вроде (я говорю так неопределенно потому, что его никто из наших современников никогда не слышал) «орктос». От него, совершенно естественно, и должны были произойти названия страшного хозяина леса во всех языках нашей семьи.

И вдруг неожиданность: рядом с родственными друг другу «арктосом», «урсусом», «урсом» поднимается с глухим ревом на дыбы наше русское, ничего общего с ними не имеющее, «медведь»… Откуда оно взялось? Почему наших предков не удовлетворило общее с другими языками старое медвежье имя? Вот тут нам и придется заговорить о «табу». Вы, вероятно, слышали: так принято называть существующие у многих первобытных народов строгие запреты, которые религия налагает на самые разнообразные предметы, поступки и даже слова. У одного племени может быть строго запрещено касаться птицы какаду. У другого — смертью карается, если сын или дочь увидели хотя бы случайно, как вкушает пищу их отец. У чукчей нашего северо-востока еще недавно женщины не имели права произносить слова, в которых имеется звук «р»; они должны были заменять этот звук другим… Под угрозой тяжелых наказаний людям запрещается ступать на вершину такого-то холма, разговаривать с каким-нибудь одним человеком, произносить то или другое слово.

Тот, кто нарушит запрещение, — так верят представители многих примитивных народов — будет покаран богами или духами, потеряет здоровье, рассудок, а может статься, и умрет…

Обычай «табу» и сейчас еще существует на островах Тихого океана, кое-где в Африке, Австралии, Южной Америке… Само слово «табу» ученые взяли из полинезийских, тихоокеанских языков. Современная Европа не знает подобного обычая, и это дает повод некоторым расистам утверждать, что тут его никогда и не было; просто не могло быть среди людей первого сорта — белых людей. У них, белых, особые судьбы, особые законы развития, другая природа, нежели у «жалких дикарей» внеевропейских стран. Видите — нет же у них никакого табу!

А вот история языков Европы, этимология индоевропейских слов показывает, что было время, когда наши белокожие предки подчинялись законам табу ничуть не менее раболепно, чем нынешние жители Соломоновых островов, соблюдая их так же строго. Были подвергнуты решительному запрету — каждое по особому поводу и причине — и многие слова древних языков Европы. В частности, словом «табу» — словом, произносить которое было невозможно, — стало в определенный момент истории унаследованное древними славянами от их предков слово «орктос» — имя лесного пугала, страшного врага, косматого чудища древнего мира. Оно было подвергнуто строгому запрещению. Почему? Зачем?

Медведь был самым грозным противником человека в лесистой полосе Европы. Его опасались больше, чем любого другого зверя. А древним людям представлялось, что имя любого существа связано с ним самим таинственной и чудесной связью. Имя — не одежда, которую можно накинуть и снова снять. Имя — часть человека, зверя, предмета; притом, может быть, самая важная их часть.

Следы этого взгляда на вещи дожили до нас. Есть русская поговорка: «Про серого [т. е. волка] речь, а серый — навстречь!» Есть ее французский двойник: «Кто помянет волка, увидит его хвост!» Смысл обеих: не называй, не произноси всуе имени опасного существа — ты призовешь его самого!

Этого мало: обратное может произойти, если ты будешь выкликать, поминать в разговоре слова, называющие других зверей, не опасных, а нужных — возможную добычу… Услышав свои имена, они почуют беду — и поминай как звали!

Как же быть? Очень просто: надо на место действительных, настоящих имен создать другие, условные. Надо выдумать заменители имен и называть кого нужно, не называя. Древним людям эта выдумка представлялась, вероятно, верхом хитроумия: страшное имя «орктос» они заменили очень удачным псевдонимом медоед — мед-у-едь, медведь. Его можно было произносить и старым и малым: оно ведь не было настоящим медвежьим именем, никакой силой не обладало и опасности за собой повлечь не могло.

Казалось бы, чего лучше? Но через несколько поколений наши предки нацело забыли, что когда-то зверь назывался «орктос». Новое имя — «медведь» — стало для них единственным известным и, значит, снова опасным. Его понадобилось опять заменять…

Можете улыбаться, но и в наши дни кое-где в глуши лесов наши современники и соотечественники охотники предпочитают не называть медведя медведем, выходя против него один на один. Они стараются говорить о нем обиняками, именуя его то «хозяином», то «лесным», то просто и загадочно «зверем»: «На зверя иду…» И ведь даже смешные сказочные имена медведя, милые нам по детским воспоминаниям, — «Мишка», «Косолапый», «Топтыгин», «Михал Иваныч» — в глазах ученого кажутся преподозрительными: вероятно, и за ними скрыто то же самое старание обойтись как-нибудь без настоящего медвежьего имени, как когда-то наши далекие предки обошлись без страшного имени «орктос».

А что, так случилось только с одним словом «медведь»? Будь так, явление не представило бы ни малейшего интереса. Подобных слов множество, в этом вся суть.

Помните, как осторожно выражается та русская пословица, которую я упомянул: «Про серого речь», не про «волка». «Серый навстречь» — не «волк». «Серый», «бирюк» — такие же имена-заменители, как и «медведь».

Мы, ничего не подозревая, зовем змею змеей, а ведь это тоже слово, возникшее благодаря табу. «Змий», «змия» — значило первоначально «ползающая по земи», т. е. по земле; таким описательным выражением было заменено неизвестное нам более древнее имя пресмыкающегося, вероятно родственное греческому «эхис» — «ехидна», «змея».

Связано с запретом и слово «рыба». «Настоящее» название обитательницы вод в языке наших предков звучало совсем по-другому, возможно — похоже на современное латышское «zivs» или литовское «zuvis» («рыба»). Это слово употреблять не хотелось, чтобы не распугать возможную добычу. И «воду замутили» очень хитро: древнее имя заменили словом, родственным немецкому «руппа, руппе», которые значили «головастик», «личинка угря», из них и образовалось наше «рыба».

Как остроумно! Какой щуке пришло бы в голову, что опасность грозит ей, если люди на берегу говорят про жалких головастиков? А если принять в расчет, что табу было наложено и на слово «вод» — «бредень» (так, от корня «вод-ить», была первоначально названа рыболовная сеть), что оно было заменено лукавым отрицанием «не-вод», то вы увидите, как жестоко были обмануты простодушные жительницы рек и озер, наивные рыбы…

Они-то, пожалуй, были сбиты с толку только в воображении наших далеких пращуров… А вот на теперешних ученых-этимологов эти пращуры, действуя так лукаво и коварно, навлекли множество чрезвычайных затруднений. Ведь мало точно узнать, почему медведь был переименован в «медоеда» или рыба — в «головастика-личинку». Надо прежде того еще угадать, какое слово было подвергнуто такому перелицеванию, какое — нет. Попробуйте выяснить это тысячелетия спустя после того, как все случилось.

Этимология и круглое пять

Будем считать, что польза этимологии доказана. Но она может быть не только такой «возвышенной», не от мира сего, так сказать. Если вдуматься, ее может ощутить любой из вас, каждый школьник, даже младшеклассник. Одному она способна принести круглую пятерку, другого избавить от грозной двойки. Что лучше — судите сами.

Никто не затруднится в правописании слова дорогой: во всех трех его слогах даже средний грамотей уверенно напишет «о», а не «а». Вы знаете, как доказывается правильность этого? Надо подобрать такие родственные тому, которое рассматривается, слова, ударение в которых падало бы в одном на первый слог, в другом на второй: «до'рог», «доро'же»… Все ясно: несомненное «о».

Способ прекрасный, но не всегда он пригоден. Возьмите слово дорога. Попробуйте подыщите такие родственные ему слова, где ударение падало бы на первый слог, на «до». Вряд ли вам это удастся: все производные от «дорога» слова несут ударение на том же «о»: «Доро'жный», «доро'женька», «подоро'жная»… А слова, по отношению к которому само «дорога» было бы производным, вы не знаете. Как быть? Хоть себе пиши: «дарога»…

Или вот другое слово: вазелин. Как вы докажете, что его надо писать именно так, а не «возилин», не «возелин», не «вазилин»? Сделать это обычным способом подбора родственных слов с другими ударениями — вещь невозможная. Худо было бы, если бы не этимология!

Этимологи рассказывают нам вот что. В 1877 году некий мистер Р. Чизбро, американский аптекарь, запатентовал новую мазь для смягчения кожи. Он зарегистрировал ее под звучным, не слишком длинным, легко запоминающимся и несколько таинственным названием: такое название было самым желательным для рекламы. Он назвал свою мазь «вазелин». Откуда он выкопал это имя?

Он взял первый слог немецкого слова вассер — «вода», прибавил к нему начало греческого елайон — «масло» и к получившемуся «вас-ел» присоединил ставшее к этому времени уже привычным окончание «-ин»: им теперь постоянно заканчивали названия лекарственных веществ и химических препаратов: ас-пир-ин, сахар-ин, глицер-ин, маргар-ин… Получилось — васелин. Но «с» между двух гласных во многих европейских языках звучит как «з». Вышло — вазелин.

Новосозданная мазь пошла в продажу по всему миру, неся на своей упаковке новосозданное, новорожденное слово: вазелин. Скоро оно проникло и в русский язык, стало очень распространенным русским названием…

Я убежден, что с того мгновения, как эта история слова стала вам известной, как вы познакомились с его этимологией, вы уже никогда не сможете ошибиться в его правописании. Вы не напишете «возилин» — с этим кончено. А следовательно, вы избежите неминуемой двойки…

Примерно так же обстоит дело и с дорогой. Этимология этого древнего слова свидетельствует: в южнославянских языках, скажем в сербском, нашему «дорога» соответствует «драга». По-сербски «драга» — «овраг», «лощина»; думают, что в глубокой древности оба эти слова — «дорога» и «лощина», «овраг» — были почти синонимами.

В старославянском языке «драга» тоже значило «долина». А языковедам известен строгий закон: есть определенный разряд славянских слов, когда они в древнеболгарском (старославянском) языке содержат в своем составе звукосочетания «ра-» и «ла-», в русском языке возникают их двойники, в которых на месте этих «ра-» и «ла-» вы встретите «оро-» и «оло-». Примеров — сотни.

Древнеболгарское: град, брада, блато, власть.

Русское: город, борода, болото, волость.

Ну ясно: и драга — дорога.

Никогда в словах этого рода на месте старославянских «ра-», «ла-» не появляются русские «аро-» или «ало-», «ара-», «ала-», «ора-» или «ола-». Мы не пишем ни «горад», ни «барода»; только «г-оро-д», «б-оро-да», «з-оло-то». Никаких оснований у нас нет и для того, чтобы писать «дарога»…

«Орфография слова есть биография слова, кратко, но вразумительно повествующая о происхождении его», — сказал в конце прошлого века один ученый-языковед. Он был совершенно прав. Но ведь если, в таком случае, по орфографии можно судить о биографии слова, т. е. о его истории, то и наоборот — по этой его истории можно дознаться, как его следует писать.

А об этом я и говорю в данной маленькой главке.

До сих пор в моих примерах сомнения вызывал гласный звук. Но затруднить могут и согласные.

Вы знаете слово «асбест»? Произносим мы его довольно ясно как «азбест»; спрашивается: как надо его писать? Орфографические правила тут вам не помогут. Словарь прикажет: пиши «с»; но почему? Куда приятнее и легче выполнить приказание понятное, доказанное, чем просто: «Так, и никаких вопросов!»

Откуда взялось слово «асбест»? Оно опять — греческого происхождения. По-гречески «асбестос» значило некогда просто «негашеная известь». Слово это состояло из причастия от глагола «сбеннуми» — «гасить» и отрицательной частицы «а», соответствующей нашему «не-» или «без-». «А-сбестос» — «не-гашеный».

Не так еще давно, в XVIII веке, любопытный волокнистый несгораемый минерал, добывавшийся во многих местах мира, не привлекал к себе большого внимания: так, курьез… Его звали «амиантом» (по-гречески «незапятнанный») или «горным льном».. В XIX веке «горный лен» пошел в ход в технике — на всякие огнеупорные поделки. Ему придумали новое название: «асбест», воспользовавшись древнегреческим словом. Из западных языков оно попало через технические и ученые книги и в русский язык, попало в своей письменной форме. Именно поэтому в его начале и сохранилось греческое «с», хотя слышим мы на его месте явное «з»… А если бы слово пришло к нам не через книги?..

Вообразите — тут неуместно это вопросительное «если бы». Такой случай с этим словом на самом деле уже произошел: оно однажды проникло в русский язык, и устным путем. Случилось это примерно за тысячу лет до вторичного заимствования слова «асбестос». Тогда, в дни Киевской Руси, его принесли на берег Днепра византийские мастера, строившие тут первые великолепные палаты из кирпича и камня. При этих работах необходимым было одно, дотоле малознакомое русичам, вещество. Греки называли его как-то вроде «азбестос», «азвестион», и наши предки, представления не имея о том, как это слово пишется (они ведь узнали о нем не из книг!), довольно скоро переделали его на «извёстка», «известь»…

Понятно теперь, почему в слове «асбест», происходящем от греческого «асбестос», мы пишем в первом слоге «с», а в слове «известь», происходящем от того же «асбестос», на этом самом месте пишем «з»?

В одном случае правописание порождено письменным путем перехода слова из языка в язык, в другом — устным.

Самых дотошных из моих читателей может заинтересовать вот что еще. Почему в словах этих есть иное различие: «асбест», но «известь»?

И этому есть объяснение: в разные времена жизни греков они один и тот же звук произносили то как «б», то как «в» '. Наши предки в X веке столкнулись со словом «асвестос» — так оно произносилось в византийские времена, — и сделали из него «известь». Минералоги Запада в XX веке избрали для названия «горного льна» более древнюю форму — «асбестос»; она дала и наш «асбест».

Я уверен, что и в этих словах вам теперь уже никогда не доведется сделать орфографическую ошибку. Вы же знаете их этимологию! Но тогда ясно: надо изучить этимологию как можно большего числа слов. Игра свеч стоит!

Этимологический словарь

Уже не первое столетие языковеды всего мира анализируют, как химики — вещества, слова самых различных языков, как бы разлагая их на элементы. К нашим дням слов, этимология которых выяснена, таких, о которых пока что высказаны только некоторые предположения, таких, по поводу которых существует не одно мнение, а несколько, накопилось в мире немало. Их набралось столько, что никакой гений не сможет удерживать их все в голове. Без справочника, без словаря не обойтись.

В русском языкознании за полтора столетия сделано в этой области тоже достаточно. Происхождение многих тысяч наших слов установлено окончательно; о жизненном пути еще большего числа высказано много интересных гипотез.

Можно стало разбить русские слова с этой точки зрения на несколько различных групп. Среди них есть такие, которые достались нашему народу, так сказать, по нраву законного наследства, от его древнейших, общих со многими другими европейскими и азиатскими народами, предков. Корни этих слов существовали уже в те времена, когда в мире не было еще греков, ни латинян, ни кельтов, ни германцев, ни славян, ни индусов, ни персов, а жили совсем другие племена и народы, говорившие на языке, из наречий и говоров которого развились позднее все наши индоевропейские языки. Мы уже видели примеры таких слов: «овца», «волк». Можно добавить к ним такие, как «камень», «лён», «огонь», «небо». Неописуема их древность возникновения…

Есть другие слова — они родились уже в самом русском языке: одни — столетия назад, другие — совсем недавно, может быть вчера или даже сегодня.

Язык создавал и создает их обычно из бережно и долго хранимых в его кладовых своеобразных заготовок-полуфабрикатов. Если взять для образца те, которые созданы совсем недавно, можно указать на такие, как «летчик», как «паровоз» или «пароход», как «советский», как «женотдел»… Все части, из которых они сконструированы, живут в отдельности, порознь, очень давно; а вот в таком соединении они стали звучать впервые сто тридцать, шестьдесят, сорок восемь, сорок пять лет назад.

Есть и третья, очень важная группа. В нее входит все то, что наш язык на разных участках своего пути и отвоевал, и выменял, и выторговал у своих соседей. Некоторые из этих слов бросаются в глаза каждому.

Любой подросток скажет, что «самолет» — слово чисто русское, а «аэроплан» пришло к нам из какого-то другого языка. Что русским словом «вратарь» мы заменили заимствованное из Англии «голкипер».

Но далеко не всегда это так очевидно.

Родственные связи нашего языка куда шире, чем обычно думают. Разумеется, все почти знают, что славянские народы — болгары, сербы, поляки, чехи — говорят на языках, близких к нашему: они ведь наши недальние родичи. А вот узнавая, что, скажем, слово, равнозначное русскому «дом», на языке древних римлян звучало как «домус», люди обычно очень удивляются: русский, славянский язык — и латынь, древнеиталийский! Что может быть между ними общего? Неужто они тоже состоят в родстве?

Не только они. Родственные отношения есть у русского языка и с языками многих народов Индии на жарком азиатском юге, и с норвежским, шведским, даже с исландским — северными скандинавскими языками… В поисках родичей того или другого русского слова этимологу приходится пускаться и на берега священного Ганга, и к подножию вулкана Геклы на холодном атлантическом острове: и там и здесь живут люди, говорящие на языках индоевропейского корня.

Вот почему не приходится удивляться, если наше слово «выдра» оказывается тесно связанным с древнеиндийским «udras» — «водяной зверь» и с древнескандинавским «otr» — «выдра»; если в медно-торжественном латинском языке мы встречаем слово «кабаллус», означающее «лошадь» и так похожее на русское «кобыла». Это все языки-родичи, все они — члены развитой, далеко расселившейся по миру индоевропейской языковой семьи.

Заниматься этимологией нашего языка было бы не так уж сложно, если бы в его словаре встречались только индоевропейские слова. Но все куда хитрее! Много веков предки наши — и все восточные славяне, и, в частности, древние русичи — жили бок о бок с разнообразными, да еще все время сменявшимися, соседями. Одни из этих соседей сами были индоевропейцами, другие принадлежали к совсем иным языковым семьям. Прапращуры наши то дружили, то враждовали — на юго-востоке с тюркскими племенами, с печенегами и половцами, берендичами и черными клобуками; позднее — с татарами и турками.

На севере и северо-востоке они всё дальше углублялись в лесистые дебри, где охотились и в могучих реках ловили рыбу; и «белоглазая чудь», и «весь», и «емь», и «сумь» — та самая сумь, имя которой звучит, может быть, и сегодня в самоназвании западных финнов, сынов страны Суоми, — древние финские племена.

Когда пароды сотни лет сталкиваются друг с другом то в мире, то в войне, их языки начинают воздействовать друг на друга. Слова тюркского происхождения, такие, как «лошадь», «утюг», «карий», «бугай», живут теперь в русском языке рядом с позаимствованными у финнов — «тюлень» и «тундра», «навага» и «корюшка»… Все они давным-давно вошли в русскую речь, обрусели, стали совершенно нашими словами… В то же время не меньшее число русских слов и корней переселилось и в финские и в тюркские соседние языки.

Финн говорит «вяртяння», даже не зная, что употребляет, собственно, русское слово «веретено»; уступив русским свои «рыбьи слова» — «навага» и «корюшка», он получил взамен слово «сонка» — русское «сёмга» на финский лад…

Иные слова долго блуждают по всему миру, прежде чем внедриться в язык, живущий на другой стороне земного шара, в совершенно другой географической области, за тридевять земель от места их рождения.

Утром, за завтраком, вы можете, сами того не зная, говорить на множестве самых различных языков. Вы попросили себе кофе — и произнесли слово арабского корня. Потребовали кофе с сахаром — и перешли на древнеиндийский язык, ибо «сахар»— слово индийского происхождения. Если вас больше устраивает не кофе, а чай, вы начинаете говорить по-китайски: «ча» — так в Северном Китае искони веков называется и чайное деревце, и получаемый из его листьев напиток. «Не хочу чая, хочу какао или шоколада!» Ну, в таком случае вы — потомок ацтеков далекой Мексики: «kakahoatl» и «chokolatl» — настоящие американо-индейские (из языка «нагуатль») слова.

Сами подумайте — легко ли, возможно ли всю эту уйму самых разнообразных сведений, относящихся к тысячам и десяткам тысяч различных слов, хранить даже в самой цепкой и хваткой памяти? Конечно, нет! И для этимолога, и для историка языка — для всех! — хороший, полный этимологический словарь — первая необходимость.

Подобных словарей — отличных словарей — для всех европейских языков много. Нас с вами, разумеется, в первую очередь интересуют русские этимологические словари, хотя надо иметь в виду: биографии слов (мы это уже видели) переплетаются так сложно, родственные и свойственные связи между ними так свободно и далеко перекидываются из языка в язык, что человек, решивший заняться русской этимологией, волей-неволей вынужден будет интересоваться этимологиями многих других языков — и родственных, и просто связанных с русским.

Точно так же иностранные ученые-этимологи все время должны прибегать к помощи русской этимологии: немало важных трудов по ней написано и опубликовано и за рубежом.

Нет возможности один за другим описать все когда-либо появившиеся на свет большие и малые русские этимологические словари: о них вы можете прочитать в специальных работах.

Я скажу только о тех из них, которые в наши дни чаще всего встречаются на книжных полках; моя книга, например, построена в основном на сведениях, почерпнутых из трех таких словарей.

Это прежде всего большой этимологический словарь, составленный московским языковедом А. Преображенским в начале нашего века; прекрасный труд, к сожалению, не доведенный до конца и к нашим дням уже в некоторых отношениях устаревший.

Это вышедший в свет на немецком языке десять — пятнадцать лет назад трехтомный словарь известного знатока русской этимологии профессора Макса Фасмера. В настоящее время в Москве том за томом появляется его русский перевод.

Фасмеровский словарь полнее и новее словаря Преображенского, хотя у него есть свои недостатки: нелегко даже самому осведомленному в чужом языке ученому составлять словарь этого языка, живя в другой стране, не имея возможности все время дышать воздухом мира, о котором он судит. Некоторые ошибки неизбежны; впрочем, в русском переводе многие из них исправлены.

В общем, оба эти словаря очень хороши, это образцовые работы. Однако их составители никак не рассчитывали на то, что ими будут пользоваться школьники, ребята. Разбираться в них без специальной подготовки довольно трудно: авторы говорят с читателями на высокоученом, изобилующем условными сокращениями и сложными формулами языке.

Значительно легче для читателя недавно вышедший у нас «Краткий этимологический словарь русского языка», составленный московскими учеными Н. и Т. Шанскими и В. Ивановым: он предназначен для учителей средней школы. Но книга для учителей, преподающих язык, — это все же не для учеников, не для школьников! Чтобы пользоваться и этим словарем, надо достаточно свободно ориентироваться во многих языковедных вопросах. Надо уметь обращаться с транскрипцией, особым алфавитом, которым лингвисты пользуются, чтобы точно передавать на письме звуки любых языков. Надо овладеть целой системой особых обозначений, к которым языковеды, как математики, прибегают, стремясь сделать свои объяснения как можно более краткими и сжатыми. В свое время вы, вероятно, овладеете всей этой премудростью; пока что пользоваться «взрослыми» этимологическими словарями вам, пожалуй что, не под силу.

Поэтому-то и было решено составить для советского школьника новый, специально на него рассчитанный этимологический словарик, приспособленный для него и по изложению, и по подбору слов.

В самом деле: вот и у Преображенского и у Фасмера объясняется слово «проскомидия»; это — определенный раздел в одной из христианских церковных служб. А зачем такое слово нашим школьникам?

А вот слова «алгебра» у Преображенского вы вовсе не найдете, да и у Фасмера о нем сказано чрезвычайно кратко: «арабского происхождения». А ведь интересно же узнать о нем как можно подробнее, не так ли?

Установить, какие слова должны войти в наш словарь, какие нет, было нелегко.

Прежде всего в него было включено как можно больше самых обыкновенных школьных — и даже школярских! — слов: «парта» и «педагог», «зубрить» и «шпаргалка», «физика» и «химия»… Можно ли вам не знать, откуда они пошли?

Но ведь нынешний школьник во многих делах даст очко вперед взрослому. У него поминутно срываются с языка, все время звучат в ушах самые новые слова, знакомые, может быть, еще далеко не каждому современному русскому человеку.

Из каких частей сложено, к примеру, слово «космонавт»?

Как построен самоновейший термин «кибернетика»? Ваша бабушка может не знать этих слов, но вы-то уж их наверняка знаете…

А такие высокие и близкие каждому из нас слова, как «коммунизм», «агитатор», «большевик»… Можно ли их оставить без объяснения?

Необъятного, конечно, не обнимешь, все слова в словарь не введешь, но чем больше, тем лучше!

Это всё слова, которые хотели бы увидеть в словаре вы, читатели. А в нем нашлось место и для тех, в которых заинтересован я, автор.

Ведь я задумал не только практическое пособие, этакий сухой справочник: захотел узнать, откуда слово, полистал — и узнал! И точка. Нет, мне нужно и другое: чтобы из словаря можно было увидеть на деле, какова она, работа этимолога; с какими трудностями он встречается; к каким хитростям и уловкам прибегает при своей охоте за предками наших слов. Показать же это можно ярче всего не на первом попавшемся, а на некоторых особых словах. Вас они могут вовсе не интересовать: зачем вам какая-нибудь трава «дурман» или зверюга «еж»? А мне они драгоценны, и я обязательно расскажу вам про них все, что о них дознано этимологией. Я хочу, чтобы вы узнали, что слово «здоровый» и слово «дерево» — в родстве между собой. Что «каракатица» и «окорок» тесно связаны друг с другом.

А слова, обосновать правописание которых может только этимолог? «Вазелин» попал в словарик, а «вара» там нет. Почему? Да потому только, что орфография первого слова затруднительна и разъясняется лишь этимологией; второе же слово любой двоечник напишет правильно, ни на миг не задумавшись… Такие трудные слова я тоже вводил в свой список.

Видите, сколько разных подходов и требований, как совместить их все? Поэтому не раздражайтесь, если слова, интересного вам, вы в словаре можете и не найти, а натыкаться будете на те, до которых вам и дела нет. Знайте: каждая кандидатура на место в словаре сто раз обсуждалась и многие из слов просто «не прошли по конкурсу», как студенты при поступлении в самый прославленный вуз.

Не попали в него слова с «прозрачной», как выражаются ученые, этимологией: каждому и так ясно, что «одуванчик» произошел от слова «обдувать». Не вошли в него многие иностранные слова, если в их этимологии — там, на их родине, — нет ничего удивительного, любопытного. Нет и тех слов, относительно которых мне просто нечего сказать; это бывает в случаях, когда этимологи еще ничего существенного о них не узнали.

Многое в словаре мне пришлось упрощать, отступая от строгих требований науки. Я не мог греческие слова писать греческой азбукой, старославянские — старославянской: вы их не знаете. Не знаете вы и ручной транскрипции, — не заставлять же каждого читателя предварительно изучать ее, а потом уж браться за книгу!

Поэтому слова всех языков в этом словарике передаются очень несовершенно — либо русским, либо латинским алфавитом. Только в очень редких случаях я прибегаю к нескольким старославянским буквам; что каждая из них означает, указано в конце этого предисловия. Вы сами подумайте: совершенно точно иноязычные слова и звуки передать русской азбукой нельзя. Иногда можно приблизиться к их подлинному произношению. Так, если я напишу латинское слово «domus» (означающее «дом») русскими буквами — «домус», большого искажения не получится. Если же я вздумаю немецкое «Fruhling» — «весна» изобразить, для вашего облегчения, как «Фрюхлинг», выйдет невесть что: немецкое «h» очень мало напоминает русское «х», а в данном случае оно и вовсе не произносится; только предшествующий ему гласный звук становится долгим. Значит, тут наша русская азбука совершенно непригодна.

Другой случай. Как вы увидите, три слова — латинское «катус» («кот»), русское «кот» и французское «ша» (тоже «кот») — ближайшие родичи. Услыхав это, вы удивитесь: «катус» и «кот» вроде похожи, но с «ша»-то у них нет ничего общего?! Такое впечатление создается только потому, что нерусские слова выражены русскими буквами. Стоит напечатать их латинской азбукой, и слово «catus» оказывается довольно близким к слову «chat» (так французы пишут свое «ша», происходящее от латинского «катус»). Может быть, писать это слово все-таки по-русски — «кхат»? Немыслимо: это — варварское, неверное написание. Оно напоминает чеховского героя, который слово чепуха читал по-латыни как «реникса». Так делать нельзя.

По этим и другим причинам мне и пришлось изображать иностранные слова неодинаково, то так, то эдак. Неправильно, но иначе поступать слишком сложно. Так делать не следовало бы, но другой возможностью я не располагал, пишучи книгу для школьников.

И все же, как я ни старался облегчить вам чтение словаря, пользование им, полностью упростить это дело не удалось. Пришлось оставить кое-какие сокращения: не повторять же по множеству раз на странице прилагательные «русский», «древнеиндийский», «латинский» или «родительный падеж», «дательный падеж», «суффикс». Таких сокращений не так уж много, но все-таки до чтения словаря мой совет — ознакомиться с приложенными к нему таблицами и перечнями их. Дело пойдет куда веселее.

Что еще? Пожалуй, вот что. В этимологии, откровенно говоря, бесспорных истин меньше, чем в какой-либо другой области языкознания. Этимологи неустанно работают над уточнением своих гипотез. Они выдвигают всё новые и новые предположения чуть ли не по каждому, даже уже давно объясненному слову.

Бывает, конечно, что ученый мир сразу соглашается с таким предположением: никто не спорит в наши дни против утверждения, что слово «мышца» происходит от слова «мышь». Но очень часто случается наоборот: слово — одно, а объяснений — несколько. Одни этимологи думают: «варежка» — значит «варяжская рукавица», скандинавского образца. Другие возражают: «варежка» связано с древнерусским «варити» — «оберегать», «защищать». «Варежка» — это «обережка»…

Было бы очень неверно в таких случаях считать, что который-либо из ученых тут «напутал», «допустил промах», Нельзя возмущаться: «Как же так? Один — одно, другой — другое! А где же правда?»

Ученых много: «сколько голов, столько умов», но все умы идут разными путями к одной цели — объяснению слова.

Пока она не достигнута, мы всегда можем столкнуться не с одним, а с несколькими предположениями, со спорами и несогласиями. Давно известно: в спорах-то и рождается истина!

Вот, кажется, и все. А теперь желаю вам всяческого успеха в ваших первых шагах по этимологическим дебрям. Эти шаги будут тем прямее и размашистее, чем больше вы будете, интересуясь этимологией, расширять запас и повышать уровень общих ваших знании, — всяких знаний — языковедных и исторических, но археологии и по истории культуры.

Эти шаги будут тем сбивчивее и медлительней, чем больше в вас окажется самоуверенности и торопливости, от которых с таким трудом отделываются многие начинающие этимологи.

Впрочем, я уверен — подобные недостатки вам несвойственны.

Счастливого пути за пределы моей книжки!

Лев Успенский

Внимание!

В «Словаре» могут встретиться новые для вас, непонятные слова-термины. Познакомьтесь с ними.

Аканье. Звук «о», когда на нем не лежит ударение, не все мы выговариваем одинаково. В некоторых областях России говорят как написано: кОрОва, пОлОтно… В других же заменяют «о» не очень ясным звуком, иногда очень похожим на «а»: кАрОва, иногда звучащим совсем неопределенно: 'п?расён?к (поросенок)… Это и называется «аканьем» (а противоположное явление — «оканьем»). Случилось так, что в литературном русском языке, в языке людей образованных, с течением времени укрепилось «аканье», а не «оканье». Потому мы с вами пишем «мОрковь», а говорим «мАрковь».

Ассимиляция (или «уподобление»). В древнерусском языке растение чечевица звалось «сочевица» — сочный, питательный плод. Почему же оно превратилось в «чечевица»? Звук «с», говорят ученые, уподобился звуку «ч», который за ним следовал; произошла его ассимиляция. Наблюдаются и противоположные случаи: тогда мы имеем диссимиляцию, или «разуподобление».

Буквы старославянские. Как я ни старался изображать звуки всех языков только двумя азбуками, русской и латинской, нашлись среди них такие, для которых пришлось взять буквы старославянские: иначе русские слова пришлось бы писать при помощи французской азбуки. Перечислю сейчас эти буквы.

Ѫ— так вот выглядел в древности «юс большой»: у древних болгар он обозначал особый, до нас не дошедший звук — носовое «о» (несколько напоминающий его звук во французском письме обозначается как «on»). Если древнерусские и старославянские слова изображаются латинскими знаками, на месте «юса большого» ставится звук «Q».

ѧ — а это «юс малый»; он обозначал второй носовой звук — носовое «е». В научной транскрипции его изображают как «е» «с лапкой» — «ę». Носовые звуки уцелели в польском языке; однако поляки обозначают свое носовое «о» как «ą» и носовое «е» как «ę».

Ъ, Ь — эти два знака сохранились и в нашей азбуке, только означают они теперь совсем не то, что когда-то. В старину оба они выражали краткие и невнятные звуки, вроде тех, которые мы встретили, описывая «аканье». Наши предки, пожалуй, могли бы написать «пърасенок» или «бьрьг» вместо «берег», чтобы обозначить звуки средние между «о» и «а», между «е» и «и». Мы превратили эти «буквы», т. е. знаки звуков, в чистые значки, никаких звуков не выражающие. А вот языковеды прибегают к ним, когда нужно изобразить именно один из этих древних звуков: «вълкъ» — «волк», «льнъ» — «лен».

Гаплология. Бывает, в слове сталкиваются два одинаково звучащих слога: «зна-ме-Но-Но-сец». Сплошь и рядом с течением времени один из двух исчезает: мы теперь говорим «знамеНОсец». Это явление называется «гапЛОЛОгия», по-гречески — «простословие». Гаплология играет известную роль в нашем языке: она превратила в наше «пряный» древнее «пеПЕряный» (т. е. «перчистый»); из старого «шиВОВОрот» она сделала современное «шиВОрот». Вы спросите: почему же тогда она «гапЛОЛОгию» не превратила в «гапЛОгию»? Потому, что такому преобразованию поддаются только слова, часто встречающиеся в разговорной речи, выговариваемые быстро и небрежно. Ученые, премудрые термины от гаплологии застрахованы: «гиппопотам» вряд ли когда-нибудь превратится в «гиппотама»…

Диссимиляция. Явление, прямо противоположное ассимиляции: оно меняет звук так, чтобы он стал не похожим на соседний, а отличным от него. Древнее «веЛбЛюд» постепенно превратилось в «веРбЛюд»: второе «л» не потерпело себе соперника… Это и есть диссимиляция.

Звездочка. Читая словарь, вы будете то и дело находить в его статьях слова, перед которыми стоит вот такая «звездочка» (*). Что она обозначает?

Она говорит вот что: «Слово, которое я сопровождаю, пи один ученый не слышал и не видел написанным. Оно принадлежало языку, исчезнувшему задолго до нас. Но, действуя по правилам сравнительного языкознания, наука может «восстанавливать» и внешний облик и смысл таких слов. По данным, которые она находит в словах языков-потомков исчезнувшего, языков-родственников и наследников его. Так палеонтологи «восстанавливают» внешность, а порою даже характер и образ жизни древнего, не существующего теперь животного, какого-нибудь археоптерикса или мегалозавра, по его костям, найденным в земле, по отпечаткам его следов на каменных породах, по множеству признаков.

Чтобы никто не принял слово «восстановленное» за слово действительно обнаруженное в какой-нибудь древней рукописи, надписи или любом другом источнике, перед ним и условились ставить сигнальную отметку — меня, «звездочку».

Звукоподражание. В каждом языке есть некоторое число слов (пе очень много), которые образованы при помощи подражания звукам внешнего мира. Таковы наше «кукушка» или такие слова, как «шорох», «топот», «бренчание», «дребезг»… Увидев в статье о слове пометку: «звукоп.» или «звукоподр.», знайте, что это слово образовалось именно таким способом.

Калька. Лет пятьдесят или шестьдесят назад среди учеников, занимавшихся в школах немецким языком, ходило такое считавшееся забавным утверждение: «Слово поднос, если перевести его на немецкий язык, должно звучать как «унтерназэ», потому что «под» по-немецки — «унтер», а «назэ» — это «нос». Забавным в этом не слишком остроумном утверждении представлялось то, что в действительности перевод слова «поднос» на немецкий язык дает слово «прэзэнтирбрэтт» («дощечка для поднесения»), а ничуть не «унтерназэ». Это последнее слово представляет собою не правильный перевод, а грубую кальку нашего «поднос». Значит, под словом «калька» подразумевается не обычный перевод слова на другой язык, а особый — когда копируется само строение этого слова: «об-йект» — «пред-мет»; «интер-йекцио» — «междо-метие». Калька — перевод слова не в целом, а по составляющим его частям. Кальки встречаются обычно только в ученой, терминологической части словаря. Слова обычные не положено калькировать.

Метатеза. Если вы представляете себе, что именно шахматисты именуют рокировкой, вам нетрудно понять, что такое метатеза: это как бы рокировка звуков внутри слова.

Мы теперь называем определенный разряд блюдец таРЕЛками. Наши предки звали их таЛЕРками. из немецкого «тэллер»— «блюдо». Потом в слове произошла «рокировка» — метатеза.

Из древнего «мьжюрить» («мьга» по-старорусски означало «тьма») при помощи метатезы — перестановки — родилось наше современное «жмурить». Само слово «метатеза» по-гречески и значит «перестановка».

Оканье. Это такое произношение, при котором звук «о» выговаривается одинаково четко и ясно и под ударением, и в неударных слогах. Вологжанин или ярославец никогда не напишет «кАрова», потому что говорит совершенно четко «кОрова». Вы видите — «оканье» прямо противоположно «аканью»: литературному языку людей образованных оно, вообще говоря, несвойственно.

Перегласовка. Бывает, что при образовании новых слов от корня согласные звуки его сохраняются, а гласные заменяются другими. Так, слова «вал» и «волна» восходят к общему корню. То же можно сказать про такие разные слова, как «вода», «ведро» и «выдра»: древний корень у них один, а гласные звуки различны. Это и есть перегласовка.

Полногласие. Характерная особенность восточно-славянских (русского, украинского, белорусского) языков. Она заключается в том, что в словах, внутри которых в общеславянском языке имелись звукосочетания «ор», вол», «ер», «ел», у нас образовались полногласные сочетания «-оро-», «-оло-», «-ере-». А в других славянских языках тут наблюдаются иные сочетания звуков. Вот вам для примера:

В общеславянском: горхъ, голсъ, бергъ, мелкъ.

В болгарском: грах, глас, брег, млеко.

У нас: горох, голос, берег, молоко.

Почему же, однако, слово «град» (вид осадков) не звучит у нас как «город»? Очень просто: в общеславянском языке оно никогда не звучало «гордъ», только «градъ»!

Для этимолога полногласие — очень существенный признак происхождения слова.

Разуподобление. То же, что диссимиляция. Очень неуклюжая калька этого термина.

Удвоение. Так называют случаи, когда слово образуется при помощи повторения дважды подряд его основы: кол-о-кол, тара-тора, бала-бола. В русском языке таких слов немного; в некоторых других они — обычное явление (например, в тюркских).

Уподобление. То же, что ассимиляция (см. это слово).

А

Знаете ли вы, что почти все русские слова, начинающиеся с буквы «а», — переселенцы, иноземцы?

Откройте первую страницу любого толкового словаря русского языка.

«Абажур» — из французского, «абаз» — из иранского языка. Слово «абака» значило счетный прибор по-древнегречески… Слов русских по происхождению на «а» почти не существует.

В чем же дело?

У языков, как у людей, бывают неожиданные причуды. Один из них как бы «любит» начинать свои слова с такого-то звука, другой как раз этим звуком пренебрегает. Европейские языки не терпят звука «ы», особенно в начале слова, а по-турецки «липа» — ыгламур, несчастье — ыгын, нрав — ыра… Уйма таких слов в чукотском языке…

Так вот: русский язык не любит начинать слова тем звуком, который мы обозначаем буквой «а». Настолько не любит, что таких слов на «а» в нем (я говорю о литературном языке) практически вовсе нет.

А почему я выражаюсь так осторожно: «звуком, который мы обозначаем буквой»? В народных говорах много слов, начинающихся на «а»: атава, абломак, асина…

Однако пишутся все они через «о»: отава, обломок, осина… Вы уже читали объяснение этому; дело тут в особом явлении нашего языка, в его «аканье»…

Узнав все это, вы уже не будете удивляться тому, что слов на «а» в нашем словаре окажется довольно много, но большинство из них пришли в наш язык из других языков — одни с Запада, другие с Востока.

Абрикос. Конечно, это слово в нашем словарике оказалось первым чисто случайно: никаких первых или вторых по порядку слов в языках не бывает. И все же смотрите: у него, первого попавшегося нам, сложная, долгая, запутанная история.

Оно явилось три столетия назад из Голландии: оттуда привозились на Русь абрикосы. Но голландцы свое «abrikoos» позаимствовали у французов, которые зовут этот вкусный плод «abricot», переняв это название из испанского языка: там он именуется «albercoque». Что это, конец эстафеты?

Вовсе нет. Испанцы взяли имя фрукта у арабов-мавров: по-арабски «абрикос»— «аль-биркук»… Что же, значит, слово это пришло в индоевропейские языки из семитских? Представьте себе, ничего подобного: семиты-арабы, в свою очередь, пересадили его к себе из латинского языка индоевропейцев-римлян. Идет только спор, как оно образовалось у них: то ли из прилагательного «прэкокс» — «ранний», «скороспелый» (абрикосы поспевают намного раньше своих собратьев — персиков), то ли из другого прилагательного «априкус» — «согретый солнцем» (см. Апрель). Если так, «абрикос» значит «солнечный плод».

Видите, какую причудливую петлю описало это слово по миру? И мы с вами зовом абрикос абрикосом, даже не подозревая, как сложен был его путь, прежде чем оно проникло в наш язык. А ведь абрикос мог бы очень просто получить у нас имя «курага» (т. е. «сушеный абрикос», или «кайиса» — от «кайысы» — абрикос), если бы мы заимствовали название для него не с Запада, а с Востока.

Абсолютный. Это слово пришло к нам из того же латинского языка, но по куда более прямому пути. По-латыни «абсольвера» — «совершенствовать», «абсолютус» — «совершенный». Западноевропейские языки отбросили типичное латинское окончание имен мужского рода «-ус», и к нам через немцев прибыла готовая основа: «абсолют-». А мы снабдили ее нашим окончанием «-ный».

Абсурд. Когда римлянин говорил «аб сурдум», это значило: «от глухого». Почему же отсюда родилось слово со значением «нелепость»?

Вспомните старинные шутливые стихи, которые приводит Пушкин:

Глухой глухого звал к суду судьи глухого. Глухой кричал; «Моя им сведена корова!» — «Помилуй, — возопил глухой тому в ответ, — Сей пустошью владел еще покойный дед…»

Вероятно, вначале и римляне имели в виду те смешные недоразумения, которые происходят при разговоре между глуховатыми собеседниками. Впрочем, вполне возможно, что термин «абсурд» появился не в Древнем Риме, а в латинском языке средневековых ученых-схоластов.

Авангард. Сравните два слова: «авангард» и «арьергард». Оба они французские. «Гард» по-французски — «стража», «охрана». «Аван» (avant) значит «спереди», «до»; «арьер» (arriere) — «сзади», «назад». У нас эти слова получили значение: «передовые» и «тыловые» воинские части на походе.

Август. Наше «август» (название восьмого месяца года) по-французски звучит так: «у». Пишется, однако, оно куда сложнее: «aout». А вот мужское имя Август французы выговаривают «Огюст», а пишут «Auguste». Все это имеет одно общее начало: древнеримское слово «аугустус» — «величественный». Оно стало в свое время титулом одного из римских императоров — Октавиана Августа. В его честь был наименован месяц август… Как видите, во французском языке оба эти имени — месяца и человека — претерпели не одинаковые изменения; у нас слово изменилось меньше. Любопытно, что до революции в русском языке употреблялось прилагательное «августейший»; в раболепной речи придворных оно означало «царский», «царственный».

Авто-. В современном нам русском языке столько слов начинаются с этого «авто-», что стоит остановиться на нем.

Это греческая приставка; ее основное значение — «само собой», «само по себе». Приставке повезло: почти во всех европейских языках она придает разным словам близкое к этому значение и теперь: «автомобиль» — «самодвиг»; «автономия» — «самоуправление»; «автомат» — «самодвиг», как и автомобиль.

Автобиография. В школьном сочинении один премудрый ученик настрочил: «Нам вчера было задано написать автобиографию Гоголя». Сказано — курам на смех: приставка «авто», как вы уже могли заметить, показывает, что речь идет о жизнеописании, составленном самим человеком. Автобиографию Гоголя мог написать только сам Гоголь. Этот ученик отнюдь не был Гоголем. Значит, он мог сделать лишь два дела: написать биографию Н. В. Гоголя и свою собственную автобиографию. Всегда имейте это в виду.

Автомат. У древних греков «аутоматос» могло означать все, что само по себе происходит: «танатос аутоматос» у них значило не «автоматическая», а «естественная (ненасильственная) смерть».

Много веков спустя ученые Европы применили это слово ко всевозможным самодвижущимся и самоуправляющимся механизмам.

Автомобиль. Слово, искусственно составленное из греческого «авто» и латинского «мобилис» (помните у Жюля Верна: «Мобилис ин мобиле» — девиз капитана Немо, означавший «подвижное в подвижном»). Получилось именно «самоход», «самодвижка»… Таких слов-кентавров, с греческой головой и латинским туловищем или наоборот, ученые и техники напридумывали очень много.

Автономия. Автономия, астрономия, гастрономия… Значение совершенно разное, и тем не менее все три слова похожи друг на друга. Почему? Сходство создает общая всем трем часть: «-номия»; она связана с греческим «номос» — «закон». «Аутономос» по-гречески значило «живущий по собственным законам»; «астрономос» — «звездо-законник», тот, кто изучает законы движения светил небесных; «гастрономос» — человек, следующий законам собственного желудка, «чревоугодник».

Надо добавить, что последнее слово скорее всего придумано не древними греками, а составлено много позже во Франции из греческих основ «гастэр» — («брюхо») и «номос». Вероятно, первоначально оно имело шутливый характер.

Агрегат. Замечаете, подряд идут «ученые», книжные слова? Поэтому они и начинаются с нерусского «А». Данное слово, как ни странно, связано с латинским «грэге» — «стадо». Что общего? Довольно просто: первоначально «аггрэгатус» означало «согнанный в стадо, в кучу». Потом из этого римского слова и родился термин «агрегат» — «сложное целое», машина, состоящая из многих, соединенных друг с другом механизмов.

Агент. Вот довольно каверзное словцо. Как правильно: «аге'нт» или «а'гент»? Как и целый ряд других русских слов (мы до них дойдем), оно связано с латинским глаголом «агерэ» — «действовать», «делать», с причастием от него «агенс» (родительный падеж— «агентис») — «действующий». Так как мы производим наше «агент» от последней формы, мы и считаем правильным ударение на «е»: «аге'нт».

Агитация. Это близкий родич предыдущего слова: «аг-ент» — «тот, кто действует», «аг-итация» — «приведение в действие», «побуждение к действию». Корень у обоих слов общий с глаголом «агерэ».

Агрессор. Обратите внимание: подряд идут латинизмы — слова, позаимствованные из латинского языка. Большинство из них выражает политические, общественные понятия. Это естественно: европейская государственность началась в Древнем Риме, да к тому же много веков ученые и политики Европы пользовались латынью как международным языком. «Аггрэдиор» в Риме значило «нападаю», «наступаю». Отсюда наши «агрессия», «агрессор».

Агроном. Вот четвертое слово, которое вы можете прибавить к упомянутым под заголовком «Автономия». «Агрос» по-гречески— «поле»; «агрономия» — буквально «полезаконие», наука о законах полеводства; «агроном» — «полезаконник», человек, эти законы знающий.

Ад. Древние эллины-греки верили: умирая, человек уходит в расположенное в преисподней мрачное царство мертвых, обитель вечной тьмы. Имя ей было «Адэс», или «Гадэс», — по-гречески это значило «невидимое». Из него и вышло наше русское «ад».

Теперь в русском языке слово это имеет основное значение — «ужасное», а то и просто «шумное, беспокойное место»: «Прихожу, а у них в квартире — сущий ад!»

Администрация. Слово звучит важно, а происхождение имеет довольно скромное. По-латыни «министрарэ» значило «служить», «администрацио» — «прислуживание». Да ведь, по существу, это так и должно быть; в прошлые времена министры и администраторы прислуживали властителям разного масштаба и калибра; в нашей стране всякая администрация обязана служить единому ее хозяину — народу.

Адмирал. Внимание! С этим воинским званием чуть не случилось недоразумения. Его прародина — арабский Восток; по-арабски «амир-а-али» — «высший начальник», «амир-аль-бахр» — «князь моря». (Близко к этим словам и «эмир» — «князь»: «эмир бухарский», «афганский»…) Именно отсюда родилось наше «адмирал». Но у романских народов Европы в их словарях существуют слова, связанные с латинским «адмирарэ» — «дивиться», «поражаться». Вполне понятно, что тем, кто не знал арабского языка, а знал романские, стало представляться, что «адмирал» надо понимать как «достойный удивления», что-то вроде «сиятельный», «светлейший». На деле же ничего подобного: обыкновеннейший «князь моря», и только! Значит — «морской начальник».

Азбука. Прочитав все про это слово, не поленитесь открыть словарь на слове «алфавит»: они тесно связаны друг с другом.

Чтобы лучше их запоминать, наши предки назвали каждую букву старославянского письма каким-нибудь «именем», подобрав слова с подходящими инициалами. Буква «д» стала называться «добро», буква «з» — «земля»… Так делали и другие народы. Первую из букв назвали «аз», т. е. «я», вторую — «буки», т. е. «буква». Соединив два этих слова вместе (точно так же поступили когда-то со своими буквами древние греки), получили слово «азбука». Французы с этой же целью сложили вместе названия целых трех букв, только уже не словесные, а звуковые: а, бе и це. По-французски азбука — «абеце».

А теперь посмотрите, что говорится о слове «алфавит».

Академия. Философ Платон в V веке до нашей эры излагал свое учение в тенистой роще возле города Афины. Роща была посвящена аттическому герою Акадэму, по преданиям, погребенному в ее тени. Именно поэтому ее назвали Акадэмией. Это слово стало названием сначала прославленной школы Платона; потом стало означать: «определенный тип высших учебных заведений», «сообщество ученых». Мы говорим: «Академия наук» или «Военно-медицинская академия»… Вот как далеко в прошлое уходят порой корни наших самых современных слов!

Акварель. Латинское слово «аква» — «вода» — перешло и в итальянский язык. От него был произведен художниками термин «питтура акуэрелла» — «водяная живопись» (слово «акуэррелло» по-итальянски означает также «вино пополам с водой»). Другие языки заимствовали из итальянского это слово уже для обозначения и рисунка водяными красками, и самих этих красок. Мы взяли слово aquarelle от французов.

Аккуратный. У истока этого слова латинское «кура» — «старание», «забота»; «аккурарэ» в Древнем Риме значило «стараться». Но к нам оно перешло, вероятно, от немцев, слывших некогда образцами аккуратности. Помните в «Евгении Онегине»: «хлебник, немец аккуратный, в бумажном колпаке»… «Ганц аккурат» — «все в порядке» — считалось у нас в XIX веке любимой немецкой поговоркой.

Аксиома. Древние математики Пифагор, Эвклид были греками. Неудивительно, что многие термины этой науки у всех народов Европы — греческого происхождения. Первым значением слова «аксиома» было: «то, что достойно почестей». Затем древние геометры стали называть так утверждения, не нуждающиеся в доказательствах. Это значение сохранили в своей математической терминологии и мы.

Актер. «Актер» — родной брат «агента»: оба слова происходят от латинского «агерэ» — «делать», «действовать». По-латыни «Актор» так и значило «делец»; у французов это слово превратилось в «acteur» — действующее лицо на театральной сцене, «тот, кто играет на сцене». От них оно перешло и к нам.

Актив. Того же корня, что предыдущее: «активус» по-латыни — «деятельный». У нас это слово обросло целым гнездом производных: «активист», «активный» и так далее.

Акула. Думают, что это название «мокоя ненасытного, гиены морской» (В. Жуковский) пришло к нам очень давно, из древнескандинавских языков: у норманнов эта рыба именовалась «hakkal». У нас слово получило окончание «-а», потому что очень многие названия рыб имеют его в русском языке: «щук-а», «белуг-а», «плотв-а».. Может быть, влияние оказало и само слово «рыб-а».

Алгебра. В средние века науки в Европе замерли, застыли, придавленные церковной схоластикой. Математика Востока, особенно у арабов, ушла далеко вперед. В дальнейшем европейские ученые позаимствовали у арабов немало и научных сведений, и терминов-слов.

«Ал-джебр», или «аль-гебр», по-арабски — «восстановление равенства», т. е. «уравнение». Из этого слова возникло в Западной Европе слово «алгебра»; к нам оно пришло уже оттуда.

Алфавит. Помните, что мы говорили о нашем слове «азбука»? Оно — точная копия греческого «alfabetos»: оба слова построены совершенно одинаково.

Две первые буквы греческого письма звались «альфа» и «бета». Их история не простая; они были получены греками от финикийцев вместе со всей финикийской, семитической, письменностью. Письменность эта была некогда иероглифической. Каждый иероглиф назывался словом, начинавшимся со звука, который обозначался этим значком.

Первый в их ряду имел очертания головы быка; «бык» — по-финикийски «алеф». Вторым стоял рисунок дома; слово «дом» звучало как «бет». Постепенно эти значки стали означать звуки «а» и «б».

Значения финикийских слов греки не знали, но названия значков-букв они сохранили, чуть переделав их на свой лад: «альфа» и «бета». Их сочетание «альфабетос» превратилось в слово, означавшее: «обычный порядок букв», «азбука». Из него получилось и наше «алфавит». Впрочем, в Греции было такое время, когда слово «альфабетос» могло звучать и как «альфавитос»: об этом уже говорилось в предисловии.

Алый. В тюркских языках «ал» значит «розовый», «светло-красный», «красный». Наше слово пришло оттуда. А то, что у нас оно стало значить «ярко-красный», вполне естественно: при переходе из языка в язык смысл слов меняется зачастую еще резче, чем их звуковая форма.

Анализ. По-гречески «анализис» означало «развязывание», «распутывание»; как видите, современное значение его в европейских языках выросло из переносного, метафорического его употребления: занимающийся анализом как бы распутывает, развязывает какой-то вопрос.

Анархия. «Архэ» по-гречески — «власть»; «ан-» — отрицательная частица, соответствующая нашим «не-» или «без-». Все слово означает «безвластие», «отсутствие власти». Этого же корня слова: «монархия» — «единовластие», «олигархия» — «власть небольшой группы лиц знатных или богатых».

Анатомия. См. Атом.

Антибиотик. Услышь такое слово древний грек, он развел бы руками: «Звучит по-гречески, а что значит — неведомо!» Оно построено из древнегреческих частей («анти-» — «противо-», «биотос» — «жизнь»), но учеными нашего времени. Мы обозначаем им органические вещества, способные убивать болезнетворные микробы или вирусы.

Апельсин. Многие думают, что этот фрукт — новость на Руси. Неверно: уже в XVI–XVII веках московские богатеи охотно лакомились привозимыми из Голландии «китайскими яблоками». По-голландски «апполь» — «яблоко», «Сина» — «Китай». Очень обычно, что заморское словечко прибывает в новую страну одновременно с той вещью, тем товаром, названием которых оно служит.

Аплодировать. Откровенно говоря, латинское «апплаудэрэ» значило не «рукоплескать», а «притоптывать и прихлопывать руками» в такт пляски, как это в обычае у многих народов и в наши дни. Просто «хлопать в ладоши» у римлян звучало «плаудэрэ». Как видите, пробираясь к нам из латыни через французский язык, слово изменилось и по смыслу и по звучанию: так, например, латинское сочетание звуков «ау» французы постоянно превращают в «о» — это закон.

Апрель. В Древнем Риме, как и сейчас в Италии, апрель был уже теплым вешним месяцем. Считают, что его имя связано с глаголом «априкари» — «греться на солнышке». Если так — слово «апрель» равно русскому «бокогрей»; только у нас так звался снежный февраль, вероятно потому, что в февральские метели наши предки грели себе бока на русских печках… Загорать на солнце у нас в феврале рановато!

Аптека. «Тэке» по-гречески — «ящик», «ларец»; это «тэке» входит как составная часть во множество наших слов, вроде «библио-тека», «карто-тека», «фильмо-тека», означая всюду «-хранилище». «Апо-» — приставка со значением «вместе», «со-». «Апотэке» первоначально значило просто «склад». Перейдя из греческого языка в другие, оно получило значение «склад лекарств», «медицинская лавка».

Арбуз. Вот он явился к нам (я говорю о слове «арбуз») не с Запада, а с Востока, и притом крайне запутанным путем.

«В тюркских языках есть слово «карпуз» — «арбуз» (загляните сейчас же на слово «карапуз» — это будет очень уместно!); там оно заимствовано из иранского, где «харбюза» означает «дыня». Любопытно при этом, что буквальное значение этого слова — «ослиный огурец..»

Примерно так, руководствуясь общепринятыми этимологиями, я рассказал о происхождении слова «арбуз» читателям журнала «Наука и жизнь» летом 1965 года. Но вскоре затем я получил письмо из Ташкента. Товарищ М. Даврон сообщил мне, что, по его мнению, «харбюза» надо понимать не как «ослиный огурец», а как «осел-огурец». В иранских языках, писал он, слово «осел», присоединяясь к другим существительным, может придавать им своеобразное усилительное или увеличительное значение. Так, «хармуш», т. е. «осел-мышь», означает «крыса»; «харсанг» — «осел-камень» значит «каменная глыба». Поэтому и «харбюза» следует понимать как «огурец величиной с осла», «огурчище». Пришлось подвергнуть это сообщение консультации у крупных ученых-иранистов. Выяснилось, что, по-видимому, товарищ Даврон прав и наше русское слово «арбуз» на самом деле ведет свой этимологический род от иранского «осла-огурца» — «огурчища».

Арифметика. Математический термин? Много шансов, что он из Греции. Так и есть: «аритмос» по-гречески «число»; «аритметике тэкнэ» — так называлась наука о счете, о числах.

Почему греческое «аритметике» стало нашей арифметикой»? В Древней Греции слово это писалось через букву «Θ» — «тэту», а эта «тэта» в разные века греческой истории выговаривалась то как «th», то как «f». Западные языки усвоили первое ее произношение, русский — второе.

Вот почему у нас встречаются теперь оба варианта: «ритм», но «рифма»; «Афанасий» («бессмертный»), но «Танатос» (древнегреческий бог смерти), и т. п.; одни слова пришли к нам прямиком от греков, другие кружным путем, через Западную Европу.

Армия. В Древнем Риме «арма» значило «оружие»: знаменитая «Энеида», поэма Вергилия, начинается со звучных слов:

Арма вирумкве кано… —

т. е. «Я хочу воспеть оружие (или боевые подвиги) славного мужа…» (Вергилий имел в виду Энея, которого римляне считали своим предком.) Слова, производные от этой древнеримской основы, живут теперь во всех европейских языках: «армия», «армада»; говорим мы и «армированный (т. е. как бы вооруженный металлическим каркасом) бетон». Прочтите также, что говорится о слове «казарма».

Артиллерия. Всем известное слово это вызывает много споров. К нам оно явилось либо из Франции, либо из Италии — точная его родословная доныне не установлена. Видимо, оно связано с латинским «аре» — «искусство» и с «артиллум» — «снаряд».

Археология. Окончание «-логия» в русских словах всегда указывает на их греческое происхождение: оно восходит к греческому «логос» — «учение» и придает слову смысл: наука о том-то. «Гео-логия» — «наука о земле» (от «ге» — «земля»), «био-логия» — «наука о жизни», и т. д. «Архайос» на том же языке значит «древний», «старинный». Таким образом, слово имеет значение: «наука о древностях».

Архив. Тут вы снисходительно пожимаете плечами: для чего повторяться? Мы и сами видим, что слово— от того же корня! «Архив» — явно от «архайос»: старые же бумаги…

А ведь ничего подобного! Слово это связано с греческим «архэйон» — «казенное здание», близким к тому «архэ» — «власть», «правительство», — с которым мы уже встречались, разбирая слово «анархия». От «архэ» произошло латинское «архивум», а от него — наше «архив».

Арьергард. См. Авангард.

Асбест. Об этом слове подробно рассказано в предисловии. Вернитесь к нему.

Астроном (и астрономия). Слова эти построены точно так же, как «агроном» и «агрономия», «гастроном» и «гастрономия»: «астрон» по-гречески — «звезда», «номос» — «закон». Все слово в целом значит «звездозаконие», т. е. наука о движении небесных светил.

Атлас. Великий немецкий географ Гергард Меркатор изготовил в XVI веке лучший, образцовый по тем временам альбом географических карт. На его переплете был изображен мифический гигант Атлас, держащий на могучих плечах весь свод небесный, как о том рассказывали древнегреческие легенды. Альбом так прославился, что с этих пор все подобные ему собрания карт стали называть атласами.

Кстати говоря, от имени того же сказочного великана произошли и географические имена: Атлас (горный хребет в Африке), Атлантический океан, Атлантида… Этого же происхождения и слово «атлант» — так называется верхний позвонок человека, поддерживающий на себе наш череп.

Надо при этом иметь в виду, что родительный падеж от слова «атлас» звучал в греческом языке «атлантос». Слово «атлас» (материал) совсем другого, арабского корня.

Атом. Это слово полезно сравнить с другим: «анатом». Корень у них общий, тот же, что у греческого глагола «тэмно» — «я нарезаю»; а вот приставки разные: «а» — это префикс отрицания, равный нашему «не-»; «ана-» соответствует русскому «раз-». Поэтому «а-том» значит «не-резомое», т. е. «неделимая частица», тогда как «ана-том» — это тот, кто занимается «рассечением», «разрезанием» трупов для их изучения.

Физики давно уже установили, что атом делим: он состоит из целого ряда более мелких частиц. Но язык наш обладает удивительной способностью выражать даже самые новые понятия при помощи очень древних, века и века назад созданных слов. Никого не смущает, когда мы говорим: «разложение атома», «атомный распад», хотя это и значит, собственно говоря, «разложение неделимого на части». Ну что ж, говорим же мы: «Пушка выстрелила», хотя орудие выбрасывает отнюдь не стрелу, а огромный, тяжелый снаряд…

Аттестат. По-латыни «тэстарэ» — «свидетельствовать», «давать свидетельские показания». Потому «аттестат» в переводе и означает «свидетельство».

Аудитория. В нашем языке немало слов, в состав которых входят части «-тор», «-торий» и «-тория». Все они латинского происхождения.

Латинское «-тор» было суффиксом, означавшим действующее лицо в отглагольных существительных: «орарэ» — «говорить», «оратор» — «говоритель», «краснобай»; «-ториум» же (наше «-торий») и «-ториа» были приметами слов, означавших место действия, помещение, для него приспособленное. «Лаборарэ» — «работать», «лабораториа» — «рабочее помещение»; «обсерварэ» — «наблюдать», «обсерваториа» — «здание, в котором производятся наблюдения».

Так и «аудитория» — «помещение, предназначенное для того, чтобы «слушать», от латинского «аудирэ» — «внимать», «слушать».

Этот последний суффикс встречается в двух вариантах: женского рода — «-тория» и мужского — «-торий» (см. санаторий и санатория). Значение у обоих одно и то же.

Б

Вот про слова, начинающиеся с буквы «Б», я не могу сказать вам ничего такого, что открыло бы в них во всех некоторые общие свойства. Они бывают всякими. Среди них есть варваризмы — позаимствованные из чуждых языков, и исконно русские, возникшие на восточнославянской русской почве. Если вам покажется, что и в их числе много заимствований, то это понятно: как раз среди варваризмов больше всего таких слов, происхождение которых заслуживает разъяснения. Вот они и попадают в этимологический словарик чаще других.

Бабочка. Удивительно милое и наивное прошлое у этого слова. Если бы в некоторых наших народных говорах и сейчас мотылька не называли ласково «душичка», было бы не так легко догадаться, что «бабочка», первоначально значило «душа бабушки», «дух прародительницы».

Наши далекие предки, следя за полетом красивых насекомых, наблюдая, как порою они кружатся возле окон и дверей жилья, как упрямо летят на свет, задумывались: да уж не порхает ли это вокруг родного дома душа умершей родоначальницы тех, кто в нем теперь живет, их бабки или прабабки? Выходит, что «бабочка» и «бабушка» — одно слово…

Бабушка. А само это наименование старейшины рода, матери отцов и матерей, родилось, конечно, в детской речи, в лепете малышей внучат. Слова, близкие и по смыслу и по звучанию, встречаются в языках почти всех народов. У литовцев бабка — «боба», у грузин же, напротив того, «бабуа» значит «дедушка». Немецкое «бубе» имеет значение «парнишка», «мальчуган», означает внука, а не бабку. . Как же так? Да очень просто. Дети всюду лепечут — и почти одинаково, и в то же время довольно невнятно. А взрослые их во всех языках похожие первые слова — что-то вроде «буба», «боба», «баба» — толкуют по-разному: у одного народа как «бабушка», у другого — как «дедушка», у третьего — и вовсе как «внучек». Наше «бабушка» — уменьшительное от «баба». Первоначально оно значило не «мать родителей», а вообще «старшая в роде», «старейшина».

Багаж. Слова, случается, летают от народа к народу, как мячи в игре. Французы как бы на лету поймали некогда древнескандинавское слово «багги» — «узел», превратили его в свое «баг» — «пакет», произвели от этого «баг» слово «багаж» — разные тюки с вещами — и затем перебросили его нам. А у нас к нему подобрались и прочие значения, например: кладь, перевозимая отдельно от ее хозяина-пассажира.

Дама сдавала в багаж Диван, чемодан, саквояж, Корзину, картину, картонку И маленькую собачонку… С. Маршак

База (и базис). Объяснять почти нечего: в греческом языке «базис» означало «основание», «цоколь». Обе наши формы связаны с этим словом.

Байдарка. В народных и профессиональных говорах (скажем, у рыбаков Каспия) и сейчас можно услышать слово «байда» — «небольшая баржа» и «байдара» — большая лодка. Уменьшительным к «байдаре» и будет «байдарка».

Баклуши. Сегодня вы встретите это слово в одном-единственном выражении: «баклуши бить» — бездельничать. Но ведь должно же иметь оно какой-то свой собственный смысл? Да, конечно. Когда на Руси хлебали щи и ели кашу деревянными ложками, десятки тысяч кустарей «били баклуши», т. е. кололи чурбанчики липового дерева в качестве заготовок для мастера-ложкаря. Работа эта считалась пустячной, ее выполнял обычно подросток-подмастерье. Потому она и стала образцом не дела, а безделья (см. Балясы, Лясы).

Балкон. Мы склонны считать это слово итальянцем по роду, а в Италии его числят германским выходцем. Лангобарды, одно из древнегерманских племен, память о котором сохранилась в названии итальянской провинции Ломбардии, принесли в Италию свое слово «балько» — «бревно», «балка». Из него итальянцы создали звучное «бальконэ» — помост, устроенный на заложенных в стену балках. Через французский язык новое слово проникло к нам в XVIII — ХIХ веках, несколько столетий спустя после своего рождения. Помните у Пушкина:

Вот взошла луна златая. Тише… чу… гитары звон… Вот испанка молодая Оперлася на балкон.

Балл. «Я получил высший балл!» — говорите вы. Это почтенно. Но знаете ли вы, что, сказав так, вы «ввернули» в вашу речь древнефранкское слово? По-франкски «балла» значило «шар». Когда-то при голосованиях было принято опускать в урну не бюллетени, а шары: белые — «за», черные — «против». Говорили: на баллотировке он получил столько-то баллов — шаров «за». Потом «балл» получило общее значение— «отметка», «оценка», а затем и еще более общее — «единица измерения». Мы говорим теперь и «высший балл», и «ветер достигал 9 баллов».

Древняя основа «балл» звучит во многих наших современных словах: ведь «футбол», «баскетбол» происходит от английского «болл» — «мяч», а пишется-то оно «ball». У нас слово «балл» живет с петровских времен.

Баловать. Это любопытное слово я уже подробно рассматривал в предисловии к словарю. Вернитесь туда, и вы узнаете о нем все, что можно.

Балясы. Хорошая пара к «баклушам». «Балясы» вы тоже встретите чаще всего в составе одного выражения: «балясы точить», т. е. заниматься болтовней. Происхождение этого выражения также близко к «баклуши бить». «Балясы» — точеные пузатенькие столбики, какими в старину украшали перила деревянных лестниц, крылечек, балкончиков. Токари считали точение большой партии одинаковых баляс самым легким занятием, за которым не грех и посудачить с товарищами по мастерской. Да и поручалась эта работа нередко молодым ученикам, народу не слишком квалифицированному, но быстрому на язык: «Пусть балясы поточат» (см. Лясы).

Банк. Что общего между банком и лавкой? Финансист, делец, вероятно, нашел бы между ними какое-нибудь сходство по существу; мы же видим его в этимологии обоих слов.

Русское «лавка» первоначально значило «скамья в избе», потом — «прилавок торговца» в его рабочем помещении. Наконец, так стали называть всю ту избу, в которой производилась торговля, — «балаган с прилавком».

Точно так же немецкое «банк» сначала значило «скамейка», затем — «скамейка менялы», т. е. тот прилавок, за которым в средневековых городах производился размен всевозможной монеты (властителей-то было числом не счесть; монетных систем — столько же!). Лишь много позже слово это стало названием учреждения, занятого всевозможными денежными, финансовыми операциями, «банка».

Банка. Похоже на предыдущее слово, а сходства и родства между ними не ищите. Зато по отношению к «бане» «банка» близкая родственница. Корень обоих слов встречается во многих европейских языках. По-украински «пузырек», «кувшинчик» — «банька». Латинское «бальнэум», греческое «баланэйон» означали одновременно и «купальня» и «ванна» — сосуд для мытья. Как видите, от всего этого рукой подать в одну сторону до нашей «банки», в другую — до «бани».

Баня. Почтенная древность этого слова ясна уже из того, что я только что сказал. И наше «баня», и сербское «банья», и французское «bain» («бэн» — «ванна», «купальня») — все они восходят к только что названным древним корням.

Барабан. Из тюркского «балабан», «дарабан» — так в тюркских языках именуется этот музыкальный инструмент. Интересно вот что: наше «барабанщик», весьма возможно, было произведено не внутри русского языка от уже обрусевшего слова «барабан», а при заимствовании от соседей-тюрков уже готового их слова «дарабанчы» — «тот, кто играет на барабане»; оно-то и было превращено в «барабанщик» (ср. «бумага — бумажник»).

Баранка (баранок). Вот случай, когда простота обманчива. На первый взгляд — все ясно: каждый бублик изогнут, «как бараний рог»; отсюда и название «баранок». Но вот по-украински этот вид печенья зовется «обаринок», да и у нас в некоторых народных говорах знают не «баранок», а «абаранок». А ведь при изготовлении баранки обваривают крутым кипятком. Вполне возможно, что «баранок» — это «обваринок», «ошпаренный хлебец», и «баран» тут ровно ни при чем… Хотя как «ни при чем»? Постепенно говорящим по-русски стало представляться, что название это как раз связано с круто гнутым рогом барана. Ведь называем же мы «баранкой» колесообразный штурвал автомашины, а уж его никто никогда не обваривает. Он назван просто по баранку — хлебцу.

Барометр. Если бы вы произнесли такое слово при древнем греке — Гомере или Софокле, они очень удивились бы: что за странность: «барос» — слово греческое, значит «тяжесть», «вес»; «метрэо» — тоже понятно: «я измеряю». А как понять их сочетание? Измеритель тяжести? Весы?

В их времена такого сложного слова не было. Это неудивительно: древние даже не подозревали, что воздух имеет вес, оказывает на нас давление. Слово «барометр» — «измеритель давления воздуха» — сложено из греческих корней, но много веков спустя после конца древней Эллады. Его создали ученые нашей эпохи рядом со множеством других слов, построенных так же: «термометр», «манометр», «одометр» и т. п.

Барсук. Этот зверь доставил этимологам хлопоты и волнения. Нашлись ученые, желавшие видеть в его имени сложение слов «бор» («лес») и «сука» — «самка собаки». По их мнению, оно первоначально значило «боровая, лесная собака». Но это неверно: название «барсук» заимствовано нами у тюркских народов. У них зверек зовется «борсук» («серый зверек»), хотя у них нет ни слова «бор», ни слова «сука».

Баскетбол. Вот тут никаких сомнений: «баскет» по-английски — «корзипка», «болл» — «мяч». Сами подумайте: разве сущность игры обрисована не достаточно точно?

Батарея. В военном языке старой Франции «batterie» («баттри»), произведенное от глагола «battre» — «драться», «сражаться», означало: «военная колесница», «повозка с вооруженными стрелками». С изобретением пороха так стали называть орудийную упряжку, потом несколько таких упряжек, подчиненных одному командиру.

Впоследствии слово стало приобретать одно за другим разные переносные значения; однако все они говорят о приборах, состоящих из нескольких одинаковых частей, звеньев или элементов: «электрическая батарея», «батарея парового отопления»…

Башлык. У турок, как и у некоторых их родичей по племени, есть очень удобный способ производства новых слов от старых. Если «губернатор» — по-турецки «паша», то «губернаторство» — «пашалык». Если «стекло» — «кам», то «стеклянная теплица» — «камлык», так сказать, «стеклянство». «Баш» — это «голова»; нетрудно догадаться, что «башлык» может значить «головной убор», «наголовник». Мы и позаимствовали это слово у своих соседей — тюрков.

Башмак. Еще раз тот же тюркский корень. Но странно: башмаки-то ведь носят не на голове! А вы вспомните наш русский сапожнический термин — «головки». Головками называется часть сапога, прикрывающая подъем на ноге, от носка до задника. Но ведь и башмаки закрывают эту же часть стопы сверху, так что тюркское название представляется вполне обоснованным.

Кстати, возвратимся на миг к «башлыку». Наш язык не только освоил это иноязычное слово; он еще образовал от него никогда у тюрков не существовавшее слово «шлык» — «чепец», «колпак». Да как образовал! Просто взял кусок корня и весь тюркский концевой суффикс-послелог, и, как говорится, дело в шляпе. Престранно порой поступают с чужими словами языки!

Бекрень. Как «баклуши» и «балясы», в литературной речи вы это слово «в свободном виде» не встретите: только в выражении «набекрень». Происхождение его темновато; вернее всего, оно связано с голландским «bekrengen», морским термином, означающим «накренять на один борт», «креньговать». Наши моряки тоже «креньгуют» суда, накреняя их для осмотра подводной части бортов.

Белобрысый. Проведите анкету среди своих друзей: «Что в точности значит слово «белобрысый»?» Три четверти спрошенных скажут вам: «У кого белые волосы!» А это совсем не точно. В древнерусском языке «бры» значило «бровь» (как «кры» — «кровь» и «моркы» — «морковь»). Таким образом, «белобрысый» значит «белобровый». Даже самого «бессовестного блондина» нельзя назвать белобрысым, если у него темные брови. Имейте это в виду!

Белокурый. Но уж это-то прилагательное означает, конечно, «беловолосый»? Наверное, «куры» — видоизмененное «кудри» и «белокурый» значит «белокудрый»? И опять-таки ничего подобного! «Кур» в древнерусском языке значило «пыль» (у поляков и сейчас «пыль» — «kurz», «куж»). Следовательно, «белокурый» — буквально вовсе не «белокудрый», а «пыльно-белый», как бы припудренный пылью.

Бельмес. Сказать: «Я уже бельмеса три-четыре вызубрил» — немыслимо, а в то же время постоянно слышишь: «Он ни бельмеса не знает!» Что за странная мера познаний или незнания — «бельмес»?

«Бильмес» по-татарски отрицательная форма от глагола «бильмек» — «знать»; «бильмес» означает: «он не знает». По-видимому, частенько наши предки, разговаривая с татарами, слышали от них это самое «бильмес», если они превратили его в чисто русское «ни бельмеса»!

Белый. В общеиндоевропейском языке существовал корень «bhe»; он имел значение: «сиять», «блестеть». Мы встретимся с ним, когда будем говорить о русской березе.

Бензин. Вряд ли кто скажет: «Аромат бензина очарователен!» Однако слово это связывают с арабским «luban ĵavĭ» — «яванское благовоние». Из этого «любан-джави» получилось сначала латинское «benzoe» (аромат розы, по мнению химиков, зависит от содержащегося в ее цветках летучего «бензойного» масла), а затем уж из него французское «benzine». Видите, какое пышное родство у нашего «бензина».

Берёза. Это дерево мы считаем нашим, русским деревом, почти что эмблемой и символом нашей северной страны, но имя его знакомо в разных вариантах большинству индоевропейских народов. Оно восходит к уже известному нам с вами (см. Белый) корню «bhe», уходящему в глубокую древность и означавшему «блеск», «белизна».

Древнеиндийское «бхурджас», древнегерманское «birihha», скандинавское «бьöрк», немецкое современное «бирке», осетинское «bärz (а)» — видите, как широко разошлось по Европе древнее имя «белого» дерева, «сияющей» березы. Ведь и ее кора — «береста» — носит название, связанное с тем же корнем.

Вот какое сильное впечатление произвели когда-то на наших древних родоначальников и само это чудесное дерево, и его непохожий на все другие сверкающий, серебряный ствол!

Берлога. Сколько раз я слышал этому слову такое наивное объяснение: «Вер» по-немецки— «медведь», а «лога» — это, конечно, «логово»; «берлога» значит «медвежье логово».

На первый взгляд — здорово, но неверно. Древне-славянское *«бьрло»[4] значило «грязь», «мусор». У поляков «барлог» — «грязь», «навоз»; у сербо-хорватов «brlog» — «лежбище», по вовсе не медвежье, а свиное, кабанье. Есть основание думать, что и зимняя квартира медведя была названа словом этого корня за нечистоплотность ее косолапого хозяина. «Берлога» — это просто «грязное место».

Беседа. На первый взгляд — чего особенно мудрить: каждому ясно, что слово «беседка» естественно родилось от глагола «беседовать»: место для беседы, для приятных разговоров. А на деле — как раз наоборот. Еще великий русский драматург А. Н. Островский в своих «Материалах для словаря народного языка» писал: «Беседка» — 1-е значение — лавка, скамейка у ворот.

Беседовать. Первое значение — сидеть: «Что стоишь, побеседуй!» — то есть «сядь». Это же подтверждают и языковеды-этимологи. В древнерусском языке слово *«безъ» могло значить «вне», «снаруяш», «сѣда» — «сидение». Отсюда и «беседка» сначала значило «скамейка на воздухе, вне дома», потом — навес в саду (где можно «побесѣдовати»). И только после этого возникло уже самое слово «беседа» — «разговор». Сложная вещь этимология!

Беспечный. Когда я был совсем маленький, я думал, что на свете самые бедные люди — безлошадные, но что еще беднее их беспечные: у них не то что лошади, даже печи нет!

При чем тут «печь», если речь идет о людях беззаботных? Древнерусский язык рядом с «печь» знал и слово «печа» (а еще раньше — «пека»): оно и означало «забота», то, что «печёт», «палит душу». От него пошли такие слова, как «печаль», «опека». «Беспечный» — «тот, кто живет без пеки», человек, которого ничто не «допекает». К этому же ряду слов относится и «печень».

Бесталанный. Внимание! Опасность!

Никогда не путайте два разных слова: «талант» и «талан». Первое из них значит «выдающаяся способность», второе — «удача», «счастье». «Талан» — слово тюркское; на своей родине оно значило «добыча», «успех». Поэтому, если речь идет о неудачнике, никогда не называйте его «бесталантным» человеком — это грубая ошибка. Но так же не пытайтесь именовать бездарных людей «бесталанными»: среди них сколько угодно великих ловкачей и удачников. «Бесталанный» человек может быть очень талантливым, и наоборот. Чтобы окончательно разобраться в этих тонкостях, изучите слова «талан» и «талант».

Бетон. И здесь есть угроза путаницы; правда, менее серьезная: путают слова «бетон» и «бидон», хотя между — ними нет ничего общего.

«Бетон» — это видоизмененное во французском языке латинское «битумен» — «смола»; химики и строители знают другое связанное с этим «битуменом» техническое слово-термин — «битум».

«Бидон» же — чисто французское словечко: его основное значение — «пузанчик», «толстобрюшка»; переносное — «толстобрюхий кувшин».

Нельзя ни ходить за молоком с «бетоном», ни покрыть шоссе «бидоном».

Библиотека. Как сказал чеховский капитан Ревунов-Караулов, «каждое незначительное слово имеет, так сказать, свое таинственное недоумение».

У этого слова «недоумение» такое: почему одни образованные люди произносят его «библиоте'ка», а другие, ничуть но менее культурные, — «библио'тека»? Кто прав, кто ошибается?

Слово это сложено из двух древнегреческих частей: «библиос» — «книга», «тэке» (см. Аптека) — «короб», «хранилище». С его происхождением все ясно. А вот в русский язык оно проникало дважды: очень давно — прямо от греков, через церковные книги, и в форме «библио'тека» (даже «вивлиофика» — было и такое произношение) и вторично, в XVIII–XIX веках, через французское и польское посредничество. По-французски книжное хранилище — «библиотэ'к», с ударением на конечном слоге, как и во всех до единого французских словах. По-польски ударение ложится всегда на предпоследний слог: то же слово произносится как «библиоте'ка».

Теперь первое из этих двух равноосновательных произношений («библио'тека») кажется несколько старомодным: мы предпочитаем второе.

Билет. У этого скромнейшего предмета имеются пышные и высокородные родичи: «булла» — указ римского папы, «билль» — проект закона, вносимый правительством в английский парламент.

Староитальянское «bulla» значило «предписание с подвесной печатью»; уменьшительное «булетта» имело значение «записочка», «справка». Французы сделали из этого «булетта» свое «billet» («бийе») — «записка», «билет». К нам это слово пришло не прямо из Франции (тогда и мы звали бы билет «бийе»), а через немецкий или польский языки.

Бином. Ученый термин, который может присутствовать в этом словаре лишь потому, что в старших классах проходится «бином Ньютона». Это гибрид из латинского «бис» — «дважды» и греческого «номос» — «часть», «отдел». Общее значение— «двусоставный», «двучленный», «двучлен».

Биография. В этом слове все, как говорила лет пятьдесят пять назад моя учительница французского языка, «clair comme chocolat» — «ясно, как шоколад»: «биос» по-гречески — «жизнь», «графо» — «я пишу». Все вместе — «жизнеописание», рассказ о чьей-либо жизни. Сравните смысл этого слова со смыслом слова «Автобиография».

Биология. Сопоставьте этот термин с другими — «биография», «геология». Все понятно: «биос» — «жизнь», «логия» — обычно означает у нас «наука о…», «учение об…». «Биология» — «учение о жизни, о живых существах».

Биржа. Утверждают, что в этом слове увековечена память фламандских богачей, банкиров Ван дер Бурсэ из города Брюгге (XIII век): во французском языке «биржа» и будет «бурс». К нам обозначение попало в начале XVIII века либо через голландский, либо же через немецкий языки.

Близорукий. Я всякий раз испытываю удовольствие, добираясь до слова с подвохом, с фокусом… Как вам кажется: при чем тут руки, когда речь идет о свойстве зрения, глаз?

Перед вами одна из обычных причуд языка, чтобы не говорить — ошибок; из тех, впрочем, причуд, которые никому не мешают. В древнерусском языке существовало слово «близозоркий», противоположное по смыслу «дальнозоркому». Но вам известно, что такое гаплология? Из двух одинаковых слогов («зо-зо») в этом слове один под ее влиянием исчез. Понятное «близозоркий» превратилось в бессмысленное «близоркий». А язык не любит непонятных слов. Он уподобил это слово другим, ему известным: «долгорукий», «короткорукий» — и превратил в «близорукий»…

Поучительно: в украинском языке «близорукий» звучало всегда как «близозиркий». С этим «зози» гаплологии нечего делать: слоги-то разные. И слово осталось неизмененным; осталось при своей совершенно ясной этимологии. Любопытно?

Блуза. Французское «blouse», из которого мы создали свое «блуза», произошло от латинского «пелузиа» — «пелузская одежда». В египетском городе, известном в Европе под именем Пелузиума, процветало производство синей краски индиго и тканей, окрашенных в синий цвет. Моду на куртки из такой ткани занесли в Европу крестоносцы.

Блюдо. Древние готы называли «bluds» особый столик-поднос, употреблявшийся во время трапез; его название происходило от глагола «biudan» — «предлагать». Германское «биу-» в пашем языке превратилось в «блю-» — это закономерно.

Блюминг. Английское «bloom» в литературном языке значит «цветок», а у рабочих-металлургов имеет второе значение: стальная заготовка, брус квадратного сечения. Тот тяжелый станок, на котором «обжимают» из слитков такие «блюмы», и называется «блюминг».

Бобр. «Блюминг» — слово, появившееся в пашем языке в самое последнее время, в этом столетии, а «бобр» существует, вероятно, столько же веков, сколько и сам наш язык. Его родичи — исконные слова во множестве индоевропейских языков мира. Древние индусы звали «бабхруш» мангусту — киплинговского «рикки-тикки-тави»; у литовцев «бобр» — «бебрас», у немцев — «бибер», у апгличан — «бивер»… Есть основания считать, что первоначальным значением этого имени было «бурый»; «бобр» — «бурый, коричневый зверек».

Бог. Тоже древнейшее слово. Уже в древнеиндийских языках «бхагас» сначала значило «доля», «счастье», потом приобрело смысл «податель счастья», «владыка всех благ», т, е. «господин», «повелитель». Этот древнейший корень видят и в нашем «бог».

Богатый. Со словом «бог» связано и «богатый». Некогда его значением было: «наделенный свыше всякими благами счастливец» (ср. с украинским «небога» — «бедняк», «нищий»). Затем возникло наше современное значение: «обладающий большим имуществом или средствами».

Богатырь. Читатель, скорый на решения, скажет: и тут тот же корень. И ошибется: это слово-ловушка; близость тут кажущаяся.

«Богатырь» заимствовано нами из тюркских языков. В древнетурецком *«bayatur» (а позднее — «батур» и «батыр») значило «мужественный воин».

Бойкот. Тут надо рассказать целую приключенческую историю.

В конце XIX века некий английский граф нанял для своего имения, находившегося в Ирландии, управляющего, тоже англичанина, капитана Чарлза Кэнпингэма Бойкотта[5]. Человек суровый и безжалостный, Бойкотт за короткий срок вызвал такую ненависть к себе со стороны ирландских крестьян и фермеров, что весь ирландский народ отказался вести с ним какие бы то ни было, большие или малые, дела. Впервые в мире его подвергли «бойкоту», «бойкотированию». С тех пор наказание человека полной изоляцией его от общества, отказом общаться с ним, и называется «бойкот». Это очень суровая казнь. Капитан Бойкотт вскоре бежал из Ирландии.

Большевик. Далеко не всегда удается точно установить время рождения на свет того или другого нашего слова. В данном случае это сделать легко. Гордое звание «большевик» возникло в 1903 году, в дни II съезда РСДРП. Так стали его участники именовать тех членов революционно настроенной части социал-демократической партии, которые на съезде пошли за Лениным. Их оказалось большинство, отсюда — большевики.

Их противников, оказавшихся в меньшинстве, прозвали меньшевиками. Скоро эти чисто партийные обозначения превратились в полновесные и полноправные слова русского языка: первое стало значить «коммунист», второе — «соглашатель».

Бормотать. Русский язык не богат словами-звукоподражаниями, но вот перед вами одно из них. В других языках слова, подобные нашему «бормотать» (в древности оно звучало «борботать», впоследствии второе «б» исчезло — диссимиляция!), но не состоящие с ним ни в какой связи или родстве, встречаются чаще. Таковы немецкое «мурмельн» — «ворчать», греческое «барберйдзо» — «я лопочу», турецкое «мырылдамак» — «лепетать». Турецкий язык изобилует звукоподражательными словами.

Ботаника. Греческое «ботанике» — «наука о растениях» — было связано с «ботанэ» — «трава». Это «ботанэ» — одного корня с «ботон» — «скот»: ведь трава — пища для скота, «ботона». Позднее это слово получило более широкое значение: «всякое растение». Мы позаимствовали термин «ботаника» не от греков, а из западноевропейских языков.

Ботинок. «Боты», «ботфорты», «ботинки» — все это связано с французским «ботт» — «сапог». (Сказка Шарля Перро «Кот в сапогах» по-французски «Ша боттэ»; «боттэ» значит «осапоженный».) Любопытно, что слово «ботт» родилось первоначально как шуточное название из словосочетания «pied botte» («пье ботт»), означавшего «косолапая нога». «Bottine» — уменьшительное к «botte» — уже значит «сапожок»; мы же к нему добавили свой второй уменьшительный суффикс «-ок», а порою приспосабливаем и третий: «ботиночек». Получается что-то вроде «сапожочекушечка».

Браво. Когда итальянец кричит кому-нибудь свое «bravo!», он, собственно, называет его «молодцом» или «удальцом»: «bravo» по-итальянски значит «смелый», «храбрый». Проникнув в Россию вместе с итальянским театром и его актерами, у нас оно приобрело значение «хорошо», «отлично». Впрочем, нам известно и прилагательное «бравый», которое так и значит «молодцеватый».

Бравый. См. предыдущее слово.

Брак. В нашем языке живут два омонима: «брак» — «женитьба» и «брак» — «порча». Они совершенно различного происхождения.

«Брак» — «женитьба» связано с глаголом «брать»; и сейчас ведь еще нередко говорят: «Он взял (женился) девушку из соседнего колхоза…»

«Брак» — «плохая работа» происходит из немецкого языка, где «brechen» — «портить», «ломать», «Bruch» — «недостаток». Мы позаимствовали это слово у поляков.

Брать. Когда-то индоевропейские глаголы этого корня означали не «захватывать», как у нас сейчас, а «нести собранное, добычу». Это видно по таким примерам. В санскрите «бхарати» значит «несет»; «я несу» — по-гречески и по-латыни «феро», по-ирландски «биру». В славянских языках значение стало несколько иным.

Бригада. Из итальянского «бригата» — «компания», «артель», «шайка» — во французском военном языке образовалось название воинской части: «brigade». В этом значении оно перешло к нам еще в XVIII веке, а затем отчасти, так сказать, демобилизовалось, стало значить и «коллектив», выполняющий общее производственное задание.

В связи с этим во времена Д. Фонвизина «бригадир» означало что-то среднее между «полковник» и «генерал», а «бригадирша» — «жена генерала или полковника». В наши же дни «бригадир» — «старший в бригаде», а «бригадирша» — «женщина-бригадир».

Бросать. У самых простых слов бывают самые хитроумные этимологии. В Древней Руси «бръснути» значило «скрести», «брить»; у болгар и сейчас «бръснар» — «парикмахер». Спрашивается: как же из «скрести» могло образоваться слово со значением «кидать»?

В словаре В. Даля вы найдете слова «бросновать» и «броснуть»; они означают: особым гребнем очесывать со снопиков льна его головки, семенные корзиночки. Языковеды думают, что именно работы по «броснованию», «соскребанию» головок с льняных снопов и вызвали перемену значения слова: при чесании льна эти головки далеко отлетают прочь, словно «брошенные» вперед. Из «бросновать» получилось «бросать». Не дам головы на отсечение, что это истина, но предположение кажется остроумным и правдоподобным.

Брошюра. «Брошюра» и «брошь» — есть ли между ними что-либо общее? Да, сходство здесь не случайно, связь имеется. Оба слова восходят к французскому «brocher» — «сшивать», «скалывать». «Брошюра» — первоначально значило «тетрадка, сшитая из листиков бумаги»; «брошь» — «заколка», «застежка», как бы сшивающая края одежды.

Брусника. Ягода немудреная, а споров об этимологии ее названия много. Ее связывали и с «брусок», и с древним «бръснути», о котором была речь при слове «бросать» (ягоды брусники так же легко «очесываются» со стебля, как и головки льна). Но всего вероятнее, слово это значило буквально: «румяная ягода»; корень «бруск-», «брусн-» и сейчас еще в народных говорах выражает представление о красном цвете.

Брюки. Этот «термин» завезли к нам из Голландии при Петре I моряки. Но сначала голландское «broek» (читайте «брук») у нас обозначало только особые, матросского покроя, панталоны. Потом так стали называться почти всякие штаны.

Бублик. Украинское по происхождению. В украинском языке «бублик», собственно, означает «пузырек», «волдырик»: «пузырь» там — «бубел». Бублик ведь и есть пухлый баранок, как пышка — пышная булочка.

Будка. Очень старое заимствование из немецкого языка. «Будами», от старонемецкого «буоде» (ср. «бауэн» — «строить») — «строение», назывались некогда лесные шалаши-бараки смолокуров, углежогов, железоплавильщиков. Слово это — через славянские языки — вошло в название столицы Венгрии. «Будапешт» означало когда-то «буда» и «печь»: видимо, на месте теперешнего города местные рудознатцы выплавляли когда-то в старинных печах — домницах металл или жгли уголь.

Буква. Во все славянские языки это слово проникло из германских. У древних готов «бока» значило одновременно и «бук» (порода дерева), и «литера, вырезанная на буковом чурбанчике». Отсюда и современное немецкое «бух» — «книга». И у нас древнейшим значением слова «букы» было «литера, выгравированная на брусочке букового дерева». Родительный падеж от «букы» был «букъве», как от «бры» — «бръве», от «моркы» — «моркъве».

Булавка. Собственно, «маленькая булава» — дубина с круглым утолщением — булой на конце. В польском языке «була» и сейчас значит «ком», «шишка»; булавка и на самом деле напоминает миниатюрную булаву.

Булка. Вокруг этого слова идут споры. Может быть, это галлицизм, французское заимствование, прибывшее к нам, впрочем, через польский язык: по-французски «буль» — «шар», «буланжэ» — «пекарь», «булочник», а «буль дё бёрр» — «масляная булочка», «пышка». Однако возможно, что происхождение у «булки» и чисто славянское. Тогда она в родстве с тем же «була», которое мы встретили, говоря о булавке, и даже с грубым «булыжник» или с белорусским «бульба» — «картошка».

Однако надо твердо заметить: болгарское «булка» — «супруга», «жена» — не имеет с нашей булкой ничего общего. Эта «булка» возникла из германского «Buhle» — тоже «супруга», «жена».

Бульдозер. Слово, недавно перекочевавшее к нам из Англии. По-английски «bulldoze» значит «дробить на крупные куски»; отсюда там, в Англии, и родилось название известной машины, потом перенесенное к нам.

Бумага. История некоторых слов особенно ясно показывает, как тесно связаны слова с теми вещами, которые они называют. Таково и слово «бумага». Начало его пути — в Иране: там «памбак» обозначало издавна «хлопок». Попав через Грецию в Италию, это «памбак» превратилось в «бомбаджо»: так стали тут называть хлопчатую бумагу, хлопковое волокно. На Русь хлопчатобумажные ткани, а с ними и их название, были занесены именно итальянскими купцами. Похоже, что первым пришло к нам не слово «бумага», а слово «бумажник» — так стали называть изготовленные из нового материала попоны, потники для лошадей; это древнее «бумажник» и было переработкой итальянского «бомбаджо» на русский лад.

Такие вещи случаются: уменьшительное «фляжка» зазвучало в нашем языке куда раньше, чем произведенное от него «фляга»; первое есть переработанное немецкое «Flasche» — «бутылка», а второе создано уже внутри русского языка.

Так или иначе, слово «бумага» русские люди узнали сперва как «хлопчатая бумага». Лишь позже оно стало обозначать и бумагу писчую: ведь ее вырабатывали в старину из лоскутков различных льняных и хлопчатых тканей.

Бунт. Не многим известно, что это — очень древнее заимствование из германских языков, занесенное к нам через Польшу. У себя на родине «бунд» значило «союз», «сообщество». Сообщества чаще всего бывали в тогдашней России противоправительственными; постепенно слово «бунд» получило у нас значение «заговор», а затем «восстание», «мятеж». Вполне естественно, что конечное «д» немецкого слова превратилось в наше «т»: русскому языку несвойственны звонкие согласные на конце слов.

Буржуа. Слово это по-французски равнозначно немецкому «бюргер» и русскому «гражданин»; с этого, по крайней мере, начиналась его история. «Буржуа» значило первоначально «горожанин», обитатель города, недворянин и некрестьянин. Оно употреблялось тогда без всякого неодобрительного оттенка и точно совпадало по смыслу со старорусским «мещанин». Позднее оно получило значение «зажиточный горожанин», «состоятельный человек». От него было произведено обозначение «буржуазия» — класс капиталистов. Наконец, у нас, на русской почве, из него получилось презрительное «буржуй» — капиталист, классовый враг пролетариата.

Ешь ананасы, рябчиков жуй, День твой последний приходит, буржуй. В. Маяковский

Бутерброд. По составу слово чисто немецкое: «буттер» — «масло», «брод» — «хлеб». Но мы вкладываем в него более широкий смысл, чем немцы. Мы можем сказать «бутерброд» про кусок хлеба с сыром или икрой без масла; немец назовет его тартинкой: «буттерброд» для него только хлеб с маслом.

Бутылка. В Древнем Риме «бутикула» значило «бочоночек»: уменьшительное от «бутис» — «бочка». У французов из «бутикула» получилось «bouteille» («бутэй»), а у поляков из этого «бутэй» — «бутелька».

Перейдя к нам, это слово превратилось в «бутылку».

Буфет. В XVIII веке русское дворянство перестраивало свою жизнь на заморский, западный лад. Вместе с невиданными ранее предметами обстановки появлялись в языке новые слова — их названия, дотоле неслыханные: «комод», «трюмо», «туалет», «этажерка».. Прибыла и такая новинка, как особые шкафы для посуды, по-итальянски — «буфетти», по-французски — «бюффэ» («buffet»). Комната, где устанавливались они, получила название «буфетная». Потом «буфетом» стала зваться и стойка для продажи закусок в общественных местах, а наконец, и род закусочной, маленький ресторанчик.

Бухгалтер. По-немецки «бух» — «книга», глагол «halten» значит «держать», «содержать в порядке», «вести»… «Бухгалтер» — получается «книговод» или — ведь речь идет о счетных книгах — «счетовод». Теперь, я полагаю, каждому из вас ясно, почему недопустимо, коверкая это слово, выговаривать его как «булгахтер» — так поступать может только малограмотный человек.

Бык. Что можно сказать про это слово самое удивительное? То, что у него есть родственные связи с такими словами, как «букашка» и — совсем уж странно — «пчела». Этому нелегко поверить, но примите в расчет вот что. «Бык», по-видимому, первоначально значило «ревун», зверь, который «букает», «бычит», т. е. издает низкие, глухие звуки. В старочешском языке «реветь» можно было передать и как «bukati», и как «bykati».

Но «букают» не только быки; «букают» — гудят, ревут — и многие насекомые, потому они и есть «букашки».

Ну, скажете вы, «букашки» — куда ни шло. Но пчела-то, пчела-то тут при чем? А вот, чем задавать такой вопрос, найдите статью «Пчела» и все сразу узнаете.

Быстрый. Прежде всего: звук «т» в этом слове — позднего происхождения; древний корень его был «быс-» («бус-», «буш-»); «р» тогда относилось к суффиксальной части слова.

Если помнить об этом, можно понять утверждения лингвистов, что «быстрый» в родстве с такими словами, как «бушевать», «набухать», со скандинавским «bysia» — «с силой изливаться».

Интересно отметить вот что: у нас «быстрый» значит «скорый», а в близкородственном болгарском языке «бистър» — «прозрачный», «светлый». «Бистъра вода» по-болгарски — «чистая вода», и имя болгарской реки Бистрицы значит не «Быстротекущая», а «Прозрачная».

Казалось бы, какое противоречие! Но подумайте: ведь как раз «быстрые» речки и являются обычно самыми «бистрыми» — «прозрачными». Не в этом ли разгадка?

Бюро. История этого слова — еще до проникновения его в Россию — очень причудлива. В старой Франции так именовалась особая шерстяная ткань, род сукна, которым приказные обычно накрывали столы в присутственных местах — канцеляриях. Постепенно имя покрышки перешло на сами вечно скрытые под сукном канцелярские столы: «бюро» получило значение «письменный стол».

Так как комнаты тогдашних учреждений бывали уставлены такими столами, их основной мебелью, слово «бюро» стало названием самого помещения, самой конторы, а в дальнейшем и целых таких учреждений.

Говоря «конструкторское бюро» или «бюро райкома», мы уже не думаем о канцеляриях или тем более о сукне на письменных столах. Но в то же время в комиссионных магазинах мы еще можем купить «шведское бюро» — особый тип стола-шкафа — и не вспомнить при этом о другом значении этого слова.

Вот как далеко разошлись разные оттенки его смысла: оно распалось на несколько уже только исторически связанных слов.

Бюрократ (бюрократия). Грекам были известны слова «аристократия» — «правление знати»; «демократия» — «правление народа». Слова «бюрократия» — «правление чиновников-канцеляристов» — они никак не могли знать и им пользоваться: как вы узнали из предшествующей статьи, слово «бюро» родилось в средневековой Франции, много веков спустя после гибели Эллады.

В новое время — и, весьма возможно, во Франции — было создано в шутку торжественно звучащее слово-пародия «бюрократия» — «чинушеправие». Но тот, кто создает слово, никогда не может предугадать его судьбу. Слово «бюрократия» прижилось, потеряло шуточный характер, стало вполне серьезным, полноценным словом со значениями: «чиновничество» и «засилие административных работников — чинуш». Появились и связанные с ним слова: «бюрократ», «бюрократизм»… Всем им свойствен все же хотя и нешутливый, по неодобрительный оттенок значения.

В

Слова, начинающиеся с буквы «В», тоже не обладают никакими свойствами, отличающими их от слов, начинающихся на другие буквы нашего алфавита: слова как слова. Следует, пожалуй, заметить только вот что.

Древнегреческая буква «β» — «бета» изображала звук, который в разные периоды жизни греческого народа произносился по-разному, то ближе к нашему «б», то к нашему, русскому, «в». Вот почему многие слова, заимствованные из греческого, звучат неодинаково и в разных языках, да, бывает, и в одном и том же русском языке: «Василий» — у нас, «Базиль» — на Западе; «варвар» — у нас, «барбар» — по-французски; «Вавилон» — по-русски, «Бабило» — на Западе. Мы уже видели, что слово, означающее «книгохранилище», мы сами произносили раньше «вивлио'фика», а теперь — «библиотека». Поэтому грецизмы, начинавшиеся с β, могут попасть у нас и на Б и на В. Не удивляйтесь этому.

В дальнейшем вы увидите, что такое же двойственное произношение свойственно было и другим древнегреческим буквам, скажем, букве «и» — «ипсилон», или «эпсилон». Но об этом — ниже.

Вазелин. История появления на свет этого слова рассказана в предисловии. Тут стоит добавить, что есть другие его этимологии: скажем, из французского «vase» — «ил», «тина» плюс греческое «элайон» и суффикс «-ил-». Это, однако, кажется большинству ученых менее вероятным.

Вал (насыпь). В сочинениях Юлия Цезаря то и дело упоминаются «valli» — земляные насыпи вокруг римских лагерей: видите, как древен корень нашего слова «вал». Было у римлян и слово «интер(между) — валлум» — «пространство между двумя валами»; из него получилось наше «интервал». Впрочем, мы его позаимствовали у немцев в уже готовом виде.

Вал (волна). Было бы соблазнительной ошибкой счесть, что перед нами то же слово, что и в предыдущей статье, но в переносном значении: движущаяся водяная насыпь. Нет, этот «вал» одного корня с «валить», «волна»; они образованы все от древней основы «vol», «val», которая всегда выражала представление о движении, вращении. От нее же родилось и третье русское «вал» — «вращающаяся ось» (например, «гребной вал» винтового судна). А почему такое изменение: «вОлна» и «вАл»? Вот это и есть та перегласовка, о которой говорилось выше.

Ванна. К нам это слово пришло от немцев, но родом оно из Древнего Рима. В народном латинском языке «венна» назывались какие-то большие сосуды. Для чего они служили, нам точно не известно; мы знаем, однако, что римляне считали их занесенными из Галлии; возможно, галльским было и их название.

Варвар. Людям не слишком культурным всегда кажется, что весь мир должен говорить на их родном языке. Говорящие на других языках кажутся им косноязычными, немыми. Наши предки так и звали — «немцы» — всех нерусских, говорящих не по-русски, людей. Греки всех иноплеменников именовали «барбарос» — что-то вроде нашего «балаболы» или «тарабары»: мол, говорят, а ничего не понятно… Позднее это слово стало означать «чужеземец», а затем приобрело в устах высокомерных эллинов смысл «дикарь» и даже «невежественный изверг», «злодей». В нашем языке прижились именно эти его значения.

Варежки. Связать варежки куда легче, чем дать истинную этимологию их названию. Одни хотят видеть в нем производное от древнерусского глагола «варити» — «защищать», «оберегать»; тогда «варежки» — «оберегалки», «защитки» для рук. Другие думают, что название это значило когда-то «варяжские», скандинавского образца, рукавицы. Второе объяснение сомнительно: какая может быть особая разница между «русским» и «варяжским» покроем простых однопалых перчаток?

Вата. По-видимому, слово это связано с французским «уа» («oie») — «гусь». Французское же «уатт» («ouatte») первоначально означало «гусиный пух», потом было перенесено на очищенный хлопок — вату.

Ведомость. Тут голову ломать особенно нечего: «вѣдети» в древнерусском языке имело значение «знать». От причастия «ведомый» — «знаемый», «известный» — было образовано отвлеченное существительное «ведомость» — «оповещение», «извещение», «сообщение».

Вежливый. Тут тот же корень, что в предыдущем случае: старинное «вежа» еще в XVI веке значило «человек, ведающий, как надо себя вести в обществе», «знающий правила поведения». Любопытно, что, исчезнув из языка, это «вежа» оставило по себе память в слове «невежа», живущем и в наши дни.

Великий. Теперь это слово в нашей речи одиноко, как гора среди равнины: у него нет старших родичей (производные есть: «великан»). Древнерусский язык знал слова, от которых оно было произведено само: «вель», «велий» — «большой».

Велосипед. Если буквально перевести с латыни, получится «быстроног»: «велокс» — «быстрый», «пес» (родительный падеж — «педис») — «нога». Название это придумано на Западе в дни изобретения велосипеда, в XIX веке. А вот на Руси еще в XVII веке существовала духовная фамилия Велосипедовы; как это могло случиться? По-видимому, так считали почетным, на ученый лад, именовать себя какие-то «Быстроноговы» или «Бегуновы»; переименовал же себя в Меркатора (по-латыни «купец») немецкий географ Кремер (по-немецки «лавочник»).

Вентилятор. Этот прибор дает ветер, воздушную струю. Если бы его название услышал древний римлянин, он перевел бы его как «веяльщик» — тот, кто на ветру веет зерно: «вентус» по-латыни — «ветер»; «вентилярэ» значило «веять». Мы понимаем слово «вентилятор» как «ветровальщик». От того же корня мы образовали и другой технический термин: «вентиль» — клапан на пневматическом устройстве, на резиновой камере, откройте его — подует «ветер»…

Верблюд. Ученые — шутники, только шутки у них своеобразные. Любимой шуткой этимологов является уверять непосвященных, будто «верблюд» и «слон» — одно и то же слово. Секрет тут в том, что в виду имеется не русское «слон», а распространенное в языках Европы «элефант» (тоже «слон»). Но разве это более вероятно? А вот следите за моим рассуждением. Немецкое и французское «Elefant» и «éléfant» возникли из греческого «elefas» (родительный падеж — «elefantos»). Запомнили?

Русское «верблюд» звучало в древнерусском как «вельблѪд»; «Ѫ», как вы помните, — «юс большой», буква, изображавшая носовой гласный звук вроде французского «on». Он появился тут потому, что слово «вельблѪд» было переделкой готского «ulbandus». А готы создали это свое «ульбандус», изменив на свой лад греческое «элефантос».

Наши предки не видывали на заре своей истории ни слонов, ни верблюдов. Увидав впервые больших горбатых зверей, на которых ездили степные кочевники юга, они перенесли услышанное от готов «слоновое имя» на это диковинное существо: «А наверное, это и есть ульбандус»! Вот как «верблюды» и «слоны» оказались как бы «фальшивыми тезками». Ученые оговариваются: по правилам, из «ульбандус» должно было бы в русском языке получиться «вельбуд», а но «вельблуд». Но предкам нашим захотелось хоть как-нибудь понять, что может значить это чуждое, странное имя; они связали его с глаголом «блудить», «блуждать»: «вельблуд» — «великий блудяга», постоянный странник по степям, — так они стали толковать это слово, вставив в него лишний звук — второе «л»,

Вермишель. От итальянского «вермичелли» — «червячки». Подробнее см. предисловие.

Верстак. В XVII–XVIII веках в богатую Московию — Россию — переселилось в поисках заработка много ремесленников-немцев. Они принесли с собою на Русь немецкие названия разных инструментов, приспособлений, специальностей (напр., лобзик, слесарь, струбцинка). По-немецки столярная мастерская называется «веркштатт». Русские столяры, слыша часто это слово от своих немецких собратьев, перенесли его на часть мастерской, на се главный станок. А так как в русском языке существовало знакомое им слово «верстать» — «равнять», «выстраивать в ряд», — они сделали из немецкого «веркштатта» свой «верстак».

Весёлый. Очень древнее по своему корню, слово это связано и с русским «весна», и с литовским «васара» — «лето». Впрочем, другие ученые видят в нем общее с латышским «vesels» — «здоровый». Я не берусь решать их спор.

Ветчина. Собственно, это зпачит «ветхое», т. е. всякое уже заготовленное впрок мясо, в отличие от только что добытой «свежины» — мяса недавнего убоя. Затем слово стало обозначать «копченая и соленая свинина», «свиной окорок».

Винегрет. По-французски «винэгр» — собственно, «кислое вино» — значит «уксус»; «винэгрэтт» — «кушанье из овощей, политых уксусом», «уксусный салат».

Винительный (падеж). Этому грамматическому термину приходится дать довольно сложное объяснение. У греков один из падежей звался «айтиатике птозис» — «причинный падеж». Но слово «айтиа» у греков имело два смысла: «причина» и «вина». Римляне, переводя название падежа для своей грамматики, поняли его как «падеж вины» и назвали «аккузативус» (от «аккузо» — «обвиняю») — «обвинительный падеж». Это был, конечно, промах, ошибка: ничего «обвиняющего» в этом падеже нет. Тем не менее слово перешло во все европейские грамматики, было переведено и на русский язык: «винительный» для нас с вами звучит как «обвинительный», а должно это значить: «причинный».

Виноград. В свое время еще общеславянский язык позаимствовал у готов слово «вейнгардс»; оно значило «место, где растет виноградная лоза», «виноградник». Сначала и в русском языке «виноград» могло значить «виноградник»; недаром в старинной песне поется:

Ах, сад-виноград, Зеленая роща…

Позднее слово переосмыслилось: теперь оно означает и самое виноградную лозу, и ее плоды.

Винт. Напишите слово «винт» в одном ряду с пятью другими словами, спросите, есть ли среди них слово нерусского происхождения, и я очень сомневаюсь, чтобы кто-нибудь указал на «винт». Между тем украинское и древнерусское «гвинт» — «винт» — доказывают, что слово это — видоизмененное немецкое «гевиндэ» — «винтовая нарезка», производное от глагола «винден» — «обвивать».

Витамин. Международный ученый термин, образованный из латинского «вита» («жизнь») и означающий: «вещество, необходимое для жизни».

Владеть. Это старославянская форма того слова, которое по-русски звучит как «володеть»: вспомните, что говорилось о «полногласии восточнославянских языков». В литературном нашем языке мы пользуемся не исконно русской формой, а старославянским заимствованием.

Внезапный. Что общего между словом «внезапный» и наименованием «мыс Доброй Надежды»? Похоже на неостроумную каламбурную загадку… Но посмотрите. Слово «внезапный» легко разложить на приставку «в-», отрицание «-не-», корень «-зап-» и окончание «-ный». Каковы значение и происхождение этого «-зап-»?

В старославянском языке «запа» значило «ожидание», «надежда». Оно было близко по происхождению к немецкому «hoffen» — «надеяться», к английскому «hope» — «надежда». Видите? А ведь мыс Гуд Хоуп и есть мыс Доброй Надежды… Связь есть, только особая, этимологическая.

Внимание. Сравните два слова: «внимать» и «вынимать». Оба тесно связаны с древним «имати», означавшим «брать», разница только в приставках. «Вы-н-имати» значило «вы-бирать»; «въ-н-имати» — что-то вроде «вбирать», по вбирать посредством слуха, вбирать ушами. От того же корня образованы и близкие к этому слова: «понимать», «взимать», «имущество».

Вожатый. Что за часть речи? Существительное? Но почему же тогда его окончание совпадает с типичным окончанием прилагательных вроде «бород-а-тый», «волос-а-тый», «лохм-а-тый»? Да и склоняется точь-в-точь как они.

Перед вами еще одна причуда языка, похожая на ошибку. Старое существительное «вожатай» стояло некогда в ряду похожих на него слов: «глашатай», «оратай» (пахарь) и т. п. Но под влиянием созвучных с ним прилагательных на «-атый» оно переменило свою форму, да так основательно, что теперь уже нельзя и думать вернуться к прошлому. Попробуйте-ка напишите где-нибудь: «Я встретил глубокоуважаемого вагоноуважатая». Напишите — и получите: «Ошибка!».

Возразить. «Он так ему возразил, что насквозь пробил шлем и поранил голову…» «Вот так возражение!» — возмутились бы вы, послышься вам такое. А ведь буквально «возразить» значит «ответить разом на раз», т. е. «ударом на удар». Чтобы убедиться в этом, найдите в этом словаре слово «раз», а кроме того, подумайте сами над глаголами: «с-разить», «от-разить», «разить направо и налево». Перед вами слово, которое обозначало некогда вполне вещественное понятие и только потом приобрело отвлеченное, переносное значение.

Вокзал. Лет триста назад в Лондоне некая предприимчивая дама, по имени Джейн Во (Vaux), превратила свою усадьбу в место общественных гуляний и, построив там павильон, назвала его «Вокс-холл», т. е. «Зал госпожи Во». Скоро так стали называться и другие увеселительные заведения с садами; слово стало именем нарицательным. В конце XIX века «воксхолл», или «воксал», стало значить уже «концертный зал на железнодорожной станции». Славился, например, Павловский вокзал, в Павловске под Петербургом. Наконец, превратившись в «вокзал», слово это у нас в русском языке стало просто названием станционного здания для пассажиров на любом виде транспорта: «автовокзал», «аэровокзал»…

Волейбол. Слово новое, создано недавно, заимствовано из английского языка, как и предыдущее, меньше полувека назад и ничего загадочного в себе не содержит. «Воллей» (англ.) — «отбивание мяча на лету»; «болл» — «мяч». Все совершенно ясно.

Волк. Имя серого разбойника старо, как самый страх человека перед ним. Я уже говорил, что его названия во многих индоевропейских языках родственны между собой: русское «волк», литовское «вилкас», индийское «vrkas», даже французское «лу». А вот древнейшее его значение пока что еще кажется спорным. Одни думают, что оно значило «терзающий»; по мнению других, оно связано с тем же корнем, что наш глагол «волочить». Тогда «волк» — это «уволакивающий», «похищающий».

Вонь. Слово на русский слух пренеприятное. Но вот поляк, произнося: «яка дэликатна вонь!», потребует, чтобы вы перевели это как: «Какое нежное благоухание!» В старославянских церковных книгах можно прочесть: «И наполнялся весь дом вонью благовонной». Очевидно, в общеславянском языке слово «вонь» означало просто «запах», плохой и хороший одинаково: «зло-воние» и «благо-воние». А затем в разных славянских языках за ним осталось лишь одно из двух возможных значений: у нас — «зловоние», у поляков — «благовоние».

Так часто случается при выделении двух или нескольких языков из одного языка-прародителя.

Ворвань. В детстве меня мучила непонятность этого слова: почему китовый жир называется так странно, ни на что не похоже? Я от души обрадовался, когда узнал его этимологию. Оказалось, что это — северорусская, поморская переработка хорошо мне известного из зоологии названия любопытного морского зверя — единорога, или нарвала; новостью для меня было я то, что это имя — «нарвал», — относящееся к одному из видов китообразных, восходит к древнескандинавскому «narvalr», означавшему вообще «кит». Что же удивляться, если из этого слова и образовалось наше «ворвань».

Воспретить. Вы, конечно, слышали выражение: «Мне это претит, т. е. мне отвратительно, противно. В старославянском языке «претити» значило «сдерживать», «останавливать». Вполне понятно, что от него могли быть образованы глаголы с разными приставками: «вос-претить», «за-претить». Все они имели сходное значение — «наложить запрет».

Восторг. Смысл приставки «воз-» («вос-») объяснять не приходится: она указывает на подъем, на движение ввысь, порыв кверху. А вот старославянское «търгати» значило некогда «рвать»: говорим же мы «расторгать» в смысле «разрывать», «исторгать» — в значении, близком к «вырывать». Можно догадаться, что «вос-торг» — это что-то похожее на «вз-рыв»: только тут в виду имеется этакий «душевный взрыв», «устремление души ввысь». И ведь верно: «восторженный» человек все время как бы «взрывается» радостью, восхищением, преклонением и т. д.

Впечатление. Иногда один язык не просто заимствует из другого какое-нибудь слово, а переводит чужое слово, точно, по частям, повторяя его строение. Такие переводы называются кальками (см. стр. 44). Так, по образцу французского «impression» (где «im» — «в», «pression» — «печатанье») писатель И. Карамзин на рубеже XVIII и XIX веков создал новое русское слово «впечатление» (т. е. как бы «выдавливание в душе при помощи печати»).

Недаром у Пушкина говорится про «рыцаря бедного»:

Он имел одно виденье, Непостижное уму, И глубоко впечатленье В сердце  врезалось ему.

Здесь еще очень сильно чувствуется образная сторона этого нового в те дни слова: впечатление врезается в сердце, как какое-нибудь тавро, как печать в сургуч… Хорошо придуманное слово!

Врать. Слово это не всегда значило «лгать»; еще в XVIII — начале XIX века оно употреблялось и в смысле «попусту болтать», «бормотать неразбериху». «Полно врать пустяки», — говорит капитанша в «Капитанской дочке» Пушкина надоедливому старичку, который ничего не лжет уже по одному тому, что ничего не утверждает, а только расспрашивает Гринева (ср. сказанное в предисловии). Корень этого слова — общий индоевропейский; оно родственно латинскому «вербум» — «глагол», «слово».

Врач. Мы уже узнали все самое важное об этом слове в предисловии. Если вы уже забыли, что о нем там говорилось, не так трудно вернуться туда.

Вселенная. Это заимствование из старославянского языка, а в нем оно было калькой древнегреческого «ойкумена» — «обитаемый мир» (вероятно, все вы читали повесть И. Ефремова «На краю Ойкумены»). Старославянское происхождение слова видно сразу: русская форма звучала бы — «вселённая».

Вульгарный. По-латыни «вульгус» — «чернь», «собрание грубых и невежественных людей». «Вульгарно» на том же языке — «простой», «обыкновенный». Но наше «вульгарный» пошло не от латинских слов, а от их английского видоизменения. Еще в пушкинские времена такого прилагательного в нашем языке не было. Пушкин писал о Татьяне:

Никто бы в ней найти не мог Того, что модой самовластной В высоком лондонском кругу Зовется vulgar. (He могу… Люблю я очень это слово, Но не могу перевести…)

Слово это в «высшем» лондонском кругу значило «простой», «народный», «пошлый». В наше время иной раз слышишь, как русский эквивалент его, «вульгарный» употребляют в значении «неприличный». Это неверно: «вульгарный» означает «плебейский», «простонародный», «грубый», не более.

Вчера. Когда-то это наречие представляло собою древний «отделительный» падеж от существительного «вечер». Значило оно: «прежде, чем прошедший вечер миновал», т. е. «накануне сегодняшнего дня».

Сходно было образовано и «завтра» — от «заутра», т. е. «после предстоящего утра», «по ту сторону предстоящей ночи».

Нелегко понять? Что поделать: некоторые языковые формы требуют некоторого усилия для своего понимания — слагались-то они сотни и сотни лет назад.

Выдра. Проще всего прямо сказать: слово это одного корня с «вода» и первоначально значило «водяной зверь». Но это далеко не раскроет всей сложности их взаимоотношения — «выдры» и «воды».

Дело в том, что начальное «в» в слове «выдра» не принадлежит к его корню, это позднейшее приращение к нему, и у него нет ничего общего с тем «в», которое мы видим в слове «вода». В «выдра» корень «ыд»; он тот же, что в греческом «юдор» — «вода». Именно поэтому в других родственных языках этот зверек носит имена без «в»: литовское «удра», немецкое «оттер».

Близко к слову «выдра» и название мифического чудовища греков, многорукой водяной змеи гидры, с которой сражался Геракл.

Вяз. Это название одной из наших древесных пород вызывает спор. Существует мнение: вяз — потому вяз, что его прутья гибки, могут употребляться для вязания изгородей и тому подобного. Однако гибкость вязовых прутьев не настолько уж высока. Может быть, дело в особой «вязкости» самой древесины этого растения: попробуйте расколоть вязовую чурку с ее винтообразно закрученными волокнами — это очень нелегко!

Г

Гавань. В XVIII веке вместе с другими морскими терминами мы ввезли к себе из Голландии и слово «haven» — «порт»; в разной форме оно живет во многих германских языках.

Почему из «haven» у нас получилось «гавань» — с мягким согласным на конце? Так всегда бывает при заимствовании, если в иностранном слове перед конечным «н» стоит «е» или «и». Голландское «lijn» превратилось в наше «линь», греческое «амен» — в наше «аминь»; а вот какие-нибудь «фон» или «барон» сохранили свои твердые концевые согласные: перед ними ведь стоят не «и» и не «е».

Галактика. Так астрономы именуют гигантские скопления звезд, несущиеся в мировом пространстве. Почему их назвали греческим словом, обозначающим «молочная» («гала» по-гречески — «молоко»)?

Первой галактикой, которую узнало человечество, был видимый простым глазом Млечный Путь: наша Солнечная система является его крошечной частицей. Греки и назвали «молочной дорогой» его пересекающую все небо широкую светлую полосу. А тысячелетия спустя, обнаружив в просторах мира множество еще более колоссальных звездных скоплений, о которых древние народы даже и не подозревали, так как они видны только в телескопы, астрономы наших дней использовали для их названия старое как мир слово. Это еще один пример того, как язык умеет древние слова использовать для выражения самых новых понятий.

Галстук. Проще всего было бы счесть: это — от немцев! Ведь по-немецки «Hals» — «шея», «Tuch» — «платок». «Галстух» и есть «шейный платок».

Не так-то просто, однако! Впервые слово это появилось у нас в дни Петра Великого, звуча как «галздук». Видимо, оно пришло из Голландии, где «шейный платок» будет именно «galsdoek». И только позднее немецкое произношение изменило его на свой лад.

Гамма. Это название третьей буквы греческого алфавита. В старину музыканты обозначали им самую низкую ноту октавы, поту «си». Позднее словом этим стала называть весь музыкальный звукоряд, последовательность звуков — до, ре, ми, фа… и т. д. Само же слово «гамма» — греческая переделка финикийского «гимел» — «дверь»; так финикийцы называли значок для третьей буквы своей азбуки (см. Алфавит).

Гараж. Первое значение этого французского слова было «причал», «пристань»: от глагола «гарэ» — «швартоваться», «причаливать». От судоводителей термин перешел к шоферам; они начали называть «гаражами» сараи, куда убираются автомашины.

Гардероб. А вот «гардэ» по-французски — «хранить». В соединении с «роб» — «одежда» — оно приобрело значение «хранилище для одежды» — шкаф или специальное помещение, оборудованное вешалками. Слово построено, как многие другие заимствованные из французского языка: «порт-сигар» («сигароноска»), «порт-монэ» («деньгоноска»), «пресс-папье» («бумагогруз») и т. д.

Гвардия. Странно, а факт: «гвардия» и «гардероб» — слова одного корня. «Стража», «охрана» по-французски — «гард», а по-итальянски — «гуардиа».

Сначала слово это в обоих языках значило «войска королевской охраны» (как мушкетеры д'Артаньяна в «Трех мушкетерах» А. Дюма). Потом оно получило значение «отборные, лучшие войсковые части»: «Старая гвардия Наполеона I».

Генерал. История этого слова-титула, довольно зигзагообразна. По-латыни «генэралис» — «главный»; мы и сейчас говорим: «генеральный секретарь», «генеральная линия»… Во французском оно превратилось в «женэраль» — тоже «главный». Появилось воинское звание: «капитэн-женэраль» — «главный начальник». В дальнейшем это звание упростили, оно стало звучать просто «женэраль», потом, в немецком языке (у немцев нет звука «ж»), вновь превратилось в «генераль» и, попав к нам, стало наконец «генералом». Видите, какой сложный путь.

Генератор. У нас много слов, связанных с латинским корнем «ген-», имеющим значение «рождать», «производить». «Генератор» буквально значит «производитель» (тока, газа, атомной энергии). Так называются многие машины и приборы.

С тем же корнем связаны слова «ген», «генетика», «генезис», «генеалогия»; они в наш словарь не вошли.

География. «Ге» по-гречески — «земля», «графо» — «я пишу»; мы это уже знаем. Все слово имеет значение «землеописание». Обе его части входят в названия многих других наук: геодезия — землемерие, геогнозия — землеведение; океанография — описание морей; гидрография — описание вод на поверхности материков…

Геология (см. предыдущее). Буквально — «паука о земле».

Герой. Откуда это слово, понятно: по-гречески богатырь, смельчак назывался «герос». А вот почему из этого «-ос» у нас получилось «-ой»?

Правда, мы взяли слово не прямо у греков, а у французов, но и у них герой — «эро» («heros»); никакого «и» и тут нет. Можно думать, что оно появилось под влиянием французского «heroïne» — «героиня» или «heroïque» — «героический».

Гигант. Бесспорной родиной этого слова надо считать Древнюю Грецию: в греческих мифах существовало великое множество полубогов-исполинов; их звали «гигас» (в родительном и других падежах основа менялась на «гигант»). К нам слово это пришло кружным путем, через западноевропейские языки, и очень поздно.

Гидрология. От греч. «hydor» — «вода»; «-логия», как во множестве других названий паук, означает «учение о…». Сравните это слово с геология, биология, этимология…

Гимн. И. это — «грецизм». На своей родине слово выговаривалось с «придыханием»; поэтому мы говорим «гимн», хотя пишется оно по-гречески «yrnnos» («имнос»). Его первое значение — «хвалебная песнь в честь героя».

Гимнастика. А вот второе похожее греческое слово писалось «гимнос» («gymnos»). Значило оно «нагой», «раздетый». От него и произведено слово «гимнастика», потому что древние греки занимались физическими упражнениями без одежды. Название «гимназия» связано с тем же корнем: в древности в гимназиях обучались атлеты.

Тут стоит заметить вот что: греческая буква «υ» в разные времена произносилась то как наше «и», то как французское «u» (как наше «ю» в слове «Люба»).

Гипотенуза. Буквально этот математический термин значил «стяжка», «связка»: «ипотейно» по-гречески — «натягиваю». Приглядитесь к любому прямоугольному треугольнику: его длинная сторона и верно «стягивает» концы катетов.

Вот кстати: шесть слов подряд оказались греческого происхождения. Это не случайность: чрезвычайно велико влияние, которое древнегреческая культура оказала на развитие нашей современной культуры, европейской. Огромное число греческих слов давно стали словами международного хождения, вошли во все европейские языки.

Глаз. Древнерусский язык не знал этого слова. В Древней Руси говорили «око». «Глаз» первоначально значило «блестящий шарик», «кругляш». В нашей летописи есть рассказ о том, как иной раз детям случалось находить среди речной гальки «глазки стеклянные» — круглые прозрачные хрусталики… Происхождение этого слова объясняют по-разному, связывая его то с германским «Glas» — «стекло», то с русским «гладкий». Точного решения вопроса пока еще нет.

Гласный (звук). Старославянское «глас» имело то же значение, что восточнославянское «голос» (вы уже знаете, что это за явление).

Слово «гласный» в смысле «особый тип звука речи» является буквальным переводом латинского грамматического обозначения «вокалис», от слова «вокс» — «голос».

До революции существовало другое значение слова «гласный» — «депутат выборных органов власти». Совпадение могло приводить к недоразумениям. Крупный языковед Л. В. Щерба выпустил небольшую научную книжку: «Русские гласные» — об определенных звуках русского языка. Книга быстро разошлась, и автор радовался. А потом стали приходить сердитые письма: покупатели рассчитывали найти в книге сообщения о русских общественных деятелях, а получили нечто совершенно иное.

Глубокий. Сопоставляя это слово с ого родичами в других близких языках, ученые приходят к выводу, что древнейшим его значением было «долблёный». Латинское «glubo» значило «выскабливаю»; греческое «глюфо» — «долблю» (отсюда «иероглифы» — выдолбленные на камне священные знаки).

Гоголь. Это название одной из пород диких уток. Вероятно, оно является звукоподражанием, так же как «гага», «гагара». Почему получилось выражение «ходить гоголем»? Такая уж у этой маленькой круглоголовой уточки важная походка: зоб вперед, голова откинута; ни дать ни взять чванливый человечек.

Год. Редко кому приходит в голову связывать между собою такие слова, как «год», «погода», «выгода», «угодье», а между тем все они близкие родичи. Корень у всех один, общеславянский.

«Год» значило некогда «хорошее», «подходящее». Что — хорошее? Всё, в том числе и «хорошее время», «подходящее время». В иных славянских языках и сейчас «god», «hod» означает «пир», «праздник».

А теперь уж сами подумайте, как с этим можно связать такие слова, как «погодить», «невзгода», и т. п.

Голова. Мнения расходятся. Одни связывают это «голова» со словом «желвак» — «твердый гвыль»; другим оно кажется ближе к старославянскому «желвь» — «черепаха». Выводят это слово и из древнего значения основы «гол» — «лысый», «безволосый»; в этом случае, очевидно, ранним значением слова «голова» было «череп».

Интересно, что и в других языках возможна такая же перекличка значений. Так, по-латыни, с одной стороны, рядом с «голова» — «тэста», имеется черепаха — «тэстудо», а с другой — имеется пара «кальва» — «череп» при «квальвус» — «лысый».

Много общего можно усмотреть в развитии значений слов в разных языках одной семьи.

Голод. Существовал когда-то старославянский глагол «желдѣти» — «испытывать сильное желание». Вполне вероятно, что наши «голод», «голодать» связаны с этой же основой, но претерпевшей перегласовку — замену одних звуков другими. Если так, «голод» и значит «острое желание».

Голый. Мы уже видели (см. Голова), что в древности «голъ» могло значить «лысый», «лишенный волос».

Вполне возможно, что это и было первым значением нашего слова. Позднее так стали называть все непокрытое, обнаженное: голая степь, голый утес, голая вершина. Наконец, слово включило в себя и значение «неодетый», «обнаженный».

Гончар. Гончаров и в наши дни именуют горшечниками, да и в отдаленных веках слово это значило прежде всего «мастер, выделывающий горнцы, горшки» (см. Горн, Горшок). Гончар — это «горнчарь».

Гордый. Сейчас мы склонны считать гордость свойством человека не таким уж плохим, а в некотором масштабе даже и положительным. Наши предки, судя по всему, вкладывали в это слово скорее неодобрительный смысл. Древнеболгарские «гръд», «гръдуляв», родственные нашему «гордый», имели значение «дурной», «безобразный». Латинское «гурдус» значило «глупый», «бестолковый». Видимо, в те времена гордость казалась не таким уж бесспорным достоинством.

Горе. Вам не приходило в голову, что оно тесно связано с глаголом «гореть»? Как все-таки образно, как поэтично творили слова наши предки на заре истории! «Горе» — то, что палит человека изнутри, чем больно горит сердце… Основа «гор-» некогда несла в себе значение «жгучий» «причиняющий ожог»: вспомним слова «горький», «горчица», «огорчить».

Горизонт. Вот мы и вернулись в Древнюю Грецию: слово это восходит к греческим «горидзон» — «предел», «рубеж»; «горидзо» — «намечать границу».

Горло. Смотрите, как похожи слова «горло» и «жерло», «жерло» и «жрать». Оно и понятно: «горло» — перегласовка к «жерло», а «жерло», разумеется, значило раньше «то, чем едят, жрут», как «скребло» — «то, чем скребут» и «гребло» — «чем гребут». Значит, и «горло» первоначально значило «то, чем едят».

Горн. Отсюда всего ближе до глагола «гореть». Первоначальное значение тут было, вероятно, «то, на чем горит огонь» — очаг с пылающими углями, глиняный сосуд для сохранения жара. Затем уже оно распространилось и на некоторые особые очаги: горн кузнеца, горн для обжига глиняных изделий.

Горн (духовой инструмент). Совсем отличное слово от предыдущего; от немецкого «Horn» — «рог».

Город. Это слово было уже в общеславянском языке. Там оно звучало *«гордъ»; из него получились и болгарское «град», и наше полногласное «г-оро-д». Древнейшим его значением было, видимо, «тын», «ограда», а потом и «обнесенный частоколом поселок», «крепостца». Слова «огород», «изгородь», «городить» этого же корня.

Горох. Мы, пользуясь старыми словами, не всегда требуем, чтобы нам было ясно, что это слово своими звуками внутри себя изображает. Нам обычно достаточно знать, что оно значит. Горох? Мотыльковое растение, и всё тут!

Наши предки, создаватели слов, еще чувствовали их «внутреннюю форму», их этимологический смысл. Они назвали горох «горохом» потому, что это значило «лущеный», «тёртый».

Наши предки? Разве только очень далекие: это в древнеиндийском языке, близком к общеиндоевропейскому времени, слово «гхаршати» значило «трёт».

Когда будете читать про слова «пшено», «пшеница», вспомните про «горох».

Горшок. Вероятнее всего, он назван так потому, что в больших глиняных сосудах было принято хранить горячие угли. «Горшок» — «маленький горн», «гор-н-шок» (см. Горн).

Гостинец. Седая старина таится за этим, казалось бы, таким уютным, добродушным словом!

В Древней Руси у него было очень неожиданное для нас с вами значение: «торговая дорога». Такая дорога, по каким ездили с товарами «богатые гости» — купцы (слышали, наверное: «О скалы грозные дробятся с ревом волны» — арию варяжского гостя из оперы «Садко»). В польском языке это древнее значение дожило до наших дней: по-польски и сейчас «gosciniec» значит «большак», «столбовая дорога».

Поразмыслив, вы поймете, конечно, как сперва «гостинцами» начали называться различные товары, прибывшие по гостинцам-дорогам, потом — подарки, получаемые от заезжих купцов — «гостей», затем — всякие разные дары и, наконец, преимущественно разные мелочи и сладости, всякие лакомства, приносимые в дом со стороны… Всевозможные угощения.

Гость. Если бы словарь строился не в алфавитном порядке, о «госте» следовало бы рассказать прежде, чем о «гостинце». Его история, пожалуй, еще поучительней.

В самой глубокой индоевропейской древности слова-предки нашего «гость» значили «чужак», т. е. «возможный враг». Время было свирепое, жестокое — каждый посторонний мог в любую минуту оказаться смертельным врагом. Латинское «hostis» так и значило: «враг», «неприятель». Мало-помалу нравы стали смягчаться: прямой потомок латинского «врага», французское «hôte», значит уже «посетитель», «постоялец» (отсюда и всем вам известное слово «отель»: «hôtel» — «постоялый двор», «гостиница»).

В языках славянских народов «гость» очень рано стал наименованием заезжего торговца; «гостиные дворы» наших городов тому самое верное свидетельство. Позже у нас (так же как и в германских языках; см. немецкое «гаст») это слово начало значить «посетитель-друг»; родились слова «гостеприимство», «гостиная комната»: всякая намять о «госте-враге» исчезла. За какое-нибудь тысячелетие значение слова изменилось на 180°; как в капле росы — солнце, отразилось в этом изменении вес развитие человечества, весь прогресс его культуры.

Государство. В общеславянском языке «властелин» именовался как-то вроде «господарь». В древнерусском на место этого слова стало «государь». От него был образован и термин «государство» — буквально «владение государя», потом — «держава», «самостоятельно живущая страна». Советская наука придает этому слову особое значение, называя им политическую организацию господствующего класса страны. Еще один пример того, как созданные в глубокой древности, в совершенно ином мире, слова, податливо изменяя свое значение, на протяжении многих веков служат для выражения самых новых понятий.

Готовальня. От глагола «готовить» (в украинском — «готуваты»), В данном случае глагол этот понимается как «изготовлять чертежи». Образовано по тому же образцу, как «мыльня» — or «мыть», «бойня» — от «бить».

Градус. Латинское «gradus» значило «ступень», «шаг» (от «градиор» — «идти», «ступать»). В русский язык проникло в XVIII веке и вскоре уже так обрусело, что М. В. Ломоносов мог произвести от него русское «градусник», чтобы заменить им иностранное «термометр». По-видимому, «градус» стало уже в это время казаться чисто русским словом.

Грамм. Это название единицы веса имеет свою историю, по слово, лежащее в его основе, было некогда греческим «грамма» — «письменный знак», «надпись».

Грамота. От этого же греческого «грамма». История перехода этого слова в русский и соседние языки рассказана в предисловии. Этот же корень лежит и в основе термина «грамматика».

Гранат. От латинского «гранум» — «зернышко». Если вы когда-нибудь съели хоть один гранат, вы знаете, что внутри плотной коричневатой оболочки этот плод скрывает множество мелких, похожих на зернышки ягод.

Граната. Разрывные снаряды очень часто делаются с насеченной на мелкие доли-зерна оболочкой, чтобы при взрыве они давали больше губительных осколков. Эта особенность и привела к наименованию их «гранатами» — «зернистыми» (см. Гранат).

Гранит. Очень близкое по происхождению слово от того же «гранум» — «зерно»: «зернистый камень». Образовалось не в латинском языке древности, а в словарях его наследников — итальянского («granito») и французского («granit») языков, откуда прибыло и к нам.

А ведь каким русским оно стало, это слово:

Невы державное теченье, Береговой ее гранит…

График. Из греческого «графика технэ» — «искусство чертить, рисовать». Отсюда же такие наши слова, как «графика» (рисовальное искусство), «графит» (камень, которым можно писать и рисовать), «графить» (разлиновывать), «графа» (столбец в книге) и пр.

Графин. Немецкое «карафинэ», французское «карафин», итальянское «карафина» — названия кувшинов для напитков — ведут нас к какому-то (мне не не удалось выяснить, какому именно) арабскому слову с этим же смыслом. Оно звучало сходно с этими словами.

Графит. (См. График.) «Пишущий камень», от греческого «графо» — «пишу», У древних греков такого слова могло и не быть, потому что они не пользовались ни для письма, пи для рисования графитом. Слово образовано от греческого корня, но, вероятно, уже не греками.

Гречиха. Повезло этому скромному зерновому растению! Мы, русские, зовем его «гречихой», т. е. «гречанкой», «греческим зерном», французы — «Ыé sarrasin», «сарацинской (арабской) рожью»; в средние века в Европе ее звали латинским именем «фрументум турцикум» — «турецкое жито». Поистине «гречневая каша сама себя хвалит»!

А в чем дело? Дело, конечно, в том, что греча появилась на европейских полях как новинка, довольно поздно и, очевидно, с Востока. Кто откуда ее получал, тот ту страну и номинал в ее названии.

Грецкий. Это просторечная, народная форма к слову «греческий». Лет шестьдесят назад можно было услышать в народе выражение: «Грецкая собачка — довеку щенок» — речь шла о болонках. Существовал «грецкий мед» — привозное лакомство, вроде рахат-лукума. В литературном языке право гражданства имело «грецкая губка»: добываемые в Ионическом море натуральные банные губки продавались в России в начале века преимущественно купцами-греками. Теперь у нас сохранилось одно-единственное сочетание со словом «грецкий» — «грецкий орех»; все остальные умерли.

Гривенник. Жизненный путь названия этой мелкой монетки далеко не прост. В Древней Руси «гривна» значили: украшение из золота, серебра (порой и меди), предназначенное для ношения «на гриве», т. е. на шее. Постепенно украшения эти получили назначение денежных знаков, а затем гривнами стали называть небольшие слитки металла, уже вовсе не предназначенные украшать человека. Гривны превратились в монеты своеобразной формы. Мелкая монета представлялась людям как бы частью, куском гривны, отрубком от нее (да нередко так именно и было). Вот почему, когда в 1726 году была впервые выпущена серебряная монета ценностью в 10 копеек, по старой памяти народ назвал «гривенником» и ее.

Громадный. Слова этого же корня в других индоевропейских языках могут значить «куча», «груда», «толпа». И в древнерусском значение слово «громада» было близко к этому: в украинском языке оно и сейчас означает «общество», «множество людей», «сельский сход». Обозначать «очень большой» слово «громадный» стало позже; может быть, это значение возникло под влиянием наличия похожего слова «огромный», совершенно другого происхождения (см. ниже). В народной речи можно встретить гибрид обоих этих слов: «огромадный». Литературный язык его не терпит.

Грош. Прекурьезный случай: название для одной из самых мелких русских монет, считавшейся воплощением ничтожности («не было ни гроша, да вдруг — алтын», т. е. 3 копейки), связано с немецким «гроше», а это название произошло от латинского «дэнариус гроссус» — «толстый динар». «Грошами» в XII–XIII веках называли отчеканенные в Богемии тяжелые, большой величины серебряные монеты. Поистине от великого до малого один шаг!

Грубый. Самым ранним значением общеславянского «grоbъ» было, видимо, «шероховатый», «негладкий» — оно сохранилось у нас и до настоящего времени; ведь мы говорим: «грубошерстная ткань» или «руки загрубели от воды», т. е. стали шершавыми. Подтверждают это и родственные языки: по-немецки «гроб» — «грубый», а в применении к полотну — «суровый», «жесткий»; при разговоре о муке — «крупного помола», «ржаной»; в литовском языке глагол «грубти» значит «делаться шероховатым».

Группа. В староитальянском языке слово «gruppo» значило «узел». От него произведено было французское «groupe» с тем же значением. Немцы, позаимствовав слово, придали ему иное значение — «несколько предметов, составляющих одно целое, единство».

Вот это значение пришло и к нам.

Казалось бы, довольно зигзагов на пути. Но этимологи — люди дотошные. По их мнению, само итальянское «gruppo» — «узел» — было заимствованием из старонемецкого: там «Кгорf» означало «зоб». Подумайте только: слово-бумеранг! Вылетело из пределов германских языков, описало сложную кривую но языкам романским, вернулось в Германию и уже отсюда попало в русский язык…

Впрочем, мы видели такие происшествия: вспомните «абрикос»…

Гуманитарный. Происхождение слова является общим со словом «гуманный» (см.), с той разницей, что образовано оно уже из производного от латинского «humanus», французского «humanitaire» — «относящийся к наукам о человеке и его культуре».

Гуманный. По-латыни «homo» — «человек», «humanus» значит «человеческий». Латинское «h» ближе к украинскому «г», чем к русскому «х»; на письме мы обычно передаем этот звук нашим «г». Из «humanus» мы образовали наше «гуманный» — «человечный».

От латинского же «humanitas» — «человечество» и «человечность» — произошло французское «humanité» — слово, имеющее те же два значения. Слово это в наши дни стало названием газеты, органа французской компартии. Но это название мы по-русски передаем не как «Гуманитэ», а как «Юманитэ», потому что французское «h», в отличие от латинского, звучит в начале слова как малозаметное придыхание. Надо только твердо помнить: начальное «Ю» нужно произносить не как в слове «юный», а как в слове «люкс». Говорить «Йуманитэ» нельзя!

Гусеница. «Свежо предание, а верится с трудом»: слово «гусеница» по происхождению близко к слову «ус», «усы».

Тем не менее это так. По-болгарски «гусеница» — «вусеница», в украинском языке — просто «усеница». Примерно так звучало оно и в древнерусском языке, означая: «волосатый червяк», «мохнатая личинка»; видимо, на другие породы личинок оно было распространено позднее, но сходству. А вот откуда появилось затем начальное «г» — идут споры. Может быть, оно обязано своим возникновением путанице: «усеницу» могли смешать с «гущерицей» («ящерица» по-древнерусски) или почему-либо сблизить с «гусем».

Д

Дата. По-видимому, мы получили этот термин от итальянских счетоводов. В их языке «дата», причастие женского рода от «дарэ» — «давать»; позаимствованное у картежников «data» («сдача в игре»), приобрело значение «срок уплаты долга». Затем у него появился смысл — «любой срок», «пометка о времени и календарном числе события». А буквальный перевод слова — «данная».

Дательный (падеж). Это очень точная передача латинского грамматического термина «дативус» («казус») и еще более раннего греческого «дотике» («птозис»). Во всех этих словах налицо древний корень «до» — «да»: еще в индоевропейские времена он пес в себе значение «дать», «давать». Недаром в школе учат, что падеж этот отвечает на вопрос «кому?»: слово «дательный» образовалось от глагола «дать».

Два. Все названия малых чисел до десяти (а также число «100») очень древнего происхождения. Именно поэтому они сходны у всех родственных между собою народов Европы и Азии. Сравните болгарское «два», литовское «ду», латинское «дуо», древнеиндийское «дува». Это естественно: считать до десяти наши предки научились уже на заре истории и передали названия этих чисел всем своим потомкам. Счетные же слова для больших чисел создавались позднее; каждый народ вырабатывал свои: между русским «тысяча», латинским «милле» и старославянским «тьма» общего нет. Впрочем, позднее развитие математики дало всем народам новые общие числительные слова, созданные из античных корней, — «миллион», «миллиард» и т. п.; они относятся как раз к огромным, а не к малым числам.

Двадцать. Это числительное образовалось к XV веку из более древнего «двадесяти». Это был именительный падеж особого, затем исчезнувшего, двойственного числа, и значил он «два десятка».

Двенадцать. В старославянском языке звучало «дъвѣ-надесять», т. е. «две единицы сверх десяти». И сейчас число «12» обозначается во всех славянских языках сходно: болгарское «дванадесят», польское «dwanascie».

Двоюродный. Давно живет это слово. Оно образовано в древнерусском языке из «двою роду» — «двух родов»; такой формы родительно-местного падежа от «два» вы бесспорно не встречали. Доныне мы пользуемся этой формой-ископаемым вполне спокойно. Вот как долго способны жить наши слова!

Двурушник. Есть основания считать, что это слово проникло в литературный язык наш «из самых низов». Так дореволюционные нищие-профессионалы называли своих нечестных собратьев, которые на церковных папертях, притаясь за спинами других попрошаек, просовывали между их локтями не одну, а две просящие руки, умудряясь в каждую из них получить подачку. В литературном языке значение стало совсем другим, но тоже неодобрительным, презрительным: двурушник — человек, ведущий двойную игру, служащий на всякий случай двум враждебным силам.

Девяносто. До XIII–XIV веков в употреблении была форма этого числительного, общая всем славянам, — девять десять. С XIV века ее вытеснило новое слово, вероятно образовавшееся из сочетания «девять до ста» («девять десятков до сотни») путем диссимиляции согласных; второе «д» было заменено на «н». Могло повлиять и слово «девятнадцать».

Девятнадцать. Изменившееся с веками древнее «девять на десять», т. е. «девять сверх десяти».

Девять. Алфавитный порядок словаря не позволил мне поставить это слово перед связанными с ним другими числительными, а это было бы очень уместно. Его история — самая сложная из всех.

Во многих близких к нашему языках число «9» обычно означалось словами, связанными со словом, значащим «новый». В немецком языке «9» — «нойн», «новый» — «ной»; по-латыни «9» — «новем», «новый» — «новус». Ученые думают, что древние, ведя счет четверками, считали «9» новым, первым в 3-й четверке числом. Судя по этому, у славян оно должно было бы прозвучать как «новять». Но слишком сильным оказалось влияние следующего за ним числа «10»; по сходству с ним возникла неправильная форма «девять».

Дежурный. Того же корня, что и «журнал», от французского «де jour» — «на тот день», «поденный» («жур» по-французски— «день»).

Декабрь. Все названия месяцев взяты нами из древнеримского календаря, но обычно в их византийской форме. Надо иметь в виду, что римский Новый год начинался 1 марта: поэтому счетные, числовые наименования месяцев не совпадают с нашими номерами их.

Так, «декабрь» (у греков «декембрис») означает «десятый» (от «децэм» — «десять»).

Декларация. Множество политических терминов позаимствованы нами из античных языков и стали международными. Латинское «дэкларацио» в точном переводе: «объявление», «объяснение» (от «кларус» — «ясный»). У нас значение несколько расширилось: «изложение взглядов, программы действий», «официальное заявление».

Декрет. В основе тут латинское «децэрно» — «постановляю», «выношу решение». Его причастие — «декретус» — значило «решенный», «постановленный». Европейские языки сделали из него «декрет» — «указ», «постановление правительства». У нас оно заменило слово «указ» по традиции, перешедшей от французской революции 1789–1794 годов.

Делегат. Опять политическое слово, и снова — латинизм. «Дэлегатус» по-латыни буквально «выделенный в качестве посланца». «Делегацио» — «посольство». Латинское «легарэ» значило «послать»; послы римского папы в других католических странах и теперь имеют звание легатов.

Демократия. Этот общеевропейский термин унаследован нами в готовом виде от древних греков. Это сложное слово, составленное из «дэмос» — «народ», «кратос»— «власть». Значение — «народовластие». Так же построены слова «аристократия» — «правление знати», «плутократия» — «власть богачей» (не от русского «плут» — «мошенник», а от греческого «плутос» — «богатство»). (См. Бюрократия.)

Демонстрация. Буквально — «показывание», от латинского «демонстрарэ» — «показывать». К нам оно проникло сначала в значении: показывание опытов, редкостей, новинок техники. Позднее возникло второе значение: показ силы и воли народных масс путем общего шествия, выхода на улицу. Оно стало синонимом к «манифестация».

Деньги. Как-то не верится даже, что слово это нерусского происхождения, так давно живет оно в нашем языке.

На деле же это заимствование из тюркских языков, сделанное в эпоху татарщины. По-татарски «тэнкэ» — «серебряная монета», «рубль».

День. По словам языковедов, слово общеславянское, индоевропейского характера. Этот «характер» хорошо демонстрируется таким этимологическим, если можно так сказать, фокусом.

Докажите, что русское слово «день» и французское «жур» — близкие родственники.

«Ясно, — говорит известный русский языковед-восточник О. Сенковский, он же третьесортный писатель XIX в. «Барон Брамбеус», — что есть общее между словами день и латинским диес («день»). В то же время бесспорна связь между этим диес и итальянским «giorno» («джиорно» — «день»). Но французское «жур» («jour») и итальянское «giorno» — совершенно несомненно одного происхождения».

Депутат. Еще один латинизм, буквально означающий «посвященный», «назначенный» («дэмутатус» — причастие от глагола «дэпутарэ»).

Деревня. Ученые спорят. Одни связывают это слово с глаголом «драть, деру»: по их мнению, оно значило «место, на котором выдран, выкорчеван лес», «росчисть под пашню». Другие полагают, что оно ближе к «дерево» (см. Дерево) и только через его посредство сближается с понятием «выдирание», «выкорчевывание».

Дерево. Очень древнее общеславянское слово, связанное с индоевропейской основой «дэр-». Она встречается и в литовском «дэрва» — «сосна», и в кельтском «дэрвос» — «дуб», и в греческом «дори» — «древко копья», и в санскритском «дару», «дру» — «дерево». С ней связано паше «драть, деру»; очевидно, «дерево» первоначально значило «то, что выдирают» (из будущей пашни, расчищая ее; см. Деревня), или «то, что обдирают».

Держава. Сначала слово это имело значение — область, которую властитель держит под своей властью, как бы в своих руках; недаром «державой» именовался и символ царской власти — золотой шар, который царь на торжественных церемониях держал в руке.

Позднее оно стало синонимом слов «государство», «самостоятельная страна».

Дескать. Здесь «де-» — остаток формы 3-го лица единственного числа от глагола «дѣти» — «говорить», а «-скать» — слова «сказать». Став частицей, «де» получило значение, близкое к «мол» (от «молвить»), — «как бы», «будто бы».

Десна. Без подсказки вряд ли хотя бы один из читателей смог додуматься, что «десна» буквально значит «зубница», «держалка для зубов». Слово связано с индоевропейским *«dent» — «зуб»; мы встречаем этот древний корень в таких отнюдь не древних словах, как «дантист», «дентин», пришедших к нам через латынь и французский язык. Они родственны старой русской «десне».

Десять. Древностью веет от этого имени числительного с корнем, общим у всех индоевропейских народов: латинское «децэм», греческое «дэка», древнеиндийское «dáça» — все это означает «десять». Почему такая общность? Перечитайте рассказанное о слове «два».

Диван. У нас «диван» — род мебели. Так почему же тогда у великого немецкого поэта Гёте есть книжка стихов, названная «Западно-восточный диван»? Почему различных сборников под таким именем выходило вообще немало?

Мы взяли слово «диван» из французского языка (и там оно значило предмет обстановки, мебель), но французы сами позаимствовали его у турок. В турецком же языке «диван» прежде всего обозначал совет сановников при султане, затем — комнату для собраний, совещаний, обычно оборудованную длинными и широкими восточными седалищами, далее, с одной стороны, сами такие «седалища», а с другой — собрания поэтических произведений, стихов, как бы их «советы». Оба разошедшихся очень далеко значения попали в европейские языки.

Диверсант. Латинское «диверсио» значило «уклонение». Слово «диверсия» у нас употреблялось сначала в значении «ложный маневр на войне», потом получило и значение «вредительское действие в тылу у противника», «подрывная работа». Отсюда было произведено слово «диверсант», образованное на французский лад, но, видимо, в русском языке; французы говорят «диверсионист».

Дивизия. Вас не удивляло сходство между словами «дивизия», «дивизион», с одной стороны, и «дивиденд» (доля прибыли, дохода в капиталистическом мире) — с другой? Оно естественно: у них общий предок: латинское «дивидэрэ» — «делить», «разделять».

Отсюда «дивизио», в буквальном переводе — «подразделение», «часть»; отсюда и «дивидендум» — прибыль, которая подлежит разделу.

Диктатор. А тут, если угодно, общность еще более странная: «диктатор», «диктатура» — и вдруг «диктовка»… Что тут можно найти общего?

Начало всему — в латинском «диктаре»: сначала оно значило «говорить под запись», потом — «предписывать», «приказывать». В эти значения укладываются и «диктатор», и «диктант».

Диктовка, диктант. См. предыдущее слово.

Динамик (а также динамит, динамичный, динамо). От греческого «дюнамис» — «сила», «дюнамикос» — «действующий». Отсюда же обозначение единицы силы в физике — «дина».

Диплом. У греков был глагол «диплоо» — «удваиваю», «двою». От него родилось «диплома» — сложенная пополам (грамота), позднее получившее значение «свидетельство о звании, образовании, мастерстве, высоком качестве».

Кстати, слыхали вы когда-нибудь про «дуплекс» — двуслойное стекло, применяемое в автостроении и авиации ради его прочности? Вот слово, близкое к «диплому»: латинское «дуплекс» («двойной») тесно связано с греческим «диплакс» («сдвоенный»).

Дипломат. «Дипломатус» — искусственное латино-греческое образование; буквальное значение его — «снабженный дипломом», т. с. правительственными полномочиями. Являясь в столицу страны, каждый посланник другого государства предъявляет свои верительные грамоты.

Директор. По-латыни это прямо и точно означает «управляющий»: «диригерэ» — «управлять». Любопытно, что во французском языке латинское «диригерэ» превратилось в «дирижэ»; соответственно этому на месте «директора» появился тут «дирижер». Ведь он тоже «управляющий», только оркестром.

Диспут. Сложено из латинской приставки «дис-» — «врозь» и глагола «путарэ» — «думать», «полагать». «Диспутарэ» значило «думать по-разному», «высказывать разные мнения», «спорить». «Диспут» и есть «спор».

Дисциплина. По-латыни «дисцэрэ» — «учиться», «ципулюс» — «ученик». «Дисциплина» сначала значило «наука», «обучение», затем приобрело смысл «строгий порядок», «выдержка» — это ведь качества, необходимые при занятиях наукой.

Дневник. Калька, буквальный перевод французского «журналь» — «поденный», «ежедневный» (см. Журнал). У нас живут теперь и само французское слово, и его русская копия, но они не равнозначны. Порою их значения расходятся очень далеко («вести дневник» и «издавать журнал»), порою почти совпадают («классный журнал» и «школьный дневник»).

Дно. Очень древнее слово; стоит в него вглядеться. От индоевропейской основы «dъbъ» произошли такие слова, как литовские «dubus» — «глубокий», немецкое «tief» (то же самое) и древнеславянское «дъбно», из которого затем получилось «дъно» и «дно». Значило это «дно» вначале «глубь». Интересно, что многие географические названия России, в которые входит буквосочетание «дуб», значат вовсе не «дубовый», а «глубина» или «дно» (например, город Дубно, реки Дубна и Дубисса и пр.).

Доблесть. Давно умерло древнерусское слово «доба», некогда значившее «пора», «время». Но у него огромное число младших родственников, связанных с ним слов — от «добрый» и «доблесть» до «удобный» и «сдоба» включительно. «Доблесть» образовано от старого «добль» — «храбрый». «Муж доблий», — писали в летописях о героях давних времен.

Добрый. Вы, конечно, сами насторожились: видимо, тут с предыдущим словом тесная связь. Так и есть. Первоначальное значение этого прилагательного было «подходящий», «должного качества», старинное «добрый молодец» вовсе не равно: «мягко относящийся к людям»; оно значило «хороший во всех отношениях», «удалой». В народе и сейчас говорят «добрый топор» или «у нас бык доб горазд».

«Доб»? Тогда, очевидно, старый корень тут и есть «доб-». А что же представляет собою «-р-»? Это суффикс, тоже старый, тот же, что в «пест-р-ый», «ост-р-ый». С течением времени он слился с корнем, вошел в состав нового корня. Так иногда бывает в языке.

Долговязый. Попросите ваших приятелей нарисовать долговязого человека. Почти всегда вам изобразят фигуру с длинными ногами. И только тот, кому известна этимология этого слова, нарисует обладателя длиннейшей шеи. Да, шеи, потому что и сейчас в народных говорах «вязы» — шея, а отнюдь не ноги. «Долговязая птица» — вовсе не короткошеий «ходулочник», а лебедь с его короткими лапами. А я читал как-то про «долговязого зверька тушканчика», у которого шеи почти нет. Это этимологически неправильно.

Доллар. Нерусскому слову этому не следовало бы и попадать в наш словарь, да очень любопытно вот что. В XVI веке в городе Иоахимстале, в Чехии (это имя значит «Долина Иоахима», в честь одного из немецких князей), были выпущены монеты, прозванные «иоахимсталерами». Длинное их название вскоре сжалось в Германии до «талер», а на Руси из него возникло слово «ефимок» («иоахимок»). В голландском же и английском языках «талер» превратилось в «доллар». Видите, одно слово в разных языках дало четыре разных варианта, но везде сохранило значение «монета».

Долой. Наречие это представляет собою как бы окостеневший дательный падеж единственного числа от древнерусского «долъ» — «низ», «яма», который звучал «доловь». Из этой формы и получилось наше современное «долой», буквально «вниз», «на землю». Кое-где в народе и сейчас слово это звучит как «доловь».

Домна. Многим кажется, что слово это стоит в одном ряду с другими современными чужеязычными терминами металлургии, такими, как «мартен», «бессемер» или «блюминг». А на самом деле оно живет в нашем языке искони, уже второе тысячелетие. Небольшие «домницы», железоплавильные печи, работали еще в докиевские времена по всей Руси. Слово это образовано от очень древнего глагола «дъмати» — «дуть». От него же происходят слова «дым», «надменный», т. е. «надутый».

Дорога. Человек неопытный в этимологии может заподозрить, что слово «дорога» связано с прилагательным «дорогой». На деле же оно одного корня с «дергать», «драть». Буквально слово это некогда значило «овраг», «углубление в почве», «лощина»; такое значение сохранилось за ним и поныне в других славянских языках. Можно думать, что в древности пути прокладывались но таким долинкам; может быть, в лесистых местах их вели по «дорам» — лесным просекам и расчисткам. А возможно, дело в том, что на открытых местах любая древняя колея или тропа быстро превращалась в размытые водами лощины — «дороги».

Доска. Уже в Греции был известен спорт — метание диска: им занимались атлеты дискоболы. Из латинского «дискус» (греческое «дискос») возникли такие слова, как англосаксонские «disk»[6] — «стол», немецкое «Tisch» — «стол», наше «доска». В латинском «дискус» значило «кружок», «блюдо».

Достижение. Вы часто слышите это слово, но связывается ли оно для вас с «настигать» («догонять»), «достигать» («приближаться вплотную»)? Все это очень близко к старым «стега», «стезя» — «тропа», «дорожка». «Достижение» — буквально «догнание», только слова такого у нас нет.

Дотла. Наречие это на первый взгляд выглядит несколько бесформенным; не сразу разберешь, где у него какая часть, где корень, где другие морфемы. А состав его ясен: древнее «тло», или «тьло», значило «почва», «самый низ», «основание». Это очень древнее слово.

Дразнить. А вот в этом случае не все ясно. Допускают, что близким здесь является глагол «драть» — говорится же иногда в народе «ободрать» в значении «вышутить», «подвергнуть насмешке». Другие видят сходство с тем «-дражить», которое мы встречаем в словах «раздражить», «раздражать» (опять-таки в народных говорах встречается форма «дражнить»). У сербохорватов есть слово «дражити» — «мучить», «терзать». Вероятнее, пожалуй, все же первое предположение.

Дрова. Простое, но очень древнее слово. Основа его та же, что у «дерево». Еще в древней Индии «дру» значило «дерево», «дрова».

Дрофа (птица). Думают, что в общеславянском языке могло жить слово «дропы» с родительным падежом «дропъве» (как «букы» — «букъве»), которое значило буквально «бегунья» (ср. наше «драпать» — «удирать»): ведь дрофа и принадлежит к отлично бегающим и неважно летающим птицам.

Друг (дружба). Слово еще общеславянского происхождения (а близкие к нему встречаются и у германских и балтийских народов). Древнейшее значение — «боевой товарищ» и «ратное товарищество», «соратничество».

Дуло. Вы хорошо знакомы с суффиксом «-ло»: он образует от глагола существительные, называющие орудия действия: от «мыть» — «мы-ло», от «рыть»— «ры-ло». Если «мыло» — то, чем моют, то «дуло» — то, чем дуют: это трубка, из которой при выстреле вылетают — «выдуваются» — огонь и дым. Сам же глагол «дуть» индоевропейского происхождения.

Думать. Слово это, вероятно, образовано от «дума», а «дума» всеми славянскими языками заимствовано у древних готов: у них «dōms» было: «мнение», «суждение».

Дурак. В древнерусском «дуръ» значило «глупый». Родственные слова встречаются во многих близких языках[7].

Дурной. Первоначально — «глупый». Только позднее стало обозначать «плохой», «нехороший».

Дурман. На первый взгляд кажется вероятным, что название этого ядовитого растения связано с его свойством одурять, опьянять человека. Возможно, что и так. А может быть и другое: в тюркских языках «турман», «дерман», «дарман» — «лекарство». Не исключено, что листья дурмана употреблялись для приготовления какого-то зелья и отсюда пошло его название.

Дыра. В народной речи можно услышать и «дира». Слово связывают с «драть»: «дира» — продранное место.

Дятел. Бот названия двух птиц: «дятел» и «петел» (петух). «Петел» образовано от «петь». А «дятел»? Считают, что это слово произведено от той же основы, что и «долбить»: древнейшее имя птицы было «дьлбтьлъ» — «делбтел» — «выдалбливатель дупел».

Е

Единица. У нашего русского «один» есть старославянский двойник — «един» (как у «осень» — «есень», откуда фамилия Есенин; у «озеро» — «езеро»: городок Езерище) — Некогда «ед-инъ» значило «только один», «именно один»: число «1» обозначалось тут словом «-инъ», а «ед-» было особой усилительной частицей, значившей «как раз», «именно».

Ёж. Есть двоякое объяснение. Может быть, слово «еж» искони значило «колючий», а возможно, оно связано с тем индоевропейским корнем, от которого образовано греческое «эхис» — «змея»; если это так, то «еж» значит «пожиратель змей»; тогда это одно из тех слов, на которых лежит отпечаток древнего табу, запрета.

Ежевика. Сомнений нет: это «ежова ягода». Почему «ежова»? Потому что у нее очень колючие стебли.

Енот. Довольно любопытна сложная этимология этого звериного имени: по-видимому, оно возникло в результате своеобразной путаницы.

Русские купцы, торговавшие в XVI веке с Западом, впервые сталкиваясь со шкурками неведомого американского зверька ракуна, каких раньше не бывало на рынках, принимали их за мех давно известного им европейского животного, такого же полосатого, — «генэтты» (из семейства виверровых). Из слова «генэтта» («женэтт») и образовалось наше «енот»; сначала — как название меха, а затем — и самого новомодного животного.

Ералаш. Многие считают, что подобные «несерьезные слова» (вроде «ерунда», «галиматья», «абракадабра») могут не иметь никакой этимологии: соединение случайных звуков! Это не так: у каждого из них своя история. «Ералаш», например, тюркского происхождения: в тюркских языках «аралаш» — «суета», «суматоха».

Ерунда. Вот как раз и «ерунда». Оно связано с латинским словом, да еще с каким ученым! «Герундиум» в латинской грамматике было названием особого вида латинских отглагольных существительных. Превратили его в наше «ерунда» несомненно семинаристы, учащиеся духовных, церковных школ, относившиеся к грамматической латинской премудрости не слишком почтительно.

Ерш. Мы знаем два «ерша»: рыбу и большой гвоздь с зазубринами, — забив, его очень трудно вытащить обратно. Соблазнительно счесть, что гвоздь назван по колючему забияке — ершу-рыбе. Однако ученые полагают, что наоборот — первым значением слова было «шип», «гвоздь», а рыбу окрестили так именно за наличие у нее шипов-колючек.

Ефрейтор. В XVII–XVIII веках вместе со многими другими воинскими званиями было позаимствовано с Запада и наименование для младших командиров из солдат, освобождаемых от некоторых чисто солдатских обязанностей. По-немецки «гефрейтер» — от «фрэй» («свободный») — как раз и имеет значение «освобожденный».

Ехидный. «Ехидна» по-гречески — «змея». У нас оно получило значение: «злыдень», «исполненный яда человек». Потом образовалось прилагательное «ехидный» со значением: «злобно-язвительный», «пышущий ядом».

Ж

Жаба. Обычно считают, что слово это связано с «жабры» и буквально значит «большеротая», «ротастая»: кое-где в народных говорах и сейчас «жаба» означает «пасть», «рот». По мнению других, оно произошло от той же древней основы, что и германское «кваппе» — «головастик».

Жаворонок. Имя этой весенней птички вызывает множество споров. Его выводили из «яроворонок» (или «жароворонок»), потому что «яро» в древнерусском значило «весна»; тогда «жаворонок» — «вешняя птичка». Видели в нем уменьшительную форму от «жаворон», а это слово считали близким к «гавран» — «ворон». В этом случае «жа-» — такое же звукоподражание, как «га-» в «гага», «гагара». Связывали это слово и со старославянским «гаяти» — «каркать», и с древнеиндийским «gāyati» — «поет». А окончательного и бесспорного решения вопроса все еще нет.

Жакет. Это позднее, не больше ста лет назад, сделанное нами во Франции приобретение. Само же французское «жак» («куртка»), «жакет» («курточка») позаимствовано французским языком из восточных, вероятно арабских, источников.

Жалеть. Видимо, у наших далеких предков существовало прилагательное «жалъ» — «вызывающий сочувствие, соболезнование»; позднее оно исчезло. Откуда нам известно, что это так? Из рассмотрения таких наших слов, как «жал-ость» и «жал-оба». Замечали ли вы, что суффиксы «-ость» и «-оба» встречаются только в сочетании с прилагательными основами: «худ-оба», «стыд-оба»; «мал-ость», «низость». Вот и наш глагол, очевидно, образован от прилагательного «жалъ».

Желвак. Мы упоминали о нём, разбирая слово «голова». «Желвак» связано с очень старым корнем «жел-» («гел-»): он встречается в словах «железо» и «железа». В старину было слово «желва» — «черепаха», тоже связанное с ним. Видимо, самым старым значением у «желвак» было «камень»; теперь оно означает «твердая опухоль», «шишка». Некогда и черепаха расценивалась как «каменное существо», а «желвак» считался «подкожным камешком», так же как и «железа».

Железа. См. предыдущее слово.

Жёлтый. Того же корня, что и слова «золото», «зеленый» (см.).

Жёлудь. По-латыни «желудь» — «гланс», по-гречески — «баланос». Это всё слова-родственники. Наше «желудь» образовалось из древнего *«гелон»; кое-где в старинных русских песнях попадается еще форма «желон». Греческое же «баланос» находят связанным с «балло» — «падаю». Думают поэтому, что первым значением слова «желудь» было «опадыш», легко сбиваемый ветрами плод.

Жерло. См. Горло.

Жесть. Может показаться, что самое близкое слово тут «жесткий». Но, вероятно, «жесть» — заимствование из тюркских языков, в которых «жез», «жиз» значит «белая медь», «латунь».

Живот. Старейшее значение этого слова было «жизнь». Потом оно стало значить «имущество», «достояние» (ср. у Н. А. Некрасова: «Прощайся с животишками!»— с имуществом) и только затем — «брюхо», «утроба». Связано с древнегреческим «Biotos» — «жизнь» и дальше — с индоевропейским *«gïvota»— «жизнь».

Жизнь. Того же происхождения, что и предыдущее. Общее с греческим «биос», латинским «вита».

Жимолость. Очень интересное слово: объяснений у него несколько, и все остроумные. Одни выводят его из «зимолист» — «вечнозеленый кустарник». Другие видят в нем сложное образование: «жила + мость» (глагол «моститься» может обозначать «подниматься обвиваясь»[8]). По мнению этих ученых, слово «жиломость» — «жилистое вьющееся растение» — превратилось в «жимолость». Произошла так называемая метатеза: перестановка звуков, явление вполне обычное в языке.

Это звучит правдоподобно: в народных говорах встречается форма «желамуста» (в Псковской области). В обеих догадках — одна слабость: и вьются и зеленеют зимой только южные виды растения, а где доказательства, что название возникло на юге?

Жир. Об этом слове приходится говорить, объединяя его с «жито» и «жить»; вероятно, все они одного происхождения. «Жити» некогда значило «кормиться»; недаром ведь «пажить» означает «выгон», «пастбище». «Жито» может быть объяснено как «корм», «пища», хотя его связывают и с другими индоевропейскими корнями. А «жир» — несомненно «корм»: у рыбаков и сейчас рыба «жирует», т. е. «кормится».

Жужжать. Чистое звукоподражание. Помните у Пушкина: «Воды струились тихо. Жук жужжал». Это же звукосочетание «жу-» мы встречаем и в «жук», «жужелица». Сам глагол «жужжать», вероятно, произведен от старого «жузг», как «визжать» — от «визг».

Журавль. Думают, что многие европейские слова, означающие эту птицу, близкие к древнеиндийскому «járatē» — «ноет», «кричит», греческому «геранос», немецкому «краних» — «журавль». Тогда ее имя первоначально значило, очевидно, «курлыка», «крикун» (см. Петух, Клюква).

Журнал. Мы упомипали это слово, рассматривая слово «дневник». Французское «journal» — «дневник», «поденная запись», связанное с «jour» — «день», стало затем означать «ежедневное издание», «газета». Первое из этих значений слово сохранило и перейдя в наш язык: «классный журнал». А вот из печатных органов мы зовем «журналами», т. е. «ежедневными», как раз еженедельные, ежемесячные издания, придав ежедневным название «газета».

Жюри. В старофранцузском языке «juri» было существительным, образованным от глагола «jurer» — «клясться», «присягать» (ср. латинское «jurare» — судить), и означало «суд присяжных». Потом так стали называть судейские коллегии спортивных состязаний. С этим значением слово уже в XX веке вошло и в русский язык.

З

Забава. Это слово подробно рассмотрено в предисловии.

Забор. По одному предположению слово это восходит к древнему «борти» — «бороть». Тогда первоначальное его значение — «оборона», «защита». Другие считают его связанным с «брать». В этом случае «забор» — то, что забрано, что забирают. Как будто вторая гипотеза менее убедительна: ведь я сейчас имею в виду слово «забор» только в значении «ограда»; «забор» продуктов или «забор» воды — совсем другое слово.

Забота. В древности недаром писали «зобота»: слово это в родстве с древним «зобь» — «пища», с нашим «зоб» — орган, в который птица складывает склеванный корм. Видимо, «зобота» некогда означало стремление обеспечить нищей, прокормить. Это вполне естественно: ведь слово «воспитание» тоже тесно связано с «питать», «пища» и значит буквально «прокормление».

Завод. Образовалось от глагола «заводить». Так называли те места, где что-нибудь «заводят» или «разводят»: лошадей на конских заводах, рыбу — на рыбных… Называют так и «заведенные» кем-либо предприятия — мыловаренный, сахарный «завод». Родственное слово «заведение» ближе к глаголу «завести».

Завтра. Современное нам «завтра» возникло из более старого «заутра» (см. Вчера). Древним значением этого слова было «вслед за грядущим утром», т. е. «на следующий день».

Задача. Мы так привыкли к теперешнему значению этого слова, равному слову «задание», что нам кажется неожиданным его более древний смысл — «успех» (но вспомните выражение: «Какая незадача!»). Впрочем, и происхождение их не точно одинаковое: первое более близко стоит к «задать», второе — к «задаться».

Закадычный. Вполне возможно, что оно родилось как шуточная, пародийная копия слова «задушевный», но вот от какого корня оно произведено — вопрос! Его связывают с выражением «заливать за кадык», т. е. выпивать в обществе приятелей. А возможно, оно произошло от сидения с друзьями за кадкой (вина) в кабаке. Тогда старейшей его формой должно было быть «закадочный», но это как будто сомнительно. Так или иначе, слово замешано на иронии, на насмешке. Ехидное словцо!

Закупорить (а также купорить, откупорить). В «Войне и мире» Л. Толстого упоминается модный в начале XIX века танец «Данило-купор». «Купор» тогда значило «бочар», «бондарь» — специалист по разливу вина в бочки. Вероятно, вы хорошо знаете фамилию известного романиста Фенимора Купера. Слово «cooper» по-английски и значит «бочар». Из английского (может быть, из голландского «kuiper») мы и позаимствовали его. Отсюда и наше «купорить».

Зал. Слово могло прийти к нам и из французского языка (через польский), где оно звучит «la salle» (женского рода), и из немецкого «der Saal» (там оно мужского рода). Не в связи ли с этим и у нас бытовали в языке две формы: «зала» и «зал»? Изредка можно услышать и «зало», но только в просторечье.

Залихватский. Этимология довольно забавная: старинное и народное «залихват» — «удалец» родилось, видимо, из сочетания «за лихо хват», т. е. «хват» сверх всякой меры. При чем тут «лихо» — «зло», «беда»? А вспомните-ка слова «бедовый» и «лихач»: ведь у них тоже есть значение «удалой».

Залп. Сейчас мы называем так несколько одновременно произведенных выстрелов, а на флоте — и каждый одиночный орудийный выстрел. Раньше же слово применялось только к приветственной стрельбе — к салютам Оно и является русской переработкой немецкого «Salve» (от латинского «salve» — «здравствуй»), того же корня, что и «салют».

Занятие. В сущности говоря, это значит «захват», «забор», потому что древнее «яти» означало «брать», «хватать». Ближе всего к старому значению мы бываем, когда говорим о занятии войсками вражеской области или о занятии какого-нибудь помещения. Корень древний, а вот отвлеченное существительное «занятие» — «дело», «деятельность», т. е. то, чем занято время человека, — образовалось сравнительно недавно.

Западня. В Древней Руси значило «засада»: «И ударили на Изборск немцы западные…», т. е. прятавшиеся в засаде. Происходило это слово от «западати» — прятаться за чем-либо. Позже оно приобрело второе значение: «скрытая ловушка».

Запонка. Старославянское «запѧти» — «задержать» имело в своем составе особый носовой звук «юс малый», звучавший наподобие французского «in». В производных словах с течением времени из него получилось звукосочетание «он» и звук «я»: «перепонка» и «запятая». От «запѧти» было образовало слово «запона» — «застежка», «скрепка», а от него уменьшительное «запонка» — «маленькая запона». Хомут конской сбруи затягивался «супонью» — слово того же корня.

Заря. Слово, по-видимому обозначающее «блеск», «сияние». Связано оно со «зьрѣти» — «смотреть», «видеть».

Заскорузлый. Вы слыхали слово «скорняк» — «меховщик». Оно связано с древнерусским «скора» — «шкура», «кожа». «Заскорузлый» — жесткий, как сухая шкура (см. Скорлупа).

Заусеница (и заусенец). Может быть, одного корня с «ус»: в древнерусском языке мог существовать глагол «заусити» — «заострить», «зазубрить». А возможно, связано с древним «усна» — «кожа». Тогда «заусеница» — «отодранная кожица».

Захолустье. Значение проясняется, когда вы узнаете, что древнее «халуга» означало «ограда», «тын»: все то, что лежало за городским тыном, и было «захолустьем».

Со временем слово приобрело смысл — «дальние места, глушь». Вероятно, вначале оно звучало «захолужье».

Заяц. Готов спорить, что вы не додумались бы сами до первоначального значения имени этого зверька. Когда-то оно звучало «заи»; сопоставив его с литовским «zaísti» — «прыгать», лингвисты полагают, что значило это «заи» — «прыгун».

Звезда. Судя по близким словам родственных языков, по происхождению слово «звезда» связано со словом «свет».

Звено. Есть два омонима разного происхождения.

1. Отрезок, составная часть, кусок. Труднообъяснимо. Пробуют сблизить его с древним наименованием рыбы — *«zьvь»; может быть, так называли дольки рыбьей тушки, резанной поперек. Ищут родства его с латинским «гену» — «колено». Окончательного решения нет.

2. Прямоугольный кусок стекла в оконнице. Произведено бесспорно от «звенеть»: стёкла в незамазанных рамах прошлого звенели от каждого порыва ветра.

Звон (звонок). Уместно спросить, видите ли вы что-либо общее между словом «звонок» и такими пышными словами, как «сонет», «соната». Общее есть: наше «звон» восходит к тому же индоевропейскому *«svonos», что и латинское «sonus» — «звук», а эти слова — его ближайшие родичи. Древнейшей формой нашего слова было то же «свон»: «з» появилось тут под влиянием таких слов, как «звать», «зову».

Звук. Очень тесно связано со звон. В древности звучало как «звѪкъ», т. е. как «zvonk», с носовым гласным в середине (ср. «зв-он-кий»). Позднее из этого «носового» возникло наше «у».

Зга. Теперь мы знаем это коротенькое словечко только в выражении «ни зги (не видать)». Объяснения ему разные: выводят его из «стега» — «тропинка» («даже стеги не видать»), из народного «згинка» — «искорка». Первое предположение кажется более вероятным.

Здание. Наивный человек скажет: проще простого — от «со-здать», как и «со-здание». Но откуда само слово «со-зда-вать»?

В старославянском был глагол «зьдати», связанный с «зьдъ» — «глина»; он значил «лепить», «строить из глины». Когда в библии говорится, что «бог съзьда Адама», это и значит «вылепил из глины», «слепил». Отсюда возникло целое гнездо слов: «здание», «зодчий», «созидать», «создавать».

Здоровый. Представляете ли вы себе буквальное значение этого слова? Некогда оно могло быть понято как «сделанный из хорошего дерева», «крепкий, как деревяшка». Оно связано со словом «дерево» через древний корень «дорв-», «дерв-».

Здравствуй. Вероятно, девять человек из десяти считают, что это повелительное наклонение от «здравствовать». На деле же приветствие это родилось из выражения «я здравствую тебя», т. е. «желаю тебе здоровья» (ср. «здравница», «заздравный»).

Зелёный. Того же древнего корня, что и «желтый». В древнерусском языке было слово «зель» — побеги озими. Ему же близки слова «злак», «зелень».

Земляника. Самое, на мой взгляд, любопытное в названиях этой ягоды то, что разные языки строят их очень сходно, непременно связывая с понятием «земля». У поляков она именуется «позёмка», у немцев — «эрдберэ» — «земляная ягода». Видимо, самым характерным в ней казался коротенький ее стебелек, почти не поднимающий ягоду от почвы.

Зенит. В языке встречаются слова-ошибки: к ним принадлежит и «зенит». Арабское «zamt» означало «высшая точка небосвода». В Испании и Франции при заимствовании этого термина его неправильно переписали, спутав «m» с «ni». Получилось «zanit», которое позже превратилось в «zenit». В этом виде оно попало и к нам. Определение точной этимологии таких слов-ошибок, как легко понять, довольно сложно. Тем не менее она была найдена.

Зеркало. Так, используя суффикс «-ло» (ср. «дуло», «рыло»), наши предки перевели при помощи глагола «зьркати» — «поглядывать», «смотреть» — латинское слово «спекулум». Это слово связано с латинским же «спицэрэ» — «смотреть»: «спекулум» — «смотрелка».

Змея. Русский язык позаимствовал это слово в виде «змий» из старославянского. Оно было родственно слову «земь» — «земля» и означало буквально «ползающий по земле». Легко заметить, что перед нами типичный результат запрета, табу: прямое и тем самым опасное древнейшее имя ползучей гадины было заменено описательным «ложным» именем. Именно потому старое название исчезло и не дошло до нас.

Зодчий. При разборе слова «здание» было указано, что и за ним, и за словом «зодчий» стоит древнее «зьдъ» — «глина». Первоначально «зодчий» могло означать и «горшечник», и «тот, кто лепит из глины», затем приобрело смысл «строитель».

Золото. Считается, что «золото» образовано от той же основы, что «желтый». Это покажется вам вполне вероятным, когда вы узнаете, что в литовском языке, например, «золотой» будет «желтас» («želtas»). Первоначальным значением тут было, видимо, «желто-блестящее».

Золототысячник. Очень интересно установить, почему ничем не примечательная полевая травка стала носительницей такого пышного и сложного имени.

Наше название, по-видимому, не что иное, как вольный перевод немецкого «таузендгюльденкраут», сложенного из «таузенд» — «тысяча», «гюльден» — «золотой», «краут»— «корень», «растение». Это мало что объясняет, только передвигает загадку на одну ступень: а почему немцы выдумали столь причудливое название? Но, оказывается, они так же неточно перевели латинское имя цветка «центауриум»; но-латыни «центум»— «сто», «аурум»— «золото». «Сто-тысячник»? Не совсем то, но похоже; и снова непонятно, как создалось это ботаническое обозначение.

Конец цепочки — в греческом языке. По-гречески эта скромная травка именовалась когда-то «кентаврион», т. е. «кентаврова трава»; видимо, это объясняется мифологией: считалось, что полулюди-полукони — кентавры любят золототысячник; или, может быть, растение и легендарные существа соединялись другими какими-то сказочными обстоятельствами. Римляне, познакомившись с греческим названием, создали свое, параллельное, не путем перевода, а по созвучию, прибегнув к так называемой «народной, или ложной, этимологии». Они подобрали свое слово, только внешне похожее на подлинник, в котором не было ни «сотен», ни «золота». «Кентаврион» превратился в «центауриум», и допущенная двусмыслица породила непонятные сложные слова и в немецком и в русском ботаническом словарях: ведь по-латыни «центум» — сто, «аурум» — золото. Косвенный вывод: это название не народное, а книжное.

Зона. Греческое «зонэ» значит «пояс», «кушак». К нам это слово явилось кружным путем, через латынь и французский язык. Сначала оно имело узкое значение — полоса, окружающая что-либо (вспомните «зеленая зона вокруг города», «билет такой-то зоны на железных дорогах»), затем стало значить «пространство», «район».

Зонд. Первым значением голландского «sonde» было «лот для измерения глубины». Затем название — по довольно далекому сходству — перешло на медицинский инструмент, употребляемый для исследования глубины тела, тканей. Так слова переосмысляются нередко; подобное их производство так и называется «смысловым».

Зонт (и зонтик). Как вы думаете, которое из этих двух слов — «отец», которое — «дитя»? Что произведено от чего: «зонтик» от «зонт» или наоборот? На первый взгляд, в чем тут сомневаться: «фунтик» — от «фунт», «фронтик» — от «фронт»; очевидно, и «зонтик» — от «зонт»…

Представьте себе, как раз наоборот! В XVIII веке мы позаимствовали из голландского языка термин «зондэк» («навес, тент над палубой»), образованный из «зон» — «солнце», «дэк» — «покрышка». Из него у нас возникло «зонтик», оказавшееся похожим на наши уменьшительные формы «бантик», «франтик» совершенно случайно. Но язык проделал обратную обычной работу: от слова «зонтик» он произвел никогда не существовавшую ни в каких языках, так сказать «убольшительную» форму «зонт». Получился некоторый этимологический «повертон».

Зоология. Хорошо знакомый нам тип искусственного грецизма, т. е. будто бы греческого слова, слепленного уже в новое время из двух древних основ: «зоон» — «животное», «логос» — «наука», «учение» (ср. «геология», «биология» и т. п.).

Зуб. См. Зубр.

Зубр. Надо полагать, могучий бык первобытных лесов был назван так опять-таки по соображениям табу — осторожным, описательным именем; значило оно «рогач». Дело в том, что в славянской древности слово «зѧбъ», с носовым гласным в середине (позже оно дало начало и нашему «зуб», и польскому «ząb», означающему то же), значило и «зуб», и «шип», и «рог». С ним, по-видимому, и надо считать связанным имя «зубр»: звук «р» был в нем суффиксом.

Зубрить. Здесь мне хочется раскрыть перед вами споры, возникающие между этимологами, они по-разному объясняют это школярское словечко. А как по-вашему, откуда оно взялось?

У нас есть два слова «зубрить». Первое значит— покрывать зазубринами, зубчиками: «косы точат, а серпы зубрят». Долго размышлять тут нечего: это слово тесно связано с «зуб».

Со вторым «зубрить» — тупо заучивать, долбить — дело куда сложнее. С одной стороны, хочется связать его с первым: работа зубрилы столь же нудна, как у насекающего зубцы по металлу. За это говорят и такие синонимические выражения, как «учить назубок» или «долбить». Можно было бы остановиться на такой этимологии, если бы не немецкое слово «бюффельн» — «зубрить». Оно произведено от «бюффель» — «буйвол», «бизон», «зубр». Трудно объяснить это случайным совпадением, тем более что немецкий синоним к «бюффельн» — «оксен» связан с «окс» — «бык»: видимо, соотношение здесь более сложное.

Этимолог М. Фасмер думает, что перед нами прямое заимствование из немецкого языка. Правильней допустить другое: нередко в двух языках возникают совсем близкие по смыслу и по смысловому образу слова, построенные, разумеется, из совершенно различных корней и других морфем. Так, у русских, немцев, англичан, французов слова, означающие «небольшая часть», «отломок», образованы по одному типу, на основе глаголов, означающих «кусать»: «кус-ок», «бисс-хен», «бит», «морс-о». Тут не заимствование, а общий ход порождающей слово мысли. Впрочем, другие ученые отказываются видеть что-либо общее между нашим «зубрить» и его немецким двойником.

Зяблик. Вот, кстати, прекрасный пример того явления, о котором только что шла речь. Русское «зяблик» тесно связано с «зябнуть», «зяблый» — со словами, означающими холод, стужу: птичка эта прилетает одна из первых, самой ранней весной. А латинское «зяблик» — «фрингилла», «фригилла» — так же близко соприкасается с «фригор» — «холод», «фрингерэ» — «мерзнуть». Снова два языка создают слово одинаковым приемом, хотя каждый из своего «материала».

И

Игла. Есть любопытное объяснение этого слова. Его связывают с «иго» — «ярмо», надеваемое на шею упряжного быка. Если так, то, вероятно, первым значением его было: «деревянный штифт» — «тонкая палочка, которою ярмо закрепляется на бычьей шее.

Игрек. Слово это обозначает греческое «и». Почему греческое? Во французской азбуке звук «и» изображается двумя буквами «i» и «у». Второй знак применяется только в иностранных — главным образом греческого происхождения — словах вместо буквы «ипсилон» (в нашей дореволюционной азбуке ому соответствовала пресловутая «ижица»). Поскольку слово «игрек» французское, ударение должно было бы падать на последний слог. Однако мы получили его через посредство немецкого языка и произносим на немецкий лад — «и'грек».

Идеал. Мы взяли его у французов («ideal») в значении «то, что существует только в нашем представлении как образец высший или цель». Французский же язык позаимствовал его у греков как его основу их «idea» — «образ», «видимое». Отсюда множество наших слов: «идейный», «идеализм», «идеология» и пр. (см. Идея).

Идея. Первоначально греческое «идэа» (от глагола «идэйн» — «видеть») значило «вид», «образ». Потом оно получило значение «мысль».

Идиот. Стоило ли вводить в словарь это слово, нередко употребляемое в качество бранного, грубого? Стоило: у него в высшей степени «благородное» происхождение. Греческое «идиотэс» означало вовсе не «дурень», а «частное лицо». В языке византийского христианского духовенства оно имело значение «мирянин», «нецерковник». Тогдашние «клирики» — священники — презирали мирян, считали их невеждами; слово «идиотэс» постепенно приобрело смысл: «тупица», «неотесанный глупец».

Однако в нашем языке живет и первоначальное значение этого корня. Языковеды именуют «идиомами» (в конце прошлого века говорили и «идиотизмы») непереводимые выражения, которые нельзя передать словами другого языка; например, русское «после дождика в четверг» или «кровь с молоком».

Изба. Вот уж, кажется, чисто русское исконное слово: про домишки других народов даже нельзя сказать «изба», не придав им излишне русского, славянского колорита. А в то же время оно имеет родичей во многих родственных языках: старофранцузское «эстофа» — «баня», немецкое «штубе» — «комната», — все они связаны с тем же древним источником, что и «изба». Первоначально слова этого корня, означали «отапливаемое помещение».

Известь (и извёстка). См. Асбест.

Извиниться. Семь-восемь столетий назад это слово означало «провиниться», но с XIII века уже встречается в документах в нашем теперешнем значении: «оправдаться», «быть прощенным». Часто употребляемое выражение «я извиняюсь» в смысле «я прошу простить меня» справедливо вызывает протесты: «извиняюсь» может значить только «я прощаю сам себя», что должно быть признано не слишком скромным.

Издеваться. Неясное по составу слово, не правда ли? Это понятно: мы забыли, что в древности глагол «дтѣти, дѣвати» значил «говорить» (вспомните словечко дескать). «Издеваться» имело значение «вышучивать», «дразнить разными словами».

Излучина. Тесно связано со словом «лук» (см. стр. 164). Древнее «лѪкъ» («Ѫ» здесь — древний носовой звук) значило «кривой», «изогнутый». «Излучина» — «изгиб реки», ее «извилина». Близки к этому слова «лукавый» («криводушный»), «лукоморье» («дуга морского берега»).

Изумить. Сложено из приставки «из-» и корня «ум-», с первоначальным значением «свести с ума», «лишить рассудка». Еще в XVIII веке «изумленный» значило «обезумевший». У писателя Л. Ваковского есть повесть об этом времени, озаглавленная «Изумленный капитал». У Пушкина глагол этот встречается и в нашем, новейшем, и в древнем значении.

Изъян. Первая мысль — слово это происходит от глагола «изъять». На деле — ничего подобного. Перед нами переработка иранского слова «zyjan» — «вред», проникшего к нам через тюркские языки. А вот перестановка звуков, метатеза, «зи» на «из», весьма вероятно, произошла в нем под влиянием созвучного глагола «изъять».

Изюм. Турецкое «юзюм» (начальное «ю» в нем такое, как в «Мюнхен») значит «виноград». Сушеный виноград именуется там «кур юзюм». Мы позаимствовали это слово у тюркских народов и вкусный вид «сухофрукта» и его название.

Изящный. «Изъян», как вы только что убедились, никакого отношения к «изъять» не имеет, а вот «изящный», как это ни неожиданно, связано с ним, и очень близко. В старославянском «изъять» имело значение «избрать», «выбрать»; «изящный» значило «избранный», «отборный». В летописи богатырь Пересвет, выделенный русским войском для поединка с Мамаевым воином, называется «изящным иноком» митрополита Сергия, т. е. его «избранником». Вот как с течением времени далеко уходят слова от их первоначального смысла.

Икс. Арабы первые стали математическое неизвестное обозначать буквой. Они избрали для этого свою букву «шэ»: с нее начиналось их слово «шэй» — «нечто». Испанцы, переводя мавританские ученые трактаты, заменили арабский знак своим «х»: в их азбуке он именовался тоже «шэ». Французы, позаимствовав это «х», стали называть его по-своему: «икс». Благодаря им обозначение это приняли и математики других народов Европы.

Именительный (падеж). Это точный перевод, калька, латинского грамматического термина «номинативус» — «казус». «Номинативус» — от «номен» («имя»); падеж этот употреблялся, когда предмет просто назывался по имени.

Инвалид. Вы, вероятно, слыхали про лекарство «валидол»: его потребляют сердечные больные. Название это произведено от латинского «валидус» — «здоровый», «оздоровляющий»; приставка «ин-» имеет отрицательное значение «не-». Таким образом, «инвалидус» по-латыни — «нездоровый». Мы позаимствовали уже офранцуженное «invalide».

Индейка. Эта порода куриных птиц была вывезена из Америки, а Америку, как известно, сначала принимали за Индию, к которой подошли, так сказать, «с черного хода». Поэтому жители Америки получили название «индейцев», данная птица — «индейской куры» или «индейки», а ее самец — «индюка». Французы, называя ее «дэнд», уже не помнят, что это название является сокращением более полного определения «poule d'Inde», т. е. тоже «индейская кура». Французский «индюк» — «дэндон» еще менее походит на слово «Индия», нежели наше «индюк».

Индивидуум. Латинское «индивидуум» значило то же, что греческое «атом» — «неделимое», от «ин-» — «не-» и «дивидэрэ» — «делить», «разделять» (отсюда же «дивизия», «дивиденд»). В дальнейшем этим словом стали обозначать отдельное существо, целый живой организм. Мало того: в урезанной форме — «индивид» — оно в разговорном языке стало у нас порою пониматься, как синоним слов «подозрительный человек». Это случилось также с учеными терминами «тип», «субъект».

Такое употребление, однако, считается нелитературным, вульгарным.

Индустрия. В латинской древности так обозначались деятельность, прилежание. В новых европейских языках слово приобрело значение, равное нашему «промышленность» (см.), которое как раз является свободным переводом его французской переделки — «industrie».

Инженер. Тоже латинизм, прошедший через французский и немецкий языки. Из латинского «ингениозус» — «остроумный», «замысловатый» (от «ингениум» — «разум», «одаренность») — французы сделали свое «ingénieur», немцы превратили ого в «Ingenieur», а мы — в наше «инженер».

Институт. Опять латинизм. «Институтум» в Риме значило «установление», «учреждение». Древний корень «ст-» здесь тот же, что в нашем «стать», «стоять», в латинском «старэ» — «стоять». Сравните с этим слово «конституция».

Интеллигенция. Смотрите, сплошные латинизмы — так сильно было влияние на европейскую цивилизацию культуры Древнего Рима! Слово это связано с латинским «интэллиго» — «я понимаю, разумею». Этого же происхождения наш «интеллект» и производные от него. Интересно: хотя слово это построено у нас на чужой основе, оно стало чисто русским; в других западноевропейских языках это понятие выражается другими терминами, а слово «intelligentia» во французском языке, например, является заимствованием из русского.

Интервенция. Сложный латинизм, означающий «вторжение». Построен из наречия «интэр-» («между») и глагола «венирэ» («приходить», «прибывать»).

Интерес. По-латыни «интэрэссэ» значило «иметь существенное значение». У нас в XVIII веке «интерес» получило значение «выгода», «польза», «доход»: «остался при своем интересе». Позже возникло значение: «нечто вызывающее внимание», и, наконец, современное наше: «любопытное внимание», (слушать с большим интересом).

Интернационал. Латинское по своим корням, наименование это родилось во французском языке. «Интер-» здесь «между», «насьональ» — французская форма латинского «националис» (народный). К. Маркс ввел слово «энтэряасьональ» (International) в название «Международного товарищества рабочих», которое потом сократилось до одного этого слова. Слово это стало затем обозначать и пролетарский гимн.

Искусство. Вот мы и возвратились в славянский мир. «Искусство» родственно словам «искушать», «искушение» и через них — старославянскому «кусити» — «пытать», «познаваться». «Искусити» значило «подвергнуть испытанию»; «искусство» — «умение испытывать». Говорим же мы и теперь «искушенный человек» про того, кто многоопытен, много испытал. Позднее слово стало синонимом для «художество».

Исполин. Теорий для объяснения этого слова несколько. Одна из них кажется мне если не самой бесспорной, то самой занятной. Следуя ей, мы должны счесть «исполин» словом, похожим на несуществовавшего поручика Киже из известной повести Ю. Тынянова. Поручик возник, как помнят читавшие повесть, из ошибки писца, когда тот вместо «поручики же» настрочил «поручик Киже».

Так и тут. Предполагают, что старый летописец, перебеляя рассказ о битвах, в которых участвовали «спалы» (древние соседи славян в южных степях), дойдя до слов «тако же и сполин», по ошибке, плохо понимая, что такое «сполин», написал «тако же исполин». Читавшие ничего не знали о «спалах» и, поскольку речь шла о боевых подвигах, истолковали новое слово как «великан». Оно вошло в язык. Так думают некоторые ученые. Другие смотрят на дело проще.

Русский язык неохотно пользуется словами, начинающимися с двух согласных: в народных говорах «пшеница» легко превращается в «апшеницу», «ржавчина» — в «иржавчину». Вероятно, и слово «сполин» подверглось такому же изменению, а затем переосмыслилось.

Существуют и другие толкования. Какое бы из них ни предпочесть, интересно напомнить, что случай со «спадами», превратившимися в великанов, — не единственный. Польское слово «olbrzym» — «великан» — является переосмыслением племенного имени «обрин»: один из «обров» — аваров. Французы же пошли дальше: дошедшее до них за тридевять земель страшное название воинственных покорителей Восточной Европы «угров», предков современных венгров, они превратили в сказочное «огр» — не просто «великан», а «великан — людоед».

К

Кабинет. В XVIII веке в дворянских домах России старорусская обстановка и утварь спешно заменялись западноевропейскими. С невиданными вещами приходили на Русь и неслыханные слова — их названия.

Слово «кабинет» явилось к нам через французский язык, но из Италии: там «кабинэтто» — «будочка», так как «кабино» — «будка» (ср. наше «кабинка»).

Кавардак. Кто живал в Средней Азии, помнит жаренные в жиру кусочки мяса — «кавурдак» (от глагола «кавурмак» — «жарить»). Видимо, нашим предкам они не очень нравились, ибо слово стало значить «плохая еда», «месиво» и, наконец, «беспорядок», «хаос».

Кадр (и кадры). Французское «кадр» (от латинского «куадратум» — «четвероугольник») значит «рамка», «оправа»; это значение ближе всего чувствуется в «фотокадр» — «одиночный снимок», «сюжет».

Наше слово «кадры» сначала проникло в военный язык в значении «постоянный, ограниченный в известных рамках состав армии в мирное время», а затем распространилось на понятие «основной состав работников в любой области».

Казак. Характерное тюркское заимствование. В тюркских языках «казак» означает свободный, независимый человек». Название народа — «казахи» — этого же происхождения.

Казарма. Латинское «арма» («оружие») входит в целый ряд наших слов; мы уже встречали его, говоря об «армии». В данном случае оно в соединении с итальянским «каза» («дом») дало итальянское «казарма», проникшее к нам через польский или немецкий языки.

Календарь. «Календами» древние римляне именовали первые числа каждого месяца, по которым жрецы вели счет времени. «Календариум» у них значило «справочник, которым жрецы пользуются при своих расчетах». В народе нашем до последнего времени вместо слова «календарь» употребляли «численник».

Калоша. Вид обуви сравнительно нов, а название очень древнее. Самое старое из родственных ему слов — греческое «калоподион» — «деревянный башмак» (от «калон»— «дерево», «поус, подис» — «йога»). Иногда мы пишем и говорим «галоша» — под влиянием французского произношения этого слова. Впрочем, есть мнение, что французское «galoche» идет от другого, римского, корня и первоначально значило «галльская обувь».

Калькуляция. Слово кажется сухим и скучным, а происхождение у него презанимательное. «Калькулюс» по-латыни «камешек»; белыми известковыми камешками римляне пользовались вместо счетов при вычислениях. Поэтому и «калькуляцио» — «камешкование» — стало означать «вычисление», «расчет».

Камера. Итальянское «camera» — «комната», «спальня». Довольно далеко от этого значения до нашего «фотокамера», не так ли? Но словам случается, как мы видим, проходить и еще более дальние пути.

Канава. Доныне объяснения этому простому слову нет. Может быть, это итальянское «канале» — «канал», переселившееся к нам через Польшу? Очень сомнительно. А другие предположения ничуть не лучше.

Каникулы. Если само слово вызывает довольную улыбку на лице каждого школьника, то его этимология должна доставить еще больше удовольствия: в буквальном переводе оно значит «собачонки» (по-латыни «канис» — «собака»). Недаром немцы называют каникулы «хундстаге», англичане — «догздэйз» — «собачьи дни».

Как это получилось? История довольно сложная. «Каникула» — «собачонка» — именовали римляне звезду Сириус, считая ее охотничьим псом небесного ловчего Ориона. Когда «Каникула» — Сириус — впервые появлялась над горизонтом, в Риме начинались самые жаркие дни лета и объявлялся перерыв во всяких занятиях. Естественно, что он и получил название «каникулы».

Кандидат. Если перевести буквально с латинского языка, получится «белеющий», «убеленный». Почему? Дело в том, что в Риме люди, зачисленные в претенденты на получение государственной должности, приобретали право щеголять в белых одеяниях.

Канцелярия. Из близких источников вынырнуло и это пахнущее чернилами слово. «Канцелли» в том же Риме значило «решетка»; в частности, этим словом обозначалась особая эстрада, помост, с которого оглашались приговоры суда. Чиновники, стоявшие на помосте, звались «канцелларии», так сказать «решеточники». Потом слово это перешло и на те помещения, где чиновники работают.

Капитал. Счету нет словам, произведенным от латинского «капут» — «голова»: его потомки живут во всех языках Европы. К ним, рядом с «капюшон» — «наголовник», «капитель» — «голова, верхушка колонны», «шапитр» — «глава книги», относится и слово «капитал», связанное с латинским «капиталис» — «главный». Слово это — в разных оформлениях — международное: итальянское «капитале», французское «капиталь» первоначально имели значение «главное, основное сокровище, богатство».

Капитан. Того же происхождения, что и предыдущее слово. «Капитан»— от латинского «капитанус» (глава воинской части, отряда). Слово встречается теперь по всей Европе: французское «капитан», английское «кэптин», итальянское «капитане» — родные братья. Даже в Турции звание «капудан-паша» («адмирал») из этой же семьи.

Каприз. Буквально — «козьи ухватки», «козлиные манеры». Какая связь? Итальянское (и латинское) «капра» — «коза» дало итальянское «каприччо» — «козьи выходки», «блажь». Во Франции оно превратилось в «каприс» — «причуда», «своенравие», у нас — в «каприз». Кое-кому, пожалуй, не мешает иметь в виду этимологию этого слова.

Капуста. Можно было бы «капусту» (от латинского «капуциум» — «кочан», «головка капусты») счесть недальней родственницей «капитана» (в основе то же «капут» — «голова»), если бы это слово не срослось с другим, тоже латинским. «Композита» по-латыни могло значить «варенье», «квашенье», а буквально — «смесь». Из соединения «капуциум» и «композита» и получилось слово-гибрид «компоста» — «капуста».

Каракатица. Назовите русское слово, которое, до вашему мнению, ближе всего связано со словом «каракатица» по происхождению. Вряд ли вам придет в голову, что им является «окорок». Что между ними общего?

Болгарское название этого животного — «кракатица». Вы помните закон полногласия: южнославянскому «-ра-» в русском языке соответствует «-оро-». Очевидно, в древнерусском слово звучало как «корокатица» и происходило от исчезнувшего «корокатъ».

А что могло это значить?

«Корок» («крак») имело значение «нога», «бедро». Следовательно, «корокатый» надо было понимать как «многоногий» (ср. с «волосатый»). А тогда «корокатица» («каракатицей» се много позже сделало «акающее» московское произношение) не что иное, как «многоножка»; зовем же мы ее ближнего родича — спрута — «осьминогом».

Ну, а при чем тут «окорок»? Подумайте хорошенько: ведь «окорок» — это мясо, мускулы, расположенные вдоль ноги, бедренная кость с мясом. А «нога», «бедро» — «корок». Сюда же относятся и слова «на карачках», «окарач» — «на четвереньках». Вспомните у А. К. Толстого в балладе «Садко»: «Бояре в испуге ползут окарач», т. с. «на четвереньках».

Каракули (и каракуль). См. предисловие.

Карандаш. В этом слове тюркское «кара» является в своем наиболее обычном значении — «черный». «Даш» («таш») тоже тюркское слово, значащее «камень»: очевидно, «карадаш» некогда понималось как «черный камень» — графит. Отсюда и наше слово. А сами тюркские языки, подарив нам его, приняли для карандаша совсем другое наименование: он у тюркоязычных народов называется обычно «куршун калем» — «свинцовое перо»: у восточных народов очень долго в ходу были карандаши не с графитным, а со свинцовым сердечником. Интересно, что это «калем» измененное латинское «каламус» — «тростник»: перья делались некогда из расщепленных тростинок. Вот как народы передают друг другу свои слова: мы — вам, а вы — вашим соседям…

Карапуз. Подряд пошли довольно запутанные случаи: слово, так сказать, «несерьезное», а объяснению поддается туго. Его то считают «барским», книжным заимствованием французского «крапуссен» — «недоросток», «малыш», то выводят из неизвестного в живом русском языке теоретического «корнопуз» (есть же слово «корноух» — обладатель коротких ушей), то из еще более искусственного «коротопуз», которое могло быть предком «карапуза». Некоторые хотели бы видеть в нем видоизменение греческого «карабос»— «краб» (вид морского рака). А вот известный турколог, академик Н. К. Дмитриев, указывал на возможность его происхождения от тюркского «карпуз» — «арбуз». Окончательное решение дать пока что нельзя.

Карман. Тут для сомнений места нет: тюркское «карман» значило «киса», «кошель для денег». Видимо, сначала карманами назывались мешки, не пришитые к одежде; именно потому и стало возможным выражение «держи карман», т. е. «подставляй кошель, я тебе насыплю денег».

Карта. Поэты рифмуют «на карте» и «хартий», даже не подозревая, что у обоих слов одно и то же происхождение и один предок: греческое «хартэс» — лист папируса.

Картофель. Название для этого вывезенного из Америки растения создано в Италии. Там в XVI веке заморские клубни показались похожими на гриб трюфель: как и он, они росли под землей. «Трюфель» по-итальянски — «тартуфоло»; это слово немцы превратили в «картоффель»; отсюда пошли и польское «картофеля», и украинское «картопля», и наши «картофель», «картошка». Само же исходное «тартуфоло», по-видимому, связано с латинским «тэрратубер» — «земляной клубень».

Катет. «Катэтос» — это «отвес», сказал бы вам древний грек, обратись вы к нему за разъяснением. И впрямь, если прямоугольный треугольник лежит на одном из катетов, другой будет расположен отвесно.

Каторга. В греческом языке «katerga» было множественным числом от «katergon» — особый тип большого судна, гребцами на котором работали обычно рабы или отбывающие наказание преступники. Так как ссылка на работу на таких судах — галерах — была одним из самых тяжких наказаний, то и слово «каторга» уже с XIV века, даже на Руси, где никаких галер тогда не существовало, стало значить «тяжкая подневольная работа», «строжайшее наказание рабским трудом».

Квадрат. От латинского «куадратум» (ср. «куаттуор» — «четыре») — «четвероугольник». «Слово «круг», — писал В. Г. Белинский, — вошло и в геометрию… но для квадрата не нашлось русского слова, ибо хотя каждый квадрат есть четвероугольник, но не каждый четвероугольник — квадрат…»

Квартира. Римское «куартариус» (от того же «куаттуор») означало: четвертая часть какой-либо меры. Затем так, «четвертина», стали называть особую повинность, вид налога, — военный постой, предоставление жилья солдатам. (Помните, в «Бородине» Лермонтова: «Что ж мы, на зимние квартиры?» — ворчат старики солдаты.) Это — солдатское жилье само по себе, а затем уже и любое наемное помещение для жительства в городах. К нам слово попало через немецкое «квартир».

Квас. Чисто славянское слово того же корня, что и «киснуть», — «кислый напиток». Мы ведь говорим «квасить», «закваска».

Квитанция. Путь его довольно сложен. Из латинского «квиетум» — «спокойствие» было образовано голландское «kvitantie» — «расписка», «успокоение». Видимо, тамошние купцы и дельцы чувствовали себя спокойными, только получив в руки письменный документ от должника. Того же происхождения наши разговорные «расквитаться», «квит».

Керосин. Искусственное слово, по типу похожее на «вазелин» (см.). Составлен из греческого «керос, кирос» («воск») и уже известного нам суффикса «-ин», того, что встречается в названиях многих химикалиев и лекарств: «сахар-ин», «глицер-ин», «маргар-ин».

Кибернетика. Одного корня с дореволюционными словами «губерния», «губернатор». Слово сверхмодное, новенькое, распространившееся но миру не раньше чем в 30—40-х годах (а у нас и еще позже), а корень очень древний. В античной Греции «кюбернао» значило «править кораблем»; «кюбернэтикос» понималось как «шкиперский», «судоводительский». Это позволило создать слово «кибернетика» — «наука об управлении», — которое затем получило специальное и более сложное значение. Греки в разные эпохи произносили свое «о» то как «и», то как «ю» (в слове «люблю»). Отсюда у нас «кибернетика», по «губернатор»: происхождение этих слов — одно.

Килограмм. Греческое «kilioi» означало «тысяча»; теперь оно является составной частью многих наших научных слов-терминов: «килограмм», «киловатт», «километр»; все они означают меры, состоящие из тысячи более мелких единиц. Вторая часть слова — см. Грамм.

Кино. Язык — лентяй: он старается всячески экономить свои усилия. Созданное техниками XX века из греческих слов «кинэма, кинэматос» («движение») и «графо» («пишу») длинное слово «кинематограф» французский язык сократил до лаконичного «кино» (как «метрополитэн» — до «метро», «таксомотор» — до «такси»). Оттуда оно проникло сначала в разговорный, а затем и в литературный русский язык.

Кит. Греки называли «кетос'ами» каких-то нам, может быть, и неизвестных морских огромных зверей. Затем имя это было, очевидно, перенесено на китов. В старорусских книгах кит именуется еще и латинским словом «балена». Иногда же попадается и третье название — «лежах». Ученые сообразили, откуда оно взялось: наши предки-грамотеи знали греческий язык и попытались «этимологизировать» чужое слово «кетос». Они произвели его (неправильно, но не без остроумия) от греческого же глагола «keimai» — «лежать» и затем перевели на русский язык как «лежах».

Не надо смеяться над незадачливыми этимологами: в те времена эта наука еще даже не родилась по-настоящему.

Класс. Бы знаете целых три значения этого слова: ступень школьного образования, разряд («высший класс») и особого рода социальная группа.

Все три вышли из латинского «классис» — «разряд» (сначала слово это значило «воинская часть», «флотилия»).

Классик, Того же корня; собственно — «мастер высшего класса».

Отсюда такие производные слова, как «классика», «классический».

Клей. Тут не все ясно. Есть попытки увязать это слово то с немецким «Klei» — «ил», «глина», то с древнегреческим «колла» — «клей». Не слишком все это убедительно.

Клубника. Означает «клубневидная ягода». Общеславянское «къlôbъ» («ô» — носовой звук) имело значение «округлый комок»: отсюда «клубень». Суффикс «-ик» входит в названия многих пород ягод: «брусн-ик-а», «голуб-ик-а» и пр. Часто словом «клубника» обозначают садовую землянику, но это неверно: клубника — особая ягода.

Клюква. Бесспорно славянское, но несколько таинственное слово. Иные думают, что оно значило вначале «ягода, которую любят клевать, охотно клюют птицы (по-сербски она «клювка»). Другие ищут родства с «ключ», «ключевина» — «болотная ягода». Так как известно второе ее народное название — «журавина», «журавиха», можно предположить, что и слово «клюква» могло быть близко к какому-то иному, давно забытому имени болотной птицы — журавля[9]. Столько этимологии — глаза разбегаются, а окончательного решения нет.

Коварный. Слово зловещее, а тесно связано с простыми и ясными понятиями о кузнеце — коваче, о ковке металла. В праславянском «кузнец» — «коварь»; отсюда «коварный» — тот, кто кует цепи, кандалы, а в переносном смысле — опутывает хитрыми происками.

Как видите, ничего нелогичного или странного в таком ходе мысли и языка нет.

Кожа. Сомнительно, чтобы вы смогли догадаться сами, откуда пошло это слово.

Первоначально оно имело звучание «козья» (шкура) и происходило от слова «коза». В дальнейшем сочетание звуков «zj» изменилось на «ж», а значение сильно расширилось.

Козырёк. Обычно думают, что «козырек» — такое же уменьшительное к «козырь», как «пузырек» к «пузырь». Это не так: «козырь» (в карточной игре), по-видимому, образовано от тюркского «коз» — «самая сильная карта». «Козырек» же произошло от древнерусского «козъ» — «кожаный околыш» и, может быть, от старинного «козырь» — «высокий стоячий воротник».

Козырь (карточный). См. Козырёк.

Козюля (змея). Сейчас это слово живет только в народных говорах и кажется непонятным: что общего между змеей и козой? А вероятно, оно было создано под действием запрета на «настоящее» змеиное имя и было описательным определением опасного пресмыкающегося: «та, у которой язык раздвоен, как козьи рога». Любопытно, что есть другое зоологическое имя, тоже связанное с козой, но относящееся к совершенно безобидному существу: «козявка» — «та, у которой на голове козьи рожки-сяжки, усики» («антенны»).

Койка. Слово — свидетель страстной любви Петра I к Голландии а ее языку. «Kooi» — по-голландски «перегородка», «чулан»; «каюта» было переработкой латинского «кавэа» — «клетка». У нас приобрело значение «подвесная кровать на корабле», а в последнее время начинает заменять слово «кровать» во всех случаях, когда говорят об узкой, не слишком пышной кровати.

Колбаса. Скорее всего, в родстве с тюркским «кюльбасты» — «жареное мясо». Куда исчезло тюркское «т»? Возможно, оно выпало сначала в слове «колбас/т/ный», а затем и в самом «колбаса». Впрочем, другие связывают слово «колбаса» с русским «колоб, колобок» или с французским «калебасс» — разновидность тыквы с удлиненным плодом, тыквенная бутылка.

Коллектив. Из латинского «коллективус» — «сборный» (от «коллигерэ» — «собирать»). Сюда же относится слово «коллекция» — «собрание», английское «колледж» — «школа с пансионом».

Колодец. Одно из слов, которые кажутся чисто русскими, славянскими, а на самом деле заимствованы, только очень давно. Пришло в глубокой древности из готского «калдингс» — «холодный источник» (вспомним немецкое «кальт» — «холодный»). В древнерусском языке жила и точная калька готского слова: вместо «колодец» можно было сказать «студенец».

Колония. «Колонус» в латинском языке значило «землепашец», от «колерэ» — «обрабатывать (землю)». Отсюда «колонио» — «поселение», «выселки», в частности заморские поселения какой-либо страны. Обратите внимание: причастие от глагола «колерэ» — «культус». Наши слова «культ» и «культура» этого же корня.

Колонна. Итальянское слово «колонна» родилось из латинского «колумна» — «столб». Оно, кроме обычного своего значения, может иметь и другие — «столбец», «ряд».

В Ленинграде есть городской район Коломна. Рассказывают, что название это возникло потому, что итальянец-архитектор на проекте распланировки города в этом районе просеки будущих улиц обозначил словом «колоннэ» — «ряды». А вот имя подмосковного городка Коломна совсем другого рода: оно связано с народным «коломень» — «околица», от «коло» — «круг».

Колос. Слово родственно глаголу «колоть» и первоначально значило «колкий», «колючий».

Колосс. Древние греки называли так гигантские статуи, но слово это они, вероятно, позаимствовали у какого-то другого, нам неведомого средиземноморского народа: звучит оно не по-гречески.

Кольцо. У всех славян существовало (у многих живет и сейчас) слово «коло» — «кольцо», «круг». Множество других слов связано с ним: «колесо», «около», «околица». Кольцо буквально — «кружочек», «маленькое коло».

Коляска. К числу слов этого же гнезда принадлежит и «коляска», но у него сложная история. Мы взяли его у поляков, а они позаимствовали итальянское «calesse» — «кабриолет». Но и в Италии это слово пришлое, и притом как раз из славянских языков. Оно близко к старославянскому «колесница», а значит, и к древнему «коло» (см. Кольцо).

Команда (а также командир, командировка). Заимствовано из западных языков (французское «commande», немецкое «Kommando»), но, в конце концов, является потомком латинского «коммендарэ» — «поручать», «давать поручение».

Комар. «Олень» близко к «лось», «бык» — родной брат «пчелы»… Вот вам еще один этимологический кажущийся парадокс: слово «комар» родственно слову «шмель». Ученые утверждают даже, что оба они являются перегласовками по отношению друг к другу: древнейшее *«чьмель» («кьмель») и «комар» образованы от одной основы.

Комбайн. Вам известны слова «комбинировать», «комбинация», «комбинезон»? Они происходят прямо от латинского «комбинарэ» («ком» — «вместе», «бинарэ» — «соединять»). А их общая основа «combin-» в английском произношении звучит как «комбайн» — так англичане и окрестили сложную сельскохозяйственную машину, соединяющую в себе жнейку, соломовязалку и молотилку или молотилку и веялку.

Комета. Буквально — «волосатка»: по-гречески «комэ» — «волосы», «кометэс астэр» — «волосатая звезда». Как видите, слово является довольно прямым намеком на хвосты этих небесных тел.

Комиссар. «Коммиссариус» (от глагола «коммитто» — «поручать») значило по-латыни «доверенное лицо», «порученец». Мы восприняли его уже в виде «комиссар» от немцев.

Комиссия. Того же латинского происхождения, что «комиссар»: от «commissio» — «поручение».

Коммуна. Международное слово, заимствованное всеми европейскими языками из латинского, где «коммунис» значило «общий», «общественный». Во Франции родилось слово «коммюн» — «община»; там и сейчас оно имеет это значение. Парижская коммуна 1871 года придала ему особый, высокий революционный смысл.

Коммунизм. Происхождение этого священного для каждого советского человека слова таково же, как и у слова «коммуна»: коммунизм — общественная формация, основанная на обобществлении средств производства. Значение слова углубилось и приобрело научную точность с возникновением марксизма.

Комната. Буквально «теплое, отапливаемое помещение» — «камера камината» по-латыни: «каминус» в Риме означало «очаг», «печь», «камин». Вернитесь к слову «изба», и вы увидите, что его первоначальное значение очень близко к значению «комната». Языки, орудуя разными корнями, нередко близко повторяют самые способы называния вещей.

Конвейер. Это — английское «перевозчик», «переправщик», произведенное от «convey» — «переправлять». Сначала так называли заводской транспортёр — бесконечную ленту, переносящую от рабочего к рабочему постепенно собираемое изделие; потом — всякую работу, проходящую, так сказать, по эстафете, выполняемую по частям рядом мастеров.

Конгресс. Ученый латинизм. «Конгрэдиор» по-латыни — «собираться вместе», «конгрэссус» — «сборище». Легко заметить, что наше современное значение этого слова возвышеннее, нежели то, какое вкладывал в него латинский язык: мы называем конгрессами не каждое и любое сборище, а только особо важные и широкие совещания политиков или учёных.

Конечно. Как и «конец», происходит от общеславянского «конъ» — «ряд», «порядок». Это «кон» хорошо известно нам по детским играм; легко его найти и в слове «коновод» — «предводитель» (не путайте с «коневод» и «коногон» — от слова «конь»). Исходное значение — «а итого», «в конце концов».

Консерватизм (и консерватор). Посмотрите, как много близкосозвучных слов, очень разных по смыслу. Ведь рядом с этими стоят и «консерватория» — музыкальное училище, и «консервы» — сберегаемые впрок продукты, и «консервы» — предохранительные очки. Откуда это сходство? У всех общее происхождение: латинское «консерварэ» значило «сохранять», «сберегать». Отсюда и «консерватор» — охранитель старых законов, порядков, и «консервирование» — сохранение впрок, и «консерватория» — заведение, сберегающее национальную музыку, искусство.

Конспект. Латинизм, ученый термин. Римское «конспектус» значило «обзор».

Конституция. Слово в разных формах живет теперь, выйдя из латинского, во всех языках Европы. «Соnstitutio» значило «у-становление»; корень «ст-» здесь тот же, что в «институт», что в нашем «стоять», — древнейший индоевропейский корень.

Контора. Может быть, и здесь латинизм, с той же приставкой «con-», означавшей «со-», «вместо»? Ничего подобного: французское «comptoir» («контора») связано с глаголом «compter» — «считать»). Сначала оно и обозначало «конторку» — лавочную кассу, потом перешло на «помещение для счетной работы» и, наконец, стало у нас названием любого административно-служебного учреждения.

Конференция. А вот здесь — старое знакомое латинское «con-» в соединении с основой «фэро» — «несу». «Конфэррэ» — «соединять», собственно, «сносить в одно место». Слово приобрело значение «собрание», «совещание».

Конфета. Это «сладостное слово» проникло к нам в XVIII веке в двух вариантах — «конфета» и «конфекта»; оба — от латинского «конфектум»: из «con» — «вместе» и «facio» — «делать». Оно означало сперва «сделанное», «приготовленное» (снадобье, лекарство), а пройдя через итальянский язык, превратилось в «конфетто» — «маленькое кондитерское изделие». Мы получили его двумя путями: прямо из латинского и через итальянский; отсюда и разные формы его. А почему словом «конфетти» называются разноцветные круглые бумажные кусочки, которыми на праздниках для забавы осыпают друг друга? Потому что в Италии на карнавальных гуляньях бросают друг в друга не бумажки, а крошечные конфетки в пестрых обертках.

Концерт. «Цэртарэ» по-латыни — «соперничать», «концертарэ» — «соревноваться». Старейшим значением тут было «состязание певцов и музыкантов». Слово пришло к нам из итальянского или немецкого.

Координата. Математики нового времени построили этот термин из латинской приставки «ко-» (то же, что и «кон-», — «вместе») и причастия «ординатус»— «приведенный в порядок». Значение, которое ими придано этому термину, столь сложно и ново, что ни один римлянин не смог бы уразуметь его. Наше «координировать» — «согласовать» — того же происхождения.

Копейка. Название этой малой монетки очень богато различными объяснениями. Его выводили из тюркского «кёпек» — «пес»; предполагали, что в свое время народы Востока ошибочно принимали за собак отчеканенные на монетах, выбитых Тимуром, изображения гордых львов и называли Тимуровы деньги этим словом. Но вероятнее, что слово это чисто русского происхождения: на некоторых древнерусских монетках был рисунок всадника с копьем в руках. Они сначала получили название «копейко», т. е. «копьецо». Потом слово изменилось на «копейка», потому что многие другие названия денег — «гривна», «куна», «полтина» — были женского рода.

Корабль. Прямое древнерусское заимствование из греческого языка, в котором «карабион, карабос» было сначала названием морского рака, краба, а потом перешло на некоторые виды судов. Это вещь очень обыкновенная: на флоте и в наши дни любят кораблям давать названия морских животных и рыб: подлодка «Камбала», учебное судно «Сом» и пр. От греческого «карабос» пошли и латинское «карабус», и итальянское «каравелла», и наше «корабль».

Коридор. Если перевести буквально, получится «бегалище». Слово это пришло к нам из Франции или Германии, но в его основе лежит латинское «куррэрэ»; в Италии оно дало слово «corridore» — длинное узкое помещение, галерея. Вам, вероятно, попадалось в литературе испанское слово «коррида» — «бой быков»? Оно того же корня.

Коричневый. Обозначения цвета, краски у нас делятся на две группы — древние (такие, как «белый», «черный») и сравнительно новые, которых не знал древнерусский язык. Многие из последних пришли из чуждых языков, причем большинство произведено от названий предметов, обладающих характерной окраской: «сиреневый» — цвета сирени, «фиолетовый» — цвета фиалки, «оранжевый» — цвета апельсина (по-французски «оранж»). «Коричневый» — значит цвета корицы, красновато-бурого пряного порошка из коры тропического дерева cinnamomum. Пряность корица была заморским товаром, но название ее чисто русское: «маленькая корочка» — «корица».

Корова. Я испытываю удовольствие всякий раз, как добираюсь до какой-либо особо неожиданной на первый взгляд связи между словами. Вот пример: языковеды считают слово «корова» родственным слову «серна». Как поверить этому? А вот как. Вглядитесь в такую табличку:

русское — корова

старославянское — крава

литовское — карве

греческое — кераос (цераос) — рогатый.

латинское — цервус — олень

русское — серна.

Не покажется ли вам, что слова эти, каждое от соседних, отличаются совсем немного: велика разница лишь между крайними в ряду. Пожалуй, можно согласиться, что все эти животные названы именами, которые некогда значили «рогатый» или «рогатая».

Коса (прическа). Одного корня с глаголом «чесать»; они отличаются друг от друга потому, что произошла перегласовка в основе, замена одних звуков другими — вещь, как мы знаем, вполне закономерная в языке.

Коса (с.-х. орудие). А тут корень совершенно иной, имевший в индоевропейском древнейшем языке значение «резать», «отрезать».

Косинус. (См. Синус.) Приставка «ко-», взятая из латинского языка, имеет здесь значение, близкое к нашему «со»: «связанный с синусом», так сказать, «со-синус».

Космонавт. Нет, вероятно, в нашем языке слова моложе (и, пожалуй, горделивей!) этого, а сложено оно совсем недавно (в общий язык вошло только с 1961 года, с полета Юрия Гагарина), но из очень древних составных частей.

В самом деле, греческое слово «космос» имело несколько значений: «украшение», «наряд» (отсюда наша «косметика» — то, что должно украшать лицо человека), затем — «порядок» (в противоположность «хаосу» — «беспорядку») и, наконец, Вселенная. Но греки, говоря «космос», имели в виду именно стройный, упорядоченный мир, который боги выделяли из первозданного хаоса, пустоты и мрака: они ведь считали его но таким уж большим и существующим только для человека и для правящих людьми небожителей — богов. Мы придали этому слову несравненно более широкое, безбрежное значение, уразумев бесконечность Вселенной. Этот величавый «космос» и является первым элементом нашего слова. Вторую часть составляет тоже греческое слово «наутэс» — «моряк», «плаватель» (но не пассивный пассажир, а настоящий «корабельщик»). Слово это связано теснейшим образом с «наус» — «корабль». Их слияние и дало едва ли не самое славное из названий человеческих профессий. Любопытно, что если вы не поленитесь заглянуть в четырехтомный толковый словарь русского языка, изданный Академией наук в 1958 году (т. II, стр. 145), вы убедитесь, что слова «космонавт» там еще вовсе нет, а про «космонавтику» сказано: «то же, что астронавтика». Вот как молоды эти слова!

Космос. Греки называли этим словом, связанным с глаголом «космео» — «украшаю», «упорядочиваю», окружавший их мир в противоположность «беспорядочному хаосу». Вот почему, как это ни странно, у нас в языке родственными друг другу оказываются такие не похожие друг на друга по смыслу слова, как «космос» и «косметика» — украшение человеческого лица. От этого же корня образовано и имя Кузьма, по календарю Косма, т. е. «украшенный».

Костюм. Французское слово «costume», заимствованное нами, связано с латинским «consuetudo» — «привычка». Видимо, имелась в виду привычная, постоянно носимая одежда, привычное сочетание ее частей.

Кот. Вот тут это-то, наверное, чисто русское слово? Никак нет: оно, скорее всего, пришло в славянские языки с юго-запада, из народной латыни. Там «каттус» значило «дикая кошка». Как же случилось, что у славян не нашлось своего имени для такого обычного домашнего зверька? А он вовсе не всегда был обычным: ведь домашний кот произошел не от европейской дикой кошки, а от «египетской буланой». Наверное, первые коты в славянских странах были заграничной диковинкой: они принесли к нам с собой и свое неславянское имя, так же как и другим романским и германским народам (французское «chat», немецкое «Kater»). Эти соображения интересны не только лингвистам, но и зоологам: они помогают проследить пути расселения домашнего животного.

С кошкой связана еще одна маленькая загадка, на которую я сам ответа не знаю (хотя, возможно, он давно найден). По-фински «кошка» — «кисса». Спрашивается, как связано это слово с нашим ласкательным «киса», «киска» и окликом «кис-кис»? Что раньше, что старше, что из чего произошло? Или тут просто совпадение?

Наше слово «кошка» произведено от «кот».

Кофе. Слова, называющие наши любимые горячие напитки, — всё знатные иностранцы. Говоря «кофе», например, вы произносите арабское слово. Когда-то оно было именем области Каффа в Эфиопии, родины кофейного дерева. Арабы сделали из этого свое «кахва», или «кава», — название и для растения, и для его плодов, и для напитка из его зерен. Завезенное в Европу, арабское слово превратилось в Англии в «каффи», у фрапцузов — в «кафэ», в Германии— в «каффе», в Нидерландах — в «koffie». Из Голландии оно прибыло к нам. Наши прадеды превратили его в «кофей», подогнав его к уже привычному для них слову «чай»: «чайку-кофейку попить». В литературном языке оно произносится на западный лад, как «кофе», но в разговорной речи мы и сейчас нередко поминаем старый «кофеёк», недаром же рядом с западным «кафе» наш язык знает и слова «кофейная», «кофейник».

Дойдя до слов «сахар», «чай», «шоколад», вспомните о происхождении слова «кофе». «Какао» — тоже далекий переселенец: мы заимствовали это слово из мексиканского «cacahoatl» — «шоколадное дерево». Целый интернационал названий за обычным чайным столом!

Краса. Корень «крас-» в языке древнего славянства входил в слова, означавшие все привлекательное на взгляд, все очень хорошее: «красная девица» значило «хорошенькая девушка», «красным углом» назывался лучший, почетный, передний угол избы, куда сажали гостя. Отсюда такие слова, как «красавица», «украшение», «красота», «краса». Алый цвет, по-видимому, так нравился нашим предкам, что они заменили старославянское наименование его «чёрмный» на новое — «красный», т. е. самый хороший, прелестный, «красивый». Откуда взялся сам корень «крас-»? Ну, тут многого не скажешь: родственные слова германских языков имеют значение «хвала», «слава».

Краска, красный, красота — См. Краса.

Кремль. Было высказано множество предположений об истории этого слова, в наши дни означающего «старинная городская крепость», «вышгород». Но, по-видимому, самое верное — связывать его с народным «крома», «кромка», означающим «край», «рубеж», «граница». Сначала «кремль», вероятно, понималось как «укромное место, отгороженное но краям безопасное пространство». Близко связаны с этим значением такие слова, как «закром», как народное «крёмный» — лучший, бережёный (лес), или как имя города Кромы, пограничного укрепления Древней Руси.

Крестьянин. История тут сложна и причудлива. Вместе с верой в Христа[10] из Византии пришло на Русь греческое слово «христианос» — «христианин». Мало-помалу новая религия стала главной отличкой, по которой оседлые пахари-русичи отделяли себя от соседей — «нехристей», язычников или «поганых» (см. это слово). Название «христианин» стало постепенно синонимом слов «мирный русский землепашец»: соседи-то были где скотоводами-кочевниками, где охотниками. Форма его изменилась на «хрестьянин»; так как христианам был свойствен обычай «креститься», поклонение «кресту», оно зазвучало как «крестьянин» — «крещеный человек». Потом первое значение его выветрилось, забылось; его стали понимать уже по-иному, просто как «земледелец», «хлебороб». А затем оно превратилось в наименование представителей целого общественного класса — стало в глазах дореволюционной верхушки общества равнозначным пренебрежительному слову «мужик».

Кровать. См. предисловие.

Кровь. Слово очень древнее, индоевропейской еще эпохи. Интересно, что в праславянском языке оно звучало так: «кры». Родительный падеж его был «кръве», а винительный «кръвь». Таким образом, то, что мы сейчас считаем именительным падежом его, является на деле переработкой древнего винительного падежа. Слово «кровь» не единственное пережившее такую историю. То же самое случилось со словами «бры» — «бровь», «свекры» — «свекровь», «моркы» — «морковь» и с некоторыми другими.

Крупа. Вот тоже очень поучительная история. Было время, когда «крупа» значило «мука». Можете поверить этому?

В старославянском языке существовал целый ряд слов с корнем «круп-», но, как это ни неожиданно, все они имели значение, связанное не с «большой», а, наоборот, с «мелкий»: «крупный» значило просто «мелкий», «круподушие» — «малодушие». Как объяснить и их появление, и то, что с этим корнем произошло в дальнейшем? Можно высказать такую догадку. Когда были усовершенствованы мельницы, наших предков крайне поразило новое качество мелева: до тех пор им казалась достаточно мягкой и нежной обычная «крупа» — мелкодробленое зерно, а теперь ее частицы стали казаться грубыми и недостаточно мелкими. Для новых сортов «крупы» пришлось изобрести новое слово: его произвели от того же корня, что «мягкий»: «мять» — «мука» — «мягкая». Но, как только это случилось, старое слово «крупа» перешло уже с муки на другой продукт — на грубо ободранное и раздробленное зерно. И, как последствие этого, изменилось значение самого слова «крупый» — оно стало значить не «мелкий», а, наоборот, «сравнительно большой»: «крупнозернистый», «крупные» породы овец… Иначе говоря — «но такой, как мука, а такой, как крупа», «состоящий не из маленьких частиц, а из средних». Если я прав, то перед нами хороший пример влияния развития техники на превращения слов и их значений.

Крупный. См. Крупа.

Крыса. Вы, вероятно, обратили уже внимание: почти как правило — чем обыденней, проще слово, тем сложнее его история и труднее ее проследить. Название этого общеизвестного грызуна тоже с трудом поддается этимологическому объяснению. Может быть, оно произошло от «грыза» — «грызунья». Предполагают, что могло некогда существовать никем никогда не записанное слово «крысоса», т. е. «кровососа» (слово «кровь» когда-то имело форму «кры»), сопоставляют «крыса» с «крот»; но все это не кажется очень убедительным. Окончательного объяснения тут еще не нашли.

Крыша. Вот эта этимология довольно прозрачна: слово связано с «крыть». Похожее образование, хотя с другим суффиксом, у слова «кровля».

Куб. «Кюбос» — так древние греки называли шестигранные косточки для игры: грани у них были квадратными. Перейдя в латинский язык, «кюбос», превратившись в «кубус», приобрело уже значение «правильный шестигранник» и с ним проникло в математические труды на всех языках Европы.

Кувшин. С точки зрения этимологов, «кувшин» и «ковш» — родные братья, да это никто не будет и оспаривать. Вопрос вот в чем: оба эти слова либо связаны с литовским «каушинас» («большой сосуд») и «каушас» («ковшик»), либо же образованы от славянского корня «ков-» («ковать», «ковач»). В этом случае они значат «кованые сосуды». Вероятнее, пожалуй, все же первое: не доказано, что ковши и кувшины в древности были обязательно металлическими.

Кудесник. Если рядом с этим словом вы напишете второе, «чудесный», у вас невольно возникнет подозрение: почему опи так похожи? Это не случайно: звуки «к» и «ч» в славянских языках в определенных случаях могут чередоваться: «пеКу — пеЧешь», «звуК — звуЧит». Нередко иноязычное «к» у нас заменяется нашим «ч»: греческое имя «Кириллос» паши предки преобразовали в «Чюрило» — вспомните богатыря Чурилу Плёнковича. В глубокой древности слово «чудо» звучало как «кудо»; родительный падеж у него был «кудесе» (ср. «небо» — «небесе»). Очевидно, «кудесник» — старая форма слова «чудесник», «чудотворец». Вот откуда это сходство.

Кукла. Вот слово, которое дети узнают одним из первых, особенно девочки. А по происхождению оно новогреческое. Современные греки превратили в свое «koukla» латинское «cuccula» — «игрушечная фигурка», «человечек». Другое латинское слово, обозначавшее то же самое, — «pupa» («пупа») звучит теперь во французском и немецком языках как «poupée» и «Puppe». Очень древние корни бывают норой у самых «младенческих» наших слов (см. Ладушки).

Кукуруза. Сложноватое слово. Как будто ближе всего к нему румынское «cucuruz»; если так, то, вероятно, когда-то оно имело значение «еловая шишка», а потом было перенесено на нововведенный хлебный злак с его похожими на шишку початками. Другое название кукурузы — «маис» — южноамериканского, гаитянского происхождения: ведь растение вывезено из Америки.

Кулак (сжатая кисть руки). Пришло к нам из тюркских языков, где «kulak» связано с «kul, kol» — «рука». Когда мы называем «кулаками» мироедов, деревенских богатеев, мы используем это же слово, только в переносном значении: такие богачи, как в кулак, зажимали крестьян победнее, выжимая из них все соки.

Культ (и культура). Оба слова связаны с уже знакомым нам (вернитесь к слову колония) латинским «колере» — «возделывать», «обрабатывать». У римлян «культус» первоначально имело значение «обработка земли», потом стало значить «благоговейное почитание», «преклонение». Словом «агрикультура» (от «агер» — «поле») они обозначали тоже земледелие. Мы сохранили его в этом значении, а слову «культура» придали более широкий смысл.

Кура (кур и курица). Из этих трех слов старшее — «кур» («петух»); оно известно во многих славянских языках и, видимо, первоначально значило «крикун», «певец», как и другие «петушиные имена» и в нашем языке («петух», «петел», «кочет»), и в других (латинское «галлус», французское «шантеклер»[11] и пр.). «Кура» — более древнее, «курица» — сравнительно новое название самки этой породы птиц.

Куропатка. Каждый заподозрит родство этого названия с «курой». Так оно и есть: оно образовано из «кур» — «петух» и давно исчезнувшего славянского «пъта» — «птица» (вспомним всем известное «пташка»). Общее значение очень точное: «курообразная птица».

Курс. Мы знаем целый ряд значений этого слова: «курс судна» — одно, «курс алгебры» — другое, «политический курс» — третье. Но все они произошли от латинского «курзус» — «пробег», от «куррэрэ» — «бегать». От этого слова возникло множество производных: «курсант», «курсировать», «курсовка», «курсы» и т. п. За всеми стоит тот же латинский «cursus».

Куртка. Через польское «курта», слово «куртка» связано с латинским «куртус» — «короткий». Могло прийти из Франции через французов-портных; по-французски «куртка» — «вест курт».

Кусок. Когда шел разговор о слове «зубрить», я уже упомянул об этом: во многих языках слова, обозначающие маленькую частицу целого, отломок, связаны с теми, которые означают действие отгрызания, отделения зубами. У немцев «бейссэн» значит «кусать», а «биссен» — «кусок»; у французов «мордр» — «кусать», а «кусок» — «морсо». Так и у нас слово «кусок», собственно говоря, обозначает «отгрызок» — часть, отделенную зубами. Видимо, очень давно рождались на свет эти слова, если в то время самым обычным способом отделить часть от целого был такой природный, естественный, «зубной» прием.

Кустарь. Нет ничего легче, чем неопытному этимологу заблудиться в своих разысканиях. «Кустарь»? Ну конечно же, оно происходит от «куст»! Одно время так и считали, благо организация кустарного труда, если парисовать ее схему, напоминает раскидистый куст. А на самом деле перед нами русская переработка немецкого слова «кюнстлер» — «искусник», «мастер» или более древней формы его — «кунстэр». В древнерусском языке этого слова не было. Появляется оно лишь с наплывом в Москву и на Русь немцев ремесленников, «кунстэров».

Л

Лаборатория. По-латыни «лабор» — «труд», «лаборарэ» — «работать», «трудиться». Слово «лаборатория» произведено от этого корня, но уже не в античном Риме, а западноевропейскими учеными, которые сделали латынь международным языком науки. Они построили это слово, применив латинский суффикс, обычный в словах, называющих место, где что-либо делают: «аудирэ» — «слушать», «аудитория» — «слушалище»; «санарэ» — «оздоровлять», «санатория» — «здравница». Точно так же «лаборатория» — место, где работают. Это показывает, как неправильно произношение «лабоЛатория», которое иногда встречается: «работа» — не «лабоЛ», а «лабоР».

Лагерь. Из немецкого «Lager», от «liegen» — «лежать». Буквально — «логово», «лежбище», затем — «стоянка», «бивуак».

Ладонь. Казалось бы, нет ничего общего между словами «ладонь» и «долина», а на самом деле они очень близки. В древнерусском языке «ладонь» звучало как «долонь», лишь позднее слово подверглось метатезе — перестановке звуков. Первоначальное «долонь» означало: «та сторона кисти, которая обращена долу» — «вниз», «к земле».

Кстати: «детское» словцо «ладушки» не имеет ничего общего с «ладонью». Это уменьшительная форма к древнерусскому «лада», «ладо» — «милый», «любимый».

Лазарет. В итальянском языке «lazzaretto» значило в старину «госпиталь для больных проказой во имя святого Лазаря», который, по преданиям, сам был прокаженный. Позднее так стали называть всякие небольшие больнички, преимущественно военные.

Лакать. Это слово очень близко к «алкать» — «хотеть есть, чувствовать голод». Оба слова произошли от древнего исчезнувшего *«олкти». В древнеболгарском языке «лакати» значило «голодать». В нашем языке, как видите, слово приобрело совсем другое значение, хотя мы и употребляем старославянское «алкать» в его старом смысле.

Лампа. У нас это слово появилось с начала XVIII века, придя с Запада, но восходит оно к греческому «лампас», у которого родительный падеж был «лампадос». Любопытно, что задолго до этого мы уже усвоили слово «лампада», происходящее от этого же «лампадос»: оно распространилось главным образом в церковном языке.

Интересно и другое: теперь, говоря об осветительных приборах, мы чаще употребляем уменьшительную форму — «лампочка»; «лампа» же в радиотехнике означает сложные электрические приборы, не имеющие никакого отношения к освещению. А ведь исходное слово, греческий глагол «лампо», означало «светить», «сиять».

Ландыш. Ученые спорят, изучая душистое имя этого цветка. Одни полагают, что перед нами измененное старопольское его название «ланье ушко» (по форме листка ландыша): народное польское «ланыш», «ланушка» тоже могло образоваться от этого словосочетания. Другие ищут объяснения в слове «ладънъ» — «ладан» (благовонное курение). Если так, имя это раньше должно было звучать как «ладьнышь» — «благовонный», а потом претерпело такую же метатезу, перестановку звуков, как «ладонь».

Ласка (выражение нежности). Очень древнее по корню слово индоевропейского происхождения (у литовцев «локшнус» («нежный») — родственное слово). У нас образовалось из «ласый» — «вкрадчивый», «втируша». В народных говорах «ласкотать» может означать и «щекотать».

Ласка (зверек). Не имеет ничего общего с предыдущим словом. Это уменьшительное к древнему «ласа», «ласица», которое, видимо, родственно латышскому «luoss» — «рыжий» и некогда понималось как «рыжая зверушка».

Ласточка. Имя «ласточка», «ласта» живет во многих славянских языках, но объяснить его происхождение помогают только балтийские языки. В литовском, например, «lakstiti» значит «летать». Очевидно, общеславянское «ласта» буквально означало «летунья», «летающая».

Лебедь. Гордое имя этой прекрасной птицы близко к индоевропейскому «альб», «эльб» и первоначально имело значение «белый». Его можно сравнить с латинским «альбус» — «белый» или с именем реки Эльбы, которое некогда тоже означало «Белая».

Лев. Название «царя зверей» прошло долгий путь по языкам мира. По-видимому, родилось оно у семитских народов: по-древнеегипетски «лев» — «лябу». Отсюда это слово взяли греки — «леон»; от них римляне — «лео», германцы — «лёво» (теперь «лёве»), и, наконец, оно проникло к нам — «лев».

Лёгкое. Все внутренности животных в воде тонут, а наполненные воздухом органы дыхания всплывают. Это так поражало древних людей, что во многих языках их названия связались с понятием легкости. У нас они — «легкие», у немцев — «лунген» (при древненемецком «лунгар» — «легкий»), у португальцев — «левес», а «леве» у них — тоже «легкий».

Лейтенант. По-французски «lieutenant» («льётенан») — буквально «заместитель», «местодержатель». Слово это происходит от латинского «локум тенэнс» — «держащий место», т. е. «заменяющий». Первоначально такое звание и присваивалось заместителям командира: «генерал-лейтенант» — помощник полного генерала.

Лекало. Древнерусское «лѧкати» («ѧ» — носовой звук) значило «сгибать» и было одного происхождения с «лук», «излучина», «лукавый». Отсюда «лекало» — то, по чему гнут, изгибают; недаром в народных говорах его кое-где именуют «гибало».

Лексика. Школьник не часто сталкивается с этим словом, но будущим этимологам его знать необходимо. Как и все от него производные («лексикон», «лексикология» и т. п.), оно связано с древнегреческим «лексис» — «слово», хотя пришло к нам, вероятно, в виде французского «lexique» сравнительно недавно. А вот «лексион» гораздо старше в нашем языке: уже в XVII веке был издан знаменитый словарь — «Лексикон» Памвы Берынды. Очевидно, этот термин мы почерпнули прямо из греческих источников.

Лексикон. См. Лексика.

Лекция. По-латыни «лекцио» — от глагола «легерэ» («читать») — так и означало «чтение».

Ле'са и леса' (удочки). Интересное слово: его первым зпачением было «плетеная». Сравните такие слова, как украинское «лiса» — «плетень, плетенка» или чешское «lisa» — «плетень», «косица».

Лестница. Из старославянского «лѣствица». «Лѣствица» возникло из «лѣства», которое связано с «лѣзти», так же как «бритва» — с «брити».

Лето. У этого слова много разных объяснений. Всего вероятнее, что оно связано со старославянским «лѣiѫ» («лѣю») и было названо так, как дождливое (а не снежное) время года. Значительно позже у него появилось значение «год», как в выражении «сто лет».

Лидер. Из английского языка. Там «lead» («лид») значит «вести», «Leader» — «ведущий», «вожак».

Лилипут. Вот очень любопытный случай — одно из редких слов, выдуманных в определенный момент, определенным человеком и получивших широчайшее распространение. Его создал в начале XVIII века великий английский писатель Дж. Свифт, автор прославленного «Гулливера». Он назвал так выдуманных им крошечных человечков. Английское «лиллипьюшн» («лилипутийцы») было построено как производное от названия их страны — Лилипутии. Свифт, по-видимому, не собирался создавать синоним для слова «карлики», а просто назвал жителей по стране, как мы именуем «французами» жителей Франции, «англичанами» — обитателей Англии. Но, поскольку известно, что он был знаком со шведским языком, есть основание подозревать, что в основу этого племенного имени он положил шведские слова «lillе» и «putte»: оба они значат «малыш», «крошка». Надо сказать, что англичанин, слыша слово «лилипыошн», и сейчас понимает его скорее как «житель Лилипутии», чем как «карлик». В других языках, особенно в русском, оно несет это последнее значение с тех самых пор, как появилось в них.

Лиловый. Перечитайте, что сказано о слове «коричневый». «Лиловый» также относится к новейшим, «молодым» русским словам, обозначающим цвета. История его довольно сложна. Мы взяли его у французов: их «lilas» одновременно значит и «сирень», и «сиреневый», т. е. «лиловый». Французский язык позаимствовал это слово у арабов, у которых «lilâk» — растение индиго. Цепь заимствований завершается в Индии; «nilas» в древнеиндийском языке значило «темно-синий».

Лингвистика. Ученый термин, равнозначный с «языкознание». Его из латинского «лингва» («язык») образовали в своем языке французы.

Линейка. Поскольку слово «линейка» тесно связано со словом «линия», можно сказать, что оно в родстве и с «лен». По-латыни «лен» — «линум»; «линэа» некогда значило «льняная нить», лишь впоследствии возникло значение «черта», «линия». К нам слово попало из немецкого или польского языка.

Липа. Общепринятым является связывать имя этого дерева с той же основой, что в «липкий», «липнуть»; считают, что оно было дано ему за его липкий, клейкий сок. Так как нельзя сказать, что сок этого дерева более клеек, чем у других лесных пород, объяснение представляется не бесспорным. А, может быть, сыграло роль то, что на широких листьях липы часто оставляет клейкий сладкий налет — «медвяную росу» — насекомое тля?

Литература. По-латыни «литэра» — «буква»; «литэратура» — «писание букв», т. е. «искусство письма», и в дальнейшем — «письменность», «словесность».

Лихой. Очень близко к «лишний»: ведь «вернуть с лихвой» значит «с излишком, избытком». Самым древним значением слова было «чрезмерно обильный, избыточный», как в игре «третий — лишний». Потом оно стало значить «плохой», «злой», «враждебный». В самое последнее время возникло новое значение — «до излишества удалой», «лихач».

Лишний. От того же корня, что и «лихой».

Ловкий. Слово славянского и русского происхождения, от «лов»— «охота». Мы теперь чаще всего понимаем его как «умело и изящно двигающийся», но это очень позднее значение. В самой глубокой древности «ловкий» значило «тот, кто может хорошо ловить»: ловкий кот, например. Затем оно стало пониматься и как «удобный для схватывания и держания» (ловкое топорище, косовьё), потом как «хитрый», «пронырливый» и лишь в XIX веке — как «сноровистый и гибкий на работе или в спортивных упражнениях».

Логарифм. По-видимому, ученый термин этот создан самим изобретателем логарифмов, шотландским математиком Непером, в начале XVII века. Он сложен из греческих слов «логос» (тут оно употреблено к смысле «расчет», «отношение») и «аритмос» — «число» (см. Арифметика). Общее значение — «пропорциональное число».

Логика. Греческое «логика» происходило от «логос» — «мысль» и значило «наука мыслить».

Лодка. Слова этого корня живут у всех славян. Древнейшей была форма «лодь»; она дожила до нашего времени в чешском и словацком языках и является прямым потомком общеславянского *«олдь» — «челн», «небольшое суденышко». Очень близкие слова встречаются в прибалтийских и германских языках: литовское «алдийа» значит «судно»; у шведов «ålla» — «корыто», — всё это тоже родственники.

Лодырь. Надо полагать, непочтительное определение это — чужак в нашем языке; занесли его к нам то ли немцы-колонисты, то ли немецкие ремесленники, муштровавшие русских подмастерьев, а, может быть, управляющие помещичьими имениями — немцы.

В старонемецких говорах «лоддэр», «лодэ» (теперь немцы говорят «Lotler») значило «бездельник».

Ложа. Мы привыкли относиться к этому слову как к слову пышному: театр, звуки оркестра, шум аплодисментов… «И ложа, где, красой блистая, негоциантка молодая…» (Пушкин). А на деле буквальное, древнейшее значение его предков было «лубяная, берестяная беседка, навес». Скорее, как у А. К. Толстого: «В берестяной сидя будочке… врач наигрывал на дудочке…» Дело в том, что французское «loge» восходит к древненемецкому «Laubia» — «беседка», а у него корень тот же, что у нашего «луб». Как говорится: «Ну никогда бы не подумал!»

Вот другое слово — «ложа» — деревянная часть ружья (так его произносят и пишут специалисты-военные; в литературном языке оно существует как «ложе») — чисто русское и связано с глаголом «лежать».

Лозунг. По-немецки «losen» — «бросать жребий». «Losung» в немецком военном языке первоначально значило то же, что отзыв, слово пропуска. Помните у Жуковского:

И — «Франция» тот их пароль, Тот лозунг — «Святая Елена»?..

Локаут. Этот политический термин стоит сравнить со спортивным «нокаут». Английское «to knock out» значит «вышибить вон» (из состязания в боксе); тут «knock» — «удар», «out» — «вон», «наружу». «Локаут» («lock-out») построено так же: оно значит «запереть и но пускать», «оставить снаружи, за дверьми». Мы употребляем это слово в единственном смысле: насильственное увольнение рабочих с предприятия хозяином-капиталистом.

Локон. Не так уж нужно это слово школьникам и школьницам, чтобы его помещать в словаре, если бы не одно обстоятельство. Оно является переработанным немецким «Locken» — множественным числом от «Locke» («кудряшка», «завиток волос»). Таким образом, говоря «локоны», мы употребляем как бы «дважды множественное число»: немецкое множественное выражено звуком «и», русское — звуком «ы». Это не большая редкость в языке (см. Рельс, Херувим, Набат). Но все же интересно!

Лопата. Если не вдаваться в тонкости, можно сказать: «лоп-ат-а», буквально «лапистая», «лапчатая». Образовано оно от древнего «лопа» — «лапа», так же как «рог-ат-к-а» от «рог» или «уш-ат» от «ухо». Отсюда же и такое веселое слово, как «лапта»: в древности оно звучало «лопта».

Лось. Этимологи немало потрудились, чтобы установить, что «лось», «лань» и «олень» (см.) — очень близкие друг к другу слова. Все они — потомки не дошедшего до нас древнейшего *«олсь», «олнь». Самым старым значением было тут, видимо, «рыже-бурый зверь».

Лошадь. Воины Игоря Рюриковича или Святослава по поняли бы, если бы их спросили: «Твоя ли это лошадь?» Они знали только слово «конь». Значительно позднее новое слово создалось на тюркской основе. В тюркских языках «конь» — «алаша». Начальное «а» у нас исчезло, как и в других тюркских заимствованиях («лафа» из «алафа» — «выгода»; «лачуга» из «алачык» — «шалаш»). А конечное «-дь» появилось, возможно, под влиянием старославянского «осьлѣдь» — «дикий осел».

Лук (растение). Ничего общего с «лук» — оружие. Это слово — очень старое заимствование древнегерманского «louh» — «лук».

Лук (оружие). А вот здесь — иначе. Мы уже сталкивались с близким словом «излучина» и видели, что и оно, как и «лекало», связано с глаголом «лѧкати» — «изгибать». С ним связано и «лук». Древнерусское «лукъ» значило «кривой», «изогнутый». По-литовски «ланкус» — «гибкий»; у латышей «lúoks»— «изгиб».

Луна. В латинском языке «луна» — «luna», по-французски — «lune». Это слова древнего индоевропейского корня, того же, что в нашем «луч», в латинском «люкс» — «свет». В общеславянском языке светило это именовалось *«louksna», и значило это, вероятно, «светлая», «блестящая».

Луч. Считается, что корень здесь тот же, что в греческом «leukos» — «белый», «светлый», «ясный», а также в латинском «lux» — «свет». Слово это общеиндоевропейского происхождения. К нему близки такие малосходные с ним, на первый взгляд, слова, как «луна», «лучина», «лысый». Это кажется неожиданным, но, поразмыслив немного, вы заметите: между всеми ними есть малозаметная, но несомненная смысловая связь. Прочитайте, что сказано выше и ниже о словах «луна» и «лысый», а с «лучиной» вы справитесь без моей помощи.

Лыжи. В наших народных говорах и сейчас еще звучат слова «лызнуть» — «убежать», «лызок» — «бегство»; «лыжи» с ними в родстве. Недалеко отсюда и до болгарского «лѣзгам се» — «кататься на коньках», «скользить», да и до псковского «сьлизгаться» — «скользить но льду».

Лысый. Если бы карикатуристы интересовались этимологией, они обязательно изображали бы безволосых людей с лунным диском на голове: слово «лысый» — того же корня, что и «луна». Первоначально оно значило, так сказать, «ясноглавый», «имеющий глянцевитый, блестящий череп». Наше слово «лоск» — близкого происхождения.

Любовь. Начало слова в прилагательном «любъ» — «милый», «желанный». В старославянском оно звучало «любы», с родительным падежом «любъве»: у многих слов («бры — бръве», «кры — кръве») было такое склонение. Из их косвенных падежей и образовались наши формы на «-овь»: «любовь», «бровь», «кровь».

Любой. Вы согласитесь, что это слово очень близко к предыдущему, но посмотрите, как менялось значение этого слова. Сначала оно было: «вызывающий любовь» (как в «ты мне люб»), затем стало «предпочитаемый при выборе» («В награду любого возьмешь, ты коня…») и, наконец, приблизилось по смыслу к слову «каждый»: «Любой глупец это поймет». Но и тут в нем сохраняется избирательный оттенок: «каждый на выбор…».

Люди. Мы неспроста считаем это слово множественным к «человек», а на деле оно множественное к «людъ», которое можно числить даже не общеславянским только, но славяно-германо-балтийским словом, означающим «народ», «то, что нарождается, нарастает». По-русски можно сказать: «весь люд честной»; в украинском известно «людина» — «человек», т. е. одна частица люда, народа (ср. «година» — от «год»).

Лягушка. В детстве в Псковской области я часто слышал и сам употреблял слово «лягуха» — «большая лягушка». Оно происходило от другого народного — «ляга», означавшего «бедро» (ср. «ляжка»). Такое название было дано этому животному за его длинные «ляги» — бедра. А возможно, оно образовалось и от глагола «лягать», тоже связанного с этим «ляга» — «взбрыкивать лягами».

М

Магазин. Произнеся это привычное слово, вы, оказывается, блеснули знанием арабского языка. «Магазин» — множественное число от арабского «mahzan» — «склад», «амбар»; говоря «магазины», мы удваиваем эту множественность. С таким положением мы уже сталкивались и еще столкнемся («локон», «рельс», «херувим» и пр.) — оно не редкость в языке.

Магнетизм. Мы говорим (и пишем) «магнит», но «магнетизм», хотя оба слова происходят от греческого «Магнезия» — имени той области Древней Греции, где впервые был обнаружен магнитный железняк. Как возникла такая двойственность? В разные периоды истории греческого языка буква «η» его азбуки («эта», «ита») произносилась различно: то как «е», то как «и». Поэтому, если слова одного корня заимствовались другими языками в разное время, они могли прибыть туда в неодинаковом звучании. Имел значение и путь, которым они передавались из языка в язык.

Магнит. См. предыдущее слово.

Май. Все названия месяцев у нас из древнеримского календаря. Четыре из них — «номерные»: девятый, десятый и т. д.; они принадлежат последним месяцам года. Происхождение остальных различно. Весенний месяц в Риме был посвящен богине Майе: ее имя, одного корня со словом «майор» — «большой», имело значение: «способствующая росту, произрастанию». Считалось, что Майе обязаны своим вешним развитием травы, злаки, домашние животные.

Майор. Вот, кстати, слово, связанное с тем же «майор», что и предыдущее. К нам оно пришло, пройдя предварительно через испанский и немецкий языки, со значением «набольший», «старшой».

Макароны. Любителям этого кушанья будет приятно узнать, что его название восходит к греческому «макариа» — «благодать», «счастье»: так греки именовали какое-то свое мучное блюдо, видимо казавшееся им чрезвычайно вкусным. У них слово позаимствовали итальянцы, назвав им тоже национальное кушанье, вид лапши.

Занятно, что «макароны» и имя «Макар» — одного происхождения: греческое «макар», «макариос» значит «счастливец».

Малина. Слово, окончательно не раскрытое этимологами. Связывают его с нашим корнем «мал-»: малиновая ягода состоит из многих «малых» ягодок-зернышек. Другие видят в нем древний индоевропейский корень, означавший «синий» или «черный» (греческое «мелас» — «черный»), и считают, что ягода получила имя за свой темно-красный, «малиновый» цвет. Оба объяснения не бесспорны, но лучших пока что нет.

Мандарин (фрукт). История названия довольно замысловата. Словом «мандарин» — «приказный» (от своего португальского «mandar» — «приказывать») португальские колонизаторы стали называть высших чиновников Китая. Это название проникло во многие европейские языки. И уже из него получилось — то ли во Франции, то ли в Англии — название «мандарин» («мандаринский апельсин»), потому что эти фрукты привозились в те времена только из далекого Китая: вспомните, что и слово «апельсин» значит «китайское яблоко».

Мандат. По-латыни «мандарэ» значило «поручать», «мандатум» — «поручение». Отсюда наше слово, означающее: удостоверение, выданное человеку, уполномоченному о том, что ему дано какое-то поручение.

Манна. Мы теперь знаем только два употребления этого слова: в выражении «манна небесная» — чудесная, неожиданная помощь свыше — да в виде названия мелкой пшеничной крупы, так называемой «манной крупы», «манки». Пришло оно к нам из греческого языка, а греческий получил его из древнееврейского. Евреи называли словом этого корня натеки клейкого сахаристого сока на стволах некоторых кустарников пустыни, употреблявшиеся в пищу. Через библию слово проникло в греческий язык вместе с легендой о божественной «манне», спасшей чудом еврейских переселенцев (упавшей прямо с неба в их лагерь во время голода). Оттуда оно распространилось по языкам христианских народов Европы.

Мануфактура. По-латыни буквально «рукоделие», из «манус» — «рука» и «фацэрэ» — «делать». В Древнем Риме такого слова не существовало, а «мануфактус» значило «рукодельный», «художественный». Оно было создано позднее в западноевропейских странах, когда там начал развиваться особый, «мануфактурный» способ производства.

Мармелад. Вещь несложная; само же слово «мармелад» прожило довольно причудливую жизнь. Мы позаимствовали его из французского языка, в котором «marmelade» буквально значит «пастила из айвы», от испанского «marmelo» — «айва». Но испанское слово, в свою очередь, родилось из латинского «мелимелум», а «мелимелум» — из греческого «мелимелон» («медовое яблоко» — так называли в Греции ту же айву).

Маршал. «Простые» слова нередко имеют весьма «знатное» происхождение, а высокие звания расшифровываются порою неожиданно буднично. При царском дворе в России существовало звание «камергер». В буквальном переводе оно значило «комнатный господин», т. е., по сути дела, лакей. Высокое звание «шталмейстер», составлявшее предмет гордости важных сановников, раскрывалось как «конюшенный», «начальник конюшни». Немецкое «маршалль» является переделкой французского «марешаль» («maréchal»), но французское слово было в свое время опять-таки позаимствовано из древненемецкого языка, где «Marschall» некогда просто имело значение «конюх». По мере возвышения королевских родов на Западе быть «конюхом короля» стало весьма завидной должностью, причем к лошадям такой «конюх-маршал» уже не имел отношения. Слово стало высшим воинским званием.

Масса. Первоначальное значение этого слова упирается в греческое «мадза» — «тесто», «массо» — «мешу тесто». К этому смыслу наше слово всего ближе стоит в таких выражениях, как, например, «творожная масса», «полужидкая масса». Слово «масса» в значении «множество» и «множество людей» возникло у нас совсем недавно, но как раз оно дало наибольшее число производных слов: «массовик», «массовка», «массовый» и т. п.

Мастер. Очень древнее, времен еще Киевской Руси, заимствование из греческого языка, где «масторас» означало «ремесленник», «мастеровой».

Математика. Слово, происходящее из греческого языка («матэма» — «наука», «знание»; «матэматике» — «математика», т. с. наука о числах и расчетах).

Материя. Латинское «materia» — «вещество». В нашем современном языке живет несколько далеко разошедшихся значений этого слова: «то, из чего построена вся Вселенная», «предмет беседы, мысли, сочинения», «ткань для одежды» и пр. Поистине «докудова разница», как говорил когда-то знаменитый Козьма Прутков!

Материал. Тесно связано по корню с предыдущим, но произведено от латинского «materialis» — «вещественный», «построенный из материи». Стоит обратить внимание вот на что: говоря (и пишучи) «материал», мы имеем в виду обычно высокое понимание этого слова: «Подберите все возможные материалы по этому вопросу». В разговорной речи нередко встречается другая форма того же слова — «матерьял». Употребляя ее, мы обычно имеем в виду ткань, заготовку для шитья: «Очень хорошенький матерьяльчик на блузку». На этом примере легко наблюдать, как возникновение двух близких звуковых вариантов одного слова может привести к тому, что слово это начинает распадаться на два, с двумя вовсе не одинаковыми значениями.

Материализм. Корень тот же, но слово пришло к нам из французского языка, где оно звучит как «materialisme». С ним связано много производных: «материалист», «материалистический» и т. п.

Матрос. Мы уже встречались со словами, которые народы и языки как бы перебрасывают друг другу, точно играя в мяч, получая их и возвращая. Вот еще один пример этого рода. Из голландского «matten-noot» образовалось французское «matelot» («матло»). Спустя некоторое время мяч прилетел обратно: в голландском языке из этого «матло» возникло новое — «матроос», с множественным числом «матрозен». Оно проникло к нам сначала в виде «матроз», а затем и как «матрос».

Мать (матерь). Очень велика древность этого индоевропейского — слова: оно и его двойники означают одно и то же во многих языках нашей семьи (греческое «метэр» и «матэр», латинское «матэр», немецкое «муттер», английское «моте» и т. п.). Возникло же оно, по-видимому, из того, что немцы именуют «лалльвёртер», — из слов детского лепета: «ма», «ма-ма»… Такие ребячьи словечки живут в самых разнообразных языках, однако значение у них бывает далеко не всегда точно совпадающим: так, скажем, по-грузински «мать» обозначается звукосочетанием «дэда», которое у нас связывается с совершенно другим родственным отношением.

Махать. Подбирая слова, родственные этому, далеко не каждый указал бы на «маяк» или «маятник». Между тем все три связаны с древнейшим «мати» и древнерусским «маяти» — «махать», «качать». «Маятник» — то, что мается, раскачивается, машет. Слово «маяк» в старину означало «раскачивающаяся, машущая величина». Близко сюда и наше «манить» — делать призывное движение рукой, пальцем, махать рукой. «Русалки… витязя… манят, не говоря ни слова…» (А. Пушкин).

Махина. Греческое «маханэ» — «снаряд», «орудие», пройдя через латинскую форму «махина» и французскую «machine» («машин»), дало у нас целых два слова. «Махина» стало означать «громадина», «машина» — сложное самодействующее орудие, механизм. Кстати сказать, это последнее слово родилось из формы «механэ», которая в некоторых греческих диалектах употреблялась взамен «маханэ» (см. Механика).

Машина. См. Махина.

Маяк. См. Махать. Буквально— «качающаяся вешка».

Маятник. См. Махать. То. что машет, движется из стороны в сторону; «качалка».

Маяться (томиться). Слово совсем другого происхождения, связанное с немецким «Mühe» — «труд», «работа», с латинским «moles» — «груз».

Мгновение. Буквально — время, достаточное, чтобы моргнуть глазом. От старославянского «мьгнѧти» — «мигнуть», «моргнуть» (см. Миг).

Медведь. Образовалось еще в общеславянском языке и «мед» и «ед» — «еда», со значением «медоед», для замены запретного «настоящего» имени этого зверя (см. предисловие).

Медицина. Латинское, из «медэор» — «лечу», «врачую»; «врачевание».

Меж (предлог). В древнерусском языке существовал местный падеж. От слова «межа» в единственном числе он звучал «межи». От него образовались сначала предлог «межи» (в народных говорах и сейчас еще можно услышать: «межи глаз»), а затем и «меж». Старейшее значение — «у границы».

Междометие. Это название части речи является точной калькой латинского грамматического термина «интерйекцио». «Интэр» — по-латыни «между»; «йацерэ» — «бросать», «метать». «Междометие» — то, что «мечется между», то, что вставляется между полновесными словами.

Между. Вот слово, и похожее на «меж», и в то же время во многом от него отличное. Оно образовано не от русского межа, а от старославянского «межда», означавшего то же самое. Местный падеж от него и звучал «между»: это был падеж не единственного, а двойственного числа. Значение то же — «при границе».

Мел. Да, здесь слух нас не обманывает: первоначальное значение тут и было «мелкий», «молотый». Корень тот же, что в «молоть, мелю».

Мемуары. Типичный галлицизм, недавнее заимствование из французского языка, которое еще не успело как следует обрусеть. По-французски «мемуар» — «память», а во множественном числе «les mémoires» — «памятки», «воспоминания».

Мензурка. Научный термин, который европейские химики наших дней образовали от латинского «мензура» — «мера». Как вы увидите дальше, у этого слова довольно неожиданная связь с нашим словом «месяц».

Меньшевик. Вернитесь к слову «большевик». «Меньшевик» — как бы антоним к нему, родившийся в дни II съезда Российской социал-демократической партии в 1903 году. Так стали называть представителей антиленинского реформистского меньшинства съезда, а затем членов образованной ими соглашательской партии — меньшевиков.

Мерзкий. Произнося это неприятное слово, мы никак не связываем его с «мерзнуть», «мерзлота», «мороз», а ведь на деле это ближайшие родственники. Что общего может быть между лежащими за ними понятиями и представлениями? А вспомним о такой паре тесно связанных слов, как «стыд» и «стынуть». Язык отмечает и тут и там очень тонкие проявления чувств: нечто очень отвратительное может вызвать такую же внутреннюю дрожь, легкий озноб, как и холод.

«Мерзкий», по-видимому, и значило вначале «отвратительный до озноба» (см. Стыд).

Меридиан. Буквальное значение латинского «меридианус» — «полуденный» (от «меридиес» — «полдень»). В любом месте Земли тень от полдневного солнца падает точно с юга на север, по линии меридиана. И в русском языке «идти на полдень» могло значить «идти на юг».

Месяц. Корень этого слова индоевропейский; его близкие родичи встречаются во многих языках этой семьи. Латинское «мензис», греческое «мен», готское «мена» — все значили «месяц». Слова эти связывают с понятием об измерении: люди с незапамятных времен измеряли время по фазам луны; вполне возможно, что слово, означающее сразу и «луна», и «тридцать дней», могло сначала значить «измеритель». Сравните латинское «мензис» — «месяц» и «мензура» — «мера», и вы скажете: «А ведь похоже, что это правда».

Наше «месяц» — ласкательная форма от основы «мес-»: оно построено примерно так же, как «заяц» от «зай-», при помощи старого суффикса «-есь» («-яц»).

Металл. В одной из пьес А. Н. Островского изображена старая купчиха, которая больше всего боится «страшных слов», таких, как «жупел» (сера, смола) и «металл». Она очень удивилась бы, откройся, ей происхождение этих роковых речений. Греческое «металлон» имело значение «земляные работы», «раскопки», а позднее стало значить «шахты», «рудники», «руда». В латинском языке слово «металлум» уже получило смысл «руда» и «выплавляемый из нее металл» и оттуда в виде французского «металь» и немецкого «металь» перекочевало к нам. Раз уж я упомянул о «жупеле», то оно заимствовано из древненемецкого языка. Любопытно, что в наши дни это слово именно благодаря пьесе Островского приобрело совсем новое значение: «пугало», «нечто страшное». Так творчество писателей может придавать старым словам совсем новый и неожиданный смысл.

Метафизика. Если справиться с греческими словарями, вы узнаете: это, собственно, не слово, а целое словосочетание: «та мета та фюзика». Означало оно некогда «то, что находится за физикой». Так обозначили ученики великого греческого философа и ученого Аристотеля те из оставшихся после его смерти сочинений, которые — в большом их собрании — помещались вслед за главами, трактующими вопросы физического строения мира. Затем этим словом начали обозначать всевозможные мудрствования о том в мире, что, по мнению тогдашних ученых, было непостижным, не могло быть объяснено физическими законами. Словосочетание, сократившись, превратилось в слово.

Метеор. Часто задают вопрос: почему «метеор» значит «очень яркая и крупная падучая звезда», «метеорит» — «упавший с неба камень», а «метеорология» — «наука о погоде»? Потому что в основе всех этих слов лежит древнегреческое «метэорос» — «парящий в воздухе» или «метэорон» — «небесное явление». «Метеорологией» греки называли науку обо всем, что видно на небе: об облаках, радуге, дожде и граде, так же как о падающих звездах. А вот наши «метеор» а «метеорит» переосмыслили уже ученые новою времени: в античной древности ровно ничего не было известно о падающих с неба камнях, не было и слов для них.

Метить. Есть две точки зрения. Одни ученые ищут здесь связи с древнеиндийским «matis» — «мера», с латинским «metior» — «измерять», другие видят общее с готским «maitan» — «рубить», «резать». Если правы вторые, слово первоначально значило «делать насечки, зарубки» для памяти и опознавания (например, на стволах деревьев, чтобы не заблудиться).

Метро. Разбирая слово «кино», я ужо назвал язык «великим лентяем». Это можно повторить и тут. Как только французские инженеры и дельцы назвали парижскую подземку «Метрополитен» — «Столичная», парижане тотчас же сократили это длинное слово до короткого — «метро». От них оно перешло и к нам, и, хотя официальным названием и у нас является «Метрополитен имени В. И. Ленина», мы всюду — в Москве, Ленинграде, Киеве — называем этот вид городского транспорта коротким и удобным для языка словом «метро».

Механика. От того же корня, что и «махина», образовалось древнегреческое «механикэ тэхнэ» — «наука о машинах». К нам пришло из западноевропейских языков.

Мечта. Возникло еще в старославянском языке от той же основы, что и слова «миг», «мигать». Судя по тому, что в других славянских языках слова этого корня значат «сверкать», «мерцать», первоначальное значение тут было, видимо, «призрак», «видение».

В народных говорах оно сохранилось, если верить записям В. Даля, даже в прошлом веке.

Миг. Есть в литовском языке глагол «migti» — «задремывать», «засыпать». Вероятно, давно утраченное «мигти» легло в основу и нашего слова. Первоначально «миг» значило «моргание», «закрывание глаз перед сном»; позднее отсюда родилось и второе значение: кратчайший промежуток времени, «м(и) гновение».

Мизинец. От древнерусского «мѣзиный» — «маленький», «младший».

Милиция. Широко разошедшееся по европейским языкам производное от латинского «милес» — «воин». В Риме «милициа» так и значило «воинство», «войско».

Миниатюрный. История этого слова изобилует столь неожиданными поворотами, что о ней стоит рассказать поподробнее.

По-итальянски «минио» — красная краска сурик. Когда в средние века возник обычай украшать рукописи изящными заставками и заглавными буквами, исполненными красной краской, их стали именовать «миниатурами» («miniatura»), т. е. рисунками, сделанными суриком. С течением времени слово распространилось на всякого рода маленькие книжные иллюстрации, вне зависимости от их цвета; мало-помалу забылось, что в основе их названия лежит старое «минио». Возникла ошибочная этимология слова «миниатура», связанная с созвучными словами другого корня, близкими к латинским «минор» — «малый», «минус» — «меньше», итальянским «минуталья» — «мелочь», и т. п. С ним связалось представление о маленькой картинке, маленьком рисуночке. К нам слово «миниатюра» перебралось из французского языка, где его связь с итальянским «минио» уже решительно утратилась. Вскоре мы образовали от него прилагательное «миниатюрный», которое стали применять в значении «изящно-маленький» к любым предметам, не только к рисункам: «миниатюрная девушка», «миниатюрный приемник»…

Любопытно, что в западных языках прилагательного со значением «маленький», произведенного от «миниатура» или «миниатюра», не существует, а у итальянцев «миниато» и сейчас имеет два значения: «содержащий миниатюры» и «накрашенный».

Министр. Латинское «министэр» значило «слуга», «прислужник». В европейских языках оно (французское «ministre», немецкое «Minister») получило значение «слуга властелина, короля», а затем — «слуга государства», «высший чиновник». В этом значении оно перешло и к нам.

Минога. Сколько ни сталкиваешься с необыкновенными метаморфозами и значения и звуковой формы слов при их переходе из языка в язык, никогда не устаешь удивляться им. Эта рыба по-немецки именуется «нойнауге» — «девятиглазка»: кроме двух настоящих глаз, у нее на голове заметны еще семь жаберных отверстий, которые человек неопытный обычно принимает тоже за глаза. Русские люди не ели миног — они похожи на змей! — и познакомились с их употреблением в пищу, лишь столкнувшись с западными соседями. Может быть, они позаимствовали польское «миног», переделанное из «нойнауге», может быть, узнали новое слово от немцев Прибалтики и сами переоформили его по образцу таких «рыбьих слов», как «севрюга», «белуга». Так или иначе, догадаться, что в нашей «миноге» скрыта немецкая «девятиглазка», не так-то легко.

Минус. От латинского «минус» — «меньше»; вспомните остров Минорку (у испанцев Менорка) — меньший из Балеарских островов. Большой именуется «Майорка» (см. Майор).

Минута. Римляне делили час на «партэс минутэ примэ» и «партэс минутэ секундэ», т. е. на «части малые первые» и «части малые вторые». Мы из этих обозначений взяли разные их члены: «минута» значит «малая», а «секунда» — «вторая». Корень слова «минута» тот же, что и в слове «минус».

Мир. Того же древнего корня, что и «милый»: близкие слова встречаются в балтийских языках: латышское «miêrs» — «покой», «тишина». Самым первым значением слова, несомненно, и было такое — «спокойствие», а означать общину, как в песнях («за крестьянский мир родной») или в пословицах («на миру и смерть красна»), а затем и всю Вселенную («семь чудес мира») оно стало позже. Интересно, что именно в славянских языках понятие «космос» выражается тем же словом, что и «всеобщий покой»; в других языках этого нет: английские «world» и «peace», немецкие «Friede» и «Welt», французские «monde» и «paix» не имеют между собою общего.

Митинг. Новое у нас слово, еще не утратившее характера явного заимствования. Английское «meet» значит «собираться», «встречаться»; «meeting» — «собрание», «сходка».

Мишень. Встречается лишь в некоторых славянских языках, и всюду заимствовано из тюркских. У тюрков «цель» — «нишан». Сербы именуют ее и «нишан» и «мишан». Это лишнее доказательство правильности такой этимологии.

Можжевельник. Вероятно, это название растения связано с древними «можжа», «мозга», что имело некогда значение «узел». В литовском языке «мазгас» так и есть «узел». По-видимому, имя деревцу дали за его узловатый ствол.

Молоко. Очень старое слово. Его ближние родственники: латышское «malks» — «напиток», немецкое «мильх» — «молоко» живут не только в славянских, но и в германских и балтийских языках.

Монархия. Слово «анархия» нам уже знакомо. «Монархия» построено сходно: «монос» — по-гречески «один», «архэ» — «власть». Слово означает единовластие», «самодержавие».

Монета. Название денежного знака сохранило до нашего времени имя (скорее — эпитет, прозвище) древнеримской богини Юноны. «Moneta» — по-латыни «советчица». Жрецы храма Юноны-Монеты были призваны во время войн давать мудрые советы от ее лица римским властям. При этом храме был учрежден монетный двор, где чеканились деньги. По имени «хозяйки» храма они стали называться «монетами».

Мораль. От латинского «мос» (родительный падеж — «морис») — «обычай», «нрав»; «моралис» первоначально в Древнем Риме и значило: «соответствующий обычаям», «добрым нравам». Удивительно ли, что в нашем языке у слова мораль есть синоним, «нравственность»?

Мороз. Это общеславянское слово. Первоначальное значение основы «мьрзъ» было «холодный». Вы помните, что от нее же образованы такие разные слова, как «мерзнуть» и «мерзкий».

Морфология. «Морфэ» по-гречески — «форма»; «логия», как мы знаем, означает всегда «наука», «учение». Итак, «учение о формах (слова), о его звуковом и грамматическом составе».

Мотор. В латинском языке был глагол «моверэ» — «двигаться»; «мотус» означало «движение». Слово «мотор» значило «двигающий», «двигатель», как «оратор» — «говорящий», потому что «орарэ» — «говорить».

Мотылёк. По поводу этого слова между учеными резкое расхождение. Некоторые из них хотят связать его с древнерусским «мотыло» — «навоз»: будто бы первоначальным его значением было «навозная бабочка». Другие исходят из глагола «мотать» — «порхать», «перепархивать». По-видимому, второе мнение ближе к истине. Следует иметь в виду вот еще что: существует в нашем языке два слова «мотыль». Одно означает особого устройства деталь машин — иначе ее называют «шатун», — ибо она совершает при ходе механизма своеобразные криволинейные движения — «шатается» или «мотается» взад-вперед. Второе является названием личинки комара, которая в воде движется характерными толчками, то изгибая, то распрямляя тельце, — «мотается». Не исключено, что и некоторые бабочки получили название «мотыльки» за свой неровный, «мотающийся» полет.

Мочало. Опять довольно запутанная этимология. Некоторые ученые поступают просто: связывают слово «мочало» с глаголом «мочить». Другие говорят: так может думать тот, кто знает только банные мочалки, — ведь не всякое мочало мочат! Да мало этого: отглагольное существительное от «мочить» должно звучать «мочило», а не «мочало»; откуда взялось «а»?

По мнению этих других, дело обстоит иначе. Древнерусский глагол «мъчать» значил «расщипывать, раздирать на волокна». «Мъчало» и значило: раздерганный на волокна древесный луб.

Однако по законам русского языка такое «мъчало» должно было бы очень быстро превратиться во «мчало»: звук «ъ» не под ударением не мог бы удержаться… Так возражают первые. Что же произошло на деле?

Может быть, сохранению «ъ» в виде «о» помогло существование того самого глагола «мочить»: «о» сохранилось по его примеру, «по аналогии». Это тем вероятней, что перед раздергиванием луба его все-таки и на самом деле мочат.

Два созвучных глагола могли дать одно гибридное существительное. Вот — мнение вторых.

Так или иначе, спор этот пока еще окончательно не решен.

Мошенник. Это точный двойник нашего «карманник» — «воришка, опустошающий карманы», только двойник много более старый по возрасту. Древняя Русь не знала тюркского слова «карман»; деньги носили тогда в особых кошельках — мошнах. От слова «мошна» и произведено «мошенник» — специалист по кражам из мошон. Позднее оно стало значить «жулик», «плут» вообще, не обязательно «карманный вор».

Мрамор. Русский язык взял слово «мрамор» из старославянского, а этот последний — из латинского «мармор». Римляне же позаимствовали свое слово у греков, у которых «мармарос» означало камень, обломок скалы.

Мужик. Любопытная история. В древнерусском языке это было уменьшительное от «мужь» («мужчина»). Первоначально оно применялось к малолетним мальчикам и значило: подросток, который еще не имеет права голоса на вече (да и в семье). Потом значение его распространилось на каждого неполноправного человека, на крепостного в первую очередь. Наконец, оно стало значить «крестьянин», «пахарь» и жило с таким значением до самой революции 1917 года: «Коль мужик не пропьет урожаю, я того мужика уважаю…» (А. К. Толстой). Теперь оно если и употребляется, то лишь в просторечии — в значении «муж», «супруг», «мужчина», но с грубоватым, вульгарным оттенком.

Музей. Греческое «мусейон» значило: местопребывание, обитель муз — богинь наук и искусства. В латинском языке оно превратилось в «музеум», а оттуда через языки соседних нам народов проникло к нам и дало наше «музей».

Музыка. Греческое «мусикэ» — того же корня, что «музей», «муза». К нам оно дошло через польский из европейских языков. Вот почему еще во времена Пушкина его произносили с польским ударением, на втором слоге с конца, — «музы'ка»: «Молчит музыка боевая…» («Полтава»). Впоследствии утвердилось другое произношение, на латино-итальянский античный лад: «музыка». Перечтите еще раз то, что сказано про слово «библиотека», и вы увидите, как по-разному обращается язык с разными словами даже в очень похожих случаях.

Муравей. Всюду, где звучат языки индоевропейской семьи, это маленькое насекомое носит имена, происходящие из одного и того же древнего корня: у древних иранцев оно называлось «maoiri», ирландцы зовут его «moirb», шведы — «myra» («мюра»), славяне — «мравий», «мравенец», «муравей». В древнерусском языке у старославянского «мравий» появился полногласный двойник — «моровий»; в нашего «муравья» он превратился, вероятно, по смешению его с похожим словом «мурава», связанным с совершенно другим корнем — «мур-» и значащим «зеленая (трава)».

Мышца. Помните, говоря о словах «зубрить» и «зяблик», я указывал, что нередко разные языки называют один и тот же предмет, прибегая к одному приему сходными способами, хотя звуки используют совершенно разные. Если заметить, что латинское «мускулюс» — «мускул» означает «мышонок» и наше «мышица» — «мышца» тоже первоначально значило «мышка» (подумайте о слове «подмышка» — впадина под большим мускулом-бицепсом), можно решить: вот еще один пример такого независимого, но сходного именования. Но тут имеет место другое: движение мускулов под кожей показалось похожим на шмыганье мышонка нашим предкам еще в то время, когда все они говорили на индоевропейском общем языке. Именно оттуда и разбежались по всем нашим языкам многочисленные «мышата» — названия мускулов.

Мышьяк. Я ввел в словарь это название яда только по его довольно затейливому происхождению. Думают, что оно буквально значит «мышиный яд». Если так, то оно предвосхитило наше современное «крысид» — средство для истребления крыс.

Мяч. Связано с «мягкий», «мякоть». Лет сорок пять назад в псковских деревнях девушки еще пели частушку:

Пущу мякчик по дорожке, Пущай мякчик катится…

В псковском диалекте, как видите, легко еще было нащупать связь между словами-родственниками, когда в языке литературном она уже давно утратилась.

Н

Набат. У арабов «naubât» значит «барабаны», причем не всякие, а прежде всего те, которые бьют тревогу. К нам термин этот занесли, вероятно, татары. Как вы видите, это слово относится к числу «дважды множественных», если так можно выразиться. Уже самое слово «набат» является арабским множественным числом, а мы можем произвести от него еще свое, добавочное множественное: «наба-т-ы». Такой же особенностью обладают многие заимствования из английского языка («бимсы», хотя английское «бим-с» уже является множественным, «рельсы», «кексы», «зулусы») и из других языков («серафимы», «херувимы»: в древнееврейском слог «-им» есть показатель множественного числа).

Набекрень. См. Бекрень.

Навзничь. Когда-то о человеке, упавшем на спину, говорили, что он лежит «навзначь». Это слово происходило от «навзнак» — лицом вверх. Затем, однако, наречие это изменилось под влиянием другого наречия, имевшего противоположное значение: «ничком» — лицом к земле (ср. «приникнуть», «поникнуть» и т. п.). В результате оба наречия стали походить друг на друга. Это вызывает путаницу: многие думают, что «навзничь» — то же, что «ничком». Это неверно. Помните всегда: «ничком» — «никнуть» — «ниц» (см. Ничком).

Навоз. Помет домашних животных на протяжении многих веков был единственным сельскохозяйственным удобрением — туком. Каждый год его приходилось «навозить на поле» из стойл и конюшен. «Навоз» и значит «навезённое», как «насыпь» — «насыпанное», «намыв» — «намытое».

Наградить (и награда). Подумайте, какой интересный этимологический случай: эти слова увязывают со словом «город», по-старославянски «град». Более старая форма русского глагола была «нагородити», и это значило «пожаловать за заслуги городом», «подарить город» (в старину это было обычной формой царской благодарности и милости). Правда, есть и другие объяснения, но это представляется самым убедительным и изящным.

Надменный. Мы уже рассматривали одно слово этого же корня. Какое?.. Домна. Как это ни неожиданно, они — ближайшие родичи. «Домна» — железоплавильная печь, в которую все время задувают струю воздуха. А «надменный» можно точно перевести со старославянского, как и «надутый»: близкое к «дуть», к «дым», оно образовано из старославянского «надѫти», из причастия к нему.

Надо (нужно). Это последний потомок древнерусского дательно-местного падежа от слова «надоба»: он звучал как «надобѣ». «Надоба» (вернитесь к словам «добрый», «доблесть», подумайте о «сдоба», «удобный») значило «пора», «время». Древнейшим значением слова было «вовремя, впору». Впоследствии неударенный конец его отпал, осталось «надо».

Надоесть. Слово, сращенное из трех частей: приставок «на-», «-до-» и глагола «есть» — принимать пищу, питаться. Буквальное значение его было вначале: приесться, набить оскомину, опротиветь из-за переедания.

Наизусть. Скорее всего, это калька греческого «апостоматос»: наше «из» соответствует греческому «апо», наше «уста» — слову «стома» — «рот» («стоматос» — родительный падеж от «стома»).

Наобум. Здесь тоже легко обнаружить три составляющих элемента; «на-» и «об-» — две приставки и корень «-ум-». Все вместе значит «действуя в обход ума, не ожидая совета разума»: «об» имеет тут значение «до», «помимо».

Напёрсток. «На персте» значило в древнерусском языке «на пальце», потому что в нем «палец» означало только большой палец, все остальные пальцы были «персты». Такое положение встречается и в других языках. Так, по-французски «палец» — «дуа» («doigt»), а большой палец — «пус» («pouce»); немцы называют его «даумен», а все остальные пальцы — «фингер». Со словом «перст» у нас связаны и слова «перстень», «перчатка».

Нарзан. Название этой очень обычной минеральной воды имеет весьма романтическое происхождение и пышные связи. По-кабардински «нартсанэ» — «напиток нартов», сказочных богатырей кабардинских легенд. На Северном Кавказе этим словом обозначают все кипучие источники.

Народ. От основы «род»: все люди, которые народились, — люди одного племени.

Нарочно. Вам известно слово «ненароком»? В нем дожило до наших дней давно забытое «нарок». Оно было связано с «нарекать» — называть и значило «цель», «намерение». Поэтому и «нарочно» значит «намеренно», «с целью».

Насекомое. Вот опять калька, на этот раз латинского «инсэктум», состоящего из «ин-» — «на-», и «сэктум» (от «сэкарэ») — «резать», «надрезать». Римляне тоже позаимствовали свое слово от греков, у которых «энтомон» — «насекомое» также связано с «энтомэ» — «надрез», «насечка». Язык отметил характерную особенность строения насекомых: то, что их тело состоит из отдельных члеников.

Настежь. В старину русские люди, открывая нараспашку ворота, закрепляли створки в этом положении, накидывая веревочную или сплетенную из прутьев петлю на вколоченный рядом в землю столбик — «стежь». «Открыть настежь» и значило «на весь размах».

Нахлобучивать. Вернее всего, от «клобук» («шапка», «колпак»), уже в глубокой древности заимствованного из тюркских языков. Не вполне понимая точное значение чуждого слова, народ наш связал его со своим «нахлопать»: из «наклобучить» получилось «нахлобучить». По строению к этому слову близки наши «околпачить», «ошеломить» (см.).

Небо. Одно из древнейших в нашем языке индоевропейского происхождения слово. Близкие к нему слова можно встретить во многих родственных русскому языках, только значение их порою довольно сильно удаляется от нашего. В древнеиндийском языке «nabhas» значило «туман» и «небо»; по-хэттски «нэбис» так и значило «небо». Греческое «нэфеле», как и латинское «нэбула», мы переведем «мгла», «облако», «туман». Как видите, точного совпадения значений иногда и нет, но что-то общее чувствуется повсюду.

Невежа (и невежда). Оба слова, собственно, значат одно — «незнайка» — и произведены от одного корня «вед-»: «ведети», «ведать» — «знать». В древнерусском «вѣжа» имело значение «человек опытный, знающий, как себя держать». В дальнейшем слово разделилось на два: русская форма «невежа» стала значить «грубиян», «тот, кто не соблюдает правил обращения»; старославянское «невежда» получило значение «несведущий», «необразованный».

Невеста. Об этом слове известный современный этимолог М. Фасмер пишет: «Тут самым лучшим толкованием все еще остается самое старое, объясняющее его как «неизвестная». И впрямь у него тот же корень, что у предыдущего. «Невеста» — новый член семьи, пока еще «неведомый» своим будущим родственникам, «незнакомка». Ведь в старинных русских песнях и жених (с точки зрения родичей невесты) тоже нередко называется «чуженином», «чужим».

Невод. Удивительно, на какие хитрости пускались древние люди в стремлении обеспечить себе пищу и добычу! Вероятно, в дали времен наши предки называли какую-то свою рыболовную снасть, большую сеть словом «вод»: такие сети — бредни — «водили» по реке или озеру. О том, что это не пустой домысел, свидетельствуют латышское «вадс» — «бредень», немецкое «вадэ» — «сеть». Однако, произнося название «вод», рыбаки тех времен считали, что рыбы, услышав его, естественно, поймут, какая беда им угрожает, и своевременно ускользнут от ловцов. Надо было что-то делать. И к слову «вод» было прибавлено отрицание «не». Теперь желанная добыча не имела никаких оснований для паники: ведь на берегу речь шла не о страшном «воде», а о безобидном «не-воде». И несчастные окуни и щуки, попавшись на эту хитрость, прощались с жизнью.

Я думаю, вы узнаете во всем этом ту черту первобытного мышления, о которой я рассказывал, говоря о языковом табу.

Негодяй. Что неожиданно в прошлом этого слова? Что оно связано с «годиться» и с отрицанием «не» — ясно само собой. Неожиданно его старое значение: прежде чем превратиться в слово бранное, оно обозначало «рекрут, оказавшийся непригодным к воинской службе», говоря современным языком — «белобилетник». Только и всего.

Негр. Два этнонима (названия народностей, племен) являются, по сути дела, словами «черный»: «мавр» — от греческого «mauros» («тёмный») и «негр» — от латинского «niger», имевшего такое же значение. К нам это «негр» пришло через французский (negro) и немецкий («Neger») языки. Африканцы протестуют, когда их называют «неграми»: слишком много оскорблений и унижений связано с этой кличкой, данной им колонизаторами. Да к тому же она и неверна. Единой народности «негры» в Африке никогда не существовало. Говорить «негры» столь же нелепо, как называть всех европейцев общим именем — «белокожцы».

Неделя. Легко сообразить, что значить это может одно: «время, не занятое делом, работой»; но крайне странно, что мы именуем так все четвертинки любого месяца, все его семидневки; спрашивается, а что же тогда заслуживает названия «рабочее время»? Как это произошло?

Возьмите слово «понедельник»: это день, который следует «по неделе», т. е. за нею. Но он же идет вслед за воскресеньем, праздничным, нерабочим днем. Во всех славянских языках, кроме русского, слово «неделя» и значит «воскресенье», «праздник». У нас оно приобрело значение «время от одного нерабочего дня до следующего».

Недра. К этому слову тоже подошло бы определение «поручик Киже» (я вспоминал уже эту повесть Ю. Н. Тынянова, говоря о слове «исполин»). В самом деле, считается, что оно родилось из древнерусского словосочетания «вън ѣдра», которое означало «в глубины», «во внутренность» (это «ѣдра» близко к нашему «ядро»). С течением времени произошло, как говорят ученые, «переразложение» на границе между предлогом и именем существительным. «Вън ѣдра» стало слышаться и пониматься как «въ нѣдра», и странный гибрид «нѣдра» зажил самостоятельной жизнью, стал словом со значением «внутренняя, глубинная часть». Это не исключительный случай: во французском языке таким же образом из сочетания артикля и имени — «les-yeux» («лэз-йё» — «глаза») получился глагол «зьётэ» — «строить глазки». Да и у нас вы столкнетесь со словом «нутро», пережившим очень похожую метаморфозу.

Недуг. «Не-» — отрицание; что же такое «-дуг»? Древнеславянское «дѫгъ» имело значение «здоровье», «сила»: примите в расчет наши «дужой», «дюжий» — они связаны с ним. Естественно, что значение слова «недуг» — «нездоровье», «болезнь».

Нейтральный (и нейтралитет). Ученый термин, созданный из латинского «нэутэр» («neuter» — «нёйтер»), — «ни тот ни другой». К нам явилось из западных языков: во французском есть однозначное слово «neutralite», в немецком «Neutralitat» — «непримыкание ни к одной из враждующих сторон». С латинским «neuter» связано много наших современных слов и терминов: «нейтрон» — частица без заряда, ни положительная, ни отрицательная, «нейтрино» — малый нейтрон, и др.

Нельзя. И здесь, что такое «не-», понятно; важно установить, что такое «-льзя». Оно некогда звучало «льзѣ» и являлось дательным падежом от существительного «льга» — «свобода». Следы существования слова «льга» мы видим в наших современных «льгота», «польза»; отдельно оно уже не встречается никогда.

Немой. А вот тут такой метод анализа не подойдет: «не-» здесь не приставка, а часть корня. Думают, что слово это жило уже в славянском языке. Оно состоит в родстве с некоторыми словами других индоевропейских языков, например с латинским «мемерс» — «косноязычный». Вероятно, все они возникли из звукоподражаний, подобных греческому «барбарос» — «варвар».

Ненавидеть. Это старославянизм. В старославянском «навидѣти» значило «охотно созерцать», а «ненавидеть», естественно, получило значение обратное: «не желать видеть», «терпеть не мочь».

Нерв. Греческое «нэурон» («neuron») значило «волокно», «жила». В латинском языке у него был двойник: «нэрвус» — «струна», «жила». Существованием этих двух близко сходных слов объясняется та странность, что у нас чередуются «невропат» и «нервные болезни», «нерв» и «неврон». Мы пользуемся одним корнем, но в двух различных передачах: то греческой, то латинской.

Неряха. А вот в этом случае «не-» есть снова простое отрицание, и, следовательно, должно существовать и слово «ряха». Оно и впрямь живет в народных говорах русского языка. «Ряха» — женщина-чистюля; слово связано с тем «ряд» — «лад», «порядок», — от которого произведены такие слова, как «наряд», «обрядить», «суженый-ряженый».

Неуклюжий. У некоторых наших писателей можно наткнуться на слово «уклюжий» — «ладный», «складный»: «Сами собой приходят ладные, уклюжие слова» (А. Куприн). Писатели слышат его в народных говорах. Происходит оно от древнего «клюдь» — «порядок», «краса». Отсюда «клюжий» и «уклюжий» — «красивый», «статный»; «неуклюжий» — «неловкий», «неизящный».

Неясыть. Сейчас мы так называем одну из пород сов, но, как это ни странно, в Древней Руси так именовалась совсем другая птица — пеликан. Значение слова — «ненасытная»; недаром «неясытцем» назывался и самый страшный из днепровских порогов.

Ничком. В основе тут лежит «ник» — древнерусское существительное, равнозначное нашим «низ», «обратная сторона». Из него образовано «ником» — «спиной кверху, лицом вниз», а затем и «ничком» (см. Навзничь).

Новатор. Корень этого слова, казалось бы, указывает на его чисто русское происхождение — от «новый». Но вот вторая часть вызывает сомнение: «-тор» — характерный латинский суффикс, близкий по смыслу нашему «-тель»: «наниматель», «открыватель». «Оратор» — тот, кто говорит, «дегустатор» — кто пробует на вкус, и т. д. Сомнения справедливы: слово образовано не от русского «новый», а от латинского «новус», имевшего то же значение. «Новатор» — открыватель нового, тот, кто обновляет.

Новелла. Вот вам еще производное от этого латинского «novus»: «novellus» по-латыни значило «новенький», a «novella» было женским родом от него: «новинка», «новенькая».

Новичок. Слово из тех, которым очень легко дать неверное объяснение: «новенький», и дело с концом. В действительности же оно — уменьшительное от старинного придворного звания «новик»: так называли в допетровские времена дворянских «недорослей», взятых на царскую службу во дворец. В XVIII веке оно получило новое значение — «матрос-новобранец», а затем его уменьшительная форма — «новичок» — привилась в языке школы и стала значить «школьник-первогодок», «только что поступивший ученик». Как видите, в языке случается и так, что основная форма слова умирает, а производная живет себе и живет. Слово «новик» вы можете встретить сейчас разве только в заголовке полузабытого исторического романа «Последний Новик» да в распространенной фамилии Новиковы.

Нога. Никому из нас не приходит в голову в слово «нога» видеть хоть малую тень шутливости: слово как слово — нижняя конечность человека, конечность птицы, некоторых животных… Между тем когда-то оно было, так сказать, словом-шуткой. Наше «нога» родственно слову «ноготь», литовскому «нага» — «копыто». В древности обычным названием нижней конечности человека было исчезнувшее затем общеиндоевропейское слово, звучавшее как-то вроде «пех» (латинское «pes», греческое «pous» дают о нем некоторое представление, как и наши «пеший», «пешком», «пехота»). Слово же «нога», означавшее «копыто», тогда употребляли примерно так же, как мы сейчас употребляем слова «морда» или «рыло», говоря о лице, «лапа» — о руке, — с оттенком грубовато-фамильярной шутки. А потом основное слово отмерло, забылось, и «нога» стало единственным обозначением своего предмета.

Это не исключительный случай в истории языков, напротив того, так бывает нередко. Например, французское «тэт» — «голова» восходит не к латинскому «капут» — «голова», а к заменявшему его в римском просторечье слову «тэста» — «черепушка». Так римляне именовали голову сначала лишь в шутку (говорим же мы иногда: «у него котелок не варит» — о глуповатом человеке), а затем уже и всерьез.

Ноздря. Есть этимологи, желающие видеть в этом слове соединение двух элементов: «нос» и «деру»; тогда «ноздря» (а в древнерусском — «ноздра») значит «дырка в носу». Другие ученые считают, что слово произведено от основы «нос» при помощи суффикса «-др-»; по их мнению, «дыра» и «драть» не имеют сюда отношения.

Нокаут. Вернитесь к слову «локаут» — оба они образованы сходно и оба взяты нами недавно из английского языка. По-английски «to knock» — «бить», «выбивать», «out» — «вон», «наружу». Всё вместе буквально означает «вышибание вон», «выведение из строя».

Номер (и нумер). Латинское «нумерус» («число») пришло к нам из польского языка в произношении «нумер». Затем стали говорить «номер», но в производных словах сохраняется и старое «у»: «нумерация», «нумератор», «нумеровать».

Носорог. На первый взгляд просто: увидели люди такого зверя и, естественно, назвали его по главному признаку. Однако наши предки никогда и нигде не встречали носорогов, а слово «ноздророг» существовало уже в древнерусском языке. Это типичная калька, перевод по частям древнегреческого «ринокерос» — «носорог», от «ris» (родительный падеж — «rinos») — «нос» и «keras» — «рог». Странно: если это калька, то каким же образом могло в русском языке в разное время возникнуть два близких, но неодинаковых слова: «носорог» и «ноздророг»? А дело в том, что греческое «rinos» могло значить и «нос», и «ноздри».

Нота. Оба значения этого слова — «знак музыкальной записи» (а отсюда и «звук определенной высоты») и «дипломатическое обращение» — произошли от латинского «nota» — «значок», «памятка».

Ноябрь. Из латинского «новембер» — «девятый» (см. Декабрь). Прежде чем попасть к нам, слово это превратилось в греческом языке в «noembris». Отсюда и получилось наше «ноя-» на мосте латинского «новем-».

Нутро. Любопытная пара к слову «недра», образовавшемуся таким же способом. Древнее словосочетание «вънѫтро» испытало «переразложение» на границе между предлогом и именем, превратилось во «въ нѫтро» (ср. наше «внутрь»). Древнерусское «<ѫтро» имело значение «находящееся в глубине, в середине»; отсюда — «утроба».

Нырять. Не так-то легко сообразить, что у «нырять» — общий древний корень с «нора» и с «понурый». Ученые полагают, что это так. А то, что во всех этих словах разные гласные звуки, их не смущает: это явление перегласовки; его можно наблюдать на таких группах родственных друг другу слов, как «вал» и «волна», как «вода» — «ведро» и «выдра».

О

Обед. Понять, как «устроено» это слово, легко, если знаешь, что в древности оно обозначало не саму дневную трапезу, как теперь, а время до и после оды. Поэтому оно и построено из корня «-ед-» («еда») и приставки «об-» (как «объем», «обход» и т. п.). В народных говорах оно получило еще переносное значение — «полдень» и, далее, «юг», потому что в старину пищу принимали в середине дня, когда солнце стоит в южной части неба. (Прочитайте о слове меридиан.)

Обезьяна. В древнерусских документах такого слова не было; это животное именовалось «пифик» (из греческого «pithekos» — «обезьяна»); затем было позаимствовано из персидского языка слово «абузинэ», из которого и возникло «обезьяна».

Обелиск. В древнегреческом «обелос» значило «рогатина», «острие копья», «вертел». Отсюда «обелискос» — «копьецо», а затем и «заостренная сверху колонна», похожая на наконечник копья.

Обеспечить. См. Беспечный.

Обитать. В старославянском языке «витать» значило «жить»; современное наше значение этого слова — парить, носиться в вышине — родилось как переосмысление из таких сочетаний, как «витать (жить) в облаках». Из этого «витать» возникли и такие слова, как «об-(в) — итать» («жить»), «об-(в) — итель» («жилище»).

Облако. «Оболакивай-ка гуню стариковскую!» — говорит один герой древнерусской былины другому. «Оболакивать» значило «надевать», «облачаться». И в современных народных говорах «оболакивайся» значит «одевайся»; в них встречается и «оболоко» на месте нашего литературного «облако». Таким образом, «облако» — то, что оболакивает, облекает. Это старославянизм, а вот «оболочка» — чисто русское образование.

Область. Еще одно заимствование из старославянского языка: по-русски должно было бы получиться «оболость»; оно было бы построено из «об-» и«(в)олость» со значением «округа, подчиненная власти господина».

Обморок. Спорный случай. Можно возводить это слово к «обмереть» — потерять сознание, можно связывать его с «мрак» (русское «морок»; ср. глагол «обморочить» — обмануть, затуманить голову). Это довольно правдоподобно: говорим же мы о потере чувства: «потемнело в глазах».

Обои. То, чем обивают, материя для обивки. Почему — «обивки»? Стены же обоями оклеивают, не обивают. Это теперь так. В старину матерчатые «штофные» обои не клеились: их набивали на стены специальными «обойными» гвоздиками.

Образование (просвещение). Считают, что слово это — калька немецкого «Bildung»: «Bild» тут — «картина», «образ», а значит все слово «просвещение». Но дело в том, что слово «образование» можно найти в церковных русских книгах уже в XVII веке, а туда немецкие влияния навряд ли могли проникнуть. Вероятнее прямая связь со старославянским «образовать» — «создать», «составить», от славянского же «образ» — «подобие».

Обруч. Мы привыкли именовать так только особые пояски, стяжки на бочках. Но, должно быть, сначала «обруч» значило «кольцо, надеваемое на руку», «браслет»: ведь слово это построено так же, как «о-жерелье» — бусы, носимые вокруг «жерела» — горла; «об-руч» — «вокруг руки» (см. Обух).

Обувь. Попробуйте определить корень в этом слове, и вы убедитесь, что он представлен тут в виде одного-единственного звука «-у-». Когда-то он входил в состав глагола «ути» — надевать на ногу. Сейчас его можно извлечь только из сопоставления ряда близких слов: «об-у-ть», «раз-у-ть», «он-у-ча» — всюду это «у»; оно и есть корень.

Обух. Не так-то легко додуматься до этимологии этого слова. Буквальное его значение — «то, что обнимает ухо». Какое ухо? При чем тут ухо? А в виду имеется то отверстие в верхней части топора, в которое вставляется топорище.

Объегорить. «Ископаемые словечки» такого рода доносят до нас живое свидетельство о далеком прошлом нашего народа, о теперь ужо забытой странной древней жизни с ее обычаями и законами. 26 ноября, в «день святого Егория», в Древней Руси было принято заканчивать все расчеты между хозяевами-барами и работниками-крестьянами по летним полевым работам. При этом обе стороны — а особенно сильная, богатеи, — всячески ухищрялись надуть, «объегорить» одна другую. Отыщите в словаре слово «подкузьмить», и вы увидите, что такое ироническое словообразование было в свое время не редкостью.

Обязать. Это старославянский двойник к русскому «об-в-язать» — связать каким-либо приказом, условием, договором.

Овощ. Думают, что в общеславянском языке жило слово «воксти» индоевропейского корня, родственное немецкому «ваксэн» — «расти». Оно тоже значило «произрастать». Если это верно, то «овощ» первоначально обозначало «растущее», «растение».

Овраг. Возле города Луги, Ленинградской области, есть деревня «Вра'ги», именно «Вра'ги», а не «Враги'». В Москве имеется улица «Сивцев Вражек». Оба названия связаны с древним «вьрагъ» — «овраг»; слово это происходило от глагола «вьрѣти» — «бурлить», «бить ключом». Видимо, сначала оно имело значение «бурный поток», «паводок», потом перешло на водомоины, оставляемые такими потоками, и, наконец, стало нынешним — «овраг».

Овца. Нашему русскому имени «овца» соответствует испанское «овеха». Почему такое сходство слов на противоположных концах Европы? Все народы, говорящие на языках индоевропейской семьи, называют это домашнее животное словами, восходящими к одной древней основе: древнеиндийское «avika», литовское «avis», латышское «avs», греческое «oïs», испанское «oveja». Все это, по сути дела, одно древнее слово в разных вариантах и оформлениях. Видимо, очень давно наши предки приручили диких баранов, если имена, называющие самца этой породы «овен» и самку «овца», уходят в такую далекую глубь прошлого.

Огромный. Есть такое мнение: жило некогда во многих славянских языках слово «огромъ», означавшее пространство, на котором бывает слышен удар грома. У поляков оно сохранилось доныне, только приобрело значение «большая величина, масса». А в нашем языке возникло близкое слово «огромный» — «чрезвычайно большой».

Правда, другие сближают его с «громада». Указывают, что в народной речи существует слово-помесь: «огромадный». Но как будто все же следует отдать предпочтение первому объяснению.

Огурец. Нам сейчас кажется, что этот овощ рос всегда на русских огородах и носил свое русское имя. На деле же это не так. Слову «огурец» предшествовало слово, уже давно исчезнувшее, «огур», а оно было позаимствовано у греков; у них «агурос» — «огурец» связано с «аорос» — «неспелый», «несозревший». Это очень любопытно: ведь и на самом деле, в отличие от своих близких родичей арбузов и дынь, которые чем спелее, тем вкуснее, огурцы ценятся, только пока не пожелтели, не созрели окончательно: их едят «незрелыми».

Одеть. Вы ежедневно слышите выражение: «Куда ты дел то-то и то-то?», т. е. «Куда положил?» От этого же «дѣти», имевшего раньше значение «класть», «ставить», образовано и «одеть». Первым его значением было «положить (платье на человека)».

Одиннадцать. Так с течением времени преобразовалось древнерусское словосочетание «одинъ на десѫте», т. е. «один сверх десятка».

Ожерелье. Слово это, если вдуматься, построено точно так, как «о-шей-ник». Приставка «о-», а далее следует: там — «шея», здесь — «жерьло», т. е. «горло». «Ожерелье» — украшение, обвиваемое вокруг «жерела», горла (см. Обруч, Обух).

Оккупация. Это латинское слово, не подвергшееся еще почти никакому обрусению: по-латыни «занятие», «захват чужой земли» так и будет «оккупацио».

Около. Это наречие тесно связано с «коло», «кольцо», «колесо», обозначающими круг. Буквальное значение его — «в ближайшей округе», «тут же, вокруг»… Близкого происхождения слово «околица» — места вокруг поселка, совсем возле него.

Околоток. Предмет этимологических споров. Не решено, связано ли это существительное с «около» — тогда оно может пониматься как «округа», «местность, лежащая поблизости» — или же с глаголом «колотить». Думают, что в этом случае «околоток» первоначально могло обозначать пространство, на котором слышен стук колотушки ночного сторожа, который как бы «околачивается» сторожем, «один участок охраны». Если так, слово по своему образованию напоминает «огромный». Окончательного решения пока что нет.

Околыш. А вот тут связь с «около» не подлежит сомнению. Старинная форма слова была «окол» — опушка вокруг головного убора.

Окорок. Мы уже сталкивались с ним в связи со словом «каракатица». Буквальное значение для нашего «окорок» — «мясо, расположенное вокруг бедра» («крака», «корока»).

Октябрь. Восьмой месяц года по древнеримскому счету именовался «октобер» (от «окто» — «восемь»). В Византии его имя стало «октобрис»; эта форма и дала наше название, а окончание «-ябрь» вместо «-обрь» получилось под влиянием соседних «сентябрь» и «ноябрь».

Окунуть. В Лужском районе, Ленинградской области, можно и сегодня услышать, как купающиеся в реке мальчишки кричат друг другу: «Один раз окупнусь — и домой!..» Они даже не подозревают, что выражаются при этом на древнерусском языке: из существовавшего в нем когда-то глагола «окѫпнѫти» — однократно погрузить в воду — образовалось с течением времени и наше «окунуть». Окрестности г. Луги сохранили в своем говоре немало очень древних элементов.

Окунь. Вероятно, от «око» — «глаз», со значением «глазастик», «большеглазая рыба».

Оладьи. Мы уже привыкли, что самые простые слова нередко отличаются длинной и пышной родословной. Древнегреческое «еладион» значило «масляная лепешка» от «елайон» — «масло» (растительное). Лет пятьдесят назад в церковном быту употреблялось множество слов, связанных с этим «елайон» — «елей»: «полиелей» — зажигание сразу всех лампад в церкви в торжественные моменты службы, «еле-освещение» — один из церковных обрядов. И вот от этого самого «елайон», через «еладион» родилось и наше «оладья». Чуждое «е» в начале слова русский язык заменил звуком «о»: так же он поступил со старославянским «есень», превратив его в наше «осень», или со скандинавским «Эльга», сделав из него наше имя «Ольга». Это закон русского языка.

Олень. Как я уже говорил, рассматривая слово «лось» — «лань», «лось» — «олень», — все эти названия очень близки друг к другу по происхождению. Древнейшим значением у них всех было, по-видимому, «светло-бурый, рыжий зверь».

Омуль (рыба). Предполагают, что название это возникло из народного «мулить воду» — «мутить»: рыбка, мутящая воду при быстрых движениях.

Опека. Мы уже встречались с этим корнем, разбирая слово «беспечный». Он содержится и в словах «пеку», «печь», «печаль», «печень». В древнерусском языке при помощи его выражались представления о том, что «горит», «жжет», «обжигает»; в частности, о разных жгучих ощущениях и переживаниях. «Опека» буквально «озабоченность», «забота о ком-нибудь», которая как бы «печёт душу» опекуна. В то же время слово это является калькой латинского «прокурацио», в котором «про-» равно нашему «о-», а «кура» — «забота».

Операция. По-латыни «опус» значило «дело», «операрэ» — «делать», «орудовать», «операцио» — «действование». Любопытно, что множественное число от «опус» — «опера» — позволило создать слово «опера» — «музыкальная драма» (в итальянском языке), а единственное означает теперь в словаре музыкантов отдельное произведение или цикл произведений композитора, обозначенные особым номером: «Соната, опус 7».

Опешить. В древнерусском языке глагол этот имел прямое значение: из конного стать пешим, потерять коня в бою. Со временем он стал употребляться в переносном смысле: растеряться, точно конник, упавший с седла. Теперь мы только с этим употреблением и имеем дело.

Оппозиция. Латинское «оппозицио», образованное из приставки «об-» и глагола «понэрэ» — «класть», «полагать», значит «противоположение, противопоставление». У нас — «противодействие». От этого же латинского корня наше «оппонент», «оппонировать» — возражать.

Опять. Вам пришло в голову, что слово это тесно связано с «пятка», «пята»? В таком случае, вы уже отлично навострились в этимологии: так оно и есть. Первое значение этого наречия — «по собственным пятам», «повторяя свой путь», — «о-пять». Может быть, именно поэтому в просторечье часто слово «опять» заменяют словом «обратно». «Обратно дерево упало». Говорить так нельзя: «обратно» соответствует не наречию «опять», а наречию «вспять» — «назад»: отсюда и путаница.

Орбита. Из латинского языка, в котором «орбис» значило «круг», a «orbita» — «круговой путь», «пробег по кругу». К нам слово попало через польское посредство; поэтому ударение у нас стоит, как в польском языке, на втором слоге с конца.

Орган. Греческое «органон» имело значение «орудие», «снаряд», а также и «часть тела, выполняющая определенную работу». Отсюда и оба наши слова «орган» и «орган» с их производными.

Орёл. Имя этой птицы унаследовано нами из общеиндоевропейского языка. Оно родственно греческому «орнис» — «птица», литовскому «arelis» — «орел», германскому «Аар» — «орел». А суффикс («-ьлъ») здесь является особым «увеличительным» суффиксом, как и в слове «козел»: он показывает, что в виду имеется большое животное или птица. Иначе говоря, для древнего славянина «орел» звучало примерно так же, как для нас «орлище».

Оркестр. Греческое «орхестра» — площадка перед театральной сценой, предназначенная для певцов, музыкантов и танцоров, — прибыло к нам кружным путем, через западноевропейские языки. Слово связано с глаголом «орхэомай» — «плясать». «Орзэстэс» значило «танцор», «плясун». Как видите, современные языки сильно переосмыслили заимствованное слово.

Орудие. Корень этого слова тот же, что у слова «ряд» (ср. «оборудовать» и «снарядить», «орудие» и «снаряд»), только он претерпел перегласовку — изменение звуков. В древнерусском «орудие» значило «дело», «предприятие», «снаряд». А в наше время оно стало значить еще и «пушка». Любопытно, что в чешском языке «пушка», «артиллерийское орудие» именуется «delo» («дело»).

Орфография. Греческое сложное слово, из «ортос» — «правильный», «прямой» и «графо»— «пишу». Наше «правописание» является его калькой — точной копией.

Оса. Интересное слово. Видали вы осиное гнездо? Оно построено из чего-то похожего на бумагу или ткань. Так вот, думают, что первым значением нашего «оса» и было «ткачиха».

В народных русских говорах «оса» звучит как «восва», в некоторых западнославянских языках — как «воса». Очень вероятно, что все эти слова (через литовское «vapsa» — «оса», через латышское «vespa») связаны со старым индоевропейским корнем, имевшим значение «ткать», «тканье». Мы встречаем его в немецком «Webe» — «холст», «weben» — «ткать».

Оскомина. «Скомить» (близкое к «щемить») в древнерусском языке значило «болеть», «ныть». Отсюда «оскомина» — неприятное ощущение во рту.

Основа. Говоря сейчас: «Основы языкознания» или «Основа всему — труд», мы совершенно не помним о слове «сновать» — натягивать продольные нитки на ткацком станке в качестве первого начатка будущей ткани. А ведь слово наше именно отсюда и родилось. Первоначально оно значило только — самые главные продольные нити в ткани; затем стало обозначать существеннейший, главнейший составной элемент чего-либо, то, на чем держится все целое (ср. «основание»).

Основание. Этот пример отлично показывает, как далеко переносные значения слова уводят нас от первоначального, главного. Произнося «основание горы», невозможно связать эти слова с мыслью о том, что кто-нибудь когда-нибудь «сновал», натягивал взад-вперед нити в ее подножие. Первоначальный образ, заложенный в корне, давно уже перестал связываться со всем словом, и мы, как говорят ученые, не можем ощутить в нем его «внутренней формы».

Осокорь. Дерево из семейства тополевых, родственное осине. Имя, вероятно, означает «осинокорый» — с корой, напоминающей осиновую.

Остров. Не каждый сообразит, что существует близость между словами «остров» и «струя». Между тем «остров», возможно, значило первоначально: «суша, оструяемая водою». Видимо, так назывались прежде только речные острова; лишь позднее слово было применено ко всяким клочкам суши, окруженным водою, а затем и к различным участкам леса, поля, окруженным чем-либо со всех сторон: «островок леса в степи». Есть и другие объяснения этого слова.

Отец. Когда-то у индоевропейцев понятие «родитель» выражалось древним словом корня, очень далекого от «отец». Оно было родственно латинскому «натэр», германскому «фатэр», французскому «пэр». Однако рядом с ним существовали ласкательные названия отца, соответствующие нашим «тятя», «батя», например древнегреческое «атта». К одному из таких слов — «отъ» — возникла уменьшительная форма «отькъ», позднее превратившееся в «отьць». Постепенно она вытеснила старое слово, обозначавшее «родитель», утратила оттенок ласкательности и уменьшительности и живет сейчас в виде нашего «отец».

Отметка. Первым значением было тут «затесь», «зарубка» (см. Метить). Самое знакомое вам значение — «балл» (цифровая оценка знания) — родилось как переносное много веков спустя.

Отрок. Слово «мужик» в наши дни если что значит, то, уж конечно, «взрослый мужчина»; слово «отрок», хотя употребляется совсем редко, означает «подросток». А было время, когда их значение совпадало: «неправоспособный», «не имеющий права голоса». «Мужик» понималось тогда как «маленький муж», «несовершеннолетний мужчина». А «отрок» было сложено из приставки «от-» и корня «-рок», «речь», «реку» — «говорю». «Отрок» — отреченный, лишенный права голоса, еще не доросший до участия в родовых и племенных советах (см. Мужик).

Офицер. «Оффициариус» по-латыни было «чиновник», от «оффициум» — «должность», «чин». К нам перешло через французский и немецкий языки.

Охота. В буквальном смысле— «желание» («Охота пуще неволи»). Почему же оно получило возможность означать и «лов» — промысел зверобоя? Видимо, перед нами знакомое уже явление языкового табу. Нашим предкам казалось опасным предупреждать добычу о задуманных против нее предприятиях. Осторожнее было слова, их обозначающие, заменять другими, «прикровенными». Так и было поступлено: «Желание — желание, угадай какое?!» Вспомним при этом слова «невод», «медведь», «рыба» и др.

Очаг. Вот слово, от которого припахивает дымком азиатских кочевьев. Оно пришло к нам от тюрков-кочевников, у которых «очак» значит «огонек», «камелек». В тюркских языках это — уменьшительное от «ot» — «огонь».

Ошеломить. «Шелом» по-древнерусски — «шлем». «Ошеломить», видимо, значило буквально: нанести в бою удар по шлему; такие удары, естественно, вызывали состояние, близкое к обмороку, к потере сознания. Значение «потрясти удивлением» возникло позже. Обратите внимание, как близко стоят друг к другу наши слова, выражающие чрезвычайное удивление: «поразить» — буквально «нанести «потрясти» — «сильно тряхнуть»; «ошеломить». Все они некогда имели в виду прямое физическое воздействие и лишь потом, так сказать, «смягчались».

Ошибка. Сказанное выше относится и к этому слову. Из слов «ушиб», «пришибить», «зашибить» легко выделить корень «-шиб-», означающий «бросок», «удар». В народных говорах и сейчас «ошибиться» может значить «нанести удар мимо цели»; таким образом, «ошибка» буквально понималась как промах, неточное попадание при ударе.

П

Павлин. Хотите выслушать небольшую этимологическую сказочку? Жило-было латинское слово «papiliо» («папилио»); жило и значило оно «палатка» или «шатер». У него появилось двое потомков-французов: «павийон» («pavilion») — «беседка», «киоск» и «папийон» («papillon») — «бабочка», «мотылек». Как возникло первое, вполне понятно: между «палаткой» и «беседкой» разница невелика. Поразмыслив, можно согласиться, пожалуй, что человеку с воображением пестрокрылый мотылек может показаться похожим на цветистую крошечную палатку, на разукрашенный, порхающий по воздуху шатер-малютку… Так или иначе, оба слова и по сей день процветают во французском языке.

Со вторым из них ничего поразительного не стряслось, а вот первое испытало неожиданное приключение. Оно попало в немецкий язык в качестве названия для красивой пестрой птицы, распускавшей свой хвост, как роскошный шатер — павийон. Немцам это «павийон» послышалось как «павенхён» или «павенхун» — «павья курица».

Когда же это слово дошло до нас, мы восприняли его как «павлин» (и как «пава» для птицы-самки), совершенно не подозревая о его связи с палатками, беседками, бабочками и мотыльками.

Да и попробуйте, не зная всей этой истории, догадаться, что все это состоит в родстве друг с другом…

Падеж. Это грамматическое обозначение — перевод древнегреческого «птозис». Однако в основу термина столь высоконаучного греки положили слово, очень далекое от учености. «Птозис» до этого было названием выпадения разных комбинаций очков при игре в кости; затем им стали именовать разные формы имен при их склонении — «падежи».

Пай (доля) и паёк. Прямое заимствование у тюрко-язычных народов. В татарском, например, языке «pai» — «доля», «часть»; «паек» — уменьшительная форма к обрусевшему «пай».

Пай («хороший»). Пай-мальчик… А это «детское», казалось бы, слово, пришло к нам из финского или эстонского языка, где «pai» значит «хороший». И вот что забавно: передав нам свое первое «пай», казанские татары (см. выше) взяли от нас в свой язык «пай» второе, полученное нами от западных соседей: по-татарски теперь «пай», как и у нас, говорится о послушном, хорошем ребенке.

Пакт. В латинском языке «пактум» (от глагола «пацисци» — «договариваться», «мириться») имело значение «мирный договор». Связано с «пакс» — по-латыни «мир».

Палеонтология. Ученый термин, искусственно образованный из трех греческих элементов. «Палайос» значило у греков «древний», «онтос» было родительным падежом от «он» — «существо», а «логос», с которым мы уже неоднократно сталкивались, имело значение «наука». Все вместе — наука о древних существах, о развитии жизни на земле.

Палец. Когда речь шла о слове «наперсток», вы уже прочитали о том, что «пальцем» в Древней Руси именовался только большой палец; остальные назывались «перстами». Слово «палец» образовано от давно исчезнувшего древнего «палъ», с которым, по мнению некоторых, связаны также «палка», «палица». Мы видим это «пал» в словах «беспалый», «шестипалый», в народном «напалок» — «наперсток».

Палка. Скорее всего, одного корня с «палить» — «жечь». В псковском областном говоре у лесных рабочих-дровосеков «палка» — мера объема заготовленных в лесу дров. Первоначально так, возможно, называлось то количество дров, какое можно собрать с одной «палки» выжигаемого под пашню леса, с одного такого горелого места. Можно думать, что слово это было затем применено и к самим кускам дерева, плахам, головням, остающимся на лесных выгарях, и, наконец, ко всякому удлиненному нетолстому отрезку древесного ствола. Есть и другие объяснения.

Палуба. Первое значение — лубяной настил на судне, ладье (от «луб» — «лыко», «древесина»).

Панель. Нам теперь кажется, что из нескольких значений этого слова старшим и первым является: пешеходная мощеная дорожка по краю улицы. Другие — полоса обшивки или окраски на стене внутри здания или плита при сборном строительстве — возникли из него. На деле слово происходит из романских языков, где «паннэллюс», «панис» имели значение «сукно», «обивка стены». Таким образом, значение «тротуар» является не самым старым, а, наоборот, более новым переосмыслением слова.

Папоротник. Откуда могло взяться это странное слово? Когда его только что создали, оно, вероятно, значило «трава, перистая, как птичье крыло». Почему? Потому что в общеславянском языке было слово «папорть», а в древнерусском — «папороть», означавшие это же растение. За ними стояло давно исчезнувшее «порть» — «крыло», связанное с «пьрати» — «лететь». От этого же корня произведены «парить», «перо» и ряд других слов.

Парад. В нем видят испанское «парада»— «остановка», «задержка»; к нам оно попало через французский язык. Должно быть, сначала имелась в виду остановка войска для его осмотра командиром; позднее появилось значение: проход солдат мимо стоящих на месте зрителей — «парад-алле».

Параллельный. Греческое «паралеллос граммэ» значило: линия, идущая все время на равном расстоянии от другой. Сложено из «пара» — «возле» и «аллелон» — «друг с другом». Как видите, из этого же греческого словосочетания произошло и наше «параллелограмм».

Парашют. Во французском языке живет немало слов, сложенных из различных французских корней, но в сочетании с итальянским «пара-» — «защищай»: «парасоль» — «защити от солнца», «параплюи» — «защити от дождя» (зонты), «паратоннэрр»— «громоотвод», «парафё» — «экран перед топкой для защиты от огня», «параван» — «защити от ветра» (ширма), и т. п. Точно так же образовано из «пара-» + «шют» (падение) и «парашют», созданное с рождением воздухоплавания.

Парта. Сто раз на дню каждый школьник повторяет «парта», «на парте», «за партой», а откуда взялось это «парта» и ученые еще не очень ясно представляют себе. Возможно, что в его основе — французское «а пар» («a part») — «особо», «в отдельности»: когда-то «партами» называли сиденья для одного или двух учеников, в противоположность длинным, многоместным, общим школьным столам и скамьям.

Партизан. В итальянском языке «партиджано»— «приверженец», «член группы, партии». Во французском языке оно превратилось в «partisan». У нас в XVIII веке значило главным образом «сторонник», «приверженец» и лишь после войны 1812 года приобрело и теперешний смысл, и широкое распространение.

Партия. Из французского «парти» («partie»), связанного с латинским «партиор» — «делить», «разделять»; буквальное значение — «часть». К нам перешло через немецкий и польский языки.

Паспорт. Если вы наблюдательны, вас удивит: при чем тут «-порт»? А вот при чем. «Пассо-порто» в Италии назывались некогда пропуска, дававшие кораблю право на заход (от слова «пассарэ» — «проходить») в тот или иной порт («порто»). Потом, офранцузившись, слово «пасс-пор» стало значить: «разрешение на переход границы государства», а затем и вообще «основное удостоверение личности», или, как стали его называть, «вид на жительство». В этом значении оно теперь употребляется и у нас. «Порт» тут уж решительно ни при чем.

Пассажир. Близко к предыдущему: от итальянского «пассаджо» — «проход», «проезд». Но мы позаимствовали его уже у немцев, в их переработке.

Патефон. Собственно — «граммофон, выпущенный фирмой Патэ» (во Франции). Постепенно это название распространилось на все граммофоны без труб.

Патриот. Через французский язык, где это слово получило особое хождение и вес в дни революции 1789–1793 годов; пришло оно из поздней латыни. Там «patriota» имело значение: «тот, кто любит родину, отечество» («patria» — от «pater», «отец»). Вот почему нельзя говорить «патриот своей родины»: получается «масло масленое».

Паук. Ближние к нему слова ничуть на него не похожи. Это греческое «onkos» — «крючок», латинское «uncus» — «скрюченный»… Видимо, животное было названо так по своим цепким и крючковатым лапкам: ученые считают, что наше «паук» произошло от древнейшего «паѫкъ»; если так, вы сами можете обнаружить сходство между этим «паѫкъ» и теми латинским и греческим словами, которые я только что назвал.

Пахать. Слово-головоломка. Одни связывают его с иранскими корнями, другие ищут связей с «пасти», но к окончательному решению еще никто не пришел.

Педагог. Греческое «пайдагогос» сложено из «пайс» — «дитя», «мальчик» и «агогос» — «ведущий». Буквально — «детруковод». «детовод».

Пельмени. Хотите узнать буквальное значение этого кулинарного термина? «Ухо-хлеб»… По-удмуртски «пель» — «ухо», «нянь» — «хлеб». Все это вполне естественно: и у нас один из видов таких изделий именуется «ушки», а сами пельмени — кушанье урало-сибирское; оттуда, с северо-востока, пришло и его финно-угорское название.

Пенал. По-английски «пен» — «писчее перо». Слово это в английский язык попало из латыни, где перо звалось «пенна». Там же существовало и слово «пенналэ» — «ящичек для перьев»; его потомком и является наше «пенал».

Пенсия. Латинское «пенсио» — «плата» было образовано от «пендэрэ» — «взвешивать». Какая тут связь? В древности, уплачивая деньги, их обычно отвешивали на весах: греческий «талант» был одновременно и денежной единицей, и единицей веса. Вспомним также английский «фунт стерлингов». В дальнейшем слово «пенсия» приобрело более узкое значение — выплаты по старости, инвалидности. Этого же корня слова «пансион», «пансионат» и др. (из французского «pension» — «пансьон»).

Пентагон. Сопоставьте слова «полигон», «тригонометрия», «гониометр» («многоугольник», «измерение треугольников», «угломер»), ивы сообразите, что «-гон-» (греческое «гониа») означает в них «угол». Если добавить, что «пентэ» в том же языке — «пять», станет ясно: «Пентагон» — «пятиугольник». В наши дни так именуют берлогу неистовых вояк из США: здание, в котором помещается военное министерство в Вашингтоне, имеет пятиугольную форму в плане.

Перец. Так называются плоды индийского пряного растения. Его индийское имя — «пиппали». Греки сделали из него «пепери», римляне — «пипер». У нас это название должно было бы быть «пьпьрьць» — «пеперець», но случилось то, что именуется гаплологией: из двух одинаковых слогов один выпал, и слово стало звучать как «перец».

Перо. Корень, с которым связано это слово, дал в индоевропейских языках целый ряд слов со значением «крыло», «птичье перо»: греческое «итэрон» — «перо» и «крыло», литовское «спарнас» — «крыло». Его же мы встречаем в русских «парить», «перо», «папоротник» (см.).

Перспектива. Латинское «перспицио» означало «ясно вижу». «Арс перспектива» живописцы Возрождения назвали искусство правильно, без искажений, представлять предметы на картине. Позднее явилось и переносное значение: поскольку законы живописной перспективы позволяли изображать на картине даль, далекие горизонты, этим словом стали обозначать возможности далекого будущего, надежды на будущее. «У него большие перспективы».

Перчатка. В древности — «перстатика», от «перстатый» — «со многими перстами». Так эту одежку назвали в отличие от рукавиц и варежек, у которых от всей руки отделялся только один, да и тот не «перст», а «палец». Посмотрите, что по этому поводу сказано о словах «наперсток» и «палец».

Пёс. У имени этого симпатичного и всем знакомого животного — три этимологии, но ни одной бесспорной. Было высказано мнение, что оно связано с «пёстрый» (см. ниже). Допустимой также кажется его связь с индоевропейскими словами, означающими «скот», древнеиндийским «pásu», латинским «пекус»: ведь собака — сторож скота, стад. Наконец, считают, что у него может быть общий корень с латинским «специо» — «смотрю»; тогда имя это значит «зоркий» (караульщик). А почему «пёстрый»? Это заставляет допустить, что древнейшие прирученные собаки имели пятнистую шкуру.

Так которая же версия правильна? Вот это пока неизвестно!

Песок. Меня очень просили включить слово «песок» в словарь: нет никаких способов узнать, через «е», через «и» или, чего доброго, через «я» в первом слоге надлежит его писать. А ведь в предисловии было сказано, что это зло еще не так большой руки, если человек знает этимологию слова.

К сожалению, этимология слова «песок» очень кратка и вряд ли поможет вам в вопросе его правописания. Я могу сказать только, что слово это общеславянское, что происходит оно от древней основы «пѣс»… И все. Не знаю, сможете ли вы применить эти сведения с пользой для себя. Этимология может прояснить орфографию слова, но далеко не каждого.

Пёстрый. По происхождению близко к «писать» и буквально значило «расписной». Звук «т» тут позднейшего образования: он внедрился в старую форму «пьсръ». Это не исключение: такое же случилось со словами «сес(т)ра», «ос(т)рый» и др.

Петрушка. Прежде всего различим три разных слова «петрушка»: 1) огородное растение; 2) русская марионетка; 3) в выражении «всякая петрушка» — разная мелочь, пустяки, ерунда.

Первое — русская, а может быть, польская переработка греческого названия «петроселинон» — «каменный сельдерей», в котором «петрос» — «камень». Второе — уменьшительная форма к имени Петр, а оно восходит к греч. «петрос» — камень, «петра» — скала. И наконец, третье значение, вероятно, связано с обыкновением поваров сдабривать супы мелко нарезанными корешками, в том числе и «всякой петрушкой». Таким образом, все три слова — омонимы одного происхождения; все восходят к греческому «петрос».

Печаль. Припомните, что говорилось о словах «беспечный», «опека». Они, так же как и «печаль», близки к «пеку, печь»: «печаль» — то, что жжет, «печет» душу.

Печать. И это слово связано с «пеку, печь». Первым его значением было: металлический штамп, чтобы выжигать тавро на коже животного, «припекая» эту кожу. Затем оно стало обозначать любой оттиснутый на чем-нибудь знак и всякое приспособление для этого. Со временем значение его еще расширилось: оно включило в себя: «все, что печатается» — литературу, прессу.

Печень. Когда захотите кого-либо удивить, скажите ему, что «печать», «печаль» и «печень» — три слова одного корня. Как обстоит с первыми двумя, мы с вами уже знаем. Что же до «печени», то в представлении наших далеких предков она являлась «внутренностью, потрохой для запеканья». Слово «печёнка» в какой-то степени напоминает по строению наше сегодняшнее «поджарка», «жаренка» (см. Беспечный).

Печь. От той же древней основы «пек», что и «пеку, печь», — место для печения, жарения пищи.

Пеший. Перечитайте статью о слове «нога». Там сказано, что древнейшее слово, означавшее нижнюю конечность человека, было у нас близким к латинскому «pes», к греческому «поус» — «нога». «Пеший» — этого же корня; его буквальное значение было, вероятно, «идущий (своими) ногами» (ср.: «пехота» — «пёхом идти»).

Пещера. В древнерусском языке и в современных народных говорах «печора» — углубление в земле, похожее на печь. Наше «пещера» — старославянизм: в этом языке мы постоянно встречаем «шт» — «щ» там, где в русских словах звучит «ч»: «ночь»— «нощь» («ношть»); «дочь» — «дощь» («дошть»); «печь» — «пещь».

Пиджак. Из английского «pea» («пи») — «материя фриз, бобрик» и «jacket» — «жакет», «тужурка». В русском просторечье долго существовало в искаженном виде: «спинжак». Эта форма родилась благодаря так называемой «народной этимологии», неверному объяснению: «спинжак» — одежда, прикрывающая спину. Я надеюсь, вас не надо предостерегать от ее употребления.

Пилот. У греков «рулевой» назывался «педотес», от «педон» — «весло». Французский язык сделал из этого «pilote» («лоцман»), переняв слово через итальянский язык; затем он передал его нам, но уже после изобретения авиации, в значении «тот, кто управляет самолетом».

Пионер. Образец слова с длинным и непрямым историческим путем; кстати, оно тоже состоит в родстве с нашим «пеший». В народной латыни «педонэм» означало: «пехотинца» (винительный падеж). Это слово превратилось сначала во французское «pionnier» — «пехотинец»; потом значение его расширилось до «разведчик», «первый поселенец в новых местах», «первооткрыватель». Отсюда и возникло в 1922 году наше «пионер» — юный ленинец, передовой разведчик в борьбе за коммунизм.

Писать. По происхождению близко к «пестрый» (см. выше). Сначала значило: покрывать узором, пестрить (художники и сейчас говорят не «рисовать красками», а «писать красками», а на Украине еще недавно «писанками» назывались пестро раскрашенные пасхальные яйца). Сравните также слово «расписной» — «пестрый».

Питать. В древнерусском «пита» значило «пища», «хлеб». Слово это общеиндоевропейское: древнеиндийское «pitús» означало «еда», литовское «pietús» — «обед». «Пита» звучало в русском языке еще в XII веке, во времена «Слова о полку Игореве».

План. Вероятно, от латинского «планум» — «плоскость»; но, возможно, не прямо от этого слова, а от «планта» — «след ноги». Впрочем, «планта» все равно происходит от «планум».

Планета. «Астэр планэтэс» («блуждающая звезда») — так греки называли семь небесных светил, похожих на звезды, но отличавшихся от них причудливым, петлеобразным видимым движением по небу. Это слово проникло к нам давно в народной форме «планида» — «предначертание», «судьба» (от астрологических предсказаний судьбы по расположению планет). Современное «планета» заимствовано через польский язык из латыни много позже.

Платформа. Французский языковед Мишель Брэаль указывает на это слово, как на пример, до чего далеко переносные значения могут уходить от первоначального, основного. Французское «plate-forme» значило сперва «плоская крыша дома», потом получило значение «дебаркадер железнодорожной станции». Теперь мы употребляем это слово и в смысле «любая ровная площадка из твердого материала» («движок установлен на бетонной платформе»), и «геологическая область, в которой не происходит землетрясений» («русская платформа»), и «железнодорожный вагон без стенок и крыши», и, наконец, «программа партий, действий, убеждений» («капитулянтская платформа правых оппортунистов»). А ведь буквальное значение, лежащее в основе всех этих вариантов, совсем просто: «плоскоформенная», от «plate» — «плоский», «forme» — «форма».

Платье. Тесно связано с древнерусским «платъ» — «кусок ткани», откуда и наше «платок». «Платье» стоит примерно в таком же отношении к «платъ», как «братья» — к «брат».

Плашмя. Буквально: «лежа плахой, пластом». Древнерусское «-мя» известно нам по ряду слов: «рев-мя», «леж-мя», «стой-мя».

Плита. В слове этом таится давно исчезнувшее древнерусское заимствование из греческого языка: «плинфа» — «кирпич». «Плинтос» — называли византийские строители тогдашний плоский по форме кирпич, из которого были сложены здания древнего Киева. Отсюда возникли оба значения нашего «плита»: «печь, накрытая плоской чугунной доской» и «плоско обтесанный камень».

Плод. Корень тут тот же, что в слове «племя». Древнейшим буквальным значением было: «порождение», «детеныш».

Плот. Опять довольно запутанный этимологический казус. В одном слове тут можно различить два разных. Вот присмотритесь.

1) Примитивное суденышко из сколоченных вместе бревен. Здесь предполагают связь с глаголом «плыть»: «плот»-«плавучка».

2) Сбитые вместе бревна и доски. Тут видят родство с «плести», «плетень». Этот «плот» — «плетёнка». С ним связаны такие слова, как «сплотить» — связать друг с другом, «плотник».

Корни разные, а в то же время мы почти не различаем этих слов: они сливаются для нас в одно. То, что теперь мы именуем «плот», одновременно является предметом и «сплоченным» и «плавающим».

Плотный. Никакого отношения к «плоту»; связано с «плоть» — «тело». Буквально: такой, в котором много плоти, вещества.

Площадь. Существует две гипотезы. Профессор М. Фасмер, например, считает это слово происшедшим из древнейшего славянского «ploskědь» и, значит, связанным с «плоский», а итальянский этимолог Пизани выводит его из греческого «платэйа», только из именительного падежа множественного числа от этого слова: «платэйадэс». Есть сторонники и того и другого мнения. Нам с вами остается подождать, пока спор будет разрешен окончательно и бесповоротно.

Плюс. Математики почерпнули этот термин из латинского языка, в котором «plus» значило «больше».

Повесть. От корня «вѣд-» был образован глагол «повѣдѣти» — «рассказать». Производным от него и является наше современное «повесть», «повествование» — рассказ.

Поганый. Чрезвычайно интересное слово: «паганус» в Древнем Риме было существительным, производным от «пагус» — «поле»; значило оно «селянин», «деревенский житель». Когда в самом Риме, столице государства, уже распространилась новая религия — христианство, окрестные поселяне — «пагани» — продолжали оставаться заядлыми язычниками. Слово «паганус» в языке римлян-горожан приобрело новый смысл, стало означать «невежда-язычник», «мужлан-язычник», а затем и просто-напросто «язычник», «нехристианин».

С распространением новой веры слово это, «паганус», было занесено в Византию, а оттуда проникло и на Русь. Тут его множественное число — «пагани» — превратилось в «поганые» и начало обрастать новыми значениями. «Погаными» стали именовать не только соседей-язычников, в отличие от христиан («крестьян») — русских; слово распространилось на все, чего не одобряла или что запрещала новая вера. Она не допускала в пищу зайчатины, бобрового мяса — эти животные были признаны «погаными». «Поганым» постепенно стало все несъедобное (скажем, ядовитые грибы — «поганки»; невкусные породы птиц — чомга, или «поганка»), а также и опасное: «поганик» в языке псковичей — змея-гадюка; да, наконец, и все просто противное, неприятное. Как видите, от древнеримского «паганус» (земледелец) до нашего «поганка» (несъедобный гриб) — «дистанция огромного размера»… Я бы советовал в связи с историей слева «поганый» перечесть историю слова «крестьянин»: они являются как бы зеркальными отражениями одна другой.

Погода. Корень тут тот же, что у «год». Первоначальным значением у слова «погода» было «хорошее время», «вёдро»; недаром «непогодой» мы называем ненастье. По в дальнейшем это же слово включило в себя и противоположный смысл: в известной волжской песне («Разыгралася погода, погодушка верховая…») оно значит «северный ветер с дождем и снегом». Со словами иногда происходят и такие происшествия.

Подкузьмить. Слово-близнец к «объегорить». В «день святого Кузьмы», 17 октября но старому стилю, как и в «Егорьев день», производились в старой России расчеты хозяев с работниками. Обе стороны ухищрялись как могли «подкузьмить», т. е. надуть, обмануть друг друга (см. Объегорить).

Подоплёка. «Оплекой», «оплечьем» называлась в старину та часть одежды, которая прикрывает плечи. «Подоплека» — было та подкладка, которую ставили под это место, дабы придать одежде нужную форму. В дальнейшем этим словом стали называть изнанку дела, тайные причины чего-либо, скрытый смысл.

Позор. Глагол «зрѣти» обозначал «видеть», «смотреть». «Позор» — то, на что зрят, смотрят, «зрелище». В таком смысле слово «позор» употреблялось еще Пушкиным в «Деревне»:

Друг человечества печально намечает Везде невежества убийственный позор…

Вообще же у нас и у болгар оно приобрело значение «постыдное зрелище, срам», у других славян — «взгляд», «внимание». В Чехии на опасных перепутьях висят надписи: «Позор!», они означают: «Осторожно!», «Внимание!»

Покуситься. От старославянского «покусити» — «испытать» (вернитесь к слову «искусство»). Первым значением было «попробовать на вкус», «откусить на пробу», потом стало значить «произвести попытку». Наконец, значение сузилось, и теперь мы понимаем слово «покуситься» главным образом как «попытаться совершить какой-либо проступок или преступление», нечто неблаговидное, злодейское.

Поле. Близко стоит «полый» — «пустотелый», «пустой». Поле — открытая равнина, не поросшая лесом и кустами, как бы пустая. Родственные слова есть в других европейских языках: латинское «палам» значит «открыто», шведское «fala» — «равнина», «степь»…

Поликлиника. «Клиника» — по-гречески «лечение» (отсюда наше «клиника» — «больница»). «Поли-» — часть греческого слова «полис» — «город». Значит, «поликлиника» означает «городская лечебница».

Политика. Греческие слова «политике тэхнэ» значили «государственная наука», «искусство государственных дел» (от «полис» — «город», «государство»).

Полк. Полного согласия по поводу этого слова нет. Некоторые немецкие ученые видят в нем древнее заимствование из германского языка, где «фольк» значило «толпа», «войско». Другие думают, что между немецкими, некоторыми словами балтийских языков и русским «полк» имеются отношения не заимствования, а только соответствия: и те и другие восходят к общим, гораздо более древним источникам.

Полоз. Интересно: мы знаем два слова «полоз». Первое значит «ходовая часть саней, род лыжи». Значение второго — порода неядовитых змей. Казалось бы, ничего общего, а между тем их этимология совпадает: и то и другое связано с «ползать» (народное «полозить»). И деталь саней «ползун», и змея «ползун»! Кстати, любопытно, что по-древнерусски у змеи было еще одно название: «сапь». Вот как тесно переплелись друг с другом «сапи», «змеи», «полозы» и «полозья»…

Полоса. Мнения относительно этого слова расходятся. Его сопоставляют с «плесень» и с народным «пелёсый» — «пятнистый»; связывают и с иноязычными словами, означающими «пашня, вспаханная за один день», как, например, с немецким «фальге». Если правильно второе мнение, то первым значением «полосы» будет не «узкая длинная лента», а «длинный и узкий участок поля», «нива»: «Только не сжата полоска одна…» С нее-то все тогда, значит, и началось — с этой узенькой нивки…

Полтора. Древнерусский язык знал целый ряд однотипных, одинаково построенных дробных числительных: «полвтора» — «один и еще половина», «полтретья» — «два с половиной», «полпята» — «четыре с половиной». Первое из них дало наше «полтора», остальные исчезли.

Полынья. Предполагают, что это изменившееся древнее «полыня», построенное на «полъ», как «пустыня»— на «пустъ»: «полое», т. с. «пустое», свободное от льда пространство на поверхности бассейна, реки или озера.

Польза. Не каждый заметит близость этого слова с «нельзя», со «льгота», а между тем все они связаны с древним «льга», означавшим «свобода», «воля». В виде полном и самостоятельном это «льга» встречается теперь лишь в народных говорах. Видим мы его также в составе слова «во-льг-отный».

Полюс. Это международный грецизм. По-гречески «полос» значило «точка опоры», «подпятник вращающейся оси», «ось». Латинский язык, заимствуя слово, превратил его в «полюс»; отсюда оно распространилось по многим языкам, главным образом в книжной речи.

Помада. Сейчас, говоря «помада», мы прежде всего имеем в виду различные косметические пасты и притирания; куда реже слышишь «помадка» как название кондитерского изделия: «грушевая помадка». Между тем именно тут его старейшее значение. Итальянское «поммата», французское «поммад» были сначала названием лечебной мази из яблочного сока; «помум» до-латыни, «помм» по-французски — «яблоко». Затем и вещь и ее название раздвоились: слово «помада» стало означать, с одной стороны, не лекарственную, а кулинарную пастилу (не обязательно яблочную), с другой — всевозможные лечебные пасты, тоже отнюдь не яблочные.

Помидор. В буквальном переводе «золотое яблоко». Связано с тем же латинским «помум» — «яблоко», что и «помада», но через итальянское «поми-д-оро»— «яблоки из золота»: «оро» (латинское «аурум») — «золото».

Понять. Сопоставьте слова «понять» — «принять» — «занять» — «обнять». У всех один корень. Он выделяется, если взять для сравнения другой ряд слов: «пояти» — древнее «взять», «приязнь» — «объятие». «Яти» в древнерусском языке значило «хватать», «овладевать». Поэтому и «понять» буквально значит «овладеть», «усвоить» (какое-то сведение, мысль).

Попугай. Никакого отношения к глаголу «пугать»! Некоторые (не все)[12] народы Европы позаимствовали для этой заморской птицы арабское название «Ьаbagha». Мы получили его сложным и кружным путем, через западные языки, но рано — уже в дни Бориса Годунова.

Порох. Русскому «порох» в старославянском соответствует «прах». Старейшее значение обоих этих слов— «пыль», «растертая земля». Из «порох» возникли наши «порошок», «порошить». Значение «взрывчатый порошок» слово получило позднее, в XVII–XVIII веках; до этого употреблялось другое слово: «зелье».

Портной. Слово «порт» в народном языке в наши дни означает, как отмечает В. Даль, пеньковую и льняную пряжу, холст. «Сукно с портом» — с льняной ниткой в основе. В древнерусском языке «портъ» означало, по-видимому, всякую материю и одежду. «Портной» — мастер по пошиву «порта», платья.

Портрет. Французское слово «портрэ» («portrait») связано с латинским «протрагерэ» («protrahere») — «переносить», «перетаскивать». Из «протракум» («перенесенное») получилось французское «портрэ», так же как из латинского «трактатум» («трактат») образовалось французское «трэтэ» («трактат»). По-видимому, писание портретов рассматривалось уже давно как перенесение образа человека на бумагу или холст. Это понятно; неожиданно, пожалуй, только то, что «портрет», «трактат» и «трактор» — слова одного корня: все они произошли от латинского «trahere» — «тащить», «тянуть».

Портфель. Целый ряд слов, заимствованных нами из французского языка, начинается с этого «порт-»: «портсигар» — «сигаронос»; «портмоне» — «деньгонос», «портфель» — «portefeuille» — «листопоска», для листов бумаги. Ясно, что «порт-» (от глагола «портэ» — «носить») и значит «-нос», «-носка», а «фёй» («feuille») означает «лист». Все французские слова несут ударение на последнем слоге. Никогда не произносите «по'ртфель»: это грубая ошибка.

Поручить. Корень тут «рук-, руч-» — тот же, что в «рука». Буквальное первое значение было «отдать», «сдать»; в древнерусском языке «ручити» прямо означало «передавать из рук в руки».

Последний. Слово пришло к нам из старославянского языка: там «послѣдь» означало «потом», «затем», а по существу и буквально имело значение «идя по следу». Так и «последний» можно было бы некогда перевести как «тот, кто идет по следу остальных, замыкающим в цепочке охотников».

Мой совет: раздумывая над этим словом-образом, вернитесь заодно к слону «опять»: между ними есть некоторая смысловая общность.

Пострел (и пострелёнок). Ученые по-разному мудрят над этим не слишком солидным по смыслу словом. То ли оно связано со «стрела» — «непоседа», «вертун», «быстрый как стрела»; то ли с народным «стрел» — «бес», «черт». Тогда «пострел» — что-то вроде «чертов сын», «бесенок».

Постулат. «Постуларэ» по-латыни — «требовать», «постулатум» — «требование». Теперь в языке математиков всех народов Европы слово это стало научным термином со значением: «положение, не требующее доказательств».

Потолок. Слово очень древнее по своему корню. «Тьло», родственное латинскому «тэллус» — «земля» и ряду других слов в разных индоевропейских языках, значило в древнерусском «пол», «земля». Сделать «по тьлу» означало «построить равновеликим полу»; «потолок» и понималось как «подобие тла, тола» (ср. «дотла разорить» — до земли, до основания).

Почва. Можете удивляться, но слово это — то же, что и «подошва»; оба они восходят к древнерусскому «подъшьва».

Почта. Уже при императоре Октавиане Августе, в I веке нашей эры, в римском войске для пересылки грузов и известий наряжались конные нарочные — «зквитэс позити» (от «эквус» — «конь», «понэрэ» — «ставить», «наряжать»). От этого самого «позити» произошло итальянское «поста», от него — польское «пошта» и наше «почта». До XIX века у нас станционные смотрители предоставляли проезжающим «эквос позитос» — «подставных лошадей», «перекладных», «обывательских» и т. п.

Поэзия. Греческое «poiesis» и латинское «поэзис» значили в буквальном переводе «творение» (от греческого «poieo» — «делаю», «творю»). Сюда же относятся, разумеется, и «поэма» — «сотворенное», «поэт» — «стихотворец».

Праздник. Старославянскому «праздный» в русском языке соответствует «порожний», со значением «пустой». «Праздник» и есть день, «порожний» от работ, ничем не заполненный, кроме отдыха.

Практика. Международное заимствование из греческого языка, где «практикос» имело значение «деятельный», а словосочетание «практике хрэзис» — «опыт», «деятельность».

Прачка. Полвека назад в любой русской деревне можно было видеть у воды женщин, выколачивающих мокрую одежду и материю тяжелым деревянным вальком — «пральником». Это так и называлось — «прать стираное». От глагола «прати» образовалось слово «прача» — женщина, прущая (т. е. стирающая) одежду.

Предложный (падеж). Тот единственный из падежей русского (и славянского) склонения, который употребляется только с предлогами о и об, на, в и во, при… Название и значит: «употребляемый с предлогами».

Президиум. Латинское «прэсидэо» («сидэрэ» — «сидеть») могло значить и «я председательствую», и «я охраняю», и «я управляю». От него пошли два наших слова — «президиум» и «президент».

Презирать. Собственно — «пересматривать»: смотреть свысока, взирать сверху вниз на кого-либо. Старославянское; русская приставка была бы «пере-».

Прелесть. Тоже старославянизм, судя по приставке; основа же «-лесть» заимствована из древнеготского языка; у готов «lists» значило «козни», «хитрости». Вы удивитесь: «прелесть» — и вдруг «козни»! Какая же связь? Но вспомните, что еще во времена Пушкина «прелестный» значило «соблазнительный», «прельщающий», а еще столетием раньше «прелестными» назывались, скажем, прокламации бунтовщиков или подкидные письма иностранных агентов, склоняющие к измене.

Премьер. Заимствование из французского языка: «premier»— «первый». В политической терминологии — глава кабинета, первый министр. В театральном языке — артист, исполняющий главные роли. Интересно, что французы произносят это свое слово как «прёмье»; «премьер» (première) по-французски значит «первая». Так меняется форма слов при их переходе из языка в язык: мы, строя существительное мужского рода, предпочли, чтобы оно оканчивалось на твердый согласный. А из «première» сделали наше «премьера».

Преподавать. Старославянского происхождения, как и все слова с приставкой «пре-». Из «преподати» — передать знание, обучить.

Прибавить. Того же корня, что и забава, забавный. Значение вначале было: заставить быть в большем количестве, продолжить.

Прибор. Сложено из «при-» и «брать»; первоначально обозначало: собранное из пригнанных друг к другу частей (например, столовый прибор); затем получило значение «сложное приспособление», «механизм».

Приличный. Самое старое древнерусское значение было «похожий по лицу», «сообразный». Гораздо позже слово стало значить «подобающий», «соответствующий».

Пример. Из «при-» и «мерить». Старейшее значение — «проба». Значение «арифметическая задача на счет, вычисление» образовалось много позже.

Пристальный. Сначала значило «крепко пристающий», затем — «неотступный» (только о взгляде).

Притча. Древнерусское «притъкнутисѫ» означало «случиться», «произойти»; «притъка», «притча» значило «нежданное происшествие», потом переосмыслилось в «рассказ о нежданном случае» и, наконец, в «поучительное иносказание», «басня». Близкое слово: «попритчиться» — «примерещиться». «Что за притча?!» («Вот так странный случай!»)

Приятель. На первый взгляд, все ясно: от «приятный». Но вряд ли эти слова в свойстве друг с другом. «Приятель» связано с древнеиндийским «прийас» («priyas») — «милый», с древненемецким «фриудиль» — «любимый», а у нашего слова «приятный» совсем иное происхождение.

Приятный. Буквально значит: «заслуживающий, чтоб его приняли». Древнее «прияти» — от того же «яти-» («брать»), которое мы встретили, говоря о слове «понять», — как раз равнялось нашему современному «принять».

Проволока. Два слова «проволо'чка» и «про'волочка» похожи не только по видимости: оба связаны с «волок», «волочить». «Проволока» изготовляется на особых «волочильных» машинах путем «волоченья» металлического прута сквозь ряд уменьшающихся отверстий. А «проволо'чка» в очень близком родстве с «волокитой», при которой дело «еле волочится», «тянется», «тащится». Как видите, связь теснейшая.

Программа. Греческое «грамма» — это «писание»; приставка «про-» тут означает «вперед», «наперед». Общий смысл — предначертание, нечто написанное в расчете на будущее.

Прогресс. А это — интернациональное заимствование из латыни корня, с которым мы знакомы уже по слову «агрессор». То значило «нападающий», от «аггрэдиор» — «наступать», «нападать», это — от «прогрэдиор»: «идти вперед», «преуспевать», «поступательное движение, развитие». «Градиор» же значило в латыни «идти», «шагать» (см. Градус, Конгресс).

Прозрачный. Буквально — «видимый насквозь», «просматриваемый насквозь»; от «зрак» — «вид», «зрачный» — «видный». «Про-» — такое же, как в «пробивной», «проливной»…

Прокламация. «Кламарэ» по-латыни — «кричать», «прокламаре» — «провозглашать». Довольно понятно, что «прокламацио» значило в Риме «провозглашение», «возвещение» — там этим занимались специальные глашатаи-крикуны. У нас «прокламациями» стали называть преимущественно революционные листовки.

Пролетарий. В римской древности «пролетариус» означало «простолюдин», «неимущий гражданин Рима». Слово это было образовано от «пролес» — «потомство»: имелось в виду, что у пролетария нет ничего, кроме потомства, детей. В наше время равнозначно слову «рабочий»; в условиях капиталистического общества — наемный рабочий, лишенный средств производства. Слово это стало предметом гордости рабочего класса; сохранили его за собой и рабочие социалистических государств, хотя положение их ничем не похоже на положение пролетариев капитализма.

Промышленность. Существует мнение, что слово это было создано на рубеже XVIII и XIX веков писателем и реформатором русского языка Н. Карамзиным, как перевод французского «industrie». Но, с другой стороны, известно, что слова «промышленник» и «промышлять» жили в нашем языке задолго до Карамзина. Они применялись главным образом к профессиональным охотникам и были чисто русскими словами. Может быть, Карамзин только расширил их значение, заменив словом «промышленность» производным от «промышленник» французский термин.

Простить. Я не удивлюсь, если этимология этого слова покажется вам довольно неожиданной. Древнерусское «простъ», соответствовавшее нашему «простой», значило: прямой, несогнутый. «Простить» поэтому имело значение «выпрямить» и далее — «разрешить виноватому, согнувшемуся в раболепном поклоне, выпрямиться». Это делалось, если наказавший менял гнев на милость. Возглас «Прости меня!» значил поэтому: «Позволь мне поднять повинную голову, встать с колен…» По другому объяснению «простить» — сделать свободным, освободить.

Простой. В старославянском языке слово это, сложенное из приставки «про-» и общеиндоевропейского корня «ст-» (того же, что и в «стоять»), имело очень много значений; а в древнерусском и еще того больше. Главным из них было «прямой», затем «простирающийся», «расстилающийся», а еще раньше — «стоящий впереди». Было и значение «свободный».

Простыня. Обычно объясняется как «простое», т. е. несшитое, нераскроенное полотнище. Но в некоторых наших народных говорах, в языке ткачих, существовал в прошлом термин: «ткать просткой» — без всякого узора и расцветки, получая простое белое полотно. Нельзя ли и слово «простыня» объяснить как «гладкое, простого тканья, полотнище»?

Протон. Новейший научный термин, который изобрел и предложил английский физик Резерфорд в 1920 году. Он произведен от греческого «протос» — «первый», «первичный», «главный», потому что ядро атома водорода, которое так названо, входит в состав всех атомных ядер. Занятно, что то же греческое слово легло в основу совсем не научных наших «терминов»: вспомните в гоголевском «Ревизоре» «протобестия» — «главный негодяй».

Пруд. Для нас с вами «пруд» значит «стоячий бассейн», а наши предки понимали это слово как «течение», «бурливый поток»: оно было связано с «прядати» — «прыгать». Видимо, сначала прудами назывались водохранилища, собирающиеся выше плотин на «запруженных» речках; лишь позднее слово это распространилось на все небольшие искусственные водоемы, в отличие от естественных — озер и болот.

Пряник. Сначала тут имелось в виду «печенье с пряностями», «перчистое печенье». Слово «пряность» произведено от древнерусского «пьпьрь» — «перец». (См. Перец.) Сначала «перчистый» звучало как «пьпьряный», затем сработала уже известная нам гаплология: один из двух одинаковых слогов исчез, и возникло слово «пьряный» и далее «пряник». В немецком языке «пряник» тоже «пфефферкухен» — «перечное печенье».

Пряный, пряность. См. Пряник.

Прятать. Древнейшим значением этого слова было «обертывать», «окутывать», «обвивать». Вот почему в древнерусском языке оно могло значить и «одевать». На память об этом времени у нас осталось слово «опрятный» — аккуратно, чисто одетый. Наше теперешнее значение — «скрывать» — как раз и родилось из «опрятывать», когда его стали понимать как «прикрывать, окутывая, одевая».

Пускай (пусть). Эти окаменевшие, утратившие свое прямое значение частицы — формы повелительного наклонения от глаголов «пускать» и «пустить». Значение, видно, первоначально было недалеко от «позволь, допусти, чтобы что-то случилось…»

Пустить. Можно догадаться: оно связано с «пустой», но как такая связь образовалась? В древности «пустить» понимали как «сделать свободным, незанятым», «освободить»; это ощущается в наших нынешних «выпустить» и «выпустовать», «запустить». Потом пришло и значение «предоставить свободу»: «Пусти его: он не опасен!» (Пушкин) — и целый ряд других значений: «Пущу мякчик по дорожке…» (см. Мяч).

Пух. У этого коротенького слова довольно длинная история. Вначале, видимо, оно имело значение «дуновение» (сравните его с такими звукоподражаниями, как «пф-ф» или «пых-пых», — они ведь тоже изображают дуновение). Вероятно, уже тогда от него отпочковалось производное «пухлый» — «раздувшийся», «надутый». Называть мельчайшие перышки или волоски «пухом» стали, вероятно, намекая на их способность шевелиться от самой легкой струи воздуха: «пух» — так сказать, «раздуванчик».

Пушка. Слово-путешественник. Начало его истории, видимо, в греческом «пюксис» (и латинском «буксис») — втулка из очень прочного дерева самшита, буксуса. В немецком языке из этого «буксис» получилось «Buhsa» — «трубка» (стоит вспомнить, что древнейшие орудия нередко бывали деревянными; их оковывали обручами), а из него чешское «puška» — «ружье» и польское «puszka» — «жестянка» (раньше и «ружье»). Мы, вероятно, уже очень давно позаимствовали польское слово, но придали ему несколько иное значение — не «ружье», а «орудие».

Пчела. У всех славян было некогда слово «бьчела» — «пчела», произведенное, наверное, из звукоподражательного «бучати» — «гудеть», «реветь». А мы уже встречались с этим «бучати», рассматривая слово «бык». Этимологически бык и пчела — родичи: оба они «ревуны», «букалы», «бучалы».

Пшено. Вернитесь к слову «горох». Помните: первым значением его было «лущёный». А старославянское «пьшено» явилось на свет как причастие от глагола «пьхати» («толочь») и значило «толченое» (шелуху, лузгу от зерен тогда отделяли в больших деревянных ступках). Таково же происхождение и слова «пшеница»: оно связано с «пшено».

Пядь (четверть). От древнего «pęti» — «растягивать» «распяливать». Ведь что такое «пядь»? Это — расстояние между сильно «распяленными» большим и указательным пальцами: когда-то оно было мерой длины. Близко к этому слову стоят «запятая», «распять», «запнуться»…

Р

Раб. В праславянском языке существовало слово «orbъ». В древнеболгарском оно превратилось в «рабъ», а в восточнославянских дало «робъ» (и женскую форму — «роба»; от него же произошло «робёнок»).

Нам сейчас кажется, что значение этого слова всегда было обидным и постыдным, но это получилось не сразу. Сначала оно значило «сирота». Однако так как на сирот, воспитываемых в чужих семьях, в древнем мире возлагались все самые тяжкие работы, а прав они не имели никаких, то постепенно «раб» и стало значить «невольник» — человек, лишенный прав, эксплуатируемый.

Работа. Если сказать, что наше «работа» близко связано с немецким «Arbeit», означающим то же самое, это покажется не слишком убедительным: слова, на первый взгляд, совсем не похожи! Однако, приняв в расчет, что «работа» восходит к праславянскому, восстановленному учеными слову *«orbota», эта связь становится более правдоподобной. Существует также близость (но не прямая) слова «работа» с такими словами, как «раб», «ребенок», — все они говорят (или говорили некогда) о нужде, усталости, труде.

Радий. Образовано от латинского «радиус» — «луч»; вы знаете, что этот химический элемент известен как испускающий своеобразное излучение. От этого слова образовано слово «радиоактивный».

Радио. А тут начало — латинский глагол «радиарэ» — «излучать»; каждый радиопередатчик излучает радиоволны.

Радиус. Здесь перед нами прямое использование того же латинского слова, с которым косвенно связаны два предыдущих. «Радиус» — «луч»: радиусы круга или шара расходятся из их центров, как лучи от источника света.

Радуга. Есть два правдоподобных объяснения: либо «радуга» сложилась из «радъ» («весёлый») и «дуга» (недаром в народных говорах это небесное явление именуется «весёлка», «веселуха»), либо же в прошлом слово это звучало как «райдуга» — «пестрая дуга». Если вы вспомните, что радужную оболочку глаза иногда называют «раёк», вам, вероятно, это толкование покажется тоже разумным.

Раз. Того же корня, что «резать», в котором произошла перегласовка, смена гласных звуков, как в «вал» — «волна» (см. выше). Наверное, вначале слово значило «один удар»: говорим же мы «разить мечом».

Рай. Вероятно, заимствование из индоиранских языков: в др. — инд. «ray» — «сокровище», «богатство»; в авестийском (древнеиранском) — тоже «богатство», «счастье». Лубочные картинки — изображения рая-эдема — привели к тому, что с этим словом связались представления о чем-то пестром, цветистом, красивом, «радужном». Слово «раёк» стало означать не только ящик со стеклянной стенкой для показывания передвижных картин, но и «радужина глаза» — пестрый кружок вокруг зрачка.

Район. Французское «rayon» имеет значение «луч», происходя от латинского «радиус» — «луч». Так как средневековые города нередко разрастались по расходящимся радиально улицам-лучам, слово «район» стало значить «часть города», «участок».

Рак. Очень древнее слово. Его ближайшим родичем являются литовское и латышское «érké» — «клещ»; должно быть, «рак» (самой старой формой его было *«ork») значило вначале «впивающийся». Впрочем, есть и другие объяснения.

Ракета. Итальянское «rocchetta» старым своим значением имело «веретено». Видимо, первые фейерверочные «ракеты» выделывались веретенообразной формы, если они получили такое имя. У нас слово это существует со времени «огненных потех» Петра I. Пришло к нам из французского языка.

Ранец. Мы привыкли считать его чисто школьным предметом, а его вместе с названием занесли к нам как заплечный походный меток — «Ranzen» наемные немецкие солдаты московских царей в XVII веке. Столетием-двумя позже слово перешло на ученическую сумку обычно из тюленьей кожи, также носимую на спине: «Толстый ранец с книжками на спине, а коньки под мышками на ремне..» (С. Маршак).

Расти. Слова «расти», «растение», «возраст» лукавы: почему они пишутся через «ра-», если их родные братья «рост», «рослый», «подросток» придерживаются буквы «о»? Может быть, это покажется легче объяснимым, если вы узнаете, что все они произошли от древнейшего праславянского *«орсти», из которого в русском языке образовалось «рости». Но позднее, когда центр русской языковой культуры оказался в Москве, московское «акающее» произношение («карова», а не «корова», «Масква», а не «Москва») стало общепринятым, и как слово «расти», так и все произведенные от «рост-» слова, в которых ударение падало не на слог «ро-», стали произноситься, а потом и писаться «на московский манер». Те же родственные им слова, где ударение приходится на корень, не имели никаких причин измениться. Вот почему мы и пишем «растение» рядом с «рослый», «возраст» и «переросток»… Как видите, ни тайны, ни произвола во всем этом нет: все довольно логично.

Реактивный. Слово «актив» понятно каждому: «активус» по-латыни — «действующий». «Ре-» — приставка, имеющая значение нашего «противо-»: «в обратном направлении». Поэтому реактивный» и значит «связанный с противодействием, отдачей» (в физике и технике).

Реакция. Из тех же самых элементов: латинское «реакцио» так и значило: «противодействие», «ответное действие». К нашим дням это международное заимствование из латыни приобрело уйму значений и оттенков, дало множество производных, от «реакционер» — противник прогресса, до «реактив» — химическое вещество, способное соединиться с другим. В основе всех лежит римское «рэ-акцио» и «рэ-агерэ» — «противодействовать».

Реализм, реалист. См. Реальный.

Реальный. Тоже латинизм, и тоже вошедший во всеевропейское употребление. «Рэс» по-латыни — «вещь», «рэалис» — «вещественный». В новых языках оно стало пониматься как «действительный», «близкий к действительной жизни». Отсюда и наши дореволюционные «реальные» училища, дававшие практические, нужные в жизни, знания; отсюда и такие термины искусствоведения, как «реализм» — направление в искусстве, связанное с подлинной жизнью.

Ребёнок. Вот беда какая: такое хорошее, милое слово, а по происхождению связано с отвратительным «раб»! В древнерусском «робя» значило «маленький раб», «дитя роба». Но ведь «раб» (см. это слово) означало тогда «сирота». Постепенно «робенок» получило значение просто «дитя», а в «ребенок» оно превратилось под воздействием так называемой ассимиляции: один звук при этом становится подобным другому, соседнему или близкому. Еще в праславянском языке в исходной форме «орбе» звук «о» уподобился конечному носовому звуку «ę».

Революция. Гордое слово это происходит от латинского «рэвольвэрэ» — «оборачивать», «перевертывать», «вращать»; «рэволюцио» буквально значило «переворот». Именно поэтому к нему так близки такие слова, как «револьверный (станок)» — с вращающимся суппортом, державкой, или «револьвер» — пистолет с поворачивающимся барабаном-патронником. Мы иногда говорим о «революции» в более общем значении: революция в науке, в производстве. Но главным его значением, самым дорогим для нас, стало значение политическое: переворот, осуществляемый путем вооруженного восстания, на благо и по воле трудящегося народа. Слыша слово «революция», мы понимаем его прежде всего именно так.

Регулировать. Лет пятьдесят — шестьдесят назад образцом плоского остроумия считалась задача: «Какая разница между слоном и роялем?» Полагалось отвечать так: «К роялю можно прислониться, к слону нельзя прироялиться…» Как видите, юмор был много ниже посредственного. Тем не менее я хочу задать вам похожий вопрос: «Каково сходство между роялем и регулировщиком?» Вот уж на него может быть дан ответ нисколько не юмористический.

Латинское «рэкс» значило «правитель», «царь». «Рэгерэ» — «царствовать» «управлять», «регула» — «линейка, направляющая инструмент». Слово «регулировать» возникло как тройной гибрид латинской основы «регул-», немецкого суффикса «-ир-» (как в «марш-ирен»— «идти маршем») и целой грозди русских морфем «ов-а-ть». Значение всего: «направлять», «управлять».

А «рояль»? Ниже вы узнаете, что слово это произведено от французского «roi» («pya») «король», прямого потомка древнеримского «рекс». «Рояль» — королевский, царский инструмент, так же как «регалия» — сигара первого сорта — королевская, царская сигара.

Как видите, «рояль» и «регулировщик» в свойстве друг с другом, и свойство это весьма «знатное» — через королевские и царские древние слова.

Редиска. У этого простенького слова куда более солидные, чем оно само, родственники. Как и «редька», оно ведет свою родословную от латинского «радикс» — «корень», а ведь с ним связаны и «радикал» — знак корня в математике, и «радикальный» — решительный», коренной, и «радикулит» — «воспаление нервных корешков», и многие другие…

Редька. С предыдущим — родство первой степени, как у двух братьев, детей того же «радикс». Но если «редиска» — аристократка, имя которой — французское «radis» — перешло к нам через поваров-французов только в XVIII–XIX веках (народ наш не выращивал в старину этого «барского» овоща), то, наоборот, «редька с квасом, редька с маслом, редька просто, редька так» была любимым народным разносолом еще в XVI веке, а ее название прибыло к нам, вероятно, на столетия раньше, и не через французский, а через древненемецкий язык. Там она звалась «радик» — все от того же самого латинского «радикс» («корень»).

Резать. Двойник, близнец слова «разить» (см. Раз) и является его перегласовкой. Образовано от «рез-» — «нарезка», «резьба».

Резина (резинка). Греческое «рэтинэ» значило «смола». В латинском языке оно фигурировало уже в виде «резина» и имело то же значение. К нам пришло через французский, в котором, кроме старого «смола», получило после открытия каучука (загустевшей смолы тропических деревьев) и новое: «обработанный каучук».

Рейсфедер. Немецкое сложное слово, построенное из «рэйссен» — «чертить», «федэр» — «перо».

Рейсшина. «Рейс-» — то же, что в предыдущем; «шина» по-немецки — «лубок». Общее значение — чертежная линейка.

Река. Одно из самых архаичных, древнейших слов нашего языка. Оно в родстве с древнеиндийским «rayas»— «поток», «течение», с кельтским «рэнос» — «река», из которого возникло и географическое имя «Рейн». У нас с ним связаны слова «рой», «реять», «ринуться». Вероятно, в глуби веков «река» значило «бурный поток», «стремнина».

Реклама. С корнем «clam» мы уже встретились в слове «прокламация». Латинское «кламарэ» значило «кричать», «выкликать». «Рэкламарэ» по-латыни буквально — «откликаться». Во Франции образованное от него слово приобрело значение «подзывать охотничьего сокола», в Англии — «привлекать к себе внимание». Отсюда и наше современное значение — «расхваливать товар», а затем и вообще «расхваливать», «пропагандировать».

Рельс. Слово принадлежит к числу тех заимствований, которые приобрели у нас своеобразную особенность — дважды множественное число. По-английски «рельс» — «rail», «rails» («райлз») уже значит «рельсы». Но мы, позаимствовав это самое «райлз», приняли его за единственное число и произвели для него свое второе множественное на «-ы». Таких слов не так уж мало. К ним относятся взятые из английского «кекс-ы» (от «kake»), «бим-с-ы» (от «beem»), «зулу-с-ы» (от «zulu») и пр. «Двойное множественное» представляют собою такие гебраизмы (слова из еврейского языка), как «херув-им-ы» и «сераф-им-ы»: «им» здесь окончание древнееврейского множественного числа от «керуб» — «крылатый бык», «сераф» — «пламенный», «опаляющий» (см. Магазин, Набат).

Ремень. Надо полагать, что в праславянском языке этот предмет именовался так: «ремы», родительный падеж «ремене», винительный — «ремень». Точно так же наше «камень» некогда был винительным падежом от праславянского «камы». Вероятно, первоначально слово «ремы» обозначало не всякую кожаную ленту, а только особую завязку из кожи на упряжном ярме вола, так сказать «яремный ремень».

Потом значение его расширилось. Но основа у этих двух слов — «ремень» и «ярмо» — одна, хотя и в двух разных вариантах.

Ремесло. В нашем языке вы будете напрасно искать близких слов, если не считать производных. В самом коротком родстве с «ремесло» состоят, как это, может быть, ни покажется вам неожиданным, такие слова, как «рубить», «рубашка» и им подобные. Есть у него родич в латышском языке — «рэмесис» («плотник», «мастеровой»); может быть, недалеко отстоит и «ремеза» наших народных говоров — «хлопотун», «суетливый человек».

Ремонт. Это французское слово явилось к нам в петровские времена в очень специальном значении: «замена в армейских частях состарившихся лошадей новыми». Существовала даже особая должность: «ремонтёры» — «офицеры, закупавшие коней для своих полков». Вы можете встретиться с ними в литературе XIX века. Позднее «ремонт» стало значить «перестройка», «починка», в широком смысле слова — ремонт помещений, зданий, механизмов. Теперь говорят даже о ремонте одежды, но это не следует считать правильным. Само же французское «remonter» значит «восстанавливать».

Республика. Составлено из латинского «рэс» («дело») + «публикус» («общественный», «народный»). В Древнем Риме сложное слово это значило вообще «государство», мы теперь понимаем его не так широко, только как государство с выборным главой, с выборными органами власти. Мы не станем называть этим словом королевство или княжество, а вот в свое время поляки именовали республикой (в польской переработке — «Речь Посполита») свою страну и при королевском правлении.

Реставрация. Я мог бы поставить тут же рядом и «ресторан»: как ни странно, а это слова-близнецы. Латинское «рэ-стаурацио» в буквальном переводе будет «вос-становление». Когда речь идет о восстановлении первоначального качества вещей, предметов искусства, государственного строя, мы говорим «реставрация». А вот если разговор заходит о восстановлении сил проголодавшегося, тут на помощь приходит «ресторан». Там — прямое заимствование из латыни, тут — слово прошло через французский язык: «restaurant». Но еще во времена Пушкина можно было пригласить приятеля «отобедать в ресторации».

Решето. Спорное слово. Одни находят, что оно связано с исчезнувшим из языка «рѣхъ» — «дыра», «отверстие» (вспомним «прореха»), — одного корня с «рѣдо» («редкий»); тогда «решето» — «дырчатка» — то же, что по-немецки «дурхшлаг» (наше «дуршлаг») — «насквозь пробитый». Другие дают иные объяснения, но они менее убедительны.

Решить. История изменения значений этого слова так запутана, что ее нелегко изложить вполне понятно. Древнейшим значением у него было «завязать», «связать»: это подтверждается словами родственных языков. Почему же теперь оно стало значить, скорее, обратное: решить задачу — распутать ее?

Думают, произошло следующее. В близких словах вроде «разрешить», «отрешить» язык отбросил значение приставок, а оставшейся части передал все смысловое содержание слов. Так «решить» стало значить то же, что и «разрешить»: распутать.

Риск. Очень интересный случай. Мы взяли это слово от французов: у них «risque» — «опасность». Французы позаимствовали его у итальянцев: в итальянском языке «ризико» — «опасное дело». Но итальянцы, в свою очередь, воспользовались греческим словом «рисикон», только означало оно нечто не в пример более вещественное, чем «опасное дело»; «рисикон» по-гречески — «утес», «скала».

Не правда ли, неожиданный поворот? Хотя почему? Видимо, было время, когда не было ничего, с точки зрения древних мореплавателей, более опасного, рискованного, чем огибать на утлых суденышках страшные прибрежные «рисиконы» — утесы.

Рисовать. В книге «Алиса в стране чудес», лукавого английского сказочника Льюиса Керолла, некий Шляпник уверяет, будто «рисовать патоку» значит «рис совать в патоку». Правда, такая «этимология» возможна только в русском переводе: между английским «drawing» — рисованием, «рисом» («rice») и «сованием» («poking'») никакой связи не придумаешь. Ну, а у нас-то откуда это слово? Это то же, что немецкое «reissen» — «чертить», которое мы упоминали в связи с «рейсшиной» и «рейсфедером». Оно появилось у нас в XVIII веке и пришло к нам через польский язык. А как же называли это действие наши предки до того? Они «чертили», «писали», но не «рисовали».

Родительный (падеж). Как и названия других падежей, этот термин перешел к нам через римскую грамматику из греческой. Греческое «генике птозис» — «падеж, указывающий, какого рода», т. е. происхождения; например: сын Ивана.

Рожь. Еще одно древнейшее слово; у него, как у всех таких ископаемых, нет в нашем языке «старших» родичей (или ровесников); только производные от него — значит, «младшие» («ржаной», «ржица»). Зато в других языках их немало: немецкое «рогген», литовское «ругис» тоже значат «рожь» и происходят от того же корня.

Роза. Судя по всему, царица цветов родом из стран Передней Азии. Оттуда же, из Ирана, длинным кружным путем дошло до нас и ее имя. Греческое «родон», латинское «роза», французское «роз» («rose»), немецкое «розэ»— вот этапы этого пути. Поэты издавна считали это название одним из самых звучных слов в нашем языке. А знаете ли вы, как оно звучит в соседнем славянском языке — польском? «Ружа», почти что «рожа»… И поляку это вовсе не кажется ни смешным, ни безобразным, как нам: ведь у них нет созвучного с ним «рожа» — «харя», которое портит нам все дело. Пожалуй, стоит сказать еще вот что. У нас есть название болезни «рожа». Так вот оно не имеет ничего общего с нашим «рожа» — «морда», а связано как раз с «роза». Название это позаимствовано из польского языка, а поляки зовут эту болезнь «ружа», т. е. «роза», потому что передают на свой лад латинский докторский термин «rosa» — «розовая»: рожистое воспаление вызывает сильное покраснение кожи.

Рой (пчелиный). В древности буквальное значение этого слова, близкого по корню к «река», «реять», «ринуться», было, по-видимому, «источник», «ключ». Тот, кто наблюдал за бурным роением пчел, найдет это вполне естественным.

Роман. У писателя Д. Мамина-Сибиряка один старичок торговец говорит: «Роман — это имя, а роман — книга…» Его собеседник одобряет такое разделение: иначе «и не различить бы, который роман — человек, а который роман — книга…»

На деле — слово одно в обоих случаях. Оно обозначает и тут и там то же самое: «романус» по-латыни — «римский». Если «роман» — человек, то он «римлянин»; если сочинение — то из тех, которые некогда писались не на «благородной» латыни, а на народном языке раннего итальянского средневековья, на романском языке. Литературный жанр романа создался именно там и тогда.

Ромашка. Так назвали этот всем известный цветок не народ, а ученые-ботаники (в народе ее зовут «пупавка», «сосонька», «моргун» и т. п.). В латинской номенклатуре растение именуется «хамомилла романа» — «хамомилла римская». Вот из этого «романа» и сделали «ромашка», не без влияния уменьшительной формы от имени «Роман».

Рот. Как это ни обидно, но наше «рот» одного корня с «рыло»: первым значением его было — то, чем роют. В древнерусском языке «рот» значило «клюв», «остриё», «мыс». Был, например, мыс Свинорт («свинъ ротъ») на Ильмене у Новгорода. Это значило мыс «Свиное Рыло».

Роща. От «рост» — «растущий» или, может быть, «выращенный, саженый» лес. «Заповедный лес», а возможно, и всякий молодой лес.

Рояль. В переводе на русский язык — «королевский» инструмент (от французского «руа» — «король»). В XIX веке музыкальных дел мастера в 3. Европе сконструировали две новые, особо роскошные модели фортепьяно, назвав их для рекламы звучными и пышными именами: «ройаль» — «королевский» и «империаль» — «императорский». Вторая модель почему-то успеха не имела, а первая завоевала любовь и признание и очень распространилась. Скоро ее фирменное название стало нарицательным именем для всех похожих клавишных инструментов.

Ртуть. Долгое время выводили это слово из арабского «утарид» — «ртуть». Теперь эта точка зрения оставлена. Считают, что оно связано с древним *«рьсти», точнее, с причастием от этого глагола, звучащим, как «рьтѫть» (ѫ — носовой звук). Этот глагол родствен литовскому «ritu» — «катаю», древненемецкому «rîdon»— «вертеть». Значит, «ртуть» по своему значению — «вертячка», «каталка». Если вы видели, как шарики пролитой ртути бегают по столу, эта этимология покажется вам довольно вероятной.

Рубашка. Мы никак не связываем слово «рубашка» со словом «рубить», а связь тут бесспорная. Древнее «рубъ» значило «край», «грань» (ср. «отруб», «рубеж»). С ним связаны «рубец», «рубить», «рубище». «Руба», «рубаха» — понималось как сшитое полотнище, с рубцами, может быть, в противоположность слову «простыня» (см.) Вы, конечно, слыхали выражение «подрубить платок, наволочку». Теперь вам станет яснее, почему так говорится.

Рубить. От того же древнего «рубъ»— «край», «грань». Разве не интересно: «рубашка», «рубить» и «рубль» — слова очень близкого происхождения.

Рубль. Тут, правда, есть и другие мнения. Долго считали, что это название монеты возникло либо из арабского «руб» — «четверть», либо из индийского «рупия» — буквально: снабженное изображением. Есть этимологи, и сегодня поддерживающие эти мнения. Но теперь более резонным считается старое народное толкование: рубль — это кусок, отрубленный от серебряного слитка — гривны.

Руда. Припомните гоголевского премудрого пасечника Рудого Панька. Прозвище «рудой» по-украински значит «рыжий», «красноволосый»; отсюда недалеко до таких слов, как «рдеть», «рдяный». Может быть, вам попадалось в народных песнях, сказках выражение «кровь-руда»; оно значит «красная кровь». «Руда» и означает, если понимать буквально, «красная»: многие железные и медные руды и на самом деле бывают красноватого цвета.

Рука. Когда это слово родилось, оно значило нечто вроде «собиралка»: недаром польское «ręka» звучит так близко к литовскому «renku» — «собираю». То «у», которое теперь слышится в нашем слове, когда-то было праславянским носовым звуком.

Руль. Было бы, пожалуй, но так-то легко установить, откуда оно взялось, если не знать, что у нас до Петра I это приспособление именовалось старым словом «кормило» и другими словами, а в петровское время стало называться «рур». Вот «рур» несомненно связан с голландским «roer» (читайте «рур»!), означающим «кормовое весло», «руль», «кормило». Большой любитель всего голландского, Петр вместе с другими морскими терминами, по-видимому, пересадил на русскую почву и этот чужеземный «рур», позднее превратившийся в «руль».

Румяный. Нелегко связать это прилагательное с «рудой», но такая связь существует. Наше слово родилось из древнего «рудменъ»— «рдяный», «красный».

Русалка. Словцо почти столь же загадочное, как и тот предмет, который оно называет. Пытались объяснить его как произведенное от древнерусского «русалии» — названия весеннего праздника, а это название выводили из древнеримского «розалиа» — «праздник роз». Не очень это убедительно… Связывали со словом «русло»; но беда в том, что у «русла» тоже нет более или менее ясной этимологии.

Ручей. Здесь тоже нет вполне точной этимологии, хотя и предполагают, что «ручей» значило когда-то «рычащий», «шумный ноток» и было связано с «рыкать», «рычать».

Рыба. Вполне возможно, что перед нами еще один пример табу в языке. Думают, что общеславянским названием для рыбы было давно уже исчезнувшее слово *«zъvъ», ближе всего стоящее к литовскому «žuvis» (оно тоже значит «рыба»; мы уже упоминали об этом, говоря о слове «звено»). Остерегаясь упоминанием этого «настоящего» имени распугать драгоценную рыбу, наши предки-рыбаки заменили его условной кличкой. Довольно остроумно они подобрали для нее название, близкое к древненемецким «Ruppe» — личинка или «Rupa» — головастик. Рыба, рассуждали они, никогда не догадается, что ее могли назвать столь непочтительно, и попадется в мережи хитроумных ловцов (см. Невод).

Рынок. Занятный случай взаимного обмена словами. В германских языках «ринг» значило «кольцо», «круг», «площадь». К нам, уже в значении «место торговли», оно попало от чехов или поляков. А вот однозначное слово «торг» — «рыночная площадь» — является, по-видимому, славянским: оно заимствовано от нас северогерманскими племенами и через них проникло даже к финнам: название финского города «Турку» значит именно «торг».

Рысь (животное). В родственных русскому языках слова, близкие к этому, имеют значение «красный», «рыжий»— видимо, животное было названо по цвету шкуры, а имя его первоначально звучало «рыдсь», будучи связанным с «рдеть», «рдяный».

Рысь (аллюр). А вот у «рыси» — конской побежки — другое происхождение. Оно близко к «ристать», «ристаться» и в древности звучало как «ристь». Слово «ристать» значило в свое время «быстро бежать».

Рычаг. Из немецкого языка. В одном из его старых диалектов «ритштанге» (от «ридан» — вращать) означало «вага» — жердь для перевертывания тяжелых предметов.

Рюкзак. Это совсем недавнее заимствование тоже из немецкого языка, где «Рюккен» значит «спина», а «Зак» — «мешок». Интересно, что и «ранец» тоже было заимствованием из немецкого.

С

Сабля. Не так уж много у нас слов, пришедших из венгерского, финно-угорской семьи, языка. «Сабля» — одно из них. У венгров «szablia» значит «резак», от глагола «szabni» — «резать». Слово это стало своим во многих европейских языках: немецкое «зэбель», французское «сабр» того же происхождения.

Салат. Немало «барских», неизвестных в дореволюционном народном быту кушаний — «котлеты», «бульон», «пюре» — называются у нас словами, взятыми в XVIII–XIX веках с Запада вместе с самыми новыми блюдами. Среди них и «салат». По-итальянски «salata» — «соленая» (зелень). Занесли это слово к нам повара-иноземцы.

Санаторий. В наших словах нередко встречаются группы латинских морфем, суффиксов и окончаний; «-ториум», «-ториа». Они характерны для существительных, означающих помещения для занятий, обозначенных основой слова: «аудирэ» — «слушать», «ауди-тория» — «слушалище»; «санарэ» — «оздоровлять», «сана-ториум» — «здравница». Большинство из них созданы уже не самими древними римлянами, а их наследниками— европейцами, из латинских словарных элементов.

Сани. В старославянском и древнерусском языках «сань» значило «змея». Два полоза зимней повозки, скользящие по снегу, напоминали нашим предкам дружно ползущих змей. Да ведь мы уже видели: сами эти скользкие брусья были названы тем же словом, что и одна из змеиных пород, — полоз. Вернитесь к этому слову, и вы увидите, что оно не случайно.

Санитар. Того же корня, что и «санаторий»: французское «sanitaire» («здравоохранительный») происходит от латинского «санитас» — «здоровье».

Сарай. Иранское слово «сараи», попав в тюркские языки, сохраняло свое пышное значение — «дворец». «Бахчисарай» — «садовый дворец». А вот, будучи заимствовано нами, оно стало названием самого скромного и невзрачного из строений — сарая. Как говорится, от великого до смешного один шаг, и в языке больше, чем где-либо. Однако то же слово пришло к нам и вторично, кружным путем; тут его восточное значение сохранилось. Когда мы вспоминаем оперу Моцарта «Похищение из сераля», слово «сераль» значит женская половина султанского дворца, от французского «sérail».

Сарафан. И тут перед нами влияние Востока: это иранское «serãpã»; оно означало у себя на родине род длинной одежды, а к нам пришло через тюркские языки.

Сахар. Мы говорим «сахар» про кусковой, твердый сахар и называем «сахарным песком» сахар раздробленный, размельченный. Но само это слово родилось из индийского «sakhara», а оно значило именно «гравий, песок» (и в частности, «песок сахарный»). Через греческое «сакхарон» оно проникло во все европейские языки: «сюкр» (французское), «цуккер» (немецкое), «шуга» (английское). Говоря «сахарный песок», мы, собственно, говорим «песчаный песок».

Свёкла. В древнерусском языке этот овощ нередко именовался и «севкла», потому что греческое «сэукла» было множественным числом от «сэуклон» — свекла. Очевидно, слово пришло к нам устным путем, через живую речь: книжники взяли бы за основу, разумеется, единственное число и образовали бы от него «свеклун», «свёкол», но только не «свёкла».

Сверчок. В народе и сейчас жив глагол «сверчать» — издавать трескучее стрекотание. Но «сверчать» очень близко стоит к «сверкать», иногда их даже смешивают. Возможно, они связаны друг с другом и по происхождению: искры раскаленного металла или горящего дерева и «сверчат» и «сверкают» одновременно. А «сверчок» — это просто «стрекотун».

Свидетель. Если бы вам вздумалось написать это слово не через два, а через три «е» — «сведетель», — вам бы отметили ошибку. А на деле его, собственно говоря, так бы и надо было писать: в древнерусском языке «свѣдѣтель» был тот, кто «вѣдал», знал что-нибудь совместно с другими. Позднее слово, не очень понятное простому народу, судебное, подверглось влиянию глагола «видеть»; стали понимать его как тот, кто видел что-либо. Вместо правильного «е» («ѣ») стали писать «и». Нам оно досталось уже измененным, и восстанавливать его старую форму нет смысла.

Свинья. Родословная столь звучного названия уходит далеко в глубь веков. Древнейшую индоевропейскую основу «сус-» можно встретить в именах этого животного в разных языках этой семьи. По-латыни «свинья» так и есть «сус». Родительный падеж тут «суис», а производное прилагательное «суинус» очень близко к древнему нашему «свинъ» — свиной, да и значит то же самое.

Каково же было первоначальное значение этого самого «сус»? Видимо, оно было звукоподражанием — древнеиндийское название «sūkarás» означало: «зверь, который делает «су-су!».

Свобода. Слово это близко к «свой» и к корню «соб-» («особый», «собственный»). В начале своей жизни оно значило примерно: состояние того, кто является своим собственным, т. е. ничей раб, не невольник. А «-ода» — здесь старый суффикс, такой же, как в «ягода» (см.)

Север. Это очень древнее слово; корень его дошел до нас от индоевропейской эпохи. Пожалуй, самым близким родственником его является литовское «šiaurŷs» — северный ветер.

Сегмент. «Segmentum» по-латыни — «отрезок», «полоса». Стало международным математическим термином.

Сейсмический (и сейсмограф, сейсмология). От греческого «seismos» — «землетрясение», Слова эти означают различные понятия, связанные с наукой о движениях земной коры.

Секанс. Математический термин, образованный от латинского «секаре» — «сечь», «рассекать». Причастие «сэканс» по-латыни значило «секущий».

Секрет. Из латинского «сэкрэтус» — «тайный». Б быту мы встречаемся только с этим одним его значением— «тайна». В языке науки живет и второе — вещество, которое выделяют железы организма. Оно могло появиться потому, что латинское «сэкрэтус» имеет еще одно значение: «отделённый», «выделенный».

Сектор. Латинское «сэкаре» значило: «резать», «разрезать». «Сектор» — буквально «отрезок» или «вырезка». Стало научным термином во всех языках Европы.

Секунда. (См. Минута.) Из латинского выражения «паре минута сэкунда», т. е. «часть малая вторая».

Село. В сказках английского писателя Керолла говорится о словах-чемоданах, в каждом из которых «упаковано» не одно, а два или несколько значений. «Ящуки» — полуящерицы, полубарсуки; «зелиньи» — зелёные свиньи…

В сказках все возможно, но кое-что подобное можно отыскать и в нашем языке. Выше я говорил об одном слове-чемодане — «плот»; если запамятовали, вернитесь к нему. «Село» — тоже «двойное» в этом смысле слово. С одной стороны, в нём скрыто, с точки зрения этимологов, древнее «село», родственное латинскому «солум» — почва, земля, литовскому «salá» — деревня, с другой же стороны, второе «село» — поселение, оно произведено от той же основы, что и «сесть», «сидеть», «седло». В старославянском языке оно так и звучало — «сѣдло», но в русском языке этому «-дло» соответствует всегда наше «-ло». Превратившись в «село», это слово слилось со своим двойником в одно. Таким образом, теперешнее наше «село» означает сразу: поселение на земле, на поле.

Селянка. Предоставляю слово автору известной книги «Правильно ли мы говорим?» Б. Н. Тимофееву:

«Если вам в ресторане или в столовой предложат «солянку» (мясную или рыбную), то знайте, что это исковерканное слово «селянка» (от слова «село», т. е. сельское кушанье).

Исторически это так и есть: название было придумано крепостными поварами или их господами, со значением «пища селянина», «селянская похлёбка» — так сказать, непритязательное, мужицкое блюдо!

Однако вот уже куда более ста лет, как слово «селянин» исчезло из нашего языка. Оно звучит теперь для нас как безнадежно устаревшее и малоприятное: ведь это сытые баре любили именовать так сладенько тех самых суровых русских мужиков, которых угнетали и побаивались: «любезная поселянка», «добрый селянин»… Повисло в воздухе, обессмыслилось и такое название супа-густыша. А язык, воспользовавшись тем, что такие супы готовятся обычно довольно солеными, начал превращать их старое фальшивое название в честное «солянка». Мне кажется, не стоит называть это «коверканьем» слова; это просто замена одного слова другим, вновь созданным и более осмысленным. И я не могу согласиться с выводом, который сделан этим нашим языколюбом, из его анализа: «Пора уже «солянке» снова стать «селянкой»…» Неверно! Нет смысла искусственно воскрешать слово, которое язык по вполне резонным основаниям решил убить.

Семинар. Из латинского «сэминариум» (от «сэмэн» — «семя»); буквально — «питомник», «рассадник». Говорят изредка и «семинарий», а в дореволюционное время специальные учебные заведения, где воспитывалось духовенство, назывались «семинариями»; то же слово, но в форме женского рода.

Семья. Древнее «сѣмь» означало в некоторых славянских языках «челядин», «домочадец». От этого слова «семья» образовано тем же способом, как «братья» — от «брат»; его прямой смысл был «домочадцы». Близкие слова встречаются в германских и балтийских языках.

Сентябрь. Как седьмой месяц римского года, он был назван именем, происходящим от «сэптэм» — «семь», «сэптэмбер» (ср. «декабрь», «ноябрь», «октябрь»).

Сердце. Мы считаем, что уменьшительной формой от «сердца» будет «сердечко» или «серденько». На деле же само слово «сердце» — уже уменьшительное к древнему праславянскому «сьрдь». Образованное от него «сьрдько» затем преобразовалось в «сердце», и эта форма стала основной, утратив значение уменьшительности. Корень тут не «сердц-», а «серд-»: приглядитесь к словам: «серд-о-больный», «пред-серд-ие». Будет неплохо, если вы сейчас же прочтете о слове «солнце»: между ними много сходства.

Серебро. У многих народов Европы этот металл именуется словами, восходящими к корню «арг-»: греческое «аргирос», латинское «аргентум», французское «аржан» («argeant») и т. д. А вот славяне, балтийцы и германцы употребляют для этого слова совсем иного корня: наше «серебро», латышское «сидрабс», немецкое «зильбер». По-видимому, обитатели Восточной Европы в глубокой древности заменили индоевропейское название серебра другим, которое они позаимствовали у каких-то своих, нам теперь уже неведомых, соседей, говоривших на давно исчезнувшем и неизвестном языке.

Сержант. Французы из латинского «сэрвиенс» — «услужающий» (родительный падеж — «сэрвиентис») сделали свое «sergeant» («сэржан»). Немцы стали произносить это заимствованное слово как «сэржант» и в таком виде передали его нам.

Серна. Об этом слове все важное сказано при слове «корова». Его первоначальное значение — «рогатая».

Серп. Старое как мир индоевропейское слово, буквально — «острие», «резак». Это выясняется при сравнении его с родственными словами других языков той же семьи: с латинским «сарно» — «срезаю (виноградную лозу)», с немецким «шарф» — «острый», и т. п.

Сестра. В древности, вероятно, значило «своя женщина», в отличие от невесток — неведомых, чужих женщин, приходящих в семью со стороны. По крайней мере, древнеиндийское «свасар» («сестра») — сложено из «све-» (индоевропейское — «свой») и «сор» — «женщина». Внимательный читатель спросит: а откуда же в нашем слове появился звук «т»? Это «т» фигурирует во многих наших словах: «пёстрый» (при «писать»), «встреча» (рядом со старославянским «сретенье») — и так и рассматривается как вставное.

Симпозиум. Вот весьма ученый и важный термин, означающий, как сказано в словарях, «международное научное совещание по какому-либо одному вопросу». Он распространился в нашей речи не то что на моей, по буквально и на вашей памяти — за последнее десятилетие. Занятно, что происходит он от вовсе не «учёного» и даже несколько легкомысленного древнегреческого слова «symposion» — «пирушка». Шутники эти ученые! «Пирушка по атомной физике»?!

Синий. Если слово образовано от той же основы, что «сиять», тогда оно обозначало первоначально «сияющий, блестящий»; но, возможно, оно связано с «сивый». В этом случае слово стоит ближе к авестийскому «syáva», а оно значит «тёмный», «черный». Если так, то «сияние» тут уже ни при чем. Видимо, вопрос еще нельзя считать решенным.

Синтаксис. Ряд наших книжных слов, начинающихся с приставок «сим-», «син-», — греческого происхождения: «сим-позиум», «син-таксис», «син-тез». Значение этой приставки было «со-» — «вместе»; поэтому, скажем, «симфония» значит «созвучность», «синтез» — «соединение», «сочетание», а «синтаксис» — «соуст-роение»: ведь «таксис» — «устроение», «упорядочение». Понятно, что так называется часть грамматики, занимающаяся построением предложений и самой речи вообще.

Синтез — см. Синтаксис.

Синтетический. Прилагательное, произведенное от «синтез» — «добытый, полученный при помощи химического синтеза» (т. е. соединения нескольких веществ). Теперь в этот термин вкладывается значение «искусственно воссозданное природное вещество»: «синтетический каучук», «синтетика».

Синус. Такой же математический термин, как «секанс» и «тангенс». Латинское значение этого слова было «кривизна», «извилина», «лука». Могло оно означать и «бухта», «залив». Может быть, основания для присвоения этого названия станут вам яснее, если вы вспомните про одну из изучаемых математикой кривых, так называемую синусоиду, состоящую из ряда извилин.

Ситец. Поговорите с десятком людей — девять скажут, что «ситец» происходит от слова «сито»: дело в тонкости, прозрачности этой материи. Это неверно. Это слово пришло к нам из голландского языка, а голландский «sits» — переработка индийского (бенгальского) «chits» — «пёстрый». Видите, дело не в самой ткани,; а в. ее окраске.

Скатерть. Такие слова хорошо бы загадывать как загадки: думай сто лет, не придумаешь, что «скатерть» сложено из «доска» и «тереть». Наши предки говорили сначала «доскотерть», т. е. как бы «утиральник для стола» (существует же и поднесь в народной речи, «рукотёрть» — полотенце). Если же эта история покажется вам фантастической, познакомьтесь со словом «стакан».

Скворец. С птичьими именами нелегко: большинство из них созданы в глубокой древности, а изучены они еще неважно. Данное имя образовано, вернее всего, при помощи звукоподражательной основы «сквер-», «сквор-», той же, что в украинском «скверещати» — «верезжать». На Псковщине существует глагол «шкверстись». «Она шквярется», — говорят о лягушке или курице, которые издают долгий скрипучий звук (кстати, и «скворец» по-псковски «шкворец»). Итак, «скворец» — «скрипун».

Склонение. Это калька латинского термина «дэклинацио»: «де-» — «с», «клинарэ» — «клонить», «наклонять».

Скорлупа. Разгадать это слово легче, если знать, что в самой давней древности оно звучало как «скорупа» и было производным от «скора» — «шкура», «кожа». Но затем под воздействием глагола «лупить» оно было услышано и понято как «скоролупа» — быстро снимаемая шкурка. Что это так, пожалуй, лучше всего доказывает существование народного синонима «скорлуща», явно связанного со «скоро лущить». А ведь мало кто скажет, что «скорлупа» и «скорняк» — специалист по обработке шкур — слова близкородственные!

Скорняк. Тот, кто занимается выделкой скор — так по-древнерусски назывались шкуры животных.

Скот. В «Повести временных лет», старейшей нашей летописи, про князя Ярослава рассказывается: «Начаша он скот собирати от мужа по 4 куны, а от старост по 10 гривен, а от бояр по 18 гривен…» Ясно, что «скот» тут означает не «животные», а «деньги». Но в других источниках читаем: «Не скот во скотех коза, а не зверь во зверех ёж…» Вот уж здесь явно: «скот» — домашние животные. Почему такая разноголосица?

В ней нет ничего странного. В латинском языке «пёкус» значило «скот», а «пекуниа» — «деньги». У греков «ктэнос» могло означать и «скот» и «имущество, состояние». Во время оно стада и были основным достоянием людей. То, что вчера значило только «животина», завтра могло приобрести значение «деньги», потому что мало-помалу живые мычащие ценности начали заменяться условными денежными значками.

Но все-таки откуда же взялось само слово «скот», что бы оно на протяжении веков ни обозначало? Этимологи обычно указывают на готское «skatts» — «деньги», на современное немецкое «Schatz» — «сокровище», «богатство» как на слова, находящиеся с нашим «скот» в соответствии. Так что же? Мы просто позаимствовали у соседей-готов это слово? Скорее, как раз наоборот. Обычно слова бывают тем древнее, чем конкретней, вещественней, проще их значение, и тем моложе, чем оно отвлеченней, умозрительней. Так как «деньги», «богатство» куда более отвлеченные понятия, чем «скот», то, видимо, славянское слово древнее германского варианта. А тогда его путь шел из славянского мира в германский, а не наоборот.

Слава. Встречается во многих славянских языках, будучи связано со «слыть», «слово» и тому подобными словами. Смысловые отношения между «слава» и «слыть» похожи на отношение между «молва» и «молвить»: молва возникает, когда все «молвят»; слава — когда кто-нибудь один «прослывет?.. Ведь в народной речи крепко живет и понятие о «дурной славе…»

Славяне. Как ни огорчительно, но мы все еще не разобрались окончательно в происхождении нашего племенного имени. По одним гипотезам, оно близко к «слава»: «славяне» — «славные, прославленные люди». Это вполне естественный способ называть себя. Индейцы — «иллины», готтентоты — «коин-коин», чукчи — «ораветланы» — все это «люди из людей», «прекрасные люди»; таково значение этих самоназваний.

Но другие языковеды возводят имя «славяне», которое в древности звучало как «словене», к основе «слово»: оно могло обозначать «владеющие словом», «умеющие говорить», в отличие от остальных «объязычных», «немых» народов. Такие самонаименования тоже не редкость среди народов мира. И тем не менее окончательное решение еще не найдено, все предложенные варианты встречают возражения. Может быть, став языковедом, вы займетесь этим вопросом? Желаю удачи!

Сладкий. Меня в школьные годы раздражал язык пауки: «Соль — это кислота, в которой водород замощен металлом…» Как так: соль — это кислота?! «Карамелью называется горькое вещество, получаемое при производстве сахара…» А сейчас я поставлю вас перед таким же примерно определением: «сладкий» значит «соленый». Впрочем, «значит» имеет здесь чисто этимологический смысл…

В самом деле, древнерусская форма этого слова была «солодкий» (мы видим ее след в нашем слове «солод»): это на слух уже ближе к «соль». А все остальное, что мы можем узнать о нашем слове, окончательно убеждает нас: в древние времена люди знали единственную приправу для сдабриванья пищи — соль. Сладкого, не считая меда да некоторых плодов, люди почти что не пробовали, и «солодкое» — соленое — было для них «самым вкусным». Потом человек стал узнавать новые вкусовые вещества, узнал прелесть сладкого. И вот старое слово «солодкий», которым русские люди определяли самое вкусное, было перенесено на новое понятие, на вновь узнанное приятное свойство некоторых съедобных веществ.

Недавно, в уже упомянутой мною книге Б. Н. Тимофеева, я прочел жалобы автора на то, что в последнее время о кондитерских изделиях у нас вместо правильного «сласти» стали говорить неверно «сладости». Это точное наблюдение: так оно и происходит. Но можно ли удивляться, когда языку вздумывается заменить слово «сласть» словом «сладость», если в свое время он счел возможным само понятие «сладкий» выразить словом, означавшим до того «соленый»? И ведь ничего страшного не случилось: мы отлично понимаем друг друга…

Слово. Теснейшим образом связано со «слыть», «слава», а может быть, и со «славянин»… Самым старым значением было, вероятно, что-то близкое к «звук», «гул». По-латышски «slava», «slave» так и значит: «хвала», «призыв», «шум».

Слон. Народ издавна пытался объяснить название этого зверя по старым легендам о нем. Уверяли, будто слон, поскольку ноги его не могут сгибаться, спит, прислоняясь к стволам деревьев: потому он и слон! Такова народная, ложная этимология этого слова. Но и научное объяснение пока еще не вполне твердо. Думают, что, слыша от своих тюркских соседей рассказы о могучем южном животном, по имени «аслан», т. е. лев, наши предки сделали из этого имени свое «слон», но, не зная ни слона, ни льва, ошибочно отнесли его не к тому зверю. Если это верно, то, пожалуй, изо всех «слов-ошибок», ставших нам известными, эта — самая грубая.

Смерть. А тут перед нами опять типичное «слово-чемодан» (см. Село, Плот), в которое «упакованы» сразу два значения. Само «мерт-» уже обозначало «умирание», об этом говорят наши «мерт-вец», «у-мерт-вить», латинское «морт-уус» — «мертвый», чешское «mrt» — «смерть». Что же значит тогда начальное «с-»? Думают, что это остаток индоевропейского «сво-», того же, что в словах «свой», «сестра». Если так, то «с-мерть» когда-то значило но просто «конец жизни», а только «своя смерть» — хорошая, ненасильственная, спокойная кончина.

Сметана. Конечно, это то, что «смётано» (ср. «сметать стог сена»), собрано вместе, в кучу, а может быть, и сброшено в сторону (вспомним наши «сливки»; а вот поляки называют сливки «smietanka»; ведь это значит то, что слито, сметано с цельного молока).

Собака. Если бы вы, попав ко двору Владимира Киевского, выбранили бы какого-нибудь грубияна гридничего «собакой», он не понял бы вас: русский язык того времени знал только слова «пес» и «пёс». «Собака» пришло позднее, из иранских языков. У других славян если оно и встречается, то только в неодобрительном значении — распущенный, злой человек.

Совет. Это старославянизм. В старославянском же языке слово было калькой греческого «symbolion» — совещание, из «sym-» — «со-», «boulé» — решение, совет.

Содом. Как могло название древнего города в Сирии получить значение «беспорядок», «невероятный крик и гвалт», «неразбериха»? Русские грамотеи, читая библию, встречали там выражение: «вопль содомский и гоморрский…» Речь шла вот о чем. До бога дошли отчаянные жалобы соседей на всякие бесчинства и безобразия, творимые жителями богатых торговых городов Содома и Гоморры; эти жалобы и описывались как «вопль содомский» — «крики по поводу Содома». Наши же прапрадеды поняли эти слова как описание диких воплей, издававшихся самими бесчинными содомитянами во время разных их неистовств… Создалось мнение, что в Содоме и Гоморре все время царил неподобный шум и кавардак. Вот почему самое слово «содом» начало пониматься как невообразимый гвалт, а затем и как шумное безобразие. «Глядит — детей содом…» — говорится в одном из стихотворений М. Ю. Лермонтова.

Солдат. Древнейшее значение здесь было: наемник, состоящий на жалованье. Слово связано с итальянским «сольдо» — название монеты и «жалованье». Человек, получающий «сольдо», назывался «сольдато». К нам слово прибыло через немецкий язык, где оно превратилось в «зольдат».

Солнце. По строению очень похоже на «сердце» (перечтите эту статью!). Из таких слов, как «солн-ыш-ко», «посолонь», можно вывести, что в древности дневное светило обозначалось у праславян словом «солнь». От него было произведено уменьшительное — «солньце», значившее то же, что наше «солнышко». Затем оттенок уменьшительности выветрился, «солньце» стало основным словом; мы уже встречались с этим явлением (см. Отец, Сердце). Самый корень «сол-» очень древний: почти во всех языках Европы солнце называется словами, произведенными от него: латинское «соль», французское «солей», немецкое «зоннэ»…

Соль. Такое же древнее по корню слово и также живущее во многих индоевропейских языках. По-латыни «соль» звучало «саль», по-французски — «sel» («сэль»), у латышей — «сале», у древних готов — «салт»…

Сорок. В Древней Руси число «40» обозначалось, как и у других славян, сложными числительными, составленными из «четыре» + «десять» (пример — чешское «чтиржицет»). А вот пришедшее на смену слово «сорок» существует в одном только русском языке. Думают, что оно образовалось первоначально как обозначение количества собольих и куньих шкурок, которого хватало, чтобы сшить один сорок — древнюю меховую одежду (ср. со словом «сорочка» — рубашка). Затем постепенно оно распространилось на все виды счета, стало единственным числительным со значением «четыре десятка».

В свое время выдвигали мысль, будто слово это может быть видоизменением греческого «тэссараконта», названием особой сорокадневной церковной службы, но эта гипотеза не выдерживает критики: слишком уж специальный характер у греческого термина.

Сорокопут. Название небольшой хищной птички. Думают, что оно должно бы по-настоящему писаться так: «сорокопуд»; оно связано с глаголом «пудити» — «гонять» и значило некогда: тот, кто гоняет сорок, сорочий гонитель.

Сосед. Вот образец слова, этимология которого лежит, что называется, «на самой поверхности» его: «сосед» — это тот, кто сидит рядом. Его состав такой: приставка «со-» — «вместе» и глагол «сѣдѣти» — «сидеть». Понятно: «сидеть» в этом случае значило «жить», «обитать».

Сосна. Объяснений этого слова много, но правдоподобных, пожалуй, лишь два. Одно связывает название дерева со словами других индоевропейских языков, имеющими значение «серый»; тогда названо оно но цвету коры (хотя для сосны, пожалуй, характернее красноватый оттенок молодого ствола). По-другому оно приводится в связь с латинским «сапа» — «сок»; в этом случае «сосна» значит: сочное, смолистое дерево.

Соха. Древнему орудию соответствует и очень древнее слово. И литовское «sakha» и латышская «saka» значат «ветка», «сук», а они-то, вероятно, и являются ближайшими свойственниками нашего «соха». Надо думать, что первым его значением и было «развилина», «рогуля». Оно и понятно: вилообразный сук — «рассох» — наши далекие предки на заре культуры и превращали в первое орудие земледельца.

Социализм. Латинское «социус» значило: товарищ, союзник. «Социалис» имело значение «товарищеский». Тысячелетие спустя в другой стране, на почве французского, родственного латыни, языка, из этих слов создалась целая гроздь научных и политических слов-терминов, связанных со значением «общественный» — социальный, «социология» — наука об обществе и его развитии и, наконец, «социализм». Насколько известно, слово это первым употребил в своей статье французский утопист Пьер Леру в 1834 году. Таким образом, это одно из тех слов, точную дату рождения которых можно установить.

Союз (тесное объединение). Это — старославянское заимствование. В нем хорошо известная нам приставка «со-» означает «вместе», а основа «-юз» близка к нашему «узы», «узел» и значит «связь».

Союз (грамматический). То же слово, но использованное в качестве кальки греческого грамматического термина «синдэсмос», сложенного из «син-» — «со», вместе и «дэсмос» — привязь, связка. Как видите, все очень точно соответствует образцу.

Спасибо. Когда-то это было постоянное в речи сочетание двух слов: «спаси (тебя) бог», произносимое как исполненное благодарности пожелание. В таких поминутно употребляемых скороговоркой словах и словосочетаниях отдельные их части постоянно сливаются, а неударные, «заударные» звуки слабеют и отмирают, как кончики ветки, куда уже не поступает сок. Отмерло и конечное «г».

Спектакль. Возьмите три слова: «спектакль», «театр» и «зрелище». Все они построены совершенно одинаково, потому что латинское «спектарэ», греческое «тэомай» и праславянское «зрѣти» одинаково значили «смотреть». И «спектакль» и «театр» — «смотрилища», «позорища»— то, на что смотрят (ср. чешское «дивадло» — театр).

Спектр. Того же корня, что и предыдущее; первичное значение этого слова в латинском языке было «видение», «призрак» («spektrum»). Вероятно, сильно были удивлены первые ученые, увидевшие на экране порожденный стеклянной призмой «спектр» — призрак небесной радуги, если придали этой семицветной полоске такое устрашающее имя.

Спекуляция (и спекулянт). Удивительно, что и тут корень тот же: латинское «спекулор», означавшее «смотреть», «озираться», очень близко к «спектарэ». Как же отсюда дойти до «спекулянта» — нечестного торгаша? В языке немецких купцов глагол «спекулирэн» сначала имел значение «размышлять, приглядываясь, о предстоящей сделке»; потом он стал значить: «совершать такие сделки с большой выгодой». Отсюда с течением времени получилось и наше резко отрицательное значение всех связанных с этим слов. А вот в языке философов термин «спекуляция» означает нечто совершенно иное, хотя тоже не совсем хорошее: чисто умозрительное, не основанное на фактах построение. Я сказал — умозрительное? Видите, и тут прощупывается первоначальный смысл: «спекулор» — зреть, озираться. Но как далеко разошлись конечные значения!

Спичка. Этимология этого слова вполне ясна: «маленькая спица», не правда ли? Но вдумайтесь: маленькая спица — это не совсем то, что спичка, и какую бы ни сделать огромную спичку, она не станет спицей. Началось с изменения грамматической формы, а кончилось возникновением совершенно нового слова… Ну, а что же значит само слово «спица», если подойти к нему этимологически?

В древнерусском языке оно звучало как «стъпица» и было связано с не дошедшим до наших дней словом «стъпа» — прут; недаром в латышском языке и сейчас «прутики» будет «stupas».

Спряжение. Буквально значит «связывание»: древнерусское «прячи» имело смысл «вязать»; «запрягать» лошадь — как бы завязывать ее в сбрую. Слово это точно передает строение латинского грамматического обозначения «конъюнкцио» (сложенного из «кон-» — «со-» и «юнкцио», от «юнго», «юнгорэ» — соединять, связывать) — вязание. (Сверьтесь со словом склонение.)

Стакан. Раньше считали, что старорусская форма этого слова — «достъкан», — постоянно встречающаяся в древних документах, была произведена от «доска»: «достъкан» — деревянный сосуд из дощечек (загляните на слово скатерть). Однако, видимо, доски тут ни при чем: «стакан» — это тюркское «тостакан» — деревянная миска; так же как и «скатерть», слово это утратило свой начальный древний слог «то-» («до-»).

Станок. Одного древнего корня со «стать», «стоять». Самым первым значением тут было, вероятно, «маленький лагерь», «стан». Очень давно, однако, слово «стан» начало обозначать также «ткацкая машина», «снаряд для тканья», затем — разнообразные механические приборы для всяких работ: токарный, строгальный, кузнечный станки. В языке техников очень больших размеров и мощности станок именуется и сейчас «стан»: тут, по-видимому, не воскресло старое слово, а от уменьшительной формы была заново произведена «убольшительная», «аугментативная», как говорят ученые. И она совпала с исходным словом (посмотрите в связи с этим, как появилось слово «зонт» в статье Зонтик).

Стена. На первый взгляд не все ли равно, из какого она построена материала: стена — всегда стена! А на деле это не так, исторически во всяком случае. В словаре Владимира Даля, составленном в конце XIX века, автор записал такое утверждение: «Деревянный забор — не стена, каменный — стена…» Что это, его личное мнение? Отнюдь: слово «стена» недаром близко к немецкому «Stein» («штэйн») — камень: видимо, они произошли из общего источника; первоначально слово «стена» означало не любую вертикальную часть каркаса здания, а только каменную.

Стенография. Искусственно составленное из древнегреческих элементов ученое слово, буквально: «теснописание» — умение сжато записывать целые группы слов немногими знаками. От «стэнос» — тесный и «графо» — пишу.

Стереометрия. Такой же искусственный грецизм, создание математиков Европы. «Стэрэос» сначала значило «твердый», «крепкий», потом получило в древней математике значение «кубический», т. е. имеющий три измерения, «телесный» (относящийся к геометрическим трехмерным телам). На этой основе позднее и сложилось слово «стереометрия» — по образцу уже с древних времен существовавшего «геометрия». Древние греки такого слова не слыхивали, но при надобности, вероятно, смогли бы понять его, хотя и не без труда.

Стереоскоп. Того же корня, что предыдущее, по в соединении с греческим глаголом «skopeo» — «смотрю»: прибор для выпуклого видения. Отсюда же — «стереоскопическое кино».

Стиль. Так — «stilus» — в Риме называлось своеобразное орудие письма, заостренная палочка, которой царапали по навощенной табличке. Мы нередко говорим в переносном смысле «перо Гоголя», «кисть Рафаэля», имея в виду их манеру писать или рисовать. Так же и римляне стали называть «стилем» слог того, кто пишет. Потом значение слова, перейдя в другие языки, еще расширилось: мы теперь спокойно говорим о «стиле шахматной игры», о «советском стиле работы»… А в начале пути слова оно значило: маленькая острая палочка из тростника.

Стол. В далеком прошлом оно понималось, очевидно, как то, что застилают, и было явно связано со «стлать», «стелить». Но вот дальше — разногласие. Одни думают, что первоначально этим словом именовали скатерть — то, чем застилают место трапезы, а затем уже оно было перенесено не только на то, на чем едят, но и на то, на чем сидят. Именно поэтому «стол киевский» стало значить и «престол», «трон князя Киевского». Другие же полагают, что вначале «стол — подставка для трапезы» еще не существовал; «стол» значило лишь «подстилка для сидения» и только позже стало означать и то, на чем располагают пищу при еде.

Так или иначе, в дальнейшем то же слово было распространено на всевозможные подставки для самых различных действий: письменный стол, ломберный стол картежных игроков, туалетный или чертежный столики уже ничем не застилаются и тем не менее являются потомками тех первых столов.

Столяр. Казалось бы, чисто русское слово, произведенное от «стол», а ведь не так-то это просто. Оно взято из польского языка, да и польское «stolarz» является калькой немецкого «Tischler» от «Tisch»— «стол».

Страна. Вероятно, вы стали уже столь опытными этимологами, что сами скажете: это типичный старославянский двойник к восточнославянскому, русскому полногласному «ст-оро-на». Так оно и есть: оба слова близки к «пространство», «простор», «простереть». А о смысловой близости обоих вариантов между собой говорит возможность таких песенных сочетаний, как: «Широка страна моя родная» и рядом: «На родимую сторонку, где мой батюшка живет».

Страница. И это старославянизм: «маленькая сторона»; одна из двух поверхностей листа писчей бумаги.

Странный. У А. Н. Островского в его комедии «На всякого мудреца довольно простоты» томная барыня Турусина говорит своему гостю, господину Крутицкому:

«Вы странный человек!»

В тот же миг лакей Григорий докладывает ей:

«Сударыня! Странный человек пришел…»

«Откуда он, ты не спрашивал?»

«Говорит: «Из стран неведомых…»

В устах барыни «странный» значит «необычный до удивления», а в речи лакея — «бродячий», «странствующий». Барыня недовольна своим слугой, неправильно употребляющим слова: «Бог знает, что он говорит!» А ведь перед нами не просто случайное каламбурное столкновение двух слов; дело обстоит куда сложнее.

Русский вариант к старославянскому «странный» прозвучит как «сторонний», первоначально — «прибывший из чужой стороны». Наше обычное значение для «странный» — необычный, диковинный — выросло уже отсюда: в старину все «чужестранное» представлялось странным. А понимание лакея Григория тоже вполне закономерно: для него «странный» человек равносильно «странствующий»: недаром он и пришел «из стран неведомых». Драматург играет здесь на столкновении далеко разошедшихся смыслов одного и того же слова.

Страус. Один из этимологических курьезов: греческое «struthos» («струфос»), из которого выросло наше «страус», значило «птица», в частности иногда даже и «воробей». А вот «струфос мегас», т. е. как бы «великий воробей» («большая птица») имело значение «страус». Ничего себе воробушек! Это тем занятнее, что другое греческое название страуса было «струфокамелос» — «птица-верблюд». Наше «страус» создано не прямо из греческого «струфос», а из немецкого «штраус», которое переработано из латинского «струцио»; в Риме это слово было грецизмом.

Страх. Судя по родственным словам других близких языков (например, литовское «strogti» — «цепенеть»), первоначальный смысл этого слова — «оцепенение», «остолбенение» от ужаса.

Стрекоза. «Стрекать» значит «колоть»: недаром крапива в народной речи называется «стрекавой», а один из видов овода — «стреком». Но слово «стрекоза» можно сопоставить и с другим «стрекать», которое звучит в выражении «стрекача задать» — «удрать». Это «стрекать» означает «прыгать», «шмыгать». С которым же из этих двух омонимов «стрекоза» связано в действительности? Утверждать не берусь. Возможно, что язык расценил стрекозу, вместе с И. А. Крыловым, как «попрыгунью» (смешивая ее с кузнечиком); тогда ближе второе значение.

А может быть, ее в свое время побаивались, принимая за крупное кусающееся насекомое. В этом случае «стрекоза» может значить «кусачая», как и «стрек».

Наконец, не исключено и третье решение: «стрекоза» могло значить «стрекотунья» — по характерному шелесту крыльев при ее полете.

Стрелять. Когда «стреляли» из лука, все было понятно: это и значило «метать стрелы». Но — так постоянно случается в языке — затем старое слово было сохранено для обозначения совершенно иного, а вместе с тем в чем-то сходного действия. И хотя шуточное «пулять» гораздо точнее передает то, что делает современный охотник или воин, мы продолжаем «метать стрелы» — стрелять даже из нынешних винтовок. Даже из пушек.

Строка. Вы, вероятно, не видите в этом слове ничего общего ни со «стрекозой», ни тем более с «подстрекательством», а ведь общее есть! «Строка», так же как и они, связано со «стрекать» — «колоть»; ваша ошибка в том, что вы считаете первым значением этого слова ряд букв от края до края страницы. На деле же оно, гораздо раньше этого, значило другое: ряд проколов, сделанных (кочедыком) при плетении лаптей; именно отсюда идет пословица: «Не всякое лыко в строку ставится». На печатную или писаную строку это слово было распространено много позже.

Теперь вас уже не удивит, что «строка» может обозначать в нашем народном языке и породу крупных мух, кусаку-слепня. Подтверждает нашу этимологию и глагол «строчить» — когда говорят о строчении иглой шитья. При этом ведь как раз производится ряд проколов.

Студент. Латинское «студэрэ» имело значение «учиться», «упражняться». «Студэнс» было причастием к этому глаголу, «студэнтис» — его родительным падежом. Отсюда — через польский язык — и получилось наше слово.

Я думаю, вас удивит не это, а то, что того же происхождения слово «этюд». Но во французском языке и «студент» — «этюдиан», а «этюд» значит «занятие» — «штудии». Дело в том, что латинское начальное «ст-» обычно дает во французском языке сочетание звуков «эт-», а в немецком «шт-». Из «статус» получается «эта» и «штат»; из «студэнтис» — «этюдиан» и «штудэнт»… Таковы законы этих языков. Вот и из «студиум» — «занятие», «изучение»— получилось французское «этюд», попавшее затем к нам…

Стул. Немецкий язык — но не современный литературный, а один из старых говоров — дал нам это слово. В том немецком, который мы изучаем в школе, «стул» звучит «штуль», и у нас бы из него получилось «штул» (как «штанга» из «Stange» и «штамб» из «Stamm»). А в этом нижненемецком диалекте то же слово произносилось как «стуль»; оттуда оно к нам и явилось, принеся с собой как свидетельство о своем происхождении это самое «ст-».

Стыд. «Стыд» и «стужа», «стыдить» и «стынуть» — по смыслу между ними, казалось бы, очень мало общего. Но не для этимолога! Не случайно «срам», «позор» в древнерусском языке обозначалось и как «остуда». «Стыдный» и «студеный» связаны друг с другом примерно так же, как «мерзкий» и «мерзлый» (см. Мерзкий). Может быть, первоначально, говоря «стыд», наши предки имели в виду и чувство озноба, естественно возникающее у внезапно раздетого человека.

Суд. Древнерусский язык знал два слова «сѫдъ»: одно значило «посудина», «сосуд», другое — «тяжба» и «учреждение, разрешающее споры и карающее за преступления». Разница по смыслу чрезвычайная, а происхождение — одно. Это просто два очень далеко разошедшихся значения одного и того же слова. Первоначально «сѫдъ» сложилось из предлога «сѫ» и индоевропейского существительного *«dhos» (из «dhe», которое мы видим в словах «дело», «деть»). Значение было — «со-деянное». Но это могло быть понято и как «то, что сделано совместно», как «общее решение, суждение» и как «с(о) — деленный сосуд». Так из одного слова возникло два.

Судно. Того же происхождения, что «суд» — «сосуд». Если вам покажется странным, как могло произойти такое перенесение значения на предмет очень непохожий, вспомните моряков: как часто они ласково зовут свои корабли «лоханками», «посудинами» и другими словами, означающими сосуды.

Сумерки. Древнее слово, в котором сразу заметны особая частица «су-», по словам лингвистов, «придающая корню оттенок неполноты» (и верно: «суглинок» — это не настоящая глина, «супесь» — не чистый песок), и корень «мерк-» (как «мерцать», «смеркаться», «мрак»). «Сумерки»— неполный мрак, полумрак; в народной речи живет и похожее по строению слово «сутемки»… Казалось бы, все ясно; тем не менее вот что произошло.

Была выдвинута странная гипотеза о родстве слова «сумерки» с именем древнего народа «шумеров» (или «сумеров»), обитателей Месопотамии. Как ни удивительно, ее автор, большой ученый, как бы забыл, что и «су-» и «мерк-» встречаются порознь во многих, ничуть на сумеров и не похожих русских словах, скажем, в «супрядки» (посиделки в старой деревне) и «примерки» — начало вечернего потемнения. Гипотеза осталась в копилке этимологических курьезов.

Сумка. Это — уменьшительное от «сума», а «сума» возникло как изменение древненемецкого «soum» — «груз вьючного животного» (из латинского «sauma» — «вьючное седло»). Первоначально и у нас этим словом обозначали чаще специальные мешки для вьюков, укрепляемые на седлах.

Сурок. Название этой зверушки расшифровывается как переработка тюркского «сур» (suur) — «тот, кто посвистывает» (так его именуют киргизы). Настоящее русское имя его было, впрочем, тоже «свистун»: сурки издают при тревоге пронзительный свист.

Суслик. А вот похожий зверек суслик, хотя и обладает такой же привычкой, назван словом, родственным старославянскому «сусати» — «шипеть». Таким образом, он не «свистун», а «шипун».

Сутки. Когда-то существовало слово «суток» — «столкновение» (в языке школьников еще недавно «стыкаться» означало «сталкиваться друг с другом» во время игры или борьбы)[13]. Так именно, как стык дня и ночи, их сочетание, и понималось первоначально это слово.

Счастье. «Счастье» — близко к «часть», а «часть» одного происхождения с «кус», «кусок» (вы помните, что древние, по-видимому, знали один простейший способ отделения части от целого: откусывание, отгрызание (см. Кусок). Что же до приставки «с-», то она тут такая же, как у слова «смерть» (перечтите, что сказано о нем). Ее значение «своя», т. е. «хорошая часть; такая, какая мне нужна». Сравните с этим словом другое, близкое по смыслу: «у-часть».

Сын. Судя по тому, что близкие к нему слова встречаются во многих индоевропейских языках, вы и сами скажете: происхождение его — в глубокой древности. И древнеиндийское «sunus», литовское «sunus», и готское «sunus», и немецкое «Solm», и наше «сын» — все они связаны с древними словами, значившими «рожденный», «порождение».

Т

Табуретка. Прежде всего, никогда не произносите это слово, как иногда можно услышать, «тубаретка». Это нелепо: его прямой источник — французское «табурэ» («tabouret»). Никакими «туба» тут и не пахнет!

Такт. Целый ряд книжных слов связан с латинским глаголом «тангерэ» — «трогать», «касаться» и отглагольным существительным «тактус» — «прикосновение». Среди них можно назвать «такт» (в музыке) — «часть музыкального произведения, фразы» и «такт» — «ритм движения»; затем «такт» — «чувство меры в обращении с людьми». Сюда же относится и математический термин «тангенс» — буквально «касающийся», «касательная».

Тактика. А вот это созвучное слово другого происхождения. Оно из греческого «таксис» — «боевой порядок», «строй». «Тактике тэхнэ» по-гречески значило «военное искусство».

Талан. Я не забыл написать здесь «т» на конце: «талант» и «талан» — два совершенно разных слова, и их никак не следует путать. «Талан» очень часто встречается в народном творчество. «Кому есть талан, тот будет атаман», — говорит пословица. «Талан» значит «удача», «счастье». Это слово тюркское; в тюркских языках «talan» имеет точно такое же значение, как и у нас. А что до «таланта», то…

Талант. Не так-то легко проследить за путем, которым греческое «talanton», означавшее «55 фунтов» или еще — «денежная единица, стоимостью примерно в 26 килограммов серебра», превратилась затем у европейских народов в слово со значением «одарённость», «способность». Видимо, толчком к этому послужил содержащийся в евангелии нравоучительный рассказ-притча. Некий хозяин, уезжая надолго, оставил двум рабам по таланту золота. Пока господин отсутствовал, один из рабов, человек энергичный, пустил хозяйские деньги в оборот и немало получил прибыли. Другой же, лентяй, зарыл свой талант в землю и по возвращении владыки с гордостью вернул ему его, не прибавив к нему ни драхмы… Хозяин похвалил первого и не одобрил действия второго… Разумеется, под деньгами, «талантами», здесь подразумевались душевные силы и способности людей, погибающие от лени и безделья: всякая притча есть иносказание. Благодаря этой притче «талант» сначала стало употребляться в смысле «способность» в виде художественного образа, а затем и просто вошло в язык в новом значении. Как видите, яркий литературный образ может иной раз косвенно повлиять на изменение значений слов (ср. «жупел» в статье Металл).

Таможня. В III веке в русский язык вошел специальный термин «тамга»: так татарские баскаки именовали печати, которые ставились на разных «ярлыках» — «документах». Называлась этим словом и пограничная пошлина: при ее уплате, очевидно, на провозимый товар тоже ставилась печать. Отсюда, от «тамга», и было образовано «таможня» — учреждение, проверяющее провоз товаров через границу.

Тангенс. См. Такт.

Танк. Есть два объяснения этого слова. В мировую войну 1914–1918 годов английские инженеры, сооружая новый тип бронированных автомобилей, ради полнейшей секретности дела условились называть новые машины, пока они не выйдут на ноле битв, словом «tank», означающим по-английски «жестяной бак», «бидон». Однако слово так тесно прильнуло к самой вещи, что не пожелало расставаться с нею до нашего времени. Более того, оно вошло в целый ряд языков мира, в том числе и в наш.

Есть другая версия: один из строителей первых танков носил будто бы английскую фамилию Танк, и сухопутные броненосцы были названы в память о нем. Первая версия кажется более правдоподобной.

Тарелка. Как вы думаете, почему в старинных документах это слово постоянно пишется так: «талерка» или «талѣрь»? Неграмотность? Вовсе нет: это пересаженное в наш язык немецкое «тэллер» — «блюдо», которое, в свою очередь, восходит к латинскому «талиарэ» — «резать»: «то, на чем режут мясо».

Творительный (падеж). В этом падеже стоит дополнение, если оно называет орудие, при помощи которого что-либо делается, «творится»: «строгать ножом», «брать рукой»… Название по смыслу близко к латинскому грамматическому термину «казус инструменталис».

Творог. Есть два объяснения. По одному — слово это в родстве с «творить», «утворять» (тесто), т. е. давать ему закиснуть. По другому — оно связано со старославянским «творъ» — «форма» и значит «приготовленное в форме». Сторонники этой этимологии указывают на латинское слово «форматикум» — «сыр», которое получилось таким же образом. Слабым местом тут является то, что если сыры действительно изготовляются нередко в формах, то в применении к обычному творогу это навряд ли можно считать правилом. Первая гипотеза, кажется, заслуживает большего доверия.

Театр. Говоря о слове «спектакль», я уже сказал, что греческое «тэатроп» (от глагола «тэомай» — «смотреть») очень точно соответствует по смыслу и строению и латинскому «spectaculum», и нашему «зрелище». То, что разные народы нередко строят свои слова по общему принципу, одинаковыми приемами, хотя каждый — из своего звукового материала, очень помогает этимологу в его работе.

Телевизор. Слово-гибрид, образованное в наши дни из греческого «тэле» — «далеко» и латинского «видэо» — «вижу», «визус» — «взгляд». А вот слово «телевидение» составлено из того же греческого «тэле» и чисто русского «видение». Их не следует путать в этимологическом отношении.

Телеграф. Буквально — «дальнопись»: «тэле» — «далеко», «графо» — «пишу».

Телефон. Построено в точности, как предыдущее, только второй частью является греческое «фонэ» — «звук», «речь», «говор»: «дальноговорение».

Теннис. Сокращенно из английского «лаун-теннис», «lawn» по-английски — «лужайка», a «tennis» пытаются объяснить как измененное французское повелительное наклонение «tenez» — «держите», «хватайте». Так ли это, трудно ручаться.

Тень. Перед вами переработка древнего «темнь» — «мрак», «темень»; его полезно сравнить с «тьма» (см. ниже.) Сложное сочетание звуков «мнь» постепенно упростилось в «нь». В другом случае из «тьмнь» образовалось «темень».

Теорема. Греческое «theorema» буквально значило «зрелище»; как и «театр», оно связано с «тэомай» — «смотреть». Затем возникло значение: «рассмотрение» какого-нибудь утверждения для его доказательства.

Теперь. В древнерусском языке существовало слово «топерьво», сложенное из местоимения «то» и прилагательного «пьрвъ» в среднем роде — «перьво». В народной речи и сейчас можно услышать «топерьво», «таперя». Значение было вначале близко к нашему «во-первых», «первым делом».

Терпеть. В славянских языках слово это встречается то в значении «выносить страдание», то — «столбенеть», «застывать», как, например, украинское «потерпати» — «оцепенеть от страха». Видимо, это второе значение и было когда-то первым, основным.

Терпкий. Думают, что корень тут тот же, что и в предыдущем случае, и слово некогда имело значение «заставляющий застывать (холодеть) зубы».

Тетрадь. Из греческого «tetradion». Буквально — «сшитые в книжку четвертушки бумаги», от «тэтрас» — «четверть». Сначала и относилось только к этому размеру листков, потом распространилось на всякие форматы.

Техника. Нет ничего современней, ничего прогрессивней техники, а слово для ее обозначения взято из древнегреческого языка, где «тэхнэ» значило «искусство». «Техника» — «наука об искусных действиях».

Тип (типичный). Несколько неожиданно, что слово это восходит к греческому «тюпос» — «удар», «нажим». Ход измепения значений тут такой: «нажим вообще», затем «то нажатие, которым создается отпечаток», затем «печать», «штемпель», наконец — «первообраз», «образец». В просторечье приобрело также значение: «подозрительная личность» (ср. «индивид»).

Типография. Сложенное из таких же античных, греческих составных частей, но уже в наше время, слово. Оно и понятно: греки не знали книгопечатания и не могли создать такой термин. Означает он «оттискописание» из «typos» — «удар», «оттиск» и знакомого нам «графо» — «пишу», «письмопечатание»: в типографиях, и верно, печатают написанное.

Тире. Французское «tiret» (от глагола «tirer» — «тянуть») значит «черточка».

Товарищ. Уж кажется, более нашего слова и на свете нет: по нему советских, русских узнают во всем мире. А оно — тюркского происхождения. Мало того, его первое — тюркское — значение очень неожиданно для нас. В тюркских языках «эш», «иш» значит «друг», а «тавар» — «имущество», «товар» (отсюда и наше «товар»). «Товарищ» у себя на родине имело значение «совладелец», «компаньон»; ведь и у нас до революции «товариществами» назывались торговые компании. В современном нашем советско-русском языке слово «товарищ» облагородилось, наполнилось совершенно новым смыслом.

Тополь. Древнее название древесной породы, общее многим индоевропейским языкам (в разных языках оно могло означать разные деревья). По-латыни «тополь» — «популус», по-немецки — «паппель», у французов — «пёшшё» — это разные варианты того же слова.

Топор. Правописание этого слова без знания его этимологии не скоро установишь. Языковеды связывают его с «топать»; как и «тяпать», глагол этот некогда значил «ударять», «сечь», «рубить». «Топор» — буквально «топало», «рубило». В его биографии замечателен один момент.

Кое-где на берегу Новой Гвинеи папуасы всякую металлическую секиру называют по-папуасски «топорр». Это вызывало недоумение, пока не дознались, что русское слово было принесено сюда Н. Миклухо-Маклаем во время его славной экспедиции на Берег Маклая.

Торг. Корень тут общий для многих языков нашей семьи. Латышское «тиргус» значило «рынок»; по-албански базар — «трэге». Вероятно, из русского языка слово перешло к скандинавам (у шведов рынок — «торг»), а от них и к финнам: название финского города Турку тоже значило когда-то «рынок» (кстати, полезно сейчас перечитать то, что сказано и об этом слове).

Торжество. Не сразу догадаешься, что «торжество» происходит от «торг». Некогда оно значило «то, что совершается на торгу», т. е. при большом скоплении народа. Ведь раньше «торговая казнь» значило «публичная», происходящая на площади, при всех. Отсюда торжеством стало именоваться публичное прославление, общий праздник, а затем уже и «радость по поводу успеха, победы».

Тормоз. По-гречески — «высверленное отверстие», а также «втулка», «затычка». Из втулок и клинышков древние и устраивали стопорные приспособления для своих колесниц, примитивные тормозы.

Точка. «Точка» — это «след тычка», уменьшительное к древнерусскому «точь». По происхождению оно и связано с основой «ток», той же, что мы видим в «ткать» и в «тыкать». А вот латинская точка — «пунктум» (и наше «пункт») связано с «пупгерэ» — «колоть». То, в чем мы увидели «тычок», римляне расценили как «укол».

Трава. Горожанину слово «травить» — «поедать траву» — не слишком привычно, а в деревне его знает каждый, как и производное от него «потрава»: «Хорош был клевер, да скотина весь вытравила». Самое старое буквальное значение слова «трава» и было «поедаемое». Если вы вернетесь к слову «ботаника», вы увидите, что древние греки расценивали «ботанэ» — «растение» — как пищу для «ботона» — «скота».

Трактор. Если выписать в ряд слова «трактат», «трактир» и «трактор», то сходство между ними кажется случайным. На деле же они все близкого происхождения.

В основе лежит латинское «трагерэ» («traherе») — «тянуть», «влачить». И близкое к нему «трактарэ» — с тем же значением, но обозначавшее также «заниматься», «упражняться». «Трактор» — «тягач» — самый точный перевод.

Трамвай. Тут как с «танком»: по одному предположению слово связано с английским «trame» — «столб», «брус» и «way» — «дорога», тогда оно значит «остолблённая дорога» (как наше старое «столбовая дорога», на которой столбами обозначены версты); по другой же версии дело в некоем инженере Утраме, давшем свое имя изобретенному при его участии новому виду железной дороги. Мне лично первое объяснение кажется более убедительным.

Трапеция. Не знаю, как вас, а меня радуют внезапно открываемые этимологией связи между совсем далекими друг от друга словами. Что общего между «трапеция», «трапеза» (еда) и именем турецкого города Трапезунд? А оно есть.

По-гречески «trapedza» значило «стол», «trapezion» — «столик». Из второго слова создалось наше «трапеция» — известная математическая фигура с двумя равными и двумя параллельными сторонами: именно такой формы столы бывали в Греции.

Первое слово — по тем столам, за которыми вкушали пищу монахи византийских монастырей, — начало обозначать и самый этот процесс, еду, — «трапезу»; говорим же мы: «хороший стол», «плохой стол» о еде в каком-нибудь пансионате или доме отдыха. Вы, конечно, сами сообразили, почему «трапецией» называется определенный гимнастический снаряд: конечно, за «трапецеидальную» форму.

А Трапезунд? Над этим приморским городом высится гора, принадлежащая к типу «столовых». Основателями Трапезунда были греки; они и дали ему такое имя: «Город столовой горы».

Треска. Мы знаем одно значение — «порода рыбы». В старорусском языке «треска» значило также «щепка». Какая связь? По-немецки эта же рыба именуется «штокфиш» — «рыба-палка»; видимо, связь есть. Думают, что тут дело в способности мяса трески при сушке и варке распадаться, подобно дереву, на волокна, как бы щепки или палочки.

Тригонометрия. Ученые-математики образовали такое название для науки об измерении треугольников (по-гречески «тригонон») по образцу старого, известного еще Эвклиду и Архимеду, слова «геометрия». Получилось «треутольникоизмерение». Пифагор и Эвклид такого слова никогда не слыхали, но, вероятно, поняли бы его: элементы-то греческие.

Троллейбус. Любопытное слово: можно сказать, оно приходится сыном «автобусу» и внуком «омнибусу». «Омнибусами» (от латинского «omnibus» — «для всех», «всем») называли в XIX веке большие общественные пассажирские конные фургоны. В этом слове окончание «-бус» было обычным окончанием латинского дательного падежа от «oranes» — «все». Когда в замену коней к таким экипажам приставили автомобильный мотор, их назвали «автобусами»; тут это «-бус» уже ровно ничего не значило: ведь от греческого «авто» («само») нельзя образовать никакого латинского дательного падежа. Но слово так привилось, что англичане теперь, отбросив «авто», зовут автобусы просто «bus»'ами. Дело пошло и дальше: после изобретения электроавтобусов, у которых были токосниматели в виде роликов (по-английски «троллей»), их окрестили «троллейбусами», или, иначе говоря, «роликобусами». Теперь устаревшие ролики заменили другой конструкции колодками, а название «троллейбус» осталось.

Тропик. Из греческого «тропикос киклос» — «поворотный круг». Над тропиками солнце совершает дважды в году кажущийся «поворот» в своем годичном движении по небу. К этому слову близко стоят «троп» — «слово в переносном (как бы перевернутом) значении» и «трофей» — «добыча, отнятая у обращенного вспять врага».

Тротуар. Французское слово, образованное от глагола «троттэ» — «топтать», так же как «дортуар» от «дормир» — «спать», «бенуар» от «бенье» — «купать» (буквально «купальня»). Утверждают, что кто-то из горе-патриотов начала XIX века предлагал это французское слово заменить чисто русским «топталище». Бедняга не учел, что получилась бы все равно неприятность — калька с французского языка!

Трусики. Ни малейшего отношения ни к «трусости», ни к «трушению». Пришло к нам либо из английского языка, где «trousers» — «брюки», либо же из французского: там «кюлотт труссэ» означает «штаны короткие, засученные».

Тужурка. Французское «тужур» значит «всегда». «Тужурка» — одежда на каждый день, не парадная, носимая «тужур» — постоянно.

Туловище. Довольно загадочное для непосвященных (да и для знатоков) слово. Его связывают с древнерусским «тулити» — «прятать», укрывать» (эта же основа — в нашем «притулиться»). Ежели это верно, то язык рассматривал корпус человека или животного как «укладку для внутренностей». Возможно так оно и есть: вспомним древнерусское, известное вам из «Слова о полку Игореве» «тул» — «колчан для стрел», «укладка для стрел».

Туман. Иранское по происхождению слово, переданное нам тюрками-соседями. И древнеавстралийское «дунман», и тюркское «думан», «туман» имеют то же значение — «мгла», «водяные пары в воздухе».

Тунеядец. Точный двойник «дармоеда» по строению. «Ядец» и «ед» — от «ясти», «есть», а «туне» значит «даром». От этого «туне» произведено и наречие «втуне» — «зря», «понапрасну».

Турбина. По-латыни «турбо» (родительный падеж — «турбинис») — «вихрь», «волчок». Отсюда название быстровращающейся машины.

Туфля. Ближняя к нам часть родословной слова «туфля» ясна, а дальняя, древняя, туманна. Мы позаимствовали немецкое «туффель» (немцы говорят также и «пантоффель»). А откуда оно в немецком языке? Всего вероятнее, что до немцев, через итальянское «пантофола», дошло какое-то нам неизвестное греческое название обуви, что-то вроде «пантофеллос». Немецкий же язык, ошибочно приняв греческое «пант-» за свое «пант» — «шнурок», «бечевка», известное в одном из немецких диалектов, принял и все слово за обозначение обуви со шнурками и отделил от него обувь без шнурков — «туффель». В общем, запутанная история!

Тучный. Корень этого слова «тук» сейчас если и употребляется нами как отдельное слово, то только лишь в применении к сельскохозяйственным удобрениям; мы зовем их «туками». Но слово «тук» — общеславянское; оно связано с древним «тыти» — «яшреть» и значило «жир», «сало». «Тучный» — это «жирный». По-видимому, это старославянизм в нашем языке.

Тыква. Вот название растения, которое, возможно, связано именно с этим самым «тук»; тогда она — «жирная», что, вообще говоря, довольно метко сказано. Однако есть другое мнение. Согласно ему, слово «тыква» следует объяснять при помощи греческого «sikuos» — «огурец». Вопрос пока что остается открытым.

Тысяча. Подумайте только — и «тысяча» в родстве с «тук»! Наше слово связано с праславянским *«ty-set-», а оно было сложением из *«ty», родственного «тук» — «жир», и *«sęt», связанного с индоевропейским словом, обозначавшим «сто» (ср. с латинским «centum» — «сто»). Видимо, вначале имелось в виду сказать «толстая сотня», «большое сто».

Тьма. Близко к латышскому «tima» — «темнота», древнеиндийскому «tamas» — «мрак». Индоевропейского происхождения.

У

Удобный. Мы уже встречались с основой «доба-» — «пора», «срок» (см. Добрый, Надо). «Удобный» буквально — «такой, для которого подошло подходящее время».

Ужин. Мы привыкли к тому, что ужин у нас — вечерняя еда, а образовано это слово было для обозначения еды полуденной. Древнерусское «угъ» значило «юг»; солнце стоит на юге в полдень, и трапеза, приуроченная к середине дня, получила наименование «южная» — «ужин». С течением веков, однако, на нее перешло слово «обед», раньше значившее «время между трапезами», а «ужин» стало означать «вечерний стол»: язык неохотно выбрасывает слова, даже уступившие место другим; нередко он просто находит ям новое употребление.

Узда. Древнейшее значение этого слова было «то, что вложено в уста», т. е. в рот коня. Индоевропейское «ous» значило «рот», основа *«dhe» — такая же древность, она входит в состав слов «деть», «девать» (здесь она несет значение «вкладывать», «класть»). Другие толкования не выдерживают критики.

Узел. Слыхали вы когда-нибудь слово «вензель»? Так называются причудливо заплетенные, красоты ради, начальные буквы имен и фамилий, когда их изображают в виде меток на материи, на серебре и т. д. Это слово к нам пришло из польского языка. Там оно значит «узел», пишется так — «węzet» и непосредственно связано с «wiązaċ»[14] — «вязать». И наше «узел» близко стоит к древнему «vęzati» — «вязать»; только у нас носовой звук перешел в «у» и утратилось начальное «в». В остальном же «узел» и «вензель» похожи, как два брата. Да они и есть родные братья.

Улица. Когда-то существовало слово «ула». Его следы мы можем обнаружить теперь в словах «пере-ул-ок», «зако-ул-ок». Производным от него является наше «улица». В родственных языках близкие слова имеют значение: «ложбина», «русло потока». Вполне возможно, что древние улицы и прокладывались по ложбинам, а может быть, текучие воды легко превращали их в такие ложбины.

Универмаг. Универсальный магазин (см. Университет).

Универсальный. См. Университет.

Университет. Латинское «универсум» значило «вселенная», «мир», а «универсалис» — «всемирный». Названием высшего учебного заведения это слово стало, когда в таких заведениях начали изучать все известные в то время науки — этим они отличались (отличаются в известной мере и сейчас: в университетах всегда целый ряд различных факультетов — юридический, исторический, математический, филологический, биологический) от институтов, которые бывают либо математико-физическими, либо гуманитарными, либо иными и держатся более узкой специализации. Слово «универсальный» постепенно получило в европейских языках значение «разносторонний», «всеобъемлющий» или «выполняющий всевозможные задачи» (отсюда наше «универмаг» — «магазин, где продается все»). Из словосочетания «университас литэрарум» — «совокупность всех наук» — и возникло название «университет».

Упражнение. Не очень-то благополучно с этим словом. Этимологи обычно считают его заимствованием из старославянского языка и указывают на его связь с «праздный», которому в русском языке соответствует слово «порожний». Тогда получается, что старославянское «упражнение» образовано параллельно нашему «опорожнение». Но остается неясным, каким же образом слово, означающее пустоту, могло получить значение «занятие»? Очевидно, тут нужно еще поискать точного ответа.

Ураган. Не так уж много русских слов заимствовано, хотя бы через посредство западных языков, у южноамериканских индейцев. К ним относятся «какао», «томаты», «шоколад» и «ураган». По-карибски «huracan» — «сильная буря». В районе Карибского моря европейцы столкнулись с бурями неслыханной мощности. Неудивительно, что они усвоили и местное слово, их называвшее.

Урод. Говоря о слове «странный», я привел кусочек из одной комедии А. Островского. Сейчас я хочу выписать оттуда же второй кусочек. Действующие лица те же: богатая ханжа Турусина и ее лакей Григорий.

Григорий. Сударыня, уродливый пришел!

Турусина. Григорий, как тебе не стыдно? Какой уродливый? Юродивый! Вели его накормить!

Слово «юродивый» в старой Руси значило «человек ненормальный и этим угодный богу». Оно было заимствовано из старославянского языка, а там образовано из отрицательной приставки «ю-» и корня «род», того же, что в «родиться», «народ». «Ю-род-ив-ый» значило «родившийся не таким, как все люди». А восточнославянским двойником этого слова и является наше «урод» — «выродок». С течением времени оно получило иное значение: «чрезвычайно некрасивый человек».

Урок. Приглядитесь, и вы увидите: это точная копия слова «уговор»: приставка та же самая, а основа «-говор-» («говорить») заменена тут основой «-рок-», «-рек-», тою же, что в «реку» — «говорю», «речь». «У-рок» — это «у-словие». Наши современные значения его — «задание», а также «время занятий» — образовались из этого, древнейшего.

Утёс. От «тесать» — «сглаживать, срубая»; скала, плоско стесанная природой, образующая гладкую стену, обрыв, и есть «утёс».

Ф

Отвлечемся на минуту ох нашего словаря, вернее, проглядим бегло слова, начинающиеся с буквы «ф». Их попало сюда всего немногим больше двадцати, и это не случайность. Посмотрите: из них всех одно-единственное «филин» не отмечено как чужеязычное, заимствованное из другого языка. Если вы теперь просмотрите слова на «я» — среди одиннадцати семь окажутся чисто русскими или же славянскими. А из тех, у которых в начале стоит «щ» (правда, их всего четыре), чужестранцев и вовсе нет. Что это, просто так или тут нащупывается какая-то закономерность?

Да, закономерность есть, и отчасти нам уже знакомая. Разбирая слова на букву «а», я указывал вам на такое же примерно положение: среди них тоже почти не было исконно русских. Мы объяснили это тем, что разные языки как бы «по-разному относятся» к различным звукам, а значит, и к выражающим их на письме буквам. Начинать слова одни языки предпочитают с одних, другие — с других… Вот, например, у нас нет ни одного слова, в начале которого мы ставили бы букву «ы» (хотя в связной речи мы во множестве слов это «ы» в их «началах» произносим: «Я побывал в Ындии»; «Нельзя поверить в ыскренность его речей»…). Но это — дело особое: пишем-то мы тут везде «и»! «Не любит» русский язык и начального «А».

А вот если коснуться буквы «ф», то и еще того чтице: любое слово, в котором буква «ф» имеется в начале, в конце или в середине, почти безошибочно можно признать нерусским по происхождению. Прочитайте и увидите: «фонарь» пришло к нам из Греции, «фиалка» — латинского рода, «кофе» — слово арабское, «кафтан» — тюрко-татарское, «граф» — родом немец, «жираф» — выходец из Аравии, и т. д. и т. п.

Что же, разве русский язык но знает звука «ф»? А если не знает, то для чего в нашей азбуке заведена была буква «эф», да еще не одна, а до самой революции — два ее варианта: «Ф» и еще «Ѳ» — «фита»'?

Звук «ф» у нас есть, только изображаем мы его при помощи буквы «в»: явно говорим «улоф сомоф», «взяф несколько слиф», а пишем «улов», «сомов», «взяв», «слив»… Недаром же иностранцы, передавая своим алфавитом наши фамилии, кончающиеся на «-ов», пишут их через «эф»: «Popof», «Petrof». Здесь они слышат «ф», но мы знаем, что это «глухое «в», как говорят в школьной грамматике. И буквой «ф», которая пришла в нашу азбуку (а вернее, пришла вместе с нашей азбукой) в наш язык через балканских славян от византийских греков, мы пользуемся лишь там, где нам нужно обозначить иноязычный звук «ф». Греки в своем языке различали два разных «ф» и придумали для них два различных знака «Ф» и «Ѳ» — «фи» и «тэту», или «фиту». Вот и у нас появились две буквы для одного звука (мы, если бы даже захотели, не смогли бы в наших словах обнаружить два разных «ф»: у нас их нет). Вот почему не только в этом маленьком словарике, но и в больших, многотомных русских словарях огромное, подавляющее большинство слов на «эф» — нерусского происхождения.

Для этимолога это очень важное обстоятельство: если в слове имеется «ф», есть все основания подозревать в нем иностранца, заимствование, варваризм. А ведь такое соображение может иной раз избавить от многих хлопот. Вот почему я обратил на букву «ф» ваше особенное внимание.

Фабрика. По-итальянски «fabrika» — «мастерская». Слово унаследовано от латинского языка: там «fabrica» значило то же самое, a «faber» — «ремесленник», «мастеровой».

Факт. Латинское «фактум» — «сделанное», «дело» — было первоначально причастием к глаголу «facere» — «делать». Окончание латинского среднего рода «-ум» европейские языки откинули: явились французское «fait» — «дело», наше «факт».

Фальшивый, фальшь. И тут в основе латинское «falsus» — «обманный», «лживый», только до нас оно добралось через немецкое «falsch» (значение то же).

Фамилия. В Древнем Риме это слово означало всех членов той или другой семьи, ее чад и домочадцев. В дальнейшем оно стало применяться как обозначение родового имени, переходящего от отцов к детям по наследству. Во Франции и сегодня «фамий» значит «семья», «род», «дом», а наше «фамилия» на французский язык надо переводить как «ном де фамий» («nom de familie») — «семейное имя».

Фартук. Чистый германизм. «Тух» по-немецки «платок», «тряпка», «суконка», «фор-» — приставка со значением «перед-». Все в целом — «передник», «кусок ткани для защиты от грязи» (см. Галстук).

Фашизм. Это отвратительное слово было искусственно создано в Италии последователями Муссолини в 20-х годах нашего века. Оно связывается с итальянским «фашио» («fascio»)— «пучок», «связка», которое может также иметь значение «союз», «объединение». Утверждают, впрочем, что итальянские мракобесы-чернорубашечники, называя себя «фашистами», имели в виду не обычную связку прутьев как символ объединения, единства, а то, что в Древнем Риме звалось «fasces» (корень тот же, что и в «fascio») — пучок особым образом связанных прутьев со вложенным в середину топором-секирой. Это был знак власти и расправы, присвоенный особым древнеримским чиновникам — ликторам. Каково бы ни было происхождение, мерзее этого слова нет в языках всех народов мира.

Февраль. Из латинского «фебруариус». «Фебруа» назывались «очистительные жертвы», которые приносились римлянами богам в конце каждого года. А ведь февраль в Риме был последним месяцем в году.

Фигура. Снова латынь. «Figura» значило «изображение» и было связано с глаголом «фингерэ» — «изображать».

Физика. Это грецизм; «physike» (от «physis» — «природа») имело значение, сходное с нашим «природоведение» или «естествознание». Теперь смысл стал иным: наука о законах неживой природы.

Физиология. Буквальное значение этого слова, сложенного уже вне Древней Греции из греческих элементов, совпадает со смыслом предыдущего. Ученые Европы поделили эти два названия между разными науками, хотя точный перевод обоих одинаков: «наука о природе». В данном случае — о природе живых существ, живого организма.

Филин. Вот мы добрались до одного из редчайших русских слов на букву «ф», которые не являются заимствованиями. Объясняют это птичье название из украинского глагола «квилити» — «плакать»; начальные звуки его в производном слове «квилин» могли измениться, как они изменились в народном произношении слова «квартира» — «фатера»: «кв» дало «ф». В русских диалектах, но некоторым сведениям, слово «квилин» в этом значении существует и сейчас. Тем не менее не все ученые согласны с этим объяснением. М. Фасмер, например, считает, что доныне бесспорной этимологии слова «филин» нет, и допускает его связь с именем «Филимон» — «Филя». Но тогда и «филин» оказывается не чисто русским образованием: Филимон — греческое имя, со значением «любимец», «возлюбленный».

Филология. Я не уверен, что вам придется часто употреблять этот специальный термин, но его нельзя не упомянуть в «филологической книге», в книге о языке. Он сложен из греческих «филео» — «люблю» и «логос» — «слово». «Любословие» — так называется паука о слове и словесности — языкознание и литературоведение, взятые вместе.

Философия. Первый из двух элементов, составляющих это слово, тот же, что и в предыдущем: «любо-». Второй, «софия», переводился раньше на русский язык довольно точно, как «мудрие». Все вместе означало, таким образом, «любомудрие» — «любовь к мудрости». Наше имя «София, Софья» имеет это же происхождение: оно значит «мудрость».

Фиолетовый. Одно из образовавшихся сравнительно недавно наименований цветов и их оттенков, которые связаны с названиями тех или иных ярко окрашенных предметов («оранжевый» — «апельсиновый», «коричневый» — «цвета корицы», «сиреневый» и пр.). «Фиолетовый» значит «цвета фиалки», по-французски «couleur violette». К нам попало не раньше XVIII–XIX веков.

Фискал. В наше время, особенно в языке школьников, это — типичное бранное слово, равноценное словам «ябеда», «доносчик»: «фискал-зубоскал» — это очень плохо! В XVIII веке «фискал» было довольно высоким званием гражданских и церковных чиновников, инспекторов и ревизоров по финансовым делам. Оно возникло в связи с латинским «фискус» — «денежный ящик», «фискалис» — «относящийся к казне», к финансам. Понятно, что такие чиновники, которые должны были вскрывать преступления и сообщать о них начальству, у многих вызывали довольно неприязненное отношение к себе. Вот почему сначала в церковной школе, а потом и во всякой, слово и приобрело свое нынешнее неприятное значение. Интересно, что у «ябеды» примерно такая же история. Прочтите статью о слове «ябеда».

Флаг. На этот раз язык голландский: там «vlag» — и «флюгер» и «знамя». К нам было перенесено, вероятно, в петровские времена вместе с другими морскими и военными терминами.

Флот. Или из того же источника, что и предыдущее слово (голландское «Hoot»), или же из французского «flotte». От латинского «fluere» — «течь».

Фокус. Тут нужно тщательно отделить друг от друга два однозвучных слова. «Фокус-1» — спокойный научный термин. У него несколько значений — «оптическая точка пересечения лучей», «особая точка геометрических кривых», «очаг воспалительного процесса» и пр. Вес они исходят из латинского «focus» — «очаг».

А вот второе, более распространенное «фокус» — «ловкий трюк, связанный с обманом зрителей», — имеет куда более своеобразную историю. Средневековые циркачи, показывая свои номера с превращениями, выкликали в самый таинственный миг «волшебные» слова: «Фокус-покус!» Они безбожно передразнивали таким образом католических священников. Во время мессы (богослужения) священники, по учению церкви, ежедневно совершали «чудо», будто бы превращая в алтаре вино в кровь, а хлеб — в тело погибшего за человечество Иисуса Христа. При этом они громко возглашали таинственные латинские слова: «Хок эст корпус меум», что значит: «Вот тело мое». В этот самый момент и совершалось «чудо».

Народные фигляры и скоморохи не верили ни в какие чудеса, но для пущей убедительности копировали заклинания священников — конечно, не в точности (это привело бы их на костер), а в переделке… Из «хок эст корпус» они сделали: «фокус-покус!» Честь и слава этимологам: они оказались проницательней средневековых инквизиторов и разгадали тайну древних актеров.

Фонарь. Древнегреческое «фанос» значило «свет», «факел». В средневековом греческом языке появилось слово «фаиарин», «фанарион», означавшее «светоч». В новогреческом языке оно изменилось в «фанари». Наше «фонарь» отсюда родом.

Форточка. Буквально — «воротца», из немецкого «Pforte» — «ворота». Из этого же «Pforte» украинский язык сделал свое «фиртка», «хвиртка» — «калитка».

Франт. Сначала происхождение этого слова, вероятно, огорчит щеголей-франтов: мы взяли его из Польши, а там оно значит «жулик», «шельма». Но затем они смогут утешиться: поляки позаимствовали его у соседей-чехов, у которых «franta», «frant» — «продувной плут-весельчак» — является сокращением имени «Франтишек» (Франциск); так в Чехии зовется герой народных рассказов, напоминающий отчасти нашего Иванушку-дурачка. Так что у слова — большие народно-литературные традиции.

Фронт. По-латыни «фронс» (родительный падеж — «фронтис») значило «лоб», «фасад». И мы ведь говорим то «фронтальный», то «лобовой» удар.

Фуражка. До революции можно было видеть над лавками, торгующими сеном, овсом, соломой и прочим кормом для скота, надпись «фураж». Слово это являлось французским «fourrage»; значение то же, а далекое прошлое его в древпескандинавском «fódr» — «скотский корм». В русской армии команды по добыче и закупке такого корма для лошадей именовались «фуражирскими командами, а присвоенный фуражирам головной убор получил название «фуражка». Возможно, оно явилось изменением польского «фуражёрка», означавшего то же самое.

Футбол. Слово, состоящее в свойстве как с мерой длины «фут», так и со школьной оценкой «балл». Английское «foot» — «нога», «ball» — «шар», «мяч». Все вместе и дало «ножной мяч», «футбол». О близких словах — «баскетбол», «волейбол» — вы можете прочесть выше.

Х

Харчи. Арабское «хардж», означающее и «доход» и «домашние издержки», «расходы», придя к нам через турецкий язык, сначала превратилось у нас в «харч», а затем стало употребительно в форме множественного числа — «харчи». Изменилось, как видите, и значение.

Хибарка. Я думаю, читатели не посетуют, если я позволю себе немного пофантазировать, рассуждая об этом любопытном слове.

На первый взгляд, оно ничем не удивительнее своих собратьев, таких, как «хата», «халупа», «хижина» и пр. Однако все они имеют и хорошо известную историю, притом довольно долгую и отраженную в древних документах, и достаточно ясную этимологию. У «хибары» нет ни того, ни другого. Ничего не известно о существовании этого слова в нашем языке до конца XVIII столетия: оно не попадается ни в книгах, ни в рукописях, а потом внезапно оказывается тут как тут. Откуда?

Попытки объяснить его происхождение неуверенны и не слишком убедительны. М. Фасмер, к примеру, сопоставляет его только с одним словом из немецкого воровского языка — «Kabora» — «место, где воры делят добычу». Вряд ли это так…

Между тем в испанском языке Южной Америки имеется слово «хивария». «У индейцев… существует прекрасная информационная служба… О вас узнают в самых отдаленных хивариях…» Такие сведения можно почерпнуть во всем известной книге путевых очерков чехов Ганзелки и Зикмунда «К охотникам за черепами». Примечание под строкой разъяснит вам, что под словом «хивария» нужно понимать «плетенное из растений жилище индейцев племени хиваро», по-испански «jibaro».

В испано-русском словаре вы найдете и самое слово «хиваро»: оно переводится как «деревенский», «сельский», «дикий». На Кубе «сомбрэро хиваро» значит «плетеная шляпа»… И приходит в голову мысль: а нет ли чего-либо общего между этими испано-американскими словами и нашими «хибарка», «хибара»? Если верно, что оно появилось у настолько к концу XVIII века, то не могло ли оно быть занесено к нам через литературу об Америке и американских индейцах? Не упомянуто ли оно в виде «каса хиваро» («плетеная хижина дикаря») впервые в каком-нибудь романе из американской жизни — они стали модными к этому времени на Западе? Не мог ли русский переводчик передать испанское «хивара» как «хибара»: ведь пишется это слово по-испански через «б» — «jibaro»; звуки эти в испанском языке близки друг другу.

Я не предлагаю вам решения вопроса: его у меня нет и быть не может. Но мне хочется показать вам, с какими соблазнами сталкивает нас этимология и какая ювелирная работа нужна, чтобы проверить возникшее первое предложение и либо утвердить его, либо отбросить. Надо привлечь к делу специалистов по испанскому и индейским языкам Южной Америки, историков литературы западноевропейской и русской; надо расследовать вопрос появления слова «хибарка» на русском языке… надо, надо, надо…

Ну что ж? Может быть, кто-нибудь из вас станет в будущем этимологом и займется этим словом…

Хижина. В отличие от предыдущего случая, тут все ясно. «Хижина» — того же корня, что и немецкое «хауз» — «дом», древнегерманское «хус». Полагают, что самая древняя форма этого слова — «хыжа» — и была заимствована из древненемецкого языка еще праславянами. В отличие от «хибары», «хижина» встречается и в других славянских языках.

Химия. Греческое «hymia» — «искусство литья», из «hyma» — «литье (из металла)». Глагол «heo» значил в греческом: «я лью, отливаю из металла». Как видите, значение было еще очень далеким от нашего современного, по все же плавка металла — химический процесс.

Впрочем, другие этимологи выводят наше слово через арабское «алхимия», которое некогда значило «египетская наука», из «Хэм» — арабское название Египта. Первая этимология кажется более вероятной, но возможно, что и слово «алхимия» сыграло роль в установлении нашего современного значения термина «химия».

Хлеб. Ученые-немцы возводят славянское «хлеб» к готскому «hlaifs», к древненемецкому «hleib». Однако вероятнее, что все эти слова произошли от общего, более древнего, чем они сами, корня.

Хобот. Если, разбирая это слово, думать только о хватательном органе слонов и близких к ним животных, кажется естественным связывать его с древнерусским «хабити» — «хватать». Сомнение вызывает то обстоятельство, что в древности «хобот» могло значить также «хвост» (змеи, ящерицы, дракона). Это позволяет некоторым этимологам связывать его с литовским «kabeti» — «висеть». Вопрос не решен окончательно.

Ход. Как ни неожиданно, слова «ход-ить» и «сид-еть» тесно связаны по происхождению. Считается, что древний индоевропейский корень *«sed/sod» изменился на «chod» там, где ему предшествовали приставки, оканчивающиеся на «и» и «у»: «при-ход», «у-ход». Когда же это случилось, из этих слов как бы «вылупился», выделился новый корень «ход-»: «ход-ить», «ход-кий», «ход-ь-ба» и т. д.

Хозяин (хозяйство). Видно, источник тут тюркский: по-чувашски «хожа» значит «хозяин». Уже в XVI веке «хозя» значило «господин» и в русском языке. «Хозяйство» — производное слово от «хозяин».

Холм. Во многие скандинавские названия географических мест элемент «holm» входит как составная часть со значением «остров», «пригорок»: Стокхольм, Кексхольм, Борнхольм… Вполне возможно, что наше «холм» является заимствованием из древнегерманских языков. В древнерусском языке исконным названием для бугра, возвышенности было «шеломя»: «О русская земля, уже за шеломенем еси!» («Слово о полку Игореве»).

Хор. В Древней Греции «хорос» понималось как «группа танцоров и певцов», «хоровод». В русский язык пришло через старославянский вместе с церковным христианским пением.

Хорда. Древнегреческому «horde» в латинском языке отвечало «horda». Значило оно и там и здесь «жила», «струна»; «тэтрахордины» — «инструмент с четырьмя струнами». В геометрии использовали его — по сходству линии, стягивающей дугу с натянутой струной. В. Г. Белинский по поводу этого слова заметил, что заменить чужеязычное «хорда» русским «веревка» не приходило, кажется, в голову и самым яростным русификаторам.

Хорёк. Если сличать это слово только с другими русскими словами, понять его родственные связи будет нелегко. Ключ к нему дают названия зверька в других славянских языках. По польскому «tchorz», по чешскому «dchor» языковеды установили древнюю праславянскую форму его: «дъхорь». Она была связана с глаголом «дъхнути» — «издавать зловоние»: ведь «дохлый» недаром значит «мертвый». Теперь понятно, за что хорь получил свое имя: за неприятный запах. Оно таково же по смыслу, как у его американского собрата — скунса, и значит оно «вонючка».

Хоровод. Самое простое решение в этимологии не всегда бывает самым бесспорным. На первый взгляд, чего уж проще: «хор» + «водить» = «хор-о-вод». Все портит одно: в некоторых народных говорах у нас говорят не «хоровод», а «корогод». Это странное слово значит, кроме того, еще и «ряд», «порядок». И возникает сомнение: а может быть, это-то и есть начальная форма слова, которое стало лишь потом произноситься как «хоровод», под влиянием заимствованного слова «хор»? Если так, то этимологически к греческому «хорос» оно имеет лишь косвенное отношение. Происхождение же слова «корогод» — туманно.

Хоронить. Нетрудно определить: перед нами — восточнославянский полногласный двойник старославянского «хранить». Буквальное значение тут не обязательно «погребать мертвого», а чаще «прятать для сбережения». «Уж я золото хороню, хороню…» — поется в песне при известной игре, и «золото» при этом прячут. На погребение покойников слово распространилось лишь впоследствии.

Хороший. Можно было бы приписать сюда и «храбрый». Почему? «Хороший», по-видимому, является ласкательной формой к слову «хоробрый» — ведь звук «-ш-» часто играет у нас эту роль: «Александр — Алексаша», «Марья — Маша»… Куда при этом делся звук «б»? А он раньше и не входил в состав корня, ни в хоро-брый, ни в хра-брый. Это «-б-» в них — древний суффикс, а основа тут «хоро-». Видимо, личная смелость, отвага почиталась у славян первой добродетелью, если слово, означающее «мужество», получило значение «обладающий положительными свойствами».

Храбрый. У нас это — заимствование из старославянского, а там — древнее слово, перекликающееся с некоторыми германскими и балтийскими словами.

Художник. Очень часто этимологи-любители пытаются так или иначе связать это слово с «худо», «худой». Напрасные попытки! Еще в старославянском оно было образовано от прилагательного «хѫдогъ», в котором буква «ѫ» означает, как мы понимаем, носовой звук. Этот звук позволяет сопоставить слово с готским «handags» — «искусный», так сказать, «умелый в рукомесле»: германское «Hand» значило «рука». И наше «художник» обозначало вначале «рукодел», «ловкий в ручном труде мастер».

Хулиган. До начала нашего века этого малоприятного слова не было в русском языке: я сам помню его проникновение к нам. Это — ирландское имя собственное, фамилия «Houlihan»; такую фамилию носил какой-то необыкновенный буян на «Зеленом Острове» Ирландии. Должно быть, хорош он был, если его фамилия стала обозначением безобразного поведения сначала в английском языке, а затем и у нас. Ирландских слов мы заимствовали очень мало; жаль, что самым распространенным и известным из них оказалось такое неприятное.

Ц

Цапля. На юге нашей страны птицу эту зовут «чапля», «чапура». Это позволяет связать ее имя либо с украинским «чапать» — «неторопливо выступать», либо с другим «чапать», известным в русских диалектах в значении «хватать», «цапать». По смыслу могут подойти оба слова: в одном случае название «цапля» будет значить «шагающая», в другом — «хваталка». И то и другое характерно для нее.

Царь. Титул государя, употребляемый только в славянских странах, а происхождение у него западное. Так славяне юга и востока переделали латинское «цезарь» — слово, образованное в Риме из личного прозвища диктатора Кая Юлия Цезаря. Немцы превратили римское «caesar» в свое «Kaiser» («кайзер»); наши предки пустили в ход целых три варианта его: «кесарь», «цесарь» и «царь».

Целебный. «Цѣльба» в старославянском языке значило «лечение», «лекарство», «цѣлити» — «врачевать». Все это близко к «цѣлъ», которое могло значить и «неповрежденный», «ненарушенный», «целый» и «здоровый». «Целебный» — «восстанавливающий целость», т. е. «оздоровляющий».

Целый. А само это слово, видимо связанное с готским «hails» — «здоровый», очень древнего происхождения и первоначально тоже значило «здоровый».

Цена. Близкие слова встречаются во многих языках нашей индоевропейской семьи: авестийское «казна» — «возмездие», «месть», литовское «kaina» — «цена». Видимо, и у нас древнейшим значением слова было «отмщение», «расплата», потом — «штраф-вира» за какую-либо вину и уже впоследствии — «стоимость».

Цех. В средневековой Германии термином «Zeche» и «Zech» именовались союзы ремесленников одной специальности: «цех бондарей», «цех ювелиров». Потом этим же словом стали обозначать помещения, в которых многими рабочими ведется одинаковая работа: кузнечный, токарный, слесарный цехи большого завода.

Цирк. Это латинское «циркус» — «круг»: скамьи в римских амфитеатрах, как и в наши дни, окружали арену со всех сторон, по кругу.

Циркуль. А это «младший брат цирка»: латинское «циркулюс» было уменьшительным к «циркус» и значило «кружок». Дальнейшее изменение значения тут вполне понятно; «инструмент для вычерчивания кружков». Вообще у латинского «циркус» обширное потомство в нашем языке: «циркуляр» — «предписание, пущенное «по кругу», по многим адресам», «циркуляция» — «круговращение» — все это связано с ним.

Цифра. Мы привыкли думать, что слово «цифра» — обозначение некоторой величины, а по происхождению оно восходит к арабскому «цифр» — «пустышка». Этим своим словом они хотели передать индийское название «нуля» — «знак отсутствия». В европейских языках «цифра» стало значить «всякий знак числа»; только в английском языке и сейчас слово «cipher» («сифер») употребляется в смысле «ноль».

Ч

Чабан. Слово, еще лет пятьдесят назад не употреблявшееся в русском литературном языке, кроме тех случаев, когда речь шла об украинских и восточных овечьих пастухах. Теперь оно получило у нас широкое распространение. Попало оно к нам из иранского языка, предварительно пройдя через тюркские («čobán» — «пастух»). Украинский язык освоил его раньше, чем русский.

Чай. Это — китайское слово. В языки Европы оно проникло двумя путями: народы Запада вывезли его из Южного Китая, где это растение именуется «te» (отсюда — немецкое «Tee», английское «tea»). Мы, русские, торговали с китайцами северных провинций; они чай называют «ча»; отсюда и наше «чай».

Чёлка. «Чело» в старославянском — «лоб», и, следовательно, «чёлка» — «налобник». Вначале оно значило только «прядь волос надо лбом лошади»; затем модники и модницы перенесли его на людские прически.

Чело. Древнее слово индоевропейского происхождения. Его связь с литовским «kelti», «keliu» — «поднимать», с латинским «цэльзус» — «высокий» указывает: первым значением тут было «возвышение», «верх».

Человек. А вот здесь бесспорного объяснения так и не найдено. Его связывают то с «челядь» + литовское «вайкас» — «юноша», «парень», то с «чело» — «верх» и «век», а «век» имело и значение «сила». Если так, то «человек» могло пониматься как «мужчина в расцвете сил». Трудно, однако, успокоиться на этих толкованиях.

Чемпион. Нам это слово передали англичане; английское «champion» значило сперва «атлет», «борец», потом приобрело значение «победитель состязаний», «первый среди спортсменов в какой-либо области». Корни же его уходят в римскую древность. В латинском языке «кампио» (винительный падеж — «кампионэм») значило «боец», «воин» (от «кампус» — «поле»). Интересно, что для нас с вами «чемпион» — слово как слово, ничем не хуже других. Но еще А. П. Чехов лет семьдесят назад сердито возражал против его широкого употребления, считая его некрасивым и вычурным варваризмом. Вот как быстро изменяется наш язык!

Чепуха. Будь вы древним русичем, вы могли бы попросить вашего соседа: «Друже, привези мне на двор возов пять твоей чепухи!» — и он бы ничуть не удивился. В те времена «чепуха» обозначало «щепа», «щепки», потому что «чепа» значило «щепка». Наверно, потому, что щепа тогда считалась вещью бросовой, пустячной; слово «чепуха» и приобрело свое второе, ставшее теперь единственным значение. Впрочем, это объяснение отнюдь не является ни единственным, ни бесспорным.

Червонец. Слова «червонец» («золотой») и «червяк» происходят от общего корня; это может показаться несколько неожиданным, но это так. «Червонец» (из польского «czerwony» — «красный») близко связано со старославянским «чермпый» — тоже «красный». Слово же «czerwony» связано и с «čьrvь» — наше старое «червец», «букашка». При чем тут насекомые?

А известно ли вам, что в течение долгих веков красную краску добывали именно из насекомых, которые и сейчас именуются в энтомологии «червецами»? Такова, например, «кошениль» — некогда главное сырье для получения краски «кармин». Легко представить себе, что язык нашел что-то общее между «червонным», т. е. «красным», золотом и животными, из которых добывают красную краску.

Представить это было бы еще легче, если бы чистое золото, которое как раз обычно и зовут «червонным», отличалось красным цветом; ведь так же— «rotes Gold», «red gold» — его именуют и немцы и англичане. Но беда в том, что чистое золото как раз желтого оттенка; оно тем краснее, чем больше в нем примеси меди. В чем же дело?

Дело тут, как в случае с «золототысячником», — опять-таки в ошибке языка. У римлян было слово «обрусса» — «проба золота огнем на его чистоту». Сами римляне не знали этимологии этого термина и по ошибке связывали его со своим «руссус» — «красный» (на самом деле это — заимствование из греческого языка; его происхождение и этимология неясны и нам). А отсюда возникло и определение чистого золота как «рубрум аурум» — «красное золото». Раз сделанная ошибка распространилась в других языках, дошла и до нас и послужила причиной того, что золотая монета и червяк оказались у нас в этимологическом свойстве. Вот какие истории вскрывают этимологи! И ведь что любопытно: сделанная тысячелетия назад ошибка живет и живет и ничуть не мешает нам пользоваться ошибочным словом без какого-либо неудобства для смысла наших речей. Таков язык!

Череп. Сравнивая это слово с его иноязычными родичами, ученые пришли к выводу, что древнейшее его значение было близко к «скорлупа», так же как и у слов «черепаха», «черепица». Это же видим и в других языках: помните, говоря о слове «голова», мы упоминали латинские «тэста» — «черепок» (и позднее — «голова») и рядом «тэстудо» — «черепаха».

Черешня. Тут придется рассказать о целой большой семье слов. Это французское «cerise» («с'риз») — «вишня», английское «cherry» («чэрри») — тоже вишня, немецкое «киршэ» — опять вишня — и наше «черешня». Все они вышли из латинского «ceresia» («цэрэзиа»): оно также значило «вишня». На этом можно было бы с ними и покончить. Но полезно рассказать попутно одну историю.

В словах «cerise» и «ceresia» есть звук «з» (он обозначен буквами «s», и я его подчеркнул). А вот в английском «черри» («cherry») он отсутствует, хотя это то же слово. Почему? Вот что произошло. Для англичанина звук «с» или «з» на копце имени существительного служит признаком множественного числа. «Бук» — «книга», «букс» — «книги», «боди» — «тело», «бодиз» — «тела». Позаимствовав французское слово «вишня», которое французы произносят «с'риз», англичане приняли его за множественное: «вишни». А им-то была нужна «вишня»; они и сделали из этого «с'риз» свое единственное число, отбросив «лишнее» «з»… В их произношении получилось «черри».

Вам это ничего не напоминает? А мне — да… Вспомните случай с английским «райлз»— «рельсы». Мы столь же решительно приняли его за свое единственное число и без всяких размышлений превратили во множественное, снабдив его нашим «ы» на конце: «рельс-ы».

Чертить. Буквально: «наносить черты». Слово «черта» связано со словами родственных языков, имевшими значение «ударять», «рубить», «отрезать». Первым значением было, вероятно, «рубец», «надрез».

Черчение. Этого же происхождения. Все спокойно, никаких посторонних влияний: существительное, образованное от глагола «чертить».

Чеснок. Собственно — «чёсаный лук». Почему «чёсаный»? Вероятно, потому, что луковица этого растения распадается, как бы «расчёсывается» на отдельные ноготки-прядки.

Четверг. В языках Запада дни недели носят обычно имена, связанные с древними божествами, местными или римскими: английское «фрайди» — «пятница» — в честь древнегерманской богини Фреи; немецкое «Доннэрстаг» — «четверг» — в честь Доннера, бога грома; французское «вандрди» — «пятница» — в честь римской богини красоты Венеры. У нас только праздничный день «воскресенье» прямо назван в связи с христианским мифом; остальным даны имена совершенно деловые: «понедельник» — «день после нерабочего», «вторник» — «второй на неделе», «среда» — «средний», четверг (в старину — «четверток») — «день, четвертый по порядку», «пятница» — «пятый». В стороне стоит «суббота»: ее имя — заимствование из древнееврейского; там слово «шаббат» значило «отдых», «праздник» (евреи праздновали именно субботу). Все остальные названия русские или славянские.

Чугун. По-видимому, тюркского происхождения. В азербайджанском языке, например, «çugun» так и значит «чугун». При этом слово имеет звуковой состав, очень характерный для тюркских языков; там гласные в словах обычно подчиняются определенному закону: какой в первом слоге, такие же (или строго определенные) и в следующих («тютюн», «бурун», «баглама»). Видимо, родилось оно именно там, а не позаимствовано у нас.

Чужой. С удовольствием представлю вам это испытавшее удивительную метаморфозу слово. По отношению к нашему языку оно и впрямь чужое: мы позаимствовали его очень давно у готов. Готское «тьюд» значило «народ»; самих себя готы также называли «тьюд» — «народ»; такие самоназвания — вещь очень распространенная. Их слово «пошло в ход»: итальянский язык сделал из него свое «tedesco» — «немец», наши предки превратили его в «чудь» — название одного из древнефинских племен (вероятно, тут произошла какая-то путаница). А уже из этого «чудь», «чудин», «чудской» возникли и наши слова с корнем «чуж-»: «чужак», «чуждый», «чужой». Только не спутайте их со словами совсем другого корня, из семьи «чудо»: мы говорили об этом слове, когда рассматривали слово «кудесник».

Чулок. Опять тюркское слово: у чувашей «чулок» — «тшулга», у татар «чолгау» — «портянка». В древнерусском языке такого слова не было.

Ш

Шайка (деревянное ведро). На Днепре запорожцы плавали на особых ладьях, называемых «чайками». Название это никак не связано с именем птицы «чайка», вероятно звукоподражательным; оно было переработкой турецкого «шайка»— «барка», «лодка» (замечу, что, думается, от «чайка» — «лодка», а не от «чайка» — «птица» пошла русская фамилия Чайковских). Вы спросите, как же слово, означавшее «судно», стало названием такого непрезентабельного предмета, как деревянное ведро? Вернитесь к слову «суд», и вы ответите на свой вопрос сами.

Шайка (банда). Вполне возможно, что оно — одного корня с предыдущим. Сначала так могли называться разбойничьи ватаги, плававшие на маленьких речных судах «чайках», или «шайках», а затем и просто банды недобрых людей. Назывались же на севере похожие суденышки «ушкуями», а пловцы на них — «ушкуйниками».

Шахматы. Вместе с самой игрой ее название пришло к нам из стран иранского языка. У иранцев словосочетание «эш шах мат» значило «царь умер». Оно вошло в правила игры и дало ей наименование. В Древней Руси, впрочем, игра эта звалась «шахы».

Шашка (род сабли). Заимствовано из языка черкесов Кавказа. У них «сехшо», «шесхо» значило «короткая кривая сабля».

Шашки (игра). Одни этимологи (М. Фасмер в том числе) думают, что «шашка» просто значило то, что мы теперь именуем «шахиня» — «жена шаха». Другие возражают им и производят это слово от старинного шахы — «шахматы». Если так — «шашки», видимо, понималось как «малые шахматы».

Шёлк. Латинское «сэрикус» значило «китайская материя» (от «Сэрэс» — «Китай»). В Скандинавии в средние века это слово превратилось в «сильки», а отсюда получился и наш «шелк». Буквально его название значит «китайка».

Шея. Связано с «шить». Шея — часть тела, которой голова как бы «пришивается» к туловищу. Косвенно это подтверждается чешским «vas»— «затылок»: оно родственно со словом «вязать»; «затылок» тоже как бы «связка».

Шинель. Из французского «chenille» («шениль») — род утренней мужской одежды, халат.

Шкала. Образовано из латинского «скала» — «лестница». Вам знакомо другое слово этого же корня: «э-скала-тор»; оно испытало посредничество английского языка, где «эскэлэйтэ» — «скользящая лестница», прежде чем попасть к нам.

Шкварки. Вы имеете полное право утверждать, что «шкварки» и «скворцы» — это почти одно и то же (этимологически, конечно!). Оба слова — из звукоподражания «шквар», «сквор», «сквер» — того же, с которым мы уже встречались, разбирая слова «скворец», «сверчок». В данном случае оно передает «скворчание» кипящего жира. Отсюда «шкварить»— жарить на жиру.

Школа. Давнее, еще древнерусское, заимствование из латинского языка. По-латыни «схола» — «училище»; слово пришло из Греции: греческое «схолэ» — то же самое. Но вот что может удивить: первым значением этого греческого «схолэ» было «досуг», «праздность», «отдых», «задержка». Видимо, не всегда школьные занятия рассматривались как нечто основное в жизни подростка, как его главная работа… В Греции было иначе.

Шоколад. Я включил сюда это слово не по привлекательности называемого им вещества, а во внимание к его редкостному происхождению. Оно пришло в европейские языки из «нахуатль», из ацтекского языка мексиканцев. У них «чоколатль» — напиток из бобов какао (которое по-ацтекски именуется «какахоатль»). Я уже говорил: таких экзотических заимствований у нас немного. Можно причислить к ним еще «томат» — «томатль» на том же языке Мексики.

Шофёр. Рядом с современным словом «шофёр», которое является заимствованием французского «chauffeur» — «истопник», от «chauffer» — «топить» (во Франции до появления автомашины это слово обозначало на железных дорогах не механика — водителя паровоза, а его кочегара), существует, постепенно отмирая, несколько на него похожее обрядовое слово «шафер» — один из обязательных участников свадебной церемонии. Оно пришло из немецкого языка: «Schaffer», от глагола «schaffen» — «заботиться», «устраивать», означает «устроитель». У этого слева ударение типично немецкое — в первом слоге с начала, а у «шофёр» — столь же характерное — французское, на первом с конца. Никогда не путайте их!

Шпаргалка. Те из учащихся, которые в школах пользуются шпаргалками, сделают благоразумно, если предварительно ознакомятся с этимологией этого словечка. По сути дела, его значение — «пелёнка», в латинском языке — «спарганум», в греческом — «спарганон». Заимствованное польским языком, слово это стало значить в нем «измаранный клочок бумаги», а затем попало к нам, вероятно, через язык бурсы, уже в значении, хорошо вам известном. Пусть каждый шпаргальщик знает, что в карманах своих он носит на урок детские пеленки!

Шпик (сало). Из немецкого «Speck» — «жир». Если увидите где-либо в магазине надпись «шпиг» — знайте, что там малограмотный заведующий; это слово пишется через «к» на конце.

Шпик (сыщик, шпион). Ничего общего с предыдущим: это просто грубоватое сокращенное слово «шпион».

Шпион. Малопривлекательное обозначение неблаговидной профессии описало по Европе причудливую кривую. Возникнув из немецкого «spähen» — «подсматривать», «следить», обычным существительным от которого было «Späher» — сыщик, оно попало в Италию, где преобразовалось в «spione»; затем в виде «Spion» вернулось в Германию и через немецкое посредство проникло к нам.

Штаб. Из немецкого языка. «Stab» по-немецки «палка», в особых случаях — «жезл». Так стали называть учреждения, ведающие управлением войной, может быть, потому, что жезл, нарядно украшенная палка, с давних времен стал эмблемой воинской власти: «маршальский жезл».

(Сравните с этим «масштаб» — «измерительная палочка», «брусок»).

Штаны. В тюркских языках «иштон», «ичтон» — «нижние штаны», «кальсоны»: «ич» значит «внутренний, исподний», а «тон» — «одежда» отсюда и наше слово. Едва ли не единственный из русских людей, поэт А. К. Толстой в XIX веке пытался создать единственное число от «штаны», утверждая, что один из его персонажей в волнении, торопливо одеваясь, «натягивал за штаном штан». Он был прав в том отношении, что, судя по родительному падежу — «штанов», слово это принадлежит к существительным мужского рода: «штан», а не «штана». Но в язык это смешное единственное не вошло.

Штат (и штаты). По-латыни «статус» (от «старе» — «стоять») значило «состояние», «установление»; в этом «чистом виде» оно вошло в наш книжный политический язык: в дипломатии «статус» значит «состояние». Пройдя же через немецкое посредничество, слово «статус» претерпело характерные изменения: звукосочетание «ст» заменилось, как свойственно немецкому языку, на «шт», окончание было отброшено, а смысл стал: «состав работников» («штаты нашего санатория распухли»), а в некоторых языках — «самоуправляющийся округ» («штат Техас», «штат Небраска», «Соединенные Штаты Америки»).

Штукатур (штукатурка). От итальянского «стукко» — «гипс», «известка» — были в том же языке произведены «стуккаторэ» — «штукатур», «стуккатура» — «штукатурные работы», «штукатурка». Начальное «шт» на месте итальянского «ст» свидетельствует о том, что слово прошло через немецкие руки, прежде чем попасть к нам.

Штык. Из старонемецкого «Stich» — «укол», «острие», но через польский язык. Однако и в польском слове — на конце «х»: «stych». Откуда взялось наше «к»? Вероятно, оно возникло под влиянием слова «в-тык-ать», «штык» — «тык»…

Шуба. Трудно себе представить, что у этого дышащего севером и морозом слова южное, субтропическое происхождение. А на деле это так: это арабское, дошедшее к нам через итальянский и старонемецкий языки ĵubba; по-арабски оно имело значение «верхняя длиннорукавная одежда».

Щ

Вот уж слова, начинающиеся с этой буквы, никак не могут оказаться иноязычными или, по меньшей мере, на это очень мало шансов. В главнейших европейских языках не существует того звукосочетания («шч», «сч» или «шш»), которое у нас выражается ею; это все и решает.

Щегол. Название птицы; вероятно, звукоподражательное: ведь мы определяем звуки, издаваемые птицами, как «щебет», а «Слово о полку Игореве» говорит о «славьем щекоте» — «соловьином пении».

Щеголь. Наверное, это просто измененное слово «щегол»: эта птичка оперена чрезвычайно нарядно. Называть людей с определенными чертами поведения и характера именами птиц — дело в языке самое обычное: разиня — «ворона», гордая красавица — «лебядка» или «пава», отважный, энергичный человек — «сокол» или «орел». Ну, а франт — «щеголь»!

Щёлок. Очень древнее слово, родственное скандинавскому «скола» — «стирать (тряпки в воде)». Если эта догадка правильна, перед нами, безусловно, первый в Европе термин, по значению близкий к нашим нынешним рекламным «стиролин», «стироль».

Щуплый. Вот здесь этимология лежит так близко к поверхности слова, что ее можно не сразу разглядеть. «Щуплый» буквально: «такой, у которого все кости прощупываются», до того тощий, слабого сложения… От слова «щупать».

Э

Буква «э оборотное» была специально изобретена для нерусских слов, так что за исключением двух-трех междометий, вроде «эй», «эх», «эге», которые, собственно, и словами-то в полном смысле не являются, она у нас нигде и не попадается. Зато с тем большим рвением употребляют ее обычно в своей речи всевозможные любители «показать образованность» и придать разговору этакий блестящий, вроде как иностранный, просвещенный оттенок. Был в свое время, перед самой революцией, в моде «поэт изящной жизни» Игорь Северянин. Он пересыпал свои стихи чужеземными словечками да и в обыкновенные русские слова ухищрялся внедрить какой-нибудь «по-европейски» звучащий слог. Особенно привлекали его буква «э» и тот звук «е», свободный от предшествующего «йота», который слышится у нас в правильно произносимых иностранных словах, вроде «элемент», «эпоха», «этилен» и т. п. Он старался как можно больше употреблять слов, начинающихся с этого звука: «Элегантная коляска в электрическом биенье эластично шелестела по прибрежному песку…» Он добивался, чтобы даже обычное наше «е» звучало у него почти как «э оборотное»: «поэзоконцэрт», «шапиэтка», «сюрпризэрка»… Ему хотелось, чтобы самый звук «ё», который попадается в некоторых словах, взятых с Запада, — чтобы и он был написан через «э» и произносился с особо иностранным оттенком, как французское «eu» или немецкое «ö». Он писал «шоффэр» вместо «шофёр»: «Шоффэр! На Острова!» Даже такое чисто русское, чисто, славянское слово, как «грёза» (и «грезить») он превратил в слово с «э-оборотным»: «И мечты-сюрпризэрки над качалкой Грэзэрки…» «Грэзэрка» — это, видите ли, «мечтательница», но на великосветский, изящный лад.

Игорь Северянин прогремел перед Октябрем. В том мире все это, вся эта ерунда с подражанием высшему обществу, загранице, была естественна и уместна: бесчисленные «экстазы», «эксцессы», «эпинвинэтты» (барбарисы), «экспрессы» казались и читателям в высшей степени «элегантными». Но в наши-то дни этого уже нет! Вот почему позвольте мне призвать вас к борьбе против ненужной подмены «э оборотным» обычного нашего «е» там, где для этого нет никакой необходимости. Почему сейчас постоянно слышишь произношение «рэльсы», «пионэр», хотя в самих словах этих нет никакого основания для появления тут звука «э»! Ничуть не больше, чем в северянинских «грэззрках» и «шоффэрах». Это только смешно…

Экватор. Ученое заимствование из латыни, известное во всех европейских языках. Латинское «экварэ» (от «эквус» — «aequus» — «равный») значило «равнять», «уравнивать»; «экватор» — «уравнитель». Так и была названа географическая координата, на которой день и ночь на всем протяжении года равны друг другу по длине.

Экзамен. Здесь не нужны длительные объяснения. Латинское «examen» так и значило «испытание».

Экскурсия. Буквально — «выбегание»: латинское «курсус» — «путь», «бег»; «экс-» — приставка, равносильная нашему русскому «вы-». В общем — вылазка.

Электричество. Тот слабенький зарядик, который возникает в янтаре («янтарь» по-гречески «электрон»), когда его трут суконкой, — решительно ничто по сравнению с силами, что рождаются в наших динамо-машинах, летят по проводам, вращают огромные моторы… И тем не менее этот самый молодой из видов энергии мы называем в честь того янтаря, который впервые познакомил человечество с еще одной силой природы. Мы применяем при этом древнегреческий корень, существовавший тысячи лет назад; он звучит у всех народов Европы: у французов — в «электрисите», у англичан — в «илэктрисити», у нас — в «электричество». Удивительно, как прекрасно отражается в этом всеобщая связанность поколений, передача культурных ценностей на века и века вперед, от самых давних предков к самым далеким потомкам!

Элемент. Латинское «elementum» значило «стихия», потом «основная сущность» и еще — «часть». Доставшись в наследство языкам Западной Европы, оно получило (у нас тоже) много весьма различных значений. «Элементы математики» — ее самая сущность, «химические элементы» — простейшие природные вещества, «трудовые элементы» — трудовая часть, слой общества, «электроэлементы» — электрическая батарейка.

Эмиграция (эмигрант). Произведено от латинского «миграрэ» — «кочевать», «переселяться», от того слова, от которого образован и наш научный термин «миграция» — переселение: осенние и весенние миграции птиц, миграция тюленей.

Приставки «экс-», «э-» равны нашему «из-»: «эмиграция» — «выселение». Слово обратного значения, менее широко известное, — это «иммиграция», где «им-» — равно нашему «в-» («вселение»). Тот, кто из Италии переселился в Аргентину, тот для Италии «эмигрант», а для аргентинского правительства — «иммигрант».

Эмпирический. От греческого «empeiria» — «опыт»; научный термин со значением «основанный на опыте», «добытый посредством опытов», а не теоретическими рассуждениями».

Есть выражение «витать в эмпиреях» — «пребывать в оторванных от действительности мечтаниях. Не думайте, что оно связано с «эмпирикой» — «опытом». По-гречески «эмпюрос» — «объятый пламенем»; так древние христиане представляли себе самую высокую часть небесной сферы, блаженную обитель святых праведников.

Энергия. Международное слово греческого происхождения. По-гречески «эргон» — «работа», «дело»; недаром физики избрали для единицы измерения работы слово «эрг». «Энэргейа» — «деятельность». У нас значение этого слова стало куда более теоретическим и отвлеченным, чем на его древней родине.

Эпидиаскоп (и эпископ). Так называются у нас два вида проекционных фонарей для школы: первый рассчитан на диапозитивы, второй — на показывание любых рисунков или небольших предметов на экране. Название первого сложено из греческого «эпи-» — «на-», «диа-» — «сквозь-» и «скопэо» — «смотрю»: «насквозьсмотритель». Так как второй не нуждается в прозрачных, видимых «насквозь», изображениях, а отбрасывает на экран любой предмет, в его названии «диа-» выпущено.

Не так давно произошла вот какая история. В одной ленинградской школе ученикам была прочтена баллада В. Жуковского «Епископ Гаттоп». Как известно, она кончается тем, что злого и скаредного епископа за жестокость к подданным попущением бога съели голодные мыши. Школьники выразили гневный протест против столь неправдоподобного рассказа. «Мыши не могут съесть его: он же железный!» — возмущались они. Не так-то скоро преподаватель сообразил, в чем причина недоразумения: «епископ» — «главный священник», «поп-надзиратель», начальствующий над целой округой — епархией. Слово это греческое и точно равняется слову «эпископ», только в другом написании. Буквальное значение его — смотритель над другими служителями культа. Вот ребята и приняли слово «епископ» за ближе им знакомый его вариант «эпископ». Эта историйка хорошо показывает быстроту изменения языка: пятьдесят пять лет назад, будучи школьником, я отлично знал слово «епископ», но никогда не слыхал слова «эпископ». Вы оказываетесь в обратном положении: первое слово для вас умерло, второе появилось на свет и стало всем знакомым. А прошло всего полвека!

Эпос. По-гречески значило: «слово», «рассказ», «стихотворное произведение». В современном литературоведении употребляется в особом значении: «повествовательный вид литературы», «героические народные сказания». Производные слова — «эпический», «эпопея» (последнее — по-гречески «эпическое произведение»).

Эскимо. Нам это название лакомства представляется каким-то отрубком от наименования народности «эскимос». Как будто у этого имени отрезали конечное «с». Но это не так. В свое время полярные племена, которые сами себя зовут «ительменами», получили от своих соседей — американских индейцев — наименование «эскимо», что на языке индейцев значило «сыромясоядцы» — «люди, поедающие сырое мясо» (обычай, свойственный многим народностям Крайнего Севера, не имеющим в пище растительных веществ с их витаминами). Индейское слово вошло в английский язык как «эскимо» (во множественном числе «эскимос»). А мы, заимствуя его у англичан, еще раз сделали ту же ошибку, что со словами «бимс», «рельс», «зулус», «индус» (см. Рельс).

Этаж. В XVIII веке в наш язык — в то время, как дворянство вышло из старозаветных теремов и стало переселяться в новомодные, на европейский лад построенные дома, — в это время в язык наш вторглось великое множество новых слов — названий для помещичьего дома, для его апартаментов и их частей: «комната», «зал», «коридор», «кухня» и пр., и пр. Слов этих до того язык не знал, потому что и предметов таких в нашем быту не было.

Слово «этаж» пришло через французский язык из латыни. Там было слово «статикум», от «стацио» — «местообитание», «квартира». Попав во французский язык, оно волей-неволей изменило свое начальное «ста» — на «эта» (см. Студент), и из него образовалось «этаж».

Этимология. Нельзя, конечно, не включить в «Этимологический словарь» слова «этимология». Но я уже рассказал все существенное о нем в самом начале этой книги.

Этюд. Говоря о слове «студент», я уже касался и слова «этюд». Они одного происхождения: «студент» — это «студиенс», «занимающийся», а французское «этюд» — это латинское «студиум», «упражнение». С начальным латинским «ст» и тут случилось то же, что в «этаж».

Ю

Юбилей. Если бы мы вынуждены были, как то следовало по мнению древних, возвращаться к старым истинным значениям разобранных этимологами слов, празднования наших годовщин приобрели бы довольно шумный характер. «Юбиларэ» по-латыни значило «радостно вопиять» (от «юберэ» — «радоваться»). «Юбилеус» так и значило: «шумно-радостный».

Юбка. Откройте наш словарик на слове «шуба». «Юбка» происходит от близкого к арабскому «ĵubba» слова «šubba» (тоже арабского). Оно означает «нижняя одежда из хлопчатобумажной ткани» и прошло долгий путь через итальянский, старофранцузский, средневековый немецкий и польский языки, чтобы в XVI–XVIII веках пробраться к нам на Русь.

Юг. Мы уже знаем, что «юг» — старославянское слово; русская форма была «угъ» (см. Ужин). Но ни тот, ни другой вариант еще не получил точного этимологического объяснения. Думают, что индоевропейский корень их имел значение «блеск», но есть и иные предположения.

Юнга. Из голландского «joñgen» — «молодой», матрос-ученик.

Юноша. См. Юный. В старинном русском языке существовала к нашему «юноша» своеобразная форма «вьюноша». Люди неосведомленные думают, что это законный древний вид слова. Но нет: по-видимому, это лишь народная этимология его — оно было понято как связанное с глаголом «вить»: «вьюноши» — «вьюны», «непоседы».

Юный. Сопоставив между собою латинское «ювенис» — «молодой», литовское «яунас» — то же, древнеиндийское «yuvan» (родительный падеж — «yunas») — «юный», «юнец», можно сказать уверенно: слово индоевропейское, весьма древнего происхождения. Так оно и есть.

Форма «юноша» — старославянская; чисто русским было «уноша», «уный», как «уг» при старославянском «юг».

Юрист. От латинского «юс» (родительный падеж — «орис»), означавшего «право», «законность». От этого же слова происходит и «юстиция» — «правосудие», «судебные органы».

Юркий. Связано со словом «юр» — «бойкое место» («Дом стоит на самом юру»). Допускают, что эта группа слов может быть связана с «юла», «юлить», а они, в свою очередь, образовались из «вьюлить», близкого к «вить». Такая близость запечатлена, скажем, в птичке «выорок»: это типичное «слово-чемодан» — оно означает существо и «вьющееся» и «юркое» одновременно…

Юрта. Слово из языков кочевых тюркских племен, означающее «место стоянки», «стойбище». Мы, приняв это слово, поняли его не как место, а как сооружение и перенесли на отдельные «шатры» такого кочевого стойбища: «юрта» у нас — палатка, кибитка.

Я

Ябеда. С точки зрения человеческой — в таком слове хорошего мало; с точки зрения этимолога — оно полно интереса. Ведь это оно — переработанное до неузнаваемости русским языком — представляет собою как бы окаменелость старого скандинавского «embaetti», значившего «служба», «контора». Немцы из этого древнего северного германизма сделали свой «Ammt» — «контора», а русский язык превратил то же «embaetti» в старинное «ябедник» — «служащий», «чиновник»; в старых бумагах мы его с этим значением и находим. Несколько позже с ним связался другой смысл — «доносчик», а отсюда уже отделилось слово «ябеда» в смысле «действия ябедника», «сам донос». Видно, хороши были в то время российские должностные лица, если язык признал каждого чиновника доносчиком, а каждого «фининспектора» (см. Фискал) — клеветником!

Ягода. В глубочайшей древности существовало в праславянском языке слово *«ага»; в сербо-хорватском «виньйага» мы видим как бы отпечаток его: «винь-йага» значит «виноградная лоза» (так сказать, «винная ягода»). От этого «ага» сначала было произведено при помощи суффикса «-ода» слово «агода», которое затем, как говорится, «развило начальный йот» и превратилось в «ягода». У нашего слова есть близкие соответствия в балтийских языках, например: латышское «uôga», литовское «uoga»— «ягода».

Яд. Немного странно слышать, но было время, когда слово «яд» значило «то, что ядят» — «пища», «еда». Ведь в те времена нашему глаголу «есть» соответствовал другой глагол — «ясти».

Именовать так отраву начали, так сказать, «из застенчивости», чтобы не произносить перед другими столь неприятного слова. В науке такая языковая вежливость именуется эвфемизмом: не «умер» — «почил» или «преставился»; не «пьяный», а «навеселе» или «заложил за галстук» — куда приличнее!

В отношении отравляющих снадобий так деликатно выражались не только древние русские. У французов слово «poison» — это латинское «роtio», а оно значило «напиток». Приходится признать, что «напиток» в данном случае достоин «кушанья»…

Яма. Нелегкое для объяснения слово. Как будто ближе всего к нему подходит греческое «амэ» — «лопата», «заступ»; разумеется, оно не предок, а лишь родственник нашего «яма». Возможно, что первоначальное значение слова и было: «выкопанное заступом, лопатой»,

Январь. Слово латинское, как и все названия месяцев. В основе, по-видимому, имя римского бога Януса, божества встречи зимы с летом, солнцеворота, зимнего солнцестояния (бог Янус изображался поэтами двуликим). Перейдя в греческий календарь (а мы позаимствовали это название от византийцев), оно превратилось в «геноварис». Поэтому вплоть до конца XIX века в официальных бумагах можно было встретить рядом с обычным «январь» и старую бюрократическую форму «генварь».

Яркий. Издревле существовал индоевропейский корень «jar» или «jer», имевший значение «год» (доказательством тому немецкое «Jahr» — «год»), а также «весна» (свидетель чего — англо-саксонское «gear»— «весна»). В праславянском языке он встречался и со значением «вешний», «горячий»; от этого «яр» — наши «яровой» («весеннего посева»), «ярица» («пшеница, высеянная весной»). Дальше протянулись две линии значений: «свет», «блеск» (например, «яркий») и «гнев», «пылкость» («ярость»). С ним же связаны такие слова, как «ярка», «ярочка» — молоденькая овечка вешнего помета, и даже, по мнению некоторых этимологов, такое, как «жаворонок» («яро-воронок» — «весенняя птица»).

Ярмарка. Ежегодный торг, базар — из немецких «Jahr» — «год» и «Markt» — «рынок», «распродажа».

Яровой. «Весенний»; от того же самого корня «яр», который мы исследовали в связи с «яркий».

Ястреб. Вероятно, от не дожившего до нашего времени древнего «astrъ» — «быстрый». В украинском языке оно в конце концов дало «ястер» — «ястреб», а в словацком «jaster» — «быстрый глаз». Трудно решить, какое именно значение вкладывали древние в это слово — «быстролетный» или «быстроглазый».

Ящерица. Такое маленькое существо, а вызывает вокруг своего имени споры. В самом деле, возможно двойное решение, хотя, по-видимому, в обоих случаях это название животного произошло от более старого «ящеръ». До, этого пункта спора нет, но вот что могло значить это «ящер»? Может быть, оно связано со словом «скора» — «шкура» (см. Скорняк, скорлупа); тогда «ящерица» — так сказать, «шкурница» — «существо, часто меняющее шкурку». Но ведь вполне возможно, что это «ящеръ» близко к только что встреченному нами (см. Ястреб) древнему слову «ястеръ» — «быстрый». Если так, ящерица — «быстрина».

Ящик. Это слово образовано от древнерусского «яскъ» — «корзина», возможно позаимствованного из скандинавских языков, где «аскр» — «деревянная посудина». У нас слово могло из «аск» превратиться в «яскъ», получив перед первым звуком так называемый «протетический», «подстановочный», звук «йот». Наш язык нередко прибегает к этому для того, чтобы добиться наибольшего удобства произношения; именно этим законом объясняются такие явления в народной речи, как замена непривычного «э» обычным «е»: «йето» вместо «это», «йелектричество» вместо «электричество».

Со словом «ящик» мы дошли до конца нашего словаря.

Примечания

1

О слове епископ см. в словарике эпидиаскоп.

(обратно)

2

Называют же у нас в народе лягушачьих головастиков «поварешками», то есть «кухонными ложками».

(обратно)

3

По другой гипотезе, имя оазиса «Кара-Куль» значит «Черный цветок»; оно будто бы дано ему именно в честь разводимой его жителями замечательной породы овод — истинного «черного цветка» пустынь. Это, однако, маловероятно.

(обратно)

4

Звездочкой помечены слова, воссозданные, искусственно восстановленные учеными.

(обратно)

5

Другие авторы называют этого человека не Чарлзом, а Джеймсом. Нам его имя совершенно безразлично.

(обратно)

6

Отсюда и современное английское «desk».

(обратно)

7

Пользуюсь случаем указать вот на какое обстоятельство. По-турецки «durak» — «остановка». Но сходство полное, а общего ничего. А слово «дурман», казалось бы бесспорно связанное с русским «дурной», может быть близко к тюркскому «турман» (см. Дурман). Вот как надо держать ухо востро в этимологии!

(обратно)

8

Сравните: «Куда ты взмостился?»

(обратно)

9

Приходит на ум при этом слово «клюка» — примитивная кочерга, палка с суком-крюком. Оно связано с «крюк», а в то же время в народных играх такая «клюка» постоянно изображает журавля. Может быть, он и именовался некогда каким-то родственным словом, а?

(обратно)

10

Греческое слово «Христос» (от глагола «хрио» — «помазываю») означает «помазанный на царство». Царей, вступавших на трон, помазывали меж бровей благовонной мазью.

(обратно)

11

Шантеклер — певец утренней зари.

(обратно)

12

По-французски «попугай» — «перрокэ» — совсем другое слово.

(обратно)

13

Теперь космонавты говорят о «стыковке» космических кораблей.

(обратно)

14

Польские «ą» и «ę» означают особые носовые звуки

(обратно)

Оглавление

Про эту книгу

По-серьезному о забавном…

На берегах Марицы

На берегах Ловати

А почему не иначе?

Червячки на второе

Похоже до неузнаваемости

Так. А чего же ради?

Закон «табу»

Этимология и круглое пять

Этимологический словарь

Внимание!

А

Б

В

Г

Д

Е

Ж

З

И

К

Л

М

Н

О

П

Р

С

Т

У

Ф

Х

Ц

Ч

Ш

Щ

Э

Ю

Я Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg