«Древнееврейская музыка и пение»

Древнееврейская музыка и пение (fb2) - Древнееврейская музыка и пение 242K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Аким Алексеевич Олесницкий

Акимъ Олесницкiй ДРЕВНЕЕВРЕЙСКАЯ МУЗЫКА И ПѢНІЕ

По преданіямъ греко-римскаго міра музыка имѣла свое первое начало на берегахъ Нила въ Египтѣ. Многіе миѳографы передаютъ обстоятельства открытія музыки въ такомъ видѣ: «Нилъ вышелъ изъ береговъ своихъ и залилъ весь Египетъ. Когда рѣка вновь приняла свое обыкновенное теченіе, то на сушѣ осталось множество различныхъ животныхъ и между прочимъ черепаха. Отъ времени тѣло черепахи совершенно испарилось; осталась только раковина, и въ ней, на подобіе нитокъ, переплетенные хрящи. Меркурій вдохновилъ эту черепаху, такъ что она издала первые музыкальные звуки въ мірѣ; за тѣмъ по подражанію ей, построилъ первый музыкальный инструментъ, который впослѣдствіи передалъ Орфею, а по другимъ Аполлону[1]. Другія сказанія, приписывая происхожденіе музыки Гермесу или Меркурію египетскому, прибавляютъ, что, для постройки перваго инструмента, онъ воспользовался нервами Тифона[2], который, какъ извѣстно, слылъ геніемъ всякаго зла физическаго и нравственнаго. «Гермесъ, совѣтникъ Озириса, сошедши на землю, научилъ людей, бывшихь дотолѣ безсловесными, членораздѣльнымъ звукамъ, раздѣлилъ звуки на гласные, согласные и нѣмые, далъ имена вещамъ, научилъ людей письму, богослуженію, жертвоприношенію, и наконецъ музыкѣ, или, по выраженію Діодора, эвриѳмiи, т. е. мѣрному употребленію звуковъ, и искусственнымъ позамъ, т. е. танцамъ»[3]. Самую лиру свою Гермесъ сдѣлалъ по подражанію временамъ года, именно провелъ три струны: толстую съ низкимъ звукомъ въ соотвѣтствіе зимѣ, тонкую съ высокимъ звукомъ въ соотвѣтствіе лѣту, и среднюю, отвѣчавшую веснѣ[4]. Самое слово музыка послѣдователи классическихъ преданій производили отъ египетскаго слова moys вода то съ однимъ объясненіемъ, что музыка есть подражаніе журчанію водъ и слѣдовательно принадлежитъ Египту, богатому водами, то съ другимъ объясненіемъ, что среди водъ Нила растетъ тростникъ, первоначальный матеріалъ музыкальныхъ инструментовъ[5].

Всѣ эти сказанія таковы, что не только на основаніи ихъ нельзя удержать за Египтомъ первоначальнаго происхожденія музыки, но напротивъ именно этими сказаніями отрывается отъ Египта происхожденіе музыкальнаго искусства и переносится глубже въ первобытную до-египетскую исторію. 1) Изобрѣтеніе лиры здѣсь ставится въ связь съ потопомъ, который здѣсь названъ частнымъ именемъ наводненія Нила; такимъ образомъ эти сказанія имѣютъ въ виду только позднѣйшее послѣпотопное распространеніе музыки. 2) Происхожденіе музыки здѣсь связывается съ происхожденіемъ вообще звука и всѣхъ движеній тѣла. Очевидно посему, что музыка должна принадлежать первымъ временамъ человѣчества вообще, а не Египту, который какъ не первый училъ людей употребленію слова, такъ не первый открылъ и музыкальный звукъ. 3) Самое имя musica не можетъ происходить отъ указаннаго египетскаго слова, потому что вообще трудно понять сродство музыки именно съ водою, а не съ какими либо другими звуками природы; равнымъ образомъ обиліе тростника въ Египтѣ ничего не показываетъ, потому что здѣсь идетъ дѣло вообще о музыкѣ, а не музыкальныхъ инструментахъ, тѣмъ болѣе не о духовыхъ инструментахъ, приготовлявшихся изъ тростника. Такому производству слова музыка мы можемъ противопоставить другое отъ еврейскаго слова mozar, означающаго вообще искусство и науку, такъ какъ первоначально всѣ человѣческія познанія имѣли общее имя. Отъ слова mozar — музы, богини и матери всѣхъ искусствъ, и наконецъ музыка[6]. 4) Наконецъ связь изобрѣтенія музыки съ первымъ низшествіемъ боговъ на землю отодвигаетъ ее далеко къ тому времени, когда, по преданію всѣхъ народовъ, человѣкъ былъ въ содружествѣ съ небомъ. Замѣчательно при этомъ указаніе, что Гермесъ дѣлаетъ лиру изъ нервовъ Тифона, который считается у египтянъ богомъ странъ, лежащихъ на востокъ и сѣверъ отъ Египта; такимъ образомъ сами египтяне ищутъ начала музыки за своими предѣлами въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ была колыбель человѣчества. Итакъ, принимая вполнѣ всѣ сказанія, на которыхъ писатели 17 и 18 вѣковъ основываютъ происхожденіе музыки изъ Египта, мы должны вывести изъ нихъ совершенно противоположныя слѣдствія: что музыка гораздо древнѣе Египта и что она родилась на сѣверѣ отъ Египта, гдѣ-то въ Малой Азіи.

Такимъ образомъ египетскія преданія переносятъ насъ къ древнѣйшимъ преданіямъ еврейскимъ, что музыка ведетъ свое начало отъ перваго библейскаго человѣка, воспѣвшаго въ раю тѣже псалмы, какіе впослѣдствіи пѣлись въ іерусалимскомъ храмѣ. Древній халдейскій перифрастъ библіи, которому слѣдуютъ многіе раввины, даетъ такое надписаніе XCІ псалму: «пѣснь воспѣтая первымъ человѣкомъ въ день субботы». Это преданіе старались утвердить на библейскомъ свидѣтельствѣ, что первый человѣкъ при сотвореніи могъ уже пользоваться всѣми своими способностями. На этомъ основаніи напр. Кириллъ александрійскій думаетъ, что первые люди воспѣли славу Всевышняго въ гимнахъ и пѣсняхъ, хотя простыхъ и безъискусственныхъ[7]. А Ѳома Аквинатъ ставитъ между свѣденіями перваго человѣка его свѣденіе и въ музыкѣ, потому что «онъ былъ человѣкъ, и все человѣческое ему не было чуждо въ особенности»[8].

Незачѣмъ прибавлять, что музыкальность перваго человѣка была больше въ потенціи и что псаломъ XCІ былъ пѣтъ Адамомъ столько же, сколько была читана имъ книга Разіэла, по раввинской легендѣ переданная ему ангеломь для изученія каббалистической науки. Въ 4 гл. 21 ст. Бытія выставляется другое лицо съ болѣе опредѣленными значеніемъ въ исторіи музыки. Передавая вкороткѣ исторію ближайшихъ потомковъ Каина, бытописатель объ одномъ изъ нихъ, именно Іувалѣ, замѣчаетъ, что онъ быль «отецъ всѣхъ играющихъ на киннорѣ и гугавъ»[9]. На основаніи этого мѣста древніе толкователи считали Іувала изобрѣтателемъ музыки и пѣнія въ такомъ же широкомъ смыслѣ, въ какомъ египтяне приписывали это Гермесу, т. е., что до Іувала никакихъ музыкальныхъ звуковъ и пѣсней не употребляли. Іосифъ Флавій, назвавши Іувала первымъ любителемъ музыки и изобрѣтателемъ цѣвницы и гуслей, прибавляетъ, что его изобрѣтенія въ числѣ другихъ того времени были написаны на двухъ высокихъ столпахъ, чтобы ихъ узналъ міръ послѣпотопный (Адамъ, по сказанію Флавія, предсказалъ, что міръ два раза будетъ погибать: одинъ разъ отъ воды, а другой оть огня)[10]. Филонъ называетъ Іувала первымъ пѣвцомъ и музыкантомъ[11]. Нѣкоторые толкователи даже слова: jubilare, jubilatio, юбилей производятъ отъ имени Іувала въ томъ смыслѣ, что онъ первый научилъ людей внѣшнему выраженію всякой радости[12]. Было много и другихъ различныхъ объясненій этого пункта, которыя, выходя изъ общихъ воззрѣній, объясняли умѣстность историческаго указанія о происхожденіи и открытіи музыки и нераздѣльнаго съ нею пѣнія въ опредѣленный моментъ и опредѣленнымъ лицомъ. Всѣ эти объясненія обыкновенно искали внѣшнихъ соприкосновенныхъ обстоятельствъ, которыя могли бы вызвать именно у Іувала первый музыкальный звукъ; таковы объясненія Зарлино, Гаффуріо, Бонтемпи, Мерсена, Коместора[13] и другихъ, теряющіяся въ догадкахъ, въ родѣ той, что Іувалъ открытіемъ тональности обязанъ своему брату Тубалкаину, ковачу всѣхъ орудій изъ мѣди и желѣза; наблюдая при кованіи брата за звуками металловъ, Іувалъ почувствовалъ въ себѣ способность подражать имъ, замѣтилъ, что звуки металла бываютъ различны, смотря по ихъ массѣ, что и подало поводъ къ открытію первыхъ законовъ звука и затѣмъ къ устройству перваго инструмента[14]. Всѣ эти объясненія требуютъ ограниченія, потому что библейскій разсказъ не даетъ никакого повода считать Іувала первымъ почувствовавшимъ въ себѣ музыкальную способность. Напротивъ подлинникъ еврейскій говоритъ только, что потомство Іувала было особенно расположено къ музыкѣ: «Іувалъ — отецъ всѣхъ играющихъ на киннорѣ и гугавѣ». Что здѣсь Іувалъ поставляется только въ отношеніе къ своимъ музыкальнымъ потомкамъ, а не къ своимъ предшественникамъ, видно изъ контекста рѣчи. Въ предшествующемъ стихѣ (20) говорится о братѣ Іувала Іавалѣ, что онъ былъ «отецъ живущихъ въ шатрахъ съ стадами». Очевидно братъ Іувала не въ отношеніи къ своимъ предкамъ называется отцемъ скотоводства, потому что скотоводствомъ занимался еще Каинъ. Далѣе послѣ стиха о музыкѣ слѣдующій (22) гласитъ: «Тубалкаинъ былъ ковачемъ всѣхъ орудій изъ мѣди и желѣза», уже безъ прибавки: «отецъ». Наконецъ 26 стихъ говоритъ, что Эносъ началъ призывать имя Іеговы. Очевидно, во всѣхъ этихъ случаяхъ указывается только главное занятіе потомковъ Адама, а не изобрѣтеніе этого занятія. Іувалъ также не былъ первымъ пѣвцомъ, какъ Іаваль первымъ пастухомъ, какъ Эносъ первымъ призвавшимъ имя Іеговы. Конечно, при исключительномъ занятіи музыкою, Іувалъ и его потомки могли изобрѣсть нѣкоторые инструменты, тогда какъ дотолѣ была извѣстна только вокальная музыка, но допустить, что Іуваломъ была спѣта первая пѣсня въ мірѣ, можно только при той мысли, что человѣчество постепенно выходило изъ состоянія первобытной нѣмоты, потому что человѣка въ настоящемъ его видѣ мы вообще никогда не можемъ представить безъ пѣсни. Съ другой стороны мы уклонились бы отъ опредѣленнаго историческаго свидѣтельства, если бы сказаніе объ Іувалѣ поставили рядомъ съ египетскимъ сказаніемъ о Гермесѣ — изобрѣтателѣ музыки, миѳическомъ лицѣ, олицетворяющемъ собою возможный только типъ первобытнаго пѣвца и музыканта, а не настоящаго историческаго изобрѣтателя нѣкоторыхъ музыкальныхъ инструментовъ. Другое подобное сопоставленіе братьевъ Тубала и Іувала съ общими представленіями, олицетворенными въ образахъ греческаго Вулкана, Аполлона и Гефеста, рекомендуемое нѣкоторыми новѣйшими толкователями, слабо даже въ фонетическомъ отношеніи[15]. Мы съ своей стороны наоборотъ готовы признать историческое зерно даже въ миѳахъ о Гефестѣ и Гермесѣ; принимая во вниманіе, что въ этихъ миѳическихъ сказаніяхъ лира образуется изъ жилъ Тифона, злаго начала, можно допустить, что здѣсь на миѳической почвѣ варіируется библейское сказаніе о первоначальномъ развитіи музыкальнаго искусства у нечестивыхъ потомковъ Каина, (который дѣйствительно обнаружилъ нѣкоторыя свойства Тифона), потому что внѣ библейскаго разсказа связь музыки съ злымъ началомъ въ греческихъ миѳахъ непонятна.

Послѣ замѣчанія объ Іувалѣ, употребленіе музыки не указывается вь періодъ патріарховъ, кромѣ слѣдующихъ словъ Лавана къ Іакову (31, 27): «зачѣмъ ты убѣжалъ отъ меня тайно? я отпустилъ бы тебя съ тимпаномъ и кинноромъ». Но, такъ какъ Лаванъ жилъ въ Паданъ-арамѣ, то изъ этого замѣчанія ничего нельзя вывести о музыкѣ патріарховъ. Недостатокъ библейскихъ указаній любители музыки дополняютъ въ этомъ случаѣ нѣкоторыми миѳическими средневѣковыми сказаніями о занятіи патріарховъ музыкою. Мартини приводитъ неизвѣстно откуда взятое имъ преданіе, что Ной былъ великимъ любителемъ музыки и внесъ въ ковчегъ, кромѣ музыкальныхъ инструментовъ, какіе-то мемуары, вѣроятно Іувала, о состояніи наукъ и искусствъ до потопа; здѣсь говорилось о тетракордѣ и о тройной прогресiи. Ной раздѣлилъ эти мемуары между дѣтьми, такимъ образомъ что прогресія попала въ однѣ руки, а тетракордъ въ другія[16]. Что касается Авраама, то средневѣковые писатели приписывали ему полное знаніе quadrivium’а, т. е. ариѳметики, геометріи, музыки и астрономіи; а патріарха Iосифа, основываясь отчасти на созвучіи именъ, считали именно тѣмъ Гермесомъ, котораго боготворилъ Египетъ за распространеніе музыкальнаго искусства[17].

Болѣе опредѣленныя сказанія о музыкальномъ искусствѣ евреевъ идутъ со времени Моисея. Кому бы ни принадлежала честь открытія музыкальнаго искусства, но во времена Моисея евреи, конечно, не отличались въ своей музыкѣ отъ египтянъ. Древнія іудейскія преданія приписываютъ Моисею полное знакомство съ музыкою египетскою. Филонъ замѣчаетъ, что Моисей былъ обученъ египетскими жрецами геометріи, поэзіи и музыкѣ[18]. Тоже преданіе повторяется въ Дѣяніяхъ Апостольскихъ[19] и у Климента александрійскаго[20]. Свое высокое поэтическое развитіе Моисей показалъ въ величественной пѣсни, воспѣтой имъ по переходѣ чрезъ Красное море, древнѣйшемъ поэтическомъ памятникѣ, какой только мы имѣемъ[21]. Но сложивши вдохновенную пѣснь, Моисей по нераздѣльности въ древнее время поэзіи отъ музыки, въ тоже самое время долженъ былъ самъ составить и музыку для пѣсни, какая бы ни была эта музыка, хотя бы она, какъ предполагаетъ Кальметъ, по своей простотѣ не отличалась отъ нашей декламаціи. Вотъ что говорится у Моисея объ исполненіи его пѣсни: «тогда Моисей и сыны Израилевы воспѣли Іеговѣ пѣснь сію и говорили: пою Іегову, потому что Онъ высоко прославился; коня и всадника Онъ низвергнулъ въ море» и проч. За тѣмъ по окончаніи пѣсни сдѣлана прибавка: «и взяла Маріамъ, пророчица, сестра Аарона, въ руку свою тимпанъ и вышли за нею всѣ женщины съ тимпанами и ликованіемъ и воспѣла Маріамъ предъ ними: «пойте Іеговѣ, потому что Онъ высоко превознесся: коня и всадника Онъ низвергнулъ въ море». Толкователи, сопоставляя съ этимъ разсказомъ обычай исполненія пѣсень у нынѣшнихъ восточныхъ народовъ, а также основываясь на самомъ описаніи Моисея, особо упоминающемъ о женщинахъ, предполагаютъ что пѣснь Моисея пѣли особо мущины и особо женщины. Но, по однимъ, мущины повторяли непосредственно послѣ Моисея и по его напѣву каждый стихъ пѣсни и за тѣмъ тотъ же стихъ пѣли женщины; по другимъ, женщины пѣли одинъ стихъ, мущины другой и такъ далѣе поперемѣнно. Но гораздо прямѣе вытекаетъ изъ контекста рѣчи третье мнѣніе, что послѣ Моисея пропѣтый имъ стихъ повторяли только мущины, а женщины повторяли постоянно одинъ первый стихъ, измѣняя первое лицо пою въ пойте, какъ сдѣлала Маріамъ, какъ бы приглашая этимъ своихъ мужей дружнѣе пѣть гимнъ Іеговѣ. Это тѣмъ вѣрнѣе, что все собраніе мущинъ и женщинъ не могло въ одно время слышать пѣніе Моисея, чтобы имѣть возможность повторять его; отчетливо могли повторить стихъ только болѣе близкіе къ Моисею старѣйшины народные, а болѣе отдаленная группа женщинъ могла только выражать общимъ мѣстомъ свое ободреніе[22]. Другой способъ объясненія этого мѣста предполагаетъ, что пѣніе и пляска женщинъ составляли особенный дивертисманъ; послѣ исполненія пѣсни мущинами, женщины, независимо отъ нихъ, пропѣли туже пѣснь съ постояннымъ припѣвомъ перваго стиха. Во всякомъ случаѣ библейскій разсказъ не давалъ повода блаженному Августину предполагать, что весь народъ пѣлъ эту пѣснь по вдохновенію въ совершеннѣшей гармоніи словъ и напѣва. Напрасно также другіе разъяснители текста, чтобы удержать полное соотвѣтствіе между хорами мущинъ и женщинъ, предполагаютъ, изъ собственныхъ соображеній, что и мущины подобно женщинамъ, пѣли съ аккомпаниментомъ и плясками. Ничего подобнаго нѣтъ въ текстѣ. Но вообще нужно сказать, что антифонное исполненіе было уже въ это время обыкновеннымъ въ разныхъ родахъ пѣсни. Моисей, сходя съ Синая, заслышавъ голоса, говоритъ: «это не поперемѣнные голоса побѣждающихъ, ни поперемѣнные голоса побѣжденныхъ; но голоса поперемѣнные я слышу»[23]. Такъ какъ пѣсни вокругъ золотаго тельца были подражаніемъ египетскому культу, то и поперемѣнное исполненіе ихъ пѣсни взято изъ египетскихъ храмовъ, гдѣ пѣсня раздѣлялась между жрецами и народомъ, между мущинами и женщинами, между дѣтьми и взрослыми и т. под. Что касается инструмента, употреблявшагося въ это время для аккомпанимента, и названнаго Моисеемъ тимпаномъ, то, какъ увидимъ ниже, эго былъ египетскій видъ бубна, нынѣ извѣстный подъ именемъ darabuka. Инструментъ носили привязаннымъ лентою на шеѣ. Ношеніе этого вида тимпана было почти исключительно присвоено женщинамъ у всѣхъ древнихъ народовъ; одинъ скиѳскій царь, услышавши, что нѣкто изъ его подданныхъ носилъ тимпанъ на шеѣ, казнилъ его собственною рукою за извращеніе обычаевъ[24]. Нѣкоторые въ словахъ: «женщины послѣдовали за Маріамною съ тимпанами и ликами, mecholoth», подъ послѣднимъ словомъ разумѣютъ духовые инструменты. Но α) духовые инструменты женщинами никогда не употреблялись, β) при пѣніи этотъ инструментъ не возможенъ, γ) вь смыслѣ инструмента это слово употребляется очень рѣдко, и LXX переводятъ его чрезъ χορος[25].

Со времени Моисея у евреевъ видимъ, кромѣ тимпана, употребленіе трубъ, единственнаго въ то время священнаго инструмента, употребленіе котораго подробно указано въ Пятокнижіи. Богъ повелѣлъ Моисею сдѣлать двѣ трубы, по многимъ парафразамъ изъ массивнаго серебра, чтобы онѣ служили для созванія общества и для снятія стана. Когда трубили ими вмѣстѣ, это значило, что все общество должно было собираться къ скиніи собранія. Звукъ одной трубы сзывалъ къ скиніи только князей и тысяченачальниковъ. Отъ этихъ призывовъ отличались еще тревоги, которыя возвѣщали немедленное снятіе стана. По первой тревогѣ поднимались станы, стоявшіе съ востока, по второй южные, по третьей стоявшіе къ морю, по четвертой сѣверные[26]. Трубный звукъ употреблялся еще при жертвоприношеніяхъ какъ въ дни субботные, такъ и въ другіе праздники, въ новомѣсячіи; ими возвѣщались также открытія юбилеевъ. Первый день седьмаго мѣсяца даже назывался праздникомъ трубъ[27]. Наконецъ труба употреблялась какъ инструментъ военный. «Когда пойдете на войну противъ врага, говоритъ книга Числъ[28], трубите трубами, чтобы вспомнилъ о васъ Іегова Богъ вашъ и спасъ васъ». Самое устройство трубъ мы укажемъ ниже; теперь ограничимся нѣсколькими замѣчаніями касательно ихъ значенія и употребленія. α) Во всѣхъ указанныхъ случаяхъ трубы не были вполнѣ музыкальными инструментами; скорѣе они напоминали рожки, которыми въ настоящее время муэззины сзываютъ на молитву правовѣрныхъ, или наши колокола[29]. Въ римской церкви при благословеніи (крещеніи) колоколовъ читается изъ книги Числъ мѣсто, гдѣ говорится о различныхъ употребленіяхъ трубъ. β) Трубить могутъ только священники[30], не потому чтобы Моисей желалъ подражать египтянамъ, у которыхъ употребленіе многихь музыкальныхъ инструментовъ было собственностію одной жреческой касты, а скорѣе потому, что жрецы были подручными начальниками надъ народомъ при Моисеѣ[31]. γ) Для того, чтобы можно было издали различить призывный звукъ одной трубы и звукъ двухъ трубъ вмѣстѣ, онѣ должны были между собою образовать извѣстное duo и имѣть различные тоны. Тревога составлялась изъ тѣхъ же призывовъ, но краткихъ, сложенныхъ можетъ быть, какъ у нынѣшнихъ арабовъ, изъ двухъ только тоновъ.

Нѣкоторые археологи видятъ музыкальный интересъ въ законѣ Моисея объ употребленіи въ храмѣ колокольчиковъ. О ризѣ первосвященника Моисей[32] замѣчаетъ между прочимъ: «по подолу ея сдѣлай гранатовыя яблоки и колокольчики золотые между ними кругомъ, чтобы слышанъ былъ отъ него (Аарона) звукъ, когда онъ будетъ входить во святилище и когда онъ будетъ выходить, чтобы не умереть ему». Аббатъ Лянси[33] былъ того мнѣнія, что здѣсь подъ колокольчиками нужно разумѣть только цвѣты, имѣющіе форму колокольчиковъ, что соотвѣтствовало бы гранатовымъ яблоками, между которыми были расположены колокольчики. Что же касается звука, который долженъ быль слышаться во время входа первосвященника во святая святыхъ; то, по мнѣнію Лянси, это былъ звукъ молитвы Аарона, а не его одежды. Нужно согласиться, что такому мнѣнію благопріятствуетъ переводъ LXX: παρα ροισκον χρυσουν κωδωγα, και αντινον επι του λωματος του υποδυτου κυκλω. Και εσται ’Ααρων εν τω λειτουργειν ακουστη η φωνη αυτου… Но этотъ переводъ противорѣчитъ еврейскому тексту, Сир. 45, 10, 11, гдѣ яснѣе говорится, что звучали именно колокольчики и Іосифу Флавію, который объясняетъ даже символическое значеніе звука колокольчиковъ: «они должны были напоминать громъ синайскаго богоявленія, какъ яблоки изображали молнію»[34]. Плутархъ, основываясь на присутствіи колокольчиковъ въ одеждѣ первосвященника, причислялъ даже евреевъ къ культу Бахуса, жрецы котораго также носили позвонки по подолу одежды[35]. Напрасно Лянси увертывается замѣчаніями, что звонъ колокольчиковъ, которыхъ по Іерониму[36] было пятьдесятъ, а по Клименту Александрійскому[37] 366 по числу дней года,— мѣшалъ бы молитвѣ присутствовавшихъ. Но не нужно забывать, что какъ украшеніе одежды колокольчики должны были быть малыми и почти беззвучными. Что касается происхожденія колокольчиковъ, то его напрасно ищутъ въ Египтѣ. Ни одинъ памятникъ египетскій не представляетъ ничего подобнаго. Но у другихъ народовъ Азіи этотъ обычай упоминается часто: цари Персидскіе обшивали погремушками свои одежды[38]; звонки носили жрецы сирійской богини[39], а у Китайцевъ съ незапамятныхъ временъ извѣстны даже большаго калибра колокола[40]. Такимъ образомъ колокольчики обязаны своимъ происхожденіемъ Азіи, и не Африкѣ и Европѣ.

Вообще мы должны сказать, что музыкальное искусство евреевъ временъ Моисея было очень низко, по крайней мѣрѣ, если судить по дошедшимъ до насъ свидѣтельствамъ, и ограничивалось только тимпаномъ и трубами, самыми немузыкальными инструментами, такъ что нужно удивляться иллюзіямъ авторовъ католическихъ церковныхъ исторій, которые въ промежутокъ времени отъ Іувала до Моисея видятъ такое совершенство музыки, какого нѣтъ въ настоящее время[41]. Затѣмъ странствованіе въ пустыни, среди самыхъ тяжкихъ обстоятельствъ, должно было произвести еще большую эстетическую одичалость евреевъ. Послѣ Моисея о музыкальныхъ орудіяхъ упоминается при взятіи Іерихона[42] и при сраженіи Гедеона съ мадіанитянами и амаликитянами[43]. Но какого рода была эта военная музыка, видно изъ того, что она исполняется разомъ на 300 трубахъ, по Флавію простыхъ рогахъ животныхъ[44]. Конечно, это были звуки нестройные, безъ взаимнаго отношенія между собою, charivari, поколебавше своимъ гуломъ стѣны, а не стройный концертъ. Такое несовершенство музыки этого времени, однакожъ, не помѣшало являться высокимъ лирическимъ изліяніямь въ пѣсняхъ; такова пѣснь Девворы[45], которую Гердеръ[46] сравниваетъ съ одами Пиндара. Подобно пѣсни Моисея, по переходѣ чрезъ море, и эта пѣсня, какъ видно изъ ея содержанія, имѣла искусственное исполненіе. Именно: ст. 1 говоритъ, что эту пѣснь воспѣли совмѣстно Деввора и Варакъ, между тѣмъ ст. 3 указываетъ одно лице, а ст. 7 одно лице Девворы. Итакъ Деввора и Баракъ раздѣлили исполненіе одной и той же пѣсни между собою. Далѣе ст. 12 прерываетъ соло Девворы хоромъ образовавшимся изъ народа[47], по всей вѣроятности состоявшимъ изъ двухъ частей мужеской и женской, изъ которыхъ первая дѣлаетъ обращеніе къ Вараку, а послѣдняя къ Девворѣ. Кромѣ того среди историческаго содержанія пѣсни такія общія приставки, какъ приставка къ 21 стиху: «попирай душа моя силу», по крайней мѣрѣ у грековъ, всегда предоставлялись хору. Нынѣшніе мазоретскіе акценты дѣлаютъ даже намекъ на разнообразіе исполненія части пѣсни, принадлежащій хору; именно первую часть 12 стиха, повторяющую въ двухъ своихъ половинахъ одно и тоже выраженіе, измѣняютъ по интонаціи такимъ образомъ:

hurі, hurі Deborà! hùrі, hùrі, dàbrі-schir.

По русски въ вольномъ переводѣ это можно передать:

воспряни, воспряни Деворà! на́-ноги, на́-ноги, пѣсню-спой[48].

Очевидно, что первая строка (milra) требуетъ болѣе скораго произношенія, чѣмъ вторая (millel). Очень естественно, что первая пѣлась высокимъ тономъ, вторая — низкимь. Далѣе, въ періодъ Судей упоминается еще игра на тимпанѣ дочери Іеѳфаевой и, какъ всегда, эта игра и здѣсь сопровождается пляскою[49]. Наконецъ, со времени Самуила пѣніе и музыка получаютъ особенное развитіе въ пророческихъ школахъ. Музыкальная игра считается средствомъ, возбуждающимъ религіозное настроеніе человѣка и настраивающимъ къ принятію божественнаго вдохновенія. Саулъ встрѣчаетъ на горѣ Божіей группу пророковъ поющихъ и пляшущихъ, которые и возвѣстили ему его близкое возвышеніе; этотъ хоръ пророковъ сопровождали невелъ и тимпанъ, флейта и кинноръ[50]. Такимъ же образомъ позже пророкъ Елисей требуетъ къ себѣ музыканта, прежде чѣмъ началъ отвѣчать на вопросъ царей іудейскаго и израильскаго[51].

Но особенно развитіе музыки у евреевъ видимъ во времена пророка Давида, имя котораго, какъ великаго композитора и музыканта, доселѣ произносится съ благоговѣніемь всѣми любителями музыки въ Малой Азіи и Египтѣ. Нѣкоторые напѣвы, инструменты и строи у восточныхъ музыкантовъ называются доселѣ именемъ царя Давида.

Своею первоначальною извѣстностію въ правленіе Саула Давидъ былъ обязанъ именно своей игрѣ на киннорѣ, ради которой онъ былъ призванъ во дворецъ для разсѣянія царя, страдавшаго припадками ипохондріи — болѣзни почти общей въ Палестинѣ въ древнее и настоящее время[52]. Такимъ образомъ евреи этого времени уже знали о могущественномъ вліяніи музыки на душу, и слѣдовательно музыка этого времени уже перестала быть однимъ возбудительнымъ средствомъ для пляски. Некоторые, напр., De-la-Fage, произвольно полагаютъ, что въ видахъ болѣзни нужно было чтобы Давидь игралъ предъ царемъ веселыя и плясовыя пѣсни; но гораздо уважительнѣе мнѣніе Флавія[53], что Давидъ выбиралъ для успокоенія царя священные гимны и пѣсни. По поводу появленія Давида съ кинноромъ во дворцѣ ставятъ множество вопросовъ, на которые можно отвѣчать только догадками: откуда узнали при дворѣ объ искусствѣ Давида играть на киннорѣ? почему остановились именно на немъ? кто былъ учителемъ Давида? и проч. Самое вѣроятное мнѣніе, что Давидъ основывался на элементарныхъ свѣденіяхъ о музыкѣ, какія были распространены въ народѣ и потомъ силою своего генія, пользуясь пастушескимъ досугомъ, развилъ эти свѣденія до замѣчательной для своего времени степени. По преданію, Давидъ самъ даже приготовлялъ музыкальные инструменты: Αι χειρες μου εποιησαν οργανον και οι δακτυλοι μου ηρμοσαν ψαλτηριον[54], что впрочемъ произвольно объясняетъ La Borde[55] въ томъ смыслѣ, что Давидъ былъ изобрѣтателемъ этихъ инструментовъ.

По вступленіи на престолъ, при перенесеніи ковчега изъ дома Авинадава въ домъ Аведдара, мы видимъ Давида во главѣ кортежа, сопровождаемаго киннорами, навлами, тимпанами, цитрами, кимвалами[56]. Если вѣрить раввинскому преданію, то кортежъ этотъ, раздѣленный на семь хоровъ, заключалъ въ себѣ 256 кинноровъ, 180 навловъ, 154 флейты, 120 трубъ, 60 паръ кимваловъ; затѣмъ не довольные этимъ числомъ, талмудисты прибавляютъ еще много другихъ инструментовъ; всего 764[57]. Если цифры здѣсь и преувеличены, то во всякомъ случаѣ разнообразіе инструментовъ, раздѣленіе труппы на отдѣльные хоры показываетъ уже значительный успѣхъ музыки. Флавій въ этомъ оркестрѣ различаетъ два рода игры и пѣнія: α) пѣніе Давидомъ нѣкоторыхъ древнихъ пѣсней предковъ подъ аккомпаниментъ струнныхъ орудій, и β) пѣніе вмѣстѣ съ звуками трубъ и литавръ. Послѣднее пѣніе сопровождалось пляскою, въ которой особенно былъ замѣтенъ самъ Давидъ съ своимъ любимымъ инструментомъ, привѣшеннымъ чрезъ плечо, танцовавшій изо всей силы. Въ этотъ день Давидъ въ первый разъ далъ своей композиціи псаломъ для исполненія Асафу[58].

Со времени Давида музыка входитъ въ составъ богослуженія, хотя у другихъ народовъ употребленіе музыки въ храмахъ было извѣстно гораздо прежде. По замѣчанію талмуда, прославленіе Бога въ храмѣ должно выражаться главнымъ образомъ громкимъ голосомъ, а музыка была допущена только по необходимости[59]. Какого рода была эта необходимость объясняетъ блаж. Ѳеодоритъ[60], говоря, «что музыкальные инструменты были дозволены евреямъ изъ нѣкоторой экономіи (κατ οικονομιαν), такъ какъ инструменты облегчали голоса и пѣніе левитовъ; кромѣ того музыкою Богъ хотѣлъ освободить евреевъ отъ идольскихъ заблужденій, такъ какъ евреи любили игры и смѣхъ, а это все было въ языческихъ храмахъ». Въ другомъ мѣстѣ[61] тотъ же толкователь представляетъ Іегову говорящимъ: «перестань пѣть и играть на инструментахъ; ими Я не веселюсь, хотя въ началѣ и позволилъ ихъ, чтобы отъ вещей пріятныхъ и языческихъ возводить тебя къ важнымъ». Если такимъ образомъ поводомъ къ введенію музыки было подражаніе другимъ народамъ; то характеръ храмовой музыки, составъ капеллы и ея устройство не имѣли въ себѣ ничего заимствованнаго.

Изъ 38000 левитовъ Давидъ отдѣлилъ 1000 пѣвцовъ и музыкантовъ[62]. Нельзя думать, что всѣ отдѣленные на это служеніе были уже опытными музыкантами; большая часть ихъ вѣроятно только еще приготовлялась къ этой профессіи, какъ это показываетъ большая цифра надзирателей и начальниковъ хоровъ, взятыхъ изъ извѣстныхъ музыкальными талантами фамилій: Асафа, Емаѳа и Идиѳума. Какимъ значеніемъ пользовались эти начальники, можно судить изъ того, что Емаѳъ стоитъ въ числѣ четырехъ мудрецовъ, которыхъ только Соломонъ превосходилъ мудростію[63]. Число всѣхъ начальниковъ или искусныхъ музыкантовъ было 288; на обязанности ихъ лежало обучать другихъ музыкѣ и управлять малыми ввѣренными имъ хорами[64]. Всѣ четыре тысячи пѣвцовъ и музыкантовъ раздѣлялись на 24 чреды; такимъ образомъ въ каждой чредѣ было 166 человѣкъ; изъ 288 начальниковъ выходило по этому дѣленію 12 на каждую чреду. (Это число въ послѣдствіи послужило къ опредѣленію наименьшаго количества богослужебнаго хора). Между этими 12 начальниками были еще особенные высшіе начальники, которымъ подчинялись прочіе; этими высшими начальниками были Асифъ, Емаѳъ и Идиѳумъ, имена которыхъ встрѣчаются въ надписаніяхъ псалмовъ. Три большихъ хора, состоявшіе подъ вѣденіемъ этихъ главныхъ начальниковъ, раздѣлялись между собою α) по роду инструментовъ: хоръ Идиѳума состоялъ изъ инструментовъ струнныхъ, названныхъ киннорами, хоръ Асафа изъ навлій, хоръ Емаѳа изъ инструментовъ ударныхъ[65]; β) по мѣсту, занимаемому въ храмѣ: Асафъ съ своимъ хоромъ стоялъ по правую сторону, Идиѳумъ по лѣвую, а Емаѳъ въ срединѣ[66]. Кромѣ музыкантовъ въ составъ капеллы входили также и пѣвцы. Неизвѣстно кто ими управлялъ, если не предположить, что они раздѣлены были между тѣми же Асафомъ, Емаѳомъ и Идиѳумомъ, хотя при Давидѣ упоминается еще какой-то замѣчательный пѣвецъ Хенанія, бывшій учителемъ пѣнія[67], и сыны Корея[68], именемъ коихъ надписывается нѣсколько псалмовъ, переданныхъ имъ для исполненія въ храмѣ. Хотя каждая чреда пѣвцовъ и музыкантовъ смѣнялась еженедѣльно, но въ нѣкоторыхъ торжественныхъ случаяхъ всѣ пѣвцы и музыканты соединялись въ одинъ хоръ[69].

Касательно состава хора нужно замѣтить, что принадлежность къ обществу левитовъ необходима была только для пѣвцовъ, а музыкантами могли быть и лица непосвященныя. Но въ такомъ случаѣ они должны были быть извѣстны благочестіемъ и быть въ родствѣ съ священниками. «Честный и благочестивый израильтянинъ, если онъ стоялъ въ родствѣ съ кѣмъ либо изъ священниковъ и если онъ былъ извѣстенъ какъ знатокъ музыки, могъ явиться къ храму съ своимъ инструментомъ и пристать къ хору музыкантовъ, но никакое родство съ священниками не давало права пѣть голосомъ съ пѣвцами: это было священною обязанностію однихъ только левитовь»[70]. Изъ этого обстоятельства можно заключать объ относительномъ значеніи въ храмѣ музыки и пѣнія. Тогда какъ послѣднее считалось святынею, не переступающею за ворота храма, первое стоитъ, какъ выражается Литфотъ, на порогѣ святилища и связываетъ его служителей съ народомъ. Музыка стоитъ въ такомъ же отношеніи къ пѣнію, въ какомъ пѣніе къ игрѣ на трубахъ, составлявшей исключительную принадлежность священниковъ и запрещенной даже левитамъ. «Когда священники отправляли эту должность (трубили въ трубы), говоритъ Литфотъ, то они не присоединялись къ левитамъ на клиросѣ, но стояли ближе къ алтарю и играя имѣли лице обращенное къ низу паперти, тогда какъ левиты имѣли лице обращенное къ верху, впрочемъ тѣ и другіе стояли такъ, чтобы смотрѣть на алтарь». Если частное лице, не принадлежавшее къ левитамъ, не могло занять мѣста въ хорѣ пѣвцовъ храма, то, съ другой стороны, всѣ члены левитскихъ семействъ имѣли на это право, не исключая даже женщинъ. Какъ ни сильно возстаютъ раввины противъ мнѣнія, что при храмѣ еврейскомъ, кромѣ пѣвцовъ, были и пѣвицы, считая это не только неприличнымъ, но и противнымъ духу религіи[71], тѣмъ не менѣе нѣкоторыя мѣста св. Писанія указываютъ ясно, что пѣвицы состояли въ хорахъ мущинъ, какъ игравшія на инструментахъ, такъ и пѣвшія голосами. Книга Хроникъ[72] 1) въ исчисленіи сыновъ Емаѳа между четырнадцатью сыновьями его упоминаетъ три дочери, которыя всѣ пѣли въ домѣ Іеговы. 2) При перенесеніи ковчега въ Іерусалимъ кромѣ пѣвцовъ упоминаются дѣвы съ тимпанами[73]. 3) Между священниками и левитами, возвращенными Ездрою изъ плѣна вавилонскаго упоминается пѣвцовъ и пѣвицъ двѣсти, которые и опредѣлены вновь для служенія при храмѣ. Хотя по словамъ Реланда, раввины въ этомъ мѣстѣ видятъ не пѣвицъ, а только женъ пѣвцовъ, но это объясненіе совершенно основательно осмѣивается у Кальмета[74]. 4) Парафрастъ халдейскій на Еккл. 2, 8, говоритъ, что Соломонъ при храмѣ установилъ пѣвцовъ и пѣвицъ. 5) Филонъ также соглашается, что хоры евреевъ для большей гармоніи раздѣлялись на мужескіе и женскіе.

Частнѣе чтобы намъ дать понятіе о храмовомъ музыкальномъ искусствѣ древнихъ евреевъ въ періодъ его полнаго развитія, мы должны рѣшить слѣдующія вопросы: α) о самомъ содержаніи храмовыхъ пѣсней ветхозавѣтныхъ и ихъ распредѣленіяхъ по временамъ исполненія; β) объ устройствѣ музыкальныхъ инструментовъ и γ) способахъ исполненіи ихъ и о характерѣ этой музыки.

I. Въ древнѣйшіе періоды исторіи человѣческой пѣснь составляла основаніе всѣхъ культовъ. Египтяне (Исх. 32, 18) Финикіяне (Іез. 20, 13) Халдеи (Дан. 3, 5, 7) и Греки не отдѣляли пѣсни отъ своихъ богослуженій. По греческимъ законамъ даже внѣ храма воспрещено было употреблять другіе напѣвы, кромѣ трехъ священныхъ: дорическаго, фригійскаго и лидійскаго. Точно также древній Египетъ зналъ однѣ храмовыя пѣсни. Розеллини, указываетъ древнеегипетскій памятникъ, изображающій женщину, которая для усыпленія дитяти не находитъ другой колыбельной пѣсни кромѣ храмовой[75]. Сосредоточиваясь такимъ образомъ около храма и храмовыхъ священнодѣйствій, древняя пѣснь въ этомъ кругѣ скоро должна была получить широкое развитіе, какъ потому, что этого требовало разнообразіе храмовыхъ праздниковъ, такъ и потому, что къ святилищу устремлялись всѣ силы народнаго генія для воспѣванія гимновъ, достойныхъ своего божества. Такимъ образомъ нечего удивляться сравнительному множеству св. пѣсней и разнообразію ихъ употребленія, какія указываютъ раввинскія преданія въ древней іудейской церкви. Низкій уровень народнаго развитія напрасно нѣкоторые считаютъ возраженіемъ противъ какой либо сложности богослуженія, потому что въ развитіи религіознаго чувства этотъ уровень именно не былъ низкимъ.

Касательно употребленія священныхъ пѣсней въ ветхомъ завѣтѣ вообще нужно сказать что они раздѣлялись на св. пѣсни храмовыя или богослужебныя и народныя или домашнія. Между храмовыми пѣснями нужно различать повседневныя и праздничныя. При жертвоприношеніи каждаго изъ семи дней недѣли пѣлись особенные псалмы, а именно:

въ 1-й день недѣли 24 псаломъ

въ 2-й день недѣли 48 псаломъ

въ 3-й день недѣли 82 псаломъ

въ 4-й день недѣли 94 псаломъ

въ 5-й день недѣли 81 псаломъ

въ 6-й день недѣли 93 псаломъ

въ субботу 92 псаломъ

Причину такого распредѣленія псалмовъ по днямъ недѣли талмудъ[76] объясняетъ такъ: въ «первый день недѣли пѣли псаломъ: «Іеговѣ принадлежитъ земля»…, потому что въ первый день творенія Іегова явилъ себя владыкою міра. Во второй день пѣли псаломъ: «великъ Іегова» потому, что въ этотъ день Іегова раздѣлилъ свои дѣла и воцарился надъ твореніемъ. Въ третій день: «Богъ сталъ въ сонмѣ Божіемъ», потому что въ этотъ день явилась земля, надъ которою есть судъ и судіи; своею премудростію Богъ раскрылъ землю и устроилъ міръ своимъ разумомъ. Въ четвертый день пѣли: «Богъ отмщеній Іегова», потому что въ четвертый день Богъ создалъ солнце луну и звѣзды и опредѣлилъ наказаніе тѣмъ, которые будутъ покланяться этимъ свѣтиламъ. Въ пятый день пѣли: «радуйтеся Богу помощнику нашему», по причинѣ разнообразія тварей, сотворенныхъ въ сей день для хваленія имени Его. Въ шестой день пѣли: «Іегова воцарился», потому что въ этотъ день Онъ положилъ конецъ своимъ дѣламъ и успокоился какъ царь устроившій свои владѣнія». Каждый изъ этихъ псалмовъ при пѣніи раздѣлялся на три части довольно продолжительными паузами. Вмѣстѣ съ голосами въ это время замолкала и музыка. Взамѣнъ этого въ каждой паузѣ, говоритъ талмудъ, раздавался звукъ трубы и при каждомъ звукѣ было поклоненіе. Такимъ образомъ и звукъ трубы три раза слышанъ былъ въ обыкновенные дни при жертвоприношеніи. Только въ преддверіи субботы, кромѣ указаннаго порядка, трубы звучали еще дважды, разъ для оповѣщенія народу оставить всѣ житейскія дѣла, другой для отдѣленія дня простаго отъ праздника. По субботамъ во время принесенія особенной субботной жертвы, независимо отъ повседневной, левиты пѣли пѣснь Моисея: «вонми небо» и притомъ такъ, что на каждую субботу приходилась одна шестая часть пѣсни по порядку, а всю пѣснь оканчивали въ шесть субботъ, затѣмъ начинали сначала и т. д. Это было при утреннемъ жертвоприношеніи. А при вечернемъ пѣлась пѣснь Моисея изъ Исхода (15) «поемъ Іеговы». Отсюда понятно мѣсто Апокалипсиса[77], гдѣ говорится, что святые, идя въ вѣчное субботствованіе, поютъ пѣснь Моисея. При прибавочной субботной жертвѣ, также какъ и при обыкновенной, пѣвцы и музыканты также дѣлали три паузы, а священники трижды трубили.

Въ великіе праздники при жертвоприношеніяхъ пѣли такъ называемый галлелъ (хвалитные псалмы). Галлелъ былъ двухъ родовъ: галлелъ малый или обыкновенный и галлелъ большой. Первый назывался еще галлелъ египетскій, потому что былъ пѣтъ въ память освобожденія изъ Египта и состоялъ изъ псалмовъ 113-118 включительно, надписанныхъ словомъ аллилуіа. О происхожденіи египетскаго галлела есть слѣдующая легенда въ талмудѣ[78]: «Когда Моисей опредѣлялъ отъ какого мѣста и до какого должно было идти по выходѣ изъ Египта, то его голосъ слышанъ былъ отъ одного конца Египта и до другаго, по пути сорока дней, и какъ дана была сила голосу Моисея, такъ равно дана была сила и голосу Фараона, который прошелъ по всему Египту. Что же сказалъ Фараонъ? Онъ сказалъ: встаньте, отойдите отъ моего народа, потому что какъ прежде вы были рабами Фараона, такъ отъ сего времени вы рабы Іеговы. Посему въ галлелѣ говорится: хвалите Его рабы Іеговы, а не рабы Фараона». Это сказаніе, объясняя установленіе галлела въ память освобожденія изъ Египта, въ тоже время указываетъ на образъ исполненія его, по которому онъ долженъ быть слышенъ по всей землѣ, т. е. пѣтъ по возможности громко. Маймонидъ въ своемъ трактатѣ Mehillah et chanuchah говоритъ о галлелѣ слѣдующее: обычай читать галлелъ во дни первыхъ мудрецовъ былъ таковъ: начальникъ общества, который долженъ былъ читать галлелъ, послѣ прочтенія молитвы, начиналъ: «аллилуя», и весь народъ отвѣчалъ: «аллилуя». Начальникъ продолжалъ и говорилъ»: «хвалите Его рабы Iеговы», народъ отвѣчалъ: «аллилуя» и такъ отвѣчали 123 раза по числу лѣтъ Аарона. Только первый стихъ каждаго псалма въ галлелѣ сполна повторялъ народъ за читающимъ. Такое чтеніе галлела по раввинскому преданію установлено было писцами, во 1-хъ потому что эти псалмы начинаются и оканчиваются прославленіемъ Іеговы и 2-хъ потому, какъ говоритъ Маймонидъ, что эти псалмы отличаются особеннымъ богатствомъ содержанія: здѣсь говорится объ изшествіи изъ Египта, раздѣленіи моря, законоположеніи Мессіи, воскресеніи мертвыхъ и проч. Кромѣ галлела египетскаго былъ еще большой галлелъ, установленный, какъ говоритъ преданіе, по тому случаю, что въ Лиддѣ одно время былъ низведенъ дождь на землю послѣ продолжительной засухи[79]. Составъ большаго галлела опредѣляютъ неодинаково: «рабби Іуда говоритъ, что онъ начинался отъ словъ: «исповѣдайтеся Іеговѣ» и продолжался до псалма: «на рѣкахъ вавилонскихъ». Рабби Іоханинъ: отъ пѣсни степеней до «на рѣкахъ вавилонскихъ». Рабби Іаковъ отъ словъ: «ибо Іегова избралъ себѣ Іакова» (134, 4) до «на рѣкахъ вавилонскихъ»[80]. По этому поводу Буксторфъ замѣчаетъ, что большой галлелъ употреблялся не одинаково: иногда длиннѣе, иногда короче[81].

Частнѣе 1) въ праздникъ Пасхи левиты пѣли галлелъ меньшій или египетскій. «Тридцать человѣкъ, говоритъ преданіе, изъ какого либо общества входили въ притворъ храма, въ которомъ одномъ позволялось закалать Пасху и въ то время когда они занимались закланіемъ агнца, левиты пѣли галлелъ. Это пѣніе отличалось отъ пѣнія при обыкновенныхъ жертвахъ тѣмъ, что оно происходило при самомъ закланіи животнаго, тогда какъ при другихъ жертвахъ имъ сопровождалось возливаніе вина, котораго въ настоящемъ случаѣ не полагалось. Если левиты оканчивали галлелъ, а собраніе еще не окончило закланія и очищенія агнца, то галлелъ повторялся второй и третій разъ. 2) Въ день пятидесятницы во время принесенія начатковъ плодовъ, левиты пѣли также галлелъ малый или египетскій. 3) Въ праздникъ кущей, когда священникъ съ золотымъ сосудомъ шолъ къ источнику силоамскому, предъ нимъ звучала труба, а когда, взойдя на высшія ступени алтаря, священникъ возливалъ, вмѣстѣ съ виномъ, принесенную воду, народъ восклицалъ къ нему: «простри руку твою»; за тѣмъ, по совершеніи возліянія, начиналось пѣніе пѣсней степеней (119-133). Но при каждой жертвѣ, во всѣ восемь дней праздника, левиты пѣли галлелъ, ежедневно вновь начинавшійся, говоритъ талмудъ іерусалим., потому, что возліяніе ежедневно возобновлялось. Кромѣ ежедневнаго рядоваго жертвоприношенія, въ праздникъ кущей приносились прибавочныя жертвы, при которыхъ пѣвчіе и музыканты исполняли особенную часть какого либо псалма

въ 1-й день псаломъ 105

въ 2-й день псаломъ 29

въ 3-й день псаломъ 50 до стиха 16

въ 4-й день псаломъ 94 до стиха 16

въ 5-й день псаломъ 94 до стиха 8

въ 6-й день псаломъ 81 до стиха 6

въ 7-й день псаломъ 82 до стиха 5

Такимъ образомъ въ праздникъ кущей было три различныхъ пѣнія псалмовъ, соотвѣтственно тремъ родамъ жертвъ. 4) Вь праздникъ обновленія (Іоан. 10, 22) установленный Іудою Маккавеемъ по случаю возобновленія храма, при жертвоприношеніяхъ ежедневно въ продолженіе 8 дней праздника пѣли египетскій галлелъ. 5) Въ день очищенія особеннаго пѣнія не было. Вѣроятно что только при обыкновенныхъ жертвахъ левиты пѣли обыкновенные псалмы, а время вхожденія первосвященника во святое святыхъ провождалось въ благоговѣйномъ молчаніи, прерывавшемся только звукомъ колокольчиковъ на первосвященническихъ одеждахъ. 6) Въ первый, день новаго года не полагалось галлела, а пѣлся псаломъ 80 «радуйтеся Богу». Если же первый день года приходился въ пятый день недѣли, когда и по обыкновенному положенію надлежало пѣть этотъ псаломъ, то его повторяли дважды, разъ при обыкновенной жертвѣ, другой при прибавочной, притомъ послѣдній разъ начинали пѣніе съ 6-го стиха. При вечерней жертвѣ пѣли псаломъ 29. Если первый день года приходился въ субботу, пѣлись псалмы только новаго года.

Нужно замѣтить, что пѣніе псалмовъ никогда не начиналось прежде связаннаго съ жертвоприношеніемъ обряда возліянія вина на жертвенникъ. У раввиновъ высказывается такое правило: «никто не поетъ, развѣ послѣ приношенія вина, потому что пѣніе возможно только въ радости сердца; посему и въ храмѣ не пѣли иначе, какъ развѣ при жертвоприношеніи и именно послѣ изліянія вина, которое веселитъ Бога и людей (Суд. 9, 13)». Трактатъ tamid (7) такъ описываетъ процессъ жертвоприношенія: «когда первосвященникъ хотѣлъ приносить жертву, то приходилъ къ ступенямъ храма вмѣстѣ съ саганомъ (praefectus), становившимся справа… приносили жертвенное вино и саганъ становился подлѣ рога алтаря, держа утиральникъ. Два жреца, стоя у трапезы тука, трубили между тѣмъ на двухъ серебряныхъ трубахъ, за тѣмъ проходили и становились при кимвалистѣ, одинъ съ правой стороны, другой съ лѣвой. Когда первосвященникъ наклонялся для возліянія вина жертвеннаго, саганъ дѣлалъ знакъ утиральникомъ, и кимвалистъ ударялъ въ кимвалы и левиты начинали пѣть»[82]. Что касается мѣста пѣвцовъ во храмѣ, то они стояли при восточныхъ воротахъ двора священниковъ, гдѣ были сдѣланы подмостки для царя[83]. Въ 1 Хр. 25, 2 говорится, что Асафъ или хоръ его пѣлъ подъ непосредственнымъ руководствомъ царя,— для чего, конечно, хоръ долженъ былъ занимать мѣсто близъ царя. Только въ праздникъ кущей, при пѣніи псалмовъ восхожденія, левиты становились на ступеняхъ восхожденія, какъ назывались ступеньки на всходѣ между мужескимъ притворомъ и женскимъ, у восточныхъ воротъ. Ступени возвышались на поллоктя каждая, а по числу равнялись количеству псалмовъ восхожденія, 15[84].

Кромѣ храмоваго употребленія священныхъ пѣсней, древнееврейское преданіе упоминаетъ еще объ употребленіи ихъ внѣ храма. Такъ на вечери пасхальной евреи пѣли галлелъ египетскій и большой. Египетскій галлелъ пѣли по частямъ послѣ второй чаши и послѣ четвертой — чаши благословенія или хваленія. Кто оставался за столомъ до пятой чаши, тотъ долженъ былъ встрѣтить ее пѣніемъ большаго галлела. Галлелъ начинаемъ былъ предсѣдателемъ, который вмѣстѣ съ тѣмъ предлагалъ присутствующимъ чашу съ виномъ. Эти преданія подтверждаются свидѣтельствомъ Новаго Завѣта о тайной вечери. Евангеліе говоритъ, что на этой вечери пѣли (Матѳ. 26, 30). Какъ предсѣдатель вечери, Іисусъ Христосъ первый, совершаетъ благодареніе, т. е. поетъ стихи галлела, на которые конечно ученики по обычаю отвѣчаютъ «аллилуя»; далѣе когда Іисусъ Христосъ приглашаетъ пить чашу всѣхъ: пійте отъ нея вси, то здѣсь нужно разумѣть четвертую чашу, чашу благословенія, отъ которой, по іудейскому обычаю, не могъ отказываться никто, даже женщины и дѣти. Но послѣ этой законной чаши благословенія Іисусъ Христосъ отказывается отъ слѣдующей чаши свободной, не предписанной обычаемъ[85]. Но тѣмъ не менѣе великій галлелъ, заканчивавшій вечерю, былъ пропѣтъ апостолами съобща: и воспѣвше изыдоша… Древность пѣнія за пасхальною вечерею указываетъ еще пророкъ Исаія (30, 29). При обыкновенныхъ пиршествахъ пѣли только псаломъ 23: «Іегова пастырь мой» предъ вкушеніемъ пищи[86]. Особенныя пѣсни также назначались для путешествующихъ въ Іерусалимъ съ начатками плодовъ. Входя въ ворота города, путешественники, имѣя впереди себя свирѣльщика, пѣли слова: «ноги наши стали въ воротахъ твоихъ Іерусалимъ». Подойдя къ горѣ храма, каждый долженъ былъ возложить на плечи ношу съ начатками плодовъ и пѣть 150 псаломъ. При вступленіи пришедшихъ въ притворъ, священники встрѣчали ихъ пѣніемъ псалма 30 «вознесу тебя Боже мой», а пришедшіе отвѣчали: «исповѣдую предъ Іеговою Богомъ, что я вошелъ въ землю, которую Іегова клялся дать отцамъ нашимъ»[87]. Еще къ псалмамъ, употреблявшимся внѣ богослуженія въ ветхомъ завѣтѣ нужно отнести: α) псаломъ 21, надписанный при появленіи зари — это благодарственная утренняя молитва, общая какъ для служителей храма, такъ и для всего народа; β) псаломъ 69, надписанный hazkir въ воспоминаніе, или по халдейскому перифразу: ad recordandum usum thuris; полагаютъ, что его пѣли во время зажженія свѣтильниковъ и ежедневнаго кажденія священниковъ, которое конечно, не проходило безъ молитвы; γ) псаломъ 81 «Богъ сталъ въ сонмѣ Божіемь». Въ этомъ псалмѣ находятъ отношеніе къ синагогѣ и полагаютъ, что его пѣли судьи во время засѣданій, на что указываетъ и надписаніе этого псалма въ халдейскомъ перифразѣ: ad laudandum pro sedentibus judicibus ordinariis, qui incumbunt testimonio legis[88].

Вообще нужно сказать, что псалмы и молитвы ветхозавѣтные никогда не читались, а пѣлись или покрайней мѣрѣ произносились речитативомъ[89]. О пѣвучести древнихъ семитовъ могутъ свидѣтельствовать нынѣшніе арабы, у которыхъ всѣ занятія сопровождаются припѣвами, а отсутствіе голоса или неумѣнье владѣть голосомъ считается величайшимъ нравственнымъ недостаткомъ.

II. Вопросъ объ устройствѣ древнееврейскихъ музыкальныхъ инструментовъ принадлежитъ къ самымъ труднымъ вопросамъ библейской археологіи. Тогда какъ египетская археологія имѣетъ на древнихъ памятникахъ въ самыхъ отчетливыхъ рисункахъ полное, не оставляющее мѣста недоразумѣніямъ, устройство мѣстныхъ музыкальныхъ инструментовъ, древнееврейскіе памятники ограничиваются одними названіями инструментовъ, потерявшими притомъ отъ времени опредѣленный смыслъ. Одинъ и тотъ же терминъ у однихъ толкователей означаетъ одинъ инструментъ, у другихъ — другой, совершенно противоположный, у третьихъ считается какимъ-либо особеннымъ музыкальнымь терминомъ, а не названіемъ инструмента. Оттого въ изслѣдованіяхъ этого рода требуется большая осторожность, а рисунки, предлагаемые напримѣръ Кирхеромъ[90], Люсциніемъ[91] и друг., скопированные съ нашихъ флейтъ, гитаръ, гуслей, безъ объясненія причинъ подобныхъ образцовъ, скорѣе мѣшаютъ дѣлу, чѣмъ помогаютъ. Надежная почва для изслѣдованія устройства еврейскихъ инструментовъ откроется только тогда, когда мы будемъ разсматривать устройство еврейскихь инструментовъ при свѣтѣ ясныхъ рисунковъ, сохранившихся въ катакомбахъ египетскихъ. Подобное изученіе еврейскихъ инструментовъ въ связи съ египетскими считаемъ возможнымъ, потому что, при продолжительномъ пребываніи евреевъ въ Египтѣ и потомъ при постоянныхъ сношеніяхъ съ нимъ, евреи не могли не испытать на себѣ вліянія египетскаго искусства и принести изъ Египта въ обѣтованную землю какіе нибудь другіе музыкальные инструменты, а не тѣ, которыми пользовались египтяне. Тоже самое говоритъ намъ сходство въ названіяхъ и общемъ опредѣленно извѣстномъ устройствѣ нѣкоторыхъ инструментовъ египетскихъ и еврейскихъ. Отъ этихъ сходныхъ главныхъ чертъ мы имѣемъ право, по законамъ простой интерполяціи, заключать къ сходству въ неизвѣстныхъ чертахъ. Объ инструментахъ еврейскихъ многихъ вмѣстѣ говорится: 1 Хр. 16, 5. 25, 1; 2 Хр. 5, 13. 23, 13. 34, 12. Пс. 150. Разсматривая эти названія, мы можемъ раздѣлить инструменты на струнные, духовые и ударные:

1) Остовъ или ящикъ для струнныхъ инструментовъ дѣлался изъ дерева еловаго или кипарисоваго; оттого св. Писаніе, говоря объ инструментахъ струнныхъ, часто обозначаетъ ихъ терминомъ инструментовъ деревянныхъ[92]. Соломонъ для своихъ струнныхъ инструментовъ привозилъ изъ Индіи дерево almugim или algumim[93]. Хотя LXX толковниковъ не считаютъ это слово специфическимъ названіемъ дерева (ξυλα πελεκητα дерево обдѣланное), но большинство другихъ толкователей указываютъ здѣсь особенный видъ дерева. Вульгата переводитъ: дерево thya, родъ кипариса; Лютеръ — черное дерево. По другимъ здѣсь разумѣется камедь. Талмудисты переводятъ коралловое дерево, имѣя въ виду его драгоцѣнность. Но всѣ эти переводы не могутъ быть приняты потому, что названныя деревья для музыкальныхъ инструментовъ не употребляются. Гораздо болѣе вѣроятно мнѣніе Гезеніуса[94], который производитъ algumim отъ арабскаго члена al и gumim сандальное дерево, именно вывозимое изъ Индіи и самое удобное для устройства инструментовъ. Что касается струнъ, то, подобно египтянамъ, евреи никогда не знали струнъ металлическихъ, а приготовляли ихъ изъ льна или изъ кишекъ овечьихъ и сухихъ жилъ.

Самый употребительный изъ струнныхъ инструментовъ былъ кинноръ. Это былъ инструментъ деревянный[95], въ формѣ треугольника[96], натянутый въ длину жилами животныхъ, откуда, по нѣкоторымъ, вышло самое названіе его[97]. Число струнъ полагаютъ различное: шесть[98], десять, двадцать четыре[99] и даже сорокъ семь[100]. Флавій полагаетъ, что на этомъ инструментѣ играли при пособіи смычка πληκτρω[101], но это можно допустить въ киннорѣ малострунномъ, а многострунные издавали звукъ при помощи пальцевъ. Этимъ объясняется противорѣчіе между 1 Сам. 16, 23. 18, 10. 19, 9, гдѣ говорится, что Давидъ игралъ на киннорѣ непосредственно рукою, и приведеннымъ свидѣтельствомъ Флавія. Нѣкоторые археологи, въ намѣреніи возвысить значеніе искусства греческаго, подъ именемъ еврейскаго киннора разумѣютъ греческую лиру. Вилькинсонъ видитъ греческую лиру въ рукахъ семейства патріарха Іакова, за которое онъ принялъ одну изъ группъ древней египетской живописи[102]. Но уже одни костюмы этой группы, какъ свидѣтельствуетъ Розеллини, ясно показываютъ жителей Греціи. Кромѣ того, инструментъ, который здѣсь держитъ въ рукахъ quasі-Іаковъ, имѣетъ мало общаго съ лирою греческою. Съ другой стороны тѣ немногія особенности киннора, какія указаны въ Библіи, греческой лирѣ принадлежать не могутъ. Тогда какъ у киннора еврейскаго количество струнъ 3, 6, 8, 10, 20, 24, греческая лира имѣла четыре струны; Терпандръ прибавилъ еще три струны, и хотя былъ наказанъ за то эфорами, однако его семиструнная лира вошла въ общее употребленіе и до Пелопонесской войны позволялось играть только на семиструнной. Второе доказательство употребленія у евреевъ греческой лиры находятъ въ томъ, что на монетѣ, чеканенной Симономъ Маккавеемъ (по нѣкоторымъ чтеніямъ даже: Самуиломъ) на оборотной сторонѣ представлена трехструнная лира съ подписью: по случаю освобожденія Іерусалима[103]. Но α) здѣсь указывается лира трехструнная, слѣдов. не собственно греческая; β) при внимательномъ изслѣдованіи медали оказалось, что она была перечеканена; именно подъ буквами самаритянскими замѣтны латинскія тѣже, которыя встрѣчаются часто на медаляхъ императора Траяна, голова котораго изображена и здѣсь подъ лирою[104]. Такимъ образомъ медаль въ настоящемъ ея видѣ принадлежитъ не Симону Маккавею, а Симону Баркохбѣ, который въ царствованіе Адріана, черезъ 16 лѣтъ послѣ Траяна, имѣлъ огромный успѣхъ въ возбужденномъ имъ народномъ возстаніи, и слѣд. присутствіе греческой лиры на медали такого поздняго времени не имѣетъ значенія.

Если такимъ образомъ кинноръ не можетъ быть представляемъ въ формѣ греческаго инструмента, то родственное отношеніе его къ египетской арфѣ не подлежитъ сомнѣнію. По изслѣдованіямъ Яблонскаго[105] въ коптскомъ переводѣ Библіи слово кинноръ переводится всегда чрезъ древнеегипетское слово tebouni (копт. членъ tе и оипі) арфа. Такое значеніе слова tebouni сдѣлалось несомнѣннымъ съ тѣхъ поръ, какъ это слово прочитано на всѣхъ памятникахъ, имѣющихъ въ своемъ составѣ арфистовъ. Монтфоконъ[106], Виллото[107], Лякрозъ[108] считаютъ эту этимологію Яблонскаго непоколебимою. Такимъ образомъ коптскій переводчикъ считалъ еврейскій кинноръ древнею египетскою арфой. У еѳіоплянъ арфа прямо называется именемъ еврейскаго царя, mozanc David[109]. Прибавьте къ этому, что какъ у евреевъ, такъ и у всѣхъ народовъ, Давидъ представляется всегда съ арфою, а не съ какимъ либо другимъ инструментомъ[110], обстоятельство, котораго не объясняютъ археологи, но которое однакожъ не могло быть случайнымъ. Наконецъ, мы не хотимъ считать случайнымъ того обстоятельства, что, по древней египетской легендѣ, начало арфѣ положено у людей хищныхъ и воинственныхъ, которые, обращаясь постоянно съ луками, замѣтили, что при стрѣляніи натянутая веревка лука издаетъ такой или другой звукъ, смотря по степени напряженія лука. Между тѣмъ по библейскому разсказу инструментъ музыкальный, изобрѣтенный Іуваломъ, потомкомъ убійцы Каина, среди племени хищниковъ, былъ именно кинноръ, корень котораго kur значитъ именно пробить, ранить, отсюда евр. mechora, греч. μαχαιρα мечъ. Такимъ образомъ языческая миѳологія, варіируя библейское преданіе о первыхъ музыкальныхъ инструментахъ, говоритъ объ арфѣ то, что въ Библіи сказано о киннорѣ. Уже то одно, что это соображеніе объясняетъ непонятное на первый разъ сближеніе музыки — благороднѣйшаго изъ искусствъ съ хищническимъ потомствомъ Каина, должно дать вѣсъ приведенному сопоставленію. Отсюда же объясняется и постепенный переходъ малострунной арфы въ многострунную. Хотя по легендѣ Ценсорина[111] первоначальная арфа имѣла какъ лукъ одну только струну, но въ дѣйствительности она въ такомъ видѣ не могла оставаться, но, удерживая остовъ лука, постепенно наполняла свое промежуточное пространство струнами. Во время Флавія кинноръ имѣлъ десять струнъ, а при Іеронимѣ уже 24. Впрочемъ въ Египтѣ и въ Іудеѣ при увеличеніи арфы новыми струнами не выходили изъ употребленія, и прежния малострунныя, такъ что тѣ и другія съ теченіемъ времени представили какъ бы особенные виды музыкальныхъ инструментовъ. Въ настоящее время на памятникахъ египетскихъ открыты слѣдующіе виды арфъ или кинноровъ: арфа трехструнная, арфа четырехструнная,— эти экземпляры арфы изображены на памятникѣ такимъ образомъ, что между струнами и ободомъ обыкновенно проходитъ голова музыканта; такимъ образомъ ихъ носили на шеѣ; арфа пятиструнная, шестиструнная, семиструнная, постепенно увеличиваясь въ объемѣ, не надѣваются на плечо или шею, а имѣютъ подставки, на которыхъ ставятся при игрѣ. Особенно замѣчателенъ экземпляръ семиструнной арфы, сопровождающей хоръ слѣпцовъ, открытый на памятникѣ Алабастрона, представляющій самый элементарный видъ инструмента по своей простотѣ; полагаютъ, что эта арфа дѣйствительно была сдѣлана изъ лука. Арфы семиструнная и десятиструнная открыты между памятниками Ѳивъ; двѣнадцатиструнная (двѣ), открытая въ гробницѣ Рамзеса IV въ рукахъ двухъ священниковъ, играющихъ божеству смерти; пятнадцатиструнная — замѣчательна по своимъ богатымъ украшеніямъ и особенно по величавой и очень искусной позиціи исполнителя; двадцатиструнная, оригиналъ которой, между прочими украшеніями, заключаетъ на своей вершинѣ голову, какъ догадываются фараона этого времени. Для объясненія этого послѣдняго сюжета, египтологи, закрѣпляясь библейскимъ свидѣтельствомъ[112] о царѣ, стоящемъ во главѣ оркестра, полагаютъ, что въ Египтѣ вмѣстѣ съ жрецами заправляли хоромъ и цари[113].

Съ кинноромъ имѣютъ близкую связь и даже иногда смѣшиваются слѣд. инструменты: α) кинниръ. Какъ показываетъ сходство въ названіяхъ, здѣсь идетъ дѣло объ однородныхъ инструментахъ; но такъ какъ они цитуются одинъ при другомъ[114], то несправедливо будетъ ихъ смѣшивать. Можно думать, что кинниръ былъ позднѣйшимъ инструментомъ, и, если допустить связь его съ киннирою греческою, то это былъ инструментъ печальный, употреблявшійся въ дни плача[115] тогда какъ кинноръ издавалъ звуки веселящіе сердце[116], β) Китросъ, ассирійское произношеніе киннора, встрѣчающееся только у Даніила[117], γ) Самбукъ — также встрѣчается только у Даніила[118],— греческое имя арфы ςαμβυκη. Атеней[119], Витрувъ[120] и Фестъ[121] изображаютъ его въ формѣ Λ съ четырьмя струнами и острыми звуками. Климентъ Алекс.[122] приписываетъ происхожденіе его Троглодитамъ, другіе — Финикійцамъ и подоб. Самбукъ вообще былъ малыхъ размѣровъ кинноръ, употребляемый женщинами. δ) Симфонія,— также позднѣйшій видъ арфы, упоминаемый Даніиломъ[123], имѣла форму дуги съ тремя струнами[124]. Еще въ 16 вѣкѣ арфа этого имени употреблялась при скрыпкѣ, какъ нѣкоторый родъ бассо. Впрочемъ съ другой стороны съ подобнымъ именемъ zampogna въ Италіи и въ Малой Азіи въ настоящее время извѣстна волынка[125]. ε) Наконецъ однимъ только Даніиломъ упоминается еще писантеримъ или псалтирь[126]. Отличіе псалтири отъ киннора состояло въ томъ, что вмѣсто обода служилъ здѣсь звучный ящикъ, по отверстію котораго проходили струны двойныя, или тройныя, по р. Абрагаму въ числѣ 10, приводимыя въ движеніе помощію пальцевъ или смычка[127]. Кромѣ евреевъ, псалтирь употребляли Египтяне, Ассиріяне, Арабы и Греки, что наглядно можно видѣть изъ самой этимологіи ея имени. Псалтирь происходитъ отъ древняго арабскаго слова santir гусли; въ Египтѣ это арабское имя произносили съ коптскимъ мужескимъ членомъ pisantir, а въ Греціи еще съ особенною мягкою флексіею pisanterion или звучнѣе pisalterion, а по сокращенію psalterion. Къ послѣднему образованію копты прибавили еще новый членъ и читаютъ нынѣ pipsalterion[128]. По свидѣтельству Даніила, Ассиріяне и Евреи называли этотъ инструментъ pisanterin или phisanterin. Сличая всѣ эти измѣненія, а также свидѣтельство Климента александрійскаго[129], находимъ, что псалтирь получила свое начало между потомками Исава, откуда она перешла въ Египетъ, а отсюда въ Ассирію и Грецію, какъ показываетъ коптскій членъ pi, удержанный ассиріянами, вавилонянами и греками. Наконецъ изъ Греціи, получивши нѣкоторое измѣненіе въ своемъ устройствѣ, псалтирь перешла назадъ въ Египетъ. Но, заимствованная у пастырей, псалтирь не получила санкціи въ Египтѣ и употреблялась только народомъ, и на памятникахъ нигдѣ не встрѣчается, Виллото[130] думалъ было видѣть псалтирь на древнихъ скульптурныхъ изображеніяхъ Египта, но впослѣдствіи оказалось, что открытые имъ инструменты къ древней псалтири не имѣютъ отношенія. Даже въ настоящее время копты употребляютъ псалтирь неохотно, предоставляя ее христіанамъ и евреямъ. По своей формѣ нынѣшняя santir египетская представляетъ усѣченный по вершинѣ треугольникъ; поверхность ящика прикрыта легкою доскою съ отдушинами: къ лѣвой сторонѣ придѣланы колки для наматыванія струнъ, а на правой — недалеко отъ центра кобылка, какъ у скрыпки. Струны, по большей части металическія, ударяются смычкомъ, имѣющимъ на верхней сторонѣ наконечникъ изъ слоновой кости. Въ такомъ видѣ псалтирь употребляется и у китайцовъ подъ именемъ chê[131].

Итакъ кинноръ, обозначая опредѣленный инструментъ, въ тоже время былъ общимъ именемъ многихъ инструментовъ, выдѣлившихся какъ его отдѣльные виды; LXX еврейское слово кинноръ переводятъ, различно: knir, psalterion, cithara. Этимъ объясняется и слишкомъ разнообразное употребленіе киннора: онъ издаетъ самые печальные звуки[132] и наоборотъ служитъ къ разсѣянію скорбныхъ думъ[133]; онъ употребляется въ храмѣ, во время праздниковъ, и онъ же служитъ оргіямъ[134] и под. Въ этихъ случаяхъ нужно разумѣть различные виды киннора, потому что у евреевъ для торжественныхъ и радостныхъ пѣсней служили другіе хоры и музыканты, чѣмъ для плачевныхъ и т. под. По раввинскимъ преданіямъ, (Canabarbuna) кинноръ былъ еще чѣмъ-то въ родѣ эоловой арфы: «кинноръ Давида, висѣвшій надъ его постелью[135], въ полночь издавалъ звуки отъ дуновенія сѣвернаго вѣтра; тогда царь пробуждался и чувствуя себя пристыженнымъ тѣмъ, что онъ спитъ, когда зефиръ играетъ на киннорѣ въ честь Іеговы, пѣлъ божественныя, пѣсни до зари». Впрочемъ, не говоря о каббалистахъ, приписывавшихъ разныя чудесныя свойства киннору Давида, даже христіанскіе писатели дѣлали изъ этого инструмента таинственный іероглифъ, въ которомъ находили и консонансъ десяти заповѣдей, и таинство Св. Троицы и смерть Іисуса Христа на крестѣ и многое другое[136].

Другой видъ струнныхъ инструментовъ представляетъ невелъ. Евальдъ полагаетъ, что первоначальное отличіе невла отъ киннора состояло только въ матеріалѣ струнъ: для киннора употреблялись льняныя струны, а для невла кишечныя[137]. Это несправедливо. Отношеніе между этими двумя видами инструментовъ въ самомъ началѣ было болѣе внутреннее, чѣмъ внѣшнее. Тогда какъ кинноръ основывался на разнообразіи струнъ, игра на невлѣ зависѣла главнымъ образомъ отъ видоизмѣненія звуковъ однихъ и тѣхъ же немногихъ струнъ. Оттого Флавій, опредѣливши кинноръ количествомъ струнъ, невелъ опредѣляетъ ихъ качествомъ, говоря, что невелъ имѣлъ 12 тоновъ φθογγους[138]. Такъ какъ измѣненія тоновъ зависятъ отъ сокращенія или удлинненія струны пальцами, то инструментъ долженъ былъ имѣть вверху выступъ или ручку съ раздѣленіями, на которыя ложились пальцы для соотвѣтственнаго сокращенія струны и измѣненія звука. По всей вѣроятности, замѣчаніе Флавія, что невелъ имѣлъ 12 тоновъ, относится именно къ 12 раздѣленіямъ рукоятки. Впрочемъ количество этихъ раздѣленій было не одинаково и постепенно возрастало. Въ Библіи говорится только о невлѣ изъ десяти частей, assor[139]. Хотя LXX видятъ здѣсь именно десять струнъ, но струною χορδα греки называли не проволоку саму по себѣ а проволоку издающую извѣстный звукъ, такъ, напр., говорили: высокая струна, низкая струна, т. е. высокій звукъ струны, низкій звукъ струны и проч. Такимъ образомъ выраженіе LXX невелъ десятиструнный значитъ тоже, что у Флавія выраженіе «двѣнадцатитонный». Кромѣ того, такъ какъ LXX еврейское слово невелъ переводятъ иногда ναβλα иногда ψαλτηριον и только послѣднему названію даютъ прибавку десятиструнный; то можно думать, что подъ ψαλτηριον они разумѣютъ указанный нами выше инструментъ изъ области кинноръ. Зная, что невелъ десяти струнъ не могъ имѣть, съ другой стороны не находя другаго перевода еврейскому выраженію: nebel assor невелъ изъ десяти частей, кромѣ «десятиструнный», LXX должны были вмѣсто невелъ въ такихъ случаяхъ употреблять названіе совершенно другаго инструмента.— Такимъ образомъ невелъ былъ первообразъ испанской гитары, которая распространилась въ Европѣ особенно послѣ господства Мавровъ. Замѣчательно, что въ пѣсняхъ короля Наварскаго гитара названа еврейскимъ именемъ nubelle, а нынѣшніе евреи невломъ называютъ мандолину или бандуру, простой видъ гитары, употребляемый народомъ. Чтобы имѣть какое нибудь представленіе о древне-еврейской гитарѣ или невлѣ, необходимо обратиться къ изображеніямъ древне-египетской гитары, называвшейся арабскимъ словомъ rebab,— признакъ, что египетская гитара взята у арабовъ или вообще у семитовъ. Египетская гитара состоитъ изъ болѣе или менѣе длинной тонкой ручки и овальной формы ящика, выдолбленнаго изъ толстаго куска дерева. Отсюда ея еврейское названіе nebel, чреватый, т. е. при узкой шейкѣ имѣющій несоразмѣрно широкое нутро. Иногда ручка придѣлана не горизонтально, на одной линіи съ верхнею доскою ящика, а подъ угломъ, чтобы струны не касались доски,— для какой цѣли иногда съ противоположной стороны дѣлается еще выступъ, къ которому прикрѣпляются струны. На ручкѣ сдѣланы выемки для движенія пальцевъ при игрѣ, а на верху крючки для струнъ, которыхъ въ рисункахъ Шампаліона не бываетъ болѣе трехъ. Такимъ образомъ восточныя гитары были малострунны; есть ребабы, имѣющія даже одну струну,— первоначальный видъ инструмента, приписываемый нѣкоторыми арабскимъ народнымъ поэтамъ или рапсодамъ. Во время игры невелъ держали въ рукахъ. Въ другое время носили привязаннымъ на шеѣ, какъ женщины такъ и мущины[140].

Есть совершенно противоположное мнѣніе, что невелъ былъ духовой инструментъ, а не струнный. Абенъ-Ездра[141], основываясь на этимологіи слова невелъ (чрево, мѣхъ), разумѣетъ подъ нимъ волынку, существенная принадлежность которой есть кожанный мѣшочекъ, служащій резервуаромъ воздуха. Мы объясняли уже правильное значеніе слова невелъ. Кромѣ того, мнѣніе Абенъ-Ездры нельзя принять и потому уже, что, независимо отъ евреевъ, съ именемъ невелъ у многихъ народовъ извѣстны именно струнные инструменты: греч. ναβλα, лат. nabla, naulium. Греческіе писатели даже прямо относятъ происхожденіе своего невла къ Малой Азіи. Называя его струннымъ инструментомъ варваровъ, приписываютъ его то Финикіи, то Каппадокіи. Ουτε Σιδωνιου ναβλα λαρυγγοφωνος εκεχορδωται τυπος[142]. Очевидно, что здѣсь идетъ дѣло о томъ же инструментѣ, который и евреи называли невломъ; слѣдовательно это былъ вообще струнный инструментъ. Другой еврейскій толкователь рабби Абрагамъ[143] разумѣетъ подъ невломъ италіанскую лютню изъ шести струнъ: пяти двойныхъ и высокихъ и одной простой. Десятиструнный невелъ, по его объясненію, былъ италіанская liuto chitarronnato, имѣющая шесть струнъ двойныхъ и четыре простыхъ. Впрочемъ р. Абрагамъ признается, что на италіанскомъ инструментѣ въ настоящемъ случаѣ онъ остановился потому только, что ему нужно было найти инструментъ «самый лучшій, не имѣющій ничего себѣ подобнаго». Подобное уваженіе къ невлу оказываетъ и рабби Іуда, изображая блага пришествія Мессіи въ увеличеніи струнъ невла: «теперь онъ имѣетъ семь (?) струнъ, во время Мессіи будетъ имѣть восемь, а въ вѣчности десять»[144].

Рядомъ съ струнными инструментами стоятъ въ библейскомъ повѣствованіи инструменты духовые. Устраняя всякую мысль о какой либо взаимной подчиненности по происхожденію между тѣми и другими, Библія приписываетъ ихъ вмѣстѣ Іувалу, изобрѣтшему съ кинноромъ и hugav — дудку, основную форму всѣхъ духовыхъ инструментовъ. По объясненію языческихъ авторовъ, поводъ къ открытію духоваго инструмента дало завываніе вѣтра въ сухихъ тростникахъ, растущихъ во множествѣ на берегахъ Нила и моря тростниковаго (Чермнаго). Кто не помнитъ прекрасныхъ стиховъ Лукреція, выражающихъ эту мысль:

Zephyrі cava per calamorum sibila primum Agrestes docuere cavas inflare cicutas, Inde minutatim dulces didicere querelas, Tibia quas fundit digitis pulsata canentum, Avia per nemora ac sylvas saltasque reperta, Per loca pastorum deserta, atque otia dia[145].

Но, открытая въ первыя времена человѣческой исторіи, духовая музыка, получившая большое свящ. значеніе у арабовъ (изв. nây дервишей), у грековъ взявшая даже перевѣсъ надъ струнною музыкою, у евреевъ повидимому мало употреблялась, по крайней мѣрѣ, въ древнѣйшій періодъ. Большое приложеніе имѣла, только призывная духовая музыка — труба. Основное названіе трубъ у евреевъ было schophar — корень, указывающій вообще инструментъ изогнутый. По описанію Талмуда трубы еврейскія были необыкновенно звучны; звукъ ихъ отъ Іерусалима доходилъ до Іерихона и даже до Самаріи, т. е. на разстояніи цѣлаго дня пути[146]. Вообще нужно замѣтить, что употребленіе трубъ болѣе всего отдаляетъ евреевъ отъ египтянъ, хотя происхожденіе трубъ принадлежитъ Египту. По свидѣтельству Розеллини[147] инструменты этого имени и рода, хотя встрѣчаются въ памятникахъ египетскихъ, но по своему устройству приближаются болѣе къ флейтѣ, чѣмъ къ трубѣ. Египетскія трубы слишкомъ мелки для того, чтобы ими давать сигналы народу, какъ это было у евреевъ, для какой цѣли въ Египтѣ вмѣстѣ съ трубами употреблялись барабаны. Еврейская труба, получившая свое развитіе въ 40 лѣтъ странствованія въ пустынѣ, на египетскихъ памятникахъ не встрѣчается, но по свидѣтельству Апулея въ Сиріи она употреблялась, конечно, по заимствованію отъ евреевъ, при возвѣщеніи проходовъ богини сирійской, когда жрецы проносили по селамъ ея образъ, обличая народъ въ жестокосердіи и выманывая серебро[148]. Позже этотъ инструментъ еврейскій взяли и греки для оповѣщенія народныхъ праздниковъ и называли knouê[149].

Въ частности, въ употребленіи евреевъ было два рода трубъ: роговая труба kerên и прямая труба hatzotrezoth. Перваго рода труба первоначально представляла простой необдѣланный бараній рогъ. По раввинской легендѣ первая роговая труба была сдѣлана именно Авраамомъ изъ рога барана, принесеннаго имъ въ жертву вмѣсто Исаака[150]. Керенъ возвѣщалъ праздники, новомѣсячія, юбилеи[151]. Кстати замѣтимъ, что въ древнемъ парафразѣ халдейскомъ баранъ называется iobel торжество,— слово, которымъ обозначается также и keren[152]. Рабби Абрагамъ прибавляетъ, что керенъ былъ покрытъ обыкновенно кожею тельца, окрашенною въ черный, красный или какой либо другой цвѣтъ, и что въ нижней части его были просверлены отверстія, которыя музыкантъ закрывалъ или открывалъ по произволу[153]. Хотя это описаніе не имѣетъ никакого основанія въ Библіи, тѣмъ не менѣе въ немъ нѣтъ ничего невѣроятнаго. Hatzotrezoth были прямыя трубы, мѣдныя, серебряныя или деревянныя. Они имѣли около 50 сантиметровъ въ длину, около 3 сантим. въ діаметрѣ и не имѣли другихъ отверстій, кромѣ мундштука и нижняго дула. Такія трубы можно видѣть на тріумфальной аркѣ Тита въ Римѣ между предметами, перенесенными изъ Іерусалима послѣ его разрушенія. Hatzotrezoth имѣли высшее назначеніе, чѣмъ keren; они употреблялись въ храмѣ при жертвѣ мира и провождали воиновъ на сраженіе. По разрушеніи Іерусалима евреи оставили всѣ инструменты, которыми нѣкогда пользовались, и позволяли себѣ оставить только kerên, самый грубый и простой инструментъ. Такого рода запретъ, убившій совершенно музыкальные таланты между евреями, раввины наложили на націю въ вѣчное воспоминаніе своего униженія[154].

Но духовые, въ собственномъ смыслѣ музыкальные, инструменты, какъ мы сказали, не имѣли особеннаго развитія между евреями. Неумѣлость евреевъ въ обращеніи съ духовыми инструментами ясно изображаетъ слѣдующая талмудическая легенда[155]. «Въ скиніи Моисеевой еще со времени выхода изъ Египта хранилась чудесная флейта, тонкая, нѣжная, сдѣланная изъ нильскаго тростника. Соломонъ вздумалъ было позолотить её, но инструментъ вслѣдствіе этого совершенно потерялъ свой звукъ, который возстановился только тогда, когда золото было снова отброшено». Такимъ образомъ Соломонъ, величайшій представитель искусства древневрейскаго, могъ только испортить духовой инструментъ. Это сказаніе очень вѣрно и характеристично. При общемъ значительномъ развитіи духовой музыки у древнихъ народовъ, отсталость евреевъ очень замѣтна. Евреи не могли выдержать въ духовой музыкѣ соперничества не только египтянъ, но и учениковъ ихъ сирійцевъ, амбубайи которыхъ производили взрывы восторговъ и похвалъ въ самой римской столицѣ[156]. Общимъ именемъ всѣхъ этого рода инструментовъ у евреевъ служитъ huggav, имя духоваго инструмента, изобрѣтеннаго Іуваломъ. Іеронимъ переводитъ это имя чрезъ organon, инструментъ, сложенный изъ многихъ трубокъ. Но очевидно, что открытіе духовой музыки не могло начаться такимъ сложнымъ инструментомъ. Въ таргумахъ huggav замѣняется сирскимъ словомъ abuba дудка, свирѣль. По этому объясненію мы имѣемъ здѣсь простой пастушескій инструментъ, который у всѣхъ народовъ доселѣ имѣетъ почти одинаковое устройство, а у древнихъ римлянъ даже назывался семитическимъ именемъ ambuba или ambubaja и былъ популярнымъ женскимъ инструментомъ. Другой болѣе важный духовой инструментъ былъ chalil, флейта. Такъ какъ, по указанному выше преданію, флейта существовала у евреевъ безъ измѣненій со времени выхода изъ Египта, то это значитъ, что евреи пользовались всегда египетскою флейтою. По свидѣтельству египетскихъ памятниковъ, существовало три рода флейты: 1) простая флейта, прямая трубка съ совершенно равнымъ во всю длину діаметромъ; длина ея отъ 228 до 456 миллиметровъ; по сторонамъ четыре или пять отверстій; была въ употребленіи сельскихъ женщинъ. 2) Флейтраверсъ, употреблявшійся мущинами, называвшійся лотосомъ по матеріалу, изъ котораго приготовлялся. Когда Апулей говоритъ, что въ церемоніяхъ культа Сепариса играли на флейтахъ, держа ихъ обращенными къ правому уху[157], то онъ разумѣетъ не прямую флейту, а флейтраверсъ. 3) Флейты двойныя, самыя употребительныя, изъ двухъ трубокъ то равныхъ, то неравныхъ, иногда соединенныхъ въ одинъ мундштукъ, иногда совершенно раздѣленныхъ. Флейта, приходившаяся подъ лѣвую руку, имѣла не много отверстій и издавала звуки низкіе, флейта подъ правой рукой имѣла острые звуки и множество отверстій; первая дѣлалась изъ верхней части тростника, послѣдняя — изъ нижней. Кромѣ тростника, флейты дѣлались изъ лотоса, букса, рога, слоновой кости, желѣза и серебра[158]. Что касается раввинскихъ преданій, то они сообщаютъ слѣдующее о еврейскомъ халилѣ или флейтѣ: халилъ былъ изъ дерева или изъ металла и не отличался ничѣмъ отъ huggav, кромѣ того, что былъ меньше у дульца. Халиловъ было два рода: халилъ священный или храмовой, и халилъ обыкновенный, употреблявшійся въ «веселіи народомъ»; кромѣ этихъ двухъ халиловъ былъ еще третій priferim, родъ гобоя съ мундштукомъ изъ тростника, слоновой кости, дерева и мѣди[159]. Эти преданія, какъ они ни отрывочны, отсылаютъ къ тремъ указаннымъ нами флейтамъ египетскимъ. Что касается сложныхъ флейтъ, то онѣ и доселѣ употребляются въ Палестинѣ пастухами. Нынѣшніе евреи называютъ халилъ родомъ барабана, а huggav — ударнымъ прутомъ[160]. Но это мнѣніе совершенно противоречитъ всѣмъ преданіямъ и ни на чемъ не основывается. Уже одно этимологическое значеніе слова chalil просверленное ясно указываетъ духовой инструментъ. Кстати замѣтимъ, что еврейскія имена двухъ сейчасъ указанныхъ инструментовъ: huggad дутый и chalil просверленный, дырявый такъ ясно выражаютъ одну и ту же указанную нами классическую идею духовыхъ инструментовъ, какъ будто нарочно ими хотѣли увѣковѣчить преданіе, что поводъ къ открытію этого инструмента подало завываніе вѣтра въ дуплистомъ деревѣ.

Къ духовымъ инструментамъ еврейскимъ относятся еще: 1) машрокита, упоминаемый Даніиломъ[161], своимъ корнемъ выражающій только актъ дуновенія, по объясненію рабби Абрагама[162], простая деревенская дудка, хотя позднѣйшіе іудеи этимъ именемъ называютъ клавиши. 2) Многоименный инструментъ, упоминаемый въ талмудѣ, hardavalim, ardicalim, sorbalim, burbalim и друг. отъ греч. υδραυλις, по Амміану Марцеллину organum hydraulicum. По раввинскому преданію, этотъ инструментъ не употреблялся въ храмѣ, потому что давалъ непріятные смѣшанные звуки. На немъ исполнялись только чрезвычайныя forte[163]. По свидѣтельству р. Абрагама, это былъ нынѣшній органъ съ трубками и клавитурою[164]. 3) Наконецъ погружаясь совершенно въ легендарную область талмудистовъ, называютъ еще духовой инструментъ по имени magrepha. Эта миѳическая трубка имѣетъ 10 отверстій и даетъ сто звуковъ, по другимъ: сто звуковъ даетъ каждое отверстіе, такъ какъ въ каждомъ отверстіи была вставлена новая труба съ 10-ю новыми дырочками. При трубкѣ былъ ящикъ для собранія воздуха, по Іерониму, изъ слоновой кости. Инструментъ имѣлъ громовой звукъ, такъ что когда играли на немъ, никто въ цѣломъ Іерусалимѣ не могъ ничего другаго слышать; звукъ его слышали даже въ Іерихонѣ. При своемъ ужасномъ звукѣ, онъ былъ такъ легокъ, что одинъ левитъ свободно могъ переносить его на его мѣсто между алтаремъ и преддверіемъ[165]. Между тѣмъ magrepha на прозаическомъ языкѣ значитъ просто лопата, которою въ храмѣ скоблили плиты алтаря послѣ всесожженій. Громадность плитъ была причиною большаго резоннанса при этой операціи. Тогдашніе еврейскіе поэты говорили, что звукъ лопаты, падающей на плиту алтаря былъ слышенъ въ Іерихонѣ. Позднѣйшимъ раввинамъ это объясненіе казалось слишкомъ простымъ, и вотъ они воображаютъ тысячезвучный инструментъ съ именемъ лопаты.

Третій и самый употребительный родъ ииструментовъ у евреевъ со времени выхода изъ Египта — это инструменты ударные. Климентъ Александрійскій происхожденіе этого рода инструментовъ приписываетъ египтянамъ[166]. На это намекаетъ и талмудическое сказаніе, аналогичное съ представленнымъ нами сказаніемъ о духовыхъ инструментахъ,— что «одинъ изъ ударныхъ инструментовъ, вслѣдствіе долгаго употребленія въ святилищѣ, разбился; тогда послали въ Александрію за мастерами, которые и починили его.» «Но вслѣдствіе починки инструментъ пересталъ звучать; тогда соскоблили куски спайки и инструментъ зазвучалъ, какъ прежде»[167]. Какимъ образомъ можно говорить объ изобрѣтеніи евреями какихъ либо музыкальныхъ инструментовъ, когда для простой починки инструмента они должны обращаться къ помощи египтянъ?..

Самый древній изъ инструментовъ ударныхъ, указанныхъ въ Библіи, это toph, по арабски duph (отсюда испанское adduffa) общее имя ручныхъ барабановъ. Такъ какъ употребленіе ихъ извѣстно у евреевъ тотчасъ по выходѣ изъ Египта, то конечно они ничѣмъ не отличались, какъ говоритъ и Климентъ Александр. отъ барабановъ египетскихъ: кет-кет. На египетскихъ памятникахъ открыто два рода барабановъ: барабаны цилиндрическіе и барабаны басскіе. Барабанъ цилиндрическій имѣетъ высоты отъ 60 до 75 сантиметровъ, по немъ ударяли рукою, какъ и Индійцы. Самый ящикъ дѣлался изъ дерева или мѣди и въ діаметрѣ постепенно уменьшался къ обоимъ концамъ. На два конца цилиндра была натянута перепонка изъ пергамена или кожи при помощи бичевокъ, намотанныхъ діагонально на ящикъ,— этимъ собственно они отличались отъ нашихъ барабановъ. Инструментъ носили на ремнѣ за спиной въ вертикальномъ положеніи. Второй родъ барабановъ, сходный съ нашими басскими барабанами, имѣлъ форму четыреугольника съ острыми углами,— древнѣйшій изъ всѣхъ этого рода инструментовъ. Такіе барабаны встрѣчаются на греческихъ памятникахъ въ рукахъ жрецовъ Цибеллы и жрицъ Вакха. Они существуютъ въ Испаніи со времени Мавровъ подъ именемъ pandero. Къ этимъ двумъ видамъ египетскихъ барабановъ причисляютъ еще третій, употребляемый доселѣ въ пляскахъ египетскими женщинами, и по общему мнѣнію бывшій въ рукахъ Маріамны — darabouka. Онъ дѣлается изъ выдолбленнаго дерева, дно котораго покрыто пергаментомъ или кожею; если отъ ударовъ обшивка ослабѣваетъ, инструментъ высушиваютъ на солнцѣ. Инструментъ даетъ различные звуки, смотря по тому, ударяютъ ли ближе къ периферіи или къ центру; именно, держа въ лѣвой рукѣ бубенъ, пальцами этой же руки барабанятъ по пергаменту, когда нужны легкіе звуки, а для звуковъ сильныхъ бьютъ рукою по центру[168]. Еврейское преданіе прибавляетъ къ этому, что toph имѣлъ форму вазы и ударялся желѣзнымъ прутомъ[169]. Это былъ инструментъ веселія и танцевъ[170]. Фигура его была вырѣзана на стѣнѣ іерусалимскаго храма,— честь, которой другіе инструменты не раздѣляли[171]. Кромѣ toph талмудисты цитуютъ еще другой видъ барабана ail или eros; это darabouka египтянъ[172]. Ее употребляли при свадебныхъ процессіяхъ и погребальныхъ[173].

Другой видъ инструментовъ ударныхъ есть menahaniim, въ Вульгатѣ систра, по объясненію раввиновъ, простая легкая доска, увѣшанная погремушками; ее употребляли плакальщицы, сопровождая удары въ нее причитаньями[174]. Рабби Абрагамъ видѣлъ въ menachaniim инструментъ, изобрѣтенный въ видѣ дѣтской игрушки философомъ Архитомъ Тарентскимъ и состоящій изъ деревяннаго ящика, къ которому привѣшивались посредствомъ цѣпочекъ деревянные шарики, производившіе большой шумъ при качаніи ящика[175]. Но подобные инструменты употреблялись гораздо прежде въ Египтѣ. На памятникахъ они снабжены разными украшеніями; вверху иногда имѣютъ изображеніе кошки или собаки, а по угламъ змѣиныя головки,— хотя конечно подобныхъ украшеній, имѣющихъ отношеніе къ служенію Изидѣ, не могли имѣть систры, на которыхъ гремѣли при перенесеніи ковчега и при другихъ еврейскихъ праздникахъ[176]. Нужно сказать при этомъ, что систра собственно музыкальнымъ инструментомъ никогда небыла, не будучи въ состояніи регулировать риѳмъ, и только для звука употреблялась въ оркестрѣ. Такимъ образомъ арабскій и сирскій переводы Библіи сдѣлали большую ошибку, давши въ руки Маріамнѣ при пѣніи систру. Въ Египтѣ, систра имѣла нѣкоторое символическое значеніе: ея шумомъ думали заглушать голоса нечистыхъ духовъ, искушающихъ человѣка. Виргилій[177] въ выраженіи, regina in mediis patrio vocat agmina sistro считаетъ систру инструментомъ созывательнымъ. И дѣйствительно египетскіе жрецы, по Апулею, стучали систрами въ ворота, возвѣщая богомольцамъ шествіе богини, такъ что систры имѣютъ значеніе колокольчиковъ при богослуженіи[178]. Во всякомъ случаѣ систра изобрѣтена египтянами и классическіе писатели любятъ изображать берега Нила, оглашаемые звуками ея[179].

Третій инструментъ этого вида thzeltzelim или metziltaim названъ у LXX кимвалы; этотъ переводъ подтверждаетъ Флавiй, когда, описывая инструменты храма, говоритъ о кимвалахъ мѣдныхъ большихъ и широкихъ[180], и Давидъ Кимхи называющій tzeltzelim двумя мѣдными тарелками, ударяемыми одна о другую[181]. На такое употребленіе ихъ указываетъ двойственное число metziltaim. За дальнѣйшимъ описаніемъ кимваловъ, мы опять должны обратиться къ египетскимъ памятникамъ. Кимвалы египетскіе были совершенно подобны нашимъ, только немного меньше, именно отъ 14 до 18 сантиметровъ въ діаметрѣ, и дѣлались изъ смѣси мѣди и серебра[182]. До насъ эти древніе кимвалы дошли въ военной музыкѣ янычаръ. Кромѣ большихъ кимваловъ, ударяемыхъ обѣими руками, были кимвалы малые,— кастаньеты, двѣ тарелочки, прикрѣпляемыя пуговицами къ большому и указательному пальцамъ одной руки и ударяемыя въ тактъ музыки при танцахъ[183]. Какъ кажется, малые кимвалы или кастаньеты разумѣютъ библейскiе писатели подъ словомъ schalischim, (которое LXX переводятъ также кимвалы), такъ какъ schalischim употребляютъ у евреевъ женщины[184], между тѣмъ въ Египтѣ женщины другихъ кимваловъ, кромѣ кастаньетовъ, не употребляли. Чтобы не оставить безъ вниманія этимологіи слова schalischim, (отъ schalisch три) нужно предположить, что кастаньеты древнихъ имѣли форму треугольниковъ. Были толкователи, которые, основываясь на раввинскихъ источникахъ, подъ schalischim разумѣли скрыпку о трехъ струнахъ, или родъ систры съ широкою цѣпью, снабженную побрякушками и проч.[185]; но всѣ эти объясненія по своей недоказательности не могутъ стоять рядомъ съ объясненіемъ LXX.

Скрупулезные еврейскіе толкователи Библіи въ выраженіи Св. Писанія, что народъ воспѣвалъ славу Іеговы на инструментахъ деревянныхъ, видятъ не общее указаніе на инструменты вообще, а какіе-то особенные инструменты, будто бы имѣвшіе форму ступокъ, которыя ударялись толкачемъ. Забывая, что имѣютъ дѣло съ своею собственною фантазіею, талмудисты объясняютъ далѣе, что ступка увѣшивалась погремушками, употреблялась вмѣстѣ съ кастаньетами и под.[186]. Маймонидъ говоритъ еще объ одномъ ударномъ инструментѣ, изъ двухъ кусковъ дерева длиною въ локоть, которые ударялись одинъ о другой[187]. Виллото видѣлъ такія орудія въ Египтѣ, состоящія изъ двухъ линеекъ, ударяемыхъ одна о другую[188],— тоже, что китайское tchoung tai. Ѳерапевты этими орудіями выбивали тактъ при музыкѣ. Въ христіанскихъ церквахъ Египта употребляется подобное орудіе вмѣсто нашихъ колоколовъ и называется по арабски nakous. Это — большія доски до двухъ метровъ длины и 30 сантиметровъ ширины, висящія въ притворѣ храма, въ которыя бьютъ желѣзными колотушками. Въ Турціи христіане употребляютъ металлическія доски, sementere agiosidere[189].

Кромѣ этихъ, болѣе или менѣе опредѣленныхъ, инструментовъ, въ надписаніяхъ псалмовъ находятъ еще много другихъ названій древнихъ инструментовъ: nechilath, въ которомъ нѣкоторые видятъ названіе инструмента, по своему звуку напоминавшаго жужжаніе пчелъ т. е. свирѣли;— gittith, которое Калметъ считаетъ названіемъ геѳскаго инструмента изъ рода гитары или лиры, употребляемой нынѣ нищими;— alamoth, которое нѣкоторые переводятъ какимъ-то музыкальнымъ орудіемъ — аламовъ;— higgajon и проч. Но эти названія такъ темны, что о нихъ невозможно никакое сужденіе[190]. Рабби Абрагамъ, не затрудняющійся во многихъ случаяхъ воображеніемъ дополнить недостающее въ описаніи инструмента, сознался, что природа этихъ инструментовъ совершенно ему неизвѣстна. Вообще нужно сказать, что въ надписаніяхъ псалмовъ несправедливо видятъ указаніе на какіе-либо частные инструменты. Еслибъ надписанія псалмовъ указывали частные инструменты; то всего скорѣе они должны были бы означать инструменты болѣе употребительные въ храмѣ, между тѣмъ какъ здѣсь указываются такіе инструменты, о которыхъ нигдѣ не упоминается въ перечнѣ храмовыхъ инструментовъ, тогда какъ самые употребительные: невелъ и кинноръ въ надписаніяхъ псалмовъ не указываются. Очевидно, надписанія псалмовъ указываютъ какія-то другія особенности при исполненіи пѣсни, а не инструменты. Даже надписаніе neghinoth не правдоподобно переводятъ общимъ именемъ струнныхъ инструментовъ, потому что 1) струнные инструменты называются въ псалмахъ minnim Пс. 150. 4.; 2) LXX переводятъ neghinoth чрезъ ψαλμος Пс. 77, 7; 3) псалмы повседневные, которые пѣлись исключительно съ струнною музыкой, надписанія neghinoth не имѣютъ. Тоже нужно сказать и о духовыхъ инструментахъ. Надписаніе machaloth Пс. 53 и 86 обыкновенно переводится на духовыхъ инструментахъ только потому, что корень его chalal значить пробивать дыру, сверлить. Но во 1-хъ форма и пунктація этого слова не благопріятствуютъ такому толкованію; во 2-хъ соотвѣтствующее ему слово въ эѳіопскомъ языкѣ значитъ только пѣснь mahhlet; въ 3-хъ LXX конечно по темнотѣ этого слова не переводятъ его; въ 4-хъ псалмы великихъ праздниковъ, которые несомнѣнно были сопровождаемы духовою музыкою, этого надписанія не имѣютъ, между тѣмъ для отличія отъ повседневной музыки струнной ихъ необходимо было бы отличить указаніемъ на духовой инструментъ, если бы указанія инструментовъ были въ обычаѣ при надписаніяхъ.

III. Переходя къ разсмотрѣнію характера древнееврейской музыки и пѣнія и способовъ ихъ исполненія, мы должны признаться, что стоимъ въ широкой области гипотезъ. Нѣкоторые, относящіеся сюда, отдѣльные термины музыкальные, встрѣчающіеся въ Библіи и уже для LXX толковниковъ и, слѣдовательно, для всего втораго храма потерявшіе свое значеніе, навсегда останутся темными іероглифами въ исторіи древней музыки, какъ по своей отрывочности, такъ и по темнотѣ своей этимологіи. Значительное количество инструментовъ, указанное въ Библіи, разширяемое нѣкоторыми еще далѣе, не только не облегчаетъ, а скорѣе затрудняетъ разъясненіе образа исполненія ветхозавѣтной пѣсни. Здѣсь мы встрѣчаемъ нѣчто совершенно противоположное тому, что представляетъ исторія древнегреческой музыки, о внутреннихъ свойствахъ которой безошибочно можно судить по сохранившимся полнымъ спискамъ древнихъ нотъ, между тѣмъ какъ внѣшняя исторія музыки, касающаяся инструментовъ древнихъ грековъ, извѣстна весьма мало, и то благодаря случайнымъ открытіямъ въ Геркуланумѣ и Помпеѣ. Наоборотъ древнееврейская музыка достаточно разъясненная, при пособіи археологіи египетской, со стороны музыкальныхъ инструментовъ, почти неимѣетъ въ своей исторіи средствъ для выясненія своего духа и внутренняго содержанія. Оттого для обьясненія мелодіи древнееврейской музыки пользуются обыкновенно аналогіями греческой музыки, подобно тому какъ для объясненія древнееврейскихъ инструментовъ обращаются къ музыкѣ египетской.

LXX дали всей книгѣ псалмовъ имя псалтири конечно въ томъ предположеніи, что всѣ псалмы были въ пѣсенномъ и музыкальномъ употребленіи. Греческое слово ψαλλειν лат. psallere, не получившее случайно права гражданства въ новыхъ языкахъ потому только, что Парижская Академія наукъ нашла его недостаточно благозвучнымъ,— значитъ, какъ объясняетъ бл. Августинъ, non simpliciter canere, sed ad musicum instrumentum. У Горація[191], Макровія[192], Тита Ливія[193] psaltria означаетъ именно женщину, поющую подъ музыкальный аккомпаниментъ, для котораго у грековъ и римлянъ служили только струнные инструменты: кинноръ и невелъ. Но названіе LXX не должно быть принимаемо въ строгомъ смыслѣ, чтобы всѣ псалмы были пѣты непремѣнно подъ аккомпаниментъ. Когда ап. Павелъ[194] различалъ псалмы и пѣсни духовныя, то конечно онъ имѣлъ въ виду различіе въ исполненіи псалмовъ однимъ голосомъ или съ музыкою. Въ своихъ надписанiяхъ псалмы пѣтые безъ музыки называютcя schiri ωδη, пѣснь, а пѣтые съ музыкой mizmor, μελος, ψαλμος, псаломъ. Такое различіе между пѣснопѣніями ветхозавѣтными полагаютъ: Іоаннъ Златоустый, Иларій, Евфимій и др. Вотъ слова Кассіодора: psalmus est cum ex ipso solo instrumento musico id est psalterio, modulatio quaedam dulcis et canora profunditur: canticum est quod ad honorem Dei exuitur quando qui libertate propriae vocis utitur. Далѣе, нѣкоторые изъ псалмовъ были пѣты сначала одними голосами, а потомъ уже инструментами, такъ что въ пѣніи каждаго стиха голоса предшествовали, а за тѣмъ музыка повторяла напѣвъ; такого исполненія псалмы надписаны schir-mizmor, пѣснь-псалма Пс. 65. 82. 87. 107. Иногда наоборотъ напѣвъ стиховъ начинала музыка, за которою слѣдовало пѣніе; это mizmor-schir, μελος-ωδη отсюда μελωδια псаломъ — пѣсни. Пс. 29. 47. 64. 66. 67. 74. 75. 86. 91. Это опять мнѣніе отцовъ церкви. Psalmo — canticum erat, говоритъ Кассіодоръ, cum instrumento musico praecinente, canens chorus sociatis vocibus adclamabat; divinis duntaxat vocibus obsecutis. Cantico — psalmus erat, cum choro antecedente ars instrumenti musici in unam convenientiam comiter aptabatur verba que hymni divini svavis copula personabat. Къ этому нужно прибавить, что еврейское слово mizmor шире по значенію, чѣмъ греческое ψαλμος; тогда какъ послѣдній терминъ предполагаетъ всегда струнный аккомпаниментъ (отъ ψαλλω бряцать) mizmor[195] можетъ относиться какъ къ струннымъ такъ и духовымъ инструментамъ (ср. арабское zumara, италіанское zufolo). Надпись 86 псалма lehanoth, ad respondendum, еже отвѣщати такимъ образомъ могла бы относиться ко всѣмъ псалмо-пѣснямъ и пѣсне-псалмамъ, въ которыхъ чередуются музыка и пѣніе. Если же ее нѣтъ при подобныхъ двойныхъ надписяхъ пѣсне-псалмовь и псалмо-пѣсней, то этимъ указывается особенное отношеніе ея только къ голосамъ, которые также раздѣлялись на отдѣльные хоры и повторили стихи псалма одинъ за другимъ. Пс. 147, 7, указываетъ обычай антифоннаго пѣнія въ храмѣ, напоминающаго пѣніе славословія при Моисеѣ, по прошествіи Чермнаго моря. Мѣста въ пѣсни, гдѣ долженъ былъ останавливаться одинъ хоръ и начинать другой, обозначены терминомъ selah, у LXX διαψαλμα. Терминъ этотъ представляетъ искуственный музыкальный знакъ, сложенный изъ начальныхъ буквъ слѣдующихъ словъ (обычай подобнаго образованія терминовъ очень извѣстенъ у евреевъ и арабовъ): sor lemahla haschar возвратись къ началу пѣвецъ da capo[196]. Наконецъ одинъ и тотъ же хоръ могъ перемѣнять напѣвы, начиная отъ самаго низкаго, до самаго высокаго. Полагаютъ, что псалмы, надписанные псалмами восхожденія и пѣтые на ступеняхъ храма соединяли въ себѣ всѣ тоны, какіе были извѣстны евреямъ. Начавши первые стихи самымъ низкимъ тономъ и тихимъ голосомъ, пѣвчіе, по мѣрѣ восхожденія на ступени, все поднимали тонъ и кончали громкимъ forte. Высокіе голоса назывались halomoth — по-дѣвичьи, soprano т. е. самые тонкіе голоса; самые низкіе scheminoth — по осьмой, октава. Несправедливо поэтому первоначальное употребленіе октавы въ музыкѣ приписываютъ грекамъ; они только соединили октаву и сопрано, которыя въ древнѣйшей музыкѣ употреблялись отдѣльно, въ особенныхъ хорахъ[197]. Изъ того, что 46 Пс., надписанный halamoth, отличается торжественнымъ характеромъ, напротивъ Псс. 6 и 12-й, надписанные scheminoth имѣютъ плачевный характеръ, видно, что напѣвы раздѣлялись по характеру пѣсни и что высокія ноты выражали радостное расположеніе духа, а глубокая октава служила только для печальныхъ мотивовъ. Раздѣленiе напѣвовъ ветхозавѣтной музыки особенно даетъ себя чувствовать въ распредѣленіи музыкальныхъ инструментовъ на отдѣльные группы. Послѣдній псаломъ еврейской псалтири, представляющій какъ бы отчетъ объ употребленіи свящ. пѣсней, даетъ наглядное раздѣленіе всего музыкальнаго персонала древнихь евреевъ:

Хвалите Бога во святыхъ Его, Хвалите Его на тверди славы Его; Хвалите Его ради могущества Его. Хвалите Его ради величія Его безмѣрнаго. Хвалите Его въ звукахъ трубы, Хвалите Его на невлѣ и киннорѣ, Хвалите Его тимпаномъ и плясками. Хвалите Его на инструментахъ струнныхъ и духовыхъ; Хвалите Его на кимвалахъ звучныхъ Хвалите Его на кимвалахъ громкихъ. Все дышущее да хвалитъ Іегову!

Отсюда видно: 1) общее употребленіе струнныхъ и духовыхъ инструментовъ совмѣстно; 2) отдѣльное употребленіе струнныхъ и духовыхъ инструментовъ; 3) особенное употребленіе ударныхъ инструментовъ, сопровождаемыхъ пляскою.

При ежедневныхъ жертвоприношеніяхъ играли на двухъ струнныхъ инструментахъ: невлѣ и киннорѣ; невловъ должно было быть не менѣе 2 и не болѣе 6, кинноровъ не менѣе 9, но больше могло быть сколько угодно[198]. Число трубъ небыло менѣе 2, а въ торжественныхъ случаяхъ доходило до 120[199]. Число пѣвчихъ должно было быть не менѣе 12. Но къ этому числу прибавлялись дѣти левитовъ, которымъ для сего позволялось входить въ притворъ храма и пѣть вмѣстѣ съ отцами. Только они не входили въ клиросы, а становились на полу у ногъ своихъ отцовъ, какъ въ настоящее время въ католическихъ соборахъ мѣста для мальчиковъ, участвующихъ въ хорѣ, назначаются ниже скамьи для взрослыхъ. Присутствіе дѣтей, говоритъ Гемара, нужно было потому, что голоса левитовъ, считавшихся въ хорѣ почти всю жизнь, до тѣхъ поръ когда голосъ дѣлался совершенно дрожащимъ, часто, были слабы и должны были вознаграждаться болѣе сильными молодыми голосами дѣтей»[200]. Замѣчательно так. обр., что присутсівіе дѣтей объясняется здѣсь только съ экономической стороны, какъ средство облегченія для отцевъ, а не въ интересахъ мелодіи. По субботнымъ днямъ какъ при рядовыхъ жертвахъ, такъ и при прибавочныхъ, число пѣвцевъ и музыкантовъ соразмѣрно увеличивалось. Можетъ быть въ эти дни участвовала вся чреда левитовъ изъ 166 человѣкъ. Но напѣвы и инструменты субботняго дна оставались тѣже. Въ великіе праздники ветхозавѣтной церкви, во время пѣнія галлела, независимо отъ струннаго оркестра, играла chalil флейта. Впрочемъ это можно утверждать только для времени второго храма, потому что до плѣна вавилонскаго флейта не упоминается между храмовыми музыкальными орудіями. По свидѣтельству талмуда она употреблялась только 12 разъ въ году: «когда закалалась первая пасха, когда закалалась вторая пасха, въ первый день праздника пасхи, въ день пятидесятницы, и въ восемь дней праздника кущей»[201]. Причиною такого предпочтенія духовой музыки служило отчасти то, что этого рода музыка была рѣдкостію между евреями, особенно въ древнѣйшее время, а отчасти общій обычай древнихъ народовъ употреблять флейту или свирѣль для веселой и торжественной музыки. Еще въ первыя времена христіанства этотъ инструментъ употреблялся въ Александрійской церкви на вечеряхъ любви; только Климентъ александрійскій замѣнилъ его арфою. Наконецъ, въ нѣкоторыхъ чрезвычайныхъ случаяхъ процессій всѣ пѣвцы и всѣ музыканты соединяются въ исполненіи псалма и къ игрѣ присоединяется пляска[202]. Но и въ этомъ всеобщемъ оркестрѣ всегда употребляется раздѣленіе на два хора для антифонной музыки[203]. Связь псалма съ такимъ или другимъ инструментомъ, не различаемая въ надписаніяхъ, усматривается изъ самаго содержанія псалмовъ, прямо указывающихъ иногда соотвѣтствующіе имъ инструменты. Такъ Пс. 80, 3 и 91, 4 упоминаютъ о невлахъ и киннорахъ, между тѣмъ псалмы эти пѣты были въ пятый день недѣли и въ субботу, когда, по еврейскому преданію, именно назначались эти инструменты. Псаломъ 150 упоминаетъ почти всѣ извѣстные евреямъ инструменты и пляску, что вполнѣ соотвѣтствуетъ употребленію этого псалма внѣ храма въ процессіяхъ съ начатками плодовъ. Наконецъ самый характеръ каждаго псалма, какъ говоритъ Ламій[204], извѣстное стихосложеніе и образъ рѣчи давали знать къ какому инструменту они должны быть отнесены. Пѣсни повседневныя ветхаго завѣта, выражающія всегда болѣе печальное, чѣмъ радостное настроеніе духа, естественно имѣли своимъ аккомпаниментомъ струнную музыку, отличавшуюся у древнихъ всегда заунывными звуками. Напротивъ пѣсни праздничныя, имѣвшія всегда мысль о спасеніи, связываются съ свирѣлью или флейтою. Во всякомъ случаѣ выборъ напѣва и исполненіе пѣсни всегда зависѣло отъ главнаго начальника хора. Этимъ объясняется впереди другихъ надписаній стоящее во многихъ псалмахъ обращеніе къ начальнику хора: lamnotzeach. Если LXX перевели это надшісаніе εις το τελος, то въ этомъ переводѣ напрасно многіе видятъ указаніе на содержаніе псалма: конецъ міра, будущую жизнь и прочее. Простое значеніе слова το τελος есть совершеніе, исполненіе; такимъ образомъ εις το τελος будетъ значить не въ конецъ а для совершенія, для исполненія (членъ το указываетъ именно опредѣленное исполненіе) и отъ нынѣшняго еврейскаго текста будетъ отличаться только тѣмъ, что вмѣсто дѣятеля указываетъ самое дѣйствіе (для исполненія, вмѣсто: исполнителю). Такую же наклонность къ употребленію отвлеченнаго понятія вмѣсто конкретнаго LXX показали въ переводѣ другаго подобнаго надписанія нѣкоторыхъ псалмовъ maschil intelligens, prudens, указывающаго кого-либо изъ опытныхъ представителей оркестра,— чрезъ συνεσεως, въ славянскомъ — переводѣ разума. Внѣшнимъ отличіемъ начальника хора былъ ударный инструментъ въ рукахъ его metziltaim кимвалы[205]. Когда нужно было начинать игру, начальникъ ударялъ въ кимвалы; затѣмъ непосредственно начинали играть на киннорахъ, а потомъ уже на невлахъ. Другаго употребленія кимвалы и неимѣли. Вмѣстѣ съ трубами они отдѣляются въ Библіи отъ музыкальныхъ инструментовъ[206].

Что касается внутреннихъ достоинствъ и гармоніи древнееврейской музыки, то въ этомъ отношеніи она многимъ отличалась отъ нынѣшней еврейской музыки, основывающейся на созвучіи многихъ тоновъ и правильномъ расположеніи интервалловъ. Гармонія еврейской музыки была весьма проста, ее составлялъ не музыкальный складъ звуковь, а множество звуковъ одного тона. Это была нынѣшняя унисонная музыка, когда какое нибудь музыкальное мѣсто весь хоръ поетъ въ одномъ тонѣ. Унисонный напѣвъ древееврейской музыки повидимому, указанъ въ самой Библіи, въ словахъ: «и были какъ одинъ трубящіе на трубахъ и поющіе, издавая одинъ голосъ въ восхваленіе»[207]. Это значитъ, что какъ созвучіе между пѣвчими, такъ и созвучіе пѣвчихъ съ музыкою основывалось только на униссонѣ. Такимъ образомъ древнееврейская музыка, расчитанная не на разнообразіе, а на силу звука, имѣла характеръ громящій и пронзающій. Не даромъ талмудъ говоритъ, что когда играли въ храмѣ іерусалимскомъ, было слышно до Самаріи. «Отсюда,» говоритъ Флери, «въ древнееврейской музыкѣ небыло и пріятности, происходящей отъ различныхъ сочетаній музыкальныхъ звуковъ, какую имѣетъ нынѣшняя европейская музыка»[208]. Указаннаго мнѣнія о характерѣ еврейской музыки держатся: Климентъ александрійскій Калметъ, Шереръ и др. Климентъ александрійскій[209] сопоставляетъ въ этомъ отношеніи характеръ еврейской музыки съ церковною музыкою грековъ, которая также была унисонная: πσαλτης начиналъ пѣть и дѣлалъ голосомъ различныя измѣненія звука, а хоръ, удерживая одинъ тонъ, производилъ гулъ, составлявшій нѣкоторый аккомпаниментъ пѣвцу. Такого же характера было и наше демественное пѣніе, пѣніе обиходное и особенно старообрядческое. Частнѣе Климентъ александрійскій приближаетъ древнее еврейское пѣніе къ греческому дорическому ладу, изобрѣтенному ѳракійцемъ Тамирасомъ, гамма котораго соотвѣтствуетъ нашимъ нотамъ, d, e, f, g, a, h, c, d. Дорическій ладъ отличался простотою и важностію, монотонностію и растянутостію, такъ что почти весь этоть напѣвъ располагался только по спондеямъ и прилагался къ словамъ чрезмѣрно длиннымь. Такимъ образомъ еврейская музыка, которую Климентъ александрійскій нашелъ возможнымъ сравнить съ дорическимъ напѣвомъ, будетъ напоминать музыку нынѣшнихъ коптскихъ христіанъ, которые доселѣ продолжаютъ распѣвать съ тимпанами псалмы Давида особеннымъ древнимъ напѣвомъ, до крайности растянутымъ и монотоннымъ; одно слово аллилуіа пѣвцы коптскіе тянутъ не менѣе 20 минутъ[210]. Однообразіе и монотонность древней священной музыки имѣли не какой либо случайный и временный характеръ, а были закрѣплены обычаемъ и закономъ въ вѣчно неизмѣнное состояніе. По крайней мѣрѣ въ Египтѣ для всѣхъ пѣвцевъ и музыкантовъ былъ опредѣленъ закономъ одинъ напѣвъ, отъ котораго они несмѣли уклоняться[211]. Вотъ что говоритъ по этому поводу Платонъ, приходившій въ восторгъ отъ этой суровой восточной формы, наложенной на безконечное содержаніе фантазіи художниковъ: «Египтяне издревле видѣли необходимость представлять молодымъ людямъ красоту и совершенство въ извѣстныхъ формахъ. Они выбрали и опредѣлили извѣстные типы существовавшіе въ храмахъ и строго запрещали всякаго рода художникамъ обращаться къ какимъ либо другимъ формамъ. Это правило равно имѣло силу по отношенію къ мелодіямъ, и кто захочетъ изслѣдовать, найдетъ, что въ теченіе десяти тысячъ лѣтъ произведенія египетскаго искусства всякаго рода не уклонились отъ указанныхъ ему типовъ». «Это удивительно», замѣчаетъ одинъ изъ слушателей. «Да, и особенно законы, опредѣляющіе музыку. Какимъ образомъ можно было установить навсегда форму прекрасной мелодіи? Древнее пѣніе, удерживаемое ими, они приписываютъ богинѣ Изидѣ. Поистинѣ такія изобрѣтенія принадлежатъ богамъ»[212]. Можно бы подумать, что древній поборникъ владычества типовъ преувеличилъ положеніе дѣлъ въ Египтѣ; но энтузіазмъ Платона раздѣляютъ Страбонъ, Діодоръ и Виллото, прибавляя, что Египтяне имѣли у себя древнія мелодіи для священныхъ пѣсней, учили только имъ дѣтей и всякую новость въ напѣвѣ встрѣчали съ крайнимъ неодобреніемъ[213]. Впрочемъ, какой бы нибылъ напѣвъ храмовой еврейской музыки, слава ея была извѣстна далеко за предѣлами Палестины. Вавилоняне, плѣнившіе іудеевъ, болѣе всего интересуются слышать Сіонскую пѣснь: «воспойте намъ отъ пѣсней Сіонскихъ»[214].

Доселѣ мы имѣли въ виду только храмовую музыку и пѣніе у древнихъ евреевъ. Но, устроивши музыку храма, Давидъ и Соломонъ образовали особенный персоналъ музыкантовъ царскаго дома, «состоявшій изъ мущинъ и женщинъ, услаждавшихъ пѣніемъ время царской трапезы». Этотъ обычай домашней музыки распространили на востокѣ законодатели всего древняго міра, Египтяне, у которыхъ пѣвцы всегда считались между царскою прислугою. На надгробныхъ надписяхъ Египетскихъ часто встрѣчаются выраженія: «NN пѣвецъ рабъ владыки міра» или: «NN великій пѣвецъ Фараона». Египетская придворная музыка состояла главнымъ образомъ изъ рабовъ, а свободнымъ занятіе музыкою не рекомендовалось. По свидѣтельству Діодора «Египтяне считали не только безполезнымъ, но и положительно вреднымъ домашнее занятіе музыкою, какъ ослабляющее мужество»[215]. Одинъ изъ Птоломеевъ, сверженный съ престола, въ насмѣшку названъ Египтянами свирѣльщикомъ[216]. Такимъ образомъ, во взглядѣ на музыкальное искусство Египтяне далеко уступаютъ евреямъ, которые, можетъ быть благодаря сравнительно большей простотѣ жизни, именно лучшимъ царемъ всей своей исторіи считаютъ царя музыканта. Послѣ Соломона, пресытившагося пѣснями своихъ придворныхъ пѣвцевъ и пѣвицъ[217], обычай домашней музыки конечно долженъ былъ найти для себя развитіе между іудеями. О музыкальности древнихъ евреевъ свидѣтельствуетъ тотъ фактъ, что, по изображеніямъ пророковъ, тотъ городъ еврейскій, изъ котораго не неслись звуки музыки и пѣсней, долженъ былъ считаться или оставленнымъ жителями или оплакивающимъ какое либо несчастье[218]. Пѣтъ положительнаго свидѣтельства, чтобы богатые евреи этого времени покупали рабовъ музыкантовъ, подражая Египту и Ассиріи. Но, по возвращеніи іудеевъ изъ вавилонскаго плѣна, упоминается значительное число музыкантовъ-невольниковъ, выведенныхъ евреями въ Палестину: по еврейскому тексту 200, по Флавію 245, а по LXX 265[219]. Принимая во вниманіе это обстоятельство, а кромѣ того свидѣтельство извѣстнаго псалма, въ которомъ іудеи клянутся не пѣть пѣсни сіонской на чужбинѣ, и оставляютъ висѣть на ивахъ свои кинноры безгласными, нужно заключить, что нравы вавилонскіе вредно подѣйствовали на музыкальный духъ евреевъ.

Въ частности, во время пиршествъ у всѣхъ древнихъ народовъ пѣлись священные гимны, сопровождавшіеся у евреевъ невломъ, кинноромъ, халиломъ и тимпаномъ, т. е. совокупностію всѣхъ трехъ родовъ инструментовъ, и плясками, обыкновенно заканчивавшими торжественные обѣды[220]. При брачныхъ торжествахъ, также при обрядѣ обрѣзанія древніе египтяне, а за ними вѣроятно и евреи, употребляли только флейту[221]. Кромѣ того, для гардеробной музыки, во время продолжительнаго туалета дамъ египетскихъ и еврейскихь, и для колыбельныхъ пѣсней употреблялась гитара[222]. Изъ пѣсней, употребляемыхъ при занятіяхъ, Библія упоминаетъ только пѣсни при собраніи винограда[223]. Если справедливо нѣкоторые толкователи надписаніе псалмовъ 8, 80, 83 gethith переводятъ: тиски виноградные, давильня; то указанные псалмы имѣли назначеніе служить для праздника собранія винограда; это были épilénie, какъ говорили греки. То обстоятельство, что въ псалмахъ ничего не говорится о виноградѣ и его сборѣ, не можетъ служить возраженіемъ. Нужно знать, что древніе пѣвцы всегда употребляли самыя общія формы для выраженія праздничнаго состоянія духа, не касаясь ближайшихъ обстоятельствъ. Такимъ образомъ во многихъ пѣсняхъ Давида, писанныхъ по поводу опредѣленныхъ обстоятельствъ, чрезвычайно трудно открыть какіе либо намеки на эти обстоятельства; ясно виденъ только общій мотивъ, движущій чувствомъ пѣвца. Есть даже преданіе, что въ Египтѣ существовала одна пѣснь, освященная закономъ, которую во всѣхъ случаяхъ радости необходимо было пѣть безъ перемѣны. Въ настоящее время въ Палестинѣ всякая работа въ полѣ, при уборкѣ хлѣба, сопровождается пѣснями. Если евреи еще при Моисеѣ заимствовали у древнихъ египтянъ обычай молотить хлѣбъ посредствомъ воловъ[224], то они должны были знать прочитанную недавно Вилькинсономъ между іероглифами, слѣдующую пѣснь, которую во время молотьбы древніе Египтяне обращали къ волу молотящему:

Bâttez pour vous (bis) ô boeuts! Battez pour vous (bis)! Mezurez pour vous, Mesurez pour vous maitres[225]

У пророка Исаіи сохранилась[226] даже уличная пѣсня, пѣтая подъ звуки киннора, названная пѣснію блудницы:

Возьми кинноръ, Ходи по городу, О, блудница забытая! Играй лучше, Пой погромче, Чтобы вспомнили тебя.

Замѣчательно, что Овидій въ своемъ de amore рекомендуетъ римскимъ юношамъ для успѣховъ въ любви тоже средство, и даже тотъ же музыкальный инструментъ, какимъ пользовались древнія блудницы, съ тѣмъ только различіемъ, что послѣднія показываютъ несравненно больше сдержанности и стыда, чѣмъ это нужно по рецепту римскаго учителя.

Не менѣе употребительны были у евреевъ пѣсни и въ печальныхъ обстоятельствахъ жизни. При смерти замѣчательныхъ лицъ лучшіе пѣвцы спѣшатъ выразить свою и народную скорбь. Такъ Іеремія оплакивалъ въ какой-то недошедшей до насъ пѣсни смерть царя Іосіи. Говоря о смерти этого царя, авторъ 2 книги Хроникъ[227] замѣчаетъ, что ее оплакивали, кромѣ Іереміи, всѣ пѣвцы и пѣвицы въ своихъ элегіяхъ, которыя записаны въ сборникахъ элегій. Этимъ несохранившимся до насъ сборникомъ вѣроятно пользовались плакальщицы, которыхъ было въ обычаѣ приглашать для оплакиванія умершихъ. Оплакиваніе состояло въ вопляхъ съ причитаніями и пересчитываніями добрыхъ свойствъ умершаго съ постояннымъ повтореніемъ междометія увы! въ такомъ видѣ, увы господинъ, увы славный, увы милосердый и проч.[228]. Извѣстно, что самое слово элегія вышло изъ греческихъ словъ: αι λεγειν или: ε λεγειν произносить увы. Что касается употребленія музыки при похоронахъ, то въ ветхомъ завѣтѣ нѣтъ никакихъ указаній на это. Если La-Borde[229] полагаетъ, что погребеніе Авенира было совершено съ музыкою, то онъ основывается исключительно на собственной фантазіи. Только послѣ плѣна вавилонскаго входятъ въ употребленіе музыкальные инструменты при погребальныхъ процессіяхъ и положительное указаніе на это есть въ Новомъ Завѣтѣ, гдѣ упоминаются при погребеніи именно свирѣльщики[230]. По правилу талмуда самый бѣдный израильтянинъ, погребая жену долженъ былъ призвать не менѣе двухъ свирѣльщиковъ и не менѣе одной плакальщицы[231]. А что касается людей богатыхъ, прибавляетъ Маймонидъ, количество свирѣльщиковъ и плакальщицъ должно опредѣляться ихъ общественнымъ положеніемъ[232]. Если въ книгѣ сына Сирахова[233] говорится, что «музыка въ печали неумѣстна», то здѣсь, какъ объясняетъ Калметъ, нужно разумѣть музыку въ широкомъ смыслѣ выраженія, какъ веселое и беззаботное времяпровожденіе, которое всегда соединялось именно съ плясовою музыкою. Обычай употребленія плакальщиковъ и музыкантовъ при погребеніи евреи взяли изъ Египта, какъ это видно изъ употребленія ихъ еще при Моисеѣ, и несмотря на его запрещеніе. Египетское оплакиваніе описываютъ такъ: «когда умирало какое либо значительное лицо, по улицамъ разсылались толпы плакальщиковъ и плакальщицъ съ распущенными волосами, усыпанными пылью и съ воплями отчаянія при звукахъ свирѣли и тимпановъ. Такое оплакиваніе продолжалось семь дней и оканчивалось пѣніемъ молитвъ богамъ аида. Затѣмъ долго еще послѣ погребенія женщины съ тимпанами приходили на могилы, украшая ихъ пальмовыми вѣтвями и гирляндами»[234]. Въ настоящее время подобное оплакиваніе существуетъ въ Египтѣ не только у мусульманъ, но даже и у христіанъ-коптовъ. Въ одномъ старинномъ католическомъ излѣдованіи близкой связи обычаевъ погребальныхъ оплакиваній еврейскихъ и египетскихъ, мы съ изумленіемъ встрѣтили сообщеніе, что псаломъ, надписанный de profundis, употреблялся при погребальныхъ процессіяхъ Египта и быль пѣтъ именно при погребенпіи Созостриса,— mélodée du psaume De profundis servait jadis aux services funébres de l' Egypte, et avait été chantêe aux funérelles de Sésostris!?![235].

Замѣчательный образецъ самаго широкаго употребленія пѣнія въ домашней жизни въ позднѣйшей еврейской исторіи представляютъ ѳерапевты, принадлежащіе по своей жизни отчасти іудейству, отчасти Египту. «Во время стола, говоритъ Филонъ, одинъ изъ представителей секты читалъ поученіе, послѣ котораго начиналъ похвальную пѣснь Богу, составленную имъ самимъ, или кѣмъ-либо изъ старѣйшинъ. Во время пѣнія царствовала глубокая тишина; къ поющему всѣ прислушивались и въ концѣ строфъ пѣсни мужчины и женщины выражали свое согласіе громкими восклицаніями: аминь, аллилуіа и под. Послѣ ужина всѣ раздѣлились на два хора мужчинъ и женщинъ; то раздавались отдѣльные голоса, то пѣлъ весь хоръ; то стояли неподвижно, мѣрно двигались взадъ и впередъ. Наконецъ, пришедши въ экстазъ, соединялись въ одинъ хорь и пѣли вмѣстѣ, подражая израильтянамъ, воспѣвшимъ похвальную пѣснь Іеговѣ, по переходѣ чрезъ Чермное море. Въ этомъ проходила вся ночь. Встрѣтивъ новою пѣснію восходящее солнце, оставляли собраніе и каждый возвращался въ свою молельню»[236]. Судя по этому описанію, ѳерапевты внѣшнюю форму своихъ обрядовъ взяли изъ египетскихъ храмовъ Озириса и Изиды, гдѣ ночными хорами и плясками выражалось нетерпѣливое ожиданіе солнца — источника жизни.

Что касается драмматической игры и театральныхъ представленій, то евреи ничего не знали объ этомъ до римскаго періода. Въ этомъ отношеніи и вообще семиты представляютъ совершенную противоположность индоевропейскимъ народамъ, родоначальники которыхъ арійцы имѣли театры въ глубочайшей древности. Египтяне, въ другихъ случаяхъ помогавшіе еврейскому генію, въ этомъ случаѣ не могли оказать никакого содѣйствія, какъ и сами они познакомились съ театромъ только при содѣйствіи грековъ. Но ни греки, ни римляне не осмѣливались строить театровъ въ древнихъ священныхъ городахъ Египта, гдѣ существовали храмы. Только Александрія, городъ совершенно греческій, и Антиное, городъ, построенный императоромъ Адріаномъ, имѣли театры во всемъ Египтѣ. Въ отношеніи евреевъ впрочемъ были попытки со стороны нѣкоторыхъ археологовъ открыть слѣды древняго театра во времена царей іудейскихъ. Патеръ Менетріеръ[237] въ словахъ Соломона: «я собралъ пѣвцевъ и пѣвицъ»[238] видитъ указаніе на то, что народъ еврейскій въ это время зналъ драмматическую музыку или, по его выраженію, музыку récitative. Ксаверій Маттей, въ своемъ переводѣ псалмовъ италiанскими стихами, каждый псаломъ, какъ кантъ, раздѣляетъ на многiе голоса, такъ что исполнители во взаимномъ отношеніи образуютъ настоящія драмматическія дѣйствія. Конечно въ книгѣ псалмовъ много драматизма литературнаго, состоящаго въ перемѣнѣ лицъ говорящихъ и описываемыхъ мѣстностей; но заключать отсюда о знакомствѣ евреевъ съ театральными представленіями Маттей не имѣлъ основанія. Но особенное вниманіе искателей древняго драмматизма обращала на себя книга Пѣснь Пѣсней, признанная бл. Іеронимомь, Оригеномъ, Корнеліемъ — a Lapide и многими другими за драмму почти полную. Бл. Іеронимъ въ предисловіи къ своему переводу четырехъ бесѣдъ Оригена, видитъ въ монологахъ этой книги сценическія дѣйствія, сложенныя Соломономъ; по его мнѣнію монологи и діалоги этой пѣсни были пѣты или произносились речитативомъ. Оригенъ также видитъ въ книгѣ Пѣснь Пѣсней настоящую драмму, въ которой выступаютъ различныя лица съ различными пѣснями и дѣйствіями. Корнелій — а Lapide раздѣляетъ книгу на пять дѣйствій[239]. Волтеръ не знаетъ ничего болѣе натуральнаго, болѣе простаго, какъ драматическая игра Пѣсни Пѣсней, и видитъ въ ней эскизъ драмматической поэзіи грековъ[240]. Ренанъ въ своемъ сочиненіи Cantique des cantiques прилагаетъ даже переводъ книги въ такомъ видѣ, какой, по его мнѣнiю, она должна была имѣть на сценѣ древнееврейской. Вся книга у него раздѣляется на пять дѣйствій, изъ которыхъ первыя два происходятъ въ дворцѣ Соломона, третье на улицахъ Іерусалима, четвертое и пятое снова во дворцѣ, а эпилогъ въ Салемѣ, родинѣ Суламиты, въ глубинѣ сада. Дѣйствующія лица книги Пѣснь Пѣсней по Ренану были слѣдующія. Суламита, пастухъ, царь Соломонъ, братья Суламиты, дамы и граждане іерусалимскіе, дружина Соломона и пастуха (нѣмыя лица) хоръ и мудрецъ, извлекающій наставленіе. По его мнѣнію драмму Пѣснь Пѣсней играли древніе евреи въ теченіи семи дней обыкновенно происходившихъ въ празднованіи бракосочетанія. Отсутствіе постепенности въ развитіи дѣйствія въ книгѣ Пѣснь Пѣсней, говоритъ Ренанъ, объясняется тѣмъ, что различныя дѣйствія игрались въ различные дни седмичнаго празднованія бракосочетаній. Въ подтвержденіе своей мысли Ренанъ ссылается на Шефера, по которому въ настоящее время въ Даміеттѣ и нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Сиріи подобнаго рода забавы употребляются при свадебныхъ празднествахъ, въ теченіе семи дней, которые и нынѣ посвящаются на это празднованіе; женихъ и невѣста каждый разъ являются въ новомъ костюмѣ, не узнаютъ другъ друга и ищутъ другъ друга въ толпѣ. Этотъ именно обычай послужилъ къ составленію книги Пѣснь Пѣсней или лучше книга Пѣснь Пѣсней представляетъ монологи и дѣйствія въ томъ видѣ, въ какомъ они обыкновенно разыгривались въ семействахъ еврейскихъ при бракахъ[241]. Не входя въ подробное разсмотрѣніе гипотезы Ренана, замѣтимъ только, что, по нашему мнѣнію, книга Пѣснь Пѣсней не могла имѣть никакого отношенія къ сценѣ. Еслибы, примѣняясь къ постоянно мѣняющемуся характеру монологовъ книги Пѣснь Пѣсней представить соотвѣтственную перемѣну декорацій, то ее нельзя было бы объяснить никакимъ механизмомъ. Въ одно и тоже время актеръ являлся бы и на сценѣ и отсутствующимъ, потому что, напр., немедленно послѣ словъ, которыя Ренанъ влагаетъ въ уста пастуха, о немъ говоритъ Суламита какъ объ отсутствующемъ. Пастухъ и царь у Ренана говорятъ одинаково и въ концѣ пастухъ одерживаетъ побѣду надъ царемъ, что совершенно не въ духѣ еврейскаго міросозерцанія. Къ этому нужно прибавить свидѣтельство еврейскаго преданія, которое уже въ глубокой древности предупреждало возможность сближенія кн. Пѣснь Пѣсней съ сценическими произведеніями Индіи и Греціи. «Кто подобнымъ образомъ различаетъ стихи Пѣсни Пѣсней, говоритъ талмудь, тотъ несчастій низводитъ въ міръ»[242]. Вообще нужно сказать, что театральное искусство древности стоитъ въ тѣсной связи, по своему происхожденію, къ миѳологіи; гдѣ нѣтъ послѣдней, тамъ нѣтъ и театра. Евреи и вообще семиты, почти не владѣя никакою миѳологіею, не только не могли создать чего либо похожаго на театръ, но напротивь, оказывали сильное противодѣйствіе всякимъ стороннимъ попыткамъ этого рода. Даже нынѣшніе мусульмане остаются вѣрными этой древней антипатіи къ театру; всѣ попытки постройки театра въ Бейрутѣ и въ Алжиріи не привели ни къ чему. Что касается извѣстныхъ въ настоящее время на востокѣ мистеріи, разыгриваемыхъ особенно въ Персіи въ годовщину смерти Али, то это плодъ персидскаго генія, во всемъ противоположнаго семитизму. Оттого и замѣчаніе Маттея[243], что книга Пѣснь Пѣсней пѣлась среди плясокъ съ различными мимическими движеніями мущинами и женщинами въ храмѣ и въ процессіяхъ, какъ кая-то мистерія, поразительно по своей азартной неосновательности. Всякаго рода переряживаніе, маскированіе, входившія въ составъ нѣкоторыхъ языческихъ праздничныхъ игръ и могшія послужить зерномъ къ образованію театра, евреямъ положительно были запрещены. «Женщина не должна наряжаться мущиною и мущина не долженъ надѣвать женскаго платья; мерзокъ предъ Iеговою всякій дѣлающій подобное». «Даже въ одежду изъ разныхъ тканей не одѣвайся»[244].

Только Иродъ Великій въ первой разъ предложилъ евреямъ неизвѣстныя имъ дотолѣ зрѣлища. Однимъ изъ первыхъ дѣлъ его, по утвержденіи своей власти, было учрежденіе въ честь Августа іерусалимскихъ игръ, знаменитыхъ своими борцами и наѣздничествомъ; для чего были построены имъ въ Іерусалимѣ театръ и амфитеатръ за городомъ, блиставшіе изумительною роскошью. Чтобы привлечь народъ объявлены были большіе призы, и, дѣйствительно въ Іерусалимъ скоро начали стекаться изъ разныхъ сторонъ атлеты, гимнасты, звѣреукротители, а также пѣвцы и музыканты. Однакожъ, не смотря на заманчивый видъ невиданныхъ доселѣ зрѣлищъ, народъ еврейскій съ ужасомъ посмотрѣлъ на это нововведеніе, справедливо видя въ немъ нарушеніе закона и древняго обычая. Иродъ принужденъ былъ убѣждать народъ что пѣніе и музыка извѣстны были и ихъ предкамъ, и особенныя формы, какіе эти искусства получили въ театрахъ, говорилъ Иродъ, сами въ себѣ не заключаютъ ничего преступнаго. Наконецъ евреи были убѣждены вступить подъ своды театра, стѣны котораго были украшены трофеями и надписями въ честь Августа. Послѣднее обстоятельство чуть было не заставило евреевъ бѣжать изъ театра еще до начала спектакля. «Что это значитъ»? спрашиваетъ Иродъ неожиданно заволновавшуюся въ театрѣ толпу. «Какъ, отвѣчали ему, здѣсь самыя стѣны дышатъ законопреступленiемъ, изображая запрещенныя Моисеемъ человѣческія фигуры. Ничего не отвѣчая, Иродъ приказываетъ снять всѣ украшенія, и въ одну минуту стѣны, совершенно обнаженныя, представляли зрителямъ одни безобразные крючки, на которыхъ висѣли знамена и изображенія[245]. Поднявшійся въ публикѣ по этому случаю смѣхъ былъ уже на сторонѣ Ирода, а взвившійся затѣмъ занавѣсъ, неслыханныя доселѣ мелодіи, беззастѣнчивая игра довершили остальное, такъ что чрезъ 70 лѣтъ послѣ Ирода Великаго между евреями являются записные актеры. Одинъ изъ нихъ, нѣкто Алитъ за свой артистическій талантъ былъ любимцемъ императора Нерона и пріобрѣлъ громкую извѣстность во всей имперіи[246]. Изъ того, что этотъ актеръ быль въ короткихъ отношеніяхъ къ историку Іосифу, можно заключить, что онъ принадлежалъ къ умѣренной фарисейской партіи. Позже въ Римѣ являются многіе іудеи въ этой профессіи, хотя вообще далеко не доходило до того, чтобы, какъ полагаютъ Флери и Маттей, въ Палестинѣ первыхъ вѣковъ христіанства, какъ въ древней Греціи, всякій неискусный въ музыкѣ и поэзіи, составлявшихъ сущность сценическаго искусства этого времени считался невоспитаннымъ[247].

По разрушеніи Іерусалима и храма древнее дело свящ. пѣсней исчезло и постепенно должна была исчезнуть всякая память о древней музыкѣ. Нѣкоторыя пѣсни могли еще сохраняться путемъ преданія, но синагоги, въ которыхъ евреи безъ вѣдома правительства собирались для пѣснопѣній, были преслѣдуемы также какъ и христіанскія религіозныя собранія этого времени. Храмъ, построенный Оніею въ Египтѣ, старавшійся поддержать преданія іерусалимскаго храма, скоро былъ разрушенъ вмѣстѣ съ большею частію языческихъ храмовъ. По свидѣтельству Свиды конецъ древнимъ свящ. пѣснямъ еврейскимъ положилъ императоръ Аркадій[248]. Въ послѣдующіе вѣка мало было возможности евреямъ дать надлежащую внѣшность своему культу. Даже тамъ, гдѣ еврейскій культъ терпѣлся, напр., въ Италіи, положительно было запрещено пѣніе псалмовъ въ синагогахъ; это запрещеніе было освящено на многихъ соборахъ западной церкви, не имѣвшей даже любопытства древнихъ Вавилонянъ послушать знаменитыхъ пѣсней Сіона. Слѣдствiемъ этого запрещенія употреблять пѣніе въ синагогахъ было происхожденіе такъ называемой кантилляцiи св. пѣсней, представляющей нѣчто среднее между пѣніемъ и чтеніемъ; это громкое чтеніе, при которомъ нѣкоторые слоги болѣе или менѣе удлинняются. Но, связанные такимъ образомъ въ своемъ голосовомъ органѣ, евреи вознаграждаютъ себя разными тѣлодвиженіями, гримасами и кривляньями, которыя съ того времени и доселѣ остаются въ синагогахъ и происхожденіе которыхъ объясняютъ именно этою сдавливающею произвольною нѣмотою, на которую долгое время были обречены голосистые сыны Израиля. Мнѣніе Форкеля[249], что кантилляція была въ употребленіи въ храмѣ и была даже единственною пѣснію, извѣстною въ Палестинѣ; не имѣетъ никакаго основанія ни въ древней еврейской исторіи ни въ новѣйшей. Коли въ странахъ, гдѣ евреевъ встрѣчали нетерпимостію, они забыли свои древніе напѣвы и обратились къ кантилляціи или заимствовали напѣвы своихъ повелителей, то въ странахъ терпимости евреи удержали религіозныя молитвы и пѣсни ни откуда незаимствованныя и конечно съ древняго времени сохраненныя преданіемъ.

Въ большихъ синагогахъ, при исполненіи пѣсней, въ настоящее время различаются три рода пѣнія: кантилляція, пѣсня въ собственномъ смыслѣ и музыкальная акцентуація. 1) Кантилляція распространена главнымъ образомъ на псалмы, тѣ самые псалмы, которые исполнялись нѣкогда среди громовъ музыки и пѣнія, и которые въ настоящее время вовсе не поются, а кантиллируются пѣвцомъ и народомъ поперемѣнно. Кантилляція псалмовъ въ синагогѣ напоминаетъ собою пѣніе псалмовъ въ римской церкви, съ тѣмъ различіемъ, что послѣднее имѣетъ различные гласы, а кантилляція псалмовь всегда одна и таже для всѣхъ субботъ и праздниковъ, именно она совершенно напоминаетъ пятый гласъ псаллодіи григоріанской. Трудно рѣшить, кто отъ кого заимствовался въ настоящемъ случаѣ, потому что съ одной стороны въ западныхъ языкахъ существуетъ древнее слово для обозначенія именно нынѣшняго католическаго исполненія псалмовъ: psalmodier, psalmodie, монотонное пѣніе[250],— съ другой евреи не могли непосредственно обратиться за заимствованiемъ къ католическому клиру. 2) Что касается пѣнія въ собственномъ смыслѣ, мелодическаго или раздѣленнаго на голоса, то оно явилось въ синагогѣ въ новѣйшее время и прилагается къ нѣкоторымъ патетическимъ молитвамъ и отрывкамъ изъ псалмовъ, также къ благословеніямъ. 3) Аксентуація музыкальная прилагается къ пѣнію Пятокнижія, пророковъ и агіографовъ, съ нѣкоторыми видоизмѣненіями, смотря по характеру содержанія: эти видоизмѣненія рабби Замора опредѣляетъ такъ: Пятокнижіе имѣетъ звуки мягкіе, но низкіе; пророки — звуки высокіе и грозные; Притчи вкрадчивые; Пѣснь пѣсней — оживленные и веселые, экклазіастъ — серіозные и строгіе[251]. Вопросъ о музыкальной Екцентуаціи заслуживаетъ, чтобы на немъ остановиться.

Музыкальная акцентуація собственно ничѣмъ неотличается, отъ грамматической, т. е. это знаки, которыми обставлены слова еврейской Библіи, но у пѣвцевь синагоги вмѣсто раздѣленія на акценты-цари, акценты-министры, акценты-слуги, знаки располагаются въ другомъ порядкѣ, а именно:

1. Зарка

2. Сегольта

3. Мунахъ a

4. Мунахъ b

5. Ребiа

6. Пацеръ катонъ

7. Тлиша

8. Тлиша гдола

9. Магиахъ

10. Пашта

11. Закефъ катонъ

12. Закефъ гадолъ

13. Дарга

14. Тбиръ

15. Мерка

16. Тифша

17. Мунахъ c

18. Атнахъ

19. Кадма

20. Азла a

21. Азла b

22. Герашаимъ

23. Шалшелетъ

24. Карнэ фара

25. Несикъ a

26. Несикъ b

27. Несикъ c

О значеніи этихъ музыкальныхъ акцентовъ можно сказать слѣдующее: 1) Зарка этимол. сѣятель. Этотъ знакъ указываетъ звуки разсыпающіеся и какъ бы разливающіеся, онъ ставится на послѣдней буквѣ слова и употребляется въ началѣ фразы. 2) Сегольта — ожерелье, по обьясненію Виллото[252] указываетъ на сцѣпленіе голоса, который долженъ при этомъ знакѣ сжаться. Сегольта ставится на послѣдней буквѣ слова и указывается покой, къ которому нужно прійти вдругъ быстрымъ спаденіемъ голоса. Зарка и Сегольта стоятъ всегда вмѣстѣ и одна безъ другой не употребляются. 3) Мунахъ a. Есть три рода акцентовъ этого имени, которое значитъ опущенный рогъ и указываетъ пониженіе голоса. 4) Мунахъ b всегда сопровождается 5) Ребіею, incubans, которая ставится на средней буквѣ слова и указываетъ, что голосъ нужно поднять съ усиленіемъ, потомъ слегка опустить безъ перерыва, образуя так. обр. обходъ звука. Мунахъ а и b употребляются всегда вмѣстѣ съ ребіею. 6) Пацеръ катонъ, малый сѣятель называется такъ потому, что въ пѣніи слова, содержащаго этотъ знакъ, голосъ долженъ подняться, раздѣлиться и перейти въ другой тонъ; ставится всегда на послѣднемъ слогѣ. 7) Тлиша, вырыватель, указываетъ звукъ вырывающійся изъ глубины груди, и открытаго горла, начинающійся низкимъ тономъ, потомъ сильно ударенный и снова пониженный. Онъ становится и исполняется на послѣднемъ слогѣ слова. 8) Тлиша-гдола большой вырыватель, указываетъ рѣзко вырывающійся грудной звукъ, поддерживаемый нѣкоторымъ растяженіемъ. Исполняется на первомъ слогѣ. 9) Магиахъ, возвращенный, указываетъ слабый закрывавшійся звукъ; ставится на первомъ слогѣ слова. 10) Пашта удлинняющій; названіе дано потому, что акцентъ указываетъ протяженіе голоса на той же нотѣ; ставится на послѣдней буквѣ слова. 11) Закефъ-катонъ подниматель указываетъ поднятіе голоса на ближайшую ноту; магиахъ, пашта и закефъ-катонъ стоятъ всегда рядомъ, но звукъ закефа выше остальныхъ съ нимъ связанныхъ. 12) Закефъ-гадолъ большой подниматель называется такъ потому, что требуетъ еще болѣе сильнаго звука и растяженія, чѣмъ закефъ-катонъ. Оба закефа исполняются на второмъ слогѣ слова. 13) Дарга ступень ставится на послѣдней буквѣ слова; пѣвецъ на одну ноту долженъ поднять голосъ и снова опустить, образуя круглый звукъ. 14) Тбиръ, проломанный; такое имя получилъ этотъ акцентъ потому, что голосъ при немъ раздѣлался на половину интервала ноты т. е. давалъ діэзъ. Впрочемъ такое объясненіе, указанное Виллото, согласно только съ пѣніемъ египетскихъ евреевъ, а не европейскихъ. Ставится подъ первымъ слогомъ слова и всегда предшествуется даргою. 15) Мерка, соединеніе. Этотъ акцентъ указываетъ, что нужно соединить послѣдній слогъ слова съ первымъ слѣдующаго слова, чтобы изъ двухъ звуковъ выходилъ одинъ; слѣдующее слово въ такомъ случаѣ всегда имѣетъ акцентъ. 16) Тифшу, которая указываетъ скачекъ чрезъ одну ноту, но безъ напряженія голоса. 17) Мунахъ c. Этотъ третiй мунахъ стоитъ всегда между тифшею и 18) Атнахомъ, (покой), указывающимъ полную паузу среди фразы. Четыре послѣднихъ акцента: мерка, тифша, мунахъ и атнахъ ходятъ всегда вмѣстѣ. 19) Кадма предшествующій, предшествуетъ окончанію слова и сопровождается всегда азлою; ставится въ началѣ или въ срединѣ слова, но не въ концѣ. 20) Азла или терест, исторгнутый, даетъ быстрое выдыханіе звука съ поднятіемъ голоса; ставится на послѣднемъ слогѣ слова и смѣшивается съ 21) Герешемъ (ізгонитель), который даетъ обыкновенно сильный и неожиданный выкрикъ. Въ своемъ употребленіи Герешъ сопровождается кадмою, но можетъ стоять и одинъ и стоить на первомъ слогѣ слова; въ этомъ случаѣ только онъ можетъ называться герешемъ. 22) Герашаимъ двойной выкрикъ; въ акцентуаціи египетской онъ не отличается отъ простаго гереша; ставится на послѣднемъ слогѣ. 23) Шалшелетъ, цѣпь, названъ такъ потому, что образуетъ сцѣпленіе тоновъ. Въ пятокнижіи встрѣчается только три раза. 24) Карнэ-фара воловьи рога, названіе взято съ его формы. По общему мнѣнію этотъ знакъ даетъ сильное возвышеніе голоса, образуя родъ трели. Но Виллото, основываясь на томъ, что у египтянъ и евреевъ рогъ былъ всегда символомъ силы, зрѣлости и плодовитости, справедливо замѣчаетъ, что этотъ акцентъ указываетъ самый продолжительный важный и полный голосъ. Еще этотъ акцентъ называется пацеръ-гадолъ, но подъ этимъ именемъ исполняется съ большею легкостію; ставшей на послѣднемъ слогѣ и употребляется еще рѣже, чѣмъ шалшелетъ; всего одинъ разъ въ Пятокнижіи. 25), 26) и 27) Софъ несикъ. Эти три послѣдніе акцента, имѣющіе одно имя, мало отличаются по звуку, стоятъ всегда вмѣстѣ и указываютъ части въ піесѣ, которыя должны быть исполняемы канторомъ.

Есть множество взглядовъ на значеніе этихъ акцентовъ, взглядовъ какъ положительныхъ, такъ и отрицательныхъ. Если Болій въ отчаяніи отъ темноты этихъ знаковъ пришелъ къ заключенію, fuisse satanae, quando christianis persuasit accaentus esse musicales[253]; тѣмъ не менѣе, рискуя попасть въ сообщники сатаны, по приговору Болія, сами евреи несомнѣвались въ музыкальномъ значеніи акцентовъ. Учители мозоры всѣ были того мнѣнія, что акценты имѣютъ назначеніемъ сообщать звуковую пріятность писанію, какъ приправа блюду[254], что музыкальное выраженіе акцентовъ увеличиваетъ расположеніе къ слову Божію въ слушателяхъ и имъ обязана Библія своимъ неотразимымъ вліяніемъ на души людей даже несвѣдущихъ въ языкѣ[255]. О глубокой древности акцентовъ свидѣтельствуетъ то, что они извѣстны всѣмъ евреямъ Азіи, Африки и Европы. Если бы можно было заподозрить нынѣшнихъ европейскихъ евреевъ въ позднѣйшемъ изобрѣтеніи акцентовъ, то противъ этого заговорили бы беззавѣтные блюстители преданія египетскіе евреи, которые удержали у себя всѣ традиціи храма, построеннаго Оніею. Въ синагогѣ Каира хранится, по еврейскому преданію, написанный рукою Ездры свитокъ Библіи, предъ ящикомъ котораго не угасаютъ лампы и свѣчи. Тысячи евреевъ, томящихся въ борьбѣ съ физическими и нравственными страданіями съ разныхъ мѣстъ спѣшатъ сюда, чтобы прикоснуться къ свитку, бывшему въ рукахъ великаго возстановителя культа послѣ плѣна вавилонскаго. Между тѣмъ и здѣсь, въ этихъ синагогахъ, въ которыхь все дышетъ отжившими преданіями, акценты также существуютъ и имѣютъ музыкальное значеніе, хотя во многомъ несогласное съ акцентуаціею европейскою. Этого мало, въ Египтѣ евреи раздѣлены на двѣ секты, до такой степени враждебныя между собою, что послѣдователи одной секты считаютъ грѣхомъ пользоваться однимъ сосудомъ, сидѣть на одномъ стулѣ и т. п. съ послѣдователемъ другой, и между тѣмъ эти двѣ непримиримыя секты сохранили одно и тоже пѣніе и не осмѣливаются ни отвергнуть, ни прибавить что либо къ музыкальной акцентуаціи[256]. Рабби Бенъяминъ (1172 г.), великій знатокъ акцентуаціи библейской, услышавши пѣніе египетскихъ евреевъ, осмѣлился замѣтить, что сами древніе левиты не были такъ точны въ акцентовкѣ псалмовъ, какъ пѣвцы, которыхъ онъ слышалъ[257]. Кромѣ того, по свидѣтельству Виллото, подобные акценты употребляются въ качествѣ древней нотной системы въ Еѳіопіи и Арменіи[258]. Есть сказаніе, что даже въ Персіи отзывались мотивы библейской акцентуаціи. По этому сказанію въ концѣ XVIII вѣка персидскій посолъ вь Петербургѣ выписалъ для построенной имъ мечети пѣвцовъ и музыкантовь изъ своей страны. Евреи, услышавши это персидское богослужебное пѣніе, на первый разъ подумали, что надъ ними смѣются, употребляя въ мечети ихъ библейскіе напѣвы; до такой степени всѣ манеры и характеръ пѣнія напоминали еврейскую акцентировку[259]. На основаніи этого сказанія, нѣкоторые расположены допустить, что персы заимствовали нѣкоторые свои напѣвы у евреевъ еще во время вавилонскаго плѣна, когда евреи отовсюду осаждаемы были просьбами о словесѣхъ пѣсней. Заподозрѣвать въ невѣрности это сказаніе, какъ дѣлаетъ De-la-Fage, мы съ своей стороны находимъ неумѣстнымъ, потому что происхожденіе такого невиннаго сказанія изъ какихъ либо особенныхъ тенденцій необъяснимо. Наконецъ, самыя формы акцентовъ и ихъ имена отсылаютъ въ глубокую древность, такъ какъ всѣ они іероглифическаго характера, что заставляетъ предполагать происхожденіе ихъ, хотя въ особенномъ видѣ, въ древнемъ жреческомъ Египтѣ. Эта мысль можетъ найти для себя подтвержденіе во первыхъ въ томъ, что нынѣшніе туземцы египетскіе независимо отъ евреевъ имѣютъ подобные музыкальные знаки; во вторыхъ въ свидѣтельствѣ Платона, что въ Египтѣ свящ. пѣсни ограждены были таинственными знаками отъ всякихъ измѣненій, и что во всемъ Египтѣ господствовало одно пѣніе. Кромѣ того, въ позднѣйшее время, когда уже была извѣстна система музыкальныхъ знаковъ греческая и римская, происхожденіе еврейской акцентуаціи было бы совершенно безцѣльно.

Тоже самое подтверждаютъ свойства и характеръ еврейской музыкальной акцентуаціи, какъ ни трудно опредѣлить ихъ надлежащимъ образомъ. Акценты своимъ присутствіемъ должны, конечно, указывать извѣстную перемѣну голоса при исполненіи. Но при этомъ каждый акцентъ не представляетъ одного звука, какъ наши ноты, а цѣлый соотвѣтствующій слогу рядъ нотъ, который долженъ воспроизводиться всякій разъ какъ появляется извѣстный акцентъ. А въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ многія слова рядомъ носятъ всегда опредѣленные акценты, нужно видѣть общеупотребительныя древнія музыкальныя формулы. Что касается гармоніи акцентовъ, то всѣ они принадлежатъ ряду діатоническому съ полными интерваллами, даже чисто діатоническому; присутствіе діэза въ тбирѣ представляетъ незамѣтное исключеніе. Так. обр., ходъ мелодическихъ отрывковъ здѣсь самый чистый. Но такой характеръ акцентуаціи былъ бы невозможенъ, если бы она произошла въ позднѣйшее время, когда отъ вліянія грекоримскаго должна была явиться музыка смѣшанная хроматическаго и даже энгармоническаго лада[260], какъ это случилось съ музыкальною системою арабовъ. Впрочемъ было мнѣнie, что каждый акцентъ указываетъ не только мелодію исполненія т. е. видоизмѣненія въ направленіяхъ одного звука и тона, но и гармонію, т. е. созвучіе въ одно время многихъ членовъ или голосовъ. Попытки объяснять акцентуацію въ такомъ родѣ настойчиво высказалъ въ первый разъ проф. восточныхъ языковъ въ Виттембергѣ К. Антонъ, издавшій въ 1800 г. послѣ многихъ сочиненій, написанныхъ имъ въ объясненіе своей теоріи, полное объясненіе тональности книги Пѣснь пѣсней[261]. Вотъ музыкальное значеніе акцентовъ по Антону въ переложеніи на наши ноты:

Мунахъ:

(sol ut ut sol

(mi или: — или:  или: —

(ut mi ut mi

Мерка:

(ut ut ut

(— la la

(la// fa// fa//

Тифша:

(ut ut

(— — — —

(la mi

Дарга:

(re fa

(— — — —

(fa re

Тлиша ктана:

(ut ut

( — — —

(la la

Сегольта:

(re sol

( — — —

(sol sol

Закефъ катонъ:

(si —

( — — —

(sol

Закефъ гадолъ:

(ut mi

( — — —

(la la

Пашта:

(mi sol

( — — —

(ut mi

Тбиръ:

(mi ut sol

( — — —

(ut mi ut

Iетивъ:

(re sol

( — — —

(si si

Мерка кефула:

(fa la

( — — —

(la fa)

Карнэ-фара:

(re fa

( — — —

(fa re

Тлиша гдола:

(sol

( — — —

(si

Герашаимъ:

(la fa ut

( — — —

(fa la

Антонъ соглашается, что въ этомъ объясненіи выборъ нотъ представляетъ обоюдность, но по его мнѣнію, обращая вниманіе на главные акценты, помѣщенные въ концѣ стиха или полустишія, можно избѣжать обоюдности. Акценты, обыкновенно называемые прозаическими, Антонъ находитъ сложенными для двухъ голосовъ, а акценты книгъ поэтическихъ даютъ по его взгляду полную четырехголосовую гармонію. Антонъ нашелъ также въ акцентуаціи родъ модуляціи, состоящей въ измѣненіи низкой ноты аккорда при помощи діэза. Прилагая свои начала къ книгѣ Пѣснь пѣсней Антонъ забавно раздѣляетъ голоса предполагаемыхъ имъ первоначальныхъ исполнителей. Соломону и одному ізъ братьевъ Суламиты даетъ партію бассо, Суламитѣ — сопрано, остальнымъ дѣйствующимъ лицамъ партію баритона. Добродушный профессоръ оканчиваетъ увѣреніемъ, что онъ только возстановляетъ древнюю пѣснь израильскую. «Ничто столько не могло бы огорчить меня», говоритъ онъ съ искреннимъ убѣжденіемъ, «какъ предположенiе, что я vinum recens pro vetusto vendidi». Противъ всей гипотезы Антона достаточно замѣтить, что въ ней ученый оріенталистъ оказывается плохимъ знатокомъ музыки, приписавши древнимъ пѣвцамъ такіе дикіе звуки, которыхъ не только не соглашались признать своими звуками современные ему евреи, но и которыхъ вообще трудно гдѣ нибудь слышать. Еще прежде Антона пытался выяснить отношеніе акцентуаціи еврейской къ нашимъ нотамъ Іоаннъ Шпейдель[262], доказывавшій, что древніе евреи знали четырехголосовое пѣніе, но что въ музыкѣ еврейской никогда не употреблялось болѣе пяти нотъ, и только современи Гвидо открыта шестая, дополнявшая сексадордъ. Этого послѣдняго предположенія Шпейделя достаточно, чтобы сдѣлать смѣшнымъ все, что онъ говоритъ по этому вопросу.— Но чѣмъ болѣе представляются несостоятельными попытки глубже выяснить сущность акценуаціи библейской, тѣмъ неотразимѣе бьетъ въ глаза ея глубокая древность. И замѣтьте при этомъ, что вся акцентуація имѣетъ фрагментарный характеръ. Это необыкновенныя пѣсни, всегда имѣющiя болѣе или менѣе опредѣленный характеръ и единство мелодій. Видно, что акцентуаторы не изобрѣтаютъ мелодій, а стараются передать какія-то древнія, по преданію дошедшія, мелодіи, которыхъ, какъ видно, они помнили не много, потому что одни и тѣже мелодіи повторяютъ очень часто хотя и не вездѣ по опредѣленному порядку. Въ этомъ случаѣ акцентуація напоминаетъ собою индійскую музыку, которая вся состоитъ изъ самыхъ разнохарактерныхъ формулъ, уцѣлѣвшихъ изъ какихъ-то древнихъ пѣсней, но въ настоящее время представляющихъ самую пеструю смѣсь звуковъ[263]. Особенно поразительна въ этомъ отношеніи акцентуація псалмовъ, музыкальные знаки которой расположены въ такомъ обрывающемся между собою отношеніи, что исполненіе ихъ невозможно. Оттого, какъ мы видѣли, книга псалмовъ и не поется въ синагогахъ, а только кантиллируется, независимо отъ акцентовъ. Такимъ образомъ общее мнѣніе, что составленіе акцентуаціи въ ея внутреннемъ и внѣшнемъ отношеніи принадлежитъ мазоретамъ, падаетъ предъ свѣтомъ критики. Ненатуpaльнoe, часто очевидно непонятное самимъ мазоретамъ, сцѣпленіе мелодій указываетъ, что акцентуаторы была отголосками древнихъ, а потому глухихъ и смѣшанныхъ звуковъ. А іероглифическій характеръ самихъ знаковъ указываетъ, что и съ внѣшней стороны акценты получали начало не въ позднее время мазоретовъ, а гораздо прежде. То обстоятельство, что объ акцентуаціи не упоминается въ древнихъ еврейскихъ памятникахъ, ничего не значитъ, потому что эти памятники не упоминаютъ и о гласныхъ буквахъ, (которыя также относятъ къ мазоретскому изобрѣтенію) между тѣмъ очевидно, что гласный звукъ всегда подразумѣвался въ словахъ Библіи, а акцентуаторы только увѣковѣчили преданіе о библейскихъ гласныхъ, выразивъ ихъ знаками въ текстѣ. Подобнымъ жe образомъ и акценты, всегда поставляемые по своему характеру рядомъ съ еврейскими гласными, вставлены были въ текстѣ, чтобы выразить древнія уже извѣстныя мелодіи, хотя можетъ быть эта задача исполнена также не точно, какъ и отмѣтка гласныхъ, во многихъ случаяхъ передающая позднѣйшее, а не древнее произношеніе словъ,— а внѣшній матеріалъ или самые знаки, повторяемъ, еврейскіе акцентуаторы взяли также готовымъ, по всей вѣроятности, отъ египтянъ. Неимѣя возможности опредѣлить точно сѣдой древности акцентуаціи еврейской, мы беремъ на себя смѣлость замѣтить, что какіе нибудь знаки для пѣнія должны были существовать у древнихъ левитовъ, проводившихъ всю жизнь между пѣніемъ и обученіемъ пѣнію, и что, послѣ изобрѣтенія буквъ и цифръ, изобрѣтеніе и употребленіе знаковъ для нотъ было и не трудно, и необходимо[264]. Теорія музыки, пытающаяся отстранить необходимость нотъ для первоначальнаго пѣнія, прилагаемая нѣкоторыми къ греческимъ пѣснямъ, по которой разстановка словъ въ пѣсни, буквъ въ словѣ сама собою, безъ всякихъ знаковъ, даетъ тонъ для извѣстной степени силы и напряженности звуковъ[265], слишкомъ уже тонка, чтобы рѣшаться налагать на нее руку.

Современные евреи, удерживая безъ перемѣны древнюю музыкальную акцентуацію Библіи, въ исполненіи ея допускаютъ неограниченную свободу, такъ что напрасно нѣкоторые археологи, прислушиваясь къ исполненію пѣсней въ синагогѣ, выводили заключеніе о внутреннемъ достоинствѣ древнееврейской музыки. Въ настоящее время въ синагогахъ исправляетъ обязанности пѣвца или музыканта одно довѣренное лицо kazan, должность котораго совершенно равняется должности пѣвца въ церквахъ протестантскихъ. На немъ лежатъ всѣ обязанности богослуженія, такъ что безъ него богослуженіе въ синагогахъ невозможно. Иногда подъ управленіемъ казана образуется болѣе или менѣе значительный хоръ, къ которому примыкаютъ благочестивые и почетные евреи, обязанные для этого ознакомиться предварительно съ наукою о музыкальныхъ акцентахъ и пѣніемъ. Большею частію хоръ состоитъ изъ семи членовъ, священнаго числа у евреевъ и вообще у всѣхъ древнихъ народовъ. Пѣвчіе помѣщаются на эстрадѣ казана и раздѣляютъ между собою пѣсни, которыя въ извѣстный день должны быть исполняемы[266]. Что касается самой музыки казановъ, то она имѣетъ вполнѣ творческій характеръ. Извѣстные акценты служатъ для нихъ только намеками на такой или другой родъ пѣнія, и эти намеки они воспроизводятъ по всей своей волѣ. Менѣе восторженные казаны стараются только разцвѣтить акценты разными болѣе или менѣе витіеватыми трелями, но казанъ — настоящій мастеръ своего дѣла — заходитъ гораздо дальше: ему нѣтъ нужды какъ нибудь приготовить ухо слушателей постепенностями въ измѣненіи тоновъ; голосъ его поражаетъ такими блуждающими, неожиданными мотивами, которыхъ не можетъ вынести безъ усилія непривычное ухо. Страсть казановъ къ быстрымъ переходамъ изъ низкихъ нотъ въ самые высокіе изъ тимбра бассо въ тимбръ фистулы отчасти приближаетъ музыку казановъ къ тирольской музыкѣ. При этомъ, подобно коптскому, нынѣшнее еврейское пѣніе чрезвычайно растягиваетъ слова. Читая, напр., молитву Кріазъ-Шмахъ, почти полчаса тянутъ послѣднія слова четвертаго стиха шестой главы книги Левитъ. Но особенное вниманіе еврейскихъ любителей музыки обращали на себя наши евреи привислянскаго края. «Пѣснь польскаго еврея, говоритъ Мэнцеръ[267], вся ушла въ безграничную область фантазіи. Въ дни праздниковъ онъ поетъ свои традиціонныя пѣсни и разнообразитъ свои напѣвы разными украшеніями, руководствуясь исключительно моментальнымъ душерасположеніемъ, вызваннымъ тою или другою мыслію, или словомъ пѣсни. Его пѣсня далеко не есть простая игра фантазіи, всетаки разсчитывающая, какія комбинаціи могутъ и должны выступить впереди. Пѣвецъ-еврей въ Польшѣ весь подчиненъ прибою вдохновеннаго чувства, энтузіазму, доходящему до полной экзальтаціи. Его пѣснь выходитъ изъ сердца дрожащаго напряженными ощущеніями и въ этой бездонной глубинѣ чувства лежитъ причина огромнаго вліянія пѣсни казана на слушателей, хотя въ исполненіи пѣсни казанъ забываетъ, что онъ въ обществѣ, что на него обращено общее вниманіе. Иногда на минуту онъ замолкнетъ, не будучи въ состояніи подняться на высочайшую ноту своимъ прервавшимся голосомъ и только губы его продолжаютъ двигаться беззвучно, пока снова, укрѣпивши себя приложеніемъ большаго пальца къ губамъ, а остальныхъ къ носу, издаетъ пронзающія ноты»[268]. Такова сила восточной крови, что ее не могутъ охладить холодные расчеты европейской жизни! Нѣкоторые въ экстазахъ казановъ думали видѣть образецъ древнихъ пророческихъ вдохновеній; но экстазъ пророческій никогда не исключалъ самаго свѣтлаго сознанія мысли и своего положенія, тогда какъ казаны, подобно дервишамъ азіатскимъ, доходятъ до полнаго изступленія. Мэнцеръ видитъ въ этой экзальтаціи слѣдствіе гражданскаго угнетенія польскихъ евреевъ, уходящихъ въ область фантазіи отъ тяжелой дѣйствительности: persécuté et méprisé de ses concitoyens, luif polonais s' élance dans le vaste champ de l' imagination[269]. Но развѣ легко поднять голосъ угнетенному, и при томъ такой несдержанный и громкій? Не должны ли были бы въ такомъ случаѣ польскіе евреи замолчать, какъ нѣкогда замѣчали евреи италіайскіе встрѣтившись съ настоящимъ угнетеніемъ?...

Изъ всѣхъ музыкальныхъ инструментовъ, употреблявшихся въ храмѣ, нынѣшніе евреи удержали только самый простой и самый немузыкальный инструментъ: бараній рогъ, которымъ они пользуются въ день новаго года и въ день очищенія. Этотъ инструментъ даетъ секунды и квинты мажорныя и служитъ для слѣдующихъ трехъ музыкальныхъ священныхъ формулъ: 1) tekia состоитъ изъ главнаго продолжительнаго звука, сопровождаемаго квинтою, напр. какъ sol-ré; 2) terua (звукоподражательное слово какъ лат. taratantara см. Исх. 10, 9) образуется изъ главнаго звука быстро перемѣняющагося съ его нижнею квинтою какъ sol-ut, эти двѣ ноты повторяются долго и оканчиваются главнымъ звукомъ. 3) chabharim (преломленіе) главная нота образуетъ трель своею мажорною секундою, sol-la. Есть еще сигналъ большая tekia, отличающійся отъ простой только продолжительностію звука. Происхожденіе этой музыки неизвѣстно[270]. Въ собственномъ смыслѣ музыкальный инструментъ въ первый разъ рѣшилась ввести у себя синагога Пражская, конечно подъ вліяніемъ общаго музыкальнаго настроенія мѣстныхъ жителей, хотя, къ сожалѣнію, не остановилась на древнихъ музыкальныхъ инструментахъ храма іерусалимскаго, а заимствовала органъ католическій. Въ настоящее время музыка гремитъ уже во многихъ синагогахъ. Не говоритъ ли это нововведеніе, что тоскливыя религіозныя ожиданія, во имя которыхъ древніе раввины запрещали употребленіе музыкальныхъ инструментовъ въ синагогахъ, для нынѣшнихъ евреевъ кончаются?..

Чтобы исчерпать свой предметъ, мы должны остановиться наконецъ на нѣкоторыхъ внѣшнихъ движеніяхъ, неразрывно связанныхъ у древнихъ народовъ съ музыкою и пѣніемъ и извѣстныхъ подъ общимъ именемъ пляски и хороводовъ (machol). Въ книгахъ ветхаго завѣта не разъ упоминаются то плясовые хороводы женщинъ, въ которыхъ не принимаютъ участія мущины, то пляски общія съ криками радости[271]. Хотя мы не знаемъ вполнѣ, какой характеръ имѣли эти плясовые хоры, но можно предположить, что это былъ простой видъ круговыхъ игръ съ пѣснями или хороводовъ, которыхъ происхожденіе принадлежитъ глубочайшей древности. Кимвалы и малые барабаны, имѣвшіе видъ нашихъ басскихъ барабановъ, съ которыми представляются обыкновенно древнееврейскія дѣвы[272], были обыкновеннымъ аккомпаниментомъ для плясовыхъ пѣсней, хотя употребляется при хороводахъ еще флейта, кинноръ и невелъ[273]. Вездѣ, гдѣ только свящ. Писаніе упоминаетъ о хорѣ и кимвалахъ, нужно подразумѣвать пляску.

Первый разъ упоминается о пляскѣ въ исторіи Маріамны, сестры Моисея, образовавшей плясовой хоръ женщинъ, по случаю празднованія перехода чрезъ море. Въ свящ. исторіяхъ католическихъ авторовъ пляска Маріамны, неизвѣстно на какихъ основаніяхъ описывается подробно, какъ chef-d' oeure танцовальнаго искусства древнихъ. Это, замѣчаетъ іезуитъ Менестіеръ, былъ настоящій ballet d' actiones de grâces sur l' air du cantique de Moïse[274]. Другой іезуитъ Мильё изображаетъ подробно даже костюмы и жесты Маріамны и Моисея, который

…in partes discedere turmas Adversisque choris medius, gestumque modosque Dividit. et virga modulans praeit Enthea verba[275]

Нѣсколько позже въ синайскихъ обстоятельствахъ упоминается заимствованный очевидно изъ египетскихъ культовъ, большой плясовой хоръ съ криками радости вокругъ золотаго тельца. Такъ какъ это обстоятельство ставится нѣкоторыми въ связь съ дальнѣйшимъ развитіемъ древнееврейскаго культа, то мы должны остановиться на немъ подробнѣе. Вообще въ египетскихъ культахъ пляска вмѣстѣ съ музыкою составляла главную часть богослуженія. По вѣрованіямъ египтянъ, Гермесъ, изобрѣтатель музыки, изобрѣлъ и танцы, и Орфей ввелъ ихъ въ установленія таинствъ, объясняя смыслъ сокровенныхъ вещей помощію жестовъ, танцевъ и риѳма[276]. Особенно замѣчательною пляскою въ Египтѣ была пляска астрономическая, которою предполагалось изобразить движеніе небесныхъ тѣлъ и гармонію вселенной. Такъ какъ движеніе міра признавалось круговымъ, то и основной видъ религіозной пляски египтянъ былъ кругъ, rondo, которое исполняли вокругъ алтаря, помѣщеннаго среди храма, чтобы онъ напоминалъ солнце среди небесной сферы; такимъ же образомъ воспроизводили зодіакальный кругъ, т. е. серію двѣнадцати знаковъ, въ которыхъ солнце совершаетъ свое годовое обращеніе[277]. Этотъ замѣчательный по мысли своей танецъ старались заимствовать многіе народы древности. Извѣстно, что религіозный законъ Нумы Помпилія предписывалъ входящимъ въ храмъ для молитвы предъ самымъ входомъ сдѣлать туръ кругомъ себя, что входило въ составъ астрономическаго танца[278]. Платонъ приходилъ въ восторгъ отъ глубокаго значенія древней египетской пляски[279]. По свидѣтельству Луціана извѣстные герои миѳическіе Протей египетскій и Емпуса были ничто иное, какъ прославившіеся танцоръ и танцовщица какого-то египетскаго храма[280]. Одинъ изъ археологовъ прошедшаго вѣка полагаетъ, что астрономическая пляска входила въ составъ именно Аписова культа sur des airs harmonieux d' un caractère noble и была исполнена израильтянами вокругъ золотаго тельца. Сущность этой знаменательной пляски онъ передаетъ такъ: «при вступленіи въ Мемфисъ Аписа, жрецы, вельможи и народъ выходили встрѣтить его съ торжествомъ и проводили въ храмъ при громѣ тысячи инструментовъ. При вступленіи въ храмъ, также какъ на всемъ пути жрецы разными тѣлодвиженіями изображали благодѣянія Озириса-солнца — этого великаго источника жизни. Ихъ пляска была при этомъ самою одушевленною и глубокою проповѣдію народу. Сначала она изображала мистическое рожденіе Озириса, забавы его дѣтства, его любовь къ богинѣ земли Изидѣ. Потомъ она представляла Озириса окруженнымъ труппою героевъ сатиръ и музъ, отправляющимся для завоеванія Индіи, чтобы распространять тамъ добродѣтель, довольство и счастіе. Отсюда переходили къ тріумфу Озириса надъ его братьями варварами. Египетъ снова увѣнчалъ его, призналъ своимъ отцемъ, благодѣтелемъ, царемъ. Игра оканчивалась апоѳеозою, за которою слѣдовала общая пляска»[281]. Это описаніе дѣйствительно соотвѣтствуетъ библейскому разсказу о золотомъ тельцѣ и положенію евреевъ, вышедшихъ изъ Египта. Золотой телецъ, вылитый Аарономъ, вокругъ котораго плясали евреи, можетъ напоминать Аписа, служившаго центромъ хоровода въ культѣ Озириса. Голоса поперемѣнно поющихъ среди пляски, который заслышалъ Моисей, сходя съ горы, указываетъ на какую-то игру при пѣніи. А положеніе евреевъ въ пустынѣ, на пути въ землю обѣтованную, которую евреи должны были очистить отъ идолопоклонниковъ, было даже аналогично съ положеніемъ воспѣваемаго въ хороводѣ Озириса на его пути для завоеванія Индіи, чтобы насадить въ ней добродѣтель. Евреи могли даже представлять, что именно на мѣстѣ ихъ лагеря при Синаѣ нѣкогда стоялъ съ своею свитою и Озирисъ. Этотъ же взглядъ съ замѣчательною эрудиціею развилъ и доказалъ Бохартъ[282]. Но, по мнѣнію Филона[283] пляска вокругъ золотаго тельца происходила въ честь Тифона злаго божества странъ, лежавшихъ на востокѣ отъ Египта. Это мнѣніе въ приложеніи къ историческимъ обстоятельствамъ уступаетъ предшествующему и не объясняетъ веселаго ликованія евреевъ, противоположнаго мрачнымъ мистеріямъ Тифона.

По мнѣнію нѣкоторыхъ археологовъ эта религіозная пляска, исполненная евреями въ пустынѣ, по подражанію культамъ египетскимъ, какъ ни возставалъ противъ нея Моисей, сдѣлалась центромъ всего ветхозавѣтнаго богослуженія и его постоянной принадлежностію. Главный фактъ, приводимый въ подтвержденіе этой гипотезы, заимствуется изъ исторіи перенесенія ковчега изъ дома Аведдара[284]. Когда несли ковчегъ, говоритъ писатель 2-й кн. Самуила, Давидъ бѣжалъ въ тактъ изо всей силы предъ Іеговою[285], одѣтый въ льняный эфодъ. LXX, Вульгата и I. Флавій прибавляютъ, что ковчегъ сопровождался семью хорами. «Очевидно, говоритъ Вилькинсонъ, что пляска Давида стоитъ въ такомъ же отношеніи къ ковчегу и іудейскому культу, какъ пляска египтянъ къ тельцу и культу Озириса». Но исторія перенесенія ковчега въ полномъ своемъ видѣ, какъ она разсказана въ 6 гл. 2 кн. Самуила, не можетъ служить основаніемъ мысли Вилькинсона. Давидъ не изображаетъ никакихъ мистическихъ круговъ или пируэтовъ египетскихъ, а только въ припрыжку бѣжитъ предъ ковчегомъ. Употребленный для обозначенія движеній Давида въ еврейскомъ текстѣ глаголъ kirker употребляется у арабовъ для обозначенія бѣга дромадеровъ, которые любятъ соразмѣрять свои шаги въ тактъ музыки. Подобное выраженіе очевидно слишкомъ недостаточно, чтобы обозначать собою богослужебную пляску, нераздѣльную съ культомъ, которая необходимо предполагаетъ особенный характеръ и, слѣдовательно, особенныя выраженія, подобно тому какъ въ Египтѣ были особенные термины для храмовой пляски. Далѣе, по свидѣтельству источниковъ, пляска Давида показалась странною женѣ его Мелхолѣ, дѣлающей Давиду замѣчаніе такого рода: «вотъ какъ отличился нынѣ царь израильскій, какъ какой нибудь фигляръ»[286]. «Пусть я уничижусь, отвѣчаетъ Давидъ, но я все-таки буду играть и плясать Іеговѣ». Подобный упрекъ со стороны Мельхолы немыслимъ, если бы пляска была священною принадлежностію культа. На основаніи словъ Мельхолы нѣкоторые[287] выводили даже совершенно противоположное мнѣніе, что пляска пользовалась общимъ презрѣніемъ у іудеевъ, даже внѣ культа, хотя это положеніе не вытекаетъ изъ хода библейской рѣчи. Изъ словъ Мельхолы видно только, что въ ея глазахъ царю неприлично было въ присутствіи толпы въ торжественной процессіи производить, какъ говоритъ авторъ пола Мельхолы, des cabrioles un peu trop lestes[288]. Итакъ пляска Давида предъ ковчегомъ была личнымъ выраженіемъ живой радости и темперамента Давида и была возможна только за стѣнами храма, въ процессіяхъ, поколику онѣ были не только религіозными, но и гражданскими празднествами. Именно этотъ двойной характеръ ветхозавѣтныхъ празднествъ религіозный и гражданскій могъ служить поводомъ считать пляску, служившую собственно выраженіемъ гражданской радости, частію и религіознаго культа.

Другимъ фактомъ присутствія пляски въ ветхозавѣтномъ культѣ считаютъ древнее описаніе праздника кущей, о которомъ у евреевъ сложилась пословица: «кто не видѣлъ веселья дома Haschiavah (мѣста, гдѣ черпалась вода въ день праздника), тотъ не вкушалъ настоящей радости въ своей жизни». Вотъ какъ описываетъ талмудъ[289] это празднество. «Когда приходилъ къ концу праздникъ, всѣ собирались предъ домомъ Haschiavah; каждый несъ вѣтвь миртовую, и пальмовую, къ которымъ привязывались лимоны. Самый домъ Haschiavah представлялъ четыре канделябра 25 метровъ высоты, на вершинѣ которыхъ стояли вазы, назначенныя для жертвеннаго возліянія; это были небольшія башни или маяки, обставленные каждый четырьмя лѣстницами. Четыре молодыхъ кандидата въ священство, держа въ рукахъ сосуды съ масломъ, каждый въ пятнадцать литровъ, всходили по лѣстницамъ и выливали масло. Изъ старыхъ поясовъ священническихъ наскоро дѣлали фитили и зажигали масло. Кромѣ этихъ четырехъ большихъ огней, башни были обставлены множествомъ мелкихъ огней, такъ что во всемъ Іерусалимѣ небыло дома, который не былъ бы освѣщенъ огнемъ дома Haschiavah. Между тѣмъ начинались игры и пѣсни. Священники и левиты пѣли гимны Іеговѣ и вся толпа направлялась къ дому Іеговы. Четыре благочестивыхъ и извѣстныхъ добрыми дѣлами еврея плясали съ зажженными факелами, воспѣвая св. гимны; левиты дѣлали тоже и Іерусалимъ оглашался безпрерывно звукомъ кинноровъ, невловъ, кимваловъ, трубъ и другихъ музыкальныхъ инструментовъ. Въ моментъ, когда достигали пятнадцатой ступени лѣстницы, отдѣляющей дворъ женщинъ отъ двора мущинъ, левиты останавливались и снова пѣли. При первомъ пѣніи пѣтуховъ, два священника, стоя въ воротахъ верхнихъ, трубили въ трубы разныя священныя формулы. Затѣмъ оборачивались на минуту къ востоку, потомъ опять оборачивались къ западу съ словами: «отцы наши нѣкогда обращали спины къ дому Іеговы, а лице къ востоку, повергаясь передъ солнцемъ, но мы обращаемся къ Богу, къ Нему устремляемъ наши взоры». Въ этомъ разсказѣ много замѣчательнаго: 1) процессія совершается среди иллюминаціи; 2) народъ идетъ рядами въ двухъ отдѣльныхъ массахъ мущинъ и женщинъ, чтобы, какъ замѣчаетъ талмудъ[290], не дать повода къ шалостямъ; 3) четыре старца съ факелами пляшутъ, воспѣвая гимны; 4) церемонія заканчивается послѣ пѣтуховъ обращеніемъ то къ востоку, то къ западу. Здѣсь дѣйствительно пляска стоитъ близко къ культу, но, какъ видно изъ всего этого описанія, обстановка праздника сильно отзывается не еврейскимъ духомъ. Огненная башня, танцы съ факелами въ рукахъ, пѣніе пѣтуховъ, указываютъ обстановку культовъ египетскихъ и ассирійскихъ, а туры, образуемые обращеніями то на востокъ къ солнцу, то на западъ къ храму, не отличаются отъ туровъ астрономической пляски, введенной Нумою ПІомпиліемъ въ культы римскіе и отчасти остающейся доселѣ въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Сициліи, и въ этомъ смыслѣ можно согласиться съ Пруденціемъ, что пляски позднѣйшаго празднованія кущей у евреевъ были мерзостію, но вовсе не въ смыслѣ гнусныхъ мистерій[291]. Какъ близко напоминало это позднѣйшее еврейское празднованiе помпу египетскаго богослуженія, видно изъ того, что языческіе писатели Тацитъ[292], Плутархъ[293], смотря на эти празднества, заключали, что евреи покланяются Бахусу Озирису. Конечно, это предположеніе абсолютно ложно по отношенію къ внутреннему содержанію еврейскаго культа, но съ внѣшней стороны видъ пляшущихъ старцевъ и пляшущихъ женщинъ, можетъ быть съ тирсами и масличными вѣтками въ рукахъ какъ въ хороводѣ Іудиѳи[294], на подобіе вакханокъ, могъ ввести въ заблужденіе римскихъ писателей. Но, если такое заблужденіе простительно римскимъ писателямъ, то его нельзя простить новѣйшимъ писателямъ, полагающимъ, какъ напримѣръ Кальметъ, что въ самомъ храмѣ іерусалимскомъ были дѣвы вакханки или баядерки для храмовой пляски[295]. Іосифъ Флавій положительно говоритъ, что пляски имѣли мѣсто только за стѣнами храма и прекращались при вступленіи процессій во дворъ храма[296], не говоря уже о томъ, что о пляскахъ не упоминается въ законодательствѣ Моисея и въ храмовыхъ установленіяхъ Давида, что было бы необходимо, еслибы пляски имѣли у евреевъ какое нибудь религіозное значеніе. Заключенія Кальмета отъ частныхъ и исключительныхъ случаевъ употребленія пляски внѣ храма въ процессіяхъ къ содержанію танцовщицъ при храмѣ похожи на то, какъ еслибы кто на томъ основаніи, что въ праздничныхъ процессіяхъ католической церкви иногда открываютъ шествіе дѣвочки, одѣтыя въ бѣломъ, усыпающія путь цвѣтами, заключилъ, что католическая церковь имѣетъ у себя штатъ цвѣточницъ. Что касается призыванія, заключающагося въ псалмахъ «хвалить Іегову въ ликахъ» (хороводахъ)[297], то это относится къ домашней жизни народа. Хоры поющихъ и пляшущихъ можно сказать не прерывались предъ воротами древнееврейскихъ городовъ, куда, по изображенію Библіи[298], молодые собирались пѣть и играть, а старцы бесѣдовать и посмотрѣть на веселье юности. Такимъ образомъ словами: хвалите Іегову въ ликахъ псалмопѣвець увѣщаваетъ даже эти домашнія игры устроять во славу Іеговы.

Объ особенной профессіи плясуновъ въ древнѣйшее время не упоминается. Только въ книгѣ Пѣснь пѣсней[299] говорится о вошедшихъ въ пословицу хороводахъ города Маганаима, лежавшаго на границахъ колѣна Гадова и Манассіина:

Что намъ смотрѣть на Суламиту, Точно на хороводъ Маганаимскій..

По всей вѣроятности городъ Маганаимъ первоначально былъ центромъ какого-то хананейскаго культа, можетъ быть культа Молоха и Астарты, и прославился своими баядерками. Нужно сказать впрочемъ, что у евреевъ небылъ распространенъ обычай содержать рабовъ и рабынь для увеселенія себя плясками. Въ торжественныхъ случаяхъ пиршествъ эту обязанность принимаютъ на себя члены семейства. Кто не помнитъ исторіи дочери Ирода Антипы, приведшей въ восторгъ своею пляскою отца и вельможъ[300]? Это было уже совершенно въ духѣ грековъ, по педагогикѣ которыхъ пляска также необходима для тѣла, какъ музыка для духа; та и другая должны отличать свободнаго человѣка, а не раба. Получить пальму одобренія въ пляскѣ въ послѣднее греческое время домогались даже больше, чѣмъ заслужить похвалы нравственными и умственными достоинствами. Турнирами для состязаній въ танцовальномъ искусствѣ были какъ мѣста общественныхъ собраній, такъ и частные дома, при всякихъ сходкахъ и пиршествахъ. Предложеніе награды, объявленное Иродіадѣ, также вытекало изъ обычая раздавать призы знаменитымъ танцовщицамъ. Что касается характера и вида древнееврейской пляски, то она должна была приближаться къ египетской, хотя, конечно, въ смыслѣ совершенно обратномъ принятому патеромъ Ривэ, по которому Египтяне приходили учиться священнымъ формуламъ пляски у Евреевъ[301]. Сущность египетской, сирской и еврейской пляски состояла не въ одномъ только упражненіи ногъ а вообще въ выразительныхъ жестахъ; часто танцоръ исполнялъ свое дѣло несходя съ мѣста, описывая эволюціи головою, руками и корпусомъ[302]. Конечно древнееврейскіе плясуны едва ли могли выкидывать удивительные пируэты, встрѣчаемые на памятникахъ египетскихъ, которымъ могутъ позавидовать лучшіе канатные плясуны настоящаго времени[303]. А за сравнительную хотя и вынужденную скромность плясуновъ еврейскихъ говоритъ замѣчаніе Флавія, касающееся впрочемъ позднѣйшаго времени и исключительныхъ обстоятельствъ, что знаки обрѣзанія тщательно скрываемы были при общественныхъ пляскахъ[304], что нельзя сказать о пляскахъ египетскихъ.

Боимся, что читатель, прослѣдившій нашу статью, изумится недостатку точныхъ и опредѣленныхъ выводовъ о существѣ древнееврейской музыки и пѣнія. Смѣемъ сказать, что мы не оставили безъ вниманія ни одного сколько нибудь замѣчательнаго изслѣдованія по этому вопросу, могущаго бросить свѣтъ на его рѣшеніе. Но мы не имѣли смѣлости патера Маттея или рабби Абрагама, доказывавшихъ, что древнееврейская музыка представляла высочайшую степень совершенства и владѣла всѣми средствами современной музыки до самыхъ тайнъ генералъ-бассо, и что, слѣдовательно, для опредѣленія характера ея можно не только пользоваться нынѣшними музыкальными терминами, но даже прямо изучать духъ еврейской музыки по Бетховену и Моцарту[305]. Мы не могли рисковать даже, вслѣдъ за Кальметомъ, внести въ строй древнееврейскій греческія ноты и вызывать тѣни древнихъ левитовъ на соревнованіе въ музыкальныхъ конкурсахъ съ греками[306], не могли потому, что знали, что музыканты іерусалимскаго храма своею простою и строгою музыкою не могли соперничать даже съ капищами Ваала, отвлекавшими израильтянъ отъ іерусалимскаго богослуженія своею легкою музыкою и баядерками. Съ другой стороны мы не могли раздѣлять непомѣрнаго страха Dom Caffiaux, безусловно отвергающаго всякое предположеніе о еврейской музыкѣ, буквально неуказанное въ Библіи и представившаго въ своемъ изслѣдованіи голый перечень текстовь, говорящихъ о музыкѣ и музыкальныхъ инструментахъ безъ всякой мысли[307]. Изъ всѣхъ гипотезъ о древнееврейской музыкѣ мы почли самою правдоподобною ту, которая сближаетъ музыкальное искусство евреевъ съ египетскимъ, не только потому, что этой гипотезы держатся лучшіе археологи, считающіе музыку евреевъ на столько сходною съ египетскою, «что евреевъ въ этомъ отношеніи можно называть египтянами, а египтянъ евреями», но и потому, что этого требуютъ самыя обстоятельства еврейской исторіи, вытекающей своимъ гражданскимъ корнемъ изъ Египта, сохранившаго на своихъ памятникахъ документы, касающіеся всего древняго міра. Такимъ образомъ мы считали себя въ правѣ обратиться за описаніями древнееврейскихъ инструментовъ къ мемуарамъ замѣчательнѣйшихъ египтологовъ въ особенности Виллото и Шамполіона младшаго. Но такъ какъ въ катакомбахъ египетскихъ открытъ пока только остовъ древней музыки, ея внѣшняя исторія безъ оживляющаго ее духа, то для описанія внутренней стороны музыкальнаго искусства мы были лишены прочной почвы. Музыкальная акцентуація могла бы разъяснить эту сторону, если бы былъ найденъ ключъ ея древняго значенія и пониманія, по всей вѣроятности сокрытый гдѣ нибудь подъ пирамидой и ожидающій еще своихъ Виллото и Шамполіона. Наконецъ долгомъ считаемъ замѣтить, что цѣлію настоящаго изслѣдованія были не интересы исторіи музыки, а составленіе пособія къ пониманію музыкальныхъ терминовъ встрѣчающихся въ Библіи, особенно въ величественной но мало понятой еще Книгѣ Псалмовъ.

Примечания

1

Servius на Virgil. Georg. IV, 464. Germanicus Caesar. Commentarium in Arati phoenomena t. II, p. 66. Poetae minores ed. Le Maire. Aegius Spoletinus въ сочиненіи: Annotationes de Apollodoro и др.

(обратно)

2

Plutarqu. Isis et Osir. LV, 456.

(обратно)

3

Plato Phileb t. 2, p. 18. Diodor. Bibliot. hist. I, 16.

(обратно)

4

Diod. Bibl. hist. I, 9.

(обратно)

5

Kircher. Musica universalis t. I, p. 44.

(обратно)

6

Caffiaux. Dissertation sur l'eccellence et les avantages de la musique § IX.

(обратно)

7

См. у Bona. Psalmodia eccl. harm. 1. 3.

(обратно)

8

Summa Theologiae 1. 94. 3.

(обратно)

9

Значеніе этихъ музыкальныхъ терминовь будетъ указано ниже.

(обратно)

10

Древн. Іуд. I, 1. 2.

(обратно)

11

Его труды т. 2, стр. 248.

(обратно)

12

Genebrandis, Chronologia ann. 687. Vossius de artis poetica natura et constitutione p. 13.

(обратно)

13

Mercen. Quaestiones celeberrimae in Genesim. Quaest. XXIX.

(обратно)

14

Comestor. Historia scholastica, C. XXVIII.

(обратно)

15

Cahen, trad. de la Bible I, 26.

(обратно)

16

Noé a recuelli dans l' arche, outre les instruments de musique, des Mémoires sur l' état des sciences et des arts à l' époque du déluge: là se serait conservée la connaisance du tetracorde et de la progression triple. Rameau, Nouvelles réflexions sur le principe sonore, a la suite du Code de musique p. 224.

(обратно)

17

Forkel, Allgemeine Geschichte der Musik I. 102.

(обратно)

18

Филонъ, Vita Mosis p. 60, ed. in folio.

(обратно)

19

Дѣян. 7. 22.

(обратно)

20

Stromat. I. 1.

(обратно)

21

Исх. 15.

(обратно)

22

Forkel, Allgemeine Geschichte der Musik I. 103.

(обратно)

23

Исх. 32. 18. Слова Kol hanoth голоса отвѣчающіе или поперемѣнные, три раза повторенныя въ этомъ стихѣ, въ другомъ смыслѣ не могутъ быть переведены.

(обратно)

24

Климентъ Алекс. Aux nations. p. 20, изд. Оксф

(обратно)

25

Греч, слово χορος употребляется очень рѣдко въ значеніи волынки, а вообще значитъ хороводъ.

(обратно)

26

Числ. 10, 1-7. Древн. Флав. 1. III. 21.

(обратно)

27

Лев. 25, 9.

(обратно)

28

10, 9.

(обратно)

29

Villoteau. Instruments de musique des Orientaux dans la Description de l' Egypte t. XIII p. 440 Professionn. подь рубрикою: Ordo benedictionis campanae.

(обратно)

30

Числъ 10. 8.

(обратно)

31

Іосифъ Флавій говоритъ даже, что Моисей изобрѣлъ особеннаго рода трубу, конечно для того чтобы не заимствовать ее отъ Египтянъ.

(обратно)

32

Исх. 28, 33. 34. 33.

(обратно)

33

Lancі. La sacra scrittura con monumentі fenico assirj ed egizianі, p. 161.

(обратно)

34

Древн. 1. III. 8. О войнѣ іуд. I. V. 15.

(обратно)

35

Plut. Propos de table. I. ІV. quest. 5.

(обратно)

36

Epistola ad Fabiolam,, de vestitu sacerdotum.

(обратно)

37

Strom. 1. V.

(обратно)

38

Cahen, trad. de la Bible. Exode, 135.

(обратно)

39

Lucien. De la deesse de Syrie, ch. 44.

(обратно)

40

Amiot. De la musique des Chinois 43 и дал.

(обратно)

41

Флери, Маттей и др.

(обратно)

42

Нав. 6. 1 и дал.

(обратно)

43

Суд. 7, 16. 18 и д.

(обратно)

44

Древн. 1. V. 8.

(обратно)

45

Суд. 5.

(обратно)

46

De la poésie et de la musique des Hebreux.

(обратно)

47

Въ 11 стихѣ пѣсни въ концѣ сдѣлана прибавка: тогда выступилъ, т. е. для пѣнія, народъ Іеговы.

(обратно)

48

У Евальда это полустишіе переведено такъ:

Auf dénn, auf dénn, Deborá! Auf denn, áuf denn, singe das Lied: (обратно)

49

Суд. 11, 34.

(обратно)

50

1 Сам. 10, 5.

(обратно)

51

2 Цар. 3, 15.

(обратно)

52

1 Сам. 21, 15.

(обратно)

53

Древн. 1, VI, 10.

(обратно)

54

См. Ис. 151.

(обратно)

55

Essaі sur la musique t. I, p. 11.

(обратно)

56

2 Сам. 6. 5, 12. 1 Хр. 10, 8. Древн. Флав. I. VII, 4.

(обратно)

57

R. Abraham. Schilte haggiborim y Ugolin. col. XCIV.

(обратно)

58

2 Сам. 6, 14. Флав I. VII, 4.

(обратно)

59

См. цитат. у Лигтф. Minist. templ. гл. de musica templі.

(обратно)

60

Толков. на Пс. 50.

(обратно)

61

Толков. на Осію 23 ст., 5 гл.

(обратно)

62

1 Хр. 23, 5.

(обратно)

63

1 Цар. 4, 31.

(обратно)

64

1 Хр. 25, 7.

(обратно)

65

1 Хр. 25, 1-7.

(обратно)

66

1 Хр. 6, 33. 39. 44.

(обратно)

67

1 Хр. 15, 22.

(обратно)

68

1 Хр. 26, 1. 2 Хр. 20, 19.

(обратно)

69

1 Хр. 15. 2 Хр. 5, 11-14 и др.

(обратно)

70

Талм. тракт. Erachim. Маймонідъ у Лигтфоота Minist. templi Hieros. cap. VII. Sect. II.

(обратно)

71

См. Калметъ. Dissert. in musicam veterum et potiss. Habraeorum; также: Antiduitates sacrae veterum Hebraeorum; de cantoribus templi, Reland.

(обратно)

72

1 Хр. 25, 5.

(обратно)

73

Пс. 67, 26.

(обратно)

74

Іoco cіtato.

(обратно)

75

Rosellinі, I monumenti dell' Egitto, p. 83.

(обратно)

76

Rosch haschana.— Tamid.

(обратно)

77

Апокалипс. 15, 3.

(обратно)

78

Іерус. талмудь вь Pesach. Per. 5.

(обратно)

79

Талм. тр. Taanijoth. с. 3.

(обратно)

80

Лигтф. Vol. I. Minist. templ Hieros. cap. XIII.

(обратно)

81

Lexicon talmud. vol. 1. 315.

(обратно)

82

Лигтф. Opera omnia, vol. 1. Minist. templ. c. VII. S. 11.

(обратно)

83

1 Хр. 25, 12.

(обратно)

84

См. Lamy. De tabernac. foed.— De templo Hieoros. sectio IX, p. 1212.

(обратно)

85

Матѳ. 26, 29. Неимамъ пити отъ плода лознаго, дондеже пiю е съ вами ново… Эти слова Іисуса Христа могли быть вызваны предложеніемъ со стороны учениковъ новой свободной чаши.

(обратно)

86

См. Libellum precum cibariarium. Amsterdam 1702 ann.

(обратно)

87

Лихтф. Vol. 1. p. 755.

(обратно)

88

См. Lamy, De templo Hieoros. sect. 10.

(обратно)

89

Впрочемъ въ храмовомъ употребленіи было не болѣе 57 псалмовъ нашей Псалтири. Van. Til. Cantus poeseos.., col. 306. Но, кромѣ псалмовъ, во второмъ храмѣ нѣкоторые первосвященники давали для исполненія свои пѣсни, какъ Симонъ, Іохананъ и друг. См. Kenntniss der neuhebräischen religiosen Poesie von Leop. Dukes, p. L, 2 3, 4.

(обратно)

90

Kircher, Musurgia universalis, 1. II, t. I. p. 48.

(обратно)

91

Luscinius, Musurgia seu praxis musica 1536, 1542.

(обратно)

92

2 Сам. 6, 5.

(обратно)

93

1 Цар. 10, 11. 2 Хр. 9, 10.

(обратно)

94

Thesaurus philol. crit. lingue hebr. t. I, p. 93.

(обратно)

95

1 Цар. 10, 12.

(обратно)

96

Pseudo Hyeronymus. Epistola 28.

(обратно)

97

Abraham Scilte hagghiborim y Ugolin. col. 68

(обратно)

98

Pseudo Hieron. In psalmos.

(обратно)

99

Ps. Hieron. Epistola 28.

(обратно)

100

Abraham. col. 68.

(обратно)

101

Древн. І. VII, с. 10.

(обратно)

102

Wilkinson, t. II, p. 296.

(обратно)

103

Kircher, p. 100. Guarim. Grammatica hebraica et chaldaica t. II. въ концѣ.

(обратно)

104

Barthélemy. Lettre aux auteus du Journal des savants sur quelques médailles samaritaines, въ его сочиненіяхъ t. IV, p. 133.

(обратно)

105

Iablonski. Voces aegypticae apud scriptores veteres voce Tebouni, въ его Opuscula, t. p. 314.

(обратно)

106

Montfauc. Antiquité expliqué, t. I. p. 11, 110, 140.

(обратно)

107

Dissert. sur les div. esp. d'instr. de mus. des Egypt. p. 183.

(обратно)

108

La Croze. Lettres partlculières.

(обратно)

109

Scaliger. Exercitationes ch 302, p. 906.

(обратно)

110

R. Abraham Schilte haggh. col. 70.

(обратно)

111

Censorinus. De die natali cap. 22.

(обратно)

112

1 Хр, 16. 7. 25, 6.

(обратно)

113

Champollion. Monuments de l' Egypte et de la Nubie, planches t. II pl. 142. Wilkinson. fig. № 205.

(обратно)

114

Макк. 4, 54.

(обратно)

115

См. Hesichius, на слово κιννορα.

(обратно)

116

Ис. 24, 8.

(обратно)

117

Дан. 3. 5; 10, 15.

(обратно)

118

Тамъ же.

(обратно)

119

Deipnosophist. I. XIV. с. 3/

(обратно)

120

De architectura I. V. с. 1.

(обратно)

121

Festus, на слово Sambuca.

(обратно)

122

Stromat. 1. 1.

(обратно)

123

Дан. 5, 5. 10. 15.

(обратно)

124

Perrault. De la musique des anciens p. 303, t. 1-й его сочин.

(обратно)

125

Abrah. Schilte hagghiborim col. 40.

(обратно)

126

Дан. loco citato.

(обратно)

127

Ugolinі. col. 58.

(обратно)

128

Villoteau. Dissertation sur les instruments de musique des Egyptiens p. 427.

(обратно)

129

Stromat. 1. II.

(обратно)

130

Description historique des instr. de mus. des Orientaux ch. VIII, p. 297.

(обратно)

131

Villoteau, p. 325.

(обратно)

132

Ис. 16, 11.

(обратно)

133

1 Сам. 16, 23.

(обратно)

134

Ис. 23, 16.

(обратно)

135

Пс. 119, 62.

(обратно)

136

Divus Augustinus. De Domini incarnatione contra Iudaeos — Dieschler. De cithara Davidis y Ugolin. col. 201 и дал.

(обратно)

137

Ewald. Dichter des alten Bundes. Th. I. Half I. S. 218.

(обратно)

138

Древн. 1. VII. с. 10.

(обратно)

139

Пс. 3З. 2. 144, 8.

(обратно)

140

Champolion. Monuments de l' Egypte et de la Nubie, planche 157, t. 1.

(обратно)

141

Comment. in psalm. См. Ugolin. col. 463.

(обратно)

142

Sopater у Athen. Deipnosoph. I. IV. с. 23.

(обратно)

143

См. Ugolin. col. 66.

(обратно)

144

Rabbi Iudas на Пс. 81, 3. См. Bartolocci, col. 464.— Нѣкоторые къ струннымъ инструментамъ еврейскимъ прибавляютъ еще: minnim, хотя это слово въ Библіи значитъ только струны, и machol, хороводъ, которому Кирхеръ даетъ шесть струнъ (Kircher. Musurgia universalis t. I. p. 49).

(обратно)

145

De rerum natura. I. V, vs. 1381.

(обратно)

146

Mischa. Tamid с. III. № 8.

(обратно)

147

Roscellinі, tavola XCV, fig. 5.

(обратно)

148

Apul. Metamorph. I. VIII, p. 250.

(обратно)

149

Eustath. Sur Homere, Iliade, chant XIV.

(обратно)

150

Іarchі, цитуемый Кагеномъ, на кн Числ. 14, 1.

(обратно)

151

Пс. 81, 4. Лев. 25, 9.

(обратно)

152

См. I. G. Abicht. De lapsu murorum hierichuntinorum у Ugolin. col. 840.

(обратно)

153

Ugolini. col. 54.

(обратно)

154

Bartoloccі, Biblioteca rabbinica у Ugolin. col. 440.

(обратно)

155

Gemara in Erachin с. I. см. Othon, col. 463.

(обратно)

156

Horace. Satyr. II. v. 1. Athen. Dipnosoph. I. IV, с. 24.

(обратно)

157

Apulée. Metamorph. I. XI. p. 680. «Ibant dicatі magno Separidi tibicines quі per obliquum calamum ad aurem porrectum dextram familiarem templi deique modulum frequentabant».

(обратно)

158

Villoteau. Dissertation sur les instruments de musique des Egyptiens, p. 433 и дал.

(обратно)

159

Talmud. Erachin с. II § 3.— Ugolini col. 56. Horchius, col. 118.

(обратно)

160

Bartolocci, col. 775.

(обратно)

161

Дан. 3, 5.

(обратно)

162

Scilt. haggh. col. 38.

(обратно)

163

Bartoloccі col. 479.

(обратно)

164

Abrah. у Ugol. col. 50.

(обратно)

165

Doutrein. De clangore Evangelii. у Ugolin. col. 1523. Abrah. Scilt. haggh. col. 42. 48.

(обратно)

166

Pedag. I. II. с. 4, p. 164.

(обратно)

167

Talmud. Erachin, с. II.

(обратно)

168

Arulensis Gommentaires sur le chapitre 15 de l' Exode. Villoteau Dissert. sur les instr. des Egypt. p. 457.

(обратно)

169

Abrah. Sc. hagghib. у Ugolin. col. 32.

(обратно)

170

Ис. 24. 8.

(обратно)

171

Plutarqu. Propos de table. I. IV. qu. 5.

(обратно)

172

Hasoeus. Disputatio de inscriptione psalmі vigesimі secundi у Ugolin. col. 216.

(обратно)

173

Hasoeus, col. 216.

(обратно)

174

D. Kimchi на 2 Сам. 6, 15 см. Bartolocci, col. 466.

(обратно)

175

Scilt. hagghib. col. 36.

(обратно)

176

Wilkinson. p. 324.

(обратно)

177

Aeneid. lib. VIII. vs. 696.

(обратно)

178

Apul. Metamorphos.

(обратно)

179

Claudien. De IV consulatu Honorіі. v. 574.

(обратно)

180

Κυμβαλα τε ην πλατεα και μεγαλα χαλκεα.

(обратно)

181

Schilt. haggh. col. 52.

(обратно)

182

Wilkinson, t. II. p. 225.

(обратно)

183

Villoteau. De l'etat de l' art musical en Egypte p. 90.

(обратно)

184

1 Сам. 18, 6.

(обратно)

185

Bartolocci. Bibliotheca rabbinica col. 468.

(обратно)

186

Abraham. col. 35.

(обратно)

187

Маймонидъ, цитуемый у Has. Disput. de inscriptione psalmi XXII у Ugol. col. 217.

(обратно)

188

Villoteau. Dissert. sur les instr. des Egypt. p. 454.

(обратно)

189

Villoteau, тамъ же.

(обратно)

190

Григорій Нисскій предполагалъ даже, что евреи нарочно извратили надписанія псалмовъ, чтобы христіане не могли проникнуть въ ихъ сущность (См. Van. Til. col. 302).

(обратно)

191

Horac. Od. I. III. 13.

(обратно)

192

Saturn. I. II. с. 1.

(обратно)

193

T. Livius Hist. rom. I, XXXIX, 6.

(обратно)

194

Кoлос. 3, 16.

(обратно)

195

Этимологически mizmor происходитъ отъ zamar обрѣзывать виноградъ, чѣмъ указывается особеннымъ образомъ выравненное распредѣленіе строфъ въ пѣсни, назначенной для аккомпанимента. Замѣчательно, что въ французскомъ языкѣ слово taille (отъ tailler подрѣзывать дерево) также есть музыкальный терминъ. Другое значеніе корня zamar — считать будетъ соотвѣтствовать греческому αριθμος число при ρυθμος, риѳмъ, темпъ. Въ тѣхъ случаяхъ гдѣ selah служило знакомъ не только для пѣвцовъ, но и для музыкантовъ, къ нему присоединялся другой терминъ: higgajon музыка (Пс. 9, 17); так. обр. higgajon selah означало общее bis для пѣвцовъ и музыкантовъ.

(обратно)

196

Въ тѣхъ случаяхъ гдѣ selah служило знакомъ не только для пѣвцовъ, но и для музыкантовъ, къ нему присоединялся другой терминъ: higgajon музыка (Пс. 9, 17); так. обр. higgajon selah означало общее bis для пѣвцовъ и музыкантовъ.

(обратно)

197

Такое раздѣленіе ясно указывается Хр. 15 гл., гдѣ 20 стихъ указываетъ хоръ пѣвшихъ высокими голосами, а 21 — октавой.— Нѣкоторые подъ словомъ halamoth разумѣютъ музык. мѣру, соотвѣтствующую нашимъ знакамъ 3/8, 6/8, 12/8. Mattei, I libri poetici della Biblia, с. IX, t. 1.

(обратно)

198

Притомъ невлы соотвѣтствовали высокимъ голосамъ, а кинноры октавамъ 1 Хр. 15. 20, 21. cp. Van Til, col. 351.

(обратно)

199

По раввинскимъ преданіямъ храмовыя трубы звучали 7 разъ въ день дѣлая каждый разъ по три отдѣльныхъ призыва: при появленіи зари, для призванія левитовъ-привратниковъ къ своимъ постамъ, потомъ при утреннемъ и вечернемъ богослуженій, когда переставало пѣніе и музыка. Talmud, Succah. 5. § 5.

(обратно)

200

Erachin Perek 3; Thosapt in Erachin perek 2.

(обратно)

201

Талм. Erachin cap. 11 § 3.— Р. Абрагамъ полагаетъ, что, кромѣ казанныхъ инструментовъ, въ храмѣ употреблялись еще многіе другіе: китросъ, самбукъ и проч. Но въ счетѣ храмовыхъ инструментовъ эти имена не встрѣчаются. Abrah. Scilte hagghihorim, col. 58.

(обратно)

202

О пляскѣ религ. будетъ говорено ниже.

(обратно)

203

1 Ездр. 3, 10. 11.

(обратно)

204

Lamy, de templo Hierosol. Sect. de musica templi.

(обратно)

205

1 Хр. 15, 19

(обратно)

206

2 Хр. 5, 13.

(обратно)

207

2 Хр. 5, 13.

(обратно)

208

Flurу — dissertatio іn poes. universam et potissimum Hebraeorum.

(обратно)

209

Stromat. lib. V.

(обратно)

210

Clot — Веу. Apeiçu general sur l'Egypte t. II. p. 139 и дал.

(обратно)

211

Если раввины говорятъ, что въ храмѣ было десять родовъ пѣнія, или даже 22 (Abraham. Scilte haggh. col. 4), то здѣсь нужно разумѣть не напѣвы, а только внѣшнія особенности при исполненiи: пѣніе полнымъ голосомъ, октавой, разныя соединенія голосовъ съ музыкою и проч.

(обратно)

212

Платонъ. Законы кн. 2, т. 2. 656.

(обратно)

213

Villoteau. Mémoires sur la musique de l'antique Egypte. p. 309.

(обратно)

214

Пс. 135, 3.

(обратно)

215

Діодор. Biblioth. Hist. 1. 81. 92.

(обратно)

216

Αυλητης.

(обратно)

217

Еккл. 2, 8.

(обратно)

218

Плач. 5, 14. 15. Іерем. 7, 34. 25, 10 и др.

(обратно)

219

Ездр. 11. 65. Флавій Древн. 1. XI. гл. 4. 1 Ездр. 5, 41.

(обратно)

220

Флавій. Древн. 1. XII. гл. 2. Климентъ александрійск. Pedag. I, II. 4.— Обычай египетскій среди игръ и плясокъ носить между присутствовавшими мумію — образъ смерти едва ли неправильно понялъ Геродотъ (I. II. Euterpe с. 78) какъ приглашеніе спѣшить предаваться веселію.

(обратно)

221

Clot — Bey. Aperçu génér. sur l’Egypte t. II. p. 31-42.

(обратно)

222

Rosellini. I monumenti dell 'Egitto, p. 83.

(обратно)

223

lep. 48, 33. Ис. 16, 10 и др.

(обратно)

224

Втор. 25, 4.

(обратно)

225

Vilkinson. t. I, p. 83.

(обратно)

226

Ис. 23, 15. 16.

(обратно)

227

Гл. 35, ст. 25.

(обратно)

228

Іер. 34, 5.—22, 18. Къ этому присодинялись еще выраженія: за что такое посѣщеніе? за что поступилъ Іегова такъ съ N великимъ и добрымъ? и пр. Іер. 22, 8.

(обратно)

229

Essai sur Іа musique t. I, p. 213.

(обратно)

230

Матѳ. 9, 23. 11, 17. Флавій о войнѣ іуд. I. III. 30.

(обратно)

231

См. цит. у Spencer, de legibus Hebraeorum I, IV, с. 4. § 6. t. II, p. 1136.

(обратно)

232

См. Spencer I. IV, с. 4, § 23, p. 1133.

(обратно)

233

Сир. 22, 6.

(обратно)

234

Rosellini. I monumenti dell' Egitto t. III, p. 96.

(обратно)

235

Elvart. Quelles sont les causes qui ont donné naissance à la musique religieuse? Въ Congrès historique p. 388.

(обратно)

236

Филонъ, de vita centempl. въ его трудахъ t. II. p. 484.

(обратно)

237

Des represéntations anciennes et modernes, p. 23.

(обратно)

238

Еккл. II, 8.

(обратно)

239

Цитаты см. у Menetrier p. 24, 25 и (неразб.).

(обратно)

240

Voltaire. Précis du Cantique des cantiques, devertissement p. 227.

(обратно)

241

Le cantique des cantiques par Renan, 2 edition pag. 76-89.

(обратно)

242

Sanhedr. p. 101, а.

(обратно)

243

Mattei. I libri poetici della Biblia t. I, p. 100.

(обратно)

244

Bтop. 22, 5. 11.

(обратно)

245

Флавій, о войнѣ іуд. I. 1. 16, Древност. I. XV, 11.

(обратно)

246

Флавій, автобіогр., въ началѣ.

(обратно)

247

Fleury. Moeurs des Israélites et des chrétiens, p. 79; Mattei, I libri poetici. I. I. p. 209.

(обратно)

248

См. Gerbert. De cantu et musica Sacra t. I. p. 8. мѣста изъ Свиды онъ не цитуетъ.

(обратно)

249

Forkel. Allgemeine Geschichte der Musik, § 85.

(обратно)

250

Мартини полагаетъ, что католическая псалмодія перешла въ христ. церковь отъ апостоловъ, которые взяли изъ іерусал. храма. Storia della musica, t. 1. p. 353 и дал.

(обратно)

251

См. Bonnet. Histoire de la musique et de ses effets, p. 69.

(обратно)

252

De l'étal actuel de l'art musical en Egypte, p. 177.

(обратно)

253

См. Beck. De accentuum usu et abusu apud Hebraes, p. 364.

(обратно)

254

Elie Lévite, цитуемый у Beck, p. 565.

(обратно)

255

Guarin. Grammatica hebraica et chaldaiesa, t. II. p. 328. Jean Isaac. 1. 11.

(обратно)

256

Villoteau. De l'état de l'aut musical en Egypte p. 472, 474.

(обратно)

257

R. Benjamin, цитуемый Форкелемъ: Allgemeine Geschichte der musik t. 1. p. 161.

(обратно)

258

Villoteau. Description de l'Egypte. Et. mid. T. 14 p. 333 и др. cp. Weiske. Theorie der Interpunction. Bellerman, Anonymi scriptio de musica 92З и дал.

(обратно)

259

Ginguené. Encyclopédie méthodique, ant. Hebreux; t. II. p. 41.

(обратно)

260

Хроматическою называется гамма изъ полутоновъ. Энгармоническій ладъ у грековъ состоялъ изъ очень малыхъ интервалловъ изъ двухъ четвертей тона и одной большой терціи. Въ современной музыкѣ энгармоническими называются два такіе тона, которые, происходя отъ различныхъ ладовъ, нападаютъ на одну и туже ноту и звучатъ одинаково, напр. Fis и Ges, Cis и Des.

(обратно)

261

Solomonis carmen melicum quod canticum canticorum dicitur ad metrum priscum et modos musicos revocavit, recensuit, in vernaculam linquam transtulit notis criticis aliisque illustravit C. G. Anton.

(обратно)

262

Speidel. Unvewerfliche Spuren von der allen davidischen Singkunst nach ihren deutlich — unterschidenen Stimmen, Toenen, Noten, Tact und Repetitionen et c. 1740.

(обратно)

263

Histoire de la musique par Fage t. I, 501 и д.

(обратно)

264

Р. Абрагамъ полагаетъ, что левиты для вокальной музыки и духовыхъ инструментовъ имѣли семіографію, подобную нашей, а для невловъ имѣли особую нотную таблицу. Scilte hagghiborim, col. 76.

(обратно)

265

См. Библіотека для чтенія 1848 г. Февраль и Мартъ.

(обратно)

266

О нынѣшней египетской методѣ исполненія акцентовъ Виллото говоритъ слѣдующее: Dès que chacun se fut revêtu des ornements d'usage et eut pris sa place, on commença par un chapitre du Pentateuque, qui fut exécuté sur un ton soutenu, mais doux; les modulations, quoique sensibles se succedaient sans qu' il y eut d'autre cadence de repos bien remarquée que celle, qui se faisait dans le premier ton, auquel on revenait à la fin de chaque phrase. Ce chant se renfermait dans l'étendu d'une sixte mineure et le mouvement eu etait tres modéré. Ou fit ensuite une prièré expiatoire. Le chant de cette prière fut plus énergique que le premier: la mélodie n'en était composée que de sept sons diffèrents; mais ce qui en rendait l'expression plus triste c'est qu'ils etaient en mode mineur et qu'ils repondaient aux sons suivants: fa, mi, ré, ut fi, si b la, sol…

(обратно)

267

Mainzer. Esquisses musicales, p. 164.

(обратно)

268

Cp. Forkel. Allgemeine Geschichte der Muzik, t. I, p. 162.

(обратно)

269

Mainzer. Esquisses music. p. 164.

(обратно)

270

См. Cahen. Note sur le chap. XXV, 9, du Levitique, t. III, p. 119.

(обратно)

271

Исх. 15, 20. Суд. 11. 34. 1 Сам. 29, 5. Пс. 30, 11. Плач. 5, 15. Юдиѳ. 15, 13. 3 Макк. 6, 29.

(обратно)

272

Пс. 67, 27.

(обратно)

273

Матѳ. 11, 17. Лук. 7, 32.— Вульгата въ этихъ мѣстахъ не точно передаетъ греческое слово ηυλησαμεν.

(обратно)

274

Ménestrier. Des ballets anciens et modernes, p. 9.

(обратно)

275

Millieu, Moyses viator, seu imago militantis ecclesiae, I. VI.

(обратно)

276

Луціанъ, о пляскѣ с. 15, p. 348.

(обратно)

277

Bonnet. Histoire de la danse p. 7.

(обратно)

278

Плутархъ. Numa Pompilius cap. XXV.

(обратно)

279

См. цитатъ у Bonnet p. 6.

(обратно)

280

Луціанъ, о пляскѣ, p. З49.

(обратно)

281

De Cahussae. La danse ancienne et moderne, ou traité historique de la dense, t. I, p. 30.

(обратно)

282

Bochart. I. с.

(обратно)

283

De temulentia, I. 371. ed. Marg.

(обратно)

284

Wilkinson, t. II, p. 390.

(обратно)

285

2 Сам. 6, 14.

(обратно)

286

2 Сам. 6, 16, 20.— Въ еврейскомъ текстѣ послѣднія слова даютъ общее выраженіе пуcтаго человѣка, но LXX перевели εις των ορχουμενων, Вульгата: unus e scurris, шутъ, гаеръ, фигляръ.

(обратно)

287

De l' Aulnaye Recherches sur l' origine, le progrès et les effets de la pantomime chez les anciens p. 87.

(обратно)

288

Elise Voiart. Sur la danse ancienne et moderne, p. 29.

(обратно)

289

Mischna c. V, no 2, 3, 4.

(обратно)

290

См. Bartolocci, col. 473.

(обратно)

291

Avrelius Prudentius. Apoteosis; adversus Iudaeos, v. 33.

(обратно)

292

Tacit. Hist. I. V, с. 5.

(обратно)

293

Plut. Sympos. I. IV, с. 5.

(обратно)

294

Юдиѳ. 15, 12.

(обратно)

295

D. Calmet. Sur le psaume V, и въ его Dissertation sur les instruments de musique des Hebreux.

(обратно)

296

Древн. I. VIII. 2.

(обратно)

297

Пс. CXLIX, 3. CL. 4. 5.

(обратно)

298

Плач. 5; 14, 15.

(обратно)

299

Пѣсн. пѣсн. 7, 1. Замѣчаніе Кальмета, что нѣкоторые псалмы пѣлись при самыхъ этихъ хороводахъ, какъ припѣвы, не имѣетъ основанія. Calmet, sur le psaume V.

(обратно)

300

Матѳ. 14, 6 и дал. Марк. 6, 22 и дал.

(обратно)

301

Rivet. Commentar. sur l'Exode, ch. 15, v. 21. «Quem usum superstitiosum idolatrias gentes, velut simias, verisimile est κακοζηλια quâdam traxisse à sacris illis saltationibus quarum in Scriptura fit mentio».

(обратно)

302

Plutarque. Questions de table, I. VIII, qu 15.

(обратно)

303

Clot — Bey. Aperçu général sur l'Egypte, t. II. p. 93.

(обратно)

304

Древн. I. XII, гл. 6.

(обратно)

305

Mattei. I libri poetici della Biblia t. 2, p. 176. R. Abraham. Schilte hagghiborim у Ugolin. col. 6.

(обратно)

306

Calmet. Sur les iuslruments des Hebreux, p. 764.

(обратно)

307

Dom Caffiaux. Histoire de la musique.

(обратно)

Оглавление

Акимъ Олесницкiй ДРЕВНЕЕВРЕЙСКАЯ МУЗЫКА И ПѢНІЕ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg