«Друг или враг?»

Друг или враг? (fb2) - Друг или враг? (Разум познает мир) 1661K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Борис Игоревич Козлов

Борис Козлов ДРУГ ИЛИ ВРАГ? Человек, техника, природа

Человек задает вопросы (пролог)

Победы техники как бы куплены ценой моральной деградации. Кажется, что, по мере того как человечество подчиняет себе природу, человек становится рабом других людей либо же рабом своей собственной подлости. Даже чистый свет науки не может, по-видимому, сиять иначе, как только на мрачном фоне невежества. Все наши открытия и весь наш прогресс как бы приводят к тому, что материальные силы наделяются интеллектуальной жизнью, а человеческая жизнь, лишенная своей интеллектуальной стороны, низводится до степени простой материальной силы.

К. Маркс, Речь на юбилее «The People’s Paper», произнесенная в Лондоне 14 апреля 1856 года.

Пятьдесят шесть лет спустя после того, как были сказаны эти слова, в пассажирском порту славного города Саутгемптона царило необычайное оживление. Два оркестра, сменяя один другой, непрерывно играли бодрые марши и зажигательные новомодные мелодии матчиша, увертюры оперетт. Огромная толпа провожающих и любопытствующих, в которой, однако, никто не наступал друг другу на ноги и не толкал соседа локтями; взмахи рук, цветные облачка тончайших шарфов и платков, черные цилиндры — все это как бы реяло в свежем утреннем весеннем воздухе. А над радостным великолепием, на самом верху высоченной черной стены, расчерченной строгими рядами заклепок, на белых надстройках, огражденных леерами палубах — ответные взмахи платков, тысячи рук, белые манжеты и все те же цилиндры. Отплывающие первым рейсом самого большого в мире парохода «Титаник» прощались с английской землей, с друзьями, родными и поклонниками.

Предстоящее рекордное плавание на самом безопасном в истории океанском лайнере обещало множество приятных впечатлений. «Чудо XX века», «техническое совершенство» — как только не называли репортеры гигантское судно.

И оно, надо сказать, заслуживало самых лестных отзывов. Только что спущенный на воду на верфях Белфаста «Титаник» имел водоизмещение 46 тысяч 300 тонн — на тысячу тонн больше, чем выстроенный за год до того «Олимпик». 2 тысячи 201 человек на борту, ошеломляющая роскошь интерьеров, самые последние достижения техники, — все это не могло не вызывать гордости за технический прогресс человечества. Ведь и ста лет не прошло с тех дней, когда первое парусно-паровое судно «Саванна» на переходе из Америки в Европу показало среднюю скорость 5 узлов и поставило рекорд, доставив своих пассажиров в порт назначения за 26 суток! Правда, в том рейсе паровая машина мощностью в 90 лошадиных сил работала всего четыре дня, а остальное время два гребных колеса бездействовали, — судно шло под парусами.

Так или иначе, отплытие «Титаника» приковало к себе внимание всего цивилизованного мира. Особенно подогревала интерес борьба за рекорд скорости, разгоревшаяся между судовладельцами Германии и Англии с середины XIX века, когда был учрежден специальный приз — знаменитая «Голубая лента» за наименьший срок перехода из Европы в Америку и обратно.

Конец XIX — начало XX века — время, когда человечество переживало такую кружащую головы гордость за собственные технические достижения, с которой сравнимо только упоение техническим могуществом, свойственное инженерам… XVI века! В 1575 году прославленный механик и математик Джироламо Кардано в числе наиболее удивительных явлений своего времени отметил открытие Америки, пиротехнику, применение магнитного компаса и книгопечатание. «Чего же еще недостает нам для овладения небом?» — с гордостью вопрошал он в книге «О моей жизни». Недоставало, конечно, еще очень многого, но казалось, что в начале XX века эта недостача несущественна. Лозунг полной, безоговорочной победы над природой приобрел почти характер констатации, а человечество видело себя на пороге нового «золотого века».

Нам легко теперь назвать и подлинную цену прошлых вершин технического могущества человечества, и грозные приметы будущего, недооцененные авторами оптимистических прогнозов. Не об этом ли предупреждал Карл Маркс?

Мы можем понять тяжелейший шок, пережитый человечеством при известии о том, что 15 апреля 1912 года самое совершенное творение технического гения — крупнейшее в мире пассажирское судно «Титаник», следуя полным ходом в Нью-Йорк, столкнулось в Северной Атлантике с айсбергом и пошло на дно, унеся с собой на страшную глубину 1513 человеческих жизней.

Суд признал виновным капитана, совершившего, как было доказано, ошибку в управлении судном. Но главной, неофициальной причиной катастрофы стало другое. Представитель владельца судна категорически требовал от капитана держать наивысшую скорость, несмотря на поднявшийся к ночи туман. Судовой радист принял предупреждение о возможном появлении в этом районе айсбергов. Но и на это не обратили внимания. Сиявшее огнями судно не убавило ход и мчалось сквозь мрак к месту гибели с прежней скоростью. Компании нужна была «Голубая лента»! Моральная сторона этого дела так и не была рассмотрена. И вообще, как показала вскоре история, трагедия в Северной Атлантике хотя и продемонстрировала всему миру опасность чрезмерных упований на технический прогресс, однако так и не была осмыслена.

Через считанные месяцы созданные людьми чудеса техники стали средством кровавой бойни на полях первой мировой войны. Химическая наука дала людям не только противогаз Зинина, но и принесла газовые атаки, вызвала отравление хлором тысяч людей. Иприт, «увековечивший» название речушки Ипр, фосген, десятки других отравляющих веществ… Пулеметы Максима, бронированные машины на гусеничном ходу (изобретен для сельскохозяйственных нужд русским крестьянином Блиновым), подводные лодки, пушки Круппа, дредноуты — все самые последние, самые совершенные достижения техники были использованы для создания смертоносного арсенала, обращены в орудия убийства.

Но страшный маховик только начинал раскручиваться, набирая ход за счет развития наук, расцвета промышленности, промышленного производства и технологии. И вот уже не только военная, но и самая мирная техника выдвигается в ряды противников человечества, создавшего ее для собственного блага, то есть с самыми благими намерениями. Вместе с технологией массового и крупносерийного производства на планету Земля пришла новая опасность: резко усилившееся отравление воды, воздуха и поверхности суши отходами технической деятельности. До той поры, когда люди, наконец, поняли размеры угрозы, прошло по историческим меркам не так много времени, но процесс деградации природы под воздействием технических факторов приобрел уже планетарные масштабы, возымел труднопреодолимые последствия.

Возможно, угроза существованию жизни на Земле была бы осознана еще позже, если бы не разразилась потрясшая человечество трагедия Хиросимы, сразу ставшая символом новой, созданной самими людьми глобальной проблемы.

Где, когда, на каком этапе истории разверзлась пропасть между прошлым и настоящим? Как и почему человечество перешло от безудержного любования собственными техническими достижениями к пессимистическим прогнозам, к критической переоценке роли техники в жизни человека и природы? Эти вопросы вовсе не риторика, от ответа на них зависит самое главное — деятельность человечества по изменению сложившейся ситуации. И, надо сказать, в попытках ответа недостатка нет.

Мы можем сразу указать если не линию, то приблизительную пограничную область, участок на шкале исторического времени, разделивший два мира, два разных подхода к оценке отношений между человеком и техникой, человеком и природой. Не забывая о том, что новые оценки начали складываться задолго до середины нашего века, можно утверждать, что именно в то время, в 50—60-е годы XX века, пересмотр роли технического прогресса и его последствий в жизни общества стал общепризнанной необходимостью.

Буржуазный исследователь проблем научно-технического прогресса JI. Арманд пишет: «Общество не в состоянии укротить технику, которая, будучи предоставлена самой себе, продвигается вперед как неудержимый поток». Значит, виновата сама техника, само ее непредсказуемое и неуправляемое развитие? Другой крупнейший экономист современного буржуазного мира Дж. Гэлбрайт не склонен «списывать» отрицательные последствия научно-технического прогресса на бездушную технику. «Экономический рост представляет собой основную цель фирмы, поэтому он становится основной целью для общества. Поскольку рост обретает первостепенное значение для общества, ничто, разумеется, не должно стоять на его пути. Сюда относятся и последствия роста, в том числе отрицательные последствия для окружающей среды», — пишет он.

Если у Арманда во всем виновата техника, вырвавшаяся из-под контроля, как джинн, выпущенный из бутылки и не пожелавший вернуться в нее, то у Гэлбрайта назван и хозяин волшебной лампы Аладдина — капиталистическая монополия, фирма, в чьем безраздельном распоряжении находится джинн научно-технического прогресса. Правда, фирма, по Гэлбрайту, действует не сама по себе, а от имени общества. Но так ли оно на самом деле?

Наверное, самую древнюю версию причин несовершенства техники предлагают те, кто разделяет убеждение в божественном происхождении человека. Необходимость трудиться, орудия труда, технологические процессы — все это результат происков дьявола, проклятье, обрушенное на голову потомков наказанного богом Адама. В доказательство своей правоты верующие приводят еще и современное состояние отношений между природой и человеком, между человеком и техникой: это, мол, по наущению дьявола люди подвели Землю к самому краю пропасти — всемирному экологическому кризису, современному концу света, давно предсказанному «отцами церкви». Впрочем, дело не в Адаме, так принято считать не только у христиан. Все религии считают и природу, и человека, и технику творениями всевышнего. А вот науку, жажду познания, стремление облегчить тяготы данного в наказание труда с помощью техники большинство религий относят уже не к божьим, а к дьявольским порождениям. Стоя на такой позиции, нетрудно отыскать в Апокалипсисе прямые указания на сей счет.

Если разобраться, не так далек от религиозных трактовок современных проблем научно-технического прогресса и Л. Арманд, слова которого мы приводили.

Разве не промышленное производство источает ежечасно тысячи тонн ядовитых отходов, отравляющих природу? Разве не ученые придумали атомную, термоядерную бомбы, пучковое оружие, разве не инженеры создали боевые лазеры, реактивные двигатели межконтинентальных ракет? А раз так, делают вывод сторонники данной точки зрения, наука и техника — злейшие враги человека, а вооруженный техникой и знаниями человек — злейший враг природы.

Нет, отвечают им сторонники другого модного современного направления философской мысли Запада — технократы. Все совсем не так! Дело не в недостатках техники, а в недостатках управления ею. Техника — друг человека в его борьбе с природой за жизнь. Главное— отдать политическую власть во всех странах мира инженерам, специалистам. Только профессионалы могут справиться с глобальными, то есть всемирными, кризисами — сырьевым, продовольственным, экологическим… Политики, философы, писатели все запутали. Миру нужна технократия — управление обществом, целиком отданное в руки технических специалистов. И тогда переделанная ими природа будет управляться электронными системами как безупречный, хорошо придуманный механизм…

Конечно, мы представили здесь крайне упрощенные модели различных конкурирующих сегодня взглядов на отношения человека, техники и природы, но суть их передали достаточно верно. Множественность столь различных подходов к анализу и решению жизненно важных для человечества проблем уже вызывает тревогу. Кто же прав, кто не прав, и если не прав, то в чем именно? Человек и природа, человек и техника, техника и природа — друзья они или враги?

Ответы на эти вопросы нужны не только специалистам. Каждый человек, живущий сегодня на планете, обязан иметь собственное мнение и уметь отличать политические и прочие спекуляции от истины, невежественные представления от научных теорий, вымыслы от конкретных фактов.

Чтобы разобраться в запутанных обстоятельствах и аргументах, лучше всего обратиться к тому, как они возникли и сложились. Клубок современных противоречивых связей между человеком и природой, сложнейшие отношения человека, техники и окружающего мира лучше всего распутывать, как говаривали древние греки, «ab ovo» — «от яйца», то есть с самого начала, и обязательно опираясь на факты. Поэтому автор приглашает вас, читатель, в путешествие по оси времени — от начальной точки отсчета истории человека и техники до наших дней. Сделать это не очень трудно, ведь историческая наука накопила бесчисленное множество конкретных данных, документов, дошедших до нашего времени свидетельств отдаленного и недавнего прошлого. Но, к сожалению, накопила она и множество различных, иногда противоречащих друг другу мнений относительно того, как надо оценивать и истолковывать эти факты и свидетельства. Для того чтобы безаварийно проплыть по бурному морю споров, научных и не вполне научных дискуссий, чтобы избежать ошибок и не посадить свой корабль на рифы неправильных суждений, мы попытаемся использовать в качестве доказательств и примеров только достоверные сведения, мнения вокруг которых можно считать устоявшимися, общепризнанными. Во всех других случаях, особенно там, где автор излагает свои собственные версии, в книге сделаны оговорки, упомянуты и другие точки зрения.

Такова в самых общих чертах задача, которую попытался решить автор в этой книге. И теперь только читатель может ответить на вопрос — удалось ему это или нет.

Глава 1. На заре технической цивилизации

У истоков истории

Не так давно, можно сказать, на наших глазах, во второй половине XX века, произошло чрезвычайное событие, касающееся всех. Человечество вдруг «постарело», да так, что антропологи только руками развели. Сенсационные — другого слова и не подберешь — находки останков неизвестного до той поры человекоподобного существа отодвинули начало истории человечества в прошлое сразу на сотни тысяч лет. Самое же главное состояло в том, что рядом были найдены грубо обитые камни — несомненные орудия труда, технические средства! Гомо хабилис (Человек умелый) — так назвали вновь обретенного предка людей нашедшие его английские археологи отец и сын Лики. Жил он, по-видимому, один миллион 750 тысяч лет назад, в самом начале каменного века. За находками у озера Танганьика в африканском ущелье Олдувай, название которого теперь стало всемирно известным, последовали археологические новости из Палестины, Кении и некоторых других мест.

Теперь специалисты считают, что человечеству более двух миллионов лет, если вести историю от времени появления на Земле первых палеантропов — уже не обезьян, таких, например, как южная обезьяна — австралопитек, но и не людей в полном смысле слова. Впрочем, эти события не поколебали представлений о времени возникновения Гомо сапиенс — Человека разумного, то есть вида, к которому принадлежим и мы с вами, читатель. Согласно современным данным, он появился на Земле около сорока тысяч лет назад.

Разбираться в сложных и не до конца еще решенных наукой проблемах появления и развития человека — дело особой науки — антропологии. Нас же интересует только одна сторона, один аспект этой проблемы — какими были отношения человека, техники и природы в самый ранний период их совместного исторического развития?

Прошел немалый даже по историческим меркам период времени от появления Человека умелого до возникновения Человека разумного и тем более до того этапа развития людей, когда их деятельность стала оказывать заметное влияние на окружающую природу. Для удобства отсчета времени специалисты предложили разделить весь период истории, когда основным рабочим орудием людей были каменные рубила, скребки, ножи и прочий выделанный из минералов инвентарь, ка меньшие периоды. Так в каменном веке (на самом деле он длился около двадцати тысяч обычных веков-столетий!) стали различать древний каменный век, или палеолит, средний, или мезолит, и новый, или неолит. Самый длительный из них — палеолит — разделили еще на нижний (то есть самый-самый древний), средний и верхний, граничащий с мезолитом.

Надо сразу сказать, что эти деления оси времени — вещь весьма и весьма условная. Ведь судить о столь отдаленном прошлом приходится по редким счастливым находкам скупых остатков материальной культуры. Очень непроста и проблема точной датировки археологических культур, так как древние люди в разных районах Земли развивались неодинаково. В то время как в Африке, в долине Нила и в Междуречье Евфрата и Тигра уже расцвел неолит, в Европе еще продолжался палеолит.

Средний палеолит обычно относят к периоду от шестидесятого до тридцатого тысячелетия до нашей эры. В это время в районах древнейших цивилизаций, сложившихся, конечно, гораздо позже, жили еще палеантропы — неандертальцы. Но уже в верхнем палеолите, датируемом 35–10 тысячелетиями до нашей эры, в этих же местах наступило господство людей современного типа — Гомо сапиенс — первых и единственных до сих пор существ, способных к целесообразной деятельности, то есть к труду, а также к созданию и использованию техники, а значит, и к социальному прогрессу.

Этому периоду мы должны уделить особое внимание. Дело в том, что с появлением на исторической арене Человека разумного в новый этап эволюционного развития перешли не только гоминиды, человекообразные, но вся планета Земля. Как это понимать? Ведь и раньше живые организмы оказывали заметное воздействие на развитие планеты. Достаточно вспомнить о фотосинтезе и производимом растениями кислороде, формировании огромных угольных залежей, о роли живого вещества в образовании так называемых осадочных пород (мощнейших пластов литосферы — геологической оболочки Земли), содержащих известняки, руды металлов, в отложении которых главная роль принадлежит живым организмам. Как показал в первой половине нашего века В. И. Вернадский, живое вещество играло и играет огромную роль в круговороте химических элементов, входящих последовательно то в состав минералов, то в состав атмосферы, растений, насекомых и животных.

С появлением человека естественно сложившийся кругооборот косного и живого вещества, естественные химические, физические и биологические процессы, протекающие в природе, стали сначала почти незаметно, практически незначительно, затем все сильнее и глубже изменяться под воздействием новой планетарной силы — человечества, преследующего свои цели. Выделившись из природы, человек в борьбе за существование стал не просто еще одним потребителем природных ресурсов, но и активным, сознательно действующим преобразователем окружающего мира. Физически слабый, способный к жизнедеятельности только в условиях узкого диапазона температуры воздуха, при строго определенном химическом составе атмосферы, нуждающийся в белках, жирах, углеводах и витаминах, человек стал непреодолимой силой благодаря способности мыслить, трудиться, образовывать сообщества себе подобных и, что особенно важно, использовать созданную им технику.

Уже в верхнем палеолите люди научились конструировать составные орудия. Археологи нашли каменные топоры, явно имевшие некогда рукояти из дерева или рога. Среди относящихся к этому периоду находок — ножи и серпы с роговыми или деревянными частями, в которые были вложены мелкие остро отточенные кремневые вкладыши. По-видимому, на охоте уже использовались луки и стрелы. На территории теперешнего Египта при раскопках стоянок четырнадцатого — двенадцатого тысячелетий до нашей эры были обнаружены каменные жернова-зернотерки. Возможно, в верхнем палеолите людям пришлось испытать первые сырьевые кризисы — истощение поверхностных россыпей удобного для обработки кремня заставило приступить к горным разработкам. Во многих районах Земли ученые обнаруживают примитивные шахты и штреки в меловых породах, содержащих вкрапления кремня. Находят и остатки рабочих орудий — мотыг из рога, каменных молотов.

Десятое — пятое тысячелетия до нашей эры — эпоха мезолита. В это время зарождается скотоводство. Некоторые племена начинают осваивать плодородные земли в поймах рек, использовать их для систематических посевов злаков и других съедобных растений. Все это привело к довольно заметным преобразованиям больших районов. Например, считают, что уже тогда бурно развивающееся скотоводство стало причиной опустынивания обширных пространств. Перегоняемые с места на место стада животных съедали траву, а их копыта уничтожали остатки травяного покрова и освобождали пески. Земледельческие племена, истощив один участок, сводили с помощью огня леса, чтобы посеять зерно на новом месте. Но особенно резкие, подлинно революционные события в истории человечества произошли в восьмом — седьмом тысячелетиях до нашей эры, в период, называемый неолитом.

Неолитическая революция имела огромное значение в жизни древнего общества — она предопределила его дальнейший путь к власти над Землей. На рубеже мезолита и неолита свершилось первое великое разделение общественного труда: сформировались пастушеские и земледельческие племена, человечество перешло от собирания пищи и охоты к производству потребляемых продуктов. Примерно с седьмого тысячелетия распространилась лепная глиняная посуда, которую позже стали обжигать. Для придания ей прочности и водонепроницаемости надо было удалить химически связанную в глине воду. В шестом тысячелетии началось выделение ремесла как особого рода профессии, то есть произошло второе великое разделение общественного труда. Этому способствовало изобретение гончарного круга — одного из важнейших технических новшеств в истории человечества. Массовое производство водонепроницаемой и прочной керамики существенно изменило быт людей. Если добавить к этому изобретение стана, заменившего плетение волокон ткачеством, строительство домов на каменном фундаменте и начало эпизодического применения меди, скорее всего — самородной, то становится ясно, как интенсифицировалось производство в этот период.

Так в шестом — пятом тысячелетиях до нашей эры в долине Нила и нижней Месопотамии, между Тигром и Евфратом, на территории нынешнего Ирака, сложились условия для объединения земледельческих племен, для возникновения городов, а с четвертого тысячелетия — и первых земледельческих цивилизаций на планете Земля.

Не будем далее излагать широко известные факты, события, многократно описанные. Очень кратко суть сказанного можно выразить так — к тысячному году до нашей эры в Передней Азии завершился ранний период древности человеческого общества.

Контуры железного века

В середине первого тысячелетия до нашей эры словно некий могучий ветер, незаметный оку ураган, пронес по Земле волну обновления. Изменилась жизнь пастушьих племен, ранних городских сообществ, земледельческих цивилизаций, претерпели революционную перестройку не только средства труда, материальная культура народов, но даже взгляды человечества на окружающий мир. Не случайно именно к этому времени историки относят деятельность основоположников религиозных систем: Заратуштры— в Персии, Будды — в Индии, Конфуция — в Китае. Около VI века до нашей эры проповедовали, если верить легендам, библейские пророки. Философы Древней Греции создавали первые в истории человечества материалистические учения, они же заложили основания диалектического метода.

Что послужило причиной этих перемен и почему мы обращаем на них особое внимание? Железный век! Появление нового прочного материала, железной металлургии, обходившейся без редкого и дорогого, как правило привозного, олова, необходимого для выплавки бронзы, совершило новую техническую революцию в жизни человечества.

Не надо думать, что люди в одно прекрасное утро проснулись уже в железном веке. Первые железные предметы — это хорошо знают археологи — появились в обиходе задолго до того, как ковкий, сравнительно легко обрабатываемый и очень прочный металл получил широкое распространение. В переполненном золотом подземелье — потайной гробнице фараона XVIII династии Тутанхамона, найденной и раскопанной в двадцатые годы нашего века в Египте археологом Картером, был обнаружен амулет, изготовленный древними мастерами из железа. Единственный среди множества драгоценных вещей, он был положен в изголовье мумии— на самое почетное место и здесь дожидался благоговейного внимания ученых 3 тысячи 300 лет. «Не без иронии следует заметить, — пишет об этой находке западногерманский писатель Курт Керам, — что в наполненной чуть ли не до отказа золотом гробнице именно эта скромная находка имела наибольшую, с точки зрения историка культуры, ценность». Может быть, это случайность? Нет! В гробнице другого фараона — Шешонка I тоже нашли одно-единственное изделие из железа. На этот раз железный амулет был оправлен в золото!

Известно, что в XII веке до нашей эры вторгшиеся на территорию Древней Греции племена дорийцев уже были вооружены железными мечами. Но и пятьсот лет спустя на той же территории панцири все еще выделывались из бронзы. Железо распространялось не так быстро, если брать за единицу измерения времени человеческую жизнь, но стремительно, если рассуждать о том же, имея в виду процесс исторического развития материальной и духовной культуры всего человечества.

Так или иначе, железо не просто вытеснило бронзу. Оно стало, как считал Ф. Энгельс, последним и важнейшим из всех видов сырья, игравших революционную роль в истории (теперь-то мы должны дополнить этот перечень, включив в него еще и урановые руды. Но об этом разговор впереди). Известный исследователь истории культурного переворота в Древней Греции VIII–V веков до нашей эры А. И. Зайцев показал особую роль новой ступени технического прогресса в резком повышении производительности труда в сельском хозяйстве и развитии всего жизненного уклада древних греков.

В IX–VIII веках до нашей эры быстро увеличивается численность населения Эллады, значительно расширяются площади, занятые под сельскохозяйственные культуры. Так создаются предпосылки бурной колонизации греками окраин известного им мира, последовавшей вскоре после этого. Последствия перехода в железный век из бронзового для истории древнегреческой культуры оказались огромными. Подчеркнем особенно одно— значительное расширение границ освоенного греками мира. Новые поселения и города, гавани и дороги, рудники и поля, пастбища и сады — все это как бы расползалось из первоначальных центров во все стороны света, преобразуя большие пространства. Вместе с культурой все шире распространялись взгляды греков на природу, жизнеутверждающая вера в то, что человек может сам победить темные силы природы и добиться улучшения жизни. Такое отношение к окружающему миру — активное, полное уверенности в собственных силах — было новым для дописьменных и древневосточных народов, с которыми греки вступали в контакт, основывая колонии в Сицилии и Италии, Азии и Африке, на побережьях Средиземного и Черного морей.

Какими же средствами преобразования природы располагали древние греки? Если говорить о технических средствах — их было не так много. Кроме рабочих инструментов греки знали пять основных технических устройств, пять, как они их называли, «простых машин»— ворот, клин, рычаг, каток и блок. Принцип рычага к этому времени был известен уже давно, но только с практической стороны. Закона рычага не знали ни египтяне, применявшие рычаги с незапамятных времен, ни греки VIII–IV веков до нашей эры. Только в III веке до нашей эры были сделаны попытки создать методы расчета стропил — строительных балок, без которых нельзя было перекрыть сколько-нибудь значительные пространства крышей.

Историки техники воссоздали некоторые любопытные конструкции, применявшиеся в Древней Греции: подпятники дверей, замки и ключи к ним. Мы имеем представление о древнегреческих судах, под парусами и на веслах преодолевавших винноцветное, по определению Гомера, море, вплоть до берегов Сицилии и Италии, Египта и Таврии. В более поздние годы (в IV–III веках до нашей эры) греки, по-видимому, уже умели строить галеры достаточно большой грузоподъемности, возможно, даже с несколькими палубами. О том, насколько мореходными оказывались такие суда, мы можем только догадываться.

В засушливой метрополии и особенно на выжженных солнцем островах Эгейского моря важно было уметь прокладывать оросительные каналы, водопроводы. В этом искусстве греческие инженеры достигли больших высот.

История свидетельствует, что около двадцати пяти веков назад умельцы создавали довольно сложные механические устройства, которые… не имели никакого промышленного значения. У общества не было нужды в автоматизации производства. Основанная на рабском труде экономика не нуждалась в технических новшествах, и потому многие изобретения древности так и не получили широкого распространения.

Добыча металлов, особенно серебра, имела важное значение в экономике Эллады. Но технические средства горной промышленности оставались крайне примитивными, и задача увеличения производства сырья решалась за счет направления на рудники большого количества рабов.

Можно уверенно сказать, что с началом железного века в Греции значительно изменился уклад жизни, и хотя это еще не привело к созданию средств, способных в корне изменить отношения человека и природы, сложившиеся условия, быстро развивавшиеся потребности рано или поздно должны были привести к перелому и в ходе технического прогресса.

«Рекорды» здравого смысла

В наш просвещенный век не будем с пренебрежением относиться к техническим достижениям пращуров, не знавших научного метода, не умевших доказывать истинность хитроумных суждений и действовавших единственным доступным им способом — методом проб и ошибок. Не будем забывать и о том, что всем известные недостатки этого древнейшего способа мышления на практике в значительной мере сглаживались, восполнялись неторопливостью жизни, медленным ходом социального времени.

В мире, где будущее предначертано богами, торопиться и впрямь было некуда. «Когда боги создавали время, они создали его много!» — любили поговаривать в ту пору. В Древнем Египте, например, заснув волшебным сном и проснувшись через несколько веков, можно было даже не ощутить перемен в окружающей природе, в предметах быта, обычаях, одежде, в технических средствах. В таких условиях отбор счастливых случайных находок — новых приемов обработки материалов, улучшенных форм предметов и прочих технических и технологических новшеств — хотя и происходил крайне медленно, но зато в конце концов неукоснительно приводил к вершинам мастерства, к подлинным техническим рекордам.

Семь «чудес света» насчитывали в мире древние греки: египетские пирамиды, висячие сады Семирамиды, Вавилонскую башню, гробницу царя Мавсола, храм в Галикарнасе (сожженный преступником Геростратом, желавшим прославиться хотя бы таким чудовищным способом), колосс Родосский и маяк на острове Фарос у берегов Египта. До нашего времени сохранились только пирамиды, да и то не все.

Но если бы о «чудесах света» спросили меня, я поставил бы на первое место среди технических рекордов древности огромные оросительные системы, построенные в Месопотамии (районе между двумя великими реками Передней Азии — Тигром и Евфратом), а также в долине Нила.

Начало этим системам было положено примерно в конце шестого тысячелетия до нашей эры в местах, где позже образовалось одно из древнейших государств — Шумер. При раскопках слоев, относящихся к четвертому тысячелетию, археологи обнаружили здесь длинные магистральные каналы, прослеживаемые на протяжении десяти, а то и двадцати километров. Не приходится сомневаться в том, что именно потребность в строительстве оросительных систем и каналов для осушения болот, в сооружении плотин и бассейнов, без которых в жарком климате при практически полном отсутствии дождей о земледелии не может быть и речи, побудила небольшие земледельческие племена и общины объединиться, создать первые в истории крупные государства, способные организовать широкомасштабные общественные работы. Ирригационные сооружения преобразили большие географические районы. Даже если смотреть на успехи древних строителей глазами современного технического специалиста, нельзя не восхититься достигнутыми результатами. Носилки или мешки для переноса земли, мотыги, журавли, подобные колодезным, встречающимся еще кое-где в российской глубинке, — вот, пожалуй, и вся типовая техника ирригации и мелиорации, которой располагали строители оросительных каналов. И с помощью столь примитивных средств удавалось осушить огромные болота, оросить и засеять засушливые участки земли, создать цветущие оазисы в пустынях. Экологи, исследуя данные археологии, приходят к выводу, что предки шумеров и египтян сделали самые первые в истории шаги, заметные даже в масштабах всей Земли, на пути преобразования природы в интересах человека.

Говоря о технических рекордах древних строителей, конечно, нельзя обойти молчанием египетские пирамиды, эти чудовищные памятники тщеславия властителей Черной земли, как называли свою страну жители долины Нила. Фанатическая вера в обещаемое жрецами бессмертие побуждала фараонов строить гигантские усыпальницы. Только одна из гробниц, пирамида, сооруженная по приказу фараона Хуфу (Хеопса), имела первоначальную высоту 146,59 метра (сейчас она несколько ниже, ее вершина частично разрушена), длину стороны основания 230 метров. Два миллиона 600 тысяч кубометров камня — огромных блоков по 2,5 тонны каждый, общей массой 7 миллионов тонн! Ежедневно 60 тысяч человек трудились на строительной площадке, перетаскивая блоки и плиты облицовки по насыпям с помощью катков, канатов и медных крючьев. Исторические источники свидетельствуют, что только на лук и чеснок для строителей этой пирамиды было затрачено средств больше, чем впоследствии на строительство шедевра мировой архитектуры всех времен и народов — Парфенона в Афинах. Поверхность добытых в далеких каменоломнях блоков и плит шлифовалась мокрым песком с такой тщательностью, что археологи безуспешно пытались протащить между гранями плит кладки тонкую нить.

Успехи древних каменщиков и архитекторов поражают еще больше, когда узнаешь, какая техника использовалась ими. Блоки размером до 30 кубических метров отделялись от скалы с помощью деревянных клиньев, забитых в выдолбленные в камне отверстия. Поливаемое водой дерево разбухало и разламывало скалу. На том же уровне были и другие технические средства. Сознанию трудно примириться с мыслью о полной практической бесполезности сверхчеловеческих усилий и затраченного труда на это предприятие богобоязненного Хуфу. Но, увы, история знает немало и других примеров такого рода.

В III веке до нашей эры объединивший Китай император Цинь Ши-хуанди предпринял строительство кирпичной стены длиной в несколько тысяч километров. Эта стена, построенная для того, чтобы предотвратить нападения кочевых племен на Поднебесную империю, так и осталась самой длинной в мире. Желающих побить этот рекорд более не нашлось, но, как показывает история, нашествиям врагов она не помешала.

Цинь Ши-хуанди принадлежит и другой «рекорд» — сооружение собственной усыпальницы, вот уже около десяти лет раскапываемой китайскими археологами. Внешняя стена подземной гробницы — более шести километров. Вокруг мавзолея обнаружено множество захоронений с останками тысяч рабов, слуг, придворных, обитательниц гарема. Императора сопровождал в загробную жизнь зоопарк из редких птиц и животных, останки которых тоже найдены археологами. А вот личную охрану Цинь Ши-хуанди взять с собой не решился. Но чтобы не остаться безоружным, незащищенным против козней потусторонних сил, он приказал изваять керамические статуи каждого из шести тысяч воинов своей гвардии. Находка статуй, изваянных в натуральную величину и явно передающих индивидуальные черты некогда живших людей, к тому же вооруженных настоящим оружием, стала археологической сенсацией. В боевых порядках были найдены и колесницы, запряженные глиняными лошадьми в настоящей сбруе…

Раскопки продолжаются, и археологи надеются на новые открытия. Сам гигантский мавзолей сегодня еще не вскрыт. Если верить летописям, за его нефритовыми дверьми рядом с императором заживо похоронено несколько сот придворных, слуг, рабов, знавших о расположении склепа и строивших его.

Император Цинь Ши-хуанди и фараоны Египта ничего не знали друг о друге, но, как мы видим, примерно одинаково смотрели на окружающий мир.

Однако вернемся в древнегреческий мир. Постройка водовода на острове Самос в VI веке до нашей эры — факт, сам по себе не очень значительный. Не только на островах Эгейского моря, но и на материковой части Древней Греции снабжение городов пресной водой до сих пор задача не из простых. Удивительно другое: чтобы провести воду от источника к городу, потребовалось проложить тоннель под горой Кастро. Водовод под землей, в скальном грунте, длиной более километра! Такая техническая задача и в конце XX века вызывает невольное уважение. Что же говорить о том, как она выглядела две с половиной тысячи лет назад? Но античный инженер Евполин из города Мегары решил ее с потрясшим современников совершенством. Когда в XIX веке немецкие археологи предприняли раскопки водовода, они обнаружили, что прокладка тоннеля велась сразу с двух сторон, а ошибка при сбойке была ничтожной.

На том же Самосе и приблизительно в то же время была выстроена прекрасная гавань, защищенная от крутой морской волны огромным молом — волноломом, сооруженным из массивных каменных блоков. Какими способами, с помощью каких технических средств удавалось создать такие инженерные конструкции, до сих пор занимает умы историков техники.

Не меньшие загадки задают дошедшие до нас сведения о многих других технических рекордах древности. Хорошо- известны, например, сделанные уже в наше время реконструкции таких памятников античной архитектуры, как маяк на острове Фарос у берегов Египта, вблизи города Александрии — одного из целого ряда основанных Александром Македонским и названных его именем городов. Величественное здание маяка, как теперь установлено, было несколько похоже по силуэту на московские высотные дома, выстроенные в 50-е годы нашего века. Только шпиля на нем не было. На верхней площадке, на высоте ста метров над уровнем моря, находился очаг для большого костра, свет которого встречал мореходов, идущих в Александрийский порт от берегов Кипра, Крита или Эллады задолго до того, как показывались берега Африки. Были на маяке и подъемники, топлива сжигалось за ночь немало. Александрийский маяк простоял много веков до того, как сильнейшее землетрясение разрушило это замечательное сооружение.

Об удивительных технических «рекордах» здравого смысла, о великих достижениях древних инженеров, не имевших в своем распоряжении никаких источников энергии, кроме мускульной силы человека и животных, никаких машин, кроме «простых», можно было бы написать большую и увлекательную книгу. Но нас интересуют эти рекорды не сами по себе, а как свидетельства донаучной исторической ступени развития техники. Мы должны признать, что могущество человечества в его извечной борьбе с окружающей природой и в те далекие годы было уже немалым. К VI–III векам до нашей эры, опираясь только на здравый смысл и богатейший, накапливавшийся тысячелетиями опыт технической деятельности, человечество достигло многого. Техника, даже в форме простейших устройств античной эпохи, превратилась в эффективное средство преобразования условий существования человека на земле. Нет сомнения и в том, что природа в это время все еще выступала как враг, а технические средства — как друг человека в его борьбе за существование. Но с какого момента развития техника дала людям решающие преимущества в этой борьбе? Мы знаем: настоящее не просто связано с прошлым — оно неразделимо с ним. Поэтому границы любых периодов истории всегда приблизительны, условны и не могут быть указаны точно. Тем не менее ясно одно: что начальные условия будущих коренных изменений в отношениях между человеком, техникой и природой сложились в эпоху античности.

Загадки Архимеда

В VI–IV веках до нашей эры человечество впервые подошло к рубежу, когда дальнейшее развитие техники на основе одного только накопленного опыта, методом проб и ошибок, стало практически невозможным. Кризис технического творчества проявился сразу в нескольких областях деятельности, нуждавшихся в повышении эффективности техники и в обосновании методов ее конструирования.

Главной механической проблемой в технической практике той далекой эпохи было передвижение возможно больших тяжестей на заданное расстояние посредством ограниченной силы. Решалась она издавна с помощью катка, клина, ворота и рычага. Несколько позже к ним были добавлены винт (червячная пара) и блок. Но причины, законы, определявшие эффективность этих технических устройств, оставались неизвестными, что не позволяло создать методы их расчета. А практика все больше нуждалась в них.

Развитие торговли и монетарной системы было бы невозможно без измерительной техники, прежде всего без рычажных весов с гирями-разновесами. Помимо метрологических задач здесь также возникала проблема понимания принципа рычага и умения рассчитывать конструкцию весов. В интересах той же торговли, развитию которой способствовала быстрая колонизация греками окраин Ойкумены, обитаемого мира, необходимо было существенно увеличить водоизмещение грузовых судов, повысить их мореходность, в первую очередь остойчивость груженых галер на волне при изменении крена.

В строительстве наметился переход от сырцово-деревянных конструкций к сооружению больших каменных храмов с портиками и колоннами. Появилась необходимость определения тяжести, приходящейся на каждую из опор. Но, пожалуй, самая острая механическая проблема, имевшая, без преувеличения, жизненно важное значение, возникла в области военной техники. Суть драматической ситуации, сложившейся здесь в V–IV веках до нашей эры, заключалась в следующем.

Многочисленные государства-полисы Древней Греции то и дело оказывались втянутыми в вооруженные конфликты. Со временем войны стали вестись отрядами профессионалов-наемников, имевших на вооружении не только личное оружие, но и технические средства осады крепостей. Тараны, защищенные от стрел, копий и камней деревянной «броней», — своеобразные античные танки, передвижные башни, возвышавшиеся над стенами городов-крепостей, — свели почти на нет значение дорогостоящих оборонительных сооружений. Нападающие, как правило, разбивали любые стены и ворота, если им удавалось добраться до них. Противостоять техническим средствам нападения можно было только одним способом — удерживать нападающих на достаточном удалении от городских стен и башен — гораздо большем, чем это могли сделать осажденные, сбрасывая камни со стен на головы врагов.

Древние рукописи рассказывают, что в IV веке до нашей эры Гиерон, властитель Сиракуз, богатейшего города-государства, основанного в Сицилии колонистами из древнегреческого города Коринфа, созвал нечто вроде научно-практической конференции. Специалисты обсуждали возможные способы и средства защиты городов. Сейчас трудно определить, в какой мере этот форум помог Гиерону. Известно, однако, что именно в Сиракузах были применены первые в истории машины — военные метательные орудия торсионного типа. Торсионными они назывались потому, что в их конструкции использовались толстые силовые тяжи из жил или волос, закручивающиеся вручную с помощью ворота, по принципу резинки в некоторых теперешних детских игрушках и летающих моделях самолетов.

Вскоре античная артиллерия стала применяться в крупном масштабе. Баллисты, онагры, полиболы и другие боевые машины метали каменные ядра, копья и стрелы метров на триста. В усовершенствованном виде они применялись даже в средние века, вплоть до изобретения пороха и распространения в XIV веке огнестрельного оружия. Но тогда перед античными инженерами встала задача конструирования орудий, способных поражать противника не на одной, а на разных, заранее заданных дистанциях стрельбы. Возможность вести прицельную стрельбу резко повысила бы эффективность обороны. Для этого нужно было научиться рассчитывать детали орудий по заданным дистанциям и массе ядер.

Насколько мы теперь можем судить, первым человеком в истории, сумевшим решить все эти механические проблемы на уровне теоретического знания, стал Архимед, а первым случаем широкомасштабного применения созданных им разнообразных военных машин стала осада его родного города Сиракуз войсками римского полководца Марцелла в 212 году до нашей эры.

Биография величайшего физика, математика и инженера древности известна нам лишь отчасти. До нашего времени дошли далеко не все его научные труды и лишь некоторые из написанных посланий друзьям — ученым, жившим в Александрии. Зато история сохранила немало легенд, кратких упоминаний, косвенных указаний и свидетельств, на основании которых можно сделать интересные выводы, дополнить подлинные сведения о его работах любопытными гипотезами о возможном содержании утраченных книг, предположить тесную связь теоретических трудов со сделанными им или приписываемыми ему техническими изобретениями.

Известно, что Архимед родился около 287 года до нашей эры в Сиракузах, жил и героически погиб в 212 году там же. Могила его в окрестностях Сиракуз была затеряна уже в древности. Но слава о научных трудах и технических изобретениях Архимеда оказалась бессмертной.

Больше всего современников и потомков удивили не научные достижения Архимеда, оценить которые смогли только немногие, а результаты их технического применения. Особенно популярным в древности был рассказ об обороне Сиракуз, осажденных легионами римского полководца Марцелла. Против римлян действовали метательные машины, поражавшие их на разных дистанциях от стен, что особенно потрясло нападавших. Подошедшие было к самым стенам города римские суда с воинами и осадной плавучей башней погибли самым невероятным для тех времен образом. Очевидцы рассказали, что из-за стен города появлялись длинные «журавли», зацеплявшие суда крюками на цепях и переворачивавшие перегруженные, низко сидевшие в воде галеры. Легионеры в ужасе бежали с поля боя, и Марцеллу пришлось предпринять длительную осаду без особой надежды на конечный успех войны.

Но главным делом жизни великого Архимеда были: не военные машины, в которых он, судя по всему, применил знания о законах рычага и гидростатики, теорию пропорций и методы определения центров геометрических фигур. Заслуга Архимеда не эти технические решения, а создание их теоретических обоснований, первой в истории системы раннего научно-технического знания.

Доказанные Архимедом теоремы заложили фундамент теоретической механики, ее первых разделов — статики и гидростатики. Каждый, кто знаком хотя бы с азами физики, знает, что именно Архимед первым сформулировал основные законы механики, объяснил принцип рычага, показал, какие силы действуют на погруженное в жидкость тело. Известны дошедшие до нас в арабских рукописях теоретические работы Архимеда о распределении тяжести балок между опорами, о центрах геометрических фигур. Он очень близко подошел к открытию дифференциального и интегрального исчислений. Одних только теоретических результатов, полученных Архимедом, вполне хватит для того, чтобы его имя не было забыто благодарными потомками. Но, по-видимому, Архимед был не только гениальным теоретиком — он создал целый ряд сложных механизмов. И вот здесь возникают загадки, решить которые непросто.

Как и многие другие ученые той эпохи, Архимед считал достойной внимания только рациональную (теоретическую) механику и весьма низко оценивал ремесленную (прикладную) механику. Один из древних авторов сообщает, что по этой причине великий ученый не счел нужным описывать свои технические изобретения. Нам известно только одно исключение из принятого Архимедом правила.

…Когда, оставив позади дымящиеся развалины Сиракуз, города, который он смог взять только вероломством, с помощью предателя, полководец Марцелл вернулся в Рим, он привез с собой невиданный трофей — два искусно выполненных Архимедом механизма, две действующие модели небесных сфер. Приводимые в движение водой, эти механизмы передавали движение Луны, Солнца и известных к тому времени планет, демонстрировали изменение картины звездного неба в течение суток. Один из механизмов Марцелл подарил храму, другой оставил в своем дворце. Здесь его видел знаменитейший оратор античного Рима Цицерон. Оба механизма исчезли во мраке прошлого. Скорее всего, они были уничтожены во время разгрома Рима варварами.

Чрезвычайно интересно, что вовсе не гордившийся своими изобретениями Архимед только эти сферы и счел достойными описания. Он посвятил им целую книгу — единственное свое сочинение не теоретического, а прикладного характера. Сделал он так, наверное, потому, что в создание этих первых в истории «планетариев» вложил результаты глубоких теоретических исследований, превосходящих по ценности, по крайней мере в собственных глазах, технические знания, использованные при конструировании и изготовлении механизмов. Сохранились достоверные сведения о книге, в которой подробно описывалось это удивительное достижение научно-технического знания, но до сих пор не удалось найти ни единой строчки утраченного текста.

Очень мало мы знаем и о других технических изобретениях Архимеда. До нас дошла его работа, описывающая экспериментальное — очень точное по результатам — измерение видимого диаметра Солнца с помощью специально созданного технического устройства. С большой долей уверенности можно говорить об изобретении Архимедом бесконечного винта, получившего у потомков имя изобретателя. Ученики Архимеда приводили в своих книгах метод технического расчета этого устройства, широко применявшегося в практике для подъема воды. Известно, что Архимедов винт использовался при осушении Файюмского оазиса в Египте.

С меньшей убежденностью историки пишут об изобретении Архимедом зубчатого редуктора, как будто бы примененного им при спуске на воду огромного корабля властителя Сиракуз Гиерона. И уж совсем мифическими кажутся нам теперь сведения о том, что Архимед использовал большие сферические зеркала для поджога кораблей римского флота. Расчеты показывают, что такое оружие могло быть создано в III веке до нашей эры. Известно, что Архимед исследовал теоретические проблемы построения зеркальных изображений и написал о них книгу, которая тоже не сохранилась…

Историки не прекращают поиск. Может быть, среди тысяч тщательно сберегаемых в библиотеках и архивохранилищах и еще никем не изученных арабских рукописей, среди средневековых манускриптов отыщутся следы не найденных до сих пор работ Архимеда? Нашел же в 1906 году приват-доцент Петербургского университета считавшееся навсегда утраченным сочинение «Эфод» — одну из интереснейших работ Архимеда.

И тогда ученые смогут проверить легенды, сверить предания с историческими документами, а значит — лучше понять роль великого сиракузца во всемирной истории науки и техники. Впрочем, даже исходя из того, что мы уже сегодня знаем точно и достоверно, ясно, что Архимед сделал исторический шаг к великому объединению науки и техники. Заложенные им основы статики и гидростатики положили начало раннему научно-техническому знанию. Доказанные Архимедом теоремы соединили научное знание о природных явлениях с полученными из опыта техническими знаниями. Отныне научный метод становится оружием создателей техники, а техника во все большей степени становится воплощением научного знания. Так был открыт путь к современным достижениям научно-технического прогресса.

…Рассказывают, что посланному Марцеллом легионеру задумавшийся Архимед сказал: «Не трогай чертежи!» И был тут же убит им. Известные своей жестокостью римляне были взбешены и не могли питать добрых чувств к человеку, создавшему машины, чуть было не приведшие войско Марцелла к поражению. Но за этой историей угадывается подлинное величие ученого, его презрение к грубому насилию.

Рассказывают также, что однажды Архимед воскликнул: «Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир!» Полагают, что при этом он имел в виду открытый им закон рычага. Возможно. Но в наши дни мы вправе несколько иначе интерпретировать знаменитую фразу. Рычагом, с помощью которого человечество смогло перевернуть мир, стало научно-техническое знание, развитие которого началось в III веке до нашей эры с трудов Архимеда.

Дорога к челноку-самолету

Итак, Архимед открыл путь научно-техническому прогрессу, дорогу применению научного знания для решения технических задач. Но не случалось ли вам, читатель, видеть улицы, вдоль которых у каждого перекрестка призывно горят зеленые огни, дорога свободна, а между тем во всем ночном городе не видно и не слышно ни одной автомашины, ни одного трамвая или троллейбуса? Люди спят.

У истории — свои законы развития. Логика и реальная жизнь науки и техники не всегда совпадают. По пути, открытому Архимедом, человечество двинулось вперед только полторы тысячи лет спустя. Что же помешало этому?

Причин можно найти немало. Прежде всего — гибель древнегреческой, эллинистической культуры, в условиях которой творили Пифагор и Аристотель, Софокл и Еврипид, Евклид и Архимед, Евдокс и Архит и множество других античных мудрецов, математиков, художников, механиков и инженеров. Подбитые коваными гвоздями подошвы казенной обуви римских легионеров прошлись не только по площадям и улицам эллинистических государств-полисов — они растоптали социальные условия, в которых только и могли развиваться духовная и материальная культура эллинизма, художественное, научное и техническое творчество ее мастеров.

Нет, римские инженеры тоже не зря ели хлеб. Они создали замечательные дороги, участки которых — это и представить себе трудно! — уцелели до нашего времени. Ими были построены потрясающие воображение акведуки— мосты-водоводы, огромные храмы и здания. Достаточно вспомнить Колизей, сооруженный двадцать веков назад, и все, как говорится, встанет на свои места.

На свои места? Возможно! Но… на какие? Это может показаться неправдоподобным, но техническое совершенство многих деяний римских инженеров опиралось не на научные, а на чисто рецептурные, нормативные знания, основания которых были к тому времени прочно забыты. Да, римляне строили многоэтажные дома, замечательные мосты и крепости. Они ввели первые в истории государственные нормативы — своего рода стандарты, обязательные для всех строителей, ставшие необходимыми после крушения ряда зданий. Они достигли совершенства на своем уровне техники. Но… опираясь на опыт и на прежние достижения эллинов, они на шаг не продвинули вперед научное знание о технических средствах.

Известнейший инженер Рима Марк Витрувий Поллион в своей книге «Об архитектуре» изложил множество правил строительства зданий, рецептов, по которым можно было сделать военную метательную машину, словом, массу полезных для технической практики сведений. Но при всем том он не привел никаких объяснений, почему надо делать именно так, а не иначе. За объяснением же предлагаемого он отсылал читателя к трудам того же Архимеда. Но его труды уже тогда мало кому были известны. Последние сведения о достижениях рациональной механики были погребены под развалинами Римской империи, разгромленной пришедшими из Европы варварами в IV–V веках уже нашей эры.

На смену рабовладельческой социально-экономической формации пришел феодализм, история человечества завершила античный период развития и вступила в средние века. В государствах, возникавших, распадавшихся и вновь образовывавшихся на руинах мировой империи, долгое время не проявлялось никакого интереса к наследию античности. И если бы не усилившееся внимание к сочинениям древних греков со стороны персов и арабов, всех народов Ближнего Востока и Средней Азии, воспринявших арабскую культуру, кто знает, может быть, человечеству заново пришлось бы открывать законы статики и гидростатики, изобретать автоматические устройства, червячную передачу, насос, гидравлический орган, звездный глобус…

Семена античной учености сохранились в арабских и персидских переводах с утраченных древнегреческих оригиналов — рукописей, исчезнувших в глубине веков. И уже эти арабские издания послужили источником для переводов на латынь — международный язык науки и духовной культуры средневековья. Так арабские математики и механики, философы и астрономы, такие выдающиеся сыны человечества, как Ибн-Сина и Ибн-Рошд, Улугбек и другие, не дали погибнуть росткам раннего научно-технического знания, стоившим столь больших усилий. Они не только сохранили многие достижения античной науки, но и преумножили древнее наследие, сумели развить его.

Мы уже упоминали о том, что античная рациональная механика стала как бы ответом на реальные проблемы технической практики того времени. Решение задачи о перемещении груза посредством ограниченной силы дало в руки инженеров эффективный инструмент расчета. Но оно не сняло другую фундаментальную проблему — энергетическую. В рабовладельческой экономике эта проблема не была слишком острой — мускульная сила рабов обходилась очень дешево, дешевле животной силы. Но в феодальном обществе поиск новых источников энергии стал совершенно неизбежным. Возросло значение тягловой силы рабочего скота. Однако задачи природопреобразующей деятельности, возраставшие объемы горных разработок, производства вещей требовали все больших затрат энергии.

На немалый промежуток времени основой энергетики в промышленном производстве стал водяной двигатель. До сих пор историки спорят о том, где и когда впервые была изобретена водяная мельница. Считают, что в Европу она пришла откуда-то с Иранского плато, где была известна уже в I веке нашей эры. В европейских странах водяной двигатель получил широчайшее применение, и вплоть до изобретения универсальной паровой машины Уатта без него не обходилось ни одно сколько-нибудь крупное промышленное предприятие. Он позволил многократно повысить производительность труда рабочих. На побережье рек одна за другой создавались крупные ремесленные мастерские, превратившиеся вскоре в предшественницы фабрик и заводов — мануфактуры, с их разделением труда и специализацией отдельных технологических операций.

Что же привело в движение медленно развивавшуюся экономику средневековой Европы? Что побудило создавать все новые мануфактуры, использовать в производстве такие технические новшества, как водяной двигатель, усилить разработку рудных месторождений, выплавку металлов?

Оживление, несомненно, началось с успехов сельского хозяйства, где феодальный способ организации производства существенно повысил эффективность земледелия. Введение подков, металлических плугов, конной упряжи, наконец, личная заинтересованность в результатах работы резко подняли производительность труда земледельца, способствовали увеличению прибавочного продукта, а значит, и повышению уровня потребления. Быстро нарастала потребность в новых товарах, особенно в тканях. Расцвет торговли обеспечивался развитием ремесла. Экономический подъем Италии, Англии, Нидерландов, Франции и Германии в корне изменил отношение к технике, техническому прогрессу, техническим знаниям. Если в Древнем Риме занятия техническим творчеством приравнивались к самым низменным, недостойным свободного гражданина делам, то в средневековой Европе и герцоги не гнушались работой в мастерских, разумеется, ради собственного удовольствия, но все-таки…

Уже в XIV веке создавались весьма сложные по устройству механизмы, приводившие в движение сразу несколько устройств от одного большого водяного колеса, одновременно дробивших руду, перемалывавших ее, смешивавших золотоносный порошок с ртутной амальгамой для извлечения драгоценного металла и, наконец, промывавших полученную пульпу. Цеховые мастера превзошли античных механиков в создании механических часов.

Водяные двигатели использовались для размола зерна, валяния сукон, подъема руды из шахт и выполняли множество других работ. Но прядение, ткачество, обработка дерева, металла и других материалов по-прежнему оставались ручными. Низкая производительность труда стала сильным тормозом развития производительных сил общества, не позволяла резко поднять уровень потребления человеком природных ресурсов. Преодолеть этот барьер можно было только заменив руку человека механическим устройством.

Но вот вопрос: почему первый в истории механизм, способный заменить человеческую руку в производстве тканей, не был создан раньше? Ведь для изготовления челнока-самолета Джону Кею не потребовалось никаких научных знаний, ничего, кроме личного опыта, смекалки, изобретательности. Чего не хватало мастерам, способным создавать хитроумнейшие приспособления для механизации ткацких работ?

Оказывается, не хватало очень многого, и прежде всего выхода экономики на такой уровень развития, при котором техническое изобретение Кея было признано крайне необходимым промышленности, а потому получило быструю и высокую оценку и широкое применение. Нужен был, как говорят социологи, социальный заказ на техническое новшество. А для этого, в свою очередь, нужна была готовность общества к переходу на новый уровень социально-экономического развития, к новым производственным отношениям, то есть к созданию условий, без которых машинная техника не могла бы стать основой всего промышленного производства. Некоторые из этих условий уже сложились к концу средневековья, некоторые были созданы в процессе перехода общества от феодализма к капитализму, в период охвативших Европу буржуазных революций.

В следующих трех главах будет рассказано о том, как был подготовлен и совершен этот новый рывок в развитии общества, его материальной и духовной культуры. А мы с вами, читатель, подведем некоторые итоги.

Мы прошли по нескольким, может быть самым длительным и мучительным в истории человечества, этапам технического прогресса. Вот самые приметные события в истории отношений природы, человека и техники от появления Человека разумного до преддверия первой промышленной революции XVIII–XIX веков:

— появление первых людей, способных к труду, созданию и применению техники;

— выделение экономики нового типа — производящей экономики, резко повысившей шансы человечества в борьбе за жизнь, многократно усилившей его природопреобразующую деятельность;

— возникновение древнейших земледельческих цивилизаций и государств, объединивших людей, вооруженных пока что примитивной техникой, но уже способных кооперироваться в решении крупных задач по освоению природных ресурсов в собственных целях;

— переход от каменного века к медному, бронзовому, а затем и к железному. Резкое повышение на этой основе производительности общественного труда, культурный и экономический переворот, порожденный широким применением железа;

— создание комплекса технических средств труда, соответствующего рабовладельческой экономике и характеризующего ее. Применение военных машин;

— формирование математики, эмпирических естественных знаний, научных оснований количественных методов решения технических задач, то есть раннего научно-технического знания;

— возникновение и развитие ремесла, формирование мануфактурного производства, распространение водяного двигателя, изобретение книгопечатания и огнестрельного оружия.

Каждая веха, каждое событие — рубеж нового экономического и социального подъема, нового более высокого уровня развития общества, его благосостояния и культуры. На этой же временной шкале можно разметить и периоды истории природопреобразующей деятельности людей. Новый этап технического прогресса — новая ступень в развитии отношений человека и природы. С каждым из таких переходов человек оказывается в состоянии вовлечь в переработку и использовать все больший объем разнообразных ресурсов природы. Это создает условия для стремительного роста численности людей. Мигрируя все дальше от очагов разумной жизни, осваивая новые регионы и все решительнее изменяя их облик, уничтожая или окультуривая флору и фауну, сводя леса, распахивая степи, регулируя стоки рек, разрабатывая новые месторождения минералов, человечество отчаянно борется с природой, мечтает о решительной победе над враждебными ему силами.

И все это не могло бы совершаться без специально задуманных и созданных человеком искусственных материальных средств деятельности — без техники. Только вооружившись ею, человечество выделилось из животного мира, обеспечив успех в борьбе за существование. Все это время природа, дающая средства жизнедеятельности, противостояла людям как враждебная сила, готовая уничтожить свое собственное дитя — разумную жизнь. Но в природе же люди находили средства для борьбы с нею. В целом вплоть до появления крупного машинного производства взаимоотношения человека, природы и техники не выходили за пределы более или менее гармонического сочетания интересов человеческого общества и законов развития окружающего мира.

Правда, обратившись к далекому прошлому, мы обнаруживаем и робкие сигналы, которые, будучи вовремя и правильно понятыми, могли бы насторожить людей. Но первые сырьевые, продовольственные, экологические кризисы имели локальный, местный характер и столь незначительные масштабы, что угадать в них предвестия будущих грозных глобальных явлений было чрезвычайно трудно, почти невозможно.

И вот наступил финал средневековья — преддверие великого технического переворота, победного шествия машин и машинного производства. В еще феодальной, но уже разбуженной Возрождением и крестьянскими восстаниями Европе все громче заявляет о себе капитализм, несущий экономику нового типа, а с ней — новую идеологию, новые отношения людей друг к другу, к миру и природе.

К этому времени рост потребления уже привел в движение механизм ускорения производства и обращения товаров. Развитие мануфактур, расширение рынка, усиление банковского капитала, мировой системы торговли размывают основы феодального хозяйства. И происходит это в условиях безумной жажды золота, наживы, обогащения, в стремлении использовать все доступные и возможные средства, охватившем носителей «духа капитализма» — добропорядочных буржуа.

Все яснее осознается необходимость освоения новых территорий, познания новых законов природы, чтобы использовать их для развития производства, а в конечном счете — для извлечения прибылей. Но в сфере духовной культуры поиск нового знания и новых земель, постижение объективной истины и географические открытия окружены романтическим ореолом и влекут к себе не нашедших призвания в церковной иерархии, на поле боя или за конторкой.

В свете пробуждающегося Разума блекнут и рушатся легенды и иллюзии средневековья, религиозное мировоззрение общества средних веков. Поиск, инициатива, даже авантюра, стремление к личной духовной свободе— вот та благодатная почва, на которой возродился характерный для эпохи Возрождения огромный интерес к античности, к жизнеутверждающему мироощущению эллинистической эпохи. Выходящий на историческую арену класс нуждается в самоутверждении.

Наступает время расцвета архитектуры и живописи, литературы, философских систем, отталкивающихся от достижений античных мыслителей и обосновывающих ценность человеческой личности. Мыслители приходят к выводу о неизбежности перестройки мира на новых, разумных началах.

Трезвость буржуазного мышления, практицизм, предприимчивость не могут мириться с христианскими догмами, с предписанными церковью представлениями о мире как об идеально гармонически сооруженном храме. Земля в центре Вселенной и восемь сфер вокруг нее — безупречная и вечная конструкция, созданная божественным зодчим природы. Но она же — тюрьма, вырваться из которой можно только разрушив ее до основания. И для того чтобы выйти на этот путь, чтобы расчистить дорогу Новому времени, продолжившему начатое колонистами Древней Греции и античными механиками, людям предстояло сначала заново открыть для себя мир. Открыть — в прямом и переносном смысле этого слова.

Глава 2. Открытие мира

В морях твоя дорога…

На одной из средневековых гравюр изображен монах, добравшийся до края света и сумевший просунуть голову в дыру, пробитую, видимо, самим дьяволом, в первой из восьми сфер, которые окружают мир людей. Так, вполне натурально, представляла мир церковь, таким видели его жители средневековой Европы. Разрушить эти представления, заменить гордую геоцентрическую конструкцию Вселенной картиной гелиоцентрической, в которой заурядная Земля без всяких претензий па исключительность вращается вокруг оси и вокруг Солнца, занимая одно из рядовых мест среди других планет, — сделать это значило потрясти основы христианской религии, перевернуть сознание европейцев и буквально заново открыть мир. Решиться на такое можно было в обстановке, когда люди так или иначе уже были подготовлены к самой возможности пересмотра привычного. Такая ситуация и сложилась к концу средневековья.

По существу, планету Земля предстояло открыть дважды: как географическое пространство практически и как космическое явление теоретически. В средние века представления о географии ненамного отличались от знаний древних греков об Ойкумене. Узнать неведомое, проникнуть туда, куда не ступала нога европейца, — желание, можно сказать, естественное для человека. Но история показывает, что гораздо большим стимулом оказались не эти романтические, а вполне практические причины.

В замках средневековых баронов, где долгими зимними вечерами в плохо прогреваемых кострами очагов залах бродяги-менестрели воспевали небывалые подвиги рыцарей-крестоносцев в битвах с сарацинами, в домах добропорядочных горожан — зажиточных бюргеров одинаково высоко ценились пряности, фарфор, тонкие ткани, попадавшие в Европу из Китая и Индии путями, перекрытыми в VII веке мусульманскими халифатами. Арабский Ближний Восток отрезал Европу от неведомых стран, поставлявших восточные редкости, и раньше стоившие баснословно дорого. То были времена, когда о сверхбогаче говорили: «Да у него — мешок с перцем!»

О восстановлении прежних торговых связей приходилось только мечтать в условиях спровоцированной церковью непримиримой религиозной войны между христианами и мусульманами. Оставалась, правда, еще одна неиспользованная возможность. Умные головы подсказывали, что мусульманские страны можно обойти морем вокруг Африки, идя вдоль ее берегов, или же, рискнув пуститься через открытый океан, по прямой, «срезав» изрядный угол, чтобы рано или поздно наткнуться на вожделенные острова пряностей. Авторы этих проектов, конечно, не подозревали о том, как велика Земля и что за Атлантическим океаном лежит огромный континент, за которым — еще один океан, действительно омывающий берега Индии. Но и без этого предприятие сулило не только бесчисленные выгоды. Крайняя сложность и опасность предстоявших путешествий была очевидной. Поэтому далекий и таинственный Китай, легендарная страна чудес — Индия, полные пряностей неизвестные острова в океане манили к себе не просто мечтателей, жаждавших приключений, но и алчных завоевателей, знавших одно божество — золото.

Впрочем, отличить купца и негоцианта от пирата было в те времена непросто. Дальние края, вернее, обещавшие огромные прибыли торговые связи с ними, превращали даже мирных торговцев в предприимчивых и отважных искателей приключений. Золотые миражи сказочно богатых стран способны были в одинаковой мере воодушевить и благородных испанских грандов, задолжавших ростовщикам немыслимые суммы под будущие доходы, и отбросы общества — оставшихся без нанимателей солдат-наемников, разоряющихся ремесленников, умирающих от голода бывших крестьян и, наконец, просто профессиональных разбойников с большой дороги, ставших подлинным бедствием всех европейских стран.

Неудержимое стремление к обогащению оказалось вполне сочетаемо с крайним религиозным фанатизмом. На Пиренейском полуострове многовековая борьба против арабских захватчиков, проходившая под знаменами войны христиан с мусульманами, воспитала целые поколения безжалостных воинов. Учрежденная в 1480–1485 годах святая инквизиция придала религиозному рвению силу всеобщей нормы жизни в Испании и Португалии. «Католические короли» Изабелла и Фердинанд особенно охотно следовали религиозным идеалам там, где интересы церкви совпадали с их собственными вожделениями.

3 августа 1492 года из Палоса вышла в открытое море небольшая флотилия из трех судов. Самое большое — «Санта-Мария» — имело водоизмещение всего около ста тонн. «Пинта» — около 60 тонн, а третье, самое маленькое судно, снаряженное уже не на королевские, а на собранные самим Колумбом средства, — около 50 тонн. Оно и называлось соответственно «Нинья», то есть «Детка». Экипаж всех трех судов насчитывал около 90 человек. Вопреки более поздним легендам, экспедиция спешно возведенного в испанское дворянство Кристоваля Колона, так звали в Испании генуэзца Христофора Колумба, не ставила перед собой целью распространение «святой» веры среди язычников — на борту не было ни одного священника или монаха. Король и королева мечтали наладить торговые связи с Индией, надеясь найти за океаном, как говорилось в договоре с Колумбом, «жемчуг или драгоценные камни, золото или серебро, пряности…».

В сентябре флотилия адмирала Колумба начала свой исторический поход, отойдя от острова Гомеры на Канарских островах. И только несколько недель спустя, когда матросы и офицеры уже требовали изменить курс, а точнее говоря, 12 октября 1492 года в 2 часа пополуночи матрос «Пинты» Родриго Триана увидел вдали землю — остров Гуанахани. Адмирал дал ему христианское название Сан-Сальвадор («Святой спаситель»). Ныне этот остров, входящий в Багамский архипелаг, называется Уотлинг. Испанцы обнаружили здесь и первое золото — золотые украшения, носимые островитянами, о которых Колумб написал: «Все они ходят в чем мать родила». Через 20–30 лет все эти люди, принадлежавшие к народности араваков, были совершенно истреблены колонизаторами.

28 октября испанские моряки открыли для себя Кубу, а на ней — маис (кукурузу) и картофель. Так началась кровавая история освоения европейцами Америки.

Из второй экспедиции, состоявшейся в 1493 году, Колумб пишет в «Памятной записке» для короля и королевы: «…забота о благе для душ каннибалов и жителей Эспаньолы привела к мысли, что чем больше их доставят в Кастилию, тем лучше будет для них… Мы уверены, что они могут стать наилучшими рабами, перестанут же они быть бесчеловечными, как только окажутся вне пределов своей страны».

Что же было потом? «Христиане своими конями, мечами и копьями стали учинять побоища среди индейцев и творить чрезвычайные жестокости. Вступая в селение, они не оставляли в живых никого — участи этой подвергался и стар и млад. Христиане бились об заклад о том, кто из них одним ударом меча разрубит человека надвое, или отсечет ему голову, или вскроет внутренности». Но хватит! Не будем излагать дальше содержание «Кратчайшего рассказа о разрушении Западной Индии», с гневом написанного епископом Лас Касасом, ставшим свидетелем зверств своих соотечественников. На все времена пригвоздил он к позорному столбу христиан-конкистадоров: «Они шли с крестом в руке и с ненасытной жаждой золота в сердце».

Открытие испанцами Америки — «Западной Индии» подстегнуло португальцев. Экспедиция Васко да Гамы впервые обогнула Африку и, приняв на борт арабского лоцмана Ахмеда ибн Маджида, к вечеру 20 мая 1498 года бросила якорь на рейде индийского города Каликут. Так было положено начало морскому могуществу Португалии, захватившей торговые пути из Европы в страны Индийского океана и в Китай. Португалия удерживала эту монополию 90 лет — до гибели Непобедимой армады в 1588 году.

…Началась эпоха великих географических открытий, благодаря которым европейские мореплаватели за период с середины XV до середины XVII века буквально открыли мир. За походами Колумба и Васко да Гамы последовала целая серия испанских тихоокеанских экспедиций XVI века, плавания русских и голландских моряков XVI–XVII веков. Английские и французские военные отряды проникли в леса Северной Америки. Мореплаватели достигли берегов неведомой южной земли — Австралии… Все эти географические открытия имели огромное значение для судеб не только Европы, но и всего мира. Имели они, как увидим дальше, решающее значение и в истории взаимоотношений человечества и техники.

Новая картина мира оказала революционизирующее влияние на развитие естествознания и философской мысли. После выхода в свет «Всеобщей географии», написанной Бернхардом Варениусом (1650), человечество уже навсегда распростилось с античными представлениями о географии. Тем самым был нанесен мощный удар по укоренившимся в сознании людей средневековым догмам, предрассудкам, религиозным мифам.

Каноник из города Торунь

Историки утверждают, что Николай Коперник, семидесятилетний член капитула кафедрального собора Вармийской епархии, умирая в замке города Фрауэнбург, что расположен у самого устья Вислы, еще успел взять в руки печатные листы главного труда своей жизни. Но этим туманным майским утром 1543 года мысли его уже были далеки, замечает Гассенди, первый биограф великого астронома.

Смертельный враг папского престола Мартин Лютер сказал о польском канонике: «Дурак хочет перевернуть все искусство астрономии».

Ложной доктриной, совершенно противоречащей святому писанию, объявил учение Коперника о Солнечной системе католический Рим. 16 марта 1616 года конгрегация индекса запрещенных книг (есть в Ватикане и такое учреждение!) издала декрет, запретивший не только книгу Коперника, но и все другие, доказывающие шарообразность Земли и ее вращение вокруг Солнца.

Революционный акт, бессмертное творение, которым естествознание заявило о своей независимости, — так оценил издание труда Николая Коперника «Об обращениях небесных сфер» Фридрих Энгельс. И добавил: «Отсюда датируется освобождение естествознания от теологии».

Годы жизни Николая Коперника— 1473–1543. Сопоставим эти даты с еще несколькими, упоминавшимися в предыдущем разделе.

Копернику было девятнадцать лет, когда Колумб открыл Америку, двадцать пять, когда арабский лоцман провел корабль Васко да Гамы в Индию. Сорок девять лет исполнилось ему в год, когда вернулись из первого в истории кругосветного плавания оставшиеся в живых моряки экспедиции Магеллана.

Но, кроме того, вспомним, что в 1452–1519 годах жил Леонардо да Винчи, в 1475—1564-м — Микеланджело, в 1483—1520-м — Рафаэль. Годы жизни Эразма Роттердамского— 1466–1536, Томаса Мора — 1478–1535. Современниками Коперника были итальянские натурфилософы Парацельс (1493–1541) и Телезио (1509–1588), математик и механик Кардано (1501–1576). Это была эпоха, которая, по словам Энгельса, нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности интересов и учености.

К титанам эпохи Возрождения благодарное человечество относит и Николая Коперника, сделавшего одно из самых значительных открытий в истории Разума. С момента публикации знаменитой книги мыслителя из города Торунь ведет свою историю современное научное мировоззрение.

…Самое удивительное, что он вовсе не помышлял о судьбе революционера в науке. Как это ни покажется странным, Коперник даже думал о том, что его идеи окажутся полезными церкви. Не помышлял он и о лавpax ниспровергателя христианской религии. Не помышлял, но стал и тем и другим. Впрочем, о возможности получить в награду за свой труд мученический венец Коперник, по-видимому, догадывался. Этой участи он избегал долго и так и ушел из жизни безбедным почтенным церковным деятелем, хотя и не имеющим священнического сана, но не последним лицом в сложной церковной иерархии. А книга его осталась людям. Она оказалась столь опасной для церковных догматов, что «святая» инквизиция и полвека спустя без колебаний отправляла на костер приверженцев учения Коперника.

Сын выходца из Кракова, Николай Коперник был одним из ученейших людей, своего времени. Слушатель университетов Кракова, Болоньи и Падуи, он получил докторскую степень в университете итальянского города Феррара 31 мая 1503 года. Девять лет учебы в Италии пришлись на годы, когда подъем культуры Возрождения совпал с периодом великих географических открытий.

Следующие тридцать семь лет Коперник живет в Вармии, и жизнь его протекает спокойно, без глубоких потрясений и неожиданных поворотов судьбы. До сих пор можно видеть башню, называемую издавна его именем: здесь он прожил последние годы жизни, занимаясь врачебной практикой, и слава о его врачебном искусстве была велика.

Есть серьезные основания полагать, что к идее гелиоцентрической системы Николай Коперник пришел задолго до ее опубликования. Отталкиваясь от гениальных догадок современника Архимеда математика и астронома Аристарха, Коперник пошел дальше его по дороге познания. В своей книге он, что называется, камня на камне не оставил от официально признанной церковью геоцентрической модели мира, созданной астрономом Клавдием Птолемеем, жившим во II веке нашей эры.

Мы не будем разбирать ни систему Птолемея, ни сокрушившие ее идеи и доказательства, выдвинутые Коперником. Отметим главное — учение Коперника стало не продолжением, а опровержением прежних представлений о мире и месте Земли в нем. Гелиоцентрическая система Коперника принадлежит уже не древности, не средним векам, а Новому времени, современной нам астрономии, фундаментом которой она стала.

Католики и протестанты не сразу осознали революционное значение идей каноника из города Торунь, а когда осознали — с редкостным единодушием и рвением бросились преследовать и саму несовместимую ни с какой религией книгу, и мыслителей, осмеливавшихся разделять изложенные в ней взгляды и подрывать богоустановленные истины. Но привычный средневековому обществу гармоничный, благоустроенный, интимный небесный храм — обитель бога — уже рухнул, и не было на свете силы, способной повернуть время вспять. Ни восстановить в правах бесповоротно опровергнутую догму— основу мировоззрения множества предыдущих поколений, ни уничтожить вновь открывшийся людям бесконечный мир церковники уже не могли.

«Золотой треугольник», или Третье открытие мира

Колумб и Магеллан, Васко да Гама и Америго Веспуччи раздвинули пределы обитаемой Земли. Мыслители, основоположники науки Нового времени, ее пророки и предтечи, расширили границы познания, охватившего теперь не только Землю, но и просторы Солнечной системы, в которой наконец заняла истинно принадлежащее ей место и наша планета. После этих великих открытий мир уже никогда не мог стать таким, каким он был. Как обошлись с новым знанием о мире люди? В полном соответствии с духом Нового времени — воспользовались им как оружием для дальнейшего завоевания природы.

Великие географические открытия, освоение морских путей в Индию, вокруг Африки, через Атлантику — к берегам Америки оказали огромное и многообразное влияние на всю последующую историю. По путям, проложенным первопроходцами, двинулись теперь герои иного типа — рыцари кошелька и наживы, торговцы и колонизаторы.

Разоренная конкистадорами Америка не обещала стать столь же полезным поставщиком пряностей и прочих экзотических товаров, как Индия и Китай. И все же ее хлопковым плантациям предстояло сыграть решающую роль в «экономическом чуде», приведшем сначала Великобританию, а затем и другие развитые страны Европы к порогу промышленного переворота. А было это так…

В 1562 году от причалов доброй старой Англии отошел первый парусный корабль, направившийся с грузом тканей и металлических изделий к побережью Африки. Обычное торговое предприятие? Нет, это была самая первая английская экспедиция за рабами. Ее путь — сначала к берегам Африки, затем — через Атлантику к Америке, а там, уже без захода в Африку, обратно, домой— повторялся потом тысячами парусников на протяжении почти двухсот пятидесяти лет.

В пункте назначения (второй вершине треугольника, если считать отправную точку первой) ткани, бусы и мушкеты обменивались на живой товар: один мушкет — один негр. Закованных в цепи невольников загоняли в трюмы, и штурман, благословясь, прокладывал курс туда, где прибытия судна уже ждали американские плантаторы, владельцы полей, засеянных хлопком и сахарным тростником. Рабы сбывались на невольничьем рынке легко: спрос всегда превышал предложение, рабочей силы на плантациях недоставало. В опустевшие трюмы грузили бочки с ромом, а главное — кипы хлопка, долгожданное сырье для текстильных фабрик английских городов. Оставалось замкнуть треугольник страшного маршрута и подсчитать прибыль, а там, глядишь, расширить дело, пригласив в него новых компаньонов.

Почему же этот маршрут, на карте действительно представлявший собой треугольник, был назван «золотым»? Прибыль работорговцев достигала 300 процентов, и не было преступления, на которое они не пошли бы во имя ее.

Историки полагают, что к 1750 году в Англии уже невозможно было бы найти торговца или город, так или иначе не связанный с колониальной торговлей и не получающий доход от денег, вложенных в работорговлю. В 1788 году из Манчестера было вывезено в Африку товаров на 200 тысяч фунтов стерлингов, из Бирмингема экспортировано 100–150 тысяч ружей (помните? — один мушкет — один негр). Через Ливерпуль в 1795 году проходило 5/8 всей английской и 3/7 всей европейской торговли рабами.

А результат? Только в период с 1680-го по 1786 год лишь в английские заморские колонии работорговцы вывезли из Африки более двух миллионов негров.

Последний корабль работорговцев отплыл из Англии в 1807 году. К этому времени борьба общественности за запрещение торговли людьми наконец-то принесла успех. Но к началу XIX века у плантаторов в ней уже не было особой нужды. В Великобритании производство тканей из американского хлопка стало массовым. Беспрецедентный расцвет текстильной промышленности дал сильнейший толчок всей экономике. В этой отрасли производства и было положено начало перевороту в промышленной технике, получившему впоследствии название первой промышленной революции.

Суть этого неприглядного периода истории сжато выразил К. Маркс. В 1846 году он писал: «Без рабства нет хлопка, без хлопка нет современной промышленности. Рабство придало ценность колониям, колонии создали мировую торговлю, а мировая торговля — необходимые условия крупной машинной промышленности». Так открывала для себя мир буржуазия.

Выросшая из столь позорных предпосылок буржуазная мораль и далее не изменилась в своей основе. Власть капитала над экономически порабощенными трудящимися, безграничная жажда наживы и отсюда необоримое стремление к эксплуатации труда, к хищническому сверхпотреблению природы — вот тот дух капитализма, те условия и мотивы, которые легли в фундамент буржуазной системы ценностей, определили цели и задачи технической деятельности капиталистического общества.

Исторические факты — неоспоримые свидетели того, как уже на ранних этапах формирования капитализма произошла подмена подлинных интересов человечества эгоистическими интересами вполне определенной и сравнительно немногочисленной социальной группы — зарождающегося класса буржуазии. Удивительные достижения человеческого Разума, научные теории и технические изобретения присваивались владельцами капитала и использовались в собственных, а не общечеловеческих целях. Ориентируемое духом капитализма крупное машинное производство резко повысило производительность общественного труда. Но оно не менее резко ускорило и развитие противоречий между трудом и капиталом, а также, что меньше и реже принимается во внимание, между человеком и природой.

Перед нами — поворотный пункт истории взаимоотношений человека, техники и природы, преддверие первой промышленной революции, положившей начало периоду ускорения технического прогресса, формированию условий его соединения с прогрессом научного знания и превращения в научно-технический прогресс. Революция в технике и последовавшая вслед за ней революция в науке, становление на этой базе технических наук дали в руки человечества небывало могущественные средства преобразования природы. Безоглядное применение воплотивших достижения науки машин привело затем к последствиям, сравнимым с естественными геологическими процессами. Однако первые события, предопределившие современные глобальные изменения, сами по себе были далеко не грандиозными. Об изобретениях и изобретателях, открывших людям мир машин, — наш дальнейший рассказ.

Революция, которую совершила… машина

До сих пор мы старались выделить те события и те периоды в истории, когда наступали заметные и резкие изменения в понимании человеком природы и в его отношении к ней. Каждый раз в таких случаях легко обнаруживалась связь этих изменений с развитием техники. Сейчас мы подошли к новому, возможно, самому значительному из всех таких революционных сдвигов. Речь пойдет о так называемой промышленной революции XVIII–XIX веков, когда за сравнительно короткий промежуток времени человечество практически полностью обновило технические средства и технологии, которыми располагало к концу средневековья. Технические аспекты промышленной революции определяются, если говорить кратко, созданием в этот период технических средств крупного машинного производства, в котором главную роль играет массовое изготовление машин с помощью машин.

Социально-экономическое содержание этой эпохи определяется переходом от феодального к капиталистическому общественному производству.

В результате промышленной революции люди получили в свое распоряжение технические средства огромной мощи, в корне изменившие масштабы возможного воздействия человечества на природу. Мы еще остановимся на том, как это сказалось на истории человека, природы и на эволюции планеты Земля. Но, наверное, еще большее значение имело то, что, совершив переворот в промышленной технике, люди вступили на путь соединения, синтеза достижений науки и производства, или, как отметил К. Маркс, систематического технологического применения естествознания. Отсюда ведет начало история сложного и противоречивого процесса, развернувшегося в полную силу только во второй половине XX века, который мы теперь называем научно-техническим прогрессом.

Но вернемся к началу XVII столетия. Рост спроса на хлопчатобумажные ткани и металлические изделия как бы захлестнул промышленность Великобритании. Работавшие на пределе мастера-надомники и работники мануфактур не справлялись с заказами, а производить быстрее не могли. Водяной двигатель еще как-то решал проблему энергии, а ременные, канатные и механические трансмиссии — задачу передачи энергии на рабочую машину. Но самые ответственные технологические операции — обработка сырого материала — оставались ручными, что надо понимать буквально: ткачи вручную пряли пряжу и ткали на ткацких станах, токари держали в руках резцы при обточке металлических и деревянных заготовок. Это упрощало технологию, но какова была производительность труда?! Да и получить при такой технике хорошо обточенный вал было просто невозможно. Недаром еще в XVIII веке изобретатель универсального парового двигателя Джеймс Уатт с восторгом сообщал в письме своему знакомому, что ему удалось получить столь точно выточенный цилиндр и поршень, что в зазор между ними еле-еле влезает медная монета!

Увеличить выпуск тканей и металлических изделий можно было только одним путем — развертывая дополнительные рабочие места. Так продолжалось до 1733 года, когда Джон Кей изобрел ткацкий челнок, работавший без помощи рук. Этот механизм, названный челноком-самолетом, и положил начало промышленной революции, перевороту в промышленной технике. А как же обстояли дела в металлообработке?

Здесь невозможно обойтись без краткого рассказа о замечательном изобретателе и организаторе производства Генри Модели (1771–1831). Судьба его в чем-то похожа на судьбы многих других изобретателей, преобразивших промышленную технику. Разве что Модели оказался решительнее, предприимчивее, ухватистее тех, кто позволил обокрасть себя, как это случилось, например, с изобретателем швейной машинки, на продаже которой разбогател владелец патента фабрикант Зингер.

Начинал Модели простым слесарем. Правда, в те времена, для того чтобы попасть в члены ремесленного цеха слесарей, был обязателен шестилетний стаж в качестве ученика. Мастера приняли в свои ряды молодого Модели сразу, и им не пришлось потом краснеть.

Из многочисленных технических новшеств, введенных в производство Генри Модели, особенно важным оказался крестовый суппорт, так хорошо знакомый всем, кто имел дело с металлообрабатывающими станками. Отныне рабочий мог не держать в руках резец, прочно закрепляемый в механическом устройстве, позволявшем передвигать инструмент вперед, назад, влево и вправо с высокой точностью, недостижимой при ручной работе. Суппорт Модели буквально перевернул технологию токарной обработки металла. Произошло событие, аналогичное введению челнока-самолета в ткацкой промышленности, — суппорт заменил саму руку рабочего.

Модели первым предложил вместо деревянных станин чугунные, обеспечивающие более высокую точность работы станков. Он построил удивительную по эффективности станочную линию для изготовления блоков — необходимого элемента оснастки такелажа королевского, парусного флота. Линия обеспечивала все операции технологического цикла — от заготовок до сборки блоков. Одним из первых Модели наладил и изготовление машин с помощью машин, положив тем самым начало машиностроению как отрасли промышленности. Эти и другие его изобретения и нововведения имели важнейшее значение для становления крупной машинной промышленности.

Создание рабочих машин, обрабатывающих материал без помощи рук рабочего, — событие революционное потому, что открыло безграничные возможности повышения производительности труда за счет механизация. Но ключевым, решающим моментом в становлении крупной промышленности стало создание универсального парового двигателя. Немного найдется изобретений, история которых была бы сегодня столь хорошо известна, как создание Джеймсом Уаттом универсального парового двигателя. Взявшись однажды починить модель паровой машины Томаса Ньюкомена, с 1712 года применявшейся для выкачивания воды из угольных шахт, молодой механик — заведующий приборами университета в Глазго — до того заинтересовался ею, что посвятил усовершенствованию всю свою жизнь.

Машина Ньюкомена была по сути дела не паровой, а пароатмосферной, поскольку сила пара в ней служила лишь для подъема поршня и опускания штанги насоса. Настоящей паровой машиной она стала лишь после того, как Уатт внес в ее конструкцию коренные изменения: он ввел конденсатор и заставил пар высокого давления действовать попеременно на обе стороны поршня, Далее последовало введение центробежного регулятора хода поршня и преобразование прямолинейного хода поршневой штанги во вращательное с помощью коленчатого вала. Патент на универсальный паровой двигатель был получен 5 января 1769 года.

В 1785 году была построена первая фабрика, применившая паровой привод к прядильным машинам. В 1785–1800 годах для хлопчатобумажной промышленности Великобритании изготовлены уже 82 паровые машины. В самом начале XIX века промышленность страны располагала 312 двигателями общей мощностью 5 тысяч 210 лошадиных сил. А в 1810 году число паровых машин в Великобритании равнялось уже 5 тысячам.

В 1807 году Роберт Фултон спустил на воды реки Гудзон свой первый пароход. 25 июля 1814 года Джордж Стефенсон демонстрировал публике поезд из локомотива и восьми вагонов, пущенный по узкоколейке для перевозки угля. Шестнадцать лет спустя начала действовать первая в мире железная дорога общего пользования между Ливерпулем и Манчестером.

В чем секрет ошеломляющего революционного воздействия изобретений Уатта на технический прогресс? Фабрики перестали быть привязанными к рекам. Мощный, компактный и надежный двигатель стал основой международной «сосудистой системы» промышленности— транспорта. Разнообразные применения паровой машины превратили XIX век в глазах современников в век пара. Так, можно сказать, одним ударом была добита мануфактурная промышленность, уступившая место фабрикам и заводам, крупной машинной индустрии.

Интересно, что и здесь, как в истории текстильной промышленности, мы можем проследить целый фейерверк технических новшеств, последовавших за изобретениями Уатта, подлинную цепную реакцию в сфере технического прогресса.

Резкое повышение спроса на паровые машины, изготовление которых требовало особой и трудно достижимой в те времена точности, дало толчок совершенствованию металлообрабатывающих станков. Повысился спрос на металлы, что потребовало увеличения добычи угля и металлических руд. Бум в металлургической и горной промышленности в свою очередь создал дополнительный спрос на паровозы и пароходы, подъемное оборудование и железнодорожные рельсы, на чугунные и стальные конструкции. Добыча минералов из недр земли и их промышленная переработка нарастали с каждым годом. Обеспечение горной промышленности и металлургии сырьем стало предметом особого внимания национальных правительств, задачей государственного масштаба, по крайней мере, столь же важной, как рынки сбыта для продукции, выпускаемой отечественной промышленностью. Стремление правительств капиталистических государств к захватам новых территорий получило новый мощный и очень опасный для человечества стимул. И никого на свете пока не беспокоило, что трубы заводов и металлургических предприятий извергают в атмосферу все больше ядовитого дыма, что шахты и терриконы ложатся как шрамы на лик Земли, а поля и леса пересекаются стальными магистралями железных дорог. Возрастающая техническая мощь человечества не вызывала у людей никаких других чувств, кроме гордости, уверенности в собственных силах. Профессия инженера становилась одной из самых престижных. Именно тогда, в период расцвета еще молодого, полного сил капиталистического производства, возник и был признан обществом призыв покорить природу, перестроить ее до основания.

Очень мало кого беспокоила в те годы и судьба беззастенчиво порабощаемых технически развитыми странами народов. Подобно тому, как некогда все племена, не входившие в состав империи, обозначались римлянами одним словом: варвары, ныне все население слабо развитых в техническом отношении стран объявлялось дикарями. Колониальный разбой прикрывался флером рассуждений о якобы цивилизаторской миссии белых по отношению к цветным. Полное разрушение национальных традиций, ценностей духовной культуры, зачастую более гуманной и древней, чем культура вооруженных техникой европейцев, голод, болезни и вымирание— вот что несла с собой техническая цивилизация XIX века. Колониальные войны, поспешный раздел мира между технически развитыми странами — это тоже одно из косвенных, но важных последствий технического прогресса, его резкого ускорения после старта — промышленной революции.

Глубочайшее и до сих пор не преодоленное противоречие между объективно создаваемыми развитием техники возможностями социально-экономического прогресса и реальным использованием технических достижений порождено действиями узких социальных групп, использующих технический прогресс для удовлетворения собственных эгоистических потребностей и противостоящих интересам остальных людей.

Неизбежен вопрос: кто виноват? Техника сама по себе? Ее изобретатели? Может быть, Разум, выпустивший из бутылки джинна технического прогресса задолго до того, как были созданы средства его обуздания? Ответ на эти и подобные вопросы представляется очевидным: не технические средства, а те, кто их применяет, кто определяет цели и порядок их использования, несет ответственность за направления и последствия технического прогресса.

На памятнике Джеймсу Уатту в Вестминстерском аббатстве значится:

Его гению удалось

путем опыта

усовершенствовать паровую машину.

Благодаря этому он умножил

богатства своего отечества,

увеличил мощь людей

и поднялся до высоких ступеней

среди великих деятелей науки,

этих истинных благодетелей человечества.

Мы можем с глубоким уважением к великому изобретателю Джеймсу Уатту присоединиться к оценке его труда, данной друзьями и современниками.

Великий переворот

В отличие от промышленной революции XVIII–XIX веков, от новейшей революции в естествознании, последовавшей на рубеже XIX и XX веков, переворот, о котором пойдет речь дальше, остался если не вовсе незамеченным, то и не очень осмысленным, а главное — недостаточно оцененным.

С одной стороны, все историческое развитие техники и природопреобразующей деятельности вело к тому, что рано или поздно господство людей над природой должно было стать свершившимся фактом. Долгие века об этом мечтали лучшие умы человечества. Мечта была заманчивой, тенденция — очевидной, а польза грядущего переворота в исторических отношениях человека и природы казалась бесспорной. Не об осуществившейся ли мечте рассказывают мифы о золотом веке, легенда об Атлантиде, утопии Платона, Кампанеллы, Томаса Мора?

С другой стороны, если разобраться, даже гении прошлого не представляли себе цены, которую предстоит заплатить за лучшее будущее. И они вовсе не задумывались над проблемой, которую мы теперь называем экологическим кризисом. Словом, когда человечество наконец пришло к техническому могуществу и действительно оказалось в состоянии одолеть природу, оно продолжало действовать по-прежнему как ее завоеватель, чем вполне доказало свою неподготовленность к новой исторической роли.

Когда же наступило время перемены ролей, изменения сил в противоборстве человека и природы?

Обычно считают, что в XX веке, когда во всем мире стала развертываться научно-техническая революция. Но если обратиться к фактам, все условия для внутреннего переворота в системе отношений, связывающих человека и природу через посредство техники, существовали уже во второй половине XIX века. Мы относим к этим условиям в сфере техники создание машин и технологии серийного производства, в сфере экономики — становление капиталистического способа хозяйствования, в сфере науки — формирование технических наук.

О капитализме сказано уже много — вполне достаточно для того, чтобы понять и его положительное влияние на развитие производительных сил, науки и техники, и его органические пороки, приведшие к обострению отрицательных последствий неправильно ориентируемого им научно-технического прогресса. История быстрого, даже ускоренного развития в условиях капитализма парка машин, отвечающего требованиям серийного производства, хорошо описана во множестве книг. То, что именно колоссально возросшие объемы мировой добычи и переработки природных ресурсов стали главной причиной деградации биосферы Земли, тоже не требует дополнительных доказательств. Но вот роль развития научных знаний в XIX веке в отношениях между человеком и природой требует пояснения.

Если внимательнее посмотреть на то, как создавались машины первой волны промышленной революции, можно обнаружить любопытное обстоятельство. Оказывается, почти все технические новшества, приведшие к перевороту в технике и технологии, созданы практически без помощи науки!

Челнок-самолет Джона Кея, прядильная машина «Дженни» Джеймса Харгривса, ватермашина Ричарда Аркрайта, механический ткацкий станок Эдмунда Картрайта, хлопкоочистительная машина «Джин» Эли Уитни, ткацкий станок для узорчатого тканья Жозефа Жаккара — все это было создано без помощи теории. Даже в технических решениях, заложенных в конструкцию универсального парового двигателя, наверное, самой сложной из машин, совершивших промышленную революцию, доля теоретических знаний не так уж велика. Зато когда потребовалось существенно улучшить первые образцы, достичь предела их принципиальных возможностей — вот тогда пришлось обратиться к науке, потому что без нее нельзя было понять суть происходящих в машинах процессов.

Джеймс Уатт, совершенствуя свой двигатель, должен был обратиться к физике. Чтобы узнать, как часто можно заполнять паром цилиндр при испарении определенного количества воды, он даже провел исследование и установил, что при превращении воды в пар ее объем увеличивается примерно в 1700 раз при низком давлении. Но все это было скорее использованием естествознания в технике, чем разработкой специальных технических теорий.

Общую теорию паровых машин создал не их творец Джеймс Уатт, а выпускник знаменитой Политехнической школы в Париже инженер Сади Карно (1796–1832). Подобно Архимеду, искавшему в III веке до нашей эры общие знания о технических средствах и потому рассматривавшему не конкретные балки, стержни и корпуса судов, а обобщенные геометрические фигуры, Сади Карно в первой половине XIX века отвлекся от конкретной конструкции паровой машины. Он понял силу научной абстракции и сформулировал метод создания технической теории. В 1824 году он написал: «Чтобы рассмотреть принцип получения движения из тепла во всей его полноте, надо его изучить независимо от ка-кого-либо механизма, какого-либо агента; надо провести рассуждение, приложимое не только к тепловым машинам, но и ко всем мыслимым тепловым машинам». Сади Карно, отмечает Ф. Энгельс в «Диалектике природы», создал идеальную паровую машину. Такие создаваемые сознанием конструкции мы называем теперь теоретическими моделями.

Работа Карно не случайно отмечена Энгельсом. Это интереснейшее событие в истории науки и техники. В самом деле, гениальный математик, физик и инженер Архимед разработал основы раннего научного знания о технике. От его достижений отталкиваются затем Галилей, Ньютон и другие основоположники науки Нового времени, чтобы продвинуться дальше и выстроить фундамент великого здания — естественных наук, научных знаний о природе. Научное естествознание Нового времени, более общее по предмету изучения, а значит и по уровню теоретического обобщения фактов и явлений, подводит мощное основание и под научно-технические знания.

И вот Сади Карно формулирует общий метод технических наук: сведение конкретных технических конструкций с их искусственно созданными свойствами к системе естественных — физических, химических — величин и их характеристик. Теперь взаимодействие частей реальной машины может быть представлено с помощью этих характеристик как сложная система физических процессов, описываемых обобщенной теоретической моделью. Исследуя модель и опираясь на общие законы естественных наук, можно получить новые знания об особенностях физических и прочих явлений в работающей машине. Инженеру остается совершить обратный переход — от познания выявленных при анализе модели особенностей естественных процессов к техническим свойствам конкретной, реальной конструкции.

Развитие научных знаний о технике теперь идет рука об руку с развитием организации обучения специалистов, формирования их коллективов, условий кооперации труда. В отличие от инженеров древности, средневековья и XVI–XVII веков инженеры Нового времени получают образование в государственных учебных заведениях и работают в специализированных организациях— лабораториях, проектных, технологических и научно-исследовательских институтах.

Формирование в XIX веке технических наук, органически взаимосвязанных с естественными и общественными науками, — очень важное событие. Отныне общество сознательно, целенаправленно формирует целые армии хорошо организованных технических специалистов-профессионалов, вооруженных последними достижениями науки, обеспечиваемых необходимыми для их работы ресурсами.

Несколько забегая вперед, скажем, что следующий этап развития науки и техники удивителен по своим последствиям и для человека, и для природы. Он привел Человека разумного на вершину технического могущества и… вплотную к пропасти реальной угрозы атомной войны, быстрой и все ускоряющейся деградации биосферы Земли. Но до того момента, когда общество наконец осознало это, человечеству еще предстояло пережить период упоения техническим прогрессом, безоглядной веры во всемогущество науки и техники, уверенности в том, что достигнуть полной власти над землей — это и значит создать условия для наступления на планете золотого века.

Человек начал борьбу за существование как сражение с темными, неразумными силами природы. Создав технику, добившись первых успехов, люди устремились с этих позиций, как с нелегко доставшегося плацдарма, вперед, к полной победе. Задача казалась очевидной и не требующей особого осмысления: коренное преобразование мира, приспособление его к нуждам человечества. Но еще до того, как люди вышли на прямой путь к этой цели, задолго до того, как они сумели осознать эту свою новую роль, человеческий Разум столкнулся с врагом, не уступавшим по могуществу стихийным силам природы. Этим врагом оказалось невежество.

Глава 3. Невежество против разума

Мифы вчера и сегодня

Что такое миф?

— Сказки, не более того! — ответит человек, знакомый с ними только по переложениям мифов Древней Греции для детей школьного возраста.

На это можно было бы возразить, что и сказки не пустяк. В них специалисты находят отражение сложнейших процессов, протекавших в сознании людей, в духовной культуре сложивших их народов. Именно так понимаются и исследуются наукой «Сказание о Гильгамеше», записанное шумерами клинописью на глиняных табличках, дошедшие до нас мифы Древней Греции, саги Исландии, сказы и былины Древней Руси…

Но есть у слова «миф» еще и другой смысл, существует еще и другое его прочтение и понимание. Так иногда называют необоснованные, а точнее говоря, основанные на вымысле объяснения непонятных человеку явлений, событий в жизни людей и природы.

В средние века широкой известностью и признанием общества пользовался миф о философском камне — веществе, якобы способном превращать в золото, по одним версиям, любое вещество, по другим — только свинец. Какой титанический труд был затрачен на поиски этого мифического камня! Какие надежды и величие планы связывали с ним не только алхимики, — им-то, как говорится, сам бог велел верить в него, — но и владетели княжеств, обладатели царских корон.

Правда, усилия алхимиков оказались не совсем безуспешными. Побочные результаты их бесчисленных экспериментов — химические реакции, приведшие к образованию уксусной кислоты. Так что миф о философском камне, хотя и не прямо, а косвенно, все же принес пользу людям.

В истории человечества не раз возникали и получали скандальное развитие мифы о скором конце свете, дата которого якобы может быть вычитана либо, из текста «священного писания», либо еще где-нибудь.

Суеверие? Плоды невежества? Разумеется! Но вот уже в XIX веке, когда наука Нового времени, казалось бы, завоевала безупречные и непоколебимые позиции в сознании широких масс, среди части общества (причем, заметим, довольно образованной) вдруг распространился спиритизм — миф о возможности общения живущих с давно умершими людьми.

Можно было бы привести множество примеров мифотворчества, мифов, сотворенных не в древности, когда мифы и религия стали закономерным этапом развития духовной культуры формирующегося человеческого общества, а в более близкие нам этапы истории: поиски «снежного человека» в Гималаях, ихтиозавра Несси в озере Лох-Несс.

Чем современный миф о телекинезе умнее спиритизма?! А чего стоят бесчисленные публикации свидетельств о контактах с инопланетянами, «летающих тарелках»? Но не в занимательных эпизодах дело. Сама повторяемость своеобразных эпидемий — вдруг вспыхивающих повальных увлечений тем или иным мифом, той или иной псевдонаучной сенсацией, суеверием, когда их сторонниками становятся уже не малые группы, а целые сообщества людей, заставляет задуматься о причинах и последствиях этого явления.

Социологи и психологи, экономисты, историки и психиатры разработали хорошо обоснованные теории, достаточно точно объясняющие социально-экономические, политические, даже физиологические причины массовых увлечений мифами. Нас же интересует несколько иной аспект проблемы. Почему возникают мифы? Разум боится незнания, он пытается добраться до объяснения непонятного, свести концы с концами, всеми доступными ему способами превратить незнание в знание. Но не любое знание достойно Разума!

Наука Нового времени дала людям верное и действенное средство, чтобы отличить миф от гипотезы, знание от веры. Она вооружила человека мощным инструментом проверки гипотез, раскрытия связей между причинами и следствиями. Этот инструмент — научный метод познания истины. Но создать и применять его оказалось возможным только в непримиримой борьбе с невежеством, с мифотворчеством, а главное — с защитниками мифов.

Нет, мифы не так безобидны, как может показаться с первого взгляда. Как всякое знание — истинное или ложное, практическое или теоретическое, как всякая идея, проникшая в сознание, мифы, укрепившись на захваченных позициях, становятся вполне реальной силой. Например, идеологи фашизма возрождали древнегерманские языческие мифы как базу формирования, а точнее — деформирования массового сознания. Немецкие нацисты создали миф о биологическом превосходстве нордической расы. Так были подведены основания под жуткую практику геноцида — поголовного уничтожения целых народов.

Обоснованные мифами цели и нормы деятельности людей диктуют реальные поступки. История показывает, что этот процесс не раз доходил до формирования социальных структур, основанных на мифах. И тогда неизбежно появлялись люди, социальные группы, слои общества, заинтересованные в сохранении мифов как фундамента собственного дома. Живой, непрерывно развивающийся, революционный по самой своей сути человеческий Разум, подрывая эти устои, сокрушал основы благополучия их защитников, а потому объявлялся ими вне закона. Творцы нового знания подвергались гонениям. Невежество получало ореол непогрешимости и статус официальной доктрины.

Мученики науки

В 1600 году на Цветочной площади города Рима при огромном стечении народа по лицемерному и жестокому приговору церковного суда был торжественно сожжен великий еретик, горячий сторонник учения Коперника, поэт и философ Джордано Бруно.

Приговор был жестоким: он не только обрек на смерть человека за его убеждения, но и наложил ограничения на развитие Разума, поставил, как надеялись прелаты церкви, вечный и надежный заслон безверию, поиску новых, не предусмотренных «святым» писанием истин.

Приговор был лицемерным. В нем ни слова не говорилось о казни. Наказать «без пролития крови» Г — формула не милосердия, как может показаться, а лицемерия, потому что она предопределяла мученическую смерть в огне.

За что церковники убили Бруно? «В безмерном лоне бесконечной Вселенной возникают, развиваются, уничтожаются и снова рождаются бесконечные миры… Существуют бесчисленные солнца, бесчисленные земли, которые кружатся вокруг своих солнц, подобно тому как наши семь планет кружатся вокруг нашего солнца», — писал он. Бруно разделял идеи Коперника, запрещенные «во избежание расползания подобного учения к ущербу католической религии», как было сказано в декрете папской конгрегации. Он был сожжен за приверженность научной истине, за мечту. Огонь костра должен был остановить Землю!

Не было у католической церкви злее врагов, чем вожди реформации — Лютер и Кальвин. Но в жестокой ненависти к Разуму протестанты и католики оказались в одном лагере. Высказывание Лютера о Копернике мы уже упоминали. А что же Кальвин? В религиозном фанатизме он не уступил ни Лютеру, ни папе римскому и с подлинной яростью преследовал Сервета, врача, открывшего в 1540 году, что кровь отводится от сердца к легким легочной артерией. По распоряжению Кальвина Сервет был сожжен в Женеве. Возможно, это несколько задержало развитие учения о кровообращении, но все равно не воспрепятствовало ему. Тайна системы кровообращения была открыта Вильямом Гарвеем в 1619 году и стала всеобщим достоянием в 1628 году. За нежелание признать новый церковный порядок в 1535 году казнен лютеранами один из великих современна ков Николая Коперника мыслитель Томас Мор, католик по вероисповеданию.

В 1632 году, шестнадцать лет спустя после запрещения церковью всех сочинений, защищавших учение Коперника о движении Земли, вышло в свет одно из самых замечательных произведений человеческого Разума — «Диалог об обеих важнейших системах мира» Галилео Галилея. Эта книга не только блестяще защищала идеи Коперника, она стала дальнейшим шагом человечества вперед по пути познания. Против дерзкого ученого был затеян процесс, также грозивший пытками и «наказанием без пролития крови». Изнуренный болезнями семидесятилетний старик подчинился насилию: в унизительной обстановке, одетый в рубище, он подписал оскорбительную формулу отречения, обязывающую его, кроме всего прочего, стать, доносчиком на всякое новое проявление свободной мысли.

«Судебный процесс Галилея, — пишет известный историк науки Фридрих Даннеман, — представляет один из замечательнейших фактов не только с точки зрения истории культуры. Он должен служить постоянно грозным предостережением и для будущих времен, показывая с ужасающей ясностью, к чему приводили и всегда будут снова приводить в своих последних результатах нетерпимость и религиозный фанатизм, если мутному потоку их не будет противопоставлена мощная плотина растущего сознания широких масс».

Великий Галилей остался жив и не разделил участи многих других мучеников науки. Но последние годы его жизни были отравлены постоянным мелочным надзором со стороны инквизиции, преследовавшей ученого даже после его смерти. Только в 1822 году коллегия кардиналов разрешила излагать учение Коперника в католических странах, а в XX веке процесс против Галилея был осужден Ватиканом. Но, возможно, самое печальное для истории науки заключается в том, что для нее остались навсегда потерянными то время и те силы, которые Галилей затратил на борьбу за свою жизнь, на борьбу с католической церковью.

Современники особенно чтили достижения Галилея в области научной астрономии. Ей он посвятил годы своей жизни и после осуждения инквизицией. Но не умаляя действительно выдающихся результатов, полученных Галилеем в области астрономии, заметим все же, что еще большее значение для науки и техники имели его труды в области механики. Здесь Галилей выступай как прямой и непосредственный продолжатель Архимеда. Помните, читатель, мы говорили о том, что указанная Архимедом дорога долгие века так и оставалась пустынной? Галилео Галилей не только вступил на нее, но и продвинулся так далеко, что достигнутые им рубежи сделали возможными поразительные успехи науки Нового времени, полученные учеными уже следующего поколения.

Говорят, идеи не умирают — умирают их носители. Правда ли это?

Слаб носитель Разума — обыкновенный человек, даже если он гениален. Какой соблазн расправиться с прогрессом радикально, раз и навсегда устранив источник духовной заразы!

В тридцатые — сороковые годы нашего века, века научно-технического прогресса, по всей Германии пылают костры из запрещенных книг, и дым костров смешивается с дымом из труб в крематориях Освенцима, Аушвица, Треблинки… Позднее встают дымы над кострами из книг, разожженными полпотовскими палачами в Кампучии…

И кажется, где-то в немыслимой высоте они сливаются с чадящими шлейфами костров средневековой инквизиции, с дымом сгорающих в таких же кострах рукописей конфуцианцев, казненных по приказу императора Цинь Ши-хуанди в III веке до нашей эры.

Но как же так? Почему убийство мыслителей и уничтожение книг не дало того результата, на который надеялись гонители Разума? Почему оно, как мы теперь хорошо понимаем, заранее было обречено?

Идеи сожженного кардиналами Джордано Бруно вдохновили после его смерти целые поколения не только мечтателей, но и людей действия. Публичное унижение Галилея привело к посрамлению папства. Изгнание из рейха ученых стало одной из весомых причин его поражения в войне. Имена гонителей Разума прокляты в веках… Вопреки церковной реакции, особенно обострившей антагонизм между знанием и верой в условиях религиозных войн, пламя костра, на котором встретил мученическую смерть и вечную славу Джордано Бруно, не преградило дорогу Разуму: надежды «святых отцов» инквизиции не сбылись. На деле оно озарило наступление XVII века, когда творили не только Галилей, но и Кеплер, Стевин и Торричелли, Ньютон, Лейбниц и Декарт, Гюйгенс и Ферма, Герике и Паскаль, Бойль и Гук, Гарвей и Левенгук. Это был век великих основоположников науки Нового времени, создателей научного естествознания; ставшего всепобеждающим оружием человечества в его борьбе не только с природой, но и с невежеством.

Призраки исчезают с рассветом

На титульном листе первого издания сочинения Фрэнсиса Бэкона «Новый органон» помещена гравюра: парусный корабль, идущий полным ветром между двумя столбами, — это образ, как считают комментаторы, явно навеянный мифом о Геркулесовых столбах. Но не радо забывать о том, что начало XVII века, когда увидела свет книга, написанная как вторая часть задуманного Бэконом труда «Великое восстановление наук», — время практического освоения европейцами Нового Света. Не имел ли в виду Бэкон аллегорическое изображение корабля познания, которому надлежит смело пуститься в океан заблуждений и невежества, чтобы, преодолев его, совершить великие открытия? Содержание «Нового органона» вполне отвечает такому замыслу.

Жизнь Фрэнсиса Бэкона, барона Верулемского, философа и лорда-канцлера Англии, полна противоречий и событий, отвечающих духу смутного и героического времени— эпохи первой буржуазной революции и религиозных войн, свирепствовавших во Франции (1560–1598), Нидерландах (1572–1609) и Германии (1618–1648). Новый зарождающийся класс — буржуазия — шел к политической власти, которую и получил сначала в Нидерландах и Великобритании, двух странах, сосредоточивших в своих портах большую часть мировой торговли, а на своих реках — большую часть мануфактурной промышленности.

Бэкон (1561–1626) и его современник Рене Декарт (1596–1650) не только поняли, что разрушение классической средневековой картины мира расчищает путь новым средствам понимания и покорения природы, но и поставили перед собой задачу — показать эти новые возможности ученым, мореплавателям, торговцам, промышленникам, государственным деятелям.

Новое время требовало устранить из духовной атмосферы общества отравляющие ее предрассудки, заблуждения, философские ошибки, нагромождавшиеся друг на друга в средние века. И этому возрождению свободной мысли, повышению авторитета науки и ее метода с огромным успехом способствовали труды Бэкона и Декарта.

«Оба они были, — пишет известный ученый и историк науки Джон Бернал, — по самой сущности своей пророками и публицистами, людьми, которые уже видели возможности познания и поставили себе целью показать их миру».

Сам Бэкон писал: «Я всего лишь трубач и не участвую в битве… И наша труба зовет людей не к взаимным распрям или сражениям и битвам, а, наоборот, к тому, чтобы они, заключив мир между собой, объединенными силами встали на борьбу с природой, захватили штурмом ее неприступные укрепления и раздвинули… границы человеческого могущества». В своем главном труде «Новый органон» он буквально дает бой невежеству, разоблачая его скрытые причины и следствия. Согласно его взглядам, такой причиной являются ложные представления, «призраки» или идолы, сбивающие людей с истинного пути Разума.

Свободное от призраков знание, учил Бэкон, проистекает из опыта, хорошо продуманного и специально организованного эксперимента, «поскольку природа вещей лучше обнаруживает себя в состоянии искусственной стесненности, чем в естественной свободе». Цель науки— обогатить человеческую жизнь новыми открытиями и изобретениями, но для достижения этой цели изучение природы должно быть планомерным, вестись по установленным правилам.

Уже на закате жизни Фрэнсис Бэкон начал писать социальную утопию — философскую повесть «Новая Атлантида», закончить которую он не успел. Описанный Бэконом фантастический остров Бенсалем в Атлантическом океане управляется учеными и инженерами. На нем находится «Дом Соломона» — научно-технический центр государства, его мозг. Это дает теперь право некоторым историкам утверждать, что именно Бэкон стал основоположником технократических идей, обосновывающих целесообразность передачи политической власти в государстве научным и техническим специалистам.

О современных технократах и технократии читатель узнает из следующих глав, здесь же отметим, что бенсалемовский «Дом Соломона» воплотил мечты Бэкона об идеальной организации научной и технической деятельности общества. Ученые в «Доме Соломона» не только планировали и организовывали работу исследователей и изобретателей, они, кроме того, распоряжались всеми производительными силами острова-государства, его природными ресурсами.

Так Бэкон попытался дать практический рецепт воплощения его идей в реальную жизнь. И надо сказать, что, хотя и далеко не полностью, его идеи все же нашли практическое применение. Бэконовская программа государственной организации науки была принята основателями первой в истории Академии наук — Лондонского королевского общества, члены которого прямо говорили о том, что действовали по «подсказке» Бэкона. Академии наук существуют сегодня во всех экономически развитых странах и оказывают огромное влияние на развитие их производительных сил, на деятельность общества по преобразованию природы и использованию ее ресурсов.

Не будем ставить в вину мыслителям, положившим первые камни в основание современной науки, несовершенство предлагавшихся ими идей и философских систем, но отдадим должное их успехам, а главное — их огромному влиянию на последующий прогресс научного знания. Фрэнсис Бэкон, этот «настоящий родоначальник английского материализма и всей современной экспериментирующей науки», как назвал его К. Маркс, был одним из тех, кто, находясь на стыке средневековой и современной науки, возвысил голос в защиту Разума и помог его освобождению, вывел его из мрака к свету Нового времени.

Легенда о Башне из слоновой кости

Хорошо, когда невежество откровенно и не пытается спрятать ослиные уши под шапочкой доктора Гонорис кауза. Но у него — тысяча лиц, и далеко не каждое узнаваемо с первого взгляда. Ведь кроме прямых врагов Разума — невежественных людей, необразованных и полуобразованных противников научных истин в самой науке существуют научные гипотезы, непонятные современникам идеи, наконец, просто заблуждения, и все это живет, движется, переливается всеми красками спектра— от гениального прозрения до воинствующей некомпетентности, откровенной глупости и обмана.

Терпимость к инаким мнениям — закон науки. Не разносы ошибающихся коллег с высот непререкаемого авторитета, а дискуссии с ними, не запреты на мнения, а терпеливое прояснение истины и, конечно, разоблачение обмана, злонамеренной лжи, бескомпромиссное выявление невежества. Иначе, выплескивая из ванночки грязную воду заблуждений и ошибок, можно ненароком выплеснуть с ней и выкупанного ребенка — истину.

Советской биологии, генетике и сельскому хозяйству пришлось очень дорого заплатить за невежественные идеи Т. Д. Лысенко и его сторонников, продвигавших их в жизнь с помощью приказов и увольнения с работы несогласных с ними научных соперников. Но лысенковщина не так проста, как иногда это представляют. Сам Лысенко спекулировал на необходимости быстрого и резкого подъема сельского хозяйства. Он утверждал, что именно его теории развития растений позволят добиться быстрейших практических результатов и что видные советские ученые — генетики оторвались от жизни, замкнулись в храме высокой науки и якобы ничего полезного для развития сельского хозяйства сделать не могут. Доказательства? И тут, как выяснилось впоследствии, пошли в ход подтасованные данные экспериментов, сфальсифицированные опыты, а то и просто обещания в ближайшие же годы добиться сногсшибательных результатов в выведении новых сортов пшеницы или в повышении жирности молока. О том, какими методами пользовался Т. Д. Лысенко, прекрасно рассказано в книге В. Дудинцева «Белые одежды».

Но невежественная лысенковщина возросла не без питательной среды. С одной стороны, Лысенко видел острейшую потребность практики в быстрых и крупных успехах сельского хозяйства. С другой стороны, он обвинил ученых, разрабатывавших глубокие теоретические основы генетики, в практической бесполезности их работ, в том, что они занимаются наукой не ради конечного практического результата, а ради пустого, как он считал, интереса к никому не нужным теоретическим абстракциям. Для невежественных администраторов, для некомпетентных распорядителей от науки эти доводы оказались убедительными. И невежество восторжествовало— пусть на время, пусть не во всем, но так, что успело наделать много черных дел и заметно задержать развитие научных основ сельского хозяйства и биологии в СССР.

Имели ли доводы Лысенко хоть какие-то реальные истоки? И вот тут мы должны сказать: обвинения науки в отрыве от практики имели не только субъективные, но и объективные корни. Кроме прямой лжи, подтасовки фактов обвинители опирались еще и на реально существовавшие в науке мнения некоторых ученых о необходимости «чистой» науки, которая якобы должна развиваться не для практики, а сама для себя.

Удивительный парадокс — в науке, возникшей и развивавшейся человечеством как оружие в борьбе за жизнь, за улучшение условий существования, вдруг возник миф о том, что подлинный ученый должен быть далек от низменной практики, что его призвание — поиск истины ради самой истины. Наука ради науки! — таков был лозунг сторонников этой точки зрения. Место ученого, утверждали они, не в гуще практических проблем, а, образно говоря, в Башне из слоновой кости, изящной изоляции от всего, что мешает абстрактному мышлению, духовному производству нового знания.

Как могло возникнуть это заблуждение, побудившее некоторых ученых высказаться в пользу науки ради науки? Объективная причина — в различии духовного и материального производства. В процессе того и другого создается новый продукт, только в первом это новое знание — результат мыслительной, духовной деятельности, во втором случае — материалы, вещи — предметы вполне осязаемые, конкретные, которые одной только силой мысли не создашь. Но и новое знание не может быть получено в процессе материального производства! Вот эта относительная самостоятельность и послужила объективной базой для заблуждений о возможности их раздельного существования и функционирования.

На самом деле духовная и материальная культура общества органически взаимосвязаны. В материальном производстве знание, продукт мышления, как говорят философы, опредмечивается, воплощается в продукт труда. В духовном производстве осмысливается и обобщается практический опыт.

Духовная деятельность, производство нового знания, не обязательно исследует конкретные предметы, явления, факты. На более высоких уровнях теоретических исследований ученые имеют дело с особого рода терминологией, сложным понятийным аппаратом, с теоретическими построениями, то есть с обобщениями более высокого порядка. Практика, реальная жизнь как бы представлены понятиями, с которыми работает ученый. Чем выше уровень теоретических обобщений, тем сложнее связь того, над чем размышляет ученый, с конкретными предметами и явлениями. Появляются теории, практическое значение которых становится понятным далеко не сразу и потому подвергается сомнению. А поскольку разделение научного труда столь же обязательно для духовного производства, как и разделение труда в промышленности, появляются в науке и соответствующие специалисты, полностью погруженные в абстрактные проблемы и просто не успевающие разрабатывать все «этажи» создаваемых теорий — вплоть до непосредственно соприкасающихся с практикой.

Абстракции — сила науки, без них невозможно теоретическое знание. И они же могут стать действительной или кажущейся слабостью науки, если говорить о взаимодействии теории и практики. И чем дальше развивается наука, тем больше она нуждается в специальном переводе — с языка абстрактных теорий на язык практики. Сторонники «науки ради науки» как раз и не хотят заниматься таким переводом сами и другим ученым не советуют: мол, это не дело подлинной науки. Правы ли они? Мы с вами знаем жизнь достаточно хорошо, чтобы ответить на этот вопрос определенно и однозначно.

Плохо, конечно, не то, что в науке существуют области, чрезвычайно слабо связанные с практикой, и не то, что ученые разрабатывают физические знания, для понимания практического значения которых требуется специальный анализ. Недопустимо, что такие области науки объявляются единственно достойными настоящего ученого. При таком подходе от подлинной науки отлучаются целые области исследований, рассматриваемые уже не как собственно наука, а как область ее приложения.

Как вы помните, уже при возникновении раннего научно-технического знания древние делили его на две части: рациональную и ремесленную механику. Сохранились свидетельства сурового осуждения Платоном, одним из величайших мыслителей древности, технического применения математики. Платоновская традиция осуждения профанации «чистой» теории так и кричит о себе в концепции «чистой» науки XIX века.

Но может быть, все эти разговоры о фундаментальных и прикладных науках, о науке «чистой» и ее прикладных разделах не так уж опасны? Хоть горшком назови, только в печку не ставь — гласит народная поговорка.

…Когда Вернера Сименса, немецкого изобретателя и инженера, талантливого организатора науки и промышленности, избирали в Академию наук, жрецам «чистой» науки пришлось особо объяснять теоретическое значение работ кандидата в академики. Выступавшие чуть ли не извинялись за огромное практическое значение трудов человека, так много сделавшего для электротехнической революции XIX века!

А вот факт уже нашего времени. В середине XX века из состава Академии наук СССР были выведены научно-исследовательские институты технического профиля, а отделение технических наук упразднено. Передача институтов в отраслевые министерства привела, с одной стороны, к снижению уровня теоретических оснований техники, а с другой — к ослаблению связи между фундаментальными и прикладными исследованиями, хотя при принятии этого решения надеялись достичь как раз обратного результата. После XXVII съезда КПСС, с трибуны которого был подвергнут критике необоснованный подход к взаимосвязи теории и технической практики, начали приниматься меры по исправлению недостатков в данной области. Так общие суждения, казалось бы не имеющие особого значения, оборачиваются организационными просчетами, экономическими потерями, а главное — снижением уровня научно-технического прогресса.

Впрочем, плохо и другое — пренебрежение «высокими» теориями со стороны практиков.

Около пятидесяти лет назад академик В. И. Вернадский выступил с идеями о превращении биосферы Земли в ноосферу. Тогда мысли Вернадского показались интересными, но слишком отвлеченными от реальных, насущных проблем дня. Академика упрекали в отрыве от жизни. Горько читать теперь об этом, потому что мы знаем — мысли Вернадского имеют основополагающее значение для теории и практики экологии, и если бы к ним прислушались раньше, многое из того, что волнует нас сейчас во взаимодействии человека, техники и природы, возможно, не существовало бы.

Отсюда вытекает одна из сложнейших и, наверное, вечных проблем организации научных работ и оценки их результатов — распределение финансов, кадров и других общественных ресурсов между фундаментальными и прикладными исследованиями. Баланс между изучением абстрактных проблем, не обещающих быстрого практического результата, и выгодными, важными прикладными работами найти очень не просто. В конце тридцатых годов острой критике со стороны некоторых ученых и ответственных работников подвергались, например, исследования в области… физики атомного ядра. Прикладное значение этой области знаний было тогда просто непонятно.

Как же в духе всего сказанного относиться к «чистой» науке? «Чистой», то есть якобы вовсе оторванной от практики, науки просто не существует, как не существует и прикладных исследований, вовсе не связанных с теоретическими знаниями. Сложность, многократное опосредование этих связей науки и практики, фундаментальных и прикладных исследований не должны никого смущать, они не. всегда на поверхности, но существуют обязательно.

Чтобы отличить науку от лженауки, избежать перекосов в оценках некомпетентных, а то и просто невежественных решений, нужно прежде всего подходить к каждой научной проблеме научно. Нужно научное знание о самой науке. И такое знание активно разрабатывается на протяжении последних двадцати лет. Называется оно науковедением.

Глава 4. Власть над Землей

Электрический мир

Если верить легендам, Архимед был особенно горд открытием закона рычага, дававшего возможность малыми силами совершать большую работу. Но, если разобраться, без источника энергии и это изобретение давало не так уж много. Водяные двигатели, использовавшие энергию падающей воды, резко подняли энерговооруженность людей. Мощные и компактные универсальные паровые двигатели и турбины, двигатели внутреннего сгорания «впрягли» в повозку технического прогресса миллионы «лошадей». Но только с изобретением электрического двигателя и генератора электрического тока энергетика обрела наконец свойства и характеристики, обеспечивающие реальную власть человека над Землей. Электрификация стала не только символом, но и важнейшим направлением научно-технического прогресса.

Электричество — единственный вид энергии, который люди научились производить в огромных количествах, концентрировать, передавать на большие расстояния, распределять между крупными и мелкими потребителями, легко преобразовывать в другие формы энергии. Оно — универсальный энергоноситель, позволяющий включить в структуру топливно-энергетического хозяйства, составляющего основы экономики, практически любой источник энергии, лишь бы это было рентабельным, экономически выгодным.

Выделяя в истории техники и общества отдельные периоды, историки всех времен любили оперировать понятием «век». Может быть, этому положили начало предания о якобы бывшем некогда золотом веке в истории человечества. Может быть, пальма первенства принадлежит археологам, первыми определившим целую эпоху как век. Это они выделили в древнейшей истории человечества каменный век, а затем — медный, бронзовый и железный, на самом деле измерявшиеся тысячелетиями. В XIX веке, когда впервые было по-настоящему понято определяющее значение энергии, заговорили о веке пара. А с последней четверти XIX столетия получило широкое хождение понятие «электрический век». Если следовать этой логике, он продолжается и сегодня. Можно сделать только одну, правда существенную, поправку и говорить уже не о веке, хоть и превышающем столетие, но все же имеющем временные границы, начало и конец, а о «электрическом мире», начало которому положили первые практические применения научных знаний о магнитных полях и электрических токах.

Магнетизм и электричество как природные явления были известны человеку с древних времен. Первая научная теория магнетизма принадлежит Уильяму Гилберту. Около 1660 года Отто Герике построил машину для получения статического электричества, что дало возможность уже проводить эксперименты. В 1745 году Питер ван Мушенбрук изобрел лейденскую банку. Но начало широким экспериментам с постоянным электрическим током положило изобретение Алессандро Вольта, создавшего в 1800 году, по словам другого ученого той эпохи Доменика Араго, «самый замечательный прибор, когда-либо изобретенный людьми, не исключая телескопа и паровой машины». Речь идет о знаменитом вольтовом столбе, долгое время бывшем единственно пригодным для практического применения источником тока. Двадцать лет спустя Ганс Эрстед обнаруживает действие электрического тока на магнитную стрелку, а еще десятью годами позже Майкл Фарадей формулирует закон электромагнитной индукции. 1834 год вошел в историю как год создания первого пригодного для практики электрического двигателя, изобретенного Борисом Якоби. Его коллега по Петербургской академии наук Эмиль Ленц вывел один из фундаментальных законов электромеханики — принцип обратимости генераторного и двигательного режима электрических машин. Целая плеяда ученых и инженеров реализует этот закон в технических конструкциях. Развитие электротехники идет так быстро, что уже в 1867 году один из ее основоположников Вернер Сименс имел основания заявить: «Современной технике предоставляются теперь все возможности, чтобы доступными и дешевыми средствами выработать ток неограниченной силы и получать его всюду, где имеется в распоряжении механическая сила. Этот факт во многих областях будет иметь существенное значение».

Первый Международный электротехнический конгресс в Париже (1881 г.) уже продемонстрировал большое влияние новой отрасли науки и техники на промышленность. «…В действительности это колоссальная революция, — писал Ф. Энгельс Э. Бернштейну в 1883 году. — Паровая машина научила нас превращать тепло в механическое движение, но использование электричества откроет нам путь к тому, чтобы превращать все виды энергии — теплоту, механическое движение, электричество, магнетизм, свет — одну в другую и обратно и применять их в промышленности. Круг завершен».

Так началась электротехническая революция. Вряд ли имеет смысл подробно описывать ее дальнейшее развитие. Электричество стало буквально вездесущим. В быту, в промышленности, на транспорте, в системах обработки и передачи информации, в автоматике. Обратим особое внимание читателя только на одну из новейших областей науки и техники — электрофизико-химические методы обработки материалов. Здесь электричество не только выполняет ставшую для него традиционной роль энергоносителя, но и само непосредственно участвует в технологическом процессе формообразования деталей.

Неудивительно, что производство электроэнергии во всех промышленно развитых странах мира опережает по темпам и рост национального дохода, и общее энергопотребление. Например, в СССР потребление энергии возрастает примерно на 12 процентов в год, в Японии — на 15 процентов. При этом доля первичных энергоресурсов, используемых на выработку электричества, начиная с 1950 года увеличилась с 14 до 50 процентов.

Основной поставщик электроэнергии — мощные и сверхмощные генераторы, вращаемые паровыми и гидравлическими турбинами. Они вырабатывают самое дешевое электричество в огромных количествах. Крупнейший в мире двухполюсный турбогенератор имеет мощность 1200 мегаватт. Одна машина вырабатывает электричества столько же, сколько вырабатывали 2/3 всех электростанций, строительство которых предусматривалось Государственным планом электрификации России в течение пятнадцати лет. Эта рекордная машина, успешно работающая на Костромской ГРЭС, — шедевр сложнейшей работы ученых, конструкторов, производственников.

Но рост мощности генераторов тока влечет за собой увеличение выделения тепла, а это — потери энергии. Проблема охлаждения обмоток генераторов стала препятствием на пути увеличения их эффективности. И как всегда, когда оказываются бессильными опыт и здравый смысл, на помощь приходит научное знание. Необычный для электротехники результат дает применение эффекта сверхпроводимости, еще совсем недавно считавшегося весьма экзотическим явлением, не имеющим особого практического значения.

Применение сверхпроводящих обмоток в электрических машинах позволяет в 2–3 раза уменьшить массу агрегата при коэффициенте полезного действия до 95,5 процента. Первые в истории промышленные криогенные генераторы — машины Будущего — уже построены в Ленинграде.

Но у сверхпроводимости, достигавшейся только при температуре жидкого гелия, есть смертельный враг — тепло. Поэтому проводники из сплава ниобия и титана в медной матрице помещаются в криостат, ведь поток тепла всего лишь в один ватт (столько тепла излучает лампочка карманного фонарика) способен испарить около 1,5 литра жидкого гелия в час. Криостат — своеобразный холодильник, вращающийся с частотой 3 тысячи оборотов в минуту, в который подается жидкий гелий и удаляется гелиевый газ, — конструкция не из простеньких. Поэтому понятно, с каким энтузиазмом встретили энергетики известие об открытии эффекта сверхпроводимости при значительно более высокой температуре. Высокотемпературная проводимость изучается сегодня в лабораториях всех экономически развитых стран мира. Рассказ об увлекательнейших и удивительнейших перспективах, открывшихся в 1987 году перед электротехникой, заслуживает отдельной книги. Уже в ближайшие годы в энергетике будет совершен новый революционный рывок вперед по дороге НТР.

Читатель, конечно, заметил, что создание даже весьма экономичных и небольших по размерам сверхмощных электрогенераторов со сверхпроводящими обмотками никак не отменяет проблему первичных источников энергии. Любой генератор надо вращать — силой ли пара, силой ли воды. Первичные энергоресурсы, как и другое сырье, человек черпает из природы. На производство электроэнергии расходуется около четверти добываемого в мире органического топлива. А запасы нефти, каменного угля и природного газа далеко не безграничны. Исчерпать их — значит оставить человечество без электричества, без энергии, сделать его бессильным — как на заре истории — против природы. Но об этом, конечно, не может быть и речи.

Одолев стихийные силы природы, человек стал мечтать о большем — безграничной власти над Землей. Но для этого нужен и неисчерпаемый источник энергии, электричества. Наращивать энерговооруженность путем добычи и сжигания все большего количества основных первичных энергоносителей — органических природных топлив и урана — бесконечно нельзя. Поэтому перспективы власти человеческого общества над природой связаны с поисками новых энергоносителей, добыча и переработка которых экономически выгодны и не ограничены экономическими проблемами.

В истории энергетики уже известны своеобразные топливно-энергетические революции. В XIX веке ведущую роль в энергетике играл каменный уголь. Примерно в середине XX века на смену ему пришли нефть и ее производные, добыча и переработка которых обходились гораздо дешевле. И вот теперь на очереди новый энергоноситель. Каким он будет? Пока ученые, инженеры и экономисты ищут. Достойных претендентов не так много. Некоторые считают, что будущее могущество человечества должно основываться на атомной энергетике— не современной, использующей обогащенный уран, а термоядерной. Заметим, что у этой идеи есть не только сторонники, но и многочисленные противники, доводы которых против ядерной энергетики слишком серьезны для того, чтобы от них можно было так просто отмахнуться. Да и чисто технических проблем еще чрезвычайно много: экономически выгодное промышленное освоение термоядерных реакций — дело не самого близкого будущего, хотя физики предполагают создать первый опытный термоядерный реактор еще до конца нашего тысячелетия.

Прямое преобразование солнечной энергии в электричество с помощью полупроводниковой техники, такое, как на космических кораблях, в промышленных масштабах не сулит особых экономических выгод. Недостаточны и другие альтернативные источники энергии — приливные электростанции, ветряные двигатели, термоэлектрические преобразователи. Но есть у ученых идея, реализация которой позволит решить энергетическую проблему наилучшим образом. Это использование в качестве первичного энергоносителя самого распространенного во Вселенной элемента — водорода, занимающего, как известно, первое место в периодической системе элементов.

Собственно говоря, сжигая каменный уголь, природный газ и нефть, мы уже используем теплотворную способность водорода. Ведь он поставляет основную часть тепла, получаемого в топках котлов электростанций. Достаточно сказать, что чистый водород дает в 3 раза больше тепла, чем бензин, в состав которого он входит, а о других углеводородных органических топливах и говорить не приходится. Но одно дело — водород в составе угля и нефти, и совсем другое — чистый водород, при сжигании которого в цилиндрах двигателей внутреннего сгорания в выхлопные трубы поступает… чистая вода. Вся беда в том, что чистый водород сегодня дорог, и получать его в количествах, необходимых для замены других природных первичных энергоносителей, пока что практически нецелесообразно. Но, как мы уже говорили, у ученых есть идея…

На очереди решение одной из великих тайн природы— познание механизма фотосинтеза. Ожидания, связанные с этим, превосходят надежды энергетиков на промышленное использование термоядерных реакций. Фотосинтез — необходимое условие, исходный рубеж жизни на нашей планете, потому что только он обеспечивает использование части потока солнечной энергии живым веществом Земли — сначала растениями, затем всеми другими видами живых организмов. В процессе фотосинтеза, пока что неизвестным нам образом, солнечный свет расщепляет воду на кислород и водород. Кислород выделяется в атмосферу, давая жизнь флоре, а водород (тоже пока неизвестно как) связывается с углеродом в органических химических соединениях— углеводах, строительных материалах растений. Так природа «консервирует» солнечную энергию, запасы которой, накапливавшиеся миллионы лет, мы теперь расходуем с такой поспешностью и неразумием.

Теперь представим себе машину, воспроизводящую механизм фотосинтеза. Для того чтобы разорвать химические связи водорода с кислородом в воде, сегодня нужно затратить колоссальную энергию. Пиролиз (разложение воды теплом, огнем) или электролиз (разложение воды с помощью электричества) в больших масштабах экономически невыгодны. А в процессе фотосинтеза эта задача решается практически без затрат энергии— с помощью солнечного света! Самое же главное — в машине удастся получить и кислород, и водород. Откроется путь превращения солнечной энергии в химическую, а превращать химическую энергию в электрическую мы уже умеем, и очень неплохо.

Человечество ждет фантастическая по своим возможностям водородная экономика. Еще Д. И. Менделеев говорил, что сжигать нефть в топках — все равно, что топить котлы ассигнациями. Энергия водорода легко транспортируема, легко преобразуется в электрическую энергию. Дешевый водород станет прекрасным топливом. Разлагая воду на кислород и водород и сжигая затем водород, мы опять получим ту же самую воду и при этом прекратим загрязнение воздуха десятками вредных газообразных веществ, неизбежно попадающих в атмосферу при сжигании органического топлива.

И это еще не все. Получаемый в больших количествах водород избавит металлургию от доменного процесса. Металлы будут восстанавливаться из руд без плавки: водород отберет у окислов кислород. Можно привести много других доводов в пользу водородной энергетики. Ее преимущества перед развернутым строительством АЭС очевидны. И хотя задача получения дешевого водорода в больших масштабах еще не решена, ученые надеются на успех. Водородно-электрический мир — таким будет следующий век энергетики.

Наследники бога Гефеста

Гефест был хром и безобразен, но жил, как и подобает богу, на горе Олимп. Неизвестно, правда, где располагалась его мастерская, ведь Гефест был еще кузнецом, великим Мастером, владевшим ковкой металлов — искусством таинственным и прекрасным. Творения Гефеста воспеты древними греками в мифах. А Гомер в «Илиаде» рассказал о том, что Гефест первым додумался до идеи, одолевающей с тех пор десятки поколений мечтателей и фантастов, не исключая фантазеров эпохи научно-технической революции. Вот что донесли до нашего времени строки древнегреческого эпоса. Когда дочь Нерея Фетида пришла в гости к богу-кузнецу, он

…Ризой оделся и, толстым жезлом подпирался, в двери Вышел, хромая. Прислужницы, под руки взявши владыку, Шли, золотые, живым подобные девам прекрасным, Кои исполнены разумом, силу имеют и голос…

«Золотые девы» Гефеста в нынешнем техническом просторечии — автоматы-андроиды, роботы с довольно высоким уровнем машинного интеллекта и хорошо развитой системой исполнительных механизмов. По крайней мере, до сих пор никому еще не удалось создать столь же удачную конструкцию. Поскольку более древних упоминаний об автоматах, выполняющих функции человека, до нас не дошло, мы можем с достаточным основанием утверждать, что именно Гефест — родоначальник автоматики, и потому специалисты, создающие, изготавливающие и использующие человекоподобные автоматы — его наследники.

А если говорить серьезно, мечта об устройствах, способных действовать самостоятельно, без вмешательства человека, и приносить ему пользу, наверное, не моложе самого человечества. Первыми автоматическими устройствами были, конечно, не мифические золотые девы, а, скорее всего, ловушки для зверей, луки-самострелы, работавшие в полуавтоматическом режиме.

Около 2500 лет назад в Древнем Египте были созданы автоматы, о которых и сегодня спорят историки. До сих пор не установлено точно — использовались ли они практически или же так и остались в макетном исполнении, в виде игрушек-моделей. Одно из таких автоматических устройств открывало врата храма после того, как на жертвеннике разгорался огонь. По тем временам это должно было производить ошеломляющее впечатление: верующие, конечно, и не подозревали о том, что жрецы вмонтировали в жертвенник паровой котел. Пар, пройдя по трубам, перемещал противовес или рычаг, открывавший двери храма.

Согласно источникам, некоторые из изобретений египетских жрецов дошли до механиков эллинистической эпохи, живших в III веке до нашей эры — II веке нашей эры. Впрочем, первый из эллинов, удививший современников хитроумными устройствами с автоматикой, изобрел ее сам. Ктесибий из Александрии был сыном цирюльника. Чтобы помочь отцу, он приспособил к зеркалам противовесы, помогавшие удерживать их на уровне лица клиента, какого бы роста он ни был. Потом идея гиревого механизма была использована Ктесибием в целом ряде развлекательных автоматов.

Занятные автоматы с гидравлическими устройствами описаны в книге Герона Александрийского «Театр автоматов». Наверное, не все эти механизмы придумал сам Герон, но некоторые из его собственных изобретений были популярны и в средние века.

Сложные механизмы пользовались тогда большой популярностью. Даже бароны и герцоги не гнушались работать у токарных станков, изготавливая часовые механизмы. Довольно сложные передаточные механизмы промышленных водяных мельниц и часов, представляющих собой весьма замысловатые конструкции, дали толчок развитию кинематики, а затем и механических автоматических устройств. Вот что писал об одном из часовых механизмов, созданных известным мастером Турриано — часовщиком и механиком королей Карла V и Филиппа I, его друг Амброзио Морале: «Здесь имелось «Примум мобиле» с его противоположным движением, восемь сфер с их колебаниями, движение семи планет со всем их разнообразием, солнечные часы, лунные часы, появление знака Зверя и многих других больших звезд, кроме того, многие другие вещи, которые я забыл». В этих часах было более 1800 зубчатых колес. «Примум мобиле» — это видимое движение звезд. Воспроизвести его в механизме — очень сложная задача.

Средневековые механизмы были прекрасной школой механики, но практическое значение их было невелико. Люди продолжали мечтать о большем. Может быть, поэтому уже в начале XIX века все так охотно поверили в сенсацию — автомат умеет играть в шахматы. Рассказывают, что даже Наполеон не погнушался сыграть партию, но, увидев, что проигрывает, смешал фигуры. Победить автомат и впрямь было мудрено. Мошенник Кемпелен, создавший это устройство, нанимал выдающихся игроков в шахматы и прятал их среди колес и рычагов, закрывая зеркалами. Этот секрет используется в цирке до сих пор.

Первые автоматы были механическими. Регуляторы, предохранители, автоблокираторы сыграли большую роль в развитии машин и машиностроения конца XVIII–XIX веков. Начиная со второй половины XIX века в устройствах автоматики стали использовать достижения электротехники — электромагнитные реле, электрическую связь, электрические исполнительные механизмы. Так появилось второе поколение промышленных систем автоматики — электромеханические автоматические системы управления. В 40-е годы XX века были даже созданы электромеханические вычислительные машины. Правда, век их был недолог. На смену им очень быстро пришли электронные вычислительные машины первого поколения, построенные на электронных лампах, изобретенных в начале XX столетия. Затем автоматические устройства стали играть все более заметную роль в промышленном производстве, на транспорте, в системах связи. К этому времени получила развитие и наука об автоматическом управлении и регулировании. Однако ни электромеханические системы, ни автоматы, построенные на электронных вакуумных приборах, не могли стать базой для реализации идей бога Гефеста. Им можно было передать только простейшие функции человека, да и то не полностью.

В 1946 году американские физики Дж. Бардин, У. Шокли и У. Браттейн изобрели транзистор — первый твердотельный полупроводниковый прибор. Дело пошло не сразу, но когда пошло — оказалось, что новые компактные устройства гораздо эффективнее электронных вакуумных приборов. Они совершили революцию в технических средствах автоматизации. Стало ясно, что новые автоматы должны быть сильны не столько «руками»— исполнительными устройствами, сколько «мозгами»— устройствами, обеспечивающими нужную очередность действий, соразмерность движений, точность позиций и передвижения рабочих органов.

Современная автоматика — такое же привычное и необходимое условие работы промышленности, связи, транспорта и энергетики, как электричество. Роботы — грузчики, маляры, сварщики — этим уже никого не удивишь. На часовых заводах автоматические сборщики-манипуляторы резко подняли качество продукции, повысили производительность труда. Роботы проникают в каюты затопленных судов, исследуют поверхность планет Солнечной системы, действуют в радиоактивных зонах АЭС. А в научно-исследовательских институтах и конструкторских бюро вовсю идет работа над роботами новых поколений. Ученые надеются уже в ближайшие годы научить не только экспериментальные, но и серийные автоматы «слышать» голос и исполнять поданные человеком звуковые команды, различать цвет и форму предметов, принимать самостоятельные решения в условиях неопределенности.

Инженеры трудятся над проектами цехов и заводов, работающих в автоматическом режиме, без участия человека. Они конструируют автоматы для работы в шахтах, в космосе и на дне океанов, пользуясь системами автоматизированного проектирования — САПР. Робототехника давно стала привычным предметом, рядовой учебной дисциплиной не только в институтах, но и в профессионально-технических училищах. Наверное, если бы случилось невозможное и из обращения разом были изъяты все автоматические устройства, человечество оказалось бы и по уровню культуры и по уровню власти над Землей если не в средних веках, то, по меньшей мере, где-то в XVIII веке. Но, пожалуй, самая увлекательная из задач, над которыми ломают сегодня головы наследники Гефеста, — это задача создания искусственного интеллекта.

Впервые слова «искусственный интеллект» прозвучали как технический термин в 1956 году. С тех пор, по мнению академика Г. С. Поспелова, проблема искусственного интеллекта превратилась в центральную задачу всей информационно-компьютерной технологии.

В чем суть проблемы? В 50—60-е годы полагали, что главное — научить ЭВМ выполнению таких экзотических заданий, как сочинение музыки, игра в шахматы и т. п. Но уже в 70-е годы стало ясно, что такие задачи не требуют ничего, кроме хорошо подготовленной программы, и деятельность такого рода не так уж разумна. Да и нельзя, действуя по рецепту, создать нечто выдающееся, выходящее за заданные рамки. И тогда, поняв это, специалисты в области искусственного интеллекта стали создавать такие компьютеры, которые смогли бы не только работать по установленным правилам, но и создавать новые программы применительно к изменившейся ситуации, а затем переключаться на выполнение этих программ по мере надобности. По сути дела, проблема искусственного интеллекта была поставлена совсем по-другому. Решение ее стало еще более трудным. Но первые успехи в этом деле уже есть, и наследники Гефеста с оптимизмом смотрят в будущее.

В декабре 1985 года была принята Комплексная программа научно-технического прогресса стран — членов СЭВ. Одно из заданий этой программы предусматривает создание ЭВМ нового поколения, способной выполнять более 10 миллиардов операций в секунду. В этой ЭВМ уже будут использованы принципы искусственного интеллекта.

Хотелось бы завершить этот раздел на мажорной ноте, но… Любая серьезная техническая проблема ставит перед современным исследователем не только технические вопросы. Успехи в разработке средств автоматизации— важное, но не единственное условие передачи автоматам функций человека. Чрезмерное увлечение одной только технико-технологической стороной дела как раз и ведет в последующем к конфликтам между человеком и техникой. Поэтому, говоря о победном шествии автоматов, о том, как в истории науки и техники создавались предпосылки как будто бы уже наступающего века компьютеров, нужно сказать о затруднениях на этом пути, до сих пор не преодоленных.

Следует ли передавать машинам решение всех задач получения, обработки и передачи информации и тем более принятия решений в соответствии с этой информацией, или же здесь должен быть поставлен какой-то разумный предел, установлено какое-то разграничение функций между электроникой и человеком? В какой мере можно довериться машинам, положиться на их безопасность и надежность? Должны ли мы стремиться к полной и всеобщей машинизации, компьютеризации и автоматизации труда, быта и творчества?

Есть проблемы и попроще, по крайней мере на первый взгляд. Как приспособить новую технику к ограниченным физическим, физиологическим, психическим возможностям человека? Совершенно ясно, что ошибки оператора сложной технической системы гораздо опаснее, чем ошибки специалиста, управляющего работой одной небольшой машины. Но разве вероятность ошибки изменяется при переходе от одной установки к другой, разве она может быть сведена к нулю? Как обеспечить безопасность и надежность современных технических систем, если они представляют собой не просто технические устройства, а по существу человеко-машинные системы?

Подобные вопросы не могут быть решены одними только инженерами. Ответ на них возможен при условии привлечения всех знаний о человеке, при совместной работе специалистов в области технических, естественных и общественных наук. И хотя ни на один из этих вопросов еще нет однозначного, а тем более исчерпывающего ответа, научно-технический прогресс развертывается неудержимо и стремительно, ведя человечество все дальше по пути автоматизации.

Ровесница и надежда XX века

Электроника родилась в самом начале XX века и потому заслуженно считается его ровесницей. В 1901 году знаменитый американский изобретатель Томас Алва Эдисон приметил новый, не наблюдавшийся ранее феномен — поток электронов, возникающий между двумя электродами в вакууме при нагревании одного из них. Сам он этот эффект на практике не применил. Но уже в 1905 году Джон Флеминг использовал открытое Эдисоном явление и научился управлять им. Между двумя электродами, катодом и анодом, он поставил сетку — третий электрод, на который можно было подавать потенциал, ускоряющий или запрещающий проход электронов. Так появился первый электронно-вакуумный прибор— стеклянный баллон на цоколе, внешне очень похожий на осветительную лампу и потому названный электронной лампой.

Принцип управления электронным потоком оказался очень плодотворным. Инженеры создавали одну многоэлектродную лампу за другой. На практике особенно ценной оказалась пригодность новых приборов для работы в диапазоне радиочастот. Радиолампы стали основным конструктивным элементом передатчиков и приемников радиоволн. Но и в других отраслях электротехники, в области коммутации и передачи слабых токов, электронные реле, выпрямители, усилители сигналов позволили совершить быстрый рывок и за короткий срок резко повысить технические характеристики телеграфных и телефонных систем. Потом появились другие электронно-вакуумные приборы, обеспечившие технический прогресс акустики и радиолокации, измерительной техники, телеуправления и систем автоматики… Словом, начался век электроники — обширного комплекса технических наук и отраслей техники и промышленного производства.

Как ни короток жизненный путь технических средств нового класса, общие закономерности развития техники проявились и в нем. Очень скоро на смену первым образцам электронных устройств пришли более совершенные. Большие электронные лампы уступили место сначала компактным, затем — миниатюрным, пальчиковым. В середине века физики показали, что нужного эффекта можно достичь и без помощи вакуума, используя твердотельные диоды и транзисторы. Переход электроники на твердотельные полупроводниковые схемы хотя и дался нелегко, зато резко повысил ее возможности. Твердотельная электроника тоже эволюционировала по знакомой схеме — в ней происходила смена поколений. Появились интегральные схемы, объединившие на одном кристалле полупроводника сразу несколько полупроводниковых элементов. Плотность «упаковки» быстро росла. БИС — большие интегральные схемы, затем СБИС — сверхбольшие интегральные схемы оказались несоизмеримо более эффективными, более надежными, дешевыми, компактными. Хотя для их производства пришлось создать новую отрасль промышленности с очень сложной технологией, они, в конечном счете, оказались дешевле прежних радиоламп.

Происходивший буквально на глазах процесс технического прогресса электроники так напоминал эволюционные процессы в растительном и животном мире, что появились даже теории, переносившие в технику идеи Дарвина. Например, в теории надежности описываются системы уравнений, отражающие процессы «размножения» и «гибели» элементов в больших технических системах. Понятие «жизненный цикл технического устройства» даже стало термином. Ну а выражения «ЭВМ играет в шахматы», «ЭВМ сочиняет музыку» стали уже привычными не только для специалистов, хорошо помнящих об условности такого рода фраз. Академик И. П. Павлов в свое время наказывал сотрудников за выражения, очеловечивающие животных, приписывающие им, хотя и в образной форме, то, что доступно только человеческому мозгу. Но кто накажет журналиста и специалиста, всерьез пишущих о машинном интеллекте без всяких оговорок? Конечно, каждый раз все в деталях не объяснишь. Надо только очень хорошо знать: модель интеллекта — еще не Разум, аналогия — еще не тождество, внешнее подобие — не общность сущностей.

Но вернемся к электронике.

В чем колоссальное, подлинно всемирно-историческое значение электроники? Что дает право называть ее не только ровесницей, но и надеждой XX века?

Электронные устройства совершили переворот в автоматизации и сделали возможной индустрию информации. Если до середины XX столетия люди нацеливали свою деятельность на добычу, переработку, преобразование, хранение, транспортировку и потребление вещества и энергии, то теперь они смогли организовать технологические процессы применительно к информации.

Один из «отцов кибернетики» Норберт Винер сказал: «Информация — это информация, а не вещество и не энергия». И действительно, информацию в руки не возьмешь, разве что в форме какого-либо ее носителя — книги, перфоленты, магнитной пленки. Но информацию можно получить, зафиксировать, преобразовать, переработать, сохранить, передать, выдать, использовать — внешне все обстоит так, как и с другими ресурсами, которыми располагает человек. Анализу и объяснению этих процессов посвящен особый комплекс наук — информационно-кибернетический цикл технических дисциплин. Информатика как раздел научного знания развивается по тем же законам, что и остальные фундаментальные и прикладные знания. А уж о технической стороне дела и рассказывать не приходится: информационно-кибернетические отрасли промышленности, экономики сегодня известны всем. Информационно-кибернетическая революция стала очевидной для человечества тогда, когда было осознано значение вычислительной техники. Но на самом деле суть этого явления гораздо шире, чем применение техники для вычислений. Электроника — техническая основа революции в кибернетике и информатике — стала мощнейшим оружием человечества.

Да, сама по себе информация не обогревает жилище, не генерирует электричество, не штампует кузова легковых автомобилей. Но без нее невозможен ни один из этих процессов, тем более невозможно их улучшение, повышение эффективности, уменьшение отрицательных последствий для природы. Электроника сама по себе тоже не производит информацию и тем более не использует ее в интересах человечества, а значит, и в интересах природы. Она, как говорят философы, — не субъект, а объект и может выступать только как средство для достижения цели. Но ведь и средство — вещь чрезвычайно важная, даже необходимая для целенаправленной деятельности, на которую способен только человек.

Потребности формируют цель, цель побуждает к поиску и созданию средств ее достижения. Чем необычнее новая цель, тем труднее приспособить к ее достижению уже имеющийся арсенал средств. Так и в современной электронике — как ни велики ее современные возможности, требуется создание еще более эффективных технических средств информатики. Можно ли надеяться на то, что такие средства будут созданы электронщиками— учеными, инженерами, производственниками? Тенденции развития электроники позволяют говорить не только о надеждах на будущее, но и об уверенности в нем.

Хорошо известно, что будущее начинается сегодня. Если не все, то очень многие события и явления будущего, как правило, имеют уже вполне реальные корни в настоящем. Имеет их и электроника. Уже сегодня созданы микросхемы, способные буквально перевернуть технику обработки информации. Посудите сами: на пластинке кремния размером 8,9X16,6 миллиметра размещается «бутерброд» из 20 слоев полупроводника, металла и его окислов. Эта конструкция содержит сорок миллионов (!) элементов-деталей и способна запоминать 1190 страниц машинописного текста — в 16 раз больше, чем серийные микросхемы выпуска 1987 года. Но, возможно, еще важнее то, что любой фрагмент информации, записанной в схеме, может бить найден и получен за 87 миллиардных долей секунды. Японские инженеры предполагают начать серийный выпуск таких схем уже в 1992 году.

О надеждах, связываемых с техническим прогрессом в электронике, можно было бы написать не одну книгу. И все они рассказали бы о том стремительном взлете научно-технического прогресса, который сулит нам ее применение в XXI веке.

Зеленое утро планеты

Научно-технический прогресс умножает власть над Землей, и спорить с этим бессмысленно. Но магнитофоны, ЭВМ, интегрированные комплексы машин сами по себе людей не накормят.

Английский священник и экономист Мальтус жил на рубеже XVIII и XIX веков. В 1798 году он опубликовал книгу «Опыт о законе народонаселения», положившую начало лженаучному учению о закономерностях воспроизводства человечества.

В природе все устроено так, утверждал Мальтус, что число рождающихся особей каждого вида всегда превышает допустимое с точки зрения имеющихся запасов пищи. Точно так же получается и с людьми: население планеты растет по биологическим законам и удваивается каждые двадцать пять лет, то есть люди размножаются в геометрической прогрессии. Количество же продуктов питания растет только в арифметической прогрессии, и потому еды на всех все равно не хватит. Значит, делал вывод «человеколюбивый» слуга господа, повальные болезни и войны — не зло, а благо для человечества. Впрочем, добавлял к этому Мальтус, несмотря и на это «естественное» регулирование численности людей, Землю все равно ожидает «абсолютное перенаселение».

Прогнозы Мальтуса показались кое-кому весьма убедительными. Возникло целое течение — мальтузианство. Классические мальтузианцы утверждали, что усилия по умножению производства средств существования бессмысленны и тщетны, потому что это приведет только к увеличению числа потребителей продуктов питания. И хотя «законы», выведенные Мальтусом, не оправдались даже приблизительно, до сих пор его последователи видят единственную возможность выхода из глобальных кризисов в резком сокращении рождаемости и выступают против индустриализации и научно-технического прогресса сельскохозяйственного производства развивающихся стран, в которых проживает более половины населения Земли и быстрее всего растет его численность.

Сегодня, два века спустя после «открытия» Мальтуса, можно легко проверить, прав он или нет. По Мальтусу, население Земли должно было вырасти с 900 миллионов в 1798 году до 115 миллиардов в 1976 году. На самом деле за это время оно достигло 4 миллиардов человек. В историческом же масштабе изменение численности населения планеты происходило следующим образом. Ученые считают, что с восьмого тысячелетия до нашей эры до 1650 года нашей эры население удваивалось каждые полторы тысячи лет. Следующее удвоение состоялось за 200 лет. С одного миллиарда человек в 1830 году до двух миллиардов человечество выросло за 100 лет. Четыре миллиарда население Земли составило 45 лет спустя. В 1987 году, как известно, в Югославии родился пятимиллиардный житель Земли. Демографы отмечают устойчивую, хотя и неравномерную для разных стран и частей света, тенденцию дальнейшего роста численности населения. Есть основания полагать, что к 2000 году на Земле будет жить 6 миллиардов. Однако в дальнейшем тенденция должна измениться, и численность землян стабилизируется, как полагают ученые, где-то во второй половине XXI века на уровне 12–15 миллиардов человек.

Так обстоит дело с численностью людей — потребителей природных ресурсов. А сбылся ли другой прогноз Мальтуса, основанный на якобы доказанном им «законе» убывания плодородия почв?

Мальтус просчитался и здесь. В промышленно развитых странах и в мире в целом производство пищи растет быстрее, чем численность населения. Если население планеты с 1950 года по 1975 год выросло на 62 процента, то производство зерна за тот же период увеличилось на 102 процента, то есть прирост на душу населения составил 24 процента. Особенно показательны данные по промышленно развитым странам, располагающим значительным научно-техническим потенциалом. Например, в США, где население росло особенно быстро за счет массовой эмиграции из стран Европы, с 1840 года по 1940 год оно стало больше в 8 раз. Но за это же столетие производство пшеницы здесь выросло в 10 раз, риса — в 18 раз, а хлопка — почти в 10 раз.

В чем же ошибался Мальтус? Прежде всего в том, что свел развитие народонаселения к одним только биологическим законам. Численность населения планеты на самом деле изменяется под решающим воздействием социальной организации общества, зависящей от способа производства, а не от природы.

Мальтус и мальтузианцы неправильно оценили и роль научно-технического прогресса, который, по их мнению, способствует только росту числа потребителей и не в состоянии обеспечить достаточный прирост производства средств существования людей. Как показала история, развитие научных знаний и технический прогресс осуществляются в темпах вполне достаточных для удовлетворения растущих потребностей человечества в продуктах питания. Наука и техника выступают здесь не как враги, а как друзья человечества, как необходимое ему для существования и развития средство. Это видно особенно отчетливо, если обратиться к последним событиям в мировом сельском хозяйстве.

Речь идет о резком повышении урожайности всех основных сельскохозяйственных культур, увеличении производства зерна и других продуктов питания, которое даже назвали «зеленой революцией». Действительно, в этой области во второй половине XX века человечеству удалось достичь впечатляющих успехов, позволяющих оптимистически глядеть в будущее. В 70-е годы XX века человечество расходовало около 4 миллиардов тонн растительной массы и примерно 75 миллионов тонн продуктов моря — рыбы, морских растений, креветок и т. д.

За счет чего совершена «зеленая революция»? Как показал опыт, внесение одного центнера основных удобрений (фосфора, азота и калия) на гектар земли дает прибавку урожая зерна на 4,2 центнера, сахарной свеклы на 29,1 центнера и картофеля на 26,5 центнера. Внедрение последних достижений сельскохозяйственной науки, успехи селекционеров, вооруженных знанием генетики и биологии, высев лучших семян современных сортов и гибридов сельскохозяйственных культур повышают урожаи в 2–3 раза по сравнению с теми, что считались хорошими 30–40 лет назад. К этому, конечно, надо добавить широкое развитие ирригации, ликвидирующей многовековую зависимость человека от погодных условий и связанных с ними недородов, развитие сельскохозяйственной науки, способной теперь выдавать исчерпывающие рекомендации и позволяющей буквально программировать будущие урожаи. Огромный рывок совершила сельскохозяйственная техника. Своевременная, в лучшие агротехнические сроки обработка почвы и растений, уничтожение вредителей и сорняков, уборка и переработка урожая без потерь приносят колоссальные прибавки в производстве пищи. Ликвидировав болезни растений, можно увеличить производство продуктов питания еще в два раза, ведь вредители сельскохозяйственных культур ежегодно уничтожают пищу 400 миллионов человек.

Широкое и разумное использование мобилизованных продовольственных ресурсов морей и океанов, еще далеко не полностью реализованных ресурсов суши, «зеленая революция», современная наука и техника в состоянии обеспечить благоденствие всего человечества и сегодня и в будущем. Проблема не в том, что земля якобы не может прокормить всех. Дело в структуре потребления, в социальной справедливости, в целях и средствах развития сельского хозяйства.

Ясно и другое — залог успеха «зеленой революции» не только в биологической науке и химии. Новейшая техника обработки земли и ухода за посевами делает человека практически не зависящим от погоды и страшной угрозы засухи, ранних заморозков, поздней весны. Значит, и здесь техника станет могучим средством достижения власти над землей. Надеясь на технику, мы, конечно, понимаем, что речь идет не о том, чтобы умножить число уже работающих на полях комбайнов и тракторов, — такое решение заведет человечество в дебри экологического кризиса. Ведь чем больше машин, тем больше нужно произвести металла, угля, руды и т. д. Нет, задача должна решаться за счет коренного изменения качества сельскохозяйственного машиностроения. Минимум металла, максимум производительности, как можно меньше отрицательных воздействий на почву и окружающую среду, как можно больше пользы для земли и урожая — такова проблема, и нет сомнения в том, что хоть она и сложна, но обязательно будет решена.

Надеются специалисты и на дальнейшее повышение урожаев. Подсчеты ученых показали, что в принципе возможно получить с каждого гектара пашни 120 центнеров зерновых, 2 тысячи центнеров сахарной свеклы или 1 тысячу центнеров картофеля. Это позволит с лихвой обеспечить медицинские нормы потребления продуктов питания населением Земли.

Дорога в НТР

Человечество накопило немалый опыт революций в науке и технике. Революции промышленная и электротехническая, электронная и информационная, «новейшая революция в естествознании» и даже «зеленая революция»… Но начиная с середины XX века сведения об этих многочисленных и разнообразных переворотах в мире науки и техники меркнут в свете развертывающейся во всем мире научно-технической революции, охватывающей практически все области науки и техники.

…Не так давно я умудрился заблудиться в небольшом подмосковном лесу, вернее, в лесочках да перелесках, и тогда пошел напропалую на шум пролегавшего, как хорошо было слышно, неподалеку шоссе. Автомашины, казалось, мчались совсем рядом, но пройти пришлось порядочно, и когда я вышел на крутой косогор — зеленый откос автострады, он уже был освещен косыми лучами заходящего солнца. Широченное стального цвета дорожное полотно, прямое как натянутая лента, вырывалось из-под высокого железнодорожного моста и резко перечеркивало привычный сельский ландшафт — невысокие холмы, рощицы по-осеннему рыжих берез, долину небольшой синей речушки…

Но главное, что бросалось в глаза, — два разноцветных, даже пестрых, мчащихся друг другу навстречу потока огромных автомашин, гигантский, почти фантастический конвейер «мазов», «камазов», «зилов» — с прицепами и без них, с брезентовыми фургонами и яркими контейнерами на открытых площадках, сложные стальные конструкции, голубые и белые цистерны — чего только не было на этой ясно высвеченной солнцем подмосковной дороге! Она как бы демонстрировала возможности современной промышленности. Мимо мчались целые квадраты стен с окнами, поблескивавшими уже вставленными стеклами, ярко-желтые гусеничные краны летели мимо на низких платформах, устало положив огромные стальные руки на кабины тягачей. А вот промчался большущий самосвал — уж не с игрушками ли? Нет, эти метровые кубы, вспыхивающие фиолетовыми, золотыми и алыми искрами, — прессованный металлолом для мартенов. Следом — машины с аккуратными белыми ящиками, снабженными заметными издали предупредительными надписями; не кантовать! Приборы, должно быть… На ребристых красных, синих, бежевых контейнерах — названия фирм со всех концов света. Вереница огромных трейлеров — грузовиков-фургонов с надписью на бортах «Совавтотранс» пронеслась и исчезла, подобно облакам за иллюминатором авиалайнера…

Иногда вписывался в поток зеленый «Жигуленок», а то «Москвич» или «Нива» цвета слоновой кости, и снова— с равными промежутками — на большой скорости мчались мимо разнообразнейшие грузы, уже, должно быть, ожидаемые на складах торговых баз, у ворот контейнерных площадок речных и морских портов или железнодорожных станций.

Всему этому предстояло одно общее дело — служить человеку. И я подумал: какое огромное количество энергии, труда, новых знаний, физических и умственных усилий заключено в мчащихся мимо грузах! Чем не символ дороги в будущее? Да, она начинается не только на полях и заводах, в озаренных оранжевым светом теплицах и мартеновских цехах или на сияющих стерильной чистотой участках сборки микросхем. Тихие лаборатории, кабинеты ученых, где иной раз не то что дисплея, даже микрокалькулятора не увидишь за их полной ненадобностью. Или огромные, подобные промышленным предприятиям ускорители элементарных частиц, работающие по командам современнейших ЭВМ, — все это начало начал научно-технического прогресса.

Так что же это такое — НТР?

Отвечая на этот вопрос, специалисты исписали множество бумаги. Кто-то утверждал, что НТР прежде всего революция в энергетике и суть ее — в широком применении атомных реакторов для получения пара и с его помощью — электричества. Другие настаивали на информационно-кибернетическом характере революции, происходящей в лабораториях и на заводах. Все «секреты» НТР — в широком применении новейших быстродействующих ЭВМ с огромной «памятью», утверждали они.

Высказывалась и такая точка зрения: одна из важнейших, если не самая важная, особенностей НТР — применение новых конструкционных материалов. В подтверждение приводились серьезные доводы. Попробуем рассказать о некоторых из них, тем более что проблема массовых конструкционных материалов имеет прямое отношение к тому, какие именно руды будут добываться и расходоваться человеком в особенно больших количествах в ближайшем будущем.

С начала железного века до наших дней железо устойчиво занимало место основного материала, из которого изготавливались машины и другие конструкции. Но затем в области производства конструкционных материалов наметился крутой поворот в сторону массового применения более легких металлов и сплавов из них. Особенно важное значение в технике наших дней приобрели алюминий, титан и магний. Без них, считают специалисты, промышленный потенциал человечества снизился бы в несколько раз.

История применения алюминия в технике похожа на детектив. Впервые чистый алюминий получили в 1825 году, но и в 1854–1855 годах он считался драгоценным материалом. Его годовое производство в мире не превышало 25 килограммов, и стоил он 45 рублей золотом за килограмм. За следующее столетие, когда в ход пошел новый способ получения алюминия электролизом из криолитно-глиноземного расплава, этот металл опередил по объему выпуска все металлы, кроме железа!

Ценнейшие технические свойства и технологические качества, а главное то, что алюминия на Земле вдвое больше, чем железа, и в 2500 раз больше, чем меди, делают его главным металлом эпохи НТР. Применение алюминиевых сплавов в конструкции грузовых вагонов снижает их массу почти на 40 процентов и увеличивает грузоподъемность на 8–9 процентов. В пассажирском вагоностроении применение одной тонны алюминиевых конструкций вместо стальных дает экономию 700—1200 рублей и снижает трудозатраты на 500 человеко-часов.

До 25 процентов потребляемого алюминия используется сегодня в электротехнике и энергетике. Очень перспективно применение его в гелиоколлекторах — устройствах, концентрирующих солнечную энергию для использования ее в теплоснабжении. Подлинную революцию в технике газовой индустрии обещают алюминиевые трубопроводы для перекачки сжиженного газа. Ждут не дождутся сплавов алюминия заводы, выпускающие машины для Агропрома.

Во второй половине XX века успех алюминия разделяет еще один перспективный конструкционный материал — титан. Этот металл прочнее, легче и жаропрочнее, чем железо. Он кислотоупорен, высокопластичен. Уникальный набор важнейших характеристик объясняет триумфальное выдвижение титана на одну из ведущих позиций в машиностроении. В химической, авиационной и аэрокосмической промышленности, в судостроении и многих других отраслях техники титану уже трудно найти замену. В энергомашиностроении замена стали на титан позволила, например, создать невиданные по мощности паровые турбины.

Самые легкие конструкции из металла выполняются сегодня из сплавов магния с литием. В современных летательных аппаратах доля этих сплавов часто доходит до 30 процентов общей массы. Особенно полезно для повышения качества техники применение магниевых сплавов в радиолокации, акустике, цветном телевидении. Все шире применяют магний и его сплавы в производстве товаров широкого потребления.

Прекрасное будущее конструкторы пророчат принципиально новым конструкционным материалам — неметаллам, получившим название композитов. Типичный композит— стеклопластик. Новейшие композиты сочетают высокую прочность, легкость, жаропрочность. Пластик в них армируется борными, углеродными и другими волокнами.

Описать или хотя бы только перечислить все преимущества новых конструкционных материалов, отличающие их от традиционных, невозможно. Понятно и то, что подобного рода информацию можно подобрать практически по любому перспективному направлению НТР. Если же подумать над всем этим многообразием сведений и мнений о главном в НТР, сам собой напрашивается вывод, что главное — не один какой-то процесс, не одна из сторон научно-технического прогресса, а все они вместе, в едином комплексе, в одной системе.

На самом деле так оно и есть. С одной только поправкой: если речь идет о системе, то, очевидно, у всех составляющих ее элементов должно быть нечто общее? Иначе системы не получится. Такая общая для всех направлений НТР база действительно существует. Это — автоматизация. Но почему, спросит читатель, именно автоматизация не просто одна из черт или сторон НТР, а ее генеральный путь?

И микроэлектроника, и атомная энергетика, и химизация, и прочие направления НТР стали возможны лишь потому, что совершился переход промышленной техники от механизации к автоматизации. Автоматика как бы объединяет, интегрирует в себе достижения множества отраслей науки и техники, и она же преобразует сами эти отрасли на новой основе, совершает в них переворот, научно-техническую революцию. Но, нанизывая события в науке и технике на общую нить НТР, можно упустить из вида, что они, при всей их важности, сами по себе еще недостаточны для объяснения происходящего. Если НТР — революционный переворот во всей системе производства, ее не понять, не учтя в ней роль человека.

Революционизируя производство, научно-технический прогресс вплотную затрагивает главную производительную силу — человека, создающего новые материальные и духовные ценности. «Эта активная, действенная роль человека нередко остается, к сожалению, за пределами внимания социально-экономической литературы, толкующей либо о безличных процессах в мире науки и техники, либо об испытывающих их влияние человеке и обществе. Если же говорить о западной литературе, то в ней подобная пассивно-страдательная роль человека возводится чуть ли не в основной теоретический принцип истолкования современного общества и путей его развития в связи с научно-техническим прогрессом», — писал известный советский философ Г. Н. Волков. Эти слова во многом справедливы и сегодня, когда незаслуженно недооценивавшийся ранее человеческий фактор получил всеобщее признание.

Внимательный читатель может сказать: раз все это так, прав ли был автор, когда изобразил в качестве символа дороги в НТР шоссе, на котором не встретил ни единого человека?! И если у вас возник такой вопрос, автору остается только одно — признать свою неправоту. Главное в НТР, конечно же, не машины, не техника и даже не достижения некой безликой науки вообще. Если автоматизация в эпоху НТР стала важнейшим средством осуществления власти над Землей, то вызванные этим изменения в роли и месте людей на производстве, в жизни общества, в отношениях с природой и техникой и есть самое главное из происходящего в эту эпоху на пути в Будущее. Бесцельное, непродуманное продвижение вперед по дороге в НТР само по себе еще не благо. Оно — при определенных условиях — может оказаться даже губительным для человека.

Глава 5. Человечество над пропастью во ржи

Упоение властью

На пороге сорок первого тысячелетия своей истории Человек разумный обрел власть над Землей. Благодаря науке и технике он получил возможность практически безграничного использования природных ресурсов в целях собственного развития и благоденствия. Можно сказать, он обрел способность навязывать природе свои цели, поворачивать естественные процессы в желаемое русло, подобно тому, как поворачивает в новое русло течение рек.

Но над природой не властвуют, если ей не подчиняются, предупреждал Фрэнсис Бэкон. Вернемся к написанной в мажорной тональности предыдущей главе. Окинем еще раз взглядом отрезок дороги в НТР, уже пройденный человечеством, вплотную подошедшим к порогу второго тысячелетия нашей эры.

Колоссальная производительность добывающей техники, машин, перерабатывающих миллиарды тонн руды, нефти и прочего сырья. Стремительный рост энерговооруженности — миллиарды «лошадиных сил» в упряжке технического прогресса. Массовое производство общедоступных товаров. «Зеленая революция» в сельском хозяйстве. Биотехнология. Марикультура[1]. Чудеса электроники, грядущий век машинного интеллекта, полное самоустранение в будущем человека из процесса материального производства, передаваемого машинам и ЭВМ. Земля, покрытая сетью авиационных маршрутов, удобных автострад, железнодорожных путей, линий связи, накрытая «колпаком» вездесущих радиоволн. Благоустроенная планета с рукотворными ландшафтами, преобладающими над островками первозданной природы. Наивысшая производительность управляемых электронными устройствами автоматизированных промышленных систем…

Одно из наиболее впечатляющих достижений человечества— освоение околоземного космического пространства, начатое полетами советских ракет и космических аппаратов. 12 апреля 1961 года первый в истории летчик-космонавт Юрий Гагарин увидел Землю со стороны, из космоса. В этот момент началось быстрое крушение представлений о якобы безграничных просторах нашей планеты.

Человечество стало осознавать, что все люди, граждане всех стран и дети всех народов, живут в одном не столь уже обширном доме.

Затем техника сделала возможным и следующий шаг. Перед тем, как спрыгнуть со ступеньки трапа посадочного модуля на поверхность Луны, американский космонавт Стаффорд сказал: «Маленький шаг одного человека — огромный шаг всего человечества». И хотя эту красивую фразу придумал кто-то еще на Земле, Стаффорд, конечно, был прав. Что же можно сказать о вполне возможном даже не шаге — одном поспешно принятом неправильном решении, одной случайной ошибке компьютера, о движении руки маньяка или одурманенного наркотиками оператора у пульта управления стратегическими ракетами.

Какое странное, неожиданное противоречие! Сорок тысяч лет эволюции Человека разумного, четыреста веков тяжелейшего восхождения по кручам познания, бесчисленные потери и достижения духовной культуры и техники, наконец-то достигнутая власть над Землей, сбывшаяся мечта, и все это в любую секунду может стать ничем, оказаться вычеркнутым из истории эволюции Вселенной именно потому, что человек получил то, о чем мечтал. Власть над Землей, познание тайн строения материи, могущество технической цивилизации вплотную подвели человечество к пропасти, упасть в которую можно и случайно, непреднамеренно совершив единственный ошибочный шаг.

В одной замечательной книге Сэлинджера попавший в трудные житейские обстоятельства герой чувствует себя заблудившимся в густой ржи, из-за которой ничего не видно и в одном шаге. Блуждая во ржи, Лэннон хорошо знает, что где-то совсем рядом — бездонная пропасть. Но где она? Как быть, в каком направлении идти потерявшему путь человеку? Трагическим одиночеством, острой тоской проникнуты эти страницы. Но разве нельзя сравнить с человеком, заблудившимся над пропастью во ржи, все современное человечество? Именно такой образ буквально навязывают читателю многие произведения западных футурологов, мастеров пера, философов.

— Человечество создало настолько сложную технику, что запуталось в противоречиях современного технотронного века! — утверждают одни.

— Гибель живого неизбежна, потому что человечество возгордилось своим могуществом и погрязло в грехах, как это и было предусмотрено Апокалипсисом, предсказавшим всемирную ядерную катастрофу! — заявляют другие.

— На смену человеку придет мир роботов, управляемая машинным интеллектом цивилизация технических устройств. Человеку в лучшем случае уготована роль раба машин! — предрекают третьи.

— Природа сводит счеты с человечеством за чрезмерное его самомнение! — вплетают свой голос в нестройно, но громко звучащий хор четвертые. — Разрушение окружающей человека среды — это «механизм обратной связи», с помощью которого природа корректирует свою «ошибку» — появление вооруженного техникой человечества.

Есть ли у всех этих мрачных пророчеств хоть какое-то основание? Ведь только что на предыдущих страницах мы приводили немало примеров и фактов, вызывающих гордость за Разум, демонстрирующих огромные технические возможности современного человечества. Может быть, пессимистические оценки технической цивилизации, взаимоотношений человека, техники и природы недостаточно учитывают роль научно-технического прогресса?

Да, власть над Землей — реальность нашего времени. Огромные технические и технологические достижения, быстрое развитие науки и техники, многообещающий прогресс промышленности ощутимы и конкретны. Приводившиеся факты действительно неоспоримы. Но, признаемся честно, ведь это были далеко не все факты. И если бы только к ним сводилась и наша жизнь, и наше Будущее, автор ни за что не взялся бы за перо. Прежде чем сделать общий вывод, внести конечную оценку, нужно увидеть не одну, а обе стороны медали. Не забывая и не отвергая ничего из уже сказанного, взглянем на теневую сторону здания, построенного Разумом и освещенного светом научно-технического прогресса.

Арифметика голода

Стратегию и тактику борьбы человечества с природой на протяжении многих веков определял голод. Царь-голод! — так называли этот фактор научно-технического прогресса. Историческими спутниками голода всегда были болезни, часто принимавшие повальный характер эпидемий, охватывавшие целые государства, а то и всю Европу. Например, только в Данциге, одном из центров средневековой городской цивилизации, за тридцать лет (с 1601-го по 1630-й) чума свирепствовала в 1602, 1620, 1624, 1625, 1629 и 1630 годах и каждый чумной год уносил многие тысячи жизней. Во Франции на рубеже XVII и XVIII веков крупные недороды и голод охватывали страну, как отмечают историки, в 1684–1685, 1693–1694 и в 1709–1710 годах.

Промышленная революция позволила резко поднять техническую вооруженность сельского хозяйства. Так, в Германии за десять лет (с 1882-го по 1892-й) количество паровых плугов увеличилось в два раза — с 836 до 1696, жатвенных машин — с 19 634 до 35 084, паровых молотилок — с 75 690 до 259 364 и прочих механизмов — с 298 367 до 596869 штук. Это дало возможность резко повысить производство продуктов питания.

Казалось бы, во второй половине XX века, в условиях научно-технической революции и охватывающей развивающиеся страны «зеленой революции», техническая оснащенность сельскохозяйственных работ, а значит, и производство основных продуктов питания таковы, что угрозы голодной смерти не существует. Что ж, в промышленно развитых странах так оно и есть. Но не надо забывать о том, что в таких странах проживает лишь четвертая часть человечества. Может быть, при общей ясно выраженной тенденции ускорения научно-технического прогресса разрыв в техническом уровне сельского хозяйства между развитыми и развивающимися странами не имеет большого значения и, во всяком случае, быстро сокращается?

Обратимся к данным Организации Объединенных Наций. В 60-е годы нашего века производство валового внутреннего продукта в развивающихся странах выросло примерно на 6 процентов, а население — на 2,7 процента. В промышленно развитых странах за этот же период производство продукта выросло на 4,9 процента, а население — на 1,1 процента. Но уровень потребления зависит от того, сколько продукта приходится на одного человека. Нетрудно подсчитать, что прирост валового продукта в развивающихся странах на душу населения оказывается меньше, чем в развитых. В 70-е и 80-е годы разрыв в росте валового внутреннего продукта на душу населения еще увеличился и стал больше, чем в 1960 году. Одновременно доля развивающихся стран в мировом экспорте снизилась за десять лет (с 1970-го по 1980-й) с 23,5 до 20,4 процента, а в импорте повысилась с 16,2 до 21 процента. Не нужно быть особенно сведущим в экономике, чтобы понять— научно-технический прогресс, развертывающаяся в мире научно-техническая революция не гарантируют преодоление разрыва в уровне потребления между развитыми и развивающимися странами. Скорее наоборот — налицо обратная тенденция.

Эксперты ООН утверждают, что если тенденция сохранится, то к 2000 году число недоедающих в мире не только не снизится, но увеличится до 600 миллионов человек, а потребности развивающихся стран в импорте зерна возрастут со 100 миллионов тонн в 1982 году до 226 миллионов тонн к 2000 году.

Не менее разительны и другие статистические данные. Так, в 1980 году более половины населения развивающихся стран не имело доступа к обычной нормальной питьевой воде. Между 1970 и 1980 годами число неграмотных в возрасте 15 лет и старше возросло в мире с 760 до 825 миллионов человек. Ожидается, что к 2000 году число неграмотных в мире составит уже 900 миллионов человек.

На развивающиеся страны, в которых проживает 2/3 населения планеты, приходится потребление всего 12,8 процента первичных энергоносителей промышленного типа. К 2000 году в этих странах исчезнет 2/3 площади лесов, будут навсегда уничтожены растения и животные тысяч (!) видов. В 1980 году деградация земельных угодий угрожала 600–700 миллионам людей, и с тех пор каждый год площадь пустынь на Земле увеличивается на 6 миллионов гектаров.

Несмотря на то что вследствие научно-технического прогресса, как мы уже отмечали, мировое производство зерна с 1950 по 1975 год на душу населения выросло на 24 процента, на долю основной части населения мира, проживающего в развивающихся странах, приходится всего Уз производимого продовольствия, а на долю 1/4 населения Земли, проживающего в развитых странах, — 2/3. И это понятно: при средней урожайности зерновых культур в мире 16,4 центнера с гектара в Дании собирают по 50, а в Африке — в среднем 7,9 центнера с гектара.

Уже не один человек побывал на поверхности Луны, не одна автоматическая станция исследовала Марс и Венеру, прошла вплотную к комете Галлея. Траектории технических устройств пересекли орбиты самых отдаленных планет Солнечной системы. Люди стоят у порога тайны фотосинтеза и термоядерной реакции, пытаются зарегистрировать гравитационные волны и обнаружить кварки[2]. Все шире развертывается на Земле научно-техническая революция. Всё так. Но столь же реально и другое: огромная задолженность развивающихся стран, отдающих в виде процентов с занятых и давно истраченных денег последние «лишние» средства, без которых им никак не выскочить из финансовой петли, накинутой на горло государств международными банками. Реальна «утечка» умов — с большим трудом подготовленных высококвалифицированных кадров, предпочитающих родной, но голодной стране «общество изобилия» в промышленно развитых государствах, богатеющих за счет народов развивающихся стран. И как ни страшно, как ни чудовищно, реальны сотни тысяч смертей — гибель от голода.

Несмотря на все достижения НТР, разница в уровне потребления людей, живущих в разных странах и на разных континентах, не сокращается — она растет. Как в свете этого оценивать гордые заявления о «технотронном веке», «веке научно-технического прогресса», об «обществе изобилия», индустриальном и постиндустриальном мире? Бодрые лозунги сторонников капиталистического пути социально-экономического развития общества противоречат не только социальному положению трудящихся масс, составляющих основное население развивающихся стран, но и реальной ситуации в самых развитых промышленных странах капиталистического мира. Бездомные и безработные, отверженные обществом граждане этих стран, возможно, и не гибнут от истощения. Но преступность и наркомания, духовная опустошенность и ощущение ненужности — это тоже явления, исчисляемые арифметикой голода. Можно ли при всем этом всерьез верить во всемогущество науки и техники эпохи НТР?

Высшей математике научно-технического прогресса противостоит трагическая арифметика голода, и пока это так, говорить о власти человека над Землей можно только с горькой усмешкой. Исполнительный директор фонда Организации Объединенных Наций по деятельности в области народонаселения Рафаэль Ф. Салас подготовил прогнозный доклад, в котором попытался проанализировать будущее двух, так сказать, среднестатистических людей — одного, родившегося в 1987 году в развивающейся стране (назовем ее условно «А»), и другого, родившегося в том же 1987 году, но в промышленно развитой стране (назовем ее страна «Б»).

Ребенок, родившийся в стране «А», имеет гораздо больше шансов погибнуть в процессе родов и на протяжении всего своего детства подвергнется гораздо большему риску умереть, чем одногодок из страны «Б», ведь детская смертность на его родине на 20 процентов выше, чем в промышленно развитых странах. Велика в странах «А» и смертность матерей во время родов, в то время как в странах «Б» такой социальной проблемы нет (хотя, конечно, отдельные смерти возможны).

Если ребенку из страны «А» повезет и он доживет до пяти лет (заметим, что девочкам при этом «везет» меньше, чем мальчикам), то впоследствии он, возможно, пойдет в школу, где его научат читать и писать. Но получить дальнейшее образование ему, скорее всего, не придется. В стране «Б» ребенок наверняка получит среднее образование и будет иметь достаточно высокие шансы поступить в колледж.

Наиболее вероятное будущее родившегося в стране «А»— весьма малооплачиваемая работа в сельском хозяйстве, где занята большая часть населения. В стране «Б» численность сельскохозяйственных работников будет и далее сокращаться, а их заработки и доходы возрастут.

На протяжении всей жизни гражданин страны «А» 1987 года рождения будет недоедать и страдать от низкого качества продуктов питания. Судьба его детей во многом, если не во всем, повторит его собственную и потому станет источником постоянных тревог и переживаний. Даже если ему удастся вырваться из ловушки — пожизненной работы в сельском хозяйстве — и каким-то образом закрепиться в городе, жить придется, вероятнее всего, в «бидонвиле» — жилище, изготовленном из подручных материалов, без водопровода, канализации и, возможно, даже без электрического освещения. Впрочем, даже такие условия он предпочтет ужасам нищеты сельских районов.

В стране «Б» город, сосредоточивший большую часть жителей государства, предоставит мигранту из сельских районов гораздо большие шансы получить работу в промышленности, повысить квалификацию, уровень жизни. Да и в сельских районах житель страны «Б» получит лучшие возможности трудоустройства с достаточно высокой оплатой, гарантирующей уровень жизни, недостижимый для его сверстника из страны «А».

Не будем комментировать эти данные — они результат серьезной аналитической работы. Добавим к сказанному только три факта.

Факт первый. В 1987 году в странах типа «А» ежедневно рождалось в пять раз больше детей, чем в странах типа «Б».

Факт второй. Уже в 1987 году сельское хозяйство мира могло бы произвести продовольствия в количестве, вполне достаточном для того, чтобы накормить каждого из 5 миллиардов жителей планеты.

Факт третий. В 1980 году расходы на вооружение в мире достигли 1 миллиарда долларов в день. 20–25 процентов этих средств хватило бы для превращения стран типа «А» в страны типа «Б». С тех пор расходы на военное оборудование и содержание армий возросли еще больше.

Иллюзии технотронного века

Факты и цифры, характеризующие современную эпоху как долгожданную эру власти над Землей, известны, разумеется, не только марксистам. И не только марксисты стараются осмыслить противоречия современного мира, пытаются понять причины разительного несоответствия между достижениями науки и техники и смертельной опасностью, нависшей над человечеством, которое, несмотря на все достижения научно-технического прогресса, никак не может отойти от бездны нищеты и бездуховности, от пропасти ядерной войны и экологической катастрофы.

Объяснения — функция науки. Ученые капиталистического мира претендуют на разработку теории, объясняющей сложившуюся ситуацию и намечающей дорогу в будущее с позиций сторонников капиталистического пути социально-экономического развития общества. Эти ученые и пустили в обиход понятия «технотронный век», «технотронное общество».

Оговорим особо — мы далеки от намерения мазать дегтем ворота дома, порядки в котором нам не нравятся. Хорошо помним исторические заслуги молодого класса буржуа, расчистившего путь машинному производству и снесшего феодализм, как вешние воды дряхлую плотину. Перед нашими глазами — впечатляющие достижения науки и техники промышленно развитых капиталистических стран. Но у нас нет никаких оснований из вежливости замалчивать свое несогласие с иллюзиями, питающими современное буржуазное сознание. В том числе и с иллюзиями, основанными на концепции технотронного века.

Идеологи технотронного общества считают, что изменения в технике, технологии — единственная пружина, абсолютная движущая сила истории, познав которую можно полностью понять протекающие в обществе процессы. А раз так, научно-технический прогресс — проблема инженерная, охватывающая мир специальных знаний и технических устройств. Вопросы нравственности, этики, социальной справедливости будто бы не имеют к ней никакого отношения. В глазах сторонников подобных взглядов научно-техническая революция самодостаточна для изменения жизни людей, в том числе и для установления всеобщей социальной справедливости. Что из этого следует? Прежде всего — отрицание необходимости борьбы эксплуатируемых за свои права. Проповедь безграничной веры в могущество научно-технических знаний, развитие которых рано или поздно, так или иначе приведет к «обществу изобилия»— идеальному устройству человечества, — вот что представляет сущность теории технотронного века.

Что же заставляет нас не соглашаться с таким подходом, с такой оценкой перспектив научно-технического прогресса? Разве от уровня развития техники, воплощающей достижения науки, не зависит во многом состояние экономики и духовной культуры? Кто, как не Маркс, показал определяющую роль материального общественного производства по отношению ко всем другим видам человеческой деятельности! Но учение Маркса об общественном производстве не сводится к развитию его материальной составляющей. Сказать, что от развития техники, технических наук «во многом» зависит социально-экономический прогресс общества, еще не значит сказать — «во всем». В различии этих двух степеней оценки влияния научно-технического прогресса на прогресс социальный и заключается одна из главных причин нашего несогласия с авторами теории технотронного века, как бы «забывшими» о существовании производственных отношений.

Иллюзорна сама цель общественного развития, на которую ориентируют людей сторонники «общества изобилия», технотронного века. Да, удовлетворить потребности человека в продуктах общественного производства, дать ему все необходимое — задача очень важная. Вот только о каких потребностях должна идти речь?

Каждый человек имеет право не просто на кров над головой и не просто на кусок хлеба, но и на хорошие условия жизни, на достаточно комфортабельное жилище, на здоровое питание, сбалансированное по жирам, белкам, углеводам и витаминам. Отдых, занятия спортом, медицинское обслуживание, творческий труд — все эти и другие естественные и равные для всех права людей должны обеспечиваться обществом, общественным производством, состоянием науки, техники и культуры. Но можно ли оправдать искусственную и искусную стимуляцию погони людей за материальными благами, всемерное поощрение потребления этих благ в количестве, явно превышающем естественные и разумные потребности общества? Когда потенциальному покупателю буквально навязывают новейшие модели автомашин вместо прошлогодних, якобы уже не престижных и морально устаревших, ему вместе с тем диктуют не просто покупки и поступки, но и строй, стиль жизни, систему ценностей, мировоззрение сверхпотребления.

Сверхпотребление! Слово названо. Человека силком вовлекают в процесс, в принципе не имеющий иного конца, кроме исчерпания природных ресурсов, разбазаривания их на удовлетворение искусственно создаваемых потребностей.

Посмотрим на идеалы современного потребителя с другой стороны. Может ли каждый из пяти миллиардов жителей планеты иметь свой личный самолет, виллу в Ницце, яхту и так далее и тому подобное? А самое главное, должен ли он иметь все это? Нужны ли все эти богатства для того, чтобы осуществиться, реализовать все свои индивидуальные качества, проявить себя как неповторимая личность? Судьба миллиардера может показаться пределом счастья только человеку с очень искаженными представлениями о смысле и цели жизни.

Подмена духовных ценностей материальными, превращение мыслящей творческой личности в заурядного потребителя, переориентация общества с разумного потребления природы на ее сверхпотребление — вот путь, ведущий человечество не к счастью, а к катастрофе.

Пресловутый «американский образ жизни», навязываемый не только вездесущей рекламой, за которую, кстати говоря, немало плачено, но и всей процветающей на ниве сверхпотребления массовой культурой, привлекает комфортом, отсутствием дефицита, но он зиждется на безумной растрате невосполняемых ресурсов природы, буквально бросаемых в бездонную прорву массового производства излишней продукции. Мы тоже за комфорт и за отсутствие дефицита, но мы против сведения цели жизни к потреблению, тем более — против сверхпотребления, и считаем, что желаемое может и должно быть достигнуто иным путем.

Если бы сегодня каждый житель планеты стал потреблять столько же, сколько приходится на одного среднестатистического жителя США, месторождения многих важнейших минералов, многие источники природных ресурсов были бы исчерпаны моментально. Человечеству не хватило бы даже воздуха для дыхания, потому что здесь миллионы автомашин (по полтора автомобиля на каждого жителя страны!). Электростанции и заводы США сжигают кислорода гораздо больше, чем его производят леса и другие зеленые насаждения, расположенные на территории этого государства. Нарастает конфликт между США и соседней Канадой, над территорией которой идут «кислотные дожди», обрушивающие вместе с дождевыми каплями на головы канадцев тысячи тонн окислов серы, азота и прочих вреднейших соединений, выбрасываемых в атмосферу трубами промышленных предприятий «великого соседа».

Около 90 процентов всей добываемой и перерабатываемой массы сырья в конце концов превращается в отходы, загрязняющие и отравляющие окружающую человека среду. К чему приведет дальнейшее значительное и быстрое увеличение загрязнения воздуха, воды и суши? Ведь сейчас по многим видам загрязнений допустимый предел либо достигнут, либо весьма близок.

Иллюзорны, таким образом, не только цели — создание общества сверхпотребления, но и средства их достижения. Утопией, подлинной иллюзией являются и мечты о единстве классовых интересов рабочих и капиталистов, о всеобщей справедливости и равенстве, якобы обеспечиваемых научно-технической революцией самой по себе и потому делающих ненужными революции социальные. Другой вопрос — каковы формы борьбы за лучшее будущее и равноправие в современном мире, какими могут быть и должны быть эти революции?

Одна, из самых распространенных иллюзий сторонников капитализма — вера во всемогущество рынка, благодаря которому потребитель якобы может диктовать свою волю производству, принадлежащему частному капиталу. Старый добрый рыночный капитализм беспощадно разоблачен в трудах Карла Маркса, и потому теоретики современного капитализма пытаются доказать, что в современных условиях мы имеем дело с иной его модификацией, в рамках которой интересы капиталистов и общества уже можно согласовать, что эти интересы регулируются совсем не так, как в середине XIX века. Но и эта иллюзия развенчивается жизнью. Современные корпорации способны формировать цели развития общества в собственных интересах. «Не рынок определяет эти цели, — пишет крупнейший буржуазный экономист Гэлбрайт. — Они (корпорации. — Б. К.) преступили границы рынка, используют его как инструмент и становятся той колесницей, к которой общество если и не приковано, то уж во всяком случае пристегнуто. Что реальность именно такова, нам в данном случае совершенно очевидно». И поясняет, в чем причина создавшейся ситуации: «Экономический рост представляет собой основную цель фирмы, поэтому он становится основной целью для общества. Поскольку рост обретает первостепенное значение для общества, ничто, разумеется, не должно стоять на его пути. Сюда относятся и последствия роста, в том числе отрицательные последствия для окружающей среды». Если к этому добавить, что не рост сам по себе, а получаемая сверхприбыль манит капиталистов, то все тогда становится на свои места.

Наблюдая кризис городов, разрушение природы, обостряющийся глубокий духовный кризис «общества изобилия», буржуазные экономисты понимают неизбежность реформ и бьют тревогу. Но все предлагаемые ими рецепты не касаются да и не могут коснуться святая святых капитализма — механизма эксплуатации трудящихся. Выходом из положения Гэлбрайт счел усиление государственно-монополистического регулирования экономики, которое он назвал «новым социализмом». Построив теорию социально-экономического развития, отвечающую, как он думает, интересам всего общества, но в то же время спасающую капитализм, Гэлбрайт пытается «обойти» марксизм справа. Но сделать этого нельзя. «Новый социализм»— еще одна иллюзия тех, кто, видя пороки современного капитализма и желая стабилизировать его в новых исторических условиях, предлагает все новые рецепты, не затрагивающие, однако, сложившуюся систему собственности.

Мыслители, зашедшие в поисках выхода в тупик, не раз предлагали решить проблему самым что ни на есть кардинальным способом, прекратив техническое развитие человечества. Технический прогресс уже не раз сравнивался с могучим джинном, послушно выполняющим волю владельца волшебного амулета. То, что джинн хоть, правда, и силен, но далеко не всемогущ, да к тому же еще и слеп, понять не трудно. Технический прогресс действительно служит своему хозяину, как сказочный покорный раб волшебной лампы ее владельцу Аладдину, не раздумывая ни о средствах, ни о следствиях выполнения приказов. Ему в принципе все равно, кто и что приказывает, безразличны идеи хозяина, и он с одинаковым усердием готов уничтожать листья хлопчатника, мешающие хлопкоуборочным машинам, и кроны деревьев, скрывавших отряд борцов за свободу от электронного ока прицелов американских бомбардировщиков, несших смерть над джунглями Лаоса и Вьетнама.

Знание и техника не существуют сами по себе и не имеют свободы воли. Они, как и лампа Аладдина, — всего лишь средство в руках тех, кто обладает реальной властью, кто имеет возможность навязывать свою волю другим. Поэтому во все времена были обречены на провал попытки предупредить беды, которые несет с собой капитализм, путем уничтожения… техники, замедления научно-технического прогресса.

Кто украл волшебную лампу?

В средневековых городах в период промышленной революции выступления трудящихся против технических новшеств были массовыми — в этом движении участвовали тысячи ремесленников. В регламентах ремесленных цехов были статьи, запрещавшие вводить технические новшества, повышающие производительность труда. Разгромы фабрик, пришедших на смену мануфактурам, были обычным делом. В 1739 году ученый аббат Дюге в «Трактате о политической морали» советовал: «Он (государь. — Б. К.) должен противиться всем изобретениям, благодаря которым один человек оказывается способным заменить нескольких, тем самым лишая их работы и средств к пропитанию». Таким образом, движение против технического прогресса получило своих идеологов, выразителей.

В течение всего XV века шла борьба цеха позументщиков с ленточным станком. В Данциге городские власти запретили использование этой машины. В 1685 году применение станка было запрещено по всей Германии. Магистрат в Гамбурге даже приговорил станок… к смертной казни, и он был сожжен на городской площади палачом. В 1799 году в Лионе судили изобретенную Жозефом Жаккаром машину для узорчатого тканья. Правда, уже в 1834 году (в этот год умер Жаккар) в Лионе работало около 30 тысяч таких машин, а в 1840 году благодарный город воздвиг памятник изобретателю.

Однако что вспоминать средние века, если в 1962 году, как сообщали французские газеты, крестьяне в Бретани разрушили механизированную животноводческую ферму! В наши дни в промышленно развитых странах Запада демонстрации рабочих и служащих против введения автоматизации производства и связанных с этим сокращений числа рабочих мест стали серьезным политическим явлением, с которым вынуждены считаться и правительства, и владельцы предприятий.

Следует ли говорить, что во всех этих случаях технический прогресс, техника выступают как сила, противостоящая интересам трудового населения? Безработица — не просто временный резерв рабочей силы. Она — органически присущий капиталистической экономике признак, оборотная сторона научно-технического прогресса и высокой производительности общественного труда в условиях высокоавтоматизированного крупного машинного производства капиталистического типа. Но если джинн технического прогресса выступает против интересов трудящихся, то есть против большинства членов общества, то вполне ясно, что не трудящимся, не обществу принадлежит реальная власть над ним.

Кому же досталась волшебная лампа? Обратимся опять к теоретику современной капиталистической экономики Дж. Гэлбрайту. Он дает недвусмысленный ответ на интересующий нас вопрос: «Возникновение крупных корпораций обеспечивает возможность навязывать волю их владельцев и управляющих фирмой обществу — не только устанавливать цены и издержки, но влиять на потребителей, организовывать поставки материалов и полуфабрикатов, мобилизовывать собственные накопления и капитал, проводить свою политику в отношении рабочей силы и оказывать воздействие на взгляды общества и деятельность государств». Исторический опыт человечества не противоречит этому признанию. Надо лишь не забывать о том, что не только производственный капитал и его владельцы являются полновластными хозяевами чудодейственных научно-технических достижений НТР в капиталистических странах. Власть они делят с банкирами — некоронованными королями капиталистического мира. Теснейшая связь между банками и промышленностью в капиталистической экономике империализма раскрыта в трудах В. И. Ленина, подчеркивавшего все более полную зависимость промышленного капиталиста от банка.

Использование накопленных богатств для наживы без затрат труда имеет давнюю историю. Источники сообщают, что 2700 лет до нашей эры богачи отдавали товары в долг под большие проценты. В законах Хаммурапи излагались правила хранения денежных средств и регулировался порядок предоставления ссуд за проценты. В долг давались не только деньги, но и товары — зерно, финики, масло, шерсть. Хранились они чаще всего в храмах — самых безопасных местах. Жрецы храмов сами давали ссуды, выступали в роли банкиров. Видимо, не случайно в числе самых ранних сведений о технических устройствах — описания замков и ключей храмов. В 346 году до нашей эры Герострат поджег прекрасный храм Артемиды Эфесской не для того, чтобы прославиться этим бессмысленным поступком, как теперь часто утверждается, а для того, чтобы скрыть следы преступления — ограбления храма.

Первый банк современного типа возник в Генуе в 1407 году. В Италии же появились первые банкноты, хотя в широкое обращение они были выпущены значительно позже, в 1664 году, банком Англии.

После промышленной революции, с развитием капиталистического производства, капитал для ссуд и капитал, используемый предпринимателями для организации производства товаров, разделились. Торговля деньгами стала основой банковского капитала. На протяжении XIX и XX веков идет процесс его концентрации, сосредоточения в немногих банках-гигантах, названных В. И. Лениным главными нервными узлами всей капиталистической системы народного хозяйства. Только в США в 1929–1933 годах разорилось и перестало существовать около 10 тысяч частных банков. В 1930 году появился один из крупнейших банков США и всего мира — «Бэнк оф Америка». В 1955 году слияние банков привело к организации принадлежащего клану миллиардеров Рокфеллеров «Чейз Манхэттен корпорейшн». В Великобритании постепенно 90 процентов всех вкладов сосредоточилось в четырех банках, называемых «Большой четверкой», — «Ллойдз бэнк», «Мидленд бэнк», «Нэшнл Вестминстер бэнк» и «Барклайз Мартинс бэнк».

Но на этом концентрация капиталов и финансовой власти не завершилась. В конце 60-х — начале 70-х годов ведущие банки начинают объединяться в крупные международные группировки, выступающие вместе как кредиторы в конкурентной борьбе за максимальные прибыли. А борьба идет жесточайшая! Места банков в «табели о рангах» непрерывно меняются — одни идут вверх, другие уступают свои позиции более удачливым хищникам.

С 1970 по 1983 год шесть крупнейших банковских монополий мира увеличили свои активы с 90 до 657 миллиардов долларов, то есть более чем в семь раз. Что особенно интересно — в их число впервые вошли три японских банка, увеличивших активы за то же время более чем в двенадцать раз. Токийский «Дей кангё банк» стал богаче в семнадцать раз и вышел в списке крупнейших монополий с сорокового (в 1970 году) на третье (в 1983 году) место.

Денежный капитал служит для покупки средств производства, техники, природных ресурсов, рабочей силы. Рабочая сила, добывая и перерабатывая с помощью техники природные ресурсы, производит новые товары, продажа которых увеличивает исходный денежный капитал. Это увеличение и есть прибавочная стоимость, источник прибыли владельцев промышленных корпораций, делящих ее с владельцами банков. Ради прибыли вращается, действует, развивается весь сложный механизм капиталистического производства, в котором взаимодействуют, превращаясь друг в друга, перетекая от одного владельца к другому, три формы промышленного капитала (денежный, производительный и товарный), диктующего цель и содержание единого процесса воспроизводства капиталистического хозяйства.

Понять устройство этого механизма — значит узнать, у кого в руках волшебная лампа техники, кто определяет направления научно-технического прогресса. В погоне за прибылью капитал сметает все преграды и не знает национальных границ, отмечали К. Маркс и Ф. Энгельс. Расширение мировой торговли, международное разделение труда, перекачка капиталов из страны в страну привели к образованию мощных транснациональных компаний— корпораций, распоряжающихся средствами, превосходящими бюджеты некоторых развивающихся стран. Капиталисты создали особый международный финансовый механизм, помогающий им навязывать свою волю правительствам стран, вынужденных пользоваться кредитами для развития экономики. Международный валютный фонд (МВФ), Международный банк реконструкции и развития (МБРР) буквально накинули финансовую петлю на шеи многих развивающихся государств Африки, Азии и Латинской Америки, общая сумма задолженности которых достигла уже триллиона долларов и продолжает расти.

Реальную возможность выпутаться из щупальцев финансовых спрутов подрывают действия США, уже не раз повышавших процентные ставки — плату за пользование кредитом. Увеличение же процентных ставок всего на один процент равнозначно увеличению ежегодных выплат долгов на 3–4 миллиарда долларов. Когда вследствие повышения ставки долг Аргентины за один день возрос на 600 миллионов долларов, президент этой страны назвал политику США безумием. Крупнейшим должником оказалась Бразилия, долг которой в 1984 году составил 105,4 миллиарда долларов. Развивающиеся страны вынуждены вносить в уплату процентов и погашение кредитов до 80 процентов всех своих доходов. И только 20 процентов остается в их распоряжении для того, чтобы попытаться ускорить научно-технический прогресс своих стран, повысить жизненный уровень населения. В создавшихся условиях задача совершенно нереальная.

Отсрочка долгов, на которую вынуждены были пойти банкиры-кредиторы, на самом деле не снимает проблему, а лишь отодвигает ее решение на будущее. К тому же сумма долга при этом растет за счет процентов, и долговой груз лишь увеличивается. Политика Международного валютного фонда и Международного банка реконструкции и развития нацелена на то, чтобы решить проблему задолженности за счет трудящихся и разграбления природных ресурсов стран-должников. Например, от Бразилии банки потребовали сократить и без того скудную зарплату трудящихся еще на 20 процентов, чтобы высвободить средства для уплаты процентов.

Все это так, скажет иной читатель. Но какое отношение к валидной системе имеют проблемы научно-технического прогресса и экологии? Самое прямое! Кто платит оркестру, тот, как известно, заказывает и музыку. Владельцы капитала определяют техническую политику развивающихся стран, форсируют в них добычу, а точнее говоря, — расхищение невозобновляемых ресурсов природы, ускорение прогресса экологически вредных производств. Отмечаются случаи прямой экологической агрессии: в печати уже не раз сообщалось о вывозе ядовитых веществ из Европы в Африку.

Валютно-кредитная политика семи главных экономически развитых стран Запада по отношению к СССР и социалистическим странам равносильна экономической войне. Здесь и запрет на продажу целого ряда товаров, и установление особо высоких процентов при кредитовании, и просто экономическая блокада. Экономическое давление, которое пытаются оказать на нашу страну, имеет ярко выраженные политические цели. Но задача задержки научно-технического и социально-экономического развития стран социализма поставлена, как говорят математики, некорректно. Страны социализма ведут независимую внешнеторговую и кредитную политику. Предоставляемые странами СЭВ кредиты ослабляют зависимость развивающихся стран от кредитно-валютных махинаций капиталистических монополий. Особенно важное значение имеет принятый в СССР курс на ускорение научно-технического прогресса, на увеличение отдачи науки и техники, повышение производительности труда и качества изделий. Высокая конкурентоспособность технически сложных изделий советской промышленности на мировом рынке призвана резко повысить национальный доход СССР, значительно усилить роль социалистических стран в мировой экономике и тем самым подорвать диктат международных монополий, образно говоря, вырвать из их рук волшебную лампу, принадлежащую на самом деле всему человечеству.

Война и мир

Научно-технический прогресс — передний фронт технологических возможностей человечества. Он создает условия для массового производства бесчисленного множества технических устройств, товаров широкого потребления. Но вместе с тем он резко увеличивает и потребности в сырье, природных ресурсах, вовлекаемых в производственный процесс. Погоня монополий за прибылью приводит в движение механизм агрессивной и неоколониалистской государственной политики капиталистических государств. Капитализм всегда стремился к контролю за рынками сбыта продукции и источниками сырья. Для этого использовались любые средства, вплоть до прямой агрессии и войны.

Одна из основных причин возникновения первой мировой войны — попытки кайзеровской Германии расширить «сферы влияния», пересмотреть сложившийся к началу XX века раздел источников сырья и рынков сбыта товаров между ведущими империалистическими державами. Захват природных ресурсов с целью развития военно-технического потенциала был одним из важнейших побудительных мотивов агрессии фашистской Германии и ее союзников, начавших вторую мировую войну. В середине 1939 года Германия, Италия и Япония занимали около 3 процентов мировой суши. В них проживало 10 процентов населения Земли, и они распоряжались примерно 5 процентами мировых минеральных ресурсов. Через два с половиной года, после ряда военных успехов, эти страны контролировали территорию почти в три раза большую, с населением 35 процентов всего человечества и около 1/3 запасов минеральных ресурсов планеты.

Страны, особенно богатые минеральными ресурсами, оказываются гораздо чаще вовлеченными в острейшие политические конфликты, вплоть до военных столкновений. Крупнейшим центром политических конфронтаций, замешенных на сырьевой проблеме, стал Ближний Восток, район Персидского залива, где добывается около 30 процентов всей производимой на Земле нефти. Южная Африка, откуда капиталистические страны получают важнейшие виды сырья — хром, марганец, кобальт, алмазы, металлы платиновой группы, значительные количества меди, тоже превращена в арену политической борьбы и войн, поощряемых международным капиталом, прежде всего США. Ангола, Мозамбик, Замбия, Зимбабве, многие другие африканские страны, территория которых богата сырьевыми ресурсами, ощущают постоянное. политическое давление со стороны промышленно развитых капиталистических стран.

Показательна книга американского «специалиста» по Советскому Союзу Б. Супровича «Как избежать нехватки стратегических материалов». Анализируя большую зависимость США, Японии и Западной Европы от поставок природных ресурсов, добываемых в развивающихся странах, он показывает, что все другие возможные источники сырья не в состоянии помочь освободиться от этой зависимости. Ни ресурсы морского дна, ни месторождения минералов в отдаленных и труднодоступных районах мира или в околоземном пространстве, на планетах Солнечной системы не изменят, как считает Супрович, создавшегося положения. Что же он предлагает? Целый комплекс мероприятий, и среди них на первом месте следующий рецепт: «включить в зону влияния НАТО те жизненно важные районы, от которых страны Североатлантического союза зависят больше всего в области энергоресурсов и поставок сырья». На первом месте среди таких районов, конечно, южная часть Африки и зона Персидского залива.

Существуют надежные способы, чтобы избежать политической напряженности и тем более вооруженных конфликтов между странами из-за споров о минеральных ресурсах Земли. Тем не менее соблазн вооруженного захвата ресурсов других стран может оказаться весьма значительным, особенно при географическом соседстве крупных капиталистических производителей продукции и экспортеров сырьевых богатств с развивающимися странами, владеющими крупными месторождениями полезных ископаемых, близких к исчерпанию в остальных регионах планеты.

Техника, машинное производство товаров не являются непосредственными виновниками империалистической сырьевой политики. Но верно и другое — научно-технический прогресс, вовлекающий в производство, все более разнообразные природные ресурсы, побуждает развитые капиталистические государства искать гарантированные источники сырья, а это в случае столкновения интересов может дать толчок политическим конфликтам, создать прямую угрозу миру. Не учитывать этого при анализе современной ситуации в международных отношениях никак нельзя.

Война как способ решения экономических и политических проблем военно-техническими средствами отвратительна и аморальна сама по себе. Но применение в войнах самых последних достижений науки и техники с целью уничтожения людей и результатов их труда потрясает своей полной несовместимостью с человеческими духовными ценностями, со смыслом и целями существования рода человеческого на планете Земля.

История показывает, как тысячелетие за тысячелетием, век за веком нарастала разрушительная сила военной техники. Современное оружие представляет собой угрозу уже не только жизни отдельных людей, а самому существованию живого вещества Земли.

По подсчетам советских и зарубежных специалистов, взрывы только части накопленных на Земле атомных зарядов общей мощностью 10–20 тысяч мегатонн уничтожат сразу же не менее 2–2,5 миллиарда людей. Более одного миллиарда человек будут нуждаться в серьезной медицинской помощи, для чего потребуется не менее 150 миллионов человек из числа оставшихся в живых. Уже после взрывов на Земле наступит «ядерная зима» — резкое охлаждение поверхности планеты из-за сильного поглощения солнечных лучей частицами дыма, сажи и пыли, высоко поднявшимися после ядерной катастрофы. Взрывы разрушат тонкий слой озона, защищающий живое вещество Земли от губительного ультрафиолетового излучения Солнца. Даже небольшие дозы этих лучей жестко подавляют иммунную систему млекопитающих. Большие дозы вызывают слепоту. Поскольку, по оценкам специалистов, разрушится от 30 до 80 процентов озонового щита планеты, начнется массовая гибель уцелевших от взрывов живых организмов, и скорее всего флора и фауна будут деградировать.

Важно подчеркнуть, что все эти данные — не поверхностные мнения и безответственные суждения, а обстоятельнейшим образом — обоснованные выводы советских и американских ученых, пришедших к ним независимо друг от друга. Но, может быть, не так страшна «обычная», неатомная война?

Отвечая на этот вопрос, мы можем положиться уже не только на математические модели, но и на жуткий опыт именно такой «ограниченной» войны, ведшейся с помощью обычных военно-технических средств. Велась она, и правда, на ограниченной, если иметь в виду масштабы планеты, территории. Но тем страшнее цифры, характеризующие некоторые итоги действий американских военных сил на территории Вьетнама.

В той войне американские штабы, как известно, сделали ставку на подавляющее техническое превосходство вооруженных сил США. За 10 лет войны над территорией Вьетнама было распылено 72,4 миллиона литров химикатов.

Зона тотального поражения при взрыве одной современной бомбы массой 241 килограмм— около 10 метров в диаметре. При этом образуется воронка глубиной до 4 метров. Взрывами бомб и снарядов на территории Вьетнама уничтожено 45 миллионов деревьев. Выброшено из воронок около 3 миллиардов кубических метров грунта. «Перепахано» около 4,5 миллиона гектаров — примерно 26 процентов территории. От осколков и взрывов пострадала половина лесов на территории страны. Таковы последствия «ограниченной» войны, ведшейся «обычными» военно-техническими средствами.

Сенатор США Г. Нельсон, увидев содеянное его согражданами, сказал: «Никогда еще земная поверхность не была столь сильно изменена и изуродована, так что огромные площади не смогут быть использованы снова или даже заселены человеком или животными».

Военные арсеналы экономически развитых государств с тех пор уже не раз обновлены полностью. На смену мощным средствам уничтожения приходят сверхмощные. И с каждым витком гонки вооружений в них все большую роль играют достижения науки.

По данным Стокгольмского международного института исследования проблем мира, ежегодные военные расходы в современном мире превышают 500 миллиардов долларов и растут на 1,68 процента в год. Только в США военный бюджет 1986 года составил 302,5 миллиарда долларов. Численность вооруженных сил в мире возросла с 1970-го по 1980 год с 25 до 28 миллионов человек.

Гонка вооружений резко обостряет экологическую угрозу еще и потому, что на изготовление военной техники расходуются огромные невозобновляемые ресурсы природы. В 70-е годы на военные цели расходовалось более 10 процентов мирового потребления сырьевых ресурсов. На создание военно-технических систем отвлекаются самые квалифицированные научные, инженерные и рабочие кадры.

На Западе довольно широкое хождение имеет мнение, что именно война является лучшим двигателем научно-технического прогресса. Если бы не вторая мировая война, люди не овладели бы тайнами атомного ядра, не создали бы реактивную авиацию, не вышли бы в космос, утверждают сторонники этой точки зрения.

А как обстоит дело в действительности?

Да, «отходы» военных проектов в конце концов получают применение и в мирных целях. Но каких успехов достигло бы сегодня человечество, если бы его лучшие умы в течение долгих лет не решали, как и какими средствами можно уничтожить больше людей и материальных ценностей? На каком уровне благосостояния могло бы оказаться население даже слаборазвитых стран, если бы колоссальные затраты энергии, человеческого труда, минералов, воплощенных в военной технике, изготовленной за всю историю людей, были использованы только в интересах социально-экономического развития?!

Дорогостоящая военная техника, угрожающая жизни людей, делается за их же счет, за счет здоровья и благосостояния. И она же превращает угрозу войны в реальную ежедневную угрозу всему живому на нашей планете. Как опасны надежды на то, что «умная» техника исключит случайности, позволит избежать роковой ошибки!

После второй мировой войны автоматизация военно-технических систем достигла весьма высокого уровня. Очень многие функции военных информационных систем, систем раннего предупреждения, доверены сегодня компьютерам и управляемым ими автоматам.

И никто точно не знает, сколько раз за эти годы на военных базах США объявлялась боевая тревога по ложным сигналам радиолокационных станций, по ошибочным «решениям» суперкомпьютеров. Известно только (сведения об этом не раз «просачивались» на страницы зарубежных газет), что неоднократно стратегические бомбардировщики США с атомными бомбами на борту возвращались на аэродромы с полпути к границам СССР.

Техника — источник благосостояния человечества, средство потребления человеком природы, и она же — источник страшной угрозы. Так друг она или враг? Решить возникшую проблему можно только на путях широкого международного сотрудничества. Это относится в одинаковой мере и к проблеме разоружения, и к проблеме промышленной безопасности.

Ясно, что нужна новая концепция системы «человек — машина». Нужно вновь проанализировать весь путь развития техники, определить границы возможного и невозможного в научно-техническом прогрессе, понять, что в нем допустимо и что не должно быть допущено никогда. Следует рассмотреть заново весь комплекс вопросов, поставленных современным уровнем техники. И сделать это необходимо с позиций интересов всего человечества и во всех странах мира, потому что перестройка целей и задач научно-технического прогресса в одной только стране не приведет к коренному устранению угрозы жизни.

Понять это простое суждение очень важно. Ведь именно социальные процессы, вызванные НТР, по-разному проявляющиеся в разных социально-экономических системах, определяют, как именно, с какими целями используется людьми наисовременнейшая техника и каковы последствия ее использования для природы и общества.

Глава 6. Блеск и нищета точного знания

Куда рвутся технократы?

Технократы рвутся к власти! И возникающие в связи с этим проблемы не просты и уж совсем не так безобидны, как может показаться на первый взгляд. Казалось бы, в самой идее передачи политической власти техническим специалистам нет ничего плохого. Кому, как не инженерам, руководить обществом XX века, когда научно-технический прогресс становится главным средством ускорения социально-экономического развития? Нужны, конечно, только определенные гарантии, что техника не будет использована ими во вред обществу.

Навязывать свою волю обществу с помощью техники— идея далеко не новая. Правда, до промышленной революции XVIII века и возникновения в XIX веке крупного машинного производства речь могла идти только о военной технике. Ею пользовались вожди и короли, феодалы и императоры. Машинное производство сделало технику орудием экономической власти, захваченной капиталистами. Ручная мельница дает общество с сюзереном во главе, а паровая мельница — общество с промышленным капиталом, отмечал Карл Маркс. Промышленники— владельцы рудников и домен, заводов и железных дорог — стали новой знатью капиталистического общества, все больше влияющей на экономику, а через нее и на политику государств.

Классический капитализм перерос в империализм, а империализм тут же развязал всемирную кровавую бойню. В первой мировой войне военно-технические средства использовались для решения политических и в конечном итоге экономических задач — расширения сфер влияния, рынков сбыта продукции, захвата источников сырья.

Начав унесшую десятки миллионов жизней вторую мировую войну, фашистская Германия поставила перед собой политическую цель — добиться мирового господства. Авиация и бронетанковые силы, надводный и подводный флоты — весь арсенал последних по тем временам достижений науки и техники был обращен против человека и человечности. Руководители фашистского государства весьма высоко ценили роль техники в войне и основную ставку делали не на патриотизм (о каком патриотизме могла идти речь в захватнических войнах?), а на технические средства. В духе преклонения перед техникой они пытались планировать и будущее.

При допросе на Нюрнбергском процессе один из рейхсминистров заявил, что в будущей войне будет воевать техника, управляемая кнопками. Это говорил человек, немало сделавший для быстрейшего освоения в серийном производстве ракет «Фау» — оружия, с помощью которого гитлеровцы пытались повлиять на исход всей войны.

И у нацистов, и у современных западных технократов, возлагающих надежды только на технический прогресс, были предшественники. Еще в 1777 году вышла в свет книга И. Бекмана «Руководство по технологии, или Познание ремесел, фабрик и мануфактур», в которой, возможно, впервые автор попытался осмыслить новую роль техники в жизни людей. Сто лет спустя буржуазный мыслитель Э. Капп вывел размышления на эту тему уже на уровень философской проблематики. С момента выхода книги «Основные черты философии техники» ведут отсчет истории этого относительно самостоятельного философского учения.

Мы не будем прослеживать причудливые извивы мыслей буржуазных философов о технике. Обратимся сразу к представлениям, от которых отталкиваются современные технократы. Американский социолог Джеймс Бернхем в 1941 году выпустил книгу «Революция управляющих». В ней он попытался обосновать мысль о том, что в капиталистическом мире возникает новый класс организаторов — инженеров и администраторов, будто бы не зависящих в своей деятельности от владельцев капитала и потому якобы способных направить научно-технический прогресс в русло, отвечающее требованиям всего общества. Политическая власть этих управляющих призвана, по Бернхему, спасти социальный механизм капиталистического общества от… капиталистов!

Другой крупный американский специалист по истории общественной мысли, политических течений и социального прогнозирования Даниель Белл предложил провести «революцию ученых» — передать политическую власть представителям буржуазной интеллектуальной элиты, делающим «большую науку». Стоит ли говорить о том, что обе эти «революции» представляют собой по существу один и тот же вариант реформации государственно-монополистического капитализма, идеализация которого никак не изменяет его сущности, а значит, и присущих ему пороков, которые пытаются исправить реформаторы.

Теория «революции управляющих» была подхвачена и развита Дж. Гэлбрайтом, о работах которого мы уже упоминали. В двух основополагающих трудах Гэлбрайта — «Новое индустриальное общество» и «Экономические теории и цели общества» (они переведены на русский язык и изданы в СССР) — идея технократии представлена наиболее последовательно. Но, приписывая техноструктуре (тем же управляющим) заботу о всеобщем благе, Гэлбрайт очень сильно грешит против истины. Свою точку зрения он обосновывает тем, что, по его мнению, за годы, прошедшие после смерти К. Маркса, существенно изменились побудительные мотивы развития капиталистических предприятий и фирм. Как полагает Гэлбрайт, корпорации, точнее, управляющие корпорациями, стремятся не к получению прибыли за счет эксплуатации труда, а к достижению неких бюрократических преимуществ, к росту доходов и престижа техноструктуры. Только для достижения этих — вполне приемлемых для общества — целей рвутся технократы к власти.

Ах как хочется реформаторам и защитникам капитализма не только реконструировать его, приспособить к новой исторической реальности, но и отмыть добела, представить в приемлемом для общества виде! И как, оказывается, просто это сделать! Достаточно пойти навстречу организаторам капиталистического производства, крупнейшим инженерам и дать им возможность занять ключевые позиции в экономике и политической системе. Со всеми органически присущими капитализму недостатками будет покончено, ко всеобщему удовлетворению, раз и навсегда. Индустриальная (капиталистическая) система превратится в технический механизм, нечто вроде автомата-робота, поставляющего обществу нужные товары и услуги в достаточном объеме.

Неужели искушенный жизнью экономист сам верит в предлагаемый рецепт? Похоже — верит. Вот что пишет Дж. Гэлбрайт: «Люди, добравшиеся до рычагов управления этим механизмом, так и будут понимать свою роль. Это получит соответствующее преломление и в сфере государственной деятельности». И заканчивает мысль так: «Мы уже знаем, в чем заключается надежда на спасение. Индустриальная система в отличие от своих экономических предшественников предъявляет спрос на вышколенные умы. Для обслуживания своих интеллектуальных и научных нужд она вызывает к жизни такую социальную силу, которая, как мы надеемся, отвергнет ее монополию на определение задач, стоящих перед обществом».

Многое можно было бы добавить к этому «взгляду изнутри», но ясно и так: сами буржуазные экономисты перестали верить в иллюзии «классического капитализма».

Что же предлагается взамен? Общество надо изменить, но как это сделать? «В развитых капиталистических странах элита технократов постепенно приходит на смену старой элите — элите богачей», — заявляет Роберт Хейлбронер, один из идеологов технотронного века. «В крупной и высокоорганизованной фирме власть переходит к самой. организации — к техноструктуре корпорации», — вторит ему Гэлбрайт.

Опять иллюзии! На этот раз они основаны на ошибочном представлении о том, что собственники капитала в крупных корпорациях якобы перестают быть хозяевами положения, уступают свою власть особому социальному слою — техническим специалистам, управляющим корпорациями и их подсистемами. «До тех пор, пока фирма делает деньги, — утверждает Гэлбрайт, — власть техноструктуры абсолютна. Власть собственников капитала, то есть держателей акций, равна нулю».

На самом деле это не соответствует действительности. Да и власть техноструктуры не меняет сущности капиталистического производства. Союз технократов с государственным аппаратом и владельцами капитала не изменяет классового характера корпораций, как это пытаются утверждать теоретики технотронного века. Получение прибыли остается главной целью производства, а эксплуатация труда — главным средством достижения этой цели даже тогда, когда капиталисты вынуждены пойти на внедрение в свою экономику «элементов социализма» — государственного планирования. Не изменяется и механизм хищнического разграбления ресурсов природы с помощью наисовременнейшей техники.

Но, может быть, Гэлбрайт прав и корпорации действительно утратили интерес к прибыли, перестали диктовать свою волю обществу и государству? Вышеприведенная цитата заимствована из книги, выпущенной в 1967 году. А в 1979 году крупнейшая капиталистическая корпорация ИТТ сыграла одну из главных ролей в вооруженном перевороте в Чили. Путчисты, возглавляемые Пиночетом, убили законно избранного народом Чили президента Альенде и установили длящуюся по сей день диктатуру ставленников «индустриальной системы». Антидемократический режим Пиночета подавляет большинство населения в интересах монополий.

Или другой пример. В 70-е годы общая ядерная политика Франции была принята, как отмечает французский социолог и философ Ален Турен, без подлинного демократического обсуждения, под сильным давлением фирмы «Электрисите де Франс», действовавшей вовсе не из интересов населения, а чисто по коммерческим соображениям.

В начале 1986 года международные корпорации провели целую серию широкомасштабных закулисных манипуляций против стран — производителей нефти, объединенных в ОПЕК. Крупнейшие нефтяные монополии через посредство государственного аппарата США и других западных стран добились снижения цен на сырую нефть в два раза. Специалисты усматривают тесную взаимосвязь проблемы цен на нефть и другие минеральные ресурсы с проблемой катастрофической валютной задолженности развивающихся стран, тяжелым экономическим положением трудящихся.

Длинные руки корпораций протягиваются в наши дни к Ормузскому проливу и Персидскому заливу, где интересы монополий защищает целая армада военных кораблей.

Как показывает развитие событий на Ближнем Востоке и в Африке, в Азии и Южной Америке, многие политические и экономические решения, ущемляющие права развивающихся стран и беднейших слоев населения промышленно развитых стран, явно диктуются интересами национальных и транснациональных корпораций, возглавляемых технократами — бескорыстными служителями социального и научно-технического прогресса, если верить Гэлбрайту. На самом деле рецепты, предлагаемые теоретиками технократии, если и пытаются кого-либо спасти, так только капитализм. Реальная причастность к власти узкой прослойки функционеров практически ничего не меняет в механизме капиталистической экономики, разве что делает его немного более гибким, лучше приспосабливает к происходящим в мире переменам. Технократы рвутся к власти, проповедуя социальную утопию, но, получив бразды правления, тут же включаются в высшие слои крупной буржуазии и разделяют их судьбу.

Идея «разумного» управления технократами обществом неприемлема еще и в силу ограниченности не только знаний, но и сознания, свойственной типично «узкому» специалисту технического профиля. Говоря об этом, мы, разумеется, не пытаемся бросить тень на уровень общекультурной подготовки, на качество гуманитарных знаний и на мировоззренческие установки всех инженеров и организаторов производства. Тем не менее ни для кого не секрет, что существует целый комплекс проблем гуманизации технических наук и техники, расширения общекультурного кругозора технических специалистов и рабочих, углубления и расширения философско-методологической и гуманитарной подготовки научных, инженерных и рабочих кадров.

Проблемы эти имеют международный характер, хотя в каждой стране выступают в специфической форме. Решить их тем более важно, что в современном мире технические кадры, пожалуй, чаще, чем какие-либо другие, выдвигают из своих рядов организаторов науки и производства, политических руководителей и координаторов общественной деятельности. Беспредельная вера в могущество науки и техники, упоение властью над Землей, получаемой в полное распоряжение благодаря возможности управления техникой и технической деятельностью общества, сегодня уже совершенно недостаточны для серьезного и ответственного руководства. История творится не машинами, а людьми…

Уроки Чернобыля

25 апреля 1986 года оператор четвертого энергоблока Чернобыльской атомной электростанции приступил к снижению мощности реактора РБМК-1000 для постановки его на плановый осмотр и ремонт. Перед ним на пульте лежала Программа эксперимента, разработанная специалистами «Донтехэнерго». Оператор действовал по указанию главного инженера АЭС и, конечно, не знал о том, что тот взял на себя решение вопроса, на которое не имел права.

Почему главный инженер АЭС не согласовал Программу эксперимента ни с конструкторами реактора, ни со специалистами «Гидропроекта» — проектантами станции? Надо полагать, он счел ситуацию предельно ясной, просто тривиальной, так как не поставил в известность об эксперименте даже штатного физика АЭС. Главный инженер хорошо знал — такого рода реакторы работали уже на многих АЭС, например на Ленинградской с 1973 года, и по их деятельности не было сколько-нибудь серьезных замечаний. На четвертом блоке Чернобыльской АЭС РБМК-1000 (реактор большой мощности канальный) тоже проработал около года. Да и эксперимент не представлял собой ничего нового — они проводились в Чернобыле в 1982 и 1984 годах на третьем блоке. Суть испытания действительно проста: проверить, сколько секунд после прекращения подачи пара на турбину генератор еще будет вырабатывать ток достаточно высокого напряжения. Надлежало кое-что уточнить по результатам прошлых экспериментов, и только.

Итак, первое нарушение правил, внешне безобидное, повлекшее за собой трагедию. За ним последовала небольшая ошибка операторов: снижая мощность реактора, они не удержались на заданном пределе. Вместо 700—1000 мегаватт тепловая мощность оказалась на уровне всего 30–40 мегаватт. В таких случаях инструкция требовала остановки реактора не менее чем на сутки. Персонал АЭС решил этого не делать — за срыв эксперимента по головке не погладят. Оператор попытался быстро вернуть реактор на заданный уровень. Для этого он не только прекратил ввод стержней, поглощающих нейтроны, но и вывел из рабочей зоны — цилиндра диаметром около 12 метров и высотой около 7 метров, сложенного из графитовых блоков примерно 600 на 200 миллиметров, недопустимо большое число стержней. Еще до этого, действуя по программе испытаний, персонал отключил систему аварийного охлаждения реактора. Теперь же в активной зоне оказалось меньше 15 эффективных стержней, что было категорически запрещено регламентом эксплуатации реактора. Однако мощность реактора удалось поднять только до 200 мегаватт, то есть до уровня, примерно в три раза меньше заданного программой.

26 апреля в 1 час 03 минуты и в 1 час 07 минут, так и не выведя реактор на заданный программой уровень тепловой мощности, оператор включил дополнительно два циркуляционных насоса. Эта ошибка персонала привела к резкому падению парообразования вследствие увеличения тока воды через реактор. Упало давление пара. Операторы решили поддержать параметры пара вручную и отключили автоматическое управление, а чтобы приборы не остановили реактор, заблокировали сигналы аварийной защиты. Так была снята еще одна система обеспечения безопасности.

В 1 час 23 минуты 04 секунды персонал приступил к началу собственно испытаний — прекратил подачу пара на турбину. Мощность реактора начала повышаться. И только тут начальник смены осознал, что происходит нечто непредусмотренное. В 1 час 23 минуты 40 секунд он подал команду ввести в активную зону все регулирующие стержни и стержни аварийной защиты. Но было уже поздно! За одну секунду тепловая мощность реактора выросла в 13 раз. Лопнули трубы первого контура, образовалось большое количество пара. Последовало два взрыва, разрушивших верхнюю часть реактора и выбросивших часть атомного горючего наружу. Загорелась крыша реакторного зала.

Все остальное, что было после — это уже история героической борьбы с трагическими последствиями безответственности и целой цепи ошибок, совершенных обслуживающим персоналом и его руководителями.

Так что же все-таки случилось? Притупление бдительности, отношение к сложнейшей технике «запанибрата»? Серия ошибок, усугубивших друг друга? Маловероятное стечение обстоятельств? Да, конечно! Но среди многочисленных и очень жестких уроков аварии на четвертом блоке Чернобыльской АЭС есть один, на который мы обратим особое внимание. Этот урок — несовершенство современных сложных технических систем, управляемых человеком. Ясно, что полностью довериться автоматике нельзя — все предусмотреть невозможно, и всегда остается вероятность возникновения ситуации, не предусмотренной в конструкции автоматов, в программах вычислительных машин. Но ясно и другое. На человека положиться полностью тоже нельзя. Да, компьютер может быть поправлен только человеком, но сам человек не застрахован от непредвиденных, непредсказуемых грубейших ошибок.

В общем виде специалисты формулируют эту проблему как задачу распределения функций между человеком и машиной. Задача пока не решена никем и нигде в мире. Ее значение выходит далеко за пределы одной отрасли промышленности — атомной энергетики; она имеет, это можно утверждать уверенно, общемировой, глобальный характер.

Человек — дитя природы. Машины — порождение человеческого труда и разума. И они же — угроза не просто жизни отдельных людей, но самому существованию живого вещества на планете Земля. Человек и техника, управляемая и используемая им, представляют собой сложнейшую единую систему не только в таких конкретных технических конструкциях, как автоматический химический завод или атомная электростанция. Вся техника мира и все человечество сегодня могут быть рассмотрены как целостная система «человек — машина». В какой мере управляет человечество последствиями развития техники? В какой степени способно «ввести регулирующие стержни» в механизм, обеспечивающий управление воздействием технических средств и а природу?

Проблема человеко-машинных систем существует не только на таком глобальном уровне и не только в промышленности. Сколько раз приводились в предельную боевую готовность пусковые комплексы стратегических ракет США по ложным сигналам радиолокационных станций дальнего обнаружения, по ошибочным «решениям» суперкомпьютеров! Только годы спустя человечество узнаёт из сообщений дотошных журналистов о том, что мир висел на волоске. Так, буквально на наших глазах, научно-технический прогресс породил новые, затрагивающие судьбы всего мира коренные проблемы, к решению которых человечество всерьез, пожалуй, еще только-только приступило.

Ясно всем и каждому — техника должна быть надежной, особенно там, где ее функционирование обеспечивает безопасность людей, она призвана облегчать, а не затруднять развитие общества. Иначе человечество будет все больше подпадать под власть собственного творения и ему придется подчинить все свое существование стихийно сложившимся законам искусственно созданного мира техники.

Но вот как реализовать это современное понимание, как решить, казалось бы, столь очевидные для всего человеческого сообщества проблемы?

Мир на распутье

Наконец-то достигнутая власть над Землей, и… неумение распорядиться ею во благо всего человечества. Проникновение в глубины материи, познание тайн устройства атома, и… дамоклов меч ядерной катастрофы, висящий на тоненьком волоске над головами всех людей планеты. Неужели это и есть торжество научно-технического прогресса?

Может быть, и торжество, только как-то не хочется употреблять это слово, говоря о современной ситуаций в мире. А самое главное — куда же двигаться дальше по этому пути? До каких пор можно безнаказанно наращивать опасность, множить чудеса науки и техники, усиливать вмешательство людей в происходящие в природе процессы, если уже сегодня проблемы войны и, мира, экологии и нехватки ресурсов приобрели жизненно важное значение для всего человечества? Мир стоит перед выбором дальнейшего пути, потому что только безумец или крайне плохо информированный человек могут настаивать на продолжении движения по маршруту, ведущему в пропасть.

Как при этом не вспомнить картину Васнецова: хмуроватая равнина, перекресток, и богатырь на коне перед древним, как само время, камнем, предупреждающим об опасностях, которые таит каждая из возможных дорог…

Попробуем разобраться в создавшейся ситуации. Каким в принципе может быть выбор для современного мира?

О первом, самом простом варианте — оставить все как есть и двигаться дальше по исторически сложившемуся, накатанному пути научно-технического прогресса — рассуждать много не надо. Острота накопившихся проблем, необходимость их срочного, неотложного решения, как мы уже говорили, диктуют коренной поворот, определяют его неизбежность.

Вариант второй — попытаться вернуться назад, как советовал некий остроумец, в пещеры. Нет, речь в этом случае идет, конечно, не о возврате к каменному веку. Все гораздо проще к приемлемее. Сторонники этого варианта предлагают отказаться от целого ряда достижений науки и техники, таких, например, как атомная энергия, двигатели внутреннего сгорания и т. д. Стабилизироваться на некоем уровне технической цивилизации, запретить научно-технический прогресс, вернуться к «старым добрым временам», когда производство фреона для холодильных установок не угрожало тонкому слою озона над поверхностью Земли, защищающему живое вещество планеты от ультрафиолетового излучения Солнца, ну и так далее. Реален ли этот выбор, что он несет с собой и как может быть осуществлен?

Наверное, не надо говорить много слов, чтобы объяснить даже несведущему человеку — нет на Земле такой силы, которая могла бы приостановить развитие разума, науки и техники. Не менее важно и другое — остановить дальнейший прогресс производства материальных благ сегодня, когда значительная часть человечества лишена самого необходимого, значит увековечить отсталость, обречь на голод, болезни и вымирание сотни миллионов людей. Кто может взять на себя ответственность за такое решение?

Нет, и второй вариант пути — надо это усвоить твердо— никак не устраивает человечество. Останавливаться не позволяет история. Но если остановка запрещена и тормозить невозможно, что же тогда?

Многократно ускорить движение вперед! Не запрет науки и техники, а существенное, принципиально иное, чем прежде, их развитие. Как можно быстрее преодолеть кризисный участок пути в будущее, вывести научно-технический прогресс на дорогу гармонизации отношений человека, природы и техники — таков третий и единственно возможный с точки зрения здравого смысла вариант. Четвертого не дано!

Но мы говорили об опасностях, которые ждут человечество на каждом из возможных маршрутов. Какие осложнения могут возникнуть на пути к спасению человеческого рода на планете?

Прежде всего — и мы говорим об этом во весь голос — опасность опоздать, отстать от бурно развивающихся событий. Люди могут не успеть договориться друг с другом и погибнуть в ядерной катастрофе до того, как будет демонтирована последняя военная атомная установка на Земле. Возможно ли такое? Да, возможно, и именно поэтому наша страна прилагает такие огромные усилия для достижения договоренности по всему широкому спектру проблем всеобщего и полного разоружения. Можно опоздать, и в другом — в решении проблем всемирного экологического кризиса.

Среди ученых и инженеров, изучающих проблемы экологии, в общественных организациях, занимающихся вопросами охраны природы, есть группа, представителей которой называют алярмистами, — от слова «alarm», по-русски означающего «тревога». Алярмисты склонны утверждать, что мир уже сегодня, в наши дни, перешел допустимые границы изменения природных условий на Земле и что процесс изменения уже необратим. Существуют прогнозы, согласно которым в ближайшие годы станет заметным изменение климата, особенно в средних широтах. Накопление углекислого газа в атмосфере уже привело к «парниковому эффекту», утверждают алярмисты. Это означает, что, по их мнению, количество углекислого газа, поступающего в атмосферу в результате сжигания сотен миллионов тонн органического топлива, уже таково, что оказался нарушенным теплообмен Земли с окружающим пространством. Солнечная энергия, как и прежде, поступает извне, а вот излучение тепла с поверхности Земли в космос стало как будто бы меньше, так как углекислый газ задерживает, поглощает как раз волны того диапазона, которые несут с собой излишки тепла. Короче и проще говоря, действует механизм, хорошо знакомый даже неспециалисту: углекислый газ играет роль оконного стекла или прозрачной для солнечных лучей стенки оранжереи, парника. В итоге Земле грозит перегрев.

Серьезна ли эта угроза? Реализуйся она, и исторически сложившийся на планете температурный баланс будет нарушен. Повышение средней температуры атмосферы даже на доли градуса крайне нежелательно. Огромные ледники Гренландии, Антарктиды хранят грандиозные запасы воды. Если они растают, уровень Мирового океана поднимется на несколько метров. Алярмисты утверждают, что в этом случае от Парижа останется только Монмартр. Огромная часть обитаемой суши уйдет в волны нахлынувшего океана. Другое последствие перегрева атмосферы — возможное изменение типа циркуляции в атмосфере, смещение путей циклонов и антициклонов. Это чревато существенным изменением климатических условий и может привести к необходимости коренного изменения структуры посевных площадей, состава сельскохозяйственных культур. Следует ли подробнее говорить о том, что это повлечет за собой на практике?

Правы алярмисты или на самом деле все обстоит еще не так плохо, как они утверждают, в любом случае отмахнуться от пессимистических прогнозов нельзя — слишком серьезна и реальна угроза. Поэтому во всем мире сегодня резко усилены исследования биосферы, привлекаются большие силы для объективного научного анализа современной экологической ситуации и выработки мер по предупреждению дальнейшего «сползания» к всемирной экологической катастрофе.

С другой стороны, «технический пессимизм», доведенный до крайних пределов, может оказаться далеко не таким безобидным. Современные западные философы пытаются оправдать им кризис системы духовных ценностей буржуазии. Видный немецкий философ Карл Ясперс писал: «Человек уже не может освободиться от воздействия созданной им техники. И совершенно очевидно, что в технике заключены не только безграничные возможности, но и безграничные опасности. Техника стала ни от кого не зависимой, все за собой увлекающей силой. Человек попал под ее власть, не заметив, что это произошло и как это произошло. Да и кто может в наши дни сказать, что он проник в сущность этого процесса?»

Так в буржуазном сознании трансформируется и абсолютизируется реальная проблема капиталистического способа производства — внутренний антагонизм технической деятельности общества, с одной стороны, способствующий овладению стихийными силами природы, а с другой — ухудшающий и разрушающий естественные условия жизни людей, ведущий к порабощению человека человеком. Анализ социальной сути «демонического» характера техники, ее якобы существующей независимости от законов общественного развития, конечно, не входит в задачи буржуазной философии, а ведь как раз в этом и заключены корни, причины, та самая «сущность процесса», о которых так ярко писал Ясперс.

Хищническая эксплуатация природной среды, естественных ресурсов Земли — одно из условий технического прогресса при капитализме, столь же характерное для него, как эксплуатация рабочей силы. Откреститься от этого родового признака капитализма всеми силами — задача идеологов буржуазии. Во времена Карла Маркса они ссылались главным образом на то, что ущерб, наносимый природе, — явление временное и что по мере развития крупного машинного производства отрицательные последствия технического прогресса постепенно сойдут на нет. Теперь же, когда надежды на самоустранение экологических факторов промышленного производства потерпели крушение, остается требовать обуздания научно-технического прогресса, призывать к освобождению человека от власти техники. В этом самые просвещенные западные философы компьютерного века так и не ушли далеко от немецкого философа-идеалиста Освальда Шпенглера, заявившего, что машина — дело рук дьявола.

Промышленное производство — процесс, охватывающий и общество, и природу. Именно в нем проявляется единство человека и природы. Капиталистический способ производства реализуется так, что противоречия между развитием природы и общества обостряются до предела — не теоретического, воображаемого, а до самого настоящего реального предела, преступить который — значит шагнуть в пропасть экологического кризиса. Такова закономерность развития капиталистического общества, в котором нет гармонии между интересами различных социальных групп и не может быть достигнуто гармоническое взаимоотношение природного и социального, естественного и искусственного, человека, природы и техники. Поэтому теоретики капитализма и пытаются оторвать технический прогресс от прогресса социального, поэтому и объявляется техника стихийной силой, порабощающей человека независимо от социально-экономических отношений в обществе. Таковы философские корни технофобии, современных западных учений о фатальности и неизбежности отрицательных последствий научно-технического прогресса. Так маскируется возможность социальной альтернативы капитализму— социально-экономического строя, при котором научно-технический прогресс ориентируется обществом на преодоление негативных последствий промышленного производства.

Как пишет академик Т. И. Ойзерман, «технический» пессимизм плох не тем, что он преувеличивает отрицательные последствия научно-технического прогресса для человечества, а тем, что отождествляет его судьбу с судьбой капитализма, капиталистического способа производства.

Но правы ли мы, «списывая» отрицательные последствия развития техники целиком и полностью на капитализм? Разве в нашей стране мало фактов, свидетельствующих о пренебрежении экологическими последствиями технической деятельности? Да, фактов такого рода достаточно, и мы уже упоминали о некоторых из них. Суть дела, однако, заключается в том, что экологические просчеты научно-технической политики в нашей стране — это действительно недостатки, противоречащие целям социально-экономического развития.

Идеалы и нормы нашей жизни диктуются не эгоистическими интересами узких социальных групп — они опираются на общечеловеческие ценности. В этом смысле социализм выступает как выразитель подлинных интересов всего человечества, а не одного класса. Развертывающаяся в нашей стране и в странах СЭВ широкая программа мероприятий по охране окружающей среды, экологизации производства и гуманизации технических средств и систем — свидетельство того, как мы понимаем задачу соединения достижений научно-технической революции с преимуществами социалистической экономики. Нет сомнения в том, что социалистическое общество кровно заинтересованное в успехах научно-технического прогресса как главного средства решения задач социально-экономического развития, исходит из долговременных, постоянных интересов людей, в то время как частнособственнической системе экономики с ее стремлением к получению прибыли любой ценой невыгодны масштабные мероприятия по оздоровлению природной среды. Частный капитал сопротивляется и будет сопротивляться нерентабельному с его точки зрения вложению капитала в экологически чистые производства. Это подтверждается современной зарубежной практикой. Так неизбежно политизируется проблема выбора дальнейшего пути научно-технического прогресса человечества.

Завещание президента Римского клуба

Предприниматель и финансист, глава всемирно известных фирм «Италконсульт» и «Оливетти», один из руководителей могущественного концерна «Фиат», основатель компании «Алиталия» и ряда других, короче говоря, один из тех сильных мира сего, кого зарубежная печать не без почтения именует воротилами современной капиталистической экономики, Аурелио Печчеи родился в 1908 году, в городе Турине, в семье, принадлежавшей, как он сам пишет, к нижним слоям среднего класса. В судьбе его поначалу не было ничего необычного, и, казалось, ничто не предвещало ему посмертную славу «человека, посвятившего себя спасению человечества», «одного из немногих, кому посчастливилось убедить людей обратить внимание на главное», — а ведь именно такими были заголовки статей в газетах, сообщавших о кончине Печчеи.

Правда, нечто необычное, можно отметить, случилось в 1930 году. В Италии, где у власти уже стоял фашизм, Аурелио Печчеи дерзнул защитить диплом, как он потом написал, «не надев черной рубашки», то есть не вступив в партию фашистов. Но, наверное, еще удивительнее тема его дипломной работы. Будущий всемирно признанный специалист по управлению промышленными предприятиями посвятил ее… ленинской новой экономической политике! «Тема эта не могла не звучать как определенный вызов режиму», — с удовлетворением отмечал Печчеи много лет спустя после этого события.

В годы второй мировой войны Аурелио Печчеи — активный участник боевых групп итальянского движения Сопротивления, действовавших в тесном контакте с коммунистическим подпольем. Он чудом избегает расстрела после ареста во время облавы в 1944 году. Его спасли оставшиеся на свободе товарищи, пригрозившие тюремщикам отомстить за смерть Печчеи.

В послевоенной Италии Печчеи делает блестящую карьеру менеджера. Руководимый им филиал компании «Фиат» в Аргентине скоро стал одной из самых процветающих фирм во всей Латинской Америке. «Я работал, — пишет он, — не жалея сил: заключал контракты, завоевывал рынки, воспитывал персонал и добывал прибыль». И успех сопутствовал ему: Основанные им. фирмы процветали, управляемые им компании действовали эффективно и развивались. Что же еще нужно было преуспевающему менеджеру, руководителю, как он сам писал, по призванию, складу ума и образованию, занимающему целый ряд ключевых постов в западноевропейских частнопромышленных компаниях?!

Но, как оказалось, деловая карьера Печчеи была лишь преддверием того этапа его жизни, на котором он из преуспевающего бизнесмена, каких, конечно, немало, стал идейным вдохновителем и организатором общественного движения, голос которого услышал весь мир. Анализируя теперь поворот, совершенный Аурелио Печчеи начиная с 50-х годов нашего века, лишний раз убеждаешься в том, что жизнь иногда демонстрирует сюжеты, которые по плечу далеко не каждому литератору. Сам же Печчеи написал об этом так: «Психологически я проделал за все эти годы почти полный круг, вернувшись в конце концов к некоторым идеалам и надеждам своей далекой юности». На самом деле он сделал больше. С каждым годом Печчеи все активнее и последовательнее борется не только за признание, но и за осуществление этих идеалов Теперь в центре его внимания находятся взаимоотношения человека, общества, природы и техники.

Той культуре, тому образу жизни, которые вели свое начало от далекой эпохи неолита, считает он, пришел конец. Научно-техническая революция — не просто очередной период исторической эволюции человечества, а начало совершенно новой эры, и если люди не попытаются понять, в чем суть нового положения человека в безвозвратно изменившемся мире и какую новую ответственность это предполагает, грядущие изменения могут оказаться катастрофическими. Человечеству грозит гибель, ему угрожает поднятая им самим волна отрицательных последствий научно-технического прогресса.

Обнаружив, что при всем своем видимом благополучии человечество во второй половине XX века на самом деле переживает период острого кризиса и даже не осознает эту ситуацию в должной мере, Аурелио Печчеи, по его собственному свидетельству, спросил самого себя: что лично я могу в этой связи предпринять? Что вообще можно и нужно сделать, чтобы искоренить вопиющую несправедливость и пороки общества?

Как человек, обладающий огромным практическим опытом, Печчеи не мог размышлять без действия, а действия привели его сначала к бизнесу с благотворительными целями, а затем и к организации Международного института прикладного системного анализа (ИИАСА), основанного в 1972 году.

В деятельности ИИАСА с момента его основания и по сию пору активно участвуют ученые ряда стран, в том числе из Советского Союза. Коллектив института исследует общемировые проблемы промышленного развития человечества, разрабатывает методы их комплексного анализа, в том числе — проблемы мировой энергетики и ее будущего, комплексное использование воды, охрана окружающей среды и ряд других глобальных вопросов, от решения которых зависит будущее человечества.

Уже за одну только организацию ИИАСА Печчеи заслуживал памятника при жизни. Но главным делом, которому он посвятил последние двадцать лет, отпущенные ему судьбой, стал Римский клуб.

…В апреле 1968 года около тридцати видных ученых— математиков, социологов, экономистов из разных стран мира — получили приглашение приехать в Рим для того, чтобы обсудить «актуальные проблемы современного общества в их совокупности». Обсуждение состоялось. Из числа его участников, к которым впоследствии примкнули и другие крупные специалисты, сформировалась неправительственная ассоциация — союз единомышленников, разделявших воззрения основателя этого сообщества Аурелио Печчеи и его тревогу за нарастающие отрицательные последствия технического прогресса для природы, общества и человека.

Небольшая организация (число ее членов не превышает ста человек во избежание затруднения контактов), не получающая доходов и даже не имеющая собственного бюджета, получила название Римского клуба. С самого начала ей удалось привлечь внимание широких кругов мировой общественности к своим проектам. Римский клуб заказывает крупнейшим специалистам исследования по интересующим его проблемам, а затем публикует полученные результаты в виде «Докладов Римскому клубу». То, что доклады готовились действительно первоклассными специалистами, хорошо известными в научном мире, наверное, и определило повышенный интерес к ним. В результате идеи Печчеи получили не только солидное научное обоснование, но и мощную международную поддержку. Уже первый доклад Римскому клубу, подготовленный Массачусетским технологическим институтом под руководством Денниса Медоуза, произвел впечатление внезапно взорвавшейся бомбы. Медоуз пришел к выводу: чтобы спасти человечество, необходимо срочно, сегодня же, прекратить техническое развитие, остановить рост промышленного производства, иначе неизбежна гибель природы.

Концепция нулевого роста, обоснованная Медоузом, вызвала массу возражений, но доводы, факты, конкретные данные, которыми оперировал ее автор, невозможно было опровергнуть, и они вызвали состояние всеобщей ошеломленности.

Затем последовали доклады «Человечество на перепутье», «Перестройка международного порядка», «За пределами века расточительства» и ряд других. И каждый вызывал огромный интерес и широкие дискуссии, привлекал все большее внимание не только специалистов, но и широких кругов населения всех стран мира.

В наши задачи не входит подробный рассказ о деятельности Римского клуба, продолжающейся и сегодня, после смерти его первого президента. Наверное, точнее всего ее суть передают слова самого Аурелио Печчеи: «Перед нами сейчас открыт столь широкий выбор путей дальнейшего развития, и в то же время во всем столько неясного и неопределенного, что поистине настала пора сделать паузу и, поразмыслив о судьбе дел человеческих и смысле нашей удивительной эпохи, попытаться понять, что же делать дальше». Эту задачу, собственно говоря, и решает Римский клуб. Но — как решает?

Нет сомнения в том, что в докладах Римскому клубу подняты острейшие проблемы современности. Римский клуб ставит точные диагнозы, научное обоснование которых лишь подчеркивает серьезность ситуации, что мир болен и нуждается в неотложной помощи. Печчеи обобщает это следующими словами: «Проблемы демографии, безработица, неполное использование социальных и экономических возможностей общества, дефицит и нерациональное управление ресурсами, неэффективность принимаемых мер, инфляция, отсутствие безопасности и гонка вооружений, загрязнение среды и разрушение биосферы, заметное уже сегодня воздействие человека на климат и многие-многие другие проблемы, сцепившись друг с другом, подобно щупальцам гигантского спрута, опутали всю планету. Опасность столь велика и реальна, что отвести ее и как-то выправить сложившееся положение можно только за счет координированных усилий всех стран и народов. А тем временем число нерешенных проблем растет, они становятся все сложнее, сплетение их все запутаннее, и их «щупальца» с возрастающей силой сжимают в своих тисках планету». Что же предлагается в качестве рецепта того лекарства, которое следует выписать больному миру при таком диагнозе? Печчеи, как кажется, отвечает и на этот вопрос: «Человечеству сейчас, по сути дела, не остается ничего иного, как возможно быстрее приблизиться к следующей фазе своего развития — той, где он, сочетая свое могущество с достойной мудростью, научится поддерживать в гармонии и равновесии все дела человеческие. Настало время выявить и освободить дремлющую в каждом человеке способность видеть, понимать и созидать, направить моральную энергию людей на то, чтобы они сами создали достойное их общее будущее». Этот совет справедлив и не вызывает возражений. Но все же, как это сделать в реальной жизни? Какими, по мнению Печчеи, должны быть конкретные действия по претворению его идей в практику? Продолжим его мысль: «Но произойти это может только за счет невиданной еще цепи событий, которую я называю «человеческой революцией»».

Итак, — «человеческая революция»! Моральное перевооружение под влиянием укоров совести, под воздействием разума! — таков ответ Римского клуба на поставленные временем вопросы.

И все это предлагается сделать без изменения фундамента складывающейся негативной ситуации, без какой бы то ни было критики главной причины современных глобальных кризисов — хищнического отношения к природе как к источнику прибыли частнособственнической экономики, без изменения существующего мирового «порядка», когда быстрыми темпами идет разграбление природных ресурсов развивающихся стран, когда… Но об этом следует говорить уже подробнее.

Зададимся и мы вопросом: а реально ли рассчитывать на сокращение колоссальной задолженности стран «третьего мира» экономически развитым капиталистическим государствам под влиянием… морального перевооружения владельцев банков и транснациональных корпораций? Нет, надеяться на успех обращений к совести и разуму некоронованных королей капитализма — дело, заведомо обреченное на неуспех.

Что же получается? Перед нами еще одна попытка либеральной буржуазной интеллигенции преодолеть органические пороки капиталистической системы без изменения ее сущности. Попытка, нет слов, прекрасная по мотивам и мечтам, по гуманизму конечной цели, но, увы, вполне утопическая по предлагаемым средствам ее достижения. Без учета социально-экономических и политических корней экологического, сырьевого, продовольственного и прочих глобальных кризисов современности, без понимания действительной роли капиталистической системы в историческом развитии этих кризисов нечего и думать о выработке действенных мер по их преодолению. В том, что это именно так, убеждают и утопические по своей сути рецепты, прописываемые Римским клубом современному миру. Развернув впечатляющую картину генеральных задач, решение которых позволит человечеству выжить и развиваться, и дойдя, наконец, до конкретных рекомендаций, Печчеи и его соратники по Римскому клубу не смогли предложить ничего, кроме вполне абстрактного «революционного гуманизма» и лозунга «обновления человечества». Аурелио Печчеи написал в заключение своей программной книги буквально следующее: «Неоценимую помощь обществу здесь могла бы оказать группа промышленных предприятий как частных, так и государственных, по возможности представляющих страны с различным уровнем индустриализации, которая выразила бы готовность предоставить финансовые средства и накопленный опыт в распоряжение независимых экспертов и ис: следователей, осуществляющих работы над этим проектом в соответствии с их собственными критериями и взглядами».

Ясно, каковы виды на успех при таком способе обеспечения идеалов «революционного гуманизма».

…И все-таки жизнь и деятельность Аурелио Печчеи, основателя и первого президента Римского клуба, заслуживают восхищения и благодарности. «Не отказываясь от идеологической критики буржуазного идеализма, — пишет лично знавший Печчеи и работавший с ним академик АН СССР Д. М. Гвишиани, — мы можем сказать, что имя Аурелио Печчеи принадлежит истории. Он вошел в нее как прогрессивный общественный деятель, как трезво мыслящий представитель социальнокритического, либерального направления, как гуманист, искренне верящий в лучшее будущее человечества».

…14 марта 1984 года Аурелио Печчеи работал над новым документом — «Памятной запиской на конец столетия». Он продиктовал стенографистке: «Мир — главный член того уравнения, в котором решаются вопросы развития, качества жизни и самореализации человека. Проблема мира должна быть понятна во всей своей всеобъемлющей глубине — ведь мирное сосуществование насущно необходимо не только на всех уровнях, во всех областях деятельности человеческого сообщества, но в отношениях Человека и Природы…» Это были последние слова, обращенные президентом Римского клуба ко всему человечеству. Через несколько часов он скончался от сердечного приступа.

Несколько страниц о неизбежности гуманизма

Следуя за изгибами исторического пути человечества, прослеживая развитие то одной, то другой особенности научно-технического прогресса, мы уже не раз переходили от гордости за человеческий гений к чувству острого стыда за своих собратьев по разуму, от настроения, близкого к отчаянию, к надежде на лучшее будущее. Что же можно считать итогом наших размышлений?

Прежде всего — позицию исторического оптимизма. Не надежда, а уверенность, не растерянность и блуждания в поисках верного пути над пропастью, а решительные и продуманные действия. Но разве до сих пор люди бездействовали? Уж в чем-чем, а в бездеятельности никак нельзя обвинить человечество, за 40 тысяч лет перекроившее планету, развившее самое себя, создавшее всемирную техническую цивилизацию и уже вышедшее в околоземное космическое пространство. Нет, не в бездействии корень зла, а в направлении деятельности, в том, что повседневные практические дела не всегда сочетаются с глобальными последствиями технического развития общества. Какими целями руководствуются люди как мировое сообщество? К чему в конечном итоге стремится каждый из нас и что получается в результате сложения устремлений каждого из 5 миллиардов людей?

Коренные просчеты в ориентации современного научно-технического прогресса складываются из множества ошибочных или выгодных кому-то, но неприемлемых для человечества в целом решений. Доклады Римскому клубу, многочисленные философские, экономические, социологические и прочие исследования раскрывают общую картину и достаточно полно показывают, что хищническое отношение к природе, разбазаривание невозобновляемых ресурсов на производство товаров, обеспечивающих «сверхпотребление» имущим слоям населения, наконец, загрязнение окружающей среды и другие экологические угрозы, среди которых на первом месте, несомненно, угроза ядерной катастрофы, — все эти «приметы времени» присущи в основном капиталистической частнособственнической системе хозяйствования.

Не только специалисты из социалистических стран, но и многие исследователи научно-технического прогресса и проблем экологии капиталистического мира видят, что выход из создавшейся ситуации — в учете и перестройке всех реальных связей в глобальной системе отношений между человеком, обществом, природой и техникой. Другое дело — каким образом предлагается осуществить эту перестройку. Соглашаясь с ее необходимостью и неизбежностью, мы не считаем правильной и сколько-нибудь реальной надежду на «моральное перевооружение» буржуазии, на переоценку фундаментальных принципов частнособственнической системы хозяйствования, целиком подчиненной личным целям и интересам владельцев капитала. Интересы капиталистического производства коренным образом не совпадают да и не могут совпадать с целями всего мирового сообщества людей.

Изменить одностороннюю ориентацию капиталистического общества и осуществляемого им научно-технического прогресса на получение прибыли без изменения сути капитализма нельзя. Упования на «революцию в сознании», разделяемые лучшими представителями буржуазии, такими, как Аурелио Печчеи, — прекрасный образчик утопического мировоззрения.

…И все-таки — гуманизм! И все-таки общечеловеческие гуманистические идеалы и нормы жизни, а не эгоистические интересы узких социальных групп должны определять остро необходимые человечеству изменения в направлении мирового научно-технического прогресса. Важно только добавить к этому, что движение к новым глобальным гуманистическим целям может быть успешным лишь в рамках соответствующей им социально-экономической системы.

В последней оговорке — вся суть наших расхождений с буржуазной либеральной интеллигенцией, остро критикующей пороки капитализма, но не доходящей в этой критике до понимания несовместимости идеалов гуманизма с капиталистической системой.

Разумеется, мы не должны закрывать глаза на то, что отрицательные последствия научно-технического прогресса обнаруживаются не только в капиталистическом мире — их немало и в нашей стране. Гуманизация науки и техники — задача, которую надо решать и нам. Но очень важно, что в странах социализма эта задача выступает в иной форме. Здесь речь идет не о преобразовании принципиальных основ социально-экономического строя, а о более полном их использовании. Соединение преимуществ социалистической экономики с достижениями научно-технической революции — проблема непростая, без дополнительных усилий решить ее невозможно.

Казалось бы, что мешает перестройке сознания современных инженеров, экономистов, организаторов производства в соответствии с практической экологической ситуацией, если они росли и формировались как специалисты уже в условиях социализма? На самом деле все не так просто…

Если гуманизм — определенный взгляд на жизнь, на окружающую действительность, у него должны быть свои основания — фундаментальные знания, основополагающие принципы. Такие знания вырабатывались человечеством на протяжении всей его истории. Осмыслением места и роли человека в природе, исследованием его самого занимались и занимаются сегодня лучшие умы. Особое место в комплексе гуманитарных знаний принадлежит науке об обществе, потому что человек вне общества — абстракция.

Короче говоря, гуманитарные знания, наука о человеке и обществе должны составлять фундамент, на котором потом выстраивается здание современной системы взглядов — представлений всех людей, в том числе и технических специалистов, о взаимоотношениях человека и общества, человека и техники, человека и природы.

«Все это — общеизвестные истины!» — может сказать по этому поводу читатель. Общеизвестные — наверняка. Но вот что удивительно: специалисты, проектирующие, изготавливающие и применяющие технику, в подавляющем большинстве случаев считают гуманитарные знания хотя и очень важной, даже необходимой частью духовной культуры каждого человека, но… не имеющими прямого отношения к их специальностям. Стоит обратиться к жизни, и мы найдем массу фактов, подтверждающих, что разрыв между специальными и гуманитарными знаниями в сознании многих ученых и инженеров оказывается сплошь и рядом весьма значительным.

Как правило, многие легко соглашаются с тем, что существует связь между наукой и техникой. В последние годы стала очевидной для всех необходимость лучшей связи технических знаний с выводами науки о живом — биологией. Не вызывает удивления теория надежности оператора технических систем, психология труда… Но — техника и художественная литература?! Специалист в области технических наук может и на смех поднять того, кто попытается доказать ему необходимость изучения не только сопромата, после чего, как известно студентам всех технических вузов, можно жениться, но и истории культуры. Зачем мастеру участка токарных станков-полуавтоматов цеха механической обработки корпусных деталей знать стихи Пастернака? Разве может повлиять незнание произведений Льва Толстого или Федора Достоевского на уровень профессиональной подготовки проекта гидроэлектростанций, и тем более — на качество проектов атомных электростанций? Вопросы, даже по постановке, кажутся многим просто-напросто нелепыми.

Да, общая культура, это, конечно, неплохо, — современному человеку она не помешает. Но при чем здесь инженерная профессия? Не знаю, приходилось ли читателю слышать такие суждения, но я с ними сталкивался и сталкиваюсь часто. Да что — суждения. К сожалению, вся система профессиональной подготовки технических кадров — от высококвалифицированных рабочих до техников и инженеров — у нас все еще ориентирована главным образом на узкую специализацию, добротное специальное образование. И совершенно недостаточное внимание уделяется воспитанию таких качеств, как профессиональная этика, нравственность, система представлений о жизни, обществе и своем месте в системе человеческих отношений. Мораль, нравственность, этика — словом, духовные ценности при таком подходе оказываются чем-то посторонним для инженерно-технического и научного образования. Они как бы выводятся за скобки объема знаний, необходимых современному инженеру, организатору и руководителю технической деятельности. Получается, что профессиональные знания— сами по себе; личные качества человека, его убеждения, система ценностей, гуманистические идеалы, которыми он руководствуется в жизни, тоже сами по себе.

К чему это может привести? К чему приводит? А вот к чему.

Заря «атомной эры». Атом еще не укрощен. Энрико Ферми, великий итальянский физик, один из создателей атомной бомбы, проводит захватывающий эксперимент. Его друг пытается довести до сознания Энрико, к чему могут привести его занятия. «Отстань, — говорит ему Ферми, — мне интересно!» Любопытство специалиста, жажда познания — прекрасные качества, необходимые каждому ученому. А совесть? Чувство нравственной ответственности? Мы, знающие теперь то, чего не знал, но обязан был предвидеть Энрико Ферми — судьбу Хиросимы и Нагасаки, — вправе ли мы снять бремя моральной ответственности с тех, кто создал технику, уничтожившую граждан этих городов?

А далеко ли от Ферми ушли в понимании гуманистических целей промышленного производства и всего научно-технического прогресса руководители целлюлозно-бумажной промышленности нашей страны, «экономившие» средства на очистных сооружениях и поставившие тем самым под угрозу экологическое здоровье величайшего на Земле резервуара чистой пресной воды — озера Байкал?

Или другой пример. Ученые обнаружили в печени тюленей, добытых у кромки льдов Антарктиды, необычайно высокую концентрацию ядовитых веществ. Оказалось, что это — ДДТ, химикат, еще недавно бесконтрольно применявшийся на полях для уничтожения сельскохозяйственных вредителей. Каждое новое издание «Красной книги» — перечня видов животных и растений, которым грозит полное исчезновение с лица Земли в результате человеческой деятельности, — гораздо объемистее предыдущего.

Справедливости ради следует отметить, что в последние годы наметилась и обратная тенденция. Так, ученые считают, что благодаря своевременно принятым мерам удалось спасти многих животных. Амурский тигр, серый кит и целый ряд других видов выведены из особо опасного состояния. Тенденция хорошая, но она пока малозаметна по сравнению с растущей угрозой сотням и тысячам других видов.

Кто виноват в этом? Безликий научно-технический прогресс или хотя и многочисленные, но в каждом случае определенные люди, принявшие вполне конкретные «технические» решения, оказавшиеся губительными для живого мира?

Какими идеалами и нормами деятельности руководствовались те, кто разжигал военные региональные конфликты, способствовал гонке вооружений и в конце концов поставил мир перед ядерной катастрофой, опасность которой очевидна теперь всем?

Читатель вправе возразить автору. Разве те, кто использовал деньги, отпущенные на строительство очистных сооружений, не по назначению, положил их себе в карман? На них было развернуто производство дополнительных тысяч тонн бумаги, так необходимой стране. И потом, разве решение о прекращении строительства этих сооружений было принято людьми, к примеру, не читавшими Толстого?

Сама история свидетельствует: да, действительно, можно быть начитанным, неплохо знающим свое дело специалистом, любить музыку и… не разделять при этом идей гуманизма. В числе этих свидетельств страшные факты не столь уж отдаленного прошлого — периода второй мировой войны.

По приказу коменданта гитлеровского лагеря смерти в Освенциме существовал… оркестр классической музыки. Обреченные на гибель музыканты услаждали слух палачей. Под звуки вальсов Штрауса шел отбор очередных жертв, непрерывно работали печи крематория… Гитлер, приказывавший уничтожить целые народы, любил произведения Вагнера, нежно относился к своей собаке, которую, впрочем, отравил перед самоубийством…

В чем же смысл этих и подобных фактов? Он прост: гуманизм — не просто знание о человеке и обществе, гуманизм — мировоззрение. Насильственное разделение гуманизма и политических взглядов как раз и ведет к бессилию гуманизма и всевластию зла.

Мы дошли до самого главного, до соотношения двух идеологий — буржуазной и коммунистической. И если привнесение в буржуазную идеологию идей гуманизма есть результат деятельности либеральной буржуазной интеллигенции, никогда не определявшей генеральный путь капиталистической системы, то коммунистическая идеология по сути своей, по своему происхождению, развитию и исторической перспективе есть идеология гуманистическая. Любое практическое отклонение or гуманистических идеалов — предательство основополагающих идей социалистического общества.

Герой одного из лучших произведений Андрея Платонова — рассказа «Мусорный ветер», написанного в 1934 году, гениальный ученый, «физик космических пространств», говорит, обращаясь к бронзовому бюсту Гитлера: «Ты первый понял, что на спине машины, на угрюмом бедном горбу точной науки надо строить не свободу, а упрямую деспотию… я не нахожу следа простого человека, я вижу происхождение животных из людей». Писатель четко установил саму суть фашизма — предельного выражения антигуманизма — и ее связь с техницизмом, с пренебрежением человеком и человеческими ценностями.

Совпадение коренных интересов человечества с гуманистическими идеалами социализма не случайно: в этом заключен смысл нашей идеологии. И именно это позволяет нам, утвердившись на позициях исторического оптимизма, быть уверенными в неизбежности гуманизма как основы мировоззрения будущего.

Глава 7. Человек всемогущий

Рождение ноосферы

Притча для потомков — так назвал историю гибели Вавилона член-корреспондент Академии наук Г. Р. Иваницкий. Что поучительно в ней для нас? Как считает известный, историк Л. Н. Гумилев, причиной того, что некогда цветущий город с миллионным населением сначала превратился в небольшой поселок, а затем и вовсе исчез с лица земли, оставив после себя развалины, стали ошибки древних инженеров. В 582 году до нашей эры правитель Вавилона Навуходоносор женился на египетской царевне Нитокрис, прибывшей с целой свитой приближенных, в числе которых оказались и инженеры, как их теперь назвали бы, специалисты по мелиорации. По их совету Навуходоносор решил увеличить площадь орошаемых земель, построив новый канал Паллукат. Канал начинался выше по течению Евфрата и орошал поля за пределами речной поймы.

Экономическая выгода казалась очевидной. В стране, благосостояние которой зависело от состояния ирригации, увеличение поливных земель обеспечило бы быстрый прирост зерна. Но, как считает Л. Н. Гумилев, именно канал и погубил великую цивилизацию древности. Потеряв часть стока, Евфрат стал течь медленнее, и давняя система каналов уже не промывалась его водой, как прежде. Гравий и песок, смываемые в истоках и уносимые рекой с Армянского нагорья, стали оседать в каналах, а Паллукат, оводнив сухие площади, вызвал повышение уровня подпочвенных вод, вынесших на поверхность соли. Засоление почвы — бедствие, хорошо знакомое и современным ирригаторам. Бороться с ним очень трудно. Техническая ошибка инженеров, не предусмотревших всех последствий осуществленного ими проекта, привела к экономическому упадку Вавилона. Восемь веков длился процесс опустынивания некогда цветущих территорий, и в конце концов потомкам остались только легенды о богатой и могучей стране, существовавшей в незапамятные времена на территории современного Ирака.

Как не вспомнить в связи с этой древней историей совсем недавнюю попытку осуществить «проект века» — переброску части стока великих северных рек в южные регионы страны? Протесты общественности приостановили развернувшиеся было подготовительные работы, заставили экономистов и инженеров тщательнее подойти к научному обоснованию предлагавшихся технических решений. Оказалось, что экологические последствия переброса огромных масс воды с севера на юг изучены плохо, что реализация дорогостоящего грандиозного замысла может привести к засолению больших площадей земли на юге и даже к изменению климата на севере.

Нет, пример из далекого прошлого — не притча, а предупреждение потомкам. Цена ошибок, неправильных инженерных решений и раньше, как мы видим, была велика. Но сегодня она превзошла пределы допустимого, и все чаще ее мерой оказывается существование жизни на Земле.

Так обстоит дело с явными просчетами инженеров-проектировщиков. Ошибка есть ошибка — там, где не ослаблен контроль, не нарушена нормальная процедура принятия ответственных решений, предусматривающая многократную проверку и перепроверку фактически каждого шага проектировщиков, она, как правило, не страшна. Гораздо хуже, если недостатки тех или иных проектов не могут быть обнаружены до того, как воплотятся в инженерных сооружениях и технике. Бывает и так — проектант да и заказчик видят недостатки, но заведомо прячут их или же мирятся с ними, надеясь, что выгоды в конечном итоге перекроют отрицательные последствия.

…Приближаясь к крупным металлургическим комбинатам, таким, как в Череповце или Магнитогорске, прежде всего обращаешь внимание на ряды гигантских труб, извергающих дым, кажется, сразу в стратосферу — так они высоки. И правильно! Там, на высоте, дуют мощные ветры. Они подхватывают клубы дыма и рвут их в клочья, развеивают, смешивают с чистым воздухом, быстро снижают опасную концентрацию ядовитых веществ. Такие же высокие трубы делаются на крупных тепловых электростанциях, выбрасывающих в атмосферу окислы серы и другие вредные вещества, образующиеся при сжигании каменного угля и мазута.

А вот расположенный на берегу Ладожского озера целлюлозно-бумажный комбинат когда-то сбрасывал ядовитые стоки в ближайший залив. Донимаемое санитарной инспекцией руководство нашло другой выход. Чтобы не отравлять Ладогу и не строить дорогостоящие очистные сооружения, оно приказало проложить трубопровод до… глухого озера в лесу. Мало ли мусорных свалок вокруг современных заводов? В конце концов озеро не выдержало: в нем погибло все живое. Эта история закончилась тем, что пришлось изменить профиль комбината. Руководители понесли заслуженное наказание, а в цехах будут выпускать такую продукцию, производство которой обходится без ядовитых отходов.

Но если разобраться, решаются ли проблемы экологии в обоих этих случаях? Да, высокие трубы отводят беду от живущих поблизости людей, но ведь ядовитые газы все равно поступают в атмосферу и накапливаются в ней, а из нее попадают с осадками в другие регионы. Комбинат перепрофилировали, но бумагу-то все равно надо где-то выпускать, и без очистных сооружений не обойтись…

Знаменитый путешественник Тур Хейердал в интервью «Комсомольской правде» сказал, что наша планета «не что иное, как одинокий космический корабль, не имеющий «выхлопной» трубы. У нас нет ни достаточно высоких дымоходов для выбрасывания в космос вредоносных испарений, ни достаточно протяженных систем стока для отвода загрязненных вод за пределы Мирового океана».

Одна или несколько высоких дымовых труб, канализационный канал большой протяженности, возможно, и решают местные проблемы. Но во всех странах мира — тысячи таких труб, десятки тысяч таких канализационных систем. Каждая отводит ядовитые отходы подальше от… себя. А каков общий результат?

Воды рек ежегодно добавляют в моря и океаны Земли миллионы тонн железа, фосфора и других веществ. Только один Рейн выносит в Северное море 25 тысяч тонн фосфатов и 400 тысяч тонн нитратов в год. Через атмосферу в Мировой океан каждый год попадает 200 тысяч тонн свинца, 1 миллион тонн углеводородов, 5 тысяч тонн ртути. По имеющимся данным, из почвы вымывается и выносится в моря, океаны и озера более трети минеральных удобрений, вносимых в землю. В водах рек промышленно развитых стран содержится в 2–4 раза больше ртути, чем по предельно допустимым нормам. Рыба, пойманная в реках, отравлена ртутью — ее содержится в тканях в 100–200 раз больше, чем у таких же рыб, живущих в чистой природной воде.

В последние десятилетия все опаснее становится загрязнение вод нефтепродуктами. Целые стальные острова сооружаются в пределах континентального шельфа — сравнительно неглубокой части моря у берегов континента. При эксплуатации подводных скважин нередки аварии, ведущие к утечке больших количеств нефти. Еще одна причина — появление супертанкеров, перевозящих сразу сотни тысяч тонн нефти. Аварии таких гигантских плавучих цистерн с нефтью способны вызвать опустошительные последствия и для большого района моря, и для значительных участков близлежащей суши. Разливающаяся по поверхности моря тонкая пленка нефти губит планктон. Жертвами нефтяного загрязнения оказываются морские птицы. Каждый год по этой причине гибнет 150–450 тысяч птиц.

Но не обязательно вредные изменения окружающей среды вызваны катастрофами или ошибками инженеров. Очень сильно, и с каждым годом все больше, влияет на природу обычная промышленная деятельность вооруженного современной техникой человека. Ведь чем больше ускоряем мы научно-технический прогресс, чем больше производим товаров, тем больше для этого требуется сырья — энергоносителей, руд различных металлов и прочего. Ежегодный рост потребления природных ресурсов, в том числе минералов и других полезных ископаемых, далеко не так безобиден для природы, как может показаться. Да, конечно, планета велика, но… не бесконечна же! Ученые не зря называют полезные ископаемые невозобновляемыми ресурсами природы. В самом деле, кладовые Земли очень похожи на обычные домашние кладовые, с той только разницей, что домашние запасы можно пополнить, а исчерпанные, отработанные месторождения нефти, каменного угля, свинцовой, медной и прочих руд уже никто никогда не восполнит. Так что чем больше мы берем у Земли, тем скорее наступит момент, когда ей нечего будет дать нам. Уже сегодня люди вынуждены использовать гораздо более бедные металлами месторождения, чем раньше. Руда, которая из-за низкого содержания металла шла раньше в отвалы, теперь идет в промышленную переработку, обогащается и затем используется в производстве. Все глубже становятся нефтяные скважины, горные выработки, все дороже первичные энергоносители — нефть и каменный уголь, природный газ… И в то же время потребление природных ресурсов удваивается каждые 14–15 лет!

Рассчитано, что к концу XX века мировое потребление металлов на душу населения составит не менее 795 килограммов, синтетических материалов, основным сырьем для которых служит нефть, — не менее 564 килограммов. Для этого в 2000 году потребуется извлечь из недр Земли, переместить и переработать миллиарды тонн сырых материалов. Цифра огромная даже в масштабах всей Земли. А ведь и в наши дни объем добычи полезных ископаемых настолько велик, что сравним с природными геологическими процессами. Уже одна только добыча и переработка минералов ведет к изменению облика нашей планеты. Если же к этому добавить, что большая часть добытого в конечном итоге обращается в отходы, засоряющие поверхность Земли и отравляющие ее атмосферу и гидросферу, то характер и степень влияния технической деятельности человека на природу становятся окончательно ясными.

Замечают ли эту тенденцию люди? Специалисты уже давно забили тревогу. В самом начале нашего пека возникла новая наука — экология (от греческого слова «ойкос», что означает «дом», «жилище»). Сегодня экология— целый комплекс научных дисциплин о взаимоотношениях между живыми организмами и средой их обитания. Особое место в ней занимают проблемы антропогенных, то есть порожденных человеком и техникой, изменений природы.

Первым, кто не только по-настоящему глубоко понял и проанализировал колоссальное значение этих проблем для будущего человечества, но и предложил путь преодоления неблагоприятных последствий технического прогресса, стал советский ученый-естествоиспытатель Владимир Иванович Вернадский (1863–1945).

Так случилось, что только теперь, по прошествии почти пятидесяти лет, человечество смогло по достоинству оценить высказанные академиком В. И. Вернадским идеи, понять огромное практическое значение созданного им учения о биосфере и о грядущем переходе ее в ноосферу, то есть в область управляемых человеческим разумом в планетарном масштабе природных процессов. Неживая природа, косное вещество, как говорил В. И. Вернадский, служит источником средств для существования живой природы. Из нее организмы черпают вещество, превращаемое ими с помощью потребляемой солнечной энергии из неживого в живое. Первичные производители органического вещества — растения, усваивающие солнечный свет, некоторые виды бактерий— сами служат затем поставщиками питательных веществ для бесхлорофилловых живых организмов, неспособных использовать энергию Солнца. Таким образом, животные и бесхлорофилловые растения — третье звено в цепи круговорота вещества в биосфере.

Четвертое звено, так называемые деструкторы, — микроорганизмы, разлагающие органику до минерального состояния: бактерии, грибы, организмы, питающиеся мертвой органикой.

Такая согласованная деятельность живых организмов, их взаимодействие друг с другом и с неживым веществом создают сложную систему биосферы, функционирующей на планете.

Но люди, вооруженные научными знаниями и техникой, все активнее вмешиваются в природные процессы, все заметнее изменяют естественно сложившийся круговорот веществ на Земле. В середине XX века природопреобразующая деятельность человечества уже стала сопоставима по масштабам с геологическими процессами. Это и стало основной причиной развертывающегося в мире экологического кризиса. Отсюда В. И. Вернадский сделал правильный вывод — необходимо включить проводимые человеком преобразования природы в естественные циклы, а для этого надо научиться управлять биосферой в планетарном масштабе.

Идея о превращении человека в ведущую природопреобразующую силу на планете Земля — центр учения о ноосфере, то есть о разумно и целесообразно управляемой человеком биосфере.

Основные мысли, заложенные в фундамент этого учения, были высказаны Вернадским уже в 1939 году в работе «Научная мысль как планетарное явление». Он писал: «Еще не вошло в общее сознание, что человечество может чрезвычайно расширить свою силу и влияние в биосфере — создать для ближайших поколений сознательной государственной научной работой неизмеримо лучшие условия жизни. Такое новое направление государственной деятельности, задача государства, как формы новых мощных научных исканий, мне представляется неизбежным следствием, уже в ближайшем будущем из переживаемого нами исторического момента— превращения биосферы в ноосферу. Это — неотвратимый геологический процесс». И далее: «То понятие ноосферы, которое вытекает из биогеохимических представлений, находится в полном созвучии с основной идеей, проникающей научный социализм».

А поскольку человек есть часть природы, история человечества, техники и науки есть история формирования на Земле нового природного фактора эволюции планеты. Проблемы единства биологического, социального и геокосмического развития человечества занимали мысли великого ученого все последние годы его жизни. Он писал: «Я мало знаю Маркса, но думаю, что ноосфера всецело будет созвучна его основным выводам». Ноосфера, отмечал он в феврале 1944 года, — это будущее единство человеческих организаций как единой планетной действенной структуры.

Какова же судьба идей В. И. Вернадского в наше время, когда стало очевидным их важнейшее практическое значение? «На наших глазах совершается революционный переход от эволюции, управляемой стихийными биологическими факторами (период биогенеза), к эволюции, управляемой сознанием, к периоду ноогенеза», — пишет М. М. Камшилов в книге «Эволюция биосферы». Казалось бы, все хорошо? Но сегодня, пятнадцать лет спустя, известный специалист по методологии технических наук Я. Г. Неуймин предостерегает: «В нынешней и предвидимой на обозримую перспективу экологической ситуации говорить о господстве разума в масштабах планеты и соответственно о ноосфере в смысле В. И. Вернадского и его последователей как о чем-то реально существующем нет, к сожалению, никаких оснований». Кто из них прав? Если судить по широко известным теперь фактам, вывод очевиден: гораздо ближе к истине Я. Г. Неуймин. Идеи В. И. Вернадского не могут победить сами по себе, для этого нужны ответственные политические и экономические решения, огромные затраты, решиться на которые не так просто. Речь идет о коренной перестройке всей технической деятельности людей — задаче воистину невообразимой сложности, потому что сделать это можно только изменив всю систему целей жизни человечества.

Но, с другой стороны, иного выхода из сложившейся в мире ситуации нет. Сегодня потребность именно в таком выходе стала неоспоримой. В. И. Вернадский предвидел, что в недалеком будущем люди овладеют тайнами строения атома и смогут использовать энергию ядерных реакций. Но в годы жизни великого ученого чрезвычайно трудно было предположить, насколько близки к практической реализации идеи К. Э. Циолковского и других основателей космотехники. Свершившийся менее чем через двадцать лет после смерти В. И. Вернадского выход человечества в космическое пространство заставляет нас теперь по-новому оценить учение о ноосфере, еще глубже понять раскрываемые в нем перспективы будущего человечества.

По-новому… глубже… А как именно? Какие поправки мы должны внести сегодня в представления о ноосфере и как это может повлиять на наши мысли о будущем?

Адрес космического разума

Ведущие научные сотрудники Королевской астрономической обсерватории были охвачены необычайным волнением. Они и верили и не верили собственным глазам, показаниям приборов, тонким линиям, вычерченным на клетках миллиметровки точным прибором «самописца» — автоматического регистратора сигналов; принимаемых антенной радиотелескопа обсерватории. Как говорил потом один из очевидцев этого происшествия, в сознании, как в калейдоскопе, мелькали самые фантастические объяснения тому, чему не было никакого другого объяснения, кроме одного — радиотелескоп принял первые в истории сигналы космического разума.

В состоянии почти паническом, ученые быстро разобрались в том, что источник сигналов, так похожих на хорошо знакомую всем телеграфную азбуку Морзе, и повторявшихся с удивительной стабильностью и точностью, находится где-то в районе небольшой, вполне заурядной звездочки. Были проверены и перепроверены параметры сигналов. Они-то и поражали астрономов больше всего: в их точном чередовании совершенно очевидной была целесообразность, разумность. Таких сочетаний. не мог «выдать» ни один из известных ученым астрономических объектов.

Все в том же состоянии ошарашенности так долго ожидавшейся сенсацией астрономы тут же предприняли все необходимое для… сохранения в секрете того, что произошло. О каком мировом сообществе может идти речь?! Контакт с внеземной цивилизацией — дело высшей политики, государственной важности!

Не будем далее интриговать читателя, не станем подробно описывать дальнейший ход событий почти четвертьвековой давности, хотя он по-своему забавен и, уж во всяком случае, во многих отношениях поучителен. Английские ученые испытали жестокое разочарование и огромную радость. Радиосигналы, как было потом установлено, имели не искусственное, а природное происхождение. Но «подавались» они объектом, о котором ранее было кое-что известно только теоретикам, да и те не были до конца уверены в своих выводах.

Открытие космического разума не состоялось. По только что полученному адресу оказался прописанным иной объект — нейтронная звезда, что, конечно, само по себе чрезвычайно интересно, но относится к иной теме. Так следует ли людям отчаиваться по этому поводу?

Надежда на встречу с внеземной цивилизацией зыбка, для ее реализации маловато надежных оснований. Да и кто знает, может быть, такая встреча вовсе не пойдет людям на пользу. На этот счет существует великое множество жутковатых прогнозов. Разумеется, случись она, в жизни людей наступит исторический поворот… А вот куда, в какую сторону? Представить себе это не просто.

И все-таки Земля продолжает поиск. Гигантские чаши антенн радиотелескопов прослушивают один сектор Вселенной за другим, и кто знает, может быть, однажды…

Но может быть и иначе — придет день, когда ученые докажут тщетность усилий одинокого во всей галактике человека. Для такого вывода тоже есть основания.

Многие полагали, что, выйдя в ближайший космос, люди смогут получить подтверждение гипотезы о существовании космического разума — инопланетной разумной жизни. Действительность, как всегда, оказалась богаче фантазий, она, можно сказать, не опустилась до того, что было выдумано любителями сенсаций.

…Человек начал с мечты о соседней долине, о том, чтобы дойти до конца или до начала реки, на берегу которой был рожден. Пришло время, и властитель Верхнего и Нижнего Египта послал экспедицию, которая, если верить легендам, обогнула Африку с юга и вернулась в пределы Черной земли (так называли египтяне родину) с севера. До края Ойкумены доходили герои древнегреческих мифов.

Но еще до того, как человек освоил поверхность родной планеты, дерзкие умы уже устремлялись за ее пределы. Проникновение жизни в космическое пространство, на другие планеты Солнечной системы, казалось естественным продолжением освоения Земли.

Примерно в ту же историческую эпоху возникают космопланетарные идеи ноосферы, осознается необходимость разумного управления развитием оболочек планеты Земля, что было не менее грандиозно, чем мысль о перспективности освоения человеком околоземного космоса.

Начиная с К. Э. Циолковского высказывалось множество мнений о возможных влияниях космического пространства на человека, рискнувшего выйти за пределы родной планеты. Сам Константин Эдуардович смотрел на эту проблему весьма оптимистически, но немало было и совсем мрачных прогнозов, вплоть до того, что человеческой психике якобы не под силу зрелище открытого космического пространства. Особенно поусердствовали здесь писатели-фантасты, перебравшие, по-видимому, все мыслимые и немыслимые ситуации, все возможные и невозможные источники бед космического происхождения.

После первого в мире орбитального полета советского космонавта Ю. А. Гагарина стало ясно, что люди должны научиться жить и действовать в условиях необычайных. Так проблема влияния космического пространства на здоровье человека перекочевала со страниц фантастических романов в планы текущей научной работы.

Физиологические изменения, происходящие в организме человека под влиянием внеземных причин, таких, например, как солнечная радиация, исследовались и раньше. Некоторые ученые пытались найти и изучить другие возможные космические факторы. С наступлением космической эры биология, медицина, психология, физиология и другие науки уже навсегда включили в свои планы изучение космических излучений, гипергеомагнитных влияний и тому подобных явлений космической среды.

В целом оптимистические прогнозы ученых оказались обоснованными. Но не обошлось и без сюрпризов. Особенно большой интерес, по крайней мере на первых порах, вызвала у ученых невесомость и ее последствия. У первых летчиков-космонавтов наблюдался целый ряд изменений в функциях организма — от функциональных сдвигов в сердечно-сосудистой системе до особой космической формы укачивания — явления, знакомого каждому, кто летал на самолете или попадал на борт морского судна во время шторма. Первым испытал космическое укачивание космонавт номер два — Герман Титов. Оказалось, что, во-первых, укачиванию в космосе, как и на Земле, люди подвержены в разной мере, а во-вторых, от неприятностей, связанных с этим, можно избавиться с помощью специальных тренировок.

Выяснилось также, что длительное пребывание в невесомости ведет к перестройке некоторых обменных процессов в организме. Например, в костной ткани при пониженной нагрузке идет ускоренное вымывание солей минералов. Впрочем, и этот эффект не был неожиданным, с ним удалось справиться уже имевшимися средствами. Самое же главное, что после первых полетов была доказана возможность достаточно длительного пребывания в космическом пространстве, возможность жить и работать в столь необычных для человека условиях окружающей среды.

Даже «свой», околоземный космос — среда для живого вещества весьма малоподходящая, более того — явно враждебная жизни. Но при надлежащих мерах защиты человек вполне может освоить космическое пространство. Поэтому изучение всех сторон влияния космических факторов на человека ведется лучшими специалистами настойчиво, последовательно, с применением самых совершенных научных приборов.

Космические исследования Земли, других планет Солнечной системы, изучение космического пространства с борта специальных лабораторий, запускаемых с Земли мощными ракетами-носителями, — совершенно новое направление деятельности людей и развития науки и техники. Становление космонавтики и космотехники — новый этап в истории отношений человека, техники и природы. Освоение космического пространства действительно раскрывает новые горизонты перед человечеством, способствует его научно-техническому прогрессу. Немалая заслуга в этом принадлежит космической антропоэкологии — науке о том, как решать новые проблемы взаимодействия людей и природы на очередном витке спирали исторического процесса.

Состоялась уже не одна всесоюзная конференция по проблемам космической антропоэкологии, но если быть честным, то и сегодня у этой новейшей области знаний еще нет однозначного, общепринятого определения. Впрочем, удивляться нечему: дефиниции, строгие научные определения, даются новым явлениям не сразу, а зачастую тогда, когда они не начинают, а уже завершают историю своего становления. Космическая антропоэкология далека от этой стадии. Она еще не устоялась, не сформировалась окончательно, хотя уже успела получить признание серьезных специалистов, поддерживающих далеко не всякое новое направление, спешащее объявить себя наукой.

Начало космической антропоэкологии было положено тогда, когда ученые собрались в Новосибирске, чтобы обсудить влияние космоса на здоровье людей. Уже после первых докладов стало ясно, что влияние космических факторов на живое вещество планеты — проблема, с которой следует считаться не только космонавтам, работающим на орбите. Во втором всесоюзном совещании по космической антропоэкологии, проведенном в Ленинграде в 1984 году, участвовали уже представители десятков, специализаций. Сегодня контуры этой новой научной дисциплины вырисовываются все четче.

Космическая антропоэкология и космотехника идут рука об руку, обеспечивая проникновение человека в космическое пространство, прокладывая людям путь в предсказанное К. Э. Циолковским будущее.

…На совещании в Ленинграде я был свидетелем того, как любопытствующие допытывались у летчиков-космонавтов СССР А. Леонова и Г. Гречко, правда ли, что им довелось встретиться в космосе с проявлениями инопланетного разума? Ну, а если не советские космонавты, то, может быть, американцы встретили на Луне нечто подобное? Как будто что-то где-то об этом сообщали в печати…

Увы, космонавты вынуждены были разочаровать любителей сенсаций — чего, как говорится, не было, того не было. Открытие космического разума не состоялось и на этот раз. Но проблема его существования волнует нас, возможно, даже еще больше, чем прежде. Как найти ее решение?

В физическом смысле, как астрономический объект, Земля, не представляет из себя ничего особенного. Она — обычная планета. Но есть одно обстоятельство, круто меняющее ход любых рассуждений на эту тему. Это обстоятельство— мы с вами, читатель. Точнее — то, что мы — люди, разумные живые существа, обитающие на планете Земля, пока единственные достоверно известные представители космического разума в известной нам части Вселенной.

Космические аппараты, запускаемые с планеты Земля, несут в дальний космос информацию, рассчитанную на разумное восприятие. Но, может, мы это делаем напрасно? И тогда…

И тогда на человечество ложится еще большая ответственность — быть уникальным представителем мыслящей материи, преобразующей саму себя и окружающий мир.

Интересно, что и учение о ноосфере, и идея выхода жизни в космическое пространство не так уж долго оставались в разряде необычных, фантастических прожектов. И то и другое заняло теперь место в истории удачных, сбывшихся прогнозов. Сбывшихся? Не в полной еще, конечно, мере. Но, заметьте, теперь мысль о том, что развитием оболочек Земли — гидросферы, литосферы, атмосферы и биосферы — надо разумно управлять, что человечество будет осваивать планеты Солнечной системы и околоземное космическое пространство, никому не кажется фантастической. Более того, космические корабли, автоматические станции и другие материальные последствия развития космонавтики уже внесли изменения в околоземный космос. Да, эти изменения пока что невелики, но ведь природопреобразующая деятельность человека началась совсем с малозаметного события — с первого дерева, сваленного с помощью примитивного каменного топора.

Сегодня, когда на орбите постоянно действуют большие технические сооружения, как, например, советская космическая станция «Мир», когда космонавты уже освоили множество технологических процессов, перспективы космической деятельности людей представляются прекрасными и многообещающими. Получается, что биосфера уже расширила свои границы, охватив околоземное пространство до орбиты Луны. Завтра она несомненно продолжит свое движение к звездам. В этих условиях уместно говорить уже не о биосфере, как чисто земном, планетарном явлении, а о космосфере жизни, освоение и разумное управление которой становится важнейшей исторической и космопланетарной миссией единого человечества.

Случайно ли движение человечества и представляемой им жизни в космос, или же это движение отражает глубокие законы развития материи, Вселенной?

Вопрос, немаловажный для оценки путей человечества в Будущее.

…Мы привычно думаем и говорим о том, что человек— дитя природы, что он — ее часть, ее порождение, и тому подобное. Все мы хорошо понимаем, насколько наша жизнь зависит от природных условий. Если разобраться, просто удивительно, в каком узком интервале показателей температуры, влажности, газового состава атмосферы может существовать человеческий род. Изменение содержания кислорода, углекислого газа в воздухе на какие-то доли процента пагубно для человечества. Изменение средней температуры атмосферы на доли градуса способно вызвать таяние ледников и подъем уровня Мирового океана на многие метры или же, наоборот, резкое похолодание, изменение условий произрастания культурных злаков… Тончайший слой озона, задерживающий губительное ультрафиолетовое излучение Солнца, хранит живое вещество Земли подобно щиту, сохраняющему жизнь некоего легендарного воина под обстрелом лучников врага. Ну и так далее. Но гораздо реже и меньше можно услышать и прочитать о том, что история цивилизации на Земле коренным образом зависит от… массы протона или нейтрона, от фундаментальных характеристик — констант электромагнитного, гравитационного и прочих взаимодействий вещества.

Как это понять? Дело в том, что для возникновения и развития жизни на Земле было совершенно необходимо, чтобы условия, в которых она возможна, сохранялись достаточно долго. Так на самом деле и произошло: природные условия на Земле оказались более или менее стабильными на протяжении примерно трех миллиардов лет — об этом свидетельствует палеонтология. Цивилизация возникла примерно 10 тысяч лет назад. Необходимейшее условие возникновения жизни, а следовательно, и цивилизации — стабильное существование Солнца на протяжении всего периода, когда создавались предпосылки жизни и шло ее развитие. Астрономы и физики доказали, что Солнце остается стабильным на протяжении времени, более чем в три раза превосходящего период возникновения и развития жизни на Земле. А теперь— простейший расчет. Если бы Солнце существовало не 90 миллиардов лет, как на самом деле, а «всего лишь» 18 миллиардов лет, жизнь на Земле до настоящего времени еще не могла бы возникнуть.

Структура Солнечной системы, нашей галактики и метагалактики устойчива только при определенных значениях фундаментальных постоянных, таких, как масса протона. В ином случае вещество Вселенной существовало бы в других формах и не образовывало бы ни галактик, ни звезд, ни планет. Исходя из этого, ученые пришли к выводу, что между возникновением земной природы, человека, общества и техники, с одной стороны, и фундаментальными физическими законами, с другой стороны, существует связь, и связь эта не случайна. Среди бесчисленного множества возможностей собственного развития материя как бы выбрала как раз те, что привели к возникновению жизни и человека. Сама устойчивость таких сверхсложных, ключевых для развития жизни молекул, как молекула ДНК, определяющая генетический код, прямо зависит от параметров атомов, входящих в состав молекул и обусловливающих их внутренние химические связи. Здесь мы опять-таки приходим к идее закономерности связи жизни и фундаментальных законов развития материи, физических констант, диктующих устройство мироздания.

В свете этих идей, высказывавшихся учеными разных стран, вся история человечества и его взаимоотношений с природой предстает как закономерный этап эволюции Вселенной, ее живого и косного вещества. Позиция исторического оптимизма становится надежным основанием предвидения великого будущего человеческого рода, его существования и развития в ноосфере, разумно, целесообразно, в интересах всего человечества управляемой и развиваемой космосфере жизни.

Там, за горизонтом, Будущее

Сегодня, когда вокруг нас так много трагических противоречий, когда все человеческое сообщество мучают нерешенные вопросы бытия и социальной несправедливости, угнетают все обостряющиеся глобальные проблемы, уместно ли сегодня отвлекаться от всего этого и предаваться размышлениям о Будущем?

Не только уместно, но и совершенно необходимо! Пчела, создающая соты, строит их не по разумению: она довольствуется закрепленными инстинктами. Ее действия определены опытом предыдущих поколений пчел. Человек не таков. Как сказал Ф. Энгельс, самый плохой архитектор отличается от пчелы тем, что, прежде чем построить дом, он создает его в своей голове, то есть проектирует. Значит, человеку, для того чтобы действовать в настоящем, нужны не только накопленные в прошлом знания и навыки, он еще должен уметь заглядывать в Будущее. Такова суть человеческого разума, таков «секрет» решительного превосходства людей над всей остальной живой природой. Стоит забыть об этом, не соразмерить свои действия с ожидаемыми результатами, ограничиться соображениями сиюминутной пользы, как из проектов получаются прожекты, реализация которых оплачивается ценой, во много превосходящей сиюминутную пользу.

Отсюда вытекает значение несуществующего Будущего в реальной, действительной, настоящей жизни людей— его еще нет, но оно уже незримо присутствует в принимаемых технических решениях, в планах и проектах инженерных сооружений и производимой заводами промышленной продукции. Поэтому вся современная деятельность человечества должна осуществляться с полным пониманием влияния принимаемых решений на будущее и действовать людям нужно исходя из того, каким они его видят.

Сказанное нельзя назвать откровением — это знают все. Но все ли руководствуются очевидным знанием? Посчитались ли с предупреждениями В. И. Вернадского и А. Эйнштейна те государственные деятели США, которые приняли решение о развертывании работ по Манхеттенскому проекту, в результате которых мир получил атомное оружие, а вместе с ним — реальную угрозу существованию жизни на Земле? Много ли размышляли о будущем стран «третьего мира» финансисты, опутавшие их как спрут щупальцами многомиллионных долгов? Можно задать вопросы и попроще.

В какой мере считались с будущим владельцы заводов, умертвивших великую европейскую реку Рейн отходами производства?

Неужели не представляли себе последствий сброса отравленных вод в Байкал и Ладогу специалисты, проектировавшие целлюлозно-бумажные комбинаты на их берегах?

Когда задумываешься над подобными вопросами и вдруг понимаешь, что они — лишь малая часть бесчисленного множества примеров вопиющего отношения людей к своему будущему, невольно приходишь к мысли: да как же такое стало возможным?! И еще острее начинаешь ощущать необходимость резкого поворота, крутой, коренной перестройки всей системы взаимоотношений человека, общества, техники и природы. Да, такой поворот недешев, но другого пути нет. «Прогресс создает не только новые возможности для будущего, но и новые ограничения», — писал в середине XX века Н. Винер. Мы не можем властвовать над природой подобно тому, как завоеватель властвует над чужим народом, — предупреждал почти за сто лет до Н. Винера Ф. Энгельс. Остро и бескомпромиссно ставили эти вопросы и многие другие выдающиеся ученые. Почему же человечество не вняло голосу разума?

Ответ мы находим в трудах К. Маркса. Развитие капиталистического производства, последовательное и длительное проведение в жизнь буржуазного принципа эксплуатации человека и природы во имя прибыли — «полезности», под которой понимается, конечно, полезность для самой буржуазии, а отнюдь не для всего человечества, — вот путь, приведший общество к целому набору страшных общемировых кризисов— продовольственному, сырьевому, демографическому, экологическому — и к самой страшной из всех угрозе ядерной катастрофы. «Только при капитализме, — писал К. Маркс, — природа становится всего лишь предметом для человека, всего лишь полезной вещью; ее перестают признавать самодовлеющей силой…»

В 1917 году люди предъявили счет капитализму как системе эксплуатации человека человеком. И этот счет еще не оплачен до конца. Сама история предъявляет к оплате и другой счет — последствия хищнического потребительства природы, отрицания общечеловеческих интересов и духовных ценностей, гонки вооружений и милитаризации экономики. «Объективный подход… позволяет строже видеть всю неуместность и экологическую неправомерность такой антагонистической формации, какой является капитализм. Последний несет в себе средоточие всех пороков экологически неадекватного поведения человека…»— пишет известный советский философ Г. С. Батищев.

Погоня за сиюминутной «пользой» прямо противоречит долговременным интересам общества, отражаемым в системе выработанных им на протяжении всей истории духовных ценностей. Социальное развитие весьма зависимо от прогресса науки и техники, но сам научно-технический прогресс никак нельзя сводить к развитию науки и техники — он вовсе не безразличен по отношению к представлениям людей о добре и зле, о морали, нравственности.

Рабочий и крестьянин, инженер и ученый, политик и организатор производства — все члены человеческого сообщества несут ответственность за отношения человека с человеком, техникой и окружающей средой, и никто не вправе узурпировать власть в этой сфере, а тем более злоупотреблять ею в своих собственных интересах или в интересах узкой социальной группы. Развитием науки и техники должен руководить коллективный разум всего человечества, иначе выработанные людьми жизненные идеалы, правила и нормы общественной жизни, коренные установления морали и нравственности, этика рода человеческого, будут искажаться, деформироваться власть имущими, подменяться групповыми и личными интересами и не смогут стать духовной базой, руководством для гармонизации отношений между обществом и природой. Это требование предъявляется не только к капитализму. Чрезвычайно важно руководствоваться им и при социализме, принципы которого реализуются не сами по себе, а в результате деятельности людей, вовсе не застрахованных от ошибок. Проводимая в нашей стране широкая демократизация общественной жизни — убедительное свидетельство того, что социализм не только провозглашает, но и успешно реализует задачу ускоренного социально-экономического развития на базе научно-технического прогресса в интересах всех слоев советского общества, а в экологическом плане в интересах всего общества. Капитализм же просто не в состоянии предложить человечеству сколько-нибудь перспективную концепцию общественного развития, преодоления отрицательных последствий НТР. Формирование ноосферы, развитие космосферы жизни, целенаправленный прогресс разума и его носителя — живого вещества как новейшей космопланетарной силы — по плечу только неразобщенному, организованному на социалистических началах человечеству, осознавшему свое историческое место и свою роль в эволюции Вселенной.

…Не так давно мне довелось побывать на вернисаже. Выставлялись картины художников-фантастов, в большинстве своем — участников конкурса на лучшую картину о будущем, который провел перед этим журнал «Техника — молодежи». Апофеоз техники — так назвал бы я ряды полотен с изображениями удивительнейших конструкций, тысячеэтажных, плавающих в океане городов, светящихся в голубом тумане хрустальных гор, оказывающихся при более внимательном рассмотрении все теми же городами будущего. Какое буйство красок, как много солнца, звезд! И вдруг я поймал себя на мысли, что жить в таком будущем как-то не хочется. А ведь все это — далеко не худшие образцы полета вымысла. Достаточно вспомнить пейзажи фильмов-предостережений, таких, как «Письма мертвого человека», «Сталкер», обошедшие многие экраны мира. Мне показалось, что образ мегаполиса — всемирного города, в котором нет места лесам и полям, пустыням и болотам, далеко не столь привлекателен, чтобы отдать ему свое сердце.

И тут мое внимание привлекла одна небольшая картина, расположенная устроителями выставки в самом что ни на есть незаметном месте — в углу зала. Наверное, сюжет «не показался» выставкому. И в самом деле сюжет — проще не придумать. Среди фантастических сложностей замысловатых конструкций, изображенных на остальных полотнах, вдруг — просто зеленая трава до горизонта, легкие летние облака. И два человека — мужчина и женщина, — идущие, взявшись за руки, из глубины картины в зал. Что же тут фантастического? Только приглядевшись, понял: все дело в людях. Прекрасные, идеально сложенные фигуры в легком движении вперед. Босые ноги, кажется, даже не сминают стебли травинок. И самое главное, потрясающее впечатление доброты, спокойствия, мудрости, силы и всепонимания в глазах этих двух молодых — или уже не очень молодых? — людей. Замысел художника ясен: Человек всемогущий — как высшее достижение Природы, как носитель космического разума — у себя дома, на Земле. Да, в такое будущее хочется верить!

Давайте подумаем вместе: почему, говоря о будущем, мы чаще всего и в первую очередь называем грядущие достижения техники и науки, мечтаем об уничтоженных дебрях, культивированных морях и океанах, наконец, о космических заводах, но при этом как-то забываем о главном — о Человеке Будущего, без которого все остальное теряет всякий смысл?

Или вот еще довольно-таки типичный вариант картины будущего — я бы назвал его легендой о всемогущей кнопке.

На вступительном экзамене по литературе в одном из ПТУ Ленинграда в сочинении на тему «Каким я представляю себе завод будущего» семиклассник Володя С. написал: «Я представляю себя в Центре управления заводом. Сижу в мягком кресле. Передо мной — ряды разноцветных кнопок пульта управления ЭВМ, экраны дисплеев. Слышна негромкая музыка. Вокруг цветы. Все спокойно, ведь работают роботы и автоматические станки». Грамотный паренек, ничего не скажешь! Такие центры управления кое-где существуют уже сегодня. Но вот что обращает на себя внимание — каким представлен в этой картине труд оператора технологического процесса. Не кажется ли вам, читатель, что Володя исповедует весьма облегченный сценарий будущего, в котором все совершается с помощью кнопок, то есть практически само собой, без труда. Стоит лишь нажать их в нужных местах и в нужном порядке. Даже не надо добавлять, как в сказке: «По щучьему велению, по моему хотению…» На первый взгляд может показаться, что здесь в центре всего именно человек. Но на самом деле — не человек, а всемогущая кнопка. Если на выставке художников-фантастов главенствовала техника, то здесь перед нами апофеоз потребителя.

Что же ожидает нас в будущем на самом деле?

Читатель, наверное, согласится со мной: даже предсказывая худшее, человек наедине сам с собой смотрит в будущее с надеждой. Есть ли у нас, людей, живущих на рубеже второго и третьего тысячелетий, основания для такой надежды?

Ученые выработали методы прогноза того, что будет. Они даже создали целую науку — прогностику. Демографы могут довольно точно предсказать численность человечества через двадцать, пятьдесят, сто лет. Достоверность демографических прогнозов подтверждена жизнью. Экономисты, хотя, по-видимому, и с меньшей уверенностью, называют цифры будущих объемов производства промышленной и сельскохозяйственной продукции. Прикидывают они и «вилку» — верхний и нижний уровень благосостояния людей в будущем в той или иной стране.

Но кто может поручиться за то, что еще до наступления нового века не разразится ядерная катастрофа? Ясны ли нам реальные темпы и неизбежные последствия происходящих сегодня изменений состава воздуха, воды, пищи под воздействием отходов промышленного производства? Верно ли то, что растущая «дыра» в тонком слое озона над Антарктидой появилась в результате неконтролируемого выброса в атмосферу производимого промышленностью фреона? О многом еще можно и нужно спросить самих себя, на многое ответить, чтобы в конце концов выйти из всемирного экологического кризиса, берущего все больший разгон. Пока что сделаны только самые первые шаги к пониманию, и перелом в экологическом и политическом сознании мирового общества еще не наступил. А значит, все еще не наступил и поворот всего человечества в сторону не воображаемой, а реальной перестройки политического мышления, международной и внутренней научно-технической политики, полного исключения гонки сверхвооружений, губительного воздействия человека на природу. И мы, как и вчера, все еще не можем дать однозначный ответ на вопрос: техника — друг или враг человеку, природе, биосфере, жизни на Земле?

На фоне этих коренных, глобальных проблем современности, требующих нового мышления, к которому призвал человечество Михаил Сергеевич Горбачев, выступают и другие, пока еще не очень ясные, но весьма не простые для решения вопросы.

Человечество по праву гордится компьютерной революцией и с восторгом обсуждает бесчисленные выгоды и новые возможности, обещаемые ею. Суперэлектроника— техника будущего, но мы с ней уже на короткой ноге. Сегодня она освобождает интеллект людей от массы рутинных операций по обработке информации. Это так. А в то же время неограниченный объем машинной «памяти» может обратиться и против человека, например, позволяет создать на Западе не фантастическое, а вполне реальное полицейское досье на каждого. Сверхбыстродействующие ЭВМ дают возможность извлечь из этого уму непостижимого хранилища информации самые малые подробности и компрометирующие человека интимные сведения о его жизни. В принципе можно передать ЭВМ и задачу оценки этих данных, поручить ей выработку рекомендаций о том, как следует поступить с объектом сыска. «Колпак» гестаповца Мюллера из «Семнадцати мгновений весны» — детские игрушки по сравнению с таким всеведущим, всепроникающим и, главное, осуществляемым неведомо кем контролем за интимной жизнью каждого члена общества. А теперь подумаем: о какой свободе можно говорить в таком обществе?

Или вот еще тоже чисто «техническая» на первый взгляд проблема — в какой мере допустимо вмешиваться в живые организмы людей, заменяя природные органы тела искусственными или заимствованными у доноров? До какого предела и при каких условиях возможно вмешательство врачей в аппарат наследования признаков? Да-да, речь идет о той самой генной инженерии, которая с помощью современнейшей техники мало-помалу расширяет область перестройки генов живых организмов. Хорошо известно, что попытка моратория — запрета на эксперименты в этой области, предпринятая видными биологами мира некоторое время тому назад, ни к чему не привела. Впрочем, могла ли стать успешной такая попытка в мире, разделенном на противостоящие друг другу группировки государств? К счастью, возможности генной инженерии оказались не столь безграничными, как показалось сначала. Но прогресс и здесь пробивает себе дорогу, и опасность «выведения» и неконтролируемого развития смертоносных микробов, бактерий или, что, наверное, еще страшнее, коренного изменения генотипа Гомо сапиенс отнюдь не стала воображаемой.

Но если здесь — как и во многих других случаях — гораздо легче поставить вопрос, чем найти на него убедительный правильный ответ, то, может быть, можно хотя бы определить направление, в котором следует продвигаться в поисках разгадки?

Автор полагает, что такое направление не нуждается в том, чтобы его открывали заново: оно существует ровно столько веков и тысячелетий, сколько существует человечество. Это направление — поиск идеала, смысла и целей жизни, установление той системы общечеловеческих ценностей, которая определяет представления человека о плохом и хорошем, допустимом и недопустимом в поступках, отношениях с другими людьми и окружающей природой. Короче говоря, диктует не писанные, абстрактные, а реально действующие в жизни каждого нормы поведения. Дело не в том, насколько мощна ракета, стоящая на стартовом столе, а чем, какими идеями руководствуется в жизни человек, обладающий правом нажать кнопку с надписью «Пуск!».

Просто? Проще не может быть! Но за этой простотой — мучительные размышления лучших умов человечества, сложнейшая, полная трагедий, оборванных жизней, безвозвратно уничтоженных производительных сил общества, почти загубленная среда обитания жизни на Земле и многое, многое другое в том же роде, переполняющее предысторию ноосферы.

Значит, главная проблема подготовки лучшего будущего — вовсе не создание сверхмощных автоматов и суперЭВМ. Главное — формирование нового человека, способного понять и осуществить новые цели. Мы хорошо знаем, каковы они и насколько сильно отличаются подлинные интересы человеческого общества от навязываемых ему идеологами буржуазии и нашими собственными, «домашними» мелкобуржуазными перерожденцами интересов и идеалов. Но мы так же хорошо знаем, как трудно преодолеть сложившиеся стереотипы, как не просто противостоять инерции мышления, бороться с активно и изощренно действующими проповедниками частнособственнической морали, потребительства, шовинизма, расизма — всего того, что составляет нравственно-этические основы капиталистического образа жизни.

Нет, мы не собираемся отказываться от достижений научно-технической революции, не сбрасываем со счетов влияние развития науки и техники на современный мир.

Научно-технический прогресс сегодня очень сильно влияет на жизнь человека не только в социокультурном, но и в природно-биологическом аспекте. Однако чрезвычайно важно не забывать о том, что сам научно-технический прогресс решающим, определяющим образом зависит от развития общества и человека. Именно это обстоятельство выдвигает человеческий фактор на передний план борьбы за лучшее будущее. Единственная гарантия здесь — развитие Разума, гуманности, воспитание человеческих качеств, исключающих злоупотребление наукой и техникой во вред другим людям и природе, в эгоистических целях, будь то личные корыстные интересы или интересы узких социальных групп, противопоставляющих себя всему остальному обществу. Только тогда приобретают смысл все остальные проблемы научно-технического развития общества, только при таком условии компьютеры и роботы, информатика и биотехнология, энергетика и материаловедение, многие другие приоритетные направления научно-технического прогресса достойны развития и совершенствования.

Культурное и нравственное воспитание не в дополнение к профессиональной подготовке специалистов, а как ее обязательнейшая и важнейшая составная часть — таково требование жизни, не выполнив которое трудно рассчитывать на реальную перестройку целей, средств и хода научно-технического прогресса, а значит, и на коренное изменение сложившейся в мире ситуации.

Человеческая жизнь представляет для нас высшую ценность. Наука и техника — средства обеспечения условий для всестороннего развития каждой личности, создания возможностей для реализации всех заложенных в человека природой дарований. Именно этому и должна быть подчинена вся деятельность общества.

Точно так, как с неумолимостью закона природа пришла к появлению на планете сначала Человека умелого, а затем вооруженного более совершенной техникой и знаниями Человека разумного, она должна прийти к формированию качественно нового представителя рода человеческого, овладевшего в творческом труде глубочайшими и важнейшими тайнами вещества, энергии, времени и пространства Вселенной. Человек всемогущий— так, наверное, назовут его будущие систематики природы, живого вещества Земли и космосферы жизни.

Скорее всего и перед будущим человечеством будут стоять проблемы гармонизации отношений человека, техники и природы. И, уж во всяком случае, даже осознавший свое всемогущество человек никогда не откажется от счастья труда, творческой деятельности, самовыражения, реализации всех заложенных в него природой способностей. Только и возможности Человека всемогущего, и применяемое им понятие природы необычайно расширятся, охватывая уже не только планету Земля и околоземное космическое пространство, но и звездные системы галактики, метагалактику, и — кто знает точно? — может быть, всю Вселенную.

Мечта? Конечно! Но, судя по всему, стрела истории человечества мчится сквозь время именно в эту сторону.

Вместо эпилога

Книги, называемые научно-популярными, читают (или не читают) разные люди и по разным причинам. Пишут их писатели тоже очень разные.

Показалась ли книга, которую вы только что прочли, нужной и интересной вам? Нашла ли она, как говорят литературные критики, своего читателя? Автор надеется на то, что чтение не было легким, что, перелистывая страницы, вы не раз задумывались над новыми для вас вопросами или над фактами давно известными, но представшими вдруг в новом свете.

И, надеясь на это, я обращаюсь к читателю: спасибо вам за то, что вы прочли написанное и вместе с автором задумались над историей и судьбой нашей технической цивилизации. Спасибо вам за то, что вы сочли эти проблемы нужными и важными для вас и нас, для всех людей на планете Земля.

Чем больше читателей, пришедших к такому пониманию книги, тем скорее и вернее наступит время, когда вопрос, вынесенный в ее заглавие, утратит смысл и человек, техника и природа станут друзьями безоговорочно и навсегда.

Примечания

1

Марикультура — искусственное разведение и промышленный сбор продуктов моря.

(обратно)

2

Кварки — гипотетические частицы с дробным электрическим зарядом, из которых, возможно, состоят элементарные частицы.

(обратно)

Оглавление

Человек задает вопросы (пролог)

Глава 1. На заре технической цивилизации

  У истоков истории

  Контуры железного века

  «Рекорды» здравого смысла

  Загадки Архимеда

  Дорога к челноку-самолету

Глава 2. Открытие мира

  В морях твоя дорога…

  Каноник из города Торунь

  «Золотой треугольник», или Третье открытие мира

  Революция, которую совершила… машина

  Великий переворот

Глава 3. Невежество против разума

  Мифы вчера и сегодня

  Мученики науки

  Призраки исчезают с рассветом

  Легенда о Башне из слоновой кости

Глава 4. Власть над Землей

  Электрический мир

  Наследники бога Гефеста

  Ровесница и надежда XX века

  Зеленое утро планеты

  Дорога в НТР

Глава 5. Человечество над пропастью во ржи

  Упоение властью

  Арифметика голода

  Иллюзии технотронного века

  Кто украл волшебную лампу?

  Война и мир

Глава 6. Блеск и нищета точного знания

  Куда рвутся технократы?

  Уроки Чернобыля

  Мир на распутье

  Завещание президента Римского клуба

  Несколько страниц о неизбежности гуманизма

Глава 7. Человек всемогущий

  Рождение ноосферы

  Адрес космического разума

  Там, за горизонтом, Будущее

Вместо эпилога Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg