«Наука и вера»

НАУКА И ВЕРА

Александр Н. Павлов

Россия, Санкт-Петербург

Февраль 20, 2009

Блажен, кто верует, тепло ему на свете!

А. Грибоедов.

Наверное, не следует начинать с определений. Сегодня все понимают, что любое сколь угодно отточенное оно не может быть достаточно полным и обязательно вызовет критику, как правило, справедливую. Но другое «лучшее» определение всё равно окажется уязвимым. Да и разговор пойдёт не об этом. Будут обсуждаться начальные принципы устройства Науки.

На чём она стоит. Я думаю, что на Вере. В современной науке это явление называют неустранимостью теоретических предпосылок. В каждой конкретной области знания такие предпосылки, естественно, различны. Но общее состоит в том, что их нельзя избежать. В Библии этот факт обозначен через утверждение, что вначале было СЛОВО, и оно было у Бога [Евангелие от Иоанна]. В латинском же переводе использовано понятие, ЛОГОС, что обозначает ещё и ЗНАНИЕ. Таким образом, можно говорить о неком априорном начальном «знании», т.е. знании до опыта, знании, которое не опирается на факты. Нетрудно понять, что такое знание есть ничто иное, как вера. При этом возникает вопрос общего порядка: следует ли между ЗНАНИЕМ и ВЕРОЙ проводить такую границу, которая бы создавала пропасть. Думаю, что этого делать не надо. Такой границы, скорей всего, нет. Но поскольку человек не может не делить Мир, поскольку он приговорён расчленять его, он это делает. Иначе ему, вероятно, не разобраться в том, что его окружает. Однако не следует это делать столь уж категорично и грубо. Граница - дело тонкое. В том смысле, что обычно она «размазана» и стёрта, скорей всего потому, что просто придумана.

В Науке фактор Веры часто является не явным. И эта скрытость, запрятанность тоже связана с Верой. Просто научные верования различных порядков как бы сами собою вытекают из базовой Веры самих истоков будущего знания. Возможно, здесь существует даже какая-то иерархия, которая поддаётся классификации. Не будем этим заниматься, а просто обсудим несколько примеров.

Известно, что в Талмуде есть рассказ о том, как учитель, показывая ученику первую букву древнееврейского алфавита, просит произнести её. Услышав правильный ответ, он снова спрашивает, почему эта буква произноситься так, а не как-то по-другому. И получает изумительный по своему откровению и простоте ответ: - Мне так передали. [Библия и наука,1991]. Другими словами, его так учили. А его дело состояло только в том, чтобы этому поверить.

Дети учат азбуку и не спрашивают, почему буквы произносятся именно так, как говорит учитель. Нас учили: А, Бэ, Вэ, Гэ …, а наших дедов заставляли произносить те же буквы как Аз, Буки, Веди, Глаголь и т.д. И они также, как и мы, в итоге умели читать по-русски. У наших учителей были свои учителя, а у них тоже свои и так всё дальше и дальше вглубь веков до начал письменности. И каждый ученик потому и научился читать, что верил учителю. Эта ВЕРА и стояла в основе его знаний.

А вот другой, несколько анекдотичный, но серьёзный факт. Он мог бы по иному повернуть судьбы Мира. Известно, что свой фундаментальный труд «Капитал» Маркс писал, как заказную работу, выполнение которой было регламентировано договорными отношениями с издательством. При этом Маркс не всегда поспевал. И вот, с одним из томов возникли трудности, из-за которых Маркс несколько раз просил передвинуть сроки сдачи рукописи. Издатель начал нервничать и, в конце концов, заявил Марксу, что, если тот в назначенный срок рукопись не представит, то он, издатель, вынужден будет обратиться к другому автору.

Поколениям, воспитанным на идеях марксизма такая ситуация может показаться абсурдной. Но она была, и издателю «Капитала» нелепой не казалась. Он считал, что эту контрактную работу мог выполнить и другой крупный экономист, а не только Маркс. Целые поколения верили «Капиталу» Маркса и, опираясь на него, пытались переделать мир. А если бы издатель не захотел ждать и действительно перезаказал книгу? Тогда, возможно, и марксизма не было бы. Потому что марксизм это тоже ВЕРА, по крайней мере, для рядовых последователей этой идеологии, для тех миллионов рабочих и крестьян, которые не только не читали «Капитал», но и не держали его в руках.

Такая ситуация в Науке всюдна. И чем дальше от истоков, тем она, с одной стороны, откровенней, а с другой, - менее заметна. Мы же не повторяем опыты Ньютона, Ампера, Торичелли, математические выкладки Евклида, Эйнштейна, и т.д. Мы верим им, как и всем классикам науки. В то же время, как и в случае с «Капиталом» Маркса, можно поставить вопрос, например, о том была бы современная физика такой, какой мы её знаем, если бы не было Исаака Ньютона? (Имеются в виду его труды).

В этом отношении показательны исключительно откровенные замечания Ричарда Фейнмана, которые он сделал в своих прекрасных лекциях по физике [Фейнман,1987] в связи с обсуждением результатов экспериментов по поведению светового луча. Объясняя их читателю и студентам, он говорит:

Суть этого устройства оформлена в виде принципа Гейзенберга, который сформулирован как фундаментальное ограничение на эксперимент и в итоге как основа взаимоотношений природы и человека. Нельзя измерить или увидеть что-то, не повлияв на это что-то. Получение информации происходит посредством взаимодействия источника и приёмника. Если вы не захотите или откажетесь в это поверить, то вынуждены будете ограничить свои возможности классической физикой и поверить в другое, в частности, в то, что объективность существует в действительности, а не как некая идея (абстрактное понятие). Ведь тогда получается, что где-то есть, какой-то прибор, с помощью которого можно произвести измерение или наблюдение без воздействия на объект исследования, т. е. не меняя его.

Но и классическая физика имеет свои начальные верования. Они состоят в утверждениях, что пространство и время существуют независимо, что время это чистое дление, направленное из прошлого в будущее, а пространство изотропно и однородно. Эта физика опирается на геометрию Евклида и, в частности, на абстрактное понятие точки, которая не имеет размеров. Движение точки происходит по линиям, называемым траекториями.

Заметим, что в квантовой механике нет ни точек, ни траекторий. В ней фигурирует другое понятие - функция состояния, которая описывает некоторую размытую область, пульсирующую во времени. Точка же рассматривается как частный случай этой функции.

В релятивисткой физике тоже отсутствует понятие точки как некоего элемента пространства. Там, как известно, время и пространство едины, и речь идёт о точке-событии. Формально выражаясь, если в физике Ньютона положение точки записывается координатами X,Y,Z, то в физике релятивисткой событие-точка имеет координаты X,Y,Z,T.

Спрашивается, чему же верить, что здесь истинно? Развитие науки показало, что все эти физические представления верны, … верны в определённых «рамках» и для определённого круга задач, для определённого круга экспериментов. Окружающий нас мир беспредельно разнообразен и в тоже время в своём разнообразии един. Нам, вероятно, не дано охватить его какой-то одной физикой, какой-то одной биологией, одной химией и т.д. Нам не дано создать единую науку про всё сразу. Мы можем видеть мир только частями с помощью различного рода ухищрений. Чтобы эти ухищрения работали, мы вынуждены в них поверить. Без такой веры мы слепы.

Откуда вера берётся? Человек с верой рождается.

Здесь уместно сослаться на аргумент Льва Толстого по поводу главной идеи романа «Анна Каренина», который он сформулировал в разговорах с Иваном Николаевичем Крамским при работе над своим портретом [приводится по книге В. Шкловского «Лев Толстой», 1974].

Толстой: - … Анна умрёт - ей отомстится. Она по-своему хотела

обдумать жизнь.

Крамской: - А как надо думать?

Толстой: - Надо стараться жить верой, которую всосал с молоком

матери, без гордости ума.

Смысл здесь прост. Разум без веры ведёт человека к гибели, на рельсы, под поезд. Потому что без веры человек не знает куда идёт. И это касается всей жизни человека и науки в том числе.

Наука это организованное знание, система наших представлений об окружающем мире, причём не только материальном, но и духовном и информационном. Главной отличительной чертой этой системы являются теории. Без теорий науки нет.

Крупнейший американский физик К. Дарроу назвал теорию интеллектуальным собором, который строится во славу божию и должен приносить глубокое удовлетворение, как архитектору, так и зрителю.

Из этого, почему-то считающегося шутливым, определения следует, что теория - это некое культовое сооружение, предназначенное для решения проблем наших жизненных амбиций. Насколько она отражает действительность, не знает никто, поскольку никто не может объяснить, что такое действительность. Принято утверждать, что это факты: наблюдения и результаты экспериментов. Наверное, так и есть. Ведь ничего другого в ощущениях и восприятиях нам не дано. Но здесь следует заметить, что наблюдения и эксперименты, выдаваемые за проявление действительности, это лишь часть всего Мира - только материальное его проявление. Кроме того, при такой трактовке действительности обязательно следует делать оговорку, что наблюдение и эксперимент должны быть чистыми. А вот здесь-то и возникает коварный вопрос:

- А судьи кто?

Ведь легче измерить, чем понять, что собственно измеряется. Эксперименты и наблюдения требуют интерпретаций и часто не простых и неоднозначных.

Чтобы увидеть это, достаточно обратиться к многочисленным моделям Солнечной системы, построенным на наблюдениях за движением Солнца, Луны, планет и звёзд, наблюдениям которые определили идеологию геоцентризма, правящей умами людей около тысячелетия.

Тем не менее, в построении теорий хаоса нет. Проблема действительности для них решается с помощью определённых ограничений, которые можно назвать критериями объективности. Подразумевается, что они гарантируют науку от произвола исследователей, но, заметим, … и только.

Первым из критериев обычно называют условие верификации, т.е. требование согласованности теории с наблюдениями и результатами экспериментов. Мы только что на эту ту поговорили. Второе определяют как внутреннее совершенство. Третье - требование фальсифицируемости, создающее гарантии развития теории, а значит, и науки.

Чтобы лучше понять, какую роль в науке играет вера, достаточно проанализировать второе ограничение на теорию. Оно подразумевает, что теория должна опираться на минимум посылок и при этом обеспечивать максимум следствий. Методология создания интеллектуальной структуры с такими качествами опирается на алгоритм доказательности. Его можно назвать дедуктикой и он состоит в следующем:

В качестве примера вы можете вспомнить школьный курс начальной геометрии (геометрии Евклида). Язык в ней определяется понятиями точки, линии, угла и т.д., аксиоматика - известными постулатами. Логика используется двухзначная - да, нет (истинно или ложно). Идеология - вера только в трёхмерный мир.

С помощью алгоритма доказательности выводятся новые истины, которые называются легислативными, т.е. изобретёнными (в геометрии Евклида - это теоремы). И если Ваши оппоненты согласны с содержанием предложенного вами алгоритма, то они уже не могут капризничать по поводу полученного результата - новой, вами выведенной, истины. Нравится она им или нет. Они обязаны в неё поверить потому, что прежде они уже поверили вашей дедуктике. Конечно, подразумевается, что язык, аксиоматика и логика использовались корректно и что вы и оппоненты разделяете одну и ту же научную идеологию.

Нетрудно увидеть, что все три пункта алгоритма доказательности основаны на вере по постановке. И главным здесь, конечно, являются постулаты. Смена постулатов это смена веры и именно она приводит к новым результатам в науке. Над постулатами же стоит только идеология - вера высшего порядка, скажем, материализм или идеализм, вера в бога или атеизм и т. п. Именно идеология «разрешает» или «не разрешает» использование предлагаемой аксиоматики.

Таким образом, вера не только не мешает познавать реальность, а способствует этому познанию, поскольку наука покоится на предположениях, которые она использует как некие опорные базы.

НАУКА БЕЗ ВЕРЫ НЕВОЗМОЖНА. ОНА С ВЕРЫ НАЧИНАЕТСЯ.

Литература.

1

2