«Когда небеса молчат»

Когда небеса молчат

Кай и троим нашим детям,

из которых двое с нами —

Стивен Митчел и Кимберли Кай, а третий,

Рональд Луис Данн–младший (1957–1975),

перешел в мир иной, —

посвящается…

«Бог наш на небесах; творит все, что хочет» (Псалом 113:11).

И когда Он снял седьмую печать,

сделалось безмолвие на небе,

как бы на полчаса

(Откровение 8:1)

Никто никогда не пишет книги в одиночку. С первой до последней минуты, с тех пор как я взялся за перо, я чувствовал присутствие моих друзей, их поддержку, понимание и веру в меня. Выражаю глубочайшую признательность следующим людям:

Дану Бенсону, который верил в меня и в эту книгу;

всем друзьям и родственникам, кто прошел с нами через тяжкие времена лишений и страданий и чья любовь и молитвы стали для нас оазисом в пустыне жизни;

доктору Рону Гардину из города Литтл Рок, штат Арканзас, который сделался для меня, подобно Луке, «врачом возлюбленным»;

доктору Гари Эттеру из города Ирвинг, штат Техас, чьи знания, опыт и понимание помогли мне пережить трудные времена;

Джоан Гарднер, моей бессменной помощнице в течение двадцати семи лет, которая неустанно трудится над тем, чтобы я прилично выглядел;

моей теще, Айлип Митчел, чьи молитвы пронесли нас через жизненные бури, которых, увы, было немало;

а также моему лучшему другу и товарищу, дорогой Кай, которая вернула меня к жизни и чье имя должно быть вынесено на обложку этой книги.

КНИГА ПЕРВАЯ ПУТЕШЕСТВИЕ В БЕЗМОЛВИЕ

Часть первая ВСТУПЛЕНИЕ

Отметь первую страницу красным карандашом, ибо вначале рана незаметна.

Реб Альс

Бог Израилев, Спаситель, порой укрывается от нас, по никогда не покидает; иногда мы не видим Его во мгле, по Он всегда рядом.

Мэтью Генри

Нам нечего сказать, нечем выразить свои мысли, не о чем говорить, нет ни сил, ни желания делать это, по мы чувствуем себя обязанными излить душу.

Самуил Беккетт

ГЛАВА 1 1973 г. НЕОБЫЧНЫЕ ПАСТЫРИ

Была суббота. «Милый, сделай это, милый, сделай то!» Минута промедления — и для вас готово очередное поручение, которое приходится исправно выполнять. Весь день я трудился не покладая рук: подстриг газон на лужайке перед домом, подрезал деревья, вычистил кладовку и прибрал в гараже. Закончил я все лишь к полуночи и, взвесив потраченные усилия и объем проделанных работ, поклялся не прикасаться к домашним делам но крайней мере в ближайшие лет десять. И вот, когда я уже направлялся к ванную в предвкушении горячего душа, Кай настигла меня еще одной просьбой: быстренько сбегать в круглосуточный и прикупить чего–нибудь к завтраку.

Я взглянул в зеркало. Ужас! Я был небрит и за целый день не притронулся к расческе. На мне были засаленная вытянутая футболка и потертые джинсы с дырами на коленках, а кроссовки находились на последней стадии разложения. Охранник в магазине наверняка обыскал бы меня, прежде чем пустить внутрь. В общем, видок у меня был весьма далек от того, к какому стремится почтенный пастор местной церкви. Но, с другой стороны, кто ходит но магазинам среди ночи?

Так вот, скажу я вам, множество народу ходит но магазинам среди ночи. Я обнаружил существование целой субкультуры ночных покупателей. Моя задача заключалась в том, чтобы схватить то, что мне было нужно, и как можно скорее убраться из этого места, пока кто–нибудь из моих многочисленных знакомых не увидел меня в таком виде. Я втянул голову в плечи, стараясь не смотреть по сторонам. Наконец я пристроился в очередь к кассе. Передо мной была только одна женщина, и, как на досаду, она оказалась моей прихожанкой. Бес дернул се обернуться! Она взглянула на меня и отвела глаза, но потом вновь оглянулась, окинув меня пристальным взором с головы до ног. И тут ее лицо озарилось, и она ошарашено произнесла: «Пастор Данн?!». Уж не знаю, кто из нас двоих почувствовал большую неловкость. Я пробормотал несколько бессвязных слов в свое оправдание, на что она сказала: «Извините, я не сразу узнала вас без костюма и галстука».

По дороге домой я много думал о ее словах: «Я не сразу узнала вас без костюма и галстука». Она ходила в нашу церковь уже семь лет, каждое воскресенье утром и вечером. Я подсчитал, что она слышала и видела, как я проповедую, но меньшей мере раз семьсот, — и она не сразу узнала меня без костюма и галстука. На что же она смотрела все эти годы — на меня или на мою одежду? Если бы холодной темной ночью она, проезжая мимо, увидела на обочине мои костюм и галстук, она бы, наверное, отметила про себя: «Да это же костюм и галстук нашего пастора!», но без них она меня не узнала.

Я давно еще читал где–то, что лучшая маскировка — это униформа, потому что люди чаще всего запоминают именно ее, но никогда не помнят того, на ком она была надета. И я имел возможность убедиться в этом на собственном опыте. Как–то раз мы с женой и дочкой вынуждены были просидеть целую ночь в аэропорту в Лондоне в ожидании своего рейса на США. Там в накопителе собралось не менее сотни наших товарищей по несчастью. Я обратил внимание на одного мужчину, сидевшего напротив, который не сводил с меня глаз. Когда он увидел, что я его заметил, он встал и подошел ко мне.

«Вы случайно не из Ирвинга, штат Техас?» — спросил он.

«Вообще–то, да».

Он широко улыбнулся и протянул мне руку: «Очень приятно, я ваш почтальон».

Я был несколько озадачен, у меня было ощущение, что он собирается вручить мне какое–нибудь важное письмо. А пару дней спустя я уже стоял у своего почтового ящика, поджидая моего нового знакомого, и он действительно не замедлил появиться. А раньше я смог бы припомнить только его униформу. Я не узнал этого человека в Лондоне, потому что он был в штатском и не выглядел как почтальон. То же произошло и с той женщиной из моей церкви: она не узнала своего пастора, потому что он тоже был в «штатском» и не выглядел как пастор.

Меня посетила удивительная мысль: а скольких пасторов не узнал я сам, потому что они не выглядели как пасторы? От скольких благословений отказался, потому что они казались мне проклятием? Скольких царей я прогнал со своего порога, потому что они скрывались под лохмотьями бедняков?

Размышляя надо всем этим, я вдруг понял, что самые великие пастыри из тех, которых посылал мне Господь, были именно «необычные пастыри» — без униформы и кафедры, — а я не узнал их, ибо они не выглядели так, как, по нашим представлениям, должен выглядеть настоящий священнослужитель.

ГЛАВА 2 1975 г. САМЫЙ НЕОБЫЧНЫЙ ПАСТЫРЬ

Низкое декабрьское небо цвета тусклого, потемневшего серебра нависало над таким же тусклым и серым гробом, вокруг которого собралась кучка родственников и друзей. Один из присутствующих, близкий друг семьи, произносил речь:

«Смерти Ронни не может быть никакого объяснения, и даже если бы мы нашли его, то вряд ли в нем был бы прок. Оно не принесло бы нам облегчения. Тот факт, что мы не можем себе этого объяснить, заставляет нас оценивать ситуацию с большим благоговением и уважением.

Сомневаюсь, чтобы кто–нибудь когда–нибудь оказывал на вашу жизнь и духовный рост столь же огромное влияние, как Ронни, и сомневаюсь, что повторение подобного в будущем возможно. Никакое иное обстоятельство вашей жизни не оставит такого неизгладимого следа в вашей душе. То, что говорит Писание о Самсоне, справедливо и для Ронни: «И было умерших (Филистимлян), которых умертвил Самсон при смерти своей, более, нежели сколько умертвил он в жизни своей». Жизнь и смерть Ронни будет воздействовать на нас до тех нор, пока либо не явится Спаситель, либо мы сами не отойдем в мир иной.

Сейчас он близок к нам как никогда. Мы ощущаем его присутствие как никогда явственно. Мы пребываем в общении с ним через Иисуса Христа, чего не бывало прежде даже в лучшие времена. Он целостен как личность. Он все понимает. Он всех любит.

Мы знаем, что у Рона были видения, которые он называл «необычными пастырями». Сегодня мы столкнулись с самым необычным из всех — со смертью…».

ГЛАВА 3 НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ: ОБЕЩАНИЕ ЧИТАТЕЛЮ

Я пишу эту книгу из чувства самозащиты. Оглядываясь назад, я понимаю, что многие проповеди, которые я читал в последние несколько лет, я строил так, чтобы как–то защитить себя, чтобы ответить на терзающие меня вопросы, чтобы отбиться от атакующих меня горьких истин и от того отчаяния, в которое ввергало меня противоречие между верой и жизненным опытом.

Возможно, вам знакомы подобные чувства. Бывают в жизни времена, когда все идет исправно и гладко: вы точно знаете, во что веруете, и у вас нет ни капли сомнений. Но вдруг обстоятельства поворачиваются таким образом, что вы сталкиваетесь с не менее очевидными, но прямо противоположными фактами. И если вы хотите сохранить вашу веру, вам необходимо каким–то образом примирить непримиримое. Как говорится, «под вопросом оказалось мое онтологическое спокойствие».[1]

Для описания такой ситуации прекрасно подходит слово диссонанс. «Диссонанс есть: 1) нарушение созвучия, одновременное звучание двух или более несозвучных тонов; 2) отсутствие в чем–либо гармонии; несоответствие, противоречие чему–либо» (Словарь иностранных слов; Советская энциклопедия. М., 1964). У психологов для этого существует специальный термин «когнитивный диссонанс». Это когда человек и сам осознает, что у него в душе сумбур. От этой какофонии у нас раскалывается голова, лопаются барабанные перепонки, и мы это отлично осознаем. Наша задача заключается в том, чтобы избавиться от внутреннего раздражителя. Для достижения этой цели мы можем либо изменить свои убеждения, либо исказить реальную действительность так, чтобы подогнать ее под наши убеждения. «Исследования показывают, что верующие люди не отказываются от своих убеждений перед лицом обличающих их фактов, они лишь слегка меняют их, чтобы эти факты нейтрализовать».[2]

В настоящий момент я каждой клеточкой своего тела ощущаю в себе диссонанс. Признаться, я думал, что все эти «необычные пастыри» остались у меня за спиной, что все это уже в прошлом, я достаточно натерпелся, я заплатил по счетам. Я был уверен, что вполне заслужил «однозначное», ясное знамение, но на деле получил «штормовое предупреждение».

В тот самый день, когда я взялся за перо, мою жизнь потрясло еще одно несчастье, и я вдруг почувствовал, что меньше всего хочу не то что писать, но даже думать о каких–то «необычных пастырях» или о молчании небес.

Однако я все же пишу эту книгу. Пишу ее и для самого себя тоже. Если уж речь зашла о диссонансе, то в музыке это разнобой грубых бессвязных звуков, которые не представляют ценности, пока их не упорядочат и не выстроят в гармоничное сочетание. Так вот, я хочу добиться этого гармоничного звучания, и я обязательно расскажу вам всю правду и предоставлю вам все факты, которые обнаружу.

Правда–правда.

Даю вам честное слово.

Часть вторая АНГЕЛОБОРЧЕСТВО

Пока мы будем противиться Богу, отказываясь следовать Его воле, мы будем только бессмысленно мучить себя.

Герхарт Терстиген

Геройства, за которые мы почитаем человека, нередко совершаются во тьме и страданиях.

Генри Давид Торо

Но как Господь может сотворить такое во мне? — Позвольте Ему сделать это, и, возможно, вы узнаете.

Джордж Макдональд

ГЛАВА 4 ОБОРОТНАЯ СТОРОНА ЖИЗНИ С ИЗБЫТКОМ

«Разве нельзя просто выписать мне какие–нибудь таблетки?»

Доктор взглянул на меня поверх моей карточки, улыбнулся и покачал головой. Он подумал, что это шутка. Но я не собирался шутить.

Я был совершенно разбит. Сказывались последствия жизни на бегу. Десять лет непрерывной работы, перегруженный график, сотни однообразных гостиничных номеров, нездоровая пища — все это дало о себе знать. По пути ко спасению мира я нажил себе расстройство желудка, которое приводило меня на больничную койку со все возрастающей частотой, что ставило под угрозу и мое служение, и мой рассудок. Я похудел на тридцать фунтов и чувствовал себя так же ужасно, как и выглядел, поэтому–то, собственно, я и находился теперь на приеме у врача.

Изучив историю моей болезни, доктор сделал вывод, что все мои проблемы со здоровьем результат накопившегося нервного напряжения, столь обычного для нашего времени. Он сказал, что в моем желудке больше разумного, чем в моей голове, и порекомендовал мне успокоиться и начать нормальную, размеренную жизнь.

Он достал мою карточку и начал писать. «Сейчас я составлю вам список того, чем вы должны заняться, причем незамедлительно. Во–первых, я рекомендую вам трехмильные прогулки четыре–пять раз в неделю но сорок пять минут. И никаких отговорок! Во–вторых, я настаиваю на, но крайней мере, двухразовом сбалансированном питании. В–третьих, планируйте не менее семи–восьми часов в сутки на сон и не забывайте, что самый здоровый сон до полуночи».

Именно в этот момент я и спросил: «Разве нельзя просто выписать мне какие–нибудь таблетки?».

Честно говоря, я вовсе не был расположен к трехмильным прогулкам, да еще четыре раза в неделю, а с моим жестким графиком и думать было нечего о семи–восьми часах сна, ну а о том, чтобы ложиться до полуночи, просто не могло быть речи. И как, скажите мне, можно говорить о сбалансированном питании, если мне приходится перебиваться сделанными наспех бутербродами или разогретыми в микроволновке полуфабрикатами? В моем представлении «сбалансированное» питание — это когда в одной руке у тебя кока–кола, а в другой — кусок пиццы.

Я был слишком занят, чтобы заботиться о своем здоровье. Я хотел бы понравиться, но — не меняя при этом стиля жизни. Дисциплина подчас бывает невероятно неудобна. Мне хотелось просто какой–нибудь таблетки. И хотя врач заверил меня, что подобной чудо–пилюли не существует, я не теряю надежды и продолжаю поиски, так что если вы слышали о чем–нибудь подобном…

Полагаю, я не единственный больной, жаждущий мгновенного исцеления при минимальных усилиях. Многие доктора, с которыми мне приходилось общаться, рассказывают о пациентах, ищущих способа продолжать жить так, как они привыкли, но чтобы избегнуть при этом негативных последствий своего образа жизни. Мне вспоминаются слова Поля Турнье, писавшего о человеке, пришедшем на прием к врачу:

Он пришел, надеясь отыскать лекарство, благодаря которому ему не нужно будет ничего менять в жизни, чтобы он мог продолжать потворствовать своим капризам и страстям, полагаясь на чудо–пилюлю, способную избавить его от любых неблагоприятных последствий. Мы всегда ищем легкого пути, всегда стремимся к быстрым и эффективным действиям. Мгновенное удовлетворение — в наши дни самый ходовой товар. [3]

К сожалению, и к духовной жизни мы подходим с теми же мерками. Мы отчаянно верим, что все наши трудности могут быть с легкостью разрешены, стоит только нажать нужную кнопку. Быть может, мы разгадаем секрет, если посетим этот семинар, прочитаем эту книгу, послушаем этого проповедника.

И раз уж речь зашла о проповедниках, должен заметить, что именно на нас в большой мере лежит ответственность за то, что многие паши прихожане занимают подобную позицию. Мы любим проповедовать о торжествующей жизни во Христе — и людям нравится об этом слушать. Благая весть об Иисусе действительно несет людям торжествующую жизнь с избытком, однако беда заключается в том, что мы, когда говорим об этом, имеем в виду одно, а люди, нас слушающие, толкуют наши слова совсем по–другому.

Мы рассказываем им истории о людях, подобных Д. Л. Муди, которого внезапно накрыла волна славы Божией прямо посреди улицы в центре Нью–Йорка, так что ему пришлось искать убежища в собственной квартире. Он почувствовал, как любовь Божия омыла его, и воскликнул: «Господи, не отнимай руки Своей от меня!».

«Я проповедовал об этом множество раз, — рассказывает Д. Муди. — История была все та же — я не прибавил от себя ни слова. И каждый раз сотни людей обращались к Богу».

«Вот оно! Вот что мне нужно! Вот то, к чему я стремился все это время!» — оживляемся мы.

Действительно, это правдивая история, но в ней не вся правда. И нам никогда не узнать ее всю. У каждого человека свои тайны между собой и Богом, и для посторонних они навсегда останутся неизвестными. Об этом не прочитаешь между строк. Мы видим кого–то на вершине горы, но мы не знаем, как прошло восхождение и каков будет спуск в долину.

Как это ни удивительно, но именно поиски того, что может сделать нас свободными, заковывают нас же в кандалы. Тюремщики требуют от нас немедленного изменения, чтобы все наши проблемы были сразу решены. Они не позволяют нам расти постепенно, шаг за шагом. У них на это не хватает терпения. Им хочется изменить нас сразу, сейчас, окончательно и бесповоротно! Они требуют от нас мощного скачка из отрочества в зрелость, минуя промежуточную стадию. Они ждут, что мы избавимся от жизненных трудностей путем грома и молнии и куста горящего.

И каков результат?

Чувство вины. Что со мною происходит?

Трезвый взгляд на реальную действительность

В течение своей жизни каждый человек пишет две книги. Первая — это Книга Мечтаний. Мы пишем ее, пока мы молоды, когда весь мир расстилается у наших ног и мы с нетерпением стремимся окунуться в него. Эта книга полна восторга, жажды приключений, романтизма, она пронизана ожиданием невиданных свершений и прекрасных пророчеств о том, кем мы станем и чего достигнем.

Вторая — это Книга Реальной Действительности, и любое совпадение в ее содержании с книгой предыдущей является в высшей степени случайным. С самого начала все складывается не так, как мы ожидаем. Каждый раз Господь застигает нас врасплох, сбивает с толку, удивляет и поражает. Его стиль общения с нами вызывает в нас досаду. Сколько раз в своей жизни я сам, подобно Иакову, готов был воскликнуть: «Истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал!» (Быт. 28:16). Как только мне начинало казаться, что все, наконец, налаживается, моя жизнь вновь рассыпалась в прах.

Давайте вспомним об Иакове. История его жизни не раз помогала мне понять, как Бог обращается с рабами Своими, как делает из них достойных людей согласно Своей воле. Это особенно ясно видно в случае, произошедшем с Иаковом на берегу реки Иавок, описанном в Бытии 32, когда Иакову встретился Некто. Это прекрасный пример того, какие приемы порой использует Господь. Нигде в Писании не найти более необычного пастыря, призванного придать человеку черты образа Сына Божия.

Если вы незнакомы с Иаковом, позвольте представить его вам. Начнем с того, что означает имя этого героя и как он его получи;

«Все сыны мои»

С первой до последней сцепы история жизни Иакова напоминает спектакль, настоящую мыльную оперу. Действующие лица: Исаак, отец; Ревекка, мать; Исав и Иаков, братья–двойняшки.

Рождение близнецов было ответом на молитву. Мать их Ревекка была бесплодна, что было знаком упрека всем иудеям, «и молился Исаак Господу о жене своей, потому что она была бесплодна; и Господь услышал его, и зачала Ревекка, жена его» (Быт. 25:21).

Но с самого начала не все пошло гладко: «сыновья в утробе ее стали биться» (Быт. 25:22). Братья поссорились, еще не появившись на свет. Их борьба друг с другом была столь ожесточенной, что Ревекка воззвала к Господу с отчаянной молитвой. Если новая жизнь, зародившаяся в ее чреве, была дар Божий, настоящее чудо, то откуда эти разногласия? В ее представлении благословение и распри не вязались друг с другом.

И Господь сказал ей: «Два племени во чреве твоем, и два различных народа произойдут из утробы твоей; один народ сделается сильнее другого, и больший будет служить меньшему» (Быт. 25:23). Больший будет служить меньшему? Ну, здесь явно пахнет грозой.

И вот пришел долгожданный день. Исав появился первым старший брат. Поскольку был он весь красный и косматый, его нарекли Исавом, что означает «волосатый». За ним не замедлил выйти Иаков, держась рукой своей за пяту брата, за что и дали ему имя Иаков, что означает «держащийся за пяту».

Древнееврейское слово «Иаков» обладает очень яркой образностью. Оно означает «схватить кого–то за пятку», «подставить ножку». Это слово насквозь пропитано обманом и ложью. Оно означает удар из–за угла. Его употребляют для характеристики человека, затаившегося в засаде, поджидающего свою жертву, чтобы поразить ее в спину. Мошенник, обманщик, хитрец таков «Иаков» по определению. (И такого человека возлюбил Господь!) Когда пророк Иеремия говорит: «Лукаво сердце человеческое», он употребляет то же самое слово: «Иаков сердце человеческое…» (Иер. 17:9).

И жизнь Иакова вполне соответствовала его имени. Обманным путем выманив у брата право первородства, он провел и собственного умирающего отца, к тому времени уже слепого, получив от него благословение, предназначавшееся Исаву как старшему брату. Когда Исав узнает об этом, он восклицает: «Не потому ли дано ему имя: Иаков? Он взял первородство мое и вот теперь взял благословение мое» (Быт. 27:36).

Исав поклялся, что как только окончится траур по отцу его, он убьет брата. И поскольку рассудительность — неотъемлемая составляющая подлинного героизма, Иаков последовал совету матери и бежал в дом к дяде Лавану в Харан.

Все это случилось двадцатью годами ранее упомянутых мною выше событий. Но вот наступает время Иакову отправляться назад домой. Исав же идет ему навстречу, и с ним четыреста человек.

Иаков тут же разделяет своих людей на два стана, для того чтобы, если Исав нападет на один из них, другой смог бы спастись. А затем он посылает Исаву в подарок двести коз, двадцать козлов, двести овец, двадцать овнов, тридцать дойных верблюдиц с жеребятами их, сорок коров, десять волов, двадцать ослиц и десять ослов. Вы можете себе представить по размерам этой взятки, как разбогател Иаков за эти двадцать лет.

С наступлением ночи Иаков переправил вброд через Иавок двух своих жен, Лию и Рахиль, одиннадцать сыновей и двух рабынь. А затем перевел туда же все, что у пего было.

И вот, помолившись Господу об избавлении от руки Исава, ему ничего не оставалось делать, как только ждать. По крайней мере, так он думал.

И остался Иаков один. И боролся Некто с ним до появления зари; и, увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его, и повредил состав бедра у Иакова, когда он боролся с Ним. И сказал ему: отпусти Меня, ибо взошла заря.

Иаков сказал: не отпугцу Тебя, пока не благословишь меня. И сказал: как имя твое? Он сказал: Иаков.

И сказал: отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль; ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь. Спросил и Иаков, говоря: скажи имя Твое. И Он сказал: начто ты спрашиваешь о имени Моем? И благословил его там. И нарек Иаков имя месту тому: Пенуэл; ибо, говорил он, я видел Бога лицем к лицу, и сохранилась душа моя. И взошло солнце, когда он проходил Пенуэл; и хромал он на бедро свое. Поэтому и доныне сыны Израилевы не едят жилы, которая на составе бедра, потому что Боровшийся коснулся жилы на составе бедра Иакова. (Быт. 32:24–32)

То, что для израильтян эта история имела особую значимость, ясно из трех фактов: во–первых, Иакову было дано повое имя — Израиль; во–вторых, место, где все происходило, нарекается Пенуэл, что означает «лице Божие»; в–третьих, возникает ритуальный запрет на употребление в пищу жилы из состава бедра животного.

И в чем же эта значимость? Здесь показано, как Господь обращается со Своим народом. Здесь показано, как Господь сделал из Иакова Израиля. Здесь показано, как Господь сотворил принца из нищего. Здесь показано, как Господь берет нас, какие мы есть, и делает из нас тех, кем мы должны быть.

И это — вы готовы? — это битва до наступления зари.

ГЛАВА 5 НАШИ САМЫЕ НАПРЯЖЕННЫЕ СХВАТКИ — ЭТО БИТВЫ С БОГОМ

Итак, представим себе эту сцену. Иаков один в темноте, исполненный ожидания, смутных предчувствий и беспокойства. Что принесет ему грядущий день? Примет ли брат его дар (читай: взятку) или безжалостно погубит Иакова? Он весь в напряжении, натянут как струна.

И вдруг откуда ни возьмись из темноты на него выскакивает «Некто» и валит с ног.

Как вы думаете, что при этом подумал Иаков? Кто это? Исав? Наверняка это первое, что пришло ему в голову в тот момент: Исав незаметно подкрался и напал на него врасплох.

Возможно, это был один из людей Исава, наемный убийца, специалист своего дела. Или это мог быть какой–нибудь головорез, грабящий одиноких ночных путников.

А может, Иаков подумал, что это, вообще, водяной, не желающий пускать его на другой берег реки, — в те времена люди верили в подобные вещи. В их представлении водяные были кем–то вроде местных шерифов, стоявших на страже своих владений и преграждавших путь разным проходимцам.

Или, как предполагали древние раввины, это, в конце концов, мог быть и ангел–хранитель Иакова![4] Как вам подобная мысль? Насколько же ужасен должен был быть характер у бедного Иакова, что даже его собственный ангел–хранитель вместо того, чтобы защищать, сам же нападает на него?!

Или… Кто его знает? Я, конечно, не могу сказать, что подумал Иаков о своем незваном госте, однако я могу смело утверждать, что знаю, чего Иаков не подумал. Он совершенно точно не подумал: «О радость! Друг пришел благословить меня!».

Ему и в голову не могло прийти, что это был Господь Бог, поскольку он–то просил Бога спасти его. Нет, это мог быть лишь некто со злыми намерениями. Это походило не на жест благодетеля, а на нападение врага.

А потом… Потом каким–то непостижимым образом Иаков вдруг понимает, с кем имеет дело. Это было как озарение: его неведомый обидчик — «Некто», как сказано в Бытии, пророк Осия (гл. 12) называет его «Ангелом», — так или иначе, мы знаем, что это был Господь.

Иаков молился Богу о защите от Исава, но на деле ему нужна была защита от Бога. Его главным противником был не Исав, его противником был Бог.

Какое откровение! Оно перевернуло весь внутренний мир Иакова, ибо с этой точки зрения все паши битвы и конфликты приобретают совсем иной смысл. Враги превращаются в служителей, чудовища — в пастырей. «Мы не всегда узнаем в них Бога. Он часто является нам в необычном виде, как некая сила, не позволяющая нам оставаться в покое, как, например, в случае с Иаковом. Но порой Он являет Себя как Бог. Когда это происходит, мы вдруг понимаем, что эта неведомая сила и есть Господь, в Чьих руках мы находимся и Кто представляет для нашей жизни максимальную угрозу, но и самое надежное убежище».[5]

Наши самые напряженные схватки — это битвы с Богом, а не с дьяволом. Я ни в коем случае не отрицаю существования духовной брани с сатанинским сонмищем. Я лишь хочу сказать, что порой нам легче сказать «нет» дьяволу, чем «да» — Богу.

Для того чтобы проиллюстрировать эту мысль Священным Писанием, нам не нужно далеко ходить — вспомните Авраама. Когда Господь сказал ему, что благоволение Его будет на Исааке, а не на Измаиле, патриарх воскликнул: «О, хотя бы Измаил был жив перед лицем Твоим!» (Быт. 17:18). Он перечил Богу, а не дьяволу.

А Иов? Этот многоуважаемый ветеран путешествует из одной книги о человеческих страданиях в другую, и читаемое вами произведение тоже не будет исключением. В истории страдальца Иова, начиная уже с третьей главы, о сатане ничего не слышно, и, вообще, он играет в этой «пьесе» второстепенную роль: он является орудием в руках Провидения.

И хотя все несчастья на Иова навел сатана, именно Господь первым обратил внимание дьявола на этого непорочного праведника. Иов и сам ни разу не помянул беса, ни разу не обвинил его в своих бедах. Как справедливо заметил блаженный Августин, Иов не сказал: «Бог дал, сатана взял». Книга Иова — это история не пассивного смирения, но активного протеста, протеста против Бога. Битву Иов ведет не с сатаной, а с Господом Богом.

Иеремию называют «плачущим пророком» и не без причины. В течение более сорока лет он проповедовал своим соплеменникам жесткое и суровое слово Божие. Еще до того, как Иеремия был зачат в утробе матери своей, Господь поставил его, сына священника из Анафофа, пророком над народами.

Сначала все шло прекрасно. Он говорил с Богом: «Обретены слова Твои, и я съел их; и были слова Твои мне в радость и в веселие сердца моего» (Иер. 15:16). Но йотом все изменилось. В предостережение и в назидание всем иудеям Иеремии не велено было жениться. За весть, которую пророк нес людям, они гнали его от себя и в родном городе помышляли убить его. Он был заключен в темницу, посажен в колоду, его хотели лишить жизни священники и пророки Иерусалима, его принародно унижали, бросали в яму.

Убитый горем, этот одинокий пророк взывает к Богу, надеясь снискать у Него понимание и облегчить свои страдания. И как отвечает ему Господь? Слушайте:

«Если ты с пешими бежал, и они утомили тебя, как же тебе состязаться с конями? и если в стране мирной ты был безопасен, то что будешь делать в наводнение Иордана?» (Иер. 12:5).

Не будь таким плаксой, Иеремия. Думаешь, тебе плохо? Так будет еще хуже. Ты хочешь все бросить? Но ты еще не сделал и шага.

Тяжелей всего Иеремии было не с народом жестоковыйным, который отвергал проповедуемое пророком слово и хотел убить его; тяжелей всего ему было с Богом, призвавшим его на служение.

Можно также упомянуть и пророка Аввакума. В его небольшой книге мы находим его страстные упреки Богу, его возмущение несправедливостью этого мира и процветанием нечестивых, недовольство тем, как Господь наказывает виновных.

И, в конце концов, Сам Иисус. Хотя я с некоторым опасением осмеливаюсь коснуться этой священной темы, Его терзания в Гефсимаиии накануне распятия непередаваемы. Лишь небрежно оброненные слова, слабые намеки говорят нам о Его переживаниях. Сказав ученикам Своим, что душа Его скорбит смертельно, Он…

Отошед немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты. (Мф. 26:39)

Трижды произнес Господь молитву сию. Явился же Ему Ангел с небес и укрепил Его. И, находясь в борении, прилежнее молился; и был пот Его, как капли крови, падающие на землю. (Лк. 22:43,44)

Когда Христос только начинал Свое служение, Он сорок дней и ночей провел в пустыне в посте и молитве, и потом, будучи уже физически истощен, Он был искушаем дьяволом. Нам не известно, насколько ожесточенна была их схватка, но мы точно знаем, что тогда у Иисуса не проступал кровавый пот. А кто может измерить всю горечь Его предсмертного крестного возгласа: «Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?».

Как имя твое?

Почему эта битва всегда столь ожесточенна? Да потому, что Господь хочет изменить нас, а мы не желаем меняться. По крайне мере, не так радикально и не так, как задумал Бог. Я говорю о реальных переменах. Не о пластической операции, а о полостной. Вот чего добивается от нас Господь. Он хочет проникнуть в самые глубины нашего естества и вырвать «Иакова» из наших внутренностей.

Как вы думаете, почему ангел спросил Иакова, как того зовут? Он что, сам не знал? Неужели Бог послал его просто так, с неким безымянным ордером на арест с пустой графой «Ф. И. О.»? Я в этом сильно сомневаюсь.

Признания вот чего добивался от Иакова ангел. Не информации, а признания. На древнееврейском языке личность человека выясняли вопросом: «Кто ты?». Когда же кого–либо спрашивали: «Как тебя зовут?», имелось в виду совсем иное. Здесь уже дело касалось характера человека, затрагивалось значение его имени.

Ты жаждешь благословения? Как сильно ты стремишься к нему? А как тебя зовут, каково твое настоящее имя, вскрывающее глубинные, темные закоулки твоей души?

Бог хотел заставить Иакова взглянуть в глаза правде о себе самом, а подобное всегда вызывает сопротивление. Английский поэт Т. С. Элиот сказал однажды, что человек не в силах вынести слишком много правды за один раз, а тем более правды о себе. Наша способность к самообману поистине огромна, — благодаря ей мы и держимся на плаву.

«Ну так скажи мне, произнеси это вслух! У тебя нет иного выхода. Ты никогда не сможешь разобраться в своей жизни, пока не разберешься, что означает твое собственное имя!»

И этот человек воскликнул: «Иаков!». Точнее, он выкрикнул: «Обманщик! Мошенник! Жулик! Проходимец!».

А что бы выкрикнули вы? А я?

Позвольте мне промолчать.

На второй круг

Однако это уже не первая встреча Иакова с Богом. За двадцать лет до этого события была еще одна. В Вефиле. В первую ночь Иакова в изгнании. Когда он уснул, ему приснился удивительный, необыкновенный сон. Он увидел лестницу с небес на землю и ангелов, восходящих и нисходящих по ней. А на верху ее стоял Господь, Который говорил с Иаковом и обещал пребывать с ним всегда и везде, куда бы тот не пошел. И сказал Бог, что однажды Он возвратит Иакова в дом его (Быт. 28:10–22).

Вот это случай, так случай! Посмотрите, какое сильное впечатление он произвел на Иакова: там же, не сходя с места, он поставил памятный знак, подтверждающий его обязательства перед Богом, он также поклялся отдать Богу десятую часть всего, что наживет с годами. Вот бы и мне пережить что–либо подобное! Господи, покажи мне ангелов, и я буду в порядке; позволь взглянуть на них хоть одним глазком, и я исправлюсь; даруй мне увидеть такое, и я сделаюсь новым человеком. Ну сами подумайте, как такое видение повлияло бы на вашу духовную жизнь?

Но вот перед нами Иаков двадцать лет спустя, и, похоже, он нисколько не изменился.

Даже страшно становится при мысли, что самые впечатляющие события нашей жизни могут пройти мимо нас, не задев нашего сердца и не произведя в нас никаких перемен.

Итак, Иаков вот–вот снова увидит Бога. Но эта встреча будет совершенно иной. В первый раз все было захватывающе и вдохновенно; на сей раз он соприкоснется со страхом и болью. Но главное, Иаков не останется прежним — он похромает прочь, преображенный, как сказочный принц. Иногда секрет победы состоит в том, чтобы проиграть нужную битву.

От малого к большому

По мере того как мы взрослеем, наши битвы с Богом становятся яростней, временами — болезненней; вопросы, которые мы решаем, — серьезней, а результаты — существенней.

Будучи подростком, я был абсолютно уверен в том, что, когда я вырасту, все мои битвы с Богом утихнут, а йотом и вовсе прекратятся. Так я думал, когда мне было шестнадцать, когда мне было двадцать, когда мне было тридцать, сорок, пятьдесят! Сейчас я мечтаю о том, чтобы мои сегодняшние проблемы были вроде тех, из–за которых я переживал в шестнадцать лет. В том возрасте мы просили Бога избавить нас от прыщей, теперь — от раковой опухоли.

Я не думаю, что одно–едииственное событие способно перевернуть жизнь человека, преобразив его раз и навсегда. Серьезные проблемы не решаются в один день. Жизненно важные решения не принимаются в минутном порыве под впечатлением от богослужения. Такие вещи происходят постепенно, в течение какого–то времени, они зреют в нас, когда мы одни и мы во тьме.

Именно так произошло с Иаковом. Господь явился ему под видом некоего агрессора. Подобно хитроумному разбойнику, этот «Некто» хотел застать свою жертву врасплох, беспомощным и беззащитным. Он дождался, покуда «остался Иаков один», так что никто не смог бы оказать ему поддержку. Эту историю читаешь как сценарий, в котором тщательно прописаны все детали, вплоть до такой мелочи, как игра слов: битва Иакова при Иавоке. Все происходит по заранее продуманному плану.

Он остался один. И каждый человек остается один, один на один с Богом. Любые жизненные ситуации в конечном счете сводятся к одному: Бог и ты.

Поскольку было темно, Иаков не мог узнать своего обидчика. Так же происходит и с нами. Мы понимаем, что боремся с кем–то, но мы не знаем с кем именно. Кто это — Бог? Дьявол? Мы сами?

И этой схватки не избежать. У Иакова не было иного выбора, и ему пришлось сражаться. Примечательно также и то, какой способ избрал для этого Нападавший: борьба. Дело в том, что если кто–нибудь вдруг даст вам кулаком в нос, вы при желании можете спокойно развернуться и убежать прочь; если же этот кто–то нападает на вас из–за угла, обхватывает вас сзади двумя руками и валит на землю, то хочешь — не хочешь, но драться вам с ним все–таки придется.

Иаков двадцать лет находился в бегах. И вот Господу удалось изловить его, скрутить и оставить одного, чтобы тот, наконец, встретился с Ним лицом к лицу.

Мы бежим от присутствия Божия, даже если служим Его делу. Мы говорим с Ним, но не смотрим в глаза, чтобы Господь не пробил нашу оборону и не увидел нас в истинном свете. Бог все же настигает и повергает нас, но делает Он это для того, чтобы благословить.

Однажды мой приятель признался, что искрение восхищен моей преданностью Богу и рвением в служении Ему. Я попытался рассказать ему всю правду, но он меня просто не понял. Дело в том, что, оглядываясь назад, на все эти годы, проведенные в работе, я не обнаруживаю никакого добровольного подчинения Богу со своей стороны, никакой жертвенности, никакого героизма. Скорее, я ощущаю, что это действовал не я сам, что в моей жизни действовал Господь, что это не я выбирал, как мне поступить, но меня выбирали для той или иной миссии. Я напоминал скорее рекрута, чем волонтера. А что касается смирения, так оно было той же природы, что смирение зажатого в угол человека. Бог преградил мне дорогу и изматывал меня до тех пор, пока я не крикнул, как в детстве: «Сдаюсь!». Или я крикнул: «Иаков!»? Конечно, мы должны принимать во внимание право человека на выбор и меру его ответственности при принятии решений, однако я уверяю вас, что в моем случае ни о каких благородных жертвах речи не идет. Я лично считаю, что Господь тащил меня все эти годы за шкирку, в то время как я упирался и визжал.

Я слишком хорошо себя знаю. В глубине души я настоящий бунтарь, и, если бы Бог оставил меня одного, я обязательно сбежал бы.

Но самое удивительное во всем этом то, что именно осознание моего положения дает мне покой и уверенность в завтрашнем дне, поскольку я знаю, что Господь возлюбил меня всем сердцем и, несмотря на мое упрямство, Он не оставит меня наедине с самим собой. Он будет преследовать меня Своей настойчивой любовью и не даст мне ускользнуть.

Я спокоен еще и потому, что знаю: каковы бы ни были обстоятельства, это Господь привел меня туда. Я уверен, что по Его великой милости я оказался там, где я оказался. Его благодать не покидала меня ни на минуту, и она же приведет меня домой. Хотел бы я заявить, что на самом деле я сам Его об этом попросил, что я и сам всегда был рад подчиниться Его воле. И я честно пытался, и не раз, но — увы. У меня не хватало смелости, не хватало решимости, не хватало любви. Но Господь всякий раз приходил мне на помощь.

ГЛАВА 6 ОТКАЗ ОТ БЛАГОСЛОВЕНИЙ

Он стоял прямо напротив нашего мотеля в Миссисипи, мы могли видеть его из окна, — прекрасный дом, идеальный для антикварного магазина. Это был великолепный двухэтажный красавец, еще довоенной постройки, выкрашенный в белый цвет и затененный могучими ветвями вековых деревьев. Когда мы с Кай вступили на его просторную веранду, я тут же ощутил аромат цветущей магнолии, и в моем воображении возник генерал Роберт И. Ли, уютно расположившийся в кресле–качалке и лениво потягивающий мятный коктейль со льдом.

Пробираясь сквозь плотно стоящие столы, переполненные различными старинными вещицами всех форм и размеров, я присмотрел себе парочку предметов, но, взглянув на цену, аккуратно вернул их на место. «В свое время я вещи и получше просто выкидывал на свалку!» — досадливо подумал я.

Вот уже многие годы, как я никак не могу отыскать свою коллекцию открыток с бейсболистами, которая была у меня в детстве. Помню, я начал собирать ее в 1948 году — Хэнк Гринберг, Боб Феллер, Мики Мантль. Вы представить себе не можете, сколько она теперь стоит! Я хранил ее в специальном альбоме, но сейчас нигде не могу его найти. Моя мама умерла задолго до того, как я осознал теперешнюю ценность моего детского увлечения, так что мне даже не у кого спросить, где может лежать мое сокровище. Скорей всего, мама просто выкинула ею, когда я поступил в колледж и уехал из дома. Но кто же мог подумать, что в один прекрасный день картинка с еще мало известным в то время Мики Мантлем будет стоить не одну тысячу долларов!

До сих пор не могу себе простить, что я продал свой старый «Мустанг» 1965 года выпуска за каких–то жалких четыреста баксов! Но откуда мне было знать, что в паши дни за него будут давать в десять раз больше? Я не устаю повторять моим детям: «Никогда ничего не выкидывайте! Если попалобится, прикупите лучше дополнительный сарай, чтобы хранить в нем весь этот хлам, только не выбрасывайте старые вещи».

Мне лично всегда было сложно определить, что передо мной — драгоценность или барахло. За свою жизнь я не сберег множество сокровищ, думая, что это просто мусор. Подобное наверняка случалось со всеми.

И думаю, случится еще не раз, и все из–за пашей убежденности в том, что мы прекрасно разбираемся в такого рода вещах. Неужели я не понимаю, что вижу старье, когда я вижу старье? Точно так же я в состоянии определить, когда на меня падает проклятие, а когда — благословение. И вы пытаетесь уверить меня в том, что это — благословение? Не смешите! Я прекрасно вижу, что это не что иное, как самое настоящее проклятие, и собираюсь избавиться от пего как можно скорее.

У нас, людей, есть один ужасный, роковой недостаток: мы свято верим в свою способность верно истолковывать любое событие и любую ситуацию, складывающуюся в нашей жизни. Однако случается, что и принцы забредают к нам на порог в одеждах нищего, и благословения на первый взгляд кажутся проклятиями, и ангелы являются к нам неузнанными.

А как было бы хорошо, если бы мы могли заранее знать, что хранить, а что выкидывать, что есть сокровище, а что — барахло и когда «старье» превращается в «предмет старины». Но увы…

Урок, преподанный Иакову

С большой неохотой вынужден признать, что в моей жизни самые великие дела Господь совершил к моему огромному неудовольствию и — против моей воли. Все мы оказываем отчаянное сопротивление Богу, пытаясь отбиваться от тех благословений, которые Он нам посылает. Подобно Иакову, мы боремся с Господом.

Но, подобно Иакову же, мы порой видим, как, несмотря на паше активное нежелание, черенки прямо у нас на глазах превращаются в золотые монеты.

Как мы уже говорили в предыдущей главе, Бог застал Иакова там, где пожелал. Иаков остался один, и некому было прийти ему на помощь. Он был в полной власти своего неведомого противника и не мог бежать.

Иаков боролся за свою жизнь, пытаясь освободиться от мертвой хватки врага. И вдруг все внезапно переменилось. Теперь уже Иаков одолевает соперника, а тот пытается вырваться из его цепких рук. «Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня», — говорит Иаков. Под конец он все–таки понял, что сражается не с проклятием, но с благословением.

И сей момент — самый замечательный во всей этой истории: то, от чего Иаков пытался было отказаться, он принимает с распростертыми объятиями; что пытался сбросить с себя, он не выпускает из рук. Так Господь преобразил Иакова в Израиля.

Поэтому еще раз повторяю: то, против чего мы так страстно выступаем у Бог может использовать, чтобы благословить нас.

Бегство от реальной действительности

Я многое узнал в своей жизни, и не только то, что вера способна изменять все к лучшему, хотя, бесспорно, мы все об этом мечтаем. Но это далеко не единственное, что в ее власти. Кстати, о власти. Мы, люди, просто одержимы идеей власти, силы, могущества. Мы говорим о духовности, опирающейся на силу; мы интерпретируем и толкуем все события с точки зрения обладания властью; и вообще, религия сегодняшнего дня — это религия Могущества, наполненная силовыми образами и имеющая в своем распоряжении властную терминологию. В своей довольно впечатляющей книге «Бог и людские страдания» Дуглас Джон Холл цитирует Кодзуке Кояму:

Имя Иисуса Христа — это не волшебное заклинание, способное в мгновение ока преобразить сей падший мир в невиданный рай. Разве с тех пор, когда вера, ассоциирующаяся с этим именем, стала государственной религией Римской империи, истинная слава его не померкла? Разве это имя не перестало быть камнем преткновения с тех самых пор, как церковь превратилась во влиятельную социальную структуру? Как может престижная церковь проповедовать распятого Христа? Имя Иисуса нельзя назвать могущественным в «имперском» смысле этого слова. Это «немудрое и немощное» имя (1 Кор. 1:21–25)! …Иисус Христос — это не мгновенный ответ на все наши запросы, а если и ответ, то только в свете случившегося на кресте[6]

Д. Дж. Холл продолжает эту мысль, говоря, что «церковь… пропустила Евангелие через сито мирской власти и славы».[7] В своей попытке завоевать этот мир, производя на пего приятное впечатление, мы отказались от жестких, обличительных речей, которые неслись с креста, заменив их на заискивающие разглагольствования о власти, могуществе, успехах и победах. Истинная сила нашей веры — то, что мир называет немощью, а победа — то, что мир называет поражением.[8]

Христос, Которого мы исповедуем, стал совершенен «через страдания» (Евр. 2:10). Мы же предпочитаем становиться совершенными через успехи. Но благодать Божия не избавит нас от того, от чего не был избавлен даже Христос, — от мук.

«Неточная» подача

Господь Иисус всегда был предельно честен. Он никогда не оставлял Своих учеников в сомнении по поводу того, что ожидает их впереди; Он никогда не обещал им богатства, славы и власти. Напротив, Он говорил им о том, что нужно нести свой крест, отвергнуть себя, рассказывал им о гонениях и насмешках, о том, что нужно потерять, чтобы обрести, умереть, чтобы жить…

Послушайте, что сказал Христос Симону Петру, поставляя его на служение. Обратимся к двадцать первой главе Евангелия от Иоанна. Итак, воскресший Господь отобедал с апостолами рыбой и хлебом, которые Сам и приготовил. Затем Он отводит Симона Петра в сторонку и обращается к Нему с неожиданным вопросом: «Симон Ионин! Любишь ли ты Меня больше, нежели они?» (ст. 15).

Петр отвечает: «Так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя».

Иисус говорит ему: «Паси агнцев Моих».

И так три раза. А потом Христос подходит к главному: «Истинно, истинно говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя и поведет, куда не хочешь» (ст. 18).

А сказал Он это, но словам Иоанна, «давая разуметь, какою смертью Петр прославит Бога» (ст. 19).

А потом, рассказав Петру о том, что произойдет, если тот последует за Ним, Иисус говорит ему: «Иди за Мною».

Когда–то я написал на полях своей Библии напротив этого места такие слова: «Неточная подача, слабая с психологической точки зрения».

Христу нужно было сказать так: «Петр, если ты последуешь за Мной, ты прославишься на весь мир, ты прочтешь проповедь в день Пятидесятницы, станешь библейским автором, и тысячи людей назовут тебя первым Папой Римским». Вот это была бы подача так подача!

Однако все, что Христос пообещал Петру, была мученическая смерть.

Несколько лет назад коллегия, пересмотрев наш песенник, вставила туда пару новых гимнов и убрала некоторые старые. И в частности, выбросили оттуда один из самых моих любимых гимн «Безоглядно за Иисусом». Помните, в первом куплете там поется:

Безоглядно за Иисусом, Взявши крест свой, я иду. В Нем, покинутом друзьями, Утешение найду. О, Спаситель, как убоги Слава, гордость, звон монет. Ты открыл мне двери рая, Светит мне небесный свет.

Там еще есть куплеты «Мир меня презрел, покинул» и «Пусть друзья меня стыдятся, пусть враги меня клянут».

Я разыскал одного из членов коллегии, принявшей решение удалить этот гимн из песенника, и спросил его о причинах. И что же он мне ответил?

«Нам показалось, что эта песня пропагандирует отрицательное отношение человека к самому себе, что может привести его к низкой самооценке».

Иными словами, песня, слабая с психологической точки зрения.

Бегство или долготерпение?

Все мы с готовностью пускаемся в бегство, и очень немногие способны остаться и постараться выстоять. Зачем терпеть и страдать, если можно просто скрыться? Подогреваемые этой вполне естественной для любого человека мыслью, мы неустанно пытаемся превратить христианство в религию бегства. Однако, именно будучи учениками Господа Иисуса, мы должны помнить, что Христос стойко переносил все лишения и никогда не бежал от реальной действительности. У Него была такая возможность, но Он не воспользовался ею; у нас ее нет, но мы готовы жизнь свою положить за то, чтобы она у нас появилась. И чем с большим нетерпением мы ожидаем избавления, тем меньше сил у нас остается на то, чтобы выстоять.

Итак, я утверждаю, что вера — это вовсе не обязательно некая сила, способная исправить положение вещей согласно нашим желаниям; вера — это мужество принимать действительность, как она есть.

Помните тот случай, когда ученики и спящий Христос попали в бурю? (Мк. 4:35–41). Они растолкали Христа с криками: «Учитель, неужели Тебе нужды нет, что мы погибаем?». Иисус пробудился и сделал две вещи: заставил море утихнуть и укорил учеников за маловерие. Однако Он упрекнул их не за то, что им не хватило веры успокоить бурю, а за то, что у них не хватило веры самим оставаться спокойными в бурю, особенно учитывая тот факт, что с ними на борту был Сам Христос.

Я хотел бы сразу оговориться, что не агитирую за пассив–бездействие. Если у нас есть возможность исправить положение дел к лучшему, мы обязаны приложить для этого максимум усилий. Если у меня болит голова, я приму таблетку аспирина. Смиренное бездействие означает, что мы сдаемся, прячемся от внешнего мира в скорлупу, погружаясь в жалость к самим себе. Мы не в состоянии разобраться в причинах наших бед, а потому бессильны извлечь из происходящего хоть какой–то урок с пользой для себя. Мы отказываемся от жизни, опасаясь ее хуже смерти.

Раз уж речь зашла о постижении смысла страданий, могу не привести слова Виктора Фраикля, который сказал, что мучиться имеет смысл только тогда, «когда страдания неизбежны. Если же их можно избежать, наиболее благоразумным шагом с нашей стороны является попытка устранить причины страдания, поскольку страдать без нужды — это не героизм, а мазохизм. Если же человеку не удается избавиться от первопричины его несчастий, ему остается лишь выработать достойное к ним отношение».[9]

«Я видел Бога лицем к лицу»

На следующее утро, когда Иаков захромал прочь от того таинственного места, он нарек его Пенуэлом, — «Ибо я видел Бога лицем к лицу, и сохранилась душа моя». Он мог бы придумать для него какое–нибудь другое имя: например, «Поле боя» или «Поле боли», что–нибудь в этом роде, и подобное название было бы вполне уместно, ибо таковым и было то место. Иногда мы именно так различаем периоды нашей жизни (особенно те, в которые нам пришлось немала побороться), и это характеризует нас с совершенно определенной стороны.

Назвать неприятные моменты жизни Пенуэлом мы сможем лишь тогда, когда осознаем наконец, что вера есть:

мудрость, помогающая разглядеть в куче мусора бесцепные сокровища;

мужество принимать действительность, как она есть, а не как мы ее себе представляем;

дерзновение объять все свои беды и несчастья и воскликнуть: «Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня», — тем самым обратив нашу слабость в пашу силу.

Тогда и только тогда эти «беды и несчастья» станут источником энергии для нашего движения вперед, станут тем материалом, из которого мы будем строить христонодобную жизнь.

ГЛАВА 7 ХОРОШЕЕ И ПЛОХОЕ ОБЫЧНО СЛЕДУЮТ ПО ПАРАЛЛЕЛЬНЫМ ПУТЯМ И ПРЕБЫВАЮТ ОДНОВРЕМЕННО

«Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня!»

Эти слова принадлежат покалеченному человеку, пострадавшему от мощного удара, который нанес ему ангел Господень; человеку, теряющему силы, но не разжавшему слабеющих рук. Это вопль человека, не пожелавшего, несмотря на боль, отпустить своего обидчика, пока тот не согласился наделить его вожделенным благословением. Всех жаждущих Божьего присутствия ожидает один исход: «И благословил его там».

Говоря о благословении, которое получил Иаков, следует отметить два немаловажных момента.

Во–первых, это единственный случай в Библии, когда благословение было добыто в борьбе. Обычно за него не надо драться, оно даруется человеку свыше.

Но здесь мы видим, что Иаков вступает в схватку, чтобы получить его. Он впервые пытается получить что–то силой. Обычно он использовал свой ум, смекалку, даже обман. Иаков вообще был обманщик, но ему не удалось обмануть ангела. На сей раз ему пришлось сражаться открыто.

Во–вторых, слово «благословить» означает также «передать свою силу». Ангел благословил Иакова, а значит, передал ему свою силу. Подумайте только — этот человек стал обладателем ангельской силы.

Но кроме того, что Господь даровал ему силу ангела, Он повредил ему бедро, сделав калекой на всю оставшуюся жизнь.

Иаков вернулся оттуда и с тем, чего он хотел, и с тем, чего он никак не желал! Хорошее и плохое в его жизни следовали по параллельным путям и прибыли одновременно.

Подготовка к настоящему?

В течение очень длительного времени я имел весьма искаженное представление о действительности. Я смотрел на свою жизнь и думал, что в ней происходит немало хорошего, но еще больше — плохого. Впереди меня ожидало много приятного и светлого, но не меньше того — темного и удручающего. И я точно знал, что так не должно быть. Мне лишь надо затаиться и переждать, и в один прекрасный день все встанет на свои места, солнце засияет вновь, и жизнь моя пойдет как по маслу — в ней будет происходить только хорошее. Разве не такой должна быть нормальная жизнь нормального человека?

Только не говорите мне, что вы никогда не пытались переждать! Пока не окончите школу, пока не вырастут дети, пока не устроитесь на хорошую работу…

Многие люди проживают всю свою жизнь, готовясь к чему–то большему, к чему–то «настоящему». Но, как сказал кто–то из великих, «жизнь — это то, что происходит с вами, пока вы ждете, когда ваша жизнь, наконец, начнется».

Мы идеализируем действительность, считая, что, если Господь на самом деле беспокоится о нас, ничего плохого с нами случиться не должно. Но Льюис Шмидс справедливо отметил: «Не забывайте, что люди всегда благодарят не за то, что надо. Нет худа без добра».[10]

Непостижимость добра и зла

Помните притчу о пшенице и плевелах, которую поведал ученикам Иисус (Мф. 13:24–30,36–43)? Человек посеял доброе семя на поле своем, но ночью пришел враг его и посеял между пшеницею плевелы. Когда работники осознали, что произошло, они предложили своему хозяину единственное разумное решение: «Хочешь ли, мы пойдем выберем их?». «Конечно же!» — воскликнули бы мы. Это было бы вполне логичным поступком.

Но домовладыка удивляет нас своим ответом: «Нет, чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы. Оставьте расти вместе то и другое до жатвы».

Иисус говорит здесь о великой загадке жизни: непостижимости добра и зла. Когда работники увидели, что случилось с нолем, они воскликнули: «Господин! Не доброе ли семя сеял ты на поле твоем? Откуда же на нем плевелы?».

Так же в отчаянии восклицаем и мы: «Господи! Откуда берется зло? Я посеял доброе семя и в своей собственной жизни, и в жизни моей семьи, моих детей. Откуда же вошла мой дом эта сердечная боль, это разочарование? Почему зло обступило меня?».

С еще большей горечью звучат наши слова: «Почему Господь не прополет иоле нашей жизни и не избавит нас от ростков зла? Почему Бог позволяет злу существовать в этом мире и оплетать нас своими ядовитыми стеблями?».

Вся непостижимость добра и зла состоит в смешении добра и зла. В этом загадка: они перемешаны. В этом — ключ к пониманию Иисусовой притчи.

Есть высший суд

«Оставьте расти вместе то и другое», — сказал Христос. Ночью враг хозяина посеял плевелы между пшеницей. Выражение «между пшеницей» в греческом языке имеет очень сильное значение. Это означает «в самой гуще, между семенами и сверху них». Их корпи оказались настолько переплетены друг с другом, что, пытаясь вырвать сорняк, люди неизбежно вырвали бы и саму пшеницу. Искореняя зло, вы неизбежно искореняете и добро. Нужно дождаться жатвы, и тогда, срезав все растения вместе, легче отделить плохие от хороших.

Плевелы не беспокоят Господина. Он позаботится о них в должное время. Будьте уверены, Бог все держит в Своих руках. Все находится в Его власти. Это Его поле, и Он сумеет возделать его как подобает.

А сейчас я скажу одну вещь, от которой, но правде говоря, мне и самому становится немного не по себе. Однако мне кажется, что единственная причина, по которой Иисус не велит выдергивать плевелы (то есть зло), — это боязнь повредить пшеницу (то есть добро). Дело в том, что мы не всегда способны отличить хорошее от плохого. Существует опасность сделать поспешные выводы. Христос говорит нам, что все выводы по этому вопросу нужно отложить до конца времен и оставить их на усмотрение Господа Бога.

Знаком ли вам этот гимн?

Животворный источник из горестных ран Убеляет одежды святых. В алом потоке омывшись, они От грехов отрешились своих.

А этот?

Молю, вернись

Где то неизреченное блаженство, Которое однажды я вкушал, Когда, впервые Господа увидев, С поющим сердцем все слова Его читал? О времени покоя, сладких грез, молитвы В душе моей еще воспоминанья свежи, Однако потускневшие зеницы Уже не озаряются сиянием надежды. Молю, вернись, небесный Собеседник, Коснись целительным перстом моей кровоточащей раны. О, как я ненавижу грех, тебе нанесший оскорбленье! Зачем поддался я на сатаны обманы?!

Эти гимны, как и многие другие, написал Вильям Каупер, английский поэт, который в XVIII веке считался великим автором и был весьма почитаем в рядах евангелического движения. Такой знаменитый гимн, как «Господь идет непостижимыми путями и совершает множество чудес», тоже вышел из–под его пера.

Он написал его накануне своей второй попытки самоубийства.[11]

Современные психиатры поставили В. Кауперу диагноз «биполярная депрессия». На протяжении всей своей жизни, до и после обращения, этот великий поэт боролся с жесточайшими приступами депрессии, которую он называл «безумием».

Последнюю четверть своей жизни он прожил в уединении, не переступая порога церкви. Но, как сказал о нем один писатель: «Его гимны жили своей собственной жизнью. Они до сих пор с нами, они разговаривают с людьми, обращаясь к боли мятущихся в сомнениях, слабых и страждущих. Всякий раз, как они звучат, я не устаю восхищаться человеком, который, несмотря ни на что, продолжал писать».[12]

Плохое и хорошее следуют параллельными путями.

А затем был…

…Джордж Матесоп. Вы знаете, что случилось с ним? Это был блестящий молодой человек с большими задатками и многообещающим будущим. Но вдруг он начал терять зрение. Не желая связывать свою жизнь со слепцом, его невеста расторгла помолвку. Сердце его было разбито, но он написал следующие строчки:

О Божия любовь, не оставляй меня! Измученной душе без утешенья Твоего покоя нет. Тебе, Тебе я отдаю в начале дня Зажженное Тобою же сияние огня; Из недр Твоих святое пламя да черпает свет.

А вот моя любимая строфа:

О, радость, ты нашла меня среди скорбей! И сердце не посмею я закрыть, Увидев радугу сквозь пелену дождей, Уверюсь в нерушимой истине Твоей: Поминкам о святых — бесслезным быть.

О, радость, что нашла меня среди скорбей! Увидеть радугу сквозь пелену дождей! Плохое и хорошее следует параллельными путями. Верно также и то, что «даже самые лучшие слова и поступки, которые мы совершаем, продиктованы весьма сомнительными мотивами наших сердец».[13]

Несколько лет назад в небольшом городке где–то на Среднем Западе я познакомился с одной супружеской нарой, чья история жизни оказалась хотя и достаточно тривиальной, но от этого не менее трагичной. Их дочь влюбилась в молодого человека, который им совсем не нравился. У него, как им казалось, был очень дурной характер. И они поступили так, как обычно в таких случаях поступают все родители: они высказали дочери все, что они думали о ее приятеле, и запретили ей с ним встречаться. А она поступила так, как обычно в таких случаях поступают все дочери: она не последовала их совету, который возмутил ее до глубины души, и вышла за этого юношу замуж. К несчастью, родители оказались правы в своих опасениях: молодой человек действительно оказался обладателем множества серьезных недостатков и спустя пару лет бросил свою жену с двумя малышами на руках.

Рассказывая эту печальную историю, бедняги родители не могли сдержать слез. Я сопереживал им всем сердцем, слушая их рассказ, полный боли и страданий, через которые прошла их несчастная дочь.

По дороге домой я много думал об этих людях и воображал себя на месте Бога. Вам знакомы подобные мысли? Говорили ли вы себе когда–нибудь: «Будь я Богом…»? Помните известную поговорку: «Халиф на час»? Я всегда мечтал стать Богом хоть на часок! Вот тогда бы я везде навел порядок! Мне всегда казалось, что Господь использует Свое могущество и власть не в полную силу.

Так или иначе, но я размечтался и стал представлять, как в той семье я обратил бы время вспять. Я бы сказал им: «Вот, Господь даровал мне силы изменить ваше прошлое и сделать так, чтобы ваша дочь никогда бы не встретила этого ужасного человека, не полюбила бы его, не вышла бы за него замуж и, следовательно, не оказалась бы им брошенной. Я могу сделать так, чтобы вы никогда не познали ту боль и не пролили бы ни слезинки. Я могу все повернуть назад и сделать так, будто всего этого не было вовсе. Я в силах сотворить все это. Вы согласны? Скажите лишь слово, и все исчезнет.

Только об одном я должен предупредить вас. Осознаете ли вы, что если я уничтожу ваше кошмарное прошлое, то вы лишитесь своих очаровательных внучат?

Но что это? Вы как будто удивлены? Поймите, невозможно иметь и то, и другое. Если она не познакомится с тем молодым человеком, эти дети не смогут родиться.

Вы говорите, что желаете избежать боли? Что ж, я могу избавить вас от нее. Вы не хотите расставаться с внуками? Увы, я уже сказал вам, что либо одно, либо другое. Вы должны выбрать, должны принять какое–то решение. Так какое же?».

У меня самого еще нет внуков, так что я не могу, конечно, судить по собственному опыту, однако очень многие бабушки и дедушки вполне авторитетно заявляли мне, что они ни на что не променяют своих внучат, сколько бы боли и страданий им это ни принесло.

Так как же мы можем утверждать, что все, что случилось этой семьей, — одно сплошное зло, когда в результате на свет появились эти два маленьких существа, за жизнь которых вы способны отдать свою? Плохое и хорошее следуют параллельными путями и чаще всего пребывают одновременно.

На следующее утро

Когда солнце едва позолотило край густого восточного неба, Рахиль и Лия, Иакововы жены, собрались со своими детьми и слугами на берегу Иавока.

Ночь тягостного ожидания осталась позади. И вот раздастся чей–то крик: «Идет!».

Да, Иаков собственной персоной пересекает речные воды. Но, постойте, что–то с ним неладно. Он хромает.

«Что–то сильно он хромает, — замечает кто–то из присутствующих. — Неужели он споткнулся в темноте и подвернул ногу?».

Когда Иаков подходит поближе, все видят, что он не только хромает, но и вся одежда его изорвана и измазана грязью; лицо — в синяках, волосы растрепаны. Такое впечатление, что его собаки рвали и победа осталась за ними.

Все бросаются ему навстречу: «Иаков! Иаков! Что с тобой случилось?».

Лицо Иакова озаряет улыбка, глаза горят: «Нынче ночью я получил благословение!».

Качая головами, люди смотрят ему вслед, и кто–то с недоверием шепчет: «Что–то не похож он на торжествующего христианина…

КНИГА ВТОРАЯ БЕЗМОЛВИЕ

Часть первая ЖИЗНЬ БЕЗ ОТВЕТОВ Служение безмолвия

С востока чувствуем дыхание зари, И спорщиков неутомимых голоса смолкают. Тяжелым камнем затворен внутри скалы, Встает Первосвященник. Пелены с Него спадают. Я жду, что сумрак ночи испугав, Златым крылом Он облаков коснется… Ах, то был сон. Видение прогнав, Встаю лишь я… Но почему так сердце бьется? Джордж Макдональд

Измученный разум, оставь попытки отыскать ответы на терзающие тебя вопросы ты не услышишь ничего.

Эдна Сент–Винсент Миллэй

Когда я задаю эти вопросы Богу, я не получаю ответов. А точнее, я получаю некий, совершенно особенный «не–ответ». Это не запертая дверь. Это, скорее, безмолвие, но не бесстрастное, а просто как пристальный взгляд. Как будто Он качает головой, но не отказываясь отвечать, а как бы избегая ответа. Что–то вроде: «Успокойся, дитя мое, ты не понимаешь…».

К. С. Льюис

ГЛАВА 8 ПОЧЕМУ?

Впервые я познал, что такое страх, в 1984 году, спустя пять дней после Рождества.

Мы приехали погостить к моей теще, но, поскольку у нее в доме собрались еще шестеро человек гостей, мы решили остановиться в мотеле неподалеку. В последний вечер перед отъездом мы вернулись к себе около полуночи. Я высадил жену, дочку и невестку (сын ушел от бабушки пораньше) у входа в гостиницу, а сам поехал на хорошо освещенную автостоянку, что находилась на задах здания, чтобы припарковать машину на ночь. Отыскав наконец удачное место, я поставил машину и, прихватив из багажника пару сумок, направился было ко входу. Но не успел я захлопнуть дверцу, как сзади подъехал автомобиль с двумя мужчинами. Тот, что сидел на переднем сиденье, вышел мне навстречу, от него сильно пахло спиртным. Он заговорил очень нечленораздельно, и я с трудом разобрал, что он спрашивал, как проехать до какой–то местной улицы. Я тут же заподозрил неладное. Кто же спрашивает, как проехать до какой–либо местной улицы, у постояльцев гостиницы? Кроме того, я начал припоминать, что уже видел, как эта машина кружила вокруг, пока я искал место парковки.

«Извините, я не знаю», — ответил я и направился было к мотелю.

Но парень подскочил сзади и схватил меня за руку. «Быстро гони сюда сумки!»

Я вырвался и бросился к спасительным дверям. В считанные доли секунды он настиг меня и развернул к себе. В его руке был пистолет, и он направил его прямо мне в голову.

«Гони сумки», — процедил он сквозь зубы.

Его товарищ, который так и оставался за рулем, что–то кричал ему из открытого окна. Поначалу я никак не мог разобрать его слов, но потом понял. Он кричал: «Убей его!».

Тот, что был с пистолетом, ухватился за мои сумки и прохрипел: «Клянусь, я пристрелю тебя как собаку!».

Я попятился от пет, тряся головой, пытаясь сообразить, что же такое со мной происходит и действительно ли этот парень собирается сдержать свое слово. В кино подобные вещи так быстро не случаются!

Пока я убеждал себя, что все это лишь неудачная шутка, он швырнул меня на стоящую рядом машину. Я споткнулся и упал навзничь, не выпуская, однако, сумок из рук. И вдруг из дула его револьвера вырвалось пламя, раздался громкий хлопок, и я услышал, как пуля чиркнула по асфальту прямо рядом с моим ухом. Помню, как я совершенно по–глупому отметил про себя: «Двадцать второй калибр».

Если этот болван все равно собирается меня убить, значит, мне нечего терять, подумал я и кинулся на него. Бросив сумки, я вцепился в его пистолет. На мгновение мне показалось, что мне удалось завладеть им. Но, несмотря на то что грабитель был в подпитии, он все же был сильнее, да и позиционное преимущество было в его пользу: я полулежал на спине, а он возвышался надо мною. Он выругался, вырвал револьвер из моих слабеющих пальцев и аж затрясся от злобы. Его голос гремел у меня в ушах: «Я пристрелю тебя, ты… Моей же последней мыслью было: «О Боже, мне суждено умереть на пустынной автостоянке у дверей мотеля… Никаких возвышенных, глубоко духовных устремлений, никаких ослепляющих откровений («И увидел я небеса отверстые и Святого Петра, приветствующего меня у входа, услышал я хор ангелов небесных, поющих осанну Господу»), и жизнь моя не проносилась у меня перед глазами.

Этот ужасный человек склонился надо мной, приставив пистолет мне между глаз и выдохнул мне в лицо: «Я убью тебя».

Чисто инстинктивно я прикрыл лицо руками, крепко зажмурился и стал ждать.

Но ничего не случилось. Я открыл глаза и увидел, как он опустил оружие, подхватил мои сумки и побежал к своей машине. Пошатываясь, я встал на ноги и услышал голос его приятеля: «Пойди и убей этого !». Должен признаться, я испытал откровенную неприязнь к этому малому.

Его друг пробормотал что–то себе под нос, забросил вожделенные сумки в салон и направился в мою сторону. Я прикинул, что при всем желании не успею добежать до входа в гостиницу, поэтому единственное, что мне оставалось, это притаиться за одной из машин и постараться превратиться в как можно менее приметную мишень.

Он уже преодолел половину разделявшего нас расстояния, но вдруг запнулся обо что–то, плюнул и, выругавшись, побежал назад. Я услышал, как хлопнула дверца, как завизжали покрышки и машина промчалась мимо и скрылась за углом. Кто–то из постояльцев, услышав выстрел, подбежал к окну и отчаянно колотил но стеклу. Думаю, что нападавшим просто не нужны были лишние свидетели. Должно быть, именно этому «лишнему» свидетелю я обязан жизнью.

Полгода спустя на суде прокурор заявил присяжным: «Мистера Данна не было бы сегодня с нами, будь обвиняемый более метким стрелком».

Я согласился с этим заявлением.

Чуть позже я заметил одному из моих друзей: «Слава Богу, этот парень оказался мазилой!».

«Он не был мазилой, — возразил мой друг. — Это здесь совершенно ни при чем. Просто тебя сберег Господь».

И я согласился с этим заявлением.

А другой мой знакомый сказал: «Это твой ангел–хранитель защитил тебя и отвел пулю».

Я согласился и с этим заявлением.

Но мне тут же вспомнился еще один мой товарищ, который пару лет назад был застрелен вместе с женой в собственном доме при попытке ограбления. И с тех самых нор мне не дает покоя вопрос, от которого рассыпаются в прах все паши самодовольные объяснения: «Где же были ангелы–хранители в ту ночь, когда эти люди были убиты? Почему их не сберег Господь?».

Извечный вопрос

Когда долгожданное, столь горячо молимое чудо не происходит, когда нас никто ни от чего не избавляет, нас начинает мучить, лишая покоя и сна, все тот же стародавний вопрос: «Почему?».

Альбер Камю выразил желания многих, когда сказал: «Я хочу, чтобы мне все было объяснено, или я не хочу ничего. И разум бессилен, когда он слышит, как вопиет сердце. И ум, который движим этой настойчивостью, ищет и не находит ничего, кроме противоречий и бессмыслицы… Если бы только хотя бы один человек мог сказать: «Мне все ясно», тогда все вы были спасены».[14]

Давайте посмотрим правде в глаза: жизнь — штука несправедливая. Наш мир преисполнен несправедливостью. Каждый день мы сталкиваемся с мелкими силами и вселенской мощью человеческого существования, этими «темными тайнами жизни». Мы не можем не задаваться вопросом, почему все происходит именно так, а не иначе. «Такое простое слово «почему» — это не поток речи, не фраза; оно состоит всего лишь из шести букв, однако оно способно нанести смертельную рану человеческой душе».[15] Этот вопрос печален, неизбежен и в то же время обычен.

Задавая его, вы не открываете Америки, он был отлично знаком страждущим всех времен, он был их заклятый враг. В псалме 36 автор говорит о «ревности злодеям и зависти делающим беззаконие», о «ревности успевающим в путях своих, людям лукавящим». А в псалме 72 псалмопевец восклицает: «Я позавидовал безумным, видя благоденствие нечестивых».

Сколько раз я служил на похоронах молодых христиан, прекрасных отцов и матерей, которые были вырваны из жизни внезапно и жестоко. Сколько раз я задумывался над правильностью этого мира, где столько злых и бессердечных людей остаются жить невредимыми, не зная горя.

Один известный журналист Джори Грэм испытал подобное, а может быть, и более сильное чувство гнева и отчаяния, когда обнаружил у себя рак:

Почему именно я, а не тот негодяй из соседнего дома, который бьет свою жену и мучает детей?

Почему я, а не тот самовлюбленный, упоенный собственной властью вице–президент фирмы, начальник моего отдела? Почему именно я, которому только–только начала улыбаться удача, а не та сумасшедшая старуха, которая роется в мусорных ящиках в поисках обьедков с нашего стола?

Почему именно я, а не настоящие злодеи, которые окружают нас со всех сторон?[16]

Веский довод атеистов

К. С. Льюис, атеист до своего обращения, рассказывал, что в прежние времена в ответ на вопрос, почему он не верует в Бога, он указывал на несправедливость мира. Это звучало примерно так:

Все напрасно: жизнь к концу времен окажется лишь преходящим и бессмысленным изгибом на шероховатой поверхности вечной материи. Если вы попытаетесь убедить меня, что все это есть творение великодушного и всемогущего духа, то я отвечу вам, что все доказательства свидетельствуют об обратном. Так что либо никакого духа, стоящего над вселенной, не существует, либо существует дух, безразличный к добру и злу, либо же это дух злой.[17]

По правде говоря, атеист приводит нам довольно веский довод в свою пользу. Вопрос «почему?» всегда был не очень приятным, поскольку на него нет ответа. Это как чрезмерно шаловливый ребенок, который является источником постоянного стыда и неловкости для всех членов своей семьи.

Не мелкие повседневные заботы превращают нашу райскую жизнь в ад, но внезапные удары из–за угла. Мы не всегда оказываемся готовы к тем резким поворотам, которые уготавливает нам судьба. Едва только мы, казалось бы, берем жизнь в свои руки, как паши пальцы вдруг начинают неметь, а восклицательные знаки превращаются в вопросительные. Неожиданное и необъяснимое — вот что сбивает нас с ног.

В последующих двух главах я постараюсь подняться на ноги и восстановить равновесие. Надеюсь, вы останетесь со мной.

ГЛАВА 9 ПОЧЕМУ Я?

В 1972 году я подарил своей жене на Рождество золотые часы. На крышке была выгравирована надпись: Дорогой Кай, с любовью, 1972 «Замечательный год»

Тогда я еще не знал, что это будет наш последний замечательный год на довольно долгое время.

В начале 1973–го у нашего пятнадцатилетнего сына Ронни ни с того ни с сего, как нам тогда показалось, начались перепады в поведении. Он очень изменился, стал другим человеком. В школе его дела пошли под гору, он сделался угрюмым и непредсказуемым. Сегодня он чувствовал себя счастливейшим на свете, а назавтра вдруг становился злобным, неразговорчивым, раздражительным и грубым; но на следующий же день корил себя за свое вчерашнее поведение.

Мы ломали голову, что же случилось и что на самом деле творится с нашим сыном. Сначала я подумал, что у него духовные трудности, но в течение последующих трех лет, невзирая на паши непрестанные молитвы и все усилия, которые мы прилагали, положение только ухудшалось.

После попытки самоубийства мы поместили его на две недели в психиатрическую лечебницу на обследование. Ему поставили диагноз «маниакальная депрессия», т.е. расстройство в поведении, вызванное химическим дисбалансом в крови, что и делало его глубоко несчастным и подавленным. Болень его была биполярной, что означало, что настроение его колебалось между радостной приподнятостью и мрачным отчаянием.

Врач прописал ему новое чудодейственное лекарство литиум, а также стелации и элавии. Ронни сразу же стало намного лучше. Одно из моих самых ярких и счастливых (?) воспоминаний — это момент, когда он понял, что не его вина в том, что он так себя ведет, что причина тому — его болезнь.

Воодушевленные осознанием того, что диагноз поставлен и исцеление возможно, мы с Кай молились с большой верою. У нас не возникало сомнений в том, что Господь спасет нашего мальчика. Нам казалось, что мы услышали от Бога это обетование. Я знал, что в один прекрасный день Ронни пойдет по моим стонам, станет пастором и посвятит свою жизнь служению Богу. Кошмар был позади. Это был август 1975.

Три месяца спустя в День благодарения Ронни покончил с собой.

Доктор предупреждал нас, что больные этой болезнью зачастую перестают регулярно принимать лекарства, как только начинают чувствовать себя хорошо, считая это излишним или попросту забывая принимать их. Однако химический баланс в крови — вещь настолько деликатная, что пропуск даже одной дозы может привести к трагическим последствиям. Каждое утро Кай давала ему дневную норму таблеток с собой в школу (ему не разрешалось приносить туда целую баночку). Несколько раз, разбирая грязное белье, она находила лекарство забытым в кармане рубашки.

Холодным серым декабрьским днем друзья и родственники собрались у серого гроба, чтобы похоронить то, что осталось от восемнадцати лет смеха и слез, трехколесных велосипедов и бейсбольных бит, боли и надежды, детских шортиков и уроков вождения. Когда фоб скрылся в могиле, вместе с третью земли я бросил туда всю свою прежнюю жизнь легких ответов и незаданных вопросов, кроме одного единственного: «Почему?». Я до сих пор пытаюсь избавиться от него.

Помимо естественной при данных обстоятельствах боли от невосполнимой утраты, прошедшие через подобные несчастья люди несут на себе двойной груз переживаний: им приходится бороться не только со своими истерзанными чувствами, но и с осознанием собственной вины в неспособности предотвратить самоубийство дорогою им человека.

Известный психиатр Сью Чанс после того, когда ее сын лишил себя жизни, написала такие горькие слова: «Меня тогда неотвязно преследовала одна мысль: «Чтобы действительно ощутить себя неудачником в жизни, нужно пройти через самоубийство собственного ребенка». Это ужасно — потерять свое дитя, и я искрение сочувствую всем родителям, которых постигло это горе, но то чувство вины, которое гложет вас за то, что вы не смогли «вовремя» вызвать врача, что не сумели уберечь его от рака или пьяного водителя, не идет ни в какое сравнение с разъедающим душу жестоким пониманием того, что ваш ребенок не выдержал жизни, которую вы ему подарили».[18]

А потом обязательно находятся нечуткие люди, подобные одному моему знакомому с его глупым вопросом: «А правда, что самоубийцы попадают в ад?».

Но кроме всего этого было нечто такое, что делало смерть Ронни еще более невыносимой для меня. Дело в том, что несколько моих близких друзей тоже ощущали на себе трудности переходного возраста своих чад, у некоторых дети были даже арестованы за употребление наркотиков. Связанные общими переживаниями, наши семьи образовали своеобразное братство, союз людей, молящихся друг за друга с верою, что Господь вознаградит нас за рвение и внемлет нашим мольбам.

Ронни оказался единственным, кому это не помогло. Создавалось впечатление, что в то время как Бог улаживал дела наших друзей, на наши молитвы Он не обратил никакого внимания. Признаюсь откровенно, мне было очень тяжело радоваться вместе с другими родителями, когда их блудные дети возвращались под отчий кров. Однажды я даже не поднял трубку, потому что знал: это звонит мой друг, чтобы сообщить мне, что их мальчик вернулся домой. Я не желал слышать о спасении чужого сына.

Поначалу я пытался быть «духовным» и «побеждающим». Я старался не задавать Богу вопросов. Я «за все благодарил», я воздавал «хвалу Господу», как примерный католик воспевает «Аве Мария» или язычник совершает обряды умилостивления своего божества. Но дни перетекали в недели, недели в месяцы, и я знал, что Ронни никогда не вернется домой. Я чувствовал себя обманутым и преданным. А когда шок от случившегося, который немного притуплял мою боль, прошел и я отчетливо ощутил реальность смерти, она накрыла меня тяжелым черным туманом. И тогда весь мой доселе сдерживаемый гнев, вся моя горечь и обида вырвались наконец наружу в отчаянном вопле: «Почему, о Боже?!», и это походило скорее на обвинение и упрек, нежели на простой вопрос. В древнееврейском языке слово «почему», наиболее часто употребляемое в псалмах, обозначает «…вопль одновременно и горечи, и протеста, в него вкладывается вся суть страданий человека, который представляет их Богу на рассмотрение. Это слово содержит в себе несколько вопросов: для чего, но какой причине и до каких пор Господь будет молчать. Подразумевается также, что эти страдания несправедливы».[19]

Но на все мои вопли, мольбы и угрозы я получил в ответ лишь гробовое молчание, вызывающее трепет и безмолвие небес.

Я твердо убежден, что скорбь и страдания — вещи глубоко интимные, поэтому я воздерживаюсь описывать здесь все подробности того ада, через который мне пришлось пройти. Я вовсе не похваляюсь своим горем в надежде снискать ваше сочувствие. В том, что я испытал, нет ничего уникального и неповторимого. Очень многие терпели поражения в подобных и более тяжких битвах. Так зачем же я вообще затеял рассказывать эту историю? Думаю, я это сделал и для самого себя, и, не в меньшей степени, для вас.

Почему мы все время спрашиваем «почему?»?

Вильям Миллер очень точно подметил один важный момент, когда сказал:

Потребность во что бы то ни стало получить хоть какой–нибудь ответ в человеке настолько сильна, что, если нам не будет дано конкретное заключение, разумное объяснение или причина того, о чем мы спрашиваем, мы придумаем их сами. Возможно, они не будут иметь никакого смысла в глазах стороннего наблюдателя, но они утолят нашу собственную жажду. По правде говоря, большинство так называемых «ответов», которые изобретают люди посредством умозаключений и рассуждений, на деле является не более чем эвфемизмом или банальностью. Так или иначе, но они удовлетворяют паше желание все объяснить, а потому помогают нам быстрее смириться с утратой?[20]

Наше поколение живет под девизом: «Люди имеют право знать». Мы требуем объяснения всему и вся, и бдительное око услужливой прессы и службы новостей держит нас в курсе всех дел, начиная от геморроя, которым страдает Джимми Картер, и проблем в толстой кишке у Рональда Рейгана и кончая отвращением Джорджа Буша к капусте брокколи и новой стрижкой Билла Клинтона. В наши дни конгресс тратит больше времени на расследования, чем на законотворчество (и, наверное, это даже к лучшему). Конфиденциальность становиться пережитком.

Однако, в то время как журналисты, законодатели и всевозможные прорицатели живут и действуют по этим принципам, Господь следует Своим. Он опирается не на «право знать», но на «потребность знать».

Так что же такого сверхъестественного, таинственного и целительного в понимании причин происходящего? Приведу нам несколько аргументов.

Прежде всего, оставшийся без ответа вопрос «почему?» нарушает упорядоченность жизни, в которую мы свято верим. Нам нравится думать, что мы живем в хорошо организованной вселенной, где все имеет свой смысл. Каждому событию есть логическое объяснение, и у каждого следствия есть причина.

Так было всегда. Джеймс Креншоу пишет:

«Для того чтобы сделать жизнь более сносной, древние выработали у себя веру в порядок, как в макрокосмосе, так и в микрокосмосе. Вселенная была предсказуема, ограничена, поскольку подчинялась воле и желаниям Создателя… И пока эта уверенность в существовании порядка в мире сохранялась, сохранялся в целости и сущностный вселенский смысл, — за исключением тех редких моментов, когда идиллия нарушалась отдельными случайными событиями, которые превращали человеческое счастье в иллюзорную мечту».[21]

Антропологи говорят, что уже на самой заре зарождения человека он был уверен в своей способности контролировать собственную жизнь. Ритуалы, совершаемые доисторическими людьми, были основаны на представлениях о том, что сила или дух животного может перейти к человеку, если тот принесет его в жертву богам, или что ловкость и умение врага может передаться любому, кто снимет с него скальп. Сначала люди пытались влиять на свою жизнь посредством обрядов и жертвенных алтарей. Эрнст Беккер пишет:

«Человек мерил, что при помощи ритуалов и заклинаний он может взять верх над материальным миром и выйти за его пределы, чтобы воплотить в жизнь свои неосязаемые идеи. Эта уверенность придавала человеку ореол сверхъестественного и возносила его над миром гниения и смерти».[22]

По мере развития цивилизации на смену обрядам и алтарям пришли наука и техника, которые были возведены на пьедестал. Мы обожествили машины и доверились им безоглядно. Но со временем мы пришли к печальному заключению, что машины тоже не безупречны и могут ошибаться. Они ломаются, а с ними рушится и наше доверие.

В попытке восстановить утраченную власть над собственной жизнью мы вновь вернулись к забытым обрядам и алтарям (и не обязательно именно к христианским), а некоторые — даже к молитве и вере. Для многих людей молитва и вера не являются средством исполнения Божьей воли, они лишь инструменты для управления собственной жизнью. Успешное с ними обращение, но нашим представлениям, дает нам возможность отрешиться от перипетий земного существования, и нередко методы, к которым мы прибегаем в желании использовать эти орудия в свою пользу, немногим отличаются от методов первобытного человека.

Все дело в том, что мы требуем, чтобы мир был полон порядка и подвластен контролю. Любое событие должно иметь логическое объяснение. Если не заводится машина, значит, кончился бензин или сел аккумулятор. Если в нашем доме гаснет свет, значит, либо неполадки на линии, либо мы не оплатили счет. В случае если мы никак не можем выздороветь, шаман или религиозный целитель проницательным взором определит, что истинная причина нашей болезни — тайный грех или маловерие.

Нам необходимо логическое объяснение, стройное и обоснованное, без сучка и задоринки. Жизнь — это не просто игрушка в чьих–то неведомых потусторонних руках, не просто бессмысленная вспышка в глубинах вселенной. Наше существование или смерть не зависит от переменчивой фортуны. И такой взгляд на мир придает нам уверенность в завтрашнем дне и предохраняет нас от безумия. Но безответное «почему?» угрожает разрушить наш карточный домик, столь прочный на вид.

Гельмут Тилике выразил это так:

По большому счету… все мы ведем довольно безобидную жизнь без особых тревог. Все чинно идет своим чередом. Из опыта мы понимаем, что зло не приносит благ, что успех приходит к прилежным и что бездельники остаются ни с чем. Но внезапно что–то случается, словно вдруг ломается ось в этом размеренно вращающемся механизме. Перед нами вдруг возникает какое–то препятствие, происхождение которого мы не можем себе объяснить…

Разве не окружают нас со всех сторон эти темные, неразгаданные тайны, от которых так сложно отмахнуться? Почему в самом расцвете нашей жизни, когда дела идут лучше некуда, на нас неожиданно наваливается осознание реальности смерти и непрочности жизни?[23]

И еще один момент. Если бы мы нашли логическое объяснение происходящему, мы могли бы предотвратить повторение трагедии. Зачем этому кошмару случаться вновь, тем более снова с нами? Чуть позже мы разберем случай, описанный в Евангелии от Иоанна, когда Иисус исцелил слепого. Если вы помните, ученики тогда спросили Христа, чьи грехи навлекли на этого человека такой страшный недуг, родительские или его собственные. Меня всегда занимало, что побудило их задать подобный вопрос. Должно быть, за ним стояло нечто большее, чем простое богословское любопытство. Возможно, у них в голове мелькнула мысль, что если бы они узнали, какой грех может вызвать У человека слепоту, то смогли бы избежать его в будущем. И уж от чего — от чего, а от слепоты они были бы надежно застрахованы.

Быть может, действительно, наше страстное желание знать причины происходящего продиктовано лишь нашим страхом, что подобное может произойти и с нами. У меня нередко создавалось впечатление, что зачастую, когда люди молятся о чьем–нибудь исцелении, на деле они молятся о своем собственном. Мы как бы устраиваем проверку: если Господь дарует выздоровление этому несчастному, возможно, Он так же поступит и со мной. Это поддерживает нашу надежду на то, что мы можем слегка оттянуть наступление неминуемого. Вся наша жизнь теплится на этой молитве.

Возможно, именно об этом думали друзья Иова, когда утешали его. Варреи Вирсбе пишет, что состояние Иова угрожало их душевному спокойствию: «То, через что ему пришлось пройти, ставило под сомнение обоснованность их такой гладкой и ясной теологии… То, что случилось с Иовом, вполне могло произойти и с ними самими! Их не очень–то беспокоил Иов со всеми своими неприятностями. Их главной заботой было не просто утешить страдающего человека, а избавиться от проблемы как таковой».[24]

Люди, подобные Иову, вызывают у окружающих чувство неловкости. Непрестанные муки этих несчастных ведут к сбою в нашей безупречной богословской машине и заставляют нас выдумывать объяснения неполадкам, изобретать исключения из правил. И на это у нас фантазии хватает.

Мы задаем себе этот извечный вопрос «почему?», потому что мы жаждем освобождения от чувства вины. Чувство вины есть неизбежное последствие горя и страданий. И нет ничего более иррационального, чем чувство вины, рожденное горем. Каким–то причудливым образом исполнившись скорбными мыслями, мы вдруг приходим к осознанию того, что во всем происшедшем отчасти или даже полностью виноваты мы сами. Мы либо спровоцировали это, либо внесли свой вклад в развитие событий, либо ничего не предприняли для предотвращения несчастья. Чувство вины нашептывает нам, что мы мало любили, мало делали мало были. Наверняка можно было найти способы отвести все эти напасти — и это нас убивает.

Однако же разумные объяснения, доказывающие, что мы тут совершенно ни при чем и что мы были бессильны этому противостоять, поскольку «такова на то Божья воля», освобождают нас от ответственности и — от чувства вины. Особенно часто это происходит с теми, кто пережил самоубийство близкого человека. Мы так хотим, чтобы это оказалось лишь несчастным случаем или трагической ошибкой — всем, чем угодно, только не самоубийством. Самоубийство вопиет и обличает нас.

Желание освободиться от этого гнета настолько велико, что порой мы начинаем прилюдно осуждать и обвинять самих себя в надежде, что окружающие бросятся нас утешать и убеждать в обратном.

Более того, спрашивая «почему?», мы стремимся обрести душевное равновесие. Вопрос «почему именно я?» предполагает, что допущена несправедливость, требующая исправления. «Вопрос «почему я?» делает упор на случайность всей ситуации, на некую нечестность но отношению к нам. Он помещает человека в пучину хаоса».[25]

Практически никто не спрашивает себя: «А почему не я?». Некоторые, быть может, приходят к этой мысли, но чуть позже, не в самом начале. Какое бы несчастье с нами ни приключилось, мы его, конечно же, не заслужили; мы просто случайно проходили мимо, и нас настигла шальная нуля. Когда с нами происходит что–нибудь хорошее, мы не терзаем себя лишними вопросами, нет, — это бывает только в случае несчастья. Врач–психиатр М. Скотт Пекк подметил следующую особенность: «Странное дело. Сколько раз мои пациенты и знакомые задавали мне один и тот же вопрос: «Доктор Пекк, почему в мире существует зло?». И никто за все эти годы не спросил меня: «Почему в мире существует добро?».[26]

Не так давно в нашем городке в аварии погиб молодой человек. Ни он, ни его родные не были верующими. Один из организаторов похорон пригласил пастора из нашей церкви провести церемонию. За день до назначенного срока тот зашел к родителям юноши обсудить последние детали. Перед самым уходом он спросил у матери, можно ли ему будет помолиться над гробом. Женщина пришла в ярость и закричала ему в лицо: «Никаких молитв! Слышите?! Господь забрал у меня моего мальчика! Никаких молитв в этом доме не будет!».

Когда расстроенный пастор рассказал мне эту историю, я подумал: «Наверное, впервые за многие годы эта женщина вспомнила о существовании Бога. И, наверное, впервые пришала, что Он на что–то способен». Сомневаюсь, однако, что, когда ее сын только родился, она воздала хвалу и благодарность небесам. К рождению ребенка Бог отношения не имел, а только к его смерти.

Почему мы только виним Бога за то плохое, что происходит в пашей жизни? Почему страховые компании называют стихийные бедствия и различные катастрофы «деяниями Божьими»? Мы никогда не подвергаем сомнению хорошие события, только плохие. Мы не поражаемся, насколько благ Господь, мы принимаем это как должное. Несчастья нас удивляют, а удачи нет.

И хотя обретение заветного ответа на это сакраментальное «почему?» ничего уже не исправит, оно, но крайней мере, восстановит наше уязвленное чувство справедливости, которая, как мы верим — или, скорее, отчаянно желаем верить, — заложена в саму основу Божьего творения. Ведь если мир действительно создан Богом, то он должен покоиться на принципах справедливости и равенства. Это было бы логично. «В конце концов, — пишет Джеймс Крепшоу, — тот, кто повелел этому миру быть, обладает достаточным запасом силы, чтобы сохранять его в порядке и равновесии. Недаром мудрецы разных эпох вновь и вновь возвращались к идее неразрывной связи творения и справедливости».[27]

Этот вопрос можно рассматривать и как попытку оправдать Бога. «Почему?» на самом деле подразумевает «почему, о Боже?». Оно адресуется Всевышнему Богу, Владыке мира, и, как любил говорить мой профессор по богословию, «владычество Бога заключается в том, что Он может делать все, что Ему угодно, — и это замечательно». Верить во всемогущего и вселюбящего Бога — значит верить в то, что Он участвует во всем происходящем, но когда вдруг случается что–то плохое, Его светлый облик немного меркнет.

Богословы называет это термином «теодицея», что в вольном переводе звучит примерно как «попытка объявить Бога невиновным во всем том, что в нашем представлении нарушает порядок в обществе и во всей вселенной».[28]

Если Бог — Владыка мира, мы вынуждены признать, что именно Он сделал так, чтобы это произошло, или позволил этому произойти, что подразумевает: что в обоих случаях Он мог это предотвратить. И для страждущего разницы между двумя нюансами нет никакой. Мы вторим Аврааму: «Судия всей земли поступит ли неправосудно?» (Быт. 18:25) — или Гедеону: «Если Господь с нами, отчего постигло нас все это?» (Суд. 6:13).

В своей книге «Когда боги молчат» Корпели Миско пишет об ужасах Освенцима и задает леденящий душу вопрос: «Человек может по–прежнему «верить» в Бога, Который нозволил всему этому случиться, но как он после этого может с Ним разговаривать?».[29]

Пережив опустошительную трагедию, пытаясь собрать воедино осколки нашей веры, мы вызываем Бога на ковер и требуем от Него объяснений — и пусть Он только попробует не предоставить нам достаточно веских обоснований того, что сделал! Но мы забываем, что Бог — это Бог, и Он не обязан отчитываться перед нами за Свои поступки.

И наконец, наш последний и, пожалуй, самый обоснованный повод задаваться вопросом «почему?», это то, что мы не можем жить в догадках. Этот компьютеризированный, «телевидеонизироваииый» век провозгласил, что никаких тайн больше нет, они просто недопустимы. Все в этом мире должно быть разобрано на части, отправлено на рентген, сфотографировано, идентифицировано и классифицировано. Когда мы задаем свой привычный вопрос, все, что нам нужно, — это получить простое, незатейливое объяснение случившемуся, чтобы не ломать себе голову над какими–то досадными загадками.

Поэтому неудивительно, что такой небывалой популярностью пользуется движение сторонников «евангелия процветания». Оно предлагает простой ответ на любой вопрос и легкое решение сложнейших задач. Мы освобождаемся от столь обременительной обязанности — мыслить самостоятельно. Мы приходим на все готовенькое. Люди требуют ответов, требуют гарантий, им нужен вождь, исполненный уверенности, который скажет: «Да, я все знаю, и я вам объясню!». Воля и власть Божий пойманы, как бабочка в сачок, теми, «кто знает что здесь к чему», и помещены в рамки нехитрой инструкции для пользователя: «Нажми, потяни — щелк — ответ получи!».

Но тайна остается. И, как сказал Габриэль Марсель, «Странно как–то получается, но, похоже, именно страдания способны привнести в нашу жизнь духовный смысл и именно потому, что таят в себе бездну непостижимого и неразгаданного».[30]

Но однажды, когда я мучительно боролся со своими переживаниями, меня вдруг посетила мысль: «А что если я задаю неверный вопрос?».

ГЛАВА 10 ЧТО ТЕПЕРЬ?

Эта мысль не давала мне покоя: ответа на вопрос «почему?» не существует вообще, потому что это не правомерный вопрос. Глупо надеяться отыскать правильный ответ на неправильный вопрос, а, но моему глубокому убеждению, мы именно этим и занимаемся.

Я потратил многие месяцы, проштудировал от корки до корки всю Библию и другие самые различные источники в поисках спасительных объяснений. У меня набралось их с десяток. Но, даже имея десять возможных вариантов ответа, мой вопрос так и оставался вопросом. Точнее, более верным будет сказать, что ни один из доводов не был в полной мере исчерпывающим. Боль не унималась.

Недавно я беседовал с одним отцом, чей сын погиб при трагических обстоятельствах. Оглядываясь назад, на то что произошло тогда и каковы оказались последствия, он обнаружил, что нет худа без добра: несколько его родственников пришли ко Христу.

«Но этого мало! — воскликнул он вдруг. — Этого мало!»

Кто вправе спорить с этим человеком? Что может утешить несчастную мать, чья дочь была изнасилована и убита? Только возвращение ее девочки домой живой и невредимой. Можно возражать, и не без оснований, на то, что смерть ребенка способна послужить во славу Господу, но простим раздавленных горем родителей за их горький упрек: «Пусть Бог зарабатывает Себе славу в другом месте! Верните нам наше дитя!». Я надеюсь на это прощение, поскольку и с моих уст слетали эти слова.

Несколько лет назад недалеко от нашего дома рухнул на землю огромный самолет. Тогда в катастрофе погибло более ста тридцати человек. Но тридцать пассажиров чудом уцелел. Одним из них был молодой человек, чьи жена и маленький ребенок погибли. Я слышал, как одна женщина утешала говоря: «Не переживайте, вы еще молоды. Вы снова женитесь, и у вас еще будут дети!».

Я также знал семью, в которой было девять детей и один из них умер. «Доброжелательницы» подобного рода могли бы сказать им: «Ну что вы расстраиваетесь? У вас же есть еще целых восемь сыновей и дочерей!».

Но ведь это ничего не значит! Ни восемь, ни восемьдесят других детей не заменят вам того одного, которого вы потеряли. Подобные утешители ведут себя так, как будто они не воспринимают наше горе всерьез. Ответ одного человека другому всегда остается загадкой для последнего и даже может довести его до отчаяния.

Только поймите меня правильно. Я уверен, что когда мы сами шагнем в вечность и пелена неведения спадет с наших глаз, мы согласимся со всем, что совершил в нашей жизни Господь. «Да, — скажем мы, это было действительно к лучшему. Теперь я это понимаю». Мы будем довольны и не станем жаловаться и роптать. Однако но эту сторону бесконечности один маленький ответик стоит дюжины ответов на небесах.

Следовательно, «почему?» — вопрос неверный, поскольку он в конце концов ничего не решает. Поэтому когда окружающие в порыве искреннего желания утешить нас начинают навязывать нам свои объяснения, мы можем остановить их слонами древнего страдальца: «Как же вы хотите утешать меня пустым? В ваших ответах остается одна ложь» (Иов 21:34).

К. С. Льюис делится результатами своих поисков недостижимого ответа:

Так где же Бог? Больше всего меня беспокоит следующее: когда вы счастливы, очень счастливы и не ощущаете острой потребности в Боге, стоит вам обратиться к Нему со словами благодарности и хвалы, как вы будете приняты Им с распростертыми объятиями. Но как только вы оказываетесь в беде, когда у вас не осталось никакой надежды, пойдите к Нему, и что будет? Дверь захлопнется у вас перед носом, и вы услышите, как один за другим запираются засовы. А затем — тишина. Вам остается только развернуться и уйти.[31]

Наша ошибка заключается не в том, что мы не находим верных ответов, а в том, что мы задаем неверные вопросы.

Как сказал Кристофер Морли: «У меня для Бога припасен не один миллион вопросов, но, когда я сталкиваюсь с Ним лицом к лицу, они улетучиваются из моей головы и теряют всякий смысл».[32]

По мере того как углубляются наши знания о Боге и укрепляются наши с Ним отношения, мы начинаем больше доверять Ему; а чем больше мы Ему доверяем, тем меньше становится наше желание все понять. Осознав эту простую истину, мы можем обрести, наконец, долгожданный покой.

В свете Библии

В девятой главе Евангелия от Иоанна рассказывается история об одном слепорожденном и его встрече с Иисусом Христом. Проходя мимо, Иисус обратил на него Свое внимание. В те времена на всех проезжих дорогах было полно несчастных, уродов и калек, которые из–за своих физических недостатков вынуждены были попрошайничать. Они стали настолько привычным зрелищем, что люди практически не замечали их или воспринимали этих бедолаг только как досадую помеху на пути, с которой вынуждены были мириться.

Когда мы читаем, что Иисус «увидел» этого человека, на языке оригинала имеется в виду, что Он посмотрел на него с большим интересом. Это был не просто брошенный мельком взгляд Христос очень внимательно вглядывался в этого слепого, что и заметили ученики. Они немедленно приняли живейшее участие в обсуждении судьбы этого человека, но лишь с богословской точки зрения.

Их вопрос отражает религиозное мышление того времени: «Равви! Кто согрешил, он или родители его, что родился слепым?» (Иоан 9:2). Они не спросили: «Неужели кто–нибудь согрешил?», они спросили: «Кто согрешил?».

У них не возникло ни тени сомнения, что именно грех повлек за собой слепоту; оставалось только выяснить, чей грех. И они не имели в виду грех в его глобальном проявлении, свойственный каждому человеку. Нет, их интересовало конкретное прегрешение, послужившее причиной данной напасти.

Согласно бытующим в те времена религиозным представлениям, грех всегда приносил страдания, а значит, если человек страдал или имел какие–то физические отклонения от нормы, следовательно, он был грешен сам или грешны были его родители. Неправедных мучений, по мнению людей, не существовало, мучения однозначно подразумевали прегрешение.

Это верование столь глубоко укоренилось в их умах, что они даже не заметили, как глупо прозвучал их вопрос. То, что грех родителей мог вызвать болезнь этого человека, попять еще можно, но если он был слеп от рождения, то как же причиной тому мог быть его собственный грех? У язычников существовало древнее поверье, которое не разделяли благочестивые иудеи, что человек может грешить еще в утробе матери. Были также люди, которые считали, что человек может быть заранее наказан за те грехи, которые он совершит при жизни. Иными словами, утром — наказание, вечером — грех. Однако это были языческие суеверия, а не иудейские доктрины. Так или иначе, но ученики были твердо убеждены в том, что несчастья являются карой за грехи, поэтому и задали свой глупый вопрос. Придерживаясь ложной теории, они выставили себя на посмешище.

Итак, ученики тоже посмотрели на калеку. Но не с состраданием, а как на объект своей богословской беседы, как на подопытного кролика, которого они собираются разглядывать под лупой своего любопытства.

Ответ Иисуса, должно быть, привел их в замешательство: «Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божий» (Иоан 9:3). Христос, конечно же, не имел в виду, что ни сей человек, ни родители его никогда в жизни не грешили. Он просто хотел сказать, что никакое конкретное прегрешение не стало причиной наказания Божия, павшего на голову этого несчастного в виде слепоты. Человек этот страдал по другому поводу.

Столь стройная концепция учеников рассыпалась в прах. Им так хотелось узнать причину, по которой этот человек родился слепым, им хотелось заглянуть в его темное прошлое и извлечь оттуда какое–нибудь отвратительное, но вполне удовлетворяющее объяснение случившемуся. Они предоставили Христу целых два возможных варианта, но Он отверг их оба.

Самое интересное во всей этой истории то, что, отбросив два предложенных учениками ответа, Иисус не дал им третьего. Он не пролил ни капли света на эту тайну ни в тот момент, ни позже. Он повернул это дело совершенно неожиданной стороной. Для Него слепота этого человека была не небесной карой и не случайным стечением обстоятельств, но была своеобразным испытанием для самого Христа. Его не интересовало, почему несчастный слеп, Он задал единственно верный вопрос: «Что можно сделать?». Его более заботили не причины, а следствия.

Давайте еще раз посмотрим, что Иисус сказал ученикам Своим: «Но это для того, чтобы на нем явились дела Божий».

На первый взгляд кажется, будто Господь намеренно ослепил этого человека, чтобы Ему представилась возможность проявить Себя и дела Свои. Но этот вывод ошибочен. Греческое словечко «hina», переведенное здесь как «чтобы», действительно чаще всего обозначает назначение, предназначение чего–либо, однако в данном стихе это один из тех редких случаев, когда его следует переводить по–иному. В греческом тексте Нового Завета эта конструкция относится скорее к результату действия, чем к его причине. «Похоже, в этом месте слово hina («чтобы») обозначает результат действия, — значение несколько необычное, но не беспрецедентное».[33] Дж. А. Тернер и Дж. Р. Манти в своей работе но Евангелию от Иоанна тоже настаивают на этой точке зрения.[34]

Иными словами, не Бог в ответе за то, в каком состоянии пребывает человек, но скорее, человек может быть спасен великими делами Божьими, в которых проявляются Его милость и Его могущество. И это ключевой момент истории со слепцом: здесь требуются не ответы на вопросы, а конкретные действия.

«К человеку нельзя относиться как к простому орудию в руках Божиих, ибо он является живым проявлением милости Господней. Человеческие страдания — это не повод и не специально подготовленная почва для сотворения чуда, хотя если мы посмотрим на вещи с божественной точки зрения, мы вынуждены будем признать существующую зависимость всех и вся от воли Божией».[35]

Таким образом, вопрос по–прежнему остается без ответа, поскольку главным становится не то, откуда все это свалилось нам на голову, а то, что же теперь делать. Более важным становится не просто обнаружить и вскрыть наши переживания, но увидеть, как Господь действует среди этого хаоса. Филипп Янсей очень верно отметил:

«В Библии главный акцент ставится не на попытки заглянуть в прошлое в надежде выявить, причастен ли к нашим страданиям Бог, чтобы немедленно обвинить Его в этом… Скорее, Писание призывает нас смотреть вперед в ожидании того, как Господь разберется с трагическим, на наш взгляд, положением вещей».[36]

Следовательно, Христос отвечал Своим ученикам: «Сей человек рожден слепым. Это непреложный факт. Старания понять, почему так произошло, ни к чему нас не приведут. Но раз уж так случилось, пусть явится на нем слава Божия».[37]

Пока я все это писал, меня вдруг посетила внезапная мысль: никто никогда ни о чем не расспрашивал Лазаря! Нигде ни лова не упоминается о том, каково это — восстать из мертвых, каково это быть мертвым, что он видел, пока был мертв. Если бы Христос захотел, Он мог бы ответить на все вопросы и раскрыть все тайны человеческого бытия. Почему Он не рассказал нам, как изобрести телефон, построить самолет или найти лекарство от рака? Иисус мог бы поведать нам все о жизни, о смерти, о вечности. Почему же Он этого не сделал? Он избавил бы нас от многих хлопот, если бы только пожелал. Просто удивительно, с какой легкостью Господь избегал разговоров на самые животрепещущие для нас темы. Это не Его забота, и, как Он считает, это не должно волновать и Его учеников. И данная мысль еще более усилена в Евангелии от Луки:

В это время притчи некоторые и рассказали Ему о Галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их.

Иисус сказал им на это: думаете ли вы, что эти Галилеяне были грешнее всех Галилеян, что так пострадали?

Нет, говорю вам; но если не покаетесь, все так же погибнете.

Или думаете ли, что те восемнадцать человек, на которых упала башня Силоамская и побила их, виновнее были всех живущих в Иерусалиме?

Нет, говорю вам; но если не покаетесь, все так же погибнете.

(Лук. 13:1–5)

Этими словами Христос снимает камень с души многих верующих. Он ясно говорит, что люди, павшие от рук жестоких правителей, подобных Пилату, или погибшие и нелепой катастрофе, подобно той, что произошла в Силоаме, умирают не от руки разгневанного Бога.

Однако, исключив версию о суде Божием, как причине всех этих несчастий, Христос тем не менее не объясняет, почему все–таки они стали возможными. Не желая вступать в пространные дебаты с окружающими, Он пресекает их довольно жесткими словами: «Если не покаетесь, все так же погибнете!». Господь Иисус говорит им, что Он пришел не для того, чтобы разгадывать загадки жизни, но для того, чтобы исполнить волю Отца Своего. Так что вместо того, чтобы печься о необъяснимых тайнах вселенной, людям следовало бы позаботиться о собственной душе.

Христос не стал отвечать на вопрос о причинах человеческих страданий, потому что это не главное. Главное — это то, как мы воспринимаем наши несчастья и какие уроки из них извлекаем. Ганс Кюнг пишет:

…Христос прекрасно знал о всех людских страданиях, об их боли и скорбях. Но перед лицом довлеющего зла Он не давал ему никаких философских или богословских оправданий, никакой теодицеи… Это не какой–то далекий и зловещий недосягаемый Бог, это Бог, близкий в Своей непостижимой благости. Который не дает пустых обещаний на будущее и не клянется рассеять поглотившую нас тьму от осознания суетности и тщетности нашего существования. Напротив, среди этой тьмы, суеты и тщеты Он дает нам хрупкую надежду[38]

От вопроса «почему я?» к вопросу «что теперь?»

«Почему именно я?» — вопрос глупый, поскольку он ничего не решает. Не осознав этого, мы не сможем задать верный вопрос.

А этот верный вопрос был задан Самим Иисусом: «Что теперь?». Он преображает наши страдания, превращая их из случайного и необъяснимого стечения обстоятельств в живую и действующую часть единого замысла великого Бога.

Вопрос «почему именно я?» сужает наше восприятие действительности исключительно до понимания «несправедливости» наших несчастий. «Он погружает человека в хаос. Он уничтожает в человеке способность к осмысленному существованию… Он подразумевает, что человек не только единое целое тело, но и раздробленный и мятущийся дух».[39]

Вопрос же «что теперь?» позволяет нам разорвать эти стягивающие нас путы и увидеть самих себя не в качестве беспомощной жертвы, но как объект внимания Божия. Гельмут Тилике называет Господа «Богом конечной цели». Комментируя ответ Христа на вопрос Его учеников, Г. Тилике пишет:

Это не значит, что Христу нечего сказать. Он просто говорит людям, что они неверно формулируют вопрос… Таким образом, отказавшись отвечать, Христос помогает нам избавиться от постоянных жалоб и неудовольствия по отношению к Богу, а также от того вреда, который тем самым мы наносим себе… Он учит нас задавать осмысленные вопросы. Он учит нас не спрашивать «почему?», но спрашивать «для чего?».[40]

Вопрос «что теперь?» выводит нас из транса, в который погружает нас жалость к самим себе. Люди — это существа эгоистичные, все их интересы сводятся исключительно к собственной персоне. Мы сами себе точка отсчета и система координат. Мы создали новые небеса и новую землю, а себя поместили в самый центр, и эта «эгоцентричная структура» ограничивает наше мышление рамками нашей личной маленькой вселенной.

Эгоисты, как правило, люди несчастные. Они не знают покоя, потому что никак не могут достичь того, чего более всего желают: они не могут управлять собственной судьбой. Они балансируют на грани нервного срыва и паники, поскольку с фатальной неизбежностью понимают, что рано или поздно жизнь все–таки выйдет из–под контроля. Они не могут отрицать, что не им решать, какой быть их судьбе.

Волна жалости к самим себе захлестывает нас и разбивает вдребезги. Она обволакивает сознание и искажает наше восприятие — себя, окружающих, Бога. Жалость к самому себе делает человека озлобленным, желчным и циничным.

В связи с этим небезынтересно будет обратиться к опыту, который в сражениях с вопросом «почему именно я?» приобрел заболевший раком Джори Грэм:

Для того чтобы не впасть в хроническую депрессию и не испытывать гнева от собственного бессилия, нам нужно отказаться от тщетных попыток отыскать, наконец, ответ на вопрос «почему именно я?» и смириться с тем, что у нас обнаружен рак: «Да, я болен. Что теперь делать?». Столь решительный шаг придаст осмысленности и значимости остатку нашей жизни, невзирая на физическую боль, разочарования и страх.[41]

Когда мы спрашиваем: «Что теперь?», мы переносим свое внимание с самих себя на Бога и на то, что Он собирается совершить в пашей жизни. А Он действительно собирается кое–что совершить. Но нам никогда не увидеть этого, если наши глаза будут обращены на самих себя. Если мы найдем в себе силы бросить в лицо напастям слова, которые произнес в адрес своих братьев Иосиф: «Вот, вы умышляли против меня зло; но Бог обратил это в добро» (Быт. 50:20), наша жизнь потечет по новому руслу и будет исполнена уверенности и творческих дерзаний. Господь не дает ответа на каждое «почему?», но Он дает уверенность но поводу каждого «кто?».

Вопрос «Что теперь?» не только спасает нас от погружения в пучину жалости к самим себе, он еще и дает нам что–то, на что можно надеяться. «Что теперь?» означает, что мы все еще движемся, развиваемся, растем. Иными словами, у нас есть будущее. А значит, наша жизнь еще может наладиться. И это очень важно, ибо нет ничего более беспросветного, чем будущее, которое никогда не будет лучше прошлого, и нет ничего более обезнадеживающего, чем уверенность в том, что лучшее в жизни уже позади, что какой бы хорошей ни казалась нам эта жизнь, какие бы хорошие события ни происходили в ней, лучшей, чем раньше, она не станет.

Поверьте мне на слово, я испытал все это на собственном опыте. Подобно древним израильтянам, мы готовы на вербах повесить наши арфы, ибо как нам петь песнь Господню на земле чужой?

Недавно после богослужения ко мне подошла одна семейная пара средних лет. Они представились и сердечно поблагодарили меня за проповедь, а потом женщина сказала: «Было так приятно видеть, как вы улыбаетесь!».

Для меня это было несколько неожиданно, но я сказал ей спасибо.

«Нет, правда, я серьезно говорю вам, нам было очень приятно видеть вашу улыбку».

Я вновь поблагодарил ее, но она взяла меня за руку и на глаза у нее навернулись слезы: «Вы, должно быть, не совсем понимаете, что я имею в виду». — «Признаться, нет».

«Дело в том, начала она, что паша дочь погибла в автомобильной катастрофе. Ей было всего семнадцать лет. Я никак не могла смириться с этой потерей. Мне казалось, после этого уже не стоит жить, я никогда не смогу быть снова счастлива. Когда мы узнали, что вы сегодня проповедуете, — а мы слышали, вы пережили подобную трагедию, — мы решили, что, может быть, вы сможете нам… мне помочь. Я хотела посмотреть, как вы справляетесь со своим горем. И вот, когда вы говорили, я вдруг увидела, что вы улыбаетесь, и поняла, что еще не все потеряно, что я смогу жить дальше и, возможно, когда–нибудь тоже смогу опять улыбаться. Я думала, этого не будет никогда, но ваша улыбка вселила в меня уверенность, что я тоже смогу — когда–нибудь…

Мне сразу же вспомнился псалом 41. От первой до последней строки он пропитан горем и отчаянием. Рей Стедман назвал этот псалом «блюзом царя Давида». Но в двенадцатом стихе автор говорит: «Уповай на Бога; ибо я буду еще славить Его» {выделение мое. — Р. Д.). Бывают времена, когда мы не можем славить Бога. Мы пытаемся, но не в силах произнести ни слова. Нам так плохо, что мы не можем ни воздавать хвалу Господу, ни молиться, ни даже верить.

Но не всегда нам пить из горькой чаши. Бог обязательно поступит с нами так же, как Он поступил с Моисеем и народом Израилевым в пятнадцатой главе книги Исхода. По пути из Египта они пришли к месту, называемому Мерра. И называлось оно так, потому что вода там была горька. Народ тогда возроптал на Моисея, но тот «возопил к Господу, и Господь показал ему древо, и он бросил его в воду, и вода сделалась сладкою» (Исх. 15:25).

А потом Бог привел их в Елим, и «там было двенадцать источников воды [по источнику на каждое колено Израилево] и семьдесят финиковых дерев [но дереву на каждого старейшину]; и расположились там станом при водах» (Исх. 15:27).

И, кстати говоря, Елим находился меньше чем в пяти милях от Мерры. Сегодня — Мерра, завтра — Елим. Сегодня — горечь, завтра — сладость.

Где вы сейчас? В Мерре? Все мы когда–либо делаем там остановку; там, где воды столь горьки, что мы не можем их пить, где то, что еще недавно давало нам сладость и свежесть, что служило нам источником неподдельной радости, стало горьким на вкус и превратилось в камень на сердце. Я твердо знаю, что если мы обратимся к Богу, возопим к имени Его, Он явит нашему взору то самое древо, которое не увидеть маловерными глазами и пустым без молитвы сердцем, и это древо вернет нашей жизни ее былую сладость. Вопрос «что теперь?» отражает нашу веру в то, что в будущем нас ожидает Елим.

Господь всегда припасает самое лучшее на потом. В великой книге–напоминании «Второзаконие» Моисей освежает память сынов Израилевых и говорит им о том, что даже в самые тяжелые времена Бог всегда желал Своему народу только добра. Он «питал тебя в пустыне манной, которой не знали отцы твои, дабы смирить тебя и испытать тебя, чтобы впоследствии сделать тебе добро» (Втор. 8:16; выделено мною. — Р. Д.).

Ту же весть послал Он плененным вавилонянами через пророка Иеремию: «Ибо так говорит Господь: когда исполнится вам в Вавилоне семьдесят лет, тогда Я посещу вас и исполню доброе слово Мое о вас, чтобы возвратить вас на место сие. Ибо только я знаю намерения, какие имею о вас, говорит Господь, намерения во благо, а не на зло, чтобы дать вам будущность и надежду» (Иер. 29:10,11; выделено мною. — Р. Д.).

И, конечно, не стоит забывать об Иове: «И возвратил Господь потерю Иова, когда он помолился за друзей своих; и дал Господь Иову вдвое больше того, что он имел прежде… И благословил Бог последние дни Иова более, нежели прежние» (Иов 42:10,12; выделение мое. — Р. Д.).

Когда, наконец, рассеивается облако пыли, взметнувшееся при крушении наших надежд, и мы находим в себе силы спросить: «Что же теперь?», тем самым мы подтверждаем прочность нашей веры в то, что Господь все лучшее сберегает на потом.

Задавая этот сакраментальный вопрос «что теперь?», мы становимся частью дел Божиих. Давайте вновь обратимся к Евангелию от Иоанна (9:3): «Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божий». Обратите внимание на то, что я выделил курсивом слова «это для того». Дело в том, что они выделены подобным образом в нашем переводе Библии, что означает, что эти слова были добавлены в текст позднее для большей связности данной фразы при ее прочтении. Иначе говоря, их нет в оригинале. Как нет там и точки в конце третьего стиха. Давайте попробуем заново прочитать эту часть стиха 3 и, как ее продолжение, стих 4:

Но чтобы на нем явились дела Божий,

Мне должно делать дела Пославшего Меня,

доколе есть день; приходит ночь,

когда никто не может делать.

Христос не сказал, что человек сей был рожден слепым, чтобы на нем явились дела Божий. Он сказал, что человек сей был рожден слепым, точка. Никаких объяснений, никаких комментариев. Далее, для того чтобы явились дела Божий, примемся–ка за работу. И опять, главное здесь не «почему?», а «что теперь?».

И обратите внимание на слово «дела». Что собирается совершить Иисус? Чудо, не так ли? Но Он называет это «делом». То, что для нас чудо, для Христа — дело. Это Его работа, повседневная, привычная работа.

Слово «чудо» вообще не упоминается в Евангелии от Иоанна. Для описания «чудес» он использует слова «дела» и «знамения». Например, «знамение» употреблено в этом Евангелии 17 раз (в подавляющем большинстве случаев переведено оно именно как «чудо»), и, судя но всему, оно у автора любимое. Почему?

Иоанн утверждает, что сами по себе чудеса исцеления не играют особой роли, главное то, на что они указуют, к чему привлекают внимание и что знаменуют. Христос творил чудеса не потому, что Он пришел творить чудеса. Он пришел, чтобы рассказать людям об Отце, а чудеса были лишь вспомогательным орудием для подачи текста.

Может быть, кому–нибудь покажется, что я создаю слишком много шума из ничего, настаивая на употреблении слова «дела», а не «чудеса», но, поверьте, на то есть серьезные причины. Наши мысли и представления о Боге и чудесах слишком запутанны и неверны.

Однажды перед началом службы я сидел в церкви и случайно услышал, как позади меня разговаривали две женщины. Они говорили об аварии, в которой один юноша погиб, а второй сильно пострадал. Этот спасшийся мальчик был, судя но всему, сыном одной из дам, поскольку одна из них сказала другой: «Я так рада, что ваш сын остался в живых!».

«Да, — отвечала ее собеседница, — воистину благ Господь!».

Но у меня вдруг возникла мысль о том, что же думает о Боге мать погибшего молодого человека. И если бы вдруг на его месте оказался сын той самой дамы позади меня, смогла ли бы она после этого повторить свои собственные слова: «Воистину благ Господь!»?

Мне кажется, что у Бога и дьявола есть нечто общее: их обоих слишком часто обвиняют в том, чего они не совершали. Почему, когда с нами происходит что–то плохое, мы сразу видим в этом происки сатаны? Иногда его самой главной заслугой становится умение убедить нас в том, что нам подставляет ножку именно дьявол, а не Бог, вспомните, как это было с тем же Иаковом.

Мы должны научиться видеть сверхъестественное в естественном. Мы должны четко усвоить, что восход солнца это не меньшее чудо, чем воскрешение Лазаря. Оба эти события дети единого Отца. И порой именно тогда, когда мы думаем, что Господь бездействует, Он как раз делает свое дело. Элизабет Баррет Браунинг, английская поэтесса прошлого века, написала следующее: «Земля полна небес, и каждый куст — в божественном огне, но только тот, кто видит это, снимает обувь, остальные — срывают ягоды».

И последнее замечание: здоровый человек вряд ли мог бы помочь Иисусу в тот день. Для того чтобы явились дела Божий, нужен был тот, жизнь которого терзало безответное «почему?».

Что же касается меня, признаюсь, я все еще не нашел ответа на свой вопрос. В ответ я по–прежнему слышу лишь гробовое молчание. Но ничего страшного. Я верю Господу.

В настоящий момент я остановился на «что теперь?».

Часть вторая СТАНЕТ ЛИ КТО СЛУЖИТЬ БОГУ ДАРОМ? Служение страдания

Трудно отрицать трагичность бытия: с преодолением трудностей мы только укрепляемся в трагичном видении мира.

В. Ли Хамфриз

В течение всех этих месяцев слово «приятие» обозначало в моем сознании свободу, победу и душевный покой. Оно не было для меня синонимом угрюмой покорности в болезни… Но оно давало силы мириться с необъяснимым.

Эми Кармайкл

Ибо думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас.

Апостол Павел. Послание к Римлянам, 8:18

ГЛАВА 11 ПАРИ

Некогда в стародавние времена в одной далекой земле жил–был человек. И был человек тот мудр, справедлив, смирен и щедр. Богатства его и добродетели вызывали зависть и на земле, и на небе. Имя ему было Иов.

Но если взглянуть на все те злоключения, что выпали на его долю, на все те испытания, что он пережил, он покажется нам близким, до боли знакомым, почти современником. Нам известна его история, потому что мы сами прошли через то же самое. В тяжкие времена мы обращаемся к его словам, чтобы излить переполняющий нас гнев, чувство протеста или неприятия. Иов нам как родной, он словно вышел из глубин нашей собственной души, нашего неприглядного прошлого.

Эли Визель. «Посланники Божий»

Однажды в субботу утром у меня зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал на другом конце разгневанные слова: «Вычеркните меня из списков ваших прихожан! Я ухожу!».

Голос мне показался знакомым, но я никак не мог определить, кто это был. «Простите, что вы сказали?» переспросил я.

«Я сказал: вычеркните меня из списков ваших прихожан, я ухожу!».

Я наконец–то понял, кто звонит, и догадался, что произошло. Дело в том, что сын этого человека уже неоднократно нарушал закон, а недавно совершил довольно тяжкое преступление, в связи с чем его собирались направить в тюрьму для взрослых преступников.

На днях мы вместе с отцом ходили в суд на встречу с судьей, прокурором, инспектором по делам несовершеннолетних и адвокатом этого молодого человека. Перспективы были безрадостны. Принимая во внимание прошлые правонарушения и последний проступок юноши, имевший отношение к похищению людей, власти не были склонны вновь отправлять его в колонию для малолетних преступников.

Однако, когда мы возвращались домой, отец заявил, что уверен: сына не посадят за решетку. Я поинтересовался, на чем основана его уверенность, и тот ответил: «А я помолился. Я помолился и знаю, что Господь не допустит этого!».

И вот, когда он позвонил мне тем субботним утром и поклялся не переступать порога церкви, я понял, что случилось. Господь, должно быть, допустил, чтобы власти отправили его сына в государственную тюрьму.

Всегда, когда я вспоминаю об этом человеке, мне приходит на ум вопрос, который сатана задал Богу. Вопрос касался Иова.

Вы знаете, кто такой Иов? Это тот, о ком в Ветхом Завете Господь сказал: «Нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла» (Иов 1:8). Вот это характеристика! И Бог повторил это трижды.[42] И, прошу заметить, это были слова Самого Бога, а не личного пресс–секретаря Иова.

Иов предстает перед нами как некий идеал, достойный подражания, воплощение добродетелей, обладать которыми должен стремиться каждый. Перед нами человек в расцвете жизни, Человек Года.

Но так ли уж хорош этот Иов? Судите сами: Господь похвалился им! Похвалился перед дьяволом. Послушайте, какой странный разговор произошел между Богом и сатаной, этим врагом рода человеческого:

И был день, когда пришли сыны Божий предстать пред Господа; между ними пришел и сатана.

И сказал Господь сатане: откуда ты пришел? И отвечал сатана Господу, и сказал: я ходил по земле, и обошел ее. И сказал Господь сатане: обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова? ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла.

(Иов 1:6–8)

Вы видите? Это не сатана, а Сам Господь первым упомянул имя Иова. Все последующие беды, обрушившиеся на его бедную голову, стали возможными именно потому, что Бог похвалился им. Все это вызывает во мне желание просить Бога не упоминать моего имени в каких бы то ни было беседах, которые Он когда–либо будет вести с дьяволом.

Так или иначе, но сатана отвечает Богу вопросом на вопрос, говоря: «Разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его, и дом его, и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле. Но простри руку Твою и коснись всего, что у него, — благословит ли он Тебя?» (Иов 1:9,10).

«Разве даром богобоязнен Иов?». Древнееврейское слово «даром» означает «бесплатно», «беспричинно», «бескорыстно». Иными словами сатана спрашивает Бога: «Разве Иов богобоязнен без каких бы то ни было скрытых причин?».[43]

Дьявол подвергает сомнению бескорыстие побуждений Иова. Поскольку сам он считает, что служить Богу глупо, то когда он встречает кого–нибудь, кто считает иначе, он сразу подозревает этого человека в тайной надежде на последующую выгоду.

Конечно, Иов богобоязнен и богопослушеи, говорит дьявол. Смотри, как Ты благословил его! Только глупец не станет служить Тебе, зная, что может с этого получить. Но если бы это вдруг перестало приносить выгоду, если бы Ты вдруг пожелал забрать у Иова все, что даровал ему за эти годы, Ты бы увидел его истинное лицо. Он проклял бы тебя, не сходя с места!

Из того, что сказал сатана, верно лишь то, что Господь действительно благословил Иова. Имения у него было: семь тысяч мелкого скота, три тысячи верблюдов, пятьсот пар волов и пятьсот ослиц, много прислуги, а также семь сыновей и три дочери. Человек этот был знаменитее всех сынов Востока.

А теперь мы подходим к главной мысли книги Иова. Вопрос состоит не в том, почему страдают праведники, но почему праведники служат Богу.

Сатана заявляет, что Иов богобоязнен, потому что надеется получить от Господа награду. Всяк согласился бы поклониться Богу на таких условиях. Но урежь его доходы, и он отречется от Тебя.

Похоже, сатане удалось связаться с тем моим прихожанином. Если бы Господь избавил его сына от тюрьмы, будьте уверены, счастливый отец был бы в числе первых на раннем воскресном богослужении в нашей церкви, и он бы от всей души славил Бога. Но даром он этого делать не будет.

Однако прежде чем осуждать этого человека, я сам должен ответить на этот вопрос: «А почему я славлю Бога?». Это очень важный и очень верный вопрос. Почему я славлю Бога? Потому ли, что Он посылает мне Свои благословения? А что если блага прекратятся? Что если Он заберет даже то, что когда–то даровал? Будем же честны друг с другом: легко быть добрым, когда у вас много добра.[44]

Когда мы запускаем новый проект для увеличения бюджета, мы говорим людям, что если они будут платить десятину, Господь обязательно благословит их, Он сделает так, что оставшиеся девяносто процентов послужат им лучше, чем первоначальные сто. Но что если этого не произойдет? Что если все, что у вас останется после того, как вы заплатили десятину, это сумма, на десять процентов меньшая той, которая у вас была до того? А что если налоговая служба вдруг объявит, что деньги, отданные в церковь или на благотворительность, не будут более вычитаться из ваших доходов?

За подозрениями сатаны кроется более широкий, более принципиальный вопрос: а возможны ли вообще истинная вера, истинная набожность? Возможна ли полная и беззаветная преданность человека Богу, без всяких условий (типа: Ты — мне, я — Тебе), без всяких соглашений и договоров?

Иов становится жертвой пари, заключенного на небесах. Сатана бросает Богу вызов и предлагает пари. «Держу пари, говорит он, — если Ты прострешь руку Твою и коснешься всего, что у пего есть, вряд ли он благословит Тебя!».

Господь принимает вызов. Тем самым Он показывает, что уверен, что Иов служит Ему не за награды и блага, но за то, что Господь есть Бог. «Вот, все, что есть у него, в руке твоей; только на него не простирай руки своей» (Иов 1:12).

Ради всего святого! С какой стороны не взгляни, но все это в высшей степени неправильно и несправедливо! Запомните, пожалуйста, этот момент — мы к нему еще вернемся.

Итак, начнем. «Станет ли кто служить Богу даром?». Поскольку книга Иова вся состоит из вопросов и ответов, мы тоже попытаемся отыскать ответ, задавая много разных вопросов.

Первый из них таков: «Может ли кто–нибудь служить Богу, когда жизнь его рассыпается в прах?».

ГЛАВА 12 КОГДА ЖИЗНЬ РАССЫПАЕТСЯ В ПРАХ

Когда умер наш сын, мы получили мешки писем, полные сочувствия и слов утешения. Мы их храним и дорожим всеми ими, но мне особенно запомнилось одно из них. Это было письмо от семейной пары, прихожан той церкви, которую я как раз посетил накануне. Первый абзац содержал обычные соболезнования нашему горю, но второй абзац запечатлелся в моем мозгу.

Там было сказано: «Брат Дани, мы знаем, что Вы — человек Божий, что Вы и Ваша жена посвятили свою жизнь служению Господу. Мы не понимаем, как такое могло случиться с Вами» (выделено мною. — Р. Д. ).

Они бы поняли, если бы такое случилось с ними, с простыми смертными. Но я–то был на особом счету, я был человек Божий. Они, наверное, думали: «Если такое могло случиться с человеком Божиим, то что тогда грозит таким, как мы?».

«Мы не понимаем, как такое могло случиться с Вами». И знаете что? Я был с ними согласен.

Откровенно говоря, я чувствовал, что не заслуживаю подобного обращения. Мое положение и мой статус должны были быть приняты во внимание. В самом деле, если человек всю жизнь свою положил на служение Богу, он вправе рассчитывать на кое–какие послабления, разве не так? На какие–нибудь дополнительные милости? Или небольшие премии? Какое–нибудь особое отношение при рассмотрении моего дела? Я ведь как–никак дитя Божие! Я посвятил свою жизнь Ему, и Он не должен забывать об этом, когда в очередной раз начнет раздавать людям беды и несчастья. Тогда это будет справедливо.

Справедливости! Это все, чего я прошу, Господи! Будь же справедлив! Неужели я слишком многого хочу? Разве это справедливо, что дети наших знакомых растут, заканчивают университет, устраиваются на работу, женятся, заводят детей, в то время как мой сын лежит в могиле? Всего лишь немного справедливости, Господи!

Немного справедливости!

Я наблюдал наводнение 1993 года но телевизору. Старушка Миссисипи разбушевалась не на шутку и принесла горе многим семьям. Было много разговоров о дамбах и плотинах, но на экранах мы видели, как свирепая река прорывала любые заграждения, затопляя поля и города. На одном из каналов показали, как какой–то фермер со своей женой пересекали на водных лыжах свои соевые плантации.

«На возведение всех этих дамб были затрачены миллионы долларов, — жаловался мэр города, оказавшегося под водой.

Мы так надеялись, что они удержат напор стихии, но, увы, они не устояли».

Как я понимаю вас, брат мой! Я тоже так надеялся, что плотины, сооруженные из моей веры и молитв, сдержат натиск потоков несчастий и страданий, по, увы, они не устояли. По крайней мере, мне тогда так казалось.

Другими словами, вера всегда представлялась мне своеобразным буфером, большой и мягкой подушкой, способной смягчать любые удары судьбы. Но когда один из ударов оказался чуть посильнее, когда боль от него проникла в мою веру и пронзила плоть, тогда и появились первые сомнения. Тогда–то я и сделал леденящее душу открытие: оказывается, можно верить Богу и в то же время страдать.

Именно в такие моменты вы начинаете осознавать, какова же в действительности ваша вера, потому что единственное, в чем согласны Бог и дьявол, это то, что вера, основанная на благополучии, неискренна. Так что упрек, который бросил в лицо Господу сатана, вполне правомерен.[45]

То, что случилось с Иовом, — невообразимая (и незаслуженная) трагедия. В один прекрасный день в доме Иова появляется изможденный и перепуганный работник, неся весть о том, что разбойники напали на стадо, похитили всех волов и ослиц, а слуг перебили. В живых остался он один.

И пока он еще говорил, прибыл другой гонец, сообщивший, что огонь Божий упал с неба и поглотил всех овец и пасущих их и лишь он один спасся.

И не успел Иов оправиться от этого сообщения, как в дверь к нему уже стучался третий вестник, поведавший о том, что ветер поднялся из пустыни, обрушил кровлю дома, под которой погибли все его дети. Думаю, я бы на месте Иова возопил бы, что убыо любого, кто посмеет переступить порог моего дома.

Но что сделал Иов? Он нал на землю и поклонился Богу. Вот его слова:

Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!

(Иов 1:21)

А далее следует самая потрясающая фраза во всей Библии: «Во всем этом не согрешил Иов, и не произнес ничего неразумного о Боге» (Иов 1:22).

Ставки растут

Бог выиграл первый раунд.

Сатана, наверное, был в ярости. Но он не думал сдаваться. Настал день, когда он вновь предстал перед Господом, и Бог снова похвалился праведностью Иова. Но дьявол вновь подверг сомнению искренность преданности Иова.

«Кожа за кожу, — возражает он Богу, — а за жизнь свою отдаст человек все, что есть у него; но простри руку Твою и коснись кости его и плоти его, — благословит ли он Тебя?» (Иов 2:4,5).

И Бог вновь принимает этот вызов: «Вот, он в руке твоей, только душу его сбереги» (Иов 2:6). Зачем же сберегать душу Иову, то есть оставлять его в живых? Да потому что тогда непонятно будет, кто сорвал банк: если он умрет, он уже не сможет прославить Бога.

И каков результат? Иов, сидящий на куче пепла с черепицей в руке, чтобы скоблить себя от проказы, и его жена, призывающая похулить Бога и умереть. «Ты все еще тверд в непорочности твоей?» — насмехается она над мужем (Иов 2:9).

И что же ей отвечает Иов? Вы не поверите! Он говорит: «Ты говоришь, как одна из безумных; неужели доброе мы будем принимать от Бог, а злого не будем принимать? Во всем этом не согрешил Иов устами своими» (Иов 2:10).

Потрясающе.

Станет ли кто служить Богу, если их ровная и спокойная жизнь вдруг обратится в трагедию? Я употребляю слово «трагедия» в прямом смысле, чтобы не путать с тем, что некоторые богословы называют страданиями.

Джон Барбур определяет трагедию следующим образом:

Трагедия — это падение хорошего человека. «Хороший человек» — это тот, кто обладает определенными представлениями о нравственности и кто воплощает в себе идеал праведности, бытующий в данном обществе. Несмотря на свое благочестие и порядочность, жертва трагедии страдает и умирает при самых необычных и печальных обстоятельствах. Через все книги, посвященные проблеме человеческих несчастий, красной нитью проходит мысль о том, что никакие добродетели не могут обеспечить вам безбедное существование, поскольку в жизни всегда остается место для трагической ошибки. А зачастую эта трагическая ошибка и вызванные ею страдания и горе являются прямым следствием прекрасных и высоконравственных действий главного героя; человеку же менее добродетельному, как правило, удается избежать несчастья. Таким образом, именно добродетель и способствует падению человека.[46]

Серьезные страдания (трагедия) это страдания, которые разлагают, деморализируют и разрушают человеческий дух, а также такие, до причин которых невозможно докопаться, чтобы понять, насколько они заслуженные (например, смерть ребенка).[47]

Обеспокоенный, озадаченный

Иов страдает именно потому, что он хороший человек. Он обнаружил, что можно праведно служить Господу и все равно быть несчастным. И именно поэтому все мучения кажутся ему необъяснимыми: он их не заслуживает!

Если бы Иов был известный грешник, мы бы сказали: «Да, воистину есть справедливость на земле! Старина Иов получил по заслугам!». А был бы он обычный человек, мы бы сказали просто: «Да уж, у Иова был сегодня тяжелый день. Но такова жизнь: одним везет больше, другим — меньше».

Будь Иов дурным, никчемным человеком, дело было бы ясное, но он же был само совершенство… И подобные вещи всегда служили веским аргументом в устах тех, кто отрицал существование Бога. Почему с хорошими людьми случается дурное? Все знают, что добро должно быть счастливо, однако же человеческая нравственность не гарантирует счастья в этой жизни. Равно как и счастье не обязательно способствует нравственной жизни.[48]

Настоящие трудности

Страдания Иова нельзя свести только к потере имения и детей или даже к физической боли, которую он испытывал. Был еще один источник невыразимой муки.

Иов осознал, что та правоверная доктрина, которой он придерживался всю свою жизнь, оказалась ложной. Его стройная богословская система рассыпалась в прах под давлением неоспоримых фактов.

А бытующая в то время теология была достаточно проста: Бог благословляет праведных и проклинает неправедных. Физические и материальные блага (здоровье и богатство) были неоспоримыми признаками расположения Господня. Утрата же здоровья или богатства была неоспоримым признаком Божьего недовольства.

Иов знал в сердце своем, что он чист перед Богом, он не сделал ничего такого, что могло послужить объяснением его невообразимых страданий. Но с ним происходили ужасные вещи — от этого ему было не уйти. Все то, во что он свято верил, что привносило в его жизнь порядок и смысл, что, как ему казалось, он знал о Боге, — все это рассыпалось в пыль в мгновение ока.

А это худшее, что может случиться с человеком. Все мы строим нашу жизнь, опираясь на некую систему взглядов, на веру в то, что в этом мире существуют порядок и справедливость, которыми управляет всевышний Творец. И вот когда рушится наша внутренняя крепость, дающая нам ощущение защищенности и безопасности, жизнь наша превращается в бессмысленный хаос — если только нам не удается проникнуть в корень вещей и найти подобающее объяснение происходящему, которое вернуло бы смысл нашему существованию. Во времена Иова таким объяснением был грех.

К счастью, подобное мировоззрение осталось в прошлом, ведь так?

Нет, не так.

Мне на ум приходит одно письмо, которое я получил недавно от знакомого пастора, где говорилось: «Ваше финансовое положение является отражением вашего духовного состояния». (Забавно, но в тот же день я получил еще одно письмо от того же пастора — на хорошей бумаге с цветным шрифтом, — где он просил о финансовой поддержке.)

Все это, конечно же, совершеннейшая чушь. Смехотворны и попытки некоторых радетелей доказать, что Иисус и ученики Его были богаты!

Дело в том, что все мы чувствуем себя виноватыми, когда у нас случаются неприятности. Мать, стоящая у постели больного ребенка, шепчет в отчаянии: «Это Бог меня наказывает!». Она точно не знает, за что, но наверняка есть причины. Обанкротившийся бизнесмен, вздыхая по утраченным капиталам, размышляет, какой грех он совершил.

Мне кажется, каждый из вас испытал нечто подобное в своей жизни, иначе вас не заинтересовала бы эта книжка. Возможно, это «нормально» — думать, что все наши страдания обусловлены совершенными нами прегрешениями. Очень многие разделяют эту точку зрения. Однако такие люди становятся на сторону дьявола и трех приятелей Иова, когда советуют нам «веровать сильнее» или «исповедовать свой грех».

Но вернемся к Иову. Когда корабль нашей жизни терпит крушение, когда мы не понимаем, за что нам приходится терпеть все эти муки, мы, подобно этому библейскому страдальцу, вынуждены искать новые пути общения с Богом и новые способы размышления о Нем. Будем ли мы и дальше служить Ему?

О Господи Боже! Если бы Ты не безмолвствовал, Иов не страдал бы. И каковы же Твои слова теперь, когда страдаю я? Почему Ты отвечаешь врагу рода человеческого, но не говоришь со мной, чадом Твоим?

Я до сих нор благодарен одному моему другу, который сказал как–то, что скорбь отчуждает. Он имел в виду не только то, что я, скорбящий, обособлен от вас, счастливых. Он считал, что разделенная скорбь разъединяет людей, которые делятся ею друг с другом. Несмотря на то что все мы скорбим, мы все скорбим по–разному. Так же как каждая смерть имеет свое лицо, свой характер, так и скорбь но поводу разных смертей различна в своих проявлениях. У каждого человека свой способ и свои сроки, в которые он переживает свое горе, и никто не вправе судить его. Мне может показаться странным, что вы сегодня рыдаете с утра до вечера, а вчера глаза ваши были сухи, в то время как я вчера обливался слезами. Но мое горе — это не ваше горе.

И еще один момент: мне приходится так отчаянно бороться за то, чтобы вновь вернуться к жизни, что у меня не остается сил протянуть руку помощи вам. И с вами происходит то же самое. Только некто нескорбящий в данный момент может помочь нам обоим. Только радостные и счастливые люди могут сказать: «Давайте соберемся вместе!».

Николас Волътершторф, из книги «Плач по сыну»

ГЛАВА 13 КОГДА МЫ ОДНИ

Недавно мы с Кай ужинали в ресторане с одним нашим знакомым пастором и его женой. Эта женщина в последние годы страдала тяжелой формой маниакальной депрессии. В ходе разговора выяснилось, что тяжесть ее болезни усугублялась отношением к ней друзей и коллег. Подобно многим жертвам этой болезни, она несла на плечах двойной груз: ей приходилось не только мириться со своим недугом, но и терпеть насмешки и отчуждение со стороны окружающих. Я, помнится, читал где–то, что клеймо позора, которое навешивается на душевнобольного человека, является наиболее деструктивным фактором при лечении этой болезни и замедляет процесс выздоровления.[49] Я также помню, как за пару недель до самоубийства сына меня пригласили участвовать в конференции, которую проводил один известный но всей стране христианский психолог. Однако после того, как Ронни покончил с собой, я больше не получал никаких приглашений.

Пока Кай слушала, как жена нашего знакомого пастора делилась с нами различными, зачастую довольно странными, эпизодами из своей жизни, связанными с протеканием ее болезни, она все время кивала головой и повторяла: «Да–да, с Ронни происходило то же самое. Да–да, Ронни поступал точно так же!».

И вдруг эта бедная женщина вскочила на ноги и, задыхаясь от радости и облегчения, вскричала: «Вы меня понимаете! Боже, вы понимаете!».

Я был потрясен, увидев, как мало ей было надо. Мы не давали ей никаких советов, не предлагали ответов на ее проблемы, да она их и не просила; все, что ей требовалось, — это немного понимания, и когда она нашла его, она уже не была одинока.

Ей просто сказали: «Я вас понимаю».

Иову не так повезло в этом смысле.

Пятым, завершающим, несчастьем, обрушившимся на его голову, стала проказа, которая считалась самым верным признаком Божьего недовольства. Теперь он не просто испытывал нестерпимую, мучительную боль, он превратился в изгоя, которому надлежало сидеть на куче пепла за пределами города и скрести себя щербатым черепком.

Там и обнаружила его жена.

И она сказала мужу: «Ты все еще тверд в непорочности твоей! похули Бога и умри» (Иов 2:9).

Никакого понимания.

Весть о несчастиях Иова достигла и ушей его друзей, Елифаза, Вилдада и Софара, и они пришли утешить его. Увидев Иова, они были потрясены его столь бедственным положением. Они возопили громким голосом и зарыдали, разодрали одежды свои и стали бросать пыль над головами своими в небо.

Ну, наконец–то. Вот оно, понимание. Вот оно, сочувствие.

Потом три друга сели рядом с Иовом на землю и просто были с ним, не говоря ни слова, в течение семи дней и ночей.

Просидев так целую неделю, подобно стервятникам, терпеливо выжидающим, когда умирающий испустит дух, они, наконец, заговорили.

Елифаз сказал: «Твой грех навлек на тебя гнев Божий».

Вилдад сказал: «Господь не ошибается. Он знает твой грех, даже если ты о нем не ведаешь».

Софар сказал: «Кто ты такой, чтобы сомневаться в путях Божиих? Ты страдаешь за свои грехи».

Вот так дружеское утешение! Вот так понимание!

Они, конечно же, во всем винили Иова. Они вынуждены были так поступить, у них не было иного выхода. Обладая довольно узким мышлением, правоверность они ценили выше истины. Споря с Иовом, они боролись за собственные религиозные представления. Их «страх Господень» и «непорочность путей» подверглись опасности. Страдающий Иов, терпящий муки праведник, сотрясал основы их богословской системы. «Единственный способ защититься был — отречься от друга, отвернуться от него. И если это отречение от одной человеческой жизни — это та цепа, которую они должны заплатить, чтобы сохранить в целости свою богословскую систему, значит, так тому и быть».[50]

Мы так отчаянно стремимся во что бы то ни стало сберечь свои теологические представления и взгляды, что готовы приложить немало усилий, чтобы отыскать те ошибки и недочеты, которые обрушили на Иова столько горя. И нам не важно, что в этой книге трижды — один раз автором и дважды самим Богом — Иов был назван человеком праведным и непорочным.

Не обращая ни малейшего внимания на слова Господни, сказанные Им, что Иов страдает «безвинно» (достаточно резкое, кстати, заявление для воинствующих ревнителей веры), многие хватаются за вопль Иова: «Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне» (3:25). «Ага, радостно восклицают эти современные приятели Иова, вот причина — страх! Если бы Иов не боялся всех этих ужасов, с ним бы ничего не случилось!».

Не говоря уже о том, что Библия в принципе не принимает подобных объяснений, этот вывод наводит страх и на нас — страх того, что в какой–нибудь едва уловимый момент неосторожное слово или случайная мысль обрекут нас на трагические несчастья. Скажите, какой родитель хотя бы раз в жизни, на краткий миг не испытывал страха за своего ребенка, что тот может погибнуть или заболеть?

Эта доктрина — чистой воды суеверие, которое делает нас ближе к дьяволу, чем к Богу.

Господь же утверждает, что Иов страдает «безвинно», то есть без всяких видимых причин. Конечно, у Бога были Свои причины, но за самим Иовом не было вины.

Те же, кто пытается это отрицать, ничуть не лучше трех хваленых друзей Иова, которые пришли утешить его, а сами принялись осуждать и критиковать и которых Господь потом упрекнул за это. Как написал один умный человек:

Человеческое понимание ограничено и весьма субъективно, и толкователи книги Иова должны об этом помнить. События трагичны не для тех, кто не может принять вопросов без ответов или ответов в виде вопросов, и не для тех, кто вообще не задает никаких вопросов. ЛЕГКИЕ ОТВЕТЫ НЕ ДАЮТ ИОВУ ТОГО ПОНИМАНИЯ И СОЧУВСТВИЯ, КОИХ ТРЕБУЮТ ЕГО СТРАДАНИЯ И НЕПОРОЧНОСТЬ.[51]

С городского совета на городскую помойку

Иов прошел долгий путь. Долгий путь из времен, когда оц был в чести, когда вокруг пего толпились друзья, которые льстили ему, искали совета и слушали его речи. Долгий путь из времен, полных теплоты и понимания со стороны жены и любви со стороны преданных и ласковых детей. Когда–то его окружали многочисленные приятели и любящие родственники, которые поддерживали его.

Теперь он остался один. Но, потеряв все, что имел, он по–прежнему отказывается лишиться последнего — своей непорочности.

А страдания его все сильнее. Сначала они были трагичны, бессмысленны, необъяснимы. Подобно Иосифу К., герою романа Франца Кафки «Процесс», Иов был арестован, осужден и приговорен, даже не зная, в чем его обвиняют.

А тут еще одна беда: он встречает непонимание со стороны друзей, которые отворачиваются от него. Послушайте, как он обращается к своим неутешающим утешителям:

К страждущему должно быть сожаление от друга его, если только он не оставил страха к Вседержителю.

Но братья мои неверны, как поток, как быстро текущие ручьи,

Которые черны от льда и в которых скрывается снег. Когда становится тепло, они умаляются, а во время жары исчезают с мест своих…

Но остаются пристыженными в своей надежде; приходят туда и от стыда краснеют.

Так и вы теперь ничто: увидели страшное и испугались.

(Иов 6:14–17,20,21)

Отчуждение

Любые страдания, как правило, отчуждают людей друг от друга — неважно, нравственные ли это страдания или физические, ребенок ли это, сбившийся с пути, рассыпающийся брак или разоряющееся предприятие. Вы живете в мире звуков, цветов и человеческих интересов. О вас судят но вашему положению, вашему состоянию, которые определяют каждый миг вашего существования. Они отбрасывают тень на каждое мгновение вашей повседневной жизни. Синтия Свидолл обобщила свою пятнадцатилетнюю борьбу с депрессией в следующих словах: «Депрессия… черпая, как тысячи безлунных ночей на затерянном в лесах болоте. Одиночество, которое невозможно описать. Смятение и непонимание Бога. Разочарование в жизни и во всем происходящем. Ощущение покинутости и собственной ничтожности. Отсутствие любви. Пронзительная, нестерпимая боль».[52]

Иногда отчуждение появляется потому, что Господь входит в нашу жизнь необычным, совершенно неожиданным, нетрадиционным способом. Столь необычным и столь нетрадиционным, что окружающие видят в нем лишь кару Господнюю, наказание Божие. Вычислив со временем схему, по которой чаще всего действует Бог, когда эта схема вдруг не срабатывает в жизни какого–нибудь человека, люди делают только один вывод, ибо все они обладатели узкого мышления.

Подобно друзьям Иова, для того чтобы оправдать собственные взгляды, мы готовы усомниться в непорочности страдальца.

Итак, Иов оказался на куче пепла, сделался изгоем.

Одиночество

Отчуждение ведет к одиночеству. Джозеф Конрад сказал, что люди должны страдать, как снят, сами по себе. Поскольку эти три товарища не понимают несчастий Иова, их присутствие только обостряет его одиночество. Всем известно, что одиночество — это самое тяжкое испытание для человека, и именно оно причинят страждущему больше всего боли.[53]Женщина, чей муж погиб в авиакатастрофе, приходит в воскресенье в церковь. Она находится в самой гуще поющих, славящих Бога радостных людей — и она одинока. Всеобщая радость только усугубляет чувство невозвратимой утраты, гнездящееся в ее душе, только подчеркивает ее одиночество. Она не придет на вечернюю службу, потому что ей неприятно это единение, ей невыносимо видеть эти ликующие лица. Она вполне могла бы стать автором сорок первого псалма:

Вспоминая об этом, изливаю душу мою, потому что я ходил в многолюдстве, вступал с ними в дом Божий со гласом радости и славословия празднующего сонма,

(ст. 5)

Но самое ужасное ощущение одиночества возникает не оттого, что вы чувствуете себя отверженным семьей, друзьями или обществом, а оттого, что вы чувствуете себя отвергнутым Богом. Именно об этом подумал сейчас Иов, именно это чувство ощутил. А это, в свою очередь, приводит к озлоблению.

Озлобленность

На смену одиночеству, коим пропитана шестая глава книги Иова, приходят озлобленность и горечь главы седьмой. Отчуждение… Одиночество… Озлобленность… — Такова последовательность чувств, которые испытывает человек, когда страданиям его не видно конца. Озлобленность, направленная на Бога, источник боли и несчастий.

Что такое человек, что Ты столько ценишь его и обращаешь на него внимание Твое,

Посещаешь его каждое утро, каждое мгновение испытываешь его?

Доколе же ты не оставишь, доколе не отойдешь от меня?… …Зачем Ты поставил меня противником Себе?…

(Иов 7:17–20)

Даже не верится, что Иов может говорить с Богом в подобном тоне. Это только лишний раз показывает, что книга Иова полна не пассивного смирения, но активного возмущения и протеста. И далее, читая и разбирая псалмы, мы увидим, что такие речи вполне возможны в присутствии Божьем.

Самое удивительное в словах Иова то, что он жалуется именно на присутствие Божие, а не на Его отсутствие. Бог слишком близок, и этим несчастным, озлобленным человеком сия близость воспринимается как слишком довлеющая и гнетущая.[54]

Для современного читателя любопытной деталью является тот факт, что у Иова нет и тени сомнения в существовании Бога. Многие нынешние страдальцы зачастую выходят из положения, отрицая либо Его существование, либо Его всемогущество. Иов не оспаривает ни того, ни другого.

Для Иова вопрос состоит не в том, есть ли Бог или всемогущ ли Он. Главное для него — каков Бог, каков Его характер. Каков Он, этот самый Бог, Который обращается со Своим преданным другом, как с врагом. Кстати, один из возможных переводов имени «Иов» — «враг».[55]

Во время смертельной болезни своей жены и связанных с этим терзаний и непонимания путей Господних К. С. Льюис писал:

«Самое страшное не то, что я почти готов потерять веру в Бога, а то, что я боюсь поверить в ужасные вещи о Нем. Я не боюсь подумать: «Так, значит, нет все–таки Бога!», я страшусь мысли: «Так вот какой на самом деле Бог! Пора расстаться с иллюзиями…».[56]

И здесь возникает вопрос: станет ли кто служить Господу в одиночестве? Или, выражаясь более прямолинейно: останусь ли я верным Богу, даже если мне покажется, что Он покинул меня?

В 1990 году умер мой близкий друг Мэили Бизли. Всех, кто его знал, удивило, пожалуй, только одно: что он прожил столько, сколько он прожил. В 1970 году его поразили пять тяжелейших недугов, три из которых были смертельными. Следующие двадцать лет Мэили держался исключительно на системе жизнеобеспечения, но не на медицинской, а на духовной. Христос, в самом буквальном смысле, сделался его жизнью. По словам больного, он жил лишь благодаря жизни Иисуса. В течение всего этого времени Мэили неоднократно оказывался на грани жизни и смерти, но каждый раз он возвращался к жизни еще более окрепшим и сильным. Я помню, что раз пять или шесть ходил в больницу прощаться с ним, поскольку врачи были уверены, что он не протянет и до утра. Я даже сказал ему однажды: «Похоже, ты человек, которому нелегко сказать «прощай!». Так или иначе, по, невзирая на свое физическое состояние, Мэили пес свое служение во все концы земного шара, уча и наставляя людей тому, каково это — жить верою.

Попав в очередной, надо сказать, в предпоследний раз в больницу, он провел семь долгих месяцев в палате интенсивной терапии. Когда мы с Кай навещали его, мы были уверены, что больше не увидим его в живых. Каково же было наше удивление, когда спустя какое–то время мы узнали, что Мэили опять поразил всех, в том числе и своих лечащих врачей, тем, что выжил.

Я немедленно позвонил ему домой, и мы с ним долго проговорили, после чего я написал ему это письмо. Оно датировано четвертым ноября 1988 года.

Дорогой Мэнли!

Наш телефонный разговор тронул меня до глубины души. Господь был так добр и милостив, что даровал нам желания нашего сердца и позволил тебе остаться с нами. Я уверен, что впереди тебя ждет великое служение, хотя очень немногим будет известно, чего оно тебе стоило.

В последнее время я много размышлял над одним местом из Послания к Римлянам (8:31–39) и был вынужден изменить свои представления о том, что есть «торжествование» во Христе. Павел перечисляет все то ужасное и не очень ужасное, что может постигнуть нас, и говорит, что мы не просто оказываемся победителями, ибо главная победа — за словом. Это означает, что мы имеем дело не с обычной удачной схваткой, мы поднимаемся выше к чему–то более величественному и прекрасному. Торжество божественного вмешательства проявляется не только в спасении нас от голода или меча: военные могут избавить нас от кровопролития, а Красный Крест не даст умереть с голоду.

В стихе 35 Павел пишет о возможных бедствиях и напастях: это или «скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч…».

А затем в стихе 38 он пишет о возможных благах, естественных событиях и о вещах нейтральных: смерть, жизнь, ангелы (только не падшие ангелы!), Начала, Силы, высота, глубина, какая–либо тварь (то есть создание Божие) — все это часть нашей повседневности. Это нечто не особо хорошее, но и не обязательно плохое, нечто нейтральное.

Так как же все эти силы влияют непосредственно на нас? Они пытаются отлучить нас от любви Божией. Удивительно. Я бы скорее упомянул о боли и страданиях, которые они приносят, об опасности смерти, о страхах и ужасах, которые они вселяют в наши сердца. Но нет, Павел ни слова не говорит о том, что торжество состоит в том, чтобы избежать или избавиться от всех этих столь разнообразных вещей. Нет, для Павла торжество в том, что все, даже самые ужасные, события и силы не могут «отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе пашем».

Каково же самое яркое и наглядное проявление могущества Божия? Оно не в том, что Он в силах облегчить наши страдания или остановить руку, занесшую меч над нашими головами, а в том, чтобы помочь нам оставаться в любви Божией, невзирая ни на какие трудности.

И вот, мои соображения таковы: отчаяние страждущего обусловлено не степенью его страдания, а остротой ощущения отчужденности его от Бога.

Ты сказал, что как только ты ощутил наконец присутствие Бога, в твою душу пришел покой. Страдания и боль никуда не делись, но у тебя исчезло чувство отлученности от Бога. Ты более не чувствовал себя отлученным от Господа.

Христос на кресте тоже не роптал о боли в пронзенных руках или в боку или о позоре, который испытывает нагой человек. Но Он возопил: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?».

Мне кажется, тот страх и отчаяние, которые я испытываю, лежа на больничной койке, гадая о том, выживу ли я или умру, обусловлены не болью или близостью смерти, но ощущением, что я потерял связь с Господом. Я не чувствую Его присутствия, я не слышу Его голоса. Но как только моих ушей касаются Его слова, стена отчуждения падает, уходят отчаяние и страх. Боль, быть может, и остается, но отчаяние — нет. Так что не страдания, а отчуждение подрывает нашу веру в Бога.

А ты как думаешь?

С любовью во Христе, Рон.

Ну, а как думаете вы?

Думается, Тейяр де Шарден был прав, когда сказал: «Радость — это не отсутствие страданий, а присутствие Бога».

ГЛАВА 14 КОГДА БОГ БЕЗМОЛВСТВУЕТ

Безмолвие порой внушает нам ужас.

Особенно если вы — ученик пятого класса.

Учительница мисс Майер вышла из аудитории, и тридцать оставшихся без присмотра детей, невзирая на строгие увещевания вести себя как подобает, развернулись на полную катушку. Мы хихикали, кричали, болтали, кидались друг в друга бумажными шариками и жвачкой — воистину подобающее поведение для пятиклассников. Я сидел, развернувшись спиной к двери, упоенно забрасывая мальчишку с соседнего ряда горой жеваной бумаги, когда комнату вдруг наполнила тишина. Весь шум стих в одно мгновение, как будто кто–то нажал выключатель. Это было самое жуткое ощущение, какое мне приходилось испытывать когда–либо в моей тогда еще не столь продолжительной жизни. Осознав, что произошло, я медленно повернулся, стараясь не смотреть в сверкающие негодованием глаза мисс Майер. Остаток дня я провел в коридоре.

Мне сразу вспомнился первый стих восьмой главы книги Откровение: «И когда Он снял седьмую печать, сделалось безмолвие на небе, как бы на полчаса». Безмолвие перед проявлением гнева.

Молчание Бога порой внушает нам ужас. То чувство отчужденности, о котором мы говорили в прошлой главе, только усиливается, когда Господь хранит молчание. Сидя на куче пепла, Иов взывал к Всевышнему, чтобы Тот предъявил ему обвинение, — ведь он имел право знать, за что его наказывают.

Молчание Бога весьма подозрительно. Оно может быть интерпретировано как уклонение от ответа, когда свидетель чувствует за собой какую–то вину. Так что для Иова встает вопрос уже не о собственной невиновности, а о невиновности Бога. Может ли человек, незаслуженно страдающий, продолжать верить, что безмолвствующий Господь справедлив?

И вот Иов обвиняет Бога. Он требует ответа. Он требует, чтобы Господь объяснил ему Свои действия.

Но небеса молчат. Те, кто впервые читает книгу Иова, иногда удивляются, почему же Господь так и не объяснил Иову, за что тому пришлось мучиться. Даже когда все уже было позади, Иов не узнал ответа. Ему не сообщают о том разговоре, который произошел между Богом и сатаной. Он так никогда и не узнал о заключенном на небесах пари.

Многие люди завершают свой земной путь и умирают, так и не узнав, почему трагедия оборвала их жизни. Если бы только Господь сказал хоть слово! Все, о чем я прошу, Боже, получить хоть малейшее представление о том, почему все это происходит? Я бы справился со всем этим, если бы Ты заговорил со мной. Хотя бы намекни, Боже, хотя бы намекни!

Но, как и Иову, всем нам приходится выучить один и тот же урок: Господь не обязан нам ничего объяснять. Это людям нужна юридическая система; Богу она не нужна. Господь устанавливает нормы поведения человека, но Он не обязан следовать им, если только Сам не примет такое решение.

Молчание нарушено

Но в конце концов Господь нарушает молчание. Наконец–то Он отвечает! Давно пора! Спустя тридцать семь глав, мы, наконец, можем услышать и Его версию происходящего. Давайте послушаем. Господь говорил Иову из бури:

Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла? Препояшь ныне чресла твои, как муж: Я буду спрашивать тебя, и ты отвечай Мне. (Иов 38:2,3)

В свободном переводе это означает: «Иов, ты не имеешь ни малейшего представления о том, что с тобой происходит. Так что приготовься, тебе предстоит ответить мне на пару вопросов, сынок».

У меня создается впечатление, что все пошло не совсем так, как рассчитывал Иов, но, по крайней мере, Бог заговорил.

Где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь. Кто положил меру ей, если знаешь? Или кто протягивал по ней вервь?

(Иов 38:4,5)

Но постойте, Бог не отвечает на вопросы, а Сам задает их! Все, что Он говорит, совершенно не относится к делу и не имеет касательства ко всему происходящему. Бог здесь похож на недобросовестного судью, который задремал во время процесса и все прослушал.

Бог вправе

Когда после столь мучительного ожидания Господь, наконец, заговорил, что же мы слышим? Он посоветовал Иову повторить подзабытую историю о сотворении мира. Он распахивает перед Иовом вселенную и призывает его, творение Собственных рук, наставить и поучить Самого Творца.

Что же говорит Господь? Он говорит, что Он вправе делать то, что Он делает. Только Бог, который создал и наполнил этот необъятный мир, имеет право царствовать в нем и оценивать, насколько хорошо Он с этим справляется.

И это самое главное и, пожалуй, самое трудное препятствие на пашем пути постижения истины. И пока мы не разберемся с этим вопросом, мы не научимся противостоять ударам судьбы.

Когда мы приходим к Богу, мы не получаем ответов на терзающие нас вопросы, но мы учимся, как правильно формулировать вопрос. И в данной ситуации таковым является следующий вопрос: «Вправе ли Бог делать то, что Он делает?».

Это первое, о чем я подумал в ту ночь, когда узнал о смерти Ронни. На его надгробии мы поместили стих 11 из псалма ВЗ: «Бог наш на небесах; творит все, что хочет». Этот стих первым пришел мне в голову в ту злополучную ночь.

Веская причина

Вот что на это ответил Богу Иов:

Знаю, что Ты все можешь, и что намерение Твое не может быть остановлено.

(Иов 42:2)

Иов говорит, что у Бога есть некое намерение. Мы можем и не знать, какое именно, но нам достаточно помнить, что оно есть.

И это — один из главнейших уроков, которые мы выносим из книги Иова: наши страдания служат некоему высшему замыслу Божию. «Это вплотную связывает наши человеческие жизни с божественным замыслом даже тогда, когда нам кажется, что все вокруг бессмысленно и необъяснимо.

Боль перерастает в великую честь, а горе — в знак Божьего расположения».[57]

Награда

И напоследок автор книги Иова делает еще одно важное замечание: у Бога есть для нас награда.

«И возвратил Господь потерю Иова, когда он помолился за друзей своих; и дал Господь Иову вдвое больше того, что он имел прежде… И благословил Бог последние дни Иова более, нежели прежние» (Иов 42:10,12).

И все родственники и друзья Иова пришли к нему и устроили пир, каждый подарил ему но серебряной кисете и по золотому кольцу.

Мне очень нравятся эти слова: «И благословил Бог последние дни Иова более, нежели прежние». Я думаю, всем нам Господь уготовил подобный финал. Он всегда приберегает хорошее вино под конец.

Итак, посмотрим, какая награда ожидала Иова. Обратите внимание, здесь сказано, что Бог даровал ему вдвое больше того, что у него было прежде. Давайте подсчитаем:

У него было четырнадцать тысяч мелкого скота; а начинал он с семи тысяч.

У него было шесть тысяч верблюдов; а начинал он с трех тысяч.

У него была тысяча пар волов; а начинал он с пятисот.

У него была тысяча ослиц; а начинал он с пятисот.

У него было семь сыновей и три дочери; а начинал он с семи сыновей и трех дочерей. Постойте, должно быть, я ошибся. У него было семь сыновей и три дочери… Нет, что–то тут не то. Он начинал с десяти детей, значит, теперь у него должно быть двадцать! Мне, наверное, попался неточный перевод…

Но в вашей Библии написано то же самое? Странно.

Постойте, я понял! У него действительно было двадцать детей: десять здесь и десять на небесах; потому что вы никогда не теряете тех, кто попадает в рай.

Вэнс Хэвнер был странствующим проповедником в течение долгих сорока лет. И женился он только в сорок — говорил, что ему нужно было все тщательно обдумать. Он так и не научился водить машину, но его жена Сара каждый раз подвозила его на очередное собрание на своем «Бьюике», если только они не ехали туда на поезде или самолете. Они были неразлучны. До 1973 года. В тот год Сара умерла.

Время от времени кто–нибудь сочувственно говорил Хэвнеру: «Я слышал, вы потеряли жену».

«Нет, — отвечал он, — я ее не терял. Я точно знаю, где она сейчас. А если вы знаете, где человек находится, значит, вы его не потеряли».

А потом он обычно приводил этот стих:

И в смерти неразлучны будем — Мы с ней навек обручены. Она — с Христом, а Он — со мною, И узы Им освящены.[58]

И последнее замечание. Господь сказал Елифазу, что гнев Его был на нем и на друзьях его за то, что они говорили о Боге неверно, не то, что Иов, и велел им принести за себя жертву. «Раб Мой Иов помолится за вас, и тогда Я приму жертву вашу, чтобы в гневе Моем не отвергнуть вас за ваши неправедные слова».

Удивительный момент: те, кто сильно страдает, могут спасать других.

Думаю, потом Господь пошел за сатаною, а тот, испугавшись, спрятался в каком–нибудь кусте. Но Бог все же отыскал его, говоря: «Выходи–ка, сатана, и заплати по счетам! Я выиграл пари. Говорил Я тебе, что Иов послужит Мне и даром, и Я был прав».

Мне бы очень хотелось, чтобы в один прекрасный день Господь мог указать сатане на меня и сказать: «Вот видишь, я же говорил, что сей человек послужит Мне и даром».

Часть третья ЧТО ДЕЛАТЬ, КОГДА НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО ДЕЛАТЬ Служение тьмы

Двумя жестокими и беспощадными врагами В оковы скорби я бессрочно заключен. Кто исцелит сердечной пустоты зияющую рапу? Кто усмирит свирепый ветер, ставший палачом?

Джон Кроу Рапсом

Религия, которая не утверждает, что Бог сокрыт, неверна.

Влез Паскаль

Кто из вас боится Господа, слушается гласа Раба Его? Кто ходит во мраке, без света, да уповает на имя Господа и да утверждается в Боге своем.

Исайя 50:10

ГЛАВА 15 ТЕМНАЯ СТОРОНА БЛАГОДАТИ

Однажды, несколько лет тому назад, я сидел в номере какой–то гостиницы с четырьмя моими знакомыми, которых считал людьми весьма благочестивыми. Мы обсуждали с одним издателем различные вопросы и темы, которых необходимо было коснуться в ближайшее время в наших книгах. Мы говорили о молитве, о самостоятельном изучении Библии, о семейной жизни и быте. В общем, ничего нового.

Наступило время обеда, все расслабились и заговорили, что называется, «не для протокола». Во внезапном порыве откровенности все четыре человека признались в том, что в настоящий момент они переживают тяжелый, темный период в жизни. Один сказал даже, что уже с полгода не чувствовал присутствия Божия. Другие, как оказалось, с трудом находили слова для молитвы и вообще не были уверены в том, что они делают и как. Все они продолжали проповедовать но воскресеньям, навещать больных прихожан, свидетельствовать заблудшим овцам, то есть совершать все те действия, которых от них, как от проповедников, ожидали люди. Но делали они это без ощущения присутствия Божия. Для одного из них все зашло так далеко, что он начал сомневаться в собственном спасении. И это, по его словам, было особенно тяжким бременем для него, поскольку он только что написал книгу об особенностях христианской жизни, которая разошлась огромным тиражом и имела бешеный успех у читателей.

Словом, все эти четыре человека блуждали во тьме. И для меня, признаться, это было хорошей новостью, потому что в то время я думал, что мне одному досталась такая доля.

Когда мы вновь собрались после обеда, было решено, что именно эта тема должна послужить основой наших будущих книг, поскольку раз уж мы все проходим через это, то и другие люди, наверное, испытывают нечто подобное. Однако эта идея так и осталась идеей, никто из нас не предпринял никаких действий по ее осуществлению — это была малоприбыльная тема.

Неизбежные и закономерные ощущения?

Тьма, отчаяние, депрессия — неужели это вполне закономерные ощущения любого духовно развитого человека? Пророк Исайя думал именно так: «Кто из вас боится Господа, слушается гласа Раба Его? Кто ходит во мраке, без света, да уповает на имя Господа и да утверждается в Боге своем» (Ис. 50:10).

По сути говоря, Исайя утверждает, что богобоязненного и богопослушного человека можно узнать но тому, как он действует, находясь во тьме.

Исайя рисует перед нами странника. Вот он совершает свой путь, и вдруг свет вокруг него меркнет и мгла накрывает его. В древнееврейском тексте используемое выражение означает буквально следующее: «он идет в кромешной тьме, без единого лучика света, который мог бы указать ему дорогу». Когда вокруг светло, вы знаете, где вы находитесь и куда направляетесь, вы можете прочитать дорожный указатель и понять, как далеко вам еще идти. Когда светло, вы видите и те препятствия, которые встают у вас на пути, вы можете отличить друга от врага. Когда есть свет — есть знания, есть уверенность.

Во мраке же нет ничего. Вы чувствуете себя одиноким, покинутым, брошенным. В богословии для этого существует специальный термин: Deus Absconditus, то есть «Бог Сокрытый». Ричард Фостер называет подобное ощущение «Сахарой в сердце».[59] А Иоанн Креста описал это состояние как «темная ночь в душе».

«Темная ночь в душе» — это когда ваши многочисленные «почему?» остаются без ответа, когда привычные источники благодати — молитва, служение, песнопение — не могут поднять ваш сломленный дух, когда вас не трогают никакие проявления духовности, когда проверенные формулы, почерпнутые вами на семинарах и проповедях, внезапно становятся пустыми и бессмысленными, когда в вашей жизни случаются события, за которые вы не в состоянии прославить Бога и о которых вы не способны даже молиться. Вы можете проклинать дьявола, клясться на крови, обвешиваться чесноком в надежде отпугнуть от себя всякую нечисть, — но ничто не в силах вырвать вас из этой непроглядной тьмы.

Дела все хуже, тьма все кромешней

Эта так называемая «темная ночь души» является, как я уже говорил, неизбежным и достаточно закономерным ощущением любого верующего. Это не «заячья тропа, а центральная магистраль».[60] Святые всех времен бредут но этой сумрачной дороге впереди нас. О ней говорится и во многих библейских псалмах.

Доколе, Господи, будешь забывать меня вконец, доколе будешь скрывать лице Твое от меня? (Пс. 12:2) Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому: когда приду и явлюсь пред лице Божие! Слезы мои были для меня хлебом день и ночь, когда говорили мне всякий день: «где Бог твой?». Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Скажи Богу, заступнику моему: для чего Ты забыл меня? Для чего я сетуя хожу от оскорблений врага? (Пс. 41:3,4,6,10)

Есть и другие псалмы, написанные одним человеком и коллективно. Псалмы 21, 24, 38, 85, 87, 108 и многие, многие другие. Собственно, псалмов–плачей, роптаний и жалоб наберется не меньше, чем псалмов–славословий и благодарений, только о них нам не часто приходится слышать.

И это странно, потому что мы воспринимаем Псалтирь как наш церковный песенник. В последнее время во многих церквах набирает силу повое течение «возвращения к истокам» и обращения к Книге пса/шов как к источнику прежде всего славословий и хвалы.

А почему мы игнорируем псалом 87? Я скажу вам почему. Взгляните:

Господи Боже спасения моего! Днем вопию и ночью пред Тобою. Да внидет пред лице Твое молитва моя; преклони ухо Твое к молению моему, (ст. 2,3)

А вот как звучат в нем молитва и вопль:

Ибо душа моя насытилась бедствиями, и жизнь моя приблизилась к преисподней. Я сравнялся с нисходящими в могилу; я стал, как человек без силы, между мертвыми брошенный, — как убитые, лежащие во гробе, о которых Ты уже не вспоминаешь и которые от руки Твоей отринуты, (ст. 4–6)

А дальше еще хуже:

Ты положил меня в ров преисподний, во мрак, в бездну. Отяготела на мне ярость Твоя, и всеми волнами Твоими Ты поразил меня. Ты удалил от меня знакомых моих, сделал меня отвратительным для них; я заключен и не могу выйти. Око мое истомилось от горести, (ст. 7–10)

Ну как, достаточно? Давайте заглянем в конец может быть, там все будет хорошо:

Я несчастен и истаеваю с юности; несу ужасы Твои и изнемогаю. Надо мною прошла ярость Твоя; устрашения Твои сокрушили меня. Всякий день окружают меня, как вода: облегают меня все вместе. Ты удалил от меня друга и искреннего; знакомых моих не видно, (ст. 16–19)

Попробуйте–ка процитировать эти строки на завтрашней воскресной службе, посмотрите тогда, во что превратится ваша хвалебная проповедь.

Конечно, я не призываю к подобным действиям всерьез — слишком печальны и удручающи эти слова.

Но они из реальной жизни.

Я знаю, что они из реальной жизни, потому что так сказано в Библии, потому что я сам прошел через все это, потому что каждое воскресенье я утешаю и успокаиваю десятки верующих, которым тоже знакомы эти чувства и которые с легкостью могли бы сказать: «Тьма стала моим близким другом».

Самые смелые из них находят меня после службы. Я вижу их за версту уже краем глаза. Они не подходят сразу, но ждут, когда я освобожусь, пообщавшись со всеми остальными. Некоторые уходят, так и не дождавшись меня, но многие задерживаются, терпеливо стоя в сторонке от основной толпы. И вот когда я, наконец, остаюсь один, они приближаются ко мне, пугливо озираясь. Они говорят сдержанно, шепотом, срывающимся голосом. Тьма — их лучший друг.

Они изгои, потому что у них духовные проблемы. Они как позорное пятно на здоровом теле благополучной церкви. Они с неохотой и опаской говорят о мраке, царящем в их душе, боясь услышать все те же знакомые до боли увещевания: «Соберитесь!», «Исповедуйте грех свой», «Умрите для себя и своих желаний», «Распните свою плоть», «Подсчитайте–ка благословения, которыми одарил вас Господь» или «Скажите спасибо, что у вас не рак!».

Мне даже кажется, что некоторые были бы не прочь обменять тьму в своей душе на рак — по крайней мере, тогда они смогли бы открыто говорить о своей боли, взывать о помощи и получать поддержку и сочувствие от окружающих.

Метания души

Описывая свои чувства, которые он испытал после смерти жены, Мартин И. Марти в книге «Крик в пустоту» говорит о зиме в своем сердце, о том нещадном холоде, который сковал его душу, когда он почувствовал боль и узнал смерть. В его сердце зияла пустота. «Зимний мороз наполняет то пространство, в котором раньше жила любовь, но теперь она умерла или стала чужой… Но пустота может появиться и тогда, когда от вас удалился Господь, когда у вас не осталось ничего святого, когда Бог безмолвствует».[61]

Зима в душе, утверждает М. Марти, имеет не меньше прав на существование, чем лето или весна, однако она не находит столь же горячей поддержки и понимания с нашей стороны, как последние. В настоящее время считается, что единственно приемлемым состоянием души может быть только яркое и светлое духовное лето.

Представьте себе человека, который с нетерпением ожидает прихода весеннего тепла. Он звонит приятельнице, известной как человек глубоко духовный. «Слава Господу!» — восклицает она, взяв трубку. И вот встречаются двое. Один — холодный и потухший, но открытый к духовным переменам; другая готовая эти духовные перемены производить. Но обмен духовным зарядом оказывается невозможным, если духовно богатый человек слишком настойчив и напорист в подаче своего солнечного, безоблачного летнего настроя. На его лице не бывает ни тени тревоги, а губы всегда растянуты в дежурную улыбку. «Так велит Господь». Как он может услышать ту бурю, что на деле бушует в мятущемся сердце другого? Ведь Господь исполнил все желания и все мечты — грех теперь жаловаться или пытаться копаться в пустоте души. Христос есть ответ на любой вопрос, Дух овевает вас теплом, и вам не страшны никакие морозы, свирепствующие за окном или между рамами вашей души.[62]

М. Марти развивает эту мысль и далее:

«Возможно, некоторые думают, что такой «летний» тип духовного состояния человека на самом деле зависит не столько от Духа, сколько от характера личности, ее социального положения и доходов, общепринятых вокруг правил и приличий. Не каждый верующий способен с легкостью включиться в бешеный темп западного христианства с его притонами и прихлопами и с бьющей через край энергией. Подобный стиль вероисповедания может быть привычен и естествен для определенных групп людей, обитающих в той или иной местности или занимающих то или иное положение. Но должен ли он быть обязателен для всех и каждого? А что делать сдержанному или скованному верующему? Что, ему нет места в этом царствии тепла и света — и лишь но той причине, что по характеру это спокойный, благопристойный и уравновешенный человек?».[63]

Я привожу здесь столь длинную цитату из Мартина Марти, потому что мне кажется: точнее не скажешь. «Должен ли он (стиль вероисповедания), быть обязателен для всех и каждого?» — вопрошает М. Марти. Мы обманываем сами себя, если думаем, что манера выражения нашей веры в Бога едина или должна быть единой для всех людей. Это не так. Для некоторых спеть «О благодать» со смиренным чувством благодарности является столь же ярким восхвалением Бога, как для других — «Этот день сотворил Господь» с рукоплесканиями и пританцовыванием. Заявлять же, что одно из этих проявлений есть хвала, а другое ею не является или наоборот, значит показать свое неглубокое понимание, что такое хвала вообще.

Так должен ли этот стиль быть одинаковым у всех верующих? К чьему образу мы должны стремиться — ко Христову или к образу окружающих нас людей? Благодать Божия вовсе не лишает нас наших национальных и индивидуальных особенностей. Спасение Господне не лишает нас человеческих особенностей. Мы — во Христе, но сохраняем при этом собственную индивидуальность. Наше тело, паша неповторимая индивидуальность очень важны для Бога, ибо именно тела Он воскресит в день оный. Сейчас на небесах Господь обладает тем, чего не имел до Своего земного воплощения, — телом. В сем теле Он был прославлен и воскрешен, и в нем же Он теперь ходатайствует о нас пред Богом Отцом. И Тот Самый Иисус в том самом теле вернется на землю, чтобы забрать нас с Собой.

Мне кажется, что многие «летние» христиане скрывают у себя в груди «зимние» сердца. Они отрицают реальную действительность и называют это верой. Но они никогда не признаются в этом, иначе им грозит исключение из рядов «Сообщества восторженных».

Страдание и молчание

В некоторых ветвях христианства считается, что молчание есть достойный ответ на страдания. Однако молчание зачастую лишь усугубляет сгустившийся мрак. Как мы уже отмечали ранее в рассказе об Иове, страдание отчуждает человека от мира. Он чувствует себя отвергнутым Богом и забытым людьми. Храня молчание, сгибаясь под грузом бед и несчастий, человек делает себя еще более одиноким.

Священное Писание, впрочем, никак не приветствует молчание, но и не запрещает говорение. Мы можем поучиться и у Иова, и у Иеремии, и у Давида, не творя уже об Иисусе, Который воскликнул на кресте: «Боже Мой, Боже Мой! Для чет Ты Меня оставил?», тому, что мы вправе выплескивать наружу боль пашей души. Это для нас чрезвычайно важно. Иногда единственный способ пережить эту боль — высказать ее вслух.

Страждущий человек должен сам найти способ выразить и прочувствовать боль своего страдания, поскольку если кто–то сделает это за него, облегчения может и не наступить. Если человек будет молчать о своих терзаниях, они поглотят его, и он погибнет в нахлынувших водах апатии… Без возможности общения с другими людьми перемен тоже ожидать не приходится. Сделаться же безмолвствующими, одинокими как перст — значит умереть.[64]

Пока я находился во тьме, я узнал одну очень ценную вещь, которая дала мне свободу. Нет ничего страшного в том, чтобы рассказывать Богу о том, что творится в вашей душе. Более того, Он и так уже все знает. Вы не откроете Ему ничего нового. Я не припомню ни одного случая, чтобы я своими словами удивил или шокировал Его. Я ни разу не слышал, чтобы в ответ на чью–либо исповедь Господь сказал бы: «Ну надо же, о тебе бы Я такого никак не подумал!».

Бог сокровенный

Израилю постоянно приходилось биться над проблемой Божьего присутствия и Божьего отсутствия. В одно мгновение Господь мог быть необычайно близким и могущественным, но спустя лишь миг оказывался далеким и сокрытым от людей. Народ же страстно желал ощущать Его постоянную близость, и неотъемлемой частью их веры была уверенность в том, что с ними их Бог. Однако еще пророк Исайя творил: «Истинно Ты — Бог сокровенный, Бог Израилев, Спаситель» (Ис. 45:15).

«На Израиль постоянно падала жестокая кара: испытывать на себе «сокровенность» Бога. Противоречие между их религиозными представлениями и реалиями жизни вновь и вновь приводило их к размышлениям на эту тему».[65]

Но самое удивительное и поучительное во всем этом то что, когда израильтяне переносили свое Священное писание на бумагу, они не отрицали этих противоречий и не пытались их ретушировать. Это особенно поражает, когда читаешь псалмы, полные страданий, жалоб и недовольства. Почему их просто–напросто не выбросили из Библии? Если вы хотите, чтобы ваша религия выглядела привлекательно, не лучше ли было бы опустить эти удручающие слова.

Комментируя псалом 87, Вальтер Брюгеманн вопрошает: «Что этот псалом, вообще, делает в пашей Библии?».[66] Он там потому, поясняет В. Брюгеманн далее, что такова жизнь, а эти произведения были призваны отражать жизнь такой, как она есть, а не избирательно. Как я уже говорил, это очень печальный и удручающий псалом. Но это высказанный псалом. Это не стих, говорящий о «молчаливой депрессии. Это речь. И речь, обращенная к конкретному лицу. Даже во рве преисподней Израиль знает, что за всем этим стоит Иегова».[67] В своем богословском комментарии к псалмам В. Брюгеманн делит их на «псалмы ориентации» и на «псалмы дезориентации». Он отмечает интересный факт, что Церковь в нашем современном мире, полностью дезориентирующем человека своими многочисленными соблазнами, продолжает петь гимны исключительно «ориентационные». То, что он говорит на эту тему, настолько точно, что я приведу его цитату полностью, хотя она достаточно длинна:

Я твердо убежден, что подобная позиция Церкви продиктована не евангелическим пылом или глубокой верой, скорее всего, она обусловлена безотчетным страхом, упорным отрицанием реальной действительности, самообманом и нежеланием признавать свою дезориентацию в этом запутанном мире. Причина такого безоговорочного утверждения «ориентации», похоже, не в вере, а в нарочитом, навязчивом оптимизме нашей культуры.

Подобное отрицание очевидного некоторыми современными ревнителями веры и их попытки замять неблагоприятные моменты — а я уверен, что именно это и происходит, — весьма странны, учитывая, что в Библии немало псалмов, исполненных горечи и сожаления, протеста, возмущения и жалоб на несовершенство этого мира. По крайней мере, становится ясным, что церковь, распевающая «песни счастья и радости» перед лицом жестокой действительности, поступает не совсем так, как к тому призывает Священное писание.[68]

Еще раз повторю, что я вовсе не призываю петь этот псалом на воскресных службах. Я лишь хочу, чтобы Церковь осознала, что ощущение дезориентации — законное чувство в духовном опыте любого верующего, и в своем служении этим людям Церковь должна уделить внимание и этой проблеме.

«Обращение к «псалмам тьмы» может быть расценено многими как свидетельство маловерия и отступничества, но для сообщества действительно любящих и искрение верующих людей это будет шагом дерзновенной веры, быть может, несколько преображенной. Сие обращение есть шаг дерзновенной веры, с одной стороны, потому что оно призывает прочувствовать и испытать мир, каков он есть, во всей его неприглядности, а с другой — потому что оно возлагает ответственность за все беспорядки и беды в этом мире на Бога, заявляя, что все происходящее находится под Его неусыпным контролем. А посему не существует никаких предосудительных, запретных или неуместных тем — ведь это говорит паше сердце. Умалчивать о каких–то моментах жизни при разговоре — это все равно, что удалять их из ведения Божия. Таким образом, эти псалмы играют важнейшую роль: они показывают нам, что говорить нужно обо всем, и то, о чем мы говорим, должно быть обращено к Богу, Которому одному известны все тонкости жизни».[69]

Как я уже упоминал ранее, меня поразило, что, записывая в книги свою веру, израильтяне не исключали мрак и тьму из своего религиозного опыта. Но еще более удивительно в этих «псалмах дезориентации» то, что ни один из авторов ни разу ни словом не обмолвился о том, что он более не верит или не доверяет Богу. Даже в самом мрачном из псалмов Бог выступает перед нами как Тот, Кто всегда присутствует рядом и Кто внимательно следит за «дезориентацией» и сумбуром, царящими в пашей жизни. И именно такая дерзкая, упрямая, возмущающая и ропщущая вера дает нам новый источник жизни даже в глубинах преисподней.

Теперь же я хотел бы поговорить о тьме несколько иного рода.

Ушей Всевышнего достигнул вопль страдальца:

«За что мученье? Освободи от страшного проклятия и боли Свое творенье! Разбей оковы, прекрати войну и голод, Дай мирно жить! Тогда мы, Господи, сильнее сможем Тебя любить!». Помедлив, отвечал ему Творец вселенной: «Освободить? И мужества, и стойкости, и силы духа Тебя лишить? От жалости, от нежности, от жертвы кроткой Избавить мир? Героев, из огня поющих к небесам, Не звать на пир? Любовь, что за тебя жизнь отдала с улыбкою, Ужель забыть? Дорогу в рай, открытую Христом, Опять закрыть?». Неизвестный автор

ГЛАВА 16 ОЩУТИМЫЙ МРАК

Земную жизнь пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу, Утратив правый путь во тьме долины. Каков он был, о, как произнесу, Тот дикий лес, дремучий и грозящий, Чей давний ужас в памяти несу! Так горек он, что смерть едва ль не слаще. Но, благо в нем обретши навсегда, Скажу про все, что видел в этой чаще. Данте Алигьери (пер. М.Лозинского)

«Все, кто ходит к психиатру, — психи». Как часто я слышал сие расхожее мнение и посмеивался над этими словами. Они отчетливо прозвучали у меня в ушах, когда я в нерешительности остановился перед больничным кабинетом с надписью «Психиатр». Мне потребовалось десять долгих лет, чтобы подойти, наконец, к этой заветной двери.

Все вокруг говорили нам, что мы прекрасно держимся после самоубийства нашего сына — достойный пример силы христианской веры. Признаться, я и сам думал точно так же. Окруженные родными и добрыми друзьями–христианами, вкушая от милости Божией, исполненные покоя, исходящего от сознания того, что тебя понимают и поддерживают, мы действительно худо–бедно пережили те страшные, тяжкие дни. Воистину прекрасный пример настоящей христианской жизни, как написал нам в письме один приятель.

Как нарочно, в то время, когда Ронни заболел и умер, у нас в церкви начали происходить замечательные события. Весной 1970 года Господь послал на нашу общину настоящее духовное пробуждение — по–другому и не назовешь. Создавшуюся ситуацию можно было объяснить исключительно сверхъестественным вмешательством. Все мы молились непрестанно: семь дней в педелю, двадцать четыре часа в сутки. Практически ежедневно люди каялись и десятками принимали Христа в свое сердце. Воскресные службы проходили с острым ощущением Божьего присутствия. Знакомы мы были и с духовными борениями, однако возглас «Слава Господу!» стал девизом нашей церкви. Мы все искренне верили, что стоит нам только помолиться и прославить Бога, как все наши проблемы и несчастья как рукой снимет.

И вот, столкнувшись лицом к лицу с такой страшной трагедией, мы с Кай, увлеченные всеобщей восторженностью, решили, что самое ужасное уже позади. Нам удалось пережить самые жуткие времена, которые только могли выпасть на голову родителей, и мы выжили. Подобно израильтянам, которые, увидев как над головами египтян сомкнулись волны Чермного моря, подумали, что враг повергнут и уничтожен, мы тоже пребывали в этом заблуждении.

Это было начало 70–х годов, время, когда полки книжных магазинов еще не были завалены вспомогательной литературой тина «1000 полезных советов по психиатрии», время, когда еще не проводились столь многочисленные, как в наши дни, семейные семинары и встречи с христианскими психоаналитиками. И вообще, в христианских кругах, но крайней мере в тех, в каких вращался я, было не принято говорить о депрессии, о смерти или человеческом горе. Никто никогда не говорил о том, что, хотя мы довольно неплохо справлялись с постигшим нас несчастьем, наши души были травмированы обрушившейся на нас трагедией. Рядом не было никого, кто бы подставил нам плечо и вывел бы Кай, меня и детей из мрака скорби и страданий. Если бы тогда нашелся такой человек, мы бы смогли избежать многого из того, что последовало далее. Но в то время мне казалось, что все мои проблемы исключительно духовного плана.

Депрессия — темная пропасть

В начале 1976 года я внезапно ощутил некое дурное предчувствие и даже физическое недомогание. Меня охватило гнетущее отчаяние. Когда, наконец, осознание смерти да нет же, самоубийства! — моего сына Ронни сделалось для меня чем–то обыденным, я понял, что я отжил свое. Все лучшее в моей жизни осталось далеко позади, и даже самые счастливые моменты, ожидающие нас в отдаленном будущем, никогда не будут столь же радостными, как те, что мы пережили раньше.

Впервые я догадался, что дело обстоит довольно серьезно, когда, сидя как–то вечером в церкви перед началом службы, я вдруг испытал сильнейшее чувство страха, безотчетного, необъяснимого, но весьма реального страха. Я понял, что не могу сегодня проповедовать. Я не смог бы выйти сейчас к кафедре и начать поучать собравшихся послушать меня людей я не выдержал бы этого. Но это был мой долг. До начала богослужения оставалось еще минут десять, так что я поспешил выйти из церкви, решив прогуляться на свежем воздухе, моля Бога о том, чтобы Он помог мне вынести эту службу.

И Он услышал мои мольбы. Но за этим вечером последовал еще один и еще. Я начал думать, что прихожане уже заметили, что со мной творится что–то неладное, что они уже почувствовали мой страх, увидели, как дрожат мои руки. Я начал избегать общения с людьми, стараясь исчезать из церкви как можно быстрее после службы. Я избегал всех, кого только мог. Думаю, что именно в этот период меня стали называть нелюдимым. Один пастор, представляя меня своей общине воскресным утром (надо сказать, это была довольно большая община, а богослужение транслировалось но телевидению), сказал: «А это наш уважаемый Рон Данн — человек, с которым не так легко подружиться».

Несколько лет спустя добрым знаком, указующим на улучшение моего состояния, стало мое крепнущее желание общаться с людьми.

Но тогда я начал чувствовать некоторое физическое недомогание, о котором я уже упоминал в четвертой главе. Это только усилило мою депрессию, признать которую я не находил в себе сил.

Здесь надо оговориться, что у меня, христианина, тем более проповедника, к тому же проповедника победоносной жизни во Христе, человека, выросшего на христианизированном юге, где люди считают себя святее Папы Римского, депрессии вообще не должно было быть по определению. Психиатры и психологи не существовали для меня как врачи, и уж тем более речи быть не могло ни о каких христианских психологах. Да и в наши дни находятся люди, которые так считают. Ведь в пашем распоряжении имеется Библия — что же еще вам надо? Мне кажется, пока люди не перестанут разделять душу и тело, они так и будут думать подобным образом.

«Депрессия есть расстройство настроения, причем настолько загадочное и болезненное и настолько трудноуловимое, что человек мыслящий человек признает ее наличие лишь тогда, когда уже не остается сил терпеть. Тот же, кто не испытал ничего подобного, с трудом может понять страждущего».[70]

Литература по психиатрии, посвященная депрессии, весьма обширна. Авторы предлагают теорию за теорией в попытке объяснить причины ее возникновения. «У депрессии множество лиц» эту мысль я встречал практически во всех книжках, которых, признаться, я проштудировал немало. Врачи и другие специалисты расходятся во мнении о том, что же вызывает в человеке угнетенное состояние духа. Доктор Грейс Кеттерман, например, разделила все, что может влиять на психическое состояние человека и его склонность впадать в тот или иной вид депрессии, на определенные группы:[71]

1) генетическая предрасположенность;

2) семейные установки;

3) влияние внешней среды;

4) стресс.

Депрессия может нанести не меньше вреда здоровью человека, чем любой другой физический недуг типа диабета или рака. Ронни, будучи больным маниакальной депрессией, был не более хозяин своей жизни или смерти, чем какой–нибудь пациент онкологической клиники. Утверждать же, что единственно необходимым для человека, страдающего подобного рода депрессией, является Библия, равносильно тому, чтобы советовать хирургу использовать Священное писание вместо скальпеля.

Прошу, поймите меня правильно. Я искренне верю, что для разрешения многих наших трудностей, в том числе и борьбы с некоторыми проявлениями депрессии, гневом, озлобленностью, семейными неурядицами и личными проблемами, все, что нам нужно, — это Святая Библия. А точнее, Христос и Дух Святой, касающиеся наших сердец посредством Слова Божия.

Но в вышеприведенном заявлении я имею в виду нечто другое. Я и сам испробовал все доступные мне духовные орудия, пытаясь уничтожить снедающее меня чувство подавленности и крайней угнетенности. В своей книге «Маски и лики Меланхолии» доктор Джон Вайт отмечает:

К несчастью, многие христиане склонны рассматривать свою депрессию исключительно с духовной точки зрения. Они думают, что подвели Бога. Точно так же поступают и верующие иудеи, когда толкуют все происходящее в жизни в соответствии с их религиозными постулатами. Так, христианские духовники, зажатые в жесткие рамки подобных обывательских представлений, зачастую верно диагностируют чисто духовную проблему у одного клиента, но не обнаруживают глубоко укоренившуюся психологическую болезнь и депрессивное состояние в другом. Таким образом, они нередко призывают к укреплению веры там, где вера невозможна, и пытаются добиться славословий и хвалы в сердце, иссохшем как печеное яблоко[72].

В подобных ситуациях доктор начинает лечить симптомы, в то время как загнанная внутрь болезнь продолжает прогрессировать.

Риск — благородное дело?

Как–то я выступал на званом обеде, проходившем в рамках ежегодной Южнобаптистской Конвенции. Устроителем этого мероприятия была РАФА. Это солидная, признанная во всем мире здравоохранительная организация, оказывающая христианизированную помощь всем страдающим психическими расстройствами, а также алкогольной и наркотической зависимостью.[73]

На обеде присутствовали в основном пасторы и их жены, которые обсуждали близкие нам проблемы. Народу собралось примерно тысяча триста человек, и я делился с ними всем тем, что я только что описал в этой главе. А педелю спустя я получил письмо от одного из пасторов, который благодарил меня за откровенность и за мужество, ибо я не побоялся поставить под удар собственную репутацию.

Мужество? Репутация? Удар? Так, значит, я рисковал своей репутацией, когда просто честно признался, что с 1976 по 1986 год я вел непримиримую битву с депрессией и даже обращался за помощью к психиатру? Мысль об этом заставила меня вздрогнуть, особенно когда я вспомнил, что записи и отчеты с этой конференции более чем в шести тысячах экземплярах разошлись по всей стране но самым разным приходам.

Честно признаться, я долго думал над тем, включать эту историю в мою книгу или пет. Я знаю: что бы я ни сказал, как бы точно ни выразился, обязательно найдутся люди, которые меня неправильно поймут. Одним то, о чем я говорю, может показаться неслыханным, другие, возможно, посчитают неприемлемым затрагивать подобные темы, а иные вообще заявят, что таких проблем не существует вовсе, что все это не имеет ни малейшего отношения к греховности или маловерию, так что не стоило и огород городить. Такой риск, безусловно, существует.

Я также согласен с Кристианом Бекером, что «…опыт каждого отдельного человека зачастую мешает ему мыслить независимо».[74]

Я все же предаю огласке этот сугубо личный случай лишь по одной причине: я до сих пор не могу забыть ту бездну, в которую повергла меня депрессия, — нестерпимая боль, острое чувство одиночества и безысходности, отчужденность от мира, безграничное отчаяние, «стоны и плачи, звучавшие у меня в голове».[75]

И я далеко не исключение. Я хочу, чтобы все узнали: я тоже прошел через это и знаю, что избавление возможно! Ибо именно в период собственного горя я обнаружил серьезные упущения в работе Церкви. В ней не было места «зимним» христианам. Нигде, ни в христианской литературе, ни на семинарах, ни на конференциях я не смог обрести ни поддержки, ни помощи. Я не услышал ни одной проповеди на эту тему. (Быть может, такие полезные, книжки и существуют, но, к сожалению, мне они на глаза так и не попались.)

По правде говоря, я нашел больше понимания среди мирских людей, чем среди христиан: неверующим людям я не боялся рассказывать о своих проблемах, но я не мог произнести ни слова под сводами церкви. Сейчас, к счастью, многое изменилось.

Ну а на тот период моя депрессия только усугублялась (это сейчас я называю свое состояние депрессией, а тогда я еще не понимал, что со мной творится). Я стал все глубже погружаться в себя, забросив семью и пренебрегая пасторскими обязанностями. Я с болью в сердце вспоминаю те годы. Мои дети росли, а я ими почти не занимался.

Я как бы и был, но меня как бы и не было. Распространившееся мнение о том, что на склонность человека к депрессии оказывает влияние наследственность, навели меня на мысль, что это я повинен в болезни Ронни и что, возможно, меня ожидает столь же печальный конец. Эта мысль не оставляла и манила меня. Я жаждал забвения и избавления от боли.

Писатель Вильям Стайрон описал свой собственный опыт следующим образом:

«Постепенно я начал осознавать, что каким–то таинственным и непостижимым для нормального восприятия образом серая морось обволакивающего страха, нагнетающегося депрессией, переросла во мне в отчетливое ощущение физической боли. Но это была не такая боль, которую вы испытываете, сломав, скажем, руку, и которую легко распознать и локализовать. Она была подобна ощущениям, которые испытывает человек, оказавшийся заключенным в пышущей огнем темнице, — так невероятными дьявольскими ухищрениями в вашем воспаленном мозгу преломляется отчаяние. И поскольку воздух вокруг неподвижен и тяжел и у человека нет ни малейшей надежды вырваться когда–нибудь из этого удушающего заточения, вполне естественно, что все его существо начинает отчаянно жаждать забвения».[76]

Забвение… О, как сладка эта мысль — укрыться где–нибудь, где угодно, там, где бы вас не достала безжалостная рука вашего мучителя! Не думаю, правда, что я когда–либо всерьез намеревался лишить себя жизни. В моей памяти были слишком свежи воспоминания о том, какой разрушительной волной прошло но нам — но мне, но моей семье — самоубийство Ронни. Когда я размышлял об этом, во мне боролись смешанные чувства горя и гнева — гнева на него за то, что он сделал.

События стали разворачиваться с удивительной быстротой. Страшные события. Например, я начал сознавать, что теряю память. Я мог прочитать какую–нибудь книгу и тут же забыть об этом; и я тем более не помнил, про что она была. Люди могли упомянуть о пашем совместном телефонном разговоре, о котором я знать ничего не знал. Однажды утром, проснувшись в мотеле в Хьюстоне, я обнаружил на тумбочке запасной ключ от моей комнаты и помятую газету, которых там пе было' накануне. Служащий гостиницы сообщил мне чуть позже, что я появился в холле в три часа ночи в поисках свежей газеты, но этот вчерашний номер был единственное, что мне удалось приобрести. А потом я заявил, что забыл ключ, а дверь захлопнулась. Иногда я начинал говорить и останавливался на полуслове, забывая, что же, собственно, я хотел сказать.

Такие провалы в памяти подточили мою уверенность в себе, и я уже не знал, что от себя ожидать. Я становился все более и более зависимым от Кай. Ее самое отчетливое воспоминание о тех днях то, как я бесцельно слонялся по дому, сгорбившись и ионуря голову, как старый дед. Меня преследовали постоянные приступы необъяснимого страха и беспокойства. Временами на меня накатывала волна неудержимой ярости, когда я метался и скрежетал зубами. Иной же раз я вдруг ловил себя на том, что просто стою без движения посреди комнаты, уставившись в одну точку.

Именно Кай впервые заподозрила, что причиной моей неуравновешенности была депрессия. Я прекрасно помню то утро. Мы были в Литтл Роке, и мне предстояло идти на очередное воскресное собрание. Однако я не мог заставить себя подняться с постели — я лежал и тихо плакал, что бывало со мной уже не раз. (Я старался, конечно, чтобы Кай не видела меня в таком состоянии.) Сама мысль о том, что мне надо вставать, идти в душ, бриться, чистить зубы, причесываться, затем выбирать рубашку, застегивать ее, повязывать галстук, потом обуваться, — была для меня невыносима.

Интересно, что именно в тот день после службы ко мне подошел один молодой человек и сказал, что слышал, будто у меня проблемы с желудком. Он оказался специалистом по желудочным болезням и предложил мне свою помощь. На следующее утро я уже сидел у него в кабинете. Он начал задавать мне множество вопросов, и я впервые заговорил с кем–то откровенно. Это было началом моего выздоровления. По крайней мере, желудок перестал меня беспокоить.

Но депрессия оставалась, и я, наконец, согласился с тем, что нуждаюсь в «посторонней» помощи. Помню, я был тогда в отъезде. Я позвонил Кай домой и признался, что сил моих больше нет терпеть, и попросил найти мне… психиатра. Что она и сделала. Один наш близкий друг рекомендовал нам хорошего специалиста, который к тому же был христианином. Я открыл дверь и вошел в нее.

Я перечитал и исследовал множество литературы — что вы, должно быть, не без некоторой тревоги уже заметили. Как говорится, я ловлю рыбку во многих водах. Вопрос только в том, в каких водах. Я не ужу все подряд без разбору — многое приходится выкидывать. Но вот одна рыбка, которую я сберег. Я поймал ее в пруду у Томаса Мура, под названием «Забота о душе». В главе «Дары депрессии» Т. Мур пишет:

Душа предстает перед нами в разнообразных красках, в том числе и в оттенках серого, синего и черного. Чтобы заботиться о своей душе, мы должны видеть ее во всей палитре, не поддаваясь искушению обращать внимание лишь на белый, красный или оранжевый — цвета яркие, сверкающие.

«Блестящая» идея раскрашивать старые черно–белые фильмы отражает неприятие современным общественным сознанием ничего темного и серого. В обществе, защищенном от всего трагического в жизни, депрессия воспринимается как угроза, как некая неизлечимая болезнь, и именно в таких «просветленных» культурах депрессия становится наиболее острой и глубокой, как бы в противовес бытующим установкам… Некоторые даже умудряются входить во вкус и начинают испытывать удовольствие от угнетенности духа, оставляя ей должное место в цикле развития души… Меланхолия дает возможность душе выразить себя с такой стороны, существование которой тщательно скрывается из–за активного неприятия тьмы и горя.[77]

Помните того слепорожденного, о котором я вел речь в одиннадцатой главе? Я еще сказал тогда, что здоровый человек не послужил бы в тот день Христу нужным образом. Чтобы явить пароду дела Божий, Ему требовался человек с неотвеченными вопросами в жизни.

Года три назад пропалывал я как–то клумбу у дома моет отца. Не знаю, как у вас, но ко мне самые великие откровения чаще всего приходят не тогда, когда я сижу запершись в комнате и молюсь, а когда я занимаюсь обыденными повседневными делами, например прополкой клумбы. Так или иначе, но за той размеренной работой я размышлял о последних двух годах моего служения. И мне вдруг пришло в голову, что всю мою деятельность этого периода можно охарактеризовать одним словом. Я не сам его придумал, его употребляли люди, приходившие слушать, как я проповедую. Это слово — поддержка. Раньше я не задумывался над этим, но в последнее время многие церкви, находящиеся без пасторской опеки, не раз предлагали мне приехать к ним на богослужение, потому что им было плохо, они нуждались в поддержке. Я не задавался целью сделаться проповедником поддержки и утешения. Все получилось само собой. Но самое удивительное во всем этом было то, что эти проповеди, которые поддерживали и вдохновляли стольких прихожан, я готовил в самые мрачные и тяжелые годы своей жизни. Пойди разберись.

Мой вождь и я на этот путь незримый Ступили… И двигались все вверх, неутомимы, Он — впереди, а я ему вослед, Пока моих очей не озарила Краса небес в зияющий просвет; И здесь мы вышли вновь узреть светила. Данте Алигьери (пер. М.Лозинского)

ГЛАВА 17 КОГДА ГАСНЕТ СВЕТ

Иногда тьма может иметь вполне объективные причины и вполне конкретного виновника в вашем же лице.

В первые годы нашей с Кай женитьбы, когда дети еще были маленькие, мы считали самым счастливым отдыхом поехать куда–нибудь в отдаленное место, поселиться в мотель на пару дней и проводить круглые сутки у плавательного бассейна, прерываясь только на обед и ужин в близлежащем ресторанчике. Сейчас это кажется несколько странным, но в то время лучшего времяпрепровождения мы не желали. Не много же нам нужно было для счастья.

И вот однажды летом мы поехали в отпуск. Сначала мы недолго погостили у родителей Кай в Литтл Роке, штат Арканзас, а потом отправились в Хот Сирингс и сияли номер в мотеле. В Хот Спрингсе есть немало интересных мест, которые можно посмотреть, и дел, которые можно поделать, однако не думаю, что у нас было достаточно времени на это между походами в бассейн и в ресторан. Кому нужны все эти достопримечательности, когда вы можете с упоением плескаться в чистой и теплой воде?

К сожалению, мне пришлось уехать в Даллас чуть раньше остальных, так как предстояло подготовиться к проповеди. Я вернулся домой около полуночи. Стояла тихая, душная августовская ночь. Я открыл дверь и привычно щелкнул выключателем. Света не было. Должно быть, перегорела лампочка. В комнате было ужасно жарко. Я с досадой подумал, что надо бы проверить фрион в кондиционере. Спотыкаясь в темноте, я пробрался к столу, нащупал лампу и нажал кнопку выключателя. Света не было. Я понажимал на нее несколько раз, но тщетно. Света не было. После всех моих бесплодных усилий я с неохотой смирился с мыслью, что у нас отключили электричество. Неудивительно, что в комнате стояла такая духота! Я отыскал в шкафу огарок свечи и спички и обнаружил под дверью уведомление о том, что электричество у нас отключили за неуплату. Причем дело было не в деньгах, просто в то время семейными финансами и счетами заведовал я, и в связи со своей неорганизованностью и забывчивостью я частенько упускал из виду разные важные мелочи. (По этим весьма понятным причинам теперь всем этим занимается Кай.)

И в тот самый миг я вспомнил об огромном куске оленины в холодильнике. За пару дней до нашего отъезда один знакомый из церкви размораживал свой морозильник и решил угостить нас оленьим мясом. Мы уехали, даже не успев его попробовать.

Не стану описывать, каким ароматом меня обдало, когда я открыл злосчастную дверцу. Что тут скажешь? Моим глазам предстали несколько фунтов протухшей оленины, щедро покрытые толстым слоем растаявшего шоколадного мороженого, хранившегося на верхней полке.

В ту ночь мерцание свечей навек утратило для меня свой романтический ореол. В течение нескольких часов при этом неровном свете я драил холодильник, соскребая со стенок тухлое мясо в шоколадной глазури вперемешку с разнообразными раскисшими овощами.

Но самое ужасное во всем этом было то, что мне некого было винить, кроме самого себя.

Думаю, вы уже догадались, к чему я клоню. Иногда у нас гаснет свет из–за нашей собственной небрежности в отправлении наших духовных обязанностей или из–за элементарного непослушания. И вам уже известно, как надо поступать в подобной ситуации.

Но если вас объяла тьма, о которой говорит пророк Исайя, тогда вам потребуются более конкретные рекомендации.

Продолжайте свой путь

Как–то раз на конференции одна женщина задала мне следующий вопрос: «Что вы делаете, когда не знаете, что делать?».

Мы тогда обсуждали Провидение Божие и то, как исполнять Его волю. Немного подумав, я отвечал ей: «Делайте то, что знаете, как делать».

Когда не знаете, что делать, делайте то, что знаете, или, словами Исайи, продолжайте свой путь.

Когда гаснет свет, наша мгновенная реакция — остановиться как вкопанный. В некоторых ситуациях это единственно верное решение. Как–то поздно ночью но дороге домой, когда я возвращался из недельной поездки, у меня посреди шоссе погасли фары. Мне не нужно было молиться, чтобы принять решение, как поступить. Я просто съехал на обочину и простоял там до утра. Это было весьма разумным выходом из положения.

Но в духовном царстве такой номер не пройдет. Исайя утверждает, что те, кто боится Господа и слушается гласа Его, те продолжают идти, даже когда вокруг сгущается мрак. Данная конструкция в древнееврейском тексте подразумевает, что таково определение истинного раба Божия, Его преданного слуги.

Один из тех четверых людей, с которыми я общался в отеле (глава 16), признался, что, несмотря на то, что он ощущал себя погруженным во тьму, он продолжал молиться и читать Библию.

Что же делать, когда мы чувствуем, что слова молитвы застревают у нас в горле, когда нам кажется, что Господь заткнул уши и не слышит, когда наши молитвы не затрагивают нашего сердца? Продолжать молиться. В какой–то критический момент моего депрессивного состояния Кай, которая неустанно молилась все это время, пришла в отчаяние: «Я молюсь, и молюсь, и молюсь, но, похоже, в этом нет никакого толка!».

«Прошу тебя, продолжай! — сказал я ей. — Со мной все образуется. Твои молитвы обязательно будут услышаны!».

Так и случилось.

К. С. Льюис испытал то же чувство отчаяния и бессмысленности молитвы во время смертельной болезни своей жены:

«Любую молитву и любую надежду может свести на нет осознание того, что все предыдущие молитвы, которые X. и я возносили Господу, оказались бесплодны, и все надежды, которые мы питали, — ложны. И это были не просто пустые, надуманные нашими собственными желаниями надежды, нет, они имели подтверждение, даже навязывались нам ошибочными диагнозами, рентгеновскими снимками, необъяснимым облегчением и даже — увы, лишь временным, но казавшимся совершенно волшебным и столь реальным выздоровлением».[78]

Продолжайте идти, продолжайте молиться, читать Писание, благовествовать, ходить в церковь, распевать гимны когда не знаете, что делать, делайте то, что знаете.

Не возжигайте собственного огня

Прислушайтесь вновь к словам пророка. Сначала он говорит нам уповать на Господа и во мраке, а затем:

Вот, все вы, которые возжигаете огонь,

вооруженные зажигательными стрелами,

идите в пламень огня вашего

и стрел, раскаленных вами!

Это будет вам от руки Моей:

в мучении умрете.

(Ис. 50:11)

Огонь, разожженный человеческой рукой, опасен и обманчив. Во всю мою бытность пастором больше всего я не любил проводить венчания. На свадьбах постоянно случаются неприятности. Однажды произошел такой случай. Примерно за час до церемонии, которая должна была состояться в субботний полдень, я облачился в смокинг. Я взял его напрокат на прошлой неделе, и, когда я его мерил в магазине, все было нормально. Но в конечном счете, видимо, произошла какая–то ошибка. Брюки сидели на мне идеально, пиджак же оказался необъятных размеров. В него влезли бы два меня и жених в придачу. Я среагировал так же, как любой другой на моем месте: я впал в панику и бросился обратно в прокат менять верх в надежде управиться к началу мероприятия. На сей раз я более тщательно все примерил, пиджак подошел, и я с удовлетворением вышел на улицу. Но, очутившись на солнце, я с ужасом обнаружил, что брюки и пиджак оказались разных оттенков. Меня утешила лишь мысль, что это будет незаметно в помещении, поскольку там будут не солнечные лучи, а искусственное освещение.

Вспомните, сколько раз вы сами подходили к окну, чтобы разобраться, какой носок черный, а какой темно–синий? Искусственный свет, зажженный человеческой рукой, может быть обманчив и даже опасен.

В этом убедился и Авраам, когда во тьме бесплодия Сарры он попытался разжечь свое собственное пламя с Агарью. И Моисей понял это, когда убил египтянина. (Неужели он действительно думал, что этим убийством он избавит народ Израиля от рабства?) Да и сам парод Израилев разжег свой огонь в Кадес–Варни, когда послал соглядатаев для обозрения земли, которую дал ему Господь, чтобы проверить, смогут ли люди исполнить то, что уже повелел им Господь. А Петр со своим мечом в Гефсимании?

Самое опасное во тьме — это наше отчаянное желание видеть происходящее. Это желание часто так велико, что мы сами беремся позаботиться о том, чтобы что–нибудь да произошло. Есть такая поговорка: «Чудо есть чудо, даже если его совершил сам черт» — это про то, что важен результат действия, а не его исполнитель.[79]

Мне запомнилась серия проповедей, которые я произнес в Оклахоме. Это была самая «мертвая» церковь из всех, что мне когда–либо довелось посещать. Просто хладный труп. В последний вечер регент хора после десятиминутного служения (обычно оно длилось не менее получаса) свернул свои ноты и пригласил меня к кафедре. За эти краткие десять минут я, однако, успел обратить внимание на одну пожилую женщину, которую, как мне показалось, я видел впервые. Я заметил ее, потому что во время пения она возвела руки вверх. Наклонившись к местному пастору, я шепнул ему на ухо, что эта женщина, судя но всему, приезжая. Он кивнул и сказал, что так оно и есть.

В общем, служба прошла как обычно, я с трудом добрался до конца проповеди и завершил ее привычным приглашением ко всем желающим выйти вперед. (Это было типа евангелизациониой недели, так что все собрания заканчивались подобными призывами к людям выйти вперед.)

К кафедре не вышел ни один человек, кроме той самой старушки, которая поднимала руки, когда пела. Она переговорила с пастором, и тот объявил, что она желает что–то сказать.

Оказавшись у микрофона, эта женщина прочла какой–то ни к чему не относящийся стих из Книги Иезекииля, произнесла несколько восторженных слов и повторила мое приглашение. Хор спел еще один гимн. Никто не тронулся с места. Тогда она прочла еще один не более подходящий к ситуации стих — на сей раз из Исайи — и сказала еще несколько слов. Правда, теперь она обратилась непосредственно к женщинам прихода, усиленно убеждая их во что бы то ни стало выйти вперед и помолиться. Люди замерли в изумлении и недоумении. Две–три наиболее смелые женщины откликнулись на ее горячие призывы, вышли и преклонили колени в молитве.

Откуда ни возьмись, рядом со мной оказался регент хора, который с тревогой спросил меня: «Вы думаете, это все от Бога?».

Я сказал ему: «Не знаю, но это что–то!».

Тьма бывает освящена и ниспослана Богом. Освальд Чемберс сказал, что Господь иногда сознательно лишает нас Своего благословения, чтобы мы научились больше уповать на Него.[80] В первых строках своего Евангелия Иоанн возвещает: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Иоанн 1:5).

Вы знаете, что такое тьма? Это отсутствие света. Исчерпывающее определение, не так ли? Если вы вечером сидите в освещенной комнате и вдруг откроете дверь, наполнится ли комната тьмою? Нет. Тьме не поглотить света. В комнате станет темно, только если выключить свет. Это не ночь прогоняет день. Нет, день уходит, а на смену ему является ночь.

В книге Бытие при описании творения, сказано: «И был вечер, и было утро: день один». Вы никогда не задумывались над тем, что вечер тоже часть дня, как и утро? Ночь — часть суток. Когда мы говорим о сутках, мы можем сказать «целый день», но мы не говорим «целая ночь».

Если тьма существует, она существует потому, что Господь но Своему, одному Ему ведомому желанию решил удалить свет. Разжигая свой собственный огонь, мы нарушаем замысел Божий.

Существуют вещи, которые можно увидеть только в темноте. Если вы, как и я, живете в большом городе, вы знаете, что ночью там почти не видно звезд. Но когда мы отдыхаем с семьей в деревне, мое самое любимое занятие — смотреть на сверкающее звездное небо. Когда–то я прочитал удивительные слова Анни Дилард: «Вы не обязаны сидеть на улице в темноте. Однако если вы захотите посмотреть на звезды, вы поймете, что темнота вам необходима. Сами же звезды этого не требуют».[81]

Положись на меня

Исайя сказал, что всякий, кто ходит во мраке, должен «утверждаться в Боге своем». Это слово в оригинале означает «полагаться на чью–то помощь или поддержку». В псалме 22 однокоренное с этим слово переведено как «посох»: «Твой жезл и Твой посох они успокаивают меня». «Успокаивают», то есть «поддерживают меня». Вспоминаются и Притчи: «Надейся на Господа всем сердцем твоим, и не полагайся на разум твой» (Притчи 3:5; выделение мое. — Р. Д.).

Когда Господь удаляет от нас свет, Он хочет показать нам, что есть нечто лучшее, чем свет, — вера. Как поется в старинном гимне:

Когда свет потускнеет в ослабших глазах, Своего не своди с Христа взора. Когда живость исчезнет в уставших ногах, Оставайся стоять у престола. Когда дряхлые руки откажут служить, Все равно к небесам их простри. И Израильский Бог, даровавший нам жизнь, Будет с нами до края земли.

Часть четвертая ЧТО ПОМНИТЬ, КОГДА НЕ МОЖЕШЬ ЗАБЫТЬ Служение разочарования

Чего бы человек ни ожидал, со временем он начинает думать, что он имеет на это право; чувство же разочарования, при минимуме усилий с нашей стороны, может превратиться в чувство обиды.

К. С. Льюис

…неслышный шепот, Который в памяти останется как вопль.

Оуен Барфильд

Однажды люди поймут, что они различаются между собой не только характерами, но и тем, как работает их память.

Андре Мору а

ГЛАВА 18 ПАМЯТЬ: БЛАГО ИЛИ ПРОКЛЯТИЕ?

Однажды в 1984 году как–то вечером я собирался в церковь. Телевизор был включен, и мое внимание привлекло одно сообщение в новостях. Репортер рассказывал о какой–то новой настольной игре, которая произвела фурор по всей стране. Со времени появления всем известной «Монополии» подобного ажиотажа среди покупателей не наблюдалось. Владельцы магазинов не успевали пополнять свои прилавки: как только игра появлялась на полках, она мгновенно сметалась волной разгоряченных поклонников этого нового развлечения. При стоимости всего двадцать семь долларов за штуку она приносила огромный доход. Мне было странно, что я, всегда находящийся в курсе всех событий, даже не слышал об этой игрушке.

Репортер же утверждал, что это поистине гениальное изобретение. Далее в программе следовало интервью с одним из трех его создателей. На вопрос о том, как им в голову пришла столь потрясающая идея, он рассказал, что однажды вечером они собрались сыграть в «Эрудит», но нигде не смогли найти от него доску, так что, немного поразмыслив, решили придумать свою собственную игру. Спустя сорок пять минут на свет появилась «Тривиал Персьют».

Затем его спросили, чем он может объяснить столь невероятную популярность этой игры, почему люди так активно покупают ее.

Я никак не ожидал услышать столь философский ответ: «Они просто покупают себе память. На это и нужно тратить деньги на память, чтобы было что вспомнить».

Моя первая мысль была: «У меня есть что вспомнить. И у меня есть что продать! Некоторые из своих воспоминаний я даже раздал бы даром! Честно признаться, за иные я бы даже приплатил, лишь бы избавиться от них-!».

А вы?

Память. Воспоминания. И с ними трудно, и без них несладко. Поэтому многие ищут забвения в наркотиках, алкоголе, даже в смерти. Наша память может быть для нас величайшим благом, но мгновение спустя она может обернуться величайшим проклятием. У каждого человека есть воспоминания, к которым он постоянно возвращается, и воспоминания, от которых он бежит без оглядки. Мы прячемся от них, с головой погружаясь в работу, стараемся не думать о них, гоним от себя прочь. Но они все равно берут над нами верх. Стоит нам расслабиться хоть на минуту, чуть притупить бдительность, и они набрасываются на нас, неся за собой целый шлейф разочарований из прошлых лет.

В своей повести «Молитва Оуэна Мини» Джон Ирвинг пишет:

«Ваша память — это монстр. Вы забываете, она — нет. Она все копит в себе. Она сохраняет все это для вас, она прячет это от вас, — она сама решает, когда излить на вас все, что накопила. Вы думаете, вы имеете память, — пет, это она имеет вас!».[82]

Память подобна видеокамере, установленной в вашей голове; она все записывает и ничего не забывает. Вы можете думать, что вы забыли о чем–то, но неосторожное слово, какой–нибудь вполне невинный случай, мелодия или запах — и вот уже ваша память пришла в движение, она жива, она действует и словно острой бритвой проводит по вашему обнаженному сердцу.

По тропе памяти

Мой разум обычно бывает заодно с памятью, и порой именно он влечет меня на тропу, ведущую в прошлое. И я точно знаю, что ожидает меня в конце этого пути: кладбище разочарований, несбывшихся надежд. Как только вы окажетесь там, ваша память воскресит в вашем сознании все разбитые мечты, сердечную боль и горечь предательства. Память безжалостна. Поэтому когда мой разум делает первые робкие шаги в том направлении, я всеми силами пытаюсь развернуть его в другую сторону, туда, где обитают хвала и благодарение. Иногда мне это удается, иногда пет.

Я все думаю о том богаче, что мучим был в аду, я слышу его горестный вопль с просьбой о капле воды, чтобы прохладить язык. «Пошли Лазаря», молит он Авраама. Но тот отвечает: «Чадо, вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь — злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь» (Лк. 16:25; выделено мною. — Р. Д.). Вспомни. Его воспоминания, наверное, были мучительнее адского пламени.

Память — капризна и в высшей степени избирательна. За все эти годы люди сделали мне немало хорошего, но я не вспомню сейчас всех и каждого. Однако я до сих пор не могу забыть того одного, кто обошелся со мной несправедливо. За все эти годы люди говорили мне много хорошего о моих проповедях, но я не вспомню и половины их похвал. Но я до сих пор не забыл того, кто раскритиковал меня в пух и прах. Если хотите произвести на меня неизгладимое впечатление, скажите мне, что книжка эта дурацкая, и я никогда вас не прощу — пардон, не забуду.

Целительные воспоминания

Сегодня много говорят о том, как можно «залечить» воспоминания. В семидесятых годах сестра тогдашнего президента Джимми Картера Рут Картер Стэнлтон была активной сторонницей этой идеи и даже выпустила в свет две книги, в которых популярно объяснялось, как это делается. Она утверждала, что заживление воспоминаний «начинается с понимания того, что многие настоящие проблемы человека обусловлены «мрачными и болезненными воспоминаниями», которые коренятся в «глубинном сознании, там, где тщательно фиксируются и копятся все события человеческой жизни».[83]И в те далекие годы, и в наши дни в кругах христианских пасторов и психологов не прекращаются споры о правомерности подобного «служения».

Мне думается, что наша неудовлетворенность жизнью зачастую является последствием глубокой беспросветной депрессии, гнетущих разочарований и непрекращающейся боли от незаживающих рай. Тень мрачного прошлого нависает над нашим настоящим.

Недоумение и обида, которые мы испытали, не получив ответа на важные для нас молитвы, сеют в душе сомнения, имеет ли смысл вообще молиться. Разочаровавшись в каком–нибудь пасторе, мы перестаем доверять им всем, а неблагодарные дети могут сделать нас активными сторонниками использования противозачаточных средств. Поэтому когда нас вдруг подводит Бог, это может стать самым страшным и сокрушительным ударом, и, если не предпринять необходимых в данной ситуации действий, разочарование может перерасти сначала в озлобленность, а затем и в откровенный цинизм.

Конечно, лучший выход из положения — это постараться забыть обо всем и продолжать свой жизненный путь. И уверяю вас, недостатка в подобных советах у вас не будет! Поэтому они ничего не стоят.

«Прости и забудь» самый распространенный из них. Что–то не припомню, чтобы в Библии давались такого рода установки, но это не смущает тех, кто с щедростью предлагает их вам. Насколько я понимаю, только Господь Бог может но собственному желанию что–либо забыть.

Некоторые обиды, несбывшиеся надежды, убитые мечты, болезненные воспоминания — одним словом, разочарования — невозможно забыть. Так что и не пытайтесь.

Мне кажется, лучше всего сделать так. Вместо того чтобы силиться забыть все это, мы должны попробовать вспомнить о чем–нибудь другом. Если не можете о чем–то забыть, предайтесь воспоминаниям.

Именно так сказал Господь Давиду.

Об этом говорится в семнадцатой главе Первой книги Паралипоменон. Это был относительно спокойный и мирный период в жизни воинствующего царя. В то время Господь даровал ему победу над врагами. В будущем ему, безусловно, предстояло еще не раз сразиться с неприятелем, но на тот момент Давид был занят своим любимым делом: он сидел дома и размышлял над законом Божиим. И что это был за дом! Дворец кедровый. Но что–то не давало Давиду покоя.

Однажды в разговоре с пророком Нафаном он поделился с этим старцем своей печалью и открыл ему желание сердца.

Окинув взглядом свои хоромы, Давид сказал: «Неправильно, что я живу здесь в роскоши, тогда как ковчег завета Господня — под шатром».

Нафан понял его с полуслова: храм! Великолепный храм! Наконец–то будет построено постоянное пристанище ковчега!

«Конечно! воскликнул пророк. Все, что у тебя на сердце, делай, ибо с тобою Бог!».

Но когда сей достойный пророк вернулся вечером домой, он обнаружил, что поспешил. Господь обратился в ту ночь к Нафану, говоря: «Пойди и скажи рабу Моему Давиду: так говорит Господь: не ты построишь Мне дом для обитания» (ст. 4).

На одно захватывающее дух мгновение Давид ухватил свою Синюю птицу за хвост, чтобы тут же выпустить ее из рук. Как Давид отреагировал на то, что его величайшей мечте не суждено сбыться? Как встретил свое разочарование? А как вообще люди реагируют на подобное?

Давайте заглянем в конец этой истории и посмотрим, как Давид воспринял эту обескураживающую весть.

По первом размышлении можно предположить, что, столкнувшись с крушением своих великих надежд, Давид должен был запереться у себя в комнате и прорыдать там всю ночь, — и никто не упрекнул бы его за это. Но подобные предположения только лишний раз показывают, насколько плохо мы знаем этого человека, которого возлюбил Господь.

Вместо того чтобы в негодовании хлопать дверьми и дуться на Бога, погружаясь в пучины жалости к самому себе, Давид со смирением принимает слово Божие: «Кто я, Господи Боже, и что такое дом мой, что Ты так возвысил меня? Но и этого еще мало показалось в очах Твоих, Боже; Ты возвещаешь о доме раба Твоего вдаль, и взираешь на меня, как на человека великого, Господи Боже! Что еще может прибавить пред Тобою Давид для возвеличения раба Твоего?» (ст. 16–18).

А затем он возносит хвалу Господу и народу Его: «Господи! нет подобного Тебе, и нет Бога, кроме Тебя… И кто подобен народу Твоему, Израилю, единственному народу на земле, к которому приходил Бог, чтоб искупить его Себе в парод, сделать Себе имя» (ст. 20–21).

Дальнейшее поведение Давида тоже весьма примечательно. Зная, что он может не дожить до того момента, когда строительство храма будет завершено, и зная, как еще молод и неопытен Соломой, Давид сделал все необходимые приготовления для того, чтобы его сын выполнил наказ Господень. Он стал директором–распорядителем проекта, причем весьма удачливым. И вот он обращается к сыну своему со словами:

«Я при скудости моей приготовил для дома Господня сто тысяч талантов золота и тысячу тысяч талантов серебра, а меди и железа нет веса, потому что их множество; и дерева и камни я также заготовил… Начни и делай; Господь будет с тобою» (22:14–16).

Я бы сказал, что Давид неплохо справился со своим разочарованием. Как это у него получилось?

Бог велел ему кое–что вспомнить.

Когда мы никак не можем что–нибудь забыть, давайте помнить об этом.

ГЛАВА 19 ОТЛИЧНАЯ МЫСЛЬ — НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО МЫСЛЬ ОТ БОГА

Иногда я жалею, что написал книгу о молитве («Не тратьте времени даром — молитесь»). Когда человек пишет на подобную тему, у читателей создается впечатление, что автор знает, о чем говорит. Но зачастую мы говорим о молитве больше, чем понимаем сами. Молитва всегда останется тайной: в ней больше непонятного, чем понятного. По крайней мере, для меня.

Так или иначе, но в мой адрес пришло немало писем, полных радости и счастья, от людей, чьи молитвы не остались без ответа. Но не меньшее количество писем приходит от людей, чью душу терзают сомнения и разочарования именно потому, что их мольбы не были услышаны. Они просят объяснить им, в чем они ошиблись, что сделали не так. Иногда мне пишут не для того, чтобы получить какой–нибудь совет, чтобы просто сообщить, что от молитв нет толку.

Однажды я получил письмо, где читатель приводит целый список из двенадцати «неотвеченных» молитв. И напротив каждой из них он приписал: «Вот ваше хваленое ходатайство!».

Читая мою книгу, он заново пережил боль разочарований, которые испытал, когда понял, что его прошения оказались тщетны. Он так и не смог об этом забыть. Но, оказывается, он такой не один! В книге я упомянул, что Господь остался глух к двум очень важным для меня молитвам: об исцелении моей матери и об исцелении моего сына. Это разочарование, которого мне не забыть.

Когда вы ищете Божьей помощи в подобных случаях, вам тяжело оставаться объективными. Бесспорно, мы и подумать не можем о том, что Господь допустит смерть наших близких. Но наши мысли не всегда совпадают с замыслом Божиим. И чуть позже я постараюсь доказать вам, что Божий замысел — лучший из возможных.

Мне вспоминается одна супружеская пара. Они получили большое наследство и пожелали распорядиться им во славу Божию. К ним обратились двое прихожан их церкви, которые собирались предпринять какую–то евангелизационную поездку и просили о финансовой поддержке. Они ее получили. Наверное, они до сих пор ею пользуются, только вот никто не знает — где. Никто, в том числе и та супружеская пара, которая так хотела послужить Господу своими капиталами. В результате — обида, гнев, негодование и… клятва никогда впредь не переступать порога церкви.

А какая это была прекрасная идея — поддержать миссионеров в далекой стране. Они даже молились об этом решении. А потом семнадцать долгих лет винили Бога в своем разочаровании. Однако со временем они все же пришли к пониманию того, что даже отличная мысль не всегда от Бога.

Тонкий вопрос

Многих верующих повергает в ужас фраза: «Открыть для себя волю Божию», которая, в принципе, сама но себе не совсем корректна.[84] Христиане обычно очень болезненно реагируют на нее. Дж. И. Пакер писал: «Источником беспокойства служит наше горячее желание того, чтобы Господь вел нас по жизни, неразрывно связанное с незнанием, как этого добиться, и страхом не добиться этого вообще».[85] Чувствуя себя недостаточно подготовленными для достижения этой заветной цели, мы ставим под сомнение и свою способность различать, в чем состоит для нас замысел Божий.

Более того, «наши желания неким незримым образом оказывают влияние и на наши мысли, и на нашу жизненную позицию».[86] Зачастую, стремясь отыскать Господню направляющую руку, мы просто ищем Божьего одобрения собственным поступкам и решениям.

Если все вышесказанное относится непосредственно к вам, не переживайте: вы попали в неплохую компанию.

Давид задумал прекрасное дело, просто замечательное. Пророк Нафан его поддержал. Построить храм Господень, дом для обитания Бога. Чем не великолепный замысел? Послушайте, какой ревностный огонь пламенел в Давидовом сердце:

Вспомни, Господи, Давида и все сокрушение его:

Как он клялся Господу, давал обет Сильному Иакова:

«Не войду в шатер дома моего, не взойду на ложе мое;

Не дам сна очам моим и веждам моим дремания,

Доколе не найду места Господу, жилища Сильному Иакова».

(Псалом 131:1–5)

С какой стороны ни посмотреть, строительство храма было прекрасной задумкой. Ведь как бы там ни было, но ковчег–то действительно находился под шатром. Побуждения Давида были самые искренние. Он намеревался отблагодарить Господа Бога за все, что Тот сделал для раба Своего. Давид хотел завершить свое правление этим великолепным сооружением, чьи своды веками возвышались бы над Иерусалимом. Храм мог бы стать захватывающим дух и потрясающим воображение символом величия и славы Бога.

Как ни крути, но мы вынуждены признать, что нам не всегда известна воля Божия для каждой конкретной минуты нашей жизни. Мы узнаем о ней лишь тогда, когда Он Сам шаг за шагом открывает нам ее. Каждый человек строит свою систему распознавания Божьей воли, но Господь выше и несоизмеримо больше любой системы и любой теории. Мы должны научиться терпению, должны постараться привыкнуть к неопределенности.

Воители и созидатели

Знаете, почему Господь не разрешил Давиду построить храм? Об этом можно прочитать в Первой книге Паралипоменон (22:8): «Но было ко мне слово Господне, и сказано: «ты пролил много крови и вел большие войны; ты не должен строить дома имени Моему, потому что пролил много крови на землю пред лицем Моим».

У Давида руки были в крови, а такие руки не могут строить святый дом Господень. Но при этом Бог ни в чем не обвинял Давида. Он проливал кровь, потому что он был не просто царь, но воин, и так было угодно Богу. Он был воин, а не зодчий.

В последующих же стихах говорится: «Вот, у тебя родится сын: он будет человек мирный; я дам ему покой от всех врагов его кругом: посему имя ему будет Соломой.

И мир и покой дам Израилю во дни его. Он построит дом имени Моему».

Итак, Давид был воитель, а Соломон — созидатель. Господь Сам поставляет нас на то или иное дело. Одних Он призывает сражаться, других — строить.

Здесь важно понять один важный момент: несоответствие Давида поставленной задаче не помешало Господу в Его замыслах — храм был построен.

Мой последний но времени период работы пастором был для меня самым счастливым. То была прекрасная церковь, гармоничные, доброжелательные люди. Мы вместе пережили немало прекрасных моментов и очень выросли духовно. Излишне говорить, что я получил от них немало комплиментов но поводу моего «выдающегося» пасторства! На самом же деле эта церковь находилась в довольно многолюдном районе, так что нам пришлось бы запирать двери, если бы мы захотели остановить неминуемый рост численности прихожан. Но не в этом был секрет.

Истинные причины многим были неведомы. А они заключались в том, что церковь эта имела довольно трудную историю. В свое время в ней существовала некая группка людей, которые «заправляли» всеми делами. Они выжили сначала одного пастора, а потом сделали все, чтобы и пришедший ему на смену покинул этот приход. Но затем там появился новый пастор, мой предшественник, с которым я был довольно близко знаком, и именно он круто изменил положение вещей. Это был удивительный человек. Он всегда напоминал мне бойцового петуха, рвущегося в драку. Он призвал всех тех «заправил» к себе и заявил, что в одной церкви им вместе тесновато: «Но я уходить не собираюсь».

Он и не ушел. Он вцепился в эту церковь мертвой хваткой и так и не выпустил ее из рук. Со временем те интриганы один за другим покинули общину, и он заложил основу прекрасной и здоровой церкви. К сожалению, ему не суждено было дожить до тех дней, когда она расцвела во всей своей красе. Это пришлось уже на мою пору.

К чему я это говорю? Дело в том, что я — не боец. У меня плохо получается конфликтовать. Не думаю, что мне удалось бы добиться того же успеха, что и этому уважаемому служитолю Божию. Он был истинный воин, я же, скорее, созидатель. К сожалению, чаще всего именно строителю достаются все лавры, которых он, по сути, не заслуживает.

Итак, у вас в голове может возникнуть прекрасная идея, но она может быть и не от Бога.

У вас в голове может возникнуть прекрасная идея, и она может быть от Бога, но быть несвоевременной.

У вас в голове может возникнуть прекрасная идея, и она вполне может быть от Бога, но предназначена не для вас.

Забытые мечты

С 1903 по 1989 год в городе Мемфисе, штат Теннесси, существовала великая, благословленная Богом церковь. Она приобрела столь необычайную популярность благодаря великолепному ораторскому таланту ее пастора Роберта Дж. Ли, который служил в ней с 1927 по 1960 год. Именно в то время Баптистская церковь Бельвью сделалась — и остается по сей день — одной из самых престижных кафедр страны.

Но община оказалась в стесненном положении: ей некуда было разрастаться. Все прилегающие к ней здания и земля были необычайно дороги, поэтому под чутким руководством нынешнего пастора Адриана Роджера были составлены планы по переносу этой исторической церкви на другое место. Если вы никогда в жизни не участвовали в проектах таких гигантских масштабов, требующих и физических, и моральных усилий, вам этого не понять.

Так или иначе, но земля была найдена в семнадцати милях от Мемфиса, в местечке Кордова. Скупив участки у пяти владельцев, церковь приобрела четыреста акров площади. Но добраться дотуда было практически невозможно: в городок вела одна–единственная разбитая дорога. Так что пришлось потратить около двух миллионов долларов на то, чтобы построить новую дорогу, и не только.

И вот в 1989 году Баптистская церковь Бельвью вступила во владение великолепным и весьма просторным комплексом. Главное церковное здание вмещает в себя семь тысяч прихожан, которые стекаются туда но воскресеньям на две утренние службы. К нему прилегает тридцать один акр асфальтированных автостоянок. Это восемь миль отличных бордюров, тысяча двести восемьдесят пять дверей, шестьдесят пять фонтанов, пятьдесят туалетов, восемьдесят семь общественных телефонов, более двухсот человек обслуживающего персонала и свыше двадцати двух тысяч членов. Сооружение оценивается в тридцать четыре миллиона долларов и имеет ежегодный бюджет в восемь миллионов.

Но главные характеристики этой церкви не материальные, не физические, а духовные. Это одна из самых живых и действующих церквей, которые я видел. Это замечательная церковь, но не потому что у нее широкий размах и она крепко стоит на йогах в финансовом смысле, а потому что на всех этих людях лежит благословение Божие.

Но это еще не все. Один из пяти человек, который продал свой участок этой церкви, рассказал удивительную историю: «Вам известно, у кого я в свое время приобрел это — кусок земли? Здесь когда–то жил один пожилой баптистский проповедник, который бродил по этим местам и молился, чтобы когда–нибудь Господь воздвиг на этом месте баптистскую церковь».

У этого человека была мечта, которой не суждено было сбыться на его веку. Но Господь ответил на его молитвы. Храм был построен.

ГЛАВА 20 БОГ СУДИТ НАС НЕ ПО ДЕЛАМ РУК НАШИХ, НО ПО ПОМЫШЛЕНИЯМ СЕРДЦА

У тебя есть на сердце построить храм имени Моему; хорошо, что это на сердце у тебя.

(2 Пар. 6:8)

На мой взгляд, Бог — единственный хозяин, Который платит работникам своим за помышления сердца так же, как за дела их рук.

Однажды вечером, во времена, когда еще был жив наш сын и трудности с ним только начинались (мы еще не знали, что причиной тому — маниакальная депрессия), я застал Кай на кухне плачущей.

Я обнял ее и спросил: «Детка, что случилось?».

«Я плохая мать!» — был ответ.

Она, конечно, была не первой и не последней мамой, которая произнесла эти горькие слова. Но я был с ней совершенно не согласен: «Ты самая лучшая мать на свете, родная, — заверил я ее со всей искренностью. — Ты любишь детей и столько времени посвящаешь им — ты замечательная мама!».

И тут в голове у меня мелькнула мысль: «Так, может, нам просто не повезло с детьми? Мы прекрасные родители, но у нас плохие дети!».

Это, конечно, только шутка (?), но, признайтесь, не казалось ли вам порой, будто в мире существует великий заговор, направленный на то, чтобы родители чувствовали себя виноватыми? Вы понимаете, о чем я говорю? Нам всегда внушалось, что мы должны больше времени проводить со своими чадами, и я прилежно следовал этим установкам. Но вдруг в обществе появилась некая новая идея: «Это должно быть не просто время, а качественное время!». Что это еще за «качественное время»?

Сходите в книжный магазин. В любом из них найдется отдел литературы для родителей, причем весьма внушительных размеров. На эту тему написано столько книг, записано столько видео и аудиокассет, проведено столько симпозиумов и семинаров, но что–то никаких принципиальных изменений в семьях не видно, и в христианских семьях в том числе. Многие родители–христиане, с которыми мне доводилось беседовать, говорят, что их преследует страх неудачи. Они боятся, что не справятся с возложенной на них ролью. С детства они слышали:

У хороших родителей вырастают хорошие дети,

а у плохих родителей — плохие дети.

Не так все просто

Однажды, в то время как я писал эту главу, мы с Кай пошли с друзьями в местный ресторанчик, расположенный неподалеку от церкви, в которой я когда–то целых девять лет служил пастором. И, вероятно, потому, что все мои мысли были заняты книгой, на меня вдруг нахлынули воспоминания, связанные с этим местом. Это случилось, когда мы уже направились к выходу. Там у двери в углу была небольшая кабинка. Совет и старейшины нашей церкви частенько собирались в ней на обед, чтобы обсудить приходские дела. Я был тогда молод, упитан, у меня было трое маленьких детей, и мне вспомнилось, как мы сидели и говорили о сыне одной семейной пары, столкнувшейся со всеми прелестями переходного возраста своего дитяти. Это был конец 60–х, время, когда молодежь пропагандировала непослушание, длинные волосы и наркотики, а старшее поколение тщетно пыталось со всем этим бороться.

Помню, я сидел там, качая головой, и — Боже, прости мне! — негодовал: «Да, должно быть, в этой семье не все в порядке. Посмотрите, что творит их отпрыск!». Со стороны родители выглядели вполне благополучными и правоверными христианами, но, судя по всему, дома они таковыми не являлись.

С тех пор прошли годы. И теперь, выйдя из ресторана, мы очутились на той самой улице, на которой несколько лет спустя после тех посиделок мой собственный сын, в приступах мучившей его болезни, с длинными волосами, исполненный чувства протеста и неповиновения, торговал цветами воскресным утром, стоя у поворота, ведущего к пашей церкви, прямо на глазах спешащих на богослужение прихожан.

На днях Кай разговорилась с нашей двадцативосьмилетней дочерью примерно на ту же тему. Ким сказала ей: «Мама, вы с отцом — прекрасные родители. Просто мы порой делали всякие глупости». Совершать глупости это привилегия детей. Но и родители от этого тоже, к сожалению, не застрахованы.

В этом и заключаются основные трудности родительской доли. К тому времени, когда вы, наконец, набираетесь опыта, вы оказываетесь без работы.

Действительно, как справедливо заметил Джон Вайт, «мы не можем целиком приписывать себе все заслуги, если наши дети вырастают хорошими людьми, так же как нельзя одних нас винить в том, что ребенок стал подлецом. Гены, домашняя обстановка, школа и общество, а также способность развивающейся личности принимать те или иные решения оказывают влияние на конечный результат».[87]

Но каков бы ни был этот результат, я должен найти в себе силы сказать: «Господи Боже, я много ошибался, но Ты знаешь, что я всем сердцем желал быть хорошим отцом».

Хитрая ловушка

Как–то раз после вечерней службы ко мне подошла расстроенная молодая женщина: «Мне необходимо с Вами поговорить о том, как я молюсь и как говорю с Богом». И прежде чем я успел ей что–либо ответить, она начала говорить:

«Я знаю, что каждое утро мы должны проводить час или около того с Богом в молитве или изучении Библии, прежде чем отправимся на работу. Но мне приходится вставать в 5.30 утра каждый день, чтобы самой собраться на работу, отправить детей в школу и мужа на службу, а также успеть приготовить завтрак и обед на всю семью. Я пробовала вставать в 4.30, потому что я понимаю, это нужно делать обязательно, но я не могу! У меня нет сил! Как же мне быть?».

«Не беспокойтесь», — ответил я.

Она замерла в потрясении от моего столь беззаботного ответа, и я, воспользовавшись этой паузой, принялся за объяснения: «Во–первых, нигде в Библии не сказано, что мы должны перед выходом из дому молиться ни час, ни полчаса, полминуты. Там действительно говорится о раннем утре, и многие современные авторы немало потрудились над тем, чтобы развить и укрепить эту мысль. Все это так, но в Писании все же не говорится категорично, когда и как долго мы должны молиться. Выберите время, когда Вам удобнее, когда Вы бодры и голова у вас ясная. Я, например, молюсь ночью, около полуночи. Чтобы быть духовным человеком, необязательно быть физически выносливым».

Существует такой замечательный американский миф: «Вы можете быть тем, кем пожелаете!». Мы лелеем его и возносим на щит.

Но, увы, это невозможно. Мы не можем быть тем, кем желаем. Ведь существуют определенные границы, установленные природой, Богом, реальной действительностью.

Один из писателей сказал, что иногда для того, чтобы стать полноценным, человеку нужно расстаться с Мечтой.

«Мечта есть некое видение, живущее в нас еще с юности; это наша наивная уверенность в том, что мы должны стать великими людьми. Быть может, ее заронили нам в душу родители или над этим потрудилось наше собственное воображение, но мы мечтаем, что паше имя прогремит но всему миру, что наши достижения принесут нам славу и почет, что брак, который мы заключим, будет счастливым, а дети будут само совершенство. И когда всего этого не происходит, мы ощущаем себя неудачниками. И нам никогда не стать счастливыми, если мы не перестанем сравнивать наши реальные достижения с нереальной Мечтой».[88]

Конечно, это не означает, что мы не должны стремиться достичь чего–либо в этой жизни. Как мы уже говорили, Давид, например, душу свою положил на то, чтобы приготовить все необходимое для строительства храма Господня, он многое сделал в этом направлении — и это прекрасно. Побуждения нашего сердца управляют деяниями наших рук.

Помните того старенького баптистского проповедника, который бродил но своему участку и молился, чтобы Господь воздвиг на том месте церковь? Я уверен, что он сможет порадоваться свершению своей мечты столь же горячо и искренне, как если бы он сам построил эту церковь.

Может быть, у вас не получается быть самым лучшим родителем в мире, но если вы стремитесь к этому всем сердцем, то доверьтесь Господу, и Он позаботится об остальном.

Может быть, вам не удалось совершить ничего такого, что в представлении окружающих считается подвигом, но стремитесь ли вы к этому в сердце своем?

Может быть, вам не удалось стать великим проповедником, но стремитесь ли вы к этому в сердце своем?

Может быть, вам не придется увидеть, как ваша церковь вырастет в сильную и крепкую общину, но стремитесь ли вы к этому в сердце своем?

Может быть, вам так и не удастся привести к Господу своего лучшего друга, но стремитесь ли вы к этому в сердце своем?

Может быть, ваши дети никогда не послужат Богу так, как вы о том мечтали, но стремитесь ли вы к этому в сердце своем?

Если все это у вас на сердце, вы уже достаточно потрудились.

ГЛАВА 21 КОГДА БОГ ГОВОРИТ НАМ «НЕТ», ОН НЕ ЛИШАЕТ НАС БЛАГОСЛОВЕНИЯ, НО ГОТОВИТ НАС К ЧЕМУ–ТО ЛУЧШЕМУ

Давиду в голову пришла великолепная мысль. Но у Бога была идея получше. Давид возжелал построить дом Господу. Господь же захотел построить дом Давиду. Когда пророк Нафан пришел к царю, чтобы передать ему слова Божьи, он, по всей видимости, сказал: «Ваше величество, у меня для тебя две новости: хорошая и плохая. Плохая это то, что Господь запретил тебе строить дом Божий, а хорошая — Он построит дом тебе» (1 Пар. 17:10).

Когда Давид услышал эти слова, он пошел и встал перед лицом Божиим и сказал:

Кто я, Господи Боже, и что такое дом мой, что Ты так возвысил меня? Но и этого еще мало показалось в очах Твоих, Боже; Ты возвещаешь о доме раба Твоего вдаль…

Итак, теперь, о Господи, слово, которое Ты сказал о рабе Твоем и о доме его, утверди навек, и сделай, как Ты сказал. И да пребудет и возвеличится имя Твое вовеки… и дом раба Твоего Давида да будет тверд пред лицем Твоим.

Ибо, Ты, Боже мой, открыл рабу Твоему, что Ты устроишь ему дом; поэтому раб Твой и дерзнул молиться пред Тобою. И ныне, Господи, Ты Бог, и Ты сказал о рабе Твоем такое благо. Начни же благословлять дом раба Твоего, чтоб он вечно был пред лицем Твоим. Ибо, если Ты, Господи, благословишь, то будет он благословен вовек.

(1 Пар. 17:16,17,23–27)

Вы обратили внимание, сколько раз в этом отрывке повторяются слова «вовек», «навек», «вечно»? Когда Господь устраивает дом раба Своего, дом этот утверждается навек. Но когда люди пытаются возвести дом Богу, этот дом так долго, увы, не выдерживает.

Давид решил, что лучшее, что он может совершить во имя Господа, — это построить великолепный храм, который простоит вечно. И храм действительно был построен сыном Давидовым Соломоном, но он простоял лишь до 589 года до и. э., пока его не разрушил Навуходоносор. Второй храм, храм Зоровавелев, продержался с 527 но 168 год до и. э. Последний же храм Ирода был возведен в 19 году уже нашей эры и был стерт с лица земли римлянами в 70 году. Теперь на том самом месте возвышается мусульманская святыня, так называемый «Храм на скале», или мечеть Омара. Печальный конец для «вечного» памятника великому Богу.

Но Давид все же оставил после себя неизгладимый след — книгу Псалмов, из которой не утратилось ни единой черточки, ни единого слова, а также, конечно, семя и дом Давидовы.

Великое благословение — воспоминания

Когда Господь послал Нафана к Давиду с плохим известием о том, что тому не позволено будет строить храм Божий, Он велел передать ему еще кое–что. Бог как бы говорил: «Я знаю Давида — услышав эту новость, он наверняка обидится и начнет на Меня дуться. Он замкнется, начнет себя жалеть и страдать. Так что прежде чем он успеет так сделать, сообщи ему следующее».

И сказал Бог Нафану: «И теперь так скажи рабу Моему Давиду: так говорит Господь Саваоф: Я взял тебя от стада овец, чтобы ты был вождем народа Моего Израиля; и был с тобою везде, куда ты ни ходил, и истребил всех врагов твоих пред лицем твоим, и сделал имя твое, как имя великих на земле» (ст. 7,8).

Вы понимаете, что делает Господь? Он напоминает Давиду, где Он нашел его. На пастбище, у стада овец. Давид, прежде чем расстраиваться о том, чего ты не можешь иметь, вспомни о том, что ты уже имеешь. Прежде чем скорбеть о том, чего Я тебе не дал, вспомни о том, что Я тебе уже дал.

История одного шарика

«Шесть флагов над Техасом»! Мои дети только об этом и говорили — об этом гигантском луна–парке, который мог бы посоперничать с самим Диснейлендом. И веет в десяти милях от нашего дома. И все, буквально все уже давно побывали там — конечно же, кроме них одних! Ну, папа, пожалуйста!

Я не хотел туда идти. Нам не позволяли финансы. Все эти аттракционы такие дорогие! Но как я мог возражать? Я должен был качественно проводить время со своими детьми. «Качественно» означало сводить их в луна–парк, в «Шесть флагов над Техасом».

Пришлось пойти. Это была суббота, август, и процентов восемьдесят всего цивилизованного мира развлекалось именно там. Парк открывался в десять утра, но мы приехали пораньше, чтобы запять место на огромной, необъятной автостоянке. Потом на специальном автобусе мы добрались до центрального входа. «Кстати, дорогой, ты запомнил номер ряда, где мы поставили машину?» Что–что?

На входе мы заплатили деньги целое состояние для молодого пастора молодой баптистской церкви, прошли через турникет, на руку нам поставили «печать зверя» (вместо проходного билета), и мы, наконец, оказались внутри. В парке «Шесть флагов над Техасом».

Там было жарко, душно и влажно, а вокруг толпились потные человеческие тела. И очереди. Мы вынуждены были выстаивать но тридцать минут для того, чтобы за тридцать секунд сделать пару кругов на карусели. Я выискивал самые короткие очереди, не разбирая, куда они вели. Но стоило завернуть за угол, и короткие очереди оборачивались лишь частью длинного, петляющего хвоста, уводящего за горизонт.

Мы прокатились на «Водной феерии» шесть раз. Дети усадили меня на переднее сиденье, потому что именно туда обрушивались основные массы воды, когда наш вагончик достигал бассейна.

«Качественное» время.

Часов в шесть вечера я собрал всех в кучу и провозгласил: «Ну вот, дети, как славно мы порезвились! Я безмерно счастлив, что вы уговорили меня сюда сходить! А теперь пора и домой».

«Нет, папа, нет! Парк работает до самой полуночи — у нас в запасе целых шесть часов!»

К тому времени, как мы выбрались, наконец, из этого места, доехали на автобусе до автостоянки, отыскали на ней нашу машину и вырулили на шоссе, был уже час ночи. А через пять часов мне надо было вставать и готовиться к утренней службе. Плюс к этому я только что растратил сотню долларов! Но это было «качественно» проведенное время.

Я ехал по шоссе, дети спали на заднем сиденье, Кай дремала на переднем. Все было тихо и спокойно. Но вдруг мне послышался какой–то звук. Кто–то как будто шмыгнул носом. Я не обратил на это особого внимания, потому что когда у вас трое детей, вы постепенно привыкаете к подобным звукам.

Но вот он повторился вновь — на этот раз немного погромче. Я по–прежнему не прореагировал, погруженный в свои мысли о том, как мало мне осталось спать и как много я потратил денег.

Но вот кто–то уже не просто шмыгнул носом, но откровенно всхлипнул. Потом еще. И еще. Это была Ким. Наверное, все эти хот–доги и гамбургеры дали о себе знать.

А всхлипы становились все громче и почти переросли в плач.

Я бросил через плечо: «Что такое, детка, что случилось?».

Горький вздох, всхлип и наконец слабенький голосок: «Мы не купили шарик».

Пять часов, сотня баксов… «Что–что? Что ты сказала?»

«Я сказала, что мы не купили шарик».

«Что?»

«Шарик. Ты обещал купить мне шарик».

Конечно, она была права: утром когда мы только приехали в этот злосчастный парк, там у входа какой–то клоун продавал воздушные шары. Ким попросила купить ей хотя бы один, но я сказал ей, что нам предстоит целый день бродить по разным аттракционам, так что она наверняка его потеряет. А вот на обратном пути мы обязательно купим ей шарик. На обратном пути клоуна у входа уже не было, да и, честно говоря, я даже не вспомнил о нем, как, впрочем, и сама Ким.

А теперь я хочу напомнить вам, что вся эта история происходила довольно давно. В те времена я был намного моложе и намного менее духовно зрелым человеком, чем сейчас. И я не выдержал. Я сорвался.

Я резко затормозил, свернул на обочину. Развернувшись лицом к детям, я повторил свой вопрос: «Что ты сказала?».

«Мы не купили шарик. Ты обещал…

«Послушайте! — возопил я, вырывая из сна и ее младших братьев. — Я целый день проторчал в этих «Шести флагах»! Я протранжирил сотню баксов! Через пять часов мне уже вставать и идти в церковь, а все, что ты мне можешь сказать: мы не купили шарик!

Я не услышал от вас ни слова благодарности: спасибо, папа, какой чудесный был сегодня день; спасибо за то, что потратил на нас целых сто долларов и спасибо тебе за гамбургеры!».

И я ведь был прав!

«Я так старался, а у вас все впечатления свелись к тому, что мы, видите ли, не купили какой–то дурацкий шарик!»

Кай тоже уже проснулась. Она гладила меня по плечу и пыталась успокоить, убеждая не переживать.

И, в принципе, не о чем было переживать, наверное. Но, в конце–то концов, вы в лепешку разбиваетесь ради ваших детей, а они только и могут вспомнить, что чего–то недополучили.

Быть может, потому мы и зовем их детьми.

Часть пятая НЕТ ХУДА БЕЗ ДОБРА Служение обстоятельств

Бог порешил лучшим извлекать хорошее из плохого, нежели вообще не знать зла при жизни.

Августин

Подобно тому, как злые люди страдают от добра, добрые люди закаляются от зла.

Вильям Дженкин

Все, что я видел, учит меня доверять Богу и верить в то, чего я не видел.

Ральф Вальдо Эмерсон

ГЛАВА 22 САМЫЙ НЕВЕРОЯТНЫЙ СТИХ СВЯЩЕННОГО ПИСАНИЯ

Притом знаем, что любящим Бога,

призванным по Его изволению,

все содействует ко благу.

(Рим. 8:28)

Я все время ищу подвох в этом стихе.

Я перечитал все либеральные комментарии, сравнил все имеющиеся переводы, досконально изучил структуру этого предложения и значения каждого слова в греческом оригинале в надежде отыскать хоть какую–то неувязку. Я хотел доказать, что на самом деле в этом стихе говорится не о том, о чем кажется. Именно по этому стиху я проповедовал три дня спустя после похорон нашего сына. К тому времени я прочел не одну проповедь на эту тему, но тогда мне это было неважно. Я всегда считал, что вы не имеете право восклицать на похоронах «Слава Тебе, Господи!», если только в гробу лежит не ваш близкий или родственник. Думаю, что к этому месту Послания применим тот же принцип. Поэтому мне было довольно легко проповедовать в тот вечер в Канзас Сити.

Но это не было так же легко и в дальнейшем. Когда в вашей жизни случается трагедия, вам кажется, что это самое страшное, что могло произойти, вы заплатили справедливую цену и теперь в расчете. Однако на своем собственном опыте я убедился, что это далеко не так. Вам вновь и вновь приходится раскошеливаться но крайней мере, создается такое впечатление. Смерть Ронни была лишь одной из многих смертей, последовавших за ней, не всегда физических, но не менее реальных и ничуть не менее болезненных и горьких.

И вдруг я осознал всю серьезность и всю глубину этого стиха, который, на первый взгляд, дает слишком громкое и сомнительное обещание. Павел говорит, что, если мы любим Бога и призваны Им по Его же соизволению, то все — не кое–что и даже не большая часть, а все — содействует нашему благу. «Знаем», — говорит Павел, и говорит с уверенностью. Это не личные догадки знаменитого апостола. Мы точно знаем, что так и будет.

Ошибочное толкование

Самая большая опасность при толковании этого стиха лежит в его романтизации, излишнем упрощении. Люди вырывают его из контекста, не замечая, о чем говорится в предыдущих стихах — а они вопиют о страдании.

Апостол Павел не утверждает, что все, что случается с христианином, — это однозначно благо. В нашей жизни происходит немало плохого. Но все, что ни случается, все обязательно обернется к лучшему. Никакие несчастья не смогут отвести от нас то доброе, что уготовил для нас Господь.[89]

Павел не утверждает также, что Бог устраивает так, что все вокруг нас призвано служить нашему комфорту, здоровью, благополучию и богатству. То самое «все», о котором говорит апостол, не служит земным интересам верующего. То «благо», о котором он говорит, имеет отношение к нашему спасению и отношениям с Богом, Который это спасение дает.

Неверно также думать, будто, заявляя, что все содействует ко благу, Павел имеет в виду, что все будет происходить само собой. Так не бывает. Это Господь содействует тому, что все в нашей жизни оборачивается к лучшему. Он управляет нашей жизнью день за днем. И все это делает для «любящих Бога». Для тех же, кто спасения не имеет, ко благу не содействует ровным счетом ничего.

При ближайшем рассмотрении

Контекст, в котором подается этот стих, необычайно важен. Мне кажется, это самое «все» относится главным образом к «нынешним страданиям» из стиха 18: «Ибо думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим. 8:18).

Но рассматриваемый нами стих 28 не только оглядывается назад к 18 стиху, но и обращается в будущее, к стихам 35–39:

Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонения, или голод, или нагота, или опасность, или меч? Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас.

Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем.

Понимаете теперь, что меня беспокоило? По словам Павла получается, что все, даже такие вещи, как гонения и смерть, голод и скорбь, могут послужить ко благу тех, кто возлюбил Господа Бога. Он заявляет или, по крайней мере, кажется, что он заявляет, будто, господствуя в этом мире, Бог в силах сделать так, что все это будет содействовать благополучию Его народа.

К. Е. Б. Кранфильд в своем знаменитом и весьма почитаемом комментарии к Посланию к Римлянам пишет: «Первую часть этого стиха мы, соответственно, понимаем так, что ничто в этом мире не может навредить — во всех смыслах этого слова — тем, кто любит Бога. Все, что бы с ними ни случалось — включая даже те ужасные вещи, перечисленные в стихе 35, — лишь способствует им на пути ко спасению, укрепляя их веру и приближая их к Господу, Иисусу Христу. Причина, но которой это возможно, состоит в том, что все это находится в руках Божиих. Здесь мы видим проявление веры, но веры не в обстоятельства, а в Бога».[90]

Власть, сила и могущество Бога столь велики, что даже происки Его врагов и врагов рода человеческого вынуждены подчиняться Божьей воле.[91]

А если это так, значит, все мои жалобы на жизнь и ропот против Бога, как бы понятны и объяснимы они ни были, неправомерны.

Если это так, значит, я не вправе сердиться и негодовать на несправедливости этого мира.

Если это так, значит, та боль и страдания, которые мы с Кай испытали, похоронив взлелеянную мечту, даже это призвано послужить нам во благо.

Если это так, значит, если бы Господь удалил бы из моей жизни хоть одну печаль, одно–единственное горе, одно разочарование, я бы уже не был тем человеком, каким являюсь сейчас, каким задумал меня Бог, и мое служение не было бы таким, как того хотел Господь.

Если это так, значит, мы можем перешагнуть через нее свои страдания и разбитые мечты, через слезы и боль, через могилы близких нам людей и бессонные ночи и, взобравшись на кучу пепла, воскликнуть: «Все это Господь обратит нам во благо!».

Закончив эту главу, я оглянулся вокруг. Я сидел за столом, окруженный стоиками книг и комментариев к Посланию Римлянам самых различных авторов и ученых, но всему столу были раскиданы бумаги с выписками и интересными мыслями, с которыми я постоянно сверялся в процессе работы. И поверьте мне на слово: я так и не обнаружил в этом стихе никакого подвоха.

ГЛАВА 23 ИМЕЕТ ЛИ СМЫСЛ МОЯ ЖИЗНЬ?

У меня из головы не идет одна газетная заметка. В ней говорилось о молодой секретарше, которая как–то во время ланча взобралась на крышу здания, где работала, и объявила о своем намерении спрыгнуть вниз. Жизнь, как ей казалось, не имела никакого смысла, и она собралась покончить с этим бесцельным существованием.

Люди вызвали полицию, пожарных, психологов и психоаналитиков, по, как только кто–либо из них приближался к пей, девушка грозила немедленно броситься вниз.

В конце концов она согласилась поговорить с пастором. Он уселся на подоконник в паре футов от нее и более двух часов беседовал с нею. А после беседы она спрыгнула и разбилась насмерть.

Интересно, о чем же они беседовали? Что он ей говорил? А что бы сказали ей вы?

Имеет ли жизнь смысл? Альбер Камю, французский экзистенциалист, заявил как–то, что единственный действительно серьезный философский вопрос — это вопрос самоубийства.[92]

Библия же говорит на это ДА! Жизнь имеет смысл! Человеку стоит жить: «Притом знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу».

Какие прекрасные, жизнеутверждающие слова: «Все содействует ко благу…

Но есть одно маленькое «но» в этом обетовании из Послания к Римлянам: оно относится к тем, кто любит Бога. «Любящие Бога» определяются далее как «призванные по Его изволению». Те, кто любит Бога, призваны к Нему Его волей.

Страдания: смертельные или искупительные?

В главе, посвященной страданиям Иова, я употребил слова «серьезные» и «трагедия», говоря о несчастьях, которые деморализуют человека, будучи незаслуженными и бессмысленными. (На память сразу приходят нацистские концлагеря.)

Но страдания, о которых ведет речь апостол Павел, иной природы — они искупительны.

Они искупительны, потому что Бог обращает их на служение Своим замыслам. Наш мир ориентирован на искупление. Бог правит во вселенной, неся людям искупление, полное и безоговорочное. Господь обещает прославить каждого, и произойдет этот при конце света, к которому медленно, но верно движется история человечества.[93]

Иными словами, у Господа на каждого из нас есть Свой замысел, способствовать которому будут даже наши страдания и несчастья. Это не значит, что Бог намеренно привносит их в нашу жизнь, нет, но если они случаются, Он обращает их нам во благо — согласно Его соизволению.

Когда в Библии говорится, что «все содействует нам ко благу», это означает, что все подчиняется Божьему замыслу, Его воле. Божие соизволение есть благо; благо же есть Божие соизволение.

Так каково же Божие соизволение?

Павел говорит об этом в следующей главе: «Ибо, кого Он предузнал, тем и предопределил (быть) подобными образу Сына Своего» (Рим. 8:29). Божие соизволение состоит в том, чтобы сделать нас подобными Христу.[94]

Человек был сотворен но образу Божию. Это означает, что из всего Его творения только людям дано познать Бога и наслаждаться общением с Ним. Как сказано в катехизисе, основное предназначение человека — прославлять Бога и радоваться в Нем вечно.

Когда первый человек согрешил, он не лишился образа Божия, который был изрядно поврежден, однако полностью не уничтожен. На днях в телевизионных новостях показывали кадры бомбежек в Боснии. Города стояли в развалинах, повсюду высились полуразрушенные и обугленные стены домов. Они уже никому не давали кров, в них нельзя было жить, но, глядя на них, вы вполне могли представить себе их первоначальный вид.

Грехопадение Адама в Эдеме было подобно разорвавшейся бомбе, которая все же сохранила у него образ Божий, хотя и основательно исказив. С искажением образа Божия в человеке все в его жизни претерпело изменения — особенно его отношения с Богом. Мы можем быть спокойны: в нас все еще существует, хотя и в несколько поврежденном виде, способность познавать Бога и общаться с Ним. Когда же придет день спасения, Господь восстановит в нас Свой образ в полном объеме.

Образ Божий и образ Сына

Обратили ли вы внимание на слова Павла о том, что Господь предопределил нам быть подобными не столько образу Божию, сколько образу Сына Его? Этому посвящен весь Новый Завет.

Христос пришел в этот мир не только для того, чтобы явить людям, каков Собой Бог, но и показать им, каким должен быть человек, настоящий, безгрешный и непорочный человек; показать им, как должно славить Бога и радоваться в Нем вечно. Христос есть Богочеловек — идеальный пример отношений между Богом и человеком. Будучи человеком, Иисус пережил тяготы одиночества, непонимания, голода и жажды, предательства, смерти, боли и унижений, которым нет названия. И однако, несмотря на все это, Он оставался в союзе с Отцом и братьями Своими. Страдания были частью Его образа, и через них Он сделался совершенным. И через Его человечность и Его богообщение слава Божия воссияла. Иисус стал Таким, каким Господь положил быть человеку и какими мы все будем. Мы, призванные но Его изволению и которых Он предопределил быть подобными образу Сына Своего.

Грядущее

Замысел Божий исполнится в каждом из нас. Мне вспоминается прекрасное место из Первого послания к Коринфянам, глава 15, где Павел пишет: «И как мы носили образ перстного [человека], будем носить и образ небесного… Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие» (ст. 49–53).

А вот слова Иоанна: «Возлюбленные! мы теперь дети Божий; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1 Ин. 3:2).

Павел же сказал Филиппийцам, что он уверен «в том, что начавший в вас доброе дело будет совершать (его) даже до дня Иисуса Христа» (1:6).

Господь всегда завершает все Свои начинания. Он позволил Себе отдохнуть на седьмой день творения, не раньше чем завершил все дела Свои в день шестой. В Послании к Евреям сказано: «Совершив Собою очищение грехов наших, воссел одесную (престола) величия на высоте» (1:3).

Процесс начался

Исполнение всех Божьих обетовании грядет, и процесс уже начался. Давайте вернемся к Первому посланию Иоанна, где апостол говорит, что, когда Иисус явится нам, увидим Его, как Он есть. В третьем стихе сказано: «И всякий, имеющий сию надежду на Него, очищает себя так, как Он чист».

Вам знакомы также слова Павла из Второго послания к Коринфянам (3:18)? «Мы же все, открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа». Слово «взирая» можно перевести и как «созерцая». И вот, созерцая славу Господню, мы преображаемся в подобный же образ.

Господь говорит нам, что в один прекрасный день, совершая свой путь, мы вдруг услышим громкий голос и звуки трубные и в одно мгновение преобразимся в образ Божий. Между тем, задача всех нас — позаботиться о том, как далеко мы можем пройти по нашему пути. От этого будет зависеть, насколько болезненно мы воспримем это преображение. Некоторые говорят о пришествии Христа с восхищением, но и с опаской, однако мне кажется, это потому, что многие слишком далеки от Его подобия.

Только теперь смысл стиха 28 из Послания к Римлянам (8) начинает проясняться. Уже в настоящий момент, в этой жизни, невзирая на все трудности и страдания, если жива в нас надежда, «все» будет способствовать преображению нас в подобие нашего Спасителя.

Именно «все», что мы переживаем в нашей земной жизни, Господь использует для того, чтобы взрастить в нас христоподобное сострадание к страждущим, христоподобную любовь к врагам и христоподобное смирение перед волей Отца небесного.

Вы слыхали такую историю? Один человек пришел как–то в мастерскую к скульптору. Посередине комнаты там стоял огромный кусок мрамора.

«Что вы собираетесь изваять из этого мрамора?» — спросил человек.

«Коня», — ответил скульптор.

«Как вы это сделаете?» — спросил человек.

«Я возьму молоток и резец и отсеку все лишнее, что не похоже на лошадь».

Думаю, справедливо будет сказать, что Господь отсечет от нас все лишнее, что не похоже на Христа.

ГЛАВА 24 ПРОВИДЕНИЕ И ЧЕЛОВЕК ПО ИМЕНИ ИОСИФ

Я начал эту книгу с истории, произошедшей с Иаковом, которая служит нам примером того, как Господь общается со Своим народом, — «борьба до появления зари». А закончу я историей Иосифа и местом из Послания к Римлянам (8:28). Это будет своеобразным обобщением всего, что я сказал но поводу молчания Бога и Его странных пастырей.

В случае с Иосифом Господь безмолствовал двадцать пять лет. И на пути у этого человека встречалось немало весьма необычных пастырей: его братья, мадиапитяие, измаильтяне, Потифар и его жена, виночерпий и хлебодар, фараон, наконец, голод. Но все это Господь обратил ко благу.

Провидение

Замысел и изволение Бога состоит в том, чтобы сделать нас подобными Сыну Божию. И Провидение Божие осуществляет этот замысел в жизни людей.

Быть может, кто–нибудь уже подумал: мол, слово «изволение» в этом стихе я вижу, а вот слова «провидение» там нет. И вы правы, этого слова, как такового, там действительно нет, и все же оно есть. Взгляните, стих 28: «Притом знаем, что… призванным по Его изволению, все содействует ко благу». А провидение — это и есть то, когда все содействует ко благу.

Слово «провидение» состоит из двух латинских корней: pro, что означает «перед» и video, что значит «видеть». «Провидение» означает «предвидение». Провидение Божие — это когда Бог предвидит и предвосхищает события.

Мы все ежедневно упражняемся в провидении. У меня, например, всегда в кармане валидол, потому что я знаю, что к концу дня наверняка почувствую жжение в груди. Также у меня всегда с собою цитрамон, потому что почти каждый день к вечеру я начинаю мучиться головными болями. А страховка у вас оформлена? Это тоже провидение. Вы предвидели возможные неприятности и предвосхитили их, обговорив все условия.

Господь предвидит все, что происходит в моей жизни. «Этот Дани опять вот–вот угодит в неприятную историю. Я, пожалуй, пойду, подстелю соломки там, где он собирается упасть, чтобы это послужило Моему для него замыслу». Это и есть Провидение. Когда Господь предвидит и предвосхищает события и устраивает все таким образом, что все это служит Его высшему замыслу.

Человек по имени Иосиф

Прекрасный пример Провидения Божия в действии — это история Иосифа, предмета обожания своего отца и ненависти братьев (Быт. 37–50). «Иаков любил Иосифа более всех сыновей своих, потому что он был сын старости его» и был первенцем от его любимой жены Рахили.

Братья же ненавидели его, потому что он был любимчиком отца и тот всячески опекал его. Иосиф был еще и ябедой, который ходил и докладывал доброму папе, чем занимаются его братья.

Но больше всего неприязни к Иосифу вызывали у братьев его сны, в которых они, старше его на десять с лишним лет, в почтении склоняли перед ним свои головы. Быть может, нам с вами это и не покажется чем–то ужасным, но в те времена и в том обществе это было неслыханно. Конечно, не было ничего дурного в том, что Иосиф видел сны, но ему не следовало дразнить своих братьев, пересказывая им свои видения.

И вот однажды, нарядившись в новые разноцветные одежды, которые справил ему отец (тоже, кстати, повод похвастаться перед остальными), Иосиф отправился с поручением от Иакова в иоле, проверить, все ли в порядке с братьями и со скотом. Он обнаружил их в Дофане. Увидев его, братья сказали: «Вот, идет сновидец; пойдем теперь и убьем его… и увидим, что будет из его снов» (см. Быт. 37:19,20).

Но Рувим вступился за Иосифа и убедил всех не убивать его, а бросить в ров в пустыне, оставив его там умирать.

После того как братья исполнили свой коварный план, они сели есть хлеб. Пока они ели, на горизонте появился караван измаильтян. Тогда они подумали: «Да мы еще и заработать сможем на этом деле! Пойдем–ка продадим его этим ребятам!».

Ужасно! Но, вообще–то, не так уж ужасно, ибо прежде чем они успели осуществить свой замысел, некие мадиамские торговцы, оказавшиеся поблизости, нашли Иосифа и вытащили его изо рва.

Прекрасно! Но, вообще–то, не так уж прекрасно, ибо они сами продали Иосифа измаильтянам, которые увели его в Египет, где евреев не любили, и продали там в рабство.

Ужасно! Но, вообще–то, не так уж ужасно, ибо продали они его Потифару, одному из фараоновых царедворцев, который относился к евреям вполне терпимо.

Прекрасно! Но, вообще–то, не так уж прекрасно, ибо жена Потифара обратила на него свой взор и попыталась соблазнить его.

Ужасно! Но, вообще–то, не так уж ужасно, ибо Иосиф не поддался на ее уговоры.

Прекрасно! Но, вообще–то, не так уж прекрасно, ибо она, обозлившись, оклеветала его, сказав, что тот хотел совершить над ней насилие, и Иосиф был заключен в темницу.

Ужасно! Но, вообще–то, не так уж ужасно, ибо в темнице Иосиф знакомится с главным виночерпием и главным хлебодаром, которым он сумел истолковать их сны, в благодарность за что они поклялись вспомнить его, когда окажутся на свободе.

Прекрасно! Но, вообще–то, не так уж прекрасно, ибо они про него все–таки забыли. По крайней мере, виночерпий забыл. Хлебодар же был повешен.

Но тут самого фараона стали мучить непонятные сны, толкования которым он найти не мог, и вот тогда–то и пришел на память царскому виночерпию его бывший сокамерник, столь искусный но части снов. И вот Иосиф предстал перед фараоном и истолковал монаршие сны, предсказав семь лет великого изобилия по всей земле Египетской, а затем семь лет голода.

И фараон, не раздумывая, назначил Иосифа заведовать продовольствием, пожаловал его перстнем с собственной руки, одел его в виссонные одежды и возложил золотую цепь на шею ему. И поставил фараон Иосифа над всей землей Египетской, и всякий подданный должен был поклоняться ему и слушаться его беспрекословно.

Но и это еще не все. Послушайте, что сказал фараон: «Я фараон; без тебя никто не двинет ни руки своей, ни ноги своей во всей земле Египетской» (Быт. 41:44).

Провидение. Господь предвидел и предвосхитил события, и, когда братья бросили Иосифа в ров, Бог позаботился, чтобы это послужило воплощению Его высшего замысла. Он послал туда торговый караван. Представляете себе всех этих верблюдов и погонщиков, появившихся там как из–под земли? В течение всего жизненного пути Иосифа Господь шел на шаг впереди и любую беду обращал во благо.

Воссоединение семьи

После семи лет изобилия пришли семь лет голода, как и предсказывал Иосиф. И вот сначала египтяне, а потом и жители других стран пошли к Иосифу за хлебом.

В один прекрасный день явились к нему и его братья. Они, конечно, не узнали Иосифа: с тех пор, как они бросили его в пустыне, прошло двадцать пять лет. Но Иосиф–то их узнал. Поначалу он решил не говорить им, кто он есть, но вскоре не смог более сдерживаться и, зарыдав, открылся им.

Братья, разумеется, были потрясены, смущены и напуганы. Вот ужас! Иосиф ни за что не оставит их в живых! Они пришли в Египет в поисках пищи, но обретут там только острие меча.

Однако Иосиф сказал им: «Но теперь не печальтесь и не жалейте о том, что вы продали меня сюда; потому что Бог послал меня перед вами для сохранения вашей жизни» (Быт. 45:5; выделено мною. — Р. Д.).

А еще он сказал: «Бог послал меня перед вами, чтобы оставить вас на земле и сохранить вашу жизнь великим избавлением» (Быт. 45:7; выделено мною. — Р. Д.).

И еще: «Итак, не вы послали меня сюда, но Бог, Который и поставил меня отцом фараону и господином во всем доме его и владыкою во всей земле Египетской» (Быт. 45:8; выделено мною. — Р. Д.).

Трижды сказал Иосиф: «Не вы меня сюда послали, но Бог».

Но кто–то может возразить: ведь это не братья, а работорговцы привели его в Египет. Вы, конечно, думайте как вам угодно, но Иосиф–то там был, ему лучше знать.

И вот, после великого примирения, Иаков, престарелый отец, приезжает в Египет, и семья воссоединяется.

Но наступает день кончины Иакова, и братья вновь напуганы: «Что, если Иосиф возненавидит нас и захочет отмстить нам за все зло, которое мы ему сделали?».

Услышав слова эти, Иосиф заплакал и сказал: «Не бойтесь; ибо я боюсь Бога. Вот, вы умышляли против меня зло; но Бог обратил это в добро, чтобы сделать то, что теперь есть: сохранить жизнь великому числу людей» (Быт. 50:19,20; выделено мною. — Р. Д.).

Зло на службе у добра

Посмотрите, братья Иосифовы своими собственными руками исполнили его сон, столь им ненавистный. Если бы они не бросили его в тот ров, им не пришлось бы идти к нему на поклон в Египет. Но гораздо хуже было бы, если бы они не бросили Иосифа в тот злополучный ров, потому что тогда бы двадцать лет спустя все они умерли бы с голоду. И не только они, но и египтяне и многие другие народы.

Можно сказать, что их грех обратился им во спасение.

Домашнее задание

У меня для вас домашнее задание. Возьмите два листа бумаги и на одном из них составьте список всего того, с чем, но вашему мнению, вам в жизни не повезло. Быть может, вы родились в неполной семье, или в нищете, или с каким–нибудь физическим недостатком, или с оттопыренными ушами.

На втором листе напишите все то, чем вы недовольны в настоящий момент и что бы вам хотелось изменить, но вы не в состоянии.

Когда вы закончите, перечитайте все с самого начала, приговаривая с каждым пунктом: «ты умышлял это во зло, но Господь обратил это во благо!».

Поможет ли это вам? Не знаю. Но это сумело изменить мою жизнь.

Эпилог В МОЕЙ ЖИЗНИ ЕЩЕ НЕ ВСЕ ПРОПАЛО

Я пишу эти последние страницы на Кейп–Коде. Мы с Кай каждый год приезжаем сюда на День труда в гости к нашим очень хорошим друзьям–христианам. Мне кажется, очень символично, что я закапчиваю эту книгу здесь, потому что именно в нашу первую поездку сюда в 1986 году мрак в моей душе начал потихоньку рассеиваться.

В тот год мы отмечали тридцатую годовщину нашей с Кай свадьбы. Обычно мы отмечали эту дату тем, что снимали помер в каком–нибудь дорогом отеле, заказывали ужин в шикарном ресторане, а потом шли в кино.

«Ну что, куда мы отправимся на этот раз?» — спросил я небрежно.

«Давай поедем на Кейп–Код», — вдруг сказала Кай весьма серьезно.

Кай в своем репертуаре — она неисправимый романтик.

И вот, на следующий день после праздника труда мы собрали чемоданы, сели в машину и без всяких предварительных заказов и брони выехали на Кейп–Код.

Я отлично помню, как, пересекая границу между Техасом и Арканзасом (впрочем, место не имеет никакого значения), я вдруг почувствовал необыкновенное облегчение, как будто моя душа освободилась от мрачного груза, камнем лежавшего у меня на сердце. Я издал громкий и радостный клич, чем до смерти перепугал бедную Кай. Она, правда, призналась потом, что возблагодарила Бога: «Господи, наконец–то все позади!».

А я сказал ей: «Любовь моя, это будет самая замечательная паша поездка, ведь она — дар Божий!».

И так оно и случилось.

Поэтому–то мы и ездим сюда каждый год.

Это, конечно, не означает, что с тех пор я никогда не бился со тьмой и мраком в моей душе. Отнюдь. Писать эту книгу я начал полтора года назад. Во многих смыслах данный период был одним из самых сложных в нашей с Кай жизни. Проблемы, о которых я говорил вначале, к счастью, разрешились, но не так, как бы нам хотелось, и не так, как мы молились. С тех пор мы потеряли одного очень близкого и дорогого человека, нам пришлось отказаться от многих надежд, разбились наши давние мечты — мы были вынуждены перевернуть не одну страницу в книге нашей жизни. Но добро и зло шли параллельными путями. Это борьба до наступления зари. Но заря все–таки наступит! Один из положительных моментов в этих постоянных схватках с депрессией — то, что я теперь знаю, что я способен одержать победу.

Сегодня утром, прежде чем приступить к работе над книгой, я сходил «порыбачил» в пруду у Роберта Фульгума под названием «Быть может (быть может, и нет)». Я вернулся с прекрасным «уловом».

В одной из глав Фульгум пишет о своей битве с депрессией и страстью к саморазрушению. Говоря о «мрачном и коварном ангеле смерти», который время от времени вырывается на свободу и мечется в его воспаленном сознании, Фульгум сравнивает свою победу над этим зверем с триумфом матадора, повергающего быка.

Он, по собственным словам, чувствует себя вполне уверенно перед лицом своего неприятеля:

Эта уверенность зовется на арене ver llegar. В переводе это означает «смотреть, как они приближаются». Это способность крепко стоять на земле, чувствовать ее под собою и хладнокровно, как при замедленной съемке, следить за движениями приближающегося быка, твердо зная, что у вас достаточно мастерства, чтобы увернуться от его удара… Эта уверенность приходит с опытом, с боями — вы можете контролировать ситуацию и можете победить, потому что вам это уже удавалось…

Я знаю его. Я чувствую его запах. Я улавливаю его движение еще до того, как он сорвался с места.

Я поджидаю его. Торо! Давай! Подходи же! Я прирастаю ногами к земле и смотрю, как он направляется ко мне. Он делает рывок. И проносится мимо, сквозь плащ моей уверенности. Я слышу оглушительный рев трибун. О–ле! Трибуны заполнены ими, моими предшественниками, у каждого из которых на счету свой бык, — и все они поддерживают и приветствуют меня: О–ле! О–ле! О–ле![95]

Я тоже чувствую себя уверенно в присутствии своего «быка». Но моя уверенность покоится не на мастерстве или опыте. Моя уверенность покоится в Нем, в Том, Кто возлюбил меня и жизнь Свою положил за меня. Его любовь меня хранила В часы невзгод, страданий и скорбей. И верю, что, когда уйду из мира, Не окажусь у запертых дверей.

Я всегда с большой неохотой заканчиваю писать и прямо–таки заставляю себя отправить рукопись в издательство.

В предисловии к своему роману «Дои Кихот» Сервантес пишет: «Тот, кто выпускает книгу, подвергает себя огромной опасности, ибо нет в мире ничего более невозможного, чем сочинить нечто такое, что могло бы удовлетворить вкусам всех без исключения читателей».

А эту книгу я с еще большей неохотой выпускаю из рук, поскольку она получилась очень личной. Я не задумывал это специально, но книги, как непослушные дети, часто своевольничают и делают что им заблагорассудится. Но я вынужден согласиться с Генри Ноувеном, который сказал, что слишком личное зачастую бывает наиболее универсальным.[96] Потому что в глубине души, в самых ее далеких уголках, мы все похожи друг на друга: мы боремся с одними и теми же страхами и желаем одного и того же. И я не исключение. Равно как и вы. Так оно и есть. Правда–правда. Уж поверьте мне на слово.

Примечания

1

John L. Maes, Suffering: A Caregiver's Guide (Nashville: Abingdon Press, 1990), p. 10.

(обратно)

2

Walter Wink, Engaging the Powers (Minneapolis: Fortress Press, 1992), p. 94.

(обратно)

3

Paul Tournier, The Healing of Persons (San Francisco: Harper&Row, 1965), p. 8.

(обратно)

4

Elie Wiesel, Messengers of God (New York: Summit Books, 1976), p. 124.

(обратно)

5

Paul Tillich, The Eternal Now (New York: Charles Scribner's Sons, 1963), p. 103.

(обратно)

6

Douglas John Hall, God and Human Suffering (Mineapolis: Augsburg Publishing House, 1986), p. 105.

(обратно)

7

Ibid., p. 106.

(обратно)

8

Ibid., p. 107.

(обратно)

9

Viktor E. Frankl, Man's Search for Meaning; revised and updated (New York: Washington Square Press, 1985), p. 172.

(обратно)

10

Lewis B. Smedes, A Pretty Good Person (San Francisco: Harper&Row, 1990), p. 20.

(обратно)

11

Virginia Stem Owens, «The Dark Side of Grace», Christianity Today, July 19, 1993, pp. 32–35.

(обратно)

12

Ibid., p. 35.

(обратно)

13

Ibid.

(обратно)

14

Albert Camus, The Myth of Sisyphus (New York: Vintage Books, 1955), p. 20.

(обратно)

15

Helmut Thielicke, A Thielicke Trilogy (Grand Rapids: Baker Book House, 1980), p. 209.

(обратно)

16

Jory Graham, «Anger as Freedom», To Provide Safe Passage, ed. David and Pauline Rabin (New York: Philosophical Library, 1985), p. 70.

(обратно)

17

C. S. Lewis, The Problem of Pain (New York: Macmillan, 1962), pp. 14, 15.

(обратно)

18

Sue Chance, Stronger Than Death (New York: W W Norton&Company, 1992), p. 50.

(обратно)

19

G. Tom Milazzo, The Protest and the Silence (Minneapolis: Fortress Press, 1992), p. 43.

(обратно)

20

William A. Miller, When Going to Pieces Holds You Together (Minneapolis: Augsburg Publishing House, 1976), pp. 79, 80.

(обратно)

21

James L Crenshaw, «Introduction: The Shift from Theodicy to Anthropodicy», in Theodicy of the Old Testament, ed. James L Crenshaw (Philadelphia: Fortress Press, 1983), p. 2.

(обратно)

22

Ernest Becker, Escape from Evil (New York: The Free Press, 1975), p. 7.

(обратно)

23

Helmut Thielicke, How the World Began, trans. John W Doberstein (Philadelphia: Muhlenburg Press, 1961), p. 171.

(обратно)

24

Warren W Wiersbe, Why Us? (Old Tappan: Fleming H. Revell Company, 1984), p. 46.

(обратно)

25

Richard M. Zaner, «A Philosopher Reflects: A Play Against Night's Advance», in To Provide Safe Passage, ed. David and Pauline Rabin (New York: Philosophical Library, 1985), p. 241.

(обратно)

26

M. Scott Peck, People of the Lie (New York: Simon and Schuster, 1983), p. 41.

(обратно)

27

Crenshaw, op. cit., p. 3.

(обратно)

28

Ibid., p. 1.

(обратно)

29

Kornelis Miskotte, When the Gods Are Silent (New York: Harper &Row, 1967), pp. 252, 253.

(обратно)

30

Gabriel Marcel, Being and Having, trans, by. Kathryn Farrer (London: Dacre Press/Westminister, 1949), p. 143.

(обратно)

31

C.S.Lewis, A Grief Observed, (New York: Bantam, 1976), pp. 4, 5.

(обратно)

32

Quoted by Wiersbe, op. cit., p. 51.

(обратно)

33

Leon Morris, The New International Commentary, the Gospel of John, (Grand Rapids: Win. B. Eerdmans Publishing Co., 1971), p. 477, footnote 5.

(обратно)

34

George A. Turner and Julius R. Mantey, The Gospel of John, (Grand Rapids: Wm. B. Eerdmans Publishing Co., n.d.), p. 202, footnote 1.

(обратно)

35

B. F. Westcott, The Gospel According to St. John (Grand Rapids: Wm. B. Eerdmans Publishing Co., n.d.), p. 144.

(обратно)

36

Philip Yancey, Where Is God When It Hurts? (Grand Rapids: Zondervan Publishing House, 1977), p. 97.

(обратно)

37

Jan Cox–Gedinark, Coping with Physical Disability (Philadelphia: The Westminster Press, 1980), p. 40.

(обратно)

38

Hans Kung, Does God Exist? (New York: Vintage Books, 1981), p. 674.

(обратно)

39

Richard M. Zaner, «A Philosopher Reflects: A Play Against Night's Advance», in To Provide Safe Passage, David and Pauline Rabin, ed. (New York: Philosophical Library, 1985), p. 241.

(обратно)

40

Helmut Thielicke, A Thielicke Trilogy (Grand Rapids: Baker Book House, 1980), pp. 210, 211.

(обратно)

41

Jory Graham, «Anger as Freedom», in To Provide Safe Passage, p. 75.

(обратно)

42

R. Laird Harris, Gleason L. Archer, Jr., Bruce K. Waltke, Theological Wordbook of the Old Testament, Vol. 1 (Chicago: Moody Press, 1980), p. 303.

(обратно)

43

W Lee Humphreys, The Tragic Vision and the Hebrew Tradition (Philadelphia: Fortress Press, 1985), p. 95.

(обратно)

44

Ibid., p. 96.

(обратно)

45

H. Wheeler Robinson, The Cross in the Old Testament (Philadelphia: The Westminister Press, 1955), p. 45.

(обратно)

46

John D. Barbour, Tragedy as a Critique of Virtue (Chico, С A: Scholars Press, 1984), p. ix.

(обратно)

47

Wendy Farley, Tragic Vision and Divine Compassion: A Contemporary Theodicy (Louisville: Westminister/John Knox Press, 1990), p. 12.

(обратно)

48

Michael J. Buckley, S. J. At the Origins of Modern Atheism (New Haven: Yale University Press, 1987), p. 328.

(обратно)

49

Diana and Lisa Berger, We Heard the Angels of Madness ( New York: William Morrow and Company, Inc., 1991), p. 185.

(обратно)

50

Humphreys, op. cit, p. 105.

(обратно)

51

Ibid., emphasis added, p. 115.

(обратно)

52

Cynthia Swindoll quoted in Don Baker, Depression: Finding Hope & Meaning in Life's Darkest Shadow (Portland, Or: Multnomah Press, 1983), p. 5.

(обратно)

53

Maes, op. cit. p. 20.

(обратно)

54

James L. Crenshaw, A Whirlpool of Torment: Israelite Traditions of God as an Oppressive Presence (Philadelphia: Fortress Press, 1984), pp. 59, 60, 61, 63.

(обратно)

55

Ibid., p. 59.

(обратно)

56

С. S. Lewis, A Grief Observed (New York: Bantam Books, 1976), p. 5.

(обратно)

57

H. Wheeler Robinson, The Cross in the Old Testament (Philadelphia: The Westminister Press, 1955), p. 47.

(обратно)

58

Humphreys, op. cit., p. 120.

(обратно)

59

Richard Foster, Prayer: Finding the Heart's True Home (San Francisco: HarperCollins, 1992), p. 18.

(обратно)

60

Ibid., p. 18.

(обратно)

61

Martin Marty, A Cry of Absence (San Francisco: Harper&Row Publishers, 1983), p. 2.

(обратно)

62

Ibid., pp. 2,3.

(обратно)

63

Ibid., p. 5, emphasis added.

(обратно)

64

Dorothee Solle, Suffering (Philadelphia: Fortress Press, 1975), p. 76.

(обратно)

65

Samuel Balentine, The Hidden God (Oxford: Oxford University Press, 1982), p. 172.

(обратно)

66

Walter Brueggemann, The Message of the Psalms (Minneapolis: Augsburg Publishing House, 1984), p. 80.

(обратно)

67

Ibid., p. 80.

(обратно)

68

Ibid., pp. 51,52.

(обратно)

69

Ibid., p. 52.

(обратно)

70

William Styron, Darkness Visible: A Memoir of Madness (New York: Random House, 1990), p. 7.

(обратно)

71

Grace Ketterman, Depression Hits Every Family (Nashville: Oliver Nelson, 1988), pp. 16–19.

(обратно)

72

John White, The Masks of Melancholy (Downer's Grove: InterVarsity Press, 1982), p. 77.

(обратно)

73

For more information about Rapha, call toll free (24–hour) 1–800–227–2657 or the minister's hotline, 1–800–383–HOPE, or write Rapha, 8876 Gulf Freeway, Suite 340, Houston, TX 77017.

(обратно)

74

J. Christian Beker, Suffering and Hope (Philadelphia: Fortress Press, 1987), p. 9.

(обратно)

75

Styron, op. cit., p. 38.

(обратно)

76

Ibid., p. 50.

(обратно)

77

Thomas Moore, Care of the Soul (San Francisco: HarperCollins Publishers, 1992), pp. 137, 138.

(обратно)

78

Lewis, A Grief Observed, p. 34.

(обратно)

79

Manuel de Unamuno, The Private World (Princeton: Princeton University Press, 1984), p. 44.

(обратно)

80

Oswald Chambers, My Utmost for His Highest (New York: Dodd, Mead and Company, 1935), p. 305.

(обратно)

81

Quoted by Philip Yancey, Disappointment with God (Grand Rapids: Zondervan Publishing House, 1988), p. 17.

(обратно)

82

John Irving, A Prayer for Owen Meany (New York: Ballantine Books, 1989), p. 44.

(обратно)

83

Gary Collins, The Magnificent Mind (Waco: Word Books, 1985), pp. 147, 148.

(обратно)

84

I have written about knowing God's will in Don't Just Stand There, Pray Something, Thomas Nelson Publishers, pp. 208–214.

(обратно)

85

J. I. Packer, Hot Tub Religion, (Wheaton: Tyndale House Publishers, 1987), p. 106.

(обратно)

86

John White, The Fight (Downers Grove: InterVarsity Press, 1978), p. 158.

(обратно)

87

John White, Parents in Pain (Downers Grove: InterVarsity Press, 1979), p. 36.

(обратно)

88

Harold Kushner, When All You've Ever Wanted Isn't Enough (New York: SummitBooks, 1986), pp. 150,151.

(обратно)

89

J. В. McBeth, Exegetical Commentary on Romans (Shawnee: Oklahoma Baptist University Press, 1937), p. 198.

(обратно)

90

С. Е. B. Cranfield, Critcal and Exegetical Commentary to Romans, Vol. 1 (Edinburgh: Clark, 1975), p. 429, emphasis added.

(обратно)

91

Ibid., p. 429.

(обратно)

92

Camus, op. cit., p. 3.

(обратно)

93

op.cit, McBeth, p. 198.

(обратно)

94

The New Testament in the Language of the People: Charles B. Williams, copyright © 1937, 1965, 1966, 1986, published by Holman Bible Publishers.

(обратно)

95

Robert Fulghum, Maybe (Maybe Not) (New York: Villard Books, 1993), pp. 105, 106.

(обратно)

96

Henri J.M. Nouwen, The Wounded Healer (New York: Doubleday, 1972), p. 16.

(обратно)

Оглавление

КНИГА ПЕРВАЯ . ПУТЕШЕСТВИЕ В БЕЗМОЛВИЕ

  Часть первая . ВСТУПЛЕНИЕ

    ГЛАВА 1 . 1973 г. НЕОБЫЧНЫЕ ПАСТЫРИ

    ГЛАВА 2 . 1975 г. САМЫЙ НЕОБЫЧНЫЙ ПАСТЫРЬ

    ГЛАВА 3 . НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ: ОБЕЩАНИЕ ЧИТАТЕЛЮ

  Часть вторая . АНГЕЛОБОРЧЕСТВО

    ГЛАВА 4 . ОБОРОТНАЯ СТОРОНА ЖИЗНИ С ИЗБЫТКОМ

      Трезвый взгляд на реальную действительность

      «Все сыны мои»

    ГЛАВА 5 . НАШИ САМЫЕ НАПРЯЖЕННЫЕ СХВАТКИ — ЭТО БИТВЫ С БОГОМ

      Как имя твое?

      На второй круг

      От малого к большому

    ГЛАВА 6 . ОТКАЗ ОТ БЛАГОСЛОВЕНИЙ

      Урок, преподанный Иакову

      Бегство от реальной действительности

      «Неточная» подача

      Бегство или долготерпение?

      «Я видел Бога лицем к лицу»

    ГЛАВА 7 . ХОРОШЕЕ И ПЛОХОЕ ОБЫЧНО СЛЕДУЮТ ПО ПАРАЛЛЕЛЬНЫМ ПУТЯМ И ПРЕБЫВАЮТ ОДНОВРЕМЕННО

      Подготовка к настоящему?

      Непостижимость добра и зла

      Есть высший суд

      А затем был…

      На следующее утро

КНИГА ВТОРАЯ . БЕЗМОЛВИЕ

  Часть первая . ЖИЗНЬ БЕЗ ОТВЕТОВ . Служение безмолвия

    ГЛАВА 8 . ПОЧЕМУ?

      Извечный вопрос

      Веский довод атеистов

    ГЛАВА 9 . ПОЧЕМУ Я?

      Почему мы все время спрашиваем «почему?»?

    ГЛАВА 10 . ЧТО ТЕПЕРЬ?

      В свете Библии

      От вопроса «почему я?» к вопросу «что теперь?»

  Часть вторая . СТАНЕТ ЛИ КТО СЛУЖИТЬ БОГУ ДАРОМ? . Служение страдания

    ГЛАВА 11 . ПАРИ

    ГЛАВА 12 . КОГДА ЖИЗНЬ РАССЫПАЕТСЯ В ПРАХ

      Ставки растут

      Обеспокоенный, озадаченный

      Настоящие трудности

    ГЛАВА 13 . КОГДА МЫ ОДНИ

      С городского совета на городскую помойку

      Отчуждение

      Одиночество

      Озлобленность

    ГЛАВА 14 . КОГДА БОГ БЕЗМОЛВСТВУЕТ

      Молчание нарушено

      Бог вправе

      Веская причина

      Награда

  Часть третья . ЧТО ДЕЛАТЬ, КОГДА НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО ДЕЛАТЬ . Служение тьмы

    ГЛАВА 15 . ТЕМНАЯ СТОРОНА БЛАГОДАТИ

      Неизбежные и закономерные ощущения?

      Дела все хуже, тьма все кромешней

      Метания души

      Страдание и молчание

      Бог сокровенный

    ГЛАВА 16 . ОЩУТИМЫЙ МРАК

      Депрессия — темная пропасть

      Риск — благородное дело?

    ГЛАВА 17 . КОГДА ГАСНЕТ СВЕТ

      Продолжайте свой путь

      Не возжигайте собственного огня

      Положись на меня

  Часть четвертая . ЧТО ПОМНИТЬ, КОГДА НЕ МОЖЕШЬ ЗАБЫТЬ . Служение разочарования

    ГЛАВА 18 . ПАМЯТЬ: БЛАГО ИЛИ ПРОКЛЯТИЕ?

      По тропе памяти

      Целительные воспоминания

    ГЛАВА 19 . ОТЛИЧНАЯ МЫСЛЬ — НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО МЫСЛЬ ОТ БОГА

      Тонкий вопрос

      Воители и созидатели

      Забытые мечты

    ГЛАВА 20 . БОГ СУДИТ НАС НЕ ПО ДЕЛАМ РУК НАШИХ, НО ПО ПОМЫШЛЕНИЯМ СЕРДЦА

      Не так все просто

      Хитрая ловушка

    ГЛАВА 21 . КОГДА БОГ ГОВОРИТ НАМ «НЕТ», ОН НЕ ЛИШАЕТ НАС БЛАГОСЛОВЕНИЯ, НО ГОТОВИТ НАС К ЧЕМУ–ТО ЛУЧШЕМУ

      Великое благословение — воспоминания

      История одного шарика

  Часть пятая . НЕТ ХУДА БЕЗ ДОБРА . Служение обстоятельств

    ГЛАВА 22 . САМЫЙ НЕВЕРОЯТНЫЙ СТИХ СВЯЩЕННОГО ПИСАНИЯ

      Ошибочное толкование

    ГЛАВА 23 . ИМЕЕТ ЛИ СМЫСЛ МОЯ ЖИЗНЬ?

      Страдания: смертельные или искупительные?

      Так каково же Божие соизволение?

      Образ Божий и образ Сына

      Грядущее

      Процесс начался

    ГЛАВА 24 . ПРОВИДЕНИЕ И ЧЕЛОВЕК ПО ИМЕНИ ИОСИФ

      Провидение

      Человек по имени Иосиф

      Воссоединение семьи

      Зло на службе у добра

      Домашнее задание

Эпилог . В МОЕЙ ЖИЗНИ ЕЩЕ НЕ ВСЕ ПРОПАЛО . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте