«Изба и хоромы»

Моему учителю, Петру Андреевичу Зайончковскому посвящается

Слово «обыватель» в заглавии этой книги, может быть, заставит кое-кого из читателей поморщиться: разве может обыватель быть героем книги? Верно, десятки лет нам твердили, что обыватель – не «Буревестник, черной молнии подобный», а «глупый пингвин». Однако еще ранее, в XIX в., о котором преимущественно и будет идти речь, это был обычный, даже официальный термин, обозначавший просто жителей страны. «Сельские обыватели», «городские обыватели», даже «столичные обыватели» – так обозначали население. Не герой и не злодей. Просто человек, который «был», – потому и обыватель. Тот, который жил обычной повседневной жизнью и в деревне, и в городе, и даже в императорском дворце. Предок ваш, предок их, предок мой. Каким же он «был»?

Человеку свойственно не только жить настоящим, но хотя бы иногда задумываться о будущем и с любопытством заглядывать в прошлое. Прошлое властно притягивает к себе внутренний взор человека. Но особенно сильно это притяжение в периоды общественных кризисов, независимо, бурные ли они или вялотекущие и внешне почти не выражающиеся. Наше общество на протяжении нескольких десятилетий перманентно находилось в кризисном состоянии, сначала подспудном, ощущавшемся большинством лишь инстинктивно, а затем и получившем ярко выраженные и во многом отвратительные формы.

Этим можно объяснить такую бешеную популярность у нас исторической литературы. Тиражи изданий романов В. Пикуля еще в советское время были большим дефицитом, нежели икра и заграничный ширпотреб. Исторический роман-эссе В. Чивилихина «Память» стал бестселлером, и в метро его читали едва ли не чаще, чем детективы. Люди хотели знать, кто они есть, что произошло и почему.