«Суд в подземелье (Отрывок)»

Уж день прохладно вечерел,

И свод лазоревый алел;

На нем сверкали облака;

Дыханьем свежим ветерка

Был воздух сладко растворен;

Играя, вея, морщил он

Пурпурно-блещущий залив;

И, белый парус распустив,

Заливом тем ладья плыла;

Из Витби инокинь несла,

По легким прыгая зыбям,

Она к Кутбертовым брегам.

Летит веселая ладья;

Покрыта палуба ея

Большим узорчатым ковром;

Резной высокий стул на нем

С подушкой бархатной стоит;

И мать-игуменья сидит

На стуле в помыслах святых;

С ней пять монахинь молодых.

Впервой покинув душный плен

Печальных монастырских стен,

Как птички в вольной вышине,

По гладкой палубе оне

Играют, резвятся, шалят...

Все веселит их, как ребят:

Той шаткий парус страшен был,

Когда им ветер шевелил

И он, надувшися, гремел;

Крестилась та, когда белел,

Катясь к ладье, кипучий вал,

Ее ловил и подымал

На свой изгибистый хребет;

Ту веселил зеленый цвет

Морской чудесной глубины;

Когда ж из пенистой волны,

Как черная незапно тень,

Пред ней выскакивал тюлень,

Бросалась с криком прочь она

И долго, трепетна, бледна,

Читала шепотом псалом;

У той был резвым ветерком

Покров развеян головной,

Густою шелковой струей

Лились на плечи волоса,

И груди тайная краса

Мелькала ярко меж власов,

И девственный поймать покров

Ее заботилась рука,

А взор стерег исподтишка,

Не любовался ль кто за ней

Заветной прелестью грудей.

Игуменья порою той

Вкушала с важностью покой,

В подушках нежась пуховых,

И на монахинь молодых

Смотрела с ласковым лицом.

Она вступила в божий дом

Во цвете первых детских лет,

Не оглянулася на свет

И, жизнь навеки затворя

В безмолвии монастыря,

По слуху знала издали

О треволнениях земли,

О том, что радость, что любовь

Смущают ум, волнуют кровь

И с непроснувшейся душой

Достигла старости святой,

Сердечных смут не испытав;

Тяжелый инокинь устав