«В саду времен»

2284

Описание

Эта книга необычна во всем. В ней совмещены научно-аргументированный каталог, биографии художников и живая история считающейся одной из лучших в Европе частных коллекций искусства XV–XVII веков, дополненной разделами Древнего Египта, Древнего Китая, Греции и Рима. В ткань повествования входят литературные портреты искусствоведов, реставраторов, художников, архитекторов, писателей, общавшихся с собранием на протяжении 150-летней истории. Заложенная в 1860-х годах художником Конторы императорских театров антрепренером И.Е.Гриневым, коллекция и по сей день пополняется его внуком – живописцем русского авангарда Элием Белютиным. Ее ждут для показа музеи Италии, США, Японии, Польши, Литвы, но по воле составителей собрания оно сначала должно стать самостоятельным государственным музеем в качестве собственности России.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Нина Молева В саду времен

150 лет фамильной коллекции Элия Белютина

Годы. Люди. Страны.

Египет. Греция. Рим. Китай. Персия.

Европа: век XV – век XVII.

Светлой памяти ученых, наставников, старших друзей:

Игоря Эммануиловича ГРАБАРЯ, академика Академии наук СССР, Андрея Александровича ГУБЕРА, главного хранителя Музея изобразительных искусств имени А.С.Пушкина, Виктора Никитича ЛАЗАРЕВА, члена-корреспондента Академии наук СССР, Алексея Алексеевича СИДОРОВА, члена-корреспондента Академии наук СССР, Наталии Алексеевны ДЕМИНОЙ, создателя Музея древнерусского искусства Андрея Рублева, Веры Константиновны ЛАУРИНОЙ, заведующей отделом древнерусского искусства Государственного русского музея.

С неизменной признательностью Автор

Вместо предисловия

В России это была традиция. Не обсуждавшаяся. Не привлекавшая ничьего внимания. Настолько легко и полно растворившаяся в укладе жизни, что задумываться над ее смыслом никому просто не приходило в голову.

Каждый образованный человек – а под этим подразумевалось окончание реального училища или училища технического, гимназии, тем более университета или института – в семейном собственном гнезде располагал прежде всего библиотекой. Книги обязательно выстраивались в добротных книжных шкафах – обязательной части обстановки. Самые дешевые и распространенные журналы, вроде общеизвестной «Нивы», непременно предлагали в качестве приложения не детективную макулатуру или салонное чтиво «про любовь» и «светскую жизнь» – собрания сочинений настоящих классиков. От Пушкина до Мельникова-Печерского, от Лермонтова до Куприна, от Гоголя до Мордовцева, Писемского, Даля. Подобранные филологами, в отличных переплетах, они, само собой разумеется, претендовали на первые ряды скрытых за стеклами книжных полок. Как и издания Маркса, познакомившего, между прочим, Россию с Чеховым. Подлинным – не Антошей Чехонте из юмористических журналов.

Книжные шкафы дополнял чаще всего музыкальный инструмент. Не гитара с двумя-тремя кое-как заученными аккордами – подобное развлечение допускалось у студентов и приказчиков, но фортепиано, а иногда и маленький кабинетный рояль. Представлялось невероятным, чтобы вчерашняя гимназистка не владела хотя бы основами музыкальной грамоты. Отсюда огромный успех нотной торговли Юргенсонов, магазины их фирмы в самых небольших провинциальных городках. Простой пример. Гоголь заставит Хлестакова насвистывать романс А.Варламова «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан», который всего через две-три недели после первой публикации знали и исполняли во всех уголках России. И забытая подробность обстановки – этажерки, предназначенные в первую очередь для хранения нот.

И еще – живопись. Картины обязательно висели на стенах. Не разухабистые китчи с Арбата или из Измайлова наших дней – передававшиеся из поколения в поколение. Осторожно – по деньгам – приобретавшиеся. Не из-за желания вложить капитал, понадеяться на рост цен на будущее – из-за возникавшего внутреннего контакта с живописью, возможностью выстроить ауру дома, душевного тепла и удобства.

Даже в очень состоятельных семьях этому правилу следовали. Когда в петровское времена не стало именитого человека Григория Строганова, три сына поделили между собой огромные богатства, дома в Москве, подмосковные, но и большую коллекцию картин. Характерно, она не переводилась на деньги – братья договаривались между собой по личному отношению к каждому полотну.

Азарт собирательства, который в XIX веке появляется не только у обладателей наследственных коллекций и больших состояний, в России снова зиждется на личном отношении к холсту или скульптуре. «Мне нравится», «я уверен» не допускают появления материального эквивалента как решающего фактора для приобретения картины. И едва ли не лучший пример собрания современного искусства Щукина и Морозова, по существу, давших жизнь и мировую славу художникам, не получавшим на художественных рынках ни поддержки, ни понимания. Русские собиратели, осмеянные у себя на родине, сообщают действительную жизнь Матиссу, Ван Гогу, Гогену. Без научных консультантов, экспертов, сертификатов. Как в те же годы возвращает к жизни лучшие творения Андрея Рублева Игорь Грабарь. И кто знает, подтвердит ли время заявление академика об авторстве в отношении Пашкова дома. Для Грабаря Баженов не мог иметь к нему никакого отношения, тогда как почерк архитектора кавалера де Герна представлялся совершенно очевидным, подобно ансамблю Архангельского.

В отличие от брата, создателя знаменитой галереи современной и притом четко ориентированной на его личные вкусы живописи, Сергей Михайлович Третьяков тянулся и к отечественному, и к западноевропейскому искусству. Это ему принадлежит интересная именно для России мысль, что произведения искусства всегда будут делом сугубо личностным. Никакие чиновники имперские или городские не сумеют ощутить внутреннего смысла картины в ее духовной ценности. Они непременно переведут все на ценности реальные, денежные, не дай бог, обучат тому же «лавочников и деляг», и в результате Россия потеряет тот великий храм, в котором находят единение люди всех возрастов, чинов, вероисповеданий и убеждений, потому что лишь в общении с искусством все они становятся людьми, то есть каждый обретает почву, чтобы стать Человеком. Слова предпринимателя, купца, просто образованного человека. В нашем исконном смысле этого слова.

Собрание, которому посвящена эта книга, во многих отношениях уникально. По возрасту – имея в виду все сложнейшие перипетии нашей родной и мировой истории. По своему составу – западноевропейскими специалистами она признается одной из лучших частных коллекций Европы. По особенностям ее формирования – в ней слились нити, тянущиеся в Италию, Польшу, Австро-Венгрию и сплетающиеся именно в России. И, конечно, по людям, сопричастным к ее возникновению, существованию и сохранению. Поэтому и рассказ о ней – одновременно рассказ об общей истории и истории искусства, о художниках и зрителях начиная с середины XIX столетия до наших дней. Полтораста лет «В саду времен».

1.

ОВЕНС, Юрген (Юриан)

Семейный портрет

Холст, масло 129 х 166 см.

Инв. № 29

Овенс, Юрген (Юриан), Ovens Jrgen 1623,

Тоннинг (Ейдерштедт) – 1673, Фридрихсшадт

Около 1642 года был учеником Рембрандта. До 1651 года находился в Амстердаме, после чего вернулся на родину. Точных сведений о поездках в Италию нет. Приглашен герцогом Фридрихом III ко двору Голштин-Гот-торпских герцогов. Поскольку дочь Фридриха III была супругой короля Карла X Шведского, Овенс был направлен в 1654 году в Стокгольм.

Война между Швецией и Данией побудила его уехать в Амстердам в 1656 году. Герцог Христиан Альберт пригласил Юргена Овенса на родину, где он стал придворным художником, написал много картин из истории семьи Готторпов и пользовался большой славой как портретист.

Жил преимущественно во Фридрихсштадте.

Как живописец испытал влияние Рембрандта, впоследствии Рубенса и Ван Дейка. Вместе с Рембрандтом, Ф. Болем, Г. Флинком и Я. Ливен-сом выполнял заказы для амстердамской ратуши.

Известен также как рисовальщик.

За семейной группой видна купа раскидистых деревьев и голубое покрытое облаками небо. Слева, почти с середины верхнего края, свисает тяжелый коричневый занавес с двумя кистями, выдвигающий всю композицию на передний план.

Картина очень характерна для школы Рембрандта. Не случайно подпись Овенса была одно время замазана красной и на ней наведена фальшивая подпись Рембрандта.

Влияние Рембрандта сочетается с новыми веяниями, возникающими в голландской живописи в середине XVII века под влиянием светской живописи Фландрии и Франции. Пленэр и брюинизм в нашей картине как бы слиты между собой.

Картина проникнута единым сюжетным смыслом. Мать, представляющая своих детей и гордо смотрящая на зрителей, младший ребенок, глядящий на мать, двое других – мальчик и девочка, видящие что-то в лежащей перед ними книге, и мальчик с медалью, центрующий всю группу и демонстрирующий знак мэра Амстердама – своего отца.

Спокойствие, уверенность, внутреннее достоинство в сюжете сочетаются с высоким профессионализмом живописи, может быть, несколько открытой, но целостно очень совпадающей с трактовкой света, цвета и материальных особенностей тканей.

Живопись характерна для среднего периода творчества Юргена Овенса.

Бассано, Франческо да Понте, иль Джиованне,

Bassano, Francesco da Ponte, il Giovanne, detto Bassano

Январь 1549, Бассано – 03.07.1592, Венеция

До конца 1579 работал в мастерской отца, в дальнейшем до конца своей жизни в Венеции, хотя все равно принимал участие в выполнении заказов отца. Сын Якопо Бассано, от произведений которого трудно отличить ранние работы сына. Был безусловным любимцем отца, что вызывало острую ревность братьев. В конце концов в припадке мании преследования выбросился из окна.

Писал религиозные и мифологические сюжеты, сцены из римской истории. По сравнению с богатейшей палитрой отца значительно более ограничен в цвете. Но главным образом ему не хватает свободы и ясности произведений Якопо Бассано, энергии светотеневых контрастов и активности моделировки.

Это целая страница в истории итальянской живописи – венецианская школа художников Бассано. Несколько поколений, плодотворно работавших и имевших множество учеников, не говоря об их широко распространившемся влиянии. И вот два больших холста с выписанными красной краской на лицевой стороне инвентарными номерами. Сравнение с опубликованными в журнале «Старые годы» списками не оставляет сомнений: те самые, которые были в числе сотен других картин исключены Николаем I из императорского эрмитажного собрания по той простой причине, что не соответствовали его личному вкусу. Осужденные картины подлежали частично уничтожению, частично продаже. Судьба свела эти два номера в одних руках, более того – два номера, принадлежавших кисти отца и кисти сына: Франческо Бассано «Кузница Вулкана» и Якопо Бассано «Положение по гроб».

«Кузница Вулкана» представляет вариант картины, находившейся в польском собрании В. Коласиньского и затем поступившей в Музей Народовы (Варшава). Но в нашей значительно больше жанровых эпизодов. Так, за стеной слева от центра женская фигура смотрит на человека, раздувающего огонь в горне. Вдали виден горящий дом. Наконец, сама композиция в обеих вышеупомянутых картинах больше тяготеет к квадрату и имеет отличие в расположении отдельных мелких предметов.

Здесь та же плотность заполнения изобразительного поля, которая характерна для Якопо Бассано и к которой обычно не прибегает Франческо Бассано, вводя лишний бытовой стаффаж. Манера живописи напоминает Якопо Бассано по энергии и точности мазка, но лишена артистичности и брио «Положения во гроб». Заставляет вспомнить отца и очень напряженное цветовое решение, которого Франческо Бассано не удавалось достичь. Живопись с корпусными светами и легкой тенью, но иной, чем в «Положении во гроб» (см. илл. 151.).

Таким образом, можно предположить, что в написании картины принимал участие отец, хотя остальная работа выполнена сыном. Отсюда как бы идущие самостоятельно мазки, более робкая кисть и стремление писать по рисунку.

Картина была отреставрирована в XVIII – начале XIX вв., судя по изменившемуся цвету заделок и грунта, и кое-где прописана в листве и в небе. В настоящее время все заделки удалены и заменены легкой ретушью.

2.

БАССАНО

Франческо да Понте иль Джиованне

Кузница Вулкана Вергилий, «Энеиды», VII, 424-453

Холст, масло 93 х 125 см

Инв. № 66

Росселино, Антонио,

Rosselino Antonio.

1427, Саттитьяно – 1479, Флоренция

Сын Маттео ди Доменико Гамбрелли, прозванного Бора, брат известного архитектора и скульптора Бернардо, скульпторов Доменико, Джованни и Томмазо. Учился, скорее всего, у старшего брата Бернардо, который был старше его на 18 лет. По мере того, как Бернардо переходил все больше к занятию архитектурой, он передавал мастерскую и привлекал к собственным заказам братьев.

Вазари не совсем согласен с высокой оценкой творчества Россели-но современниками, тем не менее такая оценка существовала. Эволюция мастера прослеживается с известными затруднениями, особенно благодаря постоянному сотрудничеству Росселино с братьями. Выполнял заказы для Пистойи, Флоренции, Прато, Неаполя, Феррары.

Барельефы Мадонны со стоящим Младенцем в окружении предстоящих – одна из любимых тем скульптора.

Наш барельеф представляет собой мраморную плиту с изображением Мадонны с Младенцем в окружении четырех членов семьи донатора.

В книге V. Stech. Italska Renesanci plastika (1960, Praha) приведен рельеф гробницы Чинно Кароттио в церкви Сан Спирито во Флоренции (с. 268), полностью соответствующей изображению главы семейства в нашем рельефе.

Характер трактовки формы в лицах Мадонны и Младенца тоже идентичны аналогичному барельефу Росселино.

Сант’Агата, Франциско да,

Francesco da Sant’Agata.

Первая половинаXVIвека, Падуя

Ювелир и скульптор малых форм. Может быть отнесен к школе Ломбардии. Принадлежит к направлению так называемого поиска движения. Его имя стало известным благодаря его современнику, писателю Бернардино Скарлеоне. В своем сочинении 1560 года Скарлеоне упоминает фигуру Геракла, виденную им в одной из коллекций Лондона, которая несла зафиксированную им подпись. Эта деревянная статуэтка имеет два авторских повторения в музее Оксфорда и в Лувре. Боде разыскал целый ряд авторских произведений в бронзе. Особенно скульптор был привязан к теме Геракла и его подвигов.

Наша композиция представляет первый подвиг Геракла, когда младенцем в колыбели он задушил змей, посланных его убить Герой, ненавидевшей сына любовницы Зевса.

На цоколе чернильницы представлены последующие подвиги Геракла. Любимейший герой древних греков, отличавшийся невиданной силой, отвагой, выносливостью, добротой и способностью к сочувствию, был покровителем культуры, атлетики, физического здоровья, в Риме считался также богом торговли, купеческой выгоды, успеха, охранителя от всего злого.

3.

РОССЕЛИНО

Антонио

Мадонна с Донаторами

Барельеф.

Мрамор.

37 х 8 х 54 см.

Инв. № 734

* * *

Скульптура и живопись Древней Греции IV века до н. э., и главным образом искусство Праксителя, способствовали развитию мелкой пластики, в которой уже заложены черты наступающего эллинизма с его экспрессивностью, динамичностью и все более усиливающимся жанровым началом. Раньше терракотовые статуэтки приносили в храм или в дар умершему, тогда как в быту они использовались только как игрушки. С IV века они становятся любимым украшением жилищ. Религиозно-мифологическая сюжетика все больше уступает место жанровым темам.

4.

САНТ’АГАТА Франциско да

Чернильница с Гераклом

Бронза светлая, следы темной патины 20,5 х 10 х 14,5 см.

Инв. № 689

Но выполненные в Беотии, в городке Танагра, статуэтки имели в своей основе глиняные модели, которые местные мастера получали непосредственно из Афин. Вместе с расцветом производства мелкой пластики сам город перестает быть глухой провинцией. Гераклеид в описании своего путешествия (между 260 и 247 годами до н. э.) указывает: «Танагра город высокий и крутой, с виду белый и глинистый, наружный вид домов строен и украшен росписью энкаустикой. Храмы, расположенные террасами на склонах Акрополя, над городом, отделенные от частных домов, были многочисленные и построены роскошно. Там были две знаменитых статуи работы художника Кала-миса – Дионис и Гермес Криофор, то есть несущий барана на плечах. Танагрцы с гордостью показывали могилу соотечественницы Ко-ринны, которая пять раз одержала верх над Пиндаром».

Большое впечатление на путешественника произвели местные женщины: «Эти женщины считаются по росту и походке и по ритму их движений самыми грациозными и изящными во всей Греции. Их разговор не имел ничего беотийского, даже голоса их обольстительны… Часть их ги-матия, который служит покрывалом на голове, расположена так, что лицо сведено по пропорциям к небольшой масочке; одни глаза открыты, все же остальное скрыто под одеждами. Они носят тонкую обувь, низкую и узкую, красного цвета, башмачки так хорошо облегают ногу, что она кажется почти босой. Их волосы, белокурые, собраны пучком на макушке, местные жители называют эту прическу „маленькой лампой“».

Сидящая девушка

В длинном хитоне (см. илл. 5.) и плаще, левой рукой упирается в сиденье, правая, закутанная в плащ, лежит на коленях. Ноги скрещены. Носок левой ноги выдвинут вперед. На голове повязка.

Белая обмазка поверх тонкой глиняной обмазки. Остатки голубоватой краски на хитоне. Склеена.

5.

Сидящая девушка

Терракота Высота – 20 см.

Конец IV века до н. э.

Танагра.

Инв. № 334

Литература: Бритова Н. Н. Греческая терракота. М., 1969. С. 68 (аналогичное воспроизведение);Winter F. DieТурепder Figurlichen Terrakotten. T.I.S.122.Abb.1.Berlin; Stuttgart,1903;Charbonneaux J. Les terres cuites grecques. Paris,1936– fig.46.

Гермес

Высокий (см. илл. 6.) скругленный сзади постамент с рельефом на передней стене – символами Гермеса. Обнаженная фигура в закинутом на спину плаще. Левая рука заложена за спину, правая лежит на рогах барана. Лицо решено очень общо. Задняя стенка не обработана. На спине большое круглое отверстие. Следы тонкой белой обмазки. Склеена.

Литература: Winter F. DieТурепder Figurlichen Terrakotten. T.I.S.122.V. Bernard. Terrakoty greckie Warszava.1949;Mareus B. Huish. Greek Terracotta Statuettes. London,1900.

Гермес – прадревнее божество, возникшее из каменных холмиков, служивших указателями дороги, к которым каждый прохожий прибавлял по камешку. Хранитель домашнего покоя, бог путешествующих, путников, посланник богов, вместе с тем провожавший души умерших в загробный мир, бог коммуникаций, товарообмена, торговли, купцов и прибылей, найденных вещей и воров. В раннем детстве он сумел украсть у своего брата Аполлона скот, но смягчил его гнев неожиданным подарком – лютней, сделанной из панциря черепахи. Это он открыл лютню, флейту и покровительствовал ораторам и спортсменам. Среди различных видов его изображения частым был вариант «доброго пастыря», пастуха овец.

В позднейшее время Гермеса стали отождествлять с Меркурием. Его признавали сыном Зевса и нимфы Майи, который родился в Аркадии, в гроте на горе Киллене, главным местом его почитания и культа.

6.

Гермес с бараном

Терракота Высота –19,2 см. IV век до н. э. Танагра.

Инв. № 336

Силен с маленьким Дионисом

Толстый, плешивый, обнаженный Силен в виноградном венке держит на руках тянущегося к его бороде Диониса в пеленках (см. илл. 7.). Силен опирается на правую ногу, левая выставлена несколько вперед. Тонко пролепленное смеющееся лицо близко к скульпторам Берлинского Музея «Педагог с детьми» и «Мужская трагическая маска».

Литература: Бритова Н. Н. Греческая терракота. М., 1969. С. 68;Th. Panofka. Terrakotten des Koniglichen Museum zu Berlin. Berlin,1842;Schiffner K. Orientische Griechishe Terrakotten. Leipzig,1959.

7.

Силен с маленьким Дионисом

Терракота

Высота – 20 см.

III век до н. э.

Танагра.

Инв. № 331

Силены – божества малоазиатской мифологии, которых древние греки отождествляли с сатирами, хотя существо тех и других было разным. По происхождению Силены связаны с лидийскими и фригийскими сказаниями о Вакхе и были первоначально божествами рек и мест, изобилующих водой и растительностью, тогда как сатирам отводились леса и горы.

Местом рождения Силена, игравшего роль в сказаниях о Дионисе, считается Фракийская Низа, где он был царем. Там он вскормил и воспитал Диониса, которого посвятил во все свои знания и искусства, научив к тому же виноделию и пчеловодству. Подобно древнегреческим сатирам, малоазиатские Силены были изобретателями национальной музыки – скрипки и флейты.

Во время музыкального состязания Аполлона и силена Марсия судьей был назначен силен Мидас, который присудил победу своему собрату. Взбешенный Аполлон содрал с живого Марсия кожу, а Мида-са наградил ослиными ушами.

Женская фигура с рогом изобилия

Стоящая девушка в хитоне и плаще. Под ногами тонкая прямоугольная пластинка (сколотая по углам) (см. илл. 8.). В левой руке, через которую перекинут плащ, рог изобилия (частично утрачен). Правая рука, придерживающая край плаща, отведена в сторону.

Остатки тонкой белой обмазки. Склеена.

Литература: Schneider-Lengyel J. Griechische Terrakotten. Munchen,1936;V.Bernard. Terrakoty greckie Warszava.1949.

8.

Женская фигура с рогом изобилия

Терракота

Высота – 23,2 см

III век до н. э.

Танагра

Инв. № 337

Асклепий

Бородатый мужчина (см. илл. 9.) в перекинутом через левое плечо плаще. Правое плечо обнажено. Небольшая прямоугольная подставка.

Голова реставрирована. Приклеена. Кисть левой руки утрачена. Следы тонкой белой обмазки.

Литература: Winter F. DieТурепder Figurlichen Terrakotten.Т.I–II. S. Mollard-Besques, les terres cuites grecques. Paris,1964.

9.

Асклепий

Терракота Высота – 16 см IV век до н. э. Танагра

Инв. № 338

10.

Две стоящие девушки

Терракота

Высота – 25,2 см

IV век до н. э.

Танагра

Инв. № 335

Асклепий – бог лекарской науки, в «Илиаде» Гомера говорится, что свое искусство он унаследовал от кентавра Хирона. Гесиод и Пиндар называют его сыном Аполлона и Коронис. Когда, все более совершенствуясь в своем искусстве, Асклепий начал воскрешать мертвых, Зевс убил его ударом молви, чтобы не нарушался установленный им порядок жизни. Он представлялся в образе пожилого бородатого мужчины, по одежде и общему облику сходный с Зевсом. Ему также поклонялись в виде змеи и приносили в жертву петухов. В Риме был установлен культ Асклепия (иначе – Эскулапа) по совету книг Сивилл во время эпидемии 293 года.

Асклепионы, или центры его культа, находились в Эпидавре на Пелопоннесе, в Книдосе и Пергаме в Малой Азии и других местах и представляли собой род санаториев, где на основании сонных видений пациента во время первой ночи, проводимой в святыне, врачи-жрецы ставили диагноз и порядок лечения.

Две стоящие девушки

Две стоящих девушки в хитонах и плащах (см. илл. 10.). Под их ногами тонкая скругленная по углам пластинка. Левая фигура обнимает за плечи правую. У обеих фигур левые ноги, полусогнутые в колене, отставлены вперед. Из-под хитонов видны носки обуви.

Следы тонкой глиняной и белой обмазки. Поверхность потерта. Голова левой фигуры склеена.

Литература: Schiffner К.Griechische Terrakotten. Leipzig,1959;Alscher J. Griechische plastic. Bd. I. Berlin,1954;Bd IV. Berlin,1957.

* * *

Машина, не снижая скорости, сворачивает с автострады. Мчится в непонятную голубовато-жемчужную даль. И застывает у самой кромки воды.

Чуть слышно всплескивают крохотные волны у дощатого причала. С двух длинных садовых скамеек, потягиваясь, соскакивают и направляются к приезжим кошки. Поджарые. Длинноногие. С большими ушами.

Для итальянцев – они живой герб Венеции. На всех ее рынках, во всех самых маленьких зеленых уголках. Только у приезжих для них не найдется горсти лакомых кусочков. Здесь посторонних почти не бывает – служебный причал, без рейсовых пассажиров, тем более туристов.

Отделанный красным деревом, сияющий надраенной медью катер с нарядным салоном – «батискап» украшен штандартом Венеции. Внутри – ковры, зеркала, ощущение воды у самых окон. Поездка на нем в Палаццо Фарсетти, где размещается мэрия и администрация области – высшее проявление уважения к гостям. Венеция по-прежнему чувствует себя независимой внутри Итальянской Республики. Это как дыхание великой истории.

Традиции – они в Венеции удивительно органично входят в жизнь современного города. «Батискап» президента стремительно летит по лагуне – итальянцев невозможно себе представить без быстрой езды ни на суше, ни на воде, – но вдоль торчащих наклонно из воды зазеленевших водорослями бревен. Здесь они заменяют систему буев и точно ограничивают пути водного транспорта.

При приближении к Канале Сан Марко скорость сбрасывается и сводится на нет у разветвления Канале Гранде и Канале дела Джудек-ка, хотя последний по ширине больше напоминает просторный залив. Забота о фундаментах знакома и понятна каждому венецианцу. Все говорит о тяжелом положении местных построек, но если представить, что каждое сооружение покоится на сваях, остается удивляться добротности строительства.

Как машина составляет неотъемлемую часть жизни каждого американца, если не сказать – часть его организма, также входит вода в жизнь венецианца. К этому надо привыкнуть – ни гондолы, ни «батискапы», ни даже речные пароходы-трамваи не знают швартовки. Мускулистая рука гондольера или водителя – единственная поддержка при переходе на любое судно, и это независимо от пола и возраста пассажира. Венецианцы просто не замечают зыбкости палубы, просвета воды между бортом и причалом.

И еще одна особенность города-музея. Венеция не отстраняется от современного искусства, иностранных художественных школ, но они всегда остаются гостями. Желанными. Уважаемыми. Но – место традиционных Венецианских биеннале на самом мысу острова, где начинается Канале ди Сан Марко, рядом с островом Святой Елены. Их удобно там смотреть, не нарушая порядка городской жизни.

Президент Коммуны Венеции Каррара – архитектор по профессии. Он сам восстанавливал Палаццо Фарсетти и приспосабливал его для нужд венецианской администрации. Разостланная на уходящих в воду каменных ступенях красная дорожка ведем мимо старательно постановленных интерьеров XVI века, заключенных под стекло фрагментов стен первоначальной постройки XVI столетия к отделанному стюком и фресками того же периода кабинету «Президенте» с огромными окнами на Канале Гранде.

Каррара жалеет, что у Венеции не хватило средств приобрести соседний палаццо, известный под названием Дома Джульетты – это был бы почти целый восстановленный квартал. Что же касается Шекспира, Каррара, как и многие, разделяет точку зрения, что за именем Шекспира скрывается человек, лично знавший Италию или даже корнями своими связанный с нею.

«Родное солнце продолжает греть и в далеких землях», – приводит архитектор венецианскую поговорку. И как его отсвет, Совет Венеции решает поместить в зале своих заседаний картину сына и внука венецианцев – русского живописца Элия Белютина. «У вас осталась венецианская синева, которая недоступна иноземцам, и тот цветовой напор, который один способен воплотить безмерность человеческих страстей».

Но Венеция завершала ряд достаточно необычных событий в культурной жизни земель Венето – до нее было Беллуно… Ноябрь 1991 года. Около сорока статей в газетах Милана, Венеции, Вероны, Генуи, Болоньи, Модены, Феррары отметили начала тура персональных выставок признаваемого ими крупнейшим мастером современного авангарда Элия Белютина и главное – сам факт приезда художника на свою историческую родину.

В родной город деда и отца – Беллуно, в отрогах Южных Альп, он привез написанную им пятичастную «Пьету», которая сразу же заняла место алтарного образа в древней церкви Марии дель Фельтре – Марии в Лугах, «Мадонну Беллуно» и «Голгофу», ставшие даром Коммуне Беллуно, где с XIV века жили его предки, из поколения в поколение становившиеся художниками и музыкантами.

И почти в каждой статье нашлось упоминание о принадлежащей художнику там, в далекой Москве, и частично происходящей из Беллуно коллекции западноевропейского искусства XV–XVII веков. Вместе в двумя томами произведений мастера «Altre galassie» и «Il nostro paradiso» (Spirali/vel, Milano) состоялась презентация изданного там же каталога коллекции «Il giardino del tempo. Capalavori della collezione di Ely e Nina Bielutin. Pittura e sculptura dell Europa occidentale dal XV al XVII secolo», в создании которого приняли участие искусствоведы Милана (Музей Брера), Венеции, Беллуно, парижские специалисты Э. Тюркен и А. Гросс. По мнению ведущего специалиста по современному искусству Италии Кармине Бенинка-за, сочетание авангардных устремлений Элия Белютина с его увлеченностью искусством прошлого дает убедительное доказательство их органической взаимосвязи в истории человеческой цивилизации вообще как наиболее яркого проявления творческой потенции и вместе с ней подлинной сущности человеческой натуры. Они могут и предопределены существовать только в русле единого творческого импульса.

Доссо Досси , собственно Джованни да Лутеро, Dosso Dossi, Giovanni de Lutero.

1479–1542/1543, Феррара.

Сын Кидоло да Лутеро, управляющего герцога Эрколе I (Ercole I). Первая картина, за которую получил плату, упоминается в 1512 году. Современник художника поэт Людовико Дольче в своем «Диалоге о живописи» (1557) указывает, что Досси долгое время жил в Венеции. В 1517 году состоял на службе у герцога Альфонсо I во Флоренции. Будучи в 1518 году в Венеции, подружился с Тицианом и вместе с ним совершил в 1519 году поездку в Мантую для знакомства с тамошними произведениями искусства. В 1523-м работает в Ферраре по заказам Изабеллы д’Эсте, в частности, пишет вид города. В 1532–1533 годах работает в Триесте. В 1543 году наследники получают деньги за его картины. Ари-осто в «Неистовом Роланде» отмечает Досси и его брата как блестящих живописцев. Основатель Феррарской школы живописи. Получил прозвище «Ариосто в живописи».

На зеленой ткани, брошенной на склон холма, у тени купы деревьев полулежит дремлющая Венера. Ее согнутая левая рука опирается на холмик, правая лежит на бедре, открывая лобок.

Около Венеры раковина. Ее волосы перехвачены лентой по феррарской моде конца XV века.

Купа деревьев, под которыми лежит богиня, коричневой массой отделяет ее от пейзажа с далеким синим морем и двумя городами. Городские здания и кампанилы рисуются за сказочной поляной с отдельными деревьями и кустами, залитыми ярким солнечным светом.

11.

ДОССО ДОССИ

Отдых Венеры

Холст, масло. Переведена на холст с дерева в XIX веке. 102 х 109 см.

Инв. № 73

Удивительное спокойствие и тишина, царящие в картине, подчеркиваются огромным грозовым облаком, занимающим почти половину неба и медленно отступающим вправо.

Сама манера живописи, цветовая гамма, контрасты теплых теней и цветов, введение оранжево-теплых оттенков рядом с ультрамарином и белилами к небе, стремление везде увидеть и проследить касания всех предметов друг с другом, наконец, мазок плавкий и точный на свету и незаметный в тени.

Картина Д. Досси написана им в расцвете творчества (1505–1510). В Вашингтонском музее находится полотно, очень близкое к нашему.

На нем представлена та же модель. Характер написания ее тела, его цветовое построение, не говоря о прямом сходстве, свидетельствуют как об одном времени написания, так и о едином художественном мышлении.

Вашингтонская композиция построена по тем же принципам. Половину ее занимают деревья и Венера, отделяя пейзаж с купами деревьев и небом от переднего плана. Окруженная деревьями поляна, на которой они находятся, ее световое состояние представляют полный аналог нашей картине.

Прямым аналогом нашей композиции является также композиционное расположение холма с купой деревьев и пейзажем в картине «Maria mitt dem Christuskinde, dem Johannes Knaben, zwei Heligen und einem Stifer» (Sraatlichte Lindemau museum, N 320. 62,5 x 79)

Другим прямым аналогом как композиционного построения, так и цветового формального решения является «Пейзаж с фигурами» Государственного Музея изобразительных искусств им. Пушкина (холст, масло, 60 х 87).

В нем, например, небо с грозой, грозовым облаком, пейзажные дали, дома и крепости, изображенные в правой части, представляют почти прямой сколок с нашей картины. Само кулисное построение, то есть деление пространства картины как бы на два плана – первый, где находится мельница, святой Иероним, святой Франциск, принимающий святые стигматы, – за ее коричневым и изумрудно-зеленым тоном выступает в контрасте с ней залитая удивительно ярким солнечным светом поляна, где изображена сцена мучения святой Екатерины, сражающийся святой Георгий. Такое впечатление, что это поляна из «Отдыха Венеры», только наполненная фигурами.

Дух романтической напряженности, удивительной просветленности наполняет и этот пейзаж, и нашу картину. Как все значительные произведения великого феррарца, испытавшего сильнейшее влияние Джорджоне и Тициана и оказавшегося создателем первых итальянских пейзажей.

Уже Джовио воспевал в 1527 году Доссо Досси за умение писать зеленые рощи, тенистые берега, просторы воды. Даже Вазари считал его талантливейшим пейзажистом. В 1584 году Ломаццо восхищался способностью Доссо Досси передавать в картинах солнечный свет (Trattato dell’Arte della Pittura. Milano. 1584. C. 474).

Венера – древнеиталийская богиня весны и садов, которую не позже III века до н. э. отождествили с греческой Афродитой и основали ее культ. Из богини садов она превратилась в богиню любви. Особенно способствовали развитию ее культа политики в I веке н. э., прежде всего Сулла, Помпей, Цезарь и Октавиан Август.

Конинкслоо, Гиллис III ван,

Conninxloo, Gillis.

24.1.1544, Антверпен (?) – 4.1.1607, Амстердам

По мнению всех историков искусства, художник выступает реформатором нидерландского пейзажа в духе нового времени, Карель Ван Мандер считает его лучшим из современных живописцев, сумевшим вдохнуть новый смысл и выражение иного мироощущения в установившиеся схемы изображения природы.

Конинкслоо – знаменитая художническая династия XVI века, представители которой работали в Брюсселе, Антверпене, Мехельне, Франкентале, Эмдене, Амстердаме. Однако для всех них исходной оставалась Антверпенская школа.

12.

КОНИНКСЛОО

Гиллис III ван

Пейзаж с разбойниками

Дерево, масло 80 х 131 см

Инв. № 240

Дед и отец нашего мастера, соответственно носившие первый и второй номера, не оказали влияния на начинающего художника. Его первым учителем был Питер Коок Ван Эльст, скончавшийся, когда Гилли-су III было всего 15 лет. О следующем учителе, Ленарте Кроссе, почти ничего не известно, тогда как последний наставник – Гиллис Мостарт практически не занимался со своим питомцем, почти сразу же заявившим о себе как о самостоятельном мастере.

Считая свое обучение завершенным, Гиллис III направляется во Францию, откуда в 1570 году возвращается в Антверпен, сразу же становится членом гильдии святого Луки и вступает в брак с Марией Роброк.

Религиозные преследования вынуждают его уехать в Франкенталь, где он остается до 1587 года. Только в 1595 году ему удается приехать в Амстердам. К. Ван Мандер составляет список картин Гиллиса III, которые висят в амстердамской мастерской, но ни одна из них в настоящее время не известна историкам.

«Пейзаж с разбойниками» можно отнести к условно определяемому второму периоду творчества мастера, который примерно совпадает с его пребыванием во Франкентале.

Дату можно уточнить благодаря стаффажным фигурам, принадлежащим кисти обычного сотрудника Гиллиса III Мартина Ван Клее, которого не стало в 1581 году.

13.

МОНЕ, Клод Оскар

Дом таможенника в Бель-Иле

Дерево, масло. 23,7 х 32 см.

Внизу подпись и дата

Моне, Клод Оскар,

Monet, Clod.

14.02.1840, Париж – 6.12.1926, Живерни (Сена)

Родился в Париже, но детство провел в Гавре, где брал первые уроки у Будена. В 1857 году возвращается в Париж, но почти сразу же направляется в Алжир, откуда в 1862 году приезжает больным. Снова находит Будена в Гавре и под его руководством начинает писать этюды неба и моря, залитых светом. Для его творчества имело значение не только наступающее увлечение Курбе и Э. Мане, но и знакомство с Сислеем, Ба-зилем и Ренуаром, который, видя нищету художника, предлагает переехать к нему в Буживаль. В 1870 году отправляется в Лондон, где встречает Добиньи и знакомится с искусством Тёрнера. По возвращении пишет в Гавре картину «Впечатление. Восход солнца». С этого времени Моне и его группа поселяются в Аржантейле. В 1874-м они отдаляются от салона и делают самостоятельную выставку у Надара, имевшую скандальный успех.

С 1880 года предпринимает ряд поездок на Нормандское побережье, Лазурное побережье, в Этрета, Крез, Голландию и окончательно поселяется в Живерни. В 1889-м организует подписку-ходатайство о включении в коллекцию Лувра картины Мане «Олимпия» и с большим трудом добивается своей цели. После второй поездки в Лондон в 1891 году начинает писать серии «Стогов», «Соборов» с характерными для них поисками гармонии, эффектов света в различное время дня.

14.

Элий Белютин

В одной из комнат фамильного музея, 2007 год.

15.

Греция.

III–II века до н. э.

Голова девушки (Мойры?)

Мрамор Высота – 28 см Круг Пергамского алтаря

Инв. № 401

Влияние Моне было очень велико в живописи, но сказалось также на литературе и музыке через творчество Малларме и Дебюсси.

Начиная с 1886 года. художник постоянно возвращается к теме скал Бель-Иля. По определению М. Шателена, наша картина представляет один из редких ракурсов любимого места работы художника. Если обычно Моне писал море и скалы от Дома таможенника, то здесь он включает самый мыс и весь домик, становящийся частью тех же скал.

ГРЕЦИЯ. III–II века до н. э.

Голова девушки (Мойры?). Мрамор. Круг Пергамского алтаря

Мойры – от греческого «мойра» – часть, удел в жизни, судьба. Мойра была богиней предназначения, определяемого для каждого человека.

16.

РИМ. I век н. э.

Портрет императрицы

Мрамор

Высота – 40 см

длина – 22 см

глубина – 27 см

Инв. № 293

У Гомера выступает только одна Мойра, более могущественная, чем все богини Олимпа, она подчиняет их себе. У Гесиода Мойр уже три – дочери Зевса и Фемиды: Клото, которая прядет нить жизни, Ляхезис, которая определяет судьбу и стережет нить, и Атропос – Неотвратимая, которая перерезает нить, когда подходит минута смерти человека.

РИМ. I век н. э.

Портрет императрицы. Мрамор

Из собрания академика И. В. Жолтовского, который привез скульптуру в канун Первой мировой войны из Рима, где приобрел ее на раскопках (см. илл. 16.).

ТАККА, Пьетро, Tacca Pietro

06.09.1577, Каррара – 26.10.1640, Флоренция.

Архитектор, скульптор, бронзовщик. Начальные познания в скульптуре получил у Ж. Пиккарди. С 1592 года во Флоренции как ученик Дж. Беллини. До 1601 года находился в качестве любимого ученика в мастерской Джан Болоньи, который умер в 1608 году в Болонье, завещав Такка свой дом на Виа де Пинти (ныне – Палаццо Беллини). Так-ка оборудовал там свою литейную мастерскую. С 1616 года вошел в состав Совета Флоренции. Пользовался исключительным благоволением и флорентийских правителей, и многих монархов Европы. Им выполнены бронзовые барельефы на конной статуе Козимо I во Флоренции, на конном памятнике Фердинанда I на Пьяцца д’Аннунциата. Для Франции он выполнил барельефы памятника Генриха IV, Филиппа III Испанского – на Плаца Майор в Мадриде. В качестве дара преподнес Испании большой бронзовый Крутификс, нгаходящийся в пантеоне Эскориала. На больших произведениях обычно оставлял подпись: «Петрус Такка выполнил Флорентиец».

17.

ТАККА, Пьетро

Сидящий Фавн

Бронза, коричневая патина Высота – 20 см.

Инв. № 351

Фавн – бог пастухов, покровитель стад. Голос Фавна римлянин слышал в любом странном звуке, неожиданно нарушавшем тишину в лесах и на полях. У северо-западного склона Палатинского холма, близ Волчьей пещеры, совершались торжественные жертвоприношения и празднества в честь Фавна – луперкалии. После жертвоприношения жрецы-луперки, опоясанные одними козьими шкурами, обегали Палатинский холм, ударяя при этом всех встречных женщин ремнями, вырезанными из шкур жертвенных животных. Эти удары должны были дать благословение Фавна на многочисленное потомство. Фавн также и бог-прорицатель, нужно только застать его врасплох, как это сделал царь Рима Нума Помпилий, и заставить приподнять завесу над будущим.

Римляне рано отождествили Фавна с богом лесов Паном, который существовал в греческом пантеоне. В Риме постепенно сложилось представление о множестве фавнов, спутников бога вина Вакха-Диониса. Иначе говоря, фавны заняли место древнегреческих сатиров. Фавнов было принято представлять с козьими ногами, рогами, хвостами и остроконечными ушами.

Гамбелло, Витторио,

Gambello, Vittore,подписывавший свои работы Камелус, Камелиус или Камелло(Camello).1460, Венеция – 1537, Венеция

Скульптор, знаменитый медальер. Сын Антонио Гамбелло, архитектора и каменщика из Венеции, чаще называвшегося Антонио ди Марко и Антонио ди Сан Захария. Получил первые уроки мастерства у отца, затем у Джованни Беллини. В течение 1484–1510 годов и с 1517 года до своей смерти состоял главным медальером Венеции. Неоднократно работал по заказам папы в Риме. Известны две его мраморные скульптуры. Небольшие бронзовые фигуры заимствовал из своих барельефов.

«Юноша, играющий на рожке», представляет независимую переработку фигуры, входящей в барельеф «Битва гигантов» (Венеция, Ка д’Оро).

Характер скульптурного решения свидетельствует о связи с традициями старого итальянского искусства и мотивами античности. Повторения статуи есть в Лувре, Флоренции и Берлине.

18.

ГАМБЕЛЛО, Витторио

Юноша, играющий на рожке

Патинированная бронза

Высота – 31,5 см

Инв. № 345

Сангалло, Франческо да,

называемый Иль Марготта, Sangallo Francesko01.03.1494, Флоренция – 17.02.1576, Флоренция

XVI век

ПЬЕТА. Бронза. Темна патина

19.

САНГАЛЛО,

Францеско да XVI век

Пьета

Бронза. Темна патина 18 х 10 х 8,5 см

Инв. № 452

Скульптор и архитектор. Сын и ученик Сангалло Джулиано, архитектора, скульптора и выдающегося инженера, работавшего как во Флоренции, так и по всей Тоскане, в Риме, Неаполе и Милане, последователя идей Брунеллески.

Вместе с отцом приехал в 1504 году в Рим, где двумя годами позже присутствовал при открытии Лаокоона, познакомился с Микеландже-ло и Андреа Сансовино. Будучи во Флоренции, испытал влияние Пьеро ди Козимо. Его стиль складывается из классических тенденций, объединенных со стремлением к реализму кватроченто и декоративным элементам. Помимо многочисленных архитектурных заказов пользовался особенной популярностью как создатель композиционно сложных портретных надгробий.

20.

ИТАЛИЯ. XVI век

Сидящий Силен

Бронза

темная патина

Высота – 12,5 см

ширина– 125 см

глубина– 8 см

Инв. № 482

Известны его небольшие бронзовые статуэтки, которые он охотно повторяет

Пьета, собственно «Милосердие», – изображение Мадонны с телом Сына на коленях. Как сюжет в скульптуре известен с XIV в, особенно популярен в XV–XVI столетиях.

21.

ИТАЛИЯ. XVII век

Стол

Эбеновое дерево, маркетри, гравированная слоновая кость

Высота – 83 см длина– 139 см ширина – 87 см

Ранее принадлежал Савве Тимофеевичу Морозову

Инв. № 911

22.

ИТАЛИЯ. XVII век

Стол

Эбеновое дерево, маркетри, гравированная слоновая кость

фрагмент

ИТАЛИЯ. XVI век

Сидящий Силен (см. илл. 20.)

ИТАЛИЯ. XVII век

Стол, эбеновое дерево, маркетри, гравированная слоновая кость

РУБЕНС, ПИТЕР ПАУЛЬ

Rubens Peter Paul,1577–1640

23.

РУБЕНС,

ПИТЕР ПАУЛЬ,

ЙОРДАНС ЯКОБ

Сусанна и старцы

Холст, масло. 115 х 214 см

Инв. № 234

Сын антверпенского юриста Яна Рубенса и его супруги Марии Пепельникс. Шестой ребенок в семье. В 1587 г. потерял отца, мать с детьми переехала из Кельна в Антверпен. До 14 лет посещал Латинскую школу, после которой, по настоянию матери, поступил на службу пажом к графине Лаленг в замок Уденаарде. Первые уроки живописи получил в Антверпене у Тобиаса Верхахта и Адама Ван Ноорта и у Отто Ван Вена. С 1598 г. зарегистрирован в гильдии живописцев Антверпена как свободный мастер. 1600–1608 гг. проводит в Италии. В Венеции входит в состав свиты герцога Винченцо Гонзага Мантуанского. Через год направляется во Флоренцию, получив заказ на оформление торжеств бракосочетания Марии Медичи с французским королем Генрихом IV. В 1601 г. впервые оказывается в Риме, где получает заказ от испанского штатгальтера Нидерландов на алтарную картину в церкви Санта Кроче. В 1603 г. герцог Винченцо Гонзага отправляет Рубенса в Испанию с подарками для короля Филиппа III и его окружения. Он прибывает к королевскому двору в Вальядолиде, где пишет конный портрет первого министра, всесильного герцога фон Лерма, от которого получает ряд заказов на картины. В середине 1604 г. возвращается в Мантую, затем переезжает в Рим, где пишет алтарную картину для церкви Чиеза Нуова вместе с Адамом Эльсхеймером. В 1608 г. возвращается на родину из-за болезни матери. В следующем году эрцгерцог Алберт и его супруга инфанта Изабелла называют Рубенса своим придворным художником. В том же году он женится в первый раз на Изабелле Брант.

В 1616 г. Рубенс покупает в Антверпене земельный участок, на котором начинает строительство своего дворца. В начале 1622 г. уезжает в Париж, чтобы обсудить с королевой Марией Медичи серию посвященных ей полотен в галерее Люксембургского дворца, одновременно для Людовика XIII работает над эскизами шпалер цикла «Возвращение императора Константина». С 1623 г. начинается дипломатическая деятельность Рубенса, его участие в переговорах, которые ведут испанские Нидерланды и Голландия, а также Испания и Англия, все еще находившиеся в состоянии войны. В 1625 г. Рубенс снова в Париже в связи с работой над циклами, связанными с королевой Марией Медичи и ее супругом.

В 1626 г. умирает жена Рубенса, и он продает свое антикварное собрание вместе с рядом своих картин герцогу Букингемскому В 1627 г. художник приобретает в Антверпене три дома. Инфанта Изабелла назначает его своим камергером. Ему приходится поехать в Англию с очередным дипломатическим поручением, а затем вместе с художником Иоахимом Сандрартом он совершает поездку по Голландии, посещая многих художников.

И снова его ждет поездка по дипломатическим переговорам в Англию, где король Карл I возводит художника в ранг рыцаря. Почти одновременно он становится членом высшего совета Нидерландов. В Испании Рубенс вместе с Веласкезом посещает Эскориал, пишет портрет короля и делает несколько копий с работ Тициана, находившихся в частных собраниях.

В декабре 1630 г. Рубенс вступает во второй брак с 16-летней Еленой Фурман. В 1631 г. король Филипп IV возводит Рубенса в рыцарское достоинство, а инфанта Изабелла вызывает его в Голландию. В 1633 г. инфанта Изабелла умирает, и Рубенс начинает работу над эскизами триумфальных арок и праздничным убранством Антверпена в связи с назначением нового штатгальтера. В 1636 г. кардинал-инфант Фердинанд возводит Рубенса в звание своего придворного живописца. В 1646 г. Рубенса избирают членом Римской академии, и в том же году он умирает.

Йорданс, Якоб I, Jordaens, Jacob

19.05.1593, Антверпен – 18.10.1678, Антверпен

Сын торговца тканями. Происходил из зажиточной бюргерской семьи, о чем свидетельствует полученное им хорошее образование: он свободно писал на фламандском и французском языках. Ученик общего с П.П. Рубенсом учителя – антверпенского художника Адама вон Ноор-та, на дочери которого в 1616 женился. Некоторое время жил в доме тестя. Первая его подписная картина относится к 1618 году. В 1620/21 году зарегистрирован первый его ученик. В 1628 году пишет алтарную картину в антверпенской церкви Августина рядом с Рубенсом. Вместе с Рубенсом и Корнелисом де Восом участвует в живописных работах, связанных с приездом в Антверпен кардинала-инфанта Фердинанда.

После смерти Рубенса и Ван Дейка становится абсолютно первой определяющей фигурой во фламандской живописи. Предпочитает мифологические, аллегорические и жанровые сцены. Но даже обращаясь к разработке сюжетных идей Рубенса, всегда сообщает своим решениям индивидуальной характер.

История Сусанны и старцев заимствована из XIII книги пророка Даниила. Евреями и протестантами считается апокрифом. Согласно библейскому изложению, два судьи проникли в сад богача Иоакима, супруга Сусанны, подглядели, как она раздевается, и предложили молодой женщине на выбор переспать с ними или быть ими же обвиненной в супружеской измене с неким молодым человеком.

Отказ Сусанны привел к суду, на котором она была приговорена к смертной казни. Когда осужденную вели к месту исполнения приговора, молодой Даниил остановил шествие и возобновил следствие. Расхождение в показаниях обоих судей – где и при каких обстоятельствах они видели любовника Сусанны – позволило Даниилу оправдать осужденную и казнить судей, что принесло ему необычайную популярность в народе.

Даниил считается одним из великих пророков, и его пророчества заключены в книге, якобы им самим написанной. Жил в VII–VI веках до н. э. Был уведен в рабство царем Навуходоносором, воспитывался при царском дворе, где получил превосходное образование, позволившее ему занимать высокие должности сначала при вавилонском, затем при персидском дворах.

* * *

Конечно, все началось с книги. Грузной. В жестком буром переплете с аккуратными кожаными уголками. Без украшений и иллюстраций. «Этюды из истории нидерландской живописи на основании ее образцов, находящихся в публичных и частных собраниях Петербурга, П.П. Семенова». С множеством подробностей на титульном листе. 1885 год. Типография М. М. Стасюлевича на 2-й линии Васильевского острова, 7. И вообще – приложение к «Вестнику изящных искусств». И еще широкий росчерк: «Доброму другу Ивану Егоровичу Гриневу с наилучшими пожеланиями на день Ангела». ж Подпись: К.Вальц.

Комментарии требовались ко всему. Прежде всего – автор. Петр Петрович Семенов, получивший приставку Тян-Шанский, потому что первым из европейских путешественников проник в этот загадочный край. Настоящее чудо в русской науке XIX столетия. До 15 лет обучался самостоятельно по библиотеке родового имения в Рязани. Затем вольнослушатель Петербургского университета по отделу естественных наук. Двадцати двух лет степень кандидата и сразу же избрание в члены Императорского русского географического общества. Двадцати четырех лет – магистр ботаники на материалах исследования бассейнов Оки и Дона. Научные поездки по всем странам Европы, Алтаю, Тарба-гатаю, Семиреченскому и Заилийскому Алатау, к озеру Иссык-Куль. И каждый раз публикация фундаментальных научных исследований. Деятельное участие во всех трудах по освобождению крестьян и составлению положений 1861 года. С 1864 года директор Центрального статистического комитета и создатель правильной системы официальной статистики в России. Организатор и руководитель первой всеобщей переписи России 1897 года.

И одновременно собирательство – голландская и фламандская живопись XVI—ХVII веков. В начале 1880-х годов даже энциклопедия Брокгауза и Ефрона признает коллекцию П. П. Семенова второй в Европе по полноте и ценности представленных в ней картин. Второй – после уникального собрания короля Нидерландов Виллема II, точнее его супруги Анны, младшей дочери русского императора Павла I. Той самой Анны Павловны, брак которой с Наполеоном мог предотвратить Отечественную войну 1812 года, если бы вдова императора категорически не отвергла брака с «корсиканским разбойником». Той обожаемой голландцами королевы, которая овладела всеми голландскими наречиями, умела и любила общаться со своими подданными, получила от свекра, короля Виллема I, в подарок за рождение внука домик своего предка – Петра I в Саардаме, превратила его в музей и – главное для страны – начала собирать произведения местной школы, став ее исключительным знатоком. Начало знаниям королевы положила коллекция голландских картин Гатчинского дворца, где прошло детство Анны Павловны. А когда после смерти ее супруга стало известно о большом государственном долге, королева решила расстаться с коллекцией, но при условии, что ее приобретет Николай I, родной брат, и поместит в Эрмитаже.

И дальше имена в подписи. Карл Федорович Вальц – прославленный постановщик «чудес» на казенной московской императорской сцене в течение многих десятков лет. Иван Егорович Гринев – художник той же Московской конторы императорских театров. Сослуживец. Сотрудник. Ровесник по годам. Друзьями им было трудно стать из-за разницы в положении, добрыми приятелями они оставались всю жизнь.

В Москве после пожара отстраивался Большой театр. Для участия в его оборудовании был приглашен уже знаменитый «машинист», как эту профессию тогда называли, Федор Вальц. Шел 1854 год, а в 1858-м вся Москва смогла убедиться в непревзойденном его мастерстве. В старую столицу впервые после запрета только что скончавшегося Николая I приехал Александр Дюма-отец, которого было решено почтить самым удивительным праздником. В саду «Эльдорадо» Федору Вальцу предоставили возможность поставить «Ночь графа Монте-Кристо», не скупясь на выдумки и расходы. Световые и пиротехнические эффекты Вальца поразили воображение москвичей, как и впервые зажженное в старой столице электрическое освещение. Оценивая свои возможности и оглушительный успех у публики, «машинист» сразу подумал о смене.

Едва переехав в Москву, он отправил восьмилетнего сына в Дрезден, где тот наряду с общеобразовательным пансионом должен был брать уроки театрально-декорационной живописи у профессора Отто Рама из Королевского оперного театра. Через два года отец отправляет Карла на стажировку в Берлин, к профессору Берлинского королевского театра Карлу Гроппиусу О полностью зачеркнутых детских годах никто не говорил: с незапамятных времен ремесленническое обучение начиналось чуть ли не с пеленок.

Федор Вальц торопился и оказался прав. Пятнадцати лет Карл был принят в штат казенных театров художником-декоратором, а в 1869 году отца не стало и сын занял его место. Двадцати пяти лет от роду.

Ивану Егоровичу Гриневу было тринадцать, когда через ажурную ограду ему удалось увидеть «Ночь графа Монте-Кристо». Решение стать таким, как Федор Вальц, пришло сразу и окончательно. Может быть, его отец Георгий Васильевич, из обедневших ярославских дворян, служивший по судебной части, и воспротивился бы, но отца уже не было, а мать, оставшаяся вдовой с тремя детьми, слишком любила театр. В ее маленьком столике – «бюрце», по семейному выражению, хранились главным образом театральные программки. Да и близкая Гриневым семья такого же чиновника Федотова, куда войдет невесткой будущая великая актриса Малого театра Гликерия Николаевна, сочувствовала решению Вани. Попасть в ученики к самому Федору Вальцу нечего было и думать. Учителем Вани Гринева стал «второй машинист» московской императорской сцены Тимофеев.

Однако Иван Гринев занял не совсем обычное место в театральной иерархии. После кончины отца ему достались небольшие средства, обеспечивавшие известную независимость положения. Иван Егорович мог со спокойной душой заниматься любимым делом, а кроме того, он увлекся собирательством. Его интерес разделял и Карл Федорович.

Правда, Карл Вальц предпочитал все связанное с «театральной ма-шинерией» – чертежи, эскизы, макеты, модели, инструменты, необходимые для создания сценических чудес, в том числе модель противопожарного устройства собственного изобретения, когда нажатием одной кнопки воздвигалась водяная стена по всему периметру сцены Большого театра. Были в его коллекции, хотя и не слишком им ценимые, эскизы театральных декораций.

Может быть, Карл Федорович откликнулся своим подарком на увлечения Гринева, а может, и на обстановку старого гриневского дома – в глухом и зеленом 2-м Красносельском переулке.

Брат и сестра Ивана Егоровича обзавелись собственными домами по соседству. Сам он после неудачного брака вернулся к матери. С сестрой известных кондитерских фабрикантов Абрикосовых они не сошлись характерами. Почти сразу разъехались, но о разводе не помышляли. Причины такого решения в семье не обсуждались.

В доме царил полумрак от буйно разросшейся лиловой до черноты махровой сирени.

Густая тень кружевных штор на окнах. Навощенные до зеркального блеска полы. Мягкая мебель под полотняными чехлами, которые снимались только перед приходом гостей. Тканые дорожки. Кадки с раскидистыми латаниями в гостиной. Этажерки с нотами у маленького прямострунного «Беккера». И на стенах небольшие, потемневшие до черноты голландские пейзажи в позеленевших от старости золоченых рамах. Никто не обращал на них внимания. Никто к ним не присматривался. Но как раз на них и оказались две воспроизведенные в подаренной книге факсимильные подписи.

24.

РОССИЯ Конец XVIII века

Фонарь

Бронза, стекло, хрусталь, золочение.

Высота – 80 см

ширина – 40 см

глубина – 35 см

Инв. № 501

Книга П. П. Семенова-Тян-Шанского, подобно большинству искусствоведческих изданий тех лет, иллюстраций не имела. Их заменяли превосходные литературные описания картин. Но главное – автор привел все возможные факсимиле.

* * *

Впоследствии кто-то из приятелей Ивана Егоровича отмечал, что Красносельские переулки очень напоминали эти тихие голландские местечки. Редко разбросанные жилые дома. Просторные дворы. Быстро разраставшиеся на влажных землях деревья – город наступал на былой Великий пруд. Около него происходившие в городе изменения ощущались особенно наглядно.

В 1862 году рядом с Николаевским вокзалом появилось первое здание Ярославского вокзала, которое в начале ХХ века сменило другое, построенное по проекту Ф. О. Шехтеля. В конце 1870-х годов от площади трех вокзалов до Красносельских улиц была высажена аллея из двухсот специально привезенных в Москву голландских лип. От Гаври-кова переулка – сегодняшнего третьего транспортного кольца – до Стромынки ее продолжили садовые дорожки, обсаженные шестью с половиной сотнями берез вперемежку с редкими липами.

Через десять лет по бывшему тракту прошла конка – от Сухаревой башни до Богородского, а в начале ХХ столетия – трамвай. Появилась булыжная мостовая, керосиновые фонари. Гриневы не расставались с принадлежавшими им земельными участками – откуда пошло знакомое старым москвичам обиходное название «Гриневская крепость». И стали строить на них доходные дома.

Выписка из межевых книг Москвы на 1904 год говорит сама за себя: «Владения наследников Гринева Георгия Васильевича – Василия Георгиевича, Ивана Егоровича, Ираиды Егоровны по Краснопрудной улице – участки 128, 129, 130, 155; по Красносельскому переулку (тупику) – участки 613, 614, 726; по 2-му Краснопрудному переулку – участки 895, 898; по 4-му Краснопрудному переулку – участок 858; по 1-му Красносельскому переулку – дом № 12. По 2-му Красносельскому переулку, 12. Строительным отделом принято новое каменное жилое строение – владелец И. Е. Гринев».

Служивший по судебному ведомству Георгий Васильевич Гринев в свое время поставил первый свой дом в стороне от шумного тракта, на заросшем лещиной берегу пруда, где в дымке осеннего ненастья его не раз будет писать скромный московский пейзажист Лев Каменев. Эти места с легкой руки Саврасова художники признают едва ли не самыми живописными в Москве… Одинокие чернеющие домики. Отсыревшие деревья. Тусклое зеркало воды. Туман…

25.

ПУЛЬ, Эгберт Ливен, ван дер

Ночной базар

24 х 32 см.

Инв. № 243.

Справа внизу остатки подписи

По настроению здесь было особенно много общего со второй картиной из родного дома – видом Дельфта в спокойном лунном свете. Но для начинавшего заболевать собирательством Ивана Егоровича главной, по его собственному признанию, стала совершенно явственная подпись, пусть не бог весть какого известного, художника.

Пуль, Эгберт Лuвен, ван дер

Poel, Egbert Lievensz van der.

09.03.1621, Дельфт – 1664, Роттердам.

Здесь все кажется неожиданным и тревожным. Освещенные жарким внутренним светом навесы лавчонок с толпами полуночных покупателей (см. илл. 25.). Купы огромных чернеющих над ними деревьев. Кровли домов на уходящем вдаль холме. Затянутое словно грозовыми облаками небо в жарких всполохах отсветов и с проблеском лунного света.

Историки искусства всегда называют двух братьев ван дер Пуль – старшего, Эгберта Ливена и во всем наследовавшего ему младшего, Адриана Ливена. Учителя первого называют условно – К. Сафтлевен, второй скорее всего учился ремеслу у брата. Но работать рядом им не пришлось. Тридцатилетний Эгберт в 1650 году упоминается в гильдии живописцев Святого Луки в родном Дельфте, где значится гражданином города. Уже в следующем году он женится, в 1654–1655 годах переезжает с семьей в Роттердам, пользуясь большой популярностью и спросом.

Расставание художника с Дельфтом произошло не случайно. Страшный взрыв на складах пороха 12 октября 1654 года ошеломил художника и определил совсем новые темы и образы в его спокойной живописи. Заказчики любили его интерьеры крестьянских домов, кухни с подробно выписанной утварью, натюрморты на открытом воздухе. Эгберт словно наслаждается зимними спящими пейзажами, видами каналов и дорог в дюнах. Теперь в его живопись врывается тема ночных пожаров, ночного освещения, ночных базаров, наполненная волнением, напряженным ожиданием, словно бы внутренней бурей в человеке. Оставшиеся десять лет жизни он занят только этим.

Ко времени выхода книги П. П. Семенова художник был представлен единственной картиной в его собрании. Второе полотно, находившееся в России, еще не покинуло запасников Эрмитажа – оно поступило в императорское собрание в составе коллекции голландской королевы Анны Павловны, продавшей ее в конце 1840-х годов своему брату, императору Николаю I.

В настоящее время картина П. П. Семенова вместе со вторым входившим в его собрание полотном «Рождественская звезда» находятся в Эрмитаже.

Меерхуд Ян, Meerhoud Yan.

Горинхем, 16 … – 27.03.1677, Амстердам (?).

26.

МЕЕРХУД Ян

Лунный пейзаж с замком

39 х 48 см.

Инв. № 24.

Внизу справа остатки подписи

Историки искусства впервые обратили внимание на художника лишь около 1860 года. Одновременно Рост и Боде выявили всего три его работы. Четвертая стала известна по гравюре А. в.-д. – Лана «Вид замка Гейден». П. П. Семенов-Тян-Шанский стал обладателем пятого пейзажа. Принадлежавший ему «Каменный двор на выгоне» оказался парным к картине из собрания Кауфмана.

Осколки мозаики начинали складываться в портрет незаурядного пейзажиста.

Виртуозный живописец, свободно владеющий кистью, предпочитающий светлый, прозрачный колорит, Меерхуд превосходно пишет небо – черта очень важная для голландской школы, деревья, но слаб в изображении чисто стаффажных обстановочных фигур.

Меерхуда можно отнести к группе Яна ван Гойена и Арпа ван дер Неера, но его действительные учителя, как и обстоятельства жизни, неизвестны. Историкам искусства приходилось ограничиваться констатацией, что работы мастера хранятся в музеях Амстердама, Гааги, Утрехта, Аббевиля, Франкфурта-на-Майне и Дессау.

Документы позволяют предположить, что работал Меерхуд в разных городах. Здесь и Хейзден, и Дордрехт, и Утрехт, и Амстердам, где скорее всего его и не стало.

Традиционное, «семейное», название картины «Лунный пейзаж: с замком» не вполне соответствует ее сюжету. В действительности это ночной вид Дельфта, где специально побывал И. Е. Гринев. Простор пронизанного лунным светом неба. Покой разлива воды. Одинокая лодка с припозднившимися путниками. Спящие на тихой глади птицы.

Квентин Массейс

Queпtiп Massys (Messys, Matsys, Metsys).

Между 10.09.1465 u 10.09.1466,

Левен – между 13.07. u 16.09.1530, Антверпен.

27.

Квентин Массейс

СКОРБЯЩАЯ БОГОМАТЕРЬ

(Mater dolorosa)

Дерево, масло. 49 х 37,5 см

Инв. № 62

На обороте доски сургучная печать с гербом и надпись: «Ecole[…] Anvers Quentin Massys А12 A/QM»

Использована та же модель, что в «Пьете» Старой Мюнхенской пинакотеки и в «Святом семействе» Брюссельского музея.

Из семьи антверпенских художников-кузнецов. Творчество его представляет редкий образец того, что итальянское влияние не приводит к маньеризму, но органически сочетается со старонидерландскими традициями. Особенно сильное воздействие на художника оказал Леонардо да Винчи. Массейс сотрудничал с Иоахимом Патиниром, который неоднократно писал в его картинах пейзажные фоны. В конце жизни обратился к жанровым сценам.

В биографии художника много белых пятен. По словам К. ван Ман-дера, «когда Квентину было двадцать лет, он впал в тяжкую и продолжительную болезнь, вследствие чего он едва мог поддерживать и свое собственное существование, а вместе с тем, живя вместе с бедной старухой-матерью, должен был заботиться о ее пропитании. Он сильно скорбел, что, находясь в постели, не мог оказать ей никакой помощи… Через некоторое время болезнь значительно ослабела, и он мог уже прямо сидеть, но все-таки его тело еще было слишком слабо, чтоб приниматься за такую тяжелую работу, как кузнечная (Массейс был кузнецом).

Между тем приближалось время заговенья, и, по старинному антверпенскому обычаю, в этот день или немного раньше посвятившие себя уходу за больными братья-лазаристы устроили в городе шествие, причем впереди несли большую свечу в деревянной резной и расписной оправе и всюду раздавали детям вырезанные на дереве, раскрашенные изображения святых, которых на этот случай они заготовили огромное количество. Случайно кто-то из навещавших Квентина посоветовал ему заняться раскрашиванием этих изображений, и он принялся за работу. Этот совсем ничтожный опыт сразу обнаружил его врожденные способности…

О причине его перехода от кузнечного ремесла к искусству часто рассказывают и другую историю, а именно, мол, когда Квентин был еще кузнецом, он влюбился в одну прелестную девушку, за которую и посватался, причем соперником ему был какой-то живописец. Правда, девушке больше нравился Квентин, но ей неприятно было его грубое ремесло, и потому она как-то высказала пожелание, чтоб кузнец стал живописцем, а живописец кузнецом. Поняв намек, Квентин, побуждаемый сильной любовью, бросил свой кузнечный молот и, взявши кисти, кинулся в объятия живописи, чтоб порадовать свое любящее сердце и завлекать красавицу.

Во всяком случае, учителя Квентина неизвестны. В 1491 году он уже состоит мастером гильдии Святого Луки в Антверпене. В 1495 году у него зарегистрирован первый ученик, а годом позже в честь Массейса была выбита медаль. Некоторые исследователи высказывают предположение, что учителем Массейса был Альберт Боутс. Не был чужд протестантизма, так что племянница мастера Катарина вместе со своим мужем, скульптором Яном Бейертсом, были по тому же обвинению казнены: муж обезглавлен, жена живой зарыта в землю.

Среди произведений Массейса, наиболее широко представленных в Брюсселе и Антверпене, особенной известностью пользовался антверпенский складень со «Снятием с креста», выполненный по заказу местной гильдии столяров, которого домогались король Филипп и английская королева Елизавета, предлагавшая за него 60 тысяч гульденов.

Литература: Cohen W. Studien zu Quinten Metsys. Bonn,1904;Baldass L. W. Gotik und Renaissance im Werke des Quinten Metsys. Wien,1933.

Рубенс, Питер Пауль

Фердинанд (1609–1644) – младший брат испанского короля Филиппа IV. После смерти штатгальтерши Нидерландов Изабеллы король назначил Фердинанда ее преемником. Его торжественный въезд в город состоялся 17 апреля 1635 г., в связи с чем городской магистрат выделил огромную сумму на украшение города, поручив руководить работами Рубенсу. Решение Рубенса предполагало многочисленные легкие деревянные сооружения, на которых размещались соответствующим образом скомпонованные картины. Самому мастеру принадлежали главным образом эскизы, в которых ему помогал Йорданс. Исполнение отдавалось фламандским живописцам, которых Рубенс стремился привлечь в возможно большем числе.

В Государственном Эрмитаже хранятся из этого цикла картины: «Благополучное прибытие Фердинанда в Нидерланды», «Статуи императоров дома Габсбургов», «Триумф Фердинанда», «Меркурий покидает Антверпен», «Фердинанд в виде Геракла». Все поступили в 1779 г. из собрания Уолполя в замке Хоутон-холл, Англия.

28.

РУБЕНС, ПИТЕР ПАУЛЬ

Портрет Кардинала-Инфанта Фердинанда Австрийского

Холст, наклеенный на дерево, масло.

43,5 х 36 см (овал).

Инв. № 192

29.

ВЕНЕЦИЯ XVIII век

Набор мебели для дамского кабинета

Кожа на основе из папье-маше.

Инкрустация перламутром.

Роспись.

Золочение.

Эбеновое дерево.

Аналогичная мебель находится в Ватикане, в личных покоях пап.

Бюро:

высота – 140 см

длина – 92 см

глубина – 60 см.

Инв. No№ 931–938

30.

ВЕНЕЦИЯ XVIII век

Набор мебели для дамского кабинета

Четыре cтула:

высота – 87 см

длина – 47 см

глубина – 45 см.

Инв. No№ 931–938

31.

ВЕНЕЦИЯ XVIII век

Набор мебели для дамского кабинета

Бюро: (фрагмент)

32.

ИТАЛИЯ XVII век

Набор мебели для дамского кабинета

Два кpecлa:

высота – 92 см

длина – 64 см

глубина – 50 см.

Инв. No№ 931–938

33.

ИТАЛИЯ XVI век

Кресло с маскароном

Орех, обивка – старая ткань.

Высота– 135

ширина – 65

глубина – 65 см

Инв. № 984

ВЕНЕЦИЯ. XVIII век

Набор мебели для дамского кабинета

34.

ИТАЛИЯ XVI век

Кресло с маскароном (фрагмент)

Так называемое черное барокко. Заказчик предположительно из Испании. Бюро, 2 кpecла, четыре стула. Кожа на основе из папье-маше. Инкрустация перламутром, Роспись. Золочение. Эбеновое дерево. 7Аналогичная мебель находится в Ватикане, в личных покоях пап.

ИТАЛИЯ. XVI век

Кресло с маскароном

Часто встречается как тип мебели в собраниях Италии.

В 1992 году аналогичное кресло было продано на аукционе Кристи в Нью-Йорке.

35.

ФЛАНДРИЯ XVII век

Аллегория Весны

Парная скульптура к скульптуре «Аллегория Лета»

Мрамор

Высота – 60 см

Инв. № 329

36.

ФЛАНДРИЯ XVII век

Аллегория Лета

Парная скульптура к скульптуре

«Аллегория Весны»

Мрамор Высота – 60 см

Инв. № 330

Фландрия

Антверпенская школа, XVIIвек. Аллегория Весны. Аллегория Лета.

Один из крайне редких образцов фламандской скульптуры этого периода.

Декоративные фигуры, рассчитанные на размещение в саду зажиточного фламандца. Выполнены высокопрофессиональным мастером, великолепно формирующим композицию, рассчитанную на круговой обход (см. илл. 35. и 36.).

Согласно косвенным данным, обе фигуры были привезены в Петербург в первой половине ХVIII века.

Дюге, Гаспар

(Dughet, Gaspard, dit «le Gaspre», «le Guaspre»),

иначе ПУССЕН, Гаспар, noпринятой им фамилии учителя

(Gaspard Poussin)

Май 1613, Рим – 25.05.1675, Рим

С незапамятных времен в искусствоведческой практике принято называть художника в зависимости от обстоятельств разными именами. В музейных и выставочных каталогах он – Гаспар Дюге, в энциклопедических изданиях – Гаспар Пуссен, имя, принятое мастером после кончины бесконечно почитаемого им учителя. Подозрения, что такая перемена понадобилась живописцу ради славы, никак не обоснованы: к тому времени известность Гаспара не уступала известности его наставника. Он не успевал справляться с заказами всех дворов Европы, и, кажется, не было сколько-нибудь значительного художественного собрания, которое не располагало бы его произведениями. Другое дело – душевная привязанность и бесконечный пиетет. Гаспар Дюге и его брат Жан составляли семью бездетного Никола Пуссена.

Все началось с нелепой драки на римской улице. Шел 1630 год. Отношения Франции с папским престолом резко обострились. Прогуливавшиеся вечерним временем рьяные паписты возмутились французской речью и парижскими костюмами возвращавшихся с зарисовок молодых художников. Началось избиение чужестранцев, которые поспешили разбежаться, оставив на произвол судьбы отчаянно отбивавшегося альбомом для зарисовок Никола Пуссена.

37.

ДЮГЕ, Гаспар

иначе

ПУССЕН, Гаспар

Товий с Архангелом Рафаилом

Холст, масло 135 х 95 см.

Инв. № 200

Силы были слишком неравными. Помощь ниоткуда не пришла. Пуссен получил несколько серьезных ранений. По счастью, его приютила и выходила жившая неподалеку семья соотечественника – повара-француза Жана Дюге, служившего у одного из местных прелатов. Добросердечная семья состояла из отца, матери, итальянки Доротеи Скаруффо из Палиано, дочери Анны Марии и сыновей Гаспара и Жана.

После выздоровления Пуссен не захотел расстаться со своими доброжелателями.

Гаспар и Жан стали его учениками, Жан к тому же и личным секретарем, тишайшая и скромнейшая Анна Мария – женой. Это был успокоенный, внутренне уравновешенный мир мастера, который освобождал его ото всех невзгод и житейских трудностей ради творчества и размышлений об искусстве. «Тишина и покой моего маленького домика» – отзывался о своей семейной жизни мастер.

Редкие способности Гаспара не вызывали сомнений у его неожиданного учителя.

Семнадцати лет Дюге начинает заниматься под руководством Н. Пуссена, двадцати он уже удостаивается звания мастера и приобретает известность. Он не заимствует формальных приемов Пуссена, не испытывает влияния тех мифологических сюжетов, к которым тяготел учитель. Зато Гаспар создает жанр героического пейзажа – Пуссен настаивает на его постоянной работе с натуры. Можно сказать иначе – он находит средства воплощения в пейзаже духа мифологии, древних библейских повествований, вовлечения в них современного человека.

Гаспар под руководством Пуссена обретает умение находить величественное в обыденном. И хотя он в дальнейшем много путешествует по Италии, работает в Милане, Флоренции, Перудже, мотивы для своих полотен предпочитает заимствовать из окрестностей родного Рима – Римской Кампаньи. Его своеобразной подписью становится присутствие почти на каждом холсте изображения водопада – могучей силы, прорывающейся среди умиротворенной природы.

Гаспар Дюге бесконечно разнообразен в вариациях, казалось, одних и тех же видов.

Это то животворящее могущество природы, относительно которого человек, непременно присутствующий на картинах, занимает подлинное, отведенное ему натурой место в мироздании – частицы, а не властелина. Только в гармонии со стихиями земли, воды, неба, растительности ключ к пониманию и природы и самого себя.

Гаспар Дюге работает много и необычайно легко. Обычно пишет одну картину за день. Такой, почти импровизационный характер живописи придает своеобразную легкость его манере, «живописную увлеченность», по выражению одного из заказчиков. Серебряных дел мастер Антонио Моретти располагает 50 полотнами Г. Дюге, которые затем перейдут в собрание кардинала Оттобони.

Масляные и темперные пейзажные фрески украшают многие римские дворцы. Один из наиболее знаменитых ансамблей – церкви Сан Мартино деи Монти в Риме, которая заново декорировалась в 1630-х годах, посвящена истории Элиаша.

К библейскому сюжету Г. Дюге обращается и в нашей картине. Этот сюжет заимствован из Книги Товита. Разоренный и ослепший Товит решил отправить своего сына Товия в Раги Мидийские, чтобы вернуть невозвращенный долг своего родственника Гаваила. Положение семьи Товита было тем худшим, что невестку Сару обуял дьявол.

Спутником Товия в нелегком путешествии вызвался быть принявший человеческий облик Архангел Рафаил под именем Азарии. Рафаил-Азария оказал молодому человеку в пути множество услуг. Между прочим изгнал беса и тем вылечил жену Товия. Он же подсказал Товию взять у выловленной им рыбы желчь, печень и сердце, чтобы этой желчью вернуть затем зрение отцу. Когда же отец и сын после удачного возвращения решили щедро отблагодарить своего благодетеля, тот явился перед ними в своем подлинном виде Ангела Господня.

На нашей картине представлен момент ловли рыбы Товием, за которым наблюдает Архангел Рафаил.

Очень характерна для художника не только трактовка пространства, темпераментное нагромождение скал, растительности, но и потемнение красок – первоначальный колористический замысел художника сохранили только те работы, которые были им выполнены в темпере. В остальных со временем появился глубокий коричневый тон.

Г. Дюге пользовался исключительной популярностью и в России. В 1779 году для Эрмитажа были приобретены 5 полотен мастера из замка Хоутон-Холл, входившие в собрание лорда Вальполя.

Можно высказать предположения, что наш пейзаж является парным к находящемуся в Национальном музее в Стокгольме «Пейзажу с круглым храмом», о чем говорит не только точное совпадение размеров, но и характер трактовки пространства, его построения и колорит.

Личинио, Бернардино

Bernardino LicinioПосканте ди Бергамо. 1489–1550, Венеция.

Сын Антонио Личини, брат живописца Арриго, родственник медальера и резчика Паоло и художника Джулио. Яркий представитель и основатель Бергамской школы.

Находился под сильным влиянием Парденоне. Учился у Пальмы Веккио, особенный интерес испытывал к творчеству Джорджоне и Бо-нифацио де Питати.

Только в начале ХХ века привлек к себе внимание историков искусства. Его произведения представлены преимущественно в Лондоне (Национальная галерея и частные собрания) и Венеции (Галерея Боргезе).

Насколько образ Мадонны, Младенца Иисуса и Иоанна Крестителя, как и трактовка тканей их одежд, общее ощущение умиротворенности и покоя свидетельствуют о принадлежности картины к венецианской школе, настолько полный сказочного романтизма пейзаж невольно заставляет вспомнить Дюрера и Альдобрандини, Примечательно, что в Галерее города Модены находится аналогичная по сюжету картина – «Братство Смерти перед Мадонной», принадлежащая кисти Джованни-Батисты Досси. В центре изображена та же монахиня, что и на нашей картине. При этом точно совпадает характер рисунка рук и особенно лиц: близко посаженные глаза, короткие носы, тональная живопись лиц и скованность ног. Рядом итальянских специалистов наша картина приписывалась именно Д.-Б. Досси (Ф. Миеле, И. Вивальди и др.).

38.

ЛИЧИНИО, Бернардино.

Мадонна с Младенцем, Иоанном Крестителем и двумя монахинями ордена «Братства смерти».

Дерево, масло. 38,2 х 47,3 см.

Инв. № 117

* * *

«Мы ничего не ждали от каждого приобретения, кроме чистого восторга наслаждения созерцанием и бесконечных споров о достоинствах или даже недостатках», – напишет Иван Егорович в одном из писем.

«Мы» – это не столько Карл Федорович Вальц: отношения с начальством, которым он стал для Гринева, не были такими короткими. Другое дело ставший в конце 1880-х годов главным художником Московской конторы императорских театров, постоянный гость гриневского дома Анатолий Васильевич Гельцер. Иван Егорович много работал с ним и помогал оформлять драму исключительно популярного в те годы драматурга И. В. Шпажинского «Чародейка», которая стала основой для либретто одноименной оперы П. И. Чайковского.

Постановка оказалась настоящим откровением для театральной Москвы благодаря убедительному воспроизведению обстановки и быта Новгорода Великого ХV века, когда каждая мелочь была выверена по музейным образцам – поиски, необычайно увлекавшие Гринева.

В начале ХХ столетия современники Анатолия Гельцера разойдутся в оценках его работ. Затеявший реформы новый администратор казенной сцены Теляковский начнет с отставки Гельцера как «присяжного декоратора Большого театра». Ю. А. Бахрушин, видевший «Спящую красавицу» в его оформлении, напишет в воспоминаниях: «Бессмертная панорама Гельцера заставила меня забыть, что я в театре».

Но несмотря на капризы художественной моды, Анатолий Гельцер коллекционировал именно живопись, как и его старший брат Василий Федорович, который и в шестьдесят лет танцевал в балете Большого театра характерные партии, вроде феи Карабос в той же «Спящей красавице».

Профессиональное долголетие, как и азарт собирательства, унаследовала от отца и дяди знаменитая прима-балерина Екатерина Васильевна Гельцер (ей было уже за семьдесят, когда она исполняла концертный номер в зале Чайковского – единственную сложность для примы представляла лестница, с которой ее бережно сводили два партнера).

Екатерина Васильевна рассказывала, каким неуступчивым при покупке понравившейся ему картины бывал «этот огромный Гринев», когда они с ним сталкивались в Леонтьевском переулке – Мекке антикварной торговли Москвы. А в поздравительных открытках на Рождество и Пасху они желали друг другу удачных приобретений. И побольше!

Поддерживал Ивана Егоровича и в его театральной работе, и в своеобразном увлечении человек, который представлялся Гриневу душой Малого театра, во всяком случае, на протяжении всей второй половины XIX века, – Сергей Антипович Черневский.

Это время породило блестящую плеяду актеров: Щепкина, Южина, Самарина, Ленского, семьи Садовских и Музилей, Медведеву, Ермолову, Федотову – всех не перечесть. И все они играли в постановках Черневского. Создавая спектакль, этот режиссер первым начал разрабатывать массовку, добиваться от каждого артиста активного и осмысленного участия в действии. Это были принципы если и не подсказанные, то, во всяком случае, одобренные Щепкиным: Сергей Антипович был женат на внучке великого артиста, Александре Петровне Щепки-ной, четверть века игравшей на сцене Малого театра.

Спустя много лет другая Шурочка Щепкина, праправнучка Михаила Семеновича Щепкина, сидя в гостях у Гриневых-Белютиных на Никитском бульваре, будет рассказывать о полузаветах-полуприказах прадеда: в искусстве важен только труд, отчаянный, до седьмого пота, о добросовестности которого только сам и можешь судить.

«Ведь аплодисменты – что? Хорошо человек пообедал, известие приятное получил, сделку выгодную устроил – вот ладошки и отбивает, а ты-то ведь знаешь: не дотянул. Мог, да не дотянул. Какие уж здесь „браво“. Иди домой потихоньку и казнись. И хвост распускать в искусстве нечего. Такое только бездарям дано. По хвостам их и видишь».

Однако скромного и слишком требовательного к себе Михаила Семеновича в его семьдесят с небольшим лет администрация казенной сцены держала в постоянном страхе перед расторжением контракта.

История добавила еще одну горькую подробность в историю знаменитой семьи.

Когда в 80-х годах ХХ века умерла последняя из прославленной династии, скормнейшая Александра Александровна, всю жизнь про служившая в труппе Малого театра, на ее панихиду в фойе – не на сцене! – пришло всего несколько актеров. Новая администрация Дома Щепкина не сочла нужным отдать актрисе последние почести. Как, впрочем, при жизни категорически не давала ролей.

В 1852 году Сергей Антипович Черневский стал режиссером Малого театра, а с 1879 по 1901 год служил главным режиссером этой сцены.

Об увлечении первых своих наставников по театру расскажет в гриневском доме много лет спустя Константин Коровин.

Дом в Красносельском был длинным, одноэтажным, с крохотными антресолями со стороны просторного, окруженного хозяйственными постройками – службами двора: конюшня, каретный сарай с сенником, поварня, просторная погребица, собачья будка у тесовых ворот, лавочка у калитки с тяжелым чугунным кольцом вместо звонка.

Шестнадцатилетняя Люси Познякова (в замужестве и по сцене Гликерия Николаевна Федотова) – ее будущий свекор, судебный следователь, был в приятельских отношениях с Георгием Васильевичем – запишет в дневнике, что жили эти люди в Москве «совершенно как помещики средней руки» в деревне – открыто и гостеприимно, у них хотелось гостить.

«Милый друг Иван Егорович! – писала Г. Н. Федотова И. Е. Гриневу в 1896 году. – Спасибо за письмецо и ласку, что не забываешь старуху. Думать о своем прошлом после кончины Саши (ее мужа, актера и режиссера А. Ф. Федотова) нету сил, а ты приписал: „Мадемуазель Люси Позняковой“, и так сразу на душе потеплело. Вспомнился домик Филиппа Александровича и Варвары Владимировны у Пресненских прудов, где мы так славно в 16 лет у елки веселились, и сад у Михаила Семеновича (Щепкина) в Мещанской, где в горелки бегали и малину щипали. И матушку твою красавицу как сей час перед глазами вижу… Твоя Гликерия Федотова».

Федотовы с Пресни и Гриневы с Красносельской несколько раз в году наносили друг другу визиты, непременно брали с собой детей. У Федотовых Иван Егорович увидел свою ровесницу Люси Познякову, ученицу театрального училища, которую на правах невесты сына привозила в свой дом на праздники Варвара Владимировна.

Сценическое будущее невестки никого не пугало. Наоборот, в театре супруги Федотовы видели единственное спасение для своего сына Александра Филипповича. Он был участником студенческих волнений, и это обстоятельство могло роковым образом сказаться на его судьбе.

Осенью 1861 года Федотов-младший стал одним из организаторов сходки протеста московских студентов по поводу закрытия правительством Петербургского университета и манифестации на могиле восторженно любимого молодежью Грановского. Вместе со своими товарищами Александр Федотов был арестован, а затем исключен из университета. Выступившие в защиту арестованных без малого шестьсот студентов были жестоко избиты полицией. Александру едва исполнился двадцать один год.

Союзу юных влюбленных, против которого не возражали родители жениха, мешало единственное препятствие: Люси Познякова еще не закончила училища и потому не могла рассчитывать на необходимое для актрисы казенной сцены разрешение начальства на брак.

Ни родителей своих, ни родных Люси не знала. В ее памяти сохранились лишь тень отца и некая красивая богатая дама, определившая ее в дорогой немецкий пансион в городе Орле «под именем Позняковой».

Реальностью оставалась лишь няня Мавра Егоровна, ни на шаг не отступавшая все годы от девочки. Деньги на обучение перестали поступать только в момент зачисления молодой актрисы в труппу с очень высоким окладом, о котором хлопотал сам Щепкин.

Люси с капризной ноткой отметила в дневнике, что в доме у Пресненских прудов, у ее будущих свекров, переднюю называют лакейской, хотя никаких лакеев и в помине нет, а две служанки и некрасивы, и недостаточно опрятны.

В ту зиму 1862/63 года, перед выпуском Люси, Ваня Гринев бывал у Федотовых и без сопровождения матери. Весной Люси и Александр обвенчались, перебрались в собственную маленькую квартирку в Гли-нищевском переулке, а потом уехали за границу. В бумагах Ивана Егоровича сохранились афишки бенефисов Гликерии Николаевны Федотовой: 5 октября 1864-го – «Ромео и Джульетта», 15 октября 1865-го – «Много шума из ничего», 4 ноября 1866-го – «Ересь в Англии» П. Кальдерона.

А спустя сто с лишним лет внук Ивана Егоровича, Э. М. Белютин, нашел среди вещей домашнего музея бархатную коричневую душегрейку с приколотой запиской о том, что в этой душегрейке отыграла в последний раз Гликерия Николаевна свою любимую Катерину в «Грозе» А. Н. Островского. Расставалась с ролью актриса трудно. Может быть, и не захотела больше видеть костюма. Рядом в гардеробе лежали концертные перчатки и веер, с которым, как свидетельствовала другая записка, она играла 19 ноября 1869 года в пьесе А. Дюма-отца «Мадемуазель де Бель-Иль».

39.

РОССИЯ XVII век

Подсвечник на четыре свечи с гербом (пара)

Латунь.

Высота – 62 см ширина – 35 см глубина – 25 см

Инв. № 904

И две шитые гладью потертые наволочки с подушек, которые для удобства подкладывали не оставлявшей уже кресла парализованной актрисе.

Внук передал эти вещи в Театральный Бахрушинский музей. К дару прибавилась и черная кружевная концертная блузка Гликерии Николаевны, приобретенная И. Е. Гриневым на благотворительном аукционе в пользу приюта для престарелых актеров.

«Вспомнила и о празднике Монте-Кристо какого-то, – писала Федотова Гриневу в том же, 1896-м, – где наш добрейший Федор Карлович (Вальц) отличился. Вас по молодости туда не пустили, и вы из экипажа сквозь решетку смотрели. Кто-то из братьев Саши (А. Ф. Федотова) тебя туда возил».

40.

ФЕДОТОВ Павел Андреевич

Портрет Анастасии Михайловны Гриневой

Жесть, масло.

9 х 7,2 см.

Инв. № 11

Федотов Павел Андреевич

1815, Москва —1852, Петербург

Живописец, портретист и жанрист, рисовальщик. Родился в Москве в семье бедного чиновника. Окончил с отличием 1-й Кадетский корпус (1835), с назначением в гвардейский Финляндский полк, расквартированный в Петербурге, начал посещать Академию художеств. Ученик Карла Брюллова. Выступал как поэт и автор романсов. С 1844 года вышел в отставку и занялся изобразительным искусством. Наиболее известные произведения: «Разборчивая невеста» (1847), «Сватовство майора» (1846), «Завтрак аристократа» (1849–1850), «Вдовушка» (1851–1852), «Анкор, еще анкор!» (около 1851), «Игроки» (1852). Художник умер в больнице для душевнобольных.

* * *

Бернар Дориваль был совершенно категоричен в своем мнении: музеи и их сотрудники не должны участвовать в атрибуции произведений на потребу рынка. Многолетний директор Национального музея современного искусства Франции, при нем и его силами превратившегося в Центр Помпиду а до того главный хранитель музейного собрания, когда оно создавалось знаменитым Жаном Кассу, считал, что между музейными и частными коллекциями лежит непереходимая граница: любой рынок руководствуется денежным эквивалентом, музеи этот эквивалент полностью исключают. Единственная ценность для них – художественная, историческая – не имеет отношения к инвестированию капитала. Как все французы, он свободно оперирует экономическими понятиями, но ревниво оберегает от них область своей деятельности. И отсюда, как естественный вывод, – вопрос об атрибуции. Институт экспертов для музеев попросту неуместен. Дориваль верит только в интуицию и знания специалистов по каждому конкретному художнику, а таких нередко оказывается два-три на всем земном шаре. «Специалист за все про все» – таких просто не может быть. В науке. На рынке сколько угодно. Но ведь рынок в принципе утверждает определенную форму вложения средств, а не эмоциональное переживание и эстетическое удовлетворение.

В Доривале есть что-то от врача давних времен. Невысокий, худощавый, с низким ежиком серых волос, он удивительно точно вписывается в интерьер своей не слишком обычной для Парижа квартиры. Бок о бок с Бульмишем – бульваром Сан-Мишель, переполненным вынесенными под открытое небо стойками со всеми видами одежды, хозяйственных мелочей, даже вязанок дров для каминов, – тихая улочка. Брошенное кирпичное здание фабрики. Китайский ресторанчик. Совсем мало магазинов. И густо усыпанный мелкой галькой двор за чугунной решеткой. Огромная клумба с голубоватой агавой. Ухоженные цветники. Никаких машин. Вход строго через привратницкую у ворот. Лифт, открывающийся в кабинет хозяина. Никаких картин, гравюр. Книги и тщательно поддерживаемая тонкая модерновая лепнина на стенах. Ничего лишнего. Ничего от моды.

Дориваль смеется: двадцать лет переписки, и мы ничего не знаем друг о друге. Глаз, как он считает, должен дома отдыхать, чтобы не терять своей остроты на работе. Впрочем, для того чтобы отличить подделку, повторение, никакая техника не нужна. Если музейщик не воспринимает их шестым чувством, ему просто надо менять профессию. Нужны не рентгенограммы, химические анализы, а простое: «Так считает Жан Кассу», «Таково мнение профессора Боде». Каковы бы ни были результаты механических исследований, они не могут стереть из музейного дела пусть и не совпадающие с ними мнения – специалистов!!!

И еще одно действительно обязательное или хотя бы желательное условие: история картины или скульптуры. Самостоятельная жизнь вещи после того, как она вышла из рук мастера. Дориваль знает, в России этому уделяется совершенно недостаточно внимания. Ему просто трудно себе представить, что значили годы революции, Отечественной войны, арестов, конфискаций, а затем повального исхода за рубеж, когда впервые так явственно заявило о себе в отношении произведений искусства криминальное начало. Дориваль, как и его французские коллеги, твердо убежден: именно через историю вещей можно узнать новое и о художнике, и, конечно, об общении искусства с человеком. Вы лишены этого. Почему же? Неожиданно для себя я рассказываю мэтру Бернару о незнакомом ему художнике Павле Федотове, о маленьком портрете его кисти, больше полутораста лет хранящемся в семье заказчика.

Георгий Васильевич Гринев поправил свое состояние женитьбой на 16-летней Анастасии Михайловне. Среди знакомых молодой пары особое место занимали Федотовы, будущая семья знаменитой актрисы Малого театра. Сослуживцы, они ездили по праздникам друг к другу в гости. И у тех и у других было много детей. На дочери других Федотовых был женат служивший в Сиротском суде Василий Ильич Вишневский. Его супруга, «востроглазая Любочка», приходилась сестрой художнику-офицеру Павлу Андреевичу Федотову. 1850-й год оказывается тяжелым для Любочки: внезапно умирает ее молодой муж, оставив жену с маленьким ребенком и к тому же в положении. Все имущество семьи описывается за долги. Павел Андреевич срочно приезжает после 13-летнего перерыва в Москву, чтобы как-то помочь сестре. Он пишет несколько вариантов своей знаменитой картины «Вдовушка» в надежде поддержать ее гонораром. Одновременно, чтобы помочь осиротевшей знакомой, Георгий Васильевич Гринев заказывает П. А. Федотову портрет своей жены. Небольшой, для своего кабинета. Заказ оказался роковым. Почти сразу заказчика не стало от той же самой «простудной горячки». Но Анастасия Михайловна не захотела ставить художника в сложное положение отказом от портрета. Портрет был написан, теперь уже в глубоком трауре. «Вдовушка» из Красного Села осталась одна с тремя малолетними детьми. Портрета она не любила и при первой же возможности избавилась от него – как от горького напоминания, подарив сыну Ивану Егоровичу, как только тот обзавелся собственным домом.

Портрет А. М. Гриневой можно назвать почти миниатюрой – 8,4 х 6,7 см. Написан он маслом на жести. Подобный материал не характерен для П. Федотова. Художник предпочитает холст или бумагу. Но 1850–1851 годы – это время близости П. Федотова с художником Александром Алексеевичем Козловым, который использует для своих портретов именно жесть. Известно, что его опыты повторяют и другие члены этого дружеского художнического кружка – братья Александр (будущий иллюстратор «Мертвых душ» Н. В. Гоголя) и Василий Алексеевичи Агины, О. Л. Зотов. Кстати, все они изображены П. Федотовым на групповом портрете, хранящемся в ГРМ (№ 2740). Сам А. Козлов на три года моложе Федотова. Он становится с 1832 года вольноприходящим учеником Академии художеств и успешно проходит ее программу. Он получает две вторые серебряные медали, затем в 1838 году Первую серебряную медаль за картину «Возложение на главу Иисуса Христа тернового венца», а годом позже удостаивается звания художника 14-го класса по живописи исторической, причем награждается шпагой.

Именно А. Козлов стал едва ли не первым в среде художников, кто сумел оценить талант Федотова. Он начинает собирать рисунки и наброски Павла Андреевича, а поскольку тот зачастую их не подписывал, берет за правило надписывать их его именем, как бы удостоверяя авторство. На упомянутом групповом портрете рукой А. Козлова надписаны все лица. В других случаях П. Федотов снабжает рисунок, по своему обыкновению, шутливым диалогом, а рядом на том же листе А. Козлов пишет его фамилию. Например, в карикатурном портрете архитектора А. К. Бруни (ГРМ, № 239) внизу идет авторская надпись: «Исаакиевский собор?.. О, это я тоже начал строить. Да не стоит – передаю Монферрану». Ниже строка рукой Козлова: «Каррикатура Ар-хит. А. К. Бруни черт/ил/ П. Федотов». Тем же характерным козловским почерком сделана надпись «П. Федотов» на побуревшей от времени, словно одеревеневшей бумаге, заклеивающей оборот портрета А.М. Гриневой. И с той же повторяющейся ошибкой. Хотя сам художник писал свою фамилию через обыкновенное «Ф», А. Козлов упорно называл его Федотовым через «фиту». В документах Академии художеств в принципе допускаются оба написания фамилии, но в отношении Павла Андреевича всегда применяется только «фита».

Сравнительно небольшое живописное наследие Федотова включает немного овалов, но все они, будь то портрет Павла Петровича Ждановича или «Семейная группа» 1849 года, относятся ко времени создания портрета А. М. Гриневой. Тогда же художник обращается и к подобному маленькому размеру, как, например, в «Портрете старушки» (ГТГ, № 3289) или в картине «Голова девочки в чепчике» (ГРМ, № 396).

Есть в красносельском портрете еще одна особенность, наглядно свидетельствующая о связи П. Федотова с обожаемым учителем, Карлом Брюлловым. Не случайно сам «божественный Карл», как его звали современники, дорожил именно этим своим учеником. Портрет Гриневой исполнен того внутреннего благородства, которое присуще моделям Брюллова и невольно перебрасывает мостки к античным идеалам и представлениям. Это к тому же большая внутренняя энергия модели, способность Федотова передать внутренний драматизм образа молодой женщины, ту сюжетную завязку, которой подчиняется весь очень насыщенный цветовой строй портрета.

В одном из писем П. Федотов рассказывает об интересном эпизоде со своим учителем. Брюллов упрекнул его за то, что он долго не показывался. Федотов пишет: «Я ответил: „Недоставало смелости явиться на страшный суд тогда, так как еще мало учился и никого еще не копировал“. „Это-то – что не копировали – и счастье ваше. Вы смотрите на натуру своим глазом. Кто копирует, тот, веруя в оригинал, им поверяет после натуру и не скоро очистит свой глаз от предрассудка, от манерности“. Я отвечал, что я еще очень слаб в рисунке. Он ответил: „Центральная линия движения у вас везде верна, а остальное придет. Продолжайте с Богом, как начали“. Наиболее близок портрет А. М. Гриневой к первому варианту „Вдовушки“ (Ивановский художественный музей), где особенно ощущаются впечатления мастера от живой натуры. По словам заведующей Отделом искусства первой половины XIX века ГТГ в 1950-1960-х годах Эсфири Николаевны Ацаркиной: „Это Вдовушка, которую вместе с тем нетрудно себе представить в виде античной статуи, которые Федотов в эти годы начал рисовать для своих картин“.

41.

АНГЛИЯ XVIII век

Напольные часы

Фирма

«905 Dudd»

London

С музыкой: 6 мелодий, с боем и календарем.

Высота – 256

см ширина – 50 см

глубина – 24 см

Инв. № 989

42.

РЕЙСДАЛЬ, Саломон ван

Домик в дюнах

Дерево, масло 21,5 х 29,5 см.

Инв. № 194

Рейсдаль, Саломон ван

Ruysdael, Salomon van.1600, Гарлем —1670, Гарлем.

Предположительно ученик Эсайса ван де Вельде и Яна ван Гойена. С 1623 года состоял в гильдии Святого Луки Гарлема, в котором прожил всю жизнь. Один из самых тонких и поэтических пейзажистов Голландии.

Наша картина очень характерна для художника и по цветовой гамме, и по решению световоздушного пространства.

Винкебонс, Давид

David Vinckeboons,1576, Мехельн – 1629, Амстердам.

43.

ВИНКЕБОНС

Давид

Разбойники

Дерево, масло 22,5 х 31,5 см.

Инв. № 201

Сын Филиппа Винкебонса, художника, работавшего исключительно в технике гуаши и темперы, который переехал в Амстердам в 1587 году. Испытал влияние Г. Боля и Конинкслоо.

Во втором периоде своего творчества обратился к изображению массовых сцен, связанных с пейзажами, и библейских сцен с хорошо выписанными фигурами.

Подписывал и датировал свои работы крайне редко. Большинство его произведений находится в Амстердаме и Петербурге.

Высоко ценился современниками, о чем свидетельствуют многочисленные гравюры его произведений, выполненные при жизни мастера. Тем не менее умер в крайней нищете.

Мнение Кареля ван Мандера: «И так как я допускаю, что моего ума или понимания могло быть недостаточно для справедливой оценки достоинств представителей нашего искусства и их произведений, то я старался избегать сравнения художников между собою, или безрассудно выказывать кому-либо из них пренебрежение, или же, наконец, возвышать одного в ущерб другого. Поэтому мне казалось необходимым, чтобы не впасть в достойную порицания ошибку, принять за правило, при посещении домов любителей искусств, обращать внимание и точно отмечать себе, какие и каких авторов находящиеся там произведения особенно считаются выдающимися и ценными, ибо хотя я и думаю, что могу полагаться на свое знание искусства, тем не менее я охотно принимаю во внимание суждения больших знатоков искусства. Я не могу поэтому обойти молчанием Давида Винкебонса, родившегося в Мехельне… Он еще совсем маленьким был увезен в Антверпен, а шесть лет спустя, вместе с родителями, переселился в Голландию, в Амстердам, где живет и в настоящее время.

Его отец, Филипп Винкебонс, умерший в 1601 году в Амстердаме, был довольно хорошим живописцем водяными красками. Давид впервые начал учиться писать водяными красками у отца, а потом безо всякого учителя в совершенстве ознакомился с употреблением масляных красок. В большей части он писал небольшие картинки с превосходно исполненными, красивыми маленькими фигурами.

…Жаль только, что за его прекрасные и полные мысли произведения он по отношению к употребленному на них искусству, старанию, времени и труду получает слишком ничтожную плату».

Гудон, Жан Антуан

Ноudоn, Jean Antoin.20 марта 1741, Версаль – 15 июля 1828. Париж.

Сын лакея, открывшего впоследствии винную лавку, затем занявшего должность консьержа Королевской школы покровительствуемых учеников. Школа была рассчитана на стипендиатов французской Академии художеств, которые, под руководством крупнейших мастеров на протяжении трех лет готовились в ней к работе в римском филиале.

Таким образом, Гудон с восьми лет очутился в художественной среде и потянулся к творчеству. По его словам, «он прокрадывался в мастерские и был прямо счастлив, если ему удавалось раздобыть комок хорошо подготовленной глины, чтобы подражать работам учащихся. Профессора, в особенности Пигаль, обратили внимание на его пламенное рвение и талант, проявившийся в его скульптурных опытах, и начали давать советы и указания десятилетнему мальчику».

44.

ГУДОН Жан Антуан

Диана

Бюст Терракота

58 х 22 х 43 см

Инв. № 313

Двенадцати лет Гудон поступает в Академию художеств. Начиная с 1756 года получает ряд медалей и в 1768-м право на пенсионерскую поездку в Рим. Основным его учителем в академических стенах был М. А. Слодтц, хороший портретист и виртуоз скульптурной техники.

В римский период Гудон занимается изучением античных памятников, испытывает явное влияние Бернини и штудирует человеческое тело. В своей автобиографии он отметит: «Моим постоянным занятием всю жизнь было изучение пластической анатомии». В римском анатомическом театре он работает каждый день и в результате создает в 1767 году свое знаменитое «Экорше» – мужскую фигуру с протянутой рукой и обнаженными мускулами.

Почти сразу после его создания «Экорше» Гудона становится предметом копирования. Слепки с него появляются во всех европейских академиях и мастерских многих художников.

Редкое знание анатомии помогает Гудону в 26 лет создать колоссальные статуи для оформлявшейся в эти годы заново церкви Санта Мария деи Анжели в Риме – Иоанна Крестителя, погибшую в конце XIX века при землетрясении, и Святого Бруно.

Поставив своей целью натуральность изображения, Гудон обходит буквально все римские монастыри в поисках модели для Бруно и наконец находит нужного ему человека, на основе облика которого создает образ отрешенности от мира, тем не менее исполненный дремлющих жизненных сил. Недаром папа Климент XIV сказал по поводу этой статуи: «О, если бы не обет молчания, он бы заговорил!»

По возвращении в Париж в 1768 году Гудон начал выставляться в Салоне, был отмечен критикой, но не получил признания со стороны графа д’Анживилье, ведавшего в правительстве вопросами искусства. В результате Гудон не получает ни одного государственного заказа, что побуждает его искать заказчиков за границей.

По заказу графа Строганова он выполняет колоссальный мраморный бюст Екатерины II, но не принимает приглашения русской императрицы приехать в Петербург. Екатерине приходится ограничиться несколькими заочно сделанными заказами, в числе которых портреты Дидро, Вольтера, Даламбера, Бюффона, мраморная статуя Вольтера.

России Гудон предпочитает Германию, куда его приглашает герцог Саксен-Кобург-Готтский. В Готте осенью 1771 года скульптор выполняет серию портретов членов герцогской семьи и статую Дианы-охотницы, которая приносит ему европейскую славу, тем более неожиданную, что в это время пользовалась исключительным успехом «Диана» скульптора Аллегрена, а работу Гудона сначала вообще не приняли в Салон как «нарушающую стыдливость».

Наш бюст представляет погрудный фрагмент статуи. Особенностью Гудона было то, что он охотно и по многу раз повторял свои произведения в разных размерах и материалах – гипсе, терракоте, мраморе, никогда не передоверяя этой работы никому из помощников.

Модель «Дианы» находится в музее Готты, мраморный вариант, где из-за свойств материала пришлось ввести подпорку, в петербургском Эрмитаже, наиболее выразительный – бронзовый в Лувре.

Характерно обращение и заказчика, и скульптора к этой теме. Диана – древнеримская богиня охоты, лесов, гор и луны, покровительница женщин и их плодовитости. Художники XVIII века обращаются к ее образу, совмещая его с образом знаменитой любовницы французского короля Дианы де Пуатье, вызывавшей при жизни восторги художников и поэтов, в XVI веке она стала идеалом женской красоты и отношения к жизни.

Успех Пуатье, окончательно покорившей короля, вынудил его законную супругу Екатерину Медичи примириться с существованием подобного любовного треугольника, в конце концов, не слишком опасного для королевы из-за бесплодия Дианы – сама монархиня была матерью девяти детей.

Гудон не пытается воссоздать античную богиню. Его Диана – блистательная аристократка, уверенная в себе, надменная, но и чувственная, знающая цену своей внешности и своему уму. В интерпретации Гудона она становится идеалом красоты, но уже конца XVIII века.

Увлеченность ею зрителей была так велика, что критики ставили скульптуру рядом с Аполлоном Бельведерским, что вызывает резкую отповедь Гудона. В своем письме в редакцию «Журналь де Пари» он пишет: «Моей статуе далеко до Аполлона Ватиканского музея. Я это говорю не из показной скромности, но Аполлон – почти совершенство, чего нельзя сказать о моей Диане. Я это чувствую; хотя мои собратья очень меня хвалили, но указали некоторые недостатки. А это хороший признак. Когда автору говорят, что его вещь – само совершенство, то, значит, ее считают совершенно неудачной».

В более поздние годы Гудон отказывается от повторения Дианы как в рост, так и в виде бюста. Его начинают интересовать иные художественные задачи, связанные главным образом с искусством портрета.

Начало славы Гудона как портретиста было положено выставленным в Салоне 1771 года бюстом Дидро (оригинальная модель в Готте, гипсовый вариант – в Лувре, мраморный, выполненный в 1775 году, – в Версале). Именно он привлек к себе внимание и русской императрицы, переписывавшейся с прославленным критиком-философом.

Спрос на портреты Гудона возрастает год от года, тем более что мастер отдает предпочтение выдающимся людям современности. В общей сложности до нашего времени дошло около сотни подписных бюстов скульптора. Всего же им было сделано, по самым приблизительным подсчетам, более полутораста оригиналов, не считая многочисленных повторений. И здесь важно отметить, что слава Гудона не привела в его мастерскую учеников, а число помощников он старался всячески сокращать, предпочитая, по выражению самого скульптора, «занимать работой собственные руки».

В 1795 году он напишет в своей автобиографии: «Одно из прекрасных качеств трудной профессии скульптора – возможность сохранить в почти неразрушимой форме облик людей, принесших своей родине славу или счастье». Постоянный корреспондент русской императрицы просветитель Д. Гримм отмечает в середине 1770-х годов: «Разнообразие Гудона поразительно… он изображает величие, благородство, тонкий ум, гений, простодушие, игривость, и все это дифференцировано соответственно возрасту, характеру, общественному положению портретируемого».

Среди моделей скульптора рядом с членами французской королевской семьи, начиная с Людовика ХVI и Марии Антуанетты, философы, выдающиеся ученые – Тюрго, Бюффон, Монж, Лаланд, Лаплас, Фуль-тон, Франклин, пионеры воздухоплавания братья Монгольфьеры и Пилятр дю Розье, композитор Глюк, политические деятели – Мирабо, Снейс, Лафайет, Вашингтон, Джефферсон, Наполеон, полководцы – маршал Ней, Сюфрен, Дюмюрье, банкиры, юристы, врачи.

Галерея портретов работы Гудона словно воссоздает грандиозную панораму «Человеческой комедии» Бальзака. Не случайно Роден писал, что «хороший бюст равносилен целой биографии. Каждый бюст Гудона стоит главы из каких-нибудь мемуаров: эпоха, раса, звание, индивидуальный характер, – все в нем указано».

У Гудона совершенно специфические приемы работы, которыми он пользуется, чтобы по возможности приблизиться к натуре и достичь абсолютного внешнего сходства. Как правило, он не приступал к работе над портретом, не сделав точных измерений, не изготовив слепков с головы, рук, плеч. Характер человека выражался для него не только в чертах лица, но и во всем складе его тела, осанке, привычках держаться. Скульптор не пренебрегал и возможностью использовать посмертные маски.

45.

ГУДОН Жан Антуан

Портрет Ж.-Ж. РУССО

Бюст

Мрамор

Высота – 38 см

Инв. № 315

Известен кажущийся невероятным факт из практики скульптора. В 1905 году правительство США решило перенести на родину останки похороненного в Париже адмирала Джанса. Возникли сомнения в подлинности останков, которые сразу же были отброшены после сопоставления черепа с бюстом работы Гудона – их размеры совпали с точностью до миллиметра.

Другой вопрос, что слепок для Гудона всегда только вспомогательный прием, а внешнее сходство существенный, но не решающий элемент портрета. Скульптор в своей работе полагался главным образом на собственную память и прежде всего на воображение.

На своих сеансах Гудон старался «разговорить» модель, увлечь ее беседой, найти наиболее интересующие ее темы, вызвать улыбку, смех или, наоборот, выражение огорчения, скорби, раздумий, как в портрете актрисы Софи Арну, представленной в роли Ифигении, с искаженным отчаянием и бессилием лицом. Совершенно так же он может создать посмертный портрет произносящего страстную речь Мирабо. То, что у другого скульптора могло превратить изображаемое лицо в безжизненную маску, у Гудона становилось верным способом проникновения во внутренний мир человека.

Роден писал о бюсте Руссо: «Во взгляде много тонкой проницательности. Эта черта, общая всем лицам ХVIII века. Они прежде всего критики, они проверяют все священные дотоле принципы; взгляд их испытующий».

Жан Жак Руссо (1712–1778), писатель, философ-моралист, особенно близок Гудону по своим взглядам. Рано лишившись родителей, Руссо увлекся самообразованием, занимался изучением трудов Лейбница, Декарта, Локка, Пуффендорфа, Вольтера.

В 1741 году Руссо представляет в парижскую Академию наук новую – цифровую систему обозначения нот. После того как предложение было отвергнуто, он поступает секретарем к французскому посланнику в Венеции, где заканчивает музыкальное образование. Вернувшись в 1744 году в Париж, Руссо занялся переписыванием нот и сочинением опер.

Он вошел в круг выдающихся представителей просветительской философии Франции. Сотрудничая с ними в Энциклопедии, Руссо одно время находился в дружбе с Д. Дидро. В 1750 году он заканчивает диссертацию «Рассуждение о науках и искусствах».

Его сочинения оказали большое влияние на подготовку и развитие буржуазной революции во Франции 1789–1794 годов.

Преследуемый за свои идеи правительствами всех европейских стран, умер в нищете и полном одиночестве.

Сложные отношения Вольтера с французским правительством привели к тому, что «Фернейский патриарх» после долгого отсутствия смог оказаться в Париже только в возрасте 84 лет, в 1778 году.

Гудон принял непосредственное участие в торжествах, сопровождавших приезд философа. Он присутствовал на премьере вольтеровской «Ирены», когда скульптурный портрет автора был увенчан перед лицом Вольтера лаврами под бурю оваций зрителей.

Тем не менее было слишком очевидно, что Вольтер тяжело болен, силы его на исходе, и Гудон поспешил выполнить новый его портрет. Натурные сеансы проходили за несколько дней до кончины философа.

Скульптору никак не удавалось, по его собственному выражению, «вызвать модель к жизни», вернуть хотя бы отблески былого темперамента и живости Вольтера.

Присутствовавший на сеансах маркиз де Вильвией подсказал художнику достаточно неожиданный прием – возложить на голову Вольтера лавровый венок, который мог вызвать у философа воспоминания о только что пережитом невероятном триумфе.

Вольтер действительно взволновался, попытался что-то сказать, привстать с кресла, но и только. Маркиз рассказывает в своих мемуарах: «Не успел я возложить венок на эту почитаемую голову, как Вольтер отвел мою руку: „Что вы делаете, молодой человек? – произнес он. – Возложите венок на мою могилу, уже недолго…“ Он тотчас встал, повернулся к художнику: „Прощайте, Фидий“, – и взял меня под руку: – „Мой друг, пойдем умирать“. Через несколько дней его не стало. Скульптору довелось снять его посмертную маску».

Казалось бы, тесно связанный с натурой, Гудон в действительности тратит на создание портрета Вольтера больше четырех лет.

Первый, непосредственно после натурных сеансов, выполненный вариант представлял философа в парике и камзоле. Художник хотел таким образом вернуть привычный облик Вольтера, его внешнюю молодость, но тут же отверг этот замысел.

Следующий вариант (1779) наделен более острой психологической характеристикой.

Вольтер оказывается без парика, с распахнутой грудью – парафраз на античные представления о портретах.

46.

ГУДОН Жан Антуан

Портрет Вольтера

Бюст

Тонированная терракота

Высота – 55 см

Инв. № 314

В 1782 году Гудон останавливается на изображении Вольтера с греческой повязкой на волосах, сидящим в кресле. По сравнению с первым портретом философа, в более молодые годы, скульптор отказывается от условной римской тоги. Он постигает значительность личности гражданина мира, не нуждающегося ни во внешних аксессуарах, ни в символике для того, чтобы современники и потомки поняли его внутреннее величие. Именно такой немощный, но полный внутренней жизни, энергии, критической мысли старец становится символом ХVIII века, его видения и понимания мира, окружающей действительности.

За работой скульптора следит весь художественный Париж. «Вот где в настоящем виде восстает перед нами великий Фернейский старик; он закутан в халат, он вернулся с прогулки, он устал, он собирается спать – такова избранная художником бытовая сцена. Но несмотря на его усталое тело, его мужественный дух и сардонический смех наглядно говорят о только что собранной им новой и обильной жатве всего смешного и глупого – он смеется над дураками, попами и фанатиками и вот еще раз выставит их на общее посмешище, – пишет один из критиков парижского Салона. – В этой маленькой статуйке… более гениальности, чем во всех статуях наших великих людей».

Переписка Екатерины II с Д. Гриммом и Д. Гримма с Вольтером позволяет предположить, что небольшая бронзовая статуэтка сидящего в кресле Вольтера, о которой отзывается критик, была послана в подарок русской императрице по инициативе самого Гудона и послужила основанием для заказа большой мраморной статуи, находящейся в Эрмитаже.

«Я получила две статуэтки Вольтера, – пишет Екатерина II из Пскова 14 мая 1780 года, – на одной из них значится, что она поднесена мне автором, другую я подарила г. Обер-Камергеру (Шувалову). Чтобы расплатиться, мне нужно послать Вам сто людовиков за сидящего Вольтера и 20.000 ливров за будущую статую».

Стоит вспомнить, что второй экземпляр той же статуи был заказан госпожой Дени, племянницей Вольтера, и подарен ею Французскому театру. А в 1874 году по всенародной подписке был отлит бронзовый слепок и поставлен на высоком мраморном пьедестале перед Политехнической школой в Париже.

Именно в короткий период работы Гудона над заказом русской императрицы и был, по-видимому, исполнен наш терракотовый вариант. Симпатии Екатерины II к Фернейскому патриарху побудили ее непосредственное окружение последовать ее примеру и заказать для себя фрагменты статуи в виде бюста философа.

Сразу же после смерти императрицы и прихода к власти Павла I все изображения Вольтера были убраны в кладовые дворца, а частью по распоряжению монарха уничтожены.

Современников поражали особенно живые глаза гудоновских портретов. В ранних работах скульптор по образцу античных памятников лепил их без зрачков. В позднейших портретах он сильно углубляет глазные впадины, особенно на месте зрачка. Световой эффект оказывался настолько четким, что живописец Грез при виде бюста Вольтера решил, что зрачок в нем вставной, из какого-то самоцвета.

В свою очередь, Роден утверждал, что Гудон лучше любого живописца передавал прозрачность зрачка. Он особенно подчеркивал: «Взгляд для него – больше половины экспрессии. Во взоре он разгадывал душу».

* * *

В еще только намечающейся истории русского собирательства одна из совсем не проявленных страниц – источники появления вещей. Для И. Е. Гринева первые приобретения связаны с некогда знаменитым, а теперь полностью забытым Леонтьевским переулком.

Москва начала ХХ века в части антикварной торговли не могла соперничать с Петербургом: ни богатых магазинов, ни рекламных проспектов, ни откликов в печати. Все сосредоточивалось в небольших лавках, где царила особая атмосфера. Просто «старина» – мебель, посуда, картины, ткани, бронза, старое платье, мрамор, рукоделье располагались как в жилом доме, в том мнимом беспорядке, который оставлял посетителю возможность поисков и открытий. Более того, антикварные лавки теснились друг около друга, не боясь конкуренции, как бы втягивая возможного покупателя в единый круг интересов. В Леон-тьевском переулке их было около десятка.

Среди записок Ивана Егоровича сохранились визитные карточки Петра Алексеевича Голованова, располагавшегося со своей торговлей в доме № 1, Петрова и Байкова в соседнем доме № 3, Александра Николаевича Еркалова, члена Общества любителей нумизматики, что не мешало ему в магазине под номером 11 торговать гравюрами и миниатюрами, Василия Ильича Петрова из дома № 17, а в доме № 12 располагались целых два магазинчика – Ильи Петровича Бирчанского и «Антикварий» Я. И. Черномордика. Но наибольший интерес для собирателя представляли два угловых магазина – со стороны Большой Никитской и Тверской.

На углу Никитской, в доме полковника Ренкевича – Н. Б. Юсупова, описанном, кстати сказать, в «Горе от ума», находилась торговля всеми видами антиквариата Василия Николаевича Морозова. У него было приобретено очень необычное для голландских мастеров по композиции и главное – почти импрессионистическое по настроению полотно Эгберта ван Геемскерка Старшего. Уроженец Гарлема, работавший в Гааге и Амстердаме, художник предпочел им Англию и высокое покровительство лорда Рочестера. И в голландский пейзаж проникает чисто английское ощущение природы. Берег моря. Голубоватая даль холмов. Долина с купами кустарников и деревьев. Деревеньки с колокольнями и ветряками. А на переднем плане крупные, широко написанные крупы лошадей, около которых остановился одинокий всадник – прием, напоминающий те кермессы и сцены с ведьмами, которыми прославился художник. Остатки подписи и даты позволяют говорить о последнем десятилетии ХVП века.

В собрании оказалось полотно еще одного «английского голландца», более знаменитого, – Виллема ван де Вельде Старшего, последние 20 лет жизни проработавшего в Англии при дворе короля Карла II. В своем «Осеннем море» он удивительно точно передает цветом ощущение состояния природы. Пейзаж очень характерен для замечательного мариниста по отношению неба к земле и воде, белильным далям, специфической кладке мазка на волнах, энергичной кладке краски на переднем плане.

К московским «леонтьевским» приобретениям принадлежит, по-видимому, и «Дорога в дюнах» Якоба Рейсдаля, представляющая очень близкую аналогию «Домику в роще» 1646 года из собрания Эрмитажа. Тот же пейзажный сюжет истолковывается молодым художником несколько иначе. На песчаной дороге появляется вереница путников, написанных, судя по живописной манере, А. ван Остаде.

Геемскерк, Эгберт I Ван

Heemskerck, Egbert I van,1634–1635, Гарлем – 1704, Лондон

Ученик Питера де Греббера (Р. de Grebber). В 1663 году переехал в Гаагу. В 1665-м работал в Амстердаме, позднее в Англии, где находился под покровительством лорда Рочестера.

47.

ГЕЕМСКЕРК ЭГБЕРТ ВАН

Пейзаж с всадником

Холст, масло 37,5 х 27,5 см

Инв. № 209

Произведения находятся в Голландии, во Франции, в Нью-Йорке, Праге, Эрмитаже. Литература – только в общих трудах по голландскому искусству.

Атрибуция «Пейзажа с всадником» основывается на сравнительном анализе картины с произведениями Геемскерка в Эрмитаже и ГМИИ.

Первое, что говорит в пользу данной атрибуции, – характер манеры живописи: резко ограниченная форма мазка, лепка им формы (мазок лопаточкой).

Трактовка цвета очень близка Геемскерку Это цвет, взятый как цвет, в привычной для художника цветовой гамме, а не как цветовое свидетельство о натуре (лицо человека, грива левой лошади). Сутулость фигуры и поджатость.

Это не наиболее типичная для Геемскерка, тем не менее встречающаяся в его творчестве композиция. Известен ряд его пейзажей с фигурами (Гаага).

48.

РОССИЯ Начало XVIII века

Бра на три точки

Из Ораниенбаумского дворца, где, согласно легенде, находились в покоях Петра I

Латунь.

Высота – 30 см ширина – 40 см глубина – 25 см

Инв. № 271

* * *

…И уж совсем особое событие было связано со «Стариной и редкостью», выходившим на угол Тверской антикварным магазином З. П. Бирчанского. Художник по образованию, З. П. Бирчанский занимался живописью специально, захватывая все времена и школы вплоть до заинтересовавших его работ современных русских мастеров. Картины не составляли у него отдельной галереи, даже не развешивались вместе – помещение магазина было вообще невелико. Обычаем московских торговцев их надо было «находить» среди настоящих натюрмортов из мебели, тканей, оружия, тщательно продумываемых хозяином. Впрочем, об отдельных картинах Захарий Петрович предупреждал постоянных клиентов – ничего не рекомендуя, ничего не расхваливая, даже не называя предполагаемого автора: «Ваши деньги – ваш глаз». И только когда выбор бывал окончательно сделан, Бирчанский пускался в обсуждение покупки. Приводились примеры, аналогии, имена собирателей.

Рембрандт Харменс Ван Рейн

Rembrandt Harmensz van Rijn.

15 июля 1606, Лейден – 8 октября 1669, Амстердам

Один из величайших живописцев мира. Сын мельника и дочери булочника.

Родился на мельнице, к сожалению, не сохранившейся. Приставка к имени – ван Рейн обозначает местность рождения, в данном случае – берег Рейна. Семья имела еще троих сыновей и двух дочерей, причем Рембрандта как наиболее физически слабого родители предпочли отдать в Латинскую школу (в будущем – Лейденский университет). Но мальчик не выдерживает 7-летнего курса и вместе со своим товарищем Яном Ливенсом решает заняться живописью. Он уезжает в Амстердам, откуда возвращается в 14 лет дипломированным художником. Отец оплачивает его занятия у одного из лучших художников Лейдена Я. Сва-ненбурга, получившего художественное образование в Венеции. Затем у художника ван Схоотена Рембрандт приобретает навыки портретиста, что отцу представляется достаточно выгодным ремеслом. Семнадцати лет Рембрандт вместе с Ливенсом направляется для совершенствования мастерства в Амстердам, где отец, видя его исключительное трудолюбие, оплачивает занятия у пользовавшегося широкой извест-ностью Питера Ластмана. Когда оба приятеля заканчивают учебные занятия, отец Рембрандта предоставляет им возможность снять собственную мастерскую, и это, по словам самого Рембрандта, самые счаст-ливые годы его жизни.

49.

РЕМБРАНДТ ХАРМЕНС ВАН РЕЙН

Продажа права первородства

Дерево, масло 45 х 62 см

Инв. № 285

Появляющийся протектор предлагает друзьям уехать совершенство-ваться в Италию, но оба отказываются, считая, что итальянистов и так слишком много в Голландии.

Двадцати трех лет Рембрандт покидает Лейден. После смерти отца он располагает известными финансовыми средствами и предпочитает направиться в столицу Амстердам, сняв мастерскую на Блуменгарт, где три раза в неделю происходит цветочный торг. Именно там его находит доктор Николас Тульп, известный анатом. Он обладает достаточным состоянием, успешно занимается, в дополнение к основной профессии, торговлей и страстно любит искусство. Он тут же заказывает Рембрандту «Анатомию доктора Тульпа». Написав эту картину, Рембрандт в 26 лет становится самым модным художником. Рембрандта заваливают заказами, в частности, на портреты, за которыми выстраивается настоящая очередь. Художник принимает приглашение Ван Юленбурха, денди и щеголя своих дней, поселиться в его доме. Здесь он встречает родственницу хозяина, хорошо обеспеченную и прекрасно образованную Саскию, дочь умершего государственного советника. Через год, за время которого Рембрандт пишет 7 портретов Саскии (на одном из них есть надпись: «Портрет моей жены, на третий день после свадьбы. 8 июня 1634»), молодые сочетаются законным браком.

Четыре старших и достойно устроенных сестры Саскии вместе с их мужьями далеко не в восторге от ее брака, считая последний делом простого расчета Рембрандта. Чтобы доказать противное, Рембрандт начинает играть на бирже, организует настоящее производство своих портретов и картин, все более и более повышая их стоимость, что, впрочем, никак не останавливает многочисленных заказчиков. Он даже меняет живописный стиль в духе модного барокко, к которому тяготеют коллекционеры всех стран. Когда в эти годы его спрашивают о его профессии, он отвечает: «Торговец».

Вместе с тем, зарабатывая ежегодно (в пересчете на современные деньги) десятки миллионов, Рембрандт, ставший одним из самых элегантных и изысканных кавалеров, обращается к коллекционированию. К тому же в самом роскошном квартале Амстердама он строит богатейший дом, где с трудом размещаются его коллекции, в составе которых есть два Рафаэля, Джорджоне, Рубенс, Кранах, Гольбейн, этюды Микельанджело.

Но семейная жизнь художника оказывается несчастливой. Из четырех детей Саскии трое умирают, вскоре не станет и самой Саскии. После шести лет семейной жизни ее уносит в могилу чахотка. Наконец, среди этого обвала смертей уходит из жизни и мать Рембрандта. За шесть лет смерть пять раз посещает его дом. Он остается вдовцом с единственным маленьким сыном на руках. На это же время приходится создание художником одного из самых знаменитых полотен – «Ночной дозор», который не производит впечатления ни на знатоков, ни на продавцов.

16 офицеров складываются по сто флоринов, чтобы увидеть свое изображение на общем полотне, и оказываются совершенно разочарованными. Рембрандт слишком знаменит, чтобы офицеры решились его критиковать, но разговоры за спиной становятся все более резкими. Один из отзывов: «Ночной дозор» – «иллюстрация комедии Шекспира, которую тот забыл написать».

Рембрандт по-своему переживает постигшее его разочарование: он запирается в своем доме, больше не снимает одежды ремесленника.

Оглавление

  • Вместо предисловия
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «В саду времен», Нина Михайловна Молева

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства