«Радикальное принятие. Как исцелить психологическую травму и посмотреть на свою жизнь взглядом Будды»

Радикальное принятие. Как исцелить психологическую травму и посмотреть на свою жизнь взглядом Будды (fb2) - Радикальное принятие. Как исцелить психологическую травму и посмотреть на свою жизнь взглядом Будды (пер. Анна Александровна Мелихова) 1306K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Тара Брах

Тара Брах Радикальное принятие. Как исцелить психологическую травму и посмотреть на свою жизнь взглядом Будды

Моим родителям, которые благословили мою жизнь своей щедростью и любящими сердцами.

За границами представлений о праведном и греховном есть поле. Там я встречу тебя. Когда душа лежит на траве, мир слишком полон, чтобы о нем рассуждать.

Представления, язык, даже слово и все остальное не имеют смысла

Руми. Перевод Г. Власова

Tara Brach

RADICAL ACCEPTANCE: Embracing Your Life with the Heart of a Buddha

© 2003 by Tara Brach. This edition is published by arrangement

© Мелихова А., перевод на русский язык, 2018

© Власов Г., перевод стихов, 2018

© ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Радикальное принятие не означает «слабость» или «пассивность». Напротив: это именно то, что позволяет исцелиться от стыда, страха и построить глубокие отношения, наполненные любовью.

Тара Брах

Мы живем в эпоху перемен, когда очень важно уметь не погружаться в борьбу, а принять и простить несовершенства – свои и других. Бестселлер Тары Брах – о том, как это сделать.

Александр Свияш, психолог, автор техники «Эффективное прощение»

Предисловие

Эта книга представляет собой прекрасное напоминание о том, что можно жить с мудрым и нежным настроем Будды. Здесь есть и исцеляющие слова, и трансформирующее понимание – результат долгих лет работы автора Тары Брах в качестве всеми любимого учителя медитации и психотерапевта. Она посвятила себя ежедневной работе по утверждению человеческого достоинства с искренним сочувствием и прощением. Поэтому учения Тары такие непосредственные и осязаемые. Они растапливают барьеры, которые не дают нам почувствовать себя полностью живыми.

В наполненном стрессом и соревновательностью современном обществе, которое у столь многих питает чувство неполноценности, самокритику и утрату сакрального, принципы радикального принятия позволяют воссоединиться с радостной и свободной жизнью. Через истории и примеры ее учеников и клиентов, через личный опыт Тары и ясные, систематические практики, которые она предлагает, радикальное принятие показывает нам, как мы можем с мудростью преобразовать свои печали и обрести целостность.

Что наиболее важно, радикальное принятие пробуждает нас к нашей природе Будды, основополагающему счастью и свободе – неотъемлемым свойствам каждого человека. Читайте слова этой книги медленно. Осознавайте их и искренне практикуйте. Позвольте им направлять вас, и пусть они благословят ваш путь.

Джек Корнфилд,Spirit Rock Center, февраль 2003

Пролог «Со мной что-то не так»

Во время учебы в колледже мы с моей старшей и более опытной подругой 22 лет на выходные отправились в горы. Разбив лагерь, мы сидели на берегу реки, наблюдая за тем, как вода закручивается вокруг камней, и говорили о жизни. В какой-то момент она сказала, что учится быть себе лучшим другом. Когда я услышала это, меня накрыла волна невыносимой грусти, и я разрыдалась. Я была бесконечно далека от того, чтобы быть себе лучшим другом. Меня постоянно преследовал внутренний судья – безжалостный, непреклонный, придирающийся к каждой мелочи, побуждающий действовать. Он был невидим, но всегда начеку. Я знала, что никогда не стала бы так обращаться с другом, как я относилась к себе – без сострадания и доброты.

Я всегда считала, что со мной что-то принципиально не так, и прикладывала огромные усилия, чтобы контролировать и исправить свое изначально неполноценное «я». С головой погружалась в учебу, была ярым политическим активистом и полностью посвятила себя социальной жизни. У меня была пищевая зависимость, и я была помешана на достижениях – это был мой способ избегать боли (но так я создавала лишь еще большую). Иногда моя погоня за удовольствиями не выходила за разумные рамки – я проводила время на природе, с друзьями. Но также искала острых ощущений – легкие наркотики, секс и другие приключения. В глазах других я была высокоорганизованной личностью. Внутри же я была нервной, возбудимой и часто подавленной. В моей жизни отсутствовала гармония. И это ощущение, что все не так, как должно быть, сопровождалось чувством глубокого одиночества.

Подростком я иногда представляла, что живу внутри прозрачного шара, который отделяет меня от других людей и жизни. Когда я чувствовала себя хорошо и комфортно с людьми, этот пузырь становился очень тонким, он был как невидимое облако газа. Когда я чувствовала себя плохо, стены становились такими толстыми, что, казалось, их могут видеть другие люди. Заключенная внутри этой сферы, я ощущала пустоту и мучительное одиночество. Эта фантазия отчасти утратила свою силу, когда я повзрослела, но меня все равно постоянно преследовал страх, что я могу подвести кого-нибудь или что меня отвергнут.

Я ощущала себя совсем иначе со своей подругой из колледжа – я доверяла ей достаточно, чтобы полностью открыться. В следующие два дня похода по горным хребтам, общаясь с ней или пребывая в молчании, я начала осознавать, что за всеми моими перепадами настроения, депрессией, одиночеством и зависимым поведением скрывалось чувство глубокой личной неполноценности. В те дни я впервые, пусть и мимолетно, ясно увидела природу страдания. Потом я возвращалась к этому в своей жизни снова и снова. И хотя я чувствовала себя уязвимой и как будто лишенной кожи, я интуитивно знала, что, встречая эту боль лицом к лицу, я встаю на путь исцеления.

Когда воскресным вечером мы возвращались из похода, я уже не чувствовала такой тяжести на сердце, хотя оно все еще болело. Мне очень хотелось быть добрее к себе. Я мечтала подружиться со своими внутренними переживаниями, чувствовать себя более свободно и легко с людьми и быть способной на близкие отношения.

Несколько лет спустя эти устремления привели меня на буддийский путь, и я нашла учения и практики, благодаря которым мне удалось взглянуть прямо в лицо чувству неполноценности и неуверенности. Благодаря этим практикам я ясно увидела свои переживания и научилась относиться к своей жизни с сочувствием. Учения Будды также помогли мне осознать, насколько ошибочно было мое представление о том, что я одинока в своем страдании, что это только моя личная проблема и отчасти вина.

Я мечтала чувствовать себя более свободно и легко с людьми и быть способной на близкие отношения.

За последние двадцать лет я как психолог и буддийский учитель работала с клиентами и учениками, которые обнаружили, насколько болезненно и тяжело для них чувствовать, что они недостаточно хороши. Происходил ли наш разговор во время десятидневного медитативного ретрита или во время сеанса психотерапии, страдание – страх оказаться недостойным и небезупречным – в своей основе было одинаково.

Чувство неполноценности хорошо знакомо многим из нас. Для его появления достаточно просто узнать о чьих-то достижениях или услышать критику в свой адрес, вступить в спор, допустить ошибку на работе. Все это приводит к ощущению, что с нами что-то не так.

Мой друг сказал про такое ощущение, что это невидимый и ядовитый газ, которым я всегда дышу. Когда мы воспринимаем свою жизнь сквозь призму личной несостоятельности, мы оказываемся заперты в том, что я называю трансом никчемности. Находясь в ловушке этого состояния, мы не способны воспринимать истину о том, кто мы на самом деле.

Однажды одна из учениц на медитативном ретрите, который я вела, рассказала мне о своем опыте, наглядно продемонстрировавшем ей всю трагичность жизни в трансе. Мэрилин провела много часов у постели умирающей матери – она читала ей, медитировала рядом с ней поздними вечерами, держала ее за руку и говорила раз за разом, что любит ее. Бо́льшую часть времени мать Мэрилин была без сознания, ее дыхание было затрудненным и неровным. Однажды утром, перед рассветом, она вдруг открыла глаза и ясно и пристально посмотрела на дочь. «Ты знаешь, – прошептала она мягко, – всю свою жизнь я думала, что со мной что-то не так». И она легонько покачала головой, как будто говоря: «Какая жалость». Потом она закрыла глаза и впала в кому. Несколько часов спустя мать Мэрилин умерла.

Нам не нужно ждать смертного часа, чтобы осознать, как неразумно тратить свою драгоценную жизнь на убеждение, что с нами что-то не так. Но мы настолько привыкли ощущать себя неполноценными, что для пробуждения из транса потребуется не только внутренняя решимость, но и активная тренировка ума и сердца. С помощью буддийских практик осознанности мы можем освободиться от страдания транса неполноценности, увидев, что подлинно в настоящем моменте, и принимая все, что мы видим, с открытым сердцем. Такое развитие любви и сочувствия я называю радикальным принятием.

Характерная черта транса неполноценности – убеждение, что как бы сильно мы ни старались, мы не сможем оправдать ожиданий.

Радикальное принятие полностью меняет нашу привычку бороться с ощущениями, которые нам незнакомы, пугают нас или просто слишком интенсивны. Это необходимое противоядие ко всем годам, когда мы пренебрегали собой, оценивали и относились к себе слишком жестко, то есть отвергали переживания настоящего момента. Радикальное принятие – это готовность воспринимать себя и жизнь такими, как они есть. Мгновение радикального принятия – это подлинная свобода.

Индийский мастер медитации ХХ века Шри Нисаргадатта призывает нас решительно вступить на этот путь свободы: «…я умоляю вас лишь об одном: полюбите свое совершенное „я“». В случае с Мэрилин последние слова ее умирающей матери пробудили ее к этой возможности. Как сказала сама Мэрилин: «Это был ее прощальный подарок. Я осознала, что не должна попусту тратить свою жизнь, как это сделала она. Из любви к своей матери, к жизни я решила относиться к себе с большей благожелательностью и добротой». Каждый из нас может сделать такой же выбор.

Мы начинаем практику радикального принятия с наших собственных страхов и ран и обнаруживаем, что наше сочувствие становится все шире. Если относимся к себе с сочувствием, то обретаем свободу любить этот мир. Это благословение радикального принятия: когда мы избавляемся от страдания, которое приносит ощущение «со мной что-то не так», тогда начинаем доверять тому, кто мы действительно есть, и свободно и наиболее полно выражаем себя.

Мое искреннее желание состоит в том, чтобы учения, предложенные в этой книге, послужили нашему пробуждению. Пусть каждый из нас откроет чистое осознавание и любовь – нашу подлинную природу. Пусть наше любящее осознавание включает в себя всех существ.

Глава 1 Транс неполноценности

Ты пойдешь себе однажды ночью…

И вдруг поймешь, что хотел убежать и что ты виновен: не разобрался в сложных указаниях, теперь ты не участник, ты потерял свою карту или у тебя ее просто не было…

Уэнделл Берри. Перевод Г. Власова

Много лет мне снился один и тот же сон, в котором я тщетно пыталась добраться куда-либо. Иногда я бежала вверх на холм, карабкалась по валунам или плыла против течения. Часто в моем сне близкий человек оказывался в беде, или вот-вот должно было произойти что-то плохое. Мой ум лихорадочно работал, однако тело было тяжелым и обессилевшим. Я двигалась как будто сквозь патоку. Я знала, что должна решить проблему, но как бы ни старалась, не могла попасть туда, куда нужно. Совершенно одна под гнетом страха неудачи я не могла выбраться из этого безнадежного положения. Больше для меня в мире ничего не существовало.

Этот сон передает суть транса неполноценности. Там мы часто действуем как главные герои в уже написанной драме, обречены реагировать на обстоятельства определенным образом. Мы не осознаем, что существуют другие варианты и есть выбор. Когда находимся в трансе и заключены в ловушку историй и страхов, в результате которых терпим неудачу, мы оказываемся примерно в таком же состоянии: наяву проживаем сон, который полностью определяет и ограничивает наше восприятие жизни. Весь остальной мир – декорации, в которых мы пытаемся добраться куда-то, стать лучшим человеком, достичь чего-то, избежать ошибок. Как и во сне, мы принимаем свои истории за правду – очевидную реальность, – и они поглощают большую часть нашего внимания. Когда мы обедаем или едем домой с работы, разговариваем с родителями или читаем детям книгу на ночь, мы продолжаем мысленно проигрывать свои тревоги и планы. Характерная черта транса – это убеждение, что как бы сильно мы ни старались, мы никогда не сможем оправдать ожиданий.

Чувство неполноценности идет рука об руку с ощущением того, что мы изолированы от других людей и от жизни. Если в нас есть изъян, как мы можем быть частью сообщества, быть «своими»? Это порочный круг: чем сильнее наше чувство неполноценности, тем острее мы ощущаем свою изолированность и уязвимость. В основе этого – первобытный страх, который говорит нам, что с жизнью что-то не так, должно произойти плохое. Наша реакция на это – чувство вины, даже ненависти по отношению к тому, что мы считаем источником проблемы – то есть нас самих, других, самой жизни. Но даже когда мы направляем свое отторжение наружу, глубоко внутри мы чувствуем себя уязвимыми.

Из нашего чувства неполноценности и чужеродности по отношению к другим произрастают различные формы страдания. Для одних наиболее явное проявление такого страдания – это зависимое поведение: от алкоголя, еды или наркотиков; от отношений, от конкретного человека или людей, которые дают им чувство, что они полноценны и жизнь стоит того, чтобы жить. Другие достигают чувства своей значимости через часы изматывающей работы. Это та форма зависимости, которая часто восхваляется в нашей культуре – создать внешних врагов и находиться в состоянии постоянной войны с окружающим миром.

Мы не осознаем, что существуют другие варианты и есть выбор.

Из-за убеждения, что мы неполноценны и несостоятельны, трудно поверить, что нас действительно любят. Многие живут со скрытой депрессией или отчаянием; мы не верим, что когда-нибудь сможем почувствовать себя близким с другими. Мы боимся, что если они поймут, что мы скучные или глупые, эгоистичные или ненадежные, то отвергнут нас. Если недостаточно привлекательны, то, возможно, у нас никогда не будет близких романтических отношений. Мы жаждем обрести себя, почувствовать себя как дома с собой и другими, чтобы нас принимали. Но транс неполноценности не дает нам ощутить сладость чувства принадлежности.

Транс неполноценности усиливается, когда мы сталкиваемся с трудностями и жизнь выходит из-под контроля. Мы можем решить, что наши физические болезни или эмоциональная подавленность – наша собственная вина, результат плохих генов или недостатка дисциплины и силы воли. Приходим к выводу, что потеря работы или болезненный развод – результат наших недостатков. Если бы мы только справились лучше или были другими, то все было бы хорошо. И хотя мы можем переложить вину на кого-то другого, все равно мы негласно виним себя за то, что вообще оказались в такой ситуации.

Даже если с нами все в порядке, но кто-то близкий нам испытывает страдания или боль, например наш партнер или ребенок, мы считаем это дополнительным доказательством нашей несостоятельности. У одной женщины, с которой я работала как психотерапевт, был тринадцатилетний сын с синдромом дефицита внимания. Она испробовала все, что могла – врачи, диеты, иглоукалывание, наркотики, любовь. И все равно он не успевает в школе, чувствует себя социально изолированным, неудачником, и из-за боли и раздражения у него часто случаются вспышки гнева. Несмотря на ее любящие усилия, она живет с мучительным ощущением того, что недостаточно делает для сына и должна стараться лучше.

Транс неполноценности также может принимать обратную форму. Когда я рассказала хорошей подруге, что пишу книгу о чувстве неполноценности и о том, насколько оно всепроникающе, она не согласилась со мной. Она сказала, что для нее главный вызов – это не вина, а гордость. Эта женщина, успешный писатель и учитель, рассказала о ее чувстве превосходства над другими. Она считает, что у многих людей недостаточно быстрый ум, поэтому они скучные. И так как многие восхищаются ею, она часто наслаждается ощущением исключительности и важности. «Мне неловко признавать это, и, может быть, именно в этом моменте проявляется чувство вины. Но мне нравится, когда люди восторгаются мной… именно в эти моменты я нравлюсь себе». В другое же время, когда она не чувствует себя продуктивной или полезной, или достойной восхищения, она все-таки испытывает чувство неполноценности. Вместо того чтобы просто признать свои таланты и наслаждаться силой, она нуждается в подтверждении, что она особенная или лучше других.

Когда мы убеждены, что недостаточно хороши, мы никогда не можем расслабиться и ищем в себе недостатки. В результате чувствуем себя еще более неуверенными и недостойными. Мы должны стараться еще больше. Но ирония здесь вот в чем… Что в итоге? Один мой ученик на занятиях по медитации сказал, что ему кажется, будто по жизни его ведет чувство «я должен сделать еще больше». И тоскливо добавил: «Я скольжу по поверхности жизни и стремлюсь к финишной черте – смерти».

Когда я говорю о страдании, которое вызывает чувство собственной неполноценности, то часто замечаю, что ученики согласно кивают головами, некоторые из них плачут. Возможно, они впервые в жизни осознают, что тот стыд, который они испытывают, – не только их личная обуза. Некоторые из них остаются после лекции поговорить. Они признаются, что недостойны помощи и не обращаются за ней, не могут позволить себе чувствовать поддержку и любовь других людей. Некоторые осознают, что это чувство неполноценности и неуверенности не давало им исполнить мечты. Часто ученики говорят мне, что привычка постоянно ощущать себя неполноценными заставляет их все время сомневаться в том, что они правильно медитируют, и не дает им поверить в собственный духовный рост.

Некоторые из них рассказывают мне, что, только встав на путь самосовершенствования, они поняли: упорная практика позволит им преодолеть чувство собственной несостоятельности. И все же, хотя медитация значительно помогла им, ощущение стыда и неуверенность в себе все еще прячутся внутри, иногда несмотря на десятилетия практики. Возможно, та медитация, которую они практиковали, не очень подходила их характеру, или, возможно, им была нужна дополнительная поддержка психотерапевта, чтобы раскрыть и излечить глубокие раны. Каковы бы ни были причины, если духовная практика не помогла нам, то возникают сомнения, можем ли мы вообще стать счастливыми и свободными.

Использование неполноценного «Я» в духовной жизни

В рассказах учеников я слышала эхо своей истории. После окончания колледжа я жила в ашраме (духовной общине) почти двенадцать лет и с энтузиазмом посвятила себя этому. Мне казалось, что я нашла способ очиститься и превзойти несовершенства своего эго – «я» и его стратегий. Мы должны были каждое утро просыпаться в 3.30, принимать холодный душ и потом с 4 часов до 6.30 утра делать садхану (духовную практику), заниматься йогой, медитацией, восхвалениями и молиться. Часто к завтраку я уже пребывала в сияющем, любящем и блаженном состоянии… Я была в согласии с любящим осознаванием, тем, что называю Возлюбленный. Я не чувствовала себя плохой или хорошей, я просто чувствовала себя хорошо.

К концу завтрака или чуть позже утром снова возвращались мои привычные мысли и поведение. Так же, как во времена моей учебы в колледже, это постоянно возвращающееся чувство неуверенности (ограниченное «я», с которым что-то не так) и эгоизм давали мне понять, что я снова не оправдываю ожиданий. Тогда я шла спать, просыпалась и начинала все сначала.

Пока я испытывала подлинное умиротворение и открытость, мой внутренний судья продолжал оценивать уровень моей чистоты. Я не могла доверять себе: я притворялась позитивно настроенной, в то время как внутри чувствовала себя одинокой или испуганной либо испытывала стыд за потребность впечатлить других силой своей практики. Я хотела, чтобы другие считали меня настоящим практикующим и преданным йогином, который относится к окружающим с внимательностью и щедростью. И в то же время осуждала других за недостаток дисциплины и себя за то, что так критична. Даже находясь в центре жизни общины, я часто чувствовала себя одиноко.

Мне казалось, что если я действительно приложу все силы, то где-то через 8–10 лет смогу избавиться от своего эгоцентризма и стану мудрой и свободной. Периодически я спрашивала учителей из разных духовных традиций, которыми восхищалась: «Ну, и как у меня дела? Что я еще могу сделать?» Они всегда отвечали: «Просто расслабься». Я считала: речь о чем-то большем, чем просто расслабление. Разве они могли иметь в виду это? Я еще не достигла нужного уровня.

Чогьям Трунгпа, современный буддийский учитель, пишет: «Проблема состоит в том, что эго все может обернуть себе на пользу, даже духовность». Я привнесла на свой духовный путь потребность в восхищении, неуверенность в том, что достаточно хороша, склонность критично относиться к себе и другим. Да, площадка для игры уже была шире, чем мои предыдущие устремления, но игра была все той же: стараться стать другим и лучшим человеком.

Оглядываясь в прошлое, я не удивляюсь тому, что привнесла неуверенность в себе и в духовную жизнь. Тех, кто измучен чувством неполноценности, часто привлекают идеалистические взгляды на мир. Они рассматривают их как возможность очиститься и превзойти свою несовершенную природу. Эта гонка за совершенством основана на предположении, что мы должны измениться, чтобы обрести себя. Мы можем жадно слушать учения о том, что целостность и чистота всегда были нашей природой, но при этом все равно ощущаем себя чужаками, незваными гостями на празднике жизни.

Культура, которая воспитывает обособленность и стыд

Несколько лет назад группа буддийских учителей и психологов из США и Европы пригласила Далай-ламу принять участие в диалоге об эмоциях и здоровье. Американский учитель випассаны попросил Его Святейшество рассказать о страдании, вызванном ненавистью к себе. На лице Далай-ламы отразилось замешательство. «Что такое ненависть к себе?» – спросил он. После того как ему пояснили, он стал выглядеть еще более озадаченным. «Такое состояние ума – это нервное расстройство?» – спросил Далай-лама. Когда собравшиеся подтвердили, Его Святейшество очень удивился. «Как они могут испытывать такие чувства к себе, если в каждом из нас есть природа Будды?» – спросил он.

Хотя все люди стыдятся слабости и боятся быть отвергнутыми, западная культура создает почву для таких чувств, которые непонятны Далай-ламе. Поскольку многие из нас росли без связующего и питающего чувства семьи, соседства, сообщества или «племени», неудивительно, что мы чувствуем себя так и сейчас, как будто сами по себе. Мы рано приходим к выводу о том, что любая дружеская связь – с семьей или друзьями, в школе или на работе – требует от нас подтверждения того, что мы этого достойны. Мы находимся под давлением: соревнуемся, добиваемся успеха, проявляем себя умными, привлекательными, способными, влиятельными и обеспеченными. Кто-то все время ведет учет.

Всю жизнь, проработав с бедными и больными, Мать Тереза пришла к удивительному прозрению: «Самая серьезная болезнь сейчас – это не туберкулез и не проказа, но утрата чувства принадлежности». В нашем обществе эта болезнь достигла размеров эпидемии. Мы все испытываем страстное желание «быть своим», но нам кажется, что мы не заслуживаем этого.

Буддизм бросает серьезный вызов такому восприятию мира: рождение в человеческом теле – это драгоценный дар, потому что у нас есть возможность познать любовь и осознавание, которые и есть наша истинная природа. Как точно заметил Далай-лама, мы все обладаем природой Будды. Духовное пробуждение – это процесс познания наших неотъемлемых хороших качеств, нашей природной мудрости и сочувствия.

Разительный контраст этой вере в присущее нам достоинство составляет миф об изгнании Адама и Евы из райского сада. Он настолько хорошо знаком нам, что мы можем даже не осознавать его влияния, но эта история формирует и отражает глубинное психологическое состояние западной культуры. Смысл первородного греха однозначен: из-за нашей изначально порочной природы мы не заслуживаем счастья, любви, чувства легкости и комфорта в этой жизни. Мы – изгнанники, и если хотим снова войти в этот сад, должны искупить грехи своего «я». Должны побороть свои недостатки, контролируя свое тело, эмоции, нашу естественную среду, других людей. Должны без устали стараться – работая, приобретая, потребляя, достигая, отправляя электронные письма, принимая на себя непосильные обязательства, торопясь – в вечных попытках доказать свою состоятельность.

Мы растем неполноценными

В книге «Истории духа» Джек Корнфилд и Кристина Фельдман рассказывают такую историю. Одна семья пришла в ресторан. Когда подошла официантка, родители сделали заказ. Тут же их пятилетняя дочь высказала свои пожелания: «Мне хот-дог, картофель фри и кока-колу». «О нет, ты не будешь это есть, – встрял ее отец и, повернувшись к официантке, добавил: – Она будет мясной рулет, пюре и молоко». Официантка с улыбкой посмотрела на девочку и сказала: «Итак, дорогая, какую приправу ты хочешь к этому хот-догу?» Она ушла, оставив семью в ошеломленном молчании. Несколько мгновений спустя девочка, сияя от счастья, сказала: «Она думает, что я настоящая».

Духовное пробуждение – это процесс познания наших неотъемлемых хороших качеств.

Когда я рассказала эту историю на еженедельном занятии в Вашингтоне, моя мама тоже была там. Мы ехали после занятия домой, и она вдруг со слезами в голосе сказала: «Эта маленькая девочка в ресторане – я». Она никогда не чувствовала себя действительно существующей в глазах своих родителей, продолжила она. Будучи единственным ребенком в семье, моя мама всегда ощущала, что должна быть такой, какой ее хотели видеть родители. Ее ценность зависела только от чувства гордости родителей. Она была для них объектом, которым можно управлять и которого следует контролировать, выставлять напоказ или делать ему выговор. Ее чувства и мнение не имели никакого значения, поскольку ее родители не считали ее «отдельной личностью». Ее самоидентификация основывалась на угождении другим и страхе, что ее отвергнут, если она не оправдает ожиданий. Ее опыт говорил о том, что она не настоящий человек, который заслуживает уважения и достоин любви просто так, безо всяких усилий с ее стороны.

Большинство моих клиентов хорошо осознают, какими качествами должны обладать идеальные родители: когда родители по-настоящему присутствуют в жизни ребенка и любят его, они становятся своего рода зеркалом, в котором отражается его совершенная природа. В результате у ребенка в ранние годы жизни развивается чувство безопасности и доверия, а также непосредственность и способность к близким отношениям с окружающими. И когда мои клиенты исследуют свои раны, они осознают, что, будучи детьми, не получали той любви и понимания, которых так жаждали. Более того, они видят, что в отношениях со своими детьми также не идеальны: невнимательны, критичны, раздражены и эгоцентричны.

А у наших несовершенных родителей были свои несовершенные родители. Страх, неуверенность и желания передаются из поколения в поколение. Родителям не важно мнение детей. Или же они хотят, чтобы их дети были особенными – умнее и привлекательнее других и добивались большего. Они смотрят на своих детей через призму страха (они могут не поступить в хороший колледж и стать неудачниками) и через призму желания (хорошо ли их действия отразятся на нас?).

Как носители нашей культуры, родители обычно убеждают своих детей, что чувство гнева и страха – это плохо, что их естественные способы выражения желаний и разочарований неприемлемы. В ситуациях, связанных с насилием, посыл обычно таков: «Ты плохой, ты путаешься под ногами, ты никчемный». Но даже в менее экстремальных ситуациях большинство из нас приходит к убеждению, что наши желания, страхи и взгляды не имеют большого значения, надо стать лучше, если хотим «быть своим».

Во время ретрита по медитации один из моих учеников по имени Джефф рассказал мне историю, которая неожиданно всплыла у него в голове во время последней сессии. В семь лет он больно ударился, играя со старшим братом. В слезах он побежал к матери, которая в это время работала на кухне. Он попросил ее приструнить брата. Неожиданно она, уперев руки в бока, взглянула на него с негодованием и презрением. Джефф не помнит, что именно она ему сказала, но весь ее вид говорил: «Решай свои проблемы сам!»

Став взрослым, Джефф узнал, что его мать выросла в большой и хаотичной семье и с детства усвоила, что дети должны сами заботиться о себе. И когда мальчик хныкал или был назойлив, ее раздражала его «слабость». Наша культура с ее упором на уверенность в себе и независимость – качества, которые считаются особенно важными для мужчин, – только укрепила взгляды его матери. Несмотря на это, Джефф до сих пор чувствует, что наличие у него потребностей делает его непривлекательным, нежеланным и даже плохим, вызывает у него стыд, заставляет его съеживаться.

Убеждая нас, что с нами что-то не так, наши родители и культура передают таким образом послание об Эдеме, райском саде. По мере того как мы усваиваем такой взгляд на свою природу, мы попадаем в ловушку транса неполноценности. Мы можем потратить годы и десятилетия, пытаясь исправиться, стараясь стать достаточно хорошими, чтобы снова войти в райский сад.

Стратегии для управления болью несостоятельности

Мы готовы на все что угодно, лишь бы избежать боли, вызванной чувством собственной никчемности. Каждый раз, когда наши недостатки становятся видны – нам или другим, – мы реагируем, обеспокоенно пытаясь прикрыть свою наготу, как Адам и Ева после изгнания. С течением лет каждый из нас разрабатывает стратегии, призванные замаскировать и исправить наши недостатки.

Мы участвуем в одном проекте по самосовершенствованию за другим, стремясь соответствовать стандартам совершенного тела и образа, которые навязывают нам средства массовой информации. Мы закрашиваем седину, делаем лифтинг лица, постоянно сидим на диете. Добиваемся повышения на работе. Ходим в спортзал, записываемся на курсы по углубленному изучению тех или иных вещей, медитируем, составляем списки, работаем волонтером, посещаем мастер-классы. Безусловно, любое из этих занятий может быть вполне полезным и здоровым времяпрепровождением, но часто за ними стоит подсознательное чувство неполноценности. Вместо расслабления и наслаждения тем, кто мы есть, мы сравниваем себя с идеалом и пытаемся приблизиться к нему.

Мы отступаем назад и перестраховываемся вместо того, чтобы рискнуть и, возможно, потерпеть неудачу. Когда моему сыну Нараяну было около 10 лет, он весьма неохотно пробовал новое. Ему хотелось немедленно во всем добиваться успеха, и если занятие требовало тренировки, он испытывал страх. Я постоянно объясняла ему, что самые чудесные моменты жизни содержат в себе элемент риска и что ошибки неизбежны. Но мои предложения расширить границы – взять уроки тенниса или поучаствовать в музыкальных концертах – всегда встречали сопротивление. После моей очередной тщетной попытки Нараян процитировал мне Гомера (который Симпсон): «Попытка – это первый шаг к неудаче».

Если мы хотим осторожничать и играть наверняка, это значит, что мы должны избегать рискованных ситуаций – то есть практически всей жизни. Так мы можем отказаться от роли лидера или избегать ответственности на работе, опасаться слишком близких отношений с другими, воздерживаться от проявления своих творческих способностей, не говорить того, что действительно думаем, не позволять себе дурачиться или проявлять нежность.

Мы отстраняемся от переживания настоящего момента, от болезненных чувств страха и стыда, непрерывно рассказывая себе истории о нашей жизни: что мы должны делать, что не получилось, какие трудности могут ждать нас впереди, как мы выглядим со стороны, как другие соответствуют (или не соответствуют) нашим ожиданиям, мешают нам или подводят нас. Есть старая шутка о еврейской маме, которая шлет своему сыну телеграмму: «Начинай беспокоиться, подробности позже». Поскольку мы живем со смутным ощущением тревоги, нам даже не нужна проблема, чтобы запустить поток катастрофичных сценариев. Создается иллюзия, что мы управляем собственной жизнью, и это ожесточает нас против личных неудач.

Мы все время при деле. Быть все время чем-то занятым – это разрешенный обществом способ дистанцироваться от боли. Как часто мы слышали, что кто-то, только что потерявший близкого человека, «хорошо справляется с тем, чтобы все время находить себе занятие»? Если мы остановимся, то рискуем погрузиться в невыносимое чувство одиночества и полной никчемности. Так что мы стараемся заполнить себя – свое время, свое тело, свой ум – покупаем новые вещи или забываемся в пустопорожних разговорах. В перерывах мы проверяем электронную почту, включаем музыку, готовим еду, смотрим телевизор – делаем что угодно, лишь бы замаскировать чувство собственной уязвимости и неполноценности, которые затаились в нашем сознании.

Быть все время чем-то занятым – это разрешенный обществом способ дистанцироваться от боли.

Мы становимся своими самыми строгими критиками. Бегущие титры в нашей голове постоянно напоминают нам, что мы всегда все портим, что другие справляются с жизнью гораздо более успешно и эффективно. Часто мы подхватываем с того места, где остановились наши родители, специально напоминая себе о своих недостатках. Как сказал карикатурист Жюль Файфер: «Я вырос, и у меня был внешний вид, как у моего отца, особенности речи, как у отца, осанка как у отца, походка как у отца, мнение, как у отца и презрение к моему отцу, как у моей матери». Когда мы знаем свои недостатки, это дает нам ощущение, что мы контролируем свои импульсы. Это позволяет нам скрывать нашу слабость и, возможно, отчасти улучшает наш характер.

Мы сосредоточиваемся на недостатках других людей. Есть поговорка, что мир делится на людей, которые думают, что правы. Чем бо́льшую неудовлетворенность мы ощущаем, тем нам сложнее признать свои недостатки. Обвиняя других, временно облегчаем для себя груз неудачи.

Болезненная правда заключается в том, что все эти стратегии лишь усиливают ту неуверенность в себе, которая подкрепляет транс неполноценности. Чем больше историй мы рассказываем себе о возможной неудаче или о том, что не так с нами и другими людьми, тем глубже становятся канавки – нейронные пути, – которые формируют чувство неполноценности. Каждый раз, когда мы скрываем свое поражение, мы подкрепляем страх собственной несостоятельности. Стремясь впечатлить или превзойти других, мы лишь усиливаем основополагающее убеждение, что недостаточно хороши. Это не значит, что в нашей жизни нет места здоровой конкуренции, что мы не можем прилагать искренние усилия на работе и получать заслуженное признание и испытывать удовольствие от собственного профессионализма. Но когда в основе наших усилий лежит страх своего несовершенства, мы лишь усугубляем транс неполноценности.

Восприятие других как врагов

Бо́льшая часть этой главы была посвящена страху, что мы становимся источником проблемы и тем самым превращаемся во врагов самим себе. Но мы также направляем эти чувства вовне и делаем врагами других людей. Чем больше наш страх, тем сильнее чувство враждебности. Нашими врагами становятся родители, которые никогда по-настоящему не уважали нас, наш начальник, который не дает нам добиться успеха, политическая партия, которая отнимает у нас власть, или нация, которая угрожает нашим жизням. В мире, где «мы против них», неполноценность и зло всегда находятся «там, вовне».

Будь это раскол в семье или война между этническими группами в течение многих поколений, создание врага дает ощущение контроля – мы чувствуем свое превосходство, свою правоту, и мы считаем, что как-то решаем проблему. Когда мы направляем гнев на врага, мы временно ослабляем собственное чувство страха и уязвимости.

Безусловно, существуют и настоящие угрозы. Мы можем представлять опасность для самих себя, нам могут навредить другие люди. Но все же, разражаясь гневом или применяя насилие, воюя с собой и с другими, мы лишь преумножаем гнев и страдания. Освобождение от этого чувства возможно, только если мы встречаем свою уязвимость с мудростью.

Корни транса неполноценности – восприятие себя как отдельного «Я»

Более чем две с половиной тысячи лет назад в северной Индии Будда достиг просветления после ночи медитации под известным теперь деревом Бодхи. Он знал, что открыл путь Великой колесницы, потому что его сердце было открыто и свободно. В своей первой проповеди он дал учение, с которого началась новая эра духовного развития человека. В этот поворотный момент истории Будда учил, что если обратиться к корню страдания и ясно увидеть его, это станет началом освобождения. Это Первая благородная истина: все испытывают страдание, или неудовлетворенность, и распознать его существование во всей его полноте – первый шаг на пути к пробуждению.

Во время ночного бдения Будда пристально взглянул на свое собственное страдание, или неудовлетворенность; они возникают из-за ошибочного восприятия себя как отдельной и особой сущности. Это восприятие «самости» заточает нас в бесконечный круг желания и отторжения. Ограничивая себя таким образом, мы забываем про нашу подлинную природу – любящее осознавание, которое соединяет нас с жизнью.

То, что мы ощущаем как «я», – это совокупность привычных мыслей, эмоций и шаблонов поведения. Ум связывает это все вместе, создавая историю об отдельной, индивидуальной сущности, которая к тому же обладает протяженностью во времени. Все это становится «моим» опытом. Боязнь – это мое желание. Современный мастер буддийской медитации и писатель из Таиланда Аджан Буддадаса описывает эту привычку наделять наши переживания ощущением «самости» как формирование «я» и «мое». Мы интерпретируем все, что думаем и чувствуем, и все, что происходит с нами, как принадлежащее «я» или вызванное им.

Наши наиболее привычные и непреодолимые чувства и мысли определяют нас. Если мы погружены в транс неполноценности, то считаем эту сущность несовершенной. То есть воспринимаем жизнь очень лично, прикрепляя ко всему ярлыки «я» и «мое», общее ощущение «что-то не так» легко переходит в «что-то не так со мной».

Когда я рассматриваю ощущение неполноценности, я не могу указать ситуации, где я действительно была бы несостоятельна. Но уже само это ощущение отдельного от других «я» приводит к основополагающему убеждению, что со мной не все в порядке. Это может быть фоновый шепот, из-за которого я постоянно нахожусь в тревоге и в движении. Или глубокое одиночество, как будто бы существование в виде отдельного «я» лишает меня чувства сопричастности и цельности.

Вера в то, что мы – отдельные личности, несовершенные и постоянно испытывающие угрозу, – это не какой-то сбой природы. Скорее, такое восприятие – неотъемлемая часть нашего человеческого опыта, то есть всей жизни. Практикующий дзен-буддизм биолог и писатель Дэвид Дарлинг указывает на то, что даже самые первые одноклеточные существа «устанавливали границы, четкие, материальные границы между собой и внешним миром… Так было положено основание двойственного восприятия – вера в раздельность „я” и остального мира». Это присущее каждому человеку чувство обособленности – музыкальная тема нашего удивительно разнообразного и загадочного мира. Одноклеточные существа отталкивают то, что им угрожает, и движутся к тому, что их усилит. У нас, людей, точно такие же базовые рефлексы, но наше цепляние и отторжение проявляются через пугающе сложный набор физических, психических, умственных и эмоциональных показателей. Многие из них находятся за пределами нашего обычного осознавания.

Желание и страх – это естественные энергии, предназначенные эволюцией для нашей безопасности и размножения. Но когда они становятся основой нашей идентичности, мы теряем из виду полноту жизни. Мы идентифицируем себя в лучшем случае с осколком своей подлинной сути, который воспринимает себя как нечто несовершенное, находящееся в опасности и отдельное от остального мира. Если наше ощущение себя определяется лишь потребностью в эмоциональной поддержке и неуверенностью, мы забываем, что также обладаем любознательностью, чувством юмора и способностью проявлять заботу о других. Мы забываем о дыхании, которое дает нам жизнь, о любви, которая объединяет нас, о невероятной красоте и хрупкости – о том, что мы все испытываем, пока живы. По сути, мы забываем о чистом осознавании, сияющей пробужденности – о природе Будды.

Без тревог о несовершенстве

Многие говорили мне: увидев, что всю жизнь были заключены в тюрьму стыда и ненависти к себе, они испытывали не только печаль, но и чувство живительной надежды. Когда мы наконец способны увидеть свою тюрьму, мы также можем увидеть наш потенциал, и это подобно пробуждению от дурного сна.

Известный дзен-мастер VII века Сен-цан учил, что истинная свобода – это жизнь, в которой «нет тревог по поводу несовершенства». Это значит принимать наше человеческое существование и всю жизнь как есть. Несовершенство – это не наша личная проблема, это естественная часть жизни. Мы все попадаем в сети желаний и страхов, действуем неосознанно, болеем и стареем. Если расслабимся и примем несовершенство, мы больше не будем упускать мгновения жизни, стремясь стать другими.

Д. Г. Лоуренс описывал западную культуру как огромное выкорчеванное дерево, корни которого находятся в воздухе: «Мы погибаем, потому что не можем удовлетворить свои главные потребности, мы отрезаны от великого источника нашего внутреннего подпитывания и обновления». Мы снова становимся живыми, когда заново открываем истину о нашей изначальной чистоте и связи со всем живым. Наши «главные потребности» удовлетворяются, если мы относимся друг к другу с любовью, полностью пребываем в настоящем моменте, соприкасаемся с красотой и болью внутри нас и вокруг нас. «Мы снова должны пустить корни во вселенной».

Чувства обособленности и неполноценности – это не только неотъемлемая часть жизни людей, но и наша способность к пробуждению. Мы освобождаемся из тюрьмы транса неполноценности, прекращая воевать против самих себя, и вместо этого учимся относиться к своей жизни с мудростью и состраданием. Когда мы развиваем в себе радикальное принятие, мы постепенно заново открываем для себя тот сад – забытое, но желанное ощущение цельности, пробужденности и любви.

Направляемое размышление: распознавание транса неполноценности

Свобода начинается с распознавания страхов и убеждений, которые лежат в основе транса неполноценности. Вы можете сделать паузу, чтобы подумать о том, что вы в себе привычно отрицаете и отталкиваете.

Принимаю ли я свое тело таким, как оно есть? Виню ли я себя, когда заболеваю? Кажется ли мне, что я недостаточно привлекателен? Недоволен ли я своими волосами? Стесняюсь ли я того, что стареют мое лицо и тело? Виню ли я себя за лишний вес? За недостаточный вес? За свою не самую лучшую физическую форму?

Принимаю ли я свой ум таким, какой он есть?

Виню ли я себя за то, что недостаточно умный или интересный?

Критикую ли я себя за навязчивые мысли? За то, что у меня однообразные и скучные мысли?

Стыжусь ли я плохих мыслей – критичных или похотливых?

Считаю ли я, что плохо медитирую, потому что мой ум так занят?

Принимаю ли я свои эмоции и свое настроение как есть?

Могу ли я плакать? Чувствовать себя неуверенным и уязвимым? Осуждаю ли я себя за то, что впадаю в депрессию? Стыжусь ли я того, что испытываю зависть? Критикую ли я себя за нетерпеливость? Раздражительность? Нетерпимость? Считаю ли я, что мой гнев и тревожность – это знак, что я не продвигаюсь по духовному пути?

Считаю ли себя плохим человеком из-за своего поведения?

Ненавижу ли я себя, когда мое поведение эгоцентрично или наносит вред другим? Стыжусь ли я своих вспышек гнева? Чувствую ли я отвращение к себе, когда меня неудержимо тянет к еде? Когда я курю или пью слишком много алкоголя? Чувствую ли я, что эгоистичен и часто не ставлю интересы других выше своих, и это признак моей духовной неразвитости? Кажется ли мне, что я всегда не соответствую ожиданиям своей семьи и друзей? Или что со мной что-то не так, потому что я не способен на близкие отношения? Злюсь ли я на себя за то, что немногого добился – не стал выдающимся человеком, не достиг карьерных высот?

Часто мы наиболее ясно можем осознать состояние транса неполноценности, когда понимаем, какое впечатление хотим произвести на других и что стремимся от них скрыть. Подумайте, с кем вы недавно проводили время – кто вам нравится и кого вы уважаете, но знаете не слишком хорошо. Как бы вы хотели, чтобы этот человек воспринимал вас (например, любящим, щедрым, привлекательным)? Каким бы вы не хотели показаться этому человеку (например, эгоистичным, неуверенным, завистливым)?

В течение дня делайте иногда паузу и спрашивайте себя: «В этот момент принимаю ли я себя таким, какой есть?» Не оценивая себя, просто осознавайте, как вы связаны со своим телом, эмоциями, мыслями и поведением. Приняв транс неполноценности, вы ослабите его влияние на вашу жизнь.

Глава 2 Пробуждение от транса: путь радикального принятия

Сон приснился мне ночью —

сон посещает благих, —

Солнца сот многоточье в сердце у них.

Над сердца темным устьем умеют пчелы парить, из нашей памяти тусклой могут мед сотворить.

Антонио Мачадо. Перевод Г. Власова

Любопытный парадокс состоит в том, что именно когда я принимаю себя таким, какой я есть, я могу измениться.

Карл Роджерс

Мохини, королевский белый тигр, много лет жил в Национальном зоопарке в Вашингтоне. Бо́льшую часть этих лет он провел в старом доме для львов – обычной клетке размером чуть больше 3×3 м2 с железными прутьями и бетонным полом. Каждый день Мохини беспокойно ходил из угла в угол. В конце концов биологи и сотрудники зоопарка создали для него подобие естественной среды обитания. Это были несколько акров с холмами, деревьями, прудом и разнообразной растительностью. Испытывая воодушевление и нетерпение, они выпустили Мохини в его новое и просторное место обитания. Но было уже поздно. Тигр тут же спрятался в углу огороженной территории, где и провел остаток жизни. Он ходил туда-сюда в этом углу, пока не вытоптал полностью траву на площади 3×3 м2.

Чем бо́льшую неудовлетворенность мы ощущаем, тем нам сложнее признать свои недостатки.

Пожалуй, самая большая трагедия нашей жизни состоит в том, что свобода возможна, но мы проводим годы в ловушке одних и тех же старых шаблонов. Привычно ограничиваем себя самокритикой и тревогой, беспокойством и неудовлетворенностью. Подобно Мохини, мы утрачиваем способность познать свободу и спокойствие, которые составляют неотъемлемую часть нашего существа. Мы, может, и хотели бы любить других без оглядки, быть естественными, дышать и наслаждаться красотой вокруг нас, танцевать и петь. И тем не менее каждый день мы прислушиваемся к внутренним ограничивающим нас голосам. Мы можем выиграть миллион долларов в лотерею или сочетаться браком с идеальном человеком, но до тех пор, пока мы ощущаем себя недостаточно хорошими, мы не сможем насладиться всеми возможностями, которые открываются перед нами. Однако, в отличие от Мохини, мы можем осознать, когда сами ограничиваем себя убеждениями и страхами. Мы просто тратим попусту нашу драгоценную жизнь.

Путь из клетки на волю начинается с принятия абсолютно всего в нас самих и в нашей жизни. Мы относимся к переживанию каждого мгновения бдительно и внимательно. Под принятием абсолютно всего я имею в виду, что мы осознаем происходящее с нашим телом и умом в каждый момент времени. Мы не стараемся контролировать или оценивать, или отталкивать происходящее. Это не значит, что мы должны мириться с пагубным поведением – своим или других людей. Скорее это внутренний процесс принятия нашего действительного переживания настоящего момента. Это значит ощущать печаль и боль, не сопротивляясь им; испытывать желание или неприязнь к кому-либо, не осуждая себя за эти чувства, а также не действуя под их влиянием.

То, что я называю радикальным принятием, – это ясное осознавание происходящего внутри нас, доброжелательное и любящее отношение к тому, что мы видим. Если мы отстраняемся от какой-либо части наших переживаний, если наше сердце исключает какую-нибудь часть нас или наших чувств, мы лишь усиливаем свои страхи и ощущения обособленности, что укрепляет транс неполноценности.

Радикальное принятие разрушает само основание этого состояния, бросает вызов нашим обусловленным реакциям. Когда мы чувствуем физическую или эмоциональную боль, мы рефлекторно ей сопротивляемся. Причем не только деревенея и напрягаясь физически, но также ограничивая ум. Мы думаем, что не так, как долго все это продлится, что с этим делать и уверены: эта боль – следствие нашей никчемности. Физическая боль, например, может быть следствием того, что мы не знаем, как заботиться о себе, питаемся неправильно и не уделяем достаточного внимания физическим упражнениям. Из-за боли мы можем чувствовать себя жертвами: возможно, боль говорит нам, что мы не можем полагаться на свое тело, что все всегда будет идти неправильно. Таким же образом своими критичными суждениями и историями мы усиливаем эмоциональную боль. Чувство страха, гнева или зависти означает, что с нами что-то не так, мы слабые или плохие.

Когда мы теряемся в своих историях, мы утрачиваем связь с нашими непосредственными переживаниями. Убегая в будущее или перекраивая прошлое, мы забываем про живой опыт настоящего момента. Наше состояние транса неполноценности усиливается, когда мы думаем: «надо делать больше» или «во мне нет цельности», «мне нужно больше для счастья». Эти «мантры» усиливают это убеждение-транс, что надо изменить жизнь.

Когда у нас все хорошо, мы задаемся вопросом, заслуживаем ли мы этого, или боимся, что сейчас должно произойти что-то плохое. Мы готовы съесть ложку нашего любимого мороженого не раньше, чем посчитаем, сколько еще можем съесть, чтобы не испытывать чувства вины или не набрать лишний вес. Перед нами открывается прекрасный пейзаж, а мы беспокоимся о том, что у нас закончилась пленка, или начинаем думать о переезде в деревню. Когда мы медитируем, мы переживаем восхитительные мгновения спокойствия и умиротворенности, а потом сразу же думаем, как бы продлить это состояние. Наше удовольствие испорчено беспокойством о том, как его продлить, и нашей одержимостью получить больше.

Расправляя крылья принятия

Транс неполноценности не позволяет нам ясно увидеть происходящее внутри нас и ожесточает. Наш взгляд искажен и сужен, и наше сердце ожесточается против жизни. Опираясь на переживание настоящего момента, отпускаем все наши истории и мягко принимаем свою боль и желания, тогда начинает раскрываться радикальное принятие. Две его составные части – видеть все ясно и относиться к своим переживаниям с сочувствием. Они взаимозависимы, они подобно двум крылам большой птицы позволят нам полететь и быть свободными.

Ясное видение часто описывается в буддийской практике как осознанность. Это качество ума, которое точно распознает каждое мгновение нашего опыта. Когда мы, например, осознанно относимся к страху, наши мысли скачут, тело напряжено и дрожит, нам хочется бежать прочь – мы не стараемся каким-либо образом управлять нашими переживаниями и не сопротивляемся им. Наше бдительное осознавание ничем не обусловлено и открыто. Мы готовы просто принимать то, что возникает, – даже если нам хотелось бы, чтобы боль ушла или чтобы мы занимались в этот момент чем-то другим. Это желание и эта мысль становятся частью того, что мы просто принимаем. Поскольку мы не вмешиваемся в наше переживание, осознанность позволяет нам увидеть жизнь такой, как она есть. Это распознавание подлинности нашего переживания – неотъемлемая часть радикального принятия: мы не можем честно принять переживание, пока не осознаем его.

Второй аспект радикального принятия, сочувствие, – это наша способность относиться к тому, что мы воспринимаем, с чуткостью и благожелательностью. Вместо сопротивления боли мы принимаем ее с такой же добротой, какую испытывает мать к своему ребенку. Мы не осуждаем и не оправдываем жажду внимания, шоколада или секса. Скорее мы воспринимаем наше цепляние с мягкостью и внимательностью. Сочувствие отдает должное нашему переживанию; оно позволяет нам тесно соприкоснуться с каждым мгновением жизни. Сочувствие делает наше принятие искренним и полным.

Транс неполноценности не позволяет нам ясно увидеть происходящее внутри нас и ожесточает.

Эти два аспекта, ясное видение и сочувствие, неразделимы. Они взаимодействуют вместе, помогают нам освободиться от транса неполноценности. Если нас отвергает тот, кого мы любим, транс неполноценности может заманить нас в ловушку навязчивых мыслей, обвинений в адрес причинившего нам боль человека и в то же время ощущения, что нас бросили потому, что мы ничтожество.

Нас может бросать из крайности в крайность: от вспышек гнева до раздирающей тоски и стыда. Два аспекта радикального принятия освобождают нас; помогают нам обрести равновесие и ясность, благодаря которым мы сможем быть более осознанными в речи и поступках.

Если бы в процессе радикального принятия присутствовал только один аспект, мы, возможно, ясно бы осознавали, как болит наше сердце, как краска гнева проступает на лице. Мы могли бы ясно видеть истории, которые рассказываем сами себе – о том, что мы жертвы, что всегда будем одиноки и не испытаем любви. Но мы также могли бы усугубить свое страдание злостью на самих себя за то, что мы вообще оказались в такой ситуации. Два аспекта вместе по-настоящему исцеляют. Благодаря сочувствию мы не отталкиваем и не осуждаем наши гнев и отчаяние, мы относимся к нашим открытым ранам с добротой и мягкостью.

И так же осознанность уравновешивает сочувствие. Если наша искренняя забота перерастает в жалость к себе и создает другую историю – как мы старались, но так и не получили желаемого, – осознанность позволит нам увидеть ловушку, в которую мы готовы попасть.

Вместе два этих аспекта позволяют нам переживать мгновение, как оно есть. И в этот момент что-то начинает происходить – мы чувствуем себя более свободными, перед нами открываются разные возможности, мы с большей ясностью видим, куда хотим двигаться дальше. Радикальное принятие позволяет нам исцелиться и идти вперед, освободившись от неосознанных привычек испытывать чувство вины и ненависть к себе.

Основа радикального принятия – это наше переживание мгновений, но мы можем применить такое же ясное и благожелательное внимание и к нашим шаблонам мышления и чувств, шаблонам поведения и событиям, которые формируют наш жизненный опыт. Мы начинаем более четко осознавать мотивы своего поведения и последствия наших действий для нас и других людей. В буддийской психологии это называется «ясным пониманием».

Допустим, мы осознали, что постоянно выходим из себя, неуважительно и пренебрежительно обращаемся со своими детьми. Мы можем начать исследовать наши намерения, открыто приняв мысли и чувства, которые возникают в таких ситуациях. Возможно, мы обнаружим, что хотим оттолкнуть от себя детей, потому что нам тяжело удовлетворять их потребности. Мы пытаемся спасти себя, ощущаем напряженность в животе, которая, как волна, распространится по телу и схватит за горло. Мы также можем увидеть, как наше поведение влияет на детей. Когда мы заметим, что наши дети становятся замкнутыми и робкими в нашем присутствии, мы можем ощутить в груди печаль. Мы также замечаем, как гнев влияет на наше тело и ум, как плохо и одиноко мы себя чувствуем после вспышки раздражения.

Более широкий взгляд, который дает ясное понимание, неизбежно возвращает нас к нашим глубинным намерениям. Мы не хотим страдать или причинять страдания. Мы можем осознать, что больше всего на свете хотим дать детям знать, как сильно мы их любим. Это происходит с ясным осознаванием и добротой. И так, применяя ко всему радикальное принятие, мы обретаем способность действовать в согласии с сердцем.

Сама природа транса неполноценности – непринятие, и мы можем задаться вопросом, как же сделать первый шаг к радикальному принятию, если мы погружены в транс. Мы должны вспомнить, что наша суть, природа Будды, всегда остается незапятнанной, как бы мы ни запутались. Это может придать нам уверенности. Природа нашего осознавания – знание происходящего. Природа нашего сердца – благожелательная внимательность. Как безграничное море, мы можем вместить в себя волны жизни. Даже когда ветер неуверенности поднимает волны на море, мы можем найти путь домой. Посреди штормящего моря мы можем обнаружить наше всеобъемлющее и бдительное осознавание.

Две составляющие радикального принятия – видеть все ясно и относиться к своим переживаниям с сочувствием.

Мы закладываем основы радикального принятия, когда распознаем свои привычки к оценочному мышлению, отрицанию и цеплянию и ясно видим, как постоянно пытаемся контролировать степень удовольствия и боли, как создаем страдание, резко набрасываясь на самих себя, и когда помним о своем стремлении любить жизнь. Когда мы отпускаем наши истории о том, что с нами не так, мы соприкасаемся с тем, что действительно происходит, сохраняя ясное и доброжелательное внимание. Мы раскрываемся переживанию настоящего мгновения. Испытываем ли мы боль или удовольствие, благодаря двум аспектам радикального принятия, мы чествуем эту изменчивую жизнь и дорожим ею.

Встречая боль транса неполноценности

Когда я только начинала практиковать йогу и медитацию, я не отдавала себе отчета в том, что принятие – это суть духовной жизни. Я только отчасти осознавала, как мое чувство неполноценности удерживало меня от столь желанных спокойствия и свободы. В конце концов, только опыт, который эмоционально сломал меня, позволил мне пробудиться от привычного поведения, формировавшегося годами. И хотя внешние обстоятельства моей личной истории были довольно необычны, многие люди говорили мне, что внутренняя драма этой истории очень похожа на их собственную.

К 30 годам я уже восемь лет жила в духовной общине, к которой присоединилась после колледжа. Я вела регулярные занятия по йоге и медитации и, кроме того, готовилась получить степень доктора клинической психологии, чтобы иметь право заниматься психотерапией. Я разрывалась между своей жизнью во «внешнем мире» и жизнью в ашраме. Иногда мой учитель упрекал меня за то, что я уделяю недостаточно времени нашей общине, и часто я испытывала чувство вины из-за этого. Но для меня были важны оба мира, и я не могла отказаться ни от одного из них.

По совету своего учителя, за несколько лет до этого я вышла замуж за человека из нашей общины. С первых же дней нашей совместной жизни мы хотели завести ребенка. Когда я наконец забеременела, мы были в восторге, что наша мечта наконец станет явью. Мы решили, что мне надо будет прервать на месяц свои занятия терапией, чтобы отдохнуть и набраться сил. Я решила провести время в ретрите по йоге и медитации, который вел наш учитель в пустыне Южной Калифорнии.

Спустя две недели после начала ретрита у меня началось сильное кровотечение. Мои друзья отвезли меня в ближайшую больницу, и там мои мечты стать матерью закончились выкидышем. Я сильно горевала. Я лежала в больничной палате и пыталась понять, что же пошло не так. Может быть, активные занятия йогой и летняя жара оказали слишком большую нагрузку на мой организм. Когда я вернулась в ретритный центр, я оставила сообщение на телефоне своему учителю. Я рассказала ему, что случилось, и упомянула о своих размышлениях. Он мне так и не перезвонил.

Следующие два дня я провела в постели, пытаясь прийти в себя. Я скорбела и молилась. На третий день я решила пойти на ежедневную лекцию нашего учителя. Мне казалось, что это воодушевит меня, и я знала, что смогу найти утешение в кругу своей семьи.

Был жаркий вечер в пустыне. Сотни людей сидели под огромным тентом. Они спокойно медитировали в ожидании учителя. Когда мы увидели, что подъезжает его машина, мы все встали и запели песню о нашей преданности ему. В сопровождении йогинов он зашел под тент и сел перед нами на подушки, которые гармонировали с оранжевым и розовым цветами заходящего солнца. Мы закончили петь и сели. Мы наблюдали, как он ест печенье и виноград с красиво поданной тарелки с едой. Его взгляд прошелся по морю обращенных к нему лиц, каждый жаждал вдохновения. Неожиданно я поняла, что он пристально смотрит прямо на меня. Нарушив молчание, он произнес мое имя на санскрите, которое он дал мне много лет назад, когда я взяла обязательство следовать его учениям. Звук его голоса звенел у меня в ушах, когда он попросил меня встать.

Иногда на таких встречах он при всех обращался к какому-нибудь ученику, так что я подумала, что он хочет узнать, как у меня дела. Вместо этого безо всяких предисловий он заявил резким тоном, что я сама виновата в смерти своего ребенка, так как была слишком амбициозна в профессиональном плане и эгоцентрична. Я чувствовала себя так, будто меня ударили в живот – от внезапной боли у меня скрутило внутренности. Я застыла в оцепенении, а он продолжал говорить, используя грубые выражения, что я хотела заниматься сексом, не имея детей. Это было похоже на дурной сон. Конечно, он критиковал меня в личных разговорах за мою жизнь вне ашрама, но никогда с такой злобой, с таким гневом и презрением.

Я села на место, сгорая от стыда. В течение последних лет мои сомнения в отношении него росли, сейчас же мое доверие было полностью подорвано. Я дрожала, внутри меня разрасталась глубокая пропасть боли. Я слышала звук его голоса, но ничего не понимала.

Когда лекция закончилась, и он уехал, несколько друзей обняли меня и сделали неловкие попытки утешить. Я видела замешательство в их глазах: наверное, то, каким образом он дал учение, должно было служить духовной цели; наш учитель не может ошибаться… но все же все это казалось неправильным. Я была благодарна им за поддержку, но больше всего мне хотелось просто исчезнуть. Давным-давно я прочитала историю о молодом раненом солдате, который вернулся домой с поля боя. Прошел слух, что он предатель, и его изгнали из деревни. Он чувствовал, как все наблюдали за ним, и даже жалели его, когда он хромал прочь с небольшим узелком с одеждой и едой. Я чувствовала себя так же, как этот солдат. Униженная, я старательно избегала взглядов других участников ретрита, пока пробиралась сквозь толпу. Мне казалось, что все они (150 человек) или осуждали, или жалели меня. Я отчаянно хотела оказаться в одиночестве – я чувствовала себя такой никчемной, как я могла быть среди людей в такой момент?

Я потеряла ребенка, и мой учитель обвинил в этом меня.

В слезах я добралась до небольшого святилища, окруженного юкками. Потом сидела на жестком холодном полу и рыдала в голос несколько часов. Как это вообще могло произойти? Я потеряла ребенка, и мой учитель обвинил в этом меня. Может, он прав? Все мое тело кричало, что он ошибался. Но что же было во мне такого, что заставило его с таким гневом обрушиться на меня в тот момент, когда я была так уязвима? Может быть, его оскорбило мое сообщение, которое я оставила ему на телефоне, и он посчитал, что я ставлю под сомнение мудрость его программ и учений?

Может быть, он знал, что я испытываю сомнения в отношении него, что я не доверяю ему полностью? Но почему он говорил так злобно, с такой ненавистью? Неужели я действительно настолько плоха, как он сказал?

Мое сердце разрывалось от боли и горя, я чувствовала себя отрезанной от своего мира и отчужденной от своей сути. Была ли я на правильном духовном пути? Как я могла и дальше принадлежать к общине людей, беспрекословно преданных такому учителю? Что случится с моим браком, если я больше не смогу следовать этому пути? Если я уйду и потеряю тем самым свою духовную семью, всю свою жизнь, смогу ли я это вынести?

Мир замкнулся вокруг меня, и меня охватило старое знакомое отчаяние. Мало того, что слова учителя повергли меня в чувство ущербности, теперь еще и голоса внутри меня подтверждали, что я всегда была такой. Сколько я себя помнила, я всегда старалась доказать, что на многое способна. Я вспомнила, как подростком спорила за обеденным столом с моим отцом адвокатом и испытала гордость – и облегчение, – когда впечатлила его убедительными аргументами. У меня упало сердце, когда я также вспомнила, что проигрывала такой же сценарий со своими учителями или другими авторитетами. Когда у меня в голове возник образ моей матери – как она лежит в постели, читает детектив, а рядом с ней стоит стакан джина с тоником, – на меня нахлынули воспоминания о ее борьбе с депрессией и тревогой. Возможно, мое навязчивое стремление казаться сильной и собранной было попыткой избежать тех же тенденцией в своей жизни. Была ли я вообще заботливым человеком? Возможно, моя помощь друзьям и клиентам была ради благодарностей и признания. Все мои устремления – получить докторскую степень, быть хорошим практиком, просто быть хорошей – все укладывалось в картину неуверенного в себе человека, страдающего от чувства неполноценности. Казалось, во мне нет ничего чистого или достойного доверия.

Мир замкнулся вокруг меня, и я почувствовала старое знакомое отчаяние.

Испытывая мучения и чувство безнадежности, я обратилась к любящему и бдительному осознаванию, которое всегда служило мне убежищем. И когда я прошептала «любовь» и ощутила свое устремление быть одним целым с этим осознаванием, что-то стало меняться. Сначала это было еле уловимое ощущение, что я не так уж потеряна и одинока. Вместо того чтобы полностью погрузиться в пучину страдания, я начала ощущать открытость и мягкость внутри и вокруг себя. В моем мире стало больше пространства.

В ту долгую ночь я металась между болью и растущей открытостью. Я обнаружила: если каждый раз, когда один из этих осуждающих голосов пытается взять верх, я вспоминаю о благожелательном осознавании, то могу воспринимать критические оценки, не отождествляясь с ними. Когда пришло время вспомнить о том, что порой я вела себя эгоистично или притворялась тем, кем не была, я смогла отпустить все мысли и просто чувствовала саднящую рану в своем сердце. Когда я открылась боли и перестала сопротивляться ей, мое переживание смягчилось и успокоилось.

В уме возникли новые голоса: я хочу полностью принимать себя, даже если настолько плоха, как сказал учитель, и мои стремления и чувство неуверенности означали, что я «нахожусь в ловушке собственного эго», я хотела относиться к себе тепло, внимательно, не осуждать себя. Даже если была эгоистичной и требовательной, я хотела безоговорочно принять и эти качества. Мне хотелось прекратить непрерывный поток контроля и критики.

Я обнаружила, что молюсь: «Пусть я полюблю и приму себя такой, какая я есть». Было такое ощущение, что я сама себя укачиваю, как ребенка. Я принимала каждую волну жизни, проходящую сквозь меня. Я могла принять даже голос страха, который говорил мне: «со мной что-то не так». Он больше не мог омрачить это чувство глубокой и подлинной заботы.

Страдания, которые открывают нас для радикального принятия

Как-то моя мать должна была выступить перед выпускниками Барнард-колледжа, добившимися успеха в жизни. Незадолго до ее семидесятипятилетия ей позвонила студентка, чтобы взять интервью. Молодой журналист начала с комплиментов моей матери за ее помощь людям, страдающим от алкоголизма, во главе большой некоммерческой организации. «Когда она спросила, как я попала в это поле деятельности, – с сухой иронией рассказывала мне потом мать, – я сказала этой серьезной девушке: „Барбара, дорогая, я пропила свой путь туда“».

Когда я была ребенком, моя мать пила, чтобы притупить свою эмоциональную боль. Она становилась все более несчастной и беспокойной, единственный смысл и цель ее жизни заключались в любви к семье. Однако когда мне было 16 лет, она уже не могла игнорировать тот факт, что ее пьянство причиняет страдание самым близким для нее людям. Ни хорошо знакомые способы отрицания, ни попытки все скрыть или угодить другим – ничто из этого уже не работало. Ее жизнь полностью вышла из-под контроля. Моя мать «достигла дна».

В программе 12 шагов анонимных алкоголиков (АА) говорится, что подлинное избавление от зависимости становится возможным, когда человек «достигает дна». При поддержке АА моя мать смогла признать болезнь и начать с ней бороться. Она встретилась со своим страданием лицом к лицу, признала свою неуверенность и стыд и открылась этим переживаниям. Так, в ее жизни снова появился смысл. За годы реабилитации она смогла взглянуть на себя шире. Она больше не была той маленькой девочкой, которая чувствовала себя ненастоящей и не достойной внимания. Она осознала, что ее идентичность не зависит от попыток угодить другим. Теперь источником ее отношения к работе и окружающим была глубокая подлинная забота. Но чтобы выйти из транса неполноценности, моей матери понадобилось остановиться и принять свою боль.

Поэт Руми видел четкую связь между нашими ранами и нашим пробуждением. Он советовал: «Не отворачивайся. Пристально гляди на забинтованное место. Именно через него в тебя входит свет». Когда мы смотрим прямо на забинтованное место, не пытаясь игнорировать его, мы становимся более чуткими к себе. Благодаря такому вниманию в нас может возникнуть свет мудрости и сочувствия.

Так, сильное страдание может стать причиной глубокого духовного прозрения и открытия. Почти у каждого из нас были периоды, когда жизнь, казалось, рушится. В такие моменты все убеждения, на которых строилась наша жизнь, перестают служить якорем. Мы думали, что знаем, как жить, но теперь как будто оказались в бушующем море. Когда шторм утихнет, мы посмотрим на жизнь свежим взглядом и увидим ее с поразительной ясностью.

Со временем я начала рассматривать все, что случилось в ретритном центре, не как предательство учителя, а как возможность увидеть, насколько сильно я предаю сама себя. Моя защитная стратегия не выдержала его атаки, и все рухнуло. Нестерпимые мучения, которые я испытывала, сделали явной боль от собственной неполноценности, с которой я жила многие годы. В основе моего транса лежал страх быть ущербной, и в попытках доказать свою состоятельность я упустила много прекрасных моментов жизни. Подобно тигру Мохини, я сама создала себе тюрьму, и поэтому не жила полной жизнью. Радикальное принятие всех моих страхов и чувства несовершенства стало для меня единственным способом освободиться. Обратив внимание на забинтованное место – приняв боль, от которой я бежала, – я научилась доверять себе и своей жизни.

Распространенные заблуждения о радикальном принятии

Практика радикального принятия настолько противоречит нашей культуре неприятия, что она может быть сложна для понимания. Может показаться, что я говорю о пассивности или потакании слабостям, или об оправдании плохого поведения. «Я практикую радикальное принятие, поэтому не осуждайте меня за то, что я отказываюсь брать на себя ответственность на работе или груба и безразлична по отношению к семье». Радикальное принятие – очень мощная практика, поэтому я хотела бы более подробно остановиться на возможных ошибках.

Радикальное принятие – это не пассивность. Самое большое заблуждение заключается в том, что мы считаем: принимая себя такими, какие есть, мы теряем мотивацию меняться и развиваться. Принятие может быть неверно истолковано как оправдание плохих привычек: «Я такой, какой есть. Примите это или уходите». Или, возможно, мы хотели бы измениться в лучшую сторону, но приходим к выводу: «Я такой, какой есть, меня все равно не изменить». Принятие может означать, что мы смирились с тем, какие мы есть, что часто означает «недостаточно хороший». Но, согласно прозрению психолога Карла Роджерса: «Любопытный парадокс заключается в том, что, лишь приняв себя таким, какой есть, я смогу измениться». Глубинный смысл нашего существования – пробудиться и процветать. Я раз за разом убеждалась в том, что привнесение радикального принятия в любой наш опыт ведет к важнейшему сдвигу, открывает путь к подлинной перемене. Далее приводится много примеров, как в результате практики радикального принятия меняются, на первый взгляд, неразрешимые ситуации и глубоко укорененные привычки.

Радикальное принятие не значит, что мы отождествляемся со своими ограничениями. Оно – не оправдание для отступления.

Привнесение радикального принятия в любой наш опыт открывает путь к подлинной перемене.

Возможно, мы говорим себе, что у нас недостаточно опыта для работы, которой действительно хотим заниматься, так что мы даже не пробуем ее получить. Мы можем, основываясь на прошлом опыте, прийти к выводу, что не приспособлены для близких отношений и потому одиноки. И хотя в наших предположениях может быть доля истины, радикальное принятие предполагает, что мы четко и благожелательно осознаем свои способности и пределы и не позволяем историям, основанным на страхе, ограничить нашу жизнь.

То же самое относится и к физическим вызовам. Что, если бы мы попали в аварию и остались парализованными ниже пояса? Если бы нам сказали, что мы больше никогда не сможем ходить, означает ли принятие этого факта, что мы смирились с нашей безнадежной судьбой? Откажемся ли мы от возможности вести полную и счастливую жизнь? Радикальное принятие не означает, что нам надо было бы отрицать боль, вызванную утратой возможности двигаться. Мы бы отдали должное нашим чувствам и реакциям. Мы бы честно оценили, как отразятся эти новые ограничения на нашей работе, сексуальной жизни, родительстве и домашних делах. Но радикальное принятие также означает и то, что мы не должны упускать из виду другую важную истину: существуют бесконечный созидательный потенциал и возможности, пока мы живы. Принимая истину о том, что мы не знаем, как сложится дальше жизнь, мы открываемся для надежды. Мы готовы двигаться вперед энергично и охотно. Прекрасный пример – жизнь актера Кристофера Рива, которого парализовало после падения с лошади. Он доказал, что мы можем направить все наши силы на восстановление – «пойти на все» в физиотерапии, сохранить полноценные отношения с другими и использовать любой опыт для развития и дальнейшего обучения. Встречая наш непосредственный опыт с ясностью и добротой радикального принятия, мы обнаружим, что при любых обстоятельствах можем жить созидательной и полной жизнью.

Абсолютное принятие – не оправдание собственных слабостей.

Это не значит: «Я принимаю то, что испытываю это вожделение, и поэтому буду действовать в соответствии с ним». Безусловно, важно не отрицать и не подавлять свои желания, но также важно осознавать свою мотивацию и последствия поведения. Например, если у нас есть никотиновая зависимость, радикальное принятие не означает, что каждый раз, когда вы хотите закурить, вы это делаете. Скорее мы применяем ясное видение и сочувствие к этому желанию и напряжению, которое испытываем в тот момент, «когда нам хочется выкурить еще одну сигаретку». Мы замечаем, как ум говорит нам, что сейчас мы испытываем стресс и нуждаемся в перерыве. Мы чувствуем взбудораженность в теле и ощущаем вкус табака во рту. Читаем предупреждающую надпись на пачке, не отрицая того, что курение вредит нам. Если мы все же выкуриваем сигарету, то не осуждаем себя и не оправдываем. Мы просто замечаем такие мысли и осознанно их принимаем. Если мы будем относиться к процессу курения с бдительностью и благожелательностью радикального принятия, то в будущем сможем сделать более мудрый выбор.

Абсолютное принятие не делает нас пассивными.

Одна моя подруга, активист экологического движения, недавно сказала мне, что если бы она приняла ухудшение экологической обстановки, то уже не смогла бы активно выступать за перемены. Женщина, подвергавшаяся насилию, сказала мне в ходе терапии, что если бы она приняла то, как с ней обращался муж, она бы не смогла позаботиться о себе. Ученики часто задают провокационные вопросы наподобие: не означает ли радикальное принятие, что мы принимаем и массовое уничтожение людей Гитлером или расизм и войны, и голод? Означает ли радикальное принятие, что мы не реагируем на страдания этого мира?

Возмущение, которое мы испытываем в отношении преступлений, или отчаяние из-за ухудшения экологии подвигает нас с полным на то основанием что-то предпринимать. Когда мы видим, как наше собственное поведение или поступки других людей становятся причиной страдания, мы естественным образом хотим это изменить. Такая реакция заставляет нас искать разнообразные духовные и исцеляющие практики, выбирать политические партии, решать, с кем проводить время, за какие браться проекты и как растить детей. Но все же есть разница между решениями и действиями, в основе которых лежит радикальное принятие, и теми, которые являются следствием нашего цепляния за конкретные перспективы и страха определенных последствий.

Означает ли радикальное принятие, что мы не реагируем на страдания этого мира?

В случае радикального принятия наши переживания в настоящий момент времени становятся первым шагом для дальнейших разумных поступков. Перед тем как действовать или реагировать, мы позволяем себе ощутить и принять сожаление о том, насколько загрязненной стала наша планета; принять наш гнев об уничтожении дикой природы; стыд за то, как с нами жестоко обращались; страх, что о нас могут подумать другие; чувство вины за собственную бесчувственность. Не важно, о чем идет речь, наш личный непосредственный опыт – это основная сфера применения радикального принятия. Именно в этом пространстве мы развиваем подлинную бдительность и доброту, которые лежат в основе каждого эффективного действия.

Наиболее почитаемые общественные деятели в работе также руководствуются принципами радикального принятия. Ганди в Индии, Аун Сан Су Чжи в Мьянме, Нельсон Мандела в Африке – все они прошли через тюремное заключение и столкнулись с бесправием, одиночеством и трудностями. Они ясно осознали, что гнев в качестве ответной реакции лишь приумножит страдания, и всегда помнили о своем намерении приносить пользу другим. Принимая свое страдание, а не отрицая его или реагируя на него, они обрели свободу и продолжили работать ради мира и справедливости без горечи или жалости к себе. Эти и многие другие люди – пример того, какой силой обладает радикальное принятие, если оно лежит в основе усилий по устранению страданий.

Радикальное принятие не означает согласия с концепцией «самости».

Иногда, когда я говорю с учениками-буддистами о принятии себя и любви к себе, они спрашивают, как это вписывается в буддийское учение об «анната», или отсутствии «я». Разве сама идея о принятии себя не утверждает ошибочное представление о существовании отдельного «я»? Как учил Будда, наше обычное восприятие себя – это умственная конструкция – представление о некой сущности, которая действует, становится жертвой, контролирует происходящее. Когда мы говорим: «Я принимаю себя таким, какой есть», это не значит, что мы принимаем историю о плохом или хорошем «я». Мы воспринимаем привычные желания и страхи, оценочные суждения и планы на будущее как часть потока жизни. На самом деле наше восприятие этого таким образом позволяет нам осознать, что этот опыт – внеличностен. Мы больше не отождествляем себя с неполноценным и ограниченным «я».

Я часто напоминаю ученикам, что слово «радикальный» (от лат. radix) означает «восходящий к корням, или первопричине». Радикальное принятие позволяет нам вернуться к сути того, кто мы есть. Необусловленная доброта и осознавание растворяют транс обособленности и неполноценности. Принимая волны мыслей и чувств, которые возникают и исчезают, мы распознаем нашу глубинную, подлинную природу как безграничное море пробужденности и любви.

На пути Будды: открытие свободы радикального принятия

В отличие от общепринятого представления о человеке, который в поисках совершенства взбирается по лестнице, психолог Карл Юнг описывает духовный путь как движение к целостности. Вместо подавления волны эмоций и стремления к освобождению от изначально нечистого «я» мы принимаем эту жизнь во всем ее разнообразии – запутанную, таинственную и невероятно живую. Развивая всё принимающее осознавание, мы прекращаем бороться с самими собой, больше не запираем свое необузданное и несовершенное «я» в клетке критики и недоверия. Вместо этого мы открываем для себя свободу быть настоящими и полностью живыми.

Хотя то принятие, с которым я соприкоснулась в том пустынном святилище, значительно углубило мое доверие к себе, внедрение этого опыта в повседневную жизнь было постепенным. Когда я вернулась «домой» в свой ашрам на Восточном побережье, мне казалось, что я стала более трезво смотреть на жизнь. Но прошло еще почти два года, прежде чем я оказалась готова покинуть это место. Это была моя духовная семья, отказ от нее стал бы для меня огромной потерей.

Я постепенно перестала заниматься делами ашрама. Все с большей ясностью я видела, как моя жизнь там лишь укрепила мою склонность бороться за совершенство и прятать свои недостатки. И поскольку я больше не сомневалась в себе, то уже не могла отрицать наличие существенных проблем в нашей общине. Мой муж тоже разочаровался в жизни в ашраме, и наконец мы приняли решение, что нам пора уходить. Когда я формально прощалась с учителем, он предупредил меня: если я отвернусь от него и покину этот духовный путь, то останусь бесплодна. По иронии судьбы, через несколько дней после того, как мы объявили о своем решении и сняли с себя йогические одежды, я снова забеременела. И хотя я с нетерпением ждала рождения Нараяна и никогда не подвергала сомнению правильность нашего решения уйти, все же боль от этого расставания оставалась со мною много лет.

Оглядываясь в прошлое, я вижу, что именно учение Будды направляло меня на этом трудном этапе жизни. Я стала читать книги других духовных традиций. Меня особенно влекло к буддизму, и я попробовала випассану, буддийскую медитацию осознанности, что означает на пали, языке Будды, «видеть ясно». Эта практика основана на учении, которое признавало мое страдание и предлагало пути освобождения от него.

В ашраме наша медитация была направлена на развитие умиротворенности, энергичности или экстаза. Мы успокаивали ум, сосредоточиваясь на дыхании или тайных фразах на санскрите. Это был ценный опыт, но я обнаружила, что в состоянии эмоционального волнения эти практики лишь временно маскировали мои переживания. Я скорее управляла своим внутренним состоянием, а не пребывала в том, что действительно происходит. С другой стороны, буддийская практика осознанности научила меня просто открываться потоку изменчивых ощущений и позволить ему проходить сквозь меня. И когда возникало резкое осуждение себя, я могла распознавать его просто как преходящую мысль.

Граница того, что мы можем принять, – это граница нашей свободы.

Пусть эта мысль возникала регулярно и была довольно навязчивой, осознание того, что все же это не истина, было по-настоящему освобождающим. Я обнаружила, что, когда погружалась в одиночество и чувство неуверенности, медитация на любящую доброту и сочувствие возвращала меня к той нежности, которую я испытала в святилище в пустыне. Я больше не стремилась избавиться от боли, скорее я училась внимательно относиться к ней. С самого начала эти практики привели меня к любящему, открытому и принимающему осознаванию, которое ощущалось как моя подлинная природа.

После нескольких лет самостоятельной практики медитации я посетила свой первый молчаливый ретрит в Обществе медитации осознанности (Insight Meditation Society) в Массачусетсе. Я знала, что оказалась дома. В конце одной из вечерних лекций учитель сказал то, что глубоко поразило меня: «Граница того, что мы можем принять, – это граница нашей свободы». Во время молчания, которое последовало за этим, на меня нахлынули воспоминания о том, от скольких переживаний в жизни я защищала себя. Я почувствовала стены, которые сама возвела, чтобы держаться подальше от других людей. Я осознала свое отвращение к физическому дискомфорту, к чувству страха и одиночества; я не могла простить себя за то, что причиняла боль другим, за то, что критиковала их, была эгоистичной и одержимой.

Когда учитель и большинство учеников покинули зал, я продолжила сидеть тихо и неподвижно. Мне хотелось узнать, каково это, когда все границы растворяются и жизнь просто течет сквозь тебя. Когда я расслабилась и открылась, мое сердце и ум наполнились нежностью ко всему, что казалось мне столь болезненным и неправильным в себе. Я осознала, что любой спор, который я вела с жизнью – от легкой самокритики до крайнего переживания стыда, – все это отделяло меня от любви и осознавания, моего подлинного дома.

С тех пор много раз, особенно когда я начинала критиковать себя или испытывала напряжение, я останавливалась и задавала себе вопрос: «Что, если бы я могла принять жизнь, принять это мгновение таким, какое оно есть?» Независимо от того, какой конкретно сценарий проигрывался в моем уме, уже только одно намерение принять свои переживания усиливало мое внимание и смягчало сердце. Я все ближе знакомилась с волнами переживаний, проходящими сквозь меня, и бегущий комментарий в моем уме становился менее навязчивым, а из тела уходило напряжение. И каждый раз, когда я, сохраняя чуткость, позволяю жизни быть такой, какая она есть, я испытываю яркое ощущение прибытия, как будто заново вхожу в меняющийся поток переживаний. Когда мы позволяем всему просто быть, мы открываем ворота в жизнь, чудесную и подлинную.

Когда мы позволяем всему просто быть, мы открываем ворота в жизнь, чудесную и подлинную.

Как пишет Сторм Джеймсон: «Есть только один мир – мир, который соприкасается с вами в эту самую минуту. Есть только одна минута, в которую вы действительно живы. Эта минута – здесь и сейчас. И есть только один способ жить: принимая каждую минуту как неповторимое чудо».

Мы все способны прийти к радикальному принятию – ясному распознаванию и сочувственному осознаванию, которые и есть наша подлинная природа. Но так как мы довольно легко впадаем в состояние транса неполноценности, нам необходимы одновременно искренняя решимость и действенные практики, чтобы пробудить ум и сердце. Учения и медитации, предложенные в этой книге, относятся к богатому духовному наследию, которое в течение веков направляло людей, ищущих подлинный мир и свободу. На духовном пути радикального принятия мы не боремся за совершенство, а скорее учимся любить себя и обретаем целостность.

Направляемая медитация: випассана. Практика осознанности

Буддийская практика для развития осознанности называется випассана. Дальше я дам небольшое введение в эту практику. Вы можете записать аудио или попросить кого-нибудь читать ее вам, пока не освоите ее.

Сядьте так, чтобы вы могли сохранять бдительность – позвоночник выпрямлен, но при этом вы не скованы. Это положение должно быть расслабленным. Закройте глаза и пусть ваши руки покоятся без усилий. Направьте свое осознавание на различные части тела, и там, где возможно, отпустите напряжение.

Мы очень легко погружаемся в свои мысли, поэтому випассана начинается со сосредоточения на дыхании. Использование дыхания в качестве основного объекта осознанности позволяет успокоить ум. Вы сможете быть бдительными к потоку жизни, который проходит через вас.

Сделайте пару полных вдохов и выдохов, и потом позвольте своему дыханию быть естественным. Обратите внимание, где вам легче всего обнаружить дыхание. Возможно, вы почувствуете, как оно входит и выходит из вашего носа. Возможно, вы почувствуете дыхание возле ноздрей или на своей верхней губе, возможно, почувствуете движение грудной клетки или живота. Осознавайте дыхание в одной из этих областей, например, там, где чувствуете его наиболее отчетливо.

Нет необходимости контролировать дыхание, цепляться за него или фиксировать на нем внимание. Нет «правильного» способа дышать. Осознайте, что действительно представляет собой дыхание – изменчивый поток ощущений.

Вы обнаружите, что ум естественным образом погружается в мысли. Мысли – не наши враги, и вам не нужно избавляться от них. Скорее вы учитесь распознавать их появление, не увлекаясь сюжетными линиями. Когда вы замечаете появление мыслей, вы можете подумать о них, как о старых знакомых: «Мысли, мысли». Потом, безо всяких оценок, мягко вернитесь непосредственно к дыханию. Пусть оно будет вашим домом, точкой вашего осознавания. Возможно, вы будете замечать и другие явления – шум проезжающих машин, тепло или холод, чувство голода – все они могут присутствовать как фон, не отвлекая вас.

Если какое-то ощущение становится интенсивным и требует внимания, сделайте его основным объектом осознанности. Вы можете ощущать жар или озноб, зуд, покалывание или ломоту. Сохраняйте мягкое, открытое осознавание и просто чувствуйте эти ощущения, как они есть. Приятные они или неприятные? Если вы пристальнее в них всматриваетесь, становятся они более интенсивными или исчезают? Обращайте внимание на то, как они меняются. Когда эти ощущения утратят свою интенсивность, верните осознанность на дыхание. Если же они настолько неприятные, что вы не в состоянии относиться к ним уравновешенно и спокойно, без колебаний снова возвращайте свое внимание на дыхание.

Таким же образом вы можете направлять осознанность на сильные эмоции – страх, грусть, возбуждение, горе. Встречайте каждое переживание с ясным и доброжелательным осознаванием, не цепляясь и не отвергая то, что происходит. Как эта эмоция ощущается в вашем теле? Где вы ощущаете ее наиболее отчетливо? Она неподвижна или движется? Насколько она велика? Каковы ваши мысли сейчас? Взбудораженные и яркие? Однообразные и скучные? Ваш ум напряжен или открыт? Замечайте, как меняются эмоции, когда вы обращаете на них внимание. Становятся они более интенсивными или ослабевают? Перетекают вдруг в друга? Гнев в печаль? Счастье в спокойствие? Когда эмоция больше не требует вашего внимания или захлестывает вас, или вы не знаете, куда направить внимание, расслабьтесь и вернитесь к дыханию.

Отдельные ощущения, эмоции и мысли, которые возникают во время практики осознанности, не так важны. Но наша готовность сохранять спокойствие и уделять внимание своим переживаниям, какими бы они ни были, засевает семена радикального принятия. Со временем мы научимся относиться к нашим преходящим переживаниям, в медитации и в повседневной жизни, с ясностью и добротой.

Глава 3 Искусство паузы: сидя под деревом Бодхи

Довольно. Хватит пары слов.

Нет слов – дыханья хватит.

А замер – просто рядом сядь.

Открытыми быть жизни мы не могли —

так жизнь прошла.

Но вот мы здесь.

Мы здесь.

Дэвид Уайт. Перевод Г. Власова

В 1950-х годах перед несколькими хорошо обученными пилотами ВВС США поставили крайне опасную задачу – они должны были летать на такой высоте, на которой ранее никто не летал. Когда они вышли за пределы плотных слоев атмосферы, они к своему ужасу обнаружили, что обычные законы аэродинамики там не работают. Том Вулф описывал это в книге «Нужная вещь»: «…самолет может войти в плоский штопор, как миска с кашей на навощенной пластиковой стойке, после чего начнет падать – не планировать и не пикировать, а именно падать, как кирпич…»

Первые пилоты, которые столкнулись с этой проблемой, лихорадочно пытались стабилизировать самолет, выполняя одно действие за другим. Чем яростнее они тянули рычаги управления, тем более неуправляемым становился полет. В беспомощности они кричали: «Что нам делать?», взывая к пункту управления полетами, и разбивались насмерть. Произошло несколько трагических случаев, прежде чем один из пилотов, Чак Йегер, случайно нашел решение.

Когда его самолет потерял управление, Йегер вылетел из кресла и потерял сознание. Пока он был в таком состоянии, его самолет стремительно приближался к земле. Через 11 километров самолет снова вошел в плотные слои атмосферы, где уже можно было применить обычные летные техники. Пилот пришел в себя, выровнял самолет и успешно приземлился. Он нашел единственный способ остаться живых в этой отчаянной ситуации: ничего не делать. Убрать руки с рычагов управления. И, как говорит Вулф, такое решение было «единственно возможным выбором». Оно противоречило всей предыдущей тренировке летчиков и даже основным инстинктам выживания, однако сработало.

В нашей жизни часто случаются ситуации, которые мы не можем контролировать. Мы оказываемся в обстоятельствах, в которых ни одна из наших стратегий не работает. Беспомощные и обескураженные, мы лихорадочно пытаемся как-то управлять происходящим. У нашего ребенка падает успеваемость, и мы выдаем одну угрозу за другой, пытаясь приструнить его. Кто-то нагрубил нам, и мы ту же наносим ответный удар или ретируемся. Мы допускаем ошибку на работе и пытаемся любой ценой скрыть или исправить ее. Мы идем на эмоциональные столкновения, нервно вырабатывая стратегию. Чем больше мы боимся неудачи, тем лихорадочнее работают наши ум и тело. Наши дни наполнены постоянным движением: планированием и беспокойством, привычными разговорами, согласованиями, телефонными звонками, покупками, смотрением в зеркало.

Когда мы делаем паузу, мы не знаем, что произойдет дальше.

Что бы произошло, если бы в разгар всей этой активности мы бы сознательно сняли руки с пульта управления? Только потеря сознания позволила Чаку Йегеру отказаться от непреодолимого стремления все контролировать. Что, если бы мы намеренно прервали все свои мысленные вычисления и суету, и просто сделали паузу и обратили внимание на внутренние переживания?

Умение брать паузу – это первый шаг в практике радикального принятия. Пауза – это приостановка деятельности, временное невовлечение, когда мы не движемся ни к какой цели. В отличие от отчаявшихся пилотов, мы больше не спрашиваем, что делать. Паузу можно взять посреди почти любой нашей деятельности, например, на несколько часов или лет нашей жизни. Мы можем взять паузу и выйти за пределы повседневной жизни – уйти в ретрит, провести время на природе или взять отпуск за свой счет. Мы можем сделать паузу в разговоре, опустив то, что собирались сказать, и по-настоящему выслушав нашего собеседника. Так мы сможем полностью побыть с другим человеком. Мы можем сделать паузу, когда что-нибудь приведет нас в восторг или опечалит. Мы просто позволим этим чувствам проявить себя. Во время паузы мы перестаем делать то, чем занимались до этого – думать, говорить, ходить, писать, планировать, беспокоиться, есть. Вместо этого мы должны всецело присутствовать в настоящем моменте, быть внимательными и, зачастую, физически неподвижными. Вы можете попробовать прямо сейчас: отложите книгу в сторону и просто сидите, ничего не делая. Отмечайте, что вы испытываете.

По своей природе пауза ограничена во времени. Мы возвращаемся к нашим занятиям, но уже с большей осознанностью. Теперь нам легче сделать правильный выбор. Во время паузы, например, перед тем как вонзить зубы в шоколадный батончик, вы можете распознать дрожь предвкушения, и, возможно, смутное чувство вины и самоосуждения. И потом съесть батончик, наслаждаясь его вкусом. Или же мы можем решить, что лучше пойти на пробежку, а батончик отложим в сторону. Мы не знаем, чего ожидать после паузы. Но, прерывая наше привычное поведение, мы создаем возможность для новых и конструктивных способов реагировать на наши желания и страхи.

Конечно, бывает неподходящее время для паузы: когда наш ребенок бежит в сторону оживленной дороги или кто-то собирается нас ударить. Мы быстро ищем способ защитить себя. Если мы вот-вот пропустим наш рейс, мы бежим к выходу на посадку. Но бо́льшая часть нашего повседневного бега и привычного контроля не служит выживанию и процветанию. Их источник – ни на чем не основанное беспокойство, ощущение, что что-то не так или чего-то не хватает. Даже когда наш страх возникает перед лицом действительной неудачи, потери или, как в случае военных летчиков, смерти, наше инстинктивное напряжение и энергичные усилия часто неэффективны и неразумны.

Умение брать паузу – это первый шаг в практике радикального принятия.

Если мы уберем руки с пульта управления и сделаем паузу, у нас появится возможность ясно увидеть, какие желания и страхи движут нами в этот момент. Мы осознаем, как ощущение «что-то не так» или «чего-то не хватает» заставляет нас полагаться на будущее, искать какой-то другой путь. Благодаря этому у нас появляется выбор: мы можем продолжить тщетные попытки контролировать свои переживания или же встретить нашу уязвимость с мудростью радикального принятия.

Во время паузы, которую я взяла в том святилище в пустыне, я увидела, как сильно застряла в своих мысленных историях и страдании транса неполноценности. Оставаясь на месте и отбросив другие занятия, я повернулась лицом к чувству стыда и страха, от которых убегала много лет. Фактически, пауза и принятие интенсивности своих страданий были для меня единственным способом ослабить хватку транса неполноценности.

Часто именно тогда, когда нам особенно необходима пауза, сама мысль об этом кажется невыносимой. Последнее, что нам хочется сделать – это взять паузу в минуту гнева либо когда мы переполнены печалью или желанием. Мысль о том, чтобы отпустить рычаги управления, противоречит нашим основным инстинктивным способам получить желаемое. Такая пауза ощущается нами как беспомощное падение – мы не имеем ни малейшего представления, что случится дальше. Мы боимся, что нас поглотит сила нашего гнева или скорби, или желания. Однако пока мы не откроемся переживанию каждого мгновения, радикальное принятие будет невозможно.

Шарлотта Йоко Бек, дзен-мастер и писатель, учит, что секрет духовной жизни заключается в способности «…повернуться к тому, от чего мы бежим всю жизнь, покоиться в физическом переживании настоящего момента – даже если это чувство унижения, неудачи, отказа, несправедливости». Благодаря искусству делать паузу мы перестаем прятаться, бежать от своих переживаний; начинаем доверять своему уму, мудрому сердцу, способности открыться всему, что возникает. Это похоже на пробуждение ото сна: в момент паузы наш транс неполноценности рассеивается и становится возможным радикальное принятие.

Бегство усугубляет транс неполноценности

Одна народная сказка рассказывает о человеке, который настолько боялся своей тени, что пытался убежать от нее. Он был уверен: если сможет оставить ее позади, то станет счастливым. Его отчаяние росло, когда он видел, что тень все равно следует за ним, как бы быстро он ни бежал. Он не собирался сдаваться и бежал все быстрее и быстрее, пока не рухнул замертво. А ему надо было всего лишь зайти в тень и сесть отдохнуть, и тогда его собственная тень исчезла бы.

Наша собственная личная тень состоит из тех аспектов нашего существа, которые мы считаем неприемлемыми. Наша семья и культура с ранних лет дают нам понять, какие качества ценятся обществом в человеке, а какие осуждаются. И поскольку мы хотим, чтобы нас принимали и любили, мы стараемся сформировать и показать привлекательное для окружающих «я». Нам кажется, что так мы сможем сохранить свою идентичность. Но мы неизбежно проявляем свою природную агрессию или потребность в одобрении окружающих, или страх. Эти эмоциональные компоненты часто представляют собой табу, и важные для нас люди реагируют на это. Не важно, мягко ли нас отругали, проигнорировали или жестко отвергли – на каком-то уровне мы все равно чувствуем, что нас оттолкнули, и испытываем боль.

По мере того как мы регулярно подавляем эмоции, из-за которых нас могут отвергнуть другие, эта тень превращается в движущий аспект нашей психики. Мы можем глубоко спрятать и не показывать свое по-детски непосредственное воодушевление, игнорировать гнев, пока он не превратится в узел в нашем теле, маскировать страхи, постоянно критикуя и упрекая себя. Корни нашей тени – в стыде, вызванном чувством неполноценности.

Чем сильнее наше чувство неполноценности и того, что мы недостойны любви, тем отчаяннее мы бежим от тисков тени. Но убегая от того, чего боимся, мы лишь питаем нашу внутреннюю темноту. Если мы отвергаем часть себя, то тем самым признаем свою изначальную неполноценность. Под «мне не стоит так сердиться» скрывается «со мной что-то не так, если я так поступаю». Мы как будто застряли в зыбучих песках, и наши лихорадочные попытки выбраться из нашей «нехорошести» затягивают нас все глубже. Наше стремление убежать от тени лишь усиливает восприятие себя как нерешительного, несостоятельного «я».

Пока мы не откроемся переживанию каждого мгновения, радикальное принятие будет невозможно.

Когда Лора пришла ко мне на психотерапию, ее способ прятаться от тени практически разрушил ее брак. Ее муж Фил сказал, что она превратилась в «мину, готовую взорваться при моем малейшем неверном движении». На первых встречах ее чувствительность и драматический ореол привлекали его. Лора был медсестрой, и Филу, как и многим ее пациентам, нравились ее успокаивающие прикосновения и забота о его благополучии. Лоре тоже нравилось проводить время с Филом. Ее привлекали его ум и находчивость. Но после нескольких месяцев замужества она стала воспринимать его острый ум и едкий юмор как оружие, нацеленное на нее. Она болезненно воспринимала комментарии Фила о том, как она водит машину или убирает блюда со стола. Она чувствовала себя униженной. Все внутри нее сжималось, и ей казалось, что она абсолютно несостоятельна. Часто то, что он оценивает ее, вызывало у Лоры гнев, и она в ярости обрушивалась на него. Вспышки гнева и были основной стратегией Лоры, чтобы убежать от собственной тени стыда.

Из их брака исчезла близость – они едва разговаривали. Юрист по профессии, Фил всегда мог доказать, что в любой ситуации виновата была Лора. Когда это происходило, Лора сначала кричала на него, а потом стремительно уносилась прочь. Когда она пришла ко мне на терапию, она заключила: «Нам даже не стоит пытаться разговаривать. Он всегда мистер рациональность, а я всегда начинаю кричать».

Вечером накануне нашей первой встречи случилась довольно типичная для их отношений ситуация. Лора горячо поспорила со своей начальницей в больнице и ушла с работы. За ужином, когда она рассказывала Филу о том, что случилось, он проявлял нетерпение. Когда зазвонил телефон, он ответил и отправился в свой кабинет. Лора пошла за ним и стояла в проеме, ожидая его. Сразу же после того, как Фил договорил, он включил телевизор. На что Лора с сарказмом заметила: «Ты заинтересован в любых новостях, но только не моих». Фил ответил с раздражением: «Это был Натан. Он сказал мне включить «Фокс Ньюз» прямо сейчас, чтобы кое-что увидеть. Почему ты всегда интерпретируешь мое поведение как личное оскорбление? Если ты так вела себя со своей начальницей, то она, должно быть, рада, что ты ушла». Глаза Лоры засверкали, и в лицо ударила краска: «Я знаю, о чем ты думаешь… Почему бы тебе просто не сказать это, Фил? Ты был бы рад, если бы я ушла. Ведь так? Так?» Лора схватила одну из книг по юриспруденции и кинула ее в телевизор с криком: «Ты просто хочешь избавиться от меня! Может быть, ты и получишь то, что хочешь!» Вторая книга пролетела совсем близко от его головы. Той ночью они опять спали в разных комнатах.

В детстве Лоре пришлось научиться ограждать себя от изменчивой и критичной матери. Одно мгновение они хорошо проводили время вместе, а в следующее мать уже нападала на Лору за то, что она никогда не убирает свою комнату или ужасно выглядит с такой челкой. Когда Лора стала подростком, резкие изменения в ее гормональной системе и химия тела уже не позволяли сдерживать боль и гнев. Когда мать ругала ее за манеру одеваться, за неуклюжесть, дружбу с неудачниками, за глупость и неспособность окончить хороший колледж, Лора начинала кричать в ответ. Она хамила матери и ночевала у друзей, чтобы только не слышать постоянных упреков, что «она все делает не так». Когда она все же оказывалась дома, и они спорили, Лора поражалась силе своего гнева. Ей казалось, что внутри нее сидит демон, который, представься ему такая возможность, может и убить. К тому времени, когда она стала жить самостоятельно, вспышки ярости стали для нее привычными.

На первых сеансах терапии Лора призналась, что в большинстве отношений она чувствовала себя легкоранимой и занимала оборонительную позицию – будь то отношения с друзьями, с семьей, на работе. Все всегда было драматично. Если ей казалось, что кто-то к ней критично относится, она избегала этих людей или обрушивалась на них с гневом, и отношения на этом заканчивались. Когда ее вызвала к себе начальница и задала острые вопросы о напряженности в отношениях между ней и другой медсестрой, Лора стала защищаться с явной враждебностью. Когда начальница предложила ей успокоиться, чтобы они могли нормально поговорить, Лора заявила, что увольняется, и ушла.

Модели поведения, которые мы используем для защиты от боли, лишь усиливают наше страдание.

В какой бы ситуации она ни оказывалась, когда возникало ощущение, что она недостаточно хороша, Лору уносило в детство, где ей не оставалось ничего другого, кроме как защищать себя. Любой из нас, если ткнуть в больную точку неуверенности, легко скатится в состояние полного транса неполноценности. В такие моменты кажется: у нас нет выбора, что чувствовать, думать, говорить или делать. Скорее мы «действуем автоматически», реагируем самым привычным образом, чтобы защититься, скрыть нашу рану.

Как в случае с любыми зависимостями, те модели поведения, которые мы используем для защиты от боли, лишь усиливают наше страдание. Наши стратегии бегства не только укрепляют ощущение, что с нами что-то не так, они также не позволяют нам уделить внимание тем аспектам нашего «я», которые, если мы хотим исцелиться, требуют этого больше всего. Как проницательно заметил Карл Юнг, те аспекты нашей психики, с которыми мы не сталкиваемся и которые не ощущаем, и есть источник всех неврозов и страданий. Вспышки гнева Лоры не только маскировали ее боль и стыд, но усиливали их действие, когда она теряла над собой контроль. Это был порочный круг: чем более виноватой она себя чувствовала, тем сильнее она нападала на других, чтобы защититься и спрятать стыд. Когда мы встречаемся со своим страхом и стыдом и переживаем их, вместо того чтобы привычно избегать, мы начинаем выходить из транса неполноценности. Мы становимся свободными и можем реагировать на обстоятельства так, чтобы испытывать при этом подлинное спокойствие и счастье.

Когда мы прекращаем бег: обретение способности жить в настоящем мгновении

Сиддхартха Гаутама, будущий Будда, был сыном богатого раджи, который правил прекрасным княжеством у подножья Гималаев. Перед рождением принца советники короля предсказали, что он или отречется от мирской жизни и станет святым, или же он станет великим правителем. Отец Сиддхартхи очень хотел, чтобы сын последовал по его стопам. Он знал, что осознание страданий мира направит его сына на поиск духовного пути, и поэтому окружил его красотой, богатством и наполнил жизнь сына непрерывными развлечениями. О принце заботились только добрые и красивые люди.

Конечно, план короля оградить сына от страданий провалился. История гласит, что когда Сиддхартхе исполнилось 29 лет, он настоял на выезде за пределы дворца со своим возничим Чанной. Узнав о намерении сына, король приказал своим поданным убрать и украсить улицы, спрятать бедных и больных. Но у богов были другие планы – они явились принцу в облике больного человека, старика и трупа. Это была отличная способность пробудить Сиддхартху. И когда юноша осознал, что страдание – неотъемлемая часть существования, его взгляд на жизнь как нечто комфортное переменился. Он исполнился решимости выяснить, как люди могут обрести свободу и счастье перед лицом такого страдания. Для этого он покинул дворец, оставил родителей, жену и сына. Сиддхартха сбежал из дворца под покровом ночи – отправился на поиски истины, способной освободить дух и сердце.

Большинство из нас проводят годы, пытаясь заточить себя внутри дворцовых стен. Мы гонимся за удовольствием и чувством уверенности, которые, как мы надеемся, принесут нам долговременное счастье. Но все же, как бы ни были счастливы, мы неизбежно столкнемся с кризисом. Это может быть развод, смерть любимого человека, серьезная болезнь. Пытаясь избежать боли и контролируя свои переживания, мы отдаляемся от силы наших чувств, игнорируем или отрицаем наши подлинные физические и эмоциональные потребности.

Поскольку Сиддхартха был привязан к удовольствиям, путь отрицания сначала выглядел как путь к свободе. Он присоединился к группе аскетов и стал практиковать, лишая себя сна и еды и применяя другие йогические методы. Через несколько лет Сиддхартха осознал, что он истощен и болен, и при этом не приблизился к духовному освобождению, к которому так стремился. Он покинул аскетов и направился на берег близлежащей реки. Лежа там почти при смерти, он выкрикнул: «Определенно, должен быть другой путь к просветлению!» Он закрыл глаза, и погрузился в воспоминание, похожее на сон.

Во время ежегодного празднования весенней вспашки няньки Сиддхартхи оставили его отдыхать под цветущей яблоней на краю поля. Он сидел в прохладной тени дерева, наблюдая за тем, как работают мужчины, как пот застилает их лица. Он видел, как напрягается бык, когда тянет плуг, как умирают насекомые в срезанной траве и свежевспаханной земле. И Сиддхартха ощутил печаль из-за страдания, которое испытывают все живые существа. Нежность этого сочувствия сделала его очень открытым. Он посмотрел вверх и был поражен синевой неба. Птицы парили в небе свободно и грациозно. Воздух был наполнен ароматом цветущих яблонь. В потоке и святом таинстве жизни было место и для безграничной радости, и для печали. Он почувствовал абсолютное умиротворение.

Воспоминание об этом переживании дало Сиддхартхе абсолютно другое понимание о пути к освобождению. Если маленький ребенок безо всякой подготовки смог почувствовать вкус свободы, спонтанно и без усилий, значит, это состояние – неотъемлемая часть человека. Наверное, можно достигнуть пробуждения, перестав бороться и – как это получилось у Сиддхартхи в детстве – встречая все проявления жизни с нежностью и открытым осознаванием.

Какие условия сделали этот детский опыт глубокого осознавания возможным?

Если мы посмотрим на свою жизнь, то увидим, что такие мгновения осознавания часто возникают, когда мы сохраняем неподвижность или находимся в уединении. Мы вышли за пределы обычной суеты и вошли в открытость и ясность «вневременности». Если бы Сиддхартху отвлекала болтовня нянек или игра с другими детьми, он не был бы столь внимателен и открыт своим внутренним переживаниям. В это мгновение, отдыхая под цветущей яблоней, он ни гнался за удовольствиями, ни отталкивал страдание мира. Сделав паузу, он открылся естественной пробужденности и внутренней свободе.

На санкскрите мара означает «заблуждение», подобное сну неведение, которое опутывает нас сетями страстных желаний и страхов.

Вдохновленный своим детским опытом, Сиддхартха приступил к новым поискам подлинной свободы. Он искупался в реке, съел сладкий рис, предложенный ему деревенской девушкой, а потом заснул и увидел чудесные сны. Когда он проснулся, свежий и полный сил, то снова сел в уединении под баньяном, теперь известном как дерево Бодхи, и принял решение не двигаться с места до обретения полного освобождения.

Образ Будды, сидящего под деревом Бодхи, – один из великих символов силы паузы. Сиддхартха больше не цеплялся за удовольствие и не убегал от своих переживаний. Он полностью открылся изменчивому потоку жизни. Это отношение, когда вы не цепляетесь за какое-либо переживание и не отталкиваете его, известно теперь как Срединный путь. Оно характеризует то осознавание, которого мы достигаем в момент паузы, открываясь всему, что приносит нам жизнь, включая те аспекты нашей психики, с которыми мы раньше не сталкивались и не подозревали о них.

Когда будущий Будда принял решение оставаться под деревом Бодхи, он столкнулся лицом к лицу с темной стороной человеческой натуры. Она воплотилась в демоне по имени Мара. На санкскрите мара означает «заблуждение», подобное сну неведение, которое опутывает нас сетями страстных желаний и страхов. Это заблуждение омрачает нашу просветленную природу. Традиционно говорится, что Мара может принимать разные формы – урагана, прекрасной искусительницы, гневных демонов, огромных армий. Когда искусительница явилась перед Сиддхартхтой, он полностью осознавал невероятную привлекательность соблазна, но все же продолжал сидеть неподвижно. Он не цеплялся за желание, возникшее в теле и уме, и не отталкивал его. Когда Мара превратился в огромного демона с клыками и когтями, который бросился вперед, чтобы атаковать Сиддхартху, тот храбро и осознано открылся страху. Он не пытался убежать или дать отпор. Он сохранял внимательность, вместо того чтобы немедленно реагировать, и тем самым смотрел за пределы заблуждения об отдельно существующем «я», которое обрекает нас на страдание.

В течение ночи армии Мары атаковали Сиддхартху и поливали его дождем из стрел жадности и ненависти. Он встречал каждую из них с открытым и нежным сердцем, и они превращались в цветы, которые мягко падали к его ногам. Проходили часы, количество ароматных лепестков росло, и Сиддхартха становился все более умиротворенным и свободным.

С приближением рассвета Мара бросил Сиддхартхе самый большой вызов – он потребовал, чтобы тот доказал свое право занимать трон свободы. В ответ будущий Будда дотронулся до земли, призывая ее засвидетельствовать его тысячи жизней сострадания. Земля затряслась в яростном подтверждении этих слов, небо потемнело, и загремел гром. Мара бежал в испуге, и вместе с ним растворились последние следы заблуждения. Когда на небе появилась утренняя звезда, подобная сверкающему алмазу на горизонте, Сиддхартха обрел свободу. Он распознал свою чистую природу – любящее, сияющее осознавание – и стал Буддой, Пробужденным.

Практика радикального принятия начинается с того, что мы делаем паузы под деревом Бодхи. Так же, как Будда с готовностью открылся навстречу Маре, мы делаем паузу и открываемся всему, что предлагает нам жизнь в каждое мгновение. Таким образом мы, по выражению вьетнамского буддийского монаха Тит Нат Хана, «приходим на свидание с жизнью».

Пауза при виде Мары

Во время наших сеансов терапии Лора стала называть свою мать «драконом» из-за испепеляющей силы ее слов. На одной из встреч, после разговора о ее матери, мы сделали управляемую визуализацию. В процессе этого упражнения Лора увидела, как борется с настоящим драконом. Она ползла по земле, скрывалась за валунами, забиралась на деревья и пряталась в их ветвях, старалась не попадаться ему на глаза и пыталась убежать от его огненного дыхания. Погруженная в эти переживания, она сказала мне, что чувствует себя слабой, ее утомили попытки бегства, и она слишком маленькая, чтобы бороться. Я спросила ее, что она хочет сделать. «Сдаться, прекратить бежать». – «Что тогда случится с тобой?» – «Я не знаю, возможно, я умру, будет слишком больно». – «Что будет слишком больно?» Лора не отвечала минуту или две, а потом сказала: «Я увижу, что у меня больше нет матери, что это правда – она и есть дракон. Нет никого, кто любил бы меня… Я слишком ужасна и недостойна любви». Лора расплакалась, когда осознала, что ей хотелось, чтобы вместо дракона появилась ее настоящая мать, которая заботилась бы о ней. Она предпочитала бежать, лишь бы не обжечься правдой и не чувствовать себя плохой и недостойной любви. Но теперь эта надежда исчезла, и Лора повернулась к чувствам, от которых пряталась всю жизнь.

Образ Будды, сидящего под деревом Бодхи, – один из великих символов силы паузы.

Мы не сможем распознать наше действительное переживание, пока не остановим всю мысленную активность, пока не прекратим свои бесконечные занятия. Как и Лора, мы первым делом учимся избегать этих переживаний. И мысль о том, чтобы остановиться, может привести нас в ужас. Для того чтобы сидеть под деревом Бодхи и встречать стрелы Мары, требуются мужество и решимость. Лоре понадобилось и то и другое, чтобы вырваться из привычных схем поведения, которые разрушили ее жизнь. В конце сеанса я спросила ее, узнала ли она, как на самом деле выглядит дракон. Вместо того чтобы сражаться или бежать, посмотрела ли она ему хоть раз в глаза, когда он нападал на нее?

На следующей встрече я сказала Лоре, что она может научиться смотреть дракону в лицо. Искусство паузы, как я это называю, позволит ей обрести необходимую для этого внутреннюю силу. В ситуации, когда в ней нарастают страх и гнев, она может свернуть всю внешнюю активность и просто смотреть на то, что происходит внутри нее. Я сказала ей, что если в болезненных ситуациях она сможет сделать паузу, вместо того чтобы кричать и убегать прочь, то со временем она обретет внутренние ресурсы и сможет реагировать на все с мудростью. На наших сеансах мы стали учиться брать паузу.

Я попросила Лору закрыть глаза и вспомнить недавний конфликт в больнице. Я хотела, чтобы она как можно более отчетливо ощутила свои чувства в тот момент, когда ее начальница возложила вину за сложившуюся ситуацию на нее. Когда я предложила ей представить, что она сделала паузу прямо посреди этих интенсивных переживаний, ее рот сжался, а подбородок начал дрожать. Заметив, что ее тело окаменело, я мягко попросила ее сделать несколько полных вдохов и выдохов. «О чем ты думаешь, Лора?» Без колебаний Лора ответила: «Она стерва. Почему она решила, что это я создаю проблемы? Она даже не знает, что случилось!» Она помолчала несколько секунд, а потом с горечью добавила: «Она заставила меня почувствовать, что я совершила ошибку, прямо как моя мать… Я снова была неправа».

Пока бык находится в ярости и реагирует на действия матадора, ведущий на арене – матадор.

Когда я спросила ее про физические ощущения, она ответила: «Мое лицо горит… у меня давит в груди, и, кажется, что она сейчас разорвется». Я попросила ее дальше удерживать паузу и пережить эти ощущения. Неожиданно она вспылила: «Так неправильно! Я что, должна быть легкой добычей и просто позволять людям унижать меня?» Лора открыла глаза и начала плакать. «Тара, когда кто-то критикует меня, я не могу это выдержать. Я сразу проигрываю… Мне кажется, будто я должна с ними бороться. Если я сделаю паузу, боюсь, что взорвусь изнутри». Лора спрятала заплаканное лицо в ладонях и сказала: «Мне так стыдно. Я совсем не тот человек, которым хочу быть».

Когда мы впервые пытаемся сделать паузу, нас легко могут переполнить болезненные чувства, которые определяли наше поведение в течение долгих лет. Крайне важно продвигаться постепенно, и, если это возможно, опираясь на поддержку других. Так же, как мы делали это с Лорой на наших встречах, очень полезно представлять недавние или правдоподобные ситуации. И если мы оказываемся в эмоционально напряженной ситуации, для начала лучше сделать нескольких глубоких вдохов, сознательно расслабляя тело и ум, потом найти спокойное безопасное место и взять паузу.

На наших сеансах Лора начала делать паузы, они длились не больше минуты. Со временем она научилась принимать волны сильных переживаний, когда чувство неуверенности, которого она избегала годами, стало подниматься на поверхность. Однако ей понадобилось некоторое количество сеансов, прежде чем она смогла найти в такой паузе настоящее убежище – место, где она могла бы осознавать свою боль и при этом не быть одержимой или переполненной ею. В конечном счете умение брать паузу позволило ей вернуться домой, к самой себе.

В корриде есть интересная параллель с паузой, как местом убежища и обновления. Считается, что во время корриды бык может найти свою зону безопасности на арене. И там он может снова обрести силу и мощь. Это место и такое внутреннее состояние называются querencia (исп. привязанность к родным местам). Пока бык находится в ярости и реагирует на действия матадора, ведущий на арене – матадор. Но когда бык обретает querencia, он собирается с силами и теряет страх. С точки зрения матадора, в этот момент бык особенно опасен, поскольку максимально использует свою силу. Каждый раз, когда Лору раздражали и она очень эмоционально реагировала на врага, то теряла равновесие, все больше погружаясь в чувство страха и стыда. В то время как силы Мары, матадора Лоры, только прибывали. Когда она научилась делать паузу и обретать querencia, она стала реагировать на обстоятельства более уравновешенно и эффективно.

Однажды Лора пришла ко мне и сказала, что произошел настоящий сдвиг. На праздничном ужине в честь дня рождения брата мать снова начала нападать на нее. Она хотела узнать, когда Лора начнет искать новую работу медсестры. Прежде чем Лора смогла ответить, мать наклонилась вперед и насмешливо сказала резким голосом: «О, можешь не говорить. Я знаю. Ты ждешь, что работа сама свалится тебе в руки… как манна небесная». Молчание Лоры послужило для ее матери зеленым светом, и она продолжила нападение: «И что, ты хочешь, чтобы Фил содержал тебя всю жизнь?»

С громко бьющимся сердцем Лора взяла паузу и сделала несколько глубоких вдохов. Она чувствовала жар в груди, как будто ее пронзили ножом, и все в ней хотело кричать от гнева. Но вместо этого она просто сказала: «Я не знаю, мам», и откинулась на стуле. «Понятно», – ответила мать, возможно, удивленная столь лаконичным ответом на свой выпад. После этого она повернулась к брату Лоры и продолжила разговор с ним.

Лора не знала, что произойдет дальше. Когда она сделала паузу, она чувствовала дрожь в теле. Ей казалось, что ее грудь сейчас разорвется. Она смогла заметить, как у нее в голове проносится: «Лора всегда все портит», «Лора – бешеная истеричка». Во всем этом шуме она услышала, как внутренний голос шепчет: «Какой ужас… но я это выдержу». Она уже много раз чувствовала подобные приступы на наших сессиях и знала, что вполне может их вынести, это не продлится долго. Когда Лора расслабилась, она почувствовала, как расширяются ее грудная клетка и горло. Острая боль стала растворяться, и на ее месте возникла глубокая печаль. Она позволила всем этим чувствам раскрыться, и ей казалось, что она мягко заботится о своих внутренних ранах.

В напряженной ситуации лучше сделать нескольких глубоких вдохов, найти безопасное место и взять паузу.

Вырвавшись из ловушки транса неполноценности, Лора увидела, что у нее есть выбор. Она могла остаться до конца вечера или пойти домой. Она могла открыто поговорить с матерью и сказать, почему еще не нашла работу. Или же она могла позволить инциденту сойти на нет. Какой бы ответ она ни выбрала, он все равно возник из ее нового отношения к себе. Умение делать паузу позволило Лоре принимать все свои чувства, и она ощущала только удивительную теплоту и доброту. Когда она смотрела на свою мать, она почувствовала, как в ней поднимается нежность. Она увидела женщину, которая запуталась в собственной неуверенности: слова бесконтрольно вылетают из ее рта, руки сжаты в кулаки… Когда они расставались тем вечером, Лора смогла посмотреть своей матери в глаза, взять ее за руку, улыбнуться ей.

Лора посмотрела в лицо дракона – дракона и ее матери, и ее собственного. Под маской гнева матери она обнаружила глубоко раненного человека. Точно так же дракон Лоры охранял ее собственную уязвимость, ее страх быть плохой, ее стыд. Под слоем острых чешуек она обнаружила доброе и мягкое сердце. Поэт Райнер Мария Рильке выразил глубокое понимание драконов, с которыми мы все сталкиваемся: «Можно ли нам забыть те древние мифы, которые стоят у истока всех народов, мифы о драконах, которые в минуту крайней опасности могут неожиданно обернуться принцессами. Быть может, все драконы нашей жизни – это принцессы, которые лишь ждут той минуты, когда увидят нас прекрасными и храбрыми. Быть может, все страшное, в конце концов, есть лишь то беспомощное, что ожидает нашей помощи».

Искусство паузы – плодородная почва для мудрых действий

Научившись брать паузу, Лора была готова узнать, что еще может ей помочь сохранить брак. Мы понимали, что ей понадобится время, чтобы избавиться от привычки идти в контрнаступление. На наших встречах мы рассматривали разнообразные сценарии, которые можно было бы применить, когда Фил критиковал ее. Если Лора чувствовала, что сейчас взорвется, она могла взять паузу, сказать Филу, что берет тайм-аут, и они поговорят позже. Потом она могла пойти в другую комнату и осознать, в ловушку какой истории попала на этот раз и как она себя чувствует. Если она все же взрывалась, то могла прервать спор, сделав паузу, и через несколько мгновений постараться объяснить Филу, что чувствует в этот момент. Она могла спросить его, что чувствует он. Мы даже представили такую ситуацию, что после его паузы ей будет комфортно взять его за руку и просто немного помолчать.

Когда после такой паузы Лора впервые попыталась сказать Филу, что она чувствует в этот момент, он оказался к этому не готов. Привыкший к тому, что все общение с ней заканчивается, когда она в гневе уносится прочь, он остановил ее на полуслове и сказал: «Лора, я устал от твоих бесконечных драм. Нам обязательно проходить через это снова?» Не дождавшись ответа, он схватил газету и вышел из комнаты. На той неделе Лора спросила меня: «Тара, как это может сработать, если только я делаю что-то?» Конечно, Лора не могла в одиночку изменить сложившиеся в браке шаблоны поведения, но она могла положить начало этим изменениям.

Даже если только один человек в отношениях практикует такие паузы и открывается радикальному принятию, это может освободить из безнадежной ситуации обоих. Пауза нарушает укоренившиеся шаблоны взаимодействия. Когда прерывается порочный круг критики и непонимания, мы можем распознать подсознательные убеждения и чувства, которые лежат в основе проблемы. И такое прозрение естественным образом способствует тому, что мы делаем более мудрый выбор. Если один из партнеров решает слушать другого внимательнее или не отпускать язвительные комментарии, другой может стать более расслабленным, ослабить оборону. И хотя пауза не всегда может спасти искалеченные отношения, она неизбежно приведет ситуацию к какому-то разрешению.

Для Лоры пауза сделала возможным настоящее общение с мужем. Поворотным моментом стал тот вечер, когда Фил сказал ей, что не сможет взять целую неделю отпуска для их совместного путешествия. Они тут же начали привычный спор. Посреди него Лора сделала паузу. И потом медленно сказала тихим голосом: «Я снова испытываю этот страх – что на самом деле ты не хочешь быть со мной. И когда я чувствую себя так, мне просто нужен какой-то знак, что на самом деле тебе не все равно».

Сначала Фил отреагировал на это с раздражением: «Знаешь, Лора, мне кажется, если я не готов расшибиться в лепешку, чтобы успокоить твое хрупкое „я“, то ты взорвешься. Я не хочу быть заложником твоего гнева». Его слова повисли в воздухе и, когда Лора не стала тут же защищаться, что-то изменилось и в Филе. Через несколько мгновений он добавил более мягким голосом: «Мне сложно проявлять привязанность по требованию. Когда ты хочешь, чтобы я тебя разубедил, забрал назад свое критическое замечание… ну, мне кажется, что ты мной манипулируешь. Но если честно, Лора, я ненавижу себя за то, как обращаюсь с тобой». Лора даже не представляла, что может услышать от него такое. Она смогла сказать ему, какой униженной чувствовала себя после своих вспышек гнева. После долгого молчания она сказала: «Фил, я не могу поверить, как тяжело это было… быть так далеко друг от друга». К концу вечера они решили, что, возможно, им поможет посещение семейного психолога.

Со временем Фил и Лора смогли вернуть теплые и веселые отношения. Лора освободилась от связывающих ее оков гнева по отношению к Филу и чувствовала, что ее сексуальность снова пробудилась. В их отношения вернулась глубокая близость. Лора приписывала это обновление отношений силе паузы. Атмосфера паузы была притягательна – Фил также замедлил свои реакции, он стал замечать и принимать то, что на самом деле чувствовал. Для них обоих открытость в словах и действиях, возникающая благодаря паузе, привела к росту нежности и доверия.

Драгоценные мгновения свободы

Мы учимся радикальному принятию, делая паузы снова и снова. В тот самый момент, когда мы уже готовы взорваться и начать гневную тираду, мы этого не делаем. Когда мы чувствуем беспокойство, вместо того чтобы включить телевизор или звонить по телефону, или постоянно думать об этом, мы садимся и переживаем дискомфорт или беспокойство. В этой паузе мы отпускаем наши мысли и все дела, близко соприкасаемся с тем, что происходит в нашем теле, сердце и уме.

Пауза в качестве техники может показаться нам незнакомой, некомфортной или идущей вразрез с нашим привычным образом жизни. Но, по сути, есть много мгновений – когда мы принимаем душ, ходим, ведем машину, – когда мы отпускаем свои тревоги и просто осознаем жизнь и позволяем всему быть, как оно есть. Мы можем сделать паузу, рассматривая появившуюся весной зелень. Или в супермаркете, чтобы посмотреть на лицо младенца. Когда мы наконец понимаем, как решить проблему, с которой пытались справиться, наша пауза может быть вздохом, вместе с которым расслабляются наше тело и ум. В конце дня мы можем переживать естественную паузу, когда ложимся в постель и отпускаем все мысли и тревоги.

Мы также можем намеренно делать паузу во время повседневных занятий. Я часто делаю паузу, прежде чем выйти из машины, и просто ощущаю, что происходит внутри меня. Иногда, когда я заканчиваю телефонный разговор, я просто сижу за столом, дышу, слушаю, не приступаю к следующему делу. Или же я могу прервать уборку в доме и послушать музыку, которую включила, чтобы не скучать. Мы можем сделать паузу на вершине горы или в метро, когда находимся среди людей или медитируем в одиночестве.

Аджан Буддадаса называет эти моменты естественной и намеренной передышки «временной нирваной». Мы соприкасаемся со свободой, которая возможна в любой момент, когда мы не цепляемся за свои переживания и не сопротивляемся им. Он пишет, что без таких моментов передышки «…живые существа или умерли бы, или сошли с ума. Но мы выживаем, потому что есть естественные периоды спокойствия, целостности и свободы. На самом деле они длятся дольше, чем вспышки нашего цепляния и страха. Именно эти периоды поддерживают нас».

Паузы в нашей жизни наполняют переживания полнотой и смыслом. Однажды известного пианиста Артура Рубинштейна спросили: «Как вы так хорошо справляетесь с нотами?». Он тут же страстно ответил: «Я справляюсь с нотами не лучше, чем многие другие, но вот паузы – ах! Именно в них заключено искусство». Как пауза в партитуре, чистое безмолвие паузы формирует фон, который придает всему происходящему на первом плане ясность и свежесть. Мгновение, которое возникает из паузы, подобно хорошо звучащей ноте, отражает подлинность, целостность, истину о том, кто мы есть.

Умение делать паузу – это ворота к радикальному принятию. В момент паузы мы освобождаем пространство для жизни, которая все время течет сквозь нас и которой мы привычно пренебрегаем. Мы уделяем внимание паузе. Только расслабившись под «деревом Бодхи», мы осознаем естественную свободу нашего сердца и осознавания. Подобно Будде, вместо того чтобы убегать прочь, мы должны решиться на то, чтобы пребывать здесь и сейчас, с полным осознаванием.

Направляемое размышление: скусство паузы

Пауза позволяет нам соприкоснуться с настоящим моментом. Особенно в те мгновения, когда мы за что-то боремся, чем-то одержимы и обращаемся к будущему, пауза позволит нам снова соприкоснуться с таинственностью и жизненной силой, которые есть только здесь и сейчас.

Выберите время, когда вы целенаправленно чем-то занимаетесь – читаете, работаете за компьютером, убираетесь или едите. Попробуйте в этот момент сделать паузу на минуту или две. Бросьте свои дела, сядьте комфортно и закройте глаза. Сделайте несколько глубоких вдохов и с каждым выдохом отпускайте все свои беспокойства и мысли о том, чем вы будете заниматься дальше. Позвольте напряжению уйти из вашего тела.

Теперь обратите внимание на свои ощущения во время такой паузы. Какие ощущения вы осознаете в своем теле? Чувствуете ли вы тревогу или беспокойство, когда пытаетесь выйти за пределы своих мысленных историй? Тянет ли вас вернуться к тому, чем вы занимались? Можете ли вы просто позволить всему происходить? Всему, что происходит сейчас внутри вас.

Вы можете включить эту практику в повседневную жизнь, делая паузу каждый час или, например, в начале и конце какого-нибудь дела. Можете делать паузу, когда сидите, стоите или лежите. Даже в движении, когда вы гуляете или ведете машину, вы можете делать внутреннюю паузу, не закрывая глаза и сохраняя бдительность. В любой момент, когда вы почувствуете, что застряли на чем-то или опустошены, вы можете тут же вернуть свежесть ощущений, сделав паузу, расслабившись и обратив внимание на непосредственное переживание.

Выберите какое-то одно занятие, которое вы делаете каждый день, и возьмите на себя обязательство в течение недели делать паузу до того, как приступите к нему. Вы можете делать паузу перед тем, как почистить зубы, позвонить кому-то, выйти из машины, сделать глоток чая, включить компьютер. Каждый раз, на несколько мгновений делайте паузу, расслабляйтесь и направляйте свою осознанность на то, что происходит внутри вас. После паузы обратите внимание, изменилось ли что-нибудь в вас, когда вы вернулись к своему занятию.

Глава 4 Необусловленная доброжелательность: дух радикального принятия

Бытие человека – странноприимный дом.

Что ни утро – новый посетитель.

Радость, огорчение, злоба, мимолетные озарения приходят как незваные гости.

Встречай и развлекай их всех!..

Темные мысли, стыд, злобу принимай в дверях со смехом и приглашай войти в дом.

Кто бы ни пришел, будь ему благодарен, ибо каждый был послан, как твой наставник свыше.

Руми. Перевод Г. Власова

У семидесятилетнего Джейкоба была средняя стадия синдрома Альцгеймера. Клинический психолог по профессии, он более 20 лет практиковал медитацию, так что хорошо осознавал, что его состояние ухудшается. Иногда его ум становился абсолютно пустым: он не мог вспомнить слова в течение нескольких минут и становился совершенно дезориентированным. Он часто забывал, чем занимался, и, как правило, ему была нужна помощь в самых простых задачах – порезать хлеб, одеться, принять душ, добраться из одного места в другое.

«Никто еще не учил нас таким образом. Ваше присутствие было самым глубоким учением».

С помощью своей жены Джейкоб посетил десятидневный ретрит по медитации, который я вела. Через пару дней после начала курса у нас с Джейкобом состоялся первый разговор. Такие регулярные встречи учеников с учителем позволяют отслеживать их состояние и давать личные наставления по практике. Мы говорили с Джейкобом о том, как идут дела здесь, на ретрите, и дома. Он относился к своей болезни с интересом, с печалью, благодарностью и даже юмором. Заинтригованная его присутствием духа, я спросила, что позволяет ему мириться с болезнью. «Мне не кажется, что это неправильно. Я чувствую горечь и некоторый страх, но все это воспринимается как реальная жизнь». А потом он рассказал мне о том, что происходило с ним на ранних стадиях болезни.

Джейкоб иногда читал лекции о буддизме местным сообществам и принял приглашение выступить перед собранием примерно из ста людей, изучавших медитацию. Он приехал на собрание, чувствуя себя собранным и готовым поделиться учением, которое так любил. Джейкоб сел в кресло на сцене, взглянул на лица, которые с ожиданием смотрели на него… и внезапно понял, что не знает, что он должен говорить или делать. Он не знал, ни где он находится, ни зачем он там находится. Все, что он знал, так это то, что его сердце отчаянно бьется, а мысли беспорядочно кружатся в голове. Он сложил руки у сердца и начал вслух называть то, что происходило с ним: «Испуган, смущен, растерян, чувствую, как будто падаю, беспомощен, дрожу, чувствую, что умираю, тону, потерян». В течение нескольких минут он сидел так, слегка наклонив голову, и продолжал давать имена своим переживаниям. Когда его тело стало расслабляться, а ум – успокаиваться, он также отметил это вслух. Наконец Джейкоб поднял голову, посмотрел на собравшихся и извинился.

Многие плакали. Как сказал один из участников встречи: «Никто еще не учил нас таким образом. Ваше присутствие было самым глубоким учением». Вместо того чтобы оттолкнуть свои переживания и погрузиться в беспомощное состояние, Джейкобу хватило мужества и опыта просто произносить то, что он осознавал. И, что гораздо более важно, принять свои переживания. Он не превратил свое чувство страха и растерянности во врага. Он все сделал правильно.

Мы практикуем радикальное принятие, делая паузу и встречая все, что происходит внутри нас, с такой необусловленной приязнью. Вместо того чтобы превращать нашу ревность или гнев во врагов, мы обращаем на них внимание. Мы аккуратно распознаем и соприкасаемся с каждым переживанием. Нет ничего плохого – все, что происходит, это просто «реальная жизнь». Такая безусловная приязнь – это дух радикального принятия.

Одна из историй про Будду демонстрирует силу чуткого и доброго сердца. В утро просветления Будды Мара убежал в замешательстве, но, оказалось, это было временное отступление. Даже когда Будду уже глубоко почитали во всей Индии, Мара являлся ему в неожиданных формах. Верный спутник Будды, Ананда всегда был начеку и следил за тем, чтобы никто не причинил вред его учителю. Он каждый раз с испугом говорил, что «Злой» снова вернулся. Вместо того чтобы игнорировать Мару или пытаться избавиться от него, Будда спокойно признавал его присутствие. Он говорил: «Я вижу тебя, Мара». А потом приглашал его на чай и обращался с ним, как с почетным гостем. Будда предлагал Маре подушку, чтобы тот мог устроиться поудобнее, наполнял две глиняные чашки чаем, ставил их на низкий столик между ними и только потом садился на свое место. Мара сидел с ним какое-то время, а потом уходил. Все это время Будда оставался свободным и безмятежным.

Когда Мара приходит к нам в виде эмоциональных или вызывающих страх историй, мы можем сказать: «Я вижу тебя, Мара». Мы можем ясно увидеть подлинную суть страстного желания и страха, которые живут в сердце каждого человека. Принимая эти чувства с теплым сочувствием, мы предлагаем Маре чай, а не отталкиваем его прочь. Мы видим, что подлинно, и относимся к тому, что видим, с добротой. Это – безусловная приязнь, которую храбро продемонстрировал Джейкоб, когда склонился перед своим замешательством. Мы проявляем такую чуткость сердца каждый раз, когда распознаем и принимаем свои раны и страхи.

В нас глубоко укоренена привычка быть себе другом лишь до первой беды – мы по возможности стараемся оттолкнуть или проигнорировать любые неприятные ощущения. Но так же, как отношения с хорошим другом отмечены пониманием и сочувствием, эти качества можно привнести и в нашу внутреннюю жизнь. Пема Чодрон, американская монахиня, глубоко почитаемый учитель тибетского буддизма, говорит, что в ходе духовной практики «мы учимся дружить с собой, со своей жизнью на самом глубоком из возможных уровней». Мы становимся друзьями себе, когда открываем свои сердца и сознательно приглашаем Мару на чай, а не отрицаем свои переживания.

«Я вижу тебя, Мара»: практики самоопроса и присвоения имен

У одного из моих хороших друзей, Карла, был опыт травмирующих встреч с Марой, он длился восемь месяцев. Выпускник Лиги Плюща, со степенью MBA, он вложил годы упорного труда в создание успешного бизнеса, связанного с компьютерным обеспечением. Когда его давние партнеры предложили ему принять участие в проекте, который обещал хорошие перспективы в быстро растущем онлайн-мире, Карл конвертировал свои бизнес-активы и акции и вложил все в проект. За первые три года работы их сайта по розничной продаже они получили более 20 миллионов долларов чистого дохода. На четвертый год рынок упал, и их бизнес развалился. Карлу тогда было 45 лет, он был женат. Двое маленьких детей, ипотека… Внезапно он осознал, что находится на грани банкротства.

Хотя Карл знал, что другие также многое потеряли из-за колебаний рынка, он чувствовал личную ответственность за это катастрофическое положение. Другие осознали, что экономика скоро рухнет и что интернет-бизнес был рискованным занятием. Почему же он не понял этого? Застила ли ему глаза жадность? Как вообще кто-нибудь мог уважать его сейчас? В самые худшие мгновения Карл не мог поверить, что его жена и друзья все еще любят его.

Когда наша тщательно сконструированная жизнь рушится, мы, как Карл, мучаем и виним себя, рассказываем себе истории о том, что мы неудачники, что мы могли бы все предусмотреть и никому до нас нет дела. Такая реакция, естественно, лишь углубляет наш транс неполноценности. Мы так заняты самокритикой, что даже не способны распознать непосредственную эмоциональную боль. Для того чтобы выйти из этого состояния, нам необходимо стать более внимательными и соприкоснуться с нашими действительными переживаниями.

В качестве одного из инструментов осознанности, который может прорваться сквозь наш транс неполноценности, можно применять самоопрос. Когда мы задаем себе вопросы о своих переживаниях, мы включаем свое внимание. Можно начать со сканирования своего тела, чтобы осознать свои ощущения, особенно в горле, груди и животе, и потом спросить: «Что происходит?» или «Что требует нашего принятия?» А потом мы с подлинным интересом и внимательностью слушаем свое сердце, тело и ум, уделяем им внимание.

Самоопрос – это не какое-то аналитическое копание в себе, мы не пытаемся выяснить, почему мы ощущаем, например, грусть. Это лишь еще больше взбудоражит наши мысли. Этот метод отличается от подхода западной психологии, в которой принято дальше разбираться в наших историях, чтобы дойти до истоков нынешней ситуации. Цель самоопроса – быть чутким к своим переживаниям прямо сейчас, в настоящий момент. Конечно, самоопрос может выявлять наши оценки и мысли о том, что нам кажется неправильным, но фокусируется он именно на наших непосредственных чувствах и ощущениях.

Считается, что как бы ни были сильны духи, вызвавшие болезнь – если шаман может назвать их имя, они подчинятся.

Я могу чувствовать себя плохой матерью, потому что накричала на Нараяна, когда он постоянно прерывал меня во время работы. Когда я делаю паузу и спрашиваю себя, какое чувство мне необходимо принять, я прихожу от самоосуждения к усталости и беспокойству. Я чувствую, как сжался мой желудок, как напряглось лицо. Это знакомое чувство – страх. И пока я пребываю с этим чувством, я осознаю, что боюсь не справиться. И этот страх, который ожесточил мое сердце, – именно он сейчас требует моего внимания. Тотчас же, как я распознаю Мару, страх ослабевает, а вместе с ним и самоосуждение. Я больше не воспринимаю себя исключительно как подавленную, потенциально неполноценную личность, которая вынуждена вести борьбу за что-то. И пусть мое беспокойство полностью не исчезло, но если Нараян осмелится появиться еще раз, то я встречу его скорее с любовью, чем с раздражением.

Очень важно сохранять доброжелательность по отношению к себе, когда вы задаете себе вопросы таким образом. Если бы я спрашивала себя, что требует моего внимания, чувствуя при этом хотя бы малейшее отторжение, я бы лишь усугубила самоосуждение. Нам может потребоваться некоторое время, чтобы научиться опрашивать себя с такой же добротой, какую мы проявили бы по отношению к другу, попавшему в беду.

Однажды я заглянула к Карлу, чтобы проверить, как у него дела. Его худое тело утонуло в кресле, он говорил устало и с цинизмом. Я слушала его какое-то время, а потом, видя, насколько он погружен в горечь сожалений о прошлом и в страх будущего, мягко спросила: «Карл, что происходит сейчас? Что внутри тебя требует внимания?» Он слегка удивленно взглянул на меня, а потом сказал, просто и ясно: «Я чувствую себя абсолютным неудачником». Он стал описывать ту тревогу, которая овладела его телом и умом, – скачущие мысли, холодный пот, резкую боль в сердце. «Это никуда не уходит, Тара. Я просыпаюсь от этого каждую ночь. Я похож на один большой узел. И прямо сейчас все внутри меня завязано в узел». Мы поговорили еще несколько минут, а потом он поблагодарил меня за то, что я поинтересовалась его состоянием. «То, что можно так вот выговориться, – помогает».

Еще один из инструментов традиционной практики осознанности – отмечать, что происходит, или проговаривать это. Этот метод можно применять, например, когда вы совершенно потеряны, как это было с Карлом. Такое проговаривание в уме, также как и самоопрос, помогает нам распознать, с внимательностью и мягкостью, поток мыслей, чувств и ощущений. Например, если я испытываю беспокойство перед тем, как читать лекцию, или не до конца включена в происходящее, я часто делаю паузу и спрашиваю себя, почему так происходит и что требует моего внимания. Мягким шепотом я произношу в уме то, что осознаю в настоящий момент: «Страх, страх, напряженность, напряженность». Если я замечаю, что мое беспокойство вызвано опасением, что лекция получится скучной и не заинтересует слушателей, я просто продолжаю называть происходящее: «истории о том, что я все порчу, страх быть отвергнутой», потом «оценивание, оценивание». Если я отказываюсь замечать это подводное течение страха, я привношу его в свою лекцию и начинаю говорить неестественно и неискренне. То, что я просто проговорила свою тревогу перед тем, как читать лекцию, позволяет мне раскрыть свою осознанность. Тревога все еще может присутствовать, но внимательность и чуткость, которые я развиваю, обращая на нее внимание, позволяют мне чувствовать себя более уверенно.

Я больше не воспринимаю себя как неполноценную личность, которая вынуждена вести борьбу за что-то.

Как и самоопрос, внимание к переживаниям открывает возможность привнести больше необусловленной приязни в вашу внутреннюю жизнь. Если мы набрасываемся на возникшее чувство страха с криком «Страх! Попался!», мы лишь усиливаем напряжение. Когда мы даем имя своему переживанию, это вовсе не попытка пригвоздить неприятные переживания или заставить их уйти. Скорее это мягкий и добрый способ сказать: «Я вижу тебя, Мара». Такой настрой радикального принятия позволяет испуганным и уязвимым аспектам нашего существа проявиться.

В традиционных культурах называние вещей играет значительную роль в процессе исцеления. Считается, что как бы ни были сильны духи, вызвавшие болезнь, если шаман может назвать их имя, они подчинятся и больше не смогут управлять своей жертвой. Так происходит исцеление. Западная психология считает, что те части нашей психики, которые мы не видим и не осознаем, контролируют нашу жизнь. Если мы называем силы Мары, когда они возникают, то они уже не могут направлять нас и мы не будем одержимы ими. Одно то, что мы относимся к ним с приязнью, а не со страхом, лишает их силы.

Практики самоопроса и присвоения имен позволяют нам осознать тот факт, что мы страдаем. Пойманные в сети наших собственных историй, мы можем успешно отрицать правду о нашем переживании. Иногда я могу быть нетерпеливой и критичной к себе в течение нескольких дней, прежде чем сделаю паузу и обращу внимание на те чувства и мысли, которые никак не могли достучаться до моего сердца. Когда я делаю паузу и смотрю на то, что происходит, я осознаю, что испытываю страдание беспокойства и сомнений в себе.

Для многих моих учеников и клиентов осознание того, какую сильную боль они испытывают, стало переломным моментом. Эта ситуация кардинально отличается от жалости к себе и жалоб на жизнь. Это осознание не значит, что вы сосредоточиваетесь на том, сколько в вашей жизни проблем. Скорее осознание степени страдания, которое мы испытываем, воссоединяет нас с нашим сердцем.

Я видела, как это происходило с Карлом, когда навещала его. После того как он описал железную хватку своей тревоги, я рассказала ему, что увидела: «Карл, мне было бы тяжело испытывать ту боль, которую ощущаешь ты… любому было бы тяжело. Твое тело скованно тревогой. Ты настолько переполнен ощущением неудачи и чувством стыда, что тебе некомфортно даже в кругу своей семьи. Это огромная боль… Я вижу, как тебе больно». Когда Карл начал осознавать масштабы своей боли, его глаза наполнились слезами. «Это правда, – тихо сказал он. – Мне больно. Очень». И тогда впервые за эти месяцы Карл позволил себе заплакать.

Улыбка – это «да» безусловной доброжелательности, которая бесстрашно приветствует любое переживание.

Признание того, что мы страдаем, – освобождает. Самоосуждение уходит, и мы можем относиться к себе с добротой. Когда Карл перестал плакать, его лицо смягчилось, а тело расслабилось. Горечь ушла из его голоса. «Я так злился на себя из-за этой ситуации… Я полностью игнорировал то, насколько для меня важно быть успешным и как тяжело оказаться проигравшим».

Когда мы относимся к себе с такой же безусловной добротой, с какой бы отнеслись к другу, мы перестаем отрицать собственное страдание. Когда мы, фигурально выражаясь, сидим за своим плечом и задаем вопросы, слушаем и даем имена своим ощущениям, мы ясно видим проявления Мары и открываем сердце для нежности к своему страданию.

Приглашая Мару на чай: практика говорить «да»

Несколько лет назад во время ретрита по випассане я вдруг поняла, что погрузилась в болото негативного настроя. Я с брезгливостью относилась ко всем проявлением жизни вокруг меня. Учителя говорили слишком много, погода разочаровывала холодом и пасмурностью, мои товарищи по ретриту бесцеремонно чихали в мою сторону, и у меня самой уже был этот отвратительный гайморит. Все было не так, как надо, особенно я сама. Устав от этого раздражения, я решила, что, вместо того чтобы отвергать происходящее, буду со всем соглашаться. Я стала приветствовать все, что возникало в моем осознавании, молчаливым «да». «Да» – боли в ноге, «да» – обвиняющим мыслям, «да» – чихам и раздражению и тоскливому серому небу.

Сначала мое «да» было машинальным, неохотным и неискренним, но даже произнося его так я каждый раз чувствовала, как что-то расслабляется во мне. Вскоре я начала играть с этим. Представляя, что я, как Будда, приглашаю Мару на чай, я хотела не только принять свои переживания, но и активно поприветствовать их. Я начала произносить «да» более мягким и дружелюбным голосом. Я даже начала иногда улыбаться – вся моя драматичность показалась довольно глупой. Мои тело и ум становились все более легкими и открытыми. Даже давление в гайморовых пазухах уменьшилось. Темное облако «нет» сменилось обширным небом «да», в котором было достаточно места и для брезгливости, и для раздражения. Критические комментарии все так же возникали в моей голове, но вместе с «да» они уходили прочь. Когда мой ум предположил, что я всего лишь использую уловку, и она не будет долго работать, я сказала «да» и этой мысли, и она растворилась. Я ничему не сопротивлялась и ни за что не цеплялась. Настроения и ощущения, и мысли плыли по дружелюбному небу радикального принятия. Я чувствовала внутреннюю свободу, которая происходит из безусловного принятия жизни. Я приглашала Мару на чай.

Мы используем радикальное принятие, когда вместо отрицания эмоциональной боли говорим «да» нашим переживаниям. Пэт Роудгаст, которая была представителем учителя Эммануила, пишет: «Так идите со своей тяжестью, говоря ей „да“. „Да“ – печали, „да“ – шепотом произнесенному желанию. „Да“ – страху. Любить – означает убрать стены, заборы и закрытые двери и сказать „да“… можно очутиться в раю, просто сказав „да“ этому мгновению». В тот самый миг, когда мы соглашаемся испытывать страх или уязвимость, жадность или возбуждение, мы начинаем относиться к жизни с безусловно доброжелательным настроем.

Когда я рассказываю ученикам о практике «да», часто они начинают возражать или оказываются в замешательстве. Разве это не очередной способ поверхностного «положительного мышления», способ игнорировать то, как тяжела иногда бывает жизнь? Конечно же, возражают они, мы не можем говорить «да» каждому нашему опыту. Что, если мы хотим причинить кому-нибудь боль? Что, если находимся в глубокой депрессии? Разве наше «да» не усилит эти состояния?

Когда вы говорите «да», это не значит, что вы одобряете злые мысли или погружаетесь в свои чувства. Мы не говорим «да» своему пагубному поведению. И мы не говорим «да» внешним обстоятельствам, которые могут нам навредить. Если кто-то грубо с нами обращается, разумеется, мы должны сказать твердое «нет» и возвести границы, которые защитят нас. Но, тем не менее, даже в это мгновение мы можем сказать «да» чувству страха, гнева или боли, которые возникают в нас. «Да» – это внутренняя практика принятия, в которой мы сознательно позволяем мыслям и чувствам возникать и исчезать.

Иногда ученики спрашивают меня: «Если я ненавижу себя, разве мои попытки благожелательно принять и это тоже не будут лишь маскировкой истинных чувств?» Это хороший вопрос. Наш опыт общения с другими людьми показывает, что мы можем вести себя по-дружески даже с теми, к кому на самом деле испытываем огромную неприязнь и осуждение. Главная задача в такие моменты – привнести доброжелательное отношение в наше недружелюбие. Способны ли мы ясно увидеть, что испытываем, и сказать «да» этому сильному чувству или нет? И если не способны, то по меньшей мере можем намереваться быть благожелательными.

Также такое «да» можно ошибочно принять за технику избавления от неприятных ощущений, которая позволит нам себя лучше чувствовать. Когда мы говорим «да» – это не способ управлять своими ощущениями. Скорее это вспомогательное средство, которое позволит открыться жизни как она есть. И хотя иногда, когда мы говорим «да», мы чувствуем себя легче и счастливее, как это произошло со мной на ретрите, так происходит далеко не всегда. Если мы, например, говорим «да» чувству печали, то можем погрузиться в глубокую печаль. Но вне зависимости от того, как раскрывается наше переживание, соглашаясь с тем, что есть, мы даем этим переживаниям пространство и позволяем им пройти сквозь нас.

Есть что-то дерзкое и освобождающее в том, чтобы говорить «да» всей нашей несовершенной и запутанной жизни.

Однако я всегда предупреждаю своих учеников, что не всегда разумно говорить «да» своим внутренним переживаниям. Если у нас была травма в прошлом, то такое «да» может привести к проявлению застарелого страха. И в определенный момент нам может не хватить равновесия или стойкости, чтобы встретить это переживание с безусловной приязнью, и страх переполнит нас. Вместо этого лучше найти способ устранить страх или ослабить его. Например, вы можете найти утешение у друга, заняться интенсивными физическими упражнениями или принять заранее выписанное врачом лекарство. В данный момент говорить «нет» слишком сильным переживаниям и «да» тому, что просто помогает нам сохранять равновесие, – самый сочувственной метод, который мы можем использовать.

Есть много способов сказать «да» нашей внутренней жизни. В ответ на болезненную эмоцию мы можем шептать «все в порядке» или даже «привет» – про себя или тихонько вслух. «Да» также может быть образом или жестом. Моя подруга мысленно представляла, как она складывает ладони вместе и кивает тому, что проявилось. Когда она чувствует хватку тревоги, гнева или вины, она представляет, что склоняет голову с подлинным уважением. Иногда я легко кладу руки на грудь в области сердца и говорю всему, что возникает внутри меня, о своей готовности принять это.

Тит Нат Хан называет свою практику «да» «йогой улыбки». Он предлагает в течение дня много раз улыбаться, легко, но по-настоящему, не важно, медитируем мы или просто остановились на красный свет светофора. «Крошечный бутон улыбки на ваших губах, – пишет он, – питает вашу осознанность и чудесным образом успокаивает вас… ваша улыбка принесет счастье и вам, и окружающим». То, что улыбка способна сделать нас более открытыми и расслабленными, доказано современной наукой. Мышцы, которые мы используем для улыбки, посылают нашей нервной системе биомеханический сигнал о том, что сейчас мы в безопасности и можем не включать рефлекторный механизм «бейбеги-замри». Улыбка – это «да» безусловной доброжелательности, которая бесстрашно приветствует любое переживание.

Когда Тит Нат Хан посетил дзен-центр в Сан-Франциско, он увидел, что ученики строго следуют суровой духовной дисциплине. Под конец его пребывания там они попросили у него наставлений по практике. С легкой улыбкой он сказал: «Вам нужно вставать каждое утро чуть попозже… и больше улыбаться».

Говорим «да» своей жизни

Нам не обязательно ограничивать свою практику и говорить «да» только непосредственным переживаниям. Мы можем сказать «да» жизни, которую проживаем. «Да» нашим дружеским отношениям, «да» нашему родительству, внешности, личности, работе, духовному пути. Но поскольку мы обычно нацелены на совершенство, то, когда смотрим на свою жизнь со стороны, нам часто кажется, что дела у нас идут не очень хорошо. Появляется Мара, отбрасывая тень на все то хорошее и ценное, что есть в нашей жизни.

Учитель дзен Эд Браун – прекрасный повар. Он открыл в Сан-Франциско ресторан «Гринс», который стал известен благодаря кухне из натуральных продуктов. Но когда Эд только начинал работать поваром в ретритном горном центре Тассажара, у него возникли проблемы. Какой бы рецепт он ни использовал и какие бы ингредиенты ни пробовал, у него никак не получалось печенье. Недосягаемые стандарты печенья, как он потом понял, были заложены годами ранее – в детстве он «пек» и любил печенье из полуфабриката «Пилзбери».

Однажды на него снизошло озарение: «не такие» по сравнению с чем? О нет, я же пытался сделать печенье «Пилзбэри», которое готовится из мучных полуфабрикатов! А потом настал изумительный момент, когда я действительно попробовал свое печенье, не сравнивая его ни с каким другим. Они были пшеничные, слоистые, маслянистые, «солнечные, земные, настоящие» (как в стихотворении Рильке). Они были несравнимо более живые, насыщенные – на самом деле гораздо более вкусные, чем любое воспоминание.

Мгновения, когда вы осознаете, что ваша жизнь прекрасна такой, какая она есть, могут быть и ошеломительными, и освобождающими. Только скрытое сравнение с прекрасно приготовленным, прекрасно упакованным продуктом заставляло ее выглядеть неприглядной. Попытка приготовить печенье (жизнь) без грязных мисок, без запутанных чувств, подавленности, гнева – приводила к неверию в свои силы.

Распробовав переживание настоящего момента, мы ощутим настолько более сложный и многогранный вкус, насколько непостижимый и труднообъяснимый…

Есть что-то невероятно дерзкое и освобождающее в том, чтобы говорить «да» всей нашей несовершенной и запутанной жизни. Если перед нами забрезжит такая возможность, то радость ворвется в нашу жизнь. Но все же, если мы всю жизнь пытались сделать «печенье „Пилзбэри“», то привычка к перфекционизму не ослабит свою хватку так просто. Когда активизируются недоверие и скептицизм, у нас может возникнуть искушение отказаться от безусловного принятия жизни. Чтобы научиться не опускать руки каждый раз, когда ум обесценивает это и выставляет неправильным, требуется практика. Но, как верно заметил Эд, когда мы перестаем сравнивать себя с какими-то предполагаемыми стандартами совершенства, с «печеньем дня», мы можем распробовать и исследовать ту самую жизнь, которую проживаем прямо сейчас. Мы можем отдать ей должное и оценить во всей ее полноте. Когда мы отказываемся от представлений, какой должна быть жизнь, мы обретаем свободу всем сердцем сказать «да» нашей жизни, такой, какая она есть.

Направляемая медитация: сила «Да»

Сядьте удобнее, закройте глаза и сделайте несколько глубоких вдохов и выдохов. Подумайте о какой-нибудь ситуации, которая в настоящий момент вызывает реакцию гнева, страха или горя. Это может быть разлад в отношениях с вашим партнером, потеря любимого человека, борьба с собственным ребенком, хроническая болезнь, поведение, о котором вы сейчас сожалеете. Чем с большой готовностью вы соприкоснетесь с эмоциональным аспектом вашей истории, тем легче сможете получить доступ к чувствам в своем сердце и теле. Что в этой ситуации вызывает такие сильные чувства? Вы можете увидеть в уме конкретную сцену, услышать слова, которые были произнесены, распознать вашу убежденность в том, как эта ситуация отразится на вас и вашем будущем. Обращайте особенное внимание на ощущения в животе, груди и горле.

Чтобы собственными глазами увидеть, что происходит, когда вы сопротивляетесь какому-либо переживанию, попробуйте сначала говорить «нет». И когда вы ощутите боль, которую испытываете в выбранной вами ситуации, мысленно направьте поток «нет» на эти чувства. «Нет» неприятным ощущениям страха, гнева, стыда или горечи. Пусть слово несет энергию «нет» – отрицание, отталкивание того, что вы ощущаете. Когда вы говорите «нет», обратите внимание на то, как это сопротивление ощущается в вашем теле. Вы чувствуете скованность, давление? Что происходит с болезненными чувствами, когда вы говорите «нет»? Что происходит с вашим сердцем? Представьте, какой стала бы ваша жизнь, если бы в течение следующих часов, недель, месяцев вы продолжили пребывать с мыслями и чувствами, вызванными этим «нет».

Сделайте несколько глубоких вдохов и отпустите эти мысли, слегка расслабив тело, открыв глаза или чуть изменив позу. Теперь снова вызовите в уме ту болезненную ситуацию, которую выбрали ранее. Вспомните образы, слова, убеждения и чувства, с ней связанные. На этот раз будьте Буддой под деревом Бодхи, который приглашает Мару на чай. Направьте на свои переживания энергию слова «да». Даже если в этом потоке присутствуют волны «нет» – страх или гнев, возникающие по причине этой болезненной ситуации или самой практики, – это нормально. Пусть эти естественные реакции существуют в более обширном пространстве «да». «Да» боли. «Да» тем частям нас, которые хотят, чтобы боль ушла. «Да» любым возникающим мыслям или чувствам. Обратите внимание на свои ощущения, когда вы говорите «да». Расслабляется ли ваше тело? Становится ли оно более открытым? Есть ли в нем движение? Появилось ли больше открытости и пространства в вашем уме? Что происходит с неприятными ощущениями, когда вы говорите «да»? Усиливаются ли они? Становятся ли более расплывчатыми? Что происходит в вашем сердце, когда вы говорите «да»? Какой была бы ваша жизнь, если бы в течение часов, недель и месяцев вы бы привносили энергию «да» в неизбежные вызовы жизни?

Продолжайте сидеть, отпуская мысли и сохраняя бдительность, расслабленное осознавание. Сохраняйте намерение говорить мягкое «да» всем ощущениям, эмоциям, звукам и образам, которые могут возникнуть в вашем осознавании.

Направляемая медитация: встречая трудности и называя то, что истинно

Когда мы мысленно отмечаем то, что происходит внутри нас, это углубляет наше внимание. Так мы оказываемся лучше подготовлены к встрече с болезненными эмоциями и интенсивными ощущениями – мы можем встретить их с бдительным и исцеляющим осознаванием.

Сядьте удобнее, закройте глаза и сделайте несколько глубоких вдохов. Есть ли в вашей жизни такая ситуация или проблема, с которой вы сейчас пытаетесь справиться? Вы можете сосредоточиться на межличностном конфликте, финансовом давлении или стрессе на работе. Спросите себя: «Что я чувствую по этому поводу?» Направьте принимающее осознавание на свое тело. Особенное внимание обращайте на горло, грудь и живот. Есть ли там скованность, давление или жар? Есть ли такое слово, которое описывало бы ваши переживания, – грустный, беспокойный, неуверенный, испуганный? Не нужно напрягаться в поисках «правильного» слова в своем лексиконе. Просто обращайте внимание на то, какие слова возникают в вашем сознании, и мысленно мягко повторяйте их. Бывает, что подходящего ярлыка для той смеси чувств, которую вы испытываете, просто нет. Смысл не в том, чтобы пригвоздить что-то, дав ему верное название, а в том, чтобы удерживать внимание на осязаемом ощущении того, что реально в данный момент.

После того как вы обозначили свои переживания, мягко спросите себя, сохраняя пристальное внимание к ощущениям в теле: «Это правда? Описывает ли это слово то, что я сейчас испытываю? Если нет, есть ли для этого другое слово?» Продолжайте таким образом – мысленно отмечайте свои изменчивые переживания и «сканируйте» тело, чтобы увидеть, что наиболее реально в этот момент.

На какое-то время вы можете потеряться в своих мыслях. Когда вы осознаете это, мягко отметьте «планирование, навязчивые мысли, фантазии» и верните свое внимание на тело. И снова ощущайте и давайте имена любым сильным эмоциям или ощущениям, которые вы осознаете.

Помните, что наклеивание ярлыков всегда должно быть фоновой деятельностью (5 %), основная часть вашего осознавания (95 %) направлена на ваш непосредственный опыт. Если выполнять эту практику мягко и легко, то такие мысленные заметки могут способствовать появлению спокойного и восприимчивого отношения.

Направляемая медитация: принимая жизнь с улыбкой

Сочувственный Будда часто изображается с легкой улыбкой, он принимает все десять тысяч радостей и печалей жизни. Когда мы медитируем с ощущением улыбки, мы пробуждаем нашу природную способность к необусловленной благожелательности.

Сядьте удобнее, закройте глаза, и пусть естественный ритм дыхания поможет вам расслабиться. Несколько минут уделите тому, чтобы избавиться от явного напряжения и скованности в теле. Теперь, слушая звуки и осознавая пространство вокруг себя, позвольте образу улыбки появится в вашем уме. Обратите внимание на то, как мягкость, доброта, открытость и легкость возникают вместе с представлением об улыбке. Ощутите, как расслабленная улыбка заполняет ваш ум и пространство.

Теперь представьте улыбку в уголках своих глаз и почувствуйте, какие ощущения возникают в этой области. Пусть ваш лоб будет гладким, кожа вокруг глаз мягкой и мышцы расслабленными. Вы можете ощутить, что ваши глаза свободно плавают в глазницах, как будто бы в бассейне с теплой водой. Продолжайте смягчать свое лицо, еще раз пройдитесь по зоне вокруг глаз. Вы можете ощутить расслабленное сияние там?

Теперь пусть на ваших губах появится легкая, но настоящая улыбка – полуулыбка Будды. Расслабьте мышцы лица. Расслабьте челюсть, пусть она слегка отвиснет, пусть кончик языка легко касается неба. Теперь почувствуйте, как улыбаются глаза… как улыбается рот…

Вызовите образ улыбки в вашем горле и наблюдайте за тем, что происходит. Ваше горло может расслабиться и раскрыться. Если в горле есть напряжение, пусть оно будет заключено в пространство улыбки. Опять ощутите, как улыбаются уголки ваших глаз, как улыбаются ваши рот, горло.

Пусть улыбка перейдет в вашу грудь. Представьте изогнутую форму улыбки и ощущение, которая она вызывает. Пусть это ощущение расширяется в области сердца. Какие бы чувства ни присутствовали там, позвольте им свободно парить в открытости и доброте улыбки. Расслабляясь дальше, ощущайте улыбку в своем сердце, посылайте волны легкости через все тело – через плечи, вдоль рук и вниз по туловищу и ногам. Чувствуете ли вы открытость и вибрацию улыбки в своем пупке, гениталиях, в основании позвоночника?

Пребывайте в обширном и добром осознавании, которое возникает из улыбки. Когда появляются мысли, ощущения или эмоции, вы можете воспринимать их с необусловленной доброжелательностью? Если ваш ум где-то блуждает или вы чувствуете скованность, вы можете мягко вернуть улыбку в ум, глаза, рот и сердце.

С практикой вы обнаружите, что улыбка – это простой и действенный способ снова пробудить сердце в любой момент времени. Вам не обязательно выполнять полную практику «улыбки вниз по всему телу», как описано выше. Вы можете также попробовать улыбаться полуулыбкой Будды всегда, когда вспомните об этом.

Глава 5 Возвращение домой, в свое тело: основа радикального принятия

Есть то, что при должном развитии и регулярной практике ведет к глубоким духовным устремлениям, к миру, осознанности и ясному пониманию, к дальновидности и знанию, к счастливой жизни здесь и сейчас, к вершине мудрости и пробуждения. И что же это такое? Это осознанность, которая сосредотачивается на теле.

Будда. «Саттипатхана-сутта»

Когда Нараян учился в восьмом классе, наши отношения с ним зашли в тупик, и эта болезненная ситуация вызывала у нас чувство гнева и раздражения. Его успеваемость падала, и мы каждый день спорили о правилах относительно компьютерных игр, домашней работы, телефонных звонков, времени идти спать. Чем больше я за всем следила, напоминала и ругала его, тем с большей готовностью Нараян пропускал все мимо ушей или занимал оборонительную позицию и озлоблялся. Когда я отступала назад и давала ему свободу, он тут же использовал ее себе во вред.

Его комната тут же превращалась в работающий допоздна зал игровых автоматов и место встречи для всех его друзей. По крайней мере, я могла не волноваться насчет их плохого влияния – они мне нравились, и фото большинства из них висело на доске почета в школе. Но это лишь усиливало мое разочарование в Нараяне.

Мой гнев проник во все уголки нашей повседневной жизни. Если Нараян заставлял меня ждать несколько минут, когда я забирала его из дома одного из друзей, я злилась, сидя в машине. Если он забывал покормить собаку или сменить наполнитель в кошачьем туалете, я обвиняла его в безответственности. Когда он просил меня заказать пиццу, я мстительно отвечала: «Ну ты же не убрал свою комнату, почему я должна заказывать пиццу?»

Чем больше я за всем следила, тем с большей готовностью Нараян пропускал все мимо ушей.

Полностью погруженная в историю о плохом и хорошем, я гневно врывалась в комнату Нараяна каждый раз, когда он нарушал одно из моих правил. Требования и угрозы, которые возникали в этом сценарии, все больше отдаляли нас друг от друга. Было абсолютно ясно, что мой метод не работает.

Однажды ночью я лежала без сна и думала о том, как быстро летит время и как однажды мой сын уйдет из дома. Я представила, как мы будем оглядываться на период, когда он был подростком, и увидим, как сильно гнев и непонимание омрачали наши отношения. Эта ужасная перспектива ошеломила меня. Нужен был другой выход из ситуации. Я постоянно пользовалась искусством брать паузу, но в последние две недели была настолько захвачена своими ответными реакциями, что совершенно забыла про этот метод. Я решила: пора поупражняться в умении брать паузы перед следующей встречей с Нараяном. Я надеялась, это поможет мне быть более осознанной и открытой, когда мы с ним вместе.

На следующий вечер, примерно через полчаса после того, как мы договорились, что он приступит к домашней работе, я проходила мимо его комнаты. Через закрытую дверь я услышала приглушенные звуки «Эверквеста», любимой компьютерной игры Нараяна. Во мне начал подниматься гнев, когда я представила его: взгляд прикован к монитору, пальцы проворно бегают по клавиатуре. Я осознала, что он играет уже несколько часов, опять игнорируя все наши договоренности. Я также представила, как кидаю огромный булыжник в монитор. Это была моя навязчивая фантазия.

Вместо этого я решила ждать и в этой паузе стала замечать чувства и ощущения в своем теле. Гнев ощущался как растущее напряжение в груди и горле. Мои плечи и руки были скованны, челюсть напряжена. Я чувствовала, как бьется мое сердце, чувствовала жар на щеках. Это было ужасно некомфортно – было бы гораздо проще ворваться в его комнату и выплеснуть весь этот гнев.

Цель всех наших стратегий, которые мы используем в попытках контролировать жизнь, когда мы обвиняем другого или покидаем поле боя, заключается в том, чтобы обезопасить себя от подобного переживания. Когда мы делаем паузу, мы больше не теряемся в своих ответных мыслях и действиях, а непосредственно осознаем, что происходит в нашем теле. В эти мгновения мы видим, насколько взаимосвязаны наши тело и ум. При гневе тело напрягается, а грудь, кажется, вот-вот взорвется. Испытывая страх, мы можем чувствовать, как завязываются узлы в нашем животе, стеснение в груди или горле. Если возникает стыд, то наше лицо горит, плечи опущены, мы испытываем физическое желание исчезнуть, спрятаться. Ощущения в теле – это отправная точка, то, где мы непосредственно ощущаем все проявления жизни.

Тем вечером я стояла под дверью комнаты Нараяна, чувствуя, что происходит внутри меня, и позволяя этому быть. Постепенно ощущения стали меняться. Давление в груди, которое грозило выплеснуться гневом, незаметно уступило место глубоким болезненным ощущениям, мое сердце как будто сжал кулак. «Я чего-то боюсь», – осознала я. И тут же в моем уме возникли слова: «Я боюсь, что Нараян не преуспеет в жизни, будет несостоятельным, несчастным. То, что он настолько пристрастился к телевизору, видео и компьютерам – полностью моя вина. Я испортила его, не направила, не вдохновила на здоровый образ жизни».

Я ощутила, как берет верх старая знакомая история о несостоятельном родителе. В другое время я легко бы погрузилась в этот транс неполноценности, но тогда я была твердо намерена сохранять бдительность. И перед тем как я сосредоточила внимание на острой боли стыда в груди, всплыла другая часть истории: «Я пыталась установить границы, направлять его… а он не слушал меня. Это его вина, что я себя так чувствую». Когда волны жара и давления пробежали по моим рукам, я уже было ворвалась в комнату Нараяна, но мне удалось снова направить свое внимание на беспорядочные чувства в теле.

Ощущения в теле – это отправная точка, то, где мы ощущаем все проявления жизни.

Я ощутила щемящую, тяжелую боль в сердце. Эта боль усиливалась, и мои глаза наполнились слезами. История была уже не о том, что не так с ним или со мной. Я стала замечать то, что происходило между нами. Мое отторжение его вызванного тестостероном увлечения жестокими видеоиграми и фильмами создало пропасть между нами. Когда я открылась все усиливающемуся чувству горечи, то заметила, что история про стыд и несостоятельность уходит прочь. На ее месте в моем уме и теле возникла растущая нежность и понимание, что самое главное – это моя любовь к сыну. Я не знала, что случится, когда я открою дверь, но я хотела привнести эту осознанность, это открытое и нежное осознавание в свое общение с Нараяном. Хотела встретить его с принятием и любовью.

Я постучала и, услышав, как он пробурчал: «Входи», медленно вошла в комнату. Его внимание все еще было приковано к монитору, но когда он понял, что я просто стою и смотрю, то виновато посмотрел на меня: «Я уже заканчиваю, мам. Сколько сейчас времени?» Я сказала ему, обратив внимание на то, что его часы лежат на комоде, а не надеты на запястье. Снова молчание. Теперь его взгляд стал вопрошающим: «Ты злишься? Прости меня… Я просто потерял счет времени. Но я сделаю домашнюю работу, я обещаю. Там немного».

Я пододвинула стул поближе к нему и села: «Все хорошо, дорогой, но нам надо поговорить». То, что я сказала ему – о его отношении к учебе, о необходимости соблюдать наши договоренности, – все это не было новым. Но я чувствовала себя по-другому. Я осознавала свое дыхание, свое положение тела, где лежат мои руки. Я заметила, как мое лицо напряглось, когда мне показалось, что его внимание ускользает. Когда он заговорил, я слушала. Я услышала, как много дают ему навыки, которые он получает в этой игре. Я смогла посочувствовать его раздражению, когда он должен был выключать свет и ложиться спать, хотя не чувствовал себя ни капельки уставшим. Я осознавала свое тело, и это позволило мне по-настоящему быть с Нараяном, проявить уважение. Когда я поцеловала его макушку и ушла из комнаты, между нами установились теплые отношения.

Привнесение радикального принятия в нашу жизнь начинается с самого базового уровня – мы осознаем ощущения, которые непрерывно появляются в нашем физическом теле. Генри Дэвид Торо писал: «Будьте как можно ближе к каналу, по которому течет ваша жизнь». Наполнив свое тело осознаванием, я отыскала корни своих ответных реакций. Я избегала неприятных ощущений, которые связаны со страхом и печалью. Осознанно открывшись игре ощущений, я ослабила хватку гнева и мысленных историй.

Так осознавание пробуждает нас от транса неполноценности. Мы освобождаемся на базовом уровне от ответных реакций, усиливающих наше страдание. Когда мы встречаем возникающие ощущения с радикальным принятием, то не теряемся в цеплянии и отрицании, а начинаем процесс освобождения от историй, разделяющих нас. Мы наслаждаемся вкусом радости пребывания в настоящем моменте. Мы живы и связаны со всей жизнью. Это было обещанием Будды: осознанность тела ведет к счастью в этой жизни и к духовному пробуждению.

Учимся пребывать в своем теле

Мы воспринимаем свою жизнь через тело, осознаем мы это или нет. Но обычно мы так зачарованы своими представлениями о мире, что упускаем значительную часть нашего непосредственного чувственного восприятия. Даже когда мы чувствуем сильный ветер, звук дождя, стучащего по крыше, аромат в воздухе, то редко остаемся в этом переживании достаточно долго для того, чтобы полностью прожить его. На большинство таких мгновений накладывается внутренний диалог, который комментирует происходящее или планирует дальнейшие действия. Мы можем встречать друга объятиями, но момент физического контакта смазывается из-за наших размышлений о том, как долго нужно обниматься или что мы скажем после. Мы проносимся сквозь объятия, не переживаем их полностью.

Один пожилой мужчина на моем двухдневном мастер-классе так описал себя: «живой лишь выше шеи». Многие люди настолько потеряли связь со своим телом, что полностью живут в умственном мире. Им иногда даже сложно поверить, насколько взаимосвязаны тело и ум. На занятиях, которые я вела в женском исправительном центре, одна из женщин сказала мне, что осознает свое тело, только когда испытывает боль или ярость. Нам бывает сложно распознать физические ощущения, они кажутся неуловимыми, если только не являются болезненно навязчивыми или, как в случае с сексом, невероятно приятными или интенсивными.

Хамид Али, писатель и современный духовный учитель, напоминает нам: если мы не осознаем свое тело, то не живем полной жизнью.

«Честно исследуй: ты здесь или нет? Присутствуешь ли ты в своем теле или не замечаешь его? Или ты осознаешь только некоторые его части? Когда я говорю: «Присутствуешь ли ты в своем теле?», я имею в виду: «Ты наполняешь свое тело полностью?» Я хочу знать, присутствуешь ли ты в своих ступнях или у тебя просто есть ступни? Ты чувствуешь их как часть себя или просто используешь для ходьбы? Ты присутствуешь в своем животе или просто осознаешь, что у тебя есть живот и он нужен только для еды?

Действительно ли ты присутствуешь в своих руках или просто двигаешь ими? Присутствуешь ли ты в своих клетках, населяешь и заполняешь ли ты свое тело? Если тебя нет в твоем теле, то в чем важность твоего переживания в этот момент? Готовишься ли ты к тому, чтобы оказаться в своем теле в будущем? Определяешь ли ты условия, говоря себе: «Когда случится то и это, я буду в своем теле»? Если ты сейчас не здесь, то для чего ты хранишь себя?

Впервые я обнаружила, что мое тело испытывает миллионы разных ощущений, во время ознакомительного занятия по йоге, на которое я пошла на втором курсе колледжа. Ближе к концу занятия учитель попросила нас сесть, скрестив ноги, и спокойно сидеть так, расслабив руки и положив их на бедра или колени. Она попросила нас сделать несколько глубоких вдохов, сказав, что дыхание – это естественный путь из ума в тело.

При гневе тело напрягается, а грудь, кажется, вот-вот взорвется.

Потом она попросила нас исследовать ощущение жизни в нашем теле. «Направьте осознанность на ладони, – сказала она. – Расслабьте их, пусть они станут мягкими, ощутите свои ладони изнутри». Она направляла нас: мы ощущали изнутри каждый палец, каждую ладонь, каждое запястье. Сначала я стала осознавать покалывание, потом пульсирующие области напряжения и тепла. Когда я полностью погрузилась в ощущение своих ладоней, я поняла, что нет четкой границы между мной и миром, что у моей ладони нет определенной формы. Все, что я воспринимала, – это изменчивое поле энергии, которая ощущалась как движущиеся огни в ночном небе. Я внезапно поняла, что это вибрирующее ощущение жизни присутствует всегда, просто я его не осознавала. Я так много упустила!

Потом учитель предложила исследовать это ощущение жизни во всем теле. Я заметила узлы напряжения в плечах, и за несколько мгновений они расслабились – достаточно было немного моего внимания. Когда я направила осознавание на скованность и тяжесть в животе, эта область тоже смягчилась и расслабилась. Я ощущала, как энергия течет вверх через мою грудь и вниз через ноги. Ощущала тело как живое, дышащее поле энергии. Почувствовала волну благодарности – и тут же мой мир стал огромным и ослепительно живым. Наш учитель познакомил меня с медитацией, хотя в то время я этого еще не осознавала.

Во всех традициях практики медитации обычно используют позу со скрещенными ногами, как мы это делали на том занятии по йоге. Такая поза придает телу устойчивость и неподвижность. Когда мы сидим спокойно, нам легче заметить изменчивый поток наших переживаний: вибрации, пульсации, напряжение, жар, свет, вкусы, образы и звуки. При этом, если мы закрываем глаза во время медитации, внутренний мир часто оказывается скрыт волнами эмоций – возбуждением или тревогой, беспокойством или гневом – и бесконечным потоком комментариев и суждений, воспоминаний и историй о будущем, беспокойствами и планами.

Будда называл нашу постоянную эмоциональную и умственную активность «водопадом», потому что ее непреодолимая сила так легко уносит нас от переживания настоящего. И буддийская, и западная психологии говорят о том, как это происходит: ум сразу же подсознательно оценивает то, что мы испытываем, как приятное, неприятное или нейтральное. Волнующая мысль или покалывающее ощущение – приятные. Плохой запах или внезапный громкий звук – неприятное. Ощущение своего дыхания – обычно нейтральное. Когда возникают приятные ощущения, мы рефлекторно цепляемся за них и пытаемся удержать. Часто мы делаем это при помощи планирования, испытывая эмоциональное возбуждение или сильное желание. Когда возникают неприятные ощущения, мы сжимаемся, пытаемся избежать их. Процесс происходит так же: мы беспокоимся и разрабатываем стратегии, чувствуем страх, раздражение. Если ощущение нейтральное, то мы не вовлекаемся в него, переносим свое внимание на что-нибудь другое: как правило, на более интенсивное или вдохновляющее переживание.

Будда называл постоянную эмоциональную и умственную активность «водопадом», потому что ее непреодолимая сила так легко уносит нас от переживания настоящего.

Все наши реакции на людей, ситуации, собственные мысли – это фактически реакции на типы ощущений, которые возникают в нашем теле. Когда нас выводит из себя чья-то неумелость и мы взрываемся от нетерпения, мы реагируем на наши неприятные ощущения. Когда нас привлекает кто-то и мы наполняемся страстным желанием и фантазиями, то реагируем на приятные ощущения. Весь водоворот наших ответных мыслей, эмоций и действий проистекает из этих базовых реакций на ощущения. Если мы не распознаем эти ощущения, то погружаемся в водопад ответных реакций – теряем связь с настоящим моментом, с осознаванием, с собственным сердцем.

Для того чтобы выйти из этого транса, Будда рекомендовал практиковать «осознанность, сосредоточенную на теле». Фактически он называл физические ощущения первым основанием осознанности, так как они неотделимы от чувств и мыслей. Они – фундамент самого процесса сознания. Так как наши приятные и неприятные ощущения столь быстро запускают цепную реакцию эмоций и мысленных историй, основная часть нашей практики – это распознавание возникающих мыслей и возращение снова и снова к нашему непосредственному чувственному восприятию. Мы можем ощутить дискомфорт в пояснице и услышать обеспокоенный внутренний голос, говорящий: «Как долго это будет продолжаться? Как мне избавиться от этого?» Или мы можем ощущать приятное покалывание, расслабленную открытость в груди и с готовностью спросим: «Что я сделал такого, чтобы достигнуть этого состояния?.. Надеюсь, я смогу повторить это». Мы практикуем, замечая эти истории, позволяя им уйти, и смотрим на скрытые за ними ощущения в нашем теле.

Мы не сможем разорвать цепь реакций, если не осознаем свои ощущения. С. Н. Гоенка, современный учитель випассаны, предупреждает нас, что если мы просто обращаем внимание на проходящие мысли, «то глубоко внутри часть ума продолжает на них реагировать. Потому что там, где есть мысль, есть ощущение. Вы не должны упускать из виду сам корень».

Основные наставления по медитации, которые дал Будда, таковы: осознавать изменчивый поток ощущений, не стараясь удержать их, изменить или противиться им. Будда ясно говорит о том, что осознанно воспринимать ощущения не значит стоять в стороне и наблюдать за ними на расстоянии. Скорее мы непосредственно испытываем то, что происходит в нашем теле. Мы видим наши руки, например, не как внешний объект, но внимательно ощущаем ту энергию, которая и есть наши руки в любое конкретное мгновение. Мы учимся ощущать наше тело изнутри.

Однако вместо того, чтобы непосредственно испытывать ощущения, мы можем замечать, что у нас «болит спина». Возможно, у нас есть мысленная карта нашего тела и определенную область на ней мы называем спиной. Но что такое «спина»? Что произойдет, когда мы отпустим этот образ и непосредственно войдем в эту часть тела с помощью осознавания? И точно так же: что произойдет с болью, когда мы перестанем так ее называть?

Многие люди настолько потеряли связь со своим телом, что полностью живут в умственном мире.

При помощи осознанного внимания мы можем исследовать и понять суть нашего переживания боли в каждое мгновение. Возможно, мы чувствуем давление и боль, которые локализованы на небольшом участке нашего тела. Если мы обратим на это место еще более пристальное внимание, то сможем заметить скованность или тепло. Возможно, мы начнем осознавать пульсацию или стреляющую боль, или потягивание, или скручивание. Возможно, эти ощущения больше не будут привязаны только к одному месту, но начнут распространяться и расширяться. Мы будем удерживать внимание и, возможно, осознаем поток ощущений, которые возникают, становятся отчетливыми, смешиваются друг с другом, исчезают и снова возникают в другом месте.

Возможность увидеть эту текучесть наших ощущений – одно из самых глубоких и замечательных достижений практики осознанности. Мы понимаем, что в наших переживаниях нет ничего статичного или устойчивого. Скорее, сфера ощущений непрерывно меняется – ощущения возникают и исчезают, становятся более или менее интенсивными, меняются их структура и местоположение. Когда мы направляем пристальное внимание на физические ощущения, то видим, что они ни минуты не остаются неизменными. Поначалу это может вызывать чувство дискомфорта и даже испугать.

Каждый раз, когда мы отпускаем мысленные истории, мы осознаем, что нет никакого стабильного основания, нет никаких ориентиров, нет возможности спрятаться или избежать того, что возникает. Один из учеников на ретрите по медитации сказал мне: «Когда я осознанно воспринимаю свои ощущения дольше нескольких секунд, то начинаю испытывать беспокойство. Мне кажется, надо быть начеку, ждать подвоха. Мне кажется, я упускаю какие-то важные вещи, о которых должен думать». Мы легко можем поддаться ощущению, что случится что-то плохое, если не будем поддерживать привычную бдительность, думая, оценивая и планируя. Но именно эта привычка и заставляет нас сопротивляться жизни. Только когда мы осознаем, что нам не за что держаться, мы перестанем прикладывать так много усилий для контроля собственных переживаний.

Ощущения постоянно изменяются. Если мы привычно сопротивляемся им или стараемся уцепиться за них, удерживая их в теле или рассказывая себе истории, то тем самым мы прерываем и ограничиваем процесс их естественного раскрытия и преобразования. Это можно сравнить с попыткой построить плотину или изменить русло реки. Легко позволить реке течь, когда ощущения приятные. Но когда это не так, когда мы испытываем физическую или эмоциональную боль, мы сопротивляемся, отталкиваем эти ощущения. Способность увидеть это и научиться встречать боль с радикальным принятием – один из самых больших вызовов и одна из самых освобождающих практик.

Страх как реакция на боль: «Что-то не так»

Когда я первый раз забеременела, мы с мужем решили, что у нас будут домашние роды, с акушеркой и без лекарств. Мы рассматривали рождение ребенка как естественный процесс, и поскольку я была вне группы риска, то хотела рожать в теплой и привычной домашней обстановке, а не в роддоме. Я надеялась, что смогу сохранять осознанность во время родов, и хотя знала, что боль будет сильной, была уверена: моя практика йоги и медитации позволит мне «двигаться вместе с потоком».

Когда начались роды, я была отдохнувшей и готовой. Я знала, что, если начну сопротивляться боли схваток, будет только хуже. Поэтому расслаблялась, дышала, безо всякого стеснения издавала звуки, позволяла своему телу решать самому. Как животное, я была бездумно погружена в процесс, инстинктивно реагировала на разворачивающуюся во мне драму и воспринимала боль как естественную часть происходящего.

Потом внезапно что-то изменилось. Когда стала прорезываться голова моего сына, уровень боли резко вырос. Я уже больше не могла продышать ее и позволить пройти сквозь себя. Я подумала, что такая сильная боль означает: что-то идет не так. Все мое тело сжалось, и глубокое медленное дыхание превратилось в поверхностное и быстрое дыхание паники. Вся моя уверенность в себе пропала, а решение расслабляться на волнах боли было забыто.

Как и любой аспект нашего эволюционного развития, неприятные ощущения, которые мы называем болью, – часть нашего механизма выживания. Боль – это призыв нашего тела обратить внимание, позаботиться о себе. Доктор Джон Кабат-Зинн всемирно известен благодаря своей Клинике снижения стресса в Университете Массачусетса. Он преподает там практики осознанности пациентам, которые страдают от хронической и острой боли.

Он пишет: «Симптомы болезни или расстройства плюс ваши чувства по этому поводу можно рассматривать как посланников, которые сообщают вам что-то важное о вашем теле или уме. В давние времена, если королю не нравилось послание, гонца убивали. Это равносильно подавлению ваших симптомов или ваших чувств, потому что они нежелательны. Убивать гонца, отрицать послание или приходить в ярость из-за него – не очень разумные подходы к лечению. Единственное, чего нам не стоило бы делать, так это игнорировать или разрушать естественные связи, которые могут дать важное представление о происходящем и восстановить саморегуляцию и равновесие. Вызов, который стоит перед нами, когда мы видим симптомы, заключается в том, чтобы действительно услышать их послание и принять его во внимание».

Иногда сообщения, которые мы получаем, – это призыв к немедленному действию: обжигающе горячо – мы убираем руки от огня. Слабость и головная боль – надо что-нибудь съесть. Острая боль в груди и затрудненное дыхание – мы звоним в скорую. В других случаях боль просит нас защитить себя от дальнейших травм. Она говорит о том, что нам надо отдохнуть, побыть в спокойствии. Во время родов боль сохраняет нашу сосредоточенность, заставляет нас инстинктивно участвовать в требующем больших затрат процессе рождения. Когда мы умираем, боль может подсказать нам, что нужно искать внутреннее убежище тишины и спокойствия, также как животное ищет уединения в этот момент. Если мы принимаем боль без морока страха, то можем услышать ее послание и ответить на него.

Но все же, как я поняла из опыта родов, интенсивная боль, даже когда она часть естественного процесса рождения, вызывает тревогу. Когда моей ответной реакцией стал страх, то к неприятным ощущениям добавилось убеждение: что-то идет не так. Вместо того чтобы практиковать радикальное принятие, мое тело и ум сопротивлялись и боролись с болью.

И хотя страх боли – естественная человеческая реакция, в нашей культуре он особенно силен. Мы считаем, что боль – это плохо или неправильно. Мы не доверяем своему телу и пытаемся контролировать его так же, как управляем миром природы. Мы принимаем обезболивающие, считая, что все, что устраняет боль, хорошо. Речь идет о любой боли – при родах и менструациях, обычной простуде и болезни, старении и смерти. В культуре нашего общества боль считается не естественным явлением, а скорее врагом. Боль – это гонец, которого мы пытаемся убить, а не то, что мы допускаем и принимаем.

В момент интенсивной боли во время родов я была в состоянии войны с ней. Моя акушерка, которая уже много раз видела страх и сопротивление в ответ на боль, тут же заверила меня: «Все в порядке, милая… все идет так, как и должно, просто это больно». Ей пришлось повторить это несколько раз, прежде чем эти слова дошли до моего сознания. И тогда посреди обжигающей боли, невыносимого давления, ощущения, что тебя разрывает на части, и утомления я вспомнила о глубоком дыхании и расслабилась. Это была просто боль, ничего плохого, и я смогла открыться этому и принять ее.

Страх усугубляет боль – теперь мы хотим убежать не только от изначальной боли, но и от боли страха.

Быть живым означает иногда чувствовать боль, иногда – очень сильную боль. И, как мы знаем, боль не всегда заканчивается рождением здорового малыша и радостью. Иногда она вообще не заканчивается. Когда это признак травмы, она может привести к тому, что наши физические возможности будут ограничены. Боль может привести к смерти. Учитывая взаимосвязь между болью и утратой, неудивительно, что мы уверены: боль – значит «что-то идет не так». Неудивительно, что наша ответная реакция на боль – страх и мы непроизвольно стараемся контролировать или устранить ее.

Я вынесла из процесса родов, что боль вовсе не обязательно ведет к страданию. Будда говорил, что мы страдаем, когда цепляемся за ощущение или сопротивляемся ему, когда хотим другой жизни. И, как говорится: «боль неизбежна, страдание – по выбору». Если мы встречаем болезненные ощущения с ясностью и осознаванием, то можем увидеть, что боль – это просто боль. Когда мы осознаем боль, а не реагируем на нее, мы не сжимаемся до переживания страдающего «я», жертвы. Если мы пугаемся, воспринимаем ощущения как «неправильные» – мы погружаемся в транс. Будда учил: когда мы цепляемся или сопротивляемся своим ощущениям на физическом уровне, мы запускаем водопад ответных реакций. Страх, сам по себе состоящий из неприятных ощущений, усугубляет боль – теперь мы хотим убежать не только от изначальной боли, но также и от боли страха. На самом деле боль страха часто и есть самая неприятная часть болезненного опыта. Как пишет Джон Кабат-Зинн: «Когда вы видите и чувствуете ощущения, которые переживаете именно как ощущения – простые и чистые, вы можете заметить, что мысли об этих ощущениях бесполезны для вас в этот момент, и они даже могут сделать все хуже, чем должно быть». Когда мы принимаем физические ощущения за нечто, чего стоит бояться, боль перестает быть просто болью. Это что-то плохое и неправильное, от чего мы должны избавиться.

Наш страх часто разрастается в паутину историй. В течение четырех лет я боролась с хроническим заболеванием. Самым сложным в этом опыте был сопровождающий болезнь комментарий о том, что я не способна позаботиться о себе «должным образом». Каждый раз, когда я чувствовала усталость или у меня случался приступ несварения желудка, мой ум наполнялся историями и интерпретациями: «Что-то не так… наверное, я серьезно больна». Я зацикливалась на том, чем вызвала эту проблему. «Мой иммунитет ослаб. Я перенервничала, недоспала… Я пила слишком много черного чая, должно быть, кислота повредила мой желудок». Вместе с волной усталости или спазмом в желудке появлялось чувство слабости и стыда. Я считала, что боль – это плохо. Ведь это моя боль, и она говорит о каком-то моем изъяне.

Когда мы привычно погружаемся в свои истории о боли, то не даем себе переживать ее как изменчивый поток ощущений, каковым она и является. Вместо этого, когда наши мышцы сжимаются и все в нас говорит о том, что боль – враг, она возобновляется снова и снова. Наше сопротивление на самом деле может создать новые слои симптомов и страдания. Возможно, самокритика и беспокойство, которые сковали мои мышцы в ответ на боль, усилили мое истощение. Когда мы отказываемся от своего тела из-за вызванных страхом историй о боли, мы в результате заточаем боль в нашем теле.

В минуты острой боли наш страх усиливается, и ощущение «что-то не так» тут же заставляет нас бороться с болью. Один мой знакомый испытывал мучительную боль, когда у него выпал один из позвоночных дисков и стал давить на часть позвоночника. «Казалось, в мою ногу налили бензина и подожгли его», – рассказывал он. Боль не ослабевала, и он перепробовал все, чтобы унять ее. Он принимал два сильных наркотических средства, стероиды, противовоспалительное и два сильных болеутоляющих мышечных релаксанта. Эти средства вырубали его на какое-то время, но когда он просыпался, то пребывал в агонии до следующего приема препаратов. «Боль обладает уникальным качеством, – писал он мне, – чем она сильнее, тем меньше ты осознаешь остальной мир. И если она достаточно сильна, то в конечном счете остаешься только ты, боль и ваш поединок».

Когда вместо того, чтобы применять радикальное принятие, мы реагируем на физическую боль страхом и сопротивлением, то возникает цепь ответных реакций, и это очень изматывает. В тот самый момент, когда мы начинаем думать: «Что-то не так», наш мир сжимается и мы теряем себя в попытке противостоять боли. Такой же процесс происходит, когда мы испытываем эмоциональную боль – мы сопротивляемся неприятным ощущениям одиночества, печали или гнева. Будь боль физической или эмоциональной, реагируя на нее со страхом, мы уходим от осознавания и впадаем в транс страдания.

Когда боль травмирует, транс может стать всепоглощающим и долговременным. Жертва отталкивает ощущение боли в теле с такой силой, что нарушается связь между телом и умом. Это называется диссоциацией. Мы все до некоторой степени разъединены с нашим телом, но когда нас сковывает страх опасности, которая есть всегда, исцеление может стать длительным и непростым процессом.

Травмирующий страх: телесная диссоциация

Ребенком Розали подвергалась насилию со стороны отца. Когда он напивался, то пытался залезть ей в трусы или забирался в ее постель и терся об ее тело, пока не испытывал оргазм. Если она сопротивлялась, он бил ее и угрожал худшим. Если она пыталась убежать и спрятаться, он впадал в ярость, гнался за ней и безжалостно избивал. За год до того, как он и мать Розали развелись, он дважды заставил ее заниматься с ним сексом. Физическое и эмоциональное воздействие от такой серьезной травмы может длиться всю жизнь. Розали пришла ко мне в 35 лет. Она жила одна, у нее была средняя степень анорексии. Она уже прошла через несколько видов терапии, но все еще продолжала голодовки и страдала от регулярных приступов тревоги. Ее тело было худым, жестким и скованным; она никому не доверяла.

Розали считала, что любой, кто проявлял к ней симпатию, на самом деле просто хотел воспользоваться ею. Она сказала мне, что, по ее мнению, одна подруга общалась с ней потому, что не хотела ходить одна на вечеринки. Другой девушке, привлекательной и пользующейся популярностью у мужчин, нравилось дружить с Розали, потому что это, должно быть, «тешило ее самолюбие». И хотя у Розали никогда не было проблем с тем, чтобы найти партнера для свидания, близкие отношения всегда быстро заканчивались. Чтобы не испытывать унижения, если ее бросят, она сама прерывала отношения при первом же ощущении «что-то идет не так». Даже с теми, кого Розали знала очень давно, она сохраняла дистанцию. Когда у нее случался один из ее регулярных приступов тревоги, она или вела себя так, будто «все под контролем», или исчезала на время.

Часто для того чтобы провести время с другими людьми, Розали надо было накуриться. Благодаря марихуане какое-то время все выглядело нормальным. Но теперь, сказала она, ей надо было накуриваться каждый вечер, чтобы проспать ночь. Если она не выкуривала косяк или не принимала снотворное, то просыпалась посреди ночи в ужасе. Сон всегда был один и тот же: она пряталась в маленьком и темном пространстве, а кто-то ужасный и безумный должен был вот-вот ее найти.

Нейропсихология говорит нам, что травматическое насилие вызывает долговременные перемены, влияя на нашу физиологию, нервную систему и химию мозга. При нормальном процессе формирования воспоминаний мы оцениваем каждую новую ситуацию в терминах связной картины мира, которая у нас сформировалась. При травме, из-за волны болезненной и интенсивной стимуляции в этом когнитивном процессе происходит короткое замыкание. Вместо «обработки опыта» путем встраивания его в наше понимание картины мира и приобретения новых знаний мы возвращаемся к более примитивной форме кодирования – через чувственное восприятие и визуальные образы. Травма, непроработанная и запертая в нашем теле, спонтанно прорывается в наше сознание. Даже спустя много лет после того как фактическая опасность прошла, человек, который был травмирован, может снова переживать это событие так, будто оно происходит в настоящем.

Непроработанная боль заставляет нашу систему самосохранения быть все время начеку. Внезапные интенсивные воспоминания, а также многие ситуации, не представляющие никакой угрозы, могут активировать чрезмерно высокие уровни боли и страха, хранящиеся в нашем теле. Партнер может в раздражении повысить голос, и вся боль прошлых ран, боль ужаса или ярости, которая живет в нашем теле, словно сорвется с цепи. Независимо от того, есть ли в этот момент реальная опасность или нет, мы чувствуем себя в опасности и вынуждены искать способ избежать этой боли.

Для того чтобы пройти сквозь столь сильную боль, жертвы травмы диссоциируют себя со своими телами, притупляя восприимчивость к физическим ощущениям. Некоторые люди чувствуют себя «нереальными», как будто они покинули свое тело и ощущают жизнь с большого расстояния. Они делают все, что в их силах, лишь бы не чувствовать эти непроработанные ощущения страха и боли в теле. Они могут срываться в приступы агрессии или застывать в депрессии или замешательстве. У них могут возникать мысли о самоубийстве, или они могут напиваться до бесчувствия. Они переедают, употребляют наркотики и подвержены навязчивым мыслям. Но боль и страх никуда не уходят. Они притаились в глубине и время от времени внезапно берут верх.

Жертва отталкивает ощущение боли в теле с такой силой, что нарушается связь между телом и умом.

Хотя диссоциация – это защитный механизм, она ведет к страданию. Когда мы оставляем наши тела, мы оставляем свой дом. Отвергая боль и уходя от основы нашего существования, мы переживаем болезнь разъединения – одиночество, тревогу и стыд. Элис Миллер говорит, что у нас нет никакой возможности избежать того, что живет в нашем теле. Или мы обращаем на это внимание, или страдаем от последствий: «Правда о нашем детстве хранится в теле, и, хотя можно подавить ее, мы никогда не можем изменить ее. Можно обмануть ум, управлять чувствами, перевернуть все понятия, а тело задурманить лекарствами. Но однажды наше тело выставит счет, потому что оно так же неподкупно, как ребенок, чей дух все еще невинен, не приемлет компромиссов или оправданий. Наше тело не прекратит мучить нас, пока мы не перестанем избегать правды».

Когда мы начали работать с Розали, было ясно, что ее время пришло – тело выставило счет. На наших первых встречах она рассказала историю своей жизни. И хотя она была сообразительной и легко формулировала свои проблемы и их причины, она будто бы говорила о жизни другого человека. Она сказала мне, что во время наших разговоров не осознавала чувства в теле, а вне терапии ее иногда охватывала паника или ярость. В эти мгновения ощущения в теле были такими интенсивными, что ей хотелось умереть.

Я предложила ей поработать над тем, чтобы постепенно начать чувствовать себя в теле более безопасно. Я сказала Розали, что это может принести такие результаты, которых не удалось достичь с помощью других видов терапии. Она с готовностью согласилась, и в течение последующих недель мы заложили основы. Я хотела понять Розали так глубоко, насколько это возможно, а она должна была чувствовать себя со мной комфортно и в безопасности. Когда она была готова, я предложила ей совершить управляемое путешествие, исследовать те части внутренней жизни, которые лежали за пределами ее осознавания.

В день этого путешествия я предложила Розали сесть поудобнее и закрыть глаза. Я вела ее при помощи управляемых психических образов: она медленно спускалась по длинной винтовой лестнице, в конце которой была закрытая дверь. Я предложила ей с каждым шагом оставлять позади отвлекающие мысли и становиться все более расслабленной и любопытной. Когда Розали достигла конца лестницы, ее тело было неподвижно, веки трепетали, лицо покрылось легким румянцем. Она кивнула, когда я спросила ее, видит ли она дверь. Я сказала, что за ней она обнаружит что-то очень важное для ее исцеления, какой-то подарок от подсознания. Я напомнила ей, что она в безопасности, какие бы у нее ни возникли ощущения. Мы были там вместе, и она могла вернуться в любой момент. Потом я сказала ей, что она может открыть дверь, когда почувствует, что готова.

Розали застыла. «Что ты видишь?» – спросила я ее мягко. Она еле слышно прошептала: «Маленькую девочку… Она прячется в шкафу».

Когда я спросила ее, от чего она прячется, Розали легко покачала головой. Через несколько мгновений я спросила, сколько ей лет. «Ей семь, – ответила она и быстро продолжила: – Это ее отец. Он хочет найти ее и причинить боль». Я снова заверила ее, что сейчас маленькая девочка в безопасности. Я также добавила, что, расслабившись и просто замечая то, что произойдет дальше, Розали могла бы найти способ помочь этой девочке. Когда я увидела, что ее дыхание стало более легким, я спросила, что сейчас делает маленькая девочка. «Она молится. Она говорит, это так больно, что она этого больше не вынесет».

Я подождала еще чуть-чуть и потом мягко спросила: «Розали, что может помочь девочке справиться с этой болью?»

Она нахмурилась. «Она там совсем одна… больше никого нет». Потом она медленно произнесла: «Нужно, чтобы кто-то позаботился о ней».

«Кто лучше всего с этим справится?» – спросила я. Она снова сделала паузу, погруженная в себя и сосредоточенная. Внезапно на ее лице отразились удивление и радость: «Добрая фея! Я вижу ее там, рядом с маленькой девочкой… Она вместе с ней в шкафу». Розали подождала чуть-чуть и потом сказала: «Фея окружена мерцающим синим светом, и она машет золотистой волшебной палочкой».

«Розали, у феи есть сообщение для этой маленькой девочки? Она хочет ей что-то сказать?»

Она кивнула: «Она говорит, что может помочь. Она может сделать кое-что. Это позволит девочке на время забыть все эти ужасные вещи. А потом девочка вырастет и сможет справиться со всем этим, когда станет сильнее».

Я сделала паузу и потом мягко спросила, как фея собирается сделать это. Голос Розали стал спокойным и задумчивым: «Она говорит, что дотронется до разных частей тела девочки своей волшебной палочкой, и они станут хранилищем всех этих ужасных чувств». Розали сделала паузу, прислушиваясь к себе, и потом продолжила: «Добрая фея сказала, что, конечно, тяжело держать их в себе, но это способ выжить, быть спокойной и контролировать происходящее внутри».

После долгого молчания я спросила Розали, что случилось. «Ну, фея поместила ярость и страх маленькой девочки в ее живот и потом завязала его, чтобы они там оставались. А потом она наложила волшебное заклинание на вагину и область таза, чтобы ее сексуальные чувства больше не доставляли ей неприятностей». Розали сделала несколько судорожных вдохов, и я спросила: «Что еще?»

По ее щекам покатились слезы, и она произнесла: «Она сказала, что девочка должна разрешить стянуть ее грудную клетку, чтобы она не чувствовала боли от разбитого сердца». Розали помолчала, а потом продолжила, уже чуть более сильным голосом: «Она сказала, что шея девочки будет крепостью с очень толстыми стенами, так что девочка не будет звать на помощь или кричать в гневе». Розали замолчала, и я просто сидела с ней рядом, сохраняя молчание.

Я напомнила Розали, что она в безопасности, какие бы у нее ни возникли ощущения.

«Ты прекрасно справляешься, – сказала я ей, и потом мягко добавила: – есть еще что-нибудь, что фея хочет тебе сказать?» Розали кивнула: «Она говорит, что однажды маленькая девочка уже не сможет удерживать это все в себе, и ее тело начнет выдавать свои секреты. Она отпустит все, что так долго держала в себе… и она сделает так, потому что больше всего на свете она хочет быть цельной и настоящей». Розали мягко плакала, ее плечи тряслись. «Она сказала, чтобы маленькая девочка не беспокоилась. Она найдет людей, которые о ней позаботятся и которые будут рядом, когда она снова обретет себя».

Розали откинулась на стул, и я спросила ее, что происходит сейчас. «Добрая фея обнимает девочку и ведет ее в постель». Через несколько мгновений она продолжила шепотом: «Она говорит, что когда маленькая девочка проснется, она забудет все, что случилось, но вспомнит об этом, когда будет готова». Розали помолчала, а потом сказала с нежностью: «Добрая фея сказала девочке: „А до тех пор и навсегда – я люблю тебя“».

Как если бы она только что перевернула последнюю страницу любимой книги, Розали дотянулась до шали, которую я оставила на кушетке, завернулась в нее и легла, свернувшись калачиком в подушках. «Ничего? – прошептала она. – Я просто хочу полежать пару минут». Ее лицо выглядело умиротворенным, как будто впервые за долгое время она почувствовала себя действительно спокойно и комфортно.

В следующие недели после внутреннего путешествия Розали как будто медленно появлялась из кокона. Даже ее движения стали легче, более плавными. Я спросила ее, могу ли я использовать «историю о фее» на одном из своих занятий по медитации. Она обрадовалась – ей хотелось, чтобы и другие обрели ту внутреннюю свободу, которую она сейчас ощущала. Когда я рассказала эту историю, некоторые плакали. Они осознали, что сильно отдалились от своих тел, заблокировали энергию и были как бы не полностью живыми. У них появилась возможность простить себя за то, что они отказывались встретиться со своими глубокими ранами. Эта история помогла им понять, что это естественно – искать облегчения перед лицом невыносимой боли.

Хотя в нашей жизни могут быть такие моменты, когда нет другого выбора, кроме как уйти от невыносимой физической или эмоциональной боли, исцеление начинается с того, что мы восстанавливаем связь с теми частями тела, где хранится эта боль. Розали, как и всем нам, для обретения свободы потребовалось встретить эту боль, заблокированную страхом, с радикальным принятием. Не важно, насколько глубоки наши раны: когда мы прислушиваемся к своему внутреннему голосу, который зовет нас домой, к нашему телу, к нашей целостности, мы начинаем свое путешествие.

Исцеление ран: возвращение в свое тело

Путешествие Розали позволило ей понять, что произошло с ней и как освободиться. Наши следующие сеансы были посвящены поиску методов, которые помогли бы ей все больше чувствовать себя в своем теле как дома.

Сначала я показала Розали медитацию на осознанность тела, направляя ее внимание вверх и вниз по телу, указывая на каждую область: ступни и ноги, туловище, плечи, руки и ладони, шею, голову. Я предлагала Розали представлять, что со вдохом в ту часть ее тела, на которую она направляет внимание, входит энергия и свет. С выдохом она отпускала напряжение и расслаблялась. По мере того, как ее внимание становилось более глубоким, я предложила ей просто отмечать любые физические ощущения, принимая их такими, как есть.

Когда Розали сказала, что ей сложно почувствовать ощущения внутри живота и в области таза, я спросила ее, какой цвет кажется ей исцеляющим. Она сразу же вспомнила мерцающий синий свет, исходящий от феи. Я предложила ей представить, что эти области купаются в этом синем, и свет омывает ее с каждым ее вдохом. Через несколько мгновений Розали нервно сказала: «Я чувствую какое-то движение там, какое-то покалывание». И потом: «На сегодня достаточно». И хотя она не могла долго удерживать внимание на этих заново пробужденных областях, она очень гордилась своими первыми усилиями. Для того чтобы снова войти в эти области, которые казались такими опасными, потребовалось мужество.

На нашу следующую встречу Розали приехала взволнованная: она встретила нового мужчину. Но к концу следующей недели взволнованность превратилась в беспокойство, и ее тело сковало страхом. Ей по-настоящему нравился этот парень, и она не хотела его отталкивать: «Если я не смогу справиться с этим страхом, Тара, у меня ничего никогда не получится». Розали знала, что ей придется встретить переживания тела с радикальным принятием.

Я предложила ей сделать паузу и ощутить, что в ее теле больше всего требовало внимания и принятия. Этого Розали раньше не делала: она только исследовала тело при помощи осознанности, когда была относительно расслаблена. Это было безопасно, но если бы ей пришлось встретить чистый страх, это могло бы вызвать много болезненных ассоциаций. Она закрыла глаза и сидела молча, без движения. Примерно через минуту она положила руку на свой живот. «Здесь, – сказала она, – мне очень страшно… Кажется, меня сейчас стошнит». Я подбодрила ее, сказала, что тепло ее руки, ее собственное мягкое прикосновение поможет ей осознавать неприятные ощущения. Я спросила Розали, может ли она почувствовать эту область изнутри и просто отмечать, что там происходит.

Розали сделала несколько глубоких вдохов и снова откинулась на кушетку. В течение следующих минут она называла то, что ощущала: болезненность и тянущую скованность в центре живота, ощущение того, как поднимается и опускается ее грудь, когда она делает глубокие вдохи, ослабление и растворение крепкого узла в животе, колебание и нервозность, которые распространяются по животу, мысль: «Может быть, он тот самый», колющий страх, дрожание, образ маленького ребенка в шкафу, мысль: «Я не могу это вынести», тепло, распространяющееся по груди и горлу, удушающее чувство в горле, вдыхание синего света, смягчение и открытие горла, появление грусти. Когда она наконец взглянула на меня, ее глаза блестели: «Все это происходит внутри меня, а я просто держу эту маленькую девочку в своих руках». Вскоре она продолжила: «Мне кажется, я могу принять эту боль, могу вынести все, что ощущаю».

И в буддийской психологии, и в западной практической терапии этот процесс переживания и принятия изменчивого потока ощущений – центральное место в алхимии преобразования. Эмоции, сочетание физических ощущений и историй, которые мы рассказываем сами себе, продолжат вызывать страдание, пока мы не проживем их в том месте тела, где они находятся. Если мы направим устойчивое внимание на непосредственное физическое переживание эмоции, мы освободим прошлые ощущения и истории, с ними связанные, которые заперты в нашем теле и уме. Слои боли, страха или гнева могут начать проявляться в свете осознанности. Подобно Розали, когда мы ощущаем и отпускаем прошлую боль, которая была заблокирована в нашем теле, мы можем встретить наши настоящие чувства со вниманием и доброжелательностью. Мы открываем для себя, по словам Руми, что «средство от боли заключено в самой боли».

Розали знала, что ей придется встретить переживания тела с радикальным принятием.

Для того чтобы пройти сквозь боль и прийти к исцелению, Розали должна была почувствовать себя в безопасности. Базовое ощущение доверия заявило о себе после ее первого внутреннего путешествия. Наши отношения были для нее раем – она верила в то, что я действительно забочусь о ней, полагалась на мою поддержку, когда заново устанавливала связь со своим телом. Опыт с феей открыл ее собственную внутреннюю мудрость, потребность защитить себя и стремление пробудиться и обрести целостность. Именно готовность пойти на риск и осознанно открыться своим ощущениям позволили этому доверию укорениться. Каждый раз, когда ей удавалось принять возникающие ощущения в теле, даже самые пугающие, она испытывала еще большую уверенность в своей способности пребывать в теле как дома. Она была готова справиться со всем, что может возникнуть. Она смогла исцелиться через переживание боли.

Для того чтобы научиться привносить радикальное принятие в наш физический опыт, требуется время. Это постепенный процесс. Если в нашем теле скрыт огромный резервуар страха, мы начинаем, как Розали, с того, что «опускаем в реку только один палец», отслеживая свои ощущения и при необходимости отступая назад. Иногда мы вообще не сталкиваемся с болью, а иногда боль может быть очень сильной. Быть в своем теле как дома не значит, что мы должны удерживать внимание на переполняющей нас физической или эмоциональной боли в течение длительного времени. Тем более, если мы чувствуем себя опустошенными, было бы разумно и сочувственно по отношению к себе делать перерывы, отдыхать, направлять свое внимание куда-то еще. Если мы медитируем, то можем направить любящую доброту на боль или страх (см. главу 10) или удерживать свое внимание на дыхании и расслабиться, насколько это возможно. Если переполняющие нас ощущения возникают в течение дня, мы можем послушать музыку, поговорить с другом или почитать книгу. Когда мы сталкиваемся с крайне сложными и сильными ощущениями, нам может понадобиться поддержка учителя медитации, целителя или психотерапевта. Они помогут отнестись к переживанию с осознанностью и внимательностью. Со временем, как и обещала добрая фея, мы почувствуем себя в теле как дома. Направляя мягкое внимание в область ощущений, мы освобождаемся от ответных историй и эмоций, которые держали нас в страхе. Наполняя свое тело осознаванием, мы возвращаем себе жизнь и дух.

Позволяя жизни течь сквозь нас

Когда я уже года два страдала от хронической болезни, я посетила ретрит по випассане. Я посещала несколько длительных ретритов до этого и любила дни, наполненные молчанием. Этот ретрит проходил во время великолепной осени в Новой Англии, и я была счастлива медитировать в такой красоте. Учитывая мою борьбу с болезнью, я с нетерпением ждала времени, которое было бы полностью посвящено сидячей медитации и медитации во время ходьбы. Мне требовалось вдохновение, и я знала, что найду его в лекциях и инструкциях, которые будут давать учителя. Ретрит был прекрасной возможностью развить большую осознанность в уме и теле.

Первые несколько дней прошли гладко – мой ум стал успокаиваться, и я с готовностью погрузилась в ритм ретрита. К концу первой недели у меня заболел живот, и я чувствовала себя такой истощенной, что с трудом заставляла себя пойти в зал для медитации. Я уже привыкла к этим симптомам – после многочисленных анализов и осмотров врачи дали им общее определение хронической усталости и сказали, что у меня синдром раздраженного кишечника. В тот момент мне нужно было как-то примириться с дискомфортом. «Хорошо, – ворчливо подумала я, – я здесь как раз для того, чтобы работать с… неприятными ощущениями».

В последующие двадцать четыре часа я заметила тепло и спазмы в животе, свинцовую тяжесть в конечностях, и у меня вполне получалось принимать все эти ощущения. Но в следующие дни, когда симптомы никуда не делись, я оказалась заложницей собственных привычных историй и стала тонуть в приступах страха, стыда и депрессии. «Со мной что-то не так… я как-то неправильно живу. Мне никогда не станет лучше». И еще более глубокий страх: «Я никогда не буду счастливой». Знакомый транс уже грозил взять верх, и я посчитала это знаком необходимости усилить внимание.

Однажды, на второй неделе ретрита, в ясный и прохладный день я пошла на прогулку в лес и шла, пока не обнаружила солнечную поляну. Я завернулась в теплое одеяло, которое принесла из комнаты, села и оперлась на дерево. Земля, покрытая листьями, стала мне удобной подушкой. Было так хорошо сидеть на природе: я чувствовала себя как дома в простоте земли, деревьев, ветра, неба. Я решила сосредоточиться на собственной природе – на изменчивом потоке ощущений, который живет в теле.

Я решила: какое бы переживание ни возникло, я встречу его с настроем «добро пожаловать».

Несколько минут я посвятила тому, чтобы отпустить очевидное напряжение, а затем быстро просканировала тело. Я заметила ломоту, щемящее чувство усталости. В одно мгновение я оказалась вне тела и в уме возникла мысль: «Ух ты… я все еще чувствую себя больной». И снова я наблюдала, как мой ум сжимается при мысли: что-то действительно не так. Страх. Он ощущался как кольца толстой и жесткой веревки, которые затягивалась вокруг моего горла и груди. Сделав глубокий вдох, я позволила уйти мыслям о болезни и просто ощущала хватку страха. Я решила: какое бы переживание ни возникло, я встречу его с настроем «добро пожаловать». Я собиралась принять все.

Проходили минуты, и я обнаружила, что отслеживаю ощущения и при этом не желаю, чтобы они уходили. Я просто ощущала давление на горло и грудь, тугую боль в животе. Дискомфорт не исчез, но что-то постепенно начало меняться. Мой ум больше не был скован или притуплен, он стал более ясным, сосредоточенным и абсолютно открытым. По мере того как мое внимание углублялось, я начала воспринимать ощущения в своем теле как движущуюся энергию – покалывающую, пульсирующую, вибрирующую. Приятная или нет, это была энергия, которая проходила сквозь меня.

Когда я заметила, что чувства и мысли появляются и исчезают, стало ясно, что они просто приходят и уходят сами по себе. Ощущения возникали из ниоткуда и снова растворялись в пустоте. Не было никакого «я», которому бы они принадлежали. Не было никакого «я», которое бы чувствовало вибрацию, пульсацию, покалывание. Не было «я», подавленного неприятными ощущениями. Не было «я», порождающего мысли или пытающегося медитировать. Жизнь – магическая игра явлений – просто происходила. Я принимала каждое приходящее ощущение с открытостью, и любое ощущение границ или твердости в моем теле и уме растворилось. Ощущения, эмоции и мысли просто проходили сквозь открытое пустое небо осознавания.

Открыв глаза, я была поражена красотой осени в Новой Англии. Деревья тянулись к небу, желтые и красные, в контраст яркому синему небу. Цвета воспринимались как насыщенные чувственные аспекты жизни, которая проявлялась в моем теле. Звук ветра появлялся и исчезал, листья трепетали и падали на землю, птица слетела с соседней ветки. Весь мир находился в движении – как и жизнь внутри меня. Не было ничего зафиксированного, прочного, ограниченного. Я знала безо всяких сомнений, что я – часть мира.

Потом, почувствовав спазм в желудке, я смогла распознать его просто как еще одну естественную часть мира. Я продолжала сохранять осознанность и могла почувствовать возникающие и уходящие боль и напряжение внутри меня. Они были частью всего, как земля и падающие листья. Это была просто боль… боль земли.

Когда мы свободны от концепций и наши чувства пробуждены, звуки, запахи, образы и вибрации, которые мы ощущаем, соединяют нас с жизнью. Это не моя боль, это боль земли. Это не мое ощущение жизни – это просто жизнь, раскрывающаяся и насыщенная, таинственная и прекрасная. Встречая изменчивый танец чувств с радикальным принятием, мы открываемся своей изначальной принадлежности этому миру. Мы не ограничены каким-либо проходящим переживанием и принадлежим целому.

В стихотворении Роджера Киза «Молвит Хокусай» учение мудрого японского художника напоминает нам о нашей принадлежности жизни и нашей способности открыться ее полноте.

Молвит Хокусай: «Смотри пристально». Молвит: «Обращай внимание, подмечай». Молвит: «Продолжай смотреть, будь любопытен»… Молвит: «Нет конца твоему взгляду»… Молвит: «Все вокруг – живое — Ракушки, дома, люди, рыбы, Горы, деревья. Древесина – живая. Вода – живая. Всякая вещь живет своей жизнью. Всякая вещь живет внутри нас». Молвит: «Живи с миром внутри себя»… «Важно, что тебя волнует. Важно, что ты чувствуешь. Важно, что ты замечаешь. Важно, что жизнь живет через тебя»… «Смотри, чувствуй, позволь жизни вести тебя за руку. Позволь жизни жить через тебя». Перевод Г. Власова

По мере того, как мы движемся от сопротивления своим физическим ощущениям к радикальному принятию жизни, текущей через нас, мы пробуждаемся от транса. Мы открываемся полноте и загадочности нашей жизни. В каждое мгновение, которому мы осознанно позволяем «просто быть», мы дома. Как пишет великий мастер дзен XVIII века Хакуин-дзэндзи: «Это место – страна Лотоса, это тело – будда». Страна Лотоса – это заветное место пробуждения, которое всегда присутствует в настоящем моменте. Когда мы встречаем жизнь на физическом уровне с радикальным принятием, мы становимся буддами – пробужденными, созерцающими поток ощущений, чувств и мыслей. Все живо, весь мир отражается в нас. Позволяя жизни проходить сквозь нас, мы переживаем безграничную открытость нашей внутренней природы.

Направляемая медитация: развитие воплощенного осознавания

Осознанное сканирование тела – важный путь к воплощенному осознаванию.

Сядьте поудобнее, закройте глаза и сделайте несколько длинных, глубоких вдохов. Потом покойтесь в естественном потоке своего дыхания, пусть ум и тело начнут успокаиваться.

Удерживая расслабленное и открытое осознавание, начните постепенное и тщательное сканирование всего тела. Направьте внимание на макушку и, не ища ничего конкретного, просто понаблюдайте за своими чувствами в этой области. Потом направьте внимание ниже, понаблюдайте за ощущениями в затылочной части, по бокам головы, в ушах. Обратите внимание на ощущения во лбу, глазах, носу, щеках, челюсти и во рту. Двигайтесь настолько медленно и тщательно, насколько вам удобно.

Во время сканирования тела старайтесь не задействовать глаза при направлении внимания (это лишь создаст напряжение). Наблюдайте за ощущениями в теле напрямую. В некоторых частях тела вы, скорее всего, почувствуете онемение, или там не возникнет явных ощущений. Некоторое время удерживайте внимание на этих областях, расслабленно и спокойно. По мере того, как внимание будет углубляться, вы заметите, снова вернувшись к этим областям, что теперь лучше осознаете ощущения там.

Образы и мысли будут возникать естественным образом. Замечайте, как они проходят, и мягко возвращайте свое внимание к ощущениям. Сохраняйте намерение отпустить все свои представления и переживать физическое ощущение жизни так, как оно есть.

Направьте внимание на область шеи и горла, замечайте, не оценивая, любые ощущения. Осознавайте свои плечи изнутри. Потом медленно направьте внимание вниз по рукам, чувствуя в них жизнь. Направьте осознавание на ладони, убедитесь, что они лежат свободно и без усилий. Почувствуйте изнутри каждый палец, ладони, тыльную сторону ладоней – замечайте покалывание, пульсацию, давление, теплоту или прохладу. Окажитесь внутри потока жизни в своем теле.

Теперь направьте осознавание на свою грудь, исследуя ощущения в этой области. Пусть ваше внимание медленно опустится в живот. Сохраняя мягкое, восприимчивое осознавание, уделите какое-то время тому, чтобы отследить ощущения в области живота.

Направьте внимание на верхнюю часть спины, почувствуйте область вокруг лопаток. Двигаясь вниз, осознайте среднюю часть спины и поясницу, а потом весь позвоночник. Пусть осознавание скользит дальше вниз по телу: чувствуйте ощущения в бедрах, ягодицах, гениталиях. Каковы возникающие там ощущения? Медленно двигайтесь по ногам, осознавайте их изнутри. Исследуйте ощущения в ступнях и больших пальцах ног. В тех местах, где ваше тело соприкасается со стулом, подушкой или полом, почувствуйте контакт, давление и температуру.

Теперь пусть ваше осознавание включает в себя все ваше тело. Осознайте его как область постоянно меняющихся ощущений. Можете ли вы почувствовать поле тонкой энергии, которая дает жизнь каждой клетке, каждому органу вашего тела? Есть ли в вашем переживании что-то прочное, неподвижное? Есть ли центр или границы у этого поля ощущений? Кто или что осознает переживание?

Пока вы пребываете в осознавании всего тела, если какие-то отдельные ощущения требуют вашего внимания, уделите им его, позвольте им быть. Не управляйте переживанием, не цепляйтесь за него и не отталкивайте. Просто откройтесь изменчивому танцу ощущений, почувствуйте жизнь изнутри. Если никакие отдельные ощущения не требуют внимания, будьте открыты и чувствуйте энергию одновременно во всем теле.

Если внимание отвлекается на мысли, мягко заметьте: «Мысли, мысли», и потом вновь вернитесь к энергетическому полю ощущения жизни. Пребывайте в осознавании своего существования, позвольте жизни течь сквозь вас.

Сканирование тела от головы до стоп или от стоп до головы можно повторять снова и снова во время одной сессии медитации. Вы можете делать полное сканирование, пребывать в осознавании всего тела несколько минут и потом повторить сканирование. Можете делать первое сканирование медленно, а следующие – быстрее. Или сделать сканирование один раз, а потом практиковать осознавание наиболее явных ощущений и, если возможно, всей сферы телесных ощущений. Экспериментируйте – и выясните, что вам подходит больше всего для удержания расслабленного и бдительного осознавания в теле.

Как можно чаще наблюдайте за ощущениями и в повседневной жизни. Вы можете легко вернуться в тело, расслабив и смягчив плечи, кисти и живот. В различных ситуациях на протяжении дня обращайте внимание на ощущения в теле. Что происходит, когда вы злитесь, когда вы в стрессе и спешите, когда вас критикуют или оскорбляют, когда вы чувствуете волнение и счастье? Обращайте особенное внимание на разницу между пребыванием внутри мыслей и возвращением в непосредственное переживание ощущений.

Направляемая медитация: радикальное принятие боли

Мы развиваем радикальное принятие боли, стараясь не сопротивляться неприятным ощущениям, но встречать их с принимающим осознаванием. Это упражнение особенно полезно в те моменты, когда вы испытываете физическую боль.

Примите удобное положение, сидя или лежа. Уделите несколько минут тому, чтобы успокоиться, расслабиться вместе с естественным ритмом дыхания. Мягко просканируйте тело, расслабив брови и челюсть, опустив плечи и позволяя рукам свободно покоиться. Старайтесь не создавать ненужного напряжения в теле.

Какая область сильного дискомфорта или боли требует вашего внимания? Направьте чуткое внимание на неприятные ощущения в этой части тела. Обратите внимание на то, что происходит, когда вы начинаете пребывать вместе с болью. Пытаетесь ли вы, пусть даже почти незаметно, оттолкнуть боль, пресечь ее, заблокировать или уйти от нее? Присутствует ли страх? Вы можете заметить, что тело и ум сжимаются, как кулак, в попытке воспротивиться боли. Сохраняйте намерение удерживать осознавание, позволяя неприятным ощущениям быть, как они есть.

Откройтесь изменчивому танцу ощущений, почувствуйте жизнь изнутри.

Смягчайте любую реакцию на боль, позвольте кулаку сопротивления разомкнуться. Чем сильнее ваша связь с открытым и обширным осознаванием, тем выше способность пребывать вместе с ощущениями и позволять им раскрываться естественным образом. Ощущайте свое осознавание как мягкое пространство, которое окружает боль и позволяет неприятным ощущениям свободно парить внутри.

Пребывая в этой открытости, направьте более сосредоточенное внимание на меняющиеся ощущения в области боли. Что действительно представляют собой ощущения? Чувствуете ли вы жжение, ломоту, скручивание, пульсацию, рвущую боль, колющую боль? Боль ощущается как узел? Как стягивающая лента? Ощущается ли эта область, как будто на нее давят или расплющивают огромным весом? Неприятные ощущения рассеянные или концентрированные? Как они меняются, когда вы наблюдаете за ними? Исследуйте их с мягким вниманием, не вызывающим ответных реакций. Позвольте ощущениям, которые вы воспринимаете как прочный блок боли, раскрыться и двигаться в их естественном природном танце изменений.

Когда возникает сопротивление, снова расслабьтесь, вернитесь к чувству открытости. Осознавайте все тело, включая те области, где вы не чувствуете боли. Пусть ваше тело станет подобно открытому пространству: в нем есть место и для неприятных ощущений, которые возникают и растворяются, тают и усиливаются, движутся и меняются. Нет цепляний, нет напряжения. Погрузитесь в море осознавания и позвольте любым болезненным ощущениям свободно парить в принимающей открытости.

Старайтесь не осуждать себя за те реакции, которые возникают, когда боль кажется «слишком сильной, чтобы вынести ее». Позаботьтесь о себе, сделайте все, что приносит вам легкость и комфорт. Со временем, даже если вы будете практиковать осознанное пребывание с болью лишь несколько мгновений за раз, ваша невозмутимость станет постепенно возрастать. Вы сможете легче отпускать сопротивление и открываться неприятным ощущениям.

Глава 6 Радикальное принятие желания: осознание изначального устремления

Люди свободны не тогда, когда делают то, что им нравится. Они свободны только тогда, когда делают то, что нравится их самому глубокому «я». И нужно добраться до этого глубокого «я»! Для этого придется нырнуть.

Д. Г. Лоуренс

От стремления любовников друг к другу до поисков ищущего истину – все движение начинается с движущегося. Каждый шаг приближает нас к океану.

Руми

Когда я впервые познакомилась с буддизмом в старших классах школы на уроках по мировой культуре, то сразу отвергла его. Он показался мне совершенно неприменимым к жизни – непреклонный, со строгим отношением к привязанностям и, очевидно, противоречащий удовольствию. Конечно, мы все страдаем, но зачем на этом зацикливаться? Это был конец 1960-х, и многие из нас тогда истово практиковали гедонизм. Мы были наркоманами, подсевшими на желание. Мне показалось, буддизм говорит, что нужно перестать искать романтических отношений, забыть про хорошее времяпрепровождение с друзьями, не накуриваться марихуаной и отказаться от приключений на природе. Я считала, что свобода от желания заберет всю радость из жизни.

Только годы спустя я поняла, что Будда вовсе не имел в виду, что желание как таковое – это проблема. Когда он говорил, что причина страдания – желание, он имел в виду не свойство живых существ иметь желания и потребности, но привычное цепляние за опыт, который по своей природе мимолетен. На пути к понимаю этого я спотыкалась, падала и снова и снова оказывалась в заблуждении и запутанности. Иногда желание одолевало меня, словно какой-то тиран. В другие моменты я непреклонно боролась с ним, приучая себя к его силе. В конце концов я обнаружила, что мудрое отношение к мощной и всепроникающей энергии желания – это путь к необусловленной любви.

Впервые я получила представление о такой возможности в самом сердце желания – в романтических отношениях. Через несколько лет после ухода из духовной общины мы с мужем развелись. Наш брак был заключен в такой среде, где поощрялась йогическая дисциплина, а не сосредоточение на личных отношениях. Мы были хорошими друзьями, но не очень подходили друг другу как партнеры в интимных отношениях. Вскоре после нашего развода я встретила человека, который казался именно тем, кого я искала. В наши несколько случайных встреч что-то щелкнуло, и я потеряла голову.

В разгар этого начального периода влюбленности я уехала на недельный ретрит. За шесть лет практики буддийской медитации я посетила несколько таких ретритов. Мне нравилось состояние ясности и осознавания, которое возникало в этот момент. Но на этот раз вместо того, чтобы прийти хоть к какому-то подобию осознавания, я погружалась в мир фантазий о возможных удовольствиях. Я страдала от «любви во время випассаны», как обычно называют такие фантазии. В тишине и строгости ретрита ум способен выстроить целый эротический мир вокруг человека, которого мы едва знаем. Часто объект такой «любви» – это другой медитирующий, который привлекает наше внимание. За несколько дней мы мысленно можем прожить целые отношения – ухаживания, свадьбу, создание семьи. Мои фантазии крутились вокруг того человека из внешнего мира. И эта концентрированная «любовь во время випассаны» успешно противостояла всем моими стратегиями, направленным на то, чтобы отпустить все и вернуться в здесь и сейчас.

Я пыталась расслабиться и направить внимание на дыхание, чтобы увидеть, что же происходит в моем теле и уме. Я с трудом могла сделать два цикла осознанного дыхания, прежде чем мой ум снова возвращался к своему любимому объекту. Я потерялась в фантазиях о том, как мы признаем огромное влечение между нами и отправимся на выходные в горы Блу Ридж. Я видела, как мы медитируем, а потом страстно занимаемся любовью. Я представляла, как мы забираемся на вершину горы Олд Рэг, наслаждаемся наступлением ранней весны и тем фактом, что мы действительно родственные души.

Я страдала от «любви во время випассаны», как обычно называют такие фантазии.

Потом, ощутив укол вины, я вспоминала, где нахожусь. Иногда я оглядывалась и погружалась в спокойствие и величавость зала для медитации. Я напоминала себе о свободе и радости пребывания в настоящем и о страдании, которое возникает, если жить в своих историях и иллюзиях. Это нисколько не помогало – фантазии почти мгновенно возвращались снова. В надежде выбросить это все из головы я пыталась практиковать длительные медитации во время ходьбы по заснеженным тропинкам вокруг ретритного центра. Но мой ум непрерывно возвращался к тем же мыслям. Мне казалось, я потакаю своим желаниям, и я испытывала чувство стыда из-за отсутствия дисциплины. Больше всего я расстраивалась из-за того, что теряла драгоценное время. Этот ретрит был возможностью углубить мою духовную практику, и вот я здесь, застрявшая в паутине желания и обращенная мыслями в будущее.

Боль, вызванная сильным желанием, стала более явной на ретрите, но я уже была хорошо знакома с этим эффектом. Я уже знала, каково это: быть в начале отношений и проводить дни в ожидании телефонного звонка. Знала, каково это: стремиться кого-то впечатлить – ученика, друга, учителя – своим умом или духовностью и чувствовать себя все оставшееся время смущенной и неискренней. Знала, каково откладывать игры с сыном, потому что я намерена закончить обзор литературы для моей диссертации. Сколько часов жизни я провела, опираясь на будущее, прилагая усилия, чтобы получить лицензию психолога, мечтая найти того самого партнера, пытаясь закончить проект книги? Дело вовсе не в том, что у меня не должно было быть таких устремлений, а в том, что когда мы опираемся на будущее, мы живем негармоничной и неуравновешенной жизнью. В такие моменты я была слишком напряжена, чтобы ценить красоту вокруг, слишком занята, чтобы прислушиваться к себе или наслаждаться обществом людей, которых люблю. И сейчас, на ретрите, где у меня были все возможности для осознавания звуков, чувств и ощущений, возникающих в настоящем моменте, мое одержимое желанием «я» вставало у меня на пути.

Через несколько дней у меня состоялся важный разговор с учителем. Когда я описала, насколько была захвачена своими фантазиями, она спросила: «Как ты относишься к присутствию желания?» Я была поражена возникшим пониманием. Желание стало для меня врагом, и я проигрывала битву. Ее вопрос снова указал мне на суть практики осознанности: не важно, что происходит. Важно то, как мы относимся к нашим переживаниям. Она посоветовала мне прекратить бороться со своими ощущениями и вместо этого исследовать природу желающего ума. Она напомнила: я могу принять все, что происходит, не теряя себя в этом.

Пусть желание часто причиняет неудобства, само по себе оно не плохое, оно естественно. Сила желания – часть нашей стратегии выживания. Она заставляет нас есть, заниматься сексом, ходить на работу, делать все для нашего процветания. Желание также заставляет читать книги, слушать разговоры и исследовать духовные практики, которые помогут распознать любящее осознавание и пребывать в нем. Та же жизненная энергия, которая ведет к страданию, способствует и глубокому пробуждению. Желание становится проблемой только тогда, когда начинает преобладать в нашем ощущении «я».

В учении Срединного пути Будда дал нам указание относиться к желанию так, чтобы, с одной стороны, не быть одержимым им, с другой – не сопротивляться ему. Он говорил обо всех уровнях желания – о желании еды и секса, любви и свободы. Он говорил обо всех степенях нашего «хочу» – от маленьких предпочтений до наиболее сильных пристрастий. Мы осознаем желание, когда осознанно переживаем его, распознавая ощущения и мысли, его сопровождающие, как преходящие явления. И хотя это нелегко, мы понимаем, что можем полностью открыться этой естественной силе и оставаться свободными даже под ее воздействием.

Что есть желание

Далай-лама начинает многие свои лекции словами о том, что все хотят быть счастливыми и никто не хочет страдать. В основе своей наше желание счастья – это желание существовать. Эта потребность выражается в том, как все существующее принимает форму в мире природы. Та же универсальная сила влечения, которая собирает атомы в молекулы и благодаря которой солнечные системы крутятся в галактиках, соединяет сперматозоид с яйцеклеткой, заставляет людей объединяться в сообщества. Буддийский монах и ученый Валпола Рахула говорит об этом изначальном желании как о «невероятной силе, которая движет всеми жизнями… и даже целым миром. Это величайшая сила, величайшая энергия в мире».

У нас, людей, желание счастья сосредоточено на удовлетворении потребностей. Согласно психологу Абрахаму Маслоу, существует определенная иерархия потребностей, от основных биологических стимулов до духовных устремлений. Нам нужны безопасность, еда и секс; эмоциональное признание и связь; умственные занятия и творческая активность; тесное общение и самореализация. Когда эти потребности тела, ума и духа удовлетворены, мы испытываем удовольствие. В противном случае мы чувствуем себя обделенными, разочарованными и несостоятельными. Мы стремимся к таким ощущениям, которые позволят нам выжить, процветать и испытывать удовлетворение.

Проблема заключается в том, что не важно, насколько удовлетворительным может быть переживание – оно обязательно изменится. Будда выразил это в Первой благородной истине: «Существует неудовлетворенность». Когда я впервые услышала это учение в старших классах школы в его наиболее известном переводе: «Жизнь есть страдание», конечно, я подумала: это значит, что в жизни нет ничего, кроме несчастья и мучения. Но Будда понимал страдание гораздо более тонко и глубоко. Мы не испытываем удовлетворения, потому что все в нашей жизни постоянно меняется – наш внутренний настрой, наши тела, работа, люди, которых мы любим, мир, в котором живем. Мы ничего не можем удержать – ни прекрасный закат, ни сладость вкуса, ни интимное переживание с любовником. Даже наше существование как единство тела и ума, которое мы зовем «я», – все приходит и уходит. Нам не хватает неизменного удовлетворения и постоянно требуется впрыск топлива, стимуляция, заверения от любимых людей, лекарства, упражнения и медитация. Нас постоянно тянет стать чем-то большим, испытать что-то еще.

Желание становится проблемой только тогда, когда начинает преобладать в нашем ощущении «я».

Если наши желания просты и их можно временно удовлетворить, мы реагируем непосредственно на них. Когда мы испытываем жажду, мы пьем. Когда мы устали, мы спим. Когда нам одиноко, мы разговариваем с другом. Но, как мы знаем, не всегда все бывает так просто. Большую часть наших потребностей не так-то просто удовлетворить. Пойманные в транс неполноценности, мы стремимся раз и навсегда смягчить беспокойство о своем несовершенстве. Мы хотим решить сразу все проблемы и больше не совершать ошибок, даже если знаем, что и то и другое невозможно. Мы хотим быть «достаточно хорошими» и на работе, и в родительстве, в отношениях, в своем здоровье, внешности, в жизни вообще. Мы хотим, чтобы и другие соответствовали нашим ожиданиям – были всегда счастливыми, здоровыми, любящими и уважительными по отношению к нам. Но так как этого не происходит, мы чувствуем: что-то идет не так или чего-то не хватает. Эта постоянно ноющая боль не дает нам расслабиться и осознать наши самые глубокие стремления. Мы постоянно полагаемся на следующий момент, надеясь, что он принесет нам удовлетворение, которое не может дать настоящее мгновение.

Латинский корень слова желания – «desidus» – означает «далеко от звезды». Я люблю интерпретировать это таким образом: звезды – энергетический источник жизни и выражение чистого осознавания. Ощущение жизни и пробужденность – это то, чего мы желаем сильнее всего. Мы хотим ощущать принадлежность своей звезде, распознать свою истинную природу. Но желания сужают и фиксируют то, что по своей природе мимолетно, и поэтому мы чувствуем себя «далеко от своей звезды», далеко от жизни, осознавания и любви, а ведь именно они и составляют нашу суть. Чувствуя себя разъединенными с источником нашего существования, мы отождествляемся со своими желаниями и способами их удовлетворения.

Возникновение жаждущего «Я»

Один из моих клиентов, с которыми я занималась психотерапией, Крис, рос в семье, где никто никогда не хвалил его и даже ни разу не сказал: «Отличная работа!» Кажется, его родители не ценили его ум и чувство юмора. Они едва замечали его музыкальные таланты, а он мог сыграть почти на любом инструменте, который попадал ему в руки. Крис помнит особенно болезненный инцидент, который произошел, когда ему было пять лет. Его родители очень долго разговаривали в гостиной. Крис чувствовал себя брошенным, и в надежде получить хоть какое-то внимание он достал свой новый аккордеон из коробки с игрушками и начал играть для них. Родители, раздраженные тем, что он прервал их, велели ему играть в своей комнате. Когда он не пошевелился, они просто ушли в свою спальню и закрыли дверь. Он стоял перед их закрытой дверью и играл, играл. Возможно, они хотели преподать ему урок, но он почувствовал себя униженным, брошенным. В конце концов он свернулся калачиком на полу и заснул.

К тому времени, как Крис начал ходить ко мне, он уже учился у нескольких духовных учителей, переходя от одного к другому. Он и менял их отчасти потому, что, как он выразился, «никогда не чувствовал, что они по-настоящему видят его». С последним из них, раввином, Крис ощущал себя очень молодым и неуверенным. Он пытался завоевать доверие, играя на гитаре на встречах общины в храме, демонстрируя знания на занятиях по каббале. При любом удобном случае он заводил разговор с раввином, который всегда очень дружелюбно этот разговор поддерживал. Но у Криса было ощущение, что его не ценят, и раввин даже не заметит, если он не придет.

Крис был уверен: если он не сможет по-особенному проявить себя, значит, он недостоин внимания. Потребность быть «номером один» распространялась и на романтические свидания, дружбу и работу. Если он не находился в центре внимания, он чувствовал себя отвергнутым, ему казалось, что на него не обращают внимания. Ему было неловко признавать это на наших сеансах терапии – он чувствовал, что с ним что-то не так, раз он настолько зависит от внешнего признания. Крис боялся, что его потребность в эмоциональной поддержке окружающих и неуверенность не позволят ему найти любовь в жизни. «Это отпугивает женщин. Как только они чувствуют это, они тут же уходят». Он научился сдерживать себя и не требовал прямо подтверждений своей значимости, однако это не очень-то помогало. «У меня такая энергетика», – сказал он мне. Интенсивность его неосуществленных желаний заставляла его чувствовать, что он непривлекательный и заслуживает быть отвергнутым.

Когда нет угроз нашему физическому существованию, жаждущее «я» сосредоточено на эмоциональном выживании и благополучии.

Наше ощущение «я» возникает из базового уровня всех переживаний – наших реакций на приятные и неприятные ощущения. Когда мы хотим любящего внимания, как Крис, мы испытываем определенные ощущения в теле – возможно, ноющую боль страстного желания в области сердца, а также волнение и открытость. Когда ответом на нашу потребность и желание становится «нет», мы испытываем сильное ощущение сжатия. Мы чувствуем стыд, желание спрятаться, приближение страха. Когда мы переживаем желание и не получаем того, что хотим, снова и снова, у нас возникает стойкая ассоциация: желание ведет к страху и стыду. И это интенсивное скопление ответных чувств, запертых в теле, формирует энергетическое ядро жаждущего «я».

Мы отождествляемся с этими стойкими чувствами через утверждение «я» и «мое», о котором говорил Аджан Буддадаса. Когда возникают напряжение и желание, мы переживаем их как «мое стремление к тесной близости», «мое желание прикосновения и внимания». И таким же образом думаем: «это мой страх и стыд», когда нас отвергают. Мы укрепляем чувство жаждущего «я», когда рассказываем себе истории о том, что происходит: «Со мной что-то не так, раз я так много хочу. Почему у меня еще нет того, что я хочу? У мира есть все это, но я никогда ничего не получаю». Когда нет никаких непосредственных угроз нашему физическому существованию, жаждущее «я» в основном сосредоточено на эмоциональном выживании и благополучии. Мы все в той или иной мере испытываем страх и стыд, когда наши базовые потребности в любви и понимании не удовлетворяются. Если, как в случае Криса, наши потребности к связи с другими людьми постоянно игнорируются или неправильно воспринимаются, жажда усиливается, и мы еще настойчивее ищем того внимания, которого так хотим. Мы всю жизнь пытаемся убежать от болезненных чувств страха и стыда, теряем связь со своим телом, заставляем его окостенеть, теряемся в самоосуждении и навязчивых мыслях. Но от этого наше желание и стыд лишь усиливаются. Цикл таких ответных реакций повторяется раз за разом, и наше отождествление себя с жаждущим «я» – обделенным, изолированным и недостойным – лишь укрепляется.

Мы все испытываем страх и стыд, когда наши базовые потребности в любви и понимании не удовлетворяются.

Когда мы не можем непосредственно удовлетворить свои эмоциональные потребности, жаждущее «я» разрабатывает стратегии для поиска заменителей. Как и все стратегии, которые лежат в основе транса неполноценности, эти, нацеленные на то, чтобы завоевать любовь и уважение, поглощают наше внимание и фиксируют его. Мы можем, как Крис, стараться получить внимание других, впечатлив их своими талантами или знаниями. Мы можем неустанно двигаться к зарабатыванию денег или обретению власти над другими. Или же мы можем отчаянно стремиться к новым победам на сексуальном фронте. Возможно, мы считаем нужным помогать другим – тем, кому требуется помощь. Мы часто пытаемся удовлетворить свои эмоциональные потребности, получая удовольствие от еды, алкоголя и наркотиков. Когда это срабатывает, эти стратегии обеспечивают немедленное вознаграждение в виде всплеска приятных ощущений. Они также заставляют замолчать или притупляют сильную боль стыда и страха. Но, так как в действительности они не удовлетворяют наши потребности, мы продолжаем страдать и прибегать к тому, что приносит нам облечение или удовольствие.

Стратегии для получения желаемого, которые мы используем наиболее часто, становятся определяющей частью нашего чувства «я». Переедание, соревновательность, стремление угодить другим – все это ощущается как «я». Когда мы погружаемся в отнимающую все силы погоню за заменителями, мы все больше отдаляемся от наших истинных желаний, самых глубоких стремлений к любви и чувству принадлежности.

Потерянные в погоне за заменителями

Еще с тех пор как я была подростком, стремление быть продуктивной стало основной стратегией моего жаждущего «я». Когда я чувствовала себя неуверенно, работа – будь то законченная статья, стопка оплаченных счетов или чистая кухня – была наиболее доступным для меня способом почувствовать себя ценной. Такая работа – не просто естественная потребность к созидательности и разнообразию жизни, ее питает страх о собственной несостоятельности и необходимость что-то себе доказать. Когда я оказываюсь в ловушке этой стратегии, я завариваю чай Эрл Грей. Я надеюсь, что он придаст мне заряд бодрости, который, как я думаю, нужен, чтобы сохранить работоспособность в течение дня и часто ночи. Цена, которую я за это плачу, такова: я спешу, становлюсь нетерпеливой и отдаляюсь от тех, кого люблю. Когда я неустанно побуждаю себя двигаться дальше, закончить еще какое-нибудь дело, я перестаю ощущать связь со своим телом. Я чувствую себя эгоцентричной и плохой из-за того, что я – работоголик, но это не останавливает меня. «Вычеркнуть еще один пункт из списка» кажется мне самым надежным способом добиться желаемого – почувствовать себя лучше.

На одной из конференций по психотерапии я увидела плакат, который задел меня за живое. Двое бездомных сидят на лавочке в парке. Один из них говорит другому: «У меня был свой самолет, апартаменты в Аспене, и я был главой компании, которая находилась в рейтинге Fortune Global 500… а потом я перешел на кофе без кофеина». Нетрудно понять, почему заменители, которые мы используем, так привлекательны. Даже если они не удовлетворяют самые глубокие наши потребности, они служат нам подпорками и на какое-то время позволяют испытывать преходящие приятные ощущения. Усилия в погоне за этими заменителями поглощают наше внимание, отвлекают. На какое-то время они защищают нас от сильных ощущений того, что мы нелюбимы или несостоятельны. Когда я завершала дела, это действительно на время сдерживало мое чувство неполноценности. Но все же подспудно мое жаждущее «я» побуждало меня двигаться дальше, опасаясь: если я не буду все время занята, то все потеряю. Как тот глава компании, который перешел на кофе без кофеина.

Конечно, нам, как правило, нужна работа для удовлетворения базовых потребностей, но где и как мы работаем – это также сфера заменителей удовлетворения. Работа становится опосредованным способом завоевать любовь и уважение. Мы можем видеть, что наша работа совершенно бессмысленна, можем ненавидеть ее, но все же связываем свое стремление к одобрению и чувству общности с тем, насколько хорошо выполняем свои обязанности. И хотя это особенно верно в отношении мужчин, большинство из нас используют работу как средство борьбы со страхом неполноценности. Эта стратегия приносит желаемое через деньги или власть, через похвалу нашему усердию и компетентности, через удовлетворение от чувства «я что-то сделал». Но мы можем потеряться во всех этих заменителях, упустив из виду тот факт, что они никогда не удовлетворят наши самые глубокие потребности.

Большинство из нас используют работу как средство борьбы со страхом неполноценности.

Даже когда мы занимаемся чем-то для нас важным, тем, что доставляет радость творчества и духовного развития, это может быть использовано нашим жаждущим «я» в собственных целях. Со мной часто так происходит, когда я готовлюсь к лекции или мастер-классу для своих групп по медитации или пишу статьи по буддийским практикам. Когда я помню о том, что буддийские учения ценны для меня и я люблю делиться ими с другими, я могу со всей страстью отдаться своему делу. Когда возникает беспокойство или разочарование, я могу принять их. Но иногда раздается голос неуверенности и чувства неполноценности, и я прислушиваюсь к нему. И тогда внезапно написание статьи или подготовка презентации оказывается в одной связке с необходимостью завоевать любовь и уважение или страхом потерять их. В таком случае мое восприятие работы меняется. Верх берет жаждущее «я». И хотя я всегда прикладываю самые искренние усилия, в такие мгновения эти усилия приправлены страхом. Я испытываю тревогу и хочу быть «достаточно хорошей», чтобы получить награду. Моя любовь к тому, что я делаю, омрачается, когда работа становится стратегией для доказательства собственной полноценности.

Если жаждущее «я» берет верх, мы не способны свободно и радостно отдаться нашему занятию. И да, пока мы не обратим внимание на базовые желания и страхи, которые подпитывают жаждущее «я», оно будет проникать в каждое наше занятие и во все наши отношения.

Д. Г. Лоуренс написал: «Люди не свободны, когда они делают только то, что им нравится. Люди свободны только тогда, когда они делают то, что хочет их самое глубокое „я“». Когда нас мотивирует немедленное поощрение и мы делаем то, что «нам просто нравится», мы постоянно вынуждены двигаться дальше. Никакая степень работоспособности, потребления или признания не может пробиться сквозь транс неполноценности и соединить нас с нашим «самым глубоким я». Для того чтобы прислушаться к стремлениям своего сердца и ответить на них, требуется вовлеченное и подлинное осознавание. Чем сильнее мы запутались в поверхностной погоне за заменителями, тем сложнее нам нырнуть вглубь.

Когда завимости берут верх в нашей жизни

Как я обнаружила благодаря своей «Любви во время випасаны», когда желание становится слишком сильным, осознанность пропадает. Уилла Кэсер говорит нам: «Есть только одно большое явление – желание. И по сравнению с таким большим желанием все остальное – маленькое». Мы можем отдавать должное желанию как жизненной силе, но все равно важно видеть, как оно вызывает страдание, если берет верх в нашей жизни. Наша естественная потребность в еде может стать неуправляемой страстью – к мороженому, сладкому, картофельным чипсам. В этом случае еда играет роль утешения или средства для притупления чувств. Желание секса и любви может превратиться в мучительную зависимость от другого человека. Потребность в крыше над головой и одежде может стать неутолимой жадностью, заставить нас обладать тремя домами и шкафами, забитыми абсолютно новой обувью. Наше изначальное стремление чувствовать сопричастность чему-то и быть любимыми превращается в настойчивую жажду заменителей.

Если мы испытываем острое чувство разочарования или обделенности, наше навязчивое желание становится отчаянным и неутолимым. Мы одержимы страстным желанием, и вся наша жизнь подчинена силе этой энергии. Мы ощущаем себя жаждущим «я» во всех ситуациях, со всеми людьми, непрерывно. В Индии говорят: если карманник видит святого, он видит только карманы святого. Если мы одержимы желанием, то не важно, кто или что находится перед нами. Все, что мы видим, – как это может удовлетворить наши потребности. Такая жажда заставляет наше тело и ум сжиматься, впадать в глубокий транс. Наше зрение сужается до туннельного, оно не дает нам насладиться тем, что находиться прямо перед нами. Цвет осенних листьев или отрывок из стихотворения лишь усиливают ощущение зияющей дыры в нашей жизни. Улыбка ребенка лишь напоминает о том, что мы бездетны и страдаем от этого. Мы отворачиваемся от простых удовольствий, потому что наша жажда заставляет искать более сильных средств для притупления боли.

Практически невозможно испытывать зависимость и не действовать, исходя из нее. Как писал Оскар Уайльд: «Я могу противиться всему, кроме искушения». Искушение – это эмоциональное обещание удовольствия, к которому мы так сильно стремимся. Любой, кто пытался бросить курить или страдал от компульсивного переедания, или испытывал зависимость от наркотиков или отношений, знает непреодолимую силу этих физических и умственных зависимостей. Мы вовсе не хотим отказаться от сигареты и пойти вместо этого на прогулку, послушать успокаивающую музыку или глубоко дышать. Мы просто хотим то, что хотим. И хотя мы можем осознавать, что эта доза – лишь временный заменитель, все равно «нам это надо».

Сара много лет страдала от компульсивного переедания. Она приехала на десятидневный ретрит по медитации, испытывая панику при мысли о еде. Будет ли ей достаточно? Понравится ли ей та еда, которую будут подавать? Будет ли она есть слишком много? Она с ужасом ждала, что будет сидеть за длинным столом в молчании и есть на глазах у всех. Боялась, что соседи по столу распознают у нее расстройство пищевого поведения. Она представляла, что будет испытывать невыносимый стыд.

В первые дни ретрита еда занимала главное место в мыслях Сары. Когда звучал гонг, созывающий всех на трапезу, она покидала зал для медитации и медленно шла в столовую. Она сказала мне, что ее осознанность была притворной: она чувствовала, что ее тянет туда будто магнитом. Пока она ждала своей очереди, чтобы получить ланч, тревога и волнение душили ее. Когда она ела то, что лежало на тарелке, она думала о добавке. Еда, хорошая и обильная, Саре понравилась настолько, что она ходила за добавкой, иногда и по два раза. Вместо того чтобы потом вернуться на свое прежнее место, она садилась где-нибудь в другой части зала.

Во время нашего первого разговора Сара сказала, что чувствует себя «абсолютно несостоятельной» из-за своей одержимости и желания. Она испытывала ужасный стыд за то, что она такая неудачница, такая «недуховная». Самое сложное заключалось в том, что не важно, как сильно она хотела контролировать свое питание, не важно, какие у нее были планы и намерения, она не могла удержаться от переедания. И именно эти ежедневные тщетные попытки контролировать себя заставляли ее чувствовать себя неудачницей.

Наше изначальное стремление чувствовать сопричастность чему-то и быть любимыми превращается в настойчивую жажду заменителей.

Мы часто не нравимся сами себе, когда охвачены желанием, и эта неприязнь превращается в полноценное отвращение, когда желание выходит из-под контроля и берет верх в нашей жизни. Мы видим, как перееданием или алкоголем разрушаем свои тела или отношения. Видим, как раним своих детей, когда наше состояние зависит от достижений. Видим, как вредим близким отношениям, когда нами движет неуверенность в себе и потребность в эмоциональной поддержке. Один из моих учеников описал это так: «Мое жаждущее „я“ – мой худший враг». Если мы ненавидим себя за это желание, то потому, что жаждущее «я» подчинило себе всю нашу жизнь.

Отчаявшись убежать от боли ненависти к себе, мы шлем жестокие и безжалостные послания своему жаждущему «я». Возможно, мы стараемся наказать свое жаждущее «я», лишив себя еды, отдыха или утешения другого человека. Иногда мы так сильно хотим уничтожить ту часть нашего «я», которая подрывает нашу жизнь, что безрассудно причиняем вред своему телу или уму. Как это произошло с Сарой, наш мучительный стыд зависимости одерживает верх и не дает почувствовать то, «что нравится нашему самому глубокому «я». Мы так и не соприкасаемся со стремлением к любви, которое в первую очередь и вызывает нашу зависимость.

Отвергая жаждущее «Я»

В мифе об Эдеме Бог создал сад и посадил в центре него древо познания со вкусными и опасными плодами. Потом он поместил рядом людей и запретил этим любопытным, любящим фрукты созданиям даже пробовать их. Это была ловушка. Разумеется, Ева схватила яблоко и была наказана за свой проступок.

Мы каждый день переживаем эту ситуацию внутри своей психики. Наша культура поощряет нас обеспечивать себе комфорт, быть правыми, владеть вещами, выглядеть лучше других, являться объектом восхищения. Нам также говорят, что мы должны стыдиться своей эгоистичности, что эгоцентризм – это порок, и что грешно потакать себе.

Большинство основных религий – иудео-христианская, буддийская, мусульманская, конфуцианская – говорят, что наши желания, страсти и жадность приводят к страданию. И, хотя это определенно так, эти учения об опасностях желания без подробного разъяснения лишь усугубляют ненависть к себе. Нам советуют измениться, каким-либо образом справиться с нашим физическим и эмоциональным голодом. Нас учат не доверять дикости и интенсивности наших природных страстей, бояться потерять контроль. Одри Лорд говорит: «Нас воспитали так, чтобы мы боялись… наших самых сокровенных желаний. А страх наших самых сокровенных желаний заставляет нас не доверять им, делает нас послушными, верными и покорными и заставляет нас мириться с разнообразными проявлениями подавления».

Приравнивание духовной чистоты к полному устранению желания – обычное заблуждение, которое я встречаю у учеников на буддийском пути. При этом оно характерно не только для современности. Попытка понять отношения между пробуждением и желанием в контексте буддийских учений тянется еще со времен самого Будды. Классическая сказка из китайского дзен-буддизма проливает на это свет. Пожилая женщина на протяжении двадцати лет поддерживала монаха, позволяя ему жить в хижине на своей земле. Наконец она решила, что монах, теперь мужчина в расцвете лет, должен был обрести хоть какую-то степень просветления. И решила испытать его.

Вместо того чтобы самой отнести ему еду, старуха попросила сделать это прекрасную девушку. Она сказала девушке, чтобы та тепло обняла монаха, а потом рассказала бы ей о его реакции. Когда девушка вернулась, она сказала, что монах во время объятия просто стоял неподвижно, как будто окоченел. Потом старуха сама направилась к хижине монаха. Она спросила его, как он себя почувствовал, когда ощутил теплое женское тело. С некоторой горечью он ответил: «Как завядшее дерево на скале зимой, никакой теплоты». В ярости старуха выгнала его прочь и сожгла хижину, восклицая: «Как я могла потратить столько лет на этого обманщика!»

Некоторым ответ монаха может показаться добродетельным. В конце концов, он устоял перед искушением и даже полностью искоренил желание. Но все же старуха посчитала его обманщиком. Ощущать объятия молодой девушки, и быть «как увядшее дерево на скале зимой» – неужели в этом и заключается смысл духовной практики? Вместо того чтобы оценить молодость девушки и ее очарование, вместо того чтобы наблюдать, как возникает естественная сексуальная реакция и как она растворяется, не предпринимая никаких действий, монах попросту закрылся. Это не просветление.

Я работала со многими учениками на своих занятиях по медитации, которые решили, что испытывать желание – знак духовной неразвитости. И хотя, действительно, переключение внимания с определенных импульсов может уменьшить их силу, желание простых удовольствий – вкусной еды, игры, развлечений или сексуального наслаждения – вовсе не всегда свидетельство того, что вы поддались низменным инстинктам. Те же самые ученики считают, что «духовные люди» должны полагаться на свои внутренние ресурсы как на единственное прибежище, и потому редко просят о помощи или утешении своих друзей и учителей. Некоторые из них годами практиковали духовную дисциплину, и все же никогда не признавались себе в том, что одиноки и жаждут близких отношений.

Как показывает пример монаха из дзен-истории, отталкивая желание, мы разъединяемся со своей нежностью и ожесточаемся против жизни. Мы становимся подобны «скале зимой». Отвергая желание, мы отвергаем источник любви и способность чувствовать себя живыми.

«Это не моя вина»

В нашем следующем разговоре Сара сказала мне, что за несколько лет до решения пройти ретрит по випассане она начала участвовать в программе Анонимные Переедающие (АП), программе двенадцати шагов. Она сделала значительный прогресс в АП. Чувствуя сильное желание, она звонила своему куратору вместо того, чтобы идти прямо к холодильнику. Это то, что я бы назвала «пауза с поддержкой»: вместе они рассматривали ее ощущения и возможные варианты для ответной реакции. Но тем не менее компульсивное переедание продолжалось. И каждый раз, когда она ходила на встречу АП и представлялась как компульсивный переедающий, она чувствовала, будто еще сильнее отождествляет себя с зависимостью. Сара приехала на ретрит в надежде, что медитация и молитва – одиннадцатый шаг в программе АП – помогут ей ослабить хватку зависимости.

Сейчас, через несколько дней после начала ретрита, Сара сказала мне, что теперь еще больше сомневается в себе. Без отвлечений повседневной жизни силы зависимости и чудовищность ее стыда, казалось, подавляли ее больше, чем когда-либо. Когда бы она ни старалась сделать паузу и взглянуть на свою страсть к еде со стороны, возбуждение, которое она испытывала в этот момент, было невыносимым. Казалось, каждая клетка в ее теле растягивалась, чтобы заполнить невероятно большую дыру внутри нее. Сара была убеждена, что с ней что-то серьезно не так. Настолько, что этого никогда не исправить.

Я попросила Сару закрыть глаза и ощутить самое худшее из того, что она сейчас испытывала, что больше всего требовало ее внимания. Она тут же сказала, что прямо сейчас она хочет произвести на меня хорошее впечатление. Я спросила, на что было похоже это желание, как оно ощущалось в теле. «Я чувствую дрожь в груди», – сказала она. Когда мы продолжили, я предложила ей сохранять открытость любым возникающим эмоциям, образам или словам. Когда появлялась эмоция, которая ощущалась слишком болезненно или была всепоглощающей, я напоминала ей говорить про себя «и это тоже», и, сохраняя мягкое внимание, сосредоточиться на ощущениях в теле.

Пока мы так сидели, Сара мягко проговаривала раскрывающийся поток своих чувств и ощущений: «Нервная дрожь в животе. Страх: я больше не буду делать это упражнение. Гнев. Мысли: «Я отнимаю у вас слишком много времени». Еще мысль: «Должно быть вы думаете, что я безнадежный случай». Болезненность, давление вокруг сердца. Еще мысль: «Я всегда так себя ощущаю, когда кто-то обращает на меня внимание или проявляет заботу обо мне». Желание. Дрожь. Я хочу, чтобы меня любили. Грусть». Мы сидели так еще минут пять, пока Сара уделяла вежливое внимание каждой волне суждений или чувств. В конце концов она стала отмечать больше спокойных мгновений. Перед тем как мы закончили наш разговор, я предложила ей продолжить практиковать так самостоятельно. Я признала: когда возникает переполняющее желание, это довольно трудно. Но даже если она сумеет на пару минут сохранить осознавание, она запустит процесс, который все сможет изменить. Я увидела слабый огонек надежды в ее глазах, она поблагодарила меня и ушла.

Когда Сара пришла на наш следующий разговор спустя четыре дня, она выглядела спокойнее. Ее глаза были ясными. Как-то она медитировала во второй половине дня, сказала она, и у нее получилось довольно долго наблюдать за внутренним потоком переживаний, так же, как мы это делали с ней во время нашего разговора. Она не слишком часто терялась в обычных мыслях о том, какой плохой делало ее то, что она испытывала. И она смогла сохранить осознавание даже тогда, когда от запаха печенья ее желудок сжался. Сара увидела, как даже самое острое желание в конечном счете утихает, если она просто сидит неподвижно, проговаривает то, что происходит и, вместо того чтобы желать, дабы эти ощущения ушли, говорит: «И это тоже». «Неожиданно стало ясно, что все мои желания, мысли и чувства – бесконечный изменчивый процесс», – сказала она. И потом с некоторым удивлением добавила: «И это не я создаю их».

Для Сары это переживание неконтролируемой, изменчивой реальности стало прорывом, который кардинально изменил ее отношение к себе. Она никогда не контролировала то, что происходит внутри нее. Не могла остановить пожар навязчивых мыслей. Она описала, как во время медитации услышала голос, который шептал: «Это не моя вина. Это никогда не было моей виной». Это не была вина Сары, когда она была так переполнена страхом, так одержима, так стыдилась. И не ее вина была в том, что, когда эти чувства становились невыносимыми, она тянулась к еде. Сказав это, Сара начала плакать, сожалея обо всех мгновениях жизни, которые она провела, обвиняя себя за пристрастие к еде, за то, что пряталась и притворялась, за свое чувство неуверенности при общении с другими людьми.

Сара приехала на ретрит в надежде, что медитация и молитва помогут ей ослабить хватку зависимости.

Возникновение жаждущего «я» и конкретные формы, которые принимает наше желание, обусловлены многими факторами. В случае Сары набор генов, которые она унаследовала, включал предрасположенность к некоторым видам зависимости. На нее повлияло то, что ее мать пила, и Сара уже в утробе «купалась» в алкоголе. На нее также повлияло то, что ее мать находилась в депрессии, была переполнена ненавистью к себе и не могла стать настоящей поддержкой для дочери. А отец был эмоционально далек и критичен. Сара выросла в культуре, обещающей удовлетворение через потребление. И изначально, как и все живые существа, она была биологически предрасположена к цеплянию за удовольствия и избегание боли.

Когда я побуждаю учеников рассмотреть цепь причин, которые могли привести к их страданию, некоторые возражают: «Разве это не всего лишь умственный способ переложить вину на кого-то другого и снять с себя ответственность? И что из того, что мои родители пренебрегали мной? Дает ли мне это право быть нетерпеливым с моими собственными детьми, эгоистично вести себя с супругом?» Конечно, очень легко сказать, что мы раним других, потому что с нами плохо обращались в детстве. Но когда мы осознанно исследуем факторы, которые обусловили наше состояние, происходит нечто совсем другое. Я могу попросить людей, которыми пренебрегали родители, сделать паузу и честно почувствовать, на что было похоже это ощущение. Могут ли они ощутить невероятную жажду внимания, которая могла развиться в тех обстоятельствах? Ощущают ли потребность сначала удовлетворить свой голод, даже когда другие просят их внимания? Направив ясное и всеобъемлющее осознавание на нашу ситуацию, мы начинаем принимать свое жаждущее «я» с сочувствием. Это освобождает нас и позволяет двигаться дальше. Мы выходим за пределы привычных шаблонов поведения и мышления.

Осознав, что неутолимая жажда и переедание не были ее виной, Сара прервала болезненную цепь ответных реакций, которые обуславливали ее зависимость. В АП Сара смогла распознать, что цеплялась за еду как за подмену, но этого оказалось недостаточно для разрушения шаблона поведения. Простив и приняв существование жаждущего «я», она сделала огромный шаг вперед в своем преобразовании. Когда возникало сильное желание, она сознательно прощала себя и позволяла ему быть. И когда она прекратила себя винить, переполняющий ее стыд больше не подрывал ее способность сохранять осознавание.

Освобождение от жаждущего «Я»

В оставшиеся три дня ретрита Сара практиковала принятие всех, даже самых мучительных желаний и страхов, позволяя себе ощущать их в своем теле. Когда ее начинал преследовать страх, что она никогда не изменится и не станет лучше, она говорила: «И это тоже», и ощущала, как сдавливаются ее грудь и горло. Когда у нее возникали сомнения, что кто-нибудь когда-нибудь сможет полюбить такого никчемного человека, как она, она соглашалась со страхом: «И это тоже». Когда чувство отчаяния из-за ощущения «со мной что-то не так», казалось, вот-вот возьмет верх, она чувствовала горечь в сердце как надувающийся шар. Когда возникало страстное стремление, подталкивающее ее найти утешение в еде, она оставалась неподвижной и отвечала на эту настойчивую силу: «И это тоже».

Во время медитации Сара поняла: можно переживать даже самое интенсивное желание, при этом не отталкивая его и не действуя под его влиянием. Вместо того чтобы ненавидеть свои переживания или тонуть в водовороте умственной деятельности, Сара говорила «да» ощущениям настойчивости, напряжения и страха. Вместо того чтобы пытаться удовлетворить свое желание, она просто позволяла ему проявляться и проходить сквозь нее.

Сара сделала еще один отважный шаг, когда перенесла принятие и осознанность, которые практиковала, на арену своей главной битвы – в столовую. Она обнаружила, что ее внимание становится пристальнее, если все делать медленнее: идти, зачерпывать порции еды, подносить вилку ко рту, жевать. Такое замедление было своеобразным способом брать паузу. Она сказала мне: «Иногда мне даже хватало одной порции. Я могла наслаждаться каждым кусочком, потому что на самом деле была там… и это присутствие в моменте делало меня сытой».

Когда у нее возникал порыв встать и пойти за добавкой, она оставалась сидеть, говоря про себя: «И это тоже». Она отчетливо ощущала остроту напряжения, давление возбуждения, предвкушения, тревоги. Иногда порыв проходил. Иногда нет, и тогда непреодолимое желание поесть и заглушить внутреннее смятение усиливалось. Если возникал голос осуждения, она шептала про себя: «Это не моя вина, это не моя вина». Благодаря этому напоминанию она становилась более мягкой и открытой, более расслабленной по отношению к своему сильному желанию. Если после паузы Сара все же шла за добавкой, она принимала этот выбор с сочувствием, без осуждения, не чувствовала себя смущенной, как будто с чем-то не справилась. Делая паузу и прощая себя за желание, Сара расчистила путь радикальному принятию.

К концу ретрита Сара чувствовала, что хватка ее зависимости начала ослабевать. Хотя она не избавилась полностью от непреодолимого влечения, она нашла эффективный и освобождающий способ относиться к нему. После прощального объятия она сказала мне: «Если хотя бы один раз из десяти я не забуду сказать себе: „Это не моя вина”, то стану гораздо более счастливым и свободным человеком». Она продолжила: «Если я просто смогу простить себя и пребывать в настоящем мгновении, со мной все будет в порядке».

В последующие после ретрита месяцы мы несколько раз говорили с Сарой по телефону. Ее рассматривали как кандидатуру на пост заведующего кафедрой английского языка в университете, где она преподавала. Она стремилась к этой должности многие годы. Когда принятие окончательного решения о кандидатуре было уже близко, напряжение возросло, а вместе с ним и жажда поздних перекусов. Сара сказала мне, что однажды ночью обнаружила себя перед холодильником, когда тянулась за молоком для еще одной тарелки хлопьев. Но в этот момент она вспомнила, что можно сделать паузу. Она убрала руки от холодильника, медленно пошла к кухонному столу, отодвинула стул и осознанно села. Она чувствовала, как часто бьется ее сердце, но сохраняла неподвижность и сказала сама себе: «Жажда еды и одержимость работой – это не моя вина».

Когда Сара обратила внимание на круговорот мыслей и чувства тревоги, она осознала, что стремится не только к профессиональному успеху. Она также очень боялась чувства неудачи, которое поглотило бы ее в случае неназначения. Скованность и давление в груди были такими сильными, что она едва могла дышать. Ей хотелось облегчения, хотелось еды. Но Сара продолжила направлять внимание на взрывное беспокойство своего желания, и давление стало снижаться. Она почувствовала, как растворяется скованность в груди, как она становится более открытой, чувствовала, будто пространство вокруг расширяется. А наполняла это пространство вибрирующая нежность. Теперь Сара осознавала, как сильно ей хотелось быть принятой, ценимой, любимой. Сара с сочувственным осознаванием прислушивалась к раскрывающемуся желанию и тем самым освобождалась от его хватки.

Она научилась принимать свои желания и стремления, вместо того чтобы убегать от них или скрывать их.

В конце месяца Сару пригласили занять должность заведующего кафедрой. Она была невероятно рада. Для нее это стало исполнением профессиональной мечты. Но ее настоящим триумфом была растущая внутренняя свобода. Она научилась принимать свои желания и стремления, вместо того чтобы убегать от них или скрывать их. Сара верила, что когда неизбежно возникнут тревога и суждения в отношении того, как она справляется с работой, вместо того чтобы рефлекторно обратиться к еде, она сможет применить прощающее и доброе осознавание.

Многие ученики спрашивают меня, станут ли они после многих лет духовной практики свободными от тяги желания. Они хотят знать, будут ли они все равно испытывать болезненную привязанность к некоторым людям, одержимость работой, зависимость от шоколада, романов или еще одной бутылки пива, которая поможет скоротать одинокий вечер. Эти склонности, безусловно, могут остаться, мы часто обнаруживаем за ними более сложные комбинации желания и стыда, которые в свете осознанности ослабляют свою хватку.

Если мы, подобно Саре, чувствовали глубокую эмоциональную обделенность, привычка к цеплянию (или ярко проявляющееся зависимое поведение), скорее всего, будет устойчивой и сильной. Но тем не менее пусть сильное желание все равно будет порой возникать, со временем даже самые навязчивые и стойкие его проявления не обязательно будут вести к страданию. Ощущение тревоги и желания могут быть неприятными, но, как мы видели в случае с болью, страдание – это вопрос выбора. Мы страдаем, когда наше желание или стремление к чему-либо определяет и ограничивает наше переживание того, кто мы есть. Если мы встречаем ощущения, эмоции и мысли, вызванные желанием, с радикальным принятием, мы перестаем отождествлять себя с жаждущим «я» и воссоединяемся с нашей подлинной сутью.

Находимся ли мы на ретрите по медитации или посреди суетной жизни, практика радикального принятия желания по сути одна и та же. Мы делаем паузу и отпускаем наше мысленное или физическое стремление к удовлетворению на время, достаточное для того, чтобы распознать, как наша личность сжалась до чувств и мыслей жаждущего «я». В этой паузе мы перестаем винить себя за наличие желания и мягко позволяем ему существовать, как оно есть. Мы приглашаем желание на чай, осознанно переживая все ощущения в теле, бдительно замечая эмоции и мысли, которые возникают в уме. Когда мы сохраняем такое осознавание – ясное, сочувственное, не цепляющееся и не отталкивающее, – мы разрушаем привычные шаблоны ответных реакций, которые погружают наше тело, сердце и мысли в желание. Поступая так, мы становимся более свободными и обретаем возможность выбирать, как жить.

Чего мы хотим на самом деле

Великий тибетский йогин Миларепа много лет провел в уединении в горной пещере. Во время одной из практик он увидел содержимое своего ума как проекции. Его внутренние демоны похоти, страсти и отвращения появлялись перед ним в виде прекрасных соблазнительных женщин и ужасных гневных чудовищ. Встречаясь лицом к лицу с этими искушениями и страхами, Мила-репа не поддавался им, но вместо этого пел вслух: «Как прекрасно, что вы пришли сегодня, вы должны прийти и завтра… время от времени мы должны разговаривать».

За годы интенсивной практики Миларепа понял, что страдание возникает, только если демоны соблазнили тебя или ты пытаешься с ними бороться. Для того чтобы обрести свободу в их присутствии, ему пришлось осознанно пережить эти состояния такими, как они есть. В одной из историй о его свершениях рассказывается, как пещеру Миларепы заполнили демоны. Определив самого сильного, главного, демона в толпе, Миларепа сделал великолепный ход – он положил свою голову демону в рот. И в этот момент полной капитуляции все демоны исчезли. Все, что осталось, – это яркий свет чистого осознавания. Как говорит Пема Чодрон: «Когда уходит сопротивление, уходят и демоны».

Без сомнений, я всеми силами сопротивлялась желаниям, которые подпитывали мою «Любовь во время випасанны». В моих глазах они были демонами, которые пожирали мою духовную жизнь. Когда я наконец поняла, в какой битве участвую, мне тут же пришла на ум история Миларепы. Возможно, «Любовь во время випассаны» была вовсе не врагом моей практике, а естественным опытом, который мог послужить моему пробуждению. Каково бы это было – приветствовать демона желания, «поговорить» с ним, как это сделал Миларепа? Я приняла решение отбросить сопротивление, чтобы распознать энергию, которая двигала моим жаждущим «я».

В следующие дни каждый раз, когда я осознавала, что снова погрузилась в свои романтические иллюзии, я помечала их как «эротическая фантазия» и обращала пристальное внимание на ощущения в теле и на возникающие эмоции. Я больше не избегала своих ощущений и обнаружила, что наполнена волнами волнения, сексуального возбуждения и страха. Теперь вместо того чтобы сопротивляться этим чувствам как демонам, я просто практиковала принятие и с некоторым любопытством исследовала их дальше.

Давящее болезненное чувство в груди раскрылось в глубокую печаль – печаль по всем упущенным мгновениям любви, мгновениям, которые я пропустила, потому что была слишком озабочена или занята, чтобы остановиться и открыться им. Я двигалась между эротической страстью и этим глубоким сожалением о том, насколько я была разъединена с тем, к чему действительно стремилась. Когда ощущения желания или печали становились особенно интенсивными, я снова погружалась в мысли о том, чего не хватает в моей жизни, фантазировала о том, как могу удовлетворить свое желание любви. И хотя я не оценивала фантазии как «плохие», я видела, как они не дают мне соприкоснуться с моим непосредственным переживанием. Они удерживали меня от нежного осознавания – приближения к тому, чего я жаждала больше всего.

Хотя я уже была не столь погружена в свои мысленные истории, я видела, что все еще держусь за них, пытаюсь контролировать энергии, проходящие сквозь меня. Мои привычные средства контроля – сжатие тела, постоянный комментарий того, что я делаю, – не давали мне погрузиться в интенсивность желания. Я не знала, как позволить себе любить свободно, без концепций или ограничений. Не знала точно, что я люблю, но знала, что мне нужно отпустить сопротивление, которое сдавливало мое сердце. Вместо того чтобы сосредотачивать всю жажду любви на одном человеке, я хотела пережить ее безграничность.

Однажды поздно вечером я в одиночестве медитировала в своей комнате. Я все более пристально вглядывалась в сильное желание, пока не почувствовала, что сейчас взорвусь от его невыносимого давления. В то же время я знала, что это именно то, чего я хотела – раствориться в желании, в ощущении единства, в самой любви. Наконец в этот момент я позволила страстному желанию полностью проявить себя. Я даже пригласила его: «Давай, пожалуйста. Раскройся полностью». Я положила свою голову демону в пасть. Я говорила «да», осознанно отдаваясь необузданности ощущений, погружаясь в то, к чему я так стремилась. Как ребенок, которого мать наконец взяла на руки, я расслабилась настолько, что все границы моего тела и ума растворились.

Мгновенно я почувствовала, будто мое тело и ум расширяются безгранично во всех направлениях – движущийся, изменчивый поток вибрации, пульсации, покалывания. Ничто не отделяло «меня» от этого потока. Полностью погрузившись в упоение, я чувствовала себя открытой, как Вселенная, невероятно живой и сияющей, как солнце. В этом праздновании жизненной энергии не было ничего неизменного. И тогда я знала, что именно эту полноту любви я и любила.

Я положила свою голову демону в пасть.

Кабир, суфийский поэт XV века, писал: «Вселенная во всех направлениях пронизана лишь любовью. Именно к любви мы стремимся. Когда мы привносим радикальное принятие в обширный мир желания, позволяя желанию быть таким, какое оно есть, не сопротивляясь и не цепляясь за него, свет нашего осознавания растворяет жаждущее «я» в самом его источнике. Мы обнаруживаем, что естественно и полностью погружены в любовь. И ничто не существует само по себе, ничто не исключено из этого живого осознавания.

В следующие дни каждый раз, когда я глубоко открывалась силе страстного желания, я снова начинала безусловно ценить жизнь во всех ее проявлениях. Во второй половине дня, после сидячей медитации, я шла на прогулку в заснеженные леса. Я ощущала родство с пихтами, с синицами, которые ели у меня с рук, со звуками ручья, который тек среди льда и камней.

Руми пишет: «Странная страсть течет в моей голове. Мое сердце стало птицей, которая исследует небеса. Все части меня движутся в разных направлениях. Неужели это правда, что Тот, кого я люблю, повсюду?»

«Тот, кого я люблю» находился повсюду, даже во мне. Когда мы не зацикливаемся на единственном, ограниченном объекте любви, мы открываем для себя, что жаждущее «я» растворяется в осознавании, которое и есть любящая себя любовь.

Через пару недель после возвращения домой из ретрита я пошла на конференцию и столкнулась с мужчиной, который был объектом моих страстных фантазий. Мы вместе пообедали, и я отчетливо чувствовала жар влечения между нами. Но теперь, когда я провела с ним какое-то время, я также видела очевидные причины, почему мы не станем парой. Но это не помешало моему уму тем же вечером снова кружить вокруг того, как мы могли бы сойтись с этим мужчиной. Поскольку этот вид желания был мне уже знаком, я решила взять паузу. Я знала, что если не уделить ему внимания, не наблюдать за ним, оно лишь будет питать жаждущее «я». Я назвала то, что происходит, «историей желания» и села на подушку для медитации.

Сразу же возникли мысли о погоне за отношениями, и я почувствовала, как сжалась до несовершенного, жаждущего «я». Когда я отстранилась от этого мысленного кино, то снова могла почувствовать ток жизни, пульсирующий и вибрирующий, печаль и желание, которые присутствовали прямо в этом мгновении. Как и на ретрите, я позволила себе полностью погрузиться в это страстное влечение. Я расслабилась и позволила ему свободно течь сквозь меня. И в сиянии его света я снова смогла ощутить сияние собственного сердца. Да, я действительно хотела завязать романтические отношения с кем-то «там». И еще более верно было то, что абсолютное единение, которого я так желала, было возможно в этот самый момент. Если я сохраняла бдительность в этом ощущении единства, то желания могли бы подпитывать и направлять мое внимание, но не могли ослепить меня, скрыв полноту и красоту, которые уже есть здесь.

Будда учил, что, осознавая желания, мы освобождаемся от отождествления себя с ними. Благодаря радикальному принятию мы начинаем рушить стены стыда и отвращения, которые возвели вокруг нашего «неполноценного, жаждущего «я». Мы видим насквозь истории, которые сами же создали, – истории о «я» – жертве желания, о «я», которое борется с желанием, о «я», которое погружается в нездоровые желания, о «я», которому нужно что-то большее, что-то другое по сравнению с тем, что есть прямо здесь, прямо сейчас. Радикальное принятие растворяет клей, который удерживает нас в состоянии маленького «я» и освобождает для насыщенной, полной жизни.

Страстное желание, если мы ощущаем его во всей полноте, помогает нам обрести себя. Чем больше раз мы проходим по этому пути – переживания одиночества или страстного желания и погружения в его необъятность – тем скорее желание любви становится воротами к самой любви. Наше желание не исчезает, не исчезает и эмоциональная потребность в других. Но, погружаясь в колодец желания – снова и снова, – мы начинаем доверять безграничной любви, источнику, который наполняет этот колодец.

Направляемое размышление: «неделание», когда мы движимы желанием

Несмотря на то что цепляние за объект желания – это природная склонность, оно делает нас слепыми к более глубоким стремлениям и удерживает в ловушке желания. Свобода начинается с того, что мы берем паузу и обращаем пристальное внимание на свои переживания.

Подумайте о той сфере вашей жизни, в которой вами движет жаждущий ум. Это могут быть еда, сигареты, алкоголь, секс, озвучивание критических замечаний, компьютерные игры, работа или покупка различных вещей. В течение одной недели постарайтесь практиковать паузу, когда вы чувствуете потребность поддаться своему желанию и действовать, исходя из него.

Когда вы делаете паузу, сохраняйте неподвижность и обратите пристальное внимание на природу вашего желания. Что ощущает ваше тело, когда ваше желание так сильно? Где вы наиболее отчетливо испытываете ощущение желания? Ощущается ли оно как бабочки в животе? Как волнение в груди? Как ломота в руках? Кажется ли вам, что вы наклоняетесь вперед, устремляясь в будущее? Ваш ум сжат и торопится? Или он вялый и медлительный? Обратите внимание, меняется ли ваше переживание в течение минуты или около того, когда вы делаете паузу? Вы можете спросить себя: «Чего не хватает сейчас?» Слушайте ответ сердцем. Если после паузы вы все же действуете под влиянием желания, делайте это медленно и осознанно. Вы чувствуете напряжение или возбуждение, осуждаете себя или испытываете страх? С ясным и сочувственным вниманием отмечайте возникающие ощущения, эмоции и мысли.

Хотя мы все равно можем гнаться за желаемым, после паузы мы будем делать это, по крайней мере, осознавая некоторое напряжение и страдание, которое кроется за нашим желанием. Поскольку все переживания постоянно меняются, со временем даже те желания, которые казались непреодолимыми, могут в конце концов раствориться. И хотя желание естественным образом возникает снова, мудрость, которая видит непостоянство всего, освобождает. Если мы наблюдаем за желанием и не действуем под его влиянием, то обретаем большую свободу выбора в том, как живем.

Направляемое размышление: открытие наших самых глубоких стремлений

Когда мы направляем свет осознавания на свои бесконечные желания, мы обнаруживаем под ними глубокий и подлинный источник духовных устремлений. Эти основополагающие устремления направляют нас на путь пробуждения и свободы.

Сядьте удобнее, так, чтобы вам было легко удерживать осознавание. Когда почувствуете, что ум успокоился, спросите себя: «К чему стремится мое сердце?» Ваш первый ответ может заключаться в том, что вы хотите быть здоровым, заработать денег, найти партнера. Спросите снова и внимательно слушайте, принимая все, что спонтанно возникает в уме. Продолжайте делать так в течение нескольких минут, задавая себе вопрос, делая паузу и прислушиваясь к ответу, принимая его и не вовлекаясь в ответные реакции. Возможно, ваши ответы станут более глубокими и простыми. Сохраняйте терпение, будьте расслаблены – со временем, если вы прислушиваетесь к своему сердцу, ваши самые глубокие желания проявятся. Это стремление может быть выражено как стремление к любви, близости, миру, единению, гармонии, красоте, истине или свободе.

Когда вы осознаете, чего на самом деле хотите в глубине своего сердца прямо сейчас, отдайтесь этому стремлению, сохраняя бдительность. Скажите «да», позволив энергии самого глубокого желания наполнить тело, проникнуть в сердце и осознавание. Что вы испытываете, когда полностью отдаетесь своему самому заветному желанию? Продолжайте медитировать, ощущая желание с открытым осознаванием.

Такую прекрасную практику размышления можно выполнять и в паре. Сядьте удобнее, лицом друг к другу. Решите, кто сначала будет задавать вопросы, а кто отвечать. Уделите какое-то время тому, чтобы успокоиться и расслабиться. Потом один из вас мягко спрашивает: «К чему стремится твое сердце?» Другой отвечает вслух, произнося первое, что приходит на ум. Какой бы ни был ответ, спрашивающий просто говорит: «Спасибо», кивает или как-то еще принимает ответ и потом спрашивает снова. Это продолжается заранее оговоренное время. Перед тем как вы поменяетесь ролями, проведите несколько мгновений в молчании, чтобы тот, кто отвечал на вопросы, смог полностью, с совершенным осознаванием, погрузиться в свое переживание самого заветного желания. Таким же образом сохраняйте молчание некоторое время после того, как второй человек ответит на вопросы. Когда медитация закончена, вы можете уделить несколько минут обсуждению своего личного опыта.

В любое время, когда вы обнаружите, что вами движет желание, вопрос «К чему действительно стремится мое сердце?» позволит вам снова соединиться с чистотой духовных устремлений. Делая паузу и спрашивая себя: «Что действительно имеет значение? Что меня волнует больше всего?», вы пробуждаете отзывчивое по своей природе сердце.

Глава 7 Открываем сердца перед лицом страха

Мы должны встретить боль, от которой бежим, лицом к лицу. Фактически нам надо научиться покоиться в ней и позволить ее обжигающей силе изменить нас.

Шарлотта Йоко Бек

Когда Барбара пришла ко мне на терапию, медитация стала для нее такой неприятной, что она уже сомневалась, сможет ли практиковать дальше. В ее утреннюю медитацию стали вторгаться пугающие сцены из детства, оставляя ее потрясенной и расстроенной. Барбара только что вернулась со своего первого десятидневного ретрита, и хотя она регулярно медитировала уже чуть более года, ничего столь тревожащего раньше не происходило. Медитация была для Барбары убежищем, она не хотела отказываться от нее, но была просто не способна справиться с происходящим.

Она рассказала мне об одном конкретном образе, который постоянно вторгался в ее медитацию. Она с матерью обсуждала этот инцидент несколько раз, и теперь уже было не важно, возникали ли эти образы из памяти или из воображения. Они запускали невыносимый страх. Барбара была младенцем, и ее мать купала ее в ванночке на кухонном столе. Она слышала плеск воды и мягкое мурлыканье матери. Они обе, влюбленные друг в друга, были полностью поглощены происходящим. Внезапно в кухню ворвался отец Барбары, пьяный и злой, и закричал на ее мать: «Неужели это все, о чем ты можешь думать… младенец то, младенец это… Ты не думаешь, что я могу прийти домой после тяжелого рабочего дня голодным?» Отодвинув мать в сторону, он схватил Барбару и погрузил ее голову под воду. Она чувствовала, как тяжелые руки давят на ее плечи и голову, и ощущала дикую панику от того, что сейчас захлебнется.

Мать Барбары закричала «Нет!» и бросилась к ней. Она завернула Барбару в полотенце и, крепко держа ее, тихо сказала: «Ужин будет готов через пару минут». Когда она одевала дочь, ее руки тряслись. Барбара лежала одна и плакала. Ее безмятежность была разрушена в одно мгновение.

В основе всего лежало убеждение: «Я плохая… я такая плохая… вот почему он ненавидит меня».

В детстве, будь гнев отца направлен на ее мать или на нее саму, Барбару снова и снова парализовали одни и те же чувства – удушающая хватка страха вокруг горла, перепуганные бабочки в животе и кислота в желудке. Даже когда отца не было дома, Барбара испытывала тревогу и была вся на нервах.

Когда маленькие дети осмысляют опыт насилия, они думают, что сами стали его причиной, что в некоторой степени они сами виноваты. Барбара выросла с ощущением, что это она вызывала непредсказуемые вспышки отца. Когда он вдруг начинал кричать на нее, она спрашивала себя: «Что я сейчас сделала не так?» В основе всего лежало убеждение: «Я плохая… я такая плохая… вот почему он ненавидит меня». Еще долго после того, как волны ужаса постепенно угасали, Барабара ощущала разрушающий стыд, который заставлял ее забираться в постель и сворачиваться калачиком под одеялом. Когда она стала подростком, она считала себя неудачницей – беспомощная, испуганная и абсолютно одинокая.

Когда Барбара выросла, она проделала отличную работу, чтобы скрыть свой страх от остального мира. Все воспринимали ее как очень одаренного, ответственного человека. Даже друзья не знали, что она живет в постоянном страхе того, что может невольно кого-то оскорбить, разозлить, сделать какую-то ошибку. Они знали только, что Барбара – прекрасный слушатель, и чувствовали, как заряжаются энергией, находясь рядом с ней. Вдохновленная друзьями, Барбара решила выбрать работу, в которой могла бы наилучшим образом использовать эти качества. Она хотела получить степень магистра в области образования и стать школьным психологом в старших классах. И хотя Барбара немного волновалась в присутствии подростков, она надеялась, что сможет дать им ту поддержку, которой так не хватало ей в ее юности.

В первом семестре в университете она встретила Рэнди, который собирался получить степень в области бизнеса. Рэнди сразу же был очарован ею. Она была застенчивой и милой, и казалось, что ей нужна защита. Он наблюдал за ней, когда она играла со своими племянницами или утешала друга, у которого были трудные времена, и знал, что хочет провести с ней всю жизнь. Для Барбары Рэнди был совершенным мужчиной. Он был добрым, мягким и не представлял собой опасности. Они стали жить вместе, пока учились в колледже, и поженились через несколько месяцев после выпуска.

Барбару приняли на работу школьным психологом в небольшую школу на окраине города. Она скоро заметила, что не была столь же остроумной и легкой в общении, как другие психологи, и что ученики редко останавливались, чтобы просто поговорить с ней. Когда к ней приходили учащиеся, приписанные к ней, ее страх совершить ошибку делал ее холодной и отстраненной. Встречи с родителями были еще хуже. Из-за страха неудачи она воспринимала все их слова как комментарий в отношении ее способностей. Когда родители говорили что-то вроде «Я не знаю, что делать с ней», ум Барбары переводил это как «Почему вы не можете лучше направлять нас?» А «Он неправильно относится к учебе» значило: «Вы могли бы лучше направлять его в том, как от относится к учебе». Ее живот начинало крутить, а ком в горле становился таким большим, что она едва могла говорить.

Барбара сказала мне, что ее попытки удержать свои страхи в узде можно сравнить с запиранием стаи диких псов в подвале. Чем дольше они там сидели, тем голоднее становились. Они неизбежно ломали дверь и врывались в дом. То, что сейчас происходило в ходе медитации, время от времени случалось уже на протяжении многих лет. Каждый раз, когда страх брал верх, она чувствовала себя так, будто псы рвут на части каждую вещь в доме, и она не может остановить их.

Иногда они вырывались на волю прямо перед рассветом. Она лежала в постели, и смутные очертания картины, висящей на стене напротив, медленно приобретали четкость. С ужасом она осознавала, что не спит. «О боже… через несколько часов мне придется начать еще один день». Как она могла притворяться на работе, что знает, что делать? Другие люди успевали ходить на работу на полный рабочий день, ужинать с родственниками или посещать вечерники, и их при этом не переполняло чувство страха. Но для Барбары все это казалось невыносимым.

Иногда псы вырывались из подвала сразу после того, как они с Рэнди занимались любовью. Они лежали вместе, и было так приятно ощущать, как он мягко гладит ее волосы. Потом неожиданно возникал страх – когда она чувствовала себя так чудесно, ее это почти ошеломляло. Страх возрастал, когда в ее уме начинали возникать истории: «Наверное, он устанет о меня, от моих страхов. Наверное, он захочет уйти». Чувствуя себя испуганной и одинокой, она сворачивалась клубочком и плакала. Рэнди обнимал ее, стараясь утешить и не понимая, что случилось.

Многие мои клиенты и ученики борются со страхом. Некоторые, как Барбара, чувствуют, что страх переполняет их, парализует. Другие могут быть не столь очевидно травмированы, но когда становятся более осознанными, то понимают, как сильно страх влияет на их жизнь. У нас у всех есть голодные псы в подвале, которым мы не уделяем должного внимания. Если мы делаем ошибку, они уничтожают наше чувство собственной состоятельности. Если кто-то разозлится на нас, псы внезапно оказываются тут как тут, угрожая разрушить наш мир. Если мы чувствуем себя отвергнутыми или преданными, псы убеждают, что никто никогда не полюбит нас.

Когда страх берет верх над нами, мы погружаемся в то, что я называю транс страха. Когда мы напрягаемся в ожидании того, что может пойти не так, наше сердце и ум сжимаются. Мы забываем, что есть люди, которые заботятся о нас, забываем про собственную способность быть открытыми и искренними. Находясь в трансе, мы воспринимаем жизнь через призму страха.

Хотя любая физическая и эмоциональная боль неприятна, боль страха может казаться невыносимой. Когда мы охвачены страхом, ничего другого не существует. Наше наиболее зажатое и болезненное ощущение «я» тесно связано с чувством страха, историями, которые он вызывает, с нашими способами сопротивляться ему. Но этот транс начинает терять свою силу над нами, когда мы встречаем страх с радикальным принятием. Такое отношение невероятно освобождает. Когда мы учимся говорить «да» страху, мы воссоединяемся с полнотой нашего существования – с сердцем и осознаванием, которые были омрачены страхом.

Что такое страх?

Кто не знаком со страхом? Страх – это значит пробуждаться по ночам, как Барбара, в ужасе от того, что мы не можем жить дальше. Страх – это тревожное чувство в нашем животе, болезненность и давление в области сердца, удушающая скованность в горле. Страх – это громкое биение сердца, учащенный пульс. Страх ограничивает наше дыхание, делает его быстрым и поверхностным. Страх говорит нам, что мы в опасности, и затем немедленно заставляет наш ум осмысливать, что происходит, и решать, что делать. Страх завладевает нашим умом, рассказывая истории о поражении. Страх говорит нам, что мы потеряем наше тело, ум, друзей, землю. Страх – это предчувствие будущей боли.

Основная функция страха – обеспечить наше выживание. Даже такие примитивные формы жизни, как рептилии, испытывают страх. На чисто физиологическом уровне страх – это цепь физических реакций, которые возникают в строго заданной последовательности. Западные психологи называют этот биологический ответ на переживание «аффектом». Он может случится в одно мгновение или длиться до нескольких секунд. Когда возникает аффект страха, химия тела и нервной системы меняется таким образом, что становятся возможными несколько различных реакций на угрожающие ситуации. Например, увеличение кровотока в конечностях готовит антилоп к бегству. Напряжение в мышцах готовит пантеру к схватке. Геккон моего сына застывает в неподвижности каждый раз, когда человек дотрагивается до аквариума рукой. Когда наши кошки напуганы, у них встает дыбом шерсть на спине, и они кажутся больше и опаснее, что может обескуражить хищников. Наш стандартного размера пудель прижимается к земле и кажется карликовым. Таким же образом и человек может становиться меньше, защищая наиболее уязвимые части тела. Он наклоняет вперед голову, поднимает плечи, округляет спину и втягивает грудную клетку. Каждое животное, пока существует опасность, сосредоточено лишь на самосохранении.

Только у млекопитающих сознание и память взаимодействуют с аффектом и создают эмоцию страха. Эта эмоция – также часть нашей техники выживания, она формируется нашим личным накопленным опытом. Аффект страха, который возникает в ответ на наше непосредственное переживание, соединяется с воспоминаниями о прошлых ассоциированных событиях и с аффектами, ими запущенными. Вот почему некоторые из нас так боятся вещей, в которых другие не видят источника опасности. В то время как сам аффект страха длится не больше нескольких секунд, эмоция страха сохраняется настолько долго, насколько полные страха мысли и воспоминания стимулируют этот аффект.

Проблема заключается в том, что часто эмоция страха длится слишком долго.

Эмоция страха предупреждает нас о возможности отрицательных последствий, если мы не посвятим больше времени домашней работе или докладу, который мы готовим на работе. Эмоция страха говорит нам: если не уделить больше внимания браку, все может закончиться разводом и одиночеством. Сложнее ответить на опасность, когда мы оцениваем, требует ли боль в нашей груди медицинской помощи или нет. Эмоция страха возникает при любой угрозе нашему благополучию – физическому, эмоциональному, умственному или духовному. Она может привести как к разумной реакции на ситуацию, так и к попаданию в ловушку транса страха.

Подлинная причина нашего страха не всегда очевидна. Когда я чувствую тревогу, это отношение накладывает свой отпечаток на все аспекты моей жизни. Я могу застрять в супермаркете в очереди на кассу и начать беспокоиться, что не успею закончить вовремя другие дела, потому что сейчас трачу попусту ценное время. У меня могут быть ранние симптомы гриппа, и я тревожусь, что если мне станет хуже, то придется отменить встречи с клиентами или мои еженедельные занятия по медитации. Я могу помогать сыну с его школьным проектом, который необходимо сдать на следующий день, и бояться, что если он не подойдет к заданию творчески или внимательно, то его оценки снизятся, а вместе с ними и его возможности в выборе колледжа. Вне зависимости от внешних обстоятельств мой ум становится напряженным. Когда я делаю паузу и спрашиваю, что действительно беспокоит меня, то осознаю, что в каждой ситуации я опасаюсь потери – потери чего-то, что я считаю важным для моей жизни и счастья.

Абсолютная потеря, которая лежит в основе всех этих маленьких утрат, которых я боюсь, – это потеря жизни. Корень всех наших страхов – это базовое стремление к жизни и неприятие разрушения и смерти. Мы всегда в той или иной форме сталкиваемся со смертью. Я знаю, мои родители стареют, и однажды мне сообщат, что конец уже близок. Мой сын, центр моей вселенной, окончит школу и уедет из дома. Мои знакомые теряют память, их физические способности ухудшаются. Мое собственное тело заметно стареет, устает, болит. Жизнь хрупка, потери – повсюду. Страх потерять жизнь, которую я люблю, – страх смерти – лежит в основе всех страхов.

И все же без чувства страха мы не смогли бы выжить и процветать. Проблема заключается в том, что часто эмоция страха длится слишком долго. Даже когда непосредственная угроза исчезла, наше тело все еще напряжено, мы начеку, наш ум сужен и сосредоточен на том, что может пойти не так. В этой ситуации страх больше не служит нашему выживанию. Мы находимся в трансе страха, и наше переживание каждого мгновения сковано ответными реакциями. Мы тратим время и энергию, защищая жизнь, а не проживая ее на полную.

Пойманные в транс страха

Мы оказываемся в трансе страха, когда эмоция страха становится центром нашей личности и ограничивает способность жить полной жизнью. Транс страха обычно начинается в детстве, когда мы испытываем страх в отношении тех, кто играет в нашей жизни важную роль. Возможно, когда мы были младенцами, наш плач глубокой ночью выводил из равновесия утомленную мать. Когда мы видели ее нахмуренное лицо и слышали резкий голос, мы неожиданно чувствовали себя незащищенными с человеком, на защиту которого полагались больше всего. Мы сжимали кулаки, в горле появлялась скованность, сердце начинало биться быстрее. Эта физическая реакция страха в ответ на недовольство могла регулярно проявляться у нас в раннем детстве. Возможно, мы пробовали сделать что-то новое – снять самостоятельно одежду и потом надеть ее. Возможно, мы наливали стакан виноградного сока и пролили его на ковер в гостиной. Когда мы всей семьей поехали к бабушке, мы могли описаться в постель. И каждый раз, когда неодобрительный взгляд матери и ее разочарованный тон были направлены на нас, мы чувствовали одну и ту же цепную реакцию страха в своем теле.

Хотя у маленьких детей тело обычно расслабленное и гибкое, если переживание страха возникает регулярно в течение нескольких лет, возникает хроническая скованность. Появляется зажим в плечах, голова наклоняется вперед, спина сутулится, грудь становится впалой. Вместо временной реакции на опасность мы разрабатываем постоянную защитную броню. Мы становимся, как описывает это Чогьям Трунгпа, «скоплением напряженных мышц, которые защищают наше существование». Часто мы даже не осознаем эту броню, потому что она становится неотъемлемой частью нас. Но мы можем увидеть ее в других. Мы можем почувствовать ее в себе во время медитации – скованность в той области, где мы ничего не ощущаем.

Транс страха не только создает привычное напряжение в теле. Наш ум также оказывается в ловушке жестких шаблонов. Однонаправленность, которая служит нам в ситуациях реальной опасности, становится одержимостью. Наш ум проводит ассоциации с прошлым опытом и создает бесконечные истории. Они напоминают нам о том, что может случиться плохого, и мы разрабатываем стратегии, как этого избежать. Со мной случится что-то ужасное; я беспомощен; я одинок; я должен что-то делать, чтобы спасти себя. Наш ум немедленно пытается взять контроль над ситуацией, определив причину проблемы. Мы указываем пальцем или на себя, или на других. Так и в случае Барбары страх отцовского гнева основывался на чувстве, что ее собственная испорченность послужила причиной столь злого отношения к ней. Мы можем говорить себе, что неизбежно все разрушим в своей жизни и жизни других, или же, ощущая себя беспомощной жертвой, считать, что другие разрушат все в нашей жизни. В любом случае, эти истории говорят нам, что мы испорчены и должны быть начеку.

Мы оказываемся в трансе страха, когда страх становится центром нашей личности и ограничивает способность жить полной жизнью.

Чувства неполноценности, стыда и истории о них – это, пожалуй, самое сильное составляющее в трансе страха. Пока мы считаем, что с нами что-то не так, мы убеждены, что мы в опасности. Наш стыд подогревает постоянный страх, а страх приводит к еще большему стыду. Уже сам факт, что мы испытываем страх, кажется доказательством нашей испорченности или несостоятельности. Когда мы находимся в ловушке транса, мы отождествляемся с испуганным и плохим «я». Тревога в нашем теле, истории, то, как мы ищем оправдания, сбегаем или взрываемся, – все это становится нашим наиболее реальным «я».

Наши стратегии, нацеленные на избегание чувства страха, лишь укрепляют транс страха. Мы можем научиться лгать, если это защитит нас от чьего-то гнева. Начнем сами разражаться вспышками гнева, если это дает нам временное ощущения силы и безопасности. Можем стараться еще сильнее, если это защитит нас от того, чтобы быть отвергнутым. Основная стратегия Барбары во взрослом возрасте заключалась в том, чтобы держаться подальше от некомфортных для нее социальных ситуаций, например посещения школьного буфета на работе. Если она с другими учителями или психологами присутствовала на собрании, а не участвовала в легкой беседе, она застывала. Она была мышкой – покладистой, молчаливой, почти невидимой, – делала все для того, чтобы оставаться в безопасности.

То же самое происходило и вне работы. Рэнди звал ее присоединиться к нему на ужинах с друзьями, пойти потанцевать или сходить с ним в церковь, но обычно она отказывалась. Часто он оставался с ней дома, но, когда он уходил один, страх принимал другую форму. Должно было случиться что-то неожиданное: утомленный ее поведением Рэнди должен был вернуться домой и сказать, что он ее больше не любит; или он должен был погибнуть в аварии. Когда Рэнди все же возвращался домой, преданно и вовремя, и пытался обнять ее, Барбара цепенела. Внутренний голос говорил ей: «Он просто притворяется, что ему есть до тебя дело». Она не могла сказать ему, какой уязвимой и испуганной себя чувствовала, – безопаснее было защитить себя, храня молчание.

Когда мы находимся в трансе страха, остальной мир тускнеет и становится лишь фоном. Как объектив на камере, наше внимание сужается и фокусируется исключительно на первом плане наших полных страха историй и наших усилиях почувствовать себя в большей безопасности. Мы можем обедать с другом или говорить с коллегой по работе, но их заботы и успехи остаются вне поля того, что действительно важно для нас. Скорее мы оцениваем их только с точки зрения влияния на наш уровень страха. Есть ли у них что предложить нам – заверения, утешение, компанию, – что-то, что может принести нам облегчение? Заставляют ли они нас чувствовать себя хуже? Видят ли они, что мы боимся? Безопасно ли нам с ними? Мы живем в своем маленьком мирке, и он – в опасности.

Поскольку мы реагируем и на прошлую боль тоже, наши реакции непропорциональны происходящему в настоящий момент. Когда кто-то выражает свое недовольство нами и делает критические замечания, нас отбрасывает в прошлое, и мы теряем доступ к взрослому восприятию. Мы чувствуем себя беспомощным ребенком, одиноким и испуганным. Например, мы потеряли свой кошелек или опаздываем на встречу, и нам кажется, что это конец света. Наша чрезмерная реакция становится для нас еще одним унижением. Последнее, чего нам хотелось бы, это чтобы другие знали, как сильно наша жизнь опустошена теми псами из подвала. Если другие видят, что мы испуганы, мы боимся, что это сделает нас непривлекательными в их глазах, – мы будем вызывать у них жалость, а не уважение и желание дружить. Но когда мы притворяемся, что с нами все в порядке, мы еще больше погружаемся в чувство отчужденности, одиночества и грозящей опасности.

Так как транс страха возникает из-за того, что мы чувствуем себя отрезанными от других, на фундаментальном уровне мы продолжаем чувствовать себя незащищенными, пока не встретим в окружающих хотя бы часть той любви и понимания, которые нам были так нужны в детстве. Первый шаг в обретении чувства безопасности – это обнаружить свое единство с другими. Когда мы поверим в реальность сопричастности, страх начнет ослаблять свою мертвую хватку.

Безопасность чувства общности с другими

В одну из наших первых встреч Барбара рассказала мне, что раньше часто пела, когда была рядом с Рэнди, и ему это очень нравилось. В машине они часто включали радиостанцию с классическим роком и пели вместе. Но недавно произошла ситуация, которая заставила ее молчать в его присутствии. Однажды утром Рэнди сидел за столом и занимался их налоговыми декларациями, а Барбара убирала кухню.

Она включила музыку и пела одна. Возможно, это было немного громко, но неожиданно она услышала, как Рэнди перекрикивая музыку, громко сказал: «Барбара! Не могла бы ты выключить музыку, чтобы я смог сосредоточиться?» Ей показалось, что ей в грудь вонзили нож. Она выключила музыку и вышла из комнаты. Рэнди пошел за ней, спрашивая: «Что не так я сделал на этот раз?» Но Барара, не отвечая, ушла в спальню и закрылась там.

Рассказав мне это, Барбара начала плакать. То, что Рэнди попросил ее выключить музыку, не должно было ее испугать, но испугало. Эта ситуация напомнила ей о случае из детства. Когда ей исполнилось двенадцать лет, мать записала ее на занятия джазовыми танцами. Барбара включала в гостиной музыку и часами упражнялась. Однажды в субботу музыка внезапно прекратилась, и злой голос отца вывел ее из мечтательности. Разве она не понимала, что беспокоит его? Ей или надо научиться внимательности, или пусть убирается из дома. Она стояла, обомлев, а потом ушла в свою комнату. Когда это случилось во второй раз, она бросила танцы. Рэнди совсем не был похож на ее отца, но она снова почувствовала, как ее осадили. Возможно, она прекратит петь, как она прекратила танцевать.

Я спросила Барбару, может ли она почувствовать в своем теле тот страх, который она испытала утром с Рэнди. Она сказала, что ее горло сжалось, а сердце громко бьется. «Чего этот страх хочет от тебя, Барбара? Что ему нужно от тебя?» Она закрыла глаза и через минуту ответила: «Мой страх хочет знать, что все в порядке, если он здесь». Я мягко спросила ее: «Так… ты не против, что твой страх сейчас здесь?» Когда она кивнула, я предложила ей передать это ее страху.

Некоторое время Барбара сидела тихо. Она сделала несколько медленных, глубоких вдохов, и я видела, как расслабляются ее плечи вместе с выдохами. «Как только я сообщила ему: «Я принимаю тебя» страх немного сдулся… как воздушный шар». «Хорошо, держись этого. Спроси свой страх, чего он боится?» Барбара сделала паузу, потом ответила безжизненным голосом: «Что я не заслуживаю Рэнди. Что он слишком хорош для меня». Я посоветовала ей отметить это как еще одну мысль, и напомнила, что мысли – это вовсе не истина.

Мы с Барбарой все еще исследовали, как она могла бы наилучшим образом использовать медитацию, чтобы встретиться со своим страхом, а не быть поглощенной им. Я спросила ее, будет ли ей комфортно сделать практику осознанности вместе. Когда она замечала бы свои переживания, она могла бы произносить вслух то, что осознавала, и время от времени я могла бы задавать вопросы, чтобы усилить ее внимание.

Когда кто-то прикрывает меня со спины, я чувствую себя достаточно защищенной, чтобы заглянуть в лицо страху.

Поддерживаемая моим присутствием, Барбара стала наблюдать за своим непроработанным страхом, который контролировал ее жизнь. Почувствовав страх в теле, она заметила, что ее горло сжалось, а голос стал высоким и тонким. Она осознала мысли, которые непрестанно предсказывали, что может случиться плохого. Барбара также заметила, что вместе с этими мыслями в теле появлялось щемящее чувство и настроение поражения и безнадежности. Иногда возникали образы или мысли, которые были настолько пугающими, что мы прерывали практику осознанности и просто говорили. В эти моменты Барбара смотрела в пол. Когда я упомянула об этом, она признала, что ей тяжело смотреть мне в глаза, пока она чувствует себя такой испуганной.

Мы работали так около месяца, и, как Барбара сказала мне, что-то стало меняться: «Когда я здесь, с тобой, Тара, голодные псы все еще здесь, но уже не выглядят такими опасными. Думаю, когда кто-то прикрывает меня со спины, я чувствую себя достаточно защищенной, чтобы заглянуть за дверь, в лицо страху». Я сказала ей, что понимаю ее чувства, – легче смотреть на не поддающийся контролю страх, когда мы чувствуем, что не одни. На самом деле именно ужасная боль обособленности закрепляет страх. И так как на наших сессиях у Барбары был кто-то, кто помогал распознать транс страха, она могла быть осознанной и не бояться, что он сломит ее.

Когда мы чувствуем себя обособленными и испуганными, мы можем подготовить почву для практики радикального принятия. Для этого нам надо сначала обрести чувство базовой защищенности в каких-нибудь отношениях. Барбара благоразумно обратилась за поддержкой, когда оказалась переполнена страхом. Многие из нас время от времени застревают в чувстве страха, и в этой ситуации помощь других может оказаться очень полезной. Когда мы сталкиваемся с сильным страхом, нужно, чтобы нам напоминали, что мы – часть чего-то большего, чем наше собственное испуганное «я». В безопасной гавани сопричастности другим мы можем открыть оазис спокойствия, который находится внутри нас самих.

Принятие прибежища: обретение внутреннего источника защищенности и чувства общности

На наших сеансах Барбара обрела убежище и чувство защищенности, но это была защищенность, которая зависела от внешней ситуации. Конечно, наша соединенность с другими необходима на духовном пути, но подлинная свобода возникает, когда наше переживание сопричастности коренится в нас самих. Буддийская практика «принятия прибежища» пробуждает и развивает это внутреннее ощущение безопасности и сопричастности.

Три основных объекта прибежища в буддизме – это Будда (пробужденная природа), дхарма (путь, или способ) и сангха (сообщество идущих по духовному пути). В них мы находим подлинное спокойствие и защищенность. Мы обнаруживаем место, где может покоиться наше чувство уязвимости, убежище для пробуждающихся сердца и ума. Под их защитой мы можем встретить транс страха и пробудиться от него.

В формальной практике принятия прибежища мы повторяем три раза: «Принимаю прибежище в Будде, принимаю прибежище в дхарме, принимаю прибежище в сангхе». Эта формула – вовсе не пустой или заученный ритуал. С каждым повторением мы все больше открываемся живому переживанию, которое стоит за этими словами. И по мере того, как мы делаем так, наша убежденность становится все более глубокой. Чем более полно мы открываемся каждому объекту прибежища и проникаемся им, тем больше доверяем своему сердцу и осознаванию. Принимая прибежище, мы учимся доверять тому, как раскрываются наши жизни.

К принятию прибежища в Будде можно подходить на разных уровнях, и мы можем выбрать то, что больше всего подходит именно нам. Можно принимать прибежище в историческом Будде, человеке, который достиг просветления под деревом Бодхи две с половиной тысячи лет назад. Встретив Мару, Будда почувствовал страх – то же болезненно сжатое горло, грудь и живот, такое же учащенное биение сердца, все, что каждый раз испытываем и мы при встрече со страхом. Сознательно направляя на страх все внимание, Будда обнаружил бесстрашие – открытое ясное осознавание, которое распознает возникновение и исчезновение страха, не реагируя на него и не отождествляя себя с ним. Принятие прибежища в подлинности пробуждения Будды может вдохновить нас на нашем собственном пути к бесстрашию.

В безопасной гавани сопричастности другим мы можем открыть оазис спокойствия, который внутри нас.

Те, кто по своей природе религиозны, могут обрести убежище в живом духе пробужденного ума и сердца Будды. Как молитвы Христу или Деве Марии, мы можем принять прибежище в существе или осознавании, которое проявляет внимание к нашим страданиям. Принимая это первое прибежище, я иногда говорю: «Я принимаю прибежище в Любви» и погружаюсь в то, что переживаю как безграничное сочувствие. Испытывая страх, я вручаю его Любви. Делая так, я не пытаюсь избавиться от него, но скорее отпускаю его в прибежище, достаточно просторное, чтобы вместить мой страх с любовью.

На фундаментальном уровне принятие прибежища в Будде означает принятие прибежища в своем потенциале к освобождению. Для вступления на духовный путь нам необходима вера в то, что наши сердце и ум обладают потенциалом к пробуждению. Истинная сила истории о Будде, сила, благодаря которой эта история живет столько веков, состоит в том, что Будда на своем примере показал, к чему может прийти каждый из нас. Мы так легко верим всем ограничивающим нас историям про самих себя и забываем, что наша природа – природа будды – осознающая и любящая. Когда мы принимаем прибежище в Будде, мы принимаем прибежище в той же способности осознавания, которую пробудил Сиддхартха под деревом. Мы тоже можем распознать благословение свободы. Мы тоже можем стать бесстрашными.

После принятия прибежища в любви я обращаю свое внимание внутрь и говорю: «Я принимаю прибежище в этом пробуждающемся сердечном уме». Я отпускаю все сомнения в том, что природа будды может быть вне или снаружи моего осознавания, и смотрю на внутреннюю пробужденность моего существа, нежную открытость моего сердца. Еще несколько минут назад я могла быть поглощена водоворотом эмоций и мыслей, движущихся через мой ум. Но когда мы сознательно принимаем прибежище в осознавании, такое ограниченное восприятие себя растворяется, а вместе с ним и транс страха. Когда мы направляем внимание на свою глубинную природу, когда отдаем должное нашей сути, наша собственная природа будды становится для нас более очевидной. Мы принимаем прибежище в истине о том, кто мы есть на самом деле.

Второе прибежище – дхарма – также очень многослойное понятие. Санскритское слово дхарма означает истину, то, каким все является, закон природы. Принятие прибежища в дхарме – это принятие прибежища в истине о том, что все вокруг и внутри нас подвержено переменам; о том, что если мы попытаемся ухватиться или сопротивляться потоку переживаний, то усилим транс страха. Дхарма также относится к учениям и практикам, которые раскрывают истину. Мы принимаем прибежище в «искусных методах», которые пробуждают нас к нашей природе будды, изначальным мудрости и сочувствию.

Сначала обретение дхармы было для Барбары подобно обретению спасательного плота в бушующем море. Покоиться в осознанности дыхания и замечать свои переживания – это надежный способ обрести равновесие и немного спокойствия. Но когда практика, казалось, вела к мучениям, а не спокойствию, Барбара не знала, что делать. По мере того, как наша практика становится более глубокой, неизбежно показываются слои погребенного страха. И если такое происходит, очень важно найти прибежище, которое даст нам чувство защищенности и равновесия. Иногда разумный шаг – обратиться за помощью, как это сделала Барбара. Иногда лучше повременить с практикой випассаны и вместо этого развивать любящую доброту к себе и другим (см. главу 10). Как в итоге поняла Барбара, дхарма – это не жесткий набор правил и практик. Когда мы принимаем прибежище в дхарме, мы принимаем прибежище во всем, что помогает нам пробудиться от транса страха и распознать нашу истинную природу.

Поскольку дхарма – это закон природы, единство с миром природы – это тоже способ принятия прибежища в дхарме. Когда я сижу у реки Потомак и наблюдаю за водоворотами течения, когда я опираюсь на огромный платан и чувствую, как он будет жить и после моей смерти, я интуитивно понимаю, насколько мое существование – яркое, изменчивое, пустотное от любого прочного «я». Когда мы чувствуем свою согласованность с природными ритмами жизни, иллюзия обособленности и ощущение угрозы начинают растворяться.

Третье прибежище – это сангха. Во времена жизни Будды он учил, что сангха – сообщество монахов и монахинь – необходимая поддержка на духовном пути пробуждения. Традиционно сангха означала всех тех, кто идет по пути дхармы, пути духовной свободы. Они тоже пробудились ночью, испуганные и одинокие. Они тоже чувствовали дрожащий страх утраты и ужасающую неизбежность смерти. Когда мы знаем, что другие до нас уже сломали болезненные шаблоны страха, наша вера в возможность собственного пробуждения усиливается. Во время ретрита по медитации наши товарищи и учитель – это сангха, которая предлагает нам свою защиту и поддержку, когда мы сталкиваемся со страхом.

Когда буддизм пришел на Запад, значение слова сангха стало включать в себя и всех наших современников, которые сознательно идут по пути пробуждения. Нас поддерживает сангха, когда мы работаем индивидуально с психотерапевтом или целителем или когда близкий друг позволяет нам быть уязвимыми. Принятие прибежища в сангхе напоминает нам, что мы в хорошей компании. Мы связаны со всеми, кто стремится пробудиться, кто ищет учений и практики, ведущих к подлинному спокойствию.

Моя знакомая, дипломатический работник, которая живет в Вашингтоне, сказала мне, что после террористической атаки 11 сентября она каждый раз боится оставлять свою шестилетнюю дочь, когда уезжает. Боится, что, пока они не вместе, кого-то из них могут убить. Перед поездкой на десятидневный ретрит она была очень сильно расстроена, но нашла в сангхе достаточно надежное прибежище, чтобы справиться со страхом: «Когда я представляю всех других матерей во всем мире, которые холят и лелеют своих детей и прямо сейчас испытывают страх за их жизнь, я чувствую себя по-другому, – написала она мне. – Страх все еще присутствует, но гораздо более глубоким становится чувство общей грусти… и сочувствия. Мы вместе смотрим в лицо возможной утрате». А раньше ее личный страх изолировал ее и заставлял чувствовать себя уязвимой. Когда он превратился в наш страх, она больше не чувствовала себя одинокой. Сочувствие, возникшее в ее сердце, было гораздо больше страха. Приняв прибежище в сангхе матерей, так сильно любящих своих детей, она пробудилась к тому, что даоисты называют «неуязвимый щит заботы» – к безопасности пребывания в сердце.

Мне нравится принимать прибежище в сангхе, вспоминая любимых людей, позволяя теплу и нежности заполнить мое тело, сердце и ум. Это инстинктивное чувство нашего единства вызывает дальнейшие размышления, когда я вспоминаю о тех, кто не так близок лично мне, а потом всех живых существ во всем мире. Когда я чувствую беспокойство, отчужденность или черствость, принятие прибежища в сангхе смягчает углы и уменьшает силу транса. Иногда я даже думаю о своей собаке и по мере того, как мое сердце согревается этой связью, я постепенно открываюсь к чувству общности со всеми.

Поскольку мы все очень разные и наши страхи и потребности принимают самую разную форму, одно из этих трех прибежищ может быть нам понятнее и важнее других. Мы можем начать с того, которое лично нам кажется наиболее естественным. Когда возникает чувство безопасности и связи, мы можем легче открыться другим аспектам прибежища. Будда, дхарма и сангха взаимосвязаны – они поддерживают друг друга, и каждое естественным образом включает в себя и раскрывает другое.

Как и в случае с любой духовной практикой, развитие подлинного чувства прибежища может занять время. С течением лет принятие прибежища питает глубокую и освобождающую веру в нашу связь с другими. Будда учил, что наш страх – велик, но истина о нашей соединенности несравнимо более велика. Принятие прибежища изменяет наши отношения со страхом. Когда мы чувствуем защищенность, которую дарует это чувство соединенности с другими, мы можем встретить страх с радикальным принятием.

Медитация и лекарства

Я была уверена, что Барбара, несмотря на отчаянное состояние, в котором находилась, со временем освободится от болезненной хватки страха при помощи работы на сеансах психотерапии и медитации. Но с некоторыми людьми бывает иначе. Не важно, как сильно они стараются, требуется еще что-то, чтобы зародилось чувство безопасности и страх снизился до выносимого уровня. Причиной этого может быть какая-то травма или генетическая предрасположенность, но химия мозга и нервной системы у некоторых приводит к невыносимо высоким уровням страха. Для них дополнительной и, возможно, крайне необходимой помощью в обретении чувства защищенности могут стать выписанные врачом лекарства от депрессии и тревожности. Тогда они смогут поверить другим и приступить к духовным практикам.

Использование антидепрессантов теми, кто занимается практикой медитации, – животрепещущая тема. Ученики спрашивали меня: «Если я принимаю прозак, разве это не значит, что я сдался? Не признаю ли я тем самым, что медитация не работает?» Те, кому врачи советовали рассмотреть использование препаратов, приходили ко мне расстроенные. Они боялись, что у них разовьется зависимость от лекарств и они больше никогда не смогут жить без них. Некоторые интересуются, не перечеркивает ли прием лекарств процесс духовного пробуждения: «Разве лекарства не притупляют те самые переживания, которые мы стараемся безусловно принимать?» Один из учеников даже спросил меня: «Разве освобождение не станет невозможным, если мы принимаем лекарства? Трудно представить, что Будда употреблял прозак, сидя под деревом Бодхи».

Это правда, что некоторые из наиболее широко используемых антидепрессантов могут вызывать чувство отстраненности от острого страха, некоторую степень эмоциональной притупленности. Также вполне возможно, по меньшей мере психологически, стать зависимым от любого вещества, которое приносит облегчение. Но когда страх переполняет вас, медицинское вмешательство, хотя бы на какое-то время, может быть самым сочувственным ответом на него. Как инсулин для диабетиков, лекарство способно изменить несбалансированную химию нервной системы и мозга в сторону большей нормальности. Для некоторых это может стать крайне важным и разумным шагом на духовном пути. Я видела учеников, полностью недееспособных из-за страха, но после того, как они начинали принимать лекарства, они смогли встретить свой страх с осознанностью и любящей добротой. Как говорит мой друг психиатр, лекарства позволяют некоторым людям «просто сидеть, прекратив беспокойную деятельность».

Использование антидепрессантов теми, кто занимается практикой медитации, – животрепещущая тема.

Лекарства и медитация могут сочетаться. Тогда как препараты работают с биологическим переживанием страха, благодаря осознанности можно справиться с ответными мыслями и чувствами, которые поддерживают транс страха. Один из моих учеников на занятиях по медитации, Сет, композитор и пианист, стал принимать антидепрессанты после многолетней борьбы с изнуряющей тревогой, стыдом и депрессией. Сет страшился выступлений и чувства, что он обязан быть идеальным на сцене. Он сказал мне: «Знать, как писать музыку и играть, – это моя жизнь. И когда я чувствую, что не справляюсь, я полностью теряю самообладание. Я чувствую себя абсолютно никчемным». Когда Сет начал принимать антидепрессанты, уровень его страха значительно снизился. Знакомые истории и самокритика все еще возникали, но так как страх стал менее интенсивным, Сет смог увидеть, что мысли – это просто мысли, а не истина о реальности. Постепенно, по мере углубления практики медитации, у него появилось новое ощущение «я». Вместо того чтобы отвергать себя как больного и сломанного человека, он захотел заботиться о себе и утешать себя.

Через два года Сет решил перестать принимать антидепрессанты. Безусловно, благодаря им страх ослаб, но Сет также потерял определенную степень своей природной чувствительности и сочувствия, и его либидо уменьшилось. В течение нескольких месяцев после прекращения приема таблеток он снова стал ощущать волны острого страха и, временами, жесткую депрессию. Но теперь, когда возникали привычные истории, он осознанно видел их, а не терялся в них. То, что Сет принимал лекарства, вбило клин в транс страха, и он больше не был таким всепоглощающим. И хотя эмоции Сета все еще были интенсивными, страх больше не подпитывал чрезмерную самокритику и стыд. Сет больше не считал себя сломанным человеком. Возможно, время от времени он снова искал облегчения в лекарствах, но теперь, благодаря духовной практике, у Сета появилась и вера в себя, и это дало ему подлинное ощущение внутренней свободы.

Универсальных рецептов для процесса выхода из транса страха нет. Когда мы делаем выбор, важно спросить себя: послужит ли то, что мы выбираем, нашему пробуждению и свободе? Правильный ответ можно услышать, если честно взглянуть на наши намерения. Почему мы хотим ходить к психотерапевту, принимать лекарства или регулярно медитировать? Используем ли мы медитацию для того, чтобы убежать от болезненных отношений или нежелательных обязанностей? Действительно ли мы хотим встретиться со своим страхом и принять его? Поможет ли наш выбор расслабиться и стать добрее? Когда мы ищем пути к обретению чувства защищенности, мы задаем себе эти вопросы и потом экспериментируем, глядя, что сработает для нас.

Расширяем поле внимания: создаем пространство для страха

Благодаря нашим сеансам Барбара снова смогла медитировать одна дома. Она научилась принимать прибежище и практиковать любящую доброту, когда возникало сильное чувство страха. Постепенно, по мере усиления чувства защищенности, Барбара начала более непосредственно открываться возникающему страху. В то же время мы продолжали вместе работать с ее страхом на наших сеансах.

Однажды Барбара приехала в мой офис, бледная и уставшая. Ей не спалось, сказала она. У одной из ее учениц, с которой она работала, Марти, были проблемы с наркотиками, она находилась на грани исключения из школы. Барбара начала страшиться их встреч, которые проходили дважды в неделю. Марти стала замкнутой, до нее было трудно достучаться, и Барбара не знала, как помочь девушке выбраться из этой ямы. Каждая встреча заставляла Барбару чувствовать себя все более некомпетентной.

Голос Барбары был напряжен, руки сцеплены. Беспокойство так сузило ее кругозор, что перекрыло доступ к природной интуиции и теплоте, которая позволила бы ей открыться и по-настоящему быть с Марти. Я знала, что если Барбара сможет расширить свое внимание, все изменится. Она смогла бы справиться и со своей тревожностью и принять страдания Марти с сочувствием.

Действительно ли мы хотим встретиться со своим страхом и принять его? Поможет ли наш выбор расслабиться и стать добрее?

Я попросила Барбару закрыть глаза и представить свою следующую встречу с Марти. Она тут же напряглась. «Постарайся представить себя сидящей на скамейке в парке, – мягко предложила я ей. – Просто называй все возникающие ощущения, скажи им приветливое «здравствуй» и пригласи присесть рядом». Барбара кивнула в знак подтверждения: «У меня давит в груди… Я чувствую, как в животе все завязалось в узлы… Хорошо, они сидят рядом со мной». После паузы она добавила: «Какой-то голос говорит мне: «Ты не справишься… ты безнадежна». Я напомнила ей: «Просто поприветствуй и это тоже и пригласи сесть рядом».

После длительного молчания я спросила Барбару, что происходит. С небольшим смешком она ответила: «Страх сидит рядом со мной на скамейке, но, по крайней мере, не на мне. У меня есть пространство для того, чтобы дышать». Я попросила ее попробовать дышать более свободно, расслабить руки и отпустить любое напряжение. «Теперь, сидя на этой скамейке в парке, ты можешь расширить свое внимание и включить в него звуки вокруг тебя? Обрати внимание на бескрайнее небо и продолжай прислушиваться к звукам по мере того, как они возникают и исчезают в этой открытости. Страх все еще сидит рядом с тобой, но может ли твой ум стать единым с огромным пространством неба?»

Лицо Барбары смягчилось, и она сделала глубокий вдох. Медленно кивнув, она сказала мне: «Страх все еще здесь, но сейчас он, кажется, гораздо меньше». Я предложила ей раствориться в этом мягком пробужденном пространстве, которое окружало ее страх. «Позволь страху свободно парить в осознавании». К концу нашего сеанса Барбара смогла представить, как она разговаривает с Марти, чувствует, как тревожность поднимается в груди, распутывается там и начинает растворяться в осознавании.

Для того чтобы осознавать свой страх, требуется и открытость, и бдительность. Барбара увидела, что, открыв свой ум, она смогла просто быть, без ограничений. То, что она была бдительна, позволило ей осознавать и полностью переживать то, что возникало. Оба эти аспекта осознанности необходимы для расширения взгляда. Если мы не сохраняем бдительности, открытость легко превращается в отвлеченность. Мы можем стремиться к открытости как способу избежать страха, вместо того чтобы встретить его осознанно.

Когда мы устанавливаем связь со своим страхом, а не стараемся оттолкнуть его, наше чувство того, кто мы есть, начинает меняться. Мы больше не напряженное «я» в полной боевой готовности, мы воссоединяемся с нашим естественно обширным осознаванием. Мы больше не находимся в ловушке своих переживаний и не отождествляемся с ними, а распознаем их как изменчивый поток мыслей и чувств. Но поскольку наш ум обычно сужен, для расширения кругозора необходима регулярная практика. Мы развиваем бдительную открытость с помощью медитации на осознанность, но также расширяем кругозор и непосредственно во время трудных обстоятельств.

Марти пришла на следующую встречу с Барбарой, села напротив нее и сказала: «Все это пустая трата времени. Никому до меня нет дела, ни здесь, ни где-либо еще». В мучительных попытках найти «правильные» слова Барбара просто смотрела на Марти, осознавая приступ паники в теле. Вдруг она мысленно заметила: «паника», сказала ей «привет» и посадила на скамейку рядом с собой. И потом, спонтанно, она представила и Марти на этой скамейке. Сделав глубокий вдох, она взглянула на окно за спиной девушки и, увидев небо, вспомнила про обширное пространство осознавания. В нем помещались и ее страх, и звук тикающих часов, и закручивающиеся цвета на постере с картиной Ван Гога на стене ее кабинета. Пространство вмещало и Марти тоже. В эти несколько мгновений страх неудачи отпустил ум Барбары. Когда она снова направила внимание на Марти, то увидела напротив себя запутавшегося и ранимого человека. Сердце Барбары наполнилось нежностью. С открытостью, которая удивила их обоих, она сказала: «Марти, скажи, пожалуйста, что происходит?»

Марти начала плакать, говоря между всхлипами: «Простите… простите. Я просто все разрушаю… со всеми». Бар-бара пододвинулась ближе, и, хотя она чувствовала себя немного неловко, мягко положила руку на плечо девушки. «Все в порядке, милая, – пробормотала она утешающим тоном. – Ты в порядке. Все наладится». Сделав свое осознавание достаточно широким, чтобы оно включало и ее страх, Барбара таким образом освободила место и для Марти. Когда мы развиваем радикальное принятие страха, мы снова и снова убеждаемся во взаимосвязанности осознанности и сочувствия. В случае с Барбарой расширение кругозора и осознавание позволили проявиться ее природной чуткости.

Если вы расширите кругозор, то полное и принимающее осознавание станет возможным. Представьте разницу между стадом диких жеребцов, запертых в тесном стойле, и тех же самых коней, галопом скачущих по широким равнинам. В этом заключается разница между тем, когда ваш взгляд на мир сужен, и тем, когда вы его расширяете. Когда наше поле осознавания открыто и обширно, там есть место для всех жеребцов страха, которые взбивают пыль, обращаясь в паническое бегство.

Когда я медитирую и осознаю прочные тиски страха, я часто уделяю некоторое время расширению осознавания. Но после того, как я создала немного физического и мысленного пространства, единственный способ углубить осознавание настоящего момента – непосредственно почувствовать страх. В противном случае приятное ощущение пространства может ввести меня в искушение, я захочу избежать неприятных чувств, вызванных текущими переживаниями. Для того чтобы сохранять бдительность во время страха, необходима готовность активно контактировать с этим чувством. Такой способ взаимодействия со страхом я называю «опора на страх».

Опора на страх

В известной поучительной истории человек, которого преследует тигр, в попытке спастись прыгает с обрыва. К счастью того человека, он успевает зацепиться за растущее на склоне дерево. Держась за дерево одной рукой – сверху ходит тигр, торчащие скалы внизу, – он кричит в отчаянии: «Помогите! Кто-нибудь, помогите мне!» И вдруг слышит голос: «Да?» Мужчина кричит: «Бог, Бог! Это ты?» И снова: «Да». В ужасе мужчина говорит: «Боже, я сделаю все, что угодно, только, пожалуйста, пожалуйста, помоги мне». Бог отвечает: «Хорошо, тогда просто отпусти ветку». Мужчина делает паузу, а потом спрашивает: «А есть здесь кто-нибудь еще?»

Когда мы непосредственно сталкиваемся со страхом, последнее, что нам хочется сделать, – это отпустить то, что кажется нам страховочной веревкой. Мы пытаемся избежать пасти тигра и острых камней, накапливая вещи, теряясь в своих мысленных историях, выпивая по три стакана вина каждый вечер. Но чтобы освободиться от транса страха, мы должны отпустить ветку дерева и упасть в страх, открывшись ощущениям и дикой игре чувств нашего тела. Мы должны согласиться почувствовать то, про что наш ум говорит нам: «Это чересчур». Мы должны согласиться на боль умирания, на неизбежную утрату всего, что нам дорого.

Может показаться, что принятие страха и погружение в него идут вразрез с интуицией. Но так как страх – неотъемлемая часть жизни, сопротивляться ему – значит сопротивляться жизни. Привычка уклоняться от страха проникает в каждый аспект нашей жизни. Она заслоняет от нас колодец любви, красоту внутри и вокруг нас, не дает нам по-настоящему присутствовать в настоящем моменте. Вот почему радикальное принятие страха занимает центральное место в нашем духовном пробуждении.

Где-то посреди десятидневного ретрита, который я вела, один из студентов по имени Эрик столкнулся со страхом, от которого никак не мог уклониться. Он сказал мне, что вчера, во время медитации, у него случился опыт, изменивший жизнь. Все началось с сильной взбудораженности и тревоги, которые он чувствовал в отношении матери и жены, Джули. У его матери недавно случился удар, и была вероятность, что она никогда больше не сможет ходить или говорить. Джули боролась с хронической депрессией. Эрик чувствовал себя неспособным им помочь и беспомощным перед возникающей волной тревоги, которая угрожала поглотить его.

Накануне вечером я давала учение о том, как можно относиться к страху. Эрик вспомнил об этом и решил исследовать свои чувства. Удерживая осознавание ощущения тревоги в своем теле, он спросил себя: «Что действительно требует моего внимания?» Неожиданно в его уме всплыла травмирующая сцена из детства. Эрику было около шести лет, и он со своим младшим братом играл на пристани у озера неподалеку от своего летнего дома. Его брат подошел слишком близко к краю и упал в воду. Эрик стал звать на помощь, не зная, что делать. Но помощь пришла слишком поздно. Всю жизнь Эрик считал, что брат утонул по его вине. Теперь в медитации все эти чувства поднимались на поверхность, и Эрику казалось, что он сейчас взорвется. Его мысли скакали с бешеной скоростью. Он думал о своей вине. О страхах за жену. О том, что все могло стать еще хуже. Ему захотелось срочно что-то сделать, но он не знал что. Внезапно тело Эрика онемело.

Обратная сторона сопротивления гневу – это свобода.

Это ощущение было знакомым. Эрик часто чувствовал себя отстраненным и отрешенным, когда Джули говорила ему, что она ничего не ждет, ничто не внушает ей надежду. Он заботился о ней, но, как он сказал: «Я был не способен находиться в этих оковах вместе с ней. Я не мог по-настоящему поставить себя на ее место». В такие моменты, когда тело Эрика было безжизненно, а сердце жестким, его ум работал над тем, как все исправить. Теперь, во время медитации, Эрик узнал, что под всей этой притупленностью находился огромный колодец боли. Если он подходил к нему слишком близко, то боялся утонуть. Но Эрик спросил, что требовало его внимания, и получил ответ. Он был готов встретиться со страхом, который так долго отталкивал.

Опираться на страх не значит утратить равновесие и потеряться в страхе. Поскольку наше привычное отношение к страху – уклониться от него, если мы повернемся к страху и прямо на него взглянем, это сработает как необходимая коррекция. Когда мы наклоняемся в сторону страха, мы призываем его, двигаясь в сторону того, чему привычно сопротивляемся. Такой наклон позволяет нам непосредственно соприкоснуться с трепетом, дрожью, зажатостью и скованностью, которые и есть страх.

Будь это знакомое, но смутное чувство тревоги или сильный всплеск страха, если мы обопремся на него, это поможет нам обрести осознавание и свободу прямо посреди переживания. Если мы проснулись после тревожного сна или только что получили звонок от доктора по поводу подозрительной маммографии, или же до нас дошли слухи о сокращениях в нашей компании, или мы прочитали предупреждение о новых террористических атаках – во всех этих обстоятельствах лучше всего сначала сделать паузу и спросить себя: «Что происходит прямо сейчас?» Подобно Эрику, мы можем спросить: «Что требует нашего внимания?» или «Что требует нашего принятия?» Когда мы задаем такие вопросы, особенно важно обращать внимание на ощущения в горле, сердце и животе. В этих областях нашего тела страх проявляет себя наиболее отчетливо.

Когда мы смотрим в лицо страху, сосредотачиваясь на ощущениях, часто наш ум тут же начинает создавать историю. Мы можем потеряться в своих планах по возможному реагированию на пугающую ситуацию. Или мы можем зациклиться на вызванных страхом убеждениях и предположениях: «Боюсь, я неудачник», «Боюсь, я никогда не смогу найти любовь и вступить в близкие отношения» или «Боюсь, что тот-то и тот-то увидят, какой я глупый и неинтересный, и оттолкнут меня». Мы можем вспомнить недавний разговор, в котором наша неуверенность казалась очевидной и неловкой. Или же мы можем, как Эрик, погрузиться в воспоминания о прошлом, когда столкнулись лицом к лицу с ощущением собственной беспомощности.

Ключевой момент в освобождении от оков страха заключается в том, что нам надо двигаться от наших мысленных историй к непосредственному контакту с ощущениями страха – сжатием, давлением, жжением, дрожанием, трепетанием, пульсациями в нашем теле. На самом деле история, которую создает наш ум, пока мы сохраняем бдительность и не зацикливаемся на ней, может дать нам доступ к чистому ощущению страха. Пока ум продолжает создавать истории о том, чего мы боимся, мы можем распознать мысли как мысли и заглядывать под них снова и снова, чтобы соприкоснуться с чувствами в своем теле.

Истории, которые питали беспокойства Эрика и его беспомощность, привели его на более глубокий уровень страха, который он пытался заглушить все эти годы. Теперь он открылся страху и спросил его: «Насколько ты большой?» Мгновенно ощущение тревоги усилилось, и в груди стало нарастать давление. Казалось, она сейчас разорвется. Его страх был таким интенсивным, что, казалось, может заполнить весь зал для медитации. Вместо того чтобы отступить, Эрик сказал «да». Его сердце громко билось, живот скрутили спазмы, он испытывал тошноту. В его груди нарастало мучительное напряжение, как будто стена мышц пыталась затолкать страх обратно, окружить его и не выпускать. Эрик снова спросил: «Насколько ты большой?» Этот вопрос будто бы высвободил чувство ужаса, и оно вышло за все границы, оно могло наполнить Вселенную. Как нас охватывает настоящий ужас, если наш ребенок выбегает на оживленную дорогу, так и Эрика душил страх, и казалось, он никогда не исчезнет. «Если я откроюсь этому, – подумал Эрик, – я буду уничтожен. Этот страх убьет меня».

Эрик говорил «да», и в то же время боролся со страхом. Эта борьба лишь усиливала интенсивность переживаний. Страх взорвался в его сердце. В одно мгновение он понял, что страх убьет его, если он не позволит ему раскрыться полностью. Что-то глубоко внутри Эрика знало, что он должен позволить этому случиться. Как Эрик описал это: «Я просто хотел подчиниться чему-то большему, чем страх. Я хотел отказаться от попыток контролировать то, что происходит внутри меня». Это основополагающее стремление наконец победило, и Эрик погрузился в страх. «Я чувствовал, будто мое тело и ум распадаются на части, мне казалось, я исчез в буре горящих ветров, и мой пепел развеян во всех направлениях».

Действительно, если мы наклоняемся в сторону страха, это может быть пугающим, как в случае Эрика. Даже когда процесс не такой интенсивный, он никогда не бывает приятным. На самом деле погружение в страх может ощущаться, по описанию Шарлотты Йоко Бэк, как «лежание на ледяной кушетке». Нам может быть невероятно трудно расслабиться в такой ситуации. Хочется отступить, кажется, что мы вот-вот умрем от боли. Тем не менее, если мы позволим жестким углам страха вдавиться в нас, его резкости – пронзить нас, его неистовости – растерзать нас на части, то произойдет нечто удивительное. Эрик сказал мне: «Когда хаос стих, мой ум был абсолютно неподвижным. Как будто кричащая, громыхающая какофония внезапно прекратилась, и я пребывал в глубоком молчании. Оно было обширным и совершенно пустым… и при этом невыразимо нежным».

Когда мы больше не пытаемся контролировать страх и цепляться за жизнь, наша броня спадает, и мы переживаем глубокую и чистую свободу. Именно это и пережил Эрик. Обратная сторона сопротивления гневу – это свобода. Когда мы перестаем сопротивляться жизни, мы открываемся осознаванию, которое неизмеримо огромно и пронизано любовью.

Спустя несколько недель Эрик пришел на занятие в мою еженедельную группу по медитации. Он выглядел по-другому – я заметила, что его плечи больше не опущены, он стоит прямо, и его грудная клетка кажется более раскрытой. Он сказал мне, что, когда вернулся с ретрита, обнаружил жену в очередном приступе депрессии и отчаяния. Он почувствовал, как его охватывает тревога, и автоматически напрягся. Но вместо того чтобы надеть броню против страха и закрыться, Эрик ощутил, как его сердце раскрывается. «Я был поражен тем, как грустно мне видеть Джули такой несчастной, – сказал он мне, – и тем, как она много значит для меня. Так что я сказал ей об этом и обнимал ее… какое-то время». Со слегка смущенной улыбкой он добавил: «Знаешь, Тара, у меня ушло много времени на то, чтобы понять, что я просто могу обнимать ее – не стараясь все исправить». Вместо того чтобы отталкивать возникающую тревогу, Эрик открыл для себя способность оставаться принимающим и добрым даже в такой ситуации.

Когда возникает транс страха, вместо того чтобы беспокоиться или искать утешения в еде, вместо придумывания себе занятий и попыток все исправить, мы можем просто наклониться в его сторону. Естественно, бывают такие моменты, когда страх слишком силен и мы не чувствуем себя достаточно защищенными, чтобы соприкасаться с ним. Если мы ощущаем себя зажатыми и маленькими, возможно, нам сперва необходимо расширить осознавание, а уже потом направить все внимание на страх. Но в те моменты, когда мы можем смело лечь на ледяную кушетку страха и прочувствовать его острые края, мы погружаемся в любовь и осознавание, до которых страху уже не дотянуться.

Дар страха

На одну из наших последних встреч Барбара приехала, улыбаясь и торопясь рассказать про то, что случилось. В то утро она медитировала дома, и в ее уме снова всплыло то пугающее воспоминание про пьяного отца, который удерживал ее под водой. По мере нарастания страха она вспомнила, что можно сделать паузу и глубоко дышать. За последние месяцы она уже много раз встречала свои страхи лицом к лицу, – и на сеансах терапии, и в медитации. Она могла справиться и с этим. Когда ее горло сжалось, она призвала бесстрашную суть Будды и представила, как его сочувственное присутствие обнимает ее страх. Когда пугающие образы из детства грозили унести ее прочь, она пребывала в полном осознавании, слушая голоса сверчков и птиц, чувствовала, что природа также удерживает ее страх. Когда ее ум почувствовал себя достаточно просторным, она позволила себе опереться на резкую, цепляющую боль в груди. К концу медитации она действительно ощутила «спокойствие после бури». Она все еще видела образы, но они уже не запускали никаких ощущений в ее теле. «Воспоминания могут вернуться, но почему-то я думаю, что боль от них больше не поглотит меня».

Когда я уже была готова поздравить ее с прорывом, Барбара продолжила. «Я ехала сюда, проезжала мимо церкви в моем районе. Там всегда есть какое-нибудь послание на доске объявлений. Сегодня оно гласило: «Что происходит под водой? Входит Святой Дух». Мы обе сохраняли молчание какое-то время, полностью погруженные в силу этого послания. Потом Барбара продолжила: «Ты знаешь, сейчас я вижу, что мой отец был первым, кто крестил меня. Это может показаться странным, но именно он запустил процесс моего духовного развития». Я сказала ей, что это вовсе не странно: «Боль того переживания и всех других случаев, когда он ранил тебя, действительно была крещением. Они пробудили в тебе сильное стремление к спокойствию, к любви… стремление, которое направляло тебя по духовному пути». Она медленно кивнула, ее глаза увлажнились. «Это правда. Может быть, это стремление и есть голос Святого Духа… и я наконец научилась слушать его более внимательно».

Перед тем как Барбара ушла, я сказала ей, как восхищаюсь ее преданностью духовной практике. «Требуется мужество, чтобы слушать внимательно… именно это ты и сделала. Вместо того чтобы отказаться от медитации – или от жизни, – ты сознательно продолжала удерживать внимание». Когда мы немного посидели в молчании, я поняла, почему особенно рада за Барбару. «Встретив свой страх лицом к лицу, – сказала я ей, – ты открылась любви, достаточно большой, чтобы объять свое испуганное „я“ внутри себя».

Когда мы смело ложимся на ледяную кушетку страха, мы погружаемся в любовь и осознавание, до которых страху уже не дотянуться.

Через несколько месяцев после окончания наших сеансов я увидела Барбару на своем однодневном семинаре по медитации. Во время перерыва на обед она подошла ко мне, чтобы кое-что показать. Это была брошюра из танцевальной студии. Барбара записалась на десяти-недельный курс занятий по джаз-танцам, и они с Рэнди уже начали вместе учиться свингу. В прошлые выходные они отлично провели время, навещая ее родителей. Я знала, что Барбара стала ближе с отцом после того, как он стал ходить в группу Анонимных Алкоголиков, а ее мать словно подменили. К тому же присутствие Рэнди на встречах с родителями всегда давало ей чувство защищенности. Но на этот раз случился настоящий прорыв. После того как они закончили ужинать, Барбара пошла в гостиную и включила музыку с их танцевального класса. Под аккомпанемент громкой и жизнерадостной группы они с Рэнди показали несколько шагов, которые только что разучили. Ее родители хлопали им и потом захотели сами повторить эти движения! В какой-то момент ее отец повернулся к ней и сказал: «Барб, ты раньше танцевала, когда была маленькой. Почему ты перестала?» Она улыбнулась и ничего не ответила. Внутри она почувствовала внезапную острую боль, боль от того, что он ее не знал. Но ее прошлые страхи больше не мешали Барбаре танцевать, и это наполняло ее светом надежды. «Дело не только в танцах, Тара, дело во всем, – сказала она. – Я чувствую себя так, будто вся жизнь лежит передо мной, и я свободна прожить ее».

Абсолютное прибежище

Пока мы живы, мы испытываем страх. Это неотъемлемая часть нашей жизни, такая же естественная, как сильный мороз зимой или ветер, ломающий ветки деревьев. Если мы сопротивляемся страху или отталкиваем его, мы упускаем мощную возможность для пробуждения. Рильке пишет:

…Горькие ночи, как буду я вам благодарен. И почему же я раньше, о сестры отчаянья, колен не склонил; простолюдинки, зачем я не схоронился в вас раньше? Ах, люди, беречь нужно горе – не в сумрак глазеть, ожидая напрасно: что, если кончится, будет просвет. А ведь это листва на весу, леса темная шапка; вот ведь какое у нас время года…

Перевод Г. Власова

Если мы только ждем, когда страх уйдет, мы не откроем для себя чистое и любящее осознавание, которое раскрывается, когда мы сдаемся самым темным ночам. Только полностью отдавшись потоку жизни с утратами и смертью, мы приходим к свободе.

Встречаться лицом к лицу со страхом – это практика отпускать все, за что мы цепляемся. Это практика длиной в жизнь, и это подготовка к смерти. Мы практикуем, когда сталкиваемся с многочисленными повседневными страхами – тревогой, справимся ли мы с делами, неуверенностью в присутствии некоторых людей, беспокойством о детях, о финансах, о том, что мы можем подвести тех, кого любим. Наша способность встречать постоянные утраты в жизни с радикальным принятием растет с практикой. Со временем мы обнаружим, что на самом деле можем справиться со страхом, включая даже самый глубокий страх – потери жизни.

Наша готовность встретиться лицом к лицу со своими страхами освобождает нас от транса и дает благословление осознанности. Мы растворяем все более глубокие и тонкие слои сопротивления до тех пор, пока сопротивляться больше нечему и есть только бдительное и открытое осознавание. Это наше прибежище, в котором есть место и для жизни, и для смерти. В этом сияющем и неизменном осознавании мы можем, как говорит Рильке, «вместить смерть, всю полноту смерти… мягко заключить ее в свое сердце и не отказываться жить дальше». Радикальное принятие страха приводит нас к источнику всей свободы, к абсолютному прибежищу, которое и есть наш истинный дом.

Направляемая медитация: встречая Страх с открытым и вовлеченным Осознаванием

Описанное ниже упражнение на развитие открытого и вовлеченного осознавания поможет вам в тех случаях, когда вы, ваши чувства и ощущения не связаны с травмирующим опытом. Если ваш страх связан с травмой или полностью захватывает вас, практика пребывания со страхом может привести к эмоциональной перегрузке. В таких случаях, вместо того чтобы встречаться со страхом в одиночестве, важно найти поддержку у друзей, которым вы доверяете, получить руководство от учителя по медитации или грамотную помощь от психотерапевта.

Найдите комфортное место, где ваш взгляд ничто бы не отвлекало и не ограничивало. Вы можете смотреть в окно, или на пустую стену, на любое свободное пространство. Направьте взгляд чуть выше линии взора. Расслабьте глаза так, чтобы они расфокусировались и включилось бы периферийное зрение. Расслабьте мышцы вокруг глаз, пусть ваши глазные яблоки свободно плавают в глазницах. Сделайте быстрое сканирование тела, отпустив все напряжение, особенно в области плеч, кистей и живота.

Теперь, сохраняя восприимчивое осознавание, начните отмечать возникновение и исчезновение звуков в пространстве вокруг вас. Просто слушайте, минуту или две. Осознавайте звуки по соседству, отмечайте их начало и завершение. Замечайте пространство между звуками. Осознайте более отдаленные звуки, потом откройтесь самым дальним звукам, которые вы можете определить. Расслабьтесь и пребывайте в осознавании, которое включает в себя даже самые удаленные звуки. Ощутите, как все, что вы воспринимаете – виды, звуки, вкусы, ощущения, настроения, – возникает и исчезает в безграничном осознавании.

Продолжайте с открытыми глазами, опустив взгляд вниз или, если хотите, закройте глаза. Удерживайте внимание на выдохе. Выдыхая, погружайтесь в пространство. Следуйте за каждым выдохом, когда он растворяется в открытом пространстве. Почувствуйте, что ваше тело и ум могли бы последовать за выдохом и раствориться в пространстве. Ощутите, как ваше осознавание смешивается с бесконечным пространством, абсолютно открытым, безграничным.

Когда вы делаете вдох, просто пребывайте в открытости, слушайте и будьте бдительны, ничего не предпринимая. Потом снова растворяйтесь в пространстве с выдохом. Вдыхая, пребывайте в восприимчивом, всеобъемлющем осознавании. Выдыхая, расслабляйтесь в открытости. Вы можете медитировать таким образом, используя дыхание, так долго, как хотите.

Теперь, покоясь в естественной открытости, подумайте о ситуации, которая пробуждает страх. Спросите себя: «Что самое худшее в этой ситуации? Чего я на самом деле боюсь?» И хотя такие вопросы могут вызвать появление истории, если вы будете бдительно отслеживать ощущения, которые возникают в теле, она откроет вам полный доступ к чувствам.

Обращая особое внимание на области горла, груди и живота, осознайте, как страх проявляется в вашем теле. Вы можете мягко пригласить страх: «Будь таким, какой ты действительно есть». Теперь, когда вы делаете вдох, позвольте ему непосредственно соприкоснуться с местом, где ощущение боли и уязвимости сильнее всего. Направьте все внимание на ощущения страха. Когда вы выдыхаете, почувствуйте открытость пространства, которое вмещает в себя ваше переживание. Почувствуйте, что страх как будто свободно парит, раскрывается в этом пространстве.

Только полностью отдавшись потоку жизни с утратами и смертью, мы приходим к свободе.

Как на самом деле ощущается страх? Где в своем теле вы чувствуете его острее всего? Меняются ли ощущения? Движутся ли они по вашему телу? Какой они формы? Есть ли у них цвет? Если да, то какой? Как вы испытываете страх в уме, связан ли ваш ум? Ум в замешательстве? Мысли скачут?

С каждым вдохом чувствуйте готовность мягко соединиться с волнами жизни, неприятными и тревожащими. Выдыхая, отпускайте все и чувствуйте, что волны страха – часть большего мира, океана открытости. Вы можете поместить свой страх в это обширное и нежное пространство исцеления. Вдыхая, вы воспринимаете текущие ощущения с добрым и мягким вниманием. Выдыхая, вы осознаете свою принадлежность безграничному осознаванию, в котором достаточно места для всех страхов в жизни.

Если вы чувствуете, что защищаетесь или оцепенели, сосредоточьтесь на своих физических ощущениях и полностью соприкоснитесь с ними вместе со вдохом. Если вам кажется, что страх «чересчур сильный», делайте упор на выдохе – отпуская все в открытость и защищенность. В такой ситуации хорошо снова прислушаться к звукам или открыть глаза. Почувствуйте простор мира, подумайте с сочувствием о всех тех, кто в этот момент также испытывает страх. Вы можете представить человека, духовного учителя или место на природе, которое несет в себе чувство защищенности. Когда вы почувствуете, что вы – часть большего мира, снова направьте внимание на то, как страх проявляется в вашем теле и уме. Со временем вы найдете тонкое равновесие между соприкосновением со страхом и памятованием об открытости.

Вы можете практиковать пребывание со страхом в любой момент, когда он возникает в течение дня. Используя дыхание, позвольте себе соприкоснуться с ощущениями страха, и, выдыхая, отпустите его в открытость. Таким образом вы не подавляете энергию, и она не будет бродить внутри вас. Вместо того чтобы подпитывать испуганное «я», которое бежит от жизни, вы становитесь увереннее в себе, живее.

Глава 8 Пробуждение сочувствия к себе: я тот, кто принимает, и тот, кого принимают

Все, что вам нужно, уже есть в вас, нужно лишь отнестись к себе с уважением и любовью. Самоосуждение и неверие в себя – прискорбные ошибки… все, о чем я прошу вас: любите себя совершенной любовью.

Шри Нисаргадатта

Бог создал ребенка, это – желание. Ребенок плачет, чтобы появилось молоко.

Плачь! Не молчи, не будь равнодушным к своей боли. Горюй! И позволь молоку любви омыть тебя.

Руми

Дэниел пришел на разговор со мной на третий день недельного ретрита. Он плюхнулся на стул напротив и тут же объявил себе самым критичным человеком на земле. «Когда я медитирую, что бы я ни чувствовал и о чем бы ни думал, я всегда нахожу какой-то недостаток в этом. Во время медиации при ходьбе, когда ем, я думаю, что должен был бы делать это лучше, более осознанно. Когда я медитирую на любящую доброту, мое сердце – как холодный камень». Если у Дэниела болела спина, когда он сидел, или если его внимание блуждало и он терялся в мыслях, он ругал себя за то, что он безнадежный практикующий. Дэниел признался, что ему было неловко идти на разговор со мной. Он боялся, что зря потратит мое время. «Я знаю, что буддийское учение основано на сочувственном отношении, – сказал он горько, – но сложно представить, что это когда-нибудь будет применимо ко мне».

Многие из нас строги к себе так же, как Дэниел. Мы часто отстраняемся от эмоциональной боли – нашей уязвимости, гнева, ревности, страха, – прикрывая ее самокритикой. Когда мы отталкиваем часть себя, мы лишь глубже погружаемся в транс неполноценности. Мы можем ясно воспринимать недостатки, свои и других людей, осознавать свое осуждение, можем признать, что застряли в гневе, желании или страхе. Мы даже можем сказать, что принимаем то, что видим, но у радикального принятия два крыла – сочувствие так же важно, как и осознанность. Мы не можем принять свои переживания, если наше сердце ожесточилось из-за страха и вины.

В предыдущих двух главах мы увидели, как сочувствие помогло людям искусно использовать инструменты осознанности, когда они сталкивались с желанием или страхом. Когда Сара, которая боролась с пищевой зависимостью, вспомнила о том, что «это не ее вина» и простила себя, ее сердце открылось и смягчилось, и тогда стало возможным осознанное пребывание в настоящем моменте. Барбара не могла встретить свой страх лицом к лицу, пока не обрела прибежище в наших отношениях на сеансах психотерапии и не научилась сама находить источник безопасности и прибежища. До сих пор упор делался на осознанность как на средство избавления от страдания. В этой и следующих двух главах речь пойдет о том, как раскрыть сочувствие.

Мы часто отстраняемся от нашей уязвимости, гнева, ревности, страха – прикрывая их самокритикой.

Если мы, подобно Дэниелу, находимся в ловушке самокритики, первым и самым разумным шагом к радикальному принятию будет развитие сочувствия к самим себе. Если мы кого-то ранили и погрузились в чувство вины и самобичевание, сочувствие к самим себе позволит нам найти разумные и исцеляющие способы искупить вину. Если мы погрузились в печаль и тоску, зарождение сочувствия поможет нам вспомнить о любви и воссоединиться с нашей жизнью. Мы не отталкиваем болезненные переживания, но относимся к ним с безусловной нежностью и сочувствием.

Сочувствие означает «быть с», «чувствовать с», «страдать с». Классические буддийские тексты описывают сочувствие как трепетание сердца, инстинктивную нежность, возникающую перед лицом страдания. В буддийской традиции тот, кто реализовал полноту сочувствия и живет из сочувствия, называется бодхисаттвой. Путь бодхисаттвы и учение об этом пути таковы: когда мы позволяем нашим сердцам соприкоснуться со страданием – своим или других, – наше естественное сочувствие расцветает. Устремление бодхисаттвы простое и сильное: «Пусть все обстоятельства служат для пробуждения сочувствия». Когда мы разводимся, боимся за ребенка, болеем, сталкиваемся со смертью – все, что происходит, может дать нам доступ к ясному и безграничному сочувствию, сути радикального принятия.

Мое понимание пути бодхисаттвы таково: мы все обладаем способностью к пробуждению, каждый из нас учится смотреть в лицо страданию, каждый из нас открывает сочувствие – суть нашей глубинной природы. Когда мы начинаем относиться к страданию как к пути, ведущему к сочувствию, мы изменяем один из наших основных рефлексов – бегство от боли. Вместо того чтобы бороться с жизнью, мы способны принять переживания – и свои, и всех существ – с полным и доброжелательным осознаванием.

Для того чтобы развить мягкость сочувствия, нам нужно не только прекратить убегать от страдания, мы должны сознательно направить на него свое внимание. Буддийские практики сочувствия обычно начинаются с того, что мы осознаем собственную боль. Если мы воспринимаем свои страдания с мягкостью и открытостью, нам легче распространить сочувствие и на других. Бывает, что иногда нам легче обнаружить эту мягкость, если мы сначала сосредоточимся на страданиях других, а потом уже направим внимание на свои собственные. В любом случае, когда мы испытываем страдание и относимся к нему с доброжелательностью, а не сопротивлением, мы пробуждаем источник сочувствия. По мере того, как мы практикуем, отвечая на свое страдание с добротой сочувствия, наши сердца становятся, как это описал буддийский учитель Шарон Зальцберг, такими же широкими, как мир.

Относимся к себе с сочувствием

Когда я спросила Дэниела, давно ли он так строг к себе, он замолчал на несколько минут. Он сказал, что с тех пор, как себя помнит. С самого детства он, подобно своей матери, неустанно ругал себя, игнорируя сердечные страдания. Будучи взрослым, он относился к своему сердцу и телу с нетерпением и раздражением. Даже столкнувшись с мучительным разводом и длительными приступами хронической боли в спине, Дэниел не мог признать, насколько реальным и сильным было его страдание. Вместо этого он критиковал себя за то, что испортил брак и не смог должным образом позаботиться о своем теле.

Я спросила Дэниела, может ли он сказать мне, что происходит в его теле, когда он осуждает себя. Он показал на грудь и сказал, что его сердце будто сдавлено металлическим шнуром. Я спросила, чувствует ли он это прямо сейчас. К своему удивлению Дэниел сказал: «Вы знаете, действительно больно». Я мягко спросила его, что он чувствует по отношению к боли в сердце. «Грустно, – ответил он мягко, его глаза наполнились слезами. – Трудно поверить, что я так долго носил в себе столько боли».

Я предложила Дэниелу положить руку на сердце, туда, где боль была наиболее сильной. Спросила, может ли он отправить своей боли послание. «Что бы ты почувствовал, если бы сказал: „Мне небезразлично это страдание?“» Дэниел взглянул на меня, потом снова посмотрел вниз: «Странно, я думаю». Я посоветовала ему попробовать, просто мягко прошептать эти слова. Когда он сделал это, а потом медленно повторил эту фразу еще два раза, его плечи затряслись от тихих рыданий.

Мы все чувствовали, как сила чьей-то заботы растапливает нашу броню. Часто, когда мы расстроены, мы не способны расслабиться и заплакать, пока кто-то не проявит о нас заботу, не выслушает нас и не обнимет. Когда, как предлагает Тит Нат Хан, кто-то говорит нам: «Дорогой, мне небезразлично твое страдание», начинается процесс глубокого исцеления.

Мы готовы проявлять такую внимательность по отношению к другим, но должны научиться дарить ее и самим себе. С такой же нежностью, с какой мы гладим щеку спящего ребенка, мы можем положить руку на свою щеку или сердце. Мы можем утешить себя добрыми словами и пониманием.

Поначалу такая забота по отношению к себе может показаться непривычной. Иногда этот способ распространить сочувствие и на самих себя вызывает явное смущение и чувство стыда за то, что мы нуждаемся в эмоциональной поддержке, за то, что мы недостойны ее, за самоосуждение. Но благодаря такому принципиально новому проявлению нежности по отношению к себе мы можем исцелить боль за годы пренебрежения собой.

В следующие несколько дней, каждый раз, когда Дэниел осознавал, что критикует себя или других, он смотрел, в какой области тела он чувствует боль. Обычно он видел, что горло, сердце и живот стянуты страхом, а в груди – тяжелое и болезненное чувство. Дэниел клал руку себе на сердце и говорил: «Мне небезразлично это страдание». Он сидел в первых рядах в зале для медитации, и я видела, что его рука почти все время лежала у него на сердце.

Однажды Дэниел пришел ко мне, чтобы рассказать о своем опыте медитации. В его уме всплыла сцена: он находится в доме своей матери и обменивается с ней злыми репликами. Дэниел пытался объяснить ей, почему это вовсе не безответственно – взять отпуск на неделю и поехать медитировать, и услышал ее пренебрежительный ответ: «Ты, ленивый бездельник! Почему ты не сделаешь что-нибудь достойное?» Это было такое же уничижительное отношение, из-за которого в юности ему часто хотелось стать маленьким или вовсе исчезнуть. Он почувствовал, как грудь наполняется жаром и яростью. Он услышал собственный крик: «Ты, чертова стерва, ничего не понимаешь и никогда не понимала. Заткнись хоть на секунду и услышь меня!»

Дэниел чувствовал, как боль гнева и разочарования, словно нож, пронзает его сердце. Он уже собирался начать самообличительную речь о том, что он тряпка, не может постоять за себя и вдобавок еще и практикующий, охваченный ненавистью. Вместо этого он положил обе руки на сердце и шептал снова и снова: «Мне небезразлично это страдание. Пусть я буду свободен от страдания». Через несколько минут острый гнев утих, и он почувствовал тепло, которое распространялось в груди. Он ощутил, как сердце смягчается и раскрывается. Чувствуя, будто его уязвимое «я», которое нуждалось в утешении, слушало его, Дэниел сказал: «Я не оставлю тебя. Я здесь, и я позабочусь о тебе». В оставшиеся дни ретрита Дэниел практиковал таким образом, и некоторые болезненные раны его юного угнетенного «я» стали постепенно затягиваться.

Часто, когда мы расстроены, мы не способны расслабиться и заплакать, пока кто-то не проявит о нас заботу.

Когда Дэниел пришел на последний разговор, он выглядел преображенным. Тело расслабилось, глаза сияли. По сравнению с прошлой неловкостью и нерешительностью в общении со мной, сейчас Дэниел, казалось, был рад меня видеть. Он сказал, что все еще оценивает и критикует себя, но уже не с такой неослабевающей жестокостью. Он освободился из тюрьмы ощущения «со мной что-то не так» и начал иначе смотреть на мир. Другие ученики казались более дружелюбными, лес виделся манящим, магическим храмом; разговоры о дхарме вызывали детское удивление и любопытство в отношении того, «каким все является». Он чувствовал себя заряженным и несколько ошарашенным открывшимися возможностями. Дэниел стал относиться к себе с сочувственным осознаванием и обрел свободу управлять своей жизнью.

Подобно Дэниелу, мы настолько привыкаем критиковать себя и не доверять себе, что любое искреннее внимание к собственным ранам приводит к кардинальной трансформации. Наше страдание становится путем, ведущим к сочувствию, которое освобождает наше сердце. Когда мы сами принимаем свои печали, мы больше не можем играть прежние роли судьи, врага или жертвы. Вместо них появляется не новая роль, но храбрая открытость и способность к подлинной нежности – не только к себе, но и к другим.

Обретая сочувствие

На моем двухдневном семинаре по радикальному принятию одна из участниц, Мариан, поделилась своей историей о стыде и вине. Дочь Мариан, Кристи, бросила пить и попросила мать присоединиться к ней на сеансах психотерапии. Во время этих встреч Кристи рассказала, что, будучи подростком, подвергалась сексуальному насилию со стороны отчима, второго мужа Мариан. Когда Мариан спала или ее не было дома, он заходил в комнату Кристи и запирал дверь, чтобы ее младшая сестра не могла застать его врасплох. Почти каждую неделю он приходил пьяный, требовал, чтобы Кристи занималась с ним оральным сексом и брал с нее клятву, что она будет молчать. Он сказал девочке: если она скажет хоть слово, он так изобьет ее, что она пожалеет, что вообще родилась. Он также угрожал, что начнет делать то же самое и с младшей сестрой Кристи. Иногда он плакал, говоря, что если мать Кристи узнает, то это уничтожит ее. Возможно, она даже покончит жизнь самоубийством.

С каждым новым откровением дочери Мариан чувствовала, что все глубже погружается в бездонную пропасть. Ее жизнь стала кошмаром наяву. Она неустанно прокручивала в уме сцены, как ее муж проникает в комнату Кристи и насилует ее. Ее переполняла ярость, и она обдумывала жестокую месть обидчику ее дочери. И только постепенно она осознала, сколько в этом было и ее вины.

Когда она представляла себя спящей внизу, выпившей слишком много вина и ничего не подозревающей, Мариан испытывала к себе ненависть. Ее мучения подпитывались бесконечными обвинениями: «Если бы я только знала» и «Как я могла быть так слепа». Мариан не только не могла испытать сочувствие к себе, она считала, что это неправильно. «Я мать, – говорила она себе. – То, что случилось с Кристи, моя вина. Я должна страдать».

Потом на одном из сеансов случилось то, чего Мариан так боялась. Кристи обвинила ее. «Ты проспала все мое взросление, – кричала она. – Меня насиловали, и мне не к кому было обратиться. Никто не позаботился обо мне». Лицо Кристи покраснело, руки были сжаты в кулаки. «Ну вот, я сделала это. Я сказала тебе правду, и теперь ты снова исчезнешь. Я боялась сказать тебе тогда, и сейчас тоже боялась. Ты не можешь вынести правду. Ты не можешь вынести меня. Никогда не могла. Я ненавижу тебя, – кричала Кристи. – Я ненавижу тебя! Ненавижу тебя».

Мариан чувствовала, как эти слова пронзают ее сердце. Она наблюдала за тем, как Кристи рыдает, и знала, что все услышанное было правдой. Она действительно пряталась от боли Кристи, погружаясь в сон. Она была не способна справиться с ее увлечением наркотиками, стычками с учителями, прогулами и отстранением от занятий, потому что Мариан не могла справиться даже со своей жизнью. Так же, как и в первом браке, ее отношения со вторым мужем быстро распались после его измены. Ее способом борьбы с депрессией была выпивка с друзьями и чрезмерный сон. К тому моменту, когда она начала лечиться и наконец развелась, обе ее дочери уже покинули дом. Теперь она знала, как ужасно предала Кристи и ее сестру. Больше не было смысла продолжать жить.

Есть царство Бога – величие и целостность, и в этом милосердном пространстве может проходить твоя настоящая жизнь.

Мы все причиняли вред другим и чувствовали себя плохими из-за этого. Для Мариан горькая правда заключалась в том, что она была непосредственной причиной страданий Кристи. Когда мы, подобно Мариан, сталкиваемся с тем, что ранили других, иногда весьма серьезно, чувство вины может разорвать нас на части. Даже когда урон не такой серьезный, некоторые из нас все равно чувствуют себя недостойными сочувствия или искупления. В такие моменты единственный способ обрести сочувствие к себе – это соприкоснуться с чем-то большим, чем маленькое и несчастное «я». Мы можем принять прибежище, призвав Любовь, Будду или Деву Марию, Бога или Иисуса, Святого Духа, Шиву или Аллаха. Мы соприкасаемся с любящим осознаванием, достаточно большим, чтобы предложить утешение и чувство защищенности нашему сломанному «я».

Будучи католичкой, с помощью молитв Мариан обрела мгновения глубокого спокойствия и чувство единства с любящим Богом. Но, пребывая в отчаянии, она ощущала себя одной в целой Вселенной. Конечно, Бог существовал, но она чувствовала себя слишком грешной и никчемной, чтобы стремиться к нему. Томас Мертон пишет: «Подлинной любви и молитве можно научиться в час, когда молиться невозможно и сердце обратилось в камень». Час Мариан пришел.

Опасаясь, что может навредить себе, Мариан спросила совета у пожилого священника иезуита, ее учителя в колледже. Плача, она рухнула на кресло. «Пожалуйста, пожалуйста, помогите мне», – умоляла она. Он выслушал ее историю и тихо сидел, пока она плакала. Когда она успокоилась, он мягко взял ее за руку и стал рисовать круг в центре ее ладони. «Вот здесь ты живешь, – сказал он. – Здесь больно – это место, где бьют, кричат и глубоко, сильно ранят. Этого нельзя избежать, пусть это будет».

Потом он накрыл ее ладонь своей. «Но если ты можешь, – продолжил он, – постарайся также помнить и про это. Есть царство Бога – величие и целостность, и в этом милосердном пространстве может проходить твоя настоящая жизнь. Эта боль, – и он опять дотронулся до центра ее ладони, – всегда заключена в любви Бога. И когда ты познаешь и боль, и любовь, твои раны исцелятся».

Мариан казалось, что огромная волна сочувствия лилась сквозь руки священника и мягко омывала ее. Когда она отпустила свое отчаяние в эту волну, она знала, что отдала себя на милость Бога. Чем больше она отпускала, тем сильнее было ощущение поддержки. Да, она была слепа и пребывала в неведении, стала причиной невосполнимого ущерба, но она не была никчемной, не была злой. Пребывая в бесконечном сочувствии Бога, она смогла найти путь к собственному сердцу.

Сочувствие к самим себе никоим образом не освобождает нас от ответственности за наши действия. Скорее оно освобождает нас от ненависти к себе, которая не дает нам реагировать на ситуации нашей жизни ясно и уравновешенно. Священник не советовал Мариан игнорировать боль или отрицать, что она предала свою дочь. Он советовал ей открыть свое сердце любви, которая могла запустить процесс исцеления.

Теперь Мариан больше не была заперта в своих мучительных мыслях, она помнила о возможности сочувствия. Когда возникали угрызения совести или ненависть к себе, она говорила про себя: «Пожалуйста, вмести в себя эту боль». Когда она чувствовала, что Бог помогает ей справиться с терзаниями, она принимала их, и они не разрывали ее на части, как раньше, вызывая желание уничтожить себя. Когда ее ум успокоился и обрел ясность, Мариан смогла подумать о том, как помочь Кристи.

Две недели спустя, когда они снова встретились на сеансе терапии, Кристи была холодна и настороженна. Молча Мариан села рядом с ней на кушетку. Когда Кристи не отодвинулась, Мариан подвинулась чуть ближе. Она сказала, что ужасно подвела Кристи: «Я должна была быть там, поддержать тебя и утешить… вместо этого я подвела тебя. Я была так поглощена своей болью, что не видела твою». Она сделала паузу, неотрывно глядя в глаза своей дочери. «Не могу передать, как мне жаль. Я знаю, что не могу заставить твою боль уйти, Кристи, но я хочу быть с тобой, когда ты снова обретешь себя. На этот раз я не исчезну».

Мягко взяв Кристи за руку, Мариан рассказала ей, что случилось у священника. Мягко рисуя круг в центре ее ладони, она прошептала то, что он ей сказал: «Этого не избежать. Пусть будет». Потом накрыла ладонь Кристи своей и продолжила: «Но в этом милосердном пространстве, которое есть царство Божие, может раскрыться твоя жизнь». Когда они обнялись, обе плакали. Обнимая своего плачущего ребенка, Мариан чувствовала себя наполненной нежным сочувствием – к ним обеим. Кристи позволила обнимать себя, отдавшись неожиданной силе и уверенности материнской любви. Ни одна из них не могла избежать боли от пока не заживших ран, но теперь они вместе могли идти к исцелению. Соприкоснувшись с милосердием Бога, Мариан открыла в себе сочувствие, которое вмещало их обеих.

История Мариан всколыхнула глубокие чувства в участниках того семинара по радикальному принятию. Многие рассказали о своем «часе, когда молитвы больше невозможны», о тех моментах, когда они тоже чувствовали себя недостойными любви. Мы обсудили некоторые методы, которые могли бы помочь в такие моменты соприкоснуться с источником сочувствия и научиться принимать себя. Мы исследовали, как мудрое сочувствие, сущность радикального принятия, начинается с того, что мы относимся к себе с безусловной внимательностью и заботой.

Когда мы чувствуем себя обособленными и одинокими, мы стремимся к тому, чтобы нас держали, как ребенка, в сочувственном сердце любящей матери, милосердного и принимающего отца. В такие мгновения можно соприкоснуться с этим исцеляющим пространством и отпустить в него нашу боль. Как говорит Рильке: «Я хочу, чтобы меня держали прекрасные руки твоего сердца – пусть они возьмут меня сейчас. В них я кладу эти осколки, свою жизнь…»

Когда мы чувствуем, что включены во внимательное и заботливое осознавание, что-то большее, чем наше маленькое испуганное «я», мы находим в своем сердце место для осколков и нашей жизни, и жизни других. Страдание, которое казалось нам «чересчур сильным», может пробудить нас к сладости сочувствия.

Осознанная молитва: «Пусть это страдание пробудит сочувствие»

Мы можем думать, что преданные молитвы Мариан характерны для христианства и других богоцентричных религий. Но не важно, во что мы верим, мы все стремимся соприкоснуться с чем-то большим в минуты отчаяния. Мы можем взывать к спасению от мигрени, умолять, чтобы нас приняли на работу, молиться о мудрости, которая проведет нашего ребенка сквозь трудные времена. Может быть, мы шепчем: «О, пожалуйста, пожалуйста» и чувствуем, что просим «Вселенную» помочь нам. Когда мы чувствуем себя опустошенным и испуганными, мы ищем утешения и спокойствия, которые приходят через сопричастность к чему-то большему и более мощному.

Ученики, практикующие буддизм, часто спрашивают меня, не приводит ли такой вид молитв к укреплению концепции отдельного и жаждущего «я». Действительно, кажется, что мы молимся чему-то большему или более великому, чем наше маленькое и испуганное «я». И кому конкретно мы молимся? Хотя молитва действительно подразумевает двойственность – себя и других – она может быть прямым путем к недвойственному переживанию.

Пусть на это не всегда делается акцент на Западе, но молитвы и преданность – это живая традиция в буддизме. Искренние пожелания, выраженные в практиках любящей доброты и сочувствия – пусть я буду счастлив, пусть я буду свободен от боли и страдания, – это формы молитвы. Наши молитвы-пожелания и наше стремление к облегчению страдания не обязательно должны быть обращены к чему-то или кому-то. Но мы также можем обращать их к Будде, или кому-нибудь из великих учителей или бодхисаттв, которых считаем воплощениями пробужденного сердца и ума. Если выполнять такую молитву осознанно и искренне, мы сможем пробудить наши собственные сердце и ум.

Когда мы страдаем и обращаемся к молитве, внешние причины нашей боли не важны, основная причина всегда одна и та же: мы чувствуем себя обособленными и одинокими. Мы стремимся к чему-то, что освободит нас от этой боли изоляции. Кельтский поэт и ученый Джон О’Донохью в своей книге «Эхо памяти» пишет: «Молитва – это голос стремления; она стремится вовне и внутрь, чтобы обнаружить наши древние корни». Это прекрасное описание того, что я называю осознанной молитвой. Мы обращаемся не только во внешний мир, чтобы обрести свою идентичность, но благодаря осознанной молитве мы также обращаемся внутрь и внимательно прислушиваемся к страданию, которое породило нашу молитву. Когда мы готовы соприкоснуться с болью обособленности, наше желание приводит нас к нежному и сочувственному осознаванию, которое и есть наша пробужденная природа.

Я испытала преобразующую силу осознанной молитвы несколько лет назад, когда страдала от неразделенной любви. Я влюбилась в человека, который жил за тысячу с лишним километров от меня, в другой части страны. И так как наши желания в отношении семьи и места проживания разительно отличались, мы не могли соединить наши жизни, и отношения закончились. Эта потеря сокрушила меня – на много недель я погрузилась в одержимость этим человеком, плакала, убитая горем. Я перестала слушать радио, потому что классический рок часто заставлял меня рыдать. Я избегала романтических фильмов. Я едва говорила с друзьями об этом мужчине, потому что даже простое произнесение вслух его имени бередило мои раны.

Первый месяц я принимала свою скорбь, но когда она все не уменьшалась, я начала испытывать стыд от того, насколько велика была моя опустошенность. И помимо всего, я чувствовала: со мной должно быть что-то не так, если я настолько раскисла из-за эмоций. Тот мужчина уже встречался с другими женщинами. Почему я не могла делать то же самое? Я старалась пробудиться ото всех историй, осознанно отпустить боль, но все еще была одержима стремлением к нему и чувством потери. Никогда в жизни я не чувствовала себя так мучительно одиноко.

В комнате, где я медитирую, у меня висит тханка (рисунок на свитке) бодхисаттвы сочувствия. Тара в Тибете и Гуань Инь в Китае, она – воплощение исцеления и сочувствия. Говорится, что Гуань Инь слышит плач этого страдающего мира, и ее сердце трепещет в ответ. Однажды утром, пребывая в кризисе уже где-то месяц, я сидела перед тханкой и плакала. Внезапно я обнаружила, что молюсь Гуань Инь. Подобно Мариан, я не испытывала никакого сочувствия к себе. Я чувствовала себя раздавленной и никчемной. Я хотела, чтобы Гуань Инь заключила меня в свои сочувственные объятия.

Не важно, во что мы верим, мы все стремимся соприкоснуться с чем-то большим в минуты отчаяния.

Время от времени в своей буддийской практике я молилась Гуань Инь, в основном воспринимая ее как символ сочувствия, которое может помочь мне пробудить мое сердце. Но я не молилась ей так, как молилась Мариан, – соприкасаясь с духовным присутствием, воспринимая ее, как нечто большее, чем просто мое маленькое «я». Теперь, когда я была в отчаянии, все было по-другому. Гуань Инь больше не была просто символом вдохновения, она была Любовью – безграничным и любящим осознаванием, которое, как я надеялась, могло облегчить мое страдание.

Первые несколько дней я находила некоторое утешение в таком обращении к Гуань Инь. Но однажды утром я зашла в тупик. Что я делаю? Мой ритуал страданий, рыданий и ненависти к своему страданию на самом деле не приближал меня к исцелению. Гуань Инь внезапно показалась просто концепцией, которую я создала для собственного утешения. Но если она не была моим прибежищем, то мне больше некуда было обратиться, не за что держаться. Не было никакой возможности выбраться из глубокой пропасти боли. Страдание казалось бесконечным и абсолютно бессмысленным.

И хотя все это было похоже на еще одну концепцию, я вспомнила, что для бодхисаттвы страдание – это надежный путь к пробуждению сердца. Я вспомнила: когда я в прошлом принимала свою боль, что-то действительно менялось. Внезапно я поняла, что в этой ситуации мне в самом деле надо отнестись к страданию как к пути. Может быть, в этом и был смысл – мне надо было перестать бороться со своим горем и одиночеством, не важно, как ужасно я себя чувствовала или как долго оно продолжалось.

Я вспомнила пожелание бодхисаттвы: «Пусть это страдание послужит пробуждению сочувствия». И начала тихо шептать его про себя. Пока я повторяла молитву снова и снова, я чувствовала, как мой внутренний голос становится менее отчаявшимся и более искренним.

Я знала, что это правда, – я могла пробудиться к любви, к которой стремилась, напрямую соприкоснувшись с этим страданием. В тот момент, когда я приняла эту истину, начались перемены.

Персидский поэт четырнадцатого века Гафиз пишет:

Не сдавайся своему одиночеству так быстро. Пусть оно вонзится в тебя еще глубже. Пусть оно заставит тебя бродить и приправит тебя, Мало кто из людей или даже божеств может это. То, чего не хватает сегодня в моем сердце, смягчило мои глаза, Сделало мой голос таким нежным, И мою потребность в Боге абсолютно ясной.

Тем днем в своей комнате для медитации, когда я позволила одиночеству вонзиться в меня еще глубже, я едва могла вынести обжигающую боль разлуки. Я стремилась не к конкретному человеку, но к самой любви. Я хотела почувствовать свою причастность к чему-то большему, чем мое одинокое «я». «Что-то, чего не хватало в моем сердце», ощущалось как боль, зияющая дыра. Чем более полно я соприкасалась с этой пустотой, вместо того чтобы сопротивляться ей, тем более глубоко я открывалась своему томлению по Любви. Подобно потребности Гафиза в Боге, мое стремление к единению ощущалось очень отчетливо.

И когда я позволила себе погрузиться в это томление, возникло сладкое присутствие сочувствия. Я отчетливо ощущала Гуань Инь как окружающее меня сияющее поле сочувствия, которое лелеяло мое израненное, уязвимое «я». Когда я отдалась во власть ее присутствия, мое тело стало наполняться светом. Во мне вибрировала любовь, которая включала в себя весь живой мир – мое дыхание, пение птиц, слезы и бесконечное небо. Растворяясь в той теплой и сияющей беспредельности, я больше не чувствовала границ между своим сердцем и сердцем Гуань Инь. Осталась лишь невероятная нежность, окрашенная грустью. Сочувственная Любовь, которую я пыталась найти «там, снаружи», была моей собственной пробужденной природой.

Мы можем начать наши молитвы с обращения вовне и таким образом вспомнить о теплоте и защищенности, которые дает чувство единения. Но основа нашей молитвы – это обращение к своим чувствам одиночества и страха. Как большое дерево, осознанная молитва пускает корни в темную глубину, чтобы подняться к свету. Когда боль глубока, чем полнее мы соприкоснемся с ней, тем глубже сможем погрузиться в безграничное, сочувственное осознавание.

Многие из моих учеников и клиентов обнаружили, что осознанная молитва кардинально меняет их повседневную жизнь. Иногда по многу раз в день, сталкиваясь с неудовлетворенностью и страданием, они делают паузу, чтобы прислушаться к себе, соприкоснуться с болью и обратиться к любви и сочувствию. И хотя это может показаться более естественным для людей с «преданным» характером, я обнаружила, что люди, которые считают, что молитва – не для них, часто удивлены тем, как осознанная молитва меняет их жизнь. Вместо того чтобы пребывать в ловушке страдания, осуждения и страха, они обретают свой подлинный дом в нежности своих сердец.

Мы также можем обратиться к осознанной молитве в те моменты, когда испытываем беспокойство в повседневной жизни. Например, нам сказали, что полет отменен из-за технических неполадок, или мы страдаем от того, что нас не пригласили на вечеринку. Или мы обнаружили, что оказались в сложной ситуации из-за того, что заболела няня. Если в эти мгновения мы можем вспомнить пожелание «Пусть эти обстоятельства станут причиной пробуждения сочувствия», наши переживания изменятся. Когда мы осознанно воспринимаем неудобства и призываем сочувствие, наше сердце естественным образом становится более просторным и расслабленным. А наше страдание, вместо того чтобы быть бессмысленным или служить препятствием, становится путем к внутренней свободе.

Как и любая форма медитации, осознанная молитва становится более живой и действенной по мере практики. Когда мы снова и снова вспоминаем, что стремимся быть добрыми и нежными и позволяем себе полностью погрузиться в это устремление, сочувствие пробуждается естественным образом. Как пишет Гафиз:

Попроси Друга о любви. Попроси Его снова. Так как я узнал, что любое сердце получит то, о чем оно молится больше всего.

Когда мы чувствуем себя подавленными, задетыми и неспособными к прощению, мы делаем вдох и соприкасаемся с силой нашей боли. Так мы начинаем преобразовывать наше страдание в сочувствие. Удерживая взгляд на забинтованном месте, как говорит Руми, вы позволяете свету войти в вас. Когда мы выдыхаем, мы можем ощутить свое стремление к единению и раствориться в неизмеримости света. Мы можем отдаться сияющей любви, к которой так стремимся. Вдыхая и выдыхая, мы обнимаем свою боль и позволяем ей покоиться в безграничном сердце сочувствия.

Мы тот, кто принимает, и тот, кого принимают

Когда наше сердце преобразует страдание в сочувствие, мы становимся одновременно и тем, кто принимает наши печали, и тем уязвимым, кого принимают. Дэниел обнаружил, что его собственное исцеляющее осознавание может вместить в себя его раны. Когда Мариан отпустила свое отчаяние в безграничную милость Бога, она обнаружила сочувствие, способное объять не только ее собственное страдание, но и страдание ее дочери. С помощью осознанной молитвы я увидела, как ощущение принятия раскрывается в сочувствие, которое больше любого ощущения обособленности. И тот, кто принимает, и тот, кого принимают, растворяются в любящем осознавании.

Когда мы понимаем, что наша боль – это путь к сочувствию, мы пробуждаемся от ограничивающих нас историй о страдающем «я». Например, в те мгновения, когда мы относимся к собственному гневу с нежностью, мы преодолеваем отождествление себя со злым «я». Гнев больше не воспринимается как личный недостаток или гнетущая ноша. Мы видим его универсальную природу – это больше не наш гнев, не наша боль. Все живут, испытывая гнев, страх, горечь.

Прекрасное суфийское учение показывает нам, что боль – это не что-то личное, а неотъемлемая часть существования:

Преодолей любую горечь, которая могла возникнуть из-за того, что ты не справился с силой боли, которая была доверена тебе. Мать мира несет боль мира в своем сердце, Каждый из нас – часть ее сердца, а потому наделен определенной долей космической боли.

Осознание того, что боль в нашей жизни – это выражение общего страдания, открывает нас полноте радикального принятия. Наша депрессия, страх и гнев больше не представляют собой проблему, скорее они «доверены нам» и могут быть использованы для нашего пробуждения. Когда мы несем нашу боль с добротой принятия, а не с горечью сопротивления, наши сердца становятся бескрайними океанами сочувствия. Мы, как Мать мира, становимся сочувственным осознаванием, которое может с нежностью вмещать все возникающие и исчезающие волны страдания.

Направляемая медитация: принимая свое страдание

Сочувствие начинается со способности относиться к своей жизни с любящим сердцем. В любой момент, когда вы осознаете, что страдаете, если вы позаботитесь о себе – через внимательность, слова и соприкосновение, – сочувствие возникнет естественным образом. Эта медитация особенно полезна, когда вы испытываете эмоциональную боль. Даже если сочувствие к себе не возникнет немедленно, уже сама ваша готовность к этому может воссоединить вас со своим любящим сердцем. Сочувствие – неотъемлемая часть вашей природы, и поэтому неизбежно раскроется.

Сядьте удобнее, пусть ваше дыхание будет естественным, уделите пару минут тому, чтобы расслабиться. Обратите внимание на боль или печаль, стыд или страх, которые вы, возможно, испытываете. Используйте дыхание, чтобы усилить внимание к этому страданию, – вдыхая и непосредственно соприкасаясь с ощущением уязвимости, выдыхая и чувствуя пространство осознавания, которое вмещает в себя ваше переживание. Позвольте своим болезненным чувствам проявиться в вашем теле и уме полностью, позвольте им разрастись и стать более интенсивными.

Когда наше сердце преобразует страдание в сочувствие, мы становимся и тем, кто принимает наши печали, и тем, кого принимают.

Начинайте говорить слова заботы тем частям вашего тела, где вы чувствуете себя наиболее уязвимыми. Вы можете говорить про себя: «Пусть я буду свободен от страдания», или, как предлагает Тит Нат Хан, говорите себе: «Дорогой, я позабочусь об этом страдании». Ваша молитва может быть более конкретной: «Пусть я буду свободен от страха», или «Пусть я буду чувствовать себя в безопасности и умиротворенным». Когда вы произносите свои молитвы, можете также положить руку на грудь или на сердце, выражая сочувствие через нежность прикосновения.

Осознавайте, как чувствует себя ваше сердце, когда вы предлагаете позаботиться о страдании. Вы чувствуете себя искренним, открытым или нежным? Или вы чувствуете, что произносите слова машинально, что вы закрыты или оцепенели? Если вы чувствуете себя отстраненным и обособленным, безо всякого осуждения просто подтвердите свое намерение сохранять осознавание и быть добрым, и продолжайте проявлять заботу. Если ваше намерение быть сочувственным подлинное, со временем сердце естественным образом смягчится и раскроется.

Когда вы включаете в сферу заботы и самих себя, обращайте внимание, как меняются ощущения эмоциональной боли. Усиливаются ли они? Или ослабевают? Трансформировалась ли эмоция, которую вы изначально ощущали, в другую? Вы можете обнаружить, что когда принимаете себя с добротой, то сперва появляется грусть. Чтобы вы ни чувствовали, относитесь к своей боли с тем же присутствием и нежностью, которую вы бы предложили любимому человеку или испуганному ребенку.

Не бойтесь пробовать разные способы проявления подлинной заботы по отношению к своей внутренней жизни. Вы можете мягко шептать вслух слова заботы. Можете физически обнять себя или представить, что утешаете себя, как ребенка. Уделите время тому, чтобы прислушаться к себе и понять, какие конкретные сочетания слов или жестов будут для вас наиболее исцеляющими. Возможно, вам достаточно будет просто признать с нежной заботой, что вам больно. С практикой вы обнаружите, что отвечаете на страх или боль спонтанным и мягким сочувствием.

Направляемая медитация: обращение к любви

Бывают мгновения, когда мы чувствуем себя одинокими и испуганными, хотим свернуться клубочком на коленях Будды или какого-то другого воплощения любви и сочувствия. Если вы испытываете такую потребность, позвольте себе воссоединиться с вашим пробужденным сердцем: обратитесь к тому, что вы ощущаете как Любовь, воплощение сочувствия.

Примите удобное положение, сделайте несколько полных вдохов и выдохов. С мягким и открытым вниманием отметьте страх или уязвимость, которые ощущаете в теле или уме. Почувствуйте свое стремление к тому, чтобы к вам относились с безусловной любовью.

Вызовите в памяти образ или ощущение человека, духовного наставники или божества, который у вас ассоциируется с сочувствием. Вы можете увидеть лицо вашей бабушки или лучшего друга. Можете увидеть образ Будды, Гуань Инь или Христа, или вам на ум может прийти всемилостивый Бог. Обратившись к нему с молчаливой молитвой, попросите его быть с вами. Вы можете почувствовать, что тот, к кому вы обращаетесь, смотрит на вас с безусловной любовью. Посмотрите в эти глаза, которые смотрят на вас с пониманием и полным принятием. Направив внимание на сердце и осознавая свое устремление, воспринимайте это воплощение сочувствия как нечто абсолютно доступное вам.

Теперь представьте того, к кому обращались, как сияющее и безграничное поле света. Почувствуйте, что вы окружены этим теплым сиянием, окутаны любящим вниманием этого существа. Посмотрите, насколько полно вы можете отдаться этому чувству, пусть ваши боль и страх, раны и печали растворятся в этом милосердном проявлении. Позвольте всему телу, уму и сердцу слиться с этим любящим осознаванием. Если вы снова сжались из-за сомнений и страха, мягко ощутите свое страдание и еще раз обратитесь к этому сочувственному проявлению.

По мере того, как вы будете практиковать призывание воплощения сочувствия, вы откроете для себя, что это и есть путь домой, к вашему пробужденному сердцу. Каждый раз, когда вы растворяетесь в единстве с Любовью, вера в вашу истинную природу становится более глубокой. Вы сами становитесь сочувственным осознаванием, которое воспринимает все страдание с нежностью.

Глава 9 Расширяя круги сочувствия: путь Бодхисаттвы

По жизни парю я – все шире, кругами,

Мне жизни видима суть.

Могу, завершая последний, как камень

Упасть. Но нужно рискнуть.

Райнер Мария Рильке. Перевод Г. Власова

На шестой день рождения Нараяна я подарила ему муравьиную ферму. Мой сын часами завороженно смотрел, как эти маленькие существа словно по волшебству создают сеть туннелей. Он дал имена некоторым из них и особенно пристально следил за их борьбой и прогрессом. Через пару недель он обнаружил кладбище муравьев и с удивлением смотрел, как некоторые насекомые тащили туда тела своих мертвых товарищей и складывали их там. На следующий день, когда я забирала Нараяна из школы, он был явно расстроен. Он сказал, что на площадке дети играли, специально наступая на муравьев. Он был в ужасе от того, что они причиняли вред его друзьям, которыми он так восхищался.

Я пыталась утешить его, объяснив, что когда мы проводим время с любыми живыми существами, как он, например, с муравьями, мы понимаем, что они настоящие. Они переживают разные состояния, испытывают голод и общаются друг с другом. Их жизнь, как и наша, хрупка, и они хотят жить. Я сказала ему, что у его товарищей просто не было возможности узнать муравьев так, как узнал их он. Иначе они бы ни за что не причинили вреда муравьям.

Каждый раз, когда мы всецело уделяем внимание человеку, с которым находимся, дереву в нашем дворе или белке, сидящей на дереве, эта энергия жизни становится сокровенной частью нас самих. Духовный учитель Д. Кришнамурти писал: «дар внимания значит, что нам небезразлично, а это означает, что мы действительно любим». Внимание – самая базовая форма любви. Уделяя чему-то внимание, мы соприкасаемся с жизнью, и наши сердца становятся более открытыми и вовлеченными.

Далай-лама однажды заметил: «Я не знаю, почему я так нравлюсь людям. Должно быть потому, что я ценю бодхичитту [пробужденное сердце/ум]. Не могу утверждать, что практикую ее, но я ценю ее». Мы питаем интерес к просветленному уму, потому что он, как полностью раскрытый цветок, – совершенная реализация нашей природы. Чувствовать себя любимыми и любить значит для нас больше всего. Мы полнее всего чувствуем, «кто мы есть», именно тогда, когда ощущаем связь друг с другом и с миром вокруг, когда наши сердца открыты, щедры и наполнены любовью. Даже когда наши сердца скованны и онемели, нам все равно небезразлично проявление внимания.

Описывая свое духовное развитие, Махатма Ганди сказал: «Я считаю себя человеком, неспособным на ненависть к любому существу на Земле. Благодаря длительной практике молитвенной дисциплины, я более чем сорок лет назад перестал кого-либо ненавидеть. Знаю, это серьезное утверждение. Тем не менее я делаю его со всем смирением». Когда мы смотрим на нашу собственную жизнь и историю человечества, мы осознаем, что ненависть, гнев и все формы неприязни – это всепроникающая и естественная часть жизни. Неприязнь возникает в силу того, что мы на очень глубоком уровне чувствуем себя отдельными и отличными от других. И как выяснил Ганди, только посвящая себя какой-либо форме намеренной практики, мы можем избавиться от этой склонности и охватить всех существ радикальным принятием.

Служение беднякам и умирающим людям в Калькутте было для Матери Терезы практикой восприятия каждого человека как «Христа в его горестном обличье». Делая так, она смотрела за пределы различий, которые могли бы ожесточить ее сердце, и могла служить каждому встречному с безусловным сочувствием. Если мы будем упражняться в том, чтобы видеть сквозь поверхностные проявления, то поймем, насколько мы все схожи. Для Матери Терезы это значило, что в каждом есть искра божественности. Согласно буддийским учениям, наша подлинная природа – это безвременное, сияющее осознавание. Принимать себя и других с безусловным сочувствием значит осознавать и чистую природу, нашу суть, и нашу природную человеческую уязвимость.

До сих пор в этой книге мы исследовали, как привнести осознанность и сочувствие радикального принятия в нашу внутреннюю жизнь. Как мы пробуждаем сочувствие к себе, соприкасаясь со своими страхами, гневом и печалью, так же, когда мы направляем внимание на уязвимость других, наши сердца становятся открытыми и нежными. Сочувствие к самим себе естественным образом ведет к сочувствию к другим. В то время как любовь – наше базовое чувство соединенности с другими, сочувствие к другим – это дух любви, который возникает, когда мы видим истину об общем страдании.

Принимать себя и других с безусловным сочувствием значит осознавать и чистую природу, и нашу природную человеческую уязвимость.

Суть пути бодхисаттвы – жить с мудрым и сочувственным сердцем. Как мы видели в прошлой главе, пожелание бодхисаттвы: «Пусть все обстоятельства служат пробуждению сочувствия» может стать для нас руководством, как относиться ко всем проявлениям жизни с принятием и внимательностью. Когда мы преобразуем страдание в сочувствие, мы осознаем нашу взаимосвязь со всеми проявлениями жизни. Такое глубокое понимание приводит к возникновению второго и ключевого аспекта пожелания бодхисаттвы: «Пусть моя жизнь принесет пользу всем существам».

В традиционных текстах это пожелание выражается как обет бодхисаттвы не уходить в нирвану – абсолютную свободу, – пока все существа на Земле не достигнут освобождения. И хотя слова этого обета можно по-разному интерпретировать, его посыл ясен: из сочувствия бодхисаттва посвящает свою жизнь и практику освобождению от страдания. Самоотверженный дух этого обета приглашает нас задуматься о собственной идентичности и развивать нашу способность к безграничному сочувствию. Подобно бодхисаттве сочувствия, мы можем делать пожелания, чтобы наша нежность стала достаточно вместительной и включала в себя страдания всех существ. В этой главе мы рассмотрим, как, обращая внимание на страдания других, мы расширяем сферу своего сочувствия. Как сказал Ганди, мы можем научиться включать каждого в свое сердце.

Мы все в одной лодке

Ким приехала на новогодний ретрит «Пробуждение сердца сочувствия», чувствуя себя абсолютно униженной досадным происшествием на работе. После того как были напечатаны пять тысяч брошюр для ее компании, она обнаружила, что пропустила несколько очень заметных опечаток. В неприятном обмене репликами с коллегой Ким, защищаясь, попыталась снять с себя часть вины. Она сказала, что, если бы он отвечал на звонки, вместо того чтобы сидеть на праздничном ланче, она не была бы такой рассеянной. Она произнесла свое замечание и со злостью смахнула аккуратно сложенную пачку брошюр со своего стола. Теперь, оставшись наедине со своими мыслями, Ким прокручивала эту сцену снова и снова. Она корчилась от стыда, вспоминая тон своего голоса и то, как она просто стояла и смотрела, пока ее коллега, наклонившись, собирал брошюры.

Во время нашего первого разговора я предложила ей отпустить эту историю и просто погрузиться в ощущения страха и стыда, которые возникали в ее теле и уме. Она сказала, что чувствует глубокую боль в груди и тиски вокруг горла. Используя в качестве основы традиционную медитацию на сочувствие, которую мы делали на ретрите, я вела Ким к тому, чтобы она начала пробуждать сочувствие к себе. «Направив заботливое внимание на эти болезненные области, ты можешь повторять фразу: «Мне небезразлично это страдание. Пусть я буду свободна от страдания».

Когда я увидела, что Ким расслабилась, я попросила ее представить друзей или родственников, которые тоже могли испытывать смущение из-за своих ошибок и эмоциональной реакции. Ким подумала о своих матери и брате. Она вспомнила те случаи, когда они чувствовали себя пристыженными и униженными, и ощутила, как ее заполняет нежность к ним. Думая о своей матери и брате, она мысленно шептала им: «Мне небезразлично ваше страдание; пусть вы будете свободны от страдания».

Продолжая свою практику сочувствия, Ким расширила круги своей заботы, вспомнив людей, с которыми была поверхностно знакома, – других участников ретрита, тех, кого видела в тренажерном зале, родителей друзей ее детей. Все еще ощущая силу сомнений в себе, Ким теперь могла представить, как страх, подобный ее собственному, мог стоять за холодностью или надменностью, занятостью или защитным поведением, которые она замечала в некоторых из них. Когда она ощутила уязвимость каждого человека и произнесла молитвы заботы, Ким почувствовала возникновение тесных связей.

Чувствуя, что ее сердце открылось, Ким подумала о коллеге, который вызвал ее раздражение. Она вспомнила его обиду, когда она взорвалась. Вспомнила его беспокойный взгляд, его скованность, самоуничижительные ремарки и поняла, что он тоже боялся показаться никчемным и некомпетентным. Ким почувствовала всплеск раскаяния, а затем грусть, когда поняла, что, по всей видимости, ударила его в самое больное место. Следующие несколько минут, сохраняя полное и сосредоточенное внимание, она предлагала ему свою заботу, молилась, чтобы он был свободен от страха.

Я направила Ким к последнему шагу в практике сочувствия – безграничному раскрытию сердца и внимания, расширению своей заботы на всех страдающих живых существ, на всех, кто чувствует себя неуверенным и отчужденным. Когда Ким закончила медитацию и открыла глаза, ее лицо смягчилось, а тело расслабилось. Она откинулась на спинку стула, ее руки свободно лежали на коленях. Она улыбнулась мне одновременно грустной и милой улыбкой и сказала: «Когда я вспомнила, что другие испытывают такую же неуверенность, что и я, то поняла, что я не плохая, я просто человек». Она помолчала и добавила: «Теперь я чувствую, что мы все в одной лодке».

Практика размышления о страдании – нашего собственного или других – это основная форма буддийских медитаций на сочувствие. Мы включаем в свое осознавание страдания тех, кого любим, тех, кого едва знаем, тех, с кем нам трудно, и тех, кого мы никогда не встречали. Хотя нам не обязательно во время каждой медитации размышлять обо всех этих людях, эта практика углубляет нашу способность к сочувствию. Как обнаружила Ким, когда мы размышляем о страдании других, мы осознаем, что не одиноки в своей боли. Мы все связаны нашей уязвимостью.

Практика размышления о страдании – нашего собственного или других – это основная форма буддийских медитаций на сочувствие.

Без подлинного желания принять страдания других наша духовная практика будет пустой. Отец Феофан, христианский мистик, описывает свой опыт: он взял перерыв от своих приходских обязанностей и поехал в удаленный горный монастырь, чтобы обрести духовное вдохновение. Там он услышал о монахе, которого глубоко почитали за мудрость, и стал искать встречи с ним. Феофана предупредили, что этот мудрый человек дает советы только в форме вопросов. Желая получить свою собственную тему для размышления, Феофан спросил монаха: «Я приходской священник, приехал сюда для уединенной практики. Не могли бы вы дать мне вопрос для размышления?»

«А, да, – ответил мудрый человек. – Мой вопрос для тебя таков: „Что им нужно?“» Слегка разочарованный, Феофан поблагодарил его и ушел. После нескольких часов размышлений у него возникло ощущение, что он топчется на месте. Он решил вернуться к учителю. «Прошу прощения, – начал он, – возможно, я не совсем ясно выразился. Ваш вопрос был очень полезен, но я не намерен размышлять о своей апостольской миссии, пока я здесь. Скорее я хотел бы задуматься о своей собственной духовной жизни. Вы могли бы дать мне вопрос для моей собственной духовной жизни?» – «А, понимаю, – ответил мудрец, – тогда мой вопрос таков: „Что им на самом деле нужно?“»

Как и многие из нас, отец Феофан предполагал, что истинное духовное размышление сосредотачивается на нашем отдельном «я». Но как напомнил ему мудрец, духовное пробуждение неразрывно связано с другими. Когда Феофан сосредоточился на потребностях тех, кому он призван был служить, он увидел их уязвимость и стремление к любви и осознал, что их потребности не отличаются от его. Вопрос, который предложил ему мудрец, чудесным образом открыл в Феофане подлинную духовную глубину. Она возникает, когда начинаешь обращать пристальное внимание на других людей.

Транс нереальности «других»

Когда мы вовлечены в нашу собственную эгоцентричную драму, все остальные становятся для нас «другими», отличными от нас и нереальными. Мир становится фоном для наших особенных переживаний, и все остальные играют роли второго плана, иногда врагов, иногда союзников, а большинство просто не имеют никакого значения. Когда мы увлечены своими собственными желаниями и заботами, у нас нет возможности обращать пристальное внимание на кого-либо еще. Поэтому те, кто окружает нас, даже наша семья и друзья, могут восприниматься как что-то вроде картонных фигурок, а не людей со своим желаниями, страхами и бьющимися сердцами.

Чем больше, как нам кажется, человек не похож на нас, тем для нас он более нереальный. Мы слишком легко пренебрегаем людьми другой расы, религии, другого социального слоя. Считая их выше или ниже себя, лучше или хуже, важными или не важными, мы дистанцируемся от них. Когда мы сосредоточены лишь на внешних проявлениях – как они выглядят, как ведут себя, как говорят, – мы сортируем их по определенным типам. Они ВИЧ-позитивные или алкоголики, леваки или фундаменталисты, преступники или торговцы властью, феминисты или филантропы. Иногда мы сортируем людей по типам, больше основываясь на их характере, – человек скучный или нарцисс, эмоционально зависимый или пробивной, тревожный или подавленный. Когда мы, в явной или скрытой форме, относим человека к тому или иному типу, то перестаем видеть в нем реального человека, это закрывает наши сердца.

У всех нас есть своя собственная сложная и, по большей части, неосознанная система классификации других. Когда я читаю газету или смотрю новости, я постоянно сталкиваюсь со своим собственным гневом и неприязнью к публичным фигурам, как правило, богатым белым мужчинам, консервативным и обладающим властью. И пока я твердо придерживаюсь своих взглядов на правильное и неправильное, я помечаю этих сенаторов, членов правления корпораций и главных редакторов как «плохих парней», которые представляют собой часть проблемы. Они становятся героями расстраивающего меня фильма, а не живыми людьми.

В своем романе «Камни из реки», действие которого происходит в нацистской Германии, Урсула Хеги поразительным образом раскрывает тему страдания «других». История показана глазами отважной женщины, Труди, которая рискует своей жизнью, чтобы спрятать евреев в маленьком городке. Труди очень продуманный и привлекательный персонаж. И еще она карлица. По мере того, как разворачивается история, мы начинаем ее глазами видеть боль от того, что ты «другой». Ей хочется, чтобы ее соседи и жители города узнали ее, чтобы они видели больше, чем маленькое неуклюжее тело и широкое несоразмерное лицо. Труди легко отождествляет себя с теми, кому дает убежище, потому что она также страдает от неявного и очевидного пренебрежения, знаков того, что она изгой в обществе.

Когда мы относим человека к тому или иному типу, то перестаем видеть в нем реального человека, и это закрывает наши сердца.

Чтение этой истории стало для меня толчком к пробуждению. Я задумалась о том, скольких людей я каждый день не способна увидеть из-за того, что бессознательно классифицирую их как «других». Я легко могла бы жить в городке Труди и, сталкиваясь с ней на улице, отворачиваться в смущении, не желая слишком близко видеть эту человеческую «странность». Наша способность отводить взгляд от реальности существования других и их страдания приводит к ужасным последствиям. Годами мир отворачивался от положения евреев в нацистской Германии. Сегодня мы можем не осознавать реальность того, что многие люди умирают от СПИДа, реальность ужасов жизни на Ближнем Востоке, в Афганистане, во многих местах на земле, где идет война, а люди катастрофически бедны.

Летом 1991 года я летела в другую часть страны и разговорилась в полете с женщиной, которая сидела рядом со мной. Она сказала мне, что ее сын служил в военно-воздушных силах и благополучно вернулся после операции «Буря в пустыне» в Ираке. Потом она наклонилась ко мне и мягко, с улыбкой, сказала: «Знаете, все прошло очень хорошо. Погибло всего лишь несколько наших ребят». Мое сердце упало. Только несколько наших ребят. А что насчет всех иракских мальчиков, женщин и детей? А что насчет миллионов, которым предстояло умереть от радиоактивных загрязняющих веществ или от голода и болезней во время экономического эмбарго, которое последовало за войной?

Когда люди становятся для нас нереальными, «другими», мы упускаем из виду, как им больно. Так как мы не воспринимаем их как чувствующих существ, мы не только игнорируем их, мы безо всяких угрызений совести можем причинять им боль. Когда мы не воспринимаем других как действительно существующих, это приводит к тому, что отец отказывается от сына из-за того, что тот гей, родители в разводе начинают использовать детей как оружие в своей борьбе. Все огромное страдание, возникающее в результате насилия и войн, происходит из нашей базовой неспособности увидеть, что другие тоже реальны.

Наша немедленная реакция притяжения или отторжения, интереса или пренебрежения, – часть нашей биологической программы выживания. То, как человек выглядит, пахнет и говорит, дает нам представление о том, из нашего он племени или нет. Когда мы находимся в этом биологическом трансе, мы можем воспринимать поведение и мнение другого только как знак того, друг он нам или враг. И хотя эта эволюционно обусловленная способность воспринимать разницу бывает очень полезна, у нас также есть способность ослабить защиту. Мы можем расширить свое чувство племени. Это и есть опыт радикального принятия, который находится в центре пути бодхисаттвы. Мы можем научиться видеть уязвимость, присущую всем, и осознать свою общность со всеми существами.

Расширяя свое племя: смотрим за пределы внешних проявлений

В середине 1970-х я работала активистом по защите прав квартиросъемщиков с бедными семьями в Ворчестере, Массачусетсе. Создавая союзы жильцов, мы пытались оказывать давление на арендодателей, чтобы те гарантировали справедливую квартплату и достойные условия жизни. Один их таких союзов был организован из семей, которые снимали жилье у самого известного короля трущоб в городе. Глава союза, Дениз, была волевой женщиной со своим мнением. Она упорно трудилась, чтобы заставить группу работать: выступить против резкого повышения арендной платы, которую никто не мог себе позволить.

За многие месяцы, которые потребовались для организации этого союза, я подружилась с Дениз и ее семьей. Я приходила к ним на ужин, играла с детьми и участвовала в их борьбе. Их жилье несколько раз разрушали, и совершенно невозможно было избавиться от крыс и тараканов. Старший сын Дениз сидел в тюрьме, другой был наркоманом. Ее новый муж был безработным, и они погрязли в долгах. Чем накормить, во что одеть своих младших детей и как сохранить тепло – это были вызовы, с которыми она регулярно сталкивалась. Я восхищалась готовностью Дениз тратить столько усилий на роль лидера союза, в то время как у нее было такое множество проблем дома.

За два дня до того, как мы собирались начать забастовку квартиросъемщиков, которую координировала Дениз, я нашла под своей дверью записку от нее. Там говорилось, что она уходит из союза. Я была удивлена и разочарована, но догадывалась, что случилось. Арендодатели часто перетягивали лидеров союзов на свою сторону, чтобы разрушить организацию. Как выяснилось, Дениз купили тем, что разрешили временно не платить квартплату и дали работу с частичной занятостью ее сыну.

Другие жильцы чувствовали, что их предали. Дениз оказалась «двуличной» и «бесхребетной», говорили они. Когда они сталкивались с ней на улице, то переходили на другую сторону дороги.

Они не разрешали свои детям играть с ее детьми. Она стала чужаком, одним из «них». В прошлом, когда главы профсоюзов продавались арендодателям, я испытывала такие же чувства. Они мешали нашему прогрессу.

С Дениз все было по-другому. Я понимала, как отчаянно она пыталась помочь своей семье. Я видела, что она так же, как и я, чувствует беспокойство и хочет любви. Поэт Лонгфелло пишет: «Если бы мы могли прочитать тайную историю наших врагов, мы бы обнаружили, что в жизни каждого человека достаточно печали и страдания, чтобы обезоружить нашу враждебность». Я прочитала достаточно тайной истории Дениз, чтобы она стала для меня настоящей; она была мне небезразлична.

С другой стороны, хотя я могла по-доброму относиться к Дениз, несмотря на ее действия, я определенно не чувствовала того же по отношению к арендодателям. В моей классификации они проходили как «плохие парни». Несколько лет спустя мне представилась прекрасная возможность встретиться с представителями этой категории и более пристально взглянуть на них. Один мой друг знал президента крупной корпорации, который хотел запустить программу по работе с осознанностью для своих сотрудников. Мой товарищ попросил меня обсудить с этим человеком программу за обедом. Этот управляющий точно вписывался в мой стереотип богатого белого человека. Он находился в центре получившего широкую огласку коллективного иска за систематический отказ предоставлять женщинам такие же возможности для карьерного роста, как мужчинам. Особенно очевидной была дискриминация афро-американок. Я согласилась поговорить с ним, но, думая о предстоящей встрече, испытывала дискомфорт. Я ожидала, что мы окажемся с совершенно разных и враждебных друг другу планет.

Вблизи, однако, он оказался довольно человечным и настоящим. Он немного бахвалился и, очевидно, хотел понравиться. Его мать несколько недель назад перенесла операцию по тройному шунтированию. У его старшего сына был юношеский диабет. По выходным его жена жаловалась, что он недостаточно времени уделяет детям. Он обожал детей и хотел с ними играть, но срочные звонки заставляли его отрываться от их совместных развлечений – игры в пинг-понг, барбекю или кино. Он спрашивал: «Может ли осознанность помочь мне расслабиться, если, куда бы я ни повернулся, везде лишь еще одно требование?» Не важно, что мы, вероятно, расходились в большинстве политических и социальных вопросов. Он мне нравился, и я хотела, чтобы он был счастлив.

Даже когда нам кто-то не нравится, если мы увидим уязвимость этих людей, это откроет наше сердце для них. Мы можем голосовать против этих людей на выборах, мы, наверное, никогда не пригласим их в свой дом, мы даже можем считать, что их следует посадить в тюрьму, чтобы защитить других. Но все же наши привычные чувства приязни и неприязни не должны пересиливать наше понимание того, что они – точно так же, как и мы, – страдают и хотят быть счастливы. Когда мы видим, кто действительно находится перед нами, мы не хотим, чтобы эти люди страдали. Наш круг сочувствия естественным образом расширяется, чтобы включить и их.

Жить в мире, где все реальны

Одно из самых удивительных качеств, которое я заметила в Далай-ламе, это его равное отношение ко всем. На одной фотографии он с любовью обнимает Джесси Хелмс, на другой – бедного тибетского беженца. Когда Далай-лама говорит: «Моя религия – доброта», он выражает свое обязательство жить с открытым и безусловно любящим сердцем. Доброта – одна из граней драгоценности сочувствия. Когда мы вспоминаем, что связаны с каждым существом, которое встречаем в своей жизни, в нас возникает желание помогать. Каждый человек драгоценен, каждый человек хрупок, каждый важен.

На похоронах любимого раввина молодой человек, который только недавно начал заниматься с ним, обратился к тому, кто был его учеником десятки лет. «Что было самым важным для нашего учителя?» – спросил он. Другой ученик ответил с улыбкой: «Тот, с кем он был в этот момент». Как и Далай-лама, тот раввин отдавал свое время и энергию не только тем, у кого были деньги и власть, не только своей семье или ближайшим ученикам. Он направлял все свое внимание на того, с кем был в данный момент, и дарил этому человеку дар – полностью сочувственное и пробужденное сердце.

Даже если мы не отталкиваем других с гневом или ненавистью, мы легко не обращаем внимания на людей и бессознательно сдерживаем выражение своей доброты. Наиболее наглядно это проявляется по отношению к тем, кого в буддийской практике сочувствия описывают как «нейтральных» людей – тех, кто не вызывает ни отрицательной, ни положительной реакции. Это может быть почтальон, жена друга, дальний родственник. Когда я учу практикам сочувствия, я иногда прошу учеников выбрать кого-то, кого они регулярно видят, но с кем не связаны личными отношениями. Когда они вспоминают такого человека, я прошу их поразмышлять: «Что ему или ей надо? Чего этот человек боится? Какая у него жизнь?»

Вики подошла ко мне после одной из таких медитаций, чтобы рассказать о чудесной вещи, которая случилась с ней после такой практики. Когда она сталкивалась с коллегами на работе, встречала соседей, выгуливающих собак, продавцов в магазине, она говорила про себя: «Вы настоящие. Вы настоящие». Вместо того чтобы служить декорациями для ее жизни, они становились для нее более живыми. Она замечала искру любопытства в глазах, щедрую улыбку, тревожное стискивание зубов, разочарованную и покорную покатость плеч, печаль в потупленном взгляде. Если она задерживалась еще на чуть-чуть, она также могла ощутить их застенчивость, неловкость или страх. Вики сказала мне: «Чем более настоящими они становятся для меня, тем более настоящей, теплой и живой я себя ощущаю. Я чувствую свою близость с ними уже хотя бы потому, что все мы люди. Не важно, кто они… Я чувствую, что могу принять их как часть своего мира».

Когда мы останавливаемся, чтобы уделить внимание другим и видим, что они – настоящие, мы раскрываем скрытые связи между всеми существами. В своем стихотворении «Доброта» Наоми Шихаб Най пишет:

Только тогда познаешь нежную серьезность доброты, когда проедешь там, где индус в белом пончо лежит у дороги, мертвый. Тебе придется понять, что ты мог бы быть им, что он тоже был кем-то, кто блуждал в ночи, храня свои стремления и свое дыхание, не дававшее умереть.

Мы все путешествуем сквозь ночь, вдыхая и выдыхая эту таинственную жизнь. «Нежная серьезность доброты» возникает сама собой, когда мы начинаем обращать внимание на других.

Что нам делать, когда наши сердца закрыты?

Несколько лет назад я обнаружила, что меня раздражает один из участников психотерапевтической группы, которую я вела. Том оставался после каждой встречи, задавая мне вопросы, которые казались необязательными, или пространно комментировал прошедший сеанс. И также было очевидно, что он расстраивает других во время групповой работы. Однажды молодой человек в группе рассказал, что его жена постоянно критикует его и из-за этого он все время чувствует напряжение и настороженность, когда они вместе. Том с видом крупного специалиста посоветовал ему притворяться уверенным в себе, иначе жена никогда не будет уважать его. Лицо молодого человека вспыхнуло, и до конца встречи он не проронил больше ни слова. Во время других сеансов мне несколько раз приходилось прерывать пространные истории Тома о том, как он столкнулся с проблемами, похожими на те, о которых рассказывали другие, и успешно решил их. Он так явно хотел чувствовать себя важным и находиться в центре внимания, что, как бы я ни старалась, свет софитов все равно всегда был направлен на него.

Когда после пятой встречи я увидела, что Том опять ждет, пока все уйдут, мое сердце упало. Я поняла, что сержусь и хочу, чтобы его не было. Делая глубокие вдохи, я подошла к нему и села рядом. Он сказал, что хочет поговорить о его трудностях с тем, чтобы вписаться в эту группу. И хотя это была разумная просьба, я ощутила напряжение и скованность. Я знала, что он хотел получить мою заинтересованность и внимание, но не хотела давать ему это. Когда Том начал говорить мне, что не так с сочетанием людей в нашей группе – чересчур чувствительные женщины, пассивные, эмоционально подавленные мужчины, – мое раздражение достигло пика. Я почувствовала себя нетерпимой и высокомерной. Я думала про себя: «Отлично, почему бы тебе просто не уйти из группы? Это решило бы все проблемы».

В тот момент я поняла, что не всегда легко отвечать сочувствием на потребности других. Скорее мы можем чувствовать себя раздосадованными, вынужденными что-то делать, нам может это претить, мы можем чувствовать себя беспомощными, виноватыми и испуганными. Когда наши сердца ожесточаются, пытаясь защитить себя, это не значит, что мы не справились с задачами бодхисаттвы. Это просто говорит о том, что нам нужно подружиться со своими чувствами, и тогда сочувствие к другим возникнет само собой.

Когда мы с Томом продолжили разговаривать, часть моего внимания была направлена внутрь меня. Я видела, что за моей нетерпимостью стоит ощущение того, что ко мне применили насилие. Он отнимал мое время, не давал другим испытывать чувство безопасности на наших встречах и пренебрежительно отзывался о других членах группы. Когда я почувствовала жар и нарастающее давление гнева в груди, я начала сердиться на себя. «Я должна ему помогать, а не реагировать на него… он тот, кто по-настоящему здесь страдает». Но когда я заметила, как взбудоражена, то осознала, что тоже страдаю. Я мягко сказала себе: «Все в порядке, все в порядке». То, что я признала свою боль, позволило мне расслабиться и отправить послание собственному сердцу: «Мне небезразлично это страдание».

Нам нужно подружиться со своими чувствами, и тогда сочувствие к другим возникнет само собой.

Доброжелательное отношение к своему гневу позволило мне открыться и обратить внимание на чувства Тома. Сейчас, когда я по-настоящему увидела этого человека перед собой, я мысленно спросила: «Что тебе действительно нужно?» Я как будто бы слышала, что говорит его сердце. Я ощутила, что он отчаянно хочет, чтобы я составила ему компанию, увидела его и позаботилась о нем. Он боялся, что я неправильно его пойму и не смогу оценить как человека, который готов помочь и многое может предложить.

Мои чувства раздражения и превосходства стали смягчаться. До этого я использовала роли «клиент» и «психотерапевт», чтобы дистанцироваться от Тома, а теперь мы были вместе, два уязвимых и страдающих человека. Чем больше я воспринимала Тома как настоящего, ранимого, чувствительного человека, тем больше нежности я испытывала к нему и к той боли, с которой он жил.

Я дотронулась до руки Тома. Мы оба говорили – и слушали. Закончилось все тем, что мы вместе смеялись над его шуткой о том, что наши сеансы пересекались с его еженедельным просмотром сериала «Фрейзер» и серьезно соперничали за его лояльность. Я уже не думала лишь о том, как бы уйти – я была вовлечена в беседу, и она была мне интересна. Когда я рассказывала Тому о его роли в группе, он слушал и при этом не занимал оборонительную позицию. Я поделилась с ним, как сильно мне нравится вопрос отца Феофана «Что им на самом деле нужно?», и он был готов взять это на вооружение. Когда мы закончили разговор, он больше не цеплялся за меня, пытаясь доказать свою состоятельность или получить от меня что-то большее. Он вышел из комнаты легкой походкой, будто получил необходимую подпитку. Я также испытывала чувство легкости. Я вышла за пределы своего раздраженного превосходства и вернулась домой, к ощущению общности и нежности.

Как выяснилось, Том серьезно отнесся к практике вопроса «Что им действительно нужно?» На одной из групповых встреч он даже сказал молодому человеку, которого ранее обидел, как ему жаль. «Ты чем-то напоминаешь мне моего сына. Я хотел, чтобы ты смотрел на меня, как на знающего отца. Но с тобой я совершил ту же ошибку, что и со своим сыном, когда растил его. Я забыл выяснить, что тебе на самом деле нужно». Том тяжело сглотнул. «Я просто хотел помочь и не знал как». Молодой человек был тронут. Через несколько мгновений он ответил. Он говорил медленно, но уверенно. «Что мне на самом деле нужно от моей жены и всех остальных, так это ощущение того, что я имею значение. И вы только что дали мне это чувство». Оказалось, что человек, которого я заклеймила как «самого нежелательного другого» стал играть ключевую роль в раскрытии каждого участника группы. В начале активность Тома сделала его громоотводом: легко было обвинять его. Но когда он раскрылся, то остальные признали, что их боль, страх или гнев, были почти не связаны с Томом. Тесная близость, которая вскоре расцвела в нашей группе, была основана на готовности каждого пребывать со своей болью и быть открытым к боли других. Мы вместе смягчили свои сердца, и это расширило круг сочувствия – мы были настоящими друг для друга.

Смотрим глазами другого

Иногда самые близкие нам люди становятся нереальными для нас. Мы легко можем предположить, что знаем, какая у них жизнь, и забыть, что они, как и мы, постоянно меняются, постоянно получают новый опыт. Мы упускаем из виду, что они тоже испытывают боль и страх, и не знаем, как тяжела может быть их внутренняя жизнь.

Джефф и Марго пришли на психотерапию, потому что их брак катился под откос. Джефф был активным человеком, пока восемь лет назад не заразился болезнью Лайма в одном из их походов. Месяц за месяцем боль и усталость нарастали. Его пальцы раздулись и потеряли гибкость, так что он больше не мог работать плотником. И хотя он старался не терять надежду, его депрессия углублялась. Марго делала все возможное – работала сверхурочно, готовила еду, убирала дом, – но ей казалось, что Джефф на самом деле не ценит ее усилий. «Я всегда делаю недостаточно», – сказала она.

Джеффу же казалось, что Марго недовольна их нынешней жизнью. Он мог видеть это по ее сжатой челюсти и резким словам. И она заставляла его чувствовать себя так, будто он виноват в том, что заболел и уже не справляется со своими обязанностями.

На наших встречах мы делали простую практику из психодрамы, известную как «смена ролей». Сначала Марго внимательно слушала, а Джефф рассказывал, какой стыд и разочарование он испытывает в результате своей болезни. Он чувствовал себя беспомощным слизняком, на которого нельзя положиться. Говорил, как боится будущего и каким одиноким себя чувствует. Ему казалось, Марго не осознает всего ужаса того, что с ним случилось. Он потерял здоровье, потерял всю свою прежнюю жизнь.

Когда он закончил, они поменялись стульями. Приняв его позу, и, насколько она смогла, переняв даже выражение его лица и тон голоса, Марго стала Джеффом. Она рассказывала о том, как это – жить с болезнью Лайма. Когда они вернулись на свои места, Джефф сказал, что, услышав ее рассказ о его переживаниях, он чувствует больше понимания с ее стороны.

Когда пришла очередь Марго описывать свои переживания, она сказала, что ей кажется, будто ее не ценят. Но потом, после нескольких мгновений молчания, она выпалила: «Я просто чувствую себя такой беспомощной. Ты измучен болезнью. Ты, человек, которого я люблю. Я не могу ничего сделать, чтобы тебе стало лучше. И я не знаю, куда все это приведет». Марго злилась на жизнь, а не на Джеффа. За ее гневом скрывалась горечь из-за того, какой трудной стала их жизнь. Когда они поменялись местами, Джефф говорил за Марго, описывая, каково это, – чувствовать себя беспомощным, чувствовать, как жизнь рушится и быть не в состоянии это изменить.

Когда все было закончено, Марго и Джефф обнялись, оба в слезах. Он не понимал, как сильно она страдала от разочарования и горя. А она не представляла, каким одиноким он был из-за того, что ему не хватало ее понимания. Их взаимные обвинения «Ты заставляешь меня чувствовать…» превратились в «Как я могу помочь»?

Торо пишет: «Есть ли чудо большее, чем посмотреть на мир глазами другого человека, пусть даже на мгновение?» Как обнаружили Марго и Джефф, суть сочувствия заключается именно в этом – посмотреть глазами другого. Нам необязательно формально меняться ролями, чтобы понять, как выглядит жизнь для нашего супруга, ребенка, сестры или друга. Мы можем представить себе, каково это – быть в теле этого человека и в его уме, жить в его обстоятельствах. Когда мы полностью открываемся их уязвимому существованию, мы чувствуем себя ближе к ним и испытываем нежность. Газиф пишет:

Так всегда случается на небесах, И однажды это снова случится на земле — Что мужчина и женщина… которые несли друг другу Свет, будут часто вставать на колени И… со слезами на глазах искренне скажут: «Любовь моя, как мне любить тебя еще сильнее? Как мне быть еще добрее?»

Если каждый раз, когда мы встречаем кого-нибудь, друга или незнакомца, мы будем спрашивать себя: «Как мне быть добрее?», мы неизбежно осознаем: каждому требуется, чтобы его слушали, любили и понимали. Наверное, сначала мы осознаем это по отношению к нашему ближнему кругу, но потом сможем обращать внимание на всех чувствующих существ и проявлять заботу о них. Чем пристальнее наше внимание, тем глубже мы осознаем, что важнее всего в жизни быть добрым. Когда мы признаем уязвимость людей, завеса отчуждения исчезнет, и нашей естественной реакцией на других будет протянутая рука помощи.

Круг всех существ

В трогательной сикхской истории пожилой духовный наставник позвал двух самых преданных учеников в сад перед своей хижиной. Он дал каждому из них по цыпленку и сказал: «Идите туда, где никто вас не увидит и убейте цыпленка». Один из них тут же зашел за хижину, взял топор и отрубил птенцу голову. Другой несколько часов бродил по окрестностям и наконец вернулся к учителю, держа в руках живого цыпленка. «Ну, что случилось?» – спросил мастер. Ученик ответил: «Я не смог убить цыпленка, потому что не нашел такого места, где бы меня никто не видел. Куда бы я ни пошел, цыпленок видит меня».

Для этого человека цыпленок был настоящим. Он обладал сознанием и испытывал боль. Когда мы направляем благожелательное внимание на собственную сознательность и уязвимость, мы лучше понимаем, что все существа – чувствующие, что им всем больно и они все хотят жить. И хотя мы можем думать, что у нас с цыпленком не так уж много общего, когда мы углубляем свое внимание – примерно как в истории с моим сыном и муравьями, – мы соприкасаемся с основополагающей вибрацией и хрупкостью, которой наделены все живые существа. Поэт Гэри Лоулесс пишет:

Когда животные придут к нам за помощью, поймем ли мы, что они говорят? Когда растения заговорят с нами на своем изысканном, прекрасном языке, сможем ли мы ответить им? Когда сама планета запоет в наших снах, сможем ли мы проснуться и действовать?

Если мы знаем, что животные и растения – часть того, кто мы есть, мы сможем выслушать их и ответить на их потребности. Игнорировать деревья – это то же самое, что игнорировать свои легкие, когда они наполнены кровью, и мы не можем дышать. Если вымрут певчие птицы, живая музыка стихнет. Когда сама планета обращается к нам в снах, то, если мы познали истину о нашей общности, наши сердца наполнятся заботой. Мы вспомним, что паутина жизни – это наш дом.

Пожелание бодхисаттвы «Пусть моя жизнь принесет пользу всем существам» – это эффективное напоминание о том, что мы – часть общего. Это осознание расширит круги нашего сочувствия. В стремлении помогать всем страдающим существам бодхисаттва не берет на себя какую-то грандиозную роль и не цепляется за недосягаемый идеал. Если мы воспринимаем себя маленькими и отдельными личностями, которые хотят взять на себя ответственность за весь мир, мы лишь готовим почву для заблуждений и неудач. Скорее наше пожелание приносить пользу возникает из глубокого осознания, что мы все – часть паутины жизни, и все, что происходит в нас, влияет и на все вокруг. Каждая наша мысль, каждое наше действие окажут свое влияние, к счастью или к несчастью. Женщина, коренной житель Австралии, пронзительно говорит об этом ощущении связи: «Если вы пришли, чтобы помочь мне, тогда вы теряете свое время. Но если вы пришли, потому что ваша судьба связана с моей, тогда давайте работать вместе».

Когда мы чувствуем свою близость с другими, появляются бесчисленные способы выразить свою заботу о них. Некоторые люди создают тепло и уют в доме для своей семьи; другие меняют законы, чтобы улучишь питание и образование детей из необеспеченных семей. Некоторые часами молятся в уединении, а другие всегда разговаривают по телефону. И хотя очень легко впасть в заблуждение, что мы должны делать больше или что-то другое, самое главное – то, что нам не безразлично и мы проявляем заботу. Как учит Мать Тереза: «Мы не можем вершить великие дела – только маленькие с великой любовью».

Когда мы чувствуем свою связь с другими и испытываем к ним доброту, мы наполняем пространство теплом, и это побуждает окружающих нас людей расслабиться и раскрыться. Это подобно тому, как кубики льда тают на солнце. Каждый раз, когда мы расширяем круг своей заботы – улыбкой, объятием, внимательным слушанием, молитвой, – круги ширятся бесконечно. Когда мы предлагаем утешение тому, кто сидит рядом с нами, наша доброта распространяется по всему миру. Обращенное внутрь или к другим, сочувствие бодхисаттвы – это мягкий дождь, который орошает, без исключения, все проявления жизни.

Управляемая медитация: Тонглен – пробуждая сердце сочувствия

Тибетская практика тонглен развивает сочувствие и делает сердце огромным. Тонглен означает «принимать и отдавать». Связанная с потоком дыхания, эта практика учит нас непосредственно открываться страданию – нашему собственному и всех существ – и предлагать утешение и заботу. Представленная ниже медитация – это вариант практики тонглен, который поможет вам пробудить сочувствие перед лицом страдания.

Для некоторых ситуаций тонглен не подходит. Если вы боретесь с ужасом после того, как подверглись насилию, с неослабевающей депрессией или серьезной эмоциональной неуравновешенностью, тонглен может привести к эмоциональной перегрузке или лишь усилит ощущение тупика. В таких ситуациях вместо того, чтобы практиковать тонглен, обратитесь за помощью к психотерапевту, знакомому с этой практикой учителю или надежному духовному наставнику.

Сядьте так, чтобы вы могли быть одновременно расслабленными и бдительными. Чувствуя естественный ритм своего дыхания, позвольте телу и уму успокоиться. Традиционная практика тонглен начинается со вспышки осознавания, распознающего пробужденное сердце и ум. Не закрывая глаза, уделите несколько мгновений тому, чтобы ощутить неизмеримость пространства, естественную открытость и пустотность осознавания. Теперь подумайте об опыте страдания. Это может быть ваша собственная боль или страдание близкого вам человека – друга или члена семьи, домашнего любимца или другого живого существа. Почувствуйте это страдание непосредственно, ярко и близко. Пусть оно станет реальным для вас – потеря, боль или страх. Когда вы вдыхаете, пусть боль полностью войдет в тело и сердце. Если это боль другого существа, почувствуйте ее как свою. Откройтесь силе ощущений, какими бы они ни были.

Теперь с выдохом отпустите боль, которую испытываете. Пусть она растворится в открытости осознавания, пусть пребудет в свежести открытого пространства. С выдохом произнесите любую молитву или добрые пожелания, которые придут вам на ум. Например: «Пусть ты будешь свободен от боли, я позабочусь о твоем страдании. Я хочу, чтобы ты был счастлив и умиротворен».

Сперва вы можете обнаружить, что не ощущаете боли, страха или печали. В этом случае несколько минут посвятите тому, чтобы «принимать в себя» боль при вдохе. Обращайте особенное внимание на ощущения, возникающие в вашем теле. Потом, когда вы начнете более полно ощущать, вернитесь к уравновешенной практике принятия страдания и освобождения от него.

Безо всяких оценочных суждений осознавайте, как вы относитесь к страданию. Иногда вы можете испытывать храбрую готовность открыться силе боли. Иногда можете чувствовать себя испуганным, и ваше сердце закроется и онемеет. Если вы чувствуете сопротивление, можете делать тонглен с ощущением сопротивления (можно делать тонглен с любым чувством, которое возникает). Вдыхайте чувство страха или притупленности, полностью соприкасаясь с ними. Выдыхайте прощение, отпуская сопротивление в пространство осознавания. Чувствуете вы готовность или сопротивление, продолжайте практиковать. Со вдохом принимайте в себя болезненные ощущения страдания, с выдохом отсылайте облегчение, позволяя всему раствориться в открытости.

Когда мы чувствуем свою близость с другими, появляются бесчисленные способы выразить свою заботу о них.

Теперь подумайте обо всех существах в мире, которые испытывают страдание подобное тому, на которое вы медитировали. Осознайте: пусть сами истории и различаются, фактическое переживание физической боли и эмоциональной подавленности одинаковы. Если вы медитируете на боль, вызванную чувством собственной несостоятельности и отверженности, в этот самый момент миллионы людей испытывают такую же боль. Ощущая реальность этого страдания, дышите от имени тех, кто страдает так же, как вы. Вдыхайте неуверенность, печаль или боль, которые испытывают все эти существа, и переживайте интенсивность и полноту их боли в своем сердце. Выдыхая, отпустите это огромное страдание в безграничное пространство. Пусть оно покоится в безграничном осознавании. Как и раньше, перед выдохом произнесите молитву, которая могла бы облегчить страдание.

Продолжайте делать вдохи и выдохи, открываясь универсальному переживанию этого страдания и с молитвой отпуская его в открытое пространство. Когда ваше сердце откроется огромному страданию, вы сами станете этой открытостью. Продолжая вдыхать страдание и выдыхать заботу, ощущайте свое сердце как место, где преобразуются печали.

Вы можете практиковать тонглен всегда, когда сталкиваетесь со страданием. В том случае, когда увидели по телевизору семью, только что потерявшую свой дом в наводнении или пожаре. Когда ехали по автостраде и увидели аварию. Или побывали на встрече Анонимных алкоголиков и услышали, как кто-то описывает свою борьбу с зависимостью. Вы сразу же можете сделать вдох, почувствовать остроту этой боли или страха. Выдыхая, отпускайте боль в пространство осознавания, произнося молитву для ее облегчения. Практикуя так несколько минут, расширьте поле сочувствия, делая вдох за всех существ, которые страдают от потери, травмы или зависимости.

Глава 10 Распознавание нашей изначальной чистоты: путь к прощающему и любящему сердцу

Как заботливая мать держит своего единственного ребенка и охраняет его жизнь,

Так и вы с безграничным сердцем примите себя и всех существ.

Будда

Больше я, чем я думал, и лучше.

Знал бы я, до чего я хорош.

Уолт Уитмен. Перевод Г. Власова

Эми приехала на сеанс психотерапии взбудораженная, раскрасневшаяся. Я встречалась с ней уже два месяца, и она всегда была спокойной, даже сдержанной. В основном мы с ней работали над ее низкой самооценкой. На этой встрече Эми рассказала мне, как обнаружила, что муж ей изменяет. За последние полгода он все больше выходных проводил вне дома, «уезжая по работе». Испытывая подозрения, Эми решила просмотреть письма в его корпоративной электронной почте. Многочисленные сообщения от одной женщины, коллеги, в которых сквозила интимность, заставили ее задрожать от гнева. Когда она тем же вечером открыто поговорила с Доном, он побледнел, а потом грустно и обреченно кивнул и сказал: «Да, ты права. Это правда». Он хотел продолжить разговор, объясниться, но она не стала слушать. Она сказала ему, что их отношения закончены и она никогда не сможет простить его.

После того как Дон признал, что изменял Эми, он разорвал отношения с коллегой. Он умолял Эми простить его, дать их браку еще один шанс. Эми сначала злилась и сохраняла ледяное молчание. Позже она сказала ему, что если бы не их дочь Селия, она бы уже развелась с ним.

С того вечера, сказала она, ее ум был наполнен мыслями о том, как он обманывал ее, говорил, что ему нужно посетить конференцию или задержаться на работе, или пойти на встречу по планированию работы его отдела. Гнев от того, что ее предали, разгорался в ее груди необъятным пожаром. Муж был подлым лжецом. Бессердечным человеком. Все, что он говорил, было лишь паутиной обмана. Весь ее брак был обманом.

Когда нас предают, наша первая реакция – разразиться обвинениями. Мы придумываем историю о плохом и хорошем и обращаем гнев на тех, кто заставил нас страдать. С чувством глубокой обиды мы возбуждаем против них дело, как правило, с достаточными доказательствами для того, чтобы полностью устранить их из нашей жизни. Мы снова и снова рассказываем себе историю о том, как нас обидели, и каждый раз чувствуем в уме и теле гнев, вызванный тем, что нам причинили боль. Но довольно часто наша обида на других отражает нашу обиду на самих себя. Когда кто-то отвергает нас, он или она таким образом укрепляют наше собственное мнение о себе: мы недостаточно хорошие, недостаточно добрые, недостаточно привлекательные.

И хотя поначалу Эми направила свою обиду и гнев на Дона, скоро она обратила их против себя. Интрижка Дона подтвердила ее худшие опасения: она заслуживала того, чтобы ее отодвинули в сторону. Измена мужа лишь укрепила чувство несостоятельности, которое испытывала Эми. Она могла казаться людям теплой и заботливой, но внутри она чувствовала себя ненастоящей, одеревенелой, нелепой. Дон знал ее лучше всех и отверг. И теперь, погрузившись в транс неполноценности, Эми была убеждена, что она недостойна любви.

Довольно часто наша обида на других отражает нашу обиду на самих себя.

Особенно тогда, когда наш мир, кажется, распадается на части – мы теряем работу, получаем серьезную травму, разлучаемся с любимым, – в нашу жизнь может войти боль от того, что с нами что-то не так. Мы начинаем верить в то, что изначально неполноценны, что мы плохие и не заслуживаем любви. Как и Эми, мы забываем обо всем хорошем, что есть в нас, и отсекаем себя от своего сердца. Однако Будда учил, что не важно, насколько сильно наше заблуждение, наша суть, природа будды, чиста и не загрязнена. Тибетский мастер медитации Чогьям Трунгпа пишет: «…в каждом человеке есть основополагающая природа чистоты». Основополагающая чистота – это сияние нашей природы будды, это присущие нам пробужденность и любовь.

Это не значит, что мы не можем поступить неправильно. Но, в отличие от сформированного нашей культурой представления о самих себе как о наследниках Адама и Евы, с буддийской точки зрения нет такого явления, как грешный или злой человек. Когда мы причиняем вред себе или другим, это происходит не потому, что мы плохие, но потому, что мы пребываем в неведении. Находиться в неведении – значит игнорировать истину о том, что мы все связаны друг с другом и с жизнью, и что цепляние и ненависть создают лишь еще больше отчуждения и страдания. Находиться в неведении – значит игнорировать чистоту осознавания и способность к любви, которая представляет собой проявление нашей изначальной чистоты.

Для того чтобы распознать эту изначальную чистоту в каждом, требуется мужество. Трунгпа называет это задачей духовного воина и говорит, что суть человеческой храбрости заключается в «отказе ставить на ком-нибудь или чем-нибудь крест». Это может быть особенно сложно, если мы пытаемся разглядеть чистоту в убийце или педофиле. Наша изначальная природа может быть погребена под уродливым клубком страха, жадности и враждебности, и видеть ее – не значит упускать из виду пагубное поведение по отношению к себе или другим. Насколько полно мы принимаем жизнь, зависит от того, насколько ясно мы видим всю правду о ней. Писатель и мистик Ромен Роллан говорит: «Есть только один вид героизма в мире: видеть мир таким, каков он есть, и любить его». Видеть мир таким, каков он есть, значит видеть не только уязвимость и страдание каждого, но также изначальную чистоту каждого. Когда мы относимся к себе и другим с радикальным принятием, мы видим больше, чем роли, истории и поведение, которое омрачает нашу истинную природу.

Для того чтобы увидеть изначальную чистоту других, нам нужно увидеть ее в себе. Даже когда нам стыдно, когда мы подавлены, когда чувствуем обиду или неуверенность, мы не отказываемся от самих себя. В традиционных буддийских учениях есть формальные медитации, направленные на то, чтобы освободить нас от транса и воссоединить с чистотой и любящим осознаванием, нашей истинной природой.

Они часто начинаются с прощения, так как оно ослабляет броню обиды и вины, которые окружают наше сердце и не дают нам почувствовать чистоту в себе и других. Эти практики любящей доброты пробуждают любовь – цветок нашей чистоты.

Радикальное принятие, которое применяется в этих практиках, зависит от силы веры. Наш транс неполноценности говорит нам, что с нами что-то не так, но мы осмеливаемся отпустить эти мысли и начинаем верить в возможность чистоты. Наше тело может быть переполнено болезненными эмоциями, но вместо того, чтобы убегать прочь, мы вверяем себя исцеляющей силе сочувственного осознавания. Возможно, мы защищали себя, закрыв сердце, но теперь ради обретения любви мы отказываемся исключать из него и других, и самих себя. Когда мы готовы кардинально измениться, наша вера получает подтверждение, так как под слоями заблуждений мы обнаруживаем чистоту и любовь, которые были всегда.

Прощая себя: отпуская вину, которая связывает наше сердце

На нашей следующей встрече Эми вывалила на меня длинный перечень своих личных неудач. Она была несостоятельной матерью. Плохой женой. Везде – на работе, дома – она была неуклюжей и не справлялась с обязанностями. Она отчетливо осознавала, как они с четырнадцатилетней дочерью Селией отдалились друг от друга. Они редко говорили по-настоящему, и Эми мало знала о том, что Селия думает или чувствует. И неудивительно, что Дон связался с другой женщиной. Кто захочет хранить верность такой стервозной и эгоистичной женщине, как Эми? Она всегда критиковала его за то, какой он неаккуратный, за то, как он планировал их отпуск, за то, как вел машину. Один конкретный эпизод стоял у нее перед глазами. Однажды, в прошлом году, они лежали вместе в постели, и Дон стал рассказывать ей о своем споре с начальником. Эми сердито прервала его: «Хорошо, просто скажи это. Ты уничтожил все шансы на повышение? Ты все испортил?» Дон вылез из постели и несколько мгновений стоял в темноте. «Нет, Эми», – кратко ответил он и вышел из комнаты. В постель он той ночью не вернулся, как и следующей. Рассказав мне все это, Эми откинулась назад и посмотрела на пол. Усталым голосом она сказала: «Я не знаю, на кого больше злюсь… на Дона или на себя».

Направлены ли наши гнев и обида на другого или на самих себя, результат один и тот же – так мы прячем более глубокую боль своих обид и стыда. И до тех пор, пока мы уклоняемся от этих чувств, мы остаемся в ловушке своей брони, неспособные любить себя и других.

Находиться в неведении – значит игнорировать истину о том, что мы все связаны друг с другом и с жизнью.

Как мы уже много раз видели, путь на волю начинается с радикального принятия нашей боли. Когда мы отпускаем свои истории про вину и позволяем себе непосредственно пережить ощущения стыда и страха в нашем теле, мы начинаем относиться к себе с сочувствием. И вместо того, чтобы жить, реагируя на события в прошлом, вместо того, чтобы считать себя злым человеком, человеком, которого предали, плохим человеком, мы становимся свободными и готовы встретить настоящий момент с мудростью и добротой. Это суть прощения. Злимся ли мы на себя или других, мы прощаем, отпуская обвинения и открываясь боли, которую так старались оттолкнуть.

Но когда мы глубоко внутри настроены против себя, прощение может казаться невозможным. Так было в случае Мариан, с ее чувством вины из-за сексуального насилия в отношении Кристи. Когда мы чувствуем, что стали причиной огромного страдания, мы не можем отнестись с сочувствием к самим себе. Я спросила Эми: «Как ты думаешь, ты смогла бы простить себя за то, что была такой критичной, за то, что совершила все эти ошибки?» Я мягко продолжила: «Есть что-то еще, что не дает тебе простить себя, Эми?»

С некоторой горечью она ответила: «Почему я должна прощать себя? Это не поможет тем, кого я уже ранила. Я уже разрушила свою семью. Слишком поздно». Но я знала, что часть Эми отчаянно хочет снять петлю ненависти к себе со своей шеи. Я спросила: «Что произойдет, если ты хоть на краткий миг отложишь в сторону историю о том, что ты плохая?» Она сказала, что не знает, но готова попробовать.

Когда под моим руководством Эми направила свое внимание на ощущения в теле, она сказала, что ей кажется, будто она падает в огромную дыру стыда, тонет в болоте неполноценности. Почти сразу в ее уме всплыло давнее воспоминание. Эми увидела, как она работает дома и как ее раздражает постоянное нытье Селии. Она буквально затащила дочь за руку в их рабочий кабинет и, включив телевизор, запретила покидать комнату. Она оставила Селию запертой на два часа, игнорируя периодические крики дочери о том, чтобы ее выпустили. Рассказав мне это, Эми спросила: «Тара, как я могу простить себя за такое обращение с собственным ребенком? Мне так стыдно».

Вместо того чтобы пытаться простить себя, я предложила Эми отправить послание о прощении своему стыду. «Можешь ли ты простить свой стыд за то, что он существует»? – спросила я. Эми кивнула, а потом прошептала: «Я прощаю этот стыд… Я прощаю этот стыд». Довольно долго она хранила молчание, и я спросила ее, что происходит. «Ну, – начала она медленно, – это больше не воспринимается как стыд. Теперь это больше похоже на страх». Я сказала ей, что она может поступить со страхом так же, позволить ему быть, почувствовать его и предложить ему прощение. Через несколько минут Эми сказала: «Я знаю, чего боюсь. Что я никогда не буду ни с кем близка. Я всех отталкиваю от себя. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел, какая я на самом деле». Эми в слезах закрыла лицо руками. Я мягко предложила ей простить и это тоже, этот страх и эту горечь. Я сказала ей, что она просто может сказать: «Прощаю, прощаю», если захочет. Обняв свои колени и раскачиваясь вперед и назад, Эми простила и открылась той боли, которая была погребена под всеми ее обидами. «Было так много мгновений, когда я могла быть любящей, но не была… С Селией, с Доном, с друзьями».

Не важно, что возникает – обжигающая ярость, грызущая тоска, жестокие мысли или крайнее отчаяние, – предлагая свое прощение каждому чувству, мы позволяем своей внутренней жизни быть такой, какая она есть. Вместо того чтобы прощать «я», мы прощаем переживание, с которым себя отождествляем. Сопротивление ожесточает наше сердце и заставляет тело сжиматься. Когда же мы говорим «я прощаю это», мы создаем теплоту и мягкость, которые позволят нашим эмоциям раскрыться и измениться.

Когда печаль Эми наконец утихла, она сидела без движения, ее лицо расслабилось. Она откинула голову на спинку стула, и ее дыхание стало медленным. Когда она посмотрела на меня, я увидела, что ее глаза покраснели и распухли, но все же взгляд был умиротворенным. Все еще съежившись на стуле, Эми рассказала мне, как однажды, когда она училась во втором классе, она пришла домой и увидела бродячую собаку, которая что-то вынюхивала в их мусоре. Это была «любовь с первого взгляда», сказала она, и когда ей показалось, что родители хотят отдать ее в приют, Эми долго плакала. Но Руди остался жить с ними, и он стал первым в ряду бродячих животных, включая еще нескольких собак, котят и раненную птицу, которых Эми взяла под свое крыло. Ее лицо смягчилось, когда она сказала: «Все говорили, что я так добра с животными… я просто любила их. Они были моими друзьями». Она пошутила, что аллергия Дона была единственным препятствием, иначе она бы уже давно создала приют для бродячих животных.

Потом она сказала, еще более тихо: «Ты знаешь, мне действительно небезразличны люди… животные… Так было всегда». Когда она произнесла эти слова, я знала, что она открыла дверь к собственному исцелению. «Эми, ты хороший человек. Я надеюсь, что ты позволишь себе поверить в это». Я спросила, есть ли у нее какие-нибудь ее фотографии с животными. Если есть, то она могла бы провести какое-то время, рассматривая их. Она также могла бы взглянуть на свои фотографии в детстве, просто отметить, на что она обратит внимание.

Когда мы закончили встречу, я напомнила Эми, что прощение себя и развитие веры в собственную чистоту могут занять длительное время. Я сказала ей, что иногда мне приходится прощать себя снова и снова – двадцать, тридцать раз. Я обычно не использую для этого формальную медитацию. Я просто осознаю, что осуждаю себя или что не нравлюсь себе, и направляю сочувствие на боль, которую испытываю. Я сознательно удерживаю намерение отпустить все обвинения и стать добрее по отношению к себе.

Я предложила ей каждый вечер перед сном делать «прощающее сканирование» – проверять, не держит ли она на себя зла за что-нибудь. Возможно, она сделала ошибку на работе или что-то высокомерно сказала мужу. Если она понимала, что злится на себя, что испытывает боль от обвинений в собственный адрес, страх, гнев или стыд, то в таком случае она должна была говорить «прощаю, прощаю». Она также могла бы мягко напомнить себе, что делает все возможное.

Прощение самих себя – это процесс, который продолжается всю нашу жизнь. Мы так привыкли проигрывать истории о том, что не так с нами и другими, что для нас может быть вполне привычно жить с обиженным, скованным сердцем. Тысячи раз мы обнаруживаем, что снова погрузились в истории о том, что делаем не так. Тысячи раз мы можем заглянуть под свои обвинения, туда, где живет самая глубокая боль. Освобождая себя каждый раз через прощение, мы укрепляем осознание нашей изначальной чистоты. Как обнаружила Эми, мы снова начинаем верить в то, что нам небезразлична эта жизнь.

Со временем прощение себя кардинально меняет нашу жизнь. Мы все знаем истории о приговоренных к смертной казни, которые, честно встретив страдание лицом к лицу, оказались способны простить себя. Они открылись огромной боли, и их сердца стали нежными и пробужденными. Другие заключенные, охранники, церковные священники и родственники могли увидеть сияние их внутренней свободы. Эти заключенные не снимали с себя ответственности. Принимая полную ответственность за свои действия, они также могли познать истину о своей изначальной чистоте.

Мы можем волноваться, как это делала Эми, что прощение себя некоторым образом освобождает нас от ответственности за пагубное поведение или дает разрешение и дальше продолжать так действовать. Когда мы прощаем себя, мы не говорим: «Я ничего не мог сделать, чтобы не поступать так… так что я могу забыть об этом». И мы не уклоняемся от ответственности, когда отпускаем обвиняющие мысли. Если мы чувствуем себя плохими, виноватыми за то, что сделали, это временно может удержать нас от повторения таких действий, но в конечном счете обвинение и ненависть к себе ведут только к дальнейшим пагубным поступкам. Мы не можем заставить себя быть хорошими людьми, используя в качестве стимула наказание. Только если мы относимся к себе с сочувствием, мы можем ощутить свою изначальную чистоту и реагировать на обстоятельства с мудростью и внимательностью.

Учимся видеть свою чистоту

Эми почти не говорила с Доном в следующие несколько недель. Он спал на диване в гостиной, и она на самом деле не знала, что делать дальше. Эми сказала мне, что не хочет разводиться, но она просто не могла притворяться, что все в порядке и позволить Дону избежать наказания за содеянное. Несмотря на боль и нерешительность Эми, я видела, что в ней что-то меняется и открывается.

На следующую нашу встречу Эми принесла небольшую пачку фотографий. Она разложила их на кофейном столике, и мы сидели бок о бок, разглядывая их. На одной из них Эми – младенец, ее мать прижимает к своей груди. Мы обе улыбнулись, глядя на сладкого маленького человечка с большими глазами. На другой ей было около двух лет, она сидела на плечах отца, обнимая его за голову и смеясь. Эми широко улыбнулась. «Знаешь, я счастлива от того, что она счастлива!» На других фотографиях, где ей было восемь или девять, она была со своими спасенными животными – обнимая Руди, лежа в постели с котенком Сэмом, который спал у нее на груди, осторожно держа в руках маленькую птичку. Когда мы смотрели на фотографии с ее любимцами, Эми сказала, что помнит, как это – чувствовать себя хорошим человеком. «Когда ты сказала мне это на прошлой неделе, Тара, мне было сложно это принять. Но глядя на эти фотографии, я думаю, что могу ощутить это прямо сейчас. Эти чистота и невинность – они все еще внутри меня».

То, что Эми отпустила свое убеждение, что она плохой человек и недостойна любви, позволило ей вспомнить о своей изначальной чистоте. На наших прошлых сеансах она запустила процесс прощения, раскрываясь своей боли и относясь к ней с сочувствием. Она сказала, что «сканирование прощения» тоже помогает. Однажды вечером, вспомнив, какой невнимательной она была со своими клиентами, она просто позволила себе ощущать тревогу и стыд в своем теле и простила эти чувства за то, что они были. Эми улыбнулась и сказала: «Я поняла, что могу быть взвинченной, но все равно оставаться при этом хорошим человеком».

Когда Эми стала собирать свои фотографии, я встала, достала с полки книгу и обратилась к одному из своих любимых стихотворений. Я прочитала Эми вслух несколько строк, написанных поэтом Кабиром:

Мы ощущаем присутствие духа, который любит птиц, и животных, и муравьев — Возможно, это тот же дух, что дал тебе сияние в утробе твоей матери…

«Это напоминает мне о тебе, о твоем любящем духе, Эми… Я думаю, что эти животные, о которых ты заботилась, помогли тебе вспомнить, какая ты на самом деле». Она улыбнулась, соглашаясь, и похлопала по стопке фотографий. «Этому место на моем алтаре. Если мне необходимо постоянное напоминание, то вот оно».

Размышления о своей изначальной чистоте в буддийской практике считаются искусными средствами, потому что они открывают наши сердца и укрепляют веру в наше духовное развитие. Если мы считаем себя плохими, мы сжимаемся и прячемся. И наоборот, если мы доверяем своей чистоте, мы открываемся другим, у нас появляется вдохновение, чтобы помогать другим, мы следуем по духовному пути решительно и радостно. Есть несколько практик, традиционно направленных на то, чтобы вспомнить о нашей чистоте. Мы можем начать с простого размышления об определенных качествах или о поведении, которое мы ценим в себе. Например, вспоминая о тех случаях, когда я была добра к кому то, я могу ощутить сладость заботы и щедрости. Я могу вспомнить о тех случаях, когда откладывала свои дела в сторону, чтобы внимательно выслушать кого-нибудь, или спонтанно подарила подруге книгу, которая ей понравилась. Когда я чувствую, что меня волнует музыка Моцарта или звездное небо внушает мне благоговение, я ощущаю себя частью чистоты и красоты жизни. Когда жизнь кажется мне смешной, я чувствую себя настоящей, человечной, изначально хорошей.

Иногда, впрочем, идея о том, чтобы ценить себя, может показаться неуместной или корыстной. В таком случае честнее будет признать свое изначальное желание быть счастливой, осознать, что я, как все люди, хочу быть любимой, хочу ощутить свою чистоту. Когда я обращаю внимание на глубину этих желаний, я воссоединяюсь с подлинным чувством теплоты по отношению к себе.

Иногда самый простой способ оценить себя по достоинству – это взглянуть на себя глазами того, кто нас любит. Один из моих друзей сказал мне, что когда он смотрит на себя глазами своего духовного учителя, то вспоминает, как глубоко предан поиску истины. Один из моих клиентов понимает, что достоин любви, когда вспоминает, в какой восторг приходил его дедушка от его мальчишеского любопытства и изобретательности. Иногда, если мы посмотрим на себя глазами близкого друга, мы сможем вспомнить про свои хорошие качества. Наш друг может любить наш юмор и теплоту, нашу страсть к защите окружающей среды, нашу готовность честно признать, что происходит в нашей жизни. Мы не должны ограничиваться только миром людей. Однажды я видела наклейку на бампере, которая гласила: «Боже, позволь мне увидеть себя таким, каким меня видит моя собака». Мы можем спросить себя, почему наша собака так счастлива видеть нас. И даже если ответ заключается в том, что мы дадим ей поесть и выведем на прогулку, то, что наша собака ценит наше постоянство, отражает наши достойные качества. Практика смотреть на себя глазами тех, кто любит нас, может стать эффективным и удивительно простым способом вспомнить о нашей красоте и чистоте.

Даже когда мы просто видим свою чистоту, мы устраняем глубоко укорененные привычки обвинять и ненавидеть себя, которые заставляют нас испытывать чувство отчужденности и неполноценности. Современный индийский учитель Бапуджи с любовью советует нам холить и лелеять нашу чистоту:

Мое возлюбленное дитя, Больше не разбивай свое сердце. Каждый раз, когда ты осуждаешь себя, ты разбиваешь собственное сердце. Ты перестаешь пить из колодца любви, источника твоей жизненной силы. Время пришло. Пришло твое время жить, праздновать и видеть чистоту, которая и есть ты… Не позволяй никому, ничему, никакой идее и идеалу мешать тебе. И если появится такое, пусть даже под именем «истина», прости его за незнание. Не борись. Отпусти. И дыши – растворяясь в чистоте, которая и есть ты.

Каждый раз, когда мы предаем себя, не замечая собственной чистоты, мы разбиваем свое сердце. Когда мы осуждаем себя за неудачу, мы разбиваем свое сердце. И хотя Эми годами разбивала свое сердце, сейчас она начала чувствовать свою чистоту и двигаться к исцелению. Поскольку наше восприятие себя глубоко влияет на наши отношения с другими людьми, для Эми эта вера в свою чистоту усилилась бы, если бы она почувствовала себя прощенной другими.

Благословение, которое дает прощение

Однажды под вечер возвращаясь домой, Эми застряла в пробке. Когда она добралась до дома, времени приготовить ужин уже не оставалось. Дона не было в городе, а на ужин к Эми должен был прийти ее новый начальник со своей женой. Когда она зашла на кухню, то обнаружила там кухонный стол, заставленный тарелками с засохшим томатным соусом и несколько недопитых банок содовой. Эми разозлилась. Она ворвалась в комнату к Селии, выключила орущую музыку и отправила друзей дочери по домам.

Когда за ними закрылась дверь, она набросилась на Селию. «Как ты можешь быть такой несознательной! Ты же знала, что к нам придут гости». Селия начала было говорить: «Тебе нужно было лишь попросить меня…», но Эми прервала ее, закричав, что она не должна ходить и умолять о помощи. «Тебе важны только твои друзья и твоя музыка… Тебе наплевать на все остальное». Выходя из комнаты дочери, Эми хлопнула дверью.

В тишине, которая наступила после этого, Эми слышала эхо своих криков. Ее сердце громко билось, а дыхание было быстрым и поверхностным. Вдруг она вспомнила, как Селия была маленькой и собирала ей букеты одуванчиков. Тут же возникло другое воспоминание, как они с Селией вплетают друг другу в волосы весенние цветы, превращаясь в королев Мая.

Эми повернулась и мягко постучала в дверь. Селия открыла и застыла в ожидании. «Не могу поверить, Селия. Не могу поверить, что я так с тобой обращаюсь». Эми села на постель и выплеснула свою боль. Она сказала, как сожалеет о том, что делала их жизнь такой несчастной, о том, что не ладятся ее отношения с отцом Селии, о том, какой матерью она была, о том, что не проводила с Селией достаточно времени. Сожалеет, сожалеет, сожалеет.

Селия какое-то время молчала, а потом сказала: «Мам, никто не совершенен, но я всегда знала, что ты любишь меня. Разве не это самое главное?» Эми посмотрела в ясные голубые глаза своей дочери и поняла, что та говорит правду. Селия никогда не сомневалась в любви матери. Даже когда Эми была нервной, измученной и критичной, Селия чувствовала ее любовь и знала, что она непоколебима. Конечно, иногда она злилась на мать и не хотела быть рядом с ней, но она знала, что Эми ей поможет, если потребуется. Эми испытала огромное облегчение. Вместо того, чтобы чувствовать себя виноватой и гадкой, она чувствовала себя прощенной.

В следующие дни, когда Эми замечала, что ведет себя стервозно и критично, она вспоминала голубые глаза Селии, и болезненная хватка самоосуждения ослаблялась. И хотя привычка обвинять себя осталась, ощущение того, что она плохая, больше не захватывало ее полностью. Так как Селия простила ее, Эми смогла стать мягче и добрее по отношению к себе.

Когда мы понимаем, что нас простили, это может стать глубоким освобождающим переживанием, особенно когда наши неудачи принимают с сочувствием. Я слышала трогательную историю о женщине в больнице, которая умирала от СПИДа. Последние десять лет она была героиновым наркоманом, и все, что ее волновало – это где добыть следующую дозу. Единственным человеком, которого она любила, была ее дочь, но даже эта любовь не смогла остановить ее от разрушения собственной жизни.

Прощение самих себя – это процесс, который продолжается всю нашу жизнь.

Однажды молодой католический священник делал обход больных в больнице и подошел к этой женщине, истощенной и пожелтевшей из-за отказывающей печени. Он сел на кровать рядом с ней и спросил, как у нее дела. «Я пропащая, – ответила она. – Я разрушила свою жизнь и жизнь тех, кто был рядом. У меня нет надежды. Я попаду в ад».

Несколько мгновений священник молчал. Потом он заметил на комоде фотографию симпатичной девочки. «Кто это?» – спросил он. Лицо женщины немного просветлело. «Это моя дочь, единственная отрада в моей жизни».

«Ты помогла бы ей, если бы она попала в беду или совершила ошибку? Ты простила бы ее? Ты бы все равно любила ее?» «Конечно! – заплакала женщина. – Я бы сделала для нее все, что угодно. И она всегда будет важна для меня и прекрасна. Почему ты задаешь такие вопросы?» «Потому что я хочу, чтобы ты знала, – сказал священник, – что у Бога на комоде стоит твоя фотография».

В своем послании о безусловном прощении и любви священник вернул этой женщине ее чистоту и невинность. С буддийской точки зрения, когда мы можем посмотреть на свои ошибки и проступки с сочувствием, мы освобождаемся от неведения, которое удерживает нас в путах ненависти к себе и самоосуждения. Мы видим, что наши несовершенства не загрязняют нашу изначальную чистоту. Вот что значит чувствовать себя прощенным. Осознавая свою истинную природу, мы знаем, что нет ничего неправильного.

Чувствовать себя прощенным – надежный способ раскрыть сердце. Эта сила признается в традиционных буддийских практиках. Перед тем, как начать практику посылания любящей доброты всем живым существам, мы сначала молча просим прощения у всех, кого могли обидеть, намеренно или ненамеренно. Даже это простое действие, просьба о прощении, может смягчить наше сердце. Мы можем больше раскрыться возможности быть прощенными, размышляя о конкретных людях, которым мы могли причинить вред и молча попросить у них прощения.

Как выяснила Эми, если мы чувствуем себя прощенными другими, мы можем более глубоко простить самих себя. Когда мы сняли броню самообвинений, чувствуя себя прощенными собой и другими, мы можем искренне предложить прощение другим.

Прощая других: не исключая никого из своего сердца

Как у любого проявления жизни, у прощения есть собственный процесс развития. Часто мы не готовы простить себя, не способны простить того, кто ранил нас. Мы не можем заставить себя просить. Прощение – это результат не усилия, а открытости. Вот почему намерение простить – такой важный элемент в этом процессе. Когда мы хотим простить, но недостаточно к этому готовы, мы лишь приоткрываем дверь.

Для того чтобы не исключить из своего сердца того, кто причинил нам вред, требуется мужество. Но, пожалуй, самое тяжелое испытание для нас как духовных воинов, которые не отказываются ни от кого и ни от чего, заключается в прощении человека, не связанного с нами любовью и причинившего нам серьезный вред. Как нам простить незнакомца, который изнасиловал нашу дочь? Политического террориста, который убил нашего друга, взорвав бомбу?

Одна моя ученица рассказала на одном из ретритов, как трудно ей было просить человека, из-за которого ее сын больше никогда не сможет ходить. Однажды вечером она забрала Брайана с его занятий перед бар-мицвой, и когда они ехали домой, пьяный водитель пересек разделительную линию и врезался в их машину. Она почти не пострадала, а Брайана придавило к земле, когда их машина перевернулась. Ему раздавило ноги. Прощение стало длительным и болезненным процессом. Тысячи раз она чувствовала, как в ней вскипает гнев и испытывала муки утраты. Она также чувствовала, как ожесточается ее сердце, когда ненависть брала верх. Она знала, что единственный путь к любви и свободе лежит через прощение, и приняла решение простить этого человека. Постепенно, с годами, по мере того, как она позволяла чувствам проходить сквозь нее, прощая их, когда они возникали, ее сердце стало достаточно большим для того, чтобы включить в себя и этого человека. Не зная подробностей, она понимала, что он тоже страдает и что он не хотел причинить им боль. В конечном счете, вспомнив о чистоте всех существ, она раскрыла свое сердце и простила его.

Мы поддерживаем намерение простить, потому что понимаем: в противном случае наше сердце ожесточится и лишится свободы. Если мы испытываем к кому-нибудь ненависть, то остаемся прикованными к страданиям прошлого и не можем обрести подлинное спокойствие. Мы прощаем ради свободы собственного сердца.

Первые полгода после того как Эми узнала об измене Дона, ее гнев и обида были столь сильны, что она даже представить не могла, как прощает мужа. Но по мере того, как ее сердце раскрывалось в процессе прощения себя, она начала понимать, что со временем ее чувства к Дону могут измениться. Однажды она сказала мне, что на самом деле намерена простить его – когда будет готова.

Это случилось почти незаметно. Эми обратила внимание на то, как добр он был с Селией, как внимательно слушал дочь, и ее сердце постепенно смягчалось. Когда заболел их друг, она увидела, каким предупредительным был Дон – он возил друга к врачу, приносил ему каждый вечер еду. И определенно он очень старался быть милым с Эми, делая ей комплименты, когда она прихорашивалась на работу, всегда говорил ей, куда он идет и как она может с ним связаться, когда его нет в городе. Однажды за ужином она поняла, что смеется над историей Дона о том, как играет их любительская волейбольная команда на работе. Когда он продолжил, она вспомнила, как ей нравилось, что он почти любую историю может превратить в смешную. Конечно, чувство того, что ее предали, все еще периодически накрывало ее, но что-то стало меняться.

Иногда самый простой способ оценить себя по достоинству – это взглянуть на себя глазами того, кто нас любит.

Эми точно не знает, когда это случилось, но она сказала мне, как однажды рассматривала их свадебные фотографии на стене в коридоре и осознала, что Дон на самом деле не был плохим человеком. Он совершил большую ошибку, и, возможно, это привело к тому, что она поняла что-то действительно неприятное про себя. Но он не был злым или подлым. «Не то чтобы я однажды решила: „Хорошо, я прощаю его“, – сказала она мне. – Просто в какой-то момент исчезла необходимость отталкивать его от себя».

Возможно, Эми не до конца это осознавала, но в ходе нашей совместной работы я видела: чем лучше она относилась к себе, тем более открытой она была по отношению к Дону. Она увидела свою чистоту, и это позволило ей увидеть его чистоту. Как это иногда происходит, когда у одного из партнеров случается роман на стороне, со временем Дон и Эми нашли свой путь обратно друг к другу и к более глубоким и честным отношениям. Они оба изменились, но я отношу их успех большей частью к готовности Эми принять и простить те чувства, которые были спрятаны под ее чувством неполноценности.

Наше намерение и готовность простить, отпустить обиды и обвинения не означают, что мы оправдываем пагубное поведение или позволяем причинять нам вред в дальнейшем. Для Эми прощение не означало, что она приняла способ Дона выразить неудовлетворенность их браком или каким-либо образом оправдала его обман. Она настояла на том, чтобы они пошли на семейную терапию, при этом также продолжала ходить на терапию одна. Прощение не сделало ее ковриком для вытирания ног, и она по-прежнему иногда испытывала гнев. Это также не значило, что она не обратит внимания, если ее муж снова предаст их брак. Она видела чистоту Дона и все же устанавливала границы.

Когда мы прощаем, мы больше не отождествляем других только с их нежелательным поведением. Ничего не отрицая, мы раскрываем свое сердце и ум, чтобы увидеть более глубокую истину о том, кто они на самом деле. Мы видим, что они изначально хорошие. И тогда наши сердца сами собой раскрываются к любви.

Видеть чистоту в других

Когда Нараян был маленьким, я иногда сидела у его постели, пока он спал, и размышляла о том, кто он. Глядя на его милое лицо и слушая его спокойное дыхание, я пыталась увидеть за его внешностью, кто он на самом деле. Какие бы мысли или образы ни приходили на ум, я замечала их и позволяла им пройти. Мое сердце смягчалось, когда я вспоминала, как он задавал вопросы или играл с нашей собакой, или говорил «люблю тебя, мама». Но я спрашивала снова: «Кто ты на самом деле?» Этот вопрос вел меня за пределы всех моих представлений о нем и раскрывал его природу как осознавание, ощущение жизни, любовь к жизни. Я также задавала себе вопрос: «Кто я?» и пыталась выйти за пределы представлений о себе как о матери, за пределы своего отождествления с физическим телом, за пределы всех моих мыслей о том, что я делала, сидя так у его кровати. И тогда снова раскрывались чистое осознавание и любовь. Мы были одним. Между нами не было разделения.

Как и я, большинство родителей наблюдали за своими спящими детьми и чувствовали, как в сердце поднимается чистая и простая нежность. Когда они спят, нам не нужно говорить «нет» десятому по счету печенью, торопить их и ругаться, когда мы не можем им дозвониться. Когда они спят, мы можем усилить наше внимание и увидеть сладость и невинность их души. В наших попытках ни от кого не отказываться мы можем представлять других как младенцев или детей. Другой способ, который может привести нас к драгоценному пониманию, выходящему за пределы особенности личности и ролей, – это представить, что мы видим кого-то в последний раз или что они уже умерли. Отказавшись от привычных способов восприятия других, мы можем увидеть сияющее осознавание, чистоту их изначальной природы.

Большинство из нас, однако, приобретают привычку закреплять за окружающими определенные ярлыки. Часто это основано на поведении, которое нам не нравится или раздражает нас. Например, мы зацикливаемся на том, какой наш ребенок грубый или упрямый, или как коллега хвалится своими достижениями. Если кто-то обидел нас, мы чувствуем себя настороже при каждой встрече с этим человеком. Если наш партнер делает колкое замечание в наш адрес перед тем, как утром уйти на работу, мы готовы к тому, что услышим еще больше таких комментариев вечером. Мы забываем, что каждый, включая и нас самих, постоянно меняется.

В своей пьесе «Коктейльная вечеринка» Т. С. Эллиот пишет:

То, что мы знаем о других – это лишь воспоминания тех мгновений, когда мы знали их. Они изменились с тех пор… Мы также должны помнить, Что каждая наша встреча – это встреча с Незнакомцем.

Хотя мы, конечно, можем увидеть шаблоны поведения и в себе самих, и в других, совокупность наших предположений не определяет человека. Если мы остановимся и спросим: «Кто ты на самом деле?» это приведет нас к более глубокому понимаю. Как я поняла, глядя на Нараяна, когда мы видим изначальную чистоту, природу будды, мы непременно отвечаем на это любовью.

Пробуждение сердца любящей доброты

Нежность, любовь и доброжелательность, которые сами собой возникают в нас, когда мы видим чистоту в других, в буддизме называются метта, или любящая доброта. И хотя любящая доброта – это неотъемлемая часть того, кто мы есть, ее также можно развить при помощи ряда практик, которые передаются через нерушимую линию учений последние две с половиной тысячи лет.

Когда мы испытываем любовь к кому-нибудь, мы желаем им счастья и благополучия. Это пожелание воплощено в том, что известно как практика любящей доброты. Традиционно мы начинаем эту медитацию, размышляя о собственной чистоте, и произносим простую фразу, выражающую наше неравнодушие: «Пусть я буду счастлив. Пусть я буду умиротворен. Пусть я буду наполнен любящей добротой». Это стандартные фразы, используемые в тексте практики, но любая молитва о благополучии, которая входит в резонанс с нашим сердцем, будет выражением любящей доброты. Как расширяющиеся круги сочувствия, любящая доброта начинается с нас самих и потом уже включает других: тех, кого мы любим, тех, к кому относимся нейтрально, тех, к кому нам иногда трудно испытывать доброжелательность и, наконец, всех существ.

Когда мы посылаем любящую доброту любимым людям, мы начинаем с тех, в ком нам проще всего увидеть изначальную чистоту. Если наше сердце наполняется нежностью, когда мы думаем о своем ребенке или бабушке, тогда стоит начать с них. Можно вспомнить, почему этот человек так дорог нам и произнести слова заботы о нем. Когда мы говорим: «Пусть ты будешь счастлив» и чувствуем всем сердцем значение этой молитвы, мы представляем, как эти люди становятся ярче и светятся от счастья. Когда мы делаем так, наше чувство теплоты по отношению к ним становится еще сильнее, и мы еще больше начинаем ценить этих людей.

Для того чтобы расширить круги любящей доброты и включить в нее тех, кто создает нам препятствия, требуется мужество духовного воина. Мы ищем ценные качества даже в тех, кто вызывает у нас гнев или неприязнь. Когда я испытываю к кому-то неприязнь, я представляю этого человека в теплых объятиях того, кто любит его, – мне это помогает. Я также могу представить, как они искренне молятся или радуются первому снегу. Когда мы представляем кого-нибудь таким образом, мы ничего не придумываем и не отказываемся от своих чувств или восприятия. Скорее мы пытаемся проникнуть за пределы наших привычных суждений, чтобы увидеть красоту, которая действительно существует. Далай-лама говорит: «Все хотят быть счастливыми. Никто не хочет страдать». Даже если нам сложно найти что-то хорошее в тех, кто далек от нас, мы можем вспомнить, что они, как и мы, хотят быть счастливыми и не хотят страдать. И хотя нам может быть очень сложно посылать любящую доброту тем, с кем сложно общаться, делая так, мы увеличиваем способность наших сердец к безусловной любви.

Мэтт нежно любил свою мать, но ее неуверенность и эмоциональная зависимость иногда «вызывали у него нервную дрожь». Она полагалась на него всю его сознательную жизнь, ей все время были нужны его заверения, что она хорошая, что она принимает правильные решения, что она права. Мэтт переехал в другую часть страны отчасти для того, чтобы быть подальше от матери. Он регулярно навещал ее и всегда появлялся, когда было нужно. Но он часто замечал: когда они вместе, он отталкивает ее, высвобождается из слишком крепкого объятия, не рассказывает о своей личной жизни. Иногда одна мысль о ее поступках вызывала у него циничную усмешку и чувство обиды. Его склонность не доверять другим и сдерживать теплые чувства наиболее полно проявлялась во время общения с матерью. Я знала Мэтта много лет, и много раз он говорил о том, что испытывает чувство вины за свою реакцию, но просто не знает, как соприкоснуться со своим чувством любви.

Однажды Мэтт позвонил мне, и я сразу поняла: что-то случилось. Злой и раздраженный, он сказал, что только вернулся из еще одной поездки через всю страну. Он ездил навестить мать, которая якобы умирала. Это была уже шестая такая поездка за последние три года. Он был вынужден бросать все свои дела и лететь к ее смертному одру. Каждый раз она вопреки всему поправлялась. Она умоляла его остаться, говорила, как боится умереть, боится, что не попадет в рай. Он делал все что мог, чтобы утешить ее, но сказал мне: «Честно, Тара, я чувствую, как она затягивает меня в черную дыру. Иногда я жалею, что она еще не умерла».

Мэтт медитировал уже пару лет, и хотя мы никогда не обсуждали его практику, я знала, что он будет открыт моему предложению: «Мэтт, пожалуй, лучшее, что ты можешь сделать, – это практиковать любящую доброту по отношению к своей матери и к себе». Он сказал, что несколько месяцев назад уже пытался это делать, но его практика была нерегулярной и не до конца искренней. «Это непросто, – сказал он, – но я попробую снова. Это не очень приятно – закрываться от того, кого любишь».

Мы не можем заставить себя простить. Прощение – это результат не усилия, а открытости.

Даже когда нам сложно увидеть в ком-то изначальную чистоту, мы можем в любом случае посылать этому человеку любящую доброту. Сначала нам может казаться, что все это обман, мы даже почувствуем раздражение. Наши хорошие пожелания могут казаться пустыми или неискренними. Но если мы с добротой отнесемся к этим чувствам и продолжим практику, то случится нечто удивительное. Когда мы просто проявляем свое неравнодушие, пробуждается наша глубинная отзывчивость.

Каждое утро после медитации Мэтт несколько минут практиковал любящую доброту. Он находил хорошие качества в себе, и это понемногу успокаивало его сердце. Делать пожелания счастья своим друзьям и нейтральным людям было легко и приятно. Когда дело доходило до матери, он чувствовал, что говорит заученно, но все равно произносил фразы: «Мама, пусть ты будешь счастлива. Пусть ты будешь умиротворенной. Пусть бы будешь наполнена любящей добротой». Иногда он просто повторял снова и снова: «Пусть ты примешь себя такой, какая ты есть».

Вскоре Мэтт начал понемногу спонтанно вспоминать, за что он ценил свою мать. Он вспомнил, как она навещала больных и нуждающихся соседей, приносила им еду. Он помнил ее улыбку радости за него, когда его приняли в колледж, ее слезы счастья, когда он шел по проходу в церкви с женщиной, которую любил. Постепенно его пожелания счастья стали более искренними. Он хотел, чтобы она обрела умиротворенность и распознала свою собственную чистоту. В такие мгновения, когда его сердце было наиболее открытым, он мог расширить свои молитвы и включить всех существ в свой круг любящей доброты.

К тому времени, когда однажды поздно ночью раздался телефонный звонок и он узнал, что она серьезно больна и точно должна умереть в течение нескольких дней, что-то изменилось в Мэтте. Вначале он подумал, правда это или очередная ложная тревога. Но он почувствовал подлинную готовность быть рядом с ней, когда она нуждалась в нем. Когда он летел на восток, чтобы увидеть ее, возможно, в последний раз, Мэтт принял решение отказаться от своего привычного поведения. Он больше не хотел отталкивать ее, когда чувствовал, что она тянет его к себе и он задыхается. Он хотел чувствовать ту же любовь, встретившись с ней лицом к лицу, какую он испытывал во время медитации на любящую доброту.

Будда учил, что практика любящей доброты не может сравниться ни с одной другой. Он говорил: «Любящая доброта, свобода сердца, заключает в себя все практики; она светится, сияет, сверкает». Когда мы практикуем пожелания счастья и мира себе и другим, мы соприкасаемся с красотой и чистотой нашей истинной природы. Благодаря практике видения изначальной чистоты пробуждается любящая доброта, а практика любящей доброты позволяет нам двигаться по жизни с большей чуткостью, видя чистоту в нас и в других людях.

Любящее и мягкое сердце: сияние нашей истинной природы

В простом и глубоком учении Далай-лама говорит: «Одно из моих самых глубоких убеждений заключается в том, что основополагающая человеческая природа – это мягкость». И дальше он говорит, что может ясно видеть это, и ему не нужно «прибегать к буддийской доктрине о природе будды».

Например, если мы посмотрим на свою жизнь с раннего возраста и до смерти, мы увидим, как мы на самом глубоком уровне подпитываемся любовью… Вдобавок, когда мы сами испытываем нежные чувства, мы видим, как они естественным образом влияют на нас изнутри. К тому же, когда мы испытываем любовь и более добродетельны в своем поведении и мыслях, это крайне положительно влияет на наше здоровье и физическое благополучие… Также необходимо отметить, что противоположные чувства разрушают наше здоровье. Поэтому можно сделать вывод, что основополагающая человеческая природа – это природа мягкости.

Мы все когда-то наблюдали это простое «доказательство» присущей нам природы. Когда мы любим, мы чувствуем себя хорошими и настоящими. Когда мы возвращаемся домой к своей природе будды, наше доброе сердце становится большим и готовым на безусловную любовь. История Мэтта – хороший тому пример.

Практика любящей доброты позволяет нам двигаться по жизни с большей чуткостью, видя чистоту в нас и в других людях.

Когда Мэтт приехал в больницу, он увидел, что его мать испытывает сильную боль. У нее был рак, и она не могла ходить из-за сломанной шейки бедра. Пять дней он сидел рядом с ней, держал ее за руку, наблюдая практически безостановочные всплески боли и молча повторяя молитвы любящей доброты. На пятую ночь к нему пришло понимание. Вот оно. Его мать действительно умирает. Ее больше не будет с ним. Когда он смотрел в ее бледное изможденное лицо и слушал ее затрудненное дыхание, он видел не эмоционально требовательного человека, который пытается что-то получить от него, не испуганного человека, который требует постоянной поддержки, а просто человека, который хотел, чтобы его любили. Она была вдовой пятнадцать лет. Кто заботился о ней все это время? Кто поддерживал ее, кто позволял быть уязвимой, кто дал ей почувствовать себя любимой, кто держал в объятиях? Теперь, за пределами всех ролей и свойств личности, которыми он определял свою мать, Мэтт увидел истину: она всего лишь хотела любить и быть любимой.

Опустив спинку ее кровати, Мэтт наклонился к ней и очень мягко обхватил ее маленькое тело своими руками. Чувствуя ее хрупкость, он вспомнил, как она, когда он был ребенком и болел, нежно касалась его бровей. И глубже, чем ее стремление к любви, он ощущал суть ее сердца; Мэтт чувствовал, что она – само сияние любви. «Пусть ты будешь наполнена любящей добротой, – шептал он. – Пусть ты обретешь спокойствие, мама. Пусть ты будешь свободна от страдания».

Приблизив свое лицо к ее, он повторял снова и снова, что любит ее, что он с ней, что любовь здесь. Он поцеловал ее в лоб, и все ее существо засияло. Он держал ее в объятиях несколько часов, иногда мягко говорил с ней, иногда плакал, и всегда ощущал, как драгоценная нить, связывающая ее с жизнью, становится все тоньше. Когда он ушел, ее дыхание, казалось, стало легче и проще. Она выглядела умиротворенной.

Мэтту позвонили в семь часов следующего утра, чтобы сообщить о смерти матери. Он медленно положил телефон и сел на краю кровати. Он знал, что она наконец почувствовала себя достаточно свободной, чтобы уйти. Она была отпущена в смерть с благословением простой чистой любви. Через несколько минут пришли слезы. Сквозь рыдания Мэтт обнаружил, что повторяет снова и снова: «Все просто хотят, чтобы их любили». На смену острому чувству сопротивления, с которым он жил все эти годы, на смену осуждению и недоверию пришло нежное, мягкое сердце.

Когда Мэтт позвонил мне тем вечером, он сказал, что его самая глубокая молитва – это желание никогда не забывать, что «все просто хотят быть любимыми». По словам целителя и писателя Рэйчел Наоми Ремен, «одно мгновение безусловной любви может поставить под сомнение целую жизнь с чувством неполноценности и сделать ее недействительной». Мэтт увидел целительную силу любви. Плача, он сказал: «Теперь я знаю, что будет делом моей жизни. Я хочу сделать так, чтобы все знали, насколько они достойны любви». Мэтт открыл в себе чистоту любви, которая стремится к счастью других.

Тит Нат Хан пишет: «Когда вы говорите что-то вроде [я люблю тебя]… всем сердцем, а не только ртом или умом, это может изменить целый мир». Мы все взаимосвязаны, и потому, пробуждая в себе любовь и выражая ее, мы меняем мир вокруг нас. Сердца тех, с кем мы соприкасаемся, открываются, и они в свою очередь трогают сердца других. Любовь – это основа природы, чистота всех существ, которая ждет, чтобы проявить себя. Проявляем ли мы любовь в молчаливой молитве или вслух, мы помогаем ей расцвети во всех существах. Это проявление нашей глубинной природы – живая сила любящей доброты, которая, как говорил Будда, «светится, сияет, сверкает».

Жизнь в любви

Христианский мистик Томас Мертон говорит: «Жизнь так проста. Мы живем в абсолютно прозрачном мире, и божественное все время просвечивает сквозь него. Это не просто красивая история или сказка. Это правда». Для меня божественное – это любящее осознавание, наш источник и наша суть. Когда мы обращаем пристальное внимание на других, мы видим каждого человека как проявление любви и чистоты, которые так ценим. Каждое существо становится воплощением Любви. Мертон описывает то прочувствованное мгновение, когда он осознал эту преобразующую истину:

«Я как будто внезапно увидел скрытую красоту их сердец, глубину их сердец, куда не могли добраться ни грех, ни знание. Я увидел основу реальности, увидел, как человек выглядит в глазах Бога. Если бы только они могли увидеть, кто они действительно есть, если бы мы только могли видеть друг друга такими все время, больше не было бы причин для войн, ненависти, для жадности и жестокости. Думаю, что большая проблема заключалась бы в том, что мы бы просто упали ниц и боготворили друг друга».

Когда мы видим чью-нибудь скрытую красоту, включая нашу собственную, мы выходим за рамки оценочных суждений и страха и смотрим прямо в суть того, кто мы действительно есть, – и это не загнанное в ловушку «я», а сияние чистоты.

По мере того, как углубляется наша вера в изначальную чистоту, мы способны более полно выражать любовь и созидательность. Вместо того чтобы сомневаться в правильности своих действий, вместо того чтобы быть парализованными неуверенностью в собственных силах, мы можем следовать порывам, которые возникают из этой чистоты. Таким же образом, когда мы верим в чистоту других, мы становимся зеркалом, которое помогает им поверить в себя. Наши действия, возникающие из любящей доброты, – это часть нашего пути бодхисаттвы. Когда мы не поглощены обвинениями и злостью по отношению к себе или другим, мы свободны развивать свои таланты и дар, вносить свой вклад в этот мир. Мы свободны любить друг друга и жизнь, ничего не тая.

Направляемая медитация: развитие прощающего сердца

Хотя мы не можем заставить свое сердце смягчиться и открыться, эти медитации питают наше намерение, которое сделает прощение возможным. Они основаны на традиционных буддийских практиках, в которых сначала мы просим прощения у других, потом даруем прощение себе и, наконец, тем, кто причинил нам вред.

Просьба о прощении

Сядьте поудобнее, закройте глаза, сохраняйте спокойствие и осознавание.

Некоторое время удерживайте внимание на дыхании, расслабляясь на вдохе и на выдохе.

Вспомните о ситуации, когда вы причинили вред другому человеку. Вы могли намеренно обидеть кого-нибудь, сказав резкие слова или бросив трубку в приступе гнева. Или вы могли причинить боль ненамеренно, тем, как закончили романтические отношения, или тем, что были слишком заняты и не понимали, как ваш ребенок нуждается в вашем внимании. Возможно, вы чувствуете, что вы причиняли кому-то вред снова и снова, годами, своими вспышками раздражения или недостаточным проявлением заботы. Уделите некоторое время тому, чтобы вспомнить обстоятельства, которые показывают, как вы причиняли вред другому, и почувствуйте обиду, разочарование или ощущение того, что вас предали, которые мог испытывать тот человек.

Теперь, удерживая этого человека в своем осознавании, начните просить прощения. Мысленно прошепчите его или ее имя и скажите: «Я понимаю боль, которую ты почувствовал, и я прошу сейчас прощения. Пожалуйста, прости меня». Искренне повторите несколько раз свою просьбу о прощении. Потом несколько мгновений сохраняйте молчание и позвольте себе открыться возможности быть прощенным.

Прощая самих себя

Теперь подумайте о каких-нибудь своих качествах, за которые не можете простить себя. Возможно, вы не можете простить себя за то, что осуждаете и контролируете других, или за то, как вы раните других. Вы можете ненавидеть себя за трусость, за то, что не рискуете и упускаете шанс сделать свою жизнь более полной. Возможно, вы не можете простить себя за то, как разрушаете свою жизнь зависимым поведением. Вы можете испытывать к себе отвращение за одержимость или чувство ревности. Ощутите, что именно кажется вам плохим в вашем непростительном поведении, эмоции или способе мышления. Как это заставляет вас относиться к себе? Как это мешает вашему счастью? Почувствуйте боль, которая заставляет вас стремиться к избавлению от зависимой, неуверенной или критичной части вас.

Теперь изучите более глубоко, что движет этой неприемлемой частью вашего существа. Если у вас пищевая, никотиновая или алкогольная зависимость, то какую потребность вы пытаетесь удовлетворить, какой страх пытаетесь успокоить? Когда вы осуждаете других, боитесь ли вы себя? Если вы ранили другого человека, поступили ли вы так из-за чувства неуверенности или страха? Или из-за потребности ощутить власть или чувство безопасности? Когда вы осознаете лежащие в основе ваших действий желания и страхи, позвольте себе непосредственно ощутить их в вашем теле, уме и сердце.

Начинайте предлагать искреннее прощение любым чувствам, мыслям или поведению, которые отвергаете. Вы можете мысленно прошептать: «Я вижу, как причинил себе страдание, и я прощаю себя». Или вы можете просто сказать себе: «Прощаю, прощаю». Встречайте все, что возникает – страх или осуждение, стыд или горечь, – словами прощения. Пусть ваша боль растворится в открытости прощающего сердца.

Во время практики вам может показаться, что вы выполняете ее машинально и на самом деле не способны простить себя. Вы можете считать, что не заслуживаете прощения. Опасаться, что если простите себя, то снова поступите так же. Возможно, вы боитесь, что если вы действительно раскроетесь и простите себя, то столкнетесь с невыносимой правдой о самом себе. Если у вас возникают такие сомнения и страхи, признайте и примите их с сочувствием. Потом скажите себе: «Я намерен простить себя, когда буду готов». Ваше намерение простить – это семя прощения. Эта готовность постепенно смягчит и откроет ваше сердце.

Прощая других

Каждый из нас ранил других, и каждый из нас хоть раз был ранен в своих отношениях. Подумайте о ситуации, в которой вы были глубоко разочарованы или отвергнуты, преданы или к вам применили насилие. Не осуждая себя, обратите внимание, несете ли вы все еще в себе чувство гнева и упреки по отношению к обидчику. Исключили ли вы этого человека из своего сердца?

Вспомните со всеми подробностями конкретную ситуацию, которая больше всего напоминает, как именно вас ранили. Вы можете вспомнить сердитое выражение лица одного из родителей, резкие слова друга, то мгновение, когда вы обнаружили, что человек, которому вы доверяли, обманул вас, как ваш партнер в гневе покинул дом. С чувством приятия и мягкости ощутите, как эта боль проявляется в вашем теле, уме и сердце.

Теперь более внимательно посмотрите на этого человека и ощутите страх, боль или неуверенность, которые могли заставить его или ее повести себя таким образом.

Почувствуйте, что тот, кто обидел вас, – несовершенный, уязвимый и реальный человек. Ощущая присутствие этого человека, мысленно прошепчите его или ее имя и предложите ему прощение: «Я чувствую боль, которую ты причинил мне, и, насколько это сейчас возможно, я прощаю тебя». Или, если сейчас вы не готовы простить этого человека: «Я чувствую боль, которую ты причинил мне, и у меня есть намерение простить тебя». Ощущайте свою уязвимость и повторяйте свои слова прощения или намерения о прощении так долго, как хотите.

Вы можете практиковать прощение и вне формальной практики, в любое время в течение дня. Когда вы осознаете, что резко осуждаете себя или другого человека, вы можете сделать паузу и осознать обвиняющие мысли и чувства. Уделите некоторое время тому, чтобы соединиться с желаниями или страхами, которые движут вашим осуждением. Потом расширьте то послание прощения, которое кажется вам наиболее естественным, на свою внутреннюю жизнь или другого человека. Будьте терпеливы. С практикой ваше намерение любить полностью распустится в прощающее сердце.

Направляемая медитация: пробуждение любящей доброты

При помощи медитации на любящую доброту мы открываем свои сердца себе, другим и всем существам.

Сядьте так, чтобы вам было удобно, и вы могли расслабиться. Просканируйте тело и отпустите любое напряжение, которое вы испытываете. Расслабьте плечи, руки и живот. Несколько мгновений уделите тому, чтобы ощутить улыбку, настраивающую на мягкость и легкость.

Теперь вспомните о своей изначальной чистоте и откройтесь ей. Вспомните о тех случаях, когда вы проявляли доброту или щедрость. Вы можете вспомнить о своем естественном желании быть счастливым и избежать страдания. Вы можете отдать должное своей естественной пробужденности, честности и любви. Если вам сложно признать свои хорошие качества, тогда посмотрите на себя глазами того, кто вас любит. Что этот человек любит в вас? Вы также можете подумать о том, кто для вас является воплощением Любви – Будда, Гань Инь, Дева Мария, Иисус или Шива. Посмотрите на себя их мудрыми и любящими глазами. Когда вы соприкоснетесь с ощущением своей изначальной чистоты, пребывайте какое-то время в нежной признательности.

Теперь начинайте мысленно шептать молитвы заботы, направляя любящую доброту на самих себя. Когда вы повторяете каждую фразу, ощущайте значение слов, и пусть они исходят из самой глубины вашего сердца. Выберите четыре или пять фраз, которые кажутся вам наиболее значимыми. Например:

• Пусть я буду наполнен любящей добротой; пусть я буду погружен в любящую доброту.

• Пусть я смогу принять себя таким, какой есть.

Пусть я буду счастлив. Пусть я обрету великое и естественное спокойствие.

• Пусть я познаю радость того, что я жив. Пусть мое сердце и ум будут пробуждены, пусть я буду свободен.

Вы можете почувствовать волнение, когда будете предлагать себе молитвы любящей доброты. Если вы пребываете в унынии, слова могут показаться неблагозвучными или надуманными. Иногда практика заботы о самом себе лишь подчеркивает, насколько недостойным и плохим вы себя ощущаете. Не осуждая себя, включите это отношение в медитацию: «Пусть это тоже пребывает в любящей доброте». Потом продолжайте произносить выбранные вами слова заботы по отношению к самому себе, сохраняя осознанность и принимая все возникающие мысли и чувства.

Если вы поймете, что в тот или иной момент медитации повторяете слова машинально, не волнуйтесь. Так же, как и в случае с практикой прощения, у вашего сердца есть периоды открытости и закрытости. Важнее всего ваше намерение пробудить любящую доброту.

Теперь вы можете начать расширять круг любящей доброты. Подумайте о том, кто вам дорог. Размышляйте о его изначальной чистоте, ощущая, какие именно качества вы в нем так любите. Возможно, вам нравится способность этого человека любить, его честность или чувство юмора. Вы можете вспомнить о том, что он хочет быть счастлив и не хочет страдать. Осознавайте, что его природа – чистая, пробужденная и любящая. В своем сердце чувствуйте, как вы цените этого близкого вам человека, и начинайте предлагать ему свою молитву. Вы можете выбрать одну из четырех или пяти фраз, приведенных ниже, или же придумать свою собственную. Когда вы шепчете про себя молитвы любящей доброты, представьте, что этот человек переживает плоды вашего благословения – принятие себя, спокойствие, радость и свободу.

• Пусть ты тоже будешь наполнен любящей добротой; пусть ты будешь погружен в любящую доброту.

• Пусть ты почувствуешь сейчас мою любовь. Пусть ты примешь себя таким, какой ты есть. Пусть ты будешь счастлив.

• Пусть ты обретешь великое и естественное спокойствие. Пусть ты познаешь естественную радость того, что жив. Пусть твое сердце и ум пробудятся. Пусть ты будешь свободен.

Несколько минут произносите слова молитвы в адрес тех, кого любите. Затем расширьте круг заботы, подумав о «нейтральном» для вас человеке – о ком-то, кого вы регулярно встречаете, но не знакомы с ним близко и не испытываете к нему сильных чувств, ни положительных, ни отрицательных. Подумайте об изначальной чистоте этого человека, почувствовав, как он или она тоже хочет быть счастливым и не хочет страдать.

Ощутите, что этот человек жив, ощутите, что ему небезразлична жизнь. Используя предложенные выше фразы или те, которые вы придумали сами, предложите любящую доброту этому человеку.

Теперь подумайте о ком-нибудь, с кем у вас сложные отношения, – о том, кто вызывает ваш гнев, страх или ранит вас. Сначала уделите какое-то время тому, чтобы направить благожелательное внимание на чувства, возникающие в вас, когда вы думаете об этом человеке. Отнеситесь к своим чувствам с любящей добротой. Потом направьте свое внимание на этого человека, постарайтесь увидеть те или иные аспекты его изначальной чистоты. Если вам сложно почувствовать его доброту или честность, просто размышляйте о том, что он хочет быть счастлив и не хочет страдать. Ощутите его изначальную пробужденность и помните, что жизнь важна для этого человека так же, как для вас. Удерживая благожелательное внимание, начинайте подносить ему фразы любящей доброты, те, которые кажутся вам наиболее естественными.

Потом представьте, что все люди, о которых вы только что молились, собрались перед вами: вы сами, близкий вам человек, нейтральный и тот, с кем вам сложно. Поднесите молитву любящей доброты всем сразу. Почувствуйте вашу общую доброту, вашу уязвимость и вашу изначальную чистоту. Когда вы произносите молитвы заботы, удерживайте в сердце себя и других, осознавая, что вы пребываете там все вместе.

При помощи медитации на любящую доброту мы открываем сердца себе, другим и всем существам.

Теперь пусть ваше осознавание расширяется во всех направлениях – перед вами, по бокам, за вами, под вами и над вами. В этом обширном пространстве ощутите, что любящее осознавание включает в себя всех существ: диких созданий, которые летают, плавают и бегают по полям; собак и кошек, которые живут в домах, животных, которым грозит уничтожение, деревья, травы и цветы, детей, людей, живущих в ужасающей бедности, и тех, кто только родился. Представьте, что вы можете объять всю землю, нашу мать, и вместить всю жизнь в свое безграничное сердце. Осознавайте радости и печали, которые испытывают все существа, и снова произносите слова молитвы:

«Пусть все существа будут наполнены любящей добротой. Пусть все существа познают великое и естественное спокойствие. Пусть на земле будет мир. Пусть все существа будут пробуждены, пусть они все будут свободны».

Повторите эти слова несколько раз. Потом покойтесь в открытости и молчании. Пусть все, что возникает в вашем сердце и осознавании, соприкасается с любящей добротой.

Вы можете вплести практику любящей доброты в свою повседневную жизнь. Когда вы находитесь с любимым человеком или тем, кто вызывает ваше раздражение или неуверенность, вы можете сделать паузу, осознать свое сердце и мысленно прошептать: «Пусть ты будешь счастлив». Вы можете формировать намерение каждое утро и в течение недели размышлять о чистоте тех людей, с которыми вы живете. И, когда бы вы ни вспомнили о них в течение дня, мысленно предложите им молитвы любящей доброты. Вы можете выбрать нейтрального для вас человека, которого регулярно видите, и в течение недели, каждый раз, когда встречаете его, мысленно желайте ему благополучия. Или можете выбрать человека, с которым вам трудно общаться, и ежедневно подносите ему или ей любящую доброту. Когда вы делаете эти практики, обращайте внимание на то, как меняются ваши чувства по отношению к этим людям. Меняется ли их поведение по отношению к вам?

Так как фразы и последовательность формальной практики легко могут стать машинальными, есть способы сделать так, чтобы ваше переживание всегда было свежим и живым. Вы можете экспериментировать:

• Выбирайте фразы, которые находят у вас отклик в настоящий момент.

• Шепчите молитвы вслух.

• Скажите имя того, кому вы предлагаете свою молитву.

• Представьте тех, кому вы посылаете любящую доброту, в своем сердце или как вы заботливо обхватываете их щеки своими ладонями.

• Представьте, что благодаря вашей молитве они исцелились, преобразились и чувствуют себя любимыми.

Даже несколько мгновений подношения любящей доброты могут воссоединить вас с чистотой вашего любящего сердца.

Глава 11 Пробуждаемся вместе: практика радикального принятия в отношениях

Друзья, пребудем на века

Без ссоры и хандры,

Ведь наша дружба тем крепка,

Что мы всегда бодры.

Руми. Перевод Г. Власова

Искал я бога —

бог ко мне не шел.

Искал я душу, скользкую, как шелк.

Искал я брата —

и троих нашел.

Неизвестный автор. Перевод Г. Власова

В одной из легенд о Святом Граале Персиваль, молодой рыцарь, забредает в поисках чаши в иссушенную и разрушенную землю, где ничего не растет. Оказавшись в столице этой земли, он видит, что горожане ведут себя так, как будто все нормально. Они не задаются вопросом: «Что за напасть обрушилась на нас?» или «Что мы можем сделать?». Скорее они выглядят подавленными, застывшими, будто находятся под каким-то заклятием.

Персиваля приглашают в замок, где он, к своему удивлению, видит лежащего при смерти бледного короля. Жизнь монарха, как и все его земли, затухает. У Персиваля много вопросов, но он оставляет их при себе, так как один из более старших рыцарей сказал ему, что по статусу ему пока не положено задавать вопросы. Следующим утром он покидает замок, чтобы продолжить свое путешествие. Вскоре он встречает на дороге колдунью Кундри. Когда она узнала, что Персиваль ничего не спросил у короля, она впала в ярость! Как он мог быть таким бездушным? Он мог бы спасти короля, королевство и самого себя, если бы задал вопросы.

Когда мы чувствуем себя отрезанными от других, мы можем воспринимать свою жизнь как бесплодную землю.

Персиваль принял ее слова близко к сердцу: он вернулся в то королевство и поехал прямо в замок. Он сразу же пошел туда, где лежал король, преклонил перед ним колени и мягко спросил: «О, мой господин, что с тобой?» В то же мгновение краска вернулась на щеки короля, и он встал, полностью исцеленный. И всё в королевстве вернулось к жизни. Люди, заново пробужденные, стали оживленно говорить, смеяться и петь. Злаки стали расти, а трава на холмах засияла новой весенней зеленью.

Когда мы чувствуем себя отрезанными от других, как это случилось с королем в этой истории, мы также можем воспринимать свою жизнь как бесплодную землю. Она может казаться нам бессмысленной и опустевшей. Мы не можем ни сами пробудиться от транса неполноценности, ни пробудить тех, кто окружает нас. Когда в нашу бесплодную землю приходит кто-то, кому действительно не все равно, мы в одно мгновение можем вернуться к жизни. Одна моя подруга звонит мне время от времени, когда впадает в депрессию. Она может чувствовать себя безжизненной и пустой в течение дней или даже недель, не понимая, что мучает ее, не чувствуя связи с болью своей грусти. Но достаточно моего искреннего вопроса: «Как ты?», чтобы начался исцеляющий поток слез.

Когда мы движемся по духовному пути, нам может казаться, что для освобождения от наших эмоциональных страданий достаточно просто больше медитировать или молиться. Но не важно, как много мы медитируем или молимся, нам все равно нужна помощь других, чтобы разобрать стены нашей обособленности. Нам необходимо напоминание о том, что мы часть общего. Суть исцеления заключается в памятовании о том, что мы все связаны друг с другом и миром.

Анне, одной из моих учениц на занятиях по медитации, было четыре года, когда ее семья переехала в новый дом на другой конец города. В хаосе дня переезда случилось то, что на годы заперло Анну внутри нее самой. Тем утром она играла в подвале, пока все упаковывали коробки и носили их в машину ее родителей. Когда она заметила, что уже какое-то время никто не приходил, она поднялась по лестнице, чтобы найти маму. Дверь в подвал была заперта, а дом казался ужасно тихим. Анна задрожала и стала стучать ногой в дверь, крича и воя. Потом она в ужасе съежилась в углу. К тому времени, когда ее родители осознали, что забыли ее – каждый из них думал, что Анна с другим, – прошла пара часов.

Уже будучи взрослой, Анна часто чувствовала себя очень маленькой и испуганной. Когда она находилась дома одна, ее часто охватывало мучительное одиночество. Она пыталась, как ее научили на занятиях по медитации, относиться к своему сильному чувству уязвимости с благожелательным осознаванием. Но внутри она слышала голос ребенка, который кричал: «Я не хочу быть одна! Я не вынесу этого!»

Так как Анна практиковала медитацию, когда она пришла ко мне за духовным советом, она думала, что я научу ее какой-нибудь технике, которая поможет ей справиться с ужасом. К ее удивлению, я сделала упор на том, как сильно наше духовное исцеление и пробуждение зависит от других. Нас ранят в отношениях, и нам необходимо исцелиться в отношениях. Анна испытала облегчение, когда услышала, что голос кричащего ребенка не был «недуховным». Она могла не стыдиться того, что ей нужна близость с другими. Как и в случае с королем из истории про Персиваля, ключом к ее пробуждению стало чувство искренней заботы и интереса к ней со стороны других.

Мы социальные существа – мы едим, спим, работаем, любим, лечимся, самореализуемся и достигаем пробуждения вместе друг с другом. Даже когда мы совершенно одни, у нас внутри есть ощущение, что мы часть некой общности, и мы беспокоимся о том, как другие воспринимают нас. Ощущение заботы со стороны других позволяет нам, как королю, выйти из транса и обрести цельность. Все наши отношения, будь то отношения с учителем, психотерапевтом, коллегами, членами семьи или друзьями, обладают потенциалом привести нас к расцвету. С современной точки зрения это наша сангха, и она включает в себя все сплетение сознательных отношений, внутри которых мы можем исцелиться и пробудиться. Конечно, одни отношения будут более взаимно исцеляющими и приносящими удовлетворение, чем другие. Но все они могут раскрыть нашу соединенность друг с другом. Когда два крыла радикального принятия, осознанность и сочувствие, раскрыты, наши отношения становятся сосудом для духовной свободы.

Сознательные отношения: сердце духовной практики

В некоторых адаптациях буддизма на Западе есть тенденция сосредотачиваться на индивидуальных практиках медитации, оставляя в стороне межличностный и социальный контекст, в котором эти практики обычно проходили. Мы ищем безопасные и тихие места, где могли бы отточить инструменты осознанности и научиться сохранять спокойствие, внимательность и ясность. И хотя периодическое уединение – это драгоценная и необходимая часть духовной практики, учения, которые в первую очередь делают упор на молчаливой медитации и сосредотачиваются на внутренней жизни практикующего, могут привести к основополагающему непониманию. Они могут усилить неверное представление о том, что мы находимся на опасном и одиноком пути, и что наши духовные цели достижимы только в одиночестве.

Журнал Tricycle однажды напечатал карикатуру в виде объявления в буддийском разделе частных объявлений:

«Высокий, темный, красивый буддист ищет себя».

Это можно воспринять как тонкое замечание того, насколько обособленными мы можем стать, если интерпретируем учения так, будто мы сами по себе, медитируем и упорно трудимся, чтобы освободить связанное обязательствами «я». Отношения с другими имеют значение, но могут казаться несущественными для нашего духовного пробуждения.

Когда два крыла радикального принятия раскрыты, наши отношения становятся сосудом для духовной свободы.

Если мы считаем свою практику «духовной» только в случае формальных медитаций, мы упускаем из виду, насколько важны для нашего пробуждения повседневные отношения. Мы избегаем тревожащих, волнующих и запутывающих эмоций, которые возникают в отношениях. Мы отказываемся осознавать, что любящий, умиротворенный человек в молчаливом ретрите легко может превратиться в злого и колкого при общении с другими.

Когда я смотрю на годы своей духовной практики, я вижу, что наиболее важный опыт пробуждения мои сердце и ум обретали в контексте глубоких человеческих отношений – когда я родила и воспитывала ребенка, когда мое сердце разбилось, когда помогала я и когда помогали мне, когда я столкнулась со страхом близости, боролась с критичным умом, старалась более полно отдаваться любви. В близких отношениях возникали мои самые сильные ответные реакции, но также и драгоценное переживание объединения.

Я вернулась домой со своего первого шестинедельного ретрита по випассане счастливой, умиротворенной и расслабленной. Отец Нараяна, Алекс, оставался дома, чтобы заботиться о сыне, и я была счастлива видеть их обоих.

Мы провели вечер, поедая попкорн, болтая и дурачась. На следующее утро я вошла в свой кабинет и обнаружила на столе конверт с платежом по ипотеке, который Алекс должен был отправить в мое отсутствие. Теперь было уже слишком поздно, и мне приходилось заплатить штраф. Я позвонила Алексу и начала кричать на него. Я кричала, что не заработала никаких денег в прошлом месяце и что не могу положиться на него ни в чем… даже в том, чтобы просто опустить письмо в почтовый ящик. Очевидно, что я злилась и из-за прошлых обид, но мой гнев был свежим и острым.

Он слушал меня какое-то время, а потом сказал: «Так вот чему ты учишься на этих буддийских ретритах?» Его слова могли бы быть едкими, но они не были таковыми. Скорее я слышала разочарование в его голосе – он хотел увидеть пользу от моей практики, а мы опять скатились к привычной рутине. Повесив трубку, я тут же испытала раскаяние. Что ценного было в моем глубоком переживании принятия и спокойствия, если я так легко взрывалась и возвращалась к старым шаблонам поведения? Ответ Алекса – как колокольчик на нашем ретрите – был ясным звонком пробуждения. Меня позвали обратно к радикальному принятию, к тому, чтобы я встречала возникающие чувства с осознанностью и благожелательностью. Мои сожаления напомнили мне, что отношения с другими находятся в самом центре духовной жизни.

Будда считал сангху, сообщество монахов и монахинь, которые следовали его учению, одним из основных сокровищ на духовном пути. Его собственные отношения с Анандой, его преданным помощником и кузеном, – это вечный пример духовной любви и дружбы. Ананда, известный среди сангхи монахов и монахинь добротой и щедростью, самоотверженно заботился о потребностях Будды. А Будда предложил Ананде внимательное и любящее наставничество на духовном пути. Фактически вопросы Ананды, которые он задавал все те годы, позволяли Будде прояснять свои учения. «Не так, Ананда…» – знакомый рефрен в текстах, указывающий нам на то, что сейчас мы получим важное послание. Вот один из вопросов Ананды: «Ведь это половина святой жизни, Преподобный Учитель, – иметь замечательных друзей, товарищей и единомышленников!»

– «Не говори так, Ананда. Не говори так. Иметь замечательных друзей, товарищей и единомышленников – это в действительности полная святая жизнь».

И хотя Будда не отрицал ценность практики в уединении, он определенно подчеркивал важность взаимной поддержки в пробуждении сердец и умов.

За годы своих путешествий и учений Будда представил своим последователям некоторые принципы гармоничной жизни в сообществе. Его основное этическое учение – это непричинение вреда, почтительное отношение к жизни. Когда кто-нибудь в сангхе вел себя так, что причинял вред, Будда советовал найти способ уладить конфликт. Он также сделал Правильную речь – говорить то, что истинно и может помочь, – одной из ключевых практик на восьмеричном пути. В своей книге «Соприкасаясь с миром» Тит Нат Хан опирается на учение Будды, когда предлагает способы разрешения ситуации, в которой мы кого-то обидели. Основное правило заключается в том, чтобы брать на себя ответственность за причинение вреда другим, внимательно слушать, чтобы понять страдания другого человека, искренне извиниться и освежить нашу готовность действовать с сочувствием по отношению к этому человеку и всем существам. Как возмещение убытков в программе двенадцати шагов, эти простые, но вместе с тем эффективные способы уделять внимание другим и относиться к ним с мудростью раскрывают и освобождают наше сердце.

После того как я сорвалась тем утром на Алекса, я позвонила ему снова и попросила прийти домой в обеденный перерыв, чтобы мы могли поговорить. Когда он сел за стол, я тут же извинилась. Мы немного поговорили, каждый рассказал о своих чувствах. Я сказала ему, как благодарна за возможность искренне общаться. Мы делали вместе то, что я неделями практиковала в уединении: обращали внимание, преодолевали трудности и в результате становились более сплоченными и пробужденными. В безопасном поле нашей взаимной заботы мы также смогли обсудить, как избежать таких ситуаций в будущем. Алекс сказал, что постарается делать то, о чем мы договариваемся. Я призналась, что моя реакция была слишком сильной, и приняла решение в будущем делать паузу и не набрасываться на него в гневе. Это было более десяти лет назад, и сейчас, глядя в прошлое, я вижу, что наш прогресс в этом – пусть медленный и несовершенный – был возможен только благодаря нашему взаимному принятию друг друга. Глубокий источник радикального принятия, который я открыла для себя на ретрите, был прямо в центре человеческих отношений. Для того чтобы скрыть свои сильные желания и страхи, которые у нас могут возникать в близких отношениях, мы часто прячемся за маской своей личности. Мы реагируем друг на друга по привычке, немедленно, путаясь в своих шаблонах защиты, притворства, осуждения и отстранения. В своей книге «Медитируем вместе, говорим из молчания», учитель випассаны Грегори Крамер предлагает практику, которая поможет разрушить такие шаблонные реакции прямо во время общения. Он пишет: «Есть сидячая медитация. Есть медитация во время ходьбы. Почему бы не быть медитации во время того, как мы слушаем и говорим? Разве это не разумно – практиковать осознанность в отношениях и становиться лучше?» Грег называет свою межличностную медитацию «диалог прозрения».

Пока мы вовлечены в разговор, вместо того, чтобы сразу же отвечать на реплику другого, мы на мгновение делаем паузу, расслабляем тело и ум и осознаем свои ощущения. Мы спрашиваем себя: «Что действительно требует нашего внимания?» и отмечаем, какие возникают мысли и чувства. Мы осуждаем или интерпретируем, или комментируем то, что говорит другой человек? Какие ощущения возникают в нашем теле? Делая паузу и направляя свое внимание, мы более четко осознаем шаблоны своих реакций.

Мы реагируем друг на друга быстро и машинально, путаясь в собственных шаблонах защиты, притворства, осуждения и отстранения.

Будь это в формальной межличностной медитации или в процессе наших повседневных взаимодействий, такой способ практиковать радикальное принятие друг с другом приводит к большему пониманию и доброте в отношениях. Когда мы практикуем паузу и углубление внимания, мы больше не движимы бессознательными желаниями и страхами, у нас появляется выбор. Тогда мы способны опустить свой мысленный комментарий и внимательно прислушаться к словам собеседника. Способны воздержаться от каких-то слов, призванных доказать нашу правоту. Способны вслух признать свое чувство уязвимости. Мы учимся внимательно слушать и говорить осознанно, говорить то, что принесет пользу и что истинно.

Пробуждение при помощи сознательных отношений – это суть духовной жизни. Страхи и желания, которые мы испытываем в своих отношениях с другими, либо усиливают наше чувство обособленности и неполноценности, либо, если мы встречаем их с радикальным принятием, преобразуются в сочувствие и любящую доброту – как это произошло в ситуации с Алексом: когда я сдержала ответную реакцию, мы смогли осознанно поговорить и наши сердца снова открылись друг другу.

Тит Нат Хан говорит: «На Западе Будда и есть сангха». Из-за чрезмерной склонности людей в нашей культуре видеть себя как отдельных индивидуумов, эффективный и непосредственный способ познать нашу природу будды – это отношения друг с другом. Когда мы посвящаем себя пробуждению и работаем с сознательностью в отношениях, мы напрямую работаем с условиями, которые удерживают нас в трансе отчужденности.

Вызов и благословение нашей уязвимости

На наших сеансах психотерапии мы с Анной работали над тупиковой ситуацией, в которой она оказалась. Она боялась быть одна, но также боялась быть с другими, особенно с теми, кого не очень хорошо знала. Однажды Анна пришла на нашу встречу встревоженная и расстроенная. Она лицом к лицу столкнулась с одним из своих самых глубоких страхов. Анна очень любила петь, и последние несколько лет участвовала в довольно известном городском хоре. Сейчас речь шла о том, что хор, состоящий из тридцати человек, поедет в турне. На следующую неделю была запланирована однодневная встреча, на которой все собирались обсудить эту поездку и принять решения по продвижению и сбору средств. Эта перспектива была ужасающей. Анне нравилось петь с другими в хоре, не чувствуя себя при этом крепко связанной с другими участниками. Хор был для нее безопасным местом, где она могла держаться особняком и при этом наслаждаться тем, как ее богатое контральто смешивается с голосами других. Но поездка на встречу и, возможно, в турне – это уже совсем другое дело. Придется взаимодействовать с другими. Она понимала, что в противном случае почувствует себя изгоем.

Мы говорили о том, как Анна могла бы справиться со страхом, если он возникнет во время этой встречи. Она могла бы взять паузу и направить на страх свое внимание. Попытаться взять паузу в разгар обсуждения. Этого могло оказаться достаточно для того, чтобы немного расслабиться и осознать любые возникающие чувства или истории. Я сказала ей, что если она будет просто слушать и внимательно относиться к тому, что испытывают другие, это также поможет ей быть более осознанной вместо того, чтобы бороться со страхом. Я добавила: «Знаешь, Анна, нет ничего страшного в том, чтобы сказать вслух: „Я сейчас чувствую беспокойство“».

«Всей группе?» – запротестовала Анна с детским ужасом. Я согласилась, что это непросто – признаться другим, что сейчас чувствуешь. И, конечно, нужно смотреть по ситуации. Но если мы знаем, что окружающие нас люди по большей части хорошие и имеют добрые намерения, они только поприветствуют проявление настоящих чувств. «Требуется мужество, чтобы сказать правду о том, как мы себя чувствуем. Особенно если мы не знаем наверняка, как это будет воспринято, – сказала я. – Но если мы откроемся, это также может стать и подарком для других… это будет приглашением сделать то же самое». Анна все еще испытывала страх, уходя от меня в тот день, но решила поехать на встречу и сделать все, что в ее силах.

Во время встречи в первой половине дня группа бурно обсуждала, не будет ли предполагаемый тур слишком амбициозным или затратным. Сердце Анны громко забилось, она задрожала. Ей казалось, будто она заперта в коробке, которая неумолимо сжимается. И с каждым мгновением она все больше ощущала себя в ловушке, ей казалось, что она задыхается. Она решила, что уедет в обед. Она могла бы сказать, что не очень хорошо себя чувствует. Это была правда.

Когда мы раскрываем перед всеми свой страх или боль, мы даем другим разрешение быть более настоящими.

Анна посмотрела на часы. Все еще двадцать минут до перерыва на обед. Неожиданно в ее уме отчетливо всплыло воспоминание о подвале. Она находилась в комнате с тридцатью людьми, но все же чувствовала себя отчаянно одинокой и обособленной. Вспомнив о методах, о которых мы говорили, она пыталась осознанно воспринимать свои чувства, принимать их с добротой. Но она застыла от страха. Она слышала, как руководитель хора разочарованно напоминает всем, что прошла уже почти половина дня, а они так ничего и не решили. Когда он остановился, Анна услышала свой собственный голос, тихий и запинающийся: «Вы не возражаете… мне надо кое-что сказать». Все в комнате тут же замолчали и обратили на нее свое внимание. Она сглотнула и продолжила: «Я не знаю точно, что сейчас происходит, но прямо сейчас мне очень страшно». Вот и все, больше она не могла сказать ни слова. Из ее глаз покатились слезы, тело задрожало. Женщина, которая сидела рядом с ней на диване, сказала: «О, милая, все в порядке», подсела поближе и утешительно обняла ее за плечи. Анна уткнулась в нее и зарыдала.

Через несколько минут она успокоилась, и женщина, которая обнимала ее, мягко сказала: «Ты хочешь рассказать нам, что происходит?» Анна оглянулась вокруг. Все смотрели на нее, но они не выглядели ни шокированными, ни неприятно пораженными. Они терпеливо ждали. Несмотря на то что голова раскалывалась, она попыталась найти слова. Она сказала им, что такое иногда случается: на нее вдруг накатывают страх и одиночество. Она редко позволяла другим видеть, что с ней происходит, но больше не может так жить. Она просто хочет, чтобы люди знали, и тогда она не будет чувствовать себя такой ужасно одинокой. Когда она увидела их реакцию – кивающие головы, добрые улыбки, – ее тело стало расслабляться.

Несколько человек сказали Анне, что они уважают ее за смелость. Одна женщина заметила, что тоже чувствовала себя некомфортно во время утреннего обмена мнениями. Ничего страшного не случилось, но все происходило не очень дружелюбно. Мужчина, сидевший рядом с ней, согласился – он ожидал, что поездка будет не столько деловым турне, сколько возможностью лучше узнать друг друга и, может быть, создать что-то новое вместе.

Слушая других, Анна чувствовала, как ее броня тает. Голова больше не раскалывалась на части. Анна ощущала лишь легкую пульсацию, на сердце полегчало. Следующие пару часов группа, оставив в стороне деловые вопросы, говорила о страхах и трудностях, радостях и удовлетворении от того, что они делятся музыкой. К концу дня поездка в турне уже не ставилась под вопрос. Несколько человек вызвались стать организаторами, и все в группе чувствовали себя ближе друг к другу. Все испытывали радостное волнение. К удивлению Анны, вместо ощущения отверженности, она тоже чувствовала себя ближе почти ко всем. Нота человеческой уязвимости, которую добавила Анна, сделала звучание хора более богатым и проникновенным.

Когда мы раскрываем перед всеми свой страх или боль, мы фактически даем другим разрешение быть более настоящими. К счастью для Анны, именно это и произошло. Важно чувствовать, когда другие из-за своего гнева или заблуждения не могут понять нас или ответить так же открыто. Когда мы показываем свою уязвимость, мы всегда рискуем, и иногда нас могут ранить. Но мы должны понимать, что самая большая боль, настоящее страдание – это оставаться в броне и чувствовать отчужденность. Пусть для того, чтобы быть уязвимым, требуется храбрость, награда сладка: мы открываем сочувствие и подлинную близость в наших отношениях с другими.

В одной из своих книг Энтони Де Мелло, священник-иезуит, рассказывает о том, как переживание радикального принятия изменило его жизнь. Он пишет, что годами был неврастеником, «тревожным, подавленным и эгоистичным». Как и многие из нас, он вовлекался в один проект за другим ради самоутверждения, и, когда что-то не получалось, был на грани отчаяния. Особенно болезненно он воспринимал то, что даже его друзья признавали, что ему необходимо измениться и регулярно побуждали его стать менее поглощенным собой.

Его мир изменился, когда друг однажды сказал ему: «Не меняйся. Я люблю тебя таким, какой ты есть». Поток этих слов в его сердце и уме был подобен молитве: «Не меняйся. Не меняйся. Не меняйся… Я люблю тебя таким, какой ты есть». Парадоксальным образом, только когда он получил разрешение не меняться, он почувствовал себя свободным это сделать. Отец Де Мелло говорит, что он расслабился и открылся чувству жизни, которое было заблокировано в нем много лет.

Когда другие принимают нас такими, какие мы есть, это не значит, что им нравится все, что мы делаем. Это не значит, что они будут пассивно наблюдать за тем, как мы вредим себе или другим. Если нам повезет, то наши друзья или члены семьи вмешаются, когда мы пристрастимся к алкоголю или начнем проигрывать в игровых автоматах всю зарплату. Они скажут нам, если мы заденем их чувства. И, если нам повезет еще больше, они дадут нам ясно понять, что в любом случае будут любить нас, и что они принимают то заблуждение, посредством которого мы выражаем свою боль.

Любящее принятие в сочетании с откровенностью – это основные компоненты того, что наркологи называют «интервенцией». Моя мать, Нэнси Брас, которая десятилетиями работала в области реабилитации зависимостей, описывает интервенцию как сеанс «в котором тщательно обученные созависимые выступают против алкоголика или наркомана в любящей, неосуждающей манере». И хотя такой подход предполагает конфронтацию, она пишет, что «наркологи отбросили старое утверждение о том, что необходимо дождаться, пока ваш клиент будет «готов», и только тогда вводить его в программу двенадцати шагов. Слишком многие умерли до того, как стали «готовы», и их семьи были «готовы» убить их прежде, чем они окончательно опустятся на дно.

Когда зависимость разрушает жизнь члена вашей семьи, друзей или коллег по работе, можно устроить такой сеанс. Заранее бронируется место, чтобы (как все надеются) зависимый мог сразу после сеанса приступить к программе реабилитации. Одна из любимых историй моей мамы об интервенции – хороший пример силы радикального принятия. Она пишет:

Любящее принятие в сочетании с откровенностью – это основные компоненты того, что наркологи называют «интервенцией».

«Я не думаю, что Гарри когда-нибудь сам бы пришел к этой заранее зарезервированной для него кровати. Его повторяющиеся приступы переедания уже проявлялись маленькими венами на его щеках и глазах, в его излишнем весе. Его поведение стало напыщенным и непредсказуемым, и он находился на грани увольнения.

Я беспокоилась о том, насколько участники сеанса – его жена, два сына и пожилой отец, смогут быть «любящими и не осуждающими», когда каждый из них был так зол на него. Они были полны обид: сыновья, которые не могли привести домой друзей, потому что от отца можно было ожидать всего; жена, которая потеряла партнера, на заботу которого могла бы рассчитывать; отец, который почти никогда не видел своего единственного сына. Я боялась, что они просто проклянут его вместо того, чтобы рассказать ему о своей любви.

Я ошибалась. Гарри вошел в комнату, и, как он позже рассказал мне, посмотрел на лица тех, кого любил больше всех в мире. Они все смотрели на него, они были здесь для него. Что-то произошло с атмосферой в комнате, сказал он, казалось, она пульсировала. После того как он опустился на стул, я предложила Марж, его жене, начать. Но вместо того, чтобы говорить о его отсутствии, о невыполненных обязательствах, она просто встала и поцеловала его. «Спасибо, что пришел, Гарри», – сказала она. Потом, к моему удивлению, все, даже мальчики, встали и обняли его. На это было тяжело смотреть, мы все были в слезах. После этого его семья все же сказала то, что должна была. Гарри слушал. Потом он занял ту койку, что была забронирована для него. Это произошло пятнадцать лет назад и, насколько я знаю, Гарри до сих пор участвует в программе двенадцати шагов и по-прежнему осознает, что реакция семьи – любовь, принятие и высказывание истины – возможно, спасла его жизнь.

Я всегда поражаюсь, когда наблюдаю за силой радикального принятия. Я видела людей, которые годами носили в себе постыдные секреты, а потом присоединялись к группе двенадцати шагов или к группам духовных друзей (которые я опишу ниже) и тут же испытывали глубокое облегчение. Они осознавали, что они – такие же люди, как и другие. Несовершенные, но все же достойные любви. Они могли сделать глубокий вдох и начать все заново. Я видела, как после нескольких месяцев практики любящего принятия в группе одна из моих клиенток стала способна на близость с партнером так, как раньше это казалось немыслимым. Я видела, как люди меняли карьеры и начинали заниматься тем, что действительно вдохновляло их, только потому что они ощутили принятие. Радикальное принятие будто открывает дверь нашей клетки и приглашает свободно передвигаться по миру.

Продвижение по пути с духовными друзьями

Мы так небрежно используем слово «друг», что забываем про его глубину и силу. Дружелюбие – один из основных переводов палийского слова metta, или любящая доброта. Любовь и понимание друга освежает нашу жизнь, как глубокий колодец с чистейшей водой. Если бы исчезли все религии и великие идеологии и нашим единственным стремлением стала бы дружба – безусловная дружба друг с другом, с нашей внутренней жизнью, со всей природой, – о, что за мир это был бы!

Проводя время с хорошими друзьями, мы можем расслабиться и перестаем воспринимать свои болезненные эмоции или запутанное поведение как симптомы духовного отступления. Когда мы привносим в сознательные отношения свою уязвимость, проницательность и сердце, мы осознаем, что достигаем пробуждения все вместе. В этой атмосфере общности становится возможным глубокое исцеление.

Одна из моих учениц на занятиях по медитации, Карен, проходила через трудный развод с человеком, за которым была замужем пятнадцать лет. Они были втянуты в битву за определение места жительства детей. Карен казалось, что ее жизнь рушится и что она совершенно одна в этой своей битве.

Когда Карен пришла ко мне поговорить о том, как ей справиться с гневом и сомнениями в себе, я предложила ей присоединиться к одной из наших групп духовной поддержки. Эти группы называются kalyanna mitta (на пали «духовные друзья»), они впервые появились среди учеников и учителей медитационного центра Spirit Rock недалеко от Сан-Франциско. Они так эффективно отвечали запросам участников, что скоро появились во многих буддийских сообществах по всей стране. В группе обычно около восьми человек, и большинство из них встречаются раз в неделю. Встреча обычно начинается с молчаливой медитации и переходит потом в осознанный диалог. Участники встречи могут говорить о том, как сложно сохранять духовную пробужденность в повседневной жизни, будь то работа или близкие отношения, или о том, как работать со своей зависимостью или страхом болезни или смерти. Иногда центром обсуждения становится углубление формальной практики. Какой бы ни была тема разговоров, намерение всех участников группы – честно говорить и слушать, сохранять осознанность и искренне общаться.

Карен заинтересовалась и сразу же начала посещать встречи kalyanna mitta (ДД). Там она с облегчением обнаружила, что может говорить о своих чувствах – ярости, бессилии и страхе, и при этом не чувствовать себя странной или осуждаемой. Она даже могла признать, что иногда ведет себя ужасно, срывается и начинает истерически кричать, когда ее бывший муж критикует ее или обманывает. Мягкое принятие группы помогло Карен поверить, что «и это тоже» может стать частью пути. Ее неконтролируемые реакции не делали ее плохой, это не было уходом от духовного пути. Скорее болезненные эмоции были призывом усилить внимание и практиковать сочувствие.

Любовь и понимание друга освежает нашу жизнь, как глубокий колодец с чистейшей водой.

Когда другие участники группы говорили о сложных и запутанных ситуациях в своей жизни, Карен чувствовала, что она не одинока. «Я ходила на совместные медитации и думала, что все остальные такие спокойные и умиротворенные, как будто они все уже познали природу будды и все такое. А я тут – единственный невротик, погруженный в навязчивые мысли о своей жизненной драме». Теперь она поняла, что каждый может испытывать перепады настроения и эмоциональные бури, но они не определяют нашей сути. Как и погода, они изменятся и пройдут. Кроме того, участие в группе духовных друзей помогло ей вспомнить о том, что она так ценила в себе – способность к сопереживанию, чувство юмора и интуитивную мудрость.

Участие в группе ДД изменило не только отношение Карен к себе, но и к Ричарду, ее бывшему мужу. За время их брака Карен пришла к убеждению, что ее легко ранимые чувства – свидетельство слабости, а потребность в теплых отношениях и поддержке – свидетельство изначальной неуверенности. Но после месяца в группе ДД, где другие также делились своими обидами и страхами, она знала, что с ней все в порядке. Вместо того чтобы чувствовать себя переполненной эмоциями, разбитой или впадать в ярость каждый раз, когда ей приходилось взаимодействовать с Ричардом, она обрела глубокую уверенность в себе.

На одной из встреч Карен рассказала о происшествии, которое случилось пару дней назад. Она разговаривала по телефону с Ричардом, обсуждая, стоить ли переводить их старшую дочь Мелани в частную школу. Ричард едко заметил, мол, надеется, неуверенность Карен не отразится на Мелани и не заставит ту предпочесть частную школу общественной. Карен почувствовала всплеск гнева, но ничего не ответила. Вместо этого она представила группу ДД, их теперь знакомые и заботливые лица. Она вспомнила чувство принятия и почувствовала огромную волну благодарности за то, что ей больше не нужно верить в его истории о ее недостатках и ограниченности. Карен все еще чувствовала раздражение и быстро закончила разговор, но она также чувствовала радостное волнение и надежду. Благодаря чувству поддержки и принятия она смогла выйти за пределы привычного танца реакций в своем общении с Ричардом.

Растущая уверенность Карен в себе сослужила хорошую службу, когда она помогла дочери разобраться с тем, какая школа подойдет ей лучше. Став более расслабленной, она смогла открыто выслушать опасения и страхи Мелани, не чувствуя себя перегруженной ими или некомпетентной. Вместе они посетили школьного психолога и побывали в школе Quaker, где хотела учиться ее дочь. «Чем больше я слушала Мелани, тем отчетливее понимала, что она права в своих желаниях, – сказала мне Карен. – Я знала, что эта новая школа прекрасно ей подойдет». Когда она в следующий раз говорила с Ричардом, он даже не стал спорить. «Думаю, он согласился, потому что я согласилась – у меня появилась уверенность в себе». То принятие, которое Карен получила от своих духовных друзей, пустило корни – ее уверенность в себе позволила ей общаться с окружающими с растущей уравновешенностью и силой.

Когда радикальное принятие расцветает в наших отношениях, оно становится словно духовным рождением, позволяющим нам поверить в чистоту и красоту того, кто мы действительно есть. Как хорошие родители транслируют детям, что они достойны любви, так же и мы, понимая и принимая других, подтверждаем их значимость и потребность в общении. Столкновение с таким радикальным принятием может изменить нашу жизнь. Показывая другим, подобно зеркалу, их чистоту, мы предлагаем бесценный дар, и его благословение распространяется на всю жизнь.

Рэйчел Наоми Ремен пишет: «Когда мы распознаем искру Божью в других, мы дуем на нее со всем нашим вниманием и раздуваем ее. Не важно, как глубоко и как долго она была скрыта… Когда мы благословляем кого-то, мы соприкасаемся с изначальной чистотой внутри них и желаем им добра». Отзеркаливание внутренней красоты – это благословение, которое каждый из нас может дать другому. Нужно только сделать паузу, ясно увидеть, кто стоит перед нами, и раскрыть сердце.

Иногда самый глубокий опыт пробуждения происходит в близких и любящих отношениях, которые полнее всего напоминают нам о том, кто мы. Суфийский учитель Идри Шах рассказывает историю о дервише, который был настолько мудрым и почитаемым, что каждый раз, когда он садился за столик в своей любимой кофейне, его тут же окружали ученики и последователи. И хотя он был очень скромным, эти качества были частью его ауры, привлекающей к нему людей. Дервишу задавали разные вопросы о духовной жизни, но самым частым был вопрос: «Как ты стал таким святым?» И он всегда отвечал: «Я знаю, что в Коране».

Так продолжалось какое-то время, пока однажды довольно высокомерный новичок, услышав такой ответ, не бросил ему вызов: «Ну и что же там, в Коране?» – потребовал он ответа. Посмотрев на него с добротой, дервиш ответил: «В Коране лежат два засушенных цветка и письмо от моего друга Абдуллы».

Хотя тексты направляют нас, а практики сосредотачивают и успокаивают, живое переживание любви, как показал дервиш, раскрывает присущую нам целостность и сияние. Наша жизнь заключена во взаимозависимое поле существования, и когда мы проявляем сознательность в отношениях, когда, как говорит Руми, «наша дружба тем прочна, что мы пробуждены», страдание нашего личного транса неполноценности растворяется.

Майкл Мид, известный рассказчик и учитель, описывал ритуал исцеления в Замбии. Если член племени заболевал – эмоционально или физически, – считалось, что в этом человеке застрял зуб предка, и он вызывает болезнь. И так как все члены племени связаны друг с другом, страдание одного влияет на всех остальных, следовательно, все должны быть включены в процесс исцеления. Ритуал исцеления в этом племени основан на убеждении в том, что, как это описывает Мид, «зуб выйдет наружу, когда правда выйдет наружу». В то время как больной человек должен открыть свои чувства – ярость, ненависть или похоть, чтобы вся правда вышла наружу, каждый член племени также должен выразить свои тайные обиды и страхи, гнев и разочарование. Мид описывает это так: «Освобождение происходит, только когда все выходит наружу, посреди танцев, пения и биения барабанов. Вся деревня очищается, вытащив зуб, то есть освободившись от сложных чувств».

Не воспринимать боль лично – это неотъемлемая часть радикального принятия.

В этом ритуале заключена большая мудрость. В отличие от нашей культуры, в которой болезнь или депрессия считаются личной ответственностью или горем, члены этого племени не обвиняют друг друга и не замыкаются в своем страдании. Скорее страдание – это общая проблема, часть жизни всех членов племени. Боль принадлежит не только одному человеку. Не воспринимать боль лично – это неотъемлемая часть радикального принятия. Как учил Будда, жизненные трудности не принадлежат одному человеку и не вызваны им – на наше изменчивое состояние тела и ума влияют миллионы факторов. Когда мы осознаем это, оставаясь открытыми и уязвимыми и принимая друг друга, мы вместе сможем исцелиться.

Не воспринимать боль лично – серьезный сдвиг в нашем привычном отношении к жизни. Даже когда мы стараемся не осуждать себя, мы легко предполагаем, что наши завистливые мысли, эгоистичные тенденции, одержимость и часто непрекращающийся поток критики – наша личная проблема и признак нашей ущербности. Но если мы обратим пристальное внимание на других, как это сделала Карен в группе ДД или как это делают племена в Замбии, мы увидим, что не одиноки в своих страхах и желаниях. Мы также увидим, что мы все стремимся к большей любви и пробужденности. Осознание истины о своей идентичности, о том, что мы все страдаем и пробуждаемся вместе на пути, – самое действенное противоядие против чувства собственной неполноценности. Когда мой страх или стыд становится нашим общим страданием, радикальное принятие расцветает.

Привычное чувство обособленности будет возникать в течение всей жизни – это просто часть того, кто мы. Когда индийского мастера Шри Нисаргадатту спросили, как можно справиться с этим вечным ощущением отстраненности друг от друга, он дал простой, но прекрасный совет: «Просто отпустите все мысли, кроме «Я бог… Ты бог». Если мы относимся друг к другу с радикальным принятием, мы подтверждаем истину о том, кто мы. Отпуская в дружбе все разделяющие нас мысли и представления, относясь друг к другу с ясностью и любовью, мы удобряем семена освобождения.

Управляемая медитация: взаимодействие с осознаванием

То, как мы говорим с другими и слушаем их, может передавать нашу любовь или ненависть, приятие или отторжение. Будда описывал мудрую речь, речь, которая выражает почтение к жизни, так: говорить только то, что истинно и принесет пользу. Но когда наши реакции обусловлены страхами и желаниями, как мы поймем, что истинно? Как мы различим то, что принесет пользу? Как нам говорить и слушать всем сердцем?

Следующие практики медитации представляют собой руководство по удержанию осознанности и открытости в нашем общении друг с другом. Они были составлены на основе разных источников и используются в разных комбинациях «духовными друзьями» и похожими группами по всей Америке. Вы можете практиковать их сами по себе, когда вовлечены в разговор, или использовать как формальное руководство для межличностной медитации, в которой два или более человек собираются для осознанного диалога.

Сформируйте намерение. В качестве основной духовной практики сформируйте намерение сохранять осознанность, быть честным и благожелательным по отношению к другим в любых обстоятельствах. Напоминайте себе о принятом решении в начале каждого дня, перед началом межличностной формальной медитации или перед любым взаимодействием с другими.

Пусть ваше тело служит якорем. Выберите две или три точки контакта, области соприкосновения в вашем теле, где вы можете пробудить ощущение осознанности. Это может быть ощущение дыхания, ощущения в плечах, кистях, животе или ступнях. Во время общения с другими возвращайтесь к этим ощущениям так часто, как можете. Чем больше вы будете практиковать удержание осознанности на этих точках соприкосновения во время сидячей медитации или просто в течение дня, тем проще вам будет поддерживать воплощенное осознавание, когда вы находитесь с другими.

Слушайте всем сердцем. Когда говорят другие, постарайтесь отпустить свои мысли и обращать внимание на то, что вам говорят. Это значит, что вы должны отпустить свои цели в этом разговоре. Осознавайте чувства и ощущения, возникающие в вашем теле, особенно в области сердца. Обращайте особое внимание на свой ум, который может погрузиться в оценочные мысли. Если вы осознаете, что критикуете, анализируете или интерпретируете, встречайте эти мысли с осознанностью, позвольте им уйти и вернитесь к внимательному слушанию. Это не значит, что вы соглашаетесь со всем, что вам говорят, но вы отдаете должное другим, предлагая свое полное присутствие и внимание. Слушайте всем сердцем, проникновенно, обращайте внимание на тон собеседника, громкость его голоса и слова. В дополнение к содержанию разговора воспринимайте настрой и суть того, что выражает другой.

Говорите от всего сердца. Старайтесь не готовить заранее и не репетировать то, что хотите сказать, особенно когда говорит другой. Говорите то, что кажется подлинным и имеющим смысл в настоящий момент. Это может быть ответом на то, что вы только что услышали. Или, как это происходит в медитативном диалоге, это не обязательно должен быть ответ. Скорее то, что вы говорите, возникает из потока ваших переживаний. Для того чтобы говорить от сердца, необходимо сначала прислушаться к себе. Говорите достаточно медленно, чтобы сохранять осознанную связь с телом и умом.

Относясь друг к другу с ясностью и любовью, мы удобряем семена освобождения.

Делайте паузу, расслабляйтесь и будьте внимательны. Во время взаимодействий с другими людьми снова и снова делайте паузы. Делайте паузу, когда говорите, чтобы соединиться со своим телом и чувствами. Делайте паузу, когда другой закончил разговаривать, чтобы у вас было время осознать то, что он сказал. Во время каждой паузы расслабляйте тело и ум. Пребывайте в открытости. Все внимание направьте на переживание настоящего момента.

После паузы вы можете углубить свое внимание, используя самоопрос. Это позволит вам соединиться с вашим умом и сердцем. Спросите себя: «Что сейчас истинно? Что я сейчас чувствую?» Углубляйте свое восприятие других, спрашивая себя: «Что сейчас может испытывать этот человек?» В этом опросе вы одновременно и действуете, и принимаете – вы намеренно спрашиваете и изучаете, и также открываетесь тому, что возникает. Используйте паузу-расслабление-внимательность как священный путь в настоящее каждый раз, когда вспомните об этом.

Практикуйте радикальное принятие. Попытки присутствовать в настоящем и сохранять пробужденность в общении с другими учат смирению. Мы обязательно забудем о своем намерении, забудем соединиться со своим телом, забудем выслушать другого, отпустив свои мысли, забудем не репетировать, забудем, забудем, забудем. Относитесь ко всему с радикальным принятием, снова и снова прощая себя и других за несовершенство. Когда радикальное принятие вмещает в себя наши отношения, подлинная близость становится возможной.

Практика в сохранении осознанности при взаимодействии друг с другом – это способ привнести осознанность и любящую доброту в нашу повседневную жизнь. В те моменты, когда мы относимся к другим с честностью и добротой, мы начинаем растворять транс отчуждения. Вместо того чтобы руководствоваться страхом или желанием, мы чувствуем себя все более спонтанными и настоящими. Как и любая медитация, эти практики позволяют нам открыть, посредством внимательного отношения друг к другу, сладость нашей связи и чувства общности друг с другом.

Глава 12 Распознавание нашей подлинной природы

О устремленный Ум,

Пребывай в глубине своей собственной чистой природы.

Не ищи дом где-либо еще…

Твое обнаженное осознавание само по себе, о Ум, неисчерпаемое богатство, к которому ты так отчаянно стремишься.

Шри Рамакришна

Древняя индийская легенда рассказывает о мускусном олене, который однажды весенним днем учуял в воздухе таинственный прекрасный аромат. В нем были нотки спокойствия, красоты и любви, он как будто шепотом манил к себе. Желая найти источник аромата, олень отправился в путь, полный решимости искать по всему миру. Он забирался на неприступные снежные вершины, пробирался через жаркие джунгли, пересекал бескрайние пустыни. Куда бы он ни пошел, запах преследовал его, слабый, но ощутимый. В конце жизни, измученный постоянным поиском, олень рухнул на землю. Упав, он рогом проткнул свой живот, и внезапно воздух наполнился божественным ароматом. Лежа при смерти, олень осознал, что все это время сам был источником прекрасного аромата.

Когда мы находимся в трансе отчужденности и неполноценности, нам кажется, что природа будды существует где-то вне нас. Духовное пробуждение, даже если оно и возможно для такого ущербного «я», кажется очень далеким, обретаемым в другом месте или времени. Мы можем думать, что познание собственной природы происходило только в Азии, века назад, или только в монастырях, или только у тех, кто гораздо более преданный и дисциплинированный практик, чем мы. Даже если мы последуем по их пути, мы можем уподобиться мускусному оленю. Мы можем провести всю жизнь в поисках чего-то, что на самом деле находится прямо внутри нас. Это что-то можно обнаружить, если мы остановимся и сосредоточим свое внимание. Но, сбитые с толку, мы проводим всю жизнь на пути куда-то еще.

Когда мы достигаем духовной зрелости, наше стремление увидеть истину и жить с открытым сердцем становится сильнее нашего рефлекторного желания избежать боли и гоняться за удовольствиями. Нам может казаться, что партнер с нами плохо обращается, и мы испытываем гнев, но мы также готовы признать и свой вклад в отношения. Мы готовы увидеть боль нашего партнера, простить его и продолжить любить. Когда нам становится одиноко или грустно, мы менее склонны притуплять болезненные чувства едой, наркотиками или работой. Мы все больше действуем в согласии с нашим эволюционным предназначением, которое заключается в пробуждении нашей естественной мудрости и сочувствия.

Наша подлинная и изначальная природа описывается в буддизме Махаяны как праджяпарамита, сердце изначальной мудрости. Это совершенство мудрости называется Матерью всех Будд, «та, что показывает мир [как он есть]». Ее называют «источником света… так что все страхи и огорчения могут быть оставлены». Когда мы соединяемся со свой подлинной природой, мы полностью освобождаемся от транса неполноценности. Мы больше не боимся и не сжимаемся, мы знаем, что наша глубинная суть – чистое, пробужденное осознавание, которое с любовью заключает в себя все мироздание.

Когда мы достигаем духовной зрелости, наше стремление жить с открытым сердцем становится сильнее нашего желания избежать боли.

Иногда временами у нас может случаться внезапное и глубокое прозрение в свою подлинную природу. Однако для того чтобы освоиться с этой истиной, чтобы привнести ее в нашу повседневную жизнь, обычно требуется постепенное раскрытие. По этой причине процесс познания своей истинной сути называется путем пробуждения. И хотя путь подразумевает, что мы идем в какое-то другое место, в духовной жизни путь открывает нас осознаванию и любви, которые, как писал Т. С. Эллиот, «здесь, сейчас, всегда».

Я проходила недельный ретрит по медитации, и в его разгар наш учитель задал простой, но глубокий вопрос: «Вы действительно верите в то, что вы – будда?» Внутри себя я ответила: «Абсолютно… иногда». Бесчисленное количество раз я воспринимала свое сердце и ум пробужденными и свободными. В эти мгновения возникала вера в то, что моя изначальная природа – это чистое осознавание. Когда я покоилась в этой истине, я чувствовала себя абсолютно настоящей и дома. Но также я знала, что огромное количество времени каждый день я верила в свое маленькое «я», которое не оправдывает ожиданий и должно стать другим.

Желая стать более осознанной в отношении этой устойчивой иллюзии маленького «я», в оставшиеся дни ретрита я время от времени спрашивала себя: «Кем я себя считаю?» Я была практикующим, которого одолевали навязчивые мысли и который старался недостаточно сильно. Я была женщиной, которая носила слишком сексуальные и нескромные одежды для буддийского ретрита. Я была критикующим человеком, внутри которого постоянно шел комментарий по поводу того, как другие выглядят и ведут себя. Я была застенчивым йогином, который хотел впечатлить своего учителя во время разговора. Такой вопрос оказался очень полезным инструментом для выявления того, как часто и как глубоко я погружалась в транс. Я видела: когда я воспринимаю себя как некую версию маленького «я», то не распознаю пробужденное осознавание, свою изначальную природу, не доверяю ей. И пусть это случалось не так уж часто, какое-то чувство страха и отчуждения всегда присутствовало во мне.

Казалось, что в результате этого ретрита привычка не доверять своей подлинной природе усилилась. Однажды утром, когда Нараян собирался в школу, я медитировала в спальне. Мой ум был довольно спокоен и умиротворен, я не сосредотачивала внимание на чем-либо, а просто покоилась в осознавании. Образы, звуки, ощущения появлялись и растворялись в безграничном пространстве ума. Я переживала прекрасную свободу, когда ни за что не цепляешься, и чувствовала невероятную нежность к миру. Аромат природы будды был насыщенным и явным: я чувствовала себя такой же всеобъемлющей, как небо, и пробужденной, как сияющее солнце. Никуда не надо было идти: все заключалось в этом осознавании.

Посреди этой медитации в дверь громко постучали, и Нараян вломился в мою комнату. Виноватый и запыхавшийся, он попросил меня подбросить его до школы – он бежал изо всех сил, но все равно опоздал на автобус. Моя открытая сияющая вселенная неожиданно схлопнулась до роли и обязанности матери. Я согласилась, натянула джинсы, и мы вышли из дома. По мере того, как мы медленно ползли по улицам Вашингтона в самый час пик, я становилась все более нервной. Когда я спросила, подготовился ли он к сегодняшней контрольной, он пробормотал: «Не совсем». Дальнейшие расспросы выявили, что он забыл накануне взять свои рабочие тетради домой. Я сдержалась и не сделала типичное замечание о том, как он организует свою жизнь и даже не пригрозила наказанием. Но я чувствовала, как мои внутренности скрутило от раздражения. Когда он привычно потянулся, чтобы включить радио, я сказала: «Ни за что!» и раздраженно оттолкнула его руку. Рэп – это было уже слишком.

Почувствовав, как сжались челюсти и напрягся ум, я напомнила себе, что это тоже возможность для практики осознанности. Но это напоминание было лишь абстракцией. Реальность заключалась в том, что я чувствовала себя взвинченной, невротичной матерью, которая попалась в ловушку ответных реакций. Осознавание, которое я так лелеяла и совсем недавно познала как свою подлинную природу, стало внешним и далеким ароматом. Он не имел отношения к женщине, которая пробиралась по пробкам.

Подъехав к дому, я выключила двигатель и просто сидела в машине. Иногда машина служила мне таким же хорошим пространством для соприкосновения с настоящим моментом, как и самый святой зал для медитации. Сначала я чувствовала беспокойство и сопротивлялась порыву устремиться в дом и проверить почту и телефонные звонки. Вместо этого я ждала, чувствуя свое тело и ощущая, что требует наибольшего внимания. Сидя так, я видела, как белки гонялись друг за другом по деревьям на моем заднем дворе. Мои чувства также гонялись друг за другом, и я знала, что мне придется дать им выход. По ссутулившимся плечам и нарастающему чувству усталости я распознала поражение.

Я чувствовала себя такой умиротворенной и открытой за секунды до того, как сын вошел в комнату. Как я могла сжаться так внезапно, почувствовать себя такой неполноценной, такой раздраженной, такой напряженной? Я терпела поражение на всех фронтах – в медитации, в материнстве, в жизни. Это чувство неуверенности в себе было знакомо. Смогу ли я когда-нибудь удерживать внимательное и открытое осознавание во время взлетов и падений повседневной жизни?

В кульминационный момент пробуждения Будды Гаутамы он столкнулся с огромной силой сомнения. Он провел ночь под деревом бодхи, отвечая с осознанностью и сочувствием на все вызовы Мары, бога жадности, ненависти и заблуждения. Когда ночь близилась к завершению, Гаутама знал, что его ум и сердце пробуждены, но он все еще не до конца свободен. Мара бросил ему самый сложный вызов: по какому праву Сиддхартха стремится к просветлению? Другими словами: «Что ты о себе возомнил?» Именно голос Мары заставляет нас злиться на самих себя, отказываться от нашего пути, убеждает нас, что мы идем в никуда.

Когда мы соединяемся с тем, что находится прямо перед нами, мы осознаем подлинную неизмеримость того, кто мы есть.

В ответ на этот вызов Гаутама дотронулся рукой до земли, призывая ее засвидетельствовать его многие жизни, полные сочувствия. Касаясь земли, он также касался основания пробужденного осознавания – сердца совершенной мудрости, из которой проистекают все просветленные существа. Он призывал свою подлинную природу рассеять все сомнения, которые удерживали его от полной свободы. Легенда гласит, что, когда он дотронулся до земли, она задрожала, и небо загрохотало. Мара, увидев, что перед ним – не человек, а созидательная сила осознавания, в страхе бежал.

Когда я сидела тем утром в машине, я вспомнила, что можно относиться к хаосу своих чувств с радикальным принятием. Скованность и чувство тяжести в области моего сердца стали смягчаться. Признавая и допуская мгновенную боль неуверенности в себе, я почувствовала себя более настоящей и пробужденной. По мере того, как проходили минуты, я возвращалась к отзывчивому и открытому осознаванию.

Белки прекратили свой сумасшедший бег вокруг дерева, и легкий ветер шевелил листья. Я чувствовала растущее спокойствие внутри себя. Сомнения все еще не прошли, но я больше не воспринимала себя как несостоятельную мать или ни на что не годного практикующего – это было больше похоже на шепот тревожного, испуганного «я». Для того чтобы полностью избавиться от ощущения зажатости, я спросила себя: «Кто осознает прямо сейчас?» Я осознавала только осознавание: я не могла нигде найти никакого «я». Не было никакой сущности, которая бы не справлялась, не было испуганного и расстроенного «я», не было опоры для неуверенности в себе. Пока поток ощущений и эмоций протекал через мои тело и ум, не было никого, кто контролировал бы их или обладал бы ими. Я обнаружила только бесконечное пространство осознавания – бесформенное, открытое, познающее.

Так же, как Будда дотронулся земли в ответ на последний вызов Мары, когда голос сомнения беспокоит нас, мы касаемся земли, оказываясь в настоящем моменте. Мы касаемся основания, непосредственно соединяясь с землей, источником наших тел, нашего дыхания и нашего внутреннего настроя. Мы касаемся основания, глядя непосредственно в осознавание, которое и есть источник жизни. Когда мы соединяемся с тем, что находится прямо перед нами, мы осознаем подлинную неизмеримость того, кто мы есть.

Смотрим за пределы «Я» и растворяемся в осознавании

Садясь медитировать, мы начинаем с наших непосредственных переживаний. Когда мы направляем благожелательное осознавание на те области, которые требуют нашего наибольшего внимания, наши тело и ум начинают успокаиваться. Если мы посмотрим более пристально, то осознаем, что наше ощущение «я» начинает терять свою силу. У нас есть склонность в этот момент цепляться за едва уловимое, но устойчивое сжатие, которое все еще ощущается как «я». Я «тот, кто успокаивается» или «кто направляет себя в медитации». Я называю это более рассеянным и размытым ощущением призрачного «я». Некоторые называют это наблюдателем, или «я», которое наблюдает. Хотя оно не такое хваткое, как испуганное «я» или злое «я», все равно это призрачное «я» цепляется за личность и не дает нам обрести полную свободу.

Будда учил, что любое цепляние, включая и чувство наблюдателя, препятствует полной свободе осознавания. В таких ситуациях мы можем поступить так же, как сделала я, когда сидела на подъездной дорожке в своем автомобиле. Мы можем сдернуть завесу этой тусклой ауры самости, спросив: «Кто осознает?» Мы также можем спросить: «Кто осознает?», «Кто я?» или «Кто думает?». Мы направляем внимание на осознавание. Мы вглядываемся в осознавание. Задавая себе вопросы, а потом вглядываясь в осознавание, мы можем пробиться сквозь глубокие заблуждения о «я», которые поддерживали наши чувства обособленности и ограниченности, и рассеять их.

Джим ходил на мои еженедельные занятия по медитации в течение восьми месяцев. Он несколько раз подходил ко мне после занятий в разочаровании. Каждый раз, когда его ум успокаивался достаточно для того, чтобы взглянуть на осознавание, он ощущал наблюдающее «я». Когда он спрашивал: «Кто осознает наблюдателя?», наблюдающее «я» снова всплывало. Беспокоясь, что он «чего-то не понимает», он как-то раз снова подошел ко мне после занятия. Я попросила его направить осознанность на ощущения, образы и настроение этого наблюдающего «я», которое он воспринимал, и сказать мне, что он заметил. Он сказал, что видит сгусток света и слышит собственный голос, который говорит: «Это я». Я спросила: «Кто осознает свет и звук голоса?» Он тут же ответил: «Конечно я!» Он сказал, что чувствует раздражение от того, что кто-то – я или буддизм – ставит под сомнение «я», которое, как он знал совершенно точно, существует. Спустя несколько мгновений его раздражение превратилось в обескураженность, и Джим уныло сказал: «Я не знаю, что делать. Я запутался, и вся эта медитация заставляет меня чувствовать себя некомфортно».

Если мы испытываем тревогу и стараемся достичь определенного переживания, когда вглядываемся в осознавание, то наше внимание вместо того, чтобы быть без-оценочным и все допускающим, фиксируется на мыслях, звуках или ощущениях. Вместо того чтобы осознавать и принимать изменчивый поток явлений, мы чувствуем необходимость схватиться за что угодно. Для того чтобы сориентироваться, мы делаем моментальный снимок нашего переживания и добавляем к нему комментарий. И хотя изначально мы можем вглядываться в осознавание без представлений или ожиданий, в одно мгновение мы возвращаемся к концептуальному мышлению, стараясь найти объяснение происходящему. Чаще всего мы делаем это, цепляясь за концепцию стабильного и непреходящего «я». Мы стараемся сохранить свою личность, заставляя переживание замереть.

Я предложила Джиму исследовать, насколько он может расслабиться во время практики, когда вглядывается в осознавание. Я поделилась с ним наставлениями своего тибетского учителя медитации, Цокни Ринпоче, которые он дал для распознания нашей подлинной природы: «Смотри и увидишь. Отпусти и будь свободен». Ринпоче иллюстрирует эти слова, держа сначала ладони примерно в тридцати сантиметрах от своего лица, ладонями наружу. Наше внимание, как наши ладони, повернутые наружу, всегда сосредотачивается на фильме жизни – нашем внешнем и внутреннем мире.

Поворачивая ладони к себе, он показывает, как вглядываться непосредственно в осознавание: «Смотри и увидишь». Отпуская нашу фиксацию на мыслях и других объектах опыта, мы смотрим непосредственно на того, кто вглядывается. Потом с «Отпусти, будь свободен» руки Ринпоче мягко опускаются на колени. Когда мы вглядываемся в осознавание и видим, что подлинно, мы расслабляемся, полностью растворяясь в этой реальности.

На следующей неделе Джим остался после занятия и сказал мне, что, сидя накануне вечером в медитации, он соприкоснулся с переживанием глубокого осознавания. Как случалось много раз ранее, после того, как он успокоился, он ощутил наблюдателя как яркое облако света позади себя. Ему стало любопытно, и он спросил: «Кто осознает это?» Он описывает это так: «Я ощущал, как ум напряженно ищет это «я», но правда заключалась в том, что он не мог найти объекта, за который можно было бы держаться. И в это мгновение, до того, как мой ум придумал какие-либо объяснения, я полностью расслабился. И это случилось… не было ничего прочного, ничего застывшего… Не было никакого „я“… весь мир был осознаванием».

Мы можем сдернуть завесу тусклой ауры самости, спросив: «Кто осознает?», «Кто я?» или «Кто думает?»

В классической истории дзен-буддизма ученик Куи Кхи просит своего учителя Бодхидхарму: «Пожалуйста, помоги мне успокоить ум». Бодхидхарма отвечает ему: «Принеси мне свой ум, и я его успокою». После долгого молчания Куи Кхи говорит: «Но я не могу найти свой ум!» «Вот, – отвечает Бодхидхарма с улыбкой, – я и успокоил твой ум».

Подобно Куи Кхи, когда мы смотрим внутрь, мы не находим никакой сущности, никакой субстанции, никакого «я», ничего, что мы могли бы идентифицировать. Есть только осознавание – открытое пустотное осознавание. Мы не можем найти центр и не видим границ своего переживания. Если мы не зациклимся снова на мыслях или не начнем цепляться за желаемые ощущения или чувства, то нам не на чем стоять, у нас нет прочного основания. Это может приводить в замешательство, пугать, казаться невероятно таинственным. И, хотя мы можем наблюдать богатство проявлений – звуки, ощущения, образы, – нет ничего, за что можно было бы держаться, никакого «я», которое управляло бы всем этим действом. Такое видение отсутствия чего-либо прочного и неизменного тибетские учителя называют «высшим видением». Но эта пустотность, это «отсутствие чего-либо» не пустотно от жизни. Скорее пустотное осознавание наполнено присутствием полного познания. Сама природа осознавания – познание, непрерывное знание потока переживаний. В тот момент, когда вы это читаете, вы слышите звуки, чувствуете вибрации, видите формы и цвета. Это знание происходит мгновенно, внезапно. Как освещенное солнцем небо, осознавание сияет, оно беспредельно и вмещает в себя всю жизнь.

Как увидел Джим, для того чтобы распознать это чистое осознавание, нам необходимо освободиться от завесы историй, мыслей, желаний и страхов, которые скрывают нашу природу. Шри Нисаргадатта пишет: «Настоящий мир вне наших мыслей и представлений; мы видим его сквозь паутину своих желаний, разделенных на удовольствие и боль, правильное и неправильное, внутреннее и внешнее. Чтобы увидеть Вселенную как она есть, вы должны вырваться из этой паутины. Сделать это не так уж сложно, так как в паутине полно дыр».

Наше внимание всегда на чем-то фиксируется – на комплименте, который кто-то произнес, на наших планах на следующую субботу, на образе нашей грязной кухни, на воспроизведении в уме спора. Наша реальность – это мысли и драмы, которые прокручиваются в голове, как кино. Мы выходим из паутины, отпуская свои истории и устремления, и обращаемся к осознаванию. Это все равно что оглянуться в кинозале на проектор и осознать, что именно свет заставляет картинки выглядеть живыми. Мы смотрим в пустотность, которая является созидательным источником всех историй и эмоций, в бесформенное щедрое пространство, из которого возникает все существование. Так мы «видим Вселенную такой, как она есть».

Все, что мы можем увидеть, услышать, почувствовать или вообразить – весь мир, – это причудливое проявление, возникновение и растворение в осознавании. Когда возникают мысли, откуда они приходят, куда они уходят? Когда вы начинаете вглядываться через дыры в паутине в пространство между мыслями, вы вглядываетесь в само осознавание. Вы можете спокойно посидеть и просто несколько минут послушать. Обратите внимание на то, как возникают звуки и как они растворяются в бесформенном осознавании. Можете отметить начало звуков, их окончание? Промежуток между ними? Все это происходит в осознавании, познается осознаванием.

«Посмотри и увидишь… Отпусти и будь свободен» – это радикально и конструктивно. Вместо того чтобы пытаться контролировать или интерпретировать свое переживание, мы учимся ослаблять хватку. Позволяя себе осознанно погрузиться в то, что есть, мы оказываемся дома, в тайне и красоте нашей глубинной природы.

Лама Гендюн Ринпоче пишет:

Счастье нельзя обрести посредством великих усилий или силы воли. Оно уже здесь, в расслаблении и отпускании. Не напрягайтесь, не надо ничего делать… Только наш поиск счастья не дает нам его увидеть… Не верьте в реальность плохих и хороших переживаний. Они подобны радугам. Желая схватить то, что схватить нельзя, вы попусту истощаете себя. Как только вы ослабите хватку, появится пространство открытое, манящее и прекрасное. Так что воспользуйтесь этим. У вас уже все есть. Не ищите ничего… Нет ничего, что надо делать. Нечего навязывать, нечего хотеть, все происходит само собой.

Путь пробуждения – это просто процесс бдительного, глубокого расслабления. Мы смотрим на то, что есть прямо сейчас, и погружаемся в жизнь, такую, какая она есть. Это освобождает!

С практикой распознавание нашей естественной пробужденности требует все меньше усилий или ощущения делания чего-то. Вместо того чтобы забираться на холм для широкого обзора, мы учимся искусству расслабления и пробужденного пребывания там, где мы есть. Мы оглядываемся на осознавание, а потом просто погружаемся в то, что видим. Мы чувствуем себя в осознавании гораздо больше дома, чем в любой истории о несостоятельном «я» или на пути куда-нибудь. Мы дома, потому что видели и непосредственно пережили обширное и сияющее осознавание, источник нашего существования.

Распознание нашей природы как пустотности и любви

В буддизме Махаяны открытая пробужденная пустотность осознавания – это наша абсолютная природа. Наша изначальная природа неизменна, необусловлена, безвременна и чиста. Когда мы привносим это осознавание в относительный мир форм, пробуждается любовь. Мы встречаем постоянно меняющийся поток жизни – жизнь, смерть, дыхание мира – с принимающим осознаванием, и наши сердца непременно откроются. То, что наш ум распознает как пустотное осознавание, сердце переживает как любовь.

Наше существование принадлежит и явленному, и не-явленному, абсолютному и относительному. Эта истина, воплощенная в Сутре сердца, считается драгоценностью учений Махаяны. Как говорится в сутре: «Форма есть пустотность, пустотность есть форма. Пустотность не отлична от формы, форма не отлична от пустотности». Из бесформенного океана осознавания возникают бесконечные и разнообразные волны жизни: эмоции, деревья, люди, звезды. Видя, что вся жизнь возникает из осознавания, мы познаем свое единство со всем и чувствуем полноту любви. Воспринимая всех существ с сочувствием, мы познаем пустотное, пробужденное осознавание, наш общий источник.

Любовь к жизни и знание своей сути как бесформенного осознавания нельзя отделить друг от друга. Как говорится в японской пословице: «Видеть чистое осознавание, не испытывая любви к жизни, – это сон. Жить в этом относительном мире без видения – это кошмар». Иногда в своем стремлении к непривязанности мы можем испытывать искушение отстраниться от дикой запутанности наших тел, эмоций и отношений с другими. Такое отталкивание оставляет нас в бесплотном сне, который не укоренен в осознавании живого мира. С другой стороны, если мы погружаемся в мысленные драмы и изменчивые эмоции своей жизни, забывая про пустотное, пробужденное осознавание, нашу подлинную природу, мы теряемся в кошмаре отождествления себя с отдельным, страдающим «я».

Мы дома, потому что видели и пережили сияющее осознавание, источник нашего существования.

Иногда самое глубокое осознавание взаимозависимости любви и пустотности приходит, когда мы сталкиваемся с муками потери. Недавно я испытала подобное, когда умерла моя собака, которая также была моим лучшим другом. Ее тоже звали Тара, она была черным пуделем. Тара обладала прекрасным чувством юмора и любила играть. У меня было отчетливое ощущение, что она подбадривает меня на крутом холме во время наших утренних пробежек. Когда я снижала скорость, она начинала бегать кругами вокруг меня. Она не хотела причинить мне вред те несколько раз, когда сталкивалась со мной и я теряла равновесие, падая на землю. Она выглядела удивленной, виноватой, доброй. У многих из нас есть такие дружеские отношения, и мы часто воспринимаем их как фон своей жизни. Но именно они поддерживают нашу жизнь.

У Тары была опухоль мозга, и шесть месяцев ушло на то, чтобы диагностировать это. Она стала сонной и неуклюжей, но все равно следовала за мной, стойко пытаясь быть хорошим компаньоном. Когда мы осознали проблему, я очень старалась сохранить ей жизнь. У нее появилась своя полка лекарств, и она терпеливо выдержала несколько месяцев лучевой терапии. Я упорствовала, надеясь вопреки всему.

Лечение не помогло, и боль усиливалась. Из-за стероидов ее шерсть вылезала клоками. Я просыпалась утром и находила ее в постели, у себя в ногах, с еще одной розовой проплешиной кожи. Она все еще вяло виляла хвостом или нежно лизала меня, но ей не хотелось встречать еще один день. Я поняла, что выбора нет, я должна была прекратить ее мучения. Я так хорошо помню ее доверчивый взгляд, когда поставила ее на стальную платформу в кабинете ветеринара. Она была спокойна и готова ко всему, когда он сделал укол, остановивший ее сердце.

Когда мой ветеринар оставил меня наедине с телом Тары, я была переполнена чувством потери и рыдала от горя. Я продолжала гладить и целовать ее голову, чувствуя, как ее жизнь и смерть сталкивались во мне. Мой дорогой друг ушел. Она больше никогда не будет радоваться при виде меня, не будет бегать со мной, не будет спать рядом со мной. И все же эта мучительная любящая связь была живой! Обнимая Тару, я чувствовала неумолимую изменчивость этого мира форм. Пустотность есть форма. Казалось, все, что существует в мире – это огромные волны, проходящие через мое бесконечно печальное «я». Я была глубоко привязана, я теряла, мне было больно, я любила. У меня не оставалось выбора, кроме как принимать одну волну горя за другой.

И все же, когда я испытывала эту душераздирающую боль, я также чувствовала мягкое осознавание, сочувственное пребывание с моим горем. Эти огромные волны боли возникали в пространстве и доброте осознавания. Когда я спросила, кто осознает, поток мучительных, болезненных, тяжелых ощущений проявлялся и раскрывался в обширном и открытом осознавании. Когда я погрузилась в эту пробужденную открытость, не было никакого «я», которому бы принадлежала боль, и не было друга, которого можно было бы потерять. Я видела, как это невероятно яркое действо просто происходило, подобно движению ветра или внезапно сгустившейся тьме перед бурей. Форма есть пустотность. Было только нежное поле осознавания, которое переживало возникновение и исчезновение жизни.

Все наши эмоции могут привести нас к истине Сутры сердца, если встречать их с радикальным принятием. Особенно горе. Поэт Дэвид Уайт пишет:

Те, кто не соскользнут под Спокойную поверхность колодца горя, Попадая туда, где под черными водами мы не можем дышать, Никогда не узнают источник, из которого мы пьем тайную воду, холодную и прозрачную, И не найдут в темноте светящиеся маленькие круглые монетки, Брошенные теми, кто стремился к большему.

Наше горе – это честное признание того, что эта столь лелеемая жизнь преходяща. Не важно, что мы теряем, мы открываемся океану горя, потому что скорбим о мимолетности жизни. При этом наша готовность войти в темные воды утраты раскрывает наш источник, любящее осознавание, которое бессмертно.

Радикальное принятие – это искусство полностью вовлекаться в этот мир, всем сердцем заботиться о ценности жизни, и в то же время пребывать в бесформенном осознавании, которое позволяет этой жизни возникать и исчезать. Иногда, конечно, возникающие формы будут находиться на первом плане этого осознавания. Когда Тара умерла, я бы избегала и откладывала скорбь, если бы не направила осознавание на волны боли, проходящие сквозь меня. Когда мы переполнены желанием, горем или страхом, если мы заранее обратимся к осознаванию, это позволит нам освободиться от резкой боли наших эмоций.

И все же, хотя мы очевидно должны принимать эту жизнь, мы не сможем встретить свои переживания с радикальным принятием, если забудем про открытость бесформенного осознавания. В те мгновения, когда я вглядывалась в осознавание, я видела неизменную, безвременную природу, которая была сутью моей собаки Тары и пустотной сутью всех живых существ. Это был свет тех глаз, которые с такой теплотой смотрели на меня. Это было осознаванием, которое нельзя потерять, – только забыть.

Путь домой: делая шаг в необусловленное осознавание

В одной из джатак, поучительных историй о прошлых жизнях Будды, Будда был хорошим купцом, который жил в небольшой деревне на севере Индии. Однажды, когда он работал в своей лавке, он выглянул наружу и увидел прекрасного сияющего человека, пересекающего площадь. Он был потрясен. Он продолжал наблюдать за человеком, и сердце его ликовало. Никогда в своей жизни он не видел столь явного излучения сочувствия. Никогда не ощущал такого явного божественного сияния.

Купец тут же понял, что он хочет служить этому существу и посвятить свою жизнь тому, чтобы пробудить в своем сердце такую же любовь. С большой тщательностью он приготовил подношение – поднос со зрелыми фруктами и чаем. Он вышел на залитую солнцем улицу и шел осознанно и радостно навстречу сияющему существу, которое, казалось, стоит и ждет его.

Внезапно, когда купец уже наполовину пересек площадь, свет обратился в темноту. Земля задрожала, и в ней появилась трещина, как раз между купцом и тем, кому он так хотел служить. Молнии разрезали потемневшее небо, и купец увидел светящиеся глаза и кровавые рты ужасающих демонов. Его окружили голоса Мары: «Ступай назад! Поворачивай назад! Слишком опасно… ты не выживешь!» Раскат грома потряс воздух, и голоса предупредили его: «Этот путь не для тебя! Кем ты себя возомнил? Возвращайся в магазин, к своей жизни!»

В испуге добрый купец уже собрался было повернуть назад и бежать в безопасное убежище. Но в это мгновение его сердце наполнилось таким стремлением, что оно могло бы заполнить всю Вселенную. Это желание любви и свободы было сильнее любой опасности. Удерживая в уме образ сияющего существа, он сделал первый шаг в темный хаос Мары. А потом еще один. И еще один. Демоны исчезли, вернулся яркий дневной свет, земля сомкнулась.

Купец, трепещущий от ощущения жизни, переполненный любовью и благодарностью, увидел, что стоит прямо перед сияющей фигурой. Великое существо обняло его, сказав: «Отлично, бодхисаттва, отлично. Проходи через все страхи и всю боль в этой жизни. Продолжай идти, следуя своему сердцу и доверяя силе осознавания. Продолжай идти, делая шаг за шагом, и ты познаешь невообразимые свободу и спокойствие».

Услышав эти слова, добрый купец почувствовал, как все его существо наполняется светом. Оглядевшись вокруг, он увидел, как тот же божественный свет проходит сквозь землю и деревья, пение птиц и каждую травинку. И он, и великое существо, и каждая часть этого живого мира были частью безграничного сияющего присутствия.

Не важно, насколько плотны облака страха, стыда или заблуждения, мы можем, подобно купцу, вспомнить о своем стремлении пробудить сочувствие, о стремлении обрести мудрость и свободу. Памятование о том, к чему мы стремимся, позволит нам относиться к своим страхам и сомнениям осознанно. Двигаясь таким образом, от мгновения к мгновению, мы обретем то, к чему стремимся.

Когда появляется Мара, мы можем достигнуть пробуждения, сделав лишь один шаг – коснувшись земли настоящего момента с сочувственным осознаванием. Во время гневного обмена словами мы делаем один шаг, осознавая усиливающееся давление в груди, жар в лице. Когда у нашего ребенка высокая температура, мы делаем шаг, направляя осознавание на наш страх, когда мы кладем прохладную ткань ему на лоб. Когда мы потерялись в темноте в незнакомом городе, мы делаем один шаг, осознавая давление тревоги во время поворота за очередной угол на незнакомой улице. В этом и заключается путь – снова и снова мы оказываемся в настоящем моменте, сохраняя благожелательное осознавание. Все, что имеет значение на этом пути пробуждения, – это делать шаг за шагом, касаясь земли настоящего момента.

Путь радикального принятия освобождает нас от голосов Мары, которые говорят нам, что мы одиноки и неполноценны. Когда бы мы ни пребывали полностью в настоящем моменте, мы обнаружим естественную пробужденность и внимательность, которые изначально присущи нам. Мы начинаем понимать очень отчетливо, кто мы на самом деле.

Руми пишет:

Я вода. Я шип, который цепляет кого-то за одежду… Нет ничего, во что стоит верить. Только когда я перестаю верить в себя, я оказываюсь в этой красоте… Днем и ночью я сторожил жемчужину своей души. Теперь в этом океане из жемчужин я потерял след той, что была моей.

Когда мы живем в осознавании, мы живем в любви. Любящее осознавание, которое мы так лелеем, это не отдаленный аромат, не сокровище, которое можно обнаружить после трудного путешествия. Это не сокровище, за которое нам надо бороться или которое необходимо оберегать. Как это осознал мускусный олень в момент своей смерти, красота, к которой мы так стремимся, уже здесь. Отпуская наши истории о том, «кем ты себя возомнил», делая осознанный шаг в настоящий момент, мы видим, что все уже здесь, ничто не находится за пределами океана из потока жемчужин.

И хотя иногда мы бездействуем на пути и забываем про свою изначальную природу, если мы вспомним о том, что любим, это приведет нас обратно к осознаванию. Тибетская книга мертвых заверяет нас: «Помните эти учения, помните ясный свет, сияющий свет вашей собственной природы. Не важно, куда и насколько далеко вы забрели, свет – всего лишь в доле секунды, в половине вдоха от вас. Никогда не поздно распознать ясный свет вашего чистого осознавания». Мы можем доверять осознаванию и любви, которые и есть наш подлинный дом. Когда мы сбиваемся с пути, нам надо только сделать паузу, посмотреть на то, что истинно, смягчить свое сердце и снова оказаться в настоящем мгновении. Это суть радикального принятия.

Направляемая медитация: кто я?

Основной вопрос в большинстве духовных традиций таков: кто я? Практика тибетского буддизма дзогчен («великое совершенство») – это непосредственная тренировка в распознавании своей подлинной природы. Перед тем, как приступить к предложенной ниже практике дзогчен, лучше всего посвятить некоторое время расслаблению и успокоению ума. Вы также можете сделать сканирование тела или медитацию випассаны, описанные выше. И хотя мысли и эмоции естественным образом продолжат возникать во время практики дзогчен, рекомендуется начинать ее тогда, когда вы не испытываете сильных эмоций. Лучше всего выполнять эту практику там, где вы можете смотреть на небо, или где ничто не будет отвлекать ваш взгляд. Вы также можете смотреть в окно, на пустую стену или на открытое пространство комнаты.

Сядьте удобнее, так чтобы быть расслабленным и сохранять бдительность. Ваши глаза открыты, взгляд направлен чуть выше линии взора. Слегка расфокусируйте взгляд так, чтобы воспринимать образы периферийным зрением. Расслабьте мышцы вокруг глаз и лоб.

Глядя на небо или представляя ясное голубое небо, позвольте своему осознаванию смешаться с этим безграничным пространством. Пусть ваш ум будет широко открытым – расслабленным и просторным. Несколько мгновений слушайте звуки, замечая, как они возникают сами по себе. Покойтесь в осознавании, которое включает в себя даже самые отдаленные звуки.

Так же, как возникают и исчезают звуки, позвольте возникать и исчезать ощущениям и эмоциям. Пусть ваше дыхание будет легким, как мягкий бриз. Осознавайте мысли, подобные плывущим по небу облакам. Покойтесь в открытом и сосредоточенном осознавании, отмечая изменчивую игру звуков, ощущений, чувств и мыслей.

Когда вы осознаете, что ваш ум неизбежно фиксируется на конкретной мысли – на суждении или мысленном комментарии, образе или истории – спокойно вглядитесь в осознавание, чтобы распознать источник мышления. Задайте себе вопрос: «Кто думает?» или «Что думает?», или «Кто осознает прямо сейчас?». Вглядитесь в осознавание – просто вглядитесь в него, чтобы увидеть, кто думает.

Что вы замечаете? Видите ли вы какое-нибудь «я» или «что-нибудь», что было бы статичным, прочным или постоянным? Есть ли какая-нибудь сущность, которая пребывает отдельно от изменчивого потока чувств, ощущений и мыслей? Что на самом деле вы видите, когда вглядываетесь в осознавание? Есть ли у вашего переживания какая-то граница или центр? Вы осознаете свое осознавание? Паутина мыслей, желания и страхов полна дыр. Когда вы посмотрите за ее пределы, вы увидите, что вся жизнь возникает из осознавания и исчезает в нем.

Отпустите все и полностью расслабьтесь в море пробужденности. Отпустите все и позвольте всему быть, пусть жизнь естественным образом разворачивается в осознавании. Покойтесь в неделании, в сосредоточенном осознавании. Когда ум снова сосредоточится на мыслях, оглянитесь на осознавание, чтобы увидеть источник мыслей. И потом отпустите все и позвольте всему быть. С каждым мгновением, когда вы ослабляете хватку мыслей, расслабляйтесь полностью. Откройтесь свободе пробужденного расслабления, свободному течению жизни, как она есть. Смотрите и увидите, отпустите и будьте свободны.

Не важно, куда и насколько далеко вы забрели, свет – всего лишь в доле секунды, в половине вдоха от вас.

Если ощущения или эмоции требуют вашего внимания, оглянитесь на осознавание, также спрашивая, кому жарко, кто чувствует усталость или страх. Однако если ощущения довольно сильны и основательны, вместо того, чтобы поворачиваться к осознаванию, направьте принимающее и благожелательное внимание непосредственно на свои переживания. Например, вы можете почувствовать хватку страха. Тогда используйте дыхание, чтобы снова соединиться с открытостью и нежностью, как в практике тонглен, описанной выше. Когда вы снова сможете отнестись к своему переживанию спокойно и сочувственно, вернитесь к практике дзогчен, покоясь в осознавании.

Часто после переживания этих сильных эмоций остается ощущение «призрачного я» – «я», которое относится к страху или боли с сочувствием. Если вы ощущаете себя так, спросите: «Кто сейчас испытывает сочувствие?» и вглядитесь в осознавание. Потом погрузитесь в то, что увидели. Погрузитесь в безличное осознавание, в пустотность, пронизанную сочувствием.

Естественное возникновение эмоций – это прекрасная возможность почувствовать, что естественное выражение осознавания – это любовь. В этом месте практика дзогчен – вглядывание в осознавание – и тонглен сплетаются друг с другом. Очень важно практиковать дзогчен легко и без усилий, не сужая свой ум, стараясь сделать все правильно. Чтобы не создавать излишнее напряжение, лучше всего ограничить практику пяти-десятиминутными сессиями. Вы можете делать короткие сессии формальной практики несколько раз в день. В качестве неформальной практики, когда бы вы ни вспомнили об этом, несколько минут вглядывайтесь в осознавание, чтобы увидеть, что подлинно в настоящий момент. Потом отпустите все и позвольте всему быть.

Благодарности

Работа над «Радикальным принятием» стала для меня серьезным уроком о том, что мы ни над чем не властны. В гораздо меньшей степени это был творческий процесс. Доброта, ум и щедрость многих близких мне людей слились в один поток, который и сделал возможным рождение этой книги.

Я начну с Шошаны Александр, потому что ее редакторская помощь и любящая дружба поддерживали меня на каждом шагу. Шошана помогла мне понять, что я хочу сказать, и подсказала лучший способ выразить это. Одаренный писатель и преданный практик дхармы, она была одним из лучших учителей, которых я могла бы встретить, работая над этим проектом.

С самого первого дня, когда я поведала Джеку Корнфилду, что хочу написать эту книгу, он оказывал мне постоянную поддержку и высказывал ободрение. Он прекрасный наставник и друг, его сочувственное видение и уверенность во мне и в этой книге стали неисчерпаемым источником вдохновения.

Искренние благодарности моему редактору в издательстве Bantam, Тони Бёрбанк, которая просто самая лучшая! Это была редкая привилегия – работать с ней, настоящим профессионалом, и при этом такой мудрой и человечной. Мои самые глубочайшие благодарности моему агенту, Анн Эдельштейн, за ее яркий ум, хорошее чувство юмора и теплоту. За то, что она проделала этот путь со мной, веря в меня и оказывая поддержку. И моя признательность моему рекламному агенту Аните Хальтон за ее твердость, ум и веру в эту книгу.

Я очень признательна всем тем, кто читал главы этой книги на разных этапах ее готовности и выражал свое мнение. Особую благодарность я хотела бы выразить Джозефу Гольдштайну, моей сестре Даршан Брах, моему брату Питеру Браху, моим родителям Нэнси и Биллу Брах, моим друзьям Тарну Сингху, Каролине Клэмп и Дагу Клэмпу. И Алисе и Стивену Йозеф, которые прочитали всю мою рукопись, посвятив ей столько времени. Моя вечная благодарность моей сестре Бэтси Брах, которая не читала этой книги, потому что была занята, оказывая мне миллион других услуг.

И многие другие помогали мне самыми разными способами. Спасибо Барбаре Гейтс за ее ясность и энтузиазм в подготовке моего проекта; Ребекке Кардозо за ее старательность в получении разрешений; Барбаре Грэхем, которая предложила мне свой талант редактора, а также свой опыт в издательском мире и поддерживала меня все годы, пока я писала книгу. Я также благодарю Тима Кинни за его неоценимую помощь в художественном оформлении и Мелани Милгрэм, чья компетентность и теплота сделали работу с Banta такой гладкой и легкой. Шэрон Зальберг взяла меня под крыло и заботилась обо мне самыми разными способами. Она и ее помощница Гьяно Гибсон дали мне неоценимые рекомендации и оказали сестринскую поддержку. Я отдаю честь силе Focusing (). Я благодарна Мэри Хэндрикс и каждому из моих друзей, которых слишком много, чтобы перечислить их поименно – вы помогали мне своими советами, спасибо.

Я испытываю огромную благодарность моим клиентам, сообществу Insight Meditation в Вашингтоне, и моей общей сангхе учеников и друзей. Я дорожу нашим чувством общности на этом духовном пути. Этой книги не было бы без ваших историй и вдохновения. И всем моим учителям, которые передают древние учения и практики, я кланяюсь с любовью и благодарностью.

И наконец, мне очень повезло иметь такую семью и таких друзей, которые простили мне долгие отсутствия и невнимательность к ним, продолжая все последние годы относиться ко мне с безусловной любовью. Каждому из вас, мои дорогие, – огромное спасибо. Спасибо моему другу Алексу и любимому сыну Нараяну – благодарю вас за то, что вы всегда со мной.

Об авторе

Тара Брах – доктор наук, клинический психолог, основатель и старший преподаватель в Insight Meditation Community (Центр медитации прозрения) в Вашингтоне. Практикует медитацию с 1975 года и проводит ретриты по буддийским практикам в центрах США. Также Тара Брах один из основателей вашингтонского Buddhist Peace Fellowship (Общества буддийского спокойствия). Живет в Мэриленде со своим сыном Нараяном, пуделем и двумя кошками.

Более подробную информацию о записях Тары Брах и ее расписании можно получить по адресу:

Insight Meditation Community of

Washington P. O. Box 18143

Washington, D.C. 20036

Или посетите сайт:

* * *

Оглавление

Предисловие

Пролог «Со мной что-то не так»

Глава 1 Транс неполноценности

  Использование неполноценного «Я» в духовной жизни

  Культура, которая воспитывает обособленность и стыд

  Мы растем неполноценными

  Стратегии для управления болью несостоятельности

  Восприятие других как врагов

  Корни транса неполноценности – восприятие себя как отдельного «Я»

  Без тревог о несовершенстве

    Направляемое размышление: распознавание транса неполноценности

Глава 2 Пробуждение от транса: путь радикального принятия

  Расправляя крылья принятия

  Встречая боль транса неполноценности

  Страдания, которые открывают нас для радикального принятия

  Распространенные заблуждения о радикальном принятии

  На пути Будды: открытие свободы радикального принятия

    Направляемая медитация: випассана. Практика осознанности

Глава 3 Искусство паузы: сидя под деревом Бодхи

  Бегство усугубляет транс неполноценности

  Когда мы прекращаем бег: обретение способности жить в настоящем мгновении

  Пауза при виде Мары

  Искусство паузы – плодородная почва для мудрых действий

  Драгоценные мгновения свободы

    Направляемое размышление: скусство паузы

Глава 4 Необусловленная доброжелательность: дух радикального принятия

  «Я вижу тебя, Мара»: практики самоопроса и присвоения имен

  Приглашая Мару на чай: практика говорить «да»

  Говорим «да» своей жизни

    Направляемая медитация: сила «Да»

    Направляемая медитация: встречая трудности и называя то, что истинно

    Направляемая медитация: принимая жизнь с улыбкой

Глава 5 Возвращение домой, в свое тело: основа радикального принятия

  Учимся пребывать в своем теле

  Страх как реакция на боль: «Что-то не так»

  Травмирующий страх: телесная диссоциация

  Исцеление ран: возвращение в свое тело

  Позволяя жизни течь сквозь нас

    Направляемая медитация: развитие воплощенного осознавания

    Направляемая медитация: радикальное принятие боли

Глава 6 Радикальное принятие желания: осознание изначального устремления

  Что есть желание

  Возникновение жаждущего «Я»

  Потерянные в погоне за заменителями

  Когда завимости берут верх в нашей жизни

  Отвергая жаждущее «Я»

  «Это не моя вина»

  Освобождение от жаждущего «Я»

  Чего мы хотим на самом деле

    Направляемое размышление: «неделание», когда мы движимы желанием

    Направляемое размышление: открытие наших самых глубоких стремлений

Глава 7 Открываем сердца перед лицом страха

  Что такое страх?

  Пойманные в транс страха

  Безопасность чувства общности с другими

  Принятие прибежища: обретение внутреннего источника защищенности и чувства общности

  Медитация и лекарства

  Расширяем поле внимания: создаем пространство для страха

  Опора на страх

  Дар страха

  Абсолютное прибежище

    Направляемая медитация: встречая Страх с открытым и вовлеченным Осознаванием

Глава 8 Пробуждение сочувствия к себе: я тот, кто принимает, и тот, кого принимают

  Относимся к себе с сочувствием

  Обретая сочувствие

  Осознанная молитва: «Пусть это страдание пробудит сочувствие»

  Мы тот, кто принимает, и тот, кого принимают

    Направляемая медитация: принимая свое страдание

    Направляемая медитация: обращение к любви

Глава 9 Расширяя круги сочувствия: путь Бодхисаттвы

  Мы все в одной лодке

  Транс нереальности «других»

  Расширяя свое племя: смотрим за пределы внешних проявлений

  Жить в мире, где все реальны

  Что нам делать, когда наши сердца закрыты?

  Смотрим глазами другого

  Круг всех существ

    Управляемая медитация: Тонглен – пробуждая сердце сочувствия

Глава 10 Распознавание нашей изначальной чистоты: путь к прощающему и любящему сердцу

  Прощая себя: отпуская вину, которая связывает наше сердце

  Учимся видеть свою чистоту

  Благословение, которое дает прощение

  Прощая других: не исключая никого из своего сердца

  Видеть чистоту в других

  Пробуждение сердца любящей доброты

  Любящее и мягкое сердце: сияние нашей истинной природы

  Жизнь в любви

    Направляемая медитация: развитие прощающего сердца

    Просьба о прощении

    Прощая самих себя

    Прощая других

    Направляемая медитация: пробуждение любящей доброты

Глава 11 Пробуждаемся вместе: практика радикального принятия в отношениях

  Сознательные отношения: сердце духовной практики

  Вызов и благословение нашей уязвимости

  Продвижение по пути с духовными друзьями

    Управляемая медитация: взаимодействие с осознаванием

Глава 12 Распознавание нашей подлинной природы

  Смотрим за пределы «Я» и растворяемся в осознавании

  Распознание нашей природы как пустотности и любви

  Путь домой: делая шаг в необусловленное осознавание

    Направляемая медитация: кто я?

Благодарности

Об авторе Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg