Михайлов Сергей ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ
I.
Создав Вселенную и законы мироздания, в рамках которых ей отныне надлежит существовать и развиваться, Бог приступил к главному Своему творению — Человеку. Так сотворён был Адам.
Первый человек, гласит Книга Бытия, сотворён был по «образу и подобию» Божию. Поверхностный взгляд на идею подобия сотворённого Адама сотворившему его Богу может навести на мысль о некотором терминологическом несоответствии. Вполне очевидно, что в человеческой среде создать нечто себе подобное невозможно (в литературе эта тема наглядно проиллюстрирована историей с творением доктора Франкенштейна), поскольку акт такого рода творчества находится исключительно в компетенции существа более высокого, нежели человек, порядка. Иначе говоря, одно тварное существо путём творческого акта не может воспроизвести другое тварное существо одного с ним порядка. Подобное действие возможно лишь через акт рождения.
Рождение и творчество разделяет непреодолимая пропасть. Идея рождения изначально заложена в законах бытия и регламентируется в первую очередь физиологическими потребностями человека в продолжении рода, неким инстинктом видового и родового самосохранения и самовоспроизведения. Рождение целиком и полностью принадлежит области материального бытия, в рамках которого человек есть лишь представитель одного из великого множества биологических видов, населяющих животный мир Вселенной. Творчество же, напротив, суть процесс исключительно духовного характера, ничем не сдерживаемый, свободный от каких-либо ограничивающих законов и норм, направляемый лишь волевым усилием творца.
Однако следует различать собственно творческий акт и материализацию его в конкретные формы, способными быть воспринятыми органами чувств. Создание книги писателем, музыкального произведения композитором или картины живописцем, безусловно, к творческому процессу имеет самое прямое и непосредственное отношение, однако это только реализация тех неуловимых, порой неосознанных, истинно творческих актов, которые протекают в сокровенных глубинах человеческого духа. Творит дух, и только дух, рука творца лишь воплощает сотворенное духом в материальные носители. К сожалению, реализация творческого процесса в конкретные материальные формы никогда не бывает полной, поскольку материальная природа человека ограничивает его творческий потенциал. Вечно возникают сдерживающие, ограничивающие мотивы, препятствующие воплощению творческого замысла в тот или иной вид носителя.
Впрочем, более глубокий анализ проблемы способен выявить несовершенство не только процесса творческого воплощения, но и собственно творческого акта человеческого индивидуума ещё на стадии духовного его формирования. Иными словами, человек как творец изначально несовершенен. Это объясняется тем фактом, что каждый человек есть синтез двух начал: творческого и тварного. Творческое начало устремляет его в царство гармонии и красоты, в те призрачные сферы высшего бытия, где для человеческого духа открыт океан неограниченных возможностей. Тварность же человека отбрасывает его назад, в «царство психоматериального бытия» (термин Н. Лосского). Первое качество роднит его с богами, второе низводит до уровня животного[1].
Итак, как существо духовное, человек способен творить, однако, как существо тварное, сотворённое, он не в состоянии полностью реализовать своё творчество в том материальном мире, частью которого является. Отсюда и невозможность создать нечто, подобное себе.
Полная реализация Своего творческого потенциала подвластна только Богу. Подобная способность заложена в самой сущности Бога: Его власть творить безгранична, абсолютна, идеальна. Для Бога не существует различий между материальным и идеальным миром: Он также легко творит материальное бытие, как и идеи, оформленные в законы и нормы, согласно которым данное бытие должно существовать во времени и пространстве. Божественное творчество, в отличие от творчества человеческого, не нуждается для своей реализации в материалах или различного рода внешних побудительных мотивах. Неверна также и позиция пантеизма, согласно которой Бог творит мир из Самого Себя. Между Богом и миром, им сотворённым, по учению Н. Лосского, лежит онтологическая пропасть, преодолеть которую невозможно. Бог, согласно Писанию, творит из Ничего. Данный тезис не поддаётся осмыслению, однако не следует забывать, что и Сам Бог — по крайней мере, некоторые аспекты Его деятельности — есть для человека нечто непостижимое, не поддающееся умозрительному и логическому анализу. Принимая Бога как некую надмировую, надзаконную данность, для которой нет ничего невозможного, следует также принять и такой аспект Его божественной деятельности, как способность творить из Ничего[2].
Эта способность есть предмет веры.
Совершенно очевидно, что неограниченные возможности божественного творчества и способности творить из Ничего нуждаются только в одном — в направленном волевом усилии Самого Творца. Отсюда логически следует вывод о возможности сотворения Богом человека по «образу и подобию» Своему.
II.
Тем не менее, подобие сотворённого Адама сотворившему его Богу совсем не означает взаимного тождества. Различные концепции могут интерпретировать идею богоподобия по-разному, внося при этом в решение проблемы определённые крупицы истины, однако в основу любой подобной теории в качестве исходного пункта должен быть положен следующий тезис: Человек не равен Богу. Человек не может быть Богом — в силу своей принадлежности к тварному миру, в силу действия законов бытия, регламентирующих и ограничивающих его существование; наконец, в силу того очевидного факта, что человек как творение лежит по ту сторону «онтологической пропасти» от Бога-Творца. Таким образом, подобие в данном случае не есть тождество или равенство, а лишь похожесть, своего рода неполная, приблизительная, поверхностная копия, неточный слепок. Возникает вполне закономерный вопрос: в чём же именно выражена идея подобия человека Богу? Или, говоря проще, что общего у человека и Бога, в чём то сходство, та общая грань, то сакраментальное единство, что позволило Моисею определить человека как «образ и подобие» Божие? Да и существует ли такое единство?
Существует. Выше мы уже определили, что человек, равно как и Бог, обладает способностью творить — способностью, которой лишены другие тварные существа, принадлежащие к животному или растительному миру. Но творчество не первопричина, а лишь симптом упомянутого единства, следствие одной из важнейших составляющих любой человеческой личности — её духа. Именно духовное, духоносное начало есть тот основополагающий элемент единения с Богом, которое определяет человека как некую «пограничную область» (термин Шри Шримад А. Ч. Бхактиведанты Свами Прабхупады — автора книги «Бхагавад-Гита как она есть») между Богом-Творцом и миром-творением. И именно это начало даёт нам право говорить о существовании своеобразного подобия между Богом и человеком.
Итак, мы рассмотрели такие важные категории человеческого бытия, как творчество и духовность, а также определили характер подобия человека Богу, имеющему в своём основании духовное единство Творца и Его творения. Однако этим идея подобия не исчерпывается.
Продолжим цепочку наших рассуждений.
III.
Бог наделил Адама духовным началом, разумом, свободной волей, способностью к творчеству, однако до того поворотного момента в истории человечества, которое принято называть «грехопадением», дух сотворённого Богом первочеловека пребывает в спячке, разум бездействует, воля не нуждается в свободе, поскольку полностью подменена волей Самого Бога, а творческий потенциал остаётся нераскрытым. Словом, сотворив человека, Бог как бы «забыл» объяснить ему, что же он, этот самый человек, из себя представляет, на что способен, в чём смысл его существования, его пребывания в этом мире. Бог «забыл» вложить в него знание, причем не только знание о внешнем мире во всем его многообразии, но и знание о себе самом, о той внутренней потенции, которая может и должна быть направлена на постижение всеобъемлющей реальности. Состояние, в котором пребывал Адам до грехопадения, можно, таким образом, охарактеризовать как полное, абсолютное незнание. Подобное состояние сравнимо разве что с бездумным, «тепличным» существованием выращиваемой заботливым садоводом культуры, которая «живёт на всём готовом» и нуждается лишь в том, чтобы своевременно отправлять свои естественные физиологические потребности. Ясно, что такое существование не предполагает какой-либо, даже элементарной, активности и уж тем более не требует активности духовной. Зачем? Всеблагой и добрый Пастырь обо всём позаботится, всё решит, всё разложит по своим местам.
Но случилось то, что должно было случиться: человек, чей дух ещё дремлет, вкусил от древа познания добра и зла — и прозрел.
Возникает вопрос: что же пробудило человеческий дух от спячки, что заставило его сбросить оковы Божьего запрета? Ответ здесь может быть только один: духовное начало, коим Бог наделил человека при сотворении, содержит в себе, помимо творческого потенциала, также и зародыш, элементарный кристалл жажды познания. Как гласит Писание, древо познания «вожделенно, потому что несёт знание» (Быт. 3:6).
Иными словами, стремление к познанию мира изначально присуще человеку как существу духовному, потенциально свободному и подобному Богу. Наиболее примитивная форма такого стремления есть инстинктивное, неосознанное любопытство, в равной степени присущее как человеку, так и животному. Высшее проявление стремления к познанию может быть определено как поиск некой всеобъемлющей истины, организующей мир в единое целое, наполняющей его смыслом и красотой — истины, отождествляемой религиозным сознанием с Самим Богом. Существует ли такая истина, постижима ли она, и если да, то каковы те методы, благодаря которым истина (либо локальные её аспекты) может быть открыта — все эти вопросы носят гносеологический характер и в рамках данной работы рассматриваться не будут. Для нас сейчас важно уяснить следующее: человек, как существо духовное и подобное Богу, обладает исконным, изначально заложенным в него стремлением к знанию и творческому созиданию, непреодолимым желанием к раскрытию тайн бытия, их наиболее полному восприятию и осмыслению. Состояние «духовного вакуума», состояние неведения не только не свойственно человеку, но и в корне противоречит всему его существу, определённому как homo sapiens. При этом стремление к знанию не всегда осознаётся человеком сполна и порой наличествует в тайниках его души подспудно, интуитивно, однако оно безусловно составляет неотъемлемую часть его существа.
Однако существует и другая сторона проблемы знания, и корень её — всё в той же идее подобия человекатворения своему Творцу. В силу указанного подобия выскажем смелое утверждение: человек, как существо, подобное Богу, обладает не только стремлением к знанию, но и собственно знанием — правда, знанием неактуализированным, скрытым, латентным. Действительно, если Бог всеведущ и всезнающ, то и человек, будучи существом духовным, должен знать о мире всё, что знает о нём Господь Бог. Далее, развивая эту мысль, можно заключить, что дух человека содержит в себе совершенное, исчерпывающее знание обо всём, человек же, поскольку материально-тварная природа его накладывает ряд ограничений на процесс актуализации знания, как носитель этого духа обладает знанием лишь в потенции. Процесс же актуализации знания и есть, собственно говоря, процесс познания.
Таким образом, состояние, в котором пребывал Адам до грехопадения и охарактеризованное нами как полное, абсолютное незнание, может и должно быть конкретизировано. Совершенно очевидно, что оценка этого состояния в статике иной и быть не может: плод с древа познания ещё не сорван. Однако, в силу изложенного выше, не менее очевидным представляется и то, что запретный плод сорван будет — иначе Адам не был бы Человеком. Именно поэтому с определённой долей уверенности можно утверждать, что в недрах полного, абсолютного незнания сокрыта микроскопическая частица знания-потенции, знания о собственном незнании, определённого рода пред-знания или пред-ведения.
IV.
Итак, мы определили, что в основании идеи богоподобия лежит духовное единство человека-творения и Бога-Творца. Далее, мы выяснили, что духовность человека проявляется, в частности, через его способность к творчеству и стремление к знанию. Однако способность к творчеству, равно как и стремление к знанию — это всего лишь потенция, некий вектор, определяющий направление движения человека на пути к полной, абсолютной реализации своего духовного потенциала — пути, по которому Адам, чей дух ещё грезит[3], пока ещё не сделал ни единого шага.
Поэтому и о богоподобии следует говорить как о некой потенции, о своего рода процессе становления человеческого духа, раскрытии заложенного при сотворении духовного потенциала. Процесс уподобления Богу, таким образом, строится по иерархическому принципу: сотворённый потенциально духовным и потенциально богоподобным, человек, через творческое созидание и активное постижение мира, реализует свою духовность и, тем самым, достигает богоподобия.
Приведённым соображениям созвучно следующее утверждение Н. Лосского: «Бог создал тварные существа по образу Своему с той целью, чтобы они своим свободным творчеством при Его благодатном содействии осуществили в себе подобие Ему»[4]. Остановимся на этом утверждении более подробно и попытаемся вскрыть заложенный в него глубокий смысл. При этом заметим, что, при некоторых ошибочных, на наш взгляд, исходных посылках, в целом данное утверждение верно.
Основная ошибка Н. Лосского, на наш взгляд, заключается в следующем. Речь идёт о так называемом «благодатном содействии» Бога в осуществлении человеком стоящей перед ним цели. Весь ход предыдущих рассуждений, а также некоторые места из Книги Бытия свидетельствуют как раз об обратном: скорее следует говорить не о содействии, а, напротив, о противодействии, причём о противодействии активном, стремлению человека осуществить в себе подобие Божие.
Как уже было сказано, под осуществлением богоподобия следует понимать раскрытие человеческого духовного потенциала. Далее, мы определили, что дух, в качестве первоначала и первоосновы человека, стремится проявить себя в творческой активности и познании тайн бытия. В Эдеме же, как мы видели (и как видел это Кьеркегор), дух человека ещё грезит, ещё спит, ещё не проявлен, и препятствие в самореализации чинит ему не кто иной, как Сам Господь Бог.
Плоды с древа познания оказались для человека под запретом: «И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла, не ешь от него:» (Быт. 2:16). Заметим, что речь здесь идёт именно о запрете, а не о благом пожелании или совете доброго и великодушного Пастыря. Снова обратимся к Писанию и вспомним слова Бога, с которыми Он обращается к Адаму уже после так называемого «грехопадения»: «Не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?» (Быт. 3:11). Господь Сам, таким образом, признаёт, что запрет имел место. Любой же запрет — и это совершенно очевидно — есть ограничение свободы.
Однако из факта запрета вовсе ещё не следует, что Бог препятствует духовному пробуждению человека. Ведь вполне могло статься, что именно этим запретом Бог как раз и намеревается направить человеческий дух на путь самореализации и самоактуализации. И всё-таки необходимо признать, что это не так.
И вновь обратимся к Св. Писанию. «Но знает Бог, — говорит Змей-искуситель Еве, предлагая ей отведать плодов с древа познания, — что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт. 3:4–5). Кому-то эти слова могут показаться лишёнными доверия как принадлежащие существу, согласно традиционной христианской апологетике, изначально порочному и лживому, однако в той же третьей главе Книги Бытия уже Сам Господь Бог, авторитет Которого вряд ли может быть подвергнут сомнению не только апологетами, но и людьми неверующими, говорит примерно то же: «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас» (Быт. 3:22).
«Как один из Нас» — можно ли точнее, лаконичнее выразить идею богоподобия? Бог, изрекая эти слова, признаёт, что человек, вкусивший от запретного плода, отныне становится подобным Ему, Богу, из чего с очевидностью следует, что богоподобие достигается именно через нарушение Божьего запрета.
V.
Итак, путь к богоподобию лежит через древо познания, и только через него: иного пути нет и быть не может. Возникает парадокс: Бог, создавший человека потенциально подобным Себе, в то же время накладывает запрет на осуществление этого подобия, а когда человек, движимый пробуждающимся духом, нарушает запрет, Он изгоняет его из райского сада. Как разрешить этот парадокс или, по крайней мере, как объяснить его?
На первый взгляд действия Бога лишены какой-либо последовательности. И это отсутствие последовательности накладывает отпечаток трагизма на все дальнейшие взаимоотношения Бога и человека. Неужели Господь не понимал, что дух, которым Он наделил человека при сотворении, рано или поздно пробудится от спячки? Неужели не знал, что древо познания слишком «вожделенно, потому что даёт знание» (Быт. 3:6), чтобы Ева, а вслед за нею и Адам смогли противиться его неодолимой, притягательной силе?
Знал. Не мог не знать, ибо Бог — всеведущ и всезнающ. Именно в этом и состоит парадокс: зная результаты своих действий, Бог тем не менее изначально закладывает в человека кристалл будущего бунта. Имя тому кристаллу — дух. Дух, который желает свободно осуществить в себе подобие Божие.
Разве события, разворачивающиеся на страницах первых трёх глав Книги Бытия, не напоминают хорошо разыгранного спектакля, где в качестве сценариста, режиссёра, исполнителя главной роли и единственного зрителя выступает Сам Господь Бог? Спектакля, в котором Адаму и Еве, того не ведающим, отведены «отрицательные» роли ослушников и нарушителей Божьего запрета?
Бог предаётся забаве[5] — в этом весь смысл истории «грехопадения» первого человека. Бог ищет развлечения — такова цель сотворения человека именно таким, каков он есть. И именно этой целью, а не той, на которую указывает Н. Лосский, руководствуется Творец, создавая Адама по «образу и подобию» Своему. О каком же в таком случае «благодатном содействии» здесь вообще может идти речь?!
Да, Бог знал, чем окончится вся эта история — на то Он и Бог. Однако полностью контролировать ситуацию Он не в силах: сотворив человека потенциально свободным, Он тем самым ограничил свою собственную свободу. Ведь Адам и Ева (а вслед за ними и все мы) не знали (как не знаем этого и мы), что они «играют в театр», и потому слишком серьёзно, слишком по-человечески восприняли разыгранную Творцом «божественную комедию», имя которой — жизнь. Они действовали на свой страх и риск, движимые свободным, хотя и ещё грезящим духом, действовали наперекор воле Господа — ибо хотели быть «как боги, знающие». Противостояние двух воль, двух свобод божественной и человеческой — привело к исходу человека из рая. Не к изгнанию, как принято считать, а именно к исходу, добровольному уходу, откровенному бунту прозревших Адама и Евы, не желающих отныне мириться с «Я запретил» Творца.
Однако это только первый акт «божественной комедии». Всё Св. Писание есть не что иное, как нескончаемая череда таких актов. Каин, Авраам, Иосиф, Иов, цари, пророки, апостолы — тысячи и тысячи персонажей, трагических и комических, святых и богохульствующих, вводится в комедию на протяжении всей истории человечества. Последний библейский акт великой комедии разыгран с участием нового действующего лица — Христа, под маской которого, как выясняется по ходу пьесы, скрывается Сам Господь Бог.
Нет, не о «благодатном содействии» следует здесь говорить, а о «божественном» произволе, сопряжённом с откровенным обманом и изощрённой жестокостью. Дать человеку глаза и запретить смотреть ими на мир — разве это не верх жестокости?! А как ещё назвать слова Бога: «в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрёшь» (Быт. 2:17), как не откровенно лживыми?[6]
VI.
Оставим в стороне мотивацию поступков Творца и вновь обратимся к человеку, Им сотворённому, — с тем, чтобы подвести окончательную черту под открытой нами темой и сформулировать идею богоподобия в конечном её виде. Приняв во внимание сказанное выше, мы приходим к следующему выводу.
Бог создал человека по «образу и подобию» Своему, т. е. потенциально свободным и потенциально духовным.
Осуществление богоподобия достигается в процессе становления человеческого духа, раскрытия заложенного в процессе сотворения духовного потенциала.
Духовность человека предполагает два основных (но не единственных, как будет показано ниже) компонента, или две способности: способность к творческому созиданию и способность к постижению тайн бытия. Отсюда реализация духовности — а через неё и достижение богоподобия — возможна лишь через раскрытие, активизацию указанных способностей.
Сотворив человека по «образу и подобию» Своему и тем самым заложив в него потенцию к духовной самореализации, Бог преследует одну-единственную цель: постановку вселенской «божественной комедии», полную противоречий, конфликтов и трагизма. Человек здесь — всего лишь актёр, играющий предписанную ему Богом роль. Роль, о которой сам человек не подозревает.
В основу «комедии» положен конфликт между человеком и его Творцом: с одной стороны, человек стремится к реализации своей духовности, желает быть «как боги, знающим», с другой — Бог препятствует ему в этом, накладывая запрет на плоды с древа познания.
Однако, сотворив человека потенциально свободным, Бог ограничивает Свою собственную свободу и тем самым лишает Себя возможности контролировать весь дальнейший ход истории человечества.
Вопреки воле Господа, движимый интуитивным желанием во что бы то ни стало реализовать свой духовный потенциал, человек нарушает запрет Бога и срывает вожделенный плод с древа познания.
Тем самым человек сделал первый и наиболее важный шаг на пути к осуществлению богоподобия: он распахнул окно в таинственный мир знания, до сего момента сокрытый от него волей Господа. Знание вошло в него и пробудило дремлющий дух от грёз. Отныне жажда познания прочно и навсегда овладевает сердцем человека.
Бунт человека против воли Господа предрешил его добровольный исход из Эдема. Человек осознал себя Человеком — знающим, свободным, способным к активному творчеству.
VI.
Все мы — могучие духовные существа. Любовь — вот что нас отличает.
из фильма «Спасённый светом»На этом, казалось бы, можно поставить точку. Однако, как ни парадоксально это звучит, идеей богоподобия не исчерпывается становление человеческого духа. Более того, мы возьмём на себя смелость утверждать, что в чистом виде данная идея, к каким бы вершинам совершенства она ни вела, для человека неприемлема.
В приведённых выше рассуждениях Бог предстаёт перед нами как олицетворение жестокости, лицемерия и обмана[7]. Ему чужда простая человеческая жалость, как чуждо Ему сострадание, раскаяние[8], чувство ответственности за содеянное. Да и перед кем Ему каяться, перед кем отвечать, кому сострадать? Твари, которую Он создал? Не много ли чести?
Разумеется, Бог свободен в Своих поступках, и свобода Его неограниченна: она, эта свобода, возвышается и над законом, и над моралью, и над необходимостью. Бог волен быть таким, каковым пожелает. Проблема выбора между добром и злом никогда не стояла перед ним, всё, что Им ни делалось, было «добро зело» — так гласит Писание.
Но и человек сотворён свободным, поскольку духовность и свобода, в сущности, есть одно и то же. Могут ли в таком случае сосуществовать две свободы — Бога и человека, не ущемляя при этом неограниченных прав (ведь свобода — это отсутствие каких-либо ограничений) противной стороны? Мы вынуждены ответить отрицательно: двум свободам нет места в сотворённом Богом мире. Свобода может быть только одна.
Таков Бог. Таков идеал, бездушный, самодовольный, эгоистичный и лицемерный — идеал, к которому должен стремиться человек. Но должен ли? Если уподобление Богу есть достижение «совершенства», в основе которого лежат вышеназванные качества, должен ли человек желать осуществления богоподобия?
И да, и нет. Да — поскольку богоподобие предполагает достижение полноты творческой самореализации и знания человеком всех сторон бытия. Нет — поскольку человеческий дух для полной своей реализации нуждается в гораздо большем, нежели может дать ему уподобление Богу.
Это большее есть любовь.
Именно этого, присущего только человеку, качества Бог как раз и лишён. Человек приобрёл его вопреки воле Бога, вопреки запрету, наложенному на вожделенный плод с древа познания. Так называемое «грехопадение», таким образом, открыло человеку путь не только к интеллектуальному насыщению его духовной сущности, но и к прекрасному чувству любви, к проявлению сокровенных, исконно человеческих свойств его существа. С первых же шагов покинувший Бога человек учится понимать красоту человеческой души, в общении с себе подобными постигает самую сложную и самую важную из всех наук — науку любить и быть любимым.
Нет, не добро и зло познал человек, вкусив от запретного плода человек познал любовь. Познал сам, нарушив Божий запрет, а познав, не смог больше дышать приторным воздухом Эдемского рая — и ушёл от Бога.
Создав человека, Бог в Своём творении превзошёл Самого Себя: Он создал существо, потенциально обладающее большим, чем имеет в Своем арсенале Он Сам. Да, человек не всемогущ и не всеведущ, а творческие возможности его ограничены и не сравнимы с божественными — однако человек не был бы Человеком, если бы, будучи, подобно Богу, всемогущим, всеведущим и творчески совершенным, он не обладал при этом способностью любить.
Любовь есть то, что отличает человека от Бога, поднимает человека над Богом, создаёт своего рода новую «онтологическую пропасть» между Творцом и Его творением — с той лишь разницей, что стремиться к её преодолению должен уже не человек, а Сам Господь Бог. При этом, однако, следует заметить, что, как человек никогда не сможет преодолеть первую пропасть (о которой говорит Н. Лосский), так и Богу никогда не дано преодолеть вторую. Даже обладая совершенным всемогуществом, Бог останавливается перед этой пропастью пропастью, навсегда отделившей Его от человека и его мира. Здесь, у края бездны, кладётся предел божественному всемогуществу.
Так, как может любить человек, Бог любить не способен: Его холодная, расчётливая, эгоистичная псевдолюбовь есть лишь тусклый отблеск, жалкое подобие того истинного, бескорыстного, жертвенного, порой безумного, но всё же святого чувства любви, которое вошло в человека вместе с «запретным» знанием. Бог никогда не сможет понять человека, вылепленного Им по «образу и подобию» Своему, Бог никогда не сможет подняться до Своего творения, до тех недосягаемых вершин, куда вознёс человека его свободный дух. В этом, кстати, и заключается парадокс божественного творчества: сотворить нечто, превзошедшее Его Самого, подвластно только Богу. Что ж, отдадим должное великому Творцу — здесь Ему равных нет.
Таким образом, человек только тогда достигает духовной полноты и совершенства, когда, наряду со способностью к творчеству и познанию тайн бытия, он обретает также и способность любить — способность, которая лежит за гранью идеи богоподобия и которая идеей богоподобия никоим образом не определяется. И только тогда человек станет Человеком, когда, наряду с богоподобием, он осуществит в себе также и истинное человекоподобие. Именно в этом и состоит смысл жизни каждого человеческого существа.
Примечания
1
«В человеке тварь и творец соединены воедино: в человеке есть материал, обломок, избыток, глина, грязь, бессмыслица, хаос; но в человеке есть и творец, ваятель, твёрдость молота, божественный зритель и седьмой день понимаете ли вы это противоречие?» (Ницше Фридрих, По ту сторону добра и зла. Афоризм 225).
(обратно)2
«Творение мира Богом есть проявление бесконечно большей творческой силы, чем та творческая способность, которая свойственна нам, людям. Творя мир, Бог не нуждается для этого ни в каком данном Ему материале; Он не берет его ни извне Себя, ни из Самого Себя: Он творит мир и по форме, и по содержанию как нечто совершенно новое, отличное от Него и раньше не существовавшее никакою своею стороною. Итак, Он творит мир из ничего в том смысле, что Ему ничего не нужно заимствовать ни извне Себя, ни из Себя, чтобы создать мир». (Лосский Н., Бог и мировое зло. Основы теодицеи// Лосский Н., Бог и мировое зло. М. 1994. С. 321–322).
(обратно)3
«Дух в людях грезит», — так Сёрен Кьеркегор определяет состояние первочеловека до грехопадения (Кьеркегор С., Понятие страха// Кьеркегор С., Страх и трепет. М. 1993. С. 143). Однако Лев Шестов придерживается иной точки зрения: «В противуположность Киркегарду нужно сказать, что именно плоды с дерева познания усыпили человеческий дух» (Шестов Л., Афины и Иерусалим// Шестов Л., соч. в 2-х томах. М. 1993. т. 1. С. 500). Заметим, что спор двух великих мыслителей лежит вне рамок данной статьи.
(обратно)4
См. Лосский Н., Бог и мировое зло. Основы теодицеи// Лосский Н., Бог и мировое зло. М. 1994. С. 333.
(обратно)5
Андре Жид, устами Лаперуза, одного из главных персонажей «Фальшивомонетчиков», дает прекрасную характеристику Богу-искателю развлечений и утех: «О, теперь я ясно сознаю, что Бог забавляется. Когда он заставляет нас делать что-нибудь, он забавляется тем, что предоставляет нам думать, будто мы сами хотели это сделать. В этом и заключается его гнусная игра: Он играет с нами, как кошка с мышью, которую она мучит: И после этого он еще требует от нас быть признательными ему. Признательными за что? за что?..» (Жид А. Фальшивомонетчики. // Жид А. Избранные произведения. М. 1993. С. 353, 464).
(обратно)6
«Нет, не умрёте», — возражает Искуситель — и оказывается прав. Правда, многие исследователи (и среди них Л. Шестов) склонны считать, что под «смертью умрёте» Бог подразумевает не физическую, а духовную смерть, однако у нас есть все основания придерживаться противоположной точки зрения: с «грехопадением» дух человека не только не погибает, но, напротив, сбрасывает оковы сна и пробуждается к активной и созидательной жизни.
(обратно)7
Способность Бога к лицемерию и обману противоречит как ортодоксальной христианской теологии, так и христианской философии. Так, согласно утверждению Декарта, «первейший из атрибутов Бога — его высочайшая правдивость» (Декарт, Первоначала философии// Декарт, cоч. в 2-х томах. М. 1989. т. 1. С. 325). Однако индуизм (в частности, кришнаизм) понимает этот аспект Бога намного шире: «Кришна, будучи Всевышним, может быть более вероломным, чем любой простой человек. Если Кришна решил обмануть человека, то никто не сможет превзойти Его в коварстве» (Шри Шримад А. Ч. Бхактиведанта Свами Прабхупада, Бхагавад-Гита как она есть. В 2-х томах. Бхактиведанта Бук Траст. Москва-Ленинград-КалькуттаБомбей-Нью-Дели. 1990. т. 2. С. 123).
(обратно)8
Акт «раскаяния», впрочем, однажды был предпринят Богом: послав единородного Сына Своего на верную смерть, Он как бы приобретает индульгенцию у человечества — как за прошлые Свои деяния, так и за те, что Ему еще предстоит совершить. Смерть Спасителя на кресте, действительно, означает попытку спасения — но не человека, а Самого Бога. Как же, по вине человечества Бог потерял своего единственного Сына — разве теперь Он не вправе требовать к Себе сострадания и, как результат, прощения за содеянное ранее?!
(обратно) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «По образу и подобию», Сергей Михайлович Михайлов
Всего 0 комментариев