«Столыпин — отец русской революции»

Как сказал Плеханов, «нет ни одного исторического факта, которому не предшествовало бы, которого не сопровождало бы и за которым не следовало бы известное состояние сознания». Крушению советского строя, этому тяжелейшему удару по российской цивилизации, предшествовало то состояние сознания, которое Андропов определил четко: «Мы не знаем общества, в котором живем».

Это состояние сопровождает нас и сегодня, что и предопределяет тяжесть положения, в котором мы очутились. Незнание уже превратилось в непонимание. Когда сообщаешь сведения даже о хорошо изученных характерных чертах нашего общества, тебя слушают с недоумением, недоверием, часто со злобой. Это тяжелый случай — «структурно обусловленное непонимание», когда реальные факты не втискиваются в укорененную структуру мышления и просто отвергаются или не замечаются.

В советское время через поголовное образование и средства идеологического воздействия в наше сознание была внедрена жесткая парадигма для восприятия и понимания истории и общественных явлений в России, особенно в предреволюционное и революционное время. Парадигма — это свод правил, образцов, логических приемов, неприемлемых ошибок. Все то, что формирует наше мышление в отношении определенного класса явлений и проблем.

Огромную роль при построении этой парадигмы сыграл молодой В.И.Ленин и его фундаментальный, во многих отношениях замечательный труд «Развитие капитализма в России» (1899). Недавно исполнилось 100 лет с момента его издания, но вспомнить его надо не ради юбилея. Он поразительно актуален сегодня, и вся история его переосмысления самим Лениным, вплоть до его работ о нэпе, дает нам сильные, прокаленные уроки. Почему же мы от них бежим? Почему предпочитаем копошиться на уровне Солженицына? Потому, что прокаленные уроки трудны, нужна сила и совесть, чтобы их принять.

История труда «Развитие капитализма в России» — драма культуры. Труд написан великим мыслителем и одновременно великим политиком — с большой интеллектуальной силой и со страстью. Это сочетание определило убедительность, мощь и длительность воздействия труда — и в то же время глубокую противоречивость этого воздействия.