«Первая площадка (полигонные зарисовки)»

Первая площадка (полигонные зарисовки) (fb2) - Первая площадка (полигонные зарисовки) 2704K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгений Васильевич Гаврилин

Евгений Васильевич Гаврилин Первая площадка (полигонные зарисовки)

Испытателям Балхашского полигона ПРО и их женам посвящается

Несколько раз в своих заметках я пытался обратиться к полигонному периоду моей службы и… откладывал эту работу на потом. Уж очень серьезен и значителен этот период, да и не только в моей жизни. Это время – принципиально важное для нашего государства, для его безопасности и весомости в мировой политике. Действительно, проблемы, решавшиеся в начале шестидесятых годов на Балхашском полигоне, имели историческое значение и позволили существенным образом повлиять на обеспечение стратегической стабильности на Земле.

Мне довелось, что считаю крупным везением, участвовать в большой серии испытаний первой отечественной полигонной системы противоракетной обороны – системы «А». Беспрецедентные по сложности задачи поражения головных частей баллистических ракет, обнаружения и сопровождения искусственных спутников Земли пришлось решать полигону в начале шестидесятых годов. В эти годы была заложена и отработана методология испытания суперсложных систем, работающих в автоматическом режиме реального времени. Была создана великая школа инженеров-испытателей, позволившая в будущем апробировать все новые поколения систем противоракетной обороны, точнее – ракетно-космической обороны.

Довольно трудно браться за глубокие исследования всех взаимообусловленных процессов, происходивших в то время в стране в целом и на Балхашском полигоне в частности. Но после долгих колебаний я решил попытаться сделать зарисовки, которые в какой-то, может быть, небольшой, степени проиллюстрируют отдельные стороны жизни и работы специалистов полигона, практически начиная с истоков их уникальной деятельности. При этом весьма существенно для меня было желание поразмышлять, обдумать, проанализировать не только пережитое, но и тот огромный путь, который был пройден ракетно-космической обороной. Материала для этого накопилось очень много. Думается, что умение анализировать, размышлять жизненно необходимо, так давайте размышлять сами и вовлекать в этот процесс друзей и знакомых – польза от этого будет великая! Не сомневайтесь!

Передо мной стояла задача показать колоссальный труд, вложенный всеми специалистами полигона при зарождении первых систем противоракетной (а впоследствии – ракетно-космической) обороны. Именно это я считал главным. В работе на полигоне принимали участие многие тысячи специалистов. Назвать всех просто нереально. Персоналии в данном контексте помогают только иллюстрировать созидательную суть процессов, происходивших на Балхашском полигоне ПРО.

Истоки

Определение истоков творческого пути, приведших тебя в какую-то точку жизненного пространства, является принципиально важным для каждого человека. Также важно понять, каким образом ты стал обладателем профессионального и жизненного потенциала, позволившего решать задачи подчас уникальной сложности. Мне думается, что исходной точкой формирования специалиста будущего является школа.

Шесть с половиной десятков лет назад я пришел, точнее меня привела мама, в первый класс нашей родной Черкизовской средней школы. И все прошедшие годы я с великой благодарностью вспоминаю время школьной учебы. Забылось огромное число событий, имен и фамилий людей, с которыми приходилось встречаться, работать, «съесть пуды соли», а вот первую свою учительницу Антонину Владимировну Звереву помню и с сыновней благодарностью бережно храню память о ней. Так же как и память о прекрасных педагогах, которые давали нам не только всесторонние знания, а и воспитывали, и развивали лучшие человеческие качества, присущие современным цивилизованным людям.

Черкизовская школа. 1950 год

2-й класс Черкизовской школы. 1946 год

И все это в годы, когда шла Великая война, когда царила в стране страшная послевоенная разруха, тяготили голод и нищета. Не хватало не только продуктов, не хватало дров, чтобы поддерживать тепло в школьных классах, частенько приходилось сидеть на уроках в верхней одежде, а в чернильницах замерзали чернила. Школьная учебная материально-техническая база была крайне скудна. Учителя получали мизерную зарплату, которая позволяла им едва сводить концы с концами.

Сегодня невозможно себе представить, как можно в таких нечеловеческих условиях «сеять доброе, вечное». А вот эти великие, не побоюсь этого слова, труженики Черкизовской средней школы смогли. И не просто смогли, а так добротно «посеяли», что лично мне хватило на всю жизнь. Уже будучи доктором технических наук, профессором, лауреатом двух премий Государства Российского, я неизменно ощущаю, что фундамент, основа этих достижений заложены в Черкизовской средней школе беззаветно преданными своему делу учителями.

Нет, не зря я так ценю нашу школу. Чтобы быть понятным, приведу всего-навсего один пример. После окончания школы я поступал в военную академию в Харькове. Сдавать пришлось девять экзаменов по всей школьной программе за двенадцать дней, практически каждый день – сдача без предварительной подготовки. Запомнился экзамен по химии, принимала его преподавательница академии. Мне попался билет с очень сложной задачей вывода химической реакции с набором каких-то элементов, сейчас я не помню конкретно каких, но это и не суть важно. Важно другое. Как оказалось, эта задача не могла быть решена в рамках объема школьной программы. Но нас ведь учил великий химик «Степан» (по нашей ученической «классификации»), в миру – Степан Павлович Квасов, который научил нас решать подобные курьезные головоломки. И я задачу решил, чем привел в изумление академического преподавателя, которая так и сказала: «Как вы догадались, ведь в школьной программе этого нет?» На что я не без гордости ответил, что у меня в школе был потрясающий учитель химии.

Я уже упоминал о скудости материально-технической учебной базы. Наверное, сегодня трудно представить (в том числе и сегодняшним преподавателям нашей школы), как можно с почти пустыми руками демонстрировать какие-то химические реакции, проводить какие-то физические опыты. А оказывается, наши учителя могли, и еще как могли, да так наглядно и убедительно, что остались знания в памяти на всю жизнь!

До сих пор помнятся уроки физики Валентины Арсеньевны Лариной, демонстрации по электризации и скоплению электрических зарядов. Валентина Арсеньевна – очень серьезный преподаватель, прекрасный методист, у нее все было разложено «по полочкам». За время урока это все в обязательном порядке «перекочевывало» в наши тетрадки. Четкость формулировок была просто потрясающая, и позже мы понимали, что физика – наука точная и физические законы не терпят волюнтаризма (что, к сожалению, не всегда понимают люди, берущиеся руководить сложными физическими процессами. При таком руководстве и может сформироваться какой-нибудь очередной Чернобыль).

Часто вспоминается Владимир Николаевич Чараев, человек удивительной судьбы и еще более удивительный учитель математики. Интеллигентнейший, знавший в совершенстве алгебру, геометрию, тригонометрию. И не только знавший, но и умевший научить нас этим предметам, привить к ним уважение и стремление познавать глубже, чем того требовала программа средней школы. А как это пригодилось нам после школы, в вузах, в научной и практической работе. Владимир Николаевич был не только прекрасный методист, он был удивительный рассказчик, и уж совершенно нас всех потрясала его удивительная способность мгновенно рисовать на доске мелом идеальные окружности. Поначалу мы не верили, что его окружность близка к окружности, начерченной при помощи циркуля, но многократные наши проверки подтвердили этот неоспоримый факт. Ребята в нашем классе все, как один, обожали Владимира Николаевича, девочки тоже обожали, но побаивались. И это было объяснимо, он был строг и требователен, как нам казалось, но, надо признать, прежде всего – к себе, а уж потом и к ученикам. Всегда при галстуке, в стареньком, видавшем виды, но всегда идеально выглаженном костюме, он никогда не опаздывал к началу урока. Во всем его облике, в манере обращения, в подаче материала чувствовалось особое воспитание, особая школа, которая сформировала этого человека. Как потом оказалось, он был офицером еще царской армии, причем артиллерийским. А эти офицеры неизменно проходили глубокую математическую подготовку. Мы были убеждены и не раз убеждались в дальнейшем, что с учителем математики нам крупно повезло. И моя служебная, творческая жизнь это подтвердила в полной мере.

И, конечно, я не могу, просто не имею права, не сказать несколько слов о Василии Михеевиче Лобанове – нашем учителе биологии, одно время классном руководителе, а в последствии и директоре школы. Во всех этих ипостасях его профессиональные и человеческие качества раскрывались с разных сторон.

Вот он – преподаватель биологии, показывает нам, как нужно проводить посадку плодовых деревьев и кустарников, как делать прививку разных сортов деревьев. И вот при школе много лет растет и плодоносит большой фруктовый сад, а я у себя, в собственном саду, прививаю плодовые деревья, легко вспомнив через много лет советы учителя биологии и его наставления. Значит, ничего не пропало, значит, этот человек жил и занимал эту должность не зря!

Вот он – классный руководитель нашего 7-го «Б». Нам немного страшновато. Офицер, участник Великой Отечественной войны, потерявший в боях ногу, награжденный боевыми орденами. Ходит на протезе с палочкой. Вид суровый, на самом деле страшновато. И знаете, как растаял между нами лед страха и недоверия? Как-то мы договорились всем классом (или почти всем) поехать в Москву, в Исторический музей. Василию Михеевичу, само собой разумеется, мы ничего не сказали. Решили: все, что после уроков, – это наше дело, и, кроме того, как я уже говорил, мы его слегка опасались. Приходим к электричке, а Василий Михеевич уже там. Что делать, не отменять же мероприятие, тем более что он говорит нам: «Ребята, возьмите и меня в музей. Был там до войны, очень хочется посмотреть, как там теперь!» Поехали все дружно. Знаете, какая это замечательная поездка была?! Василий Михеевич оказался интереснейшим рассказчиком. Он был нашим гидом, да притом обладающим энциклопедическими знаниями. Много шутил, приводил примеры и факты, о которых мы никогда не слышали. Надо сказать честно, эта поездка повернула наше отношение к классному руководителю на сто восемьдесят градусов. Все ребята мгновенно оказались в него влюбленными. Даже девочки перестали опасаться и пугаться при встрече с ним. Он стал нашим кумиром, этот настоящий человек, который всегда мог защитить и прийти на помощь. Вот эта человечность, убежден, запала в нашу душу и, без сомнения, дала ростки, а в будущем – хорошие всходы. По крайней мере, со своей стороны я это могу свидетельствовать с чистой совестью.

И вот он – директор нашей Черкизовской средней школы. Сдержан. Суров и требователен: что поделаешь, должность требует такой стратегии поведения. Нет сомнения, что Василий Михеевич состоялся и как директор школы. И лучшее подтверждение этому – новая трехэтажная, даже сейчас вполне современная школа, строительство которой было осуществлено в бытность его директором.

Заканчивая рассказ о Василии Михеевиче, не могу не упомянуть об одной черте, которая была характерной если не для всех, то для абсолютного большинства учителей нашей школы (да, наверное, и не только нашей). Я говорю о патриотизме наших воспитателей. Это были государственники, которые старались и нам привить чувство глубокой любви к нашей Родине, к родному краю. Мне особенно врезался в память момент, связанный со смертью Сталина. Мы собрались на митинг, на котором с небольшой речью выступил директор школы – Лобанов Василий Михеевич. Мы были потрясены тем, что он рыдал, как младенец, которому было очень больно. Боевой офицер, потерявший на фронте ногу, не раз смотревший смерти в глаза, сотрясался в рыданиях и не мог говорить. Я много раз пытался найти объяснение этому порыву столь уважаемого и заслуженного человека. И неизменно прихожу к выводу, что Василий Михеевич, как человек потрясающе одаренный, понимал, а может быть, интуитивно чувствовал, что это был не просто уход человека из жизни. Это было начало конца великой страны, что и подтвердило дальнейшее развитие событий.

7-й «Б» Черкизовской школы. В первом ряду – преподаватели (слева направо): Ларина В.А., Тёпленький С.М., Лобанов В.М., Чараев В.Н., Данилов Н.Л.

В своем рассказе я упомянул только нескольких представителей той, старой школы учителей, у которых мне пришлось учиться в сороковые-пятидесятые годы. Безусловно, блестящих преподавателей той поры было неизмеримо больше. Всех их объединяла любовь к своим ученикам, преданность профессии, делу воспитания молодого поколения. Это были патриоты и великие граждане своей страны. Низкий поклон им за их беспримерный и нужный труд. В целом заслуга коллектива Черкизовской средней школы той поры мне видится в преемственности поколений, в том, что этот коллектив мог лучшие черты и принципы воспитывать у нового поколения учителей, приходящих в его ряды. В этой связи мне хотелось бы рассказать о Лидии Алексеевне Зотовой, воспоминания о ней полны большой благодарности. Лидия Алексеевна принадлежала ко второй волне, новому поколению учителей, о котором я говорил выше. Пришла она к нам в восьмой класс классным руководителем после Василия Михеевича. После такого классного руководителя, каким был Василий Михеевич, ей очень трудно было занять достойное место, но она сумела решить эту непростую задачу. Высокообразованная, в высшей степени интеллигентная, к тому же красивая молодая женщина сумела взять в свои руки управление учебным процессом. Во всем ее облике и поведении чувствовалось, что мы стоим на пороге новой эпохи. Об этом, в частности, свидетельствовало умение Лидии Алексеевны красиво и современно одеваться. Короче, она и олицетворяла эту приближающуюся эпоху. Но что характерно. Лидия Алексеевна впитала все лучшее, что было наработано в учебной методологии в нашей школе первым (условно назовем так) поколением преподавателей. И это вселяло надежду на то, что Черкизовская средняя школа будет еще долго не только сохранять, но и наращивать свой учебно-методический потенциал. Как это происходило в дальнейшем, думаю, можно выяснить у конкретных участников последующего учебного процесса. Что касается нашего выпуска, то…

Черкизовская школа. 1956 год

Многие десятки лет проходил довольно часто мимо нового здания Черкизовской средней школы и ни разу в нее не зашел. Почему? Я думаю, из всего выше изложенного, ответ напрашивается сам: боялся разочарования. К концу жизни у человека остается в памяти не так уж много светлых воспоминаний, которые согревают душу. У меня одно из таких самых значимых воспоминаний – родная Черкизовская средняя школа. Смотришь на происходящее вокруг и с содроганием думаешь – а может быть, и в нашей школе уже все не так, как тебе виделось в прошлом? И боишься разочарования. Хорошо бы, чтобы это было ошибкой! В прошлом году решил сломать сложившийся стереотип. Пришел в школу, договорился с директором и прочитал две тематические лекции ученикам десятого класса – о Чернобыльской катастрофе и к Дню космонавтики. И как же было радостно увидеть, какие прекрасные дети учатся сейчас в моей родной средней школе! Нисколько не хуже, а скорее намного выше по своему развитию, чем были мы. Отлегло от сердца. Страхи были напрасны. Жаль, если «реформаторы» от образования добьются своих разрушительных целей и погубят дух наших традиционных средних образовательных школ. Дух, который создавался в течение многих десятилетий, не одним поколением. Это дух и колоссальный труд учителей заложили базис будущей моей профессиональной подготовки. Вот с этим базисом и отправился я в город Харьков в Артиллерийскую радиотехническую академию имени Маршала Советского Союза Л.А. Говорова.

В академии

Итак, 1954 год, Харьков, Артиллерийская радиотехническая академия имени Л.А. Говорова. Конец юношеству и переход в новую, незнакомую досель среду профессиональных военных. Предстояла пятилетняя учеба в академии и затем длительная служба военного человека. Но это все будет потом.

В академии встретили нас довольно сурово, поселили в солдатской казарме с двухъярусными кроватями, кормили в солдатской столовой, еда, честно говоря, была не очень хороша. Народ собрался абсолютно разношерстный, из всех уголков Советского Союза. Выделялись выправкой и военной формой выпускники суворовских училищ, их было довольно много. Очень быстро выяснилось, что конкурс какой-то сумасшедший – человек двенадцать на одно место. И что интересно: медалистов при этом среди абитуриентов раза в три больше, чем вакантных мест. Становилось ясно, что попасть в это учебное заведение не только проблематично, а попросту невозможно. Первое желание было бросить все и удрать обратно в Москву. Останавливало одно: когда мне оформляли документы в военкомате, подполковник предупредил, что конкурс в Харькове будет большой. «Но ты, – говорит, – не отчаивайся, ничего страшного не случится, даже если не пройдешь по конкурсу, потренируешься хотя бы, время ведь еще будет в другой вуз подать документы». Это было логично. С этими мыслями, спасибо подполковнику, я и бросился в водоворот экзаменационной нервотрепки. Это был действительно самый настоящий водоворот. Предстояло за двенадцать дней сдать девять экзаменов. К экзаменам готовиться времени не было, утром, только открыв глаза, спрашивали: «Что сегодня сдаем?» Быстренько позавтракав, садились в автобус – и на очередной экзамен. По ходу сдачи начался массовый отсев абитуриентов, получивших две и больше «двоек». Первыми отсеялись представители закавказских республик, кстати, все они были медалистами. Становилось ясно, какой уровень подготовки получали ученики средних школ в разных регионах нашей страны.

Закончились последние экзамены, вывесили список прошедших конкурс, своей фамилии в нем я не нашел. Он содержал всего-то два десятка фамилий. Поговорил с ребятами, все мы, ребята из Подмосковья, уже как-то сдружились. Тех, которые ехали со мной на поезде, было человек двадцать пять. Решили, что надо на вокзале узнать, как обстоит дело с поездами и билетами на Москву. Съездили, все разузнали, возвращаемся в свою казарму, а меня уже встречают знакомые ребята и говорят, давай быстрее иди, вывесили дополнительный список, и ты там есть. Смотрю и не верю своим глазам, действительно, моя фамилия есть, а я вроде и не очень-то и рад: уже настроился на возвращение домой, и, честно говоря, вся эта плохо организованная и смешанная гражданско-военная обстановка как-то не впечатляла. Но вспомнилась мама, ее усталое, измученное лицо, вспомнилось ее непреодолимое желание видеть сына офицером, и все сомнения были отброшены. Вот тогда, стоя у доски объявлений перед списком принятых в академию, я понял и душой почувствовал, что обязан жить и поступать так, чтобы было комфортно и радостно от этих поступков моим близким. Стараюсь придерживаться этого принципа всю свою жизнь и не сожалею об этом. А ведь очень часто встречаются люди, которые заботятся исключительно о своих собственных комфорте и интересе, не замечая, что они приносят этим большие страдания окружающим.

Дальше события развивались стремительно. Отобранных абитуриентов построили, сводили в баню, выдали обмундирование, тут же заставили пришить подворотнички (с нашими-то навыками!), погрузили в автобусы и повезли под Чугуев – в лагерь академии. Как оказалось, в течение месяца, до 1 сентября, мы должны были проходить курс молодого бойца.

Этот месяц я запомнил на всю жизнь! Хотя я не был избалован жизнью, но сразу, как говорится, с ходу было трудно, облачившись в военную форму, от подъема в шесть часов утра, до отбоя в десять часов вечера бегать, стрелять, плавать, ползать по-пластунски и т. п. и т. д. При этом стояла жара под тридцать градусов, а лагерь только-только обустраивался. Устные занятия проводились под деревьями, слушатели сидели прямо на земле – классы еще не были оборудованы. Жили в брезентовых палатках, кормили очень плохо, мы изматывались настолько, что в перерыве занятий после команды: «Встать, смирно! Вольно, перерыв пятнадцать минут» – все падали замертво на землю и тут же отключались. Особенно плохо было ходить поздно вечером строем по лесу. Темнота – хоть глаз коли, в строю все идут и ноги не поднимают (умотались за день), а там везде мелкий песок – как пыль. Так вот те, кто поменьше ростом, на левом фланге от этой пыли просто задыхались и всю дорогу орали, чтобы передние поднимали ноги. Но кто к этим мольбам прислушивался?!

Закончились эти муки, и мы, уже загоревшие, подтянутые, в самом конце августа прибыли в Харьков. Разместили нас в общежитии на улице Руставели, в бывшем артиллерийском подготовительном училище. Это было настоящее блаженство: кругом чисто, свободно, можно вдоволь заниматься спортом на своем стадионе. Первого сентября поехали на открытие учебного года в академию. Она размещалась на площади Дзержинского, одной из самых больших площадей в Европе. В новенькой форме мы с удовольствием отдавали честь офицерам, которых там было великое множество. В то время в академию принимали только офицеров. Нам просто повезло: несколько наборов слушателей академии из гражданской молодежи было проведено в порядке исключения.

Наверное, нет особого смысла подробно останавливаться на учебе в Харьковской академии, поскольку эта студенческая процедура достаточно стереотипна и мало чем принципиально отличается от учебы юноши в любом военном высшем учебном заведении. Хотелось бы только подчеркнуть, что подготовка в этой академии отличалась глубокой фундаментальностью, что я лично ощущал всю последующую жизнь, где бы ни приходилось мне служить и работать. Коллектив слушателей нашего курса был превосходен как по подготовке, так и по человеческим качествам. У нас сложились удивительно хорошие, дружеские отношения с Олегом Людоговским, Стасом Фоминым, Женей Артамоновым, Колей Жаровым, Славой Тупицыным, Феликсом Андреевым, Володей Закорюкиным, Федором Евстратовым и многими другими ребятами.

Слева направо: Людоговский О.Д., Артамонов Е.Я., Тупицын В.М., Гаврилин Е.В.

У нас были такие первоклассные преподаватели, как Ширман Я.Д., Шифрин Я.С., Ландкоф С.Н. и многие другие, офицеры – начальники курсов полковники Нестеренко А.П., Акопян Г.А., Озерский Н.П. Я до сих пор с большой благодарностью и искренним уважением вспоминаю профессорско-преподавательский состав нашей академии и годы учебы в ней. В академии сложились целые научные школы, а фундаментальные научные работы многих преподавателей получили признание не только в нашей стране, но и во всем мире. Харьковская академия по праву была одним из самых интеллектуальных военно-учебных заведений в СССР. Этому способствовало бурное развитие вооружения и военной техники противовоздушной обороны, а впоследствии – ракетно-космической обороны. Как известно, эта техника объективно обладала самым высоким уровнем системотехники и автоматизации, в ней внедрялись и апробировались быстродействующие электронно-вычислительные машины, сложнейшие программно-алгоритмические комплексы, работающие в реальном масштабе времени. Где сейчас эта академия с ее интеллектуальным потенциалом? Риторический вопрос. Там, где почти все, что было создано и наработано многими поколениями ученых, конструкторов, инженерно-технического состава, рабочих и колхозников. В академии много внимания уделялось физической подготовке, игровым видам спорта. Часто в лесопарковой зоне проводились легкоатлетические кроссы, которые мы страсть как не любили. Вспоминается один веселый сюжет, связанный с таким кроссом. Это было, кажется, на четвертом курсе. Учебные курсы у нас были смешанные (большинство офицеров и человек двадцать курсантов). Наш курс выходит на старт, а лесопарк в Харькове был чудесный, в настоящем лесу проложены ухоженные широкие аллеи. Красивое место. Бежать-то нам не хочется, мы договариваемся с Олегом Людоговским: «Давай со старта что есть мочи рванем, а затем спрячемся в кустах, пока все не пробегут». Сказано – сделано. Рванули мы с Олегом по-спринтерски, как на стометровку. Отбежали метров двести и спрятались в кустах за поворотом. Когда все пробежали, мы вышли из кустов и пошли прогулочным шагом по дистанции кросса. Разговаривая, подходим к финишу, а на нас чуть ли не с кулаками набрасываются товарищи-офицеры. Думаю, побили бы, если бы не лежали обессиленные на траве. Мы сначала никак не могли понять: к нам-то какие претензии? Потом все выяснилось. Оказывается, когда мы унеслись со старта, большинство офицеров, задетые за живое таким нашим нахальством, бросилось в погоню. Бегут, бегут, а догнать нас не могут, еще нажимают – все никак, нас впереди не видно. Выложились полностью, так и не догнав нас. Пересекли линию финиша, обессиленные грохнулись на траву и начали нас «честить», а когда мы появились, неторопливые и отдохнувшие, эти рекордсмены готовы были нас разорвать.

После «знаменитого» кросса. В центре: начальник курса полковник Озерский Н.П.

Но люди тогда были незлобивые, и потом мы несколько месяцев вспоминали этот «рекордный» забег и потешались друг над другом. Я умышленно употребил этот термин – «незлобивые». Это было на самом деле так. Даже больше, я бы сказал, что это была своего рода визитная карточка нашего времени. Доброта наших людей была по сегодняшним меркам просто фантастической. Для сравнения посмотрите, понаблюдайте за лицами пассажиров в метро, в пригородной электричке, и вы кроме хмурых, напряженных и озабоченных лиц вряд ли что увидите. При этом в качестве детонатора срабатывает любая, даже самая пустяковая деталь. Например, кто-то кому-то нечаянно наступил на ногу – тут же следует взрыв с непредсказуемыми последствиями. Народ в высшей степени озлоблен. Бесспорный и очень тревожный факт!..

Мы много читали, часто ходили в кино, посещали театры. Харьков того времени – это большой культурный и промышленный центр, в нем было несколько десятков высших учебных заведений, несколько театров, в том числе – Русский драматический театр, часто там гастролировали большие и известные эстрадные коллективы, например оркестры Олега Лундстрема, Эдди Рознера, и другие. У нас в академии был собственный сильный эстрадный ансамбль, который довольно часто выступал с большими концертами. Нас учили бальным танцам, при академии был ряд кружков художественной самодеятельности. В общем, жили мы разносторонней жизнью и получали всестороннее развитие, что, несомненно, помогло нам в будущем.

Два события тех лет мне особенно памятны. В 1955 году умерла мама. Это был удар страшной силы. Маму я очень любил. Она была очень больным человеком, и на ее долю выпала крайне тяжелая жизнь, полная тревог и огорчений. Съездил на похороны. Они были весьма скромные, хотя ее многие знали и уважали. Маму отличала какая-то особая мудрость, способность быстро и очень глубоко разбираться в самых сложных жизненных коллизиях. Она многому меня научила. Я, часто сталкиваясь с какой-нибудь сложной проблемой и найдя правильное решение, с благодарностью вспоминаю ее науку и непременно удивляюсь, откуда и как она могла набрать такой большой жизненный капитал. Ведь прожила она всего сорок девять лет. Мне думается, что царство небесное должно было непременно для нее открыть ворота в рай.

Следующее событие в моей жизни сыграло особую роль. Я встретил ЕЕ. Но об этом потом, если будет возможность сохранить целостность изложения материала.

Итак, академия, высочайший уровень преподавания в ней явился следующим, после школы, базисом в моей, теперь уже профессиональной, подготовке. Вот уже много лет, как наша академия осталась за границей, на территории Украины, но ее имидж так же высок, как и в прежние годы. К сожалению, в прошлом году ушел из жизни Яков Давыдович Ширман выдающийся ученый в области радиолокации, который создал потрясающую научную школу в этой области и воспитал десятки, точнее сотни, докторов и кандидатов наук.

Армейские университеты

Далее мое образование проходило следующим образом. В 1959 году после окончания академии я был направлен для прохождения службы в Закавказье, в 27-й радиотехнический полк противовоздушной обороны.

Небольшое отступление. По окончании академии нам предоставлялся месячный отпуск, который я, естественно, собирался провести дома, в Тарасовке. Готовясь покинуть альма-матер, мы начали собирать свои нехитрые пожитки. Оказалось, что вещей набралось не так уж и мало, обмундирование выдавали в то время полностью все, что положено (повседневное для строя и выходное, полевое и прочее). Ребром встал вопрос, как всю эту кучу обмундирования транспортировать. После некоторых размышлений пошли на рынок выбирать «тару». Ходили долго, пока не наткнулись на кучу чемоданов, среди которых были совершенно удивительные экземпляры. Мне приглянулось одно чудовище (иначе не назовешь) из этой кучи, представляющее собой этакий шедевр деревянного зодчества. Это был чемодан гигантских размеров, сделанный из фанеры и обтянутый дерматином. Он имел две ручки и даже пустой весил довольно прилично. Но у него было одно неоспоримое преимущество: в его чрево уместилось абсолютно все мое хозяйство. Но вот поднять его одному человеку было практически невозможно. Ребята смеялись: тебе его можно оставлять на вокзале без присмотра, все равно никто не унесет. И это было близко к истине. Когда поезд пришел в Москву, меня встретил брат Саша. Осмотрев и попробовав поднять это чудище, он сразу же позвал носильщика. Носильщик за чемодан взялся бодро… с трудом оторвал его от земли и почти волоком потащил по платформе. Буквально сделав несколько шагов, остановился и стал снимать ремень с брюк, на что Саня, не утерпев, отреагировал оригинальным образом: «Ты что, штаны собираешься снимать, чтоб легче нести было?» «Да нет, – серьезно ответил носильщик, – я привяжу ремень к чемодану, вы его поднимете и поможете мне положить на спину» (в то время у носильщиков не было тележек, и вещи они таскали на себе). Мы помогли ему поднять чемодан на спину, и он, несчастный, его понес. Смотреть на него было жалко. Мужичок, очевидно, был далеко не Жаботинский и к тому же наверняка поддающий, поскольку от натуги покраснел как рак, на что Саня опять же отреагировал должным образом: «Ты не помрешь случайно по дороге?» «Да нет, я здоровый», – прохрипел носильщик, явно выбиваясь из последних сил. Мы с трудом добрались до стоянки такси и, щедро расплатившись с обрадованным носильщиком (который, по-моему, был больше рад не нашей щедрости, а тому, что расстался наконец-то с этим монстром ремесленного искусства), поехали на Ярославский вокзал. До дома этот чертов чемодан мы весь оставшийся путь несли вдвоем. Кстати, примерно аналогичная история с носильщиком произошла на вокзале в Тбилиси, куда я приехал по завершении отпуска. Этот чемодан еще долго служил мне, выполняя не только функцию чемодана, но являясь одновременно и моим шкафом, в котором я хранил всю свою армейскую форму, белье и прочее. Путь его завершился в Тарасовке, куда удалось перебраться через много-много лет.

Итак, завершив отпуск, я оказался в городе Тбилиси, в штабе корпуса противовоздушной обороны, где должен был получить назначение в конкретную часть. После некоторых формальных бесед с руководством корпуса я получил направление, как уже говорил, в 27-й радиотехнический полк, располагавшийся в городе Батуми, куда и выехал в этот же день поездом. В этом месте хотелось бы приостановить дальнейший рассказ и поделиться некоторыми размышлениями и наблюдениями.

Я не случайно упомянул о проведенных формальных беседах с руководством корпуса. Это, действительно, были формальные беседы, скорее всего – для «галочки». С подобной практикой мне приходилось встречаться весьма часто и в будущем. Первая встреча впервые прибывшего на службу в действующую армию офицера все же не должна была носить столь откровенно формального характера. Очень часто сегодня можно услышать упреки в адрес самых высоких руководителей страны о том, что последние годы армия разрушается, что теряются какие-то основополагающие принципы ее построения, и тому подобное. Мне представляется, что все эти процессы начались не сегодня, а значительно раньше. Размывание понятия «офицерский корпус» уже шло достаточно давно, задолго до моего прибытия в действующую часть. Прибыв в корпус, а затем в полк, я не ощутил того состояния, которое свидетельствовало бы о том, что оказался в тесной офицерской среде, где господствуют дружба, взаимовыручка, честь. Думается, основной вклад в размывание офицерского корпуса внесли политработники. Я всегда вспоминаю крылатую фразу одного из наших преподавателей академии, боевого летчика, участника Великой Отечественной войны, кавалера шести орденов Боевого Красного Знамени, который на занятиях частенько произносил такую фразу: «Самые глупые люди – это политработники». Во время войны, может быть, их влияние на все процессы было не столь велико, но когда закончилась война, они развернулись в полную силу. Вот тогда эта глупость стала фактически основным инструментом реализации государственной политики нашей страны. Отсюда и знаменитая кукуруза, и «Малая Земля», и перестройка, и последующие реформы. Не могло это не отразиться и на армии, на офицерском корпусе. Достаточно ярким примером служит расправа с величайшим полководцем всех времен Георгием Константиновичем Жуковым. Что тогда говорить о других? А эти «знаменитые» сокращения армии на миллион двести, затем на шестьсот тысяч человек? А какие офицеры попали под этот топор? Люди, прошедшие войну, грамотные специалисты, офицеры чести. Много было их и у нас в полку, и почти всех вырубило это бездумное сокращение. Причем людей выбрасывали на улицу, как бездомных собак. Не имея достаточной выслуги лет, они оказывались в отчаянном положении. Жены не могут найти работу, да и самих офицеров никто на работу не берет. Это же Грузия, надо понимать, но понимать никто не хотел! У каждого офицера двое-трое детей… Страшная картина, больно и грустно вспоминать об этом. Это было самое настоящее уничтожение офицерского корпуса как неформального объединения, выполняющего по духу функции элитной стабилизирующей структуры всего нашего общества.

Одним из направлений этого разрушительного процесса, воздействие которого я испытал на себе прибыв в часть, было формальное, если не сказать наплевательское, отношение к молодым офицерам, начинающим армейскую службу. Действительно, попробуйте оценить состояние молодого офицера, только что прибывшего в часть и побеседовавшего с командиром полка. Что ему говорят. С жильем помочь не можем, единственно чем располагаем, так это комнатой для приезжих из радиолокационных рот офицеров, в которой две кровати. Ни совета, ни рекомендаций, каким путем можно найти жилье и как устроиться человеку, который впервые в этом городе, совершенно не в курсе ситуации и порядков в нем, да и в полку тоже. Комната для приезжих представляла собой каморку площадью метров девять. Две кровати практически всегда были заняты командированными, так что, чуть задержишься, на твоей кровати уже кто-то спит. Где ночевать? Идешь в казарму на свободное место, хозяин которого в этот момент находится на дежурстве.

С этими ночевками в казарме, кстати, связан один очень интересный эпизод. По прошествии некоторого времени, когда я уже пообвыкся в полку, появились товарищи и друзья, в командировку в полк приехал один мой друг, старший лейтенант Кореньков Петр Петрович. Петр служил в радиолокационной роте недалеко от Батуми. Я у них познавал азы боевого дежурства. Там мы с ним познакомились и подружились.

Так вот, этот Петр Петрович, приехав в полк, не успел закончить в один день дела и решил заночевать. Поскольку места в нашей ночлежке были уже заняты, я ему предложил отправиться со мной в солдатскую казарму. Он согласился. Устроились рядом на солдатских кроватях, лежим в полудреме и потихоньку разговариваем. Я лежу на боку, повернувшись лицом к Петру, а он – на спине, и на фоне окна мне отчетливо виден его профиль. Вдруг вижу, по одеялу Петра бежит мышь. Она шустро пробежала по его накрытому одеялом туловищу, прошмыгнула по лицу и куда-то соскочила. Петр онемел от ужаса. Немая пауза длилась секунды две-три, затем ночную тишину расколол рев Петра Петровича. Дико крича, он вскочил с кровати, начал плеваться и нещадно материться. Вся казарма проснулась, я пытался его успокоить, но это только подливало масла в огонь. С великим трудом удалось Петра угомонить, но спать он отказался наотрез. Мы вышли на улицу, посидели, Петя успокоился, и мы пошли «добирать» остатки сна. Спустя сорок лет мы неожиданно встретились уже в Тарасовке. Оказалось, что он давно на пенсии, живет недалеко, в нашем же районе, в городе Пушкино, прочитал как-то в местной газете заметку про меня и нашел. Первое, о чем он меня спросил, а помню ли я, как в казарме по его лицу и губам пробежала мышь. Посмеялись. Эпизод, конечно, смешной, но и грустный одновременно. Прослужив более тридцати лет в нечеловеческих условиях, Петр уволился из армии в звании майора, здоровья нет, с женой в разводе, в душе пустота и страшная апатия. Таких вот веселых эпизодов с очень грустным окончанием в жизни было предостаточно.

Я продолжал осваивать армейскую службу. Это действительно была специфическая учеба в своеобразном «армейском университете». Специфичность учебы состояла в том, что теоретически по специальности, конечно, я подготовлен был весьма прилично. Достаточно сказать, что в полку я был единственный инженер с высшим образованием (если не считать заместителя командира полка по вооружению). Это, с одной стороны, давало несомненные плюсы: мне значительно проще было осваивать материальную часть. С другой стороны, были и несомненные минусы, правда, иного, морально-этического характера (типа «мы академиев не кончали»). Порой бывало обидно, но это все же несмертельно. Тем более что у нас в службе вооружения были профессионалы высочайшего уровня, в большинстве своем – настоящие офицеры и исключительно порядочные люди. С особой теплотой и уважением я вспоминаю Валентина Ярмоловича. Он занимал должность инженера полка. Наблюдать, как он работает, было истинное наслаждение. На вооружении в полку в то время состояло более трех десятков радиолокационных станций самого различного типа и назначения. Надежностные характеристики их были не очень высокие, они часто ломались и выходили из строя. С утра до поздней ночи, а зачастую и ночью шли звонки из радиолокационных рот с просьбами о помощи. И эту помощь обеспечивал Валентин. Казалось, он знал наизусть все принципиальные схемы всех локаторов, поскольку, выслушав сообщение и задав несколько уточняющих вопросов, он однозначно, с некоторым налетом сарказма, говорил ждущему помощи, куда ему необходимо «залезть», какой элемент заменить и как проверить после этого работу станции. Буквально через минуты раздавался звонок, и радостный голос совсем недавно терпевшего бедствие докладывал, что все в порядке и радиолокатор снова введен боевой режим. Валентин пользовался всеобщей любовью и уважением. А если к этому еще добавить, что у него к тому времени была красавица жена и очаровательнейший шпаненок – сын Вовка, то можно представить, насколько эффектно смотрелась эта семья. Много десятков лет спустя мы с Валентином встретились вновь, и должен сказать, что, несмотря на прожитые непростые годы, он остался таким же обаятельным, добрым и очень симпатичным человеком. Слава Богу, что на земле есть такие люди!

Но обучение мое проходило не только по части ремонта и эксплуатации вооружения. Заниматься приходилось всем. Строить, доставать строительные материалы, месяцами ездить старшим машины. Принцип «салага есть салага» действовал во все времена и, наверное, действовать будет, по крайней мере в нашей армии, еще долго. В той связи весьма показателен один эпизод, который произошел со мной, когда я осваивал «искусство» старшего машины по доставке гравия из устья реки Чорох в расположение полка для строительства погрузочно-разгрузочной площадки. Однажды, загрузившись гравием, мы возвращались в расположение полка. Отъехав недалеко, увидели впереди небольшую отару овец, которую гнал пастух. Стали потихоньку объезжать ее с левой стороны почти по обочине дороги. Едем осторожно и очень медленно, не более пяти километров в час. Как только машина поравнялась с отарой, пастух кнутом со всей силы бьет крайнюю овцу, и та от боли шарахается прямо под колеса нашей машины. Водитель мгновенно тормозит, машина останавливается практически сразу, но какой-то путь (не более тридцати – пятидесяти сантиметров) все же проходит. Этого оказывается достаточно, чтобы бампер машины слегка овцу задел. Овца падает. Пастух подбегает, берет ее на руки и начинает вопить истошным голосом. Откуда ни возьмись, как по волшебству, набегает толпа грузин, все горланят по-своему, машут руками и демонстрируют неподдельную агрессию. Понять ничего невозможно, пытаюсь как-то объяснить ситуацию и доказать нашу невиновность. Как оказалось позже, это было не доказательство невиновности, скорее, это была демонстрация моей наивности. И довольно скоро я это понял, так как очень быстро появился военный автоинспектор в звании капитана и все популярно мне объяснил, предварительно отобрав права у моего солдата-водителя. Оказывается, я попался на стандартной ситуации, которая специально организовывалась местными с нами, военными. Пастух бил изо всей силы овцу, та попадала под колеса автомобиля, и вот вам: налицо в чистом виде бесчинство по отношению к местным жителям – одно из самых тягчайших преступлений в то время в нашей стране, пропитанной дружбой народов. Просветив меня, капитан на прощание сказал: «Попробуй с ними договориться, иначе мы лишим прав водителя». С тем и убыл. Пошел я договариваться с аборигенами. Говорю: «Ну, что вы хотите?» «Заплатите за овцу», – говорят. «Сколько?» – спрашиваю. «Восемьсот рублей», – говорят. «Да вы что, корова дешевле стоит!» Договорились на пятьсот, хорошо, что в этот день у меня как раз была получка и деньги были со мной. Как только я расплатился, толпа мгновенно исчезла. Приехали в комендатуру, капитан смеется: «Уладил?» Отвечаю: «Уладил». «За сколько?» – спрашивает. «Пятьсот», – отвечаю. «Дороговато, – говорит, – но все равно молодец, а то бы шуму было много». Вернул права водителю, тот потом благодарил меня здорово. Он ведь был водитель второго класса и через месяц уже увольнялся из армии. Лишение водительских прав грозило ему большими сложностями с трудоустройством на гражданке. В части надо мной офицеры подтрунивали, наверное, недели полторы. Каждый обязательно интересовался, сколько заплатил, где баран и когда шашлыки будем жарить. Узнав, что барана я не взял, картинно вздыхая, сетовали, что нужно было бы барана забрать.

Весьма интересные встречи у меня были со сверхсрочниками. В то время практически все должности сверхсрочников занимали старшины, участники Великой Отечественной войны. Это было очень интересное и весьма специфическое братство. Приезжая на сборы в полк, они обязательно привносили какую-нибудь оригинальную и нестандартную струю. Весьма показательным был один розыгрыш, который они провели, на мой взгляд, просто блистательно. Среди сверхсрочников был старший сержант – заведующий солдатской столовой, изрядный жмот, нечистый на руку. А надо отдать должное, что старшины рот были по-настоящему заботливыми отцами солдат и в первую голову заботились о том, чтобы солдат был накормлен и обихожен. Вот почему они терпеть не могли этого нечистоплотного жмота. А у того была голубая мечта – получить звание старшины и как бы сравняться со всеми сверхсрочниками. Однажды, прибыв на сборы, эти маститые старшины уговорили своего сотоварища в штабе и с его помощью создали «липовый» приказ командира полка о присвоении заведующему солдатской столовой звания «старшина». Приходят к нему и говорят: «Ты чего же зажимаешь обмывку, звание получил и молчишь?» Тот перепугался и спрашивает: «Какое звание?!» А они ему – приказ под нос: мол, читай. У того от радости дух перехватило, когда он увидел приказ с подписью и печатью. Устроил он, конечно, грандиозную попойку, а на следующий день в погонах старшины явился на службу и попался на глаза командиру полка. Тот опешил: «Ты чего вырядился, почему нарушаешь форму одежды?» Зав. столовой растерялся и заикающимся голосом прошептал: «Как, товарищ полковник, нарушаю, вы ведь сами мне звание присвоили!» Командир сразу понял, чьих рук эта проделка. Приказал этому незадачливому карьеристу сменить погоны на прежние, вызвал всю ту компанию cтаршин и отругал основательно. Наказывать не стал, понимая, что проделка эта не со зла, а в воспитательных целях. Кстати, уж коль речь зашла об этом горе-руководителе столовой, вспоминается еще одна примечательная история. Зав. столовой завел поросенка, благо отходов в столовой много. А в Грузии весьма оригинально выращивают свиней, их просто выпускают со двора на волю, и они сами бегают и добывают себе корм. И этот деятель поступил так же, выпустив своего поросенка на волю. К этому времени в нашем офицерском городке образовалась целая стая из бездомных собак, которые с утра до поздней ночи носились с диким лаем по территории городка. Так вот, как-то так случилось, что вожаком собачьей стаи стал этот самый поросенок, и начали твориться жуткие вещи. Вечером пройти безопасно к дому было практически невозможно. Как только человек приближался к домам, вся эта орава, ведомая поросенком, бросалась на него с диким лаем. Освещение в городке было слабое, и в темноте было трудно понять, что это за орава и каковы ее намерения. А намерения были самые агрессивные, и, что самое удивительное, именно со стороны поросенка. Если собаки только лаяли во все горло, то поросенок, тихо похрюкивая, просто рвал офицерские брюки клыками. Многие защитники отечества пострадали от этого мерзавца. И когда их число превысило разумные пределы, они вынуждены были обратиться к командиру полка, чтобы он приказал этому горе-хозяину ликвидировать «специалиста по офицерским штанам», что и было незамедлительно сделано. Правда, тишина в городке после этого не наступила, но брюки офицеров стали носиться дольше.

А вообще жизнь в 27-м радиотехническом полку Войск противовоздушной обороны была суровой и далеко не сладкой. Полк нес круглосуточное дежурство, непрерывно контролируя воздушное пространство на южной границе СССР. В последние годы идеологи реформирования (или развала, кому что нравится) Союза или России с завидным упорством вбивают в сознание наших граждан тезис об агрессивной сущности бывшей советской власти. Мне думается, что те, кто хоть раз побывал бы в нашем полку, никогда не согласился бы с подобными утверждениями. Буквально несколько иллюстраций. По полку ежедневно, в том числе и ночью, по нескольку раз объявлялась готовность номер один. Что это такое? Усиленный боевой расчет (десятки офицеров, сержантов и солдат) бросали все и в полной выкладке мчались на командные пункты, радиолокационные станции, в воздух поднимались боевые истребители-перехватчики. Чем это было вызвано? А тем, что объявление готовности номер один было связано с угрозой непосредственного вторжения в наше воздушное пространство американских самолетов (либо разведчиков, либо боевых). Типичная картина того времени, наблюдаемая на командном пункте полка, была такова. Одиночный иностранный самолет или группа самолетов, как правило американских, приближаются к границе Советского Союза. Подойдя вплотную к границе территориальных вод, разворачиваются и улетают обратно. При этом все войска региона и командные пункты в Москве (информация сразу же передавалась по линиям связи на все пункты) находились в напряжении. Практически на каждом военном аэродроме Закавказья несколько экипажей держались в готовности номер один. Это значило, что летчик сидит в кабине самолета и готов к немедленному вылету. Разве это была наша прихоть или наша инициатива? При этом надо помнить, в каких условиях жили офицеры и их семьи, особенно – офицеры радиотехнических войск. Мизерные оклады, низкие категории по воинским званиям, убогие жилищные условия. Оклад техника радиолокационной станции был 750 рублей в месяц (в 1960-м году – Прим. ред. ), за воинское звание платили 400 рублей и, если была выслуга небольшая, добавлялось еще процентов 10–15. А у этого бедолаги – жена, которая не работает, и ребенок малолетний, а картошка стоила 6 рублей килограмм. Проживи тут! Несмотря на эти невзгоды абсолютное большинство офицеров нашего полка трудились и служили преданно и исключительно добросовестно исполняли свой воинский долг. И это не просто пафосные слова, это правда. Так оно было на самом деле, и я с чистой совестью свидетельствую это. И сегодня, когда видишь и слышишь, как некоторые недозрелые отморозки (иначе их не назовешь) глумятся над нашим прошлым, становится невыносимо больно за тех ребят, их жен и детей, которые лучшие годы своей жизни, здоровье отдали служению Отечеству и которых за это же теперь валяют в дерьме. Позор!

А жернова армейской «мельницы» крутилась на полные обороты. Особенно доставалось службе вооружения. Радиолокаторы и радиостанции работали круглосуточно и, естественно, часто выходили из строя. Необходимо было восстанавливать их работоспособность в кратчайшие сроки. Поэтому все офицеры нашей службы большую часть времени проводили в командировках в радиолокационных ротах. Я как-то подсчитал, что в 1960 году мне пришлось в командировках пробыть в общей сложности около девяти месяцев.

Было бы неправильно утверждать, что мы «пахали» днем и ночью без сна и отдыха. Были, конечно, выходные и праздничные дни. Одна интересная деталь. Со времени службы в полку я до сих пор не люблю праздники и выходные дни. В полку нас было всего два холостяка, и на все (без исключения) праздники и выходные дни дежурство по полку несли, сменяя друг друга, или я, или мой друг Александр. С тех пор у меня сложился комплекс: гораздо лучше работать в регулярном ритме, делать дело по специальности, чем пребывать в шкуре дежурного, ожидая каждую минуту какого-нибудь ЧП или еще чего-то подобного. А если к этому еще добавить многомесячные дежурства в радиолокационных ротах, куда меня регулярно отправляли, очевидно, для «трудового воспитания», то станет ясно, откуда этот самый комплекс произрастает.

Тем не менее мы успевали посещать культмассовые мероприятия (так раньше называлась основная форма организованного досуга офицеров). Центром таких мероприятий был батумский Дом офицеров. Это, наверное, было единственное учреждение в городе, которое притягивало к себе как офицеров, так и местных жителей. Последних туда как магнитом тянуло. И это понятно, там всегда было много русских девушек, с которыми местным можно было общаться, «крутить» любовь и так далее, поскольку со своими аджарками у них все было очень строго. Как говорится, это отдельная песня, которую когда-нибудь споют, не фальшивя, политики и идеологи в области межнациональных отношений. Скажу только одно, русским в Грузии жилось очень несладко и неуютно. Думается, что и сейчас там не лучше, особенно после развала Союза. Дай Бог, если ошибаюсь.

Мы с Александром в редкие свободные вечера также посещали Дом офицеров, в основном ходили в кино и на танцы. Он был более свободен по вечерам, так как в отличие от меня практически не ездил в командировки. Вот поэтому ему и повезло: встретил на танцах в батумском Доме офицеров свою будущую жену Валентину. Эта встреча закончилась свадьбой, которую я, конечно же, из-за очередной командировки пропустил. Приехав в Батуми, поздравил его и Валентину, посидели у них дома, повспоминали нашу холостяцкую жизнь, посмеялись, они поделились своими проблемами. А проблемы существовали довольно серьезные. Валентина была русской, родом из Батуми, но местные жители очень ревностно относились к таким бракам. Посыпались угрозы, и серьезные настолько, что Сашка вынужден был с разрешения командования ходить домой в город вооруженным пистолетом ТТ.

Мне так крупно, как Сашке, «не повезло». Конечно, были девушки, которым я нравился и которые мне нравились, но что-то меня все время останавливало. Какая-то неведомая, необъяснимая сила руководила мной. Помню, была среди моих знакомых девушка Ира, яркая блондинка, скромная, хорошо воспитанная строгими родителями. Отец – полковник, заместитель командира горнострелковой дивизии. Она мне нравилась, но без того трепета и очарования, которые я испытывал к ТОЙ, и это меня останавливало. Приезжая в отпуск, как правило, зимой (удел всех молодых офицеров того времени), я иногда встречал на платформе станции Тарасовская ЕЕ. По-моему мы даже не здоровались, поскольку она бывала не одна, а я очень стеснялся, но сердце у меня каждый раз предательски екало. Меня это злило, я боялся признаться себе, что ничего не прошло и ничего не забыто. Отпуск заканчивался, я возвращался в часть, сумасшедшая работа засасывала в каком-то гигантском водовороте, и уже было некогда вспоминать об этом.

Действительно, отчего же возникает то удивительное состояние, в которое ты неожиданно попадаешь, и память все время возвращает тебя к той встрече? Многие годы, и особенно в последнее время, я пытался найти более или менее логическое объяснение этому явлению, но так и не смог найти разгадку. Ну встретил девушку, и что? Девушек кругом вроде много, но тебя манит именно эта, именно она не дает тебе покоя, лишает сна. Ты теряешь голову, мучаешься, начинаешь постоянно сравнивать с ней остальных. Никакого сравнения! Все в ее пользу. Что же это такое?

Гипноз? Смею предложить гипотезу, которая, хоть как-то позволяет «связать» все звенья в одну цепь. Я так думаю: у каждого человека есть некий внутренний нравственный потенциал, который формируется всю его жизнь. И вот в какой-то момент, когда встречаются два человека противоположного пола, у которых близкие нравственные потенциалы, между ними возникает состояние взаимной привязанности и гармония, хотят они этого или нет. И если эти два человека решат соединить свою судьбу, у них обязательно возникнет взаимная гармония. Вполне естествен вопрос, почему же тогда зачастую распадаются союзы людей, потенциалы которых, казалось бы, в момент заключения брака были согласованы. Очевидно, что нравственный потенциал – величина непостоянная, и, чтобы долго и согласно жить, супруги должны всю совместную жизнь проявлять заботу о том, чтобы равенство потенциалов сохранялось всегда. И это должно быть заботой обоих супругов. Посмотрите внимательно вокруг, и вы обнаружите, что там, где начинается перекос в поведении одного из супругов (он один идет в кино, на футбол, не хочет помогать по дому, не занимается с детьми и т. п.), возникает конфликтная ситуация. Это значит, что произошло рассогласование и нарушилось равенство потенциалов. Тогда ждите беды. Безусловно, когда я говорю о потенциалах, я имею в виду весьма сложное явление, которое характеризуется целой гаммой сущностного содержания человека, как очень сложного биологического и социально-психологического объекта. Мне представляется, чтобы семья была крепкая, оба супруга (именно оба) всю свою совместную жизнь, если они хотят долго и счастливо жить, должны согласованно наращивать свои потенциалы. Недаром говорят, что жизнь – это дорога с двусторонним движением. При этом важно понять, что в процессе жизни, с возрастом, несомненно, претерпевают изменения взгляды на те или иные явления, меняются приоритеты. И это диалектически естественно. Если на ранних этапах совместной жизни преобладают чувственные элементы, эмоциональные составляющие, то в зрелом возрасте наряду с некоторым снижением последних начинают большую роль играть ответственность друг перед другом, забота друг о друге. Если оба супруга это понимают, то потенциалы их не деградируют и не теряют силу взаимного притяжения. Вот такие размышления приходят в обоснование того непонятного когда-то явления трепета и очарования, которое неосознанно возникает в молодые годы и при счастливом совпадении потенциалов еще и переходит в счастливую семейную жизнь. Скорее всего, получилась некая теоретическая модель, подобие которой, как я считаю, мы доказали с Людмилой, прожив счастливо много десятков лет. Так что, если есть желание, можете воспользоваться!

Начало

Мое «полковое академическое обучение» завершилось весьма неожиданно.

Как это все началось? До обидного весьма просто. Я продолжал совершенствовать свое образование в «армейских университетах», и если быть объективным, то успехи были налицо. Все шло вроде бы неплохо до тех пор, пока в этот процесс не вмешались верховные (а может быть, высшие) силы. Нежданно-негаданно пришла директива Главнокомандующего Войсками противовоздушной обороны страны о срочном откомандировании меня в распоряжение командира войсковой части 03080.

Вот уж поистине, неисповедимы пути Господни, куда они ведут, не знает никто. Времени на сборы – сутки, куда двигаться и что это за войсковая часть 03080 – ни у кого никакого понятия. Единственная зацепка – добираться до нового места службы необходимо через Москву. Это радовало, поскольку появлялся шанс заехать домой, в Тарасовку, и повидаться с родными и друзьями.

Запомнилось короткое прощание с моим, уже ставшим родным, армейским коллективом, друзьями, посадка в поезд Батуми – Москва и двое суток размышлений о смысле жизни и крутом повороте в моей судьбе, который так неожиданно случился.

Пропускаю те мытарства, которые пришлось преодолеть в столице, закончившиеся в вагоне поезда Москва – Караганда, мчащемся на Восток нашей необъятной Родины. Нашим конечным пунктом была далеко не Караганда. Просто к этому поезду прицепляли прямой вагон, пунктом назначения которого была станция Сары-Шаган. Этот вагон в Караганде перецепляли к поезду Свердловск – Алма-Ата и отцепляли в Сары-Шагане по прибытии туда.

Не буду описывать путешествие в перецеплявшемся вагоне – это отдельная «панама». Только один штрих. В вагоне, как вполне понятно, абсолютно весь контингент состоял из офицеров и членов их семей, возвращавшихся из отпусков или из командировок. Меня, естественно, интересовало, куда же мы едем и что это за такая закрытая войсковая часть. Один офицер-летчик, отвечая на мои расспросы, рассказал такую притчу: «В свое время Петр I отправил в эти края своих послов, чтобы они провели их обследование. По возвращении послы доложили императору, что сей край для жизни непригоден». В течение долгих последующих пяти лет я многократно убеждался, что послы Петра I были весьма добросовестные люди.

Станция Сары-Шаган – маленький полустанок, затерявшийся в центре огромной каменистой казахской степи, вернее, пустыни Бекпак-Дала. Поезд приходил на эту станцию глубокой ночью. Как позднее удалось выяснить, это было связано с необходимостью скрывать от супостатов дислокацию этой самой войсковой части 03080. Вообще отношение с так называемым режимом, забегая вперед, хочу сказать, у всех жителей и сотрудников полигона было весьма непростым.

В это самое время произошло выдающееся событие – впервые в мире человек полетел в космос. Таким образом, полет Юрия Гагарина я встретил на полигоне. Вся страна бурлила, люди на полигоне также были возбуждены, хотя сами решали не менее сложные и важные задачи, но о них не было ни публикаций, ни громких заявлений. Позже Н.С. Хрущев сделает заявление о том, что наша страна может попасть в муху в космосе, но не были названы и даже обозначены люди и организации, решившие эту сложнейшую научно-техническую задачу. Закрытость ведущихся на 10-м полигоне работ была абсолютной. Я очень много думал о том, насколько это было правильно и обоснованно. Мне представляется, что, даже по прошествии стольких лет сложно дать корректную оценку тотальной закрытости работ тех лет. Чаша весов все же склоняется в сторону того, что это было обоснованно. Американцы, при всей видимой их демократичности, до сих пор жесточайшим образом засекречивают важнейшие работы, связанные с государственной безопасностью Соединенных Штатов, несмотря на то, что мы, как их главный оппонент, раскрылись сейчас донельзя.

Итак, прибытие прошло вполне нормально. Удалось найти многих однокашников, которые после выпуска из академии были направлены для дальнейшего прохождения службы в войсковую часть 03080. Меня приняли как родного, нашли место в пятой гостинице. Я занял кровать Феликса Андреева, который в это время находился в командировке в Москве. В комнате нас было трое. Кроме меня в ней жили Володя Закорюкин (будущий генерал) и Федя Евстратов (будущий главный конструктор). Ребята меня просветили по полной программе. Оказалось, что войсковая часть 03080 – сверхзасекреченный полигон, на котором проводятся испытания макетного образца первой отечественной системы противоракетной обороны – так называемой системы «А», и что полигон занимает огромную территорию. Воинские части полигона разбросаны на сотни километров, и условия жизни там очень суровые, так что лучше туда не попадать.

Один из объектов полигона

Как говорится, если не везет, то это надолго. Придя в отдел кадров и доложив о своем прибытии, довелось в очередной раз удивиться. Оказывается, меня никто здесь не ждал, и мое трудоустройство – это не что иное, как головная боль для кадровиков. Представляете мое состояние! В «режиме ошпаренной кошки» меня отчислили из части, несущей боевое дежурство и испытывающей дефицит подготовленных кадров (напомню, я был единственным специалистом в полку с высшим образованием), и приказали мчаться за тридевять земель, а тут я вообще никому не нужен. Возмущению моему не было предела. Когда мне объяснили причину произошедшего, все встало на свои места. Оказывается, все было до гениальности просто. На полигоне проходила испытания очень важная и необходимая стране система «Даль». Испытания шли очень трудно, положительный результат получить никак не удавалось. В очередной приезд высокой комиссии из Москвы при разборе хода работ на данной системе одной из причин неудач была названа нехватка офицеров-испытателей. Незамедлительно последовала команда собрать в частях ПВО необходимое количество подготовленных офицеров. Вот таким образом в этот невод попал и я. Позже оказалось, что причина была совсем в другом, и мое появление ни на что не могло повлиять и посему никому не было нужно. Вот почему сидевший напротив меня офицер-кадровик с усталым лицом, преодолевая собственные сомнения, пытался заставить себя решить мою судьбу, прекрасно осознавая, что ни его, ни моей вины в создавшейся проблеме нет. Ему надо решать, и он решает направить меня на Первую площадку, на которой проходит испытания совсем другая система, не имеющая ничего общего с «Далью».

Получив предписание явиться в войсковую часть 28117, я поплелся в гостиницу попрощаться и получить какие-нибудь советы от своих друзей-однокашников. Они мне рассказали, как можно добраться до Первой площадки, на которой дислоцировалась теперь уже моя войсковая часть. Это оказалось не так просто. Располагалась она в ста пятидесяти километрах от того места, где мы находились, и добраться туда можно только на автобусе АП-4, который ходил три раза в неделю. Как раз завтра был такой рейс. Сборы были недолги, как говорится, все свое носил с собой.

Ровно в четырнадцать часов с двумя чемоданами я был на остановке автобуса, где присоединился к полутора десяткам человек, которые, как оказалось, тоже были пассажирами этого маршрута. Тут были офицеры, несколько солдат и две женщины. Разместились все, и старший автобуса дал водителю команду трогаться.

Настроение у меня было препаршивое, я понимал, что центр полигона был ближе к аду, чем к раю (даже при наличии огромного озера), а что же иное могло ожидать на Первой площадке в центре этой безжизненной и каменистой пустыни? Спустя много лет я могу наверняка сказать, что мои сомнения и догадки были детскими фантазиями по сравнению с той действительностью, с какой приходилось сталкиваться на протяжении последующих пяти долгих лет.

Все это станет ясно потом, а пока нас трясло в обычном видавшем виды автобусе марки АП-4 зеленого цвета, который жестко подпрыгивал на каждой кочке. Рядом со мной сидел маленького роста старший лейтенант, как говорит мой лучший друг и внук Тема, «нереально рыжий».

Как водится, в долгой дороге делать нечего, поневоле надо разговаривать, коротая время. Слово за слово, мы разговорились с «рыжим» моим соседом. Оказалось, он, так же как и я, попал под ту же директиву и прибыл на Первую площадку две недели назад. Правда, прибыл он с женой и сыном, хотя по суровым местным законам это не поощрялось, поскольку требовался специальный допуск и на членов семьи, но он как-то обошел это препятствие (детали он не раскрыл, да мне это было и не важно – я был холостяком).

За долгие три с лишним часа утомительного путешествия Вячеслав, так звали моего рыжего попутчика, рассказал очень много интересного о моей будущей службе. Очень подробно описал командира части подполковника Александра Павловича Дружкова. Получалось, что будущий командир – весьма сложная натура, служить с ним, похоже, будет непросто. В заключение Вячеслав произнес фразу, которую я потом часто вспоминал: «Сам скоро увидишь. Да вот он нас лично и встречает», – показал он на приближавшегося к автобусу подполковника в полевой форме. К этому моменту автобус уже въехал в расположение части.

Выйдя из автобуса, пытаясь придать затекшим от трехчасового сидения ногам некое подобие строевого шага, я подошел к подполковнику, приложил руку к фуражке и доложил, как положено по форме: «Товарищ подполковник, старший лейтенант Гаврилин для дальнейшего прохождения службы прибыл». Подполковник, едва взглянув на меня, пробурчал: «Хорошо, потом поговорим. Идите, устраивайтесь». Куда идти, как устраиваться – ни звука. Хорошо, что мой рыжий попутчик не исчез. Он меня быстренько сводил в штаб, к заместителю по тылу, в общем, помог оформиться без лишней бюрократии, показал место в гостинице.

Первая ночь была очень неспокойной. Новое место, ворох эмоций. И это на фоне множества рассказов, которые пришлось выслушать за последние дни о скорпионах, каракуртах, фалангах и прочей нечисти, которой, как все говорили, с избытком кишит вся местность.

Ну, это еще не начало моей новой службы в далекой казахской пустыне. Утром – обязательное построение всего личного состава части. Командир обходит все подразделения и, увидев меня, говорит: «Зайдите, представьтесь как положено». Что такое «представьтесь как положено», я не понимал. Для меня понятие «как положено» – это представляться по Уставу, что я и сделал в день моего прибытия в часть. Решив для себя эту теоретическую задачу и находясь в препаршивом (действительно, свинство, с которым пришлось столкнуться в последнее время, вывело меня из душевного равновесия) расположении духа, я никуда не пошел.

Однако подполковник был командир настоящий и на следующий день на утреннем построении объявил мне выговор и повторил ту же фразу насчет представления. Но я был довольно опытный офицер, имеющий войсковой опыт, и опять никуда не пошел. На следующий день вся процедура повторилась с точностью до буквы.

И так происходило шесть дней. За эти шесть дней – шесть взысканий. Мне ребята (а как оказалось, я некоторых из офицеров знал раньше) говорят: «Сходи на прием к командиру. Он мужик ничего!» Внял советам, пришел к командиру в штаб. Он мне говорит: «Вы почему такой недисциплинированный?» «Никак нет, – говорю. – За восемь лет ни одного взыскания». «Ладно, – подводит итог командир, – считаем, что это недоразумение и никаких взысканий у тебя не было и нет. Служи».

Мне недолго пришлось служить с Александром Павловичем, но через много лет мы с ним встретились снова. Я уже работал в 4-м Главном управлении Министерства обороны, а он – в Главном штабе Войск ПВО страны. Мы много совместно работали, но ни разу он не вспомнил о той нашей встрече, а я ни разу ему не напомнил. Мужик он оказался настоящий. Не всегда первое впечатление правильное.

Вот таким было мое начало службы и работы на 10-м Государственном научном исследовательском испытательном полигоне Министерства обороны. Каким будет продолжение службы, с вашего позволения, – в следующих зарисовках.

Первые шаги

Что и говорить, первые шаги всегда трудны. Эта аксиома сопровождает человека с младенческих лет. Годовалый человечек первый раз в жизни поднялся, встал на ноги и сразу понял, как это непросто – стоять на собственных ногах. В подтверждение этого тут же следуют падение и рев малыша от боли и обиды. И такой метод познания сопровождает человека всю жизнь. Чтобы встать на ноги, нужно много чего преодолеть, а чтобы удержаться на ногах, нужны еще большие усилия. Видимо, это действительно диалектика жизни.

Мои первые шаги на полигоне оказались весьма непростыми. Переезд из субтропиков в безжизненную пустыню создает, по определению, предпосылки для стресса. Не меньший стресс – вхождение в совершенно новый коллектив, причем коллектив испытателей, который уже сложился и достиг потрясающих результатов, решая уникальной сложности задачи. Но вот это обстоятельство, как ни странно, сыграло положительную роль в моей дальнейшей жизни.

Привыкал я к новой службе и работе довольно тяжело. Мне вообще всегда было как-то трудно сходиться с людьми, видимо, это особенность моего характера. В этой войсковой части период привыкания оказался существенно короче в связи с тем, что абсолютное большинство офицеров были моими ровесниками (с некоторыми из них мы встречались в Горьковском радиотехническом училище, когда проходили производственную практику на последнем курсе академии, а они – училища). Работать приходилось на суперсовременной технике, которая участвует в интереснейших испытаниях. Все это создавало особый микроклимат в офицерской среде, который резко отличался от климата, который был у нас в полку. Кроме того, на площадке (так для удобства мы называли нашу войсковую часть. Кстати, это общепринятое название для всех полигонов) всегда было много представителей разработчиков техники, заводов-изготовителей, которые создавали особый колорит и в огромной степени влияли на армейскую среду, облагораживая ее. В свободные от испытаний дни мы вместе с работниками промышленности выезжали на берег озера Балхаш и устраивали состязания по водному поло, купались и загорали. Меня донимала жара, я ее плохо переношу, а до берега озера было порядка девяноста километров, и ехать надо по степи, по бездорожью. Это, я вам скажу, удовольствие – ниже среднего.

Как я уже ранее отмечал, настроение у меня в связи с прибытием на Первую площадку было никакое, и я подумывал, не пора ли писать рапорт об увольнении. Два обстоятельства удерживали меня от этого поступка. Первое состояло в том, что мой новый непосредственный начальник Олег Фролов оказался исключительно образованным и весьма высоко профессионально подготовленным специалистом. Кстати, он двумя годами раньше меня окончил нашу академию.

Антенна РТН-1

И второе обстоятельство, которое перевернуло мое сознание, – это радиолокатор, на котором предстояло мне работать. Олег провел меня по всем системам локатора, очень доходчиво рассказал о его параметрах и решаемых задачах, показал обеспечивающие системы. Будучи специалистом в области радиолокации и имея уже достаточно серьезный опыт работы на целой серии нескольких поколений радиолокационных станций в 27-м радиотехническом полку ПВО, я был просто потрясен увиденным.

Радиолокатор точного наведения (сокращенно РТН) представлял собой гигантское сооружение, которое поражало не только размерами (к примеру, антенна была диаметром почти 18 метров и весом десятки тонн), но и принципиально новой элементной и конструктивной базой, и высочайшим уровнем автоматизации. Это был радиолокатор, который управлялся вычислительной машиной, находившейся в центре полигона (откуда я прибыл на эту площадку), и вмешательства человека в процессе боевой работы не требовалось.

Безусловно, это был дар судьбы, оформленный в удивительно корректный и покоряюще заинтересованный рассказ Олега Фролова, от которого отказаться было не только неправильно, а просто глупо. И я сдался тут же и навсегда. И, забегая вперед, хочу сказать, никогда об этом не жалел и не жалею. Мы еще поразмышляем о профессии инженеров-испытателей, об этой удивительной профессии, которая зачастую прячется в тени больших событий, а пока мне предстояло делать первые шаги на пути к ее освоению.

Итак, я инженер-испытатель – такая у меня должность по штату. Правда, испытывать пока нечего. После успешного завершения важного этапа испытаний, объявлен перерыв, и большинство офицеров, ведущих испытателей, отправлены в отпуска. У нас есть возможность ознакомиться с техникой, изучать схемы, инструкции по эксплуатации и все, что связано с будущей боевой работой. Как я успел заметить, все «старожилы» испытательную работу иначе, как боевой, не называют. Наверное, это обоснованно, коль прижилось и аллергии не вызывает.

Более плотная работа по изучению материальной части (этим термином широко пользуются в армии, когда речь заходит о технике) началась после возвращения из отпусков ведущих специалистов – офицеров-испытателей. Должен признаться, что это были профессионалы высочайшего уровня. Аппаратуру они знали столь глубоко, что у них зачастую консультировались разработчики этой аппаратуры. Кстати, я не упомянул, что в это же время стали подъезжать на полигон представители промышленности, которые сопровождали и готовили испытания средств системы «А». Среди них было много разработчиков аппаратуры, установленной в нашем (видите, уже – «наш») локаторе. Разработчики знали все, начиная от физики процессов этой аппаратуры, заканчивая конструкторским ее исполнением. У них можно было узнать все досконально, задавая вопросы на любую тему, касающуюся работы устройств. Общение с этой, без преувеличения, элитой советской научно-технической интеллигенции доставляло огромную радость и существенным образом сглаживало трудности и лишения нашей полигонной жизни.

Еще одной маленькой моей удачей было назначение на дальномерное устройство РТН. Почему я считаю, что это было неким везением или удачей? Во-первых, дальномерное устройство было центральным звеном станции, связанным со всеми другими ее элементами. Следовательно, анализируя любую ситуацию, поневоле приходилось «залезать в потайные карманы» всех других систем РТН, и, таким образом, ты мог стать самым грамотным испытателем-системотехником. Во-вторых, старшим офицером-испытателем и моим наставником на дальномере был Олег Тихомиров – специалист от Бога, знавший абсолютно все. Работать с ним было большим благом, и он многому меня научил. Олег был настоящим инженером-испытателем, с большой буквы.

Схема работы РТН

Вот в этой среде довелось начинать мне свое восхождение по дороге испытателя первой в стране системы противоракетной обороны. Несомненно, это был всего-навсего прообраз будущей боевой системы, но все же это уже была система со всеми признаками автоматической системы, способная уничтожать баллистические цели. Даже сегодня захватывает дух при формулировании этой задачи, а что испытывали разработчики и испытатели шестьдесят лет назад? Без преувеличения можно сказать, что первопроходцы были не только мужественными людьми, они при этом были учеными, конструкторами и испытателями высшей пробы. Эта среда должна была сформировать и меня как испытателя, достойного решать задачи подобного уровня.

Но тут, как в кинофильме «Белое солнце пустыни», я вынужден прервать свой рассказ, уважаемый читатель, поскольку опять вмешались потусторонние силы. Я был откомандирован в одну из специальных команд сроком на три месяца. Мое полигонное воспитание пришлось на это время забыть.

Вернулся я на Первую площадку в самом конце октября 1961 года в «объятия» все того же Олега Тихомирова. Но в это время уже полным ходом шли сложные и важные испытания, и надо было включаться в этот процесс. Учиться и осваивать профессию необходимо было в ходе боевой работы. Может быть, это и к лучшему, но приходилось констатировать, что «первые шаги» необходимо заканчивать. Надо наравне со всеми быть испытателем!

Смысл жизни – в жизни

Эту формулу вывел один мой хороший товарищ, с которым многие годы нам пришлось служить в различных ипостасях. Поначалу я не увидел в ней глубокого смысла, но, поразмышляв, понял, что эта формула имеет глубокий не только философский, но и сугубо прикладной, житейский, смысл. Особенно рельефно это высветилось, когда я пытался снова пережить свое пребывание на Первой площадке Балхашского полигона. Попытаюсь обосновать свое утверждение. Что представляла собой на тот момент Первая площадка?

Ее можно представить как три больших основных блока. Первый – технологическая зона, где располагался РТН и обеспечивающие его элементы. Вторая – это штаб и казарменная зона со всеми подсобными элементами (пекарня, котельная, баня-прачечная, автопарк и т. п.). И, наконец, третья зона – небольшой офицерский городок, всего семь домов. Хозяйство в нашем гарнизоне было практически натуральным. Да, чуть не забыл, гарнизон имел свой водозабор, канализационную систему и очень значительное подсобное хозяйство, которое в некоторые моменты содержало более сотни свиней, а также теплицы, в которых выращивались свежие овощи. И, наконец, третья зона – небольшой офицерский городок, всего семь домов. Отдельно за казарменной зоной стоял клуб части, а в центре своеобразного треугольника стояло самое популярное в нашем гарнизоне заведение – универсальный магазин. Универсальный он был потому, что там продавалось все – от хлеба до холодильников и одежды, а также стекались и переиначивались все новости и сплетни со всего гарнизона. Гарнизон был довольно приличный: сотни три солдат и сержантов, человек сто двадцать офицеров и десятка три женщин и детей.

РТН-1

Офицеры Первой площадки

Вся жизнь офицеров и их семей протекала внутри вот этой самой гарнизонной структуры. Про рядовых и сержантов срочной службы мы умолчим, поскольку это состав переменный, с ограниченным сроком пребывания в нашем гарнизоне.

Основной задачей нашей части было обеспечение работоспособности радиолокатора точного наведения и проведение испытаний в системе «А» по сопровождению и поражению головных частей баллистических ракет-мишеней, запускаемых по трассе Капустин Яр – Балхаш. Даже по современным понятиям это была сверхзадача, и офицерский состав испытателей, решавший ее, на полном серьезе осознавал свою значимость и государственное значение проводимых работ. Это, без сомнения, цементировало и сплачивало наш коллектив.

Но ведь была и вторая часть нашего коллектива – жены и дети офицеров. Кто и как должен был заботиться об их участии в этом процессе? На практике оказалось – никто и никак. Беда таких маленьких и заброшенных в дикую глубинку гарнизонов состоит в том, что семьи офицеров оказываются своеобразными изгоями при живых мужьях. И по-другому не бывает. Работы для жен офицеров нет, дошкольных учреждений для детей офицеров нет, школ тоже нет, мужья с утра до поздней ночи пропадают на службе (работе). И все это при очень невеликой зарплате. А что же есть?

Есть баня – одна на весь гарнизон (а это почти полтысячи человек), в которой один раз в неделю выделяется с утра два часа для помывки женщин, а после обеда – мужчин. Какой-либо сбой в организации помывочного мероприятия граничил с вселенской катастрофой. На памяти один случай. Командир (тот самый Александр Павлович) дал команду дежурному по части не пускать женщин на казарменную территорию, видимо позабыв, что все равно наступит суббота – тот самый помывочный день у женщин, а баня-то находится в казарменной зоне. И вот, стоя у гостиницы, мы наблюдаем такую картину. Александр Павлович в степи что-то рассматривают с заместителем по тылу, а к ним бежит человек пятнадцать женщин, каждая из которых одной рукой держит за руку ребенка, а другой прижимает к себе таз или шайку. Захватывающая картина! Что уж они командиру говорили, мы не слышали (далековато было), но он очень споро зашагал (почти побежал) во главе этой колонны в сторону солдатского городка и долго махал руками под носом у дежурного по части. Наверное, просвещал его.

Был гарнизонный клуб, в котором три раза в неделю показывали кинофильмы. На эти фильмы никто не ходил, поскольку все фильмы – барахло, которое снималось у нас в стране и которое не шло на «большой» экран, отправлялось в армию и показывалось в мелких армейских гарнизонах. Я до сих пор не могу понять, зачем это издевательство надо было распространять среди людей, и так обделенных возможностью общения с внешним миром (телевидения у нас в то время не было)?

Буквально пару раз за пять лет моего пребывания на Первой приезжал коллектив исполнителей с нашей центральной базы. На эти представления клуб набивался «под завязку», и было видно, насколько люди истосковались по таким встречам, человеческому общению.

Необходимо уточнить, что в части были три освобожденных офицера, которым должностными обязанностями предписывалось организовывать воспитательную и просветительную работу, в том числе работу с семьями офицеров и сверхсрочников. Это заместитель командира части по политической части, помощник его по комсомолу и начальник клуба. Казалось бы, немалая сила, но, увы, из-за профессиональной несостоятельности абсолютно неспособная направить жизнь семей офицеров в русло, согласованное с уровнем профессиональной деятельности их мужей и отцов.

И это не было какой-то специфической особенностью именно нашей части, это была, как мне представляется, всеобщая деградация и партийно-политической системы нашей страны, и организующей и направляющей силы нашего общества – компартии. Вывод может показаться очень жестким, но то, что он имеет право на существование, свидетельствуют события девяностых годов прошлого столетия.

Необходимо отметить, что на жизнь офицеров и их семей в сильной степени влияли климатические условия: невыносимая жара летом, когда температура зачастую повышалась за сорок градусов в тени, и страшный холод зимой с пронзительным ветром при температуре за тридцать градусов мороза (а подчас и сорок) изнуряли детей и женщин в большой степени, и они не всегда могли сдержать свои эмоции. Я думаю, что со стороны наших жен это был подвиг, подвиг самопожертвования, приносимый на алтарь Отечества нашего. К великому сожалению, этот подвиг так и остался неоцененным до сих пор. Думается, что жены, матери, которые переносили неимоверные лишения в далекой казахской пустыне, заслуживают оценки самой высокой пробы. Наш экспедитор Нина на грузовике в лютый мороз (на улице градусов тридцать и ветер под двадцать метров в секунду) выезжала в шесть часов утра, преодолевая заносы на дороге и рискуя застрять где-нибудь в сугробе и замерзнуть. А затем повторяла в обратную сторону этот же путь и возвращалась в часть часов в одиннадцать ночи на машине, груженной столь необходимыми продуктами питания. Разве это не подвиг?

Я с содроганием вспоминаю зимние поездки на центральную базу на нашем видавшем виды автобусе АП-4. Выезжали из части в шесть часов утра, а возвращались часа в три-четыре ночи. Пятьдесят километров дороги от бетонки до части автобус практически несли на руках. Дорога к вечеру обычно занесена, не проедешь. Приходится автобусу сворачивать в степь – там меньше снега. А дальше в течение пяти-шести часов толкать автобус по степи. Трудно было понять, кто кого везет: автобус нас или мы его. Как правило, в автобусе находились одна-две, иногда больше, женщины. Представляете, каково было им?

При всем этом я никогда не слышал, чтобы наши женщины жаловались на трудности своей жизни, хотя можно было иногда увидеть грусть и печаль в их глазах. Они, как могли, старались скрасить жизнь своих близких, с большой любовью и изобретательностью готовясь к празднованию Нового года и других государственных и семейных праздников. А это было совсем непросто. На полигоне существовал в то время довольно строгий «сухой» закон, в местном магазине, чуть зазевался, нечего купить, жди, когда привезут из центра. Выручала наша природная смекалка. Более опытные жены офицеров довольно быстро сообразили, что праздники без горячительных напитков – это не то, и наладили производство этих напитков на дому. Технология производства самогона известна с древних времен, поэтому повторить ее в наше время, как нам казалось, труда не представляет. Будучи холостяками, мы жили в гостинице и самогоноварением не промышляли. Не помню, кому из нас пришла в голову мысль попробовать к Новому году горячительное изготовить самим.

Проконсультировались у наших женщин (опыт надо использовать, чего тут велосипед изобретать), они передали нам оборудование, которое состояло из электроплитки, чайника и змеевика. Инструкция была весьма примитивной. Ставишь чайник на электроплитку, заливаешь в него брагу, на змеевик льешь холодную воду из-под крана и собираешь в посуду (например, бутылку) капающую из змеевика жидкость. Это и есть конечный продукт. До гениальности просто.

Решили организовать производство на троих: я, Витя Грошев и Коля Суханов. Нашли пятидесятилитровую флягу из-под молока, замешали в ней сахар с водой, положили, сколько нужно, дрожжей и поставили в теплое место бродить. Примерно через неделю процесс брожения пошел на убыль и пришло время гнать самогон. К нашему несчастью, мы с Виктором в этот день должны были ехать на совещание в центр, в связи с чем поручили ответственную стадию процесса провести Николаю.

Возвратились мы из центра уже поздно, в самом конце дня. Возвращение было не без приключений, которые, как правило, возникают на пустом месте. Вполне естественно – возникли они и у нас. Преодолев участок бетонной трассы (более восьмидесяти километров), на повороте в сторону Первой площадки мы встретили наш знаменитый видавший виды АП-4. Автобус вез офицеров, проживающих с семьями, на центральную базу, сегодня – это открытый город Приозерск, а в то время абсолютно засекреченный объект. Мы поговорили с отъезжающими в город, водитель автобуса предложил нашему водителю отлить ведро бензина, дорога, мол, тяжелая. Водитель нашего ГАЗ-69 отказался, заявив, что бензина у него достаточно и на сорок с небольшим километров грейдера хватит. Я на всякий случай спросил его – уверен ли он, что проблем с бензином не будет, водитель даже обиделся на такое недоверие. Попрощавшись с сослуживцами, мы потихоньку двинулись по заснеженной дороге в часть. Надо признать, что дорога была не ахти какой, но, как говорится, бывает и хуже. Короче, продвигались мы не то чтобы галопом, но уверенно и без пробуксовок. Вот уже впереди показались красные топ-огни нашей радиорелейной станции, а это означало, что мы почти дома. Такое замечательное ощущение всегда тебя охватывает, когда ночью, в стужу, в полной кромешной темноте едешь несколько часов и вдруг видишь впереди до боли ласкающие глаз красненькие огоньки. Все твои муки кончились, и тебя ждет горячий ужин, тепло семейного очага и ласковые, заботливые руки твоего самого дорогого и любимого человека на всем белом свете. На этот раз вышло все по-другому. Умные люди говорят: никогда не оставляй в работе частичку «почти», доводи дело до конца. Вот это самое «почти» чуть-чуть не сыграло с нами почти что роковую роль. Не успели мы издать радостный крик, увидев огни радиорелейки, как мотор ГАЗика протяжно чихнул и умолк навсегда. Попытки оживить его, естественно, результата не дали. История полигона не знала случая реанимации автомобильного двигателя без бензина, а его, как оказалось, в баке нашей машины не осталось вовсе. Итак, имеем сюжет: кромешно темную ночь, мороз градусов под двадцать пять, приличный ветер и занесенную снегом чуть пониже колен трассу – с одной стороны. А с другой – кучу железа в виде автомашины ГАЗ-69, груженной товаром и запчастями, и трех здоровых мужиков, которые по своей российской глупости попали в непросто дурацкую, а крайне опасную ситуацию. После недолго обсуждения принимаем решение: мы с Виктором идем пешком к радиорелейке и оттуда вызываем дежурную машину и тягач для буксировки нашего ГАЗика. Водитель остается у машины, сливает воду и ни при каких обстоятельствах не залезает в кабину машины – это верная гибель – замерзание. Одет водитель добротно: полушубок, валенки, шапка с подшлемником. Если будет двигаться, все будет нормально. Мы же с Виктором пошли в сторону таких долгожданных спасительных огней.

Этот поход я запомнил на всю жизнь, до сих пор поражаюсь, как нам удалось преодолеть расстояние не менее семи километров по заснеженной дороге и сильном встречном ветре. Уже нет не просто сил, нет мочи передвигать ногами снег, смотришь вперед, а долгожданные огни все дальше и дальше. Вот это ощущение удаляющихся огней, после того как ты потратил для приближения к ним массу сил и энергии, оставило у меня самое сильное воспоминание. Держась друг за друга, мы все же доползли до здания радиорелейки, ввалились туда полуживые и попросили соединить с дежурным по части. Обрисовав дежурному ситуацию, я приказал срочно выслать две машины на трассу и нас захватить по пути на радиорелейке.

Оконечная РРС на позиции РТН

Пока ждали машин, нас ребята напоили чаем, и мы поняли, что жизнь налаживается. Буквально через несколько минут подошли машины, и мы поехали выручать нашего водителя и машину. Доехали довольно быстро. Все же даже плохо ехать в кузове грузовика лучше, чем идти по такой дороге. Водитель оказался молодцом, в машину не полез, бегал вокруг, поэтому не получил ни малейшего обморожения. Опытный командир автовзвода Семенов моментально организовал процесс эвакуации нашей машины, и уже минут через двадцать мы подъезжали к городку. У городка мы с Виктором вышли.

Надо было проверить, как идет процесс, который мы запустили перед отъездом. Поскольку мы предполагали, что он достаточно медленный, то, может быть, уже необходимо подменить друга. Да, я забыл сказать, что мы хоть и жили в гостинице, у Виктора уже была комната в одном из офицерских домиков, поскольку он недавно женился, правда, супругу еще на площадку не привез (ждал допуска на нее). Так вот, приходим мы к нему в комнату – и …о, ужас! Наш доверенный самогонщик – никакой, пьяный как сапожник. Бытует такое выражение. Говорит плохо, язык заплетается. Не можем понять, в чем дело. Пытаемся расспросить, что-то бормочет несвязное, с трудом начинаем понимать, что перед нами жертва недостатков школьного образования. Если перевести его рассказ, как говорят, с русского на русский, то он будет звучать так.

Сделал этот бедолага все так, как ему говорили: залил в чайник брагу, поставил на плиту, открыл холодную воду и стал ждать, когда начнет капать кондиционный продукт. И он начал капать, но недоучившийся в школе великовозрастный недоросль не знал, что легкие фракции (коими является спирт) испаряются при более низкой температуре, чем вода, которая это делает при кипении. А посему ему необходимо было, как только начиналось истечение спирта из змеевика на время выключать плитку, чего он не делал, и смесь начинала кипеть. Из змеевика начинала обильно течь бурая жидкость. Николай снимал чайник и, понимая, что порция была испорчена, ее уничтожал методом выпивания. Так продолжалось весь день. «Я, – говорит, – очень внимательно слежу, как капает самогон, вроде бы вижу, что он прозрачный, а потом раз – и делается бурым. Опять брак. Я с расстройства его выпиваю и начинаю процесс заново. И вообще, я устал, продолжайте без меня», – сказал он и шатающейся походкой направился отсыпаться в гостиницу. Обескураженные, голодные, продрогшие до костей и ужасно расстроенные, мы решили покончить с этой затеей. Вылили брагу в помойку, вернули хозяевам «оборудование» и больше подобными экспериментами никогда не занимались. Правда, еще много времени все женщины гарнизона над нами подтрунивали. «Вон, – говорят, – доморощенные самогонщики идут, как Вицын, Никулин и Моргунов». Приходилось терпеть, а что делать?

Несмотря на этот пассаж, Новый год мы встретили дружно и весело в офицерской столовой практически всем офицерским коллективом. Такие праздники запоминаются надолго, поскольку они дают ощущение сплоченности коллектива, и начинаешь понимать, что выражение «офицерская семья» – это не просто красивое словосочетание. В царской армии было в каждом полку офицерское собрание – место, где офицеры собирались и проводили вечера, консолидирующие офицерскую среду. К великому сожалению, у нас этого не было, поэтому офицерам и особенно их семьям было крайне тяжело преодолевать полигонные трудности. Но мне думается, что абсолютное большинство наших жен с честью переносили все тяготы и невзгоды. Они умели воспитывать прекрасных детей и быть опорой для своих мужей, которым это было крайне необходимо. Низкий поклон мужеству и стойкости полигонных жен!

Профессия, которую нельзя не полюбить

Речь, конечно, будет идти о профессии инженера-испытателя. Необходимо отметить, что путь вхождения в эту профессию, в том числе и моего, весьма непрост. Становление профессионала-испытателя трудно чем-либо измерить. Для этого надо приложить огромные усилия. Я неоднократно обращался к этой теме в своих выступлениях и публикациях. На этот раз хотелось бы рассказать о начальнике 10-го Государственного научно-исследовательского испытательного полигона Министерства обороны генерал-лейтенанта Дорохова Степана Дмитриевича, которому в скором времени исполнилось бы 100 лет со дня рождения. Для меня, да и не только для меня, Степан Дмитриевич олицетворяет эталон профессионала-испытателя.

Генерал Дорохов принадлежал к плеяде офицеров, прошедших горнило Великой Отечественной войны. Формулировка «принадлежал к плеяде», на мой взгляд, очень точно отвечает на вопрос, откуда берутся истоки профессионализма этого человека. Достаточно посмотреть на людей, составляющих основу этой плеяды. К ней, без сомнения, принадлежали: Георгий Филиппович Байдуков, Михаил Григорьевич Мымрин, Михаил Иванович Ненашев, Михаил Маркович Коломиец, Иван Макарович Пенчуков. И, вполне логично, к этой группе принадлежал и Степан Дмитриевич Дорохов. Я неоднократно писал о многих из перечисленных выше выдающихся военачальниках, внесших неоценимый вклад в становление принципиально нового направления развития современного вооружения – противоракетной обороны.

Вполне естественно, что вклад в этот процесс начальника полигона, на котором отрабатывались основные образцы средств противоракетной обороны, был достаточно весом.

Генерал-лейтенант Степан Дмитриевич Дорохов

И в этом, без всякого сомнения, личная заслуга Степана Дмитриевича Дорохова. Думается, что любой специалист, прошедший суровую школу службы и работы на 10-м полигоне, вам это, не задумываясь, подтвердит. Прослужив на полигоне около пяти лет и познав его структуру, организацию работ, взаимоотношения различных категорий офицеров и служащих, могу засвидетельствовать, что человек, стоящий у руководства созданием с нуля этого гигантски сложного образования, достоин беспрецедентного уважения.

Несколько штрихов, характеризующих масштаб сложностей организации жизнедеятельности и производственных процессов на Балхашском полигоне.

Полигон занимал огромную территорию безжизненной пустыни Бекпак-Дала. Многие десятки тысяч людей, разбросанных по этой пустыне в больших и маленьких гарнизонах, обеспечивали проведение испытательных работ, сопряженных с пусками противоракет по баллистическим целям. Достаточно сказать, что задача уничтожения баллистических ракет в полете с помощью противоракет в тот период решалась впервые в мире. Необходимо иметь также в виду, что все это бесчисленное множество гарнизонов и гарнизончиков требовало постоянного обеспечения: поставки воды, продуктов, топлива, электричества и многого другого для обеспечения специальных работ, а также жизнедеятельности офицеров, солдат и членов семей. Достаточно сказать, что на все площадки (так называли гарнизоны) приходилось завозить годовой запас топлива – угля и дров. Объем перевозок был колоссальный. Все перевозки обеспечивал автомобильный полк – единственный в Вооруженных Силах Союза.

И этим всем хозяйством плюс спецработами управлял начальник полигона генерал Дорохов Степан Дмитриевич. Это был талантливый руководитель, потрясающе корректный человек, обладавший непререкаемым авторитетом. Я не знаю никого, кто не уважал бы этого генерала. Бросалась в глаза его интеллигентность и, естественно, абсолютное отсутствие хамства, удивительная человечность по отношению как к офицерам, так и к рядовым срочной службы. Наблюдая, как он держался даже в довольно неприятных ситуациях (а таких на полигоне всегда хватало с избытком), приходилось восхищаться его сдержанностью и умением сделать внушение за допущенные ошибки тем или иным командирам, не повышая голоса и не учиняя при этом разноса.

Запомнилось несколько таких курьезно-трагических случаев, которые были озвучены на одном из совещаний, которые проводил Степан Дмитриевич. Представьте себе совещание, на котором присутствует, наверное, человек сто. Начальник полигона подводит итоги за год. Поднимает одного из командиров частей, называя его по имени и отчеству. И задает ему ровным, но достаточно жестким голосом вопрос: «Уважаемый Николай Иванович, что это творится у вас в части? Неделю назад майор Иванов, будучи в нетрезвом состоянии, полез целоваться к верблюду. Тот плюнул майору в лицо: очевидно, верблюд не терпел запаха алкоголя. Ваш майор, со своей стороны, не смог оценить реакцию животного и покусал верблюда. Так, Николай Иванович, скоро всех верблюдов травмируют ваши офицеры. Прошу разобраться и доложить о принятых мерах». Ни разноса, ни оскорблений. Строго и сурово, но по человечески, по-отцовски. Я смотрел на подполковника, который стоя слушал внушение начальника, и мне его было по-человечески жалко. Он стоял красный как рак, и ему было до слез обидно получать этот выговор от столь уважаемого начальника.

И второй эпизод, который был озвучен на этом совещании Степаном Дмитриевичем. В такой же мягкой и уважительной манере он поднял (также по имени отчеству) начальника Майлисайской школы младших специалистов и произнес: «Уважаемый Дмитрий Николаевич, надо серьезно разобраться с тем, как и чему вы учите младших специалистов. Вчера мне докладывают, что один из ваших преподавателей – старший лейтенант Петров, возвращаясь с какой-то вечеринки, захотел передохнуть и ничего умнее не придумал, как выгнал из будки собаку и сам залез туда. Утром хозяин выходит, собака мерзнет на улице, а из будки торчат ноги старшего лейтенанта в рваных штанах – результат борьбы за место в будке. Как это все понимать, Дмитрий Иванович? У вас учебное заведение или гонители собак. Садитесь. Придется самым тщательным образом на месте разобраться с состоянием дел в этом учебном заведении». Смотреть на отчитанного начальника школы без сострадания было невозможно. И это было понятно всем, поскольку авторитет и уважение к генералу были фантастические. И получать от него столь трагикомические замечания было хуже всякого позора.

Мне много раз приходилось встречаться с генералом Дороховым – обычно на совещаниях, партхозактивах, конференциях и других мероприятиях. Особенно памятна встреча во время его приезда в нашу часть. Сам факт приезда начальника такого уровня в далекий гарнизон – это уже событие. А для меня, молодого главного инженера – заместителя командира части (мне тогда исполнилось едва 26 лет), это было событием вдвойне.

Вечером наш командир организовал в своем домике чаепитие, на котором кроме начальника полигона и его зама по политчасти присутствовало командование нашей части. Сразу скажу – спиртного не было. Был только чай. Очень много рассказывал Степан Дмитриевич про Великую войну, про своих знакомых деятелей искусства. Он очень многих знал лично и был очень интересным рассказчиком. Я не удержался и спросил его: правда ли, что он каждый день, и даже зимой, купается в озере Балхаш. Степан Дмитриевич улыбнулся очень доброй улыбкой и сказал: «Каждый день окунаюсь в прорубь и советую всем это делать». Потом, усмехнувшись с хитринкой, добавил: «Правда, вам далеко бежать до озера, но водой холодной обтираться можно и тут». Это была моя последняя встреча с начальником 10-го полигона генерал-лейтенантом Дороховым Степаном Дмитриевичем. Буквально через какое-то короткое время Степан Дмитриевич скончался. Смерть настигла генерала на трапе самолета, на котором он прилетел из очередной командировки. Как мне потом рассказывал знакомый хирург, который присутствовал при вскрытии, сердце генерала было ужасно изношено. Да это и неудивительно. Пройти все ужасы Великой Отечественной войны, становления такого громадного и в таких неимоверно трудных природно-климатических условиях полигона – никакого здоровья не хватит. Здоровья не хватило и Степану Дмитриевичу, но след в истории создания оружия будущего он оставил яркий и запоминающийся. Его детище – Балхашский полигон ПРО – пока еще живо, правда, в существенно ограниченных рамках. Полигон уже принадлежит другому государству, но многие его элементы носят имя Дорохова. Похоронен Степан Дмитриевич Дорохов на Новодевичьем кладбище в Москве. На его могилу всегда приходят сослуживцы 10-го полигона, которые в одной из школ Москвы организовали музей, посвященный нашему полигону, где есть много материалов и о первом его начальнике. Думается, память о первом начальнике 10-го полигона ПРО должна жить вечно в нашей стране. Это будет правильно и справедливо.

Как мне представляется, наиболее полно и объективно оценка профессии инженера-испытателя звучит из уст героя книги «Все остается людям» – генерального конструктора Владимира Николаевича. Вот как он оценивает эту профессию: «Мы ранее уже немного затрагивали эту важнейшую тему и пришли, насколько я помню, к обоюдному выводу, что на этапе испытаний фактически наступает момент истины. Образно говоря, многие годы тяжелейшей работы многотысячных коллективов спрессовываются в один миг нажатия кнопки "Пуск". У меня всегда перед этим моментом возникает картина, в которой отчетливо вижу, как многие сотни глаз в сильнейшем напряжении смотрят на экраны мониторов, следят за работой различных датчиков, компьютеров. Сотни людей на огромной территории страны и в Мировом океане, затаив дыхание, ждут. Ждут оценки своего труда, ждут оценки твоей состоятельности как генерального конструктора. Это трудно передать словами, это надо пережить самому. Я думаю, что васто не надо убеждать в этом, насколько я знаю, вы не один год работали испытателем и, наверное, не один раз переживали подобные ощущения, нажимая кнопку "Пуск".

В этом моменте сконцентрировано все: и корректность проектирования, тщательность конструирования и изготовления аппаратуры, глубина отработки программно-алгоритмического обеспечения. И больше всего нас беспокоит, как было обеспечено соблюдение на всех уровнях исполнения технологической дисциплины. Влияние этого фактора на конечный результат трудно переоценить, хорошо представляя специфику русского характера и жуткий дефицит времени при подготовке к испытаниям. Я мог бы привести массу примеров, когда получался отрицательный результат в очень дорогостоящих и сложнейших экспериментах из-за элементарных ошибок программистов или конструкторов.

Вот один из них. Кооперация в составе нескольких сотен предприятий готовила сложнейший натурный эксперимент, в котором участвовали два космических аппарата. Один аппарат уже был запущен, и необходимо было запускать второй. Уточнили параметры первого, и нужно было на основании этих данных внести корректировки в программу вывода второго аппарата. Эта работа выполнялась оперативно, и программист ошибся в одной константе, проще говоря, не ту цифру забил в программу. В спешке не заметили эту ошибку и по программе стали выводить спутник, но оказалось, что выполнить намеченную программу работ обоих аппаратов невозможно и исправить уже ничего нельзя. Результат нулевой, два космических аппарата фактически пропали, как говорится, не за понюх табаку, труд тысяч людей – «псу под хвост». И это из-за одной цифры и невнимательности одного программиста и безответственности главного конструктора, который должен был проверить результат работы подчиненного на земле, хорошо понимая, что в космосе уже ничего не поправишь.

Вот эти высокие требования к участникам подготовки испытаний, их проведению, анализу результатов сформировали особую категорию специалистов инженеров-испытателей, на плечи которых легла основная нагрузка по обеспечению объективной оценки характеристик представленных на испытания образцов техники и вооружения.

Посудите сами. Уровень решаемых задач, к примеру, по поражению баллистических целей был неизведанно запредельный. До сих пор задачи по обнаружению ракет (баллистических и перехватчиков) не решались, задачи наведения противоракет на баллистическую цель – также. Кроме того, впервые делались попытки обнаруживать и сопровождать на больших расстояниях искусственные спутники Земли, элементы сложных, разделяющихся целей, пытаться распознавать боевые части среди всякого рода сопутствующих и искусственно созданных элементов.

Эти задачи на уровне конца пятидесятых – начала шестидесятых годов, можно сказать без преувеличения, были на грани фантастики. Но это еще было бы полбеды, если бы мы были оснащены высоконадежной и современной техникой.

А что было в арсенале у разработчиков и офицеров-испытателей? Управляющая электронно-вычислительная машина на вакуумных лампах. В радиолокаторе точного наведения применен передатчик с мощным магнетроном, срок службы которого – десяток часов, приемные устройства, обрабатывающая и управляющая аппаратура – конструктивно выполненная в виде ячеек на полупроводниках.

А знаете, что собой представляли полупроводниковые приборы того времени? Так вот, если из 100 штук удавалось отобрать 2 или 3 прибора, удовлетворяющих требованиям, это считалось очень даже неплохим показателем.

ЭВМ М-50

Короче, надежности ни в одном элементе системы, по современным понятиям, не было никакой! А ведь чтобы провести эксперимент по перехвату баллистической цели, необходимо было «собрать» в единую систему целый комплекс: три радиолокатора точного наведения, разнесенные на 150–200 км друг от друга, станцию дальнего обнаружения, стартовую позицию с радиолокатором вывода противоракеты и передачи команд, противоракету, командно-вычислительный центр. Все эти элементы были связаны радиорелейными линиями и работали в автоматическом режиме, управляемые боевой программой.

Задача по своему масштабу при уровне надежности техники того времени, повторяю, была просто фантастическая. Я, очень часто вспоминая то время, пытаюсь сам себе ответить на сакраментальный вопрос: как это нам тогда удавалось. И все больше и больше утверждаюсь в мысли: это могли сделать только люди высокопрофессиональные, энтузиасты, преданные своему делу. Так рождалась, в том числе в офицерской среде, новая профессия инженера-испытателя – человека, обладающего невероятным терпением, выдержкой, способного практически мгновенно проанализировать ситуацию и принять единственно правильное техническое и физическое решение. Там, в пустынях Казахстана и степях Поволжья, родилась элита инженеров-испытателей. Эта удивительная по самой сути профессия формирует людей, влюбленных в свое дело, преданных ему до безумия. И оно становится делом всей жизни человека. Я не встречал людей, прошедших такую серьезную школу, которые не вспоминали бы с пафосом и особым трепетом годы испытаний. Иного и не может быть! Внутренней сущности каждого нормального человека присуще стремление к познанию. Познанию мира, познанию тайн своей профессии. Я умышленно подчеркиваю момент познания тайн. Человек, который по духу стал испытателем, никогда не успокоится, пока не поймет сущность явления, с которым ему пришлось столкнуться в ходе эксперимента. Насколько сильно это стремление, можно убедиться на следующем примере. Вы никогда не задумывались над тем, почему все летчики-испытатели в критических ситуациях борются до конца, спасая испытываемый самолет? И тут, я думаю, дело не только в том, что летчику жаль терпящую бедствие дорогостоящую машину, хотя это в данном случае тоже принципиально важно. Но кроме этого он, как испытатель, на подсознательном уровне не может смириться с той мыслью, что, потеряв объект испытаний, он может не узнать, что же все-таки произошло в процессе полета и где была «собака зарыта». Это и есть момент истины!

И ради этого момента истины испытатели, и прежде всего летчики-испытатели, зачастую рискуют самым дорогим – жизнью! Однажды после большого совещания, которое проводилось на базе Центрального аэрогидродинамического института, знаменитого ЦАГИ в городе Жуковском, нас пригласили посетить местное кладбище. Пройдя по аллеям кладбища, я был просто ошеломлен, увидев огромное количество захоронений летчиков-испытателей – Героев Советского Союза и России. Увидев это, начинаешь осознавать, какой ценой достигается освоение и ввод в строй нового вооружения и новой техники. И подумалось там: не мешало бы нашим небожителям при принятии судьбоносных решений посещать подобные мемориальные места, чтобы не только со знанием дела, а и с уважением к памяти перед прошлыми поколениями принимать их.

И еще хотелось бы сказать вот о чем. После Великой Отечественной войны уровень возможностей вооружения и боевой техники существенным образом изменился. В образцы стали внедряться вычислительные машины, системы стали автоматизированными, работающими в реальном масштабе времени. Естественным образом изменились требования к их испытаниям. Одним из самых значительных моментов в развитии и становлении перспективных систем вооружения было формирование принципиально новой концепции организации, подготовки и проведения их испытаний.

Существенно изменились и подходы к организации подготовки к натурным экспериментам. Основной упор теперь делается на моделирование, макетирование, наземную отработку всех элементов испытываемых образцов. И это правильно, поскольку экспериментальная проверка больших автоматизированных систем, связанных с колоссальными материальными затратами, в ряде случаев практически нереализуема. К примеру, развернутые у крупного административно-промышленного центра ракетные комплексы обороны невозможно проверить реальными пусками ракет, поскольку нет стопроцентной гарантии исключения опасности этого эксперимента для жителей и инфраструктуры города.

Для решения задачи всесторонней проверки функционирования и оценки тактико-технических характеристик был специально разработан опытно-теоретический метод испытаний, который позволял проводить оценку боевых возможностей уникальных по сложности систем, для тех случаев, когда методом прямых экспериментальных измерений можно пользоваться очень ограниченно. Скажем, при испытаниях космических систем или систем противоракетной обороны. Вообще приходится изощряться, призывать на помощь науку.

Очень важно, что нам удалось найти понимание по данной проблеме с нашим военным заказчиком. Были подключены военные институты, которые фундаментально изучили проблему испытаний и разработали полноценную методологию проведения испытаний систем вооружения любой сложности. Сегодня накоплен, прямо скажем, уникальный опыт проведения испытаний систем отечественного оружия в любых условиях его боевого применения.

Может показаться, что слишком подробно пришлось остановиться на вроде бы теоретических посылках организации и проведения испытаний. Но без внедрения, реализации этих или подобных принципов, убежден, уловить момент истины невозможно. И наоборот, любая неподготовленная попытка продемонстрировать сообществу единомышленников этот самый момент чревата крупными потрясениями. Я уж не говорю, что каждая неудачная попытка на испытаниях – это нелицеприятные объяснения с начальниками, но это бы ладно. Можно и пережить. Значительно сложнее самому понять: что же произошло, что недосмотрел, где упущение? Не поняв этого, нельзя двигаться дальше. История, правда, знает и другие примеры, когда конструктор пытается двигаться дальше, не имея достоверного представления о причинах неудачного эксперимента. И что в результате? Естественно, череда неудачных пусков и сотни напрасно затраченных миллионов рублей налогоплательщиков».

Воспоминания о полигонных годах, когда я, молодой офицер, впервые соприкоснулся с работой инженера-испытателя, когда впервые лицом к лицу столкнулся с разработчиками уникальной техники, честно говоря, разбередили мне душу. Как уже говорилось выше, я был направлен на испытания абсолютно неизвестного мне типа радиолокатора. В академии, да и в радиотехническом полку ничего подобного не было. На полигоне постоянно присутствовали главные конструкторы. У них можно было многое узнать, они с удовольствием отвечали на наши вопросы. Их творческая энергия, энтузиазм увлекали и нас, заставляли стремиться выйти на их уровень знания физических процессов и полигонного образца радиолокатора. С великой благодарностью я вспоминаю своих учителей и соратников по испытательной работе. Их было много, очень много, всех трудно, просто невозможно назвать.

Но тех, которые, по моим субъективным оценкам, являются ярчайшими представителями профессии инженера-испытателя, все же назову. Это представители головных организаций-разработчиков: Г.В. Кисунько, О.В. Голубев, И.Д. Омельченко, Н.В. Михайлов, П.Д. Грушин, В.В. Коляскин, Л.В. Люльев, П.И. Камнев, Н.К. Остапенко, Л.С. Кондратьев, Ю.В. Рубичев; испытатели 10-го полигона: С.Д. Дорохов, Н.К. Трофимчук, П.К. Грицак, М.А. Воскобойник, Э.В. Кондаков, Л.А. Белозерский, В.В. Грошев, В.Н. Романовский, Б.М. Пантелеев, Ю.К. Цуков, О.И. Тихомиров, Е.В. Жадейко; ученые и испытатели 45-го ЦНИИ МО: И.М. Пенчуков, Ю.Г. Ерохин, Г.С. Батырь, В.А. Перфильев, А.С. Шаракшанэ, Г.И. Бутко, Ю.П. Порывкин, В.Н. Иванов, А.А. Молодожников и многие другие. И это далеко не полный перечень. Приношу извинения многим тысячам испытателей за то, что не могу назвать всех представителей этой потрясающей профессии.

Об одной встрече на полигоне, имевшей удивительные последствия, я все же хотел бы рассказать.

Мне давно хотелось поведать об этой встрече, но как-то все не сходилось. Вот написал «не сходилось» и понял, что это очень точное определение. Чтобы решиться перенести на бумагу и донести до читателя сущностную сторону личности Николая Васильевича Михайлова, много чего должно было «сойтись» у меня самого. Слишком крупная и сложная это личность. Именно личность! И не зря несколько лет назад в адресе на день его рождения, опустив все титулы и звания (которых у него предостаточно), мы на титульном листе написали: «Гражданину России». Мне думается, что это справедливая и заслуженная им оценка. Так вот, чтобы дать по возможности более объективную оценку этому, без сомнения великому, человеку, необходимо было проследить и вспомнить все этапы нашего почти полувекового знакомства. И не просто вспомнить, но и свести воедино все выводы и оценки, которые накопились за эти годы.

В.В.Грошев на Первой

В.Н.Романовский на Первой

Михайлов Н.В.

Ну, это так, в качестве небольшого отступления. История же моего знакомства с Николаем Васильевичем уходит корнями в далекие шестидесятые годы.

В то время я, молодой капитан, проходил службу в Казахстане на Балхашском полигоне Министерства обороны. У нас была большая испытательная часть, насчитывавшая более пятисот военнослужащих, из них более сотни – офицеры. Поскольку часть была специальная, испытательная, то я, как главный инженер части, практически руководил всем комплексом работ, которые велись в ней.

Самым примечательным в нашей части, как я уже говорил, несомненно, был совершенно уникальный даже по сегодняшним меркам радиолокатор. Его гигантские размеры приводили в изумление практически любого специалиста (да и не только специалиста), посещавшего нашу часть. Особенно поражали всех размеры антенной системы и радиопрозрачного купола, который защищал эту антенну от влияния всякого рода климатических воздействий. Что было удивительным, так это то, что купол при таких размерах был надувной. Об этом мы подробнее поговорим чуть позже. У нас в части постоянно находилась бригада с завода, которая вела наблюдение за антенной и куполом и своевременно его ремонтировала, а попросту – приклеивала заплатки на образовавшиеся трещины.

Ребята в этой бригаде были более чем колоритные. Верхолазы (работать приходилось на высоте около ста метров), уникальные монтажники и слесари. При всем при том – пьянь беспросветная. В те годы на полигоне был строгий «сухой закон». Так эти специалисты умудрялись выпивать все запасы одеколона, который в значительном количестве завозился в наш магазин. Помнится, у них даже существовала некая неформальная классификация сортов одеколона. К примеру, «Тройной» шел как «Столичная», а «Кармен» – уже как коньяк. Вместе с тем, надо отдать должное, в любое время дня и ночи, если случалась какая-нибудь неполадка с элементами антенны или купола, специалисты бригады прибывали незамедлительно и работали до тех пор, пока техника не была восстановлена. Вот, поди попробуй разгадать русскую душу!

Я многократно грозился не пускать их на территорию технологического объекта, поскольку, заросшие, небритые, в несвежей одежде, они являли зрелище малоприятное и совершенно не корреспондировались с новейшей технологической аппаратурой и оборудованием того времени. На «технологию», выполняя мои указания, их, действительно, не пускали, но случалась какая-нибудь неполадка, и мне же самому приходилось отменять свои распоряжения. А куда деваться? Не остановишь же испытания из-за внешнего вида какого-то слесаря? Тем более что он не военнослужащий и у него есть свое начальство.

И вот в один прекрасный день прихожу после утреннего развода части на технологическое сооружение и вижу удивительную картину. Вся бригада этих специалистов в полном составе – на «технологии». До сих пор их утром на работе никогда не было. Офицеры и представители промышленности – в полном изумлении. И, надо сказать, было чему изумляться. Все рабочие побриты, начищены, одежда поглажена. Любо-дорого посмотреть! Но для всех эта картина настолько разительно нетипичная, что люди собираются группками и пытаются разгадать этот феномен. Вызываю бригадира и интересуюсь, что же такое произошло у нас в стране или в мире, так повлиявшее на прилично подраспустившуюся бригаду. Ответ бригадира меня изрядно озадачил: «Как, вы не знаете, что приезжает Николай Васильевич?!»

Честно говоря, я ни малейшего представления не имел, кто такой Николай Васильевич, и поэтому задал, как мне казалось, вполне резонный вопрос: «А кто такой – этот Николай Васильевич?» – чем привел в полное изумление бригадира. Он только и успел вымолвить: «Вы что, не знаете, кто такой Николай Васильевич?!» И не дождавшись моего подтверждения, скрылся за дверью, увлекаемый прибежавшим с испуганным лицом подчиненным, известившим, что прибыл тот самый Николай Васильевич.

Мне эта кутерьма показалась весьма странной и любопытной. Захотелось самому взглянуть на этого столь гипнотически влияющего на своих подчиненных Николая Васильевича.

Вышел на улицу. Вижу очень любопытную картину. Стоит человек пять из описываемой бригады и с большим вниманием, в глаза бросается почтение, слушают стоящего рядом человека. Я сразу понял, что это и есть Николай Васильевич. Ошибиться было просто невозможно. Настолько его облик отличался от всех членов бригады, даже учитывая их капитальную подготовку к этой встрече. Бригадир что-то шепнул ему. Он подошел ко мне, улыбаясь представился. Мгновенно оценив шагнувшего навстречу человека, я понял, почему так трепетно опасались бригадир и его работники встречи со своим начальником.

Передо мной стоял невысокого роста мужчина, больше похожий на юношу. Сухощавый, стройный и подтянутый, но больше всего меня поразило, как он был одет. Кристально белая рубашка с галстуком, идеально наглаженные светлые брюки и в тон – светлые модные полуботинки. И это в разгар лета, когда жара в казахской степи стоит неимоверная. И вот среди унылой, опаленной беспощадным солнцем степи стоит и совершенно спокойно рассуждает, как сошедший с какой-то картины, элегантно одетый юноша. Во всем увиденном было что-то нереальное и противоестественное. Первая мысль, которая возникла у меня после некоторого замешательства, была: «Что это за пижон? И чем он напугал нашу бригаду "Ух"?»

Николай Васильевич протянул руку и с ходу, не давая опомниться, спросил: «Какие проблемы по антенной части и куполу? Какие вопросы и претензии имеются у эксплуатации к нашим работникам?» Говорил он быстро, как будто скороговоркой. Создавалось впечатление, что ему некогда и он куда-то торопится. Мне почему-то стало жалко бригадира, и я не стал ничего говорить по поводу «художеств» его бригады. Если быть честным, то претензий, по большому счету, с профессиональной точки зрения у меня к ним не было.

Был один сложный вопрос по работе антенного датчика. Он работал неустойчиво, но поскольку это проявлялось периодически, «поймать» этот момент и определить неисправность нам никак не удавалось. Над этой проблемой бились несколько дней все – и офицеры и работники бригады, но добиться результата мы пока не смогли. Об этом я и сказал Николаю Васильевичу, вполне естественно не предъявляя никаких претензий к его работникам.

Внимательно выслушав мою информацию и задав несколько уточняющих вопросов, Николай Васильевич сказал: «Ну, давайте посмотрим на месте, в чем там дело». Я удивленно посмотрел на него. Ведь, чтобы добраться до этих датчиков, надо было лезть на восемнадцатиметровую высоту на антенну. «Как же ты, пижон, полезешь в таком виде на антенну?» – подумал я про себя. Не успел я мысленно сформулировать какой-нибудь наводящий вопрос, как услышал нетерпеливое: «Чего стоим? Давайте шевелиться!» «Ну, думаю, шевелиться – так шевелиться. Только за последствия отвечать будешь сам!» И начинаю лезть на антенну. Смотрю, «пижон» бодро наступает мне на пятки, более того – нетерпеливо подгоняет. Забрались мы на антенну, показали по месту датчик. Николай Васильевич командует бригадиру вскрыть люк редуктора. Бригадир мгновенно выполняет его команду. Еще раз убеждаюсь, что эти работяги, несмотря ни на что, специалисты классные. «Правильно, что не стал "катить бочку" на них», – похвалил мысленно я сам себя. В это время Николай Васильевич проворно запустил руку в редуктор, что-то там нащупал, тихонько что-то сказал бригадиру и попросил дать ему ветошь. Бригадир протянул ему ветошь, Николай Васильевич быстро вытер руку и скомандовал: «Спускаемся. Тут нам больше нечего делать». Мы спустились на землю, причем он спускался первым и делал это так стремительно, что мы едва за ним успевали.

На земле он сказал, что все указания дал бригадиру (когда успел?) и бригада в самое короткое время устранит дефект на антенне. Я с недоверием посмотрел на него, но во всем его облике светилась такая уверенность, что сомневаться, глядя на этого элегантного и, несомненно, толкового специалиста, было просто невозможно.

Мы еще немного с ним поговорили о планах испытательных работ, о задачах по доработкам, которые, на мой взгляд, могут быть поставлены его людям. Он заторопился, поскольку решил посмотреть, как живут работники бригады. У этих ребят был отдельный домик, стоящий немного в стороне от остальных домов. По моим сведениям, там всегда стоял жуткий бедлам, о чем я и сказал подошедшему начальнику радиолокатора. «Что вы говорите! – воскликнул он. – Эти ребята всю ночь вычищали мусор и драили свое жилище. Сегодня оно у них просто сияет!». «Вот что значит сила личности и сила личного примера!» – подумал я.

Эта первая встреча с Николаем Васильевичем так врезалась мне в память, что вот уже почти пятьдесят лет я все помню в деталях, как будто это было вчера.

С этой встречи началось наше с ним длительное, взаимно притягательное, исключительно уважительное знакомство, которое я стараюсь беречь как нечто, наверное, самое важное в моей жизни. И чтоб это кому-нибудь не показалось пустой напыщенной фразой, хочу рассказать о нашей совместной работе с Николаем Васильевичем через сорок лет после той первой встречи.

Обстоятельства сложились так, что все лето 1996 года я провел с супругой на даче. Это получилось как-то само собой. Полгода отработав в Совете Безопасности Российской Федерации, я понял полную бесперспективность своего пребывания в этом органе и решил уйти из него тихо и незаметно. Действительно, я попал в Совбез в период, когда его возглавлял Александр Иванович Лебедь, но его уже начинал «давить» – очевидно, не без согласия всенародноизбранного, – небезызвестный Анатолий Борисович Чубайс. Эти два «великих» госуправленца боролись за право назначать работников в Совбез. Пока они «перетягивали» этот канат, Лебедя сняли. Весь личный состав Совета Безопасности, прибывший на работу, остановили у шестого подъезда. Кто-то отдал приказ на территорию наших сотрудников не пропускать до особого распоряжения. У проходной собралась толпа человек сто, не понимающая, что происходит. Посмотрел я на это безобразие и поехал домой, а оттуда – с супругой на дачу. Таким вот образом у меня случился отпуск на целое лето. Должен откровенно признаться, что о содеянном никогда не сожалел и даже, напротив, благодарен судьбе, что подарила мне три месяца спокойной и безмятежной дачной жизни.

В середине сентября, а точнее двенадцатого числа, мы с супругой приехали в Москву. Надо было забрать кое-какие теплые вещи. Все же осень, и по вечерам становится прохладно. На следующий день наметили вернуться на дачу. Вечером неожиданно раздался звонок. Звонил мой хороший знакомый – сослуживец по работе в Главном управлении Министерства обороны. Он вкратце проинформировал, что первым заместителем министра обороны назначен Николай Васильевич Михайлов и что тот собирается мне позвонить. Для меня известие о том, что возможен такой звонок, было неожиданным.

Буквально минут через десять снова раздался звонок. На том конце звонивший представился как дежурный офицер первого заместителя министра обороны и сказал, что со мной хочет переговорить первый заместитель министра. Через несколько секунд в трубке раздался знакомый голос: «Евгений, привет! Ты новость о моем назначении слышал?» И не дав ответить, попросил приехать к нему на следующий день к девяти утра, пропуск будет заказан. На этом наш разговор был закончен. Супруга, наблюдавшая за мной во время разговора и уловившая необычность моего поведения и, очевидно, некоторую растерянность, обеспокоенно спросила: «Что случилось?» Я как мог подробнее передал существо только что состоявшегося разговора. Ее, видимо, это неожиданное предложение так сильно озадачило, что она ничего лучшего не смогла придумать, как спросить: «А как же с дачей? Мы же завтра собирались туда ехать!» Ну что поделаешь, поедем после обеда. Мой ответ ее несколько успокоил.

На следующий день ровно в девять часов утра я был в приемной первого заместителя министра обороны. Меня тут же пригласили пройти в кабинет. Попав впервые в такой громадный кабинет, сразу как-то теряешься. В этом, видимо, и состоит магическая сила больших столоначальников. Они подавляют посетителя громадьем своих апартаментов. Все же у меня был довольно приличный опыт пребывания в подобных кабинетах, поэтому на адаптацию потребовались доли секунды, и я уже увидел идущего навстречу и улыбающегося Николая Васильевича. Мы обнялись. Он с ходу, не давая опомниться, тут же, как обухом по голове: «Давай приходи ко мне помощником!» От неожиданности я растерялся и начал тянуть время, с трудом подбирая слова для аргументации. Ну, что-то типа: «У нас другие планы. Мы собираемся на дачу. Надо посоветоваться с женой», – и все примерно в таком духе. В ответ: «Хорошо посоветуйся и позвони. Телефон узнай у дежурного». Все в телеграфном режиме. Наверное, были еще какие-то слова, но они, по-видимому, по сравнению с главным предложением были столь несущественны, что я их не запомнил.

По дороге домой я все время пытался выстроить какую-то логику своего поведения и объяснения с супругой, ведь, похоже, сегодня дело до дачи не дойдет. Я так и сказал жене по прибытии домой.

Она согласилась: какая уж тут дача, когда голова идет кругом. Стали думать и размышлять, что делать. У нас как-то было принято все серьезные семейные вопросы подвергать всестороннему совместному обсуждению. Целый день мы обсуждали свалившуюся на нашу голову проблему, но так и не пришли ни к какому обоюдно приемлемому решению. Решили: утро вечера мудреней.

Утром ровно в девять часов раздался звонок, и снова дежурный офицер сказал, что хочет соединить меня с первым заместителем министра обороны. В телефонной трубке раздался знакомый бодрый, с подозрительной игривостью голос: «Ну что, надумал?» «Да пока размышляем, – говорю. – Не пришли ни какому решению». Слышу в ответ уж совсем веселое: «А чего тут размышлять. Завтра в девять нольноль на работу. Приказ я уже подписал». И положил трубку. Видок у меня был, наверное, такой, что супруга испуганно спросила: «Что там еще случилось?» Придя в себя, я ей в точности передал этот блицразговор, похоже, теперь уже с моим новым начальником.

Супруга погрустнела, а потом, сама себя убеждая, сказала, что все равно наступает осень, дачный сезон заканчивается, и вообще, какой костюм готовить на завтра. Я понял, что на этот раз решение принято без лишнего обсуждения и единогласно.

Вот так я стал впервые работать под непосредственным руководством Николая Васильевича в высшем звене Министерства обороны Российской Федерации. Хочу сразу сказать, что три с лишним года работы под его руководством были для меня в высшей степени плодотворными и профессионально значимыми. Несмотря на мой большой опыт работы в заказывающих органах (я прослужил более тридцати восьми лет, из них большую часть времени имел дело с испытаниями, исследованиями и заказом нового вооружения), работа помощником первого заместителя министра обороны России, который курировал развитие вооружения, была уникальна по самой сути. При этом надо учитывать годы, в которые пришлось взвалить на себя этот груз Николаю Васильевичу. 1997–2000 годы – годы дефолта и отсутствия какого-либо мало-мальски разумного финансирования. Вся оборонная промышленность оказалась на краю пропасти. Угроза ее обвала была более чем реальной. И что этого не произошло, я убежден, в значительной степени – заслуга Николая Васильевича.

Это был его звездный час. Гигантский опыт разработок и организации создания уникальных сложнейших систем ракетно-космической обороны, который был аккумулирован этим человеком, оказался востребованным в создавшейся в оборонной промышленности обстановке и помог удержаться «оборонке» на плаву. Убежден, что вряд ли у нас в стране нашелся бы еще кто-нибудь, кто мог бы совершить это чудо! Я так смело об этом говорю, потому что все происходило на моих глазах.

Я видел работу Николая Васильевича в различных ипостасях. При организации и проведении масштабных совещаний с представителями промышленности и военными в Ростове-на-Дону, Казани, Фрязино и других местах. Я наблюдал, как «легко расправляется» он с амбициями руководства всемирно известной корпорации во время пребывания в Риме, как он был великолепно интересен на приемах в посольствах Кореи, Италии и других.

Высокий профессионализм, человеческое обаяние притягивали к нему как представителей промышленности, так и крупных военных руководителей. Будучи к тому же статс-секретарем, Николай Васильевич, пользовался заслуженным авторитетом в Федеральном Собрании и в Правительстве России. Для него не существовало запретов на обращение в любую инстанцию или к любому руководителю в стране, если этого требовали интересы дела, интересы Министерства обороны. Практически на каждом заседании Правительства России он выступал, отстаивая интересы Минобороны и оборонной промышленности.

Особо уважительно он относился к директорскому корпусу. Я както пытался ограничить его приемы посетителей из числа руководителей предприятий промышленности, но он твердо сказал: «Евгений, все что угодно, но директоров я принимал без ограничений и буду принимать. Я сам слишком долго был в шкуре директора и знаю, какая это ноша». И Николай Васильевич свято следовал этому правилу. В любое время позвонившему директору или руководителю предприятия он задавал один и тот же вопрос: «Через сколько можешь подъехать?» Тут же заказывался пропуск, и точно в назначенное время этот руководитель принимался. При этом первый заместитель министра, как правило, в присутствии посетителя принимал решение по поставленному вопросу или отдавал необходимые распоряжения. Эта стремительность в принятии решений, на мой взгляд, действовала на пришедшего руководителя гипнотически.

Учитывая моторность и постоянный поиск начальником нестандартных решений, нам, работникам его аппарата, приходилось работать очень много. Но это была на удивление творческая работа, которая всем приносила настоящее удовлетворение. Повторюсь. Я этот период своей жизни вспоминаю с особым, теплым чувством выполненного долга. Уверен, что так же думают и остальные сотрудники нашего аппарата. Мы часто вспоминаем те три с половиной года нашей удивительно плодотворной работы.

Об этом мы часто беседуем и с Николаем Васильевичем, с которым регулярно встречаемся, иногда удается вместе пообедать. Кстати, он такой же моторный, у него всегда масса идей, которые он стремится реализовать. Вокруг него всегда много людей, специалисты с удовольствием с ним общаются. И это естественно: у него есть чему поучиться.

Завершая это небольшое воспоминание, хочу сказать без тени лукавства, что встреча с Николаем Васильевичем явилась для меня счастливым мгновением, которое длится вот уже более полувека. И еще. Хотелось бы пожелать Николаю Васильевичу, его близким крепкого здоровья, радости и счастья в жизни. Оставайтесь таким, какой Вы есть и каким мы Вас знаем!

Да поможет Вам Бог!

Это всего лишь небольшая зарисовка одной из полигонных памятных встреч. А сколько было подобных встреч, и не пересчитать!

Постепенно мы становились энтузиастами и патриотами нашего мощного и сложнейшего локатора. Действительно, и здесь трудно не согласиться с Владимиром Николаевичем [дать ссылку внизу страницы: подробнее о нем – в книге Е. Гаврилина «Все остается людям», М.: Известия, 2009], жажда познания – страшная движущая сила, способная человека подвигнуть на очень неординарные поступки.

Вспомнился один эпизод. Это когда я был уже главным инженером объекта. Таких эпизодов в испытательной практике было море, но этот почему-то мне запомнился особо.

Идет подготовка к очередному пуску противоракеты по реальной баллистической цели. Весь тот огромный состав средств, разбросанных по казахской степи, «собран» в единый комплекс и, как положено по «Х-плану» (это такой план подготовки эксперимента), проходит проверку совместного функционирования. И вдруг по готовности 15 минут у нас на радиолокаторе выходит из строя модулятор в передатчике. Берем задержку на 5 минут, пытаемся проверить и запустить модулятор – ничего не выходит. Выбивает защиту, и цепь готовности не формируется. Звонит ВЧ-аппарат. Слышу возбужденный, срывающийся голос руководителя работы: «Что у вас происходит? Будете работать? Ракета заправлена, стоит на старте! Надо принимать решение – или пускать, или снимать ракету со старта и сливать компоненты топлива!» Прошу дать 5 минут на проверку. В ответ: «Ни минутой больше!»

Схема системы «А»

Бегу в зал передатчиков и вижу картину: двери модулятора открыты настежь, в руках с диэлектрической эбонитовой палкой (такие применялись в передатчиках) стоит мой хороший друг Виктор и пытается этой палкой «ликвидировать» пробои в модуляторе (метод простой – легким постукиванием по лампам). Спрашиваю: «Что будем делать?» В ответ невозмутимым, спокойным тоном: «Как что? Работать!» Теряю дар речи, через мгновение очухиваюсь и ору: «Как работать, когда у тебя все настежь, и там внутри чуть не пламя полыхает?!» В ответ то же невозмутимое: «Все будет в порядке, двери заблокированы, пламя собьем. Докладывай, что мы готовы». Прибегаю к ВЧ-аппарату, который уже звонит. Руководитель испытаний: «Ну, как?» Отвечаю: «Готов». Чувствую, сомневается. Говорю: «Не сомневайтесь, объявляйте 5-минутную готовность. Все будет нормально», – а у самого «кошки скребут».

Объявляется 5-минутная, затем минутная готовность, команды «Протяжка», «Старт», дальше боевой цикл: обнаруживаем и берем на сопровождение баллистическую цель (значит, передатчик работает нормально), затем стартовавшую противоракету, сопровождаем оба сигнала до точки встречи противоракеты с целью. Боевой цикл закончен, работа прошла успешно, задача выполнена. Бегу в зал передающих устройств, навстречу – улыбающийся Виктор: «А ты боялся – все в порядке, немного дымка только пришлось подпустить». Действительно, вот он момент истины, но отчего мне в этот счастливый миг, глядя на моего друга и радостно, и печально на душе. Радостно оттого, что передо мной профессионал, ас-испытатель. А печально потому, что «колдовал» этот ас у передатчика с открытыми защитными дверями, из которых «светило» мощное рентгеновское излучение, и здоровья ему оно, безусловно, не прибавило.

Вот примерно так шло становление настоящих военных инженеров-испытателей, которые, по моему глубокому убеждению, были и остаются (по крайней мере, в нашем сознании) элитой военных инженеров наших Вооруженных Сил.

Все офицеры, которые прошли полигон, и те, которые сегодня работают на нем, заслуживают самого высокого уважения и самой высокой оценки. Вклад их в обеспечение оборонного могущества государства и в решение задач обеспечения стратегического баланса в мире, думается, в полной мере еще не оценен.

Как можно не поклониться людям, которые в дикую жару (выше 40 градусов в тени) и в дикий холод (за 40 градусов мороза) готовили вот эту технику, о которой говорилось выше, проводили испытания, несмотря ни на что, и получали беспрецедентно важные (можно сказать выдающиеся) результаты, апофеозом которых стало 4 марта 1961 года.

Мы были свидетелями и творцами процесса рождения принципиально новой когорты специалистов, которые в условиях колоссальной бытовой неустроенности, испытывая неимоверные лишения, выросли в профессионалов высшей пробы и обеспечили Родине признанный авторитет в мире.

Об условиях, в которых происходило становление инженеров-испытателей, достаточно подробно говорилось выше.

С тех пор прошло много лет. Но вот что удивительно. Сколько бы ни встречал я людей, прошедших ту суровую школу жизни, я не слышал ни от кого жалоб и возмущения. Все в один голос утверждают, что интересней в их жизни работы не было. И это искренне. И в том, что путь испытателей, и не только летчиков, а и инженеров, отмечен большим количеством небольших земляных холмиков, можно убедиться и на далеком казахском южном полигоне, посетив так называемую площадку номер тринадцать. Как уже говорилось, первый начальник этого полигона – красавец и большой умница генерал-лейтенант Дорохов Степан Дмитриевич – умер, выходя из самолета, не дожив до пятидесяти пяти лет. Не выдержало сердце того дикого напряжения, которое выпало на его долю и на долю его подчиненных-испытателей.

Инженеры-испытатели это, действительно, золотой фонд нашего государства, в том числе и офицерского корпуса. Сегодня поневоле встает вопрос, где этот золотой фонд? Кто бы мог на него ответить? В этом контексте невозможно несколько слов не сказать об офицерской дружбе, и полигонной – в первую очередь.

О дружбе

В жизни каждого человека наступают моменты, которые круто, а иногда и навсегда, изменяют ее, делая порой просто невыносимой. Особенно такие повороты бывают, когда теряешь дорогого тебе человека. Ужас тех дней делает твою жизнь безрадостной и, по большому счету, тоскливой. Иной раз кажется, что ты подошел к критической черте и сделать уже ничего нельзя. Ужас без конца – поверьте, это страшно. И самое печальное, что ты умом сознаешь бесперспективность существования в таком состоянии, а душа не хочет с этим мириться и не дает вырваться из железных объятий этого самого ужаса. Единственное спасение – это друзья, товарищи и близкие тебе люди. Как показали события последних лет, у меня оказалось много чутких и отзывчивых товарищей и друзей, которые помогли мне выстоять. Не оставили меня в трудную минуту, а напротив, сделали все, чтобы облегчить мою участь, поддержать, не дать «закиснуть». Сегодня я искренне и с полным пониманием могу оценить, какое великое дело они для меня сделали! Благодарность этим людям с моей стороны безгранична. Их много, очень много. Всех назвать крайне сложно, поверьте, мне очень хочется рассказать обо всех. Я постараюсь это сделать. Но, сами понимаете, эта задача может оказаться неподъемной. Прошу не судить строго.

Сегодня у меня есть твердое внутреннее убеждение, что настоящая мужская дружба очень многого стоит. Об этом мы часто размышляли, много спорили в долгие зимние ночи в нашей гостинице на Первой площадке. Насколько помнится, консенсус найти нам не удавалось. По-видимому, вопрос этот не так прост. Придя к такому выводу, поневоле захотелось самому себе ответить на вопрос: «Что же такое настоящая мужская дружба и где закладываются ее истоки?» Я умышленно выношу за скобки «женскую линию»: не хочется смешивать эти два крайне сложных и, наверное, самых важных процесса в нашей жизни. Итак, разрешите остановиться на дружбе мужской. Думается, что истоки надо бы поискать в нашей юности. Давайте попробуем начать с юношеских лет, с юношеской увлеченности!

Достигнув почтенного возраста и оглядываясь назад в свою молодость, начинаешь осознавать, что дружба в юношеские годы не просто прекрасна, она, как правило, чиста и непорочна. Именно в этом ее прелесть, именно поэтому мы ее помним всю нашу последующую жизнь. Именно в этом секрет успеха и долгожительства популярного художественного фильма «Верные друзья». Авторы фильма и исполнители очень точно и достоверно в художественной форме показали сущностную сторону настоящей мужской дружбы и корни ее произрастания. Мне, как и многим миллионам зрителей, очень нравится этот фильм, потому как он про нас, про всех и каждого из нас.

Единственно, в чем бы я не согласился с авторами, так это в возрастной оценке завязки такой серьезной дружбы. Мне думается, основы серьезной и длительной мужской дружбы закладываются все же позже, в юношеском возрасте. Детские годы, наверное, формируют в большей степени некие начальные представления о неформальном общении ребят между собой. Вот почему главным полем взаимных интересов является игровое поле. Общение в процессе игры формирует общие интересы или вызывает антагонизм в той или иной степени. Тем не менее этот этап необходимо пройти каждому мальчишке, без этого в юности выстраивать отношения со сверстниками будет крайне сложно.

Отношения между ребятами складываются, как правило, во дворе дома (с соседскими ребятами) и в школе – с одноклассниками. Трудно сказать, в какой именно среде более крепкими и серьезными закладываются основы настоящей дружбы. Это зависит от множества факторов, но, наверное, не в этом суть. Важно другое. Сложилась настоящая дружба или нет. Под настоящей я понимаю дружбу, которая не подвластна времени, которая выдержит любые испытания и которая придет на помощь в самое трудное для тебя время.

Мне думается, выстраиванию именно таких дружеских отношений должно уделяться главное внимание родителей, и это же должно быть заботой учителей и преподавателей в школе. Нашему поколению в этом плане повезло. Нас обучали педагоги, в высшей степени благородные и убежденные в необходимости привития нам, школьникам, таких непреходящих ценностей, как любовь к своей Родине, как верность нашей дружбе.

Вспоминаются многие эпизоды школьных лет, которые сегодня становятся до конца понятными и которые вызывают чувство благодарности и признательности нашим учителям, их таланту воспитателей, сумевших в труднейших условиях военного и послевоенного времени не ожесточиться, а напротив, привить нам чувство доброты и трепетной юношеской дружбы между одноклассниками, зачастую выходящей за пределы класса, а порой и школы.

На память приходят эпизоды школьных лет, которые только много лет спустя я смог правильно понять и оценить. Многие годы в нашей школе директорствовал Василий Михеевич Лобанов (в начале нашего повествования о нем уже говорилось). Удивительной судьбы человек. Участник Великой Отечественной войны, потерявший при форсировании Днепра ногу. Уволившись из армии в звании капитана, он пришел учительствовать в нашу школу и вскоре стал ее директором. Так вот какую интересную методику воспитания нас, пацанов, частенько применял Василий Михеевич. Скажем, совершен в классе какой-нибудь проступок, но, естественно, никто из ребят не признается. Тогда директор удаляет из школы всех без исключения ребят и просит прийти с родителями. Конечно, никто родителей на следующий день не приводит. Директор снова удаляет всех из школы и снова требует привести родителей. Так повторялось три дня, затем все становилось на свое место, и директор как бы забывал о своих указаниях. И только много лет спустя я понял, что Василий Михеевич, будучи великим педагогом, проверял, насколько крепка наша солидарная дружба, и в то же время он давал понять, что дороже и значительнее настоящей дружбы ничего нет. Это понимание осталось у нас на всю жизнь. Искреннюю благодарность этому великому человеку его воспитанники сохранили на всю жизнь.

Перед глазами стоит эпизод прощания со школой, с друзьями, когда после окончания десятого класса необходимо было отправляться в город Харьков для продолжения учебы в военной академии. Дома у нас собрались мои друзья – Юра Мезин, Олег Девятов, Женя Соловьев, Женя Коробов. Нам не верилось, что завтра мы расстаемся. За десять лет учебы в школе мы очень подружились, и было как-то печально от того, что нам предстоит разлука на многие годы, может быть, на всю жизнь. Верить в это никак не хотелось. Было что-то противоестественное в том, что должно было произойти. Мы всю ночь провели на стадионе, ходили, лежали на траве и говорили, говорили, говорили, словно хотели наговориться на всю оставшуюся жизнь. До сих пор я не могу забыть этот разговор – длиною в целую ночь. До чего все же трогательна и чиста настоящая юношеская дружба! Прошло много лет, мы разъехались в разные концы страны, а некоторые и мира, но при редких, порой неожиданных, встречах, несмотря на мужскую суровость и сдержанность (мы же уже совсем взрослые, седые и лысые), прежде всего в глаза бросалась именно та самая трогательность и безумная теплота, которой порой не хватает во взаимоотношениях в коллективе.

Такая встреча у нас произошла через пятнадцать лет после окончания школы с Юрой Мезиным. Мы с ним совершенно случайно встретились в метро. Он с супругой приехал в отпуск из Сирии, где много лет работал в нашем торговом представительстве. Договорились встретиться на даче с женами у его мамы. Такие встречи незабываемы. До этой встречи прошло много лет, но мы понимали друг друга с полуслова, как будто не было полутора десятков лет разлуки. Вот тогда я понял, что крепче школьной дружбы вряд ли что есть. И крепость эта зиждется на ее чистоте и искренности. Ведь дружба завязывается молодыми, еще не испорченными всякими пороками (политика, экономика, не дай бог, бизнес и т. п.) людьми, которые умеют (или которых научили) уважать друга, помогать бескорыстно, не обращая внимания и не придавая никакого значения достатку, цвету кожи, национальности и т. п.

В подтверждение этих слов можно привести факт моей дружбы с Моней Фрейлехманом. Был у нас в классе такой ученик, еврей по национальности. Дружили мы вполне нормально и по-настоящему. Вместе занимались, готовились к экзаменам, играли в футбол, ходили на лыжах. Он был очень хорошо физически развит и показывал весьма высокие результаты в беге на длинные дистанции. Никакой аллергии у меня, да и у других ребят, на его национальность никогда не было. Поневоле возникает вопрос, откуда тогда в последние годы все чаще и чаще мы слышим о расцвете антисемитизма? Интересный вопрос, не правда ли? И не менее интересный ответ напрашивается. Моня был из очень бедной семьи, да и мы все были примерно такими. Может быть, при таких условиях и антисемитизм возникнуть не может. Сегодня общество в большой степени расслоилось, появились очень богатые и очень бедные – вот и возникла благодатная среда для него «родимого». По-моему, не мешало бы задуматься над этим политологам. Ну, бог с ними, с политологами!

Интересный и весьма показательный в свете рассматриваемой проблемы переход от школы к взрослой жизни. Для меня он начался с приездом в город Харьков и поступлением для продолжения учебы в военную академию. Самым сложным в этот переломный период было отсутствие друзей. Как мне не хватало той чуткости, того взаимопонимания, которое ощущалось на протяжении всех школьных лет. Убежден, что практически каждый из нас, кто попадал в схожую ситуацию, испытывал подобное состояние. Это был, наверное, один из самых тяжелых периодов моей еще очень непродолжительной жизни. Наряду с этим я понял одну важную истину – без крепкой дружбы живется, мягко говоря, не совсем комфортно. Следовательно – надо дружить!

Безусловно, в воинском коллективе установление дружеских отношений имеет определенную специфику. Вполне естественно, что эта специфика рождена самой сутью и особенностями службы, а также вполне стройной системой организации быта и жизни членов воинского коллектива.

Коллектив, в который ты попадаешь, становится твоей семьей. Ты двадцать четыре часа проводишь вместе с этими людьми: живешь в одном помещении, питаешься в одной столовой, сидишь на занятиях в одном классе, занимаешься самоподготовкой, спортом и т. д. и т. п. В общем, как говорится, почти как в одной подводной лодке.

В этих условиях просуществовать без тесного контакта, без установления настоящих дружеских отношений, наверное, можно, но довольно скучно и, по большому счету, неправильно. Ты же молод, полон энергии, головокружительных замыслов, которыми страсть как хочется поделиться! А с кем? Конечно же, с близким тебе по духу человеком, которому можно открыть самое сокровенное и который может понять тебя и даже если будет критиковать, то по-доброму, без обиды и не раскроет доверенную тобой тайну «по секрету всему свету».

Молодость характерна тем, что она мобильна в смысле установления контактов с сокурсниками. Буквально в считаные дни после поступления в академию начали складываться хорошие отношения практически со всеми слушателями нашей учебной группы.

Кстати, о тайне или тайнах. Тайны есть у каждого человека. По самой сути, тайну положено носить в себе и никому не доверять. Но ведь страсть как хочется с кем-нибудь поделиться этой самой тайной! Неужели вы никогда не испытывали подобной потребности? Не может этого быть! А в юности, когда видишь все в радужном цвете, когда ты на вершине блаженства, когда тебе кажется, что ты – самый счастливый человек на планете. Ну, не отрицайте, это ведь так естественно – давать выход этой безумной энергии. Ты начинаешь искать того единственного и неповторимого среди друзей, которому можно доверить свое сокровенное. Нужен один, самый близкий, друг, именно один, поскольку многим тайну не доверяют.

Я отчетливо помню такую ситуацию, в которой оказался на четвертом курсе академии. Плененный чарами Людмилы (о ней отдельно я уже писал), как говорится, я влюбился по уши. Много ей писал. Письма от нее приходили редко, напряжение нарастало. Требовалось както найти выход из этой напряженности. У меня был хороший друг – Женя Артамонов. Он тоже вел интенсивную переписку с девушкой. И мы с ним вели долгие беседы тет-а-тет, обсуждая и делясь нашими мыслями и чувствами. Незабываемые беседы! Меня просто покоряла тактичность и искренность суждений и оценок Евгения, полное отсутствие пошлости (ведь каждое дело опошлить можно, а в среде казарменных «лоботрясов» это запросто!) Особенно запомнились наши беседы на полигоне во время практических занятий. Мне думается, вот те самые беседы оставили удивительный след в наших душах. Прошло пятьдесят лет, но каждый раз, встречаясь с Евгением Яковлевичем, я испытываю к нему какую-то совершенно необъяснимую нежность и от него ощущаю какое-то трогательное к себе отношение. Ловлю себя на мысли, а не отголоски ли это тех наших удивительно задушевных курсантских бесед? А что, очень может быть!

В курсантские годы у меня появилось много друзей, настоящих друзей. Особенно крепко мы подружились с Олегом Людоговским, Стасом Фоминым, Женей Артамоновым, Славой Тупицыным. Эту дружбу мы пронесли сквозь многие десятилетия. Мы были, несомненно, разные люди и по характеру, и по уровню подготовки, и много еще по чему. Но, видимо, было что-то главное, что составляло основу и базис нашей дружбы. По прошествии многих лет можно почти наверняка сформулировать эти основополагающие принципы, позволившие многие годы сохранять нашу дружбу и взаимную привязанность. Не претендуя на стопроцентную истинность своих суждений, я бы отметил несколько, на мой взгляд, интересных моментов.

Во-первых, это искренность наших отношений. Наверное, сегодня молодому поколению, которое упорно хотят направить «за "Клинским"», трудно поверить в то, что в наши годы отношения между молодыми людьми строились только и исключительно на сугубо человеческих отношениях. Основа этих отношений: искренность, отсутствие какой-либо меркантильности и презрение всякого стремления к обогащению. Мы понимали, что главное призвание человека – работать, и это не просто слова, это было наше внутреннее убеждение. Как мне представляется, это убеждение и давало нашей дружбе очень здоровую основу. Не зря ведь говорили в старину, что краше труда ничего нет. И, видимо, в этом и есть начало всех начал. Наблюдая, как сегодня молодежь всей мощью пропагандистской машины отваживают от необходимости трудиться (вспомните хотя бы телепередачу: «Как стать миллионером?»), понимаешь, что ее ведут в никуда. Зачем это делается, пусть ответит сам себе каждый.

Во-вторых, в стране была сформировавшаяся система воспитания молодежи. Речь идет о пионерии, комсомоле, других молодежных организациях. Хороша она была или нет, не будем оценивать. Важно, что она БЫЛА! Сегодня ее НЕТ и, похоже, что не скоро будет. Молодежь брошена на произвол судьбы. Попытки государства создать и внедрить даже весьма примитивные формы организации и воспитания молодого поколения (к примеру, «Идущие вместе») вызывают уничтожающую критику всех средств массовой информации. Отчего бы это?

В-третьих, я считаю, что нашему поколению еще вот почему крупно повезло. С нами работали и занимались бескорыстные, преданные своему делу воспитатели. Это прежде всего, конечно, школьные учителя. Благодарность за их самоотверженный труд, за ту основу, которую они заложили в нашу душу, лично я сохраняю всю жизнь. Что мы наблюдаем сейчас? Воспитание воспитателей пущено на самотек. Невозможно понять нам, людям старшего поколения, куда подевались беззаветно преданные делу воспитатели в школах, в высших учебных заведениях? Создается такое впечатление, что таких людей в России никогда не было вовсе! Но ведь были же они, это мы все отчетливо помним! Невольно напрашивается вопрос: зачем надо было изгонять этот «дух» из российской действительности?

И, наконец, в-четвертых, государственная пропаганда (пусть туповатая, зачастую бездарно организованная) все же прививала нам крайне важные для формирования личности элементы, такие как патриотизм, любовь к Родине, ненависть к врагу и тому подобное. Таким образом, создавался некий базис, своеобразная основа, на которую опиралась наша дружба. Ведь когда во взаимоотношения людей вплетается крупная (не побоимся сказать – государственная) задача, это здорово укрепляет отношения людей и, как правило, переводит их на другой, более высокий уровень. Про сегодняшнюю пропаганду лучше не вспоминать. Складывается твердое убеждение, что корпоративная нацеленность всей мощи индустрии масс-медиа направлена на разрушение остатков воспитательных усилий нашего государства и на недопущение создания основ чего-нибудь подобного нужному воспитанию.

Наверное, если не кривить душой, в советское время существовала система работы и воспитания молодежи, которая позволяла в общей массе влиять на сознание и психику молодых людей. Другое дело – насколько эффективна была эта система, насколько она соответствовала духу того времени. Но это отдельная тема для размышлений. И тем не менее нельзя не признавать того факта, что по большому счету процесс формирования личностных качеств подрастающего поколения был организован и подконтролен.

И я убежден, что мы приходили в большую жизнь духовно чистыми и нравственно здоровыми молодыми людьми. Отсюда и удивительная чистота и бескорыстность нашей дружбы. Действительно, в наших взаимоотношениях могло быть все. Мы могли до хрипоты спорить, что и делали. Мы могли ссориться, что и делали, не разговаривая иногда неделями, а иногда и месяцами. И много чего еще бывало между друзьями. Но вот чего в наших взаимоотношениях не было, так это корысти. Мы были напрочь лишены этого, и это было великим счастьем. Мне думается, что корысть – как ржавчина, разъедает душу человека, и тот, кто подвержен ее влиянию, не способен на настоящую мужскую дружбу. И подводя итог, хотелось бы сказать несколько слов о той дружбе, которая родилась на Балхашском полигоне и которая продолжается более пятидесяти лет. Я имею в виду нашу дружбу с Виктором Викторовичем Грошевым. О некоторых эпизодах нашей совместной работы рассказывалось ранее. Виктор – удивительный человек: образованный, высокой внутренней культуры, до щепетильности порядочный, профессионал высочайшего уровня. Общаясь с ним, поневоле стремишься соответствовать. Видимо, в этом основа нашей многолетней дружбы. На Первой площадке несколько лет мы жили в гостинице в одной комнате. И даже когда я стал главным инженером части, а он был старшим инженером-испытателем, отношения у нас никак не изменились. Огромным достоинством этого человека является чувство такта. Если он видит, что предстоит какая-то «черная» работа, на которую мне будет трудно найти исполнителя, он выходит вперед и берется за эту работу. Таких людей, благородство для которых не поза, я, к сожалению, встречал нечасто. Последние годы мы видимся довольно редко, но каждая встреча – это взрыв положительных эмоций. Об одной из таких встреч и хочется рассказать.

Как-то разбирали с Виктором многочисленные кассеты видеомагнитофонных записей, и нам попалась на глаза одна кассета, которую я записывал восемь лет назад на даче в Тарасовке. Захотелось посмотреть запись, вспомнить события многолетней давности. Времени прошло довольно много, а, как говорят злые языки, после шестидесяти лет год жизни идет за три.

События, запечатленные на кассете, нас захватили. Хотя событий-то особенных там и не было. Просто я снимал внука Тему, которому исполнился год, и все его «художества» в этом возрасте выглядели очень занимательно. Говорить он еще не мог, а все свои эмоции и просьбы проявлял в виде некоего мычания, правда, в зависимости от силы эмоционального настроя громкость и тональность мычаний менялись.

Наблюдая за пируэтами и вензелями этого маленького человечка, мы испытывали какое-то умиротворенное наслаждение. На душе было по-доброму светло и как-то радостно. Подумалось: отчего бы это? Вполне естественно, ответ напрашивался сам собой. Конечно, наблюдая события того времени и годовалого смешного Тему, поневоле настраиваешься на ностальгическую волну, которая ласкает тебя такой умопомрачительной теплотой, что дух перехватывает. Понемногу эмоции успокаиваются, но блаженство остается. Начинаешь сопоставлять события те и сегодняшнюю реальность. Постепенно возникает чуть-чуть заметное неудовлетворение. Пока непонятно, в связи с чем появляется это чувство, откуда эта маленькая, почти не осязаемая, капелька дегтя взялась? Начинаешь анализировать события, наблюдаемую на экране телевизора картину, и постепенно вырисовывается нечто, что посеяло ту досаду, которая несколько «смазывает» блаженство и радостное чувство от просмотра такой дорогой нам записи. И, естественно, возникает небольшая дискуссия с аналитическим контекстом.

Вообще-то все просто и естественно. Ведь Тему мы видим на фоне очень колоритного пейзажа, который в то время был на нашем участке и которого сегодня уже нет. Сегодня у нас красивый, ухоженный английский газон, а в то время был засаженный без всякой системы травой и цветами клочок земли. На экране наблюдается во всей «красе» творческий садовый беспорядок, характерный для абсолютного числа подобных нашему садовых участков. Так откуда же и почему появилась некая ностальгическая досада? Постепенно начинаешь понимать, что в нашей жизни произошли большие перемены. Бесспорно, английский газон – это очень красиво и современно, но он потому и называется английским. А то, что мы видим на экране, тот «творческий беспорядок» на участке тех лет – это наш, русский, родной беспорядок. И он настолько органично сочетается с Темкиным видом и его выкрутасами, что создает иллюзию полной гармонии этого маленького кривоногого человечка и такой же непосредственной и, можно сказать, «кривоногой» природы.

От этого слияния веяло таким родным и близким, и понимание того, что оно утеряно навсегда, породило вот эту самую грусть.

Мы, к сожалению, в последние годы потеряли много нашего, русского. И продолжаем терять!

Всматривались мы в незамысловатые кадры любительской съемки, и почему-то одновременно нам пришли на память строки одной очень хорошей и душевной песни: «Как упоительны в России вечера». Когда слушаешь эту песню, обязательно вспоминаются поистине удивительные вечера, память о которых осталась на всю жизнь.

Представьте себе картину. Мы сидели вчетвером: Виктор со Светой и мы с Людмилой за грубо сколоченным столом, среди редких молодых берез у Виктора на садовом участке. Попыхивал самовар, заправленный еловыми шишками. Невдалеке небольшой костер отгонял комаров. Начало июня. Вечерело. Запахи разнотравья пьянили. И слышались соловьиные трели. Неописуемая картина. Природа потчует тебя таким головокружительным запахом, который сдабривает и совсем не портит дым костра, а соловьиные трели просто могут свести с ума. Не только говорить не хочется, шевелиться не хочется! И так продолжается час, второй, третий. Сил нет оторваться и выйти из этого заколдованного состояния.

Самовар выпит до дна, а покидать этот удивительный вечер никак не хочется. Вот ведь память… на всю жизнь и практически бесплатно. Живи и наслаждайся удивительными возможностями русской природы, которая щедро раскрывает перед нами свои богатые возможности. И вообще-то особо ничего не требует взамен. Лишь бы не относились к ней по-варварски, берегли ее. Вот с этим у нас, к сожалению, возникла большая напряженка.

Продолжая смотреть ролик, ловлю себя на мысли, что когда-то мы всей семьей собирались по вечерам у самовара на лужайке перед домом. Тогда тоже на участке не было сегодняшней «цивилизованной» красоты, но была поразительная душевность этих вечерних чаепитий. Жаль, что все это ушло и ничего практически не осталось.

А что достанется Темке, когда он вырастет? И будут ли для него в нашей России упоительны вечера? От этих мыслей становится еще более грустно, и ощущаешь, как радостное чувство, охватившее тебя в начале просмотра записи, постепенно испаряется.

Хочется верить, что все же, как удивительны в России вечера, еще многие, многие годы будут ощущать миллионы россиян, наслаждаться и радоваться этим вечерам и бережно будут сохранять ту благодать, которой одарил нашу Россию Создатель! И еще верится, что наша полигонная дружба с Виктором – это на всю жизнь.

Настоящая дружба и меркантильность – вещи несовместимые. Это особенно рельефно видится в сегодняшней действительности. Оглупление россиян приобрело столь настойчивый и массовый характер, что делается порой страшно за будущее людей, населяющих нашу страну. Причем не последнюю роль в этом процессе играют попытки подорвать духовность нашего народа, испокон веков являвшуюся основой основ российской государственности. Кстати, столь же понятно, что духовность всегда была основой и дружбы в нашем обществе. О какой дружбе можно говорить в обществе, где царствует только золотой (или зеленый) телец? Мне думается, не надо обманываться на этот счет.

Цель новоявленных идеологов предельно ясна. Вырвать наш народ из объятий духовности, посеять разброд и шатания, втянуть общество в сферу стяжательства, обогащения, что неизбежно приведет к краху традиционной российской ментальности, и Россия окажется на обочине истории. И не надо обманывать себя, что мы еще воскреснем и станем вновь великой и самобытной державой. Это – не что иное, как иллюзия!

Я отчетливо понимаю, что сейчас скажет доброхот: «Старческое брюзжание, опять на ностальгию потянуло». Да не потянуло никуда! Просто не хочется перед самим собой лукавить. Хочется поразмышлять и пригласить это же сделать, других неравнодушных к судьбе своего народа и прежде всего – к его молодому поколению. Понимая, что ему-то, молодому поколению, крайне сложно разобраться в той удивительно весьма запутанной стряпне, которая почему-то называется сегодня жизнью. И в этой связи крайне важно сохранять полигонное братство, поскольку оно священно и незыблемо.

Ветераны Первой площадки

Президиум совета ветеранов полигона

Полигон цементирует всех своих ветеранов, и наша ветеранская организация своей активной работой в одной из московских школ уже посеяла добрые семена. Значит, жизнь продолжается, значит, Первая площадка живет! Рисуя картину полигонной жизни, уникальных по сложности и значимости испытаний, невозможно несколько слов не сказать о заказчике, который был на всех этапах становления и развития ракетно-космической обороны, начиная с 10-го полигона, поистине идейным вдохновителем и мотором колоссальных по сложности и риску крупнейших проектов. Меня до сих пор поражает государственность его подходов, интуиция при решении венчурных задач такой степени неопределенности, что дух захватывает.

О заказчике

В заказывающем управлении я проработал двадцать три года, не считая пяти лет на 10-м полигоне и пяти в 45-м Институте. Мне повезло с учителями. Это были люди, прошедшие горнило Великой Отечественной войны, получившие нехилые ее отметины, сумевшие сформировать школы заказчика и опередившие время. Приходится восхищаться их прозорливостью и способностью точно угадывать перспективу направлений развития отечественного вооружения и военной техники, перспективу развития средств воздушно-космического нападения вероятного противника. Это высшая аттестация заказчика, поскольку ошибки в определении направлений развития вооружения чреваты не только сами по себе тяжелыми последствиями, они опасны тем, что проявляются не сразу, а через много лет, когда времени на их исправление, как правило, уже нет.

Я благодарен судьбе за то, что она предоставила мне возможность встретиться и работать со многими выдающимися заказчиками. Их было очень много. Я специально в своих рассуждениях не хотел бы называть фамилии, но тут все-таки должен сделать исключение и повторю несколько фамилий, которые по праву вошли в историю создания отечественного оружия как выдающиеся заказчики. Это маршал Кулешов Павел Николаевич, генералы Байдуков Георгий Филиппович, Мымрин Михаил Григорьевич, Ненашев Михаил Иванович, адмирал Новоселов Ф.И. и многие другие. Это те, со многими из которых мне лично пришлось много работать, переживать много неприятных и приятных моментов. Со многими из них у меня сложились теплые деловые отношения. Как же могло быть иначе, если вместе приходилось иной раз дневать и ночевать по нескольку недель на полигоне или где-нибудь на далекой Камчатке, много дней иной раз летать на самолете, пересекая территорию Союза вдоль и поперек. Многие уже ушли в мир иной, но я до сих пор храню добрую память о них. Я часто вспоминаю многочисленные встречи с Георгием Филипповичем Байдуковым, настоящим гражданином своей страны, бескомпромиссным заказчиком и удивительным рассказчиком.

Ненашев М.И.

Байдуков Г.Ф.

Мымрин М.Г.

Действительно, в послевоенные годы были созданы уникальные по своей сути школы военного заказчика. Подчеркиваю не одна школа, а несколько школ, отличающихся методами, способами, приемами работы с разработчиками и изготовителями вооружения и военной техники. Это были свои школы в Ракетных войсках стратегического назначения, в Военно-Морском флоте, Военно-Воздушных силах и, конечно, в Войсках противовоздушной обороны страны, близкое и родное наше 4-е Главное управление Министерства обороны.

Несколько поколений заказчика 4-го ГУМО прошли через разработку и создание уникальнейших систем, работающих в автоматическом режиме реального времени, научились испытывать и оценивать программно-алгоритмические комплексы управления этими системами. При этом «пропустили через себя» сотни, а может, тысячи пусков летательных аппаратов различного назначения, овладев колоссальным объемом знаний, информации, которой нет ни в какой базе данных. Эту великую ценность, которая была накоплена в умах целого поколения блестящих специалистов и которую нельзя почерпнуть ни в каких учебниках. Сегодня мы живем в информационном обществе.

Все участники процессов, описанных в предлагаемых читателю записках, в той или иной степени внесли свой вклад в его становление в нашей стране. Это важный и обоюдоострый процесс. В подтверждение подобного утверждения хотелось бы поделиться некоторыми размышлениями в контексте происходящих глобальных явлений всеобщей компьютеризации. Мой внук Тема – типичный представитель продвинутой (в смысле информатизации) современной молодежи. Об одной встрече с внуком – небольшой рассказ.

…Как же быстро летит время! Просто безумно быстро. Иногда вроде бы и не замечаешь этого безумного бега, но бывают моменты, которых, к сожалению, становится в последнее время все больше и больше, когда просто физически ощущаешь стремительность этого процесса.

На эти невеселые размышления навела меня последняя встреча с Темой. Как-то под вечер раздался звонок в дверь. Открываю, и передо мной возникают два улыбающихся человека – мать и сын. Более десяти лет вот так встречаю эту пару. Как говорится, все до боли знакомо, но сегодня что-то не так, что-то произошло, что-то появилось новое в этой вообще-то стандартной ситуации. Обычные теплые приветствия, хорошие слова, улыбки, но продолжает мучить неотгаданность того маленького нюанса, который слегка озадачил тебя.

Пока Наталия сообщает новости о поведении Темы, а он парирует ее нападки, я начинаю понимать, что же несколько секунд назад озадачило меня. Все, как говорит классика, до гениальности просто. Просто Тема стал почти взрослым юношей – вот в чем секрет.

Еще совсем недавно, летом, он едва доставал маме до плеча. А сегодня в проеме двери они стояли рядом практически рост-в-рост. Это первое, что меня удивило, но даже не это было главным. В его незлобивой перепалке с мамой осязаемо чувствовались взрослые нотки, логика рассуждений могла обескуражить кого угодно. При этом необходимо иметь в виду, что это была импровизация в чистом виде. Должен честно признаться, что я был заинтригован проявлением таких способностей внука. Очень хотелось понять и убедиться, насколько глубоко, если можно так сказать, «сидят» у Темы эти знания, понятия, о которых он с такой легкостью рассуждает.

В этот вечер мы обсуждали самые разные темы. Особое внимание было уделено спорту. Страстный болельщик ЦСКА, он знает всех игроков по фамилии и имени, как основного состава, так и запасных и резервистов. Представьте себе, в армейской команде, наверное, больше половины – легионеры, имена которых я, например, никогда не запомню, а у него они отскакивали от зубов. Его кумир – вратарь команды Акинфеев. Он про него знает все. Тема по памяти называл игроков «Реала», «Манчестер Юнайтед» и еще многих клубов.

Если бы он просто называл имена многих игроков, это могло свидетельствовать всего лишь о его хорошей памяти. Но он ведь при этом давал подробнейший анализ игры каждого футболиста, его сильных и слабых сторон. Честно скажу, я был просто потрясен. Ведь я не новичок в футболе, в молодые годы сам играл довольно прилично, лично когда-то знал многих великих футболистов. Да и сейчас стараюсь отслеживать состояние, как отечественного футбола, так и зарубежного, но состязаться с Темой в познаниях на эту тему было бесполезно. Я проигрывал вчистую.

Вполне естественным с моей стороны был вопрос: «Откуда он черпает эту уйму знаний?» Из его ответов следовало, что в настоящее время это не проблема, о которой можно говорить, тем более чему-то удивляться. Для него это было элементарно: телевидение, Интернет, широкий обмен с друзьями через сотовые телефоны и многое еще что. И хотя он не произнес четкого определения, я понял, что речь идет об информационном обществе. Точнее об его одной, наверное, не самой значимой стороне.

До этого момента к понятию «информационное общество» я относился индифферентно, как к чему-то далекому, почти потустороннему. И вот в беседе с моим юным другом я понял, что оно уже пришло, это самое общество. Стоит на пороге нашего дома.

И еще я понял, что позитивность или негативность его влияния на жизнь людей будет зависеть от того, в чьих руках окажется этот обоюдоострый инструмент развития нашего общества. Мне думается, наблюдаемый расцвет образования бесчисленного множества различного рода секций, движение фанов и другие подобные проявления – это первые реальные результаты проявления информационного общества. А гипертрофированный так называемый рынок, который реализован в нашей стране – разве это не результат использования информационных технологий для ограбления людей под прикрытием рыночной фразеологии? А мы, такие несмышленые, продолжаем удивленно задавать друг другу вопрос: «Почему цены на нефть сначала растут, потом снижаются, а цены на бензин в нашей стране всегда только растут?» Очевидно, вот поэтому-то и растут!

Чем дольше мы беседовали с Темой, тем больше я делал для себя открытий. Мне стало совершенно очевидно, что молодое поколение существенно опережает нас в области освоения информационных технологий, оно, безусловно, оказалось более продвинутым. Но оно не видит тех опасностей, которые могут возникнуть на пути повальной информатизации, если можно так выразиться.

Главная опасность, на мой взгляд, состоит в том, что, увлекшись огромной перспективой, которую открывает информатизация общества, человек может еще в большей степени оторваться от природы. Думается, это величайшая из ошибок, которую мы допускаем, игнорируя законы и возможности созданной Ваятелем природы.

Сидя за компьютером и играя виртуально в футбол, играть реально в футбол научиться нельзя. А ведь это настолько разительные вещи – игра на компьютере и игра на футбольном поле. На футбольном поле ты находишься среди реальной природы, среди живых людей. Дух и эмоции тебя опьяняют, захватывают, воспитывают человеческие отношения. Я убежден, что тысячи фанатов, которые жгут петарды и ломают стулья на стадионе во время матчей, создавая какую-то дикую атмосферу, сами никогда не выходили на поле и не испытывали всю прелесть этой замечательной и поистине народной игры. Но я также убежден в том, что абсолютное большинство из них проводят долгие часы у компьютера, разыгрывая виртуальные матчи и всевозможные «стрелялки». Мне думается тут есть над чем поразмышлять.

Должен признаться, что разговор с Темой в целом мне очень понравился. Давно мы так с ним не общались. И то, что у меня зародились некоторые сомнения, это тоже неплохо. Мозгами шевелить даже в моем возрасте тоже не вредно. Конечно, необходимо всегда теперь делать некоторую поправку на старческое брюзжание. Как говорится, не без этого. В то же время, если без прикрас и без старческого маразма, можно без всякой натяжки сделать вывод, что молодые ребята начала нового столетия – хорошая и достойная смена. Уровень их знаний неизмеримо выше, чем в аналогичном возрасте в наше время. Это очень здорово. И конечно, информационное общество, в которое они практически готовы уже сегодня войти, должно стать благом для людей, но при условии, что оно будет в руках достойных людей. Ну, это в качестве небольшой ремарки. Продолжим основную тему.

Для заказчика средств и систем ракетно-космической обороны этот путь был еще более тернист и неимоверно сложен, поскольку роль заказчика определялась объективными особенностями систем ракетно-космической обороны и теми условиями, в которых они создавались.

Какие это особенности?

Первая. Системы РКО работают полностью в автоматическом режиме в реальном масштабе времени. Это предполагает исключение участия человека в процессе боевого цикла.

Вторая. Эти системы, как правило, территориально разнесены на большие расстояния, и увязать их синхронную работу в едином цикле – сложнейшая организационно-техническая и научная задача.

Третья. Боевые циклы систем чрезвычайно скоротечны, что заставляет заказчика предъявлять запредельно высокие требования к надежности функционирования средств. К примеру, ложные срабатывания систем должны полностью исключаться.

Четвертая. Заказчик вынужден принимать исключительно ответственные и высокозатратные решения в условиях крайней степени неопределенности, т. е. практически все проекты по созданию систем РКО по своей сути были венчурными.

Пятая. Заказчику история не отпустила времени на реализацию «классической» последовательности отработки и серийного производства средств РКО и развертывания систем на местах постоянной дислокации. Реальность вынуждала нас внедрять идеологию параллельной (совмещенной) организации работ. Зачастую боевые образцы разворачивались на местах дислокации без полномасштабной отработки и испытаний опытных образцов.

Шестая. Учитывая специфику развертывания средств РКО вблизи административно-промышленных центров и в густонаселенной местности, натурные испытаний средств и систем РКО с использованием реальных пусков баллистических ракет и противоракет принципиально проводить было невозможно. Пришлось разрабатывать специальную методологию и создавать огромные моделирующие центры, позволяющие проводить широкомасштабное моделирование с задействованием реальных боевых программ. При этом испытания и ввод новых средств в состав систем РКО осуществлялся без снятия последних с боевого дежурства.

Седьмая. Поскольку средства и системы РКО представляют собой сложнейшие программно-аппаратные комплексы, для подготовки специалистов-эксплуатационников была принята схема формирования войсковых частей в процессе строительства, изготовления, монтажа аппаратуры и отработки программного обеспечения.

Решение указанных многоплановых задач потребовало создания целой системы взаимодополняемых и согласованно работающих органов и организаций. Заказчик вынужден был создать специальную очень сложную систему, которая позволяла ему грамотно формировать требования, контролировать разработку конструкторской документации, изготовление аппаратуры и оценивать качество вооружения в процессе испытаний.

Интересно проследить в этаком телеграфном режиме, как формировалась эта система.

Первый этап – формирование тактико-технических требований и оперативно-стратегического замысла. Во 2-м Институте был развернут большой комплекс научных исследований оперативных вопросов. 4-е ГУМО заказывало массу исследований.

Второй этап – создается в составе 4-го ГУМО специальное заказывающее 5-е управление (1956 год). В том же году принимается решение о создании специального полигона ПРО – 10-й полигон (Балхаш).

Третий этап. К заказчику приходит осознание, что системы РКО – это автоматические системы со сложнейшим программно-алгоритмическим обеспечением, проверка которого – неимоверно сложная задача. Под эту задачу (1960 год) создается специальный вычислительный центр № 4, преобразованный затем в 45-й Институт.

Четвертый этап. Интенсивное развертывание работ по созданию боевых объектов показывает, что основные работы по стыковке программно-аппаратных комплексов будут проводиться на объектах монтажа. Для решения этих вопросов в структуре 4-го ГУМО создаются два мощных управления – войсковые части 75555 и 73570, – известные как управления Барышпольца и Коломийца.

Таким образом, заказчик сформировал систему как инструмент, позволявший ему вести контроль за качеством и ходом работ на всех этапах создания средств и систем РКО – от задания требований до сдачи средств на вооружение войскам. В своем повествовании мы остановились подробно только на одном элементе – 10-м Балхашском полигоне. Об остальных элементах этой взаимоувязанной структуры мы постараемся рассказать в последующих книгах. Там есть что рассказать!

Все организации, входившие в эту систему, были оснащены самой современной на тот момент вычислительной техникой, измерительными средствами и укомплектованы лучшими кадрами испытателей и исследователей, а также наиболее подготовленными выпускниками академий и высших училищ Минобороны.

Во главе указанных работ стояли такие выдающиеся представители военного заказчика (о которых говорилось выше), как маршал Кулешов Павел Николаевич, генерал-полковник Байдуков Георгий Филиппович, генерал-лейтенанты Мымрин Михаил Григорьевич, Ненашев Михаил Иванович, Коломиец Михаил Маркович, Барышполец Иван Ефимович. Этих людей отличали высокая инженерная и специальная подготовка, гражданское мужество, патриотизм. Они были государственниками и, принимая очень неординарные и рискованные решения, понимали, какую ответственность и во имя чего они берут на себя.

Необходимо отметить, что заказчик и его подразделения самым тесным образом работали с предприятиями и организациями оборонно-промышленного комплекса. До сих пор на слуху имена выдающихся генеральных и главных конструкторов Кисунько Григория Васильевича, Савина Анатолия Ивановича, Басистова Анатолия Георгиевича, Репина Владислава Григорьевича, Слоки Виктора Карловича, Михайлова Николая Васильевича и многих других.

Поистине выдающуюся роль сыграли структурные преобразования в оборонном комплексе, ведущем работы по тематике РКО. И самое значительное из них – это образование Центрального научно-производственного объединения «Вымпел» (ЦНПО «Вымпел»), 40-летие которого отмечалось недавно и которым в свое время руководили В.И. Марков, Ю.Н. Аксенов, Н.В. Михайлов, а сегодня его возглавляет А.В. Люхин, воспитанник 4-го ГУМО.

Кисунько Г.В.

ЦНПО «Вымпел» первая интегрированная, по сегодняшней терминологии, организация. Ее создание было оправданно и обоснованно. Объединение имело все возможности не только соединить науку и производство, но и позволяло консолидировать разработку систем ПРН, ПРО и СККП. Это обеспечивалось созданием мощного научнотематического центра (основной идеологической структуры) и беспрецедентными правами, которые были делегированы объединению. Как известно, генеральный директор был в ранге заместителя министра радиопромышленности, НТС объединения был с правами министерского.

В результате колоссальных усилий заказчика, предприятий оборонно-промышленного комплекса были созданы уникальные школы инженеров – испытателей, системотехников, программистов, наработана методология ввода и испытаний сложных образцов РКО, построенных на различных физических принципах. Хочу еще раз подчеркнуть: истоки всех этих событий берут начало на нашем 10-м полигоне.

На протяжении более тридцати лет системы РКО несут боевое дежурство, внося значительный вклад в решение глобальных задач поддержания стратегического паритета в мире. На наш взгляд, это лучшее подтверждение тому вкладу в обороноспособность государства, который внесли заказчик и представители оборонно-промышленного комплекса, создавшие системы ракетно-космической обороны.

Мы не должны забывать и приуменьшать роль военных строителей. Вклад их и организаций «Минмонтажспецстроя» в создании объектов ракетно-космической обороны, и прежде всего Балхашского полигона, трудно переоценить. Посмотрите на фотографию, где запечатлены первые строители, прибывшие на место будущего полигона. Панорама пустыни красноречиво показывает, какой гигантский труд потребовалось затратить, чтобы в этой безжизненной пустыне вырос город и масса специальных объектов. Но, я думаю, это отдельный и большой разговор, так же как и оценка роли аппарата командующего Войсками ракетно-космической обороны.

В заключение своих размышлений хотелось бы подчеркнуть, что школа заказчика, созданная патриархами-вооруженцами не имеет аналогов, поскольку она зиждилась на глубоких фундаментальных знаниях, на колоссальной ответственности за порученное дело, на беспрецедентно трепетном отношении к конструкторской документации и, наконец, на многовековых традициях создателей лучшего в мире русского оружия.

На примере жизненного цикла системы вооружения РКО очень четко и понятно видится роль и место заказчика в создании и вводе в строй систем и средств ракетно-космической обороны.

Сегодня можно с большой уверенностью утверждать, что вряд ли в обозримом будущем удастся кому-либо пройти подобный путь. Может быть, это и хорошо (дай бог, чтобы развитие в мире шло по пути ослабления напряженности). И тем не менее то, что создано, тот потенциал: научно-технологический и производственный, который был реализован и накоплен у нас в стране при решении, может быть, одной из самых сложных задач ХХ века, без всякого сомнения, как мне представляется, должен быть сохранен и оберегаем.

Он, безусловно, будет востребован при решении других, не менее сложных, задач, которые наверняка придется решать Российскому государству и его Вооруженным Силам.

Насколько сложны, взаимосвязаны трудности при создании систем ракетно-космической обороны, преодоление которых было заложено работами на 10-м Балхашском полигоне, весьма наглядно иллюстрирует решение одного принципиально важного вопроса – борьбы с ложными срабатываниями системы предупреждения о ракетном нападении. Она, являясь одним из основных элементов системы управления Верховного Главнокомандующего, при принятии стратегических, фактически планетарных, решений, не имеет права выдавать ему ложной информации.

Поэтому проблемы борьбы с ложными тревогами были и остаются самыми важными в системе ПРН. Причин возникновения ложных тревог большое количество. Вот некоторые наиболее характерные из них: северные сияния за полярным кругом, попадание Луны в диаграмму направленности РЛС, сгорающие фрагменты искусственных спутников Земли и др.

По каждой возникающей проблеме проводился тщательный и глубокий анализ, изучалась физика возникающих ложных срабатываний, находились адекватные меры их устранения.

В этом плане представляется весьма показательным, вернее хрестоматийным, решение проблемы исключения выработки системой ПРН признака атакующей баллистической цели по сгорающим фрагментам искусственных спутников Земли. Сложность этой задачи состояла в том, что эти ИСЗ (или их фрагменты) представляли собой физически существующие материальные конструкции, которые сходили с орбит по траекториям, близким к траекториям атакующих баллистических ракет (вернее, их головных частей). Радиолокационные станции, естественно, обнаруживают эти цели и «выдают» информацию на командные пункты, как об атакующих БР. К радиолокационным станциям претензий нет, они делают все правильно. Помните, в начале нашего повествования, мы рассказывали, как на полигоне начинались первые работы по обнаружению и сопровождению искусственных спутников Земли. Вот эти работы и явились базисом для решения задачи борьбы с ложными тревогами в нашем конкретном случае.

Как отделить сигналы о сгорающих ИСЗ от сигналов атакующих БР? Вопрос вопросов!

На мой взгляд, было найдено очень изящное, гениальное своей простотой и эффективностью решение. В основе этого решения лежало понимание, которое зародилось в недрах 4-го ГУ МО, положения о необходимости согласованного развития систем ПРО, ПРН и ККП в рамках общей стратегии создания системы РКО.

Что имеется в виду? РЛС системы ПРН обнаруживают и измеряют координаты всех физических элементов, находящихся в космосе и попадающих в их секторы работы. Это огромное количество искусственных спутников Земли, фрагментов их запуска, третьих ступеней ракет и многое другое. Эти элементы «мешают» радиолокаторам обнаруживать опасные баллистические ракеты.

В то же время нашей стране необходима была служба контроля космического пространства, которая должна была решать вполне конкретные и исключительно важные задачи. К примеру, скажем, выполнять слежение за спутниками-разведчиками противника, оценивать безопасность трасс запуска и вывода на орбиту космонавтов и др.

Трудом создателей удивительной школы специалистов в области решения сложнейших задач контроля космического пространства на основе теоретических разработок была создана Служба контроля космоса, развившаяся впоследствии в систему контроля космического пространства. Из этой школы вышел большой отряд крупных ученых, разработавших теоретические основы построения систем контроля космоса, распознавания космических объектов и др.

Было обосновано, что эту службу можно наиболее рациональным способом организовать на основе обработки вот тех самых «мешающих» измерений, которые (как пустая порода на угольных шахтах) являются ненужными для решения задачи предупреждения о ракетном нападении.

Такая, как бы «безотходная», технология была реализована. Информация от РЛС системы ПРН обрабатывается в Центре контроля космического пространства и все космические объекты, по результатам этой обработки, заносятся в главный каталог ЦККП.

В свою очередь, ЦККП формирует частный каталог для СПРН, в котором записаны все космические объекты, которые находятся в зоне действия средств СПРН.

Если какой-то космический объект (ИСЗ или фрагмент) начинает сходить с орбиты и уподобляться атакующей БР, сравнение его с данными частного каталога позволяет с высокой достоверностью отождествить этот объект и, таким образом, исключить выдачу по нему ложной тревоги как об атакующей баллистической цели и, естественно, не задействовать систему ПРО. Не правда ли, очень изящное решение? Ну, разве не молодцы первопроходцы и 4-го ГУ МО и 45-го ЦНИИ МО, ЦНПО «Вымпел» и многих других организаций? Сегодня у многих на слуху имена Пенчукова И.М., Ошанина Е.М., Курланова А.Д., Горохова Ю.П. – сотрудников 45-го ЦНИИ МО; Репина В.Г., Курикши А.А., Ачкасова Ю.С. – сотрудников ЦНПО «Вымпел», и, конечно, без фамилий Мымрина М.Г. и Ненашева М.И. они вряд ли бы звучали так громко. И это вполне объяснимо. Нужно было изыскивать новые подходы и пути решения постоянно нарастающего вала проблем. Заказчик просто обязан был взять лидерство в этом вопросе на себя.

Все вышесказанное свидетельствует о том, что путь, пройденный Заказчиком совместно с большим сообществом организаций-разработчиков, заводов-изготовителей, монтажных организаций в тесном сотрудничестве с военными строителями, научно-исследовательскими организациями и полигонами Министерства обороны, поистине беспрецедентен. И беспрецедентность, безусловно, лежит в области решенных сложнейших научно-технических, методологических и организационных проблем.

Мы упомянули фамилию Пенчукова. А многие ли помнят, кто такой Иван Макарович Пенчуков?

Этот вопрос, несмотря на кажущуюся простоту, не так прост. Более того, для меня лично он определяющий в оценке роли и значения деятельности Ивана Макаровича.

Действительно, это человек, который создал два военных научно-исследовательских института, причем создал их практически с нуля в далеко не простое время. И не просто создал на голом месте две организации, а сформировал мощные дееспособные коллективы, которые заняли достойное место в военной науке, авторитет которых был и вот уже многие десятилетия непререкаем в среде оборонно-промышленного комплекса нашей страны. Трудно поверить, что это мог сделать один, даже очень талантливый, человек. Ивану Макаровичу Пенчукову решить задачу подобного уровня сложности удалось блестяще.

Вполне резонен вопрос – в силу каких обстоятельств, качеств, подготовки ему это удалось? Мне думается, истоки ответов на эти вопросы лежат в конкретно-исторических условиях, которые формировали личность И.М. Пенчукова.

Активный участник Великой Отечественной войны, человек, получивший блестящее высшее образование, прошедший школу создания первой уникальной зенитной ракетной системы С-25, многие годы испытывавший зенитно-ракетные системы на полигоне Капустин Яр. Вот с таким багажом Иван Макарович в 1960 году приступил к формированию первого в стране военного научно-исследовательского института (на первых порах это был ВЦ-4) по системам ракетно-космической обороны.

Задача была уникальной по сложности, поскольку научно разработанной методологии испытаний будущих систем ракетно-космической обороны (РКО) на тот момент просто не существовало. А в системы ракетно-космической обороны закладывались нетрадиционные принципы, которые требовали абсолютно новых подходов к созданию, к поверке функционирования и оценке боевых характеристик этих систем. Это относится прежде всего к полной автоматизации всех процессов боевого цикла систем. Участие человека в боевом цикле исключалось полностью. Требования по надежности функционирования средств и систем РКО, дислоцированных практически на всей территории Союза, задавались на грани физических возможностей используемых принципов. Сами физические принципы, применяемые для создания средств систем РКО, отличались колоссальным диапазоном: тут были суперрадиолокаторы различного диапазона длин волн, опто-электронные средства, космические системы, работающие на различных орбитах и др.

В короткий срок эти задачи институтом под руководством Ивана Макаровича были решены. И не просто решены, а уровень их решения подтвержден государством присвоением Государственных премий коллективам подразделений института.

Работая много лет в институте, а затем в управлении заказчика, которому институт подчинялся, я с большим удовлетворением и благодарностью вспоминаю свои многочисленные встречи с Иваном Макаровичем. Это, по большому счету, незабываемая, уникальная школа профессионалов и педагогов высочайшего уровня. Выше уже говорилось о том, какая плеяда руководителей вместе с Пенчуковым в это время работала и руководила всем процессом создания систем ракетно-космической обороны. Главные действующие лица уже не раз назывались – Георгий Филиппович Байдуков, Михаил Григорьевич Мымрин, Михаил Иванович Ненашев, Михаил Маркович Коломиец и совершенно логично в эту когорту вписывался Иван Макарович Пенчуков.

Всех этих людей, уникальных специалистов, государственников, роднило то, что они все – активные участники Великой Отечественной войны, большинство прошло этап создания 25-й системы, и все одновременно пришли решать задачу создания оружия следующего поколения – оружия ракетно-космической обороны. Это были люди, увлеченные поставленной задачей, способные принимать рискованные решения в условиях очень высокой степени неопределенности исходных предпосылок.

Нужно было разрабатывать методологические основы испытаний сложных систем, оценки их характеристик. Вспоминается один небольшой штрих, который, на мой взгляд, очень хорошо характеризует уровень подготовки начальника нашего института. Как-то на комиссии (где я присутствовал) заслушивали доклад одного из начальников управления, председательствующий (это был генерал Мымрин) спросил докладчика: есть ли методика оценки тех параметров, о которых докладывалось. Докладчик растерялся и робко промямлил, что такую методику еще не разработали. Не успел председательствующий прокомментировать этот ответ (а он умел делать это мастерски), как со своего места поднялся Иван Макарович и заявил, что такая методика есть, и институт ею пользуется. На удивленный вопрос Мымрина Иван Макарович очень спокойно ответил, что сегодня институт использует для выполнения указанной работы методику экспертных оценок. Умение быстро находить выход в любой сложной ситуации – это признак классной подготовки специалиста высокого уровня. Иван Макарович, без сомнения, являлся специалистом именно такого уровня.

Наряду с качествами профессионала высокого уровня Иван Макарович обладает уникальной способностью быть просто человеком с большой буквы. Такую удивительную способность в любых условиях, какой бы сложной и напряженной ни была обстановка, оставаться обаятельным и корректным человеком (а ведь он имел звание генерала), лично я не помню, чтобы кто-нибудь из начальников такого уровня демонстрировал. Очень характерный штрих. Обычно, когда обращаешься к какому-нибудь начальнику с просьбой и он тебе отказывает, настроение, естественно, портится. Это вообще-то нормально. Несколько раз мне в силу каких-то обстоятельств приходилось обращаться к Ивану Макаровичу. И каждый раз, когда и не получал ожидаемого положительного решения, я уходил от него неизменно с чувством полного удовлетворения. Мне кажется, в этом, как в фокусе, видны уникальные человеческие качества большого руководителя и человека, глубоко уважающего людей, сопереживающего им.

Не меньшая заслуга Ивана Макаровича в создании 46-го ЦНИИ МО. Создать не просто институт, а своеобразный мозговой центр, координирующий и обосновывающий направления развития всей системы оснащения Вооруженных Сил страны, было под силу только далеко не ординарному человеку, специалисту, который в совершенстве владел методологией развития вооружения, имел устойчивые связи со всеми видами Вооруженных Сил и Генеральным штабом.

И в том, что сегодня 46-й Институт прочно занимает позицию главного идеолога в стране по разработке программ развития вооружения и это признается всеми видами и родами войск, а также предприятиями и организациями оборонно-промышленного комплекса Российской Федерации, несомненная заслуга первого его начальника – Ивана Макаровича Пенчукова.

Фигура Ивана Макаровича, несомненно, настолько значима в создании систем вооружения РКО, в развитии всей системы вооружения Армии и Флота, что было бы наивным в одном коротком рассказе дать полное, исчерпывающее ее описание. Думается, что для этого и особой нужды-то нет. Ивана Макаровича, без преувеличения, знали все, и спросите любого, кто хоть чуть-чуть соприкасался с этой областью деятельности Вооруженных Сил нашего государства, он вам даст однозначный ответ, кто такой Иван Макарович Пенчуков!

И это будет справедливая оценка личности одного из создателей методологии испытаний сложных систем реального времени ракетно-космической обороны.

Вклад Ивана Макаровича Пенчукова в формирование и укрепление обороноспособности нашего государства огромен. Но что поражает. 90-летие со дня его рождения не отметила ни одна официальная инстанция в стране. Доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки, лауреат Государственной премии, создатель и руководитель двух уникальных военных научных институтов и научных школ, активно помогающий в свои 90 лет молодым ученым и руководителям, государственник до мозга костей не был удостоен элементарного внимания со стороны государства. И это на фоне того, как осыпает наше государство всякого рода наградами артистов, спортсменов и т. п. Вот уж поистине, в перевернутом мире мы живем. Да, да, именно в перевернутом. И особых доказательств это не требует. Достаточно посидеть вечерок у экрана телевизора, чтобы полностью поверить в это. К сожалению, не все внимательно смотрят телевизор, а посему частенько удивляются процессам, которые происходят у нас в стране. Они никак не хотят поверить, в какой стране мы живем. Даже наш уважаемый Президент иногда забывает о перевернутости его вотчины и задает вопрос типа, почему цены на мировом рынке на нефть в два раза упали, а цены на бензин в его епархии не падают, а потихоньку растут. Так ведь страна-то перевернутая, господин Президент! Чему же тут удивляться.

Сегодня на планете бушует страшный финансовый кризис. Всем странам с развитой экономикой, по прогнозам, будет плохо, а России все нипочем, поскольку у нас есть подушки безопасности. Мы на эти подушки всем миром сбрасывались все последние десять лет. Накопили, но жили при этом хуже всех. Зато мы были защищены. Это важно.

Подушки в связи с кризисом пришлось пустить в дело. Спасли банкиров, олигархов – и своих и заморских. Вроде бы здорово получилось. Ан, нет. Посмотрели – и… о, ужас! Доллар-то растет, а рубль падает, и в казне почти пусто. Значит «там» будут жить опять хорошо, а мы будем жить еще хуже, чем раньше. Опять не удалось выскочить из этой проклятой перевернутости!

За что ни возьмемся – результат наоборот! Просто напасть какая-то. Как в солдатском анекдоте: все – не в ногу, а один рядовой – в ногу. А как иначе можно понимать такие реформы, как реформы энергетики, банковской системы, реформу сельского хозяйства, армии и т. п. Все крупнейшие корпорации мира пытаются и реально интегрируются, а мы крупнейшую интегрированную корпорацию РАО ЕС дезинтегрировали на двадцать с лишним компаний. И результат не замедлил проявиться в самом что ни на есть трагически-позорном виде. Кошмарная авария на самой крупной электростанции – Саяно-Шушенской, казалось бы, высветила всю пагубность проведенных великим «реформатором» преобразований некогда могучей энергетики. Кого-то, естественно стрелочников, пригвоздили к позорному столбу, а с «великого» – как с гуся вода. А как же иначе. В перевернутом мире по-иному не бывает. Опять же, опыт-то какой. Одна ваучеризация чего стоила!

Финансовый кризис заставил даже Америку заняться огосударствлением крупных банков, а мы закачали в банки немереные деньги – и никакого намека на усиление роли государства, скорее наоборот, гарант Конституции даже помышлять об этом не велит.

Эти примеры можно продолжать до бесконечности. И это на самом деле так. Высший Руководитель неустанно призывает слезть с нефтегазовой иглы, перейти на инновационную, высокотехнологичную экономику. В то же время другой Высший с гигантским упорством пробивает южный, северный, восточный потоки и считает, что главная задача России – обеспечить энергетическую безопасность Европы. Скажите, пожалуйста, – ну разве это не свидетельство перевернутости всей жизни в нашей стране, образа мышления и отношения элиты нашего общества к задачам, которые должно решать это общество в интересах прежде всего собственного народа и создания условий для его достойной жизни?

Иначе ведь не объяснить тот феномен, который всегда вызывает недоуменные вопросы у любого человека: «Почему в самой богатой стране мира живут самые бедные люди?» Это может быть только в одном случае: если в этой стране все перевернуто с ног на голову. Хотите иллюстрации? Пожалуйста.

Скажите, в какой нормальной стране реформирование могучей, ракетно-ядерной армии, занимающей по боевому потенциалу второе место в мире, могут поручить заместителю заведующего секцией мебельного магазина, не имеющему ни специального образования, ни специальной подготовки и вообще никакого понятия об этом инструменте государства?

А реформирование уникальной, не имеющей аналогов в мире единой системы электроснабжения государства – чиновнику, который также не имеет ни специальной подготовки, ни практических понятий, что это за предмет, который он должен реформировать.

А разве это не пример самой что ни на есть махровой, настоящей перевернутости, когда из пропаганды и лингвистики абсолютно всех средств информации и руководителей всех степеней слово «труд» вычеркнуто напрочь. Сегодня с утра до поздней ночи из всех уст только и слышим: бизнес, малое предпринимательство, менеджмент, тусовки. А кто работать-то будет? Ведь только живой труд создает материальные и духовные ценности. Или нас неправильно раньше учили?

И последнее, что хотелось бы подчеркнуть, чтобы не утяжелить уж совсем материал. Все из той же серии. Два десятка лет все телевидение нашей страны смакует насилие в самых разнообразных формах. Кровь и издевательства над людьми натурализуются в самой жуткой форме. Вполне резонен вопрос к идеологам подобной пропаганды: чего вы добиваетесь, что вы хотите получить, раскручивая в этом диком направлении огромную и очень влиятельную пропагандистскую машину? Кого вы хотите воспитать в нашей стране?

Наверное, пора уже вставать с головы на ноги. Ведь, право же, жить в перевернутом мире страшно и дискомфортно. И, мне думается, не надо изобретать велосипед. Достаточно вспомнить гениальные советы дедушки Крылова, следовать им и не делать столь очевидных ляпов. И все будет не хуже, чем у других. Без сомнения! И это подтверждает, в том числе, опыт 10-го полигона ПРО. А то ведь порой защитникам Отечества бывает стыдно перед…

Декабристки

Откуда берутся «декабристки»? Как ни крути, но и тут необходимо признать, что никакой испытатель высокой пробы сформироваться не может без крепкого тыла, то есть без хорошей и дружной семейной поддержки. А дружная семейная поддержка и формируется в значительной степени за счет декабристок. Мне думается, такая логика имеет полное право на существование. Об этом убедительно свидетельствует мой собственный многолетний опыт и опыт многих поколений испытателей нашего полигона. С некоторыми совсем небольшими допущениями в этой части события развивались примерно так.

Первая волна молодых офицеров на Первую площадку прибывала, как правило, холостяками. Молодые ребята, с хорошим образованием и стремлением войти с головой в познавательный процесс, довольно быстро находили себе попутчиц по жизни. Тут нет никакого секрета. Когда новая техника прибывает на полигон, с ней одновременно приезжает большое число представителей промышленности: разработчиков аппаратуры, программистов, монтажников, техников и просто рабочих. Вполне естественно, когда аппаратно-программные комплексы прибывают на полигон, это во временнум цикле свидетельствует о том, что основная стадия разработки и изготовления базовых элементов завершена и, естественно, разработчик уже садится за освоение новых конструкций, а на полигоне он бывает эпизодически, доверяя там сопровождение работ своим молодым коллегам.

Таким образом, на площадке всегда есть достаточно много молодых и симпатичных особ женского пола. А поскольку многими месяцами на полигоне могут работать только незамужние (или неженатые) представители организаций разработчиков, многие офицеры первой волны обрели себе подруг по жизни именно через этот механизм, который, как показала практика, весьма эффективен. Но надо прямо сказать, что в данном случае это не были декабристки. Более того, многие из них раньше своих будущих мужей оказались на полигоне или «понюхали пороху» на нем.

Вторая и третья волна молодых офицеров, которые прибывали на полигон сразу после выпуска из училищ, а это были в основном техники, приезжали вместе с женами. Это были уже декабристки. К таковым себя причисляли и жены офицеров, которые женились на «Большой земле». К этой категории, как мне казалось, с большим удовольствием причисляла себя и моя жена.

В этом месте хотелось бы сделать небольшое отступление. Условия для жизни в этой пустыне Казахстана действительно тяжелейшие. К их характеристике мы обращались многократно, вспоминая послов Петра I. Летом столбик термометра в тени зачастую зашкаливает за сорок градусов, зимой на такую же отметку, только со знаком минус. При этом в любое время года постоянно дуют сильные ветры. Картина унылая, кругом каменистая степь серого цвета и никакой видимой жизни, хотя не счесть всякой замаскированной ползучей живности: змей, фаланг, скорпионов, каракуртов. Вся эта фауна свободно «разгуливала» у нас в гостинице.

Но даже унылая природа там один раз в год доставляет людям необычную радость. Примерно в конце апреля вся степь как бы взрывается, покрываясь морем тюльпанов всех цветов радуги. Столкнувшись впервые с этим явлением и увидев это море тюльпанов, невесть откуда появившихся, любой человек испытывает настоящее потрясение. Особенно впечатляет вид степи с самолета или из вертолета. Неудивительно, что столько стихов посвящено балхашским тюльпанам, в том числе и генеральным конструктором противоракетных систем Григорием Васильевичем Кисунько. Вот в эти условия предстояло погрузиться в ближайшее время моей супруге.

По мере приближения срока приезда Людмилы я все больше и больше испытывал волнение. С одной стороны, это естественно: едет любимый, желанный человек, которого я ждал много лет. С другой – нарастало волнение, удастся ли ей адаптироваться в этом суровом крае к жизни в довольно жесткой офицерской среде дальнего, забытого богом гарнизона.

Надо было готовиться к встрече. Однокомнатную квартиру отремонтировал своими руками. Переклеил обои, покрасил в какой-то жуткий цвет кухню (где на краю земли найдешь нужную краску? Бери, что есть!), сам сделал всякие столики и подставки (одна из них до сих пор используется на даче). В общем, готовность полная, ждем телеграмму. Наконец она приходит: приезжаю поездом номер такой-то, вагон такой-то.

Как обычно бывает в таких случаях, в этот день была назначена очень сложная и ответственная работа по плану испытаний. На полигоне сложился порядок, когда обязательным для меня были контроль подготовки и присутствие на каждой работе. Я не пропускал ни одной испытательной работы. Специфика этих работ состояла в том, что в планируемые сроки они никогда не укладывались, поскольку в процессе их подготовки приходилось брать многочисленные задержки (экспериментальная техника была слишком сложная, а ее надежностные характеристики слишком низкие).

В день приезда Людмилы в полной мере проявилась вся эта специфика испытательных работ. Начали готовиться к работе с утра, провести ее удалось только к одиннадцати часам вечера. Времени для того, чтобы добраться до Сары-Шагана – в обрез, но надо учитывать, что уже ночь и времени потребуется больше. Садимся с Виктором Грошевым в командирский ГАЗ-69 (все же добрая душа – «папа» Атаян – командир нашей части) и едем очень аккуратно на железнодорожную станцию встречать долгожданный поезд.

Приехали часа за полтора до прихода поезда. Кругом темнота – хоть глаз коли. Не знаю, как сейчас, в то время ни одного фонаря у вокзала и на платформе не было. Честно говоря, мы с Виктором изрядно устали. С раннего утра на ногах, очень трудно шли испытания, всё на нервах. Да и дорога неблизкая и сложная. Потянуло в сон. Вроде бы и времени немного есть, решили покемарить, но подстраховаться. Спрашиваем солдата-водителя: «Спать хочешь?» «Нет, – говорит, – я не устал и сегодня хорошо выспался». «Тогда вот тебе полбуханки хлеба и килограмм колбасы, ешь и смотри, как подойдет поезд с правой стороны, сразу нас разбудишь». Он вроде бы задачу уяснил, а мы тут же «отрубились».

Командир 1-й площадки, участник ВОВ, полковник Атаян С.А.

Сквозь сон слышу голос солдата и его спокойный вопрос: «Товарищ капитан, а это не наш поезд стоит?» Сон как рукой сняло. Смотрим, действительно, стоит поезд. Спрашиваем: «Откуда пришел?». «Оттуда», – и показывает направо. «Давно?» – «Нет, минут двадцать». – «Какого же кляпа ты до сих пор молчал?!» – и, уже не слыша его ответа, бегом несемся в кромешной тьме вдоль поезда к тому месту, где должен стоять наш вагон. Ужас, охвативший нас, был вполне объясним. Ведь мы знали, что Людмила везет ворох всякого рода вещей и ей одной с этим ворохом не справиться. Кроме того, вагон до станции Сары-Шаган был последним в составе, и его на этой станции отцепляли и отгоняли на запасный путь. Хорошо, что хоть поезд еще стоит, но в голове мелькают жуткие сюжеты.

Подбегаем к вагону и видим такую печальную картину: на земле сложена груда из коробок, сумок, ящиков, и посреди этой груды стоит, съежившись, маленький человечек, которого, едва успевает прошептать: «Где же вы были?» – я заключаю в свои объятия. Мы начинаем тут же оправдываться, что виноват наш бестолковый водитель, хотя мы здесь уже торчим почти целых три часа. Но это было уже совсем не важно. Важно другое: родненькая моя добралась нормально и попала в мои объятия, из которых не могла, да я так думаю, и не хотела, вырваться в течение почти сорока лет.

Под утро мы прибыли в свою часть, и началась наша совместная жизнь в отдаленном гарнизоне в самом центре казахской степи. Много лет спустя, когда я чем-то «допекал» Людмилу, она непременно напоминала мне: «О чем ты говоришь? Я, как декабристка, поехала за тобой вон в какую Тмутаракань!» Поэтому иногда, чтобы ее повеселить, я использовал обращение типа: «Ну, что скажешь теперь, декабристка?»

Жизнь в закрытом гарнизоне, да еще на краю света, идет по замкнутому циклу «работа – дом – клуб». Я понимал, что Людмиле трудно входить в этот армейский круг, и старался как-то разнообразить ее жизнь. Приходя с работы, я ей выкладывал все последние новости. Поужинав, мы шли гулять в направлении местного аэродрома. Хотя про аэродром, наверное, слишком громко сказано. Просто это была грунтовая посадочная полоса и при ней радиостанция с небольшим расчетом. Правда, самолеты, особенно в первые годы, прилетали довольно часто, практически каждую неделю, и даже зимой. Повеселее стало, когда приехала жена Виктора – Светлана. Мы с Виктором женились почти в одно время, в 1964 году, но Света приехала несколько позже. Ей надо было закончить какие-то институтские дела. В выходные дни мы вместе уходили в степь, организовывали импровизированные пикники, брали с собой спортивное оружие, мелкокалиберные пистолеты и винтовки, соревновались и учили стрелять своих жен. Это, естественно, было в летнее время.

Прогулка с детьми в районе Первой площадки

Зимой самым интересным развлечением всех жителей гарнизона были хоккейные матчи, которые мы организовывали в воскресные дни. Сами офицеры заливали каток, тщательно готовились к матчу, две команды формировались произвольно, но сражения на льду велись нешуточные. Посмотреть игру собирался весь гарнизон, включая женщин и детей. Наши жены тоже не отставали и активно болели за нас. Я тогда неплохо играл в хоккей (еще в школе имел первый разряд по хоккею с мячом). Из культурных мероприятий было только кино, смотрели не столько кинофильмы, сколько киножурналы, поскольку кинофильмы меняли редко и из военпроката привозили такую лабуду (второй раз вынужден это подтвердить), что смотреть ее не было сил. Только там мы узнали, что в Союзе выпускается очень большое количество фильмов, но далеко не все идут на широкий экран, поскольку смотреть их все равно никто не будет. А все барахло сплавляли в военпрокат. Несколько позже Володя Романовский организовал небольшой инструментально-вокальный ансамбль, который иногда давал концерты и играл на танцах в нашем клубе. Мы с Людмилой на танцы не ходили, как-то не тянуло нас, нам больше нравилось быть вдвоем.

Перед хоккейными разборками!

Запомнилась мне встреча Нового, 1965 года. Мы очень красиво украсили квартиру, нарядили елку. На встречу к нам пришла чета Каганских. Тоже Людмила и Валера. Валера когда-то был у меня техником на станции, а Людмила часто приезжала в командировки от промышленности. Было весело. Мы потом часто вспоминали свою первую встречу Нового года. Она запомнилась не только потому, что была первой в нашей совместной жизни, но еще и потому, что в суровых условиях казахской степи, оказывается, можно весело и радостно праздновать и веселиться. Важно, чтобы были желание и люди хорошие. Когда эти два обстоятельства совпадают, то внешние условия и трудности не так страшны. Но так не всегда бывало. Иной раз, попав в экстремальные условия казахской пустыни, незакаленные души новоиспеченных «декабристок» давали сбои, их мужья, не имеющие никакого жизненного опыта, зачастую не могли найти ни слов, ни способов снятия напряженности в семье. Порой складывались трагикомические сюжеты, которые без слез и улыбки невозможно было наблюдать.

ВИА Первой площадки, репетиция, с аккордеоном – В. Романовский

Выступление ВИА Первой площадки в клубе части

Одно такое происшествие однажды наблюдали поздно вечером. Мы готовили радиолокатор к серьезной боевой работе, на технологической аппаратуре было задействовано большинство офицеров и рядовых. Подготовка шла штатно, и это вселяло уверенность, что через несколько часов нам удастся провести очередную стрельбу противоракетой по баллистической ракете-мишени. Небольшое отступление. Подобного рода испытания требуют проведения необходимых экспериментов в раннее утреннее время. Это требование выдвигает измерительный комплекс, вернее его оптические средства, которые с высочайшей точностью измеряют положение головной части баллистической ракеты, а также положение противоракеты, атакующей эту головную часть. Оптика хорошо видит измеряемые элементы, если они подсвечены лучами восходящего солнца.

Вот почему вся подготовка радиолокаторов к работе проводилась, как правило, ночью. К утру все элементы системы «А» должны быть готовы к боевой работе. Часть боевого расчета нашего РТН вела ночную подготовку, другая часть отдыхала с вечера, чтобы рано утром сменить ночной расчет. На боевом цикле должны работать отдохнувшие люди, поскольку внимательность должна быть предельно высокой.

Этот алгоритм был отработан годами, и его придерживались неукоснительно. И вдруг на пункте управления появляется наш заместитель командира по политчасти, запыхавшийся, с бледным лицом. Само появление замполита на РТН было событием. Он, мягко говоря, плохо разбирался в технике, поэтому старался держаться подальше от нее. А тут почти среди ночи такое его появление в разгар работы. У меня сердечко екнуло, подумалось: наверное, неспроста. Последовал диалог, который постараюсь привести с возможно большей точностью:

– Что случилось, Александр Семенович? – спрашиваю.

– Лейтенант В. решил покончить с собой, – отвечает Александр Семенович.

– Как, где?

– Закрылся у себя дома в комнате, никого не пускает, объявляет готовности и заявляет, что покончит с собой.

– Ничего не пойму, какие готовности, что за чушь.

– Евгений Васильевич! Давайте быстрее пойдем туда, на месте разберемся, а то как бы беда не случилась.

На ходу хватаю фуражку, и вместе с замполитом мчимся в офицерский городок, где, не дай бог, может произойти человеческая трагедия. Вбегаем в дом, в коридоре толпятся несколько человек, в том числе жена «самоубийцы». Пытаемся у нее выяснить, в чем дело, ничего вразумительного, какой-то лепет. Стучим в дверь. Оттуда раздается голос лейтенанта: «Готовность пятнадцать минут! Через пятнадцать минут меня не станет!» Говорю, а у самого мурашки по спине бегают: «Володь, давай объяви задержку, надо поговорить». Из-за двери голос: «Объявляется задержка на пять минут». Замполит облегченно вздыхает. «Чего ты хочешь, Володь, в чем дело?» «Пусть она (его жена) скажет, что она меня любит», – заявляет Володя. Мы с Семенычем бросаемся к жене Володи (к сожалению, не помню, как ее звали), трясем ее и угрожающе шипим: «Давай говори!» А она категорически: «Нет, ни за что!» Из-за двери: «Готовность десять минут!» Мы с замполитом хором: «Она согласна!» Из-за двери: «Пусть сама скажет!»

Но девчонка оказалась упрямая и не из робкого десятка. Она нас оттолкнула и во весь голос: «Ни за что!» «Ах, так, – кричит "самоубийца", – тогда готовность пять минут!» Понимая, что время еще есть, но его очень и очень мало, мы пытаемся убедить женщину чисто для снятия напряженности выполнить просьбу мужа. Она стоит, как скала, и ни в какую. Уже слышится объявление о минутной готовности. Отступать некуда, мы подходим с кулаками вплотную к жене этого малохольного и орем ей в лицо: «Говори!» Она наконец понимает, что действие зашло слишком далеко, и негромко произносит: «Ну ладно, люблю». Самоубийца кричит: «Громче, не слышу!» И тут супруга оглушающе вопит: «Люблю!» Из комнаты: «Еще!» Она еще громче: «Люблю, люблю, люблю!!!»

Из-за двери раздается спокойный голос: «Отбой готовности», – и отпирается дверь. Мы входим, видим растрепанного лейтенанта, страшный беспорядок в комнате. Нас интересует вопрос, каким же способом он хотел покончить с собой. Оказалось, Володя воткнул два провода в электрическую розетку, оголив вторые концы, и намеревался взяться за них голыми руками. «Забирай его и разбирайся», – сказал я Александру Семеновичу, а сам пошел к локатору. Там ведь тоже были люди, которых интересовали события, происходящие в городке, и обсудить которые глубокой ночью, пребывая в режиме ожидания, величайшая удача!

Безусловно, такие истории случались нечасто, но, как видите, все же бывали. Иначе и не могло быть, поскольку многие молодые офицеры женились сразу после выпуска из училища. Отсутствие жизненного опыта с некоторыми играло плохие шутки. Да и сама наша система того времени была настолько твердолобой, что иной раз не позволяла молодым людям, вступающим в самостоятельную жизнь, правильно выбрать стратегию поведения. Вспоминается одна история, которую я хотел бы рассказать в качестве небольшого и не очень лирического отступления.

Бывают в жизни эпизоды, которые – как облака высоко в горах. Ярко светит солнце, воздух напоен таким запахом разнотравья, что кровь будоражит. И вдруг в какое-то мгновенье все меркнет, и ты попадаешь в кромешную темноту тумана. Откуда-то из-за горы вынырнуло совсем крохотное облачко и так плотно окутало пространство, что не видно ничего в двух шагах. Проходят считаные минуты, облако освобождает пространство, снова сияет щедрое летнее солнце, и нет даже намека на только что окутывавшую тебя кромешную тьму. Фантастика! Как во сне.

К чему это сравнение, будет ясно из последующего повествования. Был очень приятный сентябрьский день. Этот день для меня особенно памятен не только хорошей погодой, вернее даже совсем не только. Это знаменательный, очень важный день в моей жизни. Вот почему последние годы, оставшись в жизни один, я каждый год прохожу пешком большой отрезок пути по Ленинградскому шоссе.

И этот год не исключение. Обычно я медленно бреду, вспоминая какие-нибудь приятные отрывки из нашей супружеской жизни, по большей части – ее начало. Проходил мимо памятного мне здания районного ЗАГСа и в это время был чуть не сбит с ног выскочившей из дверей парочкой молодых людей. Извинившись, молодые люди остановились, очевидно не понимая, что им делать дальше. Вид у них был настолько необычен, что мне пришлось поневоле остановиться. Девушка была очень симпатичная, даже красивая и хорошо сложена, хотя молодость всегда красива, и нечего тут лукавить! Но бросалась в глаза ее подавленность и какая-то растерянность.

Парень также был строен и красив. Густые черные волосы были хорошо подстрижены, видимо он серьезно занимался спортом. В отличие от девушки он был взъерошен и, как мне показалось, чрезвычайно возбужден. Он что-то быстро и отрывочно говорил и все время порывался вернуться в здание. Спутнице с трудом удавалось его сдерживать. Мне состояние молодых людей было понятно, и не потому, что я обладал телепатическими возможностями, а потому, что сам когда-то так же вылетел пулей из этих самых дверей.

И памятуя свой опыт, я решил подбодрить ребят, сказав, что не стоит сильно отчаиваться, все образуется. После моих ободряющих слов девушка посмотрела на меня с надеждой, а парень с большим подозрением. Когда же я им сказал, что много-много лет назад я однажды так же вылетел на улицу из этой самой двери, они дружно рассмеялись, сразу как-то расслабились и раскрепостились. И, естественно, попросили рассказать, как это было.

Я предложил пройти в кафе-шоколадницу, которое находилось в десяти шагах за углом, и продолжить беседу за мороженым. Угощал, естественно, я.

В кафе народу было мало. Мы нашли уютный столик, заказали по порции мороженого и по стакану «фанты», и я начал делиться весьма поучительным «опытом».

– В конце лета 1964 года я поехал в отпуск с полигона навстречу своей судьбе. Прошел год после нашей встречи с моей будущей супругой. Время есть время, оно порождает сомнения. Чтобы продлить отпуск, я решил немного схитрить и выписал проездные документы в город Сочи. Пришлось съездить сначала туда, отметить отпускной билет. Приехав из Сочи, я позвонил ЕЙ на работу, и мы встретились на платформе станции Лосиноостровская. Надо признаться, что встреча эта прошла как-то настороженно. Казалось бы, не виделись целый год, должна была бы быть радость встречи, но этого почему-то не было. Что-то мешало, и ОНА чувствовала себя тоже как-то скованно. И такое состояние продолжалось несколько дней. Чем это объяснить, я не знал, а выйти на откровенный разговор как-то не получалось. Очевидно, была какая-то внутренняя причина, которую не так просто было устранить. Как выяснилось потом, действительно, такая причина была и у меня, и у НЕЕ. Оказывается, нужен был открытый, честный разговор. И такой разговор состоялся в Бабушкинском сквере, после похода в кино. После этого разговора, или объяснения (так будет точнее), мы оба почувствовали колоссальное облегчение и тут же решили, что пора идти в ЗАГС расписываться. На другой день мы ехали из Тарасовки с ее мамой и сказали ей об этом. Она благословила нас, но вскользь сделала замечание, что надо бы сначала разрешения спросить у родителей. Мы сделали вид, что не обратили внимания на этот нюанс. Для нас, действительно, это был всего лишь формальный нюанс. Ведь мы были уже взрослые люди!

Решив в принципе с родителями (по ходу, в электричке) главный вопрос, мы посчитали, что основное дело сделано. Остались небольшие формальности. Дальнейшие события показали, как наивны мы еще были!

Оказалось, что для того, чтобы расписаться, необходимо ждать три месяца после подачи заявления в ЗАГС. А у меня остался только месяц отпуска или даже чуть меньше. Вот тут-то мне и пришлось походить по инстанциям. Я прошел все мыслимые и немыслимые инстанции и кабинеты. Результат нулевой, три месяца, и не днем меньше. Таково решение или указание самого Хрущева. В ЗАГСе Ленинградского района (вот том самом, из дверей которого вы сегодня вылетели на глазах изумленной публики) заведующая, ее звали, если я не ошибаюсь, Нина Ивановна, на мою просьбу сделать нам исключение с сочувствием рассказала историю, как она получила строгий выговор по партийной линии за то, что расписала досрочно сына одного партийного деятеля, который поехал с молодой женой на юг и, там поссорившись, разошелся. Папа устроил скандал и обвинил во всем заведующую ЗАГСа.

Можно было, конечно, плюнуть на эту формалистику, но тут непреодолимой стеной стояла та самая завеса закрытости, которая широко была тогда распространена в нашей стране. Для того чтобы привезти жену на полигон, где я проходил службу, нужен был обязательно допуск компетентных органов, получить который без официального оформления брака было в принципе невозможно.

Приведу только один факт, к каким жизненным проблемам это иной раз приводило. Лейтенант Белый привез с собой на полигон жену, но вынужден был ее оставить в Сары-Шагане у какого-то казаха на постое, допуска нет и на Первую провести жену нельзя. Но долго жить в Сары-Шагане молодая девчонка тоже не может. Приходилось нарушать следующим образом. На автобусе (легендарном том самом АП-4) при возвращении с центральной базы заезжаем в Сары-Шаган и забираем молодую жену лейтенанта Белого. Дальше начинается небольшое цирковое представление при проезде через три контрольнопропускных пункта, на которых солдаты очень тщательно проверяют пропуска пассажиров автобуса. Метров за сто до КПП пересаживаем, вернее, укладываем женщину на заднее сиденье и накрываем кучей брезента, каких-то тряпок, в общем, кучей барахла. Дежурный внимательно проверяет у нас пропуска и когда доходит до заднего сиденья, как правило, задает вопрос: «А тут что?» «Ничего, брезент и всякие грязные тряпки», – отвечаем. Копаться ему не хочется, и он обреченно машет рукой – проезжайте. Тут же раскидываем кучу грязного барахла и извлекаем оттуда чуть живую женщину, которая почти задохнулась от грязи и страха быть пойманной и выдворенной посреди степи из автобуса. И эта процедура повторяется трижды, поскольку на нашем пути стояло три КПП. Зато какой восторг охватывал бедную женщину, когда мы миновали последний. Весь автобус дружно, как по команде, кричал троекратное «ура!».

Причем этот допуск оформлялся несколько месяцев. Таким образом, мы попали в заколдованный круг. Вот почему я вынужден был обивать пороги многочисленных инстанций. Двигаясь по этому заколдованному кругу, я умудрился пробиться на прием к начальнику отдела ЗАГСов города Москвы.

Это была женщина средних лет, показывающая всем своим суровым видом, что никакие компромиссы в этом учреждении невозможны. Так оно и оказалось. Не успев еще изложить свою просьбу по существу, я услышал непреклонное «нет». При этом мне запомнилась на всю жизнь железная аргументация, состоящая из одной фразы, следующего содержания: «Ишь чего захотели, мы Терешкову расписали через двенадцать дней, и то по личному указанию Н.С. Хрущева». Угасла последняя надежда. А отпуск-то уже кончился, хождения заняли почти месяц.

Шлю телеграмму в часть, прошу продлить отпуск по семейным обстоятельствам. Сердобольный командир продлевает на неделю. А что даст неделя? Собираемся вместе с родителями, ломаем голову – решения нет. Проходит неделя, снова шлю телеграмму, прошу еще продлить отпуск. Продлевают дня на четыре или пять. А что это опять же даст?! И в этот момент кто-то, не помню, подсказал, сходи, говорит, на прием к первому заместителю председателя Ленинградского исполкома. Он ведет прием один раз в месяц или в неделю, сейчас точно не помню. На наше счастье, этот приемный день был назавтра. Думаю: «А что делать, надо идти». Настроение – хуже некуда.

Пришел в исполком, посидел в очереди, зашел в кабинет. Вижу, сидит за совершенно пустым столом очень симпатичный, крупный, довольно молодой мужчина. Ну, думаю, тут труба, ничего не выйдет, у него даже бумаги нет, не на чем написать какую-нибудь записку или указания. Спрашивает: в чем проблема. Я только начал свой многократно повторенный за прошедший месяц рассказ, зампред меня прерывает и говорит: «Хватит!» Я начинаю медленно подниматься, а он машет рукой: мол, посиди, и снимает телефонную трубку. Звонит этой самой Нине Ивановне, с которой мы начинали наше хождение по мукам, и произносит такой монолог (привожу практически со стенографической точностью). «Нина Ивановна, здравствуйте. Вот у меня сидит генерал, ну не генерал, значит, будет генералом, он попал в дурацкую ситуацию, давайте поможем ему (она ему что-то возражает, видимо, говорит то, что мне говорила). Да что вы, Нина Ивановна, он завтра уедет в такую Тмутаракань, что оттуда никакие жалобы до Москвы не дойдут. Ну а если он нас подведет, то отвечать вместе будем. Согласны? Очень хорошо». Положил трубку и говорит: «Жми в ЗАГС, пока она не раздумала».

Я поблагодарил и пулей вылетел на улицу, где стояло очень бледное мое будущее. Мы тут же бегом к Нине Ивановне. На этот раз она приняла нас приветливо, но оказалось, свободно всего одно место, во вторник, 8 сентября («Понимаете, почему я оказался в это время в этом месте?»). Правда, не будет фотографа, предупредила она. «Мы согласны», – в один голос заявили мы дружно. Документы у нас приняли, и мы счастливые и страшно довольные вышли на улицу. Постепенно эйфория начала проходить, пришло отрезвление. Мы остановились и переглянулись, одновременно сообразив, что 8-е число – последний день моего дважды продленного отпуска. Продлевать больше невозможно. Что делать? А что тут делать, надо 8-го расписываться и лететь в часть, благо самолет из Москвы улетал часов в двенадцать ночи. Так и решили и поехали страсть какие счастливые в свое Подмосковье, предварительно позвонив и сообщив эту радостную новость ее маме.

Оставалось всего два дня на все, а я еще должен был съездить к брату в Арзамас, он там служил рядовым срочной службы. Мне хотелось его привезти на свадьбу. Поездку я эту совершил, но что-то командование части, где он служил, заартачилось, и я уехал в этот же день не солоно хлебавши.

8-го утром мы с невестой (теперь ее уже можно называть по имени, практически жена) подъехали к станции метро «Динамо». Выходим из метро, а нас там уже поджидают ее сестра с мужем и мой брат с женой. Отпустили все же его на мою свадьбу, спасибо командирам за это!

В ЗАГСе процедура была недолгой, правда, хотя и без фотографа, но с шампанским. После завершения всех формальностей мы поехали к родителям жены. Дома нас встретили, поздравили и пригласили к столу, который был уже накрыт и выглядел весьма аппетитно, особенно если учесть, что мы с самого раннего утра ничего не ели.

Посидев чуть больше часа за столом, мы стали собираться на дачу в Подмосковье, где были мои вещи, поскольку времени практически не оставалось и нужно было мчаться на аэродром, во «Внуково». Ведь с сегодняшнего дня я – семейный человек и у меня появились совершенно новые заботы, семейные. Упаковав на скорую руку чемоданы, мы помчались на проспект Маркса. В то время оттуда отправлялись автобусы-экспрессы во «Внуково». Успели вовремя почти на последний экспресс.

Прощание было недолгим, но было страшно тяжело, какой-то ком начал предательски подкатываться к горлу и стали набухать глаза. Я смотрел в окно на супругу. Она стояла, улыбаясь своей неповторимой улыбкой, и у нее по щекам текли слезы. Было страстное желание наплевать на все, выскочить из автобуса – и бегом в наше Подмосковье. Но это невозможно было осуществить, это было бы неправильно со всех точек зрения. Здравый смысл и годы службы в армии сделали свое черное дело. Автобус тронулся, и такой родной и близкий мне силуэт стал стремительно удаляться и скоро исчез из виду.

Предстояли четырехчасовой перелет и долгое ожидание оформления жене разрешения приехать ко мне в часть. С этими невеселыми мыслями я погрузился в ИЛ-18, который практически сразу пошел на взлет и взял курс на восток. Кто летал на самолете ночью, несомненно, обращал внимание на потрясающую картину захода солнца, открывающуюся с высоты полета самолета. Эта непередаваемая картина завораживает любого. У меня было настолько сильное морально-психологическое напряжение, что я как-то даже не обратил внимания на это великолепие красок, продолжал жить совсем в другом измерении и весь полет «прокручивал» события последних дней, а от этого делалось еще грустнее.

Я впервые в жизни столкнулся с такой махровой бюрократией, которая легко и просто может напрочь испортить жизнь нормальному человеку. И понял, что это – страшное зло и страшно опасный инструмент в злых или нечистоплотных руках. Сегодня вы, мои дорогие, испытали на себе всю «прелесть» неслыханного в нашей истории расцвета бюрократии, ее абсолютность в решении любых вопросов, полную бесконтрольность и вседозволенность. Так что наши страдания и проблемы того далекого времени на этом фоне смотрятся, как детские шалости. Тогда хотя бы существовали инстанции, где можно было найти решение. Сегодня таких мест просто не существует – все интегрируют деньги. Я считаю, что складывающиеся тенденции весьма опасны для нашего общества. Так что сегодня, думается, имею право сказать: крепка советская власть… была!

А вам пожелаю не вешать носа. Вы молоды, и решение непременно найдете. И всегда надо помнить, что расписаться – это самое простое в совместной жизни. Прожить долго и счастливо значительно сложнее, но мне почему-то кажется, что у вас это получится. Будьте счастливы!

Как сложилась дальнейшая судьба этих симпатичных ребят, мне неведомо. Зато я очень хорошо помню в деталях, как сложилась наша с супругой полигонная судьба.

И еще одно важное, на мой взгляд, замечание. Мне кажется, жена должна знать, чем занимается ее муж. Не в деталях, а по-крупному, занимается он важным делом или так, по мелочам, чтобы она могла оценить его положение и роль в обществе. Причем важность определяется не обязательно глобальностью решаемых задач. Под важностью в данном случае я понимаю нужность и авторитет каждого конкретного индивида на каждом конкретном рабочем месте.

В условиях тотальной секретности на полигоне очень сложно было как-то ее посвятить в мои дела, а я чувствовал, что это совершенно необходимо сделать, чтобы Людмила почувствовала хотя бы опосредованно свою причастность к осуществлению тех серьезных задач особой государственной важности, которые решались нами в этой чертовой дыре. После некоторых колебаний выход был найден. Однажды проводилась работа поздно вечером, практически ночью, с пуском реальной противоракеты. Я знал, что Людмила не ляжет спать, будет ждать, когда я приду с работы. После объявления минутной готовности я позвонил домой и говорю: «Люсь, выйди на улицу, посмотри на небо и подыши воздухом». Она поняла, что эту рекомендацию даю ей неспроста. Вышла на улицу и в кромешной тьме казахской ночи увидела фантастическое зрелище. Кто видел ночные пуски противоракет, особенно первый раз, бывал, как правило, потрясен.

Много позже мы как-то наблюдали пуск одной из новых противоракет. Дело было днем, на смотровой площадке со мной находились несколько человек, и среди них – главные конструкторы, в том числе и убеленные сединами ракетчики, много повидавшие в жизни. Так вот и у этих, кажется, все повидавших людей состояние было, близкое к шоковому, по крайней мере они были просто ошеломлены. У меня-то это был далеко не первый пуск. Но тогда я полностью осознал, какое мощное воздействие на мою Людмилу могла оказать фантастическая картина, увиденная ею ночью. И как мне кажется, ей этого хватило на всю жизнь.

Поистине, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! В течение всей нашей совместной жизни она ни разу не высказала каких-либо сомнений относительно важности и значимости той работы, которой я занимался. При этом она никогда не стремилась вникнуть или поинтересоваться какими-нибудь конкретными деталями. Ей вполне хватало уверенности в том, что я занимаюсь серьезным и важным делом, хотя всякого рода социально-бытовые и моральные проблемы, которыми сопровождается любая, даже самая важная деятельность, мы с ней широко и заинтересованно обсуждали.

Пуск В-1000

Наша последующая жизнь полностью подтвердила полезность и правильность таких взаимоотношений, поскольку они укрепляют доверие в семье, создают обстановку сопричастности ко всем событиям, происходящим с близкими.

Мне почему-то думается, что в большинстве офицерских семей на Первой площадке такая обстановка сопричастности формировалась и служила крепкой основой семейной жизни. Отклонения, естественно, были, но не о них сейчас речь. Я преклоняю голову перед женщинами Первой площадки и Балхашского полигона в целом, перед их титанической выдержкой, терпением, мужеством и умением сохранить в полной мере потрясающую женственность в этих кошмарных, прямо скажем, антисанитарных условиях той нечеловеческой цивилизации. Наши жены и дети, родившиеся на полигоне, заслужили особое отношение к себе. Преодолеть все муки ада и сохранить все лучшее, чем Всевышний одарил женщину: красоту, женственность, доброту и любовь – разве это не подвиг! Да простит меня читатель, но я не могу удержаться, чтобы не посвятить им небольшое размышление на эту важнейшую тему в жизни каждого из нас.

Наверное, все же это старость. Начинаешь задумываться о прошлом, о каких-то сложных взаимосвязанных вещах. Пытаешься найти объяснение сложившимся представлениям. Иногда находишь более или менее логичное объяснение. Иногда – нет.

Последнее время меня все чаще и чаще мысль возвращает к моему отношению к женщинам в мировоззренческом плане. Я непрестанно задумываюсь о том, как сформировалось мое отношение к этой удивительно прекрасной половине человечества. Вот и сейчас полигонные воспоминания снова вернули к этой теме. Долгие размышления в свое время привели меня к мысли: все это от мамы.

Действительно, мама у нас была удивительным человеком. Добрая, мягкая и потрясающе мудрая в свои сорок с небольшим лет. Ее невозможно было не любить, видя, как она с колоссальным перенапряжением, в буквальном смысле этого слова, тянет наш семейный воз, нагруженный тремя детьми и больным мужем, оставаясь потрясающе нежной и заботливой. И при всем том у нее не было молодецкого здоровья. Она была гипертоник с давлением на уровне двести и более.

И это в жуткое время Великой войны и послевоенной разрухи. У меня навсегда сохранилось ощущение страха в ожидании ее возвращения с работы. Вопрос, доберется она до дома или нет, дамокловым мечом висел надо мной ежедневно. И когда она появлялась в окне нашего разваливающегося барака, у меня спадала гора с плеч, и я был счастлив тем, что на сей раз нас пронесло. Вот это ежедневное на протяжении многих лет «быть или не быть», опасение потерять самое дорогое существо оставило неизгладимый временем отпечаток.

Наверное, а точнее именно с тех пор у меня в душе, в сердце сформировалось теплое и трепетное отношение к женщине вообще – великой носительнице всего прекрасного и лучшего, что есть на Земле. И это не красивые слова, а суть моего внутреннего мира.

Я постарался этот мир, свое отношение к женщинам, эти чувства привнести в нашу семейную жизнь. Как мне представляется, наша семейная жизнь удалась. В любви и согласии мы прожили почти сорок лет. К великому моему горю, супруга ушла из жизни, но я продолжаю ее любить по-прежнему, сохраняя ей верность. Об этом я уже много писал, но сегодня речь не о том.

Просто хочется поразмышлять о сегодняшнем, сугубо личном, моем, отношении к женщинам, увязав это с нашими великими женщинами Первой площадки. Хотелось бы, может показаться несколько неожиданным, начать с одного реального сюжета сегодняшнего дня. Хочу рассказать о двух известных мне дамах. Эти женщины живут на одной со мной улице, в одном доме, обе медицинские работники и обе примерно одного возраста, где-то сорока с небольшим лет.

Одна из них, назовем ее Нина Ивановна, работает в нашей аптеке, кажется, раньше эта профессия называлась провизором.

Вторая, Галина Петровна, когда-то работала в ведомственной поликлинике, где работает сейчас – не знаю.

С Ниной Ивановной я познакомился, когда в очередной раз пришел в аптеку за лекарством (любимое занятие стариков-пенсионеров). Конечно, слово «познакомился» не совсем правильно отражает суть. Точнее, просто увидел ее. И, надо признаться, был приятно удивлен.

Представьте себе очень симпатичную женщину с ярко-рыжими волосами, в идеально-белом халате и с чуть-чуть застенчивой улыбкой. После улицы, где шел проливной дождь, попасть в обстановку абсолютной стерильности и увидеть нереальной красоты женщину («нереальное» – любимое определение у Темы)! Как выражается сегодня наша молодежь, я оказался в «отпаде». Настолько на самом деле нереальной показалась мне эта ситуация, что из головы вылетели все названия лекарств, за которыми пришел в аптеку. Надо прямо признать, я и так-то плохо запоминаю названия лекарств, а тут – вообще сплошной конфуз. Кое-как что-то выдавил из себя, взял лекарства и пошел размышлять об увиденном.

В силу преклонного возраста и всякого рода обстоятельств я довольно часто захожу в аптеку и, если в это время дежурит Нина Ивановна, продолжаю любоваться ее красотой и изяществом. Мне почему-то с детских лет кажется, вернее я так себе представлял, что работники амбулатории и аптеки именно такое и должны производить впечатление на посетителей своей подтянутостью, стерильностью, изяществом.

Как постоянный клиент, я с Ниной Ивановной раскланиваюсь, иногда встречаясь на улице. Надо отдать должное: и вне аптеки она выглядит и держится достойно и элегантно. По всей видимости, работа в аптеке достаточно тяжелая, поскольку частенько замечаю, как Нина Ивановна, пользуясь выпавшей паузой, тяжело опускается на стул. В один из таких моментов, чтобы как-нибудь сгладить ее усталость, я подарил ей свою последнюю книгу. Не могу утверждать, доставило ли это ей некоторое облегчение или нет. По крайней мере, попытка помочь человеку мне принесла удовлетворение.

Теперь немного о Галине Петровне. Прямая противоположность Нины Ивановны. Это человек, все время куда-то бегущий и спешащий. Глядя на нее, постоянно ловишь себя на мысли – что-то тут не то, чего-то не хватает. Постепенно начинаешь понимать, что не хватает главного – женственности. Перед тобой вроде бы симпатичная женщина, но напрочь лишенная грациозности, элегантности, некой недоступности, которая всегда отличает Женщину с большой буквы.

Вот, скажем так, перед вами два цветка: тюльпан и полевая ромашка, каждый из них по-своему хорош, но абсолютное большинство людей предпочтут все же любоваться тюльпаном. Так, по крайней мере, мне думается.

И несмотря на то, что у Галины Петровны есть некоторый шарм, чуть заметная изюминка, при встрече с ней я не испытываю того восхищения, какое рождается при встрече с Ниной Ивановной.

Мне хочется именно восхищаться женщиной, испытывать радость оттого, что такая женщина есть на белом свете, в нашем городе, на нашей улице. Это повышает тонус, вселяет уверенность и радость в твою жизнь.

А что испытываешь, когда встречаешься с Галиной Петровной? Можно все чувства выразить одним словом – «грусть». Грусть оттого, что эта молодая женщина, придавлена грузом забот, таскает огромные сумки, и, вполне естественно, на лице у нее никогда нельзя увидеть даже подобия улыбки. Почти наверняка я знаю, что она работает на двух работах, у нее нет детей, и этот каторжный труд ей нужен, чтобы накопить за год денег и летом съездить за границу: на Кипр или в Грецию. А поэтому одевается кое-как, круглый год ходит в кроссовках. О какой элегантности тут может идти речь?

Наблюдая в течение довольно длительного периода этих двух женщин, я еще раз утвердился в мысли, что женщина все же должна быть женщиной. Сразу оговорюсь, что это чисто внешние наблюдения. Внутренний мир, внутреннее содержание этих конкретных женщин я выношу за скобки, поскольку ничего по этому поводу мне не известно.

Это особая и очень глубокая тема. Ведь главная суть женщины – загадочность ее души, распознать которую практически, как мне кажется, невозможно. У меня лично сложилось твердое убеждение, что, прожив почти сорок лет с супругой, мне так и не удалось постигнуть тайны ее души. Это меня все время волновало, но все попытки познать эти тайны души моей супруги наталкивались на добрую с чуть заметной лукавинкой улыбку. Но что характерно, после ухода ее из жизни я продолжаю попытки проникнуть в суть наших духовных взаимоотношений. Продвижения в этом направлении никакого, но и сейчас я люблю ее по-прежнему и даже сильнее.

Теперь хочу объяснить, почему я обратился к этой теме. Скорее всего, по двум причинам. Первая. Может быть, от старости захотелось поворчать, как принято в нашем возрасте. Вторая. Может быть, это связано с теми наблюдениями, с которыми приходится сталкиваться ежедневно на улице и на экране телевизора. Когда видишь сплошь курящих девиц, начиная лет с восьми и до некуда, понимаешь, что элегантность, изящество и красота будущих женщин в нашей стране под большим вопросом. Вы посмотрите, как ходят наши юные особы, как вырабатывают походку и кто с ними этим занимается. А занимаются, вернее, являют им пример, наши «выдающиеся» звезды кино и шоу-бизнеса. Посмотрите в «ящик», кто там оккупировал все информационное пространство и чему могут научиться ваши дети и внуки. Мне думается, что в недалеком будущем встреча с элегантной, изящной и красивой женщиной будет событием чрезвычайно редким. Лично я об этом буду очень сожалеть.

И тут я вновь и вновь возвращаюсь к офицерским женам Первой площадки, которые вопреки всем напастям и накатам трудностей, порой жестоких до невыносимости, сумели сохранить лучшие женские черты, сохранить и высоко нести достоинство супруги офицера-испытателя. Полагаю, мы все должны склонить головы перед великим подвигом наших жен. Без них вряд ли бы был столь стремительно получен сегодня общепризнанный результат специальных работ, которые имели огромное значение не только для нашего государства.

Спецработы

Спецработы включали в себя целый спектр видов деятельности полигона: боевые стрельбы противоракетой по реальной цели, стрельба противоракетой по условной цели, проводка баллистической цели без пуска противоракеты, проводка искусственного спутника Земли. Кроме того, проводились подготовительные мероприятия, связанные с проверкой работоспособности радиолокатора и его юстировкой. Одним из них была так называемая «работа по шарику».

Это был один из очень важных и ответственных этапов проверки и юстировки радиолокатора, и в то же время одна из самых сложных в организационно-техническом плане работ. Суть ее довольно проста. В нескольких километрах от РТН запускается небольшой воздушный шар с привязанным уголковым отражателем. Этот шар должны одновременно обнаружить и осуществить проводку кинотеодолит и радиолокатор. Поскольку теодолит – оптическое средство и обладает исключительно высокими точностными характеристиками по угловым координатам, сравнивая его измерения и РТН, можно определить, насколько точно способен измерять последний. Кажется, что вроде бы все элементарно, но на практике – это сложнейшая задача. Спрашивается, почему? Тому несколько причин.

Первая. Нужна исключительно хорошая погода. Шарик очень трудно автономно обнаружить теодолиту, у которого угол зрения невелик. Поэтому приходится ожидать, когда взойдет солнце и начнет подсвечивать шар вместе с уголком. И даже при хорошей подсветке не всегда оказывается возможным провести его обнаружение теодолитом.

Вторая. Связь с оператором, запускающим шарик, – только по рации с общением через таблицы, а это, считай, – почти что никакой связи. Приходится в основном гадать, пустили или не пустили.

Третья. Обработка результатов измерений (даже при удачно проведенном эксперименте) весьма трудоемка и малоэффективна. Ведь теодолит регистрировал то, что он наблюдал, на кинопленку, обычную 36-миллиметровую пленку. Ее необходимо было проявить в проявочной машине, высушить, а затем на компараторе, фактически вручную, считывать показания. Затем эти показания после пересчета в координаты РТН сравнивать (опять же вручную) с результатами измерений радиолокатора.

Как видите, этот простейший на первый взгляд эксперимент требовал огромного ручного труда многих специалистов, и еще не факт, что в ходе работы был получен достоверный результат. А если есть сомнения, то эксперимент требуется повторить, то есть начинай все с начала. Это выход боевого расчета в два часа ночи, проверка всех систем РТН в штатном составе, выезд в степь людей для запуска шара и т. д., и т. п.

А в большинстве случаев создается такая ситуация: технику подготовили, люди выехали в степь, а к четырем часа утра заволокло небо. Кинотеодолит в таких условиях не может обнаружить шар. Ждем часа полтора и объявляем отбой. Времени – половина шестого утра. Ответственный представитель разработчика предлагает пойти к нему и обсудить дальнейшие планы. Соглашаемся. А что делать, спать уже вроде бы и поздно, на построение части вроде бы рано. Приходим в домик ответственного представителя, Юрий Анатольевич ставит варить кофе, по ему одному известному рецепту, и начинается бурное обсуждение предстоящих работ.

А обсуждать есть что. В ближайшее время предстоит важная работа по реальной цели со стрельбой, а у нас радиолокатор еще не отъюстирован. Каковы наши риски и каковы наши ближайшие шаги. Разговор бурный, но полезный, поскольку у всех профессиональное понимание задачи, и предложения строятся только и исключительно на конструктиве. Я уже давно заметил, что когда любой вопрос обсуждают профессионалы, то в основе предложений всегда лежит конструктив. И наоборот, если уровень полемизирующих недостаточно высок в профессиональном отношении, то вся полемика сводится, как правило, к безличным заявлениям, которые не приведут никогда к реальным решениям.

Наша дискуссия закончилась неожиданно. Кто-то посмотрел на часы, было половина девятого утра. Пора было идти на построение части. Мы распрощались и бодро зашагали к плацу. Сегодня сутки прошли без сна. Это у нас бывает, и довольно часто, но зато как интересно.

Я отчетливо помню, какое испытывали мы волнение, когда выходили на первую работу по проводке искусственного спутника Земли. И это несмотря на то, что предварительно было проведено бесчисленное количество тренировок. Но все дело в том, что тренировки проводятся в режиме функционального контроля, то есть в режиме имитации, и оператор довольно спокойно реагирует на появление имитируемой цели, зная заранее, когда она появится, и, даже пропустив ее, он ничем не рискует. Цикл контроля будет через пару минут повторен. Но такой пропуск в реальной работе приведет к потере усилий огромного числа специалистов, поскольку этот космический аппарат только через сутки появится в нужной точке космического пространства.

Суть работы состояла в том, что специалисты отдела анализа и баллистики рассчитывали теоретически орбиту космического аппарата, вычисляли точку, куда необходимо заранее выставить луч нашего РТН, и, когда космический аппарат появится в луче локатора, наш оператор как можно ближе к центру экрана должен нажать кнопку обнаружения цели. Это будет сигнал на центральную станцию управления системой «А» о времени обнаружения нами сигнала спутника. По нашему сигналу центральная станция автоматически «перепривяжет» (уточнит) орбиту, и мы получим целеуказание для сопровождения спутника. Таким образом, весь успех, повторюсь, этой впервые проводимой в Советском Союзе работы зависел от внимательности, быстроты реакции нашего оператора. Сигнал ведь на экране существовал доли секунды. Представители промышленности сразу отказались работать за пультом главного оператора, у нас также были еще недостаточно обученные молодые специалисты. Пришлось мне, как начальнику станции, садиться за пульт главного оператора и принять всю ответственность на себя.

Напряжение достигло точки кипения. Мы ведь понимали, что, если «промажем», спутник улетит, и ничего тут не поделаешь и не догонишь. В операторской устанавливается гробовая тишина. Даже самые нетерпеливые балагуры молчат и внимательно всматриваются в экраны РТН. Чувствуется, что такое же напряжение установилось и на центральной станции. Оттуда нет никаких команд, и вдруг тишину разрывает громкоговорящая связь, по которой как-то с надрывом звучит одно слово: «Внимание!» Напряженно всматриваюсь в экран и вижу, как в шумах что-то появляется – и тут же мысль: «А может, почудилось?!» Отгоняю ее и нажимаю кнопку обнаружения спутника. Слышу в динамике голос руководителя с центральной станции: «Перепривязка прошла нормально. Молодцы!» Раздается вздох облегчения, сразу начинается гвалт, все, перебивая друг друга, поздравляют с удачным завершением работы. Надо прямо сказать, работы сложной и ответственной для многих будущих дел. Надо иметь в виду, что до этого мгновенья никто из нас не видел и весьма слабо представлял, как выглядит на экране сигнал, отраженный от космического объекта. Впоследствии эта работа стала обыденной, но та, первая, осталась в памяти навсегда.

Жизнь продолжалась. Иногда складывались ситуации, когда необходимо было быстро принимать очень ответственные решения. Антенная система нашего РТН представляла собой уникальное и дорогостоящее сооружение, которое от влияния метеофакторов защищал огромный, метров шестьдесят высотой, купол. Представьте себе такой огромный шар, который на фоне голой степи смотрелся как какой-то гигантский марсианский объект. Специфика этого марсианского объекта и наша головная боль состояли в том, что этот гигант был сделан из прорезиненного материала и надувался изнутри, как футбольный мяч.

Внутри этого огромного «мяча» располагалось несколько вентиляторов, которые постоянно подкачивали воздух внутрь шара, создавая там небольшое избыточное давление. Все было хорошо до тех пор, пока шар был новый. Со временем и учитывая резко континентальный характер природы этой части Казахстана, прорезиненная структура купола стала давать трещины. Представителям Подольского механического завода приходилось по нескольку раз в неделю его ремонтировать, попросту ставя заплатки на поверхности. Интересно было смотреть, как эти бесстрашные ребята ходят по куполу и производят ремонт. Как известно, время неумолимо, и подошел срок, когда этот ремонт уже перестал давать необходимый результат. Вентиляторы подкачки работали без выключения, практически непрерывно, но даже невооруженным глазом было видно, что купол понемногу сдувается.

Однажды сидим в клубе, смотрим концерт приехавшей из центра музыкальной группы, очень редкое и для нас столь же интересное и желанное событие. Неожиданно в зал врывается дежурный по части, подбегает ко мне и шепчет на ухо, что купол падает. Мне ясно, что произошло или вот-вот произойдет что-то непоправимое. Мы с дежурным пулей выскакиваем из клуба и бежим в часть. По дороге он успевает мне сказать, что энергетики Балхашэнерго ведут регламент, поэтому отключено электропитание и купол не подкачивается. Я даю команду дежурному «лететь» в часть и передать энергетикам прекратить регламент, а сам бегу на «технологию», чтобы оценить размер бедствия.

Дело состоит в том, что я вижу купол, болтающийся как спущенный воздушный шар, который вот-вот зацепит, сорвет или повредит контррефлектор антенны. А это уже беда по-крупному. Это может означать выход радиолокатора из строя навсегда, так как восстановить такую антенную систему вряд ли будет возможно.

Вбежав в подкупольное помещение, облегченно вздохнул, болтающийся купол не доставал метра полтора до контррефлектора. «Слава богу», – успел подумать я и тут же услышал шум включившихся вентиляторов поддува купола. Волнение стало отступать, появилась слабость во всем теле, и, хотя ноги продолжали предательски дрожать, это было уже похоже на блаженство.

Хотя, как выяснилось буквально через пять минут, блаженствовать было рано. Выйдя из-под купола на площадку, я увидел бегущую к станции и что-то громко кричащую женщину. Я узнал старшую бригады Балхашэнерго. Бытует такое выражение: «на ней лица нет». Именно это мы увидели на лице той женщины. Там было все: испуг, злость, слезы, растерянность. Сначала невозможно было ничего понять, поскольку она кричала, причитала, плакала – и все это одновременно. Мы, как могли, пытались ее успокоить, но это удавалось с большим трудом. Постепенно успокоение наступило, и картина стала выясняться.

Когда на ходу я передал дежурному прекратить регламент энергетиков, он понял, что надо сразу подать напряжение. Дежурный от моего имени передал команду энергетикам части немедленно подать напряжение на «технологию». Те, очевидно, перепугавшись, что купол падает, врубили напряжение, забыв, что бригада Балхашэнерго проводит регламент на подстанции. Эта женщина, которая сейчас стояла перед нами, работала внутри одной из ячеек трансформаторной подстанции. Как ей удалось выскочить оттуда, было большой загадкой, могла ведь погибнуть. У меня второй раз за последние полчаса задрожали коленки. Пришлось извиняться перед этой бедной женщиной за нерадивость и непрофессионализм своих подчиненных. На всю жизнь я запомнил золотое правило: торопись не спеша. Как бы обстоятельства ни торопили, инструкции по безопасности должны выполняться свято. Они пишутся кровью и судьбами людей, и их требования отменять никто не имеет права, в том числе и при проведении спецработ.

А что же дальше?

Несомненно, мы были первыми! Вот лейтмотив наших сегодняшних размышлений. При этом в таких случаях практически всегда встает вопрос: реализация этого поистине исторического события имела под собой объективную основу или это был какой-то выброс, случайность? Как показывает беспристрастный анализ, это закономерный результат, хотя и добытый неимоверно тяжким трудом и большими лишениями. Это подтверждают и собственные оценки, и многочисленные свидетельства непосредственных участников событий мирового значения, которые в последние годы выпустили десятки, а может, сотни публикаций, освещая в той или иной мере событие 4 марта 1961 года.

Первое, на что хотелось бы обратить внимание, – неимоверно высокие темпы проведения работ. В июле 1956 года в Казахстане на берегу озера Балхаш, недалеко от железнодорожной станции Сары-Шаган, военные строители приступили к созданию нового полигона. В июне 1957 года на экспериментальных локаторах РЭ-1 и РЭ-2 полигона и на Камчатке прошли первые работы по обнаружению и сопровождению баллистических целей. Вдумайтесь в эти цифры. Просто фантастика!

И это несмотря на объективно труднейшие условия. Генеральный конструктор Григорий Васильевич Кисунько много бессонных ночей провел на топчанах 1-го, 2-го, 3-го объектов или ЦИСа. Это прекрасно помнят участники событий тех дней. В этих условиях одна из самых глобальных задач того времени отечественной промышленностью в тесном контакте с военными испытателями и военными строителями была решена. Я думаю, нет надобности повторять рассказ, что такое полигон Балхаш. Так же как не надо характеризовать уровень возможностей отечественной промышленности и элементной ее базы, на которой были созданы все, без исключения, средства системы «А».

Второе, на что хотелось бы обратить внимание, – это колоссальный энтузиазм как разработчиков средств системы «А», так и офицеров-испытателей. Здесь, несомненно, сыграло роль то, что генеральный конструктор Григорий Васильевич Кисунько был фанатично предан идее создания ПРО. Практически все участники работ были молоды, тематика работ была уникально новой. Научные, технические, испытательные проблемы, которые приходилось решать нам, как правило, не имели прецедента и требовали поиска и нахождения оригинальных, нестандартных решений. Перед каждым главным конструктором при создании средства ПРО возникала масса новых научно-технических и соответствующих технологических проблем. Подготовка к работе по перехвату баллистической цели длилась иногда неделями и даже месяцами, изматывая до невозможности разработчиков и офицеров-испытателей. А каково было офицерам и солдатам на измерительных пунктах, разбросанных маленькими гарнизончиками по всей казахской пустыне.

Как правило, время расставляет все на свои места: по прошествии стольких лет события 50–60-х годов воспринимаются как бы со стороны, и все ясней вырисовывается роль тех обстоятельств, о которых говорилось выше, в предопределении успеха работ по ПРО.

Результаты этой работы открыли путь к созданию боевых систем противоракетной обороны. И вполне естественно, что мы сегодня также вспоминаем о системе ПРО города Москвы второго поколения – системы А-135 и ее Главном конструкторе Анатолии Георгиевиче Басистове.

Масштаб личности Анатолия Георгиевича столь значителен, что пытаться в коротком повествовании дать всестороннюю оценку – задача недостижимая. Поэтому постараюсь остановиться на нескольких, на мой взгляд, важных, моментах, которые иллюстрируют этот масштаб.

Наиболее существенный вклад как ученый и генеральный конструктор Анатолий Георгиевич, вполне естественно, внес в создание системы противоракетной обороны города Москвы, системы А-135.

Радиолокатор канала изделия А-35

Хотелось бы отметить прежде всего фундаментальность его подхода к формированию исходных данных, которые закладывались при проектировании системы.

Это относится и к четкому и однозначному определению характеристик баллистических ракет вероятного противника, с которыми должна бороться система А-135. Фактически под научно-техническим руководством А.Г. Басистова были разработаны огромной кооперацией (ракетных войск, войск ПРО, предприятий – разработчиков ракетной техники и техники ПРО) т. н. «Основные характеристики целей для проектирования ПРО и СПРН». Это знаменитая «Цель-72» (впоследствии – «Цель-85» и т. д.), обновляемая каждые 5 лет, которая до сих пор служит фундаментом для разработчиков средств ПРО, СПРН и заказчика.

Трудно переоценить значение этого достижения для придания работам по тематике РКО целенаправленного характера.

Второе, на чем хотелось бы остановить внимание, – это разработка теории и программно-алгоритмического обеспечения двухэшелонного перехвата в системе А-135.

Известно, что задача поражения баллистических целей противоракетами является весьма сложной в силу действия целого ряда объективных факторов.

К примеру, скорости сближения противоракеты с целью превышают 10 км в секунду. Возникают неимоверно высокие требования к информационным средствам, и в частности, к радиолокационным стрельбовым станциям, поскольку кроме задачи обнаружения цели, что само по себе представляется весьма сложным, необходимо отселектировать боевой блок из множества ложных целей, которые обладают высоким подобием с боевым элементом баллистической цели.

Эта сложнейшая задача коллективом ученых и конструкторов Радиотехнического института имени Минца (главный конструктор Слока Виктор Карлович) под непосредственным руководством Анатолия Георгиевича была успешно решена.

Третье, что хотелось отметить, это организация работы Совета научных руководителей перспективных программ исследований в интересах создания будущих систем противоракетной обороны. Наверное, сегодня не многие помнят знаменитую программу «Д» с чем-то, которую обосновывала и формировала большая кооперация ученых и разработчиков – исследователей и создателей всех компонентов систем ПРО. Основным разработчиком и идеологом этой программы был Анатолий Георгиевич, а главным экспертным инструментом был вышеназванный Совет научных руководителей программ.

Высокая научная требовательность, исключительная чистота помыслов и оценок отличали Анатолия Георгиевича в этой работе. В результате чего сложилась система взаимотребовательной и в то же время дружной профессионально значимой работы. При решении проблем такого уровня сложности это крайне важно.

И последнее, на чем хотелось бы остановить внимание. Это до щепетильности тщательная подготовка и отработка до мельчайших нюансов экспериментов. Меня буквально это потрясало, хотя я лично имел весьма солидный опыт испытаний средств ПРО на полигоне и в Подмосковье. Каких только проверок он не ввел при подготовке натурных работ. А каков результат? Из довольно большой серии ни одного «неуда» – все в копилку! Просто потрясающе!

Басистов А.Г.

Про Анатолия Георгиевича можно говорить долго, и все будет справедливо. По моим личным оценкам, которые совпадают с мнением и заказчиков, и сотрудников Радиотехнического института, работать с Генеральным конструктором Басистовым Анатолием Георгиевичем было в высшей степени комфортно и интересно. Тому, безусловно, сопутствовали колоссальный интеллект ученого и конструктора, а также высочайший уровень культуры и человеческого обаяния этого весьма незаурядного человека. По справедливости и по праву его имя вписано в словарь Международного биографического центра рядом с именем, например, известнейшего кардиолога Кристиана Бернарда. И я убежден, что в нашей памяти Григорий Васильевич Кисунько и Анатолий Георгиевич Басистов останутся великими конструкторами и учеными. И навсегда в нашей памяти останется дата…

4 марта 1961 года

С того времени прошло уже более полувека. Но мысли огромного числа людей продолжают обращаться именно к этой дате – 4 марта 1961 года. И сам частенько ловлю себя на том, что продолжаю держать в памяти те далекие события пятидесятилетней давности. И если честно, то не просто держать, а все время, анализируя, пытаюсь понять предпосылки и истоки событий, апофеозом которых было именно 4 марта 1961 года. Как пишет один из ветеранов полигона, на котором произошло это событие, А.Ф. Кулаков: «Но у полигона есть …знаменательная дата, которую все ветераны помнят, – 4 марта 1961 года. В этот день впервые в мире удалось сбить баллистическую ракету (БР), летевшую в зоне поражения со скоростью 2500 м/с – фантастическая задача, в успешное решение которой мало кто верил. Сделано это было в суровых условиях бескрайней, безжизненной пустыни Бетпак-Дала (Северная голодная степь) в Казахстане».

Попытаюсь поделиться своими размышлениями о глубинных истоках, позволивших нашей стране к решить одну из самых сложных задач ХХ века. Суть же этой задачи состояла в осуществлении на практике поражения баллистической цели на траектории ее полета. До 4 марта 1961 года мировая практика не имела устойчивого ответа на этот вопрос.

30-летие Перехвата, Приозерск 4 марта 1991 года

И вот это событие свершилось, и свершилось оно именно в нашей стране, именно на 10-м полигоне. В стране, измотанной колоссальными потерями (людей и промышленного потенциала) в Великой Отечественной войне и, чего греха таить, обладающей далеко не передовыми технологиями мирового уровня.

И тем не менее мы были первыми! Что это – загадочность русской души? Отнюдь. Как показывает беспристрастный анализ, это закономерный результат, хотя и добытый неимоверно тяжким трудом и большими лишениями. Собственно, весь наш рассказ и показывает значимость события 4 марта 1961 года и тернистость пути больших коллективов разработчиков и офицеров-испытателей.

На что хотелось бы обратить внимание – это неимоверно высокие темпы проведения работ. Приведу свидетельство одного из первых разработчиков полигонного образца экспериментальной системы ПРО – системы «А» Николая Кирилловича Свечкопала: «В июле 1956 года в Казахстане, на берегу озера Балхаш, недалеко от железнодорожной станции Сары-Шаган, военные строители приступили к созданию нового полигона. В июне 1957 года на экспериментальных локаторах РЭ-1 и РЭ-2 созданного полигона и на Камчатке, в районах падения головных частей баллистических целей, прошли первые работы по их обнаружению и сопровождению. Прошло более пятидесяти лет с начала работ по созданию ПРО, а все более невероятным представляется факт, что создание системы «А», успешный перехват цели и поражение головной части баллистической ракеты осколочной боевой частью 4 марта 1961 года было осуществлено за столь короткий срок – в пять лет!»

Темпы работ, безусловно, потрясают, особенно если понимать, в каких кошмарных условиях они разворачивались. Это каменистая, выжженная палящим солнцем и жестокими морозами голая степь, в которой можно прокладывать коммуникации и строить фундаменты, используя только динамит, взрывая окаменелую породу. Военные строители проявляли чудеса героизма, и низкий им поклон за их неимоверно тяжелый труд и терпение. Мы все, кто прошел школу полигона, очень хорошо понимаем, какую цену приходилось платить, работая в условиях Северного Казахстана

Несмотря на эти объективные труднейшие условия, одна из самых глобальных задач того времени отечественной промышленностью в тесном контакте с военными испытателями и военными строителями была решена. Это наглядное свидетельство того, что Советский Союз обладал мощным научно-промышленным потенциалом, а учебные заведения высшей школы готовили специалистов, превосходящих мировой уровень. Сегодня почти невозможно себе представить то, что более 3 тысяч офицеров в 1956–1957 годах было направлено на Балхашский полигон. И это были офицеры, имеющие исключительно высокую инженерную подготовку, которая позволила им без паузы сразу включиться в испытательную работу. Аналогичная ситуация была в промышленности. Выпускники МГТУ им. Баумана, МАИ, МИФИ, МФТИ и других вузов еще в процессе учебы уже работали в конструкторских бюро и по окончании институтов становились разработчиками элементов средств ПРО. Для иллюстрации высокого профессионализма разработчиков системы «А» хотелось бы обратиться к воспоминаниям А.Ф. Кулакова, который рассказывает об уникальном моменте, имевшем место именно в процессе пуска, о котором мы ведем речь.

«Настал день 4 марта 1961 года. Подготовка и проведение боевой работы, как всегда, велись по Х-плану. Мне довелось участвовать в качестве руководителя боевого расчета программистов. Прозвучала команда "Старт", свидетельствующая о запуске БР, на табло пульта-индикатора ЦИС стали появляться сигналы: "Захват СДО", "Захват РТН-1" и другие, свидетельствующие об обнаружении БР и ее сопровождении. Из динамика раздавались звуки, по которым мы, программисты, определяли состояние объектов системы и ход боевой работы. Он словно отражал работу сердца системы.

Минуты четыре все шло прекрасно, но вдруг динамик смолк, а на индикаторе ЦИС движение замерло. Сердце системы остановилось. Григорий Кисунько с ЦИСа после секундной паузы дал команду оператору ЭВМ А.М. Степанову перезапустить программу. Но тот и без команды быстро сориентировался и сделал, что надлежало. Боевая программа "очнулась" и продолжила работу. Следом ожил и динамик. Сотни участников работы вздохнули с облегчением». Перезапустить программу в процессе боевого цикла, когда баллистическая ракета-мишень находится на траектории полета, как сейчас говорят, это «круто», вернее, это свидетельство высокого профессионализма.

Как правило, время расставляет все на свои места: по прошествии стольких лет, события 50–60-х годов воспринимаются как бы со стороны, и все ясней вырисовывается роль тех обстоятельств, о которых говорилось выше, в предопределении успеха работ по ПРО. Обратимся снова к Н.К. Свечкопалу. Он пишет: «Ветеран ПРО д.т.н. Алексей Алексеевич Толкачев в воспоминаниях так описывает то время работы с нашим генеральным: "Это было светлое, славное время: работалось легко, и казалось, нет предела нашим возможностям. Через труд, через усилия, преодолевая трудности, мы могли решать любые задачи. Полигон Бетпак-Дала стал нашим вторым домом, почти половину времени мы проводили там, погруженные в романтику трудовых свершений. И весь этот далекий, как теперь кажется, призрачный, мир возник по воле одного человека, благодаря его настойчивости, вере в нужность порученного дела, его таланту и научной прозорливости"».

Вспоминая о первом перехвате, невольно обращаешься к оценке того, что интегрально дали работы по системе «А» для нашего государства. Основные результаты можно было бы определить так:

– решение проблемы возможности борьбы с баллистическими целями;

– разработка средств ПРО потребовала решения новых научно-технических и технологических проблем, в том числе по цифровым вычислительным средствам, и они были решены и широко используются;

– работы по ПРО форсировали повышение уровня технических характеристик продукции, выпускаемой промышленностью;

– сложность средств ПРО обусловила создание НИИ Министерства обороны, которые своими исследованиями по методологии и нормативам испытаний современных систем реального времени специального назначения обеспечили контроль разработки, испытаний и прогнозирования направлений развития военной техники;

– значительное продвижение работ в области ПРО заставило США искать возможность для заключения Договора по ограничению противоракетной обороны и договоров по сокращению стратегических наступательных вооружений.

Думается, что событие 4 марта 1961 года прочно закрепилось на скрижалях истории нашего Отечества. Об этом убедительно свидетельствуют те обломки головной части баллистической ракеты, которую поразила экспериментальная система ПРО – система «А», и которые с медицинской точностью зафиксировали участники тех событий, включая первых руководителей работ. Вот как об этом пишут свидетели. «Анализ найденных обломков боевой части БР был самым скрупулезным. В результате было установлено, что подрыв боевой части противоракеты произведен в расчетной точке встречи с целью. Цель поражена (полностью разрушена) на высоте 25 километров. На земле нашли только самые массивные части цели – грузовой макет спецзаряда, кольцевой шпангоут и носовую часть корпуса».

По указанию Григория Васильевича Кисунько был составлен акт о поражении баллистической ракеты Р-12 с приложением фотоальбома.

После всех этих процедур и некоторых неофициальных, но радостных и торжественных встреч Григорий Васильевич вместе с начальником полигона Степаном Дмитриевичем Дороховым направили в адрес Генерального секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева телеграмму следующего содержания:

«Докладываем, что 4 марта 1961 года в район полигона "А" с ракетного полигона Минобороны была запущена баллистическая ракета Р-12, оснащенная вместо штатной боевой части ее весовым макетом в виде стальной плиты весом 500 кг. Цель запуска – проверка функционирования экспериментального комплекса средств ПРО (система «А»). Средствами системы "А" цель была обнаружена на дальности 1500 км после выхода ее над горизонтом. По данным радиолокатора "Дунай-2" центральная вычислительная машина построила и непрерывно уточняла траекторию цели, выдавала целеуказания радиолокаторам точного наведения, рассчитала и выдала на пусковые установки углы предстартовых разворотов, рассчитала момент пуска. По команде ЭВМ был произведен пуск противоракеты В-1000 с пусковой установки № 1.

Полет противоракеты и наведение ее на цель проходили нормально, в соответствии с боевым алгоритмом. На высоте 25 км по команде с земли от ЭВМ был произведен подрыв осколочно-фугасной боевой части противоракеты, после чего, по данным кинофоторегистрации, головная часть баллистической ракеты начала разваливаться на кусочки. Службами полигона ведутся поиски упавших на землю остатков головной части Р-12. Таким образом, впервые в отечественной и мировой практике продемонстрировано поражение средствами ПРО головной части баллистической ракеты на траектории ее полета. Испытания системы "А" продолжаются по намеченной программе».

ПР В-1000

Закончить хотелось бы словами заслуженного генерала Юрия Антоновича Туровца, многие годы командовавшего дивизией противоракетной обороны, сказанными им в обращении к ветеранам – создателям системы ПРО. Он написал слова, которые расставляют все точки и подтверждают то, что событие, о котором шла речь, было для нашей страны несомненным прорывом в создании систем противоракетной обороны:

Станция вывода и наведения В-1000

«…Вы для нашего государства и его безопасности сделали невозможное – в рамках сверхпредельной возможности человека. Спасибо Вам за это. Ваше высочайшее благородство в том, что служению Отечеству Вы посвятили себя без остатка. Великая Россия непобедима пока стучат Ваши сердца и сердца тех, кто верит в нее по-настоящему. 4.03.06».

Обратите внимание на дату. Это день сорокапятилетия первого в истории человечества перехвата противоракетой головной части баллистической ракеты. Несомненно, эпохальное событие!

И еще хотелось бы поделиться вот чем. В суете повседневной жизни зачастую остаются за кадром многие события, большой массив информации, связанный с твоим прошлым, с той частью жизни, которую ты прожил много лет назад, в том числе на родном Балхашском полигоне, о котором ведем речь. Сегодняшняя действительность почти не оставляет шансов на воспоминания, на обращение к прошлому. Это плохо. Мы зачастую забываем, что без прошлого нет будущего. К сожалению, об этом забываем не только мы. Забывают также люди, которые формируют и внедряют в нашу жизнь вполне определенную общественную психологию. Зачем это делается? Вопрос, конечно, интересный. Но, думается, ответ на него знает каждый россиянин.

Не будем так широко ставить вопрос. Попробуем обратиться к воспоминаниям одного, конкретного, человека, коим является автор этих строк. А почему бы и нет, как говорит одна моя знакомая. И это справедливо, поскольку жизнь прожита большая, интересная и есть много того, что можно вспомнить и чем можно поделиться.

Такую потребность начинаешь особенно остро ощущать, когда сталкиваешься с большим количеством бывших сослуживцев, с людьми которые бок о бок с тобой шли трудными дорогами созидания и преодоления. Что-что, а вот преодолений на нашу долю выпало с лихвой. Особо не позавидуешь. Но что интересно, по прошествии времени они кажутся естественными, и к ним чувства отторжения как-то не испытываешь. И это, наверное, правильно. Ведь это и есть то, что составляет смысл жизни.

Вот эти «философские размышления» пришли мне в голову после одного юбилея, на котором довелось встретиться с огромным количеством коллег, единомышленников по прошлой, в том числе полигонной, очень интересной, запредельно трудной работе. Эта встреча просто очаровала меня. Прошло уже несколько месяцев, а я никак не могу избавиться от нахлынувших в тот момент ощущений и впечатлений. Я продолжаю мысленные дискуссии и споры с моими товарищами по той работе. Правда, иногда ловлю себя на предательской мысли: «Может быть, это уже старость пришла?» Стараюсь отогнать от себя эту навязчивую мысль, как не соответствующую действительности и состоянию души! Если сохраняется в душе молодой задор, спортивная злость, то это прямое свидетельство того, что старость подождет (а может, и не дождется!).

И так, юбилей. Честно признаться, юбилеи я люблю не все. Есть пустые, для «галочки». Обычно помпезные, шикарно обставленные, отличающиеся изобилием напитков, закусок и разодетой публикой. Но пустые донельзя! Мне на них неинтересно. В этой связи вспоминается один забавный случай. Несколько лет назад попал я на презентацию (не помню чего) в «Президент-отель». Все было, как описано выше. Все блистало и сияло кошмарным великолепием. После полутора десятков ничего не значащих выступлений все это великолепие бросилось к столам и начало разметать закуски и напитки. Было както грустно смотреть на это, и я пошел на выход. Очень милая девушка, которая встречала меня еще на входе, буквально бросилась навстречу с вопросом: «Вы что, уходите?» Я молча кивнул в ответ и поднял на нее глаза. Представьте себе, я увидел на ее лице неподдельное удивление, граничащее с ужасом. Очевидно, в ее сознании не умещалось, как это можно добровольно оторваться от такого стола. Помнится, она меня долго уговаривала остаться, вероятно думая, что я чего-то неправильно понимаю. По-моему, она так и осталась стоять у дверей с лицом, на котором застыло полное недоумение. Но мне было совсем не интересно и, больше того, жаль потраченного времени.

Иное дело – встреча на том самом юбилее, о котором хотелось бы немного поделиться, поразмышлять о прошлом, о встречах с товарищами по полигонной работе после многих лет разлуки. И для этого были весьма веские обстоятельства.

Дело в том, что юбилей был посвящен двадцатипятилетию заступления на боевое дежурство одного уникального военного объекта, основу которого мы закладывали там, на Балхаше, в шестидесятых годах. Не буду говорить, какого объекта. Это не есть военная тайна. Просто не хочется, чтобы внимание уходило в техническую область. Хотелось сосредоточиться на человеческом, как сейчас модно говорить, факторе. Хотя сам по себе объект действительно уникальный. Он хорошо описан в открытой литературе, и его называют не иначе как восьмым чудом света.

Буквально несколько слов о создании этого чуда. 1979 год. По подмосковному лесу группа из шести человек пытается пройти к месту, где в скором времени должны быть развернуты работы, колоссальные по своему масштабу и сложности. Мы это прекрасно осознаем. А посему идем молча. Посматривая на чащобу, в голове у каждого из нас формируется некоторое сомнение в возможности в установленные сроки создать гигантское сооружение. Пришли в точку будущей стройки. Небольшая поляна, а вокруг сплошной лес. Постояли немного. Говорить не хотелось. А чего говорить-то, и так было все понятно и прозрачно. Дел тут, сложностей и проблем невпроворот. Так же молча и как-то понуро возвращались назад к машинам. Это было начало труднейшего и интереснейшего процесса создания объекта, которым сегодня может гордиться наша держава.

Потребовалось несколько лет упорнейшего труда, бессонных ночей, потраченных нервов, чтобы объект вырос, заработал и стал колоссальным достижением, созданным неимоверным трудом конструкторов, рабочих и военных.

И вот сегодня эти люди собрались на свой юбилей. Вернее сказать, на юбилей их детища. Удивительно теплые чувства начинают на тебя накатываться, когда видишь убеленных сединой ветеранов, в глазах которых светится живой огонек воспоминаний, и поневоле наворачиваются слезы счастья и радости. Счастья своей причастности к великому делу и радости от встречи со своими товарищами, с которыми делал это великое дело.

Всю гамму нахлынувших чувств передать невозможно. Это надо самому пережить. Убежден, что к этому нельзя привыкнуть. Все же сила созидания, участия в нем многого стоят. Вот подходит стройный, молодой, красивый генерал и говорит: «Вы, наверное, не помните меня? В те годы я командовал ротой, а вы, уже в звании генерала, приезжали к нам, и я крепко-накрепко запомнил, как вы в казарме проверяли, чем и как живут солдаты. Эту науку я усвоил на всю жизнь и стараюсь ей следовать постоянно в работе». Я действительно не мог вспомнить того старшего лейтенанта, которого много десятилетий назад проверял, но признаюсь честно, мне было приятно от того, что сегодняшний генерал меня помнит и чему-то я его в свое время научил.

И таких встреч на нашем собрании было много. Большинство участников тех событий, среди которых, естественно, большое количество «балхашцев», уже на пенсии, но практически все (если здоровье позволяет) работают. Да еще как работают!

Вглядываясь в лица моих товарищей по прошлой работе, я поймал себя на мысли, что нахожу что-то общее в их облике. И, наконец, понял. Это одухотворенность людей с чистой совестью, выполнивших свой долг и решивших задачу великой государственной важности. И от этого было светло и радостно на душе.

Уезжал я с этого собрания помолодевшим, полным сил и энергии человеком. Жаль было расставаться с этими прекрасными и очаровательными людьми. Они ведь, несомненно, разные, но их всех связывали крепкие узы совместно решенной трудной, но благородной задачи.

Подумалось: какие молодцы сегодняшние командиры, сумевшие организовать такое нужное для многих сотен людей мероприятие. В наше сумрачное время это многого стоит. Хотелось пожелать нам всем вот так, хотя бы изредка, встречаться и заряжать положительными эмоциями себя и молодое поколение, пришедшее нам на смену. Это было бы правильно и в этом, думается, сохраняется смысл нашей работы на Балхашском полигоне, в основе которой лежали профессионализм и крепкая дружба единомышленников. Этот этап в моей жизни как бы подвел итог формирования цепочки друзей по жизни и по работе, сделал нас настоящими испытателями, что крайне важно для каждого из нас. В подтверждение этого мне и хотелось поделиться своими мыслями в данных полигонных зарисовках.

Вместо эпилога

Часы пробили полночь. Пора ложиться спать. Завтра рано на работу, но, как говорится, ни в одном глазу. Телевизор смотреть не хочется

– там сплошная пальба и кровь. Просто диву даешься тому упорству, с каким насаждается культ насилия. Особенно это «хорошо смотрится» на ночь глядя. Чертыхаясь, ложусь в постель. Но сон что-то не идет. В голову лезут всякие мысли, причем в какой-то калейдоскопической мешанине. Пытаюсь их упорядочить. Ничего не получается. Видимо, старею. А с чего бы молодеть. Годы не текут, а мелькают, как пейзажи за окном скорого поезда. Кстати, это сравнение мне показалось весьма удачным, и мысли, до сих прыгавшие и скакавшие, как-то сами по себе приобрели какую-то понятную логику.

Действительно, вон за окном мелькнул знакомый пейзаж моей родной Тарасовки. До боли трогательная картина. Лежишь на третьей полке кошмарно грязного вагона и смотришь в окно, не замечая, что паровоз, который тянет состав, нещадно дымит и твоя физиономия здорово смахивает на лицо трубочиста. Ну какое это имеет значение, когда рядом, за окном, на велосипеде какой-то парень везет хрупкую девчушку. Как умудрилось это божественное создание примоститься на багажнике велосипеда, объяснить невозможно. И тем не менее она, очевидно, чувствует себя весьма комфортно, поскольку заразительно смеется и размахивает плетеной сумочкой. Затем лихо спрыгивает с багажника велосипеда, машет рукой своему попутчику и так же весело, в припрыжку устремляется к юноше, который ждет ее у входа в сельский покосившийся клуб. Кто этот юноша, не усеваешь сообразить, как поезд миновал Тарасовку и уже катит по украинской земле. Жаль только что увиденное. Жаль эту чуть-чуть курносую девчушку с всегда улыбающимися глазами и очень добрым сердцем. Жаль.

А поезд мчит дальше. Вот уже промелькнула Украина, Грузия. Поезд, который теперь тянет дизель, врывается в Казахстан. Времена изменились. Уже не надо бегать на остановках за кипятком, чай проводник приносит в купе, и ты не приобретаешь физиономию трубочиста, часами наблюдая унылые казахские степи. А там за окном – какой-то грохот и огромный огненный шлейф. Нет, нет, это не извержение вулкана. Это наша работа. Профессия «защищать Родину» пока еще востребована. За окном проносятся виртуальные картины процесса, трудного, подчас до неимоверности трудного, создания оружия защиты страны, жизни и спокойствия ее народа. Вон там, недалеко от озера, много военных и гражданских. Все возбуждены, но по лицам видно, что довольны. Значит, работа прошла нормально, значит, получен требуемый результат – значит, не зря проводили много бессонных ночей. И на самом деле не зря!

А что же с девчушкой на велосипеде? Неужто сгинула в бурном потоке повседневности нашей суматошной жизни? Как бы не так! Вон там, в самом центре необъятной казахской степи, у небольшого офицерского домика молодая женщина «колдует» на крошечном клочке земли. Лицо разглядеть трудно, но вот она обернулась, и по чуть насмешливой улыбке трудно не узнать ту самую шуструю девчушку. Безусловно, она повзрослела, стала более женственной и еще более красивой, но улыбку она сохранила. Эта ее улыбка будет сопровождать всю жизнь и вызывать щемящую боль при воспоминаниях.

Тем временем за окном уже видится приближающийся мегаполис. Да, столица – это серьезно и ответственно. Под стать и поезд. Состав тянет электровоз, и ты едешь не просто в купе, а в СВ, и чай тебе несут в мельхиоровых подстаканниках. И самое главное – работа твоя стране все еще нужна. Но что это? За окном все чаще и чаще мелькают темные сюжеты. Трудно разобрать, что там происходит. Какая-то путаница и в картинах за и окном, и в голове. Видимо, время приходит, как говорят теперь, менять имидж. Пришлось-таки сменить, но просветления не наступило. И даже наоборот, наступила кромешная темнота.

Исчезло за окном лицо с насмешливой и чуть-чуть с лукавинкой улыбкой. Исчезло навсегда, и уже ничего не видно за окном. Иной раз сполох вдали идущей где-то там грозы немного озарит оконную картину, но быстро пропадет, не дав хотя бы немного расслабления. Но все же больше тьмы от той ненужности, которая всех нас к земле родной с огромной силой прижимает, от тех потерь, которые мы в жизни понесли. И редкие сполохи не могут дать нам полной радости жизни. Но что поделать. Ведь…

Поезд мчит и дальше, не снижая скорости, и очень хочется нажать на тормоза, чтобы остановить мгновенья, которые разбередили душу. Не зря ведь у классика «остановись, мгновенье, ты прекрасно». Но в этом поезде такой механизм остановки не предусмотрен, и только главный машинист волен решать все. А он всегда решает по закону. По закону жизни, но не всегда по справедливости для нас, смертных.

Что поделаешь, это данность, и все равно надо засыпать, поскольку завтра, вернее уже сегодня, на работу, хотя было жаль расставаться с полигонными воспоминаниями. Поезд же будет мчаться дальше к той остановке, на которой нам выходить. На этой вполне прагматичной мысли сон взял свое. И это тоже неплохо.

Они были первыми, и вот таким они увидели место будущего полигона

Вот такими они стали через пятьдесят лет

Литература

1.  Первов М.А . Системы ракетно-космической обороны создавались так. М.: «Авирус-ХХI», 2003.

2.  Третьяков Ю.Н . (автор-составитель). Сорок пять сорок пятому. М.: «Знание», 2005.

3.  Гаврилин Е.В . Преодоление сложностей – парадигма РКО. М.: «Военпарад», 2006.

4.  Красковский В.М . История создания вооружения, систем и войск РКО. Киев: МВИРЭ, 2007.

5.  Гаврилин Е.В . Эпоха «классической» ракетно-космической обороны. М.: «Техносфера», 2008.

6.  Гаврилин Е.В . Все остается людям. М.: «Известия, 2009.

Оглавление

Истоки

В академии

Армейские университеты

Начало

Первые шаги

Смысл жизни – в жизни

Профессия, которую нельзя не полюбить

О дружбе

О заказчике

Декабристки

Спецработы

А что же дальше?

4 марта 1961 года

Вместо эпилога

Литература Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg