«О царствовании Юстиниана»

Прекрасным и счастливым приобретением являются победы и трофеи в войнах, основание и восстановление городов и всякие тому подобные великие и достойные памяти дела. Эти деяния доставляют известность, славу и наслаждение творцам их и, когда они [творцы] умирают и уходят отсюда, совершенно не желают за ними следовать. Наступающее потом забвение скрывает и извращает истинный ход дел. Когда знающие о них [этих делах] умирают, с ними уходит, исчезает и знание их. Поэтому одна память представляет нечто текучее и непрочное и не может сохраняться долго. И я полагаю, что иные не решились бы подвергаться опасности ради отечества и переносить другие труды, если бы хорошо знали, что вместе с ними погибнет и умрет вся их слава, рассчитанная только на одну их жизнь, какие бы славные дела они ни совершили. Однако некий божественный промысел, укрепляя слабость нашей природы, даровал блага истории и вытекающие из нее надежды. Я думаю, что победители на Олимпийских играх обнажаются на арене не ради масличного венка или венка из селлерея, что храбрые воины в сражениях подвергаются открытым и очевидным опасностям не только ради добычи и наживы. Те и другие добиваются прочной и бессмертной славы, которой они не могут насладиться, если их не обессмертит история, не такой [славы], как установления Замолксиса[1] или готическое безумие, но божественной и бессмертной, единственной какая смертные дела превращает в бессмертие.