«Третья мировая война окончена»

А. Мурсалиев ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ ВОЙНА ОКОНЧЕНА

Что происходит с нами, страной, планетой? Вселенская катастрофа или начало долгожданной гармонии? Что впереди — новый мировой порядок или грядущая война всех против всех?

Мне вспоминается образ, приведенный как-то покойным Львом Николаевичем Гумилевым: мальчик бросает мяч в стену, и тот отскакивает от нее. Все просто и понятно. Но если растянуть этот процесс во времени, то у наблюдателя, не заметившего первую часть — мальчика, бросающего мяч, может сложиться впечатление, будто стена обладает способностью отбрасывать мяч…

КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ МИРОВОЙ

Третья мировая война, в напряженном ожидании которой прошла жизнь двух поколений землян, на самом деле завершилась.

Началась она спустя год после окончания второй. С той самой знаменитой речи Уинстона Черчилля в Фултоне в 1946 году. Ее назвали «холодной», но сути это не изменило, разве что длилась она намного дольше двух предыдущих, и стороны не вступали в прямые военные действия. Хотя стояли почти за всеми войнами на планете в 1946–1988 годах. Мы поддерживали МПЛА, США вставали за спиной у УНИТА, Москва сдруживалась с Насером и арабами, Запад спешил на помощь Израилю. Обе стороны предпринимали попытки перенести боевые действия на территорию противника: Кремль щедро субсидировал компартии в странах Запада, тот, в свою очередь, развернув кампанию в защиту прав человека, поднимал на щит диссидентов от социализма…

Третья мировая война завершилась полным разгромом восточного блока.

Наступил финальный этап войны — реорганизация пространства побежденного противника. Но главное поражение все же не политическое, (военного, так и вовсе не было), а идеологическое. За исключением Северной Кореи и Кубы, уже никто на планете не решается строить социализм. Даже Китай, сохранивший вроде бы все атрибуты умирающей культуры социализма, вплоть до ритуала партсъезда, в ходе своих экономических реформ медленно, но верно погрязает в рынке и грехе оппортунизма. Все мало-мальски заметные компартии сошли с исторической сцены. А в цитадели мирового коммунистического движения прошел суд над его авангардом — КПСС.

ОТ «ТРЕТЬЕГО РИМА» К АНТИ-РИМУ

«Два Рима пали, но третий стоит, а четвертому не бывать…», — писал в 1512 году монах Филофей своему господину, великому князю московскому Василию Ш. Шел всего шестидесятый год взятия Константинополя турками, еще стояли непоколебимо Казань и Крым, еще не достигла своего зенита Речь Посполитая, но Кремль уже принял имперскую эстафету от ушедшей в небытие Византии.

Но по-настоящему «Римом» Москва стала после 1917 года, когда большевистский переворот превратил ее в центр общемировой универсальной идеи. Коммунисты не только возродили империю, но и вывели ее на новый, недосягаемый доселе, поистине вселенский уровень.

Но, по сути, это был анти-Рим, антисистема, отрицающая человека, природу и ее законы. Хотя коммунистическая Москва и смогла собрать под державную руку добрую половину планеты (а в другой имела миллионы сторонников и апологетов), система была обречена, потому что растила могильщиков в своих же недрах. На смену фанатикам пришли прагматики, а тех сменили циники. Инерция толчка иссякла полностью к началу восьмидесятых.

Началом конца стала последняя агрессия Москвы. Когда советские войска вошли в Афганистан, пошли разговоры о том, что наконец-то прорубается «окно в Азию», выход к Индийскому океану. Но скептики уже тогда задавались вопросом: а не просквозит ли страну при двух окнах, раскрытых в противоположные стороны? «Афганский сквозняк» окончательно застудил ослабевший организм общества. И сейчас, после поражения и ухода Советской Армии из Кабула, «Афганистан» постепенно вползает на просторы бывшего СССР.

А третья мировая тем временем вступала в заключительную стадию. Уловив тревожные тенденции, лидеры Востока решили временно отступить и перестроиться. Но Запад уже перешел в решительное наступление. Падение Берлинской стены 9 ноября 1989 года стало первым серьезным поражением Востока и ознаменовало первое территориальное изменение в Европе после второй мировой войны.

Организованное отступление с развернутыми знаменами и барабанным боем превратилось в беспорядочное бегство. Один за другим слетали с державных тронов «друзья» и «братья» в Европе н Африке, Азии и Латинской Америке.

Официальная Москва не успевала подготовить идеологические тылы: еще месяц назад поздравляемый по случаю «всенародного избрания» лидер «братской партия и страны, дорогой и уважаемый товарищ» Николае Чаушеску спешно переименовывался в «тирана» и «диктатора».

Но — поздно. «Боевые действия» перекинулись уже в саму метрополию: имперские силы, прибегая к помощи танков и АКМ, с трудом сдерживали натиск народных фронтов в республиках, и бунтовала Манежная, плотно взявшая за горло Кремль.

На рассвете 19 августа 1991 года «имперцы» перешли в отчаянную контратаку, захлебнувшуюся буквально к следующему полудню. Причиной поражения ГКЧП стали не столько защитники российского «Белого дома», сколько остальная часть тогда еще советского народа, в подавляющем большинстве своем равнодушная к происходящему. За исключением незначительной части партноменклатуры, никто не встал под линялые знамена ГКЧП.

Путч, логическим следствием которого стал отказ от социализма и запрет КПСС, не только загасил звезды на Кремле, но и окончательно лишил Москву надежа на восстановление в обозримом будущем имперского статуса. Парадигма социализма, объединявшая разные народы и культуры, исчезла, растворилась в истории. А без ее железной дисциплины пространство начало расползаться по швам — старым границам давным-давно исчезнувших империй. И в этом-то, казалось, канувшем в Лету пограничье затлели в полыхнули маргинальные войны.

ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ ПАРАДОКСЫ

Распавшееся пространство с ворвавшимися в современность государствами призраками скручивается в причудливые конфигурация, порой парадоксальные.

Как определить, к примеру, характер приднестровского конфликта? Межнациональный, как утверждают некоторые, молдаво(румыно) — русский (русскоязычный)? Но большая часть русских в Молдове живет на правом берегу, а на Левобережье — 45 процентов молдаван, 28 — украинцев и лишь 25 русских. Религиозный? Абсурд: и те, и другие православные. Конфликт между демократами и коммунистами? (Поддержали же в Тирасполе ГКЧП!) Но начался-то он еще в бытность Мирчи Снегура секретарем ЦК Компартии Молдовы…

Попробуем с другого конца. Основной аргумент Приднестровья в пользу сепаратизма: «Не хотим в Румынию!» Если учесть, что этот регион непосредственно примыкает к Балканам и исторически с ними связан, а в нынешнем конфликте в Югославии симпатии как румын, так и русских на стороне сербов, ощущающих себя частями единого православного мира, то логика Тирасполя и сил, поддерживающих его в России и на Украине, не совсем понятна. На Дрине — союзники, а на Днестре — враги?

Но если вспомнить, что именно здесь, по Днестру, проходила в свое время граница Золотой Орды (в состав которой входила и Восточная Русь) и западного мира, а затем Российской и Османской империй, то можно предположить, что конфликт этот геополитического характера. Вскрылся и кровоточит старый шов — древний Буджак (Угол, Конец) ордынской Окраины (Кырым, Крым).

Столь же парадоксальная ситуация сложилась и в Боснии, где схлестнулись в беспощадной истребительной войне три стороны, которые и по происхождению, и по языку являются частями одного и того же народа, но исповедуют разные религии. Религиозные войны? Не поздновато ли для Европы?

Но все становится на свои места, если вспомнить, что здесь в свое время проходили границы католической Австро-Венгрии, православной Сербии и мусульманской Османской империи.

Впрочем, все это ни в коей мере не исключает «субъективного фактора» интересов тех или иных сил и их целенаправленной деструктивной деятельности. Но это все же не главное.

ФОРПОСТ ИЛИ ПЕРИФЕРИЯ?

Рассматривая карту Евразии, можно заметить, что большинство современных горячих точек расположено в достаточно узкой полосе вдоль 40-й параллели. Почти на одной широте — Косово, Нагорный Карабах, Фергана и площадь Тяньаньмэнь.

Еще каких-то полтора десятка лет назад зона конфликтов находилась гораздо южнее, что позволило западным политологам обозвать ее «исламской дугой кризисов». А дуга выгнулась, как кошка, и «пробила» границы бывшего социалистического лагеря. И нет мусульман ни в Хорватии, ни в Приднестровье, а полыхает и там. Видимо, не в последователях учения Пророка порок.

Впрочем, война идет не по всему периметру бывшего СССР. Мирно обошлось в Прибалтике, хоть и грозили лидеры Интерфронтов «карабахами» и «приднестровьями». Не пахнет порохом и на польско-литовской границе, несмотря на то, что проблем там полно. Вот и чехи со словаками разводятся как бы без мордобоя. Зато южнее… Темперамент, что ли? В таком случае жизнь на экваторе давным-давно должна остановиться.

Дело, скорее, в том, что и Прибалтика, и север Восточной Европы, вплоть до Венгрии включительно, были насильственно отторгнутой частью ныне победившего западного мира. И после падения «железного занавеса» относительно безболезненно «вписываются» в свое пространство. Немецкий язык и немецкая культура всегда были здесь в почете, а ныне прибавилось и скромное обаяние марки.

А юг — чужой. Бывшая периферия Москвы превращается здесь в форпосты. Вот только чьи? Не сами по себе, но силою вещей разламывающиеся куски возвращаются в свои пространства или же в случае отсутствия таковых начинают разучивать новые роли.

Босния, о которой до недавнего времени мало кто слыхал в мусульманском мире, ныне превращается, причем вопреки желаниям самих боснийцев, чуть ли не в исламский плацдарм в Европе. Сербия же взваливает на себя функции православного бастиона против германо-католического натиска.

После печального звиадовского опыта войска абсолютной (до абсурда) независимости в шеварнадзевской Грузии стали поговаривать о миссии христианского форпоста против угрозы исламского фундаментализма. Хотя видимых причин для этого вроде бы нет: иронцы (южные осетины), конфликт с которыми только затух, — христиане, а абхазы — мусульмане номинальные (достаточно сказать, что во всей Абхазии нет ни одной мечети).

Попытаемся рассмотреть все эти конфликты от Адриатики до Великой китайской стены не разрозненно, по отдельности, а в целом, во взаимосвязи пространства и времени. Отслеживая при этом геополитический полтергейст прорывы в реальность империй призраков.

РОКОВЫЕ ХРОНОТОПЫ

Югославии, кажется, не везет на начало лета. 28 июня 1389 года близ города Приштина на Косовом поле сошлись объединенные войска сербов и боснийцев под командованием сербского князя Лазаря, и армия османского султана Мурада I. Князь Лазарь пал, а с ним и Сербия.

Спустя 525 лет на тот же день были намечены военные маневры австро-венгерской армии в административном центре последней провинции, аннексированной Веной за шесть лет до этого. Город назывался Сараево. 28 июня 1914 года наследник австрийского престола эрцгерцог Франц Фердинанд въехал в Сараево, где его уже поджидал член сербской националистической организации «Млада Босна» Гаврило Принцип…

Июнь принес неприятности Белграду и в новейшую эпоху. 25 июня 1991 года Словения и Хорватия провозгласили независимость. На следующий день федеральное правительство отдало армии приказ взять под контроль границы Словении с Италией и Австрией. Началась югославская война.

Впрочем, роковые точки в истории Сербии существуют, видимо, не только во времени, но и в пространстве. Распад Югославии, по сути, начался не с войны в Словении и Хорватии, а на два года раньше — с Косова, этого югославского Нагорного Карабаха. А Сараево, где войне не видно конца, привело к жестокому внутриполитическому кризису и международной изоляции.

ОБИЖЕННЫЕ ДЕТИ ТРИАНОНА

Распад Югославии, которую недруги именовали «балканской империей», привел к цепной реакции нестабильности на полуострове и в той или иной степени затронул практически все страны региона. Но, помимо Сербии, окружившей себя огненным кольцом, здесь есть и другая страна с взрывоопасными границами.

В начале августа этого года министр обороны ФРГ Фолькер Рюе заявил, что оставшиеся в наследство от ГДР танки Т-72 не будут проданы Венгрии, несмотря на договоренность двухлетней давности. Это заявление вызвало нескрываемое разочарование в Будапеште, но со вздохом облегчения было встречено в Братиславе, Бухаресте и, судя по всему, Белграде.

Столь острая реакция дунайских столиц объясняется событием 72-летней давности. 4 июня 1920 года в Большом Трианонском дворце Версаля был подписан Трианонский мирный договор, по которому Венгрия лишилась двух третей своей территории и более половины населения. А это — более двух миллионов венгров, проживающих в Трансильвании — северо-западе Румынии, окаймленной Восточными и Южными Карпатами. Более 400 тысяч — в Воеводине, входящей в состав Сербии. Более 600 тысяч — в Словакии, на левобережье Дуная. И более 200 тысяч в Закарпатье.

Проблемы есть во всех этих регионах. Именно с Трансильвании, с попытки ареста пастора в населенном венграми городе Тимишоара и последовавшей вслед за этим бойни началась античаушесковская революция в Румынии. Именно Венгрию пытался обвинить в дестабилизация обстановки престарелый румынский диктатор, говоря о «враждебных действиях соседней страны». Однако падение Чаушэску не решило «трансильванского вопроса». Напряженность во взаимоотношениях венгерского меньшинства с Бухарестом остается.

Нынешний кризис в словацко-венгерских отношениях начался с вопроса, казалось, имевшего весьма косвенное отношение к национальным проблемам, Межгосударственного соглашения о строительстве гидроузла Габчиково-Надьмарош на Дунае, подписанного в 1977 году еще между ЧССР и ВНР. Но в 1988 году под давлением «зеленых» венгерские власти отказались от реализации своей части проекта. А в Братиславе заговорили о «первом шаге Будапешта к реставрации Великой Венгрии в границах до первой мировой войны». Суть в том, что пуск гидроузла грозит затоплением земель, на которых проживают словацкие венгры. И вот новый виток: 1 сентября этого года Словацкий национальный совет (парламент) принял проект конституции, объявляющей Словакию независимым государством. Однако 14 депутатов от словацких венгров в знак протеста покинули зал. В проекте не были учтены их требования автономии. И после того как Словакия в одностороннем порядке приступила к пуску гидроузла, скандал между Братиславой и Будапештом разросся до масштабов ЕС.

Небезоблачно и на Западе. Из Воеводины в Венгрию эмигрировали уже тысячи молодых людей, не желающих идти в югославскую армию.

Что же касается позиции самого Будапешта, то о ней может свидетельствовать Ш Всемирный конгресс венгров, прошедший в августе в столице Венгрии. Делегаты заговорили о «новой эпохе венгеро-венгерских отношений». А премьер-министр страны Йожеф Анталл заявил, что положение венгров нельзя рассматривать только как внутреннее дело того государства, на территории которого они проживают: в период образования нового мирового порядка нацменьшинства должны иметь «право на самоопределение и автономию»…

Сербский и венгерский узлы конфликтов зеркально симметричны. Сербы, бывшие на протяжении большей части XX века народом-гегемоном в сердце Балкан, не хотят мириться с утратой своего статуса и сопредельных земель, которые они считают исконно своими. (А «исконные» земли, как известно, у соседей имеют обыкновение совпадать). Венгры же, почтя полтысячелетия совместно с австрийцами оспаривавшие господство над Балканами у Османской империи, надеются вернуть утраченные земли.

ПРОТИВОСТОЯНИЕ НА КОСОВОМ ПОЛЕ

Столкнувшийся с угрозой распада Белград избрал жесткий, силовой вариант, усмирив бунтующее Косово и начав войну с Любляной и Загребом, а затем и в Боснии. Роковым фактором в этом выборе стала победа на выборах в Сербии коммунистов в блоке с националистами. Этот альянс вверг страну в гражданскую войну. (К вопросу, кстати, о возможном развитии событий в бывшем СССР в случае, если бы на президентских выборах в России победу одержали коммунисты).

Военное счастье пока на стороне сербов: отвоевав часть земель у хорватов, они ныне контролируют около 70 процентов территории Боснии, в отличие от мусульман, которые, составляя 40 процентов населения страны, удерживают на сегодня лишь около пяти процентов боснийской земли.

Однако попытки силой отнять у соседей земли, населенные соплеменниками, создают опасный прецедент для самой Сербии, в составе которой две упраздненные автономии: венгерская Воеводина и албанское Косово.

А новый взрыв в Косове неизбежно заденет соседние Албанию и Македонию. Бывший коммунистический президент Тираны Рамиз Алия уже бряцал оружием на югославской границе, когда весной прошлого года привел армию в боевую готовность.

А новые власти Албании недавно предложили бомбить Белград.

Но в этом случае несладко придется и другому косовскому соседу Македонии, где албанцы, составляющие значительную часть населения, имеют мощное представительство в парламенте. И где недавно уже произошла первая разведка боем.

МАКЕДОНСКИЙ ВОПРОС

Македония, казалось, канувшая в Лету после неистового Александра, была возрождена 2 августа 1944 года маршалом Тито. У маршала были свои резоны. Когда говорят, что хорват Тито специально провел внутренние границы так, чтоб» ущемить Сербию, то упускают из виду одно: маршал был не хорватом, а «югославом» или скорее «балканцем». Так же, как в свое время большевики создавали СССР в качестве модели будущего устройства мира (к существующему Союзу можно было добавлять любую страну, приплюсовав к ее названию лишь аббревиатуру из трех букв — ССР), так и Тито создавал Югославию как модель для будущих объединенных Балкан. Он уже договорился с Георгием Димитровым об объединении Югославии и Болгарии, но все расстроил тезка маршала генералиссимус Сталин.

Но, судя по его дальнейшим действиям, Тито не отказался от своей затеи. Увидев, что Балканы оказались поделенными между двумя противоборствующими блоками (НАТО и Варшавский Договор), Тито развивает бурную внешнеполитическую активность. Вместе с Насером и Сукарно он возводит грандиозное здание «третьей силы» — Движение неприсоединения — и, опираясь на поддержку «третьих стран», пытается лавировать на Балканах.

Потому и стал он щедро умножать число республик, превращая их в своего рода витрины-приманки для соседей, в средство наглядной агитации. Косово для Албании, Воеводина — для Венгрии, Македония, служившая одно время базой для греческих коммунистических повстанцев, — для Греции и Болгарии.

ТЕНЬ ОТЦА АЛЕКСАНДРА

5 августа в Скопье замминистра иностранных дел России В. Чуркин вручил министру иностранных дел Македонии Д. Малески подписанную Борисом Ельциным ноту о признании независимости этой страны. В тот же день в Афинах российскому послу был вручен официальный протест греческого правительства.

Что же так встревожило Грецию? Ведь в Скопье к власти пришли достаточно умеренные политики. Президент Македонии Киро Глигоров публично заявил об отказе его страны от каких-либо территориальных притязаний к соседям.

Позицию Греции предельно кратко выразил один из видных греческих политиков Константинос Караманлис: «Есть только одна Македония, и она греческая».

В мае этого года афинский суд приговорил к 19 месяцам тюремного заключения четырех членов пацифистской организации. Вина их заключалась в том, что они расклеивали листовки с текстом: «Соседние народы не являются нашими врагами! Нет — войне! НЕТ — национализму!» А потребность в таких призывах объясняется цитатой из консервативной греческой газеты «Элефтерос типос», которая, в случае признания мировым сообществом Македонии, предложила использовать «пару дивизий и элитные подразделения коммандос, чтобы восстановить справедливость».

Неуступчивость Афин бросается в глаза еще и потому, что кратчайший для Греции путь в Европу лежит через Македонию, которая, в свою очередь, выходит к морю через греческий порт Салоники. К тому же такая жесткость Греции подталкивает Македонию к более тесному сближению с Турцией — давним недругом Афин.

Неужели и тут всплывает призрак — тень македонца Филиппа и его грозной фаланги, положившей конец свободе полисов Эллады?

ТУРЕЦКИЙ МАРШ

И, наконец, Турция, которая после череды неудачных войн в конце XIX начале XX века, превратившись из Османской империи в Турецкую Республику, смогла-таки удержать на Балканах небольшой плацдарм. Но на полуострове сохранились и островки «османизма»: Албания, Босния, Македония и Болгария, в которых высок процент мусульман, а кое-где компактно проживают и турки. В Анкаре всегда пристально следили за этими островками. Сегодня Турция принимает самое живое участие в судьбе боснийских мусульман. Летом Анкара уже предложила услуги своей авиации для подавления огневых точек сербов в Боснии. Первыми турки признали и Македонию, приветствовав, в отличие от Греции, аналогичный шаг России. Официальная Анкара постоянно подчеркивает свое дружественное отношение к Тиране, изъявляя готовность оказать ей всяческую помощь.

Пожалуй, единственная страна на Балканах, с которой у Турции стабильно недружественные отношения — это Греция.

Отношения с Болгарией достигли критической точки в последние годы правления Тодора Живкова, во время гонений на болгарских турок и их массового исхода в Турцию, когда насильственной «болгариэации» подвергались не только живые, но и мертвые. На кладбищенских надгробиях турецкие имена переделывались на болгарские.

После падения режима Живкова отношения Анкары и Софии пошли на улучшение. А представляющее интересы болгарских турок и мусульман Движение за права и свободы входит в коалицию с правящим Советом Демократических сил.

ТРЕТЬЯ БАЛКАНСКАЯ ВОЙНА?

На Балканах фактически завершается процесс формирования трех блоков, которые условно можно обозначить как «католический» (прозападный), «православный» (провосточный) и «мусульманский» (проюжный).

С одной стороны, Словения, Хорватия, а также сочувствующие им венгры, у которых более чем достаточно претензий к своим южным соседям: Сербии и Румынии. За спиной у этого блока — Австрия и Германия.

С другой — Сербия с Черногорией, объединенные в «малой Югославии» и примыкающие к ним сербские «республики» на территориях Хорватии и Боснии, а также Румыния и Греция. Эти страны последние полтора столетия ориентировались на Россию.

И, наконец, третья сторона: Босния, Албания, Македония и Турция (плюс, возможно, Косово). При нейтралитете Болгарии. За этим блоком стоит чуть ли не весь мусульманский мир, у которого появляется реальный рычаг давления на Европу. Здесь пристально и с тревогой следят за событиями в Боснии. Исламские страны уже принимали участие в Лондонской конференции, активно выступают за давление на Сербию.

Со времен раздела Рима на Западную и Восточную (Византийскую) империи на Балканах шло соперничество между тремя геополитическими образованиями: Западным, Восточным и Южным. Сменялись династии, религии, народы. Давно уж нет Великого Рима, погасла Византия, исчезли, оставив в изумлении древнерусских летописцев, авары, а за ними печенеги и куманы…

А старые рубежи вновь бросают народы друг на друга во славу призраков — прошлых и будущих.

ВЕТЕР С СЕВЕРА

Есть все основания подозревать, что Америка была открыта задолго до Колумба. Но колонизация ее началась лишь после XVI века.

Энергичный Запад оказался к тому времени прочно зажатым на своем полуострове московитами и османами. Лишние буйные люди, тремя столетиями ранее отправляющиеся в крестовые походы, а ныне грозившие разорвать на клочки старушку Европу, потянулись «осваивать» новые земли за океаном. А в Испанию потекло золото инков, очень быстро перекочевавшее из королевской казны в лавки торговцев и ростовщиков Нижних земель (Нидерландов).

Золото инков стало вторым, после награбленного крестоносцами в Святой земле, вкладом в кошели нарождающейся европейской буржуазии. (Позднее Давид Рикардо и Адам Смит назвали этот период эпохой первичного накопления капитала). Эти сокровища стали горючим для серии буржуазных революций, обновивших Европу и вооруживших ее новой суперидеей — национализмом.

Запад продолжил борьбу с Востоком, опираясь уже на ресурсы новообретенных тылов за океаном и новую идею. И в 1918 году прорвался-таки на Ближний Восток, расчленив после Мудросского мира своего злейшего геополитического врага — Османскую империю.

В 1991 году запад Запада — США прочно поставил ногу на аорту Востока Персидский залив… Но между Мудросским миром и «Бурей в пустыне» произошло много событий, изменивших расстановку сил в регионе. Запад не смог одержать полную и безоговорочную победу над Востоком. И прежде всего потому, что одна из двух противостоящих ему восточных империй — Российская — устояла. И поспешила заполнить брешь на юге.

Сразу же после окончания первой мировой Россия заключает союз со вчерашним врагом и геополитическим собратом — Турцией, которая в тотальном вражеском окружении подняла знамя антиимпериалистической, антизападной войны. Большевистские газеты в этот период именовали ее «Красной Анатолией». Отложившееся от России и переориентировавшееся на Запад Закавказье вместе с Северным Кавказом оказалось зажатым между двумя союзниками.

28 апреля 1920 года 11-я Красная Армия вошла в Баку, и Азербайджанская Демократическая республика превратилась в Азербайджанскую ССР. Между Москвой и Анкарой оставалось еще два западных буфера — Армения и Грузия. Но уже осенью того же года 11-я Красная Армия разгромила поддерживаемого Антантой врага Турции — Армению. Анкара смогла перебросить высвободившиеся части с востока на запад, против греческого экспедиционного корпуса и сбросить греков в море. Закавказье же вернулось под руку Москвы.

И даже когда в 1921 году Мустафа Кемаль Ататюрк потопил в Черном море у берегов Трабзона заброшенный в Турцию коммунистический десант (все руководство созданной в Баку Турецкой компартии во главе с генсеком Мустафой Субхи), на отношениях Москвы и Анкары это особо не сказалось. Геополитические интересы оказались сильнее чувства «партийного товарищества».

Серьезные разногласия между Турцией и СССР начались лишь в тридцатые годы, когда у нас нэп был окончательно свернут, а в Турции продолжился, и Анкара, отказавшись от идеи геополитического реванша, избрала четкую ориентацию на Запад.

Но Москва продолжила свой «южный поход». На горячей почве Ближнего Востока начался бурный рост компартий.

В 1943 году север Ирана был оккупирован советскими войсками. Через пару лет там возникли сразу две республики — Азербайджанская со столицей в Тебризе и Курдская — в Мехабаде. Кремлевские уши торчали из обеих.

Но после войны Тегеран получил поддержку Запада. Советские войска были выведены. Обе республики пали.

Но отступление Москвы было временным. Набирало силу национально-освободительное движение, в котором не последнюю роль играли ударные отряды Кремля — компартии. Под напором этих сил начался процесс деколонизации.

Однако Запад ушел с Ближнего Востока, предварительно расчленив его. Практически однородный регион, оказался разделенным на более чем полтора десятка государств, находящихся не в лучших отношениях друг с другом.

ГРАНИЦЫ И АНКЛАВЫ

Сулейман Демирель, нынешний премьер-министр Турции, как-то заметил, что в результате политики Англии, делившей Ближний Восток, границы Турции начинаются там, где заканчивается нефть. К этому можно добавить, что границы остальных государств были проведены так, что нефть оказалась в одних странах, а людские ресурсы — в других. Лишь Ирак получил и то, и другое…

Запад постарался сохранить в регионе свои плацдармы. Любопытно, что созданы они там же, что и тысячелетие назад в эпоху Крестовых походов.

14 мая 1948 года в Палестине было провозглашено Государство Израиль. А через несколько часов в ночь с 14 на 15 мая началась первая арабо-израильская война.

Результатом этой войны стало возникновение палестинского вопроса и обмен беженцами. Более полумиллиона палестинцев бежало в соседние арабские страны, оттуда, в свою очередь, в Израиль до середины 50-х годов прибыло около 800 тысяч евреев.

За первой арабо-израильской войной последовали еще три. Это противостояние предопределило политический климат Ближнего Востока на весь послевоенный период. Израиль с момента своего рождения превратился в государство-солдата, окопавшегося на прибрежной полосе. Без «тылового обеспечения» — поддержки Запада — он не мог бы просуществовать и недели. Долг же, как известно, платежом красен. И «земля обетованная» превратилась в средство давления на арабов, своеобразный поршень для выкачивания нефти.

Вторым западным анклавом стал расположенный прямо над Святой землей Ливан. А вернее, одна из его христианских общин: марониты, в XII веке союзники крестоносцев.

Сам Ливан к XX веку напоминал модель Ближнего Востока в миниатюре: здесь представлены практически все конфессии региона. И, уходя, Франция, бывшая мандатарием Ливана, разработала достаточно незатейливую, но грозящую серьезными потрясениями модель государственного устройства. По так называемому национальному пакту президентом мог быть только маронит, премьером — мусульманин-суннит, спикером — шиит, его заместителем православный и т. д.

В 1976 году, после стычек маронитов с палестинцами, которые к тому времени составили значительную часть населения «арабской Швейцарии», началась гражданская война.

Ливанская модель стала классикой в политике. Достаточно похожее разделение постов существовало до последнего конфликта и в Абхазии (да и большинство национально-территориальных образований бывшего СССР в той или иной степени носили на себе отпечаток некоторой «ливанности»).

Следует заметить, что нигде в мире эта попытка распределения серег в зависимости от весовой категории каждой из сестер, не имела успеха.

Пожалуй, ни один народ Ближнего Востока не эксплуатировался в нынешнем веке великими державами столь нещадно, как курды. Причиной тому их геополитическое положение. По оценкам, всего курдов на земле то ли 20, то ли 30 миллионов. Живут они компактно в Иране (6 миллионов), Турции (12 миллионов), Ираке (3 миллиона) и Сирии (1 миллион). И, заручившись дружбой курдов, можно лупить по голове каждую из этих стран.

Первыми «курдскую карту» стали разыгрывать англичане еще в годы первой мировой войны. В годы второй мировой курдов, уже против англичан. пытался поднять третий рейх. А затем эстафетную палочку подхватила Москва. СССР поддерживал курдское движение в Ираке до тех пор, пока не подружился с Багдадом.

И теперь уже Вашингтон стал разучивать роль защитника курдов. Буш в открытую призвал их восстать против Саддама, что, впрочем, не помешало Белому дому хладнокровно наблюдать за тем, как иракская армия погнала почти пять миллионов жителей севера. Когда же мировая общественность была достаточно подготовлена, союзники взяли под контроль север Ирака.

В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО ПРОСТРАНСТВА

После распада Союза стали очевидными попытки Запада создать новые плацдармы уже на севере региона.

13 февраля 1988 года на улицы глухого советского провинциального городка вышли демонстранты с первыми в стране требованиями территориального передела. Через короткий промежуток времени название городка и области стали известны всему миру. В Степанакерте в этот день началась самая затяжная я кровопролитная война эпохи перестройки — карабахская. Шло время, менялись лидеры, лозунги, аргументация, а маховик войны все раскручивался. Если вначале упор делался на экономические условия, затем — на право наций на самоопределение, то теперь все более открыто выдвигается тезис о западном (российском) форпосте против исламского фундаментализма (или же пантюркизма).

Но все это время остается незаметной другая реальность геологическая. Начиная с севера Ирака, до которого от Еревана рукой подать, через Персидский залив, юг Ирана, побережье Каспия, Баку и Грозный пролегает нефтеносная полоса. И в центре этого нефтяного полумесяца — уже «этнически чистая» Армения, которая в тотальной войне с соседями без поддержки извне имеет минимальные шансы на выживание. А бескорыстие понятие в политике неприемлемое. И если деньги вкладываются в войну, то она должна в конечном итоге приносить прибыль.

Западные компании уже получили, впервые после 1920 года, доступ к бакинской нефти. Более покладистым в отношениях с Западом стал и Иран, для которого армяно-азербайджанская война может обернуться взрывом сепаратизма среди 20 миллионов его подданных — азербайджанцев. Да и союзная вроде с Западом Анкара не столь самоуверенна, обретя независимого соседа, ежедневно поминающего о своих претензиях на добрую треть ее территории.

БЛИЖНИЙ ВОСТОК НАЧИНАЕТСЯ В РОСТОВЕ

К середине 80-х безнадежно проржавевший железный занавес превратился в истончившееся сито, которое с треском разорвалось под тяжестью откалывающихся кусков империи. И выяснилось, что Закавказье, бывшее до недавнего времени советским югом, на самом деле вовсе не юг, а север Ближнего Востока.

Московские интересы за Кавказским хребтом угасают один за другим. Вначале Кремль утратил право назначать туда правителей, затем стал выводить войска, теперь собирается переносить границы. А вслед и рубль попятится, теснимый национальными валютами…

И все более странно начинает звучать для жителей Закавказья название своего региона. Закавказьем для них, как и для всего Ближнего Востока, становятся земли, лежащие к северу от Кавказа. А из глухого средневековья всплывает полузабытый топоним «Кафарды» — Кабарда («Тыльная сторона горы Каф», а проще, Закавказье).

Война в Персидском заливе стала вторым, после падения Берлинской стены, серьезным поражением Востока в войне с Западом. Единственной страной, полностью проигравшей в этой войне, стал Советский Союз, окончательно ушедший из региона. После «Бури в пустыне» СССР распался, а линия фронта откатилась в Закавказье. Теперь же перевалила за хребет.

В Кавказском хребте природа оставила три прохода, которые, с тех пор как человек взял в руки оружие, стали стратегическими. Это дербентский проход вдоль Каспия, дарьяльский, через который в XIX веке Россия проложила Военно-Грузинскую дорогу, и Черноморское побережье. Вдоль последних двух в последние годы и разгорелись конфликты (третий «закрыла» на дальнем подходе мятежная Чечня).

Война Тбилиси с Осетией была с геополитической точки зрения нонсенсом. Эти два района на протяжении большей части истории были в союзных отношениях друг с другом. Отсюда в XII веке пришли на помощь Картлийскому царю Давиду Строителю его союзники кыпчаки (половцы). Через Дарьял же прошли в XIX веке российские войска в перешедшую под руку Москвы Восточную Грузию. Ось Север — Дарьял — Восточная Грузия традиционна и достаточно крепка. Так же, как и другая, — Черноморское побережье Кавказа — Западная Грузия — Малая Азия еще со времен Митридата Понтийского.

Любопытно, что при правлении в Тбилиси представителя Западной Грузии Звиада Гамсахурдиа произошло замирение с Абхазией и разгорелась война в Южной Осетии, а при правлении представителя Восточной Грузии Эдуарда Шеварднадзе все развернулось в обратную сторону: в Цхинвали пусть и худой, но мир, зато в Абхазии война разгорелась не на шутку…

И казахи становятся то ли хазарами, то ли половцами, а Ростов из внутренней советской области превращается в российские Врата Востока…

ГЕГЕМОНЫ АРАБСКОГО МИРА

Впрочем, если последовательно внедрять на Ближнем Востоке идеологию национального сепаратизма, то возможности дробления здесь поистине беспредельны. После войны в Заливе Ирак фактически оказался расколотым на три части: курдский север, шиитский юг и центр (суннитский) во главе с устоявшим Саддамом Хусейном.

Любопытно, что сценарий «стратегии обеспечения безопасности» Израиля на 80-е годы, по словам одного из бывших сотрудников МИДа этой страны, предусматривал именно такой распад Ирака. Не обделены были вниманием и другие страны. По подсчетам «специалистов», здесь возможно создание еще десятка полтора новых государств.

Но наряду с сепаратизмом в этом регионе с начала века развивались и мощные интегралистские движения, одно из которых — арабский национализм. Зародившееся в конце XIX века в среде «западнической» арабской интеллигенции его движение получило активную поддержку Европы. На его волне выдвинулся целый ряд ярких лидеров, который открывает Гамаль Абдель Насер.

23 июля 1952 года «Свободные офицеры» во главе с Насером свергли в Каире короля Фарука и взяли курс на панарабизм социалистического толка. Это был первый после 1918 года серьезный вызов, брошенный Ближним Востоком Западу.

В том же году в Москве начался процесс по «делу врачей» — евреев. СССР, поддержавший было вначале Израиль, начал переориентацию на арабский мир.

И даже то, что Насер, как в свое время Ататюрк, жестко расправился с коммунистами не помешало Никите Сергеевичу Хрущеву присвоить ему звание Героя Советского Союза. Позднее примеру Ататюрка и Насера последовал и Саддам Хусейн.

Египет оставался лучшим другом Кремля и признанным лидером арабского мира вплоть до Кэмп-Дэвида, когда преемник Насера Анвар Садат заключил сепаратный мир с Израилем.

Но переход Каира на «западные рельсы» воспринимается далеко не однозначно даже самими египтянами. И сегодня в Египте вполне реальна угроза развития событий по алжирскому или даже иранскому варианту.

Продолжателем дела Насера считает себя генерал Хафез Асад, пришедший к власти через несколько месяцев после смерти последнего.

Летом 1976 года 30-тысячный контингент сирийских войск под знаменем межарабских сил пересек границу с Ливаном и занял восточные районы этой страны, где второй год бушевала гражданская война. А через пятнадцать лет, в конце мая 1991-го, после подписания нового сирийско-ливанского договора, президент Асад заявил, что «сирийцы и ливанцы — один народ в двух государствах».

За семь месяцев до этой встречи, 13 октября 1990 года, в тот момент, когда внимание всего мира было приковано к Багдаду, оккупировавшему Кувейт, сирийцы вошли в Восточный Бейрут, и оплот иракских интересов в Ливане христианская армия генерала Мишеля Ауна — перестал существовать. К двум третям контролируемой Сирией территории «Страны кедра» прибавился еще кусок. А Дамаск сделал второй шаг к созданий великой Сирии, которая должна состоять из Сирии, Ливана, Палестины и Иордании.

Другой продолжатель дела Насера — Саддам Хусейн — известен поболе. Ирак ныне чуть ли не единственная страна, лидирующая в арабском мире. Даже в условиях тотальной блокады и противостояния с едва ли не половиной мире, у Багдада нашлись союзники, не говоря уже о многочисленных сторонниках в остальных странах.

Популярность Саддама достаточно просто объяснима. Для большинства очевидно, что США и Запад вступились вовсе не за Кувейт, а за свои бензоколонки. Не вызвала же такую реакцию агрессия Ирака против Ирана десять лет тому назад, хотя тогда Багдад вторгся почти на 400 километров на чужую территорию. Но в Тегеране сидел заклятый враг Запада аятолла Хомейни.

Об истинных намерениях Запада говорит и ситуация, возникшая в Ираке после войны в Заливе. Когда стало ясно, что на смену Саддаму могут прийти исламисты, интерес к восставшему шиитскому югу угас. На севере же, где добывается почти 70 процентов иракской нефти, речь идет лишь о курдах. Хотя на этой территории проживает и другой народ, почти равный по численности курдам и также страдающий от тирании Багдада.

В мае прошлого года, когда весь мир говорил о трагедии курдского народа, в Лондоне прошла демонстрация представителей туркманов. Туркманы, которых в Ираке насчитывается около двух с половиной миллионов, тщетно пытались привлечь внимание сильных мира сего к судьбе своего народа.

Двойной стандарт Запада по отношению к курдам и туркманам объясняется просто: туркманы, которых считают своей частью сразу три народа — туркмены, азербайджанцы и турки, — ориентируются на Анкару, которая и так не скрывает своих претензий на Мосульский регион. А воевать ради того, чтобы в результате прикрепить к Турции (пусть и союзной) бензобак в виде иракского севера, Западу не с руки.

ЯВЛЕНИЕ АЯТОЛЛЫ НАРОДУ

В ночь со 2 на 3 февраля 1982 года около трех часов утра жители сирийского города Хамы были разбужены призывами, которые раздавались из громкоговорителей на минаретах. Ночные муэдзины объявили, что в Сирии началось восстание против еретического режима генерала Хафеза Асада и призвали правоверных к оружию. За два часа до этого исламские боевики взяли штурмом здания горкомов ПАСВ и компартии, государственные учреждения. Четыре дня Хама была в руках исламистов. Президент Асад бросил на мятежный город армию, поднял в воздух авиацию. В боях за Хаму погибло около 30 тысяч человек.

Это событие стало одним из наиболее ярких в череде выступлений нового интегралистского движения Востока. Французы, пристально и настороженно следящие за мусульманским миром, назвали его «исламским фундаментализмом» и придали этому названию четко выраженный негативный оттенок.

Кульминация исламского интегрализма — иранская революция 1979 года, когда был свергнут прозападный шахский режим и к власти в Тегеране пришел аятолла Хомейни.

Исламская революция стала вторым грозным вызовом Западу.

Страны Востока, стоящие на слабеньких «западных» ножках, под мощным исламским напором стали угрожающе крениться. Выступления, подобные событиям 1982 года в Хаме, прокатились по многим из них. И хотя в самом Иране после смерти Хомейни запал исламизма существенно остыл, импульс революции продолжает распространяться по планете. Последними его вызовами стали победа на выборах в Алжире Исламского фронта спасения и приход к власти в Душанбе Исламской партии возрождения.

Успехи исламского движения, как это ни странно, стимулируются усиливающимся натиском Запада. В исламе Восток видит прежде всего способ сохранения своей «самости».

ВОЙНА С ИРАНОМ ЗА ТУРАН

Геополитический вакуум, возникший после распада СССР, сдвинул с привычных орбит и соседние страны. Часть из них принялась укреплять границы, дабы не допустить на свою территорию «заразу». Часть же пытается, распространив влияние на новые сопредельные страны, создать «пояс безопасности».

Иран оказался в числе последних. Позиция невмешательства, занятая, к примеру, Китаем, для Тегерана — непозволительная роскошь.

Светский, занявший прозападную позицию Баку уже одним своим существованием стимулирует сепаратистские настроения в южном, иранском Азербайджане. Война в Карабахе играет роль катализатора, постоянно приковывающего взоры иранских азербайджанцев к судьбам соплеменников на севере. Остановить это влияние Тегеран не в состоянии. А потому он пытается лавировать между Ереваном и Баку, засылает на север эмиссаров, делит на части свои азербайджанские провинции.

С другой стороны, его успехи на Востоке, в Таджикистане, тоже грозят обернуться кризисом внутри страны. Исламский союз с Душанбе густо замешен на идее этнического родства, педалируемой преимущественно его восточным соседом.

И то, и другое, будучи обращено к национальным чувствам, грозит вызвать к жизни этнический сепаратизм, уничтоживший на его глазах могучего северного соседа.

Страшась этой западной болезни, Тегеран стремится расширить зону своего влияния на весь мусульманский регион бывшего СССР и апеллирует прежде всего к религиозным чувствам.

В свою очередь Запад, опасающийся усиления Ирана за счет волонтеров из числа новых постсоветских стран, активно противодействует этому посредством своего союзника на Востоке — Турции.

Счет в противоборстве Анкары и Тегерана пока 5: 1 в пользу первой. В активе у Ирана лишь Таджикистан, а точнее, Душанбе, последовательно уклоняющийся от тюркских политических тусовок.

Продвижение Запада в Центральную Азию похоже на прокладывание гати через болото. Турция — западный мост на Восток. Азербайджан становится мостом в Среднюю Азию для Анкары и т. д. Однако в самой Турции, приветствуя продвижение на Восток, многие в то же время возражают против прозападной позиции страны.

В принципе нельзя исключать вариант, при котором Анкара, в достаточной мере сблизившись с Востоком, в один прекрасный день может вдруг повернуться спиной к Западу. Предвидя подобный исход, Запад предусмотрел сразу несколько рычагов давления на Анкару. Во-первых, это давний недруг Турции Греция (входящая в отличие от первой в ЕС и всячески препятствующая вхождению туда Анкары). Во-вторых, Сирия, претендующая на некоторые турецкие территории и традиционно поддерживающая антитурецкие организации курдов и армян. В-третьих, курдский вопрос, лихорадящий юго-восточную Анатолию с 1918 года. И, в-четвертых, вопрос армянский. Армения, как известно, не отказывается от своих претензий на северо-восточные провинции Турции.

Время от времени эти вопросы поочередно поднимаются то в сенате США, то в Европарламенте.

ЗАПЛУТАВШИЕ ПРОСТРАНСТВА

Впрочем, даже если и возникнет мощный тюркский союз, Туран, то его центр наверняка будет не в Анкаре.

В конце XIX — начале XX века национально-романтическая интеллигенция в Стамбуле грезила Тураном, каганатами, Ордой, а в Санкт-Петербурге и Москве точно так же мечтали о заливах, Константинополе и возрождении славы и блеска Византийской империи. Весь парадокс заключался в том, что ни то, ни другое не исчезало, а романтикам, чтобы воплотить свои мечты в жизнь, надо было только поменяться местами.

Потому что Османская империя стала преемницей Византийской, а Российская — Золотой Орды, Турана. Султан Мехмед П Фатих, завоевав Константинополь, вошел в него не как завоеватель, а как новый император древней империи. Свое государство турки назвали не каганатом или Ордой, а «Кайсар-и-Рум», то есть «Римская империя», верховный владыка же стал «султаном турок и ромеев». Эту преемственность почувствовали и греки в осажденном Константинополе, отказавшись даже в критический момент идти под Рим, Запад. Их настроения лаконично выразил последний византийский премьер Лука Нотарас, заявивший: «Лучше тюрбан султана, чем шапка кардинала».

Подобно Мехмеду П поступил и Иван Грозный. Завоевав Казань, он к своему титулу «Царь Московский» присоединил еще один — «Царь Казанский», что позволило тем из его новых татарских подданных, которые перешли к нему на службу, не считать себя коллаборационистами и изменниками. И далее, по мере присоединения новых государств к расширяющейся Российской империи росла и титулатура российских императоров.

Как бы ни были сильны национально-романтические настроения, геополитика, как правило, перевешивает их…

ШТОРМ У ПОДНОЖИЯ КРЫШИ МИРА

Когда советские войска ушли из Афганистана, практически все наблюдатели предрекали скорое падение Наджибуллы и победу моджахедов. Но Наджибулла устоял. Его падение было предрешено позже, в конце августа 1991 года, когда исчезло само породившее его пространство: социалистическая империя.

Падение Наджибуллы предопределило, в свою очередь, свержение Рахмона Набиева и поставило под угрозу Ислама Каримова. Все это было неизбежно, так как после того, как рухнуло старое пространство, политический сюжет стал развиваться в рамках привычного, досоветского пространства, включающего в себя древние Хорасан и Мавераннахр.

Объединенные до последнего времени общим врагом — просоветским кабульским режимом — моджахеды раскололись на пуштунский юг и таджикско-узбекский север, а также ряд более мелких, превратив Афганистан в центральноазиатский Ливан. Победа оппозиции в Душанбе, в свою очередь, расколола Таджикистан на «исламско-демократический» Душанбе и Гарм и «просоветские» таджикско-узбекские Куляб и Ленинабад. И снова парадокс: таджикская оппозиция, неоднократно декларировавшая единство с братьями в Иране и Афганистане, стала блокироваться не с соплеменниками в Кабуле и афганском севере, а с пуштунами Гульбеддина Хекматиара.

А в противовес этому блоку стал формироваться другой: Кабул (Мазари-Шариф) — Куляб — Ленинабад — Ташкент, в котором вполне органично сочетаются постсоветские номенклатурные осколки с прозападной ориентацией.

В ходе конфликта постепенно размылись поначалу четкие цвета на знаменах воюющих сторон («демократы» и «партократы»), и лишь с очень большой натяжкой можно увидеть ныне в них борьбу «зеленого» с «красным».

Здесь разворачивается та же борьба, что и повсеместно, — война национального сепаратизма с интегрализмом. И в этом плане наметившийся альянс Душанбе — Хекматиар — Тегеран с ярко выраженным исламским характером выступает с более «прозападных» позиций, нежели их умеренно-светские противники. В Таджикистане воюют не таджики с таджиками или узбеками (так же, как и в Афганистане не пуштуны с таджиками и узбеками), а сторонники нового национального государства с консерваторами, сторонниками старого.

И в этой связи ориентация Ходжента (и примыкающего к нему Куляба) на Ташкент — естественна и закономерна. Этот регион никогда не знал межнациональных распрей и коллизий. Наиболее отчетливая оппозиция проходила не по линии «тюрок-иранец», и даже не по религиозному признаку, а по образу жизни: оседлый — кочевой. И потому оседлые тюрки-узбеки Ферганской долины ближе к таджикам Ходжента, чем к кочевым тюркам-кыргызам, или казахам, и даже вчерашним кочевникам-узбекам.

СРЕДНЕАЗИАТСКИЕ АССИМИЛЯТОРЫ

В конце июня 1990 года, сразу же после ошских событий, в Алма-Ате по инициативе Олжаса Сулейменова состоялась встреча узбекских и киргизских демократов. Когда один из представителей Киргизского демократического движения заявил, что причина конфликта в том, что «узбеки забрали в свои руки всю торговлю в Оше», его ташкентский оппонент не выдержал: «Давайте разберемся, — сказал он, — кто такие узбеки? Узбек — это тот же киргиз, казах, туркмен, который перестал кочевать, осел и стал возделывать землю и торговать». В этих словах точно подмечена суть отличия узбеков от остальных тюркских народов региона.

Динамичный и энергичный народ, во многом утративший родоплеменное деление, узбеки, единственные в регионе, обладают способностью ассимилировать соседей. Ни один узбек не может стать киргизом, туркменом или казахом, так как нельзя проникнуть в замкнутую консервативную родо-племенную систему, где все знают своих предков до седьмого колена и свой род-племя. И в то же время для того, чтобы стать узбеком, киргизу, казаху или туркмену надо просто начать жить. как узбеки, и перейти на узбекское наречие. И если не он сам, так его сын или внук будут уже узбеками. Потому что узбеки — это давно уже не род и не племя, а образ жизни.

Эта черта, с одной стороны, побуждает узбеков — самый многочисленный народ Средней Азии, живущий в ее сердце — к интеграции с соседями, а, следовательно, к лидерству в регионе, с другой же стороны, отпугивает соседей и заставляет их дистанцироваться от Ташкента.

ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ ПРЕЗИДЕНТА

Казахстан не менее Узбекистана стремится к интеграции. Но здесь побудительные мотивы иные. Наиболее отчетливо они видны на примере политической карьеры одного из самых заметных лидеров постсоветской эпохи Нурсултана Назарбаева.

После «Беловежской вечери» наблюдатели ожидали «мусульманского ответа» — образования «азиатского союза» в противовес «славянской антанте». Более того, вроде бы был очевиден и лидер постсоветской Азии — Нурсултан Назарбаев. Однако встреча произошла вопреки ожиданиям в Ашгабате, и опять-таки, вопреки ожиданиям, азиаты не хлопнули дверью, а изъявили желание к «воссоединению». А всеобщее «славяно-мусульманское» примирение состоялось в Алма-Ате под эгидой Назарбаева.

На протяжении последних двух лет Н. Назарбаев блистательно лавировал между «Европой» и «Азией». Он сумел не только стать общепризнанным авторитетом в Средней Азии, но и догнать по рейтингу в России Бориса Ельцина. И завоевал прочную репутацию «великого примирителя», постоянно ищущего компромисс между западом и востоком бывшего СССР, «правыми» и «левыми» на тех же просторах и т. д. Хотя при всем при этом среди «крайних» у себя на родине он далеко не так популярен: националисты считают его предателем интересов своего народа, а стоящие на противоположном полюсе русскоязычные сепаратисты — ярым националистом.

Вполне возможно, что в глубине души Нурсултан Назарбаев-космополит или же, наоборот, откровенный националист. Но это не имеет никакого отношения к реальной политике. Это — факт личной биографии конкретного человека, а не политика. Биография же Назарбаева — президента Казахстана определяется не его личными симпатиями или антипатиями, а прагматикой, сформировавшейся под мощным прессингом геополитики.

Казахстан, пожалуй, уникальная среди бывших советских республик. Он в буквальном смысле — маргинальная, пограничная страна, находящаяся на стыке между двумя великими культурами. Население его разделено по этому принципу почти пополам, территория — тоже. В случае дальнейшего нарастания центробежных тенденций Казахстан будет разорван пополам. В этих условиях Н. Назарбаев смог превратить геополитические слабости своей страны в их противоположность. С одной стороны, Казахстан со времен противостояния республик горбачевскому центру воспринимается как неотъемлемая часть большой славянской четверки. С другой — он такая же неотъемлемая часть тюрко-мусульманской половины бывшего СССР и в качестве такового непременный участник всех региональных саммитов и проектов. Более того, в контактах со славянским северо-западом за Назарбаевым незримо присутствует сила «азиатов», на встречах в Азии же с ним считаются как с представителем «северо-запада».

В этой ситуации геополитического стыка никакой иной президент, или, точнее, президент, проводящий иную политику, просто-напросто не выжил бы. Грубо говоря, Назарбаев-националист, или же Назарбаев-космополит, продержался бы не более полугода. Более того, вверг бы свою страну в неминуемый конфликт. За примерами далеко ходить не надо. Один лишь приход к власти представителя одной стороны — ярко-выраженного «кремлевца» Геннадия Колбина — вызвал первый межнациональный конфликт эпохи перестройки.

ПОСЛЕДНЯЯ ИМПЕРИЯ

В начале сентября киргизская авиакомпания, испытывающая острый дефицит топлива, работала в полную нагрузку. В Бишкек слетались делегаты всемирного конгресса кыргызского народа. Но самая многочисленная делегация — от соплеменников в Китае, как выяснилось в последний момент, прибыть на столь долгожданную встречу не смогла. Официальный Пекин не выдал разрешения китайским киргизам на выезд в суверенную Республику Кыргызстан.

Незадолго до этого события в Бишкеке состоялся съезд другого тюркского народа — уйгуров, на котором была провозглашена Уйгурская демократическая партия, поставившая целью создание независимого Уйгуристана. Если принять во внимание тот факт, что Пекин именует эту страну Синьцзян-Уйгурским автономным районом (вторая часть достаточно компромиссная: в переводе с китайского «Синьцзян» означает «умиротворенный край»), то причина отказа Пекина понятна.

И совершенно не важно, что Минюст Кыргызстана отказал в регистрации уйгурской партии. Сам факт возникновения независимых государств в Западном Туркестане (Средняя Азия и Казахстан) является максимально эффективной агитацией для жителей Восточного Туркестана (Уйгуристана). Огромной общине уйгуров в Средней Азии и Казахстане можно отказать в регистрации собственных политических организаций, дабы не обострять отношений с могущественным восточным соседом. Но ни один президент этого региона не сможет запретить своим подданным — уйгурам заниматься неофициально политической деятельностью ради достижения независимости своей исторической родины, так как это вызовет резкую реакцию среди коренного населения региона — таких же тюрков, как и уйгуры.

В Пекине прекрасно это понимают. И потому занимают настороженно-жесткую позицию по отношению к сопредельным государствам, возникшим на территории постсоветской Азии. У Китая — последней классической империи планеты — масса проблем со своими национальными регионами. И прежде всего — с Уйгуристаном, Тибетом и Внутренней Монголией. «Дотяньаньмынский» курс Пекина разбудил поборников независимости в этих китайских автономиях, где и без того никогда не угасало стремление к свободе.

PAX AMERICANA?

Ныне Запад и его лидер США победили вроде бы полностью и безоговорочно. ООН все больше и больше приобретает черты палаты национальностей Европарламента или американского сената. В ней обнаружилось плотное правящее большинство и практически отсутствует оппозиция (нет державы-ядра, вокруг которой могли бы группироваться несогласные). Запад молчаливо признан планетарным большинством в качестве Абсолюта и непререкаемого Авторитета. Западная демократия — идеальная модель социального устройства. Доллар — абсолютный монарх в империи под названием СКВ.

Но неожиданно Запад сам же возвестил о том, что западная модель вовсе не универсальна. После победы исламистов на выборах в Алжире выяснилось, что демократия хороша лишь тогда, когда побеждают «свои». В противном случае ее можно давить танками. Что сепаратизм плох только у себя дома. У соседей же — другое дело.

Выяснилось также, что Запад, приветствуя появление на месте «империи зла» новых государств, вовсе не собирается зачислять их все в «свои». В конце прошлого года тогдашний госсекретарь США Джеймс Бейкер достаточно жестко обозначил американские приоритеты на одной шестой части суши. Кроме «своей» Прибалтики и «большой четверки», в Средней Азии — это Кыргызстан, занимающий исключительно удобное стратегическое положение: между исламским миром и Китаем, а в Закавказье — Армения.

Впрочем, в отношении последней весной этого года на первый взгляд произошел как бы перелом. Если до этого Запад единодушно клеймил коммунистическо-мусульманский Азербайджан, то весной, когда стало ясно, что власть а Баку меняется, отношение вдруг переменилось. Читатель в Европе и Америке узнал, что среди мусульман тоже есть демократы. И что Азербайджан тоже имеет право на территориальную целостность.

Летнее наступление азербайджанской армии в Карабахе не вызвало резкой реакции на Западе. А после заключения контракта между Баку и «Бритиш петролеум», премьер-министр Англии Джон Мейджор счел необходимым выразить отношение своей страны к карабахскому конфликту И, разумеется, выяснилось, что Великобритания за территориальную целостность демократического Азербайджана и т. д. и т. п.

Но, более чем уверен, что, если азербайджанская армия вдруг перейдет в решительное наступление и появится реальная возможность победы в Карабахе, в последний момент ей не дадут этого сделать. Да, Запад заинтересован сейчас в стабильности в регионе: нефть, к которой он получает ныне доступ, необходимо добывать, а затем и вывозить в спокойной обстановке. Но, с другой стороны, кто сможет дать гарантии, что завтра в независимом Азербайджане не появится местный Муамар Каддафи или Гамаль Абдель Насер, которому взбредет в голову национализировать иностранные нефтяные компании или еще что-то в этом роде?..

КТО ПОДНИМЕТ ПЕРЧАТКУ?

Историю взаимоотношений Запада и Востока можно рассматривать как непрестанную войну двух великих идей человечества: сепаратизма и интегрализма. Она представляет собой перманентные вызовы и ответы, выливавшиеся во взаимные походы. Каждая из сторон шла на другую с высокими идеями, преисполненная осознанием своей высокой миссии. Но каждый раз дело заканчивалось банальным грабежом и… ответным походом.

Троянская война и экспансия Эллады на «варварский Восток» аукнулась персидским нашествием. Великий поход Александра Македонского завершился истощением Эллады на западе и расцветом эллинизма в Азии, что, заметим, было уже явлением восточным. Рим, завоевав Ближний Восток, вместе с ним втянул в себя и христианство, которое в конце концов похоронило языческую Римскую империю. А Восток, отколовшись от Вечного города, выработал свой вариант этого учения — православие и перешел в ответное наступление.

Эстафету православных византийцев приняли последователи следующего континентального движения — мусульмане, которые дошли до Пиренеев. Европа ответила крестовыми походами. И здесь православие и ислам были по большому счету союзниками.

Александр Невский бился с крестоносцами на Ладоге и Неве практически в то же время, что и мусульмане в Палестине. Впрочем, на Западе тоже особо не заблуждались насчет единоверных православных. Четвертый крестовый поход был направлен не против мусульман, а против византийцев, которые «такие еретики, что, самого папу тошнит».

Крестовые походы обернулись для Европы манихейской ересью, принесенной из Азии, религиозными войнами и, в конечном итоге, распадом в исчезновением гармоничного средневекового общества и культуры. А преемники Византийской империи турки-османы вышли на Дунай и осадили Вену.

Перегруппировка отброшенного назад Запада завершилась Великой французской революцией, и Европа начала новый «дранг нах остен» уже под знаменем национализма. Интегралистский Восток отступал, сдавая позицию за позицией. Последней попыткой ответа было возрождение интегралистской империи, но под еретическим знаменем социализма. Она должна была неизбежно рухнуть, как и предшествовавшие еретические империи — маздакитский Иран, манихейский Уйгурский каганат, хуррамитская держава Бабека… Она и рухнула.

Но что породит нынешний поход Запада на Восток? Если есть вызов, то должен появиться и ответ. Поиски его идут уже второе столетие. Причем как в сфере идеологии, так и в сфере религии. В их числе и возникшие на рубеже XIX–XX веков пантюркизм; панславизм, панарабизм, панисламизм. Это и попытки создания новой синтетической религии, предпринятые на Востоке в это же время. Именно тогда возникли в Иране бабизм и его продолжение-бехаизм. Поиски продолжаются и в наши дни — от исламского экуменизма Хомейни до «третьей мировой теории» Муамара Каддафи…

Сегодня трудно сказать точно, какие формы приобретет этот ответ континента. Но ясно одно: то новое учение или движение, которое вызревает сегодня в недрах бурлящей Евразии, будет носить объединяющий, интегралистский характер. Может быть, оно созреет в коконах существующих ныне интегралистских движений Востока, а может, переработает западную идеологию на Великом Шелковом пути XXI века — трансазиатской магистрали от Стамбула до Сингапура…

Оглавление