«Флибустьеры Ямайки. Эпоха «великих походов»»

Виктор Губарев Флибустьеры Ямайки: эпоха «великих походов» Предисловие

Надоело говорить и спорить

И любить усталые глаза…

В флибустьерском дальнем синем море

Бригантина поднимает паруса.

Павел Коган. Бригантина

Исследование о флибустьерах Ямайки, которое автор предлагает вниманию любознательных читателей, является своеобразным продолжением нашей предыдущей книги, посвященной флибустьерам острова Тортуга. В XVII веке Ямайка была известна как одно из главных убежищ пиратов Карибского моря. Подобную «славу» остров приобрел вскоре после того, как в 1655 году английская морская экспедиция захватила его у испанцев и объявила владением Великобритании. Базируясь в Пойнт-Кагуэе, переименованном в начале 60-х годов XVII века в Порт-Ройял, флибустьеры разных национальностей долгое время совершали дерзкие нападения на испанские корабли и поселения в Новом Свете. Добыча, которую они сбывали на Ямайке, способствовала быстрому обогащению не только местных купцов, судовладельцев, трактирщиков, плантаторов и скупщиков краденого, но и представителей британской колониальной администрации, «крышевавших» морской разбой. Поскольку многие флибустьеры покупали у ямайских властей каперские свидетельства, официально разрешавшие им грабить подданных испанской короны, их действия всегда рассматривались как легальное каперство, а не пиратство и не считались уголовно наказуемыми. Более того – как все законопослушные каперы (корсары, приватиры), флибустьеры Ямайки регулярно отдавали часть добычи в пользу короля и верховного лорда-адмирала Англии.

Наиболее резонансные экспедиции ямайских флибустьеров относятся к периоду с 1655 по 1671 год. Апогеем их стал поход Генри Моргана на Панаму в 1670–1671 годах. После этого беспрецедентного события, поставившего под угрозу срыва англо-испанский мирный договор 1670 года, официальный Лондон строжайше запретил любые антииспанские акции, и колониальные власти Ямайки вынуждены были прекратить выдачу каперских свидетельств флибустьерам. Последних приравняли к обычным пиратам, подвергли преследованиям и постепенно «выкурили» не только из Порт-Ройяла, но и из других ямайских гаваней.

Поскольку не все читатели улавливают разницу между такими родственными понятиями, как пиратство, каперство, флибустьерство и рейдерство, мы позволим себе сделать отступление и расшифровать указанные термины.

Слово «пират» – древнегреческого происхождения. В его основе лежит глагол peiran – «испытывать, пробовать, пытать счастья на море». От него возникло латинское слово pirata , которым древние римляне обозначали именно морского разбойника. Когда пираты стали угрожать могуществу великого Рима, их объявили изгоями, людьми вне закона, «врагами рода человеческого».

На просторах Карибского моря в XVII веке пиратство в «чистом виде» не имело широкого распространения, поскольку было лишено как материальной, так и политической поддержки со стороны деловых и правительственных кругов европейских держав. Наибольших масштабов морской разбой в Вест-Индии достиг в виде каперства и флибустьерства.

Классическое каперство, или корсарство, впервые возникло в Европе в эпоху Средневековья – где-то на рубеже XIII–XIV веков. В отличие от обычных пиратов, каперы (от немецкого слова kapern – захватывать) и корсары (от итальянского corso – преследование) никогда не считались преступниками. Это были смелые мореходы, которые в годы войны получали от своих правительств специальные грамоты, разрешавшие им нападать на вражеские торговые суда и прибрежные поселения. Подобные грамоты назывались каперскими свидетельствами (иначе – каперскими грамотами, поручениями или патентами). В мирное время судовладельцы и капитаны частных судов, пострадавшие от набегов иностранных пиратов, могли получить в адмиралтействе репрессальные грамоты , предоставлявшие им право на репрессалию , т. е. возмездие. Судовладелец, обладавший каперской или репрессальной грамотой, обязан был перед отправкой капера в море передавать в адмиралтейство сведения о названии судна, его вооружении, тоннаже, имени капитана, численности экипажа и т. д., оставлять в качестве залога определенную сумму денег, требовать от нанятого капитана не нарушать законов и обычаев войны, придерживаться полученных инструкций, не нападать на корабли соотечественников и союзных держав, с уважением относиться к пленным и приводить захваченные трофейные суда (призы) в родной порт. Там особый адмиралтейский суд устанавливал законность действий корсара, после чего изымал в пользу короля и верховного адмирала определенную долю захваченной добычи – как правило, 1/10 и 1/15 части. В Англии и на Ямайке с 60-х годов XVII века корсаров стали называть приватирами, т. е. «частниками» (англ. privateers , происходит от латинского private – частный).

Флибустьер ( flibustier ) – слово французского происхождения. Французы называли флибустьерами морских разбойников Карибского моря, которые, базируясь на островах Тортуга, Эспаньола (Гаити), Ямайка и пр., совершали нападения на испанские корабли и поселения в Америке. Bпервые этот термин появился во французском языке в 30-е годы XVII века в результате контактов французских пиратов с их голландскими и английскими «коллегами» по ремеслу. В нидерландском языке слово vrijbuiter означает «вольный добытчик»; в XVI–XVII веках его применяли не только по отношению к пиратам, но и к корсарам, сухопутным разбойникам, солдатам-наемникам. Такое же значение имело английское слово freebooter . Заметим, что в английских документах 60—90-х годов XVII века флибустьеры Ямайки обычно именовались приватирами или «буканирами» (англ. buccaneers , происходит от французского boucaniers – «буканьеры»; так называли вольных охотников на островах Французской Вест-Индии). Со временем в английском языке словом buccaneers стали обозначать как флибустьеров Карибского моря, так и пиратов вообще.

Обосновавшись в первой трети XVII века на «ничейных» землях Антильского архипелага, флибустьеры промышляли пиратством, никому не подчиняясь и руководствуясь своими собственными законами и обычаями. Их ряды постоянно пополнялись за счет лиц, участвовавших в заморской экспансии и колонизации Вест-Индии: матросов с торговых, военных и корсарских кораблей, контрабандистов, уволенных или бежавших со службы солдат, разорившихся мелких дворян, фермеров, лесорубов, ремесленников и крестьян, беглых или отслуживших свой срок кабальных слуг (engages, indentured servants), несостоятельных должников, буканьеров, беглых каторжников, а также индейцев ряда племен Центральной Америки, враждовавших с испанцами. Большинство среди флибустьеров всегда составляли англичане и французы, однако немало было также голландцев, ирландцев, шотландцев, португальцев, индейцев, африканцев, мулатов и метисов; встречались также немцы, датчане, шведы и евреи. Таким образом, флибустьерские общины (отряды, команды, «братства») представляли собой независимые многонациональные самоуправляющиеся объединения изгоев (выходцев из разных социальных слоев), для которых пиратство в водах Испанской Америки стало образом жизни и единственным источником существования.

До середины XVII века, когда флибустьерство еще не достигло своего расцвета, пираты плавали на небольших судах и каноэ, редко объединяясь во флотилии. Хотя на отдельных островах количество разбойников исчислялось сотнями, но сами флибустьерские братства обычно состояли из нескольких десятков человек. В 60-х годах, после утверждения французов в западной части Эспаньолы, а англичан на Ямайке, начинается рост флибустьерских сил, происходит укрупнение отдельных отрядов, которые все чаще объединяются для проведения крупномасштабных операций. Например, в 1662 году не менее 600 флибустьеров Ямайки и Тортуги приняли участие в экспедиции Кристофера Мингса против Сантьяго-де-Кубы. Пиратскому «адмиралу» Генри Моргану в 1669 году удалось собрать у острова Ваш 960 флибустьеров, а в 1670 году – около 2 тыс. человек.

Не являясь производителями материальных благ, флибустьеры могли добыть их только путем открытого грабежа чужой собственности. Грабеж был их главной социальной деятельностью, и в нем участвовали все члены пиратской общины. Действовал старый принцип пиратов, корсаров и наемных солдат: «no prey – no pay», т. е. «нет добычи – нет платы».

В повседневной практике флибустьеры руководствовались «обычным правом» (правом обычая). Когда у них спрашивали, почему они поступают так, а не иначе, они неизменно отвечали: «Таков береговой обычай». Под «берегом», конечно, подразумевался не какой-то абстактный участок морского побережья, а вполне конкретный Берег Сен-Доменг – так в XVII веке называлось французское колониальное владение в западной части острова Гаити. По данным иезуита Шарлевуа, пираты, охотники-буканьеры и плантаторы (фермеры), обитавшие там, нередко именовали друг друга «береговыми братьями», т. е. «братьями с Берега Сен-Доменг». Позже беллетристы, которым данное романтическое название пришлось по душе, перенесли его на всех флибустьеров Вест-Индии.

Перед каждым новым походом пираты заключали между собой особое соглашение, которое по-французски называлось шасс-парти (la chasse-partie – «охотничье жалованье»; происходит от une charte-partie – чартер, или договор о фрахтовании судна, который у корсаров был также договором о порядке раздела добычи). В нем указывалось, какую долю добычи должны были получить капитан и команда корабля. Прежде всего, из общей суммы награбленного выделяли вознаграждение егерю (200 «осьмушек», или песо), корабельному плотнику (100–150 песо) и хирургу (200–250 песо «на медикаменты»). Из оставшейся суммы отсчитывались страховые деньги для возмещения ущерба раненым. Обычно полагалось: за потерю правой руки – 600 песо или 6 рабов, за потерю левой – 500 песо или 5 рабов; за потерю правой ноги – 500 песо или 5 рабов, за потерю левой – 400 песо или 4 раба; за потерю глаза – 100 песо или одного раба, столько же – за потерю пальца. За огнестрельную рану полагалась компенсация в размере 500 песо или 5 рабов. Впрочем, возможны были и иные варианты. Все оставшееся делилось между командой поровну, но капитан получал от 4 до 5 долей (иногда 6 и даже 8), его помощник – 2 доли, юнги – половинную долю. Новичкам выделяли совсем небольшую часть, а остаток шел в общую кассу.

Демократичность социальной организации флибустьеров заключалась в том, что все должности в их среде были выборными. Любое важное решение принималось после обсуждения на совете (сходке) большинством голосов. Вожак избирался из числа наиболее храбрых и удачливых моряков, но, в отличие от капитана военного или корсарского судна, власть его была ограничена: флибустьеры беспрекословно подчинялись ему только во время боя.

Капитан ел за общим столом ту же пищу, что и вся его команда до юнги включительно. Только вожаку, обладавшему авторитетом среди флибустьеров, могли в знак уважения приготовить особое блюдо. Какими же качествами должен был обладать пиратский капитан? Судя по отзывам современников, в нем хотели видеть бесстрашного и удачливого командира, искусного моряка и опытного стратега.

Захваченная в походе добыча сначала поступала в общую собственность флибустьерского братства, а после дележа переходила в собственность и распоряжение отдельных лиц. Чтобы при дележе не было обмана, каждый, от капитана до юнги, должен был поклясться на Библии, что не возьмет ни на грош больше того, что ему причитается. Если кто-то был уличен в ложной клятве, то его лишали его доли добычи в пользу остальной команды «или ее отдавали в виде дара какой-нибудь часовне». Часть добычи, которая приходилась на долю павших в бою, передавалась их товарищам (матлотам) или родственникам.

Флибустеры, как правило, производили дележ награбленного на островках южнее Кубы или на острове Ваш, лежащем у юго-западной оконечности Эспаньолы. Бедные или плохого качества трофейные суда либо отпускали, либо сжигали, а богатые и добротные суда забирали себе и отводили на свои базы. Пленных, за которых не надеялись получить выкуп, высаживали на берег при первой возможности (чтобы не кормить), но двух-трех оставляли, рассчитывая впоследствии продать или использовать в качестве слуг.

Придерживаясь собственных законов, флибустьеры сами вершили суд над провинившимися собратьями. Того, кто при дележе добычи давал ложную клятву, изгоняли с корабля и впредь никогда не принимали. Его могли «маронировать» или «осудить на высадку», т. е. оставить на необитаемом острове с ружьем, небольшим запасом пороха, свинца и воды. В некоторых экипажах за изнасилование, пьянство, неповиновение командиру, самовольную отлучку с поста провинившихся наказывали: вдали от неприятеля – лишением доли в добыче, вблизи его – смертью. Виновного в вероломном убийстве привязывали к дереву, и он сам выбирал человека, который должен был его умертвить.

В отличие от военных моряков, флибустьеры не были жестко привязаны к какому-либо кораблю и могли сойти на берег где хотели либо перейти на другое судно, команда которого соглашалась принять их. Они неохотно подчинялись капитану и квартирмейстеру во всем, что касалось работ на борту судна, так как каждый считал себя свободным человеком. Иные из них пели и плясали, в то время как другие тщетно пытались уснуть, однако такого рода неудобства нужно было переносить без ропота. Перед боем флибустъеры обычно обнимались в знак братского согласия или, взявшись за руки, клялись стоять друг за друга до самой смерти.

Поскольку всю жизнь эти люди находились лицом к лицу с враждебным им миром, существование в котором постоянно грозило то голодом, то болезнью, то смертью, каждый член разбойничьего братства должен был найти себе компаньона, отношения с которым строились на основе взаимопомощи. Этот обычай у французов назывался «матлотажем» ( le matelo-tage – морская практика). В его основе – голландский морской термин «mattenoot», означающий «совместное владение постелью». Поскольку команда судна делилась на две посменные вахты, каждый второй матрос всегда был на дежурстве, что позволяло иметь на борту одну постель на двоих. Флибустьеры под «матлотажем» понимали практику взаимопомощи, которая охватывала всех членов команды. Помощь оказывалась в виде займа. На человеке, получившем заем, после возврата лежала обязанность помочь бывшему кредитору, а именно – дать последнему, в свою очередь, заем, когда у него возникала нужда в этом. Компаньоны нередко совместно владели имуществом и должны были заботиться друг о друге в случае ранения или болезни одного из них. Понятно, что подобного рода отношения взаимопомощи были возможны только между людьми, равными по своему социальному и экономическому положению, а также одинаково рисковавшими жизнью.

Флибустьерский лекарь А.О. Эксквемелин свидетельствует: «Пираты очень дружны и во всем друг другу помогают. Тому, у кого ничего нет, сразу же выделяется какое-либо имущество, причем с уплатой ждут до тех пор, пока у неимущего не заведутся деньги». И далее: «Друг к другу пираты относились заботливо. Кто ничего не имеет, может рассчитывать на поддержку товарищей».

Конфликты между членами братства улаживались с помощью дуэлей. Так как на борту судна дуэли были запрещены, соперники сходили на берег, имея при себе ружья или пистолеты и ножи. Роль секунданта исполнял квартирмейстер. Дрались обычно до первой крови.

После удачного похода, вернувшись на Тортугу или в Порт-Ройял, флибустьеры устраивали грандиозные кутежи. На упреки отвечали однозначно: «Поскольку опасности подстерегают нас постоянно, судьба наша очень отличается от судеб других людей. Сегодня мы живы, завтра убиты – какой же смысл нам накапливать и беречь что-либо? Мы никогда не заботимся о том, сколько проживем. Главное – это как можно лучше провести жизнь, не думая о ее сохранении». Естественно, вся система развлечений на Тортуге и в Порт-Ройяле была рассчитана на то, чтобы в кратчайшие сроки выудить из пиратских кошельков награбленные деньги и драгоценности. Этой цели служили многочисленные питейные заведения, игорные и публичные дома. Среди трактирщиков у пиратов был кредит, однако тех, кто не мог расплатиться с долгами, на несколько лет продавали в рабство или сажали в долговую тюрьму. Поэтому после неудачных походов флибустьеры предпочитали не возвращаться на старую базу, а искали для себя новое убежище.

Некоторые исследователи считают, что флибустьерам не были свойственны религиозные предрассудки. Это неверно. Среди них, конечно, встречались безбожники, но большинство всегда составляли люди верующие: здесь были и французские гугеноты, и английские пуритане, и голландские кальвинисты, подчас рассматривавшие антииспанские экспедиции не только как военные и «коммерческие» предприятия, но и как акты религиозной войны с папистами. Флибустьеры молились, когда садились за стол, и перед сражением. При дележе добычи каждый давал клятву на Библии. Большое значение придавали святому провидению, а также разного рода предсказаниям и суевериям. Известно, что на корабле капитана Чарлза Свана плавал астролог, который предупреждал его о грядущих опасностях. Другой пример: когда корабельный хирург Лайонел Уофер взял на борт судна мумию индейского мальчика, чтобы привезти ее в Англию для исследований, пираты решили, что «компас не может правильно показывать, пока на борту находится труп, и по этой причине выбросили его за борт».

Своеобразно строились отношения флибустьеров с коренными жителями американского континента. Наиболее терпимо и дружелюбно к пиратам были настроены индейцы, обитавшие в районе мыса Грасьяс-а-Дьос и на Москитовом берегу в Никарагуа, а также ряд племен Коста-Рики, Дарьена и Новой Гранады. Ненавидя испанцев, туземцы тех мест охотно торговали с заезжими разбойниками, приобретая у них старые ножи, топоры и разного рода инструменты. Некоторые флибустьеры (например, голландец Виллем Блауфелт) подолгу жили среди индейцев, тогда как последние часто уходили с разбойниками в море. Основной их обязанностью была ловля рыбы, черепах и ламантинов (морских коров). Считалось, что один опытный индеец способен обеспечить едой целую команду.

Дампир, рассказывая о дружбе флибустьеров с индейцами Москитового берега, отмечал: «У них чрезвычайно зоркие глаза, и они замечают парус в море раньше, чем мы. Из-за этих качеств их ценят и стараются взять с собой все приватиры… Когда они находятся среди приватиров, то узнают, как пользоваться ружьями, и оказываются очень меткими стрелками. Они ведут себя дерзко в сражении и никогда не отступают и не отстают… Люди москито вообще очень любезны с англичанами, которые их весьма уважают, будь то на борту кораблей или на берегу, на Ямайке или в любом другом месте. Мы всегда считались с их мнением, позволяя идти туда, куда они хотели».

Обосновавшись вблизи английских, французских и голландских колоний, а подчас проживая и в самих этих колониях, пираты старались обеспечить себе надежный тыл, т. е. заручиться поддержкой официальных властей, чтобы иметь возможность открыто доставлять в дружественные гавани захваченную добычу, свободно сбывать ее, а также отдыхать, развлекаться, снаряжать свои суда, приобретать провизию, оружие и боеприпасы. Так как Англия и Франция часто воевали с Испанией, английские и французские губернаторы выдавали флибустьерам каперские и репрессальные лицензии (commissions, lettres de marque, lettres de represailles), превращая их, по существу, в корсаров. За это джентльмены удачи не только отдавали властям часть награбленного, но также поставляли им ценную разведывательную информацию о состоянии тех или иных колоний в Карибском регионе и о передвижении неприятельских флотов.

Корабли флибустьеров не имели определенного флага. Утверждение Яцека Маховского, что они поднимали черный стяг с изображением скелета, далеко от истины. Флибустьеры, которые приобретали у властей каперские грамоты, как правило, поднимали на мачте флаг той страны, от имени которой они выступали. Черный флаг с черепом и перекрещенными костями впервые был зафиксирован лишь в 1700 году; его увидел на судне французского пирата Эманюэля Вина капитан английского военного корабля.

Рейдерство (от англ. raid – набег), или государственное пиратство, осуществляемое военными кораблями, стало распространенным явлением в Вест-Индии во второй половине XVII века. Подобно приватирам, рейдеры наносили урон торговле и навигации вражеских держав, а захват ими кораблей неприятеля был важным и, главное, дешевым источником пополнения военного флота. Инструкции, которые получали рейдеры, напоминали каперские свидетельства. Например, в инструкции адмирала Уильяма Пенна командиру ямайской эскадры вице-адмиралу Уильяму Гудзону (осень 1655 года) указывалось на необходимость «приложить максимум стараний» для захвата или уничтожения испанских и французских кораблей, угрожавших английскому судоходству.

Самыми известными английскими рейдерами, оперировавшими в конце 50-х и начале 60-х годов XVII века в тесном союзе с флибустьерами Ямайки, были вице-адмирал Уильям Гудзон и капитан Кристофер Мингс. Об их похождениях будет подробно рассказано в соответствующих главах.

Завершая свое вступительное слово, автор хотел бы обратить внимание читателей на то, что в основу предлагаемого исследования были положены многочисленные английские, французские, голландские и испанские источники. Прибегая к частому цитированию документов XVII века, мы хотели не только подкрепить наши выводы свидетельствами современников событий, но и передать неповторимый «дух», колорит и своеобразие той далекой эпохи. При этом, однако, известные трудности возникли при определении точных дат происшедших событий. Например, в различных описаниях похода Генри Моргана на Панаму (1670–1671 годы) нестыковки в датах можно обнаружить не только при сопоставлении английских и испанских документов, но и при сравнении отчетов, написанных самими англичанами – участниками этого похода.

Там, где это возможно, мы указываем в тексте сразу две даты – одну по юлианскому календарю (старый стиль), другую – по григорианскому календарю (новый стиль). Напомним, что в результате реформы календаря, проведенной в 1582 году римским папой Григорием XIII, день, следующий после праздника Святого Франциска (4 октября 1582 года), был отмечен в новом календаре не как 5 октября, а как 15 октября. На григорианский календарь вначале перешли католические страны (Италия, Испания, Португалия и Франция), с 1583 года – многие провинции Нидерландов и Германии. В то же время протестантская Англия до 1700 года продолжала придерживаться юлианского календаря, который отставал от григорианского на десять дней.

Еще одной особенностью английского календаря было то, что начало Нового года по нему отмечали не 1 января, а 25 марта. Поэтому все даты с 1 января по 24 марта в английских документах XVII века приурочены к предшествующему году. Следовательно, если в оригинальном английском источнике записано, что некое событие произошло, к примеру, 10 февраля 1670 года, это значит, что в действительности оно имело место 10 (20) февраля 1671 года. Дата в скобках соответствует григорианскому календарю.

Глава 1. «Западный проект» Кромвеля. Захват Ямайки англичанами

В 50-е годы XVII века соотношение сил в Западной Европе решительно изменилось в пользу старых соперников Испании – Голландии, Англии и Франции – и на первое место выдвинулись англо-голландские торговые противоречия. В то же время весьма острыми оставались англо-испанские, англо-французские и франко-испанские отношения; назревал франко-голландский вооруженный конфликт.

Английский военно-морской флот, усиление которого явилось следствием победы буржуазной революции, в это время был открыто поставлен на службу торгово-колониальной экспансии Великобритании. Когда отгремели баталии первой англо-голландской «торговой войны» (1652–1654), не у дел осталось 160 боевых кораблей, которые антииспанская партия в парламенте хотела использовать для нападения на Испанскую Америку. В 1654 году лорд-протектор Англии Оливер Кромвель выступил в Государственном совете с предложением начать войну с Испанией: «Надо надеяться, что предприятие окупит свои расходы, – заявил он. – Шесть фрегатов будут крейсировать в Мексиканском заливе для захвата добычи».

Летом того же года английские купцы и судовладельцы, ранее пострадавшие от враждебных действий испанцев, попросили выдать им каперские свидетельства против подданных испанского короля. Кромвель написал испанскому послу требование удовлетворить жалобы английских негоциантов, пригрозив, что в случае отказа его правительство разрешит купцам снаряжать приватирские суда и захватывать корабли испанцев на всех «семи морях».

По мнению английского историка Дж. Бриджеса, решение Кромвеля начать антииспанские операции в Вест-Индии было вызвано кровавыми расправами испанцев над мирными английскими колонистами, в частности, в 1629 году – на острове Сент-Кристофер, в 1638 году – на острове Тортуга и в 1640 году – на острове Санта-Крус. В действительности эти и иные инциденты были использованы британскими властями лишь в качестве повода для войны. Причины же конфликта следует искать в накопившихся политических, экономических и социальных проблемах. Определенную роль сыграла необходимость пополнить государственную казну путем захвата военной добычи. За войну с Испанией стояла та часть английской буржуазии, которая была связана с колониальной торговлей и хотела получить открытый доступ к испанским колониям в Америке. За войну высказывались и моряки военного флота, которые надеялись набить свои кошельки за счет грабежа испанских судов и поселений в Вест-Индии. Испания была весьма ослаблена непрерывными войнами, из которых она не могла выбраться в течение полутора столетий, и победа над ней представлялась сравнительно легкой. Наконец, захват Антильских островов и побережья Испанского Мейна (американского материка, заселенного испанскими колонистами) давал возможность переселить туда «такое количество народа из Новой Англии, Виргинии, Барбадоса, островов Сомерса или из Европы, сколько нам будет нужно».

В начале августа 1654 года Кромвель встретился с испанским послом и выдвинул ряд условий сохранения добрососедских отношений с Испанией, в том числе – обеспечение религиозной свободы для английских подданных во владениях испанского короля и разрешение вести там свободную торговлю. Изумленный посол в ответ заявил: «Требовать такое – это все равно, что потребовать от моего господина отдать оба глаза!».

Получив решительный отказ, лорд-протектор решил утвердить адмирала Уильяма Пенна и генерала Роберта Венэблза руководителями вест-индской экспедиции. Был разработан так называемый «Западный проект», предусматривавший захват всего Карибского региона с помощью военных сил государства.

Флот Пенна отплыл из Англии 26 декабря 1654 года (5 января 1655 года) в составе 18 военных кораблей и 20 транспортов.

Список кораблей и командиров флота адмирала Уильяма Пенна

1. Корабль 2 ранга «Свифтшур», 60 пушек, 350 моряков и 30 солдат, Уильям Пенн – «генерал», Ионас Пул – флаг-капитан.

2. Корабль 2 ранга «Пэрагон», 54 пушки, 300 моряков и 30 солдат, Уильям Гудзон – вице-адмирал.

3. Корабль 3 ранга «Торрингтон», 54 пушки, 280 моряков и 30 солдат, Джордж Дакинс – контр-адмирал.

4. Корабль 3 ранга «Мэрстон-Мур», 54 пушки, 280 моряков и 30 солдат, капитан Эдвард Блэгг.

5. Корабль 3 ранга «Глостер», 54 пушки, 280 моряков и 30 солдат, капитан Бенджамин Блейк.

6. Корабль 3 ранга «Лайон», 44 пушки, 230 моряков и 30 солдат, капитан Джон Ламберт.

7. Корабль 3 ранга «Матиас», 44 пушки, 200 моряков и 30 солдат, капитан Джон Уайт.

8. Корабль 3 ранга «Индиен», 44 пушки, 220 моряков и 30 солдат, капитан Джейс Терри.

9. Корабль 4 ранга «Бэр», 36 пушек, 130 моряков и 30 солдат, капитан Фрэнсис Кирби.

10. Корабль 4 ранга «Лорел», 40 пушек, 160 моряков и 30 солдат, капитан Уильям Криспин.

11. Корабль 4 ранга «Портленд», 40 пушек, 160 моряков и 30 солдат, капитан Ричард Ньюбери.

12. Корабль 4 ранга «Дувр», 40 пушек, 160 моряков и 30 солдат, капитан Роберт Сандерс.

13. Корабль 4 ранга «Грейт Чэрити», 36 пушек, 150 моряков, капитан Леонард Харрис.

14. Корабль 4 ранга «Хартсиз», 30 пушек, 70 моряков и 160 солдат, капитан Томас Райт.

15. Корабль 4 ранга «Дискавери», 30 пушек, 70 моряков и 160 солдат, капитан Томас Уилс.

16. Корабль 4 ранга «Конвертин», 30 пушек, 75 моряков и 200 солдат, капитан Джон Хейворд.

17. Корабль 4 ранга «Кэтрин», 30 пушек, 70 моряков и 200 солдат, капитан Уиллоуби Хэннам.

18. Корабль 6 ранга «Мартин», 12 пушек, 60 моряков, капитан Уильям Веси.

На 20 транспортах, вооруженных в общей сложности 352 пушками, разместили 1145 моряков, 1830 солдат и 38 лошадей. Кроме того, в составе экспедиции находились четыре небольших вспомогательных судна.

Оценивая качество солдат, уходивших с флотом в далекую Вест-Индию, современник событий писал, что это были «драчуны, рыцари клинка и обычные жулики, воры, резальщики кошельков и тому подобные лица, долго жившие за счет ловкости рук и изощренного ума, а теперь добравшиеся до Ньюгейта (тюрьма в Лондоне . – В.Г. ), откуда их отправили бы на Тайберн (площадь, где казнили преступников . – В.Г. )… если бы они, учитывая опасности такого пути, весьма благоразумно не выбрали иную дорогу, согласившись стать солдатами».

Спустя месяц экспедиция прибыла на остров Барбадос, в гавани которого были захвачены 14 или 15 голландских судов, обвиненных в занятии контрабандной торговлей. Здесь, а также на островах Монтсеррат, Невис и Сент-Кристофер, удалось дополнительно завербовать от трех до четырех тысяч добровольцев. Пополнение, однако, оказалось еще худшего качества, чем контингент из метрополии. Не зря шкипер «Свифтшура» Генри Уистлер отмечал в своем дневнике, что «Барбадос был помойкой, куда Англия сваливала свои отбросы: разбойников, шлюх и тому подобный сброд. Кто в Англии был разбойником, здесь считался кем-то вроде мелкого жулика…».

Среди новобранцев преобладали беглые кабальные слуги – сервенты, а также разорившиеся мелкие фермеры, лавочники и ремесленники, скрывавшиеся от своих кредиторов. «Разумеется, плантаторы без всякой радости смотрели, как их рабочая сила скрывается в объятиях армии, – пишет с иронией Тим Северин, – и комиссары, чтобы отчасти исправить свой промах, издали приказ, по которому в экспедиции могли участвовать только те, кому по контракту осталось отслужить меньше девяти месяцев. Несмотря на эти предосторожности, сквозь сеть удалось проскользнуть многим преступникам, и войска Венэблза, и до того третьесортные, пополнились пестрым сбродом негодяев и неудачников, видевших в “Западном проекте” посланную небом возможность сбежать с опостылевшего острова».

Забегая вперед, отметим, что именно из такого человеческого «материала» в дальнейшем будут вербоваться экипажи флибустьерских судов на Ямайке.

Свой первый удар англичане решили нанести по столице испанской Эспаньолы – городу Санто-Доминго. Местный губернатор, доблестный дон Бернардино де Менесес Бракамонте-и-Сапата, более известный как граф Пеньяльба, мог противопоставить многотысячному английскому войску лишь 600 или 700 солдат и ополченцев. Тем не менее, разработанный им план обороны города оказался на редкость эффективным. В отличае от испанцев, действовавших как никогда слаженно и уверенно, англичане с самого начала допустили ряд грубых тактических ошибок. Кроме того, натянутые отношения между генералом Венэблзом и адмиралом Пенном отрицательно сказались на моральном духе подчиненных им солдат и моряков. В самом начале операции куда-то пропал лоцман экспедиции – голландский флибустьер Кемпо Сибада, завербованный на Сент-Кристофере. Это привело к тому, что войска, которые должны были высадиться на берег в устье реки Хайна, в нескольких милях к западу от Санто-Доминго, 14 (24) апреля осуществили высадку гораздо западнее – в устье реки Нисао, находящейся в 25 милях от города. Чтобы преодолеть это расстояние, измученным жарой и эпидемией дизентерии солдатам понадобилось три дня. При этом их постоянно обстреливали из засад и били пиками испанские ополченцы и свирепые «убойщики коров» (местная разновидность охотников-буканьеров).

17 (27) апреля передовой отряд англичан попробовал штурмовать форт Сан-Херонимо, но в завязавшейся схватке был наголову разбит. Погибло около двадцати солдат. Генерал Венэблз, пораженный случившимся, бросил свои войска и отправился на корабли, чтобы «посоветоваться» с адмиралом. Уильям Пенн записал в отчете:

«19-го на борт прибыл генерал Венэблз и сказал, что армия устала и нуждается в воде, поэтому отступила».

Второй штурм, назначенный на 25 апреля (5 мая), оказался таким же провальным. Английский авангард был разгромлен и, ударившись в паническое бегство, смел тех, кто двигался во втором эшелоне. Погибло от трехсот до четырехсот солдат, генерал-майор Хин, подполковник, майор и четыре капитана. К этим потерям следует добавить еще полтысячи человек, умерших от дизентерии и иных болезней. «Западный проект» Кромвеля оказался на грани срыва.

4 (14) мая флот бесславно отошел от побережья Эспаньолы. Чтобы не возвращаться в Англию с пустыми руками, командиры экспедиции решили захватить менее защищенный остров Ямайку. Флибустьер Кемпо Сибада, находившийся на борту «Свифтшура» в качестве пилота, уверенно повел флот к его берегам.

Во всех географических справочниках указывается, что Ямайка – третий по площади остров в составе Больших Антильских островов. Он расположен к югу от Кубы и к юго-западу от Гаити. Его протяжённость с запада на восток равна 225 км, с севера на юг – от 35 до 82 км, длина береговой линии – 1022 км. Скалистый северный берег знаменит своими узкими песчаными пляжами. Сильно расчленённый южный берег имеет удобные гавани, но окаймлён опасными коралловыми рифами. Большая часть территории Ямайки лежит на известняковом плато высотой от 500 до 1000 м, а местами и выше. На востоке острова находятся горы Блу-Маунтинс высотой до 2256 м. Вдоль южных и западных берегов тянутся аллювиальные низменности.

Климат Ямайки – тропический пассатный. Температуры зависят от абсолютной высоты местности и ее положения по отношению к господствующим северо-восточным пассатам. В районе Порт-Ройяла средняя температура июля составляет 27 °C, а февраля 24 °C, тогда как в местечке Гордон-Хилл, что в горах Блу-Маунтинс, – 4 °C и 7 °C соответственно. Четко выражен сезон дождей, длящийся с мая по октябрь. Средняя годовая норма осадков варьируется от 635 мм на сухом южном побережье до 1900 мм на основной территории и до 7600 мм в горах Джон-Кроу на северо-востоке. Соответственно меняются и природные зоны: от сезонно влажных вечнозелёных тропических лесов на северо-восточных склонах гор и в центре острова до саванн юга и запада.

Восхищаясь красотой Ямайки, один английский путешественник писал: «Это – волшебный, плодородный остров, подобный для меня то ли саду, то ли сокровищнице. Здесь много лучших земель, каких мы не видели в иных местах Индий; он изобилен скотом, кассавой и прочими… плодами разных видов. Мы не нашли в Индиях более приятного и здорового места».

Однако отсутствие на острове золотых приисков и серебряных рудников обусловило слабую заинтересованность испанской короны в развитии этой колонии. К середине XVII века Ямайка превратилась в захолустье, обнищавшее население которого насчитывало не более двух с половиной тысяч человек. Почти все колонисты жили в столице острова – городе Сантьяго-де-ла-Вега (совр. Спаниш-Таун) или в его окрестностях, находившихся в шести милях к западу от современной Кингстонской гавани. Англичане верно рассчитали, что никакого серьезного сопротивления жители Ямайки им не окажут.

10 (20) мая генерал Венэблз начал высадку своих войск на берег. При этом солдат предупредили, что всякий, кто повернется спиной к врагу, будет убит стоящим рядом; а если стоящий рядом не убьет паникера, их расстреляют обоих за трусость.

Приближавшемуся к берегу многотысячному английскому десанту противостояли лишь 180 солдат испанского гарнизона во главе с губернатором доном Хуаном Рамиресом де Орельяной. Располагая тремя пушками, защитники Ямайки выпустили по неприятелю около двадцати ядер, после чего оставили свой редут и бежали в Сантьяго-де-ла-Вегу. Все жители города, узнав о силах пришельцев, спешно собрали самые ценные вещи и ушли в горы.

На следующий день английские войска беспрепятственно заняли столицу острова. Ямайка была объявлена владением Английской республики, но еще несколько лет ушло на то, чтобы подавить очаги испанского сопротивления в различных частях острова и превратить формальное вступление во владение в фактически осуществившееся.

Когда в Испании узнали о враждебных действиях англичан в Вест-Индии, во всех владениях испанского короля на английские корабли и товары был наложен арест. Осенью того же года началась открытая англо-испанская война. О ее целях Кромвель писал на Ямайку генерал-майору Ричарду Фортескью: «Мы намерены… бороться с испанцами за господство над всеми морями».

Расположенная в самом сердце Карибского региона, Ямайка идеально подходила для ведения морской войны против испанских торговых и морских коммуникаций, а также колоний на Больших Антильских островах и материке. Особенностью этой войны было то, что она сразу же свелась к рейдерским и корсарским набегам, осуществлявшимся в союзе с местными флибустьерами.

Глава 2. Набег эскадры Уильяма Гудзона на Санта-Марту

Адмирал Пенн, отплывая с двумя десятками кораблей в Англию, оставил на Ямайке эскадру из двенадцати кораблей под командованием вице-адмирала Уильяма Гудзона. Последний получил подробные инструкции, датированные 25 июня (5 июля) 1655 года и состоявшие из 20 пунктов. Их краткое содержание сводилось к следующему.

1. Взять под свое командование эскадру, список кораблей которой прилагается.

2. Приложить «максимум стараний (при любой представившейся возможности) к взятию, неожиданному овладению и захвату всех кораблей и судов, принадлежащих королю Испании или его подданным в Америке, и любых иных, которые будут содействовать или помогать им, или будут врагами и мятежниками по отношению к республике; вместе с их такелажем, судовыми принадлежностями, пушками и амуницией и всеми вещами, продуктами, товарами и деньгами; а в случае сопротивления – топить, сжигать и уничтожать все таковые корабли и суда; и требовать от всех лиц, находящихся под вашим командованием, делать то же самое».

3. Заботиться о том, «чтобы упомянутые вещи, корабли, деньги, продукты и товары со всеми их таможенными билетами, накладными на груз, счетами, отчетами и любыми иными документами, найденными на них или принадлежащими им, которые вы возьмете и захватите в силу полномочий, переданных вам этими инструкциями, сохранялись без растраты и были доставлены комиссионерам его высочества, чтобы они могли составить отчет о них для государства».

4. Доставив всю захваченную добычу комиссионерам, выбрать среди них доверенных лиц, которые осуществят опись и оценку кораблей и товаров, после чего морякам следует выдать их долю добычи.

5. Поскольку англичане постоянно несут убытки от захвата и разграбления их судов французскими кораблями и подданными короля Франции, «вам следует, соответственно, в силу переданных мне инструкций его высочества, брать, арестовывать, неожиданно захватывать и задерживать, а в случае сопротивления топить, сжигать и уничтожать все такие корабли и суда французского короля или любых его подданных, с которыми вы повстречаетесь; вместе с их такелажем, корабельными принадлежностями, пушками и амуницией и всеми вещами, деньгами, продуктами и товарами на них, где бы вы ни встретились с ними на море; и взяв, арестовав или неожиданно захватив их, сохранять в целости и сохранности, и доставить оные к комиссионерам, как отмечено выше».

6. В силу акта парламента от 3 октября 1650 года, озаглавленного «Акт, запрещающий торговлю с Барбадосом, Бермудами, Виргинией и Антигуа», надлежит также «брать, неожиданно захватывать и овладевать, а в случае сопротивления топить, сжигать и уничтожать все корабли и суда, принадлежащие любой иностранной нации», которые будут торговать с английскими колониями без специальной лицензии.

7. Заботиться о сохранении чести, юрисдикции, территорий и людей Английской республики там, где будет находиться эта эскадра.

8. Поддерживать дисциплину на кораблях, действуя в соответствии с законами войны и морским уставом.

9. Отстранять от должности, с согласия военного совета, любого капитана, а также назначать на вакантные места новых командиров.

10. Нести на грот-мачте гюйс в течение всего времени исполнения своих обязанностей.

11. Регулярно пересылать отчеты комиссионерам адмиралтейства и генералам флота о своих перемещениях, чтобы можно было получать от них новые распоряжения.

12. Получать новые директивы от комиссионеров лорда-протектора, а при отсутствии оных управлять всеми делами в соответствии с рекомендациями военного совета.

13. Получив наличными около 1000 ф. ст., расходовать их по мере необходимости; все квитанции подписывать вместе с одним из старших офицеров; морякам выплачивать жалованье пиастрами из расчета стерлинг за пиастр.

14. Постоянно находиться в море с максимальным количеством кораблей; стараться держаться тех мест, где можно нанести врагу наибольший ущерб.

15. Оказывать всяческое содействие сухопутным частям.

16. До постройки складов держать всю провизию, предназначенную для армии, на борту стоящих в гавани призовых судов. Пока не возведены фортификации на суше, постоянно держать в гавани два военных корабля для охраны.

17. Выделить один из кораблей для нужд армии.

18. Заботиться о рациональном распределении доставленных из Англии припасов.

19. Вести строгий учет и контроль денежных средств, которые будут расходоваться на приобретение провианта и выплату жалованья морякам.

20. Во всех иных случаях, не предусмотренных в инструкциях, действовать сообразно обстановке, с учетом мнения комиссионеров и членов военного совета.

Далее прилагался список кораблей, которые адмирал Пенн оставлял в распоряжении Гудзона: «Торрингтон», «Глостер», «Мэрстон-Мур», «Лорел», «Дувр», «Портленд», «Грэнтам», «Селби», «Мартин», «Армс оф Холланд», «Хаунд», «Фалмут», «Юнити доггер», бриг «Хантер» (по другим данным, это был галиот, которым командовал флибустьер Кемпо Сибада), бриг «Грейхаунд» и бриг «Острич».

«Селби» и «Грэнтам» в это время крейсировали у берегов Эспаньолы, причем первому из них удалось захватить небольшой испанский приз. 28 июня (8 июля) 1655 года оба судна вернулись в Кагуэй, чтобы кренговаться. Несколько фрегатов (включая «Дувр», «Армс оф Холланд» и «Хаунд») патрулировали район островов Кайман, лежащих к западу от Ямайки. На указанных островах они запаслись черепахами и имели стычку с французами. На базу суда вернулись между 5 и 11 июля (по ст. ст.). Об этих и иных инцидентах вице-адмирал Гудзон написал в своем отчете от 24 июля (3 августа), который он отправил комиссионерам Адмиралтейства.

Через несколько дней на военном совете, состоявшемся в Кагуэе, было решено отправить ямайскую эскадру к побережью Испанского Мейна. 31 июля (10 августа) девять кораблей вышли в море, но через три дня «Грэнтам» потерял две свои стеньги и начал протекать, как решето; в итоге его пришлось вернуть назад. Оставшиеся восемь судов пошли к юго-западной оконечности Эспаньолы – мысу Тибурон, где 9 (19) августа команды целый день занимались погрузкой на борт апельсинов и лимонов. «В это время, – писал Гудзон в своем отчете, – умер капитан “Армс оф Холланда”».

Вечером следующего дня эскадра снялась с якорей и взяла курс на побережье Южной Америки. 18 (28) августа на горизонте показался мыс Ла-Вела. Снова в кают-компании флагмана собрали военный совет, на котором принялись гадать, предпринимать какие-либо акции на суше или нет. «…Мои инструкции от генерала Пенна, – сообщает Гудзон, – в этом отношении были краткими; однако имелась копия инструкций его высочества генералу Пенну, в которых он разрешал высадку на сушу, сделав дополнение, что если мы сочтем дело исполнимым, нам следует попытаться его осуществить, и это полностью отвечало бы желаниям его высочества; и так, мы решили попытаться захватить Рио-де-ла-Ачу (современный город Риоача в Колумбии . – В.Г. ), которая, по всем нашим данным, была богатой и слабоукрепленной, располагавшей лишь небольшой крепостью с четырьмя пушками, специализировавшейся на добыче жемчуга и рыбной ловле; в этом городе проживало не более 100 испанцев. Названный город лежит на берегу столь мелкой бухты, что ни один большой корабль не может подойти к нему. Соответственно, мы отдали приказ судам «Мартин гэлли», «Армс оф Холланд» и «Галиот хой» взять 350 человек с намерением высадить их ночью на сушу, оставаясь на удобной якорной стоянке у берега так, чтобы не быть обнаруженными. Из-за того, что побережье было плохо изучено, наши пилоты не смогли найти прямого пути к городу; встретив утром те суда, что были выделены для нападения на город, возле берега и видя, что нас обнаружили, мы отказались от выполнения задуманного; посчитали, что богатства этого города могли быть уже увезены, а флот не мог оставаться на рейде в безопасности».

Понимая, что на Ямайке их засмеют, если они вернутся из похода с пустыми руками, Гудзон и его капитаны решили совершить налет на соседний город Санта-Марта. Согласно испанским данным, проводником у англичан был испанец Хуан Кучильо. 24 августа (3 сентября), примерно в половине пятого пополудни, эскадра появилась на траверзе Санта-Марты. Вход в гавань защищали два форта – Сан-Хуан-де-лас-Матас и Сан-Висенте. Губернатор Рамон де Сагаррига при виде парусов вражеских кораблей со всей возможной поспешностью бежал в провинцию, оставив во главе обороны города сержант-майора Хуана Гутьерреса.

Рассказывая о захвате Санта-Марты, Гудзон позже писал: «Мы нашли два форта, расположенных на расстоянии мушкетного выстрела друг от друга, прямо возле берега. В одном форте, имевшем высоту 22 фута, было установлено 14 пушек; в другом – девять, и он имел одиннадцать футов высоты. Между этими двумя фортами находился бруствер; вот какими были все их силы. Но Господь был так милостив, что позволил нам за час с лишним стать хозяевами и города, и фортов. Мы взяли лишь восемь или десять пленных, остальные бежали в леса; поскольку мы были новичками в тех местах, а дело шло к ночи, мы решили не преследовать их. Враги, имея возможность в течение шести часов наблюдать за нами, пока мы не приблизились, унесли с собой большую часть своих богатств. Город насчитывал примерно две сотни домов… Через некоторое время после нашего прибытия в Санта-Марту испанцы прислали четырех человек для переговоров с нами. Мы предложили им вернуть их город неразрушенным вместе с пленниками за 20 000 пиастров, оставив в своем распоряжении лишь фортификации. Они притворились, что согласны с этим; но вскоре мы поняли, что они лишь тянут время, дабы собрать как можно больше сил, из-за чего мы отправили сильный отряд в глубь страны, примерно на десять миль от Санта-Марты, и они сожгли все испанские дома и церкви, которые встретили по пути; и после их возвращения мы разрушили их город и форты, предав огню все дома и церкви. Мы потеряли при взятии Санта-Марты шесть человек, и двое сбежали, по всей видимости, к врагу; один – урожденный испанец, который, как говорят, долго жил в Англии; другой был валлонцем. Мы доставили на борт 30 пушек с двумя небольшими бронзовыми орудиями, порохом и ядрами. Каким бедным молва рисовала этот город, таким он и оказался; вся добыча, которую удалось собрать там и которую тщательно распределили возле каждой корабельной мачты [среди солдат и моряков], была оценена в четыреста семьдесят один фунт. Наши люди немного подкрепились в названном городе курами, свиньями и прочей провизией. Этот город, Санта-Марту, навестил епископ, который умер незадолго до нашего прихода. Юрисдикция Санта-Марты распространяется на побережье от Рио-де-Гранде (река Магдалена . – В.Г. ) до Рио-де-ла-Ачи и в глубь страны – на 150 миль; но в этой провинции нет больших городов или промыслов. Санта-Марта производит бобы, называемые какао, из которых они готовят шоколад. Они производят табак и сахар. Также они изготовляют глиняные горшки. В соответствующий сезон вылавливают много рыбы. Еще они делают нитки, называемые «пето», которые испанцы используют для кружев. Во внутренних районах страны, как они говорят, имеется много скота; оттуда, по их утверждению, осуществляется снабжение Картахены. Индейцы этой страны – весьма простые люди, им не позволяют возле побережья иметь какое-либо оружие, и их душат тяжелыми податями. Некоторые из них были у меня на борту, и я из вежливости снабдил их мясом и одеждой, запретив всем нашим людям обижать их или причинять какой-либо вред».

Следует отметить, что в данном случае Гудзон придерживался обычной тактики всех корсаров и флибустьеров, промышлявших у берегов Южной и Центральной Америки. Смысл ее состоял в поддержании дружеских отношений с аборигенами, которых при случае можно было использовать в качестве союзников.

7 (17) сентября ямайская эскадра отплыла из Санта-Марты и при слабом попутном ветре три дня двигалась в сторону Картахены. 10-го она появилась у входа в Картахенскую бухту. Заметив приближение вражеских кораблей, испанцы открыли по ним огонь из пяти орудий. Англичане ответили им тем же. При этом ни одна из сторон не пострадала. «В гавани Картахены находилось шесть кораблей, – пишет Гудзон, – которые были ясно видны; два из них стояли на рейде с флагами адмирала и вице-адмирала; некоторые из наших пилотов утверждали, что это были адмирал и вице-адмирал Картахены. Поскольку мы всполошили все побережье, то пришли к заключению, что оставаться здесь нет смысла; и пошли прямо к Ямайке, чтобы отдохнуть и обсудить какой-нибудь другой проект. Сразу же по прибытии в гавань Ямайки мы посоветовались и остановили свой выбор на Сантьяго (Сантьяго-де-Куба . – В.Г. ) – городе, окруженном стенами; в нем, по сообщению, имелась лишь одна крепость с 16 пушками и платформа с 10 пушками на входе; жителей, способных сражаться, насчитывалось пятьсот человек. Определившись с маршрутом, мы отобрали на берегу 500 мужчин и приготовились отчалить, когда с эскадрой кораблей прибыл майор Седжвик, который отговорил нас от наших намерений…».

Упомянутый в отчете майор Роберт Седжвик 5 (15) ноября 1655 года писал лорду-протектору Англии: «…Адмирал Гудзон побывал в Санта-Марте, где он высадился, взял два форта, разграбил город и сжег его, разрушил эти два форта и увез их пушки, порох и ядра. Я знаю, что он должен представить вашему высочеству полный отчет об этой акции, которая действительно была храбро осуществлена им и его командой; хотя, на мой взгляд, мало чести в том, чтобы флот вашего высочества занимался этим старым вест-индским промыслом крейсеров и приватиров, разрушая и грабя бедные города…».

Возможно, майор не был бы столь щепетилен, если бы рейдеры вернулись из похода с набитыми пиастрами сундуками. Но, как видно из отчета вице-адмирала, добыча им досталась весьма скудная. В пользу государства пошли трофейные пушки, порох, ядра, шкуры, соль и мясо. Один из офицеров с нескрываемой иронией заметил, что добыча не смогла даже окупить те «порох и пули, которые были израсходованы в этом деле».

В завершение отметим, что через двадцать семь дней после ухода Гудзона и его людей Санта-Марту посетил еще один английский рейдер – капитан Ричард Ньюбери, который довершил разгром города.

Глава 3. Операции ямайской эскадры в 1656–1659 годах

24 января (3 февраля) 1656 года в совместном отчете вице-адмирала Гудзона и майора Седжвика лорду-протектору сообщалось, что эскадра Ямайки насчитывала 22 корабля, не считая двух или трех малых судов.

Еще до составления указанного отчета командование выслало к побережью Испанского Мейна девять фрегатов и доггер (голландское рыболовное судно) под командованием Бенджамина Блейка. Два фрегата, отбившиеся от остальных во время шторма, очутились у входа в Картахенскую бухту и заметили там четыре или пять испанских кораблей. Два других английских фрегата были отброшены в район «Пальмовых островов» (очевидно, острова архипелага Сан-Блас), где захватили две испанские лодки с корреспонденцией. Они направлялись из Картахены в Пуэрто-Бельо (совр. Портобело в Панаме), чтобы предупредить местные власти о появлении неприятельских кораблей. Пленные признались на допросе, что из Пуэрто-Бельо в Картахену вскоре должны были вернуться два малых галеона и три фрегата. Когда эта информация стала известна на Ямайке, Гудзон решил отправить в район Картахены пять малых фрегатов. 10 (20) января их капитаны получили приказ сниматься с якорей.

В бумагах госсекретаря Джона Тэрло хранится копия шканечного журнала капитана Ричарда Ньюбери, в котором отражены подробности его крейсерства у берегов Испанского Мейна с 11 (21) января по 15 (25) февраля 1656 года. Этот документ интересен тем, что дает представление о «рабочих буднях» рейдеров и приватиров рассматриваемой эпохи.

«Фрегат “Портленд”, 1655 [1656] год.

Краткий отчет о том, что происходило с 11 января 1655 [1656] года по пятнадцатое февраля.

11-го. Мы вместе с “Армс оф Холландом”, “Лорелом”, “Полом” и “Мартином” вышли из гавани Ямайки и, в соответствии с полученными мной инструкциями, прошли к побережью Картахены.

17-го. Мы достигли земли примерно в трех лигах в подветренную сторону от Сэнд-Бея. В тот же день “Лорел” осмотрел Картахену; мы встретились с ним вечером. Капитан Кирби сообщил мне, что видел в гавани одиннадцать судов, из коих шесть были крупными кораблями; так что мы стали в западной стороне, надеясь провести некоторое время близ острова.

19-го. Мы пошли на якорную стоянку к Пальмовому острову. Этой ночью мы отправили наши лодки к материку, чтобы неожиданно захватить лодки или суда, которые торгуют между Картахеной и Толу, рассчитывая получить достоверную информацию о положении дел в Картахене или где-нибудь еше.

20-го. Наши лодки вернулись, но не привезли никаких известий о вышеупомянутых делах; они лишь поймали лодку на берегу, которую спустили на воду и затопили, поскольку испанцы унесли с собой паруса, весла и руль. Этой ночью мы снова послали наши лодки, которые вернулись на следующий день, но не привезли никаких новостей.

23-го. В соответствии с решением военного совета мы отплыли от Пальмового острова в сторону Пуэрто-Бельо. Этой ночью “Пол” потерял фор-стеньгу.

24-го. Этим утром мы имели сильный северный ветер, море штормило, и, учитывая состояние “Пола”, я решил ничего не предпринимать до прихода эскадры в Пуэрто-Бельо; поэтому мы снова пошли к [Пальмовому] острову; “Мартина” мы отправили осмотреть упомянутый порт.

26-го. Мы стали на якорь у Пальмового острова; ночью мы отправили наши лодки к материку… Они вернулись на следующий день, не привезя никаких известий.

31-го. Мы отплыли и пошли в западном направлении, надеясь крейсировать близ островов; около двух часов пополудни мы заметили парусник, за которым погнались, но вскоре определили, что это “Мартин”; мы стали на якорь этой ночью близ Фарти (вероятно, близ острова Сан-Бернардино . – В.Г. ).

Февраля первого. Около 6 часов утра мы снялись с якоря и повернули; ветер северный. В полдень командиры собрались у нас на борту, и мы решили отправить наши лодки со значительным количеством людей под командованием капитана Кирби, чтобы идти на берег к деревне, лежащей примерно в 3 лигах к востоку от Пальмового острова; но это было так далеко… что мы дали отбой; после этого мы отправили наши лодки, примерно в три часа утра, в сторону материка, но они не вернулись этим днем.

3-го. Наши лодки пришли к нам этим утром; они сообщили мне, что загнали к берегу лодку возле [городка] Толу; она была нагружена маисом и имела водоизмещение около 25 тонн. Враг затопил ее еще до того, как наши люди поднялись на борт, ибо наши люди стреляли по ней; около 10 часов мы увидели парусник, за которым погнались с доброй надеждой, что сумеем перехватить его, но наши надежды оказались несбыточными; около 7 часов вечера мы потеряли его из виду; в это время мы были примерно в 18 лигах к западу от Фарти; мы с “Лорелом” шли на запад всю ночь; “Армс оф Холланд”, “Пол” и “Мартин” отправились к острову.

В 6 часов утра, осмотревшись и не обнаружив никакого судна, двинулись дальше и прошли 5 или 6 лиг к северу, предполагая, что они могут быть в подветренной стороне от нас; около девяти часов мы, ничего не найдя, ни одного парусника, пошли на восток, собираясь поискать остальных близ островов.

5-го. Около 4 часов пополудни мы находились близ Фарти; имея слабый ветер с севера, так что нам не удалось бы пройти на ветре отмели, расположенные в западной части этих островов, мы двинулись дальше и прошли на якорную стоянку, расположенную на юго-западной стороне указанного острова.

6-го. Мы снялись с якоря около 6 часов утра и пошли на восток; около 5 часов вечера мы встретились с остальными возле острова, который называется Менглер; вскоре мы решили поднять паруса и идти на запад, чтобы отойти от этого острова, затем повернули на восток, дабы осмотреть Картахену, а потом вернуться на Ямайку.

8-го. Мы были возле указанного города в 5 часов вечера и ясно видели корабли в гавани. Я насчитал 9, в том числе 5 добротных кораблей, два 6-го или 7-го ранга и два небольших судна, стоявших под стенами города.

10-го. Около 5 часов вечера мы имели реку Дегранди (река Магдалена. – В.Г. ) примерно в 4 лигах от норд-оста, после чего мы отошли от этого побережья при сильном ветре на норд-ост.

14-го. Около 7 часов утра мы приблизились к земле примерно в 8 лигах к западу от гавани Ямайки, из-за чего нам пришлось продвигаться в наветренную сторону весь день, но с малым результатом.

15-го. Около трех часов пополудни мы прошли на ветре остров, который лежит перед гаванью Ямайки, и с Божьей помощью прибыли в названную гавань примерно в пять часов вечера.

В отношении Пуэрто-Бельо капитан Блайт предоставил информацию, из которой явствует, что он видел в указанном порту четыре корабля.

Копия верна.

Ричард Ньюбери».

15 (25) апреля 1656 года вице-адмирал Гудзон, возглавив эскадру из десяти кораблей, отправился к южному побережью Эспаньолы, где, по данным разведки, должны были находиться испанские галеоны с сокровищами. Не обнаружив их, англичане повернули в сторону Южной Америки. На этот раз объектом их нападения стал городок Рио-де-ла-Ача. Основанный в 1545 году в устье реки Ача, он первоначально носил необычайно длинное название – Нуэстра-Сеньора-Санта-Мария-де-лос-Ремедьос-дель-Рио-де-ла-Ача-и-су-Гранхериа-де-Перлас. Между ним и ранчерией Нуэстра-Сеньора-де-лос-Ремедьос-дель-Кабо-де-ла-Вела находился участок побережья, славившийся своим жемчугом. Планируя нападение на Рио-де-ла-Ачу, Гудзон рассчитывал, прежде всего, на богатый жемчужный улов. В письме госсекретарю Джону Тэрло вице-адмирал отмечал, что 4 (14) мая он высадил «около 450 человек в Рио-де-ла-Аче, жители которого, завидев нас за шесть часов до нашего прихода, сбежали из города, унеся свои богатства или все, что было ценное, с собой, и оставили только 12 человек, чтобы оборонять замок, который мы штурмовали, и менее чем за полчаса овладели им; в нем стояли четыре большие бронзовые пушки весом примерно 4000 фунтов каждая, которые мы унесли, уничтожив часть форта. Испанцы умышленно затягивали внесение выкупа за город, что отсрочило наш отъезд на день; но, в ответ на их неуступчивость, мы сожгли его и 8 мая утром отплыли оттуда».

От Рио-де-ла-Ачи эскадра пошла к Санта-Марте. Прибыв туда 11 (21) мая, она простояла там три дня, запасаясь водой. Затем, захватив небольшое испанское судно с вином из Сан-Лукара, англичане 14 (24) мая появились на траверзе Картахены. Оставив здесь для крейсерства вице-адмиральский корабль и два вспомогательных фрегата, Гудзон взял курс на Ямайку и по пути овладел еще одним испанским судном с грузом какао; оно направлялось из Санта-Доминго в Новую Испанию (Мексику). 23 мая (2 июня) эскадра вернулась в Пойнт-Кагуэй с двумя захваченными призами.

В своем отчете от 25 июня (5 июля), адресованном госсекретарю Тэрло, Гудзон не только подробно описал свой рейд к берегам Южной Америки и состояние дел на Ямайке, но и посетовал на отсутствие в его распоряжении опытного переводчика с испанского:

«У нас имеется также большая потребность в способном изобретательном человеке, который бы настолько свободно владел испанским языком, что мог бы прочитать, все написанное от руки, и писать сам; ибо в силу указанной потребности мы не можем воспользоваться теми бумагами и письмами, которые берем или перехватываем и которые могли бы, возможно, быть очень выгодными с точки зрения предоставления нам разведданных; нужду в таковом… мы испытываем ежедневно, имея теперь много писем, которые мы взяли на последних двух призах, адресованных людям знатным, и которые мы не имеем пока никакой возможности прочитать».

Летом 1656 года четырнадцать кораблей ямайской флотилии крейсировали у западной оконечности Кубы, в районе мыса Сан-Антонио, а также близ Гаваны, где Гудзон надеялся подстеречь «серебряный флот» – ежегодный караван, уходивший из Испании в Вест-Индию, а затем возвращавшийся оттуда с сокровищами американского континента. Однако крейсерство оказалось безрезультатным, испанские галеоны ушли из Гаваны за три дня до прихода рейдеров, один из английских фрегатов – «Армс оф Холланд» – взорвался (спаслись только капитан и еще три человека, уехавшие за полчаса до взрыва обедать на борт «Индиена»); еще два судна – «Лорел» и «Дувр» – были повреждены.

Отправив пять кораблей в Англию («Торрингтон», «Глостер», «Дувр», «Лорел» и «Портленд»), Гудзон пересел на борт «Мэрстон-Мура» и в компании с «Лайоном» и шестью другими кораблями взял курс на остров Невис (в группе Малых Антильских островов). Прибыв туда 9 (19) октября, он принял на борт около 1400 колонистов, которые изъявили желание переселиться на Ямайку со всем своим имуществом и слугами. 22 октября (1 ноября) эскадра снялась с якорей и 4 (14) ноября появилась у ямайских берегов. Переселенцев с Невиса высадили в Порт-Моранте.

В январе 1657 года ямайская флотилия приняла участие в разгроме испанского десанта на северном побережье острова, в Очо-Риос. Вскоре после этого Гудзон, жалуясь на пошатнувшееся здоровье, передал флотилию под командование Кристофера Mингса, а сам отбыл на родину.

С именем Мингса связаны наиболее успешные операции англичан против испанских владений в Карибском регионе в конце 50-х – начале 60-х годов XVII века. Этот прославленный моряк родился в 1625 году в семье Джона Мингса, сапожника из Норфолка (мать Кристофера, Кэтрин Парр, тоже была из бедных – дочерью паромщика). В том же году он был крещен, о чем свидетельствует запись в регистрах Солтхауса (приход Сент-Кэтрин). Завербовавшись в военно-морской флот, Мингс прошел путь от кают-юнги до офицера, сделав блестящую карьеру в период Английской революции. С декабря 1651 до 1652 года он служил лейтенантом на «Пэрадоксе», затем до мая 1653 года был лейтенантом на 36-пушечном корабле «Элизабет»; в мае указанного года Мингс стал капитаном этого судна. В ноябре того же года, имея приказ сопровождать конвой торговых судов в Гётеборг (туда же отправлялся и английский посол), он прославился захватом двух голландских военных кораблей.

Командиром «Мэрстон-Мура» Мингс был назначен в октябре 1655 года (через месяц после того как этот корабль вернулся из Вест-Индии, доставив на родину генерала Венэблза). Экипаж судна, недовольный полученным жалованьем, взбунтовался, но Мингсу с помощью твердых мер удалось навести порядок на борту, списав всех смутьянов на берег. 11 ноября того же года, набрав новую команду и имея приказ идти в Карибское море, он вышел из Портсмута.

На Ямайку Мингс прибыл 15 (25) января 1656 года, где сразу же перешел в подчинение к вице-адмиралу Гудзону. Через год, когда Гудзон отплыл в Англию, Мингс остался командовать ямайской флотилией, но уже в апреле генерал Уильям Брейн, возглавлявший английскую армию на Ямайке, решил отправить его с двумя пленными испанцами и подробным отчетом о текущих делах к госсекретарю Тэрло. Кристофер Мингс прибыл в Дувр на «Мэрстон-Муре» в июле. В Англии его корабль был спешно переоснащен, укомплектован свежим пополнением и снова отправлен в Вест-Индию.

В начале 1658 года Мингс достиг Антильских островов, зашел на Барбадос и захватил там шесть голландских судов, которые, в нарушение Навигационного акта, занимались контрабандной торговлей с местными колонистами; эти суда он привел 20 февраля (ст. ст.) в Кагуэй, где они были признаны законными призами. Кроме трофейных судов Мингс доставил на остров деньги – 2572 ф. ст. 17 шилл. и 11 ½ пенсов – от лорда-протектора Кромвеля, которые должны были быть использованы для укрепления обороны Ямайки. Часть этих средств израсходовали на завершение строительства Форт-Генри в Сантьяго-де-ла-Веге, часть – на укрепление восточной окраины Пойнт-Кагуэя, часть – на финансирование строительства Форт-Кромвеля.

Когда «Мэрстон-Мур» стоял на рейде, губернатор Дойли распорядился привлечь его к походу против испанcкого отряда, высадившегося 10 (20) мая с четырех кораблей в Рио-Нуэво, на северном побережье Ямайки. Этот отряд, набранный в Новой Испании (Мексике), состоял из 467 солдат, 28 сержантов, 31 лейтенанта и 31 капитана. 15 (25) июня, прибыв в Рио-Нуэво, Дойли и Мингс высадили с борта «Мэрстон-Мура», «Грэнтама», «Кагуэя», «Блэкмора», «Гектора», «Пирла» и «Долфина» более 650 солдат, моряков и флибустьеров. Через два дня произошла решающая схватка, в результате которой испанцы потеряли около трехсот человек убитыми, англичане – около шестидесяти, включая четырех капитанов. В Пойнт-Кагуэй флотилия Мингса доставила много пленных, провизию, десять флагов, один королевский штандарт, амуницию, ручное оружие и шесть больших пушек.

В июле 1658 года Дойли, узнав от пленных испанцев, что в Пуэрто-Бельо стоит под погрузкой «серебряный флот», отправил эскадру Мингса крейсировать между Пуэрто-Бельо и Картахеной. Под его командованием находились корабли «Мэрстон-Мур», «Гектор», «Ковентри», «Блэкмор» и «Кагуэй», на борту которых разместились 557 моряков и солдат.

Погрузка сокровищ на 15 галеонов и 14 торговых судов была закончена лишь 20 октября, но в то время поблизости от них оказались только два английских корабля – «Мэрстон-Мур» и «Гектор» (остальные ушли запасаться водой). Суда Мингса дерзко прошли сквозь строй испанских кораблей, после чего развернулись и отправились к берегам Венесуэлы. Там англичане совершили неожиданное нападение на порт Толу, затем, предав его огню и захватив в гавани два испанских судна, взяли город Санта-Марту в Новой Гранаде. Как писал капитан «Ковентри» Джон Эйлетт, они «прошли двенадцать миль в глубь страны и сожгли и разрушили всё, через что прошли».

Простояв в Санта-Марте три дня, корабли Мингса в конце ноября вернулись с добычей на Ямайку. Три приза, которые они привели с собой, были проданы известным флибустьерским капитанам – Лауренсу Принсу, Роберту Сирлу и Джону Моррису.

Капитан Лауренс Принс был голландцем, уроженцем Амстердама, что не мешало ему, как и иным флибустьерам-иностранцам, служить английской короне в роли приватира. Вообще в рассматриваемую эпоху морякам часто приходилось вести жизнь перекати-поле. Например, Эдвард Коксер, английский моряк XVII века, так описывал свои скитания:

«…Я служил испанцам против французов, затем голландцам против англичан; затем я был отобран англичанами у дюнкеркцев; а потом я служил англичанам против голландцев; наконец, я был взят турками, которыми был принужден служить против англичан, французов, голландцев и испанцев и всех христиан. Затем, когда я был против испанцев, я действовал на военном корабле против испанцев, пока, наконец, испанцы не захватили меня в плен».

В начале 1659 года Мингс с тремя кораблями («Мэрстон-Муром», «Гектором» и «Кагуэем»), имея на борту триста солдат, появился на восточной окраине побережья Венесуэлы. Разорив и предав огню город Куману, он пошел в западном направлении и высадил десанты в Пуэрто-Кабельо и Коро. В гавани Пуэрто-Кабельо англичане сожгли испанский корабль. В Коро, преследуя убегавших жителей, они неожиданно наткнулись на сказочный трофей – 22 ящика королевских сокровищ (каждый вмещал по 400 фунтов серебра) и партию драгоценных камней. Кроме того, на рейде ими были взяты два голландских 16-пушечных корабля, которые стояли там под испанскими флагами; один из них не имел груза; на втором обнаружили 30 т какао.

23 апреля (3 мая) эскадра Мингса с триумфом вернулась в Кагуэй. Вся добыча была оценена примерно в 500 тыс. пиастров, или 200–300 тыс. ф. ст. Губернатор Дойли, однако, был крайне недоволен тем, что Мингс и его офицеры, ссылаясь на обычай войны, разрешили своим людям взломать трюм голландского приза и забрать серебро стоимостью 12 тыс. ф. ст. Эти данные подтверждает и Корнелиус Барроу. В письме от 23 апреля (3 мая) он отмечал, что в Кумане и в Коро была взята добыча на 200 тыс. ф. ст.; что, по словам Мингса, он привез в Кагуэй 50 тыс. ф. ст. в монете, «не считая колец, слитков и драгоценных камней»; что моряки взломали трюм одного из призов и «силой забрали десять или пятнадцать тысяч фунтов».

Весной в Кагуэй вернулся из крейсерства еще один фрегат – «Дайемонд». Оперируя в районе Эспаньолы и Пуэрто-Рико, он захватил 5-пушечное испанское судно «Рабба Биспа», которое везло в Новую Испанию 40 т какао. Из писем, обнаруженных на его борту, англичане узнали, что восемь испанских галеонов попали в шторм в районе Бермудских островов и, рассеявшись, ушли в различные порты на ремонт.

Согласно информации Дойли, зачитанной летом 1659 года в палате общин британского парламента, на Ямайке в апреле указанного года базировались пять военных фрегатов, три бригантины и кеч; они имели на борту в общей сложности 795 моряков. При этом на «Мэрстон-Муре» находилось 260 человек, на «Дайемонде» – 160, на «Ковентри» – 110, на «Гекторе» – 90 и на «Чеснате» – 45 человек. Экипажи бригантин «Кагуэй», «Пирл» и «Долфин» состояли соответственно из 40, 25 и 15 моряков, а в команде кеча «Блэкмор» насчитывалось 50 человек.

В конце весны за неподчинение приказам и утаивание части добычи губернатор отстранил от командования ямайской эскадрой «творившего чудеса» Кристофера Мингса и в начале июня 1659 года отправил его на «Мэрстон-Муре» в Англию. Капитан Уильям Дэллисон, приятель Дойли, в одном из своих писем весьма нелестно отозвался о Мингсе, назвав его «спесивым и тщеславным дураком, мошенником, обманывающим государство и грабящим купцов».

Когда Мингс прибыл на родину, он, оправдываясь, выдвинул контробвинения против Дойли, секретаря Корнелиуса Барроу и вице-адмирала Гудзона, заявив, что они присвоили себе больше призовых денег, чем им полагалось по штату. В июне 1660 года, после реставрации монархии в Англии, все обвинения против Мингса были неожиданно сняты, а в конце того же года он смог вернуться на службу – теперь уже в королевский флот.

Выше мы уже упоминали о том, что вместе с Мингсом в набегах на испанские суда и поселения участвовали английские и французские флибустьеры, осевшие в Пойнт-Кагуэе вскоре после английского завоевания Ямайки. Свои действия они прикрывали каперскими свидетельствами, которые получали от британской колониальной администрации. Специальные призовые суды были учреждены на Ямайке полковником Дойли в 1657 году в силу инструкций, присланных для экспедиционных частей в октябре 1655 года. В них, в частности, отмечалось, что «все призы должны быть сохраняемы для общественной службы вместе с полным отчетом». Функции призового офицера до апреля 1659 года исполнял капитан Ричард Пови.

Рассмотрение дел по призам в указанный период было нехитрым и быстрым. Когда очередной испанский приз приводили в гавань, он переходил под контроль Пови. Затем комиссионеры, назначенные Дойли, должны были собрать свидетельские показания. Когда судно объявлялось законным призом, его публично продавали с торгов.

В британских архивах сохранился весьма редкий список пиратских капитанов, которым ямайские власти в 1659–1660 годах позволили выйти на промысел в море.

Капитан Морис Уильямс был одним из первых флибустьеров Ямайки. В мае 1659 года он купил в Пойнт-Кагуэе за 120 ф. ст. испанский приз «Рабба Биспа», захваченный фрегатом «Дайемонд». Кроме того, Уильямс приобрел у ямайских властей каперское свидетельство и пять пушек, которые установил на упомянутом призе. Переименовав свое судно в «Ямайку», он получил от полковника Дойли позволение завербовать часть моряков и солдат с «Мэрстон-Мура». В объявлении Дойли указывалось, что «те моряки на борту фрегата “Мэрстон-Мур”, которые пожелают уйти с вышеназванным капитаном Морисом Уильямсом, вольны перейти на борт названного фрегата “Ямайка” по собственному желанию». Не задерживаясь более на якорной стоянке, Уильямс отсалютовал Пэссидж-Форту и Форт-Кромвелю и ушел на поиски добычи. Трудно сказать, был ли его поход успешным, поскольку о его похождениях в течение последующих четырех лет практически ничего не известно.

Весной 1659 года полковник Дойли занимался в Пойнт-Кагуэе рассмотрением дела призового судна «Анхель Габриэль» – это был «добрый корабль, который не могли продать здесь за его [реальную] стоимость». Поэтому Дойли приказал генеральному управляющему Корнелису Барроу «передать владение оным капитану Пови, командиру кеча, со всей его оснасткой, и снабдить его команду так, как и прочих из здешней флотилии».

В мае того же года голландский призовой корабль «Нью Гарден» из Флиссингена был продан французскому флибустьеру «месье Лепэну» (Жаку де Сенну) за 300 ф. ст. Француз переименовал его в «Ла Бонавентюр», а заодно купил его груз из 110 шкур и десяти баррелей камеди (древесной смолы); последнюю он тут же перепродал британским властям по 3 ф. ст. за баррель, за которую ему уплатили «бобами какао из расчета 4 ½ пенса за фунт». Лепэн отплыл из Пойнта на промысел 17 сентября 1659 года, снабженный «комиссией» Дойли («комиссией» – т. е. полномочием — называли каперское свидетельство).

Одним из самых удачливых флибустьеров Ямайки был Ричард Гай. В мае 1660 года он захватил испанское судно, перевозившее 14 775 пиастров, а месяц спустя овладел вторым призом. В начале ноября 1662 года, будучи капитаном легкого фрегата «Америка», он получил на Ямайке новое каперское свидетельство для охоты за испанскими судами.

Использование флибустьеров в качестве приватиров приносило ямайским властям не только материальные выгоды, но подчас и немалые хлопоты. Не случайно Дойли в инструкциях капитану Джону Ллойду, командиру фрегата «Дайемонд», настоятельно требовал, чтобы он во время несения патрульной службы останавливал и проверял комиссии «различных разбойников и частных боевых судов в море, которые ежедневно наносят обиды лицам и товарам союзников, и особенно нашей нации». Те, кто не имел каперских поручений от Верховного суда Адмиралтейства или от губернатора Ямайки, должны были в течение трех месяцев прибыть в Пойнт-Кагуэй и приобрести законные комиссии, «в противном случае они будут рассматриваться как пираты и разбойники… и, соответственно, получат по заслугам».

Глава 4. Фортуна Яна Петерсена

Капитан Ян Петерсен, уроженец датского города Коллинга, появился в Карибском море в конце 50-х годов XVII века. Базируясь то на Тортуге, то на Ямайке, он промышлял на небольшом 4-пушечным фрегате «Касл» («Крепость») с экипажем приблизительно из тридцати человек.

Купив в Пойнт-Кагуэе каперское свидетельство для нападений на испанские суда, Петерсен осенью 1659 года отправился к Подветренным островам, где в начале ноября захватил у острова Бонайре работорговцев с потерпевшего крушение голландского невольничьего корабля «Синт-Йохан». Этот корабль разбился на рифах Лос-Рокес 1 ноября. На его борту оставалось более восьмидесяти негров-рабов, которых голландцам из-за сильного прибоя не удалось спасти. Пересев в шлюпку, они прибыли на остров Кюрасао и рассказали о кораблекрушении местному губернатору Матиасу Беку; последний тут же снарядил два шлюпа под командованием Ганса Маркусзоона Стёйве и Яна Рикертсзоона и приказал шкиперу «Синт-Йохана» Адриану Блаэсу ван дер Бееру вернуться с ними на рифы Лос-Рокес и забрать негров и уцелевший корабельный груз.

Проведя на рифах полчаса, Адриан Блаэс и Ганс Маркусзоон Стёйве вечером 7 ноября отплыли в сторону Бонайре и, прибыв туда на следующий день после полудня, натолкнулись на фрегат Яна Петерсена. Флибустьеры догнали голландцев, заставили их спустить флаг и выслали к ним свою шлюпку. Агент Нидерландской Вест-Индской компании Ян ван Хален пересел в нее и, отвечая на вопросы корсаров, сообщил, что шлюп шел с Кюрасао на Бонайре. Тогда флибустьеры отправили на борт шлюпа группу своих людей, «чтобы искать пиастры», но, ничего не обнаружив, заставили голландцев идти следом за ними на рейд Бонайре.

Некоторые голландские моряки, находившиеся в то время на берегу и ничего не подозревавшие о происшедших событиях, закричали: «Он прибыл с вами?». Один из флибустьеров переспросил по-голландски: «Кто именно?». «Шкипер корабля, потерпевшего крушение на Лос-Рокес, – ответили с берега. – Кстати, рабы уже с вами или вы только идете их спасать?». Этот вопрос весьма обрадовал морских разбойников, почуявших запах добычи. И когда фрегат Петерсена бросил якорь на рейде, они преподнесли своему вожаку сюрприз. «Капитан, – сообщили они, – нам попался хороший приз!»

Петерсен допросил Адриана Блаэса и, узнав, что на борту «Синт-Йохана» осталось более восьмидесяти невольников, послал гонцов к острову Малый Кюрасао, где его первый помощник на захваченной у испанцев пироге выслеживал голландские торговые суда. Объединив свои силы, корсары пошли к рифам Лос-Рокес и здесь застали второй шлюп, называвшийся «Йонге Бонтеку»; на его борту находились шкипер Ян Рикертсзоон с командой и три матроса из экипажа «Синт-Йохана». Предположив, что им уже удалось спасти негров и груз с разбившегося корабля, капитан флибустьеров направил к ним перешедшего на сторону разбойников Якоба Питерсзоона, уроженца Фрисландии, и тот с отрядом моряков внезапно атаковал «Йонге Бонтеку».

Когда шлюп был взят на абордаж, корсары обнаружили, что спасено всего два африканца. Тогда они забрали у голландцев две шлюпки и необходимое снаряжение и сами занялись эвакуацией негров-рабов с места кораблекрушения. В этом им помог моряк со шлюпа Рикертсзоона, которого невольники знали в лицо и по имени. Через некоторое время флибустьеры переправили с «Синт-Йохана» на ближайший риф, а оттуда – на борт «Йонге Бонтеку» 84 невольника, 70 фунтов слоновых бивней, флаги, компасы, бухту каната, посуду и прочие трофейные вещи. Затем, прихватив с собой судно Ганса Маркусзоона Стёйве, капитан Петерсен отпустил всех пленных голландцев и 23 ноября ушел в сторону материка. Крейсируя у берегов Венесуэлы, он захватил еще один приз – испанское торговое судно – и спустя несколько недель вернулся с добычей на Ямайку.

Продав негров и призовые товары местным негоциантам, Ян Петерсен получил у губернатора Дойли новое каперское свидетельство и 10 (20) января 1660 года снова вышел в море на поиски добычи. Был ли его поход удачным – неизвестно, так как на Ямайку датчанин больше не вернулся.

Глава 5. «Нет мира за линией дружбы»

Несмотря на серию громких побед в Атлантике и Карибском море, война против Испании и ее колоний не оправдала всех возлагавшихся на нее надежд и не привела к пополнению государственного бюджета. Если в 1655 году государственный долг Англии оценивался в 781 тыс. ф. ст., то к 1660 году он вырос почти до 2 млн. ф. ст.

В период так называемой Второй английской республики (1659–1660) Ричард Кромвель (сын и преемник умершего лорда-протектора) начал склоняться к мысли о необходимости прекращения войны. Но он не был уверен, что испанский король согласится оставить Ямайку в руках англичан, так как «это со временем перечеркнуло бы все права, на основе которых он владеет своими американскими колониями».

В апреле 1659 года венецианский посол во Франции Франческо Джустиниан сообщал дожу и сенату, что виделся с английским послом сэром Уильямом Локартом, который «упомянул о нежелании испанцев разрешить англичанам торговать в Мексике или предоставить там или в иных портах Испании древние привилегии и свободу жить в соответствии с их религией в собственных домах, не подвергаясь жестокостям инквизиции».

В мае того же года английское правительство предприняло новые попытки сближения с испанской короной, утверждая, что «государство никогда не помышляло о разрыве и не участвовало в нем, а всё происходило из-за каприза и узурпации власти прежним протектором [Кромвелем]». Испания, потерявшая в годы разрыва Ямайку и часть «серебряного флота», также стремилась к перемирию.

Вскоре после реставрации монархии в Англии (май 1660 года) король Карл II Стюарт направил испанскому послу предложение заключить перемирие в Европе и Америке и восстановить торговые отношения между двумя королевствами. Английский посол в Мадриде сэр Генри Беннет сделал аналогичное предложение испанскому королю. 15 июня 1660 года все английские каперские свидетельства, выданные частным лицам для действий против подданных испанской короны, были отменены соответствующей прокламацией:

«Карл король.

Принимая во внимание, что различные каперские поручения были ранее изданы и пожалованы как Королевским Величеством, так и его Королевским Братом, герцогом Йоркским, верховным лордом-адмиралом Англии, различным подданным его Величества и иным лицам на морях с полномочием и приказом во враждебной манере преследовать его врагов; Его Величество, с благословения Всемогущего Бога счастливо восстановленный на своем троне, исходя из заботы и уважения к благополучию своих подданных, решил, что полномочия названных каперских поручений могут быть, вероятно, расширены (вопреки их целям) к причинению ущерба и нанесению вреда его честным и преданным людям и к великому препятствию торговли и коммерции его Королевств и Доминионов; для предотвращения этого он любезно пожелал отменить, аннулировать и ликвидировать и настоящим отменяет, аннулирует и ликвидирует все и каждое из упомянутых каперских поручений и все полномочия и силу, содержащиеся в них или в любом из них благодаря его Величеству или герцогу Йоркскому, пожалованные до первого мая кому-либо из его подданных или прочим [лицам] для морских дел в вышеупомянутый способ; тем самым желает и приказывает им и каждому из них воздержаться в дальнейшем от применения, использования или выполнения этих каперских поручений или чего бы то ни было, в них содержащегося, под страхом такого наказания, какое по законам может быть применено к ним как к пиратам. И его Величество впредь желает, требует и приказывает всем и каждому из своих подданных, кто теперь пребывает на службе у какого-либо иностранного государя или государства на море или в морских предприятиях, немедленно после этого уведомления вернуться домой на службу его Величеству».

В Мадриде о прекращении войны с Англией было объявлено 10 сентября 1660 года. Но поскольку новости о европейских делах доходили до вест-индских колоний с большим опозданием, Эдвард Дойли продолжал санкционировать военные походы против испанцев до 5 февраля 1661 года.

Когда первые известия о реставрации монархии в Англии достигли Ямайки, местное население восприняло их неоднозначно. Поскольку остров был захвачен в период протектората Кромвеля, господствующим стало мнение о том, что король Карл наверняка вернет это антильское владение испанцам. Деловая активность плантаторов и купцов на острове тут же пошла на спад; сахарные предприятия и плантации начали сворачивать свою хозяйственную деятельность, многие деловые люди были готовы покинуть колонию.

Несмотря на это, военная администрация Ямайки не прекращала выдачу каперских и репрессивных грамот флибустьерам, главным портом базирования которых был Пойнт-Кагуэй.

27 октября (6 ноября) 1660 года Дойли выдал очередное каперское свидетельство капитану Ризби. В нем указывалось:

«Эдвард Дойли, эсквайр, генерал-лейтенант и главнокомандующий всеми наличными силами его величества как на суше, так и на море в Америке, капитану Ризби.

В силу данных мне полномочий и власти я сим выбираю и назначаю вас капитаном фрегата “Бетти”, давая полномочие вам на названном фрегате и солдатам, которые находятся под вашим командованием, сражаться, убивать и захватывать как на море, так и на суше кого бы то ни было из подданных короля Испании, захватывать их корабли и товары и присваивать всё это в вашу и корабельной команды пользу, передав мне в этом городе десятую часть такого приза или призов, которые вы сможете таким образом захватить, в пользу его величества.

Дано за моей подписью и печатью в Пойнт-Кагуэе на острове Ямайке 27 октября 1660 года».

Необходимость всемерной поддержки приватиров диктовалась не только соображениями материальной выгоды, но и тем, что количество военных кораблей на Ямайке с каждым годом неуклонно сокращалось. Если в 1656 году их насчитывалось восемь, то в 1658-м – семь, в 1659-м – шесть, а к 1660 году – только два, да и те из-за нехватки провизии вскоре были отправлены домой. В следующие восемь лет в Порт-Ройяле не было ни одного военного корабля, из-за чего его охраной занимались пираты и приватиры.

23 января 1661 года Ямайку покинул последний военный фрегат, «Конвертин», командиром которого был капитан Томас Уикс. Он должен был доставить в Англию отчет Дойли о текущих делах и просьбу о королевской протекции, продлении полномочий губернатора и новых законах для острова (о них мечтал «наиболее благоразумный сорт людей, ибо прочие были склонны к мятежу»). Кроме того, на борту судна находились пять арестованных флибустьеров, которых собирались судить за пиратство. Их звали Джордж Фрибурн, Роджер Тейлор, Роберт Мартин, Уильям Фоксери и Джереми Медликот. Один из арестованных, Фрибурн, позже благополучно вернулся на Ямайку, где в ноябре 1662 года получил для своего шлюпа «Пикеро» репрессальное свидетельство. Некий Роджер Тейлор в 1670 году командовал 12-пушечным судном «Гифт», которое присоединилось к флоту Генри Моргана для участия в походе на Панаму.

С уходом последнего военного корабля единственной защитницей Ямайки со стороны моря осталась флотилия частных флибустьерских судов. Можно себе представить огорчение ямайского губернатора, когда 4 (14) февраля того же года он получил от испанского губернатора Сантьяго-де-Кубы письмо с сообщением Генри Беннета, английского посла в Мадриде, о прекращении войны между Англией и Испанией (вместе с письмом испанский губернатор прислал с Кубы и около тридцати английских пленных). Прекращение военных действий неизбежно вело к отмене английских каперских поручений против испанцев, а без этих поручений флибустьеры могли покинуть остров и уйти «под крылышко» к французскому губернатору на Тортугу. Тем не менее, 5 (15) февраля Дойли вынужден был издать в Пойнт-Кагуэе объявление о прекращении враждебных действий против испанских подданных:

«Эдвард Дойли, главнокомандующий в Америке, всем губернаторам островов, капитанам кораблей, офицерам и солдатам под их командованием. Его Величество запретил любые враждебные действия против короля Испании или каких-либо из его подданных и велел вести себя с ними вежливо и учтиво. Всем капитанам военных кораблей, находящихся в море с каперскими поручениями генерала Дойли, вернуться как можно быстрее для получения новых инструкций».

8 (18) февраля в Вестминстере Карл II Стюарт своей властью назначил Эдварда Дойли королевским губернатором Ямайки (Дойли узнал об этом в самом конце весны, 29 мая). Губернатор имел право выбрать Совет из двенадцати лиц и по согласованию с не менее чем пятью из них учредить гражданские суды. Он по-прежнему должен был руководить военными силами колонии, ««чтобы бить, убивать, уничтожать, подавлять и покорять всех, кто попытается во враждебный или мятежный способ, через восстание или вторжение нарушить мир или попытается неожиданно захватить остров», а также, при необходимости, вводить военное положение. Кроме того, король уполномочил его принять у жителей Ямайки присягу на верность британской короне и назначить специальных уполномоченных по торговле, которым надлежало заботиться о «защите и процветании» колонистов. В случае смерти или отставки губернатора управление островом переходило к семи членам Совета, которые должны были в течение недели избрать и. о. губернатора до получения новых указаний из Лондона.

Ежегодные расходы правительства Ямайки ограничивались суммой в 1640 ф. ст. При этом губернатор должен был получать 800 ф. ст., а главный судья – 100 ф. ст.

Несколько позже в Англии были подготовлены подробные инструкции для Дойли. Он обязан был собрать армейских офицеров и плантаторов, чтобы объявить им о своем назначении и зачитать королевскую прокламацию; приступить к избранию Совета; учредить суды для ведения гражданских дел, а также адмиралтейский суд; всех судей и должностных лиц привести к присяге на верность королю; пресекать пьянство и дебоши; всячески поощрять священников, «чтобы христианство и протестантская религия в соответствии с делом Англиканской церкви почитались ими и использовались»; организовать работы по завершению возведения укреплений в Пойнт-Кагуэе; поощрять колонистов к занятию земледелием; произвести генеральную топографическую съемку острова с подробным описанием его ресурсов; приказать секретарю Совета составить регистр уже заселенных плантаций с указанием их границ и требовать от тех, кто претендует на получение нового земельного участка, засеять его в сжатые сроки; поощрять оставшихся от испанцев «негров, туземцев и прочих», которые согласятся повиноваться Его Величеству; поощрять купцов и запрещать любую скупку товаров, которая может вредить свободной торговле; с целью усиления обороноспособности острова привлекать корабли для доставки переселенцев из других колоний и не разрешать солдатам самовольно оставлять остров; беречь провизию и амуницию, отправленные на Ямайку для общественных нужд; своевременно предоставлять отчеты о положении дел на острове и в Вест-Индии.

Одновременно с инструкциями корабли «Дайемонд» и «Роуз буш» должны были доставить на Ямайку большой запас бренди, провиант и военное снаряжение; бренди планировалось продать колонистам, а вырученные средства использовать для финансирования работ в Форт-Чарлзе и строительства новых фортификаций в Пойнт-Кагуэе.

Но еще до того, как новые инструкции достигли Ямайки, Дойли и созванный им в марте военный совет пришли к выводу, что прокламация о мире «не касается территорий за демаркационной линией, и вряд ли его возобновление возможно». Поэтому «решили оставить все как было, имея уже после объявления о прекращении войны достаточно сильное возмущение жителей, которые живут лишь с добычи и грабежей и которых никакой закон и суровый судья не в состоянии удержать в повиновении». Об этом Дойли написал своему родственнику, секретарю Николсу, подчеркнув, что до получения королевских приказов будет «следовать прежним инструкциям».

Что еще, кроме традиционного представления о невозможности мира за «линией дружбы» (т. е. южнее тропика Рака) и возмущения жителей, могло повлиять на вышеупомянутое решение губернатора и Совета Ямайки? Очевидно, не последнее место среди причин сохранения статус-кво имела материальная заинтересованность в приватирстве различных слоев ямайского общества. Морской разбой долгое время служил средством обогащения не только организаторов и непосредственных участников антииспанских экспедиций, но и всех тех, кто скупал и перепродавал награбленное. Часть добычи в обязательном порядке отчислялась в пользу покровителей флибустьерского промысла, среди которых были представители высшего колониального чиновничества, а со временем – лорд-адмирал Англии и сам король.

Кстати, ряд иных поступков, совершенных Дойли «под занавес» его губернаторства, определенно указывает на то, что сэр Эдвард с готовностью шел на нарушение законов там, где имелась возможность поправить свое материальное положение. Показательным в этом отношении является дело голландского невольничьего судна, сначала задержанного в Пойнт-Кагуэе, а затем освобожденного по приказу губернатора. В британском «Календаре государственных бумаг» кратко сообщалось: «14 июня 1661 года полковник Дойли, тогдашний губернатор Ямайки, получил в гавани Кагуэй голландский корабль, нагруженный 180 неграми; и, желая получить от них для себя доход, он созвал Совет и убедил их позволить торговлю с голландцами, хотя и вопреки Акту парламента, говоря, что негры были весьма необходимы и что единственным наказанием ему может быть потеря им службы, которой он уже фактически лишился; но благодаря благосклонности Его Величества Совет отказался нарушить Акт, и это так разгневало губернатора, что он сказал Совету, что они сами были бедными и ничего не могли купить, однако он купит их всех и сделает сие в течение двух-трех часов. Уайтинг, командир Его Величества фрегата «Дайемонд», захватил названный корабль; но губернатор сделал его «освобождение и возврат» и продал 40 негров майору Джону Коупу, квакеру и старому мятежнику, а остальных, по высокой цене, – испанскому кораблю, которому он также предоставил пропуск. На это Совет спросил его и пожелал знать, в силу каких полномочий и оснований он действовал, на что он ответил, что он не потерпит подобных допросов, что он не забыл еще, что он генерал… что специальное поручение капитана Уайтинга не имело силы там, где командовал губернатор Дойли, и что он не был ответственен перед Советом, но ответит перед Его Величеством дома».

Из этого документа видно, что ямайский губернатор нарушил положения Навигационного акта, запрещавшие торговлю с голландцами. Последние действовали в Пойнт-Кагуэе как контрабандисты, но Дойли, вместо того, чтобы поддержать капитана «Дайемонда» Ричарда Уайтинга, захватившего нарушителей Навигационного акта, пошел на сделку с голландцами, а заодно – явно не бескорыстно – разрешил подключиться к сделке неким испанским негоциантам. При этом он игнорировал мнение большинства членов своего Совета, в который в то время входили полковники Сэмюэл Бэрри, Филипп Уорд и Ричард Уилбрэхэм, подполковник Генри Арчболд, майоры Томас Фейрфакс и Джон Коуп (сообщник губернатора), секретарь Ричард Пови и капитаны Уильям Валет, Томас Баллард, Корнелиус Барроу, Джон Харрингтон и Хамфри Гроувз.

16 (26) января 1662 года губернатор и Совет Ямайки в составе полковника Сэмюэла Бэрри, подполковника Генри Арчболд, полковника Ричарда Уилбрэхэма, майора Джона Коупа, секретаря Ричарда Пови и капитана Джона Харрингтона разрешили голландцу Леонарду Янсзоону, капитану 26-пушечного невольничьего корабля «Мартен ван Россен» из Мидделбурха, продать часть негров-рабов, находившихся на его борту, а вырученные деньги использовать «для снабжения и ремонта» судна. Капитан «Дайемонда» Ричард Уайтинг, узнав о том, что голландцы сбыли 48 негров, вполне обоснованно усмотрел в этих действиях нарушение Навигационного акта и 2 (12) февраля захватил упомянутое судно как контрабандиста. Но в дело опять вмешался Дойли. 10 (20) марта Уайтинг жаловался в Адмиралтейство, что, когда он задержал голландское судно, «через 24 часа губернатор освободил его, и, забрав негров и деньги, отпустил».

Очевидно, зная о своей отставке, Дойли спешил до приезда на Ямайку нового губернатора поправить свое финансовое положение.

Глава 6. Пойнт-Кагуэй – Порт-Ройял – «пиратский Вавилон»

Походы флибустьеров способствовали расцвету «морской столицы» Ямайки – Порт-Ройяла, многие жители которого буквально утопали в роскоши. Пиратской штаб-квартирой он был в 1657–1671 годах, хотя многие флибустьеры продолжали нелегально заходить в его гавань вплоть до гибели Порт-Ройяла от разрушительного землетрясения 1692 года.

Город располагался в западной части Палисадоса – девятимильной косы, которая служит волноломом для современной Кингстонской гавани. Коса Палисадос, по мнению геологов, сформировалась как цепочка островков (выступающих над поверхностью моря фрагментов шельфа), связанных между собой песком, тиной, гравием и мелкими обломками горных пород. Юго-восточные ветры и сильное течение способствовали тому, что волны, обрушивающиеся на встающий у них на пути пляж, вносили свою лепту в добавление осадочного материала – важнейшего элемента строения косы. Ко времени английского завоевания Ямайки коса Палисадос окончательно сформировалась в виде узкой полосы песка, гравия и иного несвязного материала толщиной до 100 футов, подножием которому служила твердая известковая скала.

В 1655 году в центральной части косы находился пролив шириной сто ярдов, глубина которого достигала тридцати футов. Испанцы на косе не селились, используя ее оконечность – островок Кайо-де-Карена – для кренгования своих судов. Жить они предпочитали в селении Кагуайя (Пуэрто-де-Кагуайя), находившемся на западном берегу бухты, в устье Медной реки (Рио-Кобре). Селение защищал дряхленький деревянный форт, представлявший собой земляной вал и частокол. После захвата Ямайки англичане переименовали это селение в Пэссидж, или Пэсседж-Форт, саму гавань стали называть Порт-Кагуэй, а ранний Порт-Ройял, строившийся на оконечности косы, – Пойнт-Кагуэй, или просто Пойнт.

Уже через месяц после высадки в Кагуайе генерал Венэблз писал, что «в устье гавани необходимо возвести несколько блокгаузов…». В июле 1655 года на Пойнте начали строить первые простейшие укрепления. В сентябре Симон де Кассерес сообщал госсекретарю Тэрло о капитане Хьюзе, которого «оставили на мысе гавани заниматься фортификацией». Кассерес добавил, что «фортификация гавани не будет прочной, если ее не сделать из камня и извести, которые могут быть легко добыты на расстоянии двух миль оттуда». Действительно, недалеко от устья гавани находились холмы Порт-Хендерсона, богатые известняком, и покинутая испанцами печь для обжига извести.

По данным Майкла Посона и Давида Бюисере, написавших основательное исследование по истории Порт-Ройяла, с июля по декабрь 1655 года работы в форте шли довольно вяло, без энтузиазма. Строительная команда, находившаяся в распоряжении капитана Хьюза, к ноябрю установила лишь девять или десять пушек. Вице-адмирал Гудзон, находясь на борту флагмана «Торрингтон», в январе 1656 года писал:

«Мы были заняты работой по строительству форта для защиты гавани; когда его возведут, он будет средних размеров, а пока построен лишь наполовину. Но мы решили приложить к тому сердце и руку и, по-возможности, завершить его. В нем находятся батарейные пушки, привезенные из Англии, и те, что были взяты в Санта-Марте; всего установлено 20 пушек».

14 января того же года полковнику Хамфри было приказано «идти с его полком на помощь капитану Хьюзу». Солдаты полка доставили из Спаниш-Тауна в Пойнт-Кагуэй сто палаток «со всеми необходимыми вещами и принадлежностями к ним». Однако, увы, «все они оказались бесполезными». Кое-кто улизнул назад в Спаниш-Таун, многие солдаты умерли, так что в итоге пришлось привлечь к работам в форте военных моряков.

В марте 1656 года капитан Маартен ван Алфан из полка Хамфри получил приказ сменить капитана Хьюза; последний вернулся в Спаниш-Таун, где ему поручили следить за починкой восьмидесяти бочек. Эти бочки хотели задействовать для доставки извести с «большой земли» на Пойнт. Приготовлением извести постоянно занимались два человека – мастер Томас Гиббонс и помогавший ему рабочий. В апреле к ван Алфану прислали помощника – «пиротехника» Николаса Кина, которого в 1657 году (когда на Пойнте начали раздавать землю) назначили также землемером. В дальнейшем Кин отвечал за ремесленников и рабочих в форте, а ван Алфан – за солдат полка Хамфри, расквартированного в Пойнт-Кагуэе.

На территории форта решено было построить круглую башню, и с этой целью на соседний пляж было выгружено много камней, доставленных с холмов Порт-Хендерсона. К концу апреля 1656 года башня уже имела высоту пять футов, а «большой форт» был «почти завершен». Его соорудили в виде простого прямоугольника, в центре которого возвышалась упомянутая башня; орудийные площадки, расположенные по периметру, представляли собой простые дощатые настилы и песчаные насыпи с открытыми выходами. Форт оставался таким до 1662 года.

За активностью англичан на Пойнте внимательно следили испанцы. 3 апреля 1656 года дон Кристобаль Арнальдо де Исасси, возглавлявший испанские партизанские силы на Ямайке, сам видел с наблюдательного пункта на холме Порт-Хендерсона «восемнадцать судов, стоявших на рейде в гавани» и «около восемнадцати домов на мысе Кайо-де-Карена, а внутри гавани – семь крытых соломой хижин». Он добавляет, что «не увидел маленький форт на мысе… потому что он, должно быть, был низким». На недатированной испанской карте (примерно 1655–1656 годов) показаны двадцать домов на островке Кайо-де-Карена, а также форт, который выглядит скорее проектом в форме восьмиконечной звезды, чем реальным прямоугольным укреплением.

О наличие «домов» в Пойнт-Кагуэе в этот период нет упоминаний в журнале Эдварда Дойли. Возможно, там могли стоять грубо сколоченные дома приватных лиц; кроме того, для офицеров, находившихся на косе во время строительства форта, могли соорудить более комфортабельное жилье, чем палатки простых солдат. Не исключено также, что моряки, занимавшиеся кренгованием судов, построили на мысе склады для хранения нужных материалов.

Укрепление, сооружавшееся на косе усилиями трех десятков ремесленников и полусотни солдат, получило название Форт-Кромвель; впервые оно было зафиксировано в документах, датированных октябрем 1656 года. Одновременно укреплялись Пэссидж-Форт и Сантьяго-де-ла-Вега (Спаниш-Таун).

Самое ранее упоминание о городе, заложенном на Пойнте, сделал генерал-лейтенант Уильям Брейн в июле 1657 года: «Здесь, на косе этой гавани, уже положено прекрасное начало городу, который желательно построить при малых затратах… Я рассчитываю на то, что здесь будут находиться все наши магазины и торговля, каковые вскоре сделают его процветающим местом».

Первые общественные здания были построены в Пойнт-Кагуэе по приказу Брейна за счет «его превосходительства [Кромвеля] и Английской республики». К ним относился жилой дом с двумя надворными строениями «для использования главнокомандующим». Сруб для всех трех зданий возвел Томас Кийс, плотник, за 40 ф. ст. На втором этапе за работу взялся другой плотник, Ричард Брук, который покрыл каркас деревянными досками снаружи и изнутри, положил пол и сделал перегородки, двери и окна. За все это ему заплатили 31 ф. ст. («десятью галлонами бренди и 672 фунтами хлеба»). Кровлю соорудили из старых бочарных досок, «принадлежавших нескольким кораблям», и работа эта обошлась в 8 ф. ст. Наконец, была построена «ограда с палисадом вокруг двора названного дома». На строительстве в основном задействовали военных моряков, которым заплатили натурой – 18 галлонами бренди. Все материалы приходилось доставлять в Пойнт-Кагуэй по воде с другого берега – из складов Пэссидж-Форта.

Со временем в Пойнте построили свой постоянный склад. На его строительство пошло 6400 футов дерева и 21 900 гвоздей; каменщик Джон Дьюрант получил за работу 16 ф. ст. 10 шилл.

9 июля 1657 года Исасси написал вице-королю Новой Испании подробный отчет о Ямайке. В нем указывалось:

«Англичан на этом острове насчитывается четыре тысячи человек – пехотинцев, женщин и детей. Они имеют в главном порту, на оконечности Кайо-де-Карена, форт с тридцатью железными пушками и двумя бронзовыми, которые они захватили в крепости Санта-Марты. Калибр бронзовых пушек: одна – 25, другая – 18, остальная артиллерия [имеет калибр] 12 и 10. Еще один бастион стоит на месте высадки, сооруженный в виде траншеи для охраны места высадки, с двенадцатью пушками калибром около 8 и 6. Они не имеют никаких иных фортификаций…».

Эту информацию 24 июля того же года дополнил капитан Доминго Родригес де Вера:

«Укрепление, именуемое Кайо-де-Карена, являющееся основным и самым сильным, имеет 30 пушек, включая 6 бронзовых, среди которых имеется одна, стреляющая 52-фунтовыми ядрами, а другая – 48, еще две – по 36, и две, которые они привезли из Санта-Марты: одна [калибром] 34, другая – 16; две бронзовые мортиры, из коих одна стреляет 300-фунтовыми ядрами, а другая – 200. Остальная артиллерия [имеет калибр] от 8 до 10. План и строение этого форта подобны звезде из камня и известки с песком. Он занимает площадь 120 футов в ширину и столько же в длину с восемью наблюдательными постами, смотрящими во все стороны. В середине находится высокий редут из камня с шестью пушками. Он имеет два подземных выхода без ворот.

В порту обычно находится от 15 до 20 судов; некоторые входят, другие выходят, и среди них в качестве резерва – восемь мощных кораблей. Флагман несет 80 пушек, остальные – от 30 до 40. Генерал этого флота – Брэн, англичанин (в действительности эскадрой командовал Мингс . – В.Г. ). Почти каждую ночь он спит на борту…».

Первые частные дома на косе были документально зафиксированы в середине 1657 года; земельные участки под них были пожалованы губернатором Брейном, который, к сожалению, не указал, кто именно получил землю. После его смерти полковник Дойли снова взял командование в свои руки, и все его пожалования были зафиксированы в журнале. Первые из них датированы 5 сентября 1657 года и содержали приказ землемеру Николасу Кину «выделить Николасу Александру и квартирмейстеру Моррису шестьдесят футов земли в Кагуэе».

К концу указанного месяца большую часть своего времени Дойли проводил на косе. При этом, однако, он продолжал заботиться об охране Спаниш-Тауна: «…так как возрастание дел на море заставляет меня подолгу оставаться в Кагуэе для лучшего управления оным, я на время моего отсутствия в городе Сантьяго-де-ла-Вега назначаю вас, майор Томас Фейрфакс, постоянно следить за безопасностью названного города…».

Город на мысе продолжал расти, и три месяца спустя, в начале января 1658 года, там начали строить церковь и торговый дом, еще через месяц заложили кузницу и дом для кузнеца. Когда в конце 1658 года возведение церкви было завершено, Ричарда Брука задействовали на строительстве здания суда. Как и церковь, оно строилось в основном из дубовых досок. В октябре 1658 года капитан Корнелиус Барроу (генеральный управляющий, назначенный адмиралом Пенном) построил в городе столярную мастерскую, а через год завершил строительство своего частного склада.

Капитан Джон Уилгресс, как и капитан Барроу, построил деревянный дом в конце 1658 года, купив доски на государственном складе. Хотя Дойли не сделал в своем журнале никакого упоминания о пожаловании ему земли, патент Уилгресса был зарегистрирован в ноябре 1661 года. Из текста патента видно, что он владел землей возле гавани, к востоку от участка Артура Тауна. Последний получил участок земли размером 150 футов в ширину между землей и домом комиссара Пови в июне 1659 года. Таун впервые был упомянут как секретарь Совета в ноябре 1655 года. Жену его звали Элизабет, как и дочь, которая вышла замуж за подполковника Уильяма Айви. Таун владел также землей на «большой земле», которую он оставил своей жене; 11 августа 1665 года купец Чарлз Уитфилд купил у вдовы Элизабет Таун 182 акра луговой земли за 200 ф. ст. Участок Тауна на Пойнте был несколько расширен по патенту от ноября 1661 года, а после смерти Артура, в феврале 1665 года, его дочь и подполковник Айви продали эту землю флибустьеру Томасу Кларку за 45 ф. ст.

Упомянутый выше комиссар Ричард Пови получил свой участок земли между декабрем 1656 и сентябрем 1657 года. Он стал секретарем Совета Ямайки, комиссаром и генеральным управляющим складов 10 января 1661 года.

Среди других ранних жителей Пойнт-Кагуэя следует назвать капитана Абрахама Лэнгфорда, который 14 июля 1659 года получил небольшой участок земли между государственной кузницей и домом «Индиен» («Индиен» был кораблем 4-го ранга, который покинул Ямайку в 1658 году). Время от времени его привлекали к осмотру военных кораблей и составлению рапортов по поводу их пригодности к несению службы на Ямайке. Лэнгфорд участвовал в провальной экспедиции на остров Тортугу в январе 1663 года, а затем был избран буканьерами губернатором местечка Пти-Гоав на Эспаньоле. Об этом мы подробнее расскажем в соответствующей главе.

15 июня 1659 года Дойли пожаловал Хамфри Фримэну «60 квадратных футов земли на морской стороне, между государственным складом и государственной кузницей на мысе Кагуэй».

В апреле 1660 года плотник с фрегата «Хаунд» Джон Янг получил участок земли «длиной 60 футов и шириной 30 футов между домом кузнеца и домом капитана Лэнгфорда, следующим на стороне гавани». К несчастью для Янга, он так и не смог воспользоваться этим пожалованием, ибо, ничего не построив в течение двух месяцев, лишился земли, которую губернатор передал Артуру Тауну.

Бочар Томас Моррис в июне 1660 года получил землю с морской стороны между участками капитана Лэнгфорда и Джона Янга.

Земля к западу от участка капитана Дэра была собственностью Питера Пью. При генерале Брейне, в январе 1657 года, он занимал пост генерального аудитора, а перед этим упоминался как «казначей». К 1663 году Пью стал известен своей работой, которую он выполнял за губернатора и Совет Ямайки; он «представлял выписки об одной десятой и одной пятнадцатой частях [добычи приватиров] … сделанные им из регистров Адмиралтейского суда», заключал договора «с плотником для перестройки моста в Пэссидж-Форте», а также «рапортовал о лучших способах найма лодочников, содержателей трактиров и торговцев». В июне 1664 года он принес присягу в качестве секретаря Совета. После отставки в ноябре 1664 года Пью занялся торговлей и в апреле 1666 года значился в документах как «купец из Порт-Ройяла».

К востоку от земельного участка капитана Дэра лежал участок капитана Эпсли Инглфилда, который в декабре 1662 года упоминался как офицер пятого полка милиции, созданного по приказу губернатора Виндзора. Он умер перед 1665 годом, и его участок в Порт-Ройяле был продан купцу Чарлзу Уитфилду при посредничестве главного маршала (начальника полиции) Ямайки. Перед смертью капитан Инглфилд сдал в аренду часть строения некоему мистеру Роберту Кулкиту, тогда как другая часть была занята под таверну с названием «Три бочки».

Производство кирпича, необходимого для строительства зданий на Пойнте, находилось в ведении некоего Бартоломью Харви. Он оставался жить на «большой земле», поскольку на косе для изготовления кирпичей не было подходящей глины. В виде платы за свою работу Харви обещали дать 60 футов земли – «возле моря или со стороны гавани – там, где он сам захочет обосноваться». Учитывая, что производство кирпича находилось далеко от Пойнт-Кагуэя, всем кораблям, идущим на Ямайку из Англии, предписывалось брать с собой кирпич в качестве балласта.

К августу 1658 года в городе было уже три ряда частных зданий. В стороне от этих домов стояли Форт-Кромвель, дом главнокомандующего, государственный склад и кузня. Однако Кагуэй не был защищен с восточной стороны; поэтому, стремясь восполнить этот пробел, майор Ричард Стивенс начал «строить форт на восточной оконечности Пойнт-Кагуэя». Форт Стивенса в действительности представлял собой сплошную линию палисадов, пересекавшую полуостров с севера на юг.

В августе 1658 года пленный голландец передал испанцам свежую информацию о состоянии дел на Пойнте и степени его защищенности. Эти данные содержатся в письме Исасси королю, в котором говорится, что: «на оконечности Кайо-де-Карена находится крепость с восемнадцатью пушками, шесть – из бронзы, стреляющие ядрами примерно пятидесяти четырех фунтов, двенадцать железных – от двенадцатого до восемнадцатого калибра, и две мортиры, стреляющие восьмидесятифунтовыми ядрами; что на островке перед фортом были установлены шесть пушек, и четыре собираются установить, калибром от двенадцати до восемнадцати; что возле пристани имеется укрытый за стеной окоп с десятью или двенадцатью пушками, нацеленными во все стороны, как на море, так и на сушу, все бронзовые, стреляющие трех– и четырехфунтовыми ядрами; и что в городе… имеются огражденные окопы, в которых может укрыться тысяча человек…

Спрошенный, какие отряды формируют гарнизон в Кайо-де-Карена и форте у причала и сколько размещено в городе, он сказал, что в крепости Кайо-де-Карена сто человек собирались каждую ночь и столько же в форте на мысе; что сто сорок солдат служили в городе [Сантьяго-де-ла-Вега] и шестьдесят кавалеристов; что каждую ночь десять всадников выходят с начальником патрулировать город внутри и снаружи.

Спрошенный переводчиком, сколько отрядов было на острове и сколько кораблей в порту, он сказал, что, по его мнению, там могло быть около трех тысяч вооруженных людей… и что в порту было восемь судов из их собственного торгового флота и семь голландских судов, приведенных в порт, которые они захватили как нарушителей, а их капитанов отправили пленниками в Англию к протектору… Их флагман имеет пятьдесят четыре пушки: 12 бронзовых, прочие – железные. Бронзовые пушки – двенадцатого калибра, а железные – двадцать четвертого. Два других больших корабля имеют от двадцати двух до двадцати четырех пушек, и есть еще один с четырнадцатью. Остальные – с восемью и десятью. Голландские суда были пинками, три из них имели мало пушек, а четвертый вообще не имел…».

К середине 1659 года получить землю на берегу гавани для многих желающих стало несбыточной мечтой. Одни участки достались частным лицам, другие были переданы военным кораблям. Каждый из них, очевидно, имел свой участок земли недалеко от места якорной стоянки; там хранили пушки, реи, паруса и товары.

В 1660 году Дойли начал прилагать к земельным пожалованиям письменные контракты, оговаривая в них, что дом необходимо построить на полученной земле в течение определенного срока (например, в течение двух или трех месяцев), иначе пожалование могло быть аннулировано.

По мнению Посона и Бюисере, «курьезной особенностью» строившегося города были названия его улиц. Не позднее сентября 1659 года здесь появились участки, которые идентифицировались как находившиеся «за домом мистера Даррелла в ряду мистера Уоркмана» или «шестьдесят квадратных футов земли в том ряду, где находится дом маршала Уэббинга».

Николас Кин, «пиротехник и землемер Пойнт-Кагуэя», был, очевидно, тем человеком, который составил первый план города. Он занимался указанным проектом до 17 декабря 1661 года, когда замерил для капитана Сэмюэла Бэрри «100 квадратных футов земли в соответствующем месте… на мысе Кагуэй». К несчастью для Кина, купец Джон Мэн во время визита в Англию подал петицию королю Карлу II, в которой просил Его Величество пожаловать ему должность землемера. При этом Мэн ссылался на то, что он «много лет изучал математику и практиковался в искусстве отмерять землю, а теперь ему стало известно, что джентльмен, полностью игнорирующий математику, намеревается просить сию службу для себя». В январе 1661 года Мэну была пожалована должность генерального землемера Ямайки, однако он, по всей видимости, занимался землеустройством на «большой земле», тогда как Кин продолжал исполнять те же обязанности на косе Палисадос.

В феврале 1658 года в Пойнт-Кагуэй из Англии прибыл капитан Кристофер Мингс, который привез деньги «от его превосходительства лорда-протектора» и инструкции, как дальше вести работы по укреплению Ямайки. Часть денег тут же пошла на завершение строительства Форт-Генри в Спаниш-Тауне, часть направили на укрепление восточных рубежей Пойнта, а остаток использовали для финансирования работ в Форт-Кромвеле. Некоторые песчаные и дощатые площадки заменили в нем каменными, и рота капитана ван Алфана была увеличена до 104 человек. К этим силам добавили 92 человека под командованием прапорщика Соэмса и 21 человека под командованием лейтенанта Джозерилла. Солдат разместили в палатках, сделанных Кином из старого грот-паруса «Гектора». Кроме того, к строительству по-прежнему привлекали военных моряков. Так, капитану Джону Ллойду с корабля «Дайемонд» в 1659 году приказали «отправить шестнадцать его людей в Форт-Кромвель, чтобы сменить людей с “Гектора” на тамошних работах».

В течение 1658–1659 годов работы в Форт-Кромвеле шли более энергично. Для перевозки извести, камней, бревен и воды использовали шлюп, галиот, гой (перевозочное судно) и две пироги. Пушки в форте установили на лафеты, сделанные, вероятно, на месте.

Каменную башню в центре форта нередко использовали в качестве тюрьмы; в ней старший маршал (начальник полиции) Уэбблинг содержал преступников. 14 января 1660 года туда посадили некоего Питера Суэйна, пирата, который, «встретив шлюп в море, принадлежавший Хинсу с острова Барбадос, совершил вероломное похищение и грабеж оного, после чего сбыл и обменял товары, взятые на нем, себе на пользу». Уэбблингу приказали «взять названного Питера Суэйна в место заключения и надежно удерживать его в башне до тех пор, пока он будет либо освобожден, либо наказан по закону».

Когда в августе 1660 года в Пойнт-Кагуэй пришли известия о реставрации монархии и возведении на трон Карла II (по-английски – Чарлза II), полковник Дойли тут же переименовал Форт-Кромвель в Форт-Чарлз (первое упоминание нового названия было зафиксировано в его журнале в ноябре).

В сентябре 1660 года состояние дел в Пойнт-Кагуэе было кратко описано капитаном Томасом Линчем:

«[Город] … расположен на крайнем конце мыса, в нем насчитывается около 200 домов, все они построены англичанами, с несколькими общественными домами и тем, в котором постоянно проживает генерал-лейтенант, а также домами, где хранятся все товары для флота и армии.

В этом городе проживают все купцы, иностранцы и моряки, поскольку он является средоточием торговли и наиболее здоровым местом на острове; здесь находят убежище все военные корабли, которые посещают данное место, и из-за этого домá здесь такие дорогие, что обычный дом в этом городе ежегодно обходится в 40 или 60 ф. ст.

На крайнем углу мыса, со стороны моря, имеется круглая башня, построенная из извести и камня, в которой установлены 15 пушек, включая полные пушки, полупушки и полукулеврины из бронзы. Возле этой башни находится здание прочного и правильного форта… способного вместить до 60 орудий. Но он возведен лишь в виде площадки и только со стороны моря, хотя обошелся в 2000 ф. ст. Примерно в миле отсюда в направлении земли намечено строительство форта и оборонительной линии, тянущейся от гавани до моря, чтобы защищать город от любого покушения со стороны суши…».

Форт-Кромвелю, переименованному в Форт-Чарлз, уделялось особенно большое внимание в 1660-е годы. В ноябре 1662 года около сорока человек были наняты для завершения площадок вокруг башни, и к концу декабря они сделали «площадку в виде полумесяца, повернутую к морю», и установили на ней одно орудие и три полупушки. В начале следующего года военный корабль «Грейтгест» доставил лафеты и снаряжение для пушек в форте. К 1664 году первоначальный план форта – с башней в центре – был, видимо, заменен другим: с полубастионами на востоке и западе и разновидностью реданта на северной стороне. Между 1664 и 1666 годами работы велись по этой обновленной схеме, и к 1667 году они были полностью завершены. Центральная башня с тех пор использовалась лишь как склад, а около 36 пушек были установлены на валах, окружавших ее.

На другой стороне города палисады около 1665 года заменили каменной стеной – с бойницами и центральной башней, вооруженной шестью пушками. Согласно одному отчету, эта башня сначала называлась Лэндвард-форт. Завершение возведения этой линии способствовало тому, что Порт-Ройял был надежно защищен как с востока, так и с запада.

Нетрудно заметить, что первыми жителями Пойнт-Кагуэя были солдаты, моряки и гражданские лица, занятые управлением делами. Пока суда стояли на якоре в гавани, команды отдыхали в городе и готовились к будущим походам. На берег выгружали грузы, привезенные из Англии, с Малых Антильских островов или из североамериканских колоний. Многие военные суда привозили с собой оружие, амуницию и порох, которые тут же забирали на склады. Питьевую воду для кораблей доставляли шлюпками из Рока, расположенного в нескольких сотнях ярдов к западу, – теперь там находится Рокфорт.

Выше уже отмечалось, что флибустьеры стали активно использовать Порт-Кагуэй в качестве своей базы с 1657 года, когда им были выданы первые каперские свидетельства против испанцев. Генерал-майор Уильям Брейн в письме, отправленном из Кагуэя в апреле 1657 года, упоминает о голландском флибустьере Герритсзооне, у которого он купил по дешевке (всего за 40 ф. ст.) приз водоизмещением 60 т. Желая отблагодарить голландца за такую щедрость, Брейн позволил ему «транспортировать 20 тонн кубинского табака» в Англию. Табак, безусловно, был захвачен у испанцев. Герритсзоон доставил его в метрополию на судне «Саксес» (командир – Захарий Браун), но на таможне весь груз был тут же конфискован.

Когда Кристофер Мингс в 1658–1659 годах совершил ряд успешных рейдов на Испанский Мейн, слава Пойнт-Кагуэя как «пиратского гнезда» распространилась по всему Карибскому региону. 6 июня 1659 года бывший вице-губернатор Ямайки дон Франсиско де Лейва Исасси представил отчет члену Совета Индий лиценциату дону Фернандо де Гевара Альтамирано. В этом отчете он, в частности, отметил, что в порту Кагуайя «обычно находятся семь или восемь фрегатов с пятнадцатью, тридцатью и сорока пушками, с солдатами и офицерами, с которыми они ходят вдоль побережья этого острова и возле Кубы, грабя все, что повстречают; они способны достигать любой точки на всем побережье материка. Кроме того, многие корабли французских и английских пиратов входят и выходят из названного порта, доставляя товары и увозя продукты этого острова. Как хозяева этих морей, они бросают якорь, берут воду и запасаются говядиной и дровами в любых незащищенных [испанских] портах…».

Имея превосходную естественную гавань, способную вместить до 500 судов, Кагуэй постепенно превратился в один из богатейших портов Нового Света. В 1661 году в городе насчитывалось почти полтысячи домов, предназначенных в основном для «приватиров [флибустьеров], которые были их лучшими покупателями». Многие жители Ямайки, прельщенные перспективой быстрого обогащения, стали забрасывать свои участки земли и ремесла и записываться в команды флибустьерских судов. Определенную часть новобранцев наверняка составляли уволившиеся или сбежавшие со службы сервенты – законтрактованные слуги. Опасаясь оттока колонистов с острова, полковник Дойли вынужден был издать специальный указ, которым запретил флибустьерам свободно набирать «моряков или сухопутных лиц под угрозой взятия их собственного судна в качестве приза».

По данным из британских архивов, в 1660–1663 годах флотилия ямайских флибустьеров насчитывала около дюжины судов с 1000–1500 пиратами на борту, а в 1664 году – пятнадцать судов с 2000–3000 пиратов. Эти суда, как правило, были небольших размеров. Среди них встречались легкие фрегаты, шлюпы, бригантины, кечи, пинки, баландры (биландры), баркалоны, галиоты, полякры, тартаны, пинассы и флиботы. Нередко в документах они именуются собирательным термином «барка» (или «барк»). Английские власти использовали флибустьерскую флотилию для защиты Ямайки от возможного нападения неприятеля, для нанесения ударов по морским коммуникациям и колониям испанцев, а также для увеличения богатства острова: флибустьеры не только доставляли сюда награбленную добычу, но и покупали здесь съестные припасы, спиртные напитки, военное и корабельное снаряжение. Торговля с пиратами обогащала жителей Ямайки – особенно купцов и владельцев таверн – и способствовала процветанию Пойнт-Кагуэя, переименованного в начале 60-х годов в Порт-Ройял. С ростом экономической активности города здесь осели агенты купеческих групп Ноэлов, Томпсонов, Свиммеров, Пинхорнов, Мэнов, Гордонов, Давидсонов и Элкинов. Скупкой и перепродажей добычи флибустьеров занимались также многие представители колониальной администрации, включая членов Совета Ямайки.

Хотя в гавани не было ни одного дока, торговые и приватирские суда могли кренговаться на песчаных отмелях, используя для этого небольшие шлюпы. На кренгование большого корабля уходило в среднем два месяца; корпус малого судна – легкого фрегата, шлюпа или бригантины – мог быть очищен за три недели.

О быстром росте Порт-Ройяла в 60-е годы XVII века свидетельствуют следующие данные: в 1660 году в городе насчитывалось 200 домов, в 1664 году – 400, а к 1668 году – 800 домов, которые были «столь дорогими, словно стояли на хороших торговых улицах Лондона». Некоторые офицеры, купцы и плантаторы держали в домах утварь из серебра, а лошадей подковывали серебряными подковами.

Пиратский хирург Ричард Браун, участник походов Генри Моргана, в декабре 1668 года писал о Ямайке: «Этот остров в весьма преуспевающем состоянии и становится все более богатым благодаря приватирству…». За десять лет количество кабаков в Порт-Ройяле увеличилось вдвое, и к началу 70-х годов на каждые десять жителей приходилось одно питейное заведение. Помимо сотни официально зарегистрированных трактиров в городе имелось множество сахарных и ромовых предприятий, торговавших спиртными напитками без лицензии. Наибольшей популярностью пользовались таверны «Три бочки» (первое упоминание о ней датировано 1665 годом) и «Сахарная голова» (1667 год). Эксквемелин был свидетелем того, как отдельные флибустьеры проматывали за ночь две-три тысячи пиастров – всю свою долю добычи. Только отдельные, наиболее предприимчивые и расчетливые пираты смогли обогатиться за счет морского разбоя и вложить деньги в бизнес и недвижимость.

В январе 1669 года плантатор Джон Стайл, не желавший видеть в приватирстве никаких выгод для Ямайки, писал секретарю, сэру Уильяму Моррису:

«Торговля [в Порт-Ройяле] теперь сосредоточена, главным образом, на серебре, деньгах, драгоценных камнях и других вещах, привозимых приватирами… Во времена полковника Дойли… имелась значительная армия молодых алчных людей под командованием и на довольствии, но теперь почти все они либо ушли, либо умерли, либо подались в приватиры, [из коих] около 800 занимаются этим делом. Сомнительно, будет ли здесь потребность в их помощи, и смогут ли они чем-нибудь заняться, поскольку у них нет земли и они проявляют очень мало интереса к ней, так как они не ценят ее. Золото и барыш – вот то единственное божество, которому они поклоняются… Колония на Ямайке никогда не улучшит свое состояние без быстрого снабжения ее из Англии христианами-плантаторами, а не торговцами».

Разгульная жизнь флибустьеров различных национальностей, базировавшихся в Порт-Ройяле, стала причиной того, что в Европе этот город вскоре стал известен как «пиратский Вавилон».

Глава 7. Губернаторство лорда Виндзора. Подготовка к походу на Кубу

18 (28) июля 1661 года король подписал в Уайтхолле письмо, адресованное губернатору и Совету Ямайки, в котором сообщал об отставке Эдварда Дойли и решении назначить новым губернатором острова лорда Томаса Виндзора. 20 (30) июля лорд Виндзор был официально объявлен губернатором Ямайки «с ежегодным окладом в 2000 ф. ст. с оплатой из казны», а 2 (12) августа в Вестминстере ему передали поручение на занятие указанной должности.

19 февраля 1662 года лорд Виндзор получил от короля свой первый приказ в качестве ямайского губернатора: ему предписывалось отбить у французов остров Тортугу, расположенный у северного побережья Эспаньолы, недалеко от Наветренного пролива. Этот остров, захваченный испанской экспедицией у французов в 1653 году, незадолго до английского нападения на Санто-Доминго был покинут испанцами и перезаселен английскими и французскими флибустьерами. В 1657 году власти Ямайки отправили туда капитана Элиаса Уоттса с небольшим отрядом солдат. Флибустьеры признали его в качестве губернатора, но в 1659 году Уоттс был смещен французом Жереми Дешаном дю Россе. Этот ловкий авантюрист ухитрился получить сразу два поручения на пост губернатора Тортуги – одно во Франции, другое – от ямайского губернатора Эдварда Дойли (по рекомендации английского Государственного совета). Утвердив свою власть на Тортуге, дю Россе перестал подчиняться губернатору Ямайки и объявил остров французским владением. Попытка полковника Джеймса Аранделла, зятя Уоттса, сместить вероломного француза потерпела неудачу. Учитывая эти обстоятельства, а также то, что Тортуга «имеет важное значение для обеспечения безопасности Ямайки, ибо она может прерывать любую связь между Англией и Наветренными островами», Карл II приказал, «чтобы лорд Виндзор приложил максимум усилий для приведения упомянутого француза и упомянутого острова к повиновению».

Данные лорду Виндзору 21 (31) марта инструкции разрешали ему учредить новый Совет острова; назначать судей, шерифов и иных высших должностных лиц; объявлять военное положение в случае мятежа или вражеского вторжения; выдавать каперские поручения и учредить адмиралтейский суд. Он должен был опубликовать королевскую лицензию на транспортировку переселенцев из других колоний на Ямайку «со свободой торговли с испанскими плантациями ради пользы Ямайки»; организовать проведение топографической съемки всех гаваней и мест на суше и возвести необходимые фортификационные сооружения; вооружить всех плантаторов и сервентов-христиан и собирать их для проведения военных учений. Лорд Виндзор обязан был пресекать пьянство и дебоши и наказывать тех, кто был уличен в них; поощрять торговлю и освободить все экспортные товары от пошлин сроком на семь лет (после этого пошлина должна была составить 5 % с цены товара); открывать рынки и ярмарки; заботиться о сохранении поголовья дикого рогатого скота, лошадей, свиней и овец, лицензируя или запрещая охоту на них по своему усмотрению; обыскивать корабли, подозреваемые в торговле с испанцами или перевозке плантаторского снаряжения и иных товаров в испанские колонии и осуждать их в адмиралтейском суде; требовать от губернатора Барбадоса лорда Уиллоуби военной помощи в случае вторжения испанцев на Ямайку; продумать рациональное размещение плантаций, чтобы «сначала заселялись прибрежные районы для лучшего предотвращения вражеского вторжения».

8 (18) апреля лорду Виндзору передали в Уайтхолле дополнительные инструкции, которые в завуалированной форме фактически давали ему право организовывать антииспанские экспедиции. Он должен был «попытаться установить и сохранять добрые отношения и свободную торговлю с плантациями, принадлежащими королю Испании, но если губернаторы названного короля ответят отказом, попытаться установить такую торговлю насильно и совершать такие действия, какие Совет сочтет наиболее приемлемыми, чтобы заставить испанцев допустить их [англичан] к свободной торговле».

23 апреля (3 мая), незадолго до своего отплытия в Вест-Индию, новый губернатор получил еще несколько инструкций, в частности, о роспуске офицеров и солдат старой кромвелевской армии, служивших на Ямайке; разрешалось оставить под ружьем лишь четыре сотни пехотинцев и сто пятьдесят кавалеристов. Понятно, что данное решение порождало новую проблему: куда девать уволенных со службы солдат и офицеров? Забегая вперед, отметим, что значительная часть из них будет задействована в антииспанских походах 60-х годов XVII века и вольется в состав флибустьерской вольницы. Другим источником пополнения пиратских команд станут заключенные из Ньюгейта и других тюрем, которым заменили тюремное наказание высылкой на плантации в качестве сервентов.

К месту службы лорда Виндзора должен был доставить уже знакомый нам Кристофер Мингс, назначенный командиром 46-пушечного фрегата «Центурион», экипаж которого насчитывал 146 человек. Корабль вышел из Плимута во главе небольшой флотилии в мае 1662 года. В составе экспедиции находился завербованный англичанами французский авантюрист и шпион Клеман де Плэнвиль. 10 (20) июля флотилия прибыла на Барбадос, и в тот же вечер лорд Виндзор отправил де Плэнвиля с письмами к губернаторам Пуэрто-Рико и Санта-Доминго (он отплыл на фрегате «Гриффин»). Испанцам предлагалось установить свободную торговлю с английскими колониями. Кроме того, де Плэнвиль должен был разведать ситуацию в указанных испанских владениях, в частности, состояние их обороноспособности.

На следующий день, 11 (21) июля, лорд Виндзор призвал барбадосцев, желавших сменить место жительства и получить участок земли, к переселению на Ямайку. 15 (25) июля, следуя королевским инструкциям, губернатор и Совет Барбадоса с явной неохотой издали «Акт о содействии и поощрении лиц, желающих переехать с Барбадоса на Ямайку». Поскольку завербовать достаточное количество переселенцев не удалось, вскоре этот акт был дополнен «Актом о лучшем поощрении лиц, желающих отплыть на Ямайку». В конце концов, пополнив запасы дров, воды и провианта, а также закончив посадку на борт завербованных фермеров и ремесленников, лорд Виндзор 1 (11) августа покинул Барбадос. Менее чем через две недели «Центурион» стал на якорь в Пойнт-Кагуэе.

Новый губернатор привез с собой не только военное снаряжение из Англии и переселенцев с Барбадоса, но и «подарки от Его Величества – различные вещи, которые были распределены среди командиров, офицеров и солдат».

В Пойнт-Кагуэе лорда Виндзора уже поджидал вернувшийся из поездки в испанские колонии Клеман де Плэнвиль. Он сообщил губернатору о нежелании испанцев торговать с подданными английской короны и передал ему подробные сведения о положении дел в Сан-Хуане (на Пуэрто-Рико) и в Санто-Доминго – с описанием и планами берегов, городов и фортов.

20 (30) августа в Сантьяго-де-ла-Веге состоялось заседание Совета Ямайки, на котором присутствовали губернатор лорд Виндзор, его заместитель сэр Чарлз Литтлтон, полковники Уильям Митчелл, Сэмюэл Бэрри и Ричард Уилбрэхэм, подполковник Генри Арчболд, майор Джон Коуп и секретарь Ричард Пови. Учитывая, что в письмах, полученных от испанских губернаторов Пуэрто-Рико и Санто-Доминго, категорически отвергалось предложение об установлении между испанскими и английскими подданными свободной торговли, Совет решил «в соответствии с инструкциями Его Величества лорду Виндзору попытаться торговать насильно или как-то иначе».

Был разработан план нападения на город Сантьяго-де-Куба. Командование экспедицией доверили Мингсу.

Вполне возможно, что при подготовке задуманной акции были использованы разведданные, собранные находившимся в плену у испанцев флибустьером Филиппом Робертсом. Из его петиции королю Карлу II (лето 1661 года) явствует, что в 1642 году он командовал одним из приватирских отрядов капитана Уильяма Джексона, «взяв и разграбив много городов, благодаря чему он [Робертс] приобрел много бриллиантов, жемчуга и других дорогих камней; но, направляясь в Англию в 1646 году, был захвачен военным кораблем из Дюнкерка, который потопил его судно и все товары; в мае 1660 года он был перехвачен испанскими кораблями в Вест-Индии и доставлен в Сантьяго-де-Кубу; бежал, похитив губернаторское каноэ, и прибыл на Ямайку в весьма жалком состоянии; приобретя большой опыт в Вест-Индии, считает, что может весьма приумножить королевские доминионы и доходы, а также существенно помочь острову Его Величества Ямайке».

В свидетельстве сэра Эдварда Мэсси, приложенном к упомянутой петиции, подтверждался факт службы Робертса под командованием капитана Джексона и утверждалось, что это «очень честный, опытный и храбрый солдат, что он претерпел много невзгод и потерь, когда был схвачен испанцами, и что его тюремное заключение дало ему такие знания об испанских колониях, какие делают его весьма полезным для использования на службе Его Величества».

12 (22) сентября Совет Ямайки издал специальное постановление, «чтобы люди поступали на службу для морского предприятия с “Центурионом” и другими судами». При этом подчеркивалось, что в состав экспедиции не должны зачисляться «сервенты и лица, которые продали или покинули свои плантации». Данное примечание вполне определенно указывает на то, что помимо моряков и солдат постоянным источником пополнения флибустьерских команд на Ямайке были сервенты и разорившиеся фермеры. Аналогичная тенденция наблюдалась и во французских поселениях на Тортуге и Гаити.

Экспедиция насчитывала 11 кораблей с 1300 людьми на борту. Заместителями Мингса были утверждены капитан Томас Морган, командовавший волонтерами, и голландский капитан Адриан ван Димен по прозвищу Сварт, командовавший флибустьерами Ямайки и Тортуги.

Сохранился список флибустьерских капитанов (видимо, неполный), которым лорд Виндзор выдал каперские свидетельства против испанцев за время своего губернаторства:

Основываясь на данных этого списка, можно предположить, что в экспедиции Мингса могли участвовать такие флибустьерские капитаны, как Уильям Гудлад (судно «Блэссинг») Джордж Бримекэн (судно «Форчен»), Якоб Факман (судно «Кагуэй»), Роберт Сирл (судно «Байем»), Джон Булл (судно «Джон энд Мэри»), Джон Пёрдью (судно «Пёрдью») и Авраам (Адриан) Митчелл (судно «Блэссинг»). Все они получили каперские свидетельства незадолго до отплытия ямайской флотилии к берегам Кубы. Сам Мингс должен был идти на «Центурионе». Фрегатом «Гриффит» командовал Адриан ван Димен Сварт. Еще одно судно, без сомнения, находилось под командованием сэра Томаса Уэтстона – весьма необычной персоны, волею рока занесенной в ряды флибустьеров.

Сын Роджера Уэтстона и Кэтрин Кромвель, он был племянником лорда-протектора Оливера Кромвеля; именно по рекомендации последнего ему удалось поступить на службу в военно-морской флот республики и занять должность первого помощника на борту судна «Свифтшур» (вопреки пожеланиям адмирала Уильяма Пенна, использовавшего этот корабль в качестве своего флагмана). С декабря 1654 по сентябрь 1655 года, находясь на борту «Свифтшур», Уэтстон принял участие в вест-индской экспедиции адмирала Пенна и генерала Венэблза, завершившейся завоеванием Ямайки.

В начале 1656 года, менее чем через шесть месяцев после своего возвращения в Англию, Уэтстон получил под свое командование судно «Феникс», на котором он совершил два похода в Португалию в составе флота Роберта Блейка. В 1657 году родственные связи помогли ему стать капитаном судна «Фэрфакс», находившегося в составе эскадры капитана Джона Стоукса; эскадра стояла тогда в Лиссабоне. В начале 1658 года Уэтстону было поручено крейсировать между Мальтой и Критом с четырьмя кораблями. В ходе этого крейсерства он захватил голландское судно, которое продал в Занте за треть его стоимости.

В конце мая того же года Уэтстон пожаловал в Тетуан, где получил приказ перейти под командование шевалье Поля, командира французской эскадры на Средиземном море. В Тулоне, чтобы уклониться от выполнения этого приказа, он велел начать ремонт «Фэрфакса», после чего совершил непродолжительный поход и привел в Марсель приз, захваченный одним из его капитанов. Крейсируя у побережья Ривьеры, Уэтстон в сентябре зашел в порт Ливорно, где попытался захватить богатое торговое судно. Однако в дело вмешался голландский военный корабль, перехвативший у англичан их добычу.

Когда Уэтстон вернулся в октябре в Тулон, он был отстранен Стоуксом от командования и отослан в Англию за неповиновение начальству и «недостойное поведение». После смерти Кромвеля ему не удалось найти себе места во флоте республики. Тогда в 1659 году он перешел на сторону роялистов и отправился в Брюссель на поклон к будущему королю Карлу II Стюарту. Из Брюсселя его послали в Копенгаген, чтобы убедить находившегося там адмирала Эдварда Монтегю присоединиться к роялистскому лагерю. Эта миссия оказалась провальной, что, впрочем, не помешало королю Карлу возвести Уэтстона в рыцари сразу же после реставрации монархии (1660).

В 1661 году сэр Томас Уэтстон, промотав все свои деньги, был заключен в тюрьму Маршелси за долги, откуда он вышел в конце того же года благодаря поддержке короля, заплатившего его кредиторам 100 ф. ст. Это освобождение было, однако, оговорено высылкой Уэтстона в американские колонии, на остров Ямайку. Сэр Томас прибыл туда в 1662 году и тут же стал капитаном флибустьеров.

О том, каковы были пожалованные флибустьерам каперские поручения, дает представление текст каперской грамоты и инструкции, полученные капитаном Джорджем Бримекэном:

«Томас, лорд Виндзор, пэр Английского королевства, лорд-лейтенант графства Ворсестер и того же города и графства, губернатор Ямайки и соседних островов, главнокомандующий всех тамошних морских и сухопутных сил и вице-адмирал Его королевского высочества герцога Йоркского в Американских морях.

Джорджу Бримекэму приветствие.

Поелику Его наисвятейшее Величество, принимая во внимание и понимая, что различные добропорядочные люди его Английского Королевства и иных его Доминионов и Территорий претерпели значительные обиды, потери и убытки как на море в отношении их судов, вещей, продуктов и товаров, которые были разграблены, похищены, неожиданно захвачены и взяты кораблями и подданными короля Испании, так и посредством различных незаконных захватов, несправедливостей и жестокостей, примененных как против лиц, так и их товаров в различных портах и на берегу в его Доминионах в Америке, и испанский губернатор отверг и полностью отменил всякую коммерцию и торговлю вопреки справедливости и всем допустимым гражданским отношениям между обоими государями и касательно законопослушных наций к очевидному ущербу и разорению торговли, коммерции и навигации короля, моего Государя подданных.

Посему знайте, что в силу полномочий, полученных от Его превосходнейшего Величества и Его королевского Высочества герцога Йоркского, я сим даю и жалую вам, названному Джорджу Бримекэну, командование добрым кораблем или фрегатом, называемым «Форчен», частным военным судном, которое он (названный Джордж Бримекэн) снарядил на военный манер и вооружил, экипировал и снабдил во всех мыслимых отношениях.

И далее знайте, что оной властью я даю позволение и полномочные права названному капитану Джорджу Бримекэну выйти в море на названном корабле «Форчен» и с ним задерживать, брать, захватывать или неожиданно атаковать или с помощью оружия нападать, брать и задерживать любые корабли, вещи, грузы и товары названного короля Испании или любого из его подданных, где бы то ни было, на суше, на морях или в любых портах и гаванях в пределах доминионов и территорий названного короля Испании в Америке, или любого другого лица, везущего к ним без предварительно полученной лицензии людей, амуницию или провизию; и оные корабли, вещи, грузы и товары, взятые таким образом, или любого пленника без промедления доставлять в гавань Пойнт-Кагуэй на этом острове Ямайке, не посягать на груз и не уничтожать любые счета, описи груза, чартерные договоры о найме судна, таможенные пропуска и иные документы или какие бы то ни было бумаги, относящиеся к названному призу, и, как следствие, не отдавать и не изменять собственность до того, как оная будет правомочно присуждена в адмиралтейском суде, учрежденном здесь, на Ямайке, а десятая и пятнадцатая части всех таковых призов или полная стоимость оных не будут предварительно изъяты и выплачены таким лицам, какие могут быть мною выбраны и назначены, в пользу короля, моего Господина, или Его королевского Высочества герцога Йоркского.

И чтобы могли быть законные основания любому подданному короля, моего Господина, либо лично служить или как-то иначе нести бремя и риск или иным образом оказывать содействие, или осуществлять названное предприятие с помощью доблести представленных здесь; и чтобы могли быть законные основания для всех лиц, подданных короля, моего Господина, или любых других заключить контракт, сделку или купить названный корабль или скоропортящиеся корабельные вещи, грузы и товары или иные очевидные законные причины когда угодно представить судье названного адмиралтейского суда без какого-либо опасения, помехи, убытка, беспокойства или тревоги; и истинной целью и желанием сих присутствующих является то, чтобы вы не разрешали и не позволяли чинить насилия или причинять вред кораблям, вещам, грузам и товарам, принадлежащим подданным любого государя или государства, находящихся в союзе или дружбе с королем, моим Господином, помощь и содействие коих я вам рекомендую.

Мною выдана сия комиссия, из которой вы будете извлекать выгоду и которую будете использовать в полную силу в течение десяти месяцев, следующих за нижеуказанной датой, если только в силу каких-то причин я в указанный срок не решу отменить оную, о чем вы будете своевременно уведомлены.

Составлено и зарегистрировано в названном адмиралтейском суде и подписано моей рукой в Пойнт-Кагуэе восемнадцатого дня сентября в четырнадцатый год царствования Нашего суверенного Лорда Чарлза Второго, из милости Божьей короля Англии, Шотландии, Франции и Ирландии, защитника веры и пр., и лорда Ямайки, и в год Нашего Господа 1662.

[Подпись: ] Виндзор.

Инструкции, которые надлежит читать, исполнять, выполнить и коих должен придерживаться Джордж Бримекэн, командир фрегата, именуемого “Форчен”.

1. Вы должны выражать всяческое уважение и повиновение таким петициям, каковые Его королевское Высочество или я дадим какому-либо судну на море, и ни в коей мере не нарушать их и не пренебрегать оными.

2. Захватив какой-либо корабль или какое-либо судно, вы немедленно сделаете инвентаризацию, чтобы взять все описи груза и иных товаров, не указанных в таких описях, не уменьшая их объема; и вы доставите копию инвентаризации, подписанную вами и главными офицерами вашего корабля, адмиралтейскому судье Ямайки; и едва овладев каким-либо судном, вы запечатаете трюмы и не допустите расхищения груза до принятия судебного решения.

3. Захватив какое-либо судно, вы немедленно вызовите шкипера и других офицеров названного корабля, чтобы допросить их касательно цели их плавания, откуда они идут и куда направляются, с прибавлением иных вопросов, каковые вы сами найдете уместными, каковой допрос должен быть кратко записан и представлен судье адмиралтейского суда, здесь находящегося; и ежели названный приз покажется сомнительным, тогда вы задержите названного шкипера и других взятых таким образом офицеров до тех пор, пока их лично не допросит названный судья, если он сочтет сие необходимым.

4. После вашей высадки на берег в каком-либо месте после взятия приза или после вашего прибытия и постановки на якорь в гавани Пойнт-Кагуэй на Ямайке, вы не позволите ни одному моряку, солдату или иному лицу, приписанному к вашему кораблю или к призу, сойти на берег до того, как они будут обысканы и проверены на предмет того, что они несут с собой.

5. После доставки приза в гавань Пойнт-Кагуэя на Ямайке и получения вслед за тем судебного решения пятнадцатая часть для Его Величества, десятина для Его королевского Высочества герцога Йоркского и обычный судебный сбор должны быть вначале изъяты и уплачены до того, как дележ будет осуществлен между собственниками, поставщиками провизии и моряками.

6. Вы не позволите никому из офицеров, моряков или солдат утаивать, уничтожать или отправлять за борт какие-либо записи, найденные на каком-либо корабле, и вскрывать пакеты до того, как они попадут к вам в руки; и вы доставите все упомянутые записи к вышеназванному судье.

7. Вы можете дерзнуть взять какую-либо комиссию от любого иного государя, и если вы возьмете такую комиссию, я объявлю, что с этого момента комиссия, которую вы получили от меня, аннулируется, и срок ее действия завершен.

Дано моей рукой в Пойнт-Кагуэе восемнадцатого дня сентября в год Нашего Господа 1662.

[Подпись: ] Виндзор».

Кроме того, сохранились инструкции капитану Мингсу, составленные Советом Ямайки и подписанные лордом Виндзором. Ниже приводится полный текст этого уникального документа:

«Его Величество, исходя из его королевской нежности и заботы о его подданных, передал мне свои инструкции, которые я получил, чтобы использовать все пути и средства для установления свободной торговли и обмена с подданными короля Испании в его доминионах в Америке, и, повинуясь его королевским приказам, я установил с ними связь через специального посыльного, отправленного к губернаторам Пуэрто-Рико и Санто-Доминго, чей ответ продемонстрировал их приверженность прежним методам в отрицании нашей торговли, тем самым увеличивая [лишь] для себя богатства Индий, вопреки пользе и обычаям всех правительств и законам наций. Всё оное было свободно обсуждено здесь 7-го и 14-го, как и дополнительные инструкции, данные мне его Величеством. После чего с целью их исполнения было решено, что следует предпринять попытку наладить торговлю силой или как-то иначе. Для исполнения чего, в соответствии с полученным приказом, вы должны отплыть с вашим фрегатом, “Гриффитом” [“Гриффином”] и другими частными военными фрегатами, привлеченными вам в помощь, придерживаясь следующих инструкций:

1. Вы должны получить на фрегат под вашим командованием, “Гриффит” и другие частные военные суда, привлеченные вам в помощь, всех таких волонтеров, жителей этого острова Ямайка, хорошо вооруженных, которые пожелают запастись провизией на такое время, какое могут потребовать служба и проект, на которые вы командированы.

2. Вы должны (сообразно ветру и погоде) отплыть с фрегатом под вашим командованием, “Гриффитом” и иными частными военными фрегатами к соседнему побережью владений короля Испании; и там вы должны брать, овладевать и неожиданно захватывать или как-то иначе силой уничтожать все или любые корабли и суда короля Испании или его подданных или любые другие, торгующие с ним, или везущие ему мужчин, женщин или амуницию без лицензии от его Королевского Высочества герцога Йоркского, верховного лорда-адмирала, или моей.

3. Когда вы окажетесь у побережья владений короля Испании и найдете подходящий случай захватить какие-либо из его крепостей, фортов или городов, вы должны призвать к себе на помощь и для совета таких лиц, находящихся в командовании с вами в этом проекте, каких вы найдете наиболее способными и рассудительными, чтобы советовать в столь важном вопросе; и если по зрелому обдумыванию вы решите, что какой-либо из городов или фортов может быть легко взят без большой опасности для флота, вы наделяетесь властью, на основании вышеупомянутых инструкций, данных мне его Величеством, брать и уничтожать их силой или каким-то иным способом, и этими действиями, возможно, иные места во владениях короля Испании можно будет скорее склонить к тому, чтобы добиться урегулирования торговли для подданных его Величества.

4. Когда вы захватите какие-либо корабли или суда, вы во всем должны соблюдать такие обычаи и правила, которые ограничивают королевские военные корабли в Его Величества высшем суде Адмиралтейства, чтобы названные корабли и суда могли быть в целости и сохранности приведены в этот порт для получения приговора и судебного решения от Адмиралтейского суда на Ямайке. И вам следует аналогично позаботиться, чтобы дать исчерпывающие директивы частным военным кораблям, чтобы они и любой из них пунктуально выполняли приказы и инструкции, которые они получили, относительно захвата ими или кем-либо из них какого-либо корабля или кораблей.

5. Для лучшего управления солдатами и моряками, находящимися под вашим попечением, вы можете созывать суд маршалов и проводить процессы по всем делам в ходе этой экспедиции в соответствии с законами войны, исключая лишение жизни и конечностей.

6. Вы должны выбрать квалифицированных лиц из последней армии, которые теперь пожелают искать приключений с вами, чтобы быть командирами над сухопутными волонтерами, и вашего приказа будет достаточно для них или любого из них, чтобы действовать или исполнять обязанности на любом из соответствующих им постов, которые вы сочтете возможным доверить им.

7. Вы должны быть в этом деле, доверенном вам, весьма осмотрительны и осторожны, следя за испанскими силами на море или на суше, чтобы вы могли как можно лучше предотвратить их нападения или засады, и вы должны надлежащим образом следить за любым предателем или предателями, которые могут оказаться на флоте, которые при любом удобном случае могут предать вас; и вы с этими кораблями под вашим командованием не должны оставаться в этой экспедиции более одного календарного месяца, если ветер и погода не воспрепятствуют вам или если задачи службы (справедливой и поощряемой) не потребуют вашей задержки исключительно ради ее исполнения, к чести и репутации короля, нашего хозяина, и к выгоде его подданных на этом острове.

Поскольку все люди смертны, и вы можете умереть как во время плавания, так и во время акции, для того, чтобы эти силы не остались без должного и правильного руководства, в случае вашей смерти даем полномочие и назначаем капитана Томаса Моргана быть главнокомандующим сухопутными волонтерами, и если на берегу – то командовать всеми силами, которые высадятся, а капитана Адриана Вандемана Сварта – командовать на море и с фрегата “Гриффит”, находящегося под его командованием, отдавать приказы лейтенанту и шкиперу корабля его Величества “Центурион” и командирам других судов; и если так случится, что упомянутый капитан Мингс умрет до начала акции, тогда названному капитану Сварту надлежит вернуться, приведя назад “Центурион”, “Гриффит” и иные суда и всех сухопутных волонтеров, и убедить частные военные корабли следовать их каперским поручениям и инструкциям, которые я выдал им. Но если названный капитан Мингс во время акции будет выведен из строя ранами или как-то иначе, тогда капитан Морган должен будет возглавить это предприятие с теми же предосторожностями и заботой… В любом случае усердие должно быть проявлено обоими, и капитаном Свартом, и капитаном Морганом, дабы все силы находились под управлением и были возвращены к кораблям в сохранности и надлежащем порядке для возвращения на этот его Величества остров Ямайку и в гавань Пойнт-Кагуэй. Датировано 20 сентября 1662 года.

[Подпись: ] Виндзор ».

Глава 8. Поход Кристофера Мингса на Сантьяго-де-Кубу

21 сентября (1 октября) 1662 года Мингс с частью флотилии покинул Пойнт-Кагуэй. Обогнув западную оконечность Ямайки – мыс Негрил, он к востоку от Сантьяго-де-Кубы повстречался с сэром Томасом Уэтстоном и семью другими корсарами. 23 сентября (3 октября) на совете, состоявшемся на борту «Центуриона», было решено взять город фронтальной атакой, ворвавшись в порт и захватив неприятеля врасплох.

5 (15) октября, в четыре часа пополудни, английские и французские флибустьеры приблизились к входу в гавань Сантьяго, однако ветер с суши не позволил им проникнуть в нее, и Мингс приказал отойти на две мили в наветренную сторону, к устью речушки Агуадорес. Вечером с кораблей началась высадка десанта примерно из тысячи человек. Идти к городу пришлось через лес по узкой каменистой тропе, освещая себе путь с помощью факелов. На рассвете отряд вышел на равнину Лас-Лагунас, находившуюся в шести милях от места высадки и в трех милях от города.

Губернатор города дон Педро де Моралес лично возглавил 170 солдат гарнизона и несколько десятков ополченцев, укрывшихся на холме Санта-Ана с двумя пушками; еще примерно пятьсот человек находились в резерве под командованием дона Кристобаля де Саси, бывшего испанского губернатора Ямайки. Однако корсары легко сломили сопротивление плохо вооруженных защитников города. Преследуя их, они ворвались в Сантьяго и овладели им. На следующее утро около пятисот человек были отправлены прочесывать окрестности, а сотня моряков вернулась на корабли с приказом войти в гавань и обстрелять крепость Сан-Педро-де-ла-Рока, в просторечье именовавшуюся Эль-Морро. Испанский гарнизон, насчитывавший лишь три десятка деморализованных солдат, не стал удерживать ее и позорно бежал.

В крепости и на платформе было захвачено 34 пушки и 1000 бочек пороха. Часть медных пушек корсары перетащили на свои корабли, а прочие сбросили с бастионов в море. Грабеж города продолжался до 19 (29) октября, но не принес большой добычи – основные ценности (включая 25 тыс. песо королевских сокровищ) губернатор и жители успели вывезти в деревню Каней и иные населенные пункты провинции еще до взятия Сантьяго. Обескураженные налетчики использовали семьсот трофейных бочек пороха для подрыва крепости, кафедрального собора и прилегавших к ним домов, после чего покинули Сантьяго-де-Кубу.

В этой экспедиции погибло шестеро корсаров; еще двадцать человек умерли вследствие болезней или пропали без вести (скорее всего, были захвачены в плен). Материальные потери испанцев составили 1 млн. ф. ст. Помимо серебра и вина, а также 200 ящиков сахара и табака, захваченных в двух окрестных инхеньос , люди Мингса увели с собой много негров-рабов и семь испанских судов.

21 (31) октября в Порт-Ройял прибыла барка с известием об успешном грабеже Сантьяго-де-Куба, а на следующий день туда пришла почти вся флотилия.

В библиотеке Оксфордского университета хранится письмо Кристофера Мингса, адресованное лорду Виндзору, в котором он кратко изложил свою версию похода на Сантьяго-де-Кубу:

«Его Превосходительству Томасу, лорду Виндзору.

Да будет благоугодно Вашему Превосходительству.

Во исполнение ваших приказов 21 сентября мы отплыли из Пойнт-Кагуэя. 22-го ветер стих, и флот рассеялся, мы получили от сего мало выгоды, но затем снова собрались вместе. 23-го мы встретили сэра Томаса Уэтстона, на “Пикасо”, с семьей индейцев, чьи сведения уверили нас в том, что никаких дополнительных сил в Сантьяго на Кубе нет, и, соответственно, внесли правку в прежние сообщения, полученные в основном от английских пленных, пребывание коих в тамошней тюрьме не позволило им собрать всю необходимую информацию. На военном совете сие предприятие было признано возможным и во время дебатов сошлись на том, как осуществить оное, а именно – высадиться на сушу в гавани, устье которой было сильно укреплено. При исполнении сего решения затишья и противные ветры задержали нас.

Так что было уже 5 октября, когда мы увидели крепость. Бриз подул поздно, и ветер был слабым; было уже 4 часа пополудни, когда мы смогли подойти к гавани; когда, продвинувшись на полмили, мы встретили ветер с суши, который не позволил нам войти, это привело к быстрому решению и нашей немедленной высадке под платформой в 2 милях к востоку от гавани – в единственном месте, пригодном для высадки и движения к городу на всем том скалистом побережье. Так как враг весь день ожидал нас в форте, мы не встретили никакого сопротивления; люди, что были в нем, бросились к городу, чтобы предупредить о нашей высадке. К тому времени, когда весь наш отряд высадился на берег, наступила ночь. Это место скалистое и узкое, мы были вынуждены выслать разведчиков в лес, чтобы показывать дорогу остальным; тропа была такая узкая, что по ней можно было двигаться лишь по одному; дорога была такая трудная, а ночь такая темная, что мы были принуждены делать остановки и зажигать огни, и наши проводники с головнями в руках продвигались вперед по тропе. С большим трудом, перед самым рассветом, мы обнаружили плантацию на берегу реки, примерно в 6 милях от места нашей высадки и в 3 милях от города; там, освежив себя водой, встретив день и найдя лучшую дорогу, мы весьма бодро двинулись к городу. Враги, получив сообщение о нашей недавней высадке и зная, что дорога негодная, не ожидали от нас столь быстрого появления и не успели подготовить против нас засады. На входе в город и в конце нашей тропы губернатор дон Педро де Моралис с 200 людьми (оградившимися шкурами) и 2 пушками поджидал нас, а дон Кристовер, прежний губернатор Ямайки (и хороший друг англичан), с 500 иными находился у него в резерве. Мы выдержали их залп из пушек и принялись выбивать их с их позиции, и сами, а также при помощи дона Кристовера, который тут же дал дёру, мы разгромили остальных, преследуя их разными путями через город, хозяевами которого стали; 6 небольших судов и лодок, находившихся на плаву, были взяты нашими солдатами, а их люди, испугавшись, покинули их. К концу дня, когда наши солдаты устали, мы расположились на отдых, чтобы решить, что делать дальше. На следующее утро, перед рассветом, отправили 500 человек на поиски врага в составе нескольких отрядов, а 100 моряков – чтобы усилить флотилию, с приказами на следующий день, в 11 часов, атаковать гавань… Соответственно, на следующий день это было успешно исполнено, ибо овладели внутренней гаванью; враг покинул большую крепость, выстрелив лишь из 2-х мушкетов; из этого нашего владения мы перетаскивали на буксире и корабли, и людей; с 9-го до 14-го дня мы проводили время в преследовании врага, что не принесло больших выгод; их богатства были увезены так далеко, что мы не смогли найти их.

Злые деяния этого города в отношении Ямайки так разозлили солдат, что мне пришлось немало похлопотать, чтобы удержать их от сожжения церквей. 15-го дня мы ездили в крепость и оттуда, где до 19-го занимались разрушением фортов и вывозом тех пушек, которые могли забрать с собой. Там на складе было 17 пушек, в крепости и на платформе внизу – еще 17, пороха – 1000 бочек; от всего этого наши люди так устали в ходе передвижений и работ, что не хотели забрать их с собой, мечтая об отдыхе; 700 бочек было использовано для подрыва главной крепости, остальные – для подрыва окрестных домов и платформ. И, воистину, все было разрушено до основания. Она была построена на скалистом обрыве, стены на горной стороне – примерно 63 футов высоты. Имелась небольшая часовня и дома, рассчитанные для проживания 1000 человек. Мы были вынуждены сбросить некоторые пушки с обрыва в море, так как не смогли унести их.

Это далеко не лучшее мое суждение; я собираюсь лично познакомить Ваше Превосходительство с успешным осуществлением нашего предприятия.

Вашего Превосходительства покорный слуга

Мингс.

С борта “Центуриона”, 19 сентября 1662 года, посреди гавани Сант-Яго».

После возвращения флотилии Мингса в Порт-Ройял лорд Виндзор изъял «все комиссии для приватиров и попытался свести их к известным обычным правилам, выдав им [новые] комиссии для захвата испанцев и доставки их на Ямайку».

24 октября (3 ноября) на заседании Совета острова было принято решение об отправке всех испанских пленных «в Испанию через Англию при первой же возможности» и зачитано официальное разрешение короля лорду Виндзору покинуть Ямайку. Через четыре дня сэр Чарлз Литтлтон, «подходящее и достойное лицо», был объявлен исполняющим обязанности губернатора.

Действия адмиралтейского суда в отношении призов, взятых в Сантьяго-де-Куба, были подробно изучены доктором Хелен Крамп. Всего, как отмечалось выше, приватиры взяли семь судов и барок. Первое заседание суда открылось 29 октября (8 ноября); председателем был доктор гражданского права и судья Адмиралтейства Уильям Митчелл. Иски и претензии подали капитан Мингс с «Центуриона», капитан Сварт с «Гриффина» и другие офицеры. На этой первой сессии судьи разыграли комедию, пытаясь установить и допросить собственников призов, которые, естественно, не присутствовали на заседании.

Во второй раз суд собрался 3 (13) ноября, и архивариус Чарлз Хэдрес именем короля открыл заседание, чтобы можно было принять решение по находившимся в гавани призам. Различные предложения были поданы по искам, и ответчиков снова вызвали в суд. Естественно, никто на этот вызов не явился. Тем временем капитан Мингс сообщил, что он согласен разделить выручку от призов поровну между флотом и приватирскими судами, после чего коллегия постановила рассмотреть претензии приватиров. От их лица выступили Мингс, Эдвард Пинхорн и еще трое купцов. Выслушав свидетельские показания относительно количества захваченных призов, суд в третий раз вызвал ответчиков. Поскольку те вновь не откликнулись, суд объявил все захваченные корабли законными призами и изъял адмиральскую десятину. После этого специальные уполномоченные по призам разделили трофеи согласно обычаю (комиссионерами были капитан Мингс, Джон Мэн, Эпинатус Кросс, Роберт Кастелс, Джон Ловинг, Эдвард Пинхорн и Уильям Бистон). Шесть призов продали на аукционе, а седьмой передали Роберту Эйвису, фригольдеру из Порт-Ройяла, «за особые заслуги». Корабли продали за 390 ф. ст. 10 шилл., а их груз сахара и молассы – за 729 ф. ст. 7 шилл. и 6 пенсов. Из них вице-губернатор сэр Чарлз Литтлтон изъял 72 ф. ст. 18 шилл. и 6 пенсов для лорда-адмирала, 200 ф. ст. – как королевскую долю за использование «Центуриона» и 105 ф. ст. 4 шилл. и 6 пенсов – за «Гриффин». Эти суммы включали 1/15 часть, полагавшуюся королю от всех призов. Всё, что осталось, было разделено между приватирами.

Лорд Виндзор, получив свою долю добычи, тут же отбыл на родину. Его необычайно быстрое возвращение из Вест-Индии было воспринято в Англии с удивлением. Секретарь Адмиралтейства Сэмюэл Пипс 13 февраля 1663 года записал в своем дневнике:

«…Мистер Блэнд, сидя у меня, рассказал о неожиданном возвращении милорда Виндзора домой; сие привело нас к мысли, что эти молодые лорды не способны выполнять какую-либо службу в чужих краях, хотя, как было отмечено, он не мог оставаться там здоровым, однако же предпринял набег на форт короля Испании на Кубе…».

Через десять дней Пипс сделал в дневнике еще одну любопытную запись:

«…Этим утром лорд Виндзор, вернувшийся с Ямайки, прибыл поцеловать руку герцога. Он рассказал герцогу, что, прибыв туда… начал болеть и не мог излечиться до своего возвращения назад, а теперь стал выздоравливать. Он сообщил герцогу о захвате его людьми Форта Сантьяго на Кубе; но, скорее всего, как мне сдается, он вел дела как молодой лорд и устал нести службу вдали от своей страны, где он может получать разные удовольствия, ибо, я полагаю, это позор – видеть его в театре после полудня в первый же день его приезда в город».

Официальный Лондон, хотя и получил свою долю пиратской добычи, открыто не признал законность антииспанских акций в Вест-Индии. Весной 1663 года король Карл ΙI Стюарт заверил испанское правительство, что он крайне недоволен набегом ямайской флотилии на Сантьяго-де-Кубу. Одновременно были посланы письма на Ямайку с приказом воздержаться от новых набегов на испанцев. В британском «Календаре государственных бумаг» читаем:

«Король вице-губернатору Ямайки. Его Величество услышал об успехе предприятия на Кубе, которого он не желал, но выказал удовлетворение энергией и решимостью, с коими оно было исполнено, хотя Его Величество не уверен, что какая-то общественная польза может быть от этого для его службы. Он был также информирован о новых предприятиях подобного рода; но так как Его Величество не видит какой-либо выгоды от этих предприятий, а наоборот, заключил, что, каким бы ни был успех, сила этой колонии будет весьма ослаблена, а плантаторы отвлечены от работы на острове (которая лишь одна может сделать его значительным), Его Величество считает, таким образом, необходимым приказать ему больше не давать разрешения на осуществление подобных предприятий, ежели они не могут быть осуществлены фрегатами или военными кораблями, обслуживающими это место, без привлечения солдат и жителей».

Это письмо могло быть написано в апреле 1663 года. В нем прослеживается не столько забота короля Карла о подданных испанской короны, сколько опасения, как бы хозяйство и обороноспособность Ямайки не пострадали из-за вовлечения колонистов в рискованные приватирские операции. В то же время письмо не содержит категоричного запрета на снаряжение каперских экспедиций; король повелевает не давать разрешения на каперство лишь в тех случаях, когда в них планируется участие солдат ямайского гарнизона и жителей колонии (фермеров, ремесленников, сервентов). Второе письмо, датированное 28 апреля (8 мая), фактически дублирует предыдущее:

«Король вице-губернатору Ямайки. Зная, с какой ревностью и обидой испанцы смотрят на наш остров Ямайку и как расположены они предпринять какое-нибудь покушение на него, а также зная, каким беспомощным он может оказаться в смысле собственной защиты, если будут поощряться такие предприятия, которые недавно произошли и все еще продолжаются и которые отвлекают жителей от работы (которая лишь одна может сделать остров значительным), король выразил свое неудовольствие всеми подобными предприятиями и повелел, чтобы ни одно подобное [предприятие] в будущем не осуществлялось, но чтобы они заботились лишь об усовершенствовании плантаций и сохранении сил в надлежащем состоянии».

Поскольку упомянутые письма были подготовлены лишь через полгода после набега флотилии Мингса на Сантьяго-де-Кубу, а пришли на Ямайку и того позже, губернатор и Совет острова продолжали активно использовать флибустьерские суда для каперских операций против испанцев. Ниже приводится список капитанов и кораблей, получивших каперские поручения в период губернаторства Чарлза Литтлтона:

Глава 9. Набег флибустьеров на Сан-Франсиско-де-Кампече

Успех набега на Сантьяго-де-Кубу вдохновил власти Ямайки на разработку нового антииспанского проекта. 11 (21) декабря 1662 года Совет Ямайки принял решение, в котором говорилось: «Торговля с подданными короля Испании должна быть налажена силой, и попытку следует предпринять в западном направлении – на берегах Кубы, Гондураса и залива Кампече».

9 (19) и 10 (20) января 1663 года от 1500 до 1600 солдат и флибустьеров были посажены на борт двенадцати кораблей, которые через два дня отплыли под командованием Кристофера Мингса в сторону Мексиканского залива. Согласно испанскому источнику, флотилия приватиров насчитывала четырнадцать судов, включая большой 44-пушечный фрегат (это был, безусловно, «Центурион»). Среди участников похода находились известные в то время флибустьерские капитаны – сэр Томас Уэтстон, Авраам (Адриан) Митчелл, Ричард Гай, Уильям Джеймс, Адриан ван Димен Сварт, Мингер Янсзоон, Эдварт Мансфелт, Давид Маартен, Джон Моррис, Джон Пёрдью, Милнер Магфорд и, возможно, Ян Харменсзоон, Якоб Факман (Джекмэн), Джон Булл, Роберт Джордан, Роберт Сирл и Морис Уильямс.

Перед рассветом 9 (19) февраля они подошли к Сан-Франсиско-де-Кампече и высадились в полутора лигах к западу от города. Флибустьеры предложили Мингсу применить испытанную ими тактику нападения на неприятеля под покровом темноты, на что коммодор гордо ответил: «Я презираю воровать победу!». Соответственно, когда они подошли к окрестностям Кампече, главнокомандующий «сообщил им [испанцам] о своем приближении с помощью барабанов и труб».

Сопротивление рейдерам могли оказать не более 150 солдат городского ополчения. В разгар боя Мингс был ранен в лицо и в оба бедра и, передав командование Мансфелту, вернулся на борт «Центуриона». Несмотря на отчаянное сопротивление испанцев, к 10 часам утра город и все укрепления, кроме крепости Санта-Крус, оказались в руках захватчиков. В плен попало около 170 горожан. Фортификационные сооружения англичане частично разрушили, часть города сожгли, а четырнадцать кораблей, стоявших на рейде, взяли в качестве призов. Добыча корсаров, по оценке испанского губернатора дона Антонио де Мальдонадо Альданы, равнялась 150 тыс. пиастров, а общий ущерб, нанесенный городу, составил около 500 тыс. пиастров.

На следующий день к Мингсу от Мальдонадо Aльданы явился парламентер, который сообщил о готовности губернатора заключить с корсарами перемирие в обмен на обещание хорошего обращения с пленными. Мингс охотно освободил четырех знатных пленников и передал им послание для Мальдонадо; в своем письме он соглашался покинуть город и освободить остальных пленных, если испанцы позволят захватчикам взять воду из находившихся возле Лермы источников. Коммодор также выразил сожаление по поводу того, что из-за ран не смог лично прибыть и встретиться с испанским командиром. Испанцы согласились с условиями англичан, и в знак доброй воли Mингс освободил всех пленных, оставив при себе лишь шесть самых знатных заложников до получения воды. 23 февраля (ст. ст.) ямайская флотилия снялась, наконец, с якорей и пустилась в обратный путь, уведя с собой четырнадцать трофейных судов.

Уильям Бистон записал в дневнике, что приватирское судно капитана Митчелла «Блессинг» доставило 28 февраля сообщение, согласно которому испанцы в Кампече были заранее предупреждены о замыслах англичан из Сантьяго-де-Кубы и смогли хорошо подготовиться к обороне. Это противоречит испанскому отчету, в котором говорится, что перед нападением корсаров власти города вообще не позаботились о мобилизации людей, пополнении запасов пороха и военного снаряжения.

Из-за противных ветров и течений возвращение приватиров на Ямайку затянулось; в Порт-Ройял большинство из них смогло прибыть только в апреле 1663 года. Раны Мингса требовали длительного лечения, и поэтому в начале июля он на борту «Центуриона» отплыл в Англию.

Когда сообщение о набеге англичан на Кампече достигло Лондона, король Карл II осудил и эту акцию. Дело в том, что в феврале (т. е. как раз во время набега Мингса на Кампече) в Уайтхолле серьезно рассматривались предложения испанских купцов о выдачи им лицензии на покупку в английских колониях (Барбадосе, Ямайке и др.) негров-рабов, которых доставляли туда корабли недавно образованной Королевской Африканской компании; эта торговля могла давать короне до 100 тыс. ф. ст. ежегодного дохода. В марте король подписал приказ губернатору Ямайки «выдать свободную лицензию и гарантию испанским плантаторам в Америке на торговлю товарами и неграми… при условии уплаты обычных пошлин». Джозеф Уильямсон, секретарь Генри Беннета, 14 (24) мая 1663 года писал английскому посланнику в Португалии сэру Ричарду Фэншоу: «Письма из Кадиса сообщают, что они там очень опечалены слухами из Вест-Индии о нашем враждебном поведении в отношении их, которое может совершенно расстроить их торговлю».

Негативная реакция короля на антииспанские действия ямайской флотилии могла объясняться и тем, что находившиеся в Кадисе и Севилье английские купцы не хотели, чтобы пиратство англичан в Карибском море вредило их репутации и бизнесу.

Чтобы успокоить испанский двор и английских негоциантов, торгующих с Испанией, король запретил Совету Ямайки организовывать новые антииспанские предприятия (на острове об этом объявили 11 августа 1663 года); в то же время против Кристофера Мингса не было выдвинуто никаких обвинений. Более того, в 1664 году, в период обострения англо-голландских отношений, его назначили вице-адмиралом Белой эскадры королевского флота, находившейся под командованием принца Руперта (говорили, что он был «большим любимцем принца»). В указанном звании Мингс в июне 1665 года принял участие в морском сражении против флота республики Соединенных провинций у Лоустофта, после которого за проявленное мужество король возвел его в рыцари.

В октябре 1665 года, находясь по делам службы в Лондоне, Мингс неоднократно встречался с секретарем Адмиралтейства Сэмюэлом Пипсом. Последний весьма лестно отзывается о нем в своем дневнике. В частности, в записи от 26 октября Пипс признался, что «нашел его очень остроумным красноречивым малым, открыто рассказывающим о своем происхождении, а он был сыном сапожника, к которому как раз направлялся…».

В следующем году сэр Кристофер Мингс стал вице-адмиралом Голубой эскадры, которой командовал его патрон граф Сэндвич. В июне 1666 года, во время ожесточенного морского сражения с голландцами у Даунса (называемого также сражением Четырех дней), он был командиром флагманского корабля «Виктори». В разгар боя вражеская пуля пробила Мингсу горло, однако он наотрез отказался покинуть палубу, зажав рану пальцами. Вторая пуля пробила ему шею и застряла в плече. Прожив еще несколько дней, сэр Кристофер умер в своем доме в Гудмэнс-Филдсе (Уайтчепел, Лондон). Горько оплакиваемый простыми моряками, членами команды «Виктори», он был похоронен в Уайтчепеле 13 (23) июня 1666 года.

Сэмюэл Пипс, присутствовавший вместе с сэром Уильямом Ковентри на отпевании Мингса в церкви, в тот же день записал в своем дневнике: «Здесь произошел необычный случай – один из наиболее романтичных, когда-либо слышанных мной в моей жизни, и я бы не поверил в это, не будь сам тому свидетелем. Около дюжины способных, крепких, статных людей подошли к карете со слезами на глазах, и один из них от имени остальных начал речь и сказал сэру У. Ковентри: «Нас здесь дюжина из тех, кто знал, любил и служил нашему павшему командиру сэру Кристоферу Мингсу, а тtперь исполнивших последнюю службу по преданию его земле. Мы были бы рады, если бы нам предложили кого-нибудь вместо него, чтобы отомстить за него. Всё, что у нас есть. – это наши жизни; если бы вы соблаговолили убедить Его Королевское высочество дать нам брандер, и из всех нас, а нас здесь дюжина, вы выбрали бы одного командиром, то остальные служили бы ему, кем бы он ни был; и, если возможно, сделайте так, чтобы все увидели нашу память о нашем павшем командире и нашу месть». Сэр У. Ковентри был весьма растроган этим (как и я, едва удержавшийся, чтобы не расплакаться) и записал их имена; и с тем попрощались; он сказал мне, что хочет передать столь необычную историю Его Королевскому Высочеству; на том мы и расстались. Воистину сэр Кристофер Мингс был человеком весьма энергичным, весьма значительным и среди простых людей выделялся превосходным языком; и, как говорит сэр У. Ковентри, мог бы быть наиболее полезным человеком в столь бедственное время. Он достиг большой славы здесь, дома, и еще большей – за границей, в Вест-Индии. Он привел свою семью на путь величия, но умер в такое время, что память о нем и само имя (а его отец всегда был и по сей день остается сапожником, а его мать – дочерью паромщика, о чем он частенько хвастался) будет полностью забыто через несколько месяцев, словно его никогда и не было… У него не было времени скопить состояние, но лучше умереть в бедности, чем в богатстве».

Глава 10. Провал экспедиции Сэмюэла Бэрри на остров Тортугу

Выше уже говорилось о том, что одним из заданий лорда Виндзора была организация экспедиции по захвату острова Тортуга, который стараниями сьёра дю Россе перешел из-под власти англичан под власть французов. 5 (15) сентября 1662 года Совет Ямайки, заседавший в Пойнт-Кагуэе, принял решение о том, «чтобы остров Тортуга был приведен под английское управление и чтобы двое или более лиц из Совета сообщили, что необходимо для заселения этого владения и лучшей безопасности Ямайки». Однако выполнить это решение в период губернаторства лорда Виндзора не удалось, поскольку все морские силы Ямайки были задействованы в экспедиции Мингса против Сантьяго-де-Кубы (к тому же французские флибустьеры с Тортуги в этой акции выступали союзниками англичан).

11 (21) декабря того же года, когда губернатор Литтлтон и Совет Ямайки приняли решение об организации экспедиции против Кампече, полковнику Сэмюэлу Бэрри были переданы инструкции по захвату Тортуги. 16 (26) декабря губернатор Ямайки подписал специальную прокламацию, в которой Роберту Мандену, капитану фрегата «Чарлз», предписывалось доставить на Тортугу экспедиционные части под командованием полковника Сэмюэла Бэрри и капитана Авраама Лэнгфорда.

Из документов, хранящихся в британских архивах, известно, что «Чарлз» был вооружен с корсарскими целями лондонскими купцами и прибыл на Ямайку в 1662 году. Незадолго до своего отплытия оттуда губернатор Виндзор успел выдать капитану Мандену каперское свидетельство для нападений на испанцев. Упомянутый выше Сэмюэл Бэрри в 1654–1655 годах служил майором в полку генерал-майора Джеймса Хинса, который, в свою очередь, входил в состав экспедиционного корпуса генерала Роберта Венэблза. После английского завоевания Ямайки Бэрри получил повышение – стал подполковником того же полка, переданного под командование генерала Фортескью, а спустя несколько лет ему было присвоено звание полковника. Став крупным землевладельцем, он с 1661 года являлся членом Совета Ямайки и с июля того же года был также судьей. В 1662 году под его командование был передан один из пяти милицейских полков острова.

О капитане Лэнгфорде сведений почти не сохранилось. В 1659 году он приобрел участок земли в Пойнт-Кагуэе и значился флотским офицером, занимавшимся инспекцией кораблей; в августе 1661 года Совет Ямайки упоминал о нем как о зачинщике мятежа солдат, «во время которого [лейтенант] Моррис был ранен, защищая губернатора [Дойли], и был ограблен по вине упомянутого Лэнгфорда». В петиции лейтенанта Морриса Лэнгфорд назван «предателем»; впрочем, последний отплатил петиционеру той же монетой, подав на него иск в суд и обвинив его «в том же самом».

В английских архивах сохранилась «Реляция Абрахама Лэнгфорда относительно Тортуги и Его Величества прав на нее». В ней Лэнгфорд пытался обосновать права англичан на владение указанным островом. «Около 28 лет назад губернатор Литтлтон с Невиса отправил 25 человек заселить Тортугу, которые стали ее первыми жителями-иностранцами с тех пор, как испанцы завоевали туземцев. Они получили в качестве губернатора капитана Джеймса, который был вскоре после того смещен Лавасньером [Левассёром], французом, который укрепил ее 74 пушками, сделавшись абсолютным владыкой острова, заключив в тюрьму тех, кто имел законную комиссию от графа Уорвика, и захватив их суда. Он был убит двумя своими родственниками, и великий магистр Мальты, что был на Сент-Кристофере, сначала назначил губернатором г-на Треваля, а затем – г-на Ла Фонтенэ, который продал это место испанцам за 15000 пиастров; они покинули остров, когда английский флот прибыл к Санто-Доминго, а шесть месяцев спустя Элиас Уоттс, англичанин, снова взял его во владение по комиссии генерал-лейтенанта Брайена [Брейна], губернатора Ямайки; он был заменен Ж.М. Дюраси [дю Россе] по комиссии от полковника Дойли, который объявил себя подданным короля Франции, имея от него патент на сей остров, и теперь пошел по стопам Лавасньера, принимая пиратов под свое покровительство… Если не помешать ему, это может привести к разорению подданных его Величества в здешних краях».

Поход англичан против Тортуги завершился полным фиаско. Причиной тому была ссора между полковником Бэрри и капитаном Манденом. Французский шпион Клеман де Плэнвиль, сопровождавший полковника в качестве «сержант-майора» и главного консультанта, позже писал, что «экспедиция провалилась из-за измены». По данным ямайского полковника Уильяма Бистона, Бэрри, достигнув Тортуги 30 января (9 февраля) 1663 года, обнаружил ее хорошо укрепленной, а французов – готовыми дать неприятелю отпор. Тем не менее, он велел Мандену открыть огонь по береговым фортификациям. Капитан «Чарлза» отказался выполнить этот приказ, ушел к побережью Эспаньолы и, высадив Бэрри, Лэнгфорда и всех солдат на берег в Коридоне, начал крейсировать в Карибском море против испанцев. Тем временем Лэнгфорд, отделившись от отряда Бэрри, перебрался в залив Харагуа, в гавань Пти-Гоав. 16 (26) мая он писал оттуда де Плэнвилю, что местные буканьеры и пираты избрали его «губернатором этого места», а также что «жители Тортуги весьма сильны и… полны решимости продать свою жизнь самой дорогой ценой».

8 (18) июня того же года де Плэнвиль доносил секретарю Моррису в Уайтхолл, что «после неудачи предприятия на Тортуге капитан Лэнгфорд был избран жителями губернатором Литл-Гоава [Пти-Гоава] на Эспаньоле и поднял первый английский королевский штандарт на том острове».

В конце 1664 года Лэнгфорд покинул Пти-Гоав и отправился в Англию, где тщетно ходатайствовал о выдаче ему патента на управление Тортугой и предоставлении ему необходимых сил для захвата указанного острова.

Что касается полковника Бэрри, то он вместе с остатками своей бесславной экспедиции вернулся на небольшом шлюпе на Ямайку 1 (11) марта 1663 года. Через три года мы обнаруживаем его в милицейском полку, который оперировал на Малых Антильских островах в составе частей генерал-лейтенанта сэра Генри Уиллоуби и коммодора сэра Джона Хармана. Под командованием этих последних Бэрри принял участие в серии нападений на французские и голландские поселения в Гвиане. В ноябре 1667 года лорд Уиллоуби назначил его военным губернатором Суринама, отвоеванным у голландцев, но после Бредского мира (1668) Бэрри вынужден был оставить этот пост и вернуться на Ямайку.

Не сумев захватить Тортугу силой, англичане попытались купить ее у сьёра дю Россе. Последний, возможно, сам предложил им свое владение за 6000 ф. ст. (54 000 турских ливров), опасаясь, что королевский министр Жан-Батист Кольбер может принудить его передать остров в собственность новообразованной Французской Вест-Индской компании. Однако продать Тортугу англичанам сьёру дю Россе не удалось; шпионы Кольбера пронюхали об этих переговорах, и в начале 1664 года губернатор Тортуги был брошен в Бастилию по обвинению в государственной измене. Утром 15 ноября того же года он был извлечен из застенков Бастилии и в присутствии королевского нотариуса «добровольно» согласился подписать договор о продаже своего антильского владения Французской Вест-Индской компании.

С тех пор английские власти больше не заявляли своих прав на Тортугу. Что касается флибустьеров, то их суда продолжали базироваться и на английской Ямайке, и на французской Тортуге.

Глава 11. Разрозненные походы ямайских флибустьеров в 1663 году

О том, сколько пушек и моряков размещалось на борту флибустьерских судов, базировавшихся в Порт-Ройяле в 1663 году, дает представление список анонимного автора.

Активным и успешным флибустьером этого периода был капитан Джордж Бримекэн (Бримекэм, Бреннингэм). Возможно, он был голландцем, которого звали Йорис Бреемакен. Как уже сообщалось ранее, 28 сентября (8 октября) 1662 года Бримекэн получил от лорда Виндзора репрессальную грамоту для действий против испанцев, а спустя несколько дней принял участие в экспедиции Мингса против Сантьяго-де-Кубы. В конце января 1663 года адмиралтейский судья Ямайки Уильям Митчелл рассмотрел дело о захвате испанского корабля «Нуэстра Сеньора де ла Соледад и Хесус Назарино» капитаном Джорджем Бримекэном. Приговор суда гласил:

«Джеймс, герцог Йоркский и пр. … [следует рассказ об учреждении суда губернатором Ямайки, приказ короля о насильной торговле путем захвата испанских кораблей, специальное полномочие каперу и иные вопросы обычной формы] … Поэтому упомянутый Уильям Митчелл, эсквайр, судья упомянутого суда, всецело и здраво рассмотрев в ходе заседания природу и характер… доказательств, подготовил и действительно принял решение приговорить и присудить упомянутый корабль «Нуэстра Сеньора да ла Соледад и Хесус Назарино», его оснастку и оборудование, все и отдельные товары и вещи, взятые и захваченные на нем, как сказано выше, поскольку они являются кораблем, товарами и вещами подданных короля Испании в Америке, принадлежали таковым испанским подданным во время взятия и неожиданного захвата; и поскольку они законно захвачены в силу упомянутого поручения… то они должны быть объявлены и присуждены упомянутому капитану Джорджу Бримекэму и команде, а также собственникам, поставщикам провизии, офицерам, морякам и солдатам упомянутого фрегата «Форчен», пятнадцатая и десятая части того [приза] и каждая часть его или истинная стоимость должны быть [сначала вычтены]; и их решено вначале изъять и выплатить в пользу его Величества, нашего суверенного господина короля, и его королевского высочества герцога Йоркского, верховного лорда-адмирала. И упомянутый судья далее постановляет и принимает решение продать упомянутый корабль, оснастку и оборудование, товары и вещи, взятые на нем, как сказано выше, в полную и абсолютную собственность… упомянутым Джорджу Бримекэму и команде, владельцам и поставщикам провизии, исключая упомянутые десятину и пятнадцатую часть и пошлины, которые должны быть уплачены, как сказано выше, и распределить их в пользу упомянутых Джорджа Бримекэма и команды, собственников, поставщиков провизии, офицеров, моряков и солдат, чтобы разделить между ними таким образом и в такой форме, как это обычно принято, и владение названного корабля «Нуэстра Сеньора де ла Соледад и Хесус Назарино», его оснастка, оборудование, товары и вещи, взятые и захваченные на нем, как сказано выше, аналогично объявляется и присуждается упомянутому Джорджу Бримекэму и команде (исключая и резервируя то, о чем сказано выше), и они, тем самым, объявляются истинными и действительными владельцами и собственниками, в соответствии с… объявленным окончательным решением, которое провозглашено, объявлено и постановлено присутствующими.

Дано 30-го дня января в год нашего Господа 1663».

Некоторые исследователи допускают, что Бримекэн участвовал в набеге Мингса на Сан-Франсиско-де-Кампече (январь – февраль 1663 года), однако эта версия кажется сомнительной. Если бы капитан Бримекэн действительно ходил с другими флибустьерами в поход на Кампече, ямайский судья не стал бы рассматривать дело о захвате им упомянутого выше судна без его участия.

В августе того же года капитан Бримекэн приобрел у губернатора Ямайки новое каперское свидетельство для фрегата «Форчен», вооруженного шестью пушками и имевшего экипаж из семидесяти человек. В третий раз он обзавелся каперским поручением в феврале 1664 года – на этот раз для фрегата «Резолюшн». В каждом корсарском предприятии Бримекэна его поручителем выступал полковник Томас Линч.

Корсарские набеги, безусловно, обогатили Джорджа Бримекэна. В 1666 году он упоминался среди флибустьеров, вложивших деньги в покупку плантаций на Ямайке. Спустя четыре года этот экс-флибустьер удалился в свое поместье в приходе Сент-Эндрю. Последнее упоминание о нем датировано 18 августа 1675 года, когда Бримекэн получил королевское прощение за убийство некоего Джеймса Фёрли.

Конечно, было бы ошибкой полагать, будто удача всегда сопутствовала флибустьерам. Судя по показаниям Джона Хейнса, которые он дал под присягой Чарлзу Литтлтону 25 января (4 февраля) 1664 года, в конце февраля или начале марта 1663 года отряд англичан из команды капитана Сварта высадился в районе реки Кауто на Кубе. Из Баямо против них был послан отряд под командованием Андреаса де Сиснероса Эстрады и дона Алонсо де Фонсеки, сына алькальда. В первой же стычке испанцы убили одиннадцать англичан, после чего нашли еще семнадцать других, укрывшихся в небольшом лесу и приготовившихся к защите. Испанцы предложили флибустьерам пощаду, если они сложат оружие, и обещали отправить их сначала в Сантьяго-де-Кубу, а оттуда морем – на Ямайку; «но ночью всех их убили».

В апреле, согласно показаниям Джона Хейнса и флибустьера Ричарда Добсона, алькальд Баямо получил известие о появлении в устье реки Сивилия барки с Ямайки, владельцы которой, Николас Рион (или Риу) и Франсуа Перрон, занимались контрабандной торговлей с местными жителями. На берег был тут же выслан отряд под командованием Алонсо де Фонсеки с заданием захватить барку и перебить всю ее команду; «что они и сделали, пригласив двух из них на берег под предлогом того, что им дадут мясо, и отправили трех их знакомых на борт судна для торговли, и те закололи Николаса и Франсуа; а когда последний оставшийся в живых прыгнул за борт и поплыл к берегу, он был убит копьями теми, что убили двух других».

23 мая (2 июня) 1663 года, командуя фрегатом «Джордж», голландский флибустьер Бернард Клаэсзоон по прозвищу Спейрдик приобрел на Ямайке репрессальное свидетельство для действий против испанцев сроком на шесть месяцев; его поручителями выступили Маартен ван Алфан и Николас Кин. Снявшись с якоря, Спейрдик отправился к побережью Южной Америки, прошел вдоль берегов Венесуэлы в восточном направлении и в январе 1664 года напал на городок Санто-Томе, расположенный на реке Ориноко. На Ямайку он вернулся в марте, привезя с собой в качестве добычи груз табака.

В июле того же года капитан Ричард Гай, командовавший фрегатом «Америка», в компании с четырьмя другими флибустьерскими капитанами, ограбил в районе островов Кайман голландский невольничий корабль.

11 (21) августа 1663 года в Совете Ямайки зачитали письма от короля Карла и госсекретаря сэра Генри Беннета, датированные концом апреля и «запрещающие какие-либо новые предприятия против испанцев, во исполнение которых все частные боевые корабли были немедленно отозваны».

Естественно, далеко не все джентльмены удачи согласились вернуться в Пойнт-Кагуэй и прекратить антииспанские походы. Многие суда остались в открытом море, отдельные капитаны ушли на Тортугу и Эспаньолу, на необитаемые острова, разбросанные у южного побережья Кубы, в залив Кампече и в Гондурасский залив.

Позже из Англии пришли письма от секретаря сэра Уильяма Ковентри, которые фактически разрешали возобновить антииспанские экспедиции. 15 (25) октября ямайский вице-губернатор написал об этом государственному секретарю вместе с отчетом о положении дел на острове:

«Сэр Чарлз Литтлтон, вице-губернатор, секретарю Генри Беннету. Получил распоряжение короля от 29 апреля прекратить использовать впредь предприятия против испанцев с надеждой на скорое учреждение торговли с ними, в частности неграми, коих они не могут найти больше нигде, кроме как здесь. Из писем, недавно полученных от м-ра Ковентри, нашел, что война с приватирами не подразумевалась в королевских инструкциях (выделено мною. – В.Г. ), так что не стоило думать о том, чтобы отозвать их… Остров теперь в более преуспевающем состоянии, чем несколькими месяцами ранее, в частности, из-за обилия провизии, которая наполовину дешевле, чем 14 месяцев назад. Цена на свинину – главный продукт питания плантаторов – упала… а домашний скот, овцы и лошади недавно возросли в количестве».

19 (29) октября капитан Уильям Купер (возможно, под этим именем скрывался голландский флибустьер Ян Харменсзоон) доставил в Пойнт-Кагуэй очередные трофеи – два испанских судна. По поводу этих призов Литтлтон написал Беннету пространный отчет.

«Сэр Чарлз Литтлтон секретарю Генри Беннету, – записано в британском «Календаре государственных бумаг». – 19 го [числа] текущего [месяца] в здешний порт приведены два испанских приза капитаном небольшого судна, который в сражении с первым так повредил свой собственный корабль, что был вынужден покинуть его и пересесть на приз; когда он крейсировал у побережья Эспаньолы, то столкнулся со вторым, который, обнаружив, что он держит на испанском судне английских флаг, вызвал “его на бой от имени короля Испании”, но после четырех часов сражения, будучи жестоко побит и поврежден, наконец, сдался. Этот корабль, “Мария” из Севильи водоизмещением 300 т, перевозил 1000 кинталей ртути для рудников короля Испании в Новой Испании, не считая вина, оливок и других товаров, стоимость которых, из-за утерянного билля о грузе, неизвестна. Имеется 70 пленных, среди них несколько монахов… Капитан и собственник большей части груза, дон Мигель де Валенсия, особа знатная и обхождение имел весьма любезное; он и его купец, Хосе де Кастро, по их просьбе были вскоре отправлены в Кампече… Первый приз стоит совсем немного, и его товары могут быть проданы за четверть их цены, так как [на острове] имеется нужда в наличных деньгах».

Призы были оценены в 5 210 ф. ст. Когда некоторые товары, взятые капитаном Купером, были доставлены в Лондон, возмущенный испанский резидент дон Патрисио Моледи потребовал от английского правительства немедленно вернуть их законным собственникам, однако сделать это оказалось не так-то просто. В мае 1664 года Генри Беннет в одном из своих писем сэру Ричарду Фэншоу, английскому послу в Мадриде, отмечал:

«Ртуть, взятая теми, кто вопреки ясным распоряжениям Его Величества продолжает морские разбои возле Ямайки, была недавно привезена сюда купцом, который купил ее там. Дон Патрисио Омолодей [Моледи] потребовал от Его Величества захватить ее и вернуть королю Испании как захваченную вопреки статьям мирного договора; но мы спокойно сказали ему, что он обманывается как в этом пункте, так и в другом; дали ему понять, что если бы у нас был мир с Испанией за линией (т. е. за «линией дружбы» . – В.Г. ), мы бы тогда имели свободу торговли и пользовались их портами. Всё, что мы можем сделать для его удовлетворения, – это позаботиться, чтобы король наказал тамошнего губернатора за продолжение указанных грабежей после того, как он (король . – В.Г. ) запретил их, и я сам позволил себе послать за купцом, чтобы взглянуть, не смогу ли я напугать его с целью возврата ртути; но принудить его к оному по закону мы наверняка не сможем; и если дон Патрисио не согласится с этим, то я не удивлюсь, если услышу от вас в следующий раз, что вы столкнулись с его жалобами в Мадриде».

В последние дни 1663 года Чарлз Литтлтон выдал репрессальную грамоту французскому капитану Жану Моро, командовавшему фрегатом «Сен-Луи». За лояльное поведение этого флибустьера с Тортуги поручились двое его соотечественников, проживавших на Ямайке – Жан Гранмезон и Эли Фильо. В начале следующего года, однако, Моро захватил английский корабль из Хэмптона, груз которого был продан им на Тортуге. Объявленный после этого пиратом, он в феврале 1665 года погиб у мыса Тибурон вместе с несколькими из своих людей в ходе ожесточенного сражения с вооруженным кечем «Своллоу» (капитан Роберт Энсом). Остальные члены его экипажа были захвачены в плен и доставлены в Порт-Ройял. 1 (11) марта того же года новый губернатор Ямайки сэр Томас Модифорд писал госсекретарю, что «капитан Энсом прибыл с кораблем Моро и 12 пленными, убив после получасового сражения Моро, Большого Луи и многих из его людей. Эти 12 были осуждены вместе с кораблем Моро. Капитан Энсом потерял лишь одного человека».

Военный трибунал, состоявшийся в Порт-Ройяле, установил, что капитан Моро прикрывал свои пиратские действия просроченной каперской грамотой от лорда Виндзора. По решению суда, в состав которого входил капитан флибустьеров сэр Томас Уэтстон, шесть пленных пиратов были повешены, Корнелис Якобсзоон посажен в тюрьму, а трое оправданы. Судьба еще двух пленных пиратов неясна – возможно, они скончались еще до суда от полученных ран.

1 (11) февраля 1664 года Литтлтон отправил в Англию письма с жалобами на «дерзости» испанцев и их нежелание торговать с англичанами, а также обоснованием необходимости его немедленного возвращения на родину «из-за ухудшения здоровья». К письмам прилагались свидетельские показания Джона Хейнса, о которых упоминалось выше, и капитана Чарлза Хадселла, командира судна «Просперос» из Лондона. Последний был атакован и захвачен испанским капитаном Хуаном де Сото, командиром корабля «Санто Кристо» из Маракайбо. В Санто-Доминго, куда его доставили в качестве пленника, Хадселл «ходатайствовал против этого незаконного захвата и хотел быть отправленным в Испанию, чтобы там потребовать возмещения потерь, оценивавшихся в 3000 фунтов, но получил отказ». После 14-месячного заключения его перевезли из Санто-Доминго в Гавану, «откуда он бежал на каноэ с пятью другими английскими пленными».

Двое из этих пленных, Уильям Харрис и Уильям Гаррет, служили под командованием полковника Джеймса Аранделла (зятя бывшего губернатора Тортуги Элиаса Уоттса) на судне Бартоломью Кука. По словам Харриса, «Аранделл и его команда были неожиданно захвачены в бухте Матансас и отправлены в Пуэрто-Принсипе (совр. Камагуэй . – В.Г.) , где после месячного заключения Аранделл и Бартоломью Кук, его шкипер (около июня 1662 года), были уведены неграми в кусты и убиты, и он видел их (негров . – В.Г. ), несущих голову полковника Аранделла в город, в то время как остальные были спасены фламандским монахом, который взял их, чтобы отправить в Гавану».

Вполне очевидно, что вся эта информация была собрана Литтлтоном специально для того, чтобы оправдать свои действия по поощрению антииспанских акций флибустьеров Ямайки.

Глава 12. Аргументы сэра Чарлза Литтлтона в поддержку приватирства

Чарлз Литтлтон отплыл в Англию 2 (12) мая 1664 года на борту судна «Сент Джонз хэд», оставив управление островом Совету во главе с его председателем полковником Томасом Линчем. В Лондоне Литтлтону пришлось выслушать обвинения в поощрении пиратов, которые выдвинул против него испанский посол дон Патрисио Моледи. 18 (28) августа того же года сэр Генри Беннет писал английскому послу в Мадриде сэру Ричарду Фэншоу:

«Дон Патрисио Омуледи представил вчера памятку Его Величеству, желая наказания губернатора Ямайки (имеется в виду сэр Чарлз Литтлтон, который недавно вернулся оттуда) за неповиновение распоряжениям Его Величества, которое выразилось в позволении, чтобы подобные враждебные действия осуществлялись в отношении подданных Его Католического Величества. Король, наш государь, ответил на это, что сэр Чарлз Литтлтон видел памятку и ответил на нее все, что думал, на что Его Величество объявил ему позже свою волю».

Отвечая на жалобы испанского посла, Литтлтон упирал на то, что не может нести ответственности за антииспанские акции флибустьеров. По его словам, обвиняемый в пиратстве капитан Купер имел каперское поручение, выданное ему лордом Виндзором. К этому экс-вице-губернатор добавил, что никогда не получал от английского правительства ясных указаний о прекращении военных действий против испанцев. Убежденный в том, что «испанец более сговорчив, когда его хорошенько поколотить», Литтлтон представил лорду-канцлеру Англии свои соображения о необходимости всемерного поощрения приватиров на Ямайке. Его аргументы сводились к следующему:

1) приватирство кормит большое количество моряков, от которых остров получает защиту без участия военно-морских сил королевства;

2) если король запретит каперство, он потеряет много людей, которые в случае войны в Вест-Индии могли бы быть с успехом использованы на службе, так как хорошо знают местные берега, течения, ветры и т. д.;

3) без приватиров жители Ямайки не будут иметь оперативных сведений о замыслах испанцев, о величине и состоянии их флотов и ресурсов;

4) если призовые товары не будут поступать в Порт-Ройял, многие негоцианты покинут Ямайку и произойдет резкое повышение цен;

5) уменьшение числа приватиров потребует увеличения числа военных фрегатов и связанных с этим больших расходов казны; кроме того, английским морякам присущ корсарский дух, и они всегда более склонны к союзу с приватирами, чем к вражде с ними;

6) если приватирам запретить базироваться в портах Ямайки, они не вернутся к мирной жизни, а уйдут на другие острова и начнут разорять английскую коммерцию.

Осенью того же года Чарлз Литтлтон составил подробный отчет о состоянии дел на Ямайке, в котором отмечал, что остров, «находясь в сердце испанских доминионов, наилучшим образом приспособлен для занятия торговлей, а также для войны, ибо между его восточной оконечностью и Эспаньолой есть проход около 20 лиг для всех испанцев, что торгуют из Санто-Доминго, Пуэрто-Рико и Каракаса с Гаваной, Кубой и Новой Испанией, а между Кубой и мысом Каточе… где курсируют наши военные суда, есть проход для галеонов Серебряного флота… к Гаване; туда приходят [корабли] флота короля Испании перед тем, как они пересекают Флоридский залив (пролив . – В.Г. ), чтобы вернуться в Европу».

Описывая гавани Ямайки, Литтлтон выделяет на востоке острова Порт-Морант, а в 14 лигах к западу от него – Порт-Ройял, «по достоинству названный так из-за великолепной и очень большой гавани, где лучшие корабли из Англии могут стоять в полной безопасности. Все торговцы живут здесь, и этот порт является всего лишь фортом… завершенным не более чем на одну треть, который за 2000 ф. ст. может быть завершен, как для того, чтобы защищать гавань – и надобность была бы лишь в гарнизоне солдат, – так и для обуздания разбойничьих шаек». К западу от Порт-Ройяла имелись две хорошие гавани – Маккари-Бей и Блуфилдс-Бей. На северной стороне – Порт-Антонио, или Карлайл, «где граф Карлайл заложил весьма многообещающую плантацию», и Рио-Нуэво, «где испанцы недавно высадились с 300 людьми и укрепились и откуда они были храбро выбиты и почти все убиты или захвачены полковником Дойли, тогдашним губернатором». Там же, на севере острова, располагались «Монтегю-Бей и другие добрые гавани».

Дальше экс-губернатор дает описание вооруженных сил, сообщает о количестве жителей и их поселениях на Ямайке. Полк Порт-Моранта, Моранта и Йеллоуза находился под командованием полковника Томаса Линча и размещался в самом богатом районе; полк полковника Сэмюэла Бэрри, расквартированный в Лигонее, был самым обеспеченным, самым сильным и самым многочисленным; капитан Джон Мэн командовал четырьмя ротами Порт-Ройяла, а майор Томас Фаллер – полком Спаниш-Тауна (Сантьяго-де-ла-Веги), Эйнджелса и соседних мест (ранее им командовал сам Литтлтон); подполковник Джон Коуп и майор Джой, агент лорда-канцлера, командовали отрядами в Гуинабоа. Всего в полках служило 2500 человек.

Касаясь проекта установления свободной торговли с испанцами, Литтлтон подчеркивал, что он «не может быть эффективным в силу [запрещающего] указа из Испании»; кроме того, против этого проекта могли выступить приватиры, которых нельзя было подчинить лишь голыми приказами, без присылки военных фрегатов из Англии; наконец, проект был обречен на провал из-за ненависти англичан ко всем испанцам в Карибском регионе. По его данным, флибустьеры в то время имели 14 или 15 парусных судов, на борту которых размещалось от 1500 до 2000 моряков разных национальностей. Приватирство «всегда было их профессией и средством к существованию, и если им запретить эти порты, они уйдут в другие и найдут там для себя хороший прием».

Доводы Литтлтона выглядели убедительно, но назревала вторая «торговая война» с Голландией, и поэтому английское правительство не хотело чрезмерно обострять отношения с Испанией. Сэр Томас Модифорд, официально назначенный новым губернатором Ямайки 15 (25) февраля 1664 года, получил указания отменить каперские поручения против испанцев и наладить добрососедские отношения с испанскими колониями.

Глава 13. Злой рок Бартоломеу Португальца

Среди командиров английских и французских «рыцарей удачи», базировавшихся на Ямайке в 60-е годы XVII века, анналы упоминают португальского пирата по имени Бартоломеу. История его похождений, описанная А.О. Эксквемелином в «Пиратах Америки» (Амстердам, 1678), к сожалению, не привязана к каким-то конкретным датам, но может служить прекрасной иллюстрацией жизни и приключений типичного флибустьера рассматриваемого периода.

Социальное происхождение и фамилия этого бродяги неизвестны. По сообщению литературного альманаха «Американский Меркурий», его настоящее имя было Бартоломе де Ла Куэва, но проверить это утверждение нет возможности. Согласно одной из легенд, когда Бартоломеу потерпел кораблекрушение у острова Бланко в Карибском море, его спас какой-то ямайский корсар; последний доставил его на побережье Сен-Доменга (Западный Гаити) и оставил жить там среди буканьеров. Через семь лет Бартоломеу вернулся в Европу, откуда вскоре снова отправился в Америку и был продан в рабство на Кубе. После одной из высадок ямайских флибустьеров на кубинском берегу он примкнул к ним и несколько лет плавал с ними рядовым матросом.

По данным кубинского историка Франсиско Моты, в 1662 году Бартоломеу Португалец вместе с двумя дюжинами своих товарищей-флибустьеров с Ямайки захватил в кубинской гавани Мансанильо небольшое судно и вышел на нем в море. Вскоре, вооружив свой парусник четырьмя пушками, он начал разбойничать у южного побережья Кубы. На участке от Мансанильо до Тринидада его жертвами стали мелкие поселения рыбаков и контрабандистов. Постепенно деяния Португальца приобрели известность. Близ залива Коррьентес он взял на абордаж богатый испанский корабль, шедший из Картахены в Испанию через Гавану. Хотя у испанцев было двадцать пушек и семьдесят солдат на борту, флибустьеры захватили корабль, потеряв всего десять человек убитыми и четырех ранеными. «Весь корабль попал в распоряжение пятнадцати пиратов, – писал А.О. Эксквемелин, – испанцев же живых и раненых осталось человек сорок. Ветер был непопутный для возвращения на Ямайку, и пираты, испытывая недостаток в воде, решили идти к мысу Сан-Антонио (на западном берегу Кубы). Не дойдя до мыса Сан-Антонио, они неожиданно натолкнулись на три корабля, которые шли из Новой Испании в Гавану. Корабли изготовились к бою, и затем испанцы захватили пиратское судно и взяли разбойников в плен. Но пиратов больше всего сокрушало, что они потеряли богатую добычу: ведь на корабле было сто двадцать тысяч фунтов какао и семь тысяч пиастров в звонкой монете».

Спустя два дня налетевший ураган разметал суда испанской флотилии. Флагман, в трюме которого содержались пленные флибустьеры, укрылся в гавани Кампече (октябрь 1663 года). О дальнейших событиях Эксквемелин сообщает: «На корабль тотчас же поднялись купцы, чтобы выразить благодарность капитану. Они узнали пирата, сеявшего ужас на всем побережье своими убийствами и пожарами. На другой день на борт корабля поднялся судья и попросил капитана отдать ему пирата. Капитан не отказался. Но ни у кого не хватило смелости отправить предводителя пиратов в город. Испанцы боялись, что он убежит, как уже не раз случалось, и оставили его на борту, чтобы на следующий же день соорудить на берегу виселицу и повесить его. Пират хорошо понимал по-испански и о своей участи узнал, подслушав, что говорят матросы. И он решил во что бы то ни стало спастись. Он взял два сосуда из-под вина и крепко заткнул их пробкой. Ночью же, когда все заснули, кроме часового, стоявшего рядом… он попытался проскользнуть мимо, но это ему не удалось. Тогда он бросился на часового и перерезал ему горло… Пират бросился с кувшинами в воду и выбрался на сушу. Затем он спрятался в лесу и провел там три дня. Уже на другой день солдаты с утра высадились на берег, чтобы изловить пирата. Но хитрец следил за ними издали. Когда солдаты вернулись в город, он отправился вдоль берега в местечко Эль-Гольфо-де-Тристе (расположенное примерно в тридцати милях от города Кампече). Добирался он туда целых четырнадцать дней. Это был очень трудный путь, пират страдал от голода и жажды… Четыре дня ему пришлось отсиживаться на деревьях, не спускаясь на землю…»

В Тристе (современная лагуна Терминос) Бартоломеу Португалец встретил корабль флибустьеров с Ямайки. Он рассказал им о своих злоключениях и попросил дать ему каноэ и двадцать человек. С этими силами он надеялся отбить у испанцев корабль, стоявший на рейде Кампече. Флибустьеры охотно откликнулись на его просьбу, и спустя восемь дней он проник под покровом ночной темноты в гавань Кампече. Дальнейшее было делом техники. Захватив вожделенный приз, Бартоломеу Португалец быстро снялся с якоря и поспешил в открытое море.

Из Мексиканского залива пират решил идти на прежнюю базу – Ямайку, но недалеко от острова Пинос шторм выбросил его судно на рифы. «Проклиная все на свете, – сообщает Эксквемелин, – он был вынужден вместе со своей командой покинуть корабль и вернуться на Ямайку в каноэ. Там он оставался недолго и вскоре снова собрался за добычей, но счастье и на сей раз ему изменило». Тот же автор добавляет, что о «страшной жестокости этого пирата у испанцев знали все. Однако его походы не принесли ему почти никакой выгоды. Я видел, как он умирал в такой нужде, какую редко встретишь на свете».

Согласно одной из версий, Бартоломеу Португалец присоединился к флотилии Генри Моргана в 1668 году и умер во время охоты на Кубе.

Глава 14. Скандальное дело судна «Блу дав»

В 1664 году имело место скандальное дело пинка «Блу дав», дважды незаконно становившегося призом флибустьеров Ямайки. Первый раз он был захвачен капитаном Джоном Моррисом, когда направлялся в Порт-Ройял из Амстердама; второй раз судно стало жертвой капитана Жана Дюгла, когда пустилось из Порт-Ройяла в обратный путь. Данный эпизод является прекрасной иллюстрацией того, какую тактику применяли ямайские флибустьеры при захвате торговых судов и каким образом они использовали каперские грамоты для оправдания своих откровенно пиратских действий.

Ключевой фигурой в этом запутанном деле был капитан Жан Дюгла, фигурирующий в различных документах как Жан Доглар, Джон Дуглас и Джон Даглесс. Его задержание английскими властями в Новой Англии (Северная Америка) привело к судебному расследованию, материалы которого позволили проследить не только судьбу захваченного им пинка «Блу дав», но и отдельные страницы биографии названного авантюриста.

Свои пиратские похождения Дюгла прикрывал португальской каперской грамотой, которую он приобрел у некоего Карлуша де Билса. Последний, в свою очередь, получил ее у португальской королевы-регентши еще в 1658 году, а спустя четыре года, когда Афонсу VI отстранил мать от управления королевством, добился от него разрешения на продление срока действия своей лицензии. В грамоте было записано:

«Афонсу, Божьей милостью король Португалии и Алгарви [на обоих берегах] морей в Африке, властитель Гвинеи и завоеванных территорий, навигации и коммерции в Эфиопии, Аравии, Персии и Индии, настоящим уведомляет.

Знайте все, кому сей мой патент будет показан, что мне угодно отправить корабли для подавления морских разбойников, которые навещают берега сих моих королевств, и для удобства торговли с ними; а поскольку заслуги и права совершить оное совместились в лице Карлуша де Билса, я, всецело доверяя ему… имея желание и удовольствие назначать, сим настоящим назначаю его капитаном военного судна, в силу какового полномочия он может снарядить за свой собственный счет корабль в сто тонн с необходимыми шлюпками и снабдить его пушками, людьми, амуницией и провизией, как он найдет нужным, чтобы вести войну с подданными короля Испании, турками, пиратами, морскими разбойниками, брать их корабли и товары и всё, что им принадлежит, и отвозить их в любой порт этого королевства, чтобы отчитаться о них в моем офисе, где у них будет взят отчет для занесения в книгу, хранимую для этой цели, и где они будут рассмотрены в суде для определения законности захваченных призов. Он может навещать и осматривать те корабли, каковые, по его мнению, идут, нагруженные товарами наших врагов, приходить в эти порты, поддерживаемый во всех делах союзниками этой короны, уплатив пошлины с этих призов согласно расценкам таможен этого королевства. Посему я прошу всех королей, государей, монархов, властителей, республики, штаты, их заместителей, генералов, адмиралов, губернаторов провинций, городов и портов, капитанов и военных капралов оказывать названному Карлушу де Билсу всяческое содействие, помощь и благорасположение, проход и вход в их порты с его кораблем, людьми, призами и всеми вещами, им принадлежащими, предполагая в каждом случае, что сие сделано мною лично, и приказываю моим губернаторам, генералам, военнослужащим позволять им идти и переезжать с этими призами столь долго, сколько будет необходимо, в подтверждение чего я повелел, чтобы сей патент был составлен, подписан и скреплен большой печатью с моим гербом.

Дано в городе Лиссабоне десятого дня февраля. Написано Антониу Маркешом в одна тысяча шестьсот пятьдесят восьмом году от рождения нашего Господа Иисуса Христа.

Диогу Феррешу Браво велено сие записать.

Королева.

И так как названный Карлуш де Билс, предстоящий предо мной, объявил, что он потерял названный патент, и просил меня милостиво повелеть выдать ему другой, такой же надежный, я повелел, дабы оный был изготовлен для него, исходя из данных регистрационной книги, каковым и является объявленный выше. Дано в Лиссабоне десятого сентября одна тысяча шестьсот шестьдесят второго года.

Франсису Перейре да Кунье велено оное написать.

(Скреплено печатью с гербом Португалии)

Король».

К этой каперской грамоте прилагался еще один документ – специальное полномочие, переданное Карлушом де Билсом капитану Жану Дюгла 20 сентября 1662 года. Сохранившаяся английская копия этого полномочия датирована 15 (25) августа 1664 года:

«Я, Карлуш де Билс, капитан короля, нашего властителя, в силу моего вышенаписанного патента, скрепленного большой печатью и подписью его величества, назначаю и уполномочиваю дона Джона Дугласа командиром моего корабля, называемого “Сент-Джон”, от моего имени и так, как если бы я лично присутствовал при этом, вести войну с врагами португальской короны в полном соответствии и таким образом, как сие объявлено в моем патенте, для исполнения чего я жалую названному моему уполномоченному представителю всю власть, мне дарованную, в подтверждение чего я передаю ему этот патент, подписанный моей рукой и скрепленный печатью с моим гербом. Составлено в Лиссабоне двадцатого сентября одна тысяча шестьсот шестьдесят второго года.

Карлуш де Билс».

Вооружившись португальским каперским свидетельством, Дюгла в октябре 1662 года отплыл на 4-пушечном судне «Сент-Джон» (по-французски «Сен-Жан») из Лиссабона в сторону Канарских островов. Крейсерство его оказалось безуспешным. Проведя в районе указанных островов от четырех до пяти месяцев, он не смог захватить ни одного заслуживающего внимания приза. Тогда, посовещавшись со своими людьми, Дюгла принял решение идти за добычей в Вест-Индию. Совершив трансатлантический переход, «Сент-Джон» появился в водах Малых Антильских островов. Близ Мартиники его атаковал французский военный корабль. В результате сражения большая часть команды Дюгла была убита или ранена, сам он тоже получил серьезное ранение – мушкетная пуля пробила капитану руку, вызвав большую потерю крови.

С трудом сбежав с поля боя, корсары отправились зализывать раны на принадлежавший англичанам остров Монтсеррат. Местный губернатор, полковник Роджер Осборн, позволил гостям остаться во вверенной ему колонии. Если верить показаниям самого Дюгла, он «питался и жил на упомянутом острове двенадцать месяцев».

Очевидно, крейсерство в Атлантике все же принесло капитану «Сент-Джона» некоторый барыш, иначе трудно понять, за счет каких средств он мог лечиться и кормиться на Монтсеррате в течение целого года. За это время корабль его обветшал и был больше не пригоден для проведения корсарских операций.

Дальнейшие действия Жана Дюгла прослеживаются по протоколу его защитной речи, произнесенной в августе 1664 года:

«Затем, – читаем в протоколе, – названный капитан Даглес отправился на Ямайку, и генерал острова Ямайка [сэр Чарлз Литтлтон] проверил каперскую грамоту капитана Джона Даглеса, и найдя ее законной, названный генерал дал ему позволение купить фрегат для ведения войны в соответствии с его каперской грамотой, а также взять людей, оружие и амуницию для ведения войны с врагами короля Португалии».

Тем временем из Голландии на Ямайку отплыло судно «Блу дав», зафрахтованное посланником английского короля в Амстердаме сэром Уильямом Давидсоном; в команде его насчитывалось лишь десять моряков, шкипером был Роберт Кук, а суперкарго – Джеймс Уотсон. Они должны были доставить партию товаров Бенджамину Москетту и Исааку Кордозе, еврейским купцам, обосновавшимся в Порт-Ройяле. Когда «Блу дав» шел привычным маршрутом вдоль южного побережья Эспаньолы к ее западной оконечности, чтобы оттуда повернуть на юго-запад, к Ямайке, на горизонте неожиданно показался приватирский корабль «Вирджин Куин» капитана Джона Морриса. Хотя «Блу дав» держал на мачте английский флаг, Моррис остановил его, чтобы проверить груз и документы. Обнаружив, что часть товаров принадлежала еврейским купцам, корсар решил использовать это обстоятельство для обвинения владельцев судна и груза в незаконной торговле с испанцами. Приз был отведен в Порт-Ройял.

Обратимся к свидетельским показаниям моряка Роберта Лорда:

«Свидетельство Роберта Лорда, возраст 42 года, от 26 июля 1664 года.

Сказал, что, когда он находился на Ямайке примерно в январе месяце, туда пришел пинк “Блу дав”, который был захвачен в море между Эспаньолой и Ямайкой Джоном Моррисом, капитаном “Вирджин Куин” (английским военным кораблем), который посадил двух или трех своих людей на борт этого судна, чтобы привести его в гавань Ямайки; сам он со своим военным кораблем расположился возле гавани. Когда названный “Блу дав” простоял три или четыре дня на Ямайке, там состоялся Адмиралтейский суд, созванный для судебного разбирательства по делу “Блу дав”. Названные капитан Моррис и команда надеялись, что упомянутый корабль будет присужден им как приз, и их главным аргументом было то, что они (моряки “Блу дав” . – В.Г. ) шли в сторону Кубы перед тем, как они их захватили, и что они были нагружены амуницией и товарами, предназначавшимися для торговли с испанцами. Но в ходе судебного разбирательства в Судебной палате их накладные документы относительно грузов засвидетельствовали, что последние предназначались Ямайке, а их таможенные пропуска на право выхода из гавани были выданы королевской таможней в Дувре. Этот свидетель сказал в суде сэру Чарлзу Литтлтону (занимавшему тогда пост судьи в Судебной палате), что он знал шкипера Роберта Кука, что он жил в Рэтклиффе поблизости от него, и это подтвердил капитан Исаак Боулз, командир “Блэкмора” (одного из кораблей Королевской компании); губернатор (сэр Чарлз Литтлтон) на то объявил им, что быть кораблю свободным, и позволил им свободно торговать, как всякому иному кораблю, стоявшему тогда в гавани. И потом сказал еще, что названный капитан Джон Моррис говорил этому свидетелю, что он надеялся сделать “Блу дав” законным призом, но ничего не получил от них, кроме английского вымпела и бочки крепкого пива, и что названный корабль “Блу дав” пришел [в порт] с английскими флагами и постоянно держал их.

Взято под присягой 27мая 1664 года…».

В то время, когда пинк стоял на рейде Порт-Ройяла, Жан Дюгла и его шайка внимательно наблюдали за тем, какие товары грузятся на его борт. И не только наблюдали, но и расспрашивали матросов с «Блу дав», откуда они пришли, кто является владельцем их судна и груза, когда они собираются сняться с якоря и куда пойдут. Двух матросов с пинка капитан Дюгла тут же завербовал в свой экипаж. Вместо них шкиперу «Блу дав» Роберту Куку пришлось в начале апреля нанять двух новых моряков. Один из них, Джон Хантер, позже дал показания под присягой, зафиксированные в протоколе адмиралтейского суда от 26 июля 1664 года:

«Джон Хантер в возрасте около 40 лет свидетельствовал и сказал, что… был взят на судно капитаном Робертом Куком, командиром “Блу дав”» из Лондона, как он назывался, чтобы плыть в качестве матроса на названном корабле с Ямайки в Дувр и далее – в Амстердам. Когда свидетель был взят на судно на Ямайке, было примерно начало минувшего апреля.

Этот корабль «Блу дав», как мне сообщили люди на Ямайке, был приведен [в Порт-Ройял] капитаном частного военного корабля [Джоном Моррисом] по подозрению, что он занимался торговлей с испанцами как голландец, имея еврейские товары на борту, как они утверждали, но был там освобожден губернатором сэром Чарлзом Литтлтоном и после этого четыре месяца торговал там. Это знали все местные жители. Затем сей свидетель рассказал о том, что знал лично, а именно: что он был около двух месяцев матросом на названном корабле до того, как был захвачен; что , когда мы уходили с Ямайки, мы получили паспорт от губернатора, чтобы плыть в Дувр и там уплатить королевские пошлины, и оттуда мы должны были плыть в Амстердам и доставить наши товары сэру Уильяму Дэвису [Давидсону] или его агенту, как было объявлено в накладных на груз, каковые сей свидетель видел в руках капитана Дуглеса, ныне заключенного, который пожелал, чтобы этот депонент прочитал сию накладную на груз ему в море, когда мы направлялись в эти края, а также другую накладную на большое количество воска и ртути, которые принадлежали одному еврею, как я понял. Также я читал другую накладную на некоторые товары, принадлежавшие одному англичанину, проживающему на Ямайке, который плыл пассажиром в Дувр на названном корабле, но был высажен на берег в Блуфилдс-Бее, как и прочие, названным Дугласом и его командой . Затем этот свидетель сказал, что капитан Дуглас находился на Ямайке и слышал, что этот корабль был там освобожден, а затем сказал этому свидетелю, что он хочет захватить сей корабль, на что свидетель ответил ему, что он не может сделать это на законных основаниях, ибо он принадлежал сэру Уильяму Дэвису [Давидсону] в Амстердаме, тамошнему резиденту его величества. Этот свидетель сообщил капитану Куку о том, что сказал упомянутый Дуглас».

Итак, Роберт Кук знал, что за его судном следят и, возможно, попытаются захватить его после выхода в море. Немногочисленная команда «Блу дав» не имела ни малейшего шанса отбиться от нападения пиратов, поэтому шкипер решил подстраховаться и пуститься в обратный путь в консорте с каким-нибудь другим судном. Компанию ему согласился составить капитан судна «Лукреция» Чарлз Хадселл.

Жан Дюгла покинул Порт-Ройял раньше, чем его будущая жертва. Его команда состояла из 26 человек разных национальностей: двенадцати англичан, четырех французов, двух голландцев, двух бельгийцев, одного испанца и трех индейцев. Пираты задумали перехватить «Блу дав» на участке между западной оконечностью Ямайки и островами Кайман, верно рассчитав, что этим маршрутом следуют практически все идущие из Британской Вест-Индии в Европу суда. О пребывании Дюгла на Кайманах сообщается в свидетельских показаниях Дэниела Спрэга (Спрейджа):

«Я, Дэниел Спрейдж, когда был уволен и получил расчет, не мог ни получить работу, ни выехать в течение трех недель, пока находился там (в Порт-Ройяле . – В.Г. ), чтобы идти к Наветренным островам. Тогда я решил, что хорошо было бы отправиться на Кайманы… И я отплыл с неким капитаном Хермоном к Кайманам. Когда мы пришли к острову, называемому Кайман-Брак, там стоял на якоре капитан Джон Дуглас. Он отправил свою лодку к нашему борту, чтобы узнать новости с Ямайки, и их спросили, куда они направляются. Квартирмейстер ответил: “Мы направляемся на Наветренные острова”. Я спросил их (флибустьеров . – В.Г. ), нельзя ли мне отправиться с ними, и он сказал: “Да, добро пожаловать”. Тогда я отправился на борт с моим сундуком и одеждой. Я оставался на борту всю ночь и не имел возможности поговорить с капитаном, но на следующее утро, когда рассвело, я поговорил с капитаном. Я поинтересовался у капитана, куда он направляется, и он сказал мне, что караулит корабль, который вышел из Амстердама, что в Голландии, дабы идти на Ямайку, называемый “Блу дав”, и сказал: “Если мне удастся встретиться с ним, он будет моим законным призом. Я уже десять или двенадцать дней высматриваю его и не могу обнаружить, но если мне удастся выследить его, он станет моим призом. У меня есть каперская грамота от короля Португалии”. Я, Дэниел Спрейдж, [сказал] капитану Джону Дугласу: “Если ваша каперская грамота недостаточно надежная, и вы не уверены, что сможете взять его в качестве приза, я бы не советовал вам приближаться к нему, ибо я знаю, что это за корабль, так как вышел на нем из Голландии”. Он сказал, что если бы я пошел с ним, он мог бы оградить меня от любых неприятностей, которые могут возникнуть или постичь меня в связи с захватом приза. Затем корабль, на котором я вышел с Ямайки, отправился от острова к Кайманам, и там не было никаких иных кораблей, кроме судна капитана Джона Дугласа. Я сказал капитану Джону Дугласу: “Если бы я пошел с вами, а вы встретили и захватили этот корабль, и команда увидела бы меня, они бы сказали, что я был возле Каймановых островов и нарочно привел этот корабль, чтобы захватить их”. Капитан Дуглас ответил: “Я и моя команда можем свидетельствовать противоположное, и пока моя каперская грамота и моя жизнь продолжаются, я буду оберегать вас от всех, кто может заподозрить вас в соучастии в захвате этого корабля. Я капитан, я возьму его с моей каперской грамотой и отвечу за это”.

Вот люди, которые могут засвидетельствовать, что они провели десять или двенадцать дней в выслеживании этого корабля до того, как я присоединился к ним, и приложили здесь свои руки.

Метка Уильяма Гибенса.

W

Джон Хилл.

* Метка Маленького Голландца.

Метка Томаса Хакенса (точка в круге и двоеточие).

Соломон Бегенсонс, квартирмейстер.

+ Метка Халлигерта Янсона.

Томас Беркенхэд.

Здесь было еще два свидетеля, которые могут подтвердить, что я хотел, дабы капитан не пытался встретиться с этим кораблем без наличия каперской грамоты.

Метка Дэниела Харреса (набор коротких линий).

Абрахам Вилкесон».

Из показаний Дэниела Спрэга явствует, что он служил матросом на «Блу дав» во время его следования из Амстердама на Ямайку. В Порт-Ройяле Спрэг был списан на берег и не смог найти себе никакой работы. Хотя он уверяет, будто собирался переехать на Наветренные острова, более убедительной представляется версия о том, что Дюгла использовал его в качестве шпиона. На эту мысль наводит последующий ход событий. Когда Спрэг пересел на борт пиратского судна и переговорил с его капитаном, последний отправился к юго-западному побережью Ямайки, в бухту Блуфилдс. Там он и обнаружил «Блу дав», стоявший на якоре в компании с судном «Лукреция». Шкипер последнего позже рассказал, что произошло в бухте Блуфилдс:

«Свидетельство Чарлза Хадселла, в возрасте сорока шести лет или около того.

Засвидетельствовал и сказал, что мистер Роберт Кук, командир корабля “Блю дав”, вместе со мной, командиром корабля “Лукреция”, вышел из гавани Порт-Ройяла на Ямайке с паспортами от полковника [сэра Эдварда] Моргана, заместителя губернатора Ямайки. И прибыли вместе в Блуфилдс-Бей, где мы стали на якорь, чтобы взять на борт дрова и воду; и когда мы стояли там на якоре, пришло каноэ от капитана Джона Дугласа, стоявшего возле берега, к борту моего корабля с двумя людьми, чтобы узнать у моих людей, не был ли я нанят для охраны корабля “Блю дав”; я тогда был на борту названного корабля “Блю дав” вместе со сквайром [Джеймсом] Уотсоном, купцом названного корабля, с которым я отправился на берег. И прибыв около семи часов вечера со сквайром Уотсоном к кораблю “Блю дав” и оставив его, отправился на борт моего собственного корабля. И спустя полчаса пришло каноэ с судна названного Дугласса к борту моего корабля “Лукреция”, где я спросил упомянутых людей, которые прибыли в каноэ, куда они направляются. И они ответили: “На Каймановы острова”, куда, как они сказали, они направлялись и раньше, да попали в туман. И теперь притворились, что хотят идти со мной на Кайманы. И далее [свидетель] сказал, что они говорили, что собираются прибыть в Новую Англию прежде меня. Я спросил: “На каком судне?”. Они ответили: “Не имеет значения, на каком судне”. И пока эти люди беседовали со мной, барк Дугласа взял корабль “Блю дав” на абордаж, перерезал его канаты и поднял паруса, и эти люди, которые были со мной на борту моего судна, отправились на борт названного корабля “Блю дав”. И так они ушли, а три дня спустя шкипер [Роберт Кук], купец и вся команда, после того как их пересадили на небольшое судно, прибыли в Блуфилдс-Бей, где я тогда стоял на якоре, и я, отправившись к ним на борт, увидел шкипера корабля “Блю дав”, раненого выстрелом в руку, который рассказал мне, что они, упомянутые Дуглас и его команда, забрали всё, что у него было, оставив им лишь то, во что они были одеты. И затем этот свидетель сказал, что сквайр Уотсон говорил ему, что корабль “Блю дав” принадлежал сэру Уильяму Дэвисону [Давидсону] и капитану Тейлуру. И что шкипер и купец названного корабля говорили мне, что на борту названного корабля “Блу дав” имелись письма для его величества и герцога Йоркского. Это были весьма важные письма. И затем сказал, что шкипер и купец корабля “Блу дав” говорили мне, что на борту названного корабля имелись драгоценности стоимостью триста фунтов стерлингов и около тридцати ящиков ртути, а также сахар… но я не помню, какое количество он назвал».

Показания капитана Хадселла дополняет свидетельство уже упоминавшегося нами Джона Хантера. Последний сказал, «что когда мы были в Блуфилдс-Бее, сей Дуглас пришел на двух лодках примерно в восемь часов вечера. Мы окликнули их и спросили, откуда они; и ответ был: “С Барбадоса”. Мы спросили, кто это там нуждается в помощи. Они ответили: “Питер Прайер”, который сказал, что они потеряли Кайманы и хотят найти их снова, но тут же положили руль на штирборт и пристали к нашему борту, произведя залп из пистолетов, во время которого они прострелили руку нашему шкиперу; затем забрались на наш борт и загнали нас в трюм, не спросив нас, что мы везли, и с тем перерезали наш якорный канат и немедленно вышли в открытое море”.

Приведем также отрывок из свидетельства одного из пленных пассажиров с “Блу дав”, Уильяма Брауна: “Названный корабль [“Блу дав”], выйдя из Порт-Ройяла с 10 людьми или около того, с несколькими пассажирами, отправился в компании с капитаном Хатчвеллом [Хадселлом] в Блуфилдс-Бей, что примерно в 20 лигах от Порт-Ройяла, и взял там воду и балласт, и когда он стоял на якоре, капитан небольшого барка со своей командой взял их на абордаж и произвел по ним залп, и было их около 27 человек; уже несколько стемнело, шкипер был ранен пулей в руку, и люди на “Блу дав” были заперты в трюме корабля. Затем напавшие перерезали канаты и увели оба судна и их (пленников . – В.Г. ), пока они не прибыли в Пойнт-Негрил, где встретили английский барк, прибывший с Каймановых островов и направлявшийся в Порт-Ройял на Ямайке, где они пересадили упомянутого шкипера “Блу дав” на борт в соответствии с его просьбой и обеспечили их провизией и канистрой спирта. И когда они скрылись из виду, они (пираты . – В.Г. ) принайтовили свой барк к борту приза и перетащили с него большую часть его вещей, пустив его плыть по воле волн.

Когда корабль был взят у Роберта Кука, на его борту находилось 48 бочек сахара, некоторое количество какао, эбенового дерева, гранадильи, бразильского дерева, конопата, вяленой трески, фитилей, ртути – 29 или 30 ящиков, 2 золотые короны с различными иными драгоценностями, 1 бочонок ножей, некоторое количество сабель, 1 бочонок ножен, 60 кувшинов масла, 9 канистр спирта, 7 или 8 пачек белого воска, железное дерево, около 5 или 7 пачек смолы».

Ограбив «Блу дав», Дюгла совершил акт откровенного пиратства и не мог рассчитывать на то, что адмиралтейский суд в Порт-Ройяле признает его добычу законным призом. Именно поэтому он решил идти в колонии Северной Америки, где местные колониальные чиновники и купцы охотно приобретали у пиратов продукты их грабежей.

Сам Дюгла позже утверждал, что шел в Португалию «с этим своим призом», собираясь отчитаться перед королем за свои корсарские действия, но из-за недостатка воды и дров вынужден был зайти в Портсмут (Нью-Гэмпшир), где в июне 1664 года стал на якорь в устье Пискатайи. Его помощник, сойдя на берег, показал местному судье Брайану Пендлтону португальскую каперскую грамоту и показания пассажиров и команды «Блу дав» о том, что корабль был собственностью евреев, «врагов короля Португалии», и заявил, что «Блу дав» взят как законный приз.

24 июня власти Портсмута допросили пятерых пленных пассажиров с «Блу дав», которые в один голос утверждали, что судно действительно принадлежало евреям. В частности, голландец Маркус Клаэсзоон заявил, что «когда он был спрошен названным капитаном Джоном Дугласом, где корабль был приписан, то он, названный Маркус Клэйс, сказал, что названный корабль был приписан к Амстердаму; что корабль направлялся в Амстердам, когда он был взят; что евреи побывали на его борту перед тем, как мы отплыли; что большая часть команды состояла из шотландцев; что после того как названный корабль был взят, шкипер Роберт Кук и большая часть его команды просили капитана высадить их на берег на Ямайке, и капитан, встретившись с барком, направлявшимся в Порт-Ройял на Ямайке, позволил им уйти в соответствии с их просьбой…».

Другой пленник, испанец Бартоломео Мартин, подтвердил слова голландца. В протоколе допроса записано, что «когда он был спрошен названным капитаном Джоном Дугласом, известно ли ему, что корабль принадлежал евреям, он ответил, что слышал, как Исаак Кардозо, еврей, говорил ему в частном порядке, что корабль принадлежал его отцу в Амстердаме, и что он был доверен ему его отцом из Амстердама, и что названный Бартоломью Мартин видел, как евреи доставили [на борт] ртуть, и что он знает, что оная – та самая, что взята на “Блу дав”…».

Еще один пленник, упоминавшийся выше Уильям Браун, показал под присягой, что «видел, как один еврей доставил на борт судна некоторые товары, что еврей пометил их, что еврей сделал распоряжение о товарах, которые корабль привез из Голландии, и что имя еврея было Исаак Кардозо…».

Основываясь на этих показаниях, власти Портсмута позволили Дюгла продать часть награбленных товаров, чтобы на вырученные деньги он мог закупить провизию. Но пока пират реализовывал свою добычу, в Бостон (Массачусетс) прибыл капитан Хадселл на «Лукреции». Там он сообщил о захвате «Блу дав» сэру Фрэнсису Уиллоуби, зятю одного из владельцев корабля. Одновременно в Бостоне стало известно, что «Блу дав» стоит на якоре в Портсмуте. Губернатор Массачусетса немедленно уполномочил купца Джеймса Оливера и его компаньона Эдварда Хатчинсона захватить «Блу дав», выдав им для этого специальное поручение. В нем было записано:

«Будучи достоверно информированным о прибытии в Пискатадж корабля, команда коего состоит из лиц, которые дали основание к подозрению и были заподозрены в захвате упомянутого корабля пиратским способом или противоправным и незаконным образом, и дабы Его Величество мог иметь право сохранить за собой таможенные пошлины, его добрые подданные – право владельцев и собственников корабля, а товары возвращены без какого-либо подобного неправомочного их захвата, именем Его Величества мы уполномочиваем и требуем, чтобы вы, капитан Джеймс Оливер и капитан Эдвард Хатчинсон, после получения сего [полномочия] немедленно отправились на указанную реку Пискатадж и там обратились к капитану Брайану Пендлтону и мистеру Ричарду Каттсу, которые настоящим также уполномочены… вместе с вами, и все вместе или трое из вас настоящим наделяются властью захватить командира, офицеров и команду названного корабля либо на реке Пискатадж, либо в какой-то иной гавани, порту или месте в пределах этой юрисдикции; в случае, если они откажутся подчиниться вашим приказам для проведения суда, надлежит задержать названный корабль и товары; и, задержав их, вы должны доставить названных лиц, корабль и товары в Бостон, чтобы там можно было провести следствие и осуществить его в соответствии с законом и правосудием; а чтобы вы имели полную возможность оправдать оказанное вам доверие, всем офицерам и командирам в этих краях, как на суше, так и на море, настоящим вменяется именем Его Величества… оказывать вам помощь и содействие в оном, для чего и выданы как ваше, так и их полномочия.

Подписано нами собственноручно, с печатью колонии, здесь приложенной, в Бостоне, в Новой Англии, сего 16-го дня июля 1664 года».

Капитаны Оливер и Хатчинсон блестяще выполнили указанное поручение. «Блу дав» был ими захвачен и отведен в Бостон, где его люки опечатали, а бумаги, включая португальское каперское свидетельство, передали властям Массачусетса.

Сэмюэл Маверик, один из английских комиссионеров, отправленный в Новую Англию для наведения там порядка, стал свидетелем того, как «Блу дав» был задержан в Портсмуте. 20 июля он писал капитану Томасу Бридону: «Случилось так, что когда мы готовы были войти [в гавань], отсюда вышел пинк, взятый в качестве приза кораблем с Ямайки, но по распоряжению губернатора Массачусетса приз был, как я понял, перехвачен, а те, что первыми взяли его, взяты под стражу капитаном Оливером и доставлены в Бостон».

Итак, потеряв свой приз, Дюгла и его сообщники оказались в бостонской тюрьме. В архивах Массачусетса сохранился весьма редкий документ – «Петиция капитана Джона Дугласа», датированная августом 1664 года. В петиции капитан жалуется на скверные условия содержания его и команды под стражей:

«Его чести губернатору, заместителю губернатора, магистратам и депутатам сего высокочтимого Генерального суда, ныне заседающего в Бостоне, в колонии Массачусетс, что в Новой Англии.

Петиция капитана Джона Дугласа, еще недавно командира приза, именуемого “Блю дав” из Амстердама, ради себя и команды (служащих и моряков, оному кораблю принадлежащих), чьи имена подписаны внизу.

Смиренно заявив, что поелику названный корабль был захвачен на Пускатакве именем Его Величества около восемнадцатого дня минувшего июля месяца со всеми сундуками этих моряков, оставив им лишь ту одежду, что на них одета, и что поелику названные моряки находятся здесь около пятнадцати дней без какого-либо пособия от этой страны и без единого пенни, дабы облегчить свое положение, так что они погибают все это время, не имея помощи от кого-либо из друзей, а некоторые из оной команды находятся без провизии уже три дня кряду, они покорно молят сей почтенный Суд о том, чтобы им как можно скорее передали судебное решение, является ли их приз законным или нет, и, с другой стороны, чтобы они могли получить свои сундуки, одежду и оружие; такова просьба ваших петиционеров, и они покорно молят, чтобы сие было взято к рассмотрению, а они будут, как долг их обязывает, молиться и т. д.».

Под петицией стоят подписи:

Джон Дуглас. Жан Клобартекс.

Томас Беркенхэд. Ламесте.

Томас Мартин. Вильям Джотт [Гийом Жотте?]

Абрахам Вилкерсон. Джон Хорр [Жан Орре?]

Халлигар Джонсон [Янсзоон], его знак +.

Его знак Х. Пьер Перваль.

Михил Хендерсон, Жан Паж.

Его знак МН.

Маленький Голландец.

Его знак Х.

В ответ на эту петицию Генеральный суд колонии 8 (18) августа постановил дать капитану Джону Дугласу 40 шиллингов и по 20 шиллингов – каждому из его людей «для сохранения их живыми до тех пор, пока они не смогут найти для себя какое-нибудь честное занятие, а также чтобы их личные вещи, действительно им принадлежащие… были им возвращены». Однако захват пинка «Блу дав» был признан незаконным.

Флибустьеров хотели держать под стражей до следующего заседания суда, но когда Дуглас заплатил 1000 ф. ст. залога, он был выпущен из тюрьмы на свободу. Его людей поселили в «Доме вдовы Томас» на Кингс-авеню, взяв с каждого по 20 ф. ст. залога.

Осенью того же года в Бостон пришло специальное полномочие от сэра Уильяма Давидсона, одного из владельцев «Блу дав», датированное 13 (23) сентября 1664 года. В нем содержалось жесткое требование преследовать в судебном порядке лиц, причастных к пиратскому захвату пинка, а также вернуть законным владельцам их судно и груз.

«[Сэр Уильям Давидсон] объявляет, что поелику корабль или судно, ранее называвшееся “Блю дав” из Лондона, где Роберт Кук из Рэтклифа был последним шкипером, а Джеймс Уотсон, слуга названного сэра Уильяма Давидсона, суперкарго на названном корабле, – возможно, сей корабль теперь называем или известен под другим именем, – вместе со всем его грузом сахара, ртути, какао, табака, бразильского дерева и иных вещей, товаров, серебряных денег и других каких бы то ни было вещей, ранее нагруженных на Ямайке слугами названного сэра Уильяма Давидсона, был (как он, названный Уильям Давидсон доподлинно информирован) мошеннически и по-разбойничьи захвачен пиратами, разбойниками и ворами, пришедшими с вышеназванной Ямайки; и уведен в Бостон в Новой Англии или куда-то поблизости; теперь он, названный сэр Уильям Давидсон, имея право… назначать, обязывать и утверждать, сим настоящим вместо себя назначает, обязывает и утверждает мистера Фрэнсиса Уиллоуби из Чарлз-Тауна, что в Новой Англии, купца, своим действительным и законным поверенным, давая и сим настоящим жалуя своему упомянутому поверенному полную правомочность, полномочие и законную власть для, во имя и в пользу названного сэра Уильяма Давидсона требовать, преследовать судебным порядком, отпускать, возвращать, получать и брать во владение названный корабль, недавно именовавшийся “Блю дав” из Лондона (или под любым иным названием, под которым он может быть теперь известен), и всю фурнитуру и внутреннее убранство, ему принадлежащие, вместе со всем его грузом сахара, ртути, какао, табака, бразильского дерева и иными вещами, товарами, серебряными деньгами и другими какими бы то ни было вещами, и делать и выдавать такие расписки и квитанции, какие будет необходимо, и во всем следовать приказам и указаниям названного сэра Уильяма Давидсона; а также взять, захватить и арестовать названных пиратов, разбойников и воров и преследовать их по суду в соответствии с законом; и, если будет необходимо, в силу данного пожалования представать пред любыми господами судьями и юристами в любом суде или судах, чтобы там давать ответы, защищать и отвечать в любых делах и случаях, касаемых или относящихся к этому пожалованию, делать, говорить, преследовать, обвинять, арестовывать, захватывать, секвестировать, задерживать, заключать в тюрьму и осуждать и снова освобождать из тюрьмы; и далее вообще и в соответствии с пожалованием делать все, что он, названный сэр Уильям Давидсон, может или мог бы делать, ежели б сам тогда и там присутствовал, с полномочием назначать заместителями одного или более поверенных под его руководством, с такими же или ограниченными полномочиями, и таковые снова отменять; и названный сэр Уильям Давидсон обещает ратифицировать, подтвердить, признать и одобрить все и всякие его, упомянутого поверенного, или его заместителя или заместителей будущие законные действия, или дела, или то, что содеяно в соответствии с пожалованием, в силу данного документа; в подтверждение чего названный сэр Уильям Давидсон подписал, опечатал и передал данный документ.

Сие сделано и передано в вышеназванном Лондоне в присутствии капитана Джона Тейлора из Лондона, купца, и мистера Николаса Корселлиса, также из Лондона, купца, как свидетелей, необходимых в этом деле.

Джон Тейлор.

Уильям Давидсон.

Николас Корселлис.

Заверено Уильямом Алленом, общественным нотариусом, 1664 год».

Генеральный суд Массачусетса вновь собрался в декабре, и сэр Фрэнсис Уиллоуби представил судьям упомянутую доверенность от сэра Уильяма Давидсона. На следующий день суд собрался снова и решил, что, если капитан Джон Дуглас и его люди не явятся на заседание, их залоги не будут им возвращены. Поскольку некоторые из членов флибустьерской команды «обвиняли и порицали действия Генерального суда», судьи издали распоряжения о повторном задержании всей шайки. 31 января 1665 года в суде графства было объявлено, что все ответчики рассеялись, пожертвовав своими залогами. Таким образом, сэру Уильяму Давидсону и его партнерам не удалось не только отомстить флибустьерам, посягнувшим на их собственность, но и полностью возместить убытки от грабежа их судна.

Запись в «Календаре государственных бумаг» сообщает, что 1 (11) марта 1665 года король отправил сэру Томасу Модифорду письмо. В нем указывалось, что «некий капитан Джон Дуглас на частном военном корабле, снаряженном неким Жаком Мартэном с Ямайки, захватил корабль “Блу дав” из Лондона, принадлежащий сэру Уильяму Давидсону, в Блуфилдс-Бее на Ямайке и отвел его в Новую Англию, губернатору и Совету которой Его Величество послал письма с требованием арестовать пирата, но более ничего не слышал о нем. Если он вернется на Ямайку, губернатору Модифорду надлежит задержать и судить его или отправить для суда в Англию; а упомянутый Жак Мартэн, будучи сообщником в пиратстве, должен осознать свое преступление посредством судебного преследования и возмещения ущерба, нанесенного сэру Уильяму Давидсону».

Где скрывался Жан Дюгла в течение следующих нескольких лет – неизвестно. Но в 1668 году он снова появится на Ямайке и присоединится к флибустьерской флотилии под командованием Генри Моргана, о чем будет рассказано ниже.

Глава 15. Попытки губернатора Томаса Модифорда установить мирные отношения с испанцами

Как уже отмечалось, 15 (25) февраля 1664 года новым губернатором Ямайки король назначил сэра Томаса Модифорда. Поскольку с именем этого джентльмена связан расцвет ямайского флибустьерства, есть смысл внимательней присмотреться к его персоне.

Томас Модифорд родился около 1618 года в Линкольн’с-Инн (Миддлэссекс) в семье олдермана Джона Модифорда и Мэри Уокер. В 1640 году он женился на Элизабет Палмер, от которой имел несколько детей. Его карьерный рост во многом объяснялся тем, что Модифорд приходился родственником генералу Джорджу Монку (будущему герцогу Албемарлю). Во время гражданской войны он сражался против войск парламента на стороне короля Карла I Стюарта. В 1647 году Модифорд переселился на остров Барбадос, где стал крупным плантатором и купцом. В 1651 году он вступил в переговоры с коммодором сэром Джорджем Эйскью, командовавшим республиканской эскадрой, и был назначен командиром милицейского (колониального) полка. Спустя некоторое время Модифорд разработал и передал лорду-протектору Оливеру Кромвелю свой проект завоевания бассейна реки Ориноко, но они были проигнорированы. После прибытия на Барбадос экспедиции адмирала Пенна и генерала Венэблза полковник Модифорд помог последнему рекрутировать колонистов для участия в операциях против испанских колоний на Антиллах (1655). Незадолго до реставрации монархии в Англии его назначили управляющим Барбадоса (1660) в качестве председателя Совета острова.

В марте 1664 года Модифорд был возведен Карлом II Стюартом в рыцари (стал баронетом), назначен генерал-губернатором Ямайки, а также «адмиралом на всех морях и берегах вокруг названного острова, с полномочиями учредить один или несколько адмиралтейских судов для ведения и решения всех флотских дел и вопросов, и со всеми иными полномочиями, соответствующими посту и службе вице-адмирала, выполняя в соответствии с данным поручением директивы и инструкции, которые вы будете получать от нашего возлюбленнейшего брата герцога Йоркского, нашего великого адмирала Англии».

Модифорд как губернатор имел право избрать Совет Ямайки из двенадцати персон или продлить полномочия того, что уже был избран до него; издавать законы по согласованию с не менее чем пятью лицами из названного Совета, но так, чтобы они не вели к умалению прав и интересов колонистов «в их свободе владеть товарами и скотом» или к уменьшению членов Совета; учреждать гражданские суды и назначать судей с установленным окладом; собирать и командовать военными силами и объявлять военное положение на острове; обладать всеми вице-адмиралтейскими полномочиями; строить форты, порты, города и пр. и делить остров на лордства или иные земельные участки по своему усмотрению; гарантировать хартии цехам со свободой устраивать ярмарки и рынки; проводить ревизию уже дарованных земель и договариваться с жителями относительно оставшихся с правом предоставлять такие же дарения под публичной печатью, предусмотрев умеренную арендную плату в пользу короля; прощать или смягчать наказания до или после вынесения приговоров (исключая дел, связанных с государственной изменой или преднамеренным убийством), исполнение которых он мог отсрочить на год в ожидании решения короля; созывать ассамблеи и с их согласия издавать законы, сохраняя за собой право вето; взимать налоги с жителей и приезжих; получать оклад в 2000 ф. ст. в год, выплачиваемый поквартально из казны в Вестминстере.

В инструкциях, данных Модифорду 18 (28) февраля, предписывалось еще до его отбытия с Барбадоса просить лорда Уиллоуби (со ссылкой на письмо короля) предоставить ему всяческую помощь, в частности, поощрять местных плантаторов к переезду на Ямайку; получить от полковника Эдварда Моргана, который был назначен вице-губернатором Ямайки, оружие, амуницию и 3000 ф. ст., в том числе 1000 ф. ст. – в качестве годового жалованья для себя, 600 ф. ст. – для вице-губернатора, 300 ф. ст. – для майора и 600 ф. ст. – для своего телохранителя и общественного арсенала; оставшиеся 500 ф. ст. выделялись на инвентарь и различные инструменты «для раздачи жителям по разумным расценкам». Полковник Морган был особо рекомендован ему «для дружбы и полезного использования».

Прибыв на Ямайку, губернатор должен был собрать Совет и обнародовать свое пожалование; следить за тем, чтобы никто не нарушал свободу вероисповедания; производить расследования в гражданских и уголовных судах и учредить адмиралтейский суд в соответствии с полномочиями, полученными от верховного лорда-адмирала герцога Йоркского; запретить выдачу каперских свидетельств; поощрять торговлю и особенно сохранять добрые отношения с испанскими колониями; организовать топографическую съемку гаваней и сухопутных мест и возвести новые фортификации за общественный счет; зарезервировать 400 000 акров земли за королевским доменом для лучшего поощрения плантаторов, а тем, кто будет обрабатывать землю в течение пяти лет, даровать земельный участок; следить за тем, чтобы иностранцы не проживали в колонии отдельно от прочих, но только вперемешку с королевскими подданными; всех плантаторов и сервентов снабдить оружием, периодически собирать их и проводить военные учения; не взимать пошлины с ввозимых и вывозимых товаров в течение 21 года; товары с острова, перевозимые в Англию, объявить свободными от пошлин в течение пяти лет; расходы правительства Ямайки в сумме 2500 ф. ст. должны были покрываться за счет продажи колонистам спиртных напитков, «если они будут, однако, сдерживаемы от чрезмерного и порочного их употребления».

Модифорд мог давать разрешения на открытие рынков и ярмарок, и обязан был заботиться о сохранении поголовья дикого рогатого скота, лошадей, свиней и овец, лицензируя или запрещая охотникам вести охоту на них; особое внимание надлежало уделить улучшению посевов какао и ремонту домов в Сантьяго-де-ла-Веге. Следовало также позаботиться о том, чтобы плантации разбивали недалеко одна от другой и от морского побережья – «для лучшего предотвращения вражеских вторжений».

Губернатор обязан был регулярно присылать в Лондон отчеты о численности плантаторов и сервентов, потребностях острова, его основных продуктах, необходимом улучшении и вероятных выгодах, которые могли быть получены. Он мог утверждать дарения, уже выданные плантаторам, их наследникам и порученцам, а сервентам – только после четырех лет службы; 30 акров земли следовало даровать каждому плантатору за каждого доставленного на остров сервента, и 30 акров – любому сервенту после окончания срока его службы. Модифорд должен был также содействовать торговле монопольной Королевской Африканской компании, как он это делал, когда находился на Барбадосе. Наконец, ему разрешалось «делать все, что не было упомянуто в этих инструкциях», но, естественно, для блага короля и Ямайки.

15 (25) июня 1664 года Генри Беннет писал из Уайтхолла Модифорду: «…Мы весьма надеемся увидеть новое и гораздо лучшее обличье, которое тот остров приобретет под вашим разумным управлением. К сему прилагается распоряжение Его Величества о сдерживании разбоев и грабежей, продолжающихся в отношении испанцев, шум от коих бесконечно неприятен Его Величеству, и он рекомендует вам впредь предотвращать оные. Не хочу больше распространяться на эту тему, лишь замечу, что возврат кораблей и освобождение людей можно было бы осуществить, хотя имеется опасение, что возврат товаров, особенно уже перевозимых, осуществить не удастся; но в этом – после того, как вы сделаете то, что возможно, – не может быть вашей вины…».

Распоряжение короля, приложенное к упомянутому письму и датированное тем же числом, гласило:

«Чарлз К[ороль].

Верному и возлюбленному, поклон от нас.

Невозможно выразить наше неудовлетворение от того, что мы слышим ежедневные жалобы на насилия и грабежи, совершаемые кораблями, приписанными к нашему острову Ямайка, в отношении подданных короля Испании, посредством захвата их кораблей и вторжений на их территории, во вред тем добрым отношениям и связям с ними, которые мы так часто рекомендовали тем, кто должен был осуществлять управление там от нашего имени. И хотя мы не можем сомневаться в том, что вы уже делаете на своем посту то, что вам поручено, с целью удержания всех под вашим послушанием… жалобы оттуда ежедневно продолжают поступать к нам; посему мы… приказываем и повелеваем вам весьма строго не только запретить продолжение всех подобных насилий в будущем, но и позаботиться о том, чтобы наказания были наложены на тех, кто это делает, а также осуществить полный возврат всех кораблей и товаров вместе с освобождением и удовлетворением лиц, которые уже захвачены или будут после этого захвачены вопреки нашему распоряжению; объявляю также, что мы желаем, дабы вы приговорили к заслуженному наказанию всех тех, что нарушит сие».

Назначение на пост губернатора Ямайки и королевские инструкции должен был доставить Модифорду на Барбадос сэр Эдвард Морган, получивший, как уже упоминалось, должность вице-губернатора. В период Тридцатилетней войны (1618–1648) этот храбрый вояка служил наемником в Нидерландах и Германии, а в годы Английской революции (1640–1660) сражался на стороне роялистов против войск парламента; жена его была дочерью саксонского дворянина Иоганна Георга, барона фон Пёльница.

27 февраля были подписаны инструкции Эдварду Моргану, обязывавшие его сесть на корабль «Уэстергейт» и доставить сэру Томасу деньги, «предназначенные для королевской службы на Ямайке, с полномочием использовать их самому в случае смерти или недееспособности сэра Томаса Модифорда». Через два дня вице-губернатору был передан черный ящик с документами, которые он должен был взять с собой на корабль; в ящике находились назначение и инструкции для сэра Томаса Модифорда, письма ему от короля и госсекретаря Беннета, назначения на посты вице-губернатора и майора, письма сэру Чарлзу Литлтону от короля и госсекретаря Беннета, письмо губернатору Барбадоса лорду Уиллоуби от короля и инструкции Моргану о том, как вести себя в этой поездке и в случае отказа, смерти или недееспособности Томаса Модифорда.

20 (30) марта Модифорд объявил на Барбадосе о своем назначении губернатором Ямайки и призвал всех желающих последовать вместе с ним на новое место жительства. В объявлении указывалось, что король гарантирует свободу совести всем переселенцам, освобождение от налогов на 21 год, пожалование земли и «свободу торговли со всеми дружескими нациями, исключая торговлю неграми, снабжать которыми будет Королевская Африканская компания». Желающим переехать на Ямайку необходимо было взять с собой в дорогу провиант и получить разрешение на отъезд у губернатора Барбадоса. Эти разрешения нужны были для того, чтобы пресечь бегство с Барбадоса несостоятельных должников и сервентов, срок кабалы которых еще не истек.

5 (15) апреля, в связи с готовившимся отплытием сэра Чарлза Литтлтона в Англию (и на период до прибытия нового губернатора), Совет Ямайки избрал своим председателем ветерана армии генерала Венэблза Томаса Линча; одновременно он стал главнокомандующим милицейских сил и главным судьей острова.

Когда происходили все эти события, капитан флибустьеров Ричард Гай привел в гавань Порт-Ройяла еще один испанский приз, взятый им у берегов Эспаньолы. Добыча, по всей видимости, была весьма ценной, так как вскоре Гай приобрел на Ямайке значительные земельные участки, превратился в одного из самых состоятельных плантаторов и в 70-е годы XVII века неоднократно избирался членом ямайской Ассамблеи. Умер он там же, на Ямайке, в 1681 году.

21 апреля (1 мая) на Барбадос прибыл корабль «Уэстергейт», который доставил туда сэра Эдварда Моргана с семьей, пассажиров, амуницию, а также королевские грамоты, инструкции и письма. 10 (20) мая полковник Модифорд писал по этому поводу госсекретарю Генри Беннету (получившему к этому времени титул лорда Арлингтона), отмечая, что уже на следующий день после своего прибытия на остров Морган с семьей пожаловали к нему на плантацию в гости. Модифорд сожалел по поводу того, что сэр Эдвард «во время утомительного плавания потерял свою старшую дочь, леди весьма красивую и достойную, и двое других из его семьи после этого тоже умерли от злокачественных болезней, вызванных грязью пассажиров». Когда об этих смертях узнали собранные на Барбадосе переселенцы (около 1500 человек), они наотрез отказались «сесть на это судно».

Из этого же письма явствует, что новый губернатор Ямайки уведомил о своем назначении и своих инструкциях испанские власти на Эспаньоле, отправив туда в начале мая 10-пушечный кеч капитана Роберта Энсома «Своллоу» и королевский фрегат «Уэстергейт». В его письме губернатору Санто-Доминго указывалось, что король велел ему позаботиться об острове Ямайке и «строго предписал ему удерживать всех его подданных от причаливания судов и вторжения на территории его Католического Величества, желая для своей королевской особы лишь одного – чтобы его подданные жили в дружбе и добрых отношениях со всеми своими соседями; поэтому посол Его Величества теперь проживает при дворе Католического короля, тщательно проинструктированный сделать все эти предложения, которые могут привести к вечной дружбе между этими наиболее славными нациями. Между тем позволено нам не только воздерживаться от всех актов вражды, но любезно предоставить друг другу свободу пользоваться в наших соответствующих гаванях дровами, водой и провизией за деньги. Через полковника Теодора Кэри и капитана Джона Пэррота лично ручаюсь за искренность того, что здесь написано. На борту Его Величества корабля “Мармадюк” 30 апреля 1664 года».

2 (12) мая упомянутые в письме полковник Теодор Кэри и капитан Пэррот получили от Модифорда инструкции по поводу переговоров с колониальной администрацией Санто-Доминго. В них подчеркивалось, что «они должны провести беседы с жителями и настойчиво склонять их к торговле с Ямайкой, особенно неграми»; далее, по возможности, им следовало убедить испанцев «прислать кеч для переговоров с Модифордом, предлагая оставить для надежности заложников». В случае успеха переговоров посланцы могли передать соответствующую информацию в Картахену. Наконец, оставаясь в Санто-Доминго «столь долго, сколько потребует дело», Кэри и Пэррот должны были отправить капитана Энсома «прямо в Пойнт-Кагуэй» (Порт-Ройял), где Модифорд надеялся встретить их.

Томас Линч в письме лорду Арлингтону, датированном 25 мая (4 июня), писал с Ямайки, что вице-губернатор полковник Морган «прибыл 3 или 4 дня назад, а губернатора ожидают в течение 5—10 дней на “Мармадюке” с 600 или 800 людьми. “Своллоу” и “Уэстергейт” посланы на Сан-Доминго, где полковник Кэри, К. Хэмлок и Дж. Пэррот должны получить положительный ответ на предложения сэра Томаса Модифорда о мире, но сомнительно, что Ямайка выиграет от этого, ибо это не во власти губернатора – развить или задушить торговлю, и нет нужды или выгоды приводить частных испанцев на Ямайку, ибо мы и они совершили слишком много обоюдных жестокостей, чтобы можно было быстро наладить отношения. Когда король был восстановлен на троне, испанцы думали, что поведение английской нации тоже изменится и рискнули послать два или три судна на Ямайку за неграми, но неожиданные набеги и вторжения К. Мингса, за которые губернатор Сан-Доминго бранил специальных уполномоченных, заставили испанцев удвоить их злобу, и ничего, кроме приказа из Испании, не может дать нам допуск на торговлю, особенно в то время, когда они так обильно и дешево снабжаются неграми посредством генуэзцев, которые имеют контракт на поставку им 24500 негров в течение семи лет, коих испанцы должны по договору получать от голландцев на Кюрасао; на этом проклятом маленьком неплодородном острове у них имеется теперь 1500 или 2000 [человек]. Секретарь Беннет может судить по этому, не лучше ли Королевской Компании продавать своих негров по контракту генуэзцам и не лучше ли заполучить торговлю и серебро Америки, не отстраняя фламандцев от Африки. Отзыв приватиров будет, между тем, не скорым и рискованным средством и может оказаться совершенно неэффективным без наличия пяти или шести военных кораблей. Если губернатор отдаст приказ и пообещает пресечь [приватирство] и оно не будет полностью пресечено, доверие к нему и англичанам окажется под вопросом, и проект будущей торговли из-за этого потерпит крах. Голые приказы по их сдерживанию или отзыву приучат их лишь к уходу из этого порта и заставят их (и это возможно) нападать на нас так же, как и на испанцев. Какую уступчивость можно ожидать от людей столь отчаянных и многочисленных, которые не имеют никакой иной стихии, кроме моря, и предпочитают не торговлю, а приватирство? Здесь может быть более 1500 их на примерно 12 судах, которые, если они будут испытывать нужду в английских каперских грамотах, смогут получить французские и португальские документы, и если с ними они захватят что-либо, то они, безусловно, получат хороший прием в Новых Нидерландах и на Тортуге. И из-за этого нас станут проклинать и ненавидеть, ибо испанцы называют всех разбойников в этих морях, какой бы нации они ни были, англичанами. И так будет. Хотя мы живем на Ямайке кротко, сидим тихо и смотрим, как французы богатеют на призах, а голландцы – на торговле в Вест-Индии. Мы надеемся, в конце концов, преуспеть в земледелии, и есть уверенность, что никто из наших жителей не пойдет теперь в море и не последует за каким-нибудь другим К. Мингсом. Те, кто был раньше расположен к этому в течение длительного времени, уже ушли и покинули нас…».

Томас Модифорд прибыл в Порт-Ройял в начале июня 1664 года. Во время заседания Совета Ямайки, собравшегося 4 (14) июня, сэр Томас принес присягу в качестве губернатора. Одновременно в Совет были избраны генерал-лейтенант Эдвард Морган, генерал-майор Джон Модифорд (сын губернатора), капитан Джон Мэн, майор Уильям Айви и секретарь Питер Пью. 6 (16) июня в качестве советников присягнули подполковник Томас Линч, полковник Сэмюэл Бэрри и подполковник Арчболд, 9 (19) июня – подполковник Джон Коуп и майор Томас Фаллер. Затем были предприняты первые шаги по сворачиванию приватирства. 11 (21) июня Совет Ямайки принял постановление о том, чтобы «в соответствии с распоряжением короля со всеми подданными его Католического Величества обходились как с друзьями и союзниками, и их суда или товары не должны делаться призами в силу какой-либо каперской грамоты, ранее выданной, или под любым иным предлогом». 15 (25) июня это постановление было обнародовано в виде губернаторской прокламации.

Отмена каперских поручений, как и ожидалось, была встречена флибустьерами в штыки. Многие капитаны, находившиеся в открытом море, опасались возвращаться на Ямайку, где их могли арестовать, а захваченную ими добычу – конфисковать. В одном из писем с Ямайки отмечалось, что «приватиров всё еще нет, и губернаторский указ о прекращении каперства скорее удержит их на расстоянии, чем приведет назад, и не совсем понятно, относится ли указ Его Величества к каперским грамотам, выданным лордом Виндзором, или запрещает только незаконные рейды жителей, ибо с тех пор письмо от мистера секретаря Ковентри обязало губернатора позаботиться о его Королевского Высочества сборах с боевых кораблей. Удачу от торговли здесь совершенно невозможно предугадать, однако все думают, что испанцы так ненавидят нас, что все приказы из Испании и нужды Индий едва ли приведут их в какой-либо английский порт; если что и может иметь успех, так это, скорее всего, торговля неграми».

С отменой приватирства участились акты откровенного пиратства. 26 июня (6 июля) Джозеф Мартин писал из Порт-Ройяла лорду Арлингтону: «Прежде полагали, что частные военные корабли, выходящие из этой гавани, весьма вредят земледелию; теперь их каперские грамоты отменены, и они не в состоянии вредить ему. Его превосходительство был весьма прилежен в намерении установить торговлю с испанцами, но губернатор Сан-Доминго позволил [английским] кораблям лишь брать воду и кренговаться в испанских портах. Не более трех приватиров всё еще должны вернуть свои каперские грамоты. Примеры этого зла настраивают испанцев против торговли с англичанами, несмотря на старания его превосходительства пригласить их к занятию ею. Приватиры несколько обескуражены миром; один из них (Жан Дюгла. – В.Г. ) захватил судно, направлявшееся с Ямайки в Голландию».

Упомянутым судном был пинк «Блу дав», о котором рассказывалось ранее.

Среди тех, кто отказался от приватирства, был уже известный нам капитан фрегата «Гриффин» Адриан ван Димен по прозвищу Сварт. 26 июня (6 июля) 1664 года сей джентльмен удачи писал лорду Виндзору, что, получив приказ вернуться на Ямайку, он, однако же, провел семнадцать месяцев в море, где не смог захватить ничего ценного; его корабль был потрепан штормами, «канаты и якоря потеряны, паруса изношены».

Большая часть людей Сварта, недовольная итогами экспедиции и не желавшая подчиниться новому губернатору Ямайки, покинула «Гриффин» во главе с Герритом Герритсзооном. В «Пиратах Америки» А.О. Эксквемелина он фигурирует под кличкой Рок Бразилец, а в английских документах именуется Гэрретом Гэрретсоном по прозвищу Роки.

Хотя Рок родился в Гронингене (Нидерланды), большую часть детства он провел в Бразилии. В книге Эксквемелина уточняется, что родители Рока, которые были купцами, переселились в Бразилию после того, как голландцы отвоевали ее прибрежную часть у португальцев в 1644 году. Во время своего пребывания в Бразилии Рок изучил португальский язык, а заодно и язык местных индейцев. Когда португальцы выбили голландцев из Бразилии, Рок нашел убежище во французских колониях на Малых Антильских островах. Это случилось около 1654 года. Будучи наделенным способностью к изучению языков, он изучил французский язык, а позже овладел также английским и испанским языками.

Точно неизвестно, когда Рок впервые появился на Ямайке, – вероятно, в конце 1650-х годов. Из свидетельского показания, которое он сделал на Ямайке в середине 1660-х годов, можно заключить, что в течение нескольких лет он плавал на борту фрегата «Гриффин» под командованием Сварта и, следовательно, должен был участвовать в походах на Сантьяго-де-Кубу и Кампече. Уйдя от Сварта на небольшом трофейном суденышке, Рок какое-то время безуспешно выслеживал добычу, пока не взял на абордаж большой корабль из Новой Испании. Свой приз он привел в Порт-Ройял не ранее 1665 года. «Эта удача, – рассказывает Эксквемелин, – создала Року среди пиратов большую славу, а сам он сильно возгордился. Перед ним стала трепетать вся Ямайка. Он был груб, неотесан и вел себя словно бешеная фурия. Когда он напивался, то как безумный носился по городу и немало перекалечил людей, которым довелось попасть ему под руку. Никто не осмеливался ему ни в чем перечить, только за глаза говорили, что он дурной человек. А у испанцев Рок стал известен как самый злой насильник и тиран. Однажды он посадил несколько человек на деревянный кол, а остальных связал и бросил между двумя кострами. Так он сжег их живьем, как свиней. А вина этих людей заключалась лишь в том, что они пытались помешать его черному делу и спасти свой свинарник, который он намеревался разграбить».

Подробнее о похождениях Геррита Герритсзоона мы расскажем в соответствующей главе.

28 июня (8 июля) вице-губернатор Эдвард Морган жаловался лорду Арлингтону, что его первое письмо к нему с Ямайки «было перехвачено неким пиратом из этого города». Он опасался, что количество пиратов может весьма возрасти после недавнего запрещения каперства. «В море все еще имеется 14 или 15 парусников… Они насчитывают 2000 или 3000 человек, мы же не имеем ничего крепче фортификации, способной вместить 100 человек». Команде «Уэстергейта», добавляет он, удалось захватить одного приватира, другой – под командованием Сварта – пришел добровольно, а третий привел с собой испанский приз; но остальные, он ручается, будут держаться в стороне, если не пойдут дальше и не начнут причинять вред английской навигации и торговле.

Подробные сведения о состоянии дел на Ямайке содержало также письмо Томаса Модифорда, написанное им госсекретарю 30 июня (10 июля). Губернатор сообщал, что был встречен местной администрацией и жителями «с величайшей любезностью» и в течение месяца знакомился с островом, который нашел «весьма целебным и приятным». Помимо губернатора и вице-губернатора, суда «Уэстергейт», «Блессинг», «Мармадюк» и «Своллоу» доставили на Ямайку 987 переселенцев. Местом своего поселения Модифорд избрал не Порт-Ройял, а Сантьяго-де-ла-Вегу (Спаниш-Таун). Данное решение объяснялось тем, что с «большой земли» до оконечности косы Палисадос, на которой располагался Порт-Ройял, можно было добраться, лишь преодолев шести миль по воде; это было небезопасно, утомительно и дорого.

Касаясь англо-испанских отношений в регионе, Модифорд отмечал, что его посланник был встречен в Санто-Доминго весьма учтиво и привез с собой дружеское послание от испанского губернатора. Далее упоминалось о прибытии на Ямайку капитана Сварта с «Гриффином» – «без людей и денег, а судно его уже не могло держаться на воде». Предполагая дать о нем подробный отчет королю, Модифорд сообщал о своем намерении укомплектовать «Гриффин» новой командой и отправить его на Барбадос – за женой и новыми переселенцами. Эту информацию подтвердил и Томас Линч, который писал госсекретарю, что «сэр Томас Модифорд отправил своего сына, генерал-майора Джона Модифорда, на небольшом фрегате, называемом “Гриффин”, с 14 или 16 пушками, чтобы привезти с Барбадоса свою жену и любых плантаторов, которые пожелают сесть на корабль для поездки на Ямайку».

В компании с «Гриффином» ушли суда «Уэстергейт» и «Своллоу». Подчиняясь господствующим ветрам и течениям, они пошли сначала на запад, к кубинскому мысу Сан-Антонио, чтобы затем обогнуть Кубу с севера и взять курс на Малые Антильские острова. 28 августа, во время сильного шторма в Мексиканском заливе, кеч «Своллоу» капитана Энсома отделился от двух других кораблей и самостоятельно вернулся на Ямайку в конце декабря.

«Гриффин», по информации Линча, в районе Наветренных островов подвергся нападению со стороны голландского военного корабля и «вынужден был стать у французского острова Мартиника для ремонта. Бой, предположительно, был в ноябре, и “Гриффин” ожидали на Барбадосе со дня на день…». Однако это сообщение не соответствовало действительности. Согласно показаниям пленного испанского капитана Франсиско Мартина, взятым спустя четыре года (в сентябре 1668 года), два английских судна потерпели крушение у берегов Флориды в августе 1664 года. Уцелело лишь пять человек. Они попали в плен к индейцам и жили среди них, пока губернатор Флориды не отправил десять солдат выкупить пленников. Последних доставили в Сан-Аугустин (совр. Сент-Огастин) 9 ноября 1664 года. Один из пленных англичан сообщил Мартину, что является старшим сыном губернатора Ямайки (у него были «прекрасное массивное тело, очень хорошее лицо и светлые, слегка вьющиеся волосы»). В январе следующего года губернатор Флориды велел капитану Мартину снарядить фрегат, чтобы отвезти пленных в Гавану, а оттуда на галеонах «серебряного флота» – в Испанию. Но, замечает Мартин, в Гаване в то время не было кораблей, готовых уйти в Европу. Дальнейшая судьба Джона Модифорда осталась невыясненной.

Что касается фрегата «Гриффин», то испанцы могли отремонтировать его и отвести на Кубу. На это косвенно указывают свидетельские показания капитанов Сэма Ширдло и Геррита Герритсзоона от 11 (21) января 1666 года. 12 (22) июля 1665 года, когда они крейсировали вблизи Гаваны, их отогнали от побережья три испанских военных корабля. 7 (17) октября 1666 года Герритсзоон дал показания под присягой губернатору Moдифорду. В документе записано, что «Гэррет Гэрретсон по прозвищу Роки», имевший «26 лет отроду или около того», без труда опознал в одном из упомянутых испанских кораблей «фрегат “Гриффин”, ранее принадлежавший капитану Адриану ван Димену по прозвищу Сварт». К сожалению, ни подтвердить, ни опровергнуть заявление Рока Бразильца пока что нет возможности.

Вернемся, однако, к письму Томаса Модифорда. Говоря о приватирах, губернатор подчеркнул, что во исполнение приказов его величества издал прокламацию об отмене каперских поручений; но, добавляет он, «страх может толкнуть их к французам на Тортугу и повернуть их силы против этого острова и всей нашей торговли, что было уже отчасти сделано в отношении капитана Уотсона, который был неожиданно захвачен ими в заливе Блуфилдс» (речь, несомненно, идет о захвате пинка «Блу дав», на котором Уотсон был не капитаном, а суперкарго).

По данным Модифорда, общая численность флибустьеров Ямайки доходила до 1500 человек. Усмирять их благоразумнее было «постепенно и мягко», но, следуя королевским инструкциям, губернатор готов был сделать это «быстро и сурово». В связи с этим, возможно, возник новый проект захвата Тортуги при помощи кораблей королевского флота.

В «Календаре государственных бумаг» содержится «Краткий отчет об острове Тортуга», датируемый примерно 1664 годом. Приведем его краткий пересказ: «Когда генерал Венэблз прибыл к Эспаньоле, на Тортуге проживало некоторое количество испанцев, которые полностью покинули это место спустя шесть месяцев. Тогда Элиас Уоттс с 10 англичанами с Ямайки взял во владение оный, возвел форт с четырьмя пушками из руин большого форта, который возвели французы, которых, однако, полностью разбили испанцы. Спустя некоторое время около 150 англичан и французов поселились там, что было большим подспорьем для английской нации. Полковник Уоттс получил комиссию на названный остров от генерала Брейна, губернатора Ямайки, и число жителей возросло. Бедный несчастный джентльмен [Джеймс Аранделл], полковник в армии короля, высланный из Англии, женился на дочери Уоттса и стал начальником на Тортуге; но французский месье [дю Россе] добыл комиссию, прибыл на Ямайку, когда полковник Дойли был губернатором, и владение было дано ему при условии сохранения острова за английской нацией; но он провозгласил короля Франции, ограбил англичан, выгнал их с острова, и с тех пор держит сие владение. Несправедливость, что Тортуга не может иметь жителей с Ямайки. Это порт, где военные корабли могут в безопасности стоять на якоре и приводить свои призы, выставляя их на аукцион и удовлетворяя все свои нужды, что может весьма неблагоприятно отразиться на Ямайке. Под протекцией Ямайки находится 20 приватиров всех национальностей, которые, будучи тут отстраненными от захвата призов, желают взять на Тортуге французские или португальские комиссии, а то и вовсе никакие, и препятствовать всей торговле с Ямайки и не давать испанским кораблям приходить сюда покупать негров. Наконец, ежели Тортуга не будет приведена к повиновению губернатору Ямайки, это может стать причиной разорения ее и превратит в убежище разбойников и пиратов, которые сделали его [пиратство] своей жизнью, из-за чего жители Ямайки покинут страну. Это может быть предотвращено подчинением Тортуги двумя королевскими кораблями с Ямайки, и это может быть очень легко сделано, так как там имеется лишь 150 французов и один форт с четырьмя пушками…».

В архивах сохранились также «Предложения Абрахама Лэнгфорда по делу о его возвращении на Ямайку и Эспаньолу». В своей петиции Лэнгфорд просил короля предоставить ему «специальное поручение на управление Тортугой и берегами Эспаньолы с содержанием». При этом он указывал, что в течение двух лет «прилагал усилия к покорению Тортуги и к управлению берегом Эспаньолы за счет собственных больших расходов». Петиция содержала предложение либо захватить Тортугу силой, либо купить ее у сьёра дю Россе, «который претендует на нее как на свою собственность и предлагает ее к продаже».

Прошение капитана Лэнгфорда рассматривалось в Лондоне, о чем можно судить по следующей записи в «Календаре государственных бумаг»:

«3 октября 1664 года, Парсонс-Грин.

Доктор Генри Стаббс Уильяму Годолфину, в доме сэра Генри Беннета возле Чэринг-Кросс. Изложил по просьбе сэра Генри Беннета свое мнение относительно нынешнего проекта по Тортуге. Считает, что проект не заслуживает внимания Его Величества; сие может подвергнуть опасности разрыва отношения с Францией, заденет королевскую честь, является трудным для исполнения и не имеет особых выгод… Остров [Тортуга] мал и слабо поощряет англичан к поселению… Нынешний французский губернатор удерживает его с помощью своих домашних и слуг, и там нет ни одной значительной плантации, так как буканиры не имеют постоянных жилищ на Эспаньоле из-за страха перед испанцами. Тортуга является их гаванью, а также портом для французских кораблей, так что нет необходимости принуждать или привлекать какой-то выгодой Его Величество к исполнению сего проекта. Неизвестно, с какими именно силами Его Величество может овладеть им, посколько можно встретить отпор от французов с Эспаньолы… Трудно понять, каким образом кто-либо возьмется отправиться с Ямайки на Тортугу, и как это может быть в интересах короля – ослабить Ямайку? Полковник Бэрри был старый известный солдат и плантатор на Ямайке, капитан Пленвиль – серьезный и разумный плантатор, который с капитаном Леверетом, капитаном Лэнгфордом и всеми их интересами и фантазией не смогли достать и 20 человек, чтобы пойти с ними обосноваться там; и можно себе представить, может ли кто-либо еще желать этого сегодня, когда Ямайка находится в таком преуспевающем состоянии… Тортуга может оказаться такой же фатальной для ямайцев, как Ямайка для Барбадоса, Сент-Китса, Невиса или Бермуд. Англичане приобрели ее однажды, но никто никогда не слышал о каких-то больших выгодах от этого… Проект относительно Сан-Доминго более реальный. Но всё подается не так, как оно есть в реальности; капитан Лэнгфорд – неподходящий человек для руководства этим проектом… Капитан Лэнгфорд не говорит по-французски и не понимает этого языка; он совершенно не мудрый человек, его интерес – на Ямайке, и личность он – презренная, удача покинула его, а честность его сомнительна… Вся его выдумка – не более чем желание покрыть за счет королевской казны свои долги, которые он заимел через свою беспечную жизнь и измену… своим принципам… Он добрый моряк и знаток тех мест, но так упрям, что гораздо больше хвастается, чем знает на самом деле…».

В итоге предложения Лэнгфорда были отвергнуты, и английское правительство больше не возвращалось к рассмотрению проектов о захвате Тортуги и западной части Эспаньолы.

В июне 1664 года в Порт-Ройял вернулся капитан флибустьеров Генри Кастинг, долгое время промышлявший в Карибском море с просроченным каперским свидетельством от лорда Виндзора. Он привел с собой захваченный им испанский корабль «Сан Мигель и Санто Доминго» (судовладелец – мулат Себастьян Креспо). Видимо, о нем Модифорд упоминает в письме своему брату Джеймсу, датированном 10 (20) августа. Вначале он посетовал на то, что его предшественник Литтлтон «был слабым человеком, весьма подверженным влиянию со стороны здешних мерзавцев», и что он отправил в море много приватиров, которые теперь «чинят большие препятствия» его, сэра Томаса, мероприятиям. Затем новый губернатор конфиденциально сообщил брату о капитане приватиров, который вернулся в Порт-Ройял с испанским призом; хотя Модифорд не дал гарантий ни ему, ни его судну и даже хотел вернуть трофей испанским собственникам, «некоторые купцы купили приз за 400 ф. ст.». И далее: «Кредиторы этого приватира давили на этого капитана так сильно, что ночью он сбежал, а на следующий день был отстранен от командования…». По мнению губернатора, вина за антииспанские действия упомянутого капитана всецело ложилась на Литтлтона, «ибо каперская грамота бедняги была законной и, следовательно, сажать его в тюрьму или менять владельца его собственности было бы несправедливостью и угнетением». В заключение Модифорд выразил надежду, что в ближайшее время будет найдено достаточно оснований для оправдания несчастного приватира.

Осенью 1665 года Себастьян Креспо подал петицию английскому королю, в которой жаловался на незаконный захват его судна «Сан Мигель и Санто Доминго». По словам судовладельца, сэр Томас Модифорд 28 июня (8 июля) 1664 года отправил в Картахену сообщение об этом призе с предложением забрать его; «и петиционер, переправившись на Ямайку, чтобы взять во владение названный корабль, нашел его осужденным как приз в адмиралтейском суде, из-за чего он был продан и куплен на имя Ричарда Ричардсона и другого лица, в действительности – для вышеназванного губернатора, который купил его за незначительную сумму, тогда как стоимость его была 40 000 пиастров».

Из этого документа видно, что губернатор Модифорд с самого начала своего правления проявил личную заинтересованность в призах, доставляемых на Ямайку флибустьерами.

Король велел губернатору вернуть захваченный капитаном Кастингом корабль и товары петиционеру, о чем сообщалось в переданном сеньору Креспо письме. Но «когда петиционер прибыл на Ямайку, названный губернатор отобрал у него вышеназванные указы и письма, отказал ему в расписке и лишь предложил через своего секретаря Сэмюэла Бернарда 1000 пиастров из своего долга, которые петиционер отверг и снова бросился к стопам Его Величества». Себастьян Креспо просил возместить ему убытки в размере 4700 ф. ст. 17 (27) января 1666 года король отправил губернатору Ямайки приказ еще раз рассмотреть это дело «и использовать все возможности для возврата названного корабля и товаров» или уплатить судовладельцу их стоимость деньгами.

Возможно, настоящее имя Генри Кастинга было Хендрик Кастен (или Карстенс). Последний упоминается в книге врача с острова Кюрасао Давида ван дер Стерре «Весьма примечательные путешествия, совершенные Яном Эрасмусом Рейнингом в основном в Вест-Индии, а кроме того во многих других частях света» (1691). Описывая пиратские похождения Яна Эрасмуса, сына датского моряка и простой зеландской девушки, он упоминает о его встрече с ямайским капером Кастеном; этот капитан был «родом из Амстердама, но имел жену на Ямайке».

Антипиратские санкции британских властей испытал на себе и капитан флибустьеров Роберт Сирл. В свое время он командовал 8-пушечным «Кагуэем» – наибольшим из трех испанских торговых судов, захваченных Кристофером Мингсом во время набега на Санта-Марту и Toлу в 1659 году. 18 (28) сентября 1662 года, будучи капитаном корабля «Байам», Сирл приобрел новое каперское свидетельство для действий против испанцев. Вполне вероятно, что он принимал участие в экспедициях Мингса против Сантьяго-де-Кубы и Кампече.

В июне 1664 года, командуя кораблем «Хоупфул эдвенчер», капитан Сирл привел на Ямайку два испанских приза, взятых в водах Кубы. 19 (29) августа в Сантьяго-де-ла-Веге состоялось заседание Совета Ямайки. В его протоколе отмечалось: «Зачитано письмо короля от 15 июня, приказывающее вернуть захваченные корабли и товары испанцам; приказано, чтобы корабль и барк, приведенные капитаном Сирлзом [Сирлом] в Порт-Ройял, были захвачены и возвращены этой (испанской. – В.Г.) нации, а также все наличные деньги, которые могут быть обнаружены; уведомление об этом послано губернатору Гаваны; лица, которые сделают в будущем какие-либо насильственные покушения и грабежи на испанцев, будут рассматриваться как пираты и мятежники; и чтобы каперская грамота капитана Сирлза была изъята у него, а его руль и паруса взяты на берег для гарантии. Полковнику Теодору Кэри, адмиральскому судье, Джону Мэну, сержант-майору в Пойнте [Порт-Ройяле], и капитану Питеру Пью проследить, чтобы эти приказы были должным образом исполнены».

Едва не попал на виселицу и капитан флибустьеров Морис Уильямс. 24 октября (3 ноября) 1662 года, командуя 7-пушечной бригантиной «Хоупвелл эдвенчер» (по другим данным – «Хоупфул эдвенчер»), он получил на Ямайке новое каперское свидетельство для крейсерства против испанцев и в начале 1663 года, возможно, участвовал в экспедиции Мингса против Кампече. В конце сентября или начале октября 1664 года, все еще командуя судном «Хоупвелл эдвенчер», Моррис натолкнулся в море на испанский пинас «Санто Кристо де Бургос», месяцем ранее отделившийся во время урагана от флота Тьерра-Фирме. Видя, что он не сможет убежать от корсаров, капитан и владелец «Санто Кристо», кавалер ордена Калатрава дон Хуан Хименес де Бохоркес, решил схитрить и переписал большую часть своего груза – 2500 кинталей кампешевого дерева и 75 ящиков табака – плывшему с ним английскому купцу Джилсу Лидкотту (последний был торговым представителем сэра Мартина Ноэля, видного купца, имевшего свои интересы на Ямайке).

Захватив «Санто Кристо», Уильямс не был обманут этой уловкой, но он уже знал, что новый губернатор, сэр Томас Модифорд, прибыл с приказом короля Англии подавить флибустьерство. Когда корсар в конце ноября появился в водах Ямайки, он написал Модифорду о своем намерении доставить приз в Порт-Ройял и обещал вернуть захваченный груз Лидкотту, если корабль будет присужден ему, Уильямсу. Губернатор, однако, не пожелал дать ему какие-либо гарантии, заявив, что «никогда судебное решение о корабле не будет вынесено адмиралтейским судом до того, как он окажется в пределах его юрисдикции; если же он [Уильямс] взбунтуется ради своих людей, то узнает, что у государей долгие руки».

Через восемь дней, 29 ноября (9 декабря), Уильямc всё же рискнул войти в гавань Порт-Ройяла и отправил на берег Лидкотта, который «клятвенно рассказал весьма правдоподобную историю» о том, что призовые товары принадлежали Мартину Ноэлю, а корабль – дону Хуану Хименесу де Бохоркесу, «добровольно» передавшему его капитану Уильямсу. Однако по приказу губернатора призовые товары были тотчас конфискованы судьей Робертом Биндлоссом; адмиралтейский суд постановил все товары продать в пользу государства и испанского собственника. Капитан Уильямс и тринадцать его людей были обвинены в пиратстве, а 16 (26) февраля 1665 года их судили и приговорили к смерти через повешение. Правда, прежде чем приговор привели в исполнение, Модифорд получил от государственного секретаря лорда Арлингтона новые инструкции (датированы 12 ноября 1664 года): он должен был смягчить политику в отношении флибустьеров и побудить их к нападению на антильские владения Голландии. Губернатор тут же помиловал Уильямса и его товарищей и позже привлек их к экспедиции сэра Эдварда Моргана на Нидерландские Антильские острова. Корабль «Санто Кристо де Бургос»» так и не был возвращен Хименесу; переименованный в «Спикер», он был передан под командование Уильямса и стал флагманом в упомянутой выше экспедиции Эдварда Моргана.

Дон Хуан подал петицию английскому королю, ходатайствуя о возврате своего судна и товаров. 10 (20) ноября 1665 года Карл II, находясь в Оксфорде, распорядился, чтобы государственный секретарь потребовал от губернатора Ямайки изучить представленные петиционером обвинения и, «если он найдет их достоверными, использовать все средства для возврата корабля, а если не преуспеет в том, то доложить обо всем деле Тайному Совету».

16 (26) марта 1666 года лорд Арлингтон написал Модифорду письмо, потребовав от него «использовать все средства для возврата корабля и товаров», принадлежавших Хименесу, «а если не будет успеха в удовлетворении петиционера, то прислать свое мнение обо всем этом деле Его Величеству и министерству». К письму госсекретаря, по-видимому, прилагалась копия жалобы Хименеса на «душеприказчиков сэра Мартина Ноэля», которые должны были отправить призовые товары в Англию в адрес названного купца, но не сделали этого. 10 апреля того же года дон Хуан написал личное послание Модифорду, приложив к нему копию указа короля Карла от 10 ноября 1665 года. В своем письме Хименес настаивал, чтобы губернатор Ямайки отправил в Лондон компенсацию, равную стоимости пинаса и проданных с него товаров – «в пиастрах, векселях или какао и сахаре», передав их агенту Мартина Ноэля, Джилсу Лидкотту, или испанскому послу графу де Молина.

Летом 1666 года Модифорд написал членам Тайного Совета подробный отчет о том, как был захвачен испанский корабль «Санто Кристо» и куда делись призовые товары. В «Календаре государственных бумаг» читаем: «Желая не допустить, чтобы Лидкотт обидел Хименеса, Модифорд решил, чтобы векселя на груз кампешевого дерева и табака были взяты на имя сэра Джеймса Модифорда, сэра Мартина Ноэля, м-ра Кендалла и Лидкотта, чтобы по их прибытии в Лондон они могли быть сохранены для бедного джентльмена, и все те бумаги были сэром Джеймсом Модифордом и м-ром Кендаллом доставлены лорду Арлингтону вместе с отчетом о делах в его письме от 2 (12) февраля 1665 года. Корабль и товары были проданы в соответствии с обычной практикой, а деньги направлены на завершение строительства форта в Порт-Ройяле, из коих только 60 фунтов [выручили] за корабль, принадлежавший Хименесу. На этом корабле под командованием названного Уильямса отправился против голландцев полковник Морган, после смерти которого он был взят французами на Сент-Кристофере, где Уильямс, как они слышали, всё еще сидит в темнице, испытывая крайне дурное обращение. Был весьма уверен – то, что было передано тем уважаемым лицам, попадет в руки Хименеса. Не может дать отчет о других голословных утверждениях, содержащихся в названной петиции Хименеса… Итак, совершенно очевидно, что основная часть состояния Хименеса ушла домой, чтобы быть переданной ему, как выше означено, исключая пятнадцать тонн кампешевого дерева, которые Лидкотт отправил ранее без ведома губернатора Модифорда».

В декабре 1664 года еще один флибустьерский капитан, голландец Бернард Клаэсзоон Спейрдик (он же – Бернард Николс), привел в Порт-Ройял захваченный им испанский корабль «Ла Севильяна». И вновь те немногие товары, которые находились на его борту, по решению Модифорда были описаны и проданы в пользу испанских владельцев. В ответ на эти репрессивные действия ямайской администрации флибустьеры отважились на крайние меры – они разграбили испанские призы, захваченные капитанами Уильямсом и Спейрдиком, а товары спрятали в укромных бухточках и пещерах острова. Модифорд вынужден был признать, что его указы «принесли мало выгоды испанцам, зато нанесли большой ущерб его величеству и его королевскому высочеству из-за потери [причитавшихся им] десятой и пятнадцатой частей добычи».

В конце того же года на Ямайку вернулся голландский флибустьер Ян Харменсзоон, командовавший судном «Сент Джон» (бывший испанский корабль «Санта Мария»). Его заместителем, по всей видимости, был Лауренс Принс. Поскольку голландцы проявили покорность и добровольно сдались английским властям, их не стали наказывать за антииспанские акции, а в начале 1665 года даже привлекли для участия в экспедициях против островов Нидерландской Вест-Индии.

Глава 16. Операции флибустьеров в Центральной Америке. Поход на Гранаду

В августе 1665 года в рапорте герцогу Альбемарлю сэр Томас Модифорд упомянул об отряде ямайских флибустьеров, отплывших из Порт-Ройял в конце 1663 года с каперским свидетельством от лорда Виндзора. Отряд насчитывал примерно 150 человек, во главе его стояли капитаны Давид Маартен, Якоб Факман (Джекоб Джекмэн), Генри Морган, Фримен и Джон Моррис.

В британских архивах сохранился подробный отчет Модифорда об этой экспедиции, составленный 20 (30) сентября 1665 года на основе показаний трех капитанов – Морриса, Факмана и Моргана. В этом отчете указывалось:

«Опрашиваемые говорят, что, отсутствуя 22 месяца и ничего не зная о перемирии между королем и испанцами, они действовали наилучшим образом в соответствии с их каперским поручением от лорда Виндзора брать добычу у этой [испанской] нации; и что примерно в минувшем январе, продвигаясь рекой Табаско [Грихальва], впадающей в Мексиканский залив, они взяли несколько индейцев, которые пообещали провести их к городу Вильдемос [Вилья-Эрмоса], куда они шли примерно 300 миль, чтобы не быть обнаруженными; и придя к ним утром со 107 людьми, они захватили их форт с артиллерией, в коем было 11 пушек, взяли 300 пленных и оставались там 24 часа. И отобрав лучших пленных, чтобы обезопасить себя, они спустились к устью реки и обнаружили свои корабли, оставленные там, пропавшими, захваченными (как они позже поняли) испанской флотилией. Примерно 10 дней спустя они обнаружили испанские корабли. Едва завидев их, они возвели небольшое укрепление на мысу и установили 5 больших пушек, которые они унесли из города. Испанцы послали человека с флагом и предложили им пощаду. Они сказали им, что они – англичане и ради чести своей страны презирают принимать пощаду. Тогда враг высадил 150 человек, а прочие оставались возле них на своих кораблях. Когда они оказались на расстоянии выстрела, они открыли по ним огонь и пробили бреши в их рядах в нескольких местах. И в то же время их сухопутные силы подошли к ним, но с Божьей помощью они разбили их как на море, так и на суше, не потеряв ни одного человека.

После этого они отпустили своих пленных и снарядили 2 барки и 4 каноэ и попытались повернуть в наветренную сторону, и они осуществили высадку в Рио-де-Гартас и взяли город с 30 людьми, но когда они находились в городе, враг дал залп по ним из-за бруствера, о котором индейцы им не сказали и за которым находилось 30 человек. Они убили 4 из них. Тогда они штурмовали его в раздражении и убили 15 человек, а прочих 15 испанцев взяли пленниками. И взяв то, что хотели, они вернулись на борт, пересекли Гондурасский залив, прибыли на остров Роатан и там запаслись водой. И плывя к Москитовому берегу, они увидели судно, стоявшее на рейде Трухильо, и захватили его, а затем высадились на берег и овладели городом.

И оттуда они прибыли к Москитовому берегу; страна эта, как и мыс Грасьяс-а-Дьос на Мейне, прямо напротив него, населена индейцами, которые защищаются против испанцев и являются добрыми друзьями англичан. Оттуда, взяв 9 индейцев, которые пожелали отправиться с ними, они прибыли в Манки-Бей и здесь стали на якорь близ реки Никарагуа, где, снарядив свои каноэ, они отправили 2 вверх по реке, чтобы захватить дозор, который шпионил за ними, а потом убежал. Итак, они двинулись дальше и на 3-й день прибыли к водопаду, расположенному в 30 лигах. Через 24 часа они прибыли ко 2-му водопаду, находившемуся в 5 лигах, где течение бежало им навстречу так быстро, словно прилив в Англии. На следующий день в полдень они прибыли к последнему водопаду, который был в 2-х лигах, где начинался вход в красивую лагуну, или озеро [Никарагуа], имеющее, по оценкам, 50 лиг в длину и 3 в ширину, с хорошей целебной и чистой водой, полное прекрасной рыбы нескольких видов, все берега полны прекрасных пастбищ, а саванны покрыты крупным рогатым скотом и лошадьми, где они достали на обратном пути такую хорошую говядину и баранину, как в Англии».

Согласно испанским данным, в начале июня 1665 года из озера Никарагуа в направлении порта Сан-Хуан вышло судно дона Франсиско Веласко-и-Сагредо с богатым грузом. Достигнув устья реки Покосоль, находившийся на борту судна капитан Мигель Мартин заметил две пироги с двумя десятками корсаров. Дон Франсиско тут же повернул свое судно назад. Высадившись на берег, он отправил к алькальду Гранады дону Педро де Окон-и-Трильо гонцов с сообщением об опасности. 25 июня это сообщение было передано дону Педро, однако последний не стал поднимать тревогу, ограничившись тем, что послал в город Леон к губернатору провинции просьбу прислать подкрепления.

«На этом озере множество островков и островов, среди которых они (т. е. флибустьеры . – В.Г. ) прятались весь день и гребли всю ночь, чтобы не дать себя обнаружить, – читаем далее в отчете капитана Морриса и его компаньонов. – На 5-ю ночь после того как они вошли в эту лагуну по совету их индейского проводника, они высадились на берег примерно в 2 часа ночи [30 июня], в одной миле от города Гранд-Гранада, и так прошли незамеченными в центр города и неожиданно дали залп из ручного оружия, тотчас захватив и опрокинув 18 больших пушек, которые они нашли на главной площади, и взяли дом сержант-майора, где (как сообщил им наш индеец) хранилось все огнестрельное оружие и амуниция. И, заперев в церкви 300 их лучших людей в качестве пленников, многие из которых были священниками, они бросились грабить и удерживали город 16 часов. А затем, погрузив свою добычу на борт, они освободили пленных и затопили все лодки, которые не могли использовать, после чего ушли.

Этот город вдвое больше, чем Портсмут. Здесь имеются церкви и очень красивый собор, а также коллегиумы и монастыри, все построены из легкого строительного камня, как и большинство их домов. У них имеется 6 пехотных и конных лагерей, а также большое количество индейцев и рабов, из коих индейцев пришло к ним около 1000 и грабили так же быстро, как и они, и хотели убить наших пленных, особенно священников. Они думали, что англичане останутся с ними и будут удерживать город. Но когда они обнаружили, что те хотят вернуться домой, они предложили им прийти снова и тогда же сказали им, что уйдут в горы и там укроются. Один вместе с женой и детьми и 3 или 4 другими молодыми людьми ушел с ними, и теперь они находятся на судне Мартина, который пришел на Тортугу, так как, будучи голландцем, боялся показаться здесь.

Некоторые пленники в благодарность за их вежливое обхождение спустились вместе с ними к лагуне и оказали им радушный прием на своих ранчо, где было полно крупного рогатого скота и хорошей пшеницы, из которой делают самый вкусный хлеб на свете. Недалеко от конца лагуны они захватили 100-тонный корабль с канатами, рангоутом, жиром, бразильским деревом, смолой, дёгтем, коноплей и льном – всем тем, что в большом количестве производится в этом месте. Они захватили также остров на этой лагуне, у её южной стороны, который называется Лида, такой же большой, как Барбадос, с красивым чистым городком на нем, который они ограбили, а затем ушли к своим кораблям.

Эта лагуна, лежащая так высоко, имеет воздух – даже в дыму, когда они там были – очень прохладный и целебный (как жители говорили им), а также пшеницу, все виды зерновых, лекарственных растений и фруктов в великом множестве и хорошего качества; а в 5 лигах от верховья лагуны, что возле Лиды, расположен портовый город на Южном море, называемый Реаллиго [Реалехо], где король имеет корабли, построенные для этого моря, чтобы вести торговлю между Панамой и Перу. И индейцы заверили их в том, что имеется лучший проход по реке, которую англичане называют рекой Блуфилда, протекающей примерно в шестидесяти лигах к северо-востоку от той реки, по которой они поднимались. И они заверили их относительно другой реки, которая вытекает из лагуны на юго-востоке и бежит через всю территорию Коста-Рики почти до Пуэрто-Бельо и является очень удобной для плавания на лодках; и что там очень мало натуральных испанцев, а в основном живут креолы, мулаты и индейцы. Так что они не доверяют им оружия, но лишь для обучения их, что делают они весьма редко, они выносят все свое оружие из дома сержант-майора и туда же возвращают, а кавалергарды из Испании всегда следят за ними до тех пор, пока они не положат всё назад, причем с таким крайним недоверием, с каким они всегда относятся друг к другу. Многие индейцы, выгодно используя крутизну гор, находятся в состоянии мятежа против них и воюют с ними; жестокость их была такой, что невозможно примирить их. Они рассказали им также о городе, называемом Сеговия, где имеется много овец, дающих превосходную шерсть.

Теперь, если Вашей милости будет угодно, сравнив этот отчет с картой и историями, здесь изложенными, я могу сделать следующие выводы.

1. Оно расположено близ 12 градуса северной широты, что недалеко от центра испанских владений в Америке, отделяя Перу от Мексики и располагаясь очень удобно по отношению к морю: Перу – по отношению к Южному морю, а Новая Испания, иначе Мексика, – к Южному и Северному морю.

2. Это место, протянувшееся с севера на юг, согласно всем отчетам, так окружено и на юге, и севернее неприступными холмами, скалами и горами, что весьма трудно, или даже невозможно удерживать его даже с помощью значительных сил на суше столь же долго, сколько мы продолжаем оставаться хозяевами на море. Испанцы не способны основательно потревожить нас в этих местах.

3. Преимущество этого озера заключается в том, что мы, однажды сделавшись его хозяевами, будем всегда держать его под своим контролем (даже если большая армия будет брошена против нас), будем ли мы сражаться или нет, наше передвижение будет легким и защищено водным пространством, что, несомненно, со временем истощит лучшую армию, которая будет следовать за нами по суше.

4. Богатство этого места таково, что первый же грабеж оплатит авантюристов; основные товары, производимые здесь, – шкуры, жир, древесина, кошениль, сильвестр и индиго – в большом изобилии, а сахара не очень много.

5. Провизия, такая как говядина, баранина и пшеничный хлеб, безусловно, сохранит наших людей в добром здравии и бодрости, а воздух, будучи из-за высоты прохладным и свободным от паразитов, значительно поспособствует оному.

6. Помощь индейцев, коих они делают рабами, и их негров при добром управлении будет весьма значительной, и креолы (предположительно) не будут долго упрямиться, особенно когда они почувствуют свободу и защиту со стороны правительства Его Величества.

7. Значительные силы на море и на озере вскоре будут подготовлены, здесь выращивают все материалы, необходимые для судоходства.

8. 2000 человек (мои информаторы говорят о 500) могут легко завоевать этот регион и защитить себя здесь, по крайней мере до тех пор, пока совет не будет дан и соответствующая поддержка значительных сил не будет послана.

9. Заслуживает внимания то, что испанцы в своем столь протяженном доминионе проживают на таком значительном отдалении, не в состоянии помогать друг другу в случае необходимости. Так что они разделены по отношению к нам и, следовательно, весьма легко могут быть подчинены.

10. До этого места можно добраться отсюда за 8 или 10 дней плавания, и лучшее время для этого – с марта по август, прочие месяцы дождливые, и реки выходят из берегов, силу их течения невозможно преодолеть.

Я бы не успокоился, пока не представил это дело Вашей милости, будучи убежденным, что если однажды государственные интересы потребуют осуществления какого-либо покушения на Испанские Индии, то это место – наиболее подходящее и наиболее вероятное для того, чтобы дать начало завоеванию всего…».

Губернатор Модифорд не наказал Моргана и его компаньонов за несанкционированные действия против испанцев в Мексике и Центральной Америке, решив, что в ближайшее время их «таланты» могут пригодиться для служения королю и отечеству.

Набег флибустьеров на Гранаду описан и в сочинении Эксквемелина. Но, по версии автора «Пиратов Америки», предводителем пиратов в этой экспедиции был Джон Дэвис.

«В тех же местах грабил и другой пират с Ямайки, некто Джон Дэвис, – сообщает Эксквемелин. – Довольно долго он крейсировал в заливе Покатауро, надеясь встретить корабль, который ходил из Картахены в Никарагуа. Но это ему не удалось, и он решил со всей своей командой отправиться к реке Никарагуа, оставить судно около устья и подняться вверх по течению на каноэ. С наступлением ночи они намеревались войти в город и разграбить дома самых богатых торговцев. На его корабле было девяносто человек и три каноэ. Пираты оставили на судне человек десять, а все остальные сели в каноэ. Дождавшись ночи, они действительно вошли в реку, а днем спрятались среди деревьев (точно так же они скрыли и свой корабль, чтобы его не заметили индейцы, которые ловили рыбу в устье реки). На третьи сутки, где-то около полуночи, они добрались до города. Стража приняла их за рыбаков, промышляющих в лагуне: ведь часть из них хорошо говорила по-испански. Кроме того, среди них был индеец как раз из тех мест. В свое время он бежал, поскольку испанцы хотели обратить его в рабство. Индеец выпрыгнул на берег и убил стражника. После этого пираты пробрались в дома трех или четырех именитейших горожан и забрали все деньги, которые могли обнаружить. Потом разграбили и церковь. Но тут один из церковных служек, вырвавшись из рук пиратов, поднял крик на весь город. Горожане и солдаты тотчас же пробудились, однако пиратам удалось скрыться, захватив с собой всю добычу, какую они смогли унести. Кроме того, они успели захватить с собой пленников, рассчитывая в случае погони использовать их как заложников. Вскоре они добрались до берега, поспешно сели на корабль и вышли в открытое море. Пленникам же велено было вместо выкупа добыть пиратам столько мяса, сколько им было нужно, чтобы добраться до Ямайки. Когда пираты еще были в устье реки, на берег высыпало человек пятьсот испанцев, вооруженных ружьями. Пираты дали по ним залп из пушек. Таким образом, испанцам оставалось лишь бессильно горевать, видя, как уплывает их добро, и проклинать тот миг, когда пираты высадились на берег. Для них было совсем непостижимо, как у пиратов хватило смелости подойти к городу с гарнизоном в восемьсот человек, да еще лежащему от берега по меньшей мере в сорока милях. Да к тому же еще пиратам удалось разграбить город за такой короткий срок! Пираты захватили чеканного золота, серебряной посуды и ювелирных изделий на сорок тысяч с лишним реалов. Вскоре разбойник высадился со своей добычей на Ямайке, довольно быстро все прокутил и снова вынужден был отправиться на поиски приключений».

В списках капитанов ямайских флибустьеров имя Джона Дэвиса не упоминается. Очевидно, что под этим именем у Эксквемелина скрывается один из лидеров экспедиции 1665 года, описанной в отчете Модифорда. Если учесть, что в расширенном французском переводе книги Эксквемелина (1699) Джон Дэвис назван «Жаном Давидом, голландцем, нашедшим убежище на Ямайке», то логично предположить: Дэвис из «Пиратов Америки» – это голландский капитан Давид Маартен (его полное имя могло быть Ян Давид Маартен или Йохан Давид Маартен). После набега на Гранаду он не вернулся с англичанами в Порт-Ройял, а ушел на Тортугу. Осенью того же года Давид Маартен пожаловал на французский остров Гваделупа, где имел долгую беседу с местным губернатором сьёром де Лионом; для последнего он написал подробный отчет о Юкатане и Гондурасе. В 1666 году капитан Маартен вернулся на Тортугу, где, по данным Модифорда, держал в полной боевой готовности два фрегата.

Глава 17. Экспедиции ямайских флибустьеров на Малые Антильские острова

В начале 1665 года разгорелась вторая англо-голландская «торговая война», которая неизбежно активизировала английское каперство «на всех семи морях», в том числе и в Карибском регионе. 2 (12) февраля верховный лорд-адмирал Англии получил от короля специальное полномочие на выдачу репрессальных грамот против голландцев. В нем указывалось:

«Специальное полномочие герцогу Йоркскому, верховному адмиралу Англии и т. д. Его Величество, учитывая обиды, оскорбления и грабежи, осуществленные Ост– и Вест-Индской компаниями и другими подданными Соединенных провинций в отношении его подданных, и то, что, вопреки частым требованиям, направленным Его Величеством Генеральным Штатам для возмещения и репараций, он ничего не получил от них, считает своевременным, чтобы общие репрессалии были пожалованы против кораблей, товаров и подданных названных Штатов. Исходя из этого, уполномочивает его пожаловать специальные полномочия для губернаторов, вице-адмиралов или иных [командиров] с Его Величества островов и из заморских доминионов, уполномочив их жаловать каперские грамоты так, как они найдут сие подходящим, для захвата кораблей и товаров названных Штатов, их подданных или жителей, и доставлять оные для судебного разбирательства и последующего распоряжения ими так, как обычно адмиралтейство и традиция в таких случаях поступают. [Одобрено] Карл К[ороль]. Наши воля и желание – чтобы сие было немедленно исполнено».

Власти Ямайки, получив соответствующее разрешение лорда-адмирала Англии герцога Йоркского, объявили о выдаче флибустьерам каперских свидетельств для действий против голландцев. Одну из экспедиций возглавил голландский капитан Лауренс Принс, командовавший судном «Кагуэй». 11 февраля он высадил десант на острове Бонайре и разорил находившуюся там небольшую голландскую колонию. Узнав об этом, губернатор Кюрасао выдал ордер на его арест, однако поймать флибустьера не удалось.

Другой флибустьер, капитан Джон Уэнтворт, оперируя в районе Наветренных островов, ограбил возле острова Гваделупа французский торговый корабль. Затем он взял курс на Виргинские острова, где атаковал и разорил голландскую колонию на острове Тортола.

Наиболее масштабной оказалась экспедиция, которую возглавил вице-губернатор Ямайки сэр Эдвард Морган. Ему и полковнику Теодору Кэри было приказано совершить набег на голландские колонии на островах Синт-Эстатиус, Саба и Кюрасао, а также захватить французские колонии на Тортуге и Эспаньоле.

Флибустьеры, привлеченные для этого похода, проявили себя довольно строптивыми партнерами. «Прежде чем они уехали, – писал Кэри, – большинство моряков и солдат взбунтовались и не хотели идти до тех пор, пока генерал-лейтенант и он не пообещали, что их командование не заберет у них какую бы то ни было часть добычи, которую должно было разделить поровну», т. е. в соответствии с флибустьерскими обычаями.

В письме лорду Арлингтону, написанном 20 (30) апреля, губернатор Модифорд отмечал: «Почти все они – исправившиеся приватиры, фермеров среди них почти нет. Ребята решительные, хорошо вооружены фузеями [мушкетами] и пистолетами. Их план состоит в нападении на голландский флот, торгующий на Сент-Кристофере, захвате Синт-Эстатиуса, Сабы и Кюрасао, а на обратном пути – посещение французских и английских буканьеров на Эспаньоле и Тортуге. Все это подготовлено одним честным приватиром по старым правилам «нет добычи – нет платы», и это почти ничего не будет стоить королю, кроме, быть может, пороха и нескольких мортир. Бог пошлет добрую удачу, и у голландцев не будет никаких значительных мест в Вест-Индии, так что недавние милостивое отношение и сдержанность в отношении приватиров, надо полагать, будут вознаграждены».

Морган назначил всем флибустьерским капитанам встречу у острова Пинос (близ южных берегов Кубы), куда сам он отплыл 16 (26) мая. Сохранился список собранной там флотилии из девяти судов, составленный Теодором Кэри.

Сам генерал-лейтенант и полковник Кэри разместились на борту «Спикера» (бывший испанский приз «Санто Кристо де Бургос») – флагманского судна флотилии; командовал им осужденный за пиратство, но помилованный Модифордом капитан Морис Уильямс. Вице-адмиралом флотилии стал голландец Ян Харменсзоон. Со значительной задержкой корабли отправились в плавание, которое оказалось довольно нелегким. Когда, обогнув мыс Сан-Антонио, флотилия продвигалась вдоль северного побережья Кубы в восточном направлении, на участке между Гаваной и бухтой Матансас на нее налетел шторм. Два судна – «Сусанна» капитана Кобхэма и «Мейфлауэр» капитана Бамфилда (с примерно 60 людьми на обоих) – временно отстали от основных сил, а еще одно – «Олив Брэнч» капитана Аутло (с 96 людьми) – ушло на ремонт в Виргинию, откуда назад больше не вернулось. Корабль Геррита Герритсзоона «Сивилиэн», судя по всему, тоже отбился от основных сил.

Во время плавания Морган собрал военный совет и предложил своим капитанам атаковать остров Тобаго, но большинство проголосовало за то, чтобы сначала напасть на Синт-Эстатиус. 17 (27) июля флотилия прибыла на рандеву к острову Монтсеррат, заселенному англичанами, где сэр Эдвард с облегчением узнал, что эскадра голландского адмирала де Рёйтера, оперировавшая в районе Наветренных островов, ушла в северном направлении. «На Монтсеррате, – писал в своем отчете полковник Кэри, – генерал-лейтенант пошел на берег, где был встречен губернатором майором Натаниэлом Ридом и снабжен несколькими шлюпками для высадки». Во время стоянки с кораблей дезертировало большое количество флибустьеров.

Когда 23 июля (2 августа) полковник Морган добрался, наконец, до Синт-Эстатиуса, у него оставалось всего 326 бойцов. Поселение и форт Ораньестад находились на вершине холма, подняться на который можно было лишь по узкой каменистой тропе. Морган, по данным Модифорда, высадился на берег с 319 людьми. Десантирование осуществлялось двумя отрядами: сначала высадился отряд под командованием подполковника Томаса Моргана, а следом за ним – отряд полковника Кэри; командование кораблями доверили Яну Харменсзоону. «Добрый старый полковник, – с грустью писал Модифорд в Лондон лорду Арлингтону, – первым выскочил из шлюпки, а поскольку он был тучным человеком, то надорвался; но его дух был силен, и он чрезвычайно настойчиво преследовал врага в жаркий день, из-за чего окончательно надорвался и внезапно умер, едва не завалив весь проект…».

Командование экспедицией с общего согласия перешло к Теодору Кэри, который повел своих людей на штурм неприятельского форта. Хотя некий Уильям Ньюэл позже писал из Ла-Рошели, что в голландском форте находилось 450 человек, снабженных адмиралом де Рёйтером порохом и пушками, на самом деле силы защитников форта были гораздо слабее. Не случайно, сделав лишь один залп из пушек, голландцы поспешили выбросить белый флаг. Губернатор острова, Питер Адриансзоон, послал трех человек на переговоры и получил требование немедленно сдать англичанам форт, оружие, амуницию и всю провизию. В случае отказа Кэри грозил употребить «храбрость» солдат – «тогда жителям не будет пощады, и лишь гнев падет на тех, кого они возьмут штурмом».

Когда гарнизон форта сдался, на общем совете офицеров было решено выселить большинство голландцев с острова. Кэри хотел тут же отправиться на захват соседних островов Саба, Сен-Мартен и Тортола, но флибустьеры неожиданно заявили ему и прочим офицерам, что не сделают и шага до тех пор, пока не будет произведен «справедливый» дележ добычи. «Добыча была затем разделена согласно обычаям войны, – писал позже полковник, – и в пользу Его Величества зарезервировали собственность в виде всех земель и домов, а также владение фортом с пушками и амуницией».

Из «Списка вещей, найденных на Синт-Эстатиусе», явствует, что англичанам достались 20 пушек, 131 ручное оружие, шесть баррелей пороха, 300 голов скота, 50 лошадей, 500 овец и коз, пять шлюпов, 840 негров и индейцев, 50 000 фунтов хлопка, шесть плантаций с сахарными машинами и несколько хлопковых, небольшое количество спиртного. После этого 76 мужчин, 42 женщины и 132 детей, все голландцы, были отправлены на Сен-Мартен, а 19 мужчин, не считая женщин и детей, вместе с 61 англичанами, ирландцами и шотландцами, после приведения к присяге на верность были оставлены на острове.

В начале августа на рейд неожиданно прибыло отбившееся от флотилии судно капитана Бамфилда «Мейфлауэр». Кэри решил отправить его на захват соседнего острова Саба с отрядом из 48 солдат и двух десятков моряков, командование которыми поручили майору Ричарду Стивенсу и капитану Джеймсу Уокеру. Гарнизон Сабы сдался на тех же условиях, что и гарнизон Синт-Эстатиуса. В «Отчете о добыче, оружии и лицах, взятых ямайскими силами на голландском острове Саба», указывалось, что англичане захватили 85 негров и индейцев и небольшое количество скота, провизии, товаров и оружия; 64 пленных англичанина, ирландца, шотландца и француза были приведены к присяге на верность Карлу II Стюарту, а 87 голландцев и индейцев высланы на остров Сен-Мартен.

В целом добыча, взятая англичанами на Синт-Эстатиусе и Сабе, оценивалась в 25 тыс. ф. ст.

В отчетах герцогу Альбемарлю и лорду Арлингтону, написанных полковником Кэри 23 августа (2 сентября) на Синт-Эстатиусе, сообщалось о планах нападения на острова Тортола и Кюрасао («если его люди не ослабнут здоровьем и количественно»), но осуществить эти замыслы не удалось из-за мятежных настроений в экспедиционных частях, порожденных новыми спорами относительно правил дележа добычи. Отказавшись от дальнейших операций против голландцев, Кэри решил вернуться на Ямайку. На обратном пути корабли флотилии опять попали в шторм, были разбросаны в разные стороны и добирались до Порт-Ройяла поодиночке. 17 (27) ноября, уже находясь на Ямайке, Кэри написал лорду Арлингтону «Правдивое и точное повествование полковника Теодора Кэри, показывающее, что происходило в ходе последней экспедиции с этого острова Ямайки против голландцев под управлением генерал-лейтенанта Эдварда Моргана до самой его смерти, а затем – под управлением полковника Теодора Кэри». В отчете он указал, что привез с собой в качестве добычи 400 негров-рабов. В то же время полковник посетовал на то, что корабли «Спикер», «Пирл» и «Олив Брэнч» домой так и не вернулись.

На Синт-Эстатиусе и Сабе были оставлены небольшие английские гарнизоны под общим командованием Томаса Моргана, участника набегов Кристофера Мингса на Сантьяго-де-Кубу и Кампече.

Один из главарей флибустьеров, Роберт Сирл, объединился на Малых Антиллах с капитаном Стидмэном. Имея под своим командованием восемьдесят молодцов, они в сентябре 1665 года напали на остров Тобаго и разорили там все плантации, включая 18 предприятий по производству сахара. Когда через несколько дней туда прибыла экспедиция с Барбадоса – шесть судов с 350 людьми под командованием сержант-майора Джона Скотта, флибустьеры заявили ему, что Тобаго – их собственность и что они не собираются делиться ею с кем бы то ни было. 29 января (8 февраля) 1666 года лорд Уиллоуби, губернатор Барбадоса, жаловался в письме государственному секретарю Англии:

«Они все – сами себе хозяева и сами выбирают такой образ жизни и такой путь, какой пожелают, считая, что все захватываемое ими, будь то остров или что-либо на нем, должно быть полностью в их собственности, и что лишь они вольны распоряжаться этим по своему усмотрению… Остров был довольно хорошо заселен, на нем было много хороших плантаций, много негров и крупного рогатого скота и достаточно хороших лошадей, но поскольку моих денег оказалось недостаточно, чтобы купить все это у них, они растащили все добро, которое можно было унести, и даже сняли черепицу с домов; тем самым они оставили остров почти в таком же состоянии, в каком он находился на момент заселения; из-за нехватки рабочих рук все плантации должны были погибнуть, так как они действительно уничтожили и разрушили всё, что не смогли забрать с собой, и это было их обычной практикой во всех местах, куда они приходили».

Правда, пираты не стали разрушать форт и дом губернатора, получив взамен от лорда Уиллоуби позволение продать всю захваченную у голландцев добычу на Барбадосе. Уиллоуби хотел, чтобы король пожаловал ему аренду на Тобаго и все доходы с него сроком на 31 год, «с привилегией свободной торговли, как на Ямайке», обещая позаботиться о его заселении; в противном случае губернатор просил возместить его личные расходы на снаряжение кораблей и содержание оставленного на острове гарнизона из ста солдат.

Год спустя капитан Стидмэн встретился близ острова Гваделупа с французским фрегатом. Флибустьерский вожак имел небольшое судно с сотней человек команды, с которыми он, оказавшись в ловушке, попытался взять французский корабль на абордаж. Но силы были неравные, и после двухчасовой кровавой схватки верх одержали французы.

В апреле 1666 года Томас Морган во главе 200 (по другим данным – 260) флибустьеров отплыл с Синт-Эстатиуса на остров Сент-Кристофер, чтобы помочь местному губернатору Уильяму Уоттсу выбить оттуда французов. Одним из помощников Моргана был капитан Морис Уильямс. Французы, узнав о коварных намерениях англичан, нанесли по английской колонии упреждающий удар. Драма, разыгравшаяся на острове, позже была описана Фрэнсисом Сэмпсоном в письме к его брату Джону. Содержание этого письма приводится в английском «Календаре государственных бумаг»:

«Фрэнсис Сэмпсон своему брату Джону Сэмпсону. М-р Поттс из Плимута доставил на Антигуа королевскую прокламацию о войне против французов, которая была спешно направлена президентом Кардином губернатору Невиса, а через два часа отправлена полковнику Уоттсу, губернатору Сент-Кристофера. Но названный Уоттс незадолго до того заключил с французским генералом соглашение о том, что если война начнется, то следует дать обоим предупреждение за 24 часа до того, как они нападут; поэтому он отправил копию этой прокламации французскому генералу, о которой французы не знали, сказав ему, что по истечении вышеназванного срока он должен ожидать нападения; однако же сам он сделал мало приготовлений для этого, учитывая, что количество англичан было почти два к одному против французов; тем не менее, он послал на Синт-Эстатиус и Невис за людьми, и вскоре после этого прибыли 500 вооруженных людей с Невиса и 200 буканиров с Синт-Эстатиуса под командованием доблестного подполковника Моргана. Французы затем выпросили удвоить 24-часовый срок, что Уоттс гарантировал им без консультаций со своим Советом, но никак не обязал французов к тому же; почему французский генерал на следующее утро, видя, что все английские силы находятся напротив Сэнди-Пойнта, со всем своим корпусом конных и пеших напал на наветренную часть, «где беспечный губернатор сделал незначительные приготовления к защите». Французские негры также пришли в полном вооружении, получив обещание, что каждый получит белую женщину и свободу, а также добычу. Они сожгли все дома и людей в них, а также тростник; и так как они шли, убивая мужчин, женщин и детей, 18 реестровых людей… атаковали их и убили французского генерала, который имел по монаху с каждой стороны, храбро поддерживавших его, чтобы вдохновлять его, один из коих пал вместе с ним, как и разные другие; но они пришли снова и разбили англичан, а женщины и дети спаслись бегством в горы. Эти новости были принесены губернатору в подветренную сторону, где он все еще обдумывал сражение, после чего Морган приставил пистолет к его груди, обозвав его предателем и трусом, поклявшись, как это делают буканиры, убить его немедленно, если он не уступит. Наконец они переправили силы Невиса на границу к Блэкстарру [Бастеру], и здесь Уоттс отдал приказ не вступать в сражение под страхом смерти до получения последующих приказов. В то же время, когда одно поле брани было таким образом потеряно, а взамен выиграно такое же, Уоттс остановил Моргана и прочих людей… напротив сильно укрепленного дома, где 200 хорошо вооруженных человек встретили их с большой решимостью и ранили или убили большую часть буканиров, а ирландцы с тыла (всегда кровавые и вероломные люди по отношению к английскому протестантсткому интересу) дали фронтальный залп и убили наших еще больше, чем враги. Большинство офицеров пало, подполковник Морган прострелен в обе ноги и вскоре умер, полковник Уоттс, Дарси и многие другие убиты. Все это время никакого приказа не было послано к силам Невиса, которые могли бы поработать и овладеть Бэкстарром [Бастером]. Тогда прибыл корпус с французской подветренной стороны; тысячи женщин и детей встали все вдоль тропы с великим визгом, приводя в уныние оставшихся мужчин; некоторые сами ушли, другие договорились относительно себя; и, наконец, враги, прежде умолявшие о пощаде, теперь умоляемы были проявить жалость, и так они стали хозяевами места и пленных, численно превышавших их в два раза. Некоторых они отправили в Новую Англию, в Виргинию, а около 1500 сюда [на Невис]; эта небольшая группа теперь находится в госпитале. Так как люди охвачены отчаянием, они вооружили всех своих негров с обещанием свободы, если они будут сражаться, и так ждут ежедневно нападения на себя. Они строят форты в глубине территории и на берегу моря; индейцы [карибы] хотят соорудить 80 пирог и угрожают напасть на них вместе с французами. Пять или шесть крепких фрегатов из Англии могли бы спасти их и остальные острова, но если о них забудут в Европе – прощайте все Карибские острова. Французы имеют восемь крупных военных кораблей… Никакой торговли. Недавно флот с Барбадоса останавливался здесь, как и намеревался; их поддержка могла бы помочь вернуть Сент-Кристофер. Теперь пришло известие о том, что ямайский боевой корабль под командованием капитана Стидмэна, что взял Тобаго, был захвачен французским 36-пушечным кораблем возле Гваделупы; французы имели 400 человек, а Стидмэн 100; он находился в полосе штиля и не мог убежать, поэтому враги взяли их на абордаж и дрались на палубе два часа, но были, наконец, побеждены и большая часть их убита. Французы с Сент-Кристофера высадили 300 человек на Ангилье, где жители сожгли свои дома и ушли в лес…».

Другие документы также подтверждают, что сражение на Сент-Кристофере было кровопролитным и стоило жизни губернатору Уоттсу и большей части флибустьеров, «которые дрались храбро»; уцелели лишь 17 человек. Томас Морган, тяжело раненный в обе ноги, был перевезен на остров Невис и там скончался. Капитан Морис Уильямс попал в плен к французам, но, по всей видимости, смог выйти на свободу. В июле 1667 года он командовал судном в эскадре коммодора сэра Джона Хэрмана, стоявшей на якоре у острова Невис. Генри Уиллоуби отправил эту эскадру в экспедицию против Кайенны – центра Французской Гвианы. Во время штурма Кайенны Моррис был заместителем командира передового отряда Ричарда Стивенса – того самого майора с Ямайки, который в 1665 году возглавлял отряд по захвату острова Саба.

Мир между Англией и Францией был объявлен на Малых Антиллах в декабре 1667 года. Тем не менее, Морис Уильямс, командовавший небольшим вооруженным судном, продолжал оперировать против французского судоходства. По данным Рейналя Лаприза, в 1668 году Уильямс вторично попал в плен к французам, которые доставили его на Мартинику. Кристофер Кодрингтон, временно исполнявший обязанности губернатора Барбадоса, потребовал его освобождения. В начале 1669 года генерал-губернатор Французских Антилл сьёр де Баас ответил ему категорическим отказом: Уильямс содержался в тюрьме за пиратские действия против французских судов, совершенные им после окончания войны. Дело усугубилось еще и тем, что англичане нанесли французам очередную обиду, захватив их корабль с острова Сент-Люсия, который в качестве приза был отведен на Барбадос. Лишь в 1672 году, когда Англия поддержала Францию в войне против Голландии, капитан Уильямс мог быть освобожден, но к этому времени след его потерялся.

Глава 18. Рейды Эдварта Мансфелта. Захват и потеря острова Санта-Каталина

Голландский флибустьер Эдварт Мансфелт разбойничал в Карибском море в 1660-е годы. Англичане на свой манер называли его Эдвардом Мансфилдом. Эксквемелин говорит, что он был родом с острова Кюрасао, однако достоверных сведений о его детстве и юности, а также о начале его пиратской карьеры не сохранилось. Предполагают, что до 1641 года он мог базироваться в английской колонии на острове Санта-Каталина (Провиденс), а затем на Тортуге. 4 (14) декабря 1660 года он получил разрешение военного губернатора Ямайки полковника Эдварда Дойли выйти на своем судне из гавани Пойнт-Кагуэй для охоты за испанскими кораблями. В январе – феврале 1663 года, командуя бригантиной, он участвовал в экспедиции Кристофера Мингса против города Кампече и после ранения Мингса замещал его в качестве главнокомандующего.

Осенью 1665 года флотилия Мансфелта стала на якорь у южного побережья Кубы. В ее составе были как английские, так и французские суда, но о них мало что известно (среди капитанов значились Джозеф Брэдли, Чарлз Хадселл, Пьер Легран и Жан Лемэр). В ноябре губернатор Ямайки приказал майору ямайской милиции Роберту Биндлоссу (мужу Анны Петронеллы Морган и, соответственно, зятю покойного вице-губернатора сэра Эдварда Моргана) связаться с флибустьерами и пригласить их на рандеву в ямайскую гавань Блуфилд-Бей, чтобы затем, получив каперские грамоты против голландцев, они могли совершить набег на Кюрасао. На переговоры с пиратами был отправлен капитан Уильям Бистон.

В письме лорду Арлингтону, датированом 16 (26) ноября, Модифорд выразил надежду, что Кюрасао «окажется во владении короля еще до того, как сие письмо попадет к нему в руки». Заодно губернатор просил прислать ему более обстоятельные инструкции относительно того, «какое применение найти приватирам после подавления голландцев, чье имя, он полагает, за три месяца умрет и будет забыто в Индиях».

По сведениям губернатора Гаваны, у пиратов было 13 судов и 700 человек (по английским источникам – лишь 6 кораблей и 400 человек). На Рождество они ворвались в городок Кайо и подвергли его грабежу. Затем, перехватив в море судно, на борту которого находилось два десятка жителей этого городка, они всех их порубали саблями. Следующей жертвой пиратов должен был стать город Баямо, но, неожиданно изменив свои планы, они решили атаковать Санкти-Спиритус.

Разбойники знали, что в этом городе, лежащем вдали от моря, нет фортификационных сооружений, а местные помещики владеют огромными плантациями сахарного тростника и тысячами голов скота.

25 декабря 1665 года несколько испанцев, работавших на асьенде близ устья реки Таябакоа, увидели, как на берег высадилось около трехсот пиратов. Вскочив на лошадей, испанцы галопом помчались в Санкти-Спиритус, чтобы предупредить городские власти и жителей об опасности. Приходской священник Пабло де Педросо-и-Фариа велел бить в набат. Алькальды дон Антон Камачо и дон Симон Баутиста, а также рехидор дон Педро Ариас попытались организовать оборону города, выставив в поле двести всадников. Однако им не удалось сдержать натиск флибустьеров. В начале января 1666 года разбойники ворвались в Санкти-Спиритус, почти все жители которого успели бежать в окрестные леса и саванны.

Кубинский губернатор дон Франсиско Давила Орехон-и-Гастон писал королю, что налетчики сожгли «тридцать три дома, совершив все прочие бесчинства и кощунства, обычно сопровождающие подобные деяния; и хотя до их прихода в этот город лейтенанта и жителей тех мест настойчиво предупреждали о том, чтобы они никогда не оставляли порты и места высадок на берег без сторожевых постов и чтобы они держали свое оружие наготове точно так же, как при объявлении войны, они их… прозевали. Враги прошли двенадцать лиг в глубь территории и при отходе назад – еще восемь, не потеряв при этом ни капли крови, потратив на грабеж его один день, а ведь в том поселении имелось более двухсот пятидесяти людей с оружием и много рабов, способных его носить. Похоже, что Господь справеливым судом своим затуманил им рассудок и разум за то, что забыли они о своей обязанности и о любви к отчизне своей, оставив ее без защиты и спрятавшись, как арабы, в горах, ничем не проявив свой долг».

Разграбив то, что испанцы не успели унести с собой, флибустьеры похитили из церкви самую ценную реликвию – золотого петуха, украшавшего алтарь. Этот петух был подарен церкви в 1612 году приходским священником Педро Пересом де Корча, который унаследовал его от своего отца дона Луиса Переса де Корча, а тот, в свою очередь, получил его в качестве «презента» от какого-то индейца.

Предав город огню, флибустьеры доставили награбленную добычу к своим кораблям. После дележа трофеев четыре английских корабля взяли курс на Ямайку, а два французских судна ушли на Тортугу.

По данным Уильяма Бистона, набег на Санкти-Спиритус возглавлял Эдварт Мансфелт; но в одном из испанских отчетов главарем разбойников назван француз с Тортуги Пьер Легран. Можно предположить, что Мансфелт командовал английским, а Легран – французским контингентом объединенного отряда.

Излагая свою версию этой экспедиции, Модифорд 1 (11) марта писал герцогу Альбемарлю, что две или три сотни приватиров, получив от испанцев отказ продать им провизию, прошли 42 мили в глубь Кубы, где «взяли и сожгли город Санто-Спирито»; при этом они разбили корпус из 200 кавалеристов, который пытался остановить их продвижение. Пленных флибустьеры доставили на свои корабли и, «получив за них выкуп в 300 жирных быков, отпустили». Однако многие негры не захотели возвращаться назад, пожелав остаться с пиратами в качестве проводников. Губернатор добавляет: «После этого они соединились с другой частью флота, чтобы идти на Кюрасао». Отводя от себя возможные обвинения в поощрении флибустьеров, Модифорд особо подчеркнул, что набег на Санкти-Спиритус был осуществлен Мансфелтом без приказа с Ямайки, «под прикрытием португальских каперских свидетельств», полученных от губернатора Тортуги. Сэр Томас не сомневался, что флибустьеры, если их не пресечь, будут и впредь брать добычу у испанцев и не вернутся на Ямайку до тех пор, пока им не пообещают выдать каперские поручения против испанцев.

Спустя неделю губернатор написал об этом же лорду Арлингтону: «Наши приватиры выбрали капитана Эдварда Мансфилда своим адмиралом, и в середине января отплыли от Южных островков Кубы в сторону Кюрасао с губернаторским поручением». Повторив старую басню о том, что Санкти-Спиритус был разграблен флибустьерами из-за отказа испанцев продать им провизию, он посетовал на сокращение численности отряда Мансфелта («многие ушли к французам, где португальские каперские грамоты дают полномочия против испанцев»). Испанский источник подтверждает данный факт, упоминая о том, что после дележа добычи два судна отделились от пиратской флотилии и ушли на Тортугу.

От южных берегов Кубы Мансфелт пошел к побережью Центральной Америки. По данным губернатора Коста-Рики, пираты хотели пробиться к городу Картаго и к Тихому океану, хотя и делали вид, что собираются идти «против Кюрасао». Из письма президента аудиенсии Панамы дона Хуана Переса де Гусмана от 16 марта 1666 года явствует, что у Мансфелта было 14 судов с 800 людьми на борту. 8 апреля, оставив близ Пунта-дель-Торо семь кораблей, флибустьеры на девяти барках вошли в гавань Эль-Портете и, высадив на берег от 500 до 700 человек, напали на селение Матина (Коста-Рика). Взяв в плен 35 индейцев, они отправились в сторону селения Турриальба, откуда хотели атаковать главный город провинции – Картаго. Проводником у них был молодой индеец по имени Роке Хасинто Эрмосо.

Губернатор Коста-Рики дон Хуан Лопес де ла Флор-и-Рейносо узнал о вторжении пиратов от индейца из Теотике, некоего Эстевана Япири, которому удалось бежать от флибустьеров из Матины. Губернатор тут же мобилизовал шестьсот индейцев и испанцев и двинулся навстречу неприятелю.

Захватив Турриальбу 15 апреля, Мансфелт узнал, что поблизости находится испанский патруль из пяти или шести аркебузиров под командованием сержант-майора Алонсо де Бонилья, а также о том, что в район Кебрада-Онда (Глубокое Ущелье) направляется большое войско под командованием самого губернатора провинции. Решив, что дальнейшее продвижение в глубь испанской территории чревато нежелательными последствиями, люди Мансфелта отказались от своего намерения захватить Картаго и стали спешно отходить к Эль-Портете. Дон Хуан Лопес де ла Флор с отрядом из 120 солдат бросился за ними в погоню. 23 апреля пираты погрузились на свои корабли и отошли в залив Альмиранте, что к юго-востоку от устья реки Сиксаола. Солдатам дона Хуана, согласно испанским данным, удалось захватить в плен двух отставших флибустьеров.

Покинув побережье Центральной Америки, флотилия Мансфелта разделилась на несколько отрядов. В ночь с 26 на 27 мая 1666 года несколько пиратских кораблей подошли к острову Санта-Каталина (Провиденс). «Пираты разбили испанский гарнизон, – сообщает Эксквемелин, – и захватили все укрепления. Часть укреплений Мансфелт приказал разрушить, а остальные усилить, и оставил на острове отряд в 100 человек, отдав им всех рабов, которые были захвачены у испанцев. Затем Мансфелт перешел на другой островок, который лежал от большого острова так близко, что на него можно было перейти по мосту. Он приказал перетащить туда все пушки, снятые с фортов Санта-Каталины, а дома сжечь».

Оставив на острове небольшой гарнизон, Мансфелт отбыл в Порт-Ройял с частью своей рассеявшейся флотилии.

5 (15) июня сэр Томас писал госсекретарю, что флотилия, отправленная против Кюрасао, ничего не сделала и была разделена «их собственными главарями» на несколько отдельных экспедиций. Губернатор выразил надежду, что «когда большинство из них вернется, отыщется много разных причин их небрежности». Но, сокрушался он, поскольку Ямайка не располагает иными морскими силами, ему придется пользоваться услугами флибустьеров и впредь. В заключение сэр Томас заверил лорда Арлингтона, что «если бы он имел два или три небольших фрегата Его Величества, он бы с их помощью привел этих грабителей к послушанию».

8 (18) июня в письме герцогу Альбемарлю Модифорд более детально описал флибустьерские силы Ямайки и их последние акции. Содержание его письма сводилось к следующему:

«Около десяти дней назад прибыли два судна из флота, посланного на Кюрасао, которые утверждали, что собирались исполнить службу на Кюрасао, но частные солдаты на борту адмиральского судна выступили против этого, настаивая публично, что более выгодно с меньшим риском предпринять набег на испанцев, что было их единственным интересом. Двое из их флота ушли на Тортугу, а иные четверо, объединившись с двумя французскими разбойниками, пошли отобрать остров Провиденс, где они решили обосноваться. За все это время они сделали мало или совсем ничего, лишь высадили 600 человек возле мыса Бланко, в королевстве Верагуа, и прошли 90 миль в ту страну, чтобы неожиданно захватить ее главный город Картаго, но узнав, что жители увезли свои богатства, вернулись к своим кораблям без вызова на бой. Они прошли через различные индейские городки, которые все присоединялись к ним, и говорили им, что индейцы возле Гренады до сих пор с оружием ожидают их возвращения. Три дня тому назад прибыл один из лучших боевых кораблей, который находился в состоянии мятежа последние 20 месяцев, отвращенный из-за того, что губернатор Модифорд по приказу Его Величества забрал у них богатый приз и вернул испанцам; новости о пожаловании комиссий против испанцев вернули их назад, иначе, сказали они, они искали бы то же в иной стране. Около Рождества этот приватир захватил испанский пакетбот и представил Модифорду разные письма, которые тот отправил лорду Альбемарлю. На этом корабле приехал капитан Уильям Бистон, который представит отчет о стараниях Модифорда заставить тех приватиров атаковать Кюрасао, о великом недовольстве жителей Порт-Ройяла запрещением приватиров и ожидаемых выгодах от их поощрения; так что пока его милость не даст команду об обратном, он продолжит тот путь, по которому сейчас идет…».

12 (22) июня в Порт-Ройял вернулся с двумя кораблями Эдварт Мансфелт. Об отчете, который он представил, известно из письма Модифорда госсекретарю:

«Губернатор сэр Томас Модифорд секретарю лорду Арлингтону. 12-го текущего прибыл капитан Мансфилд и еще один корабль, и жаловался, что непослушание некоторых офицеров и солдат было причиной того, что они не приступили к проекту по Кюрасао. В то же время старина был полон решимости (как он рассказал мне) никогда не представать пред мои очи, пока он не послужит каким-либо образом Его Величеству, и поэтому всего лишь с 200 людьми, которые еще оставались с ним, из коих около 80 были французами, он решил напасть на остров Провиденс, который раньше принадлежал англичанам, но который большая испанская армада забрала у нас в 1641 году, и с тех пор он был основательно усилен гарнизоном. Для выполнения задуманного он поднял паруса, и имея прекрасное каботажное судно, которое является его главным, если не единственным достоинством, он ночью подошел на полмили к нему через проход между скалами… и рано утром высадились, прошли четыре лиги и неожиданно захватили губернатора, который был взят пленником. Солдат в форте было около 200, но они сдались при условии, что всех их высадят на материке. Там были обнаружены 27 пушек, сто бочонков пороха, дробь и все необходимые припасы; форт весьма крепкой постройки; они взяли, однако, очень мало добычи, только 150 негров; они привезли 100 и оставили 35 человек и капитана Хаттселла хранителем склада, и так представили всё это Модифорду для отчета Его Величеству; они рассказали много о пушках, имевших герб королевы Елизаветы, выгравированный на них. Все же [губернатор] сделал выговор Мансфилду за действия без приказа, и по сути он не осмелился идти дальше выговоров, не имея четких указаний от Его Величества, дабы не отвадить их от той верности, которую они продемонстрировали теперь гораздо в большей степени, чем когда-либо ранее».

Модифорд решил взять остров Провиденс во владение, «учитывая его удобное расположение, благоприятное для осуществления каких-либо экспедиций на богатый материк». Стратегическое значение острова заключалось в том, что, находясь недалеко от устья реки Сан-Хуан, он мог служить удобной базой для проникновения к озеру Никарагуа и городу Гранаде. Чтобы не дать пиратам использовать Провиденс как обычное разбойничье гнездо, ямайский губернатор распорядился отправить туда отряд из тридцати человек во главе с майором Сэмюэлом Смитом, сэром Томасом Уэтстоном и капитаном Стэнли. Майор Смит должен был исполнять обязанности губернатора острова.

Тем временем Мансфелт, выйдя в очередной поход, был захвачен в море кубинским военным кораблем: его люди и сам он были казнены по приказу губернатора Гаваны – того самого, который, согласно данным одного историка, за два года велел умертвить более 300 пленных пиратов.

10 (20) ноября 1666 года король Карл назначил на пост вице-губернатора Провиденса сэра Джеймса Модифорда с предписанием руководствоваться инструкциями от губернатора Ямайки. 12 (22) декабря того же года сэр Джеймс получил право разделить остров на лордства и маноры, основать там поселения, осуществить топографическую съемку и составить кадастр уже пожалованных земель, пожаловать незанятые земли «на такой срок и на таких необременительных условиях ренты, каковые он сам сочтет подходящими». В Англии еще не знали, что испанская экспедиция к тому времени уже выбила англичан с Провиденса и реоккупировала остров. Наиболее подробно это событие описано Эксквемелином:

«Между тем Симон, оставшийся на острове в качестве губернатора, уже давно ждал известий от Мансфельда. И тут дону Хуану Пересу де Гусману, только что получившему пост губернатора Коста-Рики, весьма осмотрительному и ловкому воину, пришло на ум, что он отлично послужит испанской короне, если захватит остров Санта-Каталина, где пираты еще недостаточно укрепились. Он собрал большие силы, чтобы очистить остров от пиратов и оставить на нем гарнизон. Одновременно дон Хуан отправил предводителю тамошних пиратов письмо, обещая ему большое вознаграждение за добровольную сдачу острова. Симон, зная, что на помощь надежды нет, согласился на эти условия и передал остров испанцам. Когда испанцы уже были на острове, к его берегам подошел английский корабль с Ямайки, который обычно в те воды посылал тамошний губернатор. На его борту было четырнадцать мужчин и одна женщина. Испанцы подняли английские флаги и потребовали от Симона, чтобы он вышел на берег и приказал корабельщикам зайти в гавань. Вскоре корабль захватили, и все пассажиры попали в плен. В честь этой большой победы над английскими пиратами испанцы устроили фейерверк. Один испанский инженер обо всех этих событиях составил памятную записку, написана она была на испанском языке его собственной рукой и попала ко мне. Мне сдается, что именно здесь ее уместно привести на пользу любознательному читателю.

“Достоверное повествование о победе, одержанной над английскими пиратами силой оружия Его Католического Величества и под предводительством дона Хуана Переса де Гусмана, кавалера ордена Сантьяго, губернатора и капитан-генерала Тьерра Фирме и провинции Верагуа.

Королевство Тьерра Фирме весьма могущественно, и у него достаточно сил противостоять пиратам с Ямайки. И до ее правителя дошли вести, что около материка появилось четырнадцать кораблей. Они захватывают и грабят подданных Его Католического Величества. 14 июня 1665 [1666] года из Панамы пришло донесение, что английские разбойники подошли к Пуэрто-де-Наос и одолели испанский гарнизон на острове Санта-Каталина, где губернатором был дон Эстеван де Кампо, которого взяли в плен, а с ним еще двадцать человек различной национальности. Хуан Перес де Гусман, губернатор и капитан-генерал, отдал приказ препроводить бежавших заключенных, чтобы они повторили все сеньору Эдлену о том, как 27 мая после полуночи пираты, никем не замеченные с острова, высадились и на следующий день около шести часов утра без боя заняли все укрепления. Незадолго до 27 июня сеньор Эдлен собрал военный совет и доложил, что пираты чуть ли не каждодневно добиваются больших успехов; они стремятся овладеть всеми Западными Индиями, к большому стыду и горю испанского народа. После того как пираты захватили остров Санта-Каталина, их аппетиты возросли и они вознамерились разграбить и разорить различные места и на побережье материка. Однако, отметил он, пока пираты еще не закрепились, нужно, собрав силы, освободить остров. На военном совете с ним были согласны не все: стоит ли драться с пиратами, говорили одни, ведь их можно обуздать и без особых на то мер, они и так покинут остров. Другие считали, что план губернатора в высшей мере выгоден испанский короне и никоим образом не опозорит испанскую нацию. Сеньор Эдлен, как начальник умный и расчетливый, отдал приказ приготовить провиант для солдат Пуэрто-Бельо, но поскольку он не мог никому передоверить это дело, то отправился туда сам, не обращая внимания на трудности пути.

Эта поездка была для него небезопасна. Однако он пошел на риск, будучи верноподданным короля. 7 июля он прибыл на место и вошел в гавань на хорошо вооруженном корабле “Сан-Винсенте”, принадлежащем компании “Негрос”. Там он погрузил на корабль боевые припасы и назначил командиром судна капитана Хосе Санчо Хименеса, коменданта города Пуэрто-Бельо. Это был весьма мужественный воин. Ему дано было двести двадцать семь человек и сорок семь бывших пленников, в свое время взятых пиратами на Санта-Каталине. Все они, желая показать себя храбрыми воинами, готовы были драться как львы – тридцать четыре испанца из гарнизона, двадцать девять мулатов из Панамы, двенадцать индейцев, прекрасных стрелков из лука, семь опытных канониров, два адъютанта, два лоцмана, один цирюльник и один монах. Вручив инструкции командиру, сеньор Эдлен потребовал от него следующее: поскольку губернатор Картахены хотя и обещал, но не прислал ни людей, ни кораблей, то он требует за счет Его Королевского Величества выделить ему такое подкрепление, какое он требует, и еще раз объявил ему о своей предполагаемой поездке на остров. Затем сеньор Эдлен разъяснил командиру отряда, как следует вести боевые действия и каким образом лучше захватить остров. А для этой цели у него было достаточно солдат. Кроме того, сеньор Эдлен передал ему письменное поручительство богатейших купцов Картахены, и корабль, груженный необходимым боевым припасом, был подготовлен к отплытию. Губернатор устроил войску смотр и приказал всем грузиться на борт. 14 июля рано утром он сам поднялся на корабль, чтобы вывести его из гавани. Когда губернатор убедился, что ветер попутный, он собрал всю команду и воодушевил их, напомнив о долге перед католической верой, и призвал всех проявить мужество, дабы покарать еретиков. Губернатор, будучи старым ветераном, не сомневался, что им удастся захватить остров. Он заверил всех под конец, что если они победят, то каждый будет щедро вознагражден за мужество и верность. После такой речи, полной любви к подчиненным и веры в них, – а речь дошла всем до сердца, – он попрощался с командой и покинул корабль, который вскоре вышел в море.

На этом корабле 22 числа того же месяца они прибыли в Картахену, где командир, согласно приказу, передал все инструкции тамошнему губернатору. Тот отметил мужество вновь прибывших и распорядился оказать им помощь, отдав в их распоряжение фрегат, галион и три барки, а также сто двадцать шесть солдат (шестьдесят шесть испанцев из гарнизона Картахены и шестьдесят мулатов). Во главе этого отряда был назначен дон Хосе Рамирес де Лейва. Однако подчинялся он капитану Хосе Санчо Хименесу. После того как еще раз были обсуждены все предстоящие операции, корабли вышли из Картахены. Это было 2 августа [1666 года].

10 числа показалась западная оконечность острова Санта-Каталина, и, несмотря на ветер, корабли стали на якорь у самой гавани. Во время шторма у рифов Кита Сигнос флотилия потеряла одну барку. Когда враги обнаружили их, прозвучало три залпа; на это они тоже ответили тремя залпами. Затем командир обратился к одному из разбойников с убедительным требованием сдать остров, ибо он выступил против подписанной обоими государствами статьи мирного договора. Пираты заупрямились, и оставалось только одно – уничтожить их. Ведь пираты ответили, что остров принадлежит английской короне и они скорее умрут, нежели сдадут его. В пятницу, 13 числа, из вражеского лагеря прибыло трое посланцев. Они сказали, что на острове всего семьдесят два человека и все эти люди очень испуганы появлением столь больших неприятельских сил. После такого признания наши люди, уверившись в победе, несмотря на сильный огонь из фортов, бросили якори. Огонь пираты вели до поздней ночи.

17 числа, в воскресенье, святая Мария, владычица небесная, послала хорошую погоду – можно было высаживаться на берег, и победа нашим людям досталась следующим образом.

Флагманский корабль “Сан-Винсенте” целый день вел огонь против батарей Ла Консепсьон. Корабль вице-адмирала “Сан-Педрито” и галионы вели огонь против батареи Сантьяго. Шлюпы доставили на берег солдат, и они высадились у батареи Сантьяго, а затем сразу направились к форту Ла Кордатура. Адъютант Франсиско Касерес со своими людьми (а у него было человек пятнадцать) двинулся на рекогносцировку и, дойдя до форта Ла Кордатура, получил приказ вернуться: враг начал пальбу сразу из шестидесяти пушек.

Капитан дон Хосе Рамирес де Лейва атаковал с шестьюдесятью солдатами форт Ла Кордатура и после жестокой битвы захватил его.

Капитан Хуан Галено с отрядом в девяносто человек (половину отряда составляли мулаты и индейцы, и, кроме того, у Галено было три негра, которые к нему перебежали от пиратов) перевалил через хребет, чтобы добраться до крепости Санта-Тереса.

Дон Хосе Санчес Хименес как генерал и губернатор собрал оставшихся солдат, обошел форт Сантьяго, переплыл бухту на четырех шлюпах и под сильным орудийным и мушкетным огнем высадился на берег. В то же время капитан Хуан Галено бросился на штурм крепости, и его люди атаковали ее сразу в трех местах и так лихо, что шесть защитников были тут же убиты. Когда пираты убедились, что защищаться бесполезно, они обратились в бегство, заперлись в крепости Ла Кордатура и запросили пощады. Им подарили жизнь, и они тотчас же сдали крепость. Тогда дон Хосе Рамирес перешел через мост и захватил весь остров, подняв знамя Его Католического Величества. После этого все возблагодарили Бога за то, что в день Марии, владычицы небесной, он споспешествовал столь великой и блистательной победе.

Убито было шесть англичан, несколько было ранено и семьдесят человек взято в плен; мы потеряли одного человека, и четверо из наших людей было ранено.

На острове оказалось две тысячи восемьсот фунтов пороха, двести пятьдесят мушкетных зарядов, восемьсот фунтов фитилей и прочее боевое снаряжение. На следующий день дон Хосе Санчес Хименес, выполняя свой долг, повесил двух испанцев, которые находились на острове с английскими пиратами и воевали против своего короля.

10 сентября к острову подошел небольшой английский корабль. Губернатор потребовал от мосье Симона, француза по рождению, чтобы тот сказал вновь прибывшим, будто остров во власти англичан; пират выполнил это приказание с большим усердием. Корабль вошел в гавань. На нем было четырнадцать мужчин и одна женщина с маленькой дочерью. Все шестнадцать были присоединены к остальным пленникам.

Английские разбойники были доставлены в нашу страну, причем сеньор Эдлен отдал приказ: троих отправить в Панаму и в дальнейшем содержать в крепости Сан-Херонимо, которая находится в городе Пуэрто-Бельо. Таким образом, план сеньора Эдлена оказался мудрым, и выполнен он был весьма искусно. На берегу острова, в гавани, он заложил прямоугольный каменный форт: его объем составлял восемьдесят восемь кубических футов, стены были толщиной в четырнадцать футов, а куртина шириной в семьдесят пять футов. Вся же цитадель со складами и мастерскими занимала площадь в триста квадратных футов. Постройка крепости не стоила Его Католическому Величеству буквально ни гроша, и сеньор еще получил немало денег».

Я передал содержание этой записки слово в слово, чтобы читатель сам убедился, какой шум поднимали испанцы из-за совершеннейших пустяков. По их словам, они встретили сопротивление и захватили семьдесят человек, которых тут же весьма охотно отпустили».

О подробностях испанского нападения на Провиденс губернатор Ямайки узнал от нескольких флибустьеров, сбежавших из испанского плена. Об этом он доносил герцогу Альбемарлю в письме от 14 (24) января 1667 года. В «Календаре государственных бумаг» содержание его изложено следующим образом:

«Некоторые пленные, которые бежали из Пуэрто-Бельо, как раз прибыли и говорят, что испанцы, получив предупреждение о том, как слаб наш отряд на Провиденсе, насчитывавший лишь 48 человек, взяли силой английский корабль “Конкорд” капитана Уэйзи и с тремя другими судами, снабженными 600 людьми, за три дня вернули сей остров и сделали наших людей рабами в своих фортах; это – их обычное обращение с нами, когда мы попадаем к ним в руки, тогда как мы обращаемся с ними скорее как с друзьями, нежели врагами».

Через два года после реоккупации Провиденса испанцами майор Сэмюэл Смит, очутившись на воле, рассказал о судьбе пленных:

«19 августа 1668 года.

Свидетельство майора Сэмюэла Смита, прежнего губернатора Провиденса. О том, что, спокойно владея им в силу специального полномочия от сэра Томаса Модифорда, он был в августе 1666 года призываем к сдаче тремя испанскими судами, [прибывшими вместе с] кечем из Новой Англии, взятым у англичан испанцами, и английским 30-пушечным кораблем “Конкорд”, переоснащенным испанцами, командиром коего был Генри Уэйзи, на что он [Смит] ответил отказом. Тогда враг осуществил высадку, и после трех дней осады он был принужден сдаться по статьям соглашения о милостивой пощаде, которое испанцы отнюдь не выполнили, ибо англичане, около сорока человек, были тут же сделаны пленниками и все, исключая сэра Томаса Уэтстона, меня, дающего сии показания, и капитана Стэнли, которые были командирами, принудили работать в кандалах и цепях в испанских фортах, жестоко избиваемые бичами, и многие с той поры умерли от нужды и из-за плохого обращения. Названные три командира были отправлены в Панаму, где они были брошены в темницу и закованы в цепи на семнадцать месяцев. Наконец, получив свободу, дающий эти показания прибыл в Гавану… где он был заключен в тюрьму. В том городе было много английских пленных, живших в цепях, и там дающий эти показания слышал, что [корабль] “Гриффин” капитана Сварта был потоплен испанским галеоном».

Той же датой отмечены показания шкипера Генри Уэйзи, заслушанные в Совете Ямайки. Эти показания интересны тем, что в них содержится информация о судьбе загадочно пропавшего «адмирала» флибустьеров Эдварта Мансфелта.

«19 августа 1668 года.

Свидетельство Генри Уэйзи, шкипера “Конкорда”, судна в 400 тонн. О том, что 25 мая 1666 года он был захвачен с его упомянутым кораблем, когда стоял на якоре в Портобелло, и закован в цепи под предлогом, что он – шпион, хотя он был зарегистрирован и имел лицензию, и так был вынужден отправиться в Панаму, чтобы засвидетельствовать, что испанцы переоснастили его корабль и послали на Провиденс, чтобы вновь захватить этот остров. Что он видел пленных, захваченных на Провиденсе, сделанных рабами в Портобелло, и еще 13 рабов – в Картахене, и что английское судно капитана Мансфилда было доставлено как приз в Гавану, и капитан Мансфилд, его командир, был закован в цепи и, как сообщали, был вскоре предан смерти. Зачитано в Совете 19 декабря 1668 года».

Завершая обзор источников, посвященных англо-испанской борьбе за остров Санта-Каталина, процитируем еще один документ – пересказ письма ямайского губернатора госсекретарю Англии:

«5 октября 1668 года, Ямайка.

Губернатор сэр Томас Модифорд герцогу Альбемарлю. Заявляет, что сделанный наглый другой лист является жестоким и фальшивым творением наших соседей. Правда в том, что остров Провиденс никогда не имел белых людей до прибытия туда англичан, которые первыми срубили деревья и засеяли землю; так что, хотя эти приватиры и не имели приказа захватывать его, они лишь восстановили старые права его Величества, перезахват его есть нарушение мира, которого они так сильно притворно изображают в сих краях, который, с нарушением статей и жестоким обращением с нашими соотечественниками, смиренно отсылает для последующего обсуждения. Прилагает свидетельство Роберта Ролинсона, Исаака Уэббера и Ричарда Кри перед сэром Томасом Модифордом, относительно соглашения испанцев с англичанами на острове Провиденс. 1 августа 1666 года, обнаружив шесть парусов испанских военных кораблей, губернатор майор Сэмюэл Смит, командовал жителями, “мы имели лишь пятьдесят одного человека”, они сдались при условии получения небольшой барки для перевозки их на Ямайку. Но когда они сложили оружие, испанцы отказали им в барке и отвезли рабами в Портобелло, где они были прикованы цепями к полу в темнице размером 12 на 10 футов, в которой было 33 заключенных. Заключенные были принуждены работать в воде с пяти утра до семи вечера и по таким нормам, что испанцы признавались, что один из них делал больше, чем три негра, тем не менее когда ослабевший хотел есть и спать, они сбивали его с ног и били палками, и четверо или пятеро умерли. Заключенные не имели одежды, их спины были покрыты волдырями от солнечных ожогов, их головы пекло, их шеи, плечи и руки ободраны от переноски камней и мортир, их ступни оббиты, и их ноги в кровоподтеках и избиты цепями, и их тела одно за другим источали зловоние. Ежедневно оскорбляли религию и короля. Точная копия заверена сэром Томасом Модифордом, 5 октября 1668 года».

Успешная реоккупация Санта-Каталины испанской экспедицией вызвала всеобщее ликование в колониях на Испанском Мейне и на островах Антильского архипелага, находившихся под контролем испанцев. 1 апреля 1667 года губернатор Кубы дон Франсиско Давила, выступая в Гаване перед членами колониальной администрации и знатными людьми города, отмечал: «Достаточно мы натерпелись от наших врагов, когда только те из них, что находятся на Ямайке, захватили у нас более пятидесяти судов с более чем тремя тысячами людей на борту; когда на Тортуге и побережье Эспаньолы французы, имея вдвое больше людей, чем англичане на Ямайке, будучи [между собой] непримиримыми врагами в Европе, здесь (в Вест-Индии . – В.Г. ) объединили свои силы, чтобы захватить остров Санта-Каталина, [недавно] славно возвращенный президентом Панамы и губернатором Картахены».

Глава 19. Решение Совета Ямайки о поддержке приватиров

Настоящий пиратский бум начался на Ямайке после того, как 22 февраля (4 марта) 1666 года Совет острова, заседавший в Сантьяго-де-ла-Веге, объявил о своем намерении выдать флибустьерам новые каперские свидетельства против испанцев.

Копия данного постановления вместе с утвержденной формой каперского свидетельства были приложены Модифордом к письму герцогу Альбемарлю, датированному 1 (11) марта 1666 года. В указанном письме сэр Томас отмечал, что его решение объявить о намерении выдать флибустьерам каперские поручения против испанцев было подкреплено письмом герцога от 1 (11) июня 1665 года, в котором заместитель лорда-адмирала Англии предоставил ему свободу жаловать или не жаловать каперские грамоты в зависимости от сложившейся в регионе ситуации. Узнав, что на Тортуге и юго-западе Эспаньолы происходит быстрый рост французских сил, Модифорд решил издать декларацию о планах пожаловать каперские свидетельства против испанцев; этот шаг, «как заверили его старые приватиры, безусловно, вернет англичан и многих голландцев и французов в этот порт [Порт-Ройял], где они имеют наилучший рынок для своих товаров». Копия декларации была отправлена на Тортугу. Тем самым колониальная администрация Ямайки хотела переманить всех тамошних флибустьеров на английскую службу и обезопасить свой остров и британскую коммерцию в регионе от возможных пиратских нападений со стороны французов.

8 (18) июня и 21 (31) августа Модифорд вновь описывал герцогу Альбемарлю ситуацию на Ямайке, особо подчеркивая, что объявление о пожаловании каперских свидетельств против испанцев было с энтузиазмом воспринято как жителями Порт-Ройяла, так и флибустьерами. Через своего брата сэра Джеймса Модифорда он также переправил герцогу письмо, полученное от голландского флибустьера Давида Маартена с Тортуги; последний имел под своим командованием два корабля со 160 людьми и выразил готовность, вернувшись на Ямайку, вновь служить англичанам. «Короче говоря, – констатировал сэр Томас, – эти счастливые инструкции, которые его милость дал мне от 1 июня [1665 года], принятые к исполнению лишь с марта [1666 года], должны вернуть к нам всех англичан, множество голландцев и некоторое число французов».

Аналогичная мысль проходит «красной нитью» и через письмо Модифорда лорду Арлингтону от 21 (31) августа: «…Вашему сиятельству прекрасно известно, какую большую антипатию я питал к приватирам во время пребывания на Барбадосе, но после того как я принял указы Его Величества к строжайшему исполнению, я обнаружил свою ошибку в виду упадка фортов и изобилия этого места, а также привязанности этих людей к служению Его Величеству; тем не менее я продолжал враждебно относиться и наказывать этот сорт людей, пока не пришло письмо Вашего сиятельства от 12 ноября [22 ноября 1664 года], приказывающее обращаться с ними более мягко; до сих пор мы шли к упадку, который он честно описал лорду-генералу 6 марта [16 марта 1665 года], который после ряда обсуждений с Его Величеством и лордом-канцлером в письме от 1 июня 1665 года [11 июня 1665 года] дал мне широкие полномочия жаловать или не жаловать каперские грамоты против испанцев, как я найду сие выгодным для службы Его Величества и благополучия этого острова. Я был рад этому полномочию, тем не менее решил не использовать его, если необходимость не принудит меня к этому; и когда я увидел, в каком плачевном состоянии находились флотилии, вернувшиеся с Синт-Эстатиуса, так что суда были разбиты, а люди ушли к побережью Кубы, чтобы добывать средства к жизни, и таким образом были полностью отчуждены от нас. Многие остались на Наветренных островах, не имея достаточно средств, чтобы расплатиться по своим обязательствам на Тортуге и среди французских буканьеров; до сих пор я воздерживался от использования моего полномочия, надеясь, что их невзгоды и опасности со временем отвадят их от этого образа жизни. Но когда примерно в начале марта я обнаружил, что стража Порт-Ройяла, которая под командованием полковника Моргана насчитывала 600 человек, сократилась до 138, я собрал Совет, чтобы решить, как укрепить этот весьма важный город некоторыми силами из внутренней территории; но они все согласились, что единственный путь наполнить Порт-Ройял людьми – это пожаловать каперские грамоты против испанцев, на коих они весьма настаивали. Необходимые их доводы были занесены в книгу Совета, копия чего прилагается; и, принимая во внимание наше слабое положение, из-за чего главные купцы уехали из Порт-Ройяла, не предоставив никакого кредита приватирам для снабжения и пр., и слухи о войне с Францией, которые часто повторялись, я издал объявление о намерениях пожаловать каперские грамоты против испанцев. Ваше сиятельство не может и представить себе, какие всеобщие перемены произошли здесь с людьми и в делах, корабли ремонтируются, большой наплыв ремесленников и рабочих, что едут в Порт-Ройял, многие возвращаются, многие должники освобождены из тюрьмы, а корабли из похода на Кюрасао, не осмеливавшиеся войти из-за страха перед кредиторами, пришли и снаряжаются вновь, так что полковые силы в Порт-Ройяле насчитывают около 400 человек. Если бы не эта своевременная акция, я не смог бы удержать мое место против французских буканьеров, которые, самое меньшее, разорили бы все приморские плантации; тогда как теперь я переманил от них многих, и недавно Давид Мартин, лучший человек Тортуги, который держит на море два фрегата, пообещал привести оба. От сих последних кораблей пришло известие от сэра Джеймса Модифорда о мире с Испанией вместе с этой инструкцией от лорда-генерала, что, несмотря на мир, я все еще могу осторожно использовать приватиров, как и раньше, если это пойдет на пользу делам Его Величества… Испанцы смотрят на нас, как на пришельцев, посягнувших на чужую территорию, где бы они ни находили нас в Индиях, и поступают соответственно; и если бы их возможности соответствовали их желаниям, они давно бы изгнали нас из всех наших плантаций; так благоразумно ли, чтобы мы позволяли им спокойно возвышаться над нами?..».

К письму прилагались протоколы Совета Ямайки от 22 февраля 1666 года с решением пожаловать каперские грамоты против испанцев, а также свидетельские показания Томаса Кларка, Уильяма Росса, Ричарда Мура, Томаса Пайпера, Элиаса Роу и Уильяма Уэста «относительно испанцев, захвативших английское судно и отправивших некоторых людей по воле волн, а других – пленными в Испанию». Эти показания, безусловно, должны были послужить лишним доказательством обоснованности решения губернатора и Совета острова начать против подданных испанской короны в Вест-Индии каперскую войну.

Примерно в это же время свои «Рассуждения, почему частные боевые корабли выгодны острову Ямайка и как их преследование уже наносило и может впредь наносить ущерб колонии этого острова» написал полковник Теодор Кэри. В этом документе доказывалось, что попытки английских властей использовать флибустьеров в военных кампаниях против голландцев и французов в басссейне Карибского моря обречены на провал и что пользу от них можно получить лишь в том случае, если им будут выданы каперские поручения против испанцев. Кэри пишет: «Капитаны Давид Мартин и Маррэн и различные английские приватиры при сообщении, что каперские грамоты против испанцев были отменены, решили никогда не возвращаться на Ямайку, если не будет войны, но ежедневно добывают испанца с Тортуги. Сэр Томас Модифорд, губернатор, отвлекал их от нанесения вреда испанцам и пытался удержать их на острове, уполномочив пишущего (полковника Кэрри . – В.Г. ) обсудить с ними возможность захвата Кюрасао, который они единодушно согласились осуществить, но на рандеву они разошлись во мнениях насчет их командира, и так проект был оставлен. Два Его Величества быстрых фрегата пятого ранга могли бы послужить для командования этими приватирами во всех случаях – для приведения их к повиновению, пресечения любых враждебных акций и защиты побережья от разбойников. Нет никакой выгоды использовать приватиров в Вест-Индии против французов и голландцев, они являются людьми, которые не хотят заниматься земледелием, желая лишь грабить испанцев независимо от того, будут ли их поддерживать на Ямайке или нет. Испанцы испытывают такую глубокую ненависть к англичанам в этих краях, что они и слушать не хотят о торговле или примирении, но любого из островитян, кого им удается трусливо захватить врасплох, они безжалостно убивают. Выгоды французов ежедневно возрастают на Карибских островах, Эспаньоле и Тортуге, и если терпеть их рост, через короткое время проявятся опасные последствия как для английских, так и для испанских поселений. Если Его Величество позволит выделить два или три своих фрегата пятого ранга для этой службы, такие люди (флибустьеры . – В.Г. ) могли бы быть назначены командирами как лица, наиболее опытные в здешних делах… чтобы приватиры могли с большим желанием идти с ними в любой поход».

Спустя несколько лет, в петиции сына губернатора, Чарлза Модифорда, королю Карлу (от 28 сентября 1670 года по ст. ст.), мы снова обнаруживаем тот же набор аргументов, призванных оправдать решение сэра Томаса выдать каперские грамоты против испанцев. Напомнив королю, что в начале своего губернаторства сэр Томас всячески старался исполнить предписания короны о поддержании мира с испанцами, и не только повесил шестерых пойманных пиратов, но и вернул законным владельцам два захваченных флибустьерами приза, Чарлз Модифорд далее заметил, что «подобная любезность в отношении испанцев» не была ими оценена. Испанцы стали относиться к англичанам с еще большей суровостью, тогда как флибустьеры «отправились на Тортугу к французам». Такое положение вещей, несомненно, угрожало безопасности Ямайки, и получив разрешение Его Величества жаловать или не жаловать каперские грамоты против испанцев, сэр Томас воспользовался этим правом, чтобы удержать флибустьеров в Порт-Ройяле.

В 1667 году между правительствами Англии и Испании шли активные переговоры, завершившиеся в мае заключением нового Мадридского договора. Этот договор призван был улучшить отношения между двумя монархиями. В связи с этим губернатор Ямайки получил указания из Лондона прекратить поощрение флибустьеров и не разрешать им экспедиции против испанцев. В ответ на эти рекомендации Модифорд 30 июля (9 августа) с притворной озабоченностью писал лорду Арлингтону: «Если бы мои возможности совпадали с моими желаниями… приватирские покушения касались бы только голландцев и французов, а испанцы были бы избавлены от них, но у меня нет ни денег, чтобы платить им [флибустьерам], ни фрегатов, чтобы принудить их…». Все же губернатор заверил госсекретаря, что «хочет, в соответствии с указаниями его сиятельства, насколько это будет возможно, удерживать их от будущих враждебных акций против испанцев, если последние не спровоцируют их своими новыми дерзостями».

Глава 20. Борьба губернаторов Ямайки и Тортуги за флибустьерские души

В январе 1666 года французский король Людовик XIV объявил войну Англии, став на короткое время союзником Голландии. Это было именно то время, когда, говоря словами английского губернатора Барбадоса, решался вопрос, «будет ли правителем Вест-Индии король английский или король французский, ибо испанский король не в состоянии будет долго удерживать ее…». В апреле 1666 года французы захватили английскую часть острова Сент-Кристофер, в начале следующего года выбили англичан с захваченного ими острова Синт-Эстатиус, а также оккупировали остров Тобаго. Англичане компенсировали себя за эти потери захватом нескольких французских кораблей и временной оккупацией Кайенны (в сентябре 1667 года).

В письме герцогу Альбемарлю от 14 (24) января 1667 года губернатор Ямайки отмечал, что после отправки его последнего письма от 21 (31) августа 1666 года «наши приватиры имели несколько столкновений с французами и сделали эти моря весьма жаркими для них, так что из представителей этой нации не осталось никого; лишь те, кто служит Его Величеству, находятся в подветренной стороне от мыса Тибурон, где мы имеем трех приватиров для борьбы с любыми поставками, что могут идти с Сент-Кристофера… Различные французские буканьеры-протестанты пришли к нам, и многие ожидаются ежечасно».

Хотя война заметно охладила отношения между Ямайкой и Тортугой, губернаторы этих островов не стремились к активным военным действиям. Бертран д’Ожерон изо всех сил пытался удержать в своей колонии французских флибустьеров, а заодно переманить на французскую службу ямайских пиратов. Он планировал доставить из Франции семь или восемь корабельных плотников и конопатчиков, чтобы те могли «ремонтировать и кренговать суда, которые приходят на Тортугу». В мемуаре, датированном 20 сентября 1666 года и адресованном Кольберу, губернатор подчеркивал:

«Имея все это, я ручаюсь, что мы вернем всех наших французов, которые находятся на Ямайке, и многих иностранцев. Я надеюсь также, что многие английские флибустьеры покинут Ямайку, чтобы прибыть на Тортугу. Поскольку две силы не могут существовать одна возле другой, не сплетаясь и не разрушаясь, мы должны сделать так, чтобы… дальше увеличивать численность наших флибустьеров; я думаю, и не без основания, что то малое количество, которое у нас имеется, уже не вернётся на Ямайку, куда ушли два французских капитана, ранее проживавшие у нас, хотя я не хотел ни отнимать у них какие-либо права, ни брать от них какие-либо подарки. Они мне сказали, что к этому их принудили их экипажи, ибо они жаловались на то, что не могут жить на Тортуге, где все товары очень дорогие…

Необходимо ежегодно отправлять из Франции как на Тортугу, так и на Берег Сен-Доменга от тысячи до тысячи двухсот человек, две трети из которых должны быть способны носить оружие. Оставшаяся треть пусть будет детьми 13, 14 и 15 лет, часть которых была бы распределена среди колонистов… а другая часть занялась бы флибустьерством.

Я также убежден, что доставка упомянутых 1000 или 1200 человек является гораздо более необходимой, чем все иные дела, и могла бы способствовать вооружению и дисциплинированию тех, кто будет в состоянии… заняться флибустьерством, как я уже говорил; более чем вероятно, я ручаюсь, что мы были бы в десять раз сильнее на море, чем англичане, которые все трепетали бы, и что за 3 или 4 года мы имели бы уже достаточно людей, чтобы предпринять крупную экспедицию, которая почти ничего не стоила бы королю, если Его Величеству будет угодно задумать подобный проект; но если мы не будем иметь боеспособных людей (и у нас не будет иных средств, чтобы отправлять их на вооруженных судах во время войны – это то, что мы называем флибустьерством), то, безусловно, всегда будут сомнения в осуществимости наших предприятий, а также в безопасности нашей колонии…».

Упомянутые д’Ожероном два французских капитана отказались вернуться с Ямайки на Тортугу не только из-за высокой стоимости жизни во французской колонии. Как мы уже отмечали, 22 февраля 1666 года губернатор Модифорд и Совет Ямайки пообещали выдать «частным военным кораблям» каперские свидетельства для действий против испанцев, и это позволило удержать в Порт-Ройяле значительное количество английских, французских и голландских флибустьеров. В то же время ямайский губернатор пригласил французских флибустьеров и буканьеров, проживавших в Пти-Гоаве, к перебазированию в Порт-Ройял. В ответ он получил письмо, подписанное их вожаками, «проявившими большое рвение к службе у Его Величества и решившими напасть на Кюрасао».

Что еще могло подтолкнуть французских пиратов к сближению с английскими властями на Ямайке? Объяснение этому факту, возможно, следует искать в попытке д’Ожерона принудить своих беспокойных подопечных к несению обязательной милицейской службы по охране колонии. Узнав о намерениях губернатора, жители Пти-Гоава решительно воспротивились «этому началу рабства». Согласно данным миссионера Жана-Батиста дю Тертра, «они стремились оставаться нейтральными и никогда не иметь над собой хозяина». Д’Ожерону пришлось покинуть свою резиденцию в Бастере и лично усмирять бунтовщиков. Однако часть недовольных все же покинула Тортугу и Сен-Доменг и перебралась на Ямайку. Их вожаками могли быть капитаны Авраам Малерб (еще в апреле 1665 года его галиот присоединился к флотилии сэра Эдварда Моргана для участия в набеге на голландские колонии), Давид Маартен, Филипп Бекель и Жан Гасконец. В Порт-Ройяле они приобрели каперские грамоты против испанцев и приняли участие в нескольких совместных с англичанами походах против испанских владений на Кубе, Санта-Каталине (Провиденсе) и материке.

Не секрет, что англичане рассматривали возможность еще одной экспедиции против Тортуги и Берега Сен-Доменг, но по здравому размышлению этот проект был отвергнут. В протоколах Совета Ямайки, заседавшего в Сантьяго-де-ла-Вега 19 (29) декабря 1666 года, записано: «Решено, что неблагоразумно покушаться на французов на Тортуге и Эспаньоле, принимая во внимание следующее: нет ничего для того, чтобы захватить их; французы сами оставят Тортугу как нездоровую; она не заслуживает удержания, и если они рискнут и потерпят неудачу, это будет иметь очень плохие последствия, ибо поселения на Эспаньоле весьма многочисленны и бедны, чтобы стоило все их разрушать; а бесплодные покушения на них приучат их, отчаянно нуждающихся парней, к мести нашим приморским плантациям. Касательно каперских грамот против них – они не могут быть отменены без приказов Его Величества, но желательно дать командирам военных кораблей такие умеренные инструкции: давать честь по чести пощаду тем, кто пожелает; направлять всех их пленных сюда; принимать на свои корабли всех буканьеров протестантсткой религии и других, кто даст клятву верности королю…».

Таким образом, власти Ямайки продолжали переманивать к себе на службу французских флибустьеров, базировавшихся на Тортуге и в гаванях Эспаньолы. В Порт-Ройяле последние могли приобрести каперские свидетельства против испанцев и найти лучший рынок сбыта для своей добычи. Для получения на Ямайке каперской грамоты любой владелец владелец частного боевого корабля должен был заплатить за нее 20 ф. ст.

Невозможно подсчитать, сколько добычи было доставлено флибустьерами на Ямайку в рассматриваемый период, однако даже косвенные данные свидетельствуют о том, что размер ее мог быть достаточно солидным. Например, в меморандуме секретаря Уильямсона, датированном 1666 годом и касающемся королевской десятины и 1/15 части добычи, изъятых с призов адмиралтейским судом Ямайки, указывается:

«…“Сорлингс”, отправленный для конвоирования нескольких купцов, идущих на Восток, пошел в Фалмут, чтобы привести корабль, прибывший с Ямайки с грузом ценностей; он имеет на 50 000 золота и серебра в качестве десятой и пятнадцатой частей с призов, взятых в районе тех островов».

Согласно испанским источникам, в 1665–1666 годах только на Кубе флибустьерами Тортуги и Ямайки было ограблено более 200 асьенд. Общее же количество разоренных на островах и на Мейне испанских имений, ранчерий и поселков пока никем не подсчитывалось.

Несмотря на настойчивые попытки ямайской администрации переманить к себе на службу французских флибустьеров с Тортуги, большая их часть оставалась верна королю Людовику XIV. Среди этих «морских мушкетеров» особой известностью пользовался капитан Жан Пикар, известный под псевдонимом Гийом Шампань. По данным вице-адмирала французского флота графа д’Эстре, он был уроженцем Витри-ле-Франсуа в Шампани, с чем, видимо, и связано происхождение его прозвища. В 50-х годах XVII века он плавал на флибустьерском судне, посещавшем как Тортугу, так и Ямайку; в 1659 году ямайские власти снабдили его каперским свидетельством против испанцев.

В 1666 году Гийом Шампань прославился победой над английскими флибустьерами, пытавшимися захватить его корабль у южного побережья Кубы. Сведения об этом содержатся в книге аббата дю Тертра (глава «Героическое деяние одного французского авантюриста, коего месье д’Ожерон щедро вознаградил») и в отчете губернатора д’Ожерона, датированном 20 апреля 1667 года.

«В самом начале войны, о которой никто из французов на Тортуге и на побережье Сен-Доменга не знал, – пишет дю Тертр, – у нас был здесь известный французский авантюрист по имени Шампань, который крейсировал в этих морях на фрегате “Ля Фортюн” водоизмещением около ста тонн, вооруженном восемью пушками и имевшем на борту сорок пять молодцов – как членов экипажа, так и солдат. Англичане, которых он часто посещал на Ямайке, зная его храбрость и манеру поведения и боясь испытать их на себе, решили найти его и предательски захватить, пользуясь тем, что он еще ничего не знал о разрыве между двумя коронами.

К их большой радости, они его обнаружили; поскольку он их совсем не опасался, а также не подозревал о начале войны, он летом заходил в их гавани, как делал это и раньше. Он находился тогда на [островах] Кайос, в глубине залива острова Кубы, или Гаваны; когда англичане его обнаружили, они послали сообщение генералу Ямайки, который быстро отобрал 140 солдат, наиболее решительных на том острове, и посадил их на два добрых судна, дабы захватить его, как я уже говорил, или убить в сражении…

Более крупное из двух английских судов, которое было лучшим парусником и которым командовал капитан Морис [Моррис], слывший среди англичан храбрецом, стало на якорь в проливе, или гирле Кайос, образовавшем своего рода гавань возле скал; в ней стоял небольшой фрегат нашего авантюриста, который, ничего не зная об объявлении войны, решил, что это был какой-то испанский корабль, намеревавшийся вступить в бой. Это заставило его выслать на разведку шлюпку с одиннадцатью лучшими солдатами, которые, приблизившись к тому английскому кораблю, увидели на нем много солдат, своих знакомых, пригласивших их подкрепиться и выпить с ними на борту судна; и, будучи достаточно наивными, чтобы поверить им, они вскоре поднялись на верхнюю палубу, где были сделаны военнопленными, связаны, опоясаны по рукам и ногам и брошены в трюм.

Наш авантюрист, который надеялся на скорое возвращение своих людей, из-за их задержки решил, что они были обмануты, что сей корабль был испанским или что англичанам была объявлена война. И видя, что второй корабль из-за встречного ветра не может присоединиться к первому, он выслал своих лучших солдат в шлюпке, дабы вступить в весьма неравный бой, снялся с якоря и двинулся с тридцатью пятью или тридцатью шестью людьми атаковать Мориса, который перекрыл ему выход и который имел на своем корабле 78 изготовившихся [к схватке] солдат. Он сражался в течение двух часов с таким искусством, храбростью и удачей, что, видя, как кровь льется с обоих бортов, а англичане не хотят сдаваться, он первым перепрыгнул с абордажной саблей на [вражеский] корабль и заставил Мориса сдаться после того, как у него были убиты пятьдесят человек и ранены все прочие из оставшейся дюжины; а сам он в ходе этого великого сражения потерял лишь одного человека убитым и пять или шесть – ранеными.

Месье д’Ожерон и все, кто описывал мне эту битву, говорили, что они не видели ничего более мощного или более храброго в ходе этой войны.

Тем временем Шампань, видя, что его приз совершенно разбит и ни на что уже не годен, сжег его после того, как забрал с него все лучшее, и вновь привел на Тортугу свой бедный маленький фрегат, находившийся в таком состоянии, что его уже невозможно было отремонтировать. Но добрый месье д’Ожерон, дабы отблагодарить его за столь славное деяние, раскошелился и подарил ему восемьсот пиастров, равных восьмистам экю, чтобы потратить их на принадлежавший ему фрегат и снова отправил его в крейсерство. Но когда он крейсировал и бороздил море, не встречая добычи, он сам был взят двумя испанскими кораблями».

Рассказ дю Тертра дополняют сведения д’Ожерона, которые содержатся в его отчете о событиях на Тортуге и в Вест-Индии с октября 1666 по апрель 1667 года. В частности, губернатор Тортуги отмечает, что капитан Шампань крейсировал против испанцев с португальским каперским свидетельством. «Он нам доложил [осенью 1666 года], что был на Южном берегу, в месте, называемом Кайе-дю-Сю; увидев там судно, он отправил на разведку свою шлюпку с 9 лучшими людьми, которые, увидев, что это англичане, добровольно поднялись к ним на борт, не подозревая, что была объявлена война; они были знакомы с ними давно, поскольку ходили вместе с ними на корсарский промысел. В итоге те 9 человек угодили в плен. Когда капитан Шампань узнал об этом, он вместе со своими товарищами решил погибнуть или вернуть этих людей, захваченных англичанами; и с этой целью он атаковал всего лишь с 35 людьми английское судно, на котором было 78 человек и много пушек. Бой был очень упорным, с пальбой из орудий и мушкетов. Но, в конце концов, наши убили 52 или 53 англичанина, ранив 12 или 19, взяли их судно на абордаж, захватили его и сожгли. Отдав шлюпку 9-ти или 10-ти англичанам, которые не были ранены, дабы они плыли с теми, кто был ранен, капитан Шампань доставил на Тортугу лишь их квартирмейстера и еще одного [моряка], чтобы они рассказали, как все произошло. В этом деле французы не потеряли убитыми ни одного человека, лишь 6 было ранено, за что я дал 7 или 8 сотен пиастров, которые я выручил от продажи 10 бочек вина… Это было сделано для вознаграждения капитана Шампаня за то небольшое судно, которое он захватил и которое принадлежало полковнику Берелю (очевидно, Сэмюэлу Бэрри . – В.Г. ), командовавшему в Пойнт-Кагуэе [Порт-Ройяле], так как я чувствовал себя обязанным отослать его обратно из следующих соображений.

За 3 дня до прихода капитана Шампаня у нас был англичанин, называемый капитаном Уилем, человек рассудительный, который всячески старался сохранить мир между Тортугой и Ямайкой, заявляя, что люди на том острове принудят генерала к этому, даже если тот будет противиться».

Размышляя над тем, как ему поступить в сложившихся обстоятельствах, д’Ожерон решил пойти навстречу капитану Уилю и принял предложение сохранять мир и нейтралитет между Тортугой и Ямайкой. Именно поэтому он выкупил у капитана Шампаня английский приз и позволил капитану Уилю забрать его с собой в Порт-Ройял. После этой любезности д’Ожерона ямайский губернатор Томас Модифорд, «человек хитрый и ловкий», пустил слух, что между англичанами и французами установлен мир и даже отпустил на Тортугу восьмерых пленных французских флибустьеров.

«Судно, которое их доставило, было нагружено вином и многими негритянками, в коих мы весьма нуждались, – сообщает далее д’Ожерон, – и сопровождалось Томом Клерком [Кларком], который привез патент капитану Олоне; это был пропуск ему и его товарищам, разрешавший прибыть на Ямайку, где он обещал ему такие же привилегии, какими пользовались природные англичане». Губернатор Тортуги заподозрил Томаса Кларка в шпионаже и хотел его арестовать, но, приняв во внимание то обстоятельство, что англичанина поддерживали многие французские флибустьеры, все же позволил ему беспрепятственно вернуться на Ямайку.

«За 8 дней до его ухода, – продолжает д’Ожерон, – сюда пришел небольшой шлюп, на котором находились 7 французов и несколько фламандцев. Они нам рассказали, что, когда они были на войне на фрегате капитана Луи, двое английских капитанов, притворившись друзьями, неожиданно напали на них и ограбили. После этого они дали им только 2 каноэ с 2 мушкетами и немного пороха, чтобы они могли вернуться назад. Они отметили, что это случилось за 200 лье отсюда. На другой день часть наших людей вышла на расстояние 9 или 10 лье [в море] искать капитана Шампаня, намереваясь рассказать ему, что произошло в тех местах и в других; они встретили капитана Мориса, англичанина, который находился в море с намерением захватить названного капитана Шампаня. Хотя эта группа французов получила паспорт от двух упомянутых английских капитанов, которые их ограбили, капитан Морис причинил им много обид… и высадил на побережье Кубы, не оставив им ни оружия, ни пороха, ни ножа, без чего они не могли добыть себе мясо для пропитания. Когда те люди, что отправились искать капитана Шампаня, не нашли его, они вернулись к своим друзьям, коих они обнаружили по сигнальному огню, который они зажгли, пока ожидали их. Всего их было около 34 человек, и у них было каноэ, впрочем, весьма маленькое для того, чтобы вместить такое количество людей; поэтому они с общего согласия разделились – одна часть решила попробовать достичь Тортуги на небольшом каноэ, а другая по необходимости осталась жить на суше, хотя такие враги, как испанцы, не давали французам пощады. У нас пока нет сведений о них. Что касается севших на каноэ, то после 15 дней плавания они встретили фламандцев, с помощью которых обеспечили себя небольшим количеством мяса и, продолжив свой путь, они захватили дубль-шлюпку, которую привели сюда и, таким образом, уцелели».

В ноябре 1667 года, крейсируя в Карибском море против испанцев и англичан на судне с командой из 35 человек, капитан Шампань взял на абордаж корабль «Хоуп» из Лондона. Отправившись в очередное плавание, он около 1669 года угодил в плен к испанцам. Последние продержали его в тюрьме Картахены более десяти лет, пока командующий французской эскадрой в Вест-Индии граф д’Эстре не добился от испанского губернатора его освобождения (июль 1680 года).

Летом 1667 года английские негоцианты понесли ощутимые потери от деятельности вражеских каперов в водах Ямайки и Малых Антильских островов. В письме лорду Арлингтону от 30 июля (9 августа) сэр Томас Модифорд отмечал, что если бы у него было несколько королевских фрегатов, «это предотвратило бы ту неудачу, которая… обрушилась на нас и которая принесла большие потери Его Королевскому Высочеству [герцогу Йоркскому] и Королевской [Африканской] компании, так как оба имели значительное имущество на борту [захваченного капером] судна капитана Лэнда. Или если бы лорд Уиллоуби (который весьма некстати задерживал его брата [сэра Джеймса Модифорда] на Барбадосе три месяца) отправил его вовремя с кораблем обычного типа, они еще могли бы легко перехватить капера и его призы. Недавно отправил два боевых корабля к мысу Тибурон разведать французов, а всем прочим приказал чиниться в этой гавани [Порт-Ройяле]». К письму прилагался отчет «о значительных потерях этого острова от захвата капером с помощью хитрости пяти богатых кораблей, в которых Его Высочество был весьма заинтересован».

Информацию сэра Томаса дополняет его брат сэр Джеймс, вернувшийся на Ямайку 15 (25) июля. В своем отчете госсекретарю он писал, что пять английских судов, захваченных вражеским капером на островах Кайман, имели грузы, оценивавшиеся в 40 тыс. ф. ст. В одном из призов «была большая заинтересованность Королевской компании», а потери герцога Йоркского составили 3000 ф. ст.

Капитана, нанесшего столь заметный ущерб английским купцам, звали Бартел Брандт. Он был родом из Зеландии. В течение первой англо-голландской войны (1652–1654) Бартел Брандт, как и его брат Лейн Брандт, корсарствовал против англичан с каперским свидетельством от Нидерландской Вест-Индской компании. Во время второй англо-голландской войны (1665–1667) капитан Брандт снова отправился в море на охоту за призами. Командуя 34-пушечным кораблем (экипаж – 150 человек), вооруженным во Флиссингене, он в апреле 1667 года сделал остановку на острове Тортуге, где Бертран д’Oжерон выдал ему каперское свидетельство для набегов на испанцев. В июне Брандт крейсировал между Ямайкой и побережьем Кубы, где захватил девять английских судов, среди которых два пинка, нагруженных товарами, и на 150 тыс. песо золота и серебра; семь других призов были судами английских флибустьеров, среди которых находился и бывший испанский фрегат «Нуэстра Сеньора дель Кармен», вооруженный 22 пушками. Брандт отправился затем в кубинский порт Mатансас, где сжег семь своих призов, отдал два наименьших судна своим английским пленникам, а два наиболее богатых приза повел через Атлантику в Европу. Свою добычу он доставил во Флиссинген, где оба приза были проданы с молотка 23 августа 1667 года.

Приведенные выше факты лишний раз свидетельствуют о том, что корсары разных национальностей действовали в Вест-Индии не только против испанских кораблей и поселений; время от времени большие убытки от морского разбоя несли и английские, и французские, и голландские негоцианты. Любое обострение политической ситуации и изменение соотношения сил в регионе приводило к тому, что противоборствующие силы начинали использовать флибустьерскую вольницу в своих интересах, направляя их активность в выгодное европейским державам и местным колониальным администрациям русло.

Глава 21. Англо-испанский договор 1667 года и новые антииспанские вылазки флибустьеров

После потери англичанами острова Провиденс и на протяжении всего 1667 года активность флибустьеров Ямайки в Карибском регионе весьма плохо прослеживается по историческим источникам. Мы не располагаем надежными данными о каких-либо крупных антииспанских акциях ямайской флотилии в указанный период. Некоторый интерес представляет письмо Генри Маддимана, адресованное Джорджу Пауэллу и датированное 21 февраля 1667 года. «Авантюристы Ямайки, – сообщается в нем, – собрав значительный отряд, отправились в экспедицию по реке Дарьен и около города Гватемала атаковали место, называемое Мадагарус, вошли в город и унесли прочь 360 000 пиастров, не считая других ценных товаров, спалив и разграбив еще шесть или восемь поселений. Эта акция, хотя она может выглядеть как некий аргумент для недовольства, не разрывает мира [с Испанией], так как была осуществлена за «линией», явилась лишь следствием их отказа от свободной торговли с нами в тех краях и возмездием за враждебные акты, которые они ранее осуществили, дважды взяв остров Провиденс».

Трудно понять, о какой экспедиции идет речь в указанном письме. Автор смешал воедино два разных географических района – Дарьен (Панамский перешеек) и Гватемалу. Сумма добычи, взятая пиратами в загадочном городе «Мадагарус», наводит на мысль о том, что речь, возможно, идет о захвате флибустьерами города Маракайбо в Венесуэле. Однако этот поход, осуществленный французами во главе с Франсуа Олоне в 1666 году, никак не мог быть возмездием за потерю англичанами острова Провиденс. Возможно, автор письма просто пересказал некие слухи, распространявшиеся на Антильских островах в 1666 и начале 1667 года.

В очередном письме лорду Арлингтону (от 3 сентября 1667 года) губернатор Ямайки сообщал, что «со времени его письма от 30 июля, копия которого прилагается, ни одно из его судов, посланных для разведки возвращающихся домой галеонов, еще не прибыло». Таким образом, можно предположить, что Модифорд планировал использовать флибустьеров для нападения на галеоны «серебряного флота».

Хотя в Мадриде в мае 1667 года был подписан англо-испанский мирный договор, он не снял противоречий, существовавших между двумя королевствами. В частности, испанская сторона отказалась признать права Англии на владение Ямайкой и не дала англичанам разрешения на свободу торговли с ее колониями.

Среди флибустьерских капитанов, которые вели охоту за одиночными испанскими судами в 1667 году, можно назвать Эдварда Демпстера, командира фрегата «Релиф», и Томаса Солтера, командира фрегата «Джордж».

Об антииспанских действиях Демпстера известно из «Петиции Чарлза Модифорда и других собственников корабля “Крессент” королю». В ней отмечалось, что в силу переданного губернатору Ямайки разрешения «жаловать или нет специальные военные поручения против испанцев» он «выдал каперскую грамоту против подданных Испании капитану Демпстеру; который, еще до мира с Испанией, захватил корабль “Крессент”, тогда называвшийся “Нуэстра Сеньора де ла Консепсьон и Сан Хосе”, и привел его на Ямайку, где он был осужден адмиралтейским судом как законный приз и продан Хендеру Моулзвёрту и другим, которые отправили его нагруженным в Англию на попечение петиционера; из владения коего испанский посол пытался забрать его обратно. Молит, чтобы Его Величество признал, что названный губернатор имел право так поступить, и позволил петиционеру продолжить владение названным кораблем».

К петиции прилагался документ следующего содержания:

«Осуждение в суде адмиралтейства Ямайки сэром Джеймсом Модифордом, вице-губернатором, корабля “Нуэстра Сеньора де ла Консепсьон и Сан Хосе” из Кампече, взятого капитаном Эдвардом Демпстером с фрегата “Релиф” в силу каперского поручения для захвата кораблей и товаров его Католического Величества или его подданных, Сантьяго-де-ла-Вега, года 1667-го, августа 28-го. С удостоверением сэра Томаса Модифорда, каковым он назначил своего брата, сэра Джеймса, главным судьей адмиралтейского суда на этом острове. Датировано 20 января 1668 года. И сертификат, приведенный выше, является точной копией, подписанной Чарлзом Модифордом и Джоном Ху».

Все попытки испанской стороны вернуть судно и груз не увенчались успехом. 8 (18) августа 1668 года Джо Майлз и Ричард Ллойд, замещавшие судью адмиралтейства, подали рапорт членам Тайного Совета, в котором пояснили, «почему они отказались постановить отдать корабль “Нуэстра Сеньора де ла Консепсьон” Антонио Мальденасу Висино и команде, испанцам”. Основной их аргумент сводился к тому, что “поскольку этот корабль, теперь называемый “Крессент”, был осужден судьей адмиралтейства на Ямайке в августе 1667 года и затем продан на публичных торгах Моулзвёрту, Холмсу и компании, английским купцам, и был ими нагружен для следования в порт Лондон под командованием Сэмюэла Уокера, который был арестован, а задолго до того спокойно владел названным кораблем, то нет никаких оснований доказывать, почему его следовало бы изъять из владения».

Более интригующим оказалось дело судна «Седро» («Кедр»), захваченного в 1667 году капитаном Томасом Солтером. Командуя фрегатом «Джордж», снаряженным на Ямайке с приватирскими целями, Солтер крейсировал в заливе Кампече и захватил там испанский корабль с грузом кампешевого дерева. Командование этим призом, названным на английский манер «Сидаром» (а позже – «Уильямом»), он передал своему старшему помощнику Уильяму Смиту с приказом отвести его на Ямайку. Но Смит, подстрекаемый неким Абрахамом Килингом, сговорился со своими людьми завладеть «Сидаром» и увести приз в Новую Англию. Между ними было заключено соглашение следующего содержания:

«Статьи соглашения между Уильямом Смитом, командиром добротного корабля “Уильям”, находящегося сейчас в заливе Кампече, и Фригифтом Трогмортеном [Трокмортоном], Томасом Бэрнсом, Саймоном Джонсом, Сэмюэлом Смитом, Томасом Дэвисом, Джоном Хейтором и Абрахамом Килингсом [Килингом].

Во-первых, каждый человек имеет свою долю в судне и каждый получит свою соответствующую долю кампешевого дерева, которое имеется на борту, а капитан получит две доли.

Никто не продаст свою долю никому, кроме как кому-то другому [из команды].

Если кто-либо покинет корабль, он лишится права на свою долю.

Все трофеи будут делиться поровну, лишь капитан получит две доли».

После этого Смит увел «Сидар» в Бостон. Узнав о похищении своего приза, капитан Солтер бросился в погоню за вероломными товарищами. В конце августа он появился у берегов Новой Англии и вскоре стал на якорь в бостонской гавани. Здесь Солтеру сообщили, что «Седар» ушел в Нью-Йорк. Не имея времени гоняться за шайкой Смита, капитан Солтер попросил своего бостонского друга капитана Сэмюэла Моузли взяться за это дело. 1 (11) сентября 1667 года Моузли написал письмо адвокату Джону Райдеру, проживавшему в Нью-Йорке, желая перепоручить ему доведение указанного дела до суда:

«Сэр, хотя я неизвестен, я всё же весьма любезно приветствую вас. Будучи информирован моим добрым другом капитаном Томасом Бридингом, что вы имеете отношение к праву, осмеливаюсь известить вас о деле, которое было передано на мое попечение капитаном Томасом Солтером с Ямайки, командиром частного боевого корабля, который, очевидно, захватил испанское судно, нагруженное кампешевым деревом, и приказал некоему Уильяму Смиту, своему шкиперу, доставить названный приз на Ямайку, но, вопреки его указаниям, он доставил названный приз в ваш порт. Я даю вам полное право преследовать судебным порядком названного Смита и команду в случае, если они присвоили что-либо из груза».

Тем временем Уильям Смит отправился на «Сидаре» в Акадию – соседнюю французскую колонию. Оттуда он вернулся в Нью-Йорк в апреле 1668 года и был тут же арестован вместе со своими людьми. Судебное разбирательство по делу корабля «Сидар» началось 13 (23) апреля того же года в адмиралтейском суде и проходило под председательством губернатора Нью-Йорка полковника Ричарда Николса. В протоколах суда записано:

«Понедельник, 13 апреля 1668 года, перед полуднем.

Присутствовали:

полковник Ричард Николс, губернатор,

полковник Фрэнсис Лавлейс,

мистер Томас Делаваль,

мистер Ралф Уэстфилд

и мистер Мэтиас Никол, секретарь.

Капитана Томаса Солтера из Порт-Рояйла представляет мистер Джон Райдер, поверенный Сэмюэла Моузли, действующий от имени названного Солтера.

Уильям Смит, Абрахам Килинг, Томас Дэвис, Сэмюэл Смит, Томас Бэрнс, Джон Хейтер и Саймон Джонс, шкипер и команда корабля «Сидар». Капитан Ричард Моррис, их охранник, доставляет их в суд.

Мистер Райдер представляет заявление капитана Сэмюэла Моузли, поверенного капитана Солтера, против Уильяма Смита и команды.

Томас Бэрнс не признает подлинность своей подписи и печати, но его знак признается принадлежащим ему. Абрахам Килинг ставит под сомнение правомочность мистера Райдера представлять чужие интересы.

По просьбе заключенных, чтобы им дали 48 часов для подготовки их ответов, суд предоставил им время до 10 часов вторника. По заявлению Абрахама Килинга касательно его дела различные материалы были представлены против него и показания под присягой нескольких лиц, а именно: Уильям Меритт – о его публичных высказываниях против законов и законности губернатора, Филип Джонс и Нэд Сколлет – о его угрозе выбросить их за борт».

Следующая запись в протоколах суда:

«Петиция представлена заключенными, признающими свои ошибки, возлагающими всю вину за содеянное ими на Абрахама Килинга и отдающими себя на милость суда.

Затем, будучи спрошенными судом, как Килинг попал в их команду, они ответили, что трое из них пришли от Уильяма Смита, их шкипера, дабы переговорить с Килингом и Трокмортоном о том, чтобы уйти с ними, ибо они нуждались в провизии, и предложили равную долю добычи».

Из других документов о Килинге известно, что впервые он поселился как плантатор в приходе Сент-Эндрю на Ямайке в 1662 году и принимал участие в снаряжении экспедиций некоторых известных флибустьеров – в частности, Давида Маартена и Томаса Солтера. После суда, завершившегося 18 (28) апреля, Киллинг вернулся на Ямайку, где спустя два года опять упоминался как плантатор в приходе Сент-Эндрю.

Что касается капитана Солтера, то он покинул Бостон накануне зимы 1667 года, а в начале 1668 года присоединился на Ямайке к флотилии Генри Моргана и участвовал с ним в захватах городов Пуэрто-Принсипе на Кубе и Пуэрто-Бельо в Панаме.

Глава 22. Нападение Генри Моргана на город Пуэрто-Принсипе

После загадочного исчезновения Эдварта Мансфелта флибустьеры Ямайки долгое время не имели общепризнанного лидера, пока на общем собрании экипажей пиратских судов, базировавшихся в Порт-Ройяле, новым «генералом» флотилии не был избран Генри Морган – племянник и зять покойного вице-губернатора сэра Эдварда Моргана. Возможно, это произошло в 1667-м или в начале следующего года.

Генри Морган в 1668–1671 годах был общепризнанным «королем» пиратов Карибского моря. Его происхождение и появление в Вест-Индии до сих пор окутано завесой тайны. Эксквемелин утверждал: «Генри Морган родился в Англии, в провинции Уэльс… Его отец был земледельцем и, вероятно, довольно зажиточным. Генри Морган не проявил склонности к полеводству, он отправился к морю, попал в гавань, где стояли корабли, шедшие на Барбадос, и нанялся на одно судно. Когда оно пришло к месту назначения, Моргана… продали в рабство. Отслужив свой срок, он перебрался на остров Ямайку, где стояли уже снаряженные пиратские корабли, готовые к выходу в море. Он пристал к пиратам и за короткое время познал их образ жизни, сколотив вместе с товарищами за три или четыре похода небольшой капитал. Часть денег они выиграли в кости, часть получили из пиратской выручки. На эти деньги друзья сообща купили корабль. Морган стал его капитаном и отправился к берегам материка, желая кое-чем поживиться у берегов Кампече».

Таким образом, Эксквемелин говорит о том, что Морган попал в Карибию в качестве кабального слуги – сервента . Этот факт, казалось бы, подтверждает и запись в бристольском архиве, датированная 9 (19) февраля 1656 года: «Генри Морган из Абергавенни в графстве Монмут, работник, заключивший договор с Тимоти Тауншендом из Бристоля, ножовщиком, сроком на три года для службы на Барбадосе…».

Но, по словам Франка Кандэлла, автора книги «Губернаторы Ямайки в XVII веке», сам Морган нередко говорил, что является старшим сыном Роберта Моргана из Лланримни в Гламорганшире (Лланримни лежит примерно в двух милях к юго-западу от Тредегара). Доктор Ллевелин Уильямс в своем исследовании опровергает это утверждение, доказывая, что будущий флибустьер, скорее всего, мог быть сыном Томаса Моргана, йомена из Пенкарна, расположенного близ Сент-Меллонза.

Бернард Бёрк, автор солидного исследования «Всеобщий гербовник Англии, Шотландии, Ирландии и Уэльса» (1884), полагал, что Генри Морган был сыном Льюиса Моргана из Ллангаттока.

По мнению Кандэлла, более вероятным является предположение, что Генри Морган происходил из Роуленда и был внуком сэра Джона Моргана, упоминаемого в документах, как «другой из Морганов, проживающий близ Румни в Магене и имеющий прекрасный дом». История о том, что Генри был в юном возрасте продан в рабство на Барбадосе, кажется Кандэллу сомнительной. Хирург Ричард Браун, хорошо знавший Моргана, утверждал, что он попал в Вест-Индию около 1658–1659 годов. Если учесть, что сам Морган в конце 1671 года признался, что ему «тридцать шесть лет или около того», то в Вест-Индию он должен был попасть, когда ему исполнилось 23 или 24 года.

Генри, по всей видимости, был племянником вице-губернатора Ямайки сэра Эдварда Моргана. В отделе рукописей Британского музея хранится копия завещания сэра Эдварда, датированная 28 февраля 1665 года. Из этого документа видно, что он имел жену из знатного рода, двух сыновей, четырех дочерей и кузена – Уильяма Моргана, «приказчика конюшен Его Величества». После 1665 года Генри Морган женился на своей кузине Мэри Элизабет Морган – второй дочери и четвертом ребенке сэра Эдварда и его жены, которая, в свою очередь, была дочерью саксонского дворянина Иоганна Георга, барона фон Пёльница, и голландки Анны Петронеллы ван Хелл. Деверь сэра Эдварда, барон Герхард Бернард фон Пёльниц, был послан электором Пруссии специальным послом ко двору Карла II Стюарта, чтобы поздравить его с восхождением на трон. Имя Моргана часто упоминалось в смете доходов семьи Пёльниц, и сохранилась запись, в которой «Эдвард Морган из Ландумения [Лланрумни], полковник на службе его королевского величества из Великобритании, удостоверяет получение 1222 риксдалеров от его дорогих братьев и деверя, все – Пёльницы».

Женитьба на Мэри Элизабет способствовала тому, что Генри Морган сначала близко сдружился с полковником Робертом Биндлоссом, мужем Анны Петронеллы Морган, старшей сестры Мэри Элизабет, а позже – с полковником Генри Арчболдом, который в 1671 году женился на еще одной дочери сэра Эдварда – Иоганне Вильгельмине.

Со временем Генри Морган стал собственником нескольких поместий на Ямайке, одно из которых он назвал Лланрумни (близ Порт-Мэри), другое Пенкарн (в старом приходе Сент-Джордж). Если бы он, замечает Кандэлл, был Генри Морганом, упомянутым в бристольском архиве, то, вероятно, назвал бы одно из своих имений Абергавенни.

Губернатор Ямайки сэр Томас Модифорд впервые упомянул о нашем герое в рапорте герцогу Альбемарлю в августе 1665 года, сообщая об отряде флибустьеров, во главе которого стояли капитаны Давид Маартен, Якоб Факман, Генри Морган, Фримен и Джон Моррис.

В январе 1668 года Совет Ямайки утвердил предложение губернатора о выдаче Моргану специального поручения «собрать английских приватиров и захватывать пленных испанской нации, посредством чего он мог бы узнать о намерениях неприятеля вторгнуться на Ямайку». Данное поручение фактически санкционировало пиратские действия флибустьеров Ямайки против подданных испанской короны.

«Морган провел на прибрежных островах Кубы не меньше двух месяцев, – пишет Эксквемелин. – За это время он собрал флотилию из двенадцати кораблей с командой в семьсот человек. Там были англичане и французы. Морган созвал пиратов на совет и стал выяснять, куда же нужно идти. Некоторые высказались за то, чтобы захватить Гавану: разграбить ее и взять в плен ее жителей будет совсем не трудно, стоит только захватить крепость. К ним присоединились и другие, однако окончательного решения вынести не удалось, потому что среди пиратов оказался человек, который прежде содержался в Гаване под стражей. Он считал, что для такого дела силы у пиратов явно недостаточны. Понадобилась бы, сказал он, флотилия с полуторатысячным войском. Только в этом случае у пиратов явилась бы надежда захватить город, да и то следующим образом: нужно было бы подойти со стороны острова Пинос, затем доставить людей на маленьких судах в Матамано, селение, расположенное примерно в четырнадцати милях от Гаваны».

Согласно данным кубинского историка Франсиско Моты, Морган с десятью судами обогнул мыс Сан-Антонио и 1 марта появился у входа в Гаванскую бухту. Крейсируя напротив крепости Эль-Морро, он выяснял возможности нападения, но убедившись, что оборона столицы Кубы достаточно крепка, вернулся к островам Хардинес-де-ла-Рейна.

Здесь один из пиратов предложил напасть на город Пуэрто-Принсипе (совр. Камагуэй), расположенный во внутренних районах Кубы, в тридцати милях от побережья; ходили слухи, что «у его жителей было много денег, ибо туда часто приезжали торговцы из Гаваны и привозили деньги; здесь они скупали кожу, которую затем перепродавали». После некоторых сомнений Морган согласился с этим предложением. Снявшись с якорей, суда пиратской флотилии направились к гавани Санта-Мария (современный Санта-Крус-дель-Сур).

«Когда пираты уже были в море, – сообщает Эксквемелин, – один испанец, долгое время находившийся в плену у англичан, уловил из их бесед, что речь идет именно о Пуэрто-дель-Принсипе. Ночью он прыгнул в воду и поплыл на берег. Правда, за ним тотчас же спустили каноэ, но он оказался на берегу значительно раньше и моментально затерялся среди деревьев. На следующий день он переплыл с одного острова на другой и таким образом добрался до Кубы. Он знал все тропки и довольно скоро достиг Пуэрто-дель-Принсипе, где предупредил испанцев, что появились пираты. Жители города тут же стали прятать свое добро, а губернатор вышел с отрядом рабов к той дороге, где могли появиться пираты. Он приказал срубить побольше деревьев, завалить ими дорогу и устроить различные засады. На них он поставил несколько пушек. В городе и в окрестных селениях он набрал человек восемьсот, оставил на каждой засаде необходимый отряд, а остальных привел на довольно открытое место, лежащее близ города: оттуда можно было приметить врага еще издали».

Флибустьеры высадились в Санта-Марии 27 марта и тут же двинулись в глубь острова.

«Пираты наткнулись на испанцев, когда они еще только укреплялись, – продолжает свой рассказ Эксквемелин. – Все взвесив, они свернули в лес и обошли несколько испанских укреплений. Наконец пираты вышли на открытое место, которое испанцы называли саванной. Пиратов заметили, и губернатор тотчас же выслал им навстречу конников и приказал им обратить пиратов в бегство и переловить всех до одного. Он полагал, что пираты, видя, какая на них надвигается сила, дрогнут и лишатся мужества. Однако все произошло не так, как ему думалось: пираты, наступавшие с барабанным боем и развевающимися знаменами, перестроились и образовали полумесяц. В этом строю они стремительно атаковали испанцев. Те выставили довольно сильную заградительную линию, но бой продолжался недолго: заметив, что их атака не действует на пиратов и что те беспрерывно ведут стрельбу, испанцы начали отходить, причем первым дал деру их губернатор, который бросился к лесу, стараясь побыстрее скрыться. Но немногие добежали до леса – большинство пало на поле битвы. Правда, небольшой кучке испанцев все же удалось спрятаться в зарослях. Пираты немедля двинулись на город; они были воодушевлены бесспорной победой; действительно, в этом бою – а длился он часа четыре – убитых и раненых у них почти не было. Пираты покинули саванну и вступили в город. Тут им снова оказали сопротивление, на этот раз в бой вступил гарнизон города, причем плечом к плечу с солдатами сражались женщины. К этим защитникам города присоединились и остатки испанцев, разбитых в саванне. Горожане все еще надеялись уберечь город от разграбления. Некоторые закрылись в домах и стреляли из окон; однако пираты пригрозили спалить весь город и истребить всех женщин и детей. Испанцы очень испугались – они-то хорошо знали, что пираты мигом выполнят свои посулы, – и сдали город».

Согласно испанским источникам, пираты захватили Пуэрто-Принсипе в страстной четверг 29 марта 1668 года на рассвете; при этом в сражении погибло около сотни солдат и ополченцев. Став хозяевами города, флибустьеры согнали всех испанцев и их рабов в две церкови – Ла-Мерсед и Сан-Франсиско, – а сами отправились грабить покинутые дома. Во время погрома сгорел или, возможно, был похищен городской архив с документами и ценные церковные книги, содержавшие регистрационные записи о крещениях «белых детей».

Опустошив Пуэрто-Принсипе, англичане и французы организовали несколько отрядов для набегов на окрестности.

«Времени у них было в обрез, – замечает Эксквемелин, – ибо они собирались оставаться в городе, пока не иссякнет пища и питье. Бедным, несчастным пленникам, сидевшим в церкви, приходилось очень туго, они проводили время куда менее приятно, чем пираты, живя впроголодь и испытывая всяческие муки, которые им причиняли пираты, старавшиеся выведать, где спрятано их добро и деньги. Но у большинства бедняг, как ни пытай, не было ни того, ни другого: ведь они трудились день-деньской, чтобы прокормить своих жен и детей. Изверги не желали обычно ничего знать; они говорили: либо принеси деньги, либо повесим. И бедные женщины, прижимая к груди своих младенцев, жили в ожидании ужасного конца, ибо не за горами была гибель от голода и страданий. А пираты были лишены чувства жалости. Всякий раз, когда являлась у них нужда в мясе, они приканчивали корову или иную скотину, себе выкраивали лучшие куски, а остатки бросали пленникам…

Когда припасы кончились и грабить уже было больше некого, пираты решили уйти. Они приказали пленникам внести выкуп и пригрозили, что в случае отказа всех увезут на Ямайку; кроме того, они посулили, что подожгут город и оставят после себя лишь руины и пепел. Все это они передали пленникам через четырех пленных испанцев…

Четверо испанцев вернулись и в один голос заявили предводителю пиратов: горожане готовы сделать все, лишь бы не допустить пожара, но у людей больше ничего не осталось. Генерал пиратов сказал, что подождет четырнадцать дней и за это время деньги должны быть доставлены во что бы то ни стало. Пока испанцы торговались с Морганом, стремясь спасти город от сожжения, семь или восемь пиратов отправились на охоту и поймали негра, который возвращался в город с письмом к одному из пленников. Когда письмо вскрыли, оказалось, что оно послано губернатором города Сантьяго, который писал, что вскоре придет многочисленное подкрепление и что горожанам не следует спешить с выкупом, они должны добиться новой отсрочки дней на четырнадцать. Морган понял, что испанцы, прикидываясь бедняками, его обманывают. Он велел перенести всю добычу на берег к тому месту, где стояли корабли, и объявил испанцам, что если завтра же они не внесут выкуп за город, он тотчас же предаст его огню. О письме, которое попало в его руки, он, конечно, не упоминал.

Но испанцы ответили ему, что Морган требует невозможного: люди рассеялись кто куда и их не соберешь. Наконец путем всяческих козней Моргану удалось получить пятьсот голов скота и засолить впрок мяса и сала. Он взял с собой шесть знатнейших жителей в качестве заложников, прихватив также рабов, и отправился на побережье (по испанским данным, флибустьеры покинули Пуэрто-Принсипе 1 апреля – в день Воскресения Иисуса Христа . – В.Г. ). Днем на то место, где стоял Морган со своей флотилией, пришли испанцы, привели последних коров и потребовали заложников. Но Морган… отказался выдать заложников, пока мясо не будет перенесено на корабль. Чтобы освободить своих сограждан и главу города, испанцам пришлось вместе с пиратами разделывать туши и засаливать мясо».

Когда флибустьеры были заняты на берегу заготовкой мяса, между французами с Тортуги и их английскими коллегами вспыхнула ссора; по словам Эксквемелина, «они едва не пропороли друг другу животы во время драки, которая завязалась, когда один англичанин убил француза, поспорив с ним из-за какой-то мозговой кости. А дело было так: когда разделывают мясо, высасывают мозг… Француз разделывал тушу. Пришел англичанин и высосал мозговую кость. Началась ссора, которая кончилась стрельбой из пистолетов. При этом, когда они стали стреляться, англичанин хитростью одолел француза: он выстрелил противнику в спину. Французы собрали приятелей и решили схватить англичанина. Морган встал между спорщиками и сказал французам, что уж если они так заботятся о правосудии, то пусть подождут, пока все не вернутся на Ямайку – там они и повесят англичанина. На его жизнь не посягали бы, если бы он стрелял не по-предательски… Итак, Морган приказал связать преступника по рукам и ногам, чтобы доставить на Ямайку. Тем временем все мясо было засолено и доставлено на корабли. Морган освободил заложников и вышел со своей флотилией в море; в качестве сборного пункта для дележа добычи он наметил один из островков близ берега Кубы. Там пираты разделили добычу…»

Выручка составила 50 тыс. пиастров золотом, серебром и различными товарами, хотя все надеялись на более солидный доход.

Прежде чем они вернулись на Ямайку, Морган предложил совершить набег еще на какой-нибудь город. «Но французы никак не могли договориться с англичанами, – замечает Эксквемелин, – их суда разошлись, и Морган остался с горстью своих людей. Однако он дал понять французам, что будет относиться к ним по-прежнему, если они останутся, и посулил им, что честно выполнит свое обещание. Но французы не остались. Впрочем, они заверили его, что относятся к нему как к другу, а Морган обещал им устроить суд над убийцей. Вернувшись на Ямайку, он тотчас же приказал повесить англичанина, из-за которого разгорелись страсти».

7 (17) сентября 1668 года Совет Ямайки заслушал «Информацию адмирала Генри Моргана и его офицеров, капитанов Эдварда Коллира, Джона Морриса-старшего, Томаса Солтера, Джона Анселла, Томаса Кларка и Джона Морриса-младшего, об их последней экспедиции на испанское побережье, с причинами их недавнего покушения на Порто-Принсипе и Порто-Белло, данную генерал-лейтенанту Порт-Ройяла по распоряжению его превосходительства». Изложение этого документа дается в «Календаре государственных бумаг»: «Капитан Генри Морган, получив около восьми месяцев назад полномочия от его превосходительства собрать английских приватиров и захватывать пленных испанской нации, посредством чего он мог бы узнать о намерениях неприятеля вторгнуться на Ямайку, о чем сэр Томас [Модифорд] имел частые и настойчивые сообщения, собрал 10 парусных судов и около 500 человек. Они отправились к южным островкам Кубы, где почти умирали от голода, и, найдя некоторое число французов в таком же состоянии, они высадили своих людей на берег и, обнаружив, что весь скот был угнан в глубь страны, а жители бежали, они прошли 20 лиг к Порт-Принсипе на севере острова и после небольшого сопротивления сделались хозяевами оного. Здесь они нашли, что 70 человек были собраны, чтобы идти против Ямайки; что такие сборы были осуществлены на всем том острове и значительные силы ожидались из Веракруса и Кампече вместе с военным снаряжением, отправлявшимся в Гавану, и из Порто-Белло и Картахены – в Сантьяго-де-Кубу, о чем он [Морган] немедленно послал сообщение губернатору Модифорду. По просьбе испанцев они воздержались от сожжения города или увода пленных, но за 1000 быков отпустили всех».

8 апреля 1668 года губернатор Сантьяго-де-Кубы дон Педро де Байона Вильянуэва в письме королеве-регентше дал свою оценку того, что произошло в Пуэрто-Принсипе:

«Корабли англичан и французов продолжают оставаться у этого побережья, изучая его порты, источники пополнения запасов пресной воды и места охоты, предполагая, что, захватив в Пуэрто-Принсипе огромное количество солонины, они достаточно обеспечили себя для более крупных предприятий; об этом я представил отчет губернатору Гаваны… Сеньора, когда я поразмыслил над случившемся в Пуэрто-Принсипе и о том, что тамошние жители всегда проявляли интерес к такого рода торговле с пиратами, мне показалось уместным вызвать к себе сержант-майора и ординарного алькальда, чтобы выслушать их после того, как им было предъявлено обвинение в преступлении, которое они совершили, и посмотреть, какое же опровержение они могут представить, учитывая, что в том поселении имеется весьма значительное количество людей, и что при тех возможностях, которые предоставляют местность и скалистые горы на протяжении четырнадцати лиг, местные жители, столь практичные и опытные в горах, даже имея на две трети меньше народа, могли бы разбить врага. Если потребуется, они понесут суровое наказание, дабы послужить уроком другим местам, для которых стало уже привычным уступать любому числу врагов, не рискуя людьми даже по такому серьезному поводу, как защита своей родины и своего короля».

Это горькое признание губернатора Сантьяго-де-Кубы свидетельствовало не только о бездарности испанских военачальников и городских властей, но также о трагической неспособности Испании защитить свои колониальные владения от набегов морских разбойников.

Глава 23. Ошеломительный поход Моргана на Пуэрто-Бельо

В июне 1668 года командующий ямайской флотилией, имея под своим началом всего 460 человек, решил совершить нападение на город Пуэрто-Бельо. Из отчета самого Моргана известно, что в этом походе участвовали девять вожаков флибустьеров: полковник Генри Морган, адмирал; капитан Томас Солтер, вице-адмирал; капитан Эдвард Коллир; капитан Томас Кларк; капитан Джон Моррис-старший; капитан Джон Моррис-младший; капитан Джон Анселл; капитан Жан Дюгла и капитан Рудольф Курт. Жан Дюгла (он же – Джон Дуглас, Жан Доглар) в письме, отправленном позже в Гавр и перехваченном испанскими шпионами, приводит свой список восьми вожаков. «Командирами экспедиции, – сообщает он, – были Генри Морган, главнокомандующий; Джон Доглар, Джулиан Джон Солтер, Энох Кларк, капитан Рудольф Курт, Коллиэр, Джон Джеймс и Морис».

Заметим, что капитан Рудольф Курт был уроженцем Флиссингена (Зеландия) и, прежде чем присоединиться к флотилии Моргана, раздобыл каперское свидетельство у губернатора Тортуги. Хотя Эксквемелин отрицает участие французов в этом походе, факт присутствия во флотилии кораблей Жана Дюгла и Рудольфа Курта определенно указывает на то, что какая-то часть бродяг с Тортуги и Эспаньолы продолжала выступать союзниками англичан. Шарлевуа тоже не сомневался, что перед походом на Пуэрто-Бельо Морган возглавил «сводный отряд авантюристов из представителей двух наций». Часть французов, несомненно, влилась в состав экипажей, находившихся под командованием английских капитанов.

«Когда французы покинули Моргана, – рассказывает Эксквемелин, – то для англичан, казалось бы, настали плохие времена, и мужество, необходимое для новых походов, у них иссякло. Однако Морган приободрил их. Он сказал, что стоит им лишь последовать за ним, и он найдет средства и пути, чтобы добиться успеха. Предложение Моргана побудило их снова отправиться вместе с ним. К флотилии Моргана примкнул еще один пиратский корабль, который побывал в Кампече…».

Из этой информации не ясно, кому принадлежал упомянутый корабль – англичанам, французам или голландцам. Согласно испанским и нидерландским источникам, в этом набеге участвовали также голландец Рок Бразилец (Геррит Герритсзоон) и его компаньон Джозеф Брэдли.

Вновь предоставим слово Эксквемелину: «Когда, наконец, все было готово, он [Морган] … взял курс к материку и несколько дней спустя подошел к побережью Коста-Рики. Когда местность была точно опознана, Морган решил совершить нападение на испанцев и сообщил об этом своим людям. По его мнению, в первую очередь следовало захватить и разграбить Пуэрто-Бельо. При этом он заметил, что сделать это совсем не трудно: ведь на берегу никто не догадывается об их прибытии. Ему возразили, что вылазка вряд ли удастся, потому что сил для нее явно в обрез. Но Морган ответил: “Чем нас меньше, тем больше достанется на каждого”. И, выслушав это, все немедленно разошлись по своим местам».

Описывая Пуэрто-Бельо, Эксквемелин отметил, что «после Гаваны и Картахены этот город, пожалуй, самый значительный из всех городов, заложенных испанским королем в Западных Индиях. Он защищен двумя крепостями (Сантьяго-де-ла-Глория и Сан-Фелипе . – В.Г. ), которые расположены у самого входа в гавань и могут отразить атаку любого корабля. В них всегда постоянный сильный гарнизон – триста солдат. В городе около четырехсот коренных жителей, кроме того, там живут и купцы, дожидаясь, пока нагрузят их корабли. Однако почва в этих местах постоянно выделяет испарения, и поэтому климат не очень-то здоровый, и купцы охотнее живут в Панаме, хотя их склады находятся в Пуэрто-Бельо и там работают их служащие. Из Панамы на мулах туда привозят серебро к прибытию испанских галионов и кораблей, доставляющих негров.

Морган хорошо знал эти места. Вечером он подошел к Пуэрто-де-Наос, примерно в десяти милях западнее Пуэрто-Бельо, и той же ночью, держась берега, вышел к Пуэрто-дель-Понтин, лежащему в четырех милях от города. Там он отдал якори и посадил отряд в каноэ и гребные лодки; на борту Морган оставил только необходимую охрану, нужную лишь для того, чтобы затем ввести корабли в гавань. К полуночи пираты добрались до местечка Эстера Лонга Лемос и там высадились. Оттуда они двинулись к первым форпостам города. Их вел англичанин, который уже бывал в этих местах в плену и знал все дороги. Англичанин пошел вперед, прихватив с собой еще трех или четырех пиратов. Они двигались совершенно бесшумно, тихо сняли часового и доставили его к Моргану. Морган стал допытываться, в какую пору в городе встают и какие силы у защитников. Часовой на эти вопросы ответил. Пираты заставили его пойти во главе отряда и пригрозили, что прирежут его, если выяснится, что он хоть в чем-нибудь соврал. Спустя четверть часа отряд наткнулся на редут. Пираты заняли его, не потеряв ни одного человека. Перед штурмом Морган заявил испанцам, что если они не сдадут редута, пощады им не будет. Но испанцы решили сражаться и открыть стрельбу, хотя бы затем, чтобы их услышали в городе и подняли там тревогу. Редут взяли довольно быстро – пираты подорвали его вместе со всеми защитниками. Затем пираты отправились прямо к городу. Большинство жителей еще спало: никто и вообразить себе не мог, что пираты отважатся напасть на столь укрепленный город, как Пуэрто-Бельо. Как только пираты вошли в город, все, кто был на ногах, принялись собирать свое имущество и прятать его в ямах. Испанцы еще надеялись задержать пиратов; часть из них отправилась к крепости, а другие к монастырям, беря с собой всех попадавшихся по пути».

Губернатор города прибыл в крепость одним из первых. Взяв на себя командование гарнизоном, он приказал открыть по наступавшим пиратам орудийный огонь. Сражение длилось с утра до полудня, но флибустьерам никак не удавалось взять крепость. Испанцы швыряли в них большие камни и бомбы, представлявшие собой горшки с порохом.

«Морган и его товарищи пали было духом, – сообщает Эксквемелин. – Но вдруг над малой крепостью они увидели английский флаг и с возгласом «Победа!» валом кинулись на штурм. Выиграв бой, Морган снова возгорелся отвагой и отправился в город, чтобы изыскать способ для захвата малого форта. Он приказал доставить знатнейших жителей города и прихватить из церковной сокровищницы серебро, золото и разные драгоценности, а затем отдал распоряжение сколотить лестницы, по которым один за другим могли бы подняться сразу четыре человека».

По данным Терри Бревертона, перед штурмом укреплений Пуэрто-Бельо Морган пообещал выплатить специальные премии тем пиратам, которые особо отличатся в бою. Первый храбрец, который сумеет ворваться во вражеский форт, должен был получить сверх своей доли еще 20 ф. ст.; столько же было обещано тому, кто первым водрузит над испанской крепостью английский флаг; 10 ф. ст. обещали выплатить любому, кто сможет приставить лестницу к стене форта. Очевидно, смельчаков, желающих тащить лестницы под огнем испанских солдат, найти не удалось, и тогда адмирал решил использовать пленных горожан в качестве живого щита. Эксквемелин рассказывает:

«Морган приказал группе монахов и женщин отнести лестницы к крепости и прислонить их к стенам. Он уже грозил губернатору, что заставит монахов штурмовать крепость, но губернатор не пожелал ее сдать; пока я жив, сказал он, крепость сдана не будет. Поэтому Морган и в самом деле заставил монахов, священников и женщин приставить лестницы к стене; он полагал, что губернатор не станет стрелять в своих людей. Однако губернатор щадил их не больше, чем пиратов. Монахи именем Господа и всех святых взмолились, чтобы губернатор сдал крепость и сохранил им жизнь, но никто не внимал их мольбам. Беднягам пришлось поставить лестницы, а затем пираты влезли на них с ручными гранатами и горшками с порохом, но встретили не менее яростное сопротивление. Однако они не пали духом. Часть пиратов подожгла крепостные ворота, а остальные столь же проворно забрались наверх. Испанцы увидели, какие силы надвигаются на них, и решили бежать. В крепости остался только губернатор, который, отчаявшись, стал истреблять своих же людей, словно врагов. Пираты предложили ему сдаться, однако он ответил: «De ninguna manera; porque mаs valle morir como soldado honrado queser ahorcado como cobarde». (Никогда! Лучше умереть как храброму солдату, нежели быть повешенным как трусу). Пираты решили взять его в плен, но им это не удалось, и губернатора пришлось убить. Его жена и дочь, которые были в крепости, просили пиратов пощадить их мужа и отца, но просьбы эти оказались тщетными. Когда крепость пала – это случилось уже под вечер, – все пленники были доставлены в особые здания: мужчины в одни, женщины в другие. Пираты выделили караул для их охраны, а затем перенесли своих раненых в дом, стоявший поблизости. Когда все было кончено, пираты принялись пить и развлекаться с женщинами. В эту ночь полсотни отважных людей могли бы переломать шеи всем разбойникам».

На следующий день, как обычно, флибустьеры отправились грабить дома. От пленных они узнали о самых зажиточных жителях города и, схватив богачей, начали выпытывать у них, где те прячут свои сокровища.

Президент аудиенсии Панамы дон Агустин де Бракамонте, получив известие о нападении английских и французских флибустьеров на Пуэрто-Бельо, срочно стал собирать отряд из 1500 человек для отпора захватчикам.

«Об этом сказали пиратам пленники, – продолжает свой рассказ Эксквемелин. – Но пираты не слишком тревожились; правда, они держались неподалеку от кораблей, и если бы сила оказалась не на их стороне, готовы были тотчас же поджечь город и уйти в море. Спустя четырнадцать дней многих стала косить эпидемия, от трупов шло зловоние; кое-кто пострадал от распутства – вина и женщин. Большинство раненых пиратов погибло. Погибло много и испанцев, однако не от обжорства, а от голода и горя: ведь если в былые времена начинали они день чашкой шоколада, то теперь считали за счастье поживиться кусочком хлеба или обрезком ослятины.

Между тем у Моргана все было готово для выхода в море. На корабли погрузили добычу и все припасы; кроме того, через пленников Морган сообщил, что требует выкупа за город: иначе он предаст все дома огню и сровняет крепость с землей. Желая дать возможность испанцам собрать деньги, он отпустил двух человек и потребовал от них, чтобы они ему доставили сто тысяч пиастров. Эти испанцы добрались до президента Панамы и сообщили ему все, что произошло в Пуэрто-Бельо.

Президент собрал людей и подошел к окрестностям Пуэрто-Бельо. Пираты, стоящие в дозоре, почуяли, откуда дует ветер, и, выбрав момент, когда испанцы были в теснине, бросили на них хорошо вооруженный отряд в сто человек. Пираты перебили множество испанцев и вернулись в крепость. Президент Панамы предупредил Моргана, что если он сейчас же не покинет крепость, то испанцы нападут на них и никого не пощадят. Однако Морган не ведал страха и всегда действовал наудачу. Он ответил, что до тех пор не покинет крепость, пока не получит выкупа. Если же он вынужден будет уйти, то сровняет крепость с землей и перебьет всех пленников. Губернатор Панамы никак не мог придумать, как же сломить разбойников, и в конце концов бросил жителей Пуэрто-Бельо на произвол судьбы… Наконец горожане собрали деньги и выплатили пиратам сто тысяч пиастров выкупа».

Согласно легенде, которую приводят в своих сочинениях Эксквемелин и Шарлевуа, президент Панамы не мог поверить, как это четыре сотни разбойников без артиллерии смогли взять, казалось бы, неприступный город. Он послал к пиратскому вожаку парламентера с просьбой рассказать, каким образом ему удалось захватить столь сильное укрепление. Морган встретил посланца очень приветливо, передал ему «французское ружье длиной в четыре с половиной фута, стреляющее пулями весом шестнадцать штук на фунт, а также патронташ с тридцатью зарядами, также французский, и прочие принадлежности. Вручив подарки, Морган передал через этого гонца президенту, что дарит ему ружье и что через год или два сам придет в Панаму. Президент в ответ послал Моргану подарок: золотое кольцо со смарагдом; он поблагодарил Моргана и передал, что с Панамой ему не удастся проделать то же самое, что с Пуэрто-Бельо, даже если Моргану удастся подойти к городу».

Через два с половиной года Морган сдержит свое обещание и нагрянет в Панаму. А пока, погрузив на суда деньги, сокровища, ценные товары, трофейные пушки и продовольствие, он отправился к островам Хардинес-де-ла-Рейна. Там флибустьеры разделили добычу. По оценке Эксквемелина, добыча «составила двести пятьдесят тысяч пиастров золотом, драгоценностями и серебряными изделиями, а сверх того, взято было много холста, шелков и других товаров» (по данным Шарлевуа, добыча оценивалась в 260 тыс. пиастров). Затем флотилия направилась в сторону Ямайки.

В отчете Совету Ямайки Морган и его офицеры изложили свою версию набега на Пуэрто-Бельо. Краткое изложение ее содержится в «Календаре государственных бумаг»: «Отплыв в мае [от берегов Кубы], они высадились на побережье Порто-Белло и, проведав ранее о военных сборах, которые осуществлялись здесь против Ямайки, а также узнав от некоторых пленных, которые бежали с Провиденса, что принц Морис и различные англичане удерживались в цепях в темнице замка этого города, они решили, что их долг состоит в том, чтобы атаковать это место. Французы полностью отказались присоединиться к акции, полной таких опасностей, так что, оставив свои корабли 26 июня (6 июля по новому стилю . – В.Г. ) в 40 лигах в подветренной стороне от Порто-Белло, близ Богаты, они взяли свои каноэ в количестве 23 (у Дюгла 28 . – В.Г. ) и, гребя вдоль берега, высадились в 3 часа утра и двинулись в город; и, видя, что они не смогут спокойно снабдить себя припасами, они были вынуждены напасть на крепость [Сантьяго], которую они взяли штурмом и нашли большой запас амуниции, провизии и некоторое количество людей – около 130 человек, из коих 74 было убито, включая коменданта. В темнице находились 11 англичан в цепях, которые провели здесь два года; и им сообщили, что великий человек [принц Морис] был отправлен отсюда шесть месяцев тому назад в Лиму, что в Перу, который раньше был доставлен [в Пуэрто-Бельо] из Порто-Рико, а также о том, что принц Монте-Сирка был здесь с приказом короля Испании собрать против нас 2200 человек из провинции Панама, в которой находится Порто-Бельо, убежденность в чем была подтверждена всеми грандами. Губернатор второй крепости (Сан-Фелипе . – В.Г. ) отказался разрешить их кораблям свободно войти в порт, и они вынуждены были попытаться захватить ее, что завершилось взятием крепости и выходом с развевающимися знаменами, а третья крепость немедленно сдалась пяти или шести англичанам. И так овладели городом и тремя крепостями; в первом было 900 человек, способных носить оружие; на 5-й день прибыл президент Панамы с примерно 3000 людей (на самом деле, их было не более 800 . – В.Г. ), которого они разбили с большим для него уроном, так что на следующий день он предложил 100 000 пиастров за то, чтобы они оставили город, крепости и 300 негров; и когда плата была внесена, они вернулись на борт, оставив город и крепости в таком же хорошем состоянии, в каком они их нашли. В первой крепости находилось 30 бронзовых пушек, не считая железных, во второй 13, все бронзовые, и в третьей 14 пушек. 2 августа, благополучно отправившись в путь домой, они прибыли сюда примерно в середине того же месяца; только капитан Эдвард Коллир сошел на берег в заливе Кордивант, в четырех лигах от Санта-Марты, ради провизии, и по счастливой случайности захватил пленником родственника губернатора, от которого он снова получил информацию о значительных приготовлениях испанцев против Ямайки, а также о восстании индейцев, взятии ими Момпосса, предании мечу мужчин, женщин и детей и намерении неожиданно захватить Санта-Фе [Боготу], чтобы затем отыскать богатейший золотой рудник в доминионах короля Испании, для сохранения которого они [испанцы] весьма сильно укрепляли Санта-Марту. Потом они объявили всему собранию, что во всей этой акции в Порто-Белло они потеряли лишь 18 человек убитыми и 32 ранеными и удерживали город 31 день; и, для лучшего оправдания себя от обычных сплетен врагов, они утверждали, что нескольким знатным дамам и другим пленным они предложили свободу уйти в лагерь президента, но дамы отказались, сказав, что они были теперь пленниками благородного человека, который более заботился об их чести, чем они могли бы найти в лагере президента среди его грубых панамских солдат, и так добровольно оставались с ним до передачи города и крепостей, после чего со многими благодарностями и добрыми пожеланиями они вернулись в свои прежние дома».

Все это было откровенной ложью. О жестоком обращении флибустьеров Моргана с пленными испанцами сообщает не только Эксквемелин – об этом свидетельствуют и английские источники. Так, в «Календаре государственных бумаг» содержится пересказ письма Джона Стайла, отправленного в январе 1670 года из Порт-Ройяла в Англию: «Обычным делом среди приватиров, кроме зажигания фитилей и тому подобных изощренных мучений, является расчленение человека; сначала режут плоть, затем отрезают кисть, руку, ногу, иногда затягивают веревку вокруг его головы и палкой закручивают ее, пока глаза не повылезают, – это называется «вулдинг». Перед захватом Пуэрто-Бельо так обращались с некоторыми людьми, поскольку они отказывались показать дорогу в город, которой не существовало, и со многими людьми в самом городе, поскольку те не могли показать богатство, о котором они ничего не знали; одна женщина была посажена голой на раскаленный камень и поджарена, так как она не призналась в наличии денег, которыми она владела лишь в их воображении; об этом, как он слышал, некоторые говорили хвастливо, а один, который был болен, признался с сожалением».

По данным Модифорда, после грабежа Пуэрто-Бельо участники похода получили по 60 ф. ст., но это была «официальная» цифра; в действительности добыча была более солидной. По данным испанского посла в Лондоне, «доля каждого солдата составила 600 (унций) или 80 фунтов в полкроновых унциях, откуда можно представить, сколько досталось офицерам, губернатору и их доверенным лицам». Свою долю получили губернатор Ямайки и инвесторы экспедиции.

Оценивая итоги этой необычной экспедиции, хирург Ричард Браун в письме Джозефу Уильямсону от 9 ноября 1668 года писал:

«Около середины августа флот приватиров вернулся после захвата Пуэрто-Бельо. Слышал, что шесть капитанов с 500 людьми взяли этот город и три крепости, удерживали их 30 дней и вернули за 100 000 пиастров, не считая того, что они награбили в городе, который был очень богатым. Они снова все ушли, но с какой целью, я не могу сказать; адмиралом у них некий капитан Морган».

Добавим, что возвращение флотилии Моргана в Порт-Ройял породило невиданный деловой бум среди жителей города. Сэр Джеймс Модифорд в письме своему лондонскому агенту сэру Эндрю Кингу отмечал, что у него, к несчастью, было при себе так мало наличных денег, что он упустил возможность купить у флибустьеров за бесценок продукты их грабежей:

«…Хочу представить вам отчет относительно экспедиции приватиров на Пуэрто-Принсипе и Пуэрто-Бельо; что касается последнего места, то я уверен, что они привезли вдвое больше добычи в драгоценных камнях, золоте и серебре, чем стоимость выкупа, который они получили за город; и я бы мог купить всё, что хотел, примерно по 40 шилл. за унцию золота, а серебро – от 2 шилл. 6 пенсов до 3 шилл. за унцию, но у меня не оказалось при себе наличных денег. Кое-что отправлено теперь в Старую, а еще больше в Новую Англию».

1 (11) октября 1668 года сэр Томас сообщал герцогу Альбемарлю, что сделал флибустьерам выговор за взятие Пуэрто-Принсипе и Пуэрто-Бельо, поскольку каперское поручение разрешало им нападать только на испанские корабли. В то же время он приложил к письму отчет Моргана и его офицеров от 7 (17) сентября, в котором те оправдывали свои действия угрозой испанского вторжения на Ямайку. «Весьма определенно, что испанцы намерены совершить нападение на этот остров, но не смогли собрать людей, – убеждал Модифорд герцога, – и они до сих пор вынашивают те же планы, и поэтому я не могу не осмелиться сказать, что это не очень-то правильно, чтобы мы были в какой-либо степени сдерживаемы, тогда как они вольны предпринимать против нас всё, что захотят; и поэтому мы никогда не будем в безопасности, пока король Испании не признает этот остров принадлежащим Его Величеству и таким образом не включит его название в статьи договора».

Трогательная забота сэра Томаса о флибустьерах объяснялась его личной заинтересованностью в поступлении на остров взятой у испанцев добычи. Сохранились признания Чарлза Модифорда об основных статьях дохода его отца. По его данным, годовой доход сэра Томаса составлял 2500 ф. ст. Из них 1 000 ф. ст. он получал за службу в качестве губернатора, 600 ф. ст. – в виде налога на спиртное, 400 ф. ст. – за каперские грамоты и еще 500 ф. ст. – в виде «подарков» флибустьеров.

Как и раньше, власти Ямайки скрупулезно собирали сведения об антибританских действиях испанцев в Вест-Индии; эти сведения затем отправлялись в Англию, где должны были убедить правительство и короля в правомочности антииспанских акций флибустьеров. В контексте вышесказанного следует рассматривать и «Показания под присягой Фрэнсиса Стюарда, шкипера, и офицеров корабля “Мёрчент эдвенчер” из Лондона», датированные 19 (29) сентября 1668 года. Пострадавшие утверждали, что «2 июня они отплыли с Ямайки в Лондон и 10-го после 22 часов погони были захвачены тремя испанскими военными кораблями, которые задержали их пленниками и забрали все сундуки, чемоданы и вещи шкипера и матросов к их весьма великому ущербу».

Подобные эксцессы, без сомнения, оправдывали любые антииспанские акции британских приватиров в бассейне Карибского моря.

В ноябре указанного года на Ямайке во второй раз «засветился» капитан флибустьеров Генри Кастинг. Ричард Браун в упомянутом выше письме Уильямсону писал:

«Прибыл на Ямайку 14 октября с фрегатом “Оксфорд”. С тех пор – никаких особых новостей, только капитан Кастинг с небольшого приватирского судна, приписанного к этому городу, вооруженного двумя или тремя пушками, четырьмя днями ранее привел испанское судно в 200 тонн, с 12 фальконетами, с грузом, согласно их отчету, на 40 000 или 50 000 ф. ст.». Товары, находившиеся на борту приза, были описаны и оценены адмиралтейским судом в 20–30 тыс. ф. ст. – огромная сумма по тем временам.

В конце 1668 года, получив от Модифорда каперское свидетельство, в поход против испанцев ушел из Порт-Ройяла капитан Эдвард Демпстер. Под его командованием находилась небольшая флотилия и примерно триста флибустьеров. Он крейсировал в Мексиканском заливе между Гаваной и Кампече, после чего вернулся на Ямайку и в начале 1669 года присоединился к флотилии Генри Моргана.

Глава 24. Грабеж головорезами Роберта Сирла города Сан-Аугустин во Флориде

Пока одна часть флибустьеров Ямайки во главе с Морганом была втянута в операции на Кубе и Панамском перешейке, другая часть совершила поход во Флориду. Согласно данным Эксквемелина, этот набег возглавлял Джон Дэвис (Жан Давид), которого мы идентифицировали как Давида Маартена. «Он собрал довольно много пиратов, – сообщает Эксквемелин, – а поскольку был хорошим командиром, его провозгласили капитаном флотилии из восьми кораблей. На этот раз пираты решили отправиться к северным берегам Кубы в надежде подстеречь флот, идущий из Новой Испании; в случае удачи они могли захватить один из кораблей этого флота, однако им не повезло. Чтобы не возвращаться с пустыми руками, они решили пройти вдоль берегов Флориды, высадиться и захватить городок Сан-Аугустин-де-ла-Флорида. В этом городке была крепость с двумя ротами солдат. Однако хоть там она и была, но пираты успешно разграбили город и захватили огромную добычу, не понеся почти никаких потерь».

В расширенном французском издании книги Эксквемелина (1699) указанный поход описан несколько иначе:

«Вскоре этот же авантюрист [Жан Давид] объединился с двумя или тремя другими, имевшими свой экипаж, чтобы крейсировать перед городом Сан-Кристобаль-де-ла-Гавана, что на острове Куба, намереваясь подстеречь там флот Новой Испании и захватить какой-нибудь добрый корабль, но он ушел от их погони. Обманувшись в своих намерениях, они захватили небольшой город Сан-Аугустин-де-ла-Флорида; его защищал замок, который не смог противостоять их силам. Они не нашли здесь большой добычи, так как жители этого места были весьма бедны».

Вторая (французская) версия по сути ближе к истине, но имя предводителя экспедиции – Джон Дэвис – не подтверждается ни английскими, ни испанскими источниками. Все документы 1668 года однозначно указывают на то, что во главе похода на Сан-Аугустин стоял капитан Роберт Сирл. Ошибка Эксквемелина могла проистекать из того, что первоначально в составе пиратской флотилии находилось несколько кораблей; среди их вожаков, возможно, находились и Давид Маартен (Джон Дэвис), и Роберт Сирл, и еще ряд капитанов. После того, как пираты упустили галеоны «серебряного флота», их флотилия распалась. Давид Маартен, очевидно, ушел своим путем, а Роберт Сирл – своим.

28 мая 1668 года жители Сан-Аугустина ожидали прибытия грузового судна с мукой из Веракруса. Утром дозорные на острове Анастасия, расположенном в заливе Матансас перед городом, увидели приближающееся судно и подняли тревогу. Бой барабана призвал гарнизон города – примерно сто двадцать вояк – к оружию. Тем временем неизвестное судно приблизилось и стало на якорь в двух лигах от входа в пролив.

Портовый лоцман вышел на своей лодке, чтобы выяснить принадлежность прибывшего судна и ввести его в залив. Когда лодка приблизилась к судну, команда последнего выстроилась вдоль борта и приветствовала лоцмана. Но едва он и сопровождавшие его люди поднялись на борт, их тут же захватили в плен английские пираты. Как оказалось, капитан Сирл перехватил судно из Веракруса недалеко от Гаваны и использовал его, чтобы обмануть жителей Сан-Аугустина. Завидев лодку лоцмана, флибустьеры вынудили команду приза выстроиться у борта и дать понять, что на борту все нормально.

В тот же день горожане увидели, как лодка лоцмана неспеша делает промеры в проливе – обычная процедура перед заводом корабля в гавань. Это уменьшило их беспокойство, вызванное появлением подозрительного судна. Парусник, однако, оставался на якоре даже тогда, когда течение и ветер благоприятствовали его входу в залив. Губернатор Флориды дон Франсиско де ла Герра-и-де ла Вега позже утверждал, что был введен в заблуждение двумя пушечными выстрелами с судна – это был ранее оговоренный пароль.

Приблизительно в 9 часов вечера была поднята вторая тревога. Cтража Матансаса, дозорной вышки на входе в залив Матансас, расположенной в 14 милях к югу от Сан-Аугустина, увидела еще одно небольшое судно, приближающееся к городу. Некоторые жители узнали в нем фрегат, ушедший в Гавану 8 апреля и возвращения которого ожидали со дня на день. Они не подозревали, что Сирл захватил его близ Гаваны, и большая часть пиратов теперь находилась на нем. Кстати, на его борту англичане обнаружили французского хирурга Пьера Пике, которого губернатор выгнал из города, не заплатив жалованья. Обиженный француз подробно рассказал Сирлу о фортификациях и силах гарнизона Сан-Аугустина.

Похожесть двух ожидаемых судов и двух судов, появившихся у залива, убедила губернатора, что они были испанскими. Поэтому он велел солдатам гарнизона оставить свои мушкеты в главной гауптвахте, в четверти мили от форта, и идти домой спать.

Когда темнота сгустилась, больше сотни флибустьеров сели в лодку лоцмана, в шлюпку судна из Веракруса и в две большие пироги, которые они буксировали позади своих судов. Они вынудили лоцмана провести их через отмель в залив Матансас, планируя затем двинуться в западном направлении вдоль берега острова Анастасия и подняться по реке Сан-Себастьян к необитаемой стороне города. Оттуда они хотели напасть на правительственную резиденцию – место жительства королевского губернатора, и на рассвете захватить крепость.

Приблизительно в час ночи 29 мая капрал Мигель де Монсон ловил рыбу на своей пироге в заливе Матансас – вероятно, к югу от городской площади. Он услышал приглушенный плеск весел и стал тут же грести к городскому причалу, чтобы сообщить об этом случае. Пираты, которые уже прошли четверть мили вдоль берега острова Анастасии, должно быть, увидели или услышали его. Они погнались за ним и дважды выстрелили в него, когда он достиг берега. Несмотря на полученные раны, Moнсон прокричал запоздалое предупреждение и сумел доковылять до форта. Тем временем пираты стали высаживаться на берег.

Горожане были застигнуты врасплох. С криками и проклятиями отряды головорезов рассеялись по узким улицам, стреляя в испуганных, полуголых жителей, когда те выскакивали из своих домов. Королевский бухгалтер Хуан Менендес Маркес и его брат Aнтонио со всех ног бросились к гауптвахте. Вскоре после того, как они оставили свой дом, флибустьеры ворвались туда и захватили их семью. Братья Маркес нашли гауптвахту ограбленной и покинутой. Тогда они поспешили к правительственной резиденции, но и там никого не застали. Братья решили, что им следует искать помощи в крепости. Когда они бежали к частоколу с десятком других людей, присоединившихся к ним, пираты заметили их и стали в них стрелять.

Старший сержант Николас Понсе де Леон-младший, высокопоставленный чиновник гарнизона, находился в это время дома, страдая от кожной болезни. Проснувшись от криков и грохота выстрелов, он помчался к гауптвахте, однако нашел ее ограбленной. Собрав сто тридцать мужчин, женщин и детей, включая семьдесят невооруженных солдат, сержант отвел их в безопасное место в лесу, находившееся в лиге от города. Тем временем стрельба заставила капитана Энрико Примо де Риверу, безработного ветерана, оставить свою беременную жену в доме ее родителей и поспешить к крепости, чтобы там записаться в добровольцы.

В церкви священник Франсиско де Сотолонго уничтожил изображение Святого Спасителя, желая таким образом предотвратить возможное осквернение его еретиками. Он решил добровольно стать пленником пиратов, чтобы иметь возможность позаботиться о захваченных женщинах и девушках.

Эстефания де Сигарроа, дочь майора Сальвадора де Сигарроа (находившегося тогда в Мексике), выбежала из дома со своей младшей сестрой на руках. Пуля пирата убила ребенка и ранила Эстефанию в грудь.

После высадки на берег другой отряд налетчиков устремился прямо к гауптвахте. Немногочисленная городская охрана, размещенная там, спешно отступила к форту. Пираты задержались на гауптвахте, чтобы ограбить ее и вывести из строя оружие, оставленное там днем ранее, а затем пересекли северный конец площади, двинувшись в сторону правительственной резиденции.

Губернатор, разбуженный шумом, выглянул в окно, увидел, что пираты приблизились к правительственной резиденции, и стал спускаться по лестнице вниз. Град огня из мушкетов сразил его секретаря Мигеля Алонсо де Охеду и вынудил губернатора отступить в дом. Он все же смог убежать через потайную дверь и, преследуемый флибустьерами, благополучно достиг частокола форта.

Уволенный в запас адъютант Исидро де Рейносо в ту ночь нес сторожевую службу в крепости. Услышав шум, вызванный высадкой флибустьеров на берег, Рейносо уведомил об этом лейтенанта форта, капитана Матео Пачеко Сальгадо, который немедленно привел в боевую готовность весь гарнизон. Ворота частокола открылись, чтобы впустить городскую стражу из гауптвахты, бухгалтера Менендеса, его брата и горстку жителей. Meнендес, будучи королевским чиновником, приказал, чтобы пороховой склад был открыт, а боеприпасы распределены среди солдат. Именно тогда губернатор де ла Герра прибыл в форт и взял под свое командование три десятка солдат и ополченцев.

Прежде чем пушки испанцев были заряжены, люди Сирла напали на крепость. В течение полутора часов они неоднократно пытались штурмовать стены, но были отбиты яростным огнем из мушкетов. Во время сражения один из пороховых бочонков защитников взорвался, обжегши руки и ноги адъютанта Рейносо. Целясь в темноте по пылающим ружейным фитилям, которые имел при себе каждый испанский мушкетер, пираты смогли убить пятерых защитников и ранить еще столько же. Однако овладеть крепостью англичане так и не смогли; они ушли, потеряв одиннадцать человек убитыми и девятнадцать ранеными.

На рассвете 29 мая еще семь солдат смогли пробраться в форт. Следом за ними пришли майор Понсе и семьдесят безоружных мужчин. Утром к судну из Веракруса присоединились два корабля – захваченный фрегат из Сан-Аугустина и судно Сирла «Кагуэй». Все три парусника прошли в залив под огнем орудий форта и бросили якорь за пределами огня испанцев.

Тем временем налетчики, находившиеся на берегу, вернулись к грабежу Сан-Аугустина. В здании Казначейства они нашли 138 марок серебра, которые были спасены с галеона «Нуэстра Сеньора де лас Маравильяс», затонувшего в Багамском проливе в 1656 году с 5 млн песо на борту. С королевских складов грабители забрали 760 ярдов парусины – готовый грот, фок, грот-топсель фрегата, и грот-топсель баркаса – и 25 фунтов восковых свечей, предназначенных для мессы.

Приходская церковь и часовня женского францисканского монастыря лишились своих украшений, замена которых позже обошлась испанцам в 2066 песо. Был ограблен и госпиталь. Все дома в городе были тщательно обысканы, в одном из них нашли английского доктора; им оказался Генри Вудвард из Чарлстона (Южная Каролина). Вудвард, по всей видимости, собиравший разведывательную информацию об испанских силах во Флориде, охотно присоединился к флибустьерам.

Вскоре награбленную добычу погрузили на борт «Кагуэя» и призового судна из Веракруса. Когда грабеж подходил к концу, пираты схватили королевского казначея Хосе де Прадо, прятавшегося в своем доме. В плен также попали некоторые местные креолы и метисы.

Днем 29 мая губернатор собрал все наличные силы и сделал вылазку, намереваясь выбить пиратов из города. Он поручил капитану артиллерии Николасу Эстевесу де Карменатису осуществлять общее руководство двумя отрядами численностью по 25 человек в каждом (одним командовал адъютант Франсиско Руис Канисарес-и-Осорио, а вторым – знаменосец Диего Диас Мехия). Между тремя и четырьмя часами пополудни Эстевес вышел из-за частокола, не подозревая, что на берегу оставалось всего сорок пиратов. Солдаты были напуганы и шли неохотно, без энтузиазма. Флибустьеры открыли по ним огонь из мушкетов, ранив как Канисареса, так и Диаса. Приблизительно в девять часов вечера последние тридцать пиратов покинули берег, направившись к своим судам. В городе они оставили после себя шестьдесят трупов.

30 мая капитан Сирл прислал дону Франсиско письмо, предлагая ему выкупить пленников – приблизительно семьдесят мужчин, женщин и детей – в обмен на воду, мясо и дрова. Губернатор принял эти условия, но взамен попросил освободить часть пленных и отдать жителям немного муки. В тот же день все женщины были освобождены и доставлены на берег.

Выкуп был уплачен в течение последующих шести дней. 5 июня казначей, священник, лоцман, команды судна из Веракруса и фрегата из Сан-Аугустина и другие пленники благополучно вернулись на берег. В последнюю минуту Сирл отказался отпустить туземцев, черных или метисов, объяснив отцу Сотолонго, что каперское свидетельство от губернатора Ямайки разрешало ему продавать в рабство любого, кто не был кровным испанцем (Сирл, конечно, лукавил; сэр Томас Модифорд аннулировал все каперские свидетельства в июне 1667 года и, следовательно, набег Сирла на Сан-Аугустин был актом пиратства, а не каперской операцией). Сотолонго возразил, что эти пленники были вольноотпущенниками и что у многих из них были испанские отцы, но напрасно. Корсары покинули залив Матансас под грохот пушек из старой деревянной крепости – ядра, однако, не долетали до кораблей.

Освобожденные испанские пленники вернулись в город с новостями, которые весьма встревожили колониальные власти и жителей Сан-Аугустина. По их словам, пираты в ожидании выкупа делали промеры глубин в гавани, составили чертежи островов и отмелей, изучали особенности навигации в проливе и сделали для себя записи о местных ориентирах. При этом англичане утверждали, что скоро придут снова с большим количеством судов, людей и артиллерии, чтобы захватить и удержать Сан-Аугустин для короля Карла II. Эта информация, а также то, что город не был полностью сожжен, убедила испанцев в реальности угрозы пиратов. Вскоре испанское правительство распорядилось выделить средства на строительство в Сан-Аугустине новой – уже не деревянной, а каменной – крепости.

Возвращаясь на Ямайку, капитан Сирл понимал, что может быть наказан за свои пиратские действия. Поэтому, вместо того, чтобы идти прямо в Порт-Ройял, он привел «Кагуэй» в укромный залив на юго-западной оконечности Ямайки. Губернатор острова позже писал лорду Aрлингтону:

«В Порт-Moрант также прибыл “Кагуэй”, капитан его – Сирл, с 70 крепкими молодцами, который, услышав о том, что я очень рассержен на него из-за той акции против Сан-Аугустина, пошел в залив Maкари и там лег в дрейф. Я постараюсь найти подходящий способ арестовать его так, чтобы не привести его людей в отчаянье».

Когда вскоре после этого Сирл рискнул сойти на берег, он действительно был схвачен людьми губернатора и доставлен под конвоем в Порт-Ройял. Спустя несколько недель, не имея новых инструкций из Англии, Модифорд написал Aрлингтону очередное письмо, отметив, что капитан Сирл в ожидании суда все еще находится под стражей у полицейского маршала Ямайки.

Как ни странно, через несколько месяцев пирата выпустили на свободу и отправили на соединение с флотилией Генри Моргана к острову Ваш, где во время шторма Сирл потерял свой корабль (октябрь 1670 года). Хотя его имя не упоминается в списке капитанов флотилии, составленном Модифордом для лорда Арлингтона 30 декабря 1670 года (по новому стилю – 10 января 1671 года), он, безусловно, участвовал в знаменитом походе на Панаму и был одним из заместителей Моргана. После возвращения из панамской экспедиции Роберт Сирл, по всей видимости, занимался торговлей кампешевым деревом. По информации «ученого пирата» Уильяма Дампира, в 1672 году Сирл отправился на полуостров Юкатан и во время ссоры с одним из заготовителей кампешевого дерева был убит. Произошло это на небольшом острове в лагуне Тристе (Терминос), который англичане в его честь назвали островком Сирла.

Глава 25. Загадочный взрыв на фрегате «Оксфорд»

К началу осени 1668 года пираты, участвовавшие в походе на Пуэрто-Бельо, промотали в Порт-Ройяле награбленные богатства и были полны решимости предпринять новую экспедицию к берегам Америки. В октябре губернатор Ямайки сообщил Джозефу Уильямсону, секретарю лорда Арлингтона, что Морган, имея под своим командованием десять судов и 800 человек, отплыл из Порт-Ройяла к острову Ваш. В конце года туда пришли с Тортуги два французских корсарских судна, один из которых, фрегат «Серф Волан» («Бумажный змей»), находился под командованием уроженца Сен-Мало капитана Ла Вивона (встречаются и другие варианты написания этого имени – Ла Вевен, Вивьен). На борту фрегата было установлено 24 пушки и 12 кулеврин, экипаж насчитывал 45 человек. На Антиллы Ла Вивон прибыл, имея каперское свидетельство от герцога де Бофора. Судя по всему, он не собирался идти в поход вместе с англичанами, а лишь доставил к месту базирования пиратской флотилии французских добровольцев и одолжил Моргану провиант. Морган же, нуждаясь не только в провизии, но и в хорошем боевом судне, во что бы то ни стало хотел присоединить его к своей флотилии.

14 (24) октября из Англии на Ямайку пришел 22-пушечный королевский фрегат «Оксфорд» (водоизмещение 240 т, экипаж 95 человек). Его прислали специально «для защиты острова, подавления приватиров и поощрения торговли и коммерции». Однако в Порт-Ройяле фрегат лишился своих командиров, поскольку его капитан, некто Хакит, «поссорился со шкипером, пронзив его насквозь, отчего тот умер, и теперь сбежал из-за этого».

В силу сложившихся обстоятельств губернатор Модифорд решил передать «Оксфорд» под командование сподвижника Моргана Эдварда Коллира (квартирмейстером был Ричард Норман) и велел ему идти на соединение с ямайской флотилией к острову Ваш. Коллир, по всей видимости, увеличил количество пушек на фрегате до 34 (или даже 36), довел численность экипажа до 160–180 человек, после чего покинул Порт-Ройял и направился к юго-западной оконечности Эспаньолы. 29 октября (8 ноября) он стал на якорь у острова Ваш.

В британских архивах сохранилось свидетельство Ричарда Брауна, находившегося на борту «Оксфорда» в качестве главного хирурга. Письмо Брауна адресовано Джозефу Уильямсону и датировано 20 (30) января 1669 года. Согласно его версии, в задачу капитана «Оксфорда» входило расследование дела, связанного с ограблением французскими корсарами английского торгового кеча «Комонвэлс» из Виргинии, шкипером которого был Исаак Раш. С кеча забрали двенадцать бочек свинины, бочку масла и другие продукты. Виновным в этом пиратском акте решили сделать капитана Ла Вивона. Коллир отправил к нему своего лейтенанта с приказом явиться на борт «Оксфорда». Опешивший Ла Вивон ответил, что впервые слышит, чтобы капитану французского военного корабля какой-то иностранец приказывал оставить его корабль. Тогда на следующее утро Коллир снялся с якоря, подошел вплотную к «Серф Волану» и пригрозил взять его на абордаж. Ла Вивону пришлось подняться на борт и вступить в переговоры с Коллиром. Последний попросил его предъявить свое каперское свидетельство, и француз, еще немного поупрямившись, показал ему патент от герцога де Бофора. Англичане знали, что виргинский кеч был захвачен неким капитаном Ла-Рошем из Тулона. На следующий день они привезли на остров Ваш шкипера «Комонвэлса» и показали ему арестованного французского капитана. Исаак Раш «опознал» в Ла Вивоне «капитана Ла-Роша». Французу тут же велели перебраться на борт «Оксфорда» вместе со всей командой. Корабль его объявили «добрым призом», а самого его пообещали судить на Ямайке как пирата.

Кроме обвинения в ограблении виргинского кеча, капитану «Серф Волана» (переименованного в «Сэтисфекшн») инкриминировали использование каперского свидетельства, действительного лишь в пределах Средиземного моря (но не в Вест-Индии).

«Потом Морган собрал у себя военный совет с капитанами других пиратских кораблей, – пишет Эксквемелин, – и на этом совете пираты обсудили, в какое именно место испанского побережья им надлежит отправиться. Договорившись [идти на Картахену], пираты подняли паруса и взяли курс на восточную оконечность острова Эспаньолы, чтобы затем отправиться к острову Савоне [Саоне]; они решили, что суда сперва разойдутся, а потом снова соберутся в условленном месте, и там уже они договорятся окончательно, куда же им идти дальше. На всех кораблях выпили за здоровье короля и будущие успехи; при этом многие подняли стрельбу – господа были внутри корабля, а все остальные на палубе. Но весело было начало, а печальным оказался конец этого пиршества. Шальным выстрелом из мушкета какой-то пират угодил в пороховой погреб и корабль – а на нем было триста англичан и пленники французы – взлетел на воздух. Без малого тридцать человек простились с жизнью, но те, кто был в каютах, спаслись и отделались довольно легко. Моргану слегка свело ногу. Все находились на корме корабля, а на английских судах пороховые погреба располагаются в носовой части. И спаслось бы еще больше, если бы команда не перепилась до такой степени. Англичане не знали, чем объяснить это несчастье, и свалили все на французов, обвинив их в том, что они подорвали английский военный корабль; пираты говорили, будто французы получили от испанцев поручение напасть на английский корабль и завладеть им, если это удастся. В доказательство они показывали охранное письмо, отнятое у французов, а письмо это они получили у губернатора Баракоа; губернатор разрешал им следовать на Кубу и нападать на английские корабли, т. е. на пиратов Ямайки… Охранное письмо француз получил не для того, чтобы сражаться с пиратами: ведь он сам находился под защитой английских разбойников; скорее оно нужно было для того, чтобы вести с испанцами торговлю. Капитана французского судна оставили в живых, но дело было уже загублено. Англичане вернулись на Ямайку; французский капитан последовал за ними, надеясь устроить там свои дела; однако по прибытия на Ямайку он угодил в тюрьму и одно время опасался, что его повесят».

Иначе описывает эту трагедию хирург Ричард Браун:

«2-го января, около 10 часов утра, на борту «Оксфорда» состоялся военный совет с участием адмирала Моргана, капитана Коллира, капитана Пеннанта, капитана Эйлетта, капитана Бигфорда, капитана Moрриса-старшего, капитана Морриса-младшего, капитана Бруэра, капитана Tорнбери. И около 12 часов, когда он закончился, капитан приказал, чтобы стреляли из 15 пушек в честь их намерения идти атаковать Картахену с теми судами, которые у них имелись тогда, а также 2 или 3 другими, прибытия которых они ожидали, вместе с кораблем мосье Ла Вивена, находившимся в их владении. Людей же, с коими они могли это осуществить… включая дополнительно 180 человек, было не более девятисот. Но около 12 часов ситуация изменилась, ибо когда все капитаны, включая французского капитана, обедали на квартердеке, “Оксфорд” взорвался, и более 200 человек погибли, в том числе капитан Эйлетт – командир “Лили” (последний командир “Форсайта” в Англии), капитан Бигфорд, капитан Моррис, капитан Торнбери, капитан Уайтинг… Уцелели лишь шестеро мужчин и 4 юнги, принадлежавшие “Оксфорду”: капитан Коллир, м-р Томас Виннер – шкипер, м-р Рич[ард] Норман – помощник шкипера, м-р Рич[ард] Браун – хирург, кок и 8 других, которые были на борту французского приза; добрая половина [людей] охотилась, а другие стирали свою одежду на берегу. Трудно представить, из-за чего произошла эта печальная авария, но, видимо, причиной ее стала халатность артиллериста при забивке пороха в пушки, которые несколько ранее были разряжены. В момент взрыва судна капитан Уайтинг, казначей и я обедали… Грот-мачта была выдернута из корабля и упала на штирборт квартердека, где капитан Эйлетт, капитан Бигфорд и некоторые другие капитаны прохаживались, и все получили удар в голову грот-мачтой, и капитан Уайтинг, который находился справа от меня, и казначей, находившийся слева… потонули. Мне, слава Богу, удалось избежать этого. Я лишь услышал страшный шум, с огнем и дымом, и зубчатые стены навеса, охваченные огнем, упали на меня. И тут же я почувствовал, как палуба поехала и вода накрыла меня с головой, я нырнул, но вскоре вынырнул снова и так уцелел, забравшись верхом на бизань-мачту. Здесь было не более 20 людей разного сорта с других кораблей и из нашей команды, которые уцелели, но многие из них получили сильные травмы, а все, кто был на палубе или в любой другой части судна, погибли, кроме тех, кто находился на квартердеке.

Лодки, пришедшие, чтобы спасти тех, кто потерпел кораблекрушение, доставили нас на судно капитана Вивена, которое мы перед тем взяли. И 6 января капитан Коллир пошел на нем под всеми парусами к Ямайке».

Краткое сообщение об этой трагедии оставил в своем шканечном журнале и Уильям Бистон: «Адмирал Морган и те капитаны, которые сидели на той стороне стола, что и он, уцелели, а те капитаны, что сидели с другой стороны, все были убиты».

Капитан Джон Эйлетт, упомянутый Брауном, был уроженцем Колчестера. Он никогда не помышлял стать флибустьером, и во флотилию Моргана попал в силу сложившихся обстоятельств. Первые сведения об Эйлетте датируются 1655 годом, когда, находясь в Новой Англии, он снарядил кеч «Провиденс» для доставки провизии на недавно захваченную англичанами Ямайку. В море его перехватили испанцы (февраль 1656 года), которые доставили пленника в Санто-Доминго. В ноябре того же года Эйлетт написал письмо лорду-протектору Кромвелю, информируя его о варварском обращении испанцев с англичанами в Вест-Индии. Когда через несколько месяцев пленника отправили в Испанию, судно, на котором он находился, попало в руки англичан. В апреле 1658 года, уже находясь в Лондоне, Эйлетт предстал перед Верховным судом Адмиралтейства, где показал под присягой, каким образом угодил в испанский плен. Получив под свое командование 28-пушечное судно «Ковентри» (бывший испанский корабль «Сан Мигель», захваченный у островов Силли в феврале 1658 года фрегатами «Констант Уорвик» и «Эдвенчер»), он в июне того же года покинул Плимут, взяв курс на Ямайку. На остров он прибыл в сентябре. Там его судно было включено в состав флотилии Кристофера Мингса, отправившейся в крейсерство к берегам Испанского Мейна. После грабежа Санта-Марты он вернулся на «Ковентри» в Пойнт-Кагуэй. В начале июня 1660 года его корабль был признан не пригодным для дальнейшего несения службы и отправлен в Англию. На родину Эйлетт вернулся осенью того же года, где, узнав о реставрации монархии, тут же записался в королевский флот. Он участвовал во второй англо-голландской «торговой войне» в качестве капитана 48-пушечного фрегата «Портленд», но после участия в сражении Четырех дней (начало июня 1666 года) потерял этот пост. В августе 1667 года он обратился с ходатайством к королю, умоляя Его Величество передать ему под командование небольшой 60-тонный приз «Казамин», стоявший на якоре в Дептфорде. Год спустя Эйлетт получил под свое командование небольшой 10-пушечный фрегат «Лили», вооруженный с корсарскими целями (его совладельцем был сэр Джеймс Модифорд, брат ямайского губернатора). Прибыв в Порт-Ройял в конце 1668 года, он тут же отправился на рандеву с флотилией Моргана – как оказалось, себе на погибель.

Еще один погибший капитан, Уильям Уайтинг, впервые «засветился» на флибустьерской стезе в сентябре 1663 года, когда он промышлял в Карибском море на судне «Риковери». В сентябре 1664 года Уайтинг зашел за провизией на остров Барбадос, а в январе 1665 года пожаловал на Ямайку. Оттуда он отплыл в Северную Америку в мае того же года; там его команда хотела продать товары, захваченные на испанских судах, и несколько индейцев-рабов. Но когда в декабре Уайтинг появился в Виргинии, он и его люди были арестованы по приказу местного губернатора сэра Уильяма Бартлета, заподозрившего их в пиратстве. Из Виргинии Уайтинга отправили в Англию, где 22 ноября (2 декабря) 1667 года он давал показания по этому делу. Очевидно, его оправдали, так как в 1668 году он вернулся на Ямайку и упоминался среди моряков, проживавших в Порт-Ройяле. В сентябре того же года Уайтинг и его компаньоны Артур Бёрнхэм и Эндрю Шеферд купили судно «Блэссинг» для крейсерства против испанцев. Увы, присоединение к флотилии Моргана стало для Уайтинга роковым.

После взрыва «Оксфорда» флибустьерам пришлось отказаться от первоначального плана совершить нападение на Картахену. Дампир писал, что жители этого испанского города свято верили, будто Богоматерь из картахенского монастыря Ла-Попа «присутствовала на борту в тот вечер, когда военный корабль “Оксфорд” взорвался у острова Ваш возле Эспаньолы, и что она вернулась домой все мокрая».

Действительно, вера католиков в заступничество Девы Марии всегда была очень крепкой.

Глава 26. Поход Генри Моргана на Маракайбо

Прибыв в Порт-Ройял, Эдвард Коллир передал пленного французского капитана полицейскому маршалу, а сам, вместо того чтобы вернуться к Моргану, решил отправиться на трофейном судне «промышлять испанца» в Мексиканском заливе. Хирург Ричард Браун присоединился к нему. 18 (28) февраля 1669 года он писал секретарю Уильямсону, что фрегат «Сэтисфекшн» был снабжен провизией на четыре месяца, чтобы идти в залив Кампече. В этом же письме хирург упоминает о каком-то загадочном корсаре с Тортуги, промышлявшем в водах Ямайки: «Здесь находится некий Джон Джонсон Романе (очевидно, Ян Янсзоон Романсз . – В.Г. ) из Хоорна, что в Западной Фризии, готовый отплыть в Голландию; его консорт был взят шесть недель назад французским приватиром и переоснащен в 12-пушечный боевой корабль, который теперь крейсирует возле порта, поджидая его судно, но так как он отплывает в компании с нами, то надеется, что мы не дадим его в обиду».

Поход растянулся на восемнадцать месяцев, причем Коллир, по словам Брауна, оказался «тупым и ленивым командиром». Он редко получал известия с Ямайки и «не видел никаких испанских кораблей, против которых имел каперскую грамоту».

По данным Раймона Лаприза, в октябре 1669 года Коллир промышлял в консорте с голландским флибустьером Яном Харменсзооном в водах Кубы. Харменсзоон «отличился» тем, что ограбил торговое судно из Амстердама, хотя шкипер последнего, Ван Дукер, имел пропуск от губернатора Модифорда. Забрав у своей жертвы семнадцать ящиков с товарами и «три анкерка бренди», Харменсзоон в начале следующего года объявился в Порт-Ройяле. Там его арестовали по обвинению в пиратстве, судили и продержали за решеткой до августа.

Вернемся, однако, к Моргану. Несмотря на гибель «Оксфорда», он не стал отказываться от своего намерения совершить поход к берегам Южной Америки.

«Спустя восемь дней после взрыва английского корабля, – продолжает свой рассказ Эксквемелин, – англичане выловили разлагающиеся тела убитых, однако не для того, чтобы их похоронить, как повелевал печальный долг, а чтобы снять с них одежду и золотые кольца. Пираты выловили трупы, сняли с них платья и отрубили пальцы, на которых были кольца, а затем бросили тела за борт на съедение акулам. Долгое время к берегу волны прибивали человеческие кости.

Морган остался верен принятому решению: на острове Савоне [Саоне] он должен был собрать совет, чтобы выяснить, куда же держать путь. Так как он сам назначил этот остров для встречи, то пошел к нему под всеми парусами с оставшимися пятнадцатью кораблями. Он командовал самым крупным кораблем (приватирским судном «Лили», шкипером которого был Ричард Норман . – В.Г. ), на котором было четырнадцать пушек. Команды всех пятнадцати кораблей в общей сложности насчитывали девятьсот шестьдесят человек. Через несколько дней пираты подошли к мысу Кабо-де-Лобос, лежащему на южном побережье Эспаньолы… Тут поднялся сильный восточный ветер, и бушевал он целых три недели; что ни день, пираты предпринимали попытки поставить паруса, чтобы обойти мыс, но это им не удавалось. Наконец они все-таки добрались до места. В семи или восьми милях от рейда они заметили еще один корабль. Это был англичанин, шедший прямо из Англии. Несколько кораблей отделились от флотилии и направились навстречу, надеясь что-либо купить на этом судне. Морган же следовал своим курсом и назначил местом встречи пролив Окоа, где обещал подождать отставшие корабли.

Спустя два дня Морган достиг пролива Окоа, запасся водой и стал на якорь, поджидая остальные корабли. Между тем его люди – человек примерно по пять или шесть с каждого судна – высадились на берег, чтобы раздобыть свежие припасы и тем самым сберечь заготовленные. Они истребляли и лошадей, и ослов, и коров, и овец. Испанцам же это пришлось не по вкусу; заметив, что каждый раз пираты сходят на берег небольшими группами, они решили сыграть с ними шутку. Испанцы послали за солдатами в Санто-Доминго… Когда пираты снова сошли на берег, испанцы угнали весь скот с пастбищ на морском берегу. Пираты вошли в лес и удалились примерно мили на три, и было их всего человек пятьдесят. Испанцы выгнали на них отменное стадо быков и трех-четырех пастухов, которые это стадо пасли. Пираты убили одного быка, а остальных не тронули, но только они взялись за тушу, чтобы утащить, как испанцы напали на них с криками «Mata, mata!» (что по-испански означает «убей, убей!»). Пираты бросили добычу, построились и как бешеные накинулись на врагов; половина пиратов вскоре сложила головы, оставшиеся дрались отчаянно. Бой длился довольно долго, но в конце концов пираты отступили и скрылись в лесу. Испанцы пустились было их преследовать, но когда убедились, что пираты стреляют без промаха, то прекратили преследование. Тем временем пираты остались в лесу, чтобы собрать раненых и перенести их затем на берег… На следующий день на берег сошел сам Морган с отрядом в двести человек, но испанцы были уже далеко и увели с собой всех коров. Тогда Морган спалил на берегу несколько домов и вернулся на корабль».

Не дождавшись отставших кораблей, флибустьерский адмирал приказал судам идти на рандеву к острову Саона. Через некоторое время, убедившись, что отбившиеся от флотилии корабли не придут (а это были суда капитанов Джона Анселла, Рока Бразильца, Джозефа Брэдли, Ялласа и пр.), Морган сделал смотр всем своим силам. Выяснилось, что на каждом из восьми оставшихся кораблей насчитывается примерно по пятьдесят человек. Напасть с такими мизерными силами на Картахену было бы форменным безумием, поэтому, посовещавшись с французским капитаном Пьером Анто по прозвищу Пикардиец, участвовавшим в 1666 году в походе Франсуа Олоне на Маракайбо, Морган изменил первоначальный план и решил повторить «подвиг» Олоне. Его решение поддержали капитаны Адам Брюэр, Джеффри Пеннант, Джон Моррис, Ричард Норман, Эдвард Демпстер и Ричард Добсон.

Корабли пересекли Карибское море с севера на юг и, миновав остров Кюрасао, подошли к Арубе. Здесь экипажи выторговали у местных индейцев овец и коз, затем, после двухдневной стоянки, под покровом ночи тихо снялись с якорей. На другой день в полдень флотилия вошла в Венесуэльский залив. Чтобы испанские дозорные их не обнаружили раньше времени, суда остановились на значительном удалении от сторожевой башни, а вечером продолжили путь. На рассвете 9 марта они подошли к форту Ла-Барра, располагавшемуся у входа в лагуну Маракайбо. Со времени набега Олоне испанцы успели построить здесь новые укрепления.

Мелководье не позволяло пиратам подвести их суда к берегу, и они спустили на воду шлюпки и каноэ. Заметив приближение неприятеля, испанцы открыли по нему огонь из пушек. Осада форта продлилась до вечера. Наконец, взорвав часть укреплений, испанский гарнизон отступил под прикрытием порохового дыма. «Пираты очень удивились, никого не обнаружив в столь укрепленном месте, – рассказывает Эксквемелин. – Они подбежали к погребу, еще полному порохом, и увидели, что огонь от зажженных фитилей подбирается по пороховым дорожкам и горит на расстоянии дюйма от большой кучи пороха. Так что промедли они хоть одно мгновение – и крепость взлетела бы на воздух вместе с теми, кто ее захватил. Морган приказал немедленно вытащить порох из крепости и подорвать крепостные стены, а все пушки бросить в кучу. В крепости было шестнадцать пушек, стрелявших восьми-, двенадцати– и двадцатичетырех-фунтовыми ядрами, шестьдесят мушкетов и боевых припасов в должной пропорции. Пушки были сброшены со стен, а лафеты сожжены».

На рассвете следующего дня флибустьеры переправили на адмиральский корабль несколько пушек и бочонков пороха. Остальные трофейные пушки просто заклепали и зарыли на пляже. Вслед за этим, спешно погрузившись на малые суда и каноэ, основные силы корсаров двинулись по мелководью к Маракайбо. Ровно через сутки, не встретив ни малейшего сопротивления, они вступили в покинутый жителями город. Обыск домов показал, что в них остались только немощные старики и старухи, не успевшие или не пожелавшие уйти в лес. Убедившись, что в городе им никто не угрожает, флибустьеры разместились в богатых особняках на главной площади, а в кафедральном соборе устроили арсенал.

«В тот день, когда пираты вошли в город, сотня этих разбойников решила отправиться за добычей и пленниками, – продолжает свое повествование Эксквемелин. – На следующий вечер они вернулись, ведя за собой пятьдесят мулов, навьюченных добром, и около тридцати пленных: были среди них и мужчины, и женщины, и дети, и рабы. Как обычно, их стали терзать, пытаясь узнать, куда скрылось население города. Одних просто истязали и били; другим устраивали пытки святого Андрея, загоняя горящие фитили между пальцами рук и ног, третьим завязывали веревку вокруг шеи, так что глаза у них вылезали на лоб и становились словно куриные яйца. Кто вообще не желал говорить, того забивали до смерти… Пытки продолжались три недели. Одновременно пираты совершали ежедневные набеги в окрестности города и всегда приносили большую добычу… После того как пираты выявили сотню богатейших семейств Маракайбо и разграбили все их имущество, Морган решил отправиться в Гибралтар. Впопыхах снарядили корабли и доставили на них добычу и пленников; затем подняли якори и взяли курс на Гибралтар… Несколько пленников высадили на берег и послали в Гибралтар, заставив их от имени Моргана потребовать сдачи города».

Глава 27. Разорение Гибралтара

Город Сан-Антонио-де-Гибралтар был основан испанским конкистадором Гонсало Пинья Лидуэньей на восточном берегу озера Маракайбо в феврале 1592 года. Своим названием он обязан месту рождения Лидуэньи – испанскому городу Гибралтару (ныне – владение Великобритании). Испанские колонисты использовали этот приморский город в качестве «морских ворот» Мериды.

Когда Морган и его головорезы подошли к Гибралтару, испанцы открыли по ним ураганный огонь из тяжелых пушек. Этот отпор лишь раззадорил флибустьеров: они решили, что «там, где крепко защищаются, наверняка много добычи, ну а сахар всегда подсластит и кислую кашу».

О дальнейших событиях свидетельствует Эксквемелин:

«На следующий день, рано-рано утром, пираты сошли на берег и избрали не самый прямой и короткий путь, а по предложению одного француза, который уже бывал здесь и хорошо знал эти места, пошли по другой, лесной дороге; это давало им возможность напасть на Гибралтар с возвышенности и с тыла. Но часть пиратов все же двинулась главным путем, чтобы у испанцев создалось впечатление, будто именно отсюда готовится на них удар. Однако такие предосторожности были ни к чему: испанцы хорошо помнили, что произошло два года назад при налете французов, и предпочли добровольно покинуть эти места, чтобы снова не подставлять свои шеи под топор. На дороге, по которой испанцы отходили, они соорудили несколько засад, чтобы задержать пиратов, если те за ними погонятся. Крепостные орудия испанцы заклепали, а порох увезли».

В Гибралтаре флибустьеры нашли лишь одного «придурковатого испанца». Он долго морочил разбойникам головы, рассказывая им о несуществующих несметных сокровищах. Не сумев добиться от него ничего путного, пираты подвергли его страшным пыткам, после чего убили. В тот же день, по данным Эксквемелина, партия пиратов привела какого-то бедняка с двумя дочерьми. На следующее утро разбойники «вышли с ним из города и потребовали привести туда, где прятались остальные; однако испанцы, заметив пиратов, тотчас же уходили дальше в лес; в лесу они жили в шалашах и прятали свое добро от дождя. Этот бедняга не мог найти ни одного человека; пираты же думали, что он их намеренно водит вокруг да около, и в ярости повесили его на дереве… Потом пираты разделились и принялись искать людей в окрестностях города, стараясь захватить их врасплох в тех местах, куда испанцы волей-неволей должны были приходить за какими-нибудь плодами и кореньями. Наконец удалось поймать одного негра; ему пообещали, что возьмут с собой на Ямайку, и, если добыча будет найдена, дадут ему столько денег, сколько он пожелает, а также оденут его в испанское платье. Негру все это пришлось по душе: он сразу же вывел пиратов туда, где скрывались испанцы. Как только пираты захватили несколько человек, они заставили негра убить одного из пленников… Этот негр причинил очень много горя. Пираты ходили с ним целых восемь дней и лишь затем вернулись в Гибралтар. Всех пленников, захваченных в пути, они принуждали за ними следовать, а награбленное добро везли на мулах. Под конец пираты набрали столько пленных, что не могли уже двигаться дальше; поэтому они решили вернуться в Гибралтар, куда и привели всех, кого им удалось захватить… Всех вместе их набралось двести пятьдесят человек».

В Гибралтаре грабежи и издевательства над пленными продолжились. Хотя некоторые исследователи полагают, что Эксквемелин, описывая варварское обращение флибустьеров с испанцами, чересчур сгустил краски, нам подобные предположения представляются необоснованными. Любой, что читал документальные свидетельства той эпохи о поведении обычных солдат и моряков в захваченных ими городах или селениях (будь то в Европе, Азии, Африке или Америке), знает, каким чудовищным насилиям они подвергали гражданское население. Морские разбойники в этом отношении были не лучше и не хуже всех прочих «псов войны». И можно не сомневаться, что Эксквемелин воочию видел, как пираты своих жертв «привязывали к деревянному кресту и всовывали между пальцами рук и ног горящие фитили. Некоторых связывали, разводили огонь и совали в огонь ноги, предварительно намазав их салом, так что люди эти тотчас же вспыхивали; обожженных пленников затем бросали. Перерезав хозяев, принялись за рабов».

Один из африканских невольников, не выдержав пыток, согласился провести разбойников к выходу из лагуны, где стояли большой торговый корабль и четыре барки, нагруженные товарами из Маракайбо. Сотня пиратов на двух небольших судах тут же отправилась к выходу из лагуны на поиски указанных судов. В это время другой раб согласился отвести флибустьеров в убежище, где скрывались губернатор, женщины и дети. Хотя Морган сам с отрядом из 350 человек бросился на поиски губернатора, поймать последнего не удалось.

Через две недели в Гибралтар вернулись суда, ходившие к устью лагуны; они привели с собой испанский корабль и четыре барки с пленными, а также грузом полотна и шелка. В конце концов, проведя в опустошенном Гибралтаре пять недель, флибустьеры решили покинуть это поселение. Перед уходом они послали несколько пленников в лес, чтобы передать скрывавшимся горожанам требование о выкупе. Ответ испанцев был уклончивым: с одной стороны, они сказали, что у них нет денег, а с другой – попросили пиратов немного подождать, пока они попытаются собрать требуемую сумму.

Не желая больше терять время, Морган решил вернуться в Маракайбо. Забрав рабов и четырех заложников, а остальных отпустив за скромный выкуп, флибустьеры спешно погрузились на свои суда и подняли паруса.

Глава 28. Разгром пиратами испанской «армады де Барловенто» в лагуне Маракайбо

17 апреля пираты вернулись в Маракайбо. Там к Моргану привели одного беднягу, который лечился в городском лазарете. Этот человек сообщил сенсационную новость: пока основные силы флибустьеров находились в Гибралтаре, в лагуну вошли три испанских военных корабля и один вспомогательный бриг из армады де Барловенто («Магдалена», «Сан Луис», «Нуэстра Сеньора де ла Соледад» и «Маркиза»), которые теперь подстерегают корсаров, а в крепости Ла-Барра вновь установлены пушки. Таким образом, флотилия Моргана оказалась в мышеловке. Силы испанцев значительно превосходили силы англичан и французов. Однако пиратский адмирал, желая показать, что его люди не пали духом, нагло потребовал от испанцев уплатить выкуп за Маракайбо. В случае невыполнения этого требования он угрожал предать город огню.

Спустя два дня от испанского генерала дона Алонсо дель Кампо-и-Эспиносы, стоявшего с кораблями у выхода из лагуны, пришло письмо следующего содержания:

«Письмо испанского генерала дона Алонсо дель Кампо-и-Эспиносы Моргану, адмиралу пиратов.

От своих друзей и соседей я получил сообщения, что вы осмелились предпринять враждебные действия против страны и города, находящихся под властью Его Католического Величества, короля Испании, моего господина. Поэтому моим долгом было прийти сюда и занять крепость, которую вы захватили у горсти трусов, установить в ней пушки и тем самым укрепить выход из гавани – словом, сделать все, как велит долг. Тем не менее, если вы смиренно вернете все, что вами награблено, и освободите рабов и пленников, я из-за мягкосердия и жалости к вам отпущу вас, чтобы вы смогли добраться до вашей родины. Но если, несмотря на мои добросердечные предложения, вы станете упрямиться, я приведу из Каракаса более легкие суда и прикажу моим войскам в Маракайбо уничтожить вас без всякой пощады. Вот мое последнее слово: отдавшись в мои руки, вы будете вознаграждены, в ином случае я прикажу моим храбрецам отомстить вам за все те обиды, которые вы нанесли испанскому народу в Америке.

Дано на корабле Его Католического Величества “Магдалена”, коим я командую, стоящем у входа в лагуну Маракайбо, 24 апреля 1669 года. Подписал: дон Алонсо дель Кампо-и-Эспиноса».

Морган прочел это письмо и приказал собрать всех пиратов. Он огласил его сперва по-английски, потом по-французски, а затем спросил: хотят ли они отдать добычу в обмен на право свободного выхода или готовы сражаться? Все ответили, что лучше сражаться до последней капли крови, чем отдать добычу: ради нее они однажды уже рисковали жизнью и готовы снова поступить точно так же. Из толпы вышел один пират и объявил Моргану, что готов с двенадцатью товарищами подорвать самый большой испанский корабль. Он предложил превратить судно, которое пираты захватили в лагуне, в брандер, но снарядить как обычный боевой корабль, подняв флаги и установив на его борту чурки с шапками, чтобы казалось, будто на нем настоящая команда, а вместо пушек выдвинуть из портов деревянные чурки, которые называют негритянскими барабанами, т. е. отрезки полых древесных стволов длиной около полутора футов. Поскольку пираты находились в столь бедственном положении, совет был одобрен, но Морган все еще надеялся найти другие способы одолеть испанского адмирала. Итак, он еще раз обратился к испанцам со следующим предложением: пираты готовы уйти из Маракайбо, не спалив города и не причинив ему вреда, даже без выкупа они готовы отдать половину рабов и выпустить остальных пленников безвозмездно, а также отказаться от выкупа за Гибралтар и освободить заложников».

Дон Алонсо отнесся к предложению Моргана, как к шутке, и ответил, что готов подождать еще два дня; после этого, если пираты не сложат оружие, он их просто-напросто уничтожит. «Получив такой ответ от генерала, Морган решил пойти на все, лишь бы выйти из лагуны, не отдавая добычи, – пишет Эксквемелин. – Он запер всех пленников и приказал наблюдать за ними построже. Рабов, которые носили воду и выполняли всякую другую работу, заковали в кандалы, и теперь все, чем раньше занимались рабы, пираты делали сами. Тем временем часть пиратов собрала в городе всю смолу, воск и серу и соорудила огромный зажигательный снаряд. Трюмы судна набили пальмовыми листьями, перемешав их с воском, смолой и серой; на эту смесь положили большие полотнища холста, которыми накрывали пушки; под каждой чуркой поставили шесть горшков с порохом; чтобы взрыв оказался еще сильнее, подпилили наполовину бимсы. Кроме того, проделали новые пушечные порты и вместо пушек вставили в них «негритянские барабаны». На палубе поставили несколько деревянных чурок и надели на них шапки, чтобы издали они выглядели как люди; наконец подняли адмиральский флаг. Когда корабль-брандер был готов, решили идти под всеми парусами к устью лагуны, посадив в одну из барок всех пленных, а во вторую – добычу и женщин. Каждую из барок охраняло по двенадцать вооруженных пиратов; там, где были индейцы, погрузили несколько тюков с товарами, а где были женщины – положили весь запас золота и драгоценностей. Всем баркам было дано указание держаться позади в определенном месте, но по условному сигналу они должны были поравняться с флотилией и как можно быстрее выйти в море. Брандеру дано было указание идти перед флагманом и взять на абордаж самый большой корабль, но если в силу каких-либо обстоятельств это ему бы не удалось, то на абордаж должен был кинуться сам адмирал. Позади флагмана шло еще одно судно, которое должно было оказать помощь брандеру: если бы враг что-либо заметил, с него должны были подкинуть смолы и прочую легковоспламеняющуюся рухлядь. Когда Морган отдал все приказания, пираты дали клятву драться плечом к плечу до последней капли крови, а если дела обернутся плохо, то не давать врагу пощады и биться до последнего человека; тому, кто проявит особую храбрость, совершит какое-нибудь геройство или захватит неприятельский корабль, обещана была из общей добычи особая премия».

26 апреля (по данным Эксквемелина – 30 апреля) 1669 года Морган со своими людьми отправился навстречу испанским кораблям, стоявшим в середине пролива. Приблизившись к ним на расстояние чуть больше пушечного выстрела, флибустьеры отдали якори, так как вступать в сражение было уже поздно. Ночь прошла в тревожном ожидании.

На рассвете пиратская флотилия двинулась в сторону вражеской эскадры.

«Испанцы решили, что пираты готовы на все, лишь бы выйти из пролива; и их корабли, подняв якори, пошли навстречу пиратским, – читаем у Эксквемелина. – Корабль-брандер двинулся на самый большой испанский корабль (“Магдалену” . – В.Г. ) и таранил его. Когда испанский генерал сообразил, что это за судно, он отдал приказ своим людям перебраться на его палубу и срубить мачты, чтобы судно унесло течением. Но испанцы не успели ничего сделать: брандер внезапно взлетел на воздух, просмоленное полотно облепило такелаж “испанца” и, охваченный мощным пламенем корабль генерала заволокло густым дымом. Когда со среднего корабля (“Сан Луис”. – В.Г .) увидели, что флагман горит, капитан его тотчас же умчался под прикрытие форта и наскочил на мель; третье судно (“Маркиза”. – В.Г. ) хотело повторить этот маневр, но пираты погнались по пятам и захватили его. Ворвавшись на корабль, они мгновенно перетащили к себе все, что было возможно, и запалили судно. Горящий корабль погнало к берегу, на нем почти никто не уцелел».

После взрыва флагмана корабль «Нуэстра Сеньора де ла Соледад» успел развернуться и выскользнуть из лагуны в Венесуэльский залив. Флибустьеры не могли преследовать его, поскольку фарватер пролива находился под прицелом шести пушек крепости. Чтобы вырваться из мышеловки, англичанам и французам необходимо было взять это укрепление.

«Они сошли на берег, – рассказывает Эксквемелин, – где из крепости их яростно стали обстреливать из тяжелых пушек. У пиратов же были только ружья и ручные гранаты; пушки на их кораблях были слишком малого калибра, и ядра их не могли сокрушить мощные стены крепости. Весь остаток дня они обстреливали крепость из ружей, и стоило появиться кому-нибудь над ее стенами, по этому человеку стреляли, как по мишени. Но когда пираты попытались влезть на крепостные валы, чтобы забросать испанцев ручными гранатами, их довольно скоро отбили. Испанцы открыли сильный огонь и принялись бросать горшки с порохом, который взрывался от горящих фитилей; пираты вынуждены были отойти и насчитали тридцать человек убитыми и много раненых. К вечеру несолоно хлебавши они поднялись на борт своих кораблей».

Опасаясь, что на следующее утро флибустьеры могут перенести пушки с кораблей на берег, испанские солдаты и моряки всю ночь готовились к предстоящему сражению. Тем временем Морган допросил захваченного в плен штурмана одного из испанских кораблей, выведав у него подробную информацию об эскадре дона Алонсо. После допроса адмирал предложил испанцу примкнуть к флибустьерам.

«Штурман принял предложение и остался у пиратов: ему больше ничего не оставалось делать, – пишет Эксквемелин. – Он сказал, что на большом корабле было три тысячи пиастров…

Морган тут же приказал оставить на месте один корабль и начать искать серебро с большого корабля, при этом он велел следить за испанцами; сам же отправился на другом корабле в Маракайбо, где заставил отремонтировать захваченный корабль и заменить им тот, который был у него. Потом он послал к генералу человека и потребовал выкуп за Маракайбо, грозясь сжечь все дома. Испанцам стало ясно, что попали они в беду и что у них не хватит сил, чтобы избавиться от пиратов; поэтому они решили заплатить выкуп, хотя дон Алонсо не желал даже и слушать об этом. Итак, этот человек вернулся и спросил, сколько же потребует Морган в качестве выкупа. Морган потребовал тридцать тысяч пиастров и пятьсот голов скота и обещал не причинять городу никакого вреда и выпустить всех пленников. В конце концов пираты согласились на двадцать тысяч пиастров и пятьсот голов скота».

Выполняя условия соглашения с флибустьерами, испанцы уже на следующий день привели стадо коров и быков и внесли часть требуемых денег. Буканьеры, находившиеся среди пиратов, тут же забили весь скот, освежевали туши и засолили мясо. Когда испанцы внесли остаток денежной суммы, они потребовали, чтобы Морган освободил заложников. Но пиратский вожак заявил им, что «передаст пленников тогда, когда отойдет на расстояние пушечного выстрела от крепости».

Погрузив на борт судов деньги, солонину и пресную воду, разбойники снова направились к выходу из лагуны – туда, где команда одного из их кораблей занималась поиском затонувшего серебра. Ныряльщикам удалось поднять со дна серебряные слитки на сумму 15 тыс. пиастров и множество отделанных серебром шпаг и кинжалов. Довольный результатами подводных изысканий, Морган хотел как можно быстрее покинуть лагуну. Последним препятствием, стоявшим у него на пути, оставался испанский форт. Обратившись к пленникам, Морган заявил, что теперь они должны выпросить у дона Алонсо позволение на свободный проход для флибустьерской флотилии. Если же дон Алонсо откажется выпустить корсаров из лагуны, все пленные будут вздернуты на ноках рей.

Узнав о требованиях Моргана, испанский адмирал ответил категорическим отказом. Он обвинил заложников в малодушии, добавив, что «если бы они обороняли крепость от пиратов так же, как он, то не так-то легко далась бы она в руки разбойников».

Морган не удивился ответу дона Алонсо и, проявив великодушие, не стал убивать пленников. По всему было видно, что главарь флибустьеров уже придумал хитрость, с помощью которой собирался выйти из лагуны. И вновь предоставим слово Эксквемелину:

«Тем временем Морган решил, что настало время для дележа добычи, поскольку обычные места сбора были далеко, а ближайшие находились на Эспаньоле; по пути же туда бури могли разогнать корабли, так что на тех судах, где не было добычи, пираты рисковали не получить ничего. Поэтому собрали все деньги, а также драгоценности и чеканное серебро, и общая сумма достигла двухсот пятидесяти тысяч пиастров, не считая разных товаров и рабов. Добычу распределили по кораблям, а затем на каждом из них совершили ее дележ. Когда все честь по чести было сделано, пираты дали клятву, что никто из них не утаит ни шиллинга, будь то золото, серебро, драгоценности, жемчуг или камни – алмазы, смарагды или безоаровые камни. Морган первый поклялся в том на Библии, и так же поступили все остальные пираты.

Когда дележ добычи закончился, встал вопрос, как же выйти из лагуны. Пираты решили пуститься на такую хитрость: днем, в канун ночи, которая намечена была для бегства, часть пиратов села на каноэ якобы для того, чтобы высадиться на берег. Берег этот был в густых зарослях, и пираты незаметно вернулись назад, легли в каноэ и потихоньку снова подошли к своим кораблям. Такой маневр они предприняли неоднократно, причем ложная эта высадка шла со всех кораблей. Испанцы твердо уверились, что пираты попытаются этой ночью броситься на штурм и захватить крепость; они стали готовить все необходимое для защиты с суши и повернули туда все пушки.

Настала ночь, и когда Морган убедился, что все пираты наготове, он приказал поднять якори, поставить паруса. Корабли понеслись в струе течения, и их прибило почти к самой крепости. В этот момент пираты поставили паруса так, чтобы использовать ветер с суши, и пронеслись мимо крепости. Испанцы тотчас повернули часть пушек в сторону моря, однако пираты успели уже осуществить свой маневр, и их корабли почти не пострадали от крепостных орудий. Впрочем, испанцы так и не решались повернуть все пушки в сторону моря, опасаясь, что основные силы пиратов нападут на них с суши. На следующий день Морган отправил к крепости каноэ, чтобы обменять пленных пиратов, которых вот-вот должны были предать смерти, на испанских пленников. Для этого Морган выдал пленникам барку и дал возможность уйти всем, кроме заложников из Гибралтара, за которых еще не было уплачено. Их отпустить Морган не хотел, потому что надеялся получить положенный выкуп. На прощанье он выстрелил по форту из семи пушек, однако ответного залпа не последовало».

Когда корабли пересекали Венесуэльский залив, налетел сильный шторм с северо-востока, одно судно стало пропускать воду, как решето, и вся флотилия была вынуждена отдать якоря. Лишь через неделю с лишним установилась нормальная погода, позволившая пиратам продолжить путь домой.

С триумфом вернувшись на Ямайку, Морган написал подробный отчет о своей экспедиции. Кроме него, этот документ подписали капитаны Бруэр, Пеннант, Моррис, Норман, Демпстер и Добсон.

В Вестминстерском аббатстве хранится копия реляции об экспедиции на Маракайбо Генри Моргана и его капитанов, составленная в Порт-Ройяле 20 (30) мая 1669 года. В ней вожаки флибустьеров опустили все подробности, связанные с грабежами и насилиями над испанцами, попытавшись изобразить свои деяния в розовых тонах:

«Копия Реляции об экспедиции на Маракайбо в мае.

Рассказ, касающийся походов флота Ямайки с 4 января 1668 года, переданный генерал-лейтенанту в Порт-Ройяле, в силу приказа сего генерала, адмиралом Генри Морганом, эсквайром, и остальными капитанами, чьи имена подписаны здесь ниже.

Мы смиренно информируем Ваше Превосходительство, что после несчастного случая с фрегатом “Оксфорд”, мы использовали все возможности для движения в наветренную сторону, чтобы в итоге можно было лучше раскрыть замыслы врага, а также подготовиться к выполнению нашего долга в содействии вам в том случае, если бы флот бискайцев, обычно именуемый флотом Барловенто, о котором Ваше Превосходительство так много наслышаны, предпринял покушение на остров, находящийся под Вашим управлением. На этом курсе три наших лучших корабля, под предлогом невозможности из-за плохой погоды пробиться в наветренную сторону, покинули нас, и мы, не имея никакой информации об этом побережье и дойдя до Савоны [Саоны], принимая во внимание, что у нас осталось мало провианта, но все же желая закончить дело прежде, чем дать Вашему Превосходительству отчет о намерениях врагов Его Величества, мы отправились к Мейну, стараясь продвинуться в наветренную сторону, насколько это было возможно, и прибыли к Арубе, голландскому острову, где нас встретили со всей любезностью, какую сей остров мог предоставить, с провиантом за наши деньги; впрочем, оного было недостаточно много, учитывая количество наших людей. После чего мы были вынуждены, дабы помочь себе, искать приключений на Мейне, и так как Маракайбо был расположен наиболее удобно, мы отправились прямо туда и прибыли к Ла-Барре 28 февраля 1668 [1669] года. Там мы вошли в озеро Маракайбо через пролив, имея около 15 или 16 футов глубины, где мы надеялись разумно обеспечить себя всем необходимым; но здесь оказался квадратный форт, снабженный 11 пушками, боеприпасами и другим снаряжением, в силу чего мы высадили часть наших людей, подготовленных для штурма, однако, приблизившись, нашли его покинутым; и, войдя внутрь, мы уничтожили его, сбросив пушки с форта, спалив лафеты и унеся амуницию.

После этой акции мы приплыли к городу Маракайбо, расположенному чуть дальше, примерно в 5 лигах, на берегу озера с пресной водой, насчитывающему около 400 семей. Прибыв в город, мы нашли его покинутым, и после нескольких вылазок в окрестности мы взяли некоторых из жителей, которые обеспечили нас свежим провиантом… После чего мы решили плыть дальше, чтобы изучить озеро для служения нашему королю и стране. Озеро мы нашли весьма обширным, примерно 30 или 40 лиг длины с севера на юг, около 25 – в ширину. Вторым городом, которого мы достигли, был Гибралтар – посредственная деревня, однако же полная бананов, какао и зерновых культур, однако совершенно без мяса, коим они снабжаются со стороны Маракайбо; они имеют множество овец, коз и крупного рогатого скота, лошадей и мулов, а больше ничего. И, проведя в Гибралтаре некоторое время и снабдив себя сухой провизией (маисом . – В.Г. ), мы поплыли в Маракайбо, готовясь к выходу в море. Прибыв туда 7 апреля, мы получили вызов от адмирала Барловенто, или бискайцев, в следующих словах:

“В соответствии с уведомлением, которое я получил на острове Санто-Доминго, что вы проследовали мимо в сторону Мейна, я прибыл сюда следом с этими кораблями и, курсируя вдоль берега, узнал, как вы разграбили Маракайбо и как вы ушли в Гибралтар, из-за чего я остановился здесь, в Ла-Барре, с флотом, ожидая быстроходные фрегаты, из коих сей флот составлен, и с ними я войду и появлюсь совершенно неожиданно. Посему, если вы захотите получить пощаду и сдадитесь немедленно со всем, что имеете, всё будет нормально. Но если вы не захотите, то фрегаты сразу же по прибытии войдут с большим количеством людей и с приказом предать всех мечу, не щадя никого, – в случае, если вы отвергнете пощаду, которую я вам предлагаю.

Датировано адмиралом 10 апреля 1669 года.

Дон Алонсо де Кампас Эспиньола.

Направлено командиру англичан в озере Маракайбо”.

На оное мы дали такой ответ:

“Сэр, я прочитал ваш вызов, и поскольку я понял, что вы находитесь так близко, я избавлю вас от необходимости идти сюда с вашими быстрыми фрегатами, решив навестить вас со всей своей экспедицией, и там мы положимся на риск сражения, во власти которого будет проявить милосердие (с вашим мы уже знакомы и не надеемся более); я лишь желаю вам великодушия и держать слово, и мы быстро закончим поединок.

Датировано в Его Величества английском городе Маракайбо 7 (17) апреля 1669 года. Прощайте,

Ваш Г. Морган.

Командиру флота Барловенто”.

И вслед за этим, всё изучив и приняв во внимание, насколько наши суда были меньше, чем их, мы решили соорудить брандер из старого судна, которое мы нашли в лагуне; полностью снарядив его, мы тут же в добром порядке, в нужный момент и в нужное место решили его отправить; при этом каждый капитан получил особый приказ и задачу от главнокомандующего. Таким образом, мы отплыли от города Маракайбо, плывя к Ла-Барре, где мы обнаружили испанского адмирала с его флотом, стоящим на рейде в проливе, чтобы препятствовать нашему проходу. В тот же день мы пришли на якорную стоянку на расстоянии пушечного выстрела от него, чтобы ждать подходящего момента. На следующее утро снялись с якоря и решительно напали; и после того, как мы обменялись несколькими бортовыми залпами между альмирантой и фрегатом “Лили”, брандер, наблюдая за ситуацией и найдя ее подходящей, пошел прямо к борту [испанского флагмана], каковой маневр был весьма успешным: они немедленно вспыхнули оба, остальные бежали. Вице-адмиральский корабль стал под фортом; это был корабль с 20 пушками и 140 людьми. Другой фрегат мы взяли с 12 пушками и 80 людьми. Альмиранта , которая была сожжена, имела 40 пушек и 280 человек, из коих спаслись лишь 50. Так же два других малых фрегата выбросились на берег и сожгли себя. Несколько человек, которых мы выловили из воды, заверили нас, что этот флот был снаряжен против Ямайки и Каймановых островов; они удерживали некоего капитана Мансвелла (возможно, Эдварта Мансфелта . – В.Г. ), который долгое время был пленником у них, в качестве своего пилота.

Выполнив, с Божьей помощью, сию службу, мы вернулись в Маракайбо отдохнуть и запастись провиантом, исключая 7, которые погибли при исполнении обязанностей.

В подтверждение чего мы прилагаем здесь свои руки, 20 дня мая 1669 года, в Порт-Ройяле.

Генри Морган. Адам Брюэр.

Дж. Пеннант. Джон Моррис.

Ричард Норманн. Эдвард Демстер.

Ричард Добсон».

Вернувшись в Порт-Ройял, флибустьеры, как обычно, очень быстро промотали вырученные в походе деньги и были готовы отправиться в новую экспедицию. Однако летом того же года Модифорд, следуя указаниям из Лондона, временно отменил все каперские поручения против испанцев, из-за чего многие пираты покинули Ямайку.

В период вынужденных «каникул» Морган уехал из Порт-Ройяла вместе с женой Мэри Элизабет на одну из своих плантаций.

Глава 29. «Зигзаги удачи» Геррита Герритсзоона

Как уже отмечалось выше, семь судов ямайского флота не смогли присоединиться к своему адмиралу у острова Саона в феврале 1669 года и по этой причине не участвовали в его набеге на Маракайбо. Отколовшиеся пираты (Геррит Герритсзоон по прозвищу Рок Бразилец, Джозеф Брэдли, Яллас и др.) выбрали своим вожаком Джона Анселла, который повел их в набег на венесуэльский город Куману. «Дойдя до тех мест, – рассказывает Эксквемелин, – пираты высадились обычным способом и напали на индейцев, живших на берегу; однако, когда они дошли до города, их окружили испанцы и индейцы, так что у них сразу же пропала охота к грабежам и явилось желание как можно скорее добраться до своих кораблей. Во всяком случае, пробивались они к кораблям довольно смело и в конце концов пробились, правда, ряды их основательно поредели. Человек сто погибло на месте высадки, пятьдесят буквально принесли на борт. Когда же эти пираты вернулись на Ямайку, всякий, кто ходил с Морганом в Маракайбо, донимал их вопросом: много ли выручили они в Кумане и по какой причине остались в дураках?»

В конце мая 1669 года, узнав от ямайских властей о готовящемся указе, отменяющем каперские грамоты против испанцев, почти все флибустьерские суда, базировавшиеся в гаванях Ямайки, снялись с якорей и ушли в море. Два судна пошли к северному побережью Кубы, восемь – к островам Кайман, где разделились: пять отправились к Москитовому берегу Никарагуа, а три – фрегат и две бригантины – в Мексиканский залив. Последними командовали Джозеф Брэдли (иначе – Бродели, Браделей, Бран, Бранд), Рок Бразилец и Йохан Йеллес де Кат, которого англичане называли то Ялласом, то Йеллоузом, французы – Жаном де Лекатом, а испанцы – Хуанесом Ильесом де Котом. Выйдя в Мексиканский залив, они пошли вдоль побережья Юкатана на юг, в сторону лагуны Тристе (совр. Терминос).

О дальнейших похождениях Рока Бразильца можно узнать из воспоминаний Эксквемелина и Яна Эрасмуса Рейнинга, а также из испанского документа, составленного в городе Мериде 29 декабря 1669 года губернатором Юкатана Фрутосом Дельгадо. Озаглавлен он «Информация, взятая у пленных с разбившегося фрегата капитана Рока».

В течение двух или трех недель Рок и его компаньоны крейсировали в окрестностях порта Сан-Франсиско-де-Кампече, захватив двух индейцев возле солеварен Кампече, где те грузили соль. Этот захват имел место в августе. Потом люди Рока попытались разграбить деревню в трех лигах от места высадки, и в стычке двое пиратов были убиты местными жителями. Тем временем Яллас разорил церковь близ Лермы, а фрегат Брэдли захватил судно с мукой из Гаваны.

Два месяца флибустьеры провели в лагуне Терминос в компании с другими разбойниками, запасаясь черепашьим мясом. Команда Рока кренговала свою бригантину, тогда как Яллас грузил на борт кампешевое дерево. Затем Рок и Брэдли снова отправились в крейсерство, а Яллас, нагрузивший свою бригантину древесиной, оставил их, чтобы вернуться на Ямайку. Бригантина Рока, двигаясь то на веслах, то под парусом, обыскивала побережье, чтобы захватить так называемые «чинчоррос» – небольшие рыбацкие лодки, удобные для плавания в мелководной лагуне Терминос. Фрегат Брэдли занял позицию на траверзе Кампече. Спустя короткое время Рок вошел в пролив Лас-Бокас, и там его люди поймали трех рыбаков. Один из них под пытками признался, что скоро в Кампече должен прийти корабль из Веракруса с новым губернатором Юкатана.

По данным Роберта Уэддла, жители Кампече 18 декабря 1669 года выслали против пиратов три вооруженных корабля. Спасаясь от погони, Рок, лавируя, вынужден был уходить на север, пока не обогнул северо-западную оконечность Юкатана. Здесь встречный ветер и сильные волны выбросили его бригантину на пляж Чикхулуб – небольшую песчаную косу, лежащую восточнее нынешнего города Прогресо. Пираты сошли на берег, и тут венесуэльский индеец Хуан Карреньо, захваченный за четыре месяца до этого на солеварнях Кампече, сумел бежать от них в лес. Близ сторожевой вышки он наткнулся на двух часовых, которые провели его в Мериду к губернатору Юкатана Родриго Флоресу де Альдана. К месту высадки флибустьеров был тут же послан отряд солдат.

Пираты, спрятав на песчаной косе свое оружие и корабельную артиллерию, при приближении испанцев поспешно сели в индейское каноэ и бежали через лагуну в сторону материка. Лишь двух разбойников испанцам удалось захватить в плен: это были безногий калека Джон Бок (в испанском документе – «Хуан Бок», уроженец острова Невис, отморозивший свои конечности четырьмя годами ранее в Новой Англии) и рулевой Джон Янг («Хуан Йон», Йохан Йонг).

29 декабря губернатор Юкатана лиценциат Фрутос Дельгадо допросил пленных флибустьеров, которые рассказали ему об участии Рока Бразильца и Брэдли в нападениях на Пуэрто-Бельо (1668) и Куману (1669); о рассеивании пиратских судов после сообщения о намерении ямайских властей отменить каперские свидетельства против испанцев; о тактике морских разбойников и их операциях у берегов Кампече, а также о составе пиратского флота Ямайки.

Проводя расследование, Дельгадо заподозрил, что индеец Карреньо был скорее соучастником пиратов, чем их жертвой. Рок использовал его как ныряльщика, который мог искать раковины-жемчужницы и поднимать на поверхность воды ценности с затонувших кораблей. Кроме того, на борту пиратской бригантины индеец исполнял обязанности кока. О прошлом Рока он знал лишь то, что во время своего предыдущего набега на Кампече капитан попал в плен и был выслан в Испанию. Эта история нашла отражение и в сочинении Эксквемелина:

«За довольно короткий срок Рок промотал [на Ямайке] все деньги и был вынужден вместе со своими товарищами снова отправиться в море. На сей раз он попал к берегам Кампече (это были у пиратов излюбленные места). Он добрался туда меньше чем за четырнадцать дней и пересел на каноэ, чтобы пройти к рейду Кампече в надежде встретить какой-либо корабль. Но тут ему не повезло – его самого вместе с каноэ и командой захватили испанцы. Он тотчас же был доставлен губернатору, который приказал посадить его в темную камеру на хлеб и на воду. Губернатор охотно повесил бы его без малейшего промедления, но не решался, опасаясь, как бы этот пират, отличавшийся необыкновенной хитростью, не выкинул какую-нибудь штуку. А Рок сделал так, что губернатору вручили письмо; писал он его сам, но все было сделано так, чтобы убедить губернатора, будто написано оно товарищами узника. Губернатору угрожали и предупреждали его, что если он причинит хоть малейшее зло прославленному Року, то пираты не дадут пощады ни одному испанцу. Получив такое письмо, губернатор, вероятно, сообразил, что вокруг его шеи затягивается петля: ведь разбойник был действительно очень известен. Это был самый знаменитый пират Ямайки, к тому же не раз он совершал набеги на Кампече. Поэтому губернатор решил отправить его с первым же галионом в Испанию, взяв с него клятву, что тот больше никогда не станет разбойничать. На прощание губернатор пригрозил, что если он попадется снова, его тут же повесят. Пират пробыл в Испании недолго. Все время он искал удобного случая вернуться на Ямайку. Еще на пути в Испанию он раздобыл у рыбаков пятьдесят пиастров, купил себе одежду и другие необходимые вещи и вернулся на Ямайку. Прибыв туда, он прославился еще более жестокими грабежами и причинил испанцам множество бед – уж на это он был способен».

Возвращаясь к допросам Янга и Бока, отметим, что переводчиком у испанцев был некий Ричард Льюис (испанский писарь именует его то Луисом Рикардо, то Рикардо Луисом). Джон Янг, имевший около тридцати лет отроду, не скрывал, что занимался флибустьерством уже двадцать лет. Не скрыл он и свое участие в набеге на Пуэрто-Бельо вместе с ирландским капитаном, которого звали Гунн (Ганн), добавив, что недавно разбившаяся бригантина Рока была испанским призом, захваченным во время этого набега. На вопрос, участвовал ли он в нападении на Сан-Аугустин во Флориде (1668), Янг ответил отрицательно. Относительно своего вероисповедания пират сначала заявил, что он – католик, но потом признался, что был протестантом. Хотя у Янга было мало шансов избежать виселицы, он согласился показать испанцам то место на берегу, где люди Рока зарыли корабельную артиллерию.

Из различных источников известно, что в команде Рока Бразильца было от 34 до 40 человек; только шестеро из них были англичанами, остальные – голландцами. Экипаж Джозефа Брэдли насчитывал 80 человек; почти все они были англичанами, кроме двух захваченных негров и одного испанца. Испанец присоединился к шайке добровольно и принимал участие в набегах на Пуэрто-Бельо и Куману.

Джон Бок первоначально плавал с французским капитаном Мерланом, а в команду Рока Бразильца записался за восемь месяцев до того, как угодил в плен к испанцам. По его информации, когда пираты находились в лагуне Терминос, там стояли на якоре три барки (или пироги) заготовителей кампешевого дерева.

Окончательная судьба пленников неясна. Следуя показаниям Янга, испанские солдаты отыскали на пляже Чикхулуб зарытую в песке артиллерию: бронзовую пушку с гербом Филиппа II, два фальконета и шестьдесят ядер. Пушки были доставлены в Мериду и установлены в форте.

Что касается дальнейших приключений Рока, то о них известно из книги Эксквемелина и воспоминаний Яна Эрасмуса. Судя по всему, сразу же после кораблекрушения Рок и его люди двинулись вдоль побережья на юг. «Пираты отправились в сторону Тристе, где обычно чинились разбойничьи корабли, – рассказывает Эксквемелин. – Дня через три или четыре, мучимые голодом, жаждой и тяготами трудного пути, пираты так истомились, что не смогли уже идти дальше. Тут, как назло, они повстречали сотню испанских всадников (по данным Яна Эрасмуса, их выслал на поиски пиратов губернатор Мериды . – В.Г. ). Капитан Рок ободрил товарищей. Он сказал, что сдаваться ни в коем случае нельзя, лучше умереть, чем попасть в плен к испанцам. Пиратов было не более тридцати, все они были вооружены до зубов. Видя, что капитан их полон отваги, они решили, что лучше умереть всем вместе в бою, но в плен не сдаваться. Между тем испанцы быстро приближались. Пираты подпустили их поближе, чтобы стрелять наверняка, и залп оказался очень удачным. Бой продлился еще полчаса, и испанцы обратились в бегство. Пираты захватили несколько верховых лошадей, добили раненых испанцев и двинулись дальше; потеряли они двух человек, да двоих ранили испанцы. Верхом они добрались до берега и приметили недалеко в море испанскую барку с лесом. Пираты выслали шесть человек, чтобы сперва захватить каноэ, которое буксировала барка. Рано утром эти люди захватили каноэ, а затем пиратам удалось овладеть баркой. Провианта у них было очень мало, поэтому они перебили всех лошадей и засолили конину, разыскав на барке запасы соли. Они рассчитывали питаться кониной до тех пор, пока не найдут что-нибудь получше».

В лагуне Терминос, у острова Кармен, Рок повстречал судно Джозефа Брэдли, с которым в дальнейшем действовал в консорте. Там же в это время околачивался со своими людьми Ян Эрасмус Рейнинг.

По данным Эксквемелина, Рок, командуя трофейной баркой, захватил в море корабль из Новой Испании, который направлялся в Маракайбо с мукой и большой суммой денег; эти деньги предназначались для покупки какао. Рок отвел его на Ямайку, а затем якобы вернулся на берега Кампече, где его захватили испанцы. Однако во французском издании «Пиратов Америки» (1686) ничего не говорится ни об этом втором призе, ни о возвращении Рока на Ямайку; во французской версии книги Эксквемелина сообщается о попытке испанцев захватить Рока сразу после кораблекрушения, затем о его бое с испанскими всадниками и, наконец, о взятии им барки. Ян Эрасмус также отрицает факт захвата Роком второго приза. По его сведениям, капитан Рок и Джозеф Брэдли некоторое время крейсировали возле Кампече, потом вернулись на Ямайку и вскоре присоединились к флоту Генри Моргана, намереваясь принять участие в походе на Панаму. Захват богатого корабля, шедшего не из Новой Испании, а из Гаваны, Ян Эрасмус приписал себе. Он нашел на борту приза какао, вино, сахар и 10 тыс. дублонов в звонкой монете. С этим трофеем он вернулся на Ямайку, в Порт-Морант.

После панамского похода, о котором мы расскажем ниже, Рок Бразилец примкнул к капитану Франсуа Требютору, который в компании с другим французским пиратом отправился за добычей в залив Кампече. Высадившись на побережье Юкатана, флибустьеры вознамерились захватить Mериду, но их выследили индейцы, которые немедленно сообщили о разбойниках губернатору города. Из Мериды был выслан сильный отряд, разгромивший пиратов. Часть флибустьеров, в числе которых находился Рок, сумела уйти от преследования и вернуться на берег. Франсуа Требютор либо попал в плен, либо был убит испанцами во время сражения. Рок, очевидно, сменил его в качестве нового капитана судна.

Заметим, что провальный поход против Mериды описан только во французских изданиях книги Эксквемелина. В них автор уверяет, что лично участвовал в упомянутом предприятии и спасся после боя вместе с Бразильцем. В этом же издании содержится подробное описание внешности Рока: «У него мужественный вид и крепкое тело, средняя, но твердая и прямая фигура, лицо скорее широкое, чем длинное, брови и глаза довольно большие, взгляд гордый и все-таки смеющийся».

В дальнейшем Рок жил в районе лагуны Tерминос, где в 1670-е годы несколько сот лесорубов (главным образом англичане с Ямайки) промышляли заготовкой кампешевого дерева. Осенью 1673 года голландский капитан Ян Лукас, захваченный в указанной лагуне испанской сторожевой флотилией, показал на допросе, что «Рок Англичанин» все еще находится на свободе и мародерствует где-то у берегов Юкатана.

Уильям Дампир, который между сентябрем 1675 и апрелем 1678 года два раза посетил лагуну Терминос, тоже упоминает о капитане Роке. Рассуждая на страницах своей книги «Новое путешествие вокруг света» (1697) о черепахах, Дампир говорит, что однажды днем он встретил в лагуне Терминос сына капитана Рока – мальчика девяти или десяти лет. Мальчик сидел в панцире большой черепахи, словно в ялике, направляясь к судну своего отца, которое стояло на якоре у маленького островка посреди лагуны.

Согласно некоторым современным авторам, Рок попал в плен к испанцам из Кампече (около 1681 года) и был подвергнут пыткам в застенках инквизиции. Испанцы хотели узнать, где он спрятал свою добычу, и капитан якобы признался, что на острове Пинос. Однако вся эта история выглядит сомнительной, поскольку напоминает очередную легенду о зарытых пиратских кладах.

Глава 30. Антибританские операции Мануэла Риверо Пардала

В 1669–1670 годах испанские колониальные власти предприняли ряд карательных мер, призванных отомстить англичанам за грабеж Пуэрто-Бельо и других городов на Мейне. Некоторые губернаторы (включая губернатора Картахены) выдали репрессальные грамоты нескольким корсарам. Наибольшую известность среди них получил португальский капитан Мануэл Риверо Пардал, отличившийся набегами на остров Малый Кайман и северо-западное побережье Ямайки.

Нападение Пардала на Малый Кайман подробно описано в отчете капитана Сэмюэла Хатчинсона, представленном им Роберту Биндлоссу 16 (26) июня 1669 года. Ссылка на этот отчет имеется в английском «Календаре государственных бумаг». Ниже приводится копия отчета капитана Хатчинсона:

«Ямайка.

Отчет, данный под присягой, о покушении испанцев на английских рыбаков на Кайманах, сожжении губернаторского дома и похищении всех его вещей, а также о захвате ими одного корабля, одного кеча и трех больших шлюпов и разрубании и уничтожении всех рыбацких лодок и каноэ, которые имелись на острове.

Сэмюэл Хатчинсон, командир корабля “Хоупвелл”, стоя на якоре в гавани Хадсонс-Хоул на Малом Каймане, 14-го дня апреля увидел пять парусников, которые оказались большими кораблями, кроме одного тартана. Они появились около четырех часов пополудни с южной стороны острова и стали на якорь на расстоянии мушкетного выстрела от внешней стороны рифов названного Хадсонс-Хоула с английскими флагами на мачтах. Они выстрелили из шести или семи пушек в сторону корабля названного Хатчинсона, на котором названный Хатчинсон поднял свои флаги и выпалил из одной пушки в подветренную сторону, на что испанцы спустили английский и подняли бургундский флаг, продолжая стрелять, и приготовили тартан и несколько лодок для абордирования упомянутого корабля Хатчинсона… У названного Хатчинсона потерян был лишь один человек, хотя он получил несколько попаданий в корпус своего судна, его грот-рей был сбит, а мачта раскололась; губернатор Кайманов находился тогда на борту; наступил вечер, лодки вернулись к борту их кораблей, и около двух часов ночи испанцы зажгли ложные огни в северной части острова и в это же время высадили около двухсот человек на восточной оконечности острова. Названный Хатчинсон удерживал свой корабль до тех пор, пока хоть один человек держался на ногах возле него; наконец, отправился на берег вместе с губернатором, чтобы спастись от захвата в плен испанцами, взявшими судно на абордаж. Названный Хатчинсон отступил в лес и, достигнув морского побережья, приблизился к нескольким испанским лодкам, спрашивая у них имя их адмирала и о причинах того, почему они явились уничтожать купцов и рыбаков, но не получил никакого ответа. После того как они захватили корабль Хатчинсона… на второй день, 17-го числа того же месяца, они оснастили его и увели прочь вместе с названным кечем и тремя шлюпами, с примерно семнадцатью или восемнадцатью пленниками.

Сия правдивая реляция Сэмюэла Хатчинсона, командира корабля “Хоупвелл”, дана мне под присягой шестнадцатого дня июня 1669 года.

[Подпись] Роберт Биндлосс».

Информация об этом набеге содержится также во французском манускрипте, который хранится в Париже в Национальной библиотеке. «5 испанских кораблей, – сообщается в нем, – в сопровождении нескольких меньших шлюпок подошли к Кайманам… Эти силы потопили небольшие лодки англичан, а также захватили и убили их команды, покончили частично с пиратами, частично с жителями Ямайки. Испанцы также проявили свою враждебность, предав огню хижину несчастного губернатора… старого дурака-меланхолика, англичанина, пожелавшего оставить королевскую службу, чтобы поселиться на Кайман-Браке, присвоившего себе титул губернатора острова, и корабли, проходящие там, салютуют ему из-за этого титула, словно насмехаясь над ним».

В Картахене, куда Пардал отвел «Хоупвелл» и другие призы, его встретили как героя – с колокольным звоном и фейерверками. Местный губернатор писал в Мадрид, что Риверо Пардал сжег на Кайманах пятьдесят домов, хотя сам корсар позже говорил о двадцати сожженных им домах.

20 апреля 1669 года королева-регентша Испании официально разрешила своим губернаторам в Вест-Индии вести военные действия против подданных английской короны. Это разрешение легализовало и активизировало деятельность испанских корсаров в бассейне Карибского моря. 24 декабря 1669 года (3 января 1670 года по новому стилю) Мануэл Риверо Пардал получил от губернатора Картахены дона Педро де Ульоа новую репрессальную грамоту для нападений на английские суда и поселения в Карибском регионе, и через три дня вышел на 14-пушечном фрегате «Сан Педро и ла Фама» в море. Похожую репрессальную грамоту губернатор Сантьяго-де-Кубы выдал 26 января капитану Франсиско Галесино, командиру судна «Сан Николас де Толентино». Грамота позволяла ему «предпринимать любые враждебные действия, разрешенные во время войны, овладевая кораблями, островами, городами и портами, какие англичане имеют в Индиях».

Риверо Пардал первоначально планировал высадиться в Порт-Моранте на юго-восточном побережье Ямайки, похитить там 50 или 60 рабов, продать их в Гаване, а на вырученные деньги снарядить флотилию для новых нападений на англичан. Однако противные ветры не позволили ему осуществить этот замысел, и он совершил новый набег на Кайманы. Там Риверо сжег хижины рыбаков и ловцов черепах, захватил кеч и каноэ, а также четырех детей, которых отвез на Кубу.

В конце февраля того же года, крейсируя между Кубой и Ямайкой, Риверо наткнулся на корабль «Мэри энд Джейн» флибустьера Бернарда Клаэсзоона по прозвищу Спейрдик. Последний ходил на Кубу с мирными целями. Губернатор Ямайки еще в конце января поручил ему отвезти кубинским властям письма с уведомлением о мире между Англией и Испанией, подписание которого готовилось в Мадриде. Спейрдик благополучно доставил упомянутые письма и несколько испанских пленников в гавань Мансанильо, откуда послал сообщение губернатору города Баямо. Губернатор прислал в Мансанильо одного из своих офицеров, который принял пленных и трижды обыскал трюм английского судна. В трюме находились предметы роскоши из Европы. Убедившись, что Спейрдик пришел с мирными намерениями, офицер позволил ему сбыть контрабандные товары местным жителям.

27 февраля, покинув Мансанильо, чтобы идти назад в Порт-Ройял, Спейрдик заметил паруса неизвестного судна с английским флагом на корме. Это был фрегат Риверо. От борта «Мэри энд Джейн» отвалила шлюпка с двумя моряками, которым поручено было выяснить принадлежность встреченного судна. Эти двое были задержаны Риверо. Узнав от пленных, что их судно приписано к Ямайке, португалец тут же спустил английский флаг и произвел по «Мэри энд Джейн» бортовой залп.

Хотя у Спейрдика было меньше людей, он принял вызов, и два судна сошлись в артиллерийской дуэли, продолжавшейся около трех часов. Бой прервался с наступлением темноты. На рассвете «Мэри энд Джейн» и «Сан Педро» снова вступили в сражение, продолжавшееся около четырех часов. Риверо потерял половину своих людей. Однако численное превосходство команды «Сан Педро» все же дало себя знать. К тому моменту, когда флибустьеры сдались, их корабль был охвачен огнем на баке и юте, а пять человек убито, включая Спейрдика (по другим данным, погибло лишь три человека – капитан, матрос и юнга). В плен угодили тринадцать уцелевших моряков. Четырех пленных португалец решил забрать с собой в Картахену, а прочих, снабдив провизией, через восемь или десять дней отправил на баркасе к Модифорду.

18 (28) марта Модифорд описал этот инцидент в письме лорду Арлингтону: «Несмотря на отмену мной каперских свидетельств и пр., испанский военный корабль, снаряженный губернатором Сантьяго-де-Кубы, напал на наше торговое судно под командованием капитана Бернарда, старого приватира, который был допущен к торговле с испанцами в Баямо; он имел лишь 18 людей, а тот, другой, – 80. Наш корабль оказал весьма храброе сопротивление, убив 36 человек, и к тому моменту, когда сдался, был охвачен огнем от носа до кормы. Мы потеряли доброго старого капитана и четырех людей, девятеро пришли сюда в лодке, а четверо остальных были доставлены пленными в Картахену. Я велел всем дать показания под присягой. После этого я получил сообщение, что напарник этого бискайца напал у мыса Каточе на два наших небольших судна, шедшие в [Мексиканский] залив за кампешевым деревом; они счастливо захватили его, но документы его пока не доставлены; после знакомства с ними я смогу сообщить вашему сиятельству, какими силами они располагали и откуда пришли. Это вызвало такое негодование во всем корпусе приватиров, что, как я слышал, они серьезно подумывают о мести и назначили на следующий месяц общий сбор на Кайманах, куда я хочу отправить человека, чтобы отговорить их или умерить их планы».

21 (31) марта Модифорд взял показания под присягой у Корнелиуса Карстенса, баталера с судна Спейрдика, который подробно описал рейс «Мэри энд Джейн» на Кубу и его четырехчасовой бой с фрегатом Риверо. После этого Карстенс был отправлен в Англию, где 27 июня (7 июля) предстал перед судьей Верховного суда Адмиралтейства Леолайном Дженкинсом. Баталер подтвердил свои прежние показания, добавив, что судно «Мэри энд Джейн» и его груз, захваченные «Мануэлом Риверо, бискайцем», принадлежали купцам Якову Люси, Сэмюэлу Свиноку, Джону Бови и компании и могли стоить 7566 ф. ст.

Встревоженные активностью испанских корсаров, власти Ямайки в течение весны и лета продолжали собирать сведения о враждебных действиях испанцев против подданных британской короны в Вест-Индии. 30 марта (9 апреля) были взяты показания у капитана Джона Коксона и его компаньона Питера Бёрсетта. Свидетели сообщили, что «десять недель тому назад» они поднимались на борт приватирского судна капитана Томаса Роджерса, находившегося в заливе Кампече. Роджерс рассказал им, что шестнадцатью днями ранее он «был атакован испанским военным кораблем из Картахены и, защищаясь, взял его на абордаж и захватил». На борту приза флибустьеры обнаружили англичанина Эдварда Брауна; последний на допросе «признался», что когда он жил с испанцами в Картахене, там «была объявлена война Ямайке посредством битья в барабаны».

На следующий день губернатор Ямайки взял показания у Николаса Хикса. Тот заявил, что посетив в ноябре 1669 года остров Кюрасао, встретил там «некоего Принса, англичанина, который был тогда пилотом или шкипером испанского корабля из Пуэрто-Бельо». Принс сообщил Хиксу, что испанцы в Пуэрто-Бельо поклялись «не давать пощады ни одному англичанину, торговому или военному кораблю, и он был уверен, что они никогда не имели мира с англичанами».

5 (15) мая были взяты показания под присягой у боцмана судна «Эмити» Уильяма Лейна. Выйдя из Бристоля под командованием капитана Уильяма Кэндса, судно посетило Мадейру, откуда направилось к Невису. «Около девяти недель назад, – сообщил Лейн, – в 35 лигах в наветренную сторону от Антигуа, испанский фрегат взял «Эмити» на абордаж и захватил его. Имя капитана было дон Франсиско; он отправил свой приз в Картахену и высадил англичан на берег Кюрасао, показав губернатору свою каперскую грамоту, которая была выдана в Старой Испании… чтобы не давать пощады ни ямайцам, ни французам с острова Тортуга».

Тем временем Риверо Пардал снова вышел из Картахены на промысел. Его фрегат сопровождало судно «Гальярдина» – бывший французский капер, захваченный испанцами двумя годами ранее. 1 (11) июня, подняв на мачтах фальшивые английские флаги, Риверо и его компаньон появились у северного побережья Ямайки, где в течение полутора часов преследовали торговый шлюп Уильяма Харриса. Последний в отчаяньи выбросил свое судно на пляж и, отстреливаясь, укрылся в зарослях на берегу. Корсары ухитрились стащить шлюп Харриса на воду и, прихватив с собой обнаруженное поблизости каноэ, увели захваченные призы на Кубу.

Через неделю Риверо Пардал снова появился у северных берегов Ямайки. Десант из тридцати налетчиков сжег несколько домов в Монтего-Бее. Затем, погрузив скудную добычу на свои суда, испанцы вернулись на Кубу.

23 июня (3 июля) Риверо Пардал в третий раз появился у побережья Ямайки; кроме «Сан Педро» и «Гальярдины», в его флотилии находился ранее захваченный шлюп, который он успел переоснастить в Сантьяго-де-Кубе. Около сорока ополченцев из ямайской милиции заметили подозрительные суда за час до того, как они стали на якорь в подветренной стороне. На следующий день корсары высадились на берег и сожгли два дома.

В одном из писем с Ямайки, датированном 28 июня (8 июля), сообщалось, что испанцы, предав огню много домов и взяв пленных, «появились затем близ Уэлзи-Вуда, но, обнаружив на берегу вооруженных людей, ушли назад в море». Налетчиков определили по куску парусины, прибитому к дереву возле места высадки, на котором было написано собственноручное послание Риверо Пардала Генри Моргану с вызовом его на бой:

«Я, капитан Мануэл Риверо Пардал, командиру эскадры приватиров на Ямайке. Я тот, кто за этот год совершил следующее. Я пришел на побережье Кайманов, сжег 20 домов, сразился с капитаном Эйри и захватил у него кеч, нагруженный провизией, и каноэ. И я тот, кто захватил капитана Бейнса и отвел приз в Картахену, а теперь я пришел на это побережье и жгу его. И я прибыл, чтобы встретиться с генералом Морганом, с 2 кораблями, несущими 20 пушек. Я требую, дабы он, прочитав сие, отправился на это побережье и встретился со мной, чтобы он мог увидеть храбрость испанцев. Лишь за неимением времени я не пришел к входу в Порт-Ройял, чтобы передать сие на словах от имени моего короля, да хранит его Господь. Датировано 5 июля 1670 года».

В конце сентября Мануэл Риверо зашел в одну из бухт на востоке Кубы, где голландский флибустьер Яллас как раз кренговал свое судно, и высадил на берег 80 мушкетеров. Однако, как писал хирург Ричард Браун, людям Ялласа посчастливилось бежать. В это время ветер с моря занес в бухту легкий 9-пушечный фрегат «Долфин» капитана Джона Морриса. Хотя корабль Риверо был сильнее, имея на борту «восемь добрых пушек, шесть вертлюжных пушек и добрый запас амуниции с гранатами и горшками с горючей смесью», корсары Морриса смело атаковали его. После первого же залпа «Долфина» испанцы оставили свои пушки и бросились врассыпную. Риверо попытался остановить бегущих, но был убит наповал выстрелом в горло. Когда, по информации Брауна, люди Риверо стали в панике прыгать за борт, флибустьеры хладнокровно расстреливали их прямо в воде. В живых осталось лишь четверо или пятеро испанцев, спрятавшихся в трюме. Их нашли, когда «Сан Педро и Ла Фама»» был взят на абордаж.

Объявив испанский фрегат законным призом, Моррис нашел среди бумаг Риверо репрессальные грамоты, которые были доставлены в Порт-Ройял вместе с призом и испанскими пленными. 31 октября (10 ноября) Модифорд приложил эти документы к очередному письму, адресованному лорду Арлингтону, и отправил их в Англию как доказательство враждебности испанцев; при этом он особо отметил, что Риверо был «весьма уважаемой персоной среди них и имел право держать королевский штандарт на грот-мачте». Указанные бумаги до сих пор хранятся в британских архивах, включая напыщенную поэму, в которой незадачливый корсар-поэт воспевал свои подвиги.

Примечательно, что Арлингтон отнесся к сообщениям Модифорда о нападениях испанских корсаров на англичан в Вест-Индии достаточно спокойно, понимая, кто спровоцировал испанцев на подобные действия. 12 (22) июня 1670 года он писал губернатору Ямайки из Уайтхолла: «Нападения испанских военных кораблей на капитана Бернарда и прочих, имевшие место в заливе Кампече, вовсе не удивительны после тех враждебных акций, которые ваши люди совершили на их территориях, и поскольку этот способ войны не делает чести и не приносит прибыли Его Величеству, он намерен положить ему конец». В то же время Арлингтон дал понять Модифорду, что пока новый англо-испанский договор не подписан, король готов терпеть присутствие приватиров на Ямайке – правда, при условии, что они не будут вести военные действия против испанских подданных на суше.

Глава 31. Первый этап подготовки флибустьеров к панамской экспедиции

29 июня (9 июля) 1670 года, после получения сообщения о бесчинствах Риверо Пардала на ямайском побережье, в Спаниш-Тауне состоялось экстренное заседание Совета Ямайки в составе губернатора генерал-майора сэра Томаса Модифорда, генерал-лейтенанта сэра Джеймса Модифорда, подполковника Томаса Балларда, подполковника Джона Коупа, подполковника Ричарда Хоупа, подполковника Роберта Биндлосса, подполковника Уильяма Айви, майора Томаса Фаллера и майора Энтони Коллира. В решении Совета записано: «Поелику этому собранию благодаря копии каперской грамоты, отправленной его превосходительству почтенным Виллемом Беком, губернатором Кюрасао, стало известно, что королева-регент Испании своей цедулой, датированной в Мадриде 20 апреля 1669 года, приказала своим соответствующим губернаторам в Индиях вести открытую войну против подданных нашего суверенного государя короля в этих краях, а также, что губернатор Сантьяго-де-Кубы исполнил сие посредством пожалования каперских свидетельств для войны против нас и недавно в крайне враждебной манере высадил своих людей в трех местах на северном берегу этого острова, продвинувшись, насколько хватило смелости, в глубь страны, предав огню все дома, к которым они подступили, убивая и захватывая в плен всех жителей, которых они смогли встретить, а теперь еще они появились с тремя кораблями на южной стороне этого острова, в Митчелс-Хоуле, в восьми лигах от нашей главной гавани, и подошли к берегу, полному людей, но увидев, что жители приготовились встретить их, отступили, и на следующий день высадились в Паратил-Бее (Пэрроти-Бей в приходе Сент-Элизабет . – В.Г. ), что в восемнадцати лигах в подветренную сторону, и там сожгли два дома.

Различные иные испанские губернаторы пожаловали каперские грамоты, набирают войска против нас и (как нам достоверно сообщили) превращают Сантьяго-де-Кубу в свою базу и главное место сбора, где их соответствующие войска формируются и объединяются для быстрого вторжения на этот остров; из-за этого намерения, ежели ему позволить созреть до такой степени, что враг получит возможность высадить свои войска на этом острове, мы вынуждены будем оставить постоянную заботу о наших плантациях и переключить внимание на движение врага, из-за чего наши упомянутые плантации придут в упадок, наш скот и прочая живность одичает, наши рабы уйдут в лес, и мы, даже если победим в войне, вернемся к исходному состоянию, понеся невосполнимые потери и причинив огромный вред службе Его Величества. И поелику Его Величество, благодаря своей необыкновенной королевской проницательности и великой заботе о нас, указал в последней статье его королевских инструкций, каковую его превосходительство в данных чрезвычайных обстоятельствах соизволил передать этому собранию в следующих словах:

“И поскольку это правительство может столкнуться с различными обстоятельствами, по которым нам нелегко заранее сделать предписания и директивы касательно нашей службы и блага этого острова, вместо них вы, с согласия Совета, должны взять на себя заботу о том в таком объеме и столь действенно, словно были проинструктированы нами; и, сообщив нам о таких экстраординарных случаях, вы получите затем подтверждение от нас в соответствии с требованиями нашей службы”.

Во исполнение, таким образом, того великого доверия, которое данной инструкцией возложено на нас, Его Величества Совет этого города, в силу данной безотлагательной необходимости, мы покорно уведомляем и просим ваше превосходительство для своевременного предотвращения этого надвигающегося несчастья… пожаловать каперское поручение адмиралу Генри Моргану, чтобы быть ему адмиралом и главнокомандующим всех военных кораблей, приписанных к этой гавани, и всех офицеров, солдат и моряков, приписанных к ним; просить его со всей возможной поспешностью собрать их в единый флот и выйти с ними в море для обеспечения безопасности берегов этого острова, торговых кораблей и иных судов, торгующих с ним и возле него; и нападать, захватывать, уничтожать все вражеские суда, которые окажутся в пределах его досягаемости; а также для уничтожения складов и магазинов, построенных для этой войны; и рассеивать те войска, которые собраны или могут быть собраны для ведения оной; чтобы он имел полномочие высадить во вражеской стране столь много своих людей, сколь он сочтет необходимым, и с ними отправиться к таким местам, в которых, по его данным, будут находиться упомянутые магазины и войска; и тогда, соответственно, брать, уничтожать и рассеивать; и наконец совершить всеми доступными способами подвиги, которые будут служить сохранению и спокойствию этого острова, что является главным интересом Его Величества в Индиях; и чтобы для лучшего управления названными флотом, офицерами, солдатами и моряками он получил полномочие использовать военный устав в соответствии с военными статьями, уже составленными или теми, которые будут составлены его превосходительством, каковой должен быть с самого начала объявлен им; и далее постановлено, что здесь не будет никакой иной платы для вознаграждения упомянутого флота, кроме той, что они получат все вещи, товары и пр., которые они смогут добыть в экспедиции, дабы разделить их между собой согласно их обычным правилам; и для лучшего поощрения их наняться на эту столь необходимую службу, далее постановлено… что ни один человек, реально приписанный к упомянутому флоту, не будет преследоваться за долги, а будет сим защищен до будущих распоряжений…».

В заключительной части своего постановления Совет распорядился обнародовать его во всех приходах Ямайки.

Через несколько дней, 2 (12) июля, Моргану вручили каперское поручение, содержание которого отчасти дублировало процитированный выше документ:

«Ямайка.

Сэр Томас Модифорд, баронет, губернатор Его Величества острова Ямайка, главнокомандующий всеми силами Его Величества на названном острове и соседних островах, вице-адмирал Его Королевского Высочества герцога Йоркского на морях Америки.

Адмиралу Генри Моргану, эсквайру, приветствие. Поелику королева-регент Испании своей Королевской цедулой, датированной в Мадриде 20 апреля 1669 года, дала указание своим губернаторам в Индиях объявить и вести войну против нашего Суверенного Государя Короля в сих краях; и поелику дон Педро Байона де Вилья-Нуэва, генерал-капитан провинции Парагвай и губернатор города Сантьяго-де-Куба и его окрестностей исполнил оное и недавно весьма враждебным и варварским образом высадил своих людей на северной стороне этого острова, и они вторглись на незначительное расстояние во внутренние районы, сжигая все встречные дома, убивая или захватывая в плен всех жителей, которые им встретились; и поелику остальные губернаторы в этих краях пожаловали каперские грамоты для осуществления подобных враждебных действий против нас и старательно накапливают силы для отправки в Сантьяго-де-Кубу, их главное место сбора и складирования, и оттуда, как из наиболее удобного места, собираются осуществить вторжение и окончательное завоевание (как они надеются) этого острова, для предотвращения сих злонамеренных замыслов, во исполнение великого доверия, которое Его Милостивое Величество оказал мне, я назначаю – в силу полных прав и власти в таких делах, полученных мною от Его Королевского Высочества Джеймса, герцога Йоркского, Его Величества верховного лорда-адмирала, и ввиду большого доверия, которое я испытываю к вашим, названный Генри Морган, примерному поведению, смелости и верности, – адмиралом и главнокомандующим всех кораблей, барок и других судов, уже снаряженных или которые в дальнейшем будут снаряжены для общественного служения и защиты этого острова, а также офицеров, солдат и моряков, которые уже имеются или будут посажены на них, приказываю вам приложить все старания, чтобы собрать все суда в одно соединение или флот и побудить их полностью обеспечить себя людьми, снаряжением, вооружением и провиантом, и при первой же возможности, как только позволят ветер и погода, выйти в море для охраны и защиты этого острова и всех судов, торгующих с ним или около него; и, в дополнение к этому, приложить максимум стараний к неожиданному захвату, взятию, потоплению, рассеиванию и уничтожению всех вражеских кораблей или судов, которые попадутся вам на глаза. А также, для предотвращения намерения напасть на это место, вы настоящим получаете полномочие и обязываетесь в случае, ежели вы и ваши офицеры в результате обсуждения найдете сие возможным или выполнимым, высадиться и достичь названного города Сантьяго-де-Куба или другого места, принадлежащего врагам, где, как вам станет известно, построены магазины или склады для ведения этой войны или где назначены места сбора их силам для соединения, и там использовать все возможности для захвата названных складов и брать, убивать и рассеивать названные силы. И всем офицерам, солдатам и морякам, которые имеются или будут иметься или сядут на названные суда, настоящим строжайше вменяется как на море, так и на суше повиноваться вам как своему адмиралу и главнокомандующему во всех делах, которые будут поручены им; и вы сами должны соблюдать и следовать всем приказам, которые вы время от времени можете получать от Его Превосходнейшего Величества, Его Королевского Высочества и от меня лично».

К этому каперскому поручению прилагались инструкции следующего содержания:

«1. Вы с этими Инструкциями получите мою каперскую грамоту, которую вы должны прочитать всей экспедиции и принять к исполнению в соответствии с полным объемом и содержанием оной, для исполнения чего вы получите всю помощь этого острова, которая может быть вам предоставлена.

2. Вы должны сообщить мне, какие силы вы можете использовать, в чем вы нуждаетесь, чтобы мы могли все это просчитать и снабдить вас со всей возможной поспешностью.

3. Вы должны принять к сведению и сообщить вашему флоту и солдатам, что вы действуете по старому доброму правилу «нет добычи – нет платы» и, следовательно, всё, что будет получено, будет разделено между ними в соответствии с обычными правилами.

4. В случае если вы, руководствуясь вашим каперским поручением, найдете благоразумным приступить к Сантьяго-де-Куба и Бог дарует вам победу, вы будете руководствоваться настоящим – в случае, если вы сделаете это без каких-либо значительных рисков, – чтобы оберегать и делать добро этому городу и окрестным районам, пока не сообщите о вашем успехе и не получите мои последующие приказы касательно оного, чтобы ваш внезапный уход или их внезапное возвращение не доставило нам новых хлопот и не породило новых забот и опасностей, связанных с нанесением повторного поражения.

5. В силу этого вы объявите о прощении, возможности владеть имуществом и освобождении от налогов всем испанцам, которые подчинятся и дадут гарантию своей лояльности Его Величеству, и свободу всем рабам, которые пожелают прийти; и тем, кто за свою хорошую службу может быть достоин этого, вы должны объявить, что плантации их сбежавших хозяев будут распределены среди них в качестве вознаграждения за оное и дать им достаточные гарантии в письменном виде как относительно их свобод, так и имущества, сохранив за короной Англии четвертую часть продуктов, которую они будут ежегодно уплачивать для годового содержания тех сил, что будут защищать те края.

6. Если вы найдете, что сей курс дает положительный эффект, вы можете постоянно придерживаться его для сохранения сахарных предприятий и тростника; но если сие представится вам иначе, так, что по размышлении, вы не сможете извлекать пользу от этого места продолжительное время, а испанцы и рабы отвергнут ваши предложения, тогда вы всё это разорите, предав рабов-мужчин мечу, а женщин-рабынь сделав пленницами для доставки их сюда и продажи в пользу вашего флота и армии; и к тому же, тех людей, которые не говорят по-испански и являются недавно купленными неграми, вы можете сохранить в пользу тех же; или если какие-либо корабли будут находиться там для доставки их в Новую Англию или Виргинию, вы можете отправить их всех в пользу все тех же.

7. Вы должны выяснить, как обходились с нашими пленными, и если врагами была дана пощада тем из наших, кто попал к ним в руки, вы, хорошо разузнав об этом, должны поступить точно так же или даже лучше, ибо наш обычай превосходит их в цивилизованности и гуманности, при этом всячески стараясь сделать так, чтобы все слои населения узнали о вашей выдержке и доброй натуре и о вашей неспособности и отвращении к кровопролитию.

8. Вы получаете настоящим власть исполнять закон как маршал (судебный исполнитель . – В.Г. ) соответственно тем военным законам, которые были изданы мною, и законам, принятым Актом парламента для управления флотом, которые я одобрил как годные для службы; и сим уполномочиваю вас применять их к тем, кто не будет повиноваться вам, сначала объявив им эти законы, чтобы никто не мог притвориться, что не знал о них.

9. Если будут найдены какой-то корабль или корабли, не имеющие каперских грамот, вы сим получаете власть выдать им каперские грамоты в соответствии с той формой, которую я утвердил, взяв залог в 1000 ф. ст. для гарантии их исполнения.

10. Каковые корабли в этой экспедиции вы сохраните при себе под вашим командованием и их упорядочите и расположите для наилучшего исполнения этой службы, не позволяя захватчикам или обманщикам продать их до того, как они вернутся в порт приписки.

11. Что касается многих вещей, которые могут приключиться в этой акции и которые не могут быть мною предусмотрены и предвидены в этих инструкциях, то, соответственно, все подобные случаи оставляю на ваши хорошо известные предусмотрительность и умение вести за собой, передавая вам то, что имеется в этом месте, дабы сделать в ней всё, что нужно, желая вам, таким образом, успеха и, тем самым, счастья этому острову.

Остаюсь вашим преданным другом и слугой

Томас Модифорд».

Понимая, что его антииспанская политика может вызвать недовольство правительства в Лондоне, Модифорд 6 (16) июля отправил лорду Арлингтону письмо, к которому приложил не только вышеупомянутое решение Совета Ямайки, но и копию испанской каперской грамоты, выданной губернатором Сантьяго-де-Кубы 26 января 1670 года. Кроме того, в тот же день он продиктовал своему секретарю пространное письмо для канцлера казначейства лорда Эшли. В письме Модифорд сообщает, что его сын Чарлз должен передать лорду-канцлеру документы, содержащие не только анализ политической ситуации в Вест-Индии, но и аргументы в поддержку антииспанских действий приватиров Ямайки. По мнению Модифорда, слабость обширных испанских владений была обусловлена их недостаточной заселенностью и безразличием большей части индейцев, негров и «прочих рабов» к тому, кто будет их хозяином. Говоря о Кубе, губернатор отметил, что на этом острове протяженностью 600 миль находится «не более шести городов, которые лежат столь далеко друг от друга, что не в состоянии получать помощь». В то же время на Кубе много скота, свиней и прочей живности; поэтому «наши частные военные корабли могут там кренговаться, ремонтироваться и запасаться провизией, располагая лишь партией охотников с собаками и не требуя для себя никакой иной платы, кроме той, что они берут у врага». По его данным, численность флибустьеров доходила до 1500 человек, а поскольку они никогда не станут плантаторами, их лучше всего использовать для ведения войны на вражеской территории. Подобная политика представлялась Модифорду наиболее экономной, разумной и обнадеживающей, так как все флибустьеры были «людьми вольнонаемными, корабли, оружие и амуниция – их собственные, их провиант и плата – за счет врагов, и оные враги всегда бывают ими биты». Учитывая, что королева-регентша Испании с апреля 1669 года инициировала открытую войну против англичан в Вест-Индии, он, Модифорд, решил отплатить испанцам той же монетой, перенеся военные действия на их собственную территорию – «так, чтобы они никогда не смогли собрать значительные силы против нас». Губернатор также выразил уверенность в том, что эта война, «столь неразумно начатая ими», так высоко поднимет престиж вооруженных сил короля, что этим будут заложены основы для «значительного увеличения доминионов Его Величества в сих краях». В конце своего письма Модифорд просил лорда Эшли связаться с Карлом II, чтобы добиться от него одобрения предпринятых ямайской администрацией мер.

Через год сэр Томас привел 14 доводов, которые должны были оправдать его решение отправить флибустьеров Ямайки против испанцев. Многие из этих доводов повторяли уже известные нам, некоторые выглядят новациями:

1. Аннулировав в мае 1669 года каперские грамоты против испанцев, губернатор жил в мире с подданными испанской короны до июля 1670 года, пока не узнал о решении королевы-регентши от 20 апреля 1669 года начать войну против англичан в Вест-Индии.

2. Военные действия испанцев против англичан начал Риверо Пардалом, который «сжигал их дома, взял два судна и собирался захватывать все суда, идущие из Англии».

3. Регулярно шли сообщения о все новых судах, снаряжаемых испанцами против британских подданных.

4. У губернатора имелись инструкции Его Величества, которые предоставляли ему право в экстренных случаях, с согласия Совета Ямайки, прибегать к крайним мерам.

5. Решение губернатора полностью поддержали члены Совета, которые боялись, что без принятия ответных мер Ямайка будет разорена.

6. К указанному решению его подтолкнули жалобы купцов, рыбаков и моряков, а также страх, охвативший плантаторов, «плач женщин и детей» и опасность подрыва репутации губернатора.

7. Нельзя было сносить несомненное возрастание дерзости и спеси врага и бесчестия англичан, позволявших бить себя.

8. Эти дерзости испанцев были роковым продолжением их былых злодеяний.

9. Письмо лорда Арлингтона от 11 июня 1670 года, пришедшее в августе, предписывало губернатору сохранять приватиров в том состоянии, в каком они находились.

10. Каперское поручение Моргану было выдано исключительно с целью отмщения испанцам за их враждебные действия и для недопущения подобных действий в будущем.

11. Капитаны приватирских судов получили свои каперские грамоты только для исполнения приказов Моргана, не выходящих за рамки службы Его Величеству.

12. В условиях, когда приватиры полностью снарядились для похода, удержать их от действий против врага было невозможно.

13. При наличии реальной угрозы Ямайке со стороны врага губернатор не мог терять времени в ожидании, когда из Англии придут ясные инструкции, как ему следует поступить в сложившихся обстоятельствах.

14. Необходимость в быстром реагировании была столь насущной, что, несмотря на всевозможные обвинения в его адрес по поводу принятого решения, он все равно действовал бы подобным образом, ибо в противном случае Ямайку мог ожидать полный крах.

В конце сентября 1670 года сын губернатора Чарлз передал королю петицию, к которой прилагалась еще одна порция доводов о необходимости поощрения приватиров «ради безопасности острова Ямайка»:

1. Приватиры поставляют на остров оперативную разведывательную информацию о передвижениях испанского флота и о враждебных намерениях испанцев в отношении Ямайки.

2. Обеспечивая безопасность Ямайки, приватиры тем самым помогают плантаторам и способствуют наплыву на остров купцов.

3. Благодаря приватирам становится известно о том, с какой бесчеловечностью, предательством и жестокостью испанцы обращаются с англичанами, угодившими к ним в руки, забирая у них корабли и товары и заставляя пленных работать в качестве рабов.

4. Приватирство нельзя сократить без значительных издержек для Его Величества и большого ущерба для острова, ибо, когда сэр Томас попытался обуздать флибустьеров, они отправились к французам на Тортугу, превратились в обычных пиратов и стали нападать на англичан так же, как и на испанцев; при этом Ямайка потеряла около 1000 человек и 8 или 9 судов. Если бы король «во время последней войны» не разрешил губернатору выдать флибустьерам каперские грамоты против испанцев, остров мог быть потерян.

5. Если бы в Вест-Индии у англичан не было боевых кораблей, испанцы «несомненно, напали бы на Ямайку или, по крайней мере, захватывали бы любой корабль, направляющийся с Ямайки в Англию». Но если Его Величество все же намерен подавить приватиров, он должен отправить в Вест-Индию достаточные вооруженные силы и приказать сэру Уильяму Годолфину, специальному посланнику в Испании, добиться от испанского короля официального признания Ямайки британским владением; без этого, если приватирство отменят, ни один купец не захочет торговать на Ямайке и никто не захочет основывать там плантации.

Забегая вперед, отметим, что из всех представленных доводов правительство в Лондоне согласится лишь с последним.

В письме лорду Арлингтону, датированном 30 июля (9 ав-густа), Модифорд сообщил, что, кроме Моргана, каперские свидетельства были выданы еще десяти капитанам приватирских судов. Флотилия, по его данным, должна была сняться с якорей через две недели, чтобы идти на рандеву с другими флибустьерскими судами. Обо всех их действиях губернатор обещал немедленно информировать государственного секретаря.

22 июля (1 августа) Морган получил от губернатора дополнительные инструкции. В них указывалось, что поскольку ничто не может быть столь противно интересам Его Величества, как «старый беззаконный обычай капитанов приватиров покидать флот, когда им заблагорассудится», Морган, обнаружив подобное намерение, решением военного трибунала должен был отобрать у таких ненадежных лиц каперские грамоты и передать их тем, в ком он не сомневается. Если же кто-то из капитанов все же покинет флот без разрешения адмирала, а затем будет пойман, его надлежало заковать в цепи и отправить начальнику полиции Ямайки. Никто из «частных солдат или моряков» не имел права покинуть флот или «бегать с одного корабля на другой» без собственноручного письменного разрешения адмирала. Для более надежного поддержания дисциплины среди солдат и моряков Моргану предписывалось назначить помощников капитанов на каждый корабль. Наконец, он должен был присылать губернатору сообщения обо всех своих перемещениях, успехах и потерях, чтобы тот мог выслать ему новые инструкции и необходимую помощь.

12 (22) августа (по версии Моргана, 14 августа по ст. ст.) адмирал снялся с якоря и отплыл к юго-западному побережью Эспаньолы.

Буквально на следующий день Модифорд получил письмо с новыми распоряжениями короля относительно приватиров. Его Величество настаивал, чтобы губернатор Ямайки удерживал флот флибустьеров от активных антииспанских действий.

20 (30) августа Модифорд писал лорду Арлингтону, что получив королевские инструкции 13 (23) августа, он тут же отправил сообщение о них Моргану, «который отплыл из этой гавани днем ранее». При этом Модифорд просил адмирала, чтобы, «отправляясь на эту войну, он вел себя со всей возможной умеренностью». Морган ответил, что готов придерживаться этих указов, «насколько это возможно, но нужда может заставить его или высадиться на сушу в стране испанцев ради дров, воды и провизии, или покинуть эту службу». В конце своего письма Арлингтону ямайский губернатор заметил, что обязал адмирала присылать ему отчет о его силах и регулярно сообщать о своих перемещениях и намерениях, которые будут пересылаться в Лондон «при первой же возможности».

Согласно «Правдивому отчету об экспедиции адмирала Генри Моргана против испанцев в Вест-Индии в год 1670», написанному на основании реляции самого адмирала, его флот состоял в то время из 11 кораблей с 600 людьми на борту. 2 (12) сентября он прибыл к острову Ваш, назначенному местом сбора для всех флибустьеров Карибского моря. Вице-адмиралом флота избрали Эдварда Коллира, недавно вернувшегося на Ямайку из бесплодной восемнадцатимесячной экспедиции на фрегате «Сэтисфекшн». Врач Ричард Браун, находившийся на борту корабля Коллира и «не заработавший даже двух пенсов», был назначен главным хирургом флота.

Купец Эдвард Стэнтон 25 августа (4 сентября) провидчески писал, что «наш флот, хотя и отплыл, не будет готов для осуществления своего проекта еще в течение нескольких месяцев». По его данным, «сей флот будет состоять из 27 кораблей, французских и английских, и примерно 1500 человек».

6 (16) сентября Морган отправил вице-адмирала Эдварда Коллира к побережью Новой Гранады с флотилией из шести судов, на борту которых разместилось четыреста человек (Эксквемелин пишет, что в этой флотилии было четыре судна и одна барка). Коллир и его люди должны были добыть у испанцев продовольствие и информацию «о готовившемся испанском вторжении на Ямайку», а также, если повезет, ограбить ранчерию – местный жемчужный промысел.

В письме лорду Арлингтону, датированном 20 (30) сентября, губернатор Ямайки упомянул о том, что 12-го числа капитан Хиз доставил к нему пакет с новостями от Моргана. Адмирал сообщал, что после выхода в море благополучно обогнул Ямайку и поднялся на широту Кубы, где оставил один из кораблей для разведки и добычи «языка». Затем на флотилию обрушился шторм, в результате которого три судна отбились от оставшихся семи. Спустя несколько дней, пишет далее Модифорд, в Порт-Ройял прибыли «три добрых судна и кеч», которые были тут же отправлены к Моргану. В письме содержится также упоминание о капитане Джозефе Брэдли, вернувшемся из похода в Мексиканский залив: «Капитан Брэдли на прошлой неделе привел квакерское судно, управляемое неким Уотсоном, которое он отбил у испанского военного корабля через 13 дней после того, как тот захватил его, с 6 матросами; названный Уотсон, две проповедующие квакерство женщины и прочие, коих военный корабль уже собирался доставить в Гавану, были перехвачены Брэдли в пределах досягаемости пушек Моро-Касл (гаванской крепости Эль-Морро . – В.Г. )».

Брэдли и его компаньон Геррит Герритсзоон вскоре тоже присоединились к флоту Моргана.

Глава 32. Набег флотилии Эдварда Коллира на Рио-де-ла-Ачу

Пока часть флибустьеров занималась снаряжением судов у острова Ваш, флотилия Эдварда Коллира атаковала Рио-де-ла-Ачу. Эксквемелин так описал набег людей Моргана на этот город:

«Спустя шесть дней после отплытия с Эспаньолы четыре пиратских корабля Моргана подошли к Рио-де-ла-Аче, но тут они попали в штиль и были замечены испанцами, которые из предусмотрительности немедленно вооружились, хотя и не знали, пристанут ли корабли к берегу. Тамошние испанцы уже привыкли, что пираты всегда высаживаются на берег, и поэтому приняли меры предосторожности и спрятали свое имущество (впрочем, это они сделали прежде всего), чтобы заблаговременно скрыться в надежных местах. Недалеко от берега стоял корабль, прибывший из Картахены за маисом; капитан его хотел было ночью при ветре с суши проскочить мимо пиратов, но его окружили, и, выйдя в море, он угодил прямо в самую пиратскую гущу. Корабль был, в общем-то, не нужен пиратам, но на нем нежданно и негаданно оказалось именно то, ради чего предпринят был поход, а именно маис. На следующий день корабли подошли к берегу как можно ближе, чтобы произвести высадку. Это пиратам удалось, несмотря на сильное сопротивление испанцев, которые успели соорудить на берегу брустверы. Вскоре испанцы были вынуждены покинуть их и ретироваться к своим домам, где они еще надеялись дать пиратам отпор. Пираты подошли к селению, и бой разгорелся снова, продлившись до самого вечера; испанцы потеряли много людей, а пираты понесли потери весьма незначительные».

Захватив город, флибустьеры обнаружили в нем лишь пустые дома; жители успели бежать в окрестные леса со всем своим добром. Коллир тут же отправил летучий отряд в погоню за беглецами. Одну из групп беженцев удалось настигнуть и захватить в плен. «На следующий день пленников стали пытать обычным образом, чтобы узнать, где спрятаны добро и деньги, причем некоторые пленники это знали, а другим ничего не было на этот счет известно, – свидетельствует Эксквемелин. – Пираты разделились на группы и сумели захватить довольно много всякого добра и рабов. Испанцы, которые не осмеливались перед этим выйти из леса, устроили все же несколько засад, чтобы остановить пиратов. Но это не помогло, ибо кто пытался повредить пиратам, тут же попадал в плен. Спустя четырнадцать дней, разграбив дотла селение, пираты решили вернуться на Эспаньолу к своим товарищам. Напоследок они дали знать жителям Рио-де-ла-Аче, что требуют выкупа за город, иначе все селение будет сожжено. Испанцы думали перехитрить пиратов и ответили, что пусть лучше город сгорит – деньги они все равно не заплатят. Поскольку пиратам маис был важнее денег, они решили потребовать вместо них партию маиса. Испанцы хотя и упорствовали, но заметив, что пираты и впрямь готовы запалить город, стали торговаться. В конце концов согласились доставить четыре тысячи фанег маиса… Через три дня маис был доставлен, пираты погрузили его на борт вместе с захваченными рабами и, разделив груз по кораблям, взяли курс на остров Эспаньолу, где их уже поджидали главные силы флотилии.

С тех пор как Морган послал четыре корабля и барку, уже прошло пять недель, и им овладело беспокойство; он не знал, что и думать: то ли пираты захватили богатую добычу и поэтому задержались, то ли они разбиты; в те места испанцам могло прийти подкрепление из Картахены и Санта-Марии [Санта-Марты], кроме того, пираты могли нарваться на боевые корабли из Картахены. Морган готов был уже изменить свой первоначальный план, но тут подоспели долгожданные корабли».

Возвращение флотилии Коллира к острову Ваш было встречено приветственными возгласами. Радость флибустьеров еще более возросла, когда они узнали, что корабли доставили из Рио-де-ла-Ачи большой запас маиса.

Глава 33. Завершающий этап подготовки к панамской экспедиции

Пока отряд Эдварда Коллира бесчинствовал на берегах Новой Гранады, остальные флибустьеры тоже не сидели без дела: они охотились на острове Ваш и южном побережье Эспаньолы, заготовляли мясо, смолили борта кораблей и выполняли прочие ремонтные работы.

В «Правдивом отчете и реляции об этой моей последней экспедиции против испанцев» Морган отмечал, что 30 сентября (10 октября) к его флотилии присоединился фрегат «Долфин» капитана Джона Морриса, отправленный к нему губернатором Ямайки. Моррис привел с собой фрегат «Сан Педро и Ла Фама», захваченный им близ восточного побережья Кубы у Мануэла Риверо Пардала. Приз был переименован в «Лэмб» и передан под командование капитана Ричарда Пауэлла.

7 (17) октября, в разгар сезона штормов, на флотилию Моргана обрушился ураган, который выбросил на берег все суда, кроме адмиральского. Когда погода наладилась, команды приступили к починке кораблей. Почти все они (за исключением трех) вскоре вновь были на плаву.

В октябре на рандеву к острову Ваш пришли еще три французских судна с Тортуги, а в ноябре – семь судов с Ямайки. Исходя из данных, присланных ему Морганом, губернатор Ямайки 31 октября (10 ноября) писал лорду Арлингтону, что во флоте флибустьеров насчитывается 1100 англичан и 200 французов; кроме того, велись переговоры с еще 400 французами, восставшими на Тортуге и Сен-Доменге против губернатора Бертрана д’Ожерона – представителя ненавистной им монопольной Французской Вест-Индской компании. Модифорд добавил, что из Порт-Ройяла к Моргану собираются также отплыть корабли капитанов Лауренса Принса, Томаса Харрисона и Ричарда Ладбери, недавно вернувшиеся из Никарагуа, а также пять других судов; благодаря им флот получит еще порядка 400 человек, и в итоге под командованием Моргана может собраться не менее 2100 человек.

Коллир вернулся к острову Ваш в ноябре вместе с двумя испанскими призами и 38 пленниками (Морган сообщает об этом Модифорду в письме от 23 ноября). Один из призов, называвшийся «Гальярдина», ранее плавал в консорте с фрегатом Риверо Пардала. Морган передал его под командование французского капитана Жана Гасконца.

29 ноября (9 декабря) Морган и его капитаны допросили двух испанских пленных, доставленных Коллиром. Ниже приводятся показания под присягой шкипера Маркуса Делубры, который в некоторых источниках именуется Маркусом де Кубой (Marcus Delubra, Marcus de Cuba).

«Ноября 29-го, 1670 года.

Свидетельство Маркуса де Кубы, испанца, старшего пилота приза “Галердина”, родившегося на Гран-Канарии, возраст – сорок семь лет или около того; будучи спрошенным, сказал, что он видел завербованных людей в Картахене, все – вооружены для враждебных действий против англичан. И далее сказал, что несколько испанских кораблей получили и все еще имеют каперские грамоты от президента Панамы дона Хуана Переса де Гусмана; что они захватили несколько английских судов; что испанцы весьма настроены против острова Ямайка, особенно по причине того, что в Старой Испании снаряжен флот, чтобы идти в эти края под командованием и управлением некоего дона Алонсо, а более ничего не сказал.

Дано под присягой в вышеозначенный день и год в присутствии

Генри Моргана

и прочих офицеров флота».

Другой свидетель, некий Лукас Перес, подтвердил эту информацию и добавил, что испанцы снарядили два корабля для действий против Ямайки – один с 18, другой с 12 пушками; кроме того, по его словам, президент Панамы пожаловал несколько каперских грамот для нападений на англичан, в силу которых было захвачено несколько английских кораблей.

Записи этих показаний были немедленно отправлены на Ямайку губернатору Модифорду.

Среди присоединившихся к флоту капитанов весьма примечательными персонами были Лауренс Принс, Томас Харрисон (Харрис) и Ричард Ладбери, которые, имея под своим командованием около ста семидесяти человек, вернулись в Порт-Ройял из похода на Испанский Мейн. В своем отчете губернатору Ямайки они рассказали, что сначала, поднявшись по реке Магдалена в глубь Новой Гранады, пытались оказать помощь восставшим индейским племенам. Планировался захват города Момпос, но, угодив под обстрел артиллерии форта, возведенного испанцами на острове посреди реки, флибустьеры вынуждены были ретироваться.

В августе отряд Принса, Харрисона и Ладбери, насчитывавший около двухсот человек, отправился в Никарагуа. Проникнув в устье реки Сан-Хуан, они оставили там свои суда, добрались с помощью индейцев-проводников до ее истока и напали на форт Сан-Карлос, возведенный испанцами рядом с озером Никарагуа. Гарнизон форта насчитывал лишь 37 солдат. Испанцы отвергли ультиматум о капитуляции, убив в завязавшемся бою 16 и ранив 18 флибустьеров.

Когда форт все же пал, испанский комендант Гонсало Ногера Ребольедо под пытками признался, что четырьмя часами ранее отправил лодку с сообщением о появлении пиратов в город Гранаду. Капитан Принс тут же снарядил быстроходное каноэ, которое на третий день перехватило упомянутую лодку. Оставив в форте Сан-Карлос два десятка человек, отряд из 120 флибустьеров незаметно проник в Гранаду, захватил заложников и до полудня ограбил дома самых зажиточных горожан.

В своем отчете Модифорду руководители экспедиции утверждали, что взятая в Гранаде добыча оказалась скромной – на каждого участника пришлось по 7 фунтов серебра и 12 ф. ст. в звонкой монете. В испанском отчете об этом нападении отмечалось, что Принс «осуществил разорение и тысячу разрушений, отправив голову священника в корзине и потребовав 70 000 песо выкупа».

На Ямайке все три капитана объявились в октябре, получили выговор от Модифорда за действия без каперской грамоты, а затем были отправлены к Моргану. Хирург Ричард Браун упомянул о них в своем письме лорду Арлингтону, датированном 12 (22) октября. По его сведениям, после грабежа Гранады на каждого участника экспедиции пришлось по 30 или 40 ф. ст. Морган, узнав о похождениях Принса, назначил его одним из своих первых помощников.

Примерно в это же время к флибустьерскому флоту присоединился Хамфри Фёрстон. Несколько ранее он покинул Ямайку на небольшом 30-тонном судне «Порт-Ройял», принадлежавшем доктору Джорджу Холмсу, имея предписание идти к берегам Юкатана за кампешевым деревом. Вместо этого Фёрстон захватил испанский 40-тонный торговый корабль «Сан Томас», нагруженный шелком, вином, одеждой и иными товарами. Свой приз он переоснастил в боевое судно, привел в Порт-Ройял, а откуда отправился к острову Ваш на рандеву с Морганом.

«Суда Моргана были готовы, – рассказывает Эксквемелин, – больше никого не ждали, поскольку все уже пришли; корабли с маисом тотчас же разгрузили, и пираты, промышлявшие в лесу, поднялись на борт. Тем временем только что прибывшие суда были также подготовлены для похода; на все корабли погрузили мясо, разделив его, как и маис, в соответствии с численностью команд. Затем Морган назначил место сбора – мыс Тибурон, на западном побережье Эспаньолы; там пираты должны были сообща решить, какое же место им лучше атаковать. Вскоре корабли добрались до мыса Тибурон, где их уже поджидал Морган; пришли сюда суда с Ямайки, которые вышли оттуда в поисках флотилии Моргана. Теперь вся флотилия состояла из тридцати семи кораблей и нескольких небольших барок».

В «Правдивом отчете…» также говорится о 37 судах. Однако по данным ямайского губернатора Модифорда, флот Моргана насчитывал 36 судов, в том числе 28 английских и 8 французских. Сохранился список всех капитанов и кораблей флота с указанием их водоизмещения, количества пушек и численности экипажей.

«После генерального осмотра, – продолжает свой рассказ Эксквемелин, – выяснилось, что на них насчитывается две тысячи один человек; все хорошо вооружены ружьями, пистолетами, саблями, у всех были порох и пули, а также все прочее необходимое боевое снаряжение… Когда Морган все осмотрел, он разделил свои силы, иначе говоря, составил две эскадры под двумя различными флагами – королевским флагом Англии и белым флагом; потом он назначил вице-адмирала и контр-адмирала. Всем кораблям, которым не было дано особых поручений, он отдал приказ: овладевать испанскими поселениями, захватывать все корабли, которые встретятся в море или в гавани, а также разрешил репрессии, исходя из того, что испанцы – это открытые враги английской короны. Точно так же он дозволил, не испрашивая у испанцев на то разрешения, брать в их гаванях воду и все, что необходимо для плавания».

По информации губернатора Ямайки, вместе с Морганом собрались идти «все приватиры этого порта, исключая лишь заготовителей кампешевого дерева, численность которых выросла до 20 небольших судов и, судя по всему, продолжает с каждым днем увеличиваться».

Покончив с первоочередными делами, Морган созвал всех капитанов флота на совет. Предстояло определить, какую плату люди получат за свою службу. «Офицеры собрались и решили, что у Моргана должно быть для особых поручений сто человек; это было сообщено всем рядовым, и они выразили свое согласие, – пишет Эксквемелин. – При этом было решено, что каждый корабль должен иметь своего капитана; потом собрались все низшие офицеры-лейтенанты и боцманы – и решили, что капитану нужно выдать восемь долей и еще сверх того, если он отличится; хирургу нужно дать двести пиастров на его аптеку и одну долю (по данным Яна Эрасмуса Рейнинга, хирургам должны были выплатить по 100 пиастров на медикаменты . – В.Г. ); плотникам – по сто пиастров и одну долю. Кроме того, была установлена доля для особо отличившихся и пострадавших от врага, а также для тех, кто первым водрузит флаг на укреплении врага и провозгласит его английским; они решили, что за это следует добавить еще пятьдесят пиастров. Тот, кто будет подвергаться большой опасности, получит сверх своей доли еще двести пиастров. Гренадеры, которые забрасывают крепость гранатами, должны получать по пять пиастров за каждую гранату.

Затем было установлено возмещение за увечья: кто потеряет обе руки, должен получить сверх своей доли еще полторы тысячи пиастров или пятнадцать рабов (по выбору пострадавшего); кто потеряет обе ноги, должен получить тысячу восемьсот пиастров или восемнадцать рабов; кто потеряет руку, безразлично левую или правую, должен получить пятьсот пиастров или пять рабов. Для потерявшего ногу, безразлично левую или правую, полагалось пятьсот пиастров или пять рабов. За потерю глаза полагалось сто пиастров или один раб. За потерю пальца – сто пиастров или один раб. За огнестрельную рану полагалось пятьсот пиастров или пять рабов. За парализованную руку, ногу или палец полагалась такая же плата, как и за утраченную конечность. Сумма, необходимая для выплаты подобных возмещений, должна была изыматься из общей добычи перед ее дележом. Предложения были единодушно поддержаны как Морганом, так и всеми капитанами флота».

Далее Эксквемелин сделал еще одно небольшое дополнение по поводу заключенного между пиратами соглашения:

«Кроме того, решили предпринять еще вот что: если какой-нибудь корабль первым захватит в море или гавани вражеское судно, выделить его команде из общей добычи премию в тысячу пиастров, а если добыча на таком судне оценена будет суммой свыше десяти тысяч пиастров, то добавить еще по тысяче с каждых десяти тысяч. Также под страхом телесного наказания или казни было установлено, что никто не смеет, захватив судно, разрушать его, если на нем нет врагов».

Ян Эрасмус Рейнинг в своих воспоминаниях добавляет, что каждый капитан судна должен был приобрести каперскую грамоту, заплатив за нее 20 ф. ст.

2 (12) декабря Морган собрал своих капитанов на борту флагманского фрегата «Сэтисфекшн». Во время военного совета офицеры приняли окончательное решение совершить поход на Панаму, о чем они письменно уведомили адмирала:

«Достопочтенный сэр,

После серьезного обсуждения того, какой город может быть наиболее выгодным для сохранения англичан, особливо для безопасности Его Величества острова Ямайка, а также для предотвращения вторжения испанцев, учитывая, что все прочие командиры флота полностью доверили нам, чьи имена указаны ниже, принять решение о нападении на такой город, какой мы сочтем наиболее подходящим для захвата ради благополучия Ямайки и чести нашей нации, мы все твердо решили, что для блага Ямайки и сохранения нас всех необходимо захватить Панаму, президент которой пожаловал несколько каперских поручений против англичан к большому убытку Ямайки и наших купцов, о чем показания под присягой двух испанских пленников весьма красноречиво свидетельствуют. Таково мнение и решение подполковника и вице-адмирала Джозефа Брэдли, Ричарда Нормана, Томаса Харрисона, Роберта Деландера, Джона Хармонсона [Яна Харменсзоона], Джона Галуна [Жана Гасконца], Джона Пайна, Диего Молины [Мулата], контр-адмирала [Эдварда] Коллира, Лоренса Принса, Джона Морриса, Томаса Роджерса, Чарлза Свана, Генри Уилса, Ричарда Ладбери, Клемента Симмонса.

Генри Моргану, эсквайру, адмиралу и главнокомандующему Его Величества флота, принадлежащего Ямайке, для этой экспедиции».

Текст данного решения был отправлен Модифорду 6 декабря. Губернатор получил его тогда, когда о мире с Испанией ему было уже известно. Тем не менее, согласно показаниям Джона Пика (секретаря Моргана), губернатор не отменил задуманную экспедицию. Ниже приводятся показания Пика, взятые у него под присягой 3 апреля 1672 года:

«Свидетель сказал, что он был секретарем адмирала Генри Моргана в ходе всей панамской экспедиции, что он писал все его письма и просматривал те, что были отправлены названному адмиралу сэром Томасом Модифордом или любым иным лицом с Ямайки. Что он присутствовал, когда два испанца, Маркас де Куба и Лукас Перес, давали показания под присягой на борту «Сэтисфекшна», и что после их показаний командиры решили, что им следует взять Панаму; и что сэр Томас Модифорд узнал о проекте от специально отправленного корабля, и что полковник Бледри Морган прибыл на флот на шлюпе, который ушел с Ямайки через десять дней после прихода упомянутого корабля, и что сэр Томас Модифорд в своем письме, отправленном на этом шлюпе, не отменил всё это. И сей свидетель дальше сказал, что он привез подлинную копию журнала адмирала Моргана, которая была доставлена в Совет [Ямайки] 31 мая, за которую они выразили ему благодарность и велели это отметить. И сей свидетель далее вспомнил, что шлюп, который был послан к ним и доставил письмо сэра Томаса Модифорда с ответом на то, которое было отправлено с извещением об их решении относительно Панамы, прибыл за три дня до того, как мы пошли к городу, а более этот свидетель ничего не сказал.

Дано под присягой этого 3-го дня апреля 1672 года.

Джон Пик.

В присутствии Томаса Линча».

Глава 34. Захват флибустьерами острова Санта-Каталина

Суда флотилии начали сниматься с якорей 6 (16) декабря, о чем Морган сообщил Модифорду в письме, датированном указанным числом. Эту дату подтверждает также Уильям Фогг в своей «Реляции…» от 4 (14) апреля 1671 года. В то же время в «Правдивом отчете…» от 20 (30) апреля 1671 года секретарь Моргана записал, что они вышли в море 8 (18) декабря.

Готовя себе алиби, Модифорд все же отправил адмиралу флибустьеров сообщение о Мадридском мире, «полученное им от частного лица», но шлюп с этим сообщением прибыл на Эспаньолу через несколько дней после ухода оттуда пиратских кораблей. 18 (28) декабря губернатор написал лорду Арлингтону, что вновь отправил шлюп с сообщением о Мадридском мире на поиски адмирала – на сей раз в сторону материка, и выразил надежду, что известие об англо-испанском договоре не позволит приватирам совершить нападение на подданных испанской короны. Позже Джон Пик показал под присягой, что шлюп с письмом губернатора прибыл в расположение пиратской флотилии за три дня до того, как Морган повел своих людей на Панаму, но письмо не содержало никаких указаний об отмене экспедиции.

По пути к Панамскому перешейку пиратская флотилия подошла к острову Санта-Каталина (Провиденс). Это случилось 14 (24) декабря. Здесь рассчитывали найти людей, способных провести флибустьеров через перешеек к Панаме. «На острове был испанский гарнизон, и туда свозили всех преступников, – рассказывает Эксквемелин. – Остров этот гористый, имеет примерно семь испанских миль в окружности: три испанских мили в ширину и три в длину… Охотиться там можно лишь раз в год: когда на остров прилетают стаи диких голубей. Есть там четыре реки, две летом пересыхают. Никакой торговли не ведется, и местные жители выращивают все, что необходимо им для пропитания, а земля на этом острове вполне пригодна для разведения хорошего табака».

По свидетельству Яна Эрасмуса Рейнинга, жители Санта-Каталины, помимо табака, выращивали индиго, сахарный тростник и другие культуры.

«Подойдя к острову, – продолжает свое повествование Эксквемелин, – Морган выслал вперед хорошо вооруженное судно, на борту которого было четырнадцать пушек; люди с этого судна должны были, войдя в гавань, разведать, нет ли там кораблей, помешать им уйти к материку, дабы беглецы не сообщили, что приближается пиратский флот. На следующее утро корабли Моргана отдали якорь близ местечка Агуада-Гранде, где находилась испанская батарея с четырьмя пушками. Морган приказал высадить на берег около тысячи человек и сам сошел вместе с ними. Пираты высадились, привели в порядок все свое боевое снаряжение и прочесали лес, но проводника не нашли; им встретился лишь один пират, который уже бывал на этом острове во время похода Мансфельда. Вечером пираты отправились на то место, где в старину была резиденция губернатора. Там находилась батарея, которая называлась Платформой Сантьяго, однако людей на ней не было, поскольку все испанцы, чтобы лучше защищать остров, перебрались на малый островок, расположенный совсем близко от большого, так что на него можно было бы перекинуть мост. Испанцы укрепили его со всех сторон фортами и батареями, и он казался неприступным. Завидя пиратов, они сразу же стали открывать с малого острова огонь тяжелых пушек, однако урона пиратам не причинили. Наступила ночь, пираты не могли продвигаться дальше и вынуждены были расположиться на ночлег, по старому обычаю, под звездами, с пустыми желудками: весь день у них во рту не было ни крохи.

Около часа ночи пошел сильный и долгий дождь. Пираты сожгли несколько хижин, чтобы обогреться, однако дождь был столь пронизывающим, а одеты они были так легко (на них ничего не было, кроме рубахи и штанов), что холод пробирал их до костей. К утру дождь утих, и пираты принялись чистить оружие: оно сильно подмокло… Если бы этой ночью на пиратов напала сотня хорошо вооруженных воинов, они без труда отправили бы всех разбойников на тот свет. Приведя оружие в порядок, пираты двинулись в путь, однако дождь припустил еще сильнее, и одновременно испанцы открыли огонь из пушек, показывая, что у них-то порох не отсырел. Во время дождя пираты не смогли подойти к фортам и принялись искать укрытие, чтобы спасти ружья от сырости; все они стали сооружать шалаши, сдирая для этого листья с веток. В добавление ко всем неприятностям у них в еще большей мере разыгрался аппетит, и все думы их были заняты поисками пищи. Неподалеку бродил старый мерин, брошенный испанцами, эта скотина не в состоянии была работать, и вся ее спина была покрыта гнойными язвами. Мерина убили, и каждому досталось по куску с палец величиной, и эту старую скотину ели как самое изысканное блюдо, какое только можно пожелать; и зевать при этом не приходилось: каждый норовил перехватить кусок соседа».

Данный факт подтверждает также Ян Эрасмус, который весьма радовался оттого, что ему перепал кусок печени убитого коняги.

«Между тем дождь не стихал, и Морган, видя, что его люди уже ворчат и поговаривают о возвращении на корабль, послал к испанцам каноэ под белым флагом с требованием сдать остров; и в случае отказа Морган грозил истребить всех защитников, – пишет Эксквемелин. – После полудня каноэ вернулось с ответом губернатора; губернатор писал, что желает обсудить предложение Моргана со своими офицерами и просит два часа на размышление; он добавил, что об окончательном решении поставит Моргана в известность. Наконец от испанцев пришло каноэ под белым флагом, на нем находилось два человека, которым было поручено подписать капитуляцию. Но перед тем как сойти на берег, испанцы – комендант и знаменосец – потребовали, чтобы в качестве заложников пираты дали им двух своих капитанов. Оба испанца, представ перед Морганом, заявили, что готовы передать остров неприятелю, поскольку у них нет сил, чтобы отстоять его; однако они обратились к нему с просьбой такого рода: пусть, если на то будет его воля, он спасет честь губернатора и офицеров и с этой целью прибегает к следующей уловке. Пираты должны ночью взойти на мост, соединяющий малый остров с большим, и захватить форт Сан-Херонимо. Одновременно они должны подвести все свои корабли к крепости Санта-Тереса, захватить ее и приготовить каноэ, чтобы высадить отряд у батареи Санта-Матео. Поступая так, пираты перехватят губернатора на пути из форта Сан-Херонимо в крепость и захватят его в плен. В этом случае губернатор сдаст крепость, т. е. впустит в нее англичан, сделав вид, будто это его собственные войска. С обеих сторон пусть откроют яростную пальбу, но без ядер, вхолостую, так, чтобы никому не причинить никакого вреда. Кроме того, испанцы попросили Моргана высадить их на побережье материка в любом месте, где угодно будет Моргану, дабы они могли добраться до своих. Морган согласился на это при одном условии, чтобы никто из его людей не пострадал при этой операции. Если, сказал он, такое случится, испанцам пощады не будет. Посланцы поклялись, что выполнят все, как было условлено, простились с Морганом и отправились к своему губернатору.

Морган немедленно отдал приказ по кораблям войти в гавань, как договорились с губернатором. Одновременно он распорядился к вечеру подготовиться к занятию форта Сан-Херонимо, что также предусматривалось соглашением. Вечером в соответствии с уговором начался штурм всех укреплений маленького острова, но, несмотря на то что условились стрелять только вхолостую, Морган приказал своим людям зарядить ружья как можно тщательнее, но стрелять в испанцев только в том случае, если будет замечено, что они ведут огонь ядрами и пулями. Этот якобы бой начался: с обеих сторон весело палили из тяжелых пушек и перестреливались из маленьких, не причиняя при этом друг другу никакого вреда. Наконец глубокой ночью пираты достигли маленького острова, захватили все форты, согнали испанцев в церковь и приказали губернатору собрать всех своих людей. Они боялись, что кто-нибудь из них ночью может напасть на стражу возле церкви. Но поскольку ничего не произошло и соглашение с испанцами было подписано, началось истребление кур, свиней, телят и овец; варили и жарили всю ночь; когда нужны были дрова, валили постройки. Пищу варили всем скопом, и когда насытились, остатки снесли в церковь женщинам – мужчинам же не дали ничего.

На следующий день пираты пересчитали жителей острова. На нем оказалось всего четыреста пятьдесят человек: сто девяносто солдат гарнизона, сорок женатых поселенцев, сорок три ребенка, тридцать один раб Его Величества с восьмью детьми, восемь ссыльных, тридцать девять рабов-негров, принадлежащих частным лицам с двадцатью двумя детьми, собственность различных приватных особ и просто двадцать семь негров с двенадцатью детьми. Всех испанцев разоружили. Мужчинам приказали отправиться на плантации заготовлять провиант, а женщин заперли в церкви. После этого пираты обошли все форты – а их было десять, и все они были превосходно укреплены…

На острове имелся также специальный арсенал, и в нем хранилось более трех тысяч фунтов пороха, а также различные боевые припасы. Все это снаряжение было доставлено на пиратские корабли, батареи разоружены, орудия заклепаны, а лафеты сожжены. Не разоружены были лишь крепость Санта-Тереса и форт Сан-Херонимо. Там пираты выставили стражу.

Когда Морган все уладил, он приказал узнать у пленных, нет ли среди них разбойников, которые знали бы окрестности Панамы или Пуэрто-Бельо. На призыв пиратов отозвались трое (по свидетельству Моргана, – четверо . – В.Г. ), они утверждали, что хорошо знают эти места. Морган обласкал их и стал затем допытываться, не смогли ли бы они провести его войска к Панаме и вообще хотят ли они быть его проводниками; при этом он обещал их выпустить на волю и взять с собой на Ямайку, наделив такой же добычей, как и всех остальных пиратов. Когда пленники уяснили, чего от них, собственно, хотят, они с радостью согласились служить Моргану. Один из них был метисом (по свидетельству Яна Эрасмуса – мулатом . – В.Г. ), и он вызвался добровольно сопровождать пиратов, ибо желал отомстить за все те утеснения, которым подвергался у испанцев, а в жизни ему и впрямь не повезло, и, пылая злобой, он убивал, насильничал и воровал. Этот злодей уговорил двух своих товарищей служить пиратам. А эти двое были индейцами, знавшими испанские обычаи, и им ведомы были все местные дороги. Метис угрожал им смертью, если они не пойдут служить пиратам. Моргану он сказал, что те двое дорогу знают отлично, но их нужно нещадно бить, если они позволят себе ослушаться тех, кто им приказывает».

На острове находилось десять фортов и арсенал, в котором нашли более 3 тыс. фунтов пороха, а также различные боеприпасы. Согласно «Реляции…» Уильяма Фогга, корсары захватили на Санта-Каталине весьма скромную добычу: 60 негров-рабов и 500 ф. ст.

Разоружив форты и батареи, флибустьеры заклепали пушки, сожгли лафеты, а трофейное военное снаряжение переправили на корабли. В крепости Санта-Тереса и форте Сан-Херонимо Морган велел выставить охрану.

Глава 35. Штурм форта Сан-Лоренсо-де-Чагрес

Посовещавшись с командирами, Морган через пять дней отобрал 470 добровольцев и отправил их на борту четырех кораблей и одной барки на захват форта Сан-Лоренсо-де-Чагрес. Это укрепление прикрывало вход в устье реки Чагрес, откуда флибустьеры планировали начать свой поход через перешеек. Морган не стал привлекать к штурму Сан-Лоренсо все свои силы, чтобы испанцы раньше времени не догадались о его подлинных намерениях. Передовой отряд возглавил вице-адмирал флотилии Джозеф Брэдли, поднявшийся на борт 14-пушечного фрегата «Мейфлауэр»; его помощниками были капитан Ричард Норман, командовавший 10-пушечным фрегатом «Лили», и голландец Ян Эрасмус Рейнинг, шедший на 12-пушечном «Сивилиэне». Давид Марли называет капитаном «Сивилиэна» Йеллеса де Леката, более известного под именем Яллас (в английских документах – Йеллоуз), но последний, скорее всего, был заместителем Яна Эрасмуса. В этой акции, по данным Эрасмуса, участвовал также Рок Бразилец.

Из письма президента Панамы дона Хуана Переса де Гусмана королеве-регентше от 19 февраля 1671 года видно, что о планах флибустьеров атаковать Картахену, Пуэрто-Бельо или Панаму он узнал еще 15 декабря 1670 года. Это известие доставил ему «по дарьенской дороге» посланец от губернатора Картахены. Испанцы ошибочно полагали, что в объединенном войске английских и французских пиратов насчитывается 3 тыс. человек. Чтобы не дать разбойникам возможности проникнуть на реку Чагрес, по которой проще всего было добраться до Панамы, дон Хуан выслал в крепость Сан-Лоренсо-де-Чагрес подкрепления – 50 солдат панамского гарнизона во главе с адьютантом Луисом Гонсалесом и 50 вооруженных самбос (потомков от смешанных браков между индейцами и неграми) во главе с капитаном Хуаном де Легисано. Они прибыли в Сан-Лоренсо за две недели до прихода флибустьеров и поступили в распоряжение коменданта крепости дона Педро де Лисальдо-и-Урсуа. С приходом подкреплений общая численность гарнизона Сан-Лоренсо превысила 350 человек (Эксквемелин определил его численность в 314 человек, Фогг – в 370 человек).

«Примерно за пять месяцев до этого я консультировался с доном Хуаном де Арасом, капелланом аудиенсии, и другими разумными персонами, – писал губернатор Панамы. – И они убеждали меня, что форты на реке, как и крепость, неприступны. В ответных письмах, которые я получил от дона Педро де Лисальдо, он заверил меня в том же относительно [укреплений] Чагре, дабы я не беспокоился о них, поскольку если бы даже и шесть тысяч человек подступились к ним, он с теми фортификациями и людьми, коими располагал, смог бы защититься и разбить их».

Подробный рассказ о том, как флибустьеры овладели этой крепостью, содержится в сочинении Эксквемелина, отчете Фогга и в воспоминаниях Яна Эрасмуса Рейнинга.

«Покинув остров Санта-Каталина, – сообщает Эксквемелин, – три дня спустя (по данным Фогга, через девять дней . – В.Г. ) пираты подошли к крепости Чагре, которая стояла на высокой горе в устье одноименной реки. Крепость со всех сторон была защищена палисадами с земляными насыпями, а гору пересекал глубокий ров глубиной футов в тридцать (Фогг определил его глубину в двенадцать футов . – В.Г. ). По дороге в крепость через него был перекинут узкий мост, по которому мог пройти только один человек; со стороны суши у крепости было четыре бастиона, а с моря – один. С юга гора была очень крута, и взобраться на нее было совершенно невозможно, с северной же стороны протекала река. У самой воды на скале стояла башня, и на ней было установлено восемь пушек, которые уничтожили бы каждого, кто появился со стороны реки; немного дальше было еще две батареи по шесть пушек, державших под обстрелом берег. На горе было несколько складов с боевым снаряжением и провиантом… В гору вела лестница, по которой поднимались в крепость. К западу от крепости имелась гавань… Перед крепостью также была недурная якорная стоянка, глубина воды достигала там восьми футов; в устье реки была скала, едва скрытая водой».

Согласно «Правдивому отчету…», 27 декабря 1670 года (6 января 1671 года) флибустьеры «тихо высадились на расстоянии четырех миль от крепости, в двенадцать часов ночи. К двум они находились на расстоянии выстрела друг от друга; а к трем часам проникли в их траншеи, где продолжали сражаться до восьми утра».

Эксквемелин более красноречив:

«Когда пираты подошли к крепости, испанцы встретили их залпом из тяжелых пушек и нанесли пиратам большой урон… Место, по которому должен был пройти отряд, чтобы захватить крепость, было совсем плоское и голое. Испанцы их видели, сами же оставались невидимыми. Отряд попал в тяжелое положение, пираты не знали, как лучше захватить крепость, которая застряла у них словно кость в горле. Вернуться назад они тоже не могли, дабы не опозориться перед своими товарищами. Поэтому они решили взять крепость штурмом, пусть бы даже она не стоила этого. Они храбро пошли в атаку с ружьями и гранатами, но испанцы были надежно прикрыты и не несли почти никаких потерь. Они стреляли сверху из пушек и мушкетов и кричали: “Vengan demas, perros ingleses enemigos de Dios у del Rey; Vosotros no habeis de ir a Panama!» Это означало: «Приведите и остальных, английские собаки, враги Бога и короля, вам все равно не пройти в Панаму!”

В конце концов пираты были вынуждены отступить».

Неудача под стенами форта Сан-Лоренсо ставила под угрозу срыва всю задуманную акцию по захвату Панамы. Брэдли, посовещавшись со своими людьми, решил в тот же вечер предпринять еще одну отчаянную попытку штурма. Подобравшись к стенам укрепления, флибустьеры швырнули за палисады пороховые гранаты и бросились вперед, но испанцы не дрогнули и смогли отбить и этот натиск. Выиграть сражение штурмующим помог случай, весьма ярко описанный Эксквемелином:

«Одному из пиратов пробили стрелой плечо (Ян Эрасмус утверждает, что это был Рок Бразилец . – В.Г. ). Кляня все на свете, он вытащил ее, схватил кусочек ситца, который был у него в кармане, обмотал стрелу и сунул ее в огонь. Стрела вспыхнула, он забил ее в ружье и выстрелил в один из крепостных домиков, покрытый пальмовыми листьями. Его товарищи поступили так же. Вскоре они изловчились и подожгли два или три дома. Испанцы были так увлечены обороной, что даже не заметили, как занялась у них над головой крыша; от пожара взорвалась часть порохового запаса, и много испанцев погибло. Пираты, завидя взрыв, стали наступать еще яростнее, но пожар не поколебал испанцев, они стали гасить огонь. Однако воды им не хватало, чтобы остановить пламя… Как только пираты заметили, что огонь усилился и перешел на другие дома внутри крепости, они догадались, как зажечь ее и снаружи. Сначала они пытались поджечь палисады. Однако дело это оказалось тяжелым, и пираты понесли большие потери. В ров, куда спустились пираты, испанцы бросали горшки с порохом, вставляя в эти бомбы горящие фитили. Много пиратов погибло. Но остальные шли на штурм, несмотря на сопротивление испанцев. К ночи палисады охватил огонь, и пираты ползком пробирались через завесу пламени… К утру все палисады сгорели дотла. Земля начала оседать в ров, а вместе с ней стали отваливаться и пушки. Испанцы остались без защиты, но продолжали мужественно отстреливаться. Губернатор крепости отдал жестокий приказ: несмотря ни на что, ни один человек не должен был покидать свой пост. Он велел подкатить к бреши, образовавшейся от пожара, новые пушки и продолжать стрельбу. Однако когда укрытий не стало, испанцы пали духом. Пираты, ослепленные яростью, уже не могли приметить ни одного защитника крепости – то ли они где-то прятались, то ли уже бежали.

Между тем огонь разрастался. Как только была прорублена большая брешь, пираты сами стали тушить пламя, засыпая его землей. Часть пиратов принялась тушить пожар, часть пустилась преследовать врага… Около полудня пираты [во главе с Яном Эрасмусом] прорвались через брешь, и, хотя огонь все еще пылал, губернатор с оставшимися двадцатью пятью солдатами сопротивлялся, причем те, кто уже не мог стрелять из ружей, дрались пиками или кидали в пиратов камни. Однако несмотря ни на что, пиратам удалось проникнуть в крепость и овладеть ею. Оставшихся в живых добили без пощады. Их сбросили в ров, где они переломали себе кости. Губернатор отступил к арсеналу, там стояли еще две пушки. Он решил защищаться до конца и не сдавался, поэтому пиратам пришлось убить его».

Ян Эрасмус Рейнинг, взявший на себя командование отрядом после серьезного ранения Джозефа Брэдли, водрузил над крепостью свой флаг.

По информации панамского губернатора, испанские солдаты «защищались с большой храбростью и решимостью, убив около двухсот человек и отбив более шести атак, пока англичане не взяли верх ночью с помощью своих зажигательных снарядов, предав огню фортификации, поскольку снаружи они были деревянными. Таким же образом они сожгли гауптвахту, или дом губернатора, покрытый пальмовыми листьями, и уничтожили в нем все доброе оружие. Было убито около половины людей, также лейтенант и комендант, которые вели себя очень храбро, и если бы не пожар, враг никогда не одолел бы их». Губернатору доложили, что флибустьеры проникли в крепость «через пост, называемый Сан-Антонио, и выстрелили из пушки, заряженной мушкетными пулями, чем нанесли огромный урон, положив конец исполнению обязанностей коменданта, лейтенанта и всех тех солдат, которые не захотели просить пощады».

Позже испанская корона выплатила 1000 дукатов родителям погибшего коменданта крепости, поблагодарив их за то, что они воспитали такого храброго сына.

Эксквемелин и Ян Эрасмус сообщают, что при захвате Сан-Лоренсо флибустьеры потеряли больше 100 человек, около 60 человек было ранено. Уильям Фогг писал в своем отчете, что в бою пали капитан Брэдли, его заместитель Пауэлл и еще 150 человек. Морган утверждал, что испанцы потеряли 360 человек, «тогда как наши потери составили 30 убитыми и 76 ранеными, среди них – храбрец Брэдли, который умер [от ран] спустя десять дней».

Немногим уцелевшим пленникам велели перенести трупы убитых испанских солдат с горы в долину и там похоронить их. Раненых испанцев отнесли в церковь, в которой укрывались женщины.

Тем временем Морган, остававшийся на Санта-Каталине, приказал грузить на суда провиант и сниматься с якорей. Выйдя в открытое море, пиратский флот взял курс на крепость Сан-Лоренсо. 2 (12) января он подошел к устью реки Чагрес. «Как только Морган увидел над крепостью английский флаг, – сообщает Эксквемелин, – он тут же вошел в реку. Но его корабль [ «Сэтисфекшн»] и еще три судна наскочили на утес в самом устье реки. Правда, Морган не потерял ни одного человека. У пиратов не было времени, чтобы перенести грузы на берег, устранить последствия аварии: внезапно налетел северный ветер, разбил суда в щепки и выбросил их на берег».

Согласно отчету Фогга, «при проходе через отмель адмиральский корабль, который был остановлен встречными ветрами, и еще шесть малых судов потерпели крушение, и десять человек утонуло». Сам Морган писал, что пострадало пять судов, включая флагман. В числе разбившихся было также судно «Сан Томас» капитана Хамфри Фёрстона, владелец которого, Джордж Холмс, позже требовал от адмирала возместить ему стоимость потерянного парусника.

Отремонтировав с помощью пленных испанцев и негров-рабов захваченный форт, Морган решил не мешкая готовиться к походу через перешеек. Пираты снарядили несколько обнаруженных близ устья реки плоскодонок и установили на каждую из них по несколько пушек, а также спустили на воду все каноэ, которые имелись на борту кораблей.

Эксквемелин утверждал, что в крепости были оставлены 400 человек и еще 150 – на судах, стоявших в устье. Морган в своем отчете отмечал, что для охраны захваченного форта и пиратской флотилии он оставил 300 человек под командованием майора Ричарда Нормана. Все остальные разбойники (по разным оценкам – от 1200 до 1400 человек) должны были участвовать в экспедиции к тихоокеанскому побережью. При этом отряд не взял с собой никаких припасов, надеясь пополнить их в тех местах, где выше по течению испанцы соорудили засады.

8 (18) января (по данным Моргана – «в понедельник девятого») флотилия флибустьеров двинулась в беспрецедентный поход через Панамский перешеек. По данным Эксквемелина, в ее составе было пять небольших судов и 32 каноэ; в «Правдивом отчете…» указывается, что флибустьеры имели семь судов и 36 лодок.

Глава 36. Поход отряда Моргана через джунгли Панамского перешейка

Вернемся к повествованию Эксквемелина, которое до сих пор остается наиболее живописным и подробным описанием панамской экспедиции.

«В первый же день они (флибустьеры . – В.Г. ) прошли примерно шесть испанских миль и к вечеру достигли места, которое называлось Рио-де-дос-Брадос, где часть отряда сошла на берег, чтобы отоспаться; на плаву об этом нечего было и думать – в такой тесноте сидели на палубах. На берегу были возделанные поля. Пираты надеялись найти какие-нибудь овощи или фрукты, чтобы утолить голод, однако испанцы унесли буквально все и дома оставили совершенно пустыми. Пираты расположились на ночлег, надеясь, что на следующий день им удастся найти, чем набить желудок. На этот раз у них хоть был табак, и они курили вволю».

На рассвете следующего дня (9 января – по Эксквемелину и Яну Эрасмусу, 10 января – по Моргану) флибустьеры двинулись дальше и к полудню достигли деревни Крус-де-Хуан-Гальего. Здесь, по данным Яна Эрасмуса, четыре судна со 160 людьми вынуждены были повернуть назад. Эксквемелин пишет, что в этом месте пираты «должны были оставить свои корабли, потому что река стала очень мелкой – в верховьях ее давно не было дождей. Кроме того, в воде плавало много бревен, которые мешали продвигаться дальше, и приходилось предпринимать большие усилия, чтобы проводить корабли через эти заторы. Проводники сказали нам, что в двух-трех милях выше начинается участок, где удобно идти берегом; решено было часть отряда направить по суше, а часть – по воде на каноэ. В этот вечер команды пожелали остаться на кораблях: ведь в случае нападения многочисленного отряда они все равно должны были бы отойти на суда, под защиту корабельных пушек. Когда Морган двинулся дальше, он оставил на кораблях сто шестьдесят человек. Им было запрещено сходить на берег, чтобы никто из них не попал в плен и чтобы никто не узнал численность экипажей».

По свидетельству самого Моргана, он оставил для охраны кораблей и лодок 200 человек под командованием капитана Роберта Деландера. Этот человек не был типичным флибустьером, и его участие в антииспанской экспедиции объяснялось желанием получить сатисфакцию за те незаконные действия, которым он подвергся со стороны испанских колониальных властей. Еще в октябре 1664 года его торговое судно было потрепано штормом у берегов Кубы. Нуждаясь в срочном ремонте, Деландер обратился за помощью к губернатору Гаваны, но тот велел арестовать и судно, и его команду. Пленников отправили в Севилью, где они провели в заключении девять месяцев. Выйдя на свободу, Деландер сначала отправился в Англию, затем перебрался оттуда на Ямайку и в 1670 году записался добровольцем в экспедицию Моргана.

«На следующий день, это уже был третий по счету, ранним утром несколько пиратов вышли в сопровождении проводника, чтобы поглядеть, можно ли высадиться на берег, – продолжает своё повествование Эксквемелин. – Пираты, естественно, опасались, что враги могут устроить засаду: ведь леса на побережье были очень густые; кроме того, вокруг тянулись болота, и это еще больше осложняло все дело. Морган счел необходимым высадить часть отряда на каноэ в местечке Седро-Буэно; вечером каноэ вернулись и забрали еще одну партию. Пираты рвались в бой, чтобы раздобыть чего-либо съестного – уж больно они страдали от голода.

На четвертый день большинство пиратов уже шло по суше, их вел провожатый; часть отправилась на каноэ с другими проводниками. Они плыли на двух каноэ впереди флотилии на расстоянии примерно трех мушкетных выстрелов и должны были первыми обнаружить засады испанцев. Но у испанцев были лазутчики, которые обогнали пиратов и сообщили обо всем, что видели; они предупредили испанцев о приближении пиратов за полдня до того, как те появились. К обеду отряд добрался до селения Торна-Кабальос. Там их уже поджидали ушедшие вперед каноэ, которые обнаружили испанскую засаду. Пираты тотчас же приготовились к бою, да с таким воодушевлением и радостью, будто шли на свадьбу, надеясь разживиться пищей и питьем. Они теснили друг друга, каждый стремился вырваться вперед; однако захватив укрепление, они убедились, что птицы покинули гнездо; нашли они здесь лишь полтораста кожаных мешков из-под хлеба и мяса, в них лишь несколько краюшек хлеба, а этого было явно недостаточно, чтобы накормить такую ораву. Хижины, построенные испанцами, были снесены. Поскольку ничего больше не было, пираты съели кожаные мешки, да с таким аппетитом, словно это было мясо. Каждый готовил их по своему вкусу, некоторые даже дрались из-за них; кто успел захватить мешки, были рады, что им достался лакомый кусочек. Вероятно, в этой засаде было не меньше пятисот испанцев. Передохнув и немного утолив голод кожей, пираты снова отправились в путь.

К вечеру они достигли поста Торна-Муни, где была устроена еще одна засада. Однако и ее испанцы покинули. Это открытие не вызвало у пиратов радости: я говорю радости, а не печали, потому что, нарвись пираты на испанцев, они испытали бы истинное счастье, бой окрылял их надеждой на пищу и питье. Вторую засаду они захватили мгновенно и сразу принялись за поиски съестного, однако, увы, испанцы оставили очень мало пищи; поэтому те, у кого не было даже кожи, должны были довольствоваться только водой…

На следующий день, пятый по счету, с наступлением дня пираты двинулись дальше. К обеду добрались до местечка под названием Барбакоа, где наткнулись на еще одну покинутую засаду. Вокруг было много возделанных полей, и пираты отправились обшаривать их в надежде хоть как-нибудь утолить страшный голод. Однако испанцы и здесь почти ничего не оставили. В конце концов после долгих поисков, обнюхав и обшарив все углы, пираты заметили яму, которая, очевидно, была вырыта совсем недавно; в ней оказалось два мешка муки, две большие бутыли вина и бананы. Морган, зная, что от голода многие его люди размякли и ослабели, отдал приказ разделить найденные запасы между теми, кто в этом больше всего нуждался. Когда пираты кое-как утолили голод, отряд снова отправился в путь; те, кто от усталости уже не мог идти, сели в каноэ, а те, кто до этого плыл в них и раньше, сошли на берег. Так они плелись до самого позднего вечера, пока не добрались до какого-то поля и там заночевали. Испанцы и здесь поступили так же, как и в других местах, – они опустошили плантацию».

Из рассказа Эксквемелина видно, что испанцы сдавали все свои позиции на пути следования флибустьеров без малейшего сопротивления и, отступая, прибегали к тактике выжженной земли. Необходимо, впрочем, уточнить, что почти на всех сторожевых постах должны были находиться не испанские солдаты, а ополченцы из числа мобилизованных индейцев, метисов, мулатов, негров и самбо. Губернатор Панамы позже с горечью писал:

«Получив несчастные новости о потере этой значительной крепости [Сан-Лоренсо-де-Чагрес], каковые на реке были восприняты с изумлением, и опасаясь, что англичане могут подняться к ним с двумя тысячами человек, Луис де Кастильо, капитан мулатов, которому комендант [Франсиско Гонсалес] Саладо велел отправиться на его пост в место, именуемое Барро Колорадо, созвал военный совет из офицеров, находившихся под его командованием, и, не получив от меня никакого приказа или полномочия к тому, отступил к Барбакоа, покинув свой пост, не встретившись с врагом лицом к лицу. Комендант Саладо сделал то же самое, оставив укрепления Барбакоа, и отступил со своими людьми к Крусес (Вента-де-Крусес . – В.Г. ). Перед этим я впервые узнал о потере крепости Чагре. Два метиса, именуемые Соллисами, и негр из Верагуа предложили с сотней людей вернуть крепость и либо рассеять врагов, ежели те попытаются подняться вверх по реке, либо задержать их. Опасаясь, что они могут взять крепость Сантос, я отправил Хиля де ла Торе, который находился там в качестве лейтенанта, управлять ею и защищать ее. Но никто из них не справился со своим заданием; ибо, хотя я и отправил с этими Соллисами двести пятьдесят отборных человек вместо ста, желаемых ими, они, встретив врага на реке, не отважились сразиться с ним, как должны были сделать, и не пошли отвоевывать крепость Чагре, а предпочли обойти вокруг горы и выйти к Капире, после чего все рассеялись, так и не сделав ничего путного».

Вернемся, однако, к войску Моргана.

«На следующий день, а это был день шестой, будить никого уже не надо было – всех томила голодная бессонница, – пишет Эксквемелин. – Пираты продолжали путь обычным образом: одни шли через лес, другие плыли на каноэ. Когда делали привал, кто-нибудь отправлялся в лес в поисках пищи; одни ели листья, другие – семена деревьев или траву, настолько все оголодали. В тот же день пиратам удалось дойти до плантации, на которой стояла хижина, набитая маисом; ее тотчас же разнесли, и каждый получил столько маиса, сколько хотел; его ели прямо из горсти. Поделив маис, пираты отправились дальше; примерно через милю они наткнулись на индейскую засаду. Пираты бросили маис, надеясь, что встретят здесь людей и найдут съестные припасы, но, подойдя поближе к тому месту, где видели индейцев, не нашли ни людей, ни продовольствия; только на другом берегу они заметили сотню индейцев, пустившихся наутек. Кое-кто из пиратов бросился в воду, чтобы догнать индейцев; они решили, что если не будет ничего съестного, то съедят самих беглецов. Однако индейцы моментально скрылись в зарослях и успели ранить при этом двух или трех пиратов, причем один был убит наповал. Индейцы закричали: “На, perros, a la savanna, a la savanna!” Это означало: “Вот вам, собаки, какова саванна!” Пираты в этот день уже не могли идти дальше, ибо, чтобы продолжать путь, надо было переправиться на другой берег.

На ночлеге они стали роптать. Одни хотели вернуться назад, другие – таких было большинство – принялись ругать их. Однако вскоре все ожили: один из проводников сказал, что неподалеку должно быть селение, жители которого, без сомнения, окажут сопротивление, и там найдется кое-что съестное.

На следующий день, это был уже день седьмой, пираты проверили и прочистили ружья, чтобы при встрече с врагами не случилось осечки. Потом они переправились на каноэ на другую сторону реки; место, где они ночевали, называлось Санта-Крус. Когда все переправились и привели себя в порядок, отряд тронулся, надеясь напасть на защитников селения и, как я уже говорил, утолить голод».

По данным самого Моргана, ударную группу пиратов, продвигавшуюся в авангарде, возглавлял капитан Томас Роджерс. За оборону Санта-Круса и сторожевых постов, стоявших на пути следования пиратов, отвечал комендант Франсиско Гонсалес Саладо. Последний, однако, не проявил должного мужества и продолжал отступать.

«Около полудня они подошли к деревне Крус и увидели густой дым, – рассказывает Эксквемелин. – Все приободрились – испанцы, мол, уже готовят вертелы, чтобы встретить нас. Однако когда они подошли поближе, то убедились, что хоть огонь и полыхал, но пищи никакой в этом месте не было: испанцы сожгли все постройки, исключая укрепления и казенные скотные дворы. Коров, которые паслись неподалеку, куда-то увели, так что нигде не было ни одной скотины, кроме собаки, которую пираты тотчас же убили и разодрали на части. В королевском складе нашли не то пятнадцать, не то шестнадцать глиняных сосудов с испанским вином и кожаный мешок с хлебом. Пираты, захватив вино, напились без всякой меры и чуть не умерли, и их вырвало всем, что они ели в пути, листьями и всякой прочей дрянью, – всем, чем они набили себе желудки. Им невдомек была истинная причина, и они было подумали, что испанцы добавили в вино яд; на следующий день они не в состоянии были передвигаться и вынуждены были заночевать в селении Крус, которое они накануне разорили… В это селение по реке приходят суда, потому что здесь есть склады, где хранят товары; отсюда грузы везут на ослах в Панаму. Морган был вынужден оставить каноэ и со всем своим отрядом двинулся по суше, а каноэ он вернул назад, туда, где остались корабли. Одно каноэ он приказал спрятать, чтобы в случае необходимости использовать его для связи с остальными пиратами.

Неподалеку от селения и на полях, окружавших его, пираты временами замечали испанцев и индейцев. Поэтому Морган решил сделать высадку с отрядом по меньшей мере в сто человек. Несмотря на голод, на предложение Моргана откликнулось довольно много пиратов. Они разбились по трое и по четверо, а также группами в пять-шесть человек и отправились на поиски пищи. Индейцы и испанцы, которые внимательно наблюдали за их действиями, напали на одну из таких партий и захватили ее в плен; остальные пираты вернулись и сообщили об этом Моргану, однако Морган скрыл от пиратов этот случай, чтобы они не пали духом, а на ночь выставил сильную стражу.

На следующий день, это был день уже восьмой, Морган двинулся к Панаме. Он выслал вперед хорошо вооруженный отряд в двести человек, дабы разузнать, нет ли на пути засад. Сделать их было очень легко: дорога сузилась и стала почти непроходимой; по ней могли идти не больше двенадцати человек в ряд, местами она была еще уже. Часам к десяти пираты подошли к местечку Кебрада-Обскура. Там в них выпустили три или четыре тысячи стрел, причем откуда сыпались эти стрелы, нельзя было понять. А затем дорога вступила в ущелье и так сузилась, что по ней едва мог пройти только один навьюченный осел. Это вызывало большую тревогу, поскольку пираты никого не видели, а стрелы сыпались на них градом. Они храбро бросились в лес, некоторые открыли огонь по испанцам, которые показались на склонах ущелья, но те через заросли отошли в глубь леса, к выходу из теснины, и там встретили пиратов тучей стрел. Испанцам помогал отряд индейцев, причем индейцы держались очень стойко до тех пор, пока не ранило их командира; он пытался подняться, чтобы поразить одного из пиратов дротиком, но был убит и остался лежать на месте рядом с еще двумя или тремя павшими в бою индейцами. Пираты шли на все, только бы захватить пленных, но это никак не удавалось, потому что индейцы бегали значительно быстрее. В этом бою пираты потеряли восемь человек убитыми и десять ранеными, и если бы у индейцев было чуть больше выдержки, ни один из пиратов не ушел бы живым; к тому же индейцы стреляли из луков через заросли, из-за деревьев их стрелы в полете теряли силу и, никого не поражая, падали на дорогу».

По свидетельству Фогга, в этом бою флибустьеры потеряли лишь одного человека, тогда как у индейцев погибло около тридцати человек, включая их касика.

Эксквемелин продолжает: «Немного спустя пираты вышли в большую долину, сплошь заросшую травой; все вокруг было видно далеко, и пираты заметили на горе несколько индейцев, недалеко как раз от той дороги, по которой им предстояло идти. Когда раненые были перевязаны, пятьдесят наиболее проворных пиратов тут же погнались за индейцами, чтобы взять кого-нибудь из них в плен, однако все было тщетно. Но как только все пираты двинулись вперед, индейцы снова вынырнули перед ними и закричали, как и прежде: “A la savanna, a la savanna, Cornudos perros ingleses!” Они были на горе, и пираты, находясь в долине, предположили, что где-то должна быть еще одна засада. Чтобы обезопасить путь, Морган послал вперед двести человек, а остальных пиратов оставил на склоне горы. Как только испанцы или индейцы увидели спускавшихся в долину пиратов, они тотчас же туда помчались, словно хотели вступить в бой, но скрылись из виду и ушли через лес, оставив пиратов в покое. Вечером начался дождь, поэтому пираты уклонились в сторону, чтобы отыскать место для ночлега и там подсушить оружие. Но индейцы сожгли все свои жилища и увели коров, так что, страдая от голода, пираты были вынуждены вернуться. Они нашли несколько жилищ, но ничего съестного там не было. Все люди не могли разместиться в этих хижинах, поэтому от каждой группы было выделено несколько человек, чтобы охранять оружие, которое и сложили в хижинах… Остальные спали под открытым небом, но сон был плохим, потому что дождь лил всю ночь не переставая».

Тем временем губернатор Панамы, страдая как от известий о быстром приближении врага, так и от рожистого воспаления на правой ноге (из-за чего ему трижды делали кровопускание), заставил себя встать с постели, одеться, облачиться в доспехи и почти со всеми наличными силами выехать из города в соседнюю деревню Гуйябаль. В своем отчете он позже напишет:

«С собой я взял восемьсот человек и три сотни негров, которые были прислужниками и рабами по контракту. И из вышеназванного места [Гуйябаля] я отправил в Крусес три сотни людей, среди которых пошла сотня индейцев из Дарьена с их командирами; к ним я питал больше доверия и был о них более высокого мнения, чем о других, пока что не проявивших смелости исполнить что-либо.

Находясь днем в Гуйябале, где мои люди восстанавливали силы, я получил письмо от капитана-негра по имени Прадо, в котором он заверил меня, что враг движется против нас в количестве двух тысяч человек; эти новости так расстроили моих людей, что они стали докучать мне и понуждать вернуться в город, заявляя, что в нем они будут защищаться до конца. Но в то время укрепить его было невозможно, он имел много входов, и все дома были построены из дерева. И как только враги сделали бы брешь, мы быстро оказались бы перед лицом их неистовства и принуждены были бы плачевно спасать себя. В силу означенных доводов я не согласился с ними. На следующее утро на рассвете я обнаружил, что со мной осталось не более трети моих людей, остальные покинули меня. Так что я был вынужден вернуться в город, дабы убедить их сражаться возле Панамы – иного выхода не было».

Пока дон Хуан Перес де Гусман совершал свои бестолковые маневры, войско флибустьеров продолжало неумолимо приближаться к Панаме.

«На следующий день, день девятый, когда забрезжила заря, причем было еще весьма прохладно, Морган приказал снова отправиться в путь, и путь этот был труднее, чем когда бы то ни было прежде, потому что солнце палило немилосердно, – читаем у Эксквемелина. – Спустя два или три часа пираты заметили десятка два испанцев, которые следили за их действиями. Пираты попытались догнать их, но тщетно: испанцы были очень хитры и хорошо знали дорогу, и когда пираты думали, что испанцы где-то впереди, оказалось, что они идут в хвосте отряда. Наконец пираты взобрались на гору (примерно в 9 часов утра; с тех пор ее называют Горой буканьеров . – В.Г. ), откуда открылся вид на Южное море и на большой корабль с пятью или шестью барками: суда эти шли из Панамы на острова Товаго и Тавагилья. Тут отвага снова наполнила сердца пиратов; и еще больше они возликовали, когда спустились с горы в обширную долину, где паслось много скота. Они тотчас же разогнали стадо и перебили всю скотину, которую удалось им догнать. Все делалось очень рьяно: одни пираты охотились, другие разводили огонь, чтобы без промедления приступить к приготовлению пищи. Кто волок быка, кто корову, кто лошадь, кто осла; туши тотчас же разрубили и неободранные куски мяса бросили в огонь; едва опалилась шерсть, как пираты накинулись на сырое мясо так, что кровь текла по их щекам. В разгар пиршества Морган приказал бить ложную тревогу: кто вскочил, кто пустился бежать, однако никто не расстался с мясом, свои куски они прихватили с собой. Наконец [около 4 часов пополудни] все собрались и построились для дальнейшего похода. Отряду почти в пятьдесят человек было приказано выступить вперед, чтобы добыть пленных, поскольку Морган весьма опасался, что так и не получит никаких сведений о силах испанцев. Вечером снова показался отряд испанцев человек в двести, они что-то кричали, однако понять ничего было нельзя; за ними погнались, но испанцы словно провалились сквозь землю. Пройдя еще немного, пираты заметили башни Панамы, трижды произнесли слова заклятия и принялись кидать вверх шляпы, заранее уже празднуя победу. В эту ночь они решили выспаться, надеясь вступить в Панаму на следующий день рано утром. Они расположились в чистом поле и стали бить в барабаны, трубить в трубы и махать флажками, будто наступил большой праздник. На звуки труб прискакало около пятидесяти всадников, которые остановились на расстоянии выстрела; у них тоже были при себе трубы, и, дудя в них, они кричали: “Mañana, mañana perros nos veremos!” (“Завтра, завтра, собаки, мы вернемся!”) С этим они ускакали, оставив на месте человек семь или восемь для наблюдения за пиратами. Однако дозор этот не встревожил пиратов: все принялись резать траву, сооружая себе на ночь постель. Отряд в двести человек, который был выслан вперед, вернулся и попытался поймать испанцев. Пираты вообще не очень-то тревожились: мясо у них еще оставалось, а наелись они досыта. Каждому из них было заранее сказано, что делать, если ночью нападут испанцы; вокруг лагеря (если это стойбище можно было назвать лагерем) выставили караулы. Испанцы всю ночь вели из города огонь из тяжелых пушек».

Глава 37. Сражение под стенами Панамы

Накануне сражения в Панаме прошли пышные празднества и молебны. Дон Хуан Перес де Гусман предпринимал последние титанические усилия, чтобы воодушевить своих солдат и ополченцев на битву с грозным противником.

«Я прибыл в субботу вечером в Панаму, а в воскресенье утром пошел в большую церковь, где с великим благочестием получил святое вероисповедание пред ликом нашей Блаженной Божьей Матери Непорочного Зачатия. Затем я отправился к главной страже, и ко всем, кто присутствовал там, обратился следующим образом. Чтобы все истинные католики, защитники веры, преданные нашей Богородице Чистого и Непорочного Зачатия, последовали за мной в тот же день в четыре часа пополудни, дабы выйти навстречу врагу, с предупреждением, что тот, кто откажется сделать это, будет арестован за бесчестие, трусость и подлое пренебрежение своим долгом.

Все предложили мне свое содействие, кроме тех, кто сбежал от меня в Гуйябале; и приведя их в должный порядок, я повел основную их часть к главной церкви, где пред ликом нашей Богородицы Чистого и Непорочного Зачатия поклялся умереть, защищая Ее. И я отдал Ей кольцо с бриллиантом стоимостью сорок тысяч пиастров в знак моей покорности, с клятвой на устах и сердечной мольбой к Ней о помощи. И все присутствующие с большим воодушевлением принесли такую же клятву.

Образы Чистого и Непорочного Зачатия впервые со дня сражения в крепости Чагре были пронесены во время общего шествия, в котором приняли участия все религиозные общины и братство кафедрального собора Святого Франциска, а также монахини Богородицы из [монастырей] Росарио, Сан-Доминго и Мерседес, вместе со всеми святыми и покровителями религиозных общин. И все святейшие таинства во всех церквах были открыты и выставлены на всеобщее обозрение. Были проведены мессы, дабы мне сопутствовал успех. Я разделил со всеми мои драгоценности и реликвии, собранные во время моих странствий, пожертвовав их вышеназванным образам, святым и патронам.

После этого я прошел с моей армией примерно лигу от Панамы, имея при себе три полевых орудия… И с того места я приказал другому отряду с двумя другими пушками, состоявшему из людей, которые пришли с реки [Чагрес] в количестве более трехсот человек, двинуться в сторону врага, но он не сделал ничего путного.

Этот корпус людей, который я означенным образом привел с собой, состоял из двух видов: доблестных военных и лишенных мужества подлецов, многие из которых все свое имущество или плату, положенную им, оставили в крепости Чагре и в Пуэрто-Бельо, а большая часть моих людей состояла из негров, мулатов и индейцев – всего около тысячи двухсот, не считая еще двухсот негров из числа завербованных. У нас было мало ручного огнестрельного оружия, и оно было плохим по сравнению с тем, что нес враг. Ибо у нас имелись карабины, аркебузы и охотничьи ружья, но было мало мушкетов, поскольку их также оставили в Пуэрто-Бельо и Чагре.

Итак, мы сформировали армию из двух батальонов и кавалеристов, каковых было две сотни, сидевших на утомленных лошадях; их привели туда вместе с двумя большими стадами волов и быков, пригнанных пятьюдесятью погонщиками в надежде расстроить ряды врага. Вся армия выглядела живой и отважной, горевшей желанием ринуться в бой и не желавшей придерживаться каких бы то ни было правил для поднятия духа. Вот то, что я видел, и они сказали мне, что способны поразить врага, словно молния».

По данным Фогга, войско испанцев насчитывало 700 кавалеристов и около 2 тыс. пехотинцев. Морган в своем отчете утверждал, что у испанцев было 600 всадников и 2100 пехотинцев. Иные данные приводит Ян Эрасмус: 2400 пехотинцев, 400 кавалеристов, от 600 до 700 индейцев и «большое количество негров».

На рассвете 18 (28) января 1671 года Морган поднял свой лагерь и двинулся к Панаме под грохот барабанов с развевающимися знаменами красного и зелёного цветов. Проводники, однако, предупредили его, что «лучше было бы здесь свернуть с большой дороги и поискать другой путь, ибо испанцы на главной дороге, безусловно, устроили засады и, сидя в них, могут причинить много вреда». Вняв этому совету, Морган повел своих людей через лес по холмам Толедо и спустился на равнины Матаснильос. Там флибустьеры заняли позицию на склонах возвышенности, известной с тех пор под названием Передовая гора, где болото и заливные луга надежно прикрывали один из их флангов. Отсюда была видна вся равнина от отрогов сьерры до побережья Тихого океана; в центре этой панорамы лежала, как на ладони, Панама.

«В среду утром враг обнаружил себя идущим в направлении нашего тыла тремя эскадронами, в которых они имели две тысячи триста человек, как я точно узнал впоследствии, но раз за разом они образовывали круг, продвигаясь вперед к фронту нашей армии, – рассказывает дон Хуан. – Я назначил командиром нашего левого крыла [коменданта Пуэрто-Бельо] дона Алонсо де Алькаудете, командиром правого крыла – губернатора Верагуа дона Хуана Портуондо Боргеньо, а в центре – сержант-майора [Панамы дона Хуана Хименеса]. К этому я добавил прямое указание, чтобы никто не двигался с места без моего приказа и чтобы, приблизившись на расстояние выстрела, три первых шеренги произвели огонь с колена, а после этого залпа они должны были уступить место арьергарду, чтобы ему продвинуться вперед и выстрелить, и чтобы, даже увидев, что кто-то упал мертвым или раненым, они не покинули свою позицию, а до конца соблюдали этот порядок».

Морган, готовясь к сражению, разделил свое войско на три батальона и построил в виде терции. Авангард из 300 охотников-буканьеров и корсаров возглавили подполковник Лауренс Принс и майор Джон Моррис. «Ядро» состояло из 600 флибустьеров, причем правое крыло находилось под командованием самого Моргана, а левое – под командованием Эдварда Коллира. Арьергард из 300 корсаров возглавил полковник Бледри Морган.

Мы имеем возможность сравнить, как описывали начавшееся сражение губернатор Панамы, Эксквемелин и Морган.

«Я был в это время на правом крыле авангарда, – рассказывает дон Хуан, – ожидая приближения врага; оно происходило быстро, пешим порядком, с холма в довольно узком месте, на расстоянии примерно трех мушкетных выстрелов от левого крыла нашей армии. И тут неожиданно я услышал громкий шум и выкрики: “Нападаем, нападаем, чтобы рассеять их!”. Однако дон Алонсо де Алькаудете не смог ни удержать их в строю, ни пресечь их бегства, хотя он и рубил их шпагой, но они все пришли в замешательство; и я, хорошо зная фатальность этого, дал команду, чтобы они двинули стадо скота и ударили кавалерией. И тут же сам стал во главе эскадрона на правом крыле, крича: “Вперед, ребята, теперь осталось лишь одно – или победить, или умереть! За мной!”. Я двинулся прямо на врага, но едва наши люди увидели, как кто-то упал мертвым, а кто-то раненым, они сразу же повернули назад и убежали, оставив меня лишь с одним негром и слугой, которые сопровождали меня. Все еще двигаясь вперед в соответствии с моим обещанием Деве Марии умереть, чтобы ее защитить, я получил пулю в жезл, который держал в руке прямо возле щеки. В этот момент ко мне подскочил священник из большой церкви по имени Хуан де Дьос (который собирался провести мессу в моем доме), умоляя меня отступить и спасти себя, на что я дважды резко ответил отказом. Но на третий раз он проявил настойчивость, заявив мне, что подобное поведение – сущее безумие по отношению к Богу и не подобает христианину. С тем я и отступил, и это было чудо от Девы – сберечь меня от попадания многих тысяч пуль.

После этого я попытался со всей энергией убедить солдат повернуться лицом к врагу, но всё было напрасно…».

Свою, более подробную, версию боя приводит Эксквемелин:

«Буканьеры двинулись вперед, остальные последовали за ними, спустились с холма, а испанцы уже поджидали их на широком открытом поле. Когда большая часть пиратов спустилась в долину, испанцы стали кричать: “Viva el Roy!” (“Да здравствует король!”). Одновременно пиратов атаковала конница, но тут всадникам помешало болото, и они продвигались очень медленно. Двести охотников, на которых как раз и мчались всадники, подпустили их поближе. Часть буканьеров вдруг встала на колено и дала залп, потом то же самое сделали остальные, так что огонь велся беспрерывно. Испанцы же не могли причинить им никакого вреда, хотя стреляли довольно метко и делали все, чтобы отбить пиратов. Пехота попыталась прийти коннице на помощь, но ее обстрелял другой пиратский отряд. Тогда испанцы решили выпустить с тыла быков и привести пиратов в замешательство. Однако пираты мгновенно перестроились; в то время как остальные сражались с наступающими спереди, люди в арьергарде махали флажками, затем дали по быкам два залпа; быки обратились в бегство вопреки стараниям их погонщиков, которые побежали вслед за ними. Бой продолжался примерно часа два, пока испанская конница не была разбита наголову: большинство всадников было убито, остальные бежали. Пехота, убедившись, что нападение их кавалерии принесло мало пользы, и не имея дальнейших приказов, которые должен был бы отдать их предводитель, выстрелили из мушкетов, бросили их и побежали во всю прыть; пираты, измотанные голодом и утомленные долгой дорогой, не смогли пуститься в погоню. Некоторые испанцы, не надеясь на свои ноги, спрятались в зарослях тростника у небольших прудов, однако пираты находили их и тут же убивали, словно это были собаки. Они взяли в плен группу серых монахов; те предстали перед Морганом, но он приказал их перебить без всякой пощады, не желая выслушать от них ни единого слова. После этого к нему привели командира конницы, который был ранен в бою. Морган приказал допросить его, и тот сообщил, каковы у испанцев силы; он признался, что в бою участвовали четыреста всадников и двадцать рот пехоты, в каждой роте по сто человек, а также шестьсот индейцев, негров и мулатов и что в бой ввели две тысячи быков, чтобы расстроить ряды пиратов и затем перебить их всех до единого; кроме того, в различных местах города испанцы устроили баррикады из мешков с мукой, за которыми они поставили пушки со стороны той дороги, по которой должны были пройти пираты; были устроены редуты и на них установлено по восемь бронзовых пушек и выставлено пятьдесят человек».

Описание боя, которое дает в своей книге Эксквемелин, в целом соответствует «Правдивому отчету…», составленному на основе реляции Моргана:

«Наш адмирал, проведя смотр своих людей и подбодрив их, приказал всем офицерам идти исполнить полученные предписания. Тем временем неприятель, выстроившись в линию в выгодном месте, все еще оставался на месте и совершенно не хотел двигаться (хотя часто провоцировался нами), боясь потерять безопасную позицию в случае отступления. И наш адмирал, заметив это, немедленно отдал приказ, чтобы наши офицеры повернули наш корпус влево и попытались достичь соседнего холма; если бы мы им овладели, мы смогли бы тогда принудить неприятеля вступить в бой к их великому ущербу, поскольку он не смог бы ввести в бой одновременно весь свой большой корпус или больше людей, чем мы, учитывая, что нас было меньше; и мы получили бы, таким образом, преимущество как от ветра, так и от солнца.

Наши офицеры строго исполнили полученный приказ, и спустя короткое время мы заняли этот холм с небольшим сухим проходом, выгодным для нас. Таким образом, враг был вынужден ударить по нам в ходе спешного марша, не имея достаточно простора, дабы бросить вперед весь свой корпус, из-за большого болота, находившегося как раз у них за спиной и перед которым они преднамеренно выстроились в линию, рассчитывая поймать нас в ловушку. Но мы сменили нашу дислокацию так, что в итоге нанесли ущерб им самим.

Когда мы поступили указанным образом, дон Франсиско де Аро, который командовал их кавалерией, вместе со своими всадниками предпринял первую атаку на наш авангард, каковую он провел весьма яростно, летя на полном скаку. А поскольку у нас не было пик, наш адмирал отдал приказ сдвоить наши ряды справа и сомкнуть шеренги справа и слева, чтобы замкнуть строй. Но их пылкий командир не мог остановить свой стремительный бег, пока не упал, расставшись с жизнью во фронтальной шеренге нашего авангарда.

На этом движение их конницы справа прекратилось, и тогда выступила их пехота, надеясь испытать свою удачу; но они оказались такими же безуспешными, как и их товарищи. Ибо мы, приготовившись вместе с нашим главным корпусом встретить их, первым же залпом оказали им такой горячий прием и продолжали нашу работу с такой силой и проворством, что наши друзья-испанцы решили, что лучше всего им было бы отступить, и вскоре были так крепко побиты еще и нашим левым крылом, которое вначале не могло вступить в сражение (так как ему мешали холмы), что наши враги не смогли выстоять… и в конце концов все разом обратились в бегство.

Перед этим они использовали такую тактику, о которой редко можно услышать. Ибо пока пехота ударяла нас во фронт и фланги, они решили заставить два больших стада быков, в каждом – более тысячи голов, вклиниться в правый и левый угол нашего арьергарда с намерением разбить и рассеять нас. Сей проект мог, наверное, иметь эффект, если бы наш благоразумный адмирал с великим присутствием духа не сорвал их замысел, отдав приказ небольшому отряду стрелять в погонщиков, а не в скот, и это так сильно напугало остальных, что быки вскоре вынуждены были повернуть назад. Так что указанная тактика не сработала; они находились в столь великом смятении, что счастлив был тот, кто смог первым убежать в город. Там они имели две сотни свежих людей и два форта; в одном было установлено шесть бронзовых пушек, а в другом восемь. Они забаррикадировали все улицы и на многих из них тоже поставили большие пушки…».

Сражение выиграли флибустьеры. Около полудня барабанщики Моргана дали сигнал к всеобщему сбору. На поверке выяснилось, что убитых среди них почти не было, а ранено лишь несколько человек. Потери испанцев составили от 60 до 100 человек убитыми, не считая раненых. Дон Хуан Перес де Гусман с остатками своего войска отступил к Капире, а часть пехотинцев вместе с раненым Алонсо де Алькаудете ушла в сторону Пуэрто-Бельо.

Воодушевленные первым успехом, флибустьеры под прикрытием пленных направились к городу. Там им открылось нежданное зрелище: все улицы были перекрыты баррикадами, сложенными из мешков с мукой, на которых были установлены пушки. Взять их оказалось намного труднее, чем сражаться с противником в открытом поле. Тем не менее, через два часа Панама оказалась во власти англичан и французов.

В отчете Моргана указывается, что, войдя в город, они нашли в нем две сотни испанских солдат, два форта, а на каждой улице – баррикады, на которых было установлено в общей сложности 32 бронзовые пушки. Вместо того чтобы защищаться из последних сил, испанцы поспешно подожгли порох в главной крепости, и она взлетела на воздух, забрав жизни сорока не успевших эвакуироваться солдат. Небольшое сопротивление пиратам было оказано на Пласа-Майор, или Главной рыночной площади, но к трем часам пополудни захватчики стали хозяевами города. Их потери в тот день составили лишь пять человек убитыми и десять ранеными; испанцы потеряли в общей сложности около 400 человек.

«Как только сопротивление было подавлено, – пишет Эксквемелин, – Морган приказал собрать всех своих людей и запретил им пить вино; он сказал, что у него есть сведения, что вино отравлено испанцами. Хотя это и было ложью, однако он понимал, что после крепкой выпивки его люди станут небоеспособными. Впрочем, угроза появления врага была маловероятной».

Согласно «Правдивому отчету…» и испанским данным, когда флибустьеры вступили в Панаму, весь город уже был объят пламенем. Эксквемелин утверждал, что поджог был осуществлен пиратами:

«После полудня Морган приказал тайно поджечь дома, чтобы к вечеру большая часть города была охвачена пламенем. Пираты же пустили слух, будто это сделали испанцы. Местные жители хотели сбить огонь, однако это им не удалось: пламя распространилось очень быстро; если загорался какой-нибудь проулок, то спустя полчаса он уже весь был в огне и от домов оставались одни головешки… Внутри многие дома были украшены великолепными картинами, которые сюда завезли испанцы. Кроме того, в городе было семь мужских монастырей и один женский, госпиталь, кафедральный собор и приходская церковь, которые также были украшены картинами и скульптурами, однако серебро и золото монахи уже унесли. В городе насчитывалось две тысячи отличных домов, в которых жили люди иных званий; было здесь много конюшен, в которых содержались лошади и мулы для перевозки серебра к Северному берегу… Кроме того, там был великолепный дом, принадлежащий генуэзцам, и в нем помещалось заведение, которое вело торговлю неграми. Его тоже сожгли. На следующий день весь город превратился в кучу золы; уцелели лишь двести складов и конюшни: они стояли в стороне. Все животные сгорели вместе с домами, и погибло много рабов, которые спрятались в домах и уже не смогли вырваться наружу. На складах пострадало много мешков с мукой, после пожара они тлели еще целый месяц».

Эту информацию опровергает автор «Правдивого отчета…», писавший, что, войдя в город, «мы вынуждены были бросить все силы на тушение огня, охватившего дома наших врагов, которые они сами подожгли, чтобы не дать нам возможности ограбить их; но все наши усилия были напрасны, ибо к полуночи весь город сгорел, кроме части пригорода, которую благодаря великим стараниям мы ухитрились сберечь, включая две церкви и около трехсот домов».

Дон Хуан Перес де Гусман в своем отчете не скрывал, что город был подожжен самими жителями – «рабами и владельцами домов»; при этом пожар не затронул здания Королевской аудиенсии и Бухгалтерии, особняк губернатора, монастыри Ла-Мерсед и Сан-Хосе, отдельные жилища на окраинах и около 300 хижин негров – погонщиков мулов из предместий Маламбо и Пьерда-Видас.

Всю ночь флибустьеры простояли в окрестностях Панамы, а на рассвете снова вошли в город – точнее, в то, что от него осталось. Раненых доставили в церковь одного из монастырей, вокруг которой устроили арсеналы и установили орудийную батарею. Проведя смотр войскам, Морган и его офицеры констатировали, что во время захвата города погибло около 20 человек и примерно столько же было ранено.

Глава 38. Грабеж Панамы и ее окрестностей

Губернатор Панамы отмечал в своем отчете, что велел сжечь все суда и лодки, остававшиеся на побережье, но горожане не успели выполнить этот приказ. Пиратам удалось захватить одну барку в предместье Фаске. Когда испанцы, сетует дон Хуан, «собирались поджечь ее, враги быстро пришли и не дали это сделать, и с нею они причинили нам большой ущерб, ибо вместе с нею они захватили еще три [барки] и совершили великое опустошение всего, что нашли на островах Табога, Отоке и Лас-Ислас-дель-Рей, взяв и доставив оттуда много пленных.

После этого несчастья я приказывал всем людям, которых встречал, идти со мной в Нату, чтобы я попытался сформировать там армейский корпус и встретить англичан. Но когда я прибыл в этот город, я не нашел в нем ни одной души, ибо все убежали в горы.

Вот что случилось со мной в этом городе, откуда я отправил судно с плохими новостями о нашем несчастье в Перу; такие же известия я отправил по суше в Гватемалу и Мексику, а через Пуэрто-Бельо – в Испанию.

И хотя после я пытался несколько раз собрать армию, у меня ничего из этого не вышло, так как ни один человек не пожелал последовать за мной».

Бедный дон Хуан так и не признал своей вины в случившемся. Он был твердо убежден, что вся ответственность за потерю Панамы лежала на его подчиненных, отказавшихся выполнять его мудрые распоряжения. В конце своего отчета королю губернатор писал:

«Это, сир, было наказанием свыше, и то, что приключилось со мной, могло произойти даже с великим [конкистадором] капитаном Гонсало Фернандо де Кордовой, если бы его люди покинули его, ибо один в поле не воин… Все президенты вместе взятые, какие когда-либо имелись в этом королевстве, не смогли бы сделать и третьей части того, что сделал я, дабы предотвратить указанное несчастье…».

Проведя в Панаме неделю, Морган, по словам Эксквемелина, «послал отряд в сто пятьдесят человек в крепость Чагре, чтобы в тот же день известить ее гарнизон о счастливой победе. Через город отряд провожали все. Испанцы, стоявшие за городом, заметив их, отошли.

После полудня Морган снова вернулся в город, каждый отряд занял положенное ему помещение, а одна группа пиратов отправилась к руинам сожженных домов, где еще была надежда выудить знатную поживу: серебряную посуду и слитки серебра, которые испанцы бросали в колодцы. На следующий день было снаряжено еще два отряда, каждый по сто пятьдесят человек, чтобы разыскать жителей города, рассеянных по окрестностям. Через два дня пираты вернулись и привели с собой двести пленников – мужчин, женщин и рабов. В тот же день посланная Морганом барка вернулась еще с тремя захваченными барками, однако самый ценный приз – галеон («Сантиссима Тринидад» . – В.Г. ), груженный королевским серебром и драгоценностями самых богатых торговцев Панамы, – был упущен; исчезли и монахи со всеми церковными украшениями, серебром и золотом. На этом галеоне было семь пушек и десять или двенадцать мушкетов, и стоял он только под нижним парусом, причем у команды не была заготовлена вода. Пираты захватили шлюп с этого корабля с семью матросами. Эти испанские моряки и сообщили разбойникам обо всем, что уже было сказано. Кроме того, они добавили, что галеон не мог выйти без воды в открытое море, однако предводителю пиратов было намного милее пьянствовать и проводить время с испанскими женщинами, которых он захватил в плен, нежели преследовать корабль. На следующий день пиратские барки отправились на поиски галеона, но эти поиски оказались бесполезными, поскольку на корабле уже узнали, что пираты выходили в море и захватили шлюп. На галеоне тотчас же подняли паруса. Когда пираты увидели, что корабль ушел, они напали на барки, груженные различными товарами, которые направлялись на острова Товаго и Тавагилья, и затем вернулись в Панаму. По возвращении они сообщили Моргану обо всем, что произошло. Пленных матросов допросили, и те ответили, что догадываются, куда отправился галеон, однако за это время его команда могла получить пополнение. Морган приказал собрать все суда, которые были в Панаме, снарядить их и догнать корабль; пираты вышли в море на четырех барках с командой в сто двадцать человек. Они пробыли в море целых восемь дней, но никого не встретили. Галеон улизнул быстро и бесследно. У пиратов не было больше никакой надежды догнать этот корабль, и они решили отправиться на острова Товаго и Тавагилья. Там они повстречали судно, шедшее из Пайты; оно было гружено шелком, сукном, сухарями и сахаром; на нем было примерно на двадцать тысяч пиастров чеканного серебра. С этим судном и сопровождавшей его баркой, на которую они погрузили добро и пленных, захваченных на островах Товаго и Тавагилья, пираты вернулись в Панаму».

Корсарами, оперировавшими в Южном море, командовал уже известный нам капитан Роберт Сирл – тот самый, который отличился набегами на остров Тобаго в 1665 году и на город Сан-Аугустин во Флориде в 1668 году. На острове Taвога, ища беглецов, Сирл и его команда обнаружили тайный склад перуанского вина. Моряки тут же устроили попойку, и к вечеру большинство из них были мертвецки пьяны. Именно поэтому они не заметили испанский галеон, прибывший со стороны моря и ставший на якорь. С борта галеона была спущена шлюпка с пустыми бочками, и испанцы отправились к берегу за водой. Совершенно случайно протрезвевшие пираты обнаружили команду лодки и захватили в плен семь человек. Испанцы были приведены к Сирлу, который стал угрожать им пытками. Пленные сказали, что их судно было 400-тонным галеоном «Сантиссима Тринидад», богато нагруженным королевским серебром и большим количеством золота, жемчуга, драгоценностей и других товаров, принадлежавших самым знатным и самым богатым купцам Панамы. На борту галеона также находились монахини из женского монастыря, которые везли с собой церковные украшения – золото, серебро и другие вещи большой ценности.

Это судно, как выяснилось, имело на вооружении лишь семь пушек и дюжину мушкетов, было плохо снабжено провиантом и водой и несло только часть парусов на грот-мачте. Вместо того чтобы бежать в Лиму, его капитан дон Франсиско де Перальта просто оставался в открытом море. Он, очевидно, намеревался вернуться к Панаме со всем своим драгоценным грузом и пассажирами после того, как пираты уйдут, ибо полагал, что у разбойников не было судов.

Сирл приказал своим людям захватить галеон, но они отказались повиноваться и выйти в море. Тем временем Перальта, встревоженный пропажей своих матросов и заподозривший, что пришвартованная поблизости барка принадлежит пиратам, снялся с якоря и ночью бежал в открытое море.

Морган не смог простить Сирлу то, что он упустил галеон с сокровищами, и в дальнейшем никогда больше не оказывал ему содействия.

Тем временем люди, отправленные в Сан-Лоренсо-де-Чагрес, вернулись в Панаму с хорошей новостью. По их словам, два судна, вышедшие на поиски добычи, встретились близ устья реки с испанским кораблем. Когда они начали преследовать его, капитан корабля, увидев над крепостью испанские флаги, опрометчиво решил войти в гавань. Там его и захватили. В трюмах призового судна обнаружили большое количество продовольствия, что привело сидевших на голодном пайке флибустьеров в совершенный восторг.

Узнав, что Сан-Лоренсо по-прежнему остается в руках его людей и гарнизон крепости в достаточной мере обеспечен продуктами питания, Морган решил не спешить с уходом из Панамы. «В то время как часть пиратов грабила на море, – продолжает свой рассказ Эксквемелин, – остальные грабили на суше: каждый день из города выходил отряд человек в двести, и когда эта партия возвращалась, ей на смену выходила новая; все они приносили большую добычу и приводили много пленников. Эти походы сопровождались невероятными жестокостями и всевозможными пытками; чего только не приходило в голову пиратам, когда они допытывались у всех без исключения пленников, где спрятано золото. Пиратам удалось отыскать где-то за городом одного старика. На бедняге было отличное платье и шелковые штаны, и на поясе у него висел ключ из чистого серебра. Пираты спросили у него, где тот сундук, от которого этот ключ. Он ответил, что у него нет никакого сундука и что вообще нет у него ничего, что можно было бы открыть этим ключом. Пираты не могли добиться от него никакого признания и избили так, что вывихнули обе руки, его глаза вылезли наружу, словно яйца. Поскольку он продолжал отпираться, его привязали за половой орган и стали снова бить; один из пиратов отрезал ему нос, другой ухо, третий подпалил кожу; вряд ли можно было обращаться с человеком более жестоко. В конце концов, когда он уже потерял дар речи и пиратам надоело его мучить, беднягу отдали на растерзание негру, который его пронзил копьем. Подобных жестокостей они натворили очень много. Пираты не давали пощады даже монахам, хотя и не рассчитывали получить с них деньги; они просто убивали всех подряд. Женщин тоже не щадили, кроме тех, с кем им хотелось позабавиться; разумеется, если те упирались, их заставляли. Пираты вытаскивали женщин из церкви, где они находились, чтобы якобы дать им возможность умыться, а потом делали, что хотели: их истязали, били, морили голодом, подвергали различным пыткам. Морган, как генерал, должен, казалось бы, дать пример достойного обращения с пленницами, однако он сам был не лучше других, и если привозили хорошенькую женщину, он сразу же творил с ней всяческие бесчинства. Весьма кстати поведать здесь читателю историю одной женщины, стойкость которой вошла в легенду.

Пираты, возвращавшиеся с моря, привезли с собой с островов Товаго и Тавагилья группу пленных, и среди них была жена одного богатого купца, молодая и красивая. Я не стану описывать ее красоту, а только скажу, что и в Европе краше не было и нет никого. Ее муж отправился в Перу с товарами, и она скрывалась от пиратов со своими родственниками, пытаясь утаить свое добро. Как только ее привезли к Моргану, он тотчас же приказал отделить ее от ближних и поместить вместе с рабыней в особые покои, хотя эта женщина со слезами на глазах молила оставить ее вместе со всеми. Он приказал дать ей все, что нужно, и послал ей к ужину блюда с собственного стола, хотя пищу ей и готовила рабыня. Сперва эта женщина сочла все эти знаки внимания проявлением благородного нрава Моргана, и она была очень удивлена этим и решила было, что пираты вовсе не такие злодеи, как о том ей говорили другие испанские женщины… Морган каждый день заходил в церковь, где содержались пленники, и проходил мимо помещения, где находилась эта женщина, здоровался с ней и иногда даже занимал разговором (он довольно хорошо говорил по-испански); Морган обещал дать ее друзьям и родственникам свободу, – словом, все шло, казалось бы, как подобает. Так продолжалось три дня, а затем он попытался ее обесчестить и предложил ей стать его наложницей, за что посулил разные драгоценности. Женщина эта была весьма добродетельна, она его поблагодарила и сказала, что находится в его власти; но сперва она думала, что он человек порядочный, и не предполагала, будто его благородству скоро придет конец; она сказала, что представить себе не может, как это у него появилась такая мысль, тем более что командиру столь сильного войска не следует подобные требования предъявлять к человеку, жизнь которого полностью в его руках. Эти слова не могли угасить все более и более распалявшегося вожделения Моргана, он еще настойчивее стал добиваться своего, обещая ей возвратить все потерянное богатство, причем в драгоценностях, которые ей было бы легко сохранить. Но она отклоняла все его предложения со всей учтивостью, на которую только была способна. Однако Морган, не добившись ничего по-хорошему, решил применить силу, но она сказала, что достанется ему только мертвой. После этого она окончательно умолкла. В конце концов, сопротивление этой женщины так разозлило Моргана, что он приказал перевести ее в другое помещение и запретил кому бы то ни было приходить к ней. Он приказал также отнять у нее платье и давать лишь столько пищи, чтобы она не умерла с голоду. Но она нисколько от этого не опечалилась и проявляла такую же стойкость, моля Бога, чтобы он дал ей силы выдержать издевательства Моргана. Но Морган обращался с ней невероятно жестоко под тем предлогом, что она якобы переписывается с испанцами и однажды будто бы послала к ним раба с письмом. Я никогда не предполагал, что женщина может вести себя с такой стойкостью; сам я ее не видел и не беседовал с ней, хотя изредка тайно приносил ей немного еды. Скажу еще, что она испытала затем много бед не только от врагов, но и от своих друзей».

Можно ли верить этому рассказу Эксквемелина? Сам Морган всегда отрицал свое участие в издевательствах над пленными. Главный хирург экспедиции Ричард Браун, который в своих письмах никогда не скрывал жестоких подробностей флибустьерских деяний, говоря об адмирале, признавал, что «он был достаточно благороден в отношении побежденного врага».

В «Правдивом отчете…» пребывание флибустьеров в Панаме описано предельно кратко:

«Здесь, в этом городе, мы провели двадцать восемь дней, совершая постоянные вылазки на врага по суше в радиусе около двадцати лиг, не получив ничего, кроме одного выстрела в нас из мести, хотя мы захватили в это время около трех тысяч пленных разного сорта и задержали также барки, крейсируя в Южном море и вывозя пленных с Тобоги и других островов близ того побережья, на которые испанцы бежали вместе со своими семьями».

Глава 39. Дележ добычи и бегство Моргана на Ямайку

Проведя в Панаме три недели и «добросовестно разграбив все, что попадалось ему под руку на воде и на суше», Морган отдал приказ готовиться к уходу.

«Каждый отряд должен был достать мулов, чтобы перевезти добычу к реке, протекавшей примерно в восьми милях от города, – пишет Эксквемелин. – Тем временем около ста пиратов Моргана стали готовить к отплытию корабль, который стоял в гавани; пиратам хотелось еще кого-нибудь ограбить в этих водах, и, кроме того, они рассчитывали захватить большой корабль и на нем возвратиться через Восточные Индии в Европу. Для этого они запаслись всевозможным боевым снаряжением, порохом и пулями, мукой и хлебом, взяв даже бронзовые пушки на тот случай, если под руку подвернется какой-нибудь остров, где можно будет сделать роздых. Их приготовления увенчались бы успехом, если бы об этом не узнал сам Морган. Он приказал срубить на этом корабле мачты и сжечь их, то же самое сделать и с барками, которые стояли неподалеку; таким образом, все планы этих пиратов были сорваны. Тем временем привели мулов, и Морган послал одного пленного испанца, чтобы тот доставил выкуп за женщин, детей и рабов, а также за монахов, которые были оставлены в качестве заложников за всех их собратьев. Одновременно Морган приказал заклепать все орудия и сжечь лафеты. За два дня до выхода он послал особый отряд, который должен был добыть сведения о губернаторе Панамы; он узнал от пленных, что губернатор собрал большие силы и устроил много засад с тем, чтобы отрезать пиратам путь к отступлению. Однако пираты, возвратившись, сообщили Моргану, что они не обнаружили никаких укреплений; несколько пленников, которых они прихватили с собой, сказали, что губернатор хотел собрать большой отряд, однако все разбежались, и его замысел не осуществился из-за нехватки людей».

14 (24) февраля 1671 года флибустьеры вышли из Панамы, ведя за собой 157 мулов, груженных ломаным и чеканным серебром, а также заложников – 50 или 60 мужчин, женщин, детей и рабов. Эти данные взяты нами из советского издания «Пиратов Америки». В английских переводах книги Эксквемелина говорится о 175 мулах и 600 заложниках; во французских переводах упоминается о 500–600 заложниках.

Достигнув селения Вента-де-Крусес, Морган сообщил пленным, что они должны уплатить выкуп в трехдневный срок, иначе он заберет их с собой на Ямайку. Тем временем разбойники принялись заготовлять рис и маис.

Из «Правдивого отчета…»:

«Четырнадцатого февраля мы покинули Панаму и начали наш марш к нашим кораблям со всеми нашими пленными, и на следующий день прибыли в Вента-Крус примерно в два часа пополудни, который находится примерно в пятнадцати английских милях. Здесь мы оставались, восстанавливая наши силы, до двадцать четвертого [февраля], дав испанцам возможность выкупить пленных».

«Вскоре Морган созвал своих людей и потребовал от них, по старому обычаю, дать клятву… что никто не утаит ни шиллинга, будь то серебро, золото, серая амбра, алмазы, жемчуг или какие-нибудь другие драгоценные камни, – продолжает делиться своими воспоминаниями Эксквемелин. – Правда, бывали случаи, когда люди давали ложную клятву; чтобы предупредить подобные происшествия, он после того как дана была клятва, обыскивал пиратов, причем обыску подвергались все до единого. Товарищи Моргана, и в частности капитаны, которым он сообщил о своем намерении, нашли, что обыск необходим. В каждом отряде был выделен человек для этой цели. Морган приказал обыскать и себя самого, а также всех капитанов, и чаша эта никого не миновала. Французские пираты были недовольны, однако их было меньше, и им пришлось смириться с обыском, хотя им было ведомо, что Морган именно французов подозревал в утайке ценностей. После того как все были обысканы, пираты сели на каноэ и на корабль, стоявшие на реке, и… прибыли в крепость Чагре, где все в общем было в порядке, плохо приходилось лишь раненым, которые вернулись туда после боя. Большая часть из них умерла от голода; здоровые тоже чувствовали себя довольно плохо…

Когда Морган со своим отрядом прибыл в Чагре, он решил, что лучше всего здесь и разделить награбленную добычу; провиант уже кончился. Поэтому сделали так: по совету Моргана отправили корабль в Пуэрто-Бельо, чтобы… потребовать выкуп за крепость Чагре. Спустя два дня люди с этого корабля привезли известие, что испанцы не помышляют ни о каком выкупе. На следующий день каждый отряд получил свою часть добычи, чуть побольше или чуть поменьше той доли, которую выделил Морган; каждому досталось по двести пиастров.

Слитки серебра оценивали в десять пиастров за штуку, драгоценности пошли буквально за бесценок, и много их пропало, о чем Морган предупредил пиратов. Заметив, что дележ этот вызвал у пиратов недовольство, Морган стал готовиться к возвращению на Ямайку. Он приказал разрушить крепость и сжечь ее, а бронзовые пушки доставить на борт своего корабля; затем он поставил паруса и без обычных сигналов вышел в море; кто хотел, мог следовать за ним. За Морганом пошли лишь три, а может быть, четыре корабля, на которых были его единомышленники… Французские пираты погнались за ним на трех или четырех кораблях, рассчитывая, если догонят, совершить на них нападение. Однако у Моргана были изрядные запасы всего съестного, и он мог идти без стоянок, что его врагам было не под силу: один остановился здесь, другой – там ради поисков себе пропитания, иначе они не могли бы добраться до Ямайки».

Из «Правдивого отчета…»:

«Двадцать шестого мы достигли Чагре, который мы нашли в полном порядке со времени нашего ухода оттуда. И здесь мы разделили добычу среди солдат и моряков, которая составила около тридцати тысяч фунтов стерлингов.

Марта шестого мы подожгли крепость Чагре, заклепав предварительно пушки; а затем сели на корабли, чтобы плыть на Ямайку, куда спустя короткое время мы благополучно прибыли.

Причина, почему мы не добыли больше богатств в этой экспедиции, заключалась в том, что они (испанцы . – В.Г. ) узнали о нашем отбытии за два месяца и отправили большую часть своих сокровищ на борту своих кораблей, чтобы перевезти их в Лиму, что в Перу; один из тех кораблей был нагружен золотом, серебром и драгоценными камнями; корабль этот вмещал семьсот тонн. И там был также другой [корабль] в триста тонн, нагруженный также богатствами, и оба они убежали от нас. Это, вместе с сожжением ими города Панама, вынудило нас вернуться домой почти ни с чем».

Согласно более поздним оценкам, добыча, взятая Морганом в Панаме и доставленная в Порт-Ройял, могла стоить 6 млн эскудо. Сам Морган оценил всю добычу в 30 тыс. ф. ст. По сведениям главного хирурга экспедиции Ричарда Брауна, серебро и другая ценная добыча стоила около 70 тыс. ф. ст., не считая иных богатых товаров, но людей обманули, на каждого пришлось всего по 10 ф. ст., не считая негров-рабов (по данным сэра Томаса Линча, флибустьеры доставили из Панамы на Ямайку от 400 до 500 негров). Некоторые источники указывают на то, что после дележа рядовые участники похода получили примерно по 15–18 ф. ст. Как бы то ни было, самый грандиозный поход флибустьеров Вест-Индии принес им совершенно мизерный доход.

В крепости Сан-Лоренсо командиры заставили рядовых участников похода признать, что они довольны результатами дележа добычи. Как заметил Браун, «мы вынуждены были либо удовлетвориться полученным, либо быть закованными в цепи».

Мятежные настроения в пиратском войске, особенно среди французов, нашли отражение в постановлении военного совета, собранного Морганом на развалинах крепости Сан-Лоренсо 24 марта (3 апреля) 1671 года. На заседании присутствовали контр-адмирал Эдвард Коллир, полковник Бледри Морган, капитаны Ричард Норман, Томас Харрисон и Роберт Деландер и секретарь адмирала Джон Пик. Последний записал в протоколе:

«24 марта 1670 [1671] года, в штаб-квартире на руинах крепости Чагре. На совете, собранном по приказу адмирала и генерала Моргана, было единогласно решено, что зачинщиками беспорядков и склонности к мятежу, которые проникли на флот, являются, прежде всего, французы; нижеподписавшиеся пришли к выводу, что для предотвращения несчастья и посрамления оружия Его Всемилостивейшего Величества, уполномоченными солдатами и верными подданными коего мы являемся, необходимо, дабы те, кто относит себя к англичанам, немедленно отделились от иностранцев, буканьеров и отъявленных авантюристов, и тотчас отправились к его превосходительству сэру Томасу Модифорду, губернатору Ямайки и верховному адмиралу в этих морях, и доложили его превосходительству обо всех и каждом из наших деяний, дабы они могли быть представлены Его Всемилостивейшему Величеству для королевского одобрения.

Подписали члены совета.

Джон Пик, секретарь».

После этого, спасаясь от гнева своих вчерашних товарищей, Морган с несколькими офицерами спешно поднялись на борт корабля «Мейфлауэр», принадлежавшего погибшему капитану Джозефу Брэдли, и взяли курс на Ямайку. Их сопровождали Лауренс Принс на «Пирле», Джон Моррис на «Долфине» и Томас Харрисон на «Мэри».

Приведенная выше дата 24 марта странным образом не согласуется с данными из «Правдивого отчета…» Моргана, в котором указывается, что они «начали свое плавание на Ямайку» 6 (16) марта.

Даже спустя год после этих событий, согласно информации сэра Томаса Линча, флибустьеры «ужасно бранили» Моргана за то, что он заставил их «страдать от голода, обманул и сбежал». Ричард Браун писал, что голода, охватившего рядовых участников похода на пути из Панамы в Сан-Лоренсо-де-Чагрес, можно было избежать, если бы командиры погрузили на мулов достаточный запас продовольствия, а не «серебро и другие продукты грабежей стоимостью около 70 000 ф. ст., не считая иных богатых товаров, и не обманули солдат на весьма кругленькую сумму…». Он также отметил, что из 37 судов, отправившихся с Морганом в «эту несчастную экспедицию», 19 судов рассеялись и пропали навсегда, а до Ямайки смогли со временем добраться не более 10.

Браун вообще недоумевал, что подтолкнуло «наших грандов» отправить такой большой флот по такому ничтожному поводу, как действия капитана «жалкого маленького 8-пушечного испанского боевого судна, который пришел хвастливо на эти берега с каперской грамотой от королевы Испании… взял одно суденышко… сжег 4 или 5 домов и забрал около 30 свиней… а потом и сам был захвачен со своим кораблем». Мы, продолжает он, за один час нанесли испанцам больше вреда, чем они нам – за семь лет; потери, которые они получили от нас в Панаме, просто невероятны, а «единственная причина раздоров – испанское золото и серебро». Браун не скрывал, что для оправдания своих варварских действий против испанцев флибустьеры под пытками заставляли пленных присягать в том, о чем они не знали, а именно – что в Картахене, Пуэрто-Бельо или иных портах набирают вооруженных людей и снаряжают флот для вторжения на Ямайку. На Эспаньоле они расправились с испанским капитаном, который сначала получил пощаду, а через месяц, когда он отказался подписать то, что они от него требовали, его повесили. После этого пираты принудили других испанских пленников дать нужные им показания под присягой, которые послужили основанием для принятия решения о походе на Панаму.

Вернувшись в Порт-Ройял, Морган 20 (30) апреля составил отчет о панамской экспедиции, который был представлен губернатору и Совету Ямайки. 31 мая (10 июня) в Спаниш-Тауне состоялось заседание ямайского Совета. В протоколе заседания записано:

«В Совете, созванном в Сант-Яго-де-ла-Веге [Спаниш-Тауне] 31 мая 1671 года. Присутствовали: его превосходительство сэр Томас Модифорд, губернатор; подполковник Джон Коуп, подполковник Роберт Бринолосс [Биндлосс], подполковник Уильям Айви, майор Чарлз Уитфилд, майор Энтони Коллир и капитан Генри Моулзвёрт.

Адмирал Генри Морган представил отчет об экспедиции на Панаму губернатору и Совету, которые весьма благодарили его за выполнение его последнего поручения и весьма похвалили его действия.

Это точная копия протокола.

Чарлз Аткинсон, клерк Совета».

Совершенно иначе итоги панамского похода оценили его рядовые участники, а также их кредиторы и родственники. Год спустя Ричард Браун писал секретарю Джозефу Уильямсону, что «во времена сэра Томаса Модифорда» на Ямайке «были очень большие жалобы на адмирала Моргана, Коллира и других командиров, но ничего нельзя было сделать, и лишь с прибытием [нового губернатора] сэра Томаса Линча они вернулись к законности. Командиры осмеливаются появляться лишь изредка; вдовы, сироты и оскорбленные жители, которые возлагали такие большие надежды на сей славный проект, теперь разорены из-за ухода приватиров».

Разграбление Панамы получило широкий резонанс как в Вест-Индии, так и в Европе. Генерал-губернатор Французских Антилл Жан-Шарль де Баас 17 ноября 1671 года писал с Сент-Кристофера министру Кольберу:

«Вы уже, несомненно, знаете, монсеньор, что… 15 или 16 сотен английских и французских флибустьеров, выйдя с Ямайки и Сен-Доменга, собрались вместе и отправились под предводительством англичанина Моргана на захват островов Санта-Катарина, которые они разорили, и взяв там проводников, для того чтобы провести их к материку, они там высадились, одолели испанцев на передовом рубеже и продолжили свой путь в сторону Панамы. Но, прибыв туда, они обнаружили в одном лье от нее испанцев в боевой готовности, которые их атаковали. Началось сражение. Испанцы были разбиты. Панама была захвачена и сожжена. И после месяца пребывания, употребленного на грабеж и взятие контрибуции в окрестностях города, флибустьеры ушли; затем они разделились и вернулись к острову Ваш, где Морган, как говорят, не произвел справедливый расчет.

Эта история была довольно сбивчиво изложена мне одним из заключенных, матросом [капитана] Требютора, однако он передал мне письмо, полученное им уж не знаю каким образом и которое не было еще распечатано, каковое один испанец из города Портобельо написал одному из своих друзей в Кордову, где он подробно рассказывает об этих жестоких враждебных действиях и о жалком состоянии сил, которые король Испании имеет в Индиях. Я отсылаю вам, монсеньор, оригинал, дабы вы его внимательно изучили, ибо он заслуживает того…».

Глава 40. Реакция Лондона и Мадрида на сожжение Панамы

В Испании известие о падении Панамы произвело ошеломляющее впечатление. Английский посол Уильям Годолфин писал, что королева-регентша была «так расстроена, так рыдала навзрыд и металась в ярости, что те, кто был рядом с ней, боялись, как бы это не сократило ей жизнь». Англо-испанский договор, подписанный 8 июля 1670 года, оказался под угрозой срыва. Годолфин старался успокоить испанских министров, уверяя, что его правительство не причастно к «панамской акции». В письме лорду Арлингтону, заместителю лорда-адмирала Англии, он обращал его внимание на то, что равновесие сил в Европе нельзя подвергать риску ради того, чтобы набить пиастрами разбойничьи кошельки.

Если сравнить дивиденды от разграбления Панамы и уступки, сделанные испанской короной англичанам по Мадридскому миру 1670 года, то станет понятно, что гораздо большую ценность для Англии имели статьи упомянутого договора. Статья VII гласила: «Все обиды, потери, убытки и оскорбления, которые английская и испанская нации… претерпели друг от друга когда-либо в прошлом в Америке, должны быть преданы забвению и совершенно стерты из памяти, словно их никогда и не было. Кроме того, договорено, что светлейший король Великобритании, его наследники и преемники будут удерживать и вечно владеть… всеми землями, районами, островами, колониями или доминионами, расположенными в Вест-Индии или в любой иной части Америки, которые король Великобритании и его подданные в настоящее время удерживают».

Таким образом, Испания впервые официально признала Ямайку английским владением.

Хотя статья VIII договора запрещала английским и испанским подданным свободно торговать друг с другом в Вест-Индии, следующая, IX статья, по словам Годолфина, «оставляла двери открытыми». Она предусматривала пожалование купцам обеих наций лицензий на право торговли в английских и испанских владениях. Кроме того, статья X разрешала кораблям обеих наций в случае непогоды или поломки заходить в порты друг друга, где капитаны могли производить ремонт и переоснастку своих судов, а также запасаться провизией и дровами.

Всю вину за сожжение Панамы правительство Карла II возложило на губернатора Ямайки. Новый губернатор острова сэр Томас Линч получил предписание арестовать Модифорда и выслать в Англию для суда. В частной инструкции король предписывал Линчу, чтобы «как только он возьмет под свой контроль управление и форт [Форт-Чарлз], во избежание каких-либо осложнений вследствие этого ему надлежит арестовать сэра Томаса Модифорда и отправить домой под усиленной охраной, [потому что] вопреки ясным распоряжениям короля, он совершил многие преступные и враждебные акции против подданных доброго брата Его Величества – Католического Короля».

В вину Модифорду могли поставить не только санкционирование антииспанских экспедиций в те годы, когда на официальном уровне в англо-испанских отношениях намечалось потепление, но и утаивание от короны значительной части доходов от каперства. Отчеты самого губернатора о доходах и расходах Ямайки с 4 июня 1664 года по 25 июня 1671 года, включая отчет о «пятнадцати процентах с призов в пользу Его Величества», показывают ничтожно малые поступления от захваченной флибустьерами добычи. Этот особый отчет охватывает период с 20 августа 1665 года по 17 ноября 1667 года. В нем доля короля оценена в 858 ф. ст. 18 шилл. и 3 пенса, что явно мало, учитывая приватирскую активность в указанное время. Бухгалтер Модифорда Кэри Хиляр показал под присягой сэру Томасу Линчу, что «отчет о пятнадцати процентах точно соответствует записям адмиралтейского суда», и это лишь усиливает недоверие как к отчетам, славшимся с острова, так и к деятельности адмиралтейского суда Ямайки. Еще более удивительным является утверждение Хиляра об отсутствии каких-либо доходов из указанного источника в период с 1668 по 1671 год.

Крайне негативным следствием поощрения флибустьерства Линч считал «разбазаривание» людских ресурсов Ямайки. По его данным, во время экспедиций 1665–1671 годов (на Наветренные острова, Кубу, Пуэрто-Бельо, Маракайбо, Гранаду и Панаму) было потеряно около 2600 людей «самого бравого сорта», не считая тех, кто погиб в море на различных судах. Отсюда новый губернатор сделал вывод, что война против испанцев «невероятно задержала заселение этого острова».

В середине мая 1671 года сын Модифорда Чарлз был арестован и помещен в лондонский Тауэр в качестве дополнительной гарантии доставки его отца в Англию, и когда в начале августа эти новости достигли Ямайки, Линч не стал тянуть время; заманив Модифорда на борт военного корабля «Эсистенс», он обнародовал привезенные из метрополии королевские указы.

Морган в это время был болен, так что никто не сделал попытки освободить экс-губернатора. Через несколько дней сэр Томас был перевезен на борт судна «Джамайка мерчент».

19 (29) августа в Лондоне состоялось заседание Совета по делам заморских плантаций. На нем, согласно информации Джона Ивлина, «были зачитаны письма сэра Томаса Модифорда, дающие изложение подвига в Панаме, каковой был весьма бравым; они взяли, сожгли и разграбили город громадных сокровищ… Подобной акции не было со времен знаменитого Дрейка».

Через три дня, 22 августа (1 сентября), судно «Джамайка мерчент» покинуло гавань Порт-Ройяла, увозя сэра Томаса в Англию. В ноябре опальный губернатор был помещен в Тауэр, где, впрочем, содержался с совершенным комфортом.

После этого Линч смог взяться за Моргана. Новый губернатор отдавал должное честности и храбрости адмирала флибустьеров, но в то же время не сомневался, что подчиненные ему пираты совершили массу преступлений. В декабре 1671 года губернатор писал: «…если говорить о нем правду, то он – честный, храбрый малый, имел каперскую грамоту и инструкции от сэра Томаса Модифорда и Совета, которым, как они решили, он повиновался и следовал столь прилежно, что они объявили ему публичную благодарность, каковая отмечена в книгах Совета. Однако надо признать, что приватиры совершили различные варварские деяния, которыми они усугубили вину своего вице-адмирала».

Моргана выслали в Англию на борту фрегата «Уэлкам» (капитан – Джон Кин) в апреле 1672 года. Никакого обвинения против него выдвинуто не было, поскольку считалось, что он выполнял поручение официальных властей. Один из членов Совета Ямайки, генерал-майор Джеймс Баннистер, в письме лорду Арлингтону так отзывался о Моргане: «…он – весьма достойный человек, очень храбрый и способный вести за собой, который может, будь на то воля Его Величества, хорошо служить обществу дома или быть весьма полезным этому острову, если война с испанцами вспыхнет снова». Баннистер просил лорда Арлингтона содействовать тому, чтобы король в сложившейся ситуации оказался на стороне Моргана.

Что касается бывшего ямайского губернатора, то к нему суд отнесся благосклонно: вину его «доказать» не удалось. Дело о «панамской акции» постепенно превратилось в фарс и закончилось тем, что Карл II назначил Модифорда главным судьей Ямайки, а Моргана возвел в рыцари (в ноябре 1674 года) и отправил туда же в качестве вице-губернатора. Принимая столь необычное решение, король учел «его преданность, благоразумие и храбрость, а также долгое знакомство с этой колонией».

Сэр Томас Модифорд скончался на Ямайке 1 сентября 1679 года и был похоронен в церкви св. Екатерины. Пафосная надпись на его могиле гласит, что он был «душой и жизнью всей Ямайки, который первым сделал ее такой, какая она есть… самым лучшим и дольше всех управлявшим губернатором, самым крупным плантатором, самым способным и наиболее справедливым судьей этого острова из всех, каких он когда-либо имел».

Эпилог

Хотя королевским указом каперство на Ямайке было запрещено, в 70—80-е годы XVII века остров по-прежнему служил убежищем для многих английских и голландских флибустьеров. На пиратстве продолжали наживаться как продажные колониальные чиновники, так и представители деловых кругов: купцы, плантаторы, судовладельцы, содержатели гостиниц и питейных заведений. Их тайные, а порой и явные связи с пиратами подкреплялись заинтересованностью в источнике быстрого и легкого обогащения. Например, голландский флибустьер Питер Янсзоон (в английских документах – Питер Джонсон), арестованный на Ямайке в 1672 году за грабеж испанского корабля и уничтожение его команды, был признан невиновным и, по словам сэра Томаса Линча, «через полчаса явился в таверну выпить со своими судьями». Линчу пришлось снова арестовать Янсзоона и отдать под суд. На этот раз пирата признали виновным и приговорили к смертной казни. Перед повешением голландец «усердно каялся, словно был таким набожным и таким невинным, как один из ранних мучеников».

В ноябре 1674 года Линч был смещен с поста губернатора, и на его место король утвердил лорда Воана. Заместителем губернатора стал сэр Генри Морган. Прибыв на Ямайку, лорд Воан 15 марта 1675 года взял управление в свои руки, а Морган принес присягу в качестве вице-губернатора. В мае того же года ассамблея проголосовала за то, чтобы только «сэр Генри Морган за его доброе служение стране получал 600 ф. ст. [в год] в период его вице-губернаторства, но никто из его преемников».

Отношения между Воаном и Морганом не заладились с самого начала. В сентябре губернатор отправил в Лондон жалобу на своего заместителя, унижавшего свое достоинство тем, что ежедневно пьянствовал и предавался азартным играм в тавернах Порт-Ройяла.

В мае 1676 года лорд Воан доносил госсекретарю сэру Джозефу Уильямсону, что «сэр Генри, вопреки своему долгу и оказанному ему доверию, восхваляет приватирство и ставит преграды всем моим планам и намерениям сократить число тех, кто избрал сей жизненный путь». Губернатор просил правительство вывести Моргана из состава Совета Ямайки, но дело замяли. Лорд Воан с грустью констатировал: «Все местные лица, облеченные властью, имеют свой интерес в приватирстве и поэтому не желают содействовать его искоренению».

В июле того же года Воан выдвинул очередные обвинения против Моргана и Роберта Биндлосса в Совете Ямайки. Моргана он обвинял в связях с известными флибустьерами, а Биндлосса – в деловых отношениях с месье д’Ожероном, губернатором Тортуги.

Трения между Воаном и Морганом продолжались до тех пор, пока первый не покинул остров в марте 1678 года. Несмотря на обвинения, которые Воан выдвинул против Моргана в Уайтхолле, тот оставался вице-губернатором и при новом губернаторе – графе Карлайле.

Четыре месяца (с марта по июль – до прибытия на остров графа Карлайла) сэр Генри Морган исполнял обязанности губернатора Ямайки. Он был большим энтузиастом оборонительных работ. Известно, что в апреле 1678 года Морган созвал Совет и, как он говорит, «взял с собой некоторых джентльменов осмотреть форты». Спустя три недели он писал Ковентри, что необходимо предпринять экстренные меры по усилению Порт-Ройяла. В это время основные усилия колониальной администрации были направлены на восточный оборонительный рубеж и центральную часть южной стороны города. Новые каменные стены были возведены у «тюрьмы», положив начало Форт-Руперту, вооруженному 22 пушками и сторожившему юго-восточные подходы к Порт-Ройялу. Новый форт был построен также на северной оконечности палисадов и назван Форт-Карлайл в честь нового губернатора, который прибыл на остров 19 июля 1678 года. Кроме того, Форт-Джеймс был усилен новой каменной платформой.

Не довольствуясь достигнутым, Морган настоял на возведении новых батарей между фортами Чарлза и Руперта. К этому его побуждала угроза со стороны французов, о чем сообщал в июле 1679 года секретарь острова Роланд Пауэлл. Было построено укрепление, ставшее известным как Форт-Морган, или Морган-Лайн, в котором установили 16 пушек; их доставили моряки с военного корабля «Хантер». Как писал его капитан 8 сентября 1679 года, «[я отправил] 30 наших людей на берег, чтобы затащить большие пушки на новый Форт Моргана».

Будучи председателем адмиралтейского суда, Морган получал ежегодное жалованье в 600 ф. ст. «Должность адмиралтейского судьи, – признавался он, – была дана мне не потому, что я знаю дело лучше других, а также не из-за ее выгодности, поскольку я покинул школу слишком рано, чтобы слыть знатоком тех или иных законов, и гораздо больше упражнялся с пикой, чем с книгой; что же касается выгоды, то здесь, в этом городе, не сыщется ни одного носильщика, который не заработал бы больше денег, чем я получаю от этого суда. Но я искренне стараюсь поддерживать честь суда ради служения Его Величеству».

В период губернаторства Карлайла флибустьерство опять расцвело – в основном из-за стремления графа к личному обогащению и его конфликтов с палатой ассамблеи. Правда, после набега Джона Коксона и его друзей на Пуэрто-Бельо (в 1680 году) и отъезда графа Карлайла на родину, сэр Генри, вторично взяв в свои руки управление островом, вынужден был начать преследование наиболее активных пиратов. «Приватирство искушает бедного и неудачника, – писал он в Лондон, – и я не жалею сил, дабы искоренить это зло». Несколько флибустьеров было задержано и отдано под суд, парочку «закоренелых негодяев» пришлось-таки вздернуть на виселице. Об этом Морган докладывал госсекретарю сэру Леолайну Дженкинсу в письме от 8 (18) марта 1682 года:

«С тех пор как я приступил к исполнению приказов Его Величества, три пирата были казнены; целая группа, которая два последних года беспокоила испанцев в Южных морях, с помощью испанского пилота прибыла на [Британские] Подветренные острова; шестнадцать из них отправились в Англию с Бартоломью Шарпом, их вожаком, остальные находятся на Антигуа и соседних островах, исключая четырех, которые прибыли сюда, один из коих сдался мне, другие трое были обнаружены мной с большим трудом. Они были после этого найдены виновными и осуждены. Тот, который сдался сам, стал доносчиком, чтобы получить благосклонность суда. Один из осужденных оказался кровавым и отъявленным негодяем и достоин наказания, двое других, как мне доложили, могут быть прощены судьями; я не хочу выступать против этого до получения приказов Его Величества, и я искренне рад, что мнение суда столь благосклонно; я питаю большое отвращение к кровопролитию и весьма сожалею, что за время моего недолгого правления мне так часто приходилось наказывать преступников смертью».

К моменту, когда сэр Томас Линч повторно вернулся на остров как губернатор (в мае 1682 года), масштабы морского разбоя уже значительно сократились. По иронии судьбы, именно на этой фазе сэр Генри и Роберт Биндлосс были выведены из состава Совета и смещены со всех должностей (в октябре 1683 года). Кузен сэра Генри, капитан Чарлз Морган, был отстранен от командования фортами Порт-Ройяла, а его друг Роджер Эллетсон уволен с должности главного судьи. Сообщая о своем решении в министерство торговли, Линч писал: «Сэр Генри Морган и капитан Морган (его кузен) организовали специальный клуб, посещаемый только пятью или шестью лицами, где (особенно когда его члены бывали пьяны) диссиденты богохульствовали и ругались». И далее: «Во время пьянок сэр Генри поносит правительство, ругается, чертыхается и божится сверх всякой меры». Морган слал протесты в Англию, но они не были услышаны. Уволенный со службы, он запил и уехал на время из Порт-Ройяла на свои плантации.

В 1683 году специальный акт Совета Ямайки поставил флибустьеров вне закона, приравняв их к обычным пиратам. Спустя год Линч умер, успев оставить поручение на пост временно исполняющего обязанности губернатора Хендеру Моулзвёрту – ярому противнику пиратов; этим были развеяны надежды Моргана еще раз получить должность главы ямайской администрации.

Новым губернатором Ямайки король назначил сэра Кристофера Монка, второго герцога Альбемарля, который был близок к партии плантаторов и флибустьеров. Он вывел из Совета сторонников Моулзвёрта и ввел туда своих людей, в том числе Моргана и Эллетсона.

Государственная служба принесла Моргану гораздо более солидный доход, чем некогда – флибустьерство. Он владел тремя большими плантациями (Пенкарн в приходе Сент-Джордж, Артурс-Лэнд в приходе Сент-Мэри и Дэнкс в приходе Кларендон), 122 африканскими невольниками, 7 индейцами, 11 белыми сервентами, а все его состояние оценивалось в 5250 ф. ст. Поместье Морганс-Вэлли в Кларендоне, где он одно время проживал, было, по всей видимости, присоединено к Дэнксу.

Между тем бренные дни сэра Генри были уже сочтены. Знаменитый врач и коллекционер, основатель Британского музея Ганс Слоан, проживавший в те годы на Ямайке, был приглашен неким доктором Роузом осмотреть больного экс-флибустьера. Моргана он нашел «худым, с землистым цветом кожи, глаза желтоватые, живот выдающийся, или выпуклый». Пациент жаловался на отсутствие аппетита, слабость, тошноту и понос. Слоан решил, что виной тому – «пьянство и [распутная] ночная жизнь», и прописал Моргану целый букет мочегонных и слабительных средств. Однако старый развратник не захотел менять привычный образ жизни, и обратился за помощью к колдуну-африканцу. Последний, как писал Слоан, «поставил ему клистир с мочой и облепил его с ног до головы глиной с водой, чем усилил кашель. Тогда он отказался от черного доктора и послал за другим, который посулил ему исцеление, но больной продолжал слабеть, кашель усиливался, и вскоре он умер».

Сэр Генри Морган скончался в Порт-Ройяле 25 августа (4 сентября) 1688 года. На следующий день тело его привезли в правительственное здание Порт-Ройяла, затем в церковь св. Екатерины, а оттуда на кладбище Палисадос, где оно было предано земле. Это событие нашло свое отражение в шканечном журнале капитана фрегата «Эсистенс» Райта. 25 августа он записал: «Сегодня около одиннадцати часов утра скончался сэр Генри Морган». 26 августа (5 сентября) в журнале появилась еще одна запись: «Тело сэра Генри Моргана доставлено в дом правительства в Порт-Ройяле, затем в церковь и после заупокойной службы погребено на кладбище Палисадос. Все форты произвели равное число пушечных залпов. Мы и королевский фрегат «Дрейк» сделали по двадцать два пушечных выстрела, затем, когда мы отстрелялись, все торговые суда тоже выстрелили».

Таким образом, бывшему «королю» флибустьеров Ямайки были оказаны адмиральские почести.

Сохранилось завещание сэра Генри Моргана, датированное 17 июня 1688 года, в котором говорилось:

«Во-первых, я желаю передать и завещаю мою душу Всемогущему Господу, чтоб вручить оную, твердо веруя и надеясь на прощение и сострадание ко всем моим грехам посредством воздаяния и ходатайства моего благословенного Владыки и Спасителя Иисуса Христа. Тело мое я завещаю предать земле, чтобы быть ему благопристойно погребенным на усмотрение душеприказчика и поверенного, твердо веруя в радостное воскресение. Что касается распоряжения тем мирским состоянием, каковое по милости Господа было жаловано мне, я желаю передать и завещать его по наследству так, как указано далее. Итак, я желаю передать и завещать моей дражайшей и возлюбленнейшей жене госпоже Мэри Элизабет Морган все мое действительное имущество, земли, дома и наследства со всеми принадлежностями, к ним относящимся… на период и в течение срока ее земной жизни со всеми доходами, вытекающими из оного, ради и в отношении оплаты моих долгов без какой-либо иной выгоды для каких-либо иных лица или лиц».

Кроме того, в завещании указывалось, что после смерти Мэри Элизабет Морган наследниками всего имущества могут стать Чарлз Биндлосс, Пёльниц Биндлосс и Генри Арчболд – сыновья Анны-Марии Биндлосс; сыновья Катерины-Марии Биндлосс; а также сыновья Мэри-Элизабет Биндлосс, если они согласятся сменить свои фамилии на фамилию Морган.

Говорят, что семья американского магната Джона Пирпонта Моргана позже вписала имя прославленного ямайского флибустьера в свою родословную и весьма гордилась данным обстоятельством.

Библиография

Исторические источники

Эксквемелин А.О. Пираты Америки. – М.: Мысль, 1968.

A collection of the State Papers of John Thurloe / Ed. by Thomas Birch. – L., 1742. – Vol. 1–7.

Calendar of State Papers, Colonial Series: America and West Indies. 1574–1660. – L.: Public Record Office, 1860. – Vol. 1–4.

Calendar of State Papers, Colonial Series: America and West Indies. 1661–1739. – L.: Public Record Office, 1880–1994. – Vol. 5—45.

Calendar of State Papers and Manuscripts, relating to English Affairs, existing in the Archives and Collections of Venice / Ed. by A. B. Hinds. – L., 1931. – Vol. XXXII: 1659–1661.

Charlevoix, P.-F.-X. de. Histoire de l’Isle Espagnole ou de S.Domingue. Ecrite particulierement sur des Memoires Manuscrits du P. Jean-Baptiste le Pers… – Paris, 1730–1731. – T. I–II.

Coleccion de documentos para la historia de Costa Rica. Recogidos por el Lic. D. Leon Fernandez. Publ. D. Ricardo Fernandez Guardia. T. VIII. – Barcelona: Viuda de Luis Tasso, 1907.

Colonising expeditions to the West Indies and Guiana, 1623–1667 / Ed. by V. T. Harlow. – L.: Hakluyt Soc. Publ., 1925.

Dampier, W. A New Voyage round the World, etc. – L.: Printed for James Knapton, M DC XCVII [1697].

Documents Illustrative of the History of the Slave Trade to America / Ed. by E. Donnan. – Washington: Carnegie, 1930. – Vol. I.

Documents Illustrative of the History of the Slave Trade to America / Ed. by E. Donnan. – N. Y.: Octagon, 1969. – Vol. III.

Documents relating to law and custom of the sea / Ed. by R. G. Marsden. – L.: Navy Records Soc., 1915–1916. – Vol. I–II.

Du Tertre, J.-B. Histoire générale des Antilles habite es par les François. T. I–III. – Paris, 1667–1671.

Esquemeling J. Bucaniers of America, or a true account of the most remarkable assaults committed of late years upon the Coasts of the West Indies… containing also Basil Ringrose’s account of the dangerous voyage and bold assaults of Captain Bartholomew Sharp and others. – L.: William Crooke, 1685.

Gage Th. Viajes en la Nueva España. – La Habana, 1980.

Interesting tracts, relating to the Island of Jamaica, consisting of curious state-papers, councils of war, letters, petitions, narratives etc. which throw great light on the history of that Island, from its conquest, down to the year 1702. – Santiago de la Vega, Jamaica: Printed by Lewis, Lunan, and Jones, 1800.

Jamaica under the Spaniards. Abstracted from the Archives of Sevilla by Frank Cundall and Joseph L. Pietersz. – Kingston, Jamaica: Institute of Jamaica, 1919.

Les Archives de la flibuste: Dépôt de documents relatifs aux flibustiers, pirates et corsaires de la Jamaïque, de Saint-Domingue et autres lieux en Amérique provenant de divers fonds d’archives anglais, français, espagnols et néerlandais réunis, retranscrits et adaptés par Le Diable Volant / http: //www.geocities.com/trebutor/ADF2005.

Nicaragua en los cronistas de Indias / A. Herrera etc. – Managua: PINSA, 1975.

Oexmelin A. O. Histoire des avanturiers [ou] flibustiers, qui se sont signalez dans les Indes contenant ce qu’ils ont fait de remarquable depuis vingt années avec la vie les moeurs & les coutumes des boucaniers & des habitans de S. Domingue & de la Tortue… / Par Alexandre Olivier Oexmelin. – A Paris: Chez Jacques le Febvre, M. DC. XCIX [1699]. – T. 1–2.

Original Letters of his Excellency Sir Richard Fanshaw, During his Embassies in Spain and Portugal. – L.: Printed for A. Roper, 1702.

Pepys S. The Diary of Samuel Pepys / Ed. by R. Latham and W. Matthews. – Berkeley; Los Angeles, 1971–1976. – Vol. 1–9.

Privateering and Piracy in the Colonial Period: Illustrative Documents / Ed. by J. F. Jameson. – N. Y.: The Macmillan Company, 1923.

Royal Instructions to British Colonial Governors. 1670–1776 / Ed. by L. W. Labaree. – N. Y.; L.: D. Appleton – Century Company Inc., 1935. – Vol. I.

Sketch pedigrees of some of the early settlers in Jamaica / Ed. by Noel B. Livingston. – Kingston: The Educational Supply Company, 1909.

The voyages and adventures of Capt. Barth. Sharp and others, in the South Sea:: being a journal of the same, also Capt. Van Horn with his Buccanieres surprizing of la Vera Cruz to which is added The true Relation of Sir Henry Morgan, his Expedition against the Spaniards in the West-Indies, and his taking Panama. Together with The President of Panama’s Account of the same Expedition: Translated out of Spanish. And Col. Beeston’s adjustment of the Peace between the Spaniards and English in the West Indies. – L.: Printed by B.W. for R.H. and S.T., 1684.

Zeer Aanmerkelijke Reysen Gedaan door Jan Erasmus Reining, Meest in de West-Indien en ook in veel andere deelen des Werelds / Samengesteld door D. van der Sterre. – Amsterdam: Jan ten Hoorn, 1691.

Литература

Архенгольц И.В. фон. История морских разбойников Средиземного моря и океана. Ч. 1. История флибустьеров, морских разбойников, опустошавших Испанскую Америку в XVII столетии. – СПб., 1848.

Блон Ж. Флибустьерское море. – М.: Мысль, 1985.

Губарев В.К. Буканьеры // Новая и новейшая история. – 1985. – № 1. – С. 205–209.

Губарев В.К. За кулисами «панамской акции» (1670–1671 гг.) // Вопросы истории. – 1987. – № 11. – С. 184–188.

Губарев В.К. В флибустьерском дальнем синем море… / В кн.: В. Рива Паласио. Пираты Мексиканского залива. – М.: Фолио, 1991. – С. 3—17.

Губарев В.К. Король флибустьеров Вест-Индии / В кн.: Дж. Стейнбек. Золотая чаша, Р. Сабатини. Одиссея капитана Блада. – М.: Фолио, 1992. – С. 5—16.

Губарев В.К. Неофициальная война: особенности англо-испанского колониального соперничества в Вест-Индии в 1660–1671 гг. // Наукові праці Донецького національного технічного університету. Серія «Гуманітарні науки». Вип. 57. – Донецьк: ДонНТУ, 2002. – С. 40–50.

Губарев В.К. Пираты Карибского моря: Капитан Блад и его прототипы; «Королевский корсар» Эмиас Престон // Непоседа. – Харьков, 2004. – № 8. – С. 27–30.

Губарев В.К. Тортуга – цитадель флибустьеров (1630–1692 гг.) // Наука. Релігія. Суспільство. – Донецк, 2004. – С. 33–44.

Губарев В.К. Флибустьерский кодекс: образ жизни и обычаи пиратов Карибского моря (60—90-е годы XVII в.) // Наука. Релігія. Суспільство. – Донецк, 2005. – № 3. – С. 39–49.

Губарев В.К. Морской разбой в Вест-Индии как источник первоначального накопления капитала (1621–1697 гг.) // Наука. Релігія. Суспільство. – Донецьк, 2006. – № 2. – С. 21–30.

Губарев В.К. Братство «Веселого Роджера» // Вокруг Света. – 2008. – № 10. – С. 100–116.

Губарев В.К. Рейдерские операции К. Мингса в Вест-Индии в конце 50-х – начале 60-х годов XVII в. // Історичний вісник. Зб. наук. праць. Вип. 1. – Донецьк: ДонНТУ, 2010. – С. 93—104.

Губарев В.К. Пираты Карибского моря: Жизнь знаменитых капитанов. – М.: Эксмо; Яуза, 2009.

Губарев В.К. Приватир Его Величества // Морская война. – 2009. – № 2. – С. 2–5.

Констам Э. Пираты. Буканьеры, флибустьеры, приватиры XVII–XIX вв. – М.: Эксмо, 2008.

Констам Э. Пираты: всеобщая история от Античности до наших дней / Энгус Констам; [пер. с англ. О. Серебровской]. – М.: Эксмо, 2009. – 464 с.

Копелев Д.Н. Золотая эпоха морского разбоя. – М.: Остожье, 1997.

Маховский Я. История морского пиратства. – М.: Наука, 1972.

Мерьен Ж. Энциклопедия пиратства. – М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 1999.

Нойкирхен Х. Пираты: Морской разбой на всех морях / Предисловие А.Б. Давидсона. – М.: Прогресс, 1980.

Рогожинский Ж. Энциклопедия пиратов. – М.: Вече; А. Корженевский, 1998.

Свет Я.М. Пираты антильских морей // Новая и новейшая история. – 1966. – № 1–2.

Северин Т. По пути Синдбада; Острова пряностей; Золотые Антилы. – М.: Эксмо; СПб.: Мидгард, 2009.

Acosta de Samper, S. Los piratas de Cartagena. – Bogota, 1886.

Alsedo y Herrera, D. de, Zaragoza, J. Piraterias y agresiones de los ingleses y otros pueblos de Europa en la America española desde el siglo XVI al XVII. – Sevilla: Editorial Renacimiento, 2005.

Anderson, C. L. G. Old Panama and Castilla del Oro; a narrative history of the discovery, conquest, and settlement by the Spaniards of Panama, Darien, Veragua, Santo Domingo, Santa Marta, Cartagena, Nicaragua, and Peru: including… the daring raids of Sir Francis Drake, the buccaneers in the Caribbean and South seas, the sack of the city of old Panama by Henry Morgan, and the story of the Scots colony on Caledonia bay / Charles Loftus Grant Anderson. – Boston: The Page Company, 1914.

Azcarraga y de Bustamante, J. L. de. El corso maritimo. – Madrid, 1950.

Barbour, V. Privateers and Pirates of the West Indies // The American Historical Review. – April 1911. – Vol. XVI. – № 3.

Bermudez Bermudez, A. E. Materials para la historia de Santa Marta. – Bogota, 1981.

Bishop, F. Panama, past and present. – N.-Y.: The Century Co, 1916.

Black, C.V. The story of Jamaica from prehistory to the present. – L.: Collins Publishers, Ltd., 1965.

Black, C.V. Tales of old Jamaica. – L., 1966.

Blond, G. Histoire de la flibuste. – Paris: Stock, 1969.

Bolland, O.N. The Formation of a Colonial Society Belize, from Conquest to Crown Colony. – Baltimore; L.: The Johns Hopkins Univ. Press, 1977.

Breverton, T. Admiral Sir Henry Morgan: «King of the buccaneers». – Gretna, Louisiana: Pelican Publ., 2005.

Bridenbaugh, C. and Bridenbaugh, R. No peace beyond the line. The English in the Caribbean, 1624–1690. – New-York: Oxford University Press, 1972.

Bridges, G.W. The annals of Jamaica. – L.: John Murray, 1828. – Vol. 1.

Buccaneers of the Spanish Main // Harper’s New Monthly Magazine. Vol. 11, Issue 64, September 1855. – pp. 514–523.

Burg, B.R. Sodomy and the Pirate Tradition: English Sea Rovers in the Seventeenth Century Caribbean. – New York Univ. Press, 1995.

Burney, J. The History of the Buccaneers of America. – L.: Payne and Foss, 1816; L., 1949; N.Y.: W.W. Norton and Company Inc., 1950.

Burns, A. History of the British West Indies. – L.: George Allen and Unwin, 1954.

Butel, P. Les Caraїbes au temps des flibustiers, XVIe – XVIIe siècles. – P., 1982.

Camus, M. C. L’ile de la Tortue au coeur de la Flibuste caraïbe. Preface de Pierre Pluchon. – Paris; Montreal, 1997.

Carse, R. The Age of Piracy; a History. – N.Y.; Toronto: Rinehart and Co., Inc, 1957.

Conly, R. L. St. Augustin, Nation’s Oldest City, Turns 400 // National Geographic. – Feb. 1966. – Vol. 129. – № 2.

Crouse, N.M. French Pioneers in the West Indies, 1624–1664. – N.Y., 1940.

Crouse, N.M. The French Struggle for the West Indies, 1665–1713. – N.Y., 1943.

Cundall, F. Historic Jamaica. – L.: The West India Committee, 1915.

Cundall, F. Studies in Jamaica history. – L.: Sampson Low, Marston and Company, 1900.

Cundall, F. The governors of Jamaica in the seventeenth century. – L.: The West India Committee, 1936.

Deschamps, H. Pirates et flibustiers. – P.: Presses Universitaires de France, 1962.

Dobson, N. A History of Belize. – Port of Spain: Longman Caribbean Ltd., 1973.

Earle, P. The sack of Panama: Captain Morgan and the battle for the Caribbean. – New York: Thomas Dunne Books / St. Martin’s Press, 2007.

Egerton, H.E. A short history of British colonial policy. – L., 1924.

Ellms, Ch. The Pirates Own Book. Authentic Narratives of the Most Celebrated Sea Robbers. – New York, A. and C. B. Edwards: Philadelphia, Thomas, Cowperthwait, 1842.

Feiling, K. British foreign policy, 1660–1672. – L.: Macmillan and Co., Limited, 1930.

Ferko, M. Pod ciernou vlajkou: Zo zivota a dejin piratov. – Brat.: Obzor, 1984.

Fernandez, L. Historia de Costa Rica durante la dominacion española 1502–1821. – San Jose: Ed. Costa Rica, 1975.

Firth, C.H. The capture of Santiago, in Cuba, by Captain Myngs, 1662 // The English Historical Review, 1899. Vol. XIV (Number LV): pp. 536–540.

Gall, J. y F. El Filibusterismo. – Mexico; Buenos Aires, 1957.

Gardner, W.J . A History of Jamaica from Its Discovery by Christopher Columbus to the Year 1872: Including an Account of Its Trade and Agriculture; Sketches of the Manners, Habits, and Customs of All Classes of Its Inhabitants; and a Narrative of the Progress of Religion and Education in the Island. – Routledge: Frank Cass and Co. Ltd., 1971.

Gosse, Ph. The Pirates’ Who’s Who, Giving Particulars of the Lives & Deaths of the Pirates & Buccaneers. – Glorieta, New Mexico: Rio Grande Press, 1924.

Hamshere, C. The British in the Caribbean. – L.: Weidenfeld and Nicolson, 1972.

Haring, C.H. The Buccaneers in the West Indies in the XVII Century. – Hamden, Conn.: Archon Books, 1966.

Howard, E. Sir Henry Morgan, the Buccaneer. – L.: Henry Colburn, Publ., 1842.

Howard Pyle’s Book of Pirates Fiction, Fact and Fancy concerning the Buccaneers and Marooners of the Spanish Main: From the writing and Pictures of Howard Pyle: Compiled by Merle Johnson. – N.Y.; L., 1921.

Hurwitz, S. and Hurwitz, E.F. Jamaica. A Historical Portrait. – L.: Pall Mall Press, 1971.

Kaltenbergh, L. Czarne żagle czterdziestu morz. – Warszawa: Wydawnictwo Ministerstwa Obrony Narodowej, 1979.

Konstam A., McBride A. Pirates 1660–1730. – Oxford: Osprey Pub., 1998.

Konstam A., McBride A. Buccaneers, 1620–1700. – Oxford: Osprey, 2000.

Konstam, A. S courge of the seas: buccaneers, pirates and privateers. – Oxford: Osprey, 2007.

Lane, K.E. Blood and silver: a history of piracy in the Caribbean and Central America. – Oxford: Signal Books, 1999.

Lane, K.E . Pillaging the empire: piracy in the Americas, 1500–1750. – N..Y.: M.E. Sharpe, 1998.

Latimer, J. Buccaneers of the Caribbean: how piracy forged an empire. – Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 2009.

Lawson, W. Shipwrecks of the Cayman Islands. – Soundhend-on-Sea, Essex: AquaPress Book, 2004.

Linon-Chipon, S., Requemora, S. Les tyrans de la mer: pirates, corsaires et flibustiers / Sophie Linon-Chipon, Sylvie Requemora. – P.^ Presses Paris Sorbonne, 2002.

Long, E. The History of Jamaica: Or, General Survey of the Antient and Modern State of the Island: with Reflections on Its Situation Settlements, Inhabitants, Climate, Products, Commerce, Laws, and Government. – L.: T. Lowndes, 1774.

Longfield-Jones, G. M. Buccaneering doctors // Medical History. – 1992. – N 36. – pp. 187–206.

Marley, D. Pirates and Privateers of the Americas. – Santa Barbara: CA u.a. ABC–Clio, 1994.

Marley, D. Wars of the Americas: A Chronology of Armed Conflict in the New World, 1492 to the Present. – Santa Barbara: ABC–CLIO, 1998.

Marley, D.F . Pirates of the Americas. Vol. 1–2 / David F. Marley. – Santa Barbara, Calif.: ABC–CLIO, 2010.

Marsden, R.G. Early Prize Jurisdiction and Prize Law in England. Part II // The English Historical Review. – April 1910. – Vol. XXV.

Marsden, R.G. Early Prize Jurisdiction and Prize Law in England. Part III // The English Historical Review. – Jan. 1911. – Vol. XXVI.

Masefield, J. On the Spanish Main; or, Some English forays on the Isthmus of Darien. With a description of the buccaneers and a short account of old-time ships and sailors. – L.: Methuen and Co. Ltd., 1906.

McCarthy, K.M., Trotter, W.L. Twenty Florida Pirates. – Sarasota, Fla: Pineapple Press Inc, 1994.

Merrien, J. Histoire mondiale des pirates, flibustiers et negriers. – P.: Les Editions Bernard Grasset, 1959.

Montgomery Martin, R. History of the Colonies of the British Empire…: From the Official Records of the Colonial Office. – L.: W. H. Allen, 1843.

Mota, F. Piratas en el Caribe. – La Habana: Casa de las Americas, 1984.

Newton, A.P. The European nations in the West Indies, 1493–1688. – L.: A and C Black Ltd., 1933.

Nuñez Jimenez, A. Isla de Pinos: piratas, colonizadores, rebeldes. – La Habana, Arte y Literatura, 1976.

Ortega y Medina, J. A. El conflicto anglo-español por el dominio oceanico (siglos XVI y XVII). – Mexico: Univ. Nacional Autonoma de Mexico, 1981.

Ottley, C.R. Spanish Trinidad. An account of life in Trinidad 1498–1797. – L.: Longman Caribbean Limited, 1971.

Paula Garcia Pelaez, F. de. Memorias para la historia del antiguo reyno de Guatemala. Tomo II. – Guatemala: Establecimiento tip. de L. Luna, 1852.

Pawson M., Buisseret D. Port Royal, Jamaica. – Kingston: University of the West Indies Press, 2000.

Pe ñ a Batlle, M.A. La isla de la Tortuga. – Madrid: Ed. Cultura Hispanica, 1977.

Pereira, J.B. Historia de Panama. – Panama, 1963.

Perez Valenzuela, P. Historias de piratas. – Guatemala: C.A. Tipografia Nacional, 1936.

Perron, J.-F. Flibustiers, corsaires et pirates: l’impact de leurs actions sur le declin de l’Empire espagnol d’Amerique au XVIIe siecle. – Chicoutimi: Universite du Quebec a Chicoutimi, 2001.

Pezuela, J. de la. Diccionario geografico, estadistico, historico de la isla de Cuba. – Madrid: Impr. del estab. de Mellado, 1863–1865. – T. I–IV.

Pezuela, J. de la. Historia de la Isla de Cuba. Tomo II. – Madrid: Carlos Bailly-Bailliere, 1868.

Pringle, P. Jolly Roger. The Story of the Great Age of Piracy. – N.Y.: W. W. Norton, 1953.

Renny, R. An History of Jamaica: With Observations on the Climate, Scenery, Trade, Productions, Negroes, Slave Trade, Diseases of Europeans, Customs, Manners, Snd Dispositions of the Inhabitants. – L.: Printed for J. Cawthorn, 1807.

Restrepo Tirado, E. Historia de la provincia de Santa Marta. – Bogota, 1975.

Roberts, W.A. Jamaica. The Portrait of an Island. – N.Y., 1955.

Roberts, W.A. The Caribbean. The Story of Our Sea of Destiny. – N.Y.: Negro Universities Press, 1969.

Rodway, J. The West Indies and Spanish Main. – L.: T Fisher Unwin, The Story of the Nations; N.Y.: GP Putnam’s Sons, 1896.

Rose, J., MacLeod, M. The book of pirates: a guide to plundering, pillaging, and other pursuits. – Layton, Utah: Gibbs Smith, 2010.

Siri, E.N . El caballero de Jamaica: Historia de Morgan y los filibusteros. – Buenos Aires: Editorial Sophos, 1944.

Skrok, Z. Świat piratów morskich. – Gdańsk: Wydawnictwo Morskie, 1982.

Snelders, S. The devil’s anarchy: The sea robberies of the most famous pirate Claes G. Compaen, and The very remarkable travels of Jan Erasmus Reyning, buccaneer. – Brooklyn, N.-Y: Autonomedia, 2004.

Southey, T. Chronological History of the West Indies. In 3 v. – L.: Longman, Rees, Orme, Brown, and Green, 1827. – Vol. II.

Spate, O.H.K. Monopolists and Freebooters. – Canberra: Australian National University Press, 1983.

Stevans, C.M . The Buccaneers and Their Reign of Terror: An Authentic History. – N.-Y.: Hurst and Company, 1899.

Stockton, F.R. Buccaneers and Pirates of Our Coasts. – N.Y.: The Macmillan Company; London: Macmillan and Co., Ltd., 1898.

Stone, W.L . The Buccaneers of America. II // The Continental Monthly: devoted to literature and national policy. – New York and Boston: J. R. Gilmore. – Vol. 3, Issue 6, June 1863. – pp. 703–714; Vol. 4, Issue 2, August 1863. – pp. 175–188.

Thornbury, W. The monarchs of the Main. – L.: Routledge, Warne and Routledge, 1861.

Thornton, A.P. West India policy under the Restoration. – Oxford, 1956.

Ullivarri, S. Piratas y corsarios en Cuba. – Sevilla: Editorial Renacimiento, 2004.

Waugh, A. A family of Islands. A history of the West Indies from 1492 to 1898. – N.Y., 1964.

Weddle, R.S. Spanish sea: The gulf of Mexico in North American discovery, 1500–1685. – College Station: Texas A and M Univ. Press, 1985.

West Indies accounts: essays on the history of the British Caribbean and the Atlantic economy in honour of Richard Sheridan / Ed. by Roderick A. McDonald. – Kingston, Jamaica: The Press, Univ. of the West Indies, 1996.

Williams, E. History of the people of Trinidad and Tobago. – L., 1964.

Williams, W. L. Sir Henry Morgan, the Buccaneer / W. Llewellyn Williams / In: The Transactions of the Honourable Society of Cymmrodorion. Session 1903–1904. – L.: Issued by the Society, 1905. – pp. 1—42.

Zahedieh, N. The Capture of the Blue Dove, 1664: Policy, Profits and Protection in Early English Jamaica // West Indies accounts: essays on the history of the British Caribbean and the Atlantic economy in honour of Richard Sheridan / Ed. by Roderick A. McDonald. – Kingston, Jamaica: The Press, Univ. of the West Indies, 1996. – pp. 29–47.

Адмирал Уильям Пенн. Худ. Питер Лели

Кристофер Мингс. Худ. Питер Лели

Бухта Сантьяго-де-Куба на голландской карте XVII в.

Корабли в бухте Сантьяго-де-Куба

Порт Кампече

Коса Палисадос на карте Джона Лоджа

Бартоломеу Португалец. Гравюра из книги А.О. Эксквемелина (1678)

Острова Куба и Ямайка. Карта XVII в.

Гавань Порт-Ройяла. Карта XVII в.

Штурм города Пуэрто-Принсипе (1668 г.)

Генри Морган. Гравюра из книги А.О. Эксквемелина

Карта бухты Пуэрто-Бельо

Корабли флибустьеров в бухте Пуэрто-Бельо. Гравюра из книги Д. ван дер Стерре (1691 г.)

Флибустьеры штурмуют Пуэрто-Бель. Гравюра из книги А.О. Эксквемелина

Гавань острова Тобаго. Голландская карта XVII в.

План Порт-Ройяла

Сан-Аугустин во Флориде. Гравюра XVII в.

Остров Ваш на голландской карте XVII в.

Карта лагуны Маракайбо из книги Эксквемелина

Корабли Моргана атакуют армаду де Барловенто в Маракайбо (1669 г.)

Рок Бразилец. Гравюра из книги А.О. Эксквемелина

Флибустьеры. Гравюра из книги Д. ван дер Стерре

Устье реки Чагрес. Карта XVIII в.

ОглавлениеПредисловиеГлава 1. «Западный проект» Кромвеля. Захват Ямайки англичанамиГлава 2. Набег эскадры Уильяма Гудзона на Санта-МартуГлава 3. Операции ямайской эскадры в 1656–1659 годахГлава 4. Фортуна Яна ПетерсенаГлава 5. «Нет мира за линией дружбы»Глава 6. Пойнт-Кагуэй – Порт-Ройял – «пиратский Вавилон»Глава 7. Губернаторство лорда Виндзора. Подготовка к походу на КубуГлава 8. Поход Кристофера Мингса на Сантьяго-де-КубуГлава 9. Набег флибустьеров на Сан-Франсиско-де-КампечеГлава 10. Провал экспедиции Сэмюэла Бэрри на остров ТортугуГлава 11. Разрозненные походы ямайских флибустьеров в 1663 годуГлава 12. Аргументы сэра Чарлза Литтлтона в поддержку приватирстваГлава 13. Злой рок Бартоломеу ПортугальцаГлава 14. Скандальное дело судна «Блу дав»Глава 15. Попытки губернатора Томаса Модифорда установить мирные отношения с испанцамиГлава 16. Операции флибустьеров в Центральной Америке. Поход на ГранадуГлава 17. Экспедиции ямайских флибустьеров на Малые Антильские островаГлава 18. Рейды Эдварта Мансфелта. Захват и потеря острова Санта-КаталинаГлава 19. Решение Совета Ямайки о поддержке приватировГлава 20. Борьба губернаторов Ямайки и Тортуги за флибустьерские душиГлава 21. Англо-испанский договор 1667 года и новые антииспанские вылазки флибустьеровГлава 22. Нападение Генри Моргана на город Пуэрто-ПринсипеГлава 23. Ошеломительный поход Моргана на Пуэрто-БельоГлава 24. Грабеж головорезами Роберта Сирла города Сан-Аугустин во ФлоридеГлава 25. Загадочный взрыв на фрегате «Оксфорд»Глава 26. Поход Генри Моргана на МаракайбоГлава 27. Разорение ГибралтараГлава 28. Разгром пиратами испанской «армады де Барловенто» в лагуне МаракайбоГлава 29. «Зигзаги удачи» Геррита ГерритсзоонаГлава 30. Антибританские операции Мануэла Риверо ПардалаГлава 31. Первый этап подготовки флибустьеров к панамской экспедицииГлава 32. Набег флотилии Эдварда Коллира на Рио-де-ла-АчуГлава 33. Завершающий этап подготовки к панамской экспедицииГлава 34. Захват флибустьерами острова Санта-КаталинаГлава 35. Штурм форта Сан-Лоренсо-де-ЧагресГлава 36. Поход отряда Моргана через джунгли Панамского перешейкаГлава 37. Сражение под стенами ПанамыГлава 38. Грабеж Панамы и ее окрестностейГлава 39. Дележ добычи и бегство Моргана на ЯмайкуГлава 40. Реакция Лондона и Мадрида на сожжение ПанамыЭпилогБиблиография