Константин Колонтаев Россия и Европейский финансовый капитал в контексте Крымской войны 1853–1856 годов
Введение
За прошедшие с момента окончания Крымской войны 155 лет, несмотря на десятки тысяч статей, брошюр и книг, разбирающих все ее перипетии, до сих пор нет убедительных разъяснений относительно подлинных причин ее возникновения.
Уже традиционно, в качестве причин начала Крымской войны приводят следующие объяснения:
1. Противоречия политических и экономических интересов России, Англии, Франции на Ближнем Востоке, который в то время был частью Турецкой империи.
2. Опасения Англии, что предлагаемый Россией раздел Турции создаст угрозу колониям Англии в Азии и, прежде всего в Индии.
3. Со стороны Франции, причинами войны называют желание, только что пришедшего к власти императора Наполеона III, укрепить свой режим путем внешней победоносной войны.
Но при внимательном рассмотрении все эти причины оказываются чересчур поверхностными для развязывания столь серьезного вооруженного конфликта, который многие современные исследователи именуют "Протомировой войной".
Что касается Англии, то все ее противоречия с Россией на Ближнем Востоке и разного рода тревоги и опасения в связи с этим, длились к этому времени уже более 100 лет, периодически, то, обостряясь, то затухая. Но при этом вплоть до середины ХIX века, дело ни разу не доходило до войны. Поэтому подлинные причины, толкнувшие Англию на первую в ее истории войну с Россией, которая перед ее началом выглядела, как опасный и непредсказуемый вооруженный конфликт, явно лежали за пределами ее непосредственных государственных интересов.
То же самое, если не в большей степени, касалось и Франции. Она к этому времени, за пять предшествующих лет, пережила одну революцию, кровопролитные четырехдневные бои в столице, два государственных переворота, сопровождавшиеся вооруженными столкновениями. К тому же к началу Крымской войны французская армия не имела опыта европейских войн на протяжении почти 40 лет.
В связи со всем этим только что, установившийся в стране режим "Второй империи", которому к началу Крымской войны не было еще и года., находился в чрезвычайно неопределенном и неустойчивом положении. Поэтому, было довольно странно со стороны Наполеона III укреплять свое положение путем войны с Российской империей, имевшей самую большую в тогдашнем мире армию. При всем своем авантюризме Наполеон III все же не был безумцем. Поэтому, государственные интересы "Второй империи" также не требовали войны с Россией.
В связи с этим, логично предположить, что если в этой войне объективно не были заинтересованы правящие круги Англии, Франции и конечно самой России, то значит, в этом были заинтересованы какие-то влиятельные посторонние силы.
Чтобы их определить, необходимо рассмотреть ту политическую ситуацию, которая сложилась в Европе в 1848–1852 годах, накануне Крымской войны.
Особенностью этой ситуации было то, что в 1848–1849 годах, практически все крупные европейские страны оказались, втянуты в события Европейской революции. Единственной великой державой, находившейся рядом с Европой, но никак не затронутой революционными событиями, оказалась Россия.
Эта российская "незатронутость" вызвала серьезное нарушение европейского равновесия, с точки зрения европейского финансового капитала, опасавшегося, что ослабление революционными событиями таких великих европейских держав как Англия, Франция, Австрия, Пруссия, резко усилит влияние России в Европе.
Именно желанием евробанкиров ослабить Россию, а не добиться ее военного разгрома и объясняются многочисленные "странности" в ведении боевых действий обеими сторонами в ходе Крымской войны, противоречившие элементарным военным канонам.
Одной из таких, бросавшихся в глаза "странностей", был сам выбор основным театром военных действий бассейна Черного моря и Крыма, которые были настолько удалены от жизненных центров тогдашней России, что даже самые тяжелые поражения находящихся там русских войск, не смогли бы существенно сказаться на общем военно-политическом положении России. Это объяснялось тем, что евробанкиры не желали, чтобы серьезное военное поражение России, в свою очередь, привело бы к новому нарушению европейского равновесия.
Поэтому евробанкиры, через своих людей в военных министерствах и Генеральных штабах Англии, Франции и России, всячески ограничивали масштабы боевых действий, сводя их к одной географической точке — Севастополю, делая все, чтобы "наполеоновские планы" тогдашнего английского премьер-министра Пальмерстона по отторжению от России: Крыма, Северного Кавказа и Закавказья, и создания там проанглийских марионеточных государств, остались бы только на бумаге.
Большое количество своих людей имели европейские банкиры и в руководстве вооружёнными силами Российской Империи. Приобретение таких людей происходило через различные военно-масонские ложи России. Военно-морские силы представляла ложа "Нептун", основанная в 1779 году, в армии действовали ложи "Марс" (1772), "Минерва" (1776).[1]
Свержение и убийство императора Павла I в марте 1801 было осуществлено членами военных масонских лож в интересах евробанкиров.
В Феодосии 16 мая 1812 была учреждена военная ложа "Иордан", в которую вскоре вступил подполковник И. П. Липранди (Там же) — родной брат будущего генерал-лейтенанта Липранди, командующего русскими войсками в Балаклавском сражении. В ходе этого сражения Липранди фактически остановил успешное наступление своих войск, которое могло привести к полному разгрому английской армии.
В дальнейшем в 1830–1840 годах сам И. П. Липранди в чине полковника был начальником русской военной разведки, а затем еще десять лет начальником агентурно-розыскной части Министерства внутренних дел.
Главнокомандующий русскими войсками в Крыму во время Крымской войны светлейший князь А. С. Меньшиков в 1815 году вступил в военную масонскую ложу "Союз русских рыцарей".[2]
Под его командованием 20 сентября 1854 года было проиграно Альминское сражение, перед началом и в ходе которого, он своими действиями парализовал управление русских войск на поле боя.
Хорошо известный всем по этому периоду отечественной военной истории адмирал П. С. Нахимов, будучи еще с офицерских чинов членом военно-морской масонской ложи "Нептун", выполняя приказы своего вышестоящего масонского начальства связанного с евробанкирами, в ходе Первой обороны Севастополя то же предпринял ряд действий, которые обеспечили в конечном счете падение Севастополя, а значит и поражение России в Крымской войне.
В документальном романе "Осажденный Севастополь" известного в конце XIX — начале XX века писателя, ученого и общественного деятеля М. М. Филиппова приводятся несколько фактов конкретных действий адмирала Нахимова в конце сентября 1854 года, в самом начале Первой обороны Севастополя, которые были практически откровенно направлены на сдачу города противнику в самое ближайшее время.
Первым таким действием стал приказ Нахимова о затоплении всех остальных крупных кораблей флота помимо тех что уже до этого были затоплены у входа в Главную (Северную) бухту.
И так, цитата автора: "Корнилов начал составлять диспозицию войск, как вдруг явился контр-адмирал Вукович 1-й. — Я к вам с донесением Владимир Алексеевич. — Что такое? — спросил Корнилов. — Корабль "Ростислав" затоплен, то есть начали затопление. — Как! Кто вам велел?! — воскликнул Корнилов. — Кто велел? Велел его превосходительство Павел Степанович Нахимов. — Это недоразумение, я сейчас все улажу! — воскликнул Нахимов, действительно приказавший начать затопление. Он бросился к двери и прежде чем Корнилов успел удержать его, исчез".[3]
После этого Корнилов отменяет данный приказ Нахимова, который тот отдал как командующий эскадрой, предварительно не поставив о нем в известность своего непосредственного на тот момент начальника которым являлся Корнилов как начальник штаба Черноморского флота.
Но через несколько часов после этого Корнилов узнает еще об одном действии Нахимова направленном на обеспечение падения Севастополя в самом ближайшем будущем: "Корнилов велел седлать коня и собирался осматривать укрепления, как вдруг к нему подошел командир одного из кораблей. — Я пришел спросить распоряжения вашего превосходительства — сказал он официальным тоном — командиром порта с согласия Павла Степановича было отдано приказание затопить в бухте порох из главного погреба, что в Георгиевской балке. — Как! — вскричал Корнилов. — Да они все с ума сошли! И вы затопили?! — Не затопил по неимению средств. — Слава тебе господи! Ради бога, ничего не осмеливайтесь топить без моего приказа! Затопить тридцать тысяч пудов пороха, почти весь наш запас? Очистить погреб необходимо, но прошу и приказываю не потерять ни единого фунта и перевести весь этот запас на какой — нибудь транспорт".[4]
Здесь разумеется скептики, особенно из числа "серьезных", то бишь казенных историков, тут же заявят, что все это художественный вымысел автора, но Филиппов был крайне серьезный и ответственный человек — второй на тот момент по значению ученый — химик в России после Менделеева и он понимал, где в историческом романе проходит грань между художественным вымыслом историческими фактами, особенного тогда когда реального флотоводца он практически прямо обвинил в государственной измене.
Кроме того роман был издан в 1889 году, когда с момента окончания Первой обороны Севастополя прошло 34 года и были живы в большом количестве ее участники в том числе и в самых больших чинах, которые подобные утверждения если бы они не соответствовали действительности расценили бы не как "художественный вымысел", а как клевету на выдающегося российского флотоводца. Но поскольку никто после выхода этого романа в свет не стал утверждать подобного, то это означает, что участники Первой обороны Севастополя признавали эти утверждения автора о попытках Нахимова сдать Севастополь противнику как факт.
Помимо этих фактов имеются данные и о том, что Нахимов своими действиями обеспечил поражение русской армии в ходе Инкерманского сражения 25 октября 1854. Перед началом сражения Нахимову было поручено обеспечить строительство моста через Черную речку по которому должна была пройти группировка войск под командованием генерала Павлова, которая затем поднявшись на Киленбалочные высоты должна была там соединиться с группировкой генерала Соймонова.
После этого объединенная группировка войск многократно превосходящая по своей численности противника в лице английских войск должна была благодаря этому разгромить их в короткие сроки до того как к ним на помощь успеют подойти французы.
Однако этот план был сорван из — за того, что мост к началу сражения не был построен, и при этом об его отсутствии сухопутное командование не было предупреждено Нахимовым.
Поэтому группировка войск генерала Павлова была вынуждена наводить мост через Черную речку самостоятельно и не соединилась во время с группировкой генерала Соймонова.
В результате вместо стремительного разгромного удара получилось затяжное сражение в ходе которого на помощь англичанам пришли французы и заставили русские войска отступить.
Проигрыш Инкерманского сражения стал главной причиной последовавшего спустя 10 месяцев падения Севастополя, поскольку командование русских войск потеряло веру в свои способности проводить успешные крупномасштабные наступательные операции и сделало упор на чисто оборонительные действия.
Говоря о предательских действиях генералов и адмиралов — масонов нужно отметить что им было с кого брать пример. Еще в начале XIX века в Петербурге возникло несколько военных масонских лож: "Елизавета к Добродетели", "Военная верность" (1812; затем переименована в "Александр к "Военной верности""). Членом последней был брат императоров Александра I и Николая I — великий князь Константин Павлович, в дальнейшем наместник Царства Польского и в течении нескольких недель ноября — декабря 1825 года император Российской империи.[5]
Кроме восстановления европейского равновесия, Крымская война, по расчетам европейских банкиров должна была привести к проведению в России целого ряда либеральных реформ, способствующих проникновению европейского финансового капитала внутрь страны с целью эксплуатации ее природных, и трудовых ресурсов, и с другой заставить русское правительство прибегнуть к массированным внешним займам и с этой целью разместить свои ценные бумаги на европейских финансовых рынках.
Повышая или понижая стоимость русских ценных, бумаг на еврорынках, евробанкиры получили бы значительный рычаг влияния на внутреннюю и внешнюю политику русского правительства, что и происходило до ноября 1917 года.
Часть 1. Российская империя и европейские банкиры перед Крымской войной
Марионеточная зависимость режима императора Александра I от европейского финансового капитала, возникшая в период 1801–1814 гг., вызвала к середине 20-х гг. ХIX в. острый политический кризис. Росло количество недовольных политикой режима. Остро встал вопрос о смене курса развития страны.
Эта проблема смены курса, имела две альтернативы: революционную и консервативно-охранительную.
Попытка смены курса революционным путем, провалилась после подавления революционного военного восстания в Петербурге 14(26) декабря 1825. Победило консервативно-охранительное направление, нашедшее свое воплощение в режиме императора Николая I (1826–1855 гг.). Однако в силу своей консервативности, режим Николая I не мог коренным образом порвать ту финансовую удавку, которую накинули на Россию европейские банкиры в царствование Александра I
Главный представитель Ротшильдов в России, петербургский банкир Людвиг Штиглиц продолжал процветать не смотря на смену власти, и даже более того, в 1826 году он сразу после коронации Николая I, получил от него баронский титул, а в 1828 году должность придворного банкира.
Его услугами пользовались такие столпы николаевского режима, как министр финансов Канкрин, министр уделов Киселев, морской министр Меньшиков, министр иностранных дел Ниссельроде, шефы жандармов Бенкендорф и Орлов.[6]
Когда в марте 1843 Людвиг Штиглиц умер, то в день его похорон 11 марта с разрешения императора, в знак траура была закрыта Петербургская биржа, а на самих похоронах присутствовали многие министры и иностранные послы. Речь на могиле произнес редактор влиятельной полуофициальной газеты "Северная пчела" Н. И. Греч.
После похорон уговаривал сына покойного продолжить дело отца, сам император: "Колебание осиротелого Штиглица-сына, вызвало милостивое настояние императора Николая I, с сожалением представлявшего себе возможное прекращение дел столь знаменитого дома".[7]
Это "настояние" императора "подействовало" и дело отца продолжил Александр Штиглиц (1814–1884 гг.)
Но при всем своем почтении к европейскому финансовому капиталу и его представителям в России, Николай I все же предпринял ряд мер, чтобы ослабить финансовую зависимость России от Запада. Прежде всего, он прекратил брать новые займы у европейских банкиров и первую половину его царствования (1826–1840 г.г.) не было взято ни одного внешнего займа.
Результаты и причем, благоприятные, не замедлили сказаться. Вновь начинается бурный рост русской промышленности. В результате, уже в 1828 г. продукция русской промышленности была впервые представлена на международной промышленной выставке-ярмарке в Лейпциге, а в 1829 и 1831 гг. аналогичные выставки-ярмарки состоялись в Петербурге и Москве.
Темпы промышленного развития России в 30-е гг. ХIX в. были таковы, что вопросы промышленного развития страны, стали широко обсуждаться в русских газетах и журналах того времени. Очень большое внимание уделял в своих публикациях железным дорогам, паровым машинам, строительству новых фабрик, издаваемый Пушкиным журнал "Современник".
В 30-40-е гг. ХIX в. в России начинается промышленный переворот, ручные станки и механизмы, использующие энергию падающей воды, стремительно вытеснялись станками и механизмами, использующих привод от паровых машин. Ранее всего, этот процесс начался в текстильной и сахарной промышленности. В 1846 г. в России было 700 тысяч веретен, приводимых в движение паровыми двигателями. К 1859 г. их количество выросло до 1 млн.600 тыс. Б 1849 г. — 44 % производимого в стране сахара вырабатывалось с применением паровых машин. Всего в России с 1830 по 1860 гг. было произведено и ввезено из-за границы более 100 тысяч станков, машин и других видов промышленного оборудования.[8]
На металлургических предприятиях в этот период происходит замена кричного способа выплавки железа новейшими по тему времени технологиями "пудлингование" и "бессермерование".
Вслед за Европой в России появился и начал развиваться железнодорожный транспорт. В 1836 г. в России была построена первая железная дорога между Петербургом и Царским селом, протяженностью около 40 км. К 1851 г. были построены железные дороги Петербург-Москва и Варшава — западная граница, общей протяженностью 1500 км.
Промышленный переворот приводил к серьезным изменениям в структуре русского общества. Если к началу 30-х годов ХIX в. крепостной труд в русской промышленности составлял 45 %, то к началу 50-х гг. ХIX в. вольнонаемные составляли 90 % рабочих русской промышленности.[9]
Русская политическая полиция того времени, внимательно следившая за политической обстановкой в стране, быстро определила последствия происходившего в стране промышленного переворота. Так, в своем " Отчете за 1830 год"' III отделение "Собственной его императорского величества канцелярии", отмечала, что: "Вся Россия, с нетерпением ждет перелома, как в системе, так и в людях".
В связи с этим, III отделение призывало императора "вновь завести машину". Ключами для такого "завода", по мнению III отделения являлись "правосудие и промышленность", то есть III отделение предлагало установить в России режим буржуазного правового государства, опирающегося на промышленный капитализм.
В Отчете III отделения за 1839 г. этот призыв звучал еще более отчетливо: "Весь дух народный, направлен к одной цели — к освобождению", "Крепостное право есть пороховой погреб под государством".[10]
Однако, в силу своего консервативно-охранительного характера, опоре на земельную аристократию и сохранившихся связей с европейским финансовым капиталом, режим Николая I не мог осуществлять коренных преобразований в интересах российского промышленного капитала. Единственное, на что он оказался способен — это отдельные, частные реформы.
Так, в 1828–1829 гг. при Министерстве финансов создаются Мануфактурный и Коммерческий Советы, призванные регулировать промышленную и торговую деятельность в стране.
Была проведена министром финансов Канкриным денежная реформа, установившая серебряное обеспечение рубля. В 1837 г. по инициативе П. Д. Киселева, создается "Министерство государственных имуществ", которое занималось государственными крестьянами, "вольными хлебопашцами", иностранными переселенцами, кочевыми племенами, а также принадлежащими государству землями, лесами, водами.
В 1837–1838 годах данным министерством была проведена реформа государственных крестьян, одной из целей которой, было обеспечение промышленности рабочими руками. Распоряжениями правительства в 1835 и 1840 году были уничтожены остатки крепостнических отношений в российской промышленности. Начиная с 1831 года была установлена практика ежегодного проведения промышленных выставок попеременно в Петербурге и Москве.[11]
В 1832 году правительство выделяет промышленную буржуазию в отдельное сословие "почетные граждане'', получивших социально-политические права сравнимые с дворянскими. До этого представители промышленной буржуазии были разбросаны в сословиях купцов, мещан, государственных крестьян и даже крепостных.[12]
Достигнутый Россией к концу 30-х годов ХIX века в результате промышленного переворота уровень развития буржуазного общества, привел к появлению целого ряда идеологических систем, характерных для состояния общественного устройства эпохи развития промышленного капитализма. Этими основными идеологиями стали соответственно: либерализм ("западничество''), консервативный умеренный национализм ("славянофильство") и русский коммунизм.
Лагерь классических либералов ("западников") был представлен в 30-50-е годы XIX века Т. Н. Грановским, а после его смерти К. Д. Кавелиным, Е. Ф. Коршем, В. П. Боткиным, П. В. Анненковым.
Довольно быстро из либерального лагеря выделились левые либералы в виде "утопических социалистов" в лице А. И. Герцен и Н. П. Огарев и анархистов в лице М. А. Бакунина.
Коммунистическое направление в русской общественной мысли того периода времени представляли В. Г. Белинский и Н. Г. Чернышевский.
Однако, несмотря на сравнительно быстрые темпы промышленного развития России в 30—40-е годы ХIX в., обозначившееся к 1815 году ее экономическое отставание от Англии не только не сократилось, но даже стремительно росло.
Кроме Англии, Россию в царствование Николая I обогнала в промышленном развитии и Франция, чего до этого не было.
После этого Российская империя по своему экономическому потенциалу переместилась со второго на третье место в тогдашнем мире.
Причиной этого была нехватка в России денежных капиталов, основная масса которых уходила из России в Европу, в качестве выплат по европейским и, прежде всего английским займам периода 1801–1825 годах
С 1800 по 1860 год выплавка чугуна в России выросла на 7 млн. пудов, а в Англии за это же время на 240 млн. пудов. В 1850 году Россия производила чугуна в 14 раз меньше Англии и в 3 раза меньше Франции. Количество веретен в текстильной промышленности России было в 20 раз меньше, чем в Англии и в 4 раза меньше, чем во Франции.[13]
Причин такого положения было несколько:
1. В этот период времени господствующим классом в России была не промышленная буржуазия, а земельная аристократия, поставлявшая продовольствие и сельскохозяйственное сырье на европейские рынки и сильно зависевшая от этих рынков и управлявших ими евробанкиров.
2. После 15-летнего воздержания периода 1826–1840 годов режим Николая I, начиная с 1841 года вновь стал прибегать к практически ежегодным иностранным займам, вплоть до 1855 года.
Первый иностранный займ в царствование Николая I на сумму 50 млн. рублей серебром при посредничестве уже упоминавшегося Людвига Штиглица, был взят у европейских банкиров под благовидным предлогом начала строительства в 1841 году железной дороги Петербург — Москва. В дальнейшем, в 1843–1847 годах при посредничестве уже Александра Штиглица, ежегодно заключались договора о получении четырехпроцентных европейских займов для продолжения и завершения строительства этой железной дороги.
За эти "услуги" А.Штиглиц был награжден Николаем I орденом Св. Владимира — 4-й степени и золотой табакеркой с бриллиантами и императорским вензелем.[14]
В займах 1843–1855 гг. А.Штиглиц представлял в России такие банковские дома как "Братья Беринг" (Лондон), "'Гопе и Ко"' (Амстердам), "Мендельсон и Ко" (Берлин).
Помимо денежных операций с Российским государством, Штиглиц и вышеназванные банкирские дома, вели денежные дела и многих уже упоминавшихся ключевых фигур Николаевского режима, со всеми вытекавшими отсюда печальными последствиями для России.
Современники, как Людвига, так и Александра Штиглица, хорошо знали об их связи с Ротшильдами и их положении в международном финансовом сообществе: "С векселями его, как с чистыми деньгами можно было объездить всю Европу, побывать в Америке и в Азии. Другое дело — дорого ли они стоили".[15]
Эта вновь обретенная во второй половине царствования Николая I, финансовая зависимость России от европейского финансового капитала, привели ее в период 1849–1856 гг. к двум крупномасштабным внешнеполитическим поражениям, которые превратили ее во второстепенную европейскую державу, вплоть до конца 1917 года.
Первой из этих внешнеполитических катастроф, ставших следствием финансовой зависимости Николаевского режима от европейских банкиров, стала военная интервенция России в Венгрию в апреле-июне 1849, с целью спасения от развала Австрийской империи.
Данная интервенция противоречила всем геополитическим интересам России в Юго-Восточной Европе и была совершена по прямому указанию европейских банкиров, желавших скорейшего окончания Европейской революции 1848–1849 года, которая вышла из под их контроля, и последним очагом которой, являлась Венгерская республика, отколовшаяся от Австрии.
Насколько несамостоятельны были действия России во время интервенции ее войск в Венгрию, свидетельствует тот факт, что Россия не потребовала ничего взамен от спасенной, ею австрийской монархии, хотя бы например в первую очередь, находившиеся в составе Австрийской империи западно-украинские земли.
Часть 2. Европейские банкиры и Крымская война
Не смотря на то, что европейскому финансовому капиталу к концу 40-х годов ХIX века удалось восстановить те свои позиции в России, которые были ослаблены в период 1826–1840 годах, он желал установления своего полного контроля над ней. Для установления этого контроля европейские банкиры решили прибегнуть к своему испытанному средству — внешней войне.
Внешняя война против России в этот период, с одной стороны, должна была восстановить европейское равновесие, нарушенное Европейской революцией 1848–1849 года, которая совершенно не затронула Россию, а с другой стороны, эта война должна была расстроить финансовую систему России, увеличить ее внутреннюю и внешнюю задолженность и вызвать потребность в новых внешних займах.
Именно эти расчеты и стали основными причинами войны коалиции европейских государств в составе Англии, Франции, Турции, Пьемонта (Королевство Сардиния) против России в 1853–1856 годах. Эту коалицию поддерживали своим враждебным нейтралитетом в отношении России такие ее бывшие союзники, как Пруссия и Австрия, а так же Швеция.
Таким образом, война 1858–1856 гг., получившая в российской историографии название "Крымская война", а в западной — "Восточная война", была по существу войной всей Европы против России, организованной европейским финансовым капиталом.
Именно желанием евробанкиров ослабить Россию, а не добиться ее полного военного разгрома и объясняются многочисленные странности в ведении боевых действий обеими сторонами в ходе "Крымской войны", которые противоречили элементарным военным канонам.
Одной из таких, бросающихся в глаза странностей, был сам выбор основным театром военных действий бассейна Черного моря и Крыма, которые были настолько удалены от жизненных центров тогдашней России, что даже самые тяжелые поражения, находящихся там русских войск, не смогли бы заметно сказаться на общем военно-политическом положении России.
Европейский финансовый капитал не хотел, чтобы серьезное военное поражение России, в свою очередь, привело бы к новому нарушению европейского равновесия. Поэтому, евробанкиры через своих людей в военных министерствах и Генеральных штабах Англии, Франции и России, всячески ограничивали масштабы военных действий, сводя их к одной географической точке — Севастополю, делая все, чтобы "наполеоновские планы" тогдашнего английского премьер-министра Пальмерстона по отделению от России: Крыма, Северного Кавказа и Закавказья, и создания там проанглийских марионеточных государств, остались бы только на бумаге.
Результатом "Крымской войны" стало то, что в 1853–1856 гг. общие российские расходы на ведение боевых действий составили более 500 млн. рублей. В разгар боевых действий в 1854–1855 гг. ежегодный бюджетный дефицит составлял 600 млн. руб. Количество бумажных денег в обращении выросло более, чем в 2 раза, прекратился обмен бумажных денег на золотую и серебряную монету. Курс рубля неудержимо падал.[16]
Все это создало для европейского финансового капитала в России самые благоприятные условия. В 1854–1855 годах его представитель в России А.Штиглиц заключил с ним от имени Российского правительства несколько договоров о займах на общую сумму около 200 млн. руб.[17]
Эта финансовая зависимость, по мнению европейских банкиров, должна была повлечь и выгодные для них политические изменения в России.
Часть 3. Общественно-политические агенты влияния европейских банкиров в Российской империи накануне, во время и после Крымской войны
Подготовку серьезных политических перемен в Российской империи евробанкиры стали за несколько лет до "Крымской войны".
Хотя к концу 40-х гг. ХIX в. евробанкиры имели значительное количество своих агентов влияния среди правящей российской элиты и некоторые из ее представителей были связаны с евробанкирами родственными узами, как, например, министр иностранных дел Ниссельроде — дальний родственник австрийской ветви Ротшильдов. Но для осуществления серьезных политических изменений в России, нужно было иметь своих людей не только в правящей элите, но и среди оппозиции к ней.
К формированию внутрироссийской оппозиции, евробанкиры приступили на рубеже 30–40 гг. ХIX в. Питательной основной средой для создания евробанкирами внутрироссийской оппозиции, стал либеральный лагерь, а точнее его радикальное левое крыло, представленное российскими сен-симонистами.
Российский сен-симонизм возник в 1832 г., когда в Московском университете было создано тайное сен-симонистское общество во главе с Александром Герценом (1812–1870) и Николаем Огаревым (1813–1877).
В июле 1834 это общество было раскрыто полицией. Большинство его рядовых членов было отправлено в тюрьмы, но Герцен и Огарев, благодаря высокому положению своих, родителей и ближайших родственников, были только сосланы в отдаленные губернии (Герцен в Вятку, Огарев в Пензу), где занимали различные чиновничьи должности.
Сам Герцен, будучи сыном помещика-миллионера И. А. Яковлева, пользуясь деньгами и связями отца сумел в 1840 году вернуться из вяткинской ссылки в Петербург. Затем, после новой непродолжительной ссылки в Новгород в 1841–1842 годах, он возвращается в 1842 году в Москву, где до 1847 года активно участвует в идейно-философской борьбе, критикуя на страницах журнала "Отечественные записки", воззрения "славянофилов" и теорию "официальной народности".
Опыт политической деятельности Герцена в России в 30-40-е годы ХIX века, показал его покровителям Ротшильдам, что из-за полицейских репрессий в России, руководить, находясь в ней, политической оппозицией — невозможно. Поэтому, было решено создать руководящий центр внутрироссийской оппозиции в Европе.
С этой целью в 1847 году Герцен вместе с семьей выезжает из России во Францию, где вскоре объявляет с своем нежелании вернуться на Родину и становится политическим, эмигрантом.
Сразу после своего приезда во Францию, Герцен вошел в контакт с банкиром Турнейсеном, представителем французской ветви Ротшильдов. В своем письме из Парижа в Петербург от 11 (23) апреля 1847, М. С. Шепкину, Герцен указывал: "Ко мне писать можно и через Турнейсена и прямо на авеню Мариньи № 9, пригород Сент-Оноре, Париж".[18]
В апреле 1847 практически сразу после своего приезда во Францию, Герцен становится членом только что созданного Ротшильдами в марте 1847 влиятельного, элитарного либерального общества "Римский клуб", которое заседало в Риме во дворце "Бернини".[19]
Вскоре после этого, происходит личная встреча Герцена с главой французской ветви Ротшильдов — Джемсом Ротшильдом (1792–1868 гг.).
В своих мемуарах "Былое и думы" Герцен описывает ее в 39-й главе под весьма красноречивыми заголовками "Деньги и полиция" и "Император Джемс Ротшильд и банкир Николай Романов": "После июньских дней 1848 года я познакомился с Ротшильдом и предложил ему разменять мне два билета "Московской сохранной казны". По первым двум билетам деньги немедленно были получены, но по следующим, на гораздо большую сумму уплата хотя и была сделана, но корреспондент Ротшильда извещал его, что на мой капитал наложено запрещение.
Таким образом, я очутился в Париже с большой суммой денег, среди самого смутного времени, без опытности и знания, что с ними делать. И между тем, все уладилось довольно хорошо. По совету Ротшильда я купил себе американских и ценных французских бумаг и небольшой дом на улице Амстердам, занимаемый Гаврской гостиницей. Это был один из революционных шагов, развязавший меня с Россией, погрузивший меня в почтенное сословие консервативных тунеядцев, познакомивший с банкирами, приучивший заглядывать в биржевой курс, словом сделавший меня западным рантье".[20]
Но Герцен не собирался отдавать оставшуюся в России часть своих капиталов "царю-батюшке". Он снова обращается за помощью к Джеймсу Ротшильду и тот охотно ему помогает и понятно, что не за красивые глаза. Приобретенные Герценом американские и ценные французские бумаги принадлежали финансовым структурам Джеймса Ротшильда и таким образом, основная часть денежных капиталов Герцене, оказалась в его управлении. Играя биржевыми курсами, он мог озолотить Герцена, а мог разорить его полностью. Таким образом, Герцен оказался от него в полнейшей финансовой зависимости. Чтобы эта зависимость стала окончательной и превратила его в полную политическую марионетку, нужно было, чтобы все капиталы Герцена из России были переведены во Францию и оказались в руках Д. Ротшильда.
С этой целью, летом 1849 Д. Ротшильд написал своему представителю в Петербурге (скорее всего А. Штиглицу), чтобы тот немедленно вступил в переговоры с российскими министрами иностранных дел и финансов о переводе капиталов Герцена из Москвы в Париж и предупредил бы их о серьезных последствиях в случае отказа, особенно с учетом того, что правительство Николая I в это время собиралось взять у него новый займ.
Сообщив об этом Герцену, Д. Ротшильд добавил, имея ввиду русское правительство: "Вы увидите, как они повернутся. Я им покажу, как со мной шутить".[21]
Затем, Герцен описывал, как император Николай I отреагировал на это требование Ротшильда: "Через месяц или полтора, Николай Романов, уплатил по высочайшему повелению Ротшильда, незаконно задержанные деньги с процентами и процентами на проценты, оправдываясь неведением законов, которые он действительно не мог знать по своему общественному положению. С тех пор, мы были с Ротшильдом в наилучших отношениях. Он любил во мне поле сражения, на котором он побил Николая I. И он, несколько раз рассказывал мне подробности дела, слегка улыбаясь, но великодушно щадя побежденного противника".[22]
На примере этих взаимоотношений Д. Ротшильда и Герцена, хорошо видна схема приобретения агентов влияния не только среди оппозиционных политиков, но среди представителей правящей верхушки николаевской России. Высокопоставленные российские бюрократы с помощью сначала Штиглица-отца, а в дальнейшем Штиглица-сына, переправляли свои капиталы из России в Европу, где они попадали в банки Ротшильдов. А затем Ротшильды, управляя капиталами российских вельмож, неизбежно в скором времени, начинали управлять ими самими.[23]
А тем временем, Герцен, вызволив с помощью Д. Ротшильда свои капиталы из России и выгодно вложив их в ценные бумаги, начал энергично отрабатывать оказанную ему "услугу".
Летом 1849 он на выделенные Ротшильдом 24 тысячи франков, совместно с Прудоном, основывает в Женеве газету "Голос народа" — орган пропаганды идей анархизма и утопического социализма среди франкоговорящего населения Европы.
Сохранилось письмо Герцена от 24 августа 1849 г. к Прудону о роли Ротшильда в создании этой газеты: "Имею честь, направить Вам в этом же пакете, письмо к Ротшильду и подписанное соглашение".[24]
После того, как Герцен совместно с Прудоном на деньги Ротшильда создал газету, доверие последнего к Герцену повысилось, и он счел возможным привлечь его к работе общеевропейского леволиберального объединения "Европейский центральный демократический комитет".
Эта организация была создана Мадзини в июле 1850, с целью объединения леволиберальных политических сил и особенно эмигрантов, Как было сказано в Уставе этой организации: "для освобождения угнетенных национальностей и создания союза европейских народов". Еврокомитет имел тесные связи с тайными различными обществами в Испании, Греции, Италии, Румынии и ряде других европейских стран. Одним из членов руководства комитета в момент его создания, был Думитру Братиано, ставший спустя 10 лет первым премьер-министром Румынии.[25]
Внимательно следившие за политической жизнью Европы и тогда еще не находившиеся на содержании у евробанкиров Маркс и Энгельс, сразу увидели за Еврокомитетом руку Ротшильдов.[26]
Сам Герцен рассказывал о своих связях с Еврокомитетом, следующим образом: "Я виделся с Мадзини в 1850 году в Париже. Год спустя в Ницце, явился ко мне Орсини, отдал программу и разные прокламации Европейского центрального комитета и письмо от Мадзини с предложением вступить в него".[27]
Особенно активизировалась деятельность Еврокомитета и входившего в состав его руководства Герцена в годы Крымской войны. В течении всей Крымской войны, Еврокомитет проводил в различных европейских столицах, но преимущественно в Лондоне, массовые митинги, требуя активизации и расширения масштабов войны с Россией. Кроме митингов, он также посылал многочисленных эмиссаров в польские земли, находившиеся под властью России с целью организовать там восстание, но из этого ничего не вышло.[28]
Одновременно с этим, в ходе подготовки Крымской войны, Ротшильды ставят перед Герценом, который с 1852 г. проживал в Лондоне, задачу наладить леволиберальную пропаганду внутри России с тем, чтобы реализовать в дальнейшем политические результаты этой войны.
Герцен энергично берется за это дело, щедро финансируемый на этот раз главой, лондонской ветви Ротшильдов — Лионелем Ротшильдом (1808–1879 гг.)
В письме М. К. Райхель из Лондона от 23 декабря 1852 г. Герцен писал: "Когда приеду в Париж, я вам покажу, сколько я истратил на общие дела денег. Я истратил за весь год 33 тысячи, а получил 50 тысяч. Стало быть, 17 тысяч экономии. Еще 22 тысячи долг Ротшильду. Если исключить 20 тысяч посланных в Россию, то останется 19 тысяч употребленных не на себя. У меня теперь вертится удивительный проект начать агитацию по освобождению крестьян".[29]
Реализуя этот, задуманный Ротшильдами проект, Герцен в начале Крымской войны в 1853 году основывает в Лондоне "Вольную русскую типографию". А в 1855 году в разгар Крымской войны начинает издавать в Лондоне на русском языке журнал "Полярная Звезда".
К работе в нем он приглашает всех своих соратников, как из России, так и из Европы. 23 июля 1855 Прудон послал Герцену письмо с благодарностью за приглашение участвовать в издании журнала.[30]
В 1856 году Огарев, подвергшийся новой волне полицейских репрессий за представительство политических интересов Герцена в России, эмигрирует в Англию и совместно с Герценом продолжает в Лондоне регулярный выпуск "Полярной Звезды", который продолжается до 1869 года.[31]
Вслед за журналом "Полярная Звезда" Герцен и Огарев, налаживают в Лондоне издание газеты "Колокол". Ее первый номер вышел 22 июня 1857 и она выходила до 1867 года, доставляясь в Россию нелегально и став наиболее массовым по распространению леволиберальным печатным органом в России. Кроме журнала и газеты в "Вольной русской типографии", издавались также альманахи "Русская потаенная литература", "Общее вече" и ряд других.
Заключение
Подведя итоги вышеизложенному, можно заметить на примере изучения истории Крымской войны тот тупик, в котором оказалась современная историческая наука, продолжающая использовать методологию исторических исследований, сложившуюся в конце XIX — начале XX в., включая сюда и марксистскую версию исторического материализма.
Поскольку современная жизнь делает историю из академической науки все более и более прикладной, то требуется изыскание и новых подходов к проведению исторических исследований.
Как сказал в свое время по этому поводу Н. Г. Чернышевский: "Без истории предмета, нет теории предмета, нет понятия самого предмета".
Данная работа была написана в 2000 году. Впервые опубликована в виде брошюры в Севастополе в октябре 2009 года.
Примечания
1
Всеволод Сахаров. "Каменщики в эполетах" — журнал "Родина" — 2003 — № 9 — с. 48–49.
(обратно)2
Там же.
(обратно)3
М. М. Филиппов. "Осажденный Севастополь" — М.: Воениздат, 1977. — с.295–296.
(обратно)4
Там же — с. 297–298.
(обратно)5
Всеволод Сахаров. "Каменщики в эполетах" — журнал "Родина" — 2003 — № 9 — с. 48–49.
(обратно)6
Б. В. Ананьич. Банкирские дома в России в 1860–1914 гг. — Л., 1991 — с. 14, К. Скальковсккй. Наши государственные и общественные деятели — СПб, 1891 — с. 473–474, журнал "Вопросы истории" — 1999 — № 10 — с. 37, 40.
(обратно)7
Журнал "Вестник промышленности" — 1859 — № 4 — с.104.
(обратно)8
История СССР — М.: Мысль, 1973. — ч.1 — с. 144–145, История русской философии — М.: Госполитиздат, 1949. — с.626.
(обратно)9
История СССР — М.: Мысль, 1973. — ч. 1 — с. 114–145.
(обратно)10
Н. П. Ерошкин. Крепостническое самодержавие и его политические институты — М.: Мысль, 1981 — с. 168–169.
(обратно)11
Н. П. Ерошкин. Крепостническое самодержавие и его политические институты… — с. 33, 181–184, "История СССР" ч.1 — с.145.
(обратно)12
Брокгауз и Ефрон. "Энциклопедия — полутом 8 — с. 524, Н. П. Ерошкин. Крепостническое самодержавие и его политические институты… — с. 33.
(обратно)13
История СССР… — ч.1 — с.184, А. В. Аникин. Путь исканий. М: Политиздат, 1990. — с. 105.
(обратно)14
Журнал "Вопросы истории" — 1999 — № 10 — с. 39.
(обратно)15
Журнал "Вестник промышленности" — 1859 — № 4 — с. 10
(обратно)16
Журнал "Отечественная история" — 1994 — № 6 — с. 35–36.
(обратно)17
Журнал "Вопросы истории" — 1999 — № 10 — с.37.
(обратно)18
А. И. Герцен. Сочинения в 9-ти томах — М.: Художественная литература, 1958. — т. 9 — с. 341, 734.
(обратно)19
А. И. Герцен. "Былое и думы" — М.: Художественная литература,1969. — т. 1 — с. 574, 893.
(обратно)20
А. И. Герцен. "Былое и думы"… — т. 1 — с. 644–645.
(обратно)21
Там же — т. 1 — c.649.
(обратно)22
Там же — т. 1 — с.649.
(обратно)23
А. И. Герцен. Соч. в 9-ти томах. — т. 9 — с.610.
(обратно)24
Там же — т. 9 — С.366.
(обратно)25
А. И. Герцен. "Былое и думы" — т. 1 — с. 904, т. 2 — с. 46З.
(обратно)26
К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения — т. 7 — с. 486.
(обратно)27
А. И. Герцен. "Былое и Думы" — т. 1 — с. 660.
(обратно)28
Там же — т. 2 — с. 108–109.
(обратно)29
А. И. Герцен. Соч. — т. 9 — С. 437.
(обратно)30
Там же — т. 9 — с. 632.
(обратно)31
Там же — т. 9 — с. 725.
(обратно)
Комментарии к книге «Россия и Европейский финансовый капитал в контексте Крымской войны 1853-1856 годов», Константин Владимирович Колонтаев
Всего 0 комментариев