«Коран. Биография книги»

Коран. Биография книги (fb2) - Коран. Биография книги (пер. Т. Гузеева) 341K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Брюс Лоуренс

Брюс Лоуренс Коран: Биография книги

Посвящается доктору Ибрагиму Абу Набу, который жил истинно, ибо каждый день Господь за делом (Коран, 55:29).

Благодарности

Я обязан слишком многим людям, поэтому здесь позволю себе выразить только краткую благодарность. В первую очередь и более всего я признателен доктору Ибрагиму Абу Набу из Аммана. Талантливый переводчик, журналист и кинорежиссер, доктор Ибрагим открыл передо мной и свое сердце, и двери своего дома, когда я приезжал к нему в 1980-е годы. Мы провели много вечеров за чтением, обсуждением и переводом Великого Корана. Мне очень помогло то, что он так глубоко проник в суть Книги Знамений (Писание также называют Великим Кораном и Книгой Знамений) и почтительно относился к Божественному происхождению этого произведения. Я чту его память и посвящаю эту книгу ему.

В нескольких главах я использовал неофициально распространенный перевода Шавката Туравы. Я благодарен ему за разрешение цитировать переводы в стихах и немного изменить их в этой книге. Переводы озаглавлены мною «Книга Знамений много лет спустя».

Также я признателен пяти моим бывшим студентам: Рику Колби, Джамиле Карим, Скотту Кьюглу, Робу Розеналу и Омид Сафи за их огромное участие в создании и редактуре текста этой книги.

Особо благодарю моего коллегу Ибрагима Мусу, который прочел всю рукопись целиком, обладая сердцем верующего и глазами критика. Мой партнер по работе, Мириам Кук, сделала для меня так много, что я не смогу выразить это никакими словами.

Благодарю Руми. Цитируя изречение пророка, маулана отмечает, что «женщины полностью превосходят мужчин умом, а мудрецов — сердцем». Пусть я буду достойным такого господства, а эта книга — достойной своего автора!

Примечания к переводам

В случае с Кораном примечания к переводам в равной степени необходимы и бессмысленны. Ни один перевод на английский язык не идеален. Наиболее близок «Коран: новый перевод» (The Qur'an: A New Translation», Starlatch Press, 2004) Томаса Клири, часто цитируемый или перефразированный в главах моей книги. Эта работа включает его более ранний и краткий вариант, «Коран в кратком изложении» («The Essential Koran», HarperSanFrancisco, 1994). Если некоторые, возможно до сих пор предпочитают именно такую редакцию, то лишь потому, что она, в отличие от книги, изданной в 2004 году, содержит введение и частичные комментарии.

Наиболее приемлемые английские переводы с комментариями и текстовыми пояснениями — это А. Ж. Арберри, «Комментарии к Корану» («The Koran Interpreted», Macmillan, 1955) и М. А. С. Абдель Халим, «Коран: новый перевод» («The Qur'an: A New Translation», Oxford University Press, 2004). Для тех, кому нужны одновременно английский перевод и оригинал на арабском языке, с которым можно проводить сравнения, рекомендую книгу Ахмеда Али «Коран: современный перевод» («Al-Qur'an: A Contemporary Translation», Princetone University Press, 1988).

Коран превосходит любые переводы самых опытных и преданных своему делу тружеников. Его нужно услышать, чтобы в полной мере оценить арабский темп, непередаваемые ритмы, ровные гаммы. Наиболее доступные зачитанные вслух выдержки можно найти на аудио компакт-диске, который прилагается к оригинальной работе Майкла Селса «Обращение к Корану: ранние Откровения» («Approaching the Qur'an: the Early Revelations», White Cloud Press, 1999).

Чтобы лучше разобраться с элементами традиционного и прогрессивного толкования Корана, обратитесь к работе Фарида Исека «Коран: краткое представление» («The Qur'an: A Short Introduction», Oneworld Publications, 2002), а о радостях и вопросах изучения Корана в современных европейских или американских университетах см. Джейн Д. МакОлифф «Несоответствия и контекст: преподавание и изучение Корана в Северной Америке» («Disparity and Context: Teaching Quranic Studies in North America» в сборнике «Изучение ислама» («Teaching Islam» под редакцией Бреннона М. Уилера, Oxford University Press, 2003, стр. 94-107).

Джейн Д. МакОлифф является и главным редактором «Энциклопедии Корана» («Encyclopaedia of the Qur'an», E. J. Brill, 2001—2005), самого важного справочника по Писанию на английском языке, по крайней мере, на следующие полвека. Пять томов насчитывают немногим менее 2700 страниц и содержат исчерпывающую систему перекрестных ссылок, а также иллюстрации (том II).

Примечание к русскому изданию

Все выдержки из Священного Корана в русском переводе даны по изданию:

«Коран» (перевод академика И. Ю. Крачковского), М., «Наука», 1990.

Исключение составляет глава 7, где автором цитируется первый европейский перевод Корана Роберта из Кеттона. Напомним, что ни один перевод Корана с арабского языка на какой-либо иной не является полным и «каноническим», все они способны лишь дать представление о содержании Книги Знамений.

Транскрипция всех арабских имен и названий в книге «Коран: биография» также связана с переводом И. Ю. Крачковского. Это касается даже тех случаев, когда в современном русском языке более распространена иная транскрипция (Мухаммад — Мухаммед, курайшиты — курейшиты, Ибрахим — Ибрагим и т. д.) Однако отметим: полностью устоявшихся правил в этом случае нет, поскольку ислам распространен среди различных народов, в чьих языках произношение может сильно различаться.

Стихи восточных поэтов в обратном переводе с английского (главы 1, 9, 11) — в моем переводе.

Значения арабских терминов см. в словаре. Большинство дат имеют указание «от Р. X.». Хотя история ислама целиком связана с нашей эрой, такое указание имеет определенное значение, так как существует летоисчисление по мусульманскому календарю.

Эльдар Дейторов,

журналист и редактор

Введение

Коран раскрывает ключевые элементы, связанные с самой Книгой. Отдельные стихи проясняют значение названия, подтверждают, что ислам является истинной религией, и доказывают: мир стоит на первом месте.

1. Слово «Коран» означает «чтение»:

И в истине Мы его ниспослали, и в истине он нисшел. И послали Мы тебя только вестником и увещателем.

И Коран Мы разделили, чтобы читал ты его людям с выдержкой, и ниспослали Мы его ниспосланием.

(17:105-106)

2. Ислам — это истинная религия.

Поистине, религия пред Аллахом — ислам (3:19).

Кто же ищет не ислама как религии, от того не будет принято… (3:85)

Сегодня разрешены вам блага; и пища тех, кому даровано писание, разрешается вам, и ваша пища разрешается им (5:5).

Кого пожелает Аллах вести прямо, уширяет тому грудь для ислама… (6:125)

И, наконец, возникает риторический вопрос:

Разве ж тот, грудь которого Аллах расширил для ислама и он обладает светом от своего Господа… (39:22)

Поскольку слово «ислам» означает полную преданность и подчинение (Богу), то в риторическом вопросе последнего стиха определяется важнейшая обязанность, возложенная на каждого мусульманина — «обладать светом от своего Господа».

3. Мир стоит на первом месте:

Это — обитатели рая («дар ас-салям»), в нем они пребывают вечно (10:26).

Понятие мира («салям») так близко связано с подчинением («ислам»), что эти слова становятся взаимозаменяемыми — с первого Откровения до последнего Судного дня.

О первом Откровении Корана возвещают ангелы — приветствием и пожеланием мира. Это происходит в ночь могущества, когда Коран открылся пророку Мухаммаду во всей своей полноте:

Нисходят ангелы и дух в нее с дозволения Господа их для всяких повелений.

Она — мир до восхода зари! (97:4-5)

Когда верующий попадет в Рай, его тоже будут приветствовать ангелы, произносящие фразу «Ас-саляму алейкум!» («Мир вам!») (7:46; 13:23-24; 16:32). Во всем исламском мире, а также среди мусульман, живущих вне основных мусульманских регионов Африки и Азии, используется приветствие «Ас-саляму алейкум», на которое следует отвечать «Уалейкум ас-салям» («И вам тоже мир!»)

Но ответ на приветствие можно и продолжить. Эта традиция идет от приведенного ниже требования Корана. Она усиливает его:

И когда вас приветствуют каким-нибудь приветствием, то приветствуйте лучшим или верните его же (4:86).

«Лучшее» обычно употребляют, когда люди долго не виделись друг с другом. Чтобы сделать ответ «лучшим» (чем первоначальное приветствие), мусульманин может превзойти своего собеседника, добавив добрые пожелания: «Уалейкум ас-салям уа рахматулла уа баракату» («И вам мир, а также милости Господа и Его благословения»).

В любом случае, мир здесь, в настоящей жизни, связан с миром в жизни грядущей. Глава 36, «Йа син», подтверждает эту четкую и неизменную связь. Когда настанет Судный День, это произойдет так:

Ничего не было, кроме единого вскрика, и вот — они все у нас предстали (36:53).

А затем от Царя в День суда («малик йаум ад-дин», Коран, 1:4) придет:

«Мир!» в словах от Господа милосердного (36:58).

Поэтому ежедневное приветствие с миром, объединяющее верующих в этой жизни, приближает людей к тому миру, который провозгласит Господь в последний день — День суда.

Помимо обсуждавшихся выше названия Писания, подтверждения истинности ислама и особой важности мира, у Корана есть и другие ключевые особенности. О них следует упомянуть.

Откровения разделены на главы и стихи (суры и аяты), а контекст каждого из них определяется причинами, по которым он был ниспослан Господом. Насчитывается более 200 Откровений. Пророк Мухаммад получал их через Божественного посредника (ангела Джибриля) между 610—632 гг. н. э. Сейчас откровения разделены на 114 сур (глав). Каждая из них, за исключением одной (главы 9), начинается с обращения к Господу, который назван одновременно милостивым и милосердным: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного!» Многие люди, близкие пророку Мухаммаду, слышали эти откровения из его уст. Они запоминали слова, а затем произносили вслух. Некоторые записывали их. Всего насчитывается, по меньшей мере, 6219 стихов.

Содержание сур (глав) и аятов (стихов) отражает причины Откровений, события и обстоятельства, которые наложили отпечаток на жизнь пророка и раннего мусульманского общества. В них выделяют два основных акцента. Первые и более короткие суры появились в период пребывания пророка в Мекке (610—622 гг.) Говоря о Небесах и геенне в ожидании Судного дня, они призывают многобожников поклоняться Единому Господу. Эти Откровения обращены и к иудеям, и к христианам, в них предлагается признать Мухаммада пророком, исполняющим для арабов и всего человечества миссию, определенную и для более ранних пророков. Авраам и Моисей являются самыми главными пророками Торы, Иоанн Креститель и Иисус — Евангелия.

Более поздние откровения известны, как суры из мединского периода (622—632), поскольку они ниспосланы пророку после «хиджры» — переселения из Мекки в Медину. В них объединены образы и персонажи, темы и понятия из более раннего, мекканского периода. Но они длиннее и более связаны с социальными, политическими и военными проблемами.

Названия сур очень важны для их запоминания и чтения. Иногда заголовок происходят от имени или темы, что упоминается в суре. Некоторые главы имеют несколько названий, поскольку они важны по целому ряду причин. Сура «Аль Фатиха» — первая и чаще всего цитируемая. Хотя она называется «Открывающая Книгу», эта глава также известна как «Мать Книги» или «Семь часто повторяемых стихов». Главу 17 многие знают не только как «Сыны Исраила», но и как «Ночной перенос» («Ночное путешествие»). Это связано с тем, что в ее вступительном стихе упоминается самое необычное путешествие пророка Мухаммада. На крылатом коне он был перенесен из Мекки в Иерусалим, из Иерусалима вознесся в Высший мир, а затем вернулся обратно — в Иерусалим и Мекку. И все это произошло за одну ночь. (Ночное путешествие могло быть простым сном или духовным переживанием, но, тем не менее, происходило вполне реально; см. главу 1). Сура 112, одна из самых небольших, имеет столь огромное значение, что получила краткие, но дополняющие друг друга названия «Очищение», «Искренность» или «Природа власти». Некоторые суры названы загадочными буквами, которые появляются в первых стихах, как «Та ха» (20), «Йасин»(36) и «Каф» (50).

В результате сложного процесса строки, которые открылись в стихах и главах, спустя долгое время стали Писанием. После смерти пророка Мухаммада его близкий родственник и помощник Али вместе с другими людьми работал над тем, чтобы объединить отрывки в единый письменный текст. Затем двадцать лет спустя, во времена правления Османа — третьего халифа и преемника Мухаммада (после Абу Бакра и Умара, но до Али), все существовавшие тогда версии были сведены в единый «стандартный» вариант. Именно он и сохранился до наших дней, не претерпев значительных изменений.

Ранние экземпляры Корана были написаны арабским шрифтом, который называется «куфским», в нем нет символов для обозначения гласных. И лишь в течение следующих сорока лет, во времена правления халифа Омейядов Абд ал-Малика (685—705), создавалась первая письменная версия Корана с диакритическими знаками. Было определено и семь различных способов чтения Корана, но они стали известны позже, около 934 года. С тех пор эти семь форм чтения Корана остаются каноническим стандартом.

Когда речь идет о Коране, не случайно акцентируется именно чтение Писания. Это главное для понимания силы Корана и процесса его создания.

Коран — это произведение, не похожее ни на какое другое. Это устная Книга, которая лучше звучит, когда ее цитируют вслух, чем когда читают про себя. Но она является Писанием. Лучше воспринимающийся при чтении, чем в письменном виде, Коран становится Книгой в полном смысле слова только тогда, когда его читают вслух. Для мусульман слышать чтение Корана — это нечто особенное, словно можно почувствовать силу Божественных Откровений, которые произносит сокрушительный голос с Небес. Он движется, он скользит, он парит, он поет… В мире более не существует ничего подобного.

Впервые Коран был произнесен ангелом Джибрилем пророку Мухаммаду в начале VII века в Аравии. То, что услышал тогда Мухаммад, должно быть услышано снова и снова, с сегодняшнего дня и до конца веков. Слушать чтение Корана — это для мусульман предел духовного познания и нравственного руководства. Это послание в самом чистом виде, по-настоящему яркой и живой форме.

Коран — это многозначный арабский текст. Даже те, кто его слышит, могут понять содержание множеством порой совершенно различных способов. А те, кто не имеет возможности послушать его на арабском языке, получают не больше, чем лишь маленькую крупицу послания, которое хотел передать Господь.

Ограниченность человеческого опыта влияет на то, как мы воспринимаем текст. Коран, записанный по-арабски, — это меньше, чем Откровения, полученные Мухаммадом. Это Откровения второго порядка. Коран в письменном виде, переведенный с арабского на русский язык, становится Откровением третьего порядка. Отдаленность от первоисточника препятствует нашему пониманию, хотя мы и можем изучать ислам, обращаясь к Корану даже в письменном виде — к тексту, переведенному с арабского на наш родной язык.

Коран в переводе на другой язык — это эхо, временами громкое эхо живого духовного центра ислама. Независимо от того, слушают его или читают, на арабском или любом ином языке, Коран является Книгой Знамений. Каждый из его многочисленных стихов — искусная тонкая работа. Все они представляют собой гораздо больше, чем просто слова: арабское название самого короткого элемента текста Корана переводится как «стих», но также означает «чудо» или «знамение». Как ясные знамения, аяты Корана открывают неисчерпаемую истину. Они указывают на одно значение, скрытое в другом, на свет поверх света, на чудо за чудом.

Чтобы сделать Коран доступным широкой и разнообразной аудитории читателей, я разделил эту книгу на небольшие главы, которые можно читать как последовательно, так и выборочно. Чтобы соблюсти цепь событий, пятнадцать тем разбиты на пять частей по три главы в каждой. Части называются: «Основа арабской веры», «Ранние комментарии», «Более поздние толкования», «Эхо Азии» и «Мировые акценты». Каждая глава имеет свой особый геоисторический контекст и ограничена определенным периодом в мусульманской и мировой истории. Исключение составляет последняя тема. Подобно тому, как дух Корана живет во все эпохи, использование слов из этого Писания и обращение к имени Господа не имеют временных или пространственных границ. Последняя глава также могла бы быть первой: внимание к больным людям не ограничено ни временем, ни пространством, хотя СПИД — одна из тем этого раздела — является современным смертельным недугом.

Все же, во всех этих событиях существует определенная сюжетная линия, и ее нельзя не принимать во внимание. Она сложилась в Аравии с зарождением арабской веры. В 610 году купец из Мекки, уединившись в пещере на вершине горы, услышал голос с Небес, призывающий его стать посланником. Он получал послания свыше, которые были открытиями — Откровениями. То, что позже стало Кораном, изменило мнение благочестивого торговца о самом себе, об обществе, в котором он жил, о мире в целом. Эти Откровения побудили его бросить вызов своим родным и своему племени, повести других за собой, создать новое сообщество и сделать его центром нового движения. В ответ на это начались схватки и войны, союзы и предательства, которые изменили жизнь посланника, но не поколебали его намерений. Он был убежденным пророком, последним пророком Господа.

Его звали Мухаммад ибн-Абдулла. Религия, открывшаяся ему, стала называться исламом. Центром ислама сделалась Мекка (а затем, после «хиджры» (переселения), Медина стала святыней наряду с Меккой).

Армия мусульман из Мекки текла в разных направлениях в течение всей жизни Мухаммада, а после его смерти в 632 году этот процесс стал даже более стремительным. Верующие противостояли смежным с Аравией империям, освященным временем. На востоке они атаковали прибрежные индусские города Гуджарата и Синда. На севере быстро завладели Сасанидской Персией, объявив в середине 650-х годов Ирак и Иран частями нового исламского государства. На западе мусульманские армии за короткое время завоевали Египет, но после этого стали менее стремительно продвигаться через Северную Африку, ведя войну и с берберами, и с Византийской Империей, пока не достигли Атлантического океана в 680-е годы. Их военные завоевания произошли быстрее и с более значительными последствиями, чем расширение Римской Империи на семьсот лет раньше. Благодаря этому арабские армии и флот стали главной силой, контролирующей и Средиземноморье, и Индийский океан. В результате, аудитория читателей Корана расширилась по сравнению с тем, как можно было предположить во времена жизни пророка.

В «Книге Знамений много лет спустя» говорится об особенностях того, как растущее мусульманское общество переживало появление Корана. Ключевая роль в этих переменах принадлежала молодой жене пророка Аише наряду с потомком Али, шиитским имамом Джафаром ас-Садиком. Памятники, как и личности, передавали текст книги и показывали авторитет Корана, но ни один не сравнится с мечетью Купол Скалы (аль-Акса). Она была построена в Иерусалиме в том же веке, когда умер Пророк, на Храмовой горе. Ставшая святой и для иудеев, и для христиан, мечеть Купол Скалы напоминает о ночном переносе Мухаммада, его путешествии из Мекки в Иерусалим, затем в Высший мир, а оттуда — опять в Иерусалим и обратно в Мекку. Память о ночном путешествии увековечена на мечети строками из Корана. Эти слова до наших дней сохранили самые ранние записанные Откровения.

Однако не все христиане или иудеи принимают Коран как истину, а Мухаммада — как Божьего пророка. В числе скептиков был Роберт из Кеттона, христианский монах, который первым перевел Коран на латынь. Этот человек изучал Книгу Знамений с убеждением человека, принадлежавшего к другой религии, но очень увлеченно. Поэтому его роль заслуживает упоминания наряду со значением работы основных мусульманских толкователей, которые развивали темы, поднятые в Коране, в новых и неожиданных направлениях. Двое из них были родом из Персии: ученый IX века ат-Табари и поэт XIII века Джалал ад-дин Руми. Другой — араб андалусского происхождения, мистик XII века, Мухйи ад-дин ибн Араби.

Комментарии ат-Табари вместе с подходами толкователей Руми и ибн Араби оказали влияние на большое и разнообразное мусульманское общество Индии. С VII века Индия вошла в мировое сообщество мусульман. Азиатский субконтинент, или Южная Азия, известная как Индостан, сегодня включает современное индийское государство, а также крупнейших соседей Индии: Пакистан, Бангладеш и Афганистан. Индостан был крупнейшей платформой, на которой росли мусульманские общины. До сегодняшнего дня он остался широкой ареной, где сторонники ислама выражают свою преданность.

Мусульмане из Южной Азии рассматривают Коран с позиций своей особенной культуры. Она сформирована языком и мировоззрением, которые являются исламскими, но не арабскими. Открытые влиянию окружающего мира, они рассматривают все, что узнают и видят, сквозь призму собственных определенных эстетических представлений. Три из пятнадцати глав книги связаны с Южной Азией. Первая посвящена знатной женщине, память которой увековечена у места ее захоронения: в Тадж-Махале. Тадж-Махал — это мавзолей XVII века, одновременно простой и сложный. Его мраморные стены необыкновенно гармоничны, хотя всегда выглядят по-разному с восхода солнца до вечерних сумерек. Окруженное мечетями и декоративными парками, здание расположено на берегу реки Джамны. Строки из Корана, высеченные на мраморной поверхности Тадж-Махала, повествуют о значении этого мавзолея. Он представляет собой образ иного мира, о котором говорит Коран, и вторит широте видения ибн Араби.

В Индии родилось и несколько выдающихся толкователей Корана, двое из которых обсуждаются в этой книге. Первый был рационалистом XIX века. Это сэр Саид Ахмад-хан. Сэр Саид одобрял прагматические ценности британцев, в особенности, касающиеся государственной власти и образования. Но если современная наука олицетворяла философские ценности современной Европы, то он бросил вызов ее превосходству и ответил альтернативной современностью, основанной на строгом возвращении ценностей Корана.

В этом смысле Ахмад-хан был предшественником Мухаммада Икбала, самого известного в XX веке индийского, а затем пакистанского толкователя Корана. Будучи поэтом-философом, Мухаммад Икбал не являлся комментатором Корана ни по собственному намерению, ни по сложившейся репутации. Он одновременно увлекался и европейской философией, и современной наукой, каждая из которых подкрепляла силу и авторитет другой. Однако индийский философ увидел, что эти области неотделимы от более значимой идеи ислама, которая на протяжении многих лет была представлена в Коране. Икбал был гражданином современного мира, который намеревался примирить разум с Откровениями. Будучи убежденным мусульманином, в своих стихах он отразил восприятие истин Корана, которые проникали всюду и превосходили все другие истины, включая современную философию.

Все главы данной книги иллюстрируют важнейшую постоянно повторяющуюся идею: пока Коран сам по себе является единым самостоятельным источником знаний, в нем не существует ни одного послания. Книга — как любая духовная литература — требует изучения. Процесс изучения его формы, содержания и передачи на протяжении долгого времени называется толкованием. Для Корана, как в случае с Торой или Библией, толкование требует от человека такого труда, который неотделим от сознательных и бессознательных решений, принимаемых толкователем. Каждый, кто разъясняет Писание, вынужден делать выбор. Каждый должен следовать принципам толкования. Не имеет значения, кто является толкователем, не имеет значения, в какое время или в каком месте он читает Коран, какие именно темы, проблемы или акценты он выберет и подчеркнет. Более существенно то, как — узко или широко — комментатор будет выбирать тексты Корана. Если точнее, предпочтет ли он выбрать из контекста определенные стихи и отрывки вместо того, чтобы рассматривать текст всей Книги целиком, чтобы сделать выводы о нормативном исламском мировоззрении.

Но выбор — это не то же самое, что обращение. Почти все мусульмане обращаются к Корану: как к авторитетному источнику, описывающему обряды, как к ежедневному путеводителю, как к художественной идее, и даже как к «волшебству». Некоторые помнят Великое Писание с детства, чтя традицию цитировать и читать его вслух и считая основой праведности. Даже те, кто не помнит наизусть все шесть с лишним тысяч стихов, чувствуют потребность ежедневно повторять слова Корана. Их можно повесить на шею в виде амулета, прикрепить к борту такси, наклеить на заднее стекло или бампер, вырезать в камне, выгравировать на металле или украсить ими фирменный бланк. Написав на табличке с алфавитом или молитвой, слова из Корана также можно смыть и выпить раствор в лечебных целях. Даже мусульманин, который не знает арабского языка и никогда не изучал язык Корана, уважает эту Книгу. Он видит, как другие обращаются к ней, и может использовать арабские слоги и слова в своей жизни. Представьте, например, больную женщину. Для нее Коран — это магическая сила. К его словам женщина обращается разными способами: она шепчет их, обоняет или… пьет эти слова. Таковы народные способы сделать Коран собственным источником исцеления и надежды. Несмотря на то, что многие считают это богохульством, такое применение Корана, как и окружающие его споры, будут продолжаться до конца нашего века — и еще дольше.

Коран неисчерпаем, что подтверждает само Писание:

Скажи: «Если бы море было чернилами для слов Господа моего, то иссякло бы море раньше, чем иссякли слова Господа моего, даже если бы Мы добавили еще подобное этому»

(18:109).

Пятнадцать глав этой книги содержат лишь намек на множество значений, которое делает Коран уникальным. Она нацелена на то, чтобы связать воедино Коран и его контекст для любого читателя — араба или не араба, мусульманина или не-мусульманина.

Контекст имеет решающее значение. Хотя Писание в целом является авторитетным, его содержание можно рассматривать в особых обстоятельствах. Какие аспекты Корана использовать — и где? Когда их применять — и к кому? Эти вопросы вынуждают рассматривать логичность и выборочность на двух уровнях. Во-первых, почему некоторые (но не все) отрывки из Корана имеют особую значимость в разное время и в разных местах? Во-вторых, каким образом изменение контекста придает такую ценность отдельным стихам или сурам?

История является важнейшим критерием для толкования Писания. В историческом контексте Коран становится Книгой Знамений, множественной в своих значениях, постоянно по-новому истолковываемой последующими поколениями и разными людьми.

Но если рассматривать Коран отдельно от истории, то он становится Книгой Знамений с одним единственным значением, независимым от места и времени. Неизменным.

Так все-таки многозначен или однозначен Коран? Мнения благочестивых мусульман разделились. Одну сторону среди толкователей Корана занимают те, кто настаивает на его однозначности. Этих людей называли «фундаменталистами», но более понятен термин «абсолютисты», поскольку они считают Коран (а, следовательно, и весь ислам) основой всего. У Корана есть небесный прообраз, «умм аль-китаб», дословно — Матерь Книги. Она целиком содержит Слово Божье. Коран, как совершенное отражение небесного прообраза, не похож на прочие слова или книги. Над ним не властны время и история; на него не оказывают влияния человеческий характер или временные изменения.

Абсолютисты могут существовать в разных эпохах. Предшественниками Усамы бен-Ладена в VII веке были хариджиты, ранние мусульмане, которые отрицали, что человек способен быть распространителем Слова Божьего. Как и хариджиты, бен-Ладен осуждает отход мусульман от единственного, «истинного» толкования откровений и общественного поведения, указанных в Коране. Обращаясь к Писанию, он представляет его, как однозначное неизменное послание.

Для воинствующего меньшинства мусульман неотъемлемой составляющей вероисповедания является защита своей религии. Вместо ежедневных молитв, подаяний, постов и паломничества (это — необходимые обряды и основные принципы благочестия для большинства мусульман) следующий шаг, который требуется от всех верующих, по мнению борцов, — это ведение джихада. Они понимают джихад не как нравственную битву, а как тотальную войну. Читая определенные выдержки из Корана, они подчеркивают исключительность их значения и обоснованность во все времена. Обязанность каждого верующего, говорят они, состоит в том, чтобы пожертвовать собой ради защиты веры посредством вооруженных нападений.

Но сейчас ни бен-Ладен, ни другие абсолютисты не говорят за всех мусульман. Воюющие мусульмане остаются беспокойным меньшинством, которое подчеркивает наличие противоречий в монотеистической религии. Остальные мусульмане сомневаются. Среди них стоит отметить голос имама В. Д. Мухаммада (см. главу 13). Этот афро-американский мусульманский лидер стал наставником для миллионов своих единоверцев, которые прежде определяли ислам по национальному признаку, а также на основе убеждений. С 1960-х годов этот человек направлял их в русло исламской религии, а также в основное течение общественной жизни Америки.

Имам Мухаммад оспаривает то, что Коран дает почву для апокалипсических войн. С его точки зрения, Книга требует джихада, но не в значении тотальной войны. В. Д. Мухаммад считает джихад вечной битвой между добром и злом. Наивысшее мирское стремление мусульман, по его мнению, — это быть активным гражданином общества XXI века. Убежденный в мировоззрении, которое предлагает Коран, имам Мухаммад остается открытым для взаимодействия с людьми, которые исповедуют иные религии. Он ищет союзников для другой, более значимой войны — против нищеты, расовой дискриминации и загрязнения окружающей среды. В. Д. Мухаммад ценит мир в мире, где настоящий джихад ведется ради справедливости, а не является вооруженным конфликтом, мотивированным ненавистью и ведущим к терроризму.

Хотя его и не слышно в средствах массовой информации, голос этого человека столь же важен, как голос Усамы бен-Ладена. Подобно той больной женщине, которая черпает надежду в словах Корана, имам Мухаммад проповедует жизненное, современное обращение к Книге Знамений в XXI веке.

Часть I Основа арабской веры

Глава 1 Пророк Мухаммад: купец и посланник

619 г. от Р. Х.

Мухаммад был купцом, который получил Божье послание. Оно не являлось его собственным, и он даже не искал его. Послание само нашло, наполнило и изменило его, изменив жизнь и судьбу этого человека так, как никто, включая его самого, не мог даже представить.

Находясь в стесненных обстоятельствах, Мухаммад и не предполагал о столь возвышенной судьбе, о которой позже заявил. Он родился в Мекке в роду бану Хашим около 570 года. Этот род терял свое значение, затмеваемый противниками — бану Умайей.

В силу особенностей своего рождения, Мухаммад остался без наследства. Появившись на свет после смерти своего отца, он не достиг зрелости к моменту, когда умер его дед. Поэтому юношу по арабским традициям лишили всякого наследства по отцовской линии.

Поскольку большинство его близких родственников были купцами, Мухаммад сопровождал в торговых путешествиях в Сирию своего дядю Абу Талиба, ближайшего (из живущих) родича мужского пола. Юноша довольно хорошо изучил пути следования караванов, и тогда его наняла женщина, занимавшаяся торговлей — вдова по имени Хадиджа.

Хадиджа предложила Мухаммаду жениться на ней, на что он дал свое согласие. На тот момент ему было около двадцати пяти лет, а женщине — около сорока лет. После женитьбы молодой человек продолжил торговать на деньги Хадиджи вместе с одним из ее родственников. Он стал остро осознавать разногласия в мекканском обществе.

Мухаммад размышлял о собственной удаче: он смог преодолеть опасность полного одиночества благодаря дяде, который его защищал, и жене, которая поддерживала. Через определенные промежутки времени молодой торговец покидал жену и со своим младшим двоюродным братом Али уходил в пещеры на горе Хира недалеко от Мекки. Там он постился и медитировал.

Но, хотя Мухаммад испытывал огромную благодарность по отношению к своей семье за дары и богатство, ему все же чего-то недоставало. Это и толкало к уединению в пещере, где можно было попытаться разобраться в себе вдали от людей, поразмышлять о тайне человеческих успехов и уроках человеческих неудач.

Как и многие из его соплеменников, он признавал силу камня, который стал символом родного города Мекки. Этот камень находился в Каабе (храме в форме куба, который служил местом поклонения идолам), и имел отношение к более раннему искателю истины, ставшему пророком. Пророка звали Ибрахим. Именно к этому месту послал он свою жену Агарь и, ведомый Господом, раздобыл пищу для своей семьи:

Господи, я поселил из моего потомства в долине, не имеющей злаков, у Твоего дома священного. Господи наш! Пусть они выстаивают молитву, и сделай сердца людей склоняющимися к ним и отдели их плодами, — может быть, они будут благодарны!

(14:37)

Но Кааба стала святилищем, переполненным людьми. Это место Ибрахиму приходилось делить с другими — с идолами, которые были олицетворением местных богов и божеств разных племен. Говорили, что идолы обладали силой, которая соперничала с Богом Ибрахима. Приезжавшие в Мекку люди выражали сомнение во власти идолов, утверждая, что после Ибрахима в мире жили и другие искатели истины, другие пророки. Каждый из них провозглашал Богом того, кого не находилось среди идолов. Против поклонения статуям выступали и евреи, чьим пророком был Моисей. Другими противниками являлись христиане, верившие в пророка Иисуса, хотя некоторые из них пошли дальше, заявляя, что Иисус был больше, чем просто посланником Божьим.

Мухаммад знал противников поклонения идолам и среди арабов. Они заявляли, что в древности жил арабский пророк по имени Салих, и он тоже следовал по пути Моисея и Иисуса, пытаясь отыскать источник любой жизни и любых форм творения выше идолов всех видов и всех времен. Именно Салих однажды сказал своему народу то, что позже открылось Мухаммаду:

«О народ мой! Поклоняйтесь Аллаху; нет для вас никакого божества, кроме Него. Он вас возрастил из земли и поселил вас на ней. Просите же у Него прощения, потом обратитесь к Нему. Поистине, мой Господь — близок и отвечает!»

(11:61)

Сидя в пещере Хиры в течение священного месяца рамадан, Мухаммад обдумывал все это. На время рамадана приостанавливалась любая родовая вражда, и жители Мекки, у которых были средства и свободное время, могли уехать на окраины города, в горы, окружавшие их, и в пещеры, где можно найти приют и покой.

Мухаммад более десяти лет следовал этому обычаю. Затем, в одну из ночей месяца рамадан 610 года, когда ему было около сорока лет, он почувствовал в себе странное побуждение.

Благочестивый торговец любил этот особенный месяц. Это время заставляло его глубоко духовно погрузиться в себя, давало силы сопротивляться желанию вернуться в обычный мир, к проблемам семьи, делам, путешествиям. Мухаммад всегда стремился сдерживать такие порывы: они затмевали его разум, мешали его духовному миру и, более того, препятствовали поискам истины.

Но в этот раз побуждение оказалось иным, более глубоким и захватывающим. Тогда он и услышал слова, не принадлежащие ему: «Читай!» И перед Мухаммадом появился лоскуток шелковой ткани с вышитыми на нем словами. «Что читать?» — спросил он. «Читай!» — снова прозвучал приказ, и вновь перед ним раскинулась парча. «Но я не умею читать!» — заикаясь, проговорил торговец.

Это было правдой: он не умел читать. Все, кто сопровождал Мухаммада в путешествиях с караванами — в Египет или Сирию, в Йемен или Абиссинию — знали: он различал буквы, но не умел читать слова. Те люди вели несколько торговых договоров, которые требовалось прочесть и подписать. Когда Мухаммаду приходилось подписывать их, он просил кого-нибудь зачесть вслух написанное, а затем «ставил подпись», прижимая свою ладонь к бумаге. Тогда почему же этот голос просил его читать?

Но пока Мухаммад размышлял об этом, голос в третий раз скомандовал ему: «Читай!» «Но я не умею читать!..» Не успел он произнести это, как появились слова:

Читай! Во имя Господа твоего, который сотворил —

сотворил человека из сгустка.

Читай! И Господь твой щедрейший,

который научил каламом,

научил человека тому, чего он не знал

(96:1-5).

Эти слова стали частью Мухаммада. Он произнес их, не читая. Но почему же в них Бог назывался Господь ТВОЙ? И почему строки рифмовались? Поскольку Мухаммад не мог прочесть слов, он был в замешательстве и очень испуган. Неужели внутренний порыв породил эти стихи? Неужели он стал одержимым или исступленным поэтом, как некоторые его соплеменники, которым не верят и даже презирают их? Неужели за свои поиски правды он в одно мгновение поплатился самообманом?

Не успел Мухаммад понять, что произошло, как все его тело затряслось. Затем голос заговорил снова. Он обратился к нему по имени: «О Мухаммад! О Мухаммад!» Потом говоривший продолжил: «Ты не можешь защититься от лукавого. Только Тот, кто все слышит и все знает, может защитить тебя. Обратись к Господу, но прежде, чем ты назовешь Господа его величайшим именем, скажи: «Я ищу защиты от Сатаны, проклятого, во имя Того, кто все слышит и все знает». Перед тем, как ты повторишь слова, которые я передал тебе от твоего Господа, скажи: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного!»

И воцарилась тишина.

Мухаммад ждал следующих наставлений. Ему нужен был совет. Что же теперь делать? Куда идти? Как понимать все, что произошло?

Но более ничего не последовало. Он встал, быстро ушел с горы, направляясь в Мекку, домой, к Хадидже, его любимой жене. На середине пути голос послышался вновь, становясь все громче и громче. Теперь у обладателя этого голоса появилось мужское лицо. Казалось, оно возникло прямо из-за горизонта. Небесный образ произнес: «О Мухаммад, ты апостол божий, а я Джибриль».

Мухаммад попытался отвернуться, но куда бы он ни посмотрел, везде было это лицо, оно отовсюду глядело на него.

Благочестивый торговец не мог пошевелиться. Он замер на месте и стоял там долгое время, пока, наконец, его жена Хадиджа не послала людей на поиски своего мужа. Они нашли Мухаммада и привели домой.

Как только люди ушли, Мухаммад упал в объятия жены. Он рассказал ей обо всем, что произошло в этот самый странный день в его жизни на вершине горы Хира. «О, сын моего дяди, — воскликнула Хадиджа, обращаясь к мужу точно так же, как называла его, когда предлагала жениться на ней около пятнадцати лет назад. — О, сын моего дяди, успокойся и возрадуйся. Во имя Единого Господа, Кто объял душу Хадиджи, я смею надеяться, что ты избран, чтобы быть пророком для этого народа».

Пророком для своего народа? Как мог простой купец, сидящий в пещере и в тишине размышляющий о жизни, стать посланником, который должен провозгласить послание Господа, выступая против собственных желаний и, более того, против предпочтений и обычаев своего народа? Каждый пророк, в конце концов, еще и мятежник. Мухаммад же никогда не представлял себя в подобной роли. Ничто в его жизни не было подготовкой к предстоящему испытанию.

Жене купца и его младшему двоюродному брату предстояло увидеть его в ином свете. Мухаммад все еще оставался для них близким человеком, но теперь они видели: он стал независимым, отдаленным, самостоятельным, скорее уважаемым, чем возлюбленным, хотя они всегда заботились о нем, принимая во внимание слова и желания.

Но другие люди были к нему не столь добры, а иные — даже грубы. Они часто насмехались над Мухаммадом за его вспышки «поэзии», за «притворное» вдохновение.

Но самым тяжелым испытанием для пророка стало ожидание — долгие, казавшиеся бесконечными периоды молчания. Если он действительно достоин своего высокого призвания, то почему голос, который Мухаммад слышал тогда, не проявлялся чаще и настойчивее?

Мухаммаду приходилось переносить эти долгие периоды, когда он не слышал никакого внутреннего голоса. А каждый раз, когда он появлялся, пророк повторял услышанные слова, чтобы люди могли в точности их запомнить. Кроме того, он полагался на свою любимую и верную жену Хадиджу. Она стала первой мусульманкой-женщиной, дабы сделать всех женщин верующими наравне с мужчинами. После нее новую религию принял младший двоюродный брат Мухаммада — тот самый мальчик Али, который отличался завидной верностью и постоянством в любви к пророку.

К 619 году пророк получил уже множество посланий свыше. Хотя Мухаммад перестал бояться, что он всего лишь одержимый провидец или исступленный поэт, каждый час пророк жил под защитой одной фразы, известной, как басмала: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного». Каждый раз, слыша голос, он повторял эти слова, чтобы убедиться: с ним говорит никто иной, как Господь всего живого, а не проклятый, не Сатана, проникший в его сознание в обличии Бога и шепчущий что-то на ухо.

Однако даже басмала не помогала преодолеть враждебность некоторых жителей города. Многие соплеменники и приятели-арабы пришли к Мухаммаду, чтобы принять его новый статус апостола. Но чем сильнее росла его популярность, тем громче становились и голоса клеветников. Однажды, в 619 году, пророк подвергся оскорблениям, которые даже он не мог выдержать.

В тот вечер, находясь в полном отчаянии, пророк обратился к небесному голосу и к Господу всего живого. Мухаммад стал молить о том, чтобы Господь послал ему какое-нибудь знамение, что он все выдержит и, если Богу угодно, преодолеет своих противников. То, что произошло в следующий момент, было одновременно ярким и неописуемым. Словами одного поэта:

Меня окутал ночи покрывалом; шаги не разрушали тишины. И нет людских словес, что передали бы ниспосланное с горней вышины.

Эта ночь напомнила Мухаммаду о той самой первой ночи, когда Джибриль явился к нему в виде голоса и образа, который невозможно отрицать. Позднее пророку открылось, что та первая ночь должна была стать Великим Откровением, которое имело большие последствия. Это была ночь могущества, предсказанная в Великом Коране:

Поистине, Мы ниспослали его в ночь могущества!

А что даст тебе знать, что такое ночь могущества?

Ночь могущества лучше тысячи месяцев.

Нисходят ангелы и дух в нее с дозволения Господа их для всяких повелений.

Она — мир до восхода зари!

(97)

За этой ночью могущества последовало второе Откровение — ночное путешествие. Оба события окутаны тайной. Именно они определяли жизнь Мухаммада более живо и ясно, чем все, что происходило днем. Казалось, лишь мгновение отделяло одну ночь от другой, или, возможно, дух Божий изменил само время.

Если в ночь могущества величие Небес было ниспослано на землю ни о чем не подозревающему посланнику, то в результате второй ночи он оказался в другом месте и, в конце концов, на Небесах. Ночное путешествие перенесло Мухаммада из Мекки в Иерусалим, а затем — на высший небесный престол. Знакомый голос Джибриля сообщил, что произойдет. Он пригласил Мухаммада взойти к источнику всей истины и жизни, взглянуть на критерий мира и справедливости:

Клянусь звездой, когда она закатывается!

Не сбился с пути ваш товарищ и не заблудился.

И говорит он не по пристрастию.

Это — только откровение, которое ниспосылается.

Научил его сильный мощью,

обладатель могущества, вот Он стал прямо

на высшем горизонте,

потом приблизился и спустился,

и был на расстоянии двух луков или ближе…

(53:1-9)

Крылатый конь сначала доставил Мухаммада к скале, где Ибрахим едва не принес в жертву своего сына Исмаила в древнем городе Иерусалиме. Иерусалим был приютом пророков, от Ибрахима [Авраама] до Дауда [Давида] и Исы [Иисуса]. Теперь там оказался и арабский пророк — Мухаммад.

Сам Джибриль вознес ослепленного пророка от той скалы в небеса. На нижнем небе Мухаммада встречали ангелы и пророк Адам. Вознесшись ко второму небу, он увидел, как его приветствовали другие пророки, Иса и Йахйа ибн-Закарийа [Иоанн Креститель]. У третьего неба он встретил Йусуфа [Иосифа] и Сулаймана [Соломона], а на четвертом небе Мухаммада приветствовал Муса [Моисей] вместе со своей сестрой Марйам [Мириам]. Пророк продолжал свой путь все выше и выше: «Научил его сильный мощью, обладатель могущества».

Достигнув пятого неба, Мухаммад увидел пророков Исмаила [Измаила] и Исхака [Исаака], затем Илйаса [Илию] и Нуха [Ноя] на шестом небе. Наконец, на седьмом его поразил своим пением еще один хор ангелов. Посреди них находился величайший из пророков — Ибрахим [Авраам]. Он тепло приветствовал Мухаммада, а потом отправил его к лотосу крайнего предела (53:14).

Здесь, в «саду прибежища, когда покрывало лотос то, что покрывало» (53:16), Джибриль начал говорить от имени Прославленного и Величайшего. Он предложил Мухаммаду и его общине милость Божью, если они будут совершать по пятьдесят молитв каждый день. Пророк кивнул и удалился.

Но когда он начал спускаться на землю, Муса напомнил, что пятьдесят молитв — это слишком много для его арабских последователей.

Тогда Мухаммад вернулся к Господу. Он попросил сократить количество обязательных молитв. Его арбитром стал Джибриль. Двадцать пять молитв? Десять молитв? Наконец, Господь помиловал Мухаммада: с этого момента до Дня воскресения на него и всех его последователей была возложена обязанность ежедневного прочтения пяти молитв. Предстояло всего лишь пять раз в день прерваться на молитвенное предстояние, когда все мысли и желания посвящены только Величайшему Богу.

И затем видение исчезло. Пророк вернулся тем же небесным путем, которым взошел на небеса. Он спустился к Храмовой горе в Иерусалиме, откуда начинал восхождение, а потом на том же крылатом коне был доставлен в Мекку. Проснувшись на следующее утро, Мухаммад все еще был потрясен своим ночным путешествием, но уже осознавал: Сам Господь поддерживает его. К нему вернулась уверенность в себе.

Пророку нужна была уверенность, чтобы пройти через множество испытаний, которые ожидали его в Мекке. Одно из них, вероятно, было самым утомительным, и произошло оно вскоре после ночного переноса. Казалось, что Милостивый Господь хотел проверить, не возгордится ли Мухаммад от осознания своей роли посланника. Хотя он сам был избран для того, чтобы донести откровения Господа до всех арабов, а также до всего человечества, пророк все еще оставался простым смертным — обычным человеком, как любой другой.

Господь напомнил Мухаммаду об идолах Каабы, которым поклонялись все его соплеменники, пока Царь Каабы не призвал их взглянуть выше этих идолов и отвергнуть их «силу».

Видели ли вы ал-Лат, и ал-Уззу, и Манат — третью, иную?

Неужели у вас — мужчины, а у Него — женщины?

(53:19-21)

Что это: риторические вопросы или предложение по-другому взглянуть на могущество трех идолов? Мухаммад мог сомневаться, но в следующем потоке откровений Господь дал Свой ответ:

Это тогда — разделение обидное!

Они — только имена, которыми вы сами назвали, — вы и родители ваши. Аллах не посылал с ними никакого знамения. Они следуют только предположениям и тому, к чему склонны души, а к ним уже пришло от Господа их руководство.

Или ж человеку принадлежит то, что он пожелает?

А ведь Аллаху принадлежит и последняя жизнь и первая.

(53:22-25)

Со времени самого первого откровения на горе Хира, которое произошло примерно семью годами ранее, Мухаммад никогда так сильно не чувствовал грань между реальностью и тем, что посылалось ему свыше. Однажды Пророку открылись слова, которые звучали так, словно были его талисманом, амулетом, чтобы облегчить его страждущую душу. Он часто повторял эти стихи, когда чувствовал, что нуждается в божественной защите от других слов, которые шептали люди — не посланных свыше, а части окружавшей суровой реальности:

Во имя Аллаха милостивого, милосердного

Скажи: «Прибегаю к Господу людей,

царю людей,

Богу людей,

от зла наущателя скрывающегося,

который наущает груди людей,

от джиннов и людей!»

(114)

Чем же еще были эти короткие фразы, если не Божественным заклинанием? Мухаммад чувствовал их силу, находил в них утешение, когда сталкивался с неверующими, и особенно — с другими «посланниками». Одним из них был Мусайлима, который заявлял, что имеет силу противостоять двойственным духам (джиннам), и более того, наименее двойственному и самому смертельному из духов — Сатане. Мусайлима считал себя апостолом Единого Господа вне всякого сравнения, даже иногда называя себя «милостивым» («рахман»). И что же служило «доказательством» того, что он действительно был пророком? То, что он говорил рифмованной прозой, подобной той, что посылал Джибриль Мухаммаду.

Ни Мусайлима, ни любой другой из так называемых апостолов не могли создать такую книгу, как Коран на арабском языке. Господь предостерегал народ Мухаммада, как и народ Йунуса, не только о Судном дне, но и о лжепророках. В суре Корана эти предостережения были ниспосланы, как знамения Йунуса, которые Величайший Господь провозгласил Мухаммаду:

И не мог этот Коран быть измышленным помимо Аллаха, а только — в подтверждение истинности того, что было ниспослано до него, и в изъяснение писания, — в нем нет сомнения! — от Господа миров.

Может быть, они скажут: «Измыслил он его». Скажи: «Приведите же суру, подобную ему, и призывайте, кого вы можете, помимо Аллаха, если вы правдивы!»

(10:37-38)

Поскольку Господь миров открыл Свое Слово Мухаммаду, пророк чувствовал Божественную поддержку, помогающую ему противостоять сомневающимся и подражателям. Он получил не только пять молитв ежедневно, но и вероучение — о подати нищим, посте в месяц рамадан и паломничестве к Царю Каабы — и все это через Коран, который стал приглашением. Это — источник Божественного покровительства для человеческого мира, для людских сердец. Открывающая сура Корана говорит о милости Господа. В этих семи стихах содержится основная суть, прекрасный золотоносный песок всех откровений. В них богатство Господа изливается через семь врат надежды, каждый стих дарует Божественное утешение тем, кто помнит или читает эти слова. Все вместе семь аятов суры, открывающей книгу, становятся ключом к духовному здоровью для всех верующих, будь то иудеи, христиане или мусульмане:

Во имя Аллаха милостивого, милосердного!

Хвала — Аллаху, Господу миров,

милостивому, милосердному,

царю в день суда!

Тебе мы поклоняемся и просим помочь!

Веди нас по дороге прямой,

по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, — не тех, которые находятся под гневом, и не заблудших

(1).

Удостоенный этих слов, периодических появлений Джибриля, спасительных знамений от невидимого Господа, Мухаммад начал свой путь в качестве Божьего посланника. Он стал распространять Божественное Слово. Но для врагов пророк остался бунтарем, восставшим против собственного народа. Он оскорблял их обряды у Каабы, осквернял богов их предков.

К 619 году путешествие пророка только началось. Оставшийся сиротой мальчик, бывший купец стал священным посланником. И пока он даже не мог представить, куда приведет его этот путь в следующее десятилетие, к концу его жизни и даже после того.

Глава 2 Пророк Мухаммад: организатор и стратег

632 г. от Р. X.

С тех пор, как Мухаммад подучил свои первые Откровения, его жена Хадиджа постоянно подпитывала его надеждой. Она стала первой верующей, как праведная мусульманка, поддерживала мужа с самого первого Откровения до последнего своего вздоха. Пророка защищал и его дядя Абу Талиб, который, хотя и не принял ислам, но уважал родственника. Однако другой дядя, Абу Лахаб, вместе со своей женой мучили и изводили Мухаммада.

Грубые нападки родственников беспокоили пророка, но тогда Мухаммад получил от Господа новое послание. В нем Аллах пытался убедить его: чтобы быть пророком, придется противостоять всем этим ужасным людям, а Господь станет его последним заступником.

Во имя Аллаха милостивого, милосердного!

Пусть пропадут обе руки Абу Лахаба, а сам он пропал!

Не помогло ему его богатство и то, что он приобрел.

Будет он гореть в огне с пламенем

и жена его (тоже) — носильщица дров,

на шее у нее — (только) веревка из пальмовых волокон

(111).

Тем, кто не подчинялся Богу и оскорблял Его пророка, предстояло попасть в геенну огненную. Пока, несмотря на обещание Господа, смерть ожидала не только врагов Мухаммада, как Абу Лахаба и его жену, но и тех, кто был близок к пророку и преданно поддерживал его. В 619 году он потерял Хадиджу, свою жену и наперсницу, а также Абу Талиба, дядю, отца по вере и своего защитника от вражеских племен и прочих клеветников из Мекки.

Мухаммад стал уязвимым перед одиночеством и гонениями. Измученный врагами из Мекки, он искал помощи в других городах, среди других племен. Пророк стал задумываться о немыслимом — что он не сможет выжить, если не уедет далеко от родного города и своих соплеменников.

Связь с внешним миром Мухаммад поддерживал, в основном, только на ежегодных ярмарках, которые проводились на окраине Мекки. На этих мероприятиях, известных, как время перемирия, даже самые злейшие враги не имели права нападать на пророка. Там происходила не только торговля. На этих ярмарках люди обменивались новостями о событиях в Аравии и за ее пределами. На одной из таких ярмарок в 620 году Мухаммад познакомился с представителями северного племени.

В следующем году они встретились вновь. Эти люди признали Коран, приняли ислам, а некоторые из них даже стали открыто совершать молитвы по пятницам. Они были из Ятриба, позднее известного, как Город Пророка (Мадина-аль-Наби). Сегодня город называется просто Медина.

В Мекке сопротивление пророку и его посланию продолжало расти с каждым месяцем. Ранее он отправил в Абиссинию некоторых своих родственников, среди которых были его дорогая дочь Рукайиа и ее муж Осман. Они остались там, находясь под защитой щедрого и мудрого христианского правителя, но Мухаммаду нужно было найти другое безопасное место в самой Аравии.

Медина казалась его единственной надеждой. Он мог отправиться туда, но так пророк рисковал вызвать конфликт со своими соседями и соплеменниками из Мекки. Чтобы осуществить свой переход, Мухаммаду требовалась помощь Господа. И он получил помощь в следующем знамении от Аллаха:

Дозволено тем, с которыми сражаются, за то, что они обижены… Поистине, Аллах может помочь им, —

тем, которые изгнаны из своих домов без права, разве только за то, что они говорили: «Господь наш — Аллах». И если бы не защита Аллахом людей одних другими, то разрушены были бы скиты, и церкви, и места молитвы, и места поклонения, в которых поминается имя Аллаха много. Поможет Аллах тому, кому Он поможет, — ведь Аллах силен, славен!

(22:39-40)

Эти ценные слова дали пророку утешение, которого он искал, и наставление от Господа, в котором нуждался, чтобы переселиться со своими ближайшими помощниками в Медину. Так, с Божьей помощью Мухаммад смог начать (и начал) новую жизнь в роли примирителя людей из других общин. Но он оставался сосудом, наполненным Словом Господа, распространителем этих благословенных стихов, которые посылались свыше, от ангела Джибриля. Переселение Мухаммада («хиджра») произошло в 622 голу. Оно положило начало новому времени, а также новому календарю: 622 стал первым годом для тех людей, кто принял Мухаммада как Божьего пророка, — для тех, кто молился вместе с ним, сражался ради него и вместе с Мухаммадом ждал Божественного руководства через Джибриля.

Пока Мухаммад продолжал распространять Слово Божье, он стал главным защитником своего общества. Пророк устраивал пять ежедневных молитвенных обрядов, и одновременно следил за строительством того, что впоследствии стало первой мечетью. Но сейчас ему приходилось принимать решения, как военному стратегу. Мухаммад должен был защищать свой народ от тех, кто оказывался предателем либо нападал на него.

В число врагов пророка входили некоторые люди из соседних племен, но все они были так или иначе связаны с Меккой: либо с близкими родственниками Мухаммада, либо с его соплеменниками. Не всегда ясно, выступали они против главного послания Единого Господа, которое провозглашал Мухаммад, или же оказались заодно с его соплеменниками, которые боялись потерять власть и влияние, если новая община мусульман обретет силу.

Некоторые из этих людей были праведниками, как Сухайль ибн-Амр, глава рода Амира племени курайш. Другие, как Абу Суфйан ибн-Харб, глава рода курайшитов Абд Шамс, были менее праведны, но не менее честны. Оба они оказались опасными воинами и пользующимися уважением лидерами. Кроме того в Мекке жили более молодые знатные люди, как Халид ибн-аль-Валидиз рода Махзум и Амр ибн-аль-Ас из рода Сахм. Хотя они и не приняли ислам, эти люди оставались благородными.

Однако все еще существовали те, кто не принимал послание пророка и оскорблял его •личность, как его собственный дядя Абу Лахаб. Его Господь проклял в Откровении вместе с женой. Хуже всех оказался глава рода Махзум племени курайшитов Абу Джахль, который постоянно насмехался над Мухаммадом и избивал его последователей. Он собирал рабов и заставлял этих наемных разбойников нападать на мусульман. Этот человек публично издевался над другими мусульманами Мекки. Иногда он не пускал их на рынки, а порой не давал отправляться в путь с караванами.

Обосновавшись в Медине, Мухаммад не имел другого выхода, кроме как бороться с людьми, подобными Абу Джахлю. Сам Господь заявил: «Дозволено тем, с которыми сражаются…» (22:39). Но целью такого сражения всегда была защита. Война против Мекки, которую вел пророк, была направлена не на завоевание авторитета или богатства, а лишь на защиту Слова Господа и жизни самого Мухаммада. Его помощники из Медины присоединились к переселенцам из Мекки. Они обеспечивали их пищей и кровом, но ресурсы уже подходили к концу.

Переселенцы стали нападать на караваны своих врагов из Мекки. Сначала они выбирали только небольшие караваны и никогда не совершали налетов в то время, когда запрещены войны, особенно, кровная вражда. Как человек, который раньше много раз успешно сопровождал караваны, Мухаммад был в курсе всех маршрутов и времени путешествий. Он знал все источники, где проходили торговцы из Мекки со своими верблюдами и товарами.

В декабре 623 года, спустя год с того времени, как гонимые мусульмане ушли в Медину, Мухаммад приказал небольшому отряду проследить за караваном, который двигался на юг. Он шел по пути в Йемен к оазису Нахла, который связывал Мекку с Таифом. Был последний день священного месяца раджаб, и Мухаммад приказал отряду не нападать на караван, но люди ослушались его. Некоторые были убиты, другие взяты в плен, а караван отвели обратно в Медину. Мухаммад был потрясен. Его последователи не только ослушались его; они осквернили священный месяц, пойдя против Слова Господа. Пока они действовали под его руководством, пророк нес за них ответственность. Ведь он дал обещание быть Божественным посредником, и предал свое собственное высокое предназначение.

Мухаммад был убит горем и молил Господа направить его по верному пути. И словно свежий дождик после самого долгого засушливого лета, были ниспосланы такие слова:

Спрашивают они тебя о запретном месяце — сражении в нем. Скажи: «Сражение в нем велико, а отвращение от пути Аллаха, неверие в него и запретную мечеть и изгнание оттуда ее обитателей — еще больше пред Аллахом: ведь соблазн — больше, чем убиение!»

(2:217)

«Ведь соблазн больше, чем убиение». С этими словами пророк с облегчением вздохнул, но Откровение тут же продолжилось:

А они не перестанут сражаться с вами, пока не отвратят вас от вашей религии, если смогут. А если кто из вас отпадает от вашей религии и умрет неверным, у таких — тщетны их деяния в ближайшей и будущей жизни! Эти — обитатели огня, они в нем вечно пребывают!

(2:217)

Всемогущий заменил одно общее правило на другое, еще более важное. Да, убийство в священный месяц запрещено, но соблазн — хуже убийства, потому что он отвращает людей с пути Господа.

Благодаря этому знамению Мухаммад почувствовал поддержку свыше и согласился с действиями своих последователей в Нахле. Добычу от ограбления того каравана он разделил между мусульманами из Медины.

Но последовала новая война. Провокации его бывших соплеменников и сограждан были яснее, чем небо в пустыне. В следующей стычке Мухаммад и его последователи оказались впутанными в такой конфликт с родственниками и врагами из Мекки, которому не видно конца. За следующие девять лет Мухаммад спланировал тридцать восемь битв, в которых принимали участие его единоверцы, а двадцать пять военных кампаний он провел самостоятельно. Купец и посланник стал военным стратегом.

Мухаммаду не пришлось долго ждать, чтобы возглавить свое первое полномасштабное военное сражение. Оно произошло у вод Бадра в следующем 624 году. Не прошло и четырех месяцев после боя у Нахлы. Мусульмане планировали напасть на караван, который двигался к югу — из Палестины в Мекку. Жители Мекки узнали об этом плане и встретили противников армией, которая по количеству значительно превосходила группу мусульман.

Мухаммад со своим войском должен был потерпеть поражение. Конечно, так и случилось бы, если бы не вмешались ангелы. На стороне пророка оказалось небесное войско, группа Божественных воинов, подобных которым никто раньше не видел. Небесные бойцы подпитывали силой своих подопечных, которые сражались в пустыне. Они охраняли их, помогали мусульманам. Они одержали за них победу, и Всемогущий подтвердил это следующим знамением:

Уже помог вам Аллах при Бадре, когда вы были унижены. Побойтесь же Аллаха, — может быть, вы окажетесь благодарными!

Вот ты говоришь верующим: «Разве не довольно вам того, что поможет вам Господь ваш тремя тысячами ангелов ниспосланных?»

Да, если вы будете терпеливы и богобоязненны и они придут к вам стремительно, — тогда поможет вам Господь пятью тысячами ангелов отмеченных.

Аллах сделал только радостной вестью для вас, и чтобы от этого успокоились ваши сердца. Помощь — только от Аллаха, великого, мудрого.

(3:123-126)

Битва при Бадре посеяла страх в сердцах мекканцев, но, вместе с тем, еще больше подстегнула их намерение нанести мусульманам поражение. Среди противников из Мекки была Хинд ибн-Утба, жена могущественного мекканского воина Абу Суфйана. В битве при Бадре она потеряла дядю и отца. Эта женщина подстрекала своего мужа (хотя он являлся Мухаммаду двоюродным и молочным братом) писать стихи против пророка и исламской религии. Именно караван Абу Суфйана пытались захватить мусульмане у Бадра.

Несмотря на победу в бою, караван они потеряли. Вскоре после этого Абу Суфйан по настоянию своей жены начал планировать следующую атаку. К 625 году он собрал огромную армию пеших солдат и кавалерии. Войска направились к Медине. В это время мусульмане покинули город и вступили в бой со своими противниками на склонах горы недалеко от Медины, которая называлась Ухуд.

Несмотря на численное превосходство армии мекканцев, для мусульман сражение шло успешно, пока некоторые из последователей Мухаммада слишком рано не пошли в атаку, возможно, ожидая столь же легкой победы, как при Бадре. Но ее не последовало.

Мекканцы развернули контрнаступление, и Халид ибн-аль-Валид, блестящий представитель одного знатного рода Мекки, повел свой отряд в атаку на оставшийся без прикрытия тыл мусульманской армии. Застав противников врасплох, он начал жестокую бойню. Дядя пророка по имени Хамза погиб от руки опытного воина, который очень хорошо метал копья, а самого Мухаммада, несмотря на защиту двадцати его самых близких учеников, сбили с лошади. У него был выбит зуб, лицо изранено, губа разбита.

Абу Суфйан даже смел надеяться, что от его ранений Мухаммад может умереть. Когда он начал насмехаться над терпящими поражение отрядами мусульман, пророк послал своего верного помощника Омара, чтобы дать Абу Суфйану свой ответ: «Аллах выше и могущественнее!» — закричал Омар. «Не равны мы вам, ибо наши погибшие — в Раю, а ваши — в Огне! И по воле Господа ты не убил пророка. Он и сейчас слышит все, что мы говорим!»

Мухаммад не только слышал, но и получил урок от этого тяжелого поражения. Разгром при Ухуде стал в исламе столь же важным событием, как и победа при Бадре. Судьба мусульман всегда находится в руках Господа:

Ему принадлежит то, что в небесах и на земле.

(2:255, частично [аят аль-Курси — Трона])

При поражении, как и при победе, мусульманам пришлось признать: их судьбами распоряжаются не они сами, а Господь, что и доказано следующим Откровением:

Аллах оправдал пред вами Свое обещание, когда вы перебили их по Его дозволению. А когда вы оробели и стали препираться о деле и ослушались, после того как Он показал вам то, что вы любите, среди вас оказались желающие ближнего мира и среди вас были желающие последнего. Потом Он отвернул вас от них, чтобы испытать вас; и Он простил вас, — ведь Аллах — обладатель милости к верующим!

(3:152)

Последствия битвы при Ухуде усилили решимость Мухаммада беречь верность его последователей — как мусульман, так и не-мусульман, связанных с ним договоренностями. Произошло еще несколько трудных и зачастую кровавых баталий с племенами недалеко от Медины, за которыми в 627 году последовал главный бой, который получил название Битвы у рва. Могущественную армию мекканцев снова возглавлял Абу Суфйан, инициатор сражения при Ухуде. Он надеялся захватить Медину, победить и разгромить всех мусульман, но Господь снова даровал верующим победу. Жестокие враги — и сам Абу Суфйан, и вспыльчивый Халид ибн-аль-Валид — увидели истинность Корана. Они приняли ислам и стали мусульманами.

После Битвы у рва Мухаммад пытался склонить к исламской религии других сомневающихся жителей Мекки. Он совершил мирное паломничество, встретился с лидерами мекканцев, убедил их в своих намерениях, заключив мирный договор в Худайбийи в 628 году.

Некоторые люди все еще не доверяли пророку, но в 629 году Мухаммаду со своими последователями разрешено было войти в родной город. Наконец, все мусульмане-мекканцы, переселившиеся в Медину, мединцы, которые присоединились к ним, и те племена, что стали их союзниками, а потом подчинились Господу — могли вернуться в Мекку с мирным паломничеством.

Это событие произошло в январе 630 года. Вид возвращавшихся домой мекканцев растопил сердца многих людей, которые были их врагами, хотя другие боялись, что Мухаммад может отомстить им. Во время этого паломничества пророк простил всех, за исключением своих самых заклятых врагов. Его милость стала отражением Источника Милости, и Всемогущий даровал мусульманам Мекку, как вновь обретенный дом, центр их жизни и мусульманской веры.

В начале одиннадцатого года хиджры (в 632 году) Мухаммад готовился к походам мусульман в Сирию. Перед тем, как армия покинула Медину, пророк отправился на местное кладбище попросить у Господа прощения за покойных. Когда он молился, у него начались боли — страшные, очень сильные боли в животе. Мухаммад закончил молиться и, пережив ночь, совершил молитву еще на рассвете. Но боли не прекратились… В том же голу болезнь унесла жизнь пророка, исполняя другое обещание Господа:

Всякая душа вкусит смерть; потом к нам вы будете возвращены.

(29:57)

Глава 3 Аиша: жена Мухаммада и хранительница памяти о нем

680 г.

После смерти Хадиджи Мухаммад остался одинок. Близкий друг посоветовал ему жениться еще раз. Сначала он взял в жены двух женщин: вдову по имени Сауда и юную дочь одного из своих союзников — Аишу. Позднее у Мухаммада появились и другие жены, но во многом именно Аиша стала самой значимой личностью из всех жен пророка после Хадиджи.

Аиша была не только самой молодой, но и самой красивой из жен Мухаммада. Ее отец, Абу Бакр — выдающийся мусульманин. Он одним из первых принял ислам, а затем стал первым халифом, преемником пророка после его смерти в 632 году.

Когда в 623 голу Аишу отдали пророку в жены, она была лишь девятилетним ребенком. Эта женщина пережила мужа на несколько десятилетий, дожив до шестидесяти пяти лет. К этому времени Аиша стала известной личностью в мединском обществе, а история ее жизни сделалась важнейшей частью событий, которые определили и принятие Корана, и развитие молодого сообщества мусульман.

Аиша была умной женщиной, одновременно очень наблюдательной и наделенной исключительной памятью. Она не просто помнила текст Корана, но и знала намного больше, чем основная часть мусульман, о том, как, когда и почему было ниспослано Писание. Она подробно свидетельствовала и напоминала другим людям о поступках Мухаммада — от самых мелких деталей его повседневной жизни до важнейших общественных деяний, которые привели к формированию мусульманского общества. Лишь благодаря этому исключительному браку — между мужчиной, приближающимся к закату своей жизни, и женщиной, только начинающей свою, — мы так много знаем о них обоих.

Аиша обладала не только гибким умом и точной памятью. Она была остра на язык и не боялась говорить правду, не прикрытую любезностями. Каждый раз, когда она побеждала кого-то в споре, пророк улыбался и говорил: «Это дочь Абу Бакра!» Его друг однажды сказал: «Я никогда не встречал никого красноречивее Аиши». Еще в течение жизни пророка она часто сидела с другими женщинами и делилась с ними знаниями, полученными от Мухаммада. И через десятилетия после его смерти Аиша оставалась источником познания и мудрости как для мужчин, так и для женщин.

«Если у нас в чем-то возникали сомнения, — отмечал один из сотоварищей пророка, — мы спрашивали Аишу, и от нее всегда узнавали что-нибудь об этом».

Аиша предпочитала почетное звание «Мать правоверных». Это уважительное звание было дано ей и всем женам пророка:

Пророк ближе к верующим, чем они сами, а супруги его — их матери (33:6).

Но звание также влекло за собой определенные обязанности и ожидания:

…О жены пророка! Кто совершит из вас явную мерзость, той удвоено будет наказание вдвойне. Ведь для Аллаха это — легко!

А кто из вас покорен Аллаху и Его посланнику и творит благое, — той Мы дадим награду вдвойне и приготовили для нее благородный надел.

О жены пророка! Вы — не таковы, как какая-нибудь из женщин. Если вы богобоязненны, то не будьте мягки в словах, чтобы не возжелал тот, в сердце которого болезнь, и говорите слово ведомое.

Пребывайте в своих домах и не украшайтесь украшениями первого неведения. Выстаивайте молитву, давайте очищение и повинуйтесь Аллаху и Его посланнику. Аллах хочет удалить скверну от вас, семьи его дома и очистить вас очищением.

И вспоминайте то, что читается в ваших домах из знамений Аллаха и мудрости; поистине, Аллах — благ, ведущ!

(33:30-34)

Мудрость, которая упоминается в главе 33:34 и в других стихах, считалась чертой пророка, достойной подражания. Каждый аспект жизни — с рождения до смерти — рассматривался мусульманами сквозь призму поведения Мухаммада.

Это был эталон поведения пророка — сунна. Ее Аиша помогала сохранить и защитить. Однажды ее попросили дать описание мужа. Он «живой Коран», — ответила младшая жена, имея в виду, что своим поведением Мухаммад претворял Писание в жизнь. Она делала все возможное, чтобы сохранить как письменный, так и живой Коран, запоминая его стихи и пытаясь понять их.

Аиша знала и соблюдала сунну. Во многом благодаря ее примеру хадисы — предания, истории о пророке — были объединены с Кораном. Если Писание считалось неизменным Словом Господа, то сунна, как совокупность хадисов, стала его дополнением и продолжением.

Но уникальный статус Мухаммада возлагал на Аишу и других его жен особое бремя. Во время жизни пророка от его собратьев и других мусульман ожидалось уважительное и вежливое отношение к ним. Однако для неверующих эти женщины часто становились объектами насмешек и приставаний, поэтому в качестве средства защиты жены Мухаммада носили паранджу. Им запрещалось после смерти пророка выходить замуж за кого-либо:

А когда просите их о какой-нибудь утвари, то просите их через завесу. Это вам чище для ваших сердец и их сердец. Не следует вам удручать посланника Аллаха и никогда не жениться на его женах после него. Это с вашей стороны велико у Аллаха.

(33:53)

Аиша хранила свою непорочность, но это было тяжело из-за требований, предъявляемых к ней, как к самой молодой жене пророка. Пока она была замужем за Мухаммадом, произошли сражения при Бадре, Ухуде и Битва у рва.

Это три важнейших битвы с курайшитами, главным племенем Мекки, которое противостояло пророку. В результате, сила и власть перешли от курайшитов в руки мусульман. Несмотря на свой все еще юный возраст, Аиша принимала участие во всех трех боях, принося воду мусульманским воинам и помогая присматривать за ранеными. Она видела жизнь, и она видела смерть — на стороне Господа и на стороне Его противников. Жена пророка понимала и то, и другое, однако предпочитала жизнь.

Зачастую, когда пророк уходил на войну, он тянул жребий, какую из жен взять с собой. В 626 году, когда Мухаммад пошел воевать с бану аль-Мусталик, жребий пал на Аишу. Ей было тринадцать лет.

Она сопровождала победивших мусульман, но на обратном пути в Медину после короткого привала Мухаммад неожиданно приказал армии продолжать путь. Аиша сошла с паланкина и пошла по своей надобности за дюны. Заметив, что у нее пропало ожерелье, девочка начала искать его в песке. Она потеряла очень много времени и, когда наконец-то вернулась на место привала, увидела только следы. Аиша была такой легкой, что мужчины, несшие паланкин, даже не заметили, что жены пророка там нет, и ушли без нее.

Аиша села на песок и стала ждать, надеясь, что кто-нибудь заметит ее отсутствие и вернется за ней. Но этого так и не произошло. К счастью для нее, один молодой мусульманин, отставший от остального войска, пытался догнать его, и как раз проходил мимо того места, где осталась Аиша. Он обнаружил ее, когда девочка крепко спала.

Разбудив ее, мужчина усадил Аишу на своего верблюда. В надежде, что скоро догонят свое войско, они отправились вслед за ним: мужчина шел пешком, ведя верблюда под уздцы. И они действительно догнали остальных, но не раньше, чем к следующему утру, когда армия остановилась, чтобы отдохнуть во время дневной жары. Как нарочно, несколько человек увидели, что Аиша и молодой человек пришли вдвоем безо всякого сопровождения. Они стали распространять слухи и ужасную ложь. В конце концов, эта история дошла и до пророка. Ко времени возвращения после битвы с бану аль-Мусталик вся община говорила о том, что могло и что не могло произойти между двумя молодыми мусульманами. Казалось, последствия их «дела» важнее, чем исход сражения.

Из-за распространившейся молвы пророк и его собратья находились в сильном напряжении. Не последовало никакого откровения, которое могло бы все прояснить. Мухаммад, возможно, по совету своего двоюродного брата Али, спросил Бариру, служанку Аиши, не замечала ли она чего-либо плохого в поведении своей хозяйки. «Именем Того, кто ниспослал тебя с истиной, — отвечала Барира, — я не замечала в ней ничего неверного, если не считать того, что она маленькая девочка и иногда, когда месит тесто, засыпает, а овца приходит и съедает его!»

Некоторые из присутствующих стали ругать Бариру. Они вынуждали ее рассказать все, что ей известно. «Слава Господу! — отвечала Барира. — Я знаю о ней столько же, сколько ювелир знает о слитке чистого золота!»

Тогда пророк попытался отстоять честь Аиши публично. Собрав всех в мечети, он защищал ее репутацию. Но лицемеры и клеветники, которые создали эти неприятности, тоже пришли в мечеть и провоцировали споры о том, что говорил Мухаммад. Они чуть не довели дело до драки. Тогда пророк, наконец, поднялся на кафедру и, обращаясь к собравшимся верующим, закричал: «Да как вы смеете сеять подозрение в доме пророка Божьего?»

Он не стал никого обвинять, но возложил на каждый род ответственность за поведение его членов. Одного человека, который наиболее категорично порочил имя Аиши, передали в наказание своей общине. То, что раньше было фабрикой слухов и клеветы, теперь стало предметом коллективной ответственности.

Вскоре после этого Джибриль послал Мухаммаду откровение, что Аиша, несомненно, была невиновна:

Те, которые пришли к тебе с ложью — группа из вас. Не считайте это злом для себя, нет, это — благо для вас. Каждому человеку из них — то, что он снискал себе из этого греха. А кто из них взял на себя большую часть этого, тому — наказание великое.

Отчего бы, когда вы это услышали, верующие — мужчины и женщины — не подумали в своих душах хорошо и не сказали. «Это — ясная ложь»?

Отчего бы они не привели четырех свидетелей в этом? А если они не привели свидетелей, то они у Аллаха — лжецы.

(24:11-13)

И отчего бы вы, когда услышали это, не сказали: «Не годится нам говорить об этом. Хвала Тебе! Это — великая ложь».

Увещевает вас Аллах, чтобы вы никогда не возвращались к чему-нибудь подобному, если вы верующие.

И разъясняет Аллах вам знамения, Аллах знающий, мудрый!

(24:16-18)

«И разъясняет Аллах вам знамения». В суре «Свет» Господь осуждает клевету. В стихах 35-40 содержится лирический гимн свету, но этот свет — духовный. Яркое белое пламя разоблачает тех, кто распространяет клевету. Этот свет защищает честь Аиши. Он дает женщинам и мужчинам силу и власть нести ответственность за собственную судьбу: ложь лишь тогда можно назвать ложью, когда это очевидная неправда, порочащая репутацию.

Прежде всего, эта история о лжи иллюстрирует решающий принцип толкования Корана. Не все знамения являются простыми изречениями. Некоторые из них имеют особые исторические контексты, проливающие свет на причины появления отдельных стихов, даже если там установлены нравственные стандарты для всех мусульман независимо от времени и места.

После 626 года никто не мог не обращать внимания на то, что сам Господь защищал честь и репутацию Аиши. С тех пор все стали еще лучше осознавать ее высокий статус перед Аллахом. Для тех, кто позднее составлял свод мусульманских законов, трудности, через которые пришлось пройти младшей жене пророка, стали причиной довольно необычного правила о ложных свидетелях:

А те, которые бросают обвинение в целомудренных, а потом не приведут четырех свидетелей, — побейте их восемьюдесятью ударами и не принимайте от них свидетельства никогда; это — распутники.

(24:4)

Обвинители и клеветники не смогли совершить свое дело. В результате, достойная женщина вернула себе честь, а на распутников было наложено тяжелое наказание. Они лишались положения благочестивых мусульман. Клеймо отчуждения от других мусульман оказалось хуже, чем следы от ударов плетью. Этому бесчестию не было конца, оно осталось навсегда.

Другим последствием истории о лжи стало то, что эти события повлияли на отношения Аиши и Али. В семье пророка у Али была тройная роль. Он не только находился рядом со своим двоюродным братом Мухаммадом с самых первых откровений, но и принимал участие во многих важнейших сражениях.

Али был женат на старшей дочери Мухаммада, которую родила Хадиджа. Он стал одним из самых верных друзей пророка, поэтому вполне естественно, что тот обратился к своему зятю за советом, чтобы разрешить вопрос с Аишей. Как известно, Али рекомендовал спросить рабыню Аиши, Бариру. Но даже после того, как Барира стала защищать ее, Али хотел, чтобы пророк развелся с Аишей и взял в жены кого-нибудь получше.

Их неприязнь друг к другу позднее привела к решению Аиши встать на сторону двух других собратьев, которые противостояли Али, как четвертому халифу после того. В тот момент он оказался в конфликте с родственниками своего предшественника Османа. Результатом стала так называемая «Битва верблюда», которая произошла в 656 году. Сражение привело к зарождению сложной модели преемственности в исламе и открыло путь новой династии Омейядов, аристократов из Мекки, связанных с третьим халифом Османом.

Но даже до истории с распространением ужасных слухов о жене пророка, которая имела опасные последствия, разница в возрасте и соперничество в семье обострили трения между Али и Аишей. Али был моложе своего двоюродного брата и тестя, Мухаммада, но намного старше Аиши, как и его жена Фатима.

Вполне вероятно, что пророк женился на Аише почти в то же время (в 623 году), когда состоялась свадьба Али с Фатимой.

Обе женщины стремились завоевать любовь и внимание пророка: одна — как молодая невеста, а вторая — как преданная дочь. Говорили, что Аиша ревновала к Фатиме, поскольку та была дочерью покойной тещи Али, Хадиджи.

Али должен был знать широко известную историю о ревности Аиши к Хадидже.

Аиша была бездетной, в то время как Хадиджа стала не только первой мусульманкой, но и матерью детей пророка. Однажды под впечатлением от того, как другие жены Мухаммада нелестно сравнили Аишу с Хадиджей, острый язык молодой женщины сослужил ей плохую службу. Она высмеяла свою предшественницу как «беззубую старуху, которую Господь заменил лучшей».

Мухаммад упрекнул ее. «Нет, Господь не заменил ее лучшей. Она верила в меня, когда я был изгоем. Когда меня называли лжецом, она заявляла, что я истинный. Когда я был бедным, она делилась со мной своим богатством, и Господь даровал мне ее детей, в которых отказал другим женщинам!»

Ирония предания — в том, что оно поддерживается непогрешимым авторитетом самой Аиши! Эта женщина оказывалась честной, даже когда была виновна.

В других записанных ею преданиях она делилась раздражением по поводу поведения остальных жен, из-за их ревности и соперничества за любовь мужа, чьей единственной заботой было оставаться верным пророком Аллаха и защитником своего народа. Говорят, что Аиша записала более 2000 преданий о Мухаммаде. Это удивительный подвиг, в котором ей помогли только трое других собратьев. Но никто из них не был столь близок к пророку, как Аиша.

Поскольку права женщин стали главной проблемой, определившей дух ислама, Аиша оказалась первой, чей пример продолжает вдохновлять мусульманских женщин и вызывать уважение у мусульманских мужчин.

Глава 4 Мечеть Купол Скалы: святыня Иерусалима, символ Корана

692 г.

Мечеть Купол Скалы (мечеть аль-Акса) возведена вокруг скалы в Иерусалиме. Она расположена на холме или горе, известной, как священная территория. Оттуда открывается вид на все укромные уголки и переулки, улицы и тропинки, дома и рынки, которыми усеян город.

Мечеть — величайший символ Святой Земли в городе, освященном памятью и молитвами иудеев, христиан и мусульман. Именно в Иерусалим, к той самой скале, которую сейчас окружает мечеть, приходил Авраам. На этой скале Соломон построил свой Храм, рядом с ней был погребен Иисус. Именно оттуда пророк Мухаммад вознесся к небесам во время ночного путешествия.

Мусульмане завоевали Иерусалим к 637 году. Им была известна история Храмовой горы, получившей свое название после разрушения Храма Соломона. Купол построен к 692 году. Для второго халифа Омара ибн-аль-Хаттаба, который в 637 голу захватил Святой город во имя ислама, это был момент высшей гордости.

Однако такое чувство уступило перед опасениями его преемников. Они не боялись своих военных или политических противников, но находились в страхе перед архитектурной роскошью восточного города. Самые поздние последователи Авраама, мусульмане, не построили ничего, что могло бы затмить память о древнем иудейском Храме либо преодолеть благоговение перед красотой византийского христианского храма Гроба Господня.

Спустя более полувека после завоевания Иерусалима мусульманами халиф из династии Омейядов Абд аль-Малик, наконец, основал строительство на Храмовой горе. Он начал уникальную постройку, наняв архитекторов, каменотесов и каллиграфов, чтобы донести суть откровений Корана. Это была уже знакомая история, но с другим финалом. Родословная Авраама включала потомков Измаила, а также Исаака. Как Господь через Своих пророков дал знамения иудеям и христианам, так и теперь Всемогущий явил Свою милость к мусульманам, послав им арабского пророка, последнего пророка — Мухаммада.

Купол Скалы находится рядом с другой мечетью, более отдаленной, куда, по мнению верующих, спустился Мухаммад во время ночного путешествия. Однако святыня, по сути, мечетью не является. На самом деле, она свидетельствует о вознесении Мухаммада во время ночного переноса, хотя настоящее место восхождения отмечено меньшим по размеру смежным куполом. Роль мечети аль-Акса — своей удивительной формой подчеркнуть силу великой скалы. Конструкция здания представляет собой две галереи в виде восьмигранников, которые окаймляют центр в форме окружности. Галереи — северная часть огромной искусственной эспланады.

Такой внешний вид здания должен был усилить значение послания, которое оно передавало в камне и надписях. Искусные мозаики — знак того, что это место священно. В свою очередь, они обрамляют витые буквы арабского письма, которые складываются в Знамения из Писания. Эти слова передают послание всем посетителям без исключения. Обращение из Корана выгравировано на стенах, где переплетаются геометрические фигуры и буквы, похожие на печатные. Отдельные знаки сливаются в слова, слова составляют фразы, которые отражаются в скале, словно в зеркале.

Знамения — это гораздо большее, чем совокупность символов, написанных людьми. Так и Коран превосходит письмо и перо, которыми человек создает обычные книги. Это — знамения из единственной Книги, которая превосходит все произведения, созданные человеком — Скрижали хранимой:

Да, это — Коран славный

в скрижали хранимой!

(85:21-22)

Это же самое божественное Писание легло в основу Торы, Псалмов и Евангелия. Священный Коран открылся из Книги, которая выше всех книг. Эта история уходит корнями во времена, когда ангел Джибриль говорил с пророком Мухаммадом. Так когда-то Джибриль сообщил Марйам о том, что она станет матерью Исы. Ангел снова и снова возвещал Мухаммаду историю, которая стала совершенной для него — а также для арабов и всего человечества. Это же послание ранее получили иудеи и христиане.

Хотя эта история исключительна, она не очевидна. Более важные Откровения появляются лишь тогда, когда вы входите в здание. Взглянув наверх, на внутренней стороне свода галереи вы увидите основной текст. Прочесть его можно, пройдя по кругу под сводом купола.

Основной текст начинается на южной стороне восьмигранника со слов, провозглашающих веру в Бога. Они сопровождаются цитатами из различных сур Корана, разделенных изречениями, которые обычно произносят верующие, чтобы усилить послание Господа:

Во имя Аллаха милостивого, милосердного.

Нет бога кроме Аллаха. Господь — един. Нет ему равных.

Ему принадлежит власть, и Ему — слава…

Он живит и мертвит: ведь Он — мощен над всякой вещью (64:1; 57:2).

Мухаммад — служитель Господа и Его посланник.

Поистине, Аллах и его ангелы благословляют пророка! О вы, которые уверовали! Совершайте молитвы над ними и приветствуйте приветствием (33:56).

Да благословит его Господь и даст ему мир, и пусть Бог помилует [его].

О обладатели писания! Не излишествуйте в вашей религии и не говорите против Аллаха ничего, кроме истины. Ведь Мессия, Иса, сын Марйам, — только посланник Аллаха и Его слово, которое Он бросил Марйам, и дух Его. Веруйте же в Аллаха и Его посланников и не говорите — три! Удержитесь, это — лучшее для вас. Поистине, Аллах — только единый Бог. Достохвальнее Он того, чтобы у Него был ребенок. Ему — то, что в небесах, и то, что на земле. Довольно Аллаха как поручителя!

Никогда не возгордится Мессия над тем, чтобы быть рабом Аллаху, ни ангелы приближенные! А кто возгордится над служением Ему и вознесется, — тех собирает Он к Себе всех (4:169-172).

О Господь, благослови Твоего посланника и служителя Ису, сына Марйам.

«И мир мне в тот день, как я родился, и в день, что умру, и в день, когда буду воскрешен живым!»

Это — Иса, сын Марйам, по слову истины, в котором они сомневаются.

Не подобает Аллаху брать Себе детей, хвала Ему! Когда Он решит какое-нибудь дело, то лишь скажет ему: «Будь!» — и оно бывает.

И поистине, Аллах — мой Господь и ваш Господь: поклоняйтесь же Ему, это — прямой путь! (19:33-36)

Свидетельствует Аллах, что нет божества, кроме Него, и ангелы, и обладающие знанием, которые стойки в справедливости: нет божества, кроме Него, великого, мудрого!

Поистине, религия пред Аллахом — ислам, и разошлись те, кому было даровано писание, только после того, как пришло к ним знание, по злобе между собой. А если кто не верует в знамения Аллаха… то ведь Аллах быстр в расчете! (3:18-19)

Затем, если вы обошли скалу вокруг и отправились в южную часть, то увидите послание о том, что Иса, конечно, был Мессией, которого Господь воскресил из мертвых — но лишь служителем, а не сыном Единого Бога, кто «мой Господь и ваш Господь». И вы снова найдете Знамения, которые повторяют и усиливают это послание:

Во имя Аллаха милостивого, милосердного.

Нет бога кроме Аллаха. Господь — един. Нет ему равных.

Скажи: «Он — Аллах — един,

Аллах, вечный;

не родил и не был рожден,

и не был Ему равным ни один!» (112)

Мухаммад — посланник Божий, да благословит его Господь.

Во имя Аллаха милостивого, милосердного.

Нет бога кроме Аллаха. Господь — един! Нет ему равных.

Мухаммад — посланник Божий.

Поистине, Аллах и его ангелы благословляют пророка! О вы, которые уверовали! Совершайте молитвы над ними и приветствуйте приветствием. (33:56)

Во имя Аллаха милостивого, милосердного!

Нет бога кроме Аллаха. Господь — един.

И скажи: «Хвала Аллаху, который не брал Себе детей, и не было у Него сотоварища в царстве, и не было у Него защитника от унижения!» И величай Его величанием! (17:111)

Ему принадлежит власть, а ему — слава.

Он живит и мертвит: ведь Он — мощен над всякой вещью (64:1; 57:2).

Мухаммад — посланник Божий, да благословит его Господь.

Служитель Господа, благословенный лидер, начальник правоверных, построил этот купол в году два и семьдесят. Да примет Господь это от него и будет им доволен! Аминь! Хвала — Аллаху, Господу миров! (1:2)

Последняя фраза надписи может показаться непонятной. Дата «два и семьдесят» обозначает 72 г. Хиджры, то есть год по мусульманскому календарю. Дата соответствует 692 г. н.э. Так халиф упоминает о себе, используя звания («служитель», «лидер», «начальник»), а не свое настоящее имя, Абд аль-Малик.

Но, не считая этих объяснений, как же Знамения из Корана на Куполе Скалы передают послание Господа? Выражения повторяются, но повторения используются только для большей ясности и выразительности. Стихи и изречения повторяются, чтобы научить. Каждое слово имеет значение, каждое выражение подчеркивает смысл общего послания. На внутреннем своде здания провозглашение веры сопровождается стихами, в которых описывается сила и могущество Господа. Благословения пророка Мухаммада вторят Корану, хотя эти слова не являются точными цитатами из Писания.

Далее следует наставление христианам, восхваляющее Иисуса, как пророка, но не более того: как все пророки и все люди, он был смертен. Единственной вечной самодостаточной силой является Господь Всемогущий. И послание Великого и Единого Бога выражается в виде требования подчиниться Его воле, с напоминанием, что

Если кто не верует в знамения Аллаха… то ведь Аллах быстр в расчете!

(3:19)

Надпись на внешней стороне состоит из шести разделенных узорами частей, в последней из которых содержится сообщение об основании мечети. Все пять других отрывков начинаются с басмалы, возможно, олицетворяя пять ежедневных молитв, которых был удостоен Мухаммад в разговоре с Джибрилем пред Небесным престолом во время ночного путешествия. В каждом из первых четырех отрывков за молитвой следует провозглашение веры в Господа, а также аяты из Корана. Они подобраны так, что составляют отдельные связные и логически последовательные утверждения, которые венчают благословения пророка. Пятая и последняя части являются самостоятельными: это просто провозглашение веры в Бога с благословениями Мухаммада. В сущности, каждый из этих небольших параграфов на внешней стороне купола является лишь кратким повторением послания, Знамением, в котором заключаются главные темы более полных и содержательных надписей на внутреннем своде арок мечети.

Как же можно дополнить цитаты оригинального текста Корана другими изречениями? С одной стороны, мусульмане времен третьего халифа Османа создали стандартный литературный вариант Книги Знамений. На протяжении нескольких веков он оставался неизменным. Но, наряду с литературной версией, существует традиция использования этого текста во многих риторических целях. Творческое применение знакомых стихов из Писания развивает Коран. Оно не ставит под сомнение и не изменяет оригинал. К концу VII века и слушатели, и читатели стали воспринимать Коран, как главный текст, украшающий мечеть Купол Скалы. Книга Знамений отражала единство в мусульманском обществе. Само ее существование подтверждало силу этого единства: все соглашались с формой, содержанием и происхождением Писания.

Поскольку с VII века не сохранился ни один письменный экземпляр Корана, то, по иронии судьбы, послание, оставленное на камне Купола Скалы, стало самым ранним сохранившимся текстом Книги. Эти надписи часто рассматриваются в качестве комментариев, адресованных людям, которые, как ожидается, в упоминаниях об Иисусе увидят свидетельство существования «Невидимого» Господа. Для мусульман это примеры высшей Истины. Но для не-мусульман, будь то евреи или христиане, они ставят множество вопросов.

Слова, вырезанные в камне, стали мусульманской версией текста Писания, которая все больше и больше разрасталась в течение веков. По мере того, как многочисленные группы людей обращаются к Корану, они находят новые и разнообразные пути понимания и толкования его содержания. В целях обращения в свою веру или для разрешения споров, ради молитвы или опровержения, мусульмане стараются представить свое послание творчески. Их противникам может показаться, что они выдают свои собственные интересы за Божественное провидение. Однако, в их понимании, Коран заявляет о новом критерии истины, которую они заповедали, чтобы быть верными, как «те, которые уверовали, и творили добрые дела» (103:3).

Часть II Ранние комментарии

Глава 5 Джафар ас-Садик: шиитский имам и толкователь Корана

760 г. от Р.Х.

Джафар стал одним из первых толкователей Корана. Он был имамом, наделенным Божественной властью. Власть эта передавалась в его роду.

Родословная Джафара ас-Садика непохожа ни на одну родословную в истории ислама.

До недавнего времени во многих обществах происхождение имело огромное значение. Оно определяло возможности в жизни. Духовное происхождение даровало духовную власть. Европейцы называли это «beata stirps» — «священные корни». Они подпитывали и определяли личность, служили ей благословением.

Среди мусульман считалось, что потомки тех, кто восходит своими корнями к пророку Мухаммаду через его дочь Фатиму и ее мужа Али, имели власть и правителей, и святых. В силу своего происхождения они с самого рождения получали особое благословение.

Род Фатимы передавался по отцовской линии. Он начался с Али, двоюродного брата, друга детства, верного последователя, воина, а затем и зятя пророка Мухаммада. Али стал первым имамом шиитского направления ислама.

У него было два сына: Хасан и Хусейн. Являясь внуками пророка, а впоследствии и его ближайшими наследниками мужского пола, они стали вторым и третьим имамами. Основной род шиитов продолжил отпрыск Хусейна, несмотря на мученическую смерть последнего во время битвы при Кербеле, которая произошла в 680 году.

Шестым имамом стал Джафар ас-Садик. Он был правнуком Хусейна, а также одним из назначенных преемников Али, своего прапрадеда. Но его «священные корни» идут еще дальше. Джафар ас-Садик не только принадлежал к семье пророка («ахль аль-бейт»), но имел и другую родословную, которая связывала его с домом Мухаммада. Он был потомком как Аиши, самой любимой жены пророка после Хадиджи, так и Фатимы, старшей дочери Хадиджи и Мухаммада, жены Али.

Имамы полагались на родословную, но многое зависело и от их характеров. Джафар известен как ас-Садик, или «Правдивый». Именно благодаря своей преданности правде он стал самым важным из шиитских имамов после Али и младшего сына Али, мученика Хусейна.

Никакие сложные генеалогические связи не имели бы значения, если бы Джафар не стал выдающимся ученым. У него были удивительные познания. Он жил и преподавал в Медине, когда сунниты и шииты уже различались во взглядах, но еще не превратились в два противостоящих лагеря в мусульманском сообществе. Среди его учеников были Абу Ханифа и Малик ибн-Анас, которые стали основателями двух из четырех суннитских школ права. Малик ибн-Анас не выражает никаких сомнений в том, что между ним и Джафаром ас-Садиком существовала близкая дружба. Их сотрудничество помогло формированию исламских норм и ценностей на все времена. Оно способствовало и плавному развитию связей между основными группами, которые определяли ислам во втором веке Хиджры (исламского календаря).

Сунниты принимали историю мусульманского сообщества («уммы») так, как разворачивались события: все Праведные халифы были, несомненно, праведными. В то же время шииты видели эту историю по-другому. Али был самым праведным из Праведных халифов. Естественно, другие халифы, в особенности, его непосредственный предшественник Осман, обладали меньшей праведностью, поскольку не подчинялись Али. Позднее становление Али халифом, а еще больше — мученическая смерть его сына Хусейна, — представлялись шиитам предательством идеалов раннего мусульманского общества. Они предпочитали халифам своих имамов, у которых не было политической власти. Но настоящий раскол между суннитами и шиитами произошел только после восстания Аббасидов.

Они восстали против Омейядов в 747 году, воспользовавшись поддержкой прото-шиитов, то есть тех, кто был связан с Семьей пророка и памятью об Али и его мученически погибшем сыне Хусейне. Даже после того, как Аббасиды пришли к власти и сделали своей новой столицей Куфу, другие ветви Семьи пророка продолжали протестовать. Некоторые восстали против власти Аббасидов, как их более ранние предшественники — против Омейядов.

Однако Джафар ас-Садик не присоединился к ним, не поддержал их дело. Он предпочел стать научным авторитетом и политическим наблюдателем. В первой половине 750-х годов он поддерживал политику домоседа, которую начал его отец. Живя в Медине, Джафар не представлял угрозы для халифа Аббасидов в Куфе, и его оставили в покое.

Однако в 753 году получил бразды правления новый халиф Аббасидов, аль-Мансур. Он сосредоточил все усилия на защите своей власти.

Используя интеллектуальную элиту, включая Джафара, халиф пытался создать теократическое государство, где ему принадлежала бы роль наместника Бога. Он также подтвердил права своей династии на халифат на основании родословной. Несмотря на то, что она не была столь благословенной, как родословная Джафара, аль-Мансур заявлял: он и его отпрыск — прямые потомки дяди пророка, Аббаса — в равной степени претендуют и на имамат.

В 760 голу аль-Мансур провозгласил себя имамом-халифом.

Джафар не мог вынести этого двойного требования. Как назначенный имам своего рода, он был вынужден противостоять халифу на двух основаниях. Во-первых, по представлениям шиитов о власти и преемственности, имамат должен оставаться независимым от халифата, пока Господь не дарует имамату победы. Во-вторых, имамом может быть только потомок пророка через его дочь, Фатиму. Имам получает свою исключительную власть, но не путем предъявления политических требований, а через прямое назначение от предыдущего имама. Он также наследует специальные внутренние знания («илм»), которые передаются через священную кровь из поколения в поколение.

Вначале сопротивление Джафара было не политическим, а, скорее, интеллектуальным, что переплеталось с Кораном. К 760 году Джафар ас-Садик стал гораздо большим, чем просто старшим государственным деятелем для Семьи пророка. Он был уважаемым знатоком Корана; некоторые утверждают, что ему принадлежат комментарии к Книге. Хотя они и не сохранились, каждый может легко оценить некоторые из его главных идей, обратившись к более поздним комментариям, написанным шиитскими учеными.

Джафар имел тройственный взгляд на Коран. Первое и наиболее очевидное значение было буквальным: каждый мог прочесть текст на арабском языке. Однако ко времени рождения Джафара большая часть языка Корана стала отличаться от повседневного арабского. Поэтому одним аспектом толкования был перевод того языка, на котором написан Коран, на разговорный арабский. Но чтобы понять контекст аятов, сур и событий из Книги Знамений, необходимо было нечто большее, чем просто перевод. Этим вторым уровнем толкования стала история. Здесь требовалось понимать обстоятельства, в которых жили пророк и первые мусульмане.

Конечно, приходилось рассмотреть события, определившие линию преемственности, которая обошла Семью пророка и перешла к близким друзьям Мухаммада: Абу Бакру, Омару и Осману. Вместе с Али эти трое были известны, как Праведные халифы. Однако их праведность переоценивалась в свете нравственного превосходства Али.

Третий уровень толкования заходит еще дальше. Выходя за исторические и языковые рамки, Джафар анализирует область воображения, мифов, интуиции. Некоторые назвали такую теорию аллегорическим подходом к Корану. Это был самый извилистый и наименее доступный путь к раскрытию тайн Книги Знамений.

Однако именно этот третий, аллегорический путь предлагает наиболее творческий и свободный из всех способов изучения Священного Корана.

Джафар был особенно искусен во втором и третьем уровнях толкования, хотя зачастую трудно найти между ними разницу. Например, Али, благодаря близким отношениям с Мухаммадом, должно быть, присутствовал при ниспослании Господом некоторых Откровений, которые потом стали Книгой Знамений — Великим Кораном. Но не находя в Откровениях Корана явных упоминаний об Али, как можно найти косвенные указания на него, а также его род?

Именно этот вопрос и стал мотивацией для имама Джафара к попыткам осмыслить Книгу Знамений. Как и другие потомки Семьи пророка, которые стали известны, как шииты (сторонники Али), он видел различия между явными и неоднозначными стихами. Как имама своего времени, Джафара ас-Садика уважали за авторитетность его знаний, которые включали скрытое и очевидное значения Корана. Он искусно лавировал между явными, однозначными стихами, в которых нет места для различий в их толковании, и другими, многозначными аятами.

Последние требовали многоуровневого истолкования и часто вызывали разногласия даже среди верующих.

Как Табари в X веке, имам Джафар ценил очевидные стихи Корана: любой верующий способен разобраться в их значении. Однако, в отличие от Табари, он приписывал большую важность и неоднозначным аятам. По мнению ас-Садика, значение этих стихов непонятно всем, кроме тех, кто имеет власть истолковывать их, то есть, имамов.

К примеру, говорят, что Али заявлял, будто не меньше четверти Корана посвящено имамам. Имамы — это «те, которые уверовали» (9:119) и «обладающие знанием» (3:18). Они также связаны с «людьми напоминания» (16:43) и с «партией Аллаха» («хезболла»; 5:56). И именно имамы являются Семьей пророка:

Вот что возвещает Аялах Своим рабам, которые уверовали и творили благое. Скажи: «Я не прошу у вас за это награды, а только любви к ближним…»

(42:23)

Есть и другие стихи, аллегорически относящиеся к имамам. В них упомянуты Знамения Господа: «Отрицают Наши знамения только тираны!» (29:49); каждый имам избран, чтобы стать Знамением Божьим (7:9; 10:7; 22:57; 38:29).

«Дорога прямая» становится путем, назначенным имамами (1:6, а также 6:153; 15:41; 16:76; 20:135; 43:43)/

«Милость Аллаха» (14:28) — это имамы, и они также «вервь Аллаха» (3:103) и «надежная опора» (2:256).

«Свет Господа» имеет особо важное значение, поскольку он не только назначает имамов, но и определяет их особую роль.

Уверуйте же в Аллаха, и Его посланника, и в свет, который Мы ниспослали…

(64:8)

В то же время сунниты ставили под сомнение все эти ссылки. Но именно последняя из них, где имамы связываются со Светом Господа, вызвала самые острые разногласия. Она отражает не только разные представления об имамах, но и о самом пророке. Говорили, что Мухаммад — не более чем человек, как все пророки до него и преемники (халифы) после него. Стих 64:8 — это классический и наиболее известный отрывок, где и Мухаммад, и имамы отождествляются со Светом Божьим. (Правда, существует еще несколько подобных стихов — 4:174; 6:122; 7:157; 9:32; 24:35; 57:28 и 66:8).

Хотя Джафар противостоял халифу молчаливо, его учение, в особенности — исключительное право, которое он приписал сам себе, как толкователю Корана, подрывало притязания аль-Мансура. По приказу халифа Джафар был схвачен и отправлен в Самарру, где находился под стражей.

Через несколько лет аль-Мансур разрешил Джафару вернуться в Медину, но затем дал правителю Медины распоряжение отравить его.

Имам Джафар ас-Садик умер в 765 году и был похоронен на кладбище Джаннат аль-Баки («Вечный Рай») в Медине. Его превосходство среди шиитских, а также суфийских и мистических толкователей Корана сохраняется до наших дней. При этом жители Саудовской Аравии, которых ужасает поклонение могилам святых и имамов, разрушили Джаннат аль-Баки в первые десятилетия XX века.

Глава 6 Абу Джафар ат-Табари: суннитский историк и толкователь Корана

913 г. от Р.X.

Абу Джафар Мухаммад ибн-Джарир ат-Табари (далее Табари) родился в середине IX века в Персии (на территории севера нынешнего Ирана).

Скончавшийся в 923 году, Табари прожил долгую, плодотворную жизнь на заре четвертого века по мусульманскому календарю (лунному, а не солнечному). В 913 году наступил новый век (календарь начинается с переселения («хиджры») Мухаммада из Мекки в Медину).

К тому времени ат-Табари, вероятно, исполнилось семьдесят пять лет. Как и все другие праведные мусульмане, не являющиеся арабами, которые стремились стать учеными, он овладел арабским, как вторым языком. Однако ход его мыслей отличался от того, что был принят у арабских единоверцев.

Он рассматривал весь период мусульманской истории не как араб, связанный с Западной Аравией, местом рождения пророка, а как уроженец Персии, имеющий связи с Ираном и Месопотамией. Это регионы, смежные с Аравией и часто соперничавшие с ней за авторитет среди местных мусульман.

Табари осознавал — обучение означает овладение навыками риторики, грамматики, синтаксиса и ораторского искусства. Оно включало и признание значения мусульманского прошлого, личностей, связанных с пророком Мухаммадом, носителей его послания. Например, теми, кто читал Коран вслух. Они сохранили Писание, как живой устный источник. Эти хранители откровений сосредоточили все свое внимание на Книге Знамений. Во времена Табари существовало семь (возможно, десять или даже четырнадцать) различных способов чтения и произнесения текста Корана.

Помимо чтения Писания вслух и наслаждения арабскими стихами, мусульманским ученым также необходимо было синтезировать потоки откровений и переживаний пророка в систему добродетелей, кодекс поведения. Он мог стать руководством для растущего мусульманского общества. Людей, которые этим занимались, называли законниками.

Двое последних пользовались особым уважением Табари. Одним из них был Шафи’и, который умер за век до него.

Шафи’и жил и писал на пороге третьего века мусульманской эры: он умер в 820 году (соответственно, в 204 г. Хиджры). Законник посвятил свою жизнь толкованию Корана через уроки пророка и был так предан своему делу, что утверждал, будто два источника истины не могут противоречить друг другу. Все то, о чем говорилось в Писании, пережил пророк. И то, что пережил пророк, составляло и дополняло то, о чем говорилось в Коране. Не может быть никаких несоответствий, а особенно — противоречий между посланием и посланником.

Другим законником, современником Табари, был Ахмад ибн-Ханбал. Табари восхищался ибн-Ханбалом, но не столько его юридическими способностями, сколько поразительным владением преданиями о пророке, беспорядочным множеством мнений и рассказов, которые, как утверждается, все связаны с Мухаммадом. Однако их содержание полностью зависело от благородства и честности их рассказчиков.

Разделяя мнение Шафи’и о том, что жизнь и слова пророка служат дополнением послания, содержащегося в Коране, Табари вслед за ибн-Ханбалом отправился в Багдад, столицу обширной исламской империи. Там он узнал некоторые традиции (дань пророку Мухаммаду), а также выяснил, что большинство ссылок на изречения пророка и о нем ведут за пределы Ирака.

Табари совершил путешествия в Сирию, в Египет, в другие города Ирака с целью собрать информацию о наследии посланника Божьего. Ученый нашел подтверждение всему, чему мог, но также выяснил, что многое из того, что слышал, оказалось ложным.

В то же время, Табари исследовал все аспекты исламского прошлого. Он пытался разобраться в контекстах чтения арабской поэзии вслух, используя стихи, которые предшествовали подъему исламской религии. Историк обсуждал проблемы чтения Корана. Какие способы были предпочтительнее? В каких районах их предпочитали — и кто?

Табари посвятил работу всей своей жизни тому, чтобы попытаться объединить все, что было известно, и то, что он смог выяснить о толкованиях Книги Знамений. Он также написал подробный труд о мировой истории, который стал столь же влиятельным, как его работа о Коране. Правда, некоторые были с этим не согласны.

Но даже если бы этот человек был только толкователем Писания, то все равно остался бы одним из важнейших знатоков мусульманства во все времена. Его работа состоит, по меньшей мере, из тридцати книг и занимает двенадцать томов в новейшем печатном издании. Табари сделал обзор всех трудов своих предшественников с целью не столько разобраться в порядке Знамений, сколько перечислить и оценить все возможные подходы к ним.

Табари считал напрасными попытки представить, как пророк Мухаммад получил поток Света свыше. Сущность Корана очень разнообразна: он был поэмой, молитвенником, песней, а также сводом законов. Писание — поэма в силу своего лирического стиля и запоминающихся строк. Но эта поэма не похожа ни на одну другую. Коран был молитвенником, потому что все мусульмане пользовались им в молитвенных обрядах («салят»), а также в молитвах, взывающих к имени Господа («ду’а»). Чтение Писания напоминает музыку, но не похоже на другие песни: его текст передавал значение через звук. Коран также стал кодексом законов, не в меньшей степени благодаря мастерству праведных мусульманских законников, например, Шафи’и и ибн-Ханбала.

Для Табари Коран стал, прежде всего, следующим этапом Откровений, которые уже нашли отражение в Библии. Коран, в его представлении, был преумноженной Библией, поскольку в нем содержалось множество знакомых иудеям и христианам историй, но с новыми акцентами. Будучи гораздо короче еврейской Торы, Коран по объему больше, чем христианские Евангелия. Хотя Мухаммад и не совершил никакого чуда, Коран стал Божественным чудом, которое передал пророк. Неоднократно задача толкователя заключалась в том, чтобы показать, как Откровения, ниспосланные Мухаммаду, воплощали ранние пророчества, а также превосходили их по масштабу, точности и проницательности.

Один из первых примеров особого подхода Табари появляется в его толковании Открывающей Книгу суры. В последних стихах говорится:

Веди нас по дороге прямой,

по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, — не тех, которые находятся под гневом, и не заблудших.

(1:6-7)

Имитируя сократический диалог, Табари разговаривает с неизвестным собеседником. Тот спрашивает его мнение о людях, которые находятся под гневом, и о заблудших.

Табари отвечает: «О тех, кто находится под Божьим гневом, Господь говорит в Своих Откровениях так: «Тот, кого проклял Аллах и на кого разгневался, и сделал из них обезьян и свиней, и кто поклонялся тагуту. Эти — злостнее по месту и более сбившиеся с ровного пути» (5:60)».

Иными словами, Табари толкует Писание понятиями, установленными самим Кораном, размышляя над Открывающей сурой — семью стихами, ставшими прообразом всех откровений Книги Знамений, законник истолковал ее с помощью обращения к последующей суре «Трапеза». Там для понятия «гнев» и «заблуждение» используются те же арабские слова. Кажется, что во втором случае иудеи и претерпели гнев Божий, и сбились со своего пути, то есть, заблудились.

Затем Табари подтверждает особенность этой религиозной группы, цитируя множество страниц из Преданий о пророке Мухаммаде (хадисов), в котором иудеев называют теми, на кого Господь негодует.

Позднее он отмечает: вторая часть фразы могла относиться и к другой религиозной группе. Может показаться, что те, кто находится под гневом Господа, — это те же люди, кто сбился с ровного пути. Однако, на самом деле, это, вероятно, разные группы. Вторая отличается тем, что сбилась с пути. Это могут быть христиане, что кажется очевидным позже, из суры «Трапеза», когда Господь приказывает:

Скажи: «О обладатели писания! Не излишествуйте в вашей религии без истины и не следуйте за страстями людей, которые заблудились раньше, и сбили многих, и сбились с ровной дороги».

(5:77)

Тем, кто прочтет комментарии Табари к последним аятам Открывающей Книгу суры и на этом остановится, будет казаться: толкователь открыто выражает свои взгляды против иудеев и христиан. Он выставляет ислам единственно верной религией за счет двух ее предшественников — иудаизма и христианства. Но откровенно спорное понимание его комментариев смягчается последующими дополнениями.

В каждой главе своего толкования Табари цитирует комментарии, сделанные ранее. Он суммирует прежние точки зрения до того, как высказывает свое мнение. Ученый не сделал окончательных выводов о том, что могли бы «в действительности» значить определенные стихи Корана.

Табари начинает с риторического вопроса: почему Всемогущий ниспослал такое длинное Откровение в самой первой суре? Разве недостаточно первых двух стихов, превозносящих Аллаха, как милостивого и милосердного, Господа миров, Царя в День суда? «Какая еще мудрость, — спрашивает богослов, — содержится в пяти других аятах, кроме той, что уже есть в первых двух?»

Этот риторический вопрос позволяет Табари по-другому сформулировать Божественное провидение. Прежде всего, оно должно было подтвердить Божественное происхождение Корана. Его форма соответствует его содержанию. Одновременно подтверждая предыдущие Писания, Книга Знамений отличается от них своей чудесной структурой, исключительной логичностью и уникальной формой композиции.

Хотя подражателей множество, все они проигрывают в попытках сравниться с ним. Ораторы не могут воспроизвести четкую упорядоченность даже самых коротких глав. Ученые устали от попыток описать форму хотя бы части Корана. Поэты озадачены и поражены его внутренним звучанием, которое выходит за рамки всех правил стихосложения.

Что касается людей умственного труда, то, по мнению Табари, их способности в подходе к изучению Книги Знамений более всех достойны сожаления. Все, что они могут сделать — это принять и подтвердить, что Писание шло от Великого Господа, от Победителя. В Коране содержится такой смысл, которого нет ни в одной другой книге, посланной с Небес на землю. Через рассказы, споры и притчи Книга дает руководство к действию и приказы воздержаться от каких-то поступков. Есть отрывки, которые привлекают, и эпизоды, которые пугают.

Самым главным Табари считает нравственную силу Писания. Книга Знамений посредством отрывков, которые привлекают или страшат, прежде всего, демонстрирует Божественное провидение. И нигде это провидение не изображено так ясно, как в последних двух аятах Открывающей Книгу суры. Они служат общей цели, которая не ограничивается и для иудеев, и для христиан. «Упоминая в ней о характерном воздаянии, которое Он обрушил на тех, кто ослушался Его, и наказании, которому подверглись те, кто пошел против Его воли, Он стремился вызвать у Своих служителей страх перед неповиновением Ему и подверганием себя Его гневу». Другими словами, иудеи и христиане — типичные представители всего человечества, как и мусульмане, которые могли не подчиниться Божьей воле и не пойти прямой дорогой.

Табари предлагает более универсальное понимание не только Открывающей суры, но и всего Корана. Главным образом, он акцентирует внимание на том, чтобы к Мухаммаду относились, как к последнему пророку, и, по меньшей мере, к преемнику Ибрахима и подтверждению его деяний. Именно в сказании о пророке Ибрахиме сообщается и о том, что произошло с Мухаммадом. Ибрахим прошел путь от неведения и наивности (6:77-78) до неуверенности (2:260) и, наконец, до веры в Единого Господа, милостивого, милосердного.

Именно Ибрахим преодолел путь от неведения до пророчества, от идолопоклонства до единобожия. Он принимал Божье благословение для всего человечества, и сделал Аравию местом жительства своих истинных потомков, тех, чье семя передавалось от его жены Агари к ее сыну Исмаилу, а затем и всем арабам, включая племя курайш, где родился пророк Мухаммад.

Когда арабы в целом и курайшиты в частности по милости Господней имели власть, милость настолько принадлежала исключительно им, насколько гнев и наказание были ожидаемым и вероятным исходом для иудеев и христиан. Божье расположение коснулось и одних, и других. Это подтверждают некоторые отрывки из Корана. Однако, как утверждал Табари, оно распространялось не только на мусульман-арабов, но и на жителей Персии, которые присоединились к мусульманскому сообществу после того, как арабы завоевали Ирак и Иран.

Хотя Табари был уроженцем Персии и читал Коран отчасти как перс, он являлся человеком своего времени. К концу третьего века по календарю Хиджры исламское учение больше не являлось новым. Но ему еще было далеко до того, чтобы считаться устоявшимся законом и наставлением для праведных мусульман. Казалось, богослов пытался понять смысл того, как ручейки познаний, предшествующих ему, превращались в океан толкования, который мог в равной степени и ввести в заблуждение, и стать источником информации. Как один человек может выдвинуть критерии для оценки целого океана значений, которые содержатся в Великом Коране?

Табари считал необходимым делить все знамения на три категории. К первой группе относятся те, которые должен был разъяснить людям пророк Мухаммад, и только он (16:44 и 64). Другую группу стихов мог истолковать Господь и только Он — например, аяты, указывающие на последний час суда, о котором не знал даже пророк (7:187). И, наконец, выделялась третья, самая многочисленная группа стихов, которую мог комментировать каждый, кто знает арабский язык Корана.

Табари назвал свою великую работу «Полное описание толкования стихов Корана». Слово «толкование» по-арабски звучит как «тавил» — буквально, «возвращение к истоку». Иными словами, это попытки объяснить Коран через само Писание.

Для богослова «тавил» казался равнозначным другому понятию, «тафсир». А это — толкование значений отдельных слов, фраз и отрывков из Корана. По мнению Табари, оба слова сливаются воедино, словно два притока одной реки, они являются синонимами одного понятия.

Обращение к первоисточникам ценно тем, что дает возможность рассматривать Бога, пророка и «простого» верующего, как связанных действующих лиц Корана. Если быть точным, то раз уж существует два человека-«толкователя», то должно быть и два уровня толкования. Пророк интерпретировал Коран через события своей жизни. Его поступки и слова раскрывают понимание послания, содержащегося в Писании. Но простому верующему необходимо видеть различия между знамениями. Ведь не все они имеют одинаковую ценность. Коран содержит такие знамения, значения которых читатель, зная предысторию или контекст, сможет легко расшифровать. Их значение должно быть очевидным. Табари называет их явными. Но существуют и другие — те, значение которых известно только одному Господу. Это неоднозначные знамения.

Таково мудрое разделение, особенно, в том, о чем не было сказано Табари. Он не говорил о том, что явные откровения имеют только одно возможное толкование. Вот только уровни толкования должны быть понятны тому, кто изучает их, имея желание и зная предысторию.

Однако и неоднозначные знамения не исключают человеческой интерпретации. Они включают загадочные буквы, которые представляют некоторые из глав Корана, начиная с суры 2 («Корова»), в которой после басмалы идут три буквы: «алиф», «лям», «мим». (В переводе И.Ю. Крачковского — «алм». — Прим. ред.) Во времена Табари многие мусульмане стали обращаться к буквам второй суры, чтобы получать предсказания. Возникла целая наука гадания, основанная на соответствии цифр и букв.

Табари не признавал такой способ толкования неоднозначных знамений, но, в то же время (поскольку все в Коране имеет и цель, и значение), он утверждал: любой способен понять эту неоднозначность. Естественно, не стоит пытаться уяснить их прежде, чем читатель овладеет смыслом явных знамений.

Другими словами, любой толкователь должен сначала осмыслить явные знамения с их ясными духовными и нравственными путями, прежде чем сворачивать в более опасную местность, усеянную неоднозначными знамениями.

Роль Табари в качестве автора комментариев к Корану усложнял его статус мусульманина-суннита. Хотя он поддерживал особые качества Али и всех, кто имеет отношение к Семье пророка, богослов оставался приверженцем пути политической преемственности.

Преемственность породила сначала династию Омейядов, а затем — Аббасидов. Осторожное использование понятия «тавил» показывает, в какой степени Табари проповедовал скорее суннитский, чем шиитский подход к изучению Корана. Как мы видели раньше, он считает «тавил» равнозначным более распространенному и знакомому слову «тафсир».

Это может показаться уступкой чувствительности шиитов, однако понятие неоднозначных знамений для Табари более ограничено, чем для его противников. Оно относится к таинственным буквам и к нескольким другим отрывкам, но не к четвертой части Корана, как якобы утверждал Али. Оно не распространяется на многие аяты, значение которых, как заявляют шииты, предназначено для Семьи пророка, особенно для имамов — шиитских лидеров, произошедших от Али и Фатимы, дочери Мухаммада.

Для Табари Абу Бакр и Омар, как и Али, имели право быть законными наследниками, а поэтому и преемниками пророка Мухаммада. Даже Осман мог быть принят — хотя и с меньшим энтузиазмом, чем другие — в династию суннитов, известную как Праведный халифат.

Табари поддерживал основные взгляды суннитов на толкование Корана. Он превозносил Книгу Знамений, но как текст Божественного происхождения. Толкование требовало от людей большой ответственности. Ни один человек не рождается уже с каким-то особенным знанием или предвидением. Каждому приходится учить слова из Корана, запоминать его стихи, размышлять над значением Писания и жить по его откровениям.

Взгляды шиитов были не просто альтернативным способом чтения текста; они казались неприемлемыми, некорректными в своих предположениях и ошибочными — в выводах.

Часть III Более поздние толкования 

Глава 7 Роберт из Кеттона: ученый и переводчик Корана

1144 г. от Р.X.

Перевод — это трудная работа, но труднее всего переводить Писание с языка оригинала на какой-либо другой. Размышлять над значением непонятных слов — это изучение знаков других реальностей, а затем — их преобразование в лирические эквиваленты. Переводчики должны знать тот другой язык — его грамматику, его риторику, его двойственность — как знают свой собственный. С такой проблемой сталкиваются все, кто пытается проникнуть в сознание других людей с целью связать его со своим собственным.

Переводить с латинского на арабский — это переходить от городской жизни, где дороги и дома, орошение почвы и баки для воды, армии и налоги значили очень много, к жизни в пустыне. А там племенная рознь считалась нормой, существовали только открытые пространства, оазисы жизненно необходимы для выживания, а города — лишь крошечные точки на пустом месте. Дело не только в том, что в латинском и арабском языках различаются алфавит и грамматика. Они служат отражением историй и обществ, которые даже более несопоставимы, чем их речь и письмо.

Как же тогда можно надеяться перевести арабский текст Корана с наиболее типичного языка пустыни, на позднюю латынь, выразительный язык средневековой космополитической культуры? Столь особый вид перевода, возможно, является самой трудной работой. Она соединяет мировоззрения, а также языковые модели и социальные традиции.

Для образованного англичанина XII века знание латинского языка считалось нормой. Роберт из Кеттона изучал латынь, поскольку это был язык и теологии, и науки. Но, благодаря Августину и Иерониму, в богословии латынь стала более развитой, чем в науке. Основы математики и астрономии начали распространяться только в Европе XII века. Они получили большую популярность благодаря переводам с арабского на латинский, которые поступали из южной Испании или Андалусии. Такие города, как Севилья и Кордова, оставались и мусульманскими и арабскими. Но города, вновь захваченные христианами из Кастилии (Бадахос, Толедо) поддерживали связи со своим андалусским прошлым. С X века ученые — как философы, так и специализирующиеся в естественных науках, — работали с переводами с греческого на сирийский, затем на арабский, а потом — на латынь.

В 1136 году Роберт сначала отправился в Барселону. Там он с Платоном Тиволийским изучал арабский язык, пока не нашел подходящее занятие, от которого получал наибольшее удовлетворение и соответствующее вознаграждение: перевод научных работ по астрономии, геометрии и, в особенности, по алгебре. Роберт принадлежал к школе переводчиков, известных по местоположению в средневековом центре космополитической жизни — Толедо.

Переводчики Толедо были членами католического христианского общества, отношение которого к исламу нельзя назвать нейтральным. Наряду с превращением древних знаний греков в средневековую европейскую науку существовало желание превратить мусульман в христиан. В 1142 году, когда настоятель Клюнийского аббатства св. Петр Досточтимый посетил Толедо, он попросил Роберта возглавить общий проект. Целью было создание первого латинского варианта Священного Корана. Ну, не совсем «священного», поскольку в глазах и Роберта, и его руководителя Петра Мухаммад, скорее, был шарлатаном, чем настоящим пророком, а книга, которую он создал — совсем не Божественным установлением.

Роберт уже однажды пробовал свои силы в религиозном арабском языке. Он создал сборник рассказов о Мухаммаде на латыни, который назывался «Мусульманские сказки, или ложь и нелепые басни сарацинов». В новом деле — переводе Книги Знамений — в самом названии выражалось презрение к этой общественной теме: «Закон псевдопророка Мухаммада».

Но обратимся ко времени, когда создавалось данное произведение. Это период войн между христианами и мусульманами. Первый Крестовый поход закончился, когда по поручению папы в 1099 году был захвачен Иерусалим. Менее полувека спустя турецко-мусульманские силы провели перегруппировку. Вскоре после того, как Роберт закончил свой перевод, турки взяли Эдессу (1144 год). Затем последовал Второй (1147—1149) и Третий (1189—1192) Крестовые походы — с одобрения папы. Христианство поддерживало походы против неприятелей-мусульман.

На протяжении всего XII и начала XIII века у европейских христиан была двойная миссия: уничтожить мусульман и вернуть себе христианские земли, захваченные неверующими маврами.

В такой напряженной обстановке попытка «славить» исламского псевдопророка, переводя его «ложь» (Коран), стала сама по себе делом всемирного масштаба. Петр Досточтимый был не просто наставником Роберта, он поспособствовал инициативе христиан понять ислам вместо обычных поношений. Хотя Петр хотел показать лживость Корана, он был убежден: человеку необходима информация относительно его содержания, прежде чем он станет бороться с мусульманскими противниками — и побеждать их. Петр был, скорее, сторонником битвы пера, а не битвы меча — даже в те времена, когда дух крестоносцев оказался на подъеме.

Может показаться, что большинство европейских христиан, включая папу, уже окончательно определились относительно зла ислама и лживости Корана. Петр же призывает (тщетно), чтобы к мусульманам обращались «не так, как часто делает наш народ — не оружием, а словами; не силой, а разумом; не с ненавистью, а с любовью».

Однако процесс перевода имел определенные последствия. Он все-таки нашел своих читателей; его переписали в большом количестве экземпляров, а позднее, когда в XVI веке появились печатные машины, была издана не только Библия Гуттенберга, но и две латинских редакции перевода Корана Роберта из Кеттона. Слепая ненависть, возможно, не полностью уступила место просвещенной борьбе, но, по крайней мере, Коран теперь стал доступным европейцам, и некоторые читатели пытались понять его знамения.

Перевод Корана, естественно, породил некоторые вопросы. Это проблемы совсем другого порядка, чем при переводе научных текстов с арабского на латынь. Ведь научный арабский отличается от языка Книги. Первый развивался со времен пророка Мухаммада, а второй отражал культуру пустыни, которая предшествовала Роберту более, чем на пять веков. Тем более, она была крайней далека от него и его европейских современников.

Роберт мог бы сделать дословный перевод. Позднее ученые порицали его за, казалось бы, вольную, почти субъективную интерпретацию Корана. Но дело не в этом. Переводчик упорно верил в откровения Корана, чтобы обратиться к мусульманам, которые писали комментарии. Он просмотрел множество таких толкований, включая труды Табари.

Хотя Роберт никогда не указывал имена в цитатах, но совершенно очевидно: комментарии использовались, ученый предпочитал их буквальному переводу, особенно, в случаях с трудными отрывками.

То, что «Закон псевдопророка Мухаммада» — это изложение своими словами, совсем не означает, что перевод скуден и неверен. Ведь Роберт пытался разобраться, как сами мусульмане видели смысл Корана. Ученый понял то, чего не могли уяснить многие его европейские преемники, пытавшиеся переводить Книгу: долгая традиция толкования арабами-мусульманами могла помочь не-мусульманам в их попытках лавировать между разными языками, культурами и религиями.

Роберт пользовался комментариями к Корану, написанными мусульманами, либо переводя их, либо через ссылки на них на арабском. Он делал свой «вольный» перевод трудных слов или сложных стихов, используя знания, полученные из тех самых комментариев.

К его лучшим достижениям можно отнести последние суры, самые небольшие по объему. Кратчайшая из сур Корана — сура 108 «Аль-Каусар». «Аль-Каусар» — само по себе редкое слово, часто переводимое как «изобилие». (В переводе И.Ю. Крачковского — «Обильный». — Прим. ред.) Но Табари, наряду с другими комментаторами, считал, что оно относится к реке в Раю, следуя истории ночного путешествия и восхождения к Небесам, где по преданию Джибриль сказал пророку: «Ты видишь здесь реку Каусар. Господь Всемогущий даровал тебе ее». Роберт отражает видение этого предания, переводя этот стих так:

Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Поистине, Мы даровали тебе райский источник.

Помолись же Господу твоему и принеси жертву.

Ведь поистине у ненавистника твоего не будет помощников и потомства.

(108:1-3)

Общее понятие «изобилия» превращается в особое упоминание «райского источника». Таким же образом, в последней строке Коран называет врага просто куцым. Там нет и намека на «помощников и потомство». Но в другом известном средневековом толковании (его автором является Табарси, шиитский ученый XII века) говорится, что враг не будет иметь детей или потомства. Вполне вероятно, что Роберт использовал понимание Табарси, чтобы расширить собственный перевод.

Такой же вывод напрашивается при рассмотрении последней 114 суры, «Люди» (ищущие защиты от искусителя).

Во имя Аллаха милостивого, милосердного!

Скажи: «Прибегаю к Господу людей,

царю людей,

Богу людей,

от зла наущателя скрывающегося,

который наущает груди людей,

от джиннов и людей!»

(114:1-6).

В своем переводе суры 114 Роберт из Кеттона использует самое страшное имя Сатаны вместо уклончивых названий:

Проси Господа всего сущего,

чтобы он защитил и освободил тебя

от Дьявола, который искушает сердца людей…

Существует множество других примеров обращений Роберта из Кеттона к комментариям мусульман и его интерполяций (дополнений) стихов Корана. Две поздние мединские суры с особой силой подчеркивают глубокий интерес переводчика к тексту, который Роберт окрестил «книгой лжи».

Сура 22 называется «Хадж». Упоминая ключевые элементы «хаджа» — паломничества, которое ежегодно проходит в Мекке, — она начинается со слов о «сотрясении последнего часа».

Во имя Аллаха милостивого, милосердного!

О люди, бойтесь Господа вашего! Ведь сотрясение последнего часа — вещь великая.

(22:1)

Но «сотрясение последнего часа» само по себе не имеет смысла. Чтобы постигнуть его значение, необходимо обращаться к другим отрывкам из Книги Знамений. Оно становится понятным только тогда, когда вы читаете этот отрывок вместе с сурой 99 «Землетрясение». В ней это явление относится к последнему Судному дню. Роберт из Кеттона не только идет по следам толкователей, но и осмысливает внутреннюю логику Корана, когда на основе своего понимания перефразирует этот аят:

Во имя Аллаха милостивого, милосердного!

Люди, бойтесь Господа вашего, ведь сотрясения последнего часа в Судный день стоит бояться.

Даже будучи чересчур фамильярным с текстом Корана, Роберт превращает общую мысль («бойтесь Господа вашего») в особое предостережение. «Сотрясение последнего часа в Судный день» означает время, уже упоминавшееся в Открывающей суре, где Господь изображается не только как источник милости, милосердный, но и как «царь в День суда» (1:4). Роберт совершенно правильно понял суть, даже если его перевод не укладывается в рамки, установленные некоторыми педантичными критиками.

Чувствительность Роберта к языку Корана и его многослойным значениям очевидны в переводе остальной части суры 22 «Паломничество». Ключевой стих — 22:52. Он привлек внимание почти всех толкователей, а также потенциальных переводчиков. Кажется, что этот аят ссылается на упоминание нравственного падения, которое является неотъемлемой суры 53 «Звезда»:

Видели ли вы ал-Лат, и ал-Уззу,

и Манат — третью, иную?

Неужели у вас — мужчины, а у Него — женщины?

(53:19-21)

Следующие аяты (53:20-25) стирают из сознания Мухаммада мимолетное сомнение, если таковое и появилось. Но относится ли аят 22:52 к сомнению или грехопадению в ближайшем окружении пророка? Согласно дословному переводу, ответ ясен.

И не посылали Мы до тебя никакого посланника или пророка без того, чтобы, когда он предавался мечтам, сатана не бросил в его мечты чего-либо, но Аллах стирает то, что бросает сатана, потом Аллах утверждает Свои знамения…

(22:52)

Однако лексические тонкости дают возможность иной интерпретации, которая позволяет обойти вывод о неверном поведении пророка:

Не посылал Господь никакого посланника, кроме того, который исходит от его сердца и находится под влиянием дьявольских указаний и наслаждений, Господь избавляет от плохого и умножает хорошее.

(22:52)

Если первый перевод технически более точен, то второй, перевод Роберта, более искусен с точки зрения теологии. Он не только сокращает фразы о том, как Аллах стирает то, что бросает сатана, а потом утверждает Свои знамения. Ученый также прояснил, что изначальное препятствие — не в пророчестве, а, скорее, в побуждении, которое ему предшествовало. Другими словами, даже когда его сердце не могло изгнать Сатану, пророк уже был благословлен вмешательством Господа: Бог вмешивается перед посланием пророка, чтобы избавить от плохого и умножить хорошее.

Благодаря таким изобретательным переводам Роберт представил себя мирно настроенным по отношению к противнику, на уничтожении которого были сосредоточены многие его единоверцы. Возможно ли, что его внешняя антипатия к Корану была уловкой против его врагов, способом изменить их отношение? В обстановке Крестовых походов и под влиянием своего руководителя (Петра Досточтимого), который уже стал подозревать о его мирных намерениях, Роберту приходилось быть пристрастным к Мухаммаду. Он должен был осуждать «книгу лжи». Однако кропотливый труд, использование комментариев исламских ученых для понимания того, что сами мусульмане считают посланием Корана, выдают в этом человеке внутреннюю симпатию к исламу и Книге Знамений.

Парадокс восхищения своим противником не слишком легко понять тому, кто никогда не занимался переводом. Вам может не нравиться какой-то человек или какая-то идея, но можно все же попытаться понять и его, и мысли, которые кажутся чужими.

Если вам не нравится ислам (а Коран является сердцем ислама), то для понимания того, что «ошибочно» принимают за истину, вам придется обратиться за помощью к мусульманам. А они верят в послание Мухаммада.

Хотя Роберт и был враждебно настроен по отношению к исламу, он с готовностью поверил мусульманским ученым, когда пытался разгадать, что они считают правдоподобным в «ложном» пророчестве Мухаммада. Прежде всего, следует учитывать, что это необычная Книга. Она священна — по крайней мере, так утверждалось. Как Книга Знамений, Коран стал магнитом истины для основных духовных и геополитических противников христианского мира.

В начале XXI века, когда религиозные войны все еще продолжаются, работа Роберта из Кеттона предлагает другие способы понять мусульман. Перевод может как облагородить, так и унизить противника. Коран на арабском служит духовным компасом для человечества, а указания, содержащиеся в нем, даже на английском языке подпитывают надежду всех детей Авраама — иудеев и христиан наряду с мусульманами — и, возможно, также их двоюродных братьев за пределами племени Авраамова.

Глава 8 Мухйи ад-дин ибн Араби: провидец и толкователь Божественных имен

1235 г. от Р.X.

Философ-мистик, Мухаммад Мухйи ад-дин ибн Араби был смелым толкователем Корана. Он знаменит среди мусульман, путешествующих по дорогам мистики, которые известны, как суфии. Этот богослов способствовал появлению нового, образного подхода к пониманию Книги Знамений.

Ибн Араби известен как Мухйи ад-дин («Возродивший религию»), поскольку стремился воскресить и изменить исламскую духовность. Многие называли его аль-Шайх аль-Акбар («Величайший учитель») в длинной цепочке учителей-суфиев, этих искателей истины, которые брали и других в путешествие к Господу.

Ибн Араби родился в Севилье в 1165 году, когда южная Испания все еще находилась во власти мусульман и на пути крупных религиозных, культурных и научных перемен. Он уехал далеко от своей европейской родины: посетив многие города Северной Африки и древней Месопотамии, ибн Араби обосновался в Дамаске, где и умер в 1240 году. Он был не только странником, но и прорицателем, обладающим плодотворным пером. Этот поэт написал более трехсот книг. Некоторые из них довольно коротки, но другие, включая выдающееся произведение «Мекканские откровения» — огромны.

Работы ибн Араби одновременно притягательны и недосягаемы. Опыт он ценил выше, чем знания. Видимо, автор ожидал, что его читатели усвоили Коран до такой степени, что нет необходимости давать расширенные цитаты. Частично ибн Араби делился с другими своими собственными отношениями с Единым Богом. Но, в силу их природы, таким отношениям никогда нельзя в полной мере научить или достаточно овладеть ими. Это должно быть личным секретом, которым можно поделиться только с пророком и со Всемогущим — Высшей Мудростью.

А океаном Мудрости является Коран. Это единственный источник Божественного руководства. Он также становится последним испытанием. «Все исходит от Корана и его сокровищ», — заявлял величайший учитель ибн Араби. Но он добавлял: «Ныряйте в океан Корана, если у вас хватит дыхания. В противном случае, довольствуйтесь изучением толкования лишь его видимого смысла».

Ибн Араби был «глубоководным ныряльщиком» в океане Корана. Одно из его бессмертных произведений называется «Фусус аль-хикам» — «Геммы мудрости». Каждую главу, подобно ореху, необходимо очистить, раскрыть, исследовать во всех деталях технической лексики и замысловатого стиля автора, чтобы добраться до сердцевины. Осуществляя такую попытку, человек обнаруживает скрытый ключ к пророчеству, к Корану и к исламу. Он открывается через размышления над личностью каждого пророка в отдельности — с первого человека Адама (который также был первым пророком) до совершенного человека и последнего пророка — Мухаммада.

Чтобы ступить на путь истины, необходимо сделать три шага. Первый обязательный шаг — это искренность. Каждый человек, желающий найти истину, должен быть чист в помыслах. Развитие искренности — необходимое условие в поиске правды.

Специалисты в различных областях, в том числе и ибн Араби, вводят специальные термины, более никому не известные. Их можно узнать только от самих специалистов. У каждого общества есть своя наука. Логики, грамматики, математики, астрономы, теологи, философы — все пользуются специальной терминологией. Она непонятна непосвященным. Исключение составляет суфизм. Здесь искренний искатель истины должен войти в ряды мистиков, не имея представления об их специальных понятиях.

«Тогда, — объясняет ибн Араби, — Господь открывает око постижения. В самом начале испытания человек просто верит в своего Господа, даже если ничего не знает о терминологии, которой пользуются окружающие. И постепенно искренний искатель истины начинает понимать все, о чем они говорят, как будто сам определял эти понятия. Он считает эти знания сами собой разумеющимися, будто они рождаются у него внутри и являются частью личности».

Искренность ведет ко второму шагу, видению, которое признает Коран:

Скажи: «Это — мой путь. Я призываю к Аллаху, обладая видением…»

(12:108)

Однако призыв к Аллаху не вызывает такого же видения в каждом искателе истины. Ведь и сама искренность имеет разную степень. А значит, не все люди обладают равными способностями к знаниям или видению. Ибн-Араби так объясняет этапы видения, ссылаясь на один из любимых отрывков Корана:

И Мы дали тебе семь повторяемых [аятов] и великий Коран.

(15:87)

«Мекканские откровения» — расширенные комментарии к этому аяту. Они открылись ибн Араби, когда он совершал паломничество в Мекку. Как бесчисленные видения исходят из единственного стиха Корана, так и его истина была передана в одно мгновение, через явление юноши. Тот исчез раньше, чем ибн Араби смог подойти к нему. Но, уходя, юноша сказал ему: «Я — Книга (то есть Коран), и семь повторяемых стихов». Другими словами, юноша заявил, что он послан Господом: «Я есть совокупность откровений, содержащихся в Коране, которые характеризуются семью повторяемыми или двойными стихами». Как в более ранних видениях, где автор видел себя вместе со звездами и буквами арабского алфавита, юноша был олицетворением мистического предсказателя основного значения. Он был посредником (семи) повторяемых, будь они настоящими стихами из Корана, или семью Божественными именами, или семью мистическими состояниями, вызванными этими стихами или именами.

Семь аятов, на которые ссылается сам Коран, по всей видимости, являются семью стихами Открывающей Книгу суры:

(1) Во имя Аллаха милостивого, милосердного!

(2) Хвала — Аллаху, Господу миров,

(3) милостивому, милосердному,

(4) царю в день суда!

(5) Тебе мы поклоняемся и просим помочь!

(6) Веди нас по дороге прямой,

(7) по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, не тех, которые находятся под гневом, и не заблудших.

(1:1-7)

Ибн Араби проводит параллель между «Мекканскими откровениями», данными ему «юношей», и Открывающей сурой, посланной Джибрилем пророку Мухаммаду. В трех содержащихся в ней указаниях зашифровано три стадии — уровня искренности. Они указаны от низшей к высшей. Первая и самая низшая — это искренность массовая. Она требует честности в поступках и словах каждого человека («Тебе мы поклоняемся»). Для второй или более высокой группы — элиты — искренность в делах и словах позволяет проникнуть в суть того, что значит зависимость и подчинение («и просим помочь»). Но помимо всего общества и элиты существует еще одна группа. Это — элита элит, но не в силу социального положения этих людей или соблюдения ими всех обрядов, а благодаря их терпению. Высшая элита искренна, как массы, и проницательна, как элита. Но она еще и очень настойчива. Она олицетворяет терпение, согласно требованию Корана:

Заповедали между собой истину, и заповедали между собой терпение.

(103:3)

Терпение — это третий шаг. Оно рождается из искренности и видения, но предлагает собственное особое вознаграждение. Для высшей элиты результатом искренности, видения и терпения является понимание духовного состояния. Терпеливый искатель истины становится восприимчивым к любому Божественному испытанию, а также к значению специальных понятий, предназначенных для тех, кто взывает: «Веди нас по дороге прямой».

Искренность, видение и терпение подводят человека к порогу понимания ибн Араби истин Корана. Он раскрывает идею параллельности, которая наполняет его подход к Писанию. Что бы ни казалось просто парным или повторяющимся — как два имени Господа, милостивый и милосердный, или два народа, на которых гневается Господь, которые сбились с ровного пути — такие пары значат гораздо больше, чем простое соседство похожих по значению слов или тем. Согласно преданию пророка Мухаммада, «у каждого знамения есть внешняя и внутренняя сторона, предел и потенциал». Если бы видимый мир был наполнен знамениями, они оставались бы просто знаками, возможно, маяками, но все еще тусклыми или темными, пока человеческие создания не осознали бы свою «сотворенность», как способность стать отражением символа Господа-Творца.

Другое предание, приписываемое пророку Мухаммалу, вторит известной библейской фразе: «И сотворил Бог человека по образу Своему» (Бытие, 1:27). По образу Своему означает для ибн Араби и многих других мистиков способность человека служить отражением Божественных черт, но всегда в определенных рамках. Божественные черты — это не то же самое, что Божественная сущность, которая остается недосягаемой и скрытой. Божественные черты были раскрыты человечеству через имена Господа, Его Прекрасные имена, и они — ворота к Божественному потенциалу в каждом из нас.

Для ибн Араби Прекрасные имена Господа были не просто эпитетами, которые произносились в молитвах или к которым обращались в минуты горя. Они стали внешним отражением внутренних тайн Вселенной, парности всего сотворенного с потенциальными формами существования. Сам Мухаммад являлся примером этой парности. Он был служителем, в котором так полно отражался Господь, что пророк стал совершенным человеком. Он сделался для людей факелом, распространяющим Свет Господа. В определяющие моменты жизни он помогал всем постигать истину. Со времени первого откровения, переселения в Медину и до прощального паломничества жизнь Мухаммада давала верующим знамения, чтобы они могли размышлять над ними, постигать их и применять в своей жизни. Но самым главным знамением для знающего искателя истины из элиты элит, стало ночное путешествие — та единственная ночь, когда Мухаммад был перенесен из Мекки в Иерусалим и в Высший мир, а потом вернулся в Иерусалим и обратно в Мекку.

Для ибн Араби ночной перенос — это внутренний духовный путь, по которому должен пройти каждый верующий. Это путешествие к Богу, в Бога и возвращение от Бога. И когда верующий искренне стремится достичь ясного видения Божественного образа, скрытого внутри его собственного человеческого образа, «Господь берет его в путешествие по Своим именам, чтобы дать возможность разглядеть Его Знамения внутри самого себя. Именно так служитель узнает, что он является тем, что определено каждым Божественным именем — независимо от того, относится ли это имя к так называемым Прекрасным». Так считал ибн Араби.

Одним из самых трудных, но ключевых представлений ибн Араби является мысль о том, что сами Божественные имена служат ключом к пониманию Божественного внутри нас. В Коране они обозначены как Его Прекрасные имена:

У Аллаха прекрасные имена; зовите Его по ним.

(7:180)

Однако не все имена Господа являются Прекрасными — по крайней мере, по человеческим представлениям. Некоторые из Божественных имен величественны или жестоки: Господь наказывает, осуществляет месть, требует, распоряжается смертью. Ибн Араби не уклоняется от рассмотрения всех Божественных имен, данных служителю, как сокровище, когда человек признает Господа и подчиняется Ему. Они служат побуждением вернуться к своему происхождению, познать свое истинное «я».

Для ибн Араби знание Божественных имен наизусть служит выражением почтения Господу миров. Ученый так интерпретирует значение Корана: Господу принадлежат Самые Прекрасные имена, и хотя сущность Бога неведома и невидима, то видимый мир — планеты и звезды, земля и вся природа — может подтвердить эти имена. Можно разделить Божественные имена на телесные и осязаемые, видимые и ощущаемые. Однако Невидимый Господь раскрывает свои тайны и дает людям знания только тогда, когда человеческие создания, считая имена Самыми Прекрасными, превращают их в свои собственные черты. Для этого требуется больше, чем книжные знания или хорошее поведение. Такая способность приходит с терпением и настойчивостью на своем пути. Терпение дарует глубочайший Божественный опыт, который раскалывает и изменяет этих лучших людей, желающих через Имена Господа наделить себя Божественными чертами.

Сколько же всего существует Имен? Господу принадлежит несметное их количество, возможно, 300. По мнению ибн Араби, существует 300 святых, и каждый из них соответствует одной из 300 Божественных черт. Однако даже для святых важны не сами по себе имена, а скорее параллель между святым человеком, который представляет конкретное имя, и последующим опытом проживания этого имени, не связанным с чьими-то собственными нуждами или желаниями.

Только глубоко искренние личности, достигшие видения и настойчивые в своем терпении, становятся святыми. Когда святые, как и другие люди, совершают духовное путешествие из земного, обычного существования, они путешествуют в Господе, что и делал пророк Мухаммад.

Путешествовать в Господе означает, что именно Бог побуждает и направляет верующего, а также ведет его к величайшей судьбе. «Поэтому когда Господь дает духовному искателю истины или святому возможность путешествовать по Его Самым Прекрасным именам к другим и, наконец, ко всем Божественным именам, — поясняет ибн Араби, — человек видит перемены и в своем собственном состоянии, и во всем мире. Когда искатель прошел свою часть пути по именам и увидел Знамения, посланные ему через имена Господа во время этого путешествия, он возвращается по своим следам. На обратном пути верующий снова проходит мимо разных миров, забирая из каждого ту частичку себя, которую он здесь оставил, воссоединяясь с ней, пока не вернется обратно на землю».

Ибн Араби была дарована собственная параллель ночного путешествия и восхождения пророка Мухаммада. В своем ночном видении пророк добрался до лотоса крайнего предела (53:14), где среди прочего увидел четыре реки. Они также иллюстрировали соответствие между видимым и невидимым, между этим миром и иным, идея которого проходит через все Божественные откровения. Согласно преданию, Мухаммад «увидел четыре реки, текущие от своих истоков. Две реки были внешними, реальными, а две другие — внутренними, духовными».

Джибриль указал пророку, что «две внутренние реки — райские, а две внешние — это Нил и Евфрат». Но ибн Араби услышал, что в Судный день две внешние реки также превратятся в реки Рая, создав четыре потока (из молока, меда, воды и вина), обещанные Кораном всем верующим. Четыре реки также соответствовали Писаниям, ниспосланным человечеству. Вместе они составляли одну великую реку, которая олицетворяла Мать Книги. Первая и самая большая — это Коран, который также является внутренней сущностью Мухаммада. Три другие реки, или притоки, которые исходят от большой реки, а затем возвращаются к ней, — это Тора, Псалмы и Евангелие. Все они служат указателями или путями для наставления верующих, и все эти дороги в самой высшей степени «прямые». Все требуют искренности, дают видение и вознаграждают за терпение. Они ведут обратно, к Господу.

Ибн Араби получил опыт прорицателя такого уровня, которого могли бы достичь очень немногие, даже самые преданные верующие. Он был гением, и для многих остается примером духовной мудрости в исламе, величайшим учителем, чья практика происходила из Корана и подпитывалась интересом к многочисленным значениям этого Писания.

Глава 9 Джалал ад-дин Руми: автор персидского Корана

1270 г. от Р.X.

Джалал ад-дин Руми родился в Центральной Азии в начале XIII века. Монголы завоевали большую часть континента, вынудив отца Руми, Баху ад-дина, переселиться в Конью (территория современной Турции). Руми пошел по следам своего отца и стал известным ученым, специализировавшимся в богословии. Затем, в середине своей жизни, он встретился с удивительным дервишем.

Хотя Руми общался прежде с другими суфиями, знакомство с Шамсуддином Табризи (Шамсом) изменило его жизнь. Оно заставило ученого обратиться к стихам вместо прозы, как к возможности высказать переполнявшие его чувства. Помимо огромного числа стихотворений, посвященных Шамсу, Руми написал труд «Маснави-и-Манави». Известное, как персидский Коран, это произведение включает около 27 тысяч двустиший. «Маснави» — самая большая мистическая поэма, когда-либо созданная мусульманским ученым.

Помимо написания стихов, Руми основал мистическое братство, известное в Европе и Америке как орден вращающихся дервишей. Самого ученого и поэта часто называют просто «маулана» — «наш господин».

Маулана походил на своего современника, аль-Шайха аль-Акбара, величайшего учителя. Как и ибн Араби, Руми был праведным мусульманином, который погрузился в изучение Корана и множество преданий, связанных с пророком Мухаммадом. Оба изучали целый ряд наук, от грамматики и риторики, логики и права до философии и теологии. Оба стремились найти истину за рамками внешних форм ритуалов и правил. Оба стали примерами для подражания, ведущими других людей по пути Господа.

Вместе с тем, Руми и ибн Араби были совершенно разными. Хотя поиск истины сделал их обоих путешественниками, они шли разными путями. Если ибн Араби видел внутренний смысл Корана в универсальных формах, Руми искал его выражение в чудесах повседневной жизни. Героями стихов Руми становились как портные и сапожники, повара и садовники, так и философы, теологи или поэты. Славить Господа хотели как живые, так и неодушевленные создания:

Я ведь создал джиннов и людей только, чтобы они Мне поклонялись.

(51:56)

Для Руми эти строки Корана говорили не только о людях и духах, они подразумевали, что все сотворенное должно поклоняться Творцу. Поэтому истинный смысл Открывающей Книгу суры следует искать в молитве в Райском саду, в смене времен года:

Мы Тебе поклоняемся — шепчем зимою мы в Райском саду, А весною мы скажем — и просим помочь. Мы Тебе поклоняемся, значит, у врат мы Твоих, У источника радости; где Ты не дашь нам страдать. Ну, а просьба помочь означает: Изобилие может сгубить, — О, Господь мой, о Боже, Яви справедливость ко мне.

Хотя ибн Араби благоговел перед огромным множеством значений, содержащихся в Книге Знамений, Руми был пленен Божественным волшебством, которое проникало в окружающий мир — от растений до планет и самого солнца. Для него личность Шамса, чье имя означало «солнце», стала настоящим светилом. Он излучал Божественную милость, хотя его лучи освещали не счастье, а боль.

Шамс казался неперспективным сотоварищем: он жил на грани общества и не имел никаких материальных благ. Его «богатство» состояло из внутренней энергии, которая обладала магической силой. Окружающие, включая членов семьи, недоумевали, почему Руми «унижался» перед человеком, который во всех смыслах казался хуже него. Однако, встретив скитающегося дервиша, Руми так изменился, что большая часть его стихов, включая «Маснави», стала одой вдохновению, полученному от человека, который был более чем простым человеческим существом: Шамс, или Шамсуддин (Солнце религии) Табризи стал для Руми наставником, учителем и источником всего; он воплощал всех пророков прошлого. Его солнце сделалось стандартом для измерения добродетели и счастья.

Пришел полюбоваться ты восходом, Но вместо этого увидел нас, Вращающихся в колесе природы — Сколь счастье велико твое сейчас!

Радость от их встречи вызывает не только слова, полные восторга, но и выплеск человеческой энергии, танец, который превращает ученого-отшельника во вращающегося дервиша. В другом стихотворении Руми восклицает:

Танцует суфий, словно солнца блик, От сумерек до утренней зари. И если кто-то скажет: Сатана В вертящегося дервиша проник, То, значит, Падший — сам восторженный танцор. И тайна бьется у меня в груди, С ее движением вращаются миры. Не вижу неба и не чувствую земли, В волшебном танце утренней поры Вселенная мелькает предо мной.

В волшебном танце Руми выходит за словесные рамки, чтобы выразить свой внутренний всплеск любви. Причина этой любви солнце — Божественное светило, чье отражение — мистический свет Табризи. Целый ряд сравнений просеивается через ослепленное сознание Руми, но Коран продолжает Слово. Но даже когда взгляд поэта затуманен влиянием всеобъемлющей энергии танца, он все равно распознает «деяния сатаны» (28:15). И не только Дьявол, но и миры переворачиваются с ног на голову. Для Руми «миры» (1:1), то есть видимый и невидимый, этот и будущий, отражаются в сердце любящего человека и движутся вместе с ним.

Страсть Руми разлита в стихах, в торжестве природы, в музыке и танце, в дружеских чувствах к Шамсу. Однако существует постоянное эхо другой любви — к женщинам. Она может отражать то, что Руми в действительности испытывал к знакомым женщинам, но именно женщина является идеальным образом возлюбленной Господом. Плотская любовь, как духовная любовь, человеческое тело, как метафора Господа и источник Божественного вдохновения — эта идея была навеяна Руми Кораном:

Сам Господь любовь украсил для людей — для нас, Сам Господь прекрасной сделал — для кого? Для нас. Сотворил прекрасных женщин для любви Аллах, Избежать любви возможно ль, если жизнь есть в нас. В утешение Адаму Ева создана, Волей Божьей появилась у него жена. Разлюбить ее, оставить — мог ли мыслить он? Разлучить их не посмел бы даже Сатана. И пророк, чьи речи слушал с замираньем мир, И победных славных ратей грозный командир, «Говори со мной, Аиша!» — ласково велел, Снизив голос, что заставил трепетать весь мир. Господин ты только внешне, любишь ты ее, А на деле то господство — только для нее. Ты любви ее добьешься, коль судил так Бог, Но своею госпожою сделаешь ее…

Цитаты из Корана обрамляют отрывок из «Маснави», но именно упоминание об Аише связывает пророка с остальными людьми, которые многим обязаны женщинам. Ум и вера, скорее, являются силой женщин, чем их слабостью. Ни одна из этих фраз не содержится в Коране, однако обе отражают его дух: «Возвышает Аллах тех из вас, кому дано знание» (58:11) и тех, кому «написал» Аллах в их сердца веру (58:22).

Сам Руми называл свое произведение «Маснави» Кораном на персидском языке. Как и пророк, он не писал, а диктовал его, словно находясь в трансе или будучи заколдованным. Такую стихотворную форму поэт унаследовал от персидских поэтов прошлого, включая жившего в X веке Фирдоуси, чья поэма «Шахнаме» оставалась примером для остальных. Это нравоучительная поэзия, представленная в повествовательной форме. Одна история перетекает в другую, иногда с надрывом, а иногда — превознося и успокаивая. В «Маснави» Руми постоянно комбинирует и воссоединяет идеи самого Корана с историями в духе Корана, и в то же время напоминает о пророке посредством преданий, как, например, недавно цитированном предании об Аише. Однажды, когда кто-то назвал произведение Руми «Маснави» «простым» тафсиром, или комментарием к Великому Корану, Руми тут же воскликнул:

Ты, пес! Признай, что это есть Коран! Осел! Ведь это же — Коран!

«Все, что содержит слова пророков и святых, излучает свет Божественных тайн. Божественная речь льется из их чистых сердец; она ручьями течет с их языков».

«Маснави» наряду с «Диван-и-Шамс» («Стихами Шамса») — это, конечно, вдохновленные, часто восторженные произведения. Однако Руми оставил и более трезвые описания своих духовных поисков. В этих рассказах, собранных его учениками после смерти поэта, каждый обнаружит: поэт осознавал — не все могут следовать по его пути, не все способны смотреть на солнце. Однако даже более трезвые искатели должны оценить пределы литературного подхода к истине и знанию.

Чтобы понять Коран, человеку необходимо распознать знамения, которые выходят за рамки написанных слов. Слишком многие довольствуются тем, что читают, понимают и слушают Коран лишь в одном измерении. Так обычные люди видят только буквальное значение слов святых. «Мы уже много раз слышали подобные речи, — говорят они. — Мы достаточно наслушались этих слов». «Но, — возражает Руми, — сам Господь закрыл их уши, глаза и сердца, чтобы они видели не тот цвет. Они считают Йусуфа волком. Их уши слышат не те звуки. Они видят мудрость, как вздор и бред. А их сердца, ставшие хранилищами соблазнов и напрасных грез, воспринимают все ложно. Будучи связанными грезами, их сердца замерзли, словно лед зимой».

Наложил печать Аллах на сердца их и на слух, а на взорах их — завеса.

(2:7)

Однако некоторые из самых жестких критиков Руми были специалистами по Корану. Многие из них знали Писание наизусть. Они гордились точностью и опытом. Критики ожидали, что их похвалят за бесхитростную старательность и не осудят, как глухих, немых и слепых читателей Корана.

Руми напомнил им о жившем ранее человеке, который цитировал Коран другим людям, ибн Мукри. «Ибн Мукри читал Коран верно, — отмечает маулана. — То есть, он формально правильно читал Коран, но не имел представления о его содержании. Доказательством служит то, что когда он говорит о смысле, то отвергает его. Он читал, не имея видения, слепо. Но у Господа много сокровищниц, и Его знание широко. Если человек читает один Коран с умом, то почему же он должен отвергать другой Коран?»

Руми размышлял, почему одни пытаются найти истину, а другие — нет. Он нашел ответ в Книге Знамений. «Там безграничное количество слов, — пояснял Руми, — но смысл их раскрывается в зависимости от способностей искателя.

Нет вещи без того, чтобы у Нас были ее сокровищницы, и низводим Мы ее только по известной мере.

(15:21)

Мудрость подобна дождю: на небе ему нет конца, но он идет, исходя из потребности земли, более или менее согласно времени года».

В другом месте Руми приводит строки Корана, а затем объясняет их смысл:

Скажи: «Если бы море было чернилами для слов Господа моего, то иссякло бы море раньше, чем иссякли слова Господа моего, даже если бы Мы добавили еще подобное этому».

(18:109)

«Сейчас пятнадцатью драхмами чернил, — говорит Руми, — можно написать целый Коран. Это лишь символ Божественного знания, но не полное Его знание. Если аптекарь положит щепотку лекарства на листок бумаги, вы же не будете настолько глупы, чтобы сказать: на этом листе находятся все лекарства, которые имеются в аптеке. Коран существовал во времена Моисея, Иисуса и других. Это значит, что существовало Слово Господа; просто оно было записано не на арабском языке».

Но не все слова Господа, будь они на арабском или на любом другом языке, имеют равную ценность. «Лучшие слова, — говорит Руми, — это те, которых немного и которые к месту.

Скажи: «Он — Аллах — един,

Аллах, вечный;

не родил и не был рожден,

и не был Ему равным ни один!»

(112)

Хотя в суре «Очищение» слов немного, они предпочтительнее, чем длинная сура «Корова» (2), благодаря тому, что они к месту».

Почему главу «Очищение» считают наполненной добродетели и милости, дарующей одно благословение за другим? Потому что сам пророк однажды сказал: «Сура «Очищение» равна по значению третьей части Корана». В этом смысле не только Руми, но и многие святые отмечали, что кто бы ни читал весь Коран, он должен в конце три раза повторить суру «Очищение» вместе с высказыванием пророка: если вы должны пропустить какой-то отрывок, то те три раза, что вы повторили главу «Очищение», равнозначны чтению всего Корана!

Руми создал призыв, который выдержал испытание временем. Будучи одновременно эпическим повествованием и метонимическими стихами, «Маснави» (Персидский Коран) передает величие Писания. Это произведение дополняют «Стихи Шамса», поучительные истории и орден «Вращающихся дервишей». Через это наследие Руми больше, чем любой другой мистический поэт, оказал значительное влияние на поколения мусульман по всей Азии, от Самарканда до Суматры. Его поклонники в Европе и Америке также отмечают его день рождения. Ежегодный фестиваль Руми сочетает в себе те же экстатические элементы стихов и танцев, которые зародились благодаря господину:

Ищи не Бога самого, Ищи того, кто ищет Бога. Но для чего тебе искать? Бог не потерян. Бог — Он здесь, Он ближе твоего дыханья. Я наполнен восхищеньем, И я кружусь с Его любовью…

Можно ли увидеть искренность тех, кто обращается к автору персидского Корана? Благодаря тому, что маулана популярен сейчас и в Северной Америке, и в Анатолии, и в Каролине, и в Конье, его стали ценить не только суфийские искатели, но и другие духовные люди. Говорили, что Дипак Чопра, Деми Мур и даже Мадонна были связаны с вращающимися дервишами. В XXI веке маулана стал символом для знаменитостей. Но насколько такая повседневность отрицательно влияет или снижает значение его идей, пусть каждый читатель и каждый верующий решает сам.

Часть IV Эхо Азии

Глава 10 Тадж-Махал: Рай в представлении Корана

1636 г. от Р.X.

Ворота смерти связывают мраморный памятник Моголов с Книгой Знамений.

Когда Арджуманд Бану Бегам покинула этот мир, она забрала с собой свет Тени Господа, Повелителя мира, правителя империи Моголов — своего мужа, Шаха Джахана. Арджуманд Бану также известна как Мумтаз Махал — «Избранница Дворца», поскольку в глазах своего правителя она таковой и была.

Впервые будущий владыка встретил эту женщину при дворе правителя Моголов в Агре. Она приехала по приглашению своего Деда, главного министра отца Шаха Джахана, владыки Джахангира. Молодой принц был поражен необыкновенной красотой Арджуманд. Они договорились о свадьбе в 1607 году, а затем, в 1612 году, поженились. Хотя у Шаха Джахана были две другие жены, он имел всего одну дочь от одной из них. Мумтаз Махал родила четырнадцать детей, из которых выжило только семь, но четверо были сыновьями, а одному из них было суждено стать преемником своего отца. Это владыка Аурангзеб.

Мумтаз Махал умерла в 1631 году, когда давала жизнь их четырнадцатому ребенку. Шаха Джахана не было рядом с ней, он находился в военном походе. Двадцать пять лет счастья словно испарились. Им на смену пришли горе и пустота в сердце.

Намереваясь посмертно почтить память женщины, которая стала центром его жизни, Шах Джахан поклялся поставить ей памятник, который будет видимым, величественным символом мольбы, обращенной ко Всемогущему о том, чтобы Он соединил их души до самого Судного дня.

На строительство памятника правитель не пожалел никаких средств. Заложенный в 1632 году, Тадж-Махал превратился в комплекс фонтанов и деревьев, ворот и мечетей, дорожек и стен, которые занимали территорию в сорок два акра на берегу реки Джамны недалеко от Красного форта, охраняющего столицу Моголов Агру.

Памятник был закончен в 1636 году. Для такого сложного храма четыре года строительства — это поразительно мало. Широкие мраморные блоки сначала нужно было добыть, затем придать им нужную форму, назначить выполнение сложной работы по росписи и инкрустации, сделать огромные ворота и обеспечить великолепные подъездные пути. Специалисты выполнили и художественные надписи. Некоторые из них были на фарси, но большинство — на арабском языке. Они взяты из Великого Корана.

Для императора значение Тадж-Махала было неотделимо от Книги Знамений; аяты Корана украшали каждый вход в мавзолей. Цитат из Писания в Тадж-Махале больше, чем на любом другом мусульманском памятнике. Хотя многие посетители никогда не читают этих стихов, они передают послание убитого горем владыки.

Гробница покойной жены правителя находится в конце изысканного сада. Он похож на другие персидские и индийские парковые комплексы у мавзолеев. Это — напоминание о Божественном саду наслаждений, он отражает великий замысел Всемогущего в Высшем мире. Однако только в Тадж-Махале мы можем увидеть Небеса, отражающиеся на земле словами и образами, которые исходят из Великого Корана. Тадж-Махал воспроизводит Небеса, но не всякие; это мусульманские Небеса, основанные на воображении ибн Араби.

Ибн Араби никогда не путешествовал за пределы Северной Африки, Сирии и Аравии. Однако его слава распространилась по всей Азии. Хотя мнения мусульман о заслугах его учения разделились (как тогда, так и сейчас), его видение Божественного мира никогда не было предметом споров. В воображении ибн Араби Небеса представляли собой огромное светящееся пространство. В центре находился Божественный Престол, который поддерживали четыре ангела. Каждый человек мечтает достичь отражения совершенного могущества этого величайшего чуда — Божественного Престола. Тадж-Махал исполняет это желание. Он одновременно венчает место, на котором расположен мавзолей, и по форме представляя идеальный квадрат, по углам которого поднимаются четыре изящных минарета. Так воссоздается образ Высшего мира, Престола Всемогущего.

Совершенство, по мнению ибн Араби, никогда не бывает единственным или односторонним. Оно всегда должно быть многоуровневым, внешняя и внутренняя сторона отражают разные измерения одного Божественного источника. Гробница передает могущество Божественного взгляда — как снаружи, для тех, кто приходит к ней, так и изнутри — для тех, кто смотрит через резные мраморные окна.

С самого начала представлено видение Корана, придающее Тадж-Махалу особый смысл. Как только человек входит через южные арочные ворота, сура 89 «Заря» задает тон всему, что последует дальше. Завершением потустороннего образа мавзолея служат слова, провозглашенные Господином Жизни:

О ты, душа упокоившаяся!

Вернись к твоему Господу довольной и снискавшей довольство!

Войди с Моими рабами.

Войди в Мой рай!

(89:27-30)

Продолжают эту тему три более кратких, но идущих по порядку суры — 93 («Утро»), 94 («Разве Мы не раскрыли») и 95 («Смоковница»). Они начертаны на своде северных ворот. Все они вторят вере в загробный мир, но, наверное, ни одна не делает это так ярко, как сура «Утро»:

Во имя Аллаха милостивого, милосердного

Клянусь утром

и ночью, когда она густеет!

Не покинул тебя твой Господь и не возненавидел.

Ведь последнее для тебя — лучше, чем первое.

Ведь даст тебе твой Господь, и ты будешь доволен.

Разве не нашел Он тебя сиротой — и приютил?

И нашел тебя заблудшим — и направил на путь?

И нашел тебя бедным и обогатил?

И вот сироту ты не притесняй,

а просящего не отгоняй,

а о милости твоего Господа возвещай.

(93)

Слово «ночь» во второй строке может служить метафорой, выражающей долгий период времени, когда пророк Мухаммад не получал откровений до ниспослания этой суры. Теперь утро приносит с собой последующие откровения, а также надежду на то, что в потустороннем мире будет лучше, чем в настоящей жизни. Это потому, что Господь будет изливать свою милость на Мухаммада, а также на всех тех, кто принимает его пророчество. Все вместе они будут бесконечно радоваться. А строки Корана как будто являются предвкушением той радости, которую познают все верующие в грядущем мире.

Не только северные и южные ворота, но также надгробие и кенотаф Мумтаз Махал украшены стихами из Корана. В каждом случае слова тщательно подбирались; они так ровно подходят друг другу, словно кусочки мрамора, поверхность которых расписана цветами или геометрическими узорами. Там выгравированы одни из самых известных аятов Корана, неоднократно напоминающие о райских наслаждениях.

На самом надгробии можно увидеть красоту, окутанную другой красотой; смысл стихов соответствует неземной белизне мрамора и нежным росписям с изображением цветов. Арочные своды над гробницей связаны непрерывными словами из суры 36 «Йа син». «Йа син» часто называют сердцем Корана. Когда кто-то умирает, эту суру полностью читают вслух. Как бы усиливая этот обряд в камне, строки суры отмечают северную арку, поскольку в небесной космологии отделившаяся от тела и покидающая этот мир душа летит на север, чтобы встретиться с Господином Жизни. Вот некоторые из стихов суры «Йа син», которые смотрят на землю со своего мраморного свода:

И знамением для вас — земля мертвая, Мы оживили ее и вывели из нее зерно, которое вы едите.

Мы устроили на ней сады из пальм и виноградника и извели в ней источники,

чтобы они ели плоды их и то, что сделали их руки. Разве же они не возблагодарят?

Хвала тому, кто создал все пары из тех, что выращивает земля, и из них самих, и из того, чего они не знают.

И знамением для них — ночь. Мы снимаем с нее день, и вот — они оказываются во мраке.

И солнце течет к местопребыванию своему. Таково установление Славного, Мудрого!

И месяц Мы установили по стоянкам, пока он не делается, точно старая пальмовая ветвь.

Солнцу не надлежит догонять месяц, и ночь не опередит день, и каждый плавает по своду.

(36:33-40)

Хвала же тому, в руке которого власть надо всем, и к Нему вы будете возвращены!

(36:83)

Каждая дверь внутри этих массивных арок также отмечена целыми главами из Корана на внешних воротах: сура 81 «Скручивание» — на южной; сура 82 «Раскалывание» — на западной; сура 84 «Разрушение» — на северной; сура 98 «Ясное знамение» — на восточной. Все они обещают страшный конец мирским удовольствиям и боль.

Образ Корана воспроизведен и на внутренней части тех же самых ворот мавзолея. Это три суры: 67 («Власть»), 48 («Победа») и 76 («Человек»). Также имеется отрывок из суры 39 «Толпы». Последняя выражает необходимость познать милость Божью и подчиниться Его воле:

Скажи: «О рабы Мои, которые преступили против самих себя, не отчаивайтесь в милости Аллаха! Поистине, Аллах прощает грехи полностью: ведь Он — прощающий, милостивый!

И обратитесь к вашему Господу и предайтесь Ему, прежде чем постигнет вас наказание, и вы не будете защищены…»

(39:53-54)

Арабская вязь, запечатлевшая слова Корана на воротах, арках и дверях мавзолея Тадж-Махал, простирается до кенотафов. Необычными, если не беспрецедентными в исламском искусстве, являются двойные кенотафы, отмечающие место погребения Мумтаз Махал. Один — пустой верхний кенотаф. Другой — настоящий нижний, где и находятся захороненные тела. Оба содержат множество знамений из Корана, но возможно, ни одно из них не является таким запоминающимся, как взаимосвязанные симметричные цитаты на нижней гробнице. Они состоят из девяноста девяти Прекрасных имен Господа. Три самых распространенных прекрасных имени представлены в надписи на северной стороне кенотафа:

Он — Аллах, нет божества, кроме Него, знающий скрытое и созерцаемое. Он — милостивый, милосердный!

(59:22)

А далее остальные девяносто шесть Прекрасных имен разделены на шесть строк по шестнадцать имен в каждой. Они высечены на западной и восточной сторонах памятника. Во всех именах отражены божественные качества, которые вдохновляли мусульман на протяжении многих веков — от ибн Араби до его азиатских преемников, которые создали Тадж-Махал как образец Божьего престола.

В пожилом возрасте Шах Джахан был заключен в тюрьму своим сыном, императором Аурангзебом, который боялся, что ему не достанется престол. Правитель провел последние семь лет своей жизни в заточении, глядя в окно на Тадж-Махал с противоположного берега реки Джамны. Помнил ли и повторял ли убитый горем, свергнутый с престола владыка Прекрасные имена, которые связывали его и с любимым Господом, и с его земной возлюбленной? Желал ли он быть похороненным рядом с Мумтаз Махал? Наверное, да.

Его похоронили очень тихо, почти тайно. Не было никакой публичной церемонии, даже надлежащего исламского погребального обряда. Вместо этого, как считается, «несколько евнухов и других людей, противореча традициям прославленных правителей и обычаям их предков, рано утром положили гроб в лодку и по течению реки Джамны отвезли в Тадж-Махал, который он возвел для этих целей». После смерти, как и в жизни, Шах Джахан делил одно ложе с той, которая была для него воплощением красоты этого мира, а памятник излучал величие мира иного.

Глава 11 Ахмад-хан: индийский учитель и толкователь Корана

1884 г. от Р.X.

Как можно примирить науку с религией? Верующие всех основных конфессий пытались ответить на этот вопрос, поскольку наука стала ключом к технологическому прогрессу, экономическому успеху и, что самое главное, к политическому и военному господству. Невозможно представить подъем Западной Европы, Северной Америки, а в последнее время — и Японии, — без учета могущества инструментов современной науки.

Иудейско-христианский мир отождествляет проблему науки с работой Чарльза Дарвина, в особенности — с его идеей эволюции. Дарвин заменил активного Деятеля, создавшего мир и человечество, основным законом природы, который не являлся ни первым разумным источником, ни милостивым Творцом. Чтобы объяснить и продолжительность, и изменчивость наблюдаемых в мире явлений, он вместо этого положил в основу своих доводов долгосрочный процесс эволюции.

Исламский мир столкнулся с кризисом современной науки не через дарвиновскую логику, а из-за непосредственной близости Европы. К XIX веку Франция, Англия и Нидерланды стали главными державами в некоторых частях Африки и Азии с мусульманским большинством. В высших слоях исламского общества, которое подчинялось британской власти в Северной Индии, никто не был так широко известен и столь глубоко оскорблен, как сэр Саид Ахмад-хан (1817—1898).

Сэр Саид — так чаще всего его называли, поскольку он происходил из семьи пророка Мухаммада и был удостоен рыцарского звания королевой Англии, — приобрел широкую известность, как выдающийся мыслитель Индии до ее разделения. Его энергия была неиссякаемой, его работа — многочисленной, его достижения — поразительными. Он организовал общество для переводов европейских научных трудов на урду (литературный язык большинства мусульман Северной Индии того времени). Ахмад-хан основал важнейшее учебное заведение — мусульманский университет в Алигархе — для высших слоев мусульманского общества. Это стало поводом и для обвинений, и для восхвалений в его адрес.

Этот университет был современным именно потому, что его профессора и преподаватели, многие из которых происходили из Европы, использовали английский, а не урду, арабский или фарси, языки мусульман Северной Индии, для преподавания целого ряда предметов. Такие дисциплины считались важными для науки.

Сэр Саид был увлечен наукой, но помнил и о требованиях, предъявляемых религией. Он видел, что британское правительство в Индии стимулировало (хотя и не поддерживало напрямую) христианскую миссионерскую деятельность, направленную на всех, но особенно — на мусульман. А европейские научные исследователи бросали вызов исламу. Известные, как востоковеды, поскольку изучали исламские тексты, они изучали арабский и фарси (а иногда — и урду) не для того, чтобы стать мусульманами, а чтобы оценить правильность утверждений об источниках веры и обрядов, законов и обычаев.

Сэр Саид искал золотую середину между миссионерами и учеными-востоковедами, пытаясь подчеркнуть необходимость изучения первоисточников, прежде всего — Корана. Библия также считалась важной, и Ахмад-хан написал уникальные, хотя и частичные, комментарии к Евангелиям («Табйин аль-Калям», 1862 г.).

Однако в последние годы (1880—1895) сэр Саид посвятил себя новому научному исследованию Корана. Он определил основные принципы для своего современного толкования, и использовал их, как указатели для будущего, которые служили своеобразным буфером, отделяющим прошлое. Ахмад-хан критиковал традиционных толкователей — Табари, Рази и Замакхшари. Те, по его мнению, были озабочены второстепенными проблемами. Они соотносили Коран с правом или теологией и защищали его красноречие от поэзии и других работ риторического искусства. Но не это имеет критическое значение сейчас. Куда важнее внимание к основным принципам. К ним относилось то, что нужно раскрыть, а затем применить к ряду сур Корана.

Для сэра Саида существовало пятнадцать базовых принципов. Они придавали смысл его комментариям, и, как он утверждал, они наполнят смыслом все последующие толкования.

1. Господь — всемогущий и всевидящий; Он один является Творцом всего сущего.

2. Господь посылал пророков, включая Мухаммада, чтобы наставлять людей.

3. Коран — это истинное откровение вечного Слова Божьего.

4. Коран был ниспослан Мухаммаду Божественным вдохновением (с посредничеством ангелов, например, Джибриля).

5. Ничто в Коране не может быть неверным, неправильным или не соответствовать истории.

6. Божественные черты существуют только в их сущности.

7. Божественные черты тождественны Самому Господу, они также вечны.

8. Хотя Божественные черты не имеют границ, Господь создал законы природы и через них выражает Свою мудрость и Свое могущество.

9. Ничто в Коране не может противоречить законам природы.

10. Настоящий текст Корана одновременно полный и окончательный.

11. Все суры и все стихи в каждой суре следуют в хронологическом порядке.

12. Не существует такого явления, как отмена («насх»), когда более поздний текст используется, чтобы отменить более ранние указания Господа, с которыми, как кажется, текст не согласуется.

13. Процесс ниспослания откровений Корана происходил поэтапно.

14. Основные учения Корана — о конце света, царстве ангелов, роли демонов и строении Вселенной — не могут противоречить законам природы или идеям современной науки. Они должны быть истолкованы в свете этих «последних» истин.

15. Как прямые, так и косвенные выражения в языке Корана указывают на возможности развития в человеческом обществе. Их должно изучить для понимания важности в современной общественной жизни.

На основе этих пятнадцати принципов сэр Саид разделил все стихи Корана на две категории. Это не были «явные» и «неоднозначные» пары, известные Табари, а также Джафару ас-Садику. Вместо этого Ахмад-хан выделял стихи либо сущностные, либо символические. В сущностных содержалось неизменное зерно истины, а символические открыты для множественных толкований. Они позволяют верующему понять времена и обстоятельства, далекие от эпохи жизни пророка Мухаммада в Аравии в начале VII века.

Сэр Саид отдалялся от классических толкователей, он также отчуждался от их преемников «улемов» (ученых-богословов). Они открыто противостояли ему, особенно после публикации комментариев к Корану целыми изданиями, каждое из которых оказывалось доступным для все более широкой аудитории.

Через средства печати сэр Саид гневно атаковал своих критиков. Стандартные толкования Корана и шесть классических собраний хадисов поблекли под влиянием рационалистической рецензии. По его мнению, можно доказать, что многие из тех комментариев являются выдумкой, но более того, они основаны на честности отдельных личностей, а не на логической оценке текста.

Ахмад-хан не принимал собрания хадисов за основу для истинной религии. Самое большее, утверждал он, что они могут дать, — это историческое отражение идей и поступков первых поколений мусульман. По этому вопросу, как и по другим, его взгляды расходились с идеями европейских ученых-востоковедов, изучавших текст Писания.

Во всех своих стремлениях сэр Саид пытался рационализировать Книгу Знамений и развеять все мифы. В его понимании Корана нет места чудесам. Например, не следует рассматривать номинальное значение ночного путешествия Мухаммада и его беседы у лотоса крайнего предела. Это ни физическое, ни духовное испытание, а всего лишь сон. Ахмад-хан утверждал, что ни один человек, даже пророк, не мог напрямую увидеть образ Бога. То, о чем говорят мистики, рождается лишь благодаря их духовной энергии, а не сверхъестественным силам или вмешательству природы.

Наглядным примером активного рационалистического подхода к Корану служит отношение Ахмад-хана к суре под названием «Мухаммад». Вот ее ключевая фраза: «Либо милость потом, либо выкуп» (47:4).

Эта фраза появляется в стихе, где говорится о поведении неверующих, с которыми сражались (и которых победили) мусульмане:

А когда вы встретите тех, которые не уверовали, то — удар мечом по шее: а когда произведете великое избиение их, то укрепляйте узы. Либо милость потом, либо выкуп, пока война не сложит своих нош.

(47:4)

Для сэра Саида этот аят означает не просто предел отношения к пленным на войне, но и категорическое отрицание любого рабства. В данном откровении скрыт призыв к освобождению рабов. Поскольку этот стих ниспослан незадолго до смерти пророка, когда он только что вернулся в Мекку во время знаменитого мирного паломничества, сэр Саид называет его «стихом освобождения» («аят хуррийа»). Он считал это послание применимым ко всем мусульманам на все времена. В том, что на него не всегда обращали должное внимание, сэр Саид видел вину не Корана, а предыдущих поколений верующих — или непросвещенных читателей его собственного поколения. Им не удалось уловить смысл откровений Книги.

Что касается вечного вопроса о многоженстве, сэр Саид не согласен ни с нападками миссионеров, ни с критикой поведения мусульман востоковедами. Вместо этого он показал: ключевой элемент для обоснованного мусульманского толкования и рационалистами, и модернистами лежит в первых аятах суры «Женщины»:

А если вы боитесь, что не будете справедливы с сиротами, то женитесь на тех, что приятны вам, женщинах — и двух, и трех, и четырех. А если боитесь, что не будете справедливы, то — на одной или на тех, которыми овладели ваши десницы. Это — ближе, чтобы не уклониться.

(4:3)

Подчеркивая фразу «если боитесь, что не будете справедливы», Ахмад-хан утверждает: основой мусульманского брака является не любовь, а справедливость. Если мужчина не может относиться более чем к одной женщине справедливо, то полигамия невозможна и не является исламской. Чтобы существовала справедливость, верные мусульмане должны всегда соперничать в браке, как и в собственности. Древняя традиция многоженства, до сих пор практикуемая во многих мусульманских обществах, считалась, в лучшем случае, ошибочным толкованием, а в худшем — умышленным пренебрежением моральными нормами.

Толкуя Коран, чтобы выступить против рабства и показать предел многобрачия, сэр Саид неоднократно утверждал: деяния Господа никогда не могут противоречить Его Слову. Поскольку природа и ее законы одобрены свыше, то Книга Знамений всегда будет поддерживать принципы и практику науки.

Научные принципы распространяются и на религию. В своей речи, которую сэр Саид произнес в Лахоре, в мечети Бадшахи, построенной правителем Шахом Джаханом, ученый призывал к новой науке о религии, новому богословию («илм аль-калям»). «Нам нужна новая теология, — убеждал он, — с помощью которой мы должны либо доказать несостоятельность принципов современной науки, либо продемонстрировать, что они соответствуют символам мусульманской веры».

Для сэра Саида на этот вопрос существовал очевидный ответ: наука представляла в истинном свете новый образ Господа как для мусульман, так и для немусульман. Единственным шагом вперед для исламских ученых было показать, как символы мусульманской веры соответствуют Мудрости Господа и его Могуществу во все эпохи жизни человечества.

Глава 12 Мухаммад Икбал: пакистанский поэт, вдохновленный идеями Корана

1935 г. от Р.X.

Поэты приобретают славу не только при жизни, но и несколько поколений спустя. Для многих мусульман, особенно из Индии и Пакистана, которые искали современного последователя Руми, самым очевидным кандидатом был Мухаммад Икбал (1873—1938). Кашмирец, пенджабец, индиец, пакистанец по усыновлению, он сочетал противоположные черты. Но, прежде всего, Икбал являлся проницательным поэтом, чье видение сформировал Коран.

Мухаммад Икбал родился в семье праведных мусульман в 1873 году. К его предкам относились индусы из Кашмира. Хотя они и были браминами, но обратились в ислам во времена правления Шаха Джахана. Позже семья Икбала переехала из Кашмирской долины на равнины Пенджаба. Там будущий поэт получил всестороннее образование — и религиозное, и светское. Он любил арабский язык за великие работы по литературе и философии, которые позволяет изучить этот язык, но более всего — за связь с Кораном.

Икбал стал писать стихи с раннего возраста. Они уносили его в иную реальность, царство воображения, помогая преодолеть трудности, с которыми сталкивались он и его друзья-мусульмане. А к началу нового века земные судьбы индийских мусульман стали очень печальными. Слава Моголов была вытеснена британским правлением.

В 1905 году Икбал отправился в Англию, получил диплом юриста в Кембриджском университете. Там он продолжал изучать литературу и, по воле одного из его английских профессоров, специализировавшегося в персидской литературе, поэт позднее отправился в Германию. В Мюнхене Мухаммад Икбал получил докторскую степень, после чего в возрасте тридцати пяти лет вернулся в Индию.

Хотя на жизнь он зарабатывал профессией юриста, воодушевляла Икбала именно поэзия. Она наполнила его жизнь смыслом, принесла широкую известность.

Сначала Икбал писал стихи на языке урду, но потом переключился на фарси, хотя и продолжал писать лирику на урду. На обоих языках он пытался объединить современный мир с мусульманским эстетическим законом, переплетая новые идеи во множестве написанных им стихов.

В своих лирических произведениях Икбал убеждал людей, особенно молодых, встать и смело смотреть в лицо жизненным трудностям. Центральной темой и главным источником его мыслей стал Коран.

Поэт считал Коран гораздо большим, чем религиозной книгой или Писанием: для него он был источником важнейших принципов, на которых нужно строить гармоничную систему жизни. Результат понимание ислама. Если религия основывалась на неизменных, абсолютных ценностях, установленных Кораном, размышлял Икбал, то она подпитывала коллективные и индивидуальные, общественные и частные черты личности. Вера поддерживала идеальную гармонию, баланс и стабильность в общественной сфере, в то же время, предоставляя свободу выбора и равные возможности людям в частной жизни. Каждый может и должен строить свою жизнь в рамках принципов Книги Знамений.

Путь, определенный Кораном, избегает как грубого индивидуализма, так и коллективного деспотизма. Он исключает личные отношения с Богом, которые подчеркивают личное спасение, но в равной степени ислам запрещает теократию, власть от имени Господа, а также диктатуру — правление с помощью грубой силы. Тирания — как религиозная, так и светская — препятствует свободному духу, который провозглашался и пропагандировался в Коране.

Поскольку Икбал был поэтом-философом, его цель состояла в том, чтобы объединить диалог и споры так, как не сделали еще ни греки, ни его современники. В Коране он нашел модель диалога между Богом и человеком. Этот разговор был постоянным и многозначным. Он начался с протеста человека.

В 1909 году, после возвращения из Европы в Индию, Мухаммад Икбал воспевал «Жалобу» перед собранием со своими мусульманскими товарищами. Его чистый голос и мягкие рифмы давали неверное представление о решительном смысле этого произведения: современные мусульмане имеют жалобу к Господу. Она обоснована вековой верой, простирающейся ко временам пророка. Теперь она опасна, сожалел Икбал, из-за отчаянных обстоятельств современной жизни:

Мы стерли пятна лжи с истории страниц, Освободили тех, что пред тираном падал ниц, Склонялись пред Каабою Твоей, Сокровище-Коран прижав к груди своей. Но вот теперь благословил Ты их — И чужеземцев, и неверных, и иных. И только нас, кто предан был Тебе, Твой гнев вручает горестной судьбе.

В этом плаче Икбал не намеревался отвергать Господа или веру в Него, но многие мусульмане того времени поняли «Жалобу» именно так. Они обвиняли поэта в том, что он позволяет себе столь открыто обращаться к Богу. Его манеры, ворчали они, скорее напоминали пьяного суфия, как Руми, чем разумного ученого, подобного Табари.

Икбал размышлял над их словами. Он пытался вообразить, что мог бы Господь ответить на его жалобы. Четыре года спустя, в 1913 году, в его родном городе Лахоре, в мечети, построенной могольским правителем Шахом Джаханом (там, примерно за двадцать лет до того, произносил речь сэр Саид Ахмад-хан) Икбал представил ответ Бога на жалобу:

«Вы наслаждались жизни тишиной, Нашли вы без соперников покой. Вы назывались верными — к чему? Ведь предки путь искали через Тьму. Да, ваши предки были верны Мне, И будут уважаемы вдвойне. Вы ж от Корана отошли теперь, И мир закрыл сейчас пред вами дверь…»

Этот диалог между Богом и человеком дался Икбалу нелегко. Он сжег его душу. Грубый и суровый, поэт имитировал напряженные поиски суфийских учителей из исламского прошлого.

Однако поэт призывал современный мир породить своих собственных духовных личностей, не боящихся рисковать — тех, кто осмелится выступить от имени других, чтобы обрести благословение Господа и узнать Его Волю. Поэт наполнил новым содержанием эту древнюю форму диалога, знакомую (если не всегда применимую) всем мусульманам. Его задачей стало построить мост между исламом и современным миром, при этом не поддерживая колониальный режим и не выбирая атеизм. Как Икбал говорит в другой поэме, которая вторит одной из его любимых тем Корана — Ибрахиму в огне (21:68-69):

Учений новых я разрушил чары, Убрал приманку и сломал капкан. И знает только Бог, сколь безразлично, Как Ибрахим, шагнул я в пламя ураган!

Когда огонь национализма пронесся по Индии, взволновав мусульман, а также индусов и сикхов, Икбал постарался ответить на дилемму Ибрахима. Наконец, он дал ответ, но не в стихах, а в прозе. В 1928 году ученый прочел шесть лекций мусульманским студентам в Мадрасе, которые потом были напечатаны в книге под названием «Реконструкция религиозной мысли в исламе». В ней поэт раскрывает мусульманское прошлое в диалогическом пространстве европейского настоящего. Используя Коран в виде лакмуса, он критикует своих предков-мыслителей. «Пока греческая философия в большой степени расширяла кругозор мусульманских мыслителей, — сокрушается Икбал, — но, в целом, она затуманила их понимание Корана». Но величайшие современные европейские мыслители, пытаясь примирить науку с прогрессом, также потеряли свой путь во Вселенной. «Современный человек, то есть современный европеец, — отмечает поэт, — перестал жить душой, внутренней жизнью».

Чтобы реконструировать религиозную мысль в исламе, необходимо сначала переместить, отыскать и отпраздновать жизнь изнутри, испытать другой опыт, как измерение повседневной жизни. Чтобы сформулировать доводы для «Реконструкции религиозной мысли в исламе», Икбал использует Коран на арабском языке — Книгу Знамений, а также его персидский перевод, «Маснави», выполненный Руми. Его цель состоит в том, чтобы найти мусульманские источники, которые могут ответить на вызов, брошенный европейскими мыслителями, а также колониальным правлением. Великий Коран и «Маснави» мауланы — это ответный удар европейским светилам, от Чарльза Дарвина и Зигмунда Фрейда до Бертрана Рассела и Альберта Эйнштейна.

«С повторным пробуждением ислама, — пишет Икбал, — необходимо независимым взглядом проверить, что придумала Европа и насколько выводы, к которым она пришла, могут помочь нам в пересмотре и, если нужно, реконструкции богословской мысли в исламе». Благодаря тому, что общественная европейская деятельность и технические достижения принесли пользу всему человечеству, появилась необходимость проверить даже Божественные откровения. Для современного человека Коран служит подтверждением вечной ценности посланий Джибриля пророку Мухаммаду. Ведь «общее эмпирическое отношение Корана вызвало у его почитателей чувство глубокого уважения к настоящему и, в конечном итоге, сделало их основателями современной науки».

Читая в 1928 голу свои лекции, Икбал, казалось, осознал, что выпустил джинна из бутылки. Никогда не упоминая имени сэра Саида Ахмад-хана, он подтверждал: новое богословие должно иметь эмпирическую стратегию, которая согласуется с современной наукой. Но в результате, вера Бога в человечество больше не представлялась Книгой, отличной от всех других. Это Писание прошло проверку и получило подтверждение современной наукой, у которой есть собственные нормы доказательств, свои правила. В то же время наука была обожествлена: принята как служанка Господа, ее правила стали считаться Его правилами, ее мир — Его миром. Перед современными мусульманами, как и перед их предками, стоит такая задача: никогда не прекращать диалог с Богом.

Вопрос, который подняла современная наука, является вопросом всех времен: чьей властью создан и сформирован мир?

«Чей это мир — Твой или мой?» — вот так Икбал сформулировал этот вопрос в одном из своих самых запоминающихся стихотворений в 1935 году, всего за три года до своей смерти. В «Крыле Джибрила» смысл выражен в звуке, а звук превратился в наполняющее пространство эхо. Как будто через стихи Икбал-философ смог смириться с трагическим отделением человечества от своего Божественного источника:

Чей это мир — Он Твой — или он мой?.. Посмел Тебе перечить Сатана, Но мне откуда знать, В чем заключалась суть? Чей он наперсник — Твой — или он мой?.. Мухаммад — Твой. Джибриль — Твой, Коран — Твой… Но рассуждения, Поэзии напев — Он Твой — или он мой?.. Ты мир звездой Адаму осветил. Но чьей утратой стал Адама грех, Твоей — или моей?

Ключевое слово этого стихотворения — утрата. Утрата вызвана грехопадением Адама, так образно описанном в Коране:

И вот, сказали Мы ангелам: «Поклонитесь Адаму!» И поклонились они, кроме Иблиса. Он отказался и превознесся и оказался неверующим.

И Мы сказали: «О Адам! Поселись ты и твоя жена в раю и питайтесь оттуда на удовольствие, где пожелаете, но не приближайтесь к этому дереву, чтобы не оказаться из неправедных».

И заставил их сатана споткнуться о него и вывел их оттуда, где они были. И Мы сказали: «Низвергнитесь, [будучи] врагами друг другу! Для вас на земле место пребывания и пользование до времени».

И Адам принял от Господа своего слова, и обратился Он к нему: ведь Он — обращающийся, милосердный!

(2:34-37)

Внимание Корана к судьбе Адама в последнем двустишии переносит всю поэму совершенно в другую область возможных значений:

Но чьей утратой стал Адама грех, Твоей — или моей?

Нравственное падение Адама на землю, предполагает Икбал, отражает и даже предсказывает потерю мусульманами общественной власти в Индии. А Господь, как и человечество, испытал двойную утрату, поскольку падение Адама с небес было также моментом величайшей потери для царства ангелов. Как Рай потерял свое великолепие, когда Адам перестал быть частью хора, воздающего вечную хвалу Господу, так «звезда Адама» будет меньше освещать мир Господа, когда индийские мусульмане более не смогут занимать важнейшее место среди уммы — мирового мусульманского общества.

Это — довольно смелая аналогия с Кораном и историей. Возможно, главный вклад, который сделал Мухаммад Икбал, поэт-философ, в жизнь верующих собственного и будущих поколений: он подчеркнул, как сложно переплетаются человеческие и божественные судьбы. Господь делает ставку на то, что произойдет в будущем, так и верующий лелеет надежду на вечное блаженство. Нужды Бога и Его служителя соответствуют друг другу. Ни одна не является полной без другой. Такое перетягивание каната во вселенских масштабах не подходит ни для тяжеловесной прозы теолога, ни для речей проповедника. Только поэт-философ может выразить ее в шутливом стишке: Чей это мир — он Твой — или он мой?..

Ответ: обоих.

Часть V Мировые акценты

Глава 13 В.Д. Мухаммад: Коран как путь к расовому равенству

1978 г. от Р.X.

В Соединенных Штатах Америки всегда очень трудно быть темнокожим и мусульманином. Для В.Д. Мухаммада, выдающегося представителя более двух миллионов афроамериканских мусульман, это был особый вызов. С 1932 года его отец Элайджа Мухаммад руководил «Нацией ислама». В течение следующих сорока лет эта организация стала известной не только из-за поддержки религии. Она провозгласила расовый сепаратизм.

В.Д. Мухаммад изменил это отношение. В 1976 году он стал лидером и переименовал организацию во «Всемирное сообщество аль-ислама на Западе», затем — в «Американское общество мусульман». На каждом этапе лидер защищал ислам, как истинную американскую религию. Он постоянно боролся с расовой дискриминацией во всех ее проявлениях, в особенности — среди мусульман.

Когда В.Д. Мухаммад занял место своего отца, его авторитет не признавали соперники, главным из которых стал проповедник Луис Фаррахан. В 1978 году Фаррахан возродил «Нацию ислама» с той же идеей расового сепаратизма, как и при Элайдже Мухаммаде.

В.Д. Мухаммад тайно старался дистанцироваться как от своего отца, так и от Фаррахана. Чтобы отличить истинный ислам от его ложных подобий, он часто называл религию «аль-исламом», что значит «единственный, настоящий ислам», а не его искажения «Нацией ислама» в старых и новых формах.

В 1978 году в своей речи под названием «Америка: красавица и чудовище» В.Д. Мухаммад продемонстрировал, насколько сильно его видение ислама основывалось на особенностях понимания Корана. Имам В.Д. Мухаммад боролся с расовой дискриминацией. Вместе с тем он выражал надежду, что мысли из Корана могут навести белых и афро-американцев, не-мусульман и мусульман, на идею о том, как сделать Америку «красавицей», а не «чудовищем».

«Господь — милостив. Хвала Аллаху.

Дорогие возлюбленные Господом, Священный Коран велит нам смотреть на различия. Более того, Священный Коран говорит: на Небесах и на земле, и в пространстве между Небом и землей, как и в вас самих, вы найдете направляющие знамения от Господа. Бог учит нас через все, что Им сотворено. Он создал Свой мир, чтобы донести мудрость до человека, способного мыслить.

Как, по-вашему, белый человек достиг такого высокого уровня в науке и других областях человеческих стремлений и достижений? Все это потому, что в Коране он получил послание и смог увидеть в Библии проблемы, отделить свой разум от Библии и подвергнуть свой рассудок огромному количеству различных влияний. Влияний оказывающих поддержку истин Корана.

Конституция Америки написана под влиянием истин, данных Кораном. Даже на капиталистическую концепцию бизнеса доктрины Корана оказали определенное воздействие. Идея достоинства каждого человека, выраженная в Конституции, более согласуется с понятием человека в Коране, чем с отношением к человеку в Библии.

Многие удивляются, почему главный имам [В.Д. Мухаммад] сейчас хочет спасти Америку. Я хочу спасти Америку, потому что в Америке я вижу две жизни: жизнь правды и жизнь лжи. И я думаю, что все, что нам нужно сделать — это отделиться от жизни лжи. И у нас, несомненно, будет построена прекрасная Америка.

Перестаньте слушать эти сказки об арабах-работорговцах. Очнитесь. Настал день вашей великой победы. Не спите. Неужели вы думаете, что умный человек — даже если он точно знает, что некоторые арабы занимались работорговлей — отрекся бы от своего великого прошлого, отказался от своей великой истории и высокого положения в аль-исламе лишь потому, что некоторые арабы участвовали в торговле рабами? Ни один умный человек не сделал бы подобной глупости.

Пытался ли кто-нибудь когда-нибудь заставить вас поверить в то, что человек, просто потому, что он принял аль-ислам, становится чистым и незапятнанным и защищенным от каких-либо неправильных поступков? Нет. В Коране Аллах говорит, что праведных людей не отличить по коже или по их религиозной принадлежности.

В Коране Аллах говорит: праведность не заставляет вас смотреть на Восток или на Запад. Праведность состоит в богобоязненности, в подчинении Господу. Праведность — в исполнении Божьей воли. Праведность — в вере в Бога, Его писания, Его пророков, Его ангелов, Его обещания, данные Его людям или верующим. Праведность — в добром, терпимом отношении к ближайшим родственникам. А также ко вдовам, сиротам и человеку на дороге, которому негде сегодня переночевать. Все это идет из определения праведности, данного Кораном.

В нем не сказано, что праведность — это мусульманство. Мусульманин должен быть праведным, если он находится в согласии со своей исламской природой и сданными Господом наставлениями. Но если он хочет отступить, он свободен. Господь говорит в Коране, что если бы Он хотел сделать людей одним обществом, Он бы это сделал. Он Господь, Творец, и имеет власть над всем. Если бы Он захотел, то сделал бы из всех нас одно сообщество. Мы бы все совершали салят (молитву), повернувшись к Каабе, и мы все относились бы друг к другу, как братья. У нас не было бы расовой дискриминации. Мы имели бы истинное аль-исламское видение. Господь сказал, что если бы Он хотел все это осуществить, то мог бы это сделать.

И в Коране Господь снова говорит, что Он сделал из вас племена и семьи, чтобы вы различали друг друга и не презирали друг друга. Писание просто говорит нам: превосходство, праведность или благочестие не следует искать по цвету кожи или по религиозной принадлежности. Это содержание, которым наполнил Книгу Бог. Здесь должна быть мусульманская совесть. Но иногда мусульмане не находятся в согласии со своей совестью.

Так что если история показывает мне, что один араб, или несколько арабов или сотни тысяч арабов были связаны с работорговлей, это не изменит мою веру. Это не заставит меня замедлить шаг навстречу моему арабскому брату-мусульманину. У меня останется та же любовь и понимание к моему аль-исламскому арабскому брату. Я останусь столь же преданным Аллаху. Мои глаза и все мое тело будут по-прежнему обращены в сторону Каабы в Мекке — меня не волнует, что делали или делают арабы.

Ни один араб никогда не мог бы делать подобные вещи, держа в руках Священный Коран. Но расспросите тех, кто рассказал вам, что арабы занимались этим. Спросите про их историю — и вы увидите злые поступки, которые они совершали с Библией в руках. Я не пытаюсь доказать, что христиане плохи, но я только хочу объяснить: не следует бросать камни, если вы живете в стеклянных домах. А я только вымел немного мусора из-под вашего половика».

Из этой речи, как и из всех работ имама В.Д. Мухаммада, очевиден интерес к Корану как к Книге Знамений, которая преодолевает расовые, языковые и культурные различия. Обращение к Корану без необходимости цитировать главы и стихи служит его цели донести смысл Писания. Он придает Писанию характер повседневной жизни. В.Д. Мухаммад постепенно вводит его в лексикон мусульман и не-мусульман.

В других местах он очень точен в том, что значит (или должен означать) Коран для мусульман. В.Д. Мухаммад дает новое понимание Открывающей Книгу суры. Первые строки в разных переводах звучали так: «Хвала — Аллаху, Господу миров». Или: «Хвала Аллаху, Господу всего сущего». Был вариант: «Слава Аллаху, Господу Вселенной».

Но имам В.Д. Мухаммад размышляет над более глубоким значением слова «миры». Он интересуется, почему корень слова «миры» по-арабски равнозначен корню слова «знание». Этот человек оригинально сочетает их, предлагая уникальную интерпретацию вводных аятов Открывающей главы Корана: «Хвала — Аллаху, Господу всех систем знаний».

«Миры» — это более не области внешнего пространства или жизнь после смерти. Вместо этого они становятся «системами знаний». Во-первых, выделяется не просто знание, а системы знаний, а, во-вторых, подчеркиваются все они. Не столь важно, каково их происхождение, кто их провозглашает или кто ими пользуется — все они идут от Господа. У великой мудрости — принадлежит она белым авторам Конституции США или арабским ученым времен халифов — Божественный источник.

Разве иногда обе эти группы не выступают противниками афро-американцев? Да. Но достижения белых и арабов в той же степени дарованы Господом. Их мудрость принадлежит Аллаху, поскольку все системы знаний принадлежат Ему. На самом деле, имам В.Д. Мухаммад предостерегает афро-американских мусульман, что не стоит оскорблять все, связанное с белыми или арабами, просто потому, что последние обидели чернокожих американцев. Его слушатели могут и должны заявить о знаниях, которые создали белые и арабы. Почему? Потому что в конечном итоге это знание и все, что с ним связано, принадлежит Господу. Это способ наставлять Его служителей, а не противопоставлять их друг другу.

Долг афро-американских мусульман очевиден и огромен. Когда они славят Аллаха как Господа всех систем знаний, они делают знание ключевой исламской ценностью. Все системы знаний включают в себя этикет — основы личного поведения. Они содержат всемирную историю — от зарождения ислама до современных мировых систем. К ним относится наука. Знание религии и научные исследования становятся частями одного целого. И одно, и другое является неотъемлемой частью ислама. Ведь Единый Бог, то есть, «Господь всех систем знаний» — всеведущ и всесилен. Божественное всеведение существует со Дня Сотворения мира до Судного дня. Так же, как нет ничего, что не известно Господу до сотворения первого атома, так и послание Корана предвосхитило все знания, которые появились со времен пророка. Сюда входит и современная наука. Коран — это так же Книга Науки, как и Книга Знамений. Саид Ахмад-хан и Мухаммад Икбал согласились бы с этим.

«Господь всех систем знаний» — это больше, чем примирительный ответ превосходству науки. Последователи В.Д. Мухаммада практически сделали «Господа всех систем знаний» педагогическим инструментом — от начальной школы до университета. Его цель — заставить молодых мусульман осознать, что Мать Книг — это и Книга Природы, и часть их собственной истории.

«Когда Джибриль (Гавриил) сказал Мухаммаду: «Читай», — объясняет учитель одной из воскресных школ «Американского общества мусульман», — у него не было с собой никакой Книги. Так что же он прочел? Что ангел просил его прочитать? Читать творение Аллаха! Читать восход солнца, читать мир! Джибриль говорит не о материальной книге; он сообщил о творении. Когда мы отдаем детей в школу, они не умеют читать, поэтому мы начинаем учить их с книжек с картинками. Существовали рабы, которые не умели читать, но они отличали Полярную звезду, которая всегда должна быть перед ними, когда они шли навстречу свободе!»

И мир природы, и нашу повседневную жизнь можно познать через наблюдение и переживание во все времена и в любом месте. Даже рабы, наблюдая цикл восхода и заката солнца, могли прочесть их, как Знамения для созидания и освобождения. Подобно пророку Мухаммаду, негритянские рабы не умели читать книги. Однако неграмотность была для них не большей помехой, чем для него. Главной целью было (и еще остается) читать Знамения и подчиняться их посланию.

«Подчинись!» — вот послание Небес, Корана и ислама. Само слово «аль-ислам» становится лейтмотивом идеального мировоззрения афро-американских мусульман. Как говорил тот же самый учитель воскресной школы, «когда Аллах говорит: «Подчинись», — вы должны подчиниться всему. Став мусульманином, вам придется стать ученым. Вам придется пройти весь курс обучения. Бросайте ваше афроцентричное мышление, бросайте весь свой образ жизни, — и подчинитесь».

Но это двойной вызов: чтобы создать новое общество, необходимо освободиться от собственной инстинктивной индивидуальности и слиться с другой групповой индивидуальностью. В то же время, обществу в целом придется смириться с существованием природного ислама. Мусульманские праздники должны стать частью общего календаря с празднованием Нового года Хиджры вслед за Рождеством и Ханукой, мечети должны столь же естественно и гостеприимно смотреться в американском ландшафте, как церкви и синагоги.

Это произойдет не в ближайшее время. Имаму В.Д. Мухаммаду и «Американскому обществу мусульман» предстоит долгий путь. Как только они побудят свою общину преодолеть стену афроцентризма, им придется научить более многочисленное общество освободиться от оков белого расизма. Якорем спасения в этом деле станет Книга Знамений, которая преодолевает любые преграды — временные и пространственные, культурные и расовые. Будучи теми, кто подчинился Единому Богу, «Господу всех систем знаний», они могут попробовать представить начинающееся в США будущее, где преобладают скорее духовные, чем материальные ценности.

Глава 14 Усама бен-Ладен: Коран как разрешение на джихад

1996 г. от Р.X.

Усама бен-Ладен выбирает террор. Он террорист, который убил тысячи людей во имя религии, а также вдохновил десятки тысяч людей встать на его путь, полный ненависти, насилия и сознательного разрушения. Однако бен-Ладен заявляет, что является мусульманином. Он ищет оправдания своим словам и поступкам в Книге Знамений. Для него Коран — это Книга только с одним знамением: убивать неверующих во имя Аллаха, вести джихад, как активную священную войну, независимо от цены и пролитой крови.

И через три года после скоординированных атак на Соединенные Штаты Америки, которые погубили почти 3000 жизней и инициировали войну с терроризмом в стране и за рубежом, Усама бен-Ладен остается на свободе.

Однако он не только физически неуловим, но и избегает простого психологического анализа. Ключ к пониманию этого человека — в том, чтобы уловить несоответствие, которое он видит между его приемной родиной, Саудовской Аравией, и своей духовной опорой — Кораном. Бен-Ладен убежден: Аравия предала Коран, на родине ислама процветает неверие. Предполагаемые защитники ислама — правящие классы Саудовской Аравии — стали, в действительности, его злейшими врагами.

Манифест его двойной войны — против местных неверующих и их иностранных союзников, тоже неверных — появился в 1996 году. Усама бен-Ладен объявил войну, призвав исламские народы бороться с «мусульманскими» атеистами. Саудовские правители, как утверждал он, стали неверными мусульманами, поскольку они впустили других неверных, «сионистов-крестоносцев», на Землю двух Святынь (то есть, в Саудовскую Аравию в целом, но в частности — на территорию Хиджаза, где расположены и Мекка, и Медина).

Основа исламской оппозиции Усамы бен-Ладена правителям Саудовской Аравии поддерживается цитатами из Корана. Они определяют структуру, тон и повод его Декларации джихада 1996 года. Террорист начинает с восхваления Бога, прося одновременно Его помощи и прощения. Он также повторяет заявление о вере в Господа: «Нет бога кроме Аллаха; Мухаммад — посланник божий». Усама вторит суре 39:23, а также 39:36-37, когда заявляет: «Кого ведет Аллах, тот не собьется с пути, а кто идет по неверному пути, того не ведет Аллах». Основная часть его Декларации черпает силу из точных цитат трех следующих отрывков, которые также служат указаниями, обращенными к верующим мусульманам:

О вы, которые уверовали! Бойтесь Аллаха должным страхом к Нему и не умирайте иначе, как будучи мусульманами.

(3:102)

О люди! Бойтесь вашего Господа, который сотворил вас из одной души и сотворил из нее пару ей, а от них распространил много мужчин и женщин. И бойтесь Аллаха, которым вы друг друга упрашиваете, и родственных связей. Поистине Аллах — над вами надсмотрщик!

(4:1)

О те, которые уверовали! Бойтесь Аллаха и говорите слово прямое.

Он устроит вам ваше дело и простит вам ваши грехи. А кто повинуется Аллаху и Его посланнику, тот получит великую прибыль.

(33:70-71)

Все эти указания кажутся вполне обычными. В них говорится о «долге перед Богом». Они подчеркивают этот долг в различных обстоятельствах — как для человеческого создания, как для члена семьи, как для социального существа. Во всем остальном долг не уточнен.

Однако в комментариях, с которыми был знаком бен-Ладен, долг перед Господом определяется особым образом: надлежащие обязательства приравниваются к «джихаду» — оборонительной войне против тех, кто критикует ислам. Воинствующие мусульмане читают эти стихи вместе с другим предписанием Корана:

Сражайтесь на пути Аллаха достойным его сражением.

(22:78)

Этот стих связан с предыдущими понятием «достойного сражения», или «справедливости» («хак»).

Чтобы придать указанию законную власть, бен-Ладен затем добавляет другие строки из Корана, связанные с пророком Шуайбом:

Он сказал: «Народ мой! Размыслили ли вы, если я имею ясное знамение от Господа моего, и Он даровал мне прекрасный удел, и я не пожелаю ослушаться вас в том, что Он вам запретил… Я желаю только исправления, пока могу. Помощь моя только у Аллаха; на Него я положился и к Нему обращаюсь…»

(11:88)

Пророк Шуайб убеждал свой народ бороться с ложными богами и стремиться исправить социальную несправедливость. Хотя он был богатым человеком, но заработал свое состояние приемлемыми методами. Сам не делая ничего, что запрещал другим, пророк побуждал сограждан изменить свои жизни, «насколько это возможно» в этом мире через социальную справедливость. А в мире ином — через религиозные обряды.

Бен-Ладен представляет себя современным Шуайбом, заявляющим, что его собственное богатство законно, но также стремящимся к справедливости в обществе, которой требует вера как необходимого выражения его превосходства. Само слово, означающее «исправлять», высоко ценится в современных мусульманских движениях. Хотя в Коране оно появляется лишь 8 раз, но только здесь это понятие напрямую связано с пророком.

Следующая ссылка на Коран расширяет обращение бен-Ладена к обществу:

Вы были лучшей из общин, которая выведена пред людьми: вы приказывали одобряемое и удерживали от неодобряемого и веровали в Аллаха.

(3:110)

Затем он усиливает этот аят преданием, которое рассказывает о жизни пророка Мухаммада. «Да благословит Господь и приветствует Своего раба и посланника, который сказал: “Люди близки к наказанию Господа, если они видят притеснителя и не могут его остановить”».

Как и в приведенных ранее цитатах из Писания, в этих словах трудно было бы найти военный смысл, если не понять, что комментарий бен-Ладена отсылает читателя или слушателя к началу суры 3. Там поясняется критерий отличия истины от лжи:

Поистине, те, которые не веруют в знамения Аллаха, — для них сильное наказание. Поистине, Аллах велик, обладатель мщения!

(3:4)

Не каждый, рассуждает бен-Ладен, имеет равные способности, чтобы предписывать правильное и запрещать неверное. Первая обязанность правителей — поощрять правильное, или приказывать хорошее, а также видеть Знамения Господа. Саудовские власти, намекает он, не следовали законам Писания; поэтому и лишились своего права на власть.

Вслед за чередой этих обращений к Писанию, Усама полностью осуждает политических лидеров Саудовской Аравии, поскольку те зависят от американских «крестоносцев». Бен-Ладен говорит: американские политические и военные руководители XX века выражают по отношению к исламу столь же агрессивную ненависть, как франкские захватчики Иерусалима в XII веке. В той же Декларации джихада без всякого преувеличения он заявляет: «Последние и самые большие нападения, которым подверглись мусульмане со времен смерти пророка, да пребудет с ним Божье благословение и мир — это захват Земли двух Святынь — основания дома ислама, места ниспослания откровений, источника Божьего послания и места великой Каабы, киблы всех мусульман — армиями американских крестоносцев и их союзников».

Позднее Усама бен-Ладен оправдывает собственный труд так, будто он освобождает не только захваченную территорию двух Святынь, но и Иерусалим. «Сегодня мы работаем в убежище горного хребта Гиндукуш, чтобы избавиться от беззакония по отношению к умме со стороны союза сионистов-крестоносцев, особенно после того, как они захватили благословенную землю вокруг Иерусалима, маршрут путешествия пророка, да пребудет с ним Божье благословение и мир, и Землю двух Святынь. Мы просим Господа вознаградить нас победой. Он наш Покровитель и Самый Всемогущий».

Здесь «маршрут путешествия пророка» безошибочно намекает на ночной перенос Мухаммада:

Хвала тому, кто перенес ночью Своего раба из мечети неприкосновенной в мечеть отдаленнейшую, вокруг которой Мы благословили, чтобы показать ему из Наших знамений…

(17:1)

Бен-Ладен не просто ассоциирует себя с пророком Шуайбом и не только критикует «незаконных» правителей Саудовской Аравии за то, что они пригласили «крестоносцев» на территорию двух Святых мест. Он напоминает и о Саладине, храбром праведном воине. В XII веке этот полководец делал то, к чему призывает бен-Ладен в XXI веке: сражался с крестоносцами на первой Святой Земле мусульман — под Иерусалимом.

Посредством своей Декларации бен-Ладен объединяет две задачи: освобождение территории двух Святынь и возвращение себе истинной Святой Земли, Иерусалима. «Выгнать врага — величайших неверных — из страны — это первая задача, — заявляет он. — Ни одна другая задача после веры не может быть важнее долга вести джихад. Должно быть сделано все возможное, чтобы подготовить и поднять умму [мусульманское сообщество] к борьбе против врага, американо-израильского союза, оккупирующего страну двух Святынь и путь пророка, да пребудет с ним Божье благословение и мир, к отдаленнейшей мечети».

Джихад является высшим долгом. Поскольку необходимо выполнить не одну задачу, то наиболее важная из них должна получить приоритет. Бен-Ладен подчеркивает — после веры («иман») нет более важной обязанности, чем изгнать американских врагов со Святой Земли. Для людей знания, как говорил один средневековый мусульманский ученый, «сражаться за защиту религии и веры — это общий долг; после веры нет другой обязанности, чем сражаться с врагами, которые портят жизнь и религию. Для исполнения этого не существует особых условий, и на борьбу с противником следует направить все усилия».

Ученый, которому принадлежат эти слова, — ибн-Таймийа. Он сражался против монголов в XIII веке. Поскольку монголы формально были мусульманами, бен-Ладен сравнивает сегодняшнее положение мусульманских арабов, живущих под саудовской властью, с положением иракцев и других верующих, живших под монгольским игом. Джихад не только является необходимым вторым принципом после веры, но эту «священную» войну нужно вести против «формальных» мусульман во имя более высоких принципов социальной справедливости и восстановления чести. Объявление джихада против как мусульман, так и немусульман, — это мнение меньшинства. Но в истории толкования Корана был подобный прецедент. Бен-Ладен идет вперед, как Саладин наших дней, вдохновленный комментариями к Корану ибн-Таймийи.

Однако Усама обращается не только к Корану. Он использует предания о пророке и выводы из них, а также стихи, чтобы оправдать свою борьбу против правителей Саудовской Аравии и их союзников в лице «сионистов-крестоносцев», то есть Израиля и Соединенных Штатов. Его приверженность традиции меньшинства в толковании Корана дает основу призыву террориста, который одновременно делает две вещи. Во-первых, Усама бен-Ладен выбирает только те стихи Корана, которые согласуются с его намерениями, и затем читает исключительно их ради своей цели. Он игнорирует первоначальный контекст строк и множество исторических расхождений среди преданных мусульман относительно того, как применять изречения. Во-вторых, он опускает широкий спектр учений Корана в двойном требовании: сначала верить, а потом сражаться. Могут быть и другие обязанности, но две первые, а также косвенно две единственные, которые имеют значение во времена кризиса, — это вера, затем джихад — оборонительная война от имени уммы, то есть, мусульманского общества.

Усама бен-Ладен следует такому принципу интерпретации, когда обращается к тем, кто будет принимать участие в джихаде — войне, которую он затеял против монгольских мусульман наших дней, то есть, современных правителей Саудовской Аравии, и тех, кто оказывает им поддержку, «сионистов-крестоносцев», оккупировавших землю двух Святынь (Мекки и Медины).

Называя саудовских правителей отступниками, террорист обвиняет их в том, что они не поддерживают ни религиозных ученых (улемов), ни праведную молодежь. В третьей заключительной части своей Декларации священной войны 1996 года Усама бен-Ладен взывает непосредственно к «праведной молодежи». «У меня есть очень важное сообщение для молодых мусульман, — заявляет он. — (Это) люди с блестящим будущим уммы Мухаммада, да пребудет с ним Божье благословение и мир. Наша молодежь — лучшие потомки лучших предков!»

«Наша молодежь — это лучшие потомки лучших предков», — фраза, которая делает добровольцев-смертников «Аль-Каиды» равными не только друзьям пророка, но и тем, кто был примером в битве за создание и расширение уммы — исламского сообщества. Бен-Ладен подтверждает их священную роль стихами из Корана, которые, как кажется, называют такую преданность обязательной. Эти не только будут противодействовать тем, кто защищает неверных, но и поймут, что «сейчас на каждое племя Аравийского полуострова возложена обязанность сражаться — джихад во имя Аллаха, — и очистить землю от оккупантов. Аллах разрешает пролить их кровь, а их богатство — добыча; их богатство — для тех, кто их уничтожит. Высочайший Господь сказал в аяте меча («аят ас-сайф»):

А когда кончатся месяцы запретные, то избивайте многобожников, где их найдете, захватывайте их, осаждайте, устраивайте засаду против них во всяком скрытом месте!

(9:5)

Наша молодежь знала, что унижение, которое потерпели мусульмане в результате оккупации их святынь, нельзя противостоять и искупить иначе, чем через джихад».

Есть множество других стихов, которые можно процитировать от имени джихада, но именно аят меча из девятой суры становится боевым кличем, который вторит другим и сводит их значение в единый приказ. Возможно, ни один другой стих не вызывал большего отражения, как его контекст и применимость. Поскольку глава, в которой появляются эти строки, является одной из последних, ниспосланных пророку Мухаммаду, воинственные толкователи хотят сделать его тем стихом, который выше всех остальных, дающим полномочия на войну против «неверных» — всеобщую и бесконечную. (Напомним — Священный Коран строится не в привычном для европейцев хронологическом порядке, поэтому одна из последних сур идет под номером 9. — Прим. ред).

Но истинный контекст начинается с важнейшего уточнения:

И призыв от Аллаха и Его посланника к людям в день великого хаджа о том, что Аллах отрекается от многобожников и Его посланник. И если вы обратитесь, то это — лучше для вас, а если отвратитесь, то знайте, что вы не ослабите Аллаха. Обрадуй же тех, которые не уверовали, мучительным наказанием,

кроме тех многобожников, с которыми вы заключили союз, а потом они ни в чем пред вами его не нарушали и никому не помогали против вас! Завершите же договор до их срока: ведь Аллах любит богобоязненных!

(9:3-4)

Прочитанные вместе, эти два аята определяют подразумеваемый тотальный приказ (9:5), но его продолжение, пропущенное Усамой бен-Ладеном в его Декларации джихада, даже больше смягчает смысл приведенных выше строк:

Если они обратились и выполняли молитву и давали очищение, то освободите им дорогу: ведь Аллах — прощающий, милосердный!

(9:5)

Аят 9:5 кажется жестоким, если его извлечь из контекста в той форме, в которой ее цитировал бен-Ладен. Но остальной текст Корана смягчает это «очевидное» или «единственное» значение. Бен-Ладен, однако, провозглашает войну и провоцирует насилие. Его не интересуют тонкости толкования. Он определяет джихад вторым по важности только после веры. Он хочет понимать отрывки из Корана лишь как подтверждение, а не нравственные указания. Усама хочет создать устойчивое противопоставление между молодыми мусульманами, которые «единственные» являются праведными, и вражескими захватчиками. Последние вместе с сотрудничающими с ними властями становятся законным объектом нападения «любыми возможными средствами».

Важно и то, что намеренно не уточняются способы ведения джихада. Предполагается, что поскольку жестокие действия агрессоров являются столь очевидными и кровопролитными, то против них должны быть приняты сравнимые меры. Это тотальная война, нескончаемое насилие. С неверным врагом не может быть никаких переговоров, никаких компромиссов, никаких модус вивенди.

Каков конечный результат проекта Усамы бен-Ладена? Это не исламское государство, не возвращение халифата. Вместо этого он не добивается ничего, кроме бесконечной анархии. Усаму ошибочно считают исламским фундаменталистом. Он, скорее, потомок Распутина и русских анархистов начала XX века, чем Мухаммада или мусульманских воинов начала VII века. (Упоминание Григория Распутина в данном контексте — целиком на совести автора; Распутин никогда не принадлежал к террористам. — Прим. ред.). Его Коран — это не указатель, а надгробный камень.

Глава 15 Жертвы СПИДа и больные женщины: Коран как рецепт на Божье прощение

Вне эпох

Иногда люди болеют. Некоторые идут к врачу. Другие ищут альтернативных целителей. Среди мусульман, которые заболевают, некоторые неграмотны или полуграмотны. Однако оттого, что они не пользуются написанным словом, эти люди не менее праведны и не менее изобретательны. Многие за лечением обращаются к Корану.

Как же набожные люди, не умеющие читать, используют Коран? Они применяют множество рецептов, объединенных одним арабским словом «та’вид». Оно происходит от первого слова последних двух сур Корана (113-114): «Прибегаю».

«Та’вид» означает искать прибежища, прибегать к Господу от любого зла и всех болезней в этом мире. Правильнее всего представлять его, как рецепт на Божье прощение, милость, обращение к Господу («Господу всех систем знаний») с мольбой о том, чтобы Он услышал, ответил и исцелил.

Многие мусульмане, грамотные и неграмотные, обращаются к Нему через «прибегание», прежде всего для защиты от внешних духов и джиннов, которые часто упоминаются в Коране.

Джинны — это духи, которые населяют мир между Небом и Землей, между Богом и человеком. Поскольку они считаются ближе к Небу, чем к земле, их название произошло от арабского слова, которое обозначает Небеса — «джанна». Джинны могут работать плохо или хорошо, но трудятся всегда. Никто не может жить без их вмешательства. Понять и научиться их контролировать — значит, преуспеть. Игнорировать или стараться избегать их — значит, потерпеть поражение, навлечь на себя болезни и даже смерть.

Целая сура Корана (72) посвящена джиннам, там восхваляется их вера в Господа, Которому служил пророк Мухаммад, и человечество. Также в главе «Рассеивающие» есть упоминание о джиннах:

Я ведь создал джиннов и людей только, чтобы они Мне поклонялись.

(51:56)

Простые верующие, будь они неграмотными, полуграмотными или высокообразованными, не способны общаться с джиннами, тем более, управлять ими. Эта власть дана определенным людям. Они также упоминаются в Коране (например, в суре 43:48-49, подтверждающей дар Мусы к исцелению). Господь никогда не разговаривает с верующим, кроме как через Божественное вдохновение или из-за завесы. Либо Он посылает посредника («вали»), через которого передает Свою волю. Согласно историку ибн-Халдуну, «вали» — это святые, которым Господь даровал знания и Божественную мудрость. Они обращаются к различным уровням вмешательства духов. Святые помогают при бессилии, лечат недомогания и поддерживают хорошее самочувствие. Делается это почти всегда с помощью «та’вид».

Возможно, наиболее выразительное применение «прибегания» святым берет свое начало в Индонезии. Там один суфийский учитель придумал защитный молитвенный рецепт, который можно найти в Интернете. Его целевая аудитория не просто грамотна, но и технически подкована. Конкретная цель рецепта — успокоить и оказать помощь тем, кто страдает ВИЧ и СПИДом. Время чтения согласуется с различными уголками планеты. Вот первое, что вы увидите на Интернет-сайте: -natural.com/sufi.html

Суфийское лечение

Лечение ВИЧ/СПИДа по суфийской методике

Фондом «Барзак» эта услуга предлагается бесплатно, веб-мастер указанного сайта тоже суфий. Мухаммад Зухри — человек, который более двадцати лет практиковал метод суфийского лечения. Он утверждает, что исцелил многих людей, страдающих раком, умопомешательством, лейкемией, бессилием и параличом. Он сделал это в рамках ислама с помощью Корана.

Само название организации, фонд «Барзак», идет из стиха Корана, который говорит о страхе перед смертью:

А когда придет к одному из них смерть, он скажет: «Господи, верни меня:

может быть, я сделаю благое в том, что оставил». Так нет! Это — слово, которое он говорит, а за ними — преграда [барзак] до того дня, как они будут воскрешены.

(23:99-100)

Слово «барзак» часто употреблял ибн Араби. Для великого учителя оно стало ключевым понятием для обозначения перехода из материального мира в мир после смерти — духовный. Этим термином он также определял и то место, которое занимает каждый человек после смерти до дня воскресения. Благодаря своему глубокому восприятию, суфии, как ибн Араби и Мухаммад Зухри, способны увидеть тот путь, что ожидает каждого человека с момента, когда он покидает царство живых, и до того, как он лицезреет ослепительное сияние Вечности. Подобная практика опирается не только на молитвенные обряды («салят»), но и на добровольное размышление («зикр»). «Зикр» можно перевести просто как «Божественное поминание», но оно гораздо больше, чем отдельное или случайное поминание. Это строгая ежедневная обязанность, общая для всех суфиев, но здесь она практикуется в качестве метода лечения психических или физиологических болезней. «Зикр» требует повторения стихов из Корана или Прекрасных имен Господа, включая местоимение «Ху», то есть «Он», под наблюдением Мухаммада Зухри — или лично, или посредством связи через Интернет.

Как суфийский учитель, который передает волю Господа и видит преграду, ожидающую каждого пациента, Мухаммад Зухри особым и сложным образом сочетает использование Имен Господа и аятов Корана с молитвой. Он обращается к джинну через формулировки, которые могут быть написаны на бумаге, костях или коже. Эти вещи затем помещают в стакан с водой, которую, как лекарство, примет пациент, закапывают в землю или носят с собой. Словесные рецепты можно произносить вслух или молча хранить в сердце.

Что это: волшебство или религия, ересь или ортодоксальность? Многие люди спорили на эту тему и будут продолжать спор, но для человека, пораженного болезнью, это вопрос практической религии. Ему важно, какие действия следует совершить и что зависит от доверия — не только святому человеку, но и помощи Корана. Чем является Книга Знамений для верующего, если не Книгой тайн, не словесными воротами, которые открыты некой большей, невидимой, всюду проникающей истине?

И в работе Мухаммада Зухри и фонда «Барзак» «прибегание» становится развивающимся и могущественным применением Корана. Нацеленный, в основном, на мусульман, метод дает надежду всем, кто обратился к лечению с искренностью и верой, независимо от их прошлого вероисповедания. Мухаммад Зухри обещает «исцелять уже зараженных пациентов, используя любую возможность, приемлемую человеческими законами, нравственностью или религией». Люди, страдающие СПИДом, покидают наш мир дорогой, параллельной пути прямому, не пересекающей его. Для не-мусульман это, возможно, самый яркий свет из Книги Знамений. «Та’вид», «прибегание» — рецепт всему человечеству на прощение от Единого Господа, милостивого, милосердного.

Чаще рецептом на помилование, выписанным вали, или святыми, пользуются праведные женщины. Мусульманка может беспокоиться из-за болезни, от которой страдает сама, или, что более вероятно, от той, которой заболел член ее семьи. Женщина может обратиться к профессиональному целителю и попросить его написать определенные отрывки из Корана на внутренней стороне чашки. Она нальет в чашку воды, будет размешивать, пока надпись не растворится и не исчезнет, а потом выпьет освященную воду за больного человека. Целитель также может читать эти слова вслух, пока она будет пить воду:

И исцелит грудь у людей верующих.

(9:14)

Это может быть другой стих:

О люди, пришло к вам увещание от вашего Господа и исцеление от того, что в (ваших) грудях.

(10:57)

Или такие слова:

И Мы низводим из Корана то, что бывает исцелением и милостью для верующих.

(17:82)

От Марокко до Индии и Индонезии профессиональным целителем действительно может быть прорицатель или святой. Он может использовать Коран в качестве искупительного вещества или применять слова из Писания, чтобы определить направление действий. Целитель имеет способности обращаться к первому посланнику Божьему, пророку Мусе. Подобно тому, как Мусе была дарована Книга (сура 25:35) и чудеса — горящий куст и белая рука, а также знамения к Фирауну (сура 27:7-12) — так его слова из Корана можно использовать, чтобы отличить пшеницу от соломы, а хорошее — от плохого. («Белая рука» — имеется в виду следующий аят: «И вложи руку свою за пазуху, она выйдет белой без всякого вреда, среди девяти знамений к Фирауну и его народу. Ведь они были народом распутным» (27:12). Ср. Исход (4:6-7): «Еще сказал ему Господь: положи руку твою к себе в пазуху. И он положил руку свою к себе в пазуху, вынул ее, и вот, рука его побелела от проказы, как снег. Еще сказал: положи опять руку твою к себе в пазуху. И он положил руку свою к себе в пазуху; и вынул ее из пазухи своей, и вот, она опять стала такою же, как тело его». — Прим. ред.).

Женщина объясняет прорицателю или святому свое желание. Затем предсказатель открывает книгу, где каждая глава помечена ленточкой одного из двух цветов. На одной ленте написано:

И кто сделал на вес пылинки добра, увидит его.

(99:7)

А на другой:

И кто сделал на вес пылинки зла, увидит его.

(99:8)

Затем провидец листает книгу в случайном порядке, пока его рука не остановится на одной из глав. Он смотрит на цвет ленточки и говорит клиенту, к добру или злу приведет то, что она загадала. Целитель либо одобряет, либо отговаривает пациентку, и если женщина с верой, искренностью и надеждой подчиняется вердикту Книги Знамений, она уходит с пониманием.

Гадание на числах также играет важнейшую роль в применении «та’вида» — рецепта на прощение, который выдают прорицатели и святые, чтобы отогнать лукавого. Каждая буква в арабском алфавите имеет свое численное значение. Сложив эти числа, вы получаете сумму, которая символически представляет священную фразу. Ни одна фраза не считается более важной, чем Открывающая книгу сура. Эти семь аятов, заявил суфийский целитель, «дают ключ к приобретению богатства, успеха и силы. Они служат лекарством и целительным зельем, разгоняя грусть, депрессию, боль и страх». И сила Открывающей суры для него и для других, заключена в ее первых словах:

«Во имя Аллаха милостивого, милосердного». Эта фраза известна как «басмала». Она обозначает «786», то эти цифры, если их применить должным образом, могут стать олицетворением ее власти. Число «786» можно написать на листе бумаги или произносить про себя в молчаливом обращении к Богу. Вы можете говорить число вслух, как будто это молитва. Либо, написав на стакане и смыв чернила, затем выпить это лекарство. Можно прикрепить амулет с цифрами к какой-нибудь части тела или, в случае с трупом, захоронить в землю вместе с покойным.

Часто 786 пишется в верхней строчке на листе бумаги или ткани, выражающей басмалу, а затем сопровождается особыми словами, которые написаны арабским письмом, чтобы сделать рецепт на прощение эффективным.

Если женщина страдает от головной боли, она может носить вокруг шеи рецепт на милосердие, на котором написано «О Господи» в три симметричных ряда.

Если ребенок болеет корью, мать может сделать расширенную схему из шестнадцати молитв, которые заключаются в девяти первых арабских цифрах.

Если пациентка мучается от глазной боли, то «О Господи» можно написать в такой форме, как будто это верхнее и нижнее веки, а в каждом внутреннем углу прямоугольника — обращение к одному из могущественных ангелов: «О Джибриль! О Микаиль! О Азраиль! О Исрафиль!»

Для красивых женщин или тех, что рискуют из-за их очевидного обаяния, зло, которое нужно отвратить, исходит от завистливых глаз окружающих. Это явление известно, как «дурной глаз», а защитой от него служит рецепт на милость от Корана. В нем вверху ставится число «басмалы», а затем ровным узором в четыре ряда пишутся обращения к Господу местоимением: «О Ты!», «О Ты!» шестнадцать раз.

Для женщин, которые не могут зачать, существует еще более усовершенствованная формула местоименного обращения. После числа 786 «О Ты» должно быть написано тридцать пять раз, в пять рядов по семь местоимений. Написать это желательно растительными чернилами. Затем женщина, которая надеется забеременеть, должна смыть надпись и выпить воду.

Другие рецепты охватывают множество болезней — от носового кровотечения до родовых схваток, от зубной боли до нарывов. На сегодняшний день применение молитв Корана огромно и разнообразно во всем мусульманском мире. Мужчины могут быть религиозными докторами, выписывающими их, но многие, если не большинство их клиентов, — женщины-мусульманки. Будь они грамотными или неграмотными, богатыми или бедными, они всем сердцем верят в Великий Коран как медицинское средство от всего, что бы ни случилось с ними или их близкими. Рецепт на прощение от Источника Милости, Дарующего Жизнь, считается лучшим лекарством как в этом мире, так и в ином.

Эпилог

Если невозможно представить ислам без Корана, то нельзя исчерпать все огромное количество значений Книги Знамений как для мусульман, так и для не-мусульман. Сам Коран указывает на множество уровней его самовыражения:

Скажи: «Если бы море было чернилами для слов Господа моего, то иссякло бы море раньше, чем иссякли слова Господа моего, даже если бы Мы добавили еще подобное этому».

(18:109)

Уходящие горизонты истины, которые окружают «Слово Господа моего», обескуражат любого земного толкователя. Однако они дают возможность занять какую-либо позицию в спорах о Коране, которые ведутся все время.

Первый спор касается истинности Мухаммада, как пророка. Даже на протяжении его жизни скептики — или благородные, типа Абу Талиба, или жестокие противники, как Абу Джахль, — не были убеждены, что Мухаммад был кем-то еще кроме простого торговца из племени курайш с грандиозными планами. Однако события его жизни, в особенности, в центре зародившегося нового сообщества в Медине, подчеркивают обе роли — и человека, и носителя послания. Продолжение сомнений в том, что Мухаммад — посланник Божий, а само послание — это руководство, надежда и исцеление, — только усиливают его влияние и подчеркивают жизнеспособность текста Корана. Книга и пророк получают двойную власть среди всех верных мусульман, даже когда они различаются в других вопросах, связанных с уммой — мировым мусульманским сообществом.

Являются ли пророчества Мухаммада доказанными, а сам он — последним пророком? Этот вопрос продолжает обсуждаться. Одна из ветвей суннитского ислама, ахмадийа, оправдывает свое существование, заявляя: Мухаммад был последним узаконенным пророком, но течение ахмадийа основано последним «духовным» пророком. Другие, например, алевиты в сегодняшней Турции и Сирии, считают Али даже более значительной персоной, нежели Мухаммад. И такая ветвь отделилась от общего направления мировоззрения большинства мусульман. Ни ахмадиты, ни алевиты не выступают против особой роли Мухаммада: он был побужден к пророчеству Богом и был последним пророком в перечне, начинающемся с Адама и заканчивающегося на нем.

Другой предмет споров касается не пророка, а самого текста Корана. Правомерно ли считать нормативной версию, которая была окончательно принята при Османе, третьем халифе и продолжателе дела Мухаммада, — т.е., около 1300 лет назад? И вновь находятся те, кто ставит под вопрос правильность текста.

Многие шииты считали, что Али владел независимым текстом; где также содержались явные упоминания о нем, которые поэтому скрывались. Европейские и американские ученые предположили, что существовали и другие экземпляры «османского текста», которые не утрачены. В них должны содержаться значительные разночтения с тем вариантом. Однако, в любом случае, несоответствие не дает повода для признания полученного текста недействительным. Как Мухаммад является пророком ислама, так и Коран, в каком виде он сейчас существует, — это краеугольный камень веры, обрядов и повседневной жизни.

В последнее время события, освещенные в печати, пытались подорвать как статус Мухаммада, так и подлинность Корана. В 1989 году «дело Рушди» всполошило Англию, а потом и весь мир. Салман Рушди, пакистанский мусульманин по происхождению, но атеист по убеждениям, написал роман «Сатанинские стихи». Книга бросила тень сомнения на соответствие реакции Мухаммада на Божественное побуждение. Главы романа намекали, что Мухаммад «подделал» пару стихов, а позднее передумал. Сенсационности роману добавило то, что в нем рассказывалось, будто жизни жен Пророка в Аравии VII века были менее, чем достойными.

На Рушди не обратили бы внимания, если бы аятолла Хомейни не почувствовал себя оскорбленным его романом и не издал юридическое постановление («фетву»), назвав Рушди изменником и прося казнить его. Хомейни умер в 1989 году, через шесть месяцев после издания «фетвы» против автора «Сатанинских стихов». Сам Рушди еще живет, хотя и находится под постоянной охраной.

Чувствительность к применению Корана в обществе все еще велика. Весной 2005 года голландский драматург был приговорен к смерти за клевету на определенные стихи Корана о женщинах. Позже он был убит. Затем, летом 2005 года журнал «Ньюсуик» напечатал небольшую статью об оскорблении Корана американскими солдатами, которые допрашивали подозреваемых в терроризме в лагере военнопленных в Гуантанамо, созданном после вторжения американцев в Афганистан. Все заключенные были мусульманами, допрашивающие — не-мусульманами. Несмотря на то, что «Ньюсуик» опроверг эту историю, ее публикация породила волну демонстраций протеста в Южной Азии. Люди были ранены, а некоторые погибли, восхваляя Коран и требуя наказания тех, кто осквернил его.

Известно много других историй, связанных с Кораном и освещенных в прессе. Хотя они больше касаются его оскорбления, чем использования, именно применение Писания в конечном итоге будет иметь самое большое значение на десятилетия и века вперед. Ученые будут продолжать спорить о его стиле и содержании, средневековых и современных толкованиях, а также применении строк и глав из Корана в праве и политике. Будет вестись и диалог между людьми разного вероисповедания.

Мусульманские мыслители будут стараться понять его на основе своего собственного опыта и мнения, будь то традиционалисты или феминисты, исламисты или модернисты, опытные ученые или люди, самостоятельно изучавшие Писание. Можно каждого из них спросить о понимании текста, но необходимо еще раз определить то, в чем они согласны: Мухаммад был пророком Господа, он был последним из пророков, начиная с Ибрахима. А Коран, в каком виде сейчас его признают, цитируют и читают, остается Словом Господа на все времена.

За рамками этих общих допущений у людей есть огромные расхождения. Феминистка Амина Вадуд в своем понимании Корана бросает вызов патриархальным идеям многоженства, развода и женской чести. Философ-языковед Мухаммад Аркун выступает за религиозную антропологию, которая показывает многочисленные и изменяющиеся контексты для толкования Корана. Инженер, ставший толкователем, Мухаммад Шахрур, призывает к процессу нового знакомства с Кораном, будто пророк только что умер, оставив Книгу как руководство для своих последователей.

Главным фактором жизнеспособности Книги Знамений является открытость к разнообразным, часто спорным взглядам на ее значение. Это более всего очевидно при переводе Корана. Доктор Ибрагим Абу Наб из Аммана занимался тем, что любил называть переводом в контексте: «Когда перевод становится путем к поиску Божьей истины, тогда он будет каждый день разным. Ведь невозможно ограничить безграничное и сказать, что это точное значение любого слова, стиха или главы».

В понимании каждого слова, стиха или суры Корана следует соблюдать осторожность, присущую Ибрагиму Абу Набу. Он предложил свой перевод басмалы только после того, как исчерпал все прочие варианты. «Во имя Аллаха милостивого милосердного» кажется ему более подходящим, чем «во имя Аллаха прощающего полного прощения». В связи с этой самой основной из всех фраз мы обсуждали множество вопросов относительно Имени: что лучше употреблять — Аллах или Господь? Возможно ли использовать существительное, а затем прилагательное, если оба связанных имени («Господь» и «Аллах») на арабском языке являются прилагательными?

В конце концов, мы родились и выросли в разных местах. Я предпочел перевести арабскую фразу, которая стоит в начале всех глав Корана (кроме одной), как «во имя Аллаха, полного милости, милосердного». На мой взгляд, два зависимых имени ближе к духу Корана, чем использование существительного и прилагательного с одинаковым корнем или двух прилагательных с одним значением, но разными корнями. Я следую практике раннего комментатора Корана, аль-Табари, о котором говорилось в главе 6. Первое производное — существительное, характеризующее Аллаха, или Бога: это Тот, кто полон милости. Оно определяет, что есть Бог — Источник милости; Господь «милостивый». И второе производное существительное сообщает, что Тот, кто полон милости, также постоянно, нескончаемо отражает милость на людей. Единый Господь, который «полон милости», в то же время «милосердный».

Эта идея милосердной милости проходит через весь Коран, включая красноречивое описание роли пророка в суре «Пророки»:

В тот день, когда Мы скрутим небо, как писец свертывает свитки; как Мы создали первое творение, так Мы его повторим по обещанию от Нас. Поистине, Мы действуем!

И написали Мы уже в Псалтыри после напоминания, что землю наследуют рабы Мои праведные.

Поистине, в этом — весть для людей поклоняющихся!

Мы послали тебя [Мухаммада] только как милость для миров.

(21:104-107)

Послание продолжает существовать, как его критики и распространители. Море не иссякнет; его волны будут поддерживать поколение за поколением. Книга Знамений продолжает свой вызов и изменяет миры.

Словарь ключевых понятий

Абд — служитель, тот, кто служит (как в слове «Абдалла» — служитель Господа).

Абдалла — служитель Господа, признающий Бога Творцом, Наставником и Судьей.

Акбар — «великий», одна из черт Господа (например, в выражении «Аллах Акбар»).

Аллах — Бог; первое и самое главное из девяноста девяти Божественных Имен.

Аллах Акбар — Аллах велик! (Нет никого более великого, чем Он).

Асма улла аль-хусна — Прекрасные имена Господа, насчитывающие в каноническом списке 99, но для других — до 300; Божественные имена.

Ас-саляму алейкум — Мир (салям) вам! Это наиболее распространенное и важное из мусульманских приветствий.

Ахль аль-бейт — Семья пророка; те мусульмане, кто был верен ближайшей Семье пророка, особенно Али, его жена Фатима и двое их сыновей, Хасан и Хусейн. Так называли себя и шииты, отделившиеся от господствующих мусульман-суннитов и считавшие себя выше их.

Ахль аль-Китаб — люди Писания; те, кто признает Господа Творцом, Наставником и Судьей человечества; иудеи и христиане, а также другие, у кого есть Писание, ниспосланное Господом до последней Книги, Корана.

Аят — стих Корана; знак, указывающий на Господа.

Барака — благословение, благо или милость, которые Господь дарует верующему.

Барзак — термин, обозначающий переход из материального мира в духовное царство после смерти.

Басмала — формальное название фразы «Бисмилляхи-р-рахмани-р-рахим», «Во имя Аллаха милостивого, милосердного».

Вали — посредник; святой, которому Господь даровал знание и Божественную мудрость.

Великий Коран — название, под которым Коран наиболее известен, отражающее и само послание, и его происхождение, поскольку одно из Божественных имен (а также одна из черт пророка Мухаммада) — «великий».

Дар аль-ислам — земля ислама, общепризнанный мусульманский мир, что также называется «дар ас-салям» (место, где пребывает мир).

Дар аль-харб — «дом войны», территория, находящаяся за пределами общепризнанного мусульманского мира.

Дар ас-салям — обитель мира, синоним «дар аль-ислам».

Джинны — двойственные духи, населяющие пространство между известным, материальным миром и неизвестным (духовным) миром.

Джихад — война за всеобщее благо или благосостояние «уммы». Может принимать формы вооруженной борьбы или политических баталий. Иногда называется «священной войной».

Дин — последняя и истинная религия, ниспосланная Господом Пророку Мухаммаду для человечества, то есть ислам. Любая религия, обращенная к Господу.

Ду’а — мольба или молитва, обращенная к Господу, которая не является частью пяти ежедневных обязательных молитв («салят»).

Дунья — материальный мир или (чрезмерная) озабоченность материальными, мирскими благами.

Зикр — добровольное ежедневное размышление или «Божественное поминание» суфиев, которое требует повторения стихов из Корана или Прекрасных имен Господа. Часто используется для лечения духовных или физических болезней.

Илм — знание вообще, а в особенности — знание о Господе, собранное и систематизированное.

Имам — предстоятель на молитве; человек, избранный лидером мусульманского общества в своем поколении (у шиитов).

Иман — вера в Господа как Творца, Наставника и Судью человечества; вера в Бога и в Мухаммада как Его последнего пророка.

Ислам — подчинение Богу; последняя религия Господа, открывшаяся последнему Пророку через откровения Корана.

Исра — ночное путешествие Пророка Мухаммада в Иерусалим и обратно в Мекку.

Ихсан — желаемое совершенство в полном подчинении Божественной власти; состояние души того, кто стремится быть в полном подчинении этой власти.

Кааба — сооружение кубической формы в Мекке, где находится черный камень и которое является центром паломничества мусульман.

Кибла — направление мусульман для салята, ритуальной молитвы: сначала в сторону Иерусалима, а затем — Мекки.

Китаб — Писание, Мать Книги всех божественных откровений («умм аль-китаб»), и Коран, как последняя и поэтому наиболее авторитетная форма этой Книги.

Коран — последнее Откровение Господа человечеству, данное последнему пророку, Мухаммаду ибн Абдулле, как полное послание, где собраны и усовершенствованы все Писания, данные более ранним пророкам, включая Моисея и Иисуса. 114 глав, из которых состоит Писание, известны как Великий Коран, а также, как Книга Знамений.

Маслаха — общественное благосостояние; общее благо.

Ми’радж — восхождение пророка Мухаммада к небесам и к лотосу крайнего предела в 619 году после его ночного путешествия из Мекки в Иерусалим («исры»).

Му’мин — верующий; тот, кто исповедует веру в Господа, пророков и Судный день; член «ахль аль-Китаб».

Мусульманин — тот, кто подчиняется Господу; член «уммы» — мирового сообщества мусульман.

Мухаммад — Последний Пророк Господа, посланный, чтобы провозгласить Последнее Писание (собственно часть Матери Книги или умм аль-китаб) арабам на арабском языке, но имеющий миссию, связанную со всем человечеством во все исторические эпохи.

Наби — пророк, чье призвание состоит в получении прямых посланий от Всемогущего Господа, предназначенных людям. Их представляет пророк, чаще всего предостерегающий о приближающейся беде или напоминающий о невыполненных обязанностях.

Расул — посланник, чье послание исходит от Всемогущего Бога в виде Писания, которое он сначала слышит, а затем записывает для будущего повторения, как вечное наставление на правильное поведение в этом мире и приготовление к Суду — в ином.

Рахман — милостивый.

Салям — мир, особенно мир, дарованный Господом тем, кто принимает Его, служит Ему, подчиняется Ему как творцу, наставнику и судье как человечества, так и всего одушевленного и неодушевленного.

Салят — ежедневное служение, состоящее из пяти молитв, обращенных к Господу и совершаемых в определенное время с восхода солнца до раннего вечера.

Сунна — божий образец Сотворения и назначения материального мира; поведение Пророка Мухаммада, служившее примером для окружающих, которое передавалось в рассказах о его поступках, изречениях и одобрениях (хадисах); необходимое дополнение и сопровождение к Корану для многих мусульман.

Сунниты — те мусульмане, которые верят, что преемственность после Мухаммада должна быть определена сообществом верующих, а не божественной властью или назначением пророка; они принимают историю первого века по календарю Хиджры и власть, которую она даровала Праведным Халифам; признают Али четвертым халифом, но не первым имамом. Их преемники — Омейяды, а затем Аббасидские халифы.

Сура — глава, особенно одна из 114 глав, которые вместе составляют Великий Коран.

Та’вид — мольба о милости Господа и защите от сил зла, особенно хитростей и соблазнов дьявола.

Тавил — аллегорическое толкование Корана, часто придающее новые значения, которые выходят за рамки разумных комментариев, а также объясняют стихи и символы с неясным значением.

Тафсир — толкование смысла Корана, в основном ограниченное стихами, значение которых очевидно или удовлетворяет здравому смыслу.

Улама — хранители илм, или знания, которые передавали его из поколения в поколение как учителя или юристы среди членов уммы.

Умма — мировое сообщество мусульман.

Умм аль-Китаб — Мать Книги всех Божественных Откровений, предваряющая Коран и завершенная в Коране; она включает Тору для иудеев и Евангелие для христиан, наряду с другими писаниями.

Фатва — официальное законное постановление исламской религиозной власти.

Фикх — знание, приобретенное посредством изучения книги откровений и книги природы; исламская правовая школа.

Хадж — паломничество, которое раз в жизни обязан совершить каждый мусульманин; во время него в течение пяти дней последнего месяца календаря Хиджры нужно посетить Мекку и ее окрестности и там совершать особые обряды поклонения Господу.

Хадисы — истории или предания, в которых содержатся утверждения пророка Мухаммада; свидетельства очевидцев его действий, а также его поддержка и одобрение поступков других людей; собранные друзьями пророка. Они все вместе определяют его «сунну» — образец поведения.

Халал — то, что разрешено Богом.

Харам — то, что запрещено Богом.

Хезболла — партия Аллаха.

Хиджра — дата переселения Мухаммада из его родного города Мекки в Ятриб (позднее назван Мединой). Это дата начала мусульманского лунного календаря (Хиджры). Переселение произошло в июле 622 года от Р.Х.

Шариат — общее название исламского свода законов; мусульманское руководство к правильной и хорошей жизни, которая охватывает религиозные и литургические, а также этические, юридические сферы, а также повседневную жизнь.

Шахада — свидетельство или подтверждение, что нет бога кроме Аллаха, и что Мухаммад — Его (последний) Пророк, Его (величайший) служитель, Его (совершенный) посланник; первый необходимый шаг к принятию ислама, чтобы стать членом уммы.

Шахид — свидетель, особенно тот, кто свидетельствует об истине ислама, становясь мучеником, умирающим в борьбе за общее благо («маслаху») мусульманского общества («уммы»).

Шииты — мусульмане, которые верят, что преемственность Мухаммада определена божественными откровениями и властью пророка; связывая себя с непосредственной семьей пророка Мухаммада («ахль аль-Бейт»), они предпочитают Али любому другому мусульманскому лидеру; шииты противостоят Праведным Халифам и вместо них подчиняются имамам, начиная с Али и его двоих сыновей, Хасана и Хусейна.

Дальнейшее чтение

Подсказки для дальнейшего чтения служат и благодарностью тем, кто предшествовал мне. Когда я пытался передать многообразное волшебство Великого Корана, то обращался ко всем этим источникам. Некоторые из них использовались больше других, но я всегда получал что-то ценное от труда создателей всех книг.

Здесь имеется перечисление работ и авторов по главам, чтобы точнее подчеркнуть их вклад в комментарии к Книге Знамений. Я указал два основных источника, которые расширяют ссылки, данные в эпилоге.

Главы 1 и 2

Книг о жизни Мухаммада множество. Наиболее полный и объективный подход предлагает Карен Армстронг в книге «Мухаммад: биография пророка» (K. Armstrong, «Muhammad: A Biography of the Prophet», Victor Gollancz, 1991). Те, кого интересует традиционный взгляд, найдут его в книге Мартина Лингса (Martin Lings), написанной современным языком, «Muhammad: His Life Based on the Earliest Sources», Inner Traditions, 1983). Конечно, мнение на английском языке, более всего основанное на опыте, дает писатель-путешественник Барнаби Роджерсон (Barnaby Rogerson) в своей маленькой лукавой книге «The Prophet Muhammad: A Biography», Little, Brown, 2003).

Глава 3

На английском языке существует две монографии, посвященные Аише бинт Абу Бакр. Классическими остаются «Аиша, возлюбленная Мухаммада» Набии Эббот (Nabia Abbott, «‘A’ishah the Beloved of Mohammed», University of Chicago Press, 1942) и более поздняя работа Энниса А. Спеллберга «Политика, гендерные проблемы и прошлое ислама: наследие Аиши бинт Абу Бакр» (Denise A. Spellberg, «Politics, Gender, and the Islamic Past: The Legacy of ‘A’ishah bint Abu Bakr», Columbia University Press, 1994). У Спеллберга есть полезная статья об отношении Аиши к Корану в «Энциклопедии Корана» («Encyclopaedia of the Qur’an») под редакцией Джейн МакОлифф (E.J. Brill, 2001), том I, стр. 55-60.

Глава 4

О мечети Купол Скалы (аль-Акса) в Иерусалиме лучше говорится в основной работе Олега Грабара «Образ святости: ранний исламский Иерусалим» (Oleg Grabar, «The Shape of the Holy: Early Islamic Jerusalem», Princeton University Press, 1996). Его детальное толкование надписей из Корана впервые появилось в книге «Формирование исламского искусства» («The Formation of Islamic Art», Yale University Press, 1993, стр. 48-67). Важность этих надписей для ответа на спорные утверждения о том, что Коран — религиозный вымысел, подчеркнула Эстель Уилан в статье «Забытые свидетельства: очевидность ранней кодификации Корана» (Estelle Whelan, «Forgotten Witness: Evidence for the Early Codification of the Qur’an» в «Журнале Американского общества востоковедения» («Journal of the American Oriental Society», 1998, 118, стр. 1-14). Необычную попытку связать мечеть Купол Скалы в целом и вырезанные на ее поверхности цитаты из Корана, в частности, с ожиданием конца света, а также террором, вы найдете в работе Канан Макийа «Скала: рассказ об Иерусалиме VII века» (Kanan Makiya, «The Rock: Tale of Seventh Century Jerusalem», Pantheon, 2001, особенно, на стр. 271-275).

Глава 5

Джафар ас-Садик оставил большой след в истории шиитского ислама, но ни единой монографии на английском языке не посвящено анализу его жизни и наследия. Краткие выводы о важности его толкований можно найти в написанных Абдурахманом Хабилом «Традиционных эзотерических комментариях к Корану» (Abdurrahman Habil, «Traditional Esoteric Commentaries on the Quran») в сборнике «Исламская духовность: основание» («Islamic Spirituality: Foundations», Crossroad, 1987) под редакцией C.X. Hacpa, стр. 24-47. Список основных стихов Корана, которые относятся к имамам, как Знамениям Господа, обладателям знания, двум морям и т.д., представлены Муджан Момен в работе «Представление шиитского ислама» (Moojan Momen, «An Introduction to Shiite Islam», Yale University Press, 1985), стр. 150-153.

Глава 6

Мало кто из исследователей Корана был так тщательно изучен, как Абу Джафар Мухаммад ибн Джарир ат-Табари. Отчасти, это связано с тем, что он написал не только одни из самых ранних и полных комментариев к Корану, но также выдающийся труд по мировой истории — от времен Адама до последних лет своей жизни (до начала X века). Эхсан Яршатер контролирует работу над полным английским переводом «Истории ат-Табари» («The History of at-Tabari», State University of New York Press, 1985), который, как надеются, будет насчитывать 39 томов. Подобный, хотя и меньший по масштабу проект перевода был предпринят над комментариями к Корану ат-Табари. Но из-за преждевременной кончины переводчика вышел только первый из пяти томов на английском языке. См. «Комментарии к Корану Абу Джафара Мухаммада ибн Джарира ат-Табари» («The Commentary on the Qur’an by Abu Ja’far Muhammad ibn Jarir at-Tabari», Oxford University Press, 1987) в переводе Дж. Купера. О любви ат-Табари к классификации, о том, как эта склонность повлияла на его подход к толкованию Корана, смотрите статью Джейн Д. МакОлифф (Jane D. McAuliffe) «Толкования Корана: взгляды ат-Табари и ибн Кафира» («Qur’anic Hermeneutics: The Views of at-Tabari and Ibn Kathir») в сборнике «Обращения к истории толкований Корана» («Approaches to the History of the Interpretation of the Qur’an», Oxford University Press, 1988, под редакцией Эндрю Риппина (Andrew Rippin), стр. 46-54).

Глава 7

Один из первых англоязычных источников, привлекший внимание к значению работы Роберта из Кеттона, — это книга Джеймса Критзека «Преподобный Петр и Ислам» (James Kritzeck, «Peter the Venerable and Islam», Princeton University Press, 1964). Из более поздних отмечу книгу Томаса Э. Бермана (Thomas E. Burman), который конкретизировал роль Роберта, сравнивая, но, в основном, противопоставляя его Марку из Толедо. См. «Тафсир и переводы: традиционные толкования Корана и латинские Кораны Роберта из Кеттона и Марка из Толедо» («Tafsir and Translation: Traditional Qur’an Exegesis and the Latin Qur’ans of Robert of Ketton and Mark of Toledo») в журнале «Спекулум» («Speculum», 1998, 73, стр. 703-722). Влияние перевода Роберта из Кеттона в течение 600 лет со времени его публикации описал Гартмут Бобзин в статье «Сокровище ересей»: христианская полемика вокруг Корана» (Hartmut Bobzin, «“A Treasuring of Heresies”: Christian Polemics Against the Koran» в сборнике «Коран как текст» («The Qur’an as Text», E.J. Brill, 1996, под редакцией Стивена Уайлда (Stefan Wild), стр. 156-175).

Глава 8

Ибн Араби активно изучали и в Европе, и в США, а также в столицах мусульманского мира. Лучший перевод «Фусус аль-хикам» на английский язык — это работа Р.У. Дж. Остин «Ибн Араби: Гнезда мудрости» (R.W.J. Austin, «Ibn Arabi: The bezels of Wisdom», Paulist Press, 1981). «Футухат аль-маккийа», или «Мекканские откровения» все еще нуждаются в переводе на английский, хотя много отрывков можно найти в работе Уильяма С. Читтика «Суфийский путь познания: метафизика воображения по ибн Араби» (William С. Chittick, «The Sufi Path of Knowledge: Ibn al-Arabi's Metaphysics of Imagination», SUNY Press, 1989). Полная, хотя и льстивая биография, написанная по-французски, а затем переведенная на английский язык: Клод Аддас, «Вопрос о Красной Сере: жизнь ибн Араби» (Claude Addas, «Quest for the Red Sulphur: The Life of Ibn Arabi», Islamic Texts Society, 1993). Некоторые из лучших критических работ написаны отцом Аддас, французским ученым Мишелем Шодкевицем (Michel Chodkiewicz). Две из них переведены на английский: «Безбрежный Океан: ибн Араби, Книга и Закон» («Ап Ocean without Shore: Ibn Arabi, the Book, and the Law», SUNY, 1993) и «Печать святости» («The Seal of the Saints», Islamic Texts Society, 1993). Вразумительное объяснение того, как ибн Араби интерпретировал ночное путешествие Мухаммада, дано в статье Джеймса Морриса «Духовное возрождение: ибн Араби и мираж» (James Morris, «The Spiritual Ascension: Ibn Arabi and the Mi’raj’») в «Журнале Американского востоковедческого общества» («Journal of the American Oriental Society», 1987, № 107, стр. 629-652; 1988, № 108, стр. 63-77).

Глава 9

Руми изучался и приобретал известность через многочисленные англоязычные источники. Несколько восхваляющих эссе, включая работу Аннемари Шиммель, можно найти во второй части сборника «Последователи и святой: ученики и их воспоминания об Абу-ль-Райхане аль-Бируни и Джалал ад-дине Руми» («The Scholar and the Saint: Studies in Commemoration of Abu’l-Rayhan al-Biruni and Jalal ad-din al-Rumi», New York University Press, 1983, под редакцией Питера Дж. Челковски). На английском наиболее систематизированно представил «Маснави» Уильям Читтик в работе «Суфийский путь любви: духовные практики Руми» (William Chittick, «The Sufi Path of Love: The Spiritual Teachings of Rumi», SUNY Press, 1983). Стилистические тонкости поэзии Руми лучше всего исследованы Фатимой Кешаварз «Исследование мистической лирики: пример Джалал ад-дина Руми» (Fatemeh Keshavarz, «Reading Mystical Lyric: The Case of Jalal ad-din Rumi», University of South Carolina Press, 1998). «Руми: избранное» («Essential Rumi», HarperSanFrancisco, 1997 в переводе Коулмена Барка) — очень популярный сборник стихов. Но у него много конкурентов, включая «Сады над Раем: мистическая поэзия Руми» («А Garden Beyond Paradise: The Mystical Poetry of Rumi», Bantam Books, 1992) в переводе Джонатан Стар и Шахрам Шива. Стихи Руми, процитированные в этой главе, обязаны переводу на английский У.М. Текстона-мл. «Знаки горнего мира: спор о Джалал ад-дине Руми» («Signs of the Unseen: The Discourses of Jalaluddin Rumi», Threshold Books, 1994).

Глава 10

Самая восхитительная книга про Тадж-Махал и саду мавзолея, возможно, написана Элизабет Б. Мойнихен — «Рай как образ Сада в Персии и Тадж-Махала в Индии» (Elizabeth В. Moynihan, «Paradise as a Garden in Persia and Mughal India», George Braziller, 1979). Научная работа, по меньшей мере, на английском языке, выполнена на высшем уровне У.Э. Бегли и З.А. Десаи. Это книга «Тадж-Махал: Столп Света» (W.E. Begley, Z.A. Desai, «Taj Mahal: The Illumined Tomb», Aga Khan Program for Islamic Architecture & University of Washington Press, 1989). Метафорическое представление Рая ибн Араби детально представлено Уэйном Бегли в статье «Миф Тадж-Махала и новая теория его символического значения» («The Myth of the Taj Mahal and a New Theory of Its Symbolic Meaning» в «The Art Bulletin», март 1979 г., стр. 7-37).

Глава 11

Идеи Саида Ахмад-хана искусно резюмированы Азизом Ахмадом в работе «Исламский модернизм в Индии и Пакистане 1857—1964» (Aziz Ahmad, «Islamic Modernism in India and Pakistan 1857—1964», Oxford University Press, 1967). Столь же ценна работа Кристиан Тролл «Саид Ахмад-хан: новое прочтение мусульманской теологии» (Christian Troll, «Sayyid Ahmad Khan: A Reinterpretation of Muslim Theology», Oxford University Press, 1978). Границы подхода сэра Саида к науке отмечены и измерены Музаффаром Икбалом в книге «Ислам и наука» (Muzaffar Iqbal, «Islam and Science», Ashgate Publishing House, 2002).

Глава 12

«Реконструкция религиозной мысли в исламе» Мухаммада Икбала переиздавалась несколько раз. Лучшая аналитическая работа для понимания его образов и отрывков из Корана — это книга Аннемари Шиммель «Крыло Джабрила»: исследование религиозных идей Мухаммада Икбала» (Annemari Schimmel, «Gabriel's Wing: A Study into the Religious Ideas of Sir Muhammad Iqbal», E.J. Brill, 1963). Полезным дополнением может послужить работа Икбала Сингха «Страстный пилигрим: биография и труды Мухаммада Икбала» (Iqbal Singh, «The Ardent Pilgrim: An Introduction to the Life and Work of Mohammed Iqbal», Oxford University Press, 1997). Что касается переводов, то никто не сравнится с Хушвант Сингхом (Khushwant Singh) «Шиква о-Джаваби Шиква» («Жалоба» и «Ответ на жалобу») в сборнике «Диалог Икбала с Аллахом» («Iqbal's Dialogue with Allah», Oxford University Press, 1981). Великолепное представление о других его стихах можно найти в переводе Мустансир Мир «Тюльпан в пустыне: избранные стихи Мухаммада Икбала» (Mustansir Mir, «Tulip in the Desert: A Selection of the Poetry of Muhammad Iqbal», McGill-Queen's University Press, 2000).

Глава 13

Автор речи о Коране и рабстве — Варис Дин Мухаммада (Warith Deen Muhammad, «As the Light Shineth From the East», WDM Publishing Company, 1980). Взгляд на практику его общества предлагает Грегори Старетт (Gregory Starrett в сборнике «Новые условия в мусульманском мире» («New Media in the Muslim World», Indiana University Press, 1999, под редакцией Дейла Ф. Эйкелмана и Джона У. Андерсона, стр. 57-59). Лучшее исследование роли В.Д. Мухаммада в контексте американских расовых отношений сделал Эдвард Э. Кёртис IV в работе «Ислам в Черной Америке» (Edward Е.Curtis IV, «Islam in Black America», SUNY Press, 2002), а понятный обзор часто несравнимых работ можно найти у Карен Леонард в книге «Мусульмане в Соединенных Штатах: государственные исследования» (Karen Leonard, «Muslims in the United States: The State of Research», Russel Sage Foundation, 2003).

Глава 14

Публикации об Усаме бен-Ладене после 11 сентября 2001 года поставлены на поток. Предшествовала ему публикация на французском языке, вскоре после событий изданная на английском. Это работа Ролана Джакарда (Roland Jacquard) «С именем Усамы бен-Ладена: глобальный терроризм и братство бен-Ладена»(«In the Name of Osama bin Laden: Global Terrorism and the Bin Laden Brotherhood», Duke University Press, 2002). Книга все еще ценна, хотя и не содержит Декларацию джихада 1996 года, представленную на сайте <;. Розалина Гуайн (Rosalind Gwynne) предлагает расширенный анализ «Аль-Каиды» и «Аль-Корана»: «“Тафсир” Усамы бен-Ладена» также доступен он-лайн на </~warda/bin_laden_and_quran.htm>, а Чарльз Курцман (Charles Kurzman) предлагает самый полный список ссылок, доступных по адресу </~kurzman/terror.htm>.

Глава 15

Много написано о лекарствах пророка и суфийском лечении. Доступная популярная книга принадлежит перу шейха Хаким Моинуддин Чишти (Shaykh Hakim Moinuddin Chishti). Это «Книга о суфийском лечении» («The Book of Sufi Healing», Inner Traditions International, 1991), включающая два приложения о сурах Корана и Божественных чертах, которые часто используются суфийскими практиками. Дальнейший материал о Коране в Интернете можно найти на многих веб-сайтах, но наиболее доступным описанием переводов Корана он-лайн остается «Virtually Islamic: Computer-mediated Communication and Cyber Islamic Environments» (University of Wales, 2000) Гари Банта (Gary Bunt), стр. 17-28.

Эпилог

Помимо многочисленных статей на особые темы в «Энциклопедии Корана» (E.J. Brill, «Encyclopaedia of the Qur’an», 2001—2006) под редакцией Джейн Д. МакОлифф), вы можете оценить многообразие мнений различных ученых в «Обращениях к Корану» («Approaches to the Qur’an», Routledge, 1993 под редакцией Г.Р. Хоутинга (G.R. Hawting) и Абдул-Кадер А. Шерифа (Abdul-Kader A. Shareef). Замечательные очерки о Вадуд, Аркуне и Шахруре среди прочих смотрите в издании «Новые мусульманские интеллектуалы и Коран» («Modern Muslim Intellectuals and the Qur’an», Oxford University Press, 2004). О моем взгляде на проблему перевода «басмалы» читайте в статье Брюса Б. Лоуренса (Bruce В. Lawrence) «Приблизительное произношение на английском переводов Корана: внимательное прочтение суры 93 “Утро”» («Approximating saj in English renditions of the Qur’an: A Close Reading of Surah 93 (Ad-Duha)», которая выйдет в «Журнале исследований Корана» («Journal of Quranic Studies»).

Оглавление

Благодарности

Примечания к переводам

Введение

Часть I Основа арабской веры

  Глава 1 Пророк Мухаммад: купец и посланник

  Глава 2 Пророк Мухаммад: организатор и стратег

  Глава 3 Аиша: жена Мухаммада и хранительница памяти о нем

  Глава 4 Мечеть Купол Скалы: святыня Иерусалима, символ Корана

Часть II Ранние комментарии

  Глава 5 Джафар ас-Садик: шиитский имам и толкователь Корана

  Глава 6 Абу Джафар ат-Табари: суннитский историк и толкователь Корана

Часть III Более поздние толкования 

  Глава 7 Роберт из Кеттона: ученый и переводчик Корана

  Глава 8 Мухйи ад-дин ибн Араби: провидец и толкователь Божественных имен

  Глава 9 Джалал ад-дин Руми: автор персидского Корана

Часть IV Эхо Азии

  Глава 10 Тадж-Махал: Рай в представлении Корана

  Глава 11 Ахмад-хан: индийский учитель и толкователь Корана

  Глава 12 Мухаммад Икбал: пакистанский поэт, вдохновленный идеями Корана

Часть V Мировые акценты

  Глава 13 В.Д. Мухаммад: Коран как путь к расовому равенству

  Глава 14 Усама бен-Ладен: Коран как разрешение на джихад

  Глава 15 Жертвы СПИДа и больные женщины: Коран как рецепт на Божье прощение

  Эпилог

  Словарь ключевых понятий

Дальнейшее чтение Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg