«Тысячелетняя битва за Царьград»

Александр Широкорад ТЫСЯЧЕЛЕТНЯЯ БИТВА ЗА ЦАРЬГРАД

ОТ АСКОЛЬДА ДО ЕКАТЕРИНЫ II

Тогда во славу Руси ратной,

Строптиву греку в стыд и страх,

Ты пригвоздил свой щит булатный

На цареградских воротах

А. С. Пушкин{1}

ОТ АВТОРА

 Русское государство имело и имеет два основных выхода в мир — Балтийское и Черное моря. Причем плавание в этих морях имеет существенную разницу. Для свободного судоходства на Балтике достаточно иметь хотя бы один порт на ее побережье, а вот чтобы выйти из Черного моря, нужно было разрешение властей Константинополя. Хозяева же проливов постоянно злоупотребляли своим географическим положением, лишая юг России свободного выхода в Средиземное море и далее в океан. Это не могло не привести к многочисленным войнам, длящимся уже более тысячи лет.

Автор этой книги предпринял первую комплексную попытку рассмотреть историю борьбы России за контроль над Проливами, что у русского народа веками ассоциировалось со взятием Константинополя.

Раздел I КИЕВ ПРОТИВ ЦАРЬГРАДА

Глава 1 ПРОЛОГ ТЫСЯЧЕЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ

18 июня 860 г войско россов внезапно появилось под Константинополем Россы под началом двух князей — Аскольда и Дира — приплыли на двухстах судах по Черному морю в Босфор из устья Днепра.

Византийский автор описывает это нашествие следующим образом «Было нашествие варваров, росов — народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они — этот губительный и на деле, и по имени народ, посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются на месте их (нечестивые) алтари, беззаконные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев, у них сохраняющее силу. Убийство девиц, мужей и жен; и не было никого помогающего, никого, готового противостоять»{2}.

Взять Константинополь тогда россам не удалось, но они страшно опустошили окрестности византийской столицы, включая Принцевы острова в Мраморном море, и 25 июня отправились восвояси.

Византийские источники и русские летописи приводят различные причины ухода россов. По одной из них к Константинополю форсированным маршем подошел император Михаил с большим войском, которое ранее направлялось для войны с арабами. По другой версии разразилась страшная буря, изрядно потрепавшая суда россов. Наконец, по третьей версии византийцы и россы заключили мир и последние, получив солидные откупные, отправились домой.

Этот поход князя Аскольда следует считать первой попыткой русских решить проблему свободного выхода из Черного моря в Средиземное. Так началась тысячелетняя битва за Константинополь.

Вообще говоря, история войн за Проливы уходит в глубь тысячелетий. Из известных нам войн самая древняя, разумеется, Троянская, когда объединенное войско греков (ахейцев) пыталось захватить город Трою, контролировавший вход в Дарданелльский пролив. В ходе десятилетней войны грекам удалось разрушить Трою и обеспечить себе доступ к Проливам Эта война интересна и как первый дошедший до нас успешный пример дезинформации. В своей пространной поэме Гомер ни разу не упомянул о стратегически важных проливах, а взамен в качестве причины войны представил миф о распутной красавице Елене, из-за которой-де и началась десятилетняя война ахейцев с троянцами.

Чем ближе к нашему времени, тем больше будет подражателей у Гомера, которые станут придумывать различные сказки и мифы, дабы замаскировать поползновения своих стран к Черноморским проливам

Глава 2 КТО ТАКОЙ АСКОЛЬД И КТО ТАКИЕ РОССЫ?

В лето 6370[1] от сотворения мира пошли кровавые свары у северных славян. «И не было среди них правды, и встал род на род, и была среди них усобица, и стали воевать сами с собой. И сказали себе — "Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву". И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью подобно тому, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готладцы, — вот так и эти прозывались. Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь "Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет Приходите княжить и владеть нами". И вызвались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли к славянам, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, — на Бело-озере, а третий, Трувор, — в Изборске».

Вот так описано становление государственности на Руси в «Повести временных лет» Поскольку, кроме летописи, никаких других данных о призвании Рюрика нет, то по сему поводу отечественные историки уже два столетия ведут жестокую войну между собой. Тех, кто поверил летописи, окрестили норманистами, а историков, считавших, что призвание варягов — вымысел, и князь Рюрик — мифологический персонаж, соответственно, стали звать антинорманистами. Еще в XIX в спор историков получил политическую окраску. Несколько немецких историков, состоявших на русской службе, имели неосторожность намекнуть, что вот-де без европейцев русские не смогли создать своего государства. Против них грудью встали «квасные» патриоты. Мы, мол, сами с усами и вашего Рюрика знать не знаем, а история наша начинается со славянских князей Олега и Игоря. Ряд историков, начиная с В. Н. Татищева, придумали Рюрику деда — славянина Гостомысла, жившего то ли в Новгороде, то ли в славянском Поморье. Исторические споры норманистов и антинорманистов не уместятся даже в самый пухлый том, поэтому я изложу наиболее вероятную версию событий.

Начнем с того, что выясним, а кто такие варяги? У нас принято отождествлять варягов с викингами — скандинавскими разбойниками. В VIII— X вв. викинги (норманны) наводили ужас не только на побережье северной Европы, но и на весь средиземноморский бассейн. В IX в корабли викингов достигли Исландии, а в X в — Гренландии и полуострова Лабрадор. Вожди викингов — конуги — захватывали земли в Западной Европе и зачастую оседали там, становились князьями, графами и даже королями.

Немного в ином качестве викинги появлялись в землях восточных славян за несколько десятилетий до явления туда Рюрика. Набеги на земли славян и грабежи, безусловно, имели место, но не были основным видом деятельности викингов. Здесь они чаще всего выступали в роли купцов и наемников.

Флотилии норманнских судов (драккаров) легко передвигались вдоль северного побережья Европы и грабили по пути местное население, а затем через Гибралтарский пролив попадали в Средиземное море. Это был очень длинный, но сравнительно легкий путь. А вот пройти «из варяг в греки» по русским рекам и волокам было гораздо короче, но сделать это с боями было трудно, а скорее всего, невозможно. Вот и приходилось норманнам ладить с местным населением, особенно в районах волоков. Для славянского населения волок становился промыслом, и жители окрестных поселений углубляли реки, рыли каналы, специально содержали лошадей для волока и др. Естественно, за это норманнам приходилось платить.

По пути «из варяг в греки» к викингам приставали отряды славян, а затем объединенное славяно-норманнское войско шло в Византию или войной, или наниматься на службу к византийскому императору.

Поэтому славяне и называли викингов варягами. Варяг — это искаженное норманнское слово «Vaenniar», а норманны позаимствовали это слово от греческого «φοισεγατοι», означающего «союзники», а точнее — наемные воины-союзники. Заметим, что среди скандинавских племен не было никаких варягов, и ни один народ Западной Европы не называл так норманнов. Итак, слово «варяг» отражает специфику славяно-норманнских отношений.

Разобравшись с варягами, обратимся к личности Рюрика Ряд историков, включая Б. А. Рыбакова, отождествляет летописного Рюрика с Рериком Ютландским — мелким датским конугом, владевшим местечком Дорестад во Фрисландии. Где-то в 50-х годах IX в викинги отняли у Рерика Дорестад. Рёрик неоднократно упоминается в западных хрониках. С 862 г его имя исчезает из хроник. В 870 г Рерик на короткое время появляется в королевстве франков, а затем исчезает вновь. Согласно нашей летописи Рюрик умер в 879 г. С большой степенью вероятности мы можем принять версию, что Рерик Ютландский принял предложение славян и действительно княжил у них до 879 г.

А вот его братья Синеус и Трувор являются плодом фантазии летописца. Возможно, он имел какой-то документ, славянский или норманнский, где и нашел непонятые слова «синеус» (sine hus — свой род) и «трувор» (thru vanng — верная дружина). Видимо, о Рёрике было сказано, что он прибыл со своими родичами и верной дружиной, которых малограмотный летописец превратил в братьев Рюрика. Не имея никаких сведений о деятельности Трувора и Синеуса и об их потомстве, летописец умертвил обоих братьев в 864 г.

Варяжский всадник в восточноевропейском вооружении

Теперь остается последний вопрос, а какую это «русь» привел Рюрик? В книге «Викинги», изданной в Москве в 1995 году огромным для нынешнего времени тиражом 50 тысяч экземпляров, говорится: «Славяне называли викингов русами, поэтому территория, где расселились русы, получила название Русь (впоследствии — Россия)».[2] Мягко выражаясь, это буйная фантазия господ Филиппы Уингейт и Энна Миллард, как, впрочем, и иных иностранных и отечественных историков.{3} Дело в том, что в Скандинавии не было не только племени варягов, но и руси. А русью, или русами, норманнов называли только в Восточной Европе.

Некоторые историки связывают слово «рос» — «рус» с географической и этнической терминологией Поднепровья, Галиции и Волыни, и утверждают, что именно там существовал народ рос или русь. Но, увы, эта версия не соответствует ни летописям, ни фактам. Автор придерживается мнения тех историков, которые полагают, что слово «русь» близко к финскому слову «routsi», что означает «гребцы» или «плаванье на гребных судах». Отсюда следует, что русью первоначально называлось не какое-то племя, а двигающаяся по воде дружина. Кстати, и византиец Симеон Логофет писал, что слово «рус» — «русь» происходит от слова «корабль».

Итак, поначалу славяне и византийцы называли русью дружины норманнов и славян, передвигающиеся на гребных судах. Через несколько десятилетий это слово стало ассоциироваться с дружиной киевского князя, а затем — с его владениями и его подданными.

В IX—XI вв. многие десятки отрядов норманнов (варягов) приезжали на Русь, часть из них следовала без остановки по знаменитому пути «из варяг в греки», а часть нанималась на службу к русским князьям. Прослужив какое-то время, часть из них возвращалась в Скандинавию, а многих привлекали полноводные реки, могучие леса, красивые славянские девушки, и они оставались, чтобы вместе с местным населением рубить города и громить врагов. Они-то и стали, неважно, в какой пропорции, основой великого народа русского.

Варяги, осевшие на Руси, как правило, обрусевали уже во втором поколении. Для нового поколения русский язык был родным, да и имена у них были славянские. Увы, до нас не дошли семейные предания обрусевших варягов. Но мы можем это понять на многих примерах служилых немцев, шотландцев и др. в Москве в XVI—XVIII вв. Вот, к примеру, при царе Алексее Михайловиче в Москву приехал служить немец Цыклер, а его сын Иван настолько обрусел, что участвовал в бунте против Петра и его немецких порядков, за что и был казнен царем.

Есть народы, склонные к быстрой ассимиляции, и наоборот, известны случаи, когда отдельные племена столетиями упорно не желают ассимилироваться с подавляющим большинством местного населения. Обычно такие случаи кончаются серьезными этническими конфликтами, ответственность за которые сейчас стало модно сваливать с больной головы на здоровую, то есть на коренное население, составляющее абсолютное большинство. Норманны же очень быстро ассимилировались, и не только в славянских землях, но и в Англии, Франции, Италии и др.

Если норманны и превосходили славян в военном искусстве, то в остальном они стояли на более низком уровне развития и быстро перенимали элементы славянской культуры. Норманны в Византии и Западной Европе довольно быстро меняли свою религию на христианство, а в Новгороде и Киеве — на славянских богов. Кстати, пантеоны скандинавских и наших богов были довольно схожи. В договоpax с Византией варяжский князь Олег, ближайший сподвижник Рюрика, клянется не скандинавскими богами Одином и Тором, а славянскими Перуном и Велесом.

Невысокий культурный уровень варягов-норманнов и их быстрая ассимиляция дали мощные козыри в руки историкам-антинорманистам. С последними можно согласиться в том, что варяги практически не оказали никакого влияния на быт, обычаи, культуру, религию и язык славян. Однако в политике и особенно в военной истории славян варяги сыграли весьма существенную роль.

Князь Аскольд был предводителем варяжской дружины, осевшей в середине IX в. в Киеве. Согласно «Повести временных лет», Аскольд и Дир были воеводами Рюрика, но это явно позднейшая вставка.

Помимо походов на Византию Аскольд вел частые войны с кочевниками. В русской летописи говорится, что в 872 г. болгарами был убит сын Аскольда. В 875 г. Аскольд «избивша множество печенег», Византийский император Василий I (867—886) называл Аскольда «прегордым Каганом северных скифов».

После похода 860 г где-то в 862—866 гг. был еще один поход Аскольда или большое посольство в Византию. В любом случае дело закончилось взаимным миром. При этом, по сообщениям византийских источников и русской летописи, Аскольд крестился и получил христианское имя Николай. Приняла христианство и часть его дружины. Позже Иоакимовская летопись назовет его «блаженным князем», а княгиня Ольга возведет над его могилой христианскую церковь.

Мечи IX-X вв. из древнерусских курганов

После смерти Рюрика в 879 г. северными славянскими землями стал править князь Олег, родственник Рюрика, поскольку сын Рюрика Игорь был ещё ребенком. В 882 г. Олег собрал войско из варягов и славян и двинулся на ладьях на юг. Как сказано в летописи, «приде к Смоленску и прия град и посади муж свои, оттуда поиде вниз и взя Любеч, посади муж свои». Перевести это, видимо, следует так: Смоленск сдался Олегу без боя, а Любеч пришлось штурмовать, и в обоих городах Олег оставил свои гарнизоны.

Подплывая к Киеву, Олег велел замаскировать свои ладьи под купеческие суда. Часть воинов изображала гребцов, а большинство легло на дно ладей. Ладьи пристали у Угорской горы, оттуда Олег послал гонцов сказать киевским князьям, что они варяги-купцы и плывут из Новгорода в Константинополь. Аскольд и Дир с небольшой свитой вышли из города для осмотра товаров. Когда они подошли к ладьям, оттуда выскочили варяги и убили обоих князей. После этого Киев без сопротивления сдался Олегу.

Согласно летописи, Олег будто бы сказал киевским князьям: «Вы не князья, ни роду княжеского, а я роду княжеского», и, указывая на вынесенного в это время из ладьи Игоря, прибавил: «Во сын Рюриков».

Видимо, в летописи сохранилось какое-то воспоминание о подлинных исторических событиях, но в целом она малоубедительна.

Начнем с личностей Аскольда и Дира. Патриарх советской исторической науки академик Борис Александрович Рыбаков писал: «Личность князя Дира нам не ясна. Чувствуется, что его имя искусственно присоединено к Оскольду так как при описании их, якобы совместных, действий грамматическая форма дает нам единственное, а не двойственное или множественное число, как следовало бы при описании совместных действий двух лиц».{4}

Историк же Юрий Александрович Сяков считает одним лицом воеводу отряда скандинавских наемников на службе у эмира Кордовы в первой половине IX в. Аскольда аль-Дира с киевским князем Аскольдом. Учитывая мобильность норманнских дружин, эта версия вполне реальна. Вспомним того же Рёрика-Рюрика. Отслужив эмиру Кордовы, Аскольд аль-Дир мог южным путем через Византию или северным путем через Балтику и Новгород попасть в Киев.

Далее Ю.А. Сяков пишет: «Кто такой этот таинственный Дир, который по жизни следует за Аскольдом как тень, словно он его второе "я"? Пришлось немало времени потратить на поиски разгадки. Ответ оказывается простым. Дир — это прозвище Аскольда. В переводе с готского Dyr, Djur означает "зверь". Вероятно, с этим прозвищем Аскольд вернулся в родную Ладогу после испанской эпопеи. Любознательный читатель может задать вполне естественный вопрос: при чем здесь готский язык? С какой стати ладожане должны разговаривать на готском языке?

Обратимся к истории. В VIII в. на обширном пространстве между Днепром и Доном существовало государство остготов. Под влиянием христианского учения, проповедуемого у них византийским епископом Ульфилою, остготы растеряли свой воинственный пыл и за это поплатились. Они не смогли отразить нашествие гуннов. Одни племена готов под ударами свирепых гуннов ушли на запад, другие — на север. И мы знаем, что в древние времена Швецию называли Готией, и естественно, что колония скандинавов в многонациональной Ладоге при общении использовала не только местные наречия, но и свой родной язык, который был уже довольно обширно разбавлен славянскими и финно-угорскими словами. Аскольд был по происхождению готом, порождению — ладожанином, а по профессии — воином. Кстати, его имя Ashold, или Asholt, в переводе с готского обозначает "честь ариев". Его давали будущим воинам, судьба которых была заранее предопределена».{5}

Глава 3 ОЛЕГОВ ЩИТ НА ВРАТАХ ЦАРЬГРАДА

Для наших историков стало традицией считать захват Киева Олегом в 882 г. датой основания древнерусского Киевского государства.

Земли Киевской Руси имели довольно слабые политические и экономические связи как со столицей, так и между собой. Впрочем, это характерно и для других государств Европы конца IX в., таких как, например, Западно-франкское и Восточно-франкское королевства, Великоморавское государство, Болгарское царство и др. Но до 1991 г. ни у одного серьезного историка не возникало сомнений, что у всех славянских племен, входивших в Древнерусское государство, был один язык, одни верования, и они были одним народом. Что же касается варяжского элемента в Киевском государстве, то большинство варягов ассимилировалось, а остальные, прослужив несколько лет у киевского князя, отправлялись служить в Византию, а в отдельных случаях возвращались на историческую родину.

В 907 г. Олег, оставив Игоря в Киеве, отправился в поход на Константинополь. Конные воины двинулись берегом, а большинство ратников — на судах. Согласно русской летописи, у Олега было 2000 судов, на каждом из которых размещалось по 40 человек. Таким образом, только морем шла восьмидесятитысячная рать. Это, естественно, многократное преувеличение летописца, но бесспорно, что число ратников было очень велико.

Когда в Босфор вошли сотни русских судов, греки «замкоша суд», то есть перекрыли вход в залив Золотой Рог в Константинополе, боновыми заграждениями, состоявшими из бревен и цепей. Согласно летописи, Олег вытащил свои суда на берег, поставил на катки и, пользуясь попутным ветром, двинулся к столице, распустив паруса.

Целесообразность и правдоподобие этой операции представляются сомнительными. Князю значительно проще было оставить свои корабли на берегу, а не тащить их под стены столицы и лишать себя возможности быстрого отхода при изменении ситуации в пользу греков, например при подходе большой армии из южных провинций Византии, как во время похода 960 г.

В ходе непродолжительной осады Константинополя часть русского войска рассеялась по окрестностям византийской столицы и разорила их. Согласно русской летописи, «много палат разбили и церквей пожгли; пленных секли мечами, других мучили, расстреливали, бросали в море».

В конце концов, греки пообещали Олегу выплатить огромную контрибуцию — по 12 гривен на весло (по другим сведениям, на корабль),

Согласно летописи, «греки выслали ему кушанье и напитки с отравою, что Олег догадался о коварстве и не коснулся присланного и что тогда греки в испуге говорили; "Это не Олег, но святой Димитрий, посланный на нас богом". Приведенный рассказ замечателен по тому представлению, которое (наши летописцы) имели о характере греков и о характере вещего Олега: самый хитрый из народов не успел обмануть мудрого князя! Олег, продолжает летопись, отправил к императору послов — Карла, Фарлофа, Велмуда, Рулава и Стемира, которые вытребовали по 12 гривен на корабль да еще клады на русские города: Киев, Чернигов, Переяславль, Полоцк, Ростов, Любеч и другие, потому что в тех городах сидели Олеговы мужи; Олег требовал также, чтобы русь, приходящая в Царьград, могла брать съестных припасов, сколько хочет; гости (купцы) имеют право брать съестные припасы в продолжении шести месяцев — хлеб, вино, мясо, рыбу, овощи; могут мыться в банях, сколько хотят, а когда пойдут русские домой, то берут у царя греческого на дорогу съестное, якори, канаты, паруса и все нужное. Император и вельможи его приняли условия, только с следующими изменениями: русские, пришедшие для дел торговли, не берут месячины; князь должен запретить своим русским грабить села в стране греческой; русские, пришедши в Константинополь, могут жить только у Св. Мамы (храм Св. Мамы в предместье Константинополя. — А.Ш.), император пошлет переписать их имена, и тогда они будут брать свои месячины — сперва киевляне, потом черниговцы, переяславцы и другие; входить в город будут они одними воротами, вместе с чиновником императорским, без оружия, не более 50 человек и пусть торгуют, как им надобно, не платя никаких пошлин».{6}

Император Леон (Лев VI, годы правления 886—912) целовал крест в соблюдении договора. Олег и его мужи клялись оружием и славянскими богами Перуном и Белесом. Любопытно, что и в 907 г., и через четыре года, когда послы из Киева приезжали за подтверждением договора, из четырнадцати человек лишь двое имели славянские имена — Велемудр и Стемир, а остальные — скандинавские: Карл, Фарлаф, Рулав, Руальд, Труан и т.д. Но оба раза все послы клялись славянскими богами.

Согласно легенде, именно в этом походе Олег демонстративно прибил свой щит к вратам Константинополя в знак покорения греков его воле.

После смерти Олега в июне 912 г. на киевский престол вступил сын Рюрика Игорь. Летом 941 г. Игорь предпринял морской поход на Константинополь. Об этом походе довольно подробно сообщают две византийские хроники X века. Вот, например, выдержки их хроники Продолжателя Феофана:

«Одиннадцатого июня четырнадцатого индикта (941 г.) на десяти тысячах судов приплыли к Константинополю росы... Против них со всеми дромонами и триерами, которые только оказались в городе, был отправлен патрикий. Он снарядил и привел в порядок флот, укрепил себя постом и слезами и приготовился сражаться с росами. Когда росы приблизились и подошли к Фаросу (Фаросом называется сооружение, на котором горит огонь, указывающий путь идущим в ночи), патрикий, расположившийся у входа в Евксинский понт, неожиданно напал на них на Иероне, получившем такое название из-за святилища, сооруженного аргонавтами во время похода. Первым вышедший на своем дромоне патрикий рассеял строй кораблей росов, множество их спалил огнем, остальные же обратил в бегство. Вышедшие вслед за ним другие дромоны и триеры довершили разгром, много кораблей потопили вместе с командой, многих убили, а еще больше взяли живыми. Уцелевшие поплыли к восточному берегу, к Сгоре (место на вифинском побережье). И послан был тогда по суше им на перехват из стратигов патрикий Варда Фока с всадниками и отборными воинами. Росы отправили было в Вифинию изрядный отряд, чтобы запастись провиантом и всем необходимым, но Варда Фока этот отряд настиг, разбил наголову, обратил в бегство и убил его воинов. Пришел туда во главе всего восточного войска и умнейший доместик схол Иоанн Куркуас, который, появляясь то там, то здесь, немало убил оторвавшихся от своих врагов, и отступили росы в страхе перед его натиском, не осмеливаясь больше покидать свои суда и совершать вылазки. Много злодеяний совершили росы до подхода ромейского войска: предали огню побережье Стена (т.е. Босфора), а из пленных одних распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в голову железные гвозди. Немало они сожгли и святых храмов. Однако надвигалась зима, у росов кончалось продовольствие, они боялись наступающего войска доместика схола Куркуаса, его разума и смекалки, не меньше опасались и морских сражений и искусных маневров патрикия Феофана и потому решили вернуться домой. Стараясь пройти незаметно для флота, они в сентябре пятнадцатого индикта ночью пустились в плавание к фракийскому берегу, но были встречены упомянутым патрикием Феофаном и не умели укрыться от его неусыпной и доблестной души. Тотчас же завязывается второе сражение. И множество кораблей пустил на дно, и многих росов убил упомянутый муж. Лишь немногим удалось спастись на своих судах, подойти к побережью Килы и бежать с наступлением ночи. Патрикий же Феофан, вернувшийся с победой и великими трофеями, был принят с честью и великолепием и почтен саном паракимомена».{7}

Не менее любопытен и рассказ епископа Кремонского[3] Лиудпранда, прибывшего в качестве посла в Константинополь в 949 г. Сам он не застал русских, но составил описание по рассказам очевидцев:

«Королем этого народа (Руси. — А.Ш.) был (некто) по имени Игорь (Inger), который, собрав тысячу и даже более того кораблей, явился к Константинополю. Император Роман (Роман I Лакапин. — А.Ш.), услыхав об этом, терзался раздумьями, ибо весь флот его отправлен против сарацин и на защиту островов. После того как он провел немало бессонных ночей в раздумьях, а Игорь разорял все побережье, Роману сообщили, что у него есть только 15 полуполоманных хеландий (тип галеры), брошенных их владельцами вследствие их ветхости. Узнав об этом, он велел призвать к себе калафатов, то есть корабельных плотников, и сказал им: "Поспешите и без промедления подготовьте оставшиеся хеландий, а огнеметные машины поставьте не только на носу, но и на корме, а сверх того — даже по бортам". Когда хеландий по его приказу были таким образом подготовлены, он посадил на них опытнейших мужей и приказал им двинуться против кораблей Игоря. Наконец они прибыли. Завидев их, расположившихся в море, король Игорь повелел своему войску не убивать их, а взять живыми. И тогда милосердный и сострадательный Господь, который пожелал не просто защитить почитающих Его, поклоняющихся и молящихся Ему, но и даровать им победу, (сделал так, что) море стало спокойным и свободным от ветров — иначе грекам было бы неудобно стрелять огнем. Итак, расположившись посреди русского (флота), они принялись метать вокруг себя огонь. Увидев такое, русские тут же стали бросаться с кораблей в море, предпочитая утонуть в волнах, нежели сгореть в пламени. Иные, обремененные панцирями и шлемами, шли на дно и их больше не видели, некоторые же державшиеся на плаву сгорали даже посреди морских волн. В тот день не уцелел никто, кроме спасшихся бегством на берег. Однако корабли русских, будучи небольшими, отошли на мелководье, чего не смогли сделать греческие хеландии из-за своей глубокой посадки. После этого Игорь в великом смятении ушел восвояси; победоносные же греки, ликуя, вернулись в Константинополь, ведя с собой многих оставшихся в живых (русских пленных), которых Роман повелел всех обезглавить в присутствии моего отчима (еще один возможный информатор Лиудпранда) короля Хуго (король Италии в 926—947 гг.)»{8}.

Тут надо сказать несколько слов о византийских и русских судах, а также о знаменитом «греческом огне».

Русские первоначально плавали на лодках, выдолбленных из одного цельного большого дерева, с набитыми по бортам веслами. Греки их называли моноксило. Однако греческие авторы, чтобы унизить «варваров»[4], утверждали, что весь их флот состоял исключительно из однодревок. На самом деле у славян и скандинавов в X—XI вв. были килевые и плоскодонные суда, построенные из досок. Это подтверждается и рядом археологических раскопок. Так, в 70-х годах XX в. в Старой Ладоге в археологическом слое начала Х в. был обнаружен фрагмент борта плоскодонного судна длиной 14,3 м, состоявший из трех досок, скрепленных шпангоутами.{9} Еще более крупные корабли викингов (варягов) найдены западными археологами. Так, в районе Усеберга найдено судно, построенное в 815—820 гг. Оно имело 30 весел, длину 21,4 м, наибольшую ширину 5,1 м. Высота от основания киля до поручней посреди судна составляла 1,58 м. На каждой стороне имелось по 15 бортовых досок. Штевни задраны высоко и закручены в красивые спирали, а заостренные концы штевней и верхние бортовые доски украшены звериной орнаментикой. В них имелось по 15 отверстий для весел с каждой стороны.

Еще два корабля найдены в районе Скульделевы (Дания). Один из них построен в 1030—1040 гг. и имел длину 17,4 м, а ширина его посредине судна составляла 2,6 м. У каждого борта имелось по 7 бортовых досок, и на самых верхних из них — по 12 отверстий для весел с каждой стороны. Верхние бортовые доски были взяты с какого-то другого корабля. На наружной стороне бортов имелся шитовой брус

Другой корабль сохранился плохо, но, тем не менее, можно установить, что длина его была 28—29 м, а ширина — около 4 м. На каждой стороне было более семи бортовых досок, однако верхней доски не достает. Число отверстий для весел, по всей вероятности, составляло 20—25 с каждой стороны. Таким образом, команда судна насчитывала, по меньшей мере, 40—50 человек. Дендрохронологический анализ показал, что судно было построено в Ирландии во второй половине XI в.

Возможно, таких больших кораблей у варягов и славян на Черном море не было, но, во всяком случае, во времена Олега и Игоря основной ударной силой русского флота были суда подобного типа, а не однодревки.

Реконструкция судна викингов, найденного в Скульделеве

Устройство днищевой части судна № 2, найденного в Скульделеве

Византийский флот состоял из гребных судов с одним (монеры и галеры), двумя (дромоны) и тремя (триеры) рядами весел. Ударной силой византийского флота были дромоны (от греческого слова «гонщик»). Стандартный дромон имел 100 весел, то есть по 25 весел в ряд одного борта. На каждом весле было по два гребца. Парусное вооружение дромона состояло из одной-двух мачт с латинскими (косыми) парусами.

Что такое хеландии — историкам точно не известно, но, скорей всего, это разновидность дромона.

Секрет состава «греческого огня» был утерян еще в XV в. Причем современные историки спорят не только о его составе, но и о его возможностях. Одни считают «греческий огонь» просто зажигательной смесью, другие — предшественником пороха, а устройства, метавшие «греческий огонь», — предшественниками огнестрельных орудий.

Согласно византийским хроникам, «греческий огонь» был изобретен в 673 г. архитектором из Гелиополя Калинником.

Для бросания «греческого огня» применялись механические метательные машины или специальные трубы. В первом случае горючее вещество помешали в сосуды, снабженные отверстиями, в которые вставлялись фитили. Во втором случае труба с «греческим огнем» функционировала подобно огнеметам первой половины XX в. По свидетельствам современников, «греческий огонь» выбрасывался из труб струей. В этом случае его выброс происходил за счет энергии горящих газов.

Сведения об употреблении «греческого огня» можно найти в тактике императора Льва VI (886—912); там говорится: «Следуя обыкновению, должно всегда иметь на носу корабля трубу, выложенную медью, для бросания этого огня в неприятеля. Из двух гребцов на носу один должен быть трубником». Он также говорил о том, что «греческий огонь» выбрасывался из труб с большим грохотом.

«Греческий огонь» успешно применялся при осаде и обороне крепостей, и еще более успешно — в войне на море. В 673 г. в битве при Кизике византийцы полностью уничтожили арабский флот, применив «греческий огонь». Та же судьба постигла и флотилию киевского князя Игоря в 941 г.

В 944 г князь Игорь вновь идет походом на Царьград.[5] Он собрал большое войско из славян и варягов» причем даже нанял печенежские отряды, взяв на всякий случай в заложники детей их вождей. Традиционно часть рати Игоря шла посуху, а другая часть плыла на судах вдоль берега.

Византийский император Роман был заранее предупрежден греками, жившими в Крыму, о походе русских. В это время империя вела тяжелую войну с арабами, а в Константинополе зрел заговор знати против самого Романа. Поэтому император решил кончить дело миром и отправил к Игорю своих послов.

Византийские послы встретили русское войско уже в Болгарии. Согласно нашей летописи, они обратились к Игорю: «Не ходи, но возьми дань, которую брал Олег, придам и еще к ней». Император послал и печенегам дорогие ткани и много золота. Игорь, дойдя до Дуная, созвал дружину и стал с ней советоваться, соглашаться ли на предложения императора. Мнение дружины было таково: «Если так говорит царь, то чего же нам еще больше? Не бившись, возьмем золото, серебро и поволоки! Как знать, кто одолеет, мы или они? Ведь с морем нельзя заранее уговориться, не по земле ходим, а по глубине морской, одна смерть всем». Игорю совет показался разумным, и он отпустил печенегов воевать болгарскую землю, а сам взял у греков золото и паволоки на себя и на все войско и пошел назад в Киев.

В подтверждение предварительной договоренности, достигнутой в Болгарии, в следующем 945 г. в Константинополе император Роман и его сыновья Константин и Стефан, а также русские послы подписали новый договор. Позже византийские послы посетили Киев, где князь Игорь и его бояре также поклялись исполнять договор. Замечу, что князь с боярами клялись перед послами на холме у статуи Перуна, а несколько бояр принесли клятву в церкви святого Ильи в Киеве.

Договор 945 г установил право великого князя киевского и его бояр отправлять в византийские земли неограниченное количество судов с послами и купцами. В отличие от договора 911 г., по которому послы должны были представлять в Константинополь золотые, а купцы — серебряные печати, теперь устанавливался порядок представления и теми, и другими соответствующего документа за подписью киевского князя. Договор обязывал русских купцов не только продавать привозимые ими товары, но и покупать византийские товары. Они были также обязаны не творить никаких бесчинств на землях императора. Их местопребыванием в византийской столице по-прежнему оставалось подворье в предместье вблизи церкви Св. Мамы. Послам и торговцам, приезжавшим в Константинополь, обеспечивалось содержание, а также продовольствие и снаряжение на обратный путь. Все торговые сделки, в отличие от договора 911 г, должны были облагаться пошлиной. Были установлены и ограничения на объемы закупок шелковых тканей и парчи. Зимовать в Константинополе русские купцы права не имели.

Глава 4 ПОХОДЫ СВЯТОСЛАВА

 После смерти князя Игоря власть в Киеве перешла к его вдове Ольге, ставшей регентшей при малолетнем князе Святославе. В 957 г.[6] Ольга с большой свитой и охраной отправилась в Константинополь. Русская княгиня была принята императором Константином VII с большим почтением. Видимо, тогда был заключен новый договор русских с греками, но никаких сведений о нем не сохранилось.

В Константинополе княгиня Ольга приняла крещение и получила христианское имя Елена. После крещения в византийских источниках того времени русскую княгиню стали величать «архонтиссой»[7] и «дочерью» императора, ставшего ее крестным отцом.

Число христиан после возвращения Ольги в Киев возросло, но большинство горожан оставалось язычниками. Не захотел принять христианства и ее сын Святослав. Молодой князь любил войну и дальние походы. Для начала он обрушился на хазар, совершавших частые набеги на Киевское государство. Дружина Святослава наголову разбила войско кагана и взяла штурмом главный хазарский город на Дону Белую Вежу (Саркел). Затем Святослав разгромил ясов и касогов, населявших Прикавказье. К 966 г. относят арабские писатели поход руссов на волжских булгар, разграбление их главного города Булгара, который служил булгарам складом товаров, привозимых из других стран.

От Булгара Святослав на судах спустился вниз по Волге и взял город Казеран[8], а затем — города Итиль и Семендер[9].

Примерно в 965—966 гг. Святослав присоединил к своему государству Тмутараканьское княжество, расположенное на Керченском и Таманском полуостровах. Кстати, первую попытку захватить Тмутаракань предпринял еще князь Игорь в 944 г. Всего, по подсчетам историков, Святослав с дружиной за три-четыре года прошел 8— 8,5 тысяч километров.{10}

Весной 966 г. началась война Византии с Болгарией. Кроме того, в империи продолжались войны с арабами в Месопотамии и Сирии. Тогда император Никифор Фока решил прибегнуть к старому византийскому методу «побеждать варваров руками самих варваров» и натравить на болгар русских. С этой целью император послал в Киев патриция Калокира из Херсонеса с пятнадцатью кеитинариями золота (то есть 1500 фунтов, или около 614 кг). Такая сумма, на мой взгляд, фантастична, но, без сомнения, золота было послано много. По сведениям греческих историков, Калокир подружился со Святославом и прельстил его подарками и обещаниями. И они уговорились: Святослав завоюет Болгарию, оставит ее за собой и поможет Калокиру в достижении императорского престола. А за это Калокир обещал Святославу несметные сокровища из императорской казны.

Так было или иначе, но летом 967 г. войско Святослава отправилось из Киева в поход. Численность его составляла, по византийским источникам, 60 тысяч человек, а по данным «Повести временных лет», —10 тысяч.

Русские суда спустились по Днепру к Черному морю, а затем вдоль черноморского побережья достигли устья Дуная. Болгарский царь Петр был застигнут врасплох появлением войска Святослава. Он узнал о приближении противника в тот момент, когда русское войско уже находилось в водах Дуная, выбирая место для удобной высадки на берег. Петр спешно направил навстречу Святославу тридцатитысячное войско, которое попыталось помешать высадке русских. Однако русские витязи бросились в воду прямо с судов, подошедших близко к берегу, и стремительной атакой опрокинули болгар. Узнав о разгроме своего войска, царь Петр скончался от апоплексического удара.

После разгрома болгар планы Святослава кардинально изменились. Теперь речь шла не об обычном набеге и разграблении территории врага, а о закреплении за собой захваченных болгарских земель. Согласно летописи, Святослав публично заявил: «Не любо мне в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае — там средина Земли моей; туда со всех сторон свозят все доброе: от греков — золото, ткан и, вина, овощи разные; от чехов и венгров — серебро и коней, из Руси — меха, воск, мед и рабов»,

Присоединение Болгарии к Киевскому государству представляло для Византийской империи куда большую угрозу, чем притязания болгарских царьков на дань от Константинополя. В результате императору Никифору Фоке пришлось начать подготовку к войне со Святославом. Он повелел увеличить число тяжеловооруженных всадников, перекрыть цепными (боновыми) заграждениями залив Золотой Рог и т.д.

Параллельно к печенегам были отправлены византийские послы, которые надоумили кочевников напасть на Киев. В результате этого осенью 968 г. Святославу с частью дружины пришлось отправиться на защиту родного Киева, где остались его мать и сын Ярополк.

Святослав прогнал печенегов, но зато услышал горькие упреки княгини Ольги и киевских бояр: «Ты, князь, чужой земли ищешь и блюдешь ее, от своей же отрекся, чуть-чуть нас не взяли печенеги вместе с твоею матерью и детьми; если не придешь, не оборонишь нас, то опять возьмут; неужели тебе не жалко отчины своей, ни матери-старухи, ни детей малых?»

Но это не подействовало на князя-воина, и через несколько дней Святослав отправился в Болгарию. Через три дня после его отъезда умерла княгиня Ольга.

Тем временем в Византии произошел очередной переворот. В конце 969 г. Никифор Фока был убит, а на трон вступил знаменитый полководец Иоанн Цимисхий. Новый император дважды направлял послов в Переяславец, куда вернулся из Киева Святослав. Первому посольству Святослав предложил дилемму — либо огромный выкуп за захваченные земли, либо уход греков из всех европейских владений Византии. Принимая второе посольство» Святослав был настроен еще более воинственно. Он заявил послам, что его воины скоро будут у стен Константинополя. Византийский историк второй половины X в. повествует, что Святослав сказал византийским послам: «Мы сами разобьем скоро свои шатры у ворот Византии и возведем вокруг города крепкие заслоны, а если он (император) выйдет к нам, если решится противостоять такой беде, мы храбро встретим его и покажем ему на деле, что мы не какие-нибудь ремесленники, добывающие средства к жизни трудами рук своих, а мужи крови, которые оружием побеждают врага».

Весной 970 г. войско Святослава перешло Балканы и начало опустошать Фракию. Теперь русские уже были не на болгарской, а на византийской территории. Они взяли Филиппополь (современный Пловдив) и дошли до Аркадиополя: «За малъмъ бо бе не дошьл (Святослав) Цесаряграда». До Царьграда оставалось всего лишь четыре дневных перехода по равнине. В Константинополе началась паника.

Под Аркадиополем состоялось большое сражение, но печенеги и венгры, входившие в состав русского войска, дрогнули, и битва была проиграна. Затем было заключено перемирие, и византийцы выплатили русским значительную контрибуцию. Это может показаться парадоксом — победители платят дань! Но все объясняется просто: во-первых, русские сохранили основную часть войска, а во-вторых, в Византии начался мятеж, во главе которого стал Варда Фока, племянник убитого императора Никифора. Согласно условиям перемирия русские ушли в Болгарию.

Однако, подавив восстание Варды Фоки, император Цимисхий в начале 971 г. вероломно нарушил перемирие. Византийское войско скрытно прошло балканские перевалы и внезапно появилось под болгарским городом Великий Преслав. Византийцы штурмом овладели городом и перебили как русский гарнизон, так и местных жителей. Лишь небольшому отряду русских удалось пробиться к городу Доростолу на Дунае, где находился Святополк с главными силами.

В апреле 971 г. Цимисхий осадил Доростол. В Дунай вошла византийская флотилия численностью до 300 судов, часть из которых была оснащена «греческим огнем». Византийская флотилия отрезала русским судам выход в море. Осада Доростола продолжалась свыше двух месяцев. В день празднования Перуна (20 июля) русские вышли из Доростола и атаковали врага. Византийских хронист Лев Диакон писал об обращении Святослава к своим воеводам перед битвой: «Погибла слава, которая шествовала за войском росов, легко побеждавшим соседние народы и без кровопролития поработавшим целые страны, если мы теперь позорно отступим перед ромеями. Итак, проникнемся мужеством, которое завешали нам предки, вспомним о том, что мощь росов до сих пор была несокрушимой, и будем ожесточенно сражаться за свою жизнь. Не пристало нам возвращаться на родину, спасаясь бегством: мы должны либо победить и остаться в живых, либо умереть со славой».{11}

Сражение под Аркадиополем

Результат сражения был ничейный, и русским пришлось вернуться в Доростол. Правда, византийцы объявили о своей победе. Во всяком случае, после сражения был подписан мир. Тот же Лев Диакон писал: «Сам Сфендослав (Святослав), израненный стрелами, потерявший много крови, едва не попал в плен; его спасло лишь наступление ночи. Говорят, что в этой битве полегло пятнадцать тысяч пятьсот скифов, (на поле) подобрали двадцать тысяч щитов и очень много мечей... Всю ночь провел Сфендослав в гневе и печали, сожалея о гибели своего войска. Но видя, что ничего уже нельзя предпринять против несокрушимого всеоружия (ромеев), он счел долгом разумного полководца не падать духом под тяжестью неблагоприятных обстоятельств и приложить все усилия для спасения своих воинов. Поэтому он отрядил на рассвете послов к императору Иоанну и стал просить мира на следующих условиях. Тавроскифы уступят ромеям Дористол, освободят пленных, уйдут из Мисии и возвратятся на родину а ромеи дадут им возможность отплыть, не нападут на них по дороге с огненосными кораблями (они очень боялись "мидийского огня", который мог даже и камни обращать в пепел), а кроме того, снабдят их продовольствием и будут считать своими друзьями тех, которые будут посылаемы по торговым делам в Византии (т.е. Константинополь), как было установлено прежде... Император... с радостью принял условия (росов), заключил с ними союз и соглашение и дал им хлеба — по два медимна на каждого. Говорят, что из шестидесяти тысячного войска росов хлеб получили только двадцать две тысячи человек, избежавшие смерти, а остальные тридцать восемь тысяч погибли от оружия ромеев».{12}

Описывая церемонию заключения договора, Лев Диакон представил весьма живописный портрет князя Святослава: «Показался и Сфендослав, приплывший по реке на скифской ладье; он сидел на веслах и греб вместе с его приближенными, ничем не отличаясь от них. Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос — признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одеяние его было белым и отличалось от одежды его приближенных только чистотой. Сидя в ладье на скамье для гребцов, он поговорил немного с государем об условиях мира и уехал. Так закончилась война ромеев со скифами».{13}

На обратном пути Святослав был убит печенегами на Днепровских порогах. Печенежский князь Куря приказал оковать золотом череп русского князя и сделать из него чашу. Эти подробности вошли во все царские и советские учебники истории.

На самом деле сведения о смерти Святослава крайне противоречивы и загадочны. Но, увы, исследование их выходит за рамки нашего повествования.

Глава 5 КРЕЩЕНИЕ РУСИ И ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД НА ЦАРЬГРАД

В конце X в. Византия переживает трудные времена. Болгария, покоренная после ухода войска Святослава, вновь отпала от империи. В Малой Азии поднял мятеж полководец Варда Фока. К лету 988 г. его войско захватило большую часть Малой Азии. Мятежники заняли высоты вокруг Хрисополя (Скутари) — азиатского предместья Константинополя. Возникла реальная угроза власти императора Василия II. Обстоятельства вынудили василевса[10] вновь вспомнить о дружинах киевских князей и искать у Руси помощи.

Далее я предоставлю слово арабскому историку первой половины XI в. Яхье Антиохийскому: «И стало опасным дело его (Василия) по причине силы войска и победы (Варды Фоки), истощились его богатства, и побудила его нужда послать к царю руссов — а они его враги, — чтобы просить их помочь ему в настоящем положении, и согласился тот на это. И заключили они между собой договор о сватовстве и женитьбе царя руссов на сестре царя Василия после того, как он поставил ему условие, чтобы крестился он и весь народ его страны, а они народ великий... И послал ему царь Василий впоследствии митрополита и епископов, а те окрестили царя и всех, кого обнимала его земля, и отправил к нему сестру свою, и она построила многие церкви в стране руссов. И когда решено было между ними дело о браке, прибыли войска руссов и соединились с войсками греков, какие были у царя Василия, и отправились на борьбу в Вардой Фокой морем и сушей к Хрисополю. И победили Фоку».{14}

Рассказ Яхья очень лаконичен и точен. Действительно, летом 988 г. русский шеститысячный отряд прибыл в Константинополь на помощь Василию II. Через несколько дней русские дружины были десантированы с византийских кораблей на азиатский берег Босфора у Хрисополя. Войска мятежников были разбиты. Затем византийский флот произвел еще один десант на малазийском берегу под Лампсаком. В апреле 989 г. у города Абидоса произошло решающее сражение императорской армии, ядром которой были русские дружины, с войском Варды Фоки. В разгар сражения Варду Фоку хватил апоплексический удар. Смерть вождя и натиск императорской армии привели к полному разгрому мятежников.

Но, получив русскую помощь, Василий II не спешил выполнять соглашение и отправлять сестру в далекий языческий Киев.

Взбешенный киевский князь Владимир решил добиться обещания силой. Весной 989 г. русская флотилия подошла к византийскому городу Херсонесу (Корсуню), который сейчас территориально входит в состав Севастополя. Русские суда вошли в нынешнюю Карантинную бухту и высадили там десант. Однако осада затянулась на несколько месяцев, не принося желаемого результата, так как защитники, стойко оборонявшие крепостные стены, продолжали получать продовольствие с моря, а воду — из городского водопровода.

Согласно русской летописи, однажды один знатный корсунянин Анастас пустил в русский стан Владимира стрелу с прикрепленной запиской: «За тобою, с восточной стороны, лежат колодцы, от них вода идет по трубе в город, перекопай и перейми ее». Узнав об этом, Владимир поднял глаза к небу и воскликнул: «Если это сбудется, я крещусь». Это был не первый случай, когда языческий князь принимал христианскую веру при условии победы, которую должен получить с помощью нового божества.

Владимир тотчас же приказал копать напротив трубы, и вода была перенята, что вынудило херсонцев, изнемогавших от жажды, сдаться.

Владимир с дружиной вошел в город и послал сказать греческим императорам Василию и Константину: «Я взял ваш славный город; слышу, что у вас сестра в девицах; если не отдадите ее за меня, то и с вашим городом будет то же, что с Корсунем».

Испуганные императоры велели ответить великому князю киевскому: «Не следует христианам отдавать родственниц своих за язычников; но если крестишься, то и сестру нашу получишь, и вместе царство небесное, и с нами будешь единоверник; если же не хочешь креститься , то не можем выдать сестры своей за тебя». Владимир отвечал на это императорским посланцам: «Скажите царям, что я крещусь; и уже прежде испытал ваш закон, люба мне ваша вера и ел уженье, о которых мне рассказывали посланные нами мужи».

Императоры обрадовались и уговорили свою сестру Анну выйти за Владимира, а ему послали сказать: «Крестись, и тогда пошлем к тебе сестру». Но Владимир велел отвечать: «Пусть те священники, которые придут с сестрою вашею, крестят меня». Императоры так и сделали, и послали Анну вместе с несколькими сановниками и пресвитерами.

Сразу замечу, что ряд историков оспаривают эту версию, но, увы, не приводят исчерпывающих доказательств. А поскольку дела церковные выходят за рамки нашего повествования, мы здесь и далее будем касаться их вскользь.

Результатом крещения Владимира стало то, что русская церковь попала в полную зависимость от византийской. Правда, хитроумные греки поначалу решили «не перегибать палку», и большая часть попов, присланных на Русь, была не этническими греками, а болгарами. Есть сведения, что даже первый русский митрополит Михаил, присланный из Константинополя, был этническим болгарином. Однако все последующие митрополиты, присылаемые в Киев, были этническими греками — Иоанн, Феопемпт, Илларион, Ефрем и т.д. Любопытно, что и киевские князья по отношению к церкви решили действовать на византийский манер. Власть князя существенно превышала власть митрополита, как власть императора ~ власть константинопольского патриарха.

После принятия Киевской Русью христианства мирные отношения с Византией сохранялись до начала 40-х годов XI в.[11] Отчасти это объясняется длительной усобицей между сыновьями Владимира Святославича.

Первый поход христианской Руси против Византии состоялся в 1043 г., он же стал и последней войной Киевской Руси с греками.

По версии византийского хрониста Иоанна Скилица, поводом к войне стала драка на константинопольском рынке, в которой был убит знатный русский. Князь Владимир Ярославич (внук Владимира Святославича) отверг извинения прибывших от василевса Константина Мономаха послов, собрал союзное стотысячное войско и двинулся на Царьград. Другой византийский хронист XI в. Михаил Атгалиат говорит, что в русском войске насчитывалось 400 военных судов. Уже в Константинополе, по словам Иоанна Скилицы, византийцы первыми решили пойти на переговоры. От своих послов, прибывших от Владимира Ярославича, они узнали о требовании россов выплатить по три литры золота на каждого русского воина.

Русские воеводы предложили князю разделить войско. Часть его должна была идти на суше, а часть — морем. Но наемные варяги убедили Владимира Ярославича посадить все войско на 400 судов. Эти суда благополучно дошли до берегов Византии и вошли в Босфор.

Битва в проливе хорошо описана византийским историком Михаилом Пселлом: «Скрытно проникнув в Пропонтиду, они (русские) прежде всего предложили нам мир, если мы согласимся заплатить за него большой выкуп, назвали при этом и цену: по тысяче статеров на судно с условием, чтобы отсчитывались эти деньги не иначе, как на одном из кораблей... Когда послов не удостоили никакого ответа, варвары сплотились и снарядились к битве; они настолько уповали на свои силы, что рассчитывали захватить город со все его жителями...

...Самодержец стянул в одно место остатки прежнего флота... он торжественно возвестил варварам о морском сражении и с рассветом установил корабли в боевой порядок...

И не было среди нас человека, смотревшего на происходящее без сильного душевного беспокойства. Сам я, стоя около самодержца (он сидел на холме, покато спускавшемся к морю), издали наблюдал за событиями.

Так построились противники, но ни те, ни другие боя не начинали, и обе стороны стояли без движения, сомкнутым строем. Прошла уже большая часть дня, когда царь, подав сигнал, приказал двум нашим крупным судам потихоньку продвигаться к варварским челнам; те легко и стройно поплыли вперед...

В тот момент последовал второй сигнал, и в море вышло множество тирер, а вместе с ними и другие суда, одни позади, другие рядом. Тут уж наши приободрились, а враги в ужасе застыли на месте. Когда тиреры пересекли море и оказались у самых челнов, варварский строй рассыпался, цепь разорвалась, некоторые корабли дерзнули остаться на месте, но большая часть их обратилась в бегство...

И устроили тогда варварам истинное кровопускание, казалось, будто излившийся из рек поток крови окрасил море».{15}

В русских летописях есть сведения, что император послал 14 греческих судов преследовать уцелевшие русские суда. Но где-то в Черном море русские повернули обратно, дали им бой, часть судов потопили, четыре галеры захватили и убили командующего византийским флотом Феодоракана. Но, возможно, это лишь утешительная выдумка.

Так или иначе, в 1046 г. между Русью и Византией был заключен мир, скрепленный браком великого князя киевского Всеволода Ярославича с дочерью византийского царевича Константина Мономаха Анной. Вскоре у них родился сын Владимир, впоследствии великий князь Владимир Мономах.

Между тем князь Владимир Ярославич, проигравший последнюю войну с Византией, отправился княжить в Новгород, где и умер в 1052 г. В 1439 г. новгородцы причисли его к лику святых.

Говоря об отношениях Руси и Византии, нельзя обойти молчанием вопрос о Тмутараканьском княжестве. Это княжество наименее изучено отечественными историками из-за почти полного отсутствия документальных свидетельств.

Столица княжества город Тмутаракань (Тмуторокань, Матарха) отождествляется с современной станицей Тамань на Таманском полуострове. Тмутаракань как город-крепость возник на месте древнего поселения около 965 г., после южных походов князя Святослава Игоревича. Сначала в этих местах жили касоги, ясы, хазары, угры, готы, а со второй половины X в. стали проникать и русские.

По мнению лингвистов, название города было взято из тюркских языков. Впервые Тмутаракань упоминается в «Повести временных лет» под 988 годом, когда Владимир Святославич образовал там княжество и посадил в нем своего сына Мстислава, тем самым присоединив эти земли к Древнерусскому государству

О военной и экономической мощи Тмутараканьского княжества свидетельствует тот факт, что его князь Мстислав Владимирович Храбрый несколько лет держал нейтралитет в усобицах между сыновьями Владимира Святославича, но на конечном этапе выступил против победителя Ярослава Мудрого и наголову разбил его. В итоге братья Ярослав и Мстислав делят Русь почти пополам между собой. Столицей владений Мстислава стал Чернигов. В 1036 г. Мстислав Храбрый умер, не оставив наследника. Это позволило Ярославу Мудрому вновь объединить Русь.

В 1054 г. при разделе владений Ярослава Мудрого Тмутараканьское княжество было причислено к Северской земле и впоследствии всегда поддерживало с ней тесные связи. В начале 60-х годов XI в. Тмутаракань стала одной из причин споров, возникших между Киевом и Черниговом, при этом Тмутаракань пыталась всеми силами избавиться от черниговской опеки и обособиться.

После смерти в 1052 г. новгородского князя Владимира Ярославича его сын Ростислав стал изгоем и был вынужден бежать на юг. Тогда тмутараканьцы прогнали сына черниговского князя Святослава Ярославича, княжившего у них, и посадили на княжение Ростислава Владимировича. Святослав Черниговский послал дружину в Тмутаракань, согнал Ростислава и опять посадил там своего сына Глеба. Но вскоре Тмутаракань опять захватил Ростислав. В 1066 г. Святослав Ярославич в союзе с греками организовал убийство Ростислава, после чего Тмутаракань снова попала в зависимость от Чернигова, и там опять стал княжить Глеб Святославич.

В 1078 г. Олег Святославич, рассорившись с родичами, бежал в Тмутаракань, где уже находились князья-изгои Борис Вячеславич и Роман Святославич. Глеб Святославич был убит, а Олег Святославич вместе с князьями Борисом и Романом осадили Чернигов. Но взять город не удалось, а Олега Святославича схватили хазары и увезли пленником в Византию. Покорившаяся великому князю Тмутаракань была вынуждена принять киевского наместника.

В 1081 г. в Тмутаракань прибыли еще два князя-изгоя — Давид Игоревич и Володарь Ростиславич. Они схватили киевского наместника Ратибора и восстановили независимость Тмутараканьского княжества.

В 1083 г. в Тмутаракань вернулся из византийского плена Олег Святославич. Он выгнал оттуда Давида, и Володаря и сел на княжеский стол. Теперь Олег стал добиваться Чернигова и, овладев им, присоединил к нему Тмутаракань, теперь уже фактически потерявшую независимость.

Ко второй половине XII в. Тмутараканьское княжество пало под ударами половцев, кочевавших в Северном Причерноморье.

Точные границы Тмутараканьского княжества историкам неизвестны, но на исторических картах советского периода в состав его включались довольно обширные территории, эдак на 170—180 км по обеим сторонам от реки Кубань и примерно половина Керченского полуострова.

Однако остатки русских поселений IX—XI вв. археологи находят в Крыму и за пределами Керченского полуострова. «Например, при раскопках на холме Тепсель (возле нынешнего поселка городского типа Планерского) обнаружено, что там долгое время существовали славянские поселения, возникшие в XII—XIII вв. Открытый на холме храм по своему плану близок к храмам Киевской Руси, а раскопанная водном из жилищ печь напоминает древнерусские. Тоже можно сказать и о найденной при раскопках керамике. Остатки древнерусских церквей выявлены в различных регионах полуострова, большая часть из них находится в восточном Крыму. Фресковые росписи и штукатурка, судя по фрагментам, найденным в этих руинах, близки к подобному материалу киевских соборов XI—XII вв.

Письменные источники свидетельствуют, что Крым еще в начале IX в. попадает в сферу влияния древнерусских князей. Например, житие Стефана Сурожского рассказывает, что в первой четверти IX в. русский князь Бравлин напал на Крым, овладел Херсоном, Керчью и Судаком (часть историков считают этот эпизод полулегендарным)».{16}

Замечу, что в любом случае русские являются куда более «коренным населением» Крыма, нежели татары, пришедшие туда несколько веков спустя.

Заканчивая рассказ о конфликтах и сотрудничестве Руси и Византии в IX—XIII в., надо сказать пару слов и об отношении русских к крестовым походам.

Ряд наших историков утверждают, что русские витязи приняли активное участие в Первом крестовом походе (1096—1099). Технически сделать это было относительно просто. Войско западноевропейских крестоносцев прошло через Константинополь, и на Руси не могли не знать об этом походе. Добраться до Киева из Константинополя даже одинокому русскому воину было очень легко, присоединившись к первому же купеческому каравану, следовавшему в византийскую столицу.

Но вот документальных свидетельств об участии русских в первом крестовом походе нет. Правда, некоторые писатели и историки пытаются найти их в сочинении «Хождение Даниила Паломника (Странника)». Этот игумен ходил в Палестину при Святополке Изяславиче с 1104 по 1109 г., то есть в период, когда крестоносцы завоевали Иерусалим и образовали в Палестине свое королевство. Там русский посланник встретился с иерусалимским королем Болдуином, который короновался на царство 25 декабря 1100 г., и вел с ним переговоры.Я внимательно прочел «Хождение Даниила Паломника». Даниил действительно был в Палестине с небольшой свитой, в которую, естественно, входила и охрана. Но никаких данных об участии его конвоя или других русских в боях с сарацинами в «Хождении...» нет.

Другой вопрос, что некоторые русские бояре и князья действительно вступали в рыцарские ордена, но это было в более позднее время и в других местах. Так, например, князь Федор, сын наследника великого князя смоленского Юрия Святославича, будучи изгнанным из Смоленска великим князем литовским Витовтом, а затем — из Пскова зятем Витовта великим князем московским Василием I, уехал в Германию, где вступил в военно-монашеский орден святого Иоанна Иерусалимского. Федор занял важное положение в Ордене, имел свой герб и участвовал в знаменитом соборе в Констанце в 1413 г.

Таким образом, вполне можно предположить, что от нескольких десятков до нескольких сотен русских воинов участвовали в первом крестовом походе.

Однако четвертый крестовый поход, в ходе которого в 1204 г. западноевропейские рыцари взяли штурмом Константинополь, вызвал всеобщее возмущение на Руси. Это нашло отражение в известном древнерусском произведении «Повесть о взятии Цареграда крестоносцами». Имя автора повести до нас не дошло, но, несомненно, он получил информацию от участников событий, если не сам был очевидцем. Автор обличает бесчинства крестоносцев, которых именует фрягами: «А на утро, с восходом солнца, ворвались фряги в святую Софию, и ободрали двери и разбили их, и амвон, весь окованный серебром, и двенадцать столпов серебряных и четыре киотных; и тябло разрубили, и двенадцать крестов, находившихся над алтарем, а между ними — шишки, словно деревья, выше человеческого роста, и стену алтарную между столпами, и все это было серебряное. И ободрали дивный жертвенник, сорвали с него драгоценные камни и жемчуг, а сам неведомо куда дели. И похитили сорок сосудов больших, что стояли перед алтарем, и паникадила, и светильники серебряные, которых нам и не перечислить, и бесценные праздничные сосуды. И служебное Евангелие, и кресты честные, и иконы бесценные — все ободрали. И под трапезой нашли тайник, а в нем до сорока бочонков чистого золота, а на полатях и в стенах и в сосудохранильнице — не счесть сколько золота, и серебра, и драгоценных сосудов. Это все рассказал я об одной лишь святой Софии, но и святую Богородицу, что на Влахерне, куда святой дух нисходил каждую пятницу, и ту всю разграбили. И другие церкви; и не может человек их перечислить, ибо нет им числа. Одигитрию же дивную, которая ходила по городу, святую богородицу, спас бог руками добрых людей, и цела она и ныне, на нее и надежды наши. А прочие церкви в городе и вне города и монастыри в городе и вне города все разграбили, и не можем ни их перечесть, ни рассказать о красоте их. Монахов и монахинь и попов обокрали, и некоторых из них поубивали, а оставшихся греков и варягов изгнали из города».{17}

Эту банду рыцарей-грабителей ряд наших историков и писателей «образца 1991 г.» именуют «воинами Христа». Погром православных святынь в 1204 г. в Константинополе не забыт православными людьми до сих пор ни в России, нив Греции. И стоит ли верить речам папы римского, на словах призывающего к примирению церквей, но не желающего ни по-настоящему покаяться за события 1204 года, ни осудить захват православных церквей католиками и униатами на территории бывшего СССР.

В том же 1204 г. крестоносцы на части территории Византийской империи основал и так называемую Латинскую империю со столицей в Константинополе. Русские княжества не признавали этого государства. Русские считали законным властителем Царьграда императора Никейской империи (основанной в Малой Азии). Русские же митрополиты продолжали подчиняться константинопольскому патриарху, жившему в Никее.

В 1261 г. никейский император Михаил Палеолог вышвырнул крестоносцев из Константинополя и восстановил Византийскую империю. Однако к этому времени связи между Константинополем и русскими княжествами были в значительной степени нарушены татарами.

Раздел II КАК ТАТАРСКОЕ ИГО НЕ СТАЛО ТАТАРО-ТУРЕЦКИМ ИГОМ

Глава 1 РОЖДЕНИЕ ОТТОМАНСКОЙ ИМПЕРИИ

Слово «Турция» в европейских источниках впервые было употреблено в 1190 г. автором одной хроники крестоносцев в применении к землям, захваченным тюркскими племенами в Малой Азии.

Появление отдельных тюркских кочевых племен в малоазиатских провинциях Византийской империи отмечалось еще в IV в. нашей эры, но в значительных размерах тюркская колонизация началась в XI в. с появлением в Передней Азии огузо-туркменcких племен во главе с представителями из рода Сельджуков. За короткий срок по соседству с Византией возникло огромное государство «Великих Сельджукидов», простиравшееся на Иран, Ирак, Азербайджан и восточную часть Армении. С середины XI в. началось широкое наступление огузов и туркмен на Малую Азию. Ослабленная внутренними распрями Византия не смогла оказать существенного сопротивления нашествию кочевников, общая численность которых, по подсчетам историков, колебалась от 500 тысяч до 1 миллиона человек.

К концу XI века тюркские племена завоевали почти всю Малую Азию. Представители одной из ветвей Сельджукской династии основали на захваченных землях свое государство с центром в Никее (ныне Изник). Никейский эмир внешне признавал свою зависимость от «Великих Сельджукидов», но фактически был независим.

Первый крестовый поход (1096—1099) отбросил сельджуков далеко в глубь Анатолии. Новой столицей Сельджукидов стал город Иконий (Конья), по которому и все государство называлось Иконийским (Конийским) султанатом. Оправившись от тяжелого поражения, сельджуки вновь перешли в наступление и к концу XII — началу XNI в. опять достигли берегов Черного и Эгейского морей.

Монгольское нашествие во второй половине XIII в. нанесло Иконийскому государству удар, от которого он не смог оправиться. В начале XIV в. Сельджукское государство в Малой Азии распалось на ряд княжеств. Один из князей, бей Осман (1281—1326)[12], повел агрессивную политику по отношению к соседям и объединил значительные территории на западе полуострова Малая Азия, прилегавшие к Черному и Мраморному морям. По имени бея турок стали называть османами.

Сын Османа Орхан (1326—1359) уже не ограничивался завоеваниями в Малой Азии, а в 1357 г. вторгся в Европу. В течение последующих 30 лет турки овладели большей частью Балканского полуострова. В 1362 г. был захвачен Адрианополь, который османы сделали своей столицей. В 1389 г. произошла знаменитая битва на Косовом поле, в ходе которой османам удалось разбить сербское войско и овладеть Сербией и Боснией. В 1393 г. у Никополя на берегу Дуная сошлись объединенные силы венгров, волохов, болгар, западноевропейских рыцарей и турецкой армии. Турки вдребезги разбили союзников. В 1396 г. пала последняя болгарская крепость Видин.

На два десятилетия экспансия турок была остановлена вторжением войск Тимура. В 1402 г. в битве у Анкары Тимур вдребезги разгромил турецкое войско, а султан Баязид I был взят в плен. Армия Тимура дошла до побережья Мраморного и Эгейского морей. Византийцы и генуэзцы перевезли остатки турецких войск на европейский берег, что спасло их от окончательного разгрома.

Войска Тимура опустошили Малую Азию. Усилилась политическая раздробленность. Были восстановлены мелкие самостоятельные княжества, а резко сократившиеся владения Османов Тимур разделил между сыновьями Баязида. Но в начале 1405 г. грозный завоеватель вернулся в Самарканд, где вскоре и умер. После ухода его войск началась ожесточенная борьба между сыновьями Баязида, из которых каждый пытался занять престол умершего в плену отца. Через несколько лет из четырех братьев в живых остались лишь двое — Муса и Мехмед. В 1413 г. в решающем бою Муса потерпел поражение, а затем был схвачен и обезглавлен. Мехмед (1413—1421) стал единовластным хозяином османских владений в Европе и Малой Азии.

Турки хорошо отблагодарили византийцев за помощь в 1402 г. В 1421 г. султан Мурад II (1421 — 1444; 1446—1451) осадил Константинополь, но взять его не смог.

В 1448 г. турки вновь одержали победу на знаменитом Косовом поле, но на сей раз не над сербами, а над венграми.

В начале апреля 1453 г. султан Мехмед II (1451—1481) с огромным войском (около 150 тысяч человек) осадил Константинополь.

Решающий штурм города произошел рано утром 29 мая 1453 г. Силы были слишком неравны, и через три часа турки ворвались в город. Три дня и три ночи длился страшный разгром Константинополя. Последний император Византии Константин XI Палеолог погиб в бою. Мехмед II повелел отрубить голову василевса и выставить ее на высокой колонне в центре Константинополя.

Несколько сот жителей города было убито внутри храма Святой Софии, где они искали убежища. Махмед II прямо по трупам въехал на коне в храм и приказал обратить его в мечеть.

Возникает вопрос, а пытались ли русские помочь Византии в борьбе против турок? Ну, во-первых, тогда русские княжества были отделены от Византии не только морем, но и сотнями верст Дикого поля, контролируемого татарами. Да и сами русские княжества были не только под татарским игом, но и заняты почти тридцатилетней кровавой усобицей между потомками Дмитрия Донского.

Но и в этой крайне сложной обстановке русская церковь отправляла огромные суммы денег в Царьград. К примеру, митрополит Кирилл только в 1395—1396 гг. отправил в Царьград 20 тысяч рублей (огромная по тем временам сумма). Как были истрачены эти деньги — неизвестно, но очевидно, что подавляющая их часть пошла на нужды обороны.

Падение Византии было закономерным, ее граждане уже разучились держать в руках оружие, полагаясь полностью на хитрую дипломатию, подкуп противника и, в крайнем случае, на наемников. На западе же много говорили о помощи Византии, но практически ничего не делали. А ведь один удачно организованный крестовый поход европейских государств в 1453 г. мог существенно изменить мировую историю и на 500 лет избавить Европу от «пороховой бочки» на Балканах — постоянного источника конфронтации и войн. Без падения Константинополя не могло быть и Косова 1999 года!

С момента своего восшествия на престол Мехмед II мечтал стать наследником Римской империи. Завоевания Константинополя материализовали его мечты. Как уверял Мехмеда греческий историк Георгий Трапезундский: «Никто не сомневается, что вы являетесь императором римлян. Тот, кто законно владеет столицей империи, тот и есть император, а Константинополь есть столица Римской империи». Мехмед II одновременно объявил себя Римским императором, наследником Августа и Константина, и падишахом, что по-персидски означает «тень Бога на земле». Не мудрствуя лукаво, Мехмед II назначил монаха Геннадия константинопольским патриархом, поскольку «тень Бога» могла обойтись без всяких там Соборов.

Большое значение для военных успехов турок имело создание регулярной пехоты, получившей название янычар.[13] Первый янычарский отряд был сформирован из военнопленных еще при Орхане и насчитывал всего тысячу человек. При Мураде II, когда потребность в пехоте резко возросла, метод комплектования янычарского войска был изменен: с 1438 г. начался систематический набор христианских детей для подготовки в янычары в порядке принудительной разверстки или своеобразного «живого налога». Оторванные от семьи, подчиненные строгой дисциплине, отданные в обучение представителям мусульманской религиозной организации (дервишскому ордену бекташей), обязанные соблюдать устав бекташей, в том числе обет безбрачия, янычары превратились в замкнутую военную корпорацию феодального войска — гвардию турецких султанов.

В XV в. турецкая артиллерия была самой сильной в мире как по числу орудий, так и по их огневой мощи. Любопытно, что под стенами Константинополя первый и последний раз в истории одновременно применялись «греческий огонь», метательные машины и огнестрельная артиллерия.

Во время осады Константинополя в 1453 г. венгерский литейщик Урбан отлил туркам медную бомбарду калибром 24 дюйма (610 мм), стрелявшую каменными ядрами весом около 20 пудов (328 кг). Для ее транспортировки на позицию потребовалось 60 быков и 100 человек. Чтобы устранить откат, позади орудия турки выстроили каменную стену. Скорострельность этой бомбарды составила 4 выстрела в день. Кстати, скорострельность крупнокалиберных западноевропейских бомбард была того же порядка. Перед самым взятием Константинополя 24-дюймовую бомбарду разорвало. При этом погиб и сам ее конструктор Урбан.

Турки по достоинству оценили крупнокалиберные бомбарды. Уже в 1480 г. в ходе боев на острове Родос они применяли бомбарды калибра 24—35-дюймового (610—890 мм). На отливку таких гигантских бомбард требовалось, как указывается в старинных документах, 18 дней.

В XVI в. Турция становится сильнейшим государством Европы. Мехмед II создал мощный флот, в составе которого было около трех тысяч кораблей. В ходе войны с Венецией и Генуей туркам удалось захватить большую часть островов в Эгейском море. Венецианцам удалось удержать только Крит, который турки заняли лишь в 1669 г. В Италии турки взяли небольшой городок Отранто, контролировавший вход в Адриатическое море. Мехмед II готовил большой поход для захвата Италии, но в связи со смертью султана он расстроился.

В 1526 г. турецкие войска взяли Белград и разгромили венгеро-чешское войско под Мохачем. В 1529 г. турки осадили Вену, но взять ее не сумели. По договору 1547 г. между Турцией и Священной Римской (Австрийской) империей Венгрия оказалась разделенной между двумя империями.

В Азии в 1515 г. к Турции присоединилась часть Армении с городом Эрзерумом и северная часть Ирака с Моссулом.

Летом 1516 г. турецкая армия под командованием султана Селима I вторглась в Сирию. В сражении под Холебом войско мамелюков было разбито. Существенную роль в этом сыграла турецкая артиллерия. В начале 1517 г. армия Селима I вступила в Каир. К концу 1517 г. Сирия, Египет, а также все побережье Аравии вдоль Средиземного моря вошло в состав Османской империи. Эти территориальные захваты имели не только политическое и военное, но и огромное религиозное значение. Дело в том, что правители Сирии и Египта считали себя Аббасидами, потомками багдадских халифов, как их называли в Европе — «папами Востока». Действительно, многие века багдадский халиф считался религиозным главой мусульман. Турецкий султан стал наследником халифов, ему торжественно были преподнесены ключи от мекканского храма Каабы (главного мусульманского святилища).

С тех пор турецкие султаны стали считать себя халифами и «тенью Аллаха на земле». Таким образом, султаны присвоили себе право быть духовными главами всех мусульман мира, независимо от их государственной принадлежности. Считалось, что турецкий султан имеет право назначить или сместить всех священнослужителей высшего ранга и получать шариатские налоги. Турецкие султаны широко использовали свою духовную власть в собственных интересах. Принципы халифата были отменены только Кемалем Ататюрком в XX в.

В 1534 г. турецкие войска заняли южный Ирак и вышли в районе города Кувейта к Персидскому заливу.

В 1537 г. турки снарядили большой флот для похода в Индию, но потерпели неудачу.

В конце XVI в. население Османской империи достигло 25— 30 миллионов. В это время владения турецких султанов простирались на 7 тысяч километров с востока на запад и на 5 тысяч километров с севера на юг, занимая территорию примерно 8 миллионов квадратных километров.

Глава 2 КРЫМСКИЕ ТАТАРЫ

Первый набег на Тавриду (Крым) татары совершили в 1223 г. Тогда дело ограничилось разграблением Судака (Сугдеи). Окончательно степной Крым был занят татарами в 1242 г. Крым стал улусом Золотой Орды и управлялся наместником хана (улусским эмиром). Столицей Крымского улуса и резиденцией улусского эмира стал город Кырым, построенный татарами в долине реки Чурук-Су на юго-востоке полуострова. В XIV в. название города Кырым перешло постепенно на весь полуостров Таврида. С конца XIII в. происходит исламизация татарского населения Крыма.

С начала XII в. на берегах Тавриды возникают венецианские и генуэзские города-колонии. Эти колонии остаются и после захвата степного Крыма татарами. Между итальянцами и татарами неоднократно возникали конфликты, но в целом улусские эмиры терпят поражение. С одной стороны, прибрежные города-крепости были хорошо укреплены и могли получать подкрепление с моря, а с другой стороны, торговля с итальянцами приносила эмирам неплохие барыши, так зачем же резать курицу, несущую золотые яйца.

В 1292 г. между Венецией и Генуей началась семилетняя война, закончившаяся победой Генуи. В 1299 г. республики заключили «вечный мир», по которому единственным владельцем итальянских колоний в Крыму стала Генуя.

В первой половине XV в. Золотая Орда не только фактически, но и формально перестала быть единым государством, распавшись на отдельные ханства, где утвердились собственные династии. Среди отдельных ханств был и Крымский улус Золотой Орды.

Основатель династии Гиреев Хаджи-Девлет Гирей родился в 20-х годах XV в. в литовском замке Троки, куда бежали его родственники в ходе ордынских усобиц.

Хаджи Гирей был не то сыном, не то внуком золотоордынского хана Таш-Тимура. Сам Таш-Тимурбыл прямым потомком Тукой-Тимура, тринадцатого сына хана Джучи и внука Чингисхана. Поэтому впоследствии Гирей считали себя Чингисидами и претендовали на власть над всеми государствами, возникшими на развалинах Золотой Орды.

В Крыму Хаджи Гирей впервые появился в 1433 г. По мирному договору от 13 июля 1434 г. генуэзцы признали Хаджи Гирея крымским ханом. Однако через несколько месяцев ногайский хан Сейид-Ахмет выбил Гирея из Крыма. Гирей был вынужден бежать на «родину» в Литву. Там в 1443 г. он и был провозглашен крымским ханом. Затем при военной и финансовой поддержке великого литовского князя Казимира IV Гирей двинулся в Крым. Вновь став крымским ханом. Хаджи Гирей сделал своей столицей город Крым-Солхат. Но вскоре Сейид-Ахмет вновь изгнал Хаджи Гирея из Крыма. Окончательно Хаджи Гирей стал крымским ханом лишь в 1449 г.

В Крыму Хаджи Гирей основал новый город Бахчисарай («Дворец в садах», ставший при его сыне Менгли Гирее новой столицей государства.

Большинство населения Крымского ханства составляли крымские татары. В XV в они не представляли собой какого-либо единого народа или даже национальности. Это был коктейль из десятков народов. Там были и потомки монголов Чингисхана, и разного прочего сброда, пришедшего вместе с монголами, потомки кочевавших в домонгольский период половцев и других народов, а также коренных жителей Крыма потомков тавров, киммерийцев, скифов и сарматов.

В советской исторической литературе истории Крыма с античных времен до XIII в. посвящены десятки изданий, а по истории Крымского ханства не было издано ни единой книги до 1990 г. В изданиях же по русской истории авторы лишь вскользь касались Крымского ханства.

Это было связано как с депортацией крымских татар в 1944 г., так и с несоответствием истории ханства марксизму-ленинизму. Марксисты считали, что в средние века существовало два класса — феодалы и крепостные крестьяне. Причем первые жили за счет непосильного труда вторых. Но Маркс утверждал это, имея в виду феодальные отношения в Западной Европе, а вот Ленин и К°, не мудрствуя лукаво, перенесли это положение на народы всего мира. Когда говорят «феодализм», «капитализм», «социализм» и т.п., автоматически подразумевается, что основной способ производства — феодальный, капиталистический или, соответственно, социалистический. В Крымском же ханстве феодальный способ производства имел место, но он не приносил и половины валового дохода ханства. Основным же способом производства был грабеж соседей. Такой способ производства не описан Марксом по той простой причине, что подобных государств в Западной Европе в XIII—XIX в. вообще не было. Вот, к примеру, Швеция и Русь вели между собой почти два десятка больших и малых войн. В ходе боевых действий обе стороны жгли и грабили деревни, насиловали женщин, убивали мирных жителей. Но все это было побочными продуктами войны. Целью же войны было подписание мира, сопряженного с территориальными приобретениями, льготами в торговле и т.п. Средством достижения мира было уничтожение вооруженных сил неприятеля. За несколькими годами войны между Швецией и Россией следовали лет 50 мира, а то и 100—200 лет. То же самое было и у других европейских государств, например у Франции и Испании.

Крымские же татары совершали набеги на соседей практически ежегодно. Они никогда не осаждали крепостей и вообще не стремились к генеральным сражениям с основными силами противника. Их стратегическая и она же тактическая цель войны - - награбить и благополучно увезти награбленное. Регулярных войск крымские ханы практически не имели. Войско в поход собиралось из добровольцев.

Как писал историк Д.И. Яровицький: «Недостатков в таких охотниках между татарами никогда не было, что зависело главным образом от трех причин: бедности татар, отвращения их к тяжелому физическому труду и фанатической ненависти к христианам, на которых они смотрели, как на собак, достойных всяческого презрения и беспощадного истребления».{18}

Историк Скальковский подсчитал, что общее число татар в XVIII в. в Крыму и ногайских степях составляло 560 тысяч человек обоего пола или 280 тысяч человек мужского пола. Историк Всеволод Коховский полагал, что крымский хан для больших походов в христианские земли поднимал почти треть всего мужского населения своей страны.

А в середине XVI в. Девлет Гирей вел с собой на Русь и по 120 тысяч человек. Таким образом, в разбоях участвовали не крымские феодалы, как утверждали советские историки, а собственно все без исключения мужское население Крыма. Это, кстати, подтверждают запорожские и донские казаки, нападавшие на Крым во время походов хана на Россию. В Крыму они видели очень мало мужчин, кроме, разумеется, десятков тысяч рабов, угнанных из России, Украины, Польши и других стран.

Между прочим, Маркс и Энгельс не стеснялись называть крымских татар разбойниками. Но вот наши отечественные марксисты так и не решились выговорить это слово ни при Ленине, ни при Сталине, ни при Хрущеве.

Татарские войска хорошо описаны французским военным инженером Г. де Бопланом, состоявшим с 1630 по 1648 г. на польской службе, и полковником Кристофом Манштейном, состоявшим в 1727— 1742 гг. на русской службе. Обе книги были написаны во Франции и Германии соответственно, то есть не подлежали цензуре польского и русского правительства и могут считаться сравнительно объективными источниками.

Зимой татары шли всегда более многочисленным войском, чем летом. Причиной этого, главным образом, было то, что летом татары не всегда могли скрыть следы движения свое конницы по высокой степной траве, не всегда успевали обмануть бдительность сторожевых казаков и, наконец, летом татары были менее свободны, чем зимой. Татары шли в поход всегда налегке: они не везли с собой ни обозов, ни тяжелой артиллерии. Повозок, запряженных лошадьми, татары не терпели даже у себя дома, обходясь, в случае необходимости, волами или верблюдами, совершенно непригодными для быстрых набегов на христианские земли. Татарские лошади, число которых доходило до двухсот тысяч голов, довольствовались степной травой даже в зимнее время, приученные добывать себе корм, разбивая снег копытом. Огнестрельного оружия татары не употребляли, предпочитая неверным выстрелам из ружей меткие выстрелы из луков. Стрелами же они так отлично владели, что, по словам очевидцев, могли попадать на всем скаку в неприятеля с шестидесяти и даже со ста шагов. Зато лошадей в поход они брали значительно больше, чем какие-либо другие степные народы. Каждый татарин вел с собой в поход от трех до пяти коней, а все вместе — от 100 тысяч до 300 тысяч голов. Это объясняется, с одной стороны, тем, что часть лошадей шла татарам в пищу, а с другой стороны, тем, что всадники имели возможность заменять усталых лошадей свежими, что значительно увеличивало скорость передвижения войска.

В ходе подготовки к набегу татары запасались оружием, продовольствием, возможно большим количеством верховых лошадей. Татары очень легко одевались: рубаха из бумажной ткани, шаровары из нанки, сафьяновые сапоги» кожаные шапки, иногда овчинные тулупы. Вооружались татары только ручным холодным оружием, то есть брали с собой сабли, луки, колчаны с 18 или 20 стрелами, нагайки, служившие им вместо шпор, и деревянные жерди для временных шатров. Кроме того, к поясу привешивали нож, кресало для добывания огня, шило с веревочками, нитками и ремешками, запасались несколькими кожаными сыромятными веревками 10—12 метров длины для связывания невольников и астрономическим инструментом, заменявшим собой компас, для определения точек горизонта в безориентирной степи. Кроме того, каждый десяток татар брал с собой котел для варки мяса и небольшой барабанчик на луку седла. Каждый в отдельности татарин брал свирель, чтобы при необходимости созывать товарищей, привешивал деревянную или кожаную бадью, чтобы самому пить воду или поить из нее лошадь. Знатные и богатые татары запасались кольчугами, очень ценными и редкими у татар. Для собственного пропитания каждый татарин вез на своем коне в кожаном мешке некоторое количество ячменной или просяной муки, которую называли толокном и из которой, с добавлением к ней соли, делали напиток пексинет. Кроме того, каждый татарин вез с собой небольшой запас поджаренного на масле и подсушенного на огне в виде сухарей теста. Но основной пищей татар в походе была конина, которую они получали во время пути, убивая изнуренных и негодных к бегу, а иногда и издохших коней. Из конины татары делали различные кушанья: смесь крови с мукой, сваренной в котле; тонкие круги мяса, пропотевшие и подогретые под седлом на спине коня в течение двух-трех часов; и большие куски мяса, сваренные с небольшим количеством соли, которые ели вместе с накипевшей от воды пеной в котле.

Вообще татары старались не обременять своих лошадей, поэтому больше заботились о них, чем о себе. «Коня потеряешь — потеряешь голову», — говорили они в этом случае, хотя в то же время мало кормили своих лошадей в пути, считая, что они без пищи лучше переносят усталость. С этой же целью татары одевали на своих коней самые легкие седла, которые в пути служили всаднику для различных целей: нижняя часть, называемая тургчио, то есть сбитый из шерсти войлок, служила ковром; основа седла — изголовьем; бурка, называемая капуджи или табунчи, при натягивании ее на воткнутые в землю жерди служила шатром.

Татары сидели на своих лошадях, согнувшись спиной, «подобно обезьянам на гончей собаке», потому что слишком высоко подтягивали к седлу стремена, чтобы тверже, по их мнению, опираться и оттого крепче сидеть в седле. Сидя верхом, татары мизинцем левой руки держали уздечку, остальными пальцами той же руки держали лук, а правой рукой быстро пускали стрелы назад и вперед.

Встретив на своем пути реку, татары переплывали ее, сделав из камыша плот, который привязывали к хвосту лошади и на который клали все свое имущество. Сами же, раздевшись донага, хватались одной рукой за гриву коня, понуждая его к скорейшей переправе через реку, другой рукой гребли и быстро переправлялись с одного берега на другой. Иногда вместо импровизированных плотов татары применяли лодки, поперек которых клали толстые жерди, к жердям привязывали лошадей одинаковое число, для равновесия, с каждой стороны. Внутрь лодки они складывали свои вещи и таким способом переправлялись через реку. Переправы татары совершали всем строем вдруг, растянувшись вдоль реки иногда километра на два.

Татарские лошади, называемые бакеманами, не подковывались. Только знатные вельможи и некоторые мурзы подвязывали своим коням толстыми ремнями вместо подков коровьи рога. Бакеманы в основном были малорослы, поджары и неуклюжи. Исключение составляли красивые и сильные кони знатных вельмож. Зато бакеманы отличались необыкновенной выносливостью и быстротой. Они в состоянии были проскакать в один день без отдыха и усталости 85— 130 км.

В походе татарин всегда имел трех и более коней: на одном сидел, а двух других вел с собой в поводу для перемены в случае усталости. Если какой-либо конь утомлялся, не мог нести всадника и даже следовать за ним, то такого бросали в степи и на обратном пути находили его в хорошем состоянии.

Сами всадники отличались легкостью, проворством и ловкостью. Несясь во весь опор на коне во время преследования врагом и чувствуя измождение коня под собой, татарин мог на всем скаку переброситься с одного коня на другого и мчаться безостановочно дальше. Конь же, освободившийся от всадника, тут же брал вправо и продолжал скакать рядом с хозяином, чтобы в случае усталости второй лошади, вновь взять хозяина на свою спину.

Походы татар были зимние и летние.

Зимние походы предпринимались, чтобы избежать лишних трудностей во время водных переправ и дать возможность некованым лошадям бежать по мягкой снежной равнине. Для зимних походов выбиралось время около января или в январе, когда ровные степи покрывались глубоким снегом и не было никакой опасности от гололедицы для татарских лошадей. В гололедицу татарские неподкованные кони скользили, падали, калечили себе ноги и оказывались бессильными против запорожской конницы. Кроме гололедицы, татары избегали и жестоких степных морозов, от которых они гибли сотням и даже тысячами и спасались только тем, что разрезали брюха у лошадей, залезали во внутрь и грелись.

Число всадников, отправившихся в поход, зависело оттого, какого звания было лицо, стоявшее во главе похода. Если шел сам хан, то с ним двигалось 80 тысяч человек. Если шел мурза, то 50 или 40 тысяч человек.

Перед началом похода делался подробный смотр войска, и только после этого позволялось выступить в поход. Вся масса войска двигалась не отдельными отрядами, а длинным узким рядом, растягиваясь на 4—10 миль, имея фронт в 100 всадников и 300 коней, а центр и арьергард — в 800 всадников или 1000 коней, при длине от 800 до 1000 шагов.

Во время наступательного похода, пока татары были в собственных владениях, они шли медленно, не более шести французских миль в день, хотя в то же время рассчитывали так, чтобы возвратиться в свои владения до вскрытия рек, всегда губительного для поспешно уходившего татарского войска, обремененного добычей и пленниками. Продвигаясь медленно вперед, татары в то же время применяли все меры предосторожности, чтобы обмануть сторожевых казаков и скрыть от них все следы своего передвижения. Для этого татары выбирали глубокие балки или низменные лощины, вперед отрядов высылали ловких и опытных наездников для поимки языков, при ночных остановках не разводили огней, завязывали морды лошадям, не позволяя им ржать. Ложась спать, привязывали лошадей арканами к рукам, чтобы можно было, в случае внезапной опасности, сейчас же поймать коня, сесть на него и бежать от неприятеля.

При общем движении татары время от времени останавливались, спрыгивали со своих коней, «pour donne loisir a leurs chevaux c Turiner»[14] — и лошади их в этом случае так были выдрессированы, что тотчас это делали, как только всадники сходили с них. Все это происходило «в полчетверь» часа, после чего всадники снова двигались в путь.

Медленность движения татар, страшная масса лошадей и людей, молчаливость и сдержанность их в пути, темное вооружение всадников наводили ужас даже на самых смелых, ноне привыкших к такому зрелищу воинов.

Впервые в союз с турками вступил крымский хан Хаджи Гирей в 1454 г., всего через несколько месяцев после падения Константинополя. В июне 1456 г. была проведена первая совместная турецко-татарская операция против генуэзцев в Кафе (современная Феодосия). Эта акция закончилась подписанием мирного договора, согласно которому генуэзцы стали платить дань туркам и татарам.

А в мае 1475 г. турецкая эскадра под командованием верховного визиря Кедука-паши высадила десант в Кафинском заливе. С берега десант поддерживал и татарские отряды Менгли Гирея. На пятый день Кафа пала. Город стал называть по-турецки — Кефе. Он стал главным опорным пунктом Турции в Крыму. Турецкие войска разгромили и заняли княжество Феодоро и все города южного побережья Крыма. С генуэзским присутствием в Крыму было покончено. Затем турки захватили Таманский полуостров.

Весной 1484 г. объединенные войска султана Баязида II и крымского хана Менгли Гирея напали на Польшу. 14 июля 1484 г. они захватили важнейший порт в устье Дуная — крепость Килию, 4 августа заняли Аккерман (современный Белгород-Днестровский) — крепость в устье Днестра. Теперь Турция и Крымское ханство владели всем побережьем Черного моря от устья Дуная до устья Днестра. Во всех завоеванных городах были оставлены большие турецкие гарнизоны. Крымские татары на захваченных землях образовали свое государство — Буджицкую Орду.

23 марта 1489 г. Польша подписала мирный договор, по которому Турция оставляла за собой захваченные земли в Северном Причерноморье.

Таким образом, в конце XV в. Турции удалось закрепиться в Крыму и Северном Причерноморье. Крымское ханство на 300 лет стало вассалом Турции. Большинству отечественных историков зависимость Крымского ханства от Оттоманской империи представлялась минимальной. Кстати, также думали беи и простые татары. Дело в том, что интересы Турции и Крымского ханства в подавляющем большинстве вопросов совпадали. Фактически ханство находилось на длинном, но жестком поводке Стамбула. Султан был религиозным главой крымских мусульман. Многие члены семьи Гиреев постоянно жили в Турции, и у султана всегда было в запасе несколько претендентов на ханский престол. Для ханства Стамбул являлся фактически единственным окном в мир. Турция была единственным скупщиком захваченных татарами пленных и награбленного имущества (если не считать выкупа за пленников). И, наконец, Турция была «крышей» разбойничьей конторы Гирей и К°. Не будь Оттоманской империи, Россия и Речь Посполитая, поодиночке или объединившись, сумели бы покончить с этой «конторой» еще в XVI в. или, по крайней мере, в XVII в.

Все это накрепко привязало Бахчисарай к Стамбулу, куда крепче, чем, к примеру, Алжир или Египет, которые формально были частями Оттоманской империи.

Глава 3 ДЕЛА КАЗАНСКИЕ

В первой половине XV в. Золотая Орда постепенно распадалась на ряд полунезависимых территорий. Так, в бывшем Болгарском царстве образовался особый юрт — Казанский. Здесь уже во второй половине XIV в. стали властвовать самостоятельные мурзы — Булак-Темир, Асан и другие; а в 1437—1438 гг. утвердился низложенный хан Золотой Орды Улу-Мухаммед, которого считают первым независимым казанским ханом.

 а) Русская бомбарда середины XV в. Реконструкция А.Е. Лютова и А.Б. Широкорада на основе летописной миниатюры; б) Разрез бомбарды

В июне 1445 г. хан Улу-Мухаммед послал в очередной набег на Русь своих сыновей Мамутяка и Якуба. 7 июля у стен Спасо-Евфимьева монастыря под Суздалем произошло сражение татар с войском Василия II. Татары вдребезги разбили московское войско, а сам великий князь попал в плен. В плену Василий Васильевич со страху согласился на огромный выкуп в 200 тысяч рублей, а также обещал дать Касиму, сыну Улу-Мухаммеда, удел на реке Оке. Так на русской земле в Мещерском крае появился татарский удел, так называемое Касимовское царство. Согласно договору Василия II с Улу-Мухаммедом московский и рязанский князья должны были платить дань («выход») Касимовскому царству. Обратим внимание — в договорах 1445— 1446 гг. между Казанью и Москвой не упоминается Золотая Орда.

После смерти Улу-Мухаммеда на казанский престол вступил его старший сын Махмуд, которого русские называли Мамутяк.

В 1480 г. Московское государство уже «де юре» стало независимым от Золотой Орды. Касимовские же татары при великом князе Иване Васильевиче стали его как бы гвардией, а дань постепенно стала рассматриваться как жалованье. При этом под рукой московских князей были не только воины, но и законные претенденты на казанский престол.

Великий князь Иван III активно вмешался в династический спор в начале 80-х годов XV в. в Казани, выступив на стороне царевича Мухаммеда-Эмина против его родного брата Али. В 1484 г. с русской помощью хан Али был низложен с престола, и ханом стал Мухаммед-Эмин.

Однако в следующем году Али вновь овладел престолом. Тогда русские войска двинулись на Казань. 9 июля 1487 г. татары — сторонники Мухаммеда-Эмина — сами открыли русским ворота. Мухаммед-Эмин был возвращен на престол, а его братья Али, Мелик-Тагир и Худай-Кул были отправлены в Россию. Хан Али умер в Вологде, а Мелик-Тагир — в Каргополе в ссылке. Сыновьям Мелик-Тагира при крещении дали имена Василия и Федора- Федор Мелик-Тагирович в 1531 г. был наместником в Новгороде.

Худай-Кул, выросший в русском плену, впоследствии был доставлен в Москву и освобожден. В 1505 г. он крестился и получил имя царевича Петра Ибрагимовича, а затем женился на сестре великого князя Василия III Евдокии Ивановне. Умер Петр Ибрагимович в 1523 г. и был погребен в Москве в Архангельском соборе. У него остались две дочери, обеих звали Анастасия. Старшая вышла замуж за князя Федора Михайловича Мстиславского, а младшая — за князя Василия Васильевича Шуйского. У Анастасии и Федора Мстиславских был сын Иван. Его дочь Анастасия Ивановна вышла замуж за бывшего касимовского хана Саин-Булата, после крещения получившего имя Симеона Бекбулатовича. Последний в 1574 г. был объявлен Иваном Грозным Государем Всея Руси.

Казанский хан Мухаммед-Эмин формально считался независимым, но многие историки справедливо называют его «подручником» Москвы.

В известной мере справедливо и утверждение историка А.Г. Худякова{19}, назвавшего период с 1487 по 1521 г. эпохой русского протектората в Казани. К сожалению для русских Мухаммед-Эмин не оставил после себя мужского потомства. Ближайшими родственниками угасшей династии были двоюродные братья последних двух ханов — крымские царевичи, сыновья хана Менгли. Крымский хан давно считал их наследниками Казанского ханства. На казанский престол он наметил царевича Сагиба.

После смерти хана Мухаммеда-Эмина в декабре 1516 г. в Казани образовалось временное правительство, которое, подчиняясь союзному договору с Московским государством, обратилось к великому князю для переговоров о выборе кандидата на казанский престол. У великого князя московского Василия III давно был претендент — касимовский царевич Шах-Али, племянник последнего золотоордынского хана Ахмеда. Однако никакого отношения в казанской династии Шах-Али не имел.

О царевиче Сагибе Василий 111 и слышать не хотел, поскольку боялся соединения Крымского и Казанского ханств под властью династии Гиреев. В свою очередь, крымские Гирей питали непримиримую ненависть к родственникам хана Ахмеда.

8 марта 1519 г. Шах-Али выехал из Москвы, а в апреле был возведен в Казани на престол. Новому хану исполнилось всего 13 лет, и вдобавок он имел отталкивающую внешность. Русский летописец по этому поводу записал не без иронии: «Такого им, татарам, нарочно избраша царя в поругание и в посмеяние им».

Как писал тот же Худяков: «В сущности государством управлял русский посол Федор Андреевич Карпов, который считал необходимым вмешиваться во все дела».{20} В Казань был введен «ограниченный контингент» русских войск.

Мирные отношения между Москвой и Казанью способствовали развитию сельского хозяйства, интенсивному заселению пограничных земель и т.д. Небывало бурным темпом рос объем торговых операций в Казани, ставшей перевалочным пунктом между Москвой и Востоком. Большую роль в этом играли касимовские купцы.

Однако такое развитие русско-татарских отношений пришлось не по нутру многим феодалам, с вожделением вспоминавших времена Батыя или, по крайней мере, Улу-Мухаммеда. Зачем десятилетиями пахать или торговать, когда можно обеспечить себя и даже внуков своих за один набег на Русь. В Казани созрел заговор, во главе которого стоял оглан (чиновник высокого ранга) Сиди. Заговорщики связались с Крымом, и весной 1521 г. к Казани двинулся конный отряд во главе с царевичем Сагибом. Крымцы подошли внезапно, а заговорщики открыли им ворота Казани. В городе началась дикая резня, в ходе которой погибли 5 тысяч касимовских татар из конной гвардии Шах-Али и тысяча русских стрельцов. Лавки русских и касимовских купцов были разграблены, все русские были арестованы. Самому Шах-Али стремя сотнями всадников удалось ускакать в Москву.

Теперь Московское государство было наполовину окружено державой крымских Гиреев. Новый казанский хан Сагиб Гирей собрал войско, захватил Нижний Новгород и пошел к Москве вдоль Оки. Крымский хан Мухаммед Гирей переправился через Оку у Коломны и разбил там русское войско под начальством князя Андрея Старицкого, брата Василия III. В районе Коломны братья Гирей соединились и двинулись на Москву.

В Москве началась паника. Василий III бежал в Волоколамск, поручив оборону столицы своему зятю крещеному татарскому царевичу Петру-Худай-Кулу. 29 июля 1521 г. братья Гирей подошли к Москве и раскинули стан на Воробьевых горах. Московские бояре и царевич Петр вступили в переговоры с Гиреями. Оказавшись в сложном положении, Василий III был вынужден подписать унизительный мирный договор — формально признать зависимость Московского государства от крымского хана и платить ему дань «по уставу древних времен», то есть так, как платили ханам Золотой Орды.

Подписавши мир, братцы двинулись обратно по своим ханствам. Но по дороге домой Мухаммед Гирей решил ограбить Рязань. Татары предъявили рязанскому воеводе Хабару Симскому мирный договор с Василием III и попросили разрешения остановиться у стен города. Татары спровоцировали побег нескольких десятков русских пленников в Рязань и погнались якобы за ними, а на самом деле, чтобы завладеть городом. Московские начальники замешкались — вроде бы с татарами мир. Но тут ведавший городским нарядом (артиллерией) немец Иоган Иордан приказал дать залп из многочисленных крепостных пушек. Татары «в ужасе бежали». Самое забавное, что в руках Хабара Симского оказалась грамота Василия III, содержавшая обязательства платить дань Гиреям.

По людским потерям и разрушениям на Руси поход Гиреев в 1521 г. соизмерим с Батыевым нашествием. Братцы похвалялись, что они вывели из Московского государства 800 тысяч пленников.

Чтобы навсегда закрепить власть Гиреев в Казани, Сагиб обратился за помощью к турецкому султану Сулейману II Законодателю. В итоге был заключен договор, согласно которому Казанское ханство признавало над собой верховную власть турецкого султана, и впредь казанские ханы должны назначаться султаном. Попросту говоря, Казанское ханство получило статус Крымского ханства.

История московско-казанских отношений в XV—XVI вв. еще требует обстоятельного исследования. Мы же ограничимся констатацией факта, что грубое вмешательство извне, со стороны Крыма и Турции, прервало процесс интеграции Московского княжества и Казанского ханства. Мало того, воцарение Гиреев в Казани создало буквально смертельную опасность для Русского государства. Теперь стал вопрос: кто — кого? За войной 1521 г. последовали русско-казанские войны 1523-1524, 1530, 1536, 1545, 1549 и 1550 гг. И это, не считая почти ежегодных татарских набегов.

Однако и в 30—40-х годах XVI в. русское правительство не теряло надежды уладить отношения с Казанью мирным путем. Козырной картой в такой ситуации оставался хан Шах-Али (как его называли в русских летописях — Шиг-Алей).

В 1549 г. умер казанский хан Сафа Гирей, племянник Сагиба Гирея. Сторонники Крыма сделали новым ханом сына Сафы двухлетнего Утемиш Гирея. Русское правительство сочло момент подходящим, чтобы навсегда выкинуть Гиреев из Казани.

Зимой 1549/50 г. царь Иван IV (еще не Грозный) двинулся с большим войском под Казань. Вместе с ним был хан Шах-Али и многие знатные казанцы. 14 февраля 1550 г. русские войска подошли к стенам Казани и начали осаду, однако в связи с ненастной весной, через 11 дней русские вынуждены были отойти.

Весной 1551 г. в устье реки Свияги русские за четыре недели построили город Свияжск. Обитатели правого берега Волги («горной стороны») — чуваши, мордва, черемисы — присягнули на верность московскому царю и отказались иметь какое либо дело с казанскими ханами. Постепенно в Свияжск к Шах-Али стали перебегать казанские мурзы. В начале августа 1551 г. в Казани произошел антикрымский переворот. Большая часть крымских татар бежала из города, часть была убита, а часть — выдана русским. Среди последних был малолетний хан Утемиш Гирей (по русским летописям — Утямыш). Новые власти обратились с просьбой, чтобы Иван IV дал им хана Шах-Али. Царь согласился.

14 августа 1551 г. у стен Казани состояла курултай (народное собрание), на котором Шах-Али был признан ханом. С трудом прошли на курултае два предложения московских бояр — о передаче «горной стороны» России и выдаче всех русских пленников, находившихся на тот момент в Казанском ханства. Под страхом смертной казни казанцам запрещалось удерживать русских рабов.

16 августа Шах-Али торжественно въехал в Казань. Вместе с ним в город был введен русский гарнизон из 300 касимовских татар и 200 русских стрельцов. На следующий день в Казани было освобождено 2700 русских рабов. Уже через несколько дней в Свияжске пришлось выдавать хлеб 60 тысячам отпущенным русским рабам.

Понятно, что не всем хотелось отпускать рабов. Были и другие причины недовольства правлением Шах-Али. Возникли заговоры, реакцией Шах-Али стали массовые казни. Вскоре выяснилось, что хан не в состоянии управлять страной. Промосковски настроенные мурзы отправили в Москву послов с жалобами на Шах-Али и просили убрать его, заменив московским наместником. В Москве знали о шатком положении Шах-Али и очень боялись реставрации Гиреев. Поэтому Иван IV согласился на устранение Шах-Али, и в Казань был послан наместник князь С. И. Микулинский с войском. При этом предусматривалось не простое включение Казанского ханства в состав русских земель, а, говоря современным языком, конфедерация двух стран. В Казани оставалась мусульманская администрация и независимая финансовая система. Ограничением прав местной администрации была выдача поместий феодалам, но и это решал не наместник, а сам царь.

Шах-Али безропотно согласился оставить престол» но передавать власть московскому наместнику счел ниже своего достоинства и 6 марта 1552 г. выехал с гаремом в Свияжск.

9 марта в Казани произошел переворот, когда князь Микулинский был почти у ворот города. Сил для взятия города у князя Микул и некого было мало, да он и не имел соответствующих инструкций от царя, поэтому ему пришлось возвратиться в Свияжск. Проект конфедерации рухнул. Присоединить Казанское ханство к России мирным путем не удалось.

Казанцы пригласили на ханство астраханского царевича Ядыгара (Едигера), потомка Тимура Кутлу. В Казани был устроен погром, в ходе которого перебили русских стрельцов и купцов.

5 августа 1552 г. 150-тысячная русская армия вступила в пределы Казанского ханства. 23 августа Казань была окружена. 150 осадных орудий начали обстрел города.

2 октября 1552 г. Казань была взята приступом, а хан Ядыгар пленен. Уже тогда у царя Ивана стали появляться признаки патологической жестокости, идущей во вред государственным интересам. Он приказал перебить в Казани всех мужчин. При этом было убито много женщин и детей. Для въезда Ивана в город смогли «едину улицу очистити к царскому двору от Муралеевых ворот мертвых поснести, и едва очистили», а расстояние от ворот до дворца было около 200 метров.

12 октября Иван IV двинулся в Москву, править Казанским ханством был оставлен князь А. Б. Горбатый-Шуйский. Любопытно, что Иван IV, столь свирепо расправившийся с защитниками Казани, довольно либерально обошелся с их ханами. Юный хан Утемиш Гирей 8 января 1553 г. был крещен в Чудовом монастыре и получил имя Александр. Иван Грозный повелел ему жить в царском дворце. Однако Александр умер 11 июня 1566 г. в возрасте 20 лет. Причем умер своей смертью и не в опале, ибо был похоронен в месте погребения государей московских — в Архангельском соборе Кремля. Хан Ядыгар 26 февраля 1553 г. тоже принял крещение и получил имя Симеон. Иван Грозный дал ему богатый двор в Москве, в документах он числился «царем Симеоном». Умер он своей смертью 26 августа 1565 г. и был погребен в Благовещенской церкви Чудова монастыря. Из казанских ханов Шах-Али оказался единственным, кто сохранил свою веру. Он длительное время был ханом касимовским и умер там 20 апреля 1567 г.

Вопреки сложившемуся мнению, война не была закончена со взятием Казани, а продолжалась до конца 1556 г.

Формально война с казанцами не является русско-турецкой войной, но без хотя бы некоторого представления о ней мы не сможем « понять истоки многовековой русско-турецкой конфронтации. В конце XV — начале XVI в. Турция бросила военный и идеологический вызов Руси, приняв в подданство Крымское и Казанское ханства. С военной точки зрения Русь в начале 20-х годов XVI в. была поставлена на грань гибели, и борьба с Гиреями стала вопросом жизни и смерти. Взятие Казани было не следствием завоевательской политики Ивана Грозного, а жизненной необходимость русского государства.

Идеологическая же агрессия Турции состояла в том, что султан объявил себя повелителем всех мусульман. Таким образом, ему должны были подчиняться не только правоверные в Крыму, Казани и Астрахани, но даже в Касимове, под боком у Москвы. Бороться с идеологической агрессией только с помощью пушек было довольно бесперспективно, поэтому русские начали ответное идеологическое наступление под лозунгом «Москва — третий Рим».

В окончательном варианте этот тезис прозвучал в послании монаха псковского Елизарова монастыря Филофея в 1514 г. к великому князю Василию III. Следуя тезису о богоустановленном единстве всего христианского мира, Филофей доказывал, что первым мировым центром был Рим старый, за ним Рим новый — Константинополь, а в последнее время на их месте стал третий Рим — Москва. «Два Рима падоша, а третий стоит, а четвертого не бывать», — писал Филофей. Заметим, что Филофей знал, к кому обращаться. Мать Василия III София Палеолог была племянницей последнего византийского императора.

Филофей был не одинок. Одним из самых серьезных его соавторов в идее третьего Рима оказался... Римский папа Лев X. Стоит привести дословно послание папы к Василию III, отправленное в 1517 г.: «Папа хочет великого князя и всех людей Русской земли принять в единение с римскою церковью, не умаляя и не переменяя их добрых обычаев и законов, хочет только подкрепить эти обычаи и законы и грамотою апостольскою утвердить и благословить. Церковь греческая не имеет главы; патриарх константинопольский в турецких руках; папа, зная, что на Москве есть духовнейший митрополит, хочет его возвысить, сделать патриархом, как был прежде константинопольский; а наияснейшего царя всея Руси хочет короновать христианским царем... А если великий князь захочет стоять за свою отчизну константинопольскую, то теперь ему для этого дорога и помощь готовы».

Итак, вопреки всем ненавистникам России, первым овладеть Константинополем предложил Римский папа, А по канонам католической церкви Римский папа непогрешим, то есть не может ошибаться.

Надо ли говорить, что замена московского герба с Георгием Победоносцем на новый с двуглавым орлом была предложена исключительно для внешнего потребления, чтобы доказать, что Россия является третьим Римом и наследницей Византии. Для Византии двуглавый орел означал раздел Римской империи на Западную и Восточную, а для России это было нонсенсом, говоря современным языком — чернобыльским мутантом. Также для внешнего потребления Иван IV сам себя объявил царем (искаженное от «цезарь»). В России никаких кесарей ранее не водилось, и власти Ивану от нового титула не убавилось, не прибавилось. Это тоже была претензия на византийское наследство.

Итак, к концу XVI в. две великие империи — Россия и Порта — еще не имея общей границы, стали великими антагонистами. Султан считал себя властелином миллионов русских подданных мусульман, а царь — защитником миллионов православных турецких подданных и владельцем константинопольской вотчины, которая по совместительству была султановой столицей.

Глава 4 ВСЯ ВОЛГА СТАНОВИТСЯ РУССКОЙ РЕКОЙ

В октябре 1553 г. к Ивану Грозному прибыли послы от ногайцев, от мурзы Измаила и других мурз с челобитьем, «чтобы царь пожаловал их, оборонил от астраханского хана Ямгурчея, послал бы рать свою него... а Измаил и другие мурзы будут исполнять государеву волю».

Весной 1554 г., как сошел лед, 30-тысячное русское войско под начальством князя Юрия Ивановича Пронского-Шемякина поплыло по Волге под Астрахань. Туда же отправились вятские служилые люди под начальством князя Александра Вяземского.

У Черного острова, вблизи нынешнего Сталинграда, князь Вяземский встретился с головным отрядом астраханцев. Татары были быстро разбиты. Пленные показали, что основные силы Ямгурчея стоят в пяти верстах ниже Астрахани. Князь Пронский на судах быстро двинулся на Астрахань, а Вяземскому приказал атаковать войско Ямгурчея. Но татары не стали оборонять город и бежали. Пронский вступил в пустой город, Вяземский также не нашел никого в татарском стане. Сам Ямгурчей ускакал с небольшим отрядом в Азов. Своих жен и детей хан отправил на судах вниз к Каспию. Однако русские гребные суда перехватили царский караван и захватили многочисленное ханское семейство.

В своем обозе русские воеводы привезли татарам и нового хана Дербыш-Алея. Ранее Дербыш-Алей самостоятельно правил Астраханью, но затем был свергнут и бежал на Русь, где несколько лет безбедно прожил в Звенигороде.

Воеводы наловили по окрестностям прятавшихся там астраханцев около трех тысяч (считались только мужчины), привели их в Астрахань и велели быть подданными Дербыш-Алея. Всем окрестным татарам под страхом смерти было приказано выдать русских рабов. Так было освобождено несколько тысяч русских людей.

Князь Пронский обязал нового хана давать московскому государю каждый год по 40 тысяч алтын да по 3 тысячи рыб; рыболовам русским царским ловить рыбу в Волге от Казани до Астрахани и до самого моря безданно и безъявочно, астраханским же рыболовам ловить с ними вместе безобидно. Если умрет царь Дербыш-Алей, то астраханцы не должны тогда искать себе другого царя, а должны бить челом государю и его детям. Кого им государь на Астрахань пожалует, тот и будет им люб. По утверждении этих условий шертной грамотой воеводы отправились в Москву. Всех астраханских пленников отпустили, взяли с собой только цариц с детьми и освобожденных русских невольников.

Занятие русскими Астрахани происходило на фоне междоусобиц в соседних ногайских Ордах, где мурза Измаил воевал со своим братом Юсуфом и племянниками. Вскоре Измаил убил брата Юсуфа и начал подкапываться под астраханского хана Дербыша. Измаил отправил несколько посланий Ивану IV, где просил его ввести непосредственное царское правление в Астрахани и убрать оттуда нелюбимого Дербыша.

Доносы Измаила вскоре подтвердились: весной 1556 г. Дербыш соединился с отрядом крымских татар и выбил небольшой русский отряд Мансурова из Астрахани. Мансуров отступил к Переволоке. Из 500 человеку него осталось 308. Иван IV срочно послал по Волге Мансурову 50 казаков, и 500 конных казаков пришли с Дона под командой Ляпуна Филимоновича. Казаки Ляпуна двинулись к Астрахани, Дербыш и компания бежали в Азов к туркам, а русские во второй раз мирно вошли в Астрахань.

Ногайцы после очередной усобицы помирились без участия русских. Сыновья Юсуфа помирились с дядей Измаилом, убийцей их отца, и заявили о принятии русского подданства. Так устье Волги окончательно закрепилось за Московским государством.

Первоначально в Стамбуле не предали особого значения присоединению Астрахани к Москве. У султана Сулеймана II хватало забот и в других частях своей обширной империи, и он понадеялся, что крымские татары и ногайцы вытеснят русских из низовий Волги. Лишь в сентябре 1563 г. султан Сулейман II послал гауша (чиновника высокого ранга) к крымскому хану с приказом готовиться в 1564 г. к походу на Астрахань. Намерение султана очень напугало... хана Девлет Гирея. Крымские ханы меньше всего хотели военного присутствия Турции на Дону и Волге, что неизбежно сделало бы их из полунезависимых правителей бесправными подданными султана. Занятие же отдаленной Астрахани русскими не представляло, по мнению Гиреев, непосредственной угрозы Крыму. Кстати, в этом они были недалеки от истины. Действительно, Астрахань никогда не использовалась как база для похода в Крым.

Глава 5 ЯНЫЧАРЫ ИДУТ НА АСТРАХАНЬ

В Стамбул из Крыма полетели отписки: этим летом к Астрахани идти нельзя, потому что безводных мест много, а зимой к Астрахани идти — турки стужи не поднимут, к тому же в Крыму голод большой, запасами подняться нельзя.

На следующий год Девлет Гирей постарался вовсе отклонить султана от похода на Астрахань. «У меня, — писал он, — верная весть, что московский государь послал в Астрахань 60 000 войска; если Астрахани не возьмем, то бесчестие будет тебе, а не мне; а захочешь с московским воевать» то вели своим людям идти вместе со мною на московские украйны: если которых городов и не возьмем, то по крайней мере землю повоюем и досаду учиним».

Параллельно Девлет Гирей бомбардировал посланиями царя Ивана, в которых он подробно рассказывал о намерениях султана, и усиленно шантажировал царя. Хан предлагал отдать ему Казань и Астрахань, мотивируя тем, что иначе их заберут турки. Вряд ли хан всерьез надеялся получить их, во всяком случае, с царя можно было содрать огромные поминки (то есть единовременную дань). О Казани и Астрахани царь Иван резонно ответил: «Когда то ведется, чтоб, взявши города, опять отдавать их».

Весной 1569 г. в Кафу морем прибыло 17-тысячное турецкое войско. Султан отдал приказ кафинскому паше Касиму возглавить войско, идти к Переволоке, каналом соединить Дон с Волгой, а затем взять Астрахань. Вместе с турками в поход двинулся и хан Девлет Гирей с 50 тысячами всадников. Турецкие суда, везшие тяжелые пушки, плыли по Дону от Азова до Переволоки.

На одном из судов в числе других пленных, служивших гребцами, находился Семен Мальцев, отправленный из Москвы послом к ногайцам и захваченный турками у Азова. «Каких бед и скорбей не потерпел я от Кафы до Переволоки! — писал Мальцев. — Жизнь свою на каторге мучил, я государе кое имя возносил выше великого царя Константина. Шли каторги (суда) до Переволоки пять недель, шли турки с великим страхом и живот свой отчаяли; которые были янычары из христиан, греки и вол охи дивились, что государевых людей и Козаков на Дону не было; если бы такими реками турки ходили по Фряжской и Венгерской земле, то все были бы побиты, хотя бы козаков было 2000, и они бы нас руками побрали: такие на Дону крепости (природные укрепления, удобные для засад) и мели».

В первой половине августа турки достигли Переволоки и начали рыть канал. Естественно, прорыть его за 2—3 месяца было нереально. В конце концов, паша Касим отдал приказ тащить суда волоком. При этом Девлет Гирей и его татары вели пораженческую пропаганду среди турок, стращали их суровой зимой и бескормицей, что, в общем-то, было вполне справедливо. Но тут турок выручили астраханские татары, пригнавшие по Волге необходимое число гребных судов. Используя их, Касим в первой половине сентября подошел к Астрахани, но штурмовать ее не решился. Вместо этого он остановился ниже Астрахани на старом городище, решив там построить крепость и зимовать.

Но 50-тысячная татарская орда не могла зимовать в Астрахани. Как уже говорилось, крымские татары никогда не вели длительных осад. Вспомним Шамиля Басаева — «набег — отход, набег — отход». Поэтому Касим был вынужден отпустить татар на зимовку в Крым. Но тут взбунтовались янычары. Мальцев писал: «Пришли турки на пашу с великою бранью, кричали: нам зимовать здесь нельзя, помереть нам с голоду, государь наш всякий запас дал нам на три года. А ты нам из Азова велел взять только на сорок дней корму, астраханским же людям нас прокормить нельзя; янычары все отказали: все с царем крымским прочь идем».

Одновременно из Астрахани русские через пленного подбросили Касиму дезинформацию. Мол, вниз по Волге на помощь Астрахани идет князь Петр Серебряный с 30 тысячами судовой рати, а полем государь под Астрахань отпустил князя Ивана Вельского со 100 тысячами войска. К ним собираются примкнуть ногайцы, а персидский шах, давний враг султана, воспринял поход турок к Астрахани как попытку создания базы для операций против Персии и шлет к Астрахани свои войска. Как видим, «деза» была весьма убедительна и правдоподобна. Нервы у Касима сдали, и 20 сентября турки зажгли свою деревянную крепость и побежали от Астрахани. В 60 верстах выше Астрахани Касиму встретился гонец от султана Селима II, который требовал, чтобы Касим зимовал под Астраханью, а весной туда прибудет сильное турецкое войско. Увы, остановить бегущее войско грамотой султана не удалось. Мало того, хитрый Девлет Гирей повел турок в Азов не прежней дорогой вверх по Волге, а там не через Переволоку на Дон и вниз по реке, а через пустынные степи, так называемой Кабардинской дорогой. Из-за отсутствия воды и пищи погибло много турок. Многие говорили, что новый султан Селим несчастлив, раз так неудачно закончили первый поход его войска.

В 1570 г. Иван Грозный направил дьяка Новосильцева в Стамбул под предлогом поздравления Селима II с восшествием на престол. Дьяк изложил султану русскую версию покорения Казани и Астрахани: «Государь наш за такие их неправды ходил на них ратью, и за их неправды бог над ними так и учинил. А которые казанские люди государю нашему правдою служат, те и теперь в государском жалованья по своим местам живут, а от веры государь их не отводит, коль-биш их не рушит: вот теперь государь наш посадил в Касимове городке царевича Саип-Булата, мизгити (мечети) и кишени (кладбища) велел устроить, как ведется в бусурманском законе, и ни в чем у него воли государь наш не отнял: а если б государь наш бусурманский закон разорял, то не велел бы Саип-Булат среди своей земли в бусурманском законе устраивать».

Солидную взятку, «жалованье», русские послы отвалили султанову фавориту Махмету-паше. Русским дипломатам не удалось добиться признания захвата Астрахани и заключения мира, но от намерения посылать турецкие войска, как против Астрахани, так и против России вообще, Селим отказался.

Зато Девлет Гирей, избавившись от турецких войск, счел себя достаточно сильным, чтобы потребовать у Ивана IV Казань и Астрахань. Весной 1571 г хан собрат 120-тысячную орду и двинулся на Русь.

Иван Грозный поспешил уехать «по делам» в Александровскую слободу а оттуда — в Ростов. При этом в походе хана он обвинил «изменников бояр», назвавших татар.

24 мая хан подошел к Москве. В предместьях города завязался бой, и татары сумели поджечь окраины Москвы. Был сильный ветер и жара, и за три часа пожар истребил громаду сухих деревянных строений. Уцелел только Кремль. По сведениям иностранцев, в огне погибло до 800 тысяч человек. Данные эти, видимо, преувеличены, но не следует забывать, что в Москву, спасаясь от татар, сбежало много народу из окрестностей. По русским данным, людей погорело бесчисленное множество. Митрополит с духовенством просидели в соборной церкви Успения. Первый боярин, князь Иван Дмитриевич Вельский, задохнулся на своем дворе в каменном погребе. Других князей, княгинь, боярынь и всяких людей кто перечтет? Москва-река мертвых не пронесла: специально были поставлены люди спускать трупы вниз по реке. Хоронили только тех, у кого были родственники или знакомые.

Пожар мешал татарам грабить в предместьях. Осаждать Кремль хан не решился и ушел с множеством пленных, по некоторым данным, до 150 тысяч, услыхав о приближении большого русского войска. Когда Иван возвращался в Москву, то в селе Братовшине, на Троицкой дороге его встретили послы Девлета Гирея, подавшие ему ханскую грамоту. Там было сказано: «Жгу и постошу все из-за Казани и Астрахани, а всего света богатство применяю к праху, надеясь на величество божие. Я пришел на тебя, город твой сжег, хотел венца твоего и головы; ноты не пришел и против нас не стал, а еще хвалишься, что-де я московский государь! Были бы в тебе стыд и дородство, так ты б пришел против нас и стоял. Захочешь с нами душевною мыслию в дружбе быть, так отдай наши юрты — Астрахань и Казань; а захочешь казною и деньгами всесветное богатство нам давать — ненадобно; желание наше — Казань и Астрахань, а государства твоего дороги я видел и опознал».

Иван ответил хану льстивой грамотой: «Ты в грамоте пишешь о войне, и если я об этом же стану писать, то к доброму делу не придем. Если ты сердишься за отказ к Казани и Астрахани, то мы Астрахань хотим тебе уступить, только теперь скоро этому делу статься нельзя: для него должны быть у нас твои послы, а гонцами такого великого дела сделать невозможно; до тех бы пор ты пожаловал, дал сроки, и земли наши не воевал». Одни историки уверяют, что царь струсил, а другие, что это была военная хитрость и он тянул время. Я думаю, что имело место и то и другое. Иван был столь же хитер, сколь и труслив.

В ответном письме Делет Гирей писал царю: «Что нам Астрахань даешь, а Казани не даешь, и нам то непригоже кажется: одной и той же реки верховье у тебя будет, а устью у меня как быть!»

Летом 1572 г. хан со 120-тысячной ордой опять двинулся к Москве. В 50 км от Москвы на берегу реки Лопасни Девлет Гирей был перехвачен князем Михаилом Ивановичем Воротынским. В кровопролитном бою татары потерпели поражение и бежали в Крым с большими потерями. После этого хан переменил тон и прислал сказать Ивану: «Мне ведомо, что у царя и великого князя земля велика и людей много: в длину земли его ход девять месяцев, поперек шесть месяцев, а мне не дает Казани и Астрахани! Если он мне эти города отдаст, то у него, и кроме них, еще много городов останется. Не даст Казани и Астрахани, то хотя бы дал одну Астрахань, потому что мне срам от турского: с царем и великим князем воюет, а ни Казани, ни Астрахани не возьмет и ничего с ним не сделает! Только царь даст мне Астрахань, и я до смерти на его земли ходить не стану; а голоден я не буду: с левой стороны у меня литовский, а с правой — черкесы, стану их воевать и. от них еще сытей буду: ходу мне в те земли только два месяца взад и вперед».

Я умышленно привожу длинные, возможно, скучные для части читателей цитаты из писем крымских ханов, дабы не вызвать упреков в предвзятости к крымским татарам. Сам хан открыто признается, что его народ — банды разбойников, и без грабежа они помрут с голоду, но поскольку есть возможность грабить слева и справа, они могут дать Руси и несколько лет пожить спокойно.

Иван в ответной грамоте также переменил тон: он отвечал хану, что не надеется на его обещание довольствоваться только Литовской и Черкесской землей. «Теперь, — писал он, — против нас одна сабля — Крым; а тогда Казань будет вторая сабля, Астрахань — третья, ногаи — четвертая»». Грозный обожал в письмах подкалывать своих оппонентов. Не удержался и тут, напомнил о хвастливых словах хана о Казани и Астрахани: «Поминки я тебе послал легкие, добрых поминков не послал: ты писал, что тебе ненадобны деньги; что богатство для тебя с прахом равно».

На этом, собственно, и закончилась борьба за Казань и Астрахань. Более никто не пытался оспаривать у России этих городов. По крайней мере, до времен Ельцина и Шамиева.

Глава 6 БОРЬБА РУССКОГО НАРОДА С ТАТАРО-ТУРЕЦКОЙ АГРЕССИЕЙ

Название главы наверняка ассоциируется у читателя с учебником истории 40—60 годов XX в. Тем не менее именно такой заголовок больше всего соответствует событиям XVI—XVII вв. Борьбу с татарами и турками параллельно вели Московское государство и вольные русские люди — запорожские и донские казаки.

 Муравский шлях. Схема набегов крымских татар на южные границы Московского государства

Вольные казаки и государство в XVI—XVII вв. в большинстве случаев действовали независимо друг от друга. Причем стратегия Московского государства в борьбе с Крымом сводилась к пассивной обороне {за редкими исключениями), а казаки предпочитали молниеносные войны.

Уже при великом князе Василии III в 1512 г. была составлена первая «роспись» русских полков для обороны «крымской украины». Воеводы с полками размешались вдоль Оки — в Кашире, Серпухове, Тарусе, Рязани, «на Осетре»; и по берегу Угры. В 1513 г. пять полков были направлены в Тулу.

Охрана «берега» от татарских набегов стала общегосударственной повинностью. На Оку прибывали отряды из самых отдаленных областей Руси. Например, отряд из Великого Устюга стоял «на перевозе на Кашире», а потом «стояла сила устюжская заставою на стороже на Оке, на устьи реки Уфы от Орды». Отряды, оборонявшие «берег», формировались из «детей боярских», «посошных» и «пищальников».

В начале XVI в. оборона Московского государства от татар включала в себя укрепленные линии по берегам рек Оки и Угры, где стояли русские полки, и действия «легких воевод» «за рекой».

Первый набег крымских татар на Московское государство состоялся где-то между 1500—1503 гг. Во всяком случае, осенью 1503 г. московские послы жаловались хану Менгли Гирею на нападения татар на Чернигов. В 1511 г. крымские татары дошли до Оки. В дальнейшем в каждое десятилетие происходило по несколько походов татар. Вот некоторые примеры. В 1527 г. крымцы дошли до Оки, а затем разорили рязанщину. В среднем один татарин привел из похода по 5-б пленников. Крымский хан получил только в виде «тамги» («налога») с продажи русских пленных 100 тысяч золотых.

В XVI—XVII вв. считалось успехом, если московские воеводы останавливали крымцев на Оке, а это сделать удавалось, увы, не всегда.

С 1580 по 1590 г. русские строят южную линию городов-крепостей — Белгород, Воронеж, Валуйки, Елец, Кромы, Курск, Лебедянь, Ливны, Оскол, Царев-Борисов. Города-крепости соединялись между собой малыми укреплениями и «засечными чертами». «Засечные черты» представляли собой в 100 метров шириной полосы поваленных верхушками"на юг деревьев, укрепленные валами. Вдоль всей черты располагались дозорные вышки и укрепленные пункты — остроги. Эти меры в известной степени ослабили набеги татар, прорывы крымцев к Оке стали редкостью.

Смута на Руси в начале XVII в. существенно ослабила обороноспособность государства. С 1607 по 1618 г. татары разрушили города Волхов, Данков, Дедилов, Елец, Епифань, Калугу, Карачев, Козельск, Крапивну, Кромы, Лебедянь, Мещерск, Михайлов, Ливны, Лихвин, Перемышль, Путивль, Орел, Оскол, Ряжск, Серпухов, Серпейск, Царев-Борисов, Чернь, Шацк.

В июле 1632 г. 20-тысячное татарское войско разграбило Елецкий, Карачевский, Ливенский, Мценский, Новосильский и Орловский уезды. Только в октябре татары ушли домой. В июне 1633 г. 20-тысячное татарское войско во главе с Мубарек Гиреем разорило приокские уезды — Алексинский, Калужский, Каширский, Коломенский, Серпуховской, Тарусский и даже Московский за Окой.

В ответ Московское правительство в 1635 г. начало грандиозные по своим масштабам строительные работы на новой линии — «Белгородской черте», протянувшейся на 800 км от реки Ворсклы (приток Днепра) до реки Челновой (приток Цны). Это была сплошная укрепленная линия с вновь построенными десятками крепостей, с валами и рвами. «Белгородская черта» проходила от Ахтырки через Вольный, Хотмышск, Карпов, Белгород, Корочу, Яблонов, Новый Оскол, Уверд, Ольшанск, Воронеж, Орел, Усмань, Сокольск, Добрый, Козлов до Тамбова. Строительство ее было в основном завершено к 1646 г., а доделки продолжались еще 10 с лишним лет.

При царях Алексее Михайловиче и Федоре Алексеевиче были построены еще две засечные черты — Симбирская (1648— 1654) и Сызраньская (1683— 1684). Строительство защитных линий продолжалось вплоть до присоединения Крыма к России.

Однако, несмотря на мужество русских воевод и простых ратников, несмотря на огромные средства, вложенные в строительство защитных линий, татарские набеги не прекращались. Только в первой половине XVII в. татары увели в плен 150—200 тысяч человек.

Огромные суммы ежегодно выплачивала Русь крымским ханам и мурзам в качестве «поминок». Московское государство брало на себя все расходы на содержание татарских послов. За первую половину XVII в. на эти цели было израсходовано из московской казны около миллиона рублей, то есть в среднем по 26 тысяч рублей в год. Деньги по тем временам огромные — на них можно было построить четыре новых города.

 Тульский участок Большой засечной черты 

Причина была в неверной стратегии русских царей. Оборона хороша только тогда, когда она непроницаема для противника или, по крайней мере, наносит неприемлемый уровень потерь ему. Причем последнее справедливо только для цивилизованного противника. Для войны с татарами эффективной могла быть только наступательная тактика. Причем все нормы так называемого военного или международного права тут неприемлемы. Они годятся только для Европы, и дело тут не в расизме, а в здравом смысле. Возьмем для примера деревушку Артаньян на юге Франции. Из ее жителей в течение многих столетий воевало только одно семейство — дворяне д'Артаньяны, а прочие обитатели деревни только кормили их. Когда деревню занимали испанцы, жители кормили испанцев и т.д. Поэтому убийство мирных жителей противоречило здравому смыслу, и, соответственно, сформировались нормы морали и права. Жители же селения, живущие столетиями разбоем, все являются разбойниками. Пресечь бандитизм временно можно, поставив рядом крепкий гарнизон, но как только гарнизон уйдет, разбои возобновятся. Навсегда же покончить с разбоем можно, только уничтожив все население или, изолировав мужчин, ассимилировать женщин и детей с мирным населением.

Поэтому наступательные действия казаков против татар и турок в XVI—XVII вв. по критерию «эффективность — стоимость» на порядок или два порядка превосходили оборонительные мероприятия русских царей в конце XV — начале XVI в.

Почти одновременно на Днепре и Дону появились вольные русские — казаки. Сейчас украинские националисты пытаются отделить запорожских казаков от донских и считают их представителями украинского народа. В XV — XVI вв. не было украинского народа. Запорожские казаки сами считали себя русскими, говорили и писали по-русски с небольшими вкраплениями местных выражений, то есть можно говорить о говоре запорожцев, а точнее — «сленге». Запорожские казаки часто уходили на Дон, и, наоборот, донские — на Днепр, и никто никого не считал иностранцами.

Запорожцы совершали конные и морские походы на татар. Объектом конных походов были татарские орды, кочующие в Северном Причерноморье, турецкие крепости между Днепром и Дунаем, а также Крым. Казацкие же суда — чайки — ходили по всему Черному морю.

В 1516 г. казаки осадили турецкий город Аккерман, а в 1524 г. отмечен первый поход запорожцев на Крым. В 1545 г. казаки спустились на чайках к Очакову и разграбили его окрестности, а также захватили турецких послов к польскому королю Сигизмунду-Августу.

С середины второй половины XVI в. казаки все более активно действуют на Черном море, флотилия запорожских чаек с кошевым атаманом Фокой Покатило в 1574 г. прошла Черным морем до Днестровского залива, где казаки сожгли город Аккерман.

В октябре 1575 г. в отместку за набег татар на Украину атаман Богданко с конным отрядом прорвался через Перекоп и опустошил Северный Крым. Затем Богданко совершил несколько морских походов на Козлов (1езлев, современная Евпатория), Трапезунд и Синоп.

В 1589 г. казаки опять напали с моря на город Козлов и разорили его, а на обратном пути разрушили город Аккерман.

Турки пытались закрыть для казаков устья Днепра и Дона. На Дону они построили крепость Азов, а в Днепро-Бугском лимане — Очаков. Кроме того, выше по Днепру и Дону были построены малые крепости Кызы-Кермен, Тавань и Аслан. Однако это не остановило казаков. Часто они прорывались мимо крепостей, часто перетаскивали чайки по суше в обход. Кроме того, запорожцы поднимались вверх по левому притоку Днепра к реке Самаре, потом шли по одному из ее притоков, от которого начинался волок. Отсюда чайки попадали в одну из рек, впадающих в Азовское море. Скорее всего, это была река Кальмиус, впадающая в Азовское море у современного Мариуполя. А донские казаки использовали реку Миус. Они поднимались вверх по Дону, перетаскивали струги в Мнус и выходили в море, минуя Азов.

В 1605—1606 гг. казаки захватили города Аккерман и Килию, а также взяли штурмом самую сильную турецкую крепость на западном побережье Черного моря Варну.

В 1615 г. запорожцы разорили окрестности Стамбула. Близ устья Дуная казаков нагнала турецкая эскадра. Однако нападение турок было отбито, причем казаки захватили несколько галер. На трофейных галерах казаки дошли до устья Днепра, где их и сожгли.

В 1616 г. в сражении в Днепро-Бугском лимане казаки захватили 15 турецких галер, а затем на чайках и галерах отправились к Анатолийскому побережью, где разрушили Трапезунд и Синоп.

В 1620 г. запорожцы на 150 чайках погуляли у берегов Болгарии» в очередной раз была взята и сожжена Варна.

В 1621 г. 1300 донских казаков и 400 запорожцев вышли ранней весной в Азовское море. Атаманы Суляно, Шило и Яцек избрали целью похода город Ризе на юго-западном берегу Черного моря. Казаки взяли штурмом дворец паши, понеся большие потери. На обратном пути казаков застал сильный шторм, во время которого затонуло много стругов. Тут на них напала турецкая эскадра из 27 галер. Только 300 донцов и 30 запорожцев на восьми стругах прорвались в Дон и вернулись домой.

В июне 1621 г. 16 чаек появились у Стамбула, в городе началась паника. Казаки прошли вдоль берега Босфора, разоряя и сжигая все села на своем пути. На обратном пути в районе устья Дуная произошло сражение Казакове эскадрой капудана-паши Халиля. Несколько чаек туркам удалось захватить. Пленных казаков публично казнили в городе Исакчи на Дунае в присутствии самого султана: давили слонами, разрывали галерами на части, закапывали живьем, сжигали в чайках, сажали на кол. Осман 11 с удовольствием смотрел на казни и даже принимал в них активное участие. Разъезжая на коне возле истязаемых казаков, он стрелял в них из лука почти без промахов, так как был искусным стрелком, а головы убитых казаков султан приказывал солить и отправлять в Константинополь.

В том же году произошел и «дебют» молодого атамана Богдана Хмельницкого, которые вывел в Черное море флотилию чаек. В августе 1621 г. в морском бою запорожцы утопили 12 турецких галер, а остальные преследовали до Босфора.

Весной 1622 г. на Дон прибыл отряд запорожцев с атаманом Шило. Вместе с донцами они двинулись на стругах вниз по Дону. В устье реки казаки атаковали турецкий караван и захватили три судна. Затем казаки пограбили татар в районе Балыклеи (Балаклавы), погуляли у Трапезунда и, не дойдя 40 км до Стамбула, повернули назад. На обратном пути их перехватила турецкая эскадра из 16 галер. В бою погибли 400 казаков, а остальные благополучно вернулись на Дон.

В июне 1624 г. около 350 чаек опять прорвались в Черное море. Через три недели чайки вошли в Босфор и двинулись к Константинополю. Турки срочно отремонтировали большую железную цепь, сделанную еще византийцами, и заперли ею залив Золотой Рог. Казаки сожгли Буюк-Дере, Зенике и Сдегну, а затем уплыли обратно.

В следующем 1625 г. 15 тысяч донских и запорожских казаков на 300 чайках из Азовского моря вышли в Черное море и двинулись к Синопу. С ними в сражение вступили 43 турецкие галеры под командованием Редшида-паши. Вначале казаки брали верх, но затем ветер подул в лицо казакам. В результате они потерпели неудачу. Было потоплено 270 чаек, а 780 казаков попали в плен. Часть из них была казнена, а часть отправлена навечно на галеры.

Монах-доминиканец Э. д'Асколи, побывавший в Крым в 1634 г., писал, что казаки в 20—30-х годах XVII в. неоднократно штурмовали турецкую крепость в Керчи, но взять ее не смогли. Зато Судакская долина стала необитаемой от казачьих набегов. Д'Асколи посетил город Инкерман (район нынешнего Севастополя), до основания разрушенный казаками.

Походы казаков происходили почти каждый год, и обо всех просто нет возможности упомянуть.

В 1628 г. донские казаки захватили Балаклаву, затем поднялись в горы и напали на город Карасубазар. Не имея возможности унять донцов, крымский хан написал кляузу в Москву: «Казаки их крымские улусы повоевали и деревни пожгли и лутчей город Карасов (Карасубазар. — А Ш.) выжгли, и ныне-де казаки стоять в крымских улусах и шкоды людям их чинят».

В 1631 г. 1500 донцов и запорожцев высадились в Крыму в Ахтиарской бухте, то есть будущем Севастополе, и двинулись в глубь полуострова. 8 августа казаки взяли «большой город» в Козлове, а татары отсиделись в «малом городе». Затем казаки ушли в море и высадились в Сары-Кермене, то есть в давно заброшенном и разрушенном Херсонесе. Здесь они устроили свою базу, из которой опустошали окрестности.

16 августа у Мангупа казаки встретились с войском Джанибек Гирея. Татары были разбиты, казаки захватили две пушки. Хан бежал из Бахчисарая. Но казаки по неясным причинам ушли назад, разграбив на прощание Инкерман.

Казацкие походы серьезно ослабили военный и экономический потенциал крымских ханов, да и самой Турции. Поэтому Москва со времен Ивана Грозного помогала донским и запорожским казакам, посылая им деньги, оружие и продовольствие. Особенно казаки ценили порох и пушки. Другой вопрос, что делалось это с перебоями и не удовлетворяло нужды казаков. Серьезный ущерб взаимоотношениям казаков и Московского государства наносило непонимание русскими царями, начиная с Ивана Грозного, сути Крымского ханства. Цари путали Крым с Австрией, Швецией или там Данией, посылали посольства, пытались заключать договоры в надежде получить мир на южных рубежах. Все эти планы проваливались, татары вопреки всем договорам вновь и вновь нападали на Русь. По пословице «на колу мочало, начинай сначала», после очередного набега в Крым с «поминками» тащились московские послы. При этом в качестве разменной монеты на «Бахчисарайском аукционе» царские дипломаты использовали казаков. Казаки собрались в поход, и вдруг из Москвы грамота — сидеть смирно, даже если татары нападут, ответных набегов не делать. В отдельных случаях казаки терпели, слушались Москву, а в большинстве случаев — нет. В ответ Москва прекращала поставки денег и оружия и запрещала купцам торговать с Сечью или Доном, то есть попросту вводила блокаду. Доходило до вооруженных конфликтов казаков и царских войск на радость басурманам. Хорошим примером непоследовательной политики Москвы стало знаменитое «Азовское сидение».

В начале 30-х годов XVII в. из Москвы на Дон пришло немало грамот с требованием «не задирать» турок, на море не ходить, городам Азову и Кафе «дурного не чинить». Донцы ворчали и терпели. Запорожцы же к этому времени не имели почти никаких связей с Москвой, и в 1634 г. гетман Войска Запорожского Сулима вышел по Днепру в Черное море, а далее через Керченский пролив прошел в Азовское море и осадил Азов. К запорожцам в инициативном порядке подошло несколько сотен донцов с пушками. Осада крепости длилась две недели и была снята из-за внезапного нападения ногайских татар на донские станицы.

В марте 1637 г. 4 тысячи запорожцев под началом Михаила Татаринова прибежали на Дон. К ним присоединились 3 тысячи донцов, и они вместе двинулись к Азову. Часть казаков плыла на стругах, а конница шла берегом. 24 апреля казаки осадили Азов.

Азов представлял собой сильную крепость, а у казаков не было осадной артиллерии. Но среди казаков оказался хорошо знающий осадное дело немец, при переходе в православие принявший имя Иван. Кстати, среди запорожцев и донцов встречались немцы, французы и представители других европейских стран. Правда, чтобы вступить в товарищество, им приходилось принимать православие. Немец Иван подвел подкоп под стены Азова. В «Повести о взятии Азова» говорилось: «В день воскресенья, в четвертом часу дни {примерно в пять часов утра) месяца июня по 18 день тот мастер Иван по повелению атаманов и казаков в подкопе порох запалил. И ту градную стену вырвало и многих бусурманов за град с камением метало. И бысть аки молниа великая оттого порохового дыму».

Донцы и запорожцы пошли на штурм. Азов был взят. Все мусульмане, включая мирных жителей, перебиты, русские невольники освобождены, а греки, жившие в Азове, отпущены восвояси. В Азове казаки захватили 200 турецких орудий. Донские казаки остались в Азове, а запорожцы с добычей удалились в Сечь.

Узнав о взятии Азова, царь Михаил очень напугался и отправил грамоту турецкому султану, где утверждалось, что казаки взяли Азов «воровством», донские-де казаки издавна воры, беглые холопы и царских приказаний не слушают, а войско посылать на них нельзя, потому что живут они в дальних местах: «И вам бы, брату нашему, на нас досады и нелюбья не держать за то, что казаки посланника вашего убили и Азов взяли: это они сделали без нашего повеленья, самовольством, и мы за таких воров никак не стоим, и ссоры за них никакой не хотим, хотя их, воров, всех в один час велите побить; мы с вашим султановым величеством в крепкой братской дружбе и любви быть хотим».

Тем не менее «воровское» взятие Азова существенно изменило обстановку в регионе. Прекратились набеги крымцев на русские земли. Крымского хана начали покидать ногайские мурзы и откачевывать обратно к Волге, «под руку» русского государя. Всего на русскую сторону Дона перешло 30 тысяч «черных улусных людей». Ногайский мурза Янмаметь с семьей и отрядом в 1200 всадников бежал из Крыма прямо в Азов. Часть ногайцев расположилась кочевьями вблизи Азова, принеся «шерть» (клятву на верность) русскому царю, остальные пошли дальше, к Астрахани.

Первоначально гарнизон Азова составлял 4 тысячи донских казаков, многие из которых перевезли в город свои семьи. Вскоре прибыло на «житьё» 700 запорожцев. Появились купцы, открылись лавки. Турецкий же султан увяз в войне с Персией и не мог отправить против казаков больших сил.

Персидская война закончилась в 1639 г., и султан Мурад IV начал готовиться к походу на Азов, но в 1940 г. он умер. Новый султан Ибрагим сумел начать поход лишь в мае 1641 г. По разным сведениям, султан отправил к Азову от 100 до 240 тысяч турок и татар. В городе же было 5367 казаков и 800 женщин.

В июне 1641 г. началась осада города. Турки доставили под Азов 120 осадных («ломовых») пушек и 32 мортиры. Туркам удалось захватить земляной город, но осажденные укрылись в цитадели, взять которую турки так и не смогли. Между тем наступила осень. Зимой Азовское море замерзает, и турки могли лишиться подвоза продовольствия. Кроме того, неизвестно откуда в турецком лагере возник слух, что к Азову идет царь Михаил с большим войском. В итоге 26 сентября 1641 г. турки сняли осаду и уплыли обратно, а татарская конница ушла в Крым. Потери турок и татар под Азовом превысили 20 тысяч человек. Султан Ибрагим был взбешен. Командующий осадной армией Гуссейн-паша скончался на обратном пути, зато другие начальствующие лица турецкой армии были казнены в Стамбуле.

Победа нелегко досталась казакам. Судьба Азова буквально висела на волоске. Теперь казакам стало ясно, что в следующий раз без помощи царских войск им город не удержать. Приход же на Дон московских воевод мог положить конец казацкой вольности. Тем не менее казацкий круг решил отправить послов к царю с просьбой «взять Азов под свою руку».

Казачье посольство возглавили атаман Наум Васильев и есаул Федор Порошин. С ними были 24 человека «лучших казаков». 28 октября 1641 г. казаки приехали в Москву.

Донские послы доложили государю московскому о том, что казаки «от турских и крымских и многих людей город Азов отсидели», но понесли большие потери, и гарнизон Азова находится теперь в крайне плачевном состоянии. Казаки попросили царя: «Чтоб велел государь, у нас принять с рук наших свою государеву вотчину Азов город».

Царь Михаил и его бояре долго колебались. В конце концов Михаил собрал 3 января 1642 г. Земской Собор, которому поручил решить вопрос об Азове. Мера эта формально была демократической, а на самом деле — глупейшей. Почти никто из делегатов Собора ранее не слышал вообще об Азове, Просто Михаилу не хотелось, чтобы инициатива отказа от Азова принадлежала царю, а с Земского Собора какой спрос — «партия никогда не ошибается». Дьяки насчитали фантастическую сумму — 221 тысячу рублей, которая бы понадобилась на занятие Азова. И никому не пришло в голову спросить, как это казаки удерживали Азов несколько лет «своим коштом», то есть на средства Войска Донского?

30 апреля 1642 г. в Азов была отправлена царская грамота, окончательно поставившая точку в азовском сидении. В грамоте говорилось: «...вам, атаманам и казакам, Азова города держать некем; а только приняти не велим, а вам его покинуть и идти по старым своим куреням».

Делать было нечего, казаки вывезли из Азова все пушки и припасы, крепость была разрушена до основания.

Летом 1642 г. турецкие войска вновь подошли к Азову и немедленно приступили к строительству новой крепости. Крепость построили из камня, придав ей форму правильного четырехугольника. Крепость имела бастионы и внутренний замок-цитадель. Стены окружал земляной вал и глубокий ров. Выше по реке на обоих берегах турки выстроили две башни, так называемые каланчи, между которыми протянули железную цепь, чтобы перекрыть дорогу казачьим судам. В «каланчах» были установлены пушки и постоянно находились 20— 50 янычар. На одном из рукавов Дона, Мертвом Донце, в 10 км к северу от Азова был построен каменный замок-форт Лютик, он прикрывал дальние подступы к крепости.

Расчеты московских бояр и царя на замирение с султаном не оправдались. 22 апреля 1643 г. большое турецкое войско внезапно напало на казачий городок Маныч, разорило и сожгло его. Всех оставшихся в живых казаков увели в плен в Азов. Через неделю турецкое войско напало на городки Черкасск и Монастырский Яр, разорило и разрушило их. В июне большое турецкое войско осадило Раздоры. Однако донцам удалось отстоять Раздоры, а в апреле 1644 г. они вернули Черкасск. В мае 4,5 тысячи казаков приходили под Азов. Зато летом турки перешли в контрнаступление.

В октябре 1643 г. донские атаманы жаловались царю, что турки «взяли и выжгли городок Кагальник и казаков многих порубили, а иных поймали». Но и теперь Михаил побоялся послать войска на Дон. Вместо этого казачьим атаманам было разрешено вербовать в Московском государстве «вольных людей». К 1645 г. на Дон отправилось не менее 10 тысяч «вольных людей». Но для отражения турецкой экспансии и этого было мало.

В мае 1646 г. в Черкесск пришел из Астрахани воевода Семен Романович Пожарский с отрядом из 1700 стрельцов и 2500 ногайцев. Туда же из Воронежа пришел воевода Кондырев с тремя тысячами «вольных людей», набранных на Украине. Московские воеводы и казаки в 1646 г. ходили под Азов, но взять его не смогли. Раньше думать надо было!

Теперь турки сделали Азов неприступной крепостью. Однако азовский гарнизон не мог помешать морским походам донских казаков. В кампании 1646 и 1647 гг. казакам пришлось вернуться обратно и за сильных штормов на Азовском море. Зато в 1651 г. донцы вновь пограбили окрестности Синопа, взяв 600 пленных, а на обратном пути захватили три торговых турецких судна.

В 1652 г. тысяча донских казаков под предводительством атамана Ивана Богатого подошла к окрестностям Стамбула. Возвращались донцы домой с большой добычей и на обратном пути выиграли бой с десятью турецкими галерами.

В 1653 г. донцы в течение трех месяцев опустошали южный берег Крыма от Судака до Балаклавы, а затем спалили Трапезунд.

В 1655 г. 2 тысячи донских и 700 запорожских казаков взяли штурмом Тамань и два месяца держали в страхе весь Крым. В том же году другой отряд казаков захватил Судак и Кафу. Казаки также пытались занять окрестности Батума, но неудачно. Турецкий путешественник XVJ1 в. Эвлия-Эффенди писал, что казаки взяли крепость Гунию вблизи Батума. Но туда пришел Гази-Сиди-Ахмед-паша с большим войском и внезапно напал на казаков. Турки захватили казацкие чайки и 200 пленных. Остальным казакам удалось укрыться в крепости. Паша осадил крепость и целый день безуспешно пытался взять ее штурмом. К вечеру на помощь туркам подошло несколько тысяч местных горцев. Имея многократное превосходство в силах, нападающие завалили ров и стены фашинами, под прикрытием огня своей артиллерии ворвались в крепость и перебили казаков.

В 60-70-х годах XVII в. несколько походов на басурман предпринял запорожский атаман Иван Дмитриевич Сирко. В 1660 г. он совершает морские походы на Очаков и Крым. Зимой и осенью 1663 г. казаки под его началом напали на Перекоп и разрушили крепость.

В октябре 1667 г. Сирко с двумя тысячами конных запорожцев ворвался в Крым через Перекоп. Взяв большую добычу и освободив 2 тысячи пленных, казаки благополучно вернулись домой. В 1673 г. Сирко громил турок в районе Очакова.

Раздел III ЧИГИРИНСКИЕ ПОХОДЫ

Глава 1 СУЛТАН ИДЕТ НА КИЕВ

Чтобы понять последующие события, нам придется разобраться в крайне запутанной ситуации в Малороссии[15] в середине XVII в.

С начала XVII в. происходит резкое усиление панского гнета и агрессивность католического клира против православного населения Малороссии. Богатые польские шляхтичи, не говоря уже о магнатах, творят на Украине, равно как и в Польше, форменный беспредел.

Чигиринский подстароста поляк Даниэль Чаплинский в 1645 г. напал на хутор Субботово, принадлежавший его соседу сотнику Богдану Хмельницкому. Чаплинский захватил гумно, где находилось четыреста копен хлеба, и вывез его. Но хуже всего было то, что подстароста умыкнул любовницу сотника. Богдан недавно овдовел и вроде не прочь был жениться еще раз. Скорей всего причиной налета и был спор из-за бабы, а не из-за копен хлеба. К тому же Чаплинский велел высечь плетьми десятилетнего сына Богдана, после чего мальчик расхворался и вскоре умер.

Богдан Хмельницкий с десятью казаками в январе 1646 г. прибыл в Варшаву и лично бил челом королю Владиславу на обидчиков своих.

По сведениям московского лазутчика Кулакова, бывшего в то время в Варшаве, старик Владислав посетовал Хмельницкому на свое бессилие перед беспределом панов. Король одарил казаков сукнами, а Хмельницкому кроме того, подарил саблю со словами: «Вот тебе королевский знак: есть у бас при боках сабли, так обидчикам и разорителям не поддавайтесь и кривды свои мстите саблями; как время придет, будьте на поганцев и на моих непослушников во всей моей воле».

Хмельницкий последовал королевскому совету и начал партизанскую войну против польских панов на Украине. К весне 1647 г. у него было 8 тысяч казаков. Однако этих сил не хватало для борьбы с регулярной польской армией, двинувшейся на Украину, и Богдан начал искать союзников. В том же 1647 г. он пригласил на Украину крымского хана Менгли Гирея. Но казак вскоре убедился, что крымцы предпочитают больше грабить, чем драться с ляхами. Тогда взгляды Богдана обратились на северо-восток к «тишайшему» царю Алексею.

С 1648 г. в Москву прибывают несколько делегаций от Хмельницкого с просьбой принять Малороссию в подданство московского царя. Тишайший долго колебался. Но вот 8 января 1654 г. в Переяславле на знаменитой раде принимается решение о вхождении Малороссии в состав Государства Московского.

Эта акция, естественно, привела к началу большой русско-польской войны. Русские войска заняли Минск, Гродно, Вильно (с 1939 г. Вильнюс) и вышли к Бресту Сложившаяся обстановка крайне благоприятствовала русским войскам. В конце 1655 г. шведские войска вторглись в пределы Речи Посполитой и заняли Познань, Краков и Варшаву. Польский король Ян-Казимир бежал в Силезию.

Царь Алексей Михайлович, которого отечественные историки почему-то именуют Тишайшим, на самом деле был очень тщеславным человеком. К тому же в то время царь был под жесткой опекой фантастически честолюбивого и властного патриарха Никона. Царь Алексей уже считал себя властителем Волыни, Подолии, всей Белой Руси и всего Великого княжества Литовского. Мало того, царь и патриарх всерьез думали о присоединении и остальных земель Речи Посполитой.

Карл X Густав предложил царю поделить Речь Посполитую. Это было почти идеальное предложение для России, даже если бы большая часть бывших польских земель досталась шведам. В любом случае России потребовалось не менее 20—40 лет, чтобы переварить даже небольшие территории, побывавшие под властью Речи Посполитой. А вот шведы бы гарантированно подавились польским пирогом, благо, польское панство — еще та публика!

Увы, рассудок покинул царя, и он предъявил шведам заведомо невыполнимые требования.

17 мая 1656 г. под звон московских колоколов царь Алексей Михайлович объявил войну шведскому королю Карлу X Густаву. Русский корпус под началом Петра Потемкина двинулся для занятия берегов Финского залива. На помощь Потемкину был направлен большой отряд донских казаков. При отправке казаков патриарха Никона занесло — он благословил казаков ни более, ни менее, как идти морем к Стокгольму и захватить его.

Мало того, Алексей и Никон, не дюже разбираясь в обстановке на Украине, начали с ходу закручивать гайки. Надо ли говорить, что малороссийские старшины, да и простые казаки не затем поднимали бунт против ляхов, чтобы становиться московскими холопами.

Разумеется, какая-то унификация системы управления на Украине по образцу Москвы должна была произойти. Но делать это следовало лишь после окончания войны и крайне медленными темпами.

В результате значительная часть украинской шляхты и казачества выступила против царских войск. Шведская армия еще в Тридцатилетней войне закрепила за собой звание лучшей в Европе. Шведы без труда поколотили воинство Тишайшего.

Любопытный факт: в 1656 г. шведский король Карл X Густав вступил в переписку с... Богданом Хмельницким. К этому времени король потерял надежду овладеть всей Польшей и теперь намеревался отхватить от нее небольшой кусок, а русских не пускать за Березину. За труды Хмельницкий должен был стать независимым правителем Украины. Богдан Хмельницкий с большой охотой вступил в переговоры со шведами, но не делал никаких враждебных движений по отношению к русским войскам. Одновременно в письмах к царю он называл себя «верным подданным». Неизвестно, чем мог закончиться флирт Богдана и Карла, но 27 июля 1657 г. знаменитого гетмана не стало. Итак, Богдан вовремя помер и обеспечил себе славу борца за единение русского и украинского народов, а о переписке с Карлом царские и советские историки забыли, разумеется по рассеянности.

Немедленно в казацкой верхушке началась борьба за гетманскую булаву, и им стало не до шведов.

Шведская авантюра Тишайшего провалилась, и 21 июня 1661 г. на мызе Кярун {в русских источниках — Кардис) был заключен Кардисский мирный договор, по которому Россия уступала Швеции все свои завоевания в Прибалтике.

Но война с поляками продолжалась. Малороссийские же гетманы, а их обычно было два, три, и даже четыре одновременно, принимали сторону то русских, то поляков. Эту страшную войну позже польские и украинские историки назовут «руиной». В конце концов, все стороны оказались на грани истощения и начали искать путь к миру.

20 апреля 1666 п в деревне Андрусово Мстиславского уезда, на границе между Россией и Польшей[16], начались съезды русских и польских уполномоченных.

28 мая (8 июня) 1666 г. в Андрусово было подписано перемирие. Что же касается мирного договора, то по этому поводу у сторон шли жаркие дебаты. Царь Алексей приказал своему главному уполномоченному Нащокину пообещать наиболее неуступчивым польским комиссарам по 20 тысяч рублей. Забавно, что взятка самому польскому королю была в два раза меньше — 10 тысяч рублей.

Далее я, дабы избежать обвинений в предвзятости, процитирую С.М. Соловьева. «Нащокин объявил комиссарам государево жалованье, по десяти тысяч золотых польских: референдарю Брестовскому объявлено, что сверх товарищей своих получит еще 10 000 золотых, а если приедет с подтверждением договора в Москву, то будет большая ему государская милость. "Королевскому величеству, — писал Нащокин комиссарам, — мы не может назначить, но когда будут у него царские послы с мирным подтверждением, то привезут достойные дары, также и канцлеру Пацу прислано будет необидно". 6 января приехал от комиссаров Иероним Комар и бил челом, чтоб сверх обещанных денег в тайную дачу пожаловал им государь явно соболями, чтобы им можно было хвалиться перед людьми; сам Комар бил челом, чтоб вместо обещанных ему ефимков дали золотыми червонными, потому что червонцы легче скрыть, так что и домашние не узнают; Комар объявил, что как скоро комиссары получат государево жалованье, сейчас же станут писать договорные статьи. Деньги были высланы из Москвы немедленно»{21}, и 20 (30) января 1667 г. было подписано перемирие сроком на 13 лет и 6 месяцев. В историю это перемирие вошло как Андрусовский мир.

Согласно условиям мира Польша получала Витебск и Полоцк с уездами, Динабург, Лютин, Резицы, Мариенбург и всю Ливонию, а также всю правобережную Украину. К России отходили воеводство Смоленское со всеми уездами и городами, повет Стародубский, воеводство Черниговское и вся Украина с путивльской стороны по Днепр. Причем остававшимся там католикам разрешалось беспрепятственно отправлять свое богослужение у себя в домах, а шляхта мещане, татары и жиды имели право продать свои имения и уйти на польскую сторону.

Киев с окрестностью в одну милю до 5 апреля 1669 г оставался у русских, а затем передавался полякам.

Южная граница России и Польши должна была идти полиции от Днепра (у Киева) на восток до южных границ Путивльского округа, то есть па линии Киев — Прилуки — Ромны — Недригайлов — Белополье и до стыка с нынешней границей России.

Левобережье к югу от этой линии и до современного Запорожья было объявлено территорией запорожских казаков. Сами же запорожские казаки должны был и находиться «под послушанием обоих государей» и быть готовыми служить против неприятелей и королевских, и польских. Но оба государя должны были запретить запорожцам, как и вообще всем черкесам, выходить в Черное море и нарушать мир с турками.

30 января 1676 г. умер Алексей Михайлович, и на престол вступил царь Федор Алексеевич. А у поляков на престол в 1674 г. вступил Ян III Собеский. Оба новых монарха подписали Андрусовский мир.

Несколько слов стоит сказать и об исполнении Андрусовского мира. На переговорах в Москве 30 марта (9 апреля) 1672 г. русские и польские уполномоченные согласились отложить вывод русских войск из Киева до 1674 г. Потом решение этого вопроса отложилось еще на десять лет. В ходе встречи в деревне Андрусово 3(13) марта 1684 г. поляки вновь подняли вопрос о Киеве, но, судя по всему, им опять «дали на лапу», и вопрос опять отложили.

Андрусовский мир был благоприятен для Московского государства, и официальные русские и советские историки давали восторженные его оценки. На самом же деле из-за грубой ошибки царя Алексея, ввязавшегося в войну со Швецией, был упущен шанс подлинного воссоединения с Украиной. Фактически царь Алексей вернул России то, что отдал его отец Михаил. Севернее Киева по Андрусовскому миру граница пролегла по старой русской границе, существовавшей еще со времен Ивана III и Василия III. Разница была максимум в 20 верст по ширине. Лишь на юге левобережной Украины были присоединены небольшие куски территории в районах Переяслава, Лубны и Полтавы. Замечу, что район Харькова никогда не был под владычеством Польши и никогда не считался ни Малороссией, ни Украиной. До 1922 г., разумеется, когда большевистское космополитическое правительство Троцкого, Каменева, Зиновьева и Грешило усилить пролетариат Украины рабочим классом Донбасса и Андрусовский мир вызвал недовольство Москвой у большинства населения Украины. Так, например, возмущенные запорожцы убили в Сечи царского посла стольника Ефима Лодыжевского и его свиту.

Но долго жить в мире украинцам не пришлось. В дело вмешался турецкий султан. Точнее даже не султан, а великий визирь. Дело в том, что Оттоманской империей с 1648 по 1687 г. правил султан Мехмед IV, но фактически ей управляли два великих визиря — Мехмед Кепрюлю, а затем его сын Ахмед. Мехмед Кепрюлю был этническим албанцем. В юности он служил посудомойкой на султанской кухне, а затем дослужился до повара. На кухне или в ином месте он вошел в доверие к старшей жене султана Ибрагима (1640—1648). После смерти мужа султанша добилась назначению Кепрюлю на пост великого везиря при своем шестилетнем сыне (Мехмеде IV). В 1661 г. Мехмед Капрюлю скончался, а его должность занял 26-летний сын Ахмед. Сам же султан Мехмед IV предпочитал занятию государственными делами охоту, за что и получил прозвище «Могучий Охотник».

К середине XVII в. Оттоманской империи принадлежала вся Северная Африка до Алжира включительно, Сирия, Ливан, Месопотамия, большая часть побережья Аравии, полуостров Малая Азия, весь Балканский полуостров, большая часть Венгрии, Молдавия и Валахия, а также земли между Южным Бугом и Днестром.

В 1672 г. Ахмед Кепрюлю решил завоевать Польшу, ну если не всю, то, по крайней мере, Подолию и Малороссию. Поводом для нападения стало обращение гетмана Дорошенко с просьбой принять украинцев в турецкое подданство. Сам Дорошенко в 1672 г. контролировал лишь небольшую часть правобережной Малороссии (то есть польскую часть).

В тот же 1672 г., в марте, турецкий султан прислал польскому королю Михаилу Вишневецкому грамоту с выговором, что поляки «беспокоят» владения гетмана Дорошенко, который вступил в число «невольников высокого порога нашего», то есть стал подданным Турецкой империи. Поляки ответили, что Украина «от веков была наследием наших предшественников, да и сам Дорошенко не кто иной, как наш подданный».

Весной 1672 г. турецкая армия перешла Дунай и вторглась в Подолию, на территорию Речи Посполитой. Армией формально командовал сам султан Мехмед IV. Вскоре к туркам присоединилась орда крымского хана Эльхадж-Селим Гирея и казаки Дорошенко. Современники оценивали численность турецкой армии в 300 тысяч человек.

Первым был взят город Каменец, «православные и католические церкви его были обращены в мечети, знатные женщины забраны в гаремы, многие христианские мальчики обрезаны и обращены в мусульманскую веру; один обрезан был даже в соборной церкви, в присутствии самого султана».{22}

28 сентября 1672 г турки взяли Львов и собирались идти на Киев. Ляхи срочно запросили мир. 5 октября в Бугаче (Восточная Галиция) был подписан мирный договор. Польша уступала Турции Каменец с прилегающими землями и признала Петра Дорошенко подданным турецкого султана. Само собой, что ляхи выплатили огромную контрибуцию.

Близилась зима, и туркам не было резона оставаться на разграбленной и выгоревшей Украине. В итоге турецкое войско ушло зимовать за Дунай, крымский хан — к себе в Бахчисарай, а гетман Дорошенко — в свою местечковую столицу город Чигирин.

Между прочим, пока султан с ханом гуляли по Украине, запорожцы по-прежнему занимались любимым промыслом. Летом 1672 г. 34 запорожские чайки гуляли по Черному морю, топили купцов и грабили побережье.

В Москве всерьез восприняли турецкую угрозу. В начале января 1673 г. большое войско под командованием воеводы боярина Юрия Петровича Трубецкого двинулось на Украину. 13 февраля Трубецкой был уже в Киеве.

В конце 1672 г. поляки прислали в Москву грамоту с предложением совместных действий против турок на Украине в следующем году. Наши бояре вежливо отказали.

Для начала московское правительство послало деньги и оружие к&закам в Запорожскую Сечь и на Дон. В крепость Кодак и в Сечь были направлены воевода князь Степан Степанович Волконский и полковник Иоганн Купер с тысячью солдат «нового строя».

В свою очередь запорожцы во главе с кошевым атаманом Иваном Сирко в начале июня 1673 г. разорили крымский город Аслам и много татар в полон забрали.

Затем Сирко двинулся к Очакову и разорил его окрестности. Потом он поднялся по Днепру и начал преследовать татар, действовавших на юге Украины. В сентябре 1673 г. Сирко со своим воинством благополучно вернулся в Сечь.

Однако наш кошевой атаман и его казаки заскучали, и уже 9 октября 1673 г. Сирко форсировал Буг и вторгся в турецкие пределы. Запорожцы взяли город Тягин и сожгли его, жителей частично перебили, а оставшихся в живых увели в полон.

А пока Сирко гулял по Черному морю, польские паны, ненавидевшие русских, решили устроить идеологическую диверсию — отправили в Запорожскую Сечь самозванца «царевича Симеона, сына царя Алексея Михайловича». Но времена Гришки Отрепьева давно прошли. Из Москвы прислали внятную грамоту, что «царевич Симеон Алексеевич родился в 1665 году, апреля 3 дня, а скончался в 1669 году, июня 18 дня и погребен в церкви архистратига Михаила».

Запорожцы без особых проблем отправили самозванца в Москву. Там на допросе самозванец признал себя Семеном, сыном варшавского мешанина Ивана Воробьева. 17 сентября 1674 г. Лжесимеон был публично четвертован в Москве.

В июне 1673 г. на Дон прибыли думный дворянин и воевода Иван Хитрово и стольник полковник Григорий Косагов. С ними находились два солдатских полка и восемь стрелецких «приказов», всего 6098 ратных людей. С обозами привезли шесть железных пушек, девять верховых пушек, четыре голландские пушки, да в Черкасском городе было 48 разных пушек.

В 1673 г. донские казаки из царского войска подступили к Азову и опустошили его окрестности.

Для начала Москва попыталась договориться с «турецкоподданным» гетманом Дорошенко, но хохол упрямился. И тогда в середине января 1674 г. русские полки и казаки гетмана Левобережной Украины Самойловича переправились через Днепр, сожгли Вороновку, Боровицу и Бужин, а 27 января взяли город Крылов. Путь к Чигирину, где засел Дорошенко, был свободен.

29 июля 1673 г. русско-казацкое войско под началом боярина Григория Ромодановского и гетмана Самойловича осадило Чигирин. Город имел две линии укреплений — верхний и нижний город. Гарнизон Чигирина составлял около 4 тысяч человек, имелось до ста орудий. Тем не менее московская осадная артиллерия действовала достаточно эффективно, и Дорошенко готовился было сдаться. Но в начале августа разведка донесла о том, что на выручку Чигирина идут большие силы турок и татар.

Боярин и гетман испугались и 10 августа отступили от Чигирина, а 12 августа уже вошли в Черкассы.

Крымский хан через день после отступления русского войска был встречен Дорошенко за 10 верст от Чигирина и для начала получил от гетмана в подарок до двухсот невольников из левобережных казаков, а для всех его татар — дозволение брать сколько угодно людей в неволю из окрестностей Чигирина за то, что жители с приходом русских войск отступились от Дорошенко.

В итоге Ромодановский и Самойлович приказали войску переходить на левую сторону Днепра, а Черкассы сжечь. Население города безропотно смотрело на пожар, а затем также отправилось на левый берег. Обыватели прекрасно понимали, что с ними сделают татары после захвата Черкасс.

Узнав об отходе Ромодановского и Самойловича, десятки тысяч жителей городов и сел Правобережья кинулись переправляться через Днепр. Как писал Н. И. Костомаров: «Паника овладела жителями Украины. Где только услышат, что близко появились бусурманы, тотчас обыватели поднимаются с семьями и с пожитками, какие успеют наскоро захватить. Часто они сами не знали, где им искать приюта, и шли, как выражались тогда, "на мандривку", или на волокиту. Большая часть их направлялась на левую сторону; на перевозах против Черкасс и Канева каждый день с утра до вечера толпилось множество возов с прочанами, ожидая очереди для переправы; едва успевали их перевозить; перешедши за Днепр, они тянулись на восток к слободским полкам, искать привольных мест для нового поселения. Но некоторые с западной части Украины бежали на Волынь и в Червоную Русь, в польские владения...

...Дорошенко мимо разоренной и залитой кровью Умани направился к султанскому стану, находившемуся где-то недалеко от Лодыжина. Когда гетман въезжал в турецкий обоз, ему загородила путь густая толпа украинских невольников, кланявшихся в землю и моливших о заступлении перед султаном. 5-го сентября гетман представился падишаху, получил бархатный колпак, отороченный собольим мехом, золотую булаву, коня с богатым убором и халат — обычный дар султанского благоволения подручникам».{23}

Мехмед IV приказал Дорошенко отправить в Турцию в его гарем 500 мальчиков и девочек в возрасте от 10 до 15 лет. Неплохо бы напомнить сей факт господам самостийникам, от чего их спасли в XVII в. «русские захватчики».

Осенью 1675 г. запорожский кошевой атаман Сирко вместе с донским атаманом Фролом Минаевым, приведшим 200 казаков, и царским окольничим Иваном Леонтьевым (2000 стрельцов) ходили на Крым. К ним присоединился и отряд калмыцкого мурзы Мазана.

У Перекопа Сирко разделил свое войско. Одна половина войска вторглась в Крым, а другая осталась у Перекопа. Казаки взяли Козлов (Евпаторию), Карасубазар (Белогорск) и Бахчисарай и, обремененные добычей, отправились назад. Хан Эльхадж-Селим Гирей решил напасть на возвращавшихся казаков у Перекопа, но был атакован с двух сторон обеими частями запорожского войска и наголову разбит.

Казаки скоро двинулись домой. Вместе с ними шли 6 тысяч пленных татар и 7 тысяч русских рабов, освобожденных в Крыму. Однако около 3 тысяч рабов решило остаться в Крыму, причем многие из них были «тумы», то есть дети русских пленников, родившиеся в Крыму. Сирко отпустил их, а затем велел молодым казакам догнать их и всех перебить. После Сирко сам подъехал к месту бойни и сказал: «Простите нас, братья, а сами спите тут до страшного суда господня, вместо того, чтобы размножаться вам в Крыму, между бусурманами на наши христианские молодецкие головы и на свою вечную без прошения погибель».

Поход русских и калмыков на Крым привел в бешенство султана Мехмеда IV. И вот по совету Ахмета Кепрюлю султан осенью 1675 г. послал в Крым из Константинополя на кораблях 15 тысяч отборных стамбульских янычар и велел крымскому хану Эльхадж-Селим Гирею со всей крымской ордой с наступлением зимы перебить всех запорожцев, а саму Сечь разорить до основания.

Крымский хан решил расправиться с запорожцами на святках Рождества Господня, когда все запорожское войско хорошо гуляло и крепко выпивало. Происшедшее далее весьма колоритно описано у Д.И. Яворницкого, который пользовался свидетельствами очевидцев: «...как скоро тогдашняя зима» через майстерство крепких морозов своих, замуровала днепровские глубины и речки полевые твердыми льдами и приодела достаточными снегами, тогда крымский хан тот же час приказал сорока тысячам крымской орды быть готовыми для военного похода, а пятнадцати тысячам янычар велел дать лошадей, не объявляя никому, куда именно он поведет их в поход. Когда кончился Филиппов пост, тогда сам хан, снявшись из Крыма со всем названным войском своим, пошел по направлению к запорожской Сичи, стараясь держаться в нескольких милях от берега Днепра, чтобы не быть замеченным запорожцами, зимовавшими по днепровским островам и веткам и чтобы все Войско Запорожское низовое каким-нибудь способом не узнало о том. На третью или четвертую ночь Рождества Христова, в самую полночь, хан, приблизившись к Сичи, захватил сичевую стражу, стоявшую в версте или в двух верстах от Сичи на известном месте, и от этой стражи узнал, что войско пьяное спит беспечно по куреням и что другой стражи нет ни около, ни в самой Сичи; хан очень обрадовался этому и сейчас же, выбравши самого лучшего из пойманных сторожевых и пообещав ему свободу и большую награду, приказал ему провести пехотных янычар во внутрь запорожской Сичи через ту форточку (калитку. — А.Ш.), которая, по показанию самих сторожевых, не была заперта на ту пору. Итак, отправивши всех янычар в Сичу с названным запорожским сторожевым, хан приказал им, вошедши в нее, ''учинить належитий военный над пьяноспящими запорожцами промысел". Сам же между тем, объехавши с ордой вокруг Сичь и густо обступивши ее, стоял неподалеку на поготове, чтобы не выпустить и "духа имеющих утекать" запорожцев. Но на этот раз над турками и татарами сбылась старая пословица: "Що чоловик coбi обiцуе, тое Бог ницуе": надежда хана выгубить все запорожское войско и разорить самый Кош не осуществилась. Хотя хан и знал, что войско запорожское привыкло в праздничные дни подливать и беспечно слать, но не припомнил того, что множество этого же самого войска имело обыкновение собираться в праздник Рождества Христова до Сичи со всех низовых днепровских лугов и что большинство из этого войска были трезвые, а не пьяные люди. Но вот настал "полуночный час". Все войско, не слыша ни о какой тревоге и не имея вести о намерении бусурман, "зашпунтовавшись" в куренях, беспечно опочивало; в это самое время янычары, тихо введенные через открытую фортку пойманным запорожским сторожевым, вошли в Сичу и наполнили собой все ее улицы и переулки и так стеснились, как то бывает в церкви. Однако, имея в руках готовое оружие, они помрачены были всевидящим Богом в их разуме: войдя в Сичу, они и не подумали о том, что дальше делать и каким способом разорить то рыцарское гнездо низово-днепровских казаков, наших мальтийских кавалеров, и как их всех выбить до конца; или, быть может, начальники янычар, за теснотой, не могли сойтись и посоветоваться между собой, как начать и кончить свой злодейский умысел. Так или иначе, но, наполнив собой всю Сичу, захватив все сичевые арматы (пушки. — A.Ш.), заступив все открытые места, янычары стояли несколько времени в недоумении и тихом молчании. Когда же повернуло с полночи и Бог Вседержитель благословил соблюсти в целости то православное и преславное низовое запорожское войско, тогда он отогнал сон некоему Шевчику, козаку одного курения; этот Шевчик, вставши для своего дела и отворивши кватерку (по-польски означает «четвертая часть» окна, т.е. «форточка» окна. — А.Ш.), начал в оконную щель присматриваться, рано ли еще или нет, и неожиданно увидел людей, неприятелей-турок, всю улицу заполнивших собой. Шевчик пришел в ужас; однако тот же час тихо засветил несколько свечей в своей курене, сообщил знаками пятерым или шестерым товарищам своим, еще не ложившимся спать, но сидевшим в углу куреня, закрывшимся там и игравшим в карты. Товарищи, услышав слова Шевчика и побросав карты, зараз бросились тихонько ко всем окнам куреня своего и, не отворяя их, стали присматриваться в оконные щели, чтобы убедиться, правда ли то, что сказал Шевчик. Когда же и сами увидели, что Сичь их наполнена неприятелями-турками, то немедленно и возможно тихо побудили всех товарищей своего куреня, которых было до полутораста человек, и сообщили им о грозившей беде. Товарищи быстро повставали, тихо поодевались, осторожно забрали в руки оружие и потом, после совета с куренным атаманом, решили устроить следующее: поставить к каждому окну по несколько человек лучших стрельцов, чтобы они беспрестанно стреляли, а другие, чтобы только заряжали ружья и первым подавали. Устроивши все это без великого шума и помолившись Богу, козаки сразу поотворяли все окна и оконницы и начали густо и беспрестанно стрелять в самое скопище янычар, сильно поражая их. Тогда другие курени, услышав выстрелы и увидевши неприятеля, тот же час открыли со всех сторон через окна густой и беспрестанный мушкетный огонь, и как бы молнией осветили темную ночь в Сичи, тяжко поражая турок, кои от одного выстрела падали подвое и по трое человек. Янычары же, не имея возможности, вследствие своей тесноты, направлять оружие прямо против куренных окон, стреляли в воздух и, "аки козлы между собою мятущися", падали на землю убитыми и утопали в собственной крови. Когда же толпы янычар стали редеть по улицам и переулкам, так что их едва третья часть осталась в живых, тогда запорожцы, видя, что стреляя из куреней на неприятеля, они стреляли друг против друга и наносили себе вред, крикнули единогласно до ручного бою; и так по той команде тотчас все разом, высыпавши из куреней, с мушкетами, луками, копьями, саблями и дрекольем, начали доканчивать ручным боем еще оставшихся в живых турок, нещадно поражая их. На самом рассвете дня они покончили с турками, и всю Сичь и все курени со всех сторон, и всю божественную церковь и все арматы окрасили и осквернили бусурманскою кровью, а все сичевые улицы и переулки неприятельскими трупами завалили. Трупы те лежали, облитые их же собственной кровью, склеенные и замороженные сильным морозом, бывшим в то время. Так велико было их число, видно из того, что из пятнадцати тысяч янычар едва полторы тысячи ушло из Сичи и спасено татарами на лошадях. А между тем хан, стоявший Около Сичи в ожидании конца задуманной облавы, увидя несчастный конец неудавшегося замысла, взвыл, как волк, подобно древнему Мамаю, побежденному русскими на Куликовом поле».{24}

Крымский хан Эльхадж-Селим Гирей бежал в Крым так быстро, что отряд запорожцев в 2 тысячи человек так и не смог догнать остатки татар и турок. В ходе этой «заварухи» было убито 50 и ранено около 80 казаков. Своих убитых запорожцы предали земле «честным и знаменитым погребением», а сотни турецких и татарских трупов спускали под лед. О количестве убитых басурман можно судить по тому, что, сделав шесть прорубей в Днепре, казаки занимались этим неприятным делом целых два дня.

Утром после боя казаки обнаружили 150 спрятавшихся татар, из которых было четыре аги[17]. За них крымский хан прислал «двенадцать тысяч киндяков[18] и шесть больших бут доброго крымского вина», а за каждого агу еще по две тысячи левов. Казаки не смогли устоять и уступили пленных с миром.

В 1675 г. султан Мехмед IV прислал в Сечь письмо, в котором предлагал запорожским казакам признать свою зависимость от Турции и покориться ему как «непобедимому лицарю». На что последовал знаменитый ответ запорожцев: «Ты — шайтан турецкий, проклятого черта брат и товарищ и самого Люцифера секретарь! Какой ты с черту лицарь?» Заметим, что письмо, опубликованное в конце XIX в. русской прессой, было сильно искажено цензурой, поскольку казаки не стеснялись в выражениях. Кончалось подлинное письмо так: «Вот как тебе казаки ответили, плюгавче! Числа ж не знаем, ибо календаря не имеем, а день у нас який и у вас, так поцелуй же в сраку нас! Кошевой атаман Иван Сирко со всем кошем запорожским».

Ряд историков сомневаются в подлинности этого письма, но, в любом случае, оно соответствует духу Войска Запорожского.

Между тем гетман Дорошенко, от которого отвернулась большая часть сторонников, решил покаяться царю Алексею. Для начала он предложил «сдать гетманство и положить клейноты» перед запорожскими казаками. Запорожцы согласились.

Глава 2 ПЕРВАЯ ОСАДА ЧИГИРИНА

10 октября 1675 г. кошевой запорожский атаман Иван Сирко и донской атаман Фрол Минаев с отрядами запорожцев, донцов и калмыков прибыли к Чигирину. Дорошенко встретил их вместе с духовенством, неся хоругви и образа, а затем созвал на раду всех остававшихся в Чигирине казаков. Когда все собрались, Дорошенко положил свои войсковые клейноты — булаву; бунчук и знамя, и перед Евангелием произнес клятву на вечное подданство царю Алексею Михайловичу. А запорожцы присягнули в том, что «Дорошенко будет принят царским пресветлым величеством в отеческую милость и останется в целости при ненарушимом здоровье, чести и пожитках, со всем войском, при нем находящимся, сохранивши свои войсковые клейноты, не подвергаясь отмщению за свои прежние вины, и от всех неприятелей: татар, турок и ляхов —- будет царскими войсками защищаем н обороняем, а все запустелые места на правой стороне наполнятся снова людьми и будут вовеки тешиться вольностями и разживаться, как левая заднепровская сторона».

Сирко забрал войсковые клейноты Дорошенко и увез их в Сечь. 15 октября он известил Малороссийский приказ о происшедшем важном событии и от имени всего запорожского коша был челом принять Дорошенко милостиво, сообразно данной им присяге верно служить царскому пресветлому величеству.

В марте 1677 г. Дорошенко был доставлен в Москву. Алексей Михайлович скончался в 1676 г., и на престол вступил его сын Федор. Бывший гетман был удостоен царской аудиенции. Думиый дьяк перечислил все его вины, а затем объявил, что «великий государь все вины его и преступления прощает и никогда уже вины те ему воспомянуты не будут, а за учинение присяги царю и за отлучение от агарянского ига, великий государь указал ему быть на Москве при своей государской милости для способов воинских против неприятельского наступления турецкого султана и крымского хана на Украину».

В Москве Дорошенко «купил двор за 700 рублей» (видимо, речь идет об усадьбе) и построил новый дом «о семи покоях». А в апреле 1679 г. бояре предложили ему быть воеводой в Вятке с жалованьем 1000 рублей в год. Дорошенко понял, что его больше не выпустят на Украину, да и там у него было слишком много врагов во главе с гетманом Самойовичем[19], и согласился. На воеводстве в Вятке он пробыл до 1682 г., а затем вернулся в Москву. Царь Федор подарил ему из государственных волостей тысячу дворов в селе Ярополче под Волоколамском со всеми принадлежавшими к ним угодьями. Дальше Дорошенко жил то в Москве, то в Ярополче и тихо скончался в 1695 г. на 71-м году жизни.

Когда в Стамбуле узнали, что «негодный и неблагодарный» Дорошенко, забыв вес благодеяния падишаха, изменил ему и отдался московскому государю, то Мехмед IV приказал отправить большое войско на Украину. А для казаков, которые в Стамбуле по-прежнему считались «турецкоподданными», было решено назначить нового гетмана. За неимением лучшего вспомнили о Юрии Хмельницком, сидевшем в константинопольской тюрьме Еди Куллэ (Семибашенный замок).

Третий сын Богдана Хмельницкого осенью 1659 г. в 18 лет стал гетманом Украины, но у него не было ни ума, ни воли, ни таланта полководца. В 1660 г. он перешел на сторону поляков, а в январе 1663 г. отказался от гетманской булавы и ушел в монастырь, где дослужился до архимандрита. А затем он оказывается в турецкой тюрьме.

Теперь турки вывели Юрия из Еди Куллэ и доставили к великому визирю. Там возложили ему на голову бархатный колпак, а на плечи — соболью шубу и провозгласили гетманом и «князем малороссийской Украины». Турки выдумали этот новый титул, чтобы подействовать на украинское население. Тем самым сыну Богдана Хмельницкого как бы давалось наследственное право. Юрий пытался отказаться, мотивируя отказ тем, что он уже постригся в монахи, но великий визирь нашел выход: он приказал константинопольскому патриарху снять с Юрия монашеский обет. Патриарх, не мудрствуя лукаво, выполнил волю великого визиря.

Явление Юрия Хмельницкого в Константинополе, которого в Москве считали умершим, произвело эффект взорвавшейся бомбы. В Малороссийские полки и в Сечь были посланы царские грамоты о том, чтоб не слушать «прельстительных универсалов Юраски». В Чигирин были отправлены генерал-майор Афанасий Трауэрнихт, стрелецкие головы Титов и Мещеринов с их приказами и полковник инженер Фан-Фрастен. В посланных туда трех стрелецких приказах насчитывалось до 24 тысяч человек.

К весне 1677 г. русские и гетманские войска располагались следующим образом: в Батурине[20] на реке Сейм стоял гетман Самойлович с 20 тысячами казаков. Его главные силы во главе с боярином и воеводой Ромодановским (42 тысячи солдат, рейтаров и конных дворян) собрались в Курске. Резерв составили полки Голицына и Бутурлина в Путивле и Рыльске (15—20 тысяч человек).

И в Москве, и в Батурине понимали, что целью похода турок будет захват Чигирина. Во-первых, город имел важное стратегическое значение, а во-вторых, малороссы привыкли считать его гетманской столицей. Естественно, что турки будут стремиться захватить ее и сделать резиденцией Юрия Хмельницкого.

Прибыв в Чигирин в конце июня 1677 г., Трауэрнихт сразу же занялся приведением в порядок укреплений верхнего города, а нижний город вместе с посадом должны были защищать казаки. Царские ратные люди возводили дубовые стены, недавно сгоревшие от пожара. Казаки в нижнем городе рубили стены, тарасы, насыпали камнями, углубляли рвы.

Патрик Гордон, шотландец на русской службе, так описал укрепления Чигирина: «Замок был не особенно хорошо вооружен. В нем находилось 45 разнообразных пушек; 4 из них, очень длинные, были отлиты в Германии. Кроме них было еще 10 больших пушек; остальные были или короткие для стрельбы картечью, или легкие полевые; кроме того, в замке было еще 5 мортир, из которых 3 были железные. Бомб было очень мало, ручных гранат не более 800. После же осады осталось всего 28 бомб и 23 бочки пороха.

Длина замка достигает 88 сажен (188 м), ширина со стороны поля 65 саж. (139 м), со стороны города всего 17 саж. (36 м); окружность замка с бастионами, фланками и валом до самой реки равняется 375 саж. (800 м); окружность города с каменной стеной и палисадами 982 саж. (2096 м); от замка до старых укреплений 219 саж. (467 м)».

Прошел июль. 23 июля в Чигирин явился дезертир и объявил, что он был казак, но взят в плен турками и поступил к ним на службу, а потом убил своего товарища и бежал. Он сообщил, что турки уже недалеко, надеются взять Чигирин за 3—4 дня, а потом пойдут на Киев. Об это доложили гетману, в то время находившемуся с войском в Ромнах.

3 августа в виду Чигирина стали появляться турки, а утром 4 августа все огромное турецкое войско раскинулось на восточной и южной стороне от Чигирина.

Командовал турецкой армией Ибрагим-паша по прозвищу Шайтан. По данным того же Патрика Гордона, у Ибрагим-паши было 45 тысяч татар и валахов, из которых около 15 тысяч янычар при 28 пушках. У крымского хана же было до 20 тысяч сабель, а у Юрия Хмельницкого первоначально состояло не более сотни казаков.

Осадив Чигирин, турки сразу приступили к осадным работам и началу обстрел крепости. А Хмельницкий послал к сидевшим в Чигорине казакам универсал, убеждая признать себя князем, обещал от падишаха всякие милости и, сверх того, сулил каждому казаку жалованье за два года и по два новых жупана.

Несколько дней после этого турки не проявляли никакой активности против нижнего города, ожидая, какое действие возымеет универсал Хмельницкого. А в это время в верхнем городе стали подозревать, не сговариваются ли казаки с «Юраской» и не думают ли отступиться от царя. И когда турки подвели свои траншеи к стенам верхнего города на сто шагов, Трауэрнихт приказал казакам идти на вылазку, чтобы убедиться в их надежности. Казаки не перечили, и в ночь на 6 августа казачий отряд в тысячу человек пошел на вылазку. К ним присоединились 300 царских стрельцов. В ходе этой операции казаки и стрельцы потеряли убитыми 30 и ранеными 48 человек.

После этой вылазки турки стали осторожнее, усилили стражу и все ближе и ближе подвигались с апрошами к верхнему городу. Установив две батареи мортир, они стали стрелять по замку 36-фунтовыми и 80-фунтовыми бомбами. Самый сильный огонь стенобитных пушек был направлен на бастион, расположенный у Спасских ворот и сделанный из двойных сосновых бревен, и нате места вала, где турки замечали пушки. За два дня обстрела турецкие пушкари вывели из строя 17 русских пушек.

17 августа между 4 и 5 часами пополудни турки взорвали одну из мин под равелином и разрушили непрочный вал. Осажденные оставили позицию, и се заняли турки. Но вскоре осажденные организовались и скинули турок с помощью ручных гранат. При этом противник потерял около 100 человек убитыми, а у осажденных убито было 12 человек и ранено 18. Затем осажденные кое-как заделали пролом в равелине.

Между тем 10 августа у Артополота соединились войска Ромодановского и гетмана Самойловича и двинулись на выручку Чигири ну.

23 августа турки взорвали еще одну мину, но осажденные заранее узнали об этом взрыве от одного молдаванина, и казаки отбили турок, бросившихся в прорыв.

24 августа осажденные со стен заметили, что большая часть вражеского войска уходит. Это означало, что с левой стороны Днепра уже подходило русское войско. Воспрепятствовать переправе русских сначала отправился крымский хан со своей ордой, а вслед за ним и Ибрагим-паша с большей частью своих сил. А чтобы сбить с толку осажденных, турки усилили обстрел Чигирина и имитировали подготовку штурма.

Целый день 25 августа турки и татары, заняв правый берег Днепра, вели огонь из пушек и мушкетов, не давая русскому войску переправиться через реку. Но казаки по приказу гетмана на лодках спустились по Днепру, вышли на правом берегу и зашли в тыл противнику, так что туркам и татарам пришлось отстреливаться с двух противоположных сторон. С наступлением темноты русское войско благополучно переправилось на правый берег Днепра, и на рассвете 26 августа турки с изумлением увидели большие силы противника.

В 3 часа утра 29 августа турки зажгли свой лагерь. Увидев это, осажденные выслали на разведку отряд. Вернувшись, разведчики доложили, что все траншеи и апроши противника пусты. В одном закоулке они нашли только одного спящего турка, которого, видимо, товарищи забыли разбудить.

За время осады Чигирина было убито 800 казаков, 150 стрельцов и 48 других русских, и раненых было очень много. Турок же, по сведениям осажденных, убито 6 тысяч человек.

О причинах снятия осады с Чигирина турецкий историк Фундуклулу писал в «Хронике Силахдара»: «Силы Ибрагим-паши, командовавшего турецкими войсками, осаждавшими крепость, истощились в неудачной борьбе с русскими, которые блистательно отражали все приступы и, совершая вылазки, наносили туркам чувствительные удары. Тогда крымский хан Селим-Гирей со свойственной ему искренностью дал Ибрагим-паше совет вывести из окопов войска, собрать артиллерию и пойти прямо по спасительному пути отступления. На военном совете предложение паши было признано благоразумным. Кади-аскер (военный судья) составил протокол, осада была снята, и войска быстро двинулись в обратный путь...»{25}

Мехмед IV был страшно разгневан. По сведениям того же Фундуклулу, «Ибрагим-пашу, прибывшего из-под Чигирина с докладом, султан принял сурово и накричал на него: «Пошел, старый пес! Не мог ты взять такой ничтожной крепостенки, как Чигирин, возвратился прогнанным. Сколько истратил на ветер казны? Что у тебя войска, что ли, мало было? Или у тебя не было пушек и снарядов? Что же было тому причиной? " Ибрагим-паша ссылался на неприступность крепости и на то, что он прекратил осаду по совету крымского хана, с согласия всех военачальников. Султан пришел в ярость от такого заявления и закричал: "Возьмите прочь этого гяура! "

Ибрагим-пашу по приказу султана заключили в тюрьму Еди Куллэ. Султанский гнев не миновал и крымского хана Селим-Гирея: он был смешен с престола и сослан на остров Родос».{26}

Хотя при форсировании русскими и казаками Днепра генерального сражения не было, потери с обеих сторон были серьезными. Одни русские потеряли 2460 человек убитыми до 5 тысяч ранеными. Русско-казацкое войско не решилось преследовать турок и простояло некоторое время у Чигирина.

9 сентября 1677 г. Ромодановский и Самойлович приказали войску идти обратно к Днепру и переправляться на левый берег. Там они встретили другое войско, шедшее на подмогу. Командовал им боярин князь Василий Васильевич Голицын. Предводители отвели свои войска каждый к своим местам: Ромодановский — в Курск, гетман Самойлович — в Батурин, а Голицын — в Путивль.

Глава 3 ВТОРАЯ ОСАДА ЧИГИРИНА

В Москве и Батурине понимали, что турки не успокоятся и будущим летом следует ожидать нового нападения на Чигирин. Московские бояре послали к Самойловичу стольника Василия Тяпкина с предложением разрушить Чигирин до основания и тем предотвратить его захват неприятелем. Гетман на это ответил: «Если Чигирин будет содержаться крепко под царскою рукою, то и обе стороны Днепра будут пребывать в верности великому государю; если же Чигирин разорить, то уж лучше прежде сказать украинскому народу, что он царю не надобен, а потому-то Чигирин разоряется, либо неприятелю отдается! У нас в народе говорят: за кем Чигирин, затем и Киев, а затем и все мы в подданстве. Засядет в Чигирине Юраска — все те, что с правой стороны к нам сюда перешли, пойдут к нему опять на правую сторону, и нам трудно будет их удержать. Если же. Боже сохрани, овладеют Чигирином турки и посадят там своих людей, тогда царь турецкий велит брать запасы с сей стороны Днепра и все наши малороссийские города станут поневоле отдавать ему послушание. Тогда и в великороссийские города проста будет туркам дорога! Вот и теперь уже козаки только того и ждут, чья сторона верх возьмет в Чигирине».{27}

Гетман убедил московское правительство, и было решено защищать Чигирин до последнего. Новым воеводой назначили туда окольничего Ивана Ивановича Ржевского, а инженером при нем — шотландца Петра (Патрика) Гордона, а им под начало дали пять стрелецких приказов и севский драгунский полк.

Параллельно Москва попыталась уладить дела с османами дипломатическим путем. В декабре 1677 г. в Константинополь отправилось русское посольство: стольник Афанасий Поросуков, подьячий Федор Старков и толмач Григорий Волошанинов. Им поручалось вручить султану грамоту, извещавшую о вступлении на престол нового царя Федора Алексеевича. В грамоте была «укоризна» султану за посылку войска к Чигирину и напоминание царя «об исконной прежней дружбе». В ходе переговоров с визирем Поросуков доказывал, что Малороссия «исстари» принадлежит России, а потому для войны причин нет.

Поросуков имел встречу с русским резидентом, а по совместительству константинопольским патриархом. Тот заявил, что «желает всякого добра великому государю, как себе царства небесного, а о замыслах неприятеля креста Христова объявляет: султан Турецкий, имея чрево свое бусурманское ненасыщенное, устремляется этим летом с войсками своими по ганским и и желает из-под державы его царского величества владения Петра Дорошенка отобрать, а потом и всею Украиною овладеть».

Поросуков спросил и о Юраске Хмельницком, по его ли патриаршему благословению монашество с того снято. Патриарх ответил: «Хмельницкий снял с себя монашество своевольно, желая себе столько же освобождения из неволи, сколько княжения и гетманства. По его наущению визирь несколько раз присылал ко мне с просьбами и угрозами, чтоб я с Юраски монашество снял, на княжение Малороссийское и гетманство Запорожское его благословил; но я от этого принуждения освободился подарками и Юраску к себе не пустил».

Оценим дипломатию старого резидента.

В целом миссия Поросукова окончилась провалом, и в 1678 г. война возобновилась. Замечу, что начали ее обе стороны совершенно бездарно.

Окольничий Ржевский прибыл в Чигирин 17 марта 1678 г., но не нашел там ни хлеба, ни войск, а «разбитые стены и пустые житницы». В таком состоянии город могли взять и одни татары. Но у басурман был тот же бардак, как и у нас. В итоге турки явились под Чигирин лишь 9 июня, когда туда уже доставили и войска, и продовольствие.

В начале осады воевода Ржевский составил полный список полков, вошедших в гарнизон Чигирина: драгунский полк (776 человек) и пехотный полк Патрика Гордона (733 человека), три стрелецких полка (1695 человек), сумские казаки (300 человек), казаки Ахтырского полка (1200 человек), а также ряд малых команд. Таким образом, в верхнем городе оказалось 5550 русских ратных людей, а в нижнем городе дислоцировалось три казачьих полка: Гадячский (4850 человек), Чигиринский (340 человек) и Сердюцкий (867 человек); кроме того, рота польских драгун (96 человек) и рота Бориса Корсакова (896 человек) — всего 7049 человек, в основном казаков. Общая численность гарнизона Чигирина, таким образом, составила 12 599 человек.

Поданным Патрика Гордона, «в Чигирине в то время находилось 2000 пудов пороха, не считая того, который имел еще каждый полк особо. Разного рода ядер было 3600. Не было только большого запаса бомб, именно их было менее 500 и всего 4 мортиры. Ручных фанат было 1200 штук. В замке было четыре 14-фунтовых длинных пушки. Кроме того, было 6 больших пушек, стрелявших ядрами в 8—10 фунтов, 8 меньших, 14 полковых, 14 коротких для стрельбы картечью, 8 шлангов, стрелявших двух- или трехфунтовыми ядрами, и 11 старых железных пушек разного калибра. Хотя мортир и было 6, но пригодными для употребления оказались только 4, из которых 2 были железные. Внизу в городе было только 15 пушек разного калибра, причем большая часть их были железные».{28}

Великий визирь Мустафа-паша привел к Чигирину 12 отрядов пашей (каждый из которых насчитывал по 3 тысячи солдат), 40 «орт» янычар, численностью от 100 до 300 человек каждая, войска господарей Молдавии и Валахии (15 тысяч человек), 7 тысяч сербов, 3 тысячи албанцев. Кроме того, 50 тысяч всадников привел крымский хан Мурад Гирей.

Турки имели 4 большие пушки, каждую из которых везли 32 пары буйволов, 27 больших батарейных орудий разного калибра, 130 полевых пушек, 6 мортир, стрелявших 120-фунтовыми бомбами, 9 меньших мортир, стрелявших бомбами от 30 до 40 фунтов.

10 июля 1678 г. на рассвете турки начали стрельбу с двух батарей, устроенных против кронверка, и с третьей, устроенной против города около холма и вооруженной пятью пушками. Они стреляли безостановочно, целясь прямо в бойницы и бруствер. Гарнизон Чигирина тоже усердно отстреливался из ружей и пушек, но русские канониры не были достаточно искусны. В этот день гарнизон потерял убитыми 27 солдат и несколько офицеров и около 40 человек ранеными, в основном гранатами и щепками. Всего в верхний и нижний город попало 278 ядер и 86 бомб. И так продолжалось почти каждый день осады.

Кроме бомбардировки турки вели несколько подкопов под крепость. 29 июля турки подорвали первую мину. 30 июля произошли еще два взрыва, причем с таким оглушающим треском, что в нижнем городе подумали, что в верхнем городе уже не осталось никого в живых. В результате этих взрывов в середине одного больверка образовалась брешь шириной 12—15 сажен (26—32 м). Турки бросились туда, но русским удалось отбить противника, а лотом кое-как засыпать брешь. В результате гарнизон потерял убитыми 68 человек и 97 ранеными.

А между тем объединенные войска Ромодановского и Самойловича подошли к Днепру и начали переправу. Несмотря на то что заранее было приготовлено большое число лодок и барок, лишь 12 июля вся армия перешла на правый берег. На левом берегу, у Бужинской переправы, остался для прикрытия сильный отряд полковника Ронаера: полк пехоты и полк казаков. Они «были оставлены охранять переправу и излишние орудия».

10 июля десятитысячный отряд крымских татар попытался атаковать русских, но был отбит.

Турецкие войска под началом Каплан-паши заняли возвышенность между Чигириным и Днепром и возвели там укрепления полевого типа. Русские попытались овладеть этими высотами 1 и 2 августа, но безуспешно. А 3 августа, в субботу, Ромодановский выслал штурмовой отряд пехоты численностью свыше 10 тысяч человек. Основные силы следовали за ними. На левой стороне Днепра было оставлено три полка с приказанием ловить и вешать беглецов из войска, если окажутся на левом берегу.

В ходе упорного боя русские овладели высотами. Турки бежали, потеряв, поданным Гордона, 5 тысяч человек и 28 пушек. Потери русских составили полторы тысячи убитыми и тысяча человек ранеными.

Но Ромодановский не воспользовался успехом и медлил. Как писал Гордон: «Русские расположившись на поле, на котором стояли прежде турки. 4-го августа армия выступила и разбила лагерь в 2 милях от Чигирина (на левом берегу реки Тясьмина)... Это слишком далеко, чтобы в случае надобности оказать помощь Чигиринскому гарнизону. Если бы они расположились около самого города, как советовал Гордон, а пехота вся или большая часть вошла в город, то турки, без сомнения, сняли бы осаду; после было с достоверностью узнано, что они и намеревались сделать это».{29}

Следует отметить, что осада Чигирина была неплотной и крепость имела регулярную связь с деблокирующей армией Ромодановского и Самойловича. Так, Ромодановский отправил 300 солдат, 409 стрельцов и 2500 казаков на пополнение гарнизона Чигирина, еще 2 тысячи казаков добавил гетман.

5 августа в 2 часа пополудни турки подорвали мины в подкопе и разрушили значительную часть вала нижнего города, а потом бросились в образовавшийся прорыв. Два часа шла отчаянная резня. В это время воевода Ржевский вышел на вал верхнего города и был убит осколком бомбы, поразившем его в подбородок. Начальство над всеми силами в Чигирине принял Патрик Гордон.

11 августа в 1 час пополудни турки взорвали очередную мину под валом нижнего города. Образовался провал. Находившиеся рядом 500 казаков погибли, а оставшиеся в живых бежали. Ужасный гром оглушил всех, и в бегство обратились даже те, кто был сравнительно далеко от взрыва. К тому же многие казаки были пьяны или спали и не разобрались, что к чему. Они толпой кинулись из города через московский мост, надеясь уйти в войсковой обоз. Но за мостом уже стояли турки, пробравшиеся туда через болото. Они разрушили мост, и казаки, тесня друг друга, стали падать в воду. Многие перетонули, в том числе и галяцкий полковник Криницкий. Тут турки подожгли башню с воротами, стоявшую на московском мосту.

Между тем от взрыва по всему нижнему городу распространился пожар. Три серденецких полка — Герасимова, Иванеева и Ребриковского — убежали через плотину в верхний город. Турки зажгли внешние стены верхнего города, называемые новым городом. Но внутренние стены (старый город) оставались пока целыми.

Гордон всеми силами пытался спасти погибающий Чигирин, но безуспешно — подчиненные уже не слушали его команды. Вечером один стрелецкий голова шепнул Гордону, что Ромодановский прислал гонца с повелением вывести гарнизон из верхнего города, но гонец не пожелал войти в город и только у ворот на словах передал приказ командующего. Гордон на это ответил: «Мне дано повеление лучше погибнуть, чем оставить свой пост; и другим я того не позволю, не получивши письменного приказа».

Гордон продолжал давать распоряжения для ликвидации пожара. А чтобы ратники не подумали, что он собирается покинуть свой пост, велел готовить ужин и поставить на стол свой серебряный сервиз.

В 3-м часу ночи прибыл барабанщик полковника Карандеева, стоявшего у ворот с гонцом Ромодановского, который так и не решался войти в город. Барабанщик передал письменный приказ боярина, в котором говорилось, что Гордон должен выступить с ратными царскими людьми, взять с собой те пушки, которые полегче, а остальные закопать, разорить укрепления, уничтожить боеприпасы и порох.

Гордон показал приказ офицерам, оставшимся при нем, велел оставить фитили в амбразурах и зажечь ворота, устроенные для вылазок, а сам собственноручно поджег запасный и амуниционный магазины. В это время все солдаты, не дожидаясь команды, с криками побросали оружие и кинулись бежать, не разбирая дороги, из полыхающего замка. Многих из них изрубили турки, многие потонули в реке, через которую пытались переплыть. Сам Гордон вышел через мост, держа в одной руке пистолет, а в другой — саблю, прошел посреди неприятелей, носивших на копьях отрубленные головы русских, и «в сильном утомлении» добрался до стана.

Увидев Ромодановского, Гордон высказал ему в лицо все, что думал о его действиях. Боярин вяло огрызался. Спор их прервал страшный взрыв в захваченном турками верхнем городе (замке). Это взлетел на воздух пороховой склад русских. Поданным Гордона там погибло до 4 тысяч басурман.

Ряд наших историков винят в сдаче Чигирина... Патрика Гордона. Так, В. В. Каргалов утверждал, что он-де срывал вылазки русских войск из Чигирина, «начисто проиграл минную войну» и т.д. Несколько по-другому оценивает деятельность Гордона «Военная энциклопедия»: «Особую доблесть проявил в обороне Чигирина...».{30} Позже Патрик Гордон станет учителем и сподвижником юного Петра. Царь будет дважды обязан ему престолом. В 1689 г. Гордон откажется выполнять приказ правительницы Софьи и приведет конные полки в Троице-Сергиеву лавру, где укрывался Петр, а в 1696 г. в отсутствие Петра он встретит и разгромит на реке Истре взбунтовавшиеся стрелецкие полки.

Увы, виноват во всем Ромодановский, допустивший бардак во вверенной ему армии. «У нас в походе, — говорил впоследствии в Москве гетманский посланец Мазепа, — с Ромодановским людей было много, а на боях было их мало, только солдатские полки да стрелецкие приказы, да и стрельцов было немного; прочее все притаилось в обозе на телегах, от рейтар, городовых дворян и детей боярских только один крик! Гетман много раз посылал к ним, а они не шли, а гетман принужден был послать в бой все свои козацкие полки, а сам остался со своим двором и драгунами, которые всегда находились неотлучно при нем».{31}

После сдачи Чигирина Ромодановский был вынужден отступить от Днепра. 12 августа на рассвете армия выступила и шла, построенная в большое каре и окруженная несколькими рядами возов, как шанцами. И кавалерия, и пехота шли пешие, и этот порядок соблюдался до самого берега Днепра.

12 и 13 августа турки и татары производили конные атаки, но генерального сражения не было. Во второй половине дня 13 августа русские вошли в свой лагерь у Бужина и занялись строительством укреплений. В тот же день калмыки, не желая больше помогать русским, ушли на другую сторону Днепра, а оттуда двинулись в свои края, но по пути «наделали немало бед малороссийским людям». Началось бегство и казаков. Боярин и гетман устроили «заградотряды». Беглецов ловили на правом берегу и нещадно пороли плетьми.

С 13 по 19 августа у переправы шли ожесточенные бои. Турки обстреливали русских и казаков из пушек и мортир. Переправа основных сил была невозможна.

В ночь на 20 августа в турецком лагере поднялся сильный шум. Ромодановский приказал полковникам строиться в боевой порядок, предполагая ночное нападение. Но оказалось, что турки в темноте сворачивали лагерь, чтобы отступить обратно к Чигирину.

Почти неделю простояла русская армия на правом берегу Днепра у Бужинской переправы, посылая вперед разъезды казаков и рейтар. Разведчики сообщали, что на несколько дней пути турок нигде не видно, а разрушенный Чигирин пуст. 27 августа русская армия начала переправу на левый берег Днепра.

По «росписи», представленной Ромодановским в Разрядный приказ, главные силы армии потеряли в сражениях с 13 июля по 19 августа убитыми — 3132 человека, умершими от ран — 63 человека, без вести пропавшими — 56 человек, пленными — 45 человек, а всего безвозвратные потери русской армии составили 3287 человек. 5400 ратных людей получили ранения.

Тут следует заметить, что Ромодановский отчитался только о московском войске и не включил потери гетманских казаков. Да и приведенные цифры отдают «липой». Это в таком-то походе без вести пропавших 56 человек! Да только дезертиров было в 4—5 раз больше! Кроме того, Чигиринский гарнизон потерял 1300 человек убитыми.

Крымские татары взяли и разграбили несколько небольших правобережных городков — Канев, Черкассы, Корсунь, Немиров — и отправились к Перекопу. А в октябре 1678 г. великий визирь с частью армии ушел за Буг. Главная причина отступления великого визиря от Бужина была та же, что и Наполеона в 1812 г. — нехватка продовольствия в разоренной стране.

Тем не менее часть турок осталась на юге Украины» вместе с ними был и Юрий Хмельницкий. Историки типа Каргалова считают сдачу Чигирина победой русских войск, но население Украины думало совсем иначе. Этим воспользовался и Юрий Хмельницкий. В своих универсалах (манифестах) он писал: «Какова была оборона московская: князь Ромодановский и Самойлович, не сдержавши сил наияснейшего султана турецкого и крымского хана, сожгли до основания Чигирин, погубили много душ христианских, а сами со стыдом ушли. Просите же скорее, пока есть время, милости у верховного визиря и отзовитесь к нам с дружбою и послушанием. Буде нас не послушаете, постигнет вас конечная погибель».{32}

В результате в конце 1678 г. ряд городов левобережной Украины присягнули Хмельницкому. Среди них были Корсунь (на реке Рось), а также Кальники Немиров (в районе Винницы)- Жители Канева ответили Хмельницкому, что не могут перейти на его сторону, опасаясь «московских людей», благо, город стоял на правом берегу Днепра. Многие обыватели вместе с семьями начали перебираться на левый берег Находившийся в Переяславле гетман Самойлович послал в Канев несколько сотен пехотного полка Кожузовского, надеясь, что Юраска придет с небольшим отрядом татар, и в то же время советовал всем остальным горожанам убираться скорее за Днепр.

Великий визирь отправил на Канев несколько тысяч турок с 15 пушками. Казаки Самойловича не выдержали натиска неприятеля и все погибли в бою. Немногочисленные жители, оставшиеся в Каневе, укрылись в каменной церкови. Но турки обложили церковь дровами и хворостом и подожгли их. Все находившиеся внутри задохнулись от дыма. Испуганные судьбой Канева, Юрию Хмельницкому покорились городки Черкассы, Машна и Жаботин.

По возвращении посланного в Канев турецкого отряда визирь с Капустиной долины двинулся со всем войском в турецкие владения.

Сам же Юрий Хмельницкий сделал своей резиденцией город Немиров. Кроме казаков у него было полторы тысячи крымских татар.

В январе — феврале 1679 г. Хмельницкий совершил рейд на левобережье, но быстро ушел за Днепр, преследуемый гетманскими казаками.

Полки гетмана Самойловича во второй половине февраля 1679 г. форсировали Днепр и начали выбивать сторонников Хмельницкого и крымских татар из правобережных городов. 25 февраля был штурмом взят город Ржишев (на Днепре выше Канева). Город был сожжен, а всех обывателей отправили на жительство в Переяслав и Корсунь.

Рано утром 4 марта гетманские войска двинулись к Деренковцу, Драбовцу, Староборью и далее вниз по реке Рось. Жители выходили встречать их хлебом-солью, приносили повинную и приводили связанных татар. Семен Самойлович (сын гетмана) всем жителям этих городков велел переселяться за Днепр, асами городки приказал сжечь. Между тем гадяцкий полковнике казаками и воевода Косагов с царскими ратными людьми переправился через Днепр ниже и приступил в Жаботину. Жаботинцы попытались сопротивляться, но вскоре сдались. Жаботин был также сожжен, и жители переселены на левый берег Днепра. Та же участь постигла и город Черкассы.

Как писал Н. И. Костомаров: «Это важное событие в истории Малороссийского края, по преданиям, осталось в народной памяти под названием "сгона": остаток народонаселения правобережной Украины был теперь окончательно выведен оттуда по распоряжению власти (согнан), а Самойлович мог положительно верно донести московскому правительству, что вся правобережная Украина обезлюдела, и Хмельницкий, оставаясь в своем Немирове, не мог, как бывало прежде, вредить пограничным городам и селениям царской державы».{33}

Эти действия гетмана показали, что Москва отказалась от попытки присоединить к себе юг Правобережной Украины. Турки тоже не хотели продолжать войну. В итоге в Крым в сентябре 1680 г. был отправлен талантливый дипломат стольник Василий Тяпкин. Обе стороны не хотели «терять лицо», поэтому лишь в начале 1681 г был заключен так называемый Бахчисарайский мир между Россией с одной стороны и Турцией и Крымским ханством — с другой. Точнее, это был не мир, а перемирие сроком на 20 лет (начиная с 3 января 1681 г.).

По условиям этого перемирия границей между Турцией и Московскими владениями стала река Днепр. Москва обязалась выплатить дань крымскому хану за три последних года (она не выплачивалась из-за войны). Кстати, у нас дань называли подарками (поминками).

По условиям перемирия в течение 20 лет от Бута до Днепра крымскому хану и турецкому султану не разрешалось строить новых городов или восстанавливать старые разоренные города и местечки.

Московское же правительство обязывалось не принимать перебежчиков, никаких поселений на упомянутых казацких землях не строить, «оставить их впусте». Запорожские казаки оставались на стороне Московского государства, а «султану и хану до них дела нет, под свою державу их не перезывают».

В итоге гетман обеих сторон Днепра Самойлович вновь стал гетманом Левобережья. Юрий Хмельницкий был теперь никому не нужен, и турки, придравшись к нему из-за убийства какой-то еврейки, увезли его из Немирова и удавили на берегу Дуная.

В 1681 г. в Бахчисарае московские послы отдали туркам юг Левобережной Украины, то есть то, что принадлежало полякам по Андрусовскому договору 1667 г. Справедливости ради замечу, что и ляхи, заключив мир с турками 17 октября 1676 г., нарушили этот мир, ущемив интересы России.

Утверждение турок на Левобережной Украине было смертельно опасно для Речи Посполитой. И в 1683 г. ляхи напали на турок. Им удалось отбить Немиров и ряд подольских городков. Поляки пытались втянуть в войну с Турцией и Россию. Но 27 апреля 1682 г. в Москве скончался царь Федор Алексеевич, и началась смута. Тут было не до войны с турками.

1 (12) сентября 1683 г. поляки, немцы и левобережные казаки под командованием польского короля Яна Собеского разбили турок под Веной. После этого турки уже не совались на правый берег Днепра.

26 апреля (6 мая) 1686 г. в Москве был подписан «вечный мир» между Россией и Речью Посполитой. Согласно его статьям граница между двумя странами в Малороссии от города Лоева шла по Днепру вплоть до впадения в него реки Тясмины.

Итак, «Чигиринские войны» России и Турции привели лишь к восстановлению статуса-кво, определенного Андрусовским договором. С другой стороны, упорное сопротивление московского войска и казаков Самойловича спасло Украину от турецкой оккупации. Наконец, стоит отметить и третий важный аспект — именно «Чигиринские войны» стали первыми из серии конфликтов между Турцией и Россией.

На взгляд автора, мнение многих отечественных и зарубежных историков о том, что начало многочисленных русско-турецких войн положили Азовские походы Петра, ошибочно. Петр I лишь продолжил дело своего отца и старшего брата.

Ни Алексей Михайлович, ни Федор Алексеевич не имели достаточно сил, чтобы выбросить турок с Украины и Причерноморья, но уже Алексей строил планы захвата Константинополя. Так, на пасху 1656 г. царь, «христосуясь с греческими купцами, бывшими в Москве, сказал между прочим: "Когда вы возвратитесь в свою сторону, просите всех монахов и епископов молить бога и совершать литургию за меня, чтобы их молитвами дана была мне мощь отрубить голову их врагу". И, пролив при этом обильные слезы, он сказал потом, обратившись к вельможам: "Мое сердце сокрушается о порабощении этих бедных людей, которые стонут в руках врагов нашей веры; бог призовет меня к отчету в день суда, если, имея возможность освободить их, я пренебрегу этим"».{34}

Раздел IV ПОХОДЫ ПЕТРА ВЕЛИКОГО

Глава 1 ВЗЯТИЕ АЗОВА

В 1683 г. султан Мехмед IV предпринял большой поход на Австрию. В июле 1683 г. его войска осадили Вену. Город был на грани гибели, но его спасло появление армии польского короля Яна Собесского. 1 сентября 1683 г. турки были наголову разбиты под Веной.

В 1684 г. в войну с Турцией вступила Венеция. В том же году австрийские войска заняли большую часть Хорватии, которая вскоре стала австрийской провинцией. В 1686 г., после полутора веков турецкого господства, город Буда был взят австрийцами и вновь стал венгерским городом. Венецианцы с помощью мальтийских рыцарей захватили остров Хиос.

Московское государство не могло упустить столь благоприятную возможность наказать крымского хана. По приказу царевны Софьи (формально — от имени малолетнего Петра и его брата слабоумного Ивана) осенью 1686 г. была начата подготовка похода в Крым.

В царской грамоте говорилось, что поход предпринимается для избавления Русской Земли от нестерпимых обид и унижения. Ниоткуда татары не уводят столько пленных, как из нее; продают христиан как скот; ругаются над верой Православной. Но и этого мало. Русское царство платит татарам ежегодную дань, за что терпит стыд и укоризны от соседних государств, а границ своих этой данью все ж не охраняет. Хан берет деньги и бесчестит русских гонцов, разоряет русские города. От турецкого султана управы на него нет никакой.

Во главе 100-тысячного войска выступил в поход «большого полка дворовый воевода, царственныя больший печати и государственных великих посольских дел оберегатель» и наместник Новгородский князь Василий Васильевич Голицын.

Крымскому походу царевна Софья придавала больше значение. Василий Васильевич Голицын был ее любовником, и его успех в Крыму существенно увеличивал потенциал Софьи в борьбе за власть со сторонниками Петра.

Вместе с русскими войсками в походе должны были принять участие и украинские казаки под начальством гетмана Ивана Самойловича. 2 июня 1687 г. русские и украинские силы соединились на реке Самаре.

13 июня армия Голицына перешла реку Конку, тут впервые были замечены татарские разъезды. Однако дальше везде была выжженная степь. После форсирования Конки армия за два дня прошла лишь 12 верст. Для лошадей не было корма. Люди и лошади устали от страшного зноя. Пыль, перемешанная с пеплом, не давала видеть даже ближайшие предметы. Голицын собрал военный совет, на котором было решено возвращаться.

Татары и ранее постоянно поджигали степь при подходе неприятеля, Но тут малороссийские недруги Самойловича подали донос Голицыну, что поджег стели был совершен казаками по приказу Самойловича. Князю и его воеводам тоже надо было найти виноватого. Князь наябедничал Софье, и через две недели Самойлович был лишен гетманской булавы.

25 июля 1687 г. на реке Коломане состоялась Рада, на которой «вольными голосами малороссийских казаков и генеральской старшины» был выбран гетман Иван Степанович Мазепа. Его избранию гетманом сильно способствовал князь В. В. Голицын.

Второй поход в Крым князь Голицын начал в феврале 1689 г. Голицын предполагал прийти в Крым ранней весной, чтобы избежать степных пожаров и летнего зноя. 112-тысячное московское войско двигалось медленно. 14 и 16 мая татары пытались атаковать русских, но были отбиты. Лишь 20 мая Голицын подошел к крепости Перекоп. Штурмовать вал на перешейке, а тем более саму крепость Голицын не решился. Вместо этого он завел переговоры с крымским ханом. Эльхадж Селим Гирей поступил резонно: согласился на переговоры, но стал их затягивать под разными предлогами. В районе Перекопа воды не было. В русских войсках начался падеж лошадей, и Голицын вновь был вынужден двинуться назад.

В Москве царевна Софья заявила о большой победе московского войска и назвала Голицына вторым Моисеем, «проведшим людей своих по дну морскому». Но ей уже мало кто верил.

Неудача крымских походов сыграла свою роль в падении Софьи. В августе — сентябре 1689 г. сторонники 17-летнего Петра произвели государственный переворот и взяли всю власть в свои руки. Несколько сторонников Софьи были казнены, князь В. В. Голицын с семьей был отправлен в пожизненную ссылку. Этот очень «мягкий» для Петра приговор был вынесен под влиянием двоюродного брата фаворита — Алексея Борисовича Голицына, который с младенчества Петра служил у него «дядькой». Сама Софья была объявлена «зазорным лицом» и заточена в Новодевичий монастырь, где и умерла в 1704 г.

Три века в России не утихают споры о роли Петра I в русской истории. К сожалению, в большинстве случаев эмоции историков берут верх над здравым смыслом. На взгляд автора, роль государя нужно оценивать по той пользе, которую он принес государству. Каждое решение государя надо анализировать, рассматривая все альтернативные варианты. Если выбрано оптимальное с точки зрения государственных интересов решение, то оно заведомо хорошо, вне эмоций и так называемых нравственных оценок историка. Немного упрощая вопрос, можно попросту применить современный критерий: эффективность — стоимость.

Если руководствоваться этим критерием, то участие России в Северной войне, строительство Петербурга, Кронштадта и Балтийского флота были оптимальными решениями, альтернативы которым попросту не было. В переводе на обывательский язык эти деяния Петра можно назвать гениальными.

Совсем иначе дело обстоит с Азовскими походами и строительством флота в Воронеже. Термин: «борьба России за выход к морю», столь любимый русскими и советскими историками, здесь явно неуместен. Чтобы выйти в море, надо не только овладеть Азовом, надо еще взять под контроль три пролива — Керченский, Босфор и Дарданеллы. А для этого надо было уничтожить огромную Оттоманскую империю, войска которой 12 лет назад осаждали Вену. Единственно возможный выход России к морю в то время был лишь в устье Невы, но до этого Петр дошел только через 5 лет.

Крым и Дикое поле в конце XVII в.

Рассматривать Азовские походы как средство обуздания крымских разбойников тоже нельзя, так как сил и средств для захвата Крыма у Петра опять же не было. А просто навести страх божий на крымского хана могли бы и казаки. Да заплати Петр донцам и запорожцам одну десятую процента от затрат на Азовские походы и строительство, так они бы запалили Крым с четырех концов, как это делали раньше и без помощи России. При этом можно было избежать конфликта с Турцией. Мол, казаки — люди вольные, пускай султан сам с них и спрашивает.

Увы, Азовские походы следует считать лишь «воинской потехой» 23-летнего недоросля и его компании с Кукуя. Как писал сам Петр: «Шутили под Кожуховым[21], а теперь под Азов играть едем».

В январе 1695 г. Петр приступил к подготовке к первому Азовскому походу. В феврале начался сбор поместной конницы (дворянского ополчения) в Белгороде. При этом с целью дезинформации был пушен слух, что царь с войском пойдет на Крым. 4 марта из Москвы пешком вышли во главе с Патриком Гордоном семь стрелецких и Бутырский полки. В Тамбове к ним присоединились четыре солдатских полка. Провиант и снаряжение заготавливались в Воронеже и доставлялись вниз по Дону. 24 июня 1695 г. войска Гордона стали лагерем под Азовом, но, ожидая прибытия главных сил, боевых действий не начинали.

Основные силы под командованием Ф. А. Головина, Франца Лефорта и самого Петра вместе с артиллерией в конце апреля сели на струги на Москве-реке. По Оке они дошли к 19 мая до Нижнего Новгорода, затем спустились по Волге до Царицына, а оттуда добрались сухим путем до казачьего городка Паншина на реке Дон, где снова сели на струги и поплыли вниз. 29 июня флотилия Петра приблизилась к Азову, где уже стояли войска Гордона.

Со времени ухода донских казаков турки основательно укрепили Азов. Крепость была окружена каменными стенами. Перед стеной возвышался земляной вал и был прорыт ров с деревянным частоколом. На расстоянии в полверсты от основных укреплений крепости было насыпано еще два земляных вала. А в трех верстах от крепости на берегах Дона в 1663 г. турки построили две большие каменные башни, так называемые каланчи. Между каланчами были протянуты три железные цепи, перегораживающие выход судам из Дона в море. На берегу Мертвого Донца (северного рукава Дона) по повелению султана Магомета IV построили форт Лютик. Это было очень прочное и надежное каменное сооружение четырехугольной формы, обнесенное земляным валом и окруженное рвом, заполненным водой. По углам форта возвышались четыре башни, внутри находились помещения для гарнизона.

Взять Азов штурмом и с ходу шансов почти не было. Поэтому русские начали правильную осаду крепости. 7 июля русские осадные батареи начали обстрел Азова. На одной из батарей в течение двух недель бомбардир Петр Алексеев сам начинял гранаты и бомбы и сам стрелял, а потом записал о своей службе: «Зачал служить с первого Азовского похода бомбардиром».

Для атаки каланчей кликнули охотников (добровольцев) из донских казаков. За участие в операции каждому было обещано по 10 рублей. Сумма, кстати, по тем временам немалая. 14 июля казаки взяли одну каланчу, в ночь с 14 на 15 июля турки оставили и вторую. В каланчах русские нашли 32 турецкие пушки.

Турки не остались в долгу. 14 июля к ним бежал голландский матрос Яков Янсен, состоявший на русской службе. Янсен рассказал, что днем, во время сильного зноя, русские ложатся спать. В полдень 15 июля турки скрытно вышли из крепости. Впереди них шел русский раскольник, который на окрик часового назвался казаком. После этого турки стремительно ворвались в траншеи, чем вызвали панику в русских войсках. Лишь через несколько часов Гордону удалось отбить у турок захваченные траншеи. Однако к этому времени турки увезли в Азов 9 полевых пушек и испортили много осадных орудий.

5 августа Петр приказал идти на штурм. Для этого было отобрано 4500 охотников. Туркам удалось отбить штурм и нанести большие потери русским.

Кукуйские немцы предложили Петру подвести подкоп под стены крепости и взорвать мощную мину. 16 сентября мина была взорвана, но подкоп провели не туда. Турки не пострадали, а у русских было 30 человек убито и свыше 100 ранено. Сделали еще один подкоп. Взрыв второй мины стоил русским войскам сотни убитых и раненых. Турки же только посмеивались. Повторный штурм также кончился неудачей.

27 сентября на военном совете было принято решение снять осаду и отступить. 22 ноября царь Петр с торжеством вступил в Москву. Было объявлено о большой победе над турками. Две башни (каланчи) объявили городом Новосергиевском, который-де был успешно взят.

На самом деле победы были, да вот царь Петр к ним отношения не имел. В мае 1695 г. русский отряд под началом боярина Б. П. Шереметева и гетман Мазепа с казаками двинулись от Переволочной к турецкой крепости Кызыкермень, расположенной на Днепре в районе современной Каховки. Шереметев и Мазепа шли степью, а по Днепру к Кызыкерменю на чайках поплыли запорожцы под началом кошевого атамана Максима Самойленка.

25 июля русские начали осаду Кызыкерменя. После пяти дней непрерывной бомбардировки в городе возникли сильные пожары. 30 июля была взорвана одна из башен крепости, и русские пошли на штурм. После пятичасового боя турки сдались. В качестве трофеев Шереметев получил 12 медных турецких пушек, кроме того, несколько пушек взял себе Мазепа. Затем боярин и гетман решили до основания разрушить Кызыкермень. Башни и стены крепости были взорваны, а все, что могло гореть, сожжено.

Тем временем запорожцы осадили турецкую крепость Мустрит-Тавань, или, как ее часто называли, просто Тавань. Узнав о сдаче Кызыкерменя, защитники Таванитоже капитулировали. После этого турецкие гарнизоны и жители двух малых турецких крепостей Аслам-керменя и Мубекеккерменя бежали в Крым, бросив в крепостях большие пушки.

Шереметев и Мазепа не стали разорять Тавань, а наоборот, превратили крепость в свой опорный пункт. Там было оставлено несколько сотен малороссийских[22] и 600 запорожских казаков.

В ответ крымский хан в конце января 1696 г. напал на район Полтавы, сжег Миргород и монастырь Спаса на реке Орели.

Струг большой на Дону в 1696 г.

Неудача под Азовом не смутила молодого царя. Наоборот, он с удвоенной энергией стал готовить новый поход. В феврале 1696 г. Петр прибыл в Воронеж строить флот. В качестве образца для строительства галер была использована купленная в 1694 г. в Голландии галера. Из Голландии ее доставили в Архангельск на торговых судах в разобранном виде. Там ее части перегрузили на речные суда и довезли до Вологды, а затем на специальных дровнях — до Москвы. Вместе с галерой прибыл из Голландии и мастер, он имел при себе модель, по которой собирали настоящую галеру. Голландскую галеру собрали к весне 1696 г на Преображенской верфи. Одновременно из сырого, только что срубленного леса заготовили детали для сборки еще 21 галеры и четырех брандеров. За зиму заготовили еще детали для двух галеасов. Собрали галеры и брандеры и спустили их на воду вблизи города Воронежа на правом берегу реки Воронеж в 15 верстах от впадения ее в Дон. Место это было выбрано не случайно: вокруг было много годного для судостроения леса, а глубина реки позволяла пройти к Азову и судам с большой осадкой. Часть судов собирали на Ступинской пристани чуть выше Воронежа.

К апрелю 1969 г. Азовский флот («морской караван») состоял из галеаса «Святой Апостол Петр», 22 галер и 4 брандеров. Командиром кораблей Петр назначил офицеров Семеновского и Преображенского полков, а матросами были солдаты этих же полков. В составе Азовского флота числилось 4225 человек, объединенных в 28 рот (по числу вымпелов).

Кроме боевых судов Петр повелел строить плавсредства для перевозки войск и грузов. К середине апреля 1696 г. было построено свыше 1000 судов, 60 морских лодок и 100 плотов. Командовать Азовским флотом Петр приказал Францу Лефорту, присвоив ему звание адмирала, хотя тот никогда ранее не командовал и лодкой.

Во время этой лихорадочной подготовки к войне 29 января тихо и незаметно скончался царь Иван Алексеевич. Теперь Петр не только фактически, но и формально стал единственным властелином России.

23 апреля 1696 г. струги с войсками отправились из Воронежа под Азов. 3 мая двинулись боевые суда, как их называли: «морской караван». Впереди всех шла галера «Принципиум», которой командовал капитан Петр Алексеев.

Первое столкновение с турецкими судами произошло 22 мая в устье Дона. Казаки под предводительством атамана Фрола Минаева на лодках напали на турецкие суда. Казакам удалось сжечь один корабль и 9 малых транспортных судов, а одно транспортное судно захватить.

С подходом «морского каравана» к 12 июня Азов был блокирован с моря. Одновременно крепость была обложена с суши. 16 июня осадные батареи открыли огонь.

Крымские татары атаковали русский лагерь под Азовом, но были отбиты.

Осадные работы велись прадедовским способом. Параллельно городскому валу насыпали вал такой же высоты и засыпали ров. 17 июня около двух тысяч казаков по собственной инициативе пошли на приступ. Донских казаков вел все тот же Фрол Минаев, а малороссийских — Яков Лизогуб. Казаки овладели городским валом, но внутреннюю цитадель взять не смогли. Тем не менее, на следующий день турки начали переговоры о сдаче. Петр разрешил войскам противника покинуть город с оружием, а населению — с пожитками. Однако туркам пришлось выдать перебежчика Якушку (Янсена).

19 июня русские войска торжественно вошли в Азов. В цитадели было найдено 92 пушки и 4 мортиры. Иностранцев, служивших в русских войсках, особенно поразили большие запасы паюсной икры.

На следующий день после занятия Азова Петр приказал французскому инженеру де Лавалю составить план строительства новой крепости в Азове. Через три дня план был готов и представлен на утверждение военного совета.

По этому плану намечалось построить в Азове пять каменных бастионов с равелинами, а на другом берегу Дона, напротив крепости, построить отдельный форт. План немедленно стали приводить в исполнение.

15 августа Петр I покинул Азов и отправился в Москву. В городе был оставлен сильный гарнизон, состоявший из 5597 солдат и 2709 стрельцов. Воеводой Петр назначил стольника князя П. Львова, с ним было два дьяка — В. Русинов и И. Сумороцкий.

Для отвлечения турецких сил от Азова войска боярина Шереметева и гетмана Мазепы должны были атаковать турок в районе Днепро-Бугского лимана. Гетман Мазепа отправил 15 тысяч малороссийских казаков на помощь Петру 1 под Азов, а сам с остальными казаками 6 июля соединился с войсками Шереметева на реке Коломане. Там боярин и гетман простояли до конца лета, а потом отправились на зимние квартиры.

Запорожские же казаки придерживались иной тактики. В июне 1696 г. 500 казаков с атаманом Чалым вышли на чайках в Черное море. Там казаки напали на турецкий караван и захватили 8 судов с хлебом для Очакова и 9 судов с разным товаром.

Несколько конных отрядов запорожцев действовало вблизи Перекопа. В связи с этим хан Эльхадж Селим не выполнил указание султана идти всей ордой к Азову. Туда были отправлены 10 тысяч всадников, а сам хан с основными силами расположился между Перекопом и Чонгаром, загородив дорогу в Крым.

30 июня 1740 запорожцев под предводительством кошевого атамана Якова Мороза на чайках вышли в Черное море. В море отряд разделился: 340 казаков с Чалым двинулись к Козлову, а остальные с Морозом отправились на охоту за турецкими судами. Атаман Чалый разорил окрестности Козлова и взял в плен для выкупа 62 состоятельных татар. На обратном пути в Очакове чайки казаков были окружены турецкими галерами. Казакам пришлось высадиться на берег, но там они были окружены татарами. Казаки несколько дней держались в окружении, но затем были вынуждены сдаться. Атаман Чалый был казнен, а остальные казаки обменены на пленных турок и татар.

Яков Мороз несколько дней на 40 чайках крейсировал в море, пока не заметил турецкий караван. В ходе боя было захвачено три судна, на одном из которых были обнаружены письма султана к крымскому хану. При возвращении назад отряд Мороза у Очакова также был перехвачен турецкими галерами. Казаки пристали к берегу затопили чайки и прорвались в Сечь пешком, приведя с собой 27 пленных турок.

Глава 2 РОЖДЕНИЕ АЗОВСКОГО ФЛОТА

30 сентября 1696 г. состоялся торжественный въезд победителей под Азовом. Войска, растянувшиеся на много километров, прошли через Москву Впереди ехал адмирал Лефорт и генералиссимус Шеин, а за ними пешком с протазаном — капитан Петр Алексеев.

Пышность встречи не соответствовала масштабам победы. Кстати, и Петр не питал излишних иллюзий на этот счет. По поводу взятия Азова он заявил приближенным: «Теперь мы, слава Богу, один угол Черного моря уже имеем, а со временем, может быть, и все его иметь будем». На замечание, что сделать это будет трудно, Петр возразил: «Не вдруг, а помаленьку».

20 октября на заседании в Боярской думе было рассмотрено два вопроса: о заселении Азова русскими и о строительстве флота.

Бояре приговорили отправить в Азов 3 тысячи стрельцов с семьями из низовых (поволжских) городов и поселить там 400 калмыков.

По второму вопросу ограничились общим, но принципиальным решением: «Морским судам быть».

Конкретною решения были приняты на заседании Боярской думы 4 ноября 1696 г. Бояре приговорили патриарху и монастырям строить флот из расчета с 8 тысяч крестьянских дворов корабль, а боярам и дворянам из расчета с 10 тысяч дворов корабль. Купцы должны были совместно построить 12 кораблей.

Для строительства кораблей землевладельцы духовные составили 17 отдельных кумпанств (компаний), а светские —18. Для составления этих кумпанств помещики и вотчинники, имевшие 100 дворов и более, должны были приехать в Москву в Поместный приказ к 25 декабря 1696 г. под страхом конфискации царем их поместий и вотчин. Мелкопоместные же землевладельцы должны были внести по полтине со двора.

Первоначально планировалось построить кумпанствами 52 корабля, но затем это число увеличили до 71. Купцы тоже должны были построить на 6 кораблей больше, то есть 18. Несколько судов решили построить на государственные деньги.

В марте 1697 г. Петр уехал за границу, но строительство флота в Воронеже продолжалось. Вернувшись из-за рубежа в октябре 1698 г., Петр приехал в Воронеж и лично занялся строительством флота. Петр Алексеев стал официально занимать должность «адмиралтейской верфи баса» (мастера) и получил по ней денежное содержание от казны 366 рублей в год.

В ноябре 1698 г. в торжественной обстановке на Воронежской адмиралтейской верфи Петр заложил свой первый «государев» корабль — 58-пушечный «Гото Предестинация» («Божие предвидение»). Корабль имел длину 40 м и ширину 9,8 м.

Одновременно с Азовским флотом строилась его база на Азовском море — Таганрог, место для которого выбрал лично Петр сразу после взятия Азова.

«Гото Предестинация» — первый корабль русского флота

Тем временем Австрия решила пойти на мир с турками. 3 ноября 1698 г. в Карловицах под Белградом была начата мирная конференция, на которой наряду с турецким и и австрийскими представителями был и русский посол П. Б. Возницын. 9 ноября на тайной встрече Возницы на с турецкой делегацией турки призвали русских последовать примеру царя Михаила, возвратившего ради дружбы с ними захваченный казаками Азов, и ради «приятства» вновь вернуть им Азов. Кроме того, турки настаивали на разрушении приднепровских городков, захваченных русскими в 1695 г. Возницын, в свою очередь, потребовал у турок Керчь, отчего османы пришли «в великое изумление».

На следующих встречах турки не упоминали об Азове, а русские — о Керчи. Спор возобновлялся лишь из-за приднепровских городков. Петр не хотел делать туркам, в общем-то, пустяковой уступки, но, с другой стороны, желал иметь свободные руки для войны со Швецией. Поэтому Возницын по указанию царя согласился лишь на двухлетнее перемирие с турками. Согласно этому перемирию Азов оставался за русскими, а вопрос о городках оставался открытым. Остальные же противники Турции 15 января 1699 г. подписали с ней Карловицкий договор. Австрийская империя сохранила за собой Славонию, Трансильванию, значительную часть Венгрии, без Темешвара, и часть территории к востоку от Тиссы} оставив туркам примерно одну треть их прежних владений в Венгрии и, соответственно, наконец-то утвердилась у ворот на Балканы. Польша вновь получила Подолию, Каменец и Западную Украину с участком территории к востоку от Тиссы, но ушла из Молдовы. Венеция вновь обрела Морею, остров Санта-Мауру, но уступила захваченные ею территории к северу от Коринфского перешейка.

Корабль-галеас «Апостол Петр»

Корабль-галеас «Апостол Павел». В 1699 г. участвовал в Керченском походе

Для оказания психологического воздействия на турок Петр приказал отправить из Воронежа в Азов все суда, которые могли плавать. Дело в том, что некоторые корабли и галеры были построены столь плохо, что их приходилось все время переделывать, а то и просто разбирать на стапелях.

24 мая Азовская эскадра пришла в Азов. В ее составе были корабли «Скорпион», «Благословенное начало», «Цвет войны», «Растворенные врата», «Святой апостол Петр», «Сила», «Безбоязнство», «Благое соединение», «Меркуриус», «Крепость», галеры «Периная тягота» и «Заячий бег», яхта, галиот и казацкие лодки. Сам Петр шел на корабле «Растворенные врата». По совету Возницына царь решил отправить в Стамбул чрезвычайного посланника думного дьяка Е. И. Украинцева, причем нетрадиционным путем посуше, а морем на 46-пушечном корабле «Крепость».

18 августа 1699 г. русская эскадра в составе 22 вымпелов появилась вблизи Керчи. Эскадра сопровождала корабль «Крепость», который должен был идти один в Стамбул. Турки под разными уловками не хотели пропускать корабли. Но дьяк Украинцев настоял на своем, и 7 сентября «Крепость» пришла в турецкую столицу. Посмотреть на чудо — первый неприятельский корабль, прибывший из Черного моря, — собрались тысячи людей. Пришли смотреть «Крепость» и великий визирь с султаном.

В ночь с 24 на 25 сентября произошел инцидент. Капитан «Крепости» голландец Петр Памбург встретил в Стамбуле знакомых французов и голландцев и пригласил их на корабль. Дело кончилось большой пьянкой. Под утро окосевший Памбург поднял экипаж по тревоге и приказал палить из пушек (хорошо еще, что холостыми зарядами). Днем 25 сентября к Украинцеву прибыл приближенный султана с протестом, потребовав смены капитана. По этому случаю Украинцев доносил Петру: «Салтаново-де величество ночесь испужался и из покоев своих выбежал от такой с твоего корабля капитанской ночной многой и необычайной пушечной стрельбы, и некоторые жены в сарае беременные от того страху и пушечной стрельбы младенцев повывергали, и за то-де салтаново величество на того капитана зело разгневался». С большим трудом Украинцеву удалось уладить сей казус.

На переговорах с Украинцевым турки вновь подняли вопрос о приднепровских городках. Поличному приказу царя Украинцев уступил.

3 июля 1700 г. Россия и Турция подписали Константинопольский договор, включавший в себя 14 статей. Первая статья устанавливала перемирие на 30 лет, а вторая предусматривала передачу приднепровских городков, предварительно разрушенных, Турции. Важное значение имела четвертая статья договора, оставлявшая Азов со всеми городками за Россией.

На родину Украинцев возвратился уже сухим путем. Корабль «Крепость» остался в Стамбуле и вернулся в Азов только в июне 1700 г., доставив домой 170 русских солдат, взятых в плен в 1695— 1696 гг.

В 1700 г. Россия вступила в войну со Швецией, которая закончилась в 1721 г.

Глава 3 ВОЙНА ПЕТРА С КАЗАКАМИ

Толчком к новой Русско-турецкой войне послужило вторжение войск Карла XII на Украину, Полтавское сражение и геноцид казачества.

Первые два события хорошо известны читателю со школьной скамьи. Термин же «геноцид казачества» до сих пор у нас применялся так называемыми демократами к периоду 1918—1922 гг.

Дело в том, что Петр ненавидел казаков. Царь видел в русском народе только рабов, беспрекословно повинующихся господину. Петр физически уничтожил несколько стрелецких полков. Дореволюционные и советские историки старательно представляли стрелецкое войско как темную реакционную силу, чуть ли не как шайку разбойников. На самом же деле стрелецкие бунты первоначально были следствием слабости государственной власти и использовались боярскими группировками, борющимися за власть. После же прихода к власти Петра стрелецкий бунт был реакцией на издевательства Петра над русским народом. Спору нет, построить Санкт-Петербург и выиграть Северную войну было нельзя без больших людских потерь и огромных материальных затрат. Но зачем заставлять людей брить бороды или курить табак? Притом, что «тишайший» царь Алексей Михайлович за бритье бород и табачное зелье наказывал батогами. Неужели нельзя было построить Петербург без «всешутейных и всепьянейших соборов? Ну, развлекался герр Питер со шлюхами типа Анны Монс или Марты Скавронской, но зачем тащить силком на пьяные ассамблеи 14—15-летних боярышень? Не то страшно, что взбунтовались четыре стрелецких полка, иностранцам было непонятно, почему вся Россия не взбунтовалась против чудачеств Петра. Заметим, что созданные Петром и столь любимые им гвардейские полки начали бунтовать буквально на следующий день после его смерти и в течение последующих ста лет активно участвовали во всех переворотах.

Петр после первых успехов в Северной войне начал относиться к казакам также, как к остальным своим подданным-рабам. Ну, к примеру, ограбили запорожцы каких-то «турецкоподданных» купцов. Дело житейское. В таких случаях московские цари, с одной стороны, открещивались от запорожцев, а, с другой стороны, приводили длинный список разбоев крымских татар, по сравнению с которыми деяния запорожцев выглядели детскими шалостями. Петр же приказал удовлетворить иск турок на явно завышенную сумму — 30 тысяч рублей — за счет царского жалованья Войску Запорожскому, которое всего-то составляло 2400 рублей в год.

Несколько тысяч запорожцев добровольно пошли помогать Петру в войне со Шведами. Казаки храбро бились с неприятелем, но оказались бессильными перед петровским ворьем — один Алексашка Меншиков чего стоил! В сентябре 1703 г. запорожский полковник Матвей Темник, служивший под Ладогой, жаловался боярину Головину, что ранее казаки получали по рублю на рядового, и несколько больше того на старшину и по одному кулю муки в месяц на четверых казаков; кроме того, имели сухари, крупу, сукно, свинец и порох, Ничего того в настоящее время, кроме одного куля муки на 6 человек да одного четверика круп на 4 человек в месяц, они не получают. От этого, питаясь из «своего хребта» и не получая в течение нескольких месяцев ни единой копейки, казаки пораспродавали всю свою движимость, сделались и голы, и босы.

Несколько тысяч запорожцев было отправлено на земляные работы на строительстве Петербурга. В какой стране, кроме России, видано, чтобы элитную конницу обращали в землекопов. Вполне естественно, что слухи о таком отношении к казакам доходили до Украины и до Запорожской Сечи,

Петр сам спровоцировал казацкое восстание на Дону. От нищеты и повинностей крестьяне южных областей России бежали на Дон. Да, собственно, и все донские казаки были потомками тех, кто бежал при Алексее Михайловиче или даже при Иване Грозном. Издавна на Дону было правопривелегия: «С Дона выдачи нет», и все русские цари до Петра «де факто» признавали это. Да и после тот же Потемкин не только глядел сквозь пальцы, но даже подстрекал крестьян к бегству от помещиков в Новую Россию. И делалось это не из любви к крестьянам, а в интересах Государства Российского.

Петр же, не особенно вникая в суть дела, 6 июля 1707 г. приказал князю Ю. В. Долгорукову навести порядок на Дону: «...сыскать всех беглых и за провожатыми и з женами и з детьми выслать по-прежнему в те ж городы и места, откуда кто пришел».

Прибыв на Дон, Долгоруков начал расправы над казаками. В ночь с 8 на 9 октября казаки под командованием атамана Кондрата Булавина убили Долгорукова и еще 16 офицеров и подьячих, солдаты были обезоружены и отпущены. Так началось знаменитое Булавинское восстание. Ход его хорошо отражен в трудах советских историков{35}, и нет нужды его излагать. Скажем лишь, что район действий булавинцев простирался от Воронежа до Царицына и от Азовадо Пензы.

Кондрат Булавин был убит 7 июля 1708 г. в Черкасске. Его смерть Петр велел отметить пушечным салютом 23 июля в своей Ставке — местечке Горки близ Могилева. Хотели салютовать и в Петербурге, но потом образумились.

На Дон были стянуты большие силы карателей. И вот тут начинаются недомолвки дореволюционных и советских историков. Казни вожаков и даже рядовых бунтарей были обычными для XVIII в., возьмем, к примеру, восстание Пугачева. Но в 1708 г. Петр приказал не только казнить участников восстания, но и уничтожать десятки казацких городков вместе с населением. Солдаты убивали женщин и детей (чаще всего топили в Дону) и сжигали все строения. Только отряд В. В. Долгорукова (брата убитого Ю.В. Долгорукова) уничтожил 23,5 тысячи казаков мужского пола, жен и детей не считали.

Мало того, православный царь не постеснялся натравить на казаков орды калмыков. Калмыки резали всех подряд, но, в отличие от князя В. В. Долгорукова, не вели учета своим жертвам. И еще не убивали женщин, а уводили их с собой.

В такой ситуации несколько тысяч казаков под командованием атамана Игната Некрасова в сентябре 1708 г. ушли с дона на Кубань под защиту крымского хана. Позже к ним присоединилось еще несколько тысяч казаков, большинство которых было с семьями.

В мае 1710 г. 3 тысячи казаков-некрасовцев и 2 тысячи кубанских татар предприняли поход на Украину по маршруту Кременчуг — Власовка — Голтва.

В августе 1711 г. казанский и астраханский губернатор П. М. Апраксин пришел на Кубань с полками регулярной армии и калмыками. Он выбрал удачное время для нападения, так как значительная часть некрасовцев находилась в это время на Дону. Тем не менее, казаки дали Апраскину отпор, и, потеряв 150 солдат и 540 калмыков, он был вынужден ретироваться.

В ходе войны 1735—1739 гг. некрасовцы дрались на стороне турок. В 1737 г. погиб в бою Игнат Некрасов.

В 1740 г. турки переселили некрасовцев с Кубани в Малую Азию на озеро Майнос, кроме того, небольшая часть казаков переселилась в район Добруджи. До 1854 г. казаки-некрасовцы участвовали во всех русско-турецких войнах и, по свидетельству русских монархических историков, «считались храбрейшей конницей в Турции». Тем не менее эти казаки сохранили в чистоте русский язык, казацкие обычаи и православную (дониконовскую) веру. В 1962 г. значительная часть некрасовцев прибыла в СССР и поселилась в Ставропольском крае, Ростовской и Волгоградской областях. Для ученых — лингвистов и этнографов — это стало праздником: появились люди из начала XVIII в., говорящие на чистом русском языке.

В ходе восстания Кондрат Булавин приехал к Запорожской Сечи и уговаривал запорожцев присоединиться к нему. Кошевой атаман Петро Сорочинский резко отказал Булавину. Но запорожцы быстро собрали Раду и прогнали Сорочинскрго, а взамен его избрали Константина Гордиенко. Но и Гордиенко отказал в помощи Булавину, сказав, что Войско Запорожское выступит, лишь когда Булавин достигнет значительных успехов, а пока пусть набирает себе добровольцев среди запорожцев. Булавин набрал несколько сотен охотников-запорожцев и двинулся на Дон.

Таким образом, в ходе Булавинского восстания Войску Запорожскому удалось сохранить нейтралитет. Однако переход малороссийского гетмана Мазепы на сторону шведского короля Карла XII поставил Сечь в сложное положение.

29 октября 1708 г. гетман Мазепа перебежал к Карлу XII с полутора тысячами малороссийских казаков. Тут отечественные историки уже почти 300 лет ставят точку и переходят к описанию Полтавской битвы. Благо, забывать было что. 31 октября А. Д. Меншиков осадил тогдашнюю украинскую (гетманскую) столицу город Батурин. Петр писал своему любимцу: «Батурин в знак изменникам (понеже боронились) другим на приклад сжечь весь». Письмо запоздало. Когда Алексашка его получил, город уже был разрушен до основания, причем не только казаки, но и все до единого мирные жители (6 тысяч человек, включая женщин и детей) были вырезаны. С остальными городами, где откажутся впустить русские войска, Петр приказал поступать как с Батуриным. Петру и Меншикову удалось запугать большинство малороссийских казаков. Но, устроив батуринскую бойню, Петр оказал России поистине медвежью услугу, вбив огромный клин в отношения с населением Украины, где Батурина помнят и по сей день.

Петр, с одной стороны, пытался задобрить запорожцев, посылая им деньги, а с другой — двинул к Сечи войска. В марте 1709 г. 800 запорожцев столкнулись с тремя драгунскими полками бригадира Кампеля (всего 3 тысячи человек). Запорожцы изрубили 100 драгун и 90 взяли в плен, остальные разбежались. Потери запорожцев составили всего 30 человек.

27 марта кошевой атаман К. Гордиенко был принят шведским королем Карлом XII в местечке Великие Будиша. А 1 апреля отряд запорожцев прибыл под Полтаву. У стен города казаки были обстреляны крепостной артиллерией русских. Тут Гордиенко решил похвастаться шведским офицерам мастерством казаков. По его приказу 100 казаков приблизились на 500 шагов (355 м) к валу и дали залп. На валу упало не менее 40 солдат. На башню выскочил офицер в ярком мундире. Один из запорожцев выстрелил, и тот упал. Заметим, что в русской армии в Крымскую войну предельная дальность стрельбы их пехотных ружей была 300 шагов.

Петр воспользовался пассивностью шведских войск и направил из Киева к Сечи на речных судах несколько тысяч солдат под командованием полковника Петра Яковлева. Берегом шли конные драгуны под командованием полковника Игната Галагана; 14 мая 1709 г. русские начали штурм Сечи.

Казаков в Сечи было мало, так как до 15 тысяч их ушло с Гордиенко к шведам. В ходе штурма Игнат Галаган закричал казакам: «Кладите оружие! Сдавайтесь, то всем будет помилование!» Затем Галаган поклялся на кресте. Запорожцы поверили и сдались. И тут по приказу Яковлева и Галагана солдаты учинили побоище над безоружными. После резни уцелели 278 казаков, 2 монаха и 160 женщин и детей (последние, видимо, укрылись в Сечи из близлежащих зимовников). Из оставшихся в живых 5 человек умерло под пытками, 156 человек казнено — кому рубили головы, а кого вешали на плотах, а затем пускали вниз по Днепру. Надругательствам подвергли могилы казаков и чернецов. Солдаты вытаскивали мертвых из гробов, вешали их, сдирали кожу и т.п.

В Сечи русские захватили 36 медных и чугунных пушек, 4 мортиры и 12 гаковниц (гаубиц). При штурме Сечи русские потеряли 294 человека убитыми и 142 ранеными.

28 июня 1709 г. в сражении под Полтавой русские войска разгромили армию Карла XII. Часть запорожцев, бывших в шведском войске, бежала вместе с королем в Бендеры, а часть была поймана русскими и казнена по приказу Петра.

Царь повелел «вооруженною рукой препятствовать селиться запорожцам вновь в Сечи или в другом каком-либо месте». Русские войска уничтожали городки и зимовники казаков и убивали всех, не разбирая ни пола, ни возраста.

Запорожцы были вынуждены уйти в турецкие владения. Там в урочище Алешки на Днепре казаки построили новую Сечь, где и жили 19 лет. Затем казаки жили два года у речки Чортомлык, потом опять спустились вниз по Днепру к устью реки Каменки, откуда в 1734 г. с разрешения императрицы Анны Иоанновны вернулись в Россию.

Глава 4 ПРУТСКИЙ ПОХОД ПЕТРА

Появление на территории Турции Карла XII и нескольких тысяч казаков (только в Бендерах скопилось 500 малороссийских и 4 тысячи запорожских казаков) сильно осложнило русско-турецкие отношения. Петр ликовал по случаю победы и явно потерял чувство меры. 27 июля 1709 г. русский посол в Стамбуле П. А. Толстой в ультимативной форме потребовал от султана выдать короля Карла XII и гетмана Мазепу. Султан Ахмед III отказался. Правда, вскоре вопрос с Мазепой отпал сам собой, поскольку престарелый гетман 22 сентября 1709 г. умер естественной смертью. Тем не менее напряженность между Россией и Турцией возрастала.

1710 год принес большие успехи русским в Прибалтике. Им удалось взять Ригу, Ревель, Пернов и другие города. На севере был взят Выборг. В связи с этим Петр приказал большую часть войск вывести из Прибалтики и двинуть на юг.

Зимой 1710/11 г. 10 тысяч крымских татар совершили набег на Украину. Турецкие источники сообщают о вторжении русских войск в Молдову и захват там интернированного шведского отряда. Обе стороны предпочитали решать спор силой.

25 февраля 1711 г. в Успенском соборе Кремля в присутствии Петра I был зачитан манифест о войне с Турцией.

Петр решил лично возглавить поход против турок. Он настолько был уверен в успехе, что взял с собой супругу Екатерину. Заметим, что это была не прихоть царя, у которого всегда хватало метресс, а хорошо продуманный политический шаг. Дело в том, что царю с Екатериной Алексеевной пришлось тайно обвенчаться 6 марта 1711 г. Зачем самодержцу потребовалось держать свой брак в тайне? Ведь Петр всегда плевать хотел на мнение своих подданных. Но тут ситуация была слишком уж скандальная. Марта Скавронская родилась в 1686 г. в семье чухонского крестьянина в Лифляндии. В 16-летнем возрасте она вышла замуж за трубача шведской армии, поэтому позже ее часто называли Трубачовой. В августе 1702 г. Мариенбург, где жила Марта, был занят русскими. Марта стала наложницей русского драгуна, позже она перебралась к генералу Р. X. Бауэру, от него — к фельдмаршалу Б. П. Шереметеву. Меншиков выпросил красотку у фельдмаршала, а от Алексашки Марта в конце 1703 г. перешла к Петру. В 1705 г. Марта сменила веру на православную и стала Екатериной Алексеевной.

27 января 1708 г. Екатерина родила Петру дочь Анну, а 18 ноября 1709 г. — Елизавету, а родившиеся в 1705 г. близнецы Петр и Павел, и в 1707 г. дочь Екатерина умерли в младенчестве. Ситуация осложнялась тем, что Марта-Екатерина не была разведена со шведским трубачом. Петр планировал вернуться из победоносного похода на турок и официально представить Екатерину как сподвижницу его великих дел, чтобы иметь хоть какое-то основание для возведения ее в сан императрицы.

Отправляя армию к южным границам, Петр не имел детального плана кампании. Впервые планы боевых действий были обсуждены на военном совете в Слуцке 12—13 апреля 1711 г. На этом военном совете присутствовали, кроме Петра, два военачальника — фельдмаршал Шереметев и генерал Алларт, и два гражданских лица — канцлер Головкин и посол в Речи Посполитой Григорий Долгоруков. В соответствии с принятым планом Петр велел Шереметеву не позже 20 мая достигнуть Днестра, располагая при этом трехмесячным запасом продовольствия. В указе Петра было сказано: «Сие исполнить, не отпуская времени, ибо ежели умедлим, то все потеряем».

5 июня 1711 г. армия Шереметева подошла к реке Прут, а 12 июня к ней присоединился сам Петр с гвардейскими полками. На военном совете было решено медленно идти вниз по течению реки и «вдаль не отдаляться».

8 июля начались стычки с турецко-татарской конницей. К этому времени в основной группировке русских войск было 38 246 человек при 122 орудиях[23].

Как потом утверждал Петр, численность войск противника достигала 270 тысяч человек. На самом деле их было в 2—3 раза меньше. Командовал турками великий визирь Балтаджи Мехмед-паша.

9 июля турки атаковали войско Петра. Вот как описал атаку турок шведский генерал Понятовский, бывший в Ставке визиря: «Янычары... продолжали наступать, не ожидая приказов. Испуская дикие вопли, взывая, по своему обычаю, к Богу многократными криками «алла!», «алла!», они бросились на неприятеля с саблями в руках и, конечно, прорвали бы фронт в этой первой мошной атаке, если бы не рогатки, которые неприятель бросил перед ними. В то же время сильный огонь почти в упор не только охладил пыл янычар, но и привел их в замешательство и принудил к поспешному отступлению. Кегая (помощник великого визиря) и начальник янычар рубили саблями беглецов и старались остановить их и привести в порядок. Наиболее храбрые возобновили свои крики и атаковали во второй раз. Вторая атака была не такой сильной, как первая, и турки снова вынуждены были отступить».

9 июля у русских было убито: генерал-майор Видман, офицеров — 44, нижних чинов — 707. Взяты плен и пропали 3 офицера и 729 нижних чинов. Потери турок, по русским, явно произвольным, данным составили 7 тысяч человек.

Утром 10 июля сражение возобновилось, но до рукопашной дело не дошло, а ограничилось артиллерийской дуэлью. Положение русских было плачевным: в армии не хватало продовольствия, начался падёж лошадей. По решению военного совета к туркам с предложением о перемирии был отправлен гвардейский унтер-офицер Шепелев. Турки колебались. К вечеру к великому визирю отправился вице-канцлер П. П. Шафиров. В данной ему инструкции Петр писал: «В трактовании с турками дана полная мочь господину Шафирову, ради некоторой главной причины...» А главной причиной был панический страх, охвативший царя. Петр соглашался отдать туркам все завоеванные у них города, вернуть шведам Лифляндию и даже Псков, если этого потребуют турки. Кроме того, Петр обещал дать Махмеду-паше 150 тысяч рублей, а другим начальным людям еще более 80 тысяч. Но выплатить такие огромные деньги было нереально, так как армейская казна была почти пуста. И тогда Екатерина спасла положение. Она отдала на подкуп турецких сановников все свои драгоценности, а это десятки тысяч золотых рублей. Кроме того, собрали все деньги, бывшие в войсках. Как писал датский посол Юста Юля: «Как рассказывали мне очевидцы, царь, будучи окружен турецкой армией, пришел в такое отчаяние, что как полоумный бегал взад и вперед по лагерю, бил себя в грудь и не мог выговорить ни слова. Большинство окружавших его думало, что с ним удар».

Однако беспокоился царь зря. Визирь не устоял перед деньгами и согласился на мир на довольно сносных для России условиях, причем турки не собирались вмешиваться в русско-шведские отношения. Дело в том, что турки равно не хотели усиления как России, так и Швеции. Ведь Северная война велась Швецией не из-за Нарвы и побережья Финского залива, а из-за господства над огромной, хотя и слабой, Речью Посполитой, Данией, Саксонией и др. Это только для Петра устье Невы казалось пупом земли. Именно поэтому турки хранили строгий нейтралитет, когда шведская армия шла к Полтаве. И не исключено, что в случае разгрома русских под Полтавой турки стали бы помогать Петру.

Таким образом, в условиях, предложенных великим визирем, были только уступки Турции, а о территориальных уступках Швеции не было ни слова. Наоборот, Османская империя была заинтересована в продолжение Северной войны и во взаимном обескровливании сторон.

Не исключено, что на мягкую позицию великого визиря повлияло и взятие русскими крепости Браилов на левом берегу Дуная. Генерал Рен (подругам источникам — Ранне) с семью драгунскими полками и небольшим отрядом молдавской конницы (всего около 7 тысяч человек) 11 июля 1711 г. подошел к крепости. Вечером следующего дня Рен приказал пяти полкам идти на приступ в пешем строю. После упорного боя турки оставили ретраншемент и отступили в цитадель. 14 июля турецкий гарнизон капитулировал, оговорив себе право свободного выхода из крепости. Турки перехватили русского гонца, везшего Петру рапорт Рена. Таким образом, Петру о взятии Браилова ничего не было известно, зато визирь знал все подробности.

Согласно условиям Прутского договора Петр должен был срыть укрепления Таганрога и вернуть туркам Азов, а также сравнять с землей несколько укрепленных городков выше Запорожской Сечи. В качестве гарантии выполнения договора 11 июля пришлось отправить в турецкий стан заложников — вице-канцлера Шафирова и сына фельдмаршала Шереметева Михаила Борисовича Шереметева.

12 июля турки позволили армии Петра выступить в обратный путь. Из-за крайнего истощения лошадей армия двигалась медленно, по 4—5 верст в сутки, и лишь 22 июля переправилась через Прут, а 1 августа переправилась через Днестр.

Вернувшись в Россию, царь первым делом опубликовал для подданных собственную версию Прутского договора. Из нового текста следовало, что инициатива заключения мира исходила не от Петра, а от обеих сторон. Было выкинуто или исправлено несколько неугодных царю пунктов. Естественно, что туркам эту «филькину грамоту» показывать было нельзя. Зато Петр всячески тянул со сдачей туркам Азова и выполнением прочих условий подлинного договора.

В свою очередь султана Ахмеда III тоже не устроили статьи Прутского мира. Великий визирь Балтаджи Мехмед-паша был низложен и сослан на остров Лемнос, а затем на Родос, где и удавлен. На его место султан назначил янычарского агу Юсуфа-пашу.

27 января 1712 г. султан решил начать с Россией войну и отдал приказ о мобилизации войск.

Однако еще ранее Петр пошел на уступки туркам. 14 декабря 1711 г. он отправил Апраксину указ о сдаче Азова в конце декабря или начале января без всяких условий: «Азов отдай, а Таганрог разори по указу, чтоб к весне не дать продлиться и турок не поднять на войну».

Двухмачтовый бомбардирский корабль. Рисунок А. Е. Лютова

2 января 1712 г. Азов был передан в целостности туркам, там даже остались 60 турецких пушек, взятых в 1796 г. В связи с этим султан решил приостановить приготовления к войне. А 5 апреля 1712 г. в Константинополе был подписан мир. Петр, будучи в Кроншлоте, об этом узнал только ночью 8 мая. Согласно письму английского посла Вигворта утро прошло в большой радости с крепости и судов беспрестанно палили пушки».

Однако вскоре возникла новая военная тревога. По Константинопольскому договору русские должны были вывести все войска с территории Речи Посполитой и впредь не вмешиваться в польские дела. Но летом 1712 г. Петр ввел в Польшу корпус, якобы шедший транзитом в Померанию. Султан пригрозил войной. В конце концов 13 июля 1713 г. был заключен еще один мирный договор, который оказался долговечней всех остальных.

Русские срыли приднепровские крепости Каменный затон, Новобогородицкую и другие. Запорожцы были признаны законными подданными турецкого султана и фактически могли пользоваться всеми степными угодьями, которые они контролировали в XVII в. Турки не вмешивались в дела запорожцев, лишь запретив им совершать большие походы в Россию и Польшу. Мелкие же стычки казаков с ляхами, москалями и татарами, естественно, продолжались.

Неудача на Пруте погубила Азовский флот. После сдачи Азова 3 корабля и 20 мелких судов отвели из Азова к Черкасску, корабль «Шпага» за ветхостью сожгли, корабли «Гото Предестиниция» и «Ласточка», шнявы «Мункер» и «Лизет» сначала хотели провести вокруг Европы на Балтику, а затем продали Турции. Суда, отведенные в Черкассы были сломаны в 1716 г. С 1712 по 1727 г. были разобраны и все корабли, стоявшие на стапелях в Таврове. Однако большая часть их орудий, якорей и др., а также сами верфи в Таврове были законсервированы.

Так закончил свое существование Азовский флот, в составе которого было почти 500 судов различных классов и типов, в том числе 35 двухпалубных и 48 однопалубных кораблей, 23 фрегата, 7 шняв, 10 бомбардирских судов, 9 брандеров, 11 яхт, 10 галиотов, 200 бригантин, 70 палубных ботов, 1 тартана, 4 качи и 70 больших лодок.

Таким образом, Петр Великий одержал ряд блестящих побед над шведами и прорубил на севере «окно в Европу», но на юге все его предприятия кончились крахом. Россия не только не получила выхода к Черному морю, но еще и потеряла земли Запорожского войска.

Раздел V ВОЙНА 1735-1739 ГОДОВ

Глава 1 КАМПАНИИ 1735-1736 ГОДОВ

НАЧАЛО ВОЙНЫ

 15 мая 1735 г. в Петербурге было получено известие, что 70 тысяч крымских татар прошли по русской территории в походе на Персию. Это было достаточным «казус белли». В 1730—1733 гг. состоялось несколько нападений татар на Украину. Татары и Орлик[24] продолжали будоражить казаков, посылали письма и эмиссаров.

В это время значительная часть русской армии находилась в Польше. В начале 30-х годов в Польше выборы нового короля традиционно перерастали в гражданскую войну. Сторонникам Станислава Лещинского удалось захватить Варшаву. Тогда его оппоненты сторонники саксонского курфюрста Августа обратились за помощью к России.

Анна Иоанновна направила в Польшу армию фельдмаршала Бурхарда Кристофа Миниха (1683—1767), который быстро навел в стране порядок. Август воцарился в Варшаве, Лещинский бежал из Польши и отказался от притязаний на корону. Французский флот, пришедший в порт Данциг с десантом помогать Станиславу, отправился восвояси не солоно хлебавши.

23 июля 1735 г. Мин их получил грамоту от кабинет-министров, в которой говорилось, что императрица желает предупредить турок, которые намерены будущей весной напасть на Россию со всеми своими силами. Миниху приказано этой осенью предпринять осаду Азова. Для этого он должен прямо из Польши идти к Дону, а в Польше оставить 40-тысячное войск, чтоб его отсутствие не могло принести делам никакого вреда. Кабинет-министры требовали от Миниха соблюдения строжайшей секретности, от которой особенно зависел успех. «Повеление об азовской осаде, — писал Мин их императрице, — принимаю я с тем большею радостью, что уже давно, как вашему величеству известно, я усердно желал покорения этой крепости, и потому жду только высокого указа, чтоб немедленно туда двинуться; при этом я надеюсь, что сделаны уже все приготовления к осаде, о которых предложено несколько лет тому назад и для которых генерал-квартирмейстер Дебриньи отравлен на Дон».

НЕУДАЧНЫЙ ПОХОД ГЕНЕРАЛА ЛЕОНТЬЕВА

В августе 1735 г. Миних переправился через Дон и остановился в Новопавловске. Здесь 29 августа он получил высочайший указ. Ему предлагалось на месте решить — начать ли осаду Азова этой же осенью или отложить до весны, а зимой держать крепость в тесной блокаде. Миних ответил, что выбирает последнее, но, чтоб не терять времени, немедленно отправится к украинской линии (пограничным укреплениям) в местечко Кишенки к тамошней армии, чтоб с ней предпринять поход на Крым, так как время для этого самое благоприятное, потому что татары перебрались на кубанскую сторону для персидского похода. В это время Миних избавился от неприятного для него человека: умер командовавшей Украинской армией генерал Вейсбах, на которого была возложена крымская экспедиция. Вейсбах считал себя старше фельдмаршала и потому не хотел подчиняться ему. Жалуясь на Всйсбаха, Миних писал, что генерал Леси, который также старше его, никогда не предъявлял подобных претензий.

В сентябре 1735 г., находясь в Полтаве, Миних и вся его свита заболели местной лихорадкой, но болезнь не помешала фельдмаршалу отправить в Крым генерал-лейтенанта Леонтьева.

Дело в том, что осадная артиллерия еще не прибыла, и вообще осадить Азов Миних готов не был. Чтобы создать видимость деятельности, Миних решил произвести диверсию против Крыма.

Генерал-лейтенант Леонтьев выступил в поход 1 октября, имея 39 795 человек, из которых большинство было «нерегулярного войска», и 46 орудий. Первоначально он двинулся от реки Орел и по направлению к реке Самаре. От постоянной засухи вода в степных реках была очень низка, и войска свободно переправлялось через них.

6 октября Леонтьев стоял на речке Вороне, а на другой день достиг речки Осакоровки, где местами степь летом была выжжена татарами, но уже поднялась молодая трава, и армия в дровах, воде и корме для лошадей недостатка не имела. У реки Конские Воды русские напали на аулы ногайских татар, убили более тысячи человек, захватили более 2000 голов рогатого скота, 95 лошадей, 47 верблюдов. Миних писал: «Причем наше войско со всякою бодростию поступило, и никому пощады не было».

На этом успехи Леонтьева и ограничились. 13 октября начались затяжные дожди, ночи стали холодными. В войсках начались болезни людей и падеж лошадей. Больных приходилось возить с собой, так как в степях не было городов, где бы можно было устроить госпитали и оставить людей там. Армия начала терпеть различные лишения, а ей предстояло сделать еще десять переходов до крымских оборонительных линий.

16 октября в урочище Горькие Воды Леонтьев собрал военный совет, на котором поставил вопрос: идти ли далее или возвращаться? Ответ был, что надо возвращаться, потому что уже пало около трех тысяч лошадей, захваченные татары и возвратившийся из Крыма посол сообщили, что далее леса и воды нет, до Перекопа еще десять дней пути, и в это время при такой погоде все лошади перемрут.

Леонтьев решил повернуть назад. Войска возвратились на Украину и к концу ноября разместились по зимним квартирам. Полки находились в очень плохом состоянии. В походе было потеряно около 9 тысяч человек и столько же лошадей. Подавляющее большинство потерь было небоевыми — болезни, голод и т.п. Генерал-лейтенант Леонтьев был предан военному суду, но сумел оправдаться. В принципе Леонтьев был прав, поскольку идея похода в Крым осенью принадлежала самому Миниху, а Леонтьев лишь выполнял приказ.

Наученный горьким опытом Миних, планируя кампанию 1736 г., первым делом вызвал к себе в ставку Царицынку запорожского кошевого атамана Милашевича и других «знатных казаков». Фельдмаршал спрашивал их о численности войска. Запорожцы отвечали, что войско их ежедневно прибывает и убывает, и поэтому о числе его подлинно показать никак нельзя, надеются, однако, собрать до 7 тысяч человек, хорошо вооруженных, но не все будут на конях. На вопрос, когда, по их мнению, удобнее идти в крымский поход, запорожцы отвечали: армия должна выступить в поход 10 апреля от реки Орели, потому что в это время в степи он недавних снегов и дождей воды достаточно, трава везде в полном росту и неприятелем сожжена быть не может. В Крыму нынешним летом был урожай, значит, и там армия в хлебе нуждаться не будет. Ногайцы против регулярного войска не устоят, и русская армия беспрепятственно войдет в Крым, перекопские укрепления остановить ее не смогут.

ОСАДА АЗОВА

Еще до войны была создана база для действий против Азова. В 30 верстах от Азова на турецкой границе была выстроена крепость Св. Анны. Со второй половины 1735 г. в этой крепости началось сосредоточение русских войск и осадной артиллерии. В конце марта 1736 г. в крепость Св. Анны прибыл Миних.

17 марта Миних с войсками переправился через Дон и двинулся к Азову. О сосредоточении русских войск на границе и готовящемся нападении на Азов турки знали, но начало операции «прошляпили». Генерал-майор Спарейтер с 600 пехотинцами и отрядом казаков внезапно для турок атаковал и захватил каланчи — два укрепления на обоих сторонах Дона выше Азова. Русские не потеряли ни одного человека. Видимо, турки просто бежали при виде противника.

Только после взятия каланчей в Азове поднялась тревога. Турки начали беспрерывно палить из пушек, оповещая окрестных жителей о начале боевых действий. Любопытно, что турецкое и татарское население не надеялось на стены Азова и предпочло бежать в степь.

24 марта тот же генерал Спарейтер штурмом взял форт Лютик недалеко от Азова. Русские потеряли одного офицера, трех солдат убитыми и 12 ранеными. В форте взято 20 чугунных и железных пушек, в плен попали командир форта и 50 янычар. Приблизительно столько же янычар было убито.

Крепость Азов была обложена со всех сторон. 27 марта Миних покинул осаждающих, временно оставив командовать русскими войсками генерала Левашова.

25 и 27 марта и 17 апреля осажденные предпринимали вылазки, успешно отраженные русскими. В этих боях особенно отличились донские казаки под командой атамана Краснощекова.

26 апреля под Азов прибыл граф Петр Петрович Ласси (1678—1751), произведенный в феврале того же года в фельдмаршалы. Торопясь прибыть в армию, граф отправился почти налегке, взяв с собой небольшой казацкий конвой, который шел на небольшом расстоянии от его почтовой кареты. От украинских линий до Изюма дорога идет по степи около 12 км. Тут на конвой напал отряд татар, бродивших по окрестности. Все казаки были рассеяны или взяты в плен. Фельдмаршал едва успел ускакать верхом, и его спасла жадность татар, которые бросились грабить его карету, иначе графу не избежать бы плена.

10 мая контр-адмирал П.П. Бредаль спустился по Дону под Азов с пятнадцатью галерами, двумя однопалубными судами и большим количеством других судов, везя с собой тяжелую артиллерию, которую сразу же стали выгружать. В тот же день в лагерь прибыли четыре пехотных и два драгунских полка.

Когда артиллерия была выгружена, фельдмаршал граф Ласси приказал Бредалю встать с флотом таким образом, чтобы он мог обстреливать город с моря, отрезать ему всякое сообщение и не допускать с этой стороны помощи. Это приказание было исполнено. Четыре бомбардирских судна круглосуточно забрасывали крепость бомбами.

На помощь Азову пришел с моря турецкий флот под командованием капудан-паши Джианума-Кодиа, но он никак не мог подойти к крепости, так как из-за наносов песка и отмелей в устье Дона глубина была не более 1—1,2 м. Позиция же русского флота была такова, что капудан-паша не в состоянии был послать помощь в Азов в шлюпках или других плоскодонных судах и поэтому был вынужден отойти, не сделав ничего. Это же обмеление устья Дона помешало русскому флоту действовать сильнее на Азовском море, куда могли пройти только большие лодки и мелкие плоскодонные суда.

С суши по Азову вели огонь 46 осадных орудий. 8 мая в большой турецкий склад пороха попала бомба. От взрыва в крепости было разрушено пять мечетей, более 100 домов, погибли 300 человек.

Крепость Азов находилась в кольце внешних укреплений — палисадов. Палисады имели деревянные стены и ров глубиной 3,5 м заполненный водой.

18 июня 1736 г. Ласси приказал полковнику Ломану с 300 гренадерами, 700 мушкетерами и 600 казаками взять палисад. После мощной артподготовки палисад был взят, и атакующие вышли непосредственно к городским стенам.

Русские непосредственно перед стенами Азова начали строить «бреш батарею». Но до штурма дело не дошло. 19 июня азовский паша предложил Ласси сдать город.

По условиям капитуляции все мусульманское население Азова было отпущено в Турцию. Из Азова ушло 43 463 мужчин и 2233 женщин и детей. В городе было освобождено 221 православных невольника. В виде трофея русским досталось 137 медных и 46 чугунных пушек, а также 11 медных и 4 чугунных мортиры. Осмотр Азова показал, что в стенах русские пушки так и не сделали ни одного пролома, зато мортиры поработали хорошо. По словам Манштейна, «внутренность города представляла одни груды камня вследствие сильного бомбардирования».

Крепость Азов была взята с ничтожными для русских потерями — убито около 200 человек, ранено 15005 в числе легко раненных был и сам Ласси.

После сдачи крепости фельдмаршал Ласси приказал привести ее в порядок, а сам стоял с армией поблизости до начала августа. Генерал Левашов был назначен губернатором, а генерал Бриньи-старший — комендантом Азова. Для гарнизона оставили 4 тысячи человек, а город был снабжен всем необходимым.

После всех этих распоряжений фельдмаршал Ласси получил от двора приказ идти со своими войсками в Крым для соединения с Минихом. Ласси мог вести с собой только 7 тысяч человек, и отправился сними в поход.

Подойдя к реке Кальмиусу, авангард встретил трех казаков, объяснивших, что они принадлежат корпусу генерала Шпигеля, который шел на Бахмут, но казаки сбились с пути и теперь ищут, как бы соединиться с ним. Фельдмаршал не поверил казакам, велел их задержать и продолжать идти. На другой день привели других казаков, которые повторили сказанное первыми и прибавили, что фельдмаршал Миних со своим корпусом выступил из Крыма и направился на Украину. Это известие заставило Ласси повернуть назад. В начале октября 1736 г. корпус Ласси прибыл в Изюм.

ПОХОД МИНИХА В КРЫМ В 1736 ГОДУ

20 апреля 1736 г. Миних выступил из Царицынки с армией численностью около 54 тысяч человек. Войска были разделены на пять колонн. Генерал-майор Шпигель командовал первой колонной, составлявшей авангард. Принц Гессен-Гомбургский вел вторую колонну, генерал-лейтенант Измайлов — третью, генерал-лейтенант Леонтьев — четвертую и генерал-майор Тараканов — пятую.

Полкам раздали запас хлеба на два месяца, и офицерам приказано было взять с собой, по крайней мере, столько же. Фельдмаршал хотел бы снабдить войско и большим запасом провизии, так как ее было достаточно припасено за зиму но не хватало подвод. Все-таки он не решался откладывать поход, а поручил генерал-майору князю Трубецкому позаботиться о доставке провизии в армию. Но, увы, князь Трубецкой действовал очень медленно, вполне возможно, что со злым умыслом. Отправленные им обозы не составляли и одной десятой от запланированного.

В армии Миниха были как запорожские, так и украинские (гетманские) казаки. О них Миних писал императрице: «В прежние времена гетманские казаки могли выставлять в поле до 100 000 человек; в 1733 г. число служащих убавлено до 30 000 и в нынешнем году до 20 000, из которых теперь 16 000 человек наряжены в крымский поход; им велено в начале апреля быть у Царицынки в полном числе, но мы уже прошли 300 верст от Царицынки, а Козаков гетманских при армии только 12 730 человек, и половина их на телегах едут, и отчасти плохолюдны, отчасти худоконны, большую часть их мы принуждены возить с собою, как мышей, которые напрасно только хлеб едят. Напротив того, запорожцы из того же народа, беглые из той же Украины, на каждого человека по 2 и по 3 хороших лошади имеют, сами люди добрые и бодрые, хорошо вооруженные; с 3 или 4 тысячами таких людей можно было бы разбить весь гетманский корпус».

Армия Миниха шла в Крым по пути Леонтьева, по правому берегу Днепра, на расстоянии 5—50 км от реки.

7 мая русские войска впервые увидели татар. Их было около ста. Казаки кинулись им навстречу, но никого не захватили. На другое утро более значительный неприятельский отряд подошел к правому крылу армии и удалился, даже не связываясь с казаками.

9 мая фельдмаршал велел выступить пяти отрядам, каждый из которых состоял из 400 драгун и 500 казаков. Так как местность представляла собой обширную равнину, то отрядам велено было идти интервалами, имея друг друга в виду, и присоединиться к тому отряду, который будет ближе к неприятелю. Всеми отрядами командовал генерал Шпигель. Не прошли они и восьми километров, как встретили отряд из 200 ногайских татар, которые, заметив русских, немедленно бежали. Казаки нагнали их, нескольких побили, двоих взяли в плен. Имея приказание придвинуться на самое близкое расстояние к неприятелю, Шпигель не успел пройти еще 8 км, как должен был быстро собрать все отряды. Навстречу ему шел корпус в 20 тысяч человек. Генерал только что успел образовать из драгун каре и спешить переднюю шеренгу, как неприятель окружил его со всех сторон. Татары с гиком напали на русских и засыпали их стрелами. Драгуны не смешались, стреляли не торопясь, только когда были уверены, что не промахнуться. Такой отпор так подействовал на татар, что они не смели подойти к каре ближе чем на сто шагов. Окружив отряд, они сделали несколько ружейных выстрелов и пустили много стрел. Узнав об опасности, которой подвергался генерал Шпигель, Миних во главе трех тысяч драгун и двух тысяч казаков отправился с генералом Леонтьевым выручать его. За ним следовали полковник Девиц с 10 гренадерскими ротами и пикет от всей пехоты. Татары, завидев их, поспешно удалились, оставив на месте 200 убитых. В этой атаке, продолжавшейся более шести часов, Шпигель потерял 50 человек убитыми и ранеными. Сам он и полковник Вейсбах были ранены стрелами.

Первое сражение сильно подняло боевой дух русского войска и, соответственно, вызвало страх у татар перед регулярными войсками.

Во время сражения крымский хан со всей ордой численностью около 100 тысяч всадников стоял в 80 км. Узнав об исходе боя, хан ушел за Перекоп.

18 мая русская армия подошла к 7-километровой линии Перекопских укреплений. Миних был неприятно удивлен: казаки ему сообщили, что «валы везде осыпались, так что местами верхом и в телегах переехать можно». А на самом деле что ров оказался очень глубок, склон крут, как каменная стена, бруствер по всему валу сделан новый и построены башни.

Тем не менее фельдмаршал решил штурмовать Перекоп. Но для начала Миних написал хану, что он послан императрицей для наказания татар за их частые набеги на Украину и намерен во исполнение данного ему приказания предать весь Крым разорению. Но если хан и его подданные намерены отдать себя под покровительство ее величества императрицы, впустить в Перекоп русский гарнизон и признать над собой владычество России, то он, фельдмаршал, немедленно вступит в переговоры и прекратит враждебные действия. Первым же условием Миних требовал сдачи Перекопа. В ответ на это письмо 20 мая хан поручил мурзе объяснить графу Миниху, что война не была объявлена и поэтому его удивляет это нападение в его собственном государстве, что крымские татары не вторгались насильственным образом в Россию, вероятно, то были ногайцы, народ хотя и пользующийся покровительством крымских татар, однако настолько необузданный, что с ним и справиться никогда не могли. Россия могла бы ограничиться взысканием с них и наказать по своему усмотрению всех, кого бы только удалось захватить, как это и было сделано в прошлом году. А что он, сам хан, так связан константинопольским договором, что не может решиться на разрыв. Что же касается Перекопа, то он не волен над ним, потому что гарнизон, состоящий из турецкого войска, не согласится на сдачу. Впрочем, хан просил прекратить военные действия, предлагая вступить в переговоры, а закончил объявлением, что если на него нападут, то он будет защищаться всеми силами.

Миних понял, что против татар остается только употребить оружие. Он отпустил мурзу с ответом хану, что после его отказа от милости императрицы и от предлагаемых мер покорности он увидит опустошение страны и пылающие города, что, зная вероломство татар, он не может им верить, когда они предлагают переговоры. После отъезда мурзы армии было велено готовиться к наступлению.

С восходом солнца полки встали под ружье. В лагере оставлены были больные и по десять человек из каждой роты для охраны обозов. Армия, взяв направление направо, шла шестью колоннами.

Тысяче солдат было приказано провести демонстративную атаку перекопских позиций на правом фланге. Турки поддались на уловку Миниха и сосредоточили на этом участке значительные силы.

Наступление же основных сил стало для турок неожиданностью. На счастье русских ров оказался сухим. Солдаты, спустившись туда, с помощью пик и штыков, помогая друг другу, стали взбираться наверх. Между тем артиллерия не переставала громить бруствер. Увидев, что дело принимает серьезный оборот, татары не дождались появления русских наверху бруствера и обратились в бегство, бросив свой лагерь.

Русские быстро форсировали ров и бруствер, но башни Перекопской линии продолжали стрельбу. Одну из башен штурмом взял капитан Петербургского гренадерского полка Кристоф Манштейн с 60 солдатами своей роты. Несмотря на огонь противника, гренадеры топорами прорубили дверь в башню и ворвались туда. Капитан предложил сдаться противнику. Турки согласились и стали быстро складывать оружие, как один из гренадеров ударил штыком янычара. Взбешенные этим поступком, турки снова взялись за сабли и стали защищаться. Они убили шестерых гренадеров и ранили 16, в том числе и капитана. За это все 160 янычар, охранявших башню, были заколоты. Гарнизоны остальных башен поступили умнее: все вовремя бежали вслед за татарами.

Штурм перекопских укреплений обошелся русским в одного убитого офицера и 30 солдат, ранены 1 офицер и 176 солдат.

Сама же перекопская крепость держалась до 22 мая, когда паша согласился сдаться с тем, чтобы туркам было позволено свободно покинуть крепость и уйти к крымскому хану. Первоначально Миних хотел, чтобы паша сдался военнопленным, но после его отказа и еще нескольких переговоров ему дали обещание, что его проводят до первой приморской пристани, откуда он со своими людьми должен отплыть в Турцию. С паши взяли слово, что он в течение двух лет не будет участвовать в войне против России. Однако русские нарушили условия. По выходе коменданта с гарнизоном в 2554 человека из крепости с ним поступили как с военнопленным. На его претензии отвечали, что Порта и хан, в противоположность условию последнего трактата, задержали 200 человек русских купцов и поэтому, пока их не выпустят, пашу не освободят.

В крепости и башнях насчитали до 60 пушек, в том числе несколько с русским гербом, захваченных турками во время неудачного похода князя Голицына.

Миних приказал занять крепость 800 солдатам Белозерского полка, а их полковника Девица назначил комендантом крепости. Кроме того, Девицу было придано 600 казаков.

25 мая генерал-лейтенант Леонтьев с 10 тысячами солдат и 3 тысячами казаков был отправлен к турецкой крепости Кинбурн. 29 мая Кинбурн был захвачен без боя. Леонтьев подошел к Кинбурну и послал своего адъютанта Зоммера к коменданту с требованием сдаться.

Комендант немедленно вступил в переговоры и сдал крепость при условии, что ему дозволят выйти с гарнизоном, состоящим из двух тысяч янычар, в Очаков. Таким образом, взятие города Кинбурн не стоило России ни одного человека, да и в продолжение всей этой экспедиции только 3 иди 4 человека были убиты в стычке. В городе содержались в неволе 250 русских, которых освободили. Там же захвачено 49 орудий и 3 тысячи лошадей.

Казаки отняли у неприятеля 30 тысяч баранов и от 4 до 5 сотен рогатого скота, которые были скрыты им в лесу.

После взятия Кинбурна генерал Леонтьев спокойно стоял с войском в лагере под крепостью. Дела у него не было, потому что ни турки, ни татары не покушались перейти Днепр.

25 мая Миних созвал военный совет — что делать дальше. По мнению всех генералов, армии следовало стоять у Перекопа до самого конца похода и высылать отдельные отряды в неприятельский край для его опустошения. Но Миних, мечтавший не более и не менее, как о завоевании Крыма, не согласился с этим мнением. Он доказывал, что предлагаемые действия ни к чему не приведут, а самое взятие Перекопа бесполезно, если из победы не будут извлечены выгоды. А отряжать людей небольшими партиями внутрь страны слишком опасно, так как если они зайдут далеко, то их легко будет разбить. Тогда генералы стали предлагать графу Миниху дождаться, по крайней мере, первых обозов с припасами, так как в наличии оставалось на армию хлеба только на 12 дней. На это Миних возразил, что армия, находясь на неприятельской земле, должна стараться и снабжаться продовольствием за счет татар: «...цель похода, по мыслям двора, состоит именно в том, чтобы не давать вздохнуть этим разбойникам и разорять их край, если не удастся утвердиться в нем более прочным образом». А затем фельдмаршал приказал, чтобы армия готовилась в поход на другой день.

26 мая армия выступила из окрестностей Перекопа, направляясь к центру Крыма. Татары окружили армию, которая постоянно шла в каре. Они не переставали беспокоить ее, но только издали, а как только приближались на расстояние пушечного выстрела, то достаточно было нескольких ядер, чтобы их разогнать. 29 мая они могли бы сильно потрепать, если бы сумели воспользоваться случаем. Направляясь по дороге к Козлову, армия подошла к морскому проливу, называемому Балчик, через который надо было переправиться, а моста не было. Казаки отыскали несколько мелких мест, и армия прошла их вброд. При этом в каре образовался интервал в полторы тысячи шагов. Человек двести татар ринулись в образовавшийся промежуток, и вместо того чтобы схватиться с войском, принялись расхищать обоз, а стоявшая на расстоянии пушечного выстрела татарская армия только поглядывала на них. Русские успели тем временем сомкнуться.

Много татар было побито, оставшимся удалось бежать, саблями расчищая себе дорогу.

30 мая армия стояла на месте. Узнав, что неприятель стоит в 12 верстах, Миних под вечер отправил всех гренадеров армии, 1500 драгун и 200 донских казаков и, поручив их начальству генерал-майора Гейна, приказал им идти всю ночь со всевозможными предосторожностями и стараться напасть на неприятеля на рассвете врасплох.

Однако по трусости или по глупости генерал-майор Гейн двигался очень медленно. Донские казаки, выступив вперед, на рассвете ударили на татарский лагерь, где почти все еще спали, и принялись колоть и рубить все, что попадалось под руку. Поднялась тревога, татары вскочили на лошадей и, увидев, что имеют дело только с казаками, в свою очередь ударили на них и принудили с большой потерей ретироваться. Они могли бы совсем уничтожить казачий отряд, если бы, завидев приближавшейся отряд генерала Тейна, сами не обратились в бегство, бросив свой лагерь. В татарском лагере русские нашли много фуража и несколько палаток.

Рано утром Миних выступил в поход. В оставленной неприятелем местности расположились лагерем. Потери были почти равные с обеих сторон — около 300 человек. У неприятеля было убито несколько знатных начальников.

По приказанию графа Миниха Гейн за неисполнение данных приказаний был арестован и отдан под военный суд, который приговорил его к лишению чинов и дворянства и к пожизненной службе рядовым б драгунах милиции.

5 июня русская армия подошла к городу Козлову {современная Евпатория). На следующий день все гренадеры армии, донские казаки и запорожцы под началом генерала Магнуса Бирона (брата фаворита) двинулись на город. Но до штурма дело не дошло. Ворота Козлова (или, как татары называли его, Гезлева) оказались открытыми. Город был подожжен противником. Население бежало по направлению к Бахчисараю, а турецкий гарнизон на тридцати судах был эвакуирован в Стамбул. В Козлове осталось лишь 40 армянских купцов.

Из военных трофеев в городе было захвачено 21 пушка и большие запасы свинца. Хлебом армия запаслась на 24 дня. Казаки в городе и окрестностях захватили до 10 тысяч баранов. Солдаты награбили в городе много медной и серебряной посуды, жемчуга, парчи и прочего добра.

Миних мыслил категориями европейской войны, где нормальным явлением было длительное снабжение армии за счет покоренной страны. Взятие Козлова еще более укрепило Миниха в своем мнении. Он хвастливо писал Анне Иоанновне: «Ныне армия нив чем недостатка не имеет и вся на коште неприятельском содержаться будет, что во время военных операций великим авантажем служит; по пословице, мы успели свою лошадь к неприятельским яслям привязать».

Из Козлова 11 июня Миних двинулся к Бахчисараю. При этом он постарался дезинформировать татар, пустив слух, будто он возвращается к Перекопу. Татары поверили, тем более что это вполне соответствовало их тактике — «набег — отход». Татары, верные своим традициям, начали осуществлять тактику выжженной земли, но совсем не в том направлении, куда шел Миних.

12 июня фельдмаршал отправил генерал-поручика Измайлова и генерал-майора Лесли с двумя драгунскими полками, четырьмя пехотными и с несколькими казаками для следования влево от армии, чтобы выбить неприятеля из нескольких селений. Однако татары довольно упорно отбивались, чего никак нельзя было ожидать. Наконец они были вынуждены бежать. Русские забрали много скота, который был отведен в армию и роздан солдатам. В этой схватке русские потеряли одного офицера и двух казаков, а ранен один майора и двадцать человек солдат. От военнопленных узнали, что хан поджидает прибытия от 6 до 7 тысяч турок, которых капудан-паша вышлет ему с флота, вошедшего в Кафскую гавань из-за того, что он не мог ничего предпринять против русских под Азовом.

17 июня армия подошла к ущельям холмов, которые ограждали равнину под Бахчисараем. Неприятель расположился на высотах в очень выгодной позиции. Так как дорога, по которой надо было идти на Бахчисарай, была труднопроходима, к тому же поход этот надо было совершать скрытно от неприятеля, то Миних решился идти туда только с отборным войском, а обозы и больных оставить позади, под охраной четвертой части армии, вверив ее генерал-майору Шпигелю. Он выступил вечером. Выступление было совершено в таком порядке и в такой тишине, что неприятель не слышал, как русские обошли его лагерь, и очень удивился, когда на рассвете увидел их под Бахчисараем. Довольно большой отряд татар с некоторым числом янычар с яростью бросился на донских казаков и на расположенный поблизости Владимирский пехотный полк. Нападение было настолько сильным, что казаки подались назад, а у пехотного полка была отбита пушка. Когда же фельдмаршал выдвинул вперед пять других пехотных полков и несколько орудий под начальством генерал-майора Лесли, то неприятель недолго мог выдержать огонь и бежал, бросив захваченную им пушку.

17 июня под Бахчисараем русские потеряли убитыми и пленными 284 человека.

Татары бежали из Бахчисарая. Город почти полностью выгорел. По одним сведения, его подожгли солдаты Миниха, а по другим — сами татары. Во всяком случае, красивейший ханский дворец сожгли русские.

19 июня армия удалилась от окрестностей Бахчисарая и расположилась лагерем на берегу реки Альмы, где к ней присоединился обоз.

23 июня фельдмаршал отправил генерал-поручика Измайлова и генерал-майора Магнуса Бирона с регулярным войском в 8 тысяч человек, 2 тысячи казаков и 10 орудиями для атаки города Акмсчети, или Султан-сарая[25], местопребывания Калги-султана и знатнейших мурз. Они не нашли там почти никого, потому что за два дня перед тем жители бежали. Найденные припасы были свезены в лагерь, а город с его домами, которых насчитывалось до 1800, большей частью деревянными, сожжен. На обратном пути отряд был атакован неприятелем. С ним обошлись по обыкновению. У русских убиты 4 солдата и 8 казаков и ранено несколько человек.

Турецкие войска сосредоточились в Кафе, а основные татарские силы ушли в горы. Небольшие же конные отряды татар по-прежнему окружали русскую армию.

Миних отдал приказ двигаться на Кафу, но выполнить его армия уже не могла. Треть армии была больна, а большинство оставшихся едва волочило ноги. К тому же установилась нестерпимая жара. Миних был вынужден повернуть армию к Перекопу. Это вызвало бешенство татар, поскольку они по приказу хана весь предполагаемый район движения русских на Кафу сделали выжженной землей.

7 июля 1736 г. русская армия вышла к Перекопу. Но у Перекопа армии делать было нечего. Запасы продовольствия и фуража таяли с каждым днем. Вокруг шныряла татарская конница, постоянно совершая нападения на фуражистов» угоняя лошадей и скот.

Запорожские и украинские казаки были отправлены домой сразу. А основная часть войска двинулась на Украину 18 июля. Укрепления Перекопа были в нескольких местах срыты, а башни взорваны.

23 августа к Миниху присоединился генерал-лейтенант Леонтьев, покинувший разрушенный Кинбурн.

По приходе войска на Украину Миних сделал смотр войск. Выяснилось, что в походе была потеряна половина регулярных войск. Причем основная часть людей погибла из-за болезней и физической усталости.

Миних воевал по-европейски, например, совершал марши в самое жаркое время суток, выступая в поход через 2—3 ч после восхода солнца, вместо того чтобы делать это за 3—4 ч до рассвета. Манштейн писал, что «зной до того изнурял людей, что многие из них падали мертвыми на ходу. В эту кампанию даже несколько офицеров умерли от голоду и лишений». Во всех же боях было убито и взято в плен не более двух тысяч человек, включая казаков.

Один только корпус генерал поручика Леонтьева сохранился в целости, так как он спокойно простоял под Кинбурном по взятии этой крепости.

Всего кампания 1736 г. стоила России около 30 тысяч человек. На этом кампания 1736 г. была закончена, в конце года Миних уехал в Петербург оправдываться перед императрицей.

Глава 2 СУХОПУТНАЯ КАМПАНИЯ 1737 ГОДА

ВЗЯТИЕ МИНИХОМ ОЧАКОВА

В начале 1737 г. в Вене было подписано соглашение о совместных действиях австрийцев и русских против турок.

План, разработанный Минихом, предусматривал нанесение главного удара по Очакову и отвлекающего — по Крыму.

Но прежде, чем переходить к походам Миниха и Ласси, следует сказать о походе на кубанских татар.

В ноябре 1736 г. татарская орда Фетис-кули напала на орду калмыкского хана Дундук-Омбо. Атаманы Краснощека и Ефремов с четырьмя тысячами донцов двинулись на помощь Дундук-Омбо. Казаки вместе с 20 тысячами калмыков широкой лавой прошли вдоль северного берега Кубани вплоть до Азовского моря. С 1 по 15 декабря 1736 г. вся степь, занятая татарскими кочевьями, была разорена. Дундук-Омбо занял главный город татарского хана Бахти Гирея, обнесенный стенами, Копыл, и за две недели разорили весь край. Все, что казаки не могли взять с собой, они жгли. Степь, покрытая сухой травой, была подожжена, и земля, по которой прошли калмыки и казаки, стала черной от пожаров. Все было разграблено и разорено. Казаками и калмыками было захвачено десять тысяч женщин и детей, двадцать тысяч лошадей и огромное количество рогатого скота. Татары в ужасе бежали за Кубань. Многие утонули, переплывая в зимнюю стужу реку. Край был совершенно разорен, и сделано это было конным отрядом всего за 14 дней!

70-тысячная армия Миниха зимой 1736/37 г была сосредоточена в районе Киева. В феврале в Киев из Петербурга прибыл и сам Миних. В начале апреля 1737 г. армия двинулась в поход. Пехоту посадили на суда и спускали по Днепру до Перевалочной. В конце апреля войска переправились через Днепр. Переправа была проведена в трех местах: дивизия генерал-аншефа Румянцева у Кременчуга, дивизия генерал-поручика Леонтьева у Орлика, а третья дивизия, принца Гессен-Гомбургского, у Переволочной. Последняя переправа происходила по плавучему мосту 980 м длиной, для устройства которого потребовалось 128 судов.

24 мая все дивизии соединились в одном лагере на реке Омельник. Армия состояла из 63 батальонов пехоты, 2 эскадронов конной гвардии, одного эскадрона кирасирского полка графа Миниха, из 29 полков или 145 эскадронов драгун. Артиллерийский и инженерный корпуса состояли из 3 тысяч человек. Легкая кавалерия: 1500 гусар и до 13 тысяч казаков. Так что во всей армии насчитывалось от 60 до 70 тысяч человек. В артиллерийском обозе было: 62 тяжелых орудия 18- и 24-фунтового калибра, 11 мортир, 16 гаубиц, 175 полевых орудий 3- и 12-фунтового калибра и 392 6-фунтовые мортиры.

15 июня армия пришла к Бугу. 16 июня начали строить три моста. Из них один понтонный, а два других — с помощью бочек. На переправу армии потребовалось три дня. Турки к тому времени еще не собрались у Бендер (пункта соединения всех частей войска), да и не ожидали они такого быстрого появления русской армии. Так что переправа наших войск через Буг прошла благополучно и без помех.

Прежде чем армия отошла от Буга, к ней присоединились волонтерами несколько иностранных офицеров. Подошел также обоз из 28 тысяч телег с припасами, и были приведены две тысячи верблюдов, которых раздали по всем полкам, так что на каждую роту пришлось по два верблюда. На них навьючили палатки,

22 июня русская армия пришла к речке Сухая Чертала, что находилась в 4 км от Буга. В этот поход армия в первый раз шла в каре. Так как она была многочисленнее прошлогодней и ее обоз был гораздо больше, то ее разделили на три каре, шедших таким образом, чтобы они могли помогать друг другу.

30 июня армия Миниха находилась уже в 6 км от Очакова. В этом месте авангард ее был атакован пятью тысячами отборной турецкой конницы. После непродолжительного боя турки отошли. Наши потери составили 10 гусар и 15 казаков, турецкие — до 100 человек. К вечеру того же дня русские подошли к Очакову на пушечный выстрел. Турки подожгли предместья города.

Гарнизон Очакова насчитывал около 20 тысяч человек. Осадная артиллерия русских следовала на судах Днепровской флотилии и сильно задерживалась. 1 июля на военном совете было решено атаковать Очаков, не ожидая осадной артиллерии, так как предвиделся подход турецких войск, собранных в районе Бендер.

Совет еще не кончился, как в десять часов утра из крепости вышло 15-тысячное неприятельское войско. Разделясь на два отряда, они подошли в одно время к правому и левому флангам русской армии. Наиболее сильный отряд турок находилась справа, где стояли донские казаки, и туда был отправлен барон Лавендаль с пикетами армии и несколькими полевыми орудиями. Ожесточенный бой продолжался около двух часов. Неприятель лишился большого числа людей и вынужден был отступить. Потери убитыми с обоих сторон составили около 200 человек.

В последовавшую ночь русские выстроили пять редутов у крепости. Начался артобстрел крепости, где были отмечены сильные пожары.

3 июля перестрелки передовых постов переросли в генеральное сражение. Русские солдаты отогнали турок и дошли до глубокого рва, который не сумели перейти, не имея ни фашин, ни штурмовых лестниц. Атакующие несли большие потери, кроме того, у них закончились боеприпасы. В рядах наших войск началось смятение. По некоторым данным, Миних бросил шпагу и закричал: «Все пропало». Но в это время в крепости взорвался главный пороховой погреб, вызвавший новый сильный очаг пожара. Воспользовавшись паникой турок, в Очаков со стороны моря ворвались казаки и гусары.

Дубель-шлюпка Днепровской флотилии

Дубель шлюпка Брянской флотилии

Сераскир (комендант крепости) приказал поднять на стенах белые флаги. Турецкий парламентер прибыл к фельдмаршалу и попросил перемирие на 24 ч. Миних отказался от перемирия и предложил сдать крепость, или он прикажет перебить всех без пощады. Турки согласились на безоговорочную капитуляцию. По турецким данным, 3 июля в Очакове погибло более 10 тысяч человек обоего пола как от русского огня, так от пожаров и взрывов боеприпасов. В плен было взято 4650 человек. Русские потеряли убитыми 8 штаб-офицеров, 39 обер-офицеров, 975 нижних чинов. Ранены были 5 генералов, два бригадира, 27 штаб-офицеров, 55 обер-офицеров и 2752 человека нижних чинов. Миних писал: «Очаковская крепость, будучи сильна сама собою и окрестностями, имея многочисленный гарнизон, 86 медных пушек и 7 мортир, снабженная провиантом и военными запасами с излишеством, имея также свободное сообщение с моря, где находилось 18 галер и немалое число прочих судов с пушками, ожидая на помощь из Бендер 30 000 войска, а в августе самого визиря с 200 000, могла бы обороняться три или четыре месяца долее, чем Азов, и, однако, взята на третий день. Богу единому слава! Я считаю Очаков наиважнейшим местом, какое Россия когда-либо завоевать могла и которое водою защищать можно: Очаков пересекает всякое сухопутное сообщение между турками и татарами, крымскими и буджакскими, и притом держит в узде диких запорожцев; из Очакова можно в два дня добрым ветром в Дунай, а в три или четыре в Константинополь поспеть, а из Азова нельзя. Поэтому слава и интерес ее величества требуют не медлить ни часу, чтоб такое важное место утвердить за собою».

Малый прам Брянской флотилии

Анна Иоанновна согласилась с мнением фельдмаршала. В Малороссию к князю Борятинскому были отправлены указы о посылке в Очаков плотников, каменщиков, других работников и различных материалов, а если кого и чего в Украине не достает, то разрешалось брать из ближайших губерний. Были отправлены указы в Киев и Брянск о поиске по Днепру и Десне готовых бревен и досок и немедленной их сплавке к Очакову.

5 июля Миних двинулся вверх по Бугу, оставив в Очакове двухтысячный гарнизон. Отойдя 60 км от Очакова, Миних остановится в ожидании подхода турецкой армии.

Лишь 16 июля головной отряд Брянской флотилии, состоявший из 17 дубель-шлюпок и 70 больших лодок, пришел в Очаков. На судах находилось много боеприпасов, продовольствия и строительных материалов.

Турецкая армия так и не подошла к Очакову, и Миних с основными силами в середине августа начал отход на Украину. Фельдмаршал разделил армию на несколько корпусов, но переправа их через Днепр планировалась в одном месте — по мосту у Переволочной. Там корпуса разделились, и каждый полк пошел своим путем на зимние квартиры. Фельдмаршал избрал для своей главной квартиры Полтаву.

В ходе похода Миниха в 1737 г. русская армия потеряла 11 тысяч человек регулярного войска и 5 тысяч казаков. Почти вдвое больше погибло солдат интендантской службы и крестьян, сопровождавших подводы. И на этот раз большая часть потерь личного состава пришлась не на боевые потери, а на болезни. Велики были потери в лошадях и волах. Одна артиллерия потеряла более 15 тысяч пар волов. Из-за нехватки лошадей и волов всю осадную и большую часть полевой артиллерии Миних вынужден был оставить в Очакове. Везти же пушки на судах против течения Днепра через пороги было нереально.

ОБОРОНА ОЧАКОВА ОТ ТУРОК

Миних оставил в Очакове генерала Штофельна с гарнизоном в 8000 человек. Кроме того, у Очакова стояли корабли Брянской (Днепровской) флотилии. Штофельн энергично восстанавливал укрепления Очакова. Изнурительная работа, плохая пища, испарения более 40 тысяч трупов людей и скота вокруг крепости вызвали большую смертность от болезней. К октябрю умерло и заболело около 3 тысяч человек.

6 октября 1737 г. впервые у Очакова появились турецкие корабли, но, заметив движение на судах Брянской флотилии, через два часа ушли в море.

В октябре конный отряд неприятеля атаковал новый русский редут, расположенный вблизи лимана. Наконец, 15 октября турки с суши обложили Очаков. Неприятельская армия состояла из 20 тысяч турок и 30 тысяч татар. Командовали ею Иентш-Али-паша и крымский хан Бегли Гирей.

17 октября 6 тысяч янычар пошли на приступ. Турки понесли большие потери от артиллерийского и ружейного огня. Дело решила контратака гарнизона. Турки были отброшены от крепости и потеряли свыше двух тысяч человек

18 октября впервые заговорила турецкая осадная артиллерия, в составе которой были 18- и 24-фунтовые пушки.

В ночь с 19 на 20 октября осажденные сделали вылазку и захватили турецкий редут. Было убито 150 турок и заклепано 6 осадных орудий.

25 октября турки отправились на новый штурм. Как только рассвело, 6 тысяч турок с яростью бросились штурмовать редуты, устроенные у моря. После часового сражения они овладели ретраншементом, захватили редуты и проникли до Каланчи. Но успех был непродолжителен. Штофельн отправил из города тысячу человек под командованием бригадира Братке, которые и отбили турок со всех сторон. И выгнали из ретраншемента и из редутов и преследовали вплоть до их лагеря. Смятение в турецкой армии было общее.

Часть турок бросилась бежать. Лишь применив оружие, турецким офицерам удалось восстановить порядок. Этот штурм стоил неприятелю до двух тысяч человек. У осажденных оказалось убитыми только 150 человек, и потеря была бы еще меньше, если бы тридцать человек сгоряча не вздумали, прогнав неприятеля, еще преследовать его, несмотря на запрещение офицеров. Как только турки несколько опомнились, они сейчас же всех перебили.

При отражении штурма большие потери противнику были нанесены легкими 6-фунтовыми мортирами Кегорна.

26 и 17 октября турки вели интенсивную бомбардировку Очакова, но потерь у русских практически не было. В Очакове почти не осталось жилых домов, так что гореть было нечему, а весь гарнизон был размещен в редутах, на стенах крепости, а также в специальных укрытиях типа блиндажей («крытом пути»).

29 октября, за час до рассвета, неприятель взорвал мины, подложенные им против бастиона Левендаля. Но так как мины были установлены в небольших углублениях, то они не нанесли вреда ни палисадам, ни стоявшим позади их войскам. Спустя полтора часа турки, - при содействии огня всей своей артиллерии, произвели ложную атаку на редут, устроенный на высоте со стороны лимана. После этого они внезапно повернули направо, к Измайловским воротам, и с этой стороны пошли на приступ со всей пехотой и пятью тысячами спагов, которые должны были спешиться. Атака турок была настолько яростной, что 300 человек прорвались через палисад и проникли к Измайловским воротам. За ними несколько сот турок перешли через палисад, напротив Кристофельских ворот, и, продолжая атаку во рву, достигли Водяных ворот.

Однако гарнизон так стойко защищался, что неприятель скоро был отбит и отброшен до его собственного ретраншемента. Его потери составили до четырех тысяч человек. Способствовал поражению турок взрыв других мин, подожженных русскими во время штурма с большим успехом. Многие турки взлетели на воздух. Остальные, опасаясь той же участи, так струсили, что офицеры не могли помешать их отступлению и бегству. Во время штурма Штофельн командовал в стороне «крытого пути», а бригадир Братке и полковник Ведель находились вблизи Водяных ворот.

Во время этой осады и особенно в последнем деле очень пригодились русским пики. Когда неприятель, овладев рвом, атаковал Водяные ворота, то полковники Ведель и Ла-Тур сделали вылазку из других ворот, пошли колонной на неприятеля, и их люди в этом случае действовали только пиками, как единственным орудием, которым можно было обороняться от турецких сабель.

За весь день неприятель не сделал уже ни одного выстрела и возобновил огонь своих батарей, усилив его, только 30 октября. В середине дня турки принесли в апроши лестницы и фашины для нового приступа. Но спустя три часа после захода солнца неприятель вдруг прекратил пальбу, а потом во многих местах его лагеря осажденными были замечены огни. Из крепости в лагерь были направлены разведчики, но они там уже никого не застали, а с батарей исчезли пушки и мортиры.

На рассвете следующего дня Штофельн выслал сильный конный отряд к турецкому лагерю. Выяснилось, что неприятель поспешно бежал, оставив на месте большое количество бомб, гранат, фашин, лестниц, лопат и кирок.

Несколько запорожских казаков, выезжавших из своей станицы почти под самые Бендеры, в тот же день прибыли в Очакове известием, что турки в полдень переправились через речку Березовку, что в 15 км от Очакова. 1 ноября выяснилось, что турки ушли уже за 40 км.

В тот же день русские солдаты очистили ров и окрестности города от мертвых тел. После штурма 29 октября было найдено три тысячи неприятельских трупов. Вся осада стоила туркам более 20 тысяч войска, из которых половина умерла от болезней. Способствовали смертности людей и неудаче предприятия наступившие уже холода и непрерывные дожди.

После неудачи последнего штурма около 10 тысяч турок бежало из лагеря, несмотря на то что несколько десятков дезертиров поймали и им отрубили головы. Оставшиеся явно были не настроены продолжать осаду. Сераскир понял, что продолжение осады грозит катастрофой, и предпочел организовать эвакуацию, благодаря чему туркам удалось увезти всю артиллерию.

Боевые и санитарные потери очаковского гарнизона составили две тысячи человек.

Фельдмаршал Миних был очень обеспокоен походом турок к Очакову. По его приказу к Очакову сухим путем двинулся генерал-поручик Леонтьев с 10 тысячами человек. Кроме того, несколько полков были посажены на суда для отправки вниз по Днепру. Последние перевалили уже через пороги, как пришло известие, что турки удалились.

Императрица осталась весьма довольная действиями генерала Штофельна. Она не удовольствовалась производством его в генерал-поручики, а бригадира Братке — в генерал-майоры. Первому она пожаловала значительные поместья на Украине, а всему гарнизону выдала в награду жалованье за несколько месяцев.

Стоявший под Очаковым флот, в котором насчитывалось до 100 судов, большей частью двойные шлюпки, также немало способствовал снятию осады. Он не только не пустил турок блокировать крепость с моря, но и поддерживал огонь осажденных. Турецкий командир флота был обезглавлен за то, что он не выполнил приказа атаковать и разбить русский флот.

ПЕРВЫЙ ПОХОД ЛАССИ В КРЫМ

Пока армия под командованием фельдмаршала Миниха находилась в походе к Очакову, фельдмаршал Ласси с другой армией шел в Крым. Эта армия состояла из 13 драгунских полков, 20 пехотных и от 10 до 12 тысяч казаков и калмыков, что в итоге составляло до 40 тысяч человек.

3 мая 1737 г. армия Ласси выступила из Азова. Войска шли вдоль берега Азовского моря. Флотилия адмирала Бредаля шла параллельно с сухопутными силами. По пути Ласси приказал устроить несколько редутов для охраны коммуникации его армии с Азовом.

Крымский хан Фатих Гирей заранее узнал о походе Ласси и с 60 тысячами всадников встал южнее Перекопа, ожидая, что Ласси пойдет по пути Миниха. Хан был крайне удивлен, увидев, что русские на сей раз двинулись по Арабатской стрелке, то есть по пути, по которому еще никто никогда не входил в Крым. Фатих Гирей обрадовался, что Аллах лишил гяуров разума. Ведь на узкой косе даже небольшой отряд может остановить всю русскую армию. Немедленно на косу отправились значительные силы татар.

Но Ласси не думал входить в Крым по косе. К Арабату был отправлен лишь отвлекающий отряд в две тысячи человек с четырьмя пушками.

Фельдмаршал приказал исследовать глубину залива, отделяющего эту косу от остального Крыма. Там, где оказалось место, пригодное для его намерения, он велел сколотить плоты из всех порожних бочек армии и бревен-рогаток и таким образом переправился через залив с пехотой и обозом. Драгуны же, казаки и калмыки пустились кто вброд, кто вплавь.

Не только хан считал рискованным делом со стороны фельдмаршала пробираться по косе к Арабату, даже генералы русской армии были того же мнения. Все они, за исключением генерала Шпигеля, заявились к Ласси и сказали, что он слишком рискует войском, и что все они могут погибнуть. Фельдмаршал возразил, что все военные предприятия сопряжены с опасностями, а настоящее, по его мнению, не представляет большего риска, чем другие. Впрочем, он просил их дать ему совет, как лучше поступить. Они отвечали, что надо вернуться. Ласси возразил: «Когда так, если господа генералы желают возвратиться, то я велю им выдать их паспорта». Призвав своего секретаря, Ласси велел ему изготовить паспорта и немедленно вручить их генералам. Он приказал уже направить 200 драгун для конвоирования их на Украину, где они должны были дожидаться его возвращения. Только через три дня генералы смогли настолько смягчить фельдмаршала, что он простил им их дерзкое предложение отступить.

Хан, предполагавший ударить на русских на крайнем конце косы, против Арабата, сильно удивился, когда русская армия переправилась через морской залив и направлялась теперь прямо навстречу ему. Не став дожидаться русских, он удалился к горам, преследуемый по пятам казаками и калмыками. Известие об отступлении неприятеля заставило и фельдмаршала свернуть к горам с целью встретиться с ханом и, если представится удобным, дать ему сражение.

13 июля армия расположилась лагерем в 28 км от одного из лучших крымских городов, Карасубазара. Здесь ее атаковали отборные войска, которыми командовал лично хан. Первый натиск неприятеля был сначала очень сильный, но спустя час татары были отбиты и отогнаны в горы казаками и калмыками, которые преследовали их на протяжении 16 км. Армия осталась в прежнем лагере. Однако казаки и калмыки сделали набег по направлению к Карасубазару для разорения татарских жилищ. Они возвратились в тот же день с 600 пленными, хорошей добычей и большим количеством скота.

14 июля генерал-поручик Дуглас, командовавший авангардом в 6 тысяч человек, двинулся на город Карасубазар. Фельдмаршал следовал за ним с армией, оставив больных в лагере с прикрытием в 5 тысяч человек под командой бригадира Колокольцева.

Непосредственно перед Карасубазаром Дуглас встретился с 15-тысячным турецким отрядом. Ласси послал на помощь авангарду два полка драгун. После часового боя турки бежали.

Русские вошли в пустой Карасубазар. Все татарское население города бежало, осталось лишь несколько греческих и татарских семейств. Город, насчитывавший до 6 тысяч домов, из которых половина была каменными, был по приказу Ласси «разграблен и обращен в пепел».

Фельдмаршал приказал войскам разбить лагерь в двух километрах от Карасубазара. Дальше идти было некуда: впереди начинались горы с узкими тропами, а через 20—30 км — Черное море. В горы были отправлены мелкие отряды казаков и калмыков. Около тысячи селений они обратили в пепел, около тридцати тысяч быков и до ста тысяч баранов сделались добычей победителей.

16 июля Ласси собрал военный совет, на котором решено было идти назад из Крыма. Ласси мотивировал это тем, что план операции, состоявший в наказании татар за набеги их на Россию, был выполнен. Ласси явно лукавил. Предпринять такой поход, чтобы сжечь один захудалый городишко, было, по меньшей мере, глупо. В 50 км от Карасубазара находилась Кафа, а в 130 км — Керчь. Захват этих городов имел бы важное политическое значение. Не говоря о том, что обладание Керчью сделало бы Азовское море русским озером. Видимо, Ласси думал не о турецких городах, а о том, как бы быстрее унести ноги.

16 августа русская армия начала отступление. В этот же день генерал Дуглас на реке Карасу был атакован значительными силами татар. Дело решили калмыки, которые ударили татар с тылу. После боя калмыки исчезли. Фельдмаршал встревожился, полагая, что калмыки, преследуя татар, зашли слишком далеко в горы, что они отрезаны от армии и, может быть, все перебиты. Спустя два дня калмыки возвратились в лагерь, ведя с собой более тысячи пленных, в том числе несколько мурз, которых они захватили во время самовольного набега в горы до самого Бахчисарая.

Тем временем казаки и калмыки разъезжали по окрестностям и жгли татарские села и деревни. Было сожжено около тысячи сел, так к;»к в этой части Крыма население жило очень густо. Казаки и калмыки привели в лагерь до 30 тысяч волов и свыше 100 тысяч баранов. Неприятель, со своей стороны, тревожил армию во время ее похода, захватывал в плен фуражиров, которые отваживались выходить из ограды аванпостов, и сверх того отбил несколько сотен обозных лошадей.

По прибытии армии к реке Шунгар было велено построить мост. Он был готов на другой день, 23 июля, и в этот же день переправилась часть войска. Едва переправившиеся войска успели занять берег, как подошли татары. На сей раз вместе с ними было несколько тысяч турецких солдат, прибывших из Кафы. Атака татар и турок была отражена артиллерийским огнем. На месте боя насчитали более ста неприятельских трупов.

25 июля русские войска достигли Геничи, таким образом покинув Крым тем же путем, что и вошли. Затем около месяца войска отдыхали у реки Молочные Воды, где имелись обильные пастбища для лошадей.

Фатих Гирей и на сей раз попытался перехватить русских у Перекопа, куда он привел 40~тысячную орду. Узнав об уходе Ласси из Крыма, хан перешел Перекоп. Несколько дней Фатих Гирей стоял в степи и размышлял, стоит ли напасть на русских... Хан решил не рисковать и вернуться в Крым. Но это здравое решение не было оценено турецким султаном, который приказал свергнуть Фатих Гирея.

Глава 3 КАМПАНИЯ 1738 ГОДА

ПОХОД МИНИХА К БЕНДЕРАМ

 План кампании 1738 г. мало отличался от кампании 1737 г. Основной удар наносила армия Миниха, но на этот раз не по Очакову а по Бендерам. Армия Ласси наносила отвлекающий удар в Крыму с целью отвлечения орды Гирея и части турецких войск.

В начале мая 1738 г. двинулась 108-тысячная армия Миниха. К 19 июня армия достигла Буга. Первый серьезный бой произошел 1 июля у реки Кодима. Атака турок была отбита, на поле боя нашли около 200 неприятельских трупов. Тем не менее, русская армия оказалась в сложной ситуации. Миних писал в донесении: «Здешние места для воинской операции такой большой армии очень трудны и неспособны, потому что в малых речках, впадающих в Днестр, для всей армии воды не довольно, высокие каменистые берега мешают приблизиться со скотом для водопоя, а по самому Днестру по причине каменистых берегов еще хуже, нет ни кормов в достаточном количестве, ни удобных дорог, но везде глухие и пустые горы и буераки, а какие деревни и были. то татары разоряют и разгоняют обывателей, и потому нельзя знать подлинно, где достать воды и фуражу и миновать трудные дефилеи. Хотя неприятель сильно и часто нас окружал и нападал, однако в армии в продолжение всей кампании не более 700 человек побито и 250 ранено».

8 июля русская армия была вновь атакована турками. Миних вывел армию из лагеря, в котором под командованием генерала Румянцева оставил лишь столько людей, сколько нужно было для охраны обоза. Он образовал только одну линию, правым флангом опиравшуюся на запорожский лагерь, а левым — на глубокую и очень крутую балку, находившуюся впереди лагеря. Эти меры не смутили неприятеля. Турки несколько раз атаковали то правый, толевый фланги, некоторые даже обошли линию и напали на лагерь.

Тем не менее турки были отбиты. К 4 часам они отступили со всех сторон, казалось даже, что турки окончательно уйдут с поля битвы. Но к 5 часам турки снова выстроились впереди леса и кинулись на русских с еще большей яростью. Их снова отбили, и они вынуждены были бежать, оставив на месте сражения более тысячи убитых. Этой победе много содействовал генерал Ульрих-Фридрих-Вольдемар Левендаль, расставив артиллерию на высоте у правого крыла, откуда он громил неприятеля с фланга.

Поражение турок было настолько серьезным, что они не беспокоили русскую армию в ее походе в течение нескольких дней.

Но ясно было, что поход не удался. Русская армия дошла до города Рашков на Днестре. На берегу реки собралась турецкая армия численностью до 60 тысяч человек с 60 пушками и 16 мортирами. Позже Миних жаловался на отсутствие удачного места для переправы через Днестр, что берега «утесисты и круты», на конницу белгородского паши, которая беспокоила русских на левом фланге, и т.п. Для отступления поводы найдутся у любого полководца. И вот 30 июля русская армия начала отступление. Турки немедленно переправились через Днестр с белгородскими татарами. Но устроить генеральное сражение турки не решились, их армия шла параллельно с русской. Лишь отдельные отряды янычар и татар затевали стычки с русскими.

Миних утешал императрицу тем, что в этой неудаче явно видна рука божья, потому что если бы армия перешла Днестр и двинулась к Бендерам, то должна была проходить страны, в которых свирепствовало моровое поветрие, тогда как теперь, через отступление, армия сохранена в целости. «Кто решается на дело, успех в котором невозможен, тот не имеет права надеяться на божескую помощь, — писал Миних 8 сентября, — провианта у армии только до октября месяца; здесь уже началась необыкновенная стужа, трава вянет, и нет надежды продержать лошадей и скот в поле долее 1 октября; люди прошлою зимою покоя не имели и в продолжение всей кампании маршировали беспрестанно, а рекруты к армии приведены, когда уже полки из зимних квартир выступили, и многие померли, другие больны, остальные очень истомлены; в лошадях и скоте немалый урон; мундирные вещи по причине дурного прошлогоднего зимнего пути не все к армии привезены, и с собою ничего, кроме самого нужного, взять было нельзя; таким образом, армия должна немедленно обмундироваться в своих границах. Бомбы мы принуждены были зарыть и потопить, а тяжелые лафеты близ Днестра, где скот воды не имел и немалый упадок был, разбить, чтоб неприятелю не оставить; таким образом, осадная артиллерия в Киеве комплектована быть должна. Драгуны и солдаты бегут, и удержать их от побега можно только надеждою возвращения в отечество и покоя».

К концу сентября вся армия вступила на Украину и расположилась на зимние квартиры. Миних своей квартирой выбрал Киев.

Идя к Днестру, русская армия прошла по польской земле. Коронный великий гетман граф Потоцкий послал на это жалобу графу Миниху. Миних отвечал, что турки первыми вступили на территорию Польши и нарушили ее нейтралитет. Граф Потоцкий, недовольный этим возражением, жаловался петербургскому двору, но оттуда ему отвечали в том же смысле. Но еще сильнее раздались жалобы, когда большая часть армии, возвращаясь с Днестра, снова прошла через Польшу. Сам король, несмотря на тайное соглашение с русской императрицей, был вынужден сделать представление через своего посла. Ему отвечали, что если неприятель прошел через Польшу, то нельзя жаловаться, если армия пошла этой же дорогой, но если только где-либо были беспорядки и армия кому-либо причинила вред, то все будет возвращено до копейки.

ВТОРОЙ ПОХОД ЛАССИ В КРЫМ

 В июне 1738 г. армия Ласси, сосредоточенная в районе реки Берда, двинулась вдоль берега Азовского моря к Перекопу. Татары решили, что Ласси будет штурмовать перекопские позиции. Но по суше к Перекопу фельдмаршал послал лишь отряд казаков и калмыков. Главные же силы русских 26 июня перешли Сиваш вброд, воспользовавшись тем, что ветер выгнал воду из Сиваша в Азовское море. Потонуло только несколько повозок в арьергарде, не успевших за остальными, так как вскоре после перехода армии море снова нахлынуло.

27 июня Ласси подошел с тыла к Перекопской крепости и потребовал у ее коменданта сдачи. Двухбунчужный паша заносчиво ответил, что он назначен комендантом для обороны крепости, а не для ее сдачи. В ответ русские начали бомбардировку крепости из пушек и мортир. Особенно удачно действовал и последние, как сказано в журнале военных действий: «посещали крепость бомбами». От этих «посещений» гарнизон на следующий день капитулировал. Из крепости вышел паша и две тысячи янычар. После этого Ласси двинулся внутрь Крыма.

Генерал-майор Бриньи-младший вступил в крепость с двумя пехотными полками и принял над ней начальство. Он нашел тут до ста орудий, большей частью чугунных, достаточный запас пороха, но очень мало хлеба.

9 июля 20-тысячная конница татар внезапно атаковала шедшие в арьергарде отряды. Татары смяли казаков и обратили в бегство Азовский драгу некий полк. Генерал-поручи к Шпигель прибыл на место с четырьмя драгунскими полками и донскими казаками, чтобы удержать бегущих. Не успели они оправиться, как неприятель снова ударил на них с яростью. Бой был продолжительный и горячий. Фельдмаршал велел нескольким пехотным полкам, пришедшим уже в лагерь, выступить на помощь. Татары вынуждены были удалиться, оставив на боле боя более тысячи трупов. Со стороны русских потеряно от шестисот до семисот человек, включая и казаков. Генерал Шпигель был ранен ударом сабли в лицо.

Согласно данным ему инструкциям граф Ласси должен был овладеть Кафой, самым укрепленным пунктом в Крыму, и морской гаванью, в которой турки держали часть своих кораблей. Однако татары, по традиции, придерживались тактики выжженной земли, и у русских возникли серьезные проблемы с продовольствием. Кроме того, шедший из Азова флоте провизией под командованием вице-адмирала Бредаля был встречен на пути такой сильной бурей, что одна половина судов разбилась, а другая — рассеялась.

В итоге Ласси решил вернуться. По пути Ласси приказал взорвать укрепления Перекопской крепости. В районе Перекопа Ласси оставался до конца августа, а затем ушел на зимнюю квартиру на Украину.

Глава 4 КАМПАНИЯ 1739 ГОДА

 1 марта 1739 г. Волынский, князь А.М. Черкасский и графы А. И. Остерман и Бухард Кристоф Миних подали императрице мнение о военных операциях будущей кампании: «При составлении плана будущей кампании надобно обратить особенное внимание на требование австрийского двора и на весь ход наших сношений с ним. Дела этого двора находятся теперь в таком слабом состоянии, что он туркам не может оказать надлежащего сопротивления, чем и заключение мира все более и более затрудняется... Поэтому мы думаем, что с главною армиею надобно идти прямо через Польшу к Хотину и действовать, смотря по неприятельским движениям: ибо одному корпусу идти через Польшу опасно, а сильной армии поляки побоятся и удержатся от конфедерации; с другою армиею, для диверсий, действовать против Крыма и Кубани». Императрица согласилась с этим, и Миних, очень довольный, отправился на Украину.

Зимой 1738/39 г. на Украину приходили татары, но были отбиты с большим уроном. Миргородский полковник Капнист, участвовавший в боях с татарами, уверен, что их было перебито и утонуло не менее четырех тысяч, в том числе 30 мурз.

Перед походом 1739 г. у Миниха возникли определенные сложности с запорожским войском. Орлик, живший в монастыре у Ясс, вновь стал засылать к казакам на Украину письма с призывами перейти в турецкое подданство: «Порта, милосердуя над Войском Запорожским, несмотря на то что оно перед нею погрешило, велела меня обнадежить, что она примет Запорожское Войско под свою крепкую охрану, позволит ему всякие промыслы и подтвердит его вольности».

Миних решил действовать с запорожцами как с калмыками или ногайцами — взять заложи и ков и подкупить хана. Он велел находиться при главной квартире пятистам «лучшим запорожцам». В Запорожскую Сечь было отправлено 6150 рублей. Причем велено было четыре тысячи рублей отдать публично всем казакам, а 2150 рублей — кошевому и старшине тайно разделить. Так и было сделано, но вот кошевой Тукала рапортует фельдмаршалу, что казаки, проведав о получении им и старшиной особой суммы, «напали на них нечаянно и жестоко избили с немалым ругательством и бесчестьем и пограбили не только вновь полученные деньги, но и те, которые у них прежде были». Потом пришел другой рапорт, что Тукала лишен должности и, проболев несколько дней, умер, и на его место выбран Иван Фоминич. «Хотя таковые их, запорожских казаков, поступки, — писал Миних, — весьма непристойные и воле ее величества противны, однако при нынешних обстоятельствах ничем огорчать их нельзя, тем более что новый атаман человек добрый и к службе ревностный». Таким образом, запорожцы остались верны и России, и своим обычаям.

В апреле 1739 г. армия Миниха собралась в районе Киева. В ее составе насчитывалось 49 батальонов, включая три батальона пешей гвардии. Кавалерию составляли: 3 эскадрона конной гвардии, 100 драгунских эскадронов, 6 гусарских, 6 валахских и 4 грузинских. Кроме того, было набрано 13 тысяч казаков всех категорий. Артиллерию составляли 62 осадные пушки, 11 мортир, 16 гаубиц и 176 полевых орудий. Прислуги к ней приставлено 3 тысячи человек. Всего в армии состояло 60—65 тысяч человек.

Несмотря на постоянные жалобы поляков, Миних с санкции императрицы решился в этот раз провести свою армию через Польшу, что значительно сокращало путь к Днестру, представляя вместе с тем для войск такие удобства, которых они были лишены в предыдущие походы. Поэтому в этом году армия и страдала меньше, и больных было немного, по сравнению со всеми прежними годами.

28 мая армия вступила в Польшу вблизи Василькова, большой пограничной крепости. Польский великий гетман приказал шляхте сесть на коня, и это дворянское ополчение расположилось во многих местах для предотвращения беспорядков от казаков. Но, несмотря на все старания поляков, которые постоянно шли бок о бок с русскими при их переходах, они многого не могли предотвратить.

Для большего удобства русская армия шла несколькими колоннами и 30 июня пришла к Бугу, через который переправилась в трех местах: первая дивизия — у Константинова, вторая — у Летичева, а третья — у Мендзибожа. Пришло известие, что турецкий корпус в 60 тысяч человек перешел через Днестр и вступил в Польшу с намерением не допустить русских переправиться через Буг. Но так как русские опередили турок, они вернулись, опустошив несколько деревень.

С целью обмануть турок и заставить их совершать бесполезные переходы или же удерживать большую часть армии вблизи Бендер, велено было большому отряду казаков идти по направлению к Сороке и распускать по пути слух, будто за ними через несколько дней последует часть армии. Этот ложный слух заставил сераскира Вели-пашу две недели простоять с главными силами у Бендер.

Казацкий отряд благополучно переправился вплавь через Днестр. не будучи замечен неприятельскими отрядами, углубился в край на 60 км, сжег несколько деревень и оба города — Сороку и Могилев. При возвращении в лагерь казаки привели пленных и более 400 лошадей, взятых по большей части на польской земле.

До 17 июля армия продолжала поход к Днестру, обошла Недоборческие горы и повернула затем вдоль по реке Збручь, к Хотину, как бы с намерением переправиться через Днестр в окрестностях этого города.

Большой неприятельский отряд двинулся к Збручу с целью помешать переправе, и без того затруднительной из-за крутых берегов реки. Но у фельдмаршала Миниха и не было намерения тут переправляться. Он хотел пройти к Днестру и прибыть туда незамеченным неприятелем. 18 июля он выступил с корпусом отборного войска в 20 тысяч человек, взяв с собой только полевую артиллерию. Обоза тоже не брали: каждый солдат нес с собой запас хлеба на шесть дней. Осадная артиллерия и обоз были оставлены в лагере под охраной генерала Румянцева.

За два дня корпус Миниха совершил переход в 80 км и к вечеру 10 июля подошел к Днестру вблизи польской деревни Синковцы. Первым делом солдаты начали строить мосты, и успели кончить их 20 июля в семь часов утра. По всей окрестности не было ни одного неприятельского солдата. еще до вечера переправились на ту сторону Днестра вся пехота и полевая артиллерия. Казаки же и драгуны переправились накануне, отыскав брод.

Поджидая русских у Збруча, турки только 22 июля узнали о том, что русские уже перешли Днестр. Турки отступили к Хотину и перешли через Днестр ниже города. От Синковц до Хотина не более чем 24—28 км, но это расстояние покрыто непроходимыми горами, идущими от Днестра до Прута. Поэтому турки смогли преодолеть это расстояние и встретиться с русскими войсками только через три-четыре дня.

К 28 июля русская армия подошла к Днестру. Саперы навели понтонные мосты, и началась переправа. Она закончилась 4 августа из-за отставания обоза и осадной артиллерии, а также из-за мелких стычек с татарами и конными янычарами.

Форсировав Днестр, Миних двинулся к Черновцам. У Перекопских узин (южной части Хотинских гор) Миних оставил свой обоз под прикрытием 20-тысячного отряда. Основная же часть армии форсировала узкие горные проходы и вышла на равнину. Здесь армия перестроилась в три равносторонние каре и окружила себя рогатками. Турки не препятствовали переходу русских через Хотинские горы, надеясь окружить и уничтожить их в выгодных для себя условиях.

Вслед за пехотой и конницей через узины прошел и обоз. 16 августа 58-тысячная русская армия, имея 150 орудий, подошла к Ставучанам, где располагалась 80-тысячная турецкая армия под командованием Вели-паши.

Командующий турецкими войсками приказал занять позицию между Недобаевцами и Ставучанами, а конницу направить в обход русских войск. Рассредоточивая свои войска, Вели-паша ослаблял свои силы.

Миних решил пробиваться в Хотин. 17 августа он направил на правый фланг 8-тысячный авангард генерала-поручика Карла Бирона с 34 орудиями, стремясь демонстративными действиями отвлечь внимание Вели-паши. Карл Бирон выполнил задачу. Переправившись через реку Шуланеи, он направился к главным силам турок, а потом повернул назад и стал снова переправляться через реку. Отход отряда Бирона турецкое командование расценило как отступление всей русской армии, и Вели-паша даже послал в Хотин известие о поражении русских. В то время как отряд Бирона производил демонстративные действия, главные силы русской армии начали переправляться через реку Шуланец по 27 мостам. Переправу прикрывали две бригады полевой артиллерии, расположенные на одной из высот. Вслед за главными силами на левый берег реки переправился и отряд Бирона. На это потребовалось более четырех часов. За это время турки стянули свои силы к лагерю и вырыли окопы, чтобы преградить путь русской армии.

К 5 часам русские войска построились в боевой порядок и двинулись в обход Ставучанского лагеря противника. Миних не ставил перед собой задачу уничтожить турецкую армию, но Вели-паша думал иначе. Так как русские войска продвигались вперед, то он приказал коннице Генч-Али-паши атаковать русские войска. Русская пехота остановилась и закинула рогатки. Огнем пехоты и артиллерии атака противника была отражена.

Поражение конницы подорвало дух турецких войск, и они в беспорядке отступили. Русские войска без боя заняли укрепленные высоты, захватили обоз и всю артиллерию. Турки в этом бою потеряли только убитыми тысячу человек. Потери русских составили 13 убитых и 53 раненых. На следующий день русские войска вышли к Хотину, гарнизон которого бежал к Бендерам. 19 августа Хотин был взят. Комендантом крепости был назначен генерал Левендаль.

28 августа русская армия подошла к Яссам, где ее восторженно встречало молдавское население. Молдова перешла в подданство России и обязалась содержать 20-тысячную русскую армию. Миних приостановил движение русских войск, хотя турки в это время бежали за Дунай.

В 1738 г. турки мало беспокоили очаковский гарнизон. Зато туда пришел куда более страшный враг — чума. Современник писал, что люди в Очакове и Кинбурне мерли как мухи. Несмотря на прибытие нескольких тысяч новобранцев с Украины, гарнизоны Очакова и Кинбурна таяли. Наконец, в сентябре 1739 г. генерал Штофельн получил приказ оставить оба города. Штофельн немедленно покинул Очаков и в том же месяце привел остатки войск на Украину.

Глава 5 ДЕЙСТВИЯ ФЛОТИЛИИ БРЕДАЛЯ

 Весной 1723 г. Петр I приказал вице-адмиралу М. X. Змаевичу построить в Таврове к навигации 1724 г 60 судов. На этот раз решили не строить больших кораблей, а ограничиться мелкосидящими гребными судами. В 1723 г. было заложено 9 больших 44-пушечных прамов, 6 малых 8-пушечных прамов, 15 галер, 30 каек, 6 шлюпок и 23 бота.

Прамы представляли собой плоскодонные гребные суда с сильной артиллерией. Они имели очень малую скорость и предназначались для действий на мелководье.

Большие прамы были двухпалубными (двухдечными). При Петре I они вооружались 12-, 18- и 24-фунтовыми пушками. Согласно положению 1737 года большие прамы должны были иметь 36-фунтовые пушки на нижнем деке и 18-фунтовые — на верхнем.

 Большой прам. Реконструкция А.Е. Лютова и А.Б. Широкорада

 Каики и дубель-шлюпки — легкие гребные суда, различавшиеся между собой конструкцией корпусов. На носу и корме каек и дубель-шлюпок было установлено по одной пушке среднего калибра (18-, 12- или 8-фунтовых), а по бортам 6—10 Фальконетов.

Летом 1724 г. отношения с Турцией улучшились, и строительство кораблей в Таврове было приостановлено. Все корабли были в высокой степени готовности и хорошо законсервированы — «на оные суда зделаны сараи и покрыты гонтами». На 1727 год за судами присматривал капитан-лейтенант Россолиус, 22 морских служителя и 25 солдат. На берегу были складированы пушки; 8 — 24-фунтовых, 78 — 18-фунтовых, 14 — 12-фунтовых, 4 6-фунтовых, 43 — 3-фунтовых, а также 31 малокалиберная пушка или фальконет.

Рядом в крепости Павловской от Азовского флота осталось 24 24-фунтовых, 203 18-фунтовых, 156 12-фунтовых, 13 10-фунтовых, 435 8-фунтовых пушек, а также 624 пушки мелкого калибра, и еще 36 18-фунтовых гаубиц.

Работы по воссозданию Донской флотилии начались осенью 1733 г. Командовать флотилией было приказано контр-адмиралу П. П. Бредалю. К июню 1735 г. в составе флотилии имелось 20 галер, 9 больших и 6 малых прамов, 29 каек и других гребных судов.

8 кампании 1735 г. Донская флотилия участия не принимала, да в этом и не было нужды,

9 мая 1736 г. к Азову подошла эскадра Бредаля. В течение восьми дней прамы и галеры выпустили по крепости 8714 снарядов. Потери флотилии составили 22 убитых и 77 раненых.

Под Азовом сложилась забавная ситуация. Турецкий флот паши Джианум-Кодиа из-за мелководья не мог войти в устье Дона, а русские прамы по той же причине не могли выйти в Азовское море.

В связи с этим зимой 1736/37 г. на Дону было спешно построено около 500 неглубоко сидящих в воде казацких лодок и ботов. В каждой лодке могло поместиться до 40 солдат. Вооружение лодки состояло из двух 3-фунтовых пушек.

Весной 1737 г. флотилия Бредаля, состоявшая из казачьих лодок и ботов, перевезла 14 полков от Азова к реке Кальмиус (где сейчас расположен г. Мариуполь) и, следуя близ берега, поддерживала постоянные сообщения с шедшим к Крыму корпусом фельдмаршала Ласси. Во время пути флотилия доставляла в армию провиант и все необходимое, отвозила больных в Азов и способствовала переправе через реки и Генический пролив, наводя из своих лодок мосты. Ласси перешел в Крым по Арабатской косе и разорил всю местность до Карасубазара и реки Сальгира.

В продолжение этого похода лодкам Бредаля, кроме значительной помощи, оказанной армии, пришлось отражать атаки сильного турецкого флота, состоящего из двух кораблей, 13 галер и 47 полугалер.

Первая встреча произошла 29 июня. Бредаль встал со своими судами на якорь под берегом и ожидал нападения. Поднявшаяся буря разбила до 170 русских лодок, с остальных были сняты орудия и установлены на берегу. На другой день турки приблизились на пушечный выстрел и были встречены огнем. После четырехчасового боя турки отступили, не нанеся флотилии никаких потерь. Накануне ими, однако, были взяты после сильного сопротивление четыре отставшие лодки.

Следующие столкновения произошли 29 и 30 июля, при возвращении Бредаля от Геничи и Федотовской косы. Бредаль прибег ктому же маневру, то есть опять свез пушки на берег и усилил ими батареи. 30 июля турки были отброшены и ушли из Азовского моря. Наши же лодки вернулись в Азов. Во время сражения у нас пробито 13 лодок, убито двое и ранено шесть человек.

Здесь следует упомянуть о незаслуженно забытом подвиге капитана 2 ранга Петра Дефремери. 10 июля его бот, находившийся в 25 км от Федотовской косы, встретился с турецким кораблем, сопровождаемым тридцатью гребными судами. Дефремери сумел дотянуть до берега, высадил команду, приказав ей спасаться. Сам же капитан вместе с боцманом остался на боте. При приближении неприятельских галер Дефремери разрядил по ним все свои четыре пушки, поджог бочку с порохом и вместе с ботом взлетел на воздух.

Кампания 1738 г. оказалась для флотилии Бредаля еще менее удачной. 18 апреля флотилия вышла из Азова и 25 апреля вошла в реку Кальмиус. 9 мая флотилия подошла к Бердянской косе (району современного Бердянска).

7 июня у Федотовской косы Бредаль, плывший к Геничи, встретился с турецкой эскадрой. 9 июня флотилия была атакована 16-ю турецкими галерами. Турки дали залп из 53-х орудий, но их ядра не нанесли никакого ущерба русским. После чего турецкие галеры отошли на несколько верст.

Чтобы избежать сражения с превосходящими силами турок, Бредаль нашел узкое место на косе, шириной в 60 сажень (128 м) и велел прокопать ров через косу. 10—11 июня через этот ров было перетащено 144 лодки. Туркам стало известно о маневре Бредаля, и они морем обошли косу и подошли к флотилии с другой стороны. 11 июня завязалась перестрелка с турками. Велась она на предельной дальности, так как русские отвечали туркам только из самых больших имевшихся у них 8-фунтовых и 6-фунтовых пушек. Хотя с обеих сторон обошлось без потерь, турки ретировались. При этом одна из турецких галер села на мель, но русские не пытались ее захватить.

В ночь с 11 на 12 июня Бредаль получил приказ от генерал-фельдмаршала Ласси отправить к Геничи несколько лодок с казаками, а самому Бредалю с остальными лодками следовать обратно в Азов. Ласси без лишнего кокетства дал пояснение, что-де если неприятель побьет флотилию Ласси, «то может из того бесславие быть, а ежели на одних только казаков нападение будет, то, яко они нерегулярные, такого бесславия быть не может».

Сутра 12 июня началось перетаскивание лодок обратно. В тот день удалось перетащить 25 лодок. На следующий день был шторм, ров занесло песком, и перевод лодок стал невозможен. А 14 июня к нашим лодкам подошла турецкая эскадра и преградила путь в Азов. Поэтому Бредаль приказал 25 перетащенных лодок разрубить и уничтожить, а с оставшимися на другой стороне лодками идти в Геничи.

Лодки пошли к Геничи, но, не дойдя около 30 верст, были встречены турецкой эскадрой капудана-паши.

Бредаль приказал разгрузить лодки, а их корабельные орудия установить на берегу. Три дня (16—18 июня) турки подходили к берегу и открывали пальбу по русским лодкам и личному составу, находящемуся на берегу. Им отвечали береговые батареи. Самое забавное, что у русских за три дня не было ни убитых, ни раненых, а ряд турецких кораблей, по донесению Бредаля, был поврежден.

К утру 19 июня русские в степи укрепили кругом свой лагерь, а лодки вытащили на мель так, чтобы они оказались вне зоны радиуса действия огня турецких кораблей. В тот же день Бредаль отправился в Азов, заявив: «Понеже в здоровье моем слаб нахожусь». Команду принял бригадир Лукин. Через месяц русские сожгли лодки, якоря зарыли в землю, а. пушки сухим путем были доставлены в Азов.

На этом боевые действия на Азовском море закончились. Стоит лишь добавить, что у крепости Св. Анны (близ Азова) была основана верфь. Там в 1738 г. было заложено 20 галер, спущенных на воду в 1739 г. Однако в январе 1740 г. по указу Анны Иоанновны строительство судов для Донской флотилии свернули, а лес и прочее имущество убрали на хранение.

Глава 6 БРЯНСКАЯ ФЛОТИЛИЯ

 В 1724 г. по указу Петра I в Брянске началось строительство двух больших и трех малых прамов, трех остродонных и четырех плоскодонных галер. В 1726 г. строительство их было закончено, и о Брянской флотилии все забыли.

Судостроение возобновилось в Брянске лишь с начала 1737 г. По указу Сената от 4 января 1737 г., кроме 500 дубель-шлюпок следовало построить 70 плашкоутов для переправ, 3 малых прама и 4 плоскодонные галеры, «взяв железные припасы из Тульских заводов». К строительству этих судов и их сплаву прикомандировали от генерала-фельдмаршала графа Миниха из полков 2200 солдат, 1222 человека из адмиралтейских служащих, а также 1232 мастеровых. Но уже 21 января число дубель-шлюпок было сокращено до 400. В то же время решили дополнительно сделать 40 лодок и 60 барок. Сами же дубель-шлюпки планировали строить в четыре этапа по 100 единиц.

Общее руководство строительством возложили на контр-адмирала В. А. Дмитриева-Мамонова, а А. Кашкину поручили перегонять построенные суда в действующую Днепровскую флотилию. К началу июля 1737 г. в строй вошли три малых прама и четыре плоскодонные галеры, 200 дубель-шлюпок, 20 плашкоутов, 18 больших и 40 малых барок, а также 20 конных кончебасов (тип гребного судна).

Первый эшелон был отправлен в апреле, последний выступил 1 июня, но на пути судам приходилось преодолевать невероятные трудности. Спущенные в Брянске суда вооружались на Десне, переходили в Днепр и следовали безостановочно до Кайдакского порога. Здесь их значительное расстояние волокли по берегу и только после третьего порога спускали на воду. У Неясыти некого порога все суда приходилось вновь разгружать и по особому помосту волочить 65 метров, после чего их уже окончательно спускали на воду, нагружали и вели до устья. От такого плавания подводные части судов приходили в полную негодность. Личный состав был очень мал: на всю флотилию 6 морских офицеров и 60 матросов. Остальной состав был добавлен из инвалидов и гарнизонный полков. До Очакова добралось 76 судов, остальные были брошены за негодностью или пошли на переделку более сохранившихся. Однако флотилия помогла гарнизону Очакова при отражении нападения турок в сентябре и октябре 1737 г. не дать порвать связь осажденных с армией. Для морской же службы брянские дубель-шлюпки оказались негодными.

К кампании 1738 г. решено было усилить Брянскую флотилию. Граф Миних высказал совершенно правильный взгляд на стратегическое положение дел: «И понеже по моему рассуждению благополучное произведение будущей кампании и все авантажи зависят от того, кто на море сильнее быть может, того ради всеподданнейше прошу указать о строении довольного числа годного флота»,

Однако зимой северные ветры и сильные шторма истребили почти все дубель-шлюпки в лимане. Вместо них решено было построить в Брянске небольшие четырехпушечные бригантины. Весной по высокой воде их провели через пороги пустыми, а все снасти везли сухим путем до лимана. Здесь бригантины вооружили и вывели в море. Но оказалось, что мореходные качества этих судов не лучше прежних.

Одновременно с бригантинами из реки Самары до Неясыти отправили на барках в разобранном виде прамы. Но даже при таких условиях провод тяжелых судов оказался невозможным, и прамы собраны небыли.

Вторичная неудача доказала необходимость строить суда ниже порогов. Для этой цели Сенявин, назначенный начальником Брянской флотилии, выбрал в 64 км ниже порогов остров Верхний Хортицкий, гт Минихом была заложена Ново-Запорожская верфь. На Ново-Запорожской верфи решено было построить пятьсот 24-весельных казачьих лодок по чертежу, доставленному Минихом. Кроме постройки казачьих лодок на Ново-Запорожскую верфь возлагалась достройка судов, доставляемых с Брянской верфи «разборными членами». Так, в 1738 г. для достройки было доставлено два прама, 20 — 16-баночных и 10 —20-баночных галер и 107 разных шлюпок.

20-весельный кончебас Днепровской флотилии

 Весной 1739 г. при вскрытии Днепра затонуло несколько десятков малых судов «за худобой». Тем не менее, на 14 апреля 1739 г. возле острова Хортица находилось три галеры, три прама, 12 бригантин, 17 ластовых судов, 134 дубель-шлюпки, 16 плашкоутов, 13 венецианских ботов, 21 кончебас, 92 малых гребных судна — различных шлюпок, казачьих лодок и др.

В связи с заключением между Турцией и Австрией (союзницей России) сепаратного мира, а также эпидемией чумы русская армия была вынуждена покинуть низовье Днепра осенью 1739 г. Из-за недостатка транспорта и невозможности пройти вверх по реке через пороги пришлось оставить суда, пушки, ядра и другие грузы, а у восточного берега Хортицы затопить один из самых больших кораблей, прибывший с ядрами и бомбами.

С 1845 г. любителями и археологами со дна реки у Хоритицы поднято несколько чугунных пушек и фальконетов, принадлежавших Брянской флотилии. Часть из них помещена внутри и рядом с музеем на острове Хортица. И сейчас экскурсоводы рассказывают, что это вооружение запорожских казаков XVI—XVII вв. Ну, полбеды, фальконеты на вертлюгах, но когда говорят, что 12-фунтовые пушки стояли на запорожских чайках...

Глава 7 БЕЛГРАДСКИЙ МИР

 12 сентября 1739 г. Австрия в нарушение союзнических обязательств подписала с Турцией сепаратный мир.

На севере Швеция активно готовилась к войне. В 1738 г. шведское правительство направило морем в Турцию пушки, ружья и другое вооружение. Начались секретные переговоры между Стокгольмом и Стамбулом.

В дополнение к шведским войскам, постоянно находившимся в Финляндии, туда были посланы еще 10 тысяч солдат. В южной Финляндии были устроены склады («магазины») оружия, боеприпасов, продовольствия. По мнению Кристофа Манштейна, это обстоятельство было отчасти поводом, что в 1739 г. армия фельдмаршала Ласси не приступила ни к каким военным действия и стояла смирно на границе Украины,

Из Стокгольма в Стамбул был послан майор Цинклер, чтобы доставить королю договор, ратифицированный султаном. Однако граф А.П. Бестужев (1683—1768), русский посол в Стамбуле, сообщил Миниху об этой секретной миссии. Миних отрядил группу захвата в составе капитана Кутлера, поручиков Лесавецкого и Веселовского и шести унтер-офицеров. Цинклер был перехвачен на территории Австрии в районе Бреславля и убит.

В такой ситуации русское правительство было вынуждено пойти на переговоры с Турцией в Белграде. Посредником на переговорах был французский посол в Стамбуле маркиз де Вильнев. Естественно, что маркиз руководствовался интересами его величества Людовика XV, а не России.

29 сентября 1739 г. в Белграде был заключен мир с Турцией. Согласно его условиям Азов остался за Россией, но укрепления его нужно было срыть. Окрестности его должны были остаться пустыми и служить разделением между обеими империями, но Россия получила право построить крепость на Кубани. Таганрог не мог быть восстановлен, и Россия не могла иметь кораблей на Черном море, могла торговать на нем только посредством турецких судов. Большая и Малая Кабарды остались свободны и должны были отделять обе империи друг от друга.

Таким образом, Россия практически ничего не получила от войны, потратив огромные средства и потеряв свыше 100 тысяч человек.

Анна Иоанновна и ее окружение постарались сделать хорошую мину при плохой игре. Белградский мир был объявлен большим успехом России. По его поводу в Петербурге шли бесконечные иллюминированные балы и маскарады. В ночном небе Петергофа зажегся транспарант с огненными буквами «Возвращенное спокойствие». Понятно, что большинство присутствующих с усмешкой смотрело на чудо пиротехников. Наступило не спокойствие — период турецкой войны сменился предвоенным периодом.

Русские и советские историки подвергли суровой критике действия Миниха и Ласси. Их справедливо критиковали за создание огромных малоподвижных каре. От нападений конницы каре защищалось в основном ружейным огнем и рогатками. Штыковому бою не придавалось должного внимания. Армию сопровождали огромные обозы.

Миних зачастую воевал по западноевропейским шаблонам. Действительно, в Европе в XVIII веке войны часто выигрывались общими маневрами без решительных сражений. Вспомним ту же «картофельную войну» между Австрией и Пруссией. Для войн с турками и татарами такая тактика была неприемлема. Здесь нужны были быстрые и энергичные действия, навязывание противнику решительного сражения с целью физического уничтожения его живой силы.

Хватало у Миниха и других грехов. Но ряд историков, в том числе Л.Г. Бескровный, упрекают Миниха за то, что тот «упорно отказывался от ведения войны на балканском направлении и понял целесообразность этого только в 1739 году».{36}

Такие утверждения говорят в первую очередь о безграмотности самих критиков. Пока Россия твердой ногой не стала у Черного моря, русским войскам нечего было делать на Балканах, за исключением разве что отвлекающих ударов. Миних абсолютно правильно указал на Очаков как на ключ к обладанию Черным морем. Днепро-Бугский лиман был единственным местом, где можно было построить флот.

Мы уже видели судостроительные работы на Азовском море и Дону — это было пустой тратой средств. Не вина Миниха, что русские войска ушли из Очакова. И чума не причина, а повод оставить Очаков. Нельзя удержать крепость, если от нее до зимних квартир армии в районе Киева почти 500 верст по прямой и вдвое больше по Днепру. Чтобы отстоять Очаков, нужно было вышибить из Крыма татар, или в худшем случае их усмирить. А затем в Диком поле построить Новую Россию. Но на это уже у Анны Иоанновны не было ни сил, ни даже желания.

Раздел VI ВОЙНА 1768-1774 ГОДОВ

Глава 1 ПРЕДВОЕННЫЙ ПЕРИОД

НАБЕГИ ТАТАР

В 1740—1768 гг. татары продолжали разбойничьи набеги на южные районы Российской империи. Как-то даже упоминать об этом глуповато, как если бы написать, что в 1740—1768 гг. волки продолжали ловить зайцев и задирать скот у крестьян. У волков в этом была физическая потребность, а у татар — способ производства. Масштабы набегов были обратно пропорциональны отпору русских войск. Так, во время войны России с Пруссией, воспользовавшись малочисленностью русских войск на юге страны, хан Крым Гирей (по прозвищу «Дели-хан» — «Шальной хан») совершил несколько больших набегов и увел в Крым многотысячный полон.

Турецкое правительство, с одной стороны, отмежевывалось от крымских разбоев и даже заявило, что не будет вмешиваться, если русские побьют татар. Но, с другой стороны, как доходило до дела, Турция начинала угрожать России. России не дозволялось даже строить крепости на своей собственной территории.

В 1750—1752 гг. из Австрии с разрешения императрицы Марии Терезии в Россию выезжает несколько тысяч сербов. 29 января 1752 г. Российский сенат постановил поселить их южнее Днепровских порогов, эти поселения называть Новой Сербией. Там же построить крепость Святой Екатерины. Крепость была построена в верховьях реки Ингул, которая впадает в Днепро-Бугский лиман. Турки потребовали срытия крепости, утверждая, что ее постройка нарушает существующие договоры. Туркам резонно отвечали, что постройка крепости не на границе, а внутри Российской империи не может нарушать ни один договор. Споры тянулись до 1755 г., когда в России начали подумывать в войне с Пруссией. Посему султану обещали приостановить все работы по расширению крепости Святой Екатерины. Турки тем и удовлетворились.

В 1763 г. русские начали строить крепость Святого Дмитрия Ростовского (впоследствии город Ростов-на-Дону). Крымский хан Селим Гирей III пожаловался турецкому султану, который потребовал объяснений у русского посла Обрезкова. С большим трудом русским дипломатам удалось спустить это дело на тормозах.

Русские и турецкие интересы постоянно сталкивались на вечно бурлящем Северном Кавказе. Но и туг все конфликты худо-бедно разрешались дипломатическим путем. Куда более серьезной проблемой стали польские дела.

ПРОБЛЕМА ПОЛЬШИ

Все русско-турецкие конфликты XVI—XVIII веков так или иначе касались Польши, и об этом уже писалось в предыдущих главах. Теперь же стоит сказать о Польше подробнее, поскольку все советские историки с 1945 г. постоянно смазывали проблемы русско-польских отношений, втискивали к месту и не к месту классовую борьбу и т.п.

Начнем с того, что наши историки весьма невнятно объясняют, как огромная русская территория, управляемая князьями Рюриковичами, оказалась под властью польских королей. Нам говорят, что польско-литовские феодалы захватили русские земли, воспользовавшись ослаблением из-за татарских набегов русских княжеств.

Увы, это сильное упрощение истории. На самом деле русские земли были захвачены в конце XIII — начале XV вв. исключительно литовскими феодалами. А это уже совершенно другая ситуация. Начнем с того, что в описываемый период литовские феодалы были или язычниками, или православными. Литовские князья женились в основном на дочках русских князей Рюриковичей (тот же Гедемин). В их жилах текло больше русской крови, нежели литовской. Литовские феодалы не пытались порабощать русских крестьян. Их тогда мало интересовали пахотные земли, которым литовцы предпочитали охотничьи угодья... Таким образом, с переходом какой либо области под юрисдикцию литовских князей, в ней ничего не менялось. Землевладельцы оставались при своих землях, никто не касался православной веры, языка, традиция и обычаев населения. Народ же платил дань литовскому князю, а тот защищал его от татар и соседних князей Рюриковичей. Поэтому ничего удивительного, что большинство захватов протекало мирно, и лишь в отдельных случаях литовцы применяли силу

Кстати, имели место случаи приглашения литовских князей в Псков и Москву. Так, с 1266 г. и до самой своей смерти в 1299 г. в Пскове княжил литовский князь Довмонт (православное имя Тимофей). Позже псковитяне причислил и Довмонта к лику святых. В 1382 г., когда перед нашествием Тохтамыша из Москвы драпанул Дмитрий Донской, москвичи пригласили оборонять город литовского князя Остея.

В XV—XVI вв. произошло слияние Литвы и Польши в единое государство— Речь Посполитую. Точнее, произошла полонизация Литвы.

В XVI в. полякам удалось практически полностью полонизировать русско-литовское дворянство на территории Малой и Белой Руси. Тоже семейство Вишневецких из ревнителей православия превратилось в его гонителей. Фактически русско-литовское дворянство слилось с польским. Свою веру, язык и обычаи сохранили лишь низшие сословия. В 1596 г. часть православного населения под нажимом католической церкви и королевской власти приняла католичество, что было закреплено так называемой Брестской унией. Однако унию приняло меньшинство населения Малой и Белой Руси.

Все некатолики были абсолютно бесправны в Речи Посполитой. Это касалось не только православных, но и немцев-протестантов на западе Польши. Крестьяне Малой и Белой Руси, равно как и самой Польши, нещадно эксплуатировались дворянством. Малейшее сопротивление каралось садистскими наказаниями и ужасными казнями.

В Польше была самая большая в Европе дворянская прослойка. Чуть ли не каждый пятый поляк считал себя дворянином. Десятки тысяч дворян могли предъявить грамоты, удостоверяющие, что они потомки римских императоров и библейских пророков. На изготовлении липовых геральдических документов сделала гешефт не одна солидная еврейская контора.

Польский дворянин — пан, считан для себя унизительным работать. Его дело было — есть, пить, танцевать, заниматься любовью, а главное, орать и махать саблей. Большинство панов-помещиков не желало вести хозяйство в собственных имениях, которые отдавались на откуп евреям. Как гласила польская пословица» у каждого пана есть свой «янкель».

Подавляющее же большинство панов вообще не имели ни земли, ни крепостных, а были клиентами крупных магнатов, которые их кормили и поили.

Королевская власть в Польше с 1572 г. была не наследственной, а выборной. Формально участвовать в выборах могли все дворяне, но фактически дело решали несколько богатейших магнатов, частные армии которых были больше и сильнее, чем королевская. Естественно, что иностранные державы не были безучастны к «польским выборам». Пруссия, Саксония, Швеция, Австрия, Турция и Россия голосовали деньгами, а при необходимости — штыками и саблями.

Королевская власть в Польше была настолько слаба, что магнаты могли годами вести большие «частные войны». Польский же король при этом оставался нейтральным наблюдателем, а в отдельных случаях даже официально протестовал.

В советских учебниках написано, что в 1604—1618 гг. произошла польско-литовская интервенция в Россию. Это опять полуправда. Первые лет пять этой «интервенции» была частная война нескольких польских магнатов во главе с Юрием Мнишеком против русского государства с использованием самозванца — беглого монаха Григория (в миру Юрия Отрепьева). Пять лет король хранил нейтралитет. При этом считалось, что Польша строго соблюдает все ранее заключенные договора с Россией.

Без поддержки польских магнатов был бы невозможен поход Карла XII на Украину.

Ради войны и грабежа на все были готовы не только гонористые паны, но и кичливые польские аристократки. Последние кидались в постель к каждому, кто шел с войной на восток, не разбирая, кто он — беглый монах, шкловский еврей или сын адвоката из Аяччо.

В такой ситуации участие России в выборах польского короля было жизненно важной необходимостью.

5 октября 1763 г. умер польский король Август III. Австрия предложила выбрать королем принца из саксонского дома. Екатерина II вместе с прусским королем Фридрихом II предложила кандидатуру Станислава Понятовского. Русский кандидат был получившим хорошее образование аристократом, неплохим дипломатом и, наконец, его предки были Пясты — потомки древнейшей польской королевской династии.

Россия не жалела огромных денег на подкуп магнатов. Кроме того, в Польшу без лишнего шума вошли русские войска. Когда австрийский посланник Лобкович начал было говорить о русских войсках, вступивших в Польшу, и требовать объяснений о поводах к таким действиям России, Екатерина II на докладе об этом написала: «При сочинении ответа князю Лобковичу не худо дать им приметить, что здесь весьма странным кажется, что при всяком случае нас в допрос ведут».

7 сентября 1764 г. Станислав Август Понятовский был официально выбран королем. Вскоре Екатерина II и Фридрих II потребовали от Польши уравнять в правах католиков и диссидентов (так называли православных и протестантов). Екатерина заявила, что пока права диссидентов не будут гарантированы, русские войска останутся в Польше.

Станислав Понятовский был вынужден лавировать между русскими штыками и озлобленными магнатами, заявлявшими, что он и скорее решатся на изгнание всех диссидентов, чем на уступку им политических прав.

На сейме в Варшаве русский посол князь Н.В. Репнин громко сказал фанатикам, изъявившим готовность умереть за веру: «Перестаньте кричать! А будете продолжать шуметь, то и я, с своей стороны, шум заведу, а мой шум будет сильнее вашего».

В конце концов, сейм приняв закон об уравнивании в правах диссидентов. Но он остался на бумаге. Польские магнаты плевать хотели на решение сейма, принятое под угрозой русских штыков.

Несколько католических епископов и магнатов составили 29 февраля 1768 г. в местечке Бар Каменецкий конфедерацию, то есть союз против решений сейма. (Устройство подобных конфедераций и ранее было нормой политической жизни Польши.) Конфедераты начали собирать войска и чинить расправы над православным духовенством и мирянами.

Ответом магнатам было народное восстание, во главе которого стали запорожец Максим Железняк и польский сотник Иван Гонта. Восстание охватило значительную часть правобережной (польской) Украины. Восставшие показывали крестьянам подложный манифест Екатерины II, призывавший убивать польских панов и арендаторов. Войска конфедератов оказались бессильными против повстанцев. Тогда Екатерине II пришлось проявить сословную солидарность. Отряд бригадира М.Н. Кречетникова обманом напал на основную группу восставших. Гайдамакские вожаки были взяты в плен. Железняка как русского подданного «русские варвары» сослали навечно в Сибирь, а Гонту «просвещенные поляки» приговорили к казни, которая длилась несколько дней. Там было и снятие кожи, и четвертование, и т.д., что представляет больший интерес для психиатров, занимающихся садизмом, нежели для историков.

Восстание гайдамаков было подавлено, но оно имело неожиданные последствия. Отряд гайдамаков под началом сотника Шило захватил местечко Балта на турецко-польской границе. Границей была мелкая речка Кодыма, которая отделяла Балту от турецкой деревни Галта. Шило погостил 4 дня в Балте, вырезал всех поляков и евреев, и отправился восвояси. Однако евреи и турки из Галты ворвались в Балту и в отместку начали громить православное население. Услышав об этом, Шило вернулся и начал громить Галту. После двухдневной разборки турки и гайдамаки помирились и даже договорились вернуть все, что казаки награбили в Галте, а турки — в Балте. И самое интересное, что большую часть вернули. Все это могло остаться забавным историческим анекдотом, если бы турецкое правительство не объявило бы гайдамаков регулярными русскими войсками и не потребовало бы очистить от русских войск Подолию, где они воевали с конфедератами.

Русский посол Обрезков запросил указаний из Петербурга. Никита Панин посоветовал Обрезкову «соединять в изъяснениях наших с турками ласку с твердостью». А в качестве главного аргумента в спорах с турками выслал 70 тысяч золотых для «подарков». Но все было напрасно. Мало того, султан сменил ряд миролюбиво настроенных высших чиновников. 25 августа 1768 г. был сменен великий визирь, а 14 сентября — рейс-эфенди (министр иностранных дел).

Одной из причин агрессивности султана было сильное французское влияние. Французы существенно помогли Турции с оружием. Мало того, они постарались уверить окружение султана в том, что Екатерина II желает вступить в брак со Станиславам Понятовским и объединить Польшу с Россией. Косвенным подтверждением этой фальшивки служила интимная связь Екатерины и Станислава до 1758 г., когда она была цесаревной, а он — послом. Разумеется, никаких реальных оснований сия фальшивка не имела. Екатерина как женщина уже давно не нуждалась в Понятовском, а Екатерину-императрицу такой брак привел бы к катастрофе.

25 сентября посол Обрезков был вызван к великому визирю. Обрезков был введен в палату, переполненную турецкими чиновниками. Посол начал свою речь с поздравления визиря. Но тот его остановил: «Вот до чего ты довел дело!» — и, дрожа от злости[26], начал читать длинный список прегрешений русских. Главным аргументом было действие гайдамаков в Балте, потопление нескольких барок на Днестре, убийство каких-то турок в Дубоссарах. На основании вышесказанного визирь потребовал, чтобы все русские войска покинули Польшу и чтобы Россия перестала защищать там диссидентов. При этом визирь потребовал от Обрезкова немедленно согласиться со всеми турецкими требованиями, «ил и хочешь увидеть войну?», Ложь визиря была весьма затейлива — гайдамаки — польские подданные, действовали с польской территории, неконтролируемой русскими войсками, — причем здесь Россия? Наконец, русские войска были единственным средством урезонить гайдамаков.

Обрезков резонно отвечал, что давать обязательства вне его компетенции, и попросил визиря письменно изложить все требования, которые будут немедленно отосланы в Петербург. В ответ по приказу визиря посол и 11 человек его свиты были арестованы, под улюлюканье толпы проведены через весь Стамбул и заключены в Семибашенный замок. Это был турецкий способ объявления войны.

РАЗБУЖЕННЫЙ КОТ

 Екатерина и ее окружение всеми силами хотели оттянуть войну. Положение Екатерины на престоле было еще не достаточно прочно. Россия серьезно увязла в польских проблемах, на решение которых требовалось минимум несколько лет.

Тем не менее Екатерина была настроена оптимистично, сравнивала турок с мышами, разбудившими спящего кота, и пообещала «задать такого звону, какого от нас не ожидали».

Первым мероприятием Екатерины было формирование Государственного Совета. 4 ноября 1768 г. состоялось первое заседание Совета в составе графа Разумовского, генерал-аншефа князя Александра Михайловича Голицына, графа Никиты Ивановича Панина, графа Захара Григорьевича Чернышова, графа Петра Ивановича Панина, вице-канцлера князя Михаила Никитовича Волконского, графа Григория Григорьевича Орлова, князя Вяземского. Императрица начала заседание словами: «По причине поведения турок, о чем граф Н.И. Панин изъяснит, я принуждена иметь войну с Портой, но иначе вас собрала для требования от вас рассуждения к формированию плана: 1) какой образ войны вести; 2) где быть сборному месту; 3) какие взять предосторожности в рассуждении прочих границ империи».

Когда императрица кончила, граф Панин стал читать изложение событий, приведших к войне: выходило, что Россия не уступила ни одного случая уничтожить все недоразумения мирным путем, что Порта — зачинщица войны. После Панина граф Чернышев прочел изложение войны России с Турцией при императрице Анне, в заключение он объявил, в каком состоянии находится теперь войско и в каких местах расположено.

На вопрос, какую вести войну, собрание единогласно объявило, что надо вести войну наступательную. Говорили, что надо бы предупредить неприятеля. Тут Орлов сделал неожиданное предложение: «Когда начинать войну, то надлежит иметь цель, на какой конец оная приведена быть может, а ежели инако, то не лучше ли изыскать другой способ к избежанию». Панин был, видимо, смущен этим предложением своего противника, тем более что Орлов, как хорошо знали, заявлял мнения императрицы, а если и свои, то с ее согласия. Панин отвечал не на вопрос. «Желательно, — сказал он, — чтобы война могла кончиться скоро; к этому способ, собравши все силы, наступать на неприятеля и тем привести его в порабощение». Орлов заметил на это, что вдруг решительного дела сделать нельзя. «Надобно стараться, — отвечал Пани и, — войско неприятельское изнурять и тем принудить, дабы оно такое же произвело действие в столице к миру, как оно требовало войны».

Положили разделить армию на три части: на корпус наступательный до 80 тысяч человек; оборонительный, или украинский, до 40 тысяч и обсервационный от 12 до 15 тысяч. В конце заседания Орлов предложил послать в виде вояжа в Средиземное море несколько судов и оттуда сделать диверсию неприятелю, но чтоб это было сделано с согласия английского двора. Это предложение было оставлено до будущего рассуждения.

На следующий день, 6 ноября, рассматривался вопрос о возможности вторжения турецких войск в Польшу на соединение с конфедератами. Для предотвращения этого было решено брать Хотин. В это заседание Екатерина уже сама предложила на обсуждение вопрос Орлова о цели войны в такой форме: «К какому концу вести войну и в случае наших авантажен какие выгоды за полезнее положить?» Отвечали, что при заключении мира необходимо вы говорить свободу мореплавания на Черном море и для этого еще во время войны стараться об учреждении порта и крепости, а со стороны Польши установить такие границы, которые бы никогда не нарушали спокойствия. В этом же заседании назначены были старшие генералы: для наступательного войска — князь Александр Михайлович Голицын, для оборонительного — граф Румянцев.

Начавшаяся война с Турцией вынудила Сенат объявить в 1768 г. еще один набор из расчета один человек на 300 душ со всех податных элементов и одновременно набор однодворцев для укомплектования ландмилицких полков. По последним двум наборам армия и флот получили 31159 человек. Всего в 1768 г. было взято 50 747 человек, из них 3003 человека с однодворцев.

В 1769 г. Военная коллегия оказалась вынужденной увеличить заявку на комплектование войск в пехоту и кавалерию до 31 860 человек, в артиллерию — 5586 человек и на флот — 1136 человек. Указом 9 сентября 1769 г. норма призыва определялась в размере один человек на 150 душ, что давало общую численность рекрутов в 46583 человека. Из этого числа в армию направлялось 45 084 человека (из них однодворцев 2001 человек) и на флот — 1499 человек. В годы войны число призываемых продолжало увеличиваться. Так, если в 1770 г. набор проводился из расчета один человек на 150 душ, что давало 49 583 человека, из них с однодворцев 3003 человека, то в 1771 г. был объявлен набор из расчета один человек на 100 душ и с однодворцев один человек со 121 души.

Объявляя войну России, султан и его окружение надеялись на ее быстрое окончание. Турецкое командование решило сосредоточить на границе с Польшей главную армию в 400 тысяч человек, к которой ожидалось присоединение армии польских конфедератов. Главный удар предполагалось нанести из района Хотина на Варшаву, а затем действовать двумя группами на Киев и Смоленск. Главной армии должна была содействовать 80-тысячная армия из Крыма, получившая задачу сковать русские войска, расположенные на Украине, и, наконец, отвлекающий удар предусматривалось нанести силами 50-тысячной армии через Северный Кавказ на Астрахань. В этих целях турецкое командование наметило высадить десант в районе Азова, который должен был действовать совместно с закубанскими татарами и горцами.

Турецкий план войны имел ряд реальных оснований. Турки могли поставить под ружье более солдат, чем любое государство Европы. Формально в случае войны каждый правоверный, способный носить оружие, должен был встать под знамена султана. Турецкий воин был храбр, вынослив, неприхотлив в походе. Большую часть турецкого войска составляло конное ополчение. Пехота в основном состояла из янычар. Турецкая пехота была хорошо подготовлена для возведения укреплений. За короткий промежуток времени турки укрепляли лагерь, пехотные позиции, артиллерийские огневые позиции, отрывали окопы. Укрепившись, они неохотно покидали свою позицию, ограничиваясь контратаками.

Турецкая армия имела многочисленную артиллерию. Недостатком ее была большая разнотипность и разнокалиберность. Значительная часть полевых пушек не имела колесных лафетов, а была установлена на станках, стрелявших с грунта. Такие орудия перевозились на повозках или на вьюках. Причем артиллерия вьючилась не только на лошадей, но и на верблюдов.

Турция имела большой военный и транспортный флот и могла легко высадить десант в любой точке побережья Черного и Азовского морей. Турецкие армия и флот опирались на систему мощных крепостей на Днестре и Диепро-Бугском лимане. В Крыму турки имели крепости Керчь и Кафу.

Глава 2 КАМПАНИЯ 1769 ГОДА

 Русско-турецкие войны 1769—1774 и 1787—1791 гг.

 Несмотря на объявление войны, боевых действий в 1768 г. не было.

Кампанию 1769 г. начал хан Крым Гирей. 15 января 70 тысяч всадников перешли русскую границу и двинулись по Елизаветградской провинции. Далее хан собирался идти в Польшу, где его ожидали конфедераты. Несколько польских попов служили проводниками татар. Орда, подошедшая к Елизаветграду (с 1924 г. — Кировоград), была встречена огнем крепостных орудий. Крым Гирей не решился штурмовать крепость, а распустил орду на мелкие отряды. Татарские отряды рассеялись по русской и польской территориям. Опустошив значительную часть территории и захватив много пленных (только под Елизаветградом увели свыше 1000 человек)[27], татары отошли за Днестр. Сам же хан отправился к султану, взяв с собой несколько десятков наиболее красивых пленниц.

Татарский отряд, действовавший независимо от основных сил Крым Гирея, направился на восток и опустошил окрестности Бахмута, захватив свыше 800 человек.[28]

Первая армия под началом князя Голицына 15 апреля 1769 г. форсировала Днестр и двинулась к турецкой крепости Хотин. Гарнизон Хоти на составлял около 30 тысяч человек. Голицын имел 80 тысяч человек, но не решился штурмовать Хотин. Стычку с турками 19 апреля Голицын представил как большой успех. А через два дня князь приказал отойти от Хотина и двигать назад в Россию. 24 апреля Первая армия перешла Днестр.

С известием о своих «победах» Голицын направил в Петербург корнета Миниха (внука фельдмаршала). Екатерина более двух часов беседовала с корнетом, который рассказал о безобразиях в армии и бездарности Голицына. По началу Екатерина не поверила корнету и даже написала Панину 3 мая, что Миних «взбалмошен и лжив». Но, узнав о возвращении Первой армии за Днестр, императрица отправила рескрипт Голицыну: «Чем меньше по первой вашей реляции о столь успешном разбитии неприятеля мы ожидать могли так скорого и неприятного тому оборота, толь с большим удивлением не находим мы в вашей реляции подробного описания причин, кои, несумненно, вас в такую крайность поставили, чтоб назавтра вы пустить из своих рук одержанную славу отверстия первой кампании и весь приобретенный авантаж над неприятелем». Голицын оправдывался, что «не взял Хотин вследствие затруднений, которые надобно было преодолевать приступом и знатною потерею людей, на что он без высочайшего соизволения отважиться не смел. Принужден же был тотчас же обратно переправиться на сию сторону Днестра тем, что нельзя было оставаться на той стороне, не подвергая малочисленной армии очевидному изнурению и опасности быть подавлену от неприятеля с разных сторон, а особливо не имея от гр. Румянцева никакого уведомления и ответа на письма, что он в сем случае с своей стороны для облечения мне и для разделения неприятельских сил предпримет. Необходимость заставляет податься еще и отсюда (от реки Калуса) к ближним магазинам в Польшу».

В ответ Екатерина отправила рескрипт с требованием возвращения армии под Хотин.

Однако первыми через Дунай переправились турки. Согласно реляции, 200 тысяч переправившихся турок были «прогнаны назад» генерал-майором князем Прозоровским. Думается, что в реляции была допущена небольшая ошибка — приписан ноль или два нуля к числу турок.

В первых числах июля Голицын второй раз переправился через Днестр и обложил Хотин.

22 июля на войско Голицына напал хан Крым Гирей с 40-тысячной ордой, но «был отражен с большим уроном и поспешно отступил». Опять же возникает сомнение в достоверности реляции Голицына. Атаковать с 40 тысячами иррегулярной конницы без артиллерии вдвое большее регулярное войско может только сумасшедший. Да и как показывает история, при пятикратном превосходстве татары не нападали на регулярные войска. Наконец, при сражении 80 тысяч с 40 тысячами должны быть тысячи убитых, что, естественно, было бы отмечено в реляции. Поэтому мы не без оснований можем предположить, что это была обычная разведка боем, проведенная небольшим татарским отрядом, а то и просто налет на фуражиров или попытка отбить табун лошадей.

25 июля на Хотин двинулось турецкое войско и татарская орда под началом Али Молдаванджи-паши. 1 августа Голицын собрал военный совет и объявил, что у Али свыше 100 тысяч турок и татар. Что делать? Совет постановил опять драпать за Днестр.

Это вторичное возвращение из-за Днестра произвело сильное раздражение в Петербурге, тем более что весь июль получались от Голицына постоянные донесения об успехах.

Узнав о деяниях Голицына, прусский король Фридрих II долго хохотал, а потом воскликнул: «Вотона, драка кривых со слепыми».

Между командирами Первой и Второй армиями Голицыным и Румянцевым конфликт усилился — оба слали в Петербург доносы друг на друга. Терпение Екатерины лопнуло. 13 августа в Совете граф Чернышев объявил, что императрица «соизволила рассудить для некоторых обстоятельств генерала князя Голицына от армии сюда призвать; генералу графу Румянцеву принять от него команду, а генерала графа Панина (Петра Ивановича) назначить командиром над Второй армией». Близкие к Паниным люди были недовольны тем, что главнокомандующим Первой армией был назначен Румянцев, а не Петр Панин. Говорили, что последний был бы гораздо способнее для наступательного движения, для одушевления армии, тогда как Румянцев слишком методичен и в то же время так искусно владеет пером, что будет очень трудно высылать ему приказания: он всегда сумеет отписаться. Назначение Румянцева приписывали интригам женщин: матери его графини Румянцевой и сестры графини Брюс.

Тем не менее Голицын до своего отъезда из армии успел добиться и некоторых успехов. 29 августа Али Молдаванджи-паша, перейдя Днестр, напал на русское войско в Каменцах, но был разбит, потерпев большой урон. Русские перешли в.наступление и 6 сентября нанесли туркам поражение на Днестре.

Противник спешно покинул Хотин и отошел к Яссам. Пустой Хотин был занят русскими 10 сентября. 18 сентября Голицын оставил армию, над которой принял начальство Румянцев.[29]

26 сентября генерал-поручик Эльмпт вступил в Яссы и привел жителей к присяге императрице всероссийской. «Яссы взяты, — писала Екатерина Бибикову, — визирь ушел за Дунай, и только с ним тысяч до пяти; партия наша пошла в Бухарест; от Хотин а до Ясс считается до 20 000 турецких мертвых лошадей, кои лежат по дороге. Новая молдаванская княгиня вам кланяется. Вся Молдавия учинила нам присягу, и скота всем досыта».

Новая молдаванская княгиня жаждала блистательных успехов, движения наступательного. Получивши известие о некотором успехе нового главнокомандующего Второй армией графа Петра Панина, она писала его брату графу Никите: «Я тем наипаче радуюсь, что все сие сделалось от храброго наступления». Голицын был отозван за медленность, осторожности, излишнее, как казалось, уважение уничтожения достойной толпы. Тем неприятнее было для Екатерины получать донесения от нового главнокомандующего Первой армии с жалобами на трудности. Екатерина всеми силами старалась подстрекать самолюбие Румянцева.

В начале октября генерал-поручик Эльмпт отошел к Хотину, оставив в Яссах небольшой отряд Прозоровского. С уходом главных сил корпуса Эльмпта возникла угроза возвращения турок.

Румянцев, прибывший в войска, указал Эльмпту на эту ошибку и попытался частично исправить ее посылкой в Молдавию передового корпуса Штофельна, на который была возложена задача очистить от противника территорию Молдавии и овладеть Браиловым и Галацем, что давало возможность разобщить силы турок и татар.

Однако Штофельн не выполнил указаний Румянцева. Заняв всю Молдавию, он выдвинул свои части к Галацу. Крепость была взята с ходу. Но затем, вместо того чтобы взять Браилов, он выслал в Валахию отряд Анрепа, который вскоре вступил в Бухарест, а затем двинулся к Журже. Здесь Анреп был разбит турками. Румянцев немедленно послал подкрепления Штофельну и снова указал на необходимость овладеть Браиловым, а не действовать вширь. Но было уже поздно. Турки сумели собрать силы и отразили попытку русских войск взять Браилов. После неудавшейся попытки снова взять Журжу Штофельн отвел передовой корпус в район Фокшаны — Бухарест. В целом, несмотря на отдельные неудачи, действия отряда Штофельна подготовили базу для последующих действий русской армии.

На этом кампания 1769 г. закончилась.

Несколько слов стоит сказать о действиях русских на Северном Кавказе. Боевые действия там начались нападением кубанских татар на калмыков в апреле 1769 г. Калмыкам удалось отбить нападение и нанести большой урон татарам.

В ответ против кубанцев и кабардинцев, которые формально были подданными Порты, был двинут отряд под начальством генерал-майора Медема. К его отряду присоединилось большое число конных калмыков во главе с ханом Убаши. Медем взял крепость Копыл и вышел к реке Кубань.

В июле 1769 г. отряд Медема вместе с калмыками нанес «сплошное поражение неприязненным народцам на Кубани». О результатах поражения можно судить по тому, что победителям досталось 30 тысяч голов скота.

Современного читателя не должно удивлять, что в реляциях о победах над кочевниками на первом месте идут сведения о захваченном скоте. Если свидетельством эффективности операции против Швеции или Пруссии могут служить, к примеру, захваченные орудия, то для кочевников главное — скот. Потеря нескольких пушек для татарской орды не имела никакого значения, поскольку они все равно не умели их грамотно использовать, а захват скота противником мог вызвать в орде голод.

В августе 1769 г. значительная часть кабардинцев присягнула на верность России.

Летом 1769 г. отряд графа Тотлебена вышел из Моздока, перешел Кавказские горы долинами Терека и Арагвы и расположился на зимних квартирах в Имеретии.

Глава 3 КАМПАНИЯ 1770 ГОДА

ПОБЕДЫ У РЯБОЙ МОГИЛЫ И ЛАРГИ

 Кампанию 1770 г. первыми начали турки. Их сильный отряд двинулся к Рущуку на Фокшаны, чтобы разрезать русские силы между двумя главными городами княжеств — Бухарестом и Яссами. Генерал-майор Подгоричанин и Потемкин со сравнительно незначительными силами разбили неприятеля после упорного сражения.

Нападение неприятеля на Бухарест было отбито. Но Штофельн после удачной битвы с турками вынужден был отступить от Браилова, найдя укрепления его слишком сильными. При отступлении он выжег 260 селений, чтобы отнять у неприятеля возможность опять напасть на Фокшаны. Узнав, что опасность снова грозит Бухаресту от Журжи, Штофельн перешел сюда, поразил турок под Журжой, сжег этот город и 143 селения. Пространство по Дунаю на 250 верст от Прута до Ольты было совершенно опустошено опять с целью предохранить Бухарест от нового нападения.

В этих движениях прошли два первых месяца 1770 г. Румянцев все стоял в Подолии и писал императрице, что давно перешел бы в Молдавию, если бы там не было недостатка в провианте и фураже, которые надо было отправлять туда из Подолии и для небольших отрядов, там действующих. Румянцев сокрушался, что Браилов остался в турецких руках, что у турок много и войска, и запасов, а у русских мало и того и другого. Екатерина ободряла главнокомандующего. «Как теперь Журжа взята, — писала она, — то не сомневаюсь, что сие вам подаст средства обратить в пользу новое истребление неприятельской толпы. Браильской же замок уже, кажется, не стал важен, был, так сказать, окружен нашими войсками и постами. Более всего меня беспокоят трудности в заведении магазинов в покоренных землях».

Донесение Румянцева о действиях Штофельна сильно возмутило Екатерину. «Упражнения господина Штофельна в выжигании города за городом и деревень сотнями, признаюсь, что мне весьма неприятны, — писала она Румянцеву. — Мне кажется, что без крайности на такое варварство поступать не должно; когда же без нужды то делается, то становится надобно тем делам, кои у нас исстари бывали на Волге и на Суре. Я ведаю, что вы, так как и я, не находите удовольствия в подобных происшествиях. Пожалуй, уймите Штофельна: истребления всех тамошних мест ни ему лавры не нанесут, ни нам барыша, наипаче если то суть христианские жилища».

Румянцев отвечал императрице, что «не находит удовольствия в подобных происшествиях», но старался оправдать Штофельна, которым он очень дорожил. Более откровенно Румянцев написал графу Григорию Орлову, надеясь, что тот замолвит слово перед Екатериной: «Я по вашим словам заключаю, да и сам, конечно, того мнения, что поджигать селения, а паче здания великолепные есть обычай воюющих варваров, а не европейцев. Но с другой стороны, надобно представить ту особливость, что настоящая война в себе имеет, в которой иные меры и иной образ, как во брани в других частях Европы. Те ли обычаи свойственны нашему неприятелю, что европейцам? Он дышит зверством во всех делах; селения, что в иной войне использовали бы, ради таких выгод здесь на тот конец нельзя никак обратить, потому что неприятель ежели не успеет со всеми своими пожитками убраться, то сам оные истребляет, чтобы нам ничего не доставалось».

23 апреля 1770 г. армия Румянцева выступила с зимних квартир к Хоти ну, где был устроен мост для переправы через Днестр. Из-за сильных дождей русское войско пришло к Хотину только 12 мая и 15 мая перешло Днестр. В русской армии насчитывалось около 39 тысяч человек (вместе с больными), тогда как турки выставили 200-тысячное войско. «Иду с армиею за Днестр, — писал Румянцев, — и походом моим прямым по сей стороне Прута стараюсь в неприятеля вложить больше мыслей, чем суть прямые мои силы, и прикрывать недостаток оным видом наступательных действий». Непроходимые от дождей дороги представляли страшные препятствия, так что Румянцев мог двинуться из-под Хотина только 25 мая. Поход был тяжелый. «Здешний климат, — писал Румянцев, — попеременно то дождями обильными, то зноем чрезвычайным нас тяготит, ибо в ясные дни, коих и немного было, при самом почти солнечном всходе уже жар величайший наступает, которого на походе солдаты, паче из новобранных рекрут, снести не могут, а ночи, напротив, холодом не похожи на летние». Поход тяжкий, а впереди солдата ждала не славная смерть на поле битвы, а смерть в госпитале от чумы. Поэтому Румянцев решился идти по левой стороне Прута, безлюдными местами, где не было еще опасности от чумы.

В первых числах июля Румянцев встретил 72-тысячное турецко-татарское войско при 44 орудиях. Армия Румянцева насчитывала 37,5 тысячи человек при 112 орудиях полевой и 142 орудиях полковой артиллерии.

Несмотря на численное превосходство противника, Румянцев решил атаковать и разгромить его, для чего силами дивизии Репнина (8 тысяч человек) и главными силами армии (23 тысячи человек) нанести главный удар по его правому флангу. Корпус Боура (около 4 тысяч человек) получил задачу наступать на левый фланг противника, отвлечь его силы от направления главного удара и затем совместно с главными силами атаковать укрепленные позиции. Отряд Павла Потемкина должен был переправиться через реку Прут и, двигаясь по правому берегу, снова форсировать ее и нанести удар в тыл неприятельской позиции.

16 июня русские войска продвинулись вперед на 9 км и расположились на виду у противника.

Атака была произведена на рассвете 17 июня. Корпус Боура и главные силы под прикрытием артиллерийского огня подошли к центру турецких позиций и атаковали высоту, где располагался лагерь противника. Турецкое командование, отвлеченное действиями этих частей, не заметило выхода на свой правый фланг корпуса Репнина. Турки попытались контратаковать войска Репнина и главные силы русских войск конницей, но эти атаки были отбиты огнем артиллерии. Русские каре повели атаку на основную вражескую позицию. Одновременно в тыл туркам стал действовать корпус Павла Потемкина. Противник не выдержал атаки с трех сторон. «Напоследок, ужаснувшись со всех сторон веденных на него движений, сорвал свой лагерь и обратился в бег».

Русским войскам удалось нанести противнику сравнительно небольшие потери — около 400 человек убитыми, но моральная победа была значительна.

Разбитое при Рябой Могиле турецко-татарское воинство остановилось на левом берегу реки Прут у речки Ларга. Главные силы турецкой армии находились еще за Дунаем, в районе Исакчи, когда верховный визирь выслал на помощь отступавшим 20-тысячный отряд турецких войск с тем, чтобы объединенными силами (общей численностью около 100 тысяч человек) разгромить армию Румянцева.

 Сражение у Рябой Могилы 17 июня 1770 г. 

После сражения у Рябой Могилы русские войска потеряли контакт с противником, и Румянцев приостановил движение главных сил до получения точных разведывательных данных, а 18 июня выслал три авангарда. По правому берегу двигались авангарды Григория Потемкина и Боура, а по левому — авангард Репнина.

21 июня Потемкин сообщил, что турецкие войска сосредотачиваются у Фальчи на реке Ларга. Предположив, что он имеет дело с главными силами противника, Румянцев немедленно двинулся им навстречу. И это было действительно так. По предварительным данным, войска Абды-паши и Абазы-паши насчитывали около 80 тысяч человек (15 тысяч турок и 65 тысяч татар).

Сосредоточение главных сил русских войск в районе реки Ларги осуществлялось со 2 по 4 июля. Абды-паша, пытаясь помешать этому, провел несколько конных атак 4 и 5 июля. Однако атаки не причинили особого вреда русским. К 5 июля сосредоточение закончилось. Всего у русских оказалось 38 тысяч штыков и сабель, 119 орудий полевой и 140 орудий полковой артиллерии.

Позиция противника на левом берегу речки Ларга напоминала позицию при Рябой Могиле. Это было возвышенное плато, примыкающее к реке Ларга, левый берег которой крутой. Находящиеся на нем возвышенности господствуют над правым берегом. Позиция была хорошо защищена естественными препятствиями. С севера (с фронта) позицию прикрывали непроходимая вброд река Ларга, с запада — реки Балаше и Прут, с юга и юго-востока — река Бабикул. С северо-востока и востока позиция не имела естественных препятствий и была наиболее уязвимой.

Турки учли преимущества и недостатки позиции и укрепили ее четырьмя ретраншементами. Первый, наиболее уязвимый фланг был укреплен сильным подковообразным ретраншементом с тем, чтобы, опираясь на него, не допустить обхода позиции справа. Все ретраншементы были заняты пехотой. Конница была сосредоточена за правым флангом.

Румянцев решил демонстративными действиями с фронта сковать основные силы противника и нанести удар по его правому флангу, вдоль хребта между реками Ларга и Бабикул. Для этого он разделил войска на три группы и поставил им следующие задачи: правой группе генерала Племянникова (6 тысяч человек, 25 орудий) наступать на левый фланг и центр неприятельской позиции, отвлечь силы противника с направления главного удара, а затем одновременно с основными силами атаковать его; левой группе, состоящей из отряда Боура (4 тысячи человек, 14 орудий) и отряда Репнина (11 тысяч человек, 30 орудий) наступать в трех каре и нанести удар по наиболее слабому правому флангу противника; главным силам под командованием Румянцева (19 тысяч человек. 50 орудий) наступать в одном каре вслед за войсками Боура и Репнина, усиливая группировку на направлении главного удара.

Полевая артиллерия была распределена побатарейно и действовала на флангах или фасах каре. Основная масса полковой артиллерии действовала со своими полками, а часть ее была сведена в батареи численностью от 2 до 10 орудий каждая. На флангах имелись батареи, состоявшие из пушек или единорогов, и не менее двух гаубиц. Напомним читателю, что батареей в то время называлась совокупность орудий, стоящих на одной позиции (от 2 до 100 и выше), а не артиллерийское подразделение. Артиллерия полка не делилась на подразделения, а полевая артиллерия делилась на артиллерийские полки, которые в свою очередь делились на роты.

На военном совете Румянцев произнес знаменитую фразу: «Слава и достоинство наше не терпят, чтобы сносить присутствие неприятеля, стоящего в виду нас, не наступая на него».

Наступление русских началось перед рассветом 7 июля. Быстрое продвижение войск было обусловлено как боевой выучкой, так и отличной работой инженерных частей (особенно в районе наступления отряда Боура). Ночью саперы укрепили дороги в труднопроходимых участках местности и навели мосты через Ларгу.

Первые лучи солнца озарили уже построенные русские каре в непосредственной близости от неприятельского лагеря. Татарские пикеты с запозданием известили турецкое командование.

Турецкие батареи открыли интенсивный, но малоэффективный огонь по наступающим каре. Полевая и полковая артиллерия отрядов Репнина и Боура открыла ответный сильный огонь. «60 полковых орудий, — пишет Андрианов, — образовали в интервалах между каре 7 батарей и с дистанции 200—300 шагов открыли оживленный картечный огонь».{37} Однако каре остановились и дальше продвигаться не смогли. Тогда атаку ретраншемента Румянцев приказал подготовить артиллерийским огнем, для этого он усилил артиллерию отрядов Боура и Репнина 17-орудийной батареей генерала П. И. Меллисино. Бригада, находившаяся в составе артиллерии главных сил, была быстро выдвинута вперед, заняла огневую позицию, открыла меткий огонь по артиллерии противника и заставила ее замолчать.

Каре Племянникова, медленно продвигаясь вперед, тоже подошло к укреплениям противника и завязало артиллерийскую перестрелку. Заняв огневую позицию у крутого оврага вблизи моста через реку Ларгу, артиллерия вела сильный огонь по левофланговому ретраншементу.

Пока на левом фланге велась артиллерийская перестрелка, противник решил ликвидировать нависшую угрозу разгрома своего правого фланга, для чего подготовил удар всей татарской конницы по левому флангу войск Репнина и Боура, а также по главным силам. Однако этот маневр был вовремя разгадан Румянцевым, который выдвинул против конницы пехотную бригаду Римского-Корсакова с артиллерийской батареей майора В.М. Внукова. Заняв огневую позицию левее русской конницы, батарея майора Внукова немедленно открыла огонь по татарской коннице и нанесла ей тяжелые потери.

Так как артиллерия правого фланга противника была подавлена и для войск Репнина и Боура создались благоприятные условия для атаки укреплений, Румянцев решил привлечь артиллерийскую бригаду Меллисино на наиболее угрожаемое направление — против татарской конницы. Бригаде Меллисино было приказано усилить огонь батареи майора Внукова и отразить атаки конницы.

Бригада быстро заняла новую огневую позицию вблизи батареи Внукова и, нанеся совместно с ней тяжелые потери татарской коннице, вынудила ее отступить и отказаться от атак левого фланга русских войск.

К этому времени войска Репнина овладели ретраншементом и артиллерией, занимавшей огневые позиции на правом фланге противника. Каре Боура значительно продвинулось вперед, а его артиллерия заняла удобную огневую позицию и начала обстрел укреплений противника стыла.

Используя успех, достигнутый русскими войсками на левом фланге, отряд Племянникова, наступавший на правом фланге, решительно и успешно атаковал неприятельские укрепления.

Артиллерийский обстрел позиции с фланга и тыла и мощный удар пехоты сломили сопротивление противника, который обратился в паническое бегство. Для преследования противника была послана конница Салтыкова. Войска Боура преследовали другую группу противника до реки Прут, а артиллерийским огнем поражали турок и за рекой.

К 12 часам дня сражение закончилось. Преследование противника было плохо организовано, а скорей всего его и не было. В результате Румянцев оправдывался, что-де тяжелая конница погналась за татарами, но догнать их не могла. Это понятно, тяжелая кавалерия вообще создана для иных целей. Непонятно, что делала легкая кавалерия? Грабила турецкий лагерь?

Согласно реляции Румянцева, после того как неприятель был разбит и прогнан, «в добычу получено тридцать медных хороших пушек с лафетами и три такие же мортиры с артиллерийскими запасами к ним, знамен досталось только восемь». Неприятель потерял убитыми в самом лагере до тысячи человек, кроме того, многие и бросились в топи в тростниках, находящиеся на левом берегу Прута, где так же были перебиты, но из-за недостатка времени не сосчитаны. В плен взято двадцать три человека, «поелику в первом жару не могли щадить».

У русских было убито только 29 человек и ранено 61.

В ответной реляции о сражении у Ларги Екатерина писала Румянцеву: «Вы займете в моем веке несумненно превосходное место предводителя разумного, искусного и усердного, за долг почитаю вам отдать сию справедливость и, дабы всем известен сделался мой образ мысли об вас и мое удовольствие об успехах ваших, посылаю к вам орден Св. Георгия I класса. При сем прилагаю реестр тех деревень, кои немедленно Сенату указом поведено будет вам отдать вечно и потомственно».

Награды и повышения получили многие десятки офицеров и генералов. Среди них были и будущие звезды первой величины. Григорий Потемкин удостоился Георгия 3-й степени, капитан Михаил Кутузов был произведен в обер-квартирмейстеры премьер-майорского ранга.

Оценивая сражение у Ларги, следует отметить, что его исход решил массированный огонь русской артиллерии. Из 119 орудий полевой артиллерии на направлении главного удара действовали 94 орудия. Для большей эффективности огня даже полковая артиллерия частично сводилась в батареи. На поле боя артиллерия эффективно маневрировала как огнем, так и колесами (особенно это касается артиллерийской бригады Меллисино).

Хорошо действовали пехотные каре. Конница действовала неважно, что дало повод известному советскому историку Л.Г. Бескровному заявить: «После этого сражения стало ясно, что тяжелая конница для данного театра просто непригодна».{38}

Как видим, даже мэтр военной истории XVIII в. не учитывал разницы в функциях легкой и тяжелой кавалерии.

СРАЖЕНИЕ У ОЗЕРА КАГУЛ

Разбитые у Ларги турецкие войска отошли к озеру Кагул, а татарская конница — за реку Сальчу по направлению к Килин-Измаилу.

Вскоре к Кагулу со стороны Исакчи подошла армия великого визиря Халил-бея. В итоге у озера Кагул сосредоточилось около 150 тысяч турок при 150 полевых орудиях, а также около 80 тысяч татар Каплен Гирея.

Румянцев принял смелое и единственно разумное решение атаковать турок. Оставив обозе боеприпасами и продовольствием на реке Сальчи под прикрытием 10-тысячного отряда генерала Волконского, Румянцев с оставшимися 27 тысячами человек при 149 полевых и 106 полковых орудиях подошел к турецкому лагерю.

Поле сражения было ограничено с севера Троя новым валом, с запада — непроходимой вброд рекой Кагул, а с востока — широкой лощиной. На лини и Троя нова вала шири на поля доходила до 8 км. К югу оно сужалось до 1—1,5 км, образуя мешок. С севера на юг поле сражения пересекалось четырьмя хребтами с проходящими между ними лощинами.

Сражение при Кагуле

 Позиция, выбранная Халил-беем, имела ряд преимуществ: она располагалась на командных высотах, все хребты и лощины являлись удобными для нанесения контратак сильной турецкой конницей и пехотой. Однако позиция имела и недостатки: будучи расположена на узком участке, она была тесной для многочисленной турецкой армии и, кроме того, уязвимой на правом фланге. Турки допустили ошибку в том, что не заняли Троянов вал, который не трудно было бы укрепить и сделать неприступным. Этой ошибкой, как и уязвимостью правого фланга турецкой позиции, удачно воспользовался Румянцев.

В течение одной ночи турки укрепили свою позицию, построив четыре ряда окопов, расположенных ярусами по высотам хребтов, с пятью рвами впереди них. Многочисленная турецкая артиллерия была расположена в укреплениях, пехота — в окопах, а конница — в глуби не лагеря.

Замысел Румянцева состоял в том, чтобы, прикрываясь от татар, концентрическими ударами всех сил разгромить турецкую армию, нанося главный удар по ее левому флангу.

В ночь на 21 июля Румянцев отдал диспозицию на боевое построение армии и определил задачи войск. Диспозицией предусматривалось построение войск в пяти каре, между которыми должна следовать артиллерия и конница; последнюю с фронта должна была прикрывать артиллерия.

Артиллерия, подойдя на дальность действительного артиллерийского огня, должна была занять огневые позиции на фасах и углах каре и своим огнем подготовить атаку пехоты.

Румянцев выделил незначительную часть сил — каре Брюсса (3 тысячи человек, 26 орудий) и Репнина (до 5 тысяч человек, 26 орудий) — для нанесения удара по правому флагу противника. Основные силы — дивизия Племянникова (4,5 тысячи человек, 26 орудий), дивизия Олица (7,5 тысяч человек, 45 орудий) — на главное направление для нанесения удара по левому флангу противника. Для удобства наблюдения за ходом сражения и управления войсками Румянцев следовал в центре боевого построения, с дивизией Олица.

Обращает на себя внимание решительное сосредоточение сил для нанесения удара по левому флангу и соответственно с этим распределение артиллерии. Из 149 орудий полевой артиллерии 97 орудий предназначались для действия на главном направлении. Правда, забегая вперед, необходимо отметить, что в ходе сражения была осуществлена перегруппировка сил. Обстановка сложилась так, что дивизия Олица наносила удар совместно с войсками левого фланга, в результате чего новая ударная группировка была создана в ходе сражения.Наступление русских началось 21 июля в 1 час ночи. На рассвете, около 5 часов утра, войска перешли Троянов вал. Едва русские успели построиться в каре, как показалась многочисленная турецкая конница. Из орудий полевой артиллерии была создана большая батарея генерал-майора Меллисино, которая повела частый картечный огонь по турецкой кавалерии. Румянцев приказал из резервов создать импровизированные пехотные отряды (прообраз колонн Бонапарта), которые должны были отрезать отступление турецкой кавалерии. Артиллерийский огонь и угроза окружения заставили турецкую конницу ретироваться, как говорилось в реляции, «во всю лошадиную прыть».

К 8 утра русские войска подошли к неприятельскому лагерю. Каре генерал-поручика Племянникова подошло вплотную к турецкому ретраншементу, и в этот момент 10 тысяч янычар толпой выскочили из лощины на левом фланге. В руках у них были только сабли. Янычары ворвались внутрь каре Племянникова, состоящего из четырех полков, и развалили его. Уцелевшие солдаты бежали к другим каре. А янычары напали на следующее каре, которым командовал Олиц.

Сам Румянцев с криком «Ребята, стой!» поскакал останавливать бегущих. Но, и как в сражении у Ларги, дело решила артиллерия. Бригада Меллисино «произвела жесточайший огонь» по янычарам. Первый гренадерский полке несколькими орудиями был выведен из резерва и ударил в тыл янычарам. Бригада Меллисино и полковая артиллерия первого гренадерского полка блестяще выполнила возложенную на них задачу по поражению контратаки янычар. Особенно отличилась артиллерия гренадерского полка, состоявшая из двух полупудовых единорогов, двух 12-фунтовых пушек и двух секретных гаубиц, под руководством поручика А.О. Базина.

В то время как главные силы отражали контратаку янычар, а артиллерия уничтожала их ряды картечным огнем, каре Боура атаковало ретраншемент, опрокинуло турок и овладело большой батареей противника на его левом фланге. Затем было выдвинуто вперед несколько батарей, открывших фланговый огонь по противнику, и был выслан батальон егерей для участия в отражении контратаки янычар.

Неся огромные потери от картечи, янычары, зажатые с трех сторон, устремились обратно в укрепления лагеря.

После того как главная группировка нанесла тяжелое поражение противнику и вступила в его ретраншементы, каре Брюсса атаковало правый фланг турок, каре Репнина обошло этот фланг, артиллерия открыла огонь с тыла.

Охваченный паникой противник бросил орудия, а также все имущество лагеря и обратился в бегство, настигаемый артиллерийским огнем. Для преследования турок в направлении Исакчи был выслан отряд Боура, а в направлении Измаила — войска Репнина.

Совершив форсированный марш, войска Боура 4 августа достигли урочища Картал, напротив Исакчи. Здесь противник предпринял попытку переправиться на правый берег Дуная, но войска Боура, поддержанные огнем пяти батарей, с ходу атаковали скопление турок. Турецкая речная флотилия открыла огонь по русским, прикрывая переправу своих войск, но огнем русской артиллерии часть судов была потоплена, а остальные отогнаны.

Потери турок на реке Кагул были огромны. За три дня боев убитых, раненых, пленных и потонувших насчитывалось более 20 тысяч человек. Русскими войсками было захвачено 164 орудия с боеприпасами (из них 26 на берегу Дуная), 60 знамен, много военного имущества и продовольствия. Потери русских убитыми, ранеными и пропавшими без вести составили 921 человек, из них потери в личном составе артиллерии убитыми и ранеными — 45 человек.

За победу при Кагуле Румянцев получил чин фельдмаршала. Сам Румянцев в реляции хорошо сказал о роли артиллерии в сражении: «Действием превосходным нашей артиллерии брали мы верх над неприятельскою многочисленностью, осыпавшую нас ядрами и картечами без большого, однако, вреда и их батареи приводили в молчание». То же самое, но в иных выражениях говорили пленные турки: «Нет сил сбить русских, которые поражают нас огнем, как молнией». А один паша просил «показать ему пушку, которая стреляет без участия прислуги».

КРЕПОСТНАЯ ВОЙНА

Пока мы говорили о боевых действиях Первой армии, а теперь обратимся ко Второй армии графа Панина. Его армия после перехода через Буг насчитывала 45750 человек со 179 орудиями осадной, полевой и полковой артиллерии и 34 6-фунтовыми кегорновыми мортирками. В полевой артиллерии было: пушек 12- и 6-фунтовых — 35; единорогов полупудовых — 15,8-фунтовых — 10. В полковой артиллерии: единорогов 12-фунтовых— 14, 8-фунтовых — 19, 3-фунтовых — 25; пушек 3-фунтовых — 21. Осадный парк состоял из 32 пушек и 8 мортир.

Основной целью наступления Второй армии была мощная турецкая крепость Бендеры, расположенная на высоком правом берегу Днестра в 80 км от его устья. В крепости находилось около 350 пушек и мортир.

15 июля состоялось сражение Второй армии с частями турецкого гарнизона. Турки отошли в крепость, но Панин запретил преследовать отступающих и идти на штурм. Ряд историков позже порицало его, но, судя по всему, такое решение было правильным. Неудачный штурм Екатерина простила бы Румянцеву, но никогда — Панину, которого она именовала «мой персональный враг».

Панин решил взять Бендеры правильной осадой. Для этого главные силы армии форсировали Днестр. Отряд под командованием генерала Каменского с 12 орудиями (четыре 12-фунтовых пушки, четыре полупудовых единорога и четыре 5-пудовых мортиры) оставался на левом берегу Днестра с целью принять участие в осаде из-за Днестра. К осаде крепости было привлечено около 30 тысяч человек, 26 осадных пушек, семь — 5-пудовых мортир, тридцать полевых орудий и по тридцать 6-фунтовых кегорновых мортирок.

Остальные силы прикрывали осаждающих от возможного нападения турок и татар.

Осадные работы начались 18 июля, а к 20 июля на левом берегу Днестра в строю уже было шесть осадных батарей.

22 июля по единому сигналу все батареи открыли огонь по предместью и крепости. В ходе обстрела артиллерией было выпушено 499 снарядов, в результате чего противник понес потери, оставил предместье и ретраншемент и отошел в крепость. 23 июля русские войска заняли предместье и ретраншемент, который превратили во вторую параллель и поставили в ней еще две батареи. Противник предпринимал попытки вернуть ретраншемент и предместье, но под воздействием артиллерийского огня вынужден был отойти в крепость. Отражая вылазки и ведя обстрел крепости, 3 августа артиллерия израсходовала 1439 снарядов.

В ночь с 24 на 25 июля были закончены и вооружены полковыми орудиями редуты во второй параллели — две батареи на 18 орудий каждая, между которыми была поставлена мортирная батарея.

Непрерывная бомбардировка причинила большие разрушения крепости. Гарнизон понес большие потери. Огнем артиллерии отряда Каменского ему был отрезан доступ к источникам воды, что оказало влияние на моральное состояние гарнизона и жителей. За период с 18 по 30 июля по крепости было выпущено 9795 снарядов. Темп артиллерийского огня был настолько высоким, что от частой стрельбы девять орудий пришли в негодность. Несмотря на это, противник проявлял активность, вел ответный артиллерийский огонь и почти ежедневно предпринимал вылазки.

В ночь с 1 на 2 августа была сооружена третья параллель, на которой поставили 18-орудийную батарею. На флангах параллели были построены и в ночь на 4 августа вооружены полковыми орудиями два редута. С 6 на 7 августа были оборудованы еще две огневые позиции, на одну из которых поставили семь, а на другую — шесть осадных орудий. К 8 августа была сооружена брешь-батарея, на которую поставили 13 осадных орудий, а в третью параллель — тридцать 6-фунтовых кегорновых мортирок. Таким образом, не считая полковой артиллерии и 30 мортирок, в третью параллель было поставлено 44 орудия полевой и осадной артиллерии.

Однако, несмотря на большой расход снарядов, стало ясно, что огня артиллерии недостаточно для полного разрушения крепости и капитуляции гарнизона. Поэтому Панин приказал начать минную войну.

Противник, стремясь воспрепятствовать минным работам, усилил артиллерийский огонь. Однако русские войска все ближе и ближе подводили подкоп к крепости. С 5 на 6 августа была взорвана мина, но сделать пролома в стене не удалось. Русская артиллерия еще более месяца продолжала вести редкий огонь, а войска готовились к штурму, сигналом к которому должен был послужить взрыв мины в 400 пудов (6552 кг) пороху.

На рассвете 15 сентября мощный взрыв потряс крепость. Русские войска пошли на штурм. Когда были захвачены стены крепости, началось сражение на узких и кривых улицах города. Уличные бои длились почти сутки, и лишь к 8 утра 16 сентября остатки гарнизона выкинули белый флаг. В плен было взято 11 794 человека (в том числе 5390 янычар), 348 орудий, 30 тысяч бомб, гранат и ядер[30], 21 тысяча пудов сухарей и т.д. Противник потерял убитыми и ранеными около 5 тысяч человек. Потери в русской армии тоже были велики. Только за день штурма они составили 2561 человека убитыми и ранеными, а всего, с учетом потерь за период осады, — 6235 человек.

Панин рапортовал в Петербург: «Медведь издох, и сколь он бендерскую берлогу ни держал крепку, а ногтей почти больше егерей имел, и сколь ни беспримерно свиреп и отчаян был, но великой Екатерины отправленных на него егерей стремление соблюсти достоинство славы оружия ее со врожденными в них верностию, с усердием к своему государю, храбрость с бодрствием нашли способ по лестницам перелезть через стены его берлоги и совершенно сокрушить все его челюсти, вследствие чего непростительно бы я согрешил перед моею государынею, если б этого не сказал, что предведенные мною на сию охоту ее егери справедливо достойны высочайшей милости великой Екатерины».

Но лесть не помогла графу. Екатерина наградила его орденом Св. Георгия I степени и отправила краткий и сухой рескрипт. В отличие от побед Румянцева, взятие Бендер в Петербурге не отмечалось. Из 100 офицеров, представленных Паниным к наградам, наградили всего 35. Что поделаешь, у матушки государыни были свои симпатии и антипатии. Зато под стенами Бендер Панин сделал «Като» маленькую пакость — выпорол донского казака Емельку Пугачева. История не терпит сослагательного наклонения, но, как знать, повлияла ли сия порка на последующие события?

За поздним временем года действия Второй армии в кампанию 1770 года ограничились взятием Бендер. Зимой и русские генералы, и турецкие паши предпочитали не воевать, они ведь люди степенные, не чета казачьим атаманам и татарским мурзам.

Рассказав о деятельности Второй армии, мы вернемся к Первой, которую мы оставили после Кагульского сражения.

После разгрома полевых армий турок Румянцев решил овладеть системой вражеских крепостей — Измаилом, Аккерманом, Силистрией, Журжей, Браиловым и другими.

После Кагула 20-тысячный турецкий конный отряд отступил к крепости Измаил. Для преследования турок на Измаил был послан отряд Репнина с 10 полевыми пушками. 26 июля четыре русские каре подошли к крепости. Между каре находились три гусарских полка и казаки. Турецкая конница не решилась вступить в бой у стен Измаила, а начала отступление на Килию по дороге вдоль Дуная. Репнин шесть верст пытался преследовать противника, но отстал и вернулся к Измаилу

Репнин направил для взятия крепости генерал-майора Потемкина с тремя батальонами пехоты. После небольшой перестрелки турки сдались. При занятии крепости, слово штурм здесь не подходит, русские потеряли 11 человек убитыми и 10 ранеными. В качестве трофеев в крепости взято 6 знамен, 37 пушек, 8760 ядер, 96 бочек пороха и др.

5 августа Репнин оставил Измаил и направился к Килии. В Измаиле же был оставлен небольшой гарнизон. Вскоре Румянцев прислал в Измаил инженера генерал-майора Голенищева-Кутузова и артиллериста генерал-майора Унгерна для укрепления и вооружения крепости. Забегая вперед, скажем, что в 1771 г. Измаил сделался главным пунктом формирования русской Дунайской флотилии и ее базой.

К 10 августа Репнин подошел к крепости Килия, где находился трехтысячный гарнизон под началом Муфтия-эфенди. Репнин послал в крепости парламентера с предложением сдать крепость при условии свободного выхода турецкого гарнизона с личным оружием и имуществом. Муфтий-эфенди отказался. Турки открыли артиллерийский огонь и предприняли две «отчаянные» вылазки.

К 18 августа русские по ночам построили брешь-батареи в 80 шагах от крепостной стены. На рассвете 18 августа по стенам крепости был открыт огонь. К полудню батарея расстреляла весь завезенный туда боекомплект, но укрепления Килии пострадали мало, а турки интенсивно обстреливали батарею. Турецким ядром был убит командир батареи майор Внуков, герой Ларги и Кагула. В такой ситуации Репнин решил выиграть время до темноты, когда можно будет пополнить боекомплект на батарее, и послал парламентеров в крепость с предложением сдаться на прежних условиях. На сей раз турки задумались, было объявлено перемирие. А 21 августа Килия сдалась. Гарнизон покинул крепость с личным оружием. В крепости же русские нашли 90 пушек и мортир, 10 тысяч ядер, 400 бочек пороху и много других трофеев. В ходе осады Килии русские потерял и около 200 человек убитыми и ранеными.

Для захвата крепости Аккерман из отряда Репнина был послан бригадир барон Игельстром с четырьмя пехотными полками, эскадроном гусар и 250 казаками.

13 сентября Игельстром начал осаду Аккермана. Крепость Аккерман потому времени была одна из лучших в Бессарабии. Ее укрепления состояли из каменной стены, рва глубиной до 14 м с каменным эскарпом и контрэскарпом. Крепостная стена была усилена небольшими бастионами. Внутри крепости была еще одна каменная стена, отделявшая крепость от замка.

Игельстром послал капитана Нолькина устроить небольшие укрепления в днестровском устье, чтобы отрезать осажденным сообщение с Очаковым. Под началом Нолькина было две роты пехоты, 70 казаков и два единорога. 15 сентября Нолькин отразил нападение тысячи крымских татар. В тот же день в устье Днестра вошло 20 турецких судов (видимо, транспортных). Попав под огонь единорогов, турецкие суда повернули обратно.

С 14 сентября крепость регулярно обстреливалась русской полевой артиллерией (осадной у Игельстрома не было). Русские начали минную войну и прорыли несколько подкопов к стенам крепости.

25 сентября Аккерман сдался. В крепости было найдено 65 пушек, 8 мортир и 3 гаубицы; 8 тысяч ядер, 2 тысячи бомб, тысяча пудов пороха. Потери русских за время осады составили 23 убитых и 109 раненых.

В Аккермане был оставлен русский гарнизон в составе пехотного полка и сотни казаков. Комендантом был назначен майор барон Ферзей.

Следующей крепостью, взятой Первой армией, стал Браилов. Еще в январе 1770 г. генерал Штофельн пытался взять Браилов. Русские сожгли предместья, но тогда взять крепость не смогли из-за сильного артиллерийского огня турок.

В сентябре 1770 г. Румянцев вновь попытался овладеть Браиловым. 21 сентября из Фокшан к Браилову был двинут отряд генерал-майора Глебова.

Укрепления Браилова оставляли желать лучшего, но крепость имела солидную артиллерию и 5-тысячный гарнизон. 26 сентября Глебов подошел к крепости и предложил коменданту сдаться. Комендант отказался, и русские приступили к осаде крепости. В ночь с 26 га 27 сентября были возведены две осадные батареи (но с полевыми орудиями), которые с наступлением дня открыли огонь по крепости. Турки произвели безуспешную вылазку с целью уничтожить батареи. В ночь на 17 октября была возведена третья осадная батарея.

13 октября к Браилову из Второй армии прибыли первые 10 осадных орудий. Однако Глебов не стал дожидаться результатов их действия и в ночь на 24 октября начал штурм крепости. Турки отчаянно сопротивлялись, и штурм был отбит с большими потерями для атакующих. Были убиты 5 офицеров и 484 нижних чина, ранены 53 офицера и 1284 нижних чина. Через 2 часа после штурма напуганный потерями Глебов приказал оставить позиции и отступить к Максименам.

Тем не менее Румянцев не отказался от захвата Браилова и начал стягивать туда крупные силы. Турецкий гарнизон не стал дожидаться второй осады и 9 ноября покинул крепость, бросив там артиллерию и припасы. На следующий день Браилов был без боя взят отрядом полковника Леонтьева. В крепости было найдено 74 орудия, 5 тысяч ядер, 500 бомб, 1000 фанат и 4 тысячи пудов (65,5 т) пороха.

В 1770 г. до крепостей Журжа и Тульча у Румянцева просто не дошли руки. К их осаде русские приступили в кампанию следующего 1771 г.

Глава 4 КАМПАНИЯ 1771 ГОДА

РУМЯНЦЕВ НА ДУНАЕ

В 1770 г. левый берег Дуная от Килии до Виддина был очищен от неприятеля. За турками оставались здесь только две крепости — Журжу и Турно. В 1771 г. русская армия была расположена тремя отделами: правое крыло под начальством генерал-аншефа Петра Ивановича Олица оберегало страну между реками Серетом и Ольгой; левое крыло под начальством генерал-майора Вейсмана охраняло течение Дуная от Прута до Черного моря; наконец, центр, под начальством самого главнокомандующего, с главной квартирой в Максименах на Серете, мог двинуться на помощь правому или левому крылу, смотря по тому, откуда явится противник. Но турки не имели возможности явиться на левом берегу Дуная с сильным войском. Да если бы и была возможность, то воспоминание о Кагуле отнимало охоту у визиря предпринять наступление.

Сам же Румянцев переходить за Дунай явно не собирался. Для Екатерины и двора он находил тысячу предлогов, чтобы вести позиционную войну.

Чтобы укрепить свои позиции на правом фланге, Румянцев решил взять Журжу, последнюю турецкую крепость на левом берегу Дуная, базу для нападений на Валахию.

На Журжу двинулся отряд генерала Олица. 21 февраля 1771 г. состоялся штурм крепости. В ходе трехчасового боя русские захватили укрепления вокруг крепости, а турецкий гарнизон укрылся в центральной цитадели («замке»), расположенной на острове. Во время беспорядочного отступления потонуло до четырех тысяч турок. Русские потеряли убитыми 6 офицеров и 173 нижних чина и ранеными 26 офицеров и 794 нижних чинов.

В ночь на 22 февраля на берегах напротив замка началась постройка осадных батарей. С утра 24 февраля осадные батареи открыли по замку интенсивный огонь. Вскоре башни замка были обращены в развалины, в стенах пробиты бреши. Взрыв порохового погреба произвел большие разрушения и сильно деморализовал осажденных.

Турки вступили в переговоры и выторговали себе свободный выход из крепости. Олиц написал в донесении, что не желал «обременять войска конвоированием 3000 пленных». Трофеями победителей стали 20 знамен, 84 пушки и мортиры, а также большие запасы продовольствия, Генерал Олиц оставил в Журже гарнизон — 600 солдат под началом секунд-майора Гензеля, а сам с отрядом выступил в Бухарест.

Оставлять 600 солдат в разрушенном замке было верхом бездарности русского командования. Особенно если учесть, что в пяти верстах от Журжи выше по течению Дуная на противоположном берегу находилась сильная турецкая крепость Рущук с большим гарнизоном. Как и следовало ожидать, 25 мая турки на гребных судах вышли из Рущука и захватили остров напротив Журжи. После обстрела русскими острова турки покинули его и высадились в Слободзее, местечке на левом берегу Дуная в 3 км выше Журжи. На следующий день отряд турок двинулся из Слободзее к Журже и, подойдя на ружейный выстрел, открыл огонь из двух пушек. Гензель, имея 40 орудий, по непонятным причинам не отвечал, а повел солдат на вылазку. Турки вылазку отбили и окружили крепость.

Гензель вступил в переговоры с турками и выторговал гарнизону свободный выход из крепости. 29 мая русский гарнизон с развернутыми знаменами и личным оружием вышел из Журжи и двинулся к Бухаресту.

Румянцев был вне себя и приказал судить и расстрелять секунд-майора Гензеля, артиллериста Колюбакина и инженера Ушакова. О том, кто оставил в разрушенном замке 600 солдат в виду Рущука, никто не вспомнил, не ставить же к стенке самого фельдмаршала. Сам по себе приговор не был чересчур жестоким. В ходе турецких походов Миниха расстрелы офицеров, глупость или халатность которых приводила к человеческим потерям, были обычным делом. Но тут был виноват не один Гензель. А матушка государыня имела чрезвычайно разветвленную сеть осведомителей, которые, несомненно, довели до нее суть дела. По сему поводу Екатерина написала Румянцеву: «В рескрипте к вам написано, чтобы вы поступали с журжинским комендантом и с ним бывшими по всей строгости законов; но сим имею вам сказать, чтобы их смертию не казнили; а впрочем, накажите их так строго и с таким посрамлением, как вы заблагорассудите; они всего достойны, но в смерти их обществу нужды нет, ибо поносная жизнь гораздо более наказания чувствительной душе или душам, нежели смерть».

В начале августа 1771 г. Румянцев решил отбить у турок Журжу. 6 августа к крепости подошел отряд генерал-поручика Эссена. В ночь на 7 августа три колонны русских войск пошли на штурм Журжи. Однако турки открыли интенсивный огонь из пушек и ружей — падали целые шеренги русских солдат. Штурм был отбит с большими потерями: убитыми 17 офицеров и 497 нижних чинов, ранеными 81 офицер и 1714 нижних чинов. Почти все офицеры отряда вышли из строя, и Эссен вернулся в Бухарест.

В начале октября 1771 г. в Журже сконцентрировались большие силы турок. 19 октября 7—8 тысяч пехоты и 30—40 тысяч конницы под началом сераскира Эмир-Махмета двинулись на Бухарест. У местечка Вокарешты турки были встречены отрядом генерал-поручика Эссена в составе трех гренадерских батальонов, восьми пехотных, двух кавалерийских и трех казацких полков. Эссен построил пехоту в четыре каре с конницей в интервалах между ними и контратаковал турок. В это время с тыла турок атаковали два кавалерийских полка генерал-майора Текелли, которых Румянцев выслал на помощь Эссену.

Одновременная атака отрядов Эссена и Текелл и дезорганизовала турецкую пехоту. Но Эмир-Махмет не растерялся, а приказал частям свой конницы переправиться на левый берег реки Дембовица и взять Бухарест, оставленный без прикрытия. Маневр турецкой конницы был вовремя замечен бригадиром князем Долгоруковым, который немедленно выслал на левый берег Дембовицы отряд подполковника Кантемира. Позже Эссен направил туда же каре Гудовича с артиллерией. Турецкую конницу остановили картечью, а затем вогнали в реку.

Одновременно основные силы Эссена и отряд Текелл и довершили разгром турецкой пехоты и части конницы, оставшейся с ней.

Русские потеряли в бою у Бухареста 55 человек убитыми и 199 человек ранеными. У турок убито около 2 тысяч человек, в плен взяты 350 человек, захвачено 10 знамен и 14 пушек.

Преследуя отступающих турок, князь Долгоруков 24 октября подошел к крепости Журжа и после непродолжительного боя с ее гарнизоном овладел крепостью.

Более удачными в 1771 г. оказались действия левого фланга армии Румянцева. В марте генералы-майоры Вейсман и Озеров двинулись на крепость Тульчу.

Входе захвата Тульчи было убито свыше 500 турок, заклепали 23 пушки и сожгли 8 речных судов. Затем русские покинули Тульчу и на лодках отправились в Измаил.

14 апреля Вейсман и Озеров на лодках отправились из Измаила к Исакчи. В их отряде было 1400 гренадер, 200 мушкетеров и 40 артиллеристов при двух пушках. Грести против течения было трудно, и флотилия достигла района Исакчи лишь к 4 часам утра 16 апреля. До турецкого лагеря было около версты. Вейсман разделил гренадер на две колонны по 700 человек и с двух сторон атаковал неприятеля. Турки заметили русских, лишь когда те подошли к двум турецким батареям. В итоге восемь пушек были захвачены без потерь, а турецкая прислуга бежала. Затем последовал рукопашный бой с янычарами, засевшими в винограднике. Колонна Вейсмана, построившись в каре, с большим трудом отбила нападение конницы.

Вскоре город Исакчи оказался в руках русских, но цитадель (замок) взять не удалось из-за упорного сопротивления янычар. Город был подожжен. На пристани сгорело 44 малых судов.

В 5 часов дня русские сели на свои лодки и отправились назад к Измаилу. В донесении императрице Румянцев именовал операцию против Исакчи подвигом, поскольку город защищало 6 тысяч человек при 51 пушке. Потери русских составили 14 убитых и 89 раненых.

В том же году Вейсман еще раз напал на Исакчи. 23 октября отряд Вейсмана вышел из Бабадача. Турки не стали дожидаться русских и покинули Исакчи. Вейсман пытался окружить отступавших турок, но это ему не удалось. В ходе боя убиты 128 турок и еще 15 взяты в плен. Остальным удалось уйти. 25 октября Вейсман вступил в Исакчи и «обратил город в груду пепла». На следующий день Вейсман ушел к Тульче.

В августе 1771 г. Румянцев приказал сделать нападение на Гирсово — турецкую крепость на нижнем Дунае. 23 августа русские суда (лодки) отплыли из Ораша вверх по Дунаю. Командующий отрядом генерал-квартирмейстер Боур сделал ставку на внезапность нападения, но турки вовремя обнаружили его флотилию и открыли сильный артиллерийский огонь. Запорожские казаки даже захватили пристань, но подогнем турок вынуждены были отойти. В конце концов, Боур приказал флотилии возвращаться.

Потерпев неудачу у Гирсово, Боур решил устроить набег («поиск» по тогдашней терминологии) на турецкий лагерь у Даян. В ночь на 3 сентября запорожцы под командой поручика Сихновского приплыли к неприятельскому лагерю и укрылись в камышах. На рассвете следующего дня они атаковали лагерь и выбили из него турок. Запорожцы потеряли 5 человек убитыми и 28 ранеными, а турки — более 100 человек убитыми.

24 октября подполковник Якубович с 250 человек регулярной пехоты, полком запорожцев и шестью запорожскими пушками двинулся на гребных судах к Гирсово. Якубович высадил десант, который с ходу овладел 8-пушечной береговой батареей, а затем осадил крепость и открыл по ней стрельбу из пушек. То ли от огня запорожцев, то ли из-за небрежности турок, в крепости произошел взрыв порохового погреба, в результате чего обрушилась часть крепостной стены. Турки в панике бежали из крепости. В итоге русские взяли Гирсово, не потеряв ни одно человека убитым, а только 29 человек было ранено. Якубович приказал заклепать и утопить турецкие крепостные пушки. На пристани было захвачено множество турецких судов. Из них около 100 было сожжено, а самые лучшие (два галиота и 25 малых судов) уведено русскими.

20 декабря в поиск на турецкую крепость Мачин был отправлен отряд Милорадовича в составе Ярославского и Севского пехотных полков, а также 250 запорожских и 70 донских казаков.

В ночь на 21 декабря отряд переправился через Дунай и скрытно подошел на две версты к Мачину. На высотах у города был расположен лагерь турецких войск. На рассвете Милорадович атаковал лагерь. Скаты высот, занятых турками, были настолько круты, что пехота взбиралась на них с большим трудом. Тем не менее вслед за пехотой на высоты были втащены на руках и полковые орудия. Эти пушки были установлены на правом фланге турецкого ретраншемента и открыли огонь картечью по траншеям. Дело завершила штыковая атака. Турки были вынуждены очистить лагерь. Мачин противник не защищал, и русские без боя заняли его.

В бою за лагерь наши потеряли 7 человек убитыми и 25 ранеными. Потери турок оценивали в 450 человек убитыми. В лагере и городе было взято 14 пушек, кроме того, 5 пушек было взято на турецком судне.

С конца октября главные силы Первой армии Румянцева начали располагаться на зимних квартирах. Ставка фельдмаршала была перенесена в город Яссы.

В кампанию 1771 г. Румянцев фактически протоптался на месте. Единственным достижением его было занятие нескольких малых турецких крепостей на Дунае. Кампания Первой армии в 1770 г. показала, что турки неспособны противостоять русским в большом полевом сражении. Поэтому оптимальным вариантом для Первой армии был переход Дуная и полный разгром полевых турецких войск. При этом малые крепости турок с небольшими гарнизонами не могли играть существен ной роли и, оказавшись в глубоком тылу русских, сами как спелые яблоки упали бы к ногам победителя. К этому, собственно, постоянно и подводила фельдмаршала Екатерина. Румянцев же придумывал тысячу отговорок, чтобы не переходить Дунай. А Екатерина не рискнула сместить кагульского героя.

Ссылки на то, что Румянцев-де жалел русских солдат и боялся больших потерь при форсировании Дуная, более чем несостоятельны. В ходе «стояния» в 1771 г. Первая армия понесла санитарные потери больше, чем в самых кровопролитных сражениях с турками. Так, в январе 1771 г. умерли от болезней 461 человек, в июне — 538 человек, а затем рост числа заболеваний усилился, и в сентябре умерло свыше трех тысяч человек.

Румянцев мог закончить войну в 1771 г., но не сделал этого по каким-то причинам личного порядка.

ПОХОД ДОЛГОРУКОВА В КРЫМ

Командующий Второй армией Петр Панин был обижен императрицей после взятия Бендер и подал в отставку, которая была принята незамедлительно. Но вот командиром Второй армии был назначен князь Василий Михайлович Долгоруков. Василий Михайлович происходил из знаменитого рода Рюриковичей, попавшего в опалу при Анне Иоанновне. В 1735 г. 13-летний Василий был записан капралом в драгунский полк под именем Василия Михайлова — ему было строжайше запрещено именоваться князем Долгоруковым. В 1736 г. он первым оказался на валу Перекопа, за что был произведен Минихом в прапорщики. В 1740 г. он участвовал в войне со шведами и отличился при Виланоках. С воцарением Елизаветы Петровны опала с Долгоруковых была снята, и в течение шести лет Василий Михайлович получил шесть чинов. Василий Михайлович участвовал практически во всех сражениях Семилетней войны и несколько раз был ранен. Императрица Екатерина II вдень своей коронации 22 сентября 1762 г. произвела Василия Михайловича в генерал-аншефы.

Сейчас Василию Михайловичу во второй раз было приказано брать Перекоп. В начале 1771 г. Вторая армия была разделена на главный корпус Долгорукова (23 950 человек), Сивашский отряд князя Щербатова (3395 человек) и мелкие отряды для прикрытия коммуникаций (более 21 тысячи человек).

Сосредоточение войск на Днепровской линии закончилось к концу мая, 27 мая Сивашский отряд двинулся к Геническу, а главный корпус 9 июня начал движение к Перекопу. 12 июня он вышел к крепости Орь, а в это время Сивашский отряд начал погрузку на корабли Азовской флотилии вице-адмирала А. Н. Сенявина.

Укрепления Перекопа защищали 50 тысяч татар и 7 тысяч турок под начальством крымского хана Селима Гирея.

Разделив свой корпус на семь колонн, Долгоруков в ночь с 13 на 14 июня начал штурм Перекопской линии. Две колонны действовали в центре, одна — против левого фланга, а четыре — против правого фланга перекопских укреплений. Главные удары наносились по слабым участкам, в то время как на сильно укрепленных участках производились только демонстрации, отвлекающие противника от направления главного удара. К 15 июня Перекопская линия пала, а гарнизон крепости Орь капитулировал. Так же успешно действовал Сивашский отряд, который высадился на косе 17 июня, а в ночь на 18 июня штурмом овладел крепостью Арабат. Действия войск прикрывались с моря эскадрой Сенявина.

После разгрома татарских войск на Перекопе Селим Гирей бежал в Румелию, поручив защиту Крыма Ибрагиму-паше. Последний предлагал сначала защищаться в Карасу-базаре, но затем отошел к Кафе, надеясь на прибытие подкреплений из Константинополя.

29 июня основные силы Долгорукова подошли к Кафе и начали бомбардировку ее укреплений. Стоявшие на рейде турецкие корабли после обстрела русской артиллерией ушли в море.

Русские войска стремительно атаковали Кафу, и комендант отдал приказ сдать крепость. Турки под Кафой потеряли около 3500 человек. Считается, что турок и татар там было 95 тысяч, но, по мнению автора, эта цифра явно преувеличена. Тем не менее численность неприятеля существенно превышала число русских.

Узнав о взятии Кафы, турки, находившиеся в Керчи, поспешили отплыть на кораблях в Стамбул. Русские войска без боя заняли Керчь и Еникале.

22 июня отдельным отрядом генерала Брауна был взят Козлов. Вскоре русские войска заняли восточный и южный берега Крыма, включая Судак, Ялту, Балаклаву и Ахтиар.

Быстрое продвижение русских войск в Крыму в известной степени было обусловлено раздорами среди татар. Так, еще до начала похода Долгорукова, едисанцы, бубжаки и джамбулуки (орды, кочевавшие в северном Причерноморье) объявили себя сторонниками России. В худшем случае они держали нейтралитет. Естественно, что тут не обошлось без подкупа. Толька едисанской орде Екатерина отстегнула 14 тысяч рублей, якобы за обиды, чинимые орде запорожцами.

В самом Крыму после бегства Селим Гирея царило безвластие. Несмотря на продолжение боевых действий, с конца июня крымская верхушка находилась в переписке со штабом Долгорукова. Фактически с конца июля большая часть крымских татар согласилась на перемирие.Успехи Долгорукова, особенно на фоне бездействия Румянцева, крайне обрадовали Екатерину. В письме Долгорукову было сказано: «Вчерашний день (17 июля) обрадована я была вашими вестниками, кои приехали друг за другом следующим порядком: на рассвете — конной гвардии секунд-ротмистр кн. Иван Одоевский со взятием Кафы, в полдень — гвардии подпоручик Щербинин с занятием Керчи и Еникале и перед захождением солнца — артиллерии поручик Семенов с ключами всех сих мест и с вашими письмами. Признаюсь, что хотя Кафа и велик город, и путь морской, но Еникале и Керчь открывают вход г. Синявину водой в тот порт, и для того они много меня обрадовали. Благодарствую вам и за то, что вы не оставили мне дать знать, что уже подняли русский флаг на Черном море, где давно не казался, а ныне веет на тех судах, кои противу нас неприятель употребить хотел и трудами вашими от рук его исторгнуты».

Долгоруков получил Георгиевский орден первой степени, 60 тысяч рублей денег, табакерку с портретом императрицы, сын его произведен в полковники.

28 июля к Долгорукову прибыли два знатных татарина с вестью об избрании в Карасу-базаре нового хана — Сагиба Гирея. Посланные от имени всего общества ручались за верность избранных как не имеющих никакой привязанности к Порте, от которой вовсе отторглись, что подтвердили клятвой перед целым обществом, с Русскою же империей вступили в вечную дружбу и неразрывный союз под высочайшую протекцию и ручательство императрицы.

Долгоруков потребовал от нового хана немедленного освобождения русских и вообще христианских рабов. «Чтобы не возбудить негодования ясрни», татарские мурзы и духовенство решили платить владельцам за отпущенных рабов-христиан: за мужчину — 100 левков, за женщину — 150 левков. Как видим, даже «чернь» в Крыму была рабовладельцами. Вот еще одно доказательство неприменимости марксистских теорий к крымским татарам. Посредством такого выкупа в армию приведено было мужчин и женщин 1200 человек. Многие солдаты, особенно из поселенных гусарских и пикинерских полков, нашли среди них своих жен и детей. Но как только между рабами пронеслась весть, что их освобождают, те не стали дожидаться определенного для выкупа срока и бросились бежать к войску. Таких беглецов в августе месяце при армии было уже до 9 тысяч душ. По уговору с крымцами русский главнокомандующий велел поднять кресты на 12 греческих церквах в Кафе и снабдить их колоколами. Также по всем городам и селам начали восстанавливать греческие церкви.

Нетрудно догадаться, насколько «приятными» оказались сии «новшества» для татар. Немедленно же начались столкновения с новым ханом. Князь Долгоруков уведомил Сагиба Гирея, что в крымских крепостях останутся русские гарнизоны для зашиты от турок, и что крымцы должны доставлять этим гарнизонам топливо. Хан отвечал, что Крым от Порты стал независим и, следовательно, должен сам себя защищать, да и в конце 1771 г. никакой опасности от турок нет, так как в это время навигация на Черном море закончилась. А на будущий год, если будет грозить опасность, хан даст знать о ней главнокомандующему. Крымский народ и без того разорен и бесплатно не может давать русскому войску топливо. Долгоруков отвечал: «Хотя до апреля месяца никакой опасности с турецкой стороны ожидать нельзя, однако я гарнизоны вывести власти не имею, ибо оные введены в силу повеления моей государыни, а вашей великодушнейшей покровительницы и щедрейшей благодеятельницы». Относительно отопления главнокомандующий распорядился, чтоб солдаты были размещены в христианских домах, где будут пользоваться теплом сообща с хозяевами. Где же нет христианских домов, то в пустых магометанских, и только в этом случае татары должны доставлять им топливо.

Русским поверенным в делах при хане был назначен канцелярии советник Веселицкий. Он должен был вручить Сагибу Гирею акт, в котором говорилось, что Крымская область учреждается вольною и ни от кого независимой, а так как это «сокровище получено единственно от человеколюбия и милосердия ее императорского величества Великой Екатерины», то Крымская область вступала в вечную дружбу и неразрывный союз с Русской империей под сильным покровительством и ручательством ее самодержицы. Хан обязывался не вступать с Портой ни в какие соглашения. Веселицкий должен был требовать подписания этого акта и также требовать просительного письма к императрице, чтоб она приняла под свою власть города Керчь, Еникале и Кафу. Назначенные для переговоров с Весслицким мурзы отвечали на последнее требование: «Какая же будет свобода и независимость, когда в трех главных местах будет находиться русское войско? Народ наш всегда будет беспокоиться насчет следствий этой уступки, опасаясь такого же угнетения, какое мы терпели во время турецкого владычества в этих городах». Веселицкий объяснил, что это делается для их благоденствия, что от Порты надо всегда и всех опасаться, и они будут подвержены гибели из-за своей отдаленности от русских пределов. Спросил, могут ли они защищаться собственным войском. Татары все это выслушивали без возражений, но отвечали просьбой, нельзя ли их избавить от этой новости, как они выражались. Тогда Веселицкий объявил им, что если они этого требования не исполнят, то он не приступит ни к чему другому. Хан созвал всех старшин для совета об уступке Керчи, Еникале и Кафы. Совет продолжался пять дней подряд, и 7 ноября присланы были знатные люди к Веселицкому с объявлением, что духовенство находит эту уступку противной их вере, и так как русское правительство объявило, что оно не будет требовать ничего противного мусульманской религии, то они на отдачу городов согласиться не могут. Веселицкий отвечал, что русским хорошо известно содержание Корана, и там не указано о невозможности уступки городов. Препирательства о трех городах продолжались, и формальная сторона дела так и не была решена в 1771 г. Фактически же эти города уже принадлежали России.

Глава 5 КАМПАНИЯ 1772-1773 ГОДОВ

 Успехи русского оружия заставили задуматься турецкие власти о бессмысленности дальнейшего ведения войны. Кроме того, султан надеялся на вступление Австрии в войну на стороне Турции. Но австрийскому двору явно не улыбалась война с объединенными силами России и Пруссии. Об этом недвусмысленно заявил австрийский дипломат Тугут, специально прибывший в Константинополь в начале 1772 г., чтобы склонить Порту к миру.

Огромное впечатление произвели на Порту события в Польше. Польские мятежники повсеместно терпели поражения от русских войск. Особый ужас наводили на поляков отряды Александра Суворова. Уже в начале 1772 г. всем было очевидно, что раздел Польши между Россией, Пруссией и Австрией неминуем. (Хотя формально договор о разделе был подписан 5 августа 1772 г.). Султана и его окружение смутило страшное предположение, а вдруг те же три державы решат, подобно Польше, поделить и Оттоманскую империю.

В начале марта 1772 г. верховный визирь Мухаммед-паша предложил Румянцеву начать переговоры. Румянцев дал согласие и поставил условием прекращения военных действий до 1 июня с тем, чтобы положение войск на Балканах оставалось без изменений, а Дунай являлся линией разделения войск. Это перемирие должно распространиться также на Крым, Кавказ и Черное море. Переговоры о перемирии решено было проводить в Журже, для чего с русской стороны направлялся Симагин, а с турецкой — Абдул-Керим. Конвенция о перемирии была, однако, подписана только 14 мая. 25 мая Румянцев утвердил текст этой конвенции.

Переговоры о мире решено было вести на конгрессе в местечке Фокшаны, недалеко от Измаила. Россию на конгрессе представляли Григорий Орлов и освобожденный из Семибашенного замка русский посол Обрезков. В инструкции русским представителям было сказано: «Основания переговоров состоят в следующих трех статьях: 1) в уменьшении способности для Порты нападать вперед на Россию; 2) в доставлении себе справедливого удовлетворения за убытки, понесенные в войне, объявленной со стороны Турции без всякой законной причины; 3) в освобождении торговли и мореплавания. По первой статье наши требования состоят в том, чтоб 1) были уступлены нам обе Кабарды, Большая и Малая; 2) оставлена была граница от Кабарды через кубанские степи до Азовского уезда на прежнем основании; 3) уступлен был нам город Азов с уездом; 4) чтоб все татарские орды, обитающие на Крымском полуострове и вис его, признаны были вольными и независимыми; 5) чтобы уступлены были грузинским владельцам все места, взятые русским оружием; чтоб как грузинцам, так и всем другим христианским народам, принимавшим участие в войне, была дана полная амнистия и впредь оказывалось большее покровительство христианским церквам в областях Порты.

Под второй статьей разумели мы требования денежного вознаграждения за военные убытки, но и это требование вы можете оставить вполне или отчасти для получения свободы татарам. Третьего статьею мы требуем свободной торговли и плавания по Черному морю, и от этого требования мы отступить не можем».

Инструкция была подписана 21 апреля, и 25 апреля Григорий Орлов выехал их Царского Села.

Конгресс начался в конце июля из-за задержки турецких представителей Османа-эфенди и Яссина-заде-эфенди, вместе с которыми прибыли из Стамбула австрийский и прусский послы. О поведении этих послов Обрезков 6 августа писал Панину: «Берлинский поступает во всем, как кажется, чистосердечно и поддерживает наши настроения относительно начального пункта, т.е. независимости татарской; венский же, напротив, оказывается в этом пункте не только холоден, но едва ли до сих пор и не поощряет турок к податливости. Может быть, он делает это в ожидании разрешения польских дел. Но, как бы то ни было, переводчик его ежедневно, а иногда и сам он бывает у турецких министров и долго у них сидит; нам ничего не сообщает, а если что и говорит, то больше в подкрепление турецкого упрямства в татарском деле. Дело это до сих пор нисколько не продвигается вперед; мы не можем его отменить и даже смягчить, а турки по обыкновению связывают его с магометанским законом, утверждая, что один султан не может его решать. Нет той тонкости, по их мнению, а по-нашему — подлости и гнусности, которую бы они не употребили в действие; но мы на все это смотрим с презрением и держимся нам предписанного».

19 августа Обрезков писал, что дело о татарской независимости встречает непреоборимые затруднения и что турецкие уполномоченные готовятся к отъезду; они соглашались, чтоб крымские ханы избирались своим народом, но требовали, чтоб новоизбранный хан получал утверждение у султана.

Переговорный процесс затруднился после того, как 18 августа Орлов покинул конгресс и отправился в Яссы в ставку Румянцева, а затем вообще укатил в Петербург. Дело в том, что доброжелатели сообщили Грише, что Ее Императорское величество завело нового фаворита конногвардейского поручика Васильчикова. Орлов поехал выбивать поручика из царской постели, но был отправлен под домашний арест в свое имение в Гатчину. Однако Екатерина помнила прежние услуги братьев Орловых и нуждалась в новых, да и вообще она не была любительницей скандалов. Посему Григорию Орлову было выдано отступное — пожизненная пенсия 150 тысяч рублей в год, единовременное пособие 100 тысяч рублей на покупку дома и разрешение жить в любом из подмосковных дворцов. Ему было подарено еще 10 тысяч крестьян, огромный серебряный сервиз французской работы и еще недостроенный Мраморный дворец на Неве у Троицкой пристани. Наконец, 4 октября 1772 г. Екатерина подписала высочайший рескрипт об утверждении Григория Григорьевича Орлова в княжеском достоинстве.

28 августа турецкие представители покинули конгресс, выставив причиной отъезд графа Орлова. На самом деле турки получили сведения, что в Швеции король Густав III произвел переворот, в результате которого к власти пришла агрессивно настроенная по отношению к России группировка. Кроме того, осложнилась обстановка в Польше, так как Станислав Понятовский вдруг отказался собрать сейм для санкционирования польского раздела.

К продолжению войны Турцию подстрекала Франция. Екатерина была настроена воинственно и писала Вольтеру: «Я скоро начну с Мустафою новую переписку пушечными выстрелами, так как ему угодно было приказать своим уполномоченным расторгнуть фокшанский конгресс и перемирие кончается сегодня».

Немного поразмыслив, великий визирь отправил 7 сентября Румянцеву письмо, в котором предлагал возобновить конгресс в Бухаресте и продолжить перемирие еще на шесть месяцев.

Ряд русских дипломатов, включая Обрезкова, предлагал смягчить условия мира предложениями Турции. Румянцев пел старую песню о печальном состоянии Первой армии и, следовательно, о необходимости закончить войну, «которая не страшна и не тягостная подлинно по свойствам и силе неприятеля, но по неразрывно с оною совокупленным болезням прямо пагубна».

И тут твердый мужской характер проявила Екатерина, писавшая 24 октября в Государственный Совет: «Если при мирном договоре не будет одержано — независимость татар, не кораблеплавание на Черном море, не крепости в заливе из Азовского в Черное море, то за верно сказать можно, что со всеми победами мы над турками не выиграли ни гроша, и я первая скажу, что таковой мир будет столь же стыдной, как Прутский и Белградской в рассуждении обстоятельства».

29 октября начался конгресс в Бухаресте, причем перемирие было продолжено до 9 марта будущего года.

В конце 1772 г. переговоры в Бухаресте застопорились из-за спора о Крыме. А между тем в Крыму стояли русские войска — хороший кнут для грабителей-татар, для татарской же верхушки императрица не жалела золотых пряников. К примеру, ханский брат калга Шагин Гирей осенью 1772 г. побывал в Петербурге и Москве. Ежедневные «командировочные» калге составляли 100 рублей. По приезде в Петербург он получил шубу и шапку (за 5 тысяч рублей), и столовый серебряный сервиз. Затем — 10 тысяч рублей на мелкие расходы. Мелкие подарки — сабля за 20 тысяч рублей, перстни, табакерки. После этого Шагин Гирей скромно признался, что он наделал долгов в Петербурге и что ему нечем платить. Тут же ему выдали еще 12 тысяч рублей и т.д.

В январе 1773 г. переговоры в Бухаресте были прерваны. А в феврале 1773 г. императрица предложила Румянцеву начать боевые действия — форсировать Дунай, а затем занять Шумлу, где сконцентрировались турецкие войска. Но Румянцев принципиально не хотел переходить Дунай, а требовал все новых подкреплений.

Пока Румянцев препирался с Петербургом, в апреле турки сами форсировали Дунай и нанесли потери дивизии Салтыкова. В конце концов, Румянцеву пришлось послушаться Екатерину и начать подготовку к форсированию Дуная.

В начале мая в армии Румянцева произошло неприметное событие: в Яссы прибыл для дальнейшего прохождения службы генерал-майор Александр Суворов. За ним уже числились десятки побед над польскими конфедератами. Но Румянцев и его окружение не принимали всерьез боевые действия в Польше.

Румянцев решил нанести главный удар в районе крепости Силистрия, для чего Григорию Потемкину предложено было начать переправу в районе Гирсово. В целях отвлечения противника от направления главного удара на Суворова была возложена задача произвести поиск в районе Туртукая.

В гарнизоне Туртукая было до 4 тысяч человек. По Дунаю крейсировала сильная турецкая флотилия. Отряд Суворова состоял из Астраханского пехотного полка, карабинерского полка, сотни казаков, четырех полковых и трех трофейных турецких пушек. Для переправы русские располагали лишь 17 лодками.

Напротив Туртукая в Дунай впадала речка Аржиж (она же в различных источниках — Аргис и Аржис), заросшая камышами. По ней могли выйти в Дунай лодки с десантом. Но турки учли это и расположили артиллерийскую батарею напротив устья Аржижи. Тогда Суворов предложил скрытно перевезти лодки на обывательских подводах.

Турки не догадались о намерении Суворова атаковать Туртукай, они просто решили ночью форсировать Дунай и немножко порезать русских.

В ночь на 9 мая тысяча конных турок вплавь переправилась на левый берег Дуная. Был Иванов день, и донские казаки изрядно перепились. В ночном бою Суворов буквально чудом остался жив. Утром было обнаружено 85 трупов турок.

Несмотря на потери, Суворов решил атаковать турок на следующую ночь. Расчет на внезапность нападения оказался верным. Турки» считавшие, что ночь после их набега на русский лагерь будет спокойной , даже убрали дозорное судно. Турки слишком поздно заметили лодки с десантом. Русские без потерь высадились в трех верстах ниже Туртукая и, построившись в две колонны, двинулись по берегу к Туртукаю.

В ходе упорного боя город был взят. Турки, потеряв около полутора тысяч человек, бежали. У русских были убиты 24 человека и ранено 35 человек. Кстати, в ходе боя на турецкую сторону было переправлено всего 500 человек пехоты и 210 человек конницы без артиллерийских орудий.

Трофеями Суворова стали 6 знамен, 16 пушек, 19 речных торговых судов. Генерал-майор велел сжечь Туртукай, четыре легкие пушки были отправлены на русский берег Дуная, 16 тяжелых пушек было приказано утопить в реке, а затем всему переправиться обратно за Дунай.

Командующему армией Румянцеву Суворов вместо длинной реляции отправил записку: «Слава Богу» слава вам! Туртукай взят, Суворов там!»

Поиск на Туртукай отвлек турок. Отряд Григория Потемкина форсировал Дунай у Гирсово и закрепился на правом берегу. Но тут Потемкин получил приказ Румянцева переправиться обратно.

7 июня русские переправились через Дунай у местечка Гуробалы. Днем наши войска обложили крепость Силистрию, где засел 15-тысячный турецкий гарнизон. После упорного боя 18 июня русские захватили ретраншемент в предместье Силистрии,

8 это время к Силистрии подошла от Шумлы турецкая колонна Черкеса-паши и вступила в бой, но она была также разбита и в беспорядке отошла к Шумле. 29 июня Вейсман нанесу Кючук-Кайнарджи поражение корпусу Нумана-паши, двигавшемуся для деблокировании Силистрии.

В ночь на 20 июня Суворов вновь напал на Туркутай. К этому времен и его отряд был усилен людьми и артиллерией. (Прибыло два 8 - фунтовых единорога, две 3-фунтовые пушки и четыре 6-фунтовые мортиры Кегорна.) Всего в отряде Суворова находилось 1720 человек пехоты, 855 человек регулярной кавалерии, 790 казаков, 19 орудий, из которых 4 трофейных.

Турки назначили новым командиром в Туркутае Фейзуллу-Магомета, черкеса по национальности. Энергичный Фейзулла-Магомет приказал выстроить в нескольких верстах от сожженного Туркутая три лагеря: первый, обширный, был укреплен высоким валом и рвом; правее его, на горе за двумя глубокими оврагами, находилась хорошо защищенная ставка бея; у реки, в сторону Рущука, учрежден самый крупный лагерь, правда, не имевший сильных укреплений.

На сей раз Суворов построил батарею напротив места высадки и переправился под прикрытием артиллерийского огня. Вместе с десантом были переправлены два 3-фунтовых орудия, которые по прибытии немедленно открыли огонь картечью.

Потеряв до 800 человек убитыми, противник обратился в бегство. Победителям достались трофеи: 14 орудий, 25 лодок, 15 судов и много продовольствия. Все это было погружено на суда и переправлено на левый берег Дуная. В этом бою русские потеряли 6 человек убитыми и 96 ранеными.

И вдруг Румянцев отдает приказ всем войскам опять отходить за Дунай. С 20 по 25 июня наши войска покинули правый берег Дуная за исключением Гирсово.

Екатерина вежливо упрекала Румянцева, но он требовал «то не удвоить, а утроить надобно армию; ибо толико числа требует твердая нога, которой без того иметь там не можно...».

Защищать Гирсово Румянцев приказал Суворову дав ему всего 4 тысячи штыков и сабель. 3 сентября 6-тысячный отряд турецкой конницы атаковал у Гирсово передовые посты русских. Затем подошли еще 4 тысячи пехоты. Суворов встретил атакующих турок сильным огнем артиллерии и контратакой пехоты и конницы с флангов. Турки потеряли до тысячи человек и бежали. Наши потери: 10 убитых и 167 раненых. Турки бросили на поле боя шесть пушек и одну мортиру.

Эта победа Суворова обеспечивала возможность нанести противнику контрудар. Румянцев, уступая настоятельным требованиям из Петербурга, принял решение овладеть в 1773 г. достаточно широким плацдармом, с которого можно было начинать активные действия в 1774 г. Однако Румянцев по-прежнему не хотел идти с армией за Дунай. Вместо этого он направил на правый берег только два крупных отряд. Отряд Унгерна должен был действовать до Бабадага, а затем на Карасу а отряд Долгорукова от Гирсово также на Карасу. Одновременно решено подвергнуть артиллерийскому обстрелу Силистрию. Войска Унгерна и Долгорукова соединились и повели наступление на Караву. Турки отказались от обороны Карсу и бежали. 17 октября русские заняли этот важный пункт. Вслед за этим после боя с войсками Черкес-паши был взят и Базарджик.

Салтыков, переправившись у Рушука, захватил лагерь у Мартинешти. Потемкин также успешно форсировал Дунай у Гуробал и, подойдя к Силистрии, подверг ее артиллерийскому обстрелу Дальнейшие действия Унгерна и Долгорукова сложились неудачно. После четырехдневных препирательств они разошлись. Унгерн направился к Варне, а Долгоруков — к Шумле. Попытка Унгерна взять Варну сходу окончилась неудачно.

Узнав о неудаче Унгерна, Долгоруков остановил свое наступление на Шумлу. После этого русские войска отошли на зимние квартиры за Дунай.

Оценивая кампанию 1772—1773 гг., без преувеличения можно сказать, что это была пустая трата времени и огромных средств. 1772 г. прошел в бестолковых переговорах. А между тем за этот год в Дунайской армии Румянцева от болезней умерло 20 тысяч солдат. Данные о санитарных потерях на 1773 г. отсутствуют» но, надо полагать, что смертность среди солдат не уменьшилась.

В 1773 г. Румянцев прямо копировал кампанию Голицына в 1769 г. — «драку кривых со слепыми». Ряд подчиненных Румянцева действовал смело и решительно, это в первую очередь касается Суворова и Потемкина. Но их частные успехи не могли повлиять на ход кампании из-за медлительности, а может, и трусости главнокомандующего.

Глава 6 КАМПАНИЯ 1774 ГОДА

 В ноябре 1773 г. Румянцев представил Екатерине свой план кампании 1774 г., отличавшийся крайней неопределенностью. Он обещал форсировать Дунай основными силами, но при этом требовал предоставления ему полной самостоятельности. Екатерина в целом одобрила план Румянцева.

Списочный состав румянцевской армии был около 77 тысяч человек, а фактически готовых к действию было не более 50 тысяч. Остальные были или в Польше, или в госпиталях. Противостоящая Румянцеву турецкая армия насчитывала около 100 тысяч человек.

Но, несмотря на двукратное превосходство, турецкое руководство предпочло начать переговоры. Оттоманская империя были истощена пятилетней войной. Кроме того, в самом начале 1774 г. умер султан Мустафа III. На престол вступил его родной брат Абдул Гамид I, фактически передавший власть великому визирю Мухсун-заде, стороннику мира с Россией.

В начале марта Мухсун-заде обратился к Румянцеву с предложением «прекратить пролитие крови». Однако он не желал показывать слабость Турции и поэтому подчеркивал, что инициатива в данном случае исходит от прусского посла в Константинополе. Румянцев сообщил предложение визиря в Петербург и в ответ получил рескрипт, уполномочивший его начать переговоры на основе проекта, разработанного на конгрессе в Бухаресте.

В ответ на предложение Мухсун-заде Румянцев ответил, что он готов начать переговоры на основе проекта, разработанного в 1773 г. Визирь снова повторил высказанные еще на конгрессе возражения в отношении независимости Крыма, принадлежности Керчи и Еникале и плавания судов в Черном море. Однако Румянцев соглашался вести дальнейшие переговоры только на основе проекта 1773 г.

Но в апреле 1774 г. он получил новые указания из Петербурга, где Румянцеву разрешалось пойти на ряд уступок. Однако турки восприняли эти уступки как признак слабости России и резко подняли планку своих требований. Стало ясно, что решить спор могут только пушки.

В начале мая основные силы Румянцева двинулись к Дунаю. Форсировать Дунай Румянцев решил у местечка Гуробалы в 30 верстах от турецкой крепости Силистрия. В месте переправы были низкие берега и спокойное течение. Однако в Гуробалах турки устроили укрепленный лагерь.

Румянцев решил атаковать лагерь турок с тыла. Для этого он приказал генерал-майору Вейсману перейти с дивизией Дунай у Измаила и двигаться к городу Карасу. Вейсман выполнил приказ и у Карасу разбил 8-тысячный отряд турок. Затем Вейсман пошел на Гуробалы. Одновременно Потемкин форсировал Дунай у местечка Ликорешти тоже двинулся на Гуробалы.

В итоге отряды Вейсмана и Потемкина синхронно атаковали гуробальский лагерь. Находившийся в лагере 10-тысячный корпус Османа-паши после короткого боя отступил. Переправа главных сил русской армии прошла беспрепятственно. 9 июня начали переправу первые полки, а 10 июня на той стороне Дуная была уже вся армия.

К тому времени на Шумлу в глубоком тылу турок наступали корпуса Суворова и Каменского (общей численностью 14 тысяч человек). Суворов форсировал Дунай у Гирсово, а Каменский — у Измаила. У деревни Юшемли корпуса соединились. Но тут Суворов и Каменский не смогли решить, кто будет командовать основными силами. Оба были генерал-поручиками, но Каменский этот чин получил на год раньше и по существующим правилам считался старшим. Но Суворову было 45 лет, а Каменскому — 36, а главное, Александр Васильевич не без основания считал Каменского самодуром и безграмотным полководцем. В итоге Суворов послал Каменского куда подальше и решил один атаковать 40-тысячный корпус рейс-эфенди Абдер- Резака.

Суворов построил свой корпус в четыре каре и двинулся на противника, лагерь которого был расположен у местечка Козлуджи. Войска же Каменского медленно следовали позади. В бою Суворов эффективно сочетал штыковой бой с артиллерийским огнем. 10 полковых орудий непрерывно вели огонь почти три часа. С запозданием в бой включился и корпус Каменского.

Турки не выдержали натиска русских н в беспорядке бежали по направлению к Шумле и Праводам. Суворов со своей кавалерией и частью пехоты всю ночь преследовал турок (чего, кстати, не делал Румянцев и многие другие генералы).

107 знамен и 29 пушек стали трофеями победителей. У турок было убито около 500 человек и 100 взяты в плен, у нас убиты 75 человек и ранены 134 человека.

Теперь вернемся к главным силам русской армии. Румянцев осадил Силистрию, где засел 15-тысячный турецкий гарнизон. Осман-паша с 30-тысячным корпусом занял позицию у крепости в пяти верстах ниже по течению Дуная. Но русским войскам удалось отогнать турок.

Румянцев овладел несколькими внешними укреплениями Силистрии и... снял осаду.

Несмотря на пассивность основных сил русской армии, ее отдельные отряды действовали чрезвычайно успешно. Так, отряд бригадира Заборовского за Балканами у деревни Чалык-Ковак разгромил 4-тысячный отряд Юшефа-паши.

21 июня Вейсман атаковал близь города Кючук-Кайнаржи 5-тысячный отряд турок. В ходе ожесточенного боя Вейсман был убит янычаром. Но его смерть не только не привела к расстройству рядов русских, а наоборот, ожесточила их. Турки были наголову разбиты, в отместку за любимого генерала солдаты не брали пленных. На поле боя насчитали свыше трех тысяч убитых турок. Наши потери — всего 15 убитых и 152 раненых.

Наконец-то турецкое руководство поняло, что остановить русских невозможно. И великий визирь Мухсун-заде обратился к Румянцеву с предложением заключить перемирие. Румянцев ответил: «О конгрессе, а еще менее о перемирии, я не могу и не хочу слышать. Ваше сиятельство знаете нашу последнюю волю, есть ли хотите миру, то пришлите полномочных, о коих уже столь много толковано и было объяснено. А доколе сии главнейшие артикулы не утверждены будут, действия оружия никак не перестанут».

Только после этого Мухсун-заде направил в качестве полномочных представителей Нитанджи-Расми-Ахмет эфенди и рейс-эфенди Ибрагим-Мюниба. С русской стороны Румянцев назначил Н.В. Репнина, так как обрезков не мог вовремя прибыть к месту переговоров в Кючук-Кайнарджи. Румянцев предъявил требование, чтобы переговоры и подписание мира были закончены к 10 июля 1774 г., и заявил турецким представителям, что он не прекратит наступление до тех пор, пока мирный договор не будет подписан. Румянцев не отступил от своих слов и продолжал активные действия вплоть до утверждения великим визирем мирного договора, подписанного 10 июля 1774 г.

Глава 7 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ НА МОРЕ

ДЕЙСТВИЯ АЗОВСКОЙ ФЛОТИЛИИ

 Как уже говорилось, строительство судов на Днепре было приостановлено в конце царствования Анны Иоанновны. В начале 1769 г. работа вновь закипела на всех старых верфях — в Таврове, Новопавловске, на Икорце и Хопре. Руководство строительством кораблей было поручено контр-адмиралу Алексею Наумовичу Сенявину.

В апреле 1769 г. на Икорецкой верфи спустили на воду 44-пушечные прамы «Гектор», «Парис», «Лефеб», «Елена» и «Троил», заложенные еще в 1738 г. Прамы были двухдечные, их фактическое вооружение было: 20 пушек 24-фунтовых и 22 — 8-фунтовых. Пара прамов по огневой мощи была сопоставима с турецким кораблем. Но, как показала предшествующая война, прамы малоподвижны и не выгребали против сильного встречного или бокового ветра. Забегая вперед, скажем, что прамы в 1771—1774 гг. простояли у Азовской и Таганрогской крепостей, где при необходимости они могли быть использованы как плавбатареи.

Поэтому Адмиралтейств-коллегия постановила строить парусно-гребные суда, получившие название «новоизобретенных кораблей». Было создано четыре проекта или типа, как тогда говорили, «новоизобретенных кораблей». По первому типу в сентябре 1769 г. в Новопавловске был заложен трехмачтовый корабль «Хотин». Длина его составила 39 м, ширина — 8,23 м и осадка — всего 2,7 м, то есть 9 футов — предел, поставленный Адмиралтейством для всех «новоизобретенных кораблей». 1 марта 1770 г. «Хотин» был спущен на воду. Его вооружение составляли шестнадцать 12-фунтовых пушек, экипаж —157 человек.

К сентябрю 1769 г. было заложено и семь двухмачтовых кораблей второго рода. Из них «Азов», «Таганрог», «Морея», «Корон» и «Журжа» — в Новопавловске, а «Новопавловск» и «Мадон» — на Икорецкой верфи. Длина кораблей составила 31,4 м, ширина — 8,5 м, осадка — 2,7 метра. Вооружение кораблей состояло из двух 1-пудовых гаубиц и четырнадцати 12-фунтовых пушек. Экипаж — 128 человек.

В том же сентябре 1769 г. было заложено два одномачтовых «новоизобретенных корабля» третьего рода (один — в Новопавловске, другой — на Икорецкой верфи). Корабли имели одну мачту. Длина их — 18,3 м, ширина — 5,2 м, осадка — 2,7 м. Вооружение состояло из одной 2-пудовой мортиры, двух 1-пудовых гаубиц и восьми 12-фунтовых пушек. Эти «новоизобретенные корабли» были перечислены в бомбардирские суда. Один из них утонул 29 мая 1771 г. на Азовском море.

В 1769 г. на Икорецкой верфи было заложено два двухмачтовых корабля четвертого рода — «Бухарест» и «Яссы». Размерения их были близки к кораблям второго рода, но вооружение они имели принципиально иное: две 3-пудовые мортиры и двенадцать 6-фунтовых пушек. Спуск кораблей на воду состоялся 26 мая 1770 г. Фактически корабли четвертого рода были мелкосидящими бомбардирскими кораблями, предназначенными для обстрела береговых целей или стоящих на якоре судов. Попадание из мортиры по движущейся цели было крайне маловероятно.

«Новоизобретенные корабли» имели скверные мореходные качества и малую скорость. Боевых потерь среди них не было, но после войны «Таганрог» и «Яссы» утонули в Азовском море в 1782 г. и 1785 г. соответственно.

В 1770—1774 гг. на Новохоперской верфи было построено шесть фрегатов, получивших названия «Первый», «Второй», «Третий», «Четвертый», «Пятый» и «Шестой». 32-пушечиые[31] фрегаты «Первый» и «Второй» были спущены в апреле 1771 г.; 58-пушечные «Третий» и «Четвертый» — в апреле 1773 г.; 42-пушечные «Пятый» и «Шестой» — в апреле — мае 1774 г. Кроме того, на Новохоперской верфи были заложены фрегаты «Седьмой» и «Восьмой», но в связи с окончанием войны работы по ним затормозили, и их спустили в 1777—1778 гг.

Огневая мощь этих фрегатов была невелика. Читателя не должно вводить в заблуждение большое число их пушек. Так, на самых мощных 58-пушечных фрегатах «Третьем» и «Четвертом» состояло по тридцать 18-фунтовых единорогов и по двадцать шесть 3-фунтовых фальконетов, то есть крайне слабых орудий.

В 1770—1774 гг. на Дону было построено значительное число различных лодок, ботов, дубель-шлюпок и т.п. Только к весне 1771 г. было готово 60 лодок. (Некоторые авторы называют их канонерскими лодками, но в официальных списках Азовской флотилии канонерских лодок вообще в то время не было.)

Летом 1769 г. турки попытались занять Таганрог. Для этого из Константинополя в Азовское море вышла большая турецкая флотилия. Но, потеряв из-за навигационной аварии галеру, турки не рискнули идти дальше Еникале. Срыв операции довершил бунт янычар на кораблях.

Русские корабли, построенные на Дону, проходили в Азовское море в паводок 1770 г., 1771 г. и других лет. Снаряжение, вооружение и доделка их производились в Таганрогской гавани. Процесс этот затянулся, так что к выходу в море корабли были готовы лишь к началу 1771 г.

17 мая 1771 г. Азовская флотилия в составе десяти «новоизобретенных кораблей», дубель-шлюпки и вооруженного палубного бота, под командованием контр-адмирала А. Н. Сенявина, поднявшего свой флаг на корабле «Хотин», впервые вышла в Азовское море. Мелкие и вспомогательные суда с грузом шли за ней вдоль берега. 29 мая во время шторма затонули три лодки с грузом, две шлюпки и бомбардирский корабль. Однако это не помешало флотилии выполнить поставленную перед ней боевую задачу. 13 июня Сенявин навел на 14 лодках мост через Генический пролив, по которому корпус князя Щербатова переправился в Крым, на Арабатскую стрелку. Получив известие, что у крымских берегов появились корабли противника с десантом, командующий флотилией поспешил к Еникале. В Керченском проливе находилось около 40 турецких военных и транспортных судов (галер, шебек и других), намеревавшихся войти в Азовское море. Подойдя к Керчи с «новоизобретенными кораблями», Сенявин не допустил в Азовское море неприятельские суда, а корпус Щербатова занял крепости Керчь и Еникале, не получившие к тому времени подкрепления. 20 и 21 июня русская флотилия делала попытки вступить с турками в бой, но вражеская эскадра отступила. 23 июня 1771 г. А. Н. Сенявин доносил вице-президенту Адмиралтейств-коллегий И. Г. Чернышеву: «Я думаю, что турки таких судов видеть в море не уповали. Удивление их тем больше быть может, что, по известности им азовской и таганрогской глубины, там великим судам быть нельзя. Да и в самом деле, они перешли 3,5-футовый бар; целую зиму на открытом море лежали на якорях, иногда имея под собой только по 2,5 фута глубины; то и по справедливости сказать турки могут, что флот сей пришел к ним не с моря, а с азовских высоких гор. Удивятся они и еще больше, как увидят в Чёрном море фрегаты и почувствуют их силы».

К весне 1773 г. в составе Донской флотилии было 9 «новоизобретенных кораблей», 2 бомбардирских корабля, 6 фрегатов, 16 ботов, галиотов[32] и транспортов. Флотилия была разделена на три отряда. Два из них под командованием капитанов Сухотина и Кингсбергена крейсировали у берегов Крыма на турецких коммуникациях, а третий контр-адмирала Сеня вина охранял Керченский пролив и конвоировал вазовском море транспорты для Крымской армии.

29 мая у Суджук-кале (нынешний Новороссийск) Сухотин сжег шесть турецких транспортных судов, а 30 мая захватил еще два. 8 июня им же близ устья реки Кубань были сожжены два транспорта.

23 июня отряд Кингсбергена в составе двух «новоизобретенных кораблей» «Таганрог» и «Корон» встретил у Балаклавы неприятельскую эскадру из двух кораблей и двух шебек (36- и 24-пушечной). Бой продолжался 6 часов. В конце концов, турки ретировались. Наши потери: 4 убитых, 26 раненых. В донесений о сражении Кингсберген писал: «Итак, честь боя следует приписать храбрости войск. С такими молодцами я выгнал бы черта из ада». Кингсберген особо отметил действие 1-пудовых гаубиц, «которые бросали брандкугели и бомбы и действием оных вызывали пожары на кораблях противника».

23 августа 1773 г. отряд Кингсбергена, состоявший из трех «новоизобретенных кораблей» «Азов», «Журжа» и «Модон», а также фрегата «Второй», брандера и палубного бота, встретил у Суджук-кале турецкую эскадру из трех линейных кораблей, четырех фрегатов, трех шебек и нескольких мелких судов. В результате ожесточенного боя неприятель, «не стерпя больше жестокого от наших огня и почувствовав знатное повреждение», ушел под защиту пушек крепости Суджук-кале.

В 1774 г. турки попытались еще раз прорваться в Азовское море. Турецкая эскадра в составе 5 кораблей, 9 фрегатов и 26 гребных судов (галер и шебек) встретила 9 июня в Керченском проливе эскадру контр-адмирала В. Я. Чичагова в составе «новоизобретенных кораблей» «Корон» и «Азов», а также фрегатов «Первый», «Второй» и «Четвертый». После небольшой перестрелки эскадры разошлись восвояси. На следующий день турецкая эскадра возобновила нападение. Русские корабли заняли самое узкое место пролива, и турки не могли реализовать свое численное преимущество. Турки учинили еще одну «ленивую баталию» без особых потерь для противника и удалились.

28 июня к Керчи опять прибыла турецкая эскадра. На сей раз из 31 вымпела: 6 кораблей, 7 фрегатов, бомбардирского судна на 17 гребных судов. В проливе их встретила эскадра Сенявина в составе «новоизобретенных кораблей» «Азов», «Журжа» и «Хотин», фрегатов «Первый», «Второй» и «Четвертый» и двух бомбардирских судов. И снова имела место «ленивая баталия» с последующим отходом турок.

На сей раз турки совсем оставили Донскую флотилию в покое. А через 12 дней был заключен Кайнарджийский мир. Однако флотилия и после заключения мира несла службу в условиях, приближенных к боевым. В ее задачу входила не только охрана Керченского пролива, но и патрулирование северного побережья Черного моря от Суджук-кале до Очакова. На флотилию было возложено снабжение русских сухопутных войск в Крыму.

ДУНАЙСКАЯ ФЛОТИЛИЯ

 Осенью 1770 г. армия Румянцева подошла к Дунаю. Для борьбы с сильной неприятельской речной флотилией, обеспечения переправы сухопутных войск и действия против прибрежных турецких крепостей было решено создать Дунайскую флотилию.

Весной 1771 г. на Дунае было начато строительство судов. Кроме того, во флотилию включили пять 24-метровых галиотов, захваченных у турок в крепости Тульча.

Летом 1771 г. в Дунайской флотилии было уже 5 галиотов, 7 галер и до 20 малых судов: кончебасов, полукончебасов и других. В 1772 г. к ним присоединились четыре 12-пушечные шхуны, построенные по чертежам Ноульса.

Несмотря на слабое вооружение и плохую мореходность, суда флотилии с 1772 г. не только охраняли устье Дуная, но даже выходили в крейсерство в море для наблюдения за движением турецких судов и совершали переходы до берегов Крыма. Но такая деятельность не удовлетворяла Румянцева, который, не видя особенно выдающихся военных успехов, обвинял моряков в «неподвижности» и требовал от начальников отрядов, чтобы они при удобных случаях переходили из оборонительного положения в наступательное и преследовали в море турецкие суда, для чего Дунайская флотилия не имела физической возможности.

Скорее, Дунайская флотилия служила красноречивому фельдмаршалу одним из козлов отпущения, для оправдания собственного «стояния» на Дунае.

ПОХОД «ОБШИВНОЙ» ЭСКАДРЫ

 Идея «подпалить Оттоманскую империю с четырех концов» пришла в голову Екатерине еще в 1763 г. Сама ли она дошла до этого, или кто надоумил, — выяснить вряд ли удастся. Во всяком случае, удачная и смелая идея. Ведь до Екатерины русский флот вел боевые действия лишь в нескольких километрах или десятках километров от своего побережья. С начала века по 1762 г. в Балтийский флот было вложено 100 миллионов рублей, но боеспособность его была крайне низка.

С началом царствования Екатерины на верфях Петербурга и Архангельска закладывается большое число кораблей и фрегатов. Забегая вперед, скажем, что все 20 кораблей, отправленных в Архипелаг в 1769—1774 гг., были заложены уже в царствование Екатерины. Корабли получают более мощные 36-фунтовые пушки. (При Петре максимальный калибр пушек был 30 фунтов.)

В 1763 г. по приказу императрицы Григорий Орлов отправил к «спартанскому» народу двух греков — Мануила Capo и артиллерийского офицера Папазули. Capo возвратился из своей поездки в мае 1765 г. и привез известие, что «спартанский народ христианского закона и греческого исповедания, и хотя живет в турецких владениях, но туркам не подчинен и их не боится, а даже воюет с ними. Живет в горах и в таких малодоступных местах, что турки и подступиться к нему не могут». Повсеместно как простые греки, так и их старшины выражали Capo и Папазули желание подняться против турок при первом появлении русских кораблей. Capo писал: «По моему усердию смею представить о том, чтоб отправить в Средиземное море против турок 10 российских военных кораблей и на них нагрузить пушек довольное число; завидевши их, греки бросились бы на соединение с русскими; у греков есть свои немалые суда, но их надобно снабдить пушками; сами же греки — народ смелый и храбрый».

Специально для плавания в Средиземном море был построен 34-пушечный фрегат «Надежда Благополучия». В августе 1764 г. фрегат под коммерческим флагом, но с пушками и военной командой отправился в Италию. Фрегат простоял полгода в Ливорно, а затем отправился домой и 12 сентября 1765 г. прибыл в Кронштадт. Поход был чисто разведывательным, хотя и туда, и обратно фрегат возил какие-то коммерческие грузы.

С началом войны с Турцией было решено отправить в Средиземное море эскадру в составе семи кораблей («Европа», «Святослав», «Св. Евстафий», «Три Иерарха», «Св. Иануарий» и «Три Святителя», из которых «Святослав» был 80-пушечный, а остальные — 66-пушечные). Кроме того, в составе эскадры был фрегат «Надежда Благополучия», 10-пушечный бомбардирский корабль «Гром», четыре пинка (в ряде документов они именовались транспортами) и два пакетбота (посыльных судна) — «Летучий», «Почталион».

Эскадра получила название «обшивная», поскольку корпуса всех ее судов были обшиты снаружи дополнительным рядом дубовых досок с Прокладкой из овечьей шерсти, чтобы подводную часть не источил морской червь, как это произошло с «Надеждой Благополучия». Естественно, что обшивка уменьшала скорость хода и увеличивала осадку судов.

По совету Мордвинова и общему мнению Адмиралтейств-коллегий Екатерина предложила командование эскадрой Г.А. Спиридову, тогда еще вице-адмиралу. Он непосредственно руководил подготовкой и комплектованием кораблей и несравненно лучше других военачальников знал достоинства и недостатки эскадры. К изумлению и недовольству императрицы, Спиридов отказался от лестного назначения, ссылаясь на возраст (ему исполнилось шестьдесят лет) и на болезни. Екатерина быстро смекнула, что дело тут не в болезнях, а в амбициях адмирала. Видимо, тот не очень хотел попасть под начало 34-летнего Алексея Орлова. Екатерина традиционно схитрила — присвоила Спиридову звание полного адмирала и назвала его первым флагманом флота. В рескрипте, подписанном Екатериной и врученном Спиридову, говорилось: «...Провезти сухопутные войска с парком артиллерии и другими военными снарядами для содействия графу Орлову, образовать целый корпус из христиан к учинению Турции диверсии в чувствительнейшем месте; содействовать восставшим против Турции грекам и славянам, а также способствовать пресечению провоза в Турцию морем контрабанды». Ни слова о подчинении эскадры Орлову не было в этом многозначащем документе. Спиридов поверил и согласился.

17 июля 1769 г. Екатерина посетила корабли, стоявшие на Кронштадском рейде, вручила адмиралу орден, приказала выдать всем назначенным в экспедицию четырехмесячное жалованье «не в зачет» и потребовала немедленного выхода эскадры в плавание.

Делать было нечего, вечером следующего дня эскадра поставила паруса, вышла из Кронштадта и... стала у Красной Горки, откуда ее можно было увидеть из Кронштадта, но нельзя было увидеть из Петергофа в самую сильную подзорную трубу. И лишь 26 июля эскадра Спиридова по-настоящему ушла в плавание.

Первый блин всегда шел комом. 9 августа на самом мощном 80-пушечном корабле «Святослав» началась сильная течь, и он вынужден был вернуться в Ревель и стать на ремонт. (Позже его включили в состав Второй архипелагской эскадры.) «Св. Евстафий» в свежую погоду потерял фок-мачту.

30 августа эскадра достигла Копенгагена. На этом коротком отрезке пути на эскадре заболело свыше 300 человек, из которых 54 умерли и были погребены в море.

Русский посланник в Копенгагене генерал Философов писал в Петербург: «По несчастию, наши мореплаватели в таком невежестве и в таком слабом порядке, что контр-адмирал весьма большие трудности в негодованиях, роптаниях и в беспрестанных ссылках от офицеров на регламент находит, а больше всего с огорчением видит, что желание большей части офицеров к возврату а не к продолжению экспедиции клонится и что беспрестанно делаемые ему в том представления о неточности судов и тому подобном единственно из сего предмета происходят». Екатерина слезно уговаривала Спиридова двигаться дальше: «Прошу вас, для самого бога, соберите силы душевные и не допускайте до посрамления перед целым светом. Вся Европа на вас и на вашу экспедицию смотрит».

В конце концов, Спиридов навел известный порядок на кораблях. Своей властью он приказал пришедшему из Архангельска в Копенгаген новому 66-пушечному кораблю «Ростислав» следовать с эскадрой в Архипелаг вместо «Святослава», оставшегося в Ревеле.

10 сентября эскадра Спиридова вышла из Копенгагена, а 16 сентября пинк «Лапоминк» налетел на риф в проливе Каттегат и погиб.

Эскадра на несколько дней задержалась в Англии, а затем двинулась к Гибралтару. Но 6 ноября 1769 г. туда пришел один «Св. Евстафий», флагманский корабль Спиридова. На корабле «Северный Орел» 23 октября открылась сильная течь, и он вернулся в Портсмут. Там он был отремонтирован и дождался Второй архипелагской экспедиции. Бомбардирский корабль «Гром» также вернулся в Портсмут — менять мачты.

Сборным пунктом судов «обшивной» эскадры в Средиземном море заранее был назначен рейд порта Магон на Менорке (Балеарские острова).

18 ноября Спиридов на «Св. Евстафий» прибыл в порт Магон. А 23 ноября в порт Магон на английской бригантине прибыл младший из братьев Орловых — Федор. Братья Алексей и Федор Орловы еще в начале войны приехали в Италию «на лечение». Федор вручил Спиридову новый рескрипт императрицы, согласно которому эскадра и адмирал были подчинены графу Алексею Орлову.

К середине декабря в порту Магон собралось семь русских судов — корабли «Св. Евстафий», «Три Иерарха», «Три Святителя», «Св. Иануарий»; фрегат «Надежда Благополучия»; пинки «Сатурн» и «Соломбала». 4 февраля 1770 г. эскадра Спиридова прибыла на Мальту.

ПЕРВЫЙ ДЕСАНТ В ГРЕЦИИ

 Алексей Орлов решил высадить первый десант в греческом порту Витулло (он же в разных документах — Витило или Витула) на полуострове Майна. Жители этого полуострова (майноты) существовали главным образом грабежом и разбоем и никогда не признавали над собой власти турок.

18 февраля 1770 г. в Витулло с Мальты прибыла эскадра Спиридова, в составе которой были корабли «Св. Евстафий», «Св. Иануарий», «Три Святителя»; пинк «Соломбала» и пакетбот «Летучий». В Витулло уже стояло купеческое судно под венецианским флагом, капитан которого был из славян. Граф Орлов нанял его в русскую службу и отправил в Витулло в ожидании прибытия флота. На судне было 20 пушек, и оно салютовало адмиральскому флагу по приходе его. Адмирал произвел капитана этого судна по имени Палекутин в лейтенанты, а судно, названное «Святым Николаем», на другой день подняло русский флаг.

В трюмах каждого русского корабля находилось по одной разобранной малой галере (в некоторых документах они назывались полугалерами). 19 февраля части галер были свезены с кораблей на берег, а уже 23 февраля все три галеры были собраны, оконопачены и спущены в воду. Галера корабля «Св. Евстафий» названа «Касатка», и командиром ее назначен Кумман. Галера корабля «Св. Иануарий» названа «Ласточкой», и командиром ее назначен шкипер этого корабля Лукавич. Галера корабля «Три Святителя» названа «Жаворонком», а командиром назначен Николетти. На каждую галеру дано по 20 человек команды.

25 февраля прибыла греческая пол акра под названием «Генрик-Каррон» под командой Александра Алексиано. Она была нанята в нашу службу и в тот же день подняла русский флаг. На ней было установлено 12 пушек.

Во время пребывания флота в порту Витулло несколько больших партий греков под командой русских офицеров были отправлены в разные части Морей, чтобы овладеть городами и главнейшими укреплениями.

Первая партия, названная Восточным легионом, состояла под начальством пехотного капитана Баркова. Барков имел под своей командой поручика Псаро, природного грека, одного сержанта и двенадцать русских солдат с небольшим числом майнотов. Он получил от графа Федора Орлова приказание идти в Пассаво и там собрать майнотов и других греков, которыми нужно было пополнить этот легион. Через три дня, по прибытии его в Пассаво, то есть 21 февраля, к нему присоединились семь майнотских и греческих капитанов, партии которых усилили отряд Баркова до 1200 человек. 26 февраля капитан Барков пошел прямо на Миситру (древнюю Спарту).

27 февраля Барков подошел к Миситре, рядом с которой находился укрепленный лагерь с тремя тысячами турецких солдат. Подходя к лагерю турок, капитан Барков разделил свой легион на две части. Поручик Псаро с одной из этих частей, состоящей из шести русских солдат и 500 майнотов, получил приказание сделать форсированный переход и, скрываясь высотами, обойти правый фланг неприятеля и атаковать его с тыла, в то время как капитан Барков с остальной часть юлегиона будет медленно продвигаться вперед к фронту турецкого лагеря. Поручик Псаро совершил этот обход так быстро и удачно, что успел уже атаковать правый фланг неприятеля и его тыл, тогда как капитан Барков только еще готовился начать свое нападение с фронта. Это привело турок в такое замешательство, что они начали отступать на всех пунктах и, наконец, бросились в предместья Миситры. Сильно преследуемые, они заперлись в крепости, которая осталась, таким образом, в блокаде. В этом деле турки потеряли около 100 человек убитыми. Со стороны же русских было до 30 убитых и 11 раненых майнотов.

После девятидневной блокады вода, проведенная в крепость простым водопроводом, была отрезана» и турки принуждены были сдаться. Они охотно согласились сложить оружие, отдать все имущество, обязались не служить более в эту войну против русских и только просили свободного пропуска из Морей. 8 марта 3500 вооруженных турок (видимо, не только солдат, но и вооруженных жителей) вышли из ворот Миситры и сложили оружие. Далее, чтобы избежать обвинений в тенденциозности, процитирую Журнал капитана-командора С. К. Грейга: «Но только что обезоружение их было закончено, как майноты, не знавшие законов войны, свято соблюдаемых между образованными народами, и ослепленные успехом, предались остервенению и с совершенным бесчеловечием начали резать и убивать беззащитных турок, мужчин, женщин и детей. Капитан Барков с 12 русскими солдатами с величайшим самоотвержением старался прикрыть и защитить турок, но без успеха: греки перебили их более тысячи человек. Наконец Баркову с большим трудом и опасностью удалось привести остальных турок в предместье и расположить в греческих домах; он строго приказал им завалить двери и окна и для охранения их расставил на часы всю свою малочисленную дружину. Остервенение майнотов было до того велико, что они начали стрелять из ружей по русским часовым. Капитану Баркову осталось тогда только одно средство, чтоб отвлечь их ярость, — предать им опустелый город на разграбление. Этим ему удалось спасти несчастных турок, которые иначе, наверно, были бы лишены жизни. Между тем как майноты грабили город, несчастные старались скрыться; но, к сожалению, и эта мера оказалась недействительною: отряды майнотов, предпочитавших мщение и кровь богатой добыче, бросились за бегущими турками и множество истребили их по дороге. Настоящее число убитых здесь турок неизвестно; но вообще из них спаслись весьма немногие. Число турок, со включением жен и детей, доходило до восьми тысяч.

Некоторого оправдания такого бесчеловечия со стороны греков можно искать в жестоком с ними обращении их утеснителей. Как бы то ни было, но это происшествие, гибельное для турок, было столь же неблагоприятно к пользе русских и имело следствием все те неудачи, которые они впоследствии испытали в Морее. Если бы капитуляция была соблюдена со всею точностью, то очень вероятно, что ни одно из остальных укреплений, занятых турками, не было бы сильно защищено, так как турки начинали уже оставлять Морею и желали только совершить безопасно свое отступление. Правда, Корон все еще держался; но нет сомнения, гарнизон его сопротивлялся русским не столько от желания удержать за собой эту крепость, как от страха пройти без оружия через край, наполненный сильными партиями неумолимых греков. Во всяком случае, с этого времени начались неудачи русских при Морее, несмотря на то что сила их возросла впоследствии от прибытия остальной части флота».

Капитан Барков до 26 марта оставался в Миситре. Он старался усилить укрепления города, насколько это было возможно, так как майноты, находившееся под его начальством, имели такое же отвращение к работе, как и расположение к грабежу. Считая город достаточно укрепленным, чтобы противостоять внезапному набегу неприятеля, он оставил в нем гарнизон из 500 греков и 26 марта с остальными силами легиона двинулся к неукрепленному городу Леонтари, где нашел одних только греков. Здесь, к большой радости Баркова, его ждал отряд русских солдат, посланный к нему в подкрепление графом Федором Орловым. Отряд состоял их одного поручика, сержанта и двадцати рядовых с двумя легкими орудиями, при одном сержанте, капрале и двадцати матросах. Греки со всех сторон стекались под русские знамена, так что за несколько дней легион капитана Баркова возросло восьми тысяч человек.

Барков со своим войском двинулся к городу Трополица, где было около шести тысяч вооруженных турок. По прибытии к городу он немедленно потребовал, чтоб губернатор Селим-паша сдался. Греки, ослепленные прежними удачами и увеличением своих сил, не рассчитывали встретить сопротивление и думали, что паша тотчас согласиться на предложенные условия. Несмотря на это, паша не давал ответа. Турки, узнав о страшной участи, постигшей гарнизон Миситры, когда он сложил оружие, решили умереть с оружием в руках и скорее защищаться до последнего, чем видеть истязание своих жен и детей. Город не был в состоянии выдержать блокады, и поэтому гарнизон, конный и пеший, вышел из городских ворот. При появлении турок греки решили, что они выходят с намерением сложить оружие, и в нетерпении точили ятаганы для возобновления резни. Из донесения капитана Баркова видно, что он был того же мнения и потому больше старался предотвратить повторение ужасной резни в Миситре, чем готовился отразить нападение неприятеля. Но действия турок скоро вывели его из этого заблуждения. Турки начали обход по равнине, чтобы избежать встречи с небольшим отрядом русских, находившимся впереди с двумя легкими орудиями, из которых Барков приказал стрелять при наступлении неприятеля. Со всей яростью отчаяния турки бросились во фланг грекам. Греки, испуганные таким неожиданным нападением, побросали оружие и пустились бежать, не пытаясь даже сопротивляться. Разъяренные турки резали их без пощады, и все, кто могли поднять ятаган или кинжал, бросились из городских ворот, чтобы принять участие в бою. Капитан Барков, поручик Псаро и горсть русских солдат стояли посреди равнины, оставленные греками. Вскоре их со всех сторон окружили турки. Турки, хотя и одушевленные победой, были, однако, удержаны твердостью и искусными действиями этого небольшого отряда и не осмеливались к нему приблизиться. Окружив русских, они открыли по ним со всех сторон из-за кустарника и больших камней сильный ружейный огонь. Русскийержались на месте, пока не потеряли одного сержанта и десять рядовых убитыми и несколько раненых. Заметив, что, куда бы они не двинулись, турки немедленно отступали, они решились пробиться к тесному дефилею между гор, на той самой дороге, по которой они пришли. Они вынуждены были бросить два полевых орудия. Из всего отряда только капитан Барков (получивший две тяжелые раны), поручик Псаро, один сержант и двое рядовых достигли тесного дефилея, к которому отступали и за которым турки уже их не преследовали. Поручик Псаро был послан в Миситру, чтобы удержать этот город, а капитана Баркова на лошади привезли в Каламату, а оттуда на флот. Так кончилась эта экспедиция Восточного легиона. Миситра была все же удержана майнотами до полного ухода русских из Морей. Тогда майноты оставили этот город и возвратились в свои горы, увезя с собой все достояние этой страны, разграбленной ими совершенно.

Долгоруков овладел всей Аркадией, но из-за поражений Баркова был отозван обратно на побережье и послан к крепости Наварин.

Порт Витулло имел опасную и неудобную гавань, открытую западным и юго-западным ветрам. Поэтому адмирал Спиридов решил захватить крепость и порт Корон. Берегом к Корону был отправлен большой отряд майнотов. 27 февраля русская эскадра покинула Витулло и 28-го бросила якорь в четырех милях к северу от Корона.

1 марта десантный отряд и часть матросов были высажены на берег, и началась осада крепости. В ночь с I на 2 марта русские построили осадную батарею. В 2 часа дня три корабля подошли очень близко к восточной стороне крепости, легли в дрейф и открыли сильный огонь. Береговая батарея между тем обстреливала северную часть города. Гарнизон отвечал весьма исправным огнем как кораблям, так и осадной батарее. Это продолжалось до захода солнца, но без особого вреда той или другой стороне. Весь следующий день 3 марта флот держался под парусами по восточную сторону крепости, но вне пушечного выстрела.

С 6 под 9 марта бушевал шторм. Полакра «Генрик-Каррон» была выброшена на берег и разбита. В конце концов, русским так и не удалось овладеть крепостью Корон.

Князь Долгоруков, подойдя по суше к Наварину, убедился, что город хорошо укреплен, и известил адмирала Спиридова, что крепость без артиллерии и правильной осады взять невозможно. Поэтому адмирал 24 марта отправил к Наварину корабли «Св. Иануарий», «Три Святителя» и фрегат «Св. Николай» с бригадиром артиллерии Ганнибалом для руководства осадой. При входе в залив корабли были обстреляны из крепости Наварии. Открыв ответный огонь, русская эскадра прошла мимо крепости в глубь залива и стала на якорь вне радиуса действия турецких орудий. На берег был высажен десант и выгружены осадные орудия. Бригадир Ганнибал устроил на возвышении к востоку от города одну батарею из восьми 24-фунтовых пушек и двух единорогов, а другую — из двух 24-фунтовых пушек — к западу от входа в залив, на высоте, которая командовала городом. Батареи открыли огонь, и восьмипушечная в короткое время пробила просторную брешь в восточном валу цитадели, а двухпушечная нанесла значительный вред городу.

Губернатор Наварина не стал дожидаться штурма и сдал крепость. 10 апреля 1770 г. русские войска во главе с бригадиром Ганнибалом и капитаном Борисовым вступило в крепость. Трофеями русских стали 42 пушки, 3 мортиры и 800 пудов (13 т) пороха. Но главной добычей была одна из самых удобных морских баз на Пелопоннесе. Ее гавань могла вместить любой флот. Глубины позволяли принимать суда с наибольшей осадкой, а узкий вход был защищен укреплениями с обеих сторон,

Между тем еще 9 октября 1769 г. из Кронштадта вышла 2-я Архипелагская эскадра под командованием контр-адмирала Эльфинстона. Первоначально в ее состав вошли 66-пушечные корабли «Не тронь меня», «Саратов» и «Тверь», а также 32-пушечные фрегаты «Надежда» и «Африка».

Подобно 1-й эскадре 2-я эскадра также не смогла добраться до места без потерь. Так, совсем новый корабль «Тверь» (спущен в 1765 г.) 13 октября во время шторма на Балтике получил повреждения грот-мачты и, отделившись от эскадры, отправился обратно. На следующий день у него сломались и упали в море фок-мачта и грот-мачта и треснула бизань. «Тверь» едва дошел до Ревеля. Корабль отремонтировали, но вскоре выяснилось, что он не в состоянии плавать даже в прибрежных водах Балтики, и в 1776 г. корабль был разобран в Кронштадте. Этот пример хорошо иллюстрирует качество кораблей, которые строились в начале царствования Екатерины. Как уже говорилось, все же корабли постройки до 1761 г. вообще по ветхости не могли идти в Средиземное море.

Зато в Англии эскадра Эльфинстона пополнилась кораблем «Святослав», который из-за повреждений покинул 1-ю эскадру и 27 декабря 1769 г. прибыл в Портсмут. В ходе ремонта на «Святославе» для улучшения мореходности был снят верхний дек, ион из 80-пушечно-го стал 72-пушечным,

В начале мая 1770 г. Эльфинстон подошел к берегам Морей и, не дождавшись указаний ни от Алексея Орлова, ни от Спиридова, высадил десантные войска в Колокифской бухте в порту Рупино и приказал им продвигаться к Миситре. Сам же Эльфинстон, услышав о близости турецкого флота, отправился отыскивать его и действительно 16 мая увидел турецкие корабли у острова Специи. Не обращая внимания на то, что турецкий флот, состоявший из 10 кораблей, 5 фрегатов и 7 мелких судов, был втрое сильнее его эскадры, Эльфинстон, заботившийся только о своей собственной славе, не дождавшись соединения со Спиридовым, опрометчиво бросился на турок. Турецкий адмирал, полагавший, что перед ним только авангард русского флота, за которым следуют главные силы, поспешил укрыться под стенами крепости Наполи-ди-Романия. Эскадра Эльфинстона преследовала турецкие корабли и даже вошла в зону огня турецких береговых батарей. После трехчасовой перестрелки на больших дистанциях Эльфинстон отошел. Наши корабли получили незначительные повреждения, 10 человек были убиты и ранены.

Продержавшись пять дней у входа в Навплийский залив и получив сведения, что эскадра Спиридова находится в Колокифской бухте, Эльфинстон пошел навстречу адмиралу и соединился с ним у острова Цериго.

После ухода эскадры Эльфинстона турецкий флот поспешил выйти из Навплийского залива, и наши соединенные эскадры настигли его уже у острова Бельпуло, где Эльфинстон со своих кораблей, несмотря на дальность расстояния, открыл по неприятелю безвредный огонь. Преследуемые в продолжении двух дней турки, наконец, скрылись из виду между островами Зея и Фермо, а наш флот зашел в залив Рафти, чтобы пополнить запасы пресной воды, и отряд под начальством Эльфинстона успел овладеть у Негропонта 4-пушечной неприятельской батареей.

Действия Эльфинстона были чистейшей воды авантюрой. Используя несколько часов полного штиля, когда парусные корабли Эльфинстона были неподвижны, турки могли, применив для буксировки своих кораблей многочисленные гребные суда, окружить русских и полностью уничтожить. Только нерешительность турецкого командующего Хаеан-бея спасла Эльфинстона.

Как уже говорилось, Екатерина много хитрила в кадровых вопросах. В результате и Спиридов, и Эльфинстон считали себя независимыми как друг от друга, так и от Алексея Орлова, и обосновывали это данными им рескриптами императрицы.

У Орлова же тоже был рескрипт, но куда более весомый. В нем Екатерина приказывала всем, в том числе Спиридову и Эльфинстону, подчиняться приказам Орлова так, как если бы они исходили от самой императрицы. В подтверждение этого Орлов приказал поднять на корабле «Три Иерарха» кейзер-флаг.

Алексей Орлов был энергичен, хитер и жесток, но ему пристало быть скорее не военным, а администратором, поскольку он никогда не командовал ни дивизией на суше, ни ботом на море.

Орлов приказал прекратить осаду Корона. Но вместо того, чтобы сосредоточить все силы у Наварина, к которому стягивались турецкие войска, Орлов решил брать крепость Модон. Однако в сражении под стенами Модона греческое ополчение при первых натисках турок обратилось в паническое бегство. Немногочисленные русские десантники отступали организованно, но были вынуждены бросить всю артиллерию. Затем турки осадили Наварин. Орлов приказал взорвать укрепления Наварина, а войскам эвакуироваться на корабли.

В донесение Екатерине Орлов причиной всех неудач выставил поведение греков. Екатерина поверила или, по крайней мере, сделала вид. Она утешала Орлова: «Хотя мы и видим теперь, что Морейская экспедиция не соответствовала своими следствиями мужественному от вас предпринятому ее отверстию по причине сродной грекам трусости, легкомыслия и предательства, кои особливо под Модоном толико пакости причинили».

ЧЕСМА

В начале июня 1770 г. турки собрали в греческих водах довольно мощный флот: шестнадцать кораблей (один — 100-пушечный, один — 96-пушечный, четыре — 84-пушечных, два — 74-пушечных, восемь — 60-пушечных), две 50-пушечные каравеллы, шесть 40-пушечных фрегатов, до шестидесяти бригантин, шебек, галер, полугалер и других судов. На борту их находилось 15 тысяч человек и 1430 орудий.

В русской эскадре насчитывалось: девять кораблей, три фрегата, одно бомбардирское судно, три пинка, один пакетбот (второй пакетбот — «Летучий» — разбился у берегов Морей), 13 зафрахтованных и призовых судов, 6500 человек и 608 орудий.

Вечером 23 июня русская эскадра вошла в Хиосский пролив, где стоял на якорях турецкий флот. Увидев силы неприятеля, растерявшийся Орлов поехал на «Св. Евстафия» к Спиридову с традиционным русским вопросом: «Что делать?». Адмирал предложил решительно атаковать противника тремя колоннами.

В первую колонну (авангардию под командованием Спиридова) вошли флагманский корабль «Св. Евстафий» (командир — капитан 1 ранга Круз), корабль «Европа» (командир — капитан I ранга Клокачев) и корабль «Три Святителя» (командир — капитан 1 ранга Зметевский). Около первой колонны должны были держаться фрегат «Св. Николай», бомбардирский корабль «Гром» и пакетбот «Почталион».

Во вторую колонну (кордебаталию под флагом главнокомандующего) вошли корабли «Три Иерарха» (командир — капитан-бригадир Грейг, он же фактический командующий кордебаталией), «Св. Иануарий» (командир — капитан 1 ранга Борисов) и «Ростислав» (командир—капитан 1 ранга Лупандин).

В третью колонну (арьергардию под командованием Эльфинстона) вошли корабли «Не тронь меня» (командир — капитан 1 ранга Бешенцов), «Святослав» (командир — капитан 1 ранга Роксбург) и «Саратов» (командир — капитан 2 ранга Поливанов). С третьей колонной должны были держаться, «действуя по обстоятельствам», фрегаты «Надежда Благополучия» и «Африка».

К рассвету 25 июня суда объединенной эскадры заняли места, отведенные им в колоннах.

В начале восьмого часа на мачтовых фалах «Трех иерархов» взвился сигнал: «Гнать на неприятеля!»

За передовым кораблем «Европа» (капитан Клокачев) шел Спиридов на корабле «Св. Евстафий». «Европа», подойдя к ближайшим кораблям неприятельской линии, привела к ветру на левый галс и открыла огонь. Но вскоре, по настоянию лоцмана, объявившего, что курс ведет на камни, Клокачев должен был поворотить на правый галс и выйти из линии. Тогда на «Св. Евстафий» сосредоточились выстрелы трех турецких кораблей, из которых самый большой и ближайший был корабль главнокомандующего «Реал-Мустафа». Вслед за «Св. Евстафием» последовательно вступили в бой и другие корабли эскадры Спиридова. Находившиеся же в арьергарде три корабля Эльфинстона успели подойти только к концу сражения.

Ветер совсем стих. В самом жарком огне был «Св. Евстафий», подошедший к турецкому флагманскому кораблю на ружейный выстрел и все более и более сближавшийся с неприятелем. Спиридов с обнаженной шпагой ходил по юту. Поставленным тут же музыкантам приказано было «играть до последнего». Сражающиеся корабли сблизились. На «Св. Евстафий» перебитый такелаж и рангоут, поврежденные паруса и множество убитых и раненых не представляли возможности отойти от противника, с которым перестреливались уже из ружей и пистолетов. Наконец, корабли свалились и начался отчаянный рукопашный бой, во время которого загорелся турецкий корабль, и его грот-мачта, охваченная огнем, упала поперек «Св. Евстафия». Искры посыпались в открытую крюйт-камеру, и «Св. Евстафий», а вслед за ним и флагманский турецкий корабль взлетели на воздух.

Еще до взрыва адмирал Спиридов и граф Федор Орлов на шлюпке перебрались на корабль «Три Святителя». Это решение адмирала было, безусловно, правильным, — командующий эскадрой не мог оставаться на аварийном корабле.

Из всего экипажа «Св. Евстафия» спаслось, кроме Круза, не более шестидесяти человек. Погибло около шестисот сорока.

Количество погибших турецких моряков осталось неизвестным. Противнику было не до спасения экипажа «Реал-Мустафы». Двойной взрыв и гибель флагманского корабля настолько деморализовали подавляющее большинство личного состава неприятельских судов, что флот перестал повиноваться Гассан-паше. В подчинении у турецкого флагмана оказался лишь 100-пушечный корабль «Капудан-паша» и две каравеллы, которые еще продолжали артиллерийскую дуэль с кораблями русского авангарда и кордебаталии, обстреливая преимущественно «Три Святителя» и «Три Иерарха». Остальные суда турецкого флота в беспорядке покинули боевую линию и, кто как мог, торопились уйти в Чесменскую бухту.

Стойкости у Гассан-паши хватило ненадолго. В половине второго последние корабли противника вышли из боя и укрылись в Чесменской бухте. (В античные времена Чесма именовалась Эфесом.)

За исключением «Св. Евстафия» потери наши были весьма незначительны. Больше других пострадал корабль «Три Святителя»: из-за перебитых брасов его снесло в середину турецкого флота, где в дыму кроме неприятельского огня он попал под выстрелы нашего флагманского корабля «Три Иерарха». Корабль «Три Святителя» получил несколько пробоин в корпусе, рангоут и такелаж его были перебиты ядрами, и потеря людей убитыми и ранеными достигала 30 человек, тогда как на остальных судах она не превышала 12.

На следующий день (25 июня) корабли «Святосла» и «Три Иерарха», а также пакетбот «Почталион» вели перестрелку с турками у входа в бухту. Стрельба велась с больших дистанций и не причинила особого вреда ни одной из сторон.

Тем временем Алексей Орлов собрал военный совет, на котором было решено использовать против турок брандеры. В брандеры решили обратить четыре греческих портовых судна. Снаряжение этих судов зажигательными веществами было поручено бригадиру Ганнибалу.

Командирами брандеров решено было назначить «охотников» (добровольцев) из артиллерийских офицеров. Среди таковых были отобраны капитан -лейтенант Дугдэль, лейтенанты Ильин и Мекензи, мичман Гагарин.

Атаку турецких кораблей в Чесменской бухте должны были произвести корабли «Европа», «Ростислав», «Не тронь меня», «Саратов»; фрегаты «Надежда Благополучия», «Африка» и бомбардирский корабль «Гром».

Воспользовавшись полнолунием, русские корабли начали атаку в полночь с 15 на 16 июня. Первые полчаса вела огонь одна «Европа», но к часу ночи огонь открыли все русские корабли.

Где-то в половине второго ночи выстрелом из мортиры был подожжен первый турецкий корабль. Грейг писал: «В это время каркас, брошенный с бомбардирского корабля, упал в рубашку грот-марселя одного из турецких кораблей; так как грот-марсель был совершенно сух и сделан из бумажной парусины, то он мгновенно загорелся и распространил пожар по мачте и по такелажу; грот-стеньга скоро перегорела и упала на палубу; отчего весь корабль тотчас же был объят пламенем».

В этот момент с «Ростислава» было запущено две ракеты — сигнал брандерам начинать атаку. Первым двинулся брандер капитан- лейтенанта Дугдэля. Но он не успел пройти и половину расстояния, разделявшего русские корабли и противника, как был перехвачен двумя турецкими галерами. Дугдэль приказал экипажу прыгать в лодку, шедшую на буксире за брандером, а сам поджег его. Брандер был мгновенно объят пламенем. Но турецкие галеры быстро отошли от него.

Вторым предпринял атаку брандер под командованием лейтенанта Мекензи. Ему удалось достичь первой линии неприятельских судов, но его из-за неудачного маневра прижало к борту уже горевшего турецкого корабля, на который попали пылавшие обломки рангоута соседнего судна. И все же команда брандера успела покинуть его и благополучно возвратиться к месту якорной стоянки судов объединенной эскадры.

Где-то в 1 ч 35 м — 1 ч 50 м ночи в атаку вышел третий брандер под командованием лейтенанта Ильина. Неудача, постигшая Дугдэли и Макензи, так подействовала на Грейга, что он не удержался и крикнул Ильину, когда тот вел свой брандер мимо «Ростислава»: «Не под каким видом не зажигайте, пока не сцепитесь с неприятелем!» Лейтенант Ильин блистательно выполнил эту задачу: он подошел к головному турецкому кораблю борт о борт, схватился с ним, зажег брандер и, отъехав на шлюпке, еще остановился посмотреть, каково будет действие.

Справедливости ради следует сказать, что к началу атаки третьего брандера уже горела половина турецкого флота. Огонь с такелажа, рангоута и парусов корабля, подожженного «Громом», попал на соседние два корабля, а те, в свою очередь, распространили пожар далее.

Четвертый брандер мичмана Гагарина сцепился с уже горевшим турецким кораблем. Вскоре корабль, зажженный Ильиным, взорвался, разметав пылающие обломки на палубы стоявших рядом кораблей.

К трем часам ночи пожар на турецких кораблях сделался всеобщим. Турки прекратили всякое сопротивление даже на тех кораблях, которые еще не загорелись. Грейг писал: «Легче вообразить, чем описать, ужас, остолбенение и замешательство, овладевшие неприятелем: целые команды в страхе и отчаянии кидались в воду, поверхность бухты была покрыта множеством спасавшихся людей, но немного из них спаслось». Огонь с наших судов в это время по приказанию Грейга был прекращен.

В 4 часа Грейг, видя что два наветренных турецких корабля, фланкировавшие линию турецких кораблей с севера, целы, отрядил присланные с эскадры гребные суда для вывода их из бухты. Уже оба корабля были на буксирах шлюпок, но на один из них попали обломки взорвавшегося корабля, бывшего рядом. Этот корабль сам загорелся, был брошен и затем взорвался. Другой же корабль (60-пушечный «Родос») был выведен из бухты и доставлен победителю. Кроме того, гребные суда успели вывести пять больших турецких галер.

К утру у турок сгорело четырнадцать кораблей, шесть фрегатов и до пятидесяти малых судов.

Потери русских были весьма малы: на корабле «Европа» было 3 убитых и 6 раненых, в корпусе 14 пробоин, из них 7 подводных; на корабле «Не тронь меня» 3 раненых; на корабле «Ростислав» не было ни убитых, ни раненых, но перебито несколько рангоутов, парусов, снастей, да одно 18-дюймовое каменное ядро пробило обшивку; на других судах потерь не было.

Екатерина была в восторге от Чесменской победы. Она писала Румянцеву: «Ничего знаменитее, кажется, в той стороне быть не может. Дивен Бог в чудесах своих!» Граф Алексей Орлов получил орден Св. Георгия 1-й степени и титул Чесменского; адмирал Спиридов — орден Св. Андрея Первозванного; капитан-командор С. К. Грейг — орден Св. Георгия 2-й степени.

БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ В АРХИПЕЛАГЕ (ИЮЛЬ 1770 г. - ИЮЛЬ 1774 г.)

После Чесмы турки были в панике. Известный французский инженер барон Тотт, направленный королем в Турцию специально для укрепления Дарданелл, писал, что тамошние батареи были в ужасном состоянии, и русский флот легко мог пройти пролив и подойти к Стамбулу.

Позже русские, а затем советские историки подвергли сомнению данные Тотта. Как писал С.М. Соловьев: Тотту «было поручено укрепить Дарданеллы и, следовательно, было выгодно представить прежние оборонительные средства в самом жалком виде». Но, увы, Тотт оказался прав.

Еще в 1453 г. султан Махмет II построил замки Султане-Кале и Килидель-Бахр. Первый — четырехугольный с восемью башнями, второй — пятиугольный с тремя круглыми башнями и с двумя сомкнутыми внутренними укреплениями (редутами).

Султан Махмет IV в 1658 г. для противодействия венецианскому флоту, тогда очень могущественному, усилил старые замки, а в устье пролива у Архипелага построил два новых: Кум-Кале — прямоугольник с девятью башнями вроде бастионов в Седель-Бахр (или Иени-Кале) — шестиугольнике семью круглыми и одной четырехугольной башнями.

В 1770 г. турки под руководством барона Тотта приступили к постройке пятого замка Эски-Гисарлих немного севернее Ссдель-Бахр.

Остальные четыре замка (кроме Кум-Кале) были усилены еще и земляными батареями.

Но лишь старые замки Султане-Кале и Седель-Бахр, простроенные в таком месте, где ширина пролива равна 1195 м, обстреливали фарватер перекрестным огнем с малой дистанции. Выстрелы же новых замков при ширине пролива до 4 км не достигали фарватера.

Всего на вооружении этих пяти замков было около 200 орудий, большинство из которых имело калибр 20— 150 фунтов.[33] Самая большая пушка калибра около 27 дюймов (684 мм) стреляла мраморным ядром весом в 1000 фунтов (305 кг) при метательном заряде в 300 фунтов (91 кг) пороха. Такие пушки казались туркам очень грозным оружием. На самом же деле попасть из таких монстров можно было только в очень медленно идущий корабль. Заряжание пушки длилось не менее часа. Горизонтальное наведение было очень медленным или отсутствовало совсем. О меткости стрельбы и говорить не приходится.

В качестве примера действия артиллерии дарданелльских замков можно привести прорыв английской эскадры Дукворта 19 февраля 1807 г. При свежем попутном ветре 7 кораблей, 3 фрегата и 2 бомбардирских корабля прошли Дарданеллы, понеся ничтожные потери. При выходе из пролива англичане еще разгромили турецкую эскадру. И за все заплатили 38 убитыми и 100 ранеными.

Но затем вместо решительной атаки Константинополя английский адмирал вступил с турками в длительные переговоры. Тем временем турки под руководством французских специалистов укрепили оборону Константинополя, выставив на берег свыше 1000 пушек и 200 мортир. Дукворт не рискнул атаковать Константинополь и 1 марта двинулся обратно. На сей раз турки подготовились к обороне Дарданелл, и при обратном переходе через пролив англичане потеряли 197 человек убитыми и 412 ранеными.

Мраморное ядро калибра 25 дюймов (635 мм) весом 800 фунтов (244 кг) попало в нижний дек корабля «Windsor Castle» и воспламенило при этом некоторое количество пороха, в результате чего произошел страшный взрыв. 46 человек при этом были убиты и ранены. Кроме того, многие, объятые страхом, бросились за борт и утонули. В корабль «Active» попало такое же ядро и пробило огромное отверстие в борту выше ватерлинии. В это отверстие несколько человек могли высунуть свои головы.

Разумеется, в 1770 г. русская эскадра в Дарданеллах встретила бы менее сильный огонь, чем англичане в 1807 г. Русская эскадра могла легко прорваться к Константинополю. Другой вопрос, что у Орлова не было сухопутных войск для захвата Стамбула. В лучшем случае русский десант смог бы захватить укрепления Дарданелл, и то при отсутствии у турок сильного командующего. Решить однозначно вопрос целесообразности прорыва русской эскадры к Константинополю нельзя. Слишком многое зависело от погоды, морального духа и т.п. По мнению же автора, вероятность успеха составляла не менее 80%, а в самом худшем случае русской эскадре грозила потеря одного-двух кораблей и нескольких мелких судов.

Но, увы, Алексей Орлов решил не рисковать, а лишь ограничиться блокадой Дарданелл. Контр-адмирал Эльфинстон был сторонником прорыва, но Орлов оказался непоколебим. Тогда Эльфинстон с эскадрой, преследуя турок, вошел в пролив, стал на якорь посреди него и демонстративно под огнем батарей с обоих берегов приказал играть музыкантам и бить в литавры и барабаны. Сам же адмирал сел с офицерами пить чай на палубе. При этом русские корабли не отвечали туркам ни единым выстрелом. В Константинополе эта демонстрация произвела удручающее впечатление. Зато Орлов пришел в ярость и вместо приказа о штурме Дарданелл написал Екатерине донос на Эльфинстона. Императрица была вынуждена согласиться с братом фаворита, и Эльфинстон был не только убран из Архипелага, но и вообще изгнан из России.

Для блокады Дарданелл и вообще для длительных действий в Архипелаге русской эскадре была необходима, по крайней мере, одна надежная база. Не обладая значительными сухопутными силами и с учетом ненадежности греческих повстанцев нечего было и думать о создании базы на материковой части Греции. Поэтому было решено создать такую базу на острове вблизи Дарданелл. Орлов решил занять порт Мудро на острове Лемносе в 70 км от входа в Дарданеллы. Оставив Эльфинстона с тремя кораблями, двумя фрегатами и пинком при блокаде пролива, Орлов с эскадрой Спиридова приступил к осаде главной крепости острова Лемноса. Турки энергично сопротивлялись осаждающим, и Орлов вызвал к Лемносу Эльфинстона. При подходе к Лемносу флагманский корабль Эльфинстона «Святослав» налетел на риф. Шесть суток, днем и ночью, экипаж «Святослава» с помощью пришедших к месту аварии других судов пытался спасти свой корабль, но безуспешно. Его пришлось разоружить и сжечь, чтобы он не достался противнику.

Виновником аварии «Святослава» был английский лоцман Гордон. Но Орлов со Спиридовым пожелали все свалить на Эльфинстона. Кроме того, Эльфинстона обвинили в том, что он-де ослабил блокаду Дарданелл, благодаря чему «турки успели перевезти на Лемнос значительные силы, заставившие Орлова прекратить осаду крепости и удалиться с Лемноса». На самом деле граф столь же бездарно вел осаду Мудро, как ранее — Корона и Модона.

В конце концов, на военном совете было решено устроить базу в порту Ауза на небольшом острове Парос. Такой выбор имел много преимуществ, но и много неудобств. Парос был расположен в центре Эгейского моря, но зато до Дарданелл от него было более 350 км.

Парос и окружающие острова в радиусе 150—200 км были легко заняты русскими. Через несколько недель Ауза стал обычным российским городом. С моря порт защищали мощные береговые батареи. В городе было построено адмиралтейство, продовольственные магазины, прядильни, пекарни, лазареты и т.д. На Паросе были расквартированы лейб-гвардейский Преображенский и пехотный Шлиссельбургский полки. Жители нескольких малых островов от Тассо до Кандии приняли русское подданство.

Между тем Екатерина на помощь Орлову посылала все новые и новые подкрепления. 30 июня 1770 г. из Ревеля вышла 3-я Архипелагская эскадра под командованием контр-адмирала И. Н. Арфа. В составе ее было два новых 66-пушечных корабля «Всеволод» и «Св. Георгий Победоносец» и 54-пушечный корабль «Азия». Из-за ряда задержек корабли пришли в Аузу лишь 6 марта следующего года. На действия в Архипелаге уходили огромные средства. Лишь в 1769 г. и 1770 г. было затрачено 1,9 млн. рублей.

8 мая 1772 г. из Ревеля вышли 4-я Архипелагская эскадра под командованием контр-адмирала В. Я. Чичагова. В ее составе был 80-пушечный корабль «Чесма» и два 66-пушечных корабля «Граф Орлов» и «Победа». 15 августа 1772 г. Чичагов привел эскадру в Ливорно, где передал командование капитану 1 ранга М. Т. Коняеву, асам вернулся в Россию. 4-я эскадра прибыла к берегам Греции 25 сентября 1772 г.

21 октября 1773 г. из Кронштадта вышла 5-я Архипелагская эскадра под командованием контр-адмирала С. К. Грейга. В ее составе были 74-пушечный корабль «Св. Великомученик Исидор», три 66-пушечных корабля «Дмитрий Донской», «Мироносиц», «Александр Невский» и два 32-пушечных фрегата «Павел» и «Наталия». 5-я эскадра опоздала. Она прибыла в Аузу только 6 сентября 1774 г., уже после заключения мира с Турцией.

Зато трофейный корабль «Родос» вместо использования по назначению в Архипелаге Алексей Орлов решил отправить в Кронштадт. Матушке-императрице захотелось похвалиться трофеем. 22 октября 1770 г. «Родос» вышел из Аузы в порт Магон, но попал в шторм. Корабль был выброшен на мель у бухты Безанто. Через два дня «Родос» пришлось сжечь, чтобы он не достался туркам.

Мелкие суда строились в адмиралтействе в порту Ауза. Древесину для строительства кораблей доставляли с поросшего лесом острова Тассо.

Десять турецких портовых судов, захваченных в Архипелаге в 1770—1771 гг., было переделано в Аузе во фрегаты, они получили названия «Архипелаг», «Делос», «Зея», «Мило», «Накция», «Тино», «Андро», «Микона», «Миневра» и «Санторин».

Таким образом, летом 1771 г. численность Архипелагского флота доходила до 50 вымпелов, в числе которых было 10 кораблей, 2 бомбардирских корабля, около 20 фрегатов разной величины, имевших от 16 до 24 пушек, 4 пинка, 1 пакетбот и 11 поляк и шебек, имевших от 12 до 20 пушек и фальконетов калибром от 0,5 до 14 фунтов. В числе капитанов судов были славяне и греки, из которых наиболее выдавались своими успехами братья Иван и Марк Войновичи, греки Алексиано, Ризо, Псаро и другие.

Кроме того, в боевых действиях участвовали и «некомбатанты» — греческие малые суда, не подчиненные русским адмиралам.

Блокада Константинополя была достаточно эффективной, но, увы, не 100-процентной. Блокада — слово слишком корректное, а фактически имело место пиратство. Ибо русские и греки топили или захватывали любые суда, заплывшие в Эгейское море, а зачастую — и в Восточное Средиземноморье. И если русские всегда сохраняли жизнь экипажам захваченных судов, то о греках этого сказать нельзя. Матушка императрица сквозь пальцы смотрела на все нарушения морского права. Так называемое общественное мнение Европы много возмущалось по сему поводу, но дальше лая из европейской подворотни дело не шло. Ведь на престоле в России сидела Екатерина Великая, готовая в любой момент «задать жару» любой европейской шавке.

Русский флот в Аузе стал в большей части содержаться и финансироваться за счет трофейных грузов. Многие греческие и славянские капитаны сколотили огромные состояния.

В 1771 г. русская эскадра из 15 судов под командованием самого Алексея Орлова произвела нападение на остров Мителин. При этом на острове были уничтожены турецкие верфи. Отрядами генеральс-адьютанта Ризо и лейтенанта Псаро, посланными к берегам Сирии, освобожден от турецкой осады город Сидон, находившийся во владении египетского паши. Причем захвачено 10 судов и получена контрибуция, равная годовой подати, платимой городом султану. Но самым значительным делом этого года было уничтожение близ Лепантского залива в двух сражениях капитаном Коняевым и Марком Войновичем восьми турецких фрегатов и восьми малых судов, входивших в состав эскадры, готовившейся к нападению на порт Аузу. В русский отряд входили три корабля, два фрегата и три малых судна.

Самым южным пунктом, до которого в этом году доходили наши крейсеры, были устья Нила, где у крепости Дамиеты лейтенантом Алексиано сожжены два турецких судна.

В 1773 г. русские вновь овладели Бейрутом, захватили бывшие в городе две полугалеры, пушки, все оружие, а затем передали город племени друзов, получив от их князя 300 тысяч пиастров.

После заключения мира Архипелагский флот несколькими отрядами вернулся в Россию. Первой пошла обратно 5-я эскадра, пришедшая последней и пробывшая в Аузе чуть более месяца. 17 октября 1774 г. корабли 4-й эскадры под командованием С. К. Грейга двинулись домой. Но по пути эскадра провела спецоперацию, не особенно украшающую русский флот, но крайне нужную императрице. 12 февраля 1775 г. во время стоянки в Ливорно Алексей Орлов обманом завлек на корабль «Исидор» претендентку на русский престол княжну Тараканову. В тот же день Орлов съехал на берег, а «княжна» была арестована. 24 мая 1775 г. эскадра Грейга прибыла в Кронштадт, откуда Тараканова была отправлена в Петропавловскую крепость.

Всего в 1775 г. на Балтику вернулось 13 кораблей, 7 фрегатов, 2 бомбардирских корабля и несколько мелких судов. Боевые потери за 1770—1774 гг. составили только один корабль — «Св. Евстафий». Три корабля — «Родос», «Азия» (в феврале 1773 г. погиб в шторм у острова Миконо со всем экипажем в 439 человек) и «Святослав» — погибли в результате навигационных аварий. Корабли «Св. Иануарий», «Три Святителя», «Не тронь меня», фрегаты «Надежда Благополучия» и «Делос», бомбардирский корабль «Гром» и ряд других судов были признаны слишком ветхими для похода вокруг Европы и их сдали налом.

В 1775 г. несколько небольших судов Архипелагской эскадры, включая фрегат «Архипелаг» и пакетбот «Почталион» прошли под торговым флагом Проливы, а затем вошли в состав боевых кораблей на Черном море. Согласно мирному договору турки были обязаны пропускать русские торговые суда, а внешне эти суда были весьма похожи на купеческие.

Уходя из порта Ауза, русские взорвали или сожгли все укрепления, верфи, казармы и другие постройки. Значительное число греков и славян, принявших русское подданство, эмигрировали в Россию. Оставшимся, согласно Кючук-Кайнарджийскому миру, была гарантирована амнистия.

Глава 8 КЮЧУК-КАЙНАРДЖИЙСКИЙ МИР

Кючук-Кайнарджийский мир был следствием истощения сил обеих сторон. Хотя, разумеется, положение воюющих сторон было неравным. Передовые русские отряды были в 250 км от Константинополя. Ресурсы Оттоманской империи были истощены, а в России, как справедливо писала Екатерина, были области, где и не слышали о войне. Но и у России к лету 1774 г. были большие проблемы. Польские дела не были окончательно урегулированы, и никто не представлял, сколько сил и средств потребуется от России. А главное, в России свирепствовала пугачевщина. Советские историки в восстании Пугачева акцентировали упор на классовой борьбе крестьянства и помещиков. Это, безусловно, правильно. Но нельзя сбрасывать со счетов и то, что, честно говоря, в России не было законной власти. Де-факто, матушка Екатерина сделала для России не меньше, чем Петр Великий, и при этом обошлась без свирепого террора Петра. Но, де-юре, на престоле сидела немецкая принцесса, убившая своего мужа — законного русского императора Петра III. Это не могло не сказываться на поведении всех сословий русского общества — дворян, купцов, духовенства и крестьян. Не даром почти везде духовенство встречало Пугачева колокольным звоном. Дворянство, по понятным причинам, неохотно шло к Пугачеву, но зато с 1762 по 1774 г. было несколько дворянских заговоров с целью свержения Екатерины. Другой вопрос, что императрица подавляла их без казней (за исключением Мировича). Она тихо отправляла заговорщиков кого на Камчатку, кого в фамильную деревню, а кому затыкала рот деньгами и поместьями. Итак: у Екатерины было не меньше оснований мириться, чем у Абдул-Хамида.

Кайнарджийский договор включал в себя двадцать восемь открытых и две секретные статьи (артикула).

Крымское ханство становилось полностью политически независимым. В артикуле 3 говорилось: «Все татарские народы: крымские, буджатские, кубанские, едисанцы, жамбуйлуки и едичкулы без изъятия от обеих империй имеют быть признаны вольными и совершенно независимыми от всякой посторонней власти, но пребывающими под самодержавной властью собственного их хана чингисского поколения, всем татарским обществом избранного и возведенного, который да управляет ими по древним их законам и обычаям, не отдавая отчета ни в чем никакой посторонней державе, и для того ни российский двор, ни Оттоманская Порта не имеют вступаться как в избрание и в возведение помянутого хана, так и в домашние, политические, гражданские и внутренние их дела ни под каким видом».

Однако турецкий султан оставался духовным главой крымских татар.

К России отошли ключевые крепости Керчь, Еникале, Кинбурн и Азов. Россия получила всю территорию между Бугом и Днепром, Большую и Малую Кабарду. В договор было включено условие, в силу которого Россия приобрела «право заступничества за христиан в Молдавии и Валахии».

Россия получила возможность держать военный флот на Черном море. До марта 1774 г. Екатерина требовала права свободного прохода русским военным судам через Проливы, но турки решительно возражали, и в договоре проход через Проливы был разрешен лишь невооруженным торговым судам небольшого тоннажа.

Султан признал императорскую (падишахскую) титулатуру русских царей.

В секретный протокол был включен пункт о выплате Турцией России контрибуции в 4,5 млн. рублей. Этот пункт носил скорее престижный характер, а контрибуция была символической. Только за один 1771 г. Россия потратила на войну 25 миллионов рублей. Между прочим, в 1773 г. Обрезков требовал у турок контрибуцию в 40 миллионов рублей.

Ряд отечественных историков, в том числе В. Шеремет, трактуют Кайнарджийский договор как «самый обширный и детализированный их всех русско-турецких договоров».

Автор же склонен считать этот договор наспех составленным документом о перемирии. Договор не только не решал ни один вопрос. Состояние отношений между Турцией и Россией оставалось метастабильным то есть любая мелочь могла вызвать лавину взаимных претензий и, соответственно, войну.

Выполнение многих артикулов договора было нереальным. России разрешалось иметь флот, но ему негде было базироваться (мы уже говорили о невозможности базирования больших кораблей в Азове и Таганроге).

Строгое и точное выполнение обеими сторонами артикула 3 по Крыму неизбежно вызвало бы возвращение Крыма под влияние Порты, то есть — к довоенной ситуации.

Вновь после заключения мира начался предвоенный период.

Раздел VII КОНЕЦ ДИКОГО ПОЛЯ (1774-1787 годы)

Глава 1 ПРИСОЕДИНЕНИЕ КРЫМА

 Кайнарджийский договор 1774 г. привел Крым в метастабильное положение. Формально Крымское ханство было объявлено независимым. Но турецкий султан по-прежнему был духовным главой татар. Крымский хан, вступающий на престол, должен был быть утвержден султаном. Профиль султана по-прежнему чеканился на крымских монетах. За него продолжали молиться во всех мечетях.

С другой стороны, в нескольких районах Крыма остались русские войска, а из Петербурга в Крым не пересыхал золотой ручеек, заканчивавшийся в бездонных кошельках татарских мурз. Естественно, что в Крыму образовались две враждующие между собой партии: русская, стоявшая за дружбу с Петербургом, и турецкая, призывавшая татар вернуться в подданство Турции.

В начале 1774 г. хан Сагиб Гирей был низложен сторонниками турецкой партии. Его брат Девлет Гирей, утвержденный султаном новым крымским ханом, в июле 1774 г. высадился с турецким десантом в Алуште. Однако продвинуться туркам в глубь полуострова не удалось.

23 июля 1774 г. трехтысячный русский отряд выбил турецкий десант, укрепившийся в Алуште и у деревни Шумы. В этом бою получил ранение в глаз командир гренадерского батальона Михаил Илларионович Кутузов. Главнокомандующий Крымской армией генерал-аншеф Василий Михайлович Долгоруков докладывал Екатерине II 28 июля 1774 г.: «Вследствие донесения моего Вашему Императорскому величеству от 18 числа настоящего месяца о предпринятом мною походе на отражение неприятеля, выгрузившего флот и поставившего лагерь свой при местечке Алуште, поспешил я туда... с всевозможною скоростию, присовокупя еще к себе пять баталионов пехоты от войск, расположенных на речке Булзыке. 22 числа прибыл я... к деревне Янисаль, в самую внутренность гор, откуда лежащая к морю страшною ущелиною дорога окружена горами и лесом, а в иных местах такими пропастьмы, что с трудом два только человека вряд пройти и по крайней мере трехфунтовые орудия везены быть могут...». (Только русские солдаты на руках сумели протащить 12-фунтовые единороги.) «23 числа, — писал далее Долгоруков, — отрядил я... к поискам над неприятелем генерал-поручика... графа Мусина-Пушкина с семью баталионами пехоты, ...сам же я остался с двумя баталиона-ми пехоты и двумя конными полками прикрывать тыл его, чтоб не быть ему отрезану. Между тем турки, отделясь от главного своего при Алуште лагеря, по уверению пленных, тысячах в семи или осьми, заняли весьма твердую позицию в четырех верстах от моря, перед деревней Шумою, на весьма выгодном месте, с обеих сторон которого были крутые каменные стремнины укреплены ретраншементами. Как скоро войски Вашего императорского величества повели на оные свою атаку двумя каре, то встречены были жесточайшим из пушек и ружей огнем... По приближении к обоим ретраншементам, генерал-. поручик граф Мусин-Пушкин... приказал, приняв неприятеля в штыки, пробиться в ретраншемент, что и было исполнено елевой стороны... Турки, возчуствовав о поражении отударивших в них войск Вашего императорского величества, бросились стремглав к Алуште, оставя свои батареи и будучи гонимы к обширному лагерю своему, на берегу стоящему... Числа побитого неприятеля наверное знать не можно, поелику и в пропастях и между каменьями повержены тела их, но на месте осталось более трех сотен трупов; взятых же в плен: один байрактар и два рядовых турков, четыре пушки и несколько знамен. Из числа же всего войска Вашего императорского величества убитых: унтер-офицеров, капралов и разного звания рядовых тридцать два. Ранены: Московского легиона подполковник Голенищев-Кутузов, приведший гренадерский свой баталион, из новых и молодых людей состоящий, до такого совершенства, что в деле с неприятелем превосходил оный старых солдат. Сей штаб-офицер получил рану пулею, которая, ударивши между глазу и виска, вышла на пролет в том же месте на другой стороне лица...»

Тем не менее Девлет Гирею удалось еще несколько месяцев удержаться на ханском престоле. В ответ на происки турок с ноября 1776 г. в Крым постепенно стал втягиваться корпус генерал-поручика А. А. Прозоровского. Среди прочих войск в декабре в Крым вступила Московская дивизия под началом генерал-поручика Суворова, специально вызванного Потемкиным из Москвы. 17 января 1777 г. Прозоровский заболел, и командование 20-тысячным корпусом в Крыму принял Суворов.

Тем временем Румянцев вызвал из Абхазии Шагин Гирея (брага крымского хана Девлет Гирея). С помощью русских Шагин Гирей стал ханом кубанских татар и объявил себя независимым от власти крымского хана.

Татары Шагин Гирея заняли город Ачуев на берегу Азовского моря, а 30 января 1777 г. овладели крепостью Темрюк и двинулись к Тамани. Успехам войск Шагин Гирея немало способствовало присутствие рядом русского корпуса генерала Бринка. Подкупленный Бринком турецкий комендант очистил Тамань без сопротивления и должен был по договоренности отойти в Очаков, через Крым, конвоируемый русскими войсками. Таким образом, к началу февраля 1777 г. весь Таманский полуостров оказался в руках Шагин Гирея, и ничто уже не мешало ему войти в Крым через Еникале, где его ожидал генерал-майор Борзов.

Услышав об успехах брата, Девлет Гирей собрал в Бахчисарае войска своих приверженцев и начал движение на север. Навстречу татарам двинулся Суворов со своим корпусом. При виде грозных каре русской пехоты и несущихся лав кавалерии татарская орда попросту разбежалась. Суворов всегда преследовал и старался уничтожить или пленить отступающего противника, но тут ради большой политики запретил это делать. Лишь кой-где казаки вздули татар нагайками.

Шагин Гирей высадился в Еникале. Большинство мурз признало его ханом. 3 апреля турецкие войска покинули Кафу и отправились в Константинополь. Вместе с ними удрал и незадачливый хан Девлет. В Кафу без боя вступил Ряжский пехотный полк.

Хан Шагин Гирей был незаурядной личностью. Образование он получил в Венеции, хорошо знал итальянский, греческий, арабский и русский языки. Писал стихи на арабском и татарском. Но среди местного населения вел себя грубо и высокомерно. Не уважая национальные обычаи и традиции, он жестко проводил европейские реформы. В глазах народа он стал выглядеть изменником и вероотступником. Противники Шагин Гирея распустили слухи, что он принял православие под именем Ивана Павловича. Почти независимые от хана владения татарской знати он преобразовал в шесть наместничеств-каймакамств — Бахчисарайское, Акмечетское, Карасубазарское, Гезлевское или Евпаторийское, Кафинское или Феодосийское и Перекопское. Каймаканствасостояли из 44 кадылыков — округов, в которых насчитывалось 1474 деревни с 13 323 дворами. Ханом были конфискованы вакуфы — земли крымского духовенства. При попытке Шагин Гирея создать армию европейского типа в ноябре 1777 г. начался бунт. Разъяренные мятежники разграбили дворец Шагина и изнасиловали всех жен из его гарема. После высадки в Крыму в декабре 1777 г. назначенного в Стамбуле ханом Селим Гирея III, восстание охватило весь Крымский полуостров. Началась Гражданская война, Восставшие против Шагин Гирея татары были разбиты русскими войсками.

Выздоровевшему Прозоровскому удалось убедить Румянцева убрать из Крыма Суворова. 29 ноября 1777 г фельдмаршал назначил Суворова командовать Кубанским корпусом.

Но, увы, дела у Прозоровского без Суворова шли плохо. 23 марта 1778 г. Прозоровский был смешен, и вместо него командующим войсками Крыма и Кубани стал Суворов. 27 апреля Александр Васильевич прибыл в Бахчисарай. Он разделил Крым на четыре территориальных округа, организовал по побережью линию постов на расстоянии по 3—4 км между ними. Русские гарнизоны размешались в крепостях и сорока укреплениях — ретраншементах, фельдшанцах, редутах, вооруженных 90 орудиями.

16 мая 1778 г. Суворов обратился к своим войскам со специальным приказом, по которому русские должны были «соблюдать полную дружбу и утверждать обоюдное согласие между россиян и разных звание в обывателей».

В мае 1778 г. 10 турецких судов под командованием Гаджи-Мегмета бросили якоря в Ахтиарской бухте (на месте будущего Севастополя). 7 июня высадившиеся на берег турки атаковали русский дозор и убили казака. Туда немедленно поскакал Суворов. Суворов первым делом потребовал у турецкого адмирала найти и наказать убийцу. В ожидании ответа генерал-поручик поехал осматривать Ахтиарскую бухту. Его внимание привлек сравнительно узкий вход в бухту. Там он приказал построить земляные укрепления для «приличной артиллерии».

Как и следовало ожидать, Гаджи-Мегмет прислал письмо с уверениями в дружбе, но наказывать виновных не собирался. Суворов не стал вступать в полемику с турком. А в ночь на 15 июня по обеим сторонам бухты шесть пехотных батальонов приступили к постройке укреплений. Поутру разъяренный Гаджи-Мегмет разглядывал в трубу укрепления русских, закрывавшие ему выход в море. Немедленно к Суворову был отправлен посыльный с письмом, где запрашивалось, зачем русским понадобилось строить столь мощные укрепления. Ответ Суворова не замедлил себя ждать: «Дружески получа ваше письмо, удивляюсь нечаянному вопросу, не разрушили ли мы обосторонней дружбы... к нарушению взаимного мира никаких намерений у нас нет, а напротив, все наше старание к тому одному устремлено, чтобы отвратить всякие на то неприязненные поползновения и чтоб запечатленное торжественными великих в свете государей обещаниями содружество сохранить свято. Итак, мой приятель, из сего ясно можете видеть мою искреннюю откровенность и что сумнение ваше выходит из действий вашей внутренности...»

Мало того, по всей бухте были расставлены многочисленные конные и пешие посты русских, которые под угрозой оружия не разрешали туркам высаживаться на берег. Офицерам это Суворов объяснил карантином против чумы, свирепствовавшей в Турции. Оставшись без воды, Гаджи-Мегмет приказал уходить в Синоп. Больше турецкие корабли здесь не появятся до 1918 г.

Дважды, в июле и августе 1778 г., турецкий флот численностью до 170 вымпелов появлялся в Феодосийском заливе с целью высадки десанта. Но в обоих случаях турки видели на берегу скопления русских войск, а с моря подходили суда Азовской флотилии. Турки надеялись повторить то, что сделали Прозоровский с Суворовым, — тихо, без большой баталии влезть в Крым и поставить ханом своего человека. Но времена изменились. Крым, формально еще независимый, фактически уже был русским. Изменить же ситуацию могла лишь большая война с Россией. А ее на тот момент султан не хотел, а главное, не были готовы турецкие армия и флот. В итоге турецкий флот вынужден был удалиться из Феодосийского залива в Константинополь.

Не сумев добиться своего силой, турки решили взять реванш на дипломатическом поприще. Кстати, переговоры с турками в Стамбуле шли почти непрерывно с 1775 г. Их начал князь Н.В. Репнин, затем продолжили А. С. Стахиев и А. В. Марков. Переговоры закончились подписанием 10 марта 1779 г. Айналы-Кавакской изъяснительной конвенции. Все основные статьи Кючук-Кайнарджийского договора были подтверждены. Главные артикулы конвенции подтверждали полную административную независимость Крыма от Порты. Россия должна была вывести свои войска с Крымского полуострова и, как и Турция, не вмешиваться во внутренние дела ханства. Турция признала Шагин Гирея крымским ханом. Турция подтвердила независимость Крыма и право свободного прохода Босфора и Дарданелл для русских торговых судов. Российские войска, оставив шеститысячный гарнизон в Керчи и Еникале, в середине июня 1779 г. ушли из Крыма и Кубани.

Как видим, туркам удалось добиться на бумаге значительных успехов. Но время работало на Россию.

Осенью 1781 г. старший брат крымского хана Батырь Гирей, приверженец старинных обычаев, живший в Тамани, начал открыто призывать к свержению Шагин Гирея. В начале 1782 г. его публично поддержал крымский муфтий (главный богослов у мусульман и толкователь Корана). Шагин Гирей жестоко расправился с оппозицией — муфтий и еще двое знатных мурз были повешены. Это вызвало всеобщее недовольство татар. Родственник Шагин Гирея Махмут Гирей поднял восстание. Восставшие захватили Бахчисарай. Шагин Гирею снова пришлось бежать под защиту русских войск в Керчь. А Батырь Гирей переехал в Кафу и при поддержке Порты был провозглашен ханом Крыма. В это время в Никополе был сформирован новый корпус русских войск, который и направился к Карасубазару. Отряд Алим Гирея, насчитывающий несколько тысяч мятежных сторонников Батырь Гирея, пробовал остановить продвижение русских войск. Но в первом же бою татары были рассеяны, а Батырь Гирей попал в плен. Шагин Гирей снова был восстановлен в звании крымского хана.

Вернувшись в Бахчисарай, Шагин Гирей немедленно начал массовые казни своих противников. Махмут Гирей был публично побит камнями. Узнав об этом, Екатерина повелела Потемкину «объявить хану в самых сильных выражениях», чтобы он прекратил казни и отдал «на руки нашего военного начальника родных своих братьев и племянника, также и прочих, под стражею содержащихся». Так, вмешательство императрицы спасло жизнь Батырь, Арслан и Алим Гиреям.

Потемкин отправил Екатерине секретную «записку», где говорилось: «Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или со стороны Кубанской — во всех сих случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего хан нынешний туркам приятен: для того, что он не допустит их через Крым входить к нам, так сказать, в сердце. Положите же теперь, что Крым ваш и что нет уже сей бородавки на носу, — вот вдруг положение границ прекрасное: по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны Кубанской сверх частых крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско донское всегда тут готово. Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда несумнительна, мореплавание по Черному морю свободное... Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, только покой доставит».

Шагин Гирей оказался в безвыходном положении: с одной стороны, он был ненавидим большинством татарского населения, с другой — русские отказали ему в поддержке. Единственным выходом было отречение, и в феврале 1783 г. Шагин Гирей отрекся от ханского престола.

В апреле 1783 г. Екатерина издала манифест «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу». В нем говорилось: «В прошедшую с Портой Оттоманскую войну, когда силы и победы оружия Нашего давали нам полное право оставить в пользу Нашу Крым, в руках наших бывший, Мы сим и другими пространными завоеваниями жертвовали тогда возобновлению доброго согласия и дружбы с Портою Оттоманскую, преобразив на тот конец народы татарские в область вольную и независимую, чтобы удалить навсегда случаи и способы к распрям и остуде, происходившим часто между Россиею и Портою в прежнем татар состоянии... Но ныне... по долгу предлежащего нам попечения о благе и величии Отечества, стараясь пользу и безопасность его утвердить, как равно полагая средством, навсегда отдаляющим неприятные причины, возмущающие вечный мир между империями Российскою и Оттоманскою заключенный, который мы навсегда сохранить искреннее желаем, не меньше же и в замену и удовлетворение убытков Наших, решилися Мы взять под державу Нашу полуостров Крымский, остров Таман и всю Кубанскую сторону».

Этот манифест окончательно покончил с татарскими набегами на Русь. Екатерина Великая блестяще закончила дело Дмитрия Донского, Ивана III и Ивана Грозного. Екатерина писала, что по приобретении Крыма «исчезает страх от татар, которых Бахмут, Украина и Елисаветград поныне еще помнят».

Тем не менее еще в начале XX в. старики на юге Украины ругались: «Чтоб тебя крымская сабля посекла».

Весной 1783 г. по приказу Григория Потемкина началось укрепление Кинбурна, войска Суворова заняли Таманский полуостров и Кубань. В Крым был введен корпус генерала де Бальмена. У южного побережья полуострова крейсировали корабли Азовской флотилии.

В апреле 1783 г. капитан 2 ранга И. М. Берсенев на фрегате «Осторожный» осмотрел Ахтиарскую бухту и предложил создать там военно-морскую базу. 2 мая 1783 г. в Ахтиарскую бухту вошли пять фрегатов и восемь малых судов Азовской флотилии под командованием вице-адмирала Клокачева.

Сразу же на берегах Ахтиарской бухты началось строительство офицерских домов, казарм для матросов и солдат. В августе была освящена первая небольшая каменная церковь.

Было создано несколько новых береговых батарей, а построенные в 1778 г. Суворовым редуты были значительно усилены.

10 февраля 1784 г. последовал рескрипт Екатерины II: «Нашему Генерал-фельдмаршалу, военной коллегии президенту, Екатеринославскому и Таврическому генерал-губернатору князю Потемкину... с распространением границ Империи Всероссийской необходимо... и обеспечение оных, назнача по удобностям новые крепости... Крепость большую Севастополь, где ныне Ахтиар и где должны быть Адмиралтейство, верфь для первого ранга кораблей, порти военное селение...»

За прошедшие 200 лет нашлось немало историков, как за рубежом, так и у нас, осуждавших Екатерину Великую за «захват Крыма и лишение татар независимости». Не будем напоминать, как в XVIII и XIX вв. Англия и Франция захватывали территории в Африке и Азии, не будем вспоминать истребление индейцев в Америке. Скажем лишь, что даже по меркам современной морали и права Екатерина поступила вполне лояльно с татарами, принесшими столько горя Руси.

Григорий Потемкин в ордере командующему русскими войсками в Крыму генералу де Бальмену от 4 июля 1783 г. указал: «Воля ее императорского величества есть, чтобы все войска, пребывающие в Крымском полуострове, обращались с жителями дружелюбно, не чиня отнюдь обид, чему подавать пример имеют начальники и полковые командиры».

Потемкин пригласил на полуостров иностранцев — специалистов по садоводству, шелководству, лесному хозяйству, виноградарству. Увеличилась добыча соли. За 1784 г. ее было продано более двух миллионов пудов.

В Крыму Потемкин создал «свободную экономическую зону». По указу Екатерины II от 13 августа 1785 г. все крымские порты были освобождены от уплаты таможенных пошлин сроком на пять лет, а таможенная стража была переведена на Перекоп.

Екатерина запретила обращать простых татар в крепостных крестьян. Русские не вытесняли татар с их земель, а просто селились рядом на пустовавших землях. Все рабы-христиане были освобождены, а земли, возделанные самими татарами, занимали ничтожную часть Крыма. На конец 1783 г. в Крыму имелось 1474 поселения. Население обоего пола составляло всего 60 тысяч человек.

Итак, татары в Крыму получили те же права, что и остальные жители империи, но были избавлены от рекрутских наборов и ряда других тягот. Никто не покушался на их веру, на их скот, на их земли. Но у них отняли самое главное их право — грабить соседей и торговать рабами. Этого они никогда не простят русским.

Екатерина понимала, что присоединение Крыма к России может привести к войне с Турцией, и была готова к этому, но, тем не менее, постаралась сделать все, чтобы избежать конфликта. На несколько недель Крым был отрезан от всего мира, и ни Турция, ни Европа не знали, что там происходит.

А затем Порта была поставлена перед свершившимся фактом. Султан и его окружение были поражены тем, что присоединение Крыма и Кубани прошло не только быстро, но и мирно. Да и все формальности были соблюдены — хан добровольно отрекся в пользу Рос-дин, а население добровольно присягнуло Екатерине. Турецкая армия не была готова к войне. Сыграли свою роль и огромные взятки, розданные пашам послом в Турции Я. Н. Булгаковым. Результатом вышесказанного стал акт о Крыме, подписанный в Константинополе в конце декабря 1783 г., о котором Булгаков писал Екатерине: «Артикулы о татарах навеки уничтожены, и последние наши распри с Портою кончены». А в январе 1784 г. в Константинополе был обнародован сенед — султанский указ, — гласивший, что Османская империя принимает и признает вхождение Крыма в состав Российской империи.

Глава 2 ЯВЛЕНИЕ НОВОЙ РОССИИ

 Сразу после заключения Кайнарджийского мира Екатерина с подачи Потемкина решила уничтожить запорожское войско. В Крыму стояли русские войска, и нападение татар на русскую территорию было крайне маловероятно. Соответственно, исчезла основная функция запорожских казаков — борьба с крымскими татарами. Мало того, теперь набег запорожцев на крымских татар «за зипунами» мог основательно повредить долгосрочным планам императрицы.

К этому времени в самой Сечи (с 1733 по 1775 г. Сечь была в урочище Красный Кут в четырех верстах от старой Чертомлыцкой Сечи) жило совсем немного казаков. Подавляющее большинство же людей, называвших себя запорожцами, жило в деревнях и зимовниках. К 1775 г. из 60 тысяч запорожцев почти 36 тысяч были женаты, имели семьи и жили вне Сечи. Поэтому уничтожение Сечи и предложение казакам превратиться в поселян не было каким-либо переломом в жизни запорожского казачества, а только некоторым ускорением его эволюции, естественного конца старого уклада.

5 июня 1775 г. войска генерала Текелли, возвращавшиеся в Россию после войны с турками, внезапно захватили Сечь. Наиболее боеспособная часть казаков еще не вернулась с войны, да и силы были слишком неравны. Поэтому разорение Сечи прошло без большого кровопролития. А через два месяца Екатерина издала манифест о полном уничтожении Запорожской Сечи. Даже было запрещено употребление слов «запорожец» или «запорожский казак».

Судьба запорожских казаков сложилась по-разному. Последний кошевой войска Петр Калмишевский был сослан в Соловецкий монастырь, где и умер в возрасте 112 лет. Судья Павел Головатый был сослан в Тобольск, войсковой писарь Иван Глоба — в Туруханск. Часть запорожских земель Екатерина раздала своим приближенными многие семейные казаки стали крепостными.

Из запорожских казаков, состоявших к 1775 г. на службе, и части сечевиков Потемкин создал войско под названием «Коша верных казаков Запорожских». Первоначально «верные» запорожцы были дислоцированы в районе между Бугом и Днестром. В 1792 г. «бугских» казаков переводят на Кубань. Им передаются «в вечное владение» земли между Кубанью и Азовским морем.

После разгрома Сечи около пяти тысяч запорожцев уходят в Турцию и создают Сечь на берегу Дуная между Рущуком и Силистрией, Этих казаков в России именовали «неверными». В ходе войны 1787— 1791 гг. «верные» запорожцы сражались на стороне России, а «неверные» — на стороне Турции.

В 1806 г. значительная часть «неверных» казаков перешли на сторону России, вошла в состав русской армии и получила название Буджакских или Усть-Дунайских казаков. По заключению мира часть из них была зачислена в Черноморское войско (на Кубани), а часть осталась в Бессарабии.

Параллельно с разгромом Сечи Екатерина и Потемкин прикладывают поистине титанические усилия, чтобы за несколько лет из Дикого поля сделать процветающую Новую Россию.

В конце 70-х годов свыше 20 тысяч греков из Крыма и собственно Греции переселились в Новую Россию. Греки, в частности, освоили в 1780 г. город Мариуполь и засел ил и двадцать селений в его окрестностях.

В 1781 г. Екатерина издала указ о переселении в Новороссию 20 тысяч государственных крестьян.

С 1785 г. Екатерина разрешила старообрядцам селиться в районе нижнего течения Днепра, дозволив им отправлять богослужения по дониконовским книгам.

Значительная часть новороссийских земель императрицей была бесплатно роздана офицерам, чиновникам и даже приезжим иностранцам.

Условия получения земель были очень выгодные: на 10 лет давалась льгота от всех повинностей, в течение этого времени владельцы должны были заселить свои участки с таким минимумом, чтобы на каждые 1500 десятин приходилось по 13 дворов. Величина участков колебалась от 1500 до 120 тысяч десятин.

В течение 10 лет Новороссийской и Азовской губернскими канцеляриями было роздано помещикам и под казенные селения без малого 4,5 млн. десятин земли, на которых поселились 53 5111 душ мужского пола и 44 098 женского. В среднем на каждую душу мужского пола приходилось более 83 десятин. Новые владельцы частично переводили сюда своих крепостных, но главным образом старались принимать людей со стороны выходцев из польской Украины, гетманщины и даже Великороссии.

Чтобы поскорее заселить Дикое поле, Екатерина фактически запретила искать в Новороссии беглых помещичьих крестьян. Местным властям было велено «без всякой огласки приписывать бродяг к городским и сельским обществам, смотря по их состоянию».

Еще в 1769 г. Екатерина разрешила эмиграцию евреев из Польских земель. Их поток заметно усилился после первого раздела Польши (1772 г.). Евреям разрешалось содержать винокурни и броварни, нанимать к себе русских работников и т.д. В Новороссии евреи имели «начальное устройство», то есть полное внутреннее самоуправление.

В 1781 г. Потемкин начал строительство Херсона. Еще ранее там была основана верфь, где 26 мая 1779 г. был заложен первый 66-пушечный корабль на Черном море «Слава Екатерины», переименованный в 1788 г. в «Преображение Господне».

В 1788 г. началось строительство верфи в районе впадения реки Ингул в Буг. В 1789 г. там был основан город Николаев.

В 1783 г. на Днепре Потемкиным были основаны города Екатеринослав и Алешки. Турецкая крепость Перекоп превратилась в уездный город Таврической области.

Уже через два года после основания Херсона через него шел значительный товаропоток, причем на корабли грузились товары не только из России, но и из Польше, и даже из Австрии. Но все эти торговые связи зависели от прихоти султана. В любой момент он мог перекрыть Проливы и вызвать экономический кризис на юге России. Военным судам России был вообще запрещен проход через Проливы. Что же касается торговых судов, то и тут турки вопреки Кайнарджийскому договору выборочно пропускали русские суда.

В XVIII в. России постоянно был недостаток в торговых судах, поэтому и до 1768 г. в торговые суда переоборудовали военные фрегаты. Кстати, в те времена внешний вид и устройство фрегатов и больших торговых судов были очень схожи. В июне 1776 г. из Кронштадта на Черное море были отправлены фрегаты «Павел» и «Наталия». Корабли везли большой объем коммерческого груза и шли под торговым флагом. Экипажи фрегатов были в два раза уменьшены, пушки были зарыты в песчаные балласты в трюме. Не будем греха таить, после разгрузки они должны были поднять андреевский флаг и войти в состав Азовской флотилии. Но все формальности были соблюдены, и турки по договору обязаны были пропустить их. Но султан категорически запретил проход «Павлу» и «Наталие», и им пришлось возвратиться на Балтику. Кстати, фрегаты были названы в честь наследника престола и его жены. Великая княгиня умерла при родах, а на обратном пути фрегат «Наталия» погиб в Северном море.

Екатерина отчетливо поняла, что ей удалось выполнить только меньшую часть задачи. Россия получила порты на Черном море, но гарантировать безопасность русских берегов и свободу судоходства мог только контроль России над Проливами.

27 апреля 1779 г. у цесаревича Павла от второй жены родился второй сын. Бабушка поспешила окрестить его Константином, именем, ранее не встречавшимся в домах Калиты и Романовых. Уже имя, данное великому князю, заключало в себе намек на имевшуюся для него в виду карьеру.

В манифесте, изданном по случаю рождения великого князя Константина Павловича, говорилось, что «от новорожденного можно ожидать увеличения славы и могущества России».

Кормилицей великого князя Константина была гречанка. Екатерина в ходе беседы с английским послом Гаррисом, отец которого был ученым знатоком древнего мира, о греках, многозначительно заметила, что им предстоит великая будущность. На празднестве, устроенном по случаю рождения Константина, читались греческие стихотворения. На медали, выбитой по поводу этого события, были изображены Софийский храм в Константинополе и Черное море, под которым сияет звезда. А на храме Святой Софии, которую турки обратили в мечеть, четко был виден крест.

Рождение Константина можно считать и рождением так называемого греческого проекта. Некоторые исследователи, в том числе В. И. Шеремет, полагают, что «первые наброски проекта» появились в 1780 г., а автором проекта считают графа А. А. Безбородко. На самом деле мы видим, что проект появился на год раньше, а его авторами были Екатерина и Потемкин. Граф же Безбородко, бывший казак (помните, у Пушкина: «В князья не прыгал из хохлов»), был талантливым дипломатом и превосходным организатором, но он всегда был лишь исполнителем, и такой фантастический проект был ему явно не по плечу.

Согласно «греческому проекту» Оттоманская империя должна была быть вытеснена в Азию, откуда, собственно, турки и пришли. Екатерина утверждала, что в европейских владениях Порты христиан в пять или шесть раз больше, чем турок.

На освобожденных от турок землях предполагалось создать два полностью независимых государства: Дакию и Греческую империю. В составе Дакии должны были быть нынешние Молдавия, Румыния и часть Болгарии. Греция, южная Болгария, Македония и острова Архипелага должны были составлять Греческую империю со столицей в Константинополе. Для проектируемой империи был уже готов и император — Константин II. В порядке компенсации Австрия могла бы получить Сербию, Боснию и Далмацию, Франция — Египет.[34]

Западные историки уже 200 лет используют «греческий проект» в пропагандистских целях, считая его доказательством агрессивности России, стремления ее к господству в Европе и т.п. Ряд отечественных историков обвиняет Екатерину в авантюризме. Обе точки зрения не выдерживают элементарной критики. Контроль над Проливами был нужен России не для агрессии против стран Восточного Средиземноморья, а тем более Европы, а для защиты своих южных границ. При энергичных и согласованных действиях русских и австрийских войск и невмешательстве других стран Европы были реальные шансы выбросить турок из Европы. Другой вопрос, что дало бы России создание Греческой империи во главе с Константином II? Создание империи из конгломерата ничем не связанных между собой и зачастую враждебных племен было нереальной затеей. Да и если бы удалось создать такую империю, то Константин II не смог бы гарантировать постоянную ее лояльность России без наличия русских пушек на Босфоре.

Таким образом, можно смело утверждать, что «греческий проект» был химерой. Однако Екатерина была достаточно мудрой правительницей[35], и мы можем предположить, что проект был не целью, а средством. И на определенном этапе реализации проекта Екатерина начала бы действовать по принципиально иному сценарию.

Екатерине удалось заинтересовать «греческим проектом» Австрию. Екатерина отказалась от ориентации на Пруссию, много лет навязываемую Никитой Паниным. В ходе «картофельной войны» между Австрией и Пруссией Екатерина отказалась оказать военную помощь Фридриху II, а выступила посредницей. В 1779 г. Пруссия и Австрия подписали Тешенский мирный договор, гарантом которого стала Россия.

В 1780 г. в Могилеве состоялось первое свидание австрийского императора Иосифа II с Екатериной. Позже Иосиф II посетил Москву и побывал инкогнито под именем графа Фалькенштейна в Петербурге.

Россия и Австрия заключили между собой военный союз. Особенностью этого союза было отсутствие формального договора. Его решили не подписывать как из-за протокольных сложностей — подпись императора Священной Римской империи не могла быть второй, и Екатерина II не хотела подписываться второй, — так и из-за соображений секретности. Чтобы обойти такое затруднение, Иосиф предложил вместо формальной редакции договорной грамоты в двух экземплярах обменяться двумя письмами, почти тождественного содержания, которые имели бы силу формально заключенного договора.

2 января 1787 г. Екатерина покинула Петербург и отправилась в Новороссию. Ее сопровождала многочисленная свита, а также послы Австрии, Франции и Англии. Царский поезд состоял из 180 экипажей и кибиток. На каждой почтовой станции поезд ожидали 560 свежих лошадей. На лошадях императрица ехала до Киева. А там в апреле, когда сошел лед на Днепре, пересела на галеру «Днепр». Специально для ее путешествия у Смоленска в 1785—1786 гг. было построено семь галер. Иностранные послы разместились на «Сейме», на «Соже» плыли придворные, «Десна» служила рестораном, на других галерах были склады провианта, конвой и т.п. Кстати, в Херсоне все галеры были обращены в боевые суда. На той же «Десне» выкинули всю ресторанную рухлядь и установили один пудовый единорог и шестнадцать 3-фунтовых пушек.

В Каневе[36] Екатерину ждал польский король Станислав Понятовский. Императрица холодно встретила своего старого любовника и не пригласила его в путешествие, на что тот так рассчитывал.

Ниже Канева на галеру к императрице подсел австрийский император Иосиф II. В Херсон Екатерина и Иосиф въехали через Триумфальную арку с надписью «Дорога в Византию».

В мае Екатерина и Иосиф побывали в Крыму. В Севастополе Потемкин приготовил им интересный спектакль. Французский посол Сегюр писал: «Между тем как их величества сидели за столом, при звуках прекрасной музыки внезапно отворились двери балкона, и взорам нашим представилось величественное зрелище: между двумя рядами татарских всадников мы увидели залив верст на 12 вдаль и на 4 в ширину; посреди этого залива, в виду царской столовой, выстроился в боевом порядке грозный флот, построенный, вооруженный и совершенно снаряженный в два года. Государыню приветствовали залпом из пушек...»

Позже путешествие Екатерины обросло многочисленными анекдотами. Появилось даже выражение — «Потемкинские деревни». Бесспорно, как всегда было на Руси и в иных державах, при посещении главы государства не обходится без большой показухи, зачастую превосходящей изощренную фантазию сатириков. Но главное было в другом, Потемкин в Дикой степи построил города и верфи. Впервые в истории на Черном море были не казацкие чайки или «новоизобретенные корабли», а настоящие боевые суда, не уступавшие по мореходности и огневой мощи ни туркам, ни французам. Главное же было в том, что на берегах Черного моря и на кораблях был и десятки тысяч людей, готовых постоять за Государство Российское.

«Потемкинские деревни» были сделаны вовремя. 5 августа 1787 г. великий визирь Юсуф-Коджа вызвал к себе русского посла Булгакова и предъявил ему ультиматум: вернуть Турции Крым; аннулировать все прежние русско-турецкие договоры; отказаться от покровительства Грузии.

Посол не успел передать ультиматум в Петербург. 12 августа 1787 г. султан Абдул Гамид I объявил войну России. И не просто войну, а общемусульманский джихад. Ведь турецкие султаны по-прежнему считали себя халифами — повелителями всех правоверных. Все мусульмане Северного Кавказа, Закавказья, Прикубанья и Крыма должны были поднять оружие против неверных. Призыв халифа к войне отправили даже в далекую Бухару.

Известие о войне дошло до Петербурга лишь 29 августа, когда на юге уже шли боевые действия. 7 сентября 1787 г. Екатерина издала Манифест, где говорилось: «Оттоманская Порта, утвердивши торжественными договорами перед лицом света вечный мир с Россией, опять вероломно нарушила всю святость онаго... Мы полагаем в том Нашу твердую надежду на правосудие и помощь Господню, и на мужество полководцев и храбрость войск Наших, что пойдут следами своих недавних побед, коих свет хранит память, а неприятель носит свежие раны».

Раздел VIII ВОЙНА 1787-1791 ГОДОВ

Глава 1 КАМПАНИЯ 1787 ГОДА

ПЛАНЫ СТОРОН

 Оценка экономического потенциала России не является предметом этой работы. Тем не менее, говоря о екатерининских войнах, нельзя не сказать об этом хотя бы нескольких слов.

Во времена Екатерины на Западе пошло гулять крылатое изречение: «Россия — колосс на глиняных ногах». Враги Потемкина, как у нас, так и за границей, вдоволь злословили о «Потемкинских деревнях». Павел I, взойдя на престол, стал повсеместно заявлять, что Екатерина со своими войнами и фаворитами разорила страну. Ему вторили советские историки — Екатерина, мол, довела Россию «до ручки», следствием чего и была крестьянская война Емельяна Пугачева.

Надо сказать, что почти все факты, приведенные критиками Екатерины, справедливы. Практически в течение всего царствования Екатерины Россия вела войну, причем в большинстве случаев на нескольких фронтах. Чего стоила то разгоравшаяся, то затухавшая война в Польше. А еще две турецкие, шведская, персидская войны, постоянные конфликты на Кавказе и т.д. Огромный ущерб экономике страны принесла пугачевщина. За свое царствование любвеобильная матушка государыня ухитрилась раздать фаворитам сумму, равную четырем годовым бюджетам России. По всей России началось интенсивное градостроительство. О дворцах в Петербурге и его окрестностях известно всем, но попробуйте спросить краеведа в любом российском заштатном старинном городишке, когда были построены торговые ряды, дом губернатора или градоначальника и другие присутственные места, то в большинстве случаев вам ответят — во второй половине XVIII в. Наконец, мы уже писали, каких сил стоило создать Новую Россию на месте Дикой степи.

Но при всем том Россия при Екатерине не только не разорилась, а наоборот, имел место экономический скачок. Оборот внешней торговли, исчислявшийся, по официальным данным, за 1763—1765 гг., в 12 млн. рублей по вывозу и 9,3 млн. рублей по ввозу, к 1781—1785 гг. достиг 23,7 млн. рублей по вывозу и 17,9 млн. рублей по ввозу, а в 1796 г. — 67,7 млн. рублей по вывозу и 41,9 млн. рублей по ввозу.

Только в 1782 г. из России было вывезено за границу около 3,8 млн. пудов железа, а в 1793—1795 гг. вывоз железа за границу был произведен на сумму 5 млн. рублей.

В 1770 г. выплавка чугуна в тысячах пудов составила в России 5106, в Англии 1952. Соответственно, прирост по сравнению с 1760 г. в России составил 39,4%, в Англии — 18,5%. В 1780 г. выплавлено в России 6718 тысяч т чугуна, а в Англии 2440 тысяч т. Прирост за десятилетие — 31,6% и 25% соответственно. Поданным Бергколлегии, составленным А. А. Нартовым, 49 чугунолитейных заводов выплавили в 1777 г. 5 270 593 пуда чугуна, а 44 медеплавильных завода — 181 865 пудов меди. От металлургических заводов государство получило прибыли 1 133 486 рублей.

Естественно, все эти успехи были достигнуты за счет усилий великой и здоровой русской нации. Но направить эти усилия в нужное русло могла только мудрая и энергичная правительница, окружившая себя достойными администраторами и полководцами.

Россия интенсивно готовилась к войне. Но объявление войны Турцией в августе 1787 г. в известной степени было неожиданностью для русского правительства.

Планы турок предусматривали высадить десант в Крыму и совместно с восставшими татарами выбросить русских с полуострова. Параллельно турки должны были разгромить русских в Днепро-Бугском лимане и уничтожить Херсон. На втором этапе войны предусматривалось вторжение русско-турецких сил на Украину со стороны Молдавии и Крыма.

Северный Кавказ считался второстепенным театром военных действий. Там с самого начала также предусматривались наступательные действия, но с ограниченными целями. Планируя наступательные действия, турецкие власти не забывали и об укреплении крепостей. С помощью французских инженеров, которые в то время считались лучшими в мире, турки очень сильно укрепили Очаков и дунайские крепости (в первую очередь Измаил и Шумлу).

В августе 1787 г. Екатерина не имела окончательного и тщательно проработанного плана войны.

Еще до войны адмирал С. К. Грейг предложил повторить Архипелагскую экспедицию и послать эскадру с сильным десантом в Средиземное море. Этим планом предусматривалось форсирование Дарданелл, бомбардировка эскадрой Константинополя и высадка там 10-тысячного десанта. При достаточно мощной эскадре и энергичном адмирале русские вполне могли прорваться через укрепления Дарданелл и сжечь Константинополь. В таком случае была большая вероятность того, что султан согласиться на мир. А если нет? 10-тысячный десант мог быть позже уничтожен турками. Поэтому Потемкин энергично выступил против плана Грейга. «Отправление флота в Архипелаг, — писал Потемкин, — последует не ради завоеваний на сухом берегу, но для разделения морских турецких сил. Удержав их флот присутствием нашего, все мы будем иметь свободу на Черном море. А если бы что турки туда и отделили, то уже будет по нашим силам. Когда же нет нужды делать десантов, то не нужно и число столь неудобное сухопутных войск, какое адм. Грейг полагает... Главный вид для флота в. в, притеснять сообщение по морю туркам с их островами и Египтом и через то лишить их помощи в съестных припасах». Естественно, что у Григория Александровича было субъективное отношение к плану адмирала. Ведь в этом случае слава победителя принадлежала бы целиком Грейгу.

В итоге план Грейга в целом принят не был. Тем не менее к походу в Архипелаг готовилась эскадра в составе 17 кораблей, 8, фрегатов, множества малых и транспортных судов и десантом в 10—12 тысяч человек.

В инструкции, врученной Грейгу, указывалось: «Место сборное всего удобнейше нам представляется остров Негропонт... предметом стараний ваших (является) набор греческих войск, дабы еще вяше силы наши, руководству вашему вверенные, приумножить. С вами отпускается полное число оружия, на 6 тыс. пехоты, на 1 тыс. драгунского и на 2 тыс. с лишком конницы... Желательно поэтому было бы, чтоб с славянами, албанцами, корсиканцами и греками всего до 10 тыс. набрать было можно, ибо на то число, как вам известно, денежные и прочие наши расходы учинены... всем славянским и греческим народам надлежит внушать, что нет отнюдь намерения нашего присвоить их под обладание наше, а все желания наши к тому устремлены, дабы доставить им свободу полную в исполнении веры их и отправлении публичных обрядов оной и восстановить гражданскую их вольность и безопасность, для чего не должно приводить к присяге на подданство нам...»

14 марта 1788 г. последовал указ о назначении адмирала С. К. Грейга главнокомандующим морскими и сухопутными силами на Средиземном море и об отправке его с вверенной ему эскадрой из Кронштадта. Одновременно было дано приказание генерал-поручику И. А. Заборовскому готовиться к выступлению в Италию с сухопутными войсками, чтобы там поступить под начальство Грейга.

Забегая вперед, скажем, что в бытность Заборовского в Италии он в начале 1789 г. получил прошение от лейтенанта Наполине Буона-Парте. Корсиканец просил его принять на службу в русскую армию в чине майора. Принять его майором Заборовский не имел права, а на меньшее честолюбивый Наполине никак не соглашался. А жаль, России могла бы приобрести блестящего генерала.

Первый отряд Архипелагской эскадры в составе трех 100-пушечных кораблей («Иоанн Креститель», «Три Иерарха» и «Саратов») в сопровождении фрегата и транспортов под флагом вице-адмирала Фондезина вышел 5 июня 1788 г. из Кронштадта. Вскоре в Копенгаген из Архангельска пришел отряд контр-адмирала Повалишина в составе пяти кораблей и двух фрегатов. Но дальше им двинуться не удалось, так как Швеция начала военные действия против России.

В сентябре 1788 г. русские корабли вышли из Копенгагена для блокады Карлскроны. Соответственно, была отменена и отправка сухопутных войск в Италию.

Потемкин до войны также не сумел доработать план войны. Он предлагал первоначально взять Очаков, овладеть побережьем между Бугом и Днестром, а затем начать наступление на Балканы.

В ходе войны началось формирование двух армий. Екатеринославская армия (75—80 тысяч человек при 200 орудиях полевой и 108 орудиях полковой артиллерии) под командованием Потемкина предназначалась для действий на Балканах. Украинская армия (35—40 тысяч человек) при 96 орудиях полевой артиллерии) под командованием Румянцева предназначалась для связи с австрийской армией и обороны Украины. Для обороны Крыма и действий на Кубани был сформирован особый Крымский и Кубанский корпус численностью в 25—30 тысяч человек. Русским войскам должна была содействовать австрийская армия, которая, по согласованию с Потемкнным, предназначалась для ведения наступательных действий в Валахии вдоль реки Прут. Суворову поручалось, пока шло формирование войск, организовать оборону Крыма и Херсон-Кинбурнского района.

К началу войны русский флот на Черном море состоял из 5 кораблей, 19 фрегатов, бомбардирского корабля и нескольких десятков мелких судов. Флот был разделен на две приблизительно равные части — Севастопольскую эскадру и Лиманскую флотилию. Кроме того, несколько малых судов стояло в Таганроге и Керчи. Севастопольская эскадра должна была защищать Крым, а Лиманская флотилия — Херсон.

БИТВА ЗА ЛИМАН

21 августа 1787 г. 40-пушечный фрегат «Скорый» и 12-пушечный бот «Битюг» стояли в Лимане у Кинбурнской косы. Со стороны Очакова к ним подошли 10 гребных канонерских лодок и бомбардирский корабль. В 3 часа пополудни турки внезапно открыли огонь из пушек и мортир. Перестрелка длилась до 6 ч, (то есть 3 ч). Фрегат сделал 587 выстрелов. Затем фрегат и бот обрубили якорные канаты и под парусами начали уходить. Когда русские корабли проходили около Очакова, то турецкие батареи открыли огонь, но безуспешно. К ночи фрегат и бот дошли до Глубокой Пристани (базе нашего флота). На «Скором» были убиты 3 матроса и один ранен. При ремонте из корпуса фрегата были извлечены 26-фунтовые и 30~фунтовые турецкие ядра.

Турецкое командование считало, что без захвата Кинбурна невозможно продвижение к Глубокой Пристани и Херсону. Крепость находилась напротив турецкой крепости Очаков на длинной косе, в двух верстах от ее начала. Берег Днепра от Кинбурна до Херсона был защищен пятью редутами, двумя ретраншементами и крепостью у Глубокой Пристани.

В Кинбурнской крепости имелось 19 медных и 300 чугунных орудий. Однако огневая мощь крепости была невысока, так как орудия были распределены по всему периметру крепостных укреплений. Калибр большинства орудий был мал, значительная часть их была неисправна.

12 сентября одиннадцать канонерских шлюпок и бомбардирский корабль отделились от турецкого флота, стоящего под Очаковом, и, подойдя к Кинбурнской косе, открыли огонь по береговым укреплениям, в результате чего было повреждено несколько строений, убиты пять и ранены десять человек.

Ответным огнем крепостной артиллерии несколько турецких судов получили повреждения, и противник был вынужден отойти.

15 сентября 38 неприятельских судов приблизились к Кинбурну со стороны Очакова и начали обстрел крепости. Два русских фрегата и четыре галеры под командованием капитана 2 ранга Обольянинова стояли недалеко в Лимане и спокойно наблюдали за баталией. Тогда капитан галеры «Десна» Джулиано Ломбард (уроженец Мальты) по собственной инициативе атаковал противника. Турки приняли галеру Ломбарда за брандер и поспешно стали отходить к Очакову

Турецкие нападения 12 и 15 сентября были разведкой боем, а захват Кинбурна был намечен турками на 1 октября. К этому времени у Очакова находилось три 60-пушечных корабля» четыре 34-пушечный фрегата, четыре бомбардирских судна, 14 канонерских лодок, вооруженных одной-двумя пушками, и 23 транспортных судна. Всего на кораблях турок имелось около 400 орудий.

Суворов в районе Кинбурна имел 4 тысячи человек при 28 полковых и 10 полевых орудиях, не считая крепостной артиллерии Кинбурна.

Рано утром 1 октября турецкая эскадра под прикрытием артиллерийского огня начала высадку двух десантов. Основной десант численностью 5300 человек был высажен на оконечности косы в двух верстах от крепости Кинбурн, а вспомогательный — в глубине Лимана у деревни Биенка в 15—20 верстах от Кинбурна. Суворов приказал не мешать высадке турок у Кинбурна — «Пусть все вылезут». А сам пошел к обедне в гарнизонную церковь. Турки спокойно высадились на косе и принялись рыть окопы. К середине дня коса шириной в среднем 100—120 метров была поперек перекопана пятнадцатью траншеями. Турецкая же эскадра выстроилась в линию вдоль всей косы.

К трем часам пополудни турки подошли к крепости на дистанцию менее версты. В этот момент Суворов вывел из крепости 1500 солдат Орловского и Шлиссельбургского полков. В ходе непродолжительного боя турки были выбиты из десяти траншей. Однако фланговый огонь турецких кораблей нанес тяжелые потери русским. Сам Суворов был ранен картечью. Русские были вынуждены отступить к крепости.

В этот момент турецкие суда были атакованы галерой «Десна», единственным русским судном, бывшим в районе Кинбурна. Артиллерийским огнем «Десны» и крепостных орудий было потоплено два турецких гребных судна.

Суворов получил подкрепление и, несмотря на рану, вновь повел солдат в атаку. Казаки в конном строю двинулись вдоль косы по мелководью Черного моря и ударили в тыл туркам. Тем не менее, турки упорно сопротивлялись, понимая, что отступать им некуда. Под Суворовым была убита одна и ранена другая лошадь, но он оставался в гуще боя. Русские полковые пушки почти в упор били врага картечью. В реляции Суворова особенно отмечалось действие полковой артиллерии Шлиссельбургского полка под командованием капитана Михаила Борисова — «турок картечами нещетно перестреляно». «Ротмистр Шуханов с легкоконными вел свои атаки по кучам неприятельских трупов...» К ночи гурки были окончательно разбиты. Около 600 человек из них удалось снять гребным судам и переправить в Очаков. Еще несколько сот спрятались ночью в камышах на оконечности косы — с ними утром покончили казаки.

 Сражение у Кинбурнской крепости

В сражении на косе русские потеряли убитыми двух офицеров и 136 нижних чинов, ранены 17 офицеров и 300 нижних чинов.

Среди убитых янычар были найдены два переодетых француза. По этому случаю Екатерина написала Потемкину: «Буде из французов попадет кто в полон, то прошу отправить к Кашкину в Сибирь в северную, дабы у них отбить охоту ездить учить и наставить турков».

Решительность действий Суворова резко контрастировала с пассивностью адмирала Мордвинова, командовавшего Лиманской флотилией. По огневой мощи его флотилия была того же порядка, что и турецкая Очаковская эскадра. Но адмирал отчаянно трусил, несмотря на многочисленные понукания Потемкина. В конце концов, Мордвинов решился в ночь с 3 на 4 октября атаковать турок... одной плавбатареей и двумя галерами. В итоге утром 4 октября плавбатарея № 2 под командой капитана 2 ранга Веревкина оказалась окруженной турецкой эскадрой. Плавбатарея храбро отбивалась от неприятеля, но тут ее подвела собственная артиллерия. На левом борту одна задругой разорвались две пушки, убив и ранив около 30 человек прислуги. Позже Веревкин с горечью напишет о качестве своих орудий: «Что же принадлежит до артиллерии, то я удивляюсь, коим образом она принята с заводов, и кажется, что оная без пробы принята, в рассуждении, что при разрыве пушки оказался чугун как с грязью дресва; что же принадлежит до единорогов, которыми я оборонялся... только стволы короткие, так что при каждом выстреле единорог опрокидывался через задние колеса...»

Тем не менее плавбатарея прошла вдоль линии турецких кораблей и вышла из Лимана в Черное море. Два турецких фрегата и четыре галеры устремились в погоню за тихоходной и неповоротливой плавбатареей. После нового боя плавбатарея была вынуждена выброситься на берег, где была захвачена турецкой конницей.

5 октября Мордвинов атаковал турецкую эскадру уже восемью судами. После артиллерийской дуэли, не принесшей потерь ни одной стороне, турецкая эскадра отошла от Очакова. Судя по всему турки испугались атаки фрегатов и ушли в Черное море верст на 15 от входа в Лиман. В середине же октября турецкая эскадра ушла зимовать в Константинополь. На этом кампания 1787 г. в Лимане была закончена.

Осенью 1787 г. татарско-турецкие отряды перешли Кубань, но были разбиты генералом Теккели.

Оценивая кампанию 1787 г., можно без преувеличения сказать, что обе стороны вели боевые действия равно бестолково, и вспомнить фразу Фридриха II о драке кривых со слепыми. Единственным светлым пятном стала победа Суворова у Кинбурна. Но, увы, это был лишь тактический успех.

«БОГ БЬЕТ, А НЕ ТУРКИ»

Первую ощутимую потерю Севастопольская эскадра понесла еще до начала войны. 24 сентября 1786 г. 66-пушечный корабль «Александр», вышедший в свое первое плавание из Херсона в Севастополь, из-за навигационной ошибки налетел на камни у мыса Тарханкут и был разбит волнами. Экипаж был полностью спасен.

Таким образом, к началу войны в составе Севастопольской эскадры оказалось всего три 66-пушечных корабля, четырнадцать фрегатов и бомбардирский корабль «Страшный» (2 мортиры, 2 гаубицы и 10 пушек). Фрегаты были разнотипными. В целом их можно разделить на три группы: новопостроенные, например, 40-пушечные «Кинбурн», «Берислав», «Фанагория»; ветераны, заложенные еще в прошлую войну, — «Никита Мученик», «Осторожный», «Крым», «Храбрый», «Поспешный» и другие. Из них большинство вообще не могли выйти в море, а использовались как плавбатареи в Севастополе. Третью группу составляли корабли, переделанные из купеческих кораблей и судов других классов.

31 августа 1787 г. Севастопольская эскадра под командованием контр-адмирала Марка Войновича вышла в море. Войнович был категорически против похода, но вынужден был подчиниться безапелляционному приказу Потемкина: «Где завидите флот турецкий, атакуйте его во что бы то ни стало, хотя бы всем нам пропасть!»

Эскадра направилась к Варне, где, по имевшимся сведениям, находилась турецкая эскадра. 9 сентября у мыса Калиакрия эскадру встретил жестокий шторм, длившийся пять суток. Русские корабли были весьма плохо построены. Так, через несколько часов после начала шторма флагманский корабль «Слава Екатерины» потерял все три мачты и бушприт Детали набора корпуса выходили из своих гнезд, из раздавшихся пазов обшивки бортов и настила палуб выпадала конопатка, и вода потоками лилась внутрь. Вода в трюме поднялась на три метра и, несмотря на пущенные в ход все помпы, ведра, ушаты, не убывала. Он непрерывного продольного и поперечного движения элементов набора внутри корпусов ломались и разваливались легкие переборки кают и кубриков. Обломки дерева, сорвавшиеся с креплений предметы судового оборудования, бочки с провизией носились от борта к бору, круша все вокруг и травмируя людей. Хаос, царивший внутри корабля, усугубляла темнота, лишь кое-где нарушаемая неверным светом сальных свечей.

На корабле было поставлено «фальшивое вооружение» (парусное), и он едва дошел 21 сентября до Севастополя.

Корабль «Святой Павел», которым командовал Ф. Ф. Ушаков, потерял грот-мачту и бизань-мачту, и его штормом пронесло через все море от Болгарии до Абхазии. Благодаря энергичным действиям Ушакова корабль удалось сласти. Вода была откачена из трюмов. 21 сентября «Св. Павел» вошел в Севастополь с одной фок-мачтой.

Фрегат «Крым» (до 1783 г. «Десятый»), построенный еще в 1779 г., пропал без вести со всем экипажем.

Но больше всех не повезло 66-пушечному кораблю «Мария Магдалина». На нем были сломаны все мачты, бушприт и поврежден руль. Корабль занесло к входу в Босфор. По другой версии, командир корабля капитан 1 ранга Бенжамин Тиздель пытался зайти в Варну и бросить там якорь, чтобы спасти людей, но этого сделать не удалось. Тогда он решил выбросить корабль на берег, но пленный турецкий матрос сообщил, что берег в этом месте очень крут и каменист и спастись никому не удастся. Пленному турку удалось уговорить командира уйти от этого места и войти в течение константинопольского канала. Когда же на рассвете все увидели маяк в его устье, то с гневом набросились на пленного матроса с вопросом: «Куда ты нас привел?» Но было уже поздно. Вскоре корабль был окружен турецкими судами. Тиздель попытался взорвать «Марию Магдалину», но этому воспротивилась команда. На «Магдалине» сдались 396 человек.

Турки взяли «Марию Магдалину» на буксир и провели по Босфору, вызвав ликование у мусульманского населения Стамбула. «Магдалина» была переименована в «Худа Верды», что означает «Данный Богом». Французскому корабельному мастеру Лероа приказано было в течение месяца отремонтировать и ввести в строй корабль.

Узнав о буре, разрушившей Севастопольскую эскадру, Потемкин буквально впал в истерику. «Я стал несчастлив, — писал он Екатерине, — флот Севастопольский разбит... корабли и фрегаты пропали. Бог бьет, а не турки!» Потемкин предлагал сдать Крым туркам, самому уйти в монастырь, а командование армией передать Румянцеву. Екатерина пристыдила фаворита: «Что это значит? Без сомнения, у тебя явилась эта мысль сгоряча, когда ты думал, что весь флот погиб. Но что же станется с остальной частью флота после эвакуации? И как начинать войну после эвакуации?.. Лучше было бы атаковать Очаков или Бендеры, обратив таким образом оборону в наступление ~ что ты сам признал более подходящим для нас. Притом же не на одних нас дул ветер, я думаю. Не робейте! Мужайтесь!..»

Но на всякий случай императрица повелела переименовать флагманский корабль «Слава Екатерины» в «Преображение Господне». Не дай бог; сдаст Войнович его туркам, и вся Европа надорвется от хохота.

Глава 2 КАМПАНИЯ 1788 ГОДА

УСПЕХИ ЛИМАНСКОЙ ФЛОТИЛИИ

В январе 1788 г. Австрия объявила войну Турции. Однако большая часть австрийской армии была разбросана по огромной дуге от Днестра до Адриатики с целью зашиты границ империи. Активные действия против турок должна была предпринять лишь армия принца Саксен-Кобурга. Ее ближайшей целью было взятие крепости Хотин. Таким образом, вступление Австрии в войну практически не сказалось на ситуации в Лимане, да и вообще на Черном море.

23 апреля 1788 г. из Босфора вышла турецкая эскадра под командованием Эски-Гассана. Она состояла из двенадцати кораблей, тринадцати фрегатов, двух бомбардирских кораблей, двух галер, десяти бомбардирских и канонерских шлюпок и шести брандеров. На кораблях находилось более 20 тысяч человек, из которых турок было меньше трети. Одних греков было не менее четырех тысяч. Присутствовало и несколько сотен англичан, как офицеров, так и матросов (канониров). Но, отойдя от берега на 60 миль, турецкий флот попал в шторм и вернулся обратно.

Лишь 20 мая турецкий флот пришел к Очакову. Из Кинбурна к Глубокой Пристани с донесением о появлении вражеского флота было послано небольшое гребное судно — дубель-шлюпка № 2 под командованием капитана 2 ранга Сакена. 30 турецких гребных судов перехватили дубель-шлюпку. Четыре турецкие галеры попытались взять ее на абордаж. Но капитан Сакен предпочел смерть сдаче и взорвал свое судно.

К этому времени Лиманская флотилия была усилена в судовом, а главное, в кадровом составе. Трусоватый граф Мордвинов был отправлен в адмиралтейство в Херсон. Непосредственное же начальство над флотилией поручено было двум замечательным иностранцам: принцу Нассау-Зигену и шотландцу Полю Джонсу, принятыми в русскую службу с чинами контр-адмиралов.

80-пушенный корабль «Иосиф II» (с 15 марта 1790 г. «Рождество Христово»). С июня 1788 г. входил в состав эскадры Поля Джонса

 Принц Нассау-Зиген вел свое происхождение от принца Оранского графа Нассау (1533—1584). 23-летний принц в 1766 г. отправился в кругосветное плавание Бугенвиля. Вернувшись из трехлетнего путешествия, он отправился в Центральную Африку. В 1779 г. воевал на стороне французов с Англией. В 1782 г. отличился при осаде Гибралтара, а в 1786 г. прибыл в Россию.

Еще более легендарной была карьера Поля Джонса, родившегося в 1747 г. в Шотландии в семье бедняка. Он начал свою морскую карьеру в 13 лет юнгой, в 18 стал первым помощником капитана, а в 21 — капитаном. В 1773 г. в Виргинии умирает его старший брат, оставляя небольшое поместье. 26-летний моряк становится американским плантатором и принимает по условию завещания фамилию Джонс. Но скоро начинается война Североамериканских штатов за независимость, участвуя в которой он находит свое истинное призвание. Поль Джонс становится капером, или, попросту говоря, пиратом. В декабре 1775 г. Поль Джонс поднимает флаг Североамериканских штатов над торговым судном «Альфред». В следующем году он командует новым судном «Провиденс» и захватывает 16 английских судов.

Конгресс производит Поля Джонса в чин капитана. В 1777 г. он на шлюпе «Рейнжер», прорвав английскую блокаду, уходит в Европу. Он захватывает торговые суда, «наводит ужас на Англию», высаживает десанты на ее берегах, на двух шлюпках во главе тридцати двух человек проникает в порт Уайтхевен, набитый военными кораблями, поджигает их и т.д. Описание дальнейших подвигов Поля Джонса займет много места. Но всему приходит конец, и в 1783 г. война за независимость заканчивается. Становиться опять плантатором Полю Джонсу, очевидно, не светит, и он отправляется в Старый Свет. В 1784—1787 гг. он в Париже, и делать ему» явно, нечего.

В конце 1787 г. посол И. М. Симолин предложил ему поступить на русскую службу. Моряк колебался. Он писал: «...я имел такие понятия о формах правления в России, которые не согласовались с моими воззрениями на этот счет».

Джонс едет в Копенгаген, где получает личное послание Екатерины II и принимает окончательное решение. 23 апреля 1788 г. он прибываете Санкт-Петербург Французский посол граф Сепор представляет его императрице. Скоро вопрос о назначении Поля Джонса в Черноморский флот был решен. 19 мая 1788 г. он прибывает к месту службы.

В Лимане под начальство Нассау-Зигена поступила гребная флотилия, состоявшая из 51 вымпела (7 галер, 7 дубель-шлюпок, 7 плавбатарей, 22 военных лодок, 7 палубных ботов и одного брандера), а под начальство Поля Джонса — эскадра из 14 парусных судов (2 корабля, 4 фрегата и 8 мелких судов).

Кроме того, в составе Черноморского флота было около 20 крейсерских судов. Большинство русских и советских историков предпочитало не расшифровывать тип этих судов, да и читателям все было ясно — парусные крейсера. На самом деле это были каперские суда.

Как уже говорилось ранее, между 1774 и 1778 гг. в Северном Причерноморье осели десятки тысяч греков. Многие из них стали судовладельцами. Греки хорошо помнили об огромной добыче, захваченной греческими каперами в Архипелаге в ходе прошедшей войны. Да многие из них и сами грабили турецкие суда. Сразу же после начала войны с Турцией к Потемкину стали обращаться греческие шкиперы, предлагая свои услуги в качестве корсаров. Если в странах Европы владелец корабля просил каперское свидетельство, то он тем самым брал на себя обязательство вооружить корабль и набрать экипаж за свой счет. На Черном море это было невозможно — греки были не очень богаты, и, кроме того, в России частные лица не имели права владеть пушками. 28 октября 1787 г. Потемкин разрешил контр-адмиралу Мордвинову выдавать каперские патенты, а также пушки и припасы на корсарские суда. Первым корсаром, нанявшим матросов в Таганроге и вооружившим яхту «Пчела», был капитан Спиро Рицардопуло, служивший в следующем году в эскадре Поля Джонса. Патент ему был выдан Мордвиновым 2 октября 1787 г

Уже через несколько дней каперы принялись за дело. В ночь с 10 на 11 октября 1787 г. капитаны Спиро Рицардопуло и Ламбро Качиони на лодках подкрались к Очакову и захватили турецкое торговое судно.

К 21 октября 1787 г. корсарских судов было уже двадцать одно, причем, как это следует из документов того времени, они не только получали от регулярного флота вооружение и припасы, но и жалованье.

После 1788 г. шестнадцать крейсерских судов было официально зачислено в состав русского флота, а их капитанам были присвоены офицерские чины. Крейсерские суда обычно имели на вооружении десять 16 пушек малого калибра. Например, «Панагия ди Дуцено» имела 10 4-фунтовых пушек и четыре 3-фунтовых фальконета; «Полоцк» — четырнадцать 6-фунтовых пушек; «Принцесса Елена» — 14 пушек; «Принц Александр» — 14 пушек. Тем не менее столь слабо вооруженные суда успешно действовали по всему Черному морю.

1 мая 1788 г. три корсарских корабля (командиры Галани Батиста, Дмитрий Куц и Дмитрий Кундури) в 15 верстах против Килийского гирла Дуная атаковали два купеческих корабля. На помощь купцам пришли две турецкие галеры. В ходе боя туркам удалось отбить один приз, но второй корсары увели в Севастополь. Одновременно пять крейсерских судов действовало у берегов Анталии, но турки уже боялись выходить в море, и корсары захватили только одно судно.

Крейсерские суда занимались не только перехватом, но и участвовали в боевых операциях регулярных сил. Летом 1788 г. в парусной эскадре Поля Джонса состояли крейсерские суда «Св. Анна», «Пчела», «Богоматерь Турлени», «Маилет», «Князь Потемкин Таврический» (так Ламбро Качиони назвал свой приз, льстя главнокомандующему).

Теперь вернемся к турецкой эскадре, которая с 20 мая по 6 июня 1788 г. стола в бездействии у Очакова.

Утром 7 июня корабли Поля Джонса и гребные суда Нассау-Зигена атаковали турецкую эскадру. Входе боя русской артиллерией были уничтожены три турецких судна. Турки отступили, но преследовать их русские не стали. Как писал Нассау-Заген Потемкину: «...к несчастию, ветер был противный и наши корабли не могли ее атаковать, и мы вынуждены были возвратиться, занять свое положение возле парусной эскадры». Автору сдается, что принц лукавит. Почему это его гребные суда, которых он в письме именует кораблями, не могли идти против ветра на веслах, да еще по течению? Но светлейший князь проглотил пилюлю. Все-таки три гребных турецких посудины потопили, и то как говориться, «хоть шерсти клок». Потери русских в этом бою составили всего 4 убитых и 13 раненых.

Прежде чем перейти к следующему сражению, стоит упомянуть забавную историю о похождениях Поля Джонса в 10-дневной паузе между сражениями. В боевых действиях в Лимане с обеих сторон принимали участие запорожские казаки. Поль Джонс еще в Европе слышал о запорожцах и решил их узнать поближе. Дважды (6 и 16 июня) он посетил стан «верных запорожцев». Во время последнего посещения знаменитый пират был торжественно принят в казаки и соответствующе экипирован. Далее вдело пошла горилка. Контр-адмирал побратался с казаком Иваном, прозвище которого до нас не дошло. 16 июня был сильный туман. Воспользовавшись им, Джонс с Иваном сели в лодку и подгребли к стоявшему в Лимане турецкому кораблю. Джонс достал мел и размашисто написал на борту турка: «Сжечь. Поль Джонс». Затем побратимы благополучно прибыли обратно.

Между прочим, Поль Джонс несколько раз появлялся в запорожском костюме на палубе своего флагманского корабля «Святой Владимир». Вид контр-адмирала в шароварах «шириной в Черное море» настолько потряс одного англичанина, что тот пустил слух, что безбожный Джонс принял ислам.

16 июня в час пополудни турецкая эскадра решила атаковать корабли русских. Вскоре флагманский 64-пушечный корабль сел на мель. Турецкие корабли окружили его. День прошел в перестрелке на больших дистанциях, как обычно, безвредной для обеих сторон. Тем временем баталия началась между двумя знаменитыми адмиралами. Принц Нассау-Зиген хотел атаковать всеми силами севшего на мель флагмана, а Поль Джонс отказывался принять в этом участие, справедливо полагая, что его корабли тоже могут сесть на мель. Сия баталия продолжалась несколько часов и кончилась лишь, когда туркам удалось снять с мели капудан-пашу.

Рано утром 17 июня к флотилии Нассау-Зигена присоединились 22 канонерские лодки с 18-фунтовыми пушками, пришедшие из Кременчуга. Вскоре русские парусные и гребные суда атаковали турецкую эскадру. Турецкому флагману фатально не везло — он опять сел на мель. Но на сей раз он был подожжен брандкугелем и сгорел. Между прочим, пират Поль Джонс приказал спустить шлюпки и организовать спасение турок на горящем корабле, за что позже подвергся насмешкам «благороднейшего» принца.

Сражение продолжалось четыре с половиной часа, после чего часть турецких судов отошла к стенам Очакова, а большая часть двинулась к морю. При отходе турки попали под ураганный огонь батарей с Клнбурнской косы.

Всего русскими было уничтожено три 64-пушечных корабля, два 40-пушечных и три 32-пушечных фрегата, одна 30-пушечная шебека и одна 14-пушечная бригантина. Один 64-пушечный турецкий корабль был взят в плен. Вскоре его отремонтировали в Херсоне. 22 октября 1788 г. он был введен в строй под названием «Леонтий Мученик».

В ходе двухдневного сражения было убиты и утонуло около 6 тысяч турок, 1673 турка взяты в плен. Наши потери: убитых 2 офицера и 16 нижних чинов, раненых 10 офицеров и 57 нижних чинов.

После сражения двенадцать турецких судов оказались под защитой орудий Очакова. 1 июля флотилия Нассау-Зигена подошла к Очакову и, несмотря на сильный огонь крепостной артиллерии, атаковала турецкие суда. Одиннадцать из них было сожжено или утоплено, а большая 50-весельная галера «Макроплея» была взята в плен. На ней нашли одну 36-фунтовую и четыре 12-фунтовых пушки. По приказу Потемкина она была переделана в Херсоне в 36-пушечный фрегат «Св. Марк». На ней установили два 1-пудовых единорога, двадцать две 12-фунтовые пушки и двенадцать 6- и 8-фунтовых пушек.

СРАЖЕНИЕ У ФИДОНИСИ

18 июня из Севастополя вышла эскадра контр-адмирала М. И. Войновича. В ее составе было два 66-пушечных корабля, десять больших фрегатов (50-пушечный «Св. Георгий Победоносец», 40—44-пушечные «Берислав», «Стрела», «Кинбурн», «Фанагория», «Таганрог», «Легкий», «Перун», «Победа» и «Скорый») и двадцать четыре малых судна, из которых семнадцать было крейсерских. Войнович нес свой флаг на корабле «Преображение Господне», а авангардом командовал бригадир Федор Федорович Ушаков на корабле «Св. Павел».

Войнович имел категоричный приказ Потемкина отвлечь турецкий флот от Очакова и навязать ему генеральную баталию.

Вечером 29 июня эскадра Войновича у острова Тендра встретилась с турецкой эскадрой. У турок было семнадцать кораблей, восемь фрегатов, три бомбардирских корабля и двадцать одна шебека.

Несмотря на свое подавляющее превосходство в силах, капудан-паша проявлял нерешительность. Войнович тоже опасался боя, и в то же время не смел уклониться от него, чтобы не навлечь на себя гнев Потемкина. В результате такой нерешительности противники, обнаружившие друг друга еще 29 июня, в течение трех дней ограничивались маневрированием с целью выигрыша ветра.

Граф Войнович изрядно трусил. В 1770 г. он поступил на русскую службу и, командуя полакрой «Ауза», храбро грабил турецких купцов в Архипелаге. В 1780 г. Войнович был назначен командующим Каспийской флотилией, но персы быстро сбили с него спесь. На Черном же море его нерешительность бесила Потемкина.

На рассвете 3 июля оба флота подошли к устью Дуная и встали в виду острова Фидониси. Ветер дул с севера. Неприятель находился на ветре.

В 6 часов утра контр-адмирал Войнович построил свой флот левым галсом к неприятелю. В 2 часа пополудни Гассан-паша, выстроив свои корабли в две плотные колонны, начал сближаться с русским флотом.

Подойдя к каждому из своих кораблей и отдав словесные приказы, капудан-паша направил главные силы на концевые корабли Севастопольской эскадры. Можно было ожидать, что русский арьергард будет сильно потрепан до того, как корабли центра и авангарда успеют прийти к нему на помощь. Чтобы сорвать замыслы противника, Ушаков решает осуществить охват вражеской эскадры силами своего авангарда (корабль «Св. Павел», фрегаты «Берислав», «Стрела» и «Кинбурн»). Увлекая за кораблями своего авангарда другие русские корабли, Ушаков рассчитывал обойти противника и «бить его с ветру», либо, по крайней мере, отвлечь часть турецких сил от русского арьергарда и облегчить таким образом его положение. В отчете о бое он писал, что капудан-паша отказался от сосредоточенной атаки по арьергарду и «пошел порядочно растягивать свою линию против всего нашего флота». Осуществляя такой маневр охвата, флагманский корабль Ушакова «Св. Павел» и шедшие перед ним два фрегата довольно сильно оторвались от остальных кораблей («ибо бывший за мною фрегат тяжел в ходу», — писал Ушаков). В результате авангард, оказавшийся значительно ближе к туркам, чем кордебаталия и арьергард, выдержал на своих плечах главную тяжесть боя. Капудан-паша направил против «Св. Павла» три корабля (в том числе один 80-пушечный), а с тремя другими «бросился с чрезвычайной скоростью... атаковать передовые мои фрегаты», как писал Ушаков о начале решающего этапа этого боя. Чтобы не дать возможности капудану-паше обойти или абордировать фрегаты и чтобы отрезать от турецкого флагмана его передовые корабли, Ушаков приказал поставить на «Св. Павле» все паруса и пошел на сближение с противником.

Ушакова не смущало, что при этом он все больше отрывается от следовавших за ним кораблей, нарушая правила линейной тактики. «Намерение мое пошло удачно», — писал Ушаков. Передовые турецкие корабли, чтобы не оказаться отрезанными, «с великой торопливостью и без разрешения командующего стали уходить на ветер». За ним и устремился и корабль капудана-паши, преследуемый огнем «Св. Павла» и фрегатов.

Итак, после трехчасового боя турецкая эскадра Эски-Гассана ушла в Варну. Часть ее кораблей и судов была изрядно повреждена, а, по неподтвержденным данным, одна шебека затонула. Обе стороны объявили о своей победе. Фактически же это была перестрелка с ничейным результатом. В рапорте Войновичу Ушаков потратил много слов, говоря о повреждениях турецких кораблей, и даже «потопил» один турецкий корабль. Что же касается флагманского корабля капудана-паши, то ««Св. Павел» сделал отменную и весьма действительную помощь помянутым фрегатам сбить с немалым повреждением капудан-пашинский корабль». Затем «Берислав» и «Стрела» «долгое время имели весьма храброе и неустрашимое сражение с капудан-пашинским кораблем, который, как уже означено, с помощью корабля «Святой Павел» сбит со своего места с немалым повреждением. Фрегат «Кинбурн» также имел действительное и храброе сражение с проходящими от середины линии мимо его кораблями, и как в поданном от командующего оным фрегатом капитана 2 ранга Кумани рапорте значит бросанием от него брандкугеля проходящий мимо него вице-адмиральский корабль двоекратно загорелся, но, видно, вскорости потушен». Таким образом, столько били бедного флагмана, он своим ходом до Варны дошел. Несколько проясняет ситуацию конец рапорта Ушакова, где говорится о потерях русского авангарда. «Святой Павел» — ранено 4 человека; «Берислав» — ранен 1 человек; «Стрела» — ни убитых, ни раненых нет; «Кинбурн» — ранен 1 человек. Итого за три часа столь жаркого боя ни одного убитого и 6 раненых нижних чинов. Повреждения судов авангарда также невелики. Самое большое повреждение получил «Берислав»: «...в корпусе фрегата отменно большим каменным ядром (100-фунтовым. — А. Ш.) пробило против форштевня борт и весьма разбита первая в носу под палубою бимса и духовая у крюйт-камеры труба».

Отмечая преувеличения в рапорте Ушакова Войновичу, следует отдать должное и маневрам бригадира, который впервые у Фидониси отошел от канонов линейной тактики Тоста.

Граф Войнович вел себя у Фидониси крайне пассивно, зато в рапорте Потемкину боевые заслуги Ушакова и роль его авангарда были сильно преуменьшены. При представлении к наградам Войнович не делал различия между кораблями авангарда, фактически одержавшими победу, и кораблями, которые даже не подошли к противнику на пушечный выстрел. Войнович представил к награде всех командиров кораблей и своего флаг-офицера Д. Н. Сенявина, которого, кстати, и послал к светлейшему.

Ушаков не растерялся и послал свой рапорт к Потемкину, что, вообще говоря, было грубейшим нарушением субординации. Светлейший принял сторону Ушакова. За сражение у Фидониси Войнович получил орден Св. Георгия 3-й степени, а Ушаков — Св. Владимира 3-й степени. Но в начале 1790 г. Ушаков был вызван в Яссы в ставку светлейшего. 14 марта 1790 г. ордером Потемкина Ушаков был назначен командующим Черноморским флотом. А графа Войновича сплавили опять в Каспийскую флотилию. Тогда же в письме Екатерине Потемкин писал: «Благодаря Бога и флот, и флотилия наша сильней уже турецкого. Но адмирал Войнович бегать лих и уходить, а не драться. Есть во флоте Севастопольском контр-адмирал Ушаков. Отлично знающ, предприимчив и охотник к службе. Он мой будет помощник».

Но все это впереди. А пока «разбитая при Фидонисии» эскадра Эски-Гассана 29 июля 1788 г. объявилась у Очакова в числе пятнадцати кораблей, десяти фрегатов и сорока пяти гребных судов. Лиманская флотилия не рискнула остановить турок.

4 ноября Эски-Гассан ушел зимовать в теплые края. Перспектива вмерзать в лед у Очакова ему явно не импонировала. Кстати, часть русских кораблей рискнула остаться у Очакова зимой 1788/89 г., что привело к печальным последствиям — 42-пушечный фрегат «Херсон» (с 1788 г. «Василий Великий») был раздавлен льдами и погиб, а 40-пушечный фрегат «Скорый» (с 1788 г. «Федот Мученик») 20 марта 1789 г. в ледоход был унесен льдами и сильно поврежден.

ОЧАКОВСКОЕ СИДЕНИЕ

Пока мы говорили только о боевых действиях в Лимане и на Черном море. А что же делали основные сухопутные силы — Екатеринославская и Украинская армии? Да попросту бездействовали целый год! Потемкин побоялся начинать осаду Очакова осенью 1787 г. и зимой 1787/88 г., что привело к бездействию Екатеринославской армии. Что же касается Украинской армии, то Потемкин умышленно не давал ей начинать боевые действия. Фаворит явно предпочел бы разгром Украинской армии блестящей победе Румянцева над турками.

Как уже говорилось, между войнами турки под руководством французских инженеров капитально перестроили Очаковскую крепость. С началом войны со стороны суши были возведены многочисленные земляные укрепления полевого типа. Очаковский гарнизон был доведен до 20 тысяч человек. На валах и крепостной стене было установлено около 300 крепостных пушек, а в ретраншементе — до 30 полевых орудий.

К середине мая 1788 г. 50 тысяч человек из Екатеринославской армии, предназначенные для осады Очакова, были сосредоточены у Ольвиополя (сейчас город Первомайск). 25 мая войска переправились через реку Буг и медленно продвигались к Очакову, пройдя расстояние 200 км за 33 дня.

Суворов предложи взять Очаков штурмом в тесном взаимодействии с Лиманской флотилией. Однако Потемкин медлил с принятием решения, затем окончательно принял план ведения «формальной осады», по всем правилам построенной атаки методом параллелей и артиллерийского обстрела. Основная идея плана заключалась в том, чтобы сначала устроить отдельные батареи обложения в виде редутов с целью обеспечить фланги осадной армии. Затем овладеть садами, передвинуть вперед батареи, соединить их траншеей и начать методический артиллерийский обстрел крепости, вынудив ее сдаться.

12 июля на берегу Черного моря была построена первая батарея на 10 орудий осадной артиллерии, а 20 июля армия обложила крепость, примыкая правым флангом к построенной батарее, а левым — к Днепровскому лиману. 11 августа для обстрела морского побережья была поставлена четырехорудийная батарея. В течение 8 и 9 августа на удалении 2 км от крепости с целью отражения вылазки противника и прикрытия осадных работ были сооружены четыре редута, три из которых были вооружены пятнадцатью орудиями, а четвертый — восемью орудиями полевой артиллерии.

Турки периодически организовывали вылазки и мешали осадным работам. 27 июля из Очакова вылетел конный отряд в 50 человек и атаковал казачий пикет. За конницей двинулось 500 пеших янычар. Турки заставили отступить отряд полковника П. М. Скаржинекого, насчитывающий 150 человек.

Получив сообщение Скаржинского о нападении противника, Суворов сразу же послал к нему подкрепление — 93 стрелка Фанагорийского полка. Они ударили по туркам «сильным огнем» и отбросили его. Вслед за ними в бой вступили гренадеры батальона Фишера, которых возглавлял генерал-майор И. А. Загряжский.

Турецкое командование постоянно высылало из Очакова подкрепления. Численность неприятельской пехоты увеличилась до трех тысяч человек.

Генерал-аншеф Суворов лично повел в атаку два гренадерских батальона, построив их в каре. Атака была успешной, турки побежали. Русские захватили несколько земляных укреплений перед крепостью. Суворов на плечах отступающих ворваться в крепость. Но Потемкин не только не послал к Суворову подкреплений, но трижды приказывал ему отступить. Между тем силы турок росли.

Наблюдавший издали за боем Потемкин был в ярости. Принц де Линь предлагал немедленно штурмовать оставшиеся почти без защиты укрепления. Австрийский принц явно видел, как большинство значков турецких отрядов уже переместилось к своему правому флангу и обнажило левый. Фельдмаршал был непреклонен. Бледный, плачущий Потемкин шептал: «Суворов хочет все себе заграбить!»

Тяжело раненный Суворов был вынужден сдать командование генерал-поручику Бибкову, который приказал трубить отбой. В ходе этого боя русские потеряли 154 человека убитыми и 211 ранеными.

Потемкин сделал Суворову жестокий выговор: «Солдаты не так дешевы, чтобы ими жертвовать по пустякам. Ни за что погублено столько драгоценного народа, что Очаков того не стоит...» Суворов отвечал: «Невинность не требует оправдания. Всякий имеет свою систему и я по службе имею свою. Мне не переродиться, да и поздно!»

За глаза же Суворов не стесняясь, острил перед генералами: «Я на камушке сижу на Очаков я гляжу». Естественно, доброжелатели немедленно доводили эти остроты до светлейшего. Не менее язвительно высказывался и Румянцев: «Очаков — не Троя, чтоб его десять лет осаждать». Фраза Румянцева охотно цитировалась как в Царском Селе, так и в ставке Потемкина.

Принц Нассау-Зиген писал в Петербург французскому послу Сегюру: «Очаков можно было взять в апреле... но все упущено». Письмо это, как, впрочем, и другие письма особ такого ранга, было перлюстрировано в Петербурге в «черном кабинете». Копия письма была представлена Екатерине, которая начертала на ней: «Это правда».

Потемкин оправдывал бездействие боязнью больших потерь при штурме и наличием турецкого флота в Лимане. И то, и другое было ложью. Светлейший не мог не знать, что санитарные потери Миниха были во много раз больше боевых, он не мог не видеть сотни больных в лагере осаждающих, большинство из которых было обречено на смерть. Что же касается турецкого флота, то его артиллерия не могла воспрепятствовать даже атаке Очакова со стороны Лимана — вспомним Кинбурн. А при атаке Очакова с суши она вообще была бесполезной. Мало того, турки прекрасно знали, что при удачном штурме в городе начнется резня, и шансы сдаться у простых солдат и населения невелики. Поэтому когда у берега стоит эскадра, то при первом же появлении противника на стенах крепости у осажденных возникает мысль бежать. А когда спасения нет, и храбрый, и трус будет драться на смерть до последнего.

Началась «формальная осада». Войска отрывали параллели и закладывали батареи. Так, 14 августа на левом фланге в полутора километрах от ретраншемента была заложена батарея на 20 орудий, а 15 августа — на 10 орудий. В течение августа было оборудовано 14 батарей. Артиллерийские батареи все ближе подводились к крепости и из них вели огонь по ретраншементу и крепости. Например, 18 августа, отражая вылазку противника и ведя огонь по крепости, артиллерия выпустила 1870 ядер, 865 бомб, 77 гранат, 71 картечь и 76 зажигательных снарядов. В донесении Потемкин писал, что «турки, не взирая на выгоду места, везде бежать принуждены... Между тем от жестокого действия батарей город во многих местах зажжен и пожар продолжался до самого утра...»,

В течение сентября было оборудовано и вооружено еще 10 батарей, а всего с августа по ноябрь было оборудовано и вооружено 30 артиллерийских батарей, на которых было размешено 317 орудий полевой и осадной артиллерии.

Сила огня русских батарей постоянно росла. Так, только 9 октября по крепости было выпущено 2867 ядер, 1444 бомбы, 115 гранат, 71 зажигательный снаряд, 38 картечей.

Однако крепость не сдавалась. Упорная оборона, многочисленные вылазки гарнизона наносили большие потери русской армии, а заявления Потемкина «не хочу брать штурмом Очаков» и незачем «терять даром людей» оказались несостоятельными, так как осада дала совершенно противоположный результат.

В ночь на 11 ноября две тысячи турок сделали вылазку на брешь-батарею левого крыла. В ходе вылазки погиб генерал-майор С.П. Максимов, три офицера и несколько десятков солдат. Утром нашли 70 турецких трупов, но это мало утешило светлейшего, было ясно, что противник и не думает о сдаче.

Теперь Потемкин был вынужден согласиться на штурм. Зимовать под стенами Очакова — это потерять большую часть осадного корпуса от холода и болезней. Потемкин писал Екатерине: «...не осталось иного средства по взятию города кроме генерального приступа».

Для штурма было сформировано шесть колонн, которым были поставлены следующие задачи: первая и вторая колоны овладевают замком Гассан-паши, третья колонна атакует ретраншемент с севера, четвертая колонна — с востока и старается не допустить отхода защитников ретраншемента в крепость. Пятая и шестая колонны должны были штурмовать саму крепость «по обстоятельствам и разсмотрению генерала Меллера».

Все приготовления были закончены в ночь с 5 на 6 декабря. В 7 часов утра 6 декабря при 23-градусном морозе войска пошли на штурм Очакова. Генерал-майор Пален захватил турецкие земляные укрепления между Очаковым и замком Гассан-паши. Затем он послал полковника Ф. Мекноба к замку Гассан-паши, а полковника Платова — вдоль окопа. Войска Платова стремительно ударили в штыки и копья и заняли окоп. Мекноб ворвался в замок, около трехсот остававшихся там турок были вынуждены сложить оружие.

Третья колонна энергично отстаивала центральные земляные укрепления. Входе штурма погиб генерал-майор Волконский. Но полковник Юргенц принял командование колонной и довел ее до стен крепости.

Четвертая колонна под командованием генерал-лейтенанта князя Долгорукова в ходе упорного штыкового боя заняла турецкие укрепления и вышла к крепостным воротам.

Пятая и шестая колонны прорвались сквозь земляные укрепления противника и вышли к бастионам крепости. Резерв шестой колонны под командованием подполковника Зубина подошел по льду Лимана к южной стороне крепости, причем гренадеры по льду волокли пушки. А затем под прикрытием артиллерийского огня гренадеры полезли на стену и овладели ей. Бой в самой крепости длился около часа.

Данные о потерях турок существенно расходятся в разных источниках. Во всяком случае, в плен было взято около четырех тысяч турок. Надо полагать, остальная часть гарнизона и большая часть населения города были вырезаны при штурме.

Трофеями русских стали 310 орудий и 180 знамен. Потери русских убитыми и ранеными, по одним данным, 147 офицеров и 2720 нижних чинов, по другим — более 4800 человек.

Хотя крепость была взята в целом согласно намеченному плану, штурм велся крайне безграмотно, что и привело к большим потерям. В частности, мало использовалась полковая артиллерия, которая могла сопровождать наступающих колесами и в нужный момент поддерживать их огнем, что особенно было важно в бою между земляными укреплениями и крепостной стеной. Мало того, Потемкин додумался приказать 300 артиллеристам майора К. И. Меллера бросить орудия и лезть на стены, подобно пехотинцам.

Штурм Очакова 6 декабря 1788 г.

Очаков настолько был ненавистен Потемкину, что тот велел разрушить город и крепость до основания. В виде исключения был оставлен замок Гассан-паши. Уничтожение Очакова Потемкин объяснил императрице как «истребление предмета раздора, который при заключении мира мог бы произвести вредное замедление в переговорах». Естественно, это была пустая отговорка. К 1789 г. уже обнаружилась слабость Турции, и понятно, что об оставлении Турции района Очакова и речи не могло идти. После разрушения Очакова защита входа в Лиман осуществлялась крепостью Кинбурн, и лишь в войну 1877—1878 гг. в Очакове были построены береговые батареи.

Екатерина заждалась штурма Очакова, и в ответ на депешу о его взятии писала фавориту: «За уши взяв тебя обеими руками, мысленно тебя целую, друг мой сердечный... С величайшим признанием принимаю рвение и усердие предводимых вами войск, от высшего до нижних чинов. Жалею весьма о убитых храбрых мужах; болезни и раны раненых мне чувствительны; жалею и Бога молю о излечении их. Всем прошу сказать от меня признание мое и спасибо...»

4 февраля 1789 г. в Петербурге в Зимнем дворце состоялось чествование «покорителя Очакова». Потемкин получил драгоценный жезл генерал-фельдмаршала, орден Георгия 1-й степени, грамоту из Сената с перечнем своих заслуг, золотую медаль, выбитую в его честь, редкостный солитер к ордену Александра Невского, шлагу с алмазами на золотом блюде, сто тысяч рублей на «карманные» расходы. В честь «героя» императрица лично сочинила стихи. Стихи весьма посредственные, под стать полководческому дару Потемкина.[37]

В заключение упомянем о передвижениях Украинской армии Румянцева. В июле 1788 г. Украинская армия у Хотина, Могилева и Кислицы перешла Днестр. Корпус Салтыкова был оставлен под Хотиным, а главные силы двинулись через Бельцы к Яссам. Румянцев все время стремился к тому, чтобы сковать турецкие силы и не допустить их удара во фланг и тыл Екатеринославской армии, действовавшей под Очаковым. Летом 1788 г. поступили сведения о появлении у Ясс турецких войск численностью в 40—60 тысяч и о сосредоточении 100-тысячной армии противника у Измаила. Но это была дезинформация турок, их силы там были в 2—3 раза меньше. И Украинская армия двинулась в наступление к низовьям реки Прут.

Турецкие войска сделали попытку прорваться через Яссы для деблокады Хотина, но были отбиты. После этого они в августе 1788 г. сосредоточились у Рябой Могилы. Румянцев принял решение маневром заставить турецкие войска принять бой. В октябре Украинская армия перешла в наступление у Рябой Могилы. Но турки, не приняв боя, как и предполагал Румянцев, отошли к Фокшанам. Таким образом, русские войска очистили значительную часть Молдавии от войск противника. Отход турецких войск к югу привел также к капитуляции крепости Хотин. В ноябре Украинская армия расположилась между Днестром и Серетом, имея главную квартиру в Яссах.

Итак, обе русские армии расположились на зимних квартирах — кампания 1788 г. закончилась.

Глава 3 КАМПАНИЯ 1789 ГОДА

ФОКШАНЫ И РЫМНИК

Кампания 1789 г. началась, как говорится, с кадровых перемен. 7 апреля 1789 г. в Стамбуле почил султан Абдул Гамид I, а на престол вступил его племянник — Селим III. Новый султан обнародовал фирман, в котором пообещал, что «он или лишится своего трона, или отомстит России за Очаков». В подтверждение своих слов Селим III приказал существенно усилить Черноморскую эскадру и армию на Дунае.

Фельдмаршал Потемкин с конца декабря 1788 г. до конца апреля 1789 г. находился в Петербурге. Потемкину удал ось добиться от Екатерины отстранения Румянцева от командования Украинской армией и слияния обеих армий в одну. Командование объединенной армией, естественно, отдавалось Потемкину. В апреле 1789 г. Румянцев получил императорский рескрипт, где говорилось об объединении армий. Самому же фельдмаршалу приписывалось прибыть в Петербург для «употребления к служению в другом месте». Румянцев демонстративно отказался ехать в Петербург ко двору императрицы, а уехал в свое имение под Киевом, где и пробыл до смерти Потемкина.

Суворов залечивал очаковскую рану на Украине и в начале 1789 г. приехал в Петербург формально на свидание с дочерью, учившейся в Смольном институте. Там Суворов не преминул с жалобным видом заявить на приеме императрице: «Матушка, — я прописной!» «Как это?» — спросила императрица. «Меня нигде не поместили с прочими генералами и ни одного капральства не дали в команду».

25 апреля Суворов получил Высочайшее повеление ехать в Молдавию в Украинскую армию.

Получив под свое начало объединенную армию, Потемкин первым делом... разделил ее на две части. Первая часть состояла под непосредственным командованием Потемкина, а вторая часть (бывшая Украинская армия) — под командованием князя Н.В. Репнина.

Потемкин разработал на 1789 год план, по которому войска первой части должны были овладеть Бессарабией и затем, «чтобы привлечь их (турок) к одной точке, положено сделать оказательство к Бендерам или сблизиться к Дунаю при Измаиле, важнейшей опоры турков в сей части Дуная».

Войска второй части предназначались для содействия главным силам и для связи с австрийской армией.

Таврический корпус Каховского был сосредоточен в Крыму, а 4-я дивизия Ферзена оставалась для охраны Херсон-Кинбурнского района.

Австрийцы наметили на 1789 г. свой план. Их усилия теперь были сосредоточены на Сербии и Кроатии. Для взаимодействия с русскими войсками в Молдавии они выделили корпус (18 тысяч человек) под командованием принца Кобургского. Со своей стороны Потемкин возложил аналогичную задачу на 3-ю дивизию Суворова.

3-я дивизия состояла из пяти пехотных и восьми кавалерийских полков (всего около 10 тысяч человек) с 24 орудиями полевой артиллерии, которые обслуживались двумя ротами бомбардиров. Дивизия дислоцировалась в местечке Бырлад, между реками Прут и Серет.

Турецкое командование решило уделить главное внимание обороне Бессарабии и Молдавии. Верховный визирь Юзуф-паша принял на 1789 г. следующий план действий: сосредоточить в районе нижнего течения Дуная 150-тысячную армию, нанести отвлекающий удар вспомогательной 30-тысячной армией от Измаила, а главными силами совершить обходной маневр, разобщить войска союзников и затем разбить основные силы русских войск. Против австрийских войск в Сербии была выставлена отдельная армия. Визирь полагал, что удар по войскам принца Кобургского и разобщение связи между союзниками может вывести Австрию из войны.

В середине июля принц Кобургский получил сведения о плане турок. Он немедленно послал Суворову письмо, в котором сообщал, что у него нет возможности своими силами противостоять вражескому наступлению и поддерживать связь с левым крылом русской армии. Принц просил Суворова оказать ему помощь, «дабы неприятеля, столь накопившегося, опровергнуть в дерзком его намерении и устоять в своих пунктах...»

Суворов решил идти на соединение с войсками принца Кобургского. 16 июля в 6 часов вечера дивизия Суворова выступила из Бырлад, оставив на месте четыре батальона мушкетеров и три эскадрона карабинеров.

Всего в поход двинулось около семи тысяч человек и шестнадцать полевых орудий. За 26 часов войска Суворова прошли 40 верст и расположились рядом с лагерем австрийцев. Принц Кобургский поверил такому быстрому прибытию русских войск, лишь когда увидел их собственными глазами в Аджуде. Наутро он прибыл в лагерь Суворова для выработки совместного плана боевых действий. Однако генерал-аншеф приказал ответить принцу: «Суворов пьян». В середине дня принцу Кобургскому отказали во встрече, поскольку генерал-аншеф молится. Вечерний ответ совпал с утренним: «Суворов опять напился и лег спать».

Зато в полночь принц получил от Суворова письмо, которое по существу являлось приказом: «Войска достаточно отдохнули, и мы завтра в 3 часа утра выступим двумя колоннами: австрийцы в правой, русские в левой пойдем прямо на неприятеля, не задерживаясь долго разыскиванием в кустах по сторонам, для того чтоб успеть вовремя подойти к р. Путне, рано перейти через нее и атаковать неприятеля. Говорят, что неверных только 50 000, а другие — и того менее, — жаль что они не все вместе, разом бы их разбили».

Обстановка не позволяла вести переписку или переговоры, и принцу пришлось подчиниться и выполнить план Суворова.

19 июля в 3 часа семь тысяч русских и восемнадцать тысяч австрийских войск выступили двумя колоннами, при этом в качестве авангарда левой (русской) колонны шел австрийский отряд полковника Карачая для того, чтобы скрыть от противника наличие здесь русских войск. Уничтожив небольшое турецкое прикрытие на реке Путна, войска форсировали ее и утром 20 июля двинулись к Фокшанам.

Турки оборонялись в трех укрепленных лагерях: первый располагался перед рекой Путна; второй — за рекой; третий — у Фокшан. Обнаружив движение русско-австрийских войск, построенных в боевой порядок, турки предприняли против них многочисленные атаки небольшими конными отрядами, удары которых успешно отражала легкая конница.

Продвигаясь вперед, союзные войска подошли к первому турецкому лагерю, куда к этому времени были подведены основные силы турок. Началась артиллерийская перестрелка, в которой преимущество оказалось на стороне русских. В журнале боевых действий отмечено: «...подойдя на картечный выстрел сильная канонада открытая вдруг с нашей стороны на разные их пункты заставила молчать их орудия». Поддержанные артиллерийским огнем каре продвигались вперед. Все предпринятые противником контратаки были отбиты с большими для него потерями. Понеся потери от ружейного и артиллерийского огня, турки отступили. Союзная конница преследовала их до реки Путна.

К ночи все союзные войска были сосредоточены на левом берегу реки Путна, а на правый берег был переправлен небольшой отряд для занятия второго, оставленного турками, лагеря.

Однако переправившийся отряд был встречен сильным огнем возвратившегося турецкого отряда и был вынужден отступить к реке под прикрытие огня артиллерии с левого берега.

Артиллерийская поддержка обеспечила закрепление отряда на правом берегу и в значительной мере способствовала устройству моста через реку, и к рассвету 21 июля русские были уже на правом берегу Путны. Вскоре за ними переправились и австрийские войска.

Построившись в боевой порядок, войска двинулись к Фокшанам, к основному хорошо укрепленному турецкому лагерю, в котором укрепилось на позициях 30-тысячное турецкое войско. Наступление началось в 4 часа утра.

Пройдя 4 км, войска встретили сильное сопротивление многочисленных отрядов и стали нести потери. В этих условиях Суворов решил отвести конницу назад и выдвинуть вперед артиллерию, огнем которой расчистить путь пехоте и коннице. Сильным и непрерывным артиллерийским огнем уничтожались первые ряды турецких всадников. В журнале боевых действий говорилось: «Легкие войска очистили поле, артиллерия наша действовала нечто сильнее, соблюдая огонь с обоих наших боков». Понеся большие потери, противник отступил. Артиллерийский огонь в этом случае сыграл решающую роль. Документом подтверждается, что «увеличившейся неприятель в 7 часов утра от переправы в 4 верстах на флангах обеих корпусов отражен был действием артиллерии и ретировался к Фокшанам».

Войска обошли встретившийся на пути лес и продолжали наступление в безупречном порядке «подобно исправной экзерциции». Превосходно действовали артиллеристы. Ввиду того, что пушки продвигались по пересеченной местности и без дорог артиллеристам часто приходилось тащить их на руках, не отставая от наступающей пехоты. В двух километрах от Фокшан войска были встречены артиллерийским огнем противника. Вновь конница отошла назад, освободив место для пехоты и артиллерии.

Сначала артиллерия отвечала на огонь противника довольно вяло, и только тогда, когда в ходе продвижения огневые позиции оказались на дальности действительного огня (до 1 версты) артиллерия усилила огонь, поражая в первую очередь артиллерию противника.

Подготавливая атаку, артиллерия по приказанию Суворова дала залп из всех орудий, а пехота устремилась вперед, чтобы быстрее пройти подогнем противника и ударить в штыки. Русские, а вслед за ними и австрийские войска ворвались в укрепления противника, нанесли ему большие потери и обратили в бегство.

Сотни три турок бросились в укрепленный монастырь Святого Самуила и закрепились там. Тогда к воротам и стенам монастыря подполковник Воейков подогнал пушки и открыл огонь по воротам и крепостной стене. Примеру Воейкова последовали австрийцы. Огонь артиллерии был очень эффективен. «От артиллерии нашей и римско-имперской произведены сильные удары на неприятельские стены и бойницы, в которых турки оборонялись ружейным огнем. Скоро артиллериею были отбиты заваленные ворота и калитка», — говорится в журнале боевых действий. Атакующие ворвались в монастырь и довершили разгром. Отступавшие турецкие войска преследовались конницей.

В ходе девятичасового сражения союзники продвинулись на расстояние до 15 верст. Потери турок составили более 1500 человек. Было захвачено 12 пушек (по другим источникам — 10). Русские потеряли убитыми 15 человек, ранеными 69, в числе которых был начальник артиллерии подполковник Воейков. Потери австрийцев убитыми и ранеными составили 200 человек.

После сражения Суворов с дивизией возвратился в Бырлад. На ходу Суворов написал письмо князю Репнину, где постарался убедить его воспользоваться плодами фокшанской победы и двинуться против армии великого визиря, стоявшей на Нижнем Дунае между Исакчи и Измаилом.

Князь терпеть не мог Суворова и за глаза называл его «натуралистом» и баловнем счастья. Узнав о фокшанской виктории, он поторопился послать поздравление принцу Кобургскому, всецело приписывая ему честь победы, чем вызвал справедливое неудовольствие Потемкина. «Разве так было? — корил Репнина светлейший. — А иначе не нужно их так подымать, и без того они довольно горды».

За фокшанскую победу Суворов был награжден бриллиантовым крестом и звездой к ордену Андрея Первозванного, который получил за Кинбурн. А император Иосиф прислал ему богатую табакерку, украшенную алмазами. Принцу Кобургскому австрийский император пожаловал орден Марии-Терезии. Но результат победоносного боя оказался незначительным. Успех не был развит, и турки скоро оправились от поражения.

Потемкин продолжал медленно двигаться со своим войском от Ольвиополя к Днестру Он получил ложные сведения, что великий визирь идет на Молдавию, и повелел Репнину начать наступательные действия.

20 августа 30-тысячный корпус Репнина нанес поражение на реке Сальче отряду сераскира Гассана-паши, который ушел в Измаил. Ранним утром 22 августа Репнин подошел к Измаилу. Внезапно из крепости вылетела турецкая конница, однако казацкая лава опрокинула турок и загнала обратно.

Репнин приказал разместить всю полковую артиллерию (58 орудий) на семи батареях, расположенных на позициях в 200—250 саженях (430—530 м) от крепости. Несмотря на сильный ответный огонь турок, нашим батареям удалось зажечь предместье, и через три часа пожар охватил город. К вечеру 22 августа удалось пробить брешь в стене, и русские войска ожидали приказа идти на штурм. Но в последний момент по непонятным причинам Репнин не только отказался от штурма, но и вообще снял осаду Измаила. В реляции Потемкину Репнин оправдывался, что «штурмуя крепость, баз знатной потери успеха уповать не можно».

Действия Гассана-паши у Измаила были отвлекающими. И они достигли цели. Пока Репнин вояжировал к Измаилу и обратно, великий визирь со 100-тысячной армией решил нанести главный удар в стык между австрийскими и русскими войсками, разбить войска принца Кобургского и Суворова, а затем двинуться через Фальчи — Кишинев против главных сил русской армии, которые в это время сосредоточились к Днестру и начали движение на Каушаны в обход Бендер.

В это время австрийские войска принца Кобургского находились у Фокшан. Оттуда принц прислал Суворову сообщение о начавшейся переправе турок у Браилова и просил оказать ему помощь. В ночь на 8 сентября Суворов выступил через Текучи к Фокшанам, где австрийцы должны были навести понтонный мост через реку Серет. Но этот мост был наведен не в указанном месте, а выше Фокшан на 14 км. Русские войска должны были сделать еще 28—30 верст в обход для соединения с корпусом Кобургского. Дивизия Суворова преодолела расстояние в 70 км, форсировав две реки, за два дня. Утром 10 сентября дивизия Суворова соединилась у Фокшан с корпусом принца Кобургского. Австрийский корпус состоял из 18 тысяч человек при 73 орудиях. Дивизия Суворова состояла из 7042 человек при 20 полевых орудиях. Таким образом, союзная армия имела 25 тысяч человек при 103 полевых и полковых орудиях.

Турецкая армия, сосредоточенная на высотах между реками Рымник и Рымна, насчитывала, поданным австрийцев, 100 тысяч человек. Принц Кобургский, видя столь большое численное превосходство противника, предлагал выждать. Суворов требовал немедленно наступать. Он справедливо считал, что если турки в данный момент еще не наступают, значит, они не готовы. Верховный визирь действительно ожидал подхода резервов, но главное, что его беспокоило, это полученные сведения о появлении русских войск Репнина у нижнего течения Дуная. Ожидая более подробных сведений о действиях русских в целях выяснения их намерения, визирь задерживал наступление. Суворов предъявил принцу Кобургскому ультиматум: если принц откажется, он будет атаковать турок только силами своей дивизии. Тогда принц Кобургский вынужден был согласиться с предложением Суворова атаковать немедленно.

Для уточнения установки и разработки конкретного плана сражения Суворов провел рекогносцировку у Рымны. Полученные данные дали полное представление об обстановке. Турки стояли несколькими лагерями на возвышенности между реками Рымник и Рымна. Первый небольшой лагерь находился у деревни Тырго-Кукули, второй — у леса Крынгу-Мейлор и деревни Бокза, третий — у деревни Мартинешти на реке Рымник, четвертый — у деревни Одоя за рекой Рымник. На реке Рымник у деревни Мартинешти у турок был наведен мост. В инженерном отношении позиция была подготовлена слабо. Окопы турки отрыли только на главной позиции: у леса Крынгу-Мейлор (неполного профиля) и у деревни Бокза (полного). Такое расположение было удобным для снабжения войск провиантом и фуражом. Оно также свидетельствовало, что визирь не ожидал нападения противника. Он знал, что австрийцы на это не пойдут, а русские войска, по его сведениям, были далеко. Но, в случае нападения союзных войск, эта позиция все же позволяла организовать оборону

Места для переправы через реку Рымну были найдены у деревни Черешти и севернее Тырго-Кукули у села Богач. На основе полученных данных Суворов разработал диспозицию. По плану Суворова войска союзников должны были разделиться на две колонны, переправиться через Рымну а затем начать наступление. Дивизия Суворова должна была нанести удар по лагерю у Тырго-Кукули, а корпус австрийцев — по главному лагерю у Крынгу-Мейлора. Дивизия Суворова должна была присоединиться к австрийцам после поражения турок у Тырго-Кукули и дальше уже действовать сообща. Суворов писал: «Начинать малым лагерем, потом на большой... Построясь орденом баталии, вмиг перешед Рымну идти храбро, атаковать при Тырго-Кукули, или всех встречающихся варваров лагери. Один за другим... Поспешность, терпение, строй, храбрость, сильная дальняя погоня».

В ночь на 11 сентября войска союзников, переправившиеся через реку Милков, начали наступление.

Обе колонны подошли к реке Рымна у деревни Черешти и сосредоточились на месте переправы у леса Богач. Переправу через Рымну начали в тот же день, 11 сентября. Войска Суворова «крутизну берегов Рымны исправили поспешно шанцовым инструментом; шли вброд на две части: пехота вправо, кавалерия влево. Кончили переправу на рассвете». Затем перешли реку войска принца Кобургского. Связь между русскими и австрийскими войсками поддерживала конница Карачая. Пока австрийские войска продвигались к турецкому лагерю у леса Крынгу-Мейлор, Суворов, построив пехоту в две линии батальонных каре с кавалерией позади, тоже построенной в две линии, направился к турецкому лагерю у Тырго-Кукули.

Русские войска начали наступление около 6 часов утра. Пройдя кукурузное поле, они вышли к глубокому оврагу, находившемуся в полутора километрах от лагеря турок.

Командующий войсками у Тырго-Кукули Гаджи-Сайтари-паша выставил по краю оврага артиллерию и сосредоточил там кавалерию. Как только русские войска появились перед оврагом, турки открыли сильный артиллерийский огонь. Суворов приказал одному правофланговому каре перейти через овраг по узкому дефиле и подавить артиллерию турок.

Каре выполнило задачу, но на него напала турецкая пехота численностью до 7 тысяч. Но на помощь нашему каре пришли остальные каре первой линии. Тогда в атаку пошла турецкая конница. Суворов направил в бой каре из второй линии, и турки оказались под перекрестным огнем. «Крестные огни» егерей и крепкий удар в штыки «турков опровергли с великим уроном». Разгромив турецкую конницу, русская пехота атаковала лагерь и заняла его. Турки бежали к реке Рымник. Их не преследовали. «Дирекция моя была важнее сего», — писал Суворов.

Суворов направил батальон пехоты прочесывать лес. Остальные каре двинулись в обход. Пройдя лес, русские войска снова построились в боевой порядок. Суворов повел свое наступление не непосредственно к лесу Крынгу-Мейлор, куда выходили австрийские войска, а на деревню Бокза, из которой турки вели фланговый огонь. Таким образом, войска союзников действовали как бы в расходящихся направлениях. Образовавшийся разрыв не мог быть заполнен конницей Карачая. Турки заметили это и решили разобщить войска союзников ударом кавалерии. Конница Осамана-паши была разделена на два отряда. Перед одним отрядом (18 тысяч сабель) была поставлена задача атаковать русские и австрийские войска в стык. Другой отряд (20 тысяч сабель) должен был обойти австрийцев и атаковать их с левого фланга. Но все эти атаки были отражены огнем артиллерии.

Войска Суворова подошли к деревне Бокза, подавили огонь артиллерии и овладели окопами турок. Они оказались на одной линии с австрийцами, отбивавшими яростные атаки турецкой кавалерии. Теперь Суворову необходимо было совершить маневр — соединиться с австрийскими войсками и совместными усилиями опрокинуть турецкие войска. Проведя «марш параллельной вдоль черты принца Кобурга», русские войска вышки к лесу Крынгу-Мейлор и соединились с австрийцами.

Сражение при Рымнике

Перед атакой турецкого лагеря, где находилось до 15 тысяч янычар, войска союзников перестроились. Кавалерия вошла в интервалы между каре, а артиллерия начала сильный огонь по турецким орудиям. Суворов решил силами конницы произвести атаку недостроенного турецкого ретраншемента. Когда «сия пространная страшная линия, мешущая непрерывно с ее крыл из кареев крестные смертоносные перуны, приближившись к их пунктам сажен до 400, пустилась быстро в атаку», из интервалов вырвалась вперед конница, преодолев окопы, стала рубить турецкую пехоту. Вслед за ней ворвалась пехота союзников и штыковой атакой опрокинула турок. Поражение войск противника было довершено действиями егерей, которые стали прочесывать Крынгу-Мейлорский лес. Турки в беспорядке бежали к переправе у Мартинешта.

Визирь пытался организовать оборону этой переправы, но не смог остановить бегущие, охваченные паникой, войска. Бегущие турки загромоздили мост, конница пустилась вплавь. Переправа затруднялась тем, что после прошедших ливней в Рымнике сильно поднялся уровень воды. «Великий визирь с передовыми переехал мост на правый берег и его поднял. Турецкая конница от трепета бросилась вплавь и тысячами тонула. Оставшаяся на левом берегу конница и пехота рассеялись во все стороны без остатка», — писал Суворов. Турки бросили лагерь визиря у деревни Одоя и бежали к Браилову и Рущуку. У реки Бузео их догнала русская конница и нанесла новое поражение. Турки потеряли 5 тысяч убитыми на поле боя и 2 тысячи во время преследования. Около 3 тысяч турок утонуло при переправе через реки Рымник и Бузео. У Браилова и Мачина оказалось только 15 тысяч турок, которых направили в Шумлу. Остальные войска рассеялись. no6L жителями были захвачены трофеи: 100 знамен, 80 орудий с ящиками и аммуничными фурами, а также много разного военного имущества. Русские потеряли 46 человек убитыми и 133 ранеными. Австрийцы потеряли несколько больше.

Гром рымнинской виктории отозвался в Петербурге салютом, колокольным звоном, поздравительными речами, восторженными признаниями заслуг Суворова со стороны императрицы и ее двора. Император Иосиф II пожаловал Суворову титул графа Священной Римской империи. Екатерина наградила Суворова по-царски. Суворов был возведен в графское достоинство с названием Рымнинский, получил бриллиантовые знаки Андреевского ордена, шпагу, осыпанную бриллиантами с надписью «Победителю визиря», бриллиантовый эполет, драгоценный перстень. Но больше всего порадовал полководца долгожданный орден Святого Георгия 1-й степени.

Надо отметить, что Потемкин, несмотря на конфликт под Очаковом, не только не пытался умалить заслуги Суворова, а наоборот требовал для него высших наград. Екатерина писала Потемкину: «Хотя целая телега с бриллиантами уже накладена, однако кавалерии Егорья большого креста посылаю по твоей просьбе, он того достоин...»

Действия Суворова изумляли современников: в то время как две огромные союзные армии фельдмаршалов Потемкина и Лаудона занимались второстепенными задачами, 25-тысячный отряд нанес решительное поражение главным силам Турции.

Последствия рымнинской победы не замедлили сказаться на последующем ходе кампании. Армия Потемкина подошла к Бендерам, но теперь, в отличие от кампании 1770 г., крепость капитулировала еще до начала осадных работ. Русским сдалось в плен 16 тысяч турок при 300 орудиях.

14 сентября без боя была взята небольшая турецкая крепость Аджибей, на месте которой через несколько лет будет основана Одесса. 30 сентября 1789 г. авангард армии Потемкина под командованием полковника Пистова взял без боя крепость Аккерман. В крепости на валах стояло 52 пушки, и еще 37 пушек было захвачено на малых судах, находившихся у крепости. По условиям капитуляции турецкий гарнизон был выпушен в Измаил. Кроме того, армия Потемкина заняла Кишинев, Каушаны и Паланку.

Страх и ужас, наведенные Суворовым на турок, позволили австрийскому фельдмаршалу Лаудону изгнать турок из Банната и в конце сентября овладеть Белградом. Принц Кобургский занял Валахию и вступил в Бухарест.

Увы, и русский, и австрийский фельдмаршалы действовали на уровне Шуры Балаганова, который, имея в кармане 30 тысяч, полез за чужим кошельком. Все эти территориальные приобретения не стоили очень многого, зато Россия лишилась возможности выиграть войну в кампанию 1789 г. Кстати, тот же Аккерман пришлось вернуть туркам по Ясскому миру. В 1811 г. Кутузов скажет по аналогичному поводу: «...легко города брать, трудно кампанию выиграть». А Суворов в 1789 г. мог легко выиграть кампанию, если бы ему дали командование хотя бы над одной русской армией. После победы у Рымника у турок не было крупных боеспособных частей не то что до Дуная, а до самого Стамбула, У «генерала-метеора» могло быть только две остановки: в месте турецкой капитуляции или у Мраморного моря. На пути к победе Родины встало самолюбие Потемкина и осторожность Екатерины, неохотно шедшей на большие кадровые перемены. Нас со школьной скамьи учили оценивать исторические личности по схеме: плохой — хороший. Это было и при царях, и при коммунистах, и при демократах. Личность Потемкина не укладывается в прокрустово ложе примитивных схем. Он был гениальным государственным деятелем, организатором, строителем, дипломатом, но никудышным полководцем. Говоря о чрезмерном самолюбии Потемкина и его ревности к чужой славе, не стоит забывать и об избытке честолюбия и сварливости Суворова. Чего стоит тот факт, что после отставки Румянцева Суворов посылал одинаковые рапорты как командующему армией Потемкину, так и в имение Вишенки Румянцеву, как будто тот по-прежнему командовал армией. А ведь Румянцев в свое время терпеть не мог Суворова, а последний писал кляузы Потемкину на Румянцева. Сейчас же генерал-аншеф забыл все обиды и строчил рапорты в пику Потемкину.

Личные амбиции двух военачальников, плюс осторожность и недальновидность императрицы лишили Россию блистательной победы в войне.

КОРСАРЫ В ЧЕРНОМ МОРЕ И В АРХИПЕЛАГЕ

Начнем с того, что активных боевых действий Черноморский флот в кампанию 1789 г. не вел. Тем не менее война шла как на Черном море, так и в Восточном Средиземноморье, а вели ее корсары. Корсаров современники называли каперами, в официальных русских документах — «крейсерскими судами», а турки и многие европейцы — пиратами. Последнее название не далеко от истины. Корсары под русским флагом не очень отличались, к примеру, от пиратов Карибского моря. При этом считаю, что России стыдиться корсаров нечего. Все морские державы использовали корсаров (пиратов) в своих целях столетиями. Причем пальму первенства в столь деликатном деле держали англичане. Английские короли и королевы не стеснялись вводить самых кровавых пиратов в палату лордов. Предки многих современных аристократических фамилий Великобритании сделали свое состояние на пиратстве. Так что сейчас нам надо стыдиться не Екатерины Великой и ее каперов, а наших придурков политиков и адмиралов, не организовавших флотилии каперов в ходе Крымской войны, Войны 1877—1878 годов и русско-японской войны 1904—1905 годов.

Всевозможные же конвенции о запрещении пиратства и т.п. писались англичанами и американцами лишь для того, чтобы выбить мощное оружие из рук противника. Что творили сами основоположники демократии, можно прочесть в книге американского адмирала Локвуда «Топи их всех». Именно такой приказ был отдан в декабре 1941 г. американским летчикам и подводникам. И они топили суда всех национальностей, включая торговые, пассажирские, госпитальные, рыболовецкие на всей акватории Тихого океана. Часто американцы развлекались, бросая глубинные бомбы в барахтающихся в море людей с потопленных судов. В итоге было потоплено несколько сотен нейтральных судов, включая несколько десятков советских.

Мы уже говорили о создании крейсерских судов на Черном море в 1787—1788 гг. Первое время ими командовали исключительно греки, но с сентября 1788 г. в их экспедициях принимают участие и русские офицеры. Первым был генеральс-адьютант штаба Потемкина, будущий знаменитый флотоводец Д.Н. Сенявин. 16 сентября он вышел из Севастополя, командуя отрядом из четырех корсарских кораблей. Три недели отряд крейсировал в районе Синоп — Керасу.

19 сентября у Синопа отряд Сенявина встретил пять турецких судов. Сенявин устремился за самым крупным, но судно имело хороший ход и легко уходило от погони. Его перехватили корабли капитана Ганале и прапорщика Марингопуло, взявши турка в два огня. Турки отчаянно сопротивлялись, они отразили две попытки абордажа. Отстреливаясь, они стали отходить к Синопу, но наскочили на риф. Корсары набросились на добычу, но тут открыли огонь пушки с береговой батареи. Корсарам пришлось отойти, оставив приз на камнях. Но из других кораблей один был захвачен прапорщиком Скандараки, остальные бежали под покровом наступившей темноты.

Затем отряд Сенявина двинулся на восток к порту Вонне, где стояло восемь военных транспортов. 20 сентября, на пути к Вонне, корсары захватили судно со смолой и пенькой. Приз сожгли, а его команде удалось бежать на шлюпках на берег. На следующий день заметили четыре мелексы[38], послали к ним баркасы, удалось захватить два судна. Груз оказался копеечным — пенька да сушеные фрукты. Мелексы вместе с грузом сожгли. 22 сентября отряд Сенявина на подходе к Вонне сжег еще одну мелексу, в это время с берега открыла огонь турецкая пушка. Ее быстро сбили, высадились на берег и уничтожили «магазин» (склад). При этом «много турок побито картечами», но военных транспортов в порту не оказалось. Это был первый случай русского десанта в глубине турецкой территории после казачьих походов.

Сакодева и фелюка - торговые и военные суда турок - легкая добыча греческих корсаров

Отряд Сенявина двинулся вдоль берега на восток. На пути лежал порт Геренсида (нынешний Гиресун), его прикрывал с берега небольшой островок, а за ним на якорях стояли четыре турецких парусника.

Корсары вошли в гавань и бросили якоря. С наступлением темноты, в 11 часов вечера, корсары спустили баркасы и подошли к берегу. Но турки их заметили и открыли сильный ружейный и артиллерийский огонь (в порту оказалась трехорудийная батарея). Высадить десант не удалось, и баркасы вынуждены были вернуться к кораблям. Утром корабли подняли паруса и двинулись к батарее. Стали на якоря, завели шпринты[39] и открыли огонь. Батарею вскоре уничтожили. Тогда снова спустили баркасы и отправились к турецким судам, стоявшим на мелководье. Одно судно было удачно абордировано, на три других абордаж не удался, экипажам удалось отбиться. Тогда корсары обстреляли эти суда из пушек и потопили. Корсары перегрузили с захваченного судна провиант и 300 пудов пороху (около 5 т) на свои корабли, турецкое же судно сожгли. Русские в этом сражении понесли потери —9 человек убитыми и 13 человек ранеными. Генеральс-адьютант Сенявин поздравил отличившихся в этом бою командиров четырех судов его отряда капитана (армейского) Ганале, мичмана Аркулова и прапорщиков Маринголуло и Николая Вальяно.

Весь этот день и ночь отряд Сенявина провел у вражеского побережья, а 26 сентября вышел в море и взял курс на Севастополь. 29 сентября на рассвете отряд взял большое турецкое судно с ценным грузом — солью. Судно решили доставить в Севастополь, для чего послали на борт призовую партию в 12 человек. Но 3 октября во время сильного шторма турецкий корабль был сильно поврежден, и его пришлось затопить. Отряд Сенявина привез довольно взятого богатства и шестого числа прибыл в Севастопольскую гавань благополучно. В начале октября Потемкин выдал ордер контр-адмиралу М. И. Войновичу, где был определен порядок вознаграждения корсаров: «Призы должны принадлежать тем, кто их взял, а то что есть годное, за то по регламенту буду платить».

В мае 1789 г 24 крейсерских судна конвоировали караван русских торговых судов из Севастополя в Очаков. Соприкосновений с турками конвой не имел.

10 июня 1789 г. Потемкин писал Екатерине: «...крейсеры наши плавают у Дуная и больше ста судов транспортных держат в реке. Столица турецкая от недостатка хлеба была бы в крайности, если бы французы не усердствовали им возить на своих судах... Турецкие транспорты не смеют казаться».

21 апреля 1789 г. корсары под командованием майора Чапано напали на Констанцу. Под прикрытием огня кораблей был высажен десант численностью в 622 человека. Прорвав оборону турок, корсары ворвались в город и подожгли его. Четыре с половиной часа греки грабили город, а затем возвратились на свои суда.

Между прочим, турки также использовали корсаров. По-видимому, экипажи их состояли из греков и разного сброда с Ближнего Востока. Так, в сентябре 1789 г. в Евпаторийский залив вошли и стали на якорь четыре турецких корабля и 13 крейсерских судов. Данных о результатах деятельности турецких корсаров найти не удалось. Да им особенно и нечем было поживиться в северном Причерноморье. Торговые суда под русским флагом почти не ходили, а Севастополь, Керчь и Кинбурн были не по зубам не только корсарам, но и турецкому флоту.

Греческий корсарский фрегат под русским флагом в Архипелаге

 Как уже говорилось, из-за начала войны со Швецией Екатерина была вынуждена отказаться от посылки русской эскадры в Архипелаг. Тем не менее в Восточном Средиземноморье появляются десятки судов под андреевским флагом. Это были греческие корсары. Чем для них было корсарство — борьбой за освобождение угнетенной турками Эллады или сверхприбыльным коммерческим предприятием? Скорее всего, и то, и другое. Хотя я думаю, что коммерции было куда больше, чем патриотизма.

Уже известный нам пират Ламбро Качиони по каким-то причинам оставляет свой «крейсер» «Князь Потемкин Таврический». Надо полагать, призов на Черном море было маловато, да и груз копеечный — лес, пшеница.

В 1788 г. майор русской службы Качиони на собственные средства снарядил в Триесте 28-пушечный фрегат «Миневра Севера» (названный так в честь русской императрицы) и пошел гулять по Адриатике и Эгейскому морю. Первые два захваченных крупных корабля Качиони назвал «Великий князь Константин» и «Великий князь Александр». Пират, а политес хорошо знал! Нет бы назвать корабль «Цесаревич Павел»! Позже к своей пиратской флотилии Качиони присоединил еще два захваченных судна.

В 1788 г. в Сиракузах на деньги русского правительства была создана еще одна каперская эскадра под командованием старого мальтийского пирата Лоренцо Гильгельмо, которому Екатерина присвоила чин капитана 2 ранга.

В марте 1789 г. эскадры Качиони и Гильгельмо появились у входа в Дарданеллы. Корсарские суда наносили большой вред неприятелю. Нападая на суда, идущие в Константинополь, корсары сильно затрудняли доставку в столицу продовольствия и заставляли население чувствовать тяжесть войны. Корсары разоряли прибрежные селения, а один раз Ламбро Качиони взял даже маленькую крепость Кастель-Россо. Захватывая и истребляя купеческие суда, корсары при удобном случае решались вступать в бой даже с военными турецкими судами. Так, например, эскадра Гильгельмо, насчитывающая девять судов, между островами Зея и Сира вступила в бой с турецким отрядом, состоящим из трех кораблей, двух полугалер и пяти кирлангичей. В результате турки отступили.

Разоряя прибрежные селения, корсары заставляли турецкое правительство держать большие отряды сухопутных войск и военных судов для охраны своих берегов, тем самым отвлекая их от Дуная и Черного моря.

23 июня 1789 г. турецкая эскадра в районе острова Тино обнаружила флотилию Лоренцо Гильгельмо, шедшую ей навстречу. Флотилия состояла из трех фрегатов и нескольких малых судов. Имея попутный ветер, турецкие корабли двинулись на русскую флотилию. Передовым фрегатом «Слава» командовал Гильгельмо, вторым фрегатом «Парфетта Аллеанца» командовал капитан-поручик Георгий Войнович, третьим фрегатом «Изобилие» командовал капитан-поручик Стефан Телефнеский. Малыми судами командовал лейтенант Самуил Шаплетт, который держался в стороне от главных сил. Наступивший штиль помешал начать сражение. Бой начался лишь на следующее утро. После довольно длительной артиллерийской дуэли турки отошли. Ни одна сторона не имела потерь в судах, но моральная победа корсаров была неоспорима.

Аналогичное сражение произошло у острова Тино 25 июня. На сей раз флотилия Качиони атаковала турецкую эскадру. Бой длился четыре часа. Турки опять отошли без потерь в судах. У корсаров был один убитый и несколько человек раненых.

3 августа Качиони встретился с многократно превосходящими силами — алжирским флотом. После многочасового боя, потеряв два судна, Качиони был вынужден отойти. На острове Зея Качиони разорил турецкие укрепления. 29 августа Качиони укрылся на острове Цериго, где и оставался до конца 1789 г.

Чтобы не возвращаться к событиям в Архипелаге в следующей главе, упомянем о дальнейшей судьбе российских корсаров.

В марте 1790 г. эскадра Качиони прибыла в Левант (нынешняя Сирия). Качиони набрал команды из «вольных левантийцев» и албанцев. Теперь его эскадра состояла из девяти судов: флагманского фрегата «Минсвра Севера» (28 пушек, 130 человек экипажа), фрегата «Ахиллес» (капитан Левтераски, 28 пушек), трех больших полакр («Лабелла Виенна», капитан Паскали, 26 пушек, 80 человек экипажа; «Виктория», капитан Димитрани Декатрия, 22 пушки, 80 человек экипажа; «Причипе Паоло», капитан Каци Канакария, 22 пушки, 60 человек экипажа) и четырех кирлангичей (два 22-пушечных, один 14-пушечный и один 8-пушечный). Всего личный состав эскадры — около 600 человек.

В середине апреля Качиони вновь занял остров Зея, который избрал местом базирования своей эскадры. Выбор острова не был случаен. Там имелась удобная гавань, у входа в которую Качиони построил два форта на месте разрушенных им же в августе 1789 г. укреплений.

Базируясь на Зее, Качиони было удобно перехватывать у Дарданелл суда, идущие в Константинополь. Качиони обложил данью несколько островов в Архипелаге. Формально это были налоги в «Государеву казну», понятно, что до Петербурга они не доходили.

Естественно, что подобная деятельность Качиони не могла не вызвать гнева султана, по велению которого против корсара была выслана эскадра.

1 мая местные греки сообщили Качиони, что неподалеку видели турецкую эскадру, состоящую из восьми судов. Не поверив грекам, Качиони 5 мая вывел свою флотилию в море и подошел к острову Андруцо для поиска неприятеля. Из-за штиля корабли Качиони смогли удалиться от острова всего лишь на 40 миль, где 6 мая они обнаружили турецкую эскадру, состоящую не из восьми, а из 19 судов, включая корабль под предводительством Мустафы-паши. Также в эскадру входили: четыре 40-пушечные каравеллы, десять 18—22-пушечных легких фрегатов, три кирлангича и одна большая чайка.

Бой 6 мая произошел по той же схеме, что и предыдущие сражения турок с корсарами. Турки обладали громадным перевесом в личном составе и артиллерии, но боялись корсаров, а те в свою очередь очень хотели, но не имели физической возможности побить неверных. В итоге артиллерийская дуэль велась до поздней ночи. До абордажа не дошло, потерь в судах не было, повреждения судов и потери в личном составе незначительные.

Ночью на военном совете несколько офицеров тщетно уговаривали Качиони уйти. Но тот посчитал турок «совершенно оробевшими», а оппонентов обвинил в трусости.

Рано утром 7 мая неприятельский флот находился под ветром и старался избежать сражения. Качиони начал преследование турецкой эскадры. К большому удивлению корсаров на горизонте показалась алжирская эскадра Сеит-Али. В ее составе был один двухдечный корабль, три 30-пушечных фрегата, пять 18-пушечных шебек, одна большая 20-пушечная тартана и две тунисские 12-пушечные шебеки.

Алжирские суда, имея попутный ветер, быстро приближались, и вскоре их флагманский корабль с тремя самыми большими шебеками напал на «Миневру Севера». Две шебеки попытались взять «Миневру» на абордаж. Но высадить удалось всего 12 человек, которые вскоре были убиты. Отказавшись от абордажа, турецкие суда усилили артиллерийский огонь по флагману корсаров. В конце концов, Качиони сел на лодку и попросту удрал с корабля. Команда фрегата держалась до наступления темноты. Ночью к «Миневре Севера» подошли греческие гребные суда. Экипаж был эвакуирован, а фрегат сожжен.

Полакры «Лабелла Виенна», «Виктория» и «Принчипе Паоло» были взяты алжирцами на абордаж, а их экипажи вырезаны.

Фрегат «Ахиллес» несколько часов вел бой с двумя фрегатами и тартаной. Алжирцы приготовились пойти на абордаж. Тогда капитан Левтераски пошел на хитрость. Он приказал поднять на шесте несколько бочонков. Турки решили, что там порох, а корсары хотят взорвать их при абордаже. Алжирские суда кинулись в разные стороны. Это позволило «Ахиллесу» дойти до острова Андро, где экипаж высадился на берег, а фрегат был затоплен.

8-пушечный кирлангич капитана Стратти сдался в плен вместе с экипажем. Всего в бою 7 мая корсары потеряли 400 человек из 600.

После боя алжирская эскадра пришла к островам Зея и Андра, где соединилась с турецкой эскадрой, не участвовавшей в сражении. Однако 380 албанцев, оставленных там Качиони для охраны острова Зея, были ночью эвакуированы на другие острова. Турки по своему обыкновению устроили расправу над мирными жителями.

Качиони с тремя уцелевшими кирлангичами и одной полакрой. не участвовавшей в сражений, укрылся на острове Цериго.

Екатерина щедро наградила корсара. Качиони был произведен в подполковники, а затем — в полковники и награжден орденом Святого Георгия 4-й степени.

Поражение Качиони не прекратило деятельности корсаров в Архипелаге. Ко времени заключения Ясского мира (1791) Качиони имел эскадру из 11 судов и базу в гавани Порто-Квальо, окруженную береговыми батареями корсаров.

С окончанием войны Качиони не оставил своего промысла, причем имел неосторожность сжечь вблизи города Навплия два французских судна. Франция потребовала его наказать, на Порто-Квальо напала турецкая эскадра и французский фрегат «Модест». Несмотря на отчаянное сопротивление корсаров, их береговые батареи были подавлены, а суда захвачены. Однако Качиони и тут сумел удрать. Вскоре через Венецию он приехал в Россию.

В 1796 г Павел решил навести порядок и «переименовал» Качиони из полковников в капитаны 1 ранга. Затем он был назначен командиром вновь сформированного греческого батальона. В 1805 г. старый пират тихо скончался в Балаклаве.

Глава 4 КАМПАНИЯ 1790 ГОД 

КЕРЧЬ И ТЕНДРА

14 марта 1790 г. ордером Потемкина Федор Федорович Ушаков был назначен командующим Черноморским флотом.

Войновича Потемкин отправил на Каспий, «как хорошо знающего тамошние места», видимо, намекая на его персидский плен.

Первым делом новый командующий решил заняться каперством. Видно, ему не давали покоя лавры Сенявина и Качиони. 16 мая 1790 п из Севастополя к анатолийскому побережью[40] вышли эскадра Ушакова в составе трех 50-пушечных кораблей (на самом деле это были 46-пушечные фрегаты, названные кораблями на страх басурманам и своим на утешение), четырех фрегатов и 12 крейсерских судов.

21 мая эскадра подошла к Синопу. Крейсерские суда были посланы к порту на разведку, где они захватили два купеческих судна. На рассвете следующего дня эскадра Ушакова вошла в Синопскую бухту, в глубине которой стояли на якоре два фрегата, шхуна, кирлангича, полугалеры, три лансона и чектырма. Ушаков не рискнул атаковать сии корабли, находившиеся под защитой береговых батарей. Вместо этого русские корабли и фрегаты два дня обстреливали город и вызвали тем сильные пожары. Крейсерские суда между тем обошли близлежащие районы, захватили восемь судов и потопили еще четыре. Почти все купцы были гружены пшеницей. Взяты в плен 148 турок, освобождены 53 раба, в большинстве своем христиан.

24 мая эскадра Ушакова покинула Синопскую бухту и двинулась вдоль берега к порту Самсун, потопив по пути еще двух купцов.

На следующий день эскадра вошла в Самсун. Бухта была пуста. Постреляв немного по городу, эскадра удалилась.

Из Самсуна Ушаков двинулся к Анапе для взаимодействия с корпусом генерал-поручика Ю.Б. Бибикова, осаждавшим город.

10 февраля 1790 г. корпус Бибикова перешел по льду реку Кубань и двинулся к Анапе. В составе корпуса было 17 609 человек и 16 орудий. Провиант Бибиков взял только на две недели, понадеявшись закупить его у горцев. Вместо продажи провианта горцы начали партизанскую войну против Бибикова.

24 марта корпус подошел к крепости Анапа, гарнизон которой составлял 15 тысяч человек. Тем не менее Бибиков приказал идти на штурм, не обеспечив войска даже штурмовыми лестницами. Турки отбили атаку с большими потерями для русских.

Русские войска оказались без провизии. В корпусе было много больных, стыла на русских нападали горцы. В такой ситуации 15 апреля Бибиков решил возвратиться. 4 мая на плотах через разлившуюся Кубань переправились лишь 5407 человек.

Ушаков ничего не знал о приключениях Бибикова. И только подойдя 29 мая близко к берегу, увидел, что русских у крепости нет.

На рейде Анапы стояли турецкие корабль, фрегат, два гребных судна и пять купцов. Турецкие корабли отошли ближе к крепости. Ушаков опять не решился атаковать корабли противника в зоне действия крепостных орудий. При царе, при коммунистах и сейчас при демократах не прекращаются славословия в адрес Ушакова. Так, современный историк В. Овчинников пишет: «Произведя по ним несколько залпов, контр-адмирал Ушаков прекратил огонь. Невозможность ближе подойти к неприятелю и отсутствие бомбардирских судов и брандеров в составе российской эскадры не позволили ей добиться желаемой цели — уничтожить неприятельские суда на анапском рейде. Первого июня Ушаков отошел от Анапы и 5 июня благополучно прибыл в Севастополь».{39} Оказывается, уничтожить вражеские корабли 50-пушечным фрегатом нельзя. Нужны бомбардирские корабли, а что касается брандеров, то, видимо, автор не вполне представляет, что это такое. За пару часов в брандеры можно было обратить взятые в плен купеческие суда, или даже собственные «крейсерские» суда. А в принципе, в них и нужды не было.

В аналогичной ситуации Нельсон в Абукире и Копенгагене, Нахимов в Синопе и другие решительные флотоводцы действовали одинаково — входили на рейд, расстреливали эскадру противника, а затем занимались береговыми батареями. А Федор Федорович был, безусловно, талантливый адмирал, но, мягко выражаясь, чрезмерно осторожный.

В конце мая турецкая эскадра появилась у Ялты, но вскоре ушла. 24 июня Ушаков получил приказ Потемкина выйти с Севастопольской эскадрой в море, найти турок и дать им решительную баталию.

2 июля эскадра Ушакова вышла из Севастополя и направилась к Керченскому проливу ловить турок. А турки тем временем курсировали между Феодосией и Анапой.

7 июля эскадра Ушакова стала на якорь у Керченского пролива. В ее составе был 80-пушечный корабль «Рождество Христово»; четыре 66-пушечных корабля «Преображение Господне», «Св. Павел», «Св. Владимир» и «Мария Магдалина» (новая); три 50-пушечных фрегата «Св. Георгий Победоносец», «Апостол Андрей» и «Александр Невский»; восемь 40—46-пушечных фрегатов и семнадцать малых кораблей, из которых тринадцать было «крейсерских».

8 июля в 8 часов 30 минут утра была замечена турецкая эскадра, шедшая со стороны Анапы. В эскадре капудана-паши Гуссейна насчитывалось 10 кораблей, 8 фрегатов и 36 малых судов.

При виде турок Ушаков немедленно снялся с якоря и выстроил корабли в линейном порядке, причем ему пришлось поставить в линию и фрегаты, чтобы турки не смогли охватить ее с флангов. Малые суда русских выстроились в три кильватерные колонны за линией кораблей и фрегатов.

Гуссейн выслал вперед бомбардирские суда, которые открыли огонь с дальней дистанции. Под прикрытием бомбардирских судов начала выстраиваться турецкая эскадра — на ветер от нашей и параллельно ей. Эти маневры заняли несколько часов, и только в полдень турки стали спускаться на нашу эскадру, чтобы сблизиться с ней на пушечный выстрел. Их фрегаты составляли резерв в виде второй наветренной линии, а еще больше на ветре держались мелкие суда.

Турки вступили в бой по общепринятому образцу, спускаясь всей линией на всю линию русского флота. Но, как это имело место всегда при таком способе нападения, они подвергались продолжительному обстрелу (здесь оказались кстати в русской линии и фрегаты), и арьергард их отстал. Ушаков немедленно воспользовался этим, вывел из линии шесть наиболее слабых фрегатов и послал их для подкрепления авангарда, где шел самый горячий бой и где турки делали попытки обойти нашу линию. Остальные корабли и фрегаты сомкнулись. Таким образом, турецкий авангард и часть центра оказались под сосредоточенным огнем всей русской эскадры. Около 3 часов дня ветер изменился и позволил русским кораблям подойти еще ближе, что было им сравнительно выгодно вследствие меньшего калибра артиллерии на фрегатах. Турецкая линия окончательно смешалась: одни корабли поворачивали оверштаг, другие — через фордевинд, и последние дефилировали совсем близко от русской линии, идя с ней противоположным курсом. В этой свалке очень пострадал корабль капудана-паши, а три турецких корабля (из них один вице-адмиральский) из-за повреждения рангоута свалились вообще за нашу линию. Сбитый вице-адмиральский флаг упал в воду и был подобран шлюпками с одного из русских кораблей. Одно из малых турецких судов, сопровождавшее корабль капудана-паши, было потоплено. Так как турки теперь всей своей массой уходили под ветер и наш авангард оставался без противника, то Ушаков повернул на правый галс и дал сигнал всем окружающим кораблям вступить ему в кильватер, на соблюдая порядка номеров, а авангарду — повернуть всем вдруг оверштаг и пристроиться в хвост линии. Это дало возможность быстро устроить линию баталии на новом галсе, а движения флагманского корабля, ставшего головным, показывали примером, чего адмирал хочет от других кораблей. Но турки уже не хотели вступать в бой. В 5 часов вечера Гуссейн подал пример, спустившись на фордевинд, а за ним побежал врассыпную и весь турецкий флот. Ушаков тоже приказал спуститься и бросился в погоню, но здесь сказалось плохое качество кораблей наспех созданного Черноморского флота. И обводы их были хуже турецких, которые к тому же были все обшиты медью, тогда как у нас не было ни одного такого корабля, и парусность меньше (из-за меньшей осадки русских кораблей, которые приходилось пока строить на речных верфях). Турки легко уходили от Ушакова и в исходе 8-го чала скрылись в темноте, а ночью они, вероятно, повернули, так что к утру 9 июля на горизонте не было видно ни одного паруса.

Для исправления повреждений Ушаков стал на якорь сначала в Феодосии, а затем направился в Севастополь.

Наши потери составляли убитыми 2 офицера и 27 нижних чинов и ранеными 4 офицера и 64 нижних чина.

Турки не имели потерь в судовом составе, что же касается личного состава, то тут никаких данных нет, но они существенно превосходили потери русских.

Это было первое сражение, где Ушаков командовал всей русской эскадрой. И тут он отошел от ряда рутинных приемов морского боя. Он не побоялся в начале боя расчленить свой строй, когда это потребовалось для сосредоточения сил в главном месте боя — в авангарде. Он также не задумался и прорезать турецкую линию, когда это позволила перемена ветра, и стал во главе флота, разрешая своим кораблям не соблюдать порядка номеров в то время, когда считалось незыблемым правилом — начальнику или находиться в середине кардебаталии (центра), или наблюдать за боем и управлять им со стороны, имея свой фланг на фронте. Перемешивать же и разбивать свой строй считалось в то время преступлением. Наконец, он в заключительный период боя (5 часов вечера) сделал попытку сосредоточить силы против неприятельского арьергарда, что явилось, вопреки рутине, естественным преимуществом занявшего наветренное положение.

Князь Потемкин не преминул разрекламировать керченское сражение перед императрицей: «...бой был жесток и для нас славен тем паче, что и жарко, и порядочно контр-адмирал Ушаков атаковал неприятеля вдвое себя сильнее, у которого были учители (иностранные инструкторы. — А. Ш.). Как и прежде доносил: разбил сильно и гнал до самой ночи; три корабля у них столь повреждены, что в нынешнюю кампанию, не думаю, быть им в море, а паче адмиральский, которого флаг шлюбкою с корабля «Георгия» взят. Контр-адмирал и кавалер Ушаков отличных достоинств. Знающ, как Гоу, и храбр, как Родней. Я уверен, что из него выйдет великий морской предводитель. Не оставьте, матушка, его».

Екатерина в том же духе отвечала светлейшему: «Победу Черноморского флота над Турецким мы праздновали вчерась молебствием в городе у Казанской, и я была так весела, как давно не помню. Контр-адмиралу Ушакову великое спасибо прошу от меня сказать и всем его подчиненным». Хотя сама прекрасно понимала, что результат сражения был ничейный, или, как говорят в спорте, Ушаков выиграл по очкам. Соответственно, была невелика и награда императрицы Ушакову — орден Святого Владимира 2-й степени.

В Стамбуле было торжественно объявлено о победе Гуссейна над Ушак-пашой и потоплении четырех русских фрегатов. Опровергнуть официальную версию было некому, так как эскадра Гуссейна после боя ушла в Варну.

Гуссейн и сам не считал себя побитым. 6 августа 29 турецких судов появились около Балаклавы. 10 августа они были уже на траверзе Георгиевского монастыря у Севастополя. А Ушаков спокойно наблюдал в подзорную трубу неприятельскую эскадру и ничего не делал. Была же идеальная ситуация для сражения. В бою у Севастополя могли принять участие и все малые гребные и старые суда, например, 40-пушечные фрегаты «Лука Евангелист», «Осторожный», «Поспешный» и «Матвей Евангелист». Они имели мощную артиллерию, но из-за ветхости корпусов их не отпускали в дальнее плавание — в шторм их могла постигнуть участь однотипного фрегата «Крым». При неудачном исходе боя можно было быстро уйти под защиту береговых батарей. Но, увы, русская эскадра так и не подняла якорей. А о причине этого можно лишь только гадать. Не принимать же всерьез версию В. Овчинникова: «Федор Федорович немедленно распорядился о приготовлении флота. Однако выходить немедленно в море не было резона. Завязав бой с частью турецкого флота, он тем самым неминуемо бы подверг Севастополь опасности нападения другой части флота Гуссейна. Федор Федорович ждал случая для генерального сражения».{40} Если бы Гуссейн сошел с ума и влез в Севастопольскую бухту, он в течение нескольких часов был бы расстрелян береговыми батареями. Вспомним, как турки еще в 1788 третировались из Ахтиарской бухты, увидев полевые пушки Суворова. А в 1790 г. Севастополь прикрывали многочисленные береговые батареи, часть из которых имела каменные казематы.

Наиболее разумное предположение, что адмирал не успел получить ордер Потемкина с категорическим приказом идти и бить турок.

17 августа турецкая эскадра в составе 45 судов подошла к Днепро-Бугскому лиману и встала на якорь в 20 верстах от берега между Тендрой и Гиджибеем. Об этом немедленно доложили светлейшему, и тот послал грозный ордер Ушакову.

25 августа эскадра Ушакова покинула Севастополь и двинулась к Очакову. В ее составе было 5 кораблей,[41] 11 фрегатов, 17 крейсерских судов, бомбардирский корабль и два брандера.

Утром 28 августа русская эскадра появилась у острова Тендра, где стояли на якорях 14 турецких кораблей, 8 фрегатов и 23 малых судна. Между Гаджибеем и островом Ада находилась Лиманская гребная флотилия генерал-майора де Рибаса. Однако сия флотилия в сражении участия не приняла «за противным ветром и великом волнением». Думается, что волновалось не столько море, сколько сам генерал-майор.

Ушаков двинулся на турок, построив корабли и фрегаты в три колонны, а малые суда — в четыре колонны по пять судов в каждой.

Гуссейн-паша выстроил свои корабли в линию, позади которой находилось 8 фрегатов, а за фрегатами — малые суда.

В 3 часа по полудни русская эскадра открыла огонь. Через два часа передовые турецкие корабли сделали поворот и начали уходить. Построение турецкой, а затем и русской эскадр нарушилось. Началась попросту свалка. В таком положении противников застала ночь, когда большинство судов обеих эскадр стало на якорь. Утром капитан фрегата «Амвросий Медиоланский» М. Н. Нелединский с удивлением обнаружил, что он стоит посреди турецкой эскадры. Находчивый капитан приказал не поднимать андреевский флаг (а может, поднял турецкий?!). По приказу Гуссейна-паши «Амвросий» поднял якорь и пошел вместе с турецкой эскадрой, постепенно отставая.

Кроме лже-турка «Амвросия» от эскадры отстали сильно поврежденные корабли: 78-пушечный «Мелеки Бахра» («Царь морей») и 74-пушечный «Капудание» (на нем был второй флагман турок Саит-бей). Отставая, турки были окружены русскими кораблями и фрегатами. Кара-Али, командир «Мелеки Бахра», был убит русским ядром, а экипаж корабля спустил флаг. Корабль был отведен в Херсон на ремонт, где «Царь морей» превратился в «Иоанна Предтечу». При этом число орудий было уменьшено до 66. 29 ноября 1790 г. отремонтированный «Предтеча» прибыл в Севастополь и вошел в эскадру Ушакова.

«Капудание» был настигнут кораблем авангарда «Преображение Господне» и фрегатами «Апостол Андрей» и «Святой Георгий Победоносец». Позже подошли и другие русские суда. «Капудание» вел с ними упорный бой не менее четырех часов. В 2 часа дня к «Капудание» на 30 саженей (64 метра) подошел флагманский корабль Ушакова «Рождество Христово» и открыл огонь. К 3 часам турецкий корабль был полностью разбит и горел, и только тогда на нем спустили флаг.

Русские шлюпки пристали к «Капудание», чтобы захватить его. Но им удалось лишь снять нескольких пленных, среди которых был и раненый Саит-бей. Затем турецкий корабль взорвался.

В это время к эскадре Ушакова присоединилась Лиманская флотилия де Рибаса. По неясным причинам Ушаков не решился преследовать основные силы турецкого флота. По словам того же Овчинникова: «Усиливавшийся ветер и повреждения в рангоуте и такелаже не позволили Ушакову продолжить преследование противника, под всеми парусами уходящего в море. Российский командующий отдал приказ прекратить погоню».{41} Туркам уходить ветер не мешал, и у них на всех судах, кроме «Капудание» и «Мелеки Бахра», рангоут и такелаж в полном порядке, а вот у победителя Ушакова на всех без исключения судах рангоут разбит?! Нет, привил таки Марк Войнович знаменитому флотоводцу принцип: «тише едешь, дальше будешь».

Так и случилось. Потемкин ордером по Черноморскому флоту торжественно объявил: «Знаменитая победа, одержанная Черноморскими Ее Императорского Величества силами под предводительством контр-адмирала Ушакова в 29 день минувшего августа над флотом турецким, который совершенно разбит». И царице светлейший отписал: «Вот, императрица, Бог даровал победу и другую над флотом турецким, где он совершенно разбит». Екатерина наградила Ушакова орденом Святого Георгия 2-й степени и дала 500 душ в Белоруссии.

Султан Селим III также объявил капудана-пашу Гуссейна победителем. Гуссейн был объявлен Гази, то есть великим. Ему была пожалована соболья шуба и бриллиантовое перо на тюрбан. Тринадцати его капитанам «были пожалованы золотые перья на тюрбаны». Двум английским «советникам» выдали по пять мешков пиастров на нос.

ВЗЯТИЕ ИЗМАИЛА

В кампанию 1790 г. на суше первой боевые действия начала австрийская армия принца Кобургского. Весной австрийцы овладели турецкой крепостью Орсово, а затем осадили крепость Журжу (Журжево). Однако удачная вылазка турок 18 июня заставила австрийцев снять осаду Журжи.

13 июня австрийцам удалось одержать победу над турками у Калефата, но на этом успехи «цесарцев» закончились. Принц Кобург получил известие, что турки собираются наступать от Журжи к Бухаресту. И Кобург традиционно написал письмо Суворову с просьбой о помощи. 13 июля Суворов выступил из Гирлешти и 31 июля прибыл в Ауфмац, где расположился лагерем в трех часах езды от Бухареста. Но в этот момент ситуация коренным образом изменилась — Австрия начала сепаратные переговоры с Турцией, и было заключено перемирие. Суворов мог быть окружен превосходящими силами турок. В связи с этим Потемкин приказал корпусу немедленно возвращаться назад. 2 августа он писал Екатерине: «Генерала графа Суворова я отправил в подкрепление австрицов к Букарешту, но теперь необходимо его оттуда взять должно, ибо что копилось противу союзников, обратиться уже на него одного, и он, будучи отрезан браиловским и силистрийским неприятелем, не в состоянии возвратиться без большой потери». 4 августа корпус Суворова начал отступление. По указанию Потемкина он расположился у Фурчени.

Река Серет стала демаркационной линией между австрийскими и русскими войсками. Согласно соглашению с Турцией австрийцы не должны были пропускать русские войска в Валахию. Теперь русская армия могла действовать на ограничен ном участке, а именно, в низовьях Дуная, где господствовала крепость Измаил.

В 1789 г. на Дунае вторично (после 1772 г.) создается русская военная флотилия. В этом году из Днепра на Дунай прибыл отряд судов под командованием капитана 1 ранга Ахматова.

2 октября 1790 г. Потемкин приказал гребной Лимайской флотилии генерал-майора де Рибаса войти в Дунай. На переходе моря ее должна была прикрывать Севастопольская эскадра Ушакова. Флотилия де Рибаса состояла из 34 судов (22 лансонов)[42], 6 дубель-шлюпок, двух катеров, двух шхун и одного мелкого судна), 48 казацких лодок и нескольких транспортов.

15 октября эскадра Ушакова в составе 18 кораблей и фрегатов, а также 20 крейсерских судов вышли из Севастополя. Но выход запоздал — эскадра подошла к флотилии де Рибаса близ устья Дуная. Таким образом, Гуссейн-паша имел реальный шанс уничтожить флотилию де Рибаса на переходе морем.

19 октября флотилия де Рибаса напала на турецкие суда в Сулинском устье (гирле) Дуная. В ходе двухдневного боя одно большое гребное судно турок было взорвано, захвачено 7 купеческих судов. На берег было высажено 600 гренадер, которые взяли штурмом две турецкие батареи.

Отряд капитана Ахматова атаковал крепость и порт Тульчу. Несколько гребных судов противника было потоплено, а четыре взято в плен. 7 ноября Тульча была взята.

13 ноября русские суда под командованием капитан-лейтенанта Литке подошли к Исакчи. Крепость была взята, сожжено 32 турецких гребных судна.

19 ноября отряды де Рибаса и Ахматова подошли к крепости Измаил, где стояли корабли турецкой флотилии. Русские пустили на турок шесть брандеров, но не учли характера течения реки — брандеры были унесены в сторону от турецких судов. Тогда суда Ахматова подошли к туркам на пистолетный выстрел и открыли огонь. Вскоре 7 турецких судов было потоплено, а одно взорвано. Отряд Литке сжег 4 турецких лансона и 17 купеческих судов. В бою активное участие принимали черноморские (запорожские) казаки полковника Головатого. Потери русской флотилии составили три разбитых запорожских судна, 87 убитых и 239 раненых.

Всего с 19 октября по 19 ноября русская Дунайская флотилия захватили 77 различных судов, уничтожила 210 судов; захвачено 464 пушки и 580 пудов (9,5 т) пороха.

21—22 ноября к Измаилу подошла 31-тысячная русская армия. Командовать ей собирался сам Потемкин, но позже раздумал и остался в Яссах. Командовали же армией два неподчиненных друг другу генерал-поручика — Н.В. Гудович и П.С. Потемкин (двоюродный брат фаворита). Командующий речной флотилией генерал-майор де Рибас был младше их по чину, но подчиняться генерал-поручикам не имел ни малейшего желания.

Измаил же являлся одной из самых сильных крепостей Турции. Со времени войны 1768—1774 гг. турки под руководством французского инженера Де-Лафит-Клове и немца Рихтера превратили Измаил в грозную твердыню. Крепость была расположена на склоне высот, покатых к Дунаю. Широкая лощина, простиравшаяся с севера на юг, разделяла Измаил на две части, из которых большая, западная, называлась старой, а восточная — новой крепостью. Крепостная ограда бастионного начертания достигала 6 верст длины и имела форму прямоугольного треугольника, прямым углом обращенного к северу, а основанием — к Дунаю. Главный вал достигал 8,5 м высоты и был обнесен рвом глубиной до 11 ми шириной до 13 м. Ров местами был заполнен водой. В ограде было четверо ворот: на западной стороне — Царьградские (Бросские) и Хотинские, на северо-восточной — Бендерские, на восточной — Килийские. Ворота оборонялись 260 орудиями, из которых 85 пушек и 15 мортир находились на речной стороне. Городские строения внутри ограды были приведены в оборонительное состояние. Было заготовлено большое количество огнестрельных и продовольственных запасов. Гарнизон крепости состоял из 35 тысяч человек. Командовал гарнизоном Айдозли Махмет-паша.

Русские войска обложили Измаил и бомбардировали крепость. Сераскиру было послано предложение сдать Измаил, на что был получен издевательский ответ. Генерал-поручики созвали военный совет, на котором было постановлено осаду снять и отходить на зимние квартиры. Части генерал-поручиков начали медленно отходить, а флотилия де Рибаса осталась у Измаила.

Еще не зная о постановлении военного совета, Потемкин решил назначить командующим осадной артиллерией генерал-аншефа Суворова. Суворов был наделен весьма широкими полномочиями. 29 ноября Потемкин писал Суворову: «...предоставляю вашему сиятельству поступить тут по лучшему вашему усмотрению продолжением ли предприятий на Измаил или оставлением онаго».

2 декабря Суворов прибыл к Измаилу. Вместе с ним из его дивизии прибыли фанагорийский полк и 150 мушкетеров апшеронского полка. К 7 декабря под Измаилом было сосредоточено до 31 тысячи войск и 40 орудий полевой артиллерии. Около 70 орудий было в отряде генерал-майора де Рибаса, расположенного на острове Чатал напротив Измаила, и 500 орудий — на судах. Орудия отряда де Рибаса не уходили на зимние квартиры, а оставались на прежних семи огневых позициях. С этих же позиций артиллерия де Рибаса обстреливала город и крепость Измаил в период подготовки к штурму и в ходе штурма. Кроме того, по распоряжению Суворова 6 декабря была заложена еще одна батарея на 10 орудий. Таким образом, на острове Чатал было восемь батарей.

Свои войска Суворов расположил полукружьем в двух верстах от крепости. Их фланги упирались в реку, где флотилия де Рибаса и отряд на Чатале довершили обложение. Несколько дней подряд производились рекогносцировки. Одновременно заготавливались лестницы и фашины. Чтобы дать понять туркам, что русские собираются вести правильную осаду, в ночь с на 7 декабря на обоих флангах были заложены батареи на 10 орудий каждая, две — с западной стороны в 340 м от крепости, и две — с восточной стороны, в 230 м от ограды. Для обучения войск производству штурма в стороне был вырыт ров и насыпаны валы, подобные измаильским. В ночь на 8 и 9 декабря Суворов лично показывал войскам приемы эскалады и учил действовать штыком, причем фашины представляли турок.

7 декабря в 2 часа дня Суворов послал коменданту Измаила записку: «Сераскиру старшинам и всему обществу: Я с войсками сюда прибыл. 24 ч. на размышление для сдачи и воля; первые мои выстрелы уже неволя; штурм — смерть. Чего оставляю вам на рассмотрение». На другой день пришел ответ от сераскира, который просил разрешения послать двух человек к визирю за повелением и предлагал заключить перемирие на 10 дней 9 декабря. Суворов ответил, что он на просьбу сераскира согласиться не может и дает срок до утра 10 декабря. В назначенный срок ответа не последовало, и участь Измаила была решена. Штурм был назначен на 11 декабря.

Накануне штурма, в ночь на 10 декабря, Суворов отдал войскам приказ, который воодушевил их и вселил в них веру в предстоящую победу: «Храбрые воины! Приведите себе в сей день на память все наши победы и докажите, что ничто не может противиться силе оружия российского. Нам предлежит не сражение, которое бы в воле вашей отложить, но непременное взятие места знаменитого, которое решит судьбу кампании, и которое почитают гордые турки неприступным. Два раза осаждала Измаил русская армия и два раза отступала; нам остается, в третий раз, или победить, или умереть со славою». Приказ Суворова произвел на солдат сильное впечатление.

Подготовка штурма началась артиллерийским огнем. С утра 10 декабря около 600 орудий открыли мощный артиллерийский огонь по крепости и вели его до глубокой ночи. Турки отвечали из крепости огнем 250 орудий, но безрезультатно. Действия русской артиллерии были очень эффективными. Достаточно сказать, что к вечеру артиллерия крепости была совершенно подавлена и прекратила огонь. «...По восхождении солнца, с флотилии, с острова и с четырех батарей, на обеих крылах в берегу Дуная устроенных, открылась по крепости канонада и продолжалась беспрерывно до самых пор, как войски на приступ приняли путь свой. В тот день из крепости сначала ответствовано пушечною пальбою живо, но к полудни пальба умаялась, а к ночи вовсе пресеклась и через всю ночь было молчание...» В 3 часа дня 11 декабря взвилась первая сигнальная ракета, по которой войска построились в колонны и двинулись к назначенным местам, а в 5 часов 30 минут по сигналу третьей ракеты все колонны пошли на штурм.

Турки подпустили русских на дистанцию картечного выстрела и открыли огонь. 1-я и 2-я колонны Львова и Ласси успешно атаковали Бросские ворота и редут Табие. Под огнем противника войска овладели валом и штыками проложили дорогу к Хотинским воротам, через которые в крепость вошли конница и полевая артиллерия. 3-я колонна Мекноба остановилась, так как на данном участке подготовленные к штурму лестницы оказались недостаточно длинными и их пришлось связывать по две. С огромными усилиями войскам удалось взобраться на вал, где они встретили упорное сопротивление. Положение спас резерв, который позволил опрокинуть турок с крепостного вала в город.

4-я колонна Орлова и 5-я Платова достигли успеха после жестокой схватки с турецкой пехотой, внезапно сделавшей вылазку и ударившей в хвост 4-й колонне. Суворов немедленно выслал резерв и вынудил турок отойти в крепость. Первой взошла на вал 5-я колонна, а за ней — 4-я.

В наиболее трудном положении оказалась 6-я колонна Кутузова, которая атаковала новую крепость. Войска этой колонны, достигшие вала, подверглись контратаке со стороны турецкой пехоты. Однако все контратаки были отражены, войска овладели Килийскими воротами, что позволило усилить наступавшую артиллерию. При этом «достойный и храбрый генерал-майор и кавалер Голеницев-Кутузов мужеством своим был примером подчиненным».

1-я, 2-я и 6-я колонны, «исполни мужественно, храбро и с удивительною быстротою по данной диспозиции первое стремление, положили основание победы».

Больших успехов добились 7-я, 8-я и 9-я колонны Маркова, Чепиги и Арсеньева. Между семью и восемью часами вечера они высадились у измаильских укреплений на Дунае. 7-я и 8-я колонны быстро захватили действовавшие против них батареи на укреплениях. Труднее пришлось 9-й колонне, которая должна была вести штурм под огнем с редута Гоби. После упорного боя 7-я и 8-я колонны соединились с 1-й и 2-й колоннами и ворвались в город.

Содержание второго этапа составляла борьба внутри крепости. К 11 часам русские войска захватили Бросские, Хотинские и Бендерские ворота, через которые Суворов двинул в бой резервы. Многочисленный турецкий гарнизон продолжал сопротивляться. Хотя турки не имели возможности маневрировать, и без поддержки артиллерии их борьба была малоэффективна, все же они упорно дрались за каждую улицу и каждый дом. Турки «дорого продавали свою жизнь, никто не просил пощады, самыя женщины бросались зверски с кинжалами на солдат. Остервенение жителей умножало свирепость войск, ни пол, ни возраст, ни звание не были пощажены; кровь лилась повсюду — закроем завесой зрелище ужасов». Когда так пишут в документах, нетрудно догадаться, что на самом деле население было просто вырезано.

Известным новшеством было применение русскими полевых орудий в уличных боях. Так, например, комендант крепости Айдозли-Махмет-паша засел в ханском дворце с тысячью янычар. Русские вели безрезультатные атаки более двух часов. Наконец были наведены орудия майора Островского, огнем которых разрушили ворота. Фанагорийские гренадеры пошли на штурм, перекололи всех находившихся внутри дворца. Артиллерией был разбит армянский монастырь и ряд других зданий внутри крепости.

К 4 часам дня город был окончательно взят. 26 тысяч турок и татар (военнослужащих) были убиты, а 9 тысяч взяты в плен. Потери же гражданских лиц в те времена афишировать было не модно. В крепости было взято 245 орудий, из них 9 мортир. Кроме того, на берегу было захвачено 20 орудий и 8 лансонов.

Потери русских составили 1879 человек убитыми и 3214 ранеными. По тем временам это были огромные потери, но игра стоила свеч. В Стамбуле началась паника. Султан во всем обвинил великого визиря Шериф-Гассана-пашу Голова несчастного визиря была выставлена у ворот султанского дворца.

Глава 5 КАМПАНИЯ 1791 ГОДА

МАЧИН И АНАПА

Взятие Измаила потрясло Оттоманскую империю. Казалось, что теперь Суворову было достаточно форсировать Дунай, и его никто и ничто не смогло бы остановить до самого Константинополя. Но, увы, все дело испортили совершенно неприличные дрязги.

Потемкин приготовил в Яссах торжественную встречу покорителю Измаила. Но Суворов приехал инкогнито и отправился к потемкинскому дворцу. При встрече Потемкин с Суворовым даже поцеловались. «Чем могу я наградить вас за ваши заслуги, граф Александр Васильевич?» — спросил Потемкин, радуясь встрече. Но тут у Суворова взыграло самолюбие. Он давно мечтал о фельдмаршальском жезле и независимости от светлейшего. «Нет, ваша светлость, — раздраженно ответил Суворов, — я не купец и не торговаться с вами приехал. Меня наградить, кроме бога и всемилостивейшей государыни, никто не может!» Потемкин изменился в лице. Он повернулся и молча вошел в залу. Суворов — за ним. Генерал-аншеф подал строевой рапорт. Оба походили по зале, не в состоянии выжать из себя ни слова, раскланялись и разошлись. Больше они уже никогда не встретятся.

Екатерина безоговорочно приняла сторону Потемкина в конфликте с Суворовым. Генерал-аншеф был срочно отозван в Петербург. Там императрица весьма скромно наградила Суворова. Он был произведен в подполковники Преображенского полка. Назначение, безусловно, почетное, полковником была сама императрица, но подполковников уже было десять, что, естественно, не радовало Суворова. А ведь, в принципе, Суворова по-другому царица и не могла наградить. Следующий чин после генерал-аншефа был генерал-фельдмаршал, то есть тогда Суворов автоматически становился равным Потемкину.

Вскоре Екатерина отправила Суворова с глаз долой в Финляндию инспектировать тамошние крепости на случай новой войны со шведами.

Однако и Потемкин через пару недель бросает армию и едет в Петербург. Светлейшему доложили, что новый фаворит Екатерины двадцатитрехлетний Платон Зубов постепенно сосредоточил в своих руках огромную власть. Шестидесятилетняя царица уже 10 с лишним лет, как отказалась от услуг мужчин зрелого возраста и перешла на двадцатилетних молодцев-гвардейцев. Первоначально Потемкин спокойно смотрел на это и даже участвовал в подборе кандидатов на эту «государственную должность». Но Зубова тиснули в постель к императрице без ведома светлейшего. За Платоном Зубовым стояла многочисленная жадная свора родственников, вокруг которых начали собираться враги Потемкина.

Генерал-фельдмаршал почуял смертельную опасность, но он еще храбрился и говорил приближенным, отправляясь в столицу: «Я нездоров и еду в Петербург зубы дергать». Но, увы, все «зубы» остались на своих местах, а светлейшему не солоно хлебавши пришлось возвратиться из Петербурга в Яссы.

Во время своего отсутствия Потемкин оставил командовать армией князя Николая Васильевича Репнина. Под командованием Репнина русские войска победили турок у крепости Мачин на Дунае.

По официальной версии, Репнину стало известно, что у Мачина находятся в укрепленном лагере 30 тысяч турок, и туда же собирается идти сам великий визирь с 80-тысячной армией. С 23 по 28 июня русская армия (30 тысяч человек, 78 орудий) переправилась через Дунай выше Галаца. Переправу обеспечивали суда Дунайской флотилии.

Переправившись через Дунай, Репнин прошел полуостров Кунцефан и вышел на правый фланг турецкого лагеря у Мачина. Построенный им боевой порядок предусматривал следующее распределение войск: на правом фланге действовали войска Голицына и Волконского, на левом — Кутузова (Бугский корпус и казаки). Пехота была построена в одну линию каре, за которой располагалась кавалерия.

Сражение произошло на сильно пересеченной местности. При наступлении пришлось форсировать реку Катечер. Войска правого фланга имели задачу наносить удар в лоб. Главную задачу решали войска левого фланга, которым командовал Кутузов. Войска быстро переправились по вооруженной плотине через реку Катечер и поднялись на холмы. Кутузов остановил движение каре, чтобы огнем артиллерии освободить от турок высоты, «бывшие противу левого фланга, не оставляя отнюдь сего сильного неприятеля за спиною». Попытки турок совершить обход и нанести удар во фланг конницей были отражены, и пехотные каре снова двинулись в наступление. Появление русских войск в тылу вызвало смятение в турецких войсках. В панике они отступили. Кутузов отправил для преследования легкую конницу. Турки потеряли более 4 тысяч человек убитыми и 35 орудий.Во время сражения Дунайская флотилия де Рибаса вела бой с тридцатью турецкими гребными судами. Турки бежали, потеряв шесть судов.

Князь Репнин широко разрекламировал свой успех. Он донес императрице, что разбил 80-тысячное турецкое войско во главе с великим визирем.

Екатерина сделала вид, что поверила, но в высшем свете посмеивались над хвастливым князем. Суворов, сидя в Финляндии, в полном объеме получал информацию с Дуная. По поводу Мачина Суворов сочинил даже стихи, где утверждал, что турок было только 15 тысяч:

Герой ударил в них, в фагот свой возопил!

Здесь сам визирь и с ним сто тысяч привиденьев.

Косвенным подтверждением правоты Суворова служат потери Репнина у Мачина — 147 убитых и 415 раненых. И это после боя с 80 тысячами турок?!

Несколько слов стоит сказать о боевых действиях на Кавказском театре. Генерал-поручик Гудович покинул позиции под Измаилом незадолго до прибытия туда Суворова. 23 января 1791 г. Гудович был назначен командующим Кубанским и Кавказским корпусами.

29 мая сводный корпус Гудовича численностью 12 тысяч штыков и сабель переправился через Кубань по понтонному мосту и двинулся к крепости Анапа. 9 июня русские стали лагерем в четырех верстах от Анапы на реке Бугуре.

Гарнизон и артиллерия крепости были существенно усилены со времен Бибикова. Там находилось 10 тысяч турок и 15 тысяч горцев и татар. На валах стояло 95 крепостных орудий.

13 июня Гудович заложил первую осадную батарею на 10 орудий. К 18 июня были возведены еще четыре осадные батареи с 32 орудиями. Бомбардировкой в Анапе были произведены большие разрушения и приведена к молчанию крепостная артиллерия. Тем не менее крепость не сдавалась, и Гудович решился на штурм.

21 июня после вечерней зари войска, разделенные на четыре колонны, скрытно подошли к осадным батареям. Ровно в полночь осадная артиллерия открыла частый огонь по крепости, а войска подошли к валам на 250 саженей (около 530 м). За полчаса до рассвета русские пошли на штурм. Вскоре были захвачены ворота крепости. Их открыли, и в Анапу ворвались казаки. Упорство осажденных было сломлено. Сдались 13 532 человека, включая коменданта и шейха Мансура. Около 150 турок успели сесть на суда и отплыть в море. Потери русских составили 940 человек убитыми и 1995 человек ранеными.

Через два дня после штурма ввиду Анапы показалась большая турецкая эскадра. Но, увидев русский флаг над крепостью, турки удалились.

По приказанию Гудовича анапские укрепления были взорваны и срыты, а город сожжен. В таком виде Анапа была возвращена туркам по Ясскому договору.

СРАЖЕНИЕ У КАЛИАКРИИ

26 октября 1790 г. у Константинополя бросила якоря алжирская эскадра Сеит-Али. В качестве трофеев Сеит-Али привел в столицу семь судов, отбитых у Ламбро Качиони. В торжественной обстановке было повешено 180 сподвижников Качиони. Султан Селим III щедро наградил Сеит-Али и других алжирских капитанов. Сеит-Али был назначен вторым флагманом турецкого флота.

Успехи русских на Дунае заставили Султана отправить эскадру Сеит-Али к устью Дуная в начале января 1791 г. Однако эскадра Ушакова в это время тихо зимовала в Севастополе, а войти в Дунай корабли Сеит-Али физически не могли. В результате 27 февраля эскадра ввернулась в Константинополь.

19 мая турецкий флот вышел в море, но из-за сильного шторма вынужден был вернуться в Босфор.

В начале июня турецкий флот вновь вышел в море. Гуссейн и Сеит-Али прошли от Констанцы к устью Дуная, оттуда — к острову Березань, а затем начали крейсировать у южного берега Крыма.

Затем, как мы уже знаем, турецкая эскадра пошла к Анапе, но, узнав, что она взята русскими, ушла восвояси. А все это время Федор Федорович почему-то оставался в Севастополе. Ведь опоздай на три дня Гудович со штурмом, у Анапы была бы трагедия почище, чем у Бибикова.

А ведь еще 11 мая Потемкин послал ордер Ушакову: «Я сим предписываю вам тотчас выступить по прошествии весенних штормов. Испрося помощь Божию, направляйте плавание к Румелийским берегам и если где найдете неприятеля, атакуйте его с Богом! Я вам поручаю искать неприятеля, где он в Черном море случится, и господствовать там так, чтобы наши берега были ему неприкосновенны». Однако пока ордер шел, пока его прочитали, пока раскачались... и лишь 10 июля Ушаков вышел в море. Слов нет — турецкий флот ввиду Севастополя, а выходить в море — не повод, надо ждать ордера Потемкина.

Да и тут Ушаков вышел не в море, а из гавани, и стал на якорь, поскольку 12 июля «Ушаков обнаружил флот Гуссейна, который вновь подошел к Севастополю на расстояние пяти миль».{42} Два дня эскадры стояли друг против друга, но не начинали сражения. Тот же Овчинников пишет: «...через два дня разошлись. Гуссейн пошел в сторону Варны, а Ушаков вернулся в Севастополь, чтобы пополнить запасы и вновь выйти в море для решающего сражения». Ну и ну! Гуссейн гуляет полтора месяца по Черному морю и запасов у него, хоть отбавляй, а Федор Федорович два дня постоял в пяти милях от родного Севастополя, и уже все запасы исчерпал.

Надо полагать, все было наоборот. Федор Федорович ушел в Севастополь, а Гуссейн с горя двинулся в Варну «пополнять запасы».

29 июля контр-адмирал Ушаков «пополнил запасы» и двинулся к румелийским берегам.[43] В составе эскадры Ушакова были 7 кораблей, 11 фрегатов, 2 бомбардирских корабля, 17 крейсерских судов и один брандер. В числе кораблей были: 80-пушечный «Рождество Христово» (флагман), остальные 66-пушечные — «Преображение Господне», «Св. Павел», «Св. Владимир», «Мария Магдалина», «Леонтий Мученик» и «Иоанн Предтеча» (последние два — бывшие турецкие корабли).

Из одиннадцати фрегатов девять, вооруженных от 50 до 44 пушками, числились кораблями — «Св. Георгий Победоносец», «Апостол Андрей», «Александр Невский», «Св. Николай», «Навархия», «Федор Стратилат», «Царь Константин», «Иоанн Богослов» и «Петр Апостол». Лишь после войны в 1793 г. их вернули в класс фрегатов, кстати, в те времена их иногда называли линейными фрегатами. Кроме того, в эскадре состояли и два фрегата: 40-пушечный «Преподобный Нестор» и 36-пушечный «Св. Марк» (бывшая турецкая галера).

31 июля на подходе к мысу Калиакрия Ушаков обнаружил стоявшую под берегом турецкую эскадру Эскадра состояла из 18 кораблей, 17 фрегатов и 43 малых судов. На берегу турки устроили батарею. Но Ушаков прошел между турецкой эскадрой и берегом, не обращая внимания на огонь батареи, и выиграл у турок ветер.

Турки отмечали праздник Курбан-байрам, и появление противника привело их в замешательство. Турки в спешке поднимали якоря, а то и просто рубили якорные канаты и ставили паруса. Два турецких корабля столкнулись. С одного упала бизань-мачта, а на другом переломился бушприт. Корабль без бушприта ушел в сторону Варны, а второй остался при эскадре. Командование, вопреки субординации, взял на себя Сеит-Али. Его корабль стал головным. Сблизившись с «Рождеством Христовым» на полкабельтова, Сеит-Али начал артиллерийскую дуэль. Старому пирату не повезло — ядром разбило фор-стеньгу, и кусок ее попал в голову Сеит-Али. Эскадра кейзер-флага Ушакова — «Александр Невский», «Иоанн Предтеча» и «Федор Стратилат» — попытались окружить корабль Сеит-Али, но два алжирских корабля кинулись защищать своего адмирала. Началась, попросту свалка. Далее все было, как и в предыдущих баталиях: турки начали уходить, а на кораблях Ушакова, как обычно, был сильно поврежден рангоут, чтобы их преследовать. Как писал сам Федор Федорович: «...прибавляя сколько можно парусов, старался его нагнать, но северный ветер, усиливаясь час от часу, сделался весьма крепкий, и развело великое волнение, при котором имел я на флоте также повреждения: в стеньгах, реях и парусах и на корабле «Александр» от подводных прострелов пушечных великую и опасную течь, притом не имея в той стороне безопасного убежища к исправлению, с крайним сожалением сию погоню принужденно оставил и, подошел со флотом в закрытие под берега мыса Эмене, не в дальнем расстоянии остановился на якорях, где все повреждения флота исправлены».

В бою русские потеряли 17 человек убитыми и 28 ранеными. Судовых потерь обе эскадры не имели.

После сражения Ушаков отправил фрегат «Св. Марк» и крейсерские суда пограбить купцов. Как писал Ушаков: «...при румельских берегах, а особо при Эмене, Мисемрии, Фаросе и Сизополе, многие суда, в том числе некоторые транспортные, с хлебом, везомым в армию, загнали на берега и выстрелами при оных затопили; людей, бежавших с них, при сопротивлении во множестве побили и потопили и 4 малые судна, взяв в плен, привели ко флоту, а как оные оказались взять с собою не способны, то также затоплены; пленных людей на оных взято 14 человек; а прочие все на барказах бежали и в погоне за ними побиты и потоплены. 2-го числа сего месяца шедшая от стороны Варны большая турецкая шебека под военным флагом, хорошо вооруженная, крейсерскими ж судами и «Макроплеею», не могучи уйтить, загнана на каменный подводный риф мыса Эмене».

Победа при Калиакрии и разгром неприятельского флота были шумно отпразднованы в Петербурге и Стамбуле.

Глава 6 ЯССКИЙ МИР

Уже в июле 1791 г. турки были вынуждены пойти на переговоры с русскими. Они начались в местечке Чистово» и за отсутствием Потемкина их вел Репнин. Князь торопился и из-за честолюбивых побуждений шел туркам на уступки. Приехавший Потемкин дал Репнину нагоняй и перевел переговоры в Яссы. Но светлейшему не удалось подписать мира. Он тяжело заболел и, предчувствуя кончину, приказал отвезти себя в Николаев, где хотел умереть и быть похороненным. 5 октября 1791 г. в 38 верстах от Ясс князь Потемкин Таврический скончался.

Суворов, узнав о смерти Потемкина, сказал: «Великий человек и человек великий: велик умом и велик ростом». Румянцев заплакал и сказал удивленным домочадцам: «Что на меня так смотрите? Потемкин был моим соперником, худого сделал немало, и все ж Россия лишилась в нем великого мужа». Они были великими людьми, великими в своих деяниях, в соперничестве и в благородстве.

Заканчивал переговоры с Турцией уже граф Безбородко. 29 декабря 1791 г. в Яссах был заключен мирный договор с Оттоманской империей.

Договор подтверждал Кючук-Кайнарджийский договор 1774 года, Акт 1783 года о присоединении Крыма и Кубани к России и все другие предшествующие русско-турецкие соглашения. Новая граница между договаривающимися сторонами устанавливалась на юго-западе по Днестру. В соответствии с договором правительство Турции отказывалось от претензий на Грузию; обязалось не предпринимать каких-либо враждебных действий в отношении грузинских и кубанских земель; в целях обеспечения интересов русской торговли в Алжире, Тунисе и Триполи вознаграждать русских купцов за все убытки, которые могут быть причинены им корсарами — подданными Порты.

Как и Кючук-Кайнарджийский мир, Ясский мирный договор не удовлетворял ни Россию, ни Турцию. Окружение султана не могло примириться ни с потерей Крыма и Очакова, ни с русским флотом на Черном море. Россия ногою твердою встала у Черного моря, но так и не получила права свободного выхода из него. Для нашего флота Черное море стало озером. А в любой момент из Босфора могла выйти турецкая или иная неприятельская эскадра, напасть на русские города на побережье и высадить десант.

Не были довольны миром и народы, жившие у берегов Черного моря. Крымские татары мечтали вырезать на полуострове гяуров и вновь начать грабежи русских и украинских земель. Горцы на Кавказе также хотели избавиться от русских, а греки и славяне, населявшие Балканский полуостров, в свою очередь, мечтали избавиться от турок и обращали взоры на Россию.

Ясский мир, подобно Кючук-Кайнарджийскому, должен был стать лишь передышкой между войнами. Однако ход событий изменили большие перемены в Париже и Петербурге.

БОСФОРСКИЕ ГРЕЗЫ ЦАРЕЙ И ГЕНСЕКОВ

Золотой Рог и Константинополь — всё это будет наше... Это случится само собой, именно потому, что время пришло, а если не пришло еще и теперь, то действительно время уже близко, все к тому признаки. Это выход естественный, это, так сказать, слово самой природы.

Ф.М. Достоевский

«Еще раз о том, что Константинополь, рано ли, поздно ли, а должен быть наш»{43}

Раздел I РУССКО-ТУРЕЦКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ПЕРИОД НАПОЛЕОНОВСКИХ ВОЙН

Глава 1 АДРИАТИКА ВМЕСТО БОСФОРА

В 1789 г. во Франции произошла революция, то есть событие, казалось бы, чисто внутреннее, однако Великая Французская революция изменила русско-турецкие отношения на целых 35 лет.

14 июля 1789 г. восставшие парижане взяли Бастилию. По этому поводу французский посол в Петербурге Сегюр писал: «...в городе было такое ликование, как будто пушки Бастилии угрожали непосредственно петербуржцам». Екатерина же была крайне возмущена событиями во Франции. Ее гневные слова разлетались по всей Европе. Она называла депутатов национального собрания интриганами, недостойными звания законодателей, «канальями», которых можно было бы сравнить с «маркизом Пугачевым». Екатерина призывала европейские государства к интервенции — «дело Людовика XVI есть дело всех государей Европы». После казни короля Екатерина публично плакала, позже она заявила: «...нужно искоренить всех французов для того, чтобы имя этого народа исчезло».

И что же сделала после таких слов столь агрессивная государыня? Да ровным счетом ничего. Разве что в 1795 г. направила в Северное море эскадру вице-адмирала Ханыкова в составе 12 кораблей и 8 фрегатов. Эта эскадра конвоировала купцов, вела блокаду голландского побережья и т.п. Боевых потерь она не имела. Фактически это была обычная боевая подготовка с той разницей, что финансировалась она целиком за счет Англии.

Причем Екатерина была прекрасно осведомлена о событиях во Франции. Полнота информации плюс аналитический ум императрицы позволили ей прогнозировать события. Так, в октябре 1789 г. она сказала о Людовике XVI: «Его постигнет судьба Карла I». И действительно, 21 января 1793 г. голова короля скатилась в корзину у подножия гильотины.

В феврале 1794 г. Екатерина писала: «Если Франция справится с своими бедами, она будет сильнее, чем когда-либо, будет послушна и кротка как овечка; но для этого нужен человек недюжинный, ловкий, храбрый, опередивший своих современников и даже, может быть, свой век. Родился он или еще не родился? Придет ли он? Все зависит от того. Если найдется такой человек, он стопою своею остановит дальнейшее падение, которое прекратится там, где он станет, во Франции или в ином месте». А ведь до 18 брюмера было 5 лет и 7 месяцев!

Мнение матушки-государыни о событиях во Франции в узком кругу резко отличалось от публичных высказываний. О Людовике XVI она заметила: «Он всякий вечер пьян, и им управляет, кто хочет». 4 декабря 1791 г. Екатерина сказала своему секретарю Храповицкому: «Я ломаю себе голову, чтобы подвинуть венский и берлинский дворы вдела французские... ввести их в дела, чтобы самой иметь свободные руки. У меня много предприятий неоконченных, и надобно, чтобы эти дворы были заняты, и мне не мешали».

В августе 1792 г. прусские и австрийские войска вторгаются на территорию Франции. Европа вступает в период «революционных войн». А вот в России происходят странные события. Лучшие силы армии и флота стягиваются не на запад против злодеев-якобинцев, а на юг. В 1793 г. из Балтики на Черное море было переведено 145 офицеров и 2000 матросов. В Херсоне и Николаеве было заложено 50 канонерских лодок и 72 гребных судна разных классов. К навигации 1793 г. в составе Черноморского флота было 19 кораблей, 6 фрегатов и 105 гребных судов. В указе о приготовлении Черноморского флота было сказано, что он «Чесменским пламенем Царьградские объять может стены».

В январе 1793 г. в Херсон прибывает новый главнокомандующий граф А. В. Суворов. Пока Екатерина сколачивала коалицию для борьбы с якобинцами и устраивала публичные истерики по поводу казни короля и королевы, на санкт-петербургском монетном дворе мастер Тимофей Иванов тайно чеканил медали, на одной стороне которых была изображена Екатерина II, а на другой — горящий Константинополь, падающий минарет с полумесяцем и сияющий в облаках крест.

Операция по захвату Проливов была намечена на начало навигации 1793 года. Однако весной этого года началось восстание в Польше под руководством Костюшко. Скрепя сердце, Екатерина была вынуждена отказаться от похода на Стамбул. 14 августа 1793 г. Суворов прибывает в Польшу, а уже 24 октября перед ним капитулирует Варшава. В результате Суворов стал фельдмаршалом, Екатерина присоединила к России еще три губернии — Виленскую, Гродненскую и Ковенскую, а заодно и герцогство Курляндское. Но не всегда синица в руках лучше журавля в небе. Екатерина это прекрасно понимала, и на 1797 г. была запланирована новая операция. По ее плану граф Валерьян Зубов должен был закончить войну в Персии и двинуть войска в турецкую Анатолию. Суворов с армией должен был двинуться к Константинополю через Балканы. А вице-адмирал Ушаков с корабельным и гребным флотом — к Босфору. Формально командовать флотом должна была лично императрица.

И вновь случай изменил ход истории. 6 ноября 1796 г. скончалась Екатерина Великая. На престол вступил ее сын Павел. Придя к власти, он решил делать все наоборот. Павел прекратил подготовку к босфорской операции и отозвал эскадру из Северного моря. Павел с возмущением заявил бывшему секретарю Потемкина Полову: «Как исправить зло, причиненное России одноглазым?» Попов не растерялся: «Вернуть Крым туркам, Ваше величество!» Отдать Крым Павел не рискнул, зато велел переименовать Севастополь в Ахтиар. В первые месяцы своего правления Павел не вмешивался в европейские дела, но внимательно наблюдал за ними. 1796—1797 гг. ознаменовались, с одной стороны, политической нестабильностью во Франции, ас другой стороны, успехами французской армии в борьбе против европейской коалиции. Такую ситуацию Павел воспринял лишь как военную слабость монархов Европы. Он постепенно давал себя убедить, что без его вмешательства порядка в Европе навести невозможно.

В апреле 1796 г. французская армия под командованием 27-летнего генерала Бонапарта вторглась в Италию. Австрия посылала одну задругой лучшие армии под командованием лучших своих полководцев, но они вдребезги были разбиты Бонапартом. В мае 1797 г. французы заняли Венецию. По приказу Бонапарта на венецианские корабли был посажен французский десант, который в июне 1797 г. занял Ионические острова, принадлежащие Венеции. Эти острова — Корфу, Цериго, Санта-Мавра и другие — находятся вблизи берегов Греции и имеют стратегическое положение в центральном и восточном Средиземноморье.

Весной 1798 г. в Тулоне началось сосредоточение кораблей и транспортов. Туда же был стянут 38-тысячный десантный корпус под командованием самого Бонапарта. Вся Европа затаила дыхание. Газеты распространяли самые противоречивые сведения о планах Бонапарта — от высадки в Англии до захвата Константинополя. На брегах Невы испугались, что злодей Буонопарте не иначе как замыслил отнять Крым. 23 апреля 1798 г. Павел I срочно посылает приказ Ушакову выйти с эскадрой в море и занять позицию между Ахтиаром и Одессой, «наблюдая все движения со стороны Порты и французов».

19 мая французский флот вышел из Тулона. 23 мая французы подошли к Мальте, которая принадлежала Ордену Мальтийских рыцарей. Мальта сдалась без боя, а рыцарям пришлось убираться с острова по-добру, по-здорову. 20 июня 1792 г. французская армия высадилась в Египте. Бонапарт легко победил турок и занял Египет, но 20—21 июля адмирал Нельсон в Абукирской бухте разгромил французский флот. Армия Бонапарта оказалась отрезанной от Франции.

Изгнанные с Мальты рыцари обратились за помощью к Павлу I, и предложили ему стать Великим магистром Ордена. Павел радостно согласился, не думая о комизме ситуации, — ему, главе православной церкви, предложили стать магистром католического Ордена. 10 сентября 1798 г. Павел издал манифест о принятии Мальтийского Ордена в «свое Высочайшее управление». В этот же день эскадра Ушакова соединилась с турецкой эскадрой в Дарданеллах, и они вместе двинулись против французов.

Бонапарт турок напугал еще больше, чем русских. Хотя Египет и управлялся полунезависимыми от Стамбула мамелюкскими беями, и Бонапарт неоднократно заявлял, что воюет не с турками, а с мамелюками, все равно султан Селим III считал высадку французов нападением на Оттоманскую империю. Мало того, иностранные дипломаты, скорей всего русские, довели до султана «секретную» информацию о планах Бонапартия, который решил, ни много, ни мало, как разорить Мекку и Медину, а в Иерусалиме восстановить еврейское государство. И как этому не поверить, когда французы на Ниле и двигаются в Сирию? Тут уж не до воспоминаний об Очакове и Крыме.

Султан Селим III повелел заключить союз с Россией, а французского посла, как положено, заточили в Семибашенный замок.

7 августа 1798 г. Павел I послал указ адмиралу Ушакову следовать с эскадрой в Константинополь, а оттуда — в Средиземное море.

12 августа 1798 г. из Ахтиарского порта вышли шесть кораблей, семь фрегатов и три авизо. На борту кораблей было 792 пушки и 7406 «морских служителей». Попутный ветер надувал паруса, гордо реяли андреевские флаги, эскадра знаменитого «Ушак-паши» шла к Босфору. Все, начиная от вице-адмирала до юнги, были уверены в успехе. Никому и в голову не приходило, что именно в этот день началась шестнадцатилетняя кровопролитная война с Францией. Впереди будет и «солнце Аустерлица», и горящая Москва, и казаки на Енисейских Полях.

Операции эскадры Ушакова в Средиземном море в 1798—1799 гг.

25 августа русская эскадра прошла Босфор и встала на якоре в Буюк-Дере напротив дома русского посла. Интересно, что население радостно встречало своих «заклятых врагов». Адмирал Ушаков доносил Павлу: «Блистательная Порта и весь народ Константинополя прибытием вспомогательной эскадры бесподобно обрадованы, учтивость, ласковость и доброжелательство во всех случаях совершенны».

Даже Селим III не удержался и инкогнито на лодке объехал русские корабли.

От имени султана Ушакову была вручена табакерка, украшенная алмазами. Вместе с ней была передана декларация Турции: «О свободном плавании русских военных и торговых судов через проливы, о взаимной выдаче дезертиров и содействии санитарным мерам во избежание распространения заразных болезней».

23 декабря 1798 г. (3 января 1799 г по новому стилю) в Константинополе был заключен Союзный оборонительный договор между Империей Всероссийской и Оттоманской Портой. Договор подтверждал Ясский договор 1791 года («от слова до слова»). Россия и Турция гарантировали друг другу территориальную неприкосновенность по состоянию на 1 января 1798 г. В секретных статьях договора говорилось, что Россия обещала Турции военную помощь, определенную в 12 кораблей и 75—80 тысяч солдат. Турция обязалась открыть Проливы для русского военного флота. «Для всех же других наций без исключения вход в Черное море будет закрыт». Таким образом, договор сделал Черное море закрытым русско-турецким бассейном. В то же время было зафиксировано право России как черноморской державы быть одним из гарантов судоходного режима Босфора и Дарданелл.

Как говориться, история не терпит сослагательного наклонения, но если бы Турция неукоснительно соблюдала этот договор, то в книге о русско-турецких войнах можно было бы поставить точку. Ведь заключили же в 1809 г. Швеция с Россией мир и с тех пор ни разу не воевали. Хотя на Швецию постоянно давила Европа, чтобы заставить воевать с русскими. В 1812 г. этого требовал Наполеон I, в 1855 г. — Наполеон III и лорд Пальмерстон, в 1914 г. — Вильгельм II, а в 1941 г. — Гитлер. Но Швеция оказалась невосприимчива к давлению Европы. К сожалению, Турция повела себя иначе. Но мы забежали вперед.

А пока русская эскадра под грохот салюта покидала Константинополь. На берегу толпился народ. На веранде дворца стоял сам Селим III.

8 сентября русская эскадра вошла в Дарданеллы. При выходе из Дарданелл эскадра Ушакова соединилась с турецкой эскадрой, которая состояла из четырех кораблей, шести фрегатов, четырех корветом и четырнадцати канонерских лодок. Командовал эскадрой вице-адмирал Кадыр-бей.

28 октября русские корабли подошли к острову Цериго, а через три дня боев французский гарнизон капитулировал. В течение последующих 35 дней от французов были освобождены острова Занте, Кефалония и Санта-Мавра. Мощная же крепость на острове Корфу оказалась более крепким орешком. Ее осада длилась до 22 февраля 1799 г. Наконец французский гарнизон капитулировал. В плен было взято 2931 француз, 635 пушек и мортир, корабль, три фрегата и шесть малых судов. По этому поводу Суворов воскликнул: «Зачем не был я при Корфу хотя бы мичманом?!»

Вопрос о дальнейшей судьбе Ионических островов обсуждался Россией и Турцией еще до взятия Корфу. Турки предлагали передать их Неаполитанскому королевству или создать там княжество, зависимое от Турции. Павел же предложил учредить на островах... республику! Конечно, по современным понятиям конституция этой республики была не совсем демократической. Так, выборы в Большой Совет проходили по куриям, отдельно для каждого сословия. Но, тем не менее, факт остается фактом, Павел I стал первым русским царем, учредившим республику.

Неаполитанский король Фердинанд IV, ободренный действиями Ушакова и Нельсона, в ноябре 1798 г. решил напасть на французов в центральной Италии. Однако 7 тысяч французов быстро разгромили 50 тысяч неаполитанцев. В Неаполе была провозглашена республика, а Фердинанд IV бежал на корабле Нельсона в Сицилию. Англичане и Фердинанд IV срочно обратились к Павлу I за помощью. Русские корабли высадили несколько небольших десантов в Италии, которые совместно с неаполитанскими роялистами изгнали французов и восстановили королевскую власть. Отряды русских солдат и матросов торжественно были встречены населением Неаполя и Рима.

В Неаполе королевская чета праздновала победу. Торжествовало и семейство Нельсона-Гамильтонов. В проигрыше оказалась лишь Россия. Англичане присвоили себе Мальту Австрийцы захватили всю Северную Италию и предложили армии Суворова уйти в Швейцарию. Так блестящие тактические победы Ушакова и Суворова обернулись большим стратегическим поражением России. Павел был вне себя от гнева и приказал вывести из Европы все сухопутные и морские силы.

К этому времени на помощь эскадре Ушакова с Балтики пришла эскадра контр-адмирала П. К. Карцева в составе которой были 74-пушечный корабль «Исидор», 66-пушечные корабли «Азия» и «Победа» и 38-пушечный фрегат «Поспешный». 22 августа 1799 г. эскадра Карцева соединилась с кораблями Ушакова в Палермо.

Основная часть эскадры Ушакова покинула Корфу 6 июля 1800 г. В начале августа русские корабли прибыли в Константинополь, а оттуда проследовали в Севастополь и Феодосию. Интересно, что вместе с кораблями Черноморского флота Проливы прошли и корабли эскадры Карцева, которые формально числились в составе Балтийского флота. В Черноморский флот их перечислили лишь в 1801 г. Это был первый в истории случай, когда корабли Балтийского флота под андреевским флагом прошли Проливы. Турки, естественно, знали, что это за корабли, но пропустили их без вопросов.

На Корфу Ушаков оставил небольшой гарнизон. Кроме того, два батальона русских гренадеров под командованием генерал-майора Бороздина по указу Павла I были посланы в Неаполь для «составления гвардии при особе короля неаполитанского». Осталось на Средиземном море и несколько судов ушаковской эскадры.

Снабжение русских сухопутных и морских сил на Средиземном море в 1800—1806 гг. происходило в основном через Проливы. Причем там в обоих направлениях свободно проходили русские военные суда всех классов.

В декабре 1804 г. в Стамбуле начались переговоры между русским послом А. Я. Италийским и турецкими министрами о подписании нового союзного договора. На них вопрос о Проливах занимал центральное место.

Новый русско-турецкий союзный договор был подписан 23 сентября 1805 г. Он состоял из 15 явных и 10 секретных статей, которые полностью регулировали сложные отношения между Россией и Турцией. В целом соглашение было направлено против Франции. В статьях 1, 2 и 6 говорилось о взаимопомощи в случае войны с Наполеоном. Турция подтверждала свое обязательство пропускать русские военные корабли через Проливы. Также было подтверждено право России покровительствовать христианскому населению Османской империи. Ряд статей непосредственно касался положения балканских народов (секретная статья 8 «о греках»). Султан соглашался с предложением оккупации русскими войсками Ионических островов (секретная статья 4). Особое значение имела секретная статья 7: «Обе высокие договаривающиеся стороны соглашаются считать Черное море как бы закрытым и не допускать появление никакого военного или вооруженного судна какой бы то ни было державы... При этом разумеется, что свободный проход через Константинопольский канал не перестанет быть открытым для военных судов и транспортов Е. В. Императора Всероссийского, которым Блистательная Порта, насколько от нее будет зависеть, во всяком случае, окажет всякую помощь и предоставит всякое облегчение». В этом договоре вопрос о режиме Проливов решался непосредственно черноморскими державами. Черное море фактически провозглашалось внутренним русско-турецким бассейном. По соглашению Россия становилась одним из гарантов режима Проливов и подключалась к их обороне.

В конце 1803 г. Россия начала наращивать сухопутные силы на Ионических островах. Если в середине 1803 г. там было всего 1,2 тысячи человек сухопутных войск, то через полтора года их численность возросла до 8 тысяч. Большая часть войск перевозилась на боевых кораблях из Одессы через Проливы.

13 октября 1804 г. вышла из Кронштадта эскадра капитана-командора А. С. Грейга в составе 74-пушечного корабля «Св. Елена», 66-пушечного корабля «Ретвизан»[44] и двух фрегатов. По прибытии на Корфу (11 января 1805 г.) Грейг принял командование над находившимися на Адриатике русскими кораблями.

18 сентября 1805 г. из Кронштадта на Средиземное море была отправлена еще более мощная эскадра вице-адмирала Д. Н. Сенявина. В ее состав входили 80-пушечный корабль «Уриил», 74-пушечные корабли «Москва», «Св. Петр», «Ярослав» и «Селафаил», а также 22-пушечный фрегат «Кильдюйн». В Англии Сенявин закупил бриги «Феникс» и «Аргус». 18 января 1806 г. эскадра Сенявина прибыла на Корфу, где вице-адмирал принял командование русским флотом на Средиземном море у капитана-командора Грейга. Всего под началом Сенявина оказалось 9 кораблей (не считая корабля «Михаил», обращенного в 1805 г в транспорт), 5 фрегатов, 11 бригов и других малых судов и 12 канонерских лодок. Русские сухопутные войска на Ионических островах насчитывали 10,2 тысячи человек, не считая двух тысяч добровольцев из албанцев и греков. Основной базой русских стал остров Корфу, где было даже основано адмиралтейство. Однако строить большие суда на Корфу возможности не было. Адмиралтейство ограничивалось ремонтом кораблей и постройкой малых судов. В связи с этим в 1806 г. Сенявиным было закуплено несколько боевых и коммерческих судов. Причем последние также были обращены в боевые суда. Среди них были корветы «Дерзкий» (28 пушек), «Версона» (22 пушки), «Павел» (18 пушек) и «Альциное» (18 пушек); бриги «Богоявленск» (16 пушек), «Курьер», «Орел» (16 пушек) и др.

Отправляя эскадру Сенявина, Александр 1 строил грандиозные планы действий на Средиземном море. Увы, молодой царь и его не менее молодые советники князь П. П.Долгоруков, князь В. П. Кочубей, А. Е. Чарторыйский и другие смотрели на мир легко и просто. У них все было гладко на бумаге, а говорить же об оврагах считалось неприличным.

После убийства Павла перед новым императором Александром I возникла дилемма — союз с Наполеоном или участие в очередной антифранцузской коалиции. Заметим, что нейтралитет в 1800—1805 гг., по мнению англичан, означал союз с Францией. Только за то, что Дания объявила нейтралитет, Нельсон сжег ее флот и бомбардировал Копенгаген. Александр I предпочел вступить в коалицию с Англией и Австрией. Дореволюционные историки объясняли это приверженностью царя к священным правам легитимизма и т.п., советские историки — заинтересованностью дворянства в торговле с Англией. Хотя уж в чем дворяне, и особенно их жены и дочери, были заинтересованы, так это во французских товарах. На самом деле решающими оказались два субъективных фактора — влияние «немецкой» партии и честолюбие молодого царя. Матерью Александра была вюртембергская принцесса София Доротея, а женой — Луиза Баденская, при переходе в православие получившие имена Мария Федоровна и Елизавета Алексеевна. Вместе с ними в Россию наехала толпа родственников и придворных. Я уже не говорю о «гатчинских» немцах, которым Павел доверил самые ответственные посты в государстве. Вся это компания настойчиво требовала от Александра вмешательства в германские дела — у кого были там корыстные интересы, а у кого на родине от Наполеона пострадали родственники. Сам Александр был крайне честолюбив и жаждал воинской славы, надеясь, что она покроет позор отцеубийства. Александр решил лично предводительствовать войсками, двинувшимися в Германию.

На Средиземноморском театре у союзников по коалиции были идеальные условия для борьбы с Францией. Морские и сухопутные силы Англии, России, Австрии, Турции и Неаполитанского королевства имели многократный перевес над противником. Все стратегические пункты Средиземного моря — Гибралтар, Мальта, Дарданеллы и др. — были в руках союзников. Они контролировали все африканское побережье от Сирии до Триеста, и также Южную Италию.

По началу все шло хорошо. В октябре 1805 г. адмирал Нельсон у мыса Трафальгард, вблизи Кадикса, разгромил объединенный франко-испанский флот. Но 20 ноября (2 декабря)[45] 1805 г. в Аустерлицком сражении Наполеон вдребезги разбил русско-австрийскую армию. Александр I и австрийский император Франц бежали с поля боя. Оба императора были страшно испуганы. 14 (26) декабря 1805 г. Австрия подписала Пресбургский мир с Францией. Австрия уступала часть своей территории Баварии, Вюртембергу и Бадену (немецким союзникам Наполеона), Франция же получала Венецианскую область, почти всю Истрию, Далмацию и Которскую бухту.

В тот же день, 14 (26) декабря, Наполеон отдал приказ генералу Сен-Сиру взять Неаполь. Войскам зачитали приказ императора: «Солдаты!.. Неаполитанская династия перестала существовать. Ее существование несовместимо со спокойствием Европы и честью моей короны... Опрокиньте в море... эти дряхлые батальоны морских тиранов». В свое время А. 3. Манфред обратил внимание на странное сочетание слов «честь моей короны» и «тираны». В этом и был весь Наполеон. Недаром его называли императором революции.

«Морские тираны», то есть неаполитанский король Фердинанд IV с королевой Каролиной, в очередной раз драпанули в Сицилию. А Жозеф Бонапарт (Джузеппе Буона-Парте) стал неаполитанским королем.

Так Аустерлицкое сражение кардинально изменило положение русской армии и флота на Средиземном море. До этого они были окружены союзниками, а теперь Средиземное море фактически стало французским озером. Союзниками России остались только острова Мальта и Сицилия, формально союзницей оставалась и Турция.

24 ноября 1805 г., то есть через четыре дня после Аустерлица, царь с перепугу приказал вернуть из Средиземного моря в Россию большую часть находившихся там войск, оставив на Корфу лишь незначительные силы. А 14 декабря Александр I подписал приказ о возвращении в черноморские порты всех находившихся в Средиземном море русских военных кораблей и транспортов. Но к началу 1806 г. страх царя постепенно проходит, и уже 3 февраля на Корфу уходит новый рескрипт, отменяющий выход войск и флота. Сенявину ставится задача, «чтобы насколько возможно препятствовать осуществлению французских расчетов на Оттоманскую империю».

Сенявин действует решительно. В феврале 1806 г. к порту Котор отправлены 66-пушечный корабль «Азия», 48-пушечный фрегат «Михаил» и шхуна «Экспедицион» с десантом. Командир отряда русских кораблей капитан 1 ранга Г. Г. Белле 19 февраля предъявил австрийцам требование передать крепости Которского района «представителям бокезского народа».

Австрийцы были вынуждены уступить, и русский десант без боя овладел Котором. Там же была захвачена французская шебека «Азард».

В июне 1806 г. русские войска попытались взять Дубровин, занятый французами, но были вынуждены отойти.

Глава 2 ВОЙНА 1806-1811 ГОДОВ

НАЧАЛО ВОЙНЫ И ЕЕ ПРИЧИНЫ

Аустерлиц поразил султана Селима III не меньше, чем императоров Александра и Франца. Получив известие о сражении, Селим написал великому визирю: «Мой визирь, как я вам говорил устно, пусть реисулькюттаб[46] дает понять Фонтрну, что мы признаем Наполеона императором. Как можно возражать против императорского знания Бонапарта, победившего столько стран и разгромившего двух императоров. Когда французская нация и император наши друзья, нет смысла не признавать этого факта. Так говорит народ, и в словах его правда».

В январе 1806 г султан Селим III признал императорский титул Наполеона, и даже присвоил ему титул падишаха. В апреле 1806 г. великий визирь попросил русского посла А. Я. Италийского сократить число проходящих через Проливы русских кораблей. А осенью 1806 г. Проливы были вообще закрыты для русских военных кораблей, на проход же торговых судов были наложены серьезные ограничения.

Ужесточение позиции Турции по отношению к России было напрямую связано с новыми победами Наполеона. 2 октября 1806 г. прусская армия была наголову разбита в двух сражениях, происшедших в один день — при Иене и Ауэрштеде. Вскоре Наполеон занял Берлин и Варшаву. Французская армия оказалась уже у русской границы. В Константинополь прибыл новый французский посол генерал Ф. Себастиани, в задачу которого входило добиться союза с Турцией против России. Для этого он использовал все средства, и в частности говорил о возможности восстановления Османской империи в границах до подписания Кючук-Кайнадржийского договора. Иными словами, он прельщал султана возможностью возвратить Крым и Очаков.

По договоренности с Россией султан имел право смешать господарей (правителей) Молдовы и Валахии только по суду с участием русских представителей. Осенью 1806 г. Селим III нарушил договор и сместил господарей Ипсиданти и Мурузи.

Россия была вынуждена принять ответные меры. Говоря вынуждена, я имею в виду не миролюбие Александра, а то, что у России руки были связаны войной с Наполеоном на территории Польши и Восточной Пруссии.

24 сентября 1806 г. Александр I приказал передать 18 тысяч червонцев и оружие вождю сербских повстанцев Кара-Георгию. А 4 октября Александр I предписал командующему Молдавской армией генералу от кавалерии И. И. Михельсону занять Молдову и Валахию, что и было выполнено в ноябре 1806 г.

18 декабря 1806 г. султан Селим III издал фирман о войне с Россией. В фирмане на Россию возлагалась ответственность за захват «мусульманских земель Крыма и Гюрджистана (Грузии)», вмешательство во внутренние дела Османской империи, то есть в управление Ионическими островами и Дунайскими княжествами. Одновременно султан призвал всех правоверных к джихаду — священной войне против России.

ВОЙНА В АРХИПЕЛАГЕ

В связи с ухудшением отношений с Турцией в помощь Сенявину летом 1806 г. на Балтике была сформирована эскадра кораблей под начальством капитана-командора И. А. Игнатьева.

19 августа 1806 г. эскадра вышла из Кронштадта. B ee составе были: 80-пушечный корабль «Рафаил», 74-пушечные корабли «Сильный» и «Твердый», 66-пушечные «Мощный» и «Скорый», фрегат «Легкий» (38 пушек), шлюп «Шпицберген» (32 пушки), корвет «Флора» (22 пушки) и катер «Стрела». 21 декабря 1806 г. эскадра Игнатьева без потерь пришла на Корфу.

С прибытием эскадры Игнатьева численность русских сухопутных войск на Ионических островах возросла до 13 тысяч человек. Кроме того, имелось около 3 тысяч «туземцев» — албанцев, черногорцев, бокезцев. Большинство их отличалось личной храбростью, но с трудом привыкало к дисциплине и предпочитало воевать исключительной в родных местах.

Как уже говорилось, с началом войны с Турцией русские на Ионических островах оказались фактически блокированными. Обеспечение из России стало возможно доставлять лишь кружным путем вокруг Европы. При этом на русские суда постоянно нападали французы и североафриканские вассалы турецкого султана. В феврале 1807 г. Сенявин узнал, что тунисский бей захватил четыре русских торговых судна. В итоге русская армия и флот остались без материального снабжения, без провизии и без денег. Население Ионических островов было немногочисленно и бедно, чтобы прокормить русских. Да и особенно давить на них было нельзя — народ там хоть и бедный, но воинственный и поголовно вооруженный. Тут Сенявин и вспомнил подвиги Григория Орлова и Ламбро Качиони, а может, и не вспомнил, а сам догадался, где достать денег. Почти все побережье Средиземного моря стало враждебно русским. Но противостоять русскому флоту было попросту некому. Турецкий флот забился в Проливы. У австрийцев флота практически не было. Неаполитанские корабли частично ушли в Сицилию, а частично отсиживались в базах. Французский флот был изрядно потрепан Нельсоном.

Зато почти каждое торговое судно, встречаемое русским кораблем в Средиземном море, оказывалось вражеским и, соответственно, объявлялось призом. По указанию Сенявина все захваченные суда противника, а также военная контрабанда, захваченная на нейтральных судах, пробиравшихся во вражеские порты, поступали в продажу. Три восьмых от вырученной суммы распределялись между офицерами и матросами корабля, взявшего призовое судно, а остальные пять восьмых делились между всеми кораблями эскадры. При этом деньги по определенной норме полагалось получать всему личному составу боевых кораблей. Русская армия и флот в Средиземном море встали на самообеспечение. Так, один фрегат «Венус», крейсировавший в мае 1806 г. между Венецией и Триестом, приобрел призов более чем на 100 тысяч рублей. Общие же размеры призовой суммы, предназначенной к распределению между составом эскадры в 1806 — 1807 гг., были не менее полутора миллионов рублей.

Идя на обострение отношений с Турцией в конце 1806 г., русское правительство не имело подготовленного и утвержденного плана войны против нового противника. В высших военных и политических сферах обсуждалось предложение поднять восстание в Греции и наступать на Константинополь через Албанию. Обсуждался также план изоляции Оттоманской империи от владений Наполеона путем создания с помощью сербов, герцеговинцев и черногорцев барьера в северной части Балканского полуострова. Были и другие предложения. Но ни одно из них не было окончательно принято. Лишь в начале января 1807 г. утвердил разработанный управляющим морским министерством П.В. Чичаговым план войны с Турцией. В общих чертах он сводился к следующему:

1. Прорыв Черноморского флота в Босфор и высадка здесь 15— 20 тысяч десанта.

2. Прорыв Средиземноморской русской эскадры совместно с английскими кораблями сквозь Дарданеллы.

3. Отвлечение сил противника от Константинополя действиями Дунайской армии.

Первый пункт плана Чичагова был абсолютно нереалистичен. После смерти Екатерины Черноморскому флоту не уделялось должного внимания, он ослаб количественно и качественно. Руководили Черноморским флотом бездарные иностранцы, безразличные к интересам русского государства. С 1800 г. главным командиром Черноморского флота был немец Виллим Фондезин, а в 1802 г. его сменил французский эмигрант маркиз де Траверсе.

21 января 1807 г. Траверсе получил приказ о подготовке десанта в Босфор и сразу же отрапортовал в Петербург Чичагову, что флот к концу марта будет вполне готов к выполнению поставленной задачи, а транспортные суда смогут принять 17 тысяч человек десанта. Но, разобравшись в ситуации, маркиз схватился за голову. В рапорте от 12 февраля он уже поет другую песню, мол, полки, назначенные для высадки в районе Константинополя, не укомплектованы, а из наличного состава весьма значительную часть составляют необученные новобранцы, что опытных штаб- и обер-офицеров также нет и поэтому предпринимать экспедицию в Босфор не представляется возможным. Как видим, маркиз был хитер и свалил все на неподчиненные ему сухопутные войска. Все сказанное было правдой, но Траверсе забыл сказать об отсутствии необходимого числа исправных транспортных судов. Не хватало и боевых кораблей. По штатам Черноморский флот должен был иметь 21 корабль, а фактически в 1807 г. их было всего шесть.

Однако главной причиной срыва десанта был сам бездарный и трусливый маркиз. Будь на его месте Ламбро Качиони, Поль Джонс или Алексашка Меншиков, несмотря на все трудности, русский десант был бы в Царьграде.

Итак, Босфорская операция была отменена на стадии планирования.

Выполняя второй пункт плана Чичагова, Сенявин 10 февраля 1807 г. повел эскадру к Дарданеллам. В ее составе было 10 кораблей, фрегат и шлюп. На корабли было посажено 1700 русских солдат и легион албанских стрелков (270 человек).

В Которской бухте были оставлены три корабля, фрегат и несколько легких судов, которые должны были поддерживать сухопутные войска, оборонявшие Которскую область.

У Корфу был оставлен один корабль, один фрегат и легкие суда, которые должны были оборонять Ионические острова и не допустить высадку десанта противника.

Еще в декабре 1806 г. Сенявин вступил в переписку с английским адмиралом Коллингвудом о совместной операции по прорыву Дарданелльских укреплений. Естественно, сразу же возник вопрос — кто главней? Англичане хотели прибрать к рукам турецкий флот и установить контроль над Проливами. Соответственно, они хотели полностью руководить операцией и соглашались взять под свое командование лишь часть русских кораблей. Сенявин же сам хотел командовать объединенным флотом. В конце концов, Коллингвуд решил обойтись без русского флота и отдал приказ эскадре Дукворта прорываться в Дарданеллы еще до подхода Сенявина.

7 февраля 1807 г. английская эскадра вошла в Дарданеллы, а через 10 дней вышла, как говориться, «не солоно хлебавши». Подробно об одиссее Дукворта мы уже говорили в главе «Боевые действия в Архипелаге (июль 1770 г. — июль 1774 г.)».

Сенявин предложил Дукворту повторить вторжение в Проливы, но на сей раз объединенными силами. Сенявин соглашался, что Стамбулом нельзя овладеть без большой десантной операции, но он утверждал, что «не совсем невозможно» сжечь Стамбул и оттоманский флот. Дукворт отказался. Тогда Сенявин попросил хотя бы несколько британских кораблей, но тоже получил отказ.

8 этой ситуации Сенявину ничего не оставалось, как блокировать Дарданеллы. Воспользовавшись этим, Дукворт отправил часть своих кораблей к берегам Испании, а большую часть эскадры — в Египет.

Для осуществления блокады Дарданелл русская эскадра нуждалась в удобной базе. Поэтому немедленно после ухода эскадры Дукворта Сенявин начал боевые действия по овладению островом Тенедос, который находился в 12 милях от дараднелльского устья и в трех милях от анатолийского побережья. Участвовавший в кампании офицер Панфидин писал, что с Тенедоса просматривался Дарданелльский пролив, и всякое движение в нем сразу могло быть обнаружено. А сам Сенявин называл Тенедос «самым удобным пристанищем кораблям и прочим судам нашим».

На Тенедосе было удобнее, чем где-либо в другом пункте вблизи Дарданелл, снабжаться пресной водой. Остров Тенедос протянулся с запада на восток на 9,5 км, а с севера на юг — на 6,5 км. В северо-восточной его части была расположена крепость с предместьем и малая крепостца (форт Табия). Остров имел равнинный ландшафт, изобиловал виноградниками, а вокруг крепости возвышались три господствовавшие над ней горы. Численность гарнизона составляла 1400—1550 человек. В крепости и крепостце имелось 79 медных и чугунных пушек.

К этому времени к эскадре Сенявина присоединилось до 20 корсарских греческих судов. Такие суда были вооружены 10—26 пушками калибра от 3-х до 12 фунтов.

8 марта 1807 г. в 7 часов утра на острове был высажен русский десант — два батальона Козловского полка (900 человек), морская рота (600 человек), отряд албанских стрелков (160 человек) и несколько полевых пушек. Высадка осуществлялась с греческих судов, а корабль «Мощный» и фрегат «Венус» поддерживали десант огнем. Корабль «Рафаил» обстреливал форт Табию. К середине дня десантники овладели фортом Табия и загнали турок в крепость Тенедос.

На следующий день русские приступили к сооружению четырех 4-пушечных осадных батарей и перерезали снабжающий крепость водопровод.

Утром 10 марта к Сенявину прибыл парламентер, заявивший, что комендант готов сдать крепость при условии свободного выхода из нее гарнизона. На следующий день гарнизон и все турецкое население острова были перевезены на судах на анатолийский берег. Над крепостью взвился русский флаг.

В боях турки потеряли около 200 человек убитыми и более 150 ранеными. Русские потеряли 4 человека убитыми и 86 ранеными. «Рафаил» получил 20 пробоин, из которых две ниже ватерлинии.

Из 79 захваченный на острове пушек три четверти оказались негодными, да и остальные, как было сказано в заключение комиссии по принятию трофейного оружия, «употреблять можно по нужде». Большинство ядер тоже оказались проржавелыми и «кособокими». 300 захваченных ружей и 300 сабель также годились только на лом. Но все же победителям досталось несколько тысяч пригодных к употреблению ядер (в том числе 350 каменных и 380 бомб) и более ста пудов сухого пороха.

Блокадные действия русской эскадры в районе Дарданелл начались еще до боя за Тенедос. 5 марта Сенявин предписал кораблям «Скорому» и «Селафаилу» «наблюдать, чтобы никакое судно не могло пройти в Дарданеллы или оттуда в Архипелаг без осмотра». Блокадный дозор был установлен у маленького островка Мавро примерно в пяти милях от входа в Дарданеллы. В марте и апреле дозор состоял из двух кораблей или одного корабля и фрегата и сменялся через 11—16 дней. В приказах командирам блокадного дозора Сенявин рекомендовал «бывать... чаще под парусами», чтобы в случае нужды не надо было тратить время на съемку с якоря. Главные силы стояли в проливе между Тенедосом и анатолийским берегом и в любой момент готовы были поднять паруса.

Таким образом, проход турецких судов через Дарданеллы стал невозможен. Турки попытались выйти из положения, направляя купеческие суда в Саросский залив. На северном берегу залива суда разгружались, а далее товары гужевым транспортом доставлялись в Стамбул. Транспортировка грузов таким способом было трудоемким и дорогим удовольствием. Тем не менее Сенявин вскоре перекрыл и этот канал снабжения Константинополя, послав в Саросский залив греческих корсаров и русский фрегат.

В июне были случаи, когда турецкие лодки и легкие суда проскальзывали из Дарданелл к острову Имброс. Чтобы исключить это, Сенявин усилил блокадный дозор третьим кораблем, определив его позицию «у оконечности мыса европейского матерого берега».

Столь эффективная блокада посадила население Константинополя на голодный паек. Среди обывателей росло недовольство. Турецкое командование решило любой ценой разблокировать Дарданеллы. В первую очередь решено было изгнать русских с острова Тенедос. Турки сосредоточили на азиатском побережье напротив острова войска, которые по численности значительно превосходили русский гарнизон. Собрали они и гребные суда, на которых можно было бы перебросить войска на Тенедос. Но пока русская эскадра оставалась у острова, нечего было и мечтать о десанте. Чтобы заставить русскую эскадру уйти от Тенедоса, турецкий флот должен был сделать вылазку в Эгейском море»

Хорошо наладив разведку и получая информацию о положении в неприятельской столице и о приготовлениях противника, Сенявин сумел разгадать его замыслы. Стремясь вызвать турок на бой, Сенявин приказал 17 марта Грейгу с кораблем «Ретвизан», фрегатом «Венус» и одним греческим судном отделиться от эскадры и отправиться к Салоникам. В письменной инструкции Сенявин поставил задачу взыскания контрибуции «с сего богатого селения». Но П. Свиньин, участвовавший в походе к Салоникам и отлично осведомленный о замыслах Сенявина, пишет, что «главною целию было обмануть турок и показать себя беспечными и силы свои ослабленными».

17 апреля турецкая эскадра из Мраморного моря перешла в Дарданелльский пролив. Узнав об этом, Сенявин приказал Грейгу отправиться с кораблями «Ретвизан», «Рафаил», «Св. Елена» и «Селафаил» к острову Лесбос и крейсировать между этим островом и Хиосом до 1 мая. Побочной целью этого крейсерства была борьба на сообщениях, которые вели к одному из важнейших турецких портов Смирне (Измир). Главной же целью было разделением сил «поощрить турок выйти из Дарданелл». В приказе Грейгу говорилось, «что турки, увидевши здесь наши силы посильные себе, может статься, предпримут вытти из Дарданелл». Сенявин добавлял, что в случае выхода противника он намеревается идти на соединение с Грейгом и дать противнику возможность беспрепятственно спуститься к Тенедосу. Командующий был уверен в стойкости своего тенедосского гарнизона и не сомневался в том, что туркам не удастся его одолеть до тех пор, пока оба отряда русских кораблей не успеют соединиться и атаковать турецкий флот.

Производившееся с демонстрационными целями разделение сил не дало полностью ожидаемых результатов: отряд Грейга, выполнив задание, успел возвратиться к Тенедосу, а турецкие корабли все еще стояли под защитой Дарданелльских батарей, не решаясь выйти в Эгейское море.

Турки вышли из Дарданелл лишь 7 мая в 6 ч 30 мин. Увидев турок, Сенявин собрал военный совет, на котором было решено отойти к острову Имброс. В рапорте Александру I Сенявин писал, что, предпринимая этот маневр, он «имел в предмете... дать неприятелю более способу устремиться на остров и тем самым отвести его далее от пролива». Сенявин хотел воспользоваться обычными в этом районе в это время года северными ветрами, чтобы, обойдя остров Имброс, «выйти у неприятеля на ветер, отрезать его от пролива и атаковать».

Воспользовавшись уходом русской эскадры, турки 8 мая дважды высаживали десант на Тенедос, но оба раза были сброшены в море его гарнизоном.

Сенявину не удалось обогнуть остров Имброс и отрезать турецкий флот от Дарданелл. Сначала штиль, а затем противные ветры задержали русскую эскадру у западных берегов Имброса надвое суток. А так как на больший срок опасно было оставлять гарнизон Тенедоса без поддержки флота, Сенявин решил вернуться. Утром 10 мая эскадра уже возвратилась и стала на якорь у Тенедоса.

С утра дул легкий северо-западный ветер, и турецкая эскадра занимала по отношению к русской наветренное положение. По словам Сенявина, ветер был «самый удобный атаковать туркам нас, буде бы они были к тому расположены». Но командующий турецкий флотом Сеит-Али не был расположен атаковать русскую эскадру. Тогда Сенявин сам атаковал турок, как только выиграл ветер. Когда около 13 ч задул свежий юго-западный ветер, он подал сигнал «приготовиться к походу как возможно скорее». Последовавший затем (около 14 ч) сигнал «построиться в линию баталии» был выполнен очень быстро: уже через полчаса вся эскадра была под парусами в ордере баталии и следовала к турецкому флоту.

Увидев, что русская эскадра вступила под паруса, турецкие корабли поторопились сняться с якоря, чтобы укрыться в Дарданеллах. На «Твердом» был поднят сигнал: нести все возможные паруса и атаковать неприятеля. Однако ветер стих, и эскадра задержалась, а ее боевой порядок расстроился. Лишь около 18 ч. задул западный ветер, позволивший русским вновь устремиться на противника. Западный ветер был использован и турками, возобновившими отход в Дарданеллы.

В 18 ч 15 мин русские корабли «Ретвизан» и «Рафаил» открыли огонь. Вскоре и русские, и турки нарушили строй, и вместо дуэли по регламенту Госта началась свалка. Корабли противников сходились столь близко, что даже задевали рангоутами друг за друга. Но абордажа боялись обе стороны, и до рукопашной дело не дошло.

Около 8 ч вечера стемнело, и сражение стало стихать. Часть русских кораблей вперемешку с турецкими относило к фортам Дарданелл. Артиллерия фортов открыла огонь по русским кораблям. Больше всех досталось «Твердому», оказавшемуся на расстоянии 200 м от берега.

Утром 11 мая русские корабли попытались захватить турецкий корабль, севший на мель у азиатского берега при входе в Дарданеллы. Атака русских была отбита артиллерийским огнем турецких кораблей и фортов.

В Дарданелльском сражении обе стороны не выполнили своих задач. Туркам не удалось снять блокаду, а русским — уничтожить турецкий флот.

На русской эскадре был убит капитан-командор И. А. Игнатьев и 26 матросов, ранены 6 офицеров и 50 матросов. Причем 12 человек были ранены при разрыве пушки на «Ретвизане». Большую часть повреждений русским кораблям причинила крепостная артиллерия. Так, на «Рафаиле» и на «Ярославе» мраморными ядрами были пробиты оба борта. «Твердый» имел наибольшее количество повреждений: 10 пробоин в корпусе и 47 в парусах.

Русские историки считают Дарданелльское сражение победой русского флота. Однако обстоятельства дела и ничтожные потери русских свидетельствуют, мягко говоря, о пассивности и нерешительности Сенявина, Грейга и других русских командиров, позволившим уйти всем кораблям турецкого флота.

В итоге было много пальбы и мало толку. Русская эскадра 10 и 11 мая истратила пороха 1366 пудов (почти 22,4 т), ядер 16149 (в том числе 36- и 30-фунтовых — 3328).

Турецкий адмирал Сеит-Али был недоволен исходом боя и приказал удавить вице-адмирала и двух командиров кораблей.

Начало 1807 г. ознаменовалось кровопролитным сражением у Прейсиш-Эйлау. И русские, и французы объявили о своей победе. Тем не менее французы наступали, и, забегая вперед, скажем, что 14 июля 1807 г. русская армия была наголову разбита при Фридланде.

Но еще до Фридланда Александр I счел слишком опасным для России вести сразу две войны. Поэтому он решил предложить туркам мир и направил для переговоров с ними на эскадру Сенявина чиновника министерства иностранных дел французского эмигранта Поццо-ди-Борго.

У Поццо-ди-Боргобыла подписанная Александром I инструкция, в которой излагались мирные предложения. С ними Поццо-ди-Борго должен был обратиться к Порте. В первом пункте этой инструкции говорилось о восстановлении прежних русско-турецких конвенций и договоров. Далее царь выражал согласие прекратить оккупацию Молдовы и Валахии. Он требовал только оставить русские гарнизоны в крепостях Хотин и Бендеры, так как эти крепости прикрывали днестровскую границу и польский плацдарм войны с Наполеоном. Речь шла об удержании этих крепостей только на время войны с Францией и лишь в качестве предохранительной меры на случай проникновения французских войск в балканские владения Порты. При этом Поццо-ди-Борго было разрешено отказаться и от этого требования, если турки дадут твердые заверения в том, что не пропустят французские войска через свою территорию, и подкрепят эти заверения такой гарантией, как изгнание из своей страны посла Себастиани и других французов.

Поццо-ди-Борго также предписывалось договориться с турками о совместных мерах, направленных на изгнание французов и Далмации. При этом от турок не требовалась военная помощь. Они должны были только пропустить в Далмацию русские войска.

При переговорах с Портой Поццо-ди-Борго должен был также позаботиться о сербах и добиться для них права выбирать себе князя (с последующим утверждением его султаном).

Поццо-ди-Борго прибыл на Тенедос 12 мая. На следующий день Сенявин послал к капудану-паше пленного турка с извещением о прибытии царского посланника и с просьбой пропустить в Константинополь парламентера, который договорился бы о времени и месте мирных переговоров. Ответа турки не дали. Сенявин написал второе письмо, а затем третье, но тоже не получил ответа.

Туркам же было не до переговоров. Султан Селим III, на свою беду, решил ввести в войсках новую форму и начал переучивать их на европейский лад. 17 мая гарнизон Стамбула взбунтовался, к восставшим присоединился вице-губернатор каймакан-паша Муса. Восставшие убили 17 приближенных султана, а головы их торжественно пронесли по улицам Стамбула. Население поддержало бунтовавшие войска.

Великий муфтий заявил что султан нарушил заветы пророка Магомета и должен быть казнен. Селим III был заключен в тюрьму, а на престол вступил его юный кузен Мустафа IV. Несколько позже Мустафа IV приказал задушить Селима и его брата Махмуда.

Только 28 мая Сенявин получил ответ капудана-паши, где было сказано о перевороте и о том, что новый султан «настолько занят», что к нему может быть направлен только парламентер с личным письмом царя. Турки явно не хотели переговоров. Окружение нового султана предпочитало продолжение войны, а больше всего было озабочено нестабильностью в самом Стамбуле. В такой ситуации турецкое командование решило дать новое сражение русской эскадре. Успех в бою одновременно решал и внутренние и внешние проблемы нового султана.

Утром 10 июня из Дарданелл вышла турецкая эскадра в составе 8 кораблей, 5 фрегатов, 2 корветов и 2 бригов. Из-за непрекращающихся северных ветров русская эскадра в эти дне не имела возможности «приблизиться хотя мало к неприятелю» и вынуждена была оставаться у острова Тенедоса. Лишь к вечеру 12 июня ветер «несколько поблагоприятствовал», и Сенявин «вступил под паруса с ескадрою в десяти кораблях, одном фрегате, одном шлюпе и двух корсарских судах». Покинув Тенедос, русская эскадра пошла не прямо на противника, а стала огибать Имброс с запада, проходя между этим островом и островом Самофраки.

15 июня Сеит-Али подошел к Тенедосу и, обнаружив, что там остался лишь бриг «Богоявленск» и два самых судна, устремился к острову. При приближении турецкой эскадры к Тенедосу турецкие войска начали переправляться с анатолийского берега на остров. После обстрела крепости и берега турецкой корабельной артиллерией высадка десантных войск пошла более интенсивно, и 16 июня на острове было сосредоточено более 7 тысяч турок. Русский гарнизон Тенедоса численностью 600 человек атаковал турок в момент высадки, а артиллерия крепости и «Богоявленска» вела огонь по его кораблям.

17 июня утром русская эскадра вышла с севера к Дарданеллам и обнаружила турецкий флот, стоявший в этот момент на якоре между Тенедосом и азиатским берегом. Эскадре было приказано спускаться на неприятеля. Но турки не решились принять бой и стали уходить. Намерение их, пишет Сенявин Александру I, заключалось в том, чтобы, «избегая сражения, стараться отвлечь меня от острова Тенедос, дабы через то получить более удобности сделать со стороны азиатского берега вспоможение высаженному вчерашнего дня в большом количестве десанту».

17 июня русские суда перебросили на остров подкрепление и боеприпасы. Русские гребные суда частично отогнали, а частично уничтожили турецкие десантные суда.

18 июня Сенявин выделил фрегат «Beнус», шлюп «Шпицберген» и два корсарских судна для охраны Тенедоса, а с остальными судами двинулся к турецкой эскадре.

Чтобы не дать противнику ускользнуть в Дарданеллы, Сенявин сначала направился к острову Имброс, лежащему между проливом и Лемносом, а затем стал спускаться к Лемносу. Вечером 18 июня он находился в 6 милях к северу от этого острова и надеялся на рассвете найти и атаковать противника.

Утром 19 июня началось Афонское сражение. В состав русской эскадры входили корабли: 80-пушечные «Уриил» и «Рафаил»; 74-пушечные «Селафаил», «Ярослав», «Твердый», «Сильный» и «Св. Елена»; 66-пушечные «Скорый», «Ретвизан» и «Мощный».

Турецкая эскадра состояла из кораблей: 120-пушечного «Мессудие» («Величество султана») — флагман капудана-паши Сеита-Али; 84-пушечных «Анкай-Бахри» («Величество моря»)— под флагом вице-адмирала Шеремет-Бея, «Таусу-Бахри» («Морская птица») — под брейд-вымпелом командора Гуссейи-Бея, «Тевфик-Нюма» («Указатель счастливого пути»), «Килит-Бахри» («Морской ключ»); 80-пушечного «Седэль-Бахри» («Оплот моря») — под флагом капитан-бея Бекир-Бея; 74-пушечных «Сайади-Бахри» («Морской рыбак»), «Мем-Банк-Нюсарет» («Счастливый»), «Хибет-Ендас» («Неустрашимый»). Фрегатов: 50-пушечных «Мескензи-Газа» («Марсово поле»), «Бендриза-Фет» («Победитель»), «Фуки-Зефир» («Моряк»), «Нессим-Фети» («Легкий ветерок»); 40-пушечного «Искендерие» («Александрия») и 32-пушечного «Метелино». Корветов: 28-пушечных «Рехберн-Алим» и «Денювет» («Воин»). Бригов: 18-пушечных «Аламит Порсет» («Приятный вестник») и «Меланкай».

По подсчетам О. Щербачева{44}, всего на турецких кораблях было 1138 пушек, а на русских 728 пушек. По другим данным{45}, у турок было 1196 пушек, а у русских 754 пушки.

Перед боем Сенявин отдал приказ по эскадре: «Обстоятельства обязывают нас дать решительное сражение, но покуда флагманы неприятеля не будут разбиты сильно, до тех пор ожидать должно сражения самого упорного, почему сделать нападение следующим образом: по числу неприятельских адмиралов, чтобы каждого атаковать двумя нашими, назначаются корабли: «Рафаил» с «Сильным», «Селафаил» с «Уриилом» и «Мошный» с «Ярославом»».

Турецкие корабли выстроились в линию. За ними была вторая линия, состоявшая из фрегатов, корветов и малых судов.

Русские корабли в 7 ч 30 мин парами двинулись к линии неприятельских кораблей.

Через час в центре турецкой линии уже была свалка кораблей. «Мессудие» попытался взять на абордаж «Рафаил». Командир «Рафаила» капитан 1 ранга Лукин был убит турецким ядром. «Рафаил» прорезал линию турецких кораблей и оказался между неприятельскими кораблями и фрегатами.

К 9 ч русским кораблям за исключением «Рафаила» удалось построиться в линию и вести артиллерийскую дуэль с турецкими кораблями.

Около 10 ч турецкие корабли начали отход к мысу Афон. Сильно поврежденный корабль «Сед-эль-Бахри» был к 17 ч 45 мин окружен русскими кораблями и взят в плен. Командир «Селафаила» капитан 2 ранга Рожнов послал на «Сед-эль-Бахри» лейтенанта Титова с командой «для занятия караула и управления кораблем». Адмирал Бекир-Бей, командир корабля и другие турецкие офицеры вместе с корабельными флагами были перевезены на «Селафаил». А на рассвете на захваченном корабле был поднят русский флаг.

При захвате «Сед-эль-Бахри» выяснилось, что у турок матросами кораблях служат военнопленные. Там оказались 11 русских матросов с корвета «Флора», разбившегося в начале 1807 г. у албанских берегов, а также 7 английских матросов.

20 июня рано утром корабль и два фрегата, которые накануне шли с кораблем Бекир-Бея, были обнаружены в створе мыса Афон. Сенявин послал им вдогонку отряд из трех кораблей под командованием Грейга. Видя безвыходность своего положения и возможность пленения, турки посадили корабль и фрегаты на мель у островка Николас и, переправив личный состав на берег, взорвали их.

21 июня утром отряд Грейга вернулся, и Сенявин поспешил к Тенедосу, «дабы скорее подать нужную помощь оставленному в крепости нашему гарнизону». Решение адмирала было более чем спорно. Ведь имелась реальная возможность уничтожить всю турецкую эскадру. Турецкие корабли потеряли строй и шли к Дарданеллам поодиночке. За это Сенявин подвергся резкой критике Чичагова, Поццо-ди-Борго и многих офицеров эскадры.

В полдень 24 июня русская эскадра подошла к Тенедосу. К этому времени турки почти полностью заняли остров. Русские удерживали лишь крепость Тенедос. 25 июня русские корабли окружили остров, и Сенявин предложил турецкому десанту без боя вернуться на материк. На следующий день турки приняли предложение, и остров был освобожден.

Сейчас сложно судить, продержались бы защитники Тенедоса еще пару дней, или бы турки захватили окончательно остров. А, скорее всего, турки, узнав о гибели своего флота, просто бежали бы сами с Тенедоса, не дожидаясь подхода русской эскадры. В любом случае, потеря Тенедоса не стоил уничтожения турецкого флота.

Потери русских в Афонском сражении составили 78 человек убитыми и 169 человек ранеными. Русские корабли выпустили 14 801 ядро, из них 68-фунтовых — 47 штук, 36- и 30-фунтовых — 5718 штук. Израсходовали 2360,5 пудов (38,7 т) пороху. В Афонском сражении пушки зачастую заряжали сразу двумя ядрами с целью нанесения большего ущерба неприятелю при стрельбе на близких расстояниях. Было израсходовано 119 брандкугелей, но сильных пожаров вызвать не удалось.

После Афонского сражения англичане предложили Сенявину начать совместную операцию в Проливах. Однако через три недели после Афона произошло Фридландское сражение, а еще через 11 дней (25 июня 1807 г.) Александр I и Наполеон подписали Тильзитский мир. Обстановка написания этого мирного договора и значение его для России в целом выходят за рамки нашей работы, поэтому мы остановимся лишь на аспектах договора, касающихся русско-турецких отношений.

Тильзитский договор состоял из собственно договора и секретных статей. Любопытно, что секретные статьи полностью так и не были раскрыты, и я вынужден опираться на русский перевод того, что было рассекречено французским министерством иностранных дел.

В статье 22 договора было сказано: «Русские войска удалятся из провинций Молдавии и Валахии, но войска Его Высочества (султана. — А. Ш.) не вправе будут занять их до обмена ратификаций будущего окончательного мирного договора между Россией и Османской Портой».

Статья 23 предусматривала посредничество Наполеона в русско-турецких мирных переговорах.

Статья 24 в какой-то мере дезавуирует статью 22 и ряд других. В ней говориться, что сроки вывода войск, «равно как и способы выполнения других статей, входящих в настоящий договор, будут установлены особым договором».

Согласно секретным статьям русские должны были передать французам район Котора. Ионические острова должны перейти «в полную собственность и державное обладание» Наполеона. Александр I «обязуется признать Е. В. Короля Неаполитанского Жозефа-Наполеона Королем Сицилии непосредственно после того, как Король Фердинанд IV получит в вознаграждение Балеарские острова или остров Кандию, или что-либо иное такого же значения». То есть Александр I признавал оккупацию Наполеоном Южной Италии, заранее одобряя вторжение французов в Сицилию.

В итоге Россия была принуждена заключить унизительный договор с Турцией. Русская армия и флот должны были отдать свои базы на Ионических островах французам и убираться из Средиземного моря. Население Ионических островов, принявшее русское подданство, вероломно выдавалось французам. Вот во что обошлось вмешательство Александра в германские дела.

Победители турок при Афоне не только должны были все бросить и уйти. Тильзит сделал последних союзников Сенявина — Англию и Фердинанда IV — врагами.

Ни Александр I, ни его приближенные в Петербурге даже не пытались понять ситуацию на Средиземном море. 28 июня царь подписал указ Сенявину: судам, числящимся в Балтийском флоте, идти в Кронштадт, а судам, числящимся в Черноморском флоте, идти в Севастополь. Причем указ, благодаря петербургским бюрократам, дошел до Сенявина аж 23 августа. Царь и не думал о штормах и бурях в Средиземном море и Атлантике в осенний и зимний период.

К этому времени русский флот на Средиземной море был разделен на две эскадры. Большая эскадра непосредственно под командованием Сенявина находилась в Эгейском море, а эскадра капитана-командора И. А. Баратынского вела боевые действия против французов в Адриатике. В ее составе были корабли «Св. Петр», «Москва», трофейный корабль «Сед-эль-Бахри», фрегат «Михаил» и ряд малых судов.

19 сентября 1807 г. Сенявин вышел из Корфу и направился к Гибралтарскому проливу. Вместе с ним шли 9 кораблей («Рафаил», «Мощный», «Сильный», «Скорый», «Селафаил», «Ретвизан», «Св. Елена», «Твердый», «Ярослав») и фрегат «Кильдюин». Сенявин планировал пройти из Корфу до Копенгагена (свыше 3000 миль) без захода в порты, что до него не делала ни одна русская эскадра. Но после прохода Гибралтара русская эскадра встретилась с сильным противным ветром, не прекращавшимся в течение 20 суток. Из-за повреждений кораблей эскадра была вынуждена 30 октября 1807 г. зайти в Лиссабон. Португальская королева приветливо и доброжелательно встретила русских и обещала помочь в ремонте. Но в это время наполеоновские войска вторглись в Португалию. 18 ноября войска генерала Жюно заняли Лиссабон.

Между тем в октябре 1807 г. Александр I объявил войну Англии. 11 августа 1807 г. фрегат «Спешный», командир которого не был в курсе внешнеполитических зигзагов царя, прибыл в Англию. На его борту были деньги для эскадры Сенявина: в бочонках хранилось 601 167 испанских пиастров и 140 197 гульденов. Англичане задержали отправку фрегата, а затем захватили его вместе с грузом. Командир «Спешного» капитан-лейтенант Ховрин с горя лишился рассудка.

Поначалу Александр I по просьбе Наполеона подчинил русскую эскадру в Лиссабоне русскому послу в Париже Толстому. А 1 марта 1808 г. и вовсе подчинил Сенявина Наполеону. Этот указ был вручен Сенявину 8 апреля 1808 г. К этому времени англичане начали теснить французов на Пиренейском полуострове. Генерал Жюно несколько раз предлагал Сенявину принять участие в боевых действиях против англичан, но каждый раз получал вежливый отказ.

9 сентября 1808 г. Жюно потерпел поражение в битве у Веми-Эйро и капитулировал. По условиям капитуляции остатки войск Жюно на английских транспортах были перевезены во Францию, Там же было сказано, что порт Лиссабон остается нейтральным для русской эскадры. Но командующий английской эскадрой, блокировавшей Лиссабон, адмирал Коттон, отказался признать условия капитуляции и потребовал сдачи русских кораблей. Заметим, что англичане всегда соблюдали лишь те договоры и соглашения, которые устраивали их, вспомним поведение Нельсона в Неаполе.

Русские корабли стояли на реке Тахо в Лиссабоне Англичане захватили оба ее берега. В море русских ждали 15 английских кораблей и 10 фрегатов. Сенявин мог выйти лишь на семи кораблях и одном фрегате, так как корабли «Рафаил» и «Ярослав» имели течь и могли потонуть, едва только показавшись в море.

В такой ситуации Сенявин 25 августа 1808 г. подписал договор о передаче русских кораблей на хранение английскому правительству. Под конвоем английской эскадры семь русских кораблей и фрегат «Кильдюин» 15 сентября 1808 г. были доставлены в Портсмут. «Рафаил» и «Ярослав» «за ветхостью» были оставлены в Лиссабоне, где их захватили англичане.

Экипажи кораблей, пришедших в Портсмут, в 1809 г. были отправлены в Ригу на английских транспортах. Сами же корабли остались в Англии. Лишь в 1813 г. в Россию вернулись «Мощный» и «Скорый». Остальные корабли были негодны к переходу в Россию, они так и остались в Англии.

Не лучше сложилась судьба и остальных кораблей русского Средиземноморского флота. По царскому указу эскадра капитана-командора Салтанова, состоявшая из судов Черноморского флота, должна была идти в Севастополь. В ее составе было пять кораблей, четыре фрегата, четыре корвета, четыре брига и двадцать призовых судов. Но турки отказались пропустить их через Проливы.

Корабли «Москва» и «Св. Петр» 2 октября 180? г. вышли из Корфу и двинулись к Гибралтару в надежде прорваться в Россию. Но 9 октября между Сицилией и Сардинией они попали в сильнейший шторм и из-за повреждений были вынуждены зайти в порт Ферайо на острове Эльба. Французы не пустили их дальше. В начале 1808 г. оба корабля перешли в Тулон, где и простояли 22 месяца под русским флагом. 27 сентября 1809 г. поступило Высочайшее Повеление продать корабли Франции.

Фрегат «Венус» был в декабре 1807 г. блокирован англичанами в Палермо, и его командир выбрал меньшее зло — сдал корабль правительству Фердинанда IV.

Фрегат «Григорий Великий Армении» и старый корабль «Св. Михаил» за ветхостью были в 1809 г. проданы в Корфу.

А остальные корабли и суда Средиземноморского флота собрались в Триесте, где в сентябре 1809 г. были сданы французам. Среди них были корабли «Азия», «Уриил», «Св. Параскева», «Сед-эль-Бах-ри» (бывший турецкий); фрегаты «Легкий» и «Михаил»; корветы «Дерзкий», «Версона» и «Павел»; бриги «Феникс», «Богоявленск» и другие суда.

БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ ЧЕРНОМОРСКОГО ФЛОТА И ДУНАЙСКОЙ ФЛОТИЛИИ

Как уже говорилось, Черноморский флот должен был провести Босфорскую операцию, но она была прекращена на стадии планирования.

К началу боевых действий в составе действующих кораблей Черноморского флота было 6 кораблей: 110-пушечные «Ягудиил» и «Ратный»; 74-пушечные «Исидор» и «Правый»; 66-пушечные «Варахаил» и «Победа»; 4 фрегата: «Поспешный» (36-пушечный), «Назарет» (44-пушечный), «Крепкий» (54-пушечный) и «Воин» (32-пушечный) и 10 малых судов. 74-пушечный корабль «Мария Магдалина» вторая и 20-пушечный фрегат «Николай Беломорский» были вооружены, но использовались как брандвахты.

В начале января 1807 г. из Севастополя были высланы два отряда судов. Первый отряд обстрелял Трапезунд и потопил два купеческих судна, а второй крейсировал между Варной и Босфором.

8 апреля 1807 г. эскадра контр-адмирала С. А. Пустошкина вышла из Севастополя к Анапе. В ее составе были все шесть кораблей Черноморского флота. Однако из-за повреждений во время шторма эскадра 13 апреля вернулась в Севастополь. Корабли «Победа» и «Правый» встали на ремонт и остались в Севастополе, а остальная эскадра 21 апреля вновь двинулась к Анапе.

27 апреля русская эскадра в составе четырех кораблей, четырех фрегатов, двух бригов, четырех канонерских лодок и одного брандера подошла к Анапе. После двухдневной бомбардировки был высажен десант, который овладел крепостью. В Анапе было захвачено 98 орудий и два малых судна. Анапу решено было разрушить.

По возвращении в Севастополь Пустошин с эскадрой, количество судов в которой было увеличено (4 корабля, 5 фрегатов, 5 канонерских лодок, 2 бомбардирские лодки, 6 малых судов и 8 транспортов) был отправлен в Трапезунд с целью овладеть городом.

31 мая 1807 г. русская эскадра подошла к Трапезунду. Пустошин приказал бомбардировать соседний с Трапезундом городок Платану. Там русские захватили одно купеческое судно и одно потопили. Однако попытка высадить десант не удалась. Стоянка у Платаны оказалась неудачной, а погода штормовой. В итоге в середине июля Пустошин с эскадрой вернулся в Севастополь, чем и навлек на себя «особенное неудовольствие» начальства.

С весны 1808 г. Черноморский флот под началом контр-адмирала Трескина находился в постоянной готовности к выходу в море. В боевом составе флота произошли изменения. Летом 1807 г из Херсона в Севастополь перешел новопостроенный 36-пушечный фрегат «Лилия», а летом следующего года — 74-пушечный фрегат «Анапа». Фрегат же «Поспешный» был переведен из корабельной эскадры в севастопольскую брандвахту. Корабль «Исидор», спущенный в 1795 г., остался в боевом составе, но после 1807 г. в море не выходил.

В связи с перемирием весь 1808 год эскадра простояла в Севастополе. Лишь малые суда высылались в море в крейсерство к сулинским гирлам Дуная. Во время перемирия крепость Анапа была вновь занята турками. В начале июня 1809 г. отряд судов под командой капитан-лейтенанта Перхурова был направлен к Анапе. В его составе были: корабль «Победа», два фрегата, бомбардирское судно, транспорт и требака (гребное судно). На судах было 1150 человек десанта. 15 июня крепость была занята без сопротивления. В Анапе остались русский гарнизон и бомбардирское судно. После занятия Анапы «Победа» и «Лилия» 23 июня вернулись в Севастополь, а оставшиеся суда еще некоторое время крейсировали у восточного берега Черного моря, блокируя Суджук-Кале.

В связи с занятием наличными сухопутными войсками прибрежных городов Кюстенжи и Мангалии к румелийскому берегу были посланы три фрегата и бриг под начальством капитан-лейтенанта Стули, которому предписывалось «прикрывать берега, занятые нашими войсками, наносить по всей возможности вред неприятелям, истреблять их суда и распространять страх на них около самой Варны». Но, к сожалению, энергичная деятельность ограничилась только предписанием. Увидев турецкую эскадру, состоящую из 33 судов (1 корабль, 2 фрегата, 1 корвет и 29 малых судов), Стули отправил в Севастополь бриг с донесением о появлении турок, а сам продолжал держаться около Варны, где встретил неприятельский отряд из пяти кораблей, в числе которых было два 100-пушечных. Но турки почему-то на наши суда не обратили внимания и к вечеру скрылись из виду.

Один только 36-пушечный фрегат «Назарет», входивший в отряд Стули, не разобрав сделанного начальником отряда сигнала о повороте, отделился от отряда и с рассветом 4 октября оказался среди неприятельских судов. Два корабля, 100-пушечный и двухдечный, пройдя с подветренной стороны фрегата, сделали по нему несколько выстрелов, но, не продолжая боя, дали ему возможность удалиться. В донесении командира «Назарета» лейтенанта Ланге этот случай представлен таким подвигом, каким впоследствии прославился бриг «Меркурий». На самом же деле раскрытые следствием подробности этого случая доказали растерянность командира и готовность его сдаться противнику, отсутствие на фрегате должной дисциплины, ссоры и интриги, бывшие между Ланге, начальником отряда Стули и также между офицерами фрегата. После разбора дела генерал-аудиториат присудил командира и четырех офицеров разжаловать в матросы, но впоследствии офицеры были помилованы, и разжалован только один командир.

Отряд из Севастополя, прибывший на помощь Стули, не решился атаковать в Варне превосходящую его по силам турецкую эскадру. Дело затянулось. Из Севастополя был послан к Варне еще отряд, который, не найдя ни турок, ни первого отряда, возвратился в Севастополь.

В 1809 г. из Херсона в Севастополь перешли новопостроенные корабли; 110-пушечный «Полтава» и 74-пушечный «Мария».

В конце 1809 г. у большого начальства вновь появилась мысль о высадке десанта в Босфор в начале 1810 г. Но дальше болтовни и пустой переписки дело не пошло. Мало того, в начале 1810 г. в верхах возникли слухи о возможном проходе британского флота через Проливы, что вызвало у начальства «неспокойное состояние духа». Откуда взялся слух, установить не удалось, но турки вовсе не собирались пропускать англичан.

Действия русских войск против турок на Кавказе не имели принципиального значения в ходе войны, поэтому мы их не выделяем в отдельную главу, а скажем лишь несколько слов. В 1806 г. Александр I назначил командующим Кавказской армией престарелого графа И. В. Гудовича (1741—1820). Гудович в основном воевал с чумой и персами, а боевые действия с турками ограничивались незначительными столкновениями. Весной 1809 г. Гудович был смещен и отправлен главнокомандующим в Москву с производством в генерал-фельдмаршалы. Командующим на Кавказе был назначен генерал Тормасов. К этому времени Кавказская армия состояла из двух пехотных дивизий, четырех гарнизонных, пяти драгунских и двенадцати Донских казачьих полков, общей численностью 43 тысячи человек при 100 орудиях. Большая часть этих войск находилась на Северном Кавказе и занималась усмирением горцев, а меньшая — в Закавказье: в Грузии и в отбитых у персов частях Азербайджана и Армении. В таких условиях Тормасов вынужден был придерживаться обороны. Исключение представило собой занятие крепости Поти. В начале 1810г. Тормасову удалось уговорить владетельного князя Абхазии Келешбея Шервашидзе принять подданство России. Однако его сын Арслан-бей подбил часть абхазов на мятеж, убил своего отца и овладел крепостью Сухум. Второй сын Сефер-бей остался верен России и выступил против брата.

На подавление восстания 19 июня 1810 г. из Севастополя вышел отряд кораблей под началом капитан-лейтенанта Додта. В составе отряда были 66-пушечный корабль «Варахаил», два фрегата, требака и две канонерские лодки. На корабли был посажен батальон морской пехоты. 9 июля отряд подошел к Сухумской крепости на ружейный выстрел, стал на якорь и открыл огонь. После двухдневной бомбардировки крепость была разрушена и занята русским десантом. В ходе кровопролитного боя в городе и крепости русские потеряли убитыми и ранеными 109 человек. В крепости было взято 62 пушки и более тысячи пудов пороха. Затем отряд кораблей Додта двинулся к укреплению Суджук-Кале и овладел им. 5 августа 1810 г. отряд вернулся в Севастополь. Таким образом, турки были вытеснены со всего побережья Черного моря от Керченского пролива до Поти.

Покончив с турками и их союзниками в западном Закавказье, Тормасов целиком переключился на операции против персов.

В июне 1810 г. в Севастополе были получены сведения о выходе из Босфора большой турецкой эскадры. 30 июня на поиск неприятеля была отправлена эскадра контр-адмирала А. А. Сарычева. В ее состав вошли корабли «Полтава», «Ратный», «Мария», «Анапа», «Правый» и «Победа»; фрегаты «Крепкий» и «Лилия»; и один бриг. По неясным причинам Ф.Ф. Веселаго зачислил «Крепкий» и «Лилию» в 54-пушечные корабли{46}. «Крепкий» имел 54 пушки, но был фрегатом, а «Лилия» вообще имела 36 пушек.

Так как, по имевшимся сведениям, одна часть турецкой эскадры пошла к анатолийскому берегу, а другая — к румелийскому, то Сарычеву предписывалось сначала атаковать первый отряд, а потом второй. При осмотре анатолийского берега ни в Синопе, ни в Самуне турецких судов не оказалось. А между тем 11 июля турецкий отряд в составе 9 кораблей и 6 фрегатов подошел на вид Севастополя и простоял там три дня. Но одно появление турок воодушевило крымских татар. Вооруженные конные отряды начали собираться в Байдарской долине, чтобы в случае высадки десанта помочь туркам.

Эскадра же Сарычева от Самсуна пошла к Варне и попала в шторм, а точнее, в свежую погоду. В правление маркиза де Траверсе корабли почти не ремонтировались, а деньги и материальные принадлежности для ремонта разворовывались. Одним из результатов этого стали серьезные повреждения эскадры Сарычева. Многие суда потеряли стеньги и реи, мачты треснули, разошлись обшивные доски, часть болтов в наборе корпуса вышла из своих мест. Большая часть повреждений произошла от гнилости дерева рангоута. Сарычев, видевший сам обломок стеньги с корабля «Полтава», писал в частном письме к Языкову: «Удивляюсь, как она (стеньга) не слетела еще в гавани от тяжести наложенного на нее рангоута». 26 июля эскадра кое-как добралась до Севастополя.

9 августа эскадра Сарычева вновь вышла в море и двинулась к Варне. Сарычеву было предписано совместное сухопутными силами взять эту крепость. Но, подойдя к Варне, Сарычев не обнаружил там турецких кораблей. О русской армии тоже не было ни слуху ни духу. Высаживать десант и брать крепость без сухопутных войск Сарычев не решился и 16 августа ушел в Севастополь.

На рассвете 17 августа русские увидели вблизи себя турецкую эскадру в составе восьми кораблей, двух фрегатов и брига. Турки поставили все паруса и начали уходить. Сарычев поначалу отправил за ними свои наиболее быстроходные суда — четыре корабля и фрегат. Погоня длилась до вечера. Головные корабли даже обстреляли концевые корабли турок. Но потом Сарычев чего-то испугался и велел прекратить погоню.

Флотское начальство долго думало, чем бы оправдать свое бездействие перед царем-батюшкой, и вскоре решило высадить десант в Трапезунде. План был бессмысленным с самого начала. Даже в случае успеха удерживать Трапезунд хотя бы несколько месяцев было нереально.

6 октября 1810 г. эскадра под командованием того же Сарычева вышла из Севастополя и двинулась к Трапезунду. На кораблях и транспортах было размешено 4 тысячи солдат. Подобно Пустошкину, Сарычев решил высадить десант в Платану, рядом с Трапезундом. На берегу десант был атакован турецкими войсками и вынужден отступить. На корабли вернулось менее половины десантников. Сарычев для острастки бомбардировал городишкой 30 октября вернулся в Севастополь.

27 июня 1811 г. эскадра вице-адмирала Р. Р. Галла вышла в море на поиски вражеского флота. В ее составе было 10 кораблей, 3 фрегата и бриг. Эскадра крейсировала в районе Варна — мыс Калиакрия, но турок не обнаружила. Затем наиболее быстроходные корабли «Анапа» и «Мария» под командованием капитана 1 ранга М. Т. Быченско-го отделились от эскадры и зашли в порт Пендераклию, где 24 июля захватили 40-пушечный фрегат «Магубей-Субхан» и 20-пушечный корвет Шагин Гирей». Оба корабля сдались без боя. Позже они были включены в состав Черноморского флота и несли службу около 10 лет.

15 августа 1811 г. эскадра Галла вернулась в Севастополь, откуда корабли и фрегаты Черноморского флота больше не выходил и до конца войны. Малые суда выходили к устью Дуная для связи с Дунайской флотилией и к Кавказским берегам для снабжения русского сухопутного гарнизона и «воспрепятствования сношениям неприятеля с местными жителями». В ходе этих операций бриг «Царь Константин» разбился на скалах вблизи Анапы.

Со времен Екатерины Великой в составе Черноморского флота состояло несколько десятков гребных судов, предназначенных для действий в Днепро-Бугском лимане» на Днестре и на Дунае. Вовремя движения русской армии для занятия княжество Молдовы и Валахии в октябре 1806 г. из Одессы в реку Днестр под начальством контр-адмирала С. А. Лустошина были отправлены 44 канонерские лодки, три малых парусных судна и транспорт. Эта флотилия должна была содействовать сухопутным войскам при взятии крепости Аккерман. Лучшим доказательством успешного действия флотилии были слова, сказанные пашой, сдавшим крепость начальнику наших сухопутных войск герцогу Ришелье: «Не овладеть бы вам Аккерманом, если бы не налетели эти черные вороны», то есть суда гребной флотилии.

Еще в декабре 1806 г. главнокомандующий русской армией И. И. Михельсон потребовал, чтобы гребная флотилия вошла в Дунай. Но командующий Черноморским флотом маркиз де Траверсе запретил переход флотилии, заявив: «Опасаюсь в такое позднее время года отваживать флотилию на очевидную опасность».

С марта по май 1807 г. гребная флотилия несколькими отрядами вошла в Дунай. Суда флотилии содействовали сухопутным войскам при атаке крепостей Тульчи, Исакчи и Измаила.

Во время перемирия с августа 1807 г. по март 1809 г. флотилия находилась на Дунае и оперативно подчинялась главнокомандующему сухопутными силами. По указанию князя А. А. Прозоровского для флотилии в Галаце было построено 20 канонерских баркасов, 10 понтонов и 4 катера. С этими судами и судами, взятыми у турок, количество судов Дунайской флотилии достигло 85. Из них 8 занимали брандвахтенные посты, а остальные составляли действующую флотилию.

После возобновления боевых действий флотилия оказала существенную помощь армии при осаде Браилова и Измаила.

В 1810 г. Дунайская флотилия содействовала армии при осаде и блокаде крепостей Силистрии и Рущука. Участвуя 26 августа в кровопролитном сражении под Батиным, флотилия заставила уклониться от боя турецкие суда, из которых два были потоплены и пять взяты в плен. Последствиями этого сражения была сдача Систова, Журжи, Турно и самого Рущука. 26 июня 1811 г. при взятии Рущука суда флотилии, пройдя сквозь пылающий мост, забрали все остававшиеся там наши войска и перевезли на другой берег. В июле под начальством капитана 1 ранга Акимова отряд флотилии поднялся вверх по Дунаю и сжег город Лом-Паланку, в котором находились большие хлебные магазины неприятеля. Стоявшая там турецкая флотилия из 120 судов бежала в Видин. Акимов подошел с 15 судами к стоявшему на берегу турецкому лагерю, обстрелял его, нанеся туркам большой урон, а потом огнем своей артиллерии заставил замолчать бывшие на берегу батареи и разрушил их до основания. Также разгромил он три батареи, построенные вблизи Рущука, и заставил бежать их гарнизоны. В то время, когда была захвачена роскошная ставка главной квартиры великого визиря, расположенная у Рущука на правом берегу Дуная, а лагерь турецкой армии, находившийся на левом берегу, напротив Рущука, был окружён русскими войсками, Акимов 3 октября, поставив флотилию напротив середины лагеря, открыл по нему сильный огонь, продолжавшийся целый день. К ночи Акимов, приблизясь к берегу, выгнал турок из береговых ретраншементов и продолжил обстрел лагеря, пронизывая его ядрами и бомбами из конца в конец и не давая туркам восстановить разрушенные укрепления.

12 октября 1811 г. начались мирные переговоры. Флотилия, поставленная в линию поперек Дуная, дала возможность окончательно прервать всякое сообщение турок между обоими берегами реки и окруженной нашими войсками турецкой армией. По заключению мира в ноябре суда флотилии были поставлены на зимовку в Измаиле и Килии.

БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ В МОЛДОВЕ И ВАЛАХИИ

К началу войны с Турцией в Молдавской армии было около 30 тысяч человек при 144 полевых пушках. В ее составе было 53 батальона пехоты, 38 эскадронов регулярной кавалерии, 5 казачьих полков, две пионерные и одна понтонная рота.

Артиллерию армии представляли 12 артиллерийских рот: 3 батарейных, 7 легких и 2 конных. Все роты были 12-орудийного состава. Их вооружение составляли: батарейной роты — восемь 12-фунтовых пушек и четыре полупудовых единорога; легкой роты — восемь 6-фунтовых пушек и четыре четвертьпудовых единорога; конной роты — шесть 6-фунтовых пушек и шесть четвертьпудовых единорогов.

Командовал Молдавской армией 66-летний генерал от кавалерии И. И. Михельсон. В 1773—1774 гг. подполковник Михельсон отличился при подавлении восстания Емельяна Пугачева. После чего на него кучей посыпались награды. С 1774 по 1806 г. Михельсон принимал участие только один раз в 1788—1789 гг. в войне со шведами, где, впрочем, никак не отличился. И это в столь обильное войнами время! Зато он хитрыми путями дослужился до полного генерала.

Турецкие полевые войска, противостоявшие Молдавской армии, составляли около 40 тысяч человек. Примерно столько же насчитывали гарнизоны приграничных крепостей.

В ноябре 1806 г. русская армия перешла Днестр, в течение двух месяцев овладела важнейшими турецкими крепостями Яссы, Бендеры, Аккерман, Килия, Галац, Бухарест и вышла к Дунаю.

В руках турецкой армии на левом берегу Дуная оставались лишь три сильные крепости — Измаил, Браилов и Журжа.

Однако сражение при Фридланде и ставший его следствием Тильзитский мир коренным образом изменили ситуацию на Балканах. Россия обязалась вывести войска из Молдовы и Валахии и возвратить Турции «военную добычу». 12 августа 1807 г. в Злободцах русские и турки подписали перемирие. Боевые действия прекратились, и русская армия начала отход. Однако «византиец»[47] Александр I отказался утвердить это перемирие, поскольку оно-де «оскорбительно для чести русского оружия» и в связи с нападением иррегулярных отрядов турок на русские войска. По приказу царя Молдавская армия вернулась на прежние позиции, но боевых действий не начинала. Турки сочли за лучшее тоже не начинать драки. В итоге мирное противостояние двух армий на Дунае длилось почти два года до марта 1809 г.

Наполеон понял, что в вопросе с Молдовой и Валахией Александр I перехитрил его, но особенно огорчаться не стал. Его главной целью было удержать Россию от вмешательства в европейские и особенно в германские дела. А Турцию император использовал как разменную монету в переговорах с царем. Бесспорно, Наполеон был гениальным стратегом, но тут на него нашло какое-то затмение, и в турецких делах он торговался с Россией как лавочник. Наполеон признавал: «Это дело меня очень интересует, оно требует больших соображений, к нему нужно подходить очень осторожно».

Минимальной платой за невмешательство России в европейские дела могли быть только Проливы, но их-то и не хотел отдавать Наполеон. В 1807—1809 гг. Наполеон предлагал Александру несколько вариантов раздела Оттоманской империи, но ни один из них не гарантировал передачу Проливной зоны России. Максимум, на что готов был пойти Наполеон (да и то на словах), это передать России Босфор, а Франции — Дарданеллы. В марте 1808 г. французский посол в Петербурге Армен де Коленкур заявил Н. П. Румянцеву: «Ключ от Черного и Мраморного моря! Это слишком много для одного выхода, граф: иметь и один из них было бы уже слишком хорошо. Мне кажется, можно было бы предложить, чтобы у каждого был свой ключ».

С другой стороны, Александр I и его немецкая родня не желали отказываться от вмешательства в германские дела. Война между Россией и Францией стала лишь вопросом времени.

Но пока на встрече Наполеона с Александром I в Эрфурте видимость союза была соблюдена. Наполеон согласился на присоединение к России Дунайских княжеств.

В самой же Турции в 1808 г. произошел новый государственный переворот. Несколько крупных чиновников во главе с пашой Рущука Мустафой Байрактаром составили заговор с целью смещения султана Мустафы IV и восстановлением власти Селима III. Узнав об этом, Мустафа IV приказал задушить Селима III и его малолетнего брата Махмуда. Селим был убит, а Махмуд спасся, спрятавшись в топке бани. Но вскоре заговорщики захватили султанский дворец и свергли Мустафу. На престол вступил Махмуд II. К началу 1809 г. Турция заключила союз с Англией.

В конце 1808 г. Александр I и его окружение пришли к выводу, что настал удобный момент покончить с нестабильностью на Дунае. Русским войскам было приказано овладеть турецкими крепостями на Дунае, форсировать его, выйти на Балканы и принудить турок к миру.К этому времени И. И. Михельсон скончался в Бухаресте, а на его место в 1808 г. был назначен генерал-фельдмаршал князь А. А. Прозоровский. Мотивы назначения 76-летнего старца на место 68-летнего усопшего понять трудно. Лев Толстой едко описывает засилье геронтократии в верхах русской армии. Вот как дипломат Билибин описывает выбор в 1807 г. командования Западной русской армией: «Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть решительнее, если бы главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего»{47}. Впрочем, можно допустить, что Александр I после Аустерлица не желал иметь рядом молодого генерала, увенчанного лаврами победителя. Конечно, Россия — не Франция, но вдруг молодец прельстится карьерой Бонапарта. Да и многие молодые генералы были замешаны в заговоре 11 марта и тем неприятны Александру.

В итоге одного старца отправили командовать Западной армией, а другого — Молдавской. Но на всякий случай в помощь Прозоровскому направили М. И. Кутузова.

28 марта 1809 г. корпус Кутузова выступил из Фокшан к турецкой крепости Браилов. 8 апреля корпус прибыл к Браилову. Произведя рекогносцировку крепости, Кутузов пришел к заключению, что имеющихся сил и средств недостаточно для ее штурма[48]. Кутузов сообщил об этом Прозоровскому. Однако последний не изменил своего решения и, вопреки настояниям Кутузова, приказал взять крепость штурмом.

Зная, что Кутузов не согласен с его решением, Прозоровский прибыл к главному корпусу и взял на себя командование войсками.

9 апреля 1809 г. русская армия приступила к осаде Браилова, начав инженерные работы, в ходе которых строились редуты и оборудовались артиллерийские батареи. Огневые позиции для батарей осадный и батарейных орудий оборудовались на расстоянии 500—700 м от ретраншемента, что позволяло вести борьбу с артиллерией противника, разрушать укрепления крепости и обстреливать город.

11 апреля к русским подошло 5 рот осадной артиллерии, насчитывавших в своем составе 36 орудий (восемь 24-фунтовых и шесть 18-фунтовых пушек, десять 1 -пудовых единорогов, семь 5-пудовых и пять 2-пудовых мортир). Всего, таким образом, в главном корпусе стало 99 орудий.

В тот же день для усиления осадного корпуса и блокирования крепости со стороны реки прибыло 19 баркасов Дунайской флотилии под командованием капитан-лейтенанта Акимова.

17 апреля началась интенсивная бомбардировка Браилова. Прозоровский назначил штурм крепости на 3 ч ночи с 19 на 20 апреля. На штурм была составлена диспозиция, по которой все войска делились на три колонны. Каждая колонна состояла из трех батальонов. Впереди каждой колонны шел штурмовой отряд из 60 охотников, 10 солдат с лестницами, 30 пионеров и 2 офицеров. Задача штурмового отряда заключалась в том, чтобы захватить плацдарм для действий главных сил колонн. За каждой колонной следовал резерв из трех батальонов, восьми эскадронов и двенадцати конных орудий.

Всего для штурма было выделено 8 тысяч человек, что было явно недостаточно, если учесть, что гарнизон крепости составлял 12 тысяч человек.

Однако с самого начала операция пошла не по плану. Сигнальная ракета по ошибке была запущена не в 3 ч ночи, а на 4 ч раньше (в 23 19 апреля). Штурм не удался. Русские понесли очень большие потери — 2229 человек убитыми и 2250 человек ранеными. Узнав о неудаче, Прозоровский впал в истерику, рыдал, рвал на себе волосы. Кутузов, как мог, успокаивал его: «Не такие беды бывали со мной.

Я проиграл Аустерлицкое сражение, решившее участь Европы, и то не плакал». Тем не менее ответственность за неудачный штурм Браилова Прозоровский возложил на Кутузова и добился его отстранения от командования корпусом. В июле 1809 г. М. И. Кутузов был назначен литовским генерал-губернатором.

7 мая Прозоровский снял осаду с Браилова и два месяца бездействовал, спокойно наблюдая, как турки расправляются с его союзниками сербами. Лишь в конце июля фельдмаршал решил переправиться за Дунай.

Генерал А. А. Засс (1761—1815) овладел Исакчей, а 2 августа — Тульчей. В тот же день (2 августа) генерал М И. Платов (1751—1818) занял Бабадах.

9 августа в лагере за Дунаем Прозоровский умер. Вместо него командующим армией был назначен генерал от инфантерии князь П. И. Багратион (1765—1812). Заметим, что назначение Багратиона в Молдавскую армию не было связано ни с высшей стратегией, ни с личными заслугами князя. Дело в том, что Багратион еще в 1807 г. завел роман с 18-летней великой княжной Екатериной Павловной, родной сестрой царя. В то время Багратиону было 42 года, а главное, он был женат. Поэтому в апреле 1809 г. Екатерину Павловну срочно выдали замуж за ее двоюродного брата принца Георгия Ольденбургского (1784—1812). Затем принц был назначен тверским генерал-губернатором и отправлен в Тверь. Однако Екатерина уговорила мужа приехать на лето в Павловск к ее матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне. А комендантом Павловска был Багратион, там же находилась и его дача. Терпение Александра I лопнуло, и 13 июля 1809 г. Багратион получил указ: «Признавая нужным нахождение ваше в Молдавской армии, повелеваю вам по получение сего отправиться к оной и явиться там к главнокомандующему генерал-фельдмаршалу князю Прозоровскому, от коего и имеете ожидать дальнейшего вам назначения».

25 июля 1809 г. Багратион прибыл в Галац и представился главнокомандующему Молдавской армии Прозоровскому. Приказом Прозоровского Багратион был назначен начальником главного корпуса армии, и ему было предписано «находиться на гаупт-квартире в рассуждении старости моих лет, а теперь и слабости моего здоровья, от которых я движимого исполнения делать не в состоянии и могу употребить его в надобных случаев для осмотров и пр.». Как говориться — нарочно не придумаешь!

Прозоровский не соизволил поделиться с Багратионом планом боевых действий. Хуже того, после смерти фельдмаршала Багратион не нашел среди его бумаг никаких планов или даже набросков.

Первой операцией русских войск при новом главнокомандующем стала осада крепости Мачин. 14 августа отряд генерал-лейтенанта Е. И. Маркова подошел к Мачину. В отряде состояло 5 тысяч человек, 20 батарейных и 6 конных пушек, 2 мортиры и одно осадное орудие.

Крепость Мачин была окружена четырехугольным ретраншементом, на углах которого находились четыре бастиона. Впереди ретраншемента проходил ров глубиной 4 метра. Внутри крепости находилась цитадель. Крепость защищал гарнизон, состоящий из 600 человек при 13 орудиях, установленных в бастионах и на ретраншементе.

Утром 16 августа была начата бомбардировка крепости. На следующий день к Мачину подошли суда русской Дунайской флотилии. пушки которой открыли огонь по крепости.

Вечером 17 августа гарнизон Мачина капитулировал. Русские захватили 338 пленных, 13 орудий, 1500 ядер и 250 пудов (4 т) пороха.

22 августа войска генерала Платова после двухдневной бомбардировки овладели крепостью Гирсово. Сразу же после занятия Гирсово русские начали строить понтонный мост через Дунай.

В конце августа русские войска численностью 5 тысяч человек при 40 орудиях под командованием генерала Засса подошли к крепости Измаил. В крепости был 4,5-тысячный гарнизон и 221 орудие. Кроме того, у стен крепости стояли турецкие гребные суда с 36 орудиями.

31 августа русская осадная батарея начала обстрел крепости. С 5 сентября в обстреле Измаила принимали участие и суда русской Дунайской флотилии, которые подошли к крепости с обеих сторон (потечению и против течения). Бомбардировка с небольшими перерывами продолжалась до 13 сентября, когда комендант Челиби-паша предложил начать переговоры о сдаче.

14 сентября русские войска вошли в Измаил. По условиям капитуляции его гарнизону было разрешено возвратиться в Турцию.

В крепости русские захватили 221 орудие, 9 судов, вооруженных 36 пушками, 5551 пуд (около 91 т) пороха и много снарядов.

Всего за время осады русская артиллерия сделала 857 выстрелов.

4 сентября Багратион разбил под Россеватом 12-тысячный турецкий корпус. 11 сентября Багратион осадил турецкую крепость Силистрию. В начале октября Багратион получил сведения, что к Силистрии якобы движется сам великий визирь с большим войском. В связи с этим 14 октября Багратион снял осаду с Силистрии и отвел войска на левый берег Дуная.

Отступление Багратиона дало повод Александру I снять его с должности командующего армией. Основной же причиной отставки был конфликт Багратиона со своими корпусными командирами А.Ф. Ланжероном и М. А. Милорадовичем (1763—1831).

Французский эмигрант граф Ланжерон был природным интриганом. Под Аустерлицем он интриговал против всех — от Пфуля до Кутузова. К русским генералам он вообще относился с презрением. Хохол Милорадович отличался личной храбростью, но был глуповат, ежедневно в Бухаресте организовывал грандиозные попойки с дамами. Багратиону в январе 1810 г. удалось добиться отзыва Милорадовича. Но месяц спустя и сам Багратион был уволен «в отпуск» на два месяца.

Четвертым по счету командующим Молдавской армией стал генерал от инфантерии Н.М. Каменский (1776—1811), сын фельдмаршала М. Ф. Каменского.

Каменский поручил ведение осады Силистрии Ланжерону. Сам же Каменский осадил Рущук. Командующий потребовал штурмовать город. Операция была очень плохо спланирована. При штурме

22 июля 1810 г. русские понесли большие потери. На выручку осажденному Рущуку двинулась 30-тысячная армия Кушанец-паши. В начале августа турки переправились на правый берег реки Янтры и заняли позиции у местечка Батин. Позиции турок шли по гребню высот, перпендикулярно Дунаю. Левый фланг упирался в реку Дунай, где стояла турецкая флотилия, а правый упирался в Батин, который был укреплен турками.

16 августа отряд генерала Уварова атаковал турецкие позиции, но, потеряв 304 человека, отошел. При этом турки якобы потеряли 1000 человек. Каменский стянул к Батину войска численностью

23 тысяча человек и утром 25 августа вновь атаковал противника. Русская речная флотилия поднялась вверх по Дунаю и синхронно с сухопутными частями атаковала турок. Два турецких гребных судна было потоплено, а пять захвачено. Остальные отошли под защиту своих батарей. В ходе сражения рущукский гарнизон сделал вылазку, которая была отбита войсками генерала И.Н. Инзова.

Упорный и кровопролитный бой продолжался до вечера. Наконец турки не выдержали и начали беспорядочное отступление. Наша конница преследовала их на протяжении 15 верст. Окруженный русскими редут Ахмета-паши сопротивлялся еще почти сутки, после чего 500 турок вместе с пашой сдались победителям. Согласно реляции Каменского у турок убито и ранено 5000 человек, взято в плен 5086 человек, захвачено 14 орудий. Историка должна насторожить и круглая цифра — 5000, и словосочетание — убитых и раненых. Ну ладно, сосчитали убитых на поле брани. А как считали раненых? Дважды их посчитали как раненых и как пленных, или турки любезно прислали сведения о числе раненых, или это просто буйная фантазия Каменского? Маловато взято и орудий. Если действительно турки потеряли свыше 11 тысяч человек, то есть 37% личного состава, и их конница преследовала 15 верст, то все турецкие орудия должны были достаться русским. А 14 пушек на 30 тысяч человек регулярных войск — это чересчур мало. Число пленных указано до четвертого знака, но в пленные можно было записать и турок, и жителей Батина, и гарнизон Рущука и Журжи, которые сдались после Батинского сражения. Потери русских составили убитыми и ранеными: 4 генерала, 78 офицеров и 1460 нижних чинов.

Из всего сказанного явствует, что турок было существенно меньше, чем 30 тысяч, а Каменский победил противника числом и большой кровью. Тем не менее Александр I наградил Каменского орденом Андрея Первозванного.

Кампанию 1810 г. Каменский закончил отступлением с Дуная вглубь Валахии. 4 февраля Каменский заболел лихорадкой и слег в постель. Его обязанности стал временно исполнять граф Ланжерон. 16 апреля Каменский выехал в Одессу, где и умер 4 мая 1811 г. 35 лет от роду.

Пятым главнокомандующим армии назначается Михаил Илларионович Кутузов. 7 апреля 1811 г. он прибыл в Бухарест и принял командование армией. Обстановка на театре военных действий накануне приезда Кутузова была крайне неблагоприятной. Из-за угрозы нападения Наполеона половина войск (пять дивизий) Молдавской армии перебрасывалась к западной границе. В распоряжении Кутузова оставалось всего четыре дивизии, несколько казачьих полков и Дунайская флотилия. Всего 70 батальонов, 80 эскадронов, 14 казачьих полков, 4 роты пионеров, 2 понтонные роты, 5 рот осадной, 5 рот батарейной и 4 роты конной артиллерии. Общая численность войск составляла 46 тысяч человек с 218 орудиями (132 пеших, 48 конных и 38 осадных).

Эта немногочисленная армия к тому же была разбросана по Дунаю на тысячекилометровом фронте от Черного моря до крепости Видин. Кроме того, часть русской армии была занята обороной Никополя, Рущука и Силистрии. Естественно, что при таком расположении армии нельзя было успешно обороняться, и тем более наступать.

Кутузову противостояло 70 тысяч турок под командованием великого визиря Ахмеда-паши. Первоначальный план турецкого командования заключался в том, чтобы, нанося главный удар из Софии через Видин и вспомогательный из Шумлы через Разград на Рушук, выйти к Дунаю, а в дальнейшем, развивая наступление на Бухарест, занять Валахию, Молдову и Бессарабию.

Кутузов решает перейти к обороне, собрать все силы в кулак и ждать наступления Ахмеда-паши. С этой целью по его приказанию были срыты укрепления Никополя и Силистрии, и основные силы армии сосредоточены между Бухарестом и Рущуком. В крепостях Килия, Браилови Измаил оставлены отдельные сравнительно малочисленные отряды пехоты с артиллерией. В Рушуке оставлено 12 батальонов пехоты, в районе Журжи — 3 батальона пехоты и батальон улан, а в 25 км от Журжи сосредоточен резерв армии — корпус генерал-лейтенанта Ланжерона, который можно было использовать для обороны центра или правого фланга фронта.

В начале июня 1811 г. турецкая армия под командованием Ахмеда-паши оставила Шумлу и, не встретив сопротивления со стороны русских войск, подошла к деревне Писанцы в 15 км от Рущука, где стала лагерем. Этим создавалась угроза захвата крепости Рущук и выхода турецкой армии к Дунаю и переправы ее на левый берег.

Своевременно узнав о намерениях турецкого командования, Кутузов 19 июня скрытно переправил главные силы армии на правый берег Дуная и занял позицию в 4 км южнее Рущука. В составе главных сил было 32 батальона, 40 эскадронов и 3 казачьих полка} что составляло немногим более 15 тысяч человек со 114 орудиями. В турецкой армии насчитывалось около 60 тысяч человек и 78 орудий.

Утром 22 июня 1811 г. свыше 70 орудий противника открыли интенсивный огонь по всему фронту русской армии. Вскоре турецкая конница стремительно атаковала центр и оба фланга русских войск. Однако сильным артиллерийским и ружейным огнем эта атака была отбита. Несмотря на первую неудачу, турецкое командование повторило атаку, направляя на этот раз главный удар на правый фланг русских войск. На правом фланге завязалась ожесточенная борьба. Турецкие войска, используя сильно иссеченный рельеф местности, во что бы то ни стало пытались выйти в тыл русских войск и отрезать пехоту от кавалерии. Русская пехота, построенная в каре, во взаимодействии с артиллерией стойко отражала все атаки.

Кутузов приказал регулярной кавалерии и казакам контратаковать турок на правом фланге. Турецкие войска отошли и укрепились за ретраншементом. Но затем 10-тысячный кавалерийский отряд турок атаковал русский левый фланг. Коннице противника все же удалось прорваться между крайними каре обеих линий и опрокинуть стоявшие за пехотой кавалерийские полки белорусских гусар и кинбурнских драгун.

Прорвавшись в тыл русской армии, турецкая конница допустила ошибку разделившись на две части. Один отряд помчался к Рущуку, стремясь захватить крепость и переправу через Дунай, а другой начал охватывать левый фланг русских. Устремившаяся к Рушуку конница была встречена шестью батальонами пехоты и отброшена. Против конницы, пытавшейся охватить левый фланг русских, была двинута русская кавалерия, которая также отогнала турок. Вскоре наши войска по всей линии перешли в наступление, а турки отошли в свой укрепленный лагерь. В ходе 12-часового боя русские потеряли около 500 человек, а турки якобы 4000 человек. Тем не менее после боя Кутузов отвел войска к Рущуку.

27 июня, то есть через 5 дней после столь «блистательной победы», Кутузов покидает Рущук и переправляет войска назад, на левый берег Дуная. Жители Рущука были выведены из города, цитадель взорвана, дома сожжены.

Рущук был занят турками. Великий визирь провел там два месяца, ожидая, пока Измаил-бей покончит с русским отрядом в Видине и вторгнется в Малую Валахию. Но, не дождавшись этого, в ночь на 28 августа турецкие войска переправились через Дунай в 4 км западнее Рущука. Чтобы ввести русские войска в заблуждение, демонстрация переправы была проведена в районе Слободзеи. Но русские войска и не пытались противодействовать неприятелю. Кутузов писал генералу Зассу: «Пусть переправляются, только перешло бы их на наш берег поболее... я оставлю ему (верховному визирю) переправиться на сю сторону хотя и в большем числе, и в полевом сражении, конечно, разобью его».

К 1 сентября турецкое командование сосредоточило на левом берегу Дуная до 40 тысяч пехоты и конницы при 56 орудиях. Остальные 20 тысяч человек при 22 орудиях находились на правом берегу Дуная в главном лагере. Переправившаяся пехота возвела ретраншемент, отрыла окопы и впереди их построила два редута.

К этому времени численность русских войск достигла 37 тысяч человек при 133 орудиях. Для воспрепятствования движения турецких военных кораблей по Дунаю Кутузов приказал поставить на реке по обе стороны турецкого лагеря 14 кораблей Дунайской флотилии.

Рущукское сражение 

План Кутузова заключался в том, чтобы главными силами сковать войска противника на левом берегу Дуная, а частью сил, скрытно переправившихся на правый берег реки, внезапно атаковать противника с тыла и разгромить его.

Для выполнения задуманного плана было решено подтянуть Дунайскую флотилию из Лом-Паланки и подготовить плоты и паромы у пункта переправы, в 4,5 км южнее деревни Петрошани.

Вечером 29 сентября корпус генерала Маркова в составе 18 батальонов, 10 эскадронов, 2 казачьих полков и 47 орудий скрытно покинул место своего расположения и к утру 30 сентября подошел к Петрошанам, а к 17 часам 1 октября закончил переправу и расположился на ночь в 5 км от турецкого лагеря.

Рано утром 2 октября войска корпуса Макарова перешли в наступление и вскоре, опрокинув отряды прикрытия численностью до 2 тысяч человек, на их плечах ворвались в главный лагерь турецкой армии. Удар оказался настолько неожиданным, что турецкие войска не смогли организовать сопротивление и в панике разбежались.

Генерал Марков сразу же после захвата лагеря распорядился выставить вдоль берега Дуная все имеющиеся орудия — свои и только что захваченные турецкие.

Во второй половине дня 2 октября артиллерия корпуса Маркова, включая и трофейную, а также артиллерия кораблей Дунайской флотилии начали бомбардировку острова Голь, расположенного напротив турецкого лагеря и занятого противником, и самого турецкого лагеря на левом берегу Дуная. В ночь на 3 октября войска Маркова заняли остров, захватив там два турецких орудия, и установили на нем две двухорудийные артиллерийские батареи.

Основная группировка турецких войск, численностью около 40 тысяч человек при 56 орудиях, оказалась полностью окруженной нашими войсками. Начался непрерывный обстрел турок всей русской артиллерией, включая и артиллерию кораблей Дунайской флотилии. Бомбардировка продолжалась до 12 октября.

В окруженной турецкой армии начался голод, ежедневные артобстрелы подрывали боевой дух войск.

Конец Рущукской операции Кутузова

Глава 3 БУХАРЕСТСКИЙ МИР

19 октября 1811 г. в Журже начались мирные переговоры. Россию представлял известный дипломат А. Я. Италийский, Турцию — кая-бей (заместитель великого визиря) Галиб-эфенди и урду-кадиса (главный судья) Селим-эфенди. Обратим внимание на дату начала переговоров. Турецкие войска окружены на левом берегу Дуная у Рущука и еще продолжают сопротивляться. К этому времени великий визирь и большая часть армии успели прорваться к своим на правый берег Дуная.

Наконец Кутузов и Гилиб-эфенди договорились об условиях капитуляции турецких войск. 25 октября 12 тысяч турок сдались в плен и были распределены русскими на постой в близлежащих деревнях. Две тысячи раненых и больных были перевезены на судах речной флотилии к туркам в Рущук. В турецком лагере насчитали 2 тысячи людских и 8 тысяч конских трупов.

По техническим соображениям (наступление зимы и т.д.) Кутузов предложил перенести переговоры в Бухарест. Ho, увы, переезд не ускорил заключение мира. Война с Турцией была вопиющей глупостью Александра I. Программой минимум для царя были Валахия и Молдова, программой максимум — Царьград. В январе 1811г. Александр I писал Каменскому: «Мир же заключать, довольствуясь иною границей, нежели Дунай, я не нахожу ни нужды, ни приличия».

Но реализовать даже программу минимум можно было, лишь договорившись с Наполеоном. Для этого следовало честно выполнять взятые в Тильзите обязательства, ни под каким видом не лезть опять в германские дела, а взамен требовать у Наполеона компенсации в Турции. Но лукавый «византиец» решил и рыбку съесть, и в германские дела влезть. В результате в Молдавскую армию не только не шли подкрепления, а наоборот, лучшие части забирались на запад. Мы уже знаем, как Александр I устроил чехарду с командирами, их с начала войны сменилось шесть, да еще в перерывах между назначениями несколько генералов временно исполняли обязанности главнокомандующего. Мало того, Александр I задергал командующих мелкими придирками, им без царя и плюнуть нельзя было. Так, например, летом 1811 г. на Дунае были очень холодные ночи, много солдат простудилось. Ясно, надо одеться потеплее, например, поменять летние штаны на суконные зимние. Чей это вопрос? Очевидно, ротного командира, ну, в крайнем случае, командира полка. Так нет! Кутузову лично пришлось обращаться к царю, чтобы солдатам штаны сменить. Пока шел запрос, пока Александр I думал над столь важной проблемой, пока шло обратно Высочайшее Повеление, пришла осень.

Понятно, что вопрос о передаче России Дунайских княжеств на переговорах даже не ставился. Это вызвало гнев Александра. Виноватым, как и под Аустерлицем, был объявлен Кутузов. За разгром турецкой армии под Рущуком Кутузову положен чин генерал-фельдмаршала. Тем более что Александр I и его отец, в отличие от Екатерины Великой, раздавали это звание направо и налево. Но 29 октября 1811 г. Александр I пожаловал Кутузову графский титул. Кутузов был очень обижен. По Петербургу ходили сплетни о времяпровождении Кутузова в Бухаресте. Он-де постоянно бывает в театре, на балах, вокруг него собираются молодые и симпатичные дамы. Говорили, что 66-летний командующий соблазнил жену валахского боярина Гуниани, которой было всего 14 лет. Многое было правдой, но при всем при том Кутузов блестяще выполнял все служебные обязанности — от заботы о быте солдат до тонкостей переговоров с Турцией.

5 мая были подписаны предварительные условия мирного договора. А на следующий день в Бухарест явился новый главнокомандующий армией адмирал А. В. Чичагов. Тот самый адмирал, который через полтора года упустит Наполеона на Березине, за что будет увековечен басней дедушки Крылова, и станет Щукой, у которой Мыши отгрызли хвост.

16 мая Турция ратифицировала Бухарестский договор. По этому договору, содержащему 16 открытых и 2 секретные статьи, в состав России включалось междуречье Прута и Днестра, то есть Бессарабия с крепостями Хотин, Бендеры, Аккерман, Килия и Измаил. Теперь граница с Турцией устанавливалась по реке Прут до соединения ее с Дунаем, а далее по Килийскому руслу Дуная до Черного моря. Россия возвращала Турции все земли и крепости, завоеванные ею в Азии, но удерживала за собой, как добровольно присоединившиеся, все области Закавказья до Арпачая, Аджарских гор и Черного моря. Турция получала обратно только Анапу. По секретной статье Россия могла пользоваться участком морского побережья Кавказа протяженностью 30—40 верст. Ей предоставлялось также право торгового судоходства по всему течению Дуная, а военного — до устья Прута. Для народов Молдовы и Валахии сохранялись привилегии, установленные Ясским мирным договором 1791 г. Сербии предоставлялась широкая автономия в делах внутреннего управления, причем Россия имела право контролировать исполнение этой статьи договора.

Наибольшая важность Бухарестского договора была в том, что он обеспечивал нейтралитет Турции в войне с Наполеоном, до начала которой оставалось менее месяца.

Раздел II ВРЕМЯ УПУЩЕННЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ (1815-1833 ГОДЫ)

Глава 1 КАВКАЗ, ГРЕКИ И СВЯЩЕННЫЙ СОЮЗ

После Бухарестского договора мир между Россией и Турцией продлился 16 лет. Как ранее говорилось, мир мы должны понимать как перемирие, поскольку основная проблема взаимоотношений двух стран — Проливы — решена не была, плюс нестабильность на Балканах и Кавказе.

16-летний мир длился, в основном, за счет объективного фактора — войны с Наполеоном, и субъективного — участия Александра I в Священном союзе. Детальное рассмотрение обоих факторов не входит в нашу задачу, и мы ограничимся лишь общими выводами, необходимыми для понимания русско-турецких отношений.

Начнем с того, что не надо путать 1941 годе 1812-м. В 1941 г. Гитлер хотел полностью уничтожить СССР, то есть Государство Российское, истребить или поработить населявшие нашу страну народы. В 1812 г. Наполеон был спровоцирован военными приготовлениями Александра I, его флиртом с Англией и попытками вновь лезть в германские дела. Наполеон хотел вести ограниченную (локальную) войну, то есть войну, ограниченную территориально, ограниченными средствами и с ограниченной целью. Наполеон планировал провести одно-два победоносных сражения в западных районах России и заключить мир «а ля Тильзит», но, возможно, с более жесткими условиями, а главное, с гарантиями их выполнения. Любопытно, что царь и его генералы строили такие же планы — напасть первыми и разбить Наполеона в одном или двух приграничных сражениях, но сделать это побоялись. В результате война приобрела неконтролируемый характер. Заметим, что если Наполеон был вынужден несколько раз расширять район боевых действий, то он жестко лимитировал средства ведения войны. Так, он не атаковал русские войска, которые вместе с обозом и десятками тысяч обывательских подвод застряли на улицах Москвы. Ведь конница Мюрата могла легко окружить город и поджечь его. Нетрудно догадаться, что было бы с армией Кутузова. Наоборот, Наполеон заключил перемирие и дал Кутузову спокойно уйти из Москвы. Наполеон не согласился на воссоздание Польского государства, несмотря на многочисленные просьбы поляков. Понятно, речь не идет о современной, сдвинутой на сотни километров на запад, Польше, а о Польше в границах начала XVII века с Белоруссией, Малороссией и Курляндией. А ведь там нашлось бы немало сепаратистов, особенно среди дворян, немедленно бы взявшихся за оружие. Наконец, Наполеон не распространил на Россию действие своего Гражданского кодекса, как он это сделал в Италии и Германии. В первую очередь это означало бы освобождение крепостных крестьян, что неизбежно бы вызвало повсеместную крестьянскую войну.

Хорошо известно, что М.И. Кутузов в конце 1812 г. неоднократно уговаривал Александра I не переходить границу и не ввязываться в новую войну. Александр I не послушался, и русские войска вошли в Париж. Все наши историки восхищаются триумфом русских войск, но никто не задает естественного вопроса, а что дала эта война России? Ведь уже тогда была известна классическая формула: «война есть продолжение политики другими средствами», а иначе это не война, а дурацкая драка. Что же произошло после отречения Наполеона I и его ссылки на Эльбу? Ну, потешил свое самолюбие Александр, погарцевали казаки на Елисейских Полях, Англия получила Мальту и часть французских колоний, Австрия — огромные территории в Италии и Германии, а России достался всего лишь маленький кусочек Польши — Герцогство Варшавское. Да и то, Англия, Австрия и Людовик XVIII, привезенный в Париж в русском обозе, решили Герцогство Варшавское России не отдавать и заключили против нее военный союз. Но Россию от новой войны спас Наполеон, бежавший с Эльбы и на сто дней вновь ставший императором Франции, Наполеон нашел в кабинете Людовика XVIII текст договора о военном союзе против России и отправил его Александру. Но великий актер оказался на высоте, он величественным жестом показал договор австрийскому канцлеру Меттерниху а затем не менее величественно кинул документ в огонь.

26 сентября 1815 г. в Париже Александр I, австрийский император Франц I и прусский король Фридрих-Вильгельм III заключили Священный союз. Суть союза — вечная консервация режимов, престолов и государственных границ в Европе. Увы, монархи забыли античную пословицу — все течет, все изменяется. Историю никогда не загнать в прокрустово ложе договоров. Беда лишь в том, что история никого и ничему не учит. Позже Брежнев и геронтократы из Политбюро пытались остановить историю, заключив Хельсинкское соглашение о незыблемости границ в Европе. И что? Запад использовал соглашение в своих целях, а позже развалил почти все границы в Восточной Европе. Затем три «самостийных» президента развалили в Беловежской Пуще Русское государство, границы которого складывались веками. Но почему-то ни приднестровцы, ни чеченцы, ни абхазы, ни осетины, ни ингуши, ни русские не хотят признавать превращения произвольно проведенных административных границ в государственные. Автор уверен, что еще наше поколение увидит крах этих границ.

Но дело не только в том, что Священный союз был нежизнеспособен. Его суть противоречила интересам России. Если Австрия заглотила гораздо больше, чем могла переварить, и не только не могла претендовать на большее, но и стала быстро терять захваченное (Италия, Германские княжества), то вопрос обеспечения безопасности России на юге так и не был решен. Вот послушал бы Александр I Кутузова, не полез бы в Европу, и война там продлилась бы еще лет десять, как минимум. Аза это время Россия, глядишь, и могла бы решить вопрос с Проливами.

Принцип незыблемости границ и престолов Александр I перенес и на Турцию, но почему-то не включил Персию. В октябре 1812 г. русские войска на реке Араксе при Асландузе разгромили персидское войско, а затем штурмом взяли Ленкорань. Шах Аббас-Мирза был вынужден просить мира.

24 октября 1813 г. в местечке Полистан (в Азербайджане) между Россией и Персией был подписан мирный договор. По Полистанскому соглашению Персия признавала вхождение в состав Российской империи Дагестана, Грузии с Шурагельской провинцией, Имеретии, Гурии, Мингрелии и Абхазии, а также ханств Карабахского, Ганджинского, Шекинского, Ширванского, Дербентского, Кубинского, Бакинского и Талышинского. Россия, кроме того, получала исключительное право иметь военный флот на Каспийском море. Купцам России и Персии предоставлялось право свободной торговли.

Летом 1813 г. турецкое правительство потребовало вывода русских войск из Гурии, Мингрелии и Абхазии, подкрепив в 1815 г. эти требования сосредоточением турецких войск в районе Ахалцыха. Позже, в 1817—1818 гг., султан настаивал на эвакуации русских войск из Восточной Грузии и Сухума, надеясь вновь укрепиться в этих районах.

На переговорах в 1817 г. России удалось заставить Турцию признать «статус кво» на Кавказе, заодно была проведена и демаркация границы в устье Дуная.

В 1818 г. русские войска под командованием А.П. Ермолова (1777—1861) начали ряд военных операций против горных племен в Чечне и Дагестане, которые веками жили за счет грабежей соседей. Естественно, что представители этих племен, независимо от пола и возраста, прекрасно владели оружием. Все бандиты были мусульманами, уверенными, что все павшие в боях с неверными попадут прямо в рай, где каждому джигиту выдадут по 500 гурий (юных девственниц). Аулы разбойничьих племен располагались в малодоступных горных районах и были хорошо укреплены. В свою очередь, до 1818 г. русская армия практически не готовилась к боевым действиям в горах и несла большие потери. Война с горцами на Кавказе затянулась еще почти на 50 лет.

В затягивании войны в первую очередь были повинны внешние силы — Турция, Англия и Франция. «Бедные» горцы уже в начале 20-х годов XIX в. интенсивно использовали нарезные ружья, эффективная дальность стрельбы которых в 2—3 раза превышала дальность стрельбы гладкоствольных ружей русской пехоты. Русские офицеры с удивлением разглядывали отбитые у горцев новейшие английские горные орудия на железных лафетах. (В русской армии все лафеты были деревянные.) Часть таких пушек была послана в Петербург на испытания на полигоне Волково поле, а часть — на Луганский завод, где попытались наладить изготовление железных лафетов по английскому образцу.

Огромный поток оружия и денег шел через Турцию на Кавказ, в основном морским путем. Небольшие турецкие, а нередко и английские суда доставляли контрабанду на Кавказское побережье. Корабли Черноморского флота организовали патрулирование берегов Кавказа. Но проку от патрулирования было мало, поскольку петербургские «умники» выдавали морякам либеральные инструкции. Вместо того чтобы пособников кавказских бандитов вешать на реях, как это, например, делали англичане с экипажами судов, перевозивших негров в Атлантике, командиры русских судов были вынуждены терпеть оскорбления от них. Часто торговцы оружием при виде русского брига или корвета выбрасывали за борт груз и сливали за борт питьевую воду. А далее прикидывались торговцами хлебом, которые погибали без воды и хотели найти ее на Кавказском побережье. Командир русского корабля был вынужден не только отпустить контрабандистов, но и снабдить их питьевой водой, что существенно укорачивало длительность крейсерства его судна и увеличивало шансы прорыва других контрабандистов.

Трудно понять, почему ни в 20-х годах, ни позже Россия не пыталась нажать на Турцию, чтобы прекратить поток оружия на Кавказ.

Куда больше обострили отношения между двумя странами события в Греции и на Балканах.

В 1819—1820 гг. началось восстание в Греции. По приказу султана Махмуда II турки начали массовые репрессии против мирного греческого населения. Так, в Кандии на острове Крит янычары убили митрополита и пять епископов прямо в алтаре кафедрального собора. Султан лично приказал повесить Константинопольского патриарха на воротах собственного дворца. Только за то, что греческое корсарское судно захватило турецкое военное судно у острова Хиос, турки частично перебили, а частично продали в рабство все христианское население острова (около 100 тысяч человек). Справедливости ради надо сказать, что и греческие повстанцы на суше, а корсары на море тоже не очень церемонились с турками.

Война греков с турками ударила по России. После 1812 г. начался бурный рост экономики юга России. Царским указом от 16 апреля 1817 г. Одесса получила статус «порто-франко», или, как говорят сейчас, свободной экономической зоны. Это способствовало превращению Одессы в крупный международный торговый центр. В Одессу ежегодно приходило 500—600 торговых судов. Однако из этого числа не более 10—15 судов были построены в России. Большая часть торговых судов, посещавших Одессу, Таганрог, Мариуполь и другие русские порты, принадлежало грекам, большинство которых было подданными Порты, а часть — подданными России. Теперь же турки перехватывали и грабили греческие суда, не особенно разбирая, какое подданство имели их хозяева.

Из-за войны и нехватки продовольствия в Константинополе султан наложил эмбарго на провоз хлеба и ряд иных товаров через Проливы. У нарушителей эмбарго хлеб изымался силой и продавался в Константинополе по твердым ценам. Русский посланник в Константинополе Г.А. Строганов неоднократно заявлял Порте протесты против ее неправомерных действий. Он писал: «Права русских подданных и торговли явно нарушены, наш флаг подвергается оскорблениям в Проливах, а наши матросы — ранам и убийствам... Вход в Дарданеллы воспрещается всем судам, нагруженным хлебом. Сделано распоряжение об общем осмотре судов вопреки смыслу трактатов и несмотря на законные ограничения, потребованные в моих нотах».

В июле 1821 г. в знак протеста Строганов со всем персоналом посольства покинул Стамбул. В России дворянство, духовенство и купечество были едины в желании помочь греческим патриотам. Но Александр I с подачи австрийского канцлера Меттерниха уклонился от поддержки Греции. Как писал современник, князь Петр Долгоруков: «Грекам отказано было во всякой поддержке поток будто бы причине, что они нарушили обязанность подданных, восстав против своего законного (!!!) государя, султана турецкого!!! Христиане преданы были на жертву оттоманам, и русский царь поступил, как мог только поступить шах персидский или какой-нибудь другой поклонник Магомета».

Однако новый русский царь Николай I решил проводить самостоятельную политику и не ориентироваться на систему союзов, столь близкую сердцу его брата. Одним из результатов изменения внешней политики России стало подписание в апреле 1826 г. англо-русского Петербургского протокола. Согласно этому документу, Греция получала право независимого существования, но была обязана платить Турции определенную дань и находиться под ее верховной властью. Турецкие земли в Морее (Пелопоннес) и на островах отходили к грекам за известный выкуп. Порта принимала участие в выборе правительственных лиц в Греции, но они должны были быть непременно из греков. Грекам предоставлялась полная свобода торговли и религии.

Австрия, Пруссия и Франция приглашались присоединиться к Петербургскому протоколу. Франция, связанная с Грецией торговыми сношениями, приняла это приглашение» а Австрия и Пруссия отнеслись к нему отрицательно, считая, что оно усилит позиции России на Балканах.

24 июня 1827 г. Россия, Англия и Франция на основе Петербургского протокола подписали в Лондоне конвенцию об образовании автономного греческого государства. Стороны обязались предложить Порте свое посредничество в целях примирения с греками на следующих условиях: греки будут находиться в зависимости от султана и платить ему ежегодную подать; управление будут осуществлять местные власти, но в их назначении известное участие будет принимать Порта; для отделения греческой национальности от турецкой и предотвращения столкновений между ними греки получат право выкупать всю турецкую собственность, находившуюся на их территории.

Глава 2 НАВАРИНСКОЕ СРАЖЕНИЕ

Параллельно с дипломатическими усилиями русское правительство еще в 1826 г. начало готовить на Балтике эскадру для посылки в Средиземное море. В состав эскадры вошло 9 кораблей, 8 фрегатов и 3 корвета. 2 июня 1827 г. сам Николай I устроил на Кронштадском рейде торжественный смотр уходящим кораблям. 10 июня эскадра вышла в море под командованием адмирала Д.Н. Сенявина. 28 июля эскадра пришла в Портсмут. Однако из-за интриг К. В. Нессельроде дальше пошел только отряд кораблей контр-адмирала Л.П. Гейдена в составе четырех кораблей (84-пушечный «Гангут», 74-пушечные — «Азов», «Иезикиль» и «Александр Невский»), четырех фрегатов (44-пушечные «Константин» и «Проворный», 36-пушечные «Кастор» и «Елена») и корвета.

8 августа 1827 г. отряд Гейдена вышел из Портсмута, а остальная часть эскадры под командованием Сенявина вернулась в Кронштадт. К отряду Гейдена должен был присоединиться 44-пушечный фрегат «Вестовой», но он 3 июля 1827 г. погиб, сев на камни в Финском заливе.

1 октября 1827 г. эскадра у острова Занте (Ионические острова) соединилась с английской и французской эскадрами. Эскадры английского вице-адмирала Кодрингтона и французского вице-адмирала де Риньи с 11 сентября крейсировали вблизи Наваринской бухты, где стоял турецко-египетский флот.

По прибытии к Наварину командующий русской эскадрой контр-адмирал Гейден и его начальник штаба капитан 1-го ранга М.П. Лазарев предложили союзникам применить решительные меры против турок и египтян, если последние не прекратят своих зверств в Греции. По настоянию командования русской эскадры командующему турецко-египетскими войсками и флотом в Греции Ибрагиму был вручен подписанный тремя адмиралами ультиматум с требованием прекратить военные действия против греков.

Ибрагим оставил ультиматум без ответа. Тогда под нажимом Гейдена и Лазарева Кодрингтон и де Риньи согласились войти в Наваринскую бухту, чтобы своим присутствием предотвратить действия турецко-египетского флота против греков. Союзные адмиралы дали взаимное обещание уничтожить турецко-египетский флот, если он сделает хотя бы один выстрел по союзной эскадре.

8 октября в 12 часов дня союзные эскадры начали втягиваться в Навари некую бухту. В составе русской эскадры было четыре уже упомянутых корабля и четыре фрегата.

Английская эскадра состояла из трех линейных кораблей (флагманский 84-пушечный «Азия», 74-пушечные «Генуя» и «Альбион»), трех фрегатов (50-пушечный «Глазгов», 48-пушечный «Комбриэн», 44-пушечный «Дартмут»), одного 28-пушечного шлюпа «Тальбот», четырех бригов (18-пушечный «Роз», 16-пушечные «Москито», «Бриси», «Феломель») и одного 12-пушечного катера «Гид». Всего англичане имели на кораблях 472 пушки.

Французская эскадра включала в свой состав три корабля (74-пушечные «Сципион», «Тридент», «Бреславль»), два фрегата (флагманский 64-пушечный «Сирена», 44-пушечный «Армада»), один 18-пушечный бриг «Алцион» и одну 14-пушечную шхуну «Дефна». Всего на французской эскадре было 362 пушки.

Таким образом, объединенная англо-франко-русская эскадра насчитывала десять кораблей, девять фрегатов, пять бригов, одну шхуну и один катер с общим вооружением в 1300 орудий. Численность экипажей составляла 17 500 человек.

Турецко-египетский флот состоял из 5 кораблей (564 пушки), 15 фрегатов (735 пушек), 26 корветов (598 пушек), 11 бригов (209 пушек) и 5 брандеров. Всего на 62 турецких судах было 21 960 человек и 2106 пушек.

Турецко-египетский флот стоял в Наваринской бухте на якоре. Он занимал позицию в сомкнутом строю в виде сжатого полумесяца. Уязвимые места боевого порядка турецко-египетского флота были надежно обеспечены, так как его фланги находились под защитой батарей Наваринской крепости и острова Сфактерия. Корабли и фрегаты составляли первую линию, корветы и бриги — вторую и третью линии. Брандеры располагались на флангах. Транспорты и купеческие суда стояли близ восточного берега Морей.

Наваринская крепость защищала вход в бухту и оба фланга турецко-египетского флота. Батареи острова Сфактерия, располагавшиеся против Наваринской крепости, также защищали вход в бухту и оба фланга своего флота. Расположение турецко-египетского флота в три линии не позволило Ибрагиму использовать свое численное превосходство над союзниками в артиллерии, так как стрельба судов второй и третьей линии затруднялась впередистоящим и судами.

Сражение при Наварине 8 октября 1827 г. 

Командующий союзной эскадрой вице-адмирал Кодрингтон, решив войти в Наваринскую бухту, отдал приказ, в которой указывались лишь места постановки на якорь кораблей в бухте. Согласно этому приказу три французских корабля и один фрегат, а также три английских корабля занимали позицию напротив семи левофланговых судов противника. Два фрегата англичан и один фрегат французов становились против трех крайних правофланговых судов неприятеля. Другие англо-французские суда направлялись для действий против неприятельских брандеров. Четыре русских корабля и четыре фрегата должны были занять позицию напротив почти всего неприятельского центра и его правого фланга. Восьми русским судам противостояли одиннадцать турецко-египетских судов первой линии и не менее сорока судов второй и третьей линий, тогда как против десяти англо-французских судов стояли десять турецко-египетских судов первой линии и около двадцати судов второй и третьей линий. Турецко-египетские суда, занимавшие правый фланг своей линии, могли подвергать русские корабли перекрестному огню, наиболее опасному для парусных судов, тогда как позиция англо-французских судов исключала возможность для турок и египтян вести по ним такую стрельбу.

Всячески желая избежать боя, Кодрингтон писал в своем приказе: «Ни из одной пушки не должно быть выпалено с соединенного флота прежде сделанного на то сигнала».

При входе корабля «Азов» в Наваринскую бухту турецкие батареи крепости Наварин и острова Сфактерия открыли по нему огонь.

Почти одновременно турки убили двух английских парламентеров, посланных на их корабли. Несмотря на интенсивный обстрел, «Азов», а за ним и остальные суда русской эскадры, следовавшие к назначенным местам, не открывали огня, пока не стали на якорь по диспозиции.

Став на якорь, союзная эскадра открыла огонь. Наваринский бой продолжался свыше четырех часов. Основную роль в бою сыграли русские и английские корабли. Французский же контр-адмирал де Риньи с самого начала сражения потерял управление над своей эскадрой. Французский корабль «Сципион» вообще не принимал участия в бою. Еще в период тактического развертывания он завяз своим бушпритом в вантах вражеского брандера и не смог самостоятельно освободиться. С началом боя турки подожгли свой брандер, огонь перебросился на «Сципион», но пожар удалось ликвидировать. Гребные суда фрегата «Дартмут», бриги «Роз» и «Феломель» отбуксировали турецкий брандер от «Сципиона». Вскоре брандер был потоплен.

Другой французский корабль «Бреславль» долгое время стоял посредине турецко-египетского полумесяца, не принимая никакого участия в бою. Лишь в конце боя он поднял паруса и пошел к «Азову». Достигнув интервала между «Азовом» и «Альбионом», «Бреславль» стал на якорь и открыл огонь, который вел до конца боя.

Третий французский корабль, «Тридент», не смог занять своего места по диспозиции.

Флагманский корабль Кодрингтона «Азия» вел бой сразу с двумя турецкими кораблями. На нем было выведено из строя несколько орудий и сбита бизань-мачта. Русский корабль «Азов» поддерживал огнем «Азию». От огня этих кораблей взлетел на воздух флагманский корабль 2-го турецкого адмирала Мохарем-бея. Позже «Азов» повредил 80-пушечный турецкий корабль, который был вынужден выброситься на мель, и утопил два фрегата и корвет. После боя в корпусе «Азова» насчитали 153 пробоины, из которых 7 было подводных. Надо сказать, что на «Азове» был отменный офицерский состав. Командовал кораблем капитан 1-го ранга М.П. Лазарев. Под его началом был лейтенант Нахимов, мичман Корнилов и гардемарин Истомин, будущие знаменитые адмиралы.

Отличились и другие русские корабли. Так, «Гангут» потопил два фрегата, «Александр Невский» захватил турецкий фрегат (к сожалению, на следующий день он затонул).

С наступлением ночи Наваринская бухта осветилась заревом пожаров: турки и египтяне жгли и взрывали свои разбитые суда, чтобы они не достались союзникам.

В ходе Наваринского боя противник потерял больше шестидесяти судов, в том числе 3 корабля, 9 фрегатов, 24 корвета, 14 бригов, 10 брандеров и несколько транспортов. Остальные турецкие и египетские суда имели тяжелые повреждения. Противник потерял около 7 тысяч человек.

Союзники не потеряли ни одного корабля. Однако ряд кораблей имел тяжелые повреждения. Сравнительно небольшими были потери союзников и в личном составе. Русская эскадра имела 59 убитых и 139 раненых» английская — 79 убитых и 205 раненых, французская — 43 убитых и 141 раненых.

После Наваринского боя русская эскадра двинулась к Мальте и 27 октября прибыла в порт Ла-Валетта. На Мальте был произведен ремонт части русских кораблей.

23 марта 1828 г. в Ла-Валетте состоялась торжественная церемония вручения кормового Георгиевского флага и вымпела кораблю «Азов». Контр-адмирал Гейден был произведен в вице-адмиралы, а капитан 1 ранга Лазарев — в контр-адмиралы.

Корабль «Гаигут» в Наваринском сражении получил 51 пробоину в корпусе и был сильно поврежден. «Во избежание чрезвычайных затрат на исправление за границей» весной 1828 г. «Гангут» был отправлен в Россию. Вместе с ним ушел фрегат «Проворный», который 11 октября 1827 г. столкнулся с кораблем «Александр Невский» и сильно повредил корму.

Глава 3 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ В АРХИПЕЛАГЕ

20 декабря 1827 г. султан Махмуд II обратился к своим подданным с воззванием, в котором говорилось, что именно Россия виновата в трудностях, постигших Османскую империю, ибо Россия организовала восстание в Греции. Все мусульмане Османской империи призывались быть готовыми к джихаду — священной войне с неверными, но с кем именно — не уточнялось.

Россия же тянула с ответными мерами. Дело объяснялось тем, что еще не закончилась война с Персией. Но 10 февраля 1828 г. Персия была вынуждена подписать Туркманчайский трактат о мире. Теперь у России были развязаны руки, и 14 апреля 1828 г. Николай I опубликовал манифест о войне с Турцией.

К этому времени эскадра вице-адмирала Гейдена все еще находилась на Мальте. В конфликте России с Турцией Англия держала нейтралитет, причем крайне благожелательный туркам. Поэтому дальнейшее пребывание русской эскадры на Мальте стало невозможным.

Гейден и Лазарев выбрали новое место базирования эскадры — остров Парос, там, где в свое время устроил русское адмиралтейство граф Орлов. Остров имел удобную бухту, а рельеф местности позволял сделать его крепостью.

21 апреля корабль «Иезикиль» и фрегат «Кастор» у берегов Греции захватили 20-пушечный египетский корвет «Шарк Йилдызы» («Восточная Звезда). На Паросе его перевооружили четырьмя 12-фунтовыми пушками и шестнадцатью 18-фунтовыми карронадами, и он под названием «Наварин» вошел в состав русского флота. Первым командиром корвета стал капитан-лейтенант Павел Степанович Нахимов (1802-1855).

К началу войны в эскадре Грейга оставалось лишь три 74-пушечных корабля и три фрегата. На помощь им с Балтики в начале 1828 г. было послано четыре брига. А в июне 1828 г. в Средиземное море была отправлена эскадра контр-адмирала П. И. Рикорда. В ее составе было четыре корабля (74-пушечные «Фершампенуаз», «Князь Владимир», «Царь Константин» и 64-пушечный «Эммануил») и четыре фрегата («Мария», «Ольга», «Александр» и «Княгиня Лович»). Все фрегаты были 44-пушечного ранга, но фактически несли по 54 пушки. Кроме того, в эскадре Рикорда было три брига.

6 сентября 1828 г. к Мальте под флагом Рикорда подошли четыре корабля и три фрегата. Один фрегат и бриги пришли сюда позднее. 27 сентября на Мальту из греческих вод прибыла эскадра Гейдена.

11 октября Гейден отправил в Архипелаг корабли «Фершампенуаз» и «Эммануил» и фрегаты «Мария» и «Ольга» под командованием Рикорда. 2 ноября Рикорд установил блокаду Дарданелл.

Русские корабли, блокировавшие Дарданеллы, обычно держались на линии между островом Тенедос и азиатским берегом у входа в Дарданеллы, где проходили суда в Константинополь и обратно. Базировались русские корабли на островах Тенедос, Тассо и Маври.

Блокировать Дарданеллы в зимнее время было очень сложно, так как в это время здесь постоянно дуют сильные ветры, часто бывают шторма. Но русские моряки, несмотря на огромные трудности, блестяще справились с возложенной на них задачей, совершенно лишив Константинополь снабжения из стран Средиземноморья.

Одновременно с блокадой Дарданелл Гейден и Лазарев предприняли блокаду острова Крит, где египтяне устроили главную базу для снабжения своих войск, ведших борьбу в Греции.

28 января 1829 г. корабль «Царь Константин» захватил у берегов Крита два египетских судна — 26-пушечный корвет «Львица» и 14-пу-шечный бриг «Кандия».

Интересно, что англичане отказались признать законность русской блокады Крита. Английское правительство предписало своим купеческим судам не обращать внимания на блокаду Крита и следовать туда, если будет в этом необходимость. Но Гейден и Лазарев проявили решительность и отвергли домогательства англичан.

С Балтики эскадра Грейга периодически получала небольшие подкрепления. Так, в конце 1828 г. оттуда пришел корабль «Великий князь Михаил» (он был 74-пушечного ранга, но фактически нес 86 орудий). Вместе с другими кораблями «Великий князь Константин» с февраля по сентябрь 1829 г. блокировал Дарданеллы.

13 октября 1829 г. на Парос с Балтики прибыл 44/54-пушечный[49] фрегат «Елизавета», в трюмах которого были полевые пушки на случай десантных операций.

До окончания боевых действий ни одно турецкое судно не прорвалось через Дарданеллы. К 1 марта 1829 г. только в одной Смирне стояло до 150 купеческих судов с хлебом из Египта, не решавшихся идти к Дарданеллам.

7 августа 1829 г. русские войска взяли Адрианополь. В связи с этим эскадра Гейдена поступила в подчинение главнокомандующего русскими сухопутными войсками генерала графа И. И. Дибича (1785— 1831).

25 августа 1829 г. русские войска подошли к крепости Энос на берегу Эгейского моря, куда прибыла и средиземноморская эскадра Гейдена. Крепость, атакованная с суши и с моря, 26 августа была вынуждена сдаться. В тот же день она была занята русскими войсками.

Эскадра Гейдена готовилась к прорыву в Дарданеллы, Но приказа на прорыв не последовало — 2 сентября 1829 г. в Адрианополе был подписан мир.

В 1830— 1831 гг. русские корабли несколькими отрядами были отправлены из Средиземного моря на Балтику. Корабль «Эммануил» в 1830 г. был продан Греции. Фрегат «Княгиня Лович» остался в Греции, а летом 1830 г. перешел в Константинополь в распоряжение русского посла. В 1831 —1832 гг. фрегат участвовал в гражданской войне в Греции на стороне правительства. В июне 1833 г. «Княгиня Лович» вновь вошла в Дарданеллы, чтобы присоединиться к эскадре вице-адмирала Лазарева, стоявшей у Буюк-Дере.

Глава 4 ДЕЙСТВИЯ ЧЕРНОМОРСКОГО ФЛОТА И ДУНАЙСКОЙ ФЛОТИЛИИ

К началу войны в состав Черноморского флота входило восемь кораблей, пять фрегатов и несколько десятков малых судов. Среди кораблей было два 110-пушечных — «Париж» и «Император Франц», 80-пушечный «Пантелеймон» и пять 74-пушечных — «Норд-Адлер», «Пимен», «Пармен», «Иоанн Златоуст» и «Скорый». Среди фрегатов были 36-пушечный «Рафаил» и четыре 44-пушечных — «Евстафий»; «Флора», «Поспешный» и «Штандарт». (Эти фрегаты были в ранге 44-пушечных, а фактически несли от 48 до 60 пушек.)

В составе Черноморского флота мною не указаны суда старой постройки, которые имели штатное вооружение, но в море с эскадрой не выходили, а использовались как брандвахты. Это 110-пушечный корабль «Двенадцать Апостолов» и 32-пушечный фрегат «Спешный».

В 1815—1825 гг. бомбардирских судов в Черном море не было. Но командующий Черноморским флотом вице-адмирал А. С. Грейг в 1825 г. с трудом убедил Николая I переоборудовать в бомбардирские суда четыре транспорта — «Опыт», «Успех», «Соперник» и «Подобный». Бомбардирские суда вооружались одной 3-пудовой мортирой, двумя полупудовыми единорогами и тремя-четырьмя 3-фунтовыми Фальконетами.

К 1828 г. в составе Черноморского флота было три парохода — «Везувий», «Молния» и «Метеор». Причем последний был вооружён четырнадцатью орудиями малого калибра. Скорость под парами их была невелика — всего 5,5—6,5 узла. В годы войны пароходы использовались в качестве транспортов и буксиров в прибрежных водах.

Основная задача, поставленная Черноморскому флоту перед началом войны, заключалась в содействии сухопутным войскам, которые должны были наступать на Балканах. Второстепенные задачи были: поддержка сухопутных войск на Кавказе и борьба с турецким судоходством. Выход турецкого флота для генеральной баталии с русским флотом считался маловероятным.

Боевые действия Черноморского флота начались с выполнения второстепенной задачи — атаки крепости Анапа. С 1791 г. русские войска неоднократно брали эту крепость, но затем по мирным договорам она вновь отходила к туркам.

2 мая 1828 г. эскадра под командованием вице-адмирала Грейга подошла к Анапе. В ее составе были корабли «Норд-Адлер», «Пимен», «Пармен», «Иоанн Златоуст» и «Пантелеймон», четыре фрегата, два бомбардирских судна, 11 малых боевых судов и 10 транспортов.

В двух верстах от крепости был высажен десант в составе двух пехотных полков и роты батарейных орудий. Русские корабли начали обстрел крепости. В день делалось до 3 тысяч выстрелов. Комендант Анапы решил не дожидаться штурма и 12 июля капитулировал. В крепости было взято 4 тысячи пленных и 83 орудия.

13 июля русская эскадра пришла в болгарский порт Каварну, а 22 июля перешла к крепости Варна. В составе эскадры было 7 кораблей, 3 фрегата и 6 малых судов. При осаде Варны Черноморский флот оказал неоценимую помощь сухопутным войскам. Затем Черноморский флот участвовал в захвате Анхиило, Ахтопола, Сизополя, Василихо, Инада, Мидии и других крепостей и укреплений. Подробно осада крепостей на Балканах будет рассмотрена в следующей главе.

В 1829 г. в состав Черноморского флота были введены новопостроенные 84-пушечные корабли «Императрица Мария» и «Чесма» (фактически на «Императрице Марии» было 96 пушек, а на «Чесме» — 91) и два 60-пушечных фрегата «Тенедос» и «Еривань». В свою очередь спущенный еще в 1818 г. корабль «Скорый» был в начале 1829 г. переоборудован в госпитальное судно. При этом число пушек было уменьшено с 81 до 32-х.

Отряд кораблей под командованием капитана 1-го ранга И. С. Скаловского с 21 апреля по 6 мая 1829 г. крейсировал в районе Сизополь — Эрегли. В составе отряда находилось три корабля, два фрегата и бриг. Отрядом был уничтожен 60-пушечный турецкий корабль и 16 транспортных судов.

В начале мая 1829 г. турецкая эскадра вышла из Босфора для поиска русской эскадры. 11 мая русский фрегат «Рафаил», осуществлявший крейсерство у анатолийского побережья в районе Синоп — Батум, обнаружил турецкую эскадру в составе шести кораблей, двух фрегатов, пяти корветов и двух бригов. Дальнейшая история противоречива и запутана. В официальных документах сказано, что «Рафаил» не смог уйти о г турок «ввиду маловетрия». Как будто на турецких кораблях были паровые машины. Ведь фрегат и под парусами, и при буксировке собственными гребными судами быстроходнее тяжелого и широкого корабля. А уж от корветов и бригов можно было бы как-нибудь отбиться, благо, на «Рафаиле» стояли 36-фунтовые, 24-фунтовые и 8-фунтовые пушки (8, 26 и 10). С таким вооружением впору подраться и с двухдечным кораблем.

Но по каким-то до конца не выясненным обстоятельствам «Рафаил» уходить не стал, а сдался без сопротивления туркам. Когда после войны экипаж фрегата вернулся в Россию, все офицеры были преданы суду и всей компанией, кроме одного мичмана, были разжалованы в матросы. Кроме того, Стройникову — командиру фрегата, Николай I запретил жениться, «дабы не иметь в России потомства труса и изменника», чем еще раз показал всю сущность русского самодержавия. Тот же Николай I повесил пять декабристов и свыше ста отправил в Сибирь. В Европе за военный мятеж в то время могли казнить не 5, а 50 офицеров, но никто не мог помешать женам осужденных ехать к местам заточения своих мужей. А Николай I лично давал разрешение каждой жене декабриста на поездку в Сибирь. При этом император в письменном виде указывал, можно ли с собой взять горничную или нет, что можно взять из верхней одежды, а что из нижнего белья.

В России давно стало традицией в случае какого-либо поражения или безобразия искать героя. И тут долго ждать не пришлось. 14 мая недалеко от Босфора находившиеся в крейсерстве фрегат «Штандарт», вооруженный 60 орудиями, и бриг «Меркурий», вооруженный 23 24-фунтовыми карронадами, встретили турецкую эскадру из 6 кораблей, 2 фрегатов, 2 корветов и 4 малых судов. «Штандарт» сумел уйти от турок. Но бриг «Меркурий» был настигнут двумя турецкими кораблями— 110-пушечным «Селиме» и 74-пушечным «Реал-Бей». По официальной версии с 13 ч 30 мин до 17 ч 30 мин бриг вел артиллерийскую дуэль с двумя кораблями. При этом де корабль «Селиме» был сильно поврежден и выведен из строя. После этого «Меркурий» благополучно ушел. На бриге было 4 человека убито, 8 ранено, а в корпусе судна было обнаружено 22 пробоины.

Командир «Меркурия» капитан-лейтенант А.И. Казарский был произведен в капитаны 2-го ранга, награжден орденом Святого Георгия 4-й степени и «пожалован флигель-адъютантом» Его Величества. В 1834 г. в Севастополе Казарскому был поставлен памятник. Все остальные офицеры брига были произведены в следующий чин и награждены орденами, в их дворянские гербы по указанию Николая I был внесен пистолет, как эмблема решительности взорвать свой корабль, нежели сдать его неприятелю. Сам бриг «Меркурий» получил Георгиевский флаг.

Что же произошло на самом деле — можно только гадать. В любом случае четырехчасовая артиллерийская дуэль и вывод из строя турецкого корабля исключаются полностью. Бриг имел только карронады, то есть орудия ближнего боя. Их предельная дальность составляла 600 м, а эффективная дальность стрельбы 100—300 м. А предельная дальность длинных пушек калибра 24—36 фунтов была 3—4 км. Именно такие пушки составляли большинство вооружения на турецких кораблях. Таким образом, если бы дистанция боя была 1 —2 км, то ни одно ядро с «Меркурия» не долетело бы до турок, а турецкая артиллерия за полчаса разнесла бы «Меркурий» в щепки.

Однако, судя по потерям «Меркурия» в личном составе и повреждениям корпуса, обстрел его производился с большей дистанции и сравнительно короткое время. Видимо, ветер стих, и бриг попросту ушел от противника на веслах. (На всех бригах имелись штатные весла.) А небольшие размеры «Меркурия» (длина 30,1 м, ширина 9,25 м) вполне позволяли сделать это. Упоминания о безветрии и использовании весел в реляции были, но они довольно бессвязны. Так, в начале боя говорилось, что бриг шел на веслах, а дальше про весла более не упоминалось.

9 июля русская эскадра бомбардировала турецкую крепость Мессемврия. Через 2 дня крепость сдалась. В Мессемврии был найден почти достроенный 24-пушечный корвет. Русские спустили его на воду, и после достройки он вошел в состав Черноморского флота под названием «Ольга». Позже его переименовали в «Мессемврию».

На этом боевые действия Черноморского флота закончились.

Основной ударной силой Дунайской флотилии были канонерские лодки. В войну 1806—1812 гг. использовались канлодки с одной 18-фунтовой пушкой. Но летом 1819 г. в Николаеве была построена канонерская лодка нового типа, спроектированная лично вице-адмиралом А. С. Грейгом. Канлодка «Дерзкая» имела две 24-фунтовые пушки на носу и одну на корме. Длина лодки 22,9 м, ширина 5,23 м, осадка 1,8 м. В трюме лодки помещалось до 30 человек.

Канлодка имела две опускающиеся мачты. Опустив мачты, лодка получала меньшее лобовое сопротивление и легче шла на веслах против ветра, а при необходимости могла прятаться в камышах Дуная.

Лодка «Дерзкая» прошла испытания в 1820 г., и по ее чертежам в 1821 г. заложили 17, а в 1822 г. 7 канонерских лодок. Итого, к началу войны было 25 трехпушечных лодок. С началом войны, летом 1828 г., в Николаеве построили еще 5 канонерских лодок. Кроме канлодок, в Дунайской флотилии использовались малые гребные суда различных типов. В 1829 г. Военное ведомство купило у частных владельцев два небольших парохода: «Лиман» водоизмещением 251 т и «Надежду» водоизмещением 111 т. Оба парохода были включены в состав Дунайской флотилии и использовались для подвоза грузов и буксировки других судов.

В 1828 г. боевая деятельность Дунайской флотилии началась с обеспечения переправы русских войск через Дунай в районе Мачина.

28 мая 1828 г. отряд флотилии в составе 16 канонерских лодок под командованием капитана 1-го ранга И. И. Завадовского прошел под огнем крепость Браилов и напал в Мачинском рукаве на турецкую флотилию, состоящую из 23 судов. В ходе трехчасового боя было уничтожено 2 неприятельских судна и 12 взято в плен.

Основные силы Дунайской флотилии — 50 гребных судов под командованием И. И. Завадовского, произведенного в контр-адмиралы, — с 27 июля по 13 ноября 1828 г. блокировали турецкую крепость Силистрию, помогая своим войскам, осаждавшим ее с суши. Участие судов Дунайской флотилии в осаде турецких крепостей подробнее будет рассмотрено ниже.

Глава 5 ВОЙНА НА БАЛКАНАХ

К началу 1828 г. международная обстановка не благоприятствовала России в ведении войны с Турцией. Англия и Австрия заняли враждебную к нам позицию. Националисты в Царстве Польском не только подстрекали население к отделению от России, но и призывали к захвату литовских, белорусских и малороссийских земель. Поэтому большую часть сухопутных сил Николаю I пришлось держать на западной границе России. Для войны же с Турцией были выделены сравнительно небольшие силы, объединенные во 2-ю армию и Отдельный Кавказский корпус.

Русская 2-я армия под командованием генерал-фельдмаршала П. X. Витгенштейна (1768—1842) перед войной состояла из 3-го, 6-го и 7-го пехотных корпусов, 4-го резервного кавалерийского корпуса, 2-й и 3-й пионерных бригад и ряда мелких частей и подразделений обслуживания. С началом военных действий армия была усилена двумя осадными артиллерийскими парками. При таком составе силы 2-й армии определялись в 75 141 человек пехоты, 29497 человек конницы, 396 орудий полевой и 44 орудия осадной артиллерии.

Основными образцами ручного оружия, с которым армия вступила в войну, были пехотное ружье образца 1808 г. и пистолет образца 1809 г. Ружья были гладкоствольные, с кремневым замком, заряжаемые сдула, и обеспечивали действительность огня на 200—300 шагов (142—213 м) при скорострельности до одного выстрела в минуту.

Полевая артиллерия имела на вооружении 6- и 12-фунтовые пушки и четверть- и полупудовые единороги. Осадная артиллерия имела 12-фунтовые пушки большой пропорции, 18- и 24-фунтовые пушки, пудовые единороги и полу-, двух- и пятипудовые мортиры.

Впервые русская армия должна была встретиться с новой турецкой армией «низам-джедид» («новый порядок»). Летом 1826 г. султан Махмуд II спровоцировал бунт янычар, а затем свирепо подавил его. Несколько тысяч янычар было убито, янычарские войска были упразднены. Специальным фирманом было запрещено даже упоминать о янычарах.

Новая армия была создана по образцу и подобию западноевропейских армий. Комплектование ее осуществлялось на основе воинской повинности. Однако несение воинской службы в мирное время было негативно встречено мусульманским населением Турции. Тем не менее к началу войны Махмуду II удалось создать новую армию численностью до 80 тысяч человек.

В структурном отношении турецкая сухопутная армия состояла из пехоты, конницы и артиллерии.

Регулярная пехота была сведена в 33 пехотных полка трехбатальонного состава по 500 человек в каждом батальоне. Кроме того, каждый полк имел особую роту артиллеристов — 120 человек при 10 орудиях. Включая два полка гвардии, всего регулярной пехоты насчитывалось около 60 тысяч человек.

Конница включала до 10 тысяч вассальных всадников, или сипаев, и 4 полка регулярной кавалерии. Полки были шестиэскадронного состава по 152 всадника в каждом эскадроне. Всего около 13,5 тысячи человек.

Полевая артиллерия в октябре 1827 г. насчитывала не более 60 орудий для пешей и 40 орудий для конной артиллерии, причем качество орудий и артиллерийского снаряжения было низкое. К тому же орудия обеспечивались плохо отлитыми ядрами, имели неуклюжие лафеты и перевозились частично даже на волах.

В результате военной реформы, осуществляемой перед войной, предполагалось сформировать 100 батарей пешей и 20 батарей конной артиллерии. Каждая батарея десятиорудийного состава. Большая часть пешей артиллерии предназначалась в качестве полковой артиллерии для формируемых пехотных полков.

Фактически к началу войны было сформировано 84 пеших и 8 конных рот. Но и после их сформирования турецкая армия ощущала недостаток в полевой артиллерии.

Крепостная артиллерия была многочисленной, но разнотипной. Значительную часть составляли орудия, изготовленные в XVIII в. или еще раньше,

Приведем численный состав крепостной артиллерии, находившейся в основных турецких крепостях:

Ардаган..........................................31 орудие;

Ахалкалаки......................................14 орудий;

Ахалцых.........................................67 орудий;

Ацкур............................................. 14 орудий;

Баязет.............................................12 орудий;

Браилов..........................................278 орудий;

Варна............................................178 орудий;

Видин...........................................180 орудий;

Гертвис...........................................14 орудий;

Гирсово...........................................26 орудий;

Исакчи...........................................45 орудий;

Каре..............................................151 орудие;

Мачин............................................34 орудия;

Поти...............................................44 орудия;

Рущук....................:........................117 орудий;

Силистрия.......................................253 орудия;

Гурна...............................................18 орудий;

Туртукай.........................................40 орудий;

Тульча.............................................45 орудий;

Эрзерум.......................................... 150 орудий.

Итого: 1711 орудий.

Вооружение турецкой армии было очень разнообразным, так как в основном закупалось в различных европейских государствах, главным образом в Англии, Германии и Франции. Качество огнестрельного оружия было низкое.

Пехота имела на вооружении ружье со штыком и кривую саблю. Кавалеристы вооружались саблей или широким палашом, пикой, карабином и двумя пистолетами.

В артиллерии состояли на вооружении чугунные и медные орудия самых различных образцов, начиная от отечественных и кончая трофейными русскими, и самых разнообразных калибров: пушки 3-, 4, 25-, 4, 5-, 6-, 12- и 24-фунтовые; единороги от четверть- до пудовых. В качестве снарядов применялись ядра, гранаты и бомбы.

Конница, в преобладающем большинстве иррегулярная, отличалась выносливостью, стремительностью в атаке и способностью вести одиночный бой на коне, но действовала по традиции, как и пехота, беспорядочной плотной массой.

Турецкие артиллеристы были плохо обучены определению расстояний, открывали огонь за пределом дальности и стреляли «на удачу по однажды избранному направлению».

В крепостях в качестве орудийной прислуги в военное время большую часть составляли кое-как обученные местные жители.

В части управления армией к началу 1828 г. определенной системы еще создано не было. Вся полнота гражданской и военной власти была сосредоточена в руках султана. Главнокомандование всеми вооруженными силами страны осуществлял верховный визирь. В подчинении султана и визиря находились сераскиры и паши, каждый из которых стоял во главе отряда или корпуса.

В апреле 1828 г. действующая русская армия собралась в Бессарабии, за исключением IV кавалерийского корпуса, следовавшего из Курской губернии и ожидавшегося в конце мая. Для усиления армии в марте был объявлен поход Гвардейскому корпусу, но раньше августа он на Дунай прийти не мог. Находившийся при армии Николай I повелел действовать безотлагательно. VI корпус должен был занять Дунайские княжества, VII — овладеть Браиловым, а III (самый сильный из всех и при котором находилась Главная квартира) должен был перейти Нижний Дунай.

26 апреля VI корпус генерала Рота, перейдя Пруту Скулян, стремительным маршем, делая в сутки 60-верстные переходы, двинул на Бухарест, который занял 30 апреля. В пять дней были оккупированы Молдова и Валахия, и 9 мая наш авангард взял Кайову.

III пехотный корпус переправился через Дунай у местечка Сатуново. Место переправы выбрали весьма неудобное. Левый берег реки был сильно заболочен, а правый господствовал над левым. Для подхода к реке требовалось построить гать протяженностью более 5 км.

Избрав такое неудобное место,- русское командование рассчитывало на внезапность. Однако противник по подготовительным работам своевременно определил место переправы и принял меры по укреплению правого берега реки. По скатам прибрежных высот турецкие войска создали оборонительную позицию. Правый фланг ее прикрывали засеки и болото, а также 9-орудийная батарея, расположенная в редуте.

Всего на турецкой позиции находилось до 8 тысяч человек при поддержке 30 орудий.

Прежде чем навести понтонный мост, русским войскам надо было форсировать Дунай, очистить правый берег от противника и устроить предмостное укрепление. Для форсирования реки были выделены 9-я пехотная дивизия, 3-е отделение Дунайской флотилии в составе шести канонерских лодок и четырех малых лодок и 3-я егерская бригада.

Для обеспечения форсирования реки на левом берегу в ночь с 24 на 25 мая под руководством генерал-майора Зварковского была устроена 15-орудийная батарея № 1. Корабли Дунайской флотилии выстроились полукругом, примыкая к левому флангу этой батареи.

В ночь на 27 мая четыре казака переправились через Дунай и разведали удобные пункты высадки десанта.

В 3 часа ночи 27 мая батарея № 1 и корабли Дунайской флотилии открыли сильный огонь по батареям и укреплениям противника. Это послужило сигналом для начала форсирования. Десант (3-я егерская бригада) разместился в лодках и под прикрытием артиллерийского огня батареи № 1 и кораблей, скрываясь за канонерскими лодками, начал форсирование реки.

Большую помощь при переправе русской армии оказали «неверные запорожцы», проживавшие на берегах Дуная еще со времен разгрома Екатериной II Запорожской Сечи. В середине мая кошевой атаман со старшинами и тысячью казаков перешли на сторону русских. Николай I пожаловал атаману медаль со своим изображением.

В ходе переправы запорожцы на сорока своих лодках быстро перевезли через реку три роты 2-го батальона 17-го егерского полка, а затем еще два батальона 3-й егерской бригады.

Вскоре защитники турецкого редута не выдержали огня 24-фунтовых пушек наших канонерских лодок и оставили редут, взорвав при отступлении пороховой погреб.

К 11 часам утра русские войска овладели всей турецкой позицией на правом берегу Дуная. К 3 часам дня вся 9-я пехотная дивизия на лодках переправилась через Дунай и закрепилась на бывших турецких позициях,

После этого понтонные подразделения приступили к наведению понтонного моста, который был готов к двум часам ночи.

В то время как 3-й пехотный корпус форсировал Дунай, 7-й пехотный корпус приступил к осаде крепости Браилов. Эта крепость являлась важным опорным пунктом в обшей системе турецкой обороны. Укрепления крепости после 1812 г. были значительно усилены. Каменные стены высотой 10 м многоугольником опоясывали город. В каждом из девяти бастионов находилось по 10 орудий. Внутри города размещались цитадель и укрепление, предназначавшееся для артиллерийского обстрела кораблей» следовавших по Дунаю, и имевшее трехъярусную систему огня. На вооружении крепости состояло 278 орудий с большим количеством боеприпасов. Гарнизон крепости насчитывал 10—12 тысяч человек.

Войска 7-го пехотного корпуса подошли к Браилову 30 апреля 1828 г. и обложили крепость. В составе корпуса насчитывалось до 18 тысяч человек и около 100 орудий (в том числе 20 осадных, 20 мортир, 24 батарейных, 18 легких и 14 конных).

В ночь на 8 мая русские начали постройку осадных батарей. В середине мая к крепости подошла Дунайская флотилия под командованием капитана 1-го ранга Завадовского и перерезала пути сообщения крепости с правым берегом.

Для обстрела города и крепости применялись боевые и зажигательные ракеты. До сформирования первой ракетной роты боевые и зажигательные ракеты применялись специальными командами, выделяемыми из артиллерийских подразделений. Инициатором применения ракет под Браиловым был генерал А. Д. Засядко.

Осадой Браилова руководил великий князь Михаил Павлович. По его приказу 3 июня был предпринят штурм крепости. Туркам удалось отбить все атаки русских. Наши потери 3 июня составили 895 человек убитыми и 1852 человека ранеными.

4 июня возобновился интенсивный обстрел крепости. В этот день было выпущено 402 снаряда.

Большие потери личного состава, непрерывный меткий губительный артиллерийский огонь и бесперспективность обороны привели к тому, что моральный дух турецкого гарнизона был окончательно сломлен. 7 июня крепость Браилов капитулировала. В Браилове было взято 278 орудий, большой пороховой погреб и значительные запасы продовольствия. 12 турецких судов стали трофеями русской Дунайской флотилии.

За день до капитуляции Браилова сдалась крепость Мачин, а падение Браилова повлекло за собой падение крепостей Кюстенджи, Гирсово и Тульчи, которые сдались почти без сопротивления. В этих крепостях было взято 230 орудий, 16 тысяч пудов (262 тонны) пороха и большое количество снарядов.

После взятия Браилова для продвижения русских войск через Балканы необходимо было овладеть двумя крепостями — Шумлой и Варной, которые прикрывали кратчайшие пути на Константинополь. Однако сил и средств во 2-й армии для одновременной осады двух крепостей не было. Поэтому русское командование решило сосредоточить на театре военных действий Гвардейский и 2-й пехотные корпуса. Эти корпуса могли подойти только к концу августа 1828 г.

Гарнизон Шумлы составлял 40 тысяч человек, а силы русских, осаждавших ее в конце июля, не превышали 35 тысяч человек. Из-за плохого снабжения и неблагоприятных климатических условий к началу августа положение осаждающих ухудшилось. Русских косили лихорадка и тиф. Турки дважды, 14 и 25 августа, организовывали вылазки из Шумлы, но оба раза были отбиты. П.X. Витгенштейн хотел было снять осаду, но Николай I не разрешил отступать. В конце концов, осада Шумлы перешла в блокаду.

Варна была одной из самых сильных турецких крепостей. Крепость имела главную ограду бастионного типа с расположенными на ней 14 бастионами. Каждый бастион был вооружен 11 орудиями. Приморский 1-й бастион имел 17 орудий, из них 11 было обращено к морю.

Главную ограду окаймлял сухой ров глубиной 4 м с каменной облицовкой. Впереди рва, в 1000—1500 м от главной ограды были расположены редуты, вооруженные артиллерией. Всего на вооружении крепости состояло 178 орудий, а гарнизон составлял 15 тысяч человек.

В конце июля русские войска обложили Варну, а в ночь с 1 на 2 августа начали постройку осадных батарей. Одновременно с сухопутными войсками к Варне подошла эскадра Черноморского флота. Русские корабли высадили десант в районе Варны, при этом на берег было свезено и несколько корабельных орудий. Эскадра наглухо заблокировала Варну с моря. Ежедневно от флота выделялся один корабль и два бомбардирских судна для обстрела 1-го и 2-го бастионов. Огонь корабельной артиллерии не умолкал ни днем, ни ночью и вызвал в городе большие пожары.

В конце августа из России прибыл Гвардейский корпус. В его составе было 64 орудия. Артиллерия корпуса прошла расстояние от Петербурга до Варны за три месяца. Хорошая организация марша обеспечила полную боеспособность орудий. С прибытием Гвардейского корпуса численность русских войск под Варной возросла до 32 тысяч человек, 118 полевых и 52 морских орудий.

Вместе с корпусом к Варне прибыла первая русская ракетная рота под командованием подполковника В. М. Внукова. Рота состояла из 6 офицеров, 17 фейерверкеров и 300 рядовых (в том числе 60 нестроевых). На вооружении роты состояло: шесть шеститрубных станков для 20-фунтовых ракет, причем «станки сии построены на манер наших по причине той, что оные во всем превосходнее английских», шести треножных станков для 12-фунтовых ракет и шести таких же станков для 6-фунтовых ракет. Ко всем видам станков полагалось по два запасных станка.

Ракетная рота получила первое боевое крещение под Варной 31 августа во время атаки турецкого редута Я. Она располагалась тремя батареями: первая около редута 11, вторая между редутами 2 и 10 и третья на правом фланге параллели. По условному сигналу 45 полевых орудий, ракетная рота, линейный корабль и два бомбардирских судна одновременно открыли огонь по крепости и редуту Р. Под прикрытием этого огня 300 охотников Симбирского полка под командованием штабс-капитана Сульженко обошли турецкий редут Р и овладели им атакой с тыла.

Для деблокировки Варны с юга подошел 25-тысячный корпус Омера-паши. 16 сентября Омер-паша атаковал южную позицию русских под Варной, которую занимал отряд генерал-адъютанта К. Бистрома. После четырехчасового боя Омер-паша отошел. В этом бою вновь отличилась наша ракетная батарея.

Осада Варны продолжалась. Параллельно с непрекращающимися бомбардировками русские начали минную войну. К 20 сентября были заложены мины под 1-й и 2-й бастионы, которые после их взрыва 21 и 22 сентября образовали широкие и удобные для атаки обвалы. 25 сентября русские войска штурмом овладели 1-м бастионом и установили на нем сильную батарею для флангового обстрела крепостных батарей. Турецкий гарнизон предпринял яростную контратаку и отбил 1-й бастион, но дальнейшее продвижение было остановлено картечным огнем русской артиллерии. Однако, несмотря на некоторый успех контратаки, положение турецкого гарнизона было тяжелым. Это вынудило турецкое командование пойти на переговоры, которые закончились 29 сентября капитуляцией турецкого гарнизона Варны. Всего русские войска взяли в плен до 6 тысяч человек, захватили 178 орудий и большое количество боеприпасов.

Решающую роль в победе под Варной сыграла русская артиллерия. Наряду с пушками осадной артиллерии калибров 18 и 24 фунтов на сухопутных батареях были установлены корабельные пушки калибров 24, 36 и 48 фунтов. Всей сухопутной и корабельной артиллерией, действовавшей на суше, было выпушено по крепости Варна 48 898 снарядов и израсходовано 9163 пуда (150 т) пороха. Кроме того, корабли Черноморского флота выпустили по крепости 59043 снаряда и израсходовали 11 957 пудов (196 тонн) пороха. Всего же при осаде Варны израсходовано 107 941 снаряд и 21 120 пудов (346 т) пороха.

При осаде Варны получила первый боевой опыт ракетная рота, которая применялась для стрельбы по крепости и в полевом бою. Наиболее эффективные дальности стрельбы по опыту применения ракет под Варной устанавливались следующие: для 36-фунтовых ракет — 1000—2000 м, для 20- и 12-фунтовых ракет — 900—1400 м. Всего в кампанию 1828 г. было израсходовано 811 боевых и 380 зажигательных ракет, причем большинство из них — при осаде Варны.

Успех под Варной резко контрастировал с неудачей русской армии под Силистрией. Крепость была осаждена II корпусом, но взять ее без осадной артиллерии оказалось невозможно. Риторический вопрос, а каким местом думали наши генералы, планируя ее осаду? Когда же в конце октября прибыла осадная артиллерия, оказалось, что у нее не хватает снарядов... Осаду Силистрии 27 октября пришлось снять.

Еще раньше, 3 октября, пришлось отступить от крепости Шумла. Отход этот едва не превратился в катастрофу благодаря неотступному преследованию турецкой конницы, с которой наша безлошадная кавалерия совершенно не могла совладать. Наш III корпус после тяжелого боя был вынужден бросить все свои обозы.

Кампания 1828 г. была проведена в высшей степени бездарно. Начата она была заведомо недостаточными силами и по переходе Дуная свелась к одновременной осаде трех крепостей, непроизводительной трате времени и разброске сил. Из этих трех осад лишь одна была доведена до конца, две другие закончились чуть ли не катастрофой. Присутствие в армии Николая I и его непрофессиональные, мягко говоря, приказания дезорганизовали армию. Главнокомандующий армией Витгенштейн был практически лишен власти и, как остроумно заметил историк А. А. Керсновский, «низведен до положения лица, официально ответственного за все неудачи»

9 февраля 1829 г. на место Витгенштейна был назначен генерал от инфантерии граф И. И. Дибич. Приняв армию, Дибич деятельно стал приводить ее в порядок и устраивать ее тыл. Прежде всего он вошел в соглашение с флотом, посредством которого должно было вестись довольствие армии. Высаженный десант занял на болгарском побережье Сизополь, где и была устроена главная база. Попытки турок отобрать Сизополь были отражены.

По указанию Дибича вся артиллерия была полностью обеспечена лошадьми. Осадные роты приведены в порядок, причем две из них укомплектованы трофейными турецкими орудиями. Общее количество осадных орудий с 44 было доведено до 88.

Кампанию 1829 г. Дибич начал с осады турецкой крепости Силистрия. Гарнизон Силистрии состоял из 15 тысяч человек при 253 орудиях.

Чтобы начать осаду Силистрии, необходимо было блокировать ее с севера и переправить на левый берег Дуная осадную артиллерию. Для этой цели намечалось навести мосту мыса Калараш и очистить левый берег Дуная от противника. Однако понтоны для моста находились в 75 км западнее Силистрии, у деревни Фундении, и их надо было водным путем, подогнем крепостей Рущука и Силистрии и под угрозой нападения турецкой флотилии сосредоточить к Каларашу. Для буксирования 63 понтонов, на каждом из которых находилось по 25 стрелков, прикрепили по одному челноку с одним местным проводником и 2—3 солдатами-гребцами. Впереди понтонной флотилии на небольших лодках шел авангард из стрелков, усиленный артиллерийскими орудиями и ракетными станками на паромах. Для укрытия орудийной прислуги на паромах устроили брустверы из набитых волосом мешков.

30 марта понтонная флотилия двинулась в путь. Она благополучно прошла устье реки Артиса, вошла в Дунай и стала спускаться вниз по течению. Для разведки впереди был выслан небольшой отряд стрелков на лодках, усиленный ракетным взводом под командованием подпоручика П.П. Ковалевского{48}.

Свободное плавание продолжалось недолго. Вскоре со стороны Силистрии показались три канонерских баркаса, вооруженные артиллерией. Подойдя на расстояние картечного выстрела, они открыли сильный огонь. Разведывательный отряд отступил. Но в этот момент подошел отряд с ракетами Ковалевского, «этими огненными змеями, которые своим гремучим и шипящим полетом в состоянии поколебать не только заносчивое мужество азиатцев, но и ледяную прозаическую стойкость европейского строя»{49}. Залп ракетной батареи Ковалевского заставил турок отступить, так как «силистрийские турки тогда еще не имели понятия об этом огнестрельном снаряде, а поэтому и немудрено, что первые, пущенные подпоручиком Ковалевским, ракеты произвели на них такое же действие, какое некогда произвел греческий огонь на воинов Игоря»{50}.

3 апреля вся понтонная флотилия сосредоточилась в устье реки Бота, и для ее прикрытия на обоих берегах реки построили батареи.

В ночь на 15 апреля турецкая флотилия подошла к устью реки Бота и встала на якорь у правого берега Дуная. Генерал Шильдер решил захватить инициативу в свои руки и первым атаковать турецкую флотилию.

На рассвете 17 апреля понтонная флотилия под покровом сумерек подошла к турецким судам на расстояние пушечного выстрела. Турки, обнаружив ее, открыли сильный огонь. В ответ немедленно открыла огонь с паромов русская артиллерия. Вместе с орудиями в бой вступила ракетная батарея Ковалевского. Вслед за ядрами и гранатами полетели ракеты: «Сперва одна полетела огненною змеею над темной поверхностью Дуная, за ней — другая, и эта — прямо в канонерскую лодку. Искры как будто от фейерверочного "бурана" блеснули от ракеты и обхватили весь бок неприятельской лодки; потом показался дым, а за ним и пламя, как огненная лава, с треском взвилось над палубой»{51}. В одно мгновение турецкое судно загорелось и осветило подступы русским застрельщикам, которые на лодках устремились к турецким кораблям. Турецкая флотилия вынуждена была отступить.

Осадные работы у Силистрии начались в ночь на 8 мая. 13 мая осадные орудия открыли огонь по крепости.

В середине мая 40-тысячная турецкая армия под командованием Рашида-паши выступила из Шумлы и направилась к городку Праводы с целью разбить русский отряд генерала Рота, овладеть Праводами и тем самым закрыть русской армии дорогу на Балканы. Генерал Дибич, узнав о движении турецкой армии, решил оставить часть сил для продолжения осады Силистрии, а с 18-тысячным отрядом оказать помощь отряду генерала Рота. При этом ставилась цель отразить турецкие войска от крепости Шумлы и вынудить их принять бой в полевых условиях, чего давно искало русское командование. 30 мая в бою у деревни Кулевча Дибич разгромил армию Рашида-паши. У русских было 29 тысяч штыков и сабель при 152 орудиях, у турок — 40 тысяч человек и 56 орудий. Упорный бой длился пять часов, причем вначале турки отразили наши авангарды. У нас убыло 2 генерала, 60 офицеров, 2248 нижних чинов. У турок убито 5 тысяч человек, взято в плен 2 тысячи человек с 6 знаменами и 50 орудиями.

19 июня комендант Силистрии решил не дожидаться штурма и сдал крепость. Русским досталось.9300 пленных, 253 орудия в крепости и 31 пушка на гребных судах.

После сдачи Силистрии Дибич начал подготовку к форсированию Балкан. Для этой цели было собрано 52 батальона пехоты, 24 эскадрона регулярной конницы, 8 казачьих полков и 148 орудий — всего около 37 тысяч человек.

Дибич понимал, что для действий в горах нужна специальная горная артиллерия. Но ее-то в русской армии и не было. (Официально горная артиллерия будет создана лишь в 1838 г.) Поэтому Дибичем была создана импровизированная горная артиллерия. Для нее отобрали старые 3-фунтовые единороги и 3-фунтовые венецианские пушки, захваченные у турок. Первая горная артиллерийская рота была оснащена 8 единорогами, а вторая — 12 венецианскими пушками. Кроме того, для 24-х 6-фунтовых мортирок Кегорна были изготовлены новые станки, приспособленные для вьючки на лошадях. Дибич собирался перевести на вьюки и ракетную роту но не успел.

Поход на Балканы начался 1—3 июля. 10 июля наша армия перевалила через главный Балканский хребет в его восточной оконечности. VI корпус генерала Рота, опрокинув турецкие отряды в ряде столкновений, 12 июля овладел Бургасом — важнейшей гаванью западного побережья Черного моря. За 11 дней русские войска прошли с боями 150 верст по малопроходимым горным кручам и тропинкам, перевалив за Балканы, овладев рядом важных стратегических пунктов и захватив в ряде боев 3 тысячи пленных и 50 орудий. Но сильная жара и плохая питьевая вода вызвали вспышку болезней. Состав русской армии с каждым днем таял. По пути в нескольких небольших сражениях у Халилм, Вливны, Айдоса и других местечек русские войска разбили по частям турецкую армию, общая численность которой составляла 50 тысяч человек.

7 августа наши войска подошли к стенам Адрианополя, куда русские не заходили со времен князя Святослава. На следующий день Адрианополь сдался.

Глава 6 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ НА КАВКАЗЕ

Перед войной Отдельному Кавказскому корпусу были поставлены две основные задачи — отвлечь часть турецких сил с Балканского полуострова и поддерживать порядок в Закавказье.

В составе Отдельного Кавказского корпуса было около 40 тысяч человек. Командовал корпусом генерал-адъютант И. Ф. Паскевич-Эриванский (1782—1856). Большую часть войск пришлось выделить для поддержания порядка в Закавказье. Для решения же первой задачи считалось достаточным «покорить» два пашалыка (области) — Карский и Ахалдыхский. Дальнейшее продвижение войск в глубь азиатских владений Турции считалось нецелесообразным.

9 июня 1829 г. сводный корпус русских войск в составе около 12 тысяч человек, 24 батарейных, 16 легких и 18 конных орудий сосредоточился в районе крепости Гумры и 14 июня в 6 часов утра перешел границу, взяв направление на Карс. Осадная артиллерия в составе 12 орудий и артиллерийский парк, прибывшие к месту сосредоточения с запозданием, присоединились к корпусу позднее — 16 июня. Место артиллерии в походной колонне было определено командующим.

К вечеру 17 июня корпус сосредоточился в деревне Мешко, примерно в 30 км от Карса, где было принято решение: атаковать крепость с юго-западной стороны, для чего иметь укрепленный лагерь на Эрзерумской дороге в разоренной деревне Кичик-Эв.

Для осуществления этого плана корпусу со всеми обозами нужно было совершить обходный марш. Первый этап этого марша до деревни Азаткев был проведен 18 июня.

19 июня к намеченному месту постройки укрепленного лагеря был отправлен весь обоз, для прикрытия которого выделялись, кроме пехоты и кавалерии, по два орудия от каждой батарейной роты. Главные же силы корпуса предприняли разведку боем, для чего в восьмом часу утра начали движение к крепости. С выходом на дальность стрельбы турецкой крепостной артиллерии они были встречены интенсивным артиллерийским огнем.

Вечером 19 июня вблизи Карса сосредоточился весь русский корпус. Крепость Карс, построенная на обрывистом правом берегу реки Каре-чай, представляла собой довольно сильное укрепление, прикрывавшее пути к Эрзеруму Она имела два ряда высоких и толстых каменных стен, три цитадели, построенные одна в другой, и ряд наружных укреплений в предместьях Байрам-паша, Ортакапи и Темир-паша. Кроме того, оборонительными сооружениями было прикрыто кладбище, расположенное за рекой напротив крепости, и гора Карадаг. Эта гора, находившаяся в полутора километрах к северо-востоку от Карса, господствовала над окружающей местностью. На ней была построена 14-орудийная батарея.

На вооружении крепости Каре находилось 151 орудие разных калибров. Гарнизон составляли 3 тысячи конницы, 4 тысячи пехоты и до 4 тысяч вооруженных местных жителей.

Постройка первой осадной батареи была закончена к утру 21 июня. С рассветом четыре ее орудия открыли огонь по крепости. В ночь на 23 июня была начата постройка еще трех батарей. Рано утром 23 июня 38 русских орудий открыли непрерывный огонь по крепости. Через 2 часа 5 тысяч солдат пошли на штурм. К 8 часам утра крепость пала. Остатки ее гарнизона во главе с комендантом крепости Эмином-пашой заперлись в цитадели, но и они через два часа сдались.

Победителям досталось: 22 мортиры и гаубицы, из которых три 5-пудовых; 22 пушки и гаубицы от 48- до 12-фунтовых; 98 разных крепостных орудий меньшего калибра и 9 полевых орудий. Кроме того, в крепости было захвачено до 7 тысяч пудов (около 115 т) пороха и много других боеприпасов, вооружения и продовольствия. Турки потеряли до 2 тысяч человек ранеными и убитыми и 1361 человека пленными. Потери русских войск составили до 300 человек убитыми и ранеными, в том числе 15 офицеров.

К моменту падения крепости Карс войска спешившего ей на помощь Киоса-Магомета-паши находились уже в 5 километрах от Карса. Узнав о капитуляции крепости, они повернули и отошли к Ардагану.

17 июля корпус Паскевича выступил через Ахалкалаки на Ахалцых. 22 июля, после тяжелого перехода по горному маршруту, русские войска подошли к Ахалкалаки.

Крепость Ахалкалаки размещалась при слиянии двух рек: Тапа-Раван-чай и Гендарысу. Длина крепости была около 300 м, а ширина 80—120 м. Укрепления крепости находились в запущенном состоянии и были довольно слабы, предместья разрушены. Гарнизон крепости составлял около тысячи человек при 14 орудиях.

Подойдя со своими войсками к крепости, генерал Паскевич предложил гарнизону сдаться, но получил категорический отказ.

С наступлением темноты русские войска приступили к постройке большой осадной батареи, где к рассвету были установлены две 2-пудовые мортиры, 8 батарейных пушек и 2 легкие пушки. Батарею построили в 350 м от крепостной стены. Впереди большой батареи на расстоянии от нее 80 м была построена батарея на 6 кегорновых мортир. В 6 часов 23 июля русская артиллерия открыла огонь по Ахалкалаки. Уже через час турецкий гарнизон был вынужден оставить наружные укрепления и укрыться внутри цитадели. По приказу Паскевича к цитадели на расстояние 200 м были подтянуты еще 4 батарейные и 2 легкие пушки, которые немедленно открыли огонь. К 8 часам утра турки группами стали покидать крепость по ущелью реки. Под прикрытием артиллерии русская пехота бросилась на штурм. Отряд под командованием полковника Бородина, воспользовавшись веревками, по которым спускалась в ущелье бежавшая часть гарнизона крепости, овладел южной стеной крепости, чем вынудил остатки гарнизона сложить оружие. Около 9 часов утра крепость пала.

Русским войскам достались трофеи: 14 орудий, 21 знамя, большое количество различного оружия и артиллерийских припасов. Турки потеряли до 600 человек ранеными и убитыми и 300 человек пленными. Потери русских войск составили убитыми и ранеными 13 человек.

После взятия Ахалкалаки Паскевич двинулся к крепости Ахалцых. За три дня главные силы русских одолели 50-километровый путь и вечером 4 августа оказались в 7 км от Ахалцыха. Однако к Ахалцыху чуть раньше уже подошел 30-тысячный корпус турок под командованием Киоса-Магомета-паши и Мустафы-паши.

5 августа в 8 часов утра наши части вброд перешли Куру и двинулись к крепости. Пройдя 3 км, они остановились, чтобы переждать полуденный зной, и возобновили движение лишь в 4 часа дня.

С началом движения 16 батарейных орудий 20-й и 21-й артиллерийских бригад, находившиеся в первой линии, на рысях, неожиданно для противника, выскочили на высоты перед атакуемой горой Та-ушан-Тапа и открыли меткий прицельный огонь. Турки, застигнутые врасплох смелыми действиями русской артиллерии, обратились в бегство. Этим моментом удачно воспользовались казаки. Поддержанные Донской конно-артиллерийской ротой № 3, они стремительно бросились на врага и с ходу овладели горой Таушан-Тапа и прилегающими к ней высотами. Подошедшие остальные войска корпуса закрепили успех казаков. В 18 часов турецкая конница с флангов атаковала русских. На левом фланге действовало 5 тысяч всадников, а на правом — 4 тысячи. Однако турки были встречены метким огнем пехоты и артиллерии. Тут опять отличилась Донская конно-артиллерийская рота № 3, которая быстро маневрировала и частым огнем поражала турок картечью. Затем контратаковала русская кавалерия, и турки были вынуждены отступить к крепости.

В ночь с 5 на 6 августа русские начали постройку осадных батарей у Ахалцыха.

Крепость Ахалцых располагалась на левом утесистом берегу реки Посховчай, в 7,5 км от ее впадения в Куру. Оборонительные сооружения крепости включали цитадель, собственно крепость, обнесенную высокой каменной, местами в два яруса, стеной, и наружный оборонный пояс. Цитадель занимала господствующее положение над крепостью.

Собственно крепость, имеющая форму многоугольника длиной около 1250 м и шириной до 800 м, делилась на четыре отделения, которые ступеньками возвышались одно над другим.

Наружная оборона Ахалцыха состояла из четырех бастионов и одной башни, соединенных полисадом из толстых бревен. В каждом бастионе и в башне было установлено в амбразурах по три орудия и по одному орудию в промежутках. Все орудия были на полевых лафетах. Всего на наружной обороне размещалось 22 орудия. Крепость и цитадель имели на вооружении 40 орудий.

Гарнизон крепости насчитывал 8—10 тысяч человек, главным образом жителей Ахалцыха. Кроме того, рядом с крепостью в четырех укрепленных лагерях находилось около 30 тысяч турок при 15 полевых орудиях.

С рассветом 8 августа русские орудия открыли огонь по Ахалцыху. Турки решили, что русские готовятся к длительной осаде. Но в ночь на 9 августа Паскевич скрыто повел свои войска против турецкого лагеря. В 6 часов утра 9 августа начался кровопролитный бой, которому не смогла помешать даже сильнейшая гроза. Турки отступили, потеряв убитыми до 2 тысяч человек. Потери русских: 81 убитый и 339 раненых.

16 августа крепость Ахалцых сдалась. В крепости было найдено 66 пушек.

Через два дня после овладения Ахалцыхом русские войска заняли крепость Ацкур, прикрывавшую вход в Боржомское ущелье. 22 августа турки сдали Ардаган, а 28 августа — Баязет. В сентябре 1828 г. русскими войсками были заняты крепости Топрах-Кале и Диадин. Наступление зимы прервало в конце октября военные действия. Оставив в отбитых у турок крепостях гарнизоны общей численностью 15 батальонов, 4 казачьих полка и 3 роты артиллерии — всего около 8,5 тысяч человек, — генерал Паскевич с остальными частями в начале ноября 1828 г. вернулся в Грузию.

Пятимесячная кампания в Закавказье окончилась для русской армии удачно. Намеченный план войны был в основном выполнен. Овладев Карским, Ахалцыхским и большей частью Баязетского пашалыков, русские войска взяли шесть крепостей и три укрепленных замка, захватив при этом около 8 тысяч пленных, 313 пушек и 195 знамен. Потери корпуса составили 3200 человек, главным образом от болезней. Следует отметить, что в июне — июле в районе Карса была эпидемия чумы.

Зима 1828/29 г. прошла тревожно. Персы начали стягивать свои войска к Араксу. 11 февраля в Тегеране толпа персов перебила русское посольство, среди убитых был и посол А. С. Грибоедов. Граф Паскевич-Эриванский не растерялся и пообещал шаху Аббасу-Мурзе «истребить всю его династию». Персы знали, что русские генералы на Кавказе действуют круто, не оглядываясь на Петербург. Это не Балканы, где генералы, прежде чем чихнуть, запрашивают разрешение у царя, тот у министерства иностранных дел» а министерство — у тетушки Европы. Тот же генерал А. П. Ермолов всяческих шейхов и мулл, не стесняясь, вешал, причем не всегда за шею, а иногда за ноги или иные места. Шах унялся, поняв, что Паскевич не шутит.

Первыми в кампанию 1829 г. боевые действия начали турки. Турецкое войско, в составе которого было 5 тысяч регулярной пехоты и 15 тысяч ополченцев при 6 полевых орудиях, преодолев горные перевалы, 20 февраля подошли к Ахалцыху.

Русский гарнизон Ахалцыха насчитывал всего 1164 человека пехоты, 3 орудия резервной батарейной роты № 5 21-й артиллерийской бригады и несколько трофейных полевых турецких орудий.

В тот же день, в четвертом часу ночи, противник, рассчитывая на внезапность и восьмикратное превосходство в силах, начал штурм крепости. Немногочисленный русский гарнизон отбивался «ружейным огнем, нарочно заготовленными каменьями, гранатами и бомбами». Штурм был отбит, и туркам ничего не оставалось, как перейти к осаде Ахалцыха. Оборона крепости длилась 12 дней. 4 марта к крепости подошли русские войска, и турки бежали. Наши потеряли до 100 человек убитыми и ранеными, турки — до 4000 человек.

Почти одновременно с событиями в районе Ахалцыха, на Черноморском побережье русские войска под командованием генерала Гесса разбили другой турецкий отряд численностью до 8 тысяч человек.

К середине мая действующие войска русского Кавказского корпуса сосредоточились на границе, а 22 мая главными силами выступили к Ардагану, куда и прибыли 24 мая. Дальнейшее движение на Эрзерум было приостановлено в связи с выходом к Ахалцыху турецких войск.

10 июня в районе селения Котанлы собрался весь Кавказский корпус в составе 12 430 человек пехоты и 5770 человек кавалерии с 70 орудиями полевой артиллерии.

К этому времени на эрзерумской дороге в районе деревни Милли-Дюз в укрепленном лагере собрался 20-тысячный турецкий отряд при 17 полевых орудиях под начальством главнокомандующего турецкой армией на Азиатском театре военных действий Гагки-паши. Сюда же ожидалось прибытие в ближайшие дни из Эрзерума 30-тысячного отряда под командованием самого сераскира Гаджи-Салеха.

19 июня в 10 часов утра начался встречный бой между русскими войсками и конницей сераскира Гаджи-Салеха. В середине дня русские отбили атаки турок. А после небольшого отдыха к 7 часам вечера перешли в решительное наступление. Эта атака оказалась для неприятеля полной неожиданностью, и началось повальное бегство. Русская конница, преследовавшая отступающих, с ходу ворвалась в укрепленный лагерь сераскира.

На другой день, 20 июня, русские войска напали на другой укрепленный лагерь, в котором засело 20 тысяч турок под командованием Гагки-паши. Конница под командованием самого Паскевича преследовала турок на расстоянии более 20 км. В двухдневном сражении было убито около 2 тысяч турок, в плен взято около 200 человек, включая самого Гагки-пашу; захвачена вся турецкая артиллерия (31 пушка). Потери Кавказского корпуса убитыми и ранеными составили около тысячи человек.

Замешательство среди турок было так велико, что 27 июня почти без боя сдалась мощная крепость Эрзерум, где в плен был взят сам сераскир и четыре паши, до 15 тысяч человек и 150 орудий. Со взятием Эрзерума, собственно, и закончилась кампания 1829 года. Хотя в июле — сентябре еще произошло несколько стычек с турками. Наиболее крупная была 27 сентября при селении Байбурт, где русский отряд численностью 7 тысяч человек при 34 орудиях разгромил 12 тысяч турок и курдов. Неприятелей было перебито 700 человек и взято в плен 1236 человек вместе со всеми шестью бывшими в деле орудиями. Наши потери убитым и ранеными — всего 100 человек.

Паскевич, получивший за Персидскую кампанию 1826—1827 гг. титул графа Эриванского, за кампанию 1829 г. был произведен в генерал-фельдмаршалы и награжден орденом Святого Георгия 1-й степени.

Заканчивая рассказ о кампании 1829 г., остается добавить, что с 13 июня по 14 июля в войсках Кавказского корпуса находился А. С. Пушкин Он стал свидетелем взятия Эрзерума, которое позже описал в «Путешествии в Арзерум».

Глава 7 АДРИАНОПОЛЬСКИЙ МИР

После падения Адрианополя казачьи разъезды стали видны с городских стен Константинополя. На улицах города был зачитан султанский фирман о мобилизации правоверных мужского пола. Султан Махмуд II заявил, что он будет лично командовать войсками, защищающими столицу. Готовясь сделать это, султан появился перед народом, по чьему-то опрометчивому совету не верхом на коне, подобно защитникам родины прошлых времен, а в экипаже, «неслыханной и некрасивой новинке», что лишь вызвало озлобление горожан. Началось бегство состоятельных людей из Константинополя. Недобитые Махмудом янычары составили заговор по свержению султана.

Под Константинополем стояла 20-тысячная русская армия, рядом с Босфором крейсировал Черноморский флот, а вблизи Дарданелл — эскадра Гейдена. В такой ситуации, близкой к идеальной, генерал Дибич настаивал на захвате Константинополя. Этого требовали не только интересы России, но и чувство самосохранения. Армия Дибича, дислоцированная в районе Адрианополя, быстро таяла от болезней, в первую очередь от дизентерии и чумы.

Но, увы, в Петербурге думали иначе. Канцлер (он же министр иностранных дел) Карл Васильевич Нессельроде (1780—1862) не имел собственной внешнеполитической программы, а предпочитал ориентироваться на Вену. Нетрудно догадаться, как в Вене отнеслись к занятию русскими Стамбула. Николай I колебался — с одной стороны, он мечтал видеть русский флаг над Босфором, а с другой стороны, он был слишком привержен идеям Священного союза. В конце концов, царь сформировал из малокомпетентных бюрократов «Особый комитет по Восточному вопросу». Комитет принял резолюцию, составленную Д.В. Дашковым: «Россия должна желать сохранения Османской империи, поскольку она не могла бы найти более удобного соседства, поскольку разрушение Османской империи поставило бы Россию в затруднительное положение» не говоря уже о пагубных последствиях, которое оно могло бы иметь для общего мира и порядка в Европе».

Эта резолюция означала фактическую капитуляцию России. Вне всякого сомнения, Европа не одобрила бы захват Проливов Россией. Но кто в 1829 г. мог воевать с ней? Франция и Австрия были на пороге революции. Англия держала в Эгейском море эскадру, но не имела сухопутных сил для противодействия русской армии. В 1829 г. Англия была лишена даже своего политического инструмента — демонстрационного появления своего флота в нужном месте и в нужное время. «Просвещенные мореплаватели» в 1829 г. не могли сделать того, что они сделали в 1854 и 1878 гг., то есть войти в Мраморное море. У входа в Дарданеллы стояла эскадра Гейдена, которую, правда, можно было уничтожить, что автоматически означало войну с Россией. Эта эскадра могла или не пропустить англичан в Дарданеллы, или наоборот, пропустить, а затем заблокировать дорогу обратно.

Но, увы, Николай I струсил, и 2 сентября 1829 г. в Адрианополе был подписан мир между Россией и Турцией, который по месту его подписания стали называть Адрианопольским. Приобретения России по Адрианопольскому миру были ничтожны. В Европе Россия приобрела все острова, находящиеся в устье Дуная, при этом правый берег реки оставался по-прежнему у турок. На Кавказе Россия получила Анапу, Ахалцых и Ахалкалаки.

Седьмая статья Адрианопольского мира гарантировала свободный проход русских торговых судов через Проливы в мирное время. Режим Проливов в военное время не оговаривался. Как Бухарестский 1812 года, так и Адрианопольскйй договор, не касались прохода русских военных судов через Проливы. Напомним, что свободное право прохода русских военных судов в мирное время было закреплено в русско-турецких договорах 1799 и 1805 г. А Бухарестский и Адрианопольскйй договоры содержали двусмысленность, они не подтверждали и не отвергали статьи договоров 1799 и 1805 г., касающиеся данного вопроса. Эта неопределенность давала формальную зацепку России, но была гораздо выгоднее Турции, которая могла считать статьи договора 1829 г. исчерпывающими и все вопросы, выходящие за рамки статей, решать по своему усмотрению.

Суть Адрианопольского договора была в том, что Россия очень мало приобретала, а Турция очень много теряла. Так, от Турции были отторгнуты Греция, Сербия и Дунайские княжества.

После смерти Екатерины Великой так и повелось, что в результате русско-турецких войн Россия выигрывает копейки, Турция много теряет, а выигрывает Европа, то есть Англия, Франция, Австрия и т.д.

Глава 8 РУССКИЕ В БОСФОРЕ

Как уже говорилось, Египет в XVIII в. стал полунезависимой частью Оттоманской империи. В 1805 г. наместником турецкого султана стал Мегмет-Али. Умный и честолюбивый правитель, он создал собственную армию и флот, покорил мятежные племена в Египте, упорядочил финансы и стал грозным и неограниченным властителем Египта. Мегмет-Али оказал большую помощь султану в борьбе с восставшими греками в начале 20-х годов. В награду за это он был пожалован пашалыком (властителем) Крита. Но Мегмет-Али сильно обиделся на Махмуда II, он ожидал в награду как минимум Сирию.

В октябре 1831 г. Мегмет-Али, использовав в качестве предлога личную ссору с пашой Акры, двинул свои войска в Сирию. Командующим был назначен сын египетского властителя Ибрагим. В его подчинении находилось 30 тысяч человек при 50 полевых орудиях и 19 мортирах. Армия Ибрагима почти без боя овладела Газой и Иерусалимом, а затем осадила Акру. С моря Акра была блокирована большой египетской эскадрой. Взамен кораблей, погибших в Наваринском сражении 1827 г., Мегмет-Али построил новый, куда более мощный, флот.

Махмуд II объявил Мегмета-Али мятежником, отрешил его от должности и назначил на его место Гуссейна-пашу Султан приказал Гуссейну-паше собрать войско и двинуться на Ибрагима. Но пока Гуссейн-паша собирал свою армию, Ибрагим одержал ряд побед. В мае 1832 г. он штурмом взял Акру, а в июне вступил в Дамаск. Продолжая наступление на север, Ибрагим занял Гомес, а затем Алеппо. В июле 1832 г. у Бейлана египтяне наголову разбили турецкую армию и захватили всю ее артиллерию. Два дня спустя Ибрагим вступил в Антиохию. Теперь вся Сирия оказалась в его руках. Затем Ибрагим вторгся в Аданский округ, перешел горы Тавра и в ноябре овладел самым сердцем Малой Азии — Конией. В декабре под Конией на Ибрагима напал великий визирь Рашид-паша с 60-тысячиой армией. Бой закончился поражением турок, а сам великий визирь попал в плен. Ибрагим двинулся на Константинополь.

Султан Махмуд II находился в отчаянном положении. У него не было ни сил, ни средств для защиты столицы, поэтому пришлось просить помоши за границей. Первым делом Махмуд II обратился к правительству Англии, в чем его поддержал британский посол Стретфорд Капинг. Но министр иностранных дел лорд Пальмерстон[50] в силу ряда внутриполитических причин отказал султану. Что же касается Франции, то она безоговорочно поддерживала египтян. Таким образом, у Махмуда не оказалось выбора, и он обратился к своим старым врагам — русским.

В октябре 1832 г. по указанию царя начальник Главного морского штаба А.С. Меншиков (1787—1869) предписал главному командиру Черноморского флота адмиралу Грейгу подготовить эскадру для похода в Константинополь. На Грейга возлагалось и командование эскадрой.

7 ноября Грейг доложил Меншикову что годных для похода кораблей очень мало и что он «по состоянию здоровья» не может возглавить эскадру. 15 ноября Меншиков в категорической форме предписал Грейгу незамедлительно вооружить флот, поскольку «...обстоятельства, могущие возникнуть от успехов египтян, могут... понудить в течение еще зимы к высылке в море наших эскадр». Этим же предписанием контр-адмирал Лазарев назначался командующим готовящейся для похода в Константинополь эскадры.

24 ноября 1832 г. русскому посланнику в Константинополе А.П. Бутеневу было отправлено царское повеление, в котором указывалось, что если султан попросит помощи со стороны России, то Бутеневу предоставляется право требовать от адмирала Грейга немедленной посылки в Константинополь Черноморской эскадры.

Египетские войска приближались к Константинополю. 21 января 1833 г. турецкое правительство обратилось к Бутеневу с просьбой поспешить с присылкой эскадры. Турки также просили доставить на эскадре в Константинополь три — пять тысяч солдат.

1 февраля 1833 г. контр-адмирал Лазарев получил письмо от Бутенева с требованием как можно скорее прибыть с эскадрой в Константинополь. На следующее утро он с четырьмя кораблями («Анапа», 84/108-пушечный; «Память Евстафия», 84/108-пушечный; «Екатерина II», 84/96-пушечный; «Чесма», 84/92-пушечный), тремя 60-пушечными фрегатами («Эривань», «Архипелаг», «Варна»), корветом и бригом вышел в море. Сухопутные части Лазарев с собой не взял, так как их в то время не было в Севастополе.

Из-за противных ветров Лазарев подошел к устью Босфора только 8 февраля. С турецких крепостей эскадре предложили не входить в Босфор до получения разрешения от султана. Но контр-адмирал Лазарев пренебрег этим требованием, и в тот же день русские корабли стали на якорь в заливе Буюк-Дере недалеко от английской и французской миссий.

Немедленно к Лазареву прибыли представители Махмуда II и попросили увести эскадру в Сизополь, где и оставаться в полной готовности оказать султану помощь. Турки пытались уверить Лазарева в том, что между Махмудом и Мегметом-Али ведутся мирные переговоры и присутствие русской эскадры в Босфоре может вызвать новое наступление египетского паши на Константинополь.

Посланники турецкого султана врали, и Лазарев прекрасно это понимал. Дело было вовсе не в угрозе срыва мирных переговоров с Мегметом-Али. Посол Франции в Константинополе приложил много усилий, чтобы Порта отказалась от помощи русского флота. В результате такого давления турецкое правительство даже предложило Бутеневу вывести эскадру «в угоду французскому посланнику». Эту фразу в письме к Нессельроде посол жирно подчеркнул. Из-за жесткой позиции русского посла турки отступили и более к этому вопросу не возвращались.

Между тем Мегмет-Али организовал мятеж в Смирне против султана, в результате чего египетские войска заняли город. Султан опять изменил тон и потребовал от контр-адмирала Лазарева ускорить доставку сухопутных войск.

24 марта 1833 г. в Константинополь пришла вторая эскадра Черноморского флота под командованием контр-адмирала М.Н. Кумани. B ee составе были корабли «Адрианополь» (84/108-пушечный), «Пармен» (74/89-пушечный), «Императрица Мария» (84/96-пушечный), 60-пушечный фрегат «Тенедос» и девять транспортных судов с десантом.

2 апреля в Буюк-Дере бросила якорь третья эскадра Черноморского флота, которой командовал контр-адмирал И.И. Стожевский.

110-пушечный корабль «Париж»

В ее составе были корабли «Париж» (110-пушечный), «Пимен» (74-пушечный), «Иоанн Златоуст» (74-пушечный), два бомбардирских судна и десять транспортных судов с десантом. Всего вторая и третья эскадры доставили 10 тысяч десантников. Кроме того, в Эгейском море крейсировали 44/54-пушечные фрегаты «Княгиня Лович» и «Анна», которые оставались там с 1829 г.

Итого у Константинополя сосредоточилось десять новых кораблей и четыре фрегата, которые по своей огневой мощи не уступали кораблям.

31 марта 1833 г. военный министр Чернышев предписал командующему десантными войсками генерал-лейтенанту Муравьеву в случае движения египетской армии к Константинополю занять два укрепленных пункта в проливе, защищающих с европейского и азиатского берегов вход в Черное море. Эти пункты надлежало укрепить, оставив в них по 1000 человек. Остальную часть десантного отряда предполагалось использовать для обороны Константинополя совместно с турецкими войсками. Далее Чернышев сообщал, что Бутеневу дано право при угрозе выхода египетских войск к Дарданеллам потребовать от командира расположенного в Молдове армейского корпуса генерала графа П. Д. Киселева, чтобы он занял укрепленные замки на обоих берегах Дарданелл и тем закрыл его для плавания неприятельских кораблей. Эскадре Лазарева предписывалось в этом случае идти к Дарданеллам и способствовать их удержанию.

В марте лейтенант Путятин получил от Лазарева предписание идти на фрегате «Эривань» в Дарданеллы. На фрегате находились полковник Дюгамель и инженерные офицеры, которые должны были проинспектировать состояние крепостей и укреплений пролива. Посланцы имели приказ «приступить к подробному осмотру вышесказанного пролива, стараясь по возможности исправить бывшую досель карту Дарданелл».

Русский посол Бутенев заявил турецкому правительству, что русские войска и флот не оставят Босфора до тех пор, пока египетские войска не очистят Анатолию. Присутствие русских войск и флота в Константинополе, их готовность защитить Турцию заставили египетского пашу прекратить военные действия и возобновить мирные переговоры.

Перед англо-французской дипломатией встали очень сложные противоречивые задачи: удалить русских из Константинополя, спасти Турцию от полного разгрома войсками Мегмета-Али и в то же время удовлетворить притязания египетского паши. Англичанам и французам удалось выполнить только последнюю задачу. Они заставили Мегмета-Али пойти на мир с султаном. Мирный договор, заключенный 24 апреля 1833 г. в Кутайе, был очень выгоден для Мегмета-Али, так как ему была отдана вся Сирия. Специальным фирманом Махмуд II признал Мегмета-Али пашалыком Египта, Крита, Сирии, Дамаска, Триполи» Алеппо и Аданы. Он пожизненно сохранял за собой эти пашалыки без гарантий наследования их Ибрагимом или другими преемниками.

Параллельно с переговорами с Мегметом-Али султан вел переговоры со специальным посланником русского императора А. Ф. Орловым. Эти переговоры закончились подписанием 26 июня 1833 г. Ункяр-Искелесийского договора. Он носил оборонительный характер и был заключен на 8 лет. По его условиям Россия обязывалась в случае необходимости прийти на помощь Турции «сухим путем и морем». Наиболее важное для России условие содержалось в «отдельной и секретной статье», где говорилось о том, что российская сторона, «желая освободить Блистательную Порту Оттоманскую от тягости и неудобств, которые произошли бы для нее от доставления существенной помощи», будет удовлетворена выполнением лишь одного обязательства со стороны Турции. По условиям секретной статьи, она должна будет ограничить свои действия в пользу императорского российского двора закрытием Дарданелльского пролива, то есть «не дозволять никаким иностранным военным кораблям входить в оный под каким бы то ни было предлогом».

Ункяр-Искелесийский договор был безусловно дипломатической победой России. Однако вопрос о свободном проходе Проливов русскими военными кораблями опять остался открытым.

28 июня, то есть через два дня после подписания договора, Черноморский флот под командованием вице-адмирала Лазарева (ему за Босфорскую операцию был присвоен очередной чин), приняв на борт десантные войска, покинул Босфор. Вместе с Черноморским флотом ушли из Проливов фрегаты «Княгиня Лович» и «Анна».

Раздел III КРЫМСКАЯ ВОЙНА

Глава 1 СПОР ЗА ГРОБ ГОСПОДЕНЬ

В конце 40-х годов XIX в. резко обострилось соперничество православной и католической церквей в Палестине. Внешне это было похоже на обычные дрязги, которые постоянно происходят между религиозными объединениями и внутри их. Вот, например, кто должен владеть ключами от Вифлеемской пещеры, кто должен ремонтировать купол храма Гроба Господня, можно ли поместить в церковь Рождества Христова серебряную звезду с гербом Франции и т.д. Во всех странах такие споры решаются на уровне городских властей. В Палестине было все иначе. За православными стояла Россия, а за католиками — вся Европа во главе с Францией. Хозяином же Палестины являлся турецкий султан. Среди его подданных было около 10 миллионов православных и всего несколько тысяч католиков. Поэтому вполне логично было бы преобладание православного духовенства в Палестине. Тем более что до захвата мусульманами Палестины в VII в. все христианские святыни были под контролем Византийской империи, а не Рима.

Правительству Франции было глубоко наплевать и на звезду, и на обвалившийся купол, но нужен был повод для вмешательства в дела Сирии. В 1830—1847 гг. Франция захватила Алжир, который был вассалом турецкого султана, после чего жадные взгляды французских буржуа устремились к восточному Средиземноморью.

2 декабря 1851 г. во Франции произошел государственный переворот, приведший к установлению диктатуры Шарля Луи-Наполеона, племянника Наполеона Бонапарта. Он родился в 1808 г. в семье младшего брата Наполеона Луи и Гортензии Богарне. Подобно своему дяде, Луи-Наполеон провел во Франции плебисцит, по результатам которого он был провозглашен императором Наполеоном III. Вторым же Наполеоном был объявлен сын Наполеона I и Марии-Луизы Наполеон (он же Франц, он же герцог Рейхштадский). Он никогда не царствовал, служил подполковником в австрийской армии и скончался от чахотки в 1832 г. Но Луи-Наполеону, видимо, нравилась цифра «три». Правление Наполеона III еще раз подтвердило поговорку что история повторяется дважды — первый раз как трагедия, а второй — как фарс.

Николай I не признал Луи-Наполеона императором Франции, причем, сделал это в издевательской форме. Наполеон III же с первых дней своего царствования пошел на конфронтацию с Россией на Ближнем Востоке. Этим он не только тешил обиженное самолюбие, но и приобретал популярность у всех слоев французского общества. Буржуазии он сулил обогащение в Сирии и Палестине, для крестьян и особенно крестьянок он был защитником католической веры, отстаивавшим права на Гроб Господень. Наконец, Александр I и особенно Николай I в глазах не только революционеров, но и либералов стали воплощением реакции и мракобесия. Поэтому любые акции против России в 40 — 50-х годах XIX в. вызывали радость у всех «просвещенных европейцев» от либералов до социалистов.

Католическая церковь активно поддерживала Наполеона III. Еще в 1847 г. папа Пий IX обратился к населению Ближнего Востока со специальным посланием, призывая его перейти в римско-католическую веру.

22 марта 1853 г. французский министр иностранных дел вручил новому посланнику в Турции де Лакуру инструкцию. В ней говорилось: «Если русский флот в Севастополе предпримет передвижение, или в Дунайские княжества войдут русские войска, или даже будет осуществлено приближение русских кораблей к турецкому побережью Черного моря, то любое из этих предположений было бы достаточно для объявления войны России». Таким образом, французское правительство, ни много ни мало, требовало запретить плавать в Черном море русским военным кораблям.

Агрессивность Наполеона III вызвала восторг в Лондоне. Англия получила возможность в очередной раз вести чужими руками большую европейскую войну. В 1799—1815 гг. «владычица морей» усмирила Наполеона I с помощью России, причем сделала это исключительно в интересах Англии. Что же касается Палестины и Сирии, то это была лишь приманка для недалекого императора — отдавать их Франции англичане не собирались.

Еще 21 октября (2 ноября) 1849 г. английская эскадра адмирала Парнера вошла в Дарданелльский пролив и стала на якорь за внешними турецкими фортами. Русский посол Брунов немедленно посетил британского министра иностранных дел Генри Джона Пальмерстона и потребовал объяснений. Пальмерстон начал выкручиваться и ссылаться на «плохие погодные условия», которые-де заставили эскадру Паркера укрыться в проливе. На это Брунов резонно возразил: «На что имеет право адмирал Паркер, на то имеет право также адмирал Лазарев. Если первый законно может войти в Дарданелльский пролив, то последний может пройти через Босфор». Угроза подействовала, и Пальмерстон в конце концов признал маневры английского флота «ошибочными», пообещал, что «этого больше не случится», и объявил о недопустимости вольного толкования принципа закрытия Проливов. В тот момент англичане не имели чужого пушечного мяса для войны с Россией, и эскадра Паркера быстро убралась из Дарданелл.

16 февраля 1853 г. в Константинополь на пароходо-фрегате «Громоносец» прибыл чрезвычайный царский посол князь А.С. Меншиков. 24 февраля Меншиков был принят султаном Абдул-Мехадом. Во время аудиенции он вручил султану собственноручное письмо Николая I. Целью приезда Меншикова было заключение конвенции о статусе православной церкви в Палестине и Сирии, кроме того, он был уполномочен царем предложить Турции заключить оборонительный договор против Франции. Турецкие власти лавировали и тянули время. 17 мая 1853 г. Меншиков предъявил Турции ультиматум с требованием заключения конвенции о наблюдении и контроле иммунитета греческой церкви и, таким образом, провозглашения права России вмешиваться в любые вопросы, связанные с религиозной и административной регламентацией положения православного населения. Вопрос о статусе Проливов русской стороной не поднимался. 2 июня 1853 г. Меншиков, не дождавшись ответа на ультиматум, покинул Константинополь.

Теперь Николаю I, чтобы не потерять лицо, оставалось лишь применить силу. Царь планировал решить «восточный вопрос» tete-a-tete с Турцией, в крайнем случае, рассматривалось вступление в войну Франции. По мнению царя и его министра иностранных дел, Англия должна была соблюдать строгий нейтралитет, а Австрия и Пруссия — благожелательный России нейтралитет. Особенно Николай I рассчитывал на австрийского императора Франца Иосифа I, которого он буквально спас от революции в 1849 г. Ни Александр I, ни Николай I не понимали, что никакие договоры с европейскими государствами, никакие благодеяния никогда не заставят европейских правителей полюбить Россию. Наша страна всегда была и будет бельмом на глазу у сильных мира сего в Старом и Новом Свете. А повод для конфронтации всегда найдется: в XIX в. Россию обвиняли в том, что она слишком монархическая и реакционная, в XX в. наоборот — слишком социалистическая и революционная. Россия виновата уже тем, что она слишком большая и сильная, и мешает разбойничать англоязычным странам.

Беда российских властителей, от Николая I до Горбачева и последующих, в том, что они плохо знали историю и никогда не пытались делать из нее выводы. В любой пограничный конфликт России с беспокойным соседом неизбежно вмешиваются великие державы и лишают ее плодов победы. Так было в ходе турецких войн 1828— 1829 гг.; 1853-1855 гг.; 1877—1878 гг. и Афганской войны 1979-1989 гг. Каких-либо успехов Россия может достичь, лишь участвуя в коалиционной войне (Северная война 1700—1721 гг.; Великая Отечественная война 1941—1945 гг.). Наивыгоднейшая же ситуация складывалась, когда европейцы начинали воевать между собой, а Россия без помех решала свои пограничные конфликты (1791—1795 гг.; 1807—1809 гг. и 1939—1940 гг.). Стабильность в Европе —бедствие для России.

Правительства Англии и Франции давно грозили введением своих эскадр в Мраморное море в случае возникновения конфликта между Россией и Турцией. Наиболее логичным ответом стало бы занятие русским десантом Босфора.

14 декабря 1852 г. Николай I приказал начальнику Главного морского штаба Меншикову представить ему соображения о возможности захвата Босфора. 16 декабря Меншиков уже представил царю эти соображения. Тогда же военный министр собрал и проанализировал материалы по подготовке десанта и сухопутного похода в Турцию в 1840 г., о турецкой армии, об укреплениях Проливов. Полковник Генерального штаба Сакен охарактеризовал укрепления Босфора как находящиеся в состоянии «большого упадка», «не имеющие большой важности», а оборону фортов ненадежной.

В конце декабря 1852 г. Николай I набрасывает план операции: «Могущий быть в скором времени разрыв с Турцией приводит меня к следующим соображениям:

1) Какую цель назначить нашим военным действиям.

2) Какими способами вероятнее можем мы достичь нашей цели.

На первый вопрос отвечаю: чем разительнее, неожиданнее и решительнее нанесем удар тем скорее положим конец борьбе. Но всякая медленность, нерешимость даст туркам время опомниться, приготовиться к обороне, и вероятно, французы успеют вмешаться вдело или флотом, или даже войсками, а всего вероятнее присылкой офицеров, в коих турки нуждаются. Итак, быстрые приготовления, возможная тайна и решимость в действиях необходимы для успеха.

На второй вопрос думаю, что сильная экспедиция с помощью флота прямо в Босфор и Царьград может всё решить весьма скоро».

Дальше следовал расчет экспедиции: 13-я пехотная дивизия в составе 12 батальонов при 32 орудиях должна сосредоточиться в Севастополе, 14-я пехотная дивизия в таком же составе — в Одессе. Обе дивизии в один день садятся на суда десантных отрядов Черноморского флота, которые соединяются у Босфора, и захватывают Царьград, после чего, естественно, турецкое «правительство будет просить примирения или, в противном случае, будет стягивать свои силы у Галлиполи или Эноса в ожидании помощи от французов... Здесь рождается другой вопрос: можем ли мы оставаться в Царьграде при появлении европейского враждебного флота у Дарданелл и в особенности, ежели на флоте сем прибудут и десантные войска? Конечно, предупредить сие появление можно и должно быстрым занятием Дарданелл».

В феврале 1853 г. начальник штаба Черноморского флота и портов В. А. Корнилов (1806—1854) представил в военное министерство полный расчет перевозки намеченного Николаем I отряда.

19 марта 1853 г. Корнилов представил управляющему морским министерством великому князю Константину Николаевичу докладную записку: «...поличному моему мнению: 1) турецкий флот в руках турок к плаванию в море едва ли способен, но может быть ими употреблен, в числе 5 линейных кораблей и 7 фрегатов, к защите Босфора в виде плавучих батарей, особенно при содействии имеемых у них больших пароходов. 2) Укрепления Босфора, хотя и получили против 1833 года некоторые улучшения, но при благоприятных обстоятельствах для Черноморского флота из линейных кораблей, фрегатов и больших военных пароходов покуда легко проходимы; и 3) заняв Дарданелльские укрепления посредством высадки на выгодном пункте, например, в Ялова-Лимане или против греческой деревни Майдос, и имея дивизию на полуострове Геллеспонте, флот Черноморский отстоит пролив против какого угодно неприятельского флота». Успех нападения Корнилов обуславливал соблюдением полной тайны: «И тот и другой случай покушения на Константинополь посредством Черноморского флота и высадки десанта в Босфоре никак не должно предпринимать иначе, как при соблюдении самой глубокой тайны, и потому я бы полагал, дабы усыпить турок, такое действие провозглашать невозможным, а обратить общее внимание на Варну или Бургас».

Был ли реален план захвата Босфора в 1853 г.? Безусловно да. По мнению автора, вероятность захвата Босфора составляла не менее 95% (разумеется, при условии внезапности), а Дарданелл — не менее 50%.

Ну а вдруг неудача? Все равно, хуже не было бы. Ну, потеряли бы мы несколько тысяч солдат убитыми и несколько кораблей потопленными. Так все равно флот пришлось топить в Севастополе, а людские потери в Дунайских княжествах превысили все максимально возможные потери при неудачной высадке десанта.

Даже если бы удалось захватить только Босфор, а союзники опередили бы нас и захватили Дарданеллы, операцию можно было бы считать успешной. Ведь речь шла не о выходе Черноморского флота в Эгейское море, а исключительно об обороне. Как уже говорилось, время для войны с Турцией было выбрано Николаем I исключительно удачно. Но в Босфоре русские могли бы успешно отбиваться от всей Европы долгие годы. Защитить Босфор было бы во много раз легче, чем Севастополь. Ахиллесовой пятой Севастополя было снабжение. Причем особые трудности вызывала транспортировка орудий, боеприпасов и продовольствия через Крым. Снабжение же армии и флота в Босфоре могло весьма легко осуществляться через Одессу, Херсон, Николаев, Таганрог и другие русские порты. А значительную часть нужд армии можно было удовлетворить за счет трофеев. В Константинополе было все. Пушки и порох можно было взять в Арсеналах, камень для укреплений — разобрать дома и старые крепости. Не стоит забывать, что 30—40% населения Константинополя составляли христиане. Из десятков тысяч греков, армян, славян и т.д. можно было составить вспомогательные войска. Даже если предположить, что боевая ценность их невелика, то в любом случае они были бы неоценимы при строительстве укреплений, дорог, усмирения мусульманского населения (как делали это греки, мы уже знаем). И все это не прожектерство, а реальность. Так делалось во времена графа Алексея Орлова. Русская армия и флот в Архипелаге постоянно жили за счет турок, и вроде неплохо жил и. При защите Босфора русское командование могло держать все свои силы в одном районе, не разбрасывая войска и артиллерию по всему побережью от Одессы до Новороссийска.

Но, увы, Нессельроде и ряд престарелых сановников уговорили царя отказаться от десанта в Босфор. Основной довод — русское «авось». Авось Европа нам спустит шалости в Дунайских княжествах, а за Проливы еще накажут.

В результате Николай I 8 июня 1853 г. подписал Манифест о введении войск на территорию Дунайских княжество.

Глава 2 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ НА ДУНАЕ

К началу боевых действий русская Дунайская армия под командованием генерал-лейтенанта М. Д. Горчакова (1793— 1861) состояла из IV пехотного корпуса в полном составе, 15-й пехотной и 5-й легкой кавалерийской дивизии V пехотного корпуса и трех казачьих полков. Всего в составе Дунайской армии насчитывалось 59,5 батальона, 64 эскадрона, 18 сотен, 168 пеших и 40 конных орудий и два понтонных парка. Общая численность армии доходила до 80 тысяч человек.

Кроме того, армии была подчинена Дунайская флотилия в составе 27 гребных канонерских лодок, вооруженных 89 пушками (в основном 24-фунтовыми) и 11 63-фунтовыми Фальконетами. Для буксировки канлодок во флотилии состояло три парохода — «Инкерман», «Прут» и «Ординарец». На последние два было поставлено по четыре 36-фунтовых пушко-карронады.

21 июня 1853 г. авангард генерал-адъютанта графа И. Р. Анрепа (1798—1860) перешел Пруту Скулян. В течение следующих трех недель русской армией были заняты Молдова и Валахия. Турецких войск в Молдове и Валахии не было, поэтому русские войска действовали как на маневрах. Да, собственно-то, и войны пока никто не объявил.

Пароход Дунайской флотилии «Прут»

Турция по правому берегу Дуная сосредоточила армию численностью до 120 тысяч человек, из которых до 30 тысяч были расположены у Адрианополя, до 30 тысяч — у Шумлы, а остальные 60 тысяч размещались по Дунаю от Видина до устья реки.

Заняв Дунайские княжества, Николай I решил ждать, опять надеясь на русский авось. Авось турки испужаются и пойдут на мировую, авось славяне на Балканах восстанут против турок... Ждать пришлось недолго. 14 сентября 1853 г. в Стамбуле был издан хатт-и хумаюн — «августейшее начертание» султана Абдул Мехада, где содержался ультиматум России — очистить в 15-дневный срок Дунайские княжества. А тремя днями ранее, 11 сентября, в Лондоне французский посол А. Валевский и английское правительство приняли решение о вводе своих эскадр в Мраморное море. 8 октября 1853 г. союзные эскадры вошли в Дарданеллы.

Турки первыми начали боевые действия на Дунае. 3 октября турки обстреляли русские войска через Дунай. В ответ Горчаков приказал ввести в Дунай русскую военную флотилию. 11 октября пароходы «Прут» и «Ординарец» с восемью канонерскими лодками на буксире были обстреляны артиллерией турецкой крепости Исакчи. На судах было убито 14 человек, ранено 60. Тем не менее отряд проследовал дальше до Браилова. Оттуда «Прут» двинулся в Гирсово.

В ночь с 20 на 21 октября турецкий главнокомандующий Омер-паша с 8-тысячным отрядом переправился через Дунай у Туртукая и занял местечко Ольтеницу. 23 октября генерал Даненберг с 6 тысячами человек остановил турок. Русские потеряли убитыми и ранеными около тысячи человек, после чего Даненберг испугался и отступил. Турки тоже напугались и вернулись за Дунай. Естественным следствием сражения у Ольтеницы стала посылка Николаем I III корпуса на помощь князю Горчакову.

Зима 1853/54 г. прошла в бездействии. Единственный бой состоялся 23 декабря у селенья Четати. Наши потери составили до 2 тысяч убитых и раненых, у турок, соответственно, до 3 тысяч. Захвачено 6 турецких пушек.

В начале 1854 г. Западная (Польская) русская армия и Дунайская армия были объединены под начальством 72-летнего фельдмаршала И, Ф. Паскевича.

Кампания 1854 г. началась с переправы 14 марта русских войск через Дунай одновременно в трех местах: Браилове, Галаце и Измаиле. Вскоре были захвачены турецкие крепости Исакчи, Тульча и Мачин.

4 мая русские войска подступили к турецкой крепости Силистрия, а через четыре дня начались осадные работы. Крепость первоначально защищало 12 тысяч турок, позже ее гарнизон был доведен до 20 тысяч. Горчаков же собрал под Силистрией до 5 дивизий и 254 орудия. На 9 июня был назначен штурм крепости, но за два часа до штурма прибыл фельдъегерь и привез приказ Паскевича отступать за Дунай.

Потеряв в ходе осады 2200 человек, русские войска отступили. Из-за угрозы Австрии Николай I был вынужден отдать приказ об оставлении Дунайских княжеств. 3 сентября последние русские части ушли за Прут. Дунайские княжества были заняты австрийскими войсками, образовавшими своеобразный буфер между турецкой и русской армиями. Таким образом, действия на Балканском театре были прекращены и более не возобновлялись.

Глава 3 СИНОПСКОЕ СРАЖЕНИЕ

В ходе Крымской войны впервые обнаружилось серьезное научно-техническое отставание царской России. Впервые русские армия и флот не имели равноценного с неприятелем оружия. Больше всего наши вооруженные силы пострадали из-за отсутствия нарезных ружей у пехоты и паровых кораблей во флоте. Тут следует уточнить, что под паровыми кораблями автор подразумевает винтовые двух- и трехдечные корабли (линейные корабли) и фрегаты. Не сделав такую оговорку, историк дезориентирует читателя. Ведь к началу войны в составе Черноморского флота было 7 пароходо-фрегатов и 26 небольших пароходов (включая мобилизованные в 1854 г.).

Кроме того, Военное ведомство и частные владельцы располагали на Черном море еще десятком или двумя десятками малых пароходов. Эти пароходы были бы бесценны, если бы в 1853 г. Николай I решился на десант в Босфоре. Но для боя с союзными эскадрами они явно, не годились.

Первые пароходы появились в 1812—1820 гг. сразу в нескольких странах Европы и в Соединенных Штатах Америки. В конце 20-х годов пароходы стали вооружать пушками. Но машины пароходов были очень слабы, скорость хода пароходов не превышала 5—7 узлов. Колеса не позволяли устанавливать большое количество орудий. За редким исключением, на колесные пароходы все пушки ставились только на верхней палубе (на носу и на корме). Большие колесные пароходы, вооруженные 4—15 пушками большого калибра, в России получили название пароходо-фрегатов. Использование колес в качестве двигателя не давало возможности пароходам сравниться с парусными кораблями по огневой мощи. И во всех флотах мира колесные пароходы играли вспомогательную роль.

Ситуация кардинально изменилась в 1839 г., когда в Англии впервые в мире был построен винтовой пароход. Появилась возможность создавать двух- и трехдечные паровые фрегаты и корабли. В 1841 г. в Англии был построен винтовой фрегат «Амфион», а во Франции — «Помона». Эти первые в мире военные винтовые суда развивали скорость до 7,5 узла. В 1849—1852 гг. во Франции строят новый 90-пушечный винтовой корабль «Наполеон», скорость которого уже достигает 12 узлов. Англичане не отставали и построили близкий по характеристикам винтовой корабль «Агамемнон».

Первое винтовое военное судно — 52-пушечный фрегат «Архимед» — был построен в России в 1846—1848 гг. на Охтенской верфи в Петербурге. Испытания его прошли успешно, но в 1850 г. «Архимед» разбился у острова Борнхольм в Балтийском море.

Стало традиционным штампом утверждение, что-де Николай I был реакционером, противился внедрению паровых кораблей и т.п. На самом же деле Николай I поддерживал планы создания парового флота. Но бюрократическая система царизма была слишком медлительна и инертна.

В строительстве паровых судов Россия отставала от Англии и Франции всего на 3—5 лет. Но за эти годы там сумели наладить серийное производство паровых двигателей и винтовых судов. В результате русские парусные корабли оказались неспособными бороться с винтовыми кораблями союзников того же ранга. При этом следует отметить, что по огневой мощи русские корабли практически не уступали союзникам.

29 октября 1852 г. в Николаеве был заложен 135-пушечный винтовой корабль «Босфор», а 3 августа 1853 г. там же заложили однотипный корабль «Цесаревич». По личному указанию Николая I началась перестройка старого 84-пушечного корабля «Три Иерарха» в винтовой. Корабль был построен еще в 1838 г., и ряд специалистов предлагал, чтобы он еще немного послужил в прежнем качестве, а затем сдать его на разборку. Но с «Высочайшим Повелением» спорить не приходилось.

В 1853 г. в Николаеве заложили два винтовых корвета «Воин» и «Витязь». Но достроить их не успели, причем не из-за войны, а из-за отсутствия машин. В то время на юге России не было заводов, способных изготавливать паровые машины в 250 и более лошадиных сил, поэтому машины заказали в Англии. В итоге Россия оказалась без машин и без уплаченных за них денег

Таким образом, все суда Черноморского флота основных классов были парусные. В составе Черноморского флота находилось 16 кораблей, из них четыре — 120-пушечного, а остальные — 84-пушечного ранга; 7 фрегатов 44- и 60-пушечного ранга; 4 корвета; 8 бригов; три десятка малых парусных судов и 41 вооруженный транспорт. Кроме того, как уже говорилось, имелось 7 пароходо-фрегатов и 26 пароходов.

Первой операцией Черноморского флота после начала боевых действий стала переброска 13-й пехотной дивизии из Севастополя в Сухум, а взамен в Севастополь из Одессы была доставлена одна бригада 14-й пехотной дивизии. Императорское повеление о переброске 13-й дивизии поступило в Севастополь 13 сентября 1853 г., а уже на следующий день весь обоз был погружен на суда. 15—16 сентября закончилась посадка на суда 16 393 человек, погрузка 827 лошадей, 16 орудий и запаса продовольствия. Рано утром 17 сентября флот вышел в море. 12 кораблей, 2 фрегата и 2 корвета, ведомые П. С. Нахимовым, пошли под парусами в Сухум. 7 пароходов с 11 транспортами пошли туда же под начальством В. А. Корнилова. 2 корабля и 2 фрегата под начальством Варницкого пошли в Одессу. 19 сентября в час дня пароход «Владимир», на борту которого находился Корнилов, буксировавший транспорт «Рион», бросил якорь на Сухумском рейде и приступил к выгрузке. Вскоре подошли остальные пароходы и транспорты, к утру 21 сентября выгрузка в Сухуме была закончена. На следующий день Корнилов с пароходами «Владимир», «Бессарабия» и «Одесса» пошел навстречу парусному флоту, ход которого был замедлен тихим ветром. Взяв на буксир три корабля, Корнилов привел их к рейду Анакрии, признанному им наиболее удобным для высадки войск с больших судов, и тотчас отправил пароходы снова за оставшимися кораблями. На рассвете 24 сентября весь флот собрался у Анакрии, а к 4 часам этого же дня выгрузка была закончена. Тем временем отряд Варницкого благополучно перевозил из Одессы в Севастополь бригаду 14-й дивизии численностью в 8 тысяч человек.

Автор умышленно останавливается на деталях этой блестяще выполненной перевозки войск. Если за неделю можно перевезти дивизию и бригаду, то почему Черноморский флот не мог перевезти одновременно две или даже три дивизии в Босфор? Стоит отметить, что транспортировка войск 17—24 сентября проводилась исключительно на судах и транспортах Черноморского флота. А ведь при необходимости для перевозки войск можно было привлечь казенные суда, имеющие иное подчинение (Военного ведомства и т.д.), а также частные суда. На случай войны можно было реквизировать и все иностранные суда, стоявшие в Одессе. Перевозка войск в Сухум и Севастополь является лучшим ответом ряду советских историков, называвших операцию в Босфоре «авантюрным планом» и «несуразной затеей»{52}.

Начало боевых действий на Черном море ознаменовалось несколькими успешными для русских столкновениями. 16 октября турецкий отряд захватил пост Св. Николая (южнее Поти). Узнав об этом, начальник III отделения Черноморской береговой линии генерал-майор Миронов посадил роту Черноморского линейного батальона № 11 на пароход «Колхида» под командованием капитан-лейтенанта К.А. Кузьминского и направился к посту Св. Николая. По пути пароход взял на буксир казачий баркас. Чтобы лучше рассмотреть расположение неприятеля, пароход слишком близко подошел к берегу и сел на мель на расстоянии ружейного выстрела от поста. Турки немедленно открыли ружейный и артиллерийский огонь. «Колхида» стояла носом к берегу, и ее пушки были расположены так, что не могли весть огонь по оси парохода. Поэтому «Колхида» отвечала туркам лишь ружейным огнем. Команда парохода делала все, чтобы сняться с мели: завозили верп с баркаса, срубили фок-мачту, бросили за борт оба якоря, часть цепей и угля. Только через четыре часа «Колхида» снялась с мели. За это время на ней было потушено два пожара, возникшие от попаданий вражеских гранат, убито 13 человек (в том числе и командир парохода К.А. Кузьминский), ранено больше половины состава, уже от берега отваливала большая лодка с турками. Но в последний момент пароход, снявшись с мели, повернулся к берегу кормой, выстрелом из бомбической пушки разбил лодку с турками и вскоре огнем своих орудий заставил замолчать турецкие пушки на берегу.

На рассвете 5 октября пароходо-фрегат «Владимир» в районе Пендераклии заметил неприятельский пароход. Это оказался 10-пушечный колесный пароход «Перваз-Бахри». Турки попытались уйти, но «Владимир» обладал превосходством вскорости, и вскоре завязалась артиллерийская дуэль. Командир «Владимира» Г.И. Бутаков (1820— 1882) заметил, что у турка нет кормовых орудий, и решил использовать это обстоятельство. С 10 часов до 12 часов 30 минут «Владимир» шел почти в кильватер турецкому пароходу, ведя по нему огонь из носовых орудий. Турки несколько раз пытались заставить русский пароходо-фрегат вести бой на параллельных курсах, чтобы использовать свою бортовую артиллерию. Однако попытки эти были безуспешны. Ответив залпом всего борта, Бутаков немедленно уводил «Владимир» под корму турецкого парохода. После двух с половиной часов боя турецкий пароход получил значительные повреждения, в личном составе были большие потери. В 12 ч 30 мин, подойдя на картечный выстрел, «Владимир» дал несколько залпов из всех орудий. В 13 часов турки спустили флаг. Из 151 члена экипажа «Перваз-Бахри» 50 человек было убито и ранено. Так закончился первый в морской истории бой паровых судов.

Днем раньше, 4 октября, пароходо-фрегат «Бессарабия» захватил турецкий пароход «Меджире-Таджирет». Там турки сдались без боя.

Пароходо-фрегат «Владимир»

Пароходо-фрегат «Бессарабия»

Колесный пароход «Корнилов», бывший турецкий «Перваз-Бахри»

Утром 7 октября пароходо-фрегат «Владимир» торжественно вошел в Севастополь, ведя на буксире оба турецких парохода. При осмотре выяснилось, что оба парохода имели исправные паровые машины мощностью по 200 номинальных лошадиных сил. В Севастополе оба парохода прошли ремонт и были включены в состав Черноморского флота. «Перваз-Бахри» получил название «Корнилов», а «Меджире-Таджирет» — «Турок».

Через четыре дня после боя «Владимира» с «Перваз-Бахри», 9 ноября, парусный 44-пушечный фрегат «Флора» под начальством капитан-лейтенанта А.Н. Скоробогатова в районе мыса Пицунда в 12 милях от берега встретился с тремя турецкими пароходами — «Таиф» (22 пушки), «Фейзи-Бахри» (20 пушек) и «Саик-Ишаде» (20 пушек). Командовал пароходами англичанин Адольфус Слэйд, ставший ради конспирации Мушавер-пашой. Ветер был очень слаб, и «Флора» шла тихим ходом. Тем не менее меткий огонь русских комендоров заставил пароходы противника отступить. Причем один из них потерял ход и был уведен на буксире.

Турецкие пароходы, атаковавшие «Флору», использовались для доставки оружия горцам на Кавказе. Для прикрытия коммуникаций с Кавказским побережьем султан отправил в Синоп эскадру Османа-паши в составе 7 фрегатов, 3 корветов, 2 пароходов и 2 транспортов. Всего эскадра располагала 474 орудиями. Синоп имел удобную стоянку для кораблей и был защищен несколькими береговыми батареями. Батареи были вооружены 6—8 пушками калибра от 12 до 36 фунтов.

Синопское сражение 17 ноября 1853 г.

Турецкая эскадра в Синопе была блокирована русской эскадрой вице-адмирала П.С. Нахимова. Утром 17 ноября эскадра Нахимова в составе кораблей «Великий князь Константин», «Париж», «Три Святителя», «Императрица Мария», «Ростислав», «Чесма» и фрегатов «Кулевчи» и «Кагул» двинулась к входу в Синопскую бухту.

В 12 ч 30 мин турецкие корабли и береговые батареи открыли огонь по русской эскадре. Русские корабли стали на якорь в 320—380 м от вражеских кораблей и открыли огонь. Флагманский корабль «Императрица Мария» стал в 320 м от вражеского флагмана «Ауни-Аллах». Всего через полчаса боя турецкий адмирал приказал расклепать якорные цепи, и турецкий корабль выбросился на берег, где команда разбежалась. К 16 часам бой закончился. Корвет «Поли-Сефид» взорвался на мине, а остальные турецкие суда выбросились на берег и горели. Бежать удалось лишь пароходу «Таиф», которым командовал Слэйд-Мушавер-паша. Парусные фрегаты «Кагул» и «Кулевчи» погнались за «Таифом», но догнать его не смогли. В нескольких милях от Синопа «Таиф» был встречен эскадрой Корнилова в составе пароходо-фрегатов «Одесса», «Крым» и «Херсонес», которые шли на помощь Нахимову. Слэйду удалось выжать из машины в 450 номинальных лошадиных сил 10-узловой ход, а русские пароходо-фрегаты не могли дать больше, чем 8,5 узла. В результате англичанину удалось проскочить в Константинополь. Второй турецкий пароход «Эрекли» был сожжен в Синопской бухте.

К 18 часам в Синопскую бухту прибыли пароходы Корнилова. Корнилов попытался найти хоть одно турецкое судно, которое можно было бы отбуксировать в Севастополь в качестве трофея. Более-менее целым показался фрегат «Дамиад», выброшенный на мель у турецкой батареи № 6. Пароход «Одесса» снял «Дамиад» с мели, но осмотр показал, что фрегат так разбит артиллерийским огнем, что о буксировке в Севастополь нельзя и думать. Поэтому его на следующий день сожгли. Кстати, на «Дамиаде» найдено около 100 турецких матросов. Командир и офицеры фрегата в ходе боя захватили все уцелевшие гребные суда и бежали.

К концу боя, то есть к 16 часам, все береговые батареи турок были подавлены. При обстреле береговых батарей часть русских бомб залетела в город Синоп и подожгла его. Другой причиной пожаров в городе официальные русские источники называют горящие обломки от взорвавшихся турецких судов. Заметим, однако, что «вчистую» сгорела турецкая часть города, христианская же часть, заселенная в основном греками, осталась совершенно невредима.

Среди сожженных в Синопе турецких судов был и фрегат «Фазли-Аллах», бывший русский фрегат «Рафаил», взятый в плен турками в 1829 г. 4 июня 1829 г. Николай I высочайше повелел «предать огню фрегат «Рафаил», как недостойный носить русский флаг, когда возвращен будет в наши руки». Через 24 года Нахимов выполнил это высочайшее повеление.

В ходе Синопского боя русские потеряли 37 человек убитыми и 233 ранеными, причем среди убитых не было ни одного офицера. Всего русские корабли сделали 18 063 выстрела. Общий вес снарядов составил 19 871 пуд, то есть 325,5 тонны.

Оценивая Синопское сражение, вице-адмирал Корнилов писал: «Битва славная, выше Чесмы и Наварина... Ура, Нахимов! М.П. Лазарев радуется своему ученику».

Глава 4 ВЫСАДКА СОЮЗНИКОВ В КРЫМУ

Поражение турок в Синопе ускорило вступление в войну Англии и Франции. 22 декабря 1853 г. (3 января 1854 г.) соединенный англо-французский флот вошел в Черное море. Через три дня английский пароход «Ретрибюшен» подошел к Севастополю и объявил командиру порта, что для предотвращения войны с Англией и Францией русский флот не должен выходить из гавани и нападать на турецкий флот.

В это время остальные корабли эскадры прикрывали поход пяти турецких пароходов с 6-тысячным десантом, оружием и боеприпасами, предназначенными как для турецких войск, так и для горцев, живших на территории России.

Надо отметить, что первоначально англо-французский флот, вошедший в Черное море 6 января 1854 г., не имел абсолютного превосходства над русским флотом. Английская эскадра состояла из 8 кораблей (один винтовой), 3 фрегатов (один винтовой), 10 пароходов; французская эскадра состояла из 8 кораблей (один винтовой), 2 фрегатов и 6 пароходов.

Увы, севастопольские адмиралы не готовили флот к атаке союзной армады — не было высочайшего повеления. Упрямый Николай I вдруг повел себя довольно странно, надеясь, что все само собой образуется, а союзная эскадра погуляет по Черному морю да и уйдет восвояси. Отличная возможность атаковать союзную эскадру при выходе из Босфора была потеряна. В марте — апреле эскадры союзников получили подкрепления, которые обеспечивали им неоспоримое превосходство над русским флотом. Теперь война была заведомо проиграна.

15 марта 1854 г. Англия и Франция официально объявили войну России. А уже 31 марта английский пароход, шедший под австрийским флагом, захватил под Севастополем частный грузовой парусник.

К середине апреля 1854 г. англо-французская эскадра в составе 19 кораблей и 9 пароходо-фрегатов направилась к Одессе. В составе английской эскадры было три 120-пушечных корабля и семь 80-пушечных, французы имели три 120-пушечных и шесть 80-пушечных.

К началу войны Одесса вообще не имела береговых укреплений, так как была чисто торговым портом. Кстати, и впоследствии вплоть до 1914 г. в Одессе в мирное время береговые батареи отсутствовали.

Наскоро было построено шесть батарей, укрытых земляными валами. Батарея № 1 (шесть 2-пудовых мортир и 2 единорога) на правом фланге, в 3-х верстах от Карантинной пристани, при съезде на дачу графа Ланжерона. Батарея № 2 (шесть 24-фунтовых пушек), за входом в Карантинную пристань. Батарея № 3 (шесть 24-фунтовых пушек), на оконечности Карантинного мола. Батарея №4 (восемь 1-пудовых единорогов), левее лестницы впереди дома и сада князя Воронцова. Батарея № 6 (четыре 24-фунтовые пушки; 28 человек прислуги под начальством прапорщика Щеголева) на оконечности практического мола.

10 апреля союзный флот атаковал Одессу. Несколько кораблей на предельной дистанции вели перестрелку с батареями № 1, 2 и 3 без особых результатов, потерь на батареях не было. Шесть гребных баркасов, подойдя к берегу у предместья Пересыпь, запустили ракеты Конгрева по гавани Одессы.

Наиболее жестокий бой шел у батареи № 6 прапорщика Щеголева. К ней на дистанцию 1500 м подошли английские корабли и 9 пароходо-фрегатов, на вооружении которых было 350 орудий. В течение 6 часов Щеголев с четырьмя 24-фунтовыми пушками вел неравный бой с кораблями союзников. Ядра русской батареи вызвали сильный пожар на французском фрегате «Вобан», который был уведен на буксире. Лишь после того как было подбито два орудия и сгорела ядрокалильная печь, Щеголев заклепал орудия, построил уцелевшую прислугу и мерным шагом под барабанный бой прошел через весь мол подогнем неприятеля.

Тем временем остальные суда неприятеля, пользуясь преимуществом своей артиллерии, вели огонь по городу и порту, не подходя под выстрелы береговых батарей. Шесть английских гребных судов пытались высадить десант, но, понеся большие потери, обратились в бегство, попав под картечь четырех полевых орудий. По поводу бомбардировки Одессы французский адмирал Гамелен доносил Наполеону III, что союзный флот нанес городу «много вреда без собственного ущерба». На самом деле во время обстрела Одессы было убито трое и ранено восемь жителей, сожжено бомбами и ракетами 14 небольших строений, повреждено 52 частных каменных дома, из состава гарнизона убито 4, ранено 45, контужено 12 человек.

Постояв еще неделю у Одессы, 12 апреля союзный флот ушел в сторону Севастополя. Однако 30 апреля английский пароходо-фрегат «Тигр» решил поохотиться за русскими парусниками в районе Одессы. «Тигр» имел мощную машину в 400 лошадиных сил. На его палубе стояли две 10-дюймовые и 14 32-фунтовых пушек. Экипаж состоял из капитана, 24 офицеров и 200 матросов. В густом тумане «Тиф» сел на мель в 6 верстах к югу от Одессы. К месту аварии прибыла конная батарея и взвод улан. Батарея открыла огонь, а уланы в конном строю по мелководью атаковали корабль.

Нервы у английского капитана не выдержали» и он поднял белый флаг. Экипаж в составе 225 человек был взят в плен. «Тигр» не подлежал восстановлению, но машина и пушки с него были сняты русскими. В следующем году в Николаеве был заложен новый пароход «Тигр», на который поставили машину с английского «Тигра». 10-дюймовая английская пушка с «Тигра» и поныне стоит на набережной Одессы.

Обстрелять мирный город и грабить купцов — дело нехитрое, а вот формирование экспедиционного корпуса — дело куда более долгое. Лишь 28 февраля Луи-Наполеон сформировал «Восточную армию». Таким образом, у русских был почти год на занятие Проливов. Да за это время и до Египта дойти можно было при желании. Но, увы, Николай I все надеялся...

«Восточная армия», после ряда преобразований, составилась из четырех пехотных дивизий с двумя пешими батареями каждая, одной кавалерийской дивизии с двумя конными батареями и резерва артиллерии в составе трех пеших и трех конных батарей, одной батареи горных гаубиц и ракетной полубатареи. Укомплектовать такую экспедиционную армию было не очень-то просто, а французскому императору не терпелось начать войну. Для быстрейшего доведения численности состава полков до штатов военного времени, чтобы поскорее отправить армию на Восток, взяли до 20 тысяч лучших солдат различных полков мирного времени и свели их в две дивизии военного времени. Таким путем из трех полков мирного времени формировали один полк военного времени. Так были сформированы две отборные дивизии: 1-я Канробера и 2-я Боске. Остальные дивизии были укомплектованы наспех запасными и рекрутами. Предположительная численность экспедиционной армии достигла 40 тысяч человек. Местом высадки маршал Вайян избрал Галлиполи.

Английская экспедиционная армия должна была состоять из пяти пехотных и одной кавалерийской дивизий, всего около 30 тысяч человек и 56 орудий. Для ее сосредоточения был назначен остров Мальта.

Первый транспорт с французскими войсками вышел из Марселя 7 марта. К 14 апреля в Галлиполи было высажено 25 тысяч французских и 8 тысяч английских солдат и офицеров. Из Галлиполи союзные войска стали постепенно перебрасываться в район Варны, оттуда предполагалось начать наступление на русскую Дунайскую армию. Однако русская армия покинула Дунайские княжества, и воевать союзникам стало вроде бы не с кем.

Врага не было, а потери были, да еще какие. К 10 июля 1854 г. в английской армии в районе Варны из 25 600 человек было больных 1507. Во французской армии за июль заболело холерой 8142 человека, из них умерло 5183 человека. Союзникам нужно было срочно уходить с Балкан. Вопрос был только — куда? Возвращаться восвояси на смех всей Европы? Англичане предложили захватить Севастополь и уничтожить там корабли и портовые сооружения. Это было продолжение старой британской стратегии. В Лондоне считали, что только британский флот должен контролировать моря, а все остальные флоты по возможности надо уничтожить. Так они и поступили в 1793 г. в Тулоне с французским флотом, в 1801 г. в Копенгагене с датским флотом, в 1855 и 1919 г. с русским флотом в Севастополе.

И в 1854 г., и позже морские офицеры и историки спорили, мог ли Черноморский флот противодействовать высадке союзников в Крыму. Элементарный расчет огневой мощи союзного и русского флота, а также возможности маневрирования союзных паровых кораблей и фрегатов показывают, что шансы русских на победу в генеральном сражении «а ля Трафальгар» были равны нулю.

И вот наши храбрые адмиралы провели эти несложные расчеты и решили: драться нельзя, надо самим топиться с горя. Ну а что, если отступить от шаблона и от заученных наставлений? Сразу оговорюсь, что не следовало изобретать что-то новое, надо было действовать тем, что имелось под рукой.

Всего через 7 лет после описываемых событий, в 1861 г., начнется Гражданская война в США. Там обе стороны станут применять самые разнообразные способы войны на море. В ход пойдут и брандеры, и таран, и шестовые мины, и подводные минные заграждения. Никаких особых изобретений, необходимых для создания и использования этих примитивных типов вооружений, делать в 1855—1861 гг. не надо было. Так, например, брандеры новгородцы использовали против шведских судов еще в 1300 г. на Неве, а в 1770 г. граф Орлов с помощью брандеров сжег при Чесме превосходящие силы турецкого флота. Но вот Орловых-то в 1854 г. в России и не оказалось.

Неужели нельзя было из 21 малых пароходов, находившихся в составе Черноморского флота, сформировать несколько штурмовых флотилий? Можно было мобилизовать еще как минимум два десятка речных пароходов, принадлежавших различным гражданским ведомствам и частным лицам. Эти пароходы плавали ранее в Азовском море, по Днепру и Дону.

В принципе можно было мобилизовать пароходы даже на Волге, где к 1854 г. их насчитывалось десятки. Так, например, с 1850 г. между Тверью и Астраханью ходили буксирные пароходы «Минин» и «Пожарский» с машинами мощностью в 200 номинальных лошадиных сил, принадлежавшие обществу «Меркурий». В январе 1854 г. три парохода с машинами мощностью в 50 номинальных л. с. были доставлены в разобранном виде с завода Коккериль (Бельгия) в Тверь, и с апреля того же года они находились в плавании.

Риторический вопрос: при необходимости эти пароходы по частям или целиком могли быть перетащены с Волги на Дон, в районе современного канала Волго-Дон? Замечу, что в этом месте суда перетаскивали уже не менее тысячи лет.

Спору нет, речные пароходы были неспособны нести регулярную службу на Черном море. Но от них требовалось совершить один или два рейса, чтобы быть использованными в качестве брандеров.

Русские колесные пароходы если и уступали в скорости хода, то совсем немного союзным винтовым кораблям и фрегатам, не говоря уж о больших колесных пароходах. Зато они были маневреннее больших пароходов.

В 1854 г. не было мелкокалиберных скорострельных орудий (они появятся только через 15—20 лет), а пушки больших и средних калибров имели малую скорострельность. Эти орудия были рассчитаны на линейный бой с неподвижным или малоподвижным кораблем противника и в подавляющем большинстве своем не имели поворотных устройств. Таким образом, в ночном бою малые пароходы, используемые в качестве брандеров и носителей шестовых мин, были малоуязвимы от огня артиллерии противника. Вспомним, что в 1877— 1878 гг. ни одна русская миноноска не была потоплена артиллерийским огнем турецкого корабля, причем не только в ночных, но и в дневных атаках.

Защиту команд малых пароходов от ружейного огня организовать было проще простого. Для этого годилось все — от мешков с песком до железных щитов.

Разумеется, был риск потерять несколько пароходов и несколько десятков человек из их команд. Поэтому команды должны были состоять исключительно из охотников, как тогда называли добровольцев. А их явно хватало среди десятков тысяч офицеров и матросов Черноморского флота, да и матросов гражданских судов.

Увы, в Российской империи, как и позже в СССР, тратились огромные средства на вооружение, а героям, спасавшим страну» платили медяки. До царей и генсеков не доходило, что если человек идет на смерть за Родину, то он должен быть уверен, что члены его семьи будут пожизненно обеспечены и защищены от произвола чиновников.

В применении к 1854 г. это должно было означать, что команда малого парохода, потопившая большой пароход, получала бы как минимум треть стоимости потопленного судна. Офицеры подлежали производству через чин, а нижние чины получали бы наследственное дворянство.

Надо ли говорить, что при таких условиях команды из охотников сами бы рвались в огонь и в воду.

Внезапность операции штурмовых флотилий можно было бы обеспечить элементарной дезинформацией. Так, сбор большого числа малых, в том числе и речных пароходов можно было объяснить необходимостью буксировки парусных кораблей, фрегатов и корветов Черноморского флота к месту боя и в самом бою. Такой прием использовали союзники при бомбардировке Севастополя, да и до войны во всех флотах Европы практиковалась буксировка малыми пароходами больших военных парусных судов.

Любопытный момент: 18 марта 1854 г. вице-адмирал Корнилов издал подробную инструкцию командирам судов Черноморского флота на случай появления союзного флота у Севастополя. Из восьми страниц инструкции три посвящены действиям брандеров! «Ах! Какой прозорливый адмирал! — воскликнет квасной патриот. — А автор еще говорит, что у нас не было Орловых!»

Увы, Корнилов подробно расписывал возможные действия союзных (!) брандеров против Черноморского флота. В инструкции Корнилов вспоминал успешные действия брандеров при Чесме, на Баскском рейде в 1809 г., но ему даже не пришло в голову самому атаковать врага брандерами, тараном и шестовыми минами. Уж лучше всем героически затопиться на Севастопольском рейде! Глядишь, и вице-адмиралу, и затопленным кораблям памятник красивый поставят.

Чтобы не быть обвиненным в пристрастности в описании действий союзного флота, я предоставлю слово известному морскому теоретику германскому адмиралу Альфреду Штенцелю: «...самое удивительное — это план, выработанный союзниками для перевозки войск. Вместо того чтобы заблокировать русский флот в Севастополе и тем обезопасить переход транспортов с войсками, они решили только прикрыть их конвоем из военных судов. Конечно, эта роль выпала лишь на долю английских кораблей, т.к. французские были битком набиты войсками. Не было даже организовано наблюдение за стоявшим в гавани неприятельским флотом. Странным кажется то, что старшие флагманы остались на парусных линейных кораблях, между тем как младшие находились на винтовых судах. Столь же фантастичен, как переход морем, был и план десантирования: предполагалось высадить сразу 30 000 человек, без палаток, всего с несколькими батареями артиллерии и небольшим количеством припасов, несмотря на то что у западного берега Крыма часто бывал довольно сильный прибой.

В Варне были посажены на суда 28 000 французов с 3000 лошадей, 24 000 англичан и 8000 турок. Для перевозки войск французы предоставили 15 линейных кораблей (из них 4 винтовых), 5 парусных фрегатов, 35 военных пароходов, 80 парусных транспортов и 40 судов для перевозки провианта, англичане — 150 больших коммерческих судов, в том числе много паровых, турки — 9 линейных кораблей и 4 парохода. Прикрытие осуществлял и 12 английских линейных кораблей и столько же фрегатов. Вся эскадра состояла их 350 судов...

...Посадка на суда французских экспедиционных войск продолжалась с 31 августа по 2 сентября. Некоторые линейные корабли приняли сверх 1000 человек собственной команды еще около 2000 десантных войск и были ввиду этого почти совсем неспособны к бою. Англичане, задержанные плохой погодой, закончили посадку лишь 7 числа. Несмотря на это, первый эшелон французских транспортов из 14 парусных судов покинул рейд уже 5 сентября без всякого конвоя и находился трое суток в море совершенно беззащитным. Из английских линейных кораблей, назначенных для охраны транспортного флота, только на одном имелась паровая машина...

...8 сентября англичане догнали французов и турок у Змеиного острова. Здесь произошел инцидент, как нельзя лучше осветивший все недостатки совместных операций союзников, не имеющих общего начальника. Среди французских генералов вдруг возникли сомнения: они почему-то нашли более удобным высадиться не у Качи, а в другом месте, лучше всего у Феодосии, к западу от Керчи. Движение же на Севастополь они считали слишком опасным. Прямо во время перехода все генералы и адмиралы собрались на совет и пришли опять к согласию лишь благодаря дипломатическому искусству лорда Раглана. Решили произвести новую рекогносцировку западного берега Крыма, что и было сделано 10 числа целой комиссией. Флот в это время стоял на якоре в открытом море. Образ действий совершенно непонятный, если принять во внимание предшествовавшие всему этому основательные дискуссии, тянувшиеся целыми месяцами!..

...По позднейшим данным, русский флот не мог выполнить своего намерения атаковать транспорты во время перехода и высадки из-за того, что в течение этих дней у западных берегов Крыма был штиль или господствовали слабые противные ветры. Вернее же, причиной было отсутствие дальновидности и энергии у его начальников. Таким образом, весь переход и высадка десанта сопровождались редкостно удачным стечением обстоятельств»{53}.

Итак, союзникам крупно повезло из-за «отсутствия дальновидности и энергии» у Корнилова, Нахимова и Истомина. Что же касается штиля, то он не только мешал русским парусникам, но и парализовывал парусники союзников, которых было большинство в союзной армаде. Можно легко представить, что было бы, если бы не 40, а только два десятка русских малых пароходов атаковали ночью это огромное скопище слабо охраняемых судов. Что же касается семи русских пароходо-фрегатов, то они могли связать боем наиболее активные суда охранения противника.

Среди союзного командования и так существовали серьезные разногласия относительно целесообразности высадки в Крыму. Поэтому если бы в результате ночного боя погибло хотя бы 10% судов и личного состава десанта, вопрос о высадке был бы окончательно решен. Одна ночь и двадцать смелых капитанов могли изменить весь ход войны.

31 августа армада союзных кораблей подошла к Евпатории, а на следующий день началась высадка десанта.

Для командующего русским флотом в Крыму князя А.С. Меншикова высадка союзников не была неожиданностью. Еще 5 марта 1854 г. военный министр писал Меншикову: «По полученным здесь сведениям подтверждается, что соединенный англо-французский флот намеревается сделать высадку на Крымских берегах, чтобы атаковать Севастополь с сухопутной стороны... Государь император поручил мне сообщить о сем вашей светлости с нарочным фельдъегерем и покорнейше просить вас принять все зависящие от вас меры, дабы быть готовым встретить и отразить угрожающие Крыму и в особенности Севастополю неприятельские покушения». Неужели за 6 месяцев светлейший князь не мог подготовиться к защите Крыма? Не будем спорить: главный виновник неудачи в Крымской войне — Николай I. Это он к августу 1854 г. ухитрился держать в Крыму только 39 тысяч солдат из 701 824 человек, состоявших под ружьем в Европейской части России. Ну и Меншиков хорош! Неужели не ясно, где могли высадиться союзники? Может, князь думал, что они полезут по горным дорогам и тропинкам в Балаклаве, Алупке, Ялте или Судаке? Было только два удобных места высадки столь крупного десанта — район Евпатории и район Керчи. Но Керчь слишком удалена от Севастополя. Поэтому был лишь один десантоопасный район, и именно там нужно было строить укрепления и там попытаться задержать врага. Ну а если бы союзники прорвали оборону наших войск? Вопрос первый — куда бы они пошли? К Северной стороне Севастополя, чтобы взять город с ходу? Это надо быть сумасшедшим. Северная сторона еще до войны была относительно хорошо укреплена, взять ее с ходу было нереально. Нужна длительная осада, а как прикажете в этом случае снабжать огромную армию? Из Евпатории? Так она слишком далека от Севастополя, а главное, там нет защищенной от бурь стоянки кораблей, тем более для огромного флота. У союзников был единственный вариант маршрута — пройти вдоль побережья к Инкерману, а затем расположиться южнее Севастополя, получив таким образом вполне приемлемые места базирования для флота — Балаклаву и Камышовую бухту. И тут-то у Меншикова оказалось меньше ума, чем у неграмотных татарских беев во времена Миниха. Вспомним, почему тогда русская армия без сражений была вынуждена покинуть Крым g большими потерями? Потому что татары оставляли русским выжженную землю. Неужто Меншиков за 6 месяцев не мог подготовить к взрыву мосты и крупные каменные здания? Все жители в районе Балаклавы подлежали выселению, домашний скот следовало забить и бросить в водоемы. Особых сложностей это не представляло, так как южный берег Крыма был очень мало заселен. К примеру, в Ялте насчитывалось всего 86 душ обоего пола! На «выжженной земле» союзников неминуемо ждала бы судьба наполеоновской армии в 1812 г.

Но, увы, светлейший князь Меншиков был слишком галантным кавалером. Он дал возможность союзникам захватить в Евпатории 12 тысяч кубометров зерна, которые еще до войны были собраны для вывоза за рубеж. Этого зерна хватило союзникам на 4 месяца. Англо-французы высадились почти без обоза, зато в Евпатории они получили от татар все, что им требовалось.

Вот что писал о высадке в Евпатории британский историк Кристофер Хибберт: «Транспорта не было. Не было даже медицинских повозок, которые, как считалось, слишком хрупки для крымских дорог... Оказалось, что труднее переправить на берег одну лошадь, чем сотню пехотинцев. Офицеры с трудом сдерживали эмоции, глядя на то, как испуганных стреноженных животных укладывают в шлюпки, где они дрожат и фыркают от ужаса. Иногда шлюпка переворачивалась, и лошадь оказывалась в море... Поэтому вглубь полуострова были направлены специальные команды, задачей которых было найти и доставить в лагерь повозки и тягловых животных, а также все, что могло быть использовано в качестве транспорта»{54}.

Но тут им помогли татары. Только англичане получили 350 повозок с возницами и даже 67 верблюдов. Татары привезли 45 повозок домашней птицы, а также свыше 1000 голов скота. Не хуже дела были и у французов. «Вскоре привычной картиной в расположении французских войск стали верблюды, груженные зерном, и телеги, полные овощей. Кавалеристы пиками подгоняли к лагерю сотни овец и коров, оглашающих окрестности блеянием и мычанием»{55}.

Комментарии к вышесказанному, думаю, излишни.

Между тем, наш главнокомандующий князь Меншиков дал спокойно высадиться союзникам, а сам занял позицию на реке Альме в 15 км от места высадки. При этом за 7 дней нами не было построено ни заграждений, ни укреплений. Русские войска располагались на открытой местности на скатах, обращенных к противнику. Естественные укрытия для войск на правом берегу реки (изгороди, виноградники, кустарники) остались нетронутыми, и ими воспользовался противник.

Меншиков даже не составил диспозиции для сражения. Подчиненные не знали замысла Меншикова и не получили указаний. Войска заняли места на позиции по словесным указаниям адъютантов командующего.

Утром 8 сентября союзники подошли к позициям русских войск на Альме. У французов было 27,6 тысячи человек при 62 орудиях, у англичан — 21 тысяча человек при 50 орудиях. Кроме того, было 6 тысяч турок. Таким образом, против обороняющихся русских войск, насчитывающих в своем составе 33 тысячи человек при 96 орудиях, союзники выставили 55 тысяч человек и 112 орудий.

Противник превосходил русские войска не только по численности, но и по вооружению. Так, например, английская пехота полностью была вооружена нарезными ружьями, а французская — на одну треть, в то время как из всего состава русских войск, находившихся на позиции при Альме, нарезными ружьями было вооружено менее 5 процентов.

В 12 часов дня 8 сентября союзники начали наступление. Французская дивизия генерала Боске довольно быстро перешла Альму вброд и под прикрытием огня корабельной артиллерии поднялась на считавшиеся русским командованием недоступными возвышенности левого берега. Быстро рассыпавшись в цепь, французы открыли интенсивный огонь по позициям Минского полка.

После того как дивизия Боске закрепилась на занятых высотах, в наступление перешли французские дивизии Канробера и принца Наполеона. Их наступление поддерживали своим огнем три пешие батареи этих дивизий и две конные батареи, выделенные из артиллерийского резерва. Противостоящие им Брестский и Белостокский полки, занимавшие позицию у подошвы высот, попали под губительный огонь противника и вынуждены были отступить на более выгодную позицию у вершин высот. В это время дивизия Боске также была усилена резервами пехоты и артиллерии.

Таким образом, против слабого левого фланга русских войск были сосредоточены усилия четырех французских дивизий и одной турецкой, поддерживаемые огнем 70 орудий. Этим дивизиям противостояли четыре пехотных русских полка, действия которых обеспечивали пять артиллерийских батарей (42 орудия), причем из них две батареи были совершенно не боеспособны.

Противник понес тяжелые потери от огня русских, однако подавляющее численное превосходство противника решило исход сражения на левом фланге. Под натиском сильнейшего неприятеля русские войска левого фланга стали отходить.

На Альме русские впервые обнаружили, что эффективная дальность стрельбы нарезных ружей противника больше, чем дальность стрельбы русских полевых орудий ближней картечью (№ 1 и № 2). Это привело к большим потерям прислуги русских орудий.

Всего же русские потеряли при Альме убитыми и ранеными 5 генералов, 193 офицера и 5511 нижних чинов. Потери союзников по русским данным составили от 4 до 5 тысяч человек. Противнику удалось захватить две русские полевые пушки.

Отступление русских войск происходило стихийно. Как писал Н. Дубровин: «Оставляя поле сражения, войска наши потянулись по направлению к Каче. Они шли быстро, никем не руководимые, отдельными частями, перегоняя друг друга и торопясь всё вперед и вперед, не зная ни пути, ни цели нашего движения».{56} Однако союзные войска были столь измождены сражением, что даже не пытались преследовать русских.

Сам же Меншиков не знал, что делать. Отступая от Альмы, он приказал собрать войска на Каче, а затем построить их левым флангом к верховью Большой бухты, правым — к Бельбеку, фронтом - к морю, чтобы прикрыть дорогу на Бахчисарай. Но утром 9 сентября он изменил приказ: войска должны были следовать в Севастополь и расположиться на Куликовом поле (на Южной стороне города).

Союзники также не имели определенного плана операции и вовсю импровизировали. Поначалу их армия двинулась вдоль моря за армией Меншикова к Северной стороне Севастополя. При этом союзники не имели контакта с русской армией и в большинстве случаев не знали о ее перемещениях. Но 12 сентября французский командующий Канробер и английский командующий лорд Раглан приказали войскам двинуться к реке Бельбек. На следующий день по единственной дороге союзники прошли через хутор Макензи, а 14 сентября перешли через Черную речку, после чего французы расположились на Федюхинских высотах, а англичане с турками — в окрестностях Балаклавы.

Одновременно с союзниками совершила фланговый марш и армия Меншикова. 12 сентября русские выступили с Южной стороны Севастополя и через два дня достигли реки Качи в 5 км южнее Бахчисарая. В «Военной энциклопедии» об этой ситуации говорилось: «Таким образом, лишь обоюдная неосведомленность противников предотвратила их столкновение». Добавим от себя, что и Раглан, и Канробер, и Меншиков боялись нового сражения. А ведь дело происходило в горной местности. Завалы на дорогах, засады, фугасы, наскоки кавалерии могли надолго задержать союзников. Но светлейший князь предпочел «потерять» противника.

Глава 5 ОБОРОНА СЕВАСТОПОЛЯ

Ко времени сражения на Альме в Севастополе находился 4-тысячный гарнизон и около 20 тысяч моряков. Севастополь имел первоклассные береговые батареи. С суши же Севастополь почти не был защищен. Если Северная сторона города имела хоть какие-то укрепления, то Южная вообще не защищена. В связи с этим начинается буквально лихорадочное строительство укреплений на сухопутном фронте. К началу сентября на сухопутных батареях Северной стороны стояла 51 пушка, из них 24-фунтовых — 19. На Южной стороне находилось 145 орудий: 30-фунтовых пушек — 2,4 24-фунтовых пушек — 4, 24-фунтовых карронад — 25, 18-фунтовых пушек — 23, 18-фунтовых карронад— 8, 12-фунтовых пушек—24, 12-фунтовых карронад —14,6-фунтовых пушек — 4,3-фунтовые пушки — 2; 20 полупудовых единорогов, 9 четвертьпудовых единорогов.

Окрестности Севастополя и укрепления к началу осады

10 сентября по приказу Меншикова у входа в Севастопольскую бухту были затоплены наиболее старые суда Черноморского флота: корабли «Три Святителя», «Уриил», «Селафаил», «Варна» и «Силистрия»; фрегаты «Флора» и «Сизополь». Вместе с боном корпуса затопленных кораблей составили надежное заграждение бухты.

14 сентября английские части заняли городок Балаклаву. В этот же день в Балаклавскую бухту вошла английская эскадра. Вскоре англичане начали там строительство военно-морской базы.

15 сентября французы заняли Камышовую и Казачью бухты. В Камышовой бухте французы устроили свою военно-морскую базу.

В ночь с 27 на 18 сентября союзники начали постройку осадных батарей вокруг Южной стороны Севастополя.

К концу сентября гарнизон Севастополя был усилен. В его составе имелось 30 пехотных дивизий, 13 морских экипажей и один саперный батальон. Всего 30 тысяч человек при 28 полевых орудиях.

К 5 октября на укреплениях Южной стороны находилось орудий: бомбических пушек 3-пудовых — 5, 68-фунтовых — 5; пушек корабельных и осадных 36-фунтовых — 26,24-фунтовых — 32,18-фунтовых- 24, 12-фунтовых— 22, 3-фунтовых — 2; единорогов 1-пудовых — 15, полупудовых — 34, четвертьпудовых— 16; пушко-карронад 36-фунтовых — 3,24-фунтовых — 82,18-фунтовых — 18; карронад 18-фунтовых- 7, 12-фунтовых— 14; мортир 5-пудовых— 2, 2-пудовых — 3, полупудовых — 7, 6-фунтовых кегорновых — 24. Итого 341 орудие.

Несмотря на внушительное число орудий, артиллерийское вооружение Южной стороны было очень слабо. Наиболее эффективно при осаде Севастополя действовали мортиры, а у нас 5-пудовые и 2-пудовые мортиры составляли лишь 1,5% от общего числа орудий. От орудий калибра 3—18 фунтов при контрбатарейной стрельбе мало толка, а карронады могли использоваться лишь как противоштурмовое орудие для стрельбы картечью. Ставили то, что было под рукой и что было легче дотащить до батареи.

К началу октября союзники, установили на осадных батареях 120 тяжелых орудий, в том числе 18 мортир.

Союзники решили одновременно бомбардировать Севастополь с моря и с суши. 5 октября союзный флот в составе 27 кораблей, вооружение одного борта которых состояло из 1244 орудий, атаковал Севастополь с моря. Им могли отвечать только пять батарей — Александровская, Константиновская, № 10 и № 13 и № 12 (Картошевского). Огонь остальных батарей был малоэффективен. Батареи Николаевская, Михайловская, Павловская и № 4 поначалу открыли огонь, но вскоре прекратили.

На Александровской батарее было 56 орудий, из них: две 3-пудовые бомбовые пушки, 11 — 36-фунтовых пушек, 16 — 24-фунтовых пушек, 4 — 18-фунтовых пушки, 19 — 1-пудовых единорогов и 4 — 5-пудовых мортир.

На Константиновской батарее было 91 орудие, из них: 50 — 24-фунтовых пушек, 34— 1-пудовых единорога, 4— полупудовых единорога, 1 — 12-фунтовая карронада, 2 — 5-пудовых мортир.

На батарее № 10 было 58 орудий, из них: 2 — 3-пудовых бомбовых пушки, 29 — 36-фунтовых пушки, 12 — 1-пудовых единорогов, 9 — полупудовых единорогов, 6 — 5-пудовых мортир.

На батарее № 12 было 5 орудий, из них: 1 — 36-фунтовая пушка, 3 — 1-пудовых единорога и один полупудовый единорог.

На батарее № 13, расположенной в каменной башне Волохова, было 10 пушек, из них: 8 — 36-фунтовых и 2 — 18-фунтовых.

Корабли союзников бомбардировали береговые батареи Севастополя в течение всего светового дня (около 12 часов). Огонь 14 французских и 2 турецких кораблей, имеющих 746 орудий одного борта, был направлен по преимуществу на батарею № 10 и Александровскую с дистанций 800 сажень (1707 м). Корабли подвергались действию 73 орудий батарей № 10, Александровской и Константиновской.

5 английских кораблей, стоявших против правого фланга Константиновской батареи, действовали из 259 орудий одного борта с дистанции 650 сажень (1387 м). Они же подверглись действию 54 орудий батарей Константиновской, Александровской и № 10. Из них 18 орудий Константиновской батареи действовали с 650 сажень (1387 м), другие две батареи с 900—950 сажень (1921—2027 м), 4 английских корабля к северо-западу от Константиновской батареи в необороняемом секторе действовали из 169 орудий одного борта с дистанции 450 саженей (960 м). По ним действовали только 2 орудия Константиновской батареи, 13 орудий батареи № 10 и Александровской, которые стреляли в них с 900— 950 саженей (1921— 2027 м).

Корабль «Аретуза» с 25-ю орудиями одного борта действовал по Константиновской батарее с 300 саженей (640 м), и корабль «Альбион» с 45-ю орудиями действовал по башне Волохова с 450 саженей (960 м).

Французские корабли потерпели сильные повреждения: «Виль де Пари» получил 50 пробоин, «Наполеон» получил опасную подводную пробоину, «Шарлемань» получил повреждение машины. Английские корабли «Аретуза» и «Альбион» получили 93 пробоины и были отправлены в Константинополь. Остальные корабли также получили повреждения, но менее значительные.

Повреждения же русских батарей были невелики. На батарее № 10 было подбито 3 орудия, и у 7 повреждены лафеты. На Александровской батарее подбито 3 орудия и столько же лафетов. На башне Волохова поврежден один лафет. Сильно пострадала батарея Константиновская из-за неудачного расположения. Хотя она находилась на выдающемся мысе, у нее только половина орудий могла стрелять по кораблям. А 27 орудий на верхнем ярусе не были прикрыты от тыльных и продольных выстрелов, поэтому там остались неповрежденными только 5 орудий.

Из 152-х орудий было сделано 16 тысяч выстрелов. Союзники из 1244 орудий выпустили 50 тысяч снарядов.

На береговых батареях убыло: 16 убитых и 122 раненых. Неприятель действовал с дальнего расстояния по закрытым целям, стреляя под большими углами возвышения.

После неудачной попытки 5 октября союзный флот ни разу не предпринимал решительных действий против береговых батарей Севастополя и ограничивался только редкими действиями отдельных судов против русских укреплений на больших дистанциях.

На сухопутном фронте союзная артиллерия открыла огонь в 6 ч 30 мин 5 октября. За день русские сухопутные батареи сделали около 20 тысяч выстрелов, а союзники — около 9 тысяч выстрелов.

Русские потеряли убитыми и ранеными свыше тысячи человек и 45 орудий, англо-французы — 348 человек и 22 орудия. Большая разница в потерях объясняется тем, что, боясь штурма, наши начальники подтянули пехотные части почти к самым батареям. При этом никто не догадался укрыть их за складками местности, вырыть окопы, устроить блиндажи и т.п. При последующих бомбардировках такая картина повторялась из раза в раз. Пехота же союзников находилась вне зоны действия русской артиллерии. Кроме того, как уже говорилось, наиболее эффективно по укреплениям и живой силе действовали мортиры, в которых союзная артиллерия имела абсолютное превосходство, а у нас, как отмечалось выше, было только пять больших мортир. И это при том, что на береговых батареях Севастополя на 5 октября стояло 26 — 5-пудовых и 3 — 3-пудовые мортиры. Вероятность попадания из мортиры в корабль ничтожно мала по сравнению с пушкой, соответственно, и проку от мортир на береговых батареях было мало. Но взять оттуда хотя бы половину мортир и перевезти их на Южную сторону было за пределами бюрократического мышления «отцов-командиров».

Большой потерей для гарнизона Севастополя стала гибель 5 октября вице-адмирала Владимира Алексеевича Корнилова, который был смертельно ранен в ногу ядром на Малаховом кургане.

В ходе бомбардировки 5 октября ряд русских судов вел огонь по осадным батареям союзников. Так, корабль «Ягудиил» стал у входа в Южную бухту и обстреливал английские позиции. Пароходы «Владимир» и «Крым» вошли в Килен-бухту и обстреливали французские батареи.

Всю ночь с 5 на 6 октября защитники Севастополя, особенно на 3-м бастионе, провели в напряженной работе: отрывали орудия и станки, разбирали поврежденные платформы и настилали новые, насыпали разрушенные брустверы, очищали засыпанные рвы, строили пороховые погребки, подвозили и устанавливали орудия, взамен подбитых ставили орудия большего калибра. К утру 6 октября укрепления оборонительной линии, включая 3-й бастион, к изумлению неприятеля, были восстановлены так, как будто бомбардировки и не было.

Командование союзников было разочаровано в результатах бомбардировки. Канробер писал 6 октября своему военному министру. «Огонь русских батарей сверх ожидания был весьма действителен; крепостная ограда на всем своем протяжении сильно вооружена морской артиллерией огромного калибра; это обстоятельство может замедлить осаду». А Реглан доносил Ньюкестлу: «Войска измучены... Русские располагают огромными средствами для исправления своих батарей и вооружения их, что против ожидания весьма замедляет ход осады, и я положительно не могу сказать, когда дела наши примут более решительный оборот».

Союзники были вынуждены начать длительную осаду Севастополя. Как к осажденным, так и к осаждающим непрерывно шли подкрепления. Но условия доставки подкреплений были слишком разные.

Ехавший налегке в Севастополь знаменитый русский хирург Н. И. Пирогов очень точно характеризовал единственный путь, который связывал этот театр войны с центром страны: «Дорога от Курска, где шоссе прекратилось, невыразимо мерзкая. Грязь по колени, мы ехали не более трех и даже две версты в час шагом; в темноте не было возможности ехать, не подвергаясь опасности сломать шею... Я дремлю после реброкрушительной прогулки по Бахчисарайскому шоссе... Если станции и дороги между Курском и Харьковом были плохи, то теперь, чем более мы удалились, они сделались чисто непреодолимым препятствием к достижению нашей цели». Шестьдесят верст от Севастополя до Симферополя Пирогов ехал два дня! Пути сообщения были «непреодолимым препятствием» в доставке грузов на театр военных действий. Г.Д. Щербачев[51] писал: «...мне предписано было немедленно отправиться с транспортом из 600 боевых ракет в Севастополь... Выехав из Петербурга 3 июля, я прибыл в Симферополь только в конце августа».

Англичане и французы доставляли все грузы по железной дороге в порты, где они перегружались на пароходы и через несколько дней прибывали в Балаклаву и Камышовую бухту. От Камышовой бухты до французских позиций было около 5 км, а от Балаклавской бухты до английских позиций — 10 км. (Автор затратил на путь от центра Севастополя до Балаклавы на общественном транспорте около 1 часа.) Первоначально грузы союзники возили на лошадях и волах, любезно предоставленных татарами, и на турках, которых союзники использовали в основном в качестве тягловой силы и чернорабочих. Позже англичане построили от Балаклавы до своих осадных батарей конную железную дорогу.

Одно состояние коммуникаций, не говоря ужо неравенстве промышленных потенциалов стран союзников и России, предопределили наше неминуемое поражение под Севастополем.

13 октября 1854 г. князь Меншиков приказал генералу Л.П. Липранди атаковать англичан в районе Балаклавы. Причем вместо всей русской армии в дело были введены лишь две пехотные дивизии и конница, всего 16 тысяч человек, остальные же части стояли без дела . под Бахчисараем. В ходе встречного боя стороны понесли приблизительно равные потери (по 1000 человек). Русскими было захвачено 11 английских пушек. С небольшой натяжкой здесь можно говорить о победе русских.

Ободренный успехом под Балаклавой, Меншиков решает через две недели атаковать союзников всеми силами на Инкермане. Интересно, что диспозиция Инкерманского сражения была составлена без карт. В крепости не оказалось карты окрестностей, а руководивший операцией командир IV корпуса генерал Даненберг оставил карты в Херсоне, считая, что они ему не нужны, так как он «знает всю эту местность как свой карман». А карман-то оказался дырявый — вся местность была пересечена глубокими оврагами, которые не были приняты во внимание составителями диспозиции.

Сражение было проведено Меншиковым на редкость бестолково. Войска вводились в бой буквально по полкам. Почти половина войск вообще бездействовала. Русские войска, потеряв 262 офицера и 10 480 нижних чинов, вынуждены были отойти. Французы заявили о потере 1811 человек, англичане — 2002 человека; видимо, это были заниженные данные.

Ноябрь и декабрь 1854 г. прошли в относительно спокойной позиционной войне. Обе стороны усиливали свои позиции, началась минная война. Обе стороны предпринимали ночные вылазки, проводимые отрядами от 100 до 500 человек.

2 ноября 1854 г. во время сильной бури в Балаклавской бухте погибло несколько английских транспортных судов, включая знаменитого «Черного принца», на котором якобы находилась огромная сумма денег.

На январь 1855 г. русские войска в Крыму насчитывали около 100 тысяч человек: 7 пехотных и 3 кавалерийские дивизии и моряки. Николай I приказал Меншикову перейти в наступление. Чтобы хоть что-нибудь сделать, Меншиков приказал генерал-лейтенанту Хрулеву напасть на Евпаторию, которая с сентября 1854 г. была под контролем союзников. Хрулев получил под свое командование 22 батальона, 24 эскадрона и 5 сотен казаков, всего 18 883 человека при 108 полевых орудиях. К этому времени в Евпатории находилось 31600 турок и по одной тысяче вооруженных крымских татар и французов. На рейде стояло шесть пароходов, а на мели у берега — французский корабль «Генрих IV», обращенный в плавбатарею. До ноября 1854 г. город был прикрыт каменной стеной, впереди которой находилось несколько батарей, вооруженных орудиями малого калибра. После Инкерманского сражения Евпатория была обнесена сплошным земляным валом с глубоким и широким рвом. При этих условиях шансов на успех у русских не было.

На рассвете 5 февраля 1855 г. наши войска пошли на штурм. Русские дошли до крепостной ограды, но перейти ее не смогли, так как оказалось, что ров был наполнен водой, а штурмовые лестницы коротки. Хрулеву ничего не оставалось делать, как отдать приказ об отходе. Русские потеряли убитыми 4 офицеров и 164 нижних чина, ранеными 38 офицеров и 544 нижних чина. По данным союзников, у них в Евпатории было убито и ранено 377 человек. После этого сражения и до конца войны русские более не нападали на Евпаторию, но и ее гарнизон не отваживался на крупные вылазки.

Николай I наконец-то догадался сместить Меншикова и 15 февраля назначил командующим русскими войсками в Крыму князя М. Д. Горчакова. А через три дня (18 февраля) умер, а по утверждениям ряда историков, покончил жизнь самоубийством, Николай I.

К середине марта 1855 г. на позициях союзников находилось уже 482 осадных орудия, из которых 130 были тяжелыми мортирами. Им противостояли 998 русских орудий на бастионах Южной стороны Севастополя. Однако из этих орудий лишь 409 были пушками среднего и крупного калибра, 57 — 2-й 5-пудовым и мортирами, а остальные орудия могли использоваться только лишь в качестве противоштурмовых. Залп всей осадной артиллерии союзников составлял 12 т. Залп русской контрбатарейной артиллерии был около 9 тонн, то есть на 25% меньше, чем у противника. При этом также следует учесть, что боекомплект на орудие был неодинаковым: у противника он составляя от 400 до 6000 выстрелов, у русских от 25 до 150.

28 марта союзники начали вторую большую бомбардировку Севастополя, которая шла непрерывно и днем, и ночью в течение 10 суток, За время бомбардировки союзники израсходовали 168 700 снарядов, русские — 88 700. Таким образом, на каждый выстрел русских враг отвечал двумя выстрелами. Особенно сильные разрушения производили мортирные бомбы противника. За день бомбардировки у русских выбывало из строя 500— 700 человек. Зато, в отличие от первой бомбардировки, союзный флот уже не решался подходить на пушечный выстрел к севастопольским береговым батареям.

6 апреля обстрел Севастополя уменьшился. Проанализировав результаты бомбардировки, англо-французское командование решило отказаться от штурма и продолжить осаду.

В конце апреля — начале мая союзники получили подкрепление: в Крым прибыло 18 тысяч итальянцев под командованием генерала Альфонсо Ла Мрамора. В войну ввязалось Сардинское королевство. Повода к конфликту с Россией у короля Виктора Эммануила II не было. Правившему от имени короля графу Кавуру уж очень захотелось поучаствовать в мирной конференции и включиться в большую европейскую политику. Кроме того, английское правительство пустило «дезу», что оно готово передать Крым... Сардинскому королевству, и кое-кто в Турине клюнул на эту приманку. Пользы союзникам и вреда русским от опереточного сардинского воинства было мало. Об этом можно судить даже по потерям. До конца войны сардинцы потеряли в бою убитыми и умершими от ран аж целых 28 человек, зато свыше 2 тысяч сардинцев умерло в Крыму от холеры, дизентерии и других заболеваний.

Поскольку союзный флот уже много месяцев стоял в бездействии у берегов Крыма, англо-французское командование решило устроить нападение на Керчь. Для этой операции союзники выделили 6 кораблей, 27 паровых фрегатов и мелких судов под начальством Лайонса и 3 корабля, 21 паровой фрегат и мелких судов под начальством Брюа, 3-тысячный английский десантный отряд под командой Броуна, 7-тысячный французский отряд под начальством д'Отмара и 6-тысячный турецкий отряд под начальством Решила-паши. Общее же командование осуществлял Броун. 10 мая эскадра взяла курс на Одессу, чтобы ввести в заблуждение русское командование, затем повернула на восток и на следующий день, 11 мая, была уже ввиду мыса Ак-Бурун.

За два года войны русское командование не удосужилось как следует защитить вход в Керченский залив, а все надеялось: «авось пронесет» и «само рассосется». Еще до войны в Керчи планировалось построить казематные батареи, но построили их только после войны. Взамен казематных батарей у входа в Керченский пролив на мысах Павловский и Ак-Бурун были построены две земляные батареи, на которых установили 6 — 68-фунтовых бомбических пушек и 23 пушки среднего калибра. Керченский рейд защищали 6 пушек. В районе давно упраздненной крепости Еникале было устроено три батареи (23 пушки), из которых одна (8 пушек) находилась на восточной стороне Керченского пролива на косе Чушка. Все эти батареи были слабо защищены с фронта и открыты с тыла. В 1854 г. приступили к заграждениям пролива сначала бонами из бревен и железных цепей, но после бури заградили входу Павловского мыса и Еникале 53 затопленными судами и двумя сотнями якорей. В 1855 г. были заложены подводные мины впереди обоих заграждений по 40 штук у Павловского мыса и Еникале и 20 штук для защиты Керченского рейда. Полуразрушенная крепость Арабат была приведена в оборонительное положение и вооружена 17 орудиями.

У Еникале находилась флотилия из трех малых пароходов, четырех транспортов и восьми баркасов под командованием контр-адмирала Вульфа. На вооружении этой флотилии было 62 пушки малого калибра. Ясно, что с такой «армадой» Вульф в лучшем случае мог противостоять канонерским лодкам противника. Керченскую флотилию планировалось усилить 8 гребными канонерскими лодками и 16 большими казачьими лодками, которые строились на Дону в станице Ансакайской. Эти гребные суда должны были нести 40 — 24-фунтовых карронад. Однако к маю 1855 г. закончить их строительство не успели.

Полевые войска в районе Керчи насчитывали 8850 человек при 20 полевых пушках. Ими командовал генерал-лейтенант барон К. Е. Врангель. Войска был и разбросаны: у Феодосии, Арабата и между ними — 3132 человека пехоты, вдоль берега Керченского пролива — 2682 человека пехоты, у Аргина — 1325 человек кавалерии, от Керчи до Судака — 1711 казаков.

12 мая, получив сведения о движении союзной эскадры к Керченскому проливу, барон Врангель сосредоточил у Камыш-Буруна 9 рот (1900 человек) с четырьмя орудиями и перевел гусарский полк с батареей (1325 человек с 8 орудиями) от Аргина к Султановке. Феодосийский отряд был оставлен у станции Парпала и в Арабате для охраны сообщения Керченского отряда с главными силами армии.Вдруг барона охватил страх, и он приказал береговые батареи в Керчи и Еникале взорвать, суда флотилии затопить, а полевым частям отступить по Феодосийской дороге. Союзники беспрепятственно заняли Керчь. Город подвергся разграблению со стороны союзников и крымских татар. В поисках ценностей они даже раскапывали курганы и могилы на кладбищах.

Разграбив Керчь и Еникале, союзный отряд отправился в Азовское море. 15 мая англо-французы напали на совершенно незащищенный Бердянск, дожгли там провиантский магазин, где хранилось 8040 кубометров пшеницы, два частных дома, уничтожили все стоявшие у причалов суда, включая и рыбацкие лодки. А на другой день 13 пароходов отряда союзников встали в боевую линию напротив Арабата и открыли огонь. Но защитники крепостцы Арабат встретили врага огнем пяти 24-фунтовых пушек, повредив два неприятельских парохода. Несмотря на огромное превосходство в огневой мощи, неприятельский отряд после трехчасовой перестрелки вышел из-под выстрелов крепостцы, а затем и вовсе ушел.

17 мая 15 союзных пароходов под командованием Лайонса подошли к Геническу. Лайонс потребовал сдать ему стоящие в проливе суда и казенные запасы провианта, но получил категорический отказ. Тогда неприятельские пароходы начали бомбардировку города, результатом которой был большой пожар, уничтоживший 20,6 тысячи кубометров провианта из 23,7 тысячи кубометров, хранившихся в городе. Прорвавшиеся в пролив на шлюпках англо-французы сожгли там 48 купеческих судов.

22 мая отряд союзников подошел к Таганрогу и потребовал сдать город, но получил отказ. Тогда союзники открыли артиллерийский огонь с пароходов и под его прикрытием высадили на берег 300 человек десанта. В Таганроге не было артиллерии, и отвечать неприятельским пароходам было нечем, но рота русских солдат под командованием отставного саперного подполковника Македонского сбросила союзный десант в море. Союзники продолжали безнаказанно обстреливать город. Было сожжено 2 казенных здания и 17 частных домов, 77 магазинов с провиантом, повреждено 4 казенных здания, 52 частных дома и 4 церкви.

Затем союзный отряд также безнаказанно обстрелял Мариуполь и Ейск, а к 3 июня возвратился к Севастополю, оставив в Керчи полк англичан, полк французов и всех бывших с ними турок.

На обороне Севастополя эта операция союзников никак не отразилась, так как ни один наш солдат из-под Севастополя не был отвлечен.

Не умея защитить свою территорию, бездарное царское правительство не могло вести даже психологическую войну. Когда в начале Первой мировой войны германские линейные крейсера обстреляли пару раз военные объекты в Англии, британская пропаганда кричала на весь мир о разрушении целых городов. Все германские линейные крейсера получили название... «детоубийц».

Действия же союзников, как в Азовском море, так и на Балтике, грубо нарушали все международные нормы ведения войны. К примеру, 6 июля 1854 г. одновременно с разбойными акциями на Азовском море два английских парохода, вооруженные 28 пушками, на Белом море бомбардировали Соловецкий монастырь. Правда, монахи не растерялись и открыли ответный огонь из пушек времен царя Алексея Михайловича. Ас помощью богомольцев и местных охотников был отбит английский десант. Все эти «подвиги» просвещенных мореплавателей могли бы стать грозным оружием в пропагандистской войне. Царь обладал огромными финансовыми средствами, за ничтожную часть которых десятки, а то и сотни европейских газет начали бы ежедневно печатать фотографии изнасилованных английскими матросами чухонок, ограбленных русских купцов, а также лубочные рисунки, где британские корабли громят горящий Соловецкий монастырь.

Увы, ничего этого не было сделано. Мало того, когда несколько петербургских газет назвали действия британского флота пиратскими, то бездарный космополит канцлер Нессельроде строго предупредил редакторов о недопустимости подобных выражений.

На рассвете 5 июня 1855 г. началась новая бомбардировка Севастополя. Наиболее сильный огонь обрушился на укрепления Корабельной стороны и левый фас 4-го бастиона. Также интенсивно с новых французских батарей обстреливались русские корабли на рейде и батареи Северной стороны Севастополя. Скоро передние фасы Малахова кургана и 2-го бастиона получили серьезные повреждения. Также пострадали куртина и 3-й бастион, половина амбразур была завалена, к вечеру неприятели подбили 16 наших орудий, 17 станков, 71 платформу. За день бомбардировки у нас было 1600 раненых. Всю ночь не прекращался неприятельский мортирный огонь, на Малахов курган и 2-й бастион сыпались бомбы.

На следующий день союзники начали общий штурм Южной стороны. И только теперь в атаку пошли французские дивизии генералов д'Отмара и Брюне, а на 3-й бастион и Пересыть двинулись английские войска. Впереди штурмующих цепей бежали команды со штурмовыми лестницами, позади двигались сильные колонны. Но неожиданно войска д'Отмара были встречены со 2-го бастиона, куртины и Малахова кургана столь сильным ружейным и картечным огнем, что строй их сразу же расстроился, и солдаты спешно укрылись в каменоломнях. Но вскоре командирам удалось навести порядок в своих частях, и французские батальоны вновь устремились на правый фас 2-го бастиона и на куртину. Несмотря на сильный огонь обороняющихся, неприятелю удалось спуститься в ров, и часть вражеских солдат уже стала подниматься на бруствер куртины, но здесь они нарвались на штыки батальона Суздальского полка. Побросав лестницы, французы в панике побежали и снова укрылись в каменоломнях. Колонна, атаковавшая 2-й бастион, также, не выдержав огня обороняющихся» отступила в Килен-балку Французы предприняли еще две попытки штурма 2-го бастиона и куртины, но оба раза были отбиты ружейным и артиллерийским огнем обороны. На случай же рукопашной Хрулев уже подвел резервы ко 2-му бастиону и за куртину. Две колонны дивизии Брюне бросились на Малахов курган и батарею Жерве. Но сильным ружейным и картечным огнем колонна, атаковавшая Малахов курган, была отброшена и обращена в бегство. Вскоре эта колонна предприняла вторую попытку штурма, но снова была отброшена. Две тысячи солдат бригады Ниоля, несмотря на сильный огонь обороны, ворвались на почти не имевшую рва батарею Жерве, подавили сопротивление батальона (300 человек) Полтавского полка, но были остановлены огнем правого фаса Малахова кургана и шести полевых орудий, установленных за ретраншементом. Но около двух батальонов неприятельских солдат на плечах отступавших полтавцев ворвались в поселок на скате Малахова кургана и засели в домиках. Хрулев приказал 5-й роте Севского полка под командой штабс-капитана Островского выбить оттуда неприятеля. Наши солдаты бросились к домикам, из которых французы открыли сильный огонь. Собравшиеся остатки Полтавского батальона устремились за севцами. Начался жестокий рукопашный бой, в котором русские солдаты показали не только свое мужество, но и способность действовать самостоятельно в рассыпном строю. Французы отчаянно сопротивлялись. Каждой домик приходилось брать приступом. Русские солдаты влезали на крыши, разбирали их и бросали камни на головы засевших в домиках французов, врывались в двери и окна и штыками выбивали оттуда неприятеля. Из 138 солдат 5-й роты Севского полка в живых осталось только 33 человека, но русские солдаты выполнили приказ и очистили от французов весь поселок, захватили в плен 9 офицеров и около сотни солдат. Тем временем подоспело подкрепление — шесть рот Якутского полка, которые и довершили разгром неприятельских отрядов. Брюне, также получив подкрепление, еще три раза пытался занять батарею Жерве, но все три раза французы были отбиты картечным и ружейным огнем.

Три английские колонны несколько раз пытались штурмовать 3-й бастион на Пересыпи, но неудачно. Англичане хорошо подготовились к штурму: впереди колонн шли стрелки и команды с лестницами, фашинами и набитыми шерстью мешками. Но обороняющиеся открыли сильный картечный и ружейный огонь и не пустили неприятеля дальше засеки, а затем вынудили его, бросив все свое инженерное имущество, обратиться в бегство.

К 7 часам утра, 6 июня, все атаки на оборонительную линию были отражены.

Потери русских войск в ходе штурма составили 5445 человек, французских — около 5000человек, английских— 1728 человек. У французов было убито два генерала — Мейран и Брюне, ранены генералы Лафон и Лоране. У англичан убит генерал Дж. Кампбел, ранены генералы Джонс, Броун и Эйр.

Хоть и с большим опозданием, но неприятельские командующие все же поняли, что Севастополь открытой силой им не взять, что надо последовательно и до конца вести постепенную атаку крепости, приблизив транше и вплотную к оборонительной лини и; необходимо усилить осадную артиллерию; надо перекрыть доступ в Килен-бухту русских пароходов, поддерживающих огнем оборонительную линию.

На Зеленой горе англичане закончили 4-ю параллель, затем устроили 5-ю, во 2-й и 3-й параллелях построили батареи № 15 и № 16, на Воронцовской горке достроили 4-ю параллель и начали строить 5-ю в 280 м от 3-го бастиона, в 4-й параллели построили батарею № 17, а между 3-й и 4-й параллелями — батареи № 18 и № 19. Французы продолжили свою 5-ю параллель напротив Малахова кургана до Докового оврага, укрепились в каменоломнях и вывели траншею до Килен-балки. Затем французы построили 6-ю параллель напротив 2-го бастиона и куртины между ним и Малаховым курганом. К 28 июня передовые траншеи французов отстояли от Малахова кургана на 230 м, от 2-го бастиона и куртины — на 310 м, на скатах Кривой Пятки были построены семь новых батарей (№ № 23—27, 29, 30) для обстрела Малахова кургана. 2-го и 3-го бастионов, на Килен-балочной высоте — пять новых батарей (№№ 21, 22, 28, 33, 32) для обстрела рейда, 1-го и 2-го бастионов и Малахова кургана. К 5 августа французские траншеи подступили уже на 90 м ко 2-му бастиону

Укрепили свои позиции и русские. На Корабельной стороне поставили 64 новых орудия, из которых 28 было полупудовыми мортирами для поражения навесным огнем ближайших французских траншей. На Пересыпи установили 14 новых орудий, на Городской стороне — 16. Из этого количества 27 орудий предназначались для борьбы с осадными батареями, остальные — для обороны при штурме. Чтобы предотвратить возможность прорыва союзного флота на рейд, адмирал Нахимов усилил береговую оборону постройкой новых батарей. На мысе между Константиновкой и Михайловской батареей была построена батарея на 30 орудий (Нахимовская), между Михайловской и № 4 батареями — на 4 орудия, и батарея № 28 на 10 орудий. К 5 августа оборонительная линия русских усилилась постройкой новых батарей.

На обоих флангах оборонительной линии были сформированы подвижные мортирные батареи, которые могли передвигаться с одного укрепления на другое по мере необходимости, чтобы в нужных пунктах сосредотачивать навесной огонь. Каждая передвижная батарея состояла из 10 мортир полупудового и 8-фунтового калибра.

Однако превосходство в огневой мощи было на стороне союзников. Осажденные несли большие потери — свыше 17 тысяч человек в мае; 11 тысяч в июне; 8,5 тысяч в июле. 28 июня на Корниловском бастионе неприятельской пулей был смертельно ранен адмирал Нахимов, который был фактическим руководителем обороны Севастополя. На следующий день Павел Степанович Нахимов скончался.

В июле к Бахчисараю прибыл II корпус в составе 4-й, 5-й и 6-й пехотных дивизий, последняя 7-я дивизия III корпуса и дружины Курского ополчения. Император Александр II настаивал на необходимости «предпринять что-либо решительное, дабы положить конец сей ужасной войне». Прибывшие из столицы свитские генералы С.П. Бутурлин и барон П. А. Вревский убедили Горчакова дать полевое сражение. Согласившись с их доводами, Горчаков решил атаковать франко-сардинцев в долине Черной речки, выделив для сражения меньше половины имеющихся в его распоряжении сил. Из общего числа 67 тысяч полевых войск при 312 орудиях Горчаков выделил всего 31 тысячу человек и 132 орудия, разделив их на два приблизительно равных отряда: правый под командованием генерала Реада и левый под командованием генерала Липранди. Силы союзников составляли 40 тысяч человек при 120 орудиях. Первоначально Липранди силами 16-й и 17-й дивизий атаковал успешно. Реад начал артиллерийскую подготовку, но вскоре из-за большой дистанции прекратил огонь. Горчаков прислал ему с ординарцем записку: «Можно начинать». Горчаков подразумевал — начинать огонь, но Реад понял так, как понял бы любой на его месте — начинать атаку. 12-я дивизия, не поддержанная 7-й, отважно бросилась в атаку, но, понеся большие потери, вынуждена была прекратить наступление. Тогда Горчаков остановил Липранди и перевел к Реаду 5-ю дивизию. Командир 5-й дивизии генерал Вранкен предложил ударить всеми силами, но Реад не согласился с ним и стал посылать в атаку полки по одному в результате чего те были врозь разбиты. Потеряв почти всю дивизию, Реад лично повел Вологодский полк в атаку и был поднят зуавами[52] на штыки. Горчаков опять перенес усилия на левый фланг к Липранди, но силы союзников там оказались велики, и наступление не удалось. Наши потери: 8 генералов, 260 офицеров, 8010 нижних чинов. У союзников было убито всего 1818 человек. Как писал историк А. Керсновский: «Бестолковость наша в этом деле поразительна»{57}.

К началу августа в составе осадной артиллерии союзников насчитывалось 700 орудий. 638 из них предназначались непосредственно для борьбы с нашей артиллерией и для разрушения укреплений линии обороны; 56 орудий выделялись для обстрела города, рейда и Северной стороны; 6 орудий предназначались для отражения возможных вылазок. В составе 638 орудий было 205 мортир крупного калибра.

В составе артиллерии обороны сухопутного фронта Южной стороны насчитывалось всего 1259 орудий. Из них 586 орудий составляли противобатарейную артиллерию, в составе которой было всего 69 мортир, и 673 орудия составляли противоштурмовую артиллерию.

Перед рассветом, 5 августа 1855 г., осадная артиллерия противника начала бомбардировку Севастополя, которая не прекращалась в течение 21 суток. 5—8 и 24—26 августа артобстрел был особенно силен. За время обстрела с 5 по 23 августа в Севастополе было убито и ранено 12,5 тысячи человек, и 7,5 тысячи за три дня (24—26 августа). И опять большая часть потерь пришлась на пехотные резервы, переправленные на Южную сторону в ожидании штурма.

К утру 27 августа севастопольский гарнизон насчитывал в 96 батальонах пехоты и трех дружинах Курского ополчения около 41 тысячи человек, в стрелковом и саперных батальонах — до 1,5 тысячи человек, артиллеристов у орудий осталось около 6,2 тысячи человек (из которых 4 тысячи моряков). Всего насчитывалось 49 тысяч человек. На Корабельной стороне войска под командованием генерала Хрулева насчитывали 23,3 тысячи человек, на Городской стороне под командованием генерала Семякина находилось 17,2 тысячи человек.

Противник несколько раз устраивал ложные тревоги, заставляя защитников города готовиться к отражению штурма. Это в какой-то мере притупило бдительность русских.

Утром 27 августа французским войскам удалось скрытно сосредоточиться в передовых траншеях, расположенных в 50—100 шагах от русских укреплений. В 11 ч 30 мин бомбардировка Севастополя почти прекратилась, но наши войска на оборонительной линии и не подумали, что за этим может последовать штурм, так как уже привыкли к обманным действиям неприятеля, вызывавшего таким образом скопление русских войск в укреплениях и открывающего по ним огонь. Используя кратковременное затишье, защитники Севастополя принялись за обед. Как бы подтверждая мысль о невозможности штурма, неприятель около 12 часов снова открыл сильный огонь из всех орудий. Но ровно в полдень огонь прекратился. Над Севастополем воцарилась тишина. И совершенно неожиданно раздался крик; «Штурм!» А вслед за ним другой, чуждый: «Vive l’Empereur!», и на брустверах и в амбразурах появились французы.

На Малаховом кургане по недосмотру начальства восемь пушек, остававшихся исправными после бомбардировки, оказались заряжены ядрами, а не картечью, и артиллеристы не смогли поразить наступающих французов.

К моменту штурма на Малаховом кургане оказалось всего 2,5 тысячи человек. Они вступили в отчаянную рукопашную схватку с французами. На выручку вскоре подошли Ладожский, Азовский и Одесский полки. Но все усилия выбить с Малахова кургана французов оказались тщетными. Был ранен генерал Хрулев, командовавший войсками на Корабельной, ранены начальник 9-й дивизии генерал Лысенко и начальник 12-й дивизии генерал Мартинау, начальник 15-й дивизии генерал Юферов погиб от вражеского штыка. Потеряв своих командиров, остатки русских полков продолжали отчаянный бой, не сходя с места. Но, несмотря на мужество русских солдат, Малахов курган остался за французами. На всех же остальных участках обороны штурм был отбит.

Бесспорно, Малахов курган имел важное значение для обороны города, но Севастополь можно было защищать и без него (вспомним 1942 год). Тем не менее Горчаков отдал приказ покинуть город.

27 августа русские потеряли убитыми и ранеными 5 генералов, 419 офицеров, 12 488 нижних чинов, то есть 26,5% состава всего гарнизона. На арсеналах, складах и укреплениях было брошено, потоплено и заклепано 3839 орудий.

У союзников по их данным потери составили около 10 тысяч человек (7576 французов и 2451 англичан).

Заранее готовясь к отступлению, Горчаков приказал построить большой, длиной в 960 м, мост, соединяющий Северную и Южную стороны Севастополя. Постройка моста была завершена к 15 августа. А 27 августа в 7 часов вечера через мост началось отступление русских войск. В 8 часов утра 28 августа переправа была закончена, и мост разобран.

Союзники не пытались атаковать отходившие войска. Севастополь горел, русские взрывали батареи и пороховые погреба. Союзникам достались лишь развалины Южной стороны.

Русские пароходо-фрегаты к 27 августа не утратили боеспособность и могли попытаться ночью прорваться в безопасное место, например в Днепро-Бугский лиман. Тем не менее командование отдало приказ затопить все пароходы в Севастопольских бухтах.

30 августа союзные войска заняли Южную сторону Севастополя. Уход русских войск стал неожиданностью для союзного командования, которое настроилось на продолжение осады. Теперь союзники не знали, что делать.

Но вскоре англичанам удалось уговорить французов устроить экспедицию в Днепро-Бугский лиман, чтобы овладеть Николаевым и разрушить там русские верфи. С этой целью в конце сентября 1855 г. к входу в лиман подошел флот союзников из 50 английских и 40 французских судов. Впервые в истории в состав флота были включены броненосные корабли. Это были три плавучие батареи «Lave», «Devastation» и «Tonnante» («Лава», «Опустошение» и «Гремящий»), покрытые железной броней толщины 111 мм на 203-мм (8-дюймовой) деревянной подкладке. Вооружение каждой батареи состояло из 16 — 50-фунтовых (195-мм) и 2 — 12-фунтовых (116-мм) пушек.

Крепость Кинбурн в последний раз перестраивалась еще при Екатерине II. Вооружение крепости состояло из 70 орудий. Из них 55 пушек (24-, 18- и 12-фунтовых), 5 единорогов (одно- и полупудовых) и 10 мортир в 5 и 2 пуда.

5 октября 1855 г. в 9 часов утра три бронированных плавбатареи и несколько канонерских лодок подошли к Кинбурну на дистанцию 1 км и открыли огонь. Во время этой бомбардировки в плавучую батарею «Опустошение» 31 снаряд попал в броневые плиты и 35 снарядов ударили в палубу. Якорь в 650 кг весом, лежащий у него на баке, был разбит на несколько кусков. Батареи «Лава» и «Гремящий» получили каждая около 60 попаданий, из которых около 50 пришлось на покрытые броней борта и около 10 — в палубу. Несмотря на это, потери личного состава были совершенно незначительны и нанесены были только теми снарядами, которые попали в пушечные порты. Потери составили: 2 убитых на «Опустошении» и 30 раненых на всех трех плавучих батареях.

К 12 часам русские батареи почти замолчали, а в крепости возник сильный пожар. В первом часу, пользуясь ослаблением огня крепости, неприятель ввел в Лиман 9 пароходо-фрегатов (3 французских и 6 английских), которые, пройдя на значительном расстоянии от Очакова мимо Кинбурна, расположились к северо-востоку от крепости и вели огонь вдоль косы. Таким образом, наш гарнизон был со всех сторон окружен и обстреливался из нескольких сотен орудий крупных калибров.

К вечеру комендант Кинбурна генерал Коханович сдал крепость, хотя возможности к сопротивлению далеко не были исчерпаны.

Дальше Кинбурна союзники идти не решились. На суше их ожидала 60-тысячная русская армия под командованием генерала А.Н. Лидерса. Увезти из Крыма в Лиман 50—100-тысячную армию союзное командование не решалось, поэтому вопрос о десанте отпал.

Атаковать же Николаев лишь силами флота было нереально. Фарватер Буга был слишком сложен. На Очаковских высотах и на подступах к Херсону русские возвели несколько батарей. Кроме того, у хутора Сиверса в 7 верстах от Николаева было поставлено 18 управляемых с берега мин. Минное заграждение из 57 мин было расположено у хутора Мешан в 5 верстах от Николаева. Малые мины содержали от 1,5 пуда (24,5 кг) пороха и выше. А большой фугас (донная мина) у хутора Сиверса весил аж 52 пуда (852 кг).

Но до минных заграждений англичане не дошли. Несколько раз канонерские лодки союзников входили в Днепро-Бугский лиман и каждый раз отходили, попав под огонь русских береговых батарей.

В середине октября 1855 г. флот вернулся в Балаклаву и Камышовую бухту, оставив у Кинбурнатри французские плавбатареи и несколько английских судов. В крепости же Кинбурн союзники оставили небольшой гарнизон. На этом боевые действия на Черном море закончились.

Глава 6 КАВКАЗСКАЯ КАМПАНИЯ 1853-1854 ГОДОВ

К осени 1853 г. в составе Отдельного Кавказского корпуса насчитывалось 128 батальонов пехоты, 11 эскадронов кавалерии» 52 полка казаков и конной милиции, 23 батареи (232 орудия). Но подавляющее большинство этих войск сражалось с восставшими племенами горцев, поэтому на турецкой границе находилось только 19,5 батальона пехоты, 2 дивизиона драгун и небольшой число иррегулярной конницы. Поэтому Николай I был вынужден перебросить из Севастополя на турецкую границу 13-ю пехотную дивизию с ее артиллерией. По прибытии 13-й дивизии на границе с Турцией был сформирован Действующий корпус под командованием генерал-лейтенанта князя Василия Осиповича Бебутова (1731—1858). Корпус был разделен на отряды: в Гурии — 6 батальонов, 2 сотни казаков, 34,5 сотен милиции, 12 орудий; в Ахалцыхском уезде — 8 батальонов, 3 сотни казаков, 3 сотни милиции, 8 орудий; в Ахалкалакском отряде — 4,5 батальона, 2 сотни милиции, 4 орудия; в Александропольском отряде — 11,75 батальона, 10 эскадронов, 5 сотен милиции, 48 орудий; в Эриванском уезде — 3,5 батальона, 14 сотен милиции, 8 орудий. Всего в составе Действующего корпуса было 33 батальона, 10 эскадронов, 26 сотен казаков, 54 сотни милиции, 80 орудий. По ходу дела роль Бебутова свелась только к командованию Александропольским отрядом.

Боевые действия на Кавказском театре, как уже говорилось, начались с захвата турками в ночь на 16 октября 1853 г. поста Св. Николая. Как доносил царю его наместник на Кавказе светлейший князь Михаил Семенович Воронцов, этот пост «не считался укреплением и еще менее способным для выдержания сильной атаки и никогда не был вооружен артиллерией; но так как при оном по местному положению был большой запас провианта, в разные времена туда завезенный, то мы считали нужным сколько можно укрепиться там, пока успели бы весь этот провиант оттуда взять». Поэтому к имеющемуся гарнизону поста Св. Николая (роте Черноморского линейного батальона) князь Воронцов 11 октября отправил еще одну роту того же Черноморского батальона при двух орудиях. Почти весь этот гарнизон и был уничтожен. Посланные на подмогу три роты Литовского егерского полка, взвод Черноморского линейного № 12 батальона и сотня гурийской милиции при двух орудиях под командованием полковнику Корганова атаковали засевших в лесу около поста турок, выбили их оттуда, но преследовать не решились.

В это время у Карса сосредоточились главные силы (до 40 тысяч человек) анатолийской армии под командованием Абди-паши, который двинул свои войска к Александрополю, выслав вперед сильные патрули курдов.

Князь Бебутов выслал отряд из 7,5 батальона пехоты, 4 эскадронов кавалерии, 3 сотен казаков и нескольких сотен милиции, всего до 7 тысяч человеке 24 пешими и 4 конными орудиями, под начальством генерал-майора князя И. Д. Орбелиани, по направлению к Баяндуру (в 10 верстах от Александрополя) через Малые Каракалисы. 2 ноября при подходе к Баяндуру отряд Орбелиани попал под огонь турок. Положение отряда стало критическим. Натуг на выручку пришел Бебутов с резервом из 3 батальонов, 6 эскадронов и 12 орудий. С наступлением темноты турки вдруг обнаружили движение к ним во фланг свежих русских сил. Они сразу же прекратили огонь и отступили к Баш-Шурагелю, что в 5 верстах южнее Баяндура. Русские потеряли в этом сражении 800 человек убитыми и ранеными. Князь Бебутов, убедившись, что Турция начала войну и что у Баяндура сосредоточены большие силы, под покровом ночи срочно возвратился в Александрополь.

Любопытно, что боевые действия князь Бебутов вел, так сказать, в инициативном порядке, поскольку Манифест Николая I о войне с Турцией он получил лишь 6 ноября 1853 г.

Тем временем войска Абди-паши подошли к городу Ахалцыху и начали обстреливать его из орудий. На выручку городу двинулся 7-тысячный отряд князя И.М. Андронникова. У Абди-паши было 18 тысяч человек и 13 орудий. 14 ноября Андронников атаковал турок у Ахалцыха двумя колоннами. Первая колонна наступала на центр турецкой позиции, а вторая шла в обход с левого фланга. Перейдя вброд по грудь в воде реку Посховчай, первая колонна под сильным огнем турок взобралась на крутой берег, взяла завалы, захватила 7-орудийную батарею и опрокинула вражескую пехоту. Вторая колонна, перейдя также реку вброд, ударила в левый фланг неприятеля. Турки отчаянно сопротивлялись, несколько раз, используя свое численное превосходство, пытались закрепиться, задержать русские отряды артиллерийским и ружейным огнем, но все же они вынуждены были отступить. В этом бою русские потеряли 58 человек убитыми и 303 ранеными. Турки потеряли 1500 убитыми и до 2000 ранеными. Русские захватили 11 турецких пушек и 90 вьюков с боеприпасами.

Командующий турецкими силами Абди-паша решил, что кампания 1853 г. закончена и рано утром 19 ноября уехал в Карс, приказав Ахмету-паше начать перевод войск от Баш-Кадыкляра поближе к Карсу. Вскоре после отъезда Абди-паши турки узнали, что отряд князя Бебутова перешел реку Каре-чай и двинулся к Баш-Кадыкляру. Вопреки приказу Абди-паши Ахмет-паша решил принять бой. В отряде Бебутова насчитывалось 11 тысяч человек при 33 пушках, у турок же было 36 тысяч человек при 46 пушках.

Бебутов решил первым делом взять центральную 20-пушечную батарею турок. В атаку пошли три батальона Эриванского полка под командованием князя Багратион-Мухранскогои два батальона Грузинского гренадерского полка под командованием князя Орбелиани. Но, не рассчитав темпа, князья ворвались на батарею лишь с небольшой горстью солдат, в то время как основные силы их батальонов растянулись в длинную колонну. Турки, сперва опешив, опомнились и отбросили храбрецов. В этой схватке был смертельно ранен князь Илья Дмитриевич Орбелиани.

Бебутов на поддержку атаки вывел из резерва две роты Эриванского полка. Вместе с ними гренадеры снова атаковали батарею. Одновременно князь И. К. Багратион-Мухранский повел свои батальоны туда же несколько кружным, но менее опасным путем. Батарея была взята.

В то же время кавалерия генерал-майора А. Ф. Багговута (1806— 1883) опрокинула турецкую конницу, обходившую левый фланг русского отряда, и, перейдя в наступление, разбила правый фланг противника и открыла путь своей пехоте[53]. А на нашем правом фланге отряда кавалерия генерала Чавчавадзе сдерживала чуть ли не в десять раз превосходившие силы курдов и башибузуков. Но, заметив бегство войск своего правого фланга и центра, противник и здесь стал отступать, правда, в относительном порядке, так как изнуренная русская кавалерия не в состоянии была его преследовать.

К 3 часам дня отряд князя Бебутова занял брошенный турецкий лагерь. Нашими трофеями стал турецкий обоз, 24 орудия. Среди них была так называемая «кровавая» 3-фунтовая пушка, при защите которой было якобы убито 1500 турок. Наши потери составили 317 человек убитыми и более 900 ранеными. Турки потеряли в этом бою убитыми и ранеными около 6 тысяч человек-

Вот теперь кампания 1853 г. на Кавказе была закончена. Войска Бебутова отошли на зимние квартиры.

1 марта 1854 г. Николай I Высочайшим повелением уволил 72-летнего светлейшего князя Воронцова в отпуск поправлять расшатавшееся здоровье, а временное командование войсками Отдельного Кавказского корпуса возложил на генерала Реада.

Весна 1854 г. у русских прошла в переписке по поводу основного нашего вопроса — что делать? Бебутов послал Реаду план наступательной кампании, Реад, подумав немного, этот план переадресовал военному министру, тот думал дольше и... послал план царю. Царь собственноручно начертал: «Прекрасно, предварило мое собственное желание». Далее бумаги пошли обратно по той же цепочке. Турки сначала не проявляли желания воевать. Так прошли первые пять месяцев 1854 г.

В начале лета 1854 г. главные силы турецкой армии на Кавказе под командованием Мустафы-Зарифа-паши в составе 60 тысяч человек с 84 полевыми орудиями встали лагерем под стенами Карса.

В районе деревень Кюрук-Дара и Палдырван, обеспечивая русскую границу с Турцией, находился русский отряд под командованием князя Бебутова в составе 18 батальонов пехоты, 26 эскадронов кавалерии и 26 сотен иррегулярной конницы. Всего в отряде Бебутова насчитывалось 18 тысяч человек, 44 пеших, 20 конных орудий и 16 ракетных станков, состоявших на вооружении двух конно-ракетных команд. Этот отрад стоял у Кюрук-Дара два месяца и фактически бездействовал.

Первым боевые действия начал Гурийский отряд князя Андронникова. Первое сражение состоялось 27 мая. У селения Негоети передовые силы Гурийского отряда встретились с турецким отрядом Гассана-паши численностью до 12 тысяч человек. Турки отступили, оставив на поле боя до тысячи трупов и две пушки. Потери русских составили 29 человек убитыми и 217 ранеными.

Князь Андронников с главными силами Гурийского отряда подошел к селению Озургеты и занял его без боя. На следующий день, 28 мая, Андронников повел свой отряд дальше. В отряде князя было 11,5 батальона пехоты, 2 сотни донских казаков, конная грузинская дружина, 5 сотен конной имеретинской милиции, 6 сотен имеретинской и 6 дружин гурийской пешей милиции, всего около 12 тысяч человек при 8 полевых и 10 горных орудиях.

У реки Чолок Андронников атаковал турецкий лагерь. Там было сосредоточено 12 батальонов низама, 8 батальонов редифа, 14 тысяч башибузуков, несколько эскадронов кавалерии, всего до 34 тысяч человек, под командованием мюшира[54] Селима-паши.

После упорного боя Селим-паша отступил в Кобулети, потеряв около 4 тысяч человек. Все 13 турецких орудий стали трофеями русских. Наши потери составили около полутора тысяч человек.

Тем временем Бебутов продолжал упорное стояние у селения Кюрук-Дара. Ободренный продолжительным бездействием русского отряда, Мустафа-Зариф-паша под влиянием своего начальника штаба английского генерала Гюйона решил атаковать отряд Бебутова. Чтобы освободиться от лишних тяжестей, он в ночь на 4 августа отправил все обозы из лагеря в Карс. Бебутову донесли о передвижении обозов, а он предположил, что это вся турецкая армия отступает в Карс, и решил атаковать ее во фланг и тыл на марше. Бебутов также отправил все свои обозы в тыл.

В ночь на 5 августа отряд Бебутова выступил из лагеря за якобы отступавшей турецкой армией. Марш совершался двумя колоннами. Впереди шел авангард из кавалерийских подразделений, за авангардом — главные силы в двух колоннах, между которыми следовал артиллерийский парк. Фланги прикрывали кавалерийские подразделения, а в арьергарде следовали драгуны и конная артиллерия.

В это же время турецкие войска тоже вышли из лагеря и направились навстречу русскому отряду не подозревая ничего о передвижениях последнего. Турки решили окружить своей многочисленной армией русский отряд и уничтожить его. Для этого турецкое командование направило в обход левого фланга русских 19 батальонов и 16 эскадронов с 30 орудиями, а в обход правого фланга — 22 батальона, 22 эскадрона и 48 орудий. Четыре батальона штуцерников с четырьмя горными орудиями должны были занять удобную позицию на командовавшей высоте — горе Караял.

На рассвете 5 августа передовые разъезды русского арьергарда донесли, что на скатах горы Караял показались небольшие группы турецких солдат. Их Бебутов принял сначала за турецкий арьергард. Когда же стало светлее, то выяснилось, что к левому флангу русского отряда приближалась большая колонна турецкой пехоты и конницы.

Итак, вместо преследования отступающего противника русскому отряду предстояло вести встречный бой с его превосходящими силами.

Сражение началось 5 августа 1854 г. в 5 ч 30 мин утра атакой русской пехоты на левом фланге. Турецкие войска растянулись по фронту на 8 верст. Турецкое командование медленно вводило в бой свои силы, позволив русским бить их по частям.

Конная Донская батарея № 7 сопровождала войска огнем и колесами. Пушки лихо подкатывались к противнику на дистанцию 150 м и открывали огонь картечью. Однако в отличие от прошлых войн, часть турецких батальонов была вооружена нарезными ружьями и штуцерами, огонь которых буквально косил прислугу у орудий. Батарея была вынуждена отступить, оставив туркам два орудия. Однако конная атака драгунского полка спасла положение. Драгуны отбили оба наших и захватили четыре турецких орудия.

На правом фланге конница и пехота турок стремительно атаковала русских. В отражении атаки большую роль сыграли две конно-ракетные команды. Пуск ракет вызвал панику у турецкой конницы.

Тогда в атаку пошли донские казаки, сопровождаемые двумя конными батареями. Турецкие войска, потерпев поражение на всем фронте, начали отступление на Карс. К часу дня бой закончился. Турки оставили на поле боя более 3 тысяч человек убитыми, более 2 тысяч было взято в плен. Русские захватили 15 орудий. Наши потери составили 599 убитых и 2455 раненых.

За неделю до сражения при Кюрук-Даре Эриванский отряд под командованием генерал-лейтенанта барона К. К. Врангеля разгромил 15-тысячный отряд Селима-паши. 17 июля Врангель, имевший 3865 штыков и 1574 сабли, при 8 пушках, атаковал превосходящие силы турок на Чингильских высотах. Турки были разбиты и потеряли около 2 тысяч человек убитыми и ранеными. Русские захватили 4 пушки и 400 пленных. Эриванский отряд потерял убитыми 57 человек и 71 человека ранеными.

После этого боя отряд Селима-паши практически прекратил существование. Большую часть его составляли курды, которые попросту разошлись по домам.

19 июля Эриванский отряд без боя занял Баязет, двухтысячный гарнизон которого отступил к озеру Ван. В крепости было найдено 3 пушки, а также большие запасы продовольствия. Занятие Баязета дало русским контроль над торговым путем из Трапезунда и Эрзерума в Тавриз. Это был единственный путь торговли Англии с Персией. Вскоре казаки перехватили между Баязетом и Диадином караван в 2325 лошадей и верблюдов, ценность которого определялась в 8 млн. пиастров (более миллиона рублей серебром), а затем еще один караван в 4 тысячи вьюков.

В конце 1854 г. как в русской, так и в турецкой армии произошла смена главнокомандующих. Бездарного Реада царь послал на «исправление» в Севастополь, а взамен его поставил генерал-адъютанта Н.Н. Муравьева.

Султан поначалу хотел удавить Мустафу-Зарифа-пашу, но позже удовлетворился отрешением его от должности. На его место был назначен престарелый Вазиф-Магомет-паша. Фактическое же управление войсками взял на себя ферик[55] Вильямс-паша (он же английский генерал Вильяме). В армию Вазифа-паши было направлено несколько десятков британских офицеров и инженеров. Кстати, их именами турки назвали многие укрепления Карса: форт Лек, Томсон-табиа, Тисдель-табиа и др., а всю линию укреплений на левой стороне реки Каре-чай назвали Инглиз-табиа.

В русском Кавказском корпусе с назначением нового командующего произошли некоторые изменения: князя Бебутова отправили управлять административными делами края, а командующим главными силами действующего отряда назначили начальника артиллерии корпуса генерала Э.В. Бриммера. Начальником отряда правого крыла был назначен генерал-лейтенант Ковалевский, левого крыла — генерал-майор Суслов.

У Александрополя были сосредоточены главные силы, включавшие в себя 21,5 батальона, 28 эскадронов, 49 сотен, 10 батарей, всего 24,5 тысячи человек при 76 орудиях. Правое крыло в Ахалцыхе и Ахалкалаках состояло их 12 батальонов, 1 дружины, 15 сотен, 2 батарей, всего 10,2 тысячи человек при 16 орудиях. Левое крыло у подошвы горы Арарат состояло из 4 батальонов, 16 сотен, 1 батареи, всего до 5 тысяч человек при 8 орудиях. А всего в отряде насчитывалось до 40 тысяч человек при 100 орудиях.

24 мая 1855 г. Муравьев выступил с главными силами из Александрополя (третий год начиналась кампания таким образом). К вечеру 28 мая у селения Агджа-Кала он соединился с отрядом Ковалевского. До Карса оставалось 24 версты. 4 июня русские передовые части уже хорошо видели укрепления Карса невооруженным глазом.

Но брать Каре Муравьев не решился. Идти на штурм нельзя — а вдруг будут большие потери. Вести правильную осаду — мал осадный парк. Всего у Муравьева было осадных пушек: 24-фунтовых — 4 и 18-фунтовых— 2; единорогов: 1-пудовых— 2 и полупудовых— 4; мортир 2-пудовых — 4. Забыл генерал-адъютант, как русские генералы осаждали турецкие крепости с одной полевой артиллерией. В итоге Муравьев решил блокировать Карс. 12 июня русские войска перешли к селению Каны-Кёв в 12 верстах от Карса и в 4 верстах от Эрзерумской дороги.

Однако, несмотря на блокаду Карса, турки не только снабжали крепость продовольствием и боеприпасами, но и перебрасывали туда подкрепления. Гарнизон Карса был доведен до 26 тысяч человек. На строительстве его укреплений турки под надзором англичан трудились день и ночь.

В начале сентября 1855 г. Муравьев получил почти одновременно известия о падении Севастополя и о том, что Омер-паша с 40-тысячным корпусом идет от Батума к Карсу. Волей-неволей, Муравьеву пришлось начать штурм крепости, не дожидаясь Омера-паши.

На рассвете 17 сентября русские двинулись на штурм Карса. Муравьев неправильно выбрал направление главного удара, не смог организовать взаимодействие между наступающими колоннами, плохо была использована артиллерия. В результате 6-часового боя атака русских была отбита. Русские потеряли 7,5 тысячи человек, из них 2350 убитыми. Потери турок составили 1400 человек убитыми и ранеными.

Что же касается Омера-паши, то он действительно высадился в Батуме 2 сентября. Вместе с ним из Крыма было переброшено 20 тысяч турок при 37 орудиях. Там Омер-паша стал собирать турецкие части и добровольцев из горцев. К октябрю их число достигло 40 тысяч.

21 сентября Омер-паша вошел с войсками в Сухум. Правитель Абхазии Михаил Шервашидзе перешел на его сторону. Против Омера-паши был двинут из Мингрелии отряд генерал-лейтенанта князя Багратион-Мухранского (16 тысяч человек при 28 орудиях). Этому отряду удалось отвлечь на себя внимание Омера-паши. А в ноябре начались проливные дожди (район Батума — это субтропики), дороги сделались непроходимыми, а реки и ручьи вышли из берегов.

Штурм Карса 17 сентября 1855 г. 

А тем временем Муравьев усилил блокаду Карса, и там начался голод, людей стала косить холера. В лагере под Карсом русские начали быстро строить теплые землянки для личного состава и крытые конюшни для лошадей. Лагерь стал походить на город, даже кто-то придумал ему название — Владикарс. Голод, холера, постройка Владикарса и отсутствие войск Омера-паши подорвали моральный дух англо-турецкого командования, и 12 ноября начались переговоры о сдаче крепости. Защитники Карса поставили лишь два условия: разрешить старшим офицерам в плену носить сабли и отпустить восвояси польских и венгерских повстанцев, служивших в турецкой армии, так как в Российской империи их ждало судебное преследование. Муравьев принял оба условия, и 16 ноября Каре капитулировал. В 2 часа дня из ворот крепости выехал престарелый Вазиф-Магомет-паша с двумя англичанами — генералом Вильямсом и полковником Леком. Всего сдалось 672 офицера и 8 тысяч солдат. Кроме того, в госпиталях Карса находилось не менее 2 тысяч человек. Несколько тысяч курдов дезертировало из Карса в ходе осады. В крепости русские нашли 136 орудия и 20 тысяч пудов (327,6 т) пороха.

Падение Карса открыло русским путь к Эрзеруму, но приход зимы воспрепятствовал наступлению. Муравьев оставил в Карее бригаду пехоты, в Ардагане — три сотни казаков и ракетную команду, и отвел войска на зимние квартиры.

Глава 8 ПАРИЖСКИЙ МИР

Переговоры о мире были начаты задолго до окончания боевых действий. В декабре 1854 г. — апреле 1855 г. в Вене прошло 14 заседаний послов и специальных представителей России, Англии, Франции, Англии и Турции. В работе конференции принимали участие: от Австро-Венгрии — Д. Уэстморленд и Дж. Рассел; от Франции — Ф. Буркине и Э. Друэн де Люис; от России — А.М. Горчаков и В.П. Титов; от Турции — Ариф-эфендии Али-паша. Однако первый этап Венских переговоров не привел к положительным результатам.

В августе 1854 г. правительство Австро-Венгрии, пытавшееся играть роль посредника между противоборствующими сторонами, предъявило России от имени великих держав в качестве предварительных условий мирного урегулирования следующие четыре пункта: 1. Замена русского покровительства над Дунайскими княжествами гарантией пяти великих держав; 2. Свобода судоходства по Дунаю с установлением контроля держав над устьями реки; 3. Пересмотр конвенции 1841 г. о Черноморских проливах «в интересах европейского равновесия»; 4. Замена покровительства России православному населению Османской империи коллективной гарантией прав христианских подданных султана со стороны всех великих держав.

Однако Николай I еще не считал войну проигранной и позволил себе обидеться формой, и существом австрийских предложений. Он повелел «не давать им никакого хода».

Переговоры в Вене возобновились весной 1855 г. Теперь это была уже официальная конференция, «имеющая целью восстановление мира на Востоке». На нее были приглашены и представители Османской империи. Конференция начала работу 2 марта и продолжалась до 22 мая. 18 февраля 1855 г. скончался император Николай I. Это послужило одной из предпосылок возобновления переговоров. Новый император Александр II был более уступчивым, склонным к компромиссам, чем его отец.

На конференции довольно быстро было достигнуто соглашение по первым двум пунктам (статус Дунайских княжеств и обеспечение свободы судоходства по Дунаю). Россия пошла на уступки по этим вопросам, так как они входили в сферу непосредственных интересов Австрии, и это могло бы предотвратить окончательный переход Австрии на сторону противников России. Также, уступая в первых двух пунктах, Россия надеялась обеспечить себе большую возможность маневра в наиболее важном для нее вопросе — третьем (о пересмотре конвенции 1841 г.). Вопреки ожиданиям союзников, Александр II несколько месяцев отказывался пойти навстречу их требованиям.

Наполеон III, воодушевленный взятием Севастополя, попытался поднять вопрос о Польше, точнее, Привисленском крае, входившем в состав России. В сентябре 1855 г. министр иностранных дел Франции граф Валевский уведомлял Англию, что Наполеон III готов продолжать войну в том случае, если на будущем мирном конгрессе будет поставлен вопрос о восстановлении независимой Польши. Лорд Пальмерстон не прочь был еще более ослабить Россию, но он быстро сообразил, что даже разговоры о восстановлении Польши серьезно затронут интересы Австро-Венгрии и Пруссии. К тому же британец не желал значительного усиления роли Франции в Европе. Поэтому Наполеон III получил категорический отказ.

Лишь к концу 1855 г. Александр II в принципе согласился со всеми требованиями союзников. 20 января 1856 г. в Вене был составлен протокол, констатирующий, что в пяти пунктах изложены предварительные условия мира. Сам же мирный конгресс открылся в Париже 13 февраля. Это был самый грандиозный европейский форум после 1815 г. Со стороны России в конгрессе принимали участие граф А.Ф. Орлов и барон Ф.И. Бруннов. 70-летний граф Орлов, будучи опытным и удачливым дипломатом, выступал в роли первого уполномоченного. Барон Бруннов, бывший посланник в Лондоне, а затем при Германском союзе, был назначен вторым уполномоченным.

В работе конгресса принимали участие представители Франции, Англии, России, Австрии, Турции и Сардинии. Позднее были приглашены и представители Пруссии.

Первым актом Парижского конгресса было заключение перемирия с прекращением военных действий. 2 марта между воюющими сторонами состоялся обмен конвенциями о перемирии до 19 марта. 18 марта, после 17 заседаний конгресса, в Париже был подписан мирный договор, главные постановления которого заключались в следующем:

— Восстанавливается довоенный территориальный «status quo».

— Султан издает фирман, подтверждающий права и преимущества его христианских подданных и сообщает его для сведения державам. Последние не имеют право вмешиваться в отношения султана к его подданным и во внутреннее управление Османской империей.

— В мирное время Турция закрывает Проливы для всех военных судов, независимо от их принадлежности, за исключением стационеров в Стамбуле.

— Черное море объявляется нейтральным и открытым для торговых судов всех наций.

— Россия и Турция обязуются не иметь на его берегах военно-морских арсеналов. Им разрешается держать на Черном море для береговой службы не более 10 легких военных судов каждой. Дунай и его устья объявлены открытыми для речных судов всех наций, причем регулирование судоходства по Дунаю передано в ведение международной концессии.

— Сербия, Молдова и Валахия остались в вассальной зависимости от Турции и сохранили все имеющиеся у них права по самоуправлению.

— Россия отказывается отчасти своей береговой полосы у устья Дуная, которая переходит к Молдове. Граница России и Турции в Азии восстанавливается в том виде, в котором она существовала до войны. Россия обязуется не укреплять Аландские острова и не держать на них военных сухопутных и морских сил.

Отдельная русско-турецкая конвенция конкретизировала типы судов на Черном море. Каждая из черноморских держав могла иметь для береговой службы по 6 паровых судов длиной до 50 м по ватерлинии и водоизмещением до 800 тонн и по 4 легких паровых или парусных судна водоизмещением до 200 тонн.

Самым важным следствием Парижского мира стало падение влияния России в Западной и Центральной Европе. Запрещение же иметь военные корабли на Черном море и арсеналы на его берегах было оскорбительно для великой державы и делало ее беззащитной с юга.

Однако на самом деле все было не так страшно. Во-первых, ситуация в 1856 г. коренным образом отличалась от ситуации 1815 г., когда Александр I решил навечно зафиксировать «status quo» в Европе. Наполеон III, наоборот, стремился к капитальному переделу границ в Европе, что автоматически развязывало руки России.

Во-вторых, технический прогресс практически сводил к нулю военные ограничения Парижского мира. К примеру, никто не запрещал России строить на Черном море большие быстроходные грузовые и пассажирские пароходы, создавать развитую железнодорожную сеть в Крыму и в районе Одессы, и т.д. Другой вопрос, что Россия использовала лишь незначительную часть таких возможностей.

Раздел IV ВОЙНА 1877-1878 ГОДОВ

Глава 1 ПРЕДПОСЫЛКИ К ВОЙНЕ

Летом 1875 г. в южной Герцеговине вспыхнуло антитурецкое восстание. Крестьяне, подавляющее большинство которых были христианами, платили огромные налоги турецкому государству. В 1874 г. натуральный налог официально считался 12,5% со сбора урожая, а с учетом злоупотреблений (с отступными и т.д.) — до 40%.

Ближайшим поводом к восстанию послужили притеснения христианского населения турецкими сборщиками податей, вызвавшие кровавые схватки между христианами и мусульманами. В дело вмешались оттоманские войска, встретившие неожиданное сопротивление. Все мужское население округов Нёвесинского, Билекского и Гачковского ополчилось, оставило свои дома и удалилось в горы. Старики, женщины и дети, чтобы избежать поголовной резни, искали убежища в соседних Черногории и Далмации. Усилия турецких властей подавить восстание в зародыше оказались безуспешными. Из южной Герцеговины оно скоро перешло в северную, а оттуда и в Боснию, христианские жители которой бежали в пограничные австрийские области, а те, что остались дома, также вступили с мусульманами в отчаянную борьбу. Кровь лилась рекой в ежедневных столкновениях восставших с турецкими войсками и с местными мусульманскими жителями. С обеих сторон появилось необычайное ожесточение. Не было пощады никому. Борьба велась не на жизнь, а на смерть.

Повстанцы имели поддержку в сопредельных с восставшим и областями странах, в Черногории и Сербии. Черногорцы не только давали приют семьям инсургентов, но и снабжали их продовольствием, оружием, порохом и другими припасами и даже сами нередко принимали участие в их боевых стычках с турками. Сербия начала поспешно вооружаться. Из всех славянских земель, не исключая и Россию, посылались герцеговинцам и боснякам щедрые денежные пособия от обществ и частных лиц, сочувствовавших делу их освобождения.

В Болгарии положение христиан было еще более тяжелым, чем в Боснии и Герцеговине. В середине 60-х годов XIX в. турецкое правительство поселило в Болгарии 100 тысяч «черкесов» — горцев-мусульман, эмигрировавших с Кавказа. Подавляющее большинство этих «джигитов» не хотело заниматься физическим трудом, а предпочитало грабить болгарское население. Естественно, что болгары последовали за жителями Герцеговины и тоже подняли восстание. Однако туркам удалось подавить его. Причем «черкесы» и башибузуки[56] вырезали в Болгарии свыше 30 тысяч мирных жителей.

Таким образом, просвещенная Европа получила традиционный повод вмешательства в Балканские дела — защита мирного населения. Разумеется, демагогическая болтовня была лишь дымовой завесой для прикрытия корыстных целей. Англия стремилась установить свое господство в Египте и Константинополе, но при этом не допустить усиления России.

Несколько упрощая проблему, можно сказать, что политика Австро-Венгрии на Балканах имела программу минимум и программу максимум. Программа минимум состояла в том, чтобы в ходе конфликта на Балканах не допустить территориального расширения Сербии и Черногории. В Вене считали, что само по себе существование этих государств несет угрозу «лоскутной империи», поработившей миллионы славян. Надо ли говорить, что Австро-Венгрия была настроена категорически против любого продвижения России к проливам.

Программа максимум предусматривала присоединение к Австро-Венгерской империи Боснии и Герцеговины. И, конечно, в Вене не отказывались от традиционной мечты — контроля за устьем Дуная. Императору Францу-Иосифу очень хотелось хоть чем-нибудь компенсировать себя за потери, понесенные в Италии и Германии. Поэтому он с большим сочувствием прислушивался к голосу сторонников захвата Боснии и Герцеговины. Тем не менее в Вене хорошо помнили 1859 и 1866 гг. и не торопились лезть в драку, прекрасно понимая, чем может кончиться война один на один с Россией.

Франция и Германия были практически лишены возможности участвовать в силовом разрешении Балканского кризиса. Франция лихорадочно перевооружалась и готовилась к реваншу. Националистическая пропаганда сделала возвращение Эльзаса и Лотарингии целью всей нации. В начале 1875 г. Германия решила прекратить рост вооружений Франции и пригрозила войной. В историю эта ситуация вошла как «военная тревога 1875 года». Против намерений Германии резко выступили Россия и Англия. Британский премьер Дизраэли[57] был чрезвычайно обеспокоен возможностью захвата Бельгии, появления Германии у берегов Па-де-Кале и перспективой нового разгрома Франции, поскольку английская дипломатия основывалась на наличии в Западной Европе нескольких соперничающих великих держав. Английская политика ввиду этого всегда стремилась к поддержанию «европейского равновесия» и к предотвращению гегемонии той или иной державы на Европейском континенте.

Подобно тому как Англия в свое время боролась вместе с Россией против Наполеона, так и теперь Дизраэли выступил против Бисмарка рука об руку с русским правительством. «Бисмарк — это поистине новый Бонапарт, он должен быть обуздан», — заявил Дизраэли. «Возможен союз меду Россией и нами для данной конкретной цели», — писал он.

В 1875 г. Германия вынуждена была отступить. Но целью германской внешней политики по-прежнему было уничтожение или существенное ограничение французской военной мощи, чтобы гарантировать неприкосновенность Эльзаса и Лотарингии. Не будем забывать, что в 1877 г. Германия напоминала питона, заглотившего гораздо больше, чем он мог переварить. Германии нужно было провести интеграцию Пруссии и многочисленных земель, присоединенных к ней в 1859, 1866 и 1870 г. В таких условиях для Германии было безумием затевать войну на два фронта — с Россией и Францией, и канцлер Бисмарк прекрасно это понимал. Бисмарк всеми силами пытался удержать Австрию от конфликта с Россией, а Горчакову заявил, что в случае военного разгрома Австрии Германия будет вынуждена вмешаться. Через германского посла в Петербурге Швейница Бисмарк посоветовал Горчакову на случай войны с Турцией купить нейтралитет Австро-Венгрии, предоставив ей захватить Боснию.

Только в одном случае Бисмарк готов был пожертвовать Австро-Венгрней. В инструктивном разговоре со Швейницем перед его отъездом в Петербург канцлер заявил, что согласен активно поддержать Россию в случае, если она гарантирует Германии обладание Эльзасом и Лотарингией. В интимной беседе с одним из приближенных Бисмарк еще откровеннее формулировал свои замыслы: «При нынешних восточных осложнениях единственной выгодой для нас могла бы быть русская гарантия Эльзаса. Эту комбинацию мы могли бы использовать, чтобы еще раз совершенно разгромить Францию».

Как видим, к 1877 г. в мире сложилась чрезвычайно благоприятная обстановка для активных действий России на Балканах, включая захват Константинополя. Перед российской дипломатией стояла сложная, но вполне достижимая задача, состоявшая из двух частей.

Во-первых, найти достойные компенсации Австро-Венгрии и Германии в качестве платы за нейтралитет при захвате Россией Проливов. Австрии можно было предложить Боснию, Герцеговину, ну а, в крайнем случае, свободный выход к Эгейскому морю через Салоники. Кстати, Австро-Венгрия итак захватила Боснию и Герцеговину, а Россия ничего не получила. Маленькая Греция и так была настроена крайне агрессивно по отношению к своему большому, но больному соседу. Достаточно было пообещать ей Крит и ряд островов Эгейского моря, чтобы Турция получила второй фронт на юге, а русские корабли — базы в Эгейском море.

Германии же на определенных условиях можно было гарантировать неприкосновенность Эльзаса и Лотарингии. С одной стороны, уже в 1877 г. было очевидно, что Франция никогда не смирится с потерей Эльзаса и Лотарингии и рано или поздно нападет на Германию, втянув в войну Россию. Русская гарантия на Эльзас и Лотарингию уничтожала бочку с порохом в центре Европы. Усиление же в этом случае Германии и охлаждение отношений с Францией были ничтожным фактором по сравнению с решением вековой задачи России. За хват Проливов существенно увеличивал военный потенциал России. который бы с лихвой компенсировал потерю столь опасного и сомнительного союзника, как Франция.

Второй же задачей русской дипломатии была жесткая политика в отношении с Англией, вплоть до разрыва дипломатических отношений и начала войны. Но такая позиция не исключала и компенсации Англии, например, передачу ей Кипра и Египта, которые ею также были захвачены в конце концов.

Постаревший канцлер Горчаков и не слишком разбиравшийся в политике Александр II поступили с точностью до наоборот. Они оба трепетали перед Англией и по-детски надеялись, что если будут действовать осторожно и с оглядкой на лондонскую воспитательницу, то им удастся дорваться до сладкого. В отношении же компенсаций Австро-Венгрии и Германии Горчаков был категорически против. Канцлер пытался обмануть Вену и Берлин, а на самом деле привел страну к поражению.

20 июня 1876 г. Сербия и Черногория, стремясь поддержать повстанцев в Боснии и Герцеговине, объявили Турции войну. Большая часть русского общества поддержала это решение. В Сербию отправилось около 7 тысяч русских добровольцев. Во главе сербской армии стал герой туркестанской войны генерал Черняев. Тем не менее в Петербурге все понимали, что одним сербам и черногорцам с турками не сладить. И действительно, 17 октября 1876 г. под Дьюнишем сербская армия была наголову разбита.

3 октября в Ливадии Александр II собрал секретное совещание, на котором присутствовали цесаревич Александр, великий князь Николай Николаевич и ряд министров. На совещании наряду с продолжением дипломатических усилий с целью прекращения конфликта на Балканах было решено начать подготовку к войне с Турцией. Основной целью военных действий должен был стать Константинополь. Для движения к нему будут мобилизованы четыре корпуса, которые перейдут Дунай у Зимницы, двинутся к Адрианополю, а оттуда — к Константинополю по одной из двух линий; Систово — Шипка или Рущук — Сливно. По последней в том случае, если удастся в самом начале овладеть Рущуком. Командующими над действующими войсками назначены: на Дунае — великий князь Николай Николаевич, а за Кавказом — великий князь Михаил Николаевич. Решение вопроса — быть или не быть войне — поставлено в зависимость от исхода дипломатических переговоров.

Наших генералов охватило шапкозакидательское настроение. Повсеместно передавалась фраза: «За Дунаем и четырем корпусам делать будет нечего». Поэтому вместо всеобщей была начата частичная мобилизация. Как будто воевать собирались не с огромной Оттоманской империей, а с Хивинским ханством.

Еще в конце сентября последовало Высочайшее повеление о подготовке к частичной мобилизации всех войск Одесского, Харьковского, Киевского и части войск Кавказского военных округов, а 12 октября — четырех дивизий Московского военного округа. Частичная мобилизация в ноябре 1876 л затянула 20 пехотных и 8 кавалерийских дивизий; 3 стрелковые и 2 саперные бригады, а также льготные казачьи части. Для доведения этих войск до штатного состава военного времени было призвано 225 тысяч запасных, 33 тысячи льготных казаков, а по конской мобилизации поставлено 70 тысяч лошадей. Из мобилизованных войск были составлены шесть армейских корпусов и особый Кавказский. Корпуса эти были: VII князя Барклая-де-Толли-Веймарна (15-я и 36-я пехотные, 7-я кавалерийская дивизии); VIII генерала Радецкого (9-я и 14-я пехотные, 8-я кавалерийская дивизии), которому была придана 4-я стрелковая бригада; IX барона Криденера (5-я и 31-я пехотные, 9-я кавалерийская дивизии); X князя Воронцова (13-я и 34-я пехотные, 10-я кавалерийская дивизии); XI князя Шаховского (11-я и 32-я пехотные, 11-я кавалерийская дивизии) — все в две пехотных и одну кавалерийскую дивизию, и XII генерала Банковского (12-я и 33-я кавалерийские дивизии). Кавказский корпус генерала Лорис-Меликова был в двойном составе (Кавказская гренадерская, 19-я, 38-я и 39-я пехотные, Кавказская кавалерийская и казачья дивизии).

VIII, IX, XI и XII корпуса образовывали Действующую армию, VII и X назначались для охраны Черноморского побережья (результат гнетущего воспоминания о высадке союзников в Крыму). Общая численность мобилизованных войск составляла до 390 тысяч человек, из них 130 тысяч назначено в Действующую армию, 60 тысяч — на Черноморское побережье, 40 тысяч — на Кавказ. Внутри страны осталось на мирном положении еще 730 тысяч. Иными словами, мобилизована была лишь третья часть вооруженной силы, и из этой трети опять-таки третья часть назначена в главные силы — Действующую армию.

Между объявлением мобилизации и объявлением войны прошло свыше пяти месяцев. Корпуса Действующей армии были перевезены по железным дорогам в долину Днестра и расположились постоем у местного населения, частично в Бессарабии, частично в смежных уездах Подольской и Херсонской губерний. Из-за скученности и антисанитарных условий этого постоя в войсках начался тиф.

В феврале 1877 г. было образовано помимо уже имевшегося Гвардейского корпуса еще девять армейских корпусов (Гренадерский, I — VI, XIII и XIV). Из них в марте — апреле мобилизовано и двинуто к Днепру три: IV генерала Зотова (16-я и 30-я пехотные, 4-я кавалерийская дивизии), XIII генерала Гана (1-я и 35-я пехотные, 13-я кавалерийская дивизии) и XIV генерала Циммермана (17-я и 18-я пехотные дивизии). Сверх того три дивизии (20-я, 21-я и 41-я) были мобилизованы на Кавказе. Таким образом, к моменту объявления войны для действий против Турции было мобилизовано 530 тысяч человек — около половины вооруженных сил России: 25 пехотных и 9 кавалерийских дивизий. Остальные 23 пехотных и 8 кавалерийских дивизий пока оставлены на мирном положении. В казачьих войсках было мобилизовано свыше двух третей всех частей и выставлено (помимо четвертых полков кавалерийских дивизий) еще 4 казачьих дивизии и 4 отдельные бригады.

К апрелю 1877 г. Турция сумела довести свою армию до 450 тысяч человек регулярных войск и 100 тысяч — иррегулярных. Из них на Балканах находилось 300 тысяч.

19 марта 1877 г. представители шести ведущих европейских держав подписали в Лондоне протокол, обязывающий Турцию заключить мир с Черногорией (Сербия уже вынуждена была заключить мир на условиях «status quo»), распустить иррегулярное ополчение, ввести реформы. Но Турция отказалась принять Лондонский протокол, высокомерно потребовав демобилизации русской армии и невмешательства России во «внутренние дел» Оттоманской империи. Черногория возобновила военные действия. Разрыв России с Турцией стал неизбежен. В предвидении его Турция потребовала от вассального ей Румынского княжества совместного участия в войне с Россией. Однако Румыния предпочла стать на сторону сильнейшего из двух вероятных противников. 4 апреля между представителями русского и румынского командования была заключена конвенция о пропуске русских войск на территорию княжества, пользования румынскими железными дорогами и устройстве в районе Бухареста главной базы действующей русской армии, Румынская армия (начавшая мобилизацию 6 апреля) должна была сосредоточиться у Калафата, защищая Малую Валахию и прикрывая правый фланг русского стратегического развертывания на Дунае. 12 апреля 1877 г. последовал Высочайший манифест о войне с Турцией.

Глава 2 ТРУСОСТЬ «ЖЕЛЕЗНОГО КАНЦЛЕРА»

Мир, подписанный в Париже в марте 1856 г., был позором для России. Причем самым унизительным было запрещение России иметь военный флот на Черном море. Формально на бумаге все выглядело благопристойно — на Россию и Турцию налагались, вроде бы, одинаковые ограничения. Оба государства должны были ограничить свои военно-морские силы на Черном море шестью судами водоизмещением до 800 тонн и четырьмя судами водоизмещением до 200 тонн, и не должны иметь морских арсеналов на Черном море. Для турок это было пустой формальностью, ведь в целом на султанский флот не накладывалось никаких ограничений. И при необходимости весь турецкий флот за сутки мог проследовать из Мраморного моря в Черное. Россия же фактически лишалась с таким трудом созданного флота.

Отечественные публицисты в 50—60-х годах XIX в. и позднейшие историки раздули позорные статьи Парижского мира до размеров национальной катастрофы. И канцлер Горчаков, автор «Циркулярной депеши» от 19 октября 1870 г., где в одностороннем порядке Россия отказалась от ограничений Парижского мира, стал почти сказочным героем. Тогда, в 1871 г., ему посвящал стихи Ф И. Тютчев, в 1970-х гг. В.С. Пикуль написал «Битву железных канцлеров», да и сейчас вышло несколько книг, посвященных Горчакову

Увы, Горчаков был ограниченным дипломатом, прекрасно видевшим отдельные деревья в европейском лесу, но не обладавшим даром оценить состояние леса в целом.

Дело в том, что Парижский мир был действительно оскорбительным для России, но и тут не было худа без добра, поскольку он позволял разжигать реваншистские настроения внутри страны и представлять за границей Россию униженной. А фактически Парижский мир принес лишь небольшие неудобства российскому Морскому ведомству, и не более.

В 1854—1855 гг. русские моряки сами затопили корабли Черноморского флота. Обидно, да! Но зато этим они сэкономили казне миллионы рублей. В Крымскую войну все корабли Балтийского флота уцелели. Но после появления в 1855 г. броненосных судов они потеряли всякое значение для линейного боя и не годились для крейсерства. Но большинство балтийских парусных кораблей было исключено из состава флота лишь в 1863 г. Часть из них оснастили паровыми машинами, и они еще 10—15 лет коптили небо, не имея никакого боевого значения. Винтовые корабли «Цесаревич», «Николай I» и «Синоп» исключены в 1874 г., а «Ретвизан» — аж в 1880 г. Увы, никому из наших морских историков не пришло в голову выяснить, кому и зачем потребовалось держать их в строю.

Хуже всего то, что англичане блестяще выиграли психологическую войну 1854—1856 гг. В 1855 г. Малахов курган был взят французами, и в целом Крымская война была выиграна именно французами. Без Франции англичане никогда не посмели бы высадиться в Крыму. Зато англичанам удалось внушить Александру II и К°, что-де война выиграна именно англичанами, и на несколько десятилетий нагнать страху на царя и его министров.

Начнем с того, что огромные средства были затрачены на защиту с моря Санкт-Петербурга. Кронштадт был обращен в самую мощную в мире береговую крепость. Был построен мощный броненосный флот из плавучих батарей и мониторов, способных плавать лишь между Петербургом и Кронштадтом. Впрочем, они только для этого и предназначались. Были даже разработаны планы, по которым мониторы привязывались к тем или иным береговым батареям, то есть роль броненосного флота сводилась к усилению береговых батарей.

Бесспорно, береговые батареи в Кронштадте были нужны, но не в таком объеме. В 1870-1880 гг. береговые батареи Кронштадта и броненосцы береговой обороны способны были отразить нападение и вчетверо большего флота, чем английский.

А ведь с учетом мелководья восточной части Финского залива и с артиллерией, стрелявшей на дистанцию менее 8 км, британский флот даже при отсутствии батарей в Кронштадте не мог представлять опасности для Петербурга, не имея многотысячного десанта. А при наличии большого десанта было бы просто глупо соваться к Кронштадту, а можно было бы высадить его, например, на побережье Эстляндии. Таким образом, исход борьбы за Петербург всегда решали исключительно сухопутные силы. И если бы армия вторжения разбила бы русские войска в Эстляндии, то неприступный Кронштадт и все мониторы были бы просто обойдены.

Интересен и другой момент. Большинство кораблестроителей в 70-х годах увлекалось броненосными башенными кораблями. На самом же деле башенные суда 1865—1885 гг. имели множество недостатков. Например, плохая мореходность, что недопустимо для кораблей, действующих в океане. Основным преимуществом башен был большой угол горизонтального наведения — от 180° до 350°, а в казематах орудия имели куда меньший угол поворота — от 50° до 90°. Зато скорость поворота орудий в каземате была на порядок больше, чем скорость поворота той же пушки в башне. Для большинства кораблей 1865—1885 гг. быстрее было сделать поворот корпуса корабля, чем поворот башни. Существенно хуже была и точность горизонтальной наводки у башенных орудий, чем у казематных. Наконец, в 1865— 1885 гг. системы артиллерийских орудий абсолютно устаревали за 5— 10 лет, а иногда и за меньший срок. Замена орудий в каземате происходила сравнительно легко, а вот замена башенных орудий была крайне сложным и дорогим делом. В частности, в русском флоте замена казематных орудий происходила постоянно, а башенные же орудия не менялись ни разу. Строго говоря, в башне меняли лишь стволы орудий на такие же по весу, габаритам, отдаче и т.п. тела орудий, но принципиально новые орудия не ставились. А, к примеру, в казематы плавучих батарей «Первенец» и «Кремль», на которых первоначально стояли гладкоствольные пушки, к 1900 г. были установлены новейшие 152-мм патронные пушки Кане.

Таким образом, Россия много бы выиграла, если бы с 1863 г. по 1890 г. строила исключительно мореходные казематные броненосцы с орудиями калибра от 203 до 305 мм.

В конце концов, но очень поздно, это поняли наши адмиралы. В 1870 г. английский башенный низкобортный броненосец «Кэптэн» перевернулся и погиб со всем экипажем и при небольшом волнении. И у нас близкий по типу к «Кэптэну» башенный фрегат «Минин», достраивавшийся на плаву, начали переделывать в казематный. В результате «Минин» начал ходовые испытания лишь осенью 1878 г.

Наши морские историки превозносят башенный броненосец «Петр Великий». Но почему же тогда Морское ведомство не продолжило постройку таких кораблей, а выжидало, и лишь в 1886 г. заложило броненосцы «Александр II» и «Николай I». Все три броненосца были полуказематного типа. Лишь два 305-мм орудия были в башне или барбете, а остальные четыре 229-мм и восемь 152-мм орудий — в каземате. Аналогично был устроен и броненосец «Гангут», заложенный в 1889 г.: одно 305-мм орудие в барбете, четыре 229-мм и четыре 152-мм орудия — в каземате.

В начале 90-х годов были созданы тяжелые 305-мм пушки длиной в 35 и 40 калибров и эффективные, но громоздкие системы подачи боекомплекта, а главное, совершенная гидравлика и электрические приводы, обеспечивающие быстрое вращение башен. И только тогда стало целесообразным помещать орудия главного калибра в башни. Причем точной наводки башенных орудий в России удалось добиться лишь в 1910—1912 гг. с введением муфты Дженни (электрогидравлических редукторов скорости приводов наведения орудия).

Поэтому строительство многочисленных башенных кораблей в России в 1865—1867 гг. было принципиальной ошибкой. Если бы громадные средства, затраченные на них, пошли на строительство мореходных казематных броненосцев и небронированных океанских крейсеров, то исход войны 1877—1878 гг. был бы совсем иным.

Возвращаясь к статьям Парижского договора, отметим, что они были сравнительно мягки, в отдельных случаях расплывчаты. Не было предусмотрено никакого контроля на местах за исполнением статей договора. Попробуем сравнить Версальский и Парижский договоры. По Версальскому договору Германии было запрещено иметь танки, самолеты, зенитные пушки, тяжелую артиллерию, подводные лодки и т.п. Ей разрешили построить шесть броненосцев береговой обороны водоизмещением до 10 тысяч тонн. По всей Германии колесили всяческие контрольные комиссии. Англия и Франция бдительно следили за выполнением статей Версальского договора. Тем не менее, немцы ухитрились, используя различные приемы, создать лучшие в мире танки, самолеты, подводные лодки, зенитную и тяжелую артиллерию. В день, когда Гитлер денонсировал ограничения Версальского договора, у Германии уже была первоклассная армия. Кстати, вместо броненосцев береговой обороны немцы построили карманные мониторы» водоизмещением 16 тысяч тонн с огромной дальностью плавания.

Александр II и его министры, запуганные Англией, стали скрупулезно выполнять все статьи Парижского мира, даже при том, что Турция нарушила несколько его статей.

Ни Александр II, ни дипломат Горчаков не понимали в полном объеме, что уже к 1857 г. ситуация в Европе кардинальным образом изменилась. Император Франции Наполеон III страстно желал территориальных приобретений в Европе и нуждался в союзе с Российской империей. В Европе произошла серия войн. В 1859 г. Франция и Сардинское королевство начали войну против Австрийской империи. В 1866 г. Пруссия и Италия воюют против Австрийской империи. В 1867 г. Франция осуществляет интервенцию в Италии и вводит войска в Папскую область.

Назревал серьезный конфликт между Францией и Пруссией за господство над мелкими германскими государствами. Австрия также стремилась восстановить там свою власть, в значительной степени утерянную в 1866 г.

Для действий России на Черном море сложилась наиболее благоприятная обстановка со времен наполеоновских войн. Все конфликтующие государства Европы искали союза с Россией. Участие России в войне гарантировало успех любой стороне. Если бы, к примеру, Александр II в 1859 г. послал армию на помощь Австрии, то французам и итальянцам пришлось бы туго.

Александр II и Горчаков мудро поступили и не ввязались в европейские конфликты 1859 г. и 1866 г. Но вместо того, чтобы начать строить флот на Черном море, стали вымаливать у Наполеона III согласия на денонсацию статей Парижского мира. Наполеон III то обнадеживал царя, то отмалчивался. Он рассматривал статьи договора как приманку для России в его большой политической игре. Теоретически можно допустить, что Наполеон III объявил бы в 1859—1870 гг. войну России, если бы русские каким-либо чудом овладели Царьградом. Но ни Наполеон, ни дважды побитая (в 1859 г. и в 1866 г.) Австрия никогда не пошли бы на войну из-за нарушения статей Парижского мира. Ну что бы было, если бы Россия заложила в Николаеве шесть разрешенных договором корветов. Но из-за ошибок кораблестроителей водоизмещение корветов оказалось бы не 800 тонн, а 4000 тонн, а в бронированных казематах корветов размещалось бы от четырех до восьми 15-дюймовых гладких пушек Александровского завода, а в конце 60-х годов их бы заменили на 9-дюймовые пушки обр. 1867 г., как на балтийских мониторах. Такие броненосцы легко замаскировать под корветы, поставить ложный рангоут, и с дистанции в несколько километров они вполне могли выглядеть как 800-тонные корветы. Кстати, Бисмарк в беседе tete-a-tete сказал Горчакову, что вместо громких стенаний об отмене статей Парижского договора лучше тихо начать строить флот.

Да что броненосцы, русское правительство не делало даже того, что было разрешено договором. Например, железные дороги на юге России строились очень медленно. Так, железная дорога Москва — Лозовая — Севастополь вошла в строй лишь в 1875 г., да и то до 1880 г. ее пропускная способность была низка. А ведь именно по железной дороге самые тяжелые береговые и корпусные орудия, мины, минные катера, и главное, сухопутные силы, могли быть за 3—5 суток переброшены из Петербурга в Одессу и Севастополь. Гораздо быстрее поезда стали ходить в торговые порты — в Одессу (1867 г.), Таганрог (1869 г.) и Ростов-на-Дону (1869 г.).

Кто мешал нашим адмиралам создать на Черном море вместо РОПИТа[58] или в дополнение к нему торговую судоходную компанию, владевшую двумя десятками пароходов водоизмещением 4000—8000 тонн и развивавшими скорость 14—15 узлов? Палуба и ватерлиния их могли иметь легкую броню толщиной 25—30 мм, кроме того, частичная защита производилась бы расположенными по бортам угольными ямами, что уже делалось в других странах. Пароходы могли быть оснащены креплениями под орудийные станки, зарезервированными местами под артиллерийские погребай механизмы подачи боекомплекта, и т.п. В мирное время эти пароходы возили бы грузы из Одессы в порты Средиземноморья, а их пушки, станки и боекомплект хранились бы на складах Одессы и Николаева. В день «X» численность их экипажей доводилась бы до штатной, и происходила бы установка орудий. А через 10—20 дней в море выходил бы мощный крейсер с 203-мм или даже 229-мм орудиями обр. 1867 г. Естественно, такие малозащищенные крейсера не годились для боя с британским флотом, но смело могли вступить в бой с любым турецким броненосцем в 1877 г.

Глава 3 ОПЕРЕТОЧНЫЙ ФЛОТ ЧЕРНОГО МОРЯ

К марту 1856 г. все боевые суда Черноморского флота были уничтожены. На стапелях Николаевского адмиралтейства находились паровые линейные корабли «Синоп» и «Цесаревич», винтовой корвет «Волк» (водоизмещением 1820 т и мощностью машин 250 номинальных лошадиных сил), пароход-фрегат «Тигр» и винтовые шхуны «Дон» и «Салгир» (водоизмещением по 360 т и мощностью машин по 50 номинальных лошадиных сил).

Корабли «Синоп» и «Цесаревич» в 1859 г, без машин через Босфор прошли на Балтику. Корвет «Волк» в 1859 г. был переклассифицирован в транспорт. В 1871 г. «Волк» был вновь переклассифииирован в корвет и в начале 1875 г. был вооружен одной 8-дюймовой, пятью 6-дюймовыми и двумя 9-фунтовыми пушками обр. 1867 г.

Россия на Черноморском флоте не имела даже положенных по Парижскому договору шести судов водоизмещением по 800 тонн. Поэтому в 1857—1858 гг. с Балтики были переведены шесть корветов «Удав», «Рысь», «Зубр», «Волк», «Вепрь» и «Буйвол». Водоизмещение их составляло 885 тонн, мощность машин 200 номинальных лошадиных сил. Первоначально все корветы, кроме «Рыси», были вооружены одной 36-фунтовой пушкой № 1 и десятью 36-фунтовым и пушко-карронадами, а «Рысь» — двумя 68-фунтовыми пушками и девятью 36-фунтовыми пушками № I.[59] Все пушки, разумеется, были гладкоствольными.

«Рысь» исключена из боевого состава в 1866 г., а остальные корветы — в 1869 г. Корветы типа «Удав» были построены на Охте в 1855— 1856 гг., то есть были кораблями «военного времени» и уже к середине 60-х годов пришли в негодность.

На смену корветам типа «Удав» в Николаеве было построено пять корветов. В 1859 г. был спущен «Сокол», а в следующем году — «Ястреб» и «Кречет». Их водоизмещение составляло 1016 тонн, мощность машин 220 номинальных лошадиных сил. Первоначально «птички» вооружались гладкоствольными орудиями: «Сокол» - одной 60-фунтовой пушкой № 1 и десятью 36-фунтовыми пушками № 3, а «Ястреб» и «Кречет» — девятью 36-фунтовыми пушками № 1 и одной 8-фунтовой карронадой. «Ястреб» был исключен из списков в 1870 г., «Кречет» — в 1871 г., а «Сокол» — в начале 70-х годов был перевооружен двумя 6-дюймовыми и шестью 9-фунтовыми пушками обр. 1867 г. «Сокол» был исключен из боевого состава лишь в 1893 г.

Два корвета, «Память Меркурия» и «Львица» были спущены в 1865 г. в Николаеве. Их водоизмещение составляло 880 тонн, номинальная мощность машин 382 и 411 лошадиных сил, а максимальная скорость хода 8 узлов. Первоначально эти корветы были вооружены гладкоствольными орудиями: одной 36-фунтовой пушкой № 1, восемью 36-фунтовыми пушко-карронадами и двумя 10-фунтовыми единорогами. К 1875 г. они уже имели по три 6-дюймовые и шесть 9-фунтовых пушек обр. 1867 г.

Все эти корветы не имели брони. Артиллерия корветов была сравнительно мощной для их водоизмещения, но слишком слабой, чтобы пробить броню турецких броненосцев. Скорость хода под парами очень мала — ни один из них не мог развить и 10 узлов. Таким образом, эти корветы не годились ни для боя с броненосцами противника, ни для крейсерских действий.

Проектирование же броненосных судов на Черном море было парализовано страхом перед Англией. Еще в 1862 г. Морское министерство предложило разработать проект броненосного корвета с водоизмещением 800 т. (А кто их проверять бы стал, если бы корветы оказались водоизмещением 1500 или даже 4000 т!). Понятно, что создать корабль водоизмещением 800 т со 114-мм броней и сильной артиллерией — абсолютно нереальная затея.

Вопрос о броненосных кораблях для Черноморского флота вновь возник в июне 1863 г. В «весьма секретной» записке военного министра Д. А. Милютина на имя управляющего Морским министерством Н. К. Краббе говорилось, что, по донесению командующего Одесским военным округом, надежная оборона Керченского пролива силами одних только береговых батарей, далеко еще не законченных, не может быть гарантирована. Полностью защитить его от прорыва вражеского флота можно лишь при сочетании береговых и бронированных плавучих батарей. Во избежание обвинений в нарушении условий Парижского договора Милютин предлагал строить такие батареи в виде сугубо «оборонительных береговых средств, лишенных необходимых для мореходных судов качеств».

В 60-х годах было разработано с десяток проектов броненосных плавучих самоходных батарей и мониторов для Черного моря. Наконец, в 1869 г. контр-адмирал А. А. Попов предложил построить два круглых броненосца, которые сразу окрестили «поповками». Вместо того чтобы переутомленному непосильными трудами адмиралу предоставить годичный отпуск для лечения Морское ведомство восприняло его проект всерьез.

Русь всегда славилась курьезами — Царь-пушка, никогда не стрелявшая; Царь-колокол, никогда не звонивший. Теперь Александр II позабавил свет — в 1871—1876 гг. было построено две «поповки». Первая, «Новгород», имела водоизмещение 2671 т, диаметр 30,8 метра, машины мощностью 2000 индикаторных лошадиных сил, две 11-дюймовые пушки обр. 1867 г. и две 4-фунтовые пушки обр. 1867 г. Вторая, «Вице-адмирал Попов», имела водоизмещение 3550 т, мощность машин 3000 индикаторных лошадиных сил, две 305-мм пушки обр. 1867 г. и шесть 4-фунтовых пушек обр. 1867 г.

Скорость «Новгорода» не превышала 6 узлов, «Попова» — 8 узлов. В свежую погоду она падала до 5 узлов.

Поворотливость была в 10 раз хуже, чем у обычных судов. «Поповки» не слушались руля, а управлялись только машинами.

Весной 1877 г. в ходе учений у Очакова «поповку» «Новгород» начало сносить ветром и течением, с которыми не могли справиться ее машины. Про плавание на «поповке» можно снять не менее забавную комедию, чем «Волга, Волга», а пароход «Севрюга» покажется куда более надежным плавсредством.

15 ноября 1876 г. при пробе 305-мм орудий на «Попове» после двух выстрелов возникли повреждения в обшивке корпуса и в надстройке. После этого из орудий было запрещено стрелять полным зарядом. При самом слабом волнении круглые суда сильно качало, что резко ухудшало прицеливание. Стрелять из орудий можно было лишь залпами. При одиночном выстреле «поповка» начинала вращаться. Рассказ об анекдотичных свойствах «поповок» можно продолжать и далее. Но почему русские высококвалифицированные офицеры и инженеры не могли все это заранее предвидеть? Причина одна — трусость. Александр II и Горчаков боялись Европы, которой, как мы уже говорили, было совсем не до России, а чины морского ведомства патологически боялись начальства и абсолютно не разбирались во внешней политике. Да и вообще» вести разговоры о политике офицерам и адмиралам было запрещено уставом.

В апреле 1870 г. управляющий Морским министерством писал: «Избрание этого типа для броненосцев на юге России не только избавит нас от значительных денежных затрат на сооружение судов прежних типов, которые по местным условиям не могут вполне удовлетворять требованиям современной обороны, но и лишит иностранные державы повода делать нам какие-либо возражения и протесты... Круглые суда без всякой натяжки могут быть причислены к разряду плавучих крепостей и не войдут в список судов флота». Насчет «значительных денежных затрат» — вранье чистой воды, так как предварительная стоимость первой «поповки» была определена в 4,14 млн. рублей. На эту сумму можно было изготовить 67 самых мощных 11-дюймовых береговых пушек обр. 1867 г. с лафетами или 2510 полевых 4-фунтовых пушек обр. 1867 г. и 1877 г. Можно лишь гадать, сколько жизней русских солдат было бы спасено, если бы деньги на две «поповки» пошли на полевую и осадную артиллерию. Главное было в другом — не дай бог будут «возражения и протесты» Англии.

Знаменитым циркуляром Горчакова Россия сняла с себя ограничения в военном кораблестроении на Черном море, но «поповки» по инерции продолжали строить. Никаких других броненосных судов с 1870 по 1877 г. на Черном море даже не заложили.

В итоге к 1877 г. наш флот фактически не имел боевых кораблей. За неимением лучшего, Морское ведомство решило вооружить несколько судов РОПИТа и создать флотилию катеров с шестовыми минами.

Суда РОПИТа стали называться «пароходами активной обороны».

Среди них к началу войны были:

«Владимир», вооруженный одной 6,03-дюймовой пушкой, двумя 4-фунтовыми пушками и одной 6-дюймовой мортирой. (Все обр. 1867 г., за исключением отдельно указанных: «гладкоствольные» и т.п.)

«Великий князь Константин», вооруженный одной 9-фунтовой, двумя 4-фунтовыми пушками, двумя 6-фунтовыми гладкоствольными пушками и одной 6-дюймовой мортирой;

«Эреклик», вооруженный двумя 9-фунтовыми пушками и двумя 4-фунтовыми пушками;

«Аргонавт», вооруженный одной 6-дюймовой мортирой.

В мае 1877 г. была вооружена яхта «Ливадия» двумя 6,03-дюймовыми, двумя 9-фунтовыми, двумя 4-фунтовыми пушками и одной 6-дюймовой мортирой.

В июне 1877 г. пароход «Веста» был вооружен пятью 6-дюймовыми мортирами, двумя 9-фунтовыми и одной 4-фунтовой пушками.

В ноябре 1877 г. пароход «Россия» был вооружен шестью 8-дюймовыми, тремя 6,03-дюймовыми, двумя 9-фунтовыми пушками и двумя 6-дюймовыми мортирами.

Все пароходы имели более-менее приемлемую скорость — от 11,5 до 13 узлов. Вооружение составляли пушки обр. 1867 г. Заметим, что на вооружении всех пароходов активной обороны были 6-дюймовые крепостные мортиры обр. 1867 г. Вероятность попадания из такой мортиры в движущийся корабль была равна нулю. Прок от мортир мог быть только при стрельбе по наземным целям и, в крайнем случае, при длительной стрельбе по близко (до 2 км) и неподвижно стоящему кораблю. Вместо них можно было бы поставить 6- и 8-дюймовые корабельные или береговые пушки, благо их на Балтике было в избытке. Но, увы, мышление наших адмиралов не поддается рациональному объяснению.

В ходе Гражданской войны в Америке в 1863—1864 гг. южане несколько раз пытались атаковать корабли северян на паровых катерах с шестовыми минами. После нескольких неудачных попыток 27 октября 1864 г. был потоплен «Albemarle». В 1876 г. наше Морское ведомство решило реанимировать эту идею. В том же году в Англии у фирмы «Торникрофт» было приобретено два минных катера. Оба катера были доставлены зимой 1876/77 г. в Одессу, где «состояли при обороне этого порта» под № 1 и № 2.

За неимением в России минных катеров специальной постройки на Черное море по железной дороге были переброшены с Балтики паровые катера с кораблей и императорских яхт. В большинстве своем они назывались именами их «родных» кораблей — «Первенец», «Не тронь меня», «Адмирал Грег», «Адмирал Спиридов», «Генерал-адмирал», «Варяг», «Джигит», «Опыт», «Держава», «Царевна». Катер с броненосца «Петр Великий» был переименован в «Красотку», с парохода «Олаф» — в «Ксению». Все корабельные катера развивали скорость не более 6 узлов. Несколько более быстроходными были катера «Шутка» и «Мина». «Шутка» был построен из стали на заводе «Торникрофта» и предназначался для прогулок наследника-цесаревича. «Мина» был построен из меди на заводе Берда.

По инициативе С. О. Макарова пароход активной обороны «Великий князь Константин» в дополнение к артиллерийскому вооружению был оснащен устройством спуска и подъема четырех минных катеров. В декабре 1876 г. на «Константин» прибыли катера «Синоп» (бывший гидрографический катер), «Чесма» (с медным корпусом постройки завода Берда), «Наварин» (катер с яхты «Держава») и «Минер» (со шхуны «Полярная Звезда»).

Все эти катера снабжались шестовыми минами различных типов. Вес заряда мины колебался от 3,2 до 57 кг. Мины снаряжались пироксилином или черным порохом. Подрыв мины производился или «автоматически» с помощью ударного взрывателя, или дистанционно при замыкании цепи электрической батареи на катере.

11 марта 1876 г. Морское ведомство подписало контракте австрийской фирмой Уайтхеда на изготовление 100 торпед[60] его конструкции к 1 января 1878 г. и передачу России технической документации на их изготовление. Кстати, Уайтхед предложил продать России торпеды еще в 1873 г., но Морское ведомство тянуло время, надеясь на работы И. Ф. Александровского, а еще больше — на русский «авось». Из 100 торпед Уайтхед обещал к 1 января 1877 г. передать 50. Первые две торпеды были переданы русским представителям в Фиуме в конце марта 1876 г. Торпеды первой партии имели калибр 38 см, длину 5,73 м, вес 350 кг. Боевая часть содержала 25 кг влажного пироксилина. Средняя скорость торпеды на первых 400 метрах составляла 26 узлов.

В марте 1878 г. был выдан второй заказ Уайтхеду на 150 торпед, из которых 90 сдавались в 1878 г., а остальные 60 — в 1879 г. Изготовление первой отечественной торпеды в Кронштадской мастерской закончилось осенью 1878 г.

Кормовой минный шест, предложенный С.О. Макаровым

К началу боевых действий в Бендеры для действия на Дунае было доставлено пять торпед. Для обучения русских торпедистов из Фиума прибыл капитан Цорн.

Большое значение русское командование придавало минным заграждениям. К 1877 г. морскими минами заграждения располагали Морское и Военное ведомства. Да, да, пусть не удивляется читатель, армия имела собственные морские мины. Разумеется, речь идет не о полевых войсках, а о береговых крепостях, подчиненных Военному ведомству. Крепости даже имели собственные пароходы — минные заградители. А после войны 1877 года крепости обзавелись береговыми торпедными аппаратами, а с 1886 по 1914 г. береговые крепости, то есть армия, имели и сверхмалые подводные лодки.

К 1877 г. в России на вооружении состояли мины двух типов: гальваноударные (их часто называли автоматическими) и гальванические[61]. Обе мины ставились на глубине 0,9—0,1 метра с помощью чугунных якорей весом от 9 до 16 пудов (130—260 кг). Постановка мин была возможна лишь на мелководье, где глубина не превышала 40 метров.

Гальванические мины приводились в боевое положение с берега с помощью кабеля («магистрального проводника»), подключенного к электрической батарее. К одному магистральному проводнику присоединялось десять гальванических мин. Основным преимуществом гальванических мин была возможность прохода собственных судов по минам, находящимся в небоевом положении. При необходимости минер замыкал контакт, и мины становились гальваноударными, то есть могли взрываться при ударе о корпус корабля.

Гальванические мины имели форму цилиндра, корпус их был оцинкован. Вес заряда составлял 5—7 пудов (82—115 кг) взрывчатого вещества (обычно черного пороха).

Гальванические мины системы Герца были закуплены Россией в Германии. С ноября 1876 г. по июль 1878 г. Морское и Военное ведомства получили из Германии 4035 мин (2100 и 1935 соответственно). Из них на Черное море и Дунай было направлено лишь 860 мин Герца, а остальные начальство, убоявшись англичан, оставило на Балтике.

Гальваноударные мины были сфероконическими, за что их прозвали грушевидными. Мина содержала заряд весом от 16 до 25 кг. В качестве взрывчатого вещества использовались динамит, влажный пироксилин, реже — черный порох.

Кроме того, крепостная артиллерия располагала донными гальваническими минами (фугасами). Донные мины имели цилиндрическую форму корпуса. Заряд мины составлял 30—50 пудов (491—819 кг). Подрыв мины производился по проводам с берега.

Обычно на берегу размещалось два наблюдательных пункта. Когда корабль противника проходил через пересечение линий визирования обоих наблюдателей, цепь замыкали, и производился взрыв.

В конце 1876 г. у Одессы, Севастополя, Балаклавы и Очакова было выставлено 1218 мин, из которых 1175 мин якорных гальванических, 35 мин Герца и 10 донных гальванических мин.

Глава 4 БЕРЕГОВАЯ ОБОРОНА ЧЕРНОМОРСКОГО ПОБЕРЕЖЬЯ

Береговые крепости Кинбурн и Анапа были упразднены еще в ходе войны. Севастопольская крепость была официально упразднена в 1864 г. Зато уже в следующем году был тайно организован склад Керченской крепостной артиллерии (78 970 пудов (1293,5 тонны) пороха и 143 тысячи снарядов).

В 1876 г. в Севастополе началось интенсивное строительство береговых батарей. К 15 октября 1876 г. на Северной стороне было установлено четыре 9-дюймовые пушки, четыре 24-фунтовые пушки и шесть 6-дюймовых мортир. На Южной стороне: восемь 9-дюймовых пушек, шесть 24-фунтовых пушек и четырнадцать 6-дюймовых мортир.

В мирное время Одесса до 1917 г. никогда не имела береговых батарей, которые сооружались лишь непосредственно перед войной или же после ее начала.

К 27 октября 1876 г. в Одессе было установлено и устанавливалось береговых орудий: 11-дюймовых пушек— 3; 9-дюймовых пушек — 17; 8-дюймовых пушек— 8; 6,03-дюймовых пушек— 20; 24-фунтовых пушек — 18; 6-дюймовых мортир — 26.

Крепость Керчь в 60-х и 70-х годах не только не разоружали, но и постоянно укрепляли. К 19 сентября 1876 г. в состав ее берегового вооружения входило: 11-дюймовых пушек — 15; 9-дюймовых пушек — 12; 8-дюймовых пушек — 33; 24-фунтовых пушек — 19; 6-дюймовых нарезных мортир, заряжаемых с дула — 20.

Как видим, уже к концу 1876 г. русские береговые крепости имели мощное вооружение, и каждая из них вполне могла противостоять всему султанскому флоту. Все береговые орудия были новыми, изготовления 1867—1876 гг., лучшей в мире прусской системы (обр. 1867 г.), за исключением 6-дюймовых мортир, заряжаемых сдула. Мы указали орудия калибра 152 мм и выше, а кроме них в каждой крепости было по несколько десятков 12-фунтовых (122-мм) крепостных пушек, и 9- и 4-фунтовых полевых пушек, гладкоствольных мортир и т.п. Основным предназначением этих орудий была защита крепости с суши, но в крайнем случае они могли стрелять и по кораблям.

В ходе войны огневая мощь русских береговых батарей непрерывно возрастала.

Артиллерия береговых крепостей к концу войны

Следует отметить, что к концу войны на вооружение крепостей Черного моря прибыли от Круппа новейшие 11-дюймовые пушки обр. 1867 г. В Одессу было доставлено 4 таких пушки, в Севастополь — 3 и в Очаков — 3.

Глава 5 ЛЮБИМОЕ ДИТЯ СУЛТАНА

После Крымской войны турецкий флот во время правления султана Абдул-Меджида пришел в упадок. Но его наследник Абдул-Азиз, взойдя на престол, ревностно взялся за восстановление турецкого флота. Естественно, что новый султан обратил свои взоры к ведущим мировым державам. Из Англии в Турцию были приглашены сотни специалистов — кораблестроителей, морских офицеров и даже матросов.

В 1864—1865 гг. в Глазго были спущены четыре первых турецких броненосных корабля — фрегаты «Азизие», «Османие», «Орхание» и «Махмудие». Их водоизмещение составляло 6400 тон, мощность машин 800/3735 номинальных/индикаторных лошадиных сил, один винт, скорость на испытаниях 12—12,5 узла. Экипаж 640 человек. Корабли несли парусное корветное вооружение, поэтому их иногда называли корветами.

Фрегаты имели броневой пояс по ватерлинии 127—133—114 мм[62]. На палубе были установлены две 9-дюймовые пушки (на носу и на корме), а в каземате четырнадцать 7-дюймовых пушек. Толщина брони каземата 114—127 мм.

В 1869 г. в Англии для Турции были спущены на воду два броненосных корвета «Авни-Иллах» и «Муини Зафр». Окончательно их ввели в строй в 1870 г. Водоизмещение корветов составляло 2400 тонн, машины мощностью 2200 индикаторных лошадиных сил развивали скорости 11 и 12 узлов соответственно. Корабли имели два винта. Экипаж 219 человек. Корабли имели парусное корветное вооружение. Вдоль ватерлинии был броневой поястолщиной 127 — 152 — 127 мм. Такая же броня была и в каземате. Четыре 9-дюймовые пушки были установлены в каземате. Орудия имели устройства для перевода с борта на борт, и при необходимости все четыре пушки могли стрелять на один борт.

В 1870 г. в Англии был спущен на воду еще один броненосный корвет — «Фехти Буленд», а однотипный корвет «Микадем Хаир» был спущен в 1872 г. в Константинополе. Это был первый броненосный корабль, построенный в Турции.

Водоизмещение корветов составляло 2760 тонн. Мощность машин одинакова — 500/3250 номинальных/индикаторных лошадиных сил, но скорость «Фехти Буленд» на пробе составляла 13,5 узла а «Микадем Хаир» — 12,5 узла. Экипажи по 219 человек. Толщина броневого пояса по ватерлинии 102 — 229 — 152 мм.

Броненосный корвет «Фехти Буленд»

Четыре 9-дюймовые пушки были помещены в оконечностях каземата, угол их горизонтального наведения составлял 90°, но фактически ни одно орудие не могло стрелять ни вперед, ни назад по оси корабля.

Самым мощным турецким кораблем был фрегат «Мессудие», спущенный в Англии в 1874 г. В декабре 1875 г. он прибыл в Константинополь. Водоизмещение фрегата составляло 9140 тонн. Машины мощностью 1250/7430 номинальных/индикаторных лошадиных сил позволяли развивать на пробе 13-узловую скорость. «Мессудие» имел барковое парусное вооружение. Броневой пояс по ватерлинии имел толщину 178 — 305 — 127 мм. Двенадцать 10-дюймовых орудий[63] расположены в каземате, защищенном 254-мм броней. На верхней палубе установлено три 7-дюймовых и шесть 20-фунтовых пушек.

Несмотря на преклонение перед морской мощью Англии, Абдул-Азиз заказал Франции и Италии несколько кораблей.

Так, в 1868 г. во Франции был спущен монитор «Хивзи уль Рохман» водоизмещением 2540 тонн. Его иногда классифицировали как двухбашенную канонерскую лодку. Машина в 2000 индикаторных лошадиных сил дала на пробе 12-узловой ход. Экипаж 219 человек. Броневой пояс по ватерлинии только в середине. Его толщина 115 мм. Толщина вертикальной башенной брони 76 мм.

В передней башне помещались две 7-дюймовые пушки, а в задней — две 9-дюймовые пушки. На палубе размещалась одна 40-фунтовая пушка. Обе башни имели только ручной привод. Для поворота башни требовалось усилие не менее 40 человек.

Монитор «Хавзи уль Рахман»

Броненосец «Ассари Тевфик» (вид на 1877 г.)

В том же 1868 г. во Франции был спущен монитор «Люфти Джелиль» водоизмещением 2500 тонн, скорость на пробе — 12 узлов. Бортовая броня 127 мм. Вооружение: две 9-дюймовые пушки и три мелкокалиберных орудия на палубе.

В 1868 г. во Франции было спущено три броненосных корвета: «Ассари Шевкет», «Неджили Шевкет» и «Ассари Тевфик». Первые два корвета были однотипными: водоизмещение 2080 тонн, мощность машин 1750 индикаторных лошадиных сил. На пробе корветы дали 10 и 11 узлов соответственно. Броневой пояс по ватерлинии 121 — 150 — 121 мм, каземат— 121 мм.

Две 9-дюймовые пушки были помещены в барбете со 114-мм броней, расположенном впереди грот-мачты. В каземате размещены четыре 9-дюймовые пушки.

Корвет «Ассари Тевфик» имел водоизмещение 4690 т. Машина мощностью 750/3560 номинальных/индикаторных лошадиных сил на пробе дала 13-узловой ход. Экипаж 640 человек. На ватерлинии броня только в центре, толщиной 203 мм. Броня каземата 102—152 мм. В барбете две 9-дюймовые пушки и шесть 9-дюймовых пушек в каземате.

Корвет «Иджлалие» водоизмещением 2227 т был спущен в 1871 г. в Триесте (Италия). Машина мощностью в 300/1800 номинальных/ индикаторных лошадиных сил на пробе дала 11,1 узла. Броневой пояс по ватерлинии 121 — 152— 121 мм. Броня каземата 114— 121 мм.

Одна 7-дюймовая пушка находилась в барбете, прикрытом 102-мм броней, а две 9-дюймовые и две 7-дюймовые пушки были в каземате.

Ряд броненосных судов был построен специально для реки Дунай. Среди них были два монитора «Физбер» и «Сельфи», спущенные в 1875 г. в Англии. Их водоизмещение 404—410 т, ход 7—10 узлов. Бортовой броневой пояс 102 мм. Первоначально они были вооружены пушками Амстронга. Возможно, уже в ходе войны были перевооружены двумя 4,75-дюймовыми (121-мм) пушками Круппа.

В 1864—1866 гг. во Франции были спущены пять речных броненосных канонерских лодок водоизмещением 330—380 т («Фетх-уль-Ислам», «Беквирдилен», «Семендия», «Искодра» и «Подгорица»). Машины мощностью 290/418 номинальных/индикаторных лошадиных сил развивали ход 8—9 узлов. Экипаж 168 человек. Броневой пояс по ватерлинии 76 мм. Орудия помешались в неподвижной восьмиугольной башне с вертикальной броней 76 мм. Артиллерия на этих канонерских лодках постоянно менялась. Первоначально стояли четыре гладкие 68-фунтовые пушки, позже на некоторых установили по две 7-дюймовые пушки Амстронга, а «Искобра» и «Подгорица» имели две 24-фунтовые нарезные пушки, заряжаемые с дула, переделанные из гладкоствольных.

Кроме того, в турецком флоте имелось и большое число паровых деревянных судов. Среди них было шесть двухдечных кораблей, шесть фрегатов и тринадцать корветов (все винтовые).

Четыре винтовые деревянные шхуны патрулировали Дунай. Вооружение шхун составляло четыре гладкоствольных (12- и 19-фунтовых) орудия. Экипаж 70 человек.

Транспортный паровой флот состоял из 57 судов, часть из которых была вооружена. Всего на транспортных судах имелось 162 орудия, в основном гладкоствольных.

На момент начала войны личный состав турецкого флота насчитывал 18 129 человек. Подготовка турецких офицеров и матросов была очень слабой. На султанском флоте служило несколько сот английских офицеров, занимавших наиболее ответственные посты.

Бедствием для турецкого флота стало принятие на вооружение в 60-х годах английских пушек системы Амстронга. Опомнились турки слишком поздно, лишь в 1876 г. они стали получать пушки Круппа. Увы, к 1877 г. все тяжелые пушки (9- и 7-дюймовые) на турецких броненосцах были системы Амстронга. Значительная часть малокалиберных орудий также была британского производства. Непосредственно перед войной турки закупили большую партию мин заграждения в Англии и приняли на службу несколько английских офицеров — специалистов по минному делу. Турки приготовились выставить минное заграждение в Дарданеллах на случай подхода кораблей Балтийского флота и были крайне удивлены, когда наши корабли позорно бежали из Средиземного моря и Атлантики. Забегая вперед, скажем, что за всю войну турки выставили минные заграждения в двух местах— у Батума и у Сулина. В частности, у Сулина ставил мины английский лейтенант Сандман. Русским удалось там поднять и разоружить одну турецкую гальваническую мину, управляемую с берега. Мина имела цилиндрическую форму и была снаряжена 14 пудами (230 кг) черного пороха.

Глава 6 КАК СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ СТАЛО ТУРЕЦКИМ ОЗЕРОМ

Как уже говорилось, Морское ведомство чересчур увлеклось постройкой немореходных мониторов и башенных фрегатов. Тем не менее, к 1877 г. Россия обладала и довольно приемлемыми крейсерскими силами. Непосредственно перед войной в Атлантическом океане и частично в Средиземном море находилась крейсерская эскадра контр-адмирала Бутакова 2-го. В ее состав входили броненосный фрегат «Петропавловск» (двадцать 8-дюймовых и одна 6-дюймовая пушка), фрегат «Светлана» (по шесть 8- и 6-дюймовых пушек), корветы «Богатырь» и «Аскольд» (по восемь 6-дюймовых и по четыре 4-фунтовых пушки на каждом) и клипер «Крейсер» (три 6-дюймовых и четыре 4-дюймовых пушки).

На Тихом океане находился отряд контр-адмирала Пузина в составе корвета «Баян», клиперов «Всадник», «Гайдамак», «Абрек» и четырех транспортов. Всего 38 орудий — 6-дюймовых, 9- и 4-фунтовых. На всех кораблях, находившихся в плавании, были установлены новые пушки обр. 1867 г.

На Балтике находились два броненосных фрегата «Князь Пожарский» и «Севастополь», один фрегат, семь корветов и семь клиперов. В высокой степени готовности были достраивающиеся на плаву броненосные фрегаты «Минин» и «Генерал-адмирал».

Этих сил вполне бы хватило для крейсерской войны, как в Атлантике, так и в Средиземном море. Хотя «Петропавловск» и «Светлана» были в состоянии потягаться с любым турецким броненосцем, за исключением, возможно, «Мессудие», но нужды искать встречи с боевыми кораблями султана не было. Достаточно было крейсерскими действиями парализовать как внешнюю, так и внутреннюю торговлю Турции. Бомбардировка с моря турецких городов на Средиземном море вызвала бы панику в Турции и восстания угнетенных народов, например, греков на Кипре, арабов в Аравии и т.п. В этом случае русские крейсера могли бы доставлять оружие повстанцам и при необходимости поддерживать их огнем.

Надо ли говорить, что Тихоокеанский отряд контр-адмирала Пузина мог наделать много шума на берегах Красного моря и Персидского залива.

Офицеры и матросы эскадр рвались в бой. 6 апреля 1877 г. из порта Антверпен в Турцию вышел бельгийский пароход «Fanny David» с грузом крупповских орудий. Фрегат «Петропавловск» был готов перехватить пароходе военной контрабандой, но Морское ведомство прислало срочную телеграмму «о неудобстве подобного образа действий».

А 29 апреля последовал приказ всем кораблям из Атлантики и Средиземного моря возвращаться в Кронштадт.

Генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич, уже не заикаясь о Средиземном море, попросил разрешение у Александра II послать пару крейсеров в Атлантику в район Бреста. Ему ответил Управляющий Морским министерством: «Государь не согласен на Ваше предложение, он опасается, чтобы оно не создало неприятностей и столкновений с англичанами по близкому соседству с Брестом».

Повторяю, это все происходило в момент, когда Англия была изолирована дипломатически, она оказалась бессильной повлиять на войны 1858—1870 гг. в Европе. Все же государства континентальной Европы не хотели или не могли вести войну с Россией.

Поначалу Турция очень боялась русской Атлантической эскадры. Турки готовились начать минные постановки в районе Дарданелл. Переброска войск из Египта в Стамбул шла лишь под конвоем броненосцев. Но вскоре страх сменился удивлением и смехом. Конвои были отменены. Наконец к июлю 1877 г. турецкая эскадра Гуссейн-паши в составе двух броненосцев и шести паровых судов, базировавшихся в порту Суда на Крите, начала охоту за русскими торговыми судами в Средиземном море. Турки не боялись «неудобства» и «неприятностей». Россия ответила на захваты своих судов... энергичными нотами и протестами. Но Гуссейн-паша пренебрег протестами канцлера Горчакова.

Глава 7 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ НА ЧЕРНОМ МОРЕ

С самого начала войны турецкий флот предпринял активные действия у Кавказского побережья. Русское командование предвидело это, и в Приморском районе — долине Риона, и на батумском направлении была сосредоточена почти половина Кавказской армии (32 тысячи человек и 68 полевых орудий).

29 апреля 1877 г. турецкая эскадра высадила 1000 хорошо вооруженных горцев у селения Гудауты. К десанту присоединилась часть враждебно относившегося к России населения.

2 мая 1877 г. пять турецких броненосцев из эскадры Ахмет-паши бомбардировали Сухум в течение 2,5 часа. 5 мая турки возобновили обстрел Сухума, вследствие чего русские войска были вынуждены покинуть город и отойти за реку Машкара. 7—8 мая турецкие корабли крейсировали вдоль 150-километрового участка русского побережья от Адлера до Очемчир и обстреливали побережье. С турецких пароходов было высажено 1500 горцев. К 8 мая все побережье от Адлера до реки Кодор было охвачено восстанием. С мая по сентябрь турецкие корабли постоянно поддерживали огнем турок и абхазов в районе восстания. Основной базой турецкого флота был Батум, но часть кораблей с мая по 20 августа базировалась в Сухуме.

Действия турецкого флота можно оценить как удачные. Но это был тактический успех на второстепенном театре военных действий. Исход войны решался на Балканах, и турецкий флот должен был любой ценой, даже ценой собственной гибели, помочь своим войскам на Балканах.

Однако турецкий флот был пассивным и не предпринимал активных действий против Одессы, Днепро-Бугского лимана, не пытался проникнуть в Азовское море и учинить там погром, как в 1855 г.

Лишь в конце войны турецкие корабли попытались проявить активность, по-видимому, чтобы избежать обвинений в бездеятельности и трусости. 30 декабря 1877 г. корвет «Ассари Тевфик» и фрегат «Османие» под командованием англичанина Монторп-бея подошли к Евпатории и выпустили по городу 135 снарядов. В городе было разрушено несколько домов. Часть турецких снарядов не разорвалась, один такой снаряд и по сей день находится в Евпаторийском музее. Затем турки решили захватить на рейде Евпатории два коммерческих парохода, но попали под огонь полевой батареи. Монторп-бей струсил и увел корабли, отказавшись от ценных призов.

1 января тяжелые броненосцы Монторп-бея подошли к Феодосии и в течение 2 часов 15 минут выпустили 152 снаряда. В городе было разрушено десять домов и убит один солдат.

2 января турецкий броненосец в течение двух часов обстреливал Анапу.

Русские корабли также вели себя очень пассивно. Фактически все операции свелись к пяти попыткам атаки турецких кораблей с помощью минных катеров с парохода «Великий князь Константин» и крейсерским действиям пароходов «активной обороны».

Первый раз «Великий князь Константин», которым командовал С. О. Макаров, атаковал турок на Батумском рейде в ночь с 30 апреля на 1 мая 1877 г. Атака не удалась, но все четыре минных катера остались целы.

Схема минного вооружения парохода «Великий князь Константин»

Вторую атаку Макаров произвел в ночь с 28 на 29 мая на Сулинском рейде. На этот раз «Великий князь Константин» не только нес на борту четыре минных катера, но и вел на буксире две миноноски № 1 и № 2. Из всех минных судов лишь миноноске № I (командир лейтенант Л. П. Пушин) удалось взорвать мину вблизи корвета «Иджлалие». При этом миноноска № 1 была потоплена, а Пущин попал в плен. Ряд русских, а позже советских авторов утверждает, что «Иджлалие» «был поврежден настолько основательно, что вышел из строя на все время войны»{58}.

В июне 1877 г. на пароход «Великий князь Константин» доставили две торпеды Уайтхеда. Торпеду помещали под килем катера «Чесма» в специальной спусковой трубе. Для остальных катеров «Константина» подкильная установка оказалась слишком тяжелой, и Макаров предложил установить спусковую трубу на плотике, который мог бы буксировать любой из катеров. Перед выстрелом плотик подтягивали к борту для прицеливания, а после выстрела — бросали.

В следующее крейсерство «Великий князь Константин» уже вышел с двумя торпедами Уайтхеда. Одна размещалась в подкильной трубе катера «Чесма», а другая — на плотике, поднятом на шлюпбалках «четверки» (лодки). Но торпеды так и не удалось применить. Во время шторма в районе Ялты плотик сорвало, и торпеда утонула, а из второй торпеды при спуске «Чесмы» был выпушен сжатый воздух. Поэтому 12 августа при походе в Сухум-Кале катера были вооружены только шестовыми минами и «крылатками» (т.е. буксируемыми минами).

Четыре минных катера «Минер», «Синоп», «Наварин» и «Чесма» на Сухумском рейде атаковали корвет «Ассари Шевкет». У борта корвета было взорвано три мины. По донесению полковника Б. М. Шелковникова находившиеся на берегу у Сухума турки три дня ремонтировали корабль, а затем на буксире отправили его в Батум. По донесению же турецкого адмирала англичанина Гоббарт-паши «Ассари Шевкет» никаких повреждений не получил.

После этого рейда Макаров решил отказаться от применения шестовых и буксируемых мин, а использовать только торпеды. В ночь с 15 на 16 декабря 1877 г. на Батумском рейде с парохода «Великий князь Константин» было спущено четыре катера. Катер «Чесма» имел торпеду в подкильной трубе, а «Синоп» буксировал торпеду на плотике. Катера «Наварин» и «Сухум» прикрывали их. С расстояния 50—60 метров катер «Чесма», а за тем и «Синоп» выпустили свои торпеды по видневшемуся «темному силуэту с тремя мачтами и трубой». Но, как впоследствии выяснилось, И. М. Запаренный в темноте принял три стоявших к нему носом корабля за один, и торпеды прошли между ними. Одна из них выскочила на берег, а вторая, ударившись об якорную цепь, потеряла зарядную камеру, которая от удара о грунт взорвалась, не причинив вреда туркам. Вернувшись в Севастополь, Макаров доложил о повреждении фрегата «Махмудие», а русские газеты «утопили» этот корабль.

В ночь с 13 на 14 января Макаров отправился в очередной поход на Батум. Катера «Чесма» и «Синоп» подходят к ближайшему турецкому кораблю на 60 метров и выпускают торпеды. Обе торпеды попали в корабль, нб взорвалась лишь одна. Но и этого оказалось достаточно для 163-тонной небронированной канонерской лодки «Интибах»[64]. В русской и советской литературе «Интибах» был возведен в класс авизо, а его водоизмещение увеличено до 700 тонн. Тем не менее, потопление даже столь малой канонерской лодки стало историческим событием. Впервые в истории корабль был потоплен торпедой.

В течение всей войны велись действия пароходов «активной обороны». «Активная оборона, — говорилось в инструкции, предназначенной для командиров вооруженных пароходов, — организуется для действий на морских сообщениях неприятеля с целью нанесения ему возможно большего вреда и уничтожения его транспортов с войсками и военными принадлежностями, а также его военных и коммерческих судов».

2 мая 1877 г. пароход «Аргонавт» в ходе рекогносцировки подошел к Сулину, но, увидев там турецкие корабли, повернул назад. За ним погнались два турецких броненосца. «Аргонавт» со страху дал 13 узлов, оторвался от преследователей и 3 мая благополучно вернулся в Очаков.

11 июня «Аргонавт» опять ходил на разведку к Сулину и опять за ним погнались четыре турецких корабля, но и тут «Аргонавт» ушел на всех парах.

Через пять дней «Аргонавт» вновь подошел к Сулину. На этот раз турецкий броненосец подошел довольно близко к «Аргонавту» и на предельной дистанции открыл огонь. «Аргонавт» ответил из своей единственной 6-дюймовой мортиры. Два часа длилась погоня с перестрелкой, после чего броненосец стал отставать. Турки палили в белый свет, как в копеечку, а из 6-дюймовой мортиры, как уже говорилось, попасть в движущийся корабль можно только чудом. Так что команды обоих кораблей отделались легким испугом.

Пароход «Владимир» в мае 1877 г. крейсировал между Варной и Констанцой. В 35 милях от Варны он захватил турецкий бриг и, взяв его на буксир, 9 июня вернулся в Одессу 18 и 26 июня пароход «Владимир» вновь выходил в крейсерство, но не встретил ни одного судна.

11 августа из Очакова в крейсерство отправилась бывшая царская яхта «Ливадия». В районе Варны ей удалось захватить и уничтожить четыре небольших турецких судна. Но вскоре «Ливадия» напоролась на корвет «Ассари Тевфик». Временами расстояние между кораблями доходило до 30 кабельтов (5556 метров). Турок не мог вести огонь в носовом секторе и норовил повернуться к «Ливадии» бортом, чтобы она вошла в сектор обстрела 9-дюймовых пушек барбета и каземата. За счет каждого поворота корвета «Ливадия» увеличивала дистанцию. Чтобы увеличить ход, с яхты выбросили уголь и вылили волу. Погоня длилась 18 часов, пока «Ливадия» не укрылась в Севастопольской бухте. Турки увлеклись погоней и вошли в зону действия береговых 9-дюймовых пушек. Но наши артиллеристы открыли огонь с предельной дистанции и, естественно, не попали. «Ассари Тевфик» не остался в долгу и тоже не попал. Не желая испытывать судьбу, турки развернулись и ушли полным ходом. Это была единственная стрельба нашей береговой артиллерии по морским целям за всю войну. .

21 июля пароход «Эльборус» у Пендераклии сжег парусную шхуну с грузом пшеницы.

В то же время пароход «Великий князь Константин» крейсировал у самого Босфора, где сжег четыре небольших судна. Макаров приблизился на 20 миль к входу в пролив.

Наибольший же успех из всех пароходов «активной обороны» достался пароходу «Россия», который вступил в строй последи им, 1 декабря 1877 г. В свой первый боевой поход «Россия» вышла из Одессы 11 декабря. На следующий день у азиатского берега Турции «Россия» встретила пароход «Мерсина», перевозивший 800 турецких солдат. На борту «Мерсины» были две пушки, но первая же бомба, выпушенная «Россией», заставила турок сдаться. «Мерсина» была доставлена в Севастополь, где ее переклассифицировали в пароход «активной обороны» и назвали «Пендераклией». Она должна была нести две 6-дюймовые и три 9-фунтовые пушки и две 6-дюймовые мортиры. Однако до конца войны ввести в строй «Пендераклию» не удалось.

Черноморский железный пакегпботный пароход «Эльборус»

Наибольшая же известность выпала пароходу «Веста». 17 июля, находясь в крейсерстве в 35 милях от Констанцы (турецкое побережье), «Веста» встретилась с корветом «Фехти Буленд». Завязался бой. Согласно докладу капитана «Весты» лейтенанта Н.М. Баранова бой длился 5 часов. Средняя дистанция боя составляла около 2200 м, но временами корабли сближались до 700 м, и тогда турки вели даже винтовочный огонь, а русские отвечали из 44-мм (1,75-дюймовых) скорострельных орудий Энгстрема.

Противнику удалось вывести из строя одну 6-дюймовую мортиру, но остальные мортиры действовали успешно. В частности, мичману Рожественскому удалось попасть из мортиры в башню корвета и вывести ее из строя. Затем на корвете возник сильный пожар. В конце концов, поврежденный «Фехти Буленд» ретировался. «Веста» имела серьезные повреждения, было убито 3 офицера и 9 нижних чинов, ранено 4 офицера и 17 нижних чинов.

За бой с корветом «Фехти Буленд» лейтенант Баранов был произведен в капитаны 2-го ранга и флигель-адъютанты, а также награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. Российская печать подробно расписывала подвиги Баранова, обратившего в бегство турецкий броненосец.

В ответ в лондонской газете «Тайме» от 3 сентября 1877 г. было напечатано письмо турецкого адмирала Монторп-бея. Там говорилось, что на «Фехти Буленд» не только башен, но и вообще орудий на палубе не было. Не было и ружейной пальбы, пожара на корвете и прочего, что «происходило только в воображений господина Баранова». На самом же деле «Веста», рискуя взорваться на собственных котлах, развила скорость 13 узлов (на пробе она дала 12 узлов) и в течение пяти часов удирала от «Фехти Буленда». Четыре 9-дюймовые пушки корвета расположены по углам каземата, и стрелять вперед фактически не могло ни одно орудие. Под небольшим углом к оси корвета по «Весте» могла стрелять лишь одна 9-дюймовая пушка. О качестве же дульнозарядных орудий Амстронга читателю уже известно. Это и спасло «Весту» от уничтожения. Потерь в людях на «Фехти Буленде» не было, хотя и имелись небольшие повреждения, в частности было попадание в трубу.

В ноябре 1877 г. заведующий минной частью контр-адмирал К.П. Пилкин предложил пароходам «активной обороны» «разбросать несколько мин... перед входом в порты, занятые или посещаемые неприятельскими судами», то есть впервые в мире начать активные минные постановки. Предложение Пилкина было отвергнуто из-за отсутствия ответа на вопрос «как выловить... мины при заключении мира». Именно по этой причине генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич «не счел возможным решиться на предлагаемую меру». И опять боязнь — а что-де скажут в просвещенной Европе.

Глава 8 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ НА ДУНАЕ

Как и в предыдущих войнах, победа над Турцией была невозможна без форсирования Дуная. В силу специфики боевых действий на Дунае и чтобы не допустить повторов, автор решил рассказать о них в главе, посвященной операциям флота.

Турки прекрасно понимали значение Дуная как естественной преграды для русской армии и с начала 60-х годов приступили к созданию сильной речной флотилии и модернизации цепи дунайских крепостей. К 1877 г. наиболее мощными крепостями на Дунае были Видин, Никополь, Рущук, Туртукай и Силистрия.

Турки рассредоточили корабли Дунайской флотилии на расстоянии свыше 500 км. Ряд советских историков считает это принципиальной ошибкой. На самом же деле это было единственным разумным вариантом. Ведь Дунайская флотилия создавалась не для генерального сражения с флотилией противника, а для предотвращения переправы русских через Дунай.

К началу войны в Сулине находились мониторы «Хизбер» и «Сельфи». В Тульчине — корветы «Люфти Джелиль» и «Хивзи Рах-ман» и броненосная канонерская лодка «Семендрия». В Мачине — колесные пароходы «Килиджи Али» и «Аркадион». В Габрово — броненосная канонерская лодка «Фетх-уль-Ислам», деревянная канонерская лодка «Аккия» и колесный пароход «Хайредан», В Силистрии — колесный пароход «Ислахат». В Рущуке —броненосные канонерские лодки «Беквирделен» и «Искодра», деревянные канонерские лодки «Варна» и «Шефкет-Нулса». В Видине — броненосная канонерская лодка «Подгорица», железная канонерская лодка «Сунна» и колесный пароход «Нузретие».

Кроме того, в составе Дунайской флотилии было 9 транспортных пароходов и 17 мелких судов. Всего во флотилии было 46 судов с 77 орудиями и 946 членами экипажа. Командовал флотилией Гуссейн-паша.

Без уничтожения или, по крайней мере, нейтрализации турецкой флотилии о форсировании Дуная нечего было и думать. Русское командование решило сделать это с помощью мин заграждения, катеров с шестовыми и буксируемыми минами и тяжелой артиллерии. Кроме того, на тяжелую артиллерию возлагалась задача подавления вражеской артиллерии и разрушения турецких крепостей.

Подготовка к минной войне и форсированию Дуная началась еще осенью 1876г. С ноября 1876 г в Кишинев по суше было доставлено 14 паровых катеров и 20 гребных судов. Большая часть паровых катеров была снята с кораблей Балтийского флота. Зимой 1876/77 г. катера были вооружены шестовыми минами и оснащены тонкой (1,6 мм) броневой зашитой. Весной 1877 г. на Днестре проводились учения катеров.

Перед войной Морское ведомство тайно купило в Галаце два частных румынских парохода, которые были включены в состав русских сил на Дунае под названиями «Взрыв» и «Заграждение». Румынское правительство передало России колесные пароходы «Стефан» и «Романия», железную канонерскую лодку «Фульджируль» и паровой катер «Риндуника». Пароход «Стефан» был вооружен двумя 6-фунтовыми и четырьмя 4-фунтовыми пушками; «Романия» — четырьмя 6-фунтовыми пушками; канонерская лодка «Фульджируль» получила название «Великий князь Николай» и две 9-фунтовые пушки; катер «Риндуника» был переименован в «Царевич» и оснащен шестовыми и буксирными минами.

Кроме этих плавсредств на нижнем Дунае было реквизировано четыре баржи и 250 частных лодок. 35 деревянных понтонов было доставлено Военным ведомством.

Еще до войны капитан 1-го ранга Новосильский под видом купца прибыл в Австрию и купил там два парохода — «Ада» и «Клотильда». Оба парохода были отправлены вниз по Дунаю в Румынию. Но турки как-то узнали об этой секретной операции, и турецкие корабли перехватили оба парохода. Командам удалось спастись на румынском берегу Дуная.

Забегая вперед, скажем, что 7 мая 1877 г. у села Фламунды русские захватили английский пароход «Аннета» (водоизмещение 270 т), буксировавший по Дунаю две баржи. 12 мая турецкий броненосец обнаружил «Аннету» и потопил ее вместе с баржами. С 9 по 11 июля русские подняли «Аннету», и уже к 14 июля она была введена в строй.

12 апреля 1877 г. в действующую армию было доставлено осадных орудий: 24-фунтовых дли иных пушек —25; 24-фунтовых коротких пушек — 35; 8-дюймовых мортир — 16; 6-дюймовых мортир —32. Кроме того, в состав осадной артиллерии за неимением достаточного числа осадных пушек были включены 32 — 9-фунтовые полевые пушки.

Для борьбы с турецкими броненосцами из Кронштадта и других крепостей к Дунаю были доставлены и береговые орудия: 8,5-дюймовых пушек — 8 и 6,03-дюймовых пушек — 20. Заметим, что кронштадские артиллеристы избавились от ненужных им орудий. Так, 6,03-дюймовые пушки были заменены более мощными 9- и 11-дюймовыми пушками, а 8,5-дюймовых пушек в России имелось всего восемь, поскольку эти орудия были сделаны из неудачно нарезанных стволов 8-дюймовых пушек. Естественно, начальство постаралось снять с себя заботу об орудиях нестандартного калибра.

Тела осадных пушек были медные, а береговых — стальные. Все орудия имели канал обр. 1867 г.

Перед началом боевых действий в Бендеры доставили 300 гальванических мин Герца, принадлежавших Военному ведомству. Постановкой минных заграждений на Дунае занимались как инженерные части Военного ведомства, так и моряки.

10 апреля 1877 г. за два дня до объявления войны 30 минеров во главе с лейтенантом Петровым и поручиком Максимовичем, переодетые румынскими крестьянами, начали постановку гальванических мин на Дунае. Первый блин оказался комом — поставленные с большим трудом пять мин унесло течением, было утеряно две лодки, и утонул матрос. Кстати, из-за сильного течения на Дунае гальванические мины ставились по пять на одном проводнике, а не по десять, как положено на море.

После 12 апреля начались интенсивные минные постановки. Так, например, 17—18 апреля у Рени было поставлено две линии гальванических мин, отрезавшие Дунайскую флотилию от сообщения с Черным морем.

С 18 по 20 апреля было поставлено две линии гальванических мин на реке Серет, чтобы турецкие корабли не могли войти в нее и разрушить стратегический железнодорожный мост у Барбоша.

27 апреля ниже Браилова было выставлено 10 гальваноударных мин в одну линию.

В некоторых случаях за недостатком мин наши паровые катера имитировали постановку мин.

По непонятным причинам турецкие броненосцы[65] начали крейсировать по Дунаю и обстреливать русские войска лишь с 21 апреля. Первоначально русские войска и минные заграждения прикрывались только полевой артиллерией, в основном 9-фунтовыми пушками.

Монитор «Сейфи»

21 апреля четыре орудия 5-й батареи 11-й артиллерийской бригады вступили в бой с двумя турецкими броненосцами и заставили их отойти. 22 апреля турецкий броненосец подошел к Рени и открыл огонь по русской батарее с дальности 1600 метров. Четыре орудия 3-й батареи 11-й артиллерийской бригады открыли по броненосцу огонь и заставили его отойти вниз по Дунаю. Перестрелка между турецкими кораблями и русскими батареями продолжалась по 26 апреля, и этим закончилась артиллерийская дуэль между русскими полевыми орудиями и орудиями кораблей.

С 26 апреля на берегах Дуная началась установка осадных пушек. Первоначально вошло в строй девять батарей. У Рени установлено четыре 8,5-дюймовые пушки, две 24-фунтовые пушки и две 8-дюймовые мортиры, у Барбоша — четыре 6,03-дюймовые пушки, у Браилова — четыре 8,5-дюймовые пушки, шесть 24-фунтовых пушек и две 6-дюймовые мортиры.

29 апреля из Мачинского рукава Дуная вышел корвет «Люфти Джелиль» и направился к Браилову.

Две осадные батареи открыли по нему огонь. Первые 30 снарядов были выпущены мимо, но затем в корвет одновременно попало два снаряда, выпущенных из 24-фунтовой осадной пушки и из 6-дюймовой мортиры. Немедленно за попаданиями последовал взрыв корабля. Из 218 человек экипажа корвета спасся лишь один матрос, который вместе с флагом корвета был подобран русскими минными катерами.

После гибели корвета все корабли турок, дислоцированные в этом районе, укрылись в Мачинском рукаве.

В полночь с 13 на 14 мая минные катера «Цесаревич», «Ксения», «Джигит» и «Царевна» вышли из Браилова и вошли в Мачинский рукав. В 2 часа 30 минут ночи катера обнаружили турецкие корабли — монитор «Сейфи», броненосную канонерскую лодку «Фетх-уль-Ислам» и колесный пароход «Килиджи Али». Первым к «Сейфи» подошел катер «Царевич». Турки попытались обстрелять катер из кормовой пушки монитора, но пушка три раза дала осечку. (Хороший пример качества морской британской артиллерии). «Царевич» нанес удар шестовой миной в левый борт монитора. Раздался взрыв, и огромный столб воды обрушился на катер, едва не утопив его. Второй взрыв произвела шестовая мина катера «Ксения». Монитор затонул. Экипажи русских катеров потерь не понесли.

Утром 8 июня у острова Мечка русские минеры с лодок и плотов ставили минные заграждения. Турецкий колесный пароход «Эреклик» попытался помешать постановке. Но тут из-за камышей вышел минный катер «Шутка». Катер подвел шестовую мину под днище парохода, однако взрыва не последовало из-за порванных проводников. После этого «Шутка» рванула к румынскому берегу, а «Эреклик» полным ходом ушел к Рущуку

Последняя атака минных катеров на Дунае произошла 11 июня у села Фламунда. Три катера «Шутка», «Мина» и «Первенец» атаковали броненосную канонерскую лодку «Подгорица». «Шутка» и «Мина» подошли к борту канонерки, но из-за различных неисправностей не сумели взорвать мины. «Первенец» по неясным причинам держался в стороне. Катера «Мина» и «Шутка» получили несколько картечных и пулевых пробоин и кинулись к румынскому берегу. «Подгорица» двинулась за ними, и от гибели катера спасла конная 4-фунтовая батарея, открывшая с румынского берега огонь по канонерской лодке.

Несмотря на отдельные неудачи, минные заграждения, атаки минных катеров и артиллерийский огонь артиллерии практически парализовали действия турецкой флотилии к началу форсирования Дуная.

Русское командование решило переправить главные силы через Дунай в районе Зимницы — Систово, а чтобы ввести противника в заблуждение, была организована демонстрационная высадка в районе Галаца и Браилова XIV корпусом генерала Циммермана.

Корпус Циммермана численностью 18 тысяч человек при 78 полевых орудиях начал переправу 10 июня. Турок обмануть не удалось. В районе высадки оказалось только три тысячи турок с двумя орудиями. В ходе высадки русские потеряли 5 офицеров и 139 нижних чинов.

11 июня Циммерман занял Мачин, 14 июня — Тульчуи 16 июня — Бабадаг. Турки оставили Северную Добруджу без боя, и в 20-х числах июня XIV корпус дошел до линии Черноводы — Констанца, где остановился и простоял без всякой пользы всю войну.

Постановка мин на Дунае с барказа

С 12 по 15 июня все русские батареи, расположенные на широком фронте по левому берегу Дуная, вели интенсивную бомбардировку турецких позиций и крепостей, расположенных на правом берегу Дуная. Батареи, расположенные у Журжево, с 12 по 16 июня вели огонь по батареям и укреплениям противника в Рущуке, израсходовав от 40 до 100 снарядов на орудие. Например, 2-я батарея 11-й артиллерийской бригады в течение 4-х часов израсходовала 110 снарядов. 13 июня батареи, расположенные у Корабия, Турну-Магурелли и Фламунда, обстреливали Никополь, израсходовав по 10 снарядов на орудие. Крепости Рущук и Никополь обстреливались не только днем, но и ночью, для чего впервые были применены для ночной стрельбы прожекторы, названные «электрическими фонарями».

14 июня, накануне форсирования Дуная главными силами, все русские батареи открыли огонь по противнику и вели его весь день. Особенно интенсивный огонь вели 18 артиллерийских батарей по крепости Никополь, где демонстрировалась подготовка форсирования главных сил. В городе возникло много пожаров. Ослабив свое внимание у Систово, турки готовились к отражению высадки десантов у Никополя.

Огонь артиллерии на широком фронте дезориентировал противника, который не сумел определить место форсирования главных сил, поэтому его силы остались разбросанными на широком фронте от Рушука до Никополя с главными группировками на флангах в значительном удалении от места переправы.

Для переправы основных сил были собраны четыре понтонных батальона и парк парусиновых понтонов. Для переправы артиллерии предназначались не только понтоны, но и плоты, каждый из которых состоял из девяти бревен длиной 28 м и толщиной 60—70 см, скрепленных между собой железными связями и прикрытых бревенчатой настилкой.

Против отряда русских в 17 батальонов, 6 сотен и 64 орудия турки имели в районе Систово 6 батальонов и 6 орудий. Кроме того, турки подготовили в инженерном отношении три батареи на 6 орудий каждая, вооружить которые предполагалось полевыми орудиями из отрядов, расположенных у Систово. В Рущуке, в 65 км от Систово, располагалось свыше 21 тысячи турок, а у Никополя, в 43 км от Систово, — еще 10 тысяч турок.

В ночь на 15 июня сосредоточение отряда закончилось. Для прикрытия района посадки на берег Дуная против Систово было выдвинуто пять 9-фунтовых батарей (40 орудий) и один пехотный полк. Батареи были хорошо замаскированы ветвями и листьями, чтобы с рассветом турки не могли их обнаружить. Открытие огня этим батареям разрешалось лишь после того, как первые эшелоны захватят плацдарм на южном берегу Дуная. На эти же батареи возлагалась задача прикрыть район форсирования от возможного удара турецких кораблей со стороны Рущука и Никополя. 1-я, 2-я и 3-я батареи 14-й артиллерийской бригады заняли огневые позиции ниже пароходной пристани, а левее заняли огневые позиции 2-я и 3-я батареи 9-й артиллерийской бригады.

Форсирование Дуная началось в 2 ч ночи 15 июня. Солдаты были в зимних черных мундирах, чтобы оставаться незаметными в темноте. Первый эшелон десанта высадился почти без потерь, но, начиная со второго эшелона, переправа проходила под жесточайшим огнем турок.

К 3 ч ночи на турецком берегу уже было три тысячи человек и два орудия горной батареи, а к 12 ч дня — 6 тысяч человек с четырьмя орудиями.

Активное участие в переправе русских войск принимали пароходы. Так, только за 15 июня пароход «Аннета» перевез свыше 20 тысяч солдат.

Переправа русских войск через Дунай у Зимницы 15 июля 1877 г. 

Турки начали стягивать к месту переправы пехоту и артиллерию. Четыре турецких орудия заняли заранее подготовленную огневую позицию на высоте Тепе-Бунар, два — на восточной окраине Систово. С рассветом огонь противника усилился и был более эффективным.

Обеспечивая переправу, с северного берега открыла огонь русская артиллерия, направив его против турецких батарей. Батарея противника на высоте Тепе-Бунар была подавлена огнем трех батарей 14-й и одной батареи 9-й артиллерийских бригад, а батарея у Систово — огнем двух батарей 9-й артиллерийской бригады.

В ходе артиллерийской дуэли между русскими и турецкими батареями со стороны Рущука к участку форсирования подошел турецкий пароход с задачей воспрепятствовать переправе войск. Встреченный меткими выстрелами батарей 9-й артиллерийской бригады, пароход получил повреждения и отошел к Рущуку.

Подавив огонь турецких батарей, две батареи 9-й артиллерийской бригады перенесли огонь на пехоту противника. Огнем третьей батареи с дистанции 1600 м шрапнелью, а 2-й батареи с дистанции и 1800 м гранатами нанесли тяжелые потери противнику, последний вынужден был отступить, очистив пункт высадки, и дальнейшая переправа происходила вне огневого воздействия противника.

К исходу 15 июня на правом берегу Дуная было уже 29 батальонов, 16 полевых и 14 горных орудий и 60 казаков. Вопреки предсказаниям западных военных теоретиков, утверждавших, что за форсирование Дуная русским придется пожертвовать 25—30 тысячами человек, потери русской армии были ничтожны: убитыми, потонувшими и ранеными 748 человек и два утонувших орудия.

Успешное расширение захваченного плацдарма позволило русским не только производить переправу вне огневого воздействия противника, но и в короткий срок (к 19 июня) построить мост через Дунай в районе острова Адда, получивший название «Нижний», а к 28 июня — в районе острова Бужиреску, названный «Верхним».

Согласно азам стратегии и тактики в первые дни после высадки особенно важно интенсивно наращивать силы на плацдарме, перебрасывать туда пехоту, конницу, артиллерию, боеприпасы, питание и т.п. Однако русский главнокомандующий великий князь Николай Николаевич в ущерб этому затеял грандиозный спектакль. В полдень 16 июня к переправе подъехал Александр II с огромной свитой. Его Величество изволили сесть в понтон и переправиться на турецкий берег, где его ждал великий князь Николай Николаевич с не менее огромной свитой. Царь покатался на лошади, отслужил молебен, раздал положенное число крестов и к вечеру ретировался на румынский берег

Согласно плану, разработанному еще до войны, после форсирования Дуная русская армия должна была стремительно идти в южную Болгарию и далее на Константинополь.

Однако, форсировав Дунай, русские генералы испугались собственного успеха и решили подождать, оглядеться, а пока взять турецкие крепости Рущук и Никополь, то есть заняться тем, что губило успехи русских войск в прошлых кампаниях на Балканах. Турецкие крепости на Дунае были построены с единственной целью — воспрепятствовать форсированию реки русскими. Теперь же они потеряли всякое значение. При необходимости блокировать крепости могли небольшие русские отряды, регулярные войска Румынии и болгарские дружины.Тем не менее главные силы русских были по приказу Николая Николаевича разделены. 12-й и 13-й корпуса под начальством цесаревича составили Рущукский отряд, расположенный между реками Янтрой и Ломом, для обеспечения левого фланга армии. 9-й корпус приступил к осаде Никополя. Остальные войска сосредотачивались вокруг главной квартиры, перенесенной 25 июня в Царевицы. Передовой отряд под начальством генерала И. В. Гурко, был двинут в направлении к Тырнову и Балканам. Великий князь Алексей Александрович назначен главным начальником собранных на Дунае морских частей, а великий князь Владимир Александрович — командующим 12-м корпусом.

26 июня генерал-лейтенант Криденер получил приказ Николая Николаевича взять Никополь. В составе IX корпуса было две пехотные дивизии, три кавалерийских полка, Кавказская казачья бригада и 92 полевых орудия. Кроме того, для осады Никополя корпусу дополнительно придали 30 полевых и 33 осадных орудия.

Гарнизон крепости Никополь насчитывал около 8 тысяч человек. Артиллерия крепости состояла из 113 полевых и крепостных орудий, из которых 11 орудий были новыми, производства фирмы Круппа, а остальные орудия — устаревших систем.

В 4 часа утра 3 июля началась бомбардировка крепости. Днем русские выбили турок из нескольких редутов, окружавших крепость. На рассвете 4 июля должен был начаться штурм цитадели, но над Никополем был поднят белый флаг. В плен сдалось около 7 тысяч турок. Среди пленных было два генерала и 105 офицеров. Потери русских убитыми и ранеными при осаде Никополя составили: 1 генерал, 31 офицер и 1279 нижних чинов.

В крепости Никополь русские обнаружили две броненосные канонерские лодки «Искодра» и «Подгорица». Турки посадили их на мель и подожгли. Машины были исправны, не хватало нескольких деталей, похищенных турками. На канонерские лодки были направлены матросы с балтийского фрегата «Светлана». Недостающие детали машин были срочно доставлены из Франции. В пятидневный срок обе канонерки были приведены в полную боевую готовность. «Искодра» получила название «Систово», а «Подгорица» — «Никополь».

Увы, пользы от этих канонерок, которые в русском флоте числились мониторами, было мало. «Никополь» несколько раз обстреливал турецкие позиции, а «Систово» сделали брандвахтой у Никопольского моста. 30 ноября у Рушука «Никополь», сопровождаемый несколькими минными катерами, нос к носу столкнулся с турецкими монитором и двумя пароходами[66]. Сделав несколько выстрелов по турецким кораблям с расстояния 8 кабельтовых (1463 м) и «убедившись, что неприятельская флотилия не стреляет по нашим войскам», командир «Никополя» лейтенант Мякишин повернул назад, то есть попросту удрал.

2 октября лейтенант Дубасов спустил по течению несколько брандеров на турецкие суда, стоявшие в порту Силистрии. Атака не удалась.

27—28 июля была осуществлена успешная переброска малых кораблей из Одессы на Дунай через один из протоков в устье Дуная. Среди кораблей, переброшенных на Дунай, были шхуны «Лебедь» (вооруженная двумя 4-фунтовыми пушками), «Утка» (одна 9-фунтовая и одна 4-фунтовая пушка), пароход «Опыт» (две 4-фунтовые пушки) и две плавучие батареи (по две 6-дюймовые мортиры и одной 9-фунтовой пушке на каждой), а также четыре миноноски. Корабли, переводимые на Дунай, во время перехода морем прикрывались обеими «поповками» и пароходами «активной обороны».

В начале сентября таким же путем, но уже без сопровождения, на Дунай прибыли шхуна «Ворон» (три 6,03-дюймовые пушки), пароход «Сестрица» (две 4-фунтовые пушки) и три минных катера.

Таким образом, в нижнем течении Дуная русские располагали разнородной, но в целом довольно мощной флотилией.

На конец сентября русское командование запланировало совместное нападение на Сулин сухопутными силами и Дунайской флотилией. Силы турок были невелики, как в пехоте, так и в кораблях. Выше Сулина ближе к Черному морю стояли корветы «Хивзи Рахман» и «Микадем Хаир», а выше города — корветы «Неджили-Шевкет» и «Муини-Зафр».

Шансы русских на успех были близки к 100%. Но в самом Сулине стоял английский стационер «Кокатрик» («Cockatrice»). Серьезного боевого значения сия посудина не имела. Но русских генералов вновь охватил панический страх перед «просвещенными мореплавателями» — как бы чего не вышло. И генерал-лейтенант В. Н. Веревкин не придумал ничего более умного, чем за несколько дней сообщить командиру английского стационера не только сроки, но и детали атаки Сулина. Тот не замедлил поделиться информацией с туркам и, и к моменту атаки в Сулин пришла эскадра Гоббарта-паши, в составе которой было 9 броненосцев. В итоге захват Сулина был отменен.

Все же имело место несколько столкновений с турками. В ночь на 27 сентября пять русских шхун и пароходов подошли на две мили к Сулину. Навстречу им вышли турецкий броненосец и две канонерки. При этом небронированная канонерка «Сунна» (водоизмещение 200 т, вооружение —4 пушки) взорвалась на минном заграждении, поставленном накануне русскими катерами. Уцелевшие турецкие корабли отошли под артиллерийским огнем русских. Этот небольшой эпизод показывает низкий моральный дух турок в Сулине, и по нему легко представить ход борьбы за Сулин, если бы не предательство Веревкина.

К началу 1878 г. большая часть района Дуная была очищена от турок. В их руках осталось лишь несколько изолированных друг от друга анклавов: Сулин, Рущук и др.

К 1 января 1878 г. в состав русской Дунайской флотилии входили канонерские лодки «Никополь» и «Систово», 3 шхуны, 8 пароходов, 1 небронированная канонерская лодка, 2 мортирных плавбатареи, 5 миноносок и 24 минных катера. Личный состав флотилии состоял из 152 офицеров, 2422 нижних чинов и 52 человек вольнонаемных (машинистов, лоцманов и др.).

Глава 9 ТРАГЕДИЯ ПОД ПЛЕВНОЙ

После взятия Никополя генерал-лейтенанту Криденеру логично было двинуться на никем не защищаемую Плевну. Плевна была узлом дорог, ведущих к Софии, к Ловче, к Шипкинскому перевалу и т.д. 5 июля разъезды 9-й кавалерийской дивизии донесли о движении к Плевне больших сил неприятеля. Это были войска Османа-паши, срочно переброшенные из Западной Болгарии. Первоначально у Османа-паши было 17 тысяч человек при 30 полевых орудиях.

Начальник штаба действующей армии генерал Непокойчицкий еще 4 июля послал Криденеру телеграмму: «...двинуть тотчас для занятия Плевны казачью бригаду, два полка пехоты с артиллерией».

5 июля генерал Криденер получил телеграмму от главнокомандующего, в которой он требовал немедленно занять Плевну и «прикрыться в Плевно от возможного наступления войск из Видцина». Наконец,

6 июля Непокойчицкий шлет еще одну телеграмму, в которой говорится: «Если не можете выступить тотчас в Плевно со всеми войсками, то пошлите туда немедленно казачью бригаду Тутолмина и часть пехоты».

Турецкие войска Османа-паши, совершая ежесуточно 33-километровый переход, за 6 суток преодолели 200-километровый путь, заняли Плевну, тогда как генерал Криденер не сумел преодолеть расстояние в 40 км. Выделенные, наконец, генералом Криденером части подошли к Плевне, но были встречены огнем конной разведки, в то время как войска Османа-паши расположились на окружающих Плевну возвышенностях и приступили к оборудованию на них позиций.

Когда-то Плевна имела небольшую крепость, но она была разрушена еще в 1810 г. отрядом графа Воронцова. До июля 1877 г. город укреплений не имел. Однако с севера, востока и юга Плевна прикрывалась господствующими высотами. Осман-паша возвел вокруг Плевны полевые укрепления, удачно использовав рельеф местности.

Для овладения Плевной Криденер послал отряд генерал-лейтенанта Шильдер-Шульднера, который лишь к концу дня 7 июля подошел к укреплениям турок. В отряде было 8600 штыков и сабель при 46 полевых орудиях.

8 июля Шильдер-Шульднер атаковал турок, но вынужден был отойти. В бою 8 июля, получившем название «Первая Плевна», русские потеряли убитыми и ранеными 75 офицеров и 2326 нижних чинов. По русским данным потери турок были менее двух тысяч человек.

Наличие в Плевне войск Османа-паши на удалении всего лишь двух переходов от единственной переправы у Систово взволновало великого князя Николая Николаевича, так как это угрожало всей русской армии и особенно войскам, выдвинутым за Балканы, и естественно, его штаб-квартире. Поэтому было принято решение разгромить войска Османа-паши (силы которого значительно преувеличивались) и овладеть Плевной.

Первая атака Плевны 8 июля 1877 г.

К середине июля русское командование сосредоточило под Пленной 26 тысяч штыков и сабель, 160 пеших и 24 конных полевых пушек. При этом следует отмстить, что русские генералы не догадались окружить Плевну. К Осману-паше свободно подходили подкрепления, подвозились боеприпасы и продовольствие. К середине июля силы Османа-паши в Плевне увеличились до 22 тысяч человек с 58 орудиями. Как видим, русские войска не имели перевеса в численности, а почти тройной перевес в артиллерии не мог быть решающим, так как тогдашняя полевая артиллерия была бессильна при действии даже по грамотно сделанным земляным укреплениям полевого типа. Кроме того, артиллерийские начальники под Плевной не рисковали посылать пушки в первые ряды атакующих и в упор расстреливать защитников редутов, как это было у Карса.

Тем не менее 18 июля Криденер начал второй штурм Плевны. Штурм кончился катастрофой — было убито и ранено 168 офицеров и 7167 нижних чинов, в то время как потери турок не превосходили 1200 человек. В ходе штурма Криденер отдавал бестолковые приказы, артиллерия в целом действовала вяло и за весь бой израсходовала 4073 снаряда.

После «Второй Плевны» в русском тылу началась паника. В Систово приняли подходящих казаков за турок и уже собрались им сдаваться. Великий князь Николай Николаевич обратился к румынскому королю Карлу со слезной просьбой о помощи. Кстати, румыны и до этого предлагали свои войска, но канцлер Горчаков категорически не соглашался на переход румынами Дуная из-за каких-то хитрых политических интриг.

Турецкие паши имели возможность наголову разгромить русскую армию и выбросить остатки за Дунай. Но они тоже не любили рисковать, и тоже интриговали друг против друга. На несколько недель на театре боевых действий установилась позиционная война (при отсутствии сплошного фронта).

Вторая атака Плевны 18 июля 1877 г.

19 июля Александр II, испуганный «Второй Плевной», издает Высочайшее повеление о мобилизации Гвардейского, Гренадерского корпусов, 24-й, 26-ий пехотных и 1-й кавалерийской дивизий, всего 110 тысяч человек и 440 орудий, которые, однако, не могли прибыть ранее сентября — октября. Кроме того, велено двинуть на театр войны уже мобилизованные 2-ю, 3-ю пехотные дивизии и 3-ю стрелковую бригаду, но и эти части не могли прибыть ранее середины августа.

До прибытия подкреплений было решено ограничиться обороной на всем театре войны.

К 25 августа к Плевне были стянуты значительные силы русских и румын. 75 500 штыков, 8600 сабель и 424 орудия, из которых более 20 были осадными. Силы турок составляли 29 400 штыков, 1500 сабель и 70 полевых орудий. 30 августа состоялся третий штурм Плевны. Дата штурма была приурочена ко дню тезоименитства царя. Наблюдать за штурмом прибыли лично Александр II и великий князь Николай Николаевич.

Генералы не позаботились о массировании артиллерийского огня, мортир под Плевной было единицы, в результате огонь противника подавлен не был, и войска понесли огромные потерн. Штурм был отбит. Русские потеряли убитыми и ранеными двух генералов, 295 офицеров и 12 471 нижних чинов, их союзники румыны потеряли около трех тысяч человек. Турки потеряли тоже три тысячи человек.

Третья атака Плевны 30 августа 1877 г.

«Третья Плевна» произвела ошеломляющее впечатление на армию и на всю страну. 1 сентября Александр II созвал в местечке Порадиме военный совет. На совете главнокомандующий великий князь Николай Николаевич предложил немедленно уходить за Дунай. В этом его фактически поддержали генералы Зотов и Массальский, но военный министр Милютин и генерал Левицкий категорически выступили против отступления. После долгого размышления Александр II согласился с мнением Милютина и Левицкого. Было решено вновь перейти к обороне, до прибытия новых подкреплений.

Тем не менее Осман-паша сознавал свое рискованное положение в импровизированном плевненском лагере и просил разрешения отступить, пока его там не блокировали. Ему, однако, было предписано оставаться в Плевне. Из гарнизонов Западной Болгарии была сформирована в Софийском районе армия Шевкета-паши, которую предполагалось направить к Осману. 8 сентября Шевкет-паша двинул в Плевну дивизию Ахмета-Хивзи (10 тысяч штыков при 12 орудиях) с громадным продовольственным транспортом. Сбор этого транспорта прошел незамеченным, а когда вереницы этих обозов протянулись мимо массы нашей конницы (6 тысяч сабель, 40 орудий), бездарный и робкий ее начальник генерал Крылов не решился их атаковать. Ободренный этим, Шевкет-паша 23 сентября двинул еще один транспорт, с которым отправился и сам, причем от Телиша всю охрану составлял всего один кавалерийский полк! Крылов пропустил транспорт и самого Шевкета-пашу, проехавшего со слабым конвоем обратно из Плевны в Софию. Попустительством Крылова армия Османа-паши была снабжена продовольствием на два месяца!

15 сентября под Плевну прибыл генерал Тотлебен, вызванный царской телеграммой из Петербурга. Объехав позиции, Тотлебен категорически высказался против нового штурма Плевны. Вместо этого он предложил наглухо заблокировать город и уморить турок голодом. (С чего следовало сразу начинать!)

К началу октября Плевна была полностью заблокирована. К середине октября под Плевной русские сосредоточили 170 тысяч человек против 47 тысяч у Османа-паши.

Для дублирования Плевны турки создали 35-тысячную, так называемую «Софийскую армию» во главе с Мехмедом-Али. Мехмед-Али медленно двинулся к Плевне, но 10-11 ноября его части были отброшены у Новагана западным отрядом Гурко. (У Гурко было тоже 35 тысяч человек.) Гурко хотел преследовать и добить Мехмеда-Али, но великий князь Николай Николаевич запретил это. Обжегшись на молоке у Плевны, великий князь теперь дул на воду.

К середине ноября в блокированной Плевне боеприпасы и продовольствие оказались на исходе. В ночь на 28 ноября Осман-паша оставил Плевну и пошел на прорыв. 3-я Гренадерская дивизия, энергично поддерживаемая нашей артиллерией, остановила турок. К середине дня к месту боя подошли основные силы русских. Раненый Осман-паша отдал приказ о сдаче. Всего сдалось в плен 1.0 пашей, 2128 офицеров, 41 200 нижних чинов. Взято 77 орудий. Турки потеряли убитыми и ранеными около шести тысяч человек. Русские потери в этом бою не превосходили 1700 человек.

Блокада Плевны и попытка прорыва Османа-паши

Упорное сопротивление Османа-паши в Плевне стоило русской армии огромных потерь в живой силе и пятимесячной задержки в наступлении. Причиной трагедии под Плевной является безграмотность ряда русских генералов. Особо это касается артиллерии. Наши генералы просто не знали, что делать с большим числом полевых орудий, хотя могли бы хоть вспомнить, как Наполеон в решающей точке поля боя собирал батареи по 200—300 орудий и буквально сметал противника артиллерийским огнем. С другой стороны, появление дальнобойных скорострельных винтовок и эффективной шрапнели сделали практически невозможной пехотную атаку неподавленных укреплений. А надежно подавить даже земляные грамотно созданные укрепления полевые пушки физически не могут. Для этого нужны мортиры или гаубицы калибра 6—8 дюймов. И такие мортиры в России были. В западных крепостях России и осадном парке Брест-Литовска без дела находилось около 200 6-дм мортир обр. 1867 г. Эти мортиры были достаточно мобильны, и легко было перебросить под Плевну даже сотню их. Кроме того, в осадной артиллерии Дунайской армии имелось к 1 июня 1877 г. 16 — 8-дюймовых и 36 — 6-дюймовых мортир обр. 1867 г. Для борьбы с пехотой и артиллерией, укрывшихся в земляных укреплениях, можно было использовать и единственное в России орудие ближнего боя — полупудовые гладкие мортиры, сотни которых имелись в крепостях и осадных парках. Дальность стрельбы их была невелика — всего 960 м, но полупудовые мортиры легко помещались в траншеи, на поле боя переносились расчетом вручную. Их можно считать прообразом минометов.

3-фунтовая горная пушка обр. 1867 г. на деревянном лафете. Рис. А.Е. Лютова

Турки не имели мортир, и русские 8-дюймовые и 6-дюймовые мортиры с закрытых позиций могли практически безнаказанно расстреливать турецкие укрепления. После 6-часовой непрерывной бомбардировки успех штурмовавших войск мог быть гарантирован. Особенно если бы 3-фунтовые горные и 4-фунтовые полевые пушки поддерживали бы наступающих огнем, передвигаясь в передовых порядках пехоты на конной или людской тяге.

Между прочим, еще в конце 50-х годов XIX века под Петербургом на Волковом поле были произведены испытания химических боеприпасов. Бомбы от полупудового (152-мм) единорога были снаряжены цианистым какодилом. В одном из опытов бомба была взорвана в срубе, где находилось двенадцать защищенных от осколков кошек. Через несколько часов пришла комиссия во главе с генерал-адъютантом Баранцевым. Все кошки неподвижно лежали на полу глаза их слезились, но ни одна не сдохла. После сего Баранцев написал резолюцию, где говорилось, что химические боеприпасы применять невозможно ни сейчас, ни в будущем. Генерал-адъютанту не пришло в голову, что не всегда надо убивать противника. Иногда достаточно вывести его из строя или заставить бежать, бросив оружие. Видимо, в роду у генерала действительно были бараны. Нетрудно предположить эффект от массированного применения химических снарядов под Плевной. При отсутствии надежных противогазов даже полевой артиллерии по силам заставить замолчать любую крепость.

Под Плевной, да и в другие периоды войны, бедствием русской армии было нашествие титулованной саранчи. Перед началом войны главнокомандующий действующей армии великий князь Николай Николаевич обратился с письмом к Александру II, где аргументировано доказывал нежелательность пребывания царя в армии, а также просил не посылать в армию великих князей. Александр II ответил брату, что «предстоящий поход имеет религиозно-народный характер» и он «не может оставаться в Петербурге», в распоряжения главнокомандующего вмешиваться не будет, а займется награждением отличившихся военнослужащих, посещением раненых и больных. «Я буду братом милосердия», — закончил письмо Александр.

Во второй просьбе Александр также отказал. Ввиду особого характера похода, отсутствие в армии великих князей может быть понято общественным мнением как уклонение их от исполнения патриотического и военного долга. «Во всяком случае, — писал Александр II, — Саша[67], как будущий Император, не может не участвовать в походе, и я хоть этим путем надеюсь сделать из него человека».

Александр II все-таки поехал в армию. Там же оказались цесаревич, будущий император Александр III, великие князья Владимир Александрович, Алексей Александрович, Сергей Александрович, Константин Константинович и другие. Все они лезли командовать или, в крайнем случае, советовать. В русской истории налет титулованной саранчи всегда означает, что война считается легкой и гарантированно успешной. В 1812 г. в армии Кутузова не было ни одного великого князя. 31 марта 1904 г. японцы устроили холодную ванну великому князю Кириллу Владимировичу, после чего он сел на поезд и драпанул уехал от Порт-Артура и «макак». Больше ни один великий князь не был ни во 2-й и 3-й тихоокеанских эскадрах, ни в маньчжурской армии. Естественно, ни один великий князь не сидел в окопах Первой мировой войны, хотя их тогда стало уже раза в два больше, чем в 1877 г.

Беда от царя и великих князей была не только в некомпетентных советах. С каждым из них ехала огромная свита, лакеи, повара, собственный конвой и т.д. С императором в армии постоянно присутствовали министры — военный, внутренних и иностранных дел, и постоянно наезжали другие министры. Пребывание царя в армии обошлось в полтора миллиона рублей. И дело не только в деньгах — на театре военных действий не было железных дорог, их впервые увидели в районе Адрианополя. В армии были постоянные перебои со снабжением, не хватало лошадей, волов, фуража, повозок и т.п. Ужасные дороги были забиты войсками и транспортом. Надо ли объяснять, какую сумятицу вносили тысячи лошадей и повозок, обслуживающие царя и великих князей.

Принц А.П. Ольденбургский, скучая по своей супруге, организовал даже эстафетную почту из действующей армии до Петербурга и при этом хвалился, что она работает лучше, чем государственная.

В армию к титулованным особам зачастили их «походные жены». К Александру II приезжала Катенька Долгорукая, к великому князю Николаю Николаевичу — балерина Числова. Любовь любовью, но обе дамы быстро нашли общий язык с интендантами и поставщиками и хорошо обеспечили не только себя, но и свое многочисленное потомство. Слухи о похождениях этих дам доходили до передовой. В армии ходили анекдоты о главнокомандующем вроде того, что Вещий Олег прибил к вратам Царьграда свой щит, а Николай Николаевич на вратах его хотел повесить кружевные панталончики мадемуазель Числовой.

Глава 10 ОБОРОНА ШИПКИНСКОГО ПЕРЕВАЛА

Через Шипкинский перевал шла самая короткая дорога между северной частью Болгарии и Турцией. Все другие перевалы или проходы в Балканских горах были менее удобны для прохода войск. Турки понимали стратегическое значение перевала, и он был занят шеститысячным отрядом Халюсси-паши при девяти орудиях. Для захвата перевала русское командование сформировало два отряда — Передовой отряд в составе 10 батальонов, 26 эскадронов и сотен при 14 горных и 16 конных орудиях под командованием генерал-лейтенанта Гурко и Габровский отряд в составе 3 батальонов и 4 сотен при 8 полевых и двух конных орудиях под командованием генерал-майора Дерожинского.

Первый отряд перешел Балканы через труднопроходимый Хаинкиойский перевал и к исходу 5 июля 1877 г. вышел с юга к Шипкинскому перевалу. На рассвете 6 июля Передовой отряд атаковал турок на Шипкинском перевале с тыла, а Габровский отряд наступал с фронта. Целый день бой шел с переменным успехом, а в ночь с 6 на 7 июля турки бежали в горы. Турки бросили все свои 9 пушек, из которых два горных орудия были повреждены, а шесть 8-см пушек Круп па и одно горное орудие были в полной исправности, да еще с большим запасом боеприпасов.

Общий ход боевых действий на Балканах в 1877—1878 гг.

Турецкое командование решило во что бы то ни стало вернуть контроль над Шипкинским перевалом. К перевалу двинулась армия Сулейман-паши. В составе армии насчитывалось 48 батальонов, 5 эскадронов, несколько тысяч башибузуков и 8 батарей, всего 27 тыс. человек при 48 орудиях.

8 ночь с 8 на 9 августа турки подошли к перевалу. К этому времени перевал защищали 6 тысяч русских солдат и болгарских дружинников при 27 орудиях, в числе которых было по восемь 9-фунтовых и восемь 4-фунтовых полевых, четыре 3-фунтовых горных, шесть 8-см стальных крупповских пушек и одно горное турецкое орудие. В Габрово в качестве ближайшего резерва Шипкинского отряда находился 35-й пехотный Брянский полк 9-й пехотной дивизии, две дружины болгарского ополчения, одна сотня и взвод 10-й донской казачьей батареи, общей численностью около 3 тыс. человек при двух конных орудиях.

Позиция на Шипке, занятая русскими, представляла собой вытянутый вдоль габровской дороги неправильный четырехугольник, короткие стороны которого колебались от 60 до 200 м, а длинные — до 2000 м. Позиция включала в себя гору Св. Николая с юга, затем горы Волынскую и Шипку с ее юго-восточным и юго-западным отрогами. Последний в силу расположения и особого значения в системе обороны получил название горы Центральной. Позиция имела почти круговой фронт: на восток, юг и запад. Склоны образующих ее гор были крутые, скалистые, с редким растительным покровом, что делало позицию очень труднодоступной для атаки. Гора Св. Николая командовала над всей окружающей местностью, кроме гор Малого Бередка и Лысой, которые превышали ее на 24 и 8 м соответственно. Это обеспечивало, с одной стороны, хороший обзор с позиции всей окружающей местности, а с другой — просмотр самой позиции с отдельных высот в вероятном расположении противника. Русскими войсками были возведены примитивные земляные укрепления.

9 августа турки предприняли штурм русских позиций. Русские батареи буквально засыпали турок шрапнелью.

Тем не менее турки бросали в бой все новые силы. 10—14 августа турецкие атаки чередовались с контратаками русских. В итоге туркам так и не удалось сбить русских с Шипкинского перевала. За 6 дней боев русские потеряли двух генералов, 108 офицеров, 3338 нижних чинов. По турецким данным турки потеряли 233 офицера и 6527 нижних чинов, по русским данным потери турок были в два раза больше.

Дальнейшая борьба за перевал свелась к дуэлям русской и турецкой артиллерии, за которыми следовали атаки турецкой пехоты. Ни русская, ни турецкая артиллерия не могла разрушить каменно-земляные укрепления друг друга и заставить замолчать орудия противника. Естественно, что атаки турок успешно отражались шрапнелью, а в отдельных случаях в дело шла и картечь.

Любопытно, что наибольший ущерб русским наносили не новейшие крупповские пушки, а 14-орудийная мортирная батарея, находившаяся в 800 м от русских позиций. На вооружении батареи были гладкоствольные медные 2- и 5-пудовые мортиры — оружие «времен очаковских и покоренья Крыма».

В начале сентября к русским прибыли четыре 6-дюйм о вые мортиры обр. 1867 г., которые впервые открыли огонь 10 сентября. Стрельба велась с закрытых позиций и была достаточно эффективна. Так, 8 октября две 6-дюймовые мортиры открыли огонь по «Девятиглазой» турецкой батарее, при третьем выстреле было поражено орудие противника.

Шипкинское «сидение» продолжалось около шести месяцев, с 7 июля по 18 декабря 1877 г. С известной натяжкой можно сказать, что Шипка была Плевной для турок.

Глава 11 ПОХОД НА СТАМБУЛ

В конце концов, русские войска перешли Балканы через ряд других перевалов — Чурьякский, Умургашский и т.д. Особую трудность переход составил для артиллерии. Вследствие большой крутизны подъема и гололедицы лошади, тащившие орудия и зарядные ящики, спотыкались и падали, останавливая и увлекая за собой все остальные упряжки. Поэтому они были выпряжены, и транспортировка артиллерийских батарей была возложена на прислугу батарей и пехотные подразделения.

Половина пехотной роты отдавала винтовки другой половине и шла тащить пушки. Для буксировки 4-фунтовой полевой пушки требовалась полурота, другая полурота тащила зарядный ящик, причем снаряды и заряды из ящика были вынуты, и их тащила еще одна полурота. Каждые полчаса происходила замена — полурота «бурлаков» шла меняться с полуротой, несшей по две винтовки.

Кое-где орудия везли на импровизированных санях. На очень крутых склонах «орудия и зарядные ящики спускали на канатах, навивая их на деревья и постепенно опуская»... За сутки колонна проходила 4—5 км, причем на сон и отдых солдатам отводилось не более 4-х часов.

23 декабря генерал Гурко без боя занял Софию. Город был сильно укреплен турками, но они предпочли обороне бегство.

26 декабря русские войска, двигаясь от Шипки, подошли к деревне Шейново, где сосредоточилась армия Вессель-паши. Входе двухдневного встречного боя Вессель-паша был окружен и 28 декабря сдался с 31 тысячью солдат. Потери русских были сравнительно невелики — 5123 человека убитыми и ранеными.

Переход русскими Балкан произвел на турок ошеломляющее впечатление. Сулейман предложил оттянуть от Шипки к Адрианополю войска Весселя, пока не поздно, но его не послушали — погубив уже армию Османа, Сераскириат губил армию Весселя. Султан назначил главнокомандующим военного министра Реуфа, а Сулейману повелел вступить в непосредственное командование Западной турецкой армией. Сулейман успел сосредоточить между Софией и Филиппополем до 50 тысяч человек со 122 орудиями, а у Ени-Загры находилось еще 25 тысяч человек Мехмеда-Али. Однако, получив 29 декабря известие о капитуляции у Шипки армии Весселя, Реуф окончательно пал духом, испугавшись за Константинополь. Сулейману и Мехмеду-Али было предписано немедленно отступить к Адрианополю, а командовавшему вместо Сулеймана Восточной армией Неджибу приказано оставить в Добрудже и «четырехугольнике» лишь войска, необходимые для удержания крепостей, погрузив остальные в Варне на корабли для отправки в Константинополь. Порта рассчитывала успеть сосредоточить 120 тысяч у сильной Адрианопольской крепости (чем надеялась задержать наступление русских). Одновременно она просила Англию о мирном посредничестве, но Россия отвергла представление Лондонского кабинета, предложив Порте, буде того пожелает, самой обратиться за аманом, то есть просить пощады.

Переход русских войск через Балканы 

Отойти к Адрианополю удалось лишь одному Мехмеду-Али. Сулейман спешно отступил 30 и 31 декабря на Татар-Базарджик. Гурко намеревался здесь его окружить, но в ночь на 2 января турецкая армия ускользнула от охвата; перешла реку Марицу, уничтожив за собой мост, и вечером 2 января сосредоточилась у Филиппополя.

Сулейман решил дать отдохнуть своим войскам у Филиппополя, а в случае, если русские его атакуют, принять бой. Это последнее решение привело в ужас подчиненных паши, просивших его не рисковать последней турецкой армией, но переубедить «сердарь-экрема» им не удалось. 2 января вечером авангард Гурко (граф Шувалов с павловцами и гвардейскими стрелками) перешел в темноте, по грудь в воде и в 8-градусный мороз, широкую и быструю реку Марицу, по которой уже шел лед. 3 января тем же путем перешла остальная часть 2-й гвардейской дивизии. Переправившиеся войска весь день вели бой, в общем нерешительный, ожидая развертывания главных сил. Сулейман, заметив опасность, приказал безотлагательно отступить, но было уже слишком поздно. 4 января утром русские овладели Филиппополем, форсируя ледяную Марицу везде, где были броды, а вечером лейб-гвардии Литовский полк, ворвавшись в самую середину отступавшей турецкой армии у Карагача, внезапной ночной атакой уничтожил пехотную бригаду и захватил 23 орудия. 5 января турецкая армия свернула прямо на юг, причем две дивизии, потерявшие связь с главными силами, были уничтожены. Главным силам удалось оторваться от русских. Наша конница под начальством генерала Скобелева 1-го (отца) выясняла весь день 6 января направление отступления неприятеля, и утром 7 января турки были настигнуты у Караджалара лихим 30-м Донским полком Грекова, атаковавшим полторы турецкие дивизии и захватившим всю оставшуюся у турок артиллерию — 53 орудия. Этим блистательным делом и закончилось преследование разбитой под Филиппополем армии Сулеймана, лишившейся 20 тысяч человек (двух пятых состава) и всей артиллерии (114 орудий). В Константинополе долго не знали, где находятся ее остатки. К 15 января они собрались у Карагача и оттуда морем были перевезены частью на Константинополь, частью на Галлиполи. Русские потеряли у Филиппополя 41 офицерам 1209 нижних чинов.

Таким образом, Гурко вывел из строя последний оплот Оттоманской империи — армию Сулеймана. Остатки ее бежали к морю, но добить их не пришлось — генерал Гурко получил предписание главнокомандующего дать изнуренным войскам 3—4 дня отдыха, а затем двинуться на Адрианополь.

Пока Гурко громил турок у Филиппополя, центр нашей армии, не теряя времени, пожинал плоды шейновской победы. В авангарде Скобелева шли 1-я кавалерийская дивизия и герои Шипки —орловцы и Железные стрелки. Сразу оценив обстановку, сложившуюся на театре войны, Скобелев, немедленно по занятии 1 января Эски-Загры, двинул в глубокий рейд на Адрианополь имевшуюся у него конницу — три полка 1-й кавалерийской дивизии под командованием генерала Струкова.

Этот блистательный рейд решил кампанию. 2 января московские драгуны заняли важнейший железнодорожный узел театра войны — Семенли, отрезав армию Сулеймана от Адрианополя и предрешив ее разгром. Девять русских эскадронов нарушили все стратегические расчеты Турции. Неутомимый Струкор громил тылы противника, захватывал обозы, огромные склады продовольствия и снаряжения и 6 января стоял уже в Мустафа-Паше, в кавалерийском полупереходе от Адрианополя.

Сражение у Шейнова 26 декабря 1877 г.

8 января была без боя захвачена сильная крепость Адрианополь. В крепости было 70 исправных орудий.

Турецкое командование обратилось к главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу с просьбой о перемирии. К этому времени турецкая армия была полностью деморализована. Русские имели возможность занять Константинополь и район Дарданелл без особого труда. Но тут вмешалась Англия. Британский флот стоял в Безикской бухте вблизи у входа в Дарданеллы. Подстрекаемая Англией Австрия заявила, что она разорвет отношения с Россией. Но император Франц-Иосиф не решился, несмотря на сильный нажим англичан, объявить мобилизацию. Напомним еще раз, что в России за всю войну так и не была объявлена всеобщая мобилизация, то есть большая часть войск так и не была мобилизована.

В ходе боевых действий в 1877 г. у русских генералов и политиков постоянно вызывала сильную головную боль угроза Австрии нанести удар по Румынии и Бессарабии и полностью прервать растянутые коммуникации нашей действующей армии. Это было по силам австрийской армии. Другой вопрос, что две трети русской армии не были задействованы в турецкой кампании, и их было достаточно, чтобы раздавить лоскутную империю.

Взятие Константинополя могло полностью исключить угрозу австрийцев нашим коммуникациям. В этом случае боевая мощь русской армии резко возрастала. Вместо тысячи километров ужасных дорог от Бессарабии до Адрианополя любой груз мог быть оперативно доставлен по железной дороге до Одессы, Севастополя или портов Азовского моря, а затем за сутки на пароходе или за 2—3 суток на паруснике переброшен в Константинополь. Таким образом, 8-дюймовые мортиры из Брестской или Иван городской крепостной артиллерии, снаряды, изготовленные петербургскими заводами, и мобилизованные резервисты из Нижегородской губернии могли быть доставлены за неделю в Проливы.

Русская береговая артиллерия из Севастополя, Одессы, Керчи и Очакова могла быть за одну-две недели переброшена к Дарданеллам. Половины ее было бы достаточно, чтобы отразить атаку всего британского флота. В принципе, в узких проливах английские броненосцы могли быть расстреляны даже 6-дюймовыми мортирами обр. 1867 г. Тонкие броневые палубы английских броненосцев (25—75 мм) не могли выдержать попадания бронебойных мортирных бомб.

И это не авторские фантазии. В конце концов, русское командование отдало приказ о переброске тяжелой артиллерии в Босфор. Но сделало это на четыре месяца позже, чем следовало, и очень бестолково. 31 марта 1878 г. в Керченской крепости начали погрузку на корабли пяти 11-дюймовых пушек, пяти 9-дюймовых пушек, шести 9-дюймовых мортир и девяти 6-дюймовых мортир, как говорилось в приказе: «... для отправления их по назначению». Куда же береговые орудия назначались, в приказе было дипломатично опущено. Однако вскоре было получено распоряжение о выгрузке орудий и возвращении их на батареи Керченской крепости.

По приказу главнокомандующего в Галаце начали погрузку на суда орудий береговой и осадной артиллерии, оставшейся после захвата крепостей на Дунае. К 16 апреля 1878 г. на пароход «Одесса» и шхуны «Ингул» и «Салгир» было погружено восемь 8,5-дюймовых пушек, одна 8-дюймовая свинтная пушка, одна 9-дюймовая свинтная мортира, десять 6-дюймовых пушек дальнего боя (в 190 пудов) и двадцать 9-фунтовых пушек. Суда готовы были двинуться к Босфору, но 17 апреля поступил приказ об отмене похода.

В узкостях Босфора и Дарданелл даже «поповки», бесполезные в открытом море, могли на равных потягаться с английскими броненосцами. В проливах с гористыми берегами пароходы «активной обороны», вооруженные 6-дюймовыми мортирами, и мортирные плавбатареи могли представлять смертельную опасность для броненосцев.

В январе — марте 1878 г. несколько русских пароходов было подготовлено к постановкам мин в проливе Босфор.

В декабре — январе проливы могли быть легко заняты русскими войсками, и в течение буквально нескольких недель, а то и дней стать неприступной крепостью.

Но для этого нужно было иметь политическую волю. А ее не было ни у Александра II, ни у его приближенных. Царь отдавал противоречивые приказы то готовиться к занятию Константинополя, то стоять и выжидать. Русские подошли на 15 км к Царьграду и там остановились как вкопанные.

Тем временем турки стали оправляться от поражений и наращивать силы в районе Стамбула. 3 февраля английская эскадра адмирала Горнби в составе четырех броненосцев и одного парохода вошла в Мраморное море и стала у Принцевых островов вблизи Стамбула.

Узнав о движении британского флота, царь 10 февраля хотел было приказать главнокомандующему ввести войска в Константинополь. Горчаков и военный министр Милютин возражали, и царь изменил свое решение: лишь высадка английского десанта должна была явиться сигналом для оккупации турецкой столицы. Но когда советники ушли, Александр II, оставшись один, снова передумал и опять склонился к тому, чтобы занять Константинополь. Кончил же он совершенно неожиданным решением: протелеграфировал главнокомандующему один за другим оба приказа.

Любопытно, что англичане вошли в Дарданеллы не по просьбе турок, а вопреки их желанию. Султан даже официально протестовал. Но Дарданелльские форты молчали, то ли по приказу из Стамбула, то ли из-за повсеместного беспорядка, царившего тогда в турецкой армии (вспомним взятие Адрианополя!)

Дело в том, что турки боялись Англию ничуть не меньше, чем Россию. Идея столкнуть лбами британского льва и русского медведя была заманчива для султана, но в финале наверняка исключалось возвращение к «status quo» и прежним турецким границам, вопрос заключался только в том, кто и сколько отхватит от турецкой территории.

Балканские государства в 1877—1878 гг.

С учетом вышесказанного, русская дипломатия имела реальный шанс договориться с турками. Ведь по большому счету России был не нужен Константинополь. Мало того, включение этого города в состав Российской империи принесло бы много бед и правительству, и народу. России вполне было достаточно и нескольких баз в обоих проливах, гарантирующих безопасность южных границ — подбрюшья России. Вот и все!!! При наличии баз в Проливах Батум и Карс становились ненужными России. Мало того, в этом случае появление независимых славянских государств, к чему ранее стремилась Россия, стало бы ей невыгодным. Взамен Проливов России было достаточно потребовать от Турции декларации о правах славян, и оставить ее в границах 1876 г. Остановить распад своей империи турки могли лишь союзом с Россией. Только она могла стать гарантом территориальной целостности Турции, включая Египет, Ливию, Кипр и т.д.

Но тут русская дипломатия даже не попыталась договориться с турками по-хорошему. Вместо этого Россия навязала Турции мир, невыгодный обоим государствам. Мирный договор был подписан 19 февраля 1878 г в местечке Сан-Стефано под Константинополем.

Саи-Стефанский договор расширял территорию Болгарии по сравнению с границами, намеченными Константинопольской конференцией. Ей передавалась значительная часть Эгейского побережья. Болгария становилась княжеством в номинальной вассальной зависимости от султана, простиравшимся от Дуная и Черного моря до Эгейского моря на юге и албанских гор на западе. Турецкие войска лишались права оставаться в пределах Болгарии. В течение двух лет ее должна была занимать русская армия.

Сан-Стефанский договор предусматривал также полную суверенность Черногории, Сербии и Румынии, предоставление Черногории порта на Адриатике, а румынскому княжеству — Северной Добруджи, возвращение России Юго-Западной Бессарабии, передачу ей Карса, Ардагана, Баязета и Батума, а также некоторые территориальные приобретения для Сербии и Черногории. В Боснии и Герцеговине должны были быть проведены реформы в интересах христианского населения, равно как на Крите, в Эпире и Фессалии. Турция должна была уплатить контрибуцию в размере 1 миллиарда 410 млн. рублей. Однако большая часть этой суммы покрывалась за счет территориальных уступок со стороны Турции. Фактической уплате подлежало 310 млн. рублей. Вопрос о Проливах в Сан-Стефано не ставили.

Сан-Стефанский мир не понравился Европе, и русская дипломатия имела глупость согласиться на пересмотр его на Берлинском конгрессе. Конгресс открылся 13 июня 1878 г. в Берлине. Участвовали в нем только Германия, Россия, Англия, Австро-Венгрия, Франция, Италия и Турция. Представители Балканских государств были допущены в Берлин, но они не являлись участниками конгресса. Делегации великих держав возглавлялись министрами иностранных дел или же премьерами — Бисмарком, Горчаковым, Биконсфильдом, Андраши, Вашингтоном и Корти. Согласно принятым решениям приобретения России сводились к Карсу, Ардагану и Батуму. Баязетский округ и Армения до Саганлуга возвращались Турции. Территория Болгарского княжества урезывалась вдвое. Особенно неприятно для Болгарии было то, что ее лишили выхода в Эгейское море.

Зато существенные территориальные приращения получили невоевавшие страны. Австро-Венгрия получила в управление Боснию и Герцеговину. Англия — турецкий остров Кипр. Кипр имеет стратегическое значение в восточной части Средиземного моря. В течение почти 100 лет он использовался англичанами в агрессивных целях. Несколько английских баз и поныне остаются на острове.

Так закончилась Русско-турецкая война 1877—1878 гг., стоившая столько крови и страданий русскому народу.

В январе 1878 г. был упущен момент, который мог бы изменить всю дальнейшую историю России. Да и самому себе в январе 1878 г. Александр II подписал смертный приговор. «Народная воля» выступила против царя, освободившего крестьян, но отнявшего у них землю, царя-реформатора, начавшего судебную, земскую и другие реформы, но затем свернувшего их. Но самые ультрареволюционеры не рискнули бы поднять руку на царя, водрузившего крест над Святой Софией. Царям-неудачникам любой проступок ставят в вину, но победителям прощают все. Петр I убил сына и женился на неразведенной чухонке, Екатерина II убила двух императоров, один из которых был ее мужем, и официально завела институт фаворитов. Тем не менее, они вошли в историю как Петр Великий и Екатерина Великая, и даже большевики вынуждены были отдавать им должное (см. к/ф «Петр Первый» и «Адмирал Ушаков»).

Александр II тоже имел шанс стать Великим, короновать свою фактическую жену Екатерину Долгорукую и сделать ее сына Георгия Александровича наследником престола.

Глава 12 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ В ЗАКАВКАЗЬЕ

Кавказский театр военных действий считался второстепенным. В этом были единодушны и русские, и турецкие генералы. Соответственно, обе стороны ставили перед собой ограниченные задачи.

Для русской армии конечной целью боевых действий на Кавказе было взятие крепостей Каре и Эрзерум.

Задачей турецкой армии было проникновение на Кавказ с целью поднять мятеж горных мусульманских племен, неприязненно относившихся к России.

Особенностью войны на Кавказском театре военных действий было широкое использование обеими сторонами иррегулярных войск, набранных из местных жителей. В подавляющем большинстве это были конные отряды, ну, если говорить честно, просто банды, в которые люди шли, чтобы отомстить русским или туркам за старые обиды, ну и, разумеется, пограбить. Личный состав таких бандформирований хорошо владел оружием и смело действовал в рассыпном конном бою, но пасовал перед регулярной пехотой, а, попав под огонь артиллерии, немедленно обращался в бегство. Турки набирали иррегулярные войска из абхазов, аджарцев, курдов и других представителей различных горных племен, а русские — из курдов, армян и т.д.

Русское командование решило вести войну в Закавказье исключительно силами Кавказского военного округа. Причем, из семи дивизий округа против турок решено было использовать только четыре, а три дивизии должны были поддерживать порядок в тылу, то есть устрашать горцев.

21 сентября 1876 г. было получено распоряжение военного министра о переводе на военное положение четырех пехотных дивизий, осадной артиллерии, дислоцированной в крепости Александрополь, и ряда туземных формирований.

Кавказская армия, отмобилизованная в основном за пять с половиной месяцев, к 12 апреля 1877 г. выросла до 160 тысяч человек, в том числе до 123 тысяч штыков и сабель.

В состав полевой артиллерии входило 9-фунтовых пушек — 168, 4-фунтовых пеших пушки — 192, 4-фунтовых конных пушек — 56 и 3-фунтовых горных пушек — 40. Итого 456 орудий.

На 12 апреля 1877 г. в осадном парке Кавказской армии состояло 24-фунтовых пушек — 56,9-фунтовых пушек — 60,6-дюймовые мортиры — 32. Все орудия обр. 1867 г. Кроме того, имелось 30 полупудовых гладких мортир.

Непосредственно к активным действиям против Турции привлекалось всего около 70 тысяч штыков и сабель при 232 полевых орудиях, сформированных в Действующий корпус (47 тысяч человек, 160 орудий), Кобулетский отряд (до 11 тысяч человек, 48 орудий), Гурийский и Кутаисский отряды (12 тысяч человек, 24 полевых и 66 береговых орудий). Всего около 9 тысяч человек при четырех орудиях выделялись для обороны Черноморского побережья от Поти до Новороссийска. Около 13 тысяч человек при 8 орудиях находилось в резерве. Остальные войска оставались в Кубанской, Терской и Дагестанской областях.

Действующим корпусом командовал генерал Лорис-Меликов. Корпус должен был оперировать на большом 350-километровом фронте в гористой труднопроходимой местности. В связи с этим корпус был разделен на три отряда: главные силы самого Лорис-Меликова (до 30 тысяч человек при 96 орудиях), Ахалцихский отряд генерала Девеля (9 тысяч человек и 24 орудия) и Эриванский отряд генерала Тергукасова (11 тысяч человек при 32 орудиях). Дивизии и даже большинство бригад Кавказской армии фактически были упразднены, пойдя на формирование отрядов.

Противостоявшие нашему Действующему корпусу войска турецкого главнокомандующего Мухтара-паши насчитывали около 17 тысяч в гарнизонах Карса, Ардаганз и Баязета и 12 тысяч с 21 орудием в окрестностях Карса и в Алашкертской долине. Однако сведения русских о турках были чрезвычайно преувеличены — их считали в два раза сильнее наших главных сил, тогда как на самом деле наши главные силы превосходили их вдвое.

12 апреля 1877 г., в день объявления войны, войска трех отрядов Действующего корпуса перешли границу. Турки, недооценивавшие русские силы и считавших их слишком малочисленными для наступательной кампании, были застигнуты врасплох. Оставив в Карсе 10-тысячный гарнизон, Мухтар-паша поспешил с небольшим отрядами прикрыть Эрзерум. Отойдя за Соганлугский хребет, он собрал на позиции у Зевина всего 4,5 тысячи штыков и 6 орудий. Другой отряд в 7 тысяч штыков и 21 орудие прикрывал Эрзерум в Алзшкертской долине.

Отряд Лорис-Меликова подошел к крепости Карс и там остановился. Позже его за это будут десятилетия ми упрекать военные историки, по мнению которых он должен был преследовать турок до Эрзерума.

Алахцихский отряд генерала Девеля 16 апреля подошел к крепости Ардаган и осадил ее. Ардаган являлся важным узлом дорог, прикрывающим коммуникации из Карса на Батум и из Ахалцыха и Ахал-калаки на Эрзерум.

Численность гарнизона крепости составляла 8100 человек. В крепостной артиллерии имелось 95 орудий, в числе которых было 19 нарезных 6-дюймовых пушек, 35 нарезных пушек калибра от 4,8 до 3,8 дюйма и 16 гладких мортир калибра от 8,8 до 5,8 дюйма. Кроме того, в крепости находилось 12 нарезных 3-фунтовых полевых орудий.

Крепость Ардаган, расположенную по обеим берегам реки Куры, кольцом опоясывали полевые и долговременные укрепления (форты), соединенные между собой насыпным валом высотой около 5 метров. Основу обороны города составляли десять фортов, из которых восемь непосредственно примыкали к городу. Городские и передовые форты имели брустверы высотой 4,5 метра и толщиной 11,5 метра, окружались рвами шириной в 23 метра и глубиной до 5 метров и имели на вооружении от 4 до 20 крепостных орудий.

Русские сосредоточили под Ардаганом 76 орудий. Из них к осадным орудиям относились только пять 6-дюймовых мортир обр. 1867г. Остальные (47 пушек — 9-фунтовых и 24 — 4-фунтовых ) были полевыми.

4 мая 1877 г. в 8 часов утра после отклонения ультиматума о сдаче крепости русские осадные батареи по сигналу ракетой начали бомбардировку укреплений Ардагана. Наши артиллеристы действовали тактически грамотно и, несмотря на перевес турок в огневой мощи, подавляли одну задругой турецкие батареи. Особо стоит отметить действия русской конной артиллерии, оказывавшей непосредственную огневую поддержку штурмовавшим колоннам пехоты. 4-фунтовые конные пушки 5-й конной батареи Кубанского казачьего войска, с трудом преодолевая крутой подъем, лихо развернулись в цепи стрелков и с дальности 600 метров открыли по форту огонь картечными фанатами. Таким образом, вопреки всем тогдашним уставам, конная артиллерия выполняла функции батальонной и полковой артиллерии, которую у нас создали лишь в 1915—1917 гг. Расчеты конной артиллерии понесли большие потери, зато пехота быстро овладела фортом Эмир-оглы.

Военные действия на Кавказском фронте в 1877-1878 гг. 

К вечеру 5 мая крепость Ардаган была взята штурмом. Все турецкие орудия стали нашими трофеями. Было убито около двух тысяч турок, причем большинство — артиллерийским огнем. Взято 300 пленных. Остальные турки бежали.

Между тем Лорис-Меликов по-прежнему осаждал Карс. Тем временем Мухтар-паша, первоначально имевший 5 тысяч солдат, собрал иррегулярное воинство в 25 тысяч и начал активные действия против войск, осаждавших Карс. 28 июня Лорис-Меликов снял осаду Карса и отошел к русской границе.

Эриванский отряд генерала Тергукасова 12 апреля перешел границу и 17 мая занял без боя крепость Баязет, гарнизон которой разбежался. Далее отряд Тергукасова некоторое время бездействовал. Тем временем Ванский паша Файк собрал 11 тысяч регулярных войск и курдов и начал теснить Тергукасова. 5 июня турки и курды в тылу Эриванского отряда осадили крепость Баязет. Русский гарнизон Баязета состоял из 34 офицеров и 1587 нижних чинов. Комендантом крепости был подполковник Пацевич.

8 июня турки после артобстрела пошли на штурм крепости. Подполковник Пацевич решил сдать крепость и приказал поднять белый флаг. Однако кто-то из офицеров выстрелил в спину коменданта и смертельно ранил его. Командование немедленно принял капитан Штоквич. По туркам был открыт огонь, штурм отбит с большими потерями для турок.

В дальнейшем гарнизон успешно отражал атаки турок. Но в цитадели не было источников воды. Комендант распорядился наполнить водой все сосуды, найденные в крепости, но до него не дошло наполнить водой большой бассейн в цитадели, специально созданный турками. Попытки доставить воду в крепость из ручья, располагавшегося в 100 метрах от крепостной стены, стоили жизни нескольким смельчакам. Раненым стали выдавать по кружке, здоровым — по полкружки воды через день (в палящий июньский зной).

Лишь на 24-й день осады крепость Баязет была деблокирована русскими войсками. За время осады в крепости погибло 7 офицеров и 310 нижних чинов.

2 июля Мухтар-паша с 35-тысячным войском при 56 полевых орудиях начал наступление на Александрополь. В это же время из России в Кавказскую армию прибыли 1-я гренадерская и 40-я пехотная дивизии. Руководство русскими войсками принял на себя наместник Кавказа великий князь Михаил Николаевич.

С 3 по 7 июля Мухтар-паша закрепился на Аладжинских высотах, где занял фронт в 22 км. На этой позиции турки стали ждать подкреплений. Весь июль прошел в полном бездействии обеих сторон. Лишь 13 августа Мухтар-паша внезапно перешел в наступление. На Аладжинских позициях начались кровопролитные бои с переменным успехом.

К середине сентября русские сосредоточили на Аладжинских позициях 60 тысяч человек и 218 орудий. У Мухтара-паши было 40 тысяч человек и 96 орудий. В решительном же сражении 2—3 октября у Мухтара-паши было 36 тысяч человек и 39 орудий (часть орудий он отправил в Карес). Русские ввели в дело 55 тысяч солдат и 200 орудий. Русские обошли противника с обоих флангов. Разгром турок был полным: они лишились 22 тысяч человек — 15 тысяч убитых, раненых и разбежавшихся и 7 тысяч пленных, в том числе 7 пашей, с 35 орудиями. У нас погибло 56 офицеров и 1385 нижних чинов.

К сожалению, великий князь Михаил Николаевич не сумел организовать преследование турок. Лишь 5 октября русские войска получили приказ перейти в наступление. Главные силы были разделены на два отряда — генерала Лазарева (32 тысячи человек при 146 орудиях), который двинулся под Карс, и генерала Геймана (18 тысяч человек при 98 орудиях), которому поручено было совместно с Эриванским отрядом генерала Тергукасова преследование остатков Мухтара-паши и движение к Эрзеруму.

9 октября отряд генерала Лазарева подошел к Карсу. К началу октября 1877 г. Каре представлял собой одну из наиболее сильных крепостей Азиатской Турции, оборудованных под руководством английских инженеров. Крепость имела четыре группы укреплений с высотой валов до 6 метров и толщиной до 10 метров с каменными стенами, казармами и пороховыми погребами,

Укрепления были связаны между собой траншеей полной профили и полевыми батареями. Впереди укреплений и траншей имелись рвы глубиной до 3 метров и шириной до 18 метров, волчьи ямы в 3—5 рядов, самовзрывные фугасы (петарды), сетки и другие препятствия.

Крепостная артиллерия состояла из 192 нарезных и 111 гладкоствольных орудий. Среди нарезных орудий было 50 — 24-фунтовых пушек, 15 — 12-фунтовых пушек, 122 пушки калибра от 4 до 6 фунтов, а также 5 — 3-фунтовых горных пушек. Большую часть (77 из 111) гладкоствольных орудий составляли мортиры 5-, 2-, 1-й полупудового калибра. К началу осады гарнизон Карса составлял около 25 тысяч человек. Комендантом крепости был Гуссейн-Хами-паша.

Русские войска, обложившие Карс, имели 28 тысяч штыков и сабель. В составе полевой артиллерии было 56 — 9-фунтовых, 82 4-фунтовые и 8 — 3-фунтовых пушек.

С 13 по 20 октября к Карсу подошел осадный артиллерийский парк, в составе которого было: 5 — 6-дюймовых пушек весом в 190 пудов (их тогда называли дальнобойными), 24 медные 24-фунтовые пушки, 28 стальных 9-фунтовых пушек и 6 — 6-дюймовых мортир.

С 30 октября началась интенсивная бомбардировка турецких укреплений. В 9 часов вечера 5 ноября начался штурм крепости. В нескольких местах штурмовые колонны сопровождались 3-фунтовыми горными пушками. К 8 часам утра 6 ноября уцелевшие при штурме турки капитулировали. Удалось бежать только небольшой группе всадников и коменданту крепости Гуссейну-Хами-паше.

Всего при штурме Карса было взято в плен 18 тысяч турецких солдат и офицеров, в том числе начальник артиллерии крепости Гуссейн-бей. Кроме того, турецкий гарнизон потерял убитыми и ранеными около 7 тысяч человек. Русские войска взяли всю артиллерию Карса (303 орудия), несколько тысяч ружей и огромные склады с различными запасами. Потери войск русского корпуса не превышали 2300 человек убитыми и ранеными.

Штурм Карса стал последним крупным сражением на Кавказском театре военных действий.

Штурм Карса с 5 на 6 ноября 1877 г.

27—28 октября генерал Гейман пытался штурмовать Эрзерум, но потерпел поражение и снял осаду крепости.

Операции Кобулетского отряда в районе Батума велись вяло. Командующий отрядом генерал Оклобжио, а затем сменивший его в августе генерал Комаров всю войну провели практически на тех же позициях и так до окончания войны не сумели взять Батума.

Раздел V «ХОЛОДНАЯ ВОЙНА» 1879-1914 ГОДОВ

Глава 1 ТАЙНА «ОСОБОГО ЗАПАСА»

Берлинский конгресс не принес стабильности на Ближнем Востоке. В Турции по-прежнему волновались христиане, Британия захватила Кипр и всерьез рассматривала планы превращения Константинополя в «свободный порт под английской защитой».

Вследствие этого уже в сентябре 1879 г. в Ливадии состоялось совещание ряда высших сановников под председательством Александра II. Одним из вопросов, рассмотренных на совещании, было обсуждение возможной судьбы Проливов в случае распада Османской империи. Как писал участник совещания Сабуров, Россия не могла допустить двух вещей: расширения Австро-Венгрии на Балканах и «постоянной оккупации Проливов Англией». Была намечена задача — «овладение Проливами в случае, если обстоятельства приведут к уничтожению турецкого господства в Европе». Союзником России предполагалась Германия, которой взамен Россия могла гарантировать сохранение в ее составе Эльзаса и Лотарингии.

Тревога русского правительства не была напрасной. В сентябре 1882 г. английская армия высадилась в Египте, который уже давно управлялся потомками Мегмета-Али, но формально был частью Турецкой империи. Египетская армия была разбита в битве при Телль-Эль-Кедире. Вскоре оккупанты заняли Кипр. В связи с захватом Египта англичанами русский посол в Константинополе А.И. Нелидов в декабре 1882 г. предоставил Александру III записку «О занятии Проливов». В записке говорилось о нестабильности в Оттоманской империи, вероятности ее полного распада и захвата Проливов англичанами. Нелидов предлагал, в зависимости от обстановки, три варианта занятия Проливов: 1) открытой силой во время русско-турецкой войны; 2) неожиданным нападением при внутренних сложностях с Турцией или внешней опасности; 3) мирным путем с помощью союза с Портой.

Продвижение России в Туркестан и присоединение к ней в 1884 г. Мервского оазиса сильно обеспокоило Англию, усмотревшую в этом угрозу своим колониям в Азии, особенно в Индии. Англичане начали подстрекать афганские племена к нападению на русских. Однако 18 марта 1885 г. генерал Комаров наголову разгромил афганцев на реке Кушка. В ответ Англия стала угрожать России войной и потребовала международного разбирательства русско-афганского конфликта. Александр III категорически отказал Англии. С марта по сентябрь 1885 г. России и Англия были на грани войны. Английские адмиралы планировали провести эскадру кораблей через Проливы в Черное море. В планы англичан входили обстрелы и высадка десанта в районе Одессы и на Кавказском побережье. Россия в ответ усилила береговые крепости в Очакове, Севастополе, Керчи и Батуме. Но до войны дело не дошло, поскольку воевать с Россией никто из стран континентальной Европы не захотел, а сами англичане с сильнейшим противником в одиночку не воевали.

Расположение бербетных установок на броненосце «Синоп»

Тем не менее правящие круги России осознали, что с появлением броненосцев и больших транспортных пароходов резко возросла угроза нашим южным границам. В конце 70-х — начале 80-х годов разрабатываются планы захвата Константинополя с моря, поскольку война 1877—1879 гг. показала, каких людских потерь и сколько времени стоит продвижение армии к Проливам сухим путем.

В 1883 г. в Николаеве и Севастополе закладываются три однотипных броненосца — «Екатерина II», «Чесма» и «Синоп». Это были первые крупные военные суда, заложенные на Черном море после Парижского мира. И это при том, что ограничения Парижского мира на строительство кораблей были отменены еще в 1870 г. Несколько позже, в 1891 г., заложили близкий к ним по типу броненосец «Георгий Победоносец».

Вес эти броненосцы отличало необычное расположение артиллерии. Шесть 305-мм пушек были расположены в трех барбетных установках, две на носу и одна на корме. Броненосцы всех стран были спроектированы так, чтобы обеспечить максимальную мощь огня на борт. Кстати, корабли даже характеризовались весом бортового залпа (точнее, весом снарядов). У русских же броненосцев типа «Екатерина II» на борт могло стрелять только четыре из шести 305-мм орудий. Зато вперед могли вести огонь четыре 305-мм пушки. Дело в том, что эти броненосцы были специально спроектированы для встречного боя в Проливах. Во встречном бою огневая мощь «Екатерины II» была по меньшей мере в два раза больше, чем у любого английского, французского или немецкого броненосца.

Водоизмещение этих четырех броненосцев было около 11 тысяч тонн, скорость хода 15 узлов. «Екатерина II» и «Синоп» имели на вооружении шесть 305-мм орудий длиной 30 калибров, а «Чесма» и «Георгий Победоносец» — шесть 305-мм орудий длиной в 35 калибров с лучшей баллистикой. Артиллерия среднего калибра состояла из семи 152/35-мм пушек. Артиллерия малого калибра состояла из двух 2,5-дюймовых десантных пушек Барановского и 12—20 37-мм и 47-мм пушек Гочкиса. Броненосец «Екатерина II» вошел в строй в 1888 г., «Синоп» и «Чесма» — в 1889 г., а «Георгий Победоносец» — в 1893 г.

Остальные же броненосцы, поступившие на Черноморский флот в конце XIX в., представляли собой совершенно разнотипные конструкции. В 1889 г. был заложен и в 1892 г. вошел в строй так называемый «малый» броненосец «Двенадцать Апостолов». Водоизмещение его было 8433 т, скорость хода на пробе 15,7 узла. Вооружение его состояло из четырех 305/30-мм пушек в двух барбетных установках и четырех 152/35-мм пушек в бортовых казематах. Малокалиберная артиллерия представлена двумя пушками Барановского и 26 — 37-мм и 47-мм пушками Гочкиса.

В 1891 г. был заложен и в 1895 г. вошел в строй броненосец «Три Святителя» водоизмещением 13 318 тонн со скоростью хода 16 узлов. Главный калибр был представлен четырьмя новыми мощными 305/ 40-мм пушками в двух башенных установках, а средний калибр — новыми патронными пушками Кене: 8 — 152/45-мм и 4— 120/45-мм. Постановка на броненосец разнокалиберных орудий была явной глупостью наших адмиралов, которую исправили в 1912 г., когда 120-мм пушки были убраны и заменены 152-мм. Артиллерия малого калибра была приблизительно та же, что и на предшествующих броненосцах. Орудиям малого калибра мы уделяем мало внимания из-за того, что эффективность их была невелика, и к 1914 г. от пушек Барановского и Гочкиса во флоте почти избавились. Почти потому, что часть 47-мм пушек Гочкиса была переделана в зенитные. Число и тип малокалиберных орудий менялись от кампании к кампании.

В 1895 г. был заложен и в 1899 г. вошел в строй броненосец «Ростислав» водоизмещением 10140 т и со скоростью 15,4 узла. Вооружение броненосца состояло из четырех 254/45-мм орудий, помещенных в двух башнях, и восьми 152/45-мм пушек Кане в четырех башнях, расположенных побортно. Артиллерия малого калибра состояла из стандартного набора: двух пушек Барановского и 26 — 37-мм и 47-мм пушек Гочкиса. В 1910 г. все орудия малого калибра убрали, установив взамен четыре 75/50-мм пушки Кане.

В марте 1882 г. в строй Черноморского флота был введен крейсер «Память Меркурия», переоборудованный из парохода Добровольного флота «Ярославль». Пароход «Ярославль» был построен во Франции как коммерческое судно, что дало возможность провести его через Проливы на Черноморский флот. Водоизмещение крейсера составляло 3050 т, скорость хода 14—16 узлов (в зависимости от загрузки). Крейсер был вооружен шестью 152/28-мм пушками, четырьмя 9-фунтовыми пушками обр. 1877 г. и шестью малокалиберными пушками. Кроме того, имелось четыре поворотных однотрубных торпедных аппарата. В перегруз крейсер мог брать до 180 мин заграждения.

Аналогично в 1891 г. в Швеции были построены два транспорта «Буг» и «Дунай», В декабре того же года «Буг» прибыл в Севастополь, а в апреле 1892 г. пришел и «Дунай». Здесь оба транспорта были переделаны в минные заградители или, по тогдашней терминологии, в минные транспорты. Полное проектное водоизмещение «Буга» и «Дуная» было 1360 т, скорость хода 13—14 узлов. Вооружение состояло из 10 — 47-мм и 4 — 37-мм пушек Гочкиса. Запас мин заграждения — 425 штук.

С 1889 года по 1893 год вступило в строй Черноморского флота три минных крейсера — «Капитан Сакен», «Казарский» и «Гридень». Водоизмещения «Капитана Сакена» — 742 т, остальных — 400 т; скорость 21—22 узла. Вооружение: шесть 47-мм и три 37-мм пушки Гочкиса, а также два торпедных аппарата.

С 1880 по 1896 г. вошли в строй 22 малых миноносца водоизмещением от 50 до 120 т, вооруженные двумя 37-мм пушками и двумя-тремя торпедными аппаратами.

В 1886—1889 гг. было построено шесть канонерских лодок — «Кубанец», «Терец», «Уралец», «Запорожец», «Черноморец» и «Донец» (по наименованиям казачьих войск). Их водоизмещение 1224 т, скорость 13—14 узлов. Первоначально вооружение состояло из двух 203/35-мм и одной 152/35-мм пушек, а также двух торпедных аппаратов. Позже часть канонерских лодок получила более современное вооружение: две 152/45-мм и одну 120/45-мм пушки Кане. В 1905 г. был перевооружен «Уралец», в 1911 г. — «Кубанец», в 1912 г. — «Донец» и в 1916 г. — «Терец». «Запорожец» и «Черноморец» были исключены из состава флота в 1911 г., а «Уралец» погиб в 1913 г. в результате навигационной аварии.

Таким образом, к концу века Черноморский флот по огневой мощи многократно превосходил турецкий флот. А корабельный состав флота показывал, что флот готовится к решительным наступательным задачам — высадке десанта и встречному бою в Проливах. Тем не менее вероятный противник — британская Средиземноморская эскадра — превосходил Черноморский флот по числу броненосцев. Так, в 1896 г. британская эскадра на Мальте состояла их 11 броненосцев. В их числе были: новые барбетные «Рамиллиес» и «Ривендж», их башенный аналог «Худ» (все водоизмещением по 14 150 т, скорость хода 15,5 узла, вооружение: 4 — 343-мм и 10 — 152-мм орудий); малый броненосец «Барфлер» (водоизмещение 10 500 тонн, скорость 17 узлов, вооружение: 4 — 254-мм и 10 — 120-мм орудий); башенные «Найл» и «Трафальгар» (оба имели водоизмещение 12 590 тонн, скорость 15 узлов, вооружение: 4 — 343-мм и 6 — 120-мм орудий); пять барбетных типа «Адмирал» («Коллингвуд» водоизмещением 9500 т, скорость 15 узлов, вооружение: 4 — 305-мм и 6 — 152-мм орудия; остальные имели водоизмещение по 10 600 т, скорость 15,7 узла, вооружение: 4 — 343-мм и 6 — 152-мм орудий).

Чтобы компенсировать превосходство англичан в броненосцах русское командование планировало внезапный захват Босфора, а если повезет, и Дарданелл. Затем следовало заграждение Проливов минами и установка на берегах тяжелых артиллерийских орудий.

Специально для этого был учрежден так называемый «особый запас». Он создавался в условиях полной секретности, и даже в закрытых документах для высших офицеров его назначение по возможности не раскрывалось. Первоначально в составе «особого запаса» были тяжелые береговые орудия (штатные для береговых крепостей) и некоторое количество полевых орудий. Так, в 1894 г. только в Одессе в «особом запасе» состояло:

11-дюймовых (280-мм) береговых пушек - 5;

9-дюймовых (229-мм) береговых пушек — 10;

6-дюймовых (152-мм) пушек весом в 190 пудов — 7;

107-мм батарейных пушек — 20;

9»дюймовых (229-мм) береговых мортир — 36;

Итого: 78 орудий.

Весной 1895 г. решили исключить из «особого запаса» 11-дюймовые и 9-дюймовые береговые пушки, а иметь следующие число орудий меньших калибров:

9-дюймовых (229-мм) береговых мортир — 36;

9-дюймовых (229-мм) легких мортир — 20;

6-дюймовых (152/45-мм) пушек Кане — 10;

6-дюймовых (152-мм) пушек весом в 190 пудов — 20;

6-дюймовых (152-мм) пушек весом в 120 пудов — 20;

57-мм береговых пушек Норденфельда — 10;

Итого: 116 пушек и мортир и 24 пулемета Максима.

В 1896 г. на изготовление недостающих 44 — 9-дюймовых мортир, 6— 6-дюймовых пушек Кане, 4— 57-мм пушек Норденфельда и 24 пулеметов Максима для «особого запаса» было отпущено сверх кредита 2 193 500 рублей. Вместо тяжелых 11-дюймовых пушек и 9-дюймовых береговых мортир, сборка и установка которых требовала больших временных затрат, в «особый запас» в середине 90-х годов стали поступать 9-дюймовые легкие мортиры. Такую мортиру можно было перевозить на двух повозках по 10 лошадей каждая и установить на деревянном основании за несколько часов. Но длина канала 9-дюймовой легкой мортиры была всего 6 калибров, а дальность стрельбы 3 км (для сравнения дальность стрельбы гранатой 87-мм полевой пушки обр. 1877 г. была 6,4 км). Тяжелое орудие с дальностью стрельбы 3 км не было пригодно ни для осадной, ни для крепостной артиллерии. Единственное место, где имело смысл применять такие орудия, — узкий пролив, где их 140 килограммовые снаряды, снаряженные 16,2 кг пироксилина, легко могли пробить палубы новейших английских броненосцев: 76-мм «Ройял Оука» или 65-мм «Центуриона».

Проводилась и другая «подготовительная работа». В середине 1881 г. капитан 2-го ранга Степан Осипович Макаров (1848—1904) был отозван с Каспия, где он командовал флотилией, обеспечивавшей боевые действия в Закаспийском крае.

Пароход « Тамань»

Макарову было тогда 32 года, служебная карьера шла блестяще, за успехи в Русско-турецкой войне в сентябре 1877 г. он был произведен в капитан-лейтенанты, а в январе 1878 г. уже стал капитаном 2-го ранга. Степан Осипович ехал в Петербург с надеждой начать проектирование миноносца нового типа, о котором давно мечтал, но в октябре 1881 г. его определили командиром стационера «Тамань» в Константинополь. «Тамань» — маленький колесный пароходик постройки 1849 г., вооружение его состояло из двух малокалиберных 4-фунтовых пушек. Офицер уже успел флотилией покомандовать, а ему под начало какую-то лайбу! Что это — опала? Но почему тогда в январе 1882 г. Макарова производят в капитаны 1-го ранга?

О Макарове написано много, но пребывание в Константинополе освещено явно неполно. Создавалось впечатление, что его отправили туда на отдых. «У Макарова появилась возможность отдохнуть от вечно напряженной обстановки, обычной на военном корабле. Но бездеятельность Макаров не любил...» — так объяснял один из советских, авторов причину того, что в течение нескольких недель Макаров на шлюпке или на «Тамани» скрупулезно исследовал Босфор. Речь шла якобы о чисто научных целях — изучении двух противоположных течений, существующих в проливе на разных глубинах. Однако любопытно, что Степан Осипович старался проводить эти исследования в сумерках, не привлекая внимания. Даже простые гидрографические исследования в стратегически важном проливе следовало бы делать, получив разрешения турецкой стороны. В противном случае это уже не научные, а разведывательные акции... И только ли глубоководные течения изучал Макаров? Кому нужны эти течения?

Да вроде бы никому, кроме тех, кто собирается ставить в Босфоре минные заграждения. Теперь уже не стоит «стесняться» того факта, что С. О. Макаров вел разведку: изучал возможности действия боевых кораблей в проливе, возможные места высадки десантов и минных постановок. Вот за успешное выполнение этого задания он и получил досрочно чин капитана 1 -го ранга...

В середине 90-х годов вокруг Проливов вновь создалась взрывоопасная ситуация. 15 августа 1895 г. премьер-министр лорд Р. Солсбери, выступая в английском парламенте, обрушился на султана Абул Гамида II с обвинениями в геноциде армян. Он заявил, что независимость Турции покоится на желании европейских держав сохранить эту независимость, но политика Порты по отношению к армянам может побудить Европу отказать султану в поддержке существования турецкого государства.

1 ноября 1895 г. министр иностранных дел Австро-Венгрии А. Голуховский поддержал Англию и предложил европейским державам ввести в проливы эскадры, «невзирая на протест и сопротивление оттоманского правительства».

А. Нелидов, русский посол в Константинополе, 3 сентября 1896 г. телеграфировал в Петербург: «Я не могу не обратить самым настойчивым образом внимание императорского правительства на огромную опасность, которую представила бы для нас европейская акция на Босфоре, которая навсегда заперла бы нас в Черном море».

Аналитики русского Генерального штаба и Министерства иностранных дел, основываясь на поступавшей к ним конфиденциальной информации, загодя определили нарастание британской угрозы Босфору. Еще за месяц до выступления лорда Солсбери, о котором мы уже упоминали, 6 июля 1895 г. в Петербурге было собрано «Особое совещание» в составе министров: военного, морского, иностранных дел, русского посла в Турции Нелидова, а также высших военных чинов. В постановлении совещания упомянуто о «полной военной готовности захвата Константинополя». Далее сказано: «Взяв Босфор, Россия выполнит одну из своих исторических задач, станет хозяином Балканского полуострова, будет держать под постоянным ударом Англию, и ей нечего будет бояться со стороны Черного моря. Затем все свои военные силы она сможет тогда сосредоточить на западной границе и на Дальнем Востоке, чтобы утвердить свое господство над Тихим океаном».

5 декабря 1896 г. на совещании министров под председательством Николая II было рассмотрено решение о высадке в Босфоре. В совещании принимал участие посол Нелидов, горячо отстаивавший план вторжения. В соответствии с решением совещания Нелидов должен был дать из Стамбула условную телеграмму, которая послужила бы сигналом к отправке десанта. Командовать операцией назначили вице-адмирала Н.В. Копытова. В операции должны были принимать участие эскадренные броненосцы «Синоп», «Чесма», «Екатерина II», «Двенадцать Апостолов», «Георгий Победоносец» и «Три Святителя», крейсер «Память Меркурия», канонерская лодка «Терец», минные заградители «Бут» и «Дунай», минные крейсеры «Гридень» и «Казарский», а также 10 миноносцев и 30 малых миноносок.

Командиром сводного десантного корпуса был назначен генерал-лейтенант В. фон Шток. Численность войск «первого рейса» возросла по сравнению с прежним планом. В их составе теперь числилось 33 750 человек с 64 полевыми и 48 тяжелыми орудиями (из «особого запаса»). Вроде бы учли все, даже «3 версты железной дороги» собирались перевезти...

В целях дезинформации операция была замаскирована под большие учения, включавшие переброску войск на Кавказ.

Эскадра на пути к Кавказу должна была неожиданно повернуть на Босфор. Предусматривалось введение информационной блокады: «В назначенный момент внезапно прерываются все телеграфные провода Черноморского побережья с Европой». Эскадра же в ночное время форсирует Босфор и, пройдя до Буюк-Дере, становится на якорь (в тылу турецких береговых батарей). В это время посол Нелидов представит турецким властям ультиматум: немедленно передать России районы на обоих берегах Босфора под угрозой применения силы. Сопротивление турецких войск предполагалось подавить быстро. После чего русское командование должно было за 72 часа после начала высадки укрепить вход в пролив со стороны Мраморного моря. На берегах Босфора устанавливались тяжелые орудия «особого запаса», а «Буг» и «Дунай» выставляли поперек пролива заграждения в три ряда мин (всего 825 штук). Тут-то и пригодились бы сведения о течениях и глубинах, доставленные Макаровым. Кроме того, планировалось на обоих берегах пролива скрытно установить торпедные аппараты. 72 часа брались не с потолка — это был наиболее ранний срок прибытия английской Средиземноморской эскадры, базировавшейся на Мальте.

При таких условиях у британской эскадры практически не было шансов форсировать Босфор. Что же касается Дарданелл, то тут вопрос спорный — все зависело от быстроты продвижения русских и степени сопротивления турок. Естественно, Англия могла существенно усилить свою Средиземноморскую эскадру и послать в Турцию две-три пехотные дивизии. Но для этого потребовалось бы уже несколько недель или месяцев. И британцы к тому времени могли встретить на берегах Босфора не только второй эшелон русских войск, но и отмобилизованные войска из внутренних военных округов, а кроме 9-дюймовых мортир — десятки 11-дюймовых береговых пушек и 11-дюймовых мортир, снятых с береговых батарей Севастополя, Очакова, Керчи и Батума.

В случае расширения конфликта до глобальных масштабов русский Генштаб прорабатывал даже удар русских войск из Средней Азии в направлении Индии...

В общем, шансов на успех хватало. Тем не менее, в последний момент вторжение было отменено. Почему?

Думается, решающую роль здесь сыграл субъективный фактор — непостоянство характера Николая II. По этому поводу министр иностранных дел В. Ламздорф записал в своем дневнике: «Молодой государь меняет точки зрения с ужасающей быстротой».

Противники десанта, конечно, приводили царю и объективные факторы. В частности, рассматривался вариант, при котором английский десант успевал захватить пролив Дарданеллы, пока русские занимали Босфор. Теоретически в этом случае русский флот запирался бы в Черном море. Но это только теоретически. Англия хотела захватить Дарданеллы, но только вместе с Босфором. Тогда английский флот мог бы угрожать русским берегам, как во время Крымской войны, а английская база в Босфоре была бы отделена от сухопутных сил русской армии Черным морем и британскими броненосцами. База в Дарданеллах рядом с русскими базами в Босфоре таила для англичан больше опасностей, чем выгод. Весь английский флот не смог бы помешать России скрытно перебросить за несколько дней крупные силы пехоты и артиллерии и захватить английскую базу с суши. Англичане пуще всего боялись прямого соприкосновения с русской пехотой, как в Центральной Азии, так и в других местах.

Вторым аргументом против десанта была возможная международная изоляция России. Действительно, Англия, Франция, Германия, Австро-Венгрия не желали, чтобы Константинополь стал русским губернским городом. Другой вопрос, кто бы пошел воевать за Проливы? Ведь на дворе был не 1853, а 1896 г. Между Россией и Францией действовал союзный договор 1893 г., а взоры всех французов были прикованы к отнятым немцами в 1871 г. Эльзасу и Лотарингии. По той же причине Германия не могла послать войска в Проливы, чтобы одновременно не услышать «Марсельезу» на Рейне и «Соловей-пташечку» на Одере. А в войне против России без поддержки Германии Австро-Венгерская «лоскутная» империя не продержалась бы и пары месяцев.

Глава 2 НАКАНУНЕ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ

К сожалению, внешняя политика Николая II и в дальнейшем была столь же непоследовательна, как во времена кризиса 1896—1897 гг. Николай II не отказался от планов захвата Босфора. Строительство на Черном море продолжалось, «особый запас» не только не расформировывался, а наоборот — усиливался. Но одновременно царь приказал начать строительство огромной военно-морской базы и крепости в Либаве в 70 верстах от германской границы. Затраты на Либаву превзошли расходы на содержание «особого запаса» и на строительство Порт-Артура. Постройка Либавской крепости сильно разозлила Германию. После же русско-японской войны крепость пришлось демонтировать.

Полем боя Русско-японской войны 1904—1905 гг. стали Маньчжурия и Корея. Местные войска и население не участвовали в войне, и ее исход на первом этапе зависел от того, кто быстрее и больше доставит войск на этот обширный театр военных действий. С одной стороны, Николай II тормозил наращивание сил на Дальнем Востоке, запретил проведение частичной мобилизации, а с другой — провоцировал Японию проникновением в Корею и оскорбительными высказываниями в адрес Страны Восходящего Солнца.

Катастрофа на Дальнем Востоке не сбила спесь с самоуверенного Николая. Теперь он начал интенсивно готовиться к войне с Германией в союзе с Англией и Францией. Вооруженный конфликт между Россией и Германией равно не был выгоден ни одной из сторон. Кайзер не был Гитлером и не мечтал об уничтожении или порабощении славянской расы. Наоборот, захват Привисленского края Германией привел бы к ополячиванию Германии. Зато противоречия между Францией и Германией были непримиримы. Было ясно, что вопрос об Эльзасе и Лотарингии может быть разрешен только после большой войны. Англия же видела в быстро растущей германской промышленности своего конкурента. Германия мечтала о захвате английских колоний. Британское адмиралтейство, построив «Дредноут» — первый в мире линкор с 10 орудиями главного калибра и паротурбинным двигателем, — нанесло страшнейший удар по военно-морской мощи... Великобритании. С появлением дредноута все существовавшие линкоры (броненосцы) с четырьмя орудиями главного калибра и поршневыми паровыми машинами разом устарели. Теперь Англия и Германия могли начать с нуля. Темпы роста германского флота превышали темпы роста британского флота. Правящие круги Англии прекрасно понимали, что через несколько лет британскому владычеству на морях придет конец. В этом случае потеря колоний империей, «в которой никогда не заходит солнце», становилась неизбежной.

И, как всегда бывало в аналогичных случаях, Англия и Франция начали искать дураков, готовых проливать кровь за их интересы. И тут, естественно, взгляды англичан и французов обратились к России. Причем, особого успеха в оболванивании российской верхушки достигли французы. В ход пошли большие займы, подкуп должностных лиц и широкое проникновение в Россию французского капитала. Командующий российским военно-морским флотом генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович и начальник артиллерии великий князь Сергей Михайлович большую часть своего рабочего времени проводили во Франции со своими метрессами-балеринами — француженкой Балеттой и полькой Матильдой Ксешинской. Не последнюю роль сыграла и французская ложа Великий Восток, наладившая связь с русскими «вольными каменщиками». В итоге Николай и его окружение оказались в фарватере французской политики.

Между тем единственной угрозой безопасности России в то время было продвижение Германии и Австро-Венгрии к Проливам. Немцы постоянно усиливали свое влияние в турецких вооруженных силах. 6 августа 1908 г. Австро-Венгрия аннексировала бывшие турецкие владения Боснию и Герцеговину. При этом австрийцы ловко обманули Николая, пообещав взамен Боснии и Герцеговины содействовать изменению статуса Проливов в нужном для России направлении.

Как уже неоднократно говорилось, обеспечить безопасность юга Российской империи можно было, лишь взяв Проливы под контроль русских вооруженных сил. Последний раз сделать это в мирное время можно было в 1897 г. В начале XX в. в связи с резким усилением военной мощи Германии о захвате Константинополя в мирное время нельзя было и мечтать. Захват Проливов мог произойти лишь в случае большой войны в Европе, но без участия России, или, по крайней мере, при ее пассивном участии в войне.

Война Германии и Австро-Венгрии против Англии и Франции была неизбежна, в крайнем случае, она могла начаться не в августе 1914 г., а позже — в 1915 г. «Просвещенные мореплаватели» никогда не дали бы закончить немцам сверхдредноуты типа «Баден» с 38-см артиллерией и линейные крейсера типа «Макензин» («Mackensen») с 35-см артиллерией.

Начало войны 1914 г. ознаменовалось серией дипломатических интриг и обманов. К примеру, Англия делала вид, что желает остаться нейтральной, а сама объявила войну Германии. Италия, согласно заключенным с Австро-Венгрией и Германией договорам, должна была выступить на их стороне, а осталась нейтральной, и т.п.

Россия могла поступить также как Италия и в последний момент заявить о своем нейтралитете. А дальше, согласно китайской пословице, сидеть на горе и смотреть, как тигры дерутся в долине, когда же противники обессилят друг друга, «в целях своей безопасности» занять Проливы.

Был и другой путь. Русские цари Николай I, Александр II и Александр III с 1826 по 1896 г. непрерывно строили три линии крепостей на западной границе. Первая линия проходила по территории Польши: Ивангород — Новогеоргиевск; вторая линия: Рига — Ковно — Гродно — Брест; третья линия: Двинск — Бобруйск — Киев. Эти крепости можно было связать сплошными укрепленными районами. Крепости могли быть усилены орудиями из береговых крепостей. Сотни пушек и мортир калибра 280, 254, 229, 203 и 152 мм безнадежно устарели для действий по кораблям, но могли еще десятилетиями успешно использоваться в качестве крепостных орудий. Кроме того, в 1907—1910 гг. налом было разобрано несколько броненосцев и крейсеров, орудия которых также могли быть использованы в сухопутных крепостях. Увы, орудия из береговых крепостей и корабельные пушки были отправлены в крепости на западной границе лишь в конце 1914 г. —начале 1915 г., когда русские крепости стали капитулировать перед немцами одна за другой.

Николай II, в отличие от своих предшественников, запустил до предела западные крепости России. В 1907—1911 гг. он вместе с Сухомлиновым решил их вообще разоружить, что и было наполовину сделано. А перед самой войной в разоруженные крепости начали вновь ставить орудия. Если бы Николай II продолжал укреплять западные границы, то в 1914—1918 гг. русская армия вполне могла отсидеться за тремя линиями обороны. (Вспомним Верден в 1916 г.). При этом значительная часть русских войск могла быть использована в Проливах. Увы, Николай II был уверен, что полевые войска разгромят немцев, и через 2—3 месяца русская армия будет в Берлине. А далее наивный Николай думал, что союзники за труды преподнесут ему Константинополь на «тарелочке с голубой каемочкой».

Несколько слов стоит сказать и о подготовке России и Турции к войне на Черном море.

В 1898 г. в Николаеве был заложен броненосец «Князь Потемкин-Таврический» со стандартным водоизмещением 12 582 тонны. Скорость хода его составляла 16 узлов, а вооружение: 4 — 305/40-мм пушки в башенных установках, 16 — 152/45-мм и 16 — 75/50-мм пушек Кане в каземате. В строй «Потемкин» вступил 20 мая 1905 г.

Развитием типа «Потемкина» стали броненосцы «Иоанн Златоуст» и «Евстафий», заложенные в 1903 и 1904 гг. соответственно. В боевой состав Черноморского флота они вошли лишь в 1911 г. Их основное отличие от «Потемкина» состояло в артиллерии среднего калибра. В их казематах было установлено 4 — 203-мм и 12 — 152-мм пушек.

В связи с постройкой в 1905—1906 гг. в Англии линкора «Дредноут» с 10 305/45-мм орудиями, броненосцы «Иоанн Златоуст» и «Евстафий» устарели уже на стапели. Кстати, 27 сентября 1907 г. все русские эскадренные броненосцы были переклассифицированы в линейные корабли. Но мы для удобства читателя по-прежнему будем называть додредноутные линейные корабли броненосцами, а линейные корабли дредноутного типа — дредноутами.

В 1901 г. были заложены два однотипных крейсера «Очаков» и «Кагул». Их водоизмещение 6645 т, скорость хода 23 узла. Первоначальное вооружение обоих крейсеров: 12 152/45-мм пушек Канне, 4 из которых находились в двух башнях, а остальные — на палубе. Противоминная артиллерия крейсера состояла из 12 75/50-мм и 8 37-мм пушек. 25 марта 1907 г. после восстания на «Очакове» оба крейсера были хитро переименованы: «Очаков» стал «Кагулом», а «Кагул» — «Памятью Меркурия». 31 марта 1917 г. «Очакову» было возвращено прежнее наименование, а в ноябре 1919 г. его переименовали в «Генерал Корнилов». В ходе капитального ремонта зимой 1913/14 г. с крейсера «Память Меркурия» сняли 10 75-мм пушек, зато число 152-мм пушек увеличили с 12 до 16. На «Кагуле» такое же перевооружение было проведено в 1915 г. Осенью 1916 г. «Кагул» был вновь перевооружен: башни и все палубные 152-мм установки демонтированы, а взамен на крейсере установили 14 130/55-мм пушек обр. 1912 г,

В 1902—1905 гг. в Николаеве было построено десять 350-тонных миноносцев («Жаркий», «Живучий», «Живой», «Жуткий», «Заветный», «Завидный», «Задорный», «Звонкий» и «Зоркий»). Их скорость хода составляла 25—26 узлов, вооружение: 1 75/50-мм и 5 47-мм пушек, а также два торпедных аппарата.

В 1906—1909 гг. в Николаеве было построено четыре эсминца водоизмещением 800 т. Они были названы в честь героев войны 1877— 1878 гг.: «Капитан-лейтенант Баранов», «Лейтенант Задаренный», «Лейтенант Пущин» (с 8 апреля 1907 г. «Капитан Сален») и «Лейтенант Шестаков». Скорость хода эсминцев составляла 24,5 узла. Первоначальным вооружением их было 6 — 75/50-мм пушек и 3 торпедных аппарата, но в 1911—1912 гг. 75-мм пушки сняли, а взамен установили по две 120/45-мм пушки.

В 1907 г-на Черноморском флоте впервые появились подводные лодки. Среди них были: «Судак», построенная в 1907 г. на петербургском Невском заводе по образцу американских лодок типа «Голланд», и три лодки германской постройки — «Камбала», «Карась» и «Карп». Все четыре лодки были технически несовершенны и имели плохую мореходность. Они годились лишь для обороны военно-морских баз. 2 февраля 1911 г. броненосец «Ростислав» таранил и утопил подводную лодку «Камбала» на маневрах вблизи Севастополя.

С 1911 г. на верфях начинается строительство кораблей нового типа и мореходных подводных лодок. Корабли нового типа оснащались новыми артсистемами, созданными в 1910—1913 гг., и паротурбинными установками, которые дали приращение скорости почти на 10 узлов.

В 1911 г. в Николаеве были заложены три дредноута: «Императрица Мария», «Императрица Екатерина Великая» и «Император Александр III». Они имели нормальное водоизмещение 22 600 т, скорость хода 21 узел. Вооружение состояло из 12 — 305/52-мм и 20 — 130/ 55-мм пушек. Встрой дредноуты вошли, соответственно, 23 июня 1915 г.; 5 октября 1915 г. и 15 июня 1917 г. Четвертый дредноут того же типа «Император Николай 1» был заложен 9 июня 1914 г., спущен на воду 5 октября 1916 г., однако его достройка была прекращена

11 октября 1917 г. в связи с известными событиями в стране. А в 1927 г. дредноут разобрали на металл.

В 1913 г. в Николаеве были заложены крейсера «Адмирал Нахимов» и «Адмирал Лазарев» водоизмещением 680 т. Скорость хода их 29,5 узла. Вооружение: 15 — 130/55-мм пушек. Крейсера были спущены на воду в 1915—1916 гг.

10 июля 1914 г. были заложены еще два крейсера — «Адмирал Истомин» и «Адмирал Корнилов».

В связи с революцией ни один из крейсеров в ходе войны введен в строй не был. «Адмирал Нахимов» вступил в строй в 1927 г. под названием «Червона Украина», а «Адмирал Лазарев» — в 1931 г. под названием «Красный Кавказ». В 30-х годах были разработаны планы переделки крейсера «Адмирал Корнилов» в авианосец, но реализовать их не сумели и крейсер разобрали на стапелях.

Читатель уже, наверное, обратил внимание, что, говоря о новых кораблях, автор ничего не говорит о малокалиберной артиллерии. Дело в том, что, исходя из опыта русско-японской войны и в связи с развитием класса миноносцев, в 1910— 1913 гг. было признано, что малокалиберные пушки неэффективны против больших миноносцев. Поэтому решили использовать в качестве противоминной артиллерии 102/60-, 120/50- и 130/55-мм новые пушки Обуховского завода.

Перед войной 1914 г. предполагалось дредноуты, броненосцы и крейсера вооружить 2,5-дюймовыми (63-мм) зенитными пушками Обуховского завода. Однако эти пушки оказались малоэффективными для стрельбы по воздушным целям. А первая партия их (20 штук) была закончена заводом лишь в ноябре 1916 г. К 1 апреля 1917 г. на судах Черноморского флота насчитывалось восемь 2,5-дюймовых зенитных пушек, по две на броненосцах «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Три Святителя» и «Ростислав». Вначале 1916 г. по два 40-мм зенитных автомата фирмы Виккерса было установлено на броненосцах «Евстафий» и «Иоанн Златоуст», а также на крейсере «Кагул». Однако большинство зенитных пушек составляли переделанные системы 47-мм и 57-мм Гочкиса, 75/50-мм Кане, 57-мм береговые Норденфельда и другие. К 1 апреля 1917 г. на кораблях Черноморского флота было установлено зенитных орудий: 20 — 75/50-мм, 31 — 57-мм всех систем и 50 — 47-мм. Весогабаритные характеристики этих орудий позволяли переставлять их с корабля на корабль за несколько часов. Поэтому зенитное вооружение русских кораблей в 1914—1920 гг. постоянно менялось.

В 1912—1913 гг. было заложено девять турбинных эсминцев водоизмещением 1460 т. Они были вооружены 3 — 102/80-мм пушками, 2 — 47-мм зенитными установками и 10 торпедными аппаратами. Скорость хода их составляла 34 узла. Первые четыре эсминца («Беспокойный», «Гневный», «Дерзкий» и «Пронзительный») вошли в состав Черноморского флота 29 октября 1914 г., а остальные пять — в мае—июне 1915 г. («Быстрый», «Громкий», «Поспешный», «Пылкий» и «Счастливый»).

В 1915 г. было заложено шесть эсминцев «ушаковской серии» («Занте», «Калиакрия», «Керчь», «Корфу», «Левкое», «Фидониси» и «Цериго»), пять из которых вступили в строй летом 1917 г., а «Цериго» — в 1919 г. Их водоизмещение составляло 1326 т, скорость 33 узла, вооружение: 4 — 102/60-мм пушки, 4 — 40-мм автомата Виккерса и 12 торпедных аппаратов.

В 1911 г. в Николаеве были заложены первые мореходные подводные лодки «Морж», «Нерпа» и «Тюлень». «Нерпа» введена в строй в декабре 1914 г., а остальные — в марте—апреле 1915 г. Их подводное/надводное водоизмещение 630/758 т. Скорость 12/10 узлов. Вооружение: 1 — 75-мм и 1 — 37-мм пушки и 8 торпедных аппаратов.

В 1913 г. заложили еще три подводные лодки — «Кашалот», «Кит» и «Нарвал», и в 1915 г. — три: «Буревестник», «Гагара» и «Утка». «Кит» и «Нарвал» вступили в строй в августе — сентябре 1915 г., а «Кашалот» — в мае 1916 г. «Птицы» вступили в строй в 1917 г. Данные этих лодок почти не отличались от данных «Моржа».

К 1914 г. броненосцы «Екатерина II», «Чесма» и «Двенадцать Апостолов» были исключены из боевого состава флота. Броненосец «Георгий Победоносец» был обращен в штабной корабль, старое вооружение с него снято, а взамен установлено 8 152/45-мм и 4 47-мм пушки. Броненосец «Синоп» в 1910 г. был капитально модернизирован. Все старое вооружение снято, а взамен на палубе установлено 4 203/ 50-мм и 6 152/45-мм пушки.

Турецкий же флот даже думать не мог о соперничестве с Черноморским флотом. С 1879 по 1910 г. новые крупные корабли в состав турецкого флота не вводились. Старые же броненосцы постепенно модернизировались. Менялись машины, дульнозарядные пушки Амстронга были заменены на казнозарядные пушки Круппа, Виккерса и Кане. Однако уже к концу века все турецкие броненосцы безнадежно устарели. Один русский броненосец типа «Екатерина II» мог легко разгромить весь турецкий флот.

К 1914 г. из старых кораблей в боевом составе турецкого флота остался лишь «Мессудие», капитально перестроенный в 1898—1903 гг. в Италии. Старая артиллерия была заменена новыми пушками Виккерса: 2 234/40-мм, 12 152/45-мм и 14 76-мм. Водоизмещение «Мессудие» достигло 9710 т. Новые машины тройного расширения мощностью 11135 лошадиных сил позволили на испытаниях развить скорость 17 узлов. В начале войны 234-мм пушки с «Мессудие» сняли и отправили на береговые батареи в Дарданеллах. Сам же броненосец был обращен в плавбатарею для защиты Дарданелл.

5 августа 1910 г. Турция купила у Германии два старых броненосца «Вайссенбург» и «Курфюст Фридрих Вильгельм» по цене 9 млн. марок за корабль. Броненосцы были построены в 1890—1894 гг., их водоизмещение составляло 10 670 тони, скорость хода 16 узлов. В трех барбетных установках размещалось 4 280/40-мм и 2 — 280/35-мм орудий главного калибра, а 6 105-мм и 6 88-мм пушек размешалось в каземате. В турецком флоте броненосцы получили названия «Торгут-Рейс» н «Хайреддин-Барбаросса». К 19)0 г. эти корабли сильно устарели и уступали даже старым русским черноморским броненосцам.

В 1911 г. Турция заказала в Англии фирме Виккерса дредноут «Решадие» с полным водоизмещением 25 250 тонн и скоростью хода 21 узел. Вооружение дредноута: 10 340/45-мм пушек в пяти башнях и 16 152/50-мм пушек в казематах. «Решадие» был заложен 1 августа 1911 г. В 1912 г. работы были приостановлены в связи с Балканскими войнами. В мае 1913 г. работы были возобновлены. К августу 1914 г. корабль проходил сдаточные испытания в Англии.

По типу «Решадие» 29 апреля 1914 г. Турция заказала фирме Виккерса дредноут «Фахт Султан Мехмед». Корабль был заложен 11 июня 1914 г., но в конце июля 1914 г. работы над ним прекратились.

С 1911 г, английская фирма Амстронга строила для Бразилии дредноут «Рио-де-Жанейро» водоизмещением 25 400 тонн и скоростью хода 22 узла, вооруженный 14 305/45-мм пушками в семи башнях и 16 152/50-мм пушками в казематах.

9 января 1914 г. Турция купила у Бразилии недостроенный дредноут, который получил название «Султан Осман и Эввел». К августу 1914 г. корабль проходил сдаточные испытания в Англии.

1 августа 1914 г. правительство Великобритании конфисковало дредноуты «Решадие» и «Султан Османи Эввел».

В 1901—1903 гг. в США по заказу Турции был построен легкий крейсер «Меджидие» водоизмещением 3967 т и скоростью хода 22 узла, вооруженный 2 152/45-мм, 8 — 120/45-мм,6 47-мм и 6 37-мм пушками, а также двумя торпедными аппаратами.

В 1902—1904 гг. в Англии был построен однотипный с «Меджидие» крейсер «Гамидие».

Из малых судов к 1914 г. в составе турецкого флота насчитывалось 3 линейных крейсера, 8 эскадренных миноносцев, 10 миноносцев и 17 канонерских лодок. Подводных лодок Турция не имела, если не считать двух 100-тонных небоеспособных лодок Норденфельда, купленных Турцией в 1886 г., а также четырех подводных лодок, заказанных Англии и Франции и конфискованных в связи с началом войны.

Минные крейсера «Пейк-и-Шевкет» и «Берк-и-Сатвет» водоизмещением 775 т были построены в Германии в 1906—1907 гг. Скорость их хода 21 узел, вооружение: 2 105/40-мм, 6 57-мм, 2 37-мм пушки и 3 торпедных аппарата.

Минный крейсер «Пеленги-Дерья» водоизмещением 900 тонн был построен в Германии в 1890—1896 гг. Скорость его хода 18 узлов. Первоначальное вооружение: 2 120-мм и 2 88-мм пушки и 3 торпедных аппарата. В 1915 г. он имел вооружение: 3 75-мм и 4 47-мм пушки.

К августу 1914 г. единственными турбинными судами турецкого флота были эскадренные миноносцы «Муавенет-и-Миллие», «Ядигар-и-Миллет», «Нумуне-Хамийет» и «Гайрет-и-Ватание», построенные в 1908—1909 гг. Их водоизмещение 765 т, скорость хода 32 узла, вооружение: 2 75/50-мм и 2 57-мм пушки и 3 торпедных аппарата.

Эскадренные миноносцы с машинами тройного расширения «Самсун», «Ярхисар», «Ташоз» и «Басра» были построены в 1906— 1907 гг. во Франции. Их водоизмещение 284 т, скорость хода 28 узлов, вооружение: 1 65-мм и 6 47-мм пушек и 2 торпедных аппарата.

Канонерская лодка «Айдин Рейс»

Турецкие миноносцы были представлены несколькими типами. Тип «Драч», 4 единицы, водоизмещение 165 т, построены в 1904—1906 гг. в Италии. Тип «Юнус», 1 единица, водоизмещение 145 т, построен в 1901—1902 гг. в Италии. Тип «Демирхисар», 4 единицы, водоизмещение 97 т. построены в 1906—1907 гг. во Франции. Тип «Берк-Эфшан», 1 единица, водоизмещение 230 тонн, собран в 1894 г. в Стамбуле из секций, изготовленных в Германии. Все эти миноносцы были вооружены одной — четырьмя 37-мм пушками и двумя-тремя торпедными аппаратами.

Водоизмещение турецких канонерских лодок колебалось от 500 до 200 тонн. Из них только две, «Зухаф» и «Килид-Бахир», имели по одной 120-мм пушке. Четыре канонерские лодки («Айдин Рейс», «Превезе», «Сакиз» и «Бюрак Рейс») водоизмещением 503 т и скоростью хода 14 узлов имели по две 100/50-мм пушки. Остальные же канонерские лодки были вооружены пушками калибра 37— 75 мм и скорее являлись патрульными судами, чем канонерскими лодками.

С таким флотом Турция вступила в Первую мировую войну. Естественно, он не мог защитить берега Турции. Турецкое правительство куда больше полагалось на береговые батареи Босфора и Дарданелл, чем на собранный «с бору по сосенке» мало боеспособный флот.

Сама природа сделала Босфорский пролив твердым орешком для противника. Длина пролива по фарватеру около 30 км, наибольшая ширина 3,7 км, а в самом узком месте — 750 м. Наименьшая глубина на фарватере 33 м, наибольшая — до 80 м, а у самых берегов — около 10 м. В проливе встречаются отмели, песчаные косы и банки, грунт дна в основном илистый. Берега высокие (20—25 м), обрывистые, крутые (до 25°) и извилистые.

К 1914 г. на берегах пролива было возведено 11 батарей, семь из которых располагались на европейском берегу, а четыре — на азиатском.

В состав батарей европейского берега входили: — Батарея Килия, вооруженная шестью-семью 150-мм короткими пушками Круппа обр. 1875 г. Батарея представляла собой старинный четырехугольный каменный форт. Пушки открыто стояли за брустверами.

— Батарея Киречь-Кени, вооруженная четырьмя 150-мм короткими пушками Круппа. Батарея представляла собой шестиугольное земляное укрепление. Пушки стояли открыто.

— Батарея Телли-Табия до 1905 г. имела четыре 150-мм пушки Круппа, а к 1914 г. — две 150/45-мм скорострельные пушки Амстронга на тумбах со щитами и две 240-мм мортиры Круппа (изготовленные около 1905 г.).

— Батарея Румели-Кавак, вооруженная двумя 355/35-мм пушками Круппа, изготовленными в конце 80-х годов XIX в. и одной 240/35-мм пушкой Круппа, изготовленной в начале 80-х годов. Пушки находились за земляными валами. В 1915 г. на батарее было установлено 6 современных 150-мм пушек.

—Батарея Сары-Таш, вооруженная двумя 240/35-мм пушками, изготовленными Круппом в 80-х годах, и двумя 240/23-мм пушками, изготовленными Круппом в 70-х годах. Батарея был защищена земляным валом высотой 11—19 м.

— Батарея Беюк-Лиман, вооруженная на 1908 г. четырьмя 240/35-мм пушками Круппа, на 1914 г. — двумя 150/35-мм пушками Круппа. Пушки находились за земляным валом.

Самой современной была батарея Мавромоло, построенная в 1910—1911 гг. Там было установлено четыре 210/39,5-мм пушки Круппа в одноорудийных башнях (бронекуполах).

В состав батарей азиатского берега входили:

— Батарея Анатоли-Кавак, вооруженная двумя 210-мм и шестью 150-мм пушками Круппа, изготовленными в 70-х годах. Пушки были установлены за валом. В 1906 г. над этой батареей была построена еще одна батарея на четыре 240/35-мм пушки Круппа, изготовленные в 80-х годах. Пушки были установлены за бетонным бруствером.

— Батарея Маджар-Кале. К началу века ее вооружение состояло из 2 280-мм, 7 240-мм, 2 210-мм и 9 150-мм коротких пушек Круппа изготовления 70-х годов. Батарея имела земляные укрепления. В 1911 г. старые 280-мм и 240-мм орудия были демонтированы и заменены 9 150-мм и 2 120-мм скорострельными орудиями.

— Батарея Филь-Бурун, вооруженная тремя 150-мм короткими пушками Круппа 70-х годов. Батарея имела земляные укрепления.

— Батарея Кичели-Бай была построена в устье реки Кичели в 1907 г. Там за земляным бруствером были установлены четыре 240/35-мм пушки Круппа 80-х годов.

Из сказанного видно, что оборона Босфора к 1914— 1915 гг. была довольно слаба. Укрепления Босфора не могли идти ни в какое сравнение с русскими береговыми крепостями Севастополем и Владивостоком, не говоря уже о Кронштадте.

К началу войны из новых орудий Босфор защищали две 150/ 45-мм пушки Амстронга и четыре 210-мм башенные установки Круппа. Все остальные пушки были спроектированы с середины 60-х по середину 80-х годов для дымного пороха. Баллистические данные их были невысоки. 240—355-мм орудия 70—80-х годов могли сделать один выстрел за 3—8 минут. Скорость горизонтального наведения станков была мала, чтобы сопровождать быстро идущий по проливу корабль. Турки рассчитывали использовать 240—355-мм орудия лишь для кинжального огня, то есть для стрельбы в упор по проходящим кораблям, когда одно орудие могло сделать по проходящему кораблю лишь один выстрел.

Подавляющее большинство орудий стояло открыто за земляными укреплениями, которые еще могли служить защитой от снарядов, начиненных черным порохом. При стрельбе же фугасными тротиловыми снарядами такие укрепления разваливались как детские песочные куличики. Соответственно, прислуга орудий не была защищена от шрапнельного огня орудий малого и среднего калибра. Практически все укрепления находились в нескольких десятках метров от береговой линии и были хорошо видны за много километров.

Ахиллесовой пятой всех турецких укреплений на обоих берегах Босфора была их полная незащищенность с тыла. В годы войны турки лишь вырыли окопы и установили проволочные заграждения. На европейском и азиатском берегах Черного моря близ пролива не было никаких противодесантных укреплений, не говоря уж о береговых батареях.

В таких условиях русский десант в Босфоре в 1914—1915 гг. имел все шансы на успех. Требовалось лишь эффективное взаимодействие кораблей с десантом и, разумеется, достаточное число хорошо подготовленных десантников, которые легко могли овладеть батареями с тыла.

Пролив Босфор и береговые батареи. Европейский берег:

1 - Кыдия; 2 - Киречь-Кени; 3 - Телли-Табия; 4 - Румели-Кавак; 5 - Сарыташ; 6 - Беюк-Лиман. Азиатский берег: 7 - Анатоли-Кавак; 8 - Маджар-Кале; 9 - Филь-Бурун

Раздел VI МИРОВАЯ ВОЙНА 1914-1918 ГОДОВ

Глава 1 СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ ПОБУДКА

 28 июня 1914 г. в Сараево террорист Гаврила Принцип выпустил из револьвера семь пуль в наследника австрийского престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его супругу. Поначалу сей теракт не вызвал особого интереса ни в мире, ни в самой Австро-Венгерской империи. Помните, у Швейка: «Семь пулек, как в Сараево». С родственниками императора Франца Иосифа I постоянно что-то приключалось. Его сын Рудольф застрелился, брат Максимилиан поехал в Мексику, чтобы стать местным императором, но его расстреляли туземцы. Жену Франца Елизавету проткнул напильником итальянский анархист Люкени.

Почти семь недель после убийства Фердинанда не только обыватели, но и большинство политиков Европы было уверено, что никакой войны не будет.

Прозорливей всех оказались «младотурки», находившиеся у власти в Стамбуле. Учуяв запах жареного, турецкие руководители заметались по Европе. В конце июня Энвер-паша отправился в Берлин, а Джемаль-паша — в Париж. Вопрос у пашей был один: сколько дадут за участие Турции в войне? Программа минимум — греческие острова в Эгейском море и часть Болгарии. В программе максимум упоминался и Кавказ. Для начала Каре, Ардаган, Батум и далее... везде. Вариант, что туркам за вступление в войну могут дать по шее, и причем очень больно, паши просто не рассматривали.

В Париже Джемаля-пашу встретили торжественно. Дали орден Почетного Легиона, а ни Фракии, ни Имброса, ни Хиоса, ни Лемноса, ни даже Лесбоса не дали. По сему поводу Джемаль-паша убыл в Стамбул чрезвычайно расстроенным.

Зато Энверу-паше в Берлине крайне повезло — немцы предложили подписать секретную конвенцию. Первый пункт ее был чисто пацифистский — Германия и Турция обязывались держать нейтралитет «в австро-сербском конфликте». Вторая статья все ставила на свои места. В случае вмешательства в конфликт России и появления тем самым у Германии необходимости выполнить свой союзный долг перед Австро-Венгрией, таковая необходимость приобрела бы равным образом силу и для Турции.

Подготовка к подписанию конвенции затянулась. И лишь в 16 часов 2 августа великий визирь принц Сайд Хал им и германский посол Вагенгейм подписали в Стамбуле текст конвенции. Первый пункт конвенции уже потерял смысл, поскольку 1 августа Германия объявила войну России,

3 августа в Стамбуле была опубликована декларация о нейтралитете Турции. Одновременно турки начали мобилизацию. Маяки в проливах были погашены, бакены сняты. К ноябрю было мобилизовано более одного миллиона человек.

Турецкое правительство делало все, чтобы замаскировать свою подготовку к войне. Так, страны Антанты целую неделю не знали о турецко-германской конвенции. Главнейший зачинщик войны военный министр Энвер-паша 5 августа предложил военному агенту (атташе) России генерал-майору М. Н. Леонтьеву начать переговоры о русско-турецком военном союзе.

А утром 6 августа тот же Энвер-паша на заседании кабинета министров заявил, что пропустит германские корабли в Проливы, а далее предложил определить размеры турецкой доли в будущей контрибуции. Вечером того же дня Энвер-паша в германском посольстве требовал от Вагенгейма территорий на Кавказе. Что касается прохода германских кораблей через Проливы, то Вагенгейм получил согласие от Энвера еще раньше, чем об этом узнали турецкие министры.

Речь шла о линейном крейсере «Гебен» и легком крейсере «Бреслау». Водоизмещение «Гебена» составляло 25 400 тонн, скорость хода 28 узлов, вооружение: 10 — 280/50-мм, 12 — 150/45-мм и 12 — 88/45-мм пушек и 4 торпедных аппарата. Водоизмещение «Бреслау» 5600 т, скорость хода 28 узлов, вооружение: 12 — 105/45-мм пушек и 2 торпедных аппарата. Эти корабли были отправлены в Средиземное море еще в ноябре 1912 г. Начиная с 23 октября 1913 г. «дивизией Средиземного моря» командовал контр-адмирал Сушон. К концу июля 1914 г. оба крейсера находились в австрийских портах: «Гебен» — в Поле, а «Бреслау» — в Дураццо.

Еще в марте 1914 г контр-адмиралу Сушону была поставлена задача в случае войны совместно с итальянскими кораблями воспрепятствовать переброске алжирского (XIX) армейского корпуса во Францию. Первоначальным планом предусматривалось, что Италия выступит против Франции вместе с Германией и Австро-Венгрией, а Великобритания останется нейтральной.

1 августа во Франции была объявлена мобилизация. Войны еще не было, но «Гебен» и «Бреслау» вышли в море и 2 августа пришли в итальянский порт Мессину. Германия объявила войну Франции 3 августа. Контр-адмирал Сушон был заранее предупрежден о времени объявления войны. В ночь со 2 на 3 августа крейсера покинули Мессину.

4 августа в 6 часов утра «Гебен» обстрелял алжирский порт Филиппвиль, а «Бреслау» — порт Боне. Набег германских крейсеров на три дня задержал прибытие во Францию XIX армейского корпуса.

Еще на подходе к алжирским берегам, в 2 часа 35 минут 4 августа на крейсерах приняли радиограмму из Науена: «3 августа заключен союз с Турцией. «Гебену» и «Бреслау» идти немедленно в Константинополь. Морской генеральный штаб».

Отдать приказ в Берлине — одно, а выполнить его в Средиземном море — совсем другое. Англия и Франция обладали подавляющим превосходством на Средиземном море. У них там было 15 линкоров, 3 линейных крейсера, десятки броненосных и легких крейсеров, 8 флотилий эскадренных миноносцев, подводные лодки и т.д.

«Гебен» и «Бреслау» были хорошими ходоками, но их машины сильно износились, и они не могли давать максимальный ход.

Англо-французы прекрасно понимали, что в Средиземном море есть только три дыры, куда бы могли ускользнуть германские крейсера, — это Гибралтарский пролив, Пола и Дарданеллы. Прорыв в Атлантику и поход вокруг Европы был технически сложным и весьма опасным мероприятием. Прорваться в Адриатику было очень легко, но тогда крейсера простояли бы в Поле всю войну вместе с австрийскими кораблями. И контр-адмирал Сушон, и союзные адмиралы прекрасно понимали, что выходы из Адриатики будут вскоре заблокированы. Отсюда было очевидно, что крейсера пойдут в Дарданеллы.

Тем не менее французы и англичане совершают множество «ошибок» и пропускают немцев в Проливы. Разбор плавания кораблей Сушона и действия англо-французского флота не входят в нашу задачу, тем более что это сделано в нескольких десятках книг Скажем лишь, что сочетание таких «ошибок» без злого умысла физически невозможно.

8 августа великий визирь «категорически заявил» русскому послу Гирсу, что «Гебен» и «Бреслау» через Дарданеллы никоим образом пропущены не будут и что Турция будет строго придерживаться нейтралитета.

10 августа в 17 часов крейсера Сушона подошли к входу в Дарданеллы. Их встретил турецкий миноносец и провел через пролив. Как писал позднее Уинстон Черчилль, приход «Гебена» принес с собой «больше бедствий, крови, руин и неконтролируемых последствий, чем все другие военные корабли вместе взятые со времен изобретения корабельного компаса».

Согласно всем нормам международного права через 24 часа после входа в турецкие территориальные воды «Гебен» и «Бреслау» должны были или их покинуть, или быть интернированы до конца войны. Интернирование включает в себя вывод из строя вооружения, машин и существенного сокращения экипажа. Однако турки не хотели интернирования, да и немцы не позволили бы себя разоружить.

А тут, как нарочно, а может быть на самом деле нарочно, англичане официально объявили о наложении секвестра на построенные в Англии дредноуты «Султан Осман и Эввел» и «Решадие» и два эсминца. Пропали 7 миллионов фунтов стерлингов, собранные по всей Турции по курушу, то есть по всенародной подписке. Это натолкнуло Джемаля-пашу и Энвера-пашу объявить о покупке «Гебена» и «Бреслау». Причем якобы сделка была совершена еще до войны. Естественно, эта продажа была фикцией. На крейсерах были подняты турецкие флаги, немецкие офицеры сменили форменные фуражки на фески. Разумеется, крейсера были переименованы. «Гебен» стал «Грозным султаном Селимом» («Явуз Султан Селим»), а «Бреслау» — «Мидилли». В 20-х годах кемалисты еще раз переименовали «Гебен» в «Явуз», то есть просто «Грозный». Немецкий контр-адмирал Сушон был назначен командующим всем турецким флотом.

Первым делом Сушон затребовал из Германии сотни офицеров и квалифицированных специалистов из унтер-офицеров и старшин — артиллеристов, минеров, дальномерщиков и других. Их распределили по наиболее боеспособным кораблям и фортам в Босфоре и Дарданеллах. Фортами в Проливах стали командовать два немецких адмирала и 10 старших офицеров. Взяв в свои руки мощную радиостанцию Окмейдан (вблизи Константинополя), немцы восстановили независимую от корабельных радиостанций радиосвязь с фортами в Проливах и Германией.

Немцы интенсивно готовили турецкий флот к нападению на Россию. Но нельзя возлагать ответственность за вероломное нападение лишь на немецких «советников». Еще в начале 1914 г. в Морском штабе Османской империи разрабатывались варианты внезапного нападения на русский флот. Конкретно фрегат-капитан Али Риза-бей предложил устроить атаку миноносцев на Севастополь, так же, как японцы атаковали русскую эскадру в Порт-Артуре- После же уничтожения или повреждения русских броненосцев в Севастополе лихие вояки планировали высадить десант в районе Одессы. Таким образом, если Сушону и К° приходилось давить на седобородых чиновников во главе с великим визирем, подталкивая их к войне, то наглых молодцов из Морского штаба, типа Али Риза-бея или Рыза Шанир-бея, наоборот, приходилось окорачивать. Немцы объясняли последним, что морской десант в Одессе — это бред; минная атака на Севастополь будет самоубийством, зато можно использовать миноносцы в Одессе.

Военные приготовления турок и немцев не были тайной для русского начальства. Сотрудники посольства за несколько лет создали широкую сеть осведомителей среди военного и гражданского руководства Турции. В саду русского посольства была мощная радиостанция, с помощью которой не только поддерживалась бесперебойная связь с Севастополем, но и осуществлялся радиоперехват турецких, германских и иных радиостанций. В русском посольстве читали все радиотелеграммы германского посольства и наиболее ценные выдержки из них отправляли в Министерство иностранных дел Сазонову, причем посол Вагенгейм в донесениях именовался «Павловым», а германское посольство — «отсюда». Вот, к примеру, 27 сентября Гире передает в Петербург расшифрованный текст сообщения германского посла: «Накануне Энвер сказал, что, по приказанию султана, флот выйдет в Черное море 30 сентября, причем просил хранить это в строгой тайне. Энвер считает высадку в Одессе возможною только в случае уничтожения русского флота». На следующий день Гире опять предупреждает Сазонова: «Отсюда» телеграфируют 29-го сентября: Из беседы с Энвером и Талаатом, от коих ныне все зависит в Турции, выяснилось, что они имеют твердое желание приступить к военным действиям и считают настоящую минуту для этого подходящей.

А вот уже и сам Гире пишет 22 сентября Сазонову: «Объявление всеобщей мобилизации и связанное с нею обращение всей страны в военный лагерь привели к подчинению гражданских властей военным, к преобладающему влиянию воинственной партии с Энвером-пашою во главе, назначенным генералиссимусом армии и флота и фактически захватившим в свои руки все управление страною... В Турцию стали направляться крупными партиями германские офицеры и нижние чины, приходить целые транспорты оружия, военных припасов и даже денег... по моему мнению, война неизбежна».

10 октября Гире докладывает министру: «В своем увлечении идеею величия ислама, турки доходят до того, что вполне сознательно верят, что, в случае войны Турции с этими державами, она найдет поддержку мусульман Индии, Египта, Туниса, Алжира, Кавказа, Туркестана и проч. Наряду с этим они наивно воспринимают самые нелепые, распространяемые среди них, слухи, вроде того, что император Вильгельм принял мусульманство и что немцы исповедуют религию, ничем от ислама не отличающуюся. Мне сообщили, что в некоторых местах Константинополя происходили моления за германского императора, причем его поминали особенным присвоенным ему турецким именем».

22 сентября великий князь Николай Николаевич из Ставки предупредил телеграммой главнокомандующего Черноморским флотом адмирала Андрея Августовича Эбергарда (1856—1919): «Получаемые из Константинополя известия почти не дают надежды на сохранение мира. Надо ожидать выступления Турции. Весьма вероятна минная атака или постановка заграждения у Севастополя до объявления войны».

Наконец, 28 сентября в 17 ч 30 мин Эбергард получает телеграмму от Сазонова: «По достоверным сведениям Турция решила 28 октября немедленно объявить войну».

27 октября в 20 ч 35 мин в Севастополь радировал русский почтовый пароход, обнаруживший «Гебен», «Бреслау», «Гамидие» и миноносцы выходящими из Босфора.

28 октября в 10 ч 20 мин в Севастополе получили радио с парохода «Александр Михайлович»: «Видим «Гёден» с двумя миноносцами». В 13 ч 30 мин флаг-капитан по оперативной части штаба командующего флотом капитан 1-го ранга Кетлинский запросил по радио пароход «Александр Михайлович»: «Уверены ли, что видели "Гебен"?» В 16 часов был получен ответ: «"Гебена" прекрасно знаю».

Я умышленно донимаю читателя перечислением предупреждений адмиралу Эбергарду. А что поделывает наш командующий?

В 14 часов 28 октября он приказывает немедленно изготовиться к походу., минному заградителю «Прут». Заградитель должен был идти в Ялту за батальоном солдат 62-й пехотной дивизии, которая отправлялась на фронт. Ну, как говорится, чтобы побыстрее и экзотичнее. Каково солдатикам плыть на судне, в трюмах которого находилось 750 мин, причем мин лучших образцов. Все остальные заградители Черноморского флота «Ксения», «Алексей», «Георгий» и «Константин» вместе имели на себе запас около 800 мин. Таким образом, «Прут» один заключал в себе 50% «заградительных возможностей Черноморского флота». Первой операцией, которую должен был осуществить флот при наличии уже угрожающих симптомов, была постановка минного заграждения, как это и предусматривалось планом кампании. Поэтому даже отсутствие «Прута», не говоря уже о риске его потери, ослабляло осуществление первых мер предосторожности.

От Ялты до Севастополя 80 км, сейчас рейсовый автобус идет около полутора часов (сам ездил). Пешим порядком батальон дошел бы за 36 часов. Можно было мобилизовать ялтинских извозчиков и частные экипажи — погуляли бы курортницы денек пешком, и доставить батальон за 6 часов.

В 17 ч 28 октября «Прут» вышел в Ялту. Перед Севастополем имелось несколько минных полей, поставленных минными заградителями крепости (то есть Военного ведомства). Эти мины переводились в боевое положение включением электрических цепей на берегу. При размыкании цепей мины становились безопасными для кораблей. В связи с выходом «Прута» цепи разомкнули, а вновь замыкать не стали, ведь «Прут» должен был вернуться через несколько часов.

29 октября в 4 ч 15 мин утра судами флота была принята открытая радиограмма из Одессы от дежурного парохода РОПИТа: «Турецкий миноносец взорвал "Донец", ходит в Одесском порту и взрывает суда». Получив это извещение, командующий флотом дал радио: «Война началась». На том Эбергард и ограничился. Никаких распоряжений о возможности похода не делается, не делается никаких распоряжений и по крепости. Минное заграждение по-прежнему остается разомкнутым.

В 5 ч 30 мин на наблюдательном посту на мысе Сарыч заметили прожектор в море. В 5 ч 58 мин пост Лукулл донес, что в виду поста, по направлению к Севастополю, идет двухтрубное двухмачтовое судно.

В 6 ч 12 мин тот же пост дополнительно сообщил, что замеченное судно имеет башенные установки крупного калибра. Около судна два миноносца, которые кружатся в районе Лукулла. Три минуты спустя (6 ч. 15 мин.) начальник партии траления донес, что видит «Гебен» в 35 кабельтовых (около 6,5 км) от себя и одновременно с этим, не ожидая приказаний, поворачивает с партией, на траверзе Херсонесского монастыря, в Севастополь.

В 6 ч 28 мин береговые батареи Севастопольской крепости по собственной инициативе первыми открыли огонь по «Гебену». Через 2 минуты крейсер открыл ответный огонь по береговым батареям с дистанции 7800 м. Затем «Гебен» перенес огонь на суда, стоящие в порту, на арсенал и военный порт (12 000 м), ведя огонь залпами артиллерией крупного и среднего калибра. Всего было выпушено 47 снарядов 280-мм и 12 снарядов 150-мм. «Гебен» следовал зигзагообразным курсом. После десятого залпа он получил три попадания снарядами крупного калибра около кормовой дымовой трубы. Однако, несмотря на множество осколков, повреждения на верхней палубе оказались незначительными. Один из осколков перебил трубку в одном из котлов, и тот выбыл из строя. Считая, что стрельба по береговым целям, вследствие плохой видимости, будет иметь незначительные результаты, и принимая во внимание сильный огонь береговых батарей, направленный и на эскадренные миноносцы (падения ложились большей частью перелетами, при которых можно лишь удивляться ничтожному количеству попаданий), «Гебен» отвернул и отошел 22-узловым ходом.

Снаряды «Гебена» легли большей частью на Севастопольский рейд, причем осколки разрывающихся снарядов попадали на корабли, в том числе и на заградители. Один из снарядов попал в морской госпиталь, убив и ранив несколько больных. Два снаряда попали в береговые батареи, не причинив им вреда.

В записях минных станций отмечено, что за время с 6 ч 35 мин до 6 ч 40 мин «Гебен» маневрировал на крепостном заграждении, так как станции определенно отметили в этот период ряд замыканий на двух магистралях, что совпадаете наблюденным путем следования «Гебена», то есть минные заграждения были приведены в боевое положение буквально через несколько секунд, как по ним прошли «Гебен» с миноносцами. Подрыв «Гебена» даже на одной мине неизбежно привел бы к его расстрелу береговыми батареями. Севастопольская крепость одна, без флота, сумела бы уничтожить противника, если бы не преступные действия адмирала Эбергарда.

А флот в Севастополе стоял в полном бездействии. Лишь с устаревшего броненосца «Георгий Победоносец», служившего брандвахтой, сделали три выстрела из 152/45-мм орудий.

Адмирал Эбергард через 7 минут после начала стрельбы «Гебена» прибыл на флагманский броненосец «Евстафий». А где он был раньше? Русскую эскадру от огня «Гебена» спасли береговые батареи. Ведь если бы Сушон пострелял еще минут 15 и взорвал бы любой из четырех минных заградителей, Эбергарду мало бы не показалось.

Как писал немецкий адмирал Г. Лорей, служивший советником в турецком флоте: «"Гебену" не удалось выполнить своей первоначальной задачи: предполагалось держаться возможно дальше от 305-мм двухорудийных башен». Это показывает, как плохо работала разведка у немцев и турок. К началу войны для двух башенных 305-мм батарей были только отрыты котлованы, тела орудий лежали рядом на земле, а сами башни еще изготавливались на Санкт-Петербургском Металлическом заводе. В строй одна батарея вошла лишь в 1928 г., а другая — в 1932 г.

Но вернемся к «Гебену», уходившему из-под огня береговых батарей. Вскоре после поворота на «Гебене» увидели подходившие с юго-запада три русских миноносца («Лейтенант Пущин», «Живучий» и «Жаркий»). Эти миноносцы с ночи находились в дозоре вблизи Севастополя, но проспали «Гебен». Теперь они получили приказ Эбергарда прикрыть возвращавшийся «Прут». Как могли три малых миноносца драться с линейным крейсером? Эбергард ставил заведомо невыполнимую задачу. Тем не менее миноносцы пошли в атаку. С дистанции 70 кабельтовых (13 км) «Гебен» открыл огонь из 150-мм орудий. Четвертый залп накрыл головной миноносец «Лейтенант Пущин». На «Пущине» было убито 7 человек и ранено 11. Корабль потерял управление, начался сильный пожар. Управляясь машинами, миноносец вышел из боя и с трудом дошел до Севастополя. «Живучий» и «Жаркий» вынуждены были отказаться от продолжения атаки.

Еще до нападения «Гебена» Эбергард приказал «Пруту» не заходить в Ялту, а продержаться до рассвета в море и после идти в Севастополь. Но затем адмирал даже не соизволил уведомить «Прут», что у входа в Севастополь находится «Гебен». В 7 ч утра командир «Прута», озабоченный звуком канонады, решил напомнить командующему о себе по радио. Он сообщил свои координаты и спросил: «Что делать?» В 7 ч 16 мин радиограмма с «Прута» была расшифрована и передана Эбергарду. Но тот так ничего и не ответил. Не зная ситуацию, командир «Прута» решил идти в Севастополь.

В 7 ч 35 мин «Гебен» обнаружил «Прут» и открыл огонь. Вскоре заградитель загорелся, и командир приказал открыть кингстоны. В 8 ч 40 мин «Прут» скрылся под водой. Турецкие миноносцы подошли к месту гибели «Прута» и начали спасать людей. Из 250 человек команды было спасено 75, включая и командира.

И после гибели «Прута» «Гебен» продолжал пиратствовать на виду (в буквальном смысле) у всего Черноморского флота. Около 9 часов утра «Гебен» остановил грузовой пароход «Ида», шедший из Мариуполя в Севастополь, высадил на него призовую команду и отправил в Стамбул.

До 10 ч утра «Гебен» был хорошо виден с Севастопольского бульвара, а затем медленно ушел на юг.

Стоит добавить, что незадолго до похода «Гебена» турецкий минный заградитель «Нилуфер», не замеченный русскими дозорными кораблями, поставил 60 мин непосредственно перед входом на рейд. Самый вход удалось точно определить благодаря наличию световой завесы. На обратном пути заградитель потопил пароход Добровольного флота «Великий князь Александр». 30 октября в 8 ч 15 мин «Нилуфер» вошел в Босфор. 31 октября после полудня «Гебен» также вернулся к Константинополю.

Этот позорный эпизод русские моряки окрестили «Севастопольской побудкой». Были у нас и другие неприятные побудки, та же «Кронштадская побудка» в 1919 г., когда английские торпедные катера атаковали Кронштадский рейд, но такого безобразия больше не было никогда. Были поражения в 1941 г., но потому и выиграли войну, что таких мерзавцев, как Эбенгард, не боялись публично расстреливать перед строем. Кстати, в 60-х годах в США известный военно-морской историк белоэмигрант В. М. Томич, сын командующего Сибирской военной флотилией, объявил, что Эбергард был масоном, и при том высокого градуса.

К сожалению, «побудка» состоялась не только в Севастополе. По приказу контр-адмирала Сушона турецкие миноносцы «Гайрет» и «Муавенет» и минный заградитель «Самсун» двинулись к Одессе. Командовали операцией немцы — капитан 3-го ранга Мацлинг (на «Гайрете») и капитан-лейтенант Фирлс (на «Муавенете»), В час ночи 29 октября показалось зарево большого города. Это была Одесса.

В мирное время военные корабли лишь изредка заходили в Одессу, но не базировались там. В связи с обострением ситуации планировалось послать для защиты города старый броненосец «Синоп», но по неведомым причинам сделано это не было. В итоге на 29 октября в одесском порту находились две канонерские лодки «Донец» и «Кубанец» и два минных заградителя «Бештау» и «Дунай».

Несмотря на все предупреждения, набережные и молы одесского порта были хорошо освещены. Никакой непосредственной защиты гавани от прорыва кораблей противника в ночное время в виде бонов или сетей не имелось, так как, по разъяснению командования, считалось, что суда достаточно защищены стенками молов и брекватера. Отсутствовала также какая-либо внешняя служба на охране рейда и со стороны лоцвахты.

На кораблях кроме дневальных все спали. Орудия были в чехлах, стволы заткнуты пробками.

При подходе к Одессе немецкие командиры заметили хорошо освещенное торговое судно, входившее в порт. Тогда Мадлинг приказал включить ходовые огни миноносцев. Так они и вошли в порт. С расстояния 80 м «Гайрет» выпустил торпеду в «Донец». Торпеда попала в середину канлодки, немного ближе к носу. Корабль стал быстро крениться на левый борт и затонул. Взрыв произошел в 3 ч 25 мин.

Между тем оба миноносца, закрыв при входе все огни, прошли средним ходом дальше в глубь гавани. Не дойдя несколько десятков метров до «Кубанца», «Муавенет» открыл по нему огонь и начал обстреливать его с носа, после чего обогнул группу парусных судов, быстро вышел через остовые ворота в Нефтяную гавань, где стал обстреливать стоящие там суда и портовые сооружения. В это время «Гайрет», пройдя до середины гавани, по-видимому, не смог сразу сориентироваться в расположении судов и потому первоначально огня не открывал. Только подойдя к Военному молу, он остановился и, открыв прожектор, стал освещать им пространство вдоль брекватера, видимо, отыскивая «Бештау». Убедившись, что он прошел дальше места стоянки «Бештау», миноносец медленно развернулся почти на траверзе «Кубанца» и, подойдя вплотную к заградителю, открыл по нему огонь, временами освещая прожектором. Всего им было выпущено 10—12 снарядов, которыми на «Бештау» было убито двое и ранено трое. Опасаясь обнаружить себя, командир «Бештау» ответного огня не открывал в надежде, что противник примет «Бештау» за коммерческий пароход и прекратит обстрел, так как всякий попавший в трюмы снаряд мог вызвать взрыв мин. По-видимому, молчание «Бештау» сыграло свою роль, так как «Гайрет», отойдя вскоре задним ходом на середину гавани, развернулся носом к западному выходу и, утопив двумя выстрелами баржу с углем, вышел из гавани. В дальнейшем, прикрывшись брекватером, этот миноносец некоторое время обстреливал порт, а затем скрылся в море.

Место попадания торпеды в канонерскую лодку «Донец»

Первый же снаряд с «Муавенета» попал в барбет правого 152-мм носового орудия «Кубанца». Заклинило поворотный механизм, и, таким образом, единственное крупнокалиберное орудие, в зоне обстрела которого находился миноносец, не могло действовать.

«Муавенет» намеревался выпустить торпеду в «Кубанца», но в этот момент на миноносец наскочил портовый катер, шедший спасать людей с «Донца». Удар был настолько силен, что миноносец накренился, и катер прошел вдоль борта неприятеля, задевая за его шлюпбалки и выступы и вызвав на миноносце переполох. Открыв боевое освещение и бросив в катер несколько ручных гранат, миноносец увеличил ход и, осыпая катер огнем, направился к восточному выходу из гавани.

Снарядами неприятеля, кроме «Кубанца» и «Бештау», были повреждены пароходы «Витязь», «Вампоа», «Португаль», «Оксус». Попадания большей частью носили случайный характер. Кроме того, двумя снарядами была разбита и утоплена угольная баржа вблизи «Бештау». Что касается порта и города, то огнем неприятеля были повреждены: станция трамвая, сахарный завод на Пересыпи, один из нефтяных резервуаров в районе Нефтяной гавани, причем нефть разлилась, но не воспламенилась.

Случайно избежали огня противника стоявшие в гавани несколько барж с фугасами и пироксилином, предназначавшимися для Сербии.

Потери в личном составе составляли: на «Донце» погибло 14, ранено 12 человек; на «Кубанце» ранено 2 человека; на «Бештау» убито 2, ранено 3 человека; на портовых судах убито 3, ранено 3 человека. Кроме того, были убитые и раненые на пароходах и на портовой территории.

События в Одессе, конечно, не украшают российский флот, но не идут ни в какое сравнение с «Севастопольской побудкой». К тому же нельзя забывать, что Одесса была исключительно торговым портом. Что же касается «Донца», то работы по его подъему начались через два дня после гибели. Через три месяца отремонтированная канлодка вернулась в строй. На ремонт канлодки затрачено 80 тысяч рублей.

Минный заградитель «Самсун» должен был поставить мины непосредственно перед Одессой. Командир и часть матросов «Самсуна» были немцы. Тем не менее командир струсил, и 28 мин были поставлены очень далеко от порта в отрытом море. 30 октября «Самсун» вернулся в Босфор, в тот же день туда пришли «Гайрет» и «Муавенет».

В ночь с 28 на 29 октября крейсер «Бреслау» поставил у входа в Керченский пролив 60 мин, а затем направился к Новороссийску.

На рассвете 29 октября крейсер «Бреслау» и минный крейсер «Берк-и-Сатвет» обстреляли с дистанции 4 км торговый порт Новороссийск. Среди объектов бомбардировки были радиостанция, жилые дома и нефтехранилище. Командир «Берк-и-Сатвета» в отчете писал: «Мы видели, как пылающая красная нефть стекала вдоль улиц в море, и жуткая дымовая туча обволакивала город и его окрестности. Мы покинули пылающий город и, отойдя на 80 миль от него, все еще видели охваченный огнем Новороссийск, похожий на раскаленный кратер».

Попытка перехватить русские торговые суда у южного берега Черного моря не удалась. На минном крейсере «Пейк-и-Шевкет», на который возлагалась задача по перерезке кабеля Варна — Севастополь, произошла авария в машине, поэтому эту задачу взял на себя «Бреслау». Его попытка перерезать кабель 1 ноября не имела успеха, и в полдень того же дня он пришел в Константинополь.

Легкий крейсер «Гамидие» (под командованием немецких офицеров) в 6 ч 30 мин утра 29 октября подошел к торговому порту Феодосия и в течение часа обстреливал город, выпустив 150 снарядов. Целями бомбардировки были портовые краны, вокзал, водопроводная башня и склады. Обратно «Гамидие» шел вдоль крымского берега и попутно утопил пароход «Шура» водоизмещением 1223 т и парусник в 300 т. Их команды были взяты на борт крейсера. 31 октября в полдень «Гамидие» вошел в Босфор.

Любопытна реакция Николая II на нападение германо-турецкого флота. 29 (16) октября он записывает: «Рано утром турецкая эскадра подошла в тумане к Севастополю и открыла огонь по батареям, а полчаса спустя ушла. В то же время «Бреслау» бомбардировал Феодосию, а «Гебен» появился перед Новороссийском. Немцы-подлецы продолжают отступать поспешно в Западной Польше. Утром шел снег и день простоял серый. Завтракали: Элла и Дмитрий Шереметев) (деж.). До 2-х ч. поехали в город. Алике на заседание, а я с Татьяной на Елагин к Мама. Затем с нею и Т(атьяной) вернулся в Зимний дв., где простился. В 4 ? вернулись в Ц. С. Занимался. В 11 Элла уехала в Москву».

Я умышленно привожу всю запись, дабы читатель смог правильно оценить приоритеты в жизни царя. Лишь на следующий день до царя доходит смысл происшедшего на Черном море. 30 (17) октября он пишет: «После бумаг погулял четверть часа. Имел обычные доклады и принял разных лиц. В 2 ? представился новый американский посол г-н Мари с членами посольства. Сделали хорошую прогулку. Находился в бешеном настроении на немцев и турок из-за подлого их поведения вчера на Черном море! Только вечером под влиянием успокаивающей беседы Григория душа пришла в равновесие!» На счет «подлого» поведения турок и немцев — не прибавить, не убавить, а вот на счет своих адмиралов, проспавших все на свете — ни слова. Царь ежедневно подробно записывает в дневник наиболее важные события своей жизни. Он никогда не забывает писать о всенощных, приложениях к иконам, утешительных беседах с Григорием, играх в кости и домино со свитой, стрельбе по воронам и кошкам. Почти каждый день в дневнике он начинает с событий на германском фронте. Но до конца года нет ни единого слова о войне с Турцией.

А как реагировало на «Севастопольскую побудку» турецкое руководство? Турецкий посол в Париже Рифаат-паша официально заявил, что турецкая эскадра, в составе которой находились крейсера «Явуз Султан Селим» и «Мидилли» («Гебен» и «Бреслау»), 28 октября 1914 г. встретили в нейтральных водах к северу от Босфора отряд в составе русского минного заградителя и трех миноносцев. В ходе скоротечного огневого контакта один русский корабль был затоплен. Команда попала в плен, и турки узнали, что отряд шел ставить мины у входа в Босфор. Тогда же были «причинены некоторые повреждения одному из русских портов». Рифаат-паша заявил: «Турецкое правительство считает, что русский командир корабля ставил мины у Босфора без одобрения своего начальства, и готово пленных русских моряков возвратить».

Вот вам блестящий образец дезинформации. Французы и англичане не поверили лишь потому, что Россия была их союзницей. В противном случае английская пропаганда на весь мир бы трубила о русской агрессии. Тем более что все, что сказал Рифаат-паша, похоже на правду. Как мог «Прут» с 750 минами на борту оказаться в середине Черного моря? Кто бы поверил, что заградитель с минами ходил в Ялту за пехотным батальоном? Такой приказ мог дать или сумасшедший, или изменник. Но поскольку Эбергард после этого остался командовать Черноморским флотом, то, значит, турки правы?!

Посол Турции в Петрограде Фахретдин-бей попытался заручиться обещанием России не посылать свои корабли к турецким берегам в обмен на заверение, что османский флот вообще больше не появится в Черном море. Сазонов в ультимативной форме потребовал немедленного удаления всех немцев из турецких армии и флота в качестве предварительного условия переговоров о компенсации за «вероломное нападение на наши берега и причиненный от этого ущерб».

Послы Антанты поддержали требование России. Великий визирь Сайд Халим-паша, председатель меджлиса Халиль-бей и даже ряд высших офицеров на экстренном заседании военного кабинета 1 ноября 1914 г. высказались за аннулирование союза с Германией и за удаление всех германских военных советников. Однако губернатор Стамбула Мехмед Талаат-паша напомнил собравшимся о том, что город под прицелом орудий германских крейсеров. Вокруг дворца, где шло заседание, стояли караулы германских моряков. Наконец, немцы пустили в ход неотразимое для турецких правителей оружие — деньги. Кайзер утвердил заем Турции в 100 млн. франков золотом, причем первые два миллиона уже были отправлены. Против такого аргумента пашам возразить было нечего.

11 ноября 1914 г. Султанским фирманом была объявлена война России, Англии и Франции. К тому времени 70-летний султан Мехмед V был лишь номинальным правителем. «А нам действительно нужна война?» — растерянно спросил султан у Энвера-паши. Тот ответил: «Аллах велик. Мудрость Всемогущего безгранична».

Глава 2 КАМПАНИЯ НА ЧЕРНОМ МОРЕ 1914 ГОДА

 Главной задачей германско-турецкого флота в течение всей войны была оборона Проливов (Дарданелл — от союзников, а Босфора—от русских).

Второй по важности задачей было обеспечение коммуникаций на Черном море. Железных дорог и шоссе в азиатской части Турции было крайне мало, поэтому роль морских перевозок было трудно переоценить. Наиболее важными коммуникациями были перевозка угля из порта Зунгулдак в Стамбул и перевозка войск и боеприпасов на Кавказский фронт. Меньшее значение имели перевозки грузов из портов Румынии и Болгарии в Стамбул.

Угольный район азиатского побережья, включавший в себя Зунгулдак, Козлу, Эрегли, Килнмли, Парфсни и другие пункты, издавна снабжал Константинополь и прилегающие к нему местности углем. Зунгулдакский уголь был невысокого качества и уступал английскому углю, но экспорт последнего был прекращен после начала войны. Единственный путь доставки угля из района Зунгулдака был морской, поскольку Стамбул и Зунгулдакский район не были связаны ни железной, ни шоссейной дорогой. Естественно, что русский флот пытался пресечь или, по крайней мере, уменьшить перевозки угля из Зунгулдака.

4 ноября 1914 г. русская эскадра вышла в море. Уже в море корабли разделились. Четыре новых эсминца — «Дерзкий», «Гневный», «Пронзительный» и «Беспокойный»— пошли к Босфору ставить мины, а остальные корабли двинулись к Зунгулдаку.

Эсминцы приняли в перегруз по 60 мин. В ночь с 5 на 6 ноября мины были выставлены у Босфора в 12 милях (22,2 км) от берега. В случае встречи с сильнейшим неприятелем, эсминцы должны были отойти под прикрытие эскадры, находившейся в море. В целом постановка была выполнена хорошо, но, ввиду неточности счисления и отсутствия промера мины были поставлены на больших глубинах, и многие из них поя воздействием давления воды взорвались. За время постановки на эсминцах было насчитано более 50 взрывов. Таким образом, поставленное заграждение было в большей части уничтожено в момент постановки.

Основная часть эскадры, в составе которой были броненосцы «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три Святителя», «Ростислав», крейсеры «Кагул», «Память Меркурия», «Алмаз» и девять эскадренных миноносцев, направилась сперва к европейским берегам, откуда спустилась к Босфору с целью прикрыть операцию постановки мин. По ее выполнении флот лег курсом на Зунгулдак с расчетом подойти к Угольному району с рассветом 6 ноября.

В 7 ч 30 мин 6 ноября русские корабли увидели берег в районе Зунгулдака. От эскадры отделились и пошли к порту броненосец «Ростислав», крейсер «Кагул» и шесть эсминцев.

В 8 ч 20 мин, подойдя на дистанцию 75 кабельтовых (13,9 км), «Ростислав» открыл огонь из 254-мм пушек. В 8 ч 50 мин стрельба была окончена. Было выпушено 26 снарядов, к этому времени дистанция до порта составляла 59 кабельтовых (10,9 км). На берегу было замечено несколько пожаров.

«Кагул» подошел к берегу на дистанцию 42 кабельтовых (7,8 км) и в 9 ч 5 мин открыл огонь из 152-мм пушек по элеватору, а затем — по гавани. После первых 15 залпов всю гавань заволокло дымом поэтому стрельбу пришлось перенести на заводские постройки.

Всего было сделано 30 залпов и израсходовано 230 снарядов калибра 152 мм. В 9 ч 30 мин крейсер окончил стрельбу и присоединился к флоту. Во время бомбардировки под берегом, в районе Зунгулдака, были замечены два парохода, один из которых был уничтожен эсминцами, а другой расстрелян «Кагулом» на обратном пути к эскадре.

К 11 часам, по присоединении «Кагула» и эсминцев, эскадра, построившись в походный порядок, двинулась обратно в Севастополь. Но тут крейсер «Память Меркурия» увидел слева в море силуэты трех пароходов. Это оказались три больших турецких транспорта — «Безми Ален», «Митхад-Паша» и «Бахри Ахмет», шедшие в Трапезунд с войсками для турецкой армии, действовавшей на Кавказе. Огнем эскадры все три транспорта около 11 ч 30 мин были потоплены, причем эсминцами спасена часть команды и перевозившихся войск.

Эти транспорты, выйдя ночью из Босфора, следовали без конвоя вдоль азиатского побережья и, обнаружив русскую эскадру, намеревались, пользуясь мглой, обойти ее, но были замечены.

Покончив с транспортами, эскадра взяла курс на Севастополь и, выдержав на обратном пути сильный шторм, 7 ноября вернулась в базу.

Обстрел Зунгулдака был малоэффективен из-за очень плохой видимости, но уничтожение транспортов с войсками было серьезной неудачей турок.

Турки пытались прикрыть перевозку войск всеми боеспособными кораблями. 5 ноября вышли в море крейсеры «Бреслау» и «Гамидие»для непосредственного прикрытия транспортов. Сам контр-адмирал Сушон на «Гебене» в сопровождении минного крейсера «Берк-Сатвет» вышел 6 ноября в 3 ч 35 мин из Босфора с целью войти в боевое соприкосновение с русскими и произвести демонстрацию у Севастополя, которая должна была отвлечь внимание русских от турецких транспортов.

Однако из войсковых транспортов до места дошел лишь пароход «Ак-Денис», доставивший три тысячи солдат в порт Трапезунд.

6 ноября в 9 ч 20 мин «Гебен» взял курс на Ялту, на южную оконечность Крыма, но в 9 ч 30 мин получил радиограмму из Стамбула, гласившую, что в 8 ч были замечены 10 русских военных кораблей у Зунгулдака. Сушон сражу же отправился на поиски русской эскадры, но ее не нашел и рванулся к Босфору. Германо-турецкое командование решило, что русские после Зунгулдака пойдут обстреливать укрепления Босфора. К выходу из Босфора были подтянуты два старых броненосца «Хайреддин-Барбаросса» и «Торгут-Рейс», которые вместе с «Гебеном» должны были дать генеральное сражение русской эскадре. Но, как мы уже знаем, ждали они напрасно, русские броненосцы уже стояли в Севастополе.

В отместку за обстрел русскими Зунгулдака Сушон приказал «Бреслау» обстрелять порт Поти. 7 ноября в 7 ч 20 мин «Бреслау» с дистанции 2—2,5 км (по немецким данным), а вероятнее с 4,5—5,5 км (по русским данным), выпустил по Поти 81 — 105-мм снаряд. Особых разрушений в порту не было. С берега ему ответила полевая батарея. Попаданий в крейсер не было, но в 8 ч он прекратил огонь и ушел полным ходом.

В ответ на бомбардировку Поти русская эскадра в том же составе (5 броненосцев, 2 крейсера и 12 эсминцев) утром 17 ноября обстреляла Трапезунд. Собственно, обстрел был проведен «Ростиславом» и «Памятью Меркурия», а остальные корабли прикрывали их.

Контр-адмирал Сушон решил перехватить русских. 17 ноября в 15 ч 30 мин «Гебен» и «Бреслау» вышли из Босфора. На следующий день в 11 ч 40 мин у берегов Крыма в районе мыса Сарыч крейсер «Алмаз» обнаружил дымы вражеских кораблей, а радиостанции эскадры перехватили переговоры «Гебена» и «Бреслау».

Вскоре противники в тумане заметили друг друга. В 12 ч 20 мин с дистанции 40 кабельтовых (7,4 км) «Гебен» и флагманский корабль Эбергарда «Евстафий» почти одновременно открыли огонь. В течение 10 минут боя русские корабли сделали 30 выстрелов из 305-мм орудий, из которых в «Гебен» попало только три. Кроме того, было сделано несколько десятков выстрелов из 152- и 203-мм орудий, из которых 11 попали в цель. Почти все попадания принадлежали «Евстафию». Дело в том, что все пять русских броненосцев должны были стрелять централизованно, причем управление централизованным огнем находилось на «Иоанне Златоусте», шедшем за «Евстафием». Но по приказанию Эбергарда стрельба была начата «Евстафием» самостоятельно. Ряд историков считает это ошибкой, спасшей «Гебен» от гибели. Другие, наоборот, утверждают, что это было правильным решением, так как «Иоанн Златоуст» постоянно передавал по радио неверную дистанцию до «Гебена» — 60 кабельтовых, то есть ошибался на 20 кабельтовых. На «Гебене» было убито 105 человек и ранено около 50 человек. 305-мм снаряд попал в каземат 152-мм орудий и вызвал там пожар. Заряды, находившиеся в каземате, не взорвались, так как находились в гильзах. У немцев все орудия имели гильзовое заряжание, а не картузное, как у русских и англичан. Латунные гильзы спасли несколько германских кораблей в ходе Ютландского боя.

«Гебен» успел выпустить девятнадцать 280-мм снарядов, 150-мм пушки использовать ему не удалось.

«Евстафий» получил четыре попадания 280-мм снарядами. Первым была пробита средняя дымовая труба и взрывом снесена бортовая радиосеть. Вторым и третьим, попавшими одновременно, были достигнуты попадания в батарейную палубу с пробитием 127-мм брони и повреждением внутренних помещений и оборудования и в правый носовой 152-мм каземат на стыке двух броневых 152-мм плит. Четвертый снаряд при разрыве у борта об воду осколками изрешетил небронированный борт в носовой части вблизи ватерлинии. Потери: убито 5 офицеров и 29 человек команды, ранено 24 человека команды.

Остальные русские корабли и немецкий крейсер «Бреслау» повреждений не имели.

После 10-минутной дуэли «Гебен» и «Бреслау» начали отход и скрылись в густом тумане.

20 ноября крейсер «Гамидие» в 6 ч утра открыл огонь по городу Туапсе с дистанции 8—11 кабельтовых (15—20 км). В течение часа он выпустил 80 снарядов по нефтяным цистернам, но пожара не последовало. Кроме того, была обстреляна радиостанция.

18 ноября минные заградители «Ксения» и «Константин» выставили заграждения у портов Трапезунд, Платана, Уние и Самсун. Это затруднило и задержало выгрузку транспортов с грузом для Кавказской армии.

В конце ноября погиб со всем экипажем минный заградитель «Нилуфер». Около Килии, севернее входа в Босфор, были прибиты его обломки, флаг и трупы двух германских матросов. По-видимому «Нилуфер» или подорвался на русской мине, или стал жертвой собственных мин.

Германский генерал Лиман фон Зандерс, командовавший сухопутными силами в Проливах, потребовал проведения высадки турецких войск в районе Анкермана. Контр-адмирал Сушон был категорически против десанта. В конце концов, намечаемая большая десантная операция вылилась в авантюру — высадку на русское побережье 24 турецких кавалеристов, одетых в русскую униформу, и при этом часть из них умела говорить по-русски. Целью высадки являлось разрушение железной дороги Бендеры — Рени и уничтожение соседних деревень. По выполнении задачи отряду надлежало прорваться в Румынию.

В ночь с 6 на 7 декабря с турецкого парохода было высажено 24 десантника. Пароход конвоировал крейсер «Бреслау». Высадка прошла успешно, а пароход благополучно вернулся в Босфор. Однако диверсанты были вскоре обнаружены русскими и в полном составе сдались в плен.

«Бреслау» же пошел к берегам Крыма и безрезультатно обстрелял тральщики, проводившие контрольное траление. Крейсер был атакован русским самолетом. Однако его бомбы упали далеко от борта корабля. Это была первая атака самолетом корабля на Черном море.

6 декабря «Гебен» в сопровождении минных крейсеров «Берк-и-Сатвет» и «Пейк-и-Шевкет» вышел в море для обеспечения переброски сухопутных войск на четырех транспортах, следовавших под конвоем «Меджидие». Перевозились два батальона, две горные батареи, сто кавалеристов, верблюды и снаряжение. Энвер-паша с генералом Бронзартом следовал на «Гебене», чтобы присоединиться к Третьей армии у Трапезунда.

Конвой прошел благополучно, но из-за русских минных заграждений у Трапезунда войска высаживались восточнее, в Ризе.

10 декабря после высадки транспорты вышли в море под конвоем «Меджидие» и «Берк-и-Сатвета», а «Гебен» и «Пейк-и-Шевкет» направились к Батуму с целью его обстрела. Верхушки гор были ярко освещены солнцем, а само побережье покрыто туманом. В 12 часов русская радиостанция открыто сообщила: «"Гебен" у Батума». Из-за плохой видимости под берегом «Гебену» пришлось подойти на 81 кабельтов (15 км). Он выпустил пятнадцать 280-мм снарядов. Стрельба велась с 13 ч 39 мин до 13 ч 48 мин, то есть всего 9 минут. После этого «Гебен» развернулся и полным ходом ушел в море. Снаряды «Гебена» легли совершенно бессистемно — с большими недолетами от береговой батареи Бурун-Табае, в городе, на приморском бульваре и в гавани. Бомбардировка никаких существенных результатов не имела: было повреждено несколько частных домов, осколком пробит борт одного из пароходов, убит один человек и ранено четыре.

Береговые батареи ответили, но попаданий в «Гебен» не было. Перед войной большая часть береговых орудий Михайловской крепости была демонтирована. Как морское, так и сухопутное русское командование придавало большое значение Батуму и собиралось создать там первоклассную береговую оборону. В 1910—1913 гг. там планировалось построить мощные береговые батареи. Они должны были состоять из четырех 356/52-мм двухорудийных башенных установок и шести 152/52-мм двухорудийных башенных установок. Заметим, что береговых установок такой мощности к 1914 г. не было ни в одной стране мира. В 1914 г. в связи с более высокой готовностью 305-мм установок, было решено 356-мм башни заменить на 305-мм двухорудийные башенные установки.

Но, увы, к ноябрю 1914 г. под башенные установки в Батуме только начали рыть котлованы. Тогда из Кронштадта в Батум были срочно направлены две 254/45-мм открытые установки с углом возвышения 30°. Во время обстрела «Гебена» эти орудия только устанавливались и не могли вести огонь. К 27 декабря оба орудия были готовы к стрельбе. А к лету 1915 г. в Батуме было установлено еще два 254/45-мм орудия.

Последней операцией в кампанию 1914 г. стала попытка закупорки порта Зунгулдак. Первые же бомбардировки Зунгулдака показали, что, несмотря на разрушения, нанесенные русской эскадрой, добыча и транспортировка угля продолжались. Одновременно выяснилось, что имеющийся в Зунгулдакской гавани прочный мол благодаря своей высоте скрывает стоящие в гавани пароходы настолько, что поверх стенки мола видны обычно только мачты и часть трубы. Таким образом, пароходы были защищены от огня кораблей, особенно эсминцев и крейсеров, которые, обстреливая Зунгулдак и, не подходя под действительный обстрел батарей, не могли причинить пароходам существенных повреждений. Показания пленных, подтверждая это, указывали еще и на то, что, мол, порт служит базой как для мелких пароходов, занимающихся буксировкой шаланд, так и для каботажных судов, прячущихся в нем при появлении русских кораблей.

Это навело командование на мысль предпринять операцию закупорки гавани Зунгулдака затоплением при входе и внутри ее нескольких старых пароходов, нагруженных каменным балластом. Для этой цели были отобраны наиболее изношенные пароходы, имевшиеся в распоряжении Черноморского флота, — «Олег», «Исток», «Атос» и «Эрна».

20 декабря русская эскадра вышла из Севастополя. Для прикрытия операции против Зунгулдака отряд минных заградителей («Алексей», «Ксения», «Георгий» и «Константин») выставил в ночь с 21 на 22 декабря у входа в Босфор большое минное заграждение в 600 мин.

Непосредственное прикрытие минных заградителей осуществлялось 3-м дивизионом эсминцев. Дальнее охранение минных заградителей осуществляла вся эскадра. Только после ухода минных заградителей в Севастополь эскадра двинулась к Зунгулдаку.

23 декабря в 14 ч 30 мин от эскадры отделился отряд кораблей и судов, предназначенных для заграждения порта Зунгулдак. Головным шел «Ростислав», затем — пароходы, «Алмаз» и эсминцы. Так как в скором времени пароход «Эрна» получил повреждение машины, то «Ростислав» взял его на буксир, из-за чего отряд двигался 5,5-узловым ходом. Ввиду свежей погоды начальник отряд разрешил эсминцам держаться по способности, сохраняя строй.

Ночью на пароходе «Эрна» справились с повреждением машины, и он двинулся самостоятельно. 24 декабря к 3 ч 50 мин «Ростислав» потерял из виду суда своего отряда, зато обнаружил прожектор неизвестного корабля. Одновременно по радио сообщили, что в море близко работает неприятельская станция, причем уверенно называли «Бреслау».

Это действительно был «Бреслау». 24 декабря в 3 ч ночи он заметил судно, шедшее без огней. Осветив его прожектором, «Бреслау» опознал в нем русский пароход и обстрелял его с дистанции 7 кабельтовых (около 1300 м). Пароход получил несколько попаданий и начал тонуть. Но тут «Бреслау» заметил, что пароход сопровождается каким-то военным двухтрубным кораблем и эскадренными миноносцами. «Бреслау» немедленно отвернул полным ходом на восток.

С рассветом «Ростиславу» удалось собрать весь свой отряд, за исключением парохода «Атос». Ночной атаке «Бреслау» подвергся пароход «Олег», Он получил несколько попаданий и подводных пробоин, но сохранил ход.

А тем временем (в 6 ч 50 мин) заблудившийся «Атос» был атакован «Бреслау». После первых выстрелов крейсера команда «Атоса» села в шлюпки и была подобрана немцами. В плен было взято два офицера и 31 матрос. Ранее «Атос» был германским торговым судном, захваченным русскими в начале войны.

Между тем к 10 ч 40 мин 24 декабря «Ростислав», «Алмаз», три парохода и эскадренные миноносцы подошли к Зунгулдаку. Остальная эскадра держалась мористее. Адмирал Эбергард послал миноносец на поиски «Атоса». Вместо «Атоса» миноносец обнаружил «Бреслау», но доложил, что это «Гебен».

Эбергард испугался еще больше и приказал «Ростиславу» и «Алмазу» бросить пароходы и идти на соединение с эскадрой. Бедолаге было мало 16 — 305-мм, 8 — 203-мм и 54 — 152-мм орудий своих четырех броненосцев против 10 — 280-мм и 10 — 150-мм орудий «Гебена». Подавай ему еще на всякий случай четыре 254-мм и восемь 152-мм пушек «Ростислава».

Попытка же деблокировать порт без огневой поддержки «Ростислава» и «Алмаза» была бессмысленной. Турецкие береговые батареи заранее бы расстреляли три парохода. Поэтому к 13 ч все пароходы были затоплены в открытом море, а эскадра пошла в Севастополь. «Бреслау» пытался сопровождать русскую эскадру и во второй половине дня 24 декабря, и рано утром 25 декабря имел две стычки с русскими турбинными миноносцами, вооруженными 102/60-мм пушками. Стрельба велась с дистанции 65 кабельтовых (12 км) и 55 кабельтовых (10,2 км). Обе стороны попаданий не имели.

«Гебен» же действительно был в море. С 21 по 26 декабря и Сушон был в курсе передвижений русского флота, но после боя с «Евстафием» у адмирала пропало всякое желание встречаться со старыми русскими броненосцами.

Повреждения линейного крейсера «Гебен» на русских минах 26 декабря 1914 г.

 26 декабря «Гебен» возвратился в Босфор. Во время последней операции на нем находился генерал-адъютант султана генерал-фельдмаршал фон дер Гольц. В 13 ч 35 мин на виду у босфорских дозорных кораблей, на расстоянии одной мили от входного буя, на «Гебене» почувствовали сильное сотрясение в носовой части с правого борта, а через две минуты — второе сотрясение в средней части корабля, елевого борта флагманский корабль подорвался на минах. Несмотря на то что крейсер принял около 600 т воды, он продолжал путь в Константинополь даже без крена. Как и другие германские корабли, «Гебен» имел лучшую в мире систему непотопляемости.

Это были мины, выставленные отрядом заградителей в ночь на 25 декабря. К удивлению немцев, русские поставили мины на глубине в 180 м, что, по мнению германских минеров, считалось невозможным.

Для ремонта «Гебена» в Стамбуле не оказалось подходящего дока, и для исправления повреждений пришлось изготовить специальные кессоны.

Так закончился первый год войны на Черном море.

Глава 3 КАМПАНИЯ НА ЧЕРНОМ МОРЕ 1915 ГОДА

Русские минные заграждения у Босфора создавали серьезные помехи германо-турецкому флоту. Вход и выход всех кораблей производился только за тралящим караваном. 2 января 1915 г. у входа в Босфор минный крейсер «Берк-и-Сатвет» конвоировал транспорты. Чтобы не столкнуться с одним из транспортов, «Берк-и-Сатвет» был вынужден немного отклониться от протраленного фарватера и подорвался кормой на мине. Повреждения были велики, но германская система непотопляемости выдержала, корабль удалось отбуксировать в Стамбул и поставить в док. Ремонт затянулся, и «Берк-и-Сатвет» вышел из строя до конца войны.

31 января 1915 г. на минах у Босфора погибла канонерская лодка «Невсехир»

4 января крейсер «Гамидие», находясь западнее Синопа, заметил крейсер «Кагул» и четыре эскадренных миноносца. «Кагул» шел полным ходом, так что дистанция уменьшалась. На дистанции в 60 кабельтовых (11 км) оба корабля открыли огонь. Русские эскадренные миноносцы также вступили в артиллерийский бой и очень быстро пристрелялись. С 12 ч 45 мин до 14 ч «Гамидие» произвел около 80 выстрелов из кормовых орудий. Результаты стрельбы с обеих сторон были незначительны. Хотя неприятельские снаряды ложились вокруг «Гамидие», он получил только одно попадание 150-мм снарядом в корму над броневой палубой и несколько пробоин ниже ватерлинии. Германский командир крейсера утверждал, что русские сделали около 500 выстрелов и что один из эсминцев получил попадание. На самом деле на «Дерзком» при выстреле разорвало 102/60-мм пушку.

В 16 ч «Кагул» и эсминцы повернули и исчезли в пелене дождя. Немецкий командир недоумевал, почему русские ушли. У «Кагула» была реальная возможность уничтожить «Гамидие».

6 января в 7 часов «Гамидие» встретил «Бреслау», и далее они двинулись вместе. В тот же день вечером, в 18 ч 30 мин, крейсеры внезапно встретились с русской эскадрой. Русская эскадра направлялась к побережью Турции с целью перехвата турецкого конвоя из семи судов, направлявшегося из Босфора в Трапезунд. И опять адмирал Эбергард действовал крайне бестолково. Бой шел в темноте надистанции-30—40 кабельтовых (5,5—7,4 км). По неприятельским крейсерам вели беспорядочный огонь крейсеры «Кагул», «Память Меркурия», броненосец «Евстафий» и другие броненосцы. Попаданий «Гамидие» и «Бреслау» не имели и благополучно скрылись, хотя русские крейсера существенно превосходили «Гамидие» по скорости, не говоря уж о турбинных миноносцах.

С самого начала боевых действий командование Кавказской армии требовало у адмирала Эбергарда поддержки огнем кораблей частей, действовавших на Приморском направлении (в районе Батум — Ризе). Но адмирал боялся держать в Батуме полноценные боевые корабли. Поэтому поддержка сухопутного фронта осуществлялась в конце 1914 г. — начале 1915 г. лишь набегами турбинных эсминцев из Севастополя. Эффект действия 102-мм снарядов по береговым целям был незначителен, зато велик расход топлива и износ машин эсминцев.

Тогда сухопутным командованием и местным морским начальником в Батуме была создана импровизированная флотилия из транспорта «Буг», парохода «Принцип», катера лоцмейстерской службы и минного заградителя «Дыхтау». Эти суда были вооружены морскими орудиями, а «Дыхтау» в дополнение и 6-дюймовыми полевыми мортирами для перекидной стрельбы по закрытым береговым целям.

В конце октября 1914 г. Эбергард расщедрился и направил в Батум старый эскадренный миноносец «Жаркий» с двумя 75-мм пушками. За неимением лучшего «батумская флотилия» вместе с «Жарким» с конца ноября 1914 г. до февраля 1915 г. систематически обстреливала турецкое побережье. Армейское начальство неоднократно отмечало эффективность «мортирного огня» «Дыхтау».

Для противодействия «батумской флотилии» германо-турецкое командование неоднократно высылало крейсера «Бреслау» и «Гамидие». Перехватить суда «батумской флотилии» «Гамидие» и «Бреслау» ни разу не удалось, зато 27 января в 8 часов 30 минут в юго-восточной части Черного моря они нарвались на русскую эскадру. За «Бреслау» и «Гамидие» погнались «Память Меркурия» и «Кагул». Погоня длилась 6,5 ч. Русские крейсера имели преимущество в скорости в 1 — 2 узла. Неприятельские крейсера непрерывно радировали в Стамбул, прося вызвать «Гебен», стоявший в Босфоре. Русские радиостанции ставили помехи немцам, но им в конце концов удалось связаться со Стамбулом и получить ответ: «"Гебен" идет».

Но пока «Гебен» развел пары, пока прошел бы за тралами к выходу из Босфора и пока дошел бы до места, с «Бреслау» и «Гамидие» было бы давно покончено. Но около 13 ч на «Кагуле» засорились топки, и он отстал, а «Память Меркурия» один не рискнул догонять противника. А ведь ему достаточно было только повредить корабль противника, а позади шла вся эскадра, которая могла и «Гебен» утопить.

4 февраля 1915 г. «Бреслау» вновь вышел в море из-за категорических требований сухопутных войск унять «батумскую флотилию». 6 февраля в 9 ч 10 мин «Бреслау» увидел перед Батумом четыре русских суденышка (он опознал их как малые миноносцы). С дистанции 59—65 кабельтовых (11 — 12 км) крейсер сделал по ним 50 выстрелов, однако попаданий не добился. Но тут заговорили 10-дюймовые орудия крепости, и «Бреслау» полным ходом двинулся назад. На следующий день «Бреслау» подошел к Ялте и с дистанции в 40 кабельтовых (7. 4 км) дал 8 залпов. С крейсера заметили пожар на небольшом пароходе и двух парусных судах.

Боевые действия на других фронтах Первой мировой войны остаются за рамками нашей работы, и о них говориться лишь тогда, когда они непосредственно касаются боевых действий между Россией и Турцией.

В феврале 1915 г. англо-французская эскадра попыталась форсировать Дарданеллы. В ее составе был дредноут «Куин Элизабет», линейный крейсер «Инфлексибл», 13 английских и 4 французских броненосца, а также десятки крейсеров, эсминцев и других кораблей.

Операция союзников сразу пошла не по плану. Подавить дарданелльские форты с больших дистанций не удалось, а близко подходить союзные линкоры боялись. В конце концов, союзникам удалось высадить в Дарданеллах десант в 68 тысяч человек, которые, закрепившись на небольшом плацдарме у берега, повели позиционную войну с турками. Но тот, кто избегает быстрых и решительных действий, боясь потерь, всегда или проигрывает операции, или несет в последующем куда большие потери.

В течение одного дня 18 марта 1915 г. на минах и от артогня Дарданелльских фортов погибли три броненосца: английские «Иррезистибл» и «Ошен» и французский «Буве».

В ночь на 13 мая у Дарданелл турецкий эсминец «Муавенет» под командой немца Фирле потопил торпедами английский броненосец «Голиаф». 25 мая германская подводная лодка U-21 там же утопила английский броненосец «Трайомф». А через два дня U-21 потопила английский броненосец «Маджестик».

Прорваться через Дарданеллы удалось лишь нескольким английским и французским лодкам. Английские подводные лодки действовали в Мраморном море с апреля по декабрь 1915 г. Они потопили несколько торговых судов и малых боевых кораблей. Наибольший успех выпал на долю подводной лодки Е-11, которая 21 мая потопила канонерскую лодку у Стамбула. 8 августа Е-11 потопила в Мраморном море торпедой турецкий броненосец «Хайреддин-Барбаросса». Кстати, еще один старый турецкий броненосец «Мессудие», построенный еще в 1873 г., был потоплен у входа в Дарданеллы 13 декабря 1914 г. английской подводной лодкой В-11.

Один из транспортов, поврежденный в Мраморном море торпедой с подводной лодки Е-11, выбросился на берег, но 12 августа 1915 г. был добит торпедой с английского гидросамолета. Это было первое в истории боевое применение авиационной торпеды.

В целом Дарданелльская операция союзников окончательно провалилась. В январе 1916 г. остатки союзного десанта покинули Дарданеллы.

Командующий Черноморским флотом адмирал Эбергард поначалу очень боялся подходить с эскадрой к Босфору. В связи с этим он в январе 1915 г. отправил в Ставку пространную записку, где было сказано: «До готовности линейного корабля "Мария" не следует рисковать боем в непосредственной близости от Босфора». Телеграммой от 3 февраля Ставка бой у Босфора оставила на усмотрение Эбергарда. Но 19 февраля из Ставки пришла экстренная телеграмма: «В ближайшее время предполагаются совместные действия англо-французского флота с участием десантного корпуса против Дарданелл. Черноморскому флоту надлежит оказать содействие в виде демонстрации у проливов, которая, в зависимости от достижения нашими союзниками успеха, может быть развита включительно до занятия Босфора совместно Черноморским флотом и флотом союзников».

Для демонстрации или десанта (по ситуации) в Одессе был сосредоточен 5-й кавказский корпус. С демонстрационной целью в Одессе неоднократно проводилась посадка войск на транспорты и выход их в море. Однако в связи с неудачей союзников вопрос о высадке в 1915 г. в Босфоре отпал. Но одесские демонстрации серьезно напугали турок, и те не рискнули отправить в Дарданеллы ни одного солдата из четырех корпусов, защищавших Стамбул и Проливы.

5 марта первый лорд английского адмиралтейства Черчилль сообщил главковерху великому князю Николаю Николаевичу, что «великобританское правительство самым серьезным образом надеется, что, когда наступит момент прорыва английского флота в Мраморное море, русский флот, одновременно с началом атаки Дарданелл союзниками, начнет систематическую, с дальнего расстояния, бомбардировку внешних фортов Босфора, чему придается первостепенное значение».

Было установлено, что командующие обоими флотами, адмирал Эбергард и адмирал Карден, войдут в постоянную связь между собой и согласуют свои действия в зависимости от хода событий у Дарданелл.

27 марта флот в составе пяти броненосцев («Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три Святителя», «Ростислав»), трех крейсеров («Кагул», «Память Меркурия», «Алмаз»), одного авиатранспорта[68] («Николай I»), минной бригады (9 эсминцев) и шести тральщиков[69] вышел из Севастополя курсом на Босфор. В 6 ч утра 28 марта, с открытием турецких берегов, по сигналу командующего (флаг на «Евстафий») броненосцы «Три Святителя» и «Ростислав», крейсер «Алмаз», авиатранспорт «Николай I», предшествуемые тральщиками и охраняемые эсминцами, отделились от флота и направились к Босфору. Флот, имея в дозоре два крейсера, остался в море на ходу, держась против пролива на расстоянии 12—15 миль. Основная часть кораблей должна была держаться на глубинах свыше 200 м, где не могло быть мин. При появлении «Гебена» бомбардирующие корабли должны были отойти к оставшимся броненосцам. Русские не знали, что «Гебен» еще находится в ремонте.

Крейсер II ранга «Алмаз»

В 7 ч «Николай I» и «Алмаз», застопорив машины, стали спускать свои гидросамолеты в 10 милях от Босфора. Оба броненосца продолжали двигаться к проливу. В 7 ч 20 мин, когда тральщики подошли к берегу на расстояние 80 кабельтовых (около 15 км), береговые батареи открыли огонь, но совершенно неэффективный, так как не было видно даже падений снарядов. К 7 ч 30 мин, когда часть гидросамолетов была спущена и готовилась к полету, было получено приказание командующим флотом: «Не увлекаться бомбометанием, главная задача — разведка».

Поднявшиеся самолеты были сразу же обстреляны с батарей шрапнелью и ружейным огнем, но безрезультатно. Вскоре первый из вылетевших самолетов донес, что в устье пролива замечены два небольших миноносца и несколько дальше — минный заградитель.

С приближением броненосцев на указанную дистанцию под азиатским берегом в районе мыса Эльмас был замечен большой четырехмачтовый однотрубный пароход, видимо, груженный, который пытался прорваться в Босфор, идя полным ходом. Из пролива в это время ему навстречу, сигналя прожекторами, вышли два миноносца. Пользуясь отличной видимостью, броненосец «Три Святителя» немедленно открыл огонь с дистанции 65 кабельтовых (12 км), причем с третьего выстрела было получено первое попадание, а затем, когда пароход повернул к берегу, стремясь уйти под защиту батарей Эльмаса, новое попадание в корму вызвало пожар. Было видно, как команда спускает шлюпки и оставляет горящее судно, вскоре приткнувшееся к отмели. Часа полтора спустя на судне произошел сильный взрыв, окутавший его облаком дыма.

Миноносцы были отогнаны двумя залпами «Ростислава», после чего ушли в Босфор. Русский самолет сбросил бомбу на эсминец «Самсун», упавшую в воду в 50 метрах за кормой.

Покончив с пароходом, «Три Святителя» в 10 ч 30 мин, идя 6-узловым ходом за тральщиками, открыл огонь по азиатским батареям сначала в районе мыса Эльмас, а затем по укреплениям в районе Анатоли-Фенер. Следом шел «Ростислав» и повторял стрельбу по тем же батареям вслед за окончанием стрельбы головного корабля.

Обстрел азиатских укреплений продолжался до 11 ч 50 мин. По Эльмасу было выпущено 6 — 305-мм фугасных снарядов, 50 — 152-мм («Три Святителя») и 10 — 254-мм («Ростислав») снарядов. По наблюдениям с судов и самолетов снаряды ложились хорошо, но степень разрушения определить было невозможно, так как точного прицельного огня из-за легкой дымки на берегу вести было нельзя, и обстрел велся по площадям. Батареи не отвечали из-за их малой дальности стрельбы.

К этому времени летчики выяснили, что вплоть до Золотого Рога в проливе больших судов нет. По наблюдениям летчиков было несколько прямых попаданий в батареи, причем в одном случае был вызван взрыв, давший характерный столб дыма, окутавший на время одну из батарей.

В 11 ч, повернув на обратный галс, броненосцы стой же дистанции обстреляли батареи европейского берега в районе Панас-Бурну, выпустив 19 — 305-мм и 5 — 254-мм снарядов. Пересекая линию пролива, броненосцы отчетливо видели ряд ближайших внутренних батарей, где не было мглы. Но они не могли их обстрелять, так как угол возвышения башенных орудий обоих кораблей был мал.

К 12 ч 30 мин корабли закончили обстрел и по сигналу командующего пошли на присоединение к своим силам. С их подходом на флагманском корабле был поднят сигнал: «Поздравляю флот с историческим днем первой бомбардировки укреплений Босфора».

Построившись в походный порядок, флот отошел на север. Корабли весь день и ночь провели в море, чтобы с рассветом снова подойти к Босфору и повторить бомбардировку.

На следующий день, 29 марта, флот снова подошел на видимость Босфора. Погодные условия были те же, но мгла стала еще гуще, и очертания берегов были едва различимы.

Летающая лодка М-9 использовалась в 1915—1917 гг. с гидроавиатранспортов «Александр I» и «Николай I»

Тем же кораблям и авиатранспорту было приказано повторить бомбардировку. На этот раз задание было несколько иное, и по семафору было передано на бомбардирующие корабли: «Сегодня план маневрирования тот же, расход снарядов тот же. "Ростиславу" — вчерашняя батарея на мысе Пайрас, "Трем Святителям" — две батареи новых пушек южнее Румели-Фенер. Если по вас будут стрелять батареи, то разрешается выбить и другие цели».

Одновременно на авиатранспорт «Николай I» было передано и новое задание для летчиков: «Задача на сегодня: обязательная часть — 1) держать Босфор под непрерывным наблюдением, 2) корректировать стрельбу; часть желательная — проверить глубже место "Гебена". Летать только на абсолютно исправных аппаратах и брать на себя только выполнимые задачи».

В 7 ч 10 мин оба броненосца, предшествуемые тральщиками и охраняемые эсминцами, направились по назначению.

В 8 ч 10 мин «Николай I» спустил первый самолет, вылетевший по назначению.

Однако выполнить бомбардировку не удалось. По мере приближения отряда к Босфору стало ясно, что обстрел состояться не может, так как мгла перешла в густой туман, который к 9 часам настолько усилился, что головной эсминец, шедший впереди тральщиков на расстоянии 17 кабельтовых (3150 м), едва был виден. Подойдя на 70 кабельтовых (13 км) к проливу, начальник отряда убедился, что бомбардировка невозможна, и повернул к эскадре, сообщив Эбергарду по радио о невозможности вести прицельный огонь.

Продержавшись до вечера перед Босфором в ожидании противника, флот отошел в море, направившись вдоль азиатского побережья.

30 марта русская эскадра в очередной раз провела обстрел побережья угольного района Эрегли — Зунгулдак. Гидросамолеты с «Николая I» и «Алмаза» бомбили угольные копи.

Турецкая разведка донесла в Стамбул, что в Одессе собрано 20 пароходов, на которые грузятся войска. Это была уже описанная демонстрация 5-го кавказского корпуса. Адмирал Сушон решил уничтожить эти транспорты.

1 апреля вышли из Босфора и пошли к Одессе крейсера «Меджидие» и «Гамидие», эсминцы «Муавенет», «Ядигар», «Ташоз» и «Самсун». Командовал отрядом немец — командир «Меджидие» капитан 1-го ранга Бюксель. К 18 ч 30 мин 2 апреля отряд был ввиду острова Фидониси. В тот же день поздно вечером (в 23 ч) эсминцы поставили тралы, за которыми пошли крейсера. Головными шли «Ташоз» и «Самсун» с тралом, за ними на расстоянии 500—600 м «Муавенет» и «Ядигар» с тралом, за ними в 400—500 м «Меджидие» и, наконец, в 700— 800 м - «Гамидие». Скорость хода отряда не превышала 9 узлов. Крейсеры находились точно за тральщиками, как вдруг в 6 ч 40 мин «Меджидие» подорвался на мине (в 15 милях от Одесского маяка). Взрыв произошел с левого борта в районе носовой кочегарки. Вес взрывчатого вещества русской мины составлял 115 кг. Глубина равнялась 15 м (7 сажень). На крейсере застопорили машины, и для спасения личного состава крейсер по инерции выбросился на мелководье, имея руль право-на-борту.

Из-за того, что на небольшой глубине корабль не мог окончательно затонуть, были приняты меры к уменьшению его боеспособности. По данным Г. Лорея, затворы орудий были выброшены за борт, а радиостанция уничтожена. Эсминцы сняли команду крейсера, и в 7 ч 20 мин «Ядигар» по приказанию командующего отрядом выпустил торпеду для окончательного уничтожения крейсера. Торпеда попала в кормовой погреб, корабль выпрямился, а затем погрузился так, что остались торчать только трубы, мачты и верхние мостики.

Адмирал Сушон приказал отменить нападение на Одессу и отряду кораблей возвратиться домой. Обратный путь прошел без приключений, и рано утром 4 апреля отряд вошел в Босфор. А в это время русские тральщики уже вытраливали мины вокруг затонувшего «Меджидие». Орудия с крейсера были сняты и отправлены на сухопутный фронт. Судя по всему, Лорей врет, что орудия были приведены в негодность. Во всяком случае, автор нашел в Военно-историческом архиве отчет об отстреле двух 152-мм пушек с «Меджидие» на одесском полигоне в 1915 г.

17 апреля были начаты работы по подъему «Меджидие», а 31 апреля он был окончательно поднят и отбуксирован в Одессу. После ремонта, 16 октября 1915 г., «Меджидие» под названием «Прут» был включен в состав Черноморского флота. Он получил новое вооружение: десять 130/55-мм пушек... Однако чрезвычайно запущенное состояние котлов ограничило дальнейшую деятельность «Прута» тремя походами.

Чтобы отвлечь внимание русских от нападения на Одессу, Сушон решил показать «Гебен» и «Бреслау» утром 3 апреля у мыса Херсон, но чуть не нарвался в районе Севастополя на русскую эскадру и начал уходить.

3 апреля в 8 ч 15 мин «Гебен» и «Бреслау» обнаружили русские пароходы «Восточная Звезда» и «Провидент» с грузом сахара. После снятия команды оба парохода были затоплены. Затем крейсера снова взяли курс на Босфор. В 11 ч 10 мин с «Гебена» увидели эскадру русских кораблей, впереди которой шел «Кагул» и восемь эсминцев. Следует отметить, что «Гебен» не прошел до конца ремонт, и его максимальный ход не превышал 20 узлов.

В 13 ч 30 мин «Евстафий» и «Иоанн Златоуст» открыли огнь по «Бреслау» с дистанции 82—93 кабельтовых (15,2—17,2 км), но, сделав около 10 выстрелов, прекратили огонь. Несколько осколков упало на палубу «Бреслау». Около 15 ч русские броненосцы скрылись из виду, остались только крейсеры. Видимость, как почти всегда в Черном море, была очень хорошая, дымы отдельных кораблей были видны на 30 миль. Между 17 и 18 часами появилось несколько русских эсминцев, которые вышли влево, чтобы занять благоприятную позицию для атаки. В 20 ч 41 мин эсминцы пошли в атаку на «Бреслау», который с дистанции 19—22 кабельтовых (3519—4074 м) еще при хорошей видимости открыл по ним огонь. Один из снарядов нанес незначительные повреждения эсминцу «Пронзительный». Потерь в личном составе не было. Но и торпеды, выпущенные эсминцами, прошли мимо. Всю ночь «Гебен» и «Бреслау» полным ходом шли к Босфору и рано утром 4 апреля были уже в проливе.

«Гебен» вновь стал на ремонт. А русский флот 15 апреля вновь обстрелял Зунгулдак и Эрегли.

1 мая русский флот в составе броненосцев «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три Святителя», «Ростислав»; бригады крейсеров «Кагул», «Память Меркурия», «Алмаз»; авиатранспорта «Николай I»; минной бригады (9 эсминцев) и четырех заградителей («Ксения», «Алексей», «Константин», «Георгий» в качестве морских тральщиков) вышел из Севастополя для бомбардировки Босфора.

В 5 ч 15 мин 2 мая флот подошел на видимость Босфора. Погода стояла ясная, морс было спокойное, видимость хорошая, пролив совершенно чист.

В 7 ч по сигналу командующего флотом авиатранспорт «Николай I» приступил к спуску гидросамолетов. Так как целью самолетов была только разведка, а не бомбардировка, то самолеты спускались по одному и отправлялись на разведку поочередно.

Кроме одного парохода, полным ходом уходившего вглубь Босфора, никаких других судов в проливе не было. В 7 ч 15 мин командующий сигналом приказал назначенным для бомбардировки броненосцам «Три Святителя» и «Пантелеймон» с тральщиками идти по назначению.

Отделившись от флота, оба корабля направились к Босфору, но вынуждены были из-за опоздания подачи тралов задержаться и только в 8 ч 40 мин, вступив в кильватер тральщикам, дали ход. К этому времени вернувшийся с разведки самолет сообщил, что пролив вплоть до Золотого Рога чист от больших судов, но что около Румели-Фенер замечены подводная лодка и два тральщика, а в проливе находятся два миноносца, укрывшиеся под берегом.

В 9 ч 47 мин, пройдя на расстояние 58 кабельтовых (10,7 км) к мысу Эльмас. корабли открыли огонь, обстреливая на 6-узловом ходу последовательно батареи, расположенные в районе Эльмаса, Фенераки, Кариджс, Беюк-Лимана и Килии. «Пантелеймон», обладавший более дальнобойной артиллерией, обстрелял районы Филь- Бурун, батареи верхнего и нижнего Анатоли-Кавака. Перенеся затем огонь в сторону европейского берега, корабли обстреляли батареи Килии с расстояния 54—63 кабельтовых (10—11,7 км).

В 10 ч 40 мин у Килии, приблизительно на середине между берегом и кораблями, был замечен движущийся по направлению к кораблям бурун, который был признан за след перископа подводной лодки. Сразу с кораблей был открыт огонь 152-мм артиллерией, причем, после первых накрытий бурун исчез. Однако ряд офицеров считал, что бурун принадлежал стае дельфинов.

Закончив обстрел Килии, корабли легли на обратный галс, чтобы повторить обстрел. На этом галсе, как только корабли вошли в зону пролива, внутренние батареи открыли огонь, причем с батареи Маджар-Кале, расположенной на азиатском берегу, стреляли мортиры, а с батарей в районе Румели-Кавака — пушки. Батареи клали свои снаряды с недолетами до 15—20 кабельтовых (2,8—3,7 км). В результате обстрела нашей корабельной артиллерией в районе мыса Эльмас за фортом Рива произошел сильный взрыв, вызвавший большой пожар.

В 11 ч 45 мин корабли легли на соединение с флотом. «Пантелеймон», идя концевым, до 12 ч 2 мин продолжал обстрел из кормовой башни.

Вся бомбардировка продолжалась 2 ч 15 мин Судами было израсходовано: 56 — 305- мм снарядов и 195 — 152-мм снарядов («Три Святителя»); 110 — 305-мм снарядов и 333 — 152-мм снаряда («Пантелеймон»).

Во время всей бомбардировки в воздухе попеременно находилось пять наших самолетов, один из которых из-за неисправности мотора совершил вынужденную посадку на воду поблизости от пролива и был отведен к «Николаю I» спущенным с него паровым катером. Воздушная разведка продолжалась до возвращения бомбардировавших кораблей к флоту и никаких данных о передвижениях крупных кораблей не дала.

В 13 ч 35 мин «Три Святителя» и «Пантелеймон» присоединились к основным силам флота. Эсминцы были снабжены углем, а затем флот отошел в море, где продержался всю ночь.

Одновременно с бомбардировкой Босфора командующий флотом на рассвете 2 мая послал «Кагул» и «Память Меркурия» в Угольный район с задачей обойти побережье и уничтожить все находящиеся в пунктах угольных погрузок суда. Обойдя весь заданный район, крейсера обнаружили в Козлу один стоящий под самым берегом трехмачтовый небольшой однотрубный пароход, который и был уничтожен артиллерийским огнем. Ни в Зунгулдаке, ни в Килимли судов обнаружено не было.

На обратном пути к Босфору крейсерами был утоплен парусный барк. В 21 ч 31 мин оба крейсера вернулись к флоту, заняв свои места в дозоре.

Проведя ночь в море, флоте рассветом снова подошел к Босфору для повторения бомбардировки.

Летчики доложили об обнаружении подводных лодок. Кроме того, с кораблей были замечены подозрительные буруны, которых ранее никогда не видели. В такой ситуации командующий флотом признал рискованным отделять для бомбардировки «Пантелеймон», так как в случае удачной атаки на него 1-я бригада броненосцев (наиболее сильная) теряла одну треть своей силы и в случае боя с «Гебеном» оказывалась в неблагоприятных условиях, особенно если бы ей приходилось прикрывать подбитый «Пантелеймон». Поэтому его заменили «Ростиславом».

Чтобы дать бомбардирующим броненосцам большую свободу маневрирования в случае атаки подводных лодок, было решено проводить ими бомбардировку отдельно, а не в сопровождении тральщиков, ограничивающих ход броненосцев 6—7 узлами. Броненосцы должны были двигаться по заранее протраленным районам. Поэтому тральщики и эсминцы были заранее посланы к Босфору где их задачей было обследовать и приготовить три маневренных площади у европейского побережья пролива, в районах Кара-Бурну и Чаталджи.

В 7 ч с авиатранспорта был спущен первый самолет, который через 40 минут вернулся и сообщил, что пролив чист от судов.

К 9 ч зыбь усилилась, и весь пролив заволокло густым туманом. В 9 ч 25 мин «Николай I» прекратил спуск самолетов, так как зыбь усилилась, и один из самолетов получил уже из-за этого повреждения. Другой самолет, вернувшийся из разведки, сообщил, что в районе Босфора стоит густой туман высотой до 200 м, мешающий самолетам ориентироваться во время полета.

В 11 ч начальник минной бригады, руководивший работой тральщиков, сообщил, что первые две площади протралены, и прислал к флоту эсминец «Зоркий» для проводки «Трех Святителей» и «Ростислава» к району начала бомбардировки.

В 11 ч 10 мин оба корабля отделились от флота и направились по назначению. Перед броненосцами стояла задача обстрелять приморский фронт района Кара-Бурну и укрепления на правом фланге Чаталджмнеких позиций. Обстрел этого района должен был убедить неприятеля в намерении русского командования высадить десант на европейском берегу.

В 12 ч 45 мин полеты самолетов возобновились. Самолетам было приказано наблюдать за Босфором или оставаться в районе операции, в зависимости от условий погоды.

Разведка с воздуха показала, что Босфор пока чист от неприятельских кораблей. Не было обнаружено никаких кораблей и в районе Кара-Бурну

В 14 ч 40 мин корабли подошли к протраленным районам и начали бомбардировку.

В 16 ч 10 мин бомбардировка была закончена, и корабли к 18 ч присоединились к флоту.

Всего «Три Святителя» выпустил 132 — 152-мм снаряда, а «Ростислав» 39 — 254-мм снарядов. Стрельба велась с дистанции 55 кабельтовых (10,2 км), вне дальности огня турецких береговых батарей, которые, естественно, молчали.

Отойдя на ночь в море, флот к утру снова подошел к европейскому берегу, на этот раз в район Иниады.

В 6 ч 20 мин «Ростислав» пошел по протраленному заранее пространству к бухте Иниады. С дистанции 35 кабельтовых (около 6,5 км) по указанию крейсера «Память Меркурия» «Ростислав» обстрелял почту и телеграф, но никаких военных объектов не обнаружил, тем более что вся прилегающая к бухте местность была покрыта густым лесом.

Выполнив задание, корабли отошли к флоту. 5 мая флот благополучно вернулся в Севастополь.

Лорей писал, что бомбардировки русским флотом Босфора не причинили вреда турецким береговым батареям. Отечественные историки не приводят никаких конкретных данных о причиненном туркам ущербе. Поэтому обстрел Босфора был пустой тратой дорогостоящих снарядов крупного калибра. В 1915 г. Главное Артиллерийское управление издало приказ, где говорилось: «...стрельба без четко поставленной цели является преступной тратой снарядов». Но Эбергард и К не подчинены Главному Артиллерийскому управлению, так почему бы не попугать басурман, да еще, глядишь, и крестик получить.

Рано утром 10 мая русская эскадра вновь подошла к Босфору В 5 ч 40 мин русские корабли были обнаружены турецким дозорным миноносцев «Нумуне». В 6 ч 40 мин на разведку Босфора вылетел русский гидросамолет. В 7 ч 10 мин русские тральщики приступили к тралению. За ними двинулись броненосцы «Пантелеймон» и «Три Святителя», предназначенные для обстрела береговых укреплений. Миноносец «Нумуне» пытался обстрелять тральщики, но был отогнан огнем броненосцев.

В это время «Гебен» находился в Черном море между Босфором и Эрегли. Получив радио с «Нумуне», «Гебен» быстро двинулся в Босфор.

В 6 ч 45 мин крейсер «Кагул» обнаружил «Гебен». В 7 ч 05 мин адмирал Эбергард приказал «Пантелеймону» и «Трем Святителям» прервать операцию и возвратиться к основным силам.

В 7 ч 50 мин «Гебен» с дистанции 87,4 кабельтовых (16,2 км) открыл огонь по русской эскадре. В 7 ч 54 мин «Евстафий» открыл ответный огонь. Через 15 минут открыл огонь «Пантелеймон», который еще не успел соединиться с эскадрой. «Гебен» получил два попадания 305-мм снарядами. Один снаряд попал в баки проник в жилую палубу, но пожара не вызвал. Второй снаряд попал ниже ватерлинии, разорвался, вероятно, у нижней кромки брони, причинил повреждения в бортовом коридоре и вывел из строя второе 150-мм орудие левого борта. Один из 152-мм снарядов попал в ящик для уборки противоторпедных сетей, и сеть свесилась за борт. Потерь в личном составе не было. Тем не менее «Гебен» дал полный ход и стал уходить. В 8 ч 12 мин стрельба прекратилась. Попаданий в русские корабли не было. Но из-за большой разницы в скорости (до 10 узлов) русские броненосцы не смогли преследовать «Гебен», ушедший в свою нору — Босфор. В 14 ч 50 мин того же дня, 10 мая, русская эскадра двинулась обратно в Севастополь. Обстрел укреплений Босфора был сорван, зато адмирал Сушон еще раз убедился, чем грозит «Гебену» встреча с русскими броненосцами.

В 1915 г. на Черном море началась и подводная война. К началу войны германо-турецкие силы не имели подводных лодок в зона Проливов. Русские же располагали четырьмя подводными лодками «Карась», «Карп», «Лосось» и «Судак». Кроме того, осенью 1914 г. из Владивостока в Севастополь по железной дороге были переброшены подводные лодки «Налим» и «Скат». Но все они были устаревшими малыми подводными лодками прибрежного действия.

Немцы направляли свои подводные лодки в Средиземное море двумя путями — вокруг Европы через Гибралтарский пролив и в разобранном виде по железной дороге в австрийскую военно-морскую базу Пола, где они собирались и спускались на воду. Первой подводной лодкой, отправленной на восточный театр военных действий, была UB-8. Ее отправили по железной дороге 20 марта 1915 г., в Полу она прибыла 25 марта и сразу же была собрана. После нескольких пробных походов UB-8 второго мая морем направилась в Турцию. После серии приключений 8 июня подводная лодка UB-8 вошла в Дарданеллы.

Подводная лодка U-21 25 апреля 1915 г. вышла из Вильгельмсгафена (Германия). В территориальных водах Испании лодка была дозаправлена топливом с германского парохода, что являлось грубым нарушением международного права. 13 мая U-21 зашла в австрийскую базу, где за неделю была отремонтирована и вновь вышла в море. 24 мая U-21 уже была в Эгейском море. Как уже говорилось, U-21 потопила английские броненосцы «Трайомф» и «Маджестик». 5 июня подводная лодка U-21 прибыла в Стамбул для поднятия морального духа турок.

11 мая 1915 г. из Полы, куда она прибыла по железной дороге, вышла третья германская подводная лодка UB-7. 21 июня она также пришла в Стамбул.

Первой германской подводной лодкой, вышедшей в Черное море, стала UB-7. С 5 по 22 июля 1915 г. она безрезультатно крейсировала вдоль болгарского и румынского побережья.

В 1915 г. получил пополнение и русский подводный флот. 26 февраля были введены в строй подводные лодки «Нерпа» и «Тюлень», в марте — «Морж», в июне — подводный минный заградитель «Краб». 23 августа вошла в строй подводная лодка «Нарвал», а 9 сентября — «Кит».

В конце мая — начале июня 1915 г. крейсер «Бреслау» обеспечивал проход транспортов в порт Зунгулдак. В ночь с 10 на 11 июня «Бреслау» имел бой с эсминцами «Гневным» и «Дерзким», которые вечером 10 июня обстреляли Зунгулдак. Бой происходил на дистанции 10—12 кабельтовых (1,9—2,2 км). От нескольких выпушенных эсминцами торпед «Бреслау» уклонился, зато получил три попадания снарядами. Потери составили 7 человек убитыми и 15 ранеными. Боеспособность «Бреслау» не пострадала, поврежденная радиостанция была быстро исправлена. Снаряд с «Бреслау» перебил на «Гневном» главный паровой трубопровод, и эсминец на несколько часов лишился хода. По исправлении повреждений оба эсминца благополучно вернулись в Севастополь.

А через три дня новая пара эсминцев потопила у Зунгулдака четыре угольных транспорта и два буксира.

В середине июля русский флот должен был провести важную операцию — проводку первого русского дредноута «Императрица Мария» из Николаева в Севастополь.

Для обеспечения операции 14 июля к Босфору подошли сразу четыре русские подводные лодки — «Морж», «Нерпа», «Тюлень» и «Краб». У маяка Анатоли-Фенер «Краб», находясь в подводном положении, выставил 58 мин. На следующий день по выставленным минам немцы поняли, что заграждение поставлено подводной лодкой. Район был протрален, но по отечественным данным (Н.А. Залесский и другие) на минах «Краба» подорвалась канонерская лодка «Иса Рейс». По турецким же данным «Иса Рейс» подорвалась у Босфора 11 июля. Лодка была отбуксирована в Стамбул, где и ржавела до 1924 г.

18 июля 1915 г. в 20 км от турецкого берега близ Босфора на русской мине подорвался крейсер «Бреслау». Мина взорвалась под четвертой кочегаркой правого борта, которая сразу же заполнилась водой. Крейсер принял 642 т воды, но это не отразилось на его плавучести. При взрыве было убито 8 человек. Крейсер направился к берегу малым ходом, чтобы пристать к мелководью. Навстречу ему вышли канонерские лодки, чтобы провести его с тралом.

Исправление повреждений крейсера «Бреслау» было сильно осложнено недостаточностью оборудования порта ремонтными средствами, недостатком материалов и низкой квалификацией рабочих. В результате «Бреслау» находился в ремонте 7 месяцев и вышел в море только 27 февраля 1916 г.

Для прикрытия перехода «Императрицы Марии» в море вышли все пять броненосцев. Сам дредноут шел в сопровождении крейсера «Память Меркурия», авиатранспорта «Александр I», восьми эсминцев и посыльного судна «Ласточка». 14 июля «Императрица Мария» была торжественно встречена в Севастополе.

Ввод в строй дредноута означал принципиальное изменение тактики русского флота. Теперь крупные русские корабли могли, не боясь «Гебена», действовать двумя отрядами. В одном была «Императрица Мария», а в другом — три броненосца: «Евстафий», «Иоанн Златоуст» и «Пантелеймон».

10 августа два русских крейсера и пять эскадренных миноносцев в очередной раз обстреляли Зунгулдак. В тот же день у Зунгулдака подводная лодка «Тюлень» потопила торпедой, выпущенной из подводного положения, транспорте углем. В это же время «Гебен» вывел из Босфора встречный конвой из четырех парусных угольных транспортов и повел их в Зунгулдак. Вечером 11 августа подводная лодка «Морж» у Босфора в подводном положении выпустила торпеду в «Гебен» с дистанции 16 кабельтовых (около 3 км), но промазала. «Гебену» удалось удачно провести конвой в оба конца.

В ночь с 4 на 5 сентября из Зунгулдака вышел отряд угольных транспортов в сопровождении крейсера «Гамидие» и эсминцев «Нумуне» и «Муавенет». В 6 ч 30 мин показались русские эсминцы «Пронзительный» и «Быстрый». Транспорты получили приказание продолжать путь под берегом, а крейсер и оба эсминца в 6 ч 40 мин приняли бой. Дистанция в 66—76 кабельтовых (12,2—14 км) не позволила турецким эсминцам принять участие в стрельбе. Русские стреляли превосходно, большей частью залпами в быстрой последовательности. Они держались на большой дистанции и когда «Гамидие» поворачивал на них, отходили. Лорей пишет, что «Гамидие» мог использовать только два своих 150-мм орудия. Совершенно непонятно, почему немцы не могли использовать и шесть 120/50-мм орудий, которые были на крейсере в 1915 г. Дальность стрельбы их достаточно велика. По словам Лорея, огонь «Гамидие» не мог выдержать сравнения с огнем русских, тем более что оба орудия вскоре выбыли из строя: носовое — после первого выстрела, кормовое — После 33-го. Повреждения не могли быть исправлены корабельными средствами. «Гамидие», маневрируя, уклонялся от попаданий. Так как артиллерия его была выведена из строя, он был вынужден вызвать на помощь «Гебен», который находился в полной готовности и в 9 ч вышел из Босфора. «Гамидие» держался возможно ближе к транспортам, чтобы довести их до Босфора. В это время показался перископ русской подводной лодки «Нерпа». Попытка протаранить «Нерпу» не удалась. Бой отвлекал турецкие эсминцы и «Гамидие» все дальше от транспортов. По-видимому, русские к этому и стремились. В 9 ч 23 мин они неожиданно повернули на восток и полным ходом пошли на транспорты. Транспорты, при приближении «Пронзительного» и «Быстрого», поспешили выброситься на берег и были уничтожены огнем русским эсминцев. В итоге турки потеряли 10780 тонн угля. Затем «Пронзительный» и «Быстрый» ушли в Севастополь. «Гебен» появился после их ухода. На обратном пути 6 сентября «Гебен» был атакован подводной лодкой «Нерпа», но неудачно.

5 сентября 1915 г. из Босфора вышла подводная лодка UB-8, на которую в Стамбуле было установлено 37-мм орудие. Из этого орудия было расстреляно три русских парусника. 11 сентября в 5 ч она обстреляла из пушки бараки у мыса Чауда близ Феодосии, где помешалась торпедная пристрелочная станция Морского ведомства. Учитывая калибр пушки, обстрел имел лишь моральный эффект. Уничтожив еще один парусник, UB-8 16 сентября вошли в Босфор.

6 сентября подводная лодка UB-7 под командованием лейтенанта Вейнера вышла в море с целью крейсерства в районе между Сулинским гирлом и Одессой. В этом районе не было замечено движения судов. С 11 по 15 сентября UB-7 держалась у Одессы.

15 сентября в 8 ч 32 мин в 5,75 мили от Одессы подводная лодка UB-7 потопила торпедный пароход «Патагония» водоизмещением 6011 т. Английский пароход «Патагония» был застигнут войной в Черном море. Его купило русское правительство, и под названием «Транспорт № 46» пароход был включен в состав транспортной флотилии Черного моря. Пароход «Патагония» затонул кормой вниз, а нос остался на плаву. Русским позже удалось поднять пароход, но в шторм он переломился и окончательно затонул.

20 сентября UB-7 благополучно вошла в Босфор.

Немецким и австрийским дипломатам удалось уговорить правительство болгарского царя Фердинанда выступить против Антанты. 21 сентября болгары начали мобилизацию, а 5 октября Болгария вступила в войну. В болгарской армии имелось около полумиллиона солдат, но флот Болгарии был ничтожен. Он состоял из одного учебного судна и шести миноносцев водоизмещением по 100 т. Для войны на море имели значение лишь болгарские порты.

Чтобы поддержать моральный дух болгар, 15 октября «Гебен» зашел в Варну на несколько часов и оперативно убыл обратно.

3 октября из Босфора вышла подводная лодка UB-14. Она зашла в Зунгулдак и оттуда проследовала к берегам Крыма, где 7 октября потопила русский пароход «Катя» с грузом сахара. На следующий день UB-14 был потоплен большой пароход русского Добровольного общества «Апшерон», шедший из Новороссийска в Севастополь с грузом нефти (1000 т). Он сделал выстрел из установленного на нем 37-мм орудия и только после этого застопорил машины. Пароход был потоплен открытием кингстонов. После этого UB-14 отошла, но успела заметить на месте потопления парохода шесть эсминцев. 19 октября подводная лодка UB-14 вернулась в Босфор.

20 октября русские броненосцы под прикрытием дредноута «Императрица Мария» произвели обстрел Варны. При этом гидросамолеты с «Алмаза» и «Николая I» бомбили город. Германские подводные лодки UB-7 и UB-8 пытались атаковать русские броненосцы. UB-7 с дистанции 5 кабельтовых (926 м) выпустила торпеду по броненосцу «Пантелеймон», но торпеда прошла мимо. «Пантелеймон» обстрелял обе лодки 152-мм ныряющими снарядами[70]. Видимо, разрывы ныряющих снарядов заставили UB-7 отказаться от атаки. После атаки подводной лодки броненосец прекратил стрельбу и ушел в море.

Подводная лодка UB-8, которой требовался серьезный ремонт, вернулась 12 ноября в Стамбул. Подводная лодка UB-7 оставалась в Варне до 19 декабря. Крейсерство к устью Дуная, совершенное ей за это время, оказалось безрезультатным: движения торговых судов замечено не было.

Для борьбы с русскими торговыми судами в северо-восточную часть Черного моря была выслана подводная лодка UC-13. Она не имела торпедного вооружения и для выполнения возложенной на нее задачи была вооружена одним английским 57-мм орудием. После кратковременного пребывания в Евксинограде UC-13 направилась к Синопу 18 ноября она пришла в Синоп. Население, до этого никогда не видевшее подводной лодки, радостно приветствовало ее, а выполненный в гавани маневр погружения привел местных обывателей в экстаз. 19 ноября UC-13 снова вышла в море и направилась к Туапсе. 22 ноября под берегом с помощью подрывных патронов она уничтожила русский трехмачтовый парусник «Украина» водоизмещением 150 т с грузом цемента. Второй парусник с грузом дров был подожжен. Команды парусников спаслись на своих шлюпках. Вскоре после этого показался нефтеналивной пароход № 57 водоизмещением 1200 т, шедший под флагом русского Добровольного флота. Увидев подводную лодку, пароход сейчас же повернул к берегу. UC-13 не могла воспрепятствовать этому из-за неисправности орудия. Исправив орудие, лодка открыла огонь. Тогда пароход на полном ходу выскочил на пляж. Команда благополучно покинула его. Постоянные осечки орудия на UC-13 не дали возможности уничтожить пароход. Неисправность орудия и недостаток смазочного масла заставили командира отправиться в обратный путь.

23 ноября в 12 ч 30 мин UC-13 зашла в гавань Сочи. Здесь находилось несколько парусников. Несмотря на энергичный обстрел с берега из винтовок, пулеметов и малокалиберных орудий, подводная лодка уничтожила подрывными патронами два парусных судна. Затем UC-13 вышла в море в надводном положении, не получив никаких повреждений. Отвечать на огонь она не могла из-за неисправности орудия.

При переменной погоде и свежем ветре 25 ноября подводная лодка UC-13 вошла в Зунгулдак. Отсюда она 27 ноября снова вышла в море. В ночь с 28 на 29 ноября был сильный шторм. В 4 ч 05 мин 29 ноября UC-13 была выброшена на отмель у устья реки Мелен на азиатском берегу приблизительно в 100 км от Босфора. Экипаж благополучно перебрался на берег. Чтобы лодку не заметили русские корабли, турки закрыли ее со стороны моря брезентом, выкрашенным под цвет песка и придавшим ей вид небольшого холма. Часть оборудования с лодки была снята. За этим оборудованием из Босфора 9 декабря были высланы две малые канонерские лодки «Таш-Койпрю» и «Иесгар». Канонерские лодки в темноте не нашли места аварии UC-13 и вернулись на рассвете к острову Кефкен, чтобы укрыться за ним в течение дня. Здесь канонерские лодки были застигнуты тремя русскими эсминцами, утром обстрелявшими Кефкен. Эсминцы открыли огонь с дистанции, превышающей дальность стрельбы орудий канонерских лодок. С первого же залпа канонерки были накрыты и вскоре загорелись и затонули. Экипажи укрылись на острове Кефкен. Три человека было убито, двое тяжело ранено. Эсминцы ушли вдоль берега на восток, не обнаружив места аварии подводной лодки DC-13.

Русское командование узнало об аварии UC-13 30 декабря из показаний пленных с угольных пароходов. 31 декабря несшие блокаду Угольного района эсминцы нашли лодку в указанном месте и уничтожили ее артогнем. Причем по присутствию на лодке людей можно было судить, что турки еще надеялись стащить ее на воду.

К концу 1915 г. угольный голод в Проливах принял угрожающий характер. Нехватка угля была так велика, что его не хватало даже для выходов миноносцев в Мраморное море для конвоирования транспортов и борьбы с английскими подводными лодками. Было ограничено движение поездов. О походах больших кораблей в Черное море нечего было и думать.

Глава 4 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ НА КАВКАЗЕ В 1914-1915 ГОДАХ

Верховным главнокомандующим турецких вооруженных сил номинально считался султан Мехмед V. Фактически же армией командовал военный министр Энвер-паша. Начальником генерального штаба был немецкий полковник (впоследствии генерал) Бронзартфон Шеллендорф.

Турецкие сухопутные силы к моменту объявления войны состояли из 40 пехотных действующих дивизий («низама») и 57 резервных пехотных дивизий («редифа»). Кроме того, было и ополчение («мустахфиз»), служившее главным образом для восполнения потерь в действующей армии. Конницы было до 40 полков «низама» и 24 полка иррегулярных.

Дивизии сводились в корпуса, в основном по три корпуса в каждой. Корпуса сводились в армии.

Первая, вторая и пятая армии, всего 266 батальонов, были сосредоточены в районе Константинополя на обоих берегах Проливов, между Адрианополем, Константинополем, Эрегли, Смирной и Дарданеллами.

Третья армия, 190 батальонов, сосредотачивалась против Кавказа и северной части Персии от берега Черного моря до Моссула, имея почти все свои силы на левом фланге против русского Кавказского фронта.

Месопотамская армия, 24 батальона, была сосредоточена между Багдадом и Персидским заливом.

Аравийская армия, 34 батальона, располагалась по восточному берегу Красного моря, от Медины до Адена.

Четвертая армия, 23 батальона, развернулась по берегу Средиземного моря, в Палестине и Сирии.

Таким образом, 456 батальонов из 537 было сосредоточено на севере у Проливов и на Кавказе. Причем в ходе войны Константинопольская группа представляла собой обширный резерв для всех фронтов. Однако почти полное отсутствие железных дорог затрудняло перебрасывание резерва с одного фронта на другой.

Третьей армией командовал Гассан-Изет-паша. В состав армии входили 9-й, 10-й и 11-й корпуса; одна кавалерийская дивизия; 4,5 курдской дивизии; пограничные войска и жандармерия. Третья армия располагала 244 полевыми орудиями. Для усиления армии из Месопотамии подтягивалась 37-я пехотная дивизия 13-го корпуса. Основные силы армии были сосредоточены в районе Эрзерума.

Третьей армии турецким командованием была поставлена задача — разгромить русских у Сарыкамыша, а потом, оставив заслон против Карса, наступать для захвата Ардагана и Батума. В случае перехода русской Кавказской армии в наступление Третья турецкая армия имела задачей не допустить глубокого проникновения русских на турецкую территорию и нанести им контрудар. При вторжении главных сил русской армии на эрзерумском направлении турки должны были окружить их восточнее Эрзерума.

Кавказский театр военных действий в 1914—1915 гг.

Русской Кавказской армией командовал наместник царя на Кавказе генерал от кавалерии граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков. К этому времени графу было 77 лет, и фактически руководство войсками осуществлял его начальник штаба генерал Николай Николаевич Юденич (1862—1933).

К началу военных действий Кавказская армия включала в свой состав 1-й Кавказский, 2-й Туркестанский корпуса и отдельные соединения: 66-ю пехотную дивизию, две казачьи дивизии, две бригады и другие части. Общая численность Кавказской армии составляла 153 батальона, 175 сотен, 12 саперных рот, 350 полевых орудий и 5 батальонов крепостной артиллерии. Всего свыше 170 тысяч человек. Русская армия опиралась на крепости Карс и Батум.

С 1878 г. крепость Карс была сильно укреплена. Основное ее вооружение состояло из: 9 — 8-дюймовых облегченных пушек обр. 1877 г., 58 — 6-дюймовых пушек в 190 пудов, 24 — 6-дюймовых пушек в 120 пудов, 30 — 42-линейных пушек, 32 — 8-дюймовых мортир обр. 1877 г., 4 — 8-дюймовых мортир обр. 1867 г., 54 — 6-дюймовых полевых мортир, 17 — 6-дюймовых крепостных мортир и 48 — полупудовых гладких медных мортир. В качестве противоштурмовой артиллерии в крепости было 20 — 76-мм пушек обр. 1900 г., 40 — 76-мм противоштурмовых пушек обр. 1910 г., 416 полевых пушек обр. 1877 г., 64 полевые пушки обр. 1867 т. и 18 капонирных 57-мм пушек.

Итого 834 орудия.

Что касается Батума (Михайловской крепости), то ее в 1909 г. решил упразднить военный министр В. А. Сухомлинов. Но, как всегда в России, действие дурных приказов начальства ослабляется дурным их исполнением. Приказ Сухомлинова к началу войны просто не успели выполнить. Были лишь демонтированы и увезены тяжелые береговые орудия: шестнадцать 11-дюймовых пушек. К 1 ноября 1915 г. в составе береговой артиллерии Батума было: 4 152/45-мм пушки Кане, 18 — 6-дюймовых пушек в 190 пудов на станках Дурляхера, 12 — 57-мм пушек Норденфельда и 22 9-дюймовые береговые мортиры обр. 1877 г. С суши Батум защищали крепостные орудия: 6 — 42-линейных пушек, 6 — 8-дюймовых пушек обр. 1867 г., 21 — 6-дюймовая полевая мортира и 20 полупудовых гладких мортир. В качестве противоштурмовых орудий использовалось 109 полевых пушек обр. 1877 г. и 8 — 2,5-дюймовых горных пушек обр. 1883 г. Итого 226 орудий.

Артиллерия Карса и Батума была резервом как тяжелой (осадной), так и полевой артиллерии Кавказской армии.

Войскам Кавказской армии ставились задачи: удержать железную дорогу Баку — Владикавказ и Военно-Грузинскую шоссейную дорогу Тифлис — Владикавказ; оборонять важнейший промышленный центр — Баку и не допустить появления турецких сил на Кавказе. Для выполнения поставленных задач русские силы должны были вторгнуться в Западную Армению, разбить передовые части турок и активно обороняться на занятых приграничных горных рубежах.

Армия занимала фронт протяженностью 720 км — от Черного моря до озера Урмия. Так как по условиям театра войска могли действовать лишь на отдельных изолированных друг от друга направлениях, то русские силы были сосредоточены в четырех группах — на трапезундском, ольтынском, эрзерумским и эриванском операционных направлениях. Каждая группа состояла из двух-трех отрядов разной численности. Главный удар русское командование решило нанести на эрзерумском направлении, так как по условиям местности занятие русскими Эрзерума открывало доступ через Эрзинджан в Анатолию. Кроме того, это направление было лучше обеспечено дорогами и допускало использование крупных сил. Действия на главном направлении обеспечивались наступлением части сил на ольтынском и кагызманском направлениях.

Турки также решили действовать наступательно, нанося главный удар на карском направлении и второстепенный — на батумском.

Операции на Кавказском фронте в 1914 г. начались встречными сражениями на эрзерумском направлении (Кеприкейская операция). Перейдя границу 2 ноября, Сарыкамышский отряд Кавказской армии уже 7 ноября захватил Кеприкейскую позицию, расположенную в 50 км от Эрзерума, а также ряд других важных пунктов.

Со стороны Эрзерума наступали турецкие войска. Русские упорно сопротивлялись, но под угрозой обхода правого фланга немного отошли на рубеж Али-Килиса — Ардос — Хоросан. 14 ноября снова завязалось крупное сражение, в ходе которого русские вынудили турков с 19 ноября перейти к обороне. Третья турецкая армия стала закрепляться перед Сарыкамышским отрядом. Началось осеннее бездорожье на равнинах и местами в горах. Это крайне затрудняло активные боевые действия. Тем не менее русские войска 21 ноября перешли в общее наступление, нанесли турецким войскам тяжелые потери и отбросили их. В связи с приходом зимы дальнейшее наступление не могло дать ощутимых результатов, и командование русской Кавказской армии решило остановиться и перейти к обороне на рубеже Маслахат — Азанкей — Юзверан — Арди. В ходе Кеприкейской операции турецкие войска потеряли 15 тысяч человек (в том числе 3 тысячи дезертиров). Потери русских не превышали 6 тысяч человек.

На других направлениях действия русских войск были также успешными. На кагызманском, эриванском и азербайджанском направлениях русские заняли труднодоступные естественные рубежи, преграждавшие наступления турок.

В районе Батума для русской армии сложилась неблагоприятная обстановка. Подтянув к ноябрю к району Хопы большие силы, турки 16 ноября несколькими группами перешли в наступление по направлению к границе. Из них правая группа атаковала Артвин, а три остальные, выдвинув заслон против отряда (около 1 тысячи человек), занимавшего Лиман, двинулись через границу по трем почти параллельным ущельям, угрожая занять коммуникационную линию Артвин — Борчха — Марадиды и зайти в тыл Батуму. Комендант Михайловской крепости двинул против турок почти все наличные силы. Турок удалось было остановить, но внезапно с тыла и флангов на русских напали восставшие аджарцы. Русское командование растерялось и приказало отступить к Батуму. Турки заняли Артвин, Борчху, а со стороны моря подошли к реке Чорох.

Подтянув резервы, в конце ноября 1914 г. русские перешли на контрнаступление и при поддержке огня корабельной артиллерии отбросили турок.

К середине декабря Третья турецкая армия включала: до 121 батальона, около 22 эскадронов, 263 орудия, плюс курдские отряды.

22 декабря турки начали наступление на Сарыкамыш. Руководить наступлением прибыл в Эрзерум сам Энвср-паша. К 25 декабря турки с севера обошли русские войска и пошли к Сарыкамышу. Бой завязался на улицах города. В Сарыкамыш срочно прибыло и русское начальство — генералы А.3. Мышлаевский и Н. Н. Юденич.

Русским удалось оперативно снять с других участков войска и перебросить их к Сарыкамышу. Кроме того, из Тифлиса подошла Сибирская казачья бригада. В результате IX и X корпуса турок оказались в окружении.

Остатки IX корпуса сдались 4 января 1915 г. у Сары камыша, а остаткам X корпуса удалось уйти по горным тропам.

В ходе Сарыкамышкской операции турки потеряли около 90 тысяч человек (в том числе 30 тысяч замерзшими) и 60 орудий. Кавказская армия тоже понесла большие потери. Из строя выбыло более 20 тысяч человек.

В первых числах января 1915 г. русские войска начали наступление на Эрзерум. Одновременно часть войск была направлена на зачистку Аджарии от протурецких повстанцев.

С началом войны турецко-курдские отряды вторглись в персидский Азербайджан. Им удалось занять город Тавриз. В дальнейшем турки намеревались пересечь русскую границу и двинуться на Баку. Но русские войска вступили на территорию Персии и 30 января 1915 г. выбили турок из Тавриза.

В январе — марте 1915 г. батумская группировка русских войск продолжала наступление против 1 турецкого корпуса и овладела городом Хопа.

Но наиболее кровопролитные сражения происходили севернее озера Ван. В мае — июне Кавказская армия продвинулась на 80— 100 км и овладела населенными пунктами Дутак, Малазгирт, Ван, Урмия.

Кавказская армия имела реальные шансы разгромить турецкие войска и начать решительное наступление вглубь неприятельской территории. Однако Николай II и его окружение не только не посылали подкреплений в Кавказскую армию, но и наоборот, периодически забирали из нее наиболее боеспособные части, заменяя их второочередными формированиями. Кавказская армия была строго лимитирована в снарядах. К началу кампании 1915 г. на артиллерийских складах имелся запас снарядов и патронов, исходя из нормы: 50 легких, 75 горных и 50 гаубичных снарядов на орудие, по 50 патронов на винтовку.

Все это дало возможность туркам 9 июля перейти в контрнаступление и взять города Каракалисы и Мелазгирт. Положение русских сделалось угрожающим для всего Кавказского фронта.

Генерал Юденич срочно создал ударную группировку силой в 24 батальона и 31 конную сотню и 1 августа ударил в левый фланг турок. Турецкие войска отступили, и к концу августа фронт стабилизировался на линии Бюлюк — Ваши — Эрджиш (на озере Ван).

Осенью 1915 г. военно-политическая обстановка в Персии ухудшилась, в стране шла вялотекущая гражданская война. Центром турецко-германской пропаганды стал город Исфаган. Он же был средоточием формирования летучих отрядов под руководством германского консула, шведских инструкторов персидской жандармерии и турецких офицеров. Эти отряды предприняли ряд враждебных выступлений против русских и англичан в Персии. Поэтому русское Министерство иностранных дел не считало уже возможным продолжать борьбу с Германией в Персии только дипломатическим путем и потребовало ввода в Персию 10-тысячного отряда, который держался бы наготове между Энзели и Тегераном и должен был бы служить для противодействия «мирным отрядам», навербованным германо-турками.

Однако это требование было отклонено Ставкой, которая возложила наведение порядка в западной части Персии на Кавказский фронт, а в восточной части — на Туркестанский военный округ. В персидском Азербайджане были несколько усилены еще раньше находившиеся там небольшие русские отряды.

Из Туркестана в восточную Персию вошел конный отряд из тысячи казаков при четырех пушках, получивший наименование по месту своего назначения — Хоросанский. Этот отряд задержал и арестовал в Хоросане германско-турецкие группы, следовавшие к афгано-персидской границе, и установил совместно с английским отрядом, достигшим Сенетана, подвижную завесу от Каспийского моря до Индийского океана.

Но германо-турецкая операция не прекращалась, и германский консул занял своим отрядом, составленным из представителей сочувствующих Германии группировок, города Керманшах и Кянгевер.

Тогда из войск Кавказской армии был сформирован кавалерийский корпус генерала Баратова в составе трех батальонов, 39 сотен и 20 пушек. Корпус Баратова был перевезен из Баку по Каспийскому морю и 30 октября высажен в порту Энзели.

Между тем в городе Керманшахе собрались отряды персидской жандармерии и наемников. В начале декабря они заняли город Хамадан.

Для противодействия им корпус Баратова 6 декабря выступил из Казвина и, выделив часть сил на направление между Хамаданом и Тегераном с целью прикрыть Тегеран и действовать далее на Кашан и Исфаган, с остальными направился к Хамадану. В нескольких стычках прогерманские формирования были рассеяны. 16 декабря русскими был занят Хамадан, а затем — Доулетабад. После этого русское командование предложило англичанам направить хотя бы небольшой отряд в промежуток между русским отрядом Баратова и английскими войсками, действующими в Месопотамии.

Еще в ноябре 1914 г. английские войска при поддержке флота заняли турецкий порт Фао в устье реки Шат-эль-Араба. В реку был введен английский броненосец и другие корабли. Не имея возможности противостоять им, турки оставили Басру — важный порт в 70 милях от устья реки. Затем английские войска при поддержке канонерских лодок двинулись вверх по Шат-эль-Арабу и заняли город Курн, расположенный у слияния Тигра и Евфрата. К концу сентября английский экспедиционный корпус генерала Тауншенда занял линию Кербела — Кут-эль-Амара, а в ноябре, не доходя 35 км до Багдада, достиг района городища Ктезифан. Здесь англичане 22 ноября были наголову разбиты турками под командованием полковника Нур-эд-дина. Остатки экспедиционного корпуса отступили 3 декабря к Кут-эль-Амаре, где и были осаждены турецкими войсками под командованием генерала фон дер Гольца (Гольц-паши). В апреле 1916 г. английский корпус капитулировал в Кут-Эль-Амаре. Генерал Тауншенд сдался с 10 тысячами солдат и офицеров. Таким образом, провалилась попытка соединения русских войск с английскими.

В завершении рассказа о кампании 1915 г. необходимо сказать и о кадровых изменениях, происшедших в августе 1915 г. как в Кавказской армии, так и в России в целом. 23 августа Николай II сместил с поста главнокомандующего великого князя Николая Николаевича (младшего) и назначил его наместником на Кавказе и главнокомандующим Кавказской армией.

Николай II сам стал главнокомандующим русской армией и флотом. В бытность наследником Николай командовал гвардейским батальоном. Но еще тогда современники говорили, что его военные знания остались на уровне гвардейского поручика. Естественно, что за царя руководство войной вел начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал М.В. Алексеев.

Алексеев был толковым генштабистом, но не более. Ни на Суворова, ни даже на Потемкина он явно не тянул. Конечно, он, как военный специалист, существенно превосходил великого князя Николая Николаевича. Но у Николая Николаевича был титул и был характер. Кстати, именно из-за этого его и сняли. Он оказался слишком самостоятельным, и императрица вместе с Распутиным нашептывали царю, что его главнокомандующий лелеет планы стать Николаем III. Возможно, какие-то основания для этого и были. Если честно сказать, то после поражений русских войск на германском фронте в 1915 г. и резкого усиления роли Распутина при дворе почти все семейство Романовых уяснило, что Ники ведет страну к гибели. Чуть ли не каждый великий князь мысленно примерял на себя корону Российской империи.

С самого начала царствования Николая II аппарат управления империей постепенно приходил в негодность. Однако с принятием Николаем поста Верховного главнокомандующего начался развал централизованного управления империей. Царь метался между Ставкой и семьей, находившейся в Царском Селе. Но большую часть времени он все-таки проводил в Ставке. Все же министерства оставались в Петрограде, и министрам приходилось постоянно курсировать между министерством и Ставкой. По законам Российской империи и сложившемуся за 100 лет порядку царица осуществляла лишь представительские функции и не имела никакого отношения к аппарату управления страной. Однако в связи с отсутствием Николая II в столице императрица Александра Федоровна с большой охотой стала постепенно брать на себя функции правящего монарха. Она принимала доклады министров, издавала распоряжения и т.д. Действиями же царицы руководил Распутин. В свою очередь Григорием руководили господа Симоанович, Рубинштейн и К. Централизованная власть в стране с середины 1915 г. и до конца 1916 г. постоянно трансформировалась в многополярную власть. Один полюс — императрица и ее окружение; другой полюс — генералитет в Ставке; третий полюс — думцы и поддерживающий их капитал. Особняком стояли семейства великих князей. Огромную силу приобретала масонская организация, имевшая своих членов среди капиталистов, генералов и великих князей.

Глава 5 КАМПАНИЯ НА ЧЕРНОМ МОРЕ 1916 ГОДА

1916 год начался с эвакуации союзных войск из Дарданелл. В Мраморном море снова зажглись маяки, оживилось судоходство, которому больше не угрожали английские подводные лодки. 17 января 1916 г. через Балканы в Стамбул прибыл первый поезд прямого сообщения Берлин — Стамбул. Все это подняло настроение как правителей, так и населения Стамбула.

Но из Угольного района каждый день приходили известия о появлении русских эсминцев. Они атаковывали и уничтожали буксиры и парусники. Постоянно приходилось откладывать переходы пароходов из Зунгулдака и обратно, хотя уголь был крайне необходим. Из-за того, что в районе Зунгулдака постоянно крейсировали русские эсминцы, было решено отправить «Гебен» для обеспечения прохода порожнего транспорта в Угольный район. 7 января 1916 г. угольный транспорт «Кармен», имея на борту одного унтер-офицера и трех матросов с «Бреслау», вышел из Босфора под конвоем эсминцев, которые сопровождали его до 6 часов вечера. Далее ночью он должен был следовать самостоятельно. «Гебен» вышел из Босфора 7 января в 17 ч 40 мин и в 8 ч утра 8 января уже находился перед Зунгулдаком. Здесь на «Гебен» по радио сообщили, что этой ночью транспорт «Кармен» был атакован тремя русскими эсминцами и потоплен. Части экипажа удалось достичь берега и спастись. «Гебен» повернул назад и в 8 ч 23 мин увидел два русских эсминца. «Гебен» пустился в погоню. Русские эсминцы отходили на северо-запад. В 9 ч 15 мин на «Гебене» заметили на горизонте густой дым. Это шел дредноут «Императрица Мария» в сопровождении эскадренных миноносцев «Пронзительный» и «Пылкий». В 9 ч 40 мин дредноут открыл огонь. «Гебен» начал отвечать. Дредноут «Императрица Мария» лег на контркурс. Когда «Гебен» перешел за траверз дредноута, последний в 9 ч 44 мин повернул вслед за «Гебеном». В 10 ч 10 мин он прекратил стрельбу и скрылся на северо-запад. Бой начался с дистанции 110 кабельтовых (20 км). Залпы русского дредноута ложились кучно, в непосредственной близости от «Гебена», и многочисленные осколки попадали на палубу. Ими был пробит флаг на гафеле. Последние всплески ложились на расстоянии 8—11 кабельтовых (1,5—2 км) от«Гебена». «Императрица Мария» сделала около 150 выстрелов, причем наибольшая дистанция стрельбы составляла 125 кабельтовых (23 150 м). «Гебен» произвел пять выстрелов и уже в 9 ч 44 мин прекратил огонь из-за слишком большой дистанции. Сознавая артиллерийское превосходство «Императрицы Марии», «Гебен» стремился уйти из сферы ее огня. Но русский дредноут развил такую большую скорость, что обросшему ракушками «Гебену», к тому же имевшему расшатанные гребные валы, с трудом удавалось увеличивать дистанцию.

У входа в Босфор «Гебен» поднял на борт гидросамолет, который из-за неисправности руля не мог передвигаться. 8 января в 15 ч «Гебен» вошел в Босфор, имея в качестве противолодочного охранения миноносцы «Муавенет», «Нумуне» и «Басра».

В конце 1915 г. закончилась боевая подготовка второго русского дредноута «Императрица Екатерина Великая». (До 14 июня 1915 г. его называли «Екатерина II», а с 16 апреля 1917 г. — «Свободная Россия». Мы же для краткости будем называть его «Екатериной II»). В связи с этим главные силы Черноморского флота были разделены натри маневренные группы:

— Первая: дредноут «Императрица Мария», крейсер «Кагул» и группа старых угольных эскадренных миноносцев (турбинные нефтяные эсминцы несли блокадную службу).

— Вторая: дредноут «Екатерина II», крейсер «Память Меркурия» и группа старых эсминцев.

— Третья: броненосцы «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», крейсер «Алмаз» и группа старых эсминцев.

Эти группы поочередно выходили в море, где, в зависимости от запасов топлива, крейсировали в течение 5—6 суток в районе между меридианами мысов Кефкен — Керемпе, вне видимости берегов и на расстоянии от них в 40—60 миль.

Одновременно для несения блокадной службы в непосредственной близости берегов в районе Кефкен — Эрегли — Зунгулдак — Амастро — Керемпе выделялась очередная пара турбинных эсминцев, в задачу которых входило: днем — осмотр побережья Угольного района, а ночью — крейсерство на вероятных путях угольных пароходов. Идя экономическим ходом в 3—5 милях от берега, эсминцы выполняли свою задачу, держа связь с маневренной группой, чтобы последняя могла все время находиться на одном меридиане с эсминцами и в любой момент, в случае встречи с более сильным противником, дать им возможность отойти в кратчайшем направлении под ее прикрытием.

Согласование движения блокадных эсминцев и прикрытия устанавливалось планом операции, составленным начальником данной маневренной группы. Так как топлива как у нефтяных, так и у угольных эсминцев хватало только на 50—60 ч (900—1000 миль хода с 15-узловой скоростью), то есть только на половину времени пребывания маневренной группы, обычно назначалось по две смены блокадных и охранных эсминцев. Смена эсминцев происходила в море, причем сменяющая группа, вступая в выполнение своей задачи, продолжала действия предыдущей в соответствии с общим планом операции.

Таким образом, главной задачей маневренных групп было прикрытие блокирующих эсминцев на случай появления «Гебена» или других неприятельских судов. Для непосредственного наблюдения за Босфором в районе последнего постоянно находилась одна из подводных лодок, которая, в случае выхода неприятеля из пролива, сообщала об этом по радио начальнику маневренной группы.

Постоянное пребывание в море одной трети действующего флота, равной по силе «Гебену», позволяло черноморскому командованию вкрапливать в эту систематическую блокаду отдельные операции, которые, по мнению командования, могли в той или иной мере способствовать скорейшему разрешению основной задачи — прекращению угольного снабжения противника.

Необходимость таких операций подсказывалась, главным образом, тем, что систематическая блокада эсминцами все же не достигала цели. Пускаясь на все уловки, теряя большое число пароходов, турки все же ухитрялись прорывать блокаду, и блокирующие миноносцы время от времени все же находили в гавани Зунгулдака суда, грузившиеся углем.

Убедившись, что бомбардировки с моря не приводят к необходимой цели, командование решило предпринять операцию воздушного налета на Зунгулдак, пользуясь для этой цели имеющимися в составе флота двумя авиатранспортами.

5 февраля 1916 г. в 6 ч утра из Севастополя для несения блокадной службы в Угольный район вышли эсминцы «Поспешный» и «Громкий». В 13 ч от командира «Поспешного» было получено радио, что у Зунгулдака «ветер зюд-ост один балл, легкая зыбь стихает». Тогда маневренная группа в составе судов «Императрица Мария», «Кагул», двух угольных миноносцев, а также авиатранспортов «Александр I» и «Николай I» в 14 ч вышла в море.

Наследующий день, 6 февраля, в 9 ч утра маневренная группа соединилась с «Поспешным» и «Громким», приступившим к охранению дредноута и авиатранспортов.

В 10 ч 20 мин на расстоянии 15 миль от Зунгулдака авиатранспорты застопорили машины и приступили к спуску самолетов. К 11 ч все самолеты были спущены и вылетели для бомбардировки парохода.

Авиатранспорты отошли к северу оставив оба эсминца для оказания помощи поврежденным гидросамолетам в районе Зунгулдака. Из 14 самолетов приняли участие в операции 11, так как три из-за неисправностей моторов не смогли долететь до Зунгулдака и сели на воду.

Все самолеты были вооружены двумя 30-килограммовыми, несколькими 4-килограммовыми бомбами и сигнальными дымками. Густые кучевые облака закрывали Зунгулдак и мешали летчикам находить цели и пристреливаться. Небольшие «окна» в облаках лишь на короткий момент позволяли летчикам сориентироваться, и это сильно сказалось на результатах бомбардировки. Попытки снизиться и держаться ниже облаков на высоте менее 500 метров пресеклись энергичным шрапнельным огнем неприятельских батарей, причем около самолетов рвалось одновременно по несколько шрапнелей, что говорило о наличие кроме высокостоящих на возвышенностях батарей, стрелявших под большим углом возвышения, еще и специальных зенитных орудий,

Так как цель почти все время была закрыта облаками, часть летчиков была вынуждена отказаться от бомбардировки парохода и сбросить бомбы на случайные, увиденные в «окна» цели — угольные сооружения, подъездные пути, батареи. Такая рассредоточенная бомбежка дала ничтожные результаты.

Из донесений летчиков следует, что условия полета позволили только пяти самолетам бомбардировать пароход, а из сброшенных бомб лишь одна предположительно попала в пароход, а остальные легли на различном расстоянии от него.

Действительно, стоявший за молом пароход «Ирмингард» получил одно попадание бомбой и затонул, но к 25 февраля был поднят, отремонтирован и вступил в строй. Одна бомба попала в группу парусников, один из которых загорелся. Все остальные бомбы были сброшены на берегу. Один из летчиков вообще не сбросил ни одной бомбы, так как не видел целей из-за облаков. Только три летчика из одиннадцати видели попадания своих бомб.

Бомбардировка продолжалась около часа, причем первые гидросамолеты вернулись, сбросив свои бомбы, уже через 20 мин после вылета.

В 11 ч 10 мин авиатранспорты заметили возвращение своих самолетов, повернули к Зунгулдаку и приступили к их подъему.

В 11ч 16 мин «Александр I» во время подъема первого гидросамолета был атакован незаметно подошедшей подводной лодкой UB-7, выпустившей торпеду под углом 45° к носу, и это дало возможность авиатранспорту дать вовремя ход, положив руль лево на борт. Торпеда шла в середину судна, туда, где расположено котельное отделение. «Александр I» дал ход настолько своевременно, что торпеда прошла всего лишь в 5 метрах от кормы и, слегка отклоненная струей от винтов, уткнулась в находившийся рядом гидросамолет лейтенанта Эссена, который едва ее не задержал. По-видимому, отработав уже весь свой ход, торпеда, продержавшись некоторое время на воде, затонула.

По предполагаемому местонахождению подводной лодки был открыт артиллерийский огонь ныряющими снарядами. Но точного местонахождения лодки никто не видел. И лишь некоторое время спустя, когда авиатранспорт стал уходить на север, один из гидросамолетов, вторично поднявшись в воздух, заметил лодку и указал на ее местонахождение дымками. Лодка шла контркурсом по правому траверзу авиатранспорта, перископ был над водой. Должно быть, она хотела повторить атаку. Но «Александр I» открыл артиллерийский огонь. Два близких попадания ныряющими снарядами заставили лодку уйти под воду и больше не появиться до конца операции. По свидетельству одного из летчиков было одно попадание в перископ.

Одновременно всем самолетам и обоим эсминцам было приказано начать поиски подводной лодки, во время которых оба авиатранспорта отошли в море и двигались там с переменными курсами.

40 минут поисков не дали результатов. Тогда авиатранспорты стали принимать свои гидросамолеты на борт. К 13 ч 30 мин была поднята последняя машина, прибуксированная эсминцем «Громкий». На следующий день, 7 февраля, к 13 ч авиатранспорты прибыли в Севастополь. Эсминцы же, несшие блокаду, вернулись в свой район.

30 января 1916 г. для совместных действий с Приморским отрядом генерала Ляхова были отправлены в Батум броненосец «Ростислав», канонерская лодка «Кубанец», эскадренные миноносцы «Лейтенант Пущин» и «Живой», которые вместе с находящимися в Батуме канонерской лодкой «Донец» и эскадренными миноносцами «Строгий» и «Стремительный» образовали Батумский отряд. Начальником отряда был назначен командир Батумского военного порта капитан 1-го ранга М. М. Римский-Корсаков.

Задача кораблей отряда заключалась в том, чтобы, расположившись на фланге турецких позиций, привести к молчанию две береговые турецкие батареи, обстрелять продольным огнем неприятельские позиции и склоны гор, уничтожить оборонительные сооружения и в дальнейшем поддерживать наступление войск отряда, обстреливая различные цели по указаниям с берега.

5 февраля отряд в составе «Ростислава», «Кубанца», «Донца», «Живого», «Стремительного» и «Лейтенанта Пущина» бомбардировал турецкие позиции у реки Архаве. 5 февраля с 8 часов утра до 16 часов «Ростислав» выпустил 94 — 254-мм, 303 — 152-мм и 29 — 75-мм снарядов. «Кубанец» выпустил 68 — 152-мм и 21 — 120-мм снарядов. «Донец»: 17 — 152-мм и 26 — 120-мм снарядов. После обработки позиции турок огнем корабельной артиллерии сухопутные войска пошли в наступление и овладели передовыми позициями турок.

С наступлением темноты «Ростислав» ушел в море, а канонерские лодки и эскадренные миноносцы ушли в Батум.

6 февраля к 8 ч утра для продолжения операции к реке Архаве подошли броненосец «Ростислав» и эсминцы, а несколько позже обе канонерские лодка.

Вслед за «Ростиславом» к 8 ч 30 мин все корабли заняли свои места по прежней диспозиции. Эсминец «Живой» был выдвинут в море на 30 миль в качестве дозорного судна. Эсминцы «Стремительный» и «Лейтенант Пущин» остались вместо него для охраны «Ростислава». «Строгий» был снова послан для наблюдения за дорогами в районе Сумли, Вице и Атина.

«Ростислав» открыл интенсивный огонь по турецким позициям. Причем целеуказание осуществлялось с берега с помощью сигнальной мачты. Было подавлено несколько турецких батарей. Артиллерийским огнем с кораблей были разрушены сильные неприятельские позиции с многоярусными окопами, склоны гор изрыты снарядами, и наступление наших войск прошло с небольшими потерями. Когда результаты корабельного артогня были очевидны и войска перешли в наступление, с сигнальной мачты было передано приказание генерала Ляхова: «Обстрелять район Сумли, Вице», куда были посланы канонерская лодка «Кубанец» и эсминец «Строгий». Обстреляв район Сумли и выпустив несколько снарядов по ущелью Сумли, «Кубанец» прошел до Вице, обстреливая здания. В результате в некоторых зданиях были отмечены взрывы и пожары. Эсминец «Строгий» также обстреливал Вице. На пути к Вице «Строгий», осматривая дороги вдоль берега, у мыса Кеммер, подойдя внезапно к долине Буюк-Дере, обнаружил на дороге неприятельский отряд численностью около 200 человек. Эсминец сразу же открыл огонь по колонне с дистанции 12 кабельтовых (2222 м), и первый же снаряд разорвался в середине колонны. На месте взрыва осталось много трупов, оставшиеся в живых разбежались и попрятались в кустах по краю дороги. Обстреляв кусты, эсминец продолжил движение на запад. Далее эсминец обнаружил и обстрелял еще одну группу численностью до 30 человек.

К заходу солнца все корабли, участвовавшие в операции, вернулись в Батум, в том числе и «Ростислав». «Строгий» был оставлен на ночь для крейсерства у неприятельских берегов.

В течение дня большими судами было израсходовано следующее количество снарядов: «Ростислав»: 85 — 152-мм и 344 — 75-мм снарядов; «Кубанец»: 114 — 152-мм и 73 — 120-мм снарядов.

7 февраля, в 10-м часу утра, отряд в составе броненосца «Ростислав», канонерской лодки «Кубанец» и эсминцев снова подошел к Архаве. Канонерская лодка «Кубанец» и эсминец «Строгий» были посланы для осмотра и обстрела района Вице — Атина. По приказанию, переданному с сигнального поста, «Ростислав» направился к Вице для обстрела долины и склонов гор, так как турки отступили туда. Эсминцы «Лейтенант Пущин» и «Стремительный» были оставлены для охраны кораблей. Эсминец «Живой» был выдвинут для несения дозора в море на 15 миль. Обстреляв ущелье и склоны гор в районе Вице, «Ростислав» со «Стремительным» направились в Батум. Для наблюдения у Вице были оставлены эсминцы «Лейтенант Пущин» и «Живой». Канонерская лодка «Кубанец» дошла до Атина, обстреляла местность вокруг нее, повернула обратно и. вместе с эсминцем «Строгий» вернулась в Батум к заходу солнца. На ночь у неприятельских берегов был оставлен «Живой».

8 течение дня большие суда израсходовали: «Ростислав»: 19 — 152-мм и 31 — 75-мм снаряд; «Кубанец»: 96 — 152-мм и 38 — 120-мм снарядов.

На этом операция у реки Архаве закончилась. 8 февраля передовые части войск продвинулись до Вице, где турки окопались. Таким образом, при содействии флота, в течение трех дней (5, 6 и 7 февраля) турки не только были выбиты из хорошо укрепленных позиций с многоярусными окопами и галереями, но и отброшены к следующей долине на два десятка километров.

Потери турок за операцию у реки Архаве составили около 500 человек. Потери Приморского отряда убитыми и ранеными — 160 человек. На кораблях никаких потерь и повреждений не было.

С занятием Архаве и продвижением фронта к Вице в операциях флота произошел естественный перерыв с 7 по 14 февраля. Войска отряда, продвинувшись до реки Абу-Вице-Дереси, закрепились на ее правом берегу. Турки занимали более выгодную позицию на левом берегу реки. Они держали под огнем все течение реки, так что переход реки и наступление в лоб было невозможно без больших потерь с нашей стороны.

Не желая давать туркам время хорошо укрепиться, генерал Ляхов решил, дав своему отряду некоторое время для отдыха, начать наступление, которое должен был поддержать огонь корабельной артиллерии.

15 февраля в 7 ч утра отряд в составе броненосца «Ростислав*, эсминцев «Лейтенант Пущин», «Жаркий» и «Строгий» вышел в море. Вслед за ним вышли канонерки «Донец» и «Кубанец» в сопровождении эсминца «Стремительный».

В начале 10-го часа «Ростислав» с эсминцами подошел к турецким позициям у реки Абу-Вице-Дереси и, предшествуемый тралами, поданными с эсминцев, занял позицию для обстрела. Проведя броненосец, эсминцы еще протралили район на северо-запад от корабля и заняли свои места в охране. Через 30 минут подошли канонерки и заняли свои места по диспозиции: «Ростислав» — напротив реки Абу-Вице-Дереси; канонерские лодки — между ним и берегом; эсминцы — держась на ходу мористее.

Так как расположение неприятеля по склонам было известно лишь в общих чертах, «Ростислав» начал пристрелку из 152-мм орудий по предполагаемому месторасположению неприятельской батареи и замеченным очертаниям окопов, корректируя стрельбу по указаниям с берега, передаваемым по радиотелеграфу Корректировка шла хорошо, без промедлений и недоразумений.

В 11-м часу канлодке «Кубанец» было приказано обстрелять обнаруженные вдоль левого берега реки неприятельские проволочные заграждения, а канлодке «Донец» — замеченные по склону ближайшей горы турецкие окопы. Одновременно было приказано открыть огонь по неприятельским окопам эсминцам «Лейтенант Пущин» и «Жаркий». Эсминцы «Строгий» и «Стремительный» оставались в охране. Через полчаса, когда все цели были хорошо обстреляны, «Лейтенанту Пущину» и «Жаркому» было приказано прекратить огонь и занять свое место в охране.

В 10-м часу канлодке «Кубанец» было приказано обстрелять ущелье, находящееся непосредственно за селением Вице, что и было выполнено.

В 16-м часу неприятельская батарея, вероятно, только что выехавшая на позицию, открыла огонь по броненосцу «Ростислав». Несколько снарядов дали небольшие перелеты, и батарея прекратила огонь.

Около 17 ч обстрел был прекращен, и отряд вернулся в Батум. «Ростислав» же, продолжив некоторое время огонь, отошел в море.

Несмотря на интенсивный огонь корабельной артиллерии, генерал Ляхов не рискнул начать наступление. Это вызвало раздражение командования флотом, потратившего около 900 снарядов на «огневую» рекогносцировку для выявления сил и средств противника.

Отсутствие комбинированного удара с моря и с суши не замедлило сказаться: ночью турки перешли в контрнаступление и потеснили на некоторых участках войска Приморского отряда. Ляхов распорядился срочно прислать корабли для поддержки. С рассветом> дав радио «Ростиславу» идти к Вице, начальник отряда, выслав вперед эсминцы и обе канлодки, полным ходом направился туда же.

В 9 ч 10 мин «Ростислав» открыл огонь шрапнелью по турецким войскам из 152-мм и 75-мм орудий. В 11 ч был открыт огонь со всех кораблей по склонам гор, на которых были замечены турецкие окопы. При перенесении огня на новые позиции турок кораблям приходилось самим выбирать места для обстрела, так как указания с берега давались редко и неточно.

Чтобы лучше рассмотреть окопы, зайти им во фланг и помочь войскам пулеметным огнем, «Ростислав» подошел на расстояние 2—3 кабельтовых (370—555 м) от берега, откуда тут же был открыт по нему ружейный огонь. С этой новой позиции наводчикам стал хорошо виден наиболее сильный турецкий участок окопов, находившийся на склоне крутого холма, откуда все время велся пулеметный и ружейный огонь по войскам, залегшим внизу в долине реки. Продолжая оставаться подружейным обстрелом, «Ростислав» открыл интенсивный огонь по всему участку из 152-мм и 75-мм орудий. Но, несмотря на страшные разрушения и большие потери в людях, турки упорно удерживали эту позицию, постоянно посылая подкрепления и не прекращая вести огонь. Чтобы все же сокрушить эту позицию, «Ростислав» сделал четыре выстрела из 254-мм орудия, что произвело ошеломляющий эффект. Окопы сразу смолкли. В оптические приборы были видны сильные разрушения. Когда туда пришли русские солдаты, они увидели, что окопы были буквально завалены трупами, причем некоторые из них даже застряли на деревьях.

К утру 17 февраля район был очищен от турок, и войска весь день продолжали наступление, практически не встречая сопротивления, так что поддержка корабельной артиллерии была не нужна.

16 февраля «Ростислав» израсходовал: 5 — 254-мм снарядов, 224 — 152-мм, 181 — 75-мм снарядов и 1350 — 7,62-мм пулеметных патронов. Канонерская лодка «Кубанец» израсходовала: 75 — 152-мм, 15 — 120-мм, 137 — 47-мм снарядов и 2000 — 7,62-мм пулеметных патронов. Канонерская лодка «Донец» израсходовала: 72 — 152-мм, 27 — 120-мм, 109 — 75-мм снарядов.

Впервые с начала февраля на кораблях появились потери — ружейным огнем турок было ранено четыре матроса.

В середине февраля генерал Ляхов предложил командованию флота высадить тактический десант в тылу противника. Для перевозки десанта были назначены два тральщика типа «Эльпидифор» и один транспорт. Особенностью этой операции было первое применение «Эльпидифоров» для десантных целей. До этого имеющиеся в распоряжении Батумского отряда тральщики этого типа применялись для траления подступов к берегу при подходах боевых кораблей для обстрела позиций и служили для транспортных целей, перевозя снабжение из Батума к фронту, а также изредка принимая участие в обстреле береговых целей.

Суда типа «Эльпидифор» представляли собой тип каботажного судна торгового флота, целые флотилии которых в виде траулеров и транспортов служили для морских промыслов и прибрежных транспортных перевозок. В России этот тип судна особенно привился на черноморских речных лиманах и в Азовском море в качестве паровой хлебной шаланды (местный термин) для подвоза зерна с рек, через мелководные бары, для перегрузки его на морские транспорты. В периоды прекращения хлебной кампании эти суда занимались каботажем по побережью Черного и Азовского морей, доставляя грузы как к железнодорожным пунктам, так и в мелкие порты. Их отличительным внешним признаком было расположение машины в кормовой части судна, а вся передняя часть, приблизительно на две трети длины, была занята вместительными трюмами (2—3 трюма). Поэтому судно такого типа без груза имело осадку носа от 0 до 0,6—0,9 м, а кормы 1,5—2,4 м. Эта особенность, то есть нулевая осадка носа, позволила «Эльпидифорам» работать без пристаней, прямо подходя к берегу, почти выскакивая на него и подавая груз на сушу, чем операция выгрузки упрощалась до минимума. Это было неоценимое преимущество «Эльпидифоров» как в мирное, так и в военное время. В военное время эта способность выбрасываться на берег даже на прибое была необходима при десантных операциях, срочных доставках грузов и т.д. Для скорейшего отхода от берега и для того, чтобы волна не поставила судно лагом, с кормы отдавался якорь, с помощью которого судно затем сходило в воду. Как только судно притыкалось к берегу, с носа с помощью судовой стрелы или брашпиля спускались специальные сходни, по которым сходил десант и подавался наиболее портативный груз. Более тяжелый груз подавался из трюмов с помощью стрел. Таким образом, время, затраченное на выгрузку, сводилось к минимуму.

«Эльпидифоры» могли принять на борт груз до 1300 т и от 500 до 1000 человек десанта. Это делало их незаменимыми при больших десантных операциях в качестве разгрузочного судна, подававшего людей и грузы с больших кораблей на берег. До применения «Эльпидифоров» использовались специальные десантные баржи и боты, буксируемые катерами или двигающиеся с помощью весел. Это делало выгрузку десанта длительной и опасной, особенно во время зыби или прибоя. А «Эльпидифор» шел к берегу самостоятельно, вылезал на него носом и начинал разгрузку. Причем лошади выводились прямо на мелководье, достигая берега самостоятельно, а грузы или подавались через носовые сходни, или выгружались на легкие временное пристани.

В первый же день десантной операции, одновременно с наступлением левого фланга Приморского отряда в нагорной части фронта, кораблям отряда «Ростиславу», «Кубанцу», «Завидному», «Жаркому», «Заветному» и «Строгому» приказано было обстрелять неприятельские позиции в береговом районе.

4 марта в 6 ч утра эти корабли вышли в море и, соединившись со «Стремительным», находившимся ночью в крейсерстве, направились к неприятельским позициям.

В 10-м часу броненосец «Ростислав», имея впереди себя две пары тралов, приблизился к неприятельским позициям у реки Буюк-Дере. Вскоре туда же подошла канонерская лодка «Кубанец». Закончив траление, эсминцы вступили в охрану больших судов.

В 10 часов «Ростислав» начал обстрел неприятельских позиций по указаниям с берега. Корректировка стрельбы производилась с помощью береговой радиостанции. Неприятельская батарея открыла по «Ростиславу» огонь. Несколько снарядов легли довольно близко от корабля, но попаданий не было. Вскоре огонь батареи прекратился, в течение дня она еще несколько раз открывала огонь по броненосцу.

Канонерской лодке «Кубанец» было дано задание разрушить артиллерийским огнем несколько домов на берегу, где планировалось ночью высадить десант.

Обстрел неприятельских позиций с моря производился целый день. К заходу солнца «Ростислав» ушел в море, канонерка «Кубанец» и эсминец «Стремительный» стали на якорь в Хопе, а эсминцы «Заветный» и «Завидный» остались для крейсерства в районе Ризе — Атин.

Вечером в Батуме была произведена посадка десанта на суда. На «Эльпидифор № 18» был принят батальон пехоты (1150 человек); на «Эльпидифор № 65» — батальон пехоты (815 человек), на транспорт — взвод артиллерии и два взвода пулеметной команды (150 человек и 104 лошади).

5 марта в 5 ч 45 мин «Эльпидифор № 18» подошел к берегу, опустил сходни и начал высадку десанта. Несмотря на то что высадка производилась в 3—4 милях он неприятельских позиций на реке Буюк-Дере, приближения судов с них замечено не было. Так что первые 20—25 минут высадка производилась без единого выстрела, и лишь затем раздались отдаленные единичные ружейные выстрелы. Прикрывавшему «Эльпидифор № 18» эсминцу «Жаркому» даже не было нужды открывать огонь.

«Эльпидифор № 65», подведенный к месту высадки эсминцем «Строгий» на несколько минут позже, произвел высадку за 12 минут незамеченным для неприятеля, и лишь потом был обстрелян пулеметным огнем с берега. «Эльпидифор № 65» тотчас отошел от берега и открыл огонь. На «Строгом» тоже открыли огонь, и неприятельский пулемет вскоре умолк. Потерь на наших судах не было.

С рассветом к месту высадки подошел транспорт, стал на якорь и начал производить высадку с помощью ботов. Одновременно для прикрытия подошли эсминцы «Стремительный», «Заветный», «Завидный»; броненосец «Ростислав» и канонерская лодка «Кубанец». Вскоре к месту высадки были приведены две роты пленных, часть которых была отправлена на транспорт, а через некоторое время к месту высадки уже прибыл берегом с передовых позиций генерал Ляхов, проехав через фронт брошенной турецкой позиции.

После высадки десанта в тыл неприятельских позиций турки бежали в горы, бросив свою очень сильную позицию.

Таким образом, с рассветом Приморскому отряду оставалось только преследовать отступающих. Вся прибрежная полоса была очищена от турок. Ляхов решил использовать это и сделать бросок к следующему рубежу у Мепаври, чтобы не дать неприятелю времени там укрепиться. Так как передвижение войск по берегу было затруднено сильно пересеченным рельефом местности и не давало возможности перебросить десант к Мепаври за день (20 км по прямой), было решено повторить десантную операцию морем.

К вечеру того же дня была получена разведывательная информация о приближении со стороны Трапезунда к Мепаври подкрепления, поэтому Ляхов приказал произвести высадку десанта у Мепаври в ту же ночь. Для перевозки десанта было привлечено еще два «Эльпидифора». Прикрывали операцию эсминцы «Жаркий» и «Строгий» и броненосец «Ростислав».

В тот же вечер десант в Атине был посажен на суда и, прикрываемый эсминцами, подошел к Мепаври. Турки заметили подход судов и открыли ружейный огонь. Но десант успешно был высажен и сразу же овладел назначенными возвышенностями и гребнями. Для поддержки действий десанта с эсминцев и «Эльпидифоров» был открыт интенсивный огонь, который, не нанося особого ущерба неприятелю, все же произвел необходимый моральный эффект. Русский десант, понеся незначительные потери, захватил пленных и одно орудие. Турки отошли в горы. С подходом главных сил десантный отряд, поддерживаемый артогнем с «Ростислава» и других кораблей, к утру занял высоты к западу от Мепаври и продолжил наступление на Ризе.

Чтобы захватить плацдарм к западу от Ризе, генерал Ляхов приказал произвести новую переброску десанта морем. Один батальон был посажен на «Эльпидифоры» и под прикрытием «Кубанца» и трех эсминцев доставлен в район впереди Ризе. Высадка произошла без всякого сопротивления турок.

В тот же день оставленный противником Ризе был занят главными силами Приморского отряда. Занятие Ризе обеспечило большие преимущества русской армии. На всем побережье, начиная от Батума, только в Ризе имелись относительно сносные условия для стоянки и разгрузки судов. Ризе был плохим портом, но все-таки портом.

От Батума до Ризе практически не было дорог. Значительная часть грузов доставлялась сухим путем из Батума в Ризе во вьюках. Еще с момента занятия Архавы большинство снабжения шло морем на транспортах и «Эльпидифорах». Однако выгрузка предметов снабжения армии на необорудованное побережье была крайне сложна в хорошую погоду и практически невозможна зимой. Кроме того, от Ризе до Трапезунда шла хорошая шоссейная дорога.

Еще до занятия Ризе командование Кавказской армией и флотское начальство разработало план большой десантной операции по овладению Трапезундом. Однако 29 января 1916 г. Ставка запретила проводить крупные десантные операции на Черном море. Поэтому командование Кавказской армией решило ограничиться переброской двух пластунских бригад (всего 12 тысяч человек) из Новороссийска в Ризе.

Прикрытие перевозки осуществлялось дредноутами «Императрица Мария» и «Екатерина II»,крейсерами «Память Меркурия» и «Кагул», а также шестью эскадренными миноносцами. Непосредственная охрана транспортов возлагалась на крейсера «Прут» и «Алмаз», авиатранспорты «Александр I» и «Николай I» и эскадренные миноносцы.

Посадка войск в Новороссийске была начата 3 апреля, а на следующий день транспорты вышли в море. 6 апреля в 7 ч утра началась разгрузка транспортов в Ризе. На море был штиль, и это очень способствовало разгрузке, и в первую очередь лошадей, которые выгружались на мелководье и добирались до берега вплавь. К 17 часам выгрузка была успешно завершена, и транспорты еще засветло покинули рейд.

Для защиты залива порта Ризе от проникновения германских подводных лодок была поставлена противолодочная сеть. Кроме того, за сетью были развернуты две противолодочные завесы: внутренняя — из тральщиков, и внешняя — из миноносцев.

Эти предосторожности не были излишними. 30 марта германская подводная лодка U-33 потопила торпедой русское госпитальное судно «Португаль» водоизмещением 5358 т. «Португаль» (транспорт №51) был переоборудован в госпитальное судно и нес на себе все положенные знаки госпитального судна. Он шел из Батума в район Офа (западнее Ризе), чтобы забрать раненых с сухопутного фронта. В этом районе не было причалов, поэтому «Португаль» вел на буксире три десантных бота и один паровой катер, с помощью которых предполагалось производить эвакуацию раненых.

30 марта в 8 ч утра «Португаль», находясь в районе мыса Фиджи у Сюрмене в 5—7 милях от берега, вынужден был застопорить машину, чтобы отлить набравшуюся в один из ботов воду В это время была замечена германская подводная лодка U-33, которая двигалась от носа судна к правому траверзу. Периодически показывая свой перископ, она подошла к «Португалю» и с дистанции 6 кабельтовых (1111 м) выпустила торпеду из носового торпедного аппарата, но промазала. Вторая торпеда, выпущенная на дистанции 3 кабельтовых (556 м) из кормового аппарата, попала прямо в середину судна. Торпеда попала между машинным и кочегарным отделением.

После взрыва торпеды внутри судна произошел взрыв котлов, и «Португаль», переломившись посередине, быстро пошел ко дну с высоко поднятыми носом и кормой.

От момента взрыва до полного погружения судна прошло не более одной минуты, спустить шлюпки не успели, и спасение экипажа происходило в индивидуальном порядке.

Оказавшиеся поблизости эсминцы «Стремительный» и «Строгий» приступили к спасению людей. Всего было спасено 6 человек командного состава, 18 человек команды и 72 человека персонала Красного креста, то есть 96 человек. Погибло 96 человек, в основном из медицинского персонала.

В ответ на это грубое нарушение всех международных конвенций русское правительство сделало заявление. Турки дали опровержение, заявляя, что «Португаль» якобы перевозил войска. Вместо разговоров Николай II мог бы в ответ начать операции против германских судов, перевозивших железную руду в шведских территориальных водах. Тут он ничем не рисковал, Швеция в 1916 г. ни при каких обстоятельствах не вступила бы в войну.

Немцы тоже подбрасывали подкрепление морем на Кавказский фронт, но не на транспортах, а уже на крейсерах. Так, 3 апреля, «Бреслау» прорвался в Трапезунд, где выгрузил 2 офицеров, 105 солдат, 794 ящика патронов, 4 пушки и 5 тысяч винтовок. «Бреслау» разгрузился всего за один час, отправился в бухту Сюрмене и там около часа обстреливал русские позиции. Кроме того, снарядами крейсера был подожжен малый танкер водоизмещением 700—800 тонн. «Бреслау» прикрывала подводная лодка U-33. Она же добила из своего 88/30-мм орудия танкер.

Далее «Бреслау» двинулся к Новороссийску, возможно, с целью перехвата русских войсковых транспортов. На рассвете 4 апреля в 4 ч 30 мин «Бреслау» был замечен на дредноуте «Екатерина II», который шел в сопровождении крейсера «Кагул» и эсминцев. «Бреслау» сразу развил полный ход и начал уходить. Около 5 часов утра дредноут «Екатерина II» открыл огонь с дистанции 92 кабельтовых (17 км). Стрельба продолжалась до 5 ч 15 мин и была прекращена на дистанции 142 кабельтовых (более 26 км). Русский дредноут стрелял чрезвычайно метко. Третьим залпом он накрыл крейсер: один всплеск поднялся под носом слева, другой — за кормой справа. Сотрясение, испытанное крейсером, было не меньше, чем при минном взрыве. Осколки снаряда, разорвавшегося под носом корабля, пробили борт и нанесли легкие повреждения в нескольких помещениях, пустых во время боя. После этого залпа «Бреслау» пошел зигзагообразным курсом и избежал дальнейших попаданий. Поддерживая полный ход, «Бреслау» в 10 часов утра скрылся из виду.

Рано утром 4 апреля подводная лодка U-33 вошла в бухту Сюрмене. В 7 ч 30 мин она увидела два транспорта, шедшие с востока под охраной нескольких эсминцев,

Командир лодки приготовился к торпедной стрельбе. Однако эсминец «Строгий», конвоировавший транспорты, попытался протаранить лодку. У лодки был погнут перископ, повреждена рубка и нарушена водонепроницаемость. Командир U-33 приказал срочно уходить. 7 апреля лодка прибыла в Босфор. U-33 была буквально на волосок от гибели. На «Строгий» только что погрузили глубинные бомбы, но минный состав еще не был натренирован по их сбросу. Поэтому в момент прохода над лодкой матросы не успели сбросить бомбы.

Как уже говорилось, германские подводные лодки постоянно развлекались потоплением мирных парусников у русских берегов. Та же UB-7 между Одессой и Варной потопила два парусника. Затем командир UB-7 попросил разрешения у командования поохотиться в районе Севастополя.

23 апреля UB-7 вышла из Варны и с 26 апреля по 2 мая находилась на позиции. 2 мая UB-7 заметила парусно-моторную шхуну. После длительного преследования шхуне было предложено выстрелом и сигналом остановиться. Когда при дальнейшем преследовании дистанция начала уменьшаться, UB-7 открыла огонь. Шхуна спустила паруса, но мотор ее продолжал работать, и UB-7 продолжала стрелять. С дистанции 11 кабельтовых (около 2 км) парусник внезапно открыл орудийный и ружейный огонь, так что UB-7 вынуждена была погрузиться. Это было первое русское судно-ловушка. Чтобы отбить у немцев охоту нападать на малые парусные суда, командование флота распорядилось вооружить артиллерией две парусно-моторные шхуны. Однако у офицеров, исполнявших приказ, в голове, видимо, была одна извилина, да и та — след от форменной фуражки. Шхуны были окрашены в шаровый (боевой) цвет, снабжены новыми парусами, рангоут вытянут, словом, им был придан «воинский» вид. Поэтому после 2 мая германские подводные лодки легко распознавали суда-ловушки и не трогали их.

13 апреля Батумский отряд пополнился броненосцем «Пантелеймон». На переходе из Севастополя в Батум его сопровождал дредноут «Императрица Мария».

В тот же день, закончив перегруппировку своего отряда, генерал Ляхов решил перейти в наступление и срочно вызвал из Батума корабли. Около 10 часов вечера 13 апреля «Ростислав» и «Пантелеймон» с охраняющими их эсминцами «Живой», «Жаркий», «Строгий» и «Стремительный» вышли из Батума в Сюрмене.

Утром 14 апреля «Ростислав» с дистанции 10 кабельтовых (1852 м) начал обстрел ущелья реки Кара-Дере, переводя временами огонь на другие позиции по указаниям с берега, передававшимся по радио. В 13 ч по сигналу с «Ростислава» «Пантелеймон», перейдя на 12 кабельтовых (2222 м) к берегу и развернувшись левым бортом, с застопоренными машинами, открыл огонь из 152-мм орудий по склонам левого берега реки Кара-Дере и по селению Сюрмене. Русские войска перешли в наступление, заняли Сюрмене и продвинулись вперед на 8 км. 14 апреля «Ростислав» выпустил 540, а «Пантелеймон» 680 — 152-мм снарядов. Артиллерия главного калибра не использовалась.

Все время обстрела броненосцы охраняли от германских подводных лодок четыре эсминца и пять «Эльпидифоров». На ночь «Ростислав» и «Пантелеймон» с охранявшими их эсминцами отошли в море. К утру оба броненосца снова подошли к берегу. Получив по радио приказ обстрелять район реки Якун-Дереси, «Ростислав» в 7 ч 30 мин открыл огонь по склонам, где было возможно нахождение противника. В 8 ч, когда по радио стали поступать более точные указания, и наши войска перешли в наступление, открыл огонь и «Пантелеймон». «Пантелеймон» обстрелял район реки Якун-Дереси, а затем, по мере продвижения наших войск, перенес огонь на группы отступавшего противника. В 14 ч войсками была занята деревня Калкос, где турки пытались закрепиться, но были вынуждены, спасаясь от огня корабельной артиллерии, отойти к селению Арсени-Искелеси. В 6 часов вечера это селение было также занято Приморским отрядом. Таким образом, за день Приморский отряд продвинулся еще на 12 км, установив фронт в 15 км от Трапезунда.

По отзывам командиров, огонь корабельной артиллерии в этот день был менее удачным, чем накануне, как из-за отсутствия связи с берегом из-за быстрого продвижения войск, так и из-за отсутствия точных карт этого участка. У назначенных для ориентировки кораблей артиллерийских офицеров кроки местности были рассчитаны на два дня наступления, в то время как это пространство при поддержке огня корабельной артиллерии было пройдено к 14 ч первого же дня наступления.

Вечером того же дня, 15 апреля, было получено приказание Ляхова «Ростиславу» и «Пантелеймону» идти на Батум.

Вернувшись в Батум, броненосцы простояли там до 19 апреля, когда были вызваны в Трапезунд, чтобы присутствовать при торжественном входе русских войск в город.

Русские войска заняли Платану и продвинулись примерно на 50 км к западу от Трапезунда. Дальнейшее продвижение не входило в планы русского командования.

Русские оперативно увеличили число причалов в Трапезундском порту- Гавань была огорожена противолодочной сетью. Были возведены береговые батареи, на вооружение которых поступили 152/ 45-мм пушки Кане и 152-мм пушки в 190 пудов обр. 1877 г. В Трапезунд был перебазирован отряд гидросамолетов.

После занятия Трапезунда стало ясно, что наличных сил Приморского отряда недостаточно для уверенного удержания всего намеченного плацдарма. Командование Кавказской армией потребовало от Ставки подкрепления в составе двух пехотных дивизий. В середине апреля Ставка сообщила, что две дивизии будут выделены, и предложила договориться с командованием флота об их доставке и высадке.

В конце апреля Ставка уведомила, что в первую очередь подлежит перевозке 127-я пехотная дивизия в составе 18 тысяч человек, 2,1 тысячи лошадей, 36 орудий, 200 голов скота, 800 повозок и 50 тысяч пудов фуража и грузов. Вслед за ней перевозке подлежала 123-я пехотная дивизия почти такого же состава.

Портом посадки обеих дивизий был выбран Мариуполь. Там имелись удобные причалы, упрощалась доставка войск по железной дороге, а главное — на Азовском море еще не появились германские подводные лодки.

13 мая в Мариуполе началась посадка 127-й пехотной дивизии. Выяснилось, что перевезти надо 17 тысяч человек десанта, 4,3 тысячи голов лошадей и скота, 1500 повозок и 60 тысяч пудов груза.

Утром 16 мая посадка была завершена. Транспортная флотилия в составе 30 транспортов вышла в море, взяв курс на Керченский пролив.

Одновременно с выходом транспортов из Мариуполя для их встречи и конвоирования были посланы к Керченскому проливу крейсера «Кагул», «Память Меркурия», «Алмаз», авиатранспорт «Александр I» и эсминцы.

17 мая корабли конвоя заняли в Керченском проливе намеченные им районы. «Алмаз» и «Александр I» приступили к воздушной разведке, спуская поочередно свои гидросамолеты до тех пор, пока транспорты окончательно не миновали район Керченского пролива.

Главные силы в составе обоих дредноутов составляли прикрытие. «Императрица Мария» прикрывала непосредственно транспорты, а «Екатерина II» держалась у Босфора, поддерживая связь с дежурившей у пролива подводной лодкой на случай выхода «Гебена».

Весь переход транспорты совершили благополучно. В ночь на 18 мая погода засвежела, появилась крупная зыбь, от которой сильно страдали перевозимые войска и лошади.

На рассвете 19 мая открылись берега Лазистана, и в 5 ч утра начальник конвоя приказал «Александру I» и «Алмазу» начать воздушную разведку по всему району подхода к Кавата-Шан. С приближением транспортов к пункту высадки десант был встречен эсминцем, под проводкой которого транспорты одной колонной стали входить на рейд высадки.

К этому времени все средства высадки уже были развернуты согласно приказаниям начальника высадки: рейд был огорожен поставленной в ночь на 19 мая сетью, и входы в него были тщательно протралены; внутренние линии охраны из канонерских лодок, тральщиков, малых миноносцев и охранных катеров заняли свое место по диспозиции; база высадки развернула свои средства на участках берега и сосредоточила выгрузочные боты и самоходные баржи у мест стоянок транспортов.

По мере входа транспортов на рейд освобождавшиеся миноносцы конвоя вступали во внешнюю линию охраны, намеченную в 6 милях от внутренней. Причем крейсера «Кагул» и «Память Меркурия» были выдвинуты далеко на запад за Трапезунд, находясь — первый в 10 милях на север от мыса Иерос, а второй — от того же мыса на 30 миль на северо-запад. Здесь же вне видимости с берега держался дредноут «Императрица Мария» с нефтяными миноносцами. «Екатерина II» продолжала находиться у Босфора.

Высадка началась 19 мая в 7 ч 30 мин и закончилась к 14 ч 20 мая. Было высажено 16 840 человек, 4208 лошадей и скота, 36 орудий, 1385 повозок, кухонь и двуколок и 60 тысяч пудов (983 т) груза.

21 мая в 4 часа 30 мин, получив сообщение, что в море неприятельских судов не обнаружено, транспортная флотилия вышла в море и направилась в Мариуполь для перевозки 123-й пехотной дивизии.

Германо-турецкие силы практически не мешали высадке. «Гебен» с 26 марта по 22 мая находился в ремонте. «Бреслау» в этот период выходил с 3 по 8 мая для заградительных операций у Дуная и Евпатории, а затем, с 30 мая по 2 июня, для доставки снаряжения и боеприпасов в Синоп и Самсун. Подводная лодка U-33 после тарана ее эсминцем «Строгий» находилась в длительном ремонте, а посланная на ее замену вторая большая подводная лодка U-38 прибыла из Средиземного моря только 23 мая и вышла в первый поход к берегам Лазистана лишь 31 мая.

25 мая из Константинополя была выслана к берегам Лазистана малая подводная лодка UB-14. Но из-за свежей погоды в район Трапезунда она смогла прибыть только 4 июня. Согласно докладу ее командира 4 июня в 8 ч 15 мин она с дистанции 16 кабельтовых (около 3 км) выпустила две торпеды по русским транспортам, но ни одна из них не попала в цель. Русские дозорные корабли даже ее не заметили. 7 июня у входа в Босфор UB-14 была атакована русской подводной лодкой. UB-14 спасло лишь быстрое погружение.

К 24 мая транспорты, участвовавшие в перевозке 127-й пехотной дивизии, вновь сосредоточились в Мариуполе. Там 28 мая началась погрузка 123-й пехотной дивизии. 30 мая флотилия транспортов вышла из Мариуполя. Из-за отсутствия артиллерии при 123-й дивизии число транспортов было уменьшено с 30 до 21. Высадка была произведена на необорудованное побережье. Как и в прошлую высадку, транспорты были огорожены сетевым заграждением от вражеских подводных лодок.

Высадка началась 2 июня в 6 ч 40 мин. Спокойное состояние моря позволило до полудня свести всю пехоту на намеченные участки берега. Но затем на море появилась зыбь, и увеличился прибой, что значительно усложнило выгрузку. К 17 ч сила прибоя стала настолько велика, что сперва пришлось отказаться от использования ботов и самоходных барж, а вскоре и «Эльпидифоры» оказались не в состоянии удерживаться во время выгрузки на кормовых якорях.

На некоторых участках высадки, наиболее закрытых, все же удалось использовать «Эльпидифоры». Приткнув их к берегу и удерживая от выброса на берег буксирами, «Эльпидифоры» использовали в качестве пристаней для самоходных барж. С некоторыми перебоями высадка продолжалась до темноты, когда уже стало опасно пользоваться этими импровизированными пристанями. В 22 часа выгрузка была приостановлена. Так как погода обещала ухудшиться, 12 выгрузившихся транспортов вместе с судном начальника транспортной флотилии и со всей внешней охраной с наступлением темноты ушли в Батум. Восемь транспортов осталось неразгруженными, и морское начальство, непонятно чего испугавшись, велело им идти в Батум.

Всего было перевезено 17 825 человек, 2197 лошадей и скота, 800 повозок и 800 т груза. Из этого числа невыгруженными остались 100 повозок, 900 лошадей, 1050 человек обозной команды и 650 т груза, которые были доставлены затем из Батума в Трапезунд на местных транспортных средствах.

На этом совместные действия армии и флота на Трапезундском направлении в основном были закончены. В дальнейшем усилия флота были направлены на усиление Трапезундского укрепленного района и создания базы снабжения Кавказской армии.

Для обороны Трапезунда и его района с моря состав Батумского отряда был пополнен бригадой броненосцев «Евстафий», «Иоанн Златоуст» и «Пантелеймон», базировавшихся в Батуме. Этих сил было достаточно как для прикрытия района от «Гебена», так и для поддержки сухопутного фронта в случае, если турки предприняли бы операцию против Трапезунда. Однако в дальнейшем, вплоть до фактического прекращения в 1917 г боевых действий в прибрежном районе, происходили только мелкие стычки на различных участках приморского фронта, требовавшие по большей части содействия только эскадренных миноносцев.

Летом 1916 г. на Черном море усилилась активность германских подводных лодок. Так, 31 мая к берегам Кавказа вышли большая подводная лодка U-38. На ее борту находились три диверсанта-горца (черкеса). 3 июня они были высажены в 45 милях к северу от Батума. 7 июня на рассвете U-38 заметила три танкера, шедшие без огней в кильватерной колонне. Подводная лодка заняла позицию для атаки. Но танкеры на дистанции 11—16 кабельтовых (2—3 км) открыли меткий огонь из орудий 75-мм калибра. Германская подводная лодка была вынуждена погрузиться. Она выпустила одну торпеду, от которой танкеры уклонились маневрированием.

8 июня U-38 в 3—4 милях от берега попала торпедой в транспорт № 21, шедший порожняком. Второй транспорт (№ 77) уклонился от торпеды и выбросился на берег. Третий транспорт (№ 39) также выбросился на берег. U-38 вплотную подошла к берегу и расстреляла оба транспорта из 88-мм пушки. Все три транспорта обеспечивали снабжение Кавказской армии. Затем подводная лодка U-38 артиллерийским огнем потопила 700-тонную трехмачтовую шхуну. Попытка U-38 произвести атаку в гавани Туапсе не удалась. 10 июня германская подводная лодка артиллерийским огнем потопила груженый пароход водоизмещением в 400 т. Во время атаки на пароход с берега по подводной лодке открыли энергичный огонь из орудий малого калибра, но снаряды ложились недолетами. Во время крейсерства в южной части Черного моря подводная лодка U-38 заметила дредноут «Императрица Мария», шедший зигзагообразным курсом. Командир германской лодки выпустил с дистанции 8—10 кабельтовых (1,5— 1,9 км) две торпеды, но торпеды прошли мимо. 14 июня U-38 вернулась в Босфор.

С 26 июня по 9 июля у берегов Крыма безрезультатно крейсировала малая подводная лодка UB-14.

После 8-дневного ремонта U-38 26 июня снова вышла в Черное море. Вновь у Анакрии 29 июня было высажено пять диверсантов-горцев.

2 июля U-38 у берегов Кавказа обнаружила три парохода водоизмещением около 4000 т под конвоем вооруженной паровой яхты. Лодка выпустила торпеду в головной пароход, но результата действия ее увидеть не удалось, так как лодка была атакована яхтой и незамеченным ранее эскадренным миноносцем. На лодку было сброшено несколько бомб. Поврежденной U-38 с трудом удалось уйти. Позже лодка потопила еще два парохода водоизмещением по 3000 тонн и 13 июля вернулась в Босфор. 12 августа U-38 ушла в Эгейское море.

3 июля «Гебен» вышел в Черное море и соединился с вышедшим ранее «Бреслау». 4 июля с 3 ч 44 мин до 4 ч 07 мин «Гебен» с дистанции 18—25 кабельтовых (3,3—4,6 км) обстреливал Туапсе. В порту были отмечены пожары. Для соединения с «Бреслау» «Гебен» прошел вдоль берега и обстрелял между 5 ч 18 мини 5 ч 23 мин из 88-мм орудий два сарая у мыса Лазаревского. В 5 ч 12 мин показался «Бреслау» и присоединился к «Гебену». У Сочи «Бреслау» потопил торпедой транспорт водоизмещением около 1500 т, нагруженный железнодорожным материалом, и артиллерийским огнем — небольшой парусник. У поста Вардане «Бреслау» артиллерийским огнем уничтожил транспорт № 55 водоизмещением около 2000 т (бывший английский пароход «Рокклиф»). Затем «Гебен» двинулся к берегам Болгарии и следуя на юг вдоль берега, в 19 ч 6 июля вошел в Босфор.

Таким образом, с момента начала обстрела Туапсе до входа в Босфор прошло свыше 36 ч. Русским дредноутам от Севастополя до Босфора с запасом 15 ч ходу. Даже броненосцам, если бы они шли 14-узловым ходом, требовалось бы менее 21 часа, чтобы дойти до Босфора. Нефтяные миноносцы могли бы еще до подхода дредноутов выставить у Босфора минное заграждение и не дать его тралить до самого подхода «Гебена». Минные постановки можно было произвести у Варны и Зунгулдака, единственного места, где «Гебен» мог заправиться углем. Да и то теоретически, потому что за время заправки туда могли прийти подводные лодки из трех маневренных групп русского флота. У «Гебена» не было ни одного шанса уйти. Ему дали уйти умышленно. Недаром в Государственной думе депутаты открыто спрашивали царских министров: «Что это — глупость или измена?» За эту операцию командующий Черноморским флотом получил у своих подчиненных заслуженное прозвище «Гебенгард». Его дальнейшее пребывание в Севастополе стало небезопасным. Николай II вынужден был заменить его на посту командующего 42-х летним адмиралом А. В. Колчаком (1873-1920).

21 июля в 19 ч «Бреслау» вышел в море с 65 минами. По плану в ночь с 22 на 23 июля он должен был поставить мины у Новороссийска. 22 июля в 13 ч 05 мин «Бреслау» заметил четыре дыма. В 13 ч 45 мин ближайший корабль был опознан как эсминец типа «Дерзкий». С 13 ч 55 мин до 14 ч 05 мин эсминец обстрелял из орудий «Бреслау». Крейсер ответил. Эсминец отошел вне радиуса действия орудий «Бреслау». В 14 ч с «Бреслау» увидели дредноут «Императрица Мария». С дистанции 121 кабельтовых (22,4 км) дредноут открыл огонь. Первые два залпа легли с недолетом в 600—400 м. Немцы поставили дымовую завесу и начали маневрировать. В связи с этим «Императрица Мария» прекратила огонь. Когда завеса рассеялась, дредноут возобновил огонь, но «Бреслау» вновь поставил завесу. Прямых попаданий в крейсер не было, лишь один снаряд разорвался в 10 м от борта и нанес осколками незначительные повреждения. При этом было ранено 7 человек, из них 4 тяжело.

В конце концов, «Бреслау» удалось уйти от преследования и 23 июля в 5 ч 15 мин войти в Босфор.

В болгарском городе Ямболи базировался германский армейский дирижабль SL-10. 15 июля он летал над Стамбулом, вызывая удивление правоверных. 28 июля дирижабль вылетел на бомбардировку Севастополя и не вернулся. Немцам так и не удалось установить причину его гибели.

Летом 1916 г. из Германии в Турцию было направлено три подводные лодки UB-42, UB-44 и UB-45. Они традиционно были доставлены по железной дороге в Полу, оттуда 3 августа вышли в Дарданеллы. 12 августа UB-45 прибыла в Стамбул, через три дня туда прибыла UB-42. A UB-44 была потоплена 8 августа в Эгейском море английским миноносцем. Уже 20 августа UB-45 вышла в Черное море, где потопила итальянский пароход «Тевере».

25 августа русская эскадра в составе дредноута «Императрица Мария», крейсера, восьми эсминцев и двух авиатранспортов с 14 самолетами подошла к Варне. Русские гидросамолеты произвели налет на Варну. В ответ три германских гидросамолета за 7 вылетов сбросили 70 бомб на русские корабли. Эсминец «Поспешный» получил два попадания — в трубу и в палубу. На эсминце погибло 6 человек и ранено 20 человек. Остальные корабли не пострадали.

26 августа Румыния вступила в войну на стороне Антанты. Румынский флот не имел никакой боевой ценности. Единственный интерес представлял товарно-пассажирский пароход «Романия» водоизмещением 4500 т, прибывший в октябре 1916 г. в Севастополь и переоборудованный в авиатранспорт.

28 августа корабли австро-венгерской Дунайской флотилии обстреляли румынский порт Журжа на Дунае. Для противодействия австро-венгерской Дунайской флотилии, имевшей на вооружении башенные мониторы, и для поддержки сухопутных войск осенью 1916 г. была создана русская Дунайская флотилия. В ее состав вошла сверхмалая подводная лодка № 3 водоизмещением 35/45 тс двумя торпедными аппаратами (бывшая подводная лодка Военного ведомства). Лодка была перевезена по железной дороге осенью 1916 г. Мореходные канонерские лодки «Донец», «Терец» и «Кубанец» были включены в состав флотилии в конце августа 1916 г. С февраля по сентябрь 1917 г. в состав флотилии было включено 19 речных канонерских лодок (К1 - К19). Часть этих канонерских лодок была построена в 1916— 1917 гг. в Николаеве. Они получили название «болиндеров» по названию их моторов. Остальные были ранее румынскими самоходными баржами, а К15 — бывшая одесская шаланда «Казатин». Стандартным вооружением лодок типа «К» было одна-две 152-мм пушки Кане.

Осенью 1916 г. в состав Дунайской флотилии были перечислены из Черноморского флота четыре посыльных судна (бронекатера) «Кинжал», «Рапира»» «Сабля» и «Штык», которые перебросили на Черное море по железной дороге с Амура в 1915 г. Их водоизмещение 23,5 т, вооружение: одна 75/50-мм пушка.

6 октября 1916 г. в Севастополе взорвался дредноут «Императрица Мария». Причину гибели корабля до сих пор не удалось установить. Существуют две наиболее вероятные версии — самовозгорание пороха в носовой башне главного калибра и диверсия. Из 1223 человек экипажа погибло 228. В конце 1916 г. были начаты работы по подъему «Императрицы Марии». Но в связи с последовавшими революционными событиями работы по подъему затянулись, и дредноут был поднят килем вверх лишь в мае 1918 г. С корабля были сняты 305- и 130-мм орудия и ряд вспомогательных механизмов. Корпус корабля был разобран на металл в 1927 г.

Гибель «Императрицы Марии» была самой тяжелой потерей Черноморского, да и всего Российского флота в Первой мировой войне. Однако эта потеря мало отразилась на соотношении сил на Черном море. К 1917 г. Россия имела большой количественный и качественный перевес над германо-турецкими силами в линкорах, крейсерах, эсминцах, подводных лодках и самолетах.

Несмотря на гибель «Императрицы Марии», «Гебен» и «Бреслау» не рисковали более выходить из Босфора.

Подводная лодка «Тюлены» 11 октября находилась в дозоре у Босфора. В 23 часа к востоку от мыса Кефкен был замечен транспорт «Родосто» водоизмещением 6400 т, шедший в Зунгулдак. Подводная лодка в надводном положении атаковала транспорт и с дистанции 8 кабельтовых открыла огонь. На «Тюлене» было одно 75-мм и одно 57-мм орудие, на «Родосто» — одно 88-мм германское орудие с прислугой с крейсера «Бреслау» и одно турецкое орудие мелкого калибра. В ходе боя расстояние между противниками уменьшилось до 3 кабельтовых (556 м). На «Родосто» начался пожар, а команда вместо того, чтобы тушить его, стала кидаться за борт, благо, берег был совсем рядом. Одним из первых в воду кинулся немец — капитан «Родосто». «Тюлень» высадила на транспорт призовую партию. Двое турок и шесть немцев, включая капитана, были выловлены из воды. Призовая партия потушила пожар, исправила повреждения, подняла пары в котлах и пустила в действие механизмы.

Миноносец «Кутахья»

13 октября после 40-часового плавания «Тюлень» и «Родосто» пришли в Севастополь. Захваченный транспорт 18 октября 1916 г. был включен в состав Черноморского флота под прежним названием. Лишь в ноябре 1920 г. «Родосто» был уведен Врангелем в Стамбул и передан туркам.

С середины 1916 г. русские минные заградители, тральщики, эсминцы и подводная лодка «Краб» уже не эпизодически, а непрерывно ставили мины перед Босфором. При этом Служба связи Черноморского флота регулярно перехватывала и расшифровывала радиограммы противника. Немцы и турки регулярно оповещали по радио свои суда о протраленных фарватерах. Об этом Служба связи оповещала командование Черноморского флота и на протраленных местах ставились новые мины. Немцы об этом не узнали даже после войны. Так, Лорей писал; «...часто замечалось, что новые заграждения поставлены как раз там, где тральщики работали несколько дней назад».

Помимо многочисленных транспортов на минах 31 августа 1916 г. подорвался и затонул миноносец «Кутахья». 17 сентября была оторвана миной вся кормовая часть канонерской лодки «Малатия». Носовую часть удалось спасти, но канлодка до конца войны в строй введена не была.

5 ноября у Босфора на минах погибла подводная лодка UB-45. На следующий день вышла в море и не вернулась подводная лодка UC-15, предположительно, тоже погибла на минах. Правда, потеря этих лодок была частично возмещена прибытием 5 декабря 1916 г. в Проливы из Полы подводной лодки UC-23.

В декабре Служба связи расшифровала приказ двум турецким канонерским лодкам буксировать парусные суда из Варны в Босфор. На перехват был отправлен крейсер «Память Меркурия», который с дистанции 15 кабельтовых (2800 м) расстрелял обе канонерские лодки» парусники выбросились на берег, экипажи их спаслись.

Глава 6 КАВКАЗСКИЙ ФРОНТ В 1916 ГОДУ

Турецкое командование не имело четких оперативных планов кампании 1916 г. По мнению Энвер-паши, война решалась не на турецких фронтах, а в Европе, и он даже предлагал турецкие войска, освободившиеся после Дарданелльской операции, направить в Австро-Венгрию.

Правящие круги России тоже не придавали большого значения войне с Турцией и тоже направляли на убой на Западный фронт десятки тысяч русских солдат. Между прочим, в августе 1914 г. французское правительство предоставляло тысячам или даже десяткам тысяч русских мужчин, имевших несчастие оказаться во Франции к началу войны, выбор: либо идти во французскую армию, либо отправляться в концлагерь до конца войны. На что ни русский военный агент граф Игнатьев, ни русский посол в Париже, ни сам Николай II никак не реагировали.

На самом же Кавказском фронте и русские, и турецкие генералы были настроены воинственно и рвались наступать. К началу 1916 г. в составе Третьей турецкой армии было 121,5 батальона, 78 эскадронов и курдские части. Всего 80 226 человек, из них 56 195 штыков и 2087 сабель. Имелось 150 орудий и 77 пулеметов.

Кавказская армия имела 118 батальонов, 23 ополченческие дружины, 104,5 эскадрона и сотни, 338 орудий, 10 самолетов и 150 грузовых автомобилей.

Турки планировали начать наступление весной, но русские их опередили и начали Эрзерумскую операцию.

Наступление русских войск началось в ночь на 10 января 1916 г. атакой 2-го Туркестанского корпуса на ольтинском направлении с целью привлечь внимание турок к их левому флангу, а затем, через 2 дня, перешел в наступление и 1-й Кавказский корпус, поддержанный армейским резервом. Для турок наступление русских в самое неудобное время года, тщательно подготовленное, при скрытно произведенных перегруппировках войск, было полной неожиданностью, что и способствовало успеху первого этапа операции — овладению кеприкейской позицией. Вся операция вылилась в ряд тактических действий: борьбу за горные перевалы и обходы противника по горным хребтам, достигавшим высоты 2700 метров, при 25-градусном морозе и при вьюгах, сразу же заметавших протоптанные тропы. Вся тяжесть наступления легла на пехоту, которой приходилось втаскивать пушки на руках. Особенно тяжело пришлось войскам 2-го Туркестанского корпуса, некоторые колонны которого в полном смысле слова пробивались в снежных туннелях. Наиболее быстро шло наступление русских на сарыкамышском направлении, в основном из-за большего числа и лучшего качества дорог.

В середине января был занят Гассан-Кала. Русские войска не встретили почти никакого сопротивления, так как турки спешно отступили к Эрзеруму. Можно было считать, что задача, поставленная Кавказской армии, была выполнена, так как живая сила турок была разбита и центр их расположения прорван. По агентурным сведениям, турки в Эрзеруме пали духом, никто не готовился к обороне, и крепость легко можно было взять с ходу.

С другой стороны, турки начали переброску войск к Эрзеруму из Константинополя и Месопотамии. Поэтому генерал Н.Н. Юденич предложил немедленно штурмовать Эрзерум. Однако прибывший в армию из Тифлиса великий князь Николай Николаевич не согласился с ним. Свое решение великий князь обосновал мощью турецкой артиллерии на фортах Эрзерума (265 орудий). Лишь после долгих препирательств Юденичу удалось настоять на своем.

Русские начали штурм Эрзерума 11 февраля в 8 ч вечера. С севера наступал 2-й Туркестанский корпус, а с востока — 4-я Кавказская стрелковая дивизия и 1-й Кавказский корпус. Всего для штурма предназначалось 78 батальонов, 54,5 сотни, 4 роты саперов и 180 орудий, из которых 16 было тяжелых, доставленных из Карса на автомобилях. Русское наступление проходило успешно. Уже 12 февраля русские войска овладели двумя фортами на важных направлениях, что позволило им с севера выйти в тыл турецких позиций. 16 февраля русские войска ворвались в Эрзерум, а турки были отброшены на 70—100 км к западу. По достижении рубежа Мемахатун 13 марта и Хибонси 25 марта, русские войска прекратили преследование и остановились из-за трудностей подвоза зимой по неподготовленным горным дорогам провианта и боеприпасов.

В ходе боев было захвачено 8 тысяч пленных, 9 турецких знамен, 315 орудий, большие запасы боеприпасов и продовольствия. Русские потери с начала операции составили 2300 убитыми, 14 700 ранеными и обмороженными. Всего 17 тысяч человек. Турецкая же армия потеряла более половины своего состава и почти всю артиллерию.

Начавшаяся в середине марта весенняя распутица и полное бездорожье приостановили наступательные действия на эрзерумско-эрзинджанском направлении. Но на побережье Черного моря, где весна наступает раньше, распутица уже кончилась. Здесь с 5 февраля весьма успешно наступал во взаимодействии с Черноморским флотом Приморский отряд. К 25 марта этот отряд находился в 50 км от Трапезунда — промежуточной базы турок.

К этому времени в составе Приморского отряда было 11 батальонов, 9 дружин ополчения. 3 сотни, 4 инженерных роты и 38 орудий.

К 14 апреля Приморский отряд в составе 20 батальонов занял позицию вдоль правого берега реки Кара-Дере. Турецкие войска, уступавшие в силе почти вдвое, укрепились на левом берегу, заняв Сюрмене. В тот же день русские при поддержке артиллерии с двух кораблей заняли Сюрмене, а на следующий день продвинулись вперед, не дойдя до Трапезунда около 15 км. Здесь войска остановились и стали готовиться к штурму Трапезунда, который был назначен на 19 апреля. Этим перерывом в наступлении воспользовались турки, которые в ночь на 16 апреля отступили из города. Через два дня, 18 апреля, греческое население Трапезунда, чтобы избежать штурма, прислало своих представителей с просьбой занять оставленный турецкими войсками город. Так Трапезунд был занят русскими без боя.

Вся операция по взятию Трапезунда была предпринята с целью создать там мощную базу снабжения. Поэтому было решено для прикрытия будущей базы создать здесь сильную круговую позицию, укрепленный район, который мог бы служить опорой для правого фланга армии, для чего и было намечено занять Платану. Но Приморский отряд был слишком малочисленным для удержания всего намеченного плацдарма, и Юденич через главнокомандующего Кавказской армией потребовал у Ставки направить ему в подкрепление не менее двух пехотных дивизий. Это подкрепление было дано в виде двух третьеочередных дивизий, которые и были перевезены морем в конце мая из Мариуполя в Трапезунд, где были сведены в 5-й Кавказский корпус.

В Персии генералу Баратову было приказано начать наступление с целью не допустить переброску турецких войск из Месопотамии (после разгрома англичан) к Эрзеруму.

Генерал Баратов начал наступление в январе. Он повел его в западном направлении к Багдаду, а часть сил направил на юг. В январе — феврале экспедиционным корпусом была занята линия Кянгевер — Доулетабад — Султанабад. В течение февраля и марта русские войска продвинулись до Биджара, Керманшаха и Кашана и, наконец, 20 марта заняли Исфаган — важный узел дорог. В Исфагане был ликвидирован германский пропагандистский центр, ставивший своей задачей взбунтовать многочисленное и воинственное кочевое племя бахтиар и устроить резню русских и англичан в ряде городов.

Наступление русских, выполнивших свою задачу, прекратилось, но тяжелое положение английского корпуса, осажденного в Кут-эль-Амара, заставило английское правительство просить содействия русских наступлением на Багдад. Поэтому экспедиционный корпус Баратова возобновил свое наступление в западном направлении. В апреле русскими войсками был занят Керинд, в мае — Касриширин, и таким образом русские войска, тесня отступающие турецкие отряды, подошли на багдадском направлении к турецкой границе, причем для связи с англичанами была выслана сотня в Ставку англичан в Зорбатия. Эта сотня, прибыв 22 мая в английскую Ставку, доказала возможность для англичан направить свои войска для совместного действия с русскими. Однако английское командование по-прежнему не желало непосредственно взаимодействовать с русской армией.

Турки не смирились с потерей Эрзерума и Трапезунда и решили провести контрнаступление. Из района Проливов на Кавказский фронт была переброшена Вторая турецкая армия в составе 10 дивизий.

К началу наступления турок силы Кавказской армии составляли 183 батальона, 49 ополченческих дружин, 6 армянских добровольческих дружин, 175 сотен, 657 пулеметов, 470 орудий, 28 инженерных рот, 4 авиационных и воздухоплавательных отряда и роты, 6 автомобильных и мотоциклетных рот и команд, 9 бронеавтомобилей. Всего 207 293 штыка и 23 220 сабель.

Наступление турок началось в апреле. В конце мая туркам удалось отбить город Мемахатун. В это время к русским перебежал офицер турецкого Генерального штаба. Из привезенных им документов и данных им показаний выяснилась полная картина как устройства турецкого тыла и группировки войск, что до сих пор было известно только в общих чертах, так и турецкого плана наступления. Тогда генерал Юденич решил предупредить турецкое наступление своим контрударом, имея целью, выдвинувшись на линию Гюмюшхана — Калкит — Эрзинджан, разбить Третью турецкую армию до сосредоточения Второй армии.

Чтобы отвлечь внимание русского командования от направления главного удара, который намечался турками восточнее Трапезунда, турки 30 мая внезапно перешли в наступление в районе Мемахатун и потеснили части 1-го Кавказского корпуса к Эрзеруму. Но 6 июня наступление турецких войск здесь было остановлено контрударом русских. На главном направлении турки начали операцию 22 июня. Сосредоточив в полосе прорыва до 27 батальонов против 12 батальонов русских, они нанесли удар по левому флангу 5-го Кавказского корпуса в направлении на Сурмали, имея целью отрезать русские силы в районе Трапезунда. Прорвав русский фронт, турки потеснили на этом участке русских и оказались всего в 20 км от моря. Но к 4 июля турки понесли большие потери, их натиск ослабел, и левое крыло 5-го Кавказского корпуса в свою очередь перешло в наступление еще раньше, 2 июля, воспользовавшись ослаблением турецких сил перед своим фронтом, перешел в наступление 2-й Туркестанский корпус.

5 августа началось наступление Второй турецкой армии на огнотском направлении. Русские первоначально отошли, но затем, перебросив с других участков фронта значительные силы, 17 августа перешли в контрнаступление. До 11 сентября бои шли с переменным успехом, а затем в горах выпал снег и ударил мороз, заставивший противников прекратить боевые действия и спешно готовиться к зимовке. С началом зимних холодов обе стороны до весны перешли к обороне.

Успехи Баратова серьезно обеспокоили германского фельдмаршала фон дер Гольца, командовавшего Шестой турецкой армией, которая в составе 20 тысяч человек находилась в 150 км южнее Багдада у Кут-эль-Амара, и он решил нанести поражение русским. Пленение англичан в Кут-эль-Амара позволило туркам предпринять наступление против Баратова большей частью своих сил (15 тысяч штыков 13-го корпуса), оставив южнее Кут-эль-Амара лишь 8 тысяч штыков против англичан, силы которых составляли до 25 тысяч человек. 13-му корпусу были приданы германская артиллерия, пулеметы и средства радиосвязи.

Наступление турок против Баратова началось 2 июля 1916 г. Хотя корпус Баратова к этому времени был усилен и насчитывал в своем составе до 13 батальонов и дружин, 65 эскадронов и сотен (10016 штыков и 7392 сабли), 35 орудий, ему уже в середине июля пришлось оставить Ханикин. 15 июля турки заняли Керманшах, а 10 августа — Хамадан, восточнее которого русские остановили дальнейшее продвижение противника.

Глава 7 РЕВОЛЮЦИЯ В РОССИИ

1917 год начался Февральской революцией, которая кардинально изменила ход всей войны на всех фронтах России, включая турецкий. Эмигрантские историки в конце 1920-х годов усиленно раздували миф о том, что революция лишила Россию победы в Мировой войне. К сожалению, и ряд современных историков, вроде А. Н. Боханова, пытается доказать нам, что Россия к февралю 1917 г. выиграла войну. И дело не в том, что к февралю 1917 г. немцы оккупировали несколько русских губерний. К середине 1944 г. немцы тоже стояли на нашей земле, но всем было очевидно, что их дело бесповоротно проиграно, включая даже германских генералов, устроивших покушение на Гитлера. Между Россией начала 1917 г. и СССР середины 1944 г. была принципиальная разница: врага было чем бить и знали, за что бить. У нас были лучшие в мире танки Т-34, KB, а затем ИС-1 и ИС-2. В каждой наступательной операции дорогу пехоте расчищали десятки тысяч орудий и установок залпового огня (знаменитых «Катюш»), наша авиация господствовала в воздухе. Наши заводы производили существенно больше видов вооружений, чем фашистская Германия. Напав на СССР, Гитлер хотел уничтожить большую часть славянского населения СССР, а остальных обратить в рабство. Об этом и о зверствах немцев на оккупированных территориях знал каждый советский гражданин. Авторитет верховного главнокомандующего был непререкаем.

А в феврале 1917 г. в России все было наоборот. Наступления союзников на Западном фронте в 1917—1918 гг. показали, что прорвать оборону немцев даже на протяжении нескольких километров невозможно без сосредоточения тысяч тяжелых орудий и сотен танков. Но и в этом случае за каждый километр неприятельской территории приходилось рассчитываться огромными потерями.

Россия же располагала ограниченным числом разнотипных тяжелых орудий и вообще не имела танков. Кстати, у нас их даже не проектировали. Поэтому любое большое наступление на германские войска было заранее обречено на неудачу. Не будь революции, русские войска в лучшем случае могли бы более или менее успешно обороняться.

Ну, хорошо, возразит оппонент, русские могли быть в обороне до ноября 1918 г., а там немцы капитулировали, и русские оказались бы победителями. Однако немцы капитулировали не потому, что союзники уничтожили их флот, взяли Гамбург или Берлин, а из-за революции в Германии. А немецкая революция была следствием русской. К 1 ноября 1918 г. ни одного неприятельского солдата не было на территории Германии и Австро-Венгрии. Линия фронта проходила исключительно по территории стран Антанты. Немцы успели наладить массовый выпуск танков, противотанковых орудий, новых типов самолетов, подводных лодок и т.п. И все это только начало поступать в части в 191.8 г. Так что вопрос о капитуляции Германии в ноябре 1918 г. без революции в России представляется, мягко говоря, спорным.

Русские солдаты не знали, за что они воюют. Басни про обиженных австрияками сербов годились лишь для первых недель войны. Включение в состав России германских территорий могло только принести вред России. Что же касается Проливов, то, с одной стороны, русская официальная пропаганда не рисковала объявить их целью войны, а с другой стороны, западные союзники неоднократно обещали России Проливы, но ни под каким видом не собирались отдавать их. У союзников имелись совсем другие планы послевоенного устройства мира. Англия и Франция договорились установить линию раздела сфер влияния по Проливам. Европейские берега Проливов оставались за Францией, а азиатские — за Англией. О России, как видим, и речи не было. Мало того, Англия и Франция еще до февраля 1917 г. решили после победы в войне расчленить Россию. В частности, планировалось отторжение Привисленского края, части Белоруссии, части Украины, а также всей Прибалтики.

Выходит, что русские войска сражались за расчленение своей страны!

В 1916 г. почти одновременно в Петрограде и Берлине рассматривался вопрос о заключении сепаратного мира. Причем, естественно, одной из важнейших проблем был вопрос о Проливах.

В мае — начале июня 1916 г. в окружении российского премьера Б. В. Штюрмера обсуждался вариант сепаратного мира с Германией. В обмен на Привисленский край и Курляндию Россия должна была получить часть Восточной Галиции и «весомую часть» Турции.

В Берлине же был составлен проект мира, согласно которому Россия получала право на свободный проход военных кораблей через Проливы. У входа в Дарданеллы Россия должна была получить остров в Эгейском море для строительства военно-морской базы. России предоставлялась доля прибыли от эксплуатации Багдадской железной дороги и т.д.

Как видим, Россия в 1916 г. имела реальную возможность заключить почетный мир с Германией. При этом решалась или почти решалась вековая цель России — обеспечение безопасности ее южных рубежей.

Однако Николай II ясно понимал, что мир с Германией будет немедленно использован его противниками как повод для государственного переворота. А противников у Николая II хватало. Он восстановил против себя все политические партии от большевиков до монархистов, буржуазию, генералитет, православное духовенство, собственную мать и всю родню, не говоря уж о рабочих и солдатах. Защитить царя было просто некому.

Основную роль в низложении Николая II сыграли генералитет и офицерство. Однако делалось все тайно, и заговорщики даже после переворота открещивались от него. В результате успех был полностью приписан левым силам, а генералитет и офицерство в глазах армии и народа остались защитниками царизма. Не надо забывать, что именно гвардейские полки расстреливали народ 9 января 1905 г. в Петербурге. Именно офицерство спасло Николая II в революцию 1905—1907 гг. Офицеры расстреливали тысячи «подозрительных» без суда и следствия, лишь иногда занимаясь «формалистикой» — писали на коленке карандашом смертные приговоры. Левые и большая часть населения несправедливо обвиняли офицерство в поражениях в войне с Японией в 1904—1905 гг. и в Мировой войне.

На самом же деле большинство русских офицеров честно сражалось в обеих войнах, а их вина состоит лишь в том, что они бездействовали, глядя на все безобразия Николая II и его окружения. У них не хватило смелости спасти Россию от революции и кровавой Гражданской войны.

Ненависть к офицерству охватила всю страну. Расправа над ними началась уже через день после отречения Николая II. Причем, производилось это беспартийными матросами и солдатами. В ходе гражданской войны людей убивали только за то, что они служили офицерами в царской армии. И делали это не только большевики, но и махновцы, зеленые, петлюровцы и другие. Ненависть народа к офицерству была столь велика, что погоны и другие знаки отличия офицеров большевики решились ввести лишь в конце 1942 г.

Временное правительство не любило и боялось офицерства. Это правительство не сумело поставить перед страной ни военных, ни политических, ни экономических целей. Образовался вакуум власти. Не было никакого «штурма Зимнего». Юнкера и дамы из «батальона смерти» были собраны к дворцу, якобы для погрузки дров. Когда же выяснилось, что дело пахнет не дровами, а «керосином», юнкера и дамы попросту разбежались. Большевики не захватывали власти, они нашли ее на улице, отмыли и взяли себе «всерьез и надолго».

В результате Февральской революции начался развал русской армии и флота, который усилился после октября и завершился к февралю 1918 г.

Глава 8 КАМПАНИЯ 1917-1918 ГОДОВ НА ЧЕРНОМ МОРЕ

К началу года все крупные германо-турецкие корабли находились на приколе. Крейсер «Гамидие» был признан негодным для активных боевых действий, и с него сняли 152-мм орудия. С «Гебена» и «Бреслау» также было снято несколько орудий для использования в береговой обороне.

Как писал Лорей: «Траление мин перед Босфором двигалось очень медленно. При таких условиях нечего было и думать об использовании подводных лодок в Черном море». Поэтому германское командование направило подводные лодки, базировавшиеся в Проливах, в Эгейское море для борьбы с англо-французским флотом.

С 25 мая 1917 г. русские начали ставить мины у Босфора с моторных баркасов. Первое заграждение было поставлено в 300 м от входа в пролив, а на следующий день 72 мины были поставлены уже в начале самого пролива.

В конце мая русские корабли обстреляли Синоп и Самсун, а самолеты с авиатранспортов бомбили эти порты. Было уничтожено несколько небольших торговых судов и ряд береговых объектов.

Первой лодкой, вышедшей в Черное море в 1917 г., стала UB-14. Она была отправлена 30 мая к Кавказскому побережью. Лодка высадила трех диверсантов, а также потопила парусник водоизмещением 145 т с грузом соли. 14 июня подводная лодка вернулась в Босфор.

23 июня в 18 ч 45 мин крейсер «Бреслау» вышел из Босфора, имея 80 мин на борту. Поздно вечером следующего дня крейсер выставил 70 мин у устья Дуная. В 3 ч ночи 25 июня «Бреслау» обстрелял маяк на острове Фидониси (Змеином). Затем на остров был высажен десант, который захватил маяк и радиостанцию. Десантом были уничтожены две 77-мм пушки (по-видимому, трофейные германские). В 4 ч 55 мин десант возвратился на крейсер. В заключение «Бреслау» поставил недалеко от маяка оставшиеся 10 мин.

«Бреслау» двинулся назад, но в 12 ч 15 мин был обнаружен русскими эскадренными миноносцами. В 13 ч 25 мин эсминцы открыли огонь с дистанции 107 кабельтовых (19,8 км), но выстрелы дали недолеты. Из-за дальней дистанции «Бреслау» не отвечал. В 13 ч 35 мин с «Бреслау» заметили дредноут «Екатерина II». В 14 ч 13 мин дредноут открыл огонь с дистанции 136 кабельтовых (25,2 км). Недолеты достигали 400—600 метров, но залпы ложились в одну точку. Скорость хода дредноута достигла 24 узлов. «Бреслау» увеличил скорость до 25 узлов и надеялся при помощи постепенного уклонения вправо выйти из района обстрела. «Бреслау» поставил несколько дымовых завес. В результате ни «Екатерина II», ни наши турбинные эсминцы ни разу не попали в крейсер. В 17 ч 15 мин «Екатерина II» прекратила огонь, и «Бреслау» спокойно вошел в Босфор.

Результатом этой операции явилась гибель 7 июля на мине русского эскадренного миноносца «Лейтенант Заиаренный» у острова Фидониси. Эсминец вез команду и оборудование для восстановления маяка и радиостанции на острове. Погибло 37 человек.

В ночь с 9 на 10 июля 1917 г. английская авиация впервые бомбила Стамбул. Самолеты вылетели с острова Имброс в Эгейском море в 240 км от Стамбула. Бомбы были сброшены у военных заводов Макрикой и Сан-Стефано, в пригороде. Две бомбы упали у Сераскериата (военного министерства), находившегося в центре старого Стамбула. Один самолет пытался бомбить «Гебен», но попал в носовую часть эсминца «Эдигар». 29 человек было убито, эсминец затонул.

Прежде чем переходить к событиям революционного времени, стоит сказать несколько слов о последней попытке захвата русскими Босфора.

В конце 1916 г. в России в абсолютной тайне началась подготовка к захвату Константинополя и Проливов. Планы этой операции до сих пор являются секретными. Во всяком случае, никто из наших морских историков по сей день о них не упомянул. К сожалению, и автору не удалось добраться до этих планов, а судить о них приходится по косвенным данным. Так, в книге «Россия и Черноморские проливы»{59} говорится, что министр иностранных дел Н. Н. Покровский представил записку, где предлагал без промедления провести десантную операцию по захвату Босфора и Константинополя.

В Центральном Военно-морском архиве автор нашел интересные документы о поставках на Черноморский флот большого числа химических снарядов. Так, к 25 ноября 1916 г в штатном боекомплекте русских дредноутов положено было иметь на одну 305/52-мм пушку — 400 выстрелов, из которых 20 со шрапнелью и 37 с «удушающим снарядом». Часть «удушающих» снарядов была заказана в центральной части России, а 300 «удушающих» 305-мм снарядов было изготовлено в Севастополе из практических (учебных) снарядов. Кроме того, севастопольский морской завод из практических снарядов изготовил 4000 «удушающих» 120-мм снарядов и 3000 таких же снарядов для 152/45-мм пушек Кане.

В Петрограде для Черноморского флота было изготовлено 4000 «удушающих» снарядов для 102/60-мм пушек эскадренных миноносцев. Кроме того, на Черноморский флот поступило большое число 305-, 203-, 152-, 120- и 101,2-мм шрапнельных снарядов, произведенных в России, США и Японии. Никогда ранее шрапнель не входила в боекомплект русских корабельных орудий крупного и среднего калибра.

Понятно, что стрелять шрапнелью, а тем более химическими снарядами, по морским целям бессмысленно. Они предназначались исключительно для стрельбы по берегу. Поэтому нетрудно представить себе план операции. Русские корабли должны были буквально забросать укрепления Босфора химическими снарядами. Замолчавшие батареи захватывались десантом. А по подходящим полевым частям турок корабли должны были открыть огонь шрапнелью.

Не менее интересен и еще один, внешне чисто технический аспект, найденный автором в документах Военно-исторического архива. В конце 1916 г. шла подготовка к демонтажу большинства береговых батарей Севастополя и перевозке их неизвестно куда. Легко догадаться, что в 1917 г. хотели повторить план операции 1897 г., то есть

Проливы подлежали быстрому захвату, а затем на их берегах планировалось установить мощные береговые батареи. А предназначались эти батареи для стрельбы не по туркам и немцам, а по англичанам и французам, если бы они сунулись в Проливы. Увы, Февральская революция и разложение личного состава армии и флота сорвали эту операцию.

24 августа 1917 г. Сушон, получивший к тому времени звание вице-адмирала, был назначен командующим 4-й эскадрой «Флота открытого моря»[71]. Вместо него был назначен вице-адмирал Ребейр-Пашвиц.

Но куда большие изменения произошли в русском флоте. Адмиралу Колчаку кое-как удавалось поддерживать порядок на Черноморском флоте до июля 1917 г. Затем он был смещен Временным правительством, а вместо него был назначен только что произведенный из капитанов 1-го ранга 37-летний контр-адмирал А. В. Немитц[72].

15 июня 1917 г. в строй вступил третий дредноут «Император Александр III». Почти одновременно с ним вступили в строй эсминцы «ушаковской» серии «Гаджибей», «Калиакрия», «Керчь» и «Фидониси», а также подводные лодки «Буревестник», «Гагара» и «Утка».

Но еще раньше, в апреле 1917 г., произошло переименование чуть ли не половины Черноморского флота. В первую очередь переименовали два состоявших в строю и один строящийся в Николаеве дредноут. «Императрица Екатерина Великая» стала «Свободной Россией», «Император Александр III» стал «Волей», а «Император Николай I» — «Демократией». Авиатранспорты (гидрокрейсера) «Александр I» и «Николай I» получили названия «Республиканец» и «Авиатор», Броненосцу «Пантелеймон» и крейсеру «Кагул» 31 марта вернули их революционные названия «Потемкин-Таврический» и «Очаков». Но матросы броненосца, не дюже знакомые с революционной историей, потребовали нового переименования, и 28 апреля «Потемкина» переименовали в «Борец за свободу».

С 1 по 5 ноября 1917 г. состоялся последний поход кораблей Черноморского флота. В нем участвовали «Свободная Россия», «Воля», «Борец за свободу», «Иоанн Златоуст», румынский вспомогательный крейсер «Король Карл» и эсминцы. Соприкосновений с противником русские корабли не имели. Поход имел скорее политическое, чем военное значение.

С февраля по октябрь 1917 г. (по старому стилю) в Петрограде было двоевластие — Временное правительство и Петроградский Совет. А в Крыму имело место многовластие, точнее, к власти лезли каждый, кому не лень. На власть в Крыму и Севастополе, естественно, претендовали Временное правительство, Ставка верховного главнокомандующего и Севастопольский Совет. В апреле 1917 г. в Киеве с попустительства Временного правительства было создано сепаратистское правительство Украины, так называемая Центральная рада. Приехавший в Киев в середине июля А. Ф. Керенский фактически признал власть Центральной рады над рядом малороссийских губерний.

В октябре 1917 г. в Севастополь прибыл «украинский» комиссар флота капитан 2-го ранга Акимов, вывесивший над своей резиденцией флаг Центральной рады. Украинский войсковой комитет прямо агитировал за полную «украинизацию» Черноморского флота и передачу его Украине на правах собственности. Этой пропаганде в ноябре поддались экипажи крейсера «Память Меркурия» и миноносца «Заветный». В ответ на решение большинства команды крейсера вместо андреевского поднять 12 ноября флаг Украины «великороссы и несочувствующие подъему украинского флага» решили покинуть корабль. Судовой комитет просил Исполком Совета назначить на крейсер матросов-украинцев взамен ушедших, но Совет и Центрофлот отвергли эти домогательства. В конце концов, украинский флаг на «Памяти Меркурия» был спущен.

Татарские националисты тоже решили не теряться. 10 декабря 1917 г. в городе Бахчисарай был созван татарский курултай. Курултай сформировал «Крымско-татарское национальное правительство» под руководством Ч. Челебиева, которого позже сменил Джафер Сейдамет. Самозваное правительство сформировало «армию» из нескольких тысяч националистов. 21 декабря банда татар разоружила солдат береговой батареи в Евпатории. А 24 января 1918 г. татарская конница ворвалась в Севастополь. В ходе двух дней ожесточенных боев матросы Черноморского флота и солдаты Севастопольской крепости разгромили татар и выбросили их из города.

В Ялту, Феодосию и Евпаторию были отправлены боевые корабли, пушки которых отрезвили новоявленных претендентов на ханский престол. По железной дороге в Симферополь были отправлены отряды матросов, которые совместно с представителями русского населения Симферополя очистили город от банд националистов. Джафер Сейдамет бежал в Турцию.

Осенью 1917 г. грузинские националисты обратились за помощью к германскому командующему в Стамбуле. Германское командование отдало приказ направить к берегам Кавказа оружие и диверсантов-грузин. С этой целью подводная лодка UB-42 4 октября вышла из Босфора. Она имела на борту пять грузин-диверсантов, деньги и боеприпасы. В связи с принятием лишних грузов пришлось оставить запасные торпеды. 8 октября подводная лодка подошла к месту высадки южнее устья реки Чурия, между Анакрией и Поти. 9 октября диверсанты и груз были доставлены на берег. Всего было выгружено на берег 90 винтовок, 18 900 патронов, ящик со взрывчатыми веществами, 5 пистолетов, 1000 патронов к ним и 370 тысяч рублей. Затем UB-42 направилась на север и 10 октября в 23 ч 40 мин потопила торпедой большой пароход водоизмещением 3000 т, произведя атаку в надводном положении. Он затонул в черном облаке дыма после сильного взрыва, сопровождавшегося пламенем. На следующий день лодка потопила подрывными патронами русский парусник с грузом в 160 т дерева. Команда покинула судно после двух попаданий, капитан был убит, один человек ранен. 12 октября ранним утром подводная лодка UB-42 подошла к Туапсе. За молом виднелся большой пароход. В 13 ч с дистанции в 27—25 кабельтовых (5—4,6 км) лодка открыла по нему и складским постройкам огонь. С лодки были замечены попадания. Через 10 минут в бой вступила береговая батарея. Уже второй ее залп дал накрытие, и подводная лодка UB-42 была вынуждена быстро погрузиться.

Миноносец «Хамид-Абар»

Для поднятия боевого духа местного населения подводная лодка UB-42 зашла в Самсун. А18 октября UB-42 встала на якорь в заливе Золотой Рог.

31 октября два русских эсминца и авиатранспорт появились у порта Инада (европейский берег Турции, в 120 км от Босфора). Эсминцы с дистанции 3 кабельтовых (556 м) открыли огонь по городу и порту, а самолеты авиатранспорта бомбили город. Огнем эсминцев был потоплен турецкий миноносец «Хамид-Абар» (8 человек погибло, 4 ранено). Были повреждены два парохода. Три тральщика были вынуждены выброситься на берег. Береговые батареи турок открыли огонь с большим опозданием и совершенно безрезультатно. После трехчасового обстрела русские корабли без потерь двинулись обратно.

В ответ на эту операцию немцы решили послать в район Инады крейсер «Бреслау». 1 ноября в 11 ч «Бреслау» вышел из Босфора и в 14 ч 22 мин, увидев в районе Инады плавающую мину, повернул обратно и в 21 ч вошел в Босфор. 10 ноября в 22 ч «Бреслау» снова вышел в море. Утром 12 ноября крейсер подошел к Синопу. На «Бреслау» подняли огромный турецкий флаг и с этим флагом прошлись под берегом около 300 км до мыса Баба. В ночь с 12 на 1.3 ноября «Бреслау» вернулся в Босфор. Поход крейсера обеспечивали подводные лодки UB-42 и UB-14 и несколько гидросамолетов, один из которых без вести пропал в море. Никакого боевого значения «прогулка» «Бреслау» не имела, разве что показать населению, что у турок еще есть корабли.

Пришедшие в России к власти большевики решили заключить перемирие на море еще до подписания мира. С этой целью в Одессе начались переговоры с германским вице-адмиралом Гопманом и турецким контр-адмиралом Арифом-пашой. В ночь с 15 на 16 декабря 1917 г. было заключено перемирие.

Черноморского театра касались следующие пункты:

1. Перемирие распространяется на все Черное море и на все находящиеся на нем морские и воздушные силы договаривающихся сторон.

2. Атаки с моря и воздуха на порты и побережье другой договаривающейся стороны запрещаются во всех морях.

3. Перелеты над портами и побережьями другой договаривающейся стороны, а также через демаркационные линии запрещены на всех морях.

4. Демаркационные линии на Черном море проходят: от маяка Олинька (Георгиевское гирло Дуная) до мыса Иероса (Трапезунд).

5. Торговля и торговое мореплавание на Черном море свободны. Установление всех положений по вопросу торговли, как и извещение торговых судов о безопасных морских путях, возлагается на черноморскую подкомиссию в Одессе.

6. Договаривающиеся стороны обязаны во время перемирия на Черном море не предпринимать никаких подготовлений к морским наступательным операциям.

Подписание соглашения буквально спасло Турцию. В Стамбуле давно не было топлива, приостановилась доставка хлеба. Как писал Лорей: «...хлебный паек был сокращен наполовину (по 180 г вдень на человека), в то время как большей части населения приходилось питаться только хлебом. Поэтому свобода торгового судоходства на Черном море, обеспечивавшаяся договором о перемирии, имела первостепенное значение».

3 марта 1918 г. был подписан Брестский мир. Однако ни немцы, ни турки не прекратили боевых действий. 13 марта германские войска заняли Одессу. Перед этим все суда, вплоть до барж, покинули порт. Эвакуацию прикрывали броненосцы «Ростислав» и «Синоп».

Подводные лодки UC-23 и UB-42 были посланы на позиции между Одессой и Севастополем с целью захвата русских танкеров, поскольку турецко-германскому командованию в Стамбуле срочно потребовались танкеры.

17 марта германо-австрийские войска заняли Николаев. После небольших стычек германские войска прорвались через Перекопский перешеек и 25 апреля заняли Симферополь. Здесь под охраной германских войск образовалось новое крымское правительство.

Премьер-министром «Крымского краевого правительства», а также министром внутренних и военных дел немцами был назначен татарский националист М.А. Сулькевич, а министром иностранных дел уже знакомый нам Джафер Сейдомет.

В июле 1918 г. «правительственная» делегация посетила Берлин. Татары просили признать независимость суверенного «Крымского ханства» и, разумеется, денег. Но пока суд да дело, у немцев началась революция, и им стало не до ханов.

12 апреля 1918 г. мониторы «Сзамос» («Szamos»), «Босна», «Корос», «Бодрог» и другие суда австро-венгерской Дунайской флотилии вошли в Одессу. Австрийские мониторы неоднократно заходили в Херсон и Николаев. 15—28 мая отряд мониторов совершил поход вверх по Днепру. Лишь 12 сентября 1918 г. суда австро-венгерской Дунайской флотилии окончательно покинули Одессу.

С 11 марта по 5 апреля подводная лодка UC-23 в районе Евпатории захватила русские пароходы «Труд», «Казак» и «Ольга».

Согласно Брест-Литовскому мирному договору все корабли Черноморского флота должны были разоружиться в Севастополе. Однако экипажи кораблей не хотели разоружаться, что послужило немцам предлогом для оккупации Севастополя.

Командование Черноморским флотом еще в конце марта получило указание из Москвы готовиться к переводу флота в Новороссийск. Однако украинские националисты, поддержанные командующим флотом контр-адмиралом М.Н. Саблиным, начали уверять матросов, что в случае перехода кораблей под власть Центральной рады немецкие войска приостановят наступление на Севастополь. Вначале часть матросов поддалась лживой агитации националистов. На дредноуте «Воля» и крейсере «Память Меркурия» были подняты «желто-блокитные» флаги, но с флагманского дредноута «Свободная Россия» последовало приказание: «Немедленно убрать флаги Центральной рады и поднять красные флаги. Неисполнение приказания будет расцениваться как измена». Эскадренный миноносец «Гаджибей» подошел к «Воле», отрепетовал приказание флагмана и предупредил: «Если приказание не будет выполнено» то «Гаджибей» выпустит торпеду». Флаг Центральной рады был спущен.

29 апреля 1918 г. в 23 ч 12 эскадренных миноносцев, вспомогательный крейсер «Троян», 65 моторных катеров, 11 буксиров, 47 барж и 8 транспортов ушли в Новороссийск.

30 апреля на Северной стороне Севастополя показались передовые отряды германских войск.

Вечером того же дня дредноуты «Свободная Россия» и «Воля», пять эскадренных миноносцев и другие корабли стали выходить из бухты. С высот Северной стороны германские полевые пушки открыли по ним огонь. «Воля», «Свободная Россия» и три шедших впереди эсминца прорвались в открытое море. Эсминец «Гневный» был подбит артиллерийским огнем противника и выбросился на берег в районе Ушаковой балки, эсминец «Заветный» был затоплен своей командой в порту. Подводные лодки и малые корабли возвратились в Южную бухту. В Севастополе остались шесть броненосцев, два крейсера и ряд других кораблей, многие из которых не были укомплектованы личным составом.

30 апреля «Гебен» и «Гамидие» вышли в море. («Бреслау» погиб на минах 20 января 1918 г. в Эгейском море.) В ночь на 1 мая крейсера заняли позицию перед Севастополем.

2 мая «Гебен» и «Гамидие» вошли в Севастополь. 3—4 мая немцы подняли германские флаги на русских кораблях, оставшихся в Севастополе. Немцы назначили капитана 1-го ранга Остроградского «морским представителем Украинской Державы». Но никакой власти ни Остроградский, ни сама «держава» в Севастополе не имели. Всем распоряжался германский адмирал Гопман. Казенное, равно как и частное, имущество в Севастополе бессовестно разграблялось немцами.

13 мая на крейсере «Прут» (бывший «Меджидие») был торжественно поднят турецкий флаг. Затем крейсер «Гамидие» взял «Прут» на буксир и отвел его в Стамбул.

7 июня «Гебен» вошел в севастопольский док, где в течение недели прошел ремонт. (Последний раз он был в доке 4,5 года назад, так как у турок не было подходящего дока.)

1 июня последний отряд кораблей прибыл в Новороссийск. Тут перед русскими моряками возник вопрос — что делать дальше?

24 мая, еще до ухода кораблей в Новороссийск, начальник Морского генерального штаба Е.А. Беренс представил Председателю Совнаркома доклад, где говорилось: «Германия желает во что бы то ни стало завладеть нашим флотом. Дальнейшие с нашей стороны попытки разрешить вопрос переговорами при вышеизложенных условиях дают только Германии возможность выиграть время и явно ни к чему не приведут. Наши суда в Новороссийске попадут в руки даже не Украине, а Германии и Турции и создадут этим в будущем господство их на Черном море... Все эти условия показывают, что уничтожение судов в Новороссийске надо произвести теперь же, иначе они несомненно и наверное полностью или в части попадут в руки Германии и Турции».

На докладе Морского генерального штаба В. И. Ленин написал: «Ввиду безвыходности положения, доказанной высшими военными авторитетами, флот уничтожить немедленно».

На имя командующего и главного комиссара Черноморского флота 28 мая была направлена секретная директива за подписью Ленина с приказанием «утопить все суда Черноморского флота и коммерческие пароходы, находящиеся в Новороссийске».

Таким образом, болтовня нынешних СМИ о том, что Ленин-де по злому умыслу решил утопить флот, не имеет никаких оснований. Ленин просто доверился специалистам, причем не большевикам, а офицерам царского флота. Между тем 3 июня перед Новороссийском заняла позицию подводная лодка UC-23. А 52-й германский корпус начал продвижение с целью занятия Новороссийска.

Однако вопрос о судьбе флота решила не ленинская телеграмма, а матросский референдум, проведенный 16 июля в Новороссийске. Референдум дал 939 голосов за возвращение в Севастополь, 640 — за затопление флота в Новороссийске и около 1000 воздержалось от голосования. По дредноутам распределение голосов было таково: на «Воле» за возвращение — 360, за потопление — 140; на «Свободной России» за возвращение — 350, за потопление — 340. В результате 17 июля вечером «Воля», эсминцы «Пылкий», «Поспешный», «Дерзкий», «Беспокойный», «Жаркий» и «Жуткий» (на которых было всего состава 730 человек) и транспорт «Троян» ушли из Новороссийска в Севастополь. Остальные корабли 18 июня были затоплены на внешнем рейде Новороссийска.

Дредноут «Свободная Россия» был потоплен четырьмя торпедами с эсминца «Керчь». Вместе с ним у Новороссийска были затоплены эсминцы «Фидониси», «Пронзительный», «Гаджибей», «Калиакрия», «Капитан-лейтенант Баранов», «Лейтенант Шестаков», «Сметливый» и «Стремительный». Эсминец «Керчь» ушел в Туапсе, где был затоплен своей командой.

19 июня «Воля» и сопровождавшие ее корабли пришли в Севастополь. По требованию немцев эти корабли были поставлены в Стрелецкой бухте Севастополя. Экипажи свезены на берег. Корабли были частично разоружены — сняты замки и ударники с орудий, выпущен воздух из торпед и т.п.

Немцы и турки стали безраздельными хозяевами Черного моря. 1 августа в Поти прибыл германский транспорт «Корководо» и высадил десант

В Батуме стала базироваться турецкая канонерская лодка «Бурак-Рейс». А в Новороссийск пришел турецкий минный крейсер «Пейк-и-Шевкет». Однако дни торжества германо-турецкого флота на Черном море были уже сочтены.

Глава 9 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ НА КАВКАЗЕ В 1917-1918 ГОДАХ

С осени 1916 г. командующего Кавказской армией великого князя Николая Николаевича заботили не столько военные дела, сколько разговоры о возможном дворцовом перевороте в России. К нему зачастили руководители масонов из Петрограда и Москвы, которые делали великому князю весьма лестные предложения: в минимальном варианте он вновь становился Верховным главнокомандующим русской армией и флотом, а в максимальном — Николаем III. В ходе «генеральского плебисцита», организованного 2 марта 1917 г. генералом Алексеевым, Николай Николаевич высказался за отречение царя и сразу же выехал в Ставку, бросив Кавказскую армию. Николай Николаевич ехал принимать командование, но масоны его обманули, и в пути он получил приказ Временного правительства, которым он вообще лишался всех должностей в русской армии.

В марте 1917 г. Временное правительство утверждает командующим Кавказской армией Н.Н. Юденича, который и ранее фактически исполнял эту обязанность. Однако в апреле Юденич был отозван в Петроград, а на его место назначен командир II Туркестанского корпуса генерал Пржевальский.

Зимой и весной 1917 г. на Кавказском фронте было затишье. Небывало снежная и суровая зима сильно затрудняла боевые действия. Лишь с назначением Пржевальского началась подготовка к наступлениям русских войск. Еще зимой с англичанами было заключено соглашение о совместных действиях, по которому Кавказская армия должна была, «как только растает снег на горах Курдистана», начать наступление на Моссул. Во исполнение этого Кавказская армия приступила к подготовке операции от Урмийского озера через Ревандуз на Моссул. Это наступление было тем более желательным, что имелись сведения о подготовке турок к кампании по обратному взятию Багдада, который весной был занят англичанами. Однако план подготовки Моссульской операции не был доведен до конца и вылился только в подготовительные работы по устройству коммуникаций через Урмийское озеро и далее, к турецкой границе.

4 апреля конный корпус генерала Баратова занял Ханекин. В направлении Кызыл-Рабат была выслана казачья сотня, соединившаяся там с английскими войсками. Помимо этого связь со штабом английского командующего в Месопотамии Моодабыла установлена по радио. Периодически туда направлялись штабные офицеры.

Баратов счел целесообразным приостановить продвижение своих частей в Месопотамии. Нездоровый тропический климат Месопотамии, когда заболеваемость малярией в некоторых частях достигала 80% личного состава, вынудила отвести в мае части корпуса в более благоприятные по климатическим условиям горные районы Персии. Для наблюдения за турками и для связи с англичанами были оставлены только две сотни.

С лета 1917 г. начался развал Кавказской армии. Части самовольно покидали позиции и отправлялись в тыл. Казачьи части организованно уходили на Кубань и Терек.

После Октябрьской революции развал армии резко усиливается. 28 ноября 1917 г. меньшевиками, эсерами, дашнаками и мусаватистами в Тифлисе создается Закавказский комиссариат. Фактически это было националистическое правительство Закавказья (Азербайджана, Армении и Грузии). Закавказский комиссариат приступил к разоружению пробольшевистски настроенных частей Кавказской армии.

18 декабря Закавказский комиссариат подписал соглашение с Турцией о прекращении военных действий.

Тем не менее в январе 1918 г. турки начали наступление. Русские войска практически не оказывали им сопротивления, точнее, их там уже практически не было. Правда, турки имели стычки с отрядами армянских националистов.

30 января турки заняли Эрзинджан, 4 февраля — Байбурт, 8 февраля — Мемахатун, 29 февраля — Эрзерум, а в марте ими была занята вся турецкая территория, оккупированная русскими в Первую мировую войну.

На Брест-Литовской конференции турецкий представитель потребовал отделения от России Кавказа и создания независимого Кавказского государства.

3 марта большевики были вынуждены подписать позорный Брестский мир. По нему и Турции отходили Каре, Ардаган и Батум.

15 апреля турецкие войска без боя заняли Батум, а 25 апреля — Каре. К середине мая турки подошли к Тифлису на 20—25 км.

Между тем 22 апреля 1918 г. была создана Закавказская демократическая федеративная республика (ЗДФР), которая не признавала ни советской власти, ни Брестского мира. В состав ЗДФР вошли Грузия, Армения и Азербайджан. Руководство ЗДФР то противодействовало продвижению турецких войск, то вступало с ними в переговоры.

Однако больше всего продвижению турецких войск на Кавказе мешала... Германия. В планы немцев не входило уступать бакинскую нефть и чиатурский марганец Турции. 27 апреля 1918 г. Германия принудила Турцию заключить секретное соглашение в Константинополе о разделе сфер влияния. Турции отводилась юго-западная часть Грузии и почти вся Армения, а остальная часть Закавказья доставалась Германии.

Лоскутная ЗДФР 8 июня 1918 г. официально прекратила свое существование. 8 июня образовалась Грузинская республика, 9 июня — Азербайджанская республики и 10 июня — Армянская республика.

4 июня 1918 г. Турция подписала с Армянской и Грузинской республиками договоры «о мире и дружбе», по которым к Турции, кроме Карской, Ардаганской и Батумской областей, отходили: от Грузии Ахалкалакский уезд и часть Ахалцихского уезда; от Армении Сурмалинский уезд и части Александропольского, Шарурского, Эчмиадзинского и Эриванского уездов. Турецкие войска получили право беспрепятственных железнодорожных перевозок.

28 мая правительство Грузии было признано Германией, и в Поти заключены шесть договоров, по которым Германия получала монопольное право на эксплуатацию экономических ресурсов Грузии, а порт Поти и железные дороги поступали под контроль германского командования. 10 июня германские войска вошли в Тифлис. К 15 июня численность их составила около 5 тысяч человек. Германские гарнизоны были размещены в Кутаиси, Гори, Сигнахе, Самтреди, Новосенаки, Очамчире и др. В Поти находились германские войска с артиллерией (свыше 10 тысяч человек). Всего в Грузии германских войск (включая военнопленных и мобилизованных немецких колонистов) было около 30 тысяч человек. Командующим войсками был назначен генерал-майор фон Крессенштейн.

Германские интервенты взяли под контроль почту, телеграф, банки, военные и финансовые ведомства. К грузинской армии были прикреплены германские инструкторы. По договорам с грузинским правительством от 12 июля Германия получала в эксплуатацию Чиатурское марганцевые рудники на 30 лет, порт Поти — на 60 лет, железнодорожную линию Шорапан — Чиатура — Сачхере — на 40 лет.

С мая по сентябрь германские интервенты вывезли из Грузии на

30 млн. марок меди, табака, хлеба, чая, фруктов, вина и т.д., в том числе

31 тысячу т марганца, 360 т шерсти, 40350 штук овечьих шкур.

Подробное описание гражданской войны на Кавказе в 1918— 1921 гг. выходит за рамки нашей работы. Поэтому автор в ряде мест вынужден пойти на некоторые упрощения. Так, мы опускаем многочисленные и очень интересные внутренние разборки в Баку в 1917— 1918 гг. Скажем лишь, что 13 тысяч турок при 40 орудиях вместе с 5 тысячами мусаватистов при 10 орудиях двинулись на Баку. Столицу Азербайджана обороняли пробольшевистские силы Бакинской коммуны (18 тысяч человек, 19 орудий, 3 бронепоезда). В июне 1918 г. из Советской России в Баку прибыли 4 броневика, 13 самолетов, а в следующем месяце — 800 человек при 6 орудиях. Однако моральный дух защитников Бакинской коммуны был весьма слаб. 20 июля турки без боя заняли Шемаху. Сравнительно небольшая большевистская прослойка в Баку оказалась в сложной ситуации. С одной стороны, у большевиков не хватало сил для отражения турецкого наступления, а с другой, они формально не имели права сражаться с немцами в силу Брестского мира. Большинству же населения Баку не улыбалось увидеть турок на улицах города. Поэтому Бакинский совет принял решение позвать на помощь английские войска, которые к тому времени уже находились на севере Персии.

31 июля Совет народных комиссаров сложил свои полномочия. А взамен была создана «Диктатура Центрокаспия и Временного исполнительного комитета Совета», которая первым делом обратилась за помощью к англичанам. Кстати, переход власти к «Диктатуре» произошел мирно. Обиженные большевики собрали чемоданы и спокойно сели на корабли. Эксцессы (расстрел 26 бакинских комиссаров и т.д.) произошли уже после эвакуации большевиков из Баку. 4 августа из Энзели морем прибыл английский отряд.

5 августа турецкие войска ворвались в Баку, но отрядам «Центрокаспия» и англичанам удалось вытеснить их из города. 17 августа в Баку прибыл второй английский отряд. Общая численность англичан достигла тысячи человек.

Турция подтянула резервы и 14 сентября возобновила наступление. На следующий день турецко-мусаватистские войска почти без боя заняли Баку. Англичане и руководство «Центрокаспия» бежали на судах Каспийской флотилии сначала в Петровск, а затем в Энзели. Турки три дня грабили Баку, при этом было убито около 30 тысяч мирных жителей.

По договорам Турции с мусаватистским правительством Азербайджана все железные дороги, нефтяная промышленность, Каспийский торговый флот и нефтепровод Баку — Батум на 5 лет передавались Турции. Азербайджан обязался поставить Турции на 2 млн. турецких лир нефти, хлопка, шерсти и другого сырья. Турки вывозили ежедневно не менее 44 цистерн нефти, в огромном количестве продовольствие, обрекая население на голод, угнали 60 паровозов, около 150 товарных и свыше 100 пассажирских вагонов, разрушили промышленные предприятия. Для содержания оккупационной армии был введен налог в размере 1/10 части дохода с крестьянского двора. Кроме того, крестьяне должны были поставлять дрова, скот, хлеб и другие продукты, выполнять подворную повинность. На прокормление турецких войск пошло около 1,3 млн. пудов пшеницы. В сентябре — ноябре мусаватистское правительство выделило на содержание турецкой армии 11 млн. рублей.

По Мудросскому перемирию Турция вывела свои войска из Закавказья. 17 ноября 1918 г. в Баку опять вошли англичане.

Стоит добавить, что в начале октября 1918 г. турецкие войска заняли Дербент, а 23 октября — Темир-Хан-Шуру.

Раздел VII ПРОБЛЕМА ПРОЛИВОВ В НОВЕЙШЕЙ ИСТОРИИ

Глава 1 КРАХ ОТТОМАНСКОЙ ИМПЕРИИ

Осенью 1918 г. англичане начали решительные наступления в Месопотамии, Шестая турецкая армия была разбита при Калат-Шерате. 31 октября англичане без боя вошли в Моссул.

19 сентября 1918 г. англичане начали наступление на Сирийско-Палестинском фронте. Турецкий фронт был прорван на расстоянии 40 км. 20 сентября английская кавалерия захватила Назарет. 1 октября был взят Дамаск, 26 октября — Алеппо (Халеб). Турки в Палестине были окончательно разгромлены.

После захвата 15 сентября Баку советское правительство разорвало Брестский договор в части, касающейся Турции.

29 сентября капитулировала Болгария. Согласно условиям капитуляции войска Антанты получили право передвигаться по ее территории в направлении турецкой границы.

Все это, плюс военные поражения германской и австрийской армий, означало, что наступают последние дни Оттоманской империи. 5 октября 1918 г. Энвер-паша обратился к президенту США Вудро Вильсону с просьбой о посредничестве при заключении мира. Ответа не последовало.

19 октября кабинет министров во главе с великим визирем Талаат-пашой, военным визирем Энвер-пашой и морским министром Джемаль-пашой ушел в отставку в полном составе. Новое турецкое правительство обратилось к Антанте с просьбой о перемирии.

27 октября начались мирные переговоры с Антантой. Они проходили в порту Мудрое на острове Лемнос. Вел переговоры командующий британским Средиземноморским флотом вице-адмирал С. Калторп. С турецкой стороны в переговорах участвовали представители Министерства иностранных дел и Генерального штаба Турции. Французский командующий флотом был извещен о переговорах постфактум.

30 октября 1918 г. в Мудросе на борту английского броненосца «Агамемнон» была подписана капитуляция Турции. Формально она имела вид перемирия.

В первой статье предусматривалось открытие Черноморских проливов для Антанты. Суда Антанты могли свободно проходить в обе стороны и выходить в Черное море.

По статьям 6, 9 и 12 все военно-экономические и стратегические центры страны подлежали оккупации Антантой.

В статье 5 предусматривалась демобилизация всей турецкой армии, а контингент, могущий обеспечить хотя бы как факт суверенитет Турции, подлежал особому определению.

Антанта отказалась признавать какие-либо государственные образования, созданные с участием турок на Кавказе.

Сразу же после подписания Мудросской капитуляции немцы срочно стали покидать Турцию. Так, например, германский сухопутный отряд, базировавшийся в Дарданеллах, 31 октября погрузился на плавучую мастерскую «Флейс» и убыл в Одессу.

Первоначально германский адмирал фон Ребейр-Пашвиц решил вывести все боеспособные германские корабли из Проливов в Севастополь. Но турки, смотревшие на уход немецкого персонала, в целом, «сквозь пальцы», категорически воспротивились уходу «Гебена». Дело в том, что этот крейсер др сих пор внушал страх англичанам, и они пригрозили туркам серьезными санкциями в случае ухода «Гебена» в Черное море. Скрепя сердце, германский адмирал 2 ноября в 16 ч 15 мин спустил свой флаг на «Гебене» и передал корабль адмиралу Ариф-паше. Через две недели «Гебен» был захвачен англичанами. В начале 1919 г. англичане увели его в порт Измид, где он ржавел несколько лет.

Немцы решили сделать Севастополь центром обороны Черного моря в случае проникновения туда эскадры Антанты. В первых числах ноября было усилено минное заграждение под Севастополем. Весь район от мыса Лукул до Фиолента был объявлен опасным. Немцы ввели в строй часть береговых батарей Севастопольской крепости.

4 ноября в Севастополь пришли два германских минных заградителя и подводные лодки UB-14, UB-42, UC-23 и UC-37.

Параллельное оборонительными мероприятиями германское командование начало сосредотачивать паровозы на станциях Севастополь, Симферополь, Джанкой и Мелитополь. Было приказано подготовить 600 вагонов-«теплушек».

Последний раз в боевой поход в Черном море германские лодки вышли 18 ноября 1918 г Целью похода была установка минного заграждения, хотя уже неделю назад на Западном фронте Германией и Антантой было подписано перемирие. Между 19 и 21 ноября немцы в Крыму согласились капитулировать перед англичанами.

В середине ноября английские войска высадились в Константинополе, а 23 ноября английский крейсер «Кентербери» прибыл в Севастополь.

24 ноября на линкоре «Воля» (бывший «Александр III») и большинстве других русских кораблей, стоявших в Севастополе, русскими моряками были подняты андреевские флаги. Однако командир английского крейсера в ультимативной форме потребовал спустить русские флаги к утру 25 ноября.

25 ноября в Севастополь пришла эскадра союзников в составе английских линкоров «Сьюперб» и «Тандерер», французского линкора «Джастис» («Justice»), итальянского линкора «Леонардо да Винчи», двух крейсеров и девяти эсминцев.

Союзники быстро поделили германские подводные лодки. UB-14 и UC-23 достались Франции, a UB-42 и UC-37 — Англии.

На линкор «Воля» и наиболее боеспособные русские эсминцы англичане посадили свои команды и увели корабли в порт Измид, где вчерашние враги «Гебен» и «Александр III» оказались рядом.

Увести в Измид русские броненосцы, подводные лодки и другие суда союзникам оказалось не под силу из-за отсутствия команд и плохого технического состояния кораблей. Позже англичане взорвут машины русских броненосцев, так что их восстановление окажется невозможным, а большинство подводных лодок будет затоплено близ Севастополя. Как видим, «просвещенных мореплавателей» прежде всего интересовало уничтожение Российского флота, а не борьба с большевизмом. В так называемой «интервенции» Англия, Франция, США и Япония преследовали свои собственные эгоистические цели, а их поддержка Белого движения имела целью не полное уничтожение большевизма и воссоздание «единого и неделимого» Государства Российского, а как раз наоборот — затягивание Гражданской войны, ослабление и расчленение России.

Но мы увлеклись. Гражданская война — это не наша тема, а мы возвратимся к Турции.

Район Проливов и ряд стратегических пунктов Турции были оккупированы силами союзников. Среди них было 41,5 тысячи английских, 59 тысяч французских и 17,4 тысячи итальянских солдат. Турецкая же армия была сокращена до 50 тысяч человек. К концу 1918 г., согласно Мудросскому перемирию, турки сдали 145 тысяч винтовок, 682 пулемета, до двух тысяч орудий. Однако во много раз больше оружия разошлось по всей стране.

Обычно после поражения срочно начинаются поиски козлов отпущения. Новый великий визирь, он же и премьер-министр, Дамад Ферид-паша заявил 21 января 1919 г.: «Война — это дело рук нескольких преступников, которыми Турция была втянута в войну без всякой на то внутренней необходимости». Естественно, султан Мехмед VI оказался ни при чем. Зато на трех публичных процессах были осуждены «виновники войны». К смертной казни через повешение были приговорены Энвер-паша, Талаат-паша, Джемиль-паша и Джавид-бей, а также губернатор Токата Махмуд-паша. Первые четверо были приговорены заочно, поскольку их не было в Турции, а Махмуда-пашу публично казнили, причем позорной для мусульманина казнью. Ряд других деятелей, включая духовного главу мусульман Турции, или шейха уль-ислам периода войны, Мусу Кязима-эфенди, приговорили к каторжным работам.

Антанта не знала, что делать с Турцией. Каждое государство предлагало свой вариант ее государственного устройства. Например, премьер-министр Греции К. Венизелос в начале 1919 г. предложил передать Стамбул и Западную Анатолию Греции. Венизелос утверждал, что Стамбул, как «не чисто мусульманский город», где турок всего 449 тысяч из 1 млн. 173 тыс. населения города, не может быть включен в турецкое государство. Слова с делом у греков не расходились — 15 мая 1919 г. греческая армия заняла Измир.

В феврале 1919 г. лидер армянских дашнаков Аветис Агаронян обратился к державам Антанты с предложением создать «Армянскую демократическую республику» с выходом к Черному морю и с включением в ее состав некоторых турецких анатолийских земель.

В марте 1919 г. лидер курдских националистов Шериф-паша также обратился к Антанте с требованием создать Курдское государство на территории бывшей Оттоманской империи.

В центральной Турции начинается восстание против султанского правительства. Во главе его становится турецкий генерал Мустафа Кемаль (1881-1938).

23 апреля 1920 г. в Анкаре открылось Великое Национальное Собрание Турции, провозгласившее себя всенародно избранным верховным органом власти в стране. 29 апреля создается правительство во главе с Мустафой Кемалем. В Турции возникло двоевластие. В Стамбуле, оккупированном союзниками, сидело султанское правительство, а в Анкаре — правительство кемалистов.

После долгих споров между союзниками 21 января 1920 г. на последнем заседании Парижской мирной конференции был принят мирный договор с Турцией, который позже получил название Севрского. Согласно этому договору Проливы отдавались под контроль Компании Черноморских Проливов. В свою очередь Компания должна была находиться под жестким контролем Англии, Франции и Италии. Турция теряла все аравийские территории, Сирию, Палестину, Ирак, острова Эгейского моря, район Измира и др. На востоке к Армянской республике отошли Ванский, Битлисский вилайеты[73], а также часть Эрзерумского и Трапезундского вилайетов.

Султанское правительство приняло Севрский договор, а анкарское правительство Мустафы Кемаля категорически его отвергло. В таких ситуациях лишь пушки могут подтвердить правомочность договоров. На западе полуострова Малая Азия высадилась 120-тысячная греческая армия.

А на востоке в июне 1920 г. началась армяно-турецкая война. После небольших успехов армянских войск турки перешли в решительное наступление. 29 сентября был занят Сарыкамьгш, а затем Ардаган. 8 октября армянское правительство обратилось с воззванием «ко всему цивилизованному миру», то есть к Антанте, с призывом остановить турецкое наступление. Однако Антанта ничем не помогла Армении. Давить на султанское правительство было бесполезно, так как на Армению наступали кемалисты, а посылать на озеро Ван своих солдат Антанта явно не желала.

Кемалисты продолжали наступление. 30 октября пап Каре, а 7 ноября — Александрополь. Турки шли на Ереван. 18 ноября Армения вынуждена была пойти на перемирие. Согласно официальным советским источникам 29 ноября в Армении объявился какой-то «Ревком» под руководством Касьяна (настоящая фамилия Тер-Каспарянц). Но оный Касьян в ноябре 1920 г. был членом заграничного бюро ЦК КП(б) Армении, так что и сам Ревком был «за границей». Первым делом Ревком призвал Красную армию на помощь «крестьян, поднявших знамя восстания». Красная армия оперативно вошла в Армению и привезла с собой «ревком» в полном составе. 29—30 ноября в Армении была установлена советская власть. А 2 декабря Ленин дал телеграмму Председателю Ревкома Касьяну: «Приветствую в лице вас освобожденную от гнета империализма трудовую Советскую Армению. Не сомневаюсь, что вы приложите все усилия для установления братской солидарности между трудящимися Армении, Турции, Азербайджана»{60}. Видимо, болезнь вождя начала прогрессировать.

Ввод Красной армии в Армению советская историография рассматривала как интернациональную помощь трудящимся Армении» но одновременно это была и серьезная помощь правительству Мустафы Кемаля. Ведь, несмотря на отступление, армянская армия представляла серьезную угрозу режиму в Анкаре. Армяне, как правило, хорошие солдаты, и им было за что драться с Турцией.

Флирт между Москвой и Анкарой начался еще в начале 1920 г. 26 апреля 1920 г. Мустафа Кемаль обратился к советскому правительству с просьбой о помощи. Он писал: «Мы принимаем на себя обязательство соединить всю нашу работу и все наши военные операции с российскими большевиками, имеющими целью борьбу с империалистическими правительствами и освобождение всех угнетенных из-под их власти. Для того, чтобы изгнать империалистические силы, которые занимают нашу территорию, ...и чтобы укрепить нашу внутреннюю силу для продолжения общей борьбы против империализма, мы просим Советскую Россию в виде первой помощи дать нам пять миллионов турецких лир золотом, оружие и боевые припасы в количестве, которое следует выяснить при переговорах...»

Осенью 1920 г. в Анкару поступило 200 кг золота из Советской России. Позже поступило еще несколько таких «посылок». В 1920—1922 гг. большевики поставили кемалистам 40 тысяч винтовок, 327 пулеметов и 54 орудия.

В качестве ответного дара Кемаль послал в Новороссийск две канонерские лодки водоизмещением в 410 т. 17 сентября 1920 г. прибыла «Айдин-Рейс», а 13 октября — «Превеза». Турецкая помощь оказалась весьма кстати, так как у большевиков в районе Новороссийска практически не было военных судов, а Врангель располагал большим флотом, который постоянно высаживал десанты на кавказский берег, занятый красными. Почти 7 месяцев канонерские лодки несли службу в Красном флоте, а 16 мая 1921 г. были возвращены Турции — к тому времени нужды в них уже не было.

По поводу большевистской помощи Кемаль говорил: «Победа новой Турции над англо-французскими и греческими оккупантами была бы сопряжена с несравненно большими жертвами или даже совсем невозможна, если бы не поддержка России. Она помогла Турции и морально, и материально. И было бы преступлением, если бы наша нация забыла об этой помощи».

В свою очередь кемалисты создавали трудности для снабжения Крыма. Ведь Проливы были единственной артерией, связывавшей врангелевскую армию с внешним миром.

16 марта 1921 г. в Москве был подписан договор между РСФСР и Правительством Великого Национального Собрания Турции. Поэтому договору Батум закреплялся за Грузией, а Турции отдавались Карс и Ардаган.

Стороны обязались не вести подрывной деятельности друг против друга. Вопрос этот крайне деликатный, и я процитирую статью VIII почти полностью: «Обе Договаривающиеся стороны обязуются не допускать образования или пребывания на своей территории организаций или групп, претендующих на роль правительства другой страны, или части ее территории, равно как и пребывания групп, имеющих целью борьбу против другой страны. Россия и Турция принимают на себя такое же обязательство в отношении Советских Республик Кавказа, при условии взаимности».

В статье VI говорилось, что «все договоры, до сего времени заключенные между обеими странами, не соответствуют обоюдным интересам. Они соглашаются поэтому признать эти договоры отмененными и не имеющими силы». Это было крупным «ляпом» большевиков. Ведь аннулировались международно признанные договоры — Кючук-Кайнарджийский, Ясский, Бухарестский, Адрианопольский, Парижский, Сан-Стефанский и другие. А они определяли границы, режим Проливов и т.п.

У нас любят говорить — «советское правительство», но давайте выясним конкретно, кто же отдал Карс и Ардаган, неоднократно омытые русской кровью? В марте 1921 г. Ленин был уже малодееспособен. Все вершил Троцкий, при поддержке Каменева, Зиновьева и К°. Сталин был против территориальных и иных уступок Турции{61}. Уж не за прошлые ли заслуги через 6 лет Кемаль предоставит убежище Троцкому, когда ему откажут другие страны?

Самой невыгодной для России и прямо-таки нелепой была статья V — выработка статуса Проливов передавалась будущей Конфедерации из делегатов прибрежных государств. Весной 1921 г. кемалисты очень зависели от Советской России, и с ними легко можно было договориться о благоприятном для России статусе Проливов. К чему эта демагогия о прибрежных государствах? Может быть Болгария и Румыния были очень озабочены проблемой выхода их опереточных флотов в Средиземное море?

13 октября 1921 г. в Карее был заключен договор между Армянской, Азербайджанской, Грузинской Советскими Социалистическими Республиками и Турцией. Карский договор подтверждал основные положения договора, заключенного в Москве 16 марта 1921 г.

Договор с Москвой сильно укреплял позиции Мустафы Кемаля. 20 октября 1921 г Франция подписала сепаратный мирный договор с кемалистами. Греческие войска, высадившиеся на полуострове Малая Азия, потерпели ряд поражений, и в сентябре 1922 г. боевые действия были прекращены.

Окончательно турецкий вопрос был урегулирован на Лозаннской мирной конференции, прошедшей в Швейцарии с 20 апреля 1922 г. по 24 июля 1923 г. Согласно решениям конференции Восточная Фракия, Стамбул, Проливы, зона Адрианополя, Измир, Киликия, юго-восток Анатолии, острова Имброс, Тенедос (Бозджа-ада), мелкие острова в трехмильной зоне от азиатского побережья Западной Анатолии оставались за Турцией. Турция отказывалась от претензий на Ирак, Сирию, Трансиорданию, Палестину, Египет, Аравию, Ливию, Додеканезские острова и Кипр. По вопросу о Проливах Лозаннский договор предусматривал свободу прохода через Проливы в мирное и военное время коммерческих и военных (морских и воздушных) судов и демилитаризацию Босфора и Дарданелл с уничтожением береговых укреплений.

Страны, подписавшие Лозаннский договор, не должны были посылать в Черное море более трех военных судов, причем тоннаж их ограничивался 10 тысячами т. Турции было запрещено иметь береговые батареи в Проливах. Численность стамбульского гарнизона жестко ограничивалась.

Лозаннская конвенция (договор) о Проливах просуществовала до 1936 г., до конференции в Монтрё. Советский представитель подписал Конвенцию о режиме Проливов 14 августа 1924 п, но СССР не ратифицировал Конвенцию как нарушающую его законные права и не гарантирующую мир и безопасность.

Отдельная конвенция, подписанная в Лозанне, регулировала обмен населением между Турцией и Грецией, идея о котором была выдвинута еще в 1913 г. Из Малой Азии подлежало переселению до 1,5 млн. греков, из Греции — до 0,5 млн. турок. Стамбульские греки остались на родине — в Стамбуле.

23 августа 1923 г. Великое Национальное Собрание Турции ратифицировало Лозаннский договор. Вскоре начался вывод оккупационных войск. 6 октября турецкие войска вошли в Стамбул.

17 ноября 1922 г. последний турецкий султан Мехмед VI тайно покинул Стамбул и отправился на английском линкоре «Малайя» на Мальту. Вместе с ним уехали члены его семьи и несколько придворных.

28 октября 1923 г. Турция была официально провозглашена Республикой.

Глава 2 КОНВЕНЦИЯ В МОНТРЁ

С 22 июня по 20 июля 1936 г. в швейцарском городке Монтрё проходила конференция по пересмотру Лозаннской конвенции о Проливах. Конференция в Монтрё была созвана по требованию Турции. Конференция закончилась подписанием новой конвенции о режиме Проливов.

Конвенция подтвердила принцип права свободного прохода и плавания в Проливах и объявила свободным проход через Проливы торговых судов всех стран.

В мирное время торговые суда пользуются полной свободой прохода через Проливы днем и ночью независимо от флага и груза без каких-либо формальностей.

Всякое судно, которое войдет в Проливы из Эгейского или Черного моря, должно останавливаться у санитарной станции при входе в Проливы для санитарного осмотра, установленного турецкими правилами, в рамках международных санитарных правил. Осмотр производится как днем, так и ночью с максимально возможной быстротой. После осмотра в одном пункте суда не обязаны останавливаться в каком-либо другом пункте Проливов.

Проводка судов лоцманами необязательна. Однако по желанию капитанов судов, направляющихся в Черное море, лоцманы могут быть вызваны из соответствующих лоцманских пунктов на подходах к Проливам.

Во время войны, если Турция не является воюющей стороной, торговые суда независимо от флага и груза будут пользоваться полной свободой транзита и судоходства в Проливах на тех же условиях, что и в мирное время. Если же Турция будет воюющей стороной, то торговые суда, не принадлежащие стране, находящиеся в войне с Турцией, пользуются свободой прохода и судоходства в Проливах при условии, что эти суда не оказывают никакого содействия противнику и входят в Проливы только днем. Путь прохода таких судов в каждом отдельном случае указывают турецкие власти. В Конвенции предусматривается, что проходить Проливы днем по указанным маршрутам торговые суда должны будут и в том случае, если Турция сочтет себя находящейся под угрозой непосредственной военной опасности.

Конвенцией предусмотрено резкое разграничение для прохода через Проливы кораблей прибрежных и неприбрежных к Черному морю держав.

Проход военных кораблей прибрежных держав объявлен в мирное время свободным при условии выполнения некоторых требований. Так, только черноморским государствам разрешено проводить через Проливы все типы надводных кораблей независимо от их вооружения и водоизмещения.

Только черноморские государства могут проводить через Проливы подводные лодки в следующих случаях:

1. В целях возвращения подводных лодок, сооруженных или купленных вне Черного моря, к своим базам в Черном море при условии, что Турция заблаговременно будем уведомлена о закладке или о покупке;

2. если необходим ремонт подводных лодок на верфях вне Черного моря при условии, что точные данные по этому вопросу будут сообщены Турции.

И в том, и в другом случае подводные лодки должны проходить Проливы в одиночку, только днем и в надводном положении.

Нечерноморским государствам разрешено проводить через Проливы корабли водоизмещением до 10 тысяч т с артиллерией калибра до 203 мм включительно.

В случае участия Турции в войне проход военных судов через Проливы зависит исключительно от усмотрения турецкого правительства. Турция имеет право применять эту статью и в случае, если она «считала бы себя находящейся под угрозой непосредственной военной опасности».

Для обеспечения прохода гражданских воздушных судов между Средиземным и Черным морем турецкое правительство должно указывать вне запретных зон Проливов воздушные маршруты, предназначенные для этого прохода. Гражданские воздушные суда могут использовать эти пути, делая турецкому правительству для эпизодических воздушных рейсов предуведомления за три дня, а для регулярных воздушных рейсов — общее предуведомление о датах прохода.

Турция получила возможность содержать вооруженные силы в районе Проливов без всяких ограничений и строить там береговые укрепления.

От Конвенции в Монтрё больше всех выиграла Турция. В чем-то, особенно в разграничении военных кораблей черноморских и нечерноморских стран, выиграл и СССР. Но в целом Конвенция не обеспечивала должным образом безопасности наших южных границ.

Турция была слишком слаба, чтобы предотвратить прорыв через Проливы английского, французского или итальянского флотов. Кроме того, не было никакой гарантии, что Турция не вступит в союз с другими государствами, направленный против СССР.

Глава 3 ПОПЫТКИ ПЕРЕСМОТРА КОНВЕНЦИИ В МОНТРЁ

К началу 1939 г. международная обстановка в Европе серьезно ухудшилась. В связи с этим 15 апреля 1939 г. Председатель Совета Народных Комиссаров СССР В. М. Молотов направил телеграмму временному поверенному в делах СССР в Турции О. И. Никитниковой, в которой поручалось от имени Молотова заявить президенту Турецкой Республики Иненю следующее: «Мы думаем, что в связи со складывающейся новой ситуацией в районах Балкан и Черного моря, было бы целесообразно устроить взаимную консультацию представителей Турции и СССР и наметить возможные меры зашиты от агрессии.

Если турецкое правительство также находит целесообразной эту акцию, следовало бы установить место и срок встречи представителей. Мы со своей стороны предложили бы Тбилиси или Батуми.

Желательно не откладывать это дело и возможно скорей осуществить его. Ждем ответа».

Весной 1939 г. начались переговоры СССР с Англией и Францией о заключении соглашения о совместной обороне в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств. В ходе переговоров рассматривался и вопрос о привлечении Турции к системе коллективной безопасности. Разумеется, договаривающиеся стороны мало интересовали турецкие вооруженные силы. Речь шла в основном о Проливах. Как известно» западные страны не желали заключать договор с СССР, а использовали переговоры как средство давления на Германию. Естественно, что эти переговоры закончились провалом.

Параллельно СССР пытался заключить отдельный договор с Турцией. 28 апреля 1939 г. в Анкару приехал В.П. Потемкин, зам. наркома иностранных дел СССР. Турки охотно шли на переговоры с СССР, но всячески увиливали от союза.

Избавляя читателя от описания скучных дипломатических переговоров Турции с СССР, Германией и западными союзниками, скажем лишь, что в 1939—1945 гг. Турция отчаянно маневрировала, пытаясь остаться нейтральной. Но нейтралитет Турции был не следствием миролюбия ее правительства. Турки в 1939—1942 гг., как и в 1914 г., мечтали урвать кусок чужой территории, воспользовавшись европейской войной. Но, в отличие от 1914 г., турецкие правители хотели урвать лишь то, что было рядом, а конкретно — острова Эгейского моря и южную часть Болгарии. Но тут нашла коса на камень. Островами в Эгейском море частично владели итальянцы, а на остальные они, как говорится, «глаз положили». А Гитлер сделал ставку на Болгарию, и ни о каком разделе ее и речи не могло быть.

Оставались, конечно, Крым и Кавказ. Но до 22 июня 1941 г. турки об этом и подумать боялись. А после Гитлер решил сделать из Крыма курорт для своих «белокурых бестий», а славян, татар и прочих в лучшем случае выселить. И уж тем более Гитлер не собирался никому дарить бакинские нефтепромыслы и нефтепровод Баку — Батуми. И вообще, Гитлер планировал использовать Закавказье как плацдарм для продвижения в Индию и Египет.

Таким образом, Германия ничего не могла дать Турции. А присоединиться к союзникам в 1939—1944 гг. Турция не решалась» боясь военной мощи Германии.

23 августа 1939 г. в Москве был подписан Договор о ненападении между Германией и СССР, получивший впоследствии известность как пакт Молотова — Риббентропа. Ни в самом договоре, ни в секретных дополнительных протоколах Турция ни прямо, ни косвенно не упоминалась.

1 августа 1939 г. началась Вторая мировая война. Турция, как уже говорилось, осталась нейтральной. В ходе Зимней войны между СССР и Финляндией правительство Великобритании неоднократно предлагало пропустить английский флот в Черное море. В Сирии были сосредоточены большие соединения английских и французских бомбардировщиков. Западные союзники предполагали нанести авиационные удары по нефтепромыслам Баку и другим объектам на Кавказе. Вполне возможно, что угроза нападения на СССР с юга повлияла на решение Сталина пойти на мир с Финляндией.

К 13 февраля 1940 г. Красная армия прорвала все линии укреплений на Карельской перешейке и вышла на оперативный простор. Финская армия была фактически разбита. Вся территория Финляндии могла быть занята менее чем за месяц. Но мир, предложенный СССР Финляндией, был крайне благоприятен для последней, с учетом сложившейся ситуации.

Естественно, в Москве забыли об очередной попытке англичан вторгнуться в Черное море.

Во время визита в Берлин в ходе разговора с Гитлером 13 ноября 1940 г. Молотов поднял вопрос о Проливах. Он вспомнил Крымскую войну, интервенцию 1918—1919 гг. и назвал Проливы «историческими воротами Англии для нападений на Советский Союз». На что фюрер ответил, что имперский министр иностранных дел уже рассматривал эту проблему, и он предусмотрел пересмотр Конвенции в Монтрё в пользу Советского Союза. Риббентроп подтвердил это и заявил, что итальянцы также заняли благожелательную позицию по этому вопросу.

Гитлер спросил Молотова, считает ли Россия, что у нее есть шанс гарантировать в достаточной степени свои черноморские интересы в случае пересмотра Конвенции в Монтрё. Молотов ответил, что в этом вопросе у России только одна цель. Она хочет гарантировать себя от нападения через Проливы и хочет урегулировать этот вопрос с Турцией. Несколько позже Молотов сказал Гитлеру, что Россия хочет гарантировать себя от удара со стороны Проливов не только на бумаге, но и наделе, и он уверен, что Россия сможет достичь с Турцией договоренности по этому вопросу.

В тот же день, поздно вечером (с 21 ч 45 мин до 24 ч), Молотов продолжал переговоры с одним Риббентропом, без Гитлера. Входе них опять был поднят вопрос о Проливах. Риббентроп предложил, чтобы Германия, Италия и Советский Союз совместно приложили усилия для аннулирования заключенной в Монтрё Конвенции о Проливах, действующей в настоящее время, и заменили ее другой конвенцией, которая предоставит Советскому Союзу неограниченное право прохода его военного флота через Проливы в любое время, тогда как все другие державы, кроме черноморских, а также Германии и Италии, откажутся в принципе от права прохода своих военных кораблей через Проливы. Право свободного прохода через Проливы торговых судов будет, конечно, в основном сохранено. Молотов согласился с тем, что Конвенция, заключенная в Монтрё, потеряла какой-либо смысл. Для СССР, как и других крупных черноморских государств, это вопрос получения реальных гарантий своей безопасности. Понятно, что Советский Союз будет добиваться реальных гарантий безопасности.

Надо отметить, что основной целью Гитлера и Риббентропа в переговорах с Молотовым было привлечение СССР к разделу Британской империи. «После победы над Англией, — говорил фюрер Молотову, — Британская империя площадью в 40 миллионов квадратных километров может быть поделена как имущество банкрота. В этом имуществе содержится для России путь к незамерзающему и действительно открытому мировому океану... Борьба с Англией должна вестись до последней черты, и у меня нет сомнений в том, что поражение Британских островов приведет к распаду империи». Гитлер и Риббентроп предложили Молотову присоединиться к Тройственному пакту Германии, Италии и Японии.

Как Молотов, так и Сталин считали возможность раздела Британской империи в лучшем случае делом отдаленного будущего, а своей целью в переговорах ставили гарантию безопасности СССР от Финляндии до Турции. Забавно, что переговоры Молотова и Риббентропа вечером 13 ноября 1940 г. проходили в бомбоубежище Имперского министерства иностранных дел — в эту ночь Берлин бомбила английская авиация.

17 ноября Молотов телеграфировал Сталину: «Как выяснилось из бесед, немцы хотят прибрать к рукам Турцию под видом гарантий ее безопасности на манер Румынии, а нам хотят смазать губы обещанием пересмотра конвенции в Монтрё в нашу пользу, причем предлагают нам помочь им в этом деле».

25 ноября 1940 г. Молотов пригласил в Кремль посла Германии в СССР графа фон Шуленбурга. Молотов заявил, что советское правительство рассмотрело предложение, сделанное 13 ноября Риббентропом, и готово на определенных условиях положительно отнестись к заключению «пакта четырех» держав о политическом сотрудничестве и экономической взаимопомощи. Условий было четыре. Из них для нас важно второе условие: «Если в ближайшие месяцы будет обеспечена безопасность СССР в Проливах путем заключения пакта взаимопомощи между СССР и Болгарией, находящейся по своему географическому положению в сфере безопасности черноморских границ СССР, и организации военной и военно-морской базы СССР в районе Босфора и Дарданелл на началах долгосрочной аренды».

Таким образом, Сталин впервые за многовековую историю русско-турецких отношений вывел оптимальный вариант соглашения с Турцией. При этом гарантировалась безопасность как южных рубежей СССР, так и всей территории Турции. В случае принятия Турцией такого предложения вопрос о кресте на Святой Софии был бы навсегда похоронен.

Германия никак не ответила на предложение СССР.

17 января 1941 г. Молотов пригласил посла фон Шуленбурга и спросил, когда будет ответ германского правительства на заявление советского правительства от 25 ноября 1940 г. Аналогичный запрос в тот же день был сделан и в Берлине полпредом Деканозовым, 23 января фон Шуленбург сообщил Молотову: «Германское правительство находится в контакте с правительствами своих союзников, Италии и Японии, по этим вопросам и надеется, что после того, как будет изучена вся проблема, оно будет в состоянии возобновить политические обсуждения с советским правительством в ближайшее время». Гитлер потерял интерес к переговорам. Он готовился к молниеносной войне с СССР.

29 ноября 1943 г. в ходе Тегеранской конференции премьер-министр Великобритании Черчилль по своей инициативе коснулся вопроса о Проливах. Премьер заявил о желательности вступления Турции в войну на стороне союзных государств. Черчилль говорил: «От имени британского правительства я могу сказать, что оно готово предупредить Турцию о том, что если Турция не примет предложения о вступлении в войну, то это может иметь серьезные политические последствия для Турции и отразится на ее правах в отношении Босфора и Дарданелл».

Сталин ответил, что советская сторона не считает «главными вопросами ни вопрос о вступлении Турции в войну, ни помощь партизанам, ни даже занятие Рима. Основным и решающим вопросом мы считаем операцию "Оверлорд"[74]. И я хотел бы, чтобы наше внимание не отвлекалось от этого главного вопроса второстепенными вопросами».

30 ноября Черчилль опять по своей инициативе затронул вопрос о Проливах. Он сказал: «России необходимо иметь выход к незамерзающим портам». Сталин согласился с этим, но сказал, что «этот вопрос можно будет обсудить позже». Черчилль продолжал: «Раньше англичане возражали против того, чтобы русские имели выход к теплым морям, но сейчас англичане не имеют против этого никаких возражений». Сталин ответил: «Если теперь не имеется возражений, то тогда надо пересмотреть вопрос и о режиме турецких Проливов. Такая большая страна, как Россия, оказалась запертой в Черном море и не имеет из него выхода. Режим проливов сначала регулировался Севрским договором, затем Лозаннским договором, наконец, конвенцией, заключенной в Монтрё. Все это время англичане хотели задушить Россию, но если теперь англичане не хотят больше душить Россию, то необходимо, чтобы они облегчили режим Проливов».

Черчилль ответил, что он с этим согласен, но сейчас желательно, чтобы Турция вступила в войну, поэтому он в настоящее время не хотел бы поднимать этот вопрос. Сталин с этим согласился и добавил, что «еще будет время обсудить вопрос и о портах, и о проливах».

Из приведенных цитат может сложиться впечатление, что Сталин был не очень заинтересован в решении вопроса о Проливах. На самом деле Сталин всегда придавал этой проблеме первостепенное значение. Однако не следует забывать, что в ноябре 1943 г. немцы были под Киевом и Ленинградом, и им принадлежал Крым. А Англия и США к этому времени имели реальную возможность высадить десант в Дарданеллах.

Между тем турки вели себя более чем нагло. 18 июня 1941 г. правительство Турции подписало договор «о дружбе» с Германией.

В 1941 —1944 гг. Проливы становятся важнейшей транспортной артерией Германии, Италии и Румынии. Без поставок нефти из Румынии через Проливы все вооруженные силы Италии и немецкая армия Роммеля в Северной Африке полностью потеряли бы боеспособность. Из Средиземного моря в Черное постоянно перебрасывались войска Германии и Италии и военная техника. Боевые корабли Германии и Италии проходили Проливы, лишь демонтируя часть вооружения. Естественно, турецкие юристы с помощью казуистики могут оправдать что угодно. Но фактически «нейтральная» Турция наносила огромный урон Красной армии.

Таким образом, «казусов белли» (поводов к войне) у СССР было более чем достаточно. Сейчас можно только гадать, почему в 1944 г. Сталин не провел операцию по захвату Проливов. СССР обладал лучшей в мире разведкой, которая всегда могла дать абсолютно законный повод к войне. Да и зачем искать повод. Заявило же советское правительство 5 сентября 1944 г., что «теперь не только Болгария будет вести войну против СССР, но и СССР будет воевать с Болгарией». Болгарская армия даже не сопротивлялась советским войскам. В Болгарию в сентябре 1944 г. было введено свыше 300 тысяч солдат, свыше 4 тысяч орудий, около 400 танков и около 1200 самолетов. Наши войска были хорошо вооружены и буквально рвались в бой, Это показала последующая (28 сентября — 28 октября) Белградская наступательная операция. А ведь все. эти силы могли быть повернуты на юг. Туркам нечем было бороться с нашими танками Т-34, KB и ИС. Господство в воздухе также было на нашей стороне.

Не следует забывать и о Черноморском флоте, который к началу 1944 г. имел в своем составе линкор «Севастополь» (12 — 305/52-мм орудий), 4 крейсера (из них три со 180-мм орудиями), 6 эскадренных миноносцев, 13 сторожевых кораблей, 29 подводных лодок, 47 торпедных катеров, 27 тральщиков, 44 канонерские лодки и 467 боевых самолетов.

Сопротивление турецких войск вряд ли отличалось бы от сопротивления румын и болгар в августе — сентябре 1944 г. Захват Проливов с болгарского плацдарма занял бы не более недели. Немцы физически не смогли бы помочь туркам. Находившаяся в Югославии немецкая армейская группа «Сербия» была слишком слаба и блокирована югославскими партизанами. Союзники тоже не смогли бы ни за неделю, ни за две даже начать десантную операцию в Дарданеллах, чтобы «помочь русским».

Естественно, США и Англия были бы крайне недовольны взятием Проливов под контроль СССР. Но тогда у них не было иного выхода. Они физически не могли пойти на разрыв с СССР.

Увы, идеальный момент был упущен. А дальше было поздно. 23 февраля 1945 г. Турция объявила войну Германии и Японии. Теперь она автоматически становилась союзницей СССР и формально даже могла претендовать на имущество и территории побежденных. Вот теперь бы Сталину кусать локти да помалкивать. Но именно тогда советское правительство начинает предъявлять претензии к Турции.

19 марта 1945 г. СССР денонсирует советско-турецкий договор 1925 г о дружбе и нейтралитете. Молотов заявил турецкому послу в Москве С. Сарперу, что вследствие глубоких изменений, происшедших особенно в течение Второй мировой войны, этот договор не соответствует больше новой обстановке и нуждается в серьезном улучшении.

К этому времени советское руководство определило свою позицию по вопросу Проливов. Она сводилась к следующему:

1. Конвенция, подписанная в Монтрё, как не отвечающая современным условиям, должна быть отменена.

2. Установление режима Проливов должно находиться в компетенции Советского Союза и Турции.

3. Новый режим Черноморских Проливов должен предусматривать создание, наряду с турецкими военными базами, советских военных баз в Проливах в интересах безопасности СССР и Турции и поддержания мира в районе Черного моря.{62}

В разговоре с послом Молотов поднял вопрос и о территориях, отошедших к Турции в 1923 г. (Карс, Ардаган и др.). Сарпер настойчиво просил снять вопрос о территориях. На это Молотов заявил, что в подобном случае отпадает возможность заключения союзного договора и может идти речь только о заключении советско-турецкого договора о Проливах, причем безопасность таковых не должна зависеть в будущем просто от воли Турции и ее реальных возможностей, а нужна реальная гарантия безопасности СССР в виде баз в Проливах.Посол отклонил это требование и заявил, что Турция готова рассмотреть вопрос о Проливах, если будут исключены территориальные уступки со стороны Турции в пользу СССР и снят вопрос о базах в Проливах в мирное время.

Трудно объяснить, почему ни Сталин, ни Молотов не понимали, что теперь западные союзники никогда не отдадут России Проливы. И теперь, чтобы их получить, нужно не заменить Белградскую операцию на Стамбульскую, а начинать Третью мировую войну.

Британское правительство проявило инициативу в постановке вопроса о Проливах на Потсдамской конференции. Этот вопрос обсуждался на шестом заседании глав правительств в Потсдаме 22 июля 1945 г. Первым выступил Черчилль, который заявил, что он «неоднократно выражал готовность разработать соглашение, согласно которому советский флаг — военно-морской и торговый — мог свободно плавать из Черного моря в Средиземное и обратно. Поэтому мы открываем обсуждение этого вопроса на основе дружественного согласия».

По предложению Сталина нашу позицию изложил Молотов. Он рассказал о переговорах с послом Турции Сарпером в Москве, о чем уже Сталин говорил Черчиллю 18 июля, и передал в письменном виде следующие предложения по Проливам, которые, как сказал Молотов, были устно изложены послу Сарперу.

«Предложения делегации СССР о Черноморских проливах.

Конференция признала необходимым в отношении режима в Черноморских проливах:

1. Международная конвенция о режиме проливов, подписанная в Монтрё, как не отвечающая современным условиям, должна быть отменена в соответствующем нормальном порядке.

2. Установление режима проливов, единственного морского пути из Черного моря и обратно, должно находиться в компетенции Турции и Советского Союза — как наиболее заинтересованных и способных обеспечить свободу торгового мореплавания и безопасность в Черноморских проливах.

3. Новый режим проливов должен предусматривать в числе других мероприятий также следующее:

Турция и Советский Союз в интересах своей безопасности и поддержания мира в районе Черного моря обеспечивают совместными средствами в проливах недопущение использования этих проливов другими государствами во враждебных черноморским державам целях (наряду с турецкими военным базами — советские военные базы в проливах)».

Ознакомившись с этим проектом, Черчилль заявил, что в этой связи «возникают совсем другие вопросы. Речь идет о русской базе в Проливах, а также о том, что никто не может иметь отношение к вопросу о Дарданеллах и Босфоре и проходе через них, кроме Турции и Советского Союза. Я уверен, что Турция никогда не согласится на это».

Это был категорический отказ. Англия и США больше не нуждались в помощи Советской армии в борьбе с Германией и начали сомневаться, нужна ли им помощь в борьбе с Японией. Не следует забывать, что за 6 дней до этого разговора рано утром 16 июля 1045 г. американцы осуществили первый испытательный ядерный изрыв. Кстати, о взрыве почти немедленно доложили Сталину.

Англичане и американцы не только отвергли предложение СССР» но и выдвинули свои предложения по изменению Конвенции Монтрё. Они предложили ввести принцип неограниченного проход военного и торгового флота через Проливы как в мирное, так и в военное время для всех государств.

Ясно, что внесенное США предложение по Проливам, поддержанное Англией, не только не укрепляло безопасность СССР на Черном море, но напротив, ее ослабляло. Черчилль и Трумэн хотели также лишить СССР и другие причерноморские государства даже тех небольших преимуществ, которые они имели по Конвенции Монтрё.

На заседании 23 июля Сталин не стал комментировать это предложение США. Он это сделал на следующий день, 24 июля. Сталин заявил, что записка Трумэна не затрагивает вопроса о Турции и Проливах. Трумэн говорит только о свободной навигации. Отметив, что в отношении Проливов не удастся достичь соглашения, поскольку взгляды сильно расходятся, Сталин предложил отложить этот вопрос и заняться другими проблемами.

С 20 декабря 1945 г. и до конца 1946 г. в советской прессе, и особенно в изданиях Грузии и Армении, велась кампания за возвращение СССР Карса и Ардагана,

Чтобы запугать СССР, США устраивают провокацию. 5 апреля 1946 г. в Стамбул прибывает американский линкор «Миссури» (9 — 406-мм орудий) в сопровождении эскорта эсминцев. Линкор привез тело покойного турецкого посла в США Мехмеда Мюнира Эртегюна. Естественно, что смерть посла была только поводом для нарушения Конвенции Мортё. Останься в живых посол, американцы бы привезли его сдохшую собачонку.

12 июля 1947 г. США предоставило Турции кредит в размере 100 млн. долларов для закупок вооружения.

Спор об изменениях Конвенции Монтрё затянулся и к началу

1947 г. совсем затих. Конвенция Монтрё сохранилась неизменной. Она регулирует режим Проливов до сих пор.

3 декабря 1951 г. в Турции была введена смертная казнь за принадлежность к коммунистической партии Турции. А 18 февраля 1952 г. Турция вступает в НАТО.

После смерти Сталина в марте 1953 г. Молотов вновь стал министром иностранных дел[75].

30 мая 1953 г. Молотов сделал заявление турецкому послу Файку Хозару, в котором говорилось: «Как известно, в связи с истечением срока советско-турецкого договора от 1925 г., вопрос об урегулировании советско-турецких отношений затрагивался в официальных беседах представителей обоих государств несколько лет тому назад. В этих беседах фигурировали некоторые территориальные претензии Армянской ССР и Грузинской ССР к Турции, а также соображения Советского правительства относительно устранения возможной угрозы безопасности СССР со стороны Черноморских проливов. Правительственными и общественными кругами Турции это было воспринято болезненно, что не могло, в известной мере, не отразиться на советско-турецких отношениях.

Во имя сохранения добрососедских отношений и укрепления мира и безопасности правительства Армении и Грузии сочли возможным отказаться от своих территориальных претензий к Турции. Что же касается вопроса о Проливах, то Советское правительство пересмотрело свое прежнее мнение по этому вопросу и считает возможным обеспечение безопасности СССР со стороны проливов на условиях, одинаково приемлемых как для СССР, так и для Турции».

18 июля 1953 г. посол Файк Хозар сделал ответное заявление Молотову, где говорилось об удовлетворении турецкого правительства и заботе его о сохранении добрососедских отношений и об укреплении мира и безопасности.

Чтобы и далее укреплять «мир и безопасность», Турция разрешает в 1959 г. разместить на своей территории 865-ю эскадрилью стратегических ракет армии США. На ее вооружении состояло тридцать 50-тонных ракет «Юпитер» с дальностью 3180 км. Ракеты несли моноблочные боеголовки мощностью 1 мегатонна.

Говорят, что Хрущев пришел в бешенство, когда кто-то сказал, что сейчас, мол, в Турции нацеливают «Юпитер» на его дачу.

Установка американских ракет в Турции была одной из причин посылки советских аналогов двадцати четырех пусковых установок Р-12 и шестнадцати пусковых Р-14 на Кубу.

В 90-х годах ряд «демократических» авторов сокрушался о том, что-де Хрущев устроил авантюру, послав ракеты на Кубу. Что, у нас не было иной возможности предотвратить вторжение американцев на Кубу, как начать тотальную войну? Такая возможность была. В ответ на вторжение на Кубу советские войска могли бы начать операцию в Проливах. И тут-то американцы мало чем могли бы помочь Турции, разве что развязать мировую войну. А размен Кубы на Проливы был явно в нашу пользу.

Вообще говоря, размен все-таки состоялся, хотя и на куда более мелком уровне. СССР убрал свои Р-12 и Р-14 с Кубы, а США — свои «Юпитеры» из Турции и Италии, а «Торы» — из Англии. Кроме того, американцы обещали не нападать на Кубу.

Глава 4 РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИЕ ОТНОШЕНИЯ С 1963 ПО 2005 ГОД

После вывоза «Юпитеров» в 1963 г. отношения СССР и Турции начинают постепенно улучшаться. 5 ноября 1964 г. заключается культурное соглашение между двумя странами. В 1967 г. было заключено соглашение о строительстве ряда промышленных объектов в Турции при финансировании и техническом содействии Советского Союза.

В 1978 г. были подписаны Соглашения о развитии экономического сотрудничества и о научно-техническом сотрудничестве сроком на 5 лет, а в 1984 г. — Долгосрочная программа развития экономического, торгового и научно-технического сотрудничества сроком на 10 лет с продлением еще на 5 лет по согласию сторон. В том же 1984 г. было заключено соглашение о поставках Советскому Союзу природного газа Турции сроком на 25 лет, что способствовало дальнейшему росту торговли и экономического сотрудничества между СССР и Турцией.

Однако распад СССР в конце 1991 г. и приход к власти в России проамериканского правительства Ельцина привели к резкому возрастанию напряженности во многих регионах мира, и в том числе на Балканах, Кавказе и в Средней Азии.

Турецкие правители сразу возомнили себя прежними султанами — повелителями вселенной. Турция начала активно вмешиваться в дела народов Кавказа и Средней Азии. Экспансия идет по всем фронтам — от религии до поставок оружия. В Турции торжественно открывают памятник татарским ханам Гиреям. Полбеды, если бы это делали частные лица, но когда сам премьер-министр принимает участие в подобных шоу... Зададим риторический вопрос: с какой целью турецкие власти финансируют татарские националистические организации в Крыму?

Не обошли вниманием новые султаны и проблему Проливов. В январе 1994 г. в одностороннем порядке турецкое правительство приняло новый Регламент судоходства в зоне Черноморских проливов, который вступил в силу с 1 июля 1994 г. Ряд статей этого Регламента предусматривает введение разрешительного порядка прохода для определенных категорий судов в зависимости от их длины, осадки, перевозимого груза и т.д.

Турки выдвигают различные требования к судам России. То они не хотят пропускать большие танкеры через Проливы, то грозят захватить торговые суда, везущие зенитные ракеты для суверенной республики Кипр, и т.д.

Большие танкеры-де создают угрозу судоходства в Проливах. На самом деле Турция стремится существенно ограничить проход российских танкеров в Средиземное море, сократить таким образом экспорт нефти и вынудить Россию и другие страны СНГ согласиться экспортировать нефть не морским путем, а по нефтепроводам, протянув их через территорию Турции.

А кто мешает судоходству в Проливах? Откроем морской справочник за 1966 г.: «Большую опасность при движении судов в проливах создают мелкие турецкие коммерческие и рыболовные суда, которые пересекают проливы в разных направлениях зачастую без соблюдения правил предупреждения столкновения судов»{63}.

В настоящее время порядок пропуска наших военных судов через Черноморские проливы не изменился с советских времен. Однако турецкая сторона осуществляет многочисленные придирки к нашим судам, которые зачастую существенно осложняют их проход. Так, в начале 1990-х годов, когда Черноморский флот еще не был разделен между Украиной и Россией, корабли Черноморского флота ходили под бело-голубым военно-морским флагом СССР. Турки то пропускали, то задерживали их, утверждая, что сейчас нет государства, обладающего таким флагом.

А вот пример посвежее. 10 и 11 апреля 2003 г. Проливы должны были пройти две группы кораблей Черноморского флота. Причем, турки были заранее оповещены об этом.

Первая группа шла в составе танкера «Бубнов», буксира «Шахтер» и большого десанта но го корабля (БДК) «Цезарь Куликов» с усиленной ротой десанта на борту. Как и положено конвенцией, корабли по УКВ назвали свои бортовые номера и национальность, и вошли в Босфор.

Вторая группа кораблей в составе крейсера «Москва» и эсминцев «Пытливый» и «Сметливый» в это время выходила из Севастополя. Адмирал, командующий отрядом, получил с «Цезаря» первый доклад: «Вошли в проливы, замечаний нет». Минут через 20—25 «Цезарю» и «Шахтеру» турецкие власти передали по УКВ: «Остановитесь, Вашего бортового номера нет в заявке».

Наперерез «Цезарю» выскочил турецкий катер. На «Цезаре» орудия в полной боевой готовности. На палубе развернуты автоматчики — морпехи, как положено при проходе проливов для предотвращения террористических акций, экипаж по тревоге на боевых постах, орудия готовы к стрельбе. Вахтенный офицер БДК передал по-английски на катер: «Наши документы в порядке, не мешайте моим действиям».

Только при выходе из Босфора турки, видя, что отряд на запросы не отвечает, передали: «Все в порядке, заявку нашли, счастливого плавания».

На следующий день, когда вторая группа кораблей вошла в пролив, турки уже не задавали дурных вопросов — наши все равно бы не ответили. Но вскоре после выхода из Дарданелл ко второму отряду кораблей двинулся португальский эсминец «Васко да Гама». Он запросил у крейсера, идущего головным: «Что за груз у Вас на борту?» «Москва» ответила: «Какая погода в Португалии?» Эсминец отвернул и больше вопросов не задавал[76].

Не столь давно турецкое правительство заявило, что оно захватит силой в Проливах российские торговые суда, перевозящие зенитные ракеты С-300 на остров Кипр. Эти ракеты должны были быть доставлены на остров в соответствии с договоренностями между правительствами Российской Федерации и Кипра. Эта договоренность не нарушала никаких международных договоров. К сожалению, правительство РФ пошло на попятную и отменило доставку С-300 на Кипр. Можно только сожалеть, что турецких правителей в очередной раз охватило желание погреть руки на чужой беде. Не пора ли вспомнить, чем кончились для «повелителей вселенной» попытки задеть «прахоподобных московитов». Неужели в Анкаре не понимают, что в Российской Федерации не всегда будут править наследники Ельцина? И что даже сейчас у России есть не только корабли и солдаты, но и ядерное оружие. К сожалению, большинство обывателей, как у нас, так и в Турции, под ядерным оружием подразумевают мегатонные боеголовки межконтинентальных баллистических ракет. Но их-то как раз туркам абсолютно нечего бояться. Применение межконтинентальных баллистических ракет неизбежно вызовет ответный удар и, соответственно, взаимное уничтожение СССР и США. И поэтому в США еще с середины 1950-х годов было разработано несколько десятков или даже сотен сценариев «ограниченных ядерных войн».

По таким сценариям в случае неблагоприятного для США исхода вооруженного конфликта в Европе или Азии вооруженные силы США должны были применить тактическое ядерное оружие — артиллерийские снаряды, тактические ракеты, авиационные бомбы, ядерные фугасы (мины) и т.п. Мощность тактических боеприпасов не превышала 0,1—10 килотонн. Границы конфликта были жестко локализованы. При этом подразумевалось, что вероятный противник также будет соблюдать все правила игры, то есть боевые действия пойдут также как в Корее или на Фолклендских островах, но только с применением тактических ядерных боеприпасов.

Данные о советских сценариях ограниченной ядерной войны до сих пор засекречены. Однако с начала 70-х годов в СССР поступило на вооружение до 30 тысяч (данные оценочные) тактических ядерных боеприпасов. Этими боеприпасами были оснащены боеголовки тактических ракет «Луна» и «Точка», снаряды 240-мм минометов, снаряды 203-мм и 152-мм пушек и гаубиц, авиационные мины и т.п.

Надежда Турции, прибалтийских государств и некоторых других стран на то, что при необходимости США устроит России «бурю в пустыне» или новое «Косово», беспочвенны. Куда более вероятен американский сценарий ограниченной (локальной) ядерной войны.

Нетрудно предположить, что такая локальная война не может кончиться уничтожением или даже капитуляцией одной из сторон, поскольку у обеих в резерве есть стратегическое ядерное оружие. Дело кончится большими или меньшими уступками проигравшей стороны.

Турецкая государственность в значительной мере держится на штыках собственной армии и на поддержке США. Если убрать эти две опоры, то Турция развалится в 48 часов. Внутри страны все большую роль играют исламские фундаменталисты. На окраинах Турции ведут повстанческую войну курды. Турки захватили значительную часть острова Кипр и основали там марионеточное, никем не признанное государство. Спор с Грецией из-за Кипра и ряда островов Эгейского моря то затухает, то возгорается. Перейти ему в полномасштабную войну мешает лишь присутствие американского 6-го флота.

В такой ситуации наиболее оптимальным вариантом для Турции было бы развитие торговых отношений с Россией, Украиной и другими республиками бывшего СССР и полное невмешательство в их внутренние дела, и, разумеется, строжайшее соблюдение Конвенции Монтрё. Любое ее изменение должно первоначально согласовываться с Россией, а лишь потом передаваться на рассмотрение международных конференций.

Сейчас Турция пытается войти в ЕЭС. Турецкое руководство и правительство ведущих европейских стран надеются, что это приведет к росту экономики Турции и стабилизации в стране. Однако рискну предположить, что попытка запрячь в одну упряжку «коня и трепетную лань» может привести и к обратному эффекту — усилению нестабильности как в Турции, так и в Западной Европе.

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

«Битва» за Царьград длится уже 1000 лет. Западные историки объясняют ее территориальной экспансией русских. И действительно, наши правители, общественные деятели, писатели и поэты много говорили о щите Олега, кресте на Святой Софии и т.д.

Но давайте подумаем здраво — зачем России Константинополь? В Константинополе с окрестностями проживало 1,5—2 миллиона паразитирующего населения, то есть людей, которые не сеяли, не пахали, не ткали, а жили на 95% за счет эксплуатации населения огромной Османской империи. Ну, присоединили бы город к России. Кто бы стал кормить дармоедов — русский мужик?

Хорошо говорить о возвращении креста на Святую Софию. А дальше что? Зачем нужны России два миллиона иноверцев, из которых полтора миллиона в любой момент по призыву фанатичных мулл и дервишей могут устроить бунт и начать резать христиан? А что делать с Константинопольским патриархом и пятьюстами тысячами греков? Подчинить патриарха петербургскому Синоду или наоборот, Синод — патриарху? Русская и греческая церковная вера — православие, но у них есть существенные различия. На расстоянии у них братская любовь, а попробуйте-ка их соединить?

Все это лишь малая часть проблем, которые возникли бы при присоединении Константинополя к России. Поэтому всякие призывы — «Константинополь рано или поздно, а должен быть наш» — следует рассматривать лишь как пропагандистские лозунги. Неграмотному крестьянину не объяснишь стратегических аспектов обороны Черного моря и тонкостей препонов, чинимых турками русской торговле, поэтому и нужны лозунги: «Спасем братьев славян», «Даешь крест на Святой Софии».

А, кстати, что же русские отняли у турок за пять столетий войн и противостояния? Азов и Очаков? Но это не турецкие земли, а военные базы, построенные турками на чужой территории. Их назначение было — не пропускать русские торговые и военные суда из Дона и Днепра в Черное море.

Кавказ? Но и Кавказ, и Закавказье никогда не были населены турками. Там были фактически независимые государственные образования, эпизодически платившие дань туркам.

Русские войска освободили от турок лишь Румынию и Болгарию.

Вот и все!

Так кто же развалил Великую Османскую империю? Кто захватил 80% ее территории? Да та самая просвещенная Европа, которая была так озабочена, что «московиты» возьмут Стамбул! Именно Европа пять веков стравливала Россию с Турцией. И пять веков старательно отгрызала куски турецких земель. Справедливости ради следует заметить — Европа посягала и на русские территории. Но, увы, такие попытки оканчивались плачевно, и русские войска в ответ оказывались у Стокгольма, в Берлине и в Париже.

А вот Турция, занятая войной с «московитами», оказалась лакомым кусочком для Европы. Франция проглотила Алжир, Тунис, Сирию, покушалась на Египет. Но в конце концов Египет достался Англии вместе с Месопотамией, Палестиной и Кипром. Италия захватила Ливию и острова в Эгейском море. Австрия отобрала у турок Венгрию, Трансильванию, Боснию и другие территории.

Так кто же был настоящим врагом османов? Зачем нужно было воевать с Россией?

А могли ли Россия и Турция в XVIII—XIX веках прийти к разумному компромиссу, отвечавшему интересам обеих стран? По мнению автора — да, могли. Все серьезные конфликты между сторонами упирались в проблему Проливов. России было необходимо и достаточно иметь постоянный свободный проход через Проливы как для торговых, так и для военных судов и навсегда закрыть Проливы для любых антирусских сил, начиная с британской эскадры и кончая левантийским бригом с оружием для горцев.

Оптимальной гарантией для этого могли быть две русские базы у входов в Проливы, хотя в принципе можно было найти и другие варианты.

В этом случае Россия была бы заинтересована в территориальной неприкосновенности Турции и могла иметь с ней долговременный военный союз. А освобождать братьев-славян России всегда было себе дороже. Вспомним хотя бы «братушек» болгар, которые воевали против нас в 1914—1918 гг. и в 1941—1944 гг., а сейчас кинулись в НАТО.

К великому сожалению, этого не хотят понимать в Анкаре, и до сих пор используют правила прохода судов через Проливы как средство давления на Россию.

Закончена ли битва за Царьград? Думаю, что нет. Сильная Россия всегда стабилизировала ситуацию в Европе, пусть даже искусственно. Так было в 1815—1853 гг. ив 1945—1991 гг. Зато поражение России в Крымской войне привело к целой серии европейских войн с 1859 по 1871 г., когда за 12 лет карта старушки Европы изменилась куда больше, чем за предшествующие столетия.

После распада СССР в мире также началась переделка границ и эпоха перемен. Разница лишь в том, что если события 1859—1871 гг. можно было хоть как-то прогнозировать, то сейчас невозможно предугадать, что ждет нас в ближайшее десятилетие. Можно сказать лишь одно: Турция, а соответственно и Царьград, находится сейчас в мета-стабильном положении. И ясно, что ситуация за 10—20 лет существенно изменится, но как — можно лишь гадать.

ПРИЛОЖЕНИЕ I Великие князья московские и русские цари

(имена: годы правления — годы жизни)

Иван I Данилович Калита: 1328-1340 — 1283-1340

Семен Иванович Гордый: 1340-1353 — 1316-1353

Иван II Красный: 1353-1359 — 1326-1359

Дмитрий Иванович Донской: 1359-1389 — 1350-1389

Василий I Дмитриевич: 1389-1425 — 1371-1425

Василий II Васильевич: 1425-1433 — 1415-1462

Дмитрий Юрьевич Шемяка: 1433—1434 — ?-1453

Василий II Васильевич Темный: 1434-1462 — 1415-1462

Иван III Васильевич Великий: 1462-1506 — 1440-1506

Василий III Иванович: 1506-1534 — 1479-1534

Иван IV Васильевич Грозный с 1547 г. Царь всея Руси: 1534-1584 — 1530-1584

Федор I Иванович: 1584-1598 — 1557-1598

Борис Федорович Годунов: 1598-1605 — ок. 1552-1605

Лжедмитрий I: 1605-1606 — ?-1606

Василий IV Иванович Шуйский: 1606-1610 — 1553-1612

«Смутное время» на Руси: 1610-1613

Михаил Федорович Романов: 1613-1645 — 1596-1645

Алексей Михайлович: 1645-1676 — 1629-1676

Федор III Алексеевич: 1676-1682 — 1661-1682

Петр I Алексеевич Великий: 1682—1725 — 1672-1725, с 1721 г. император и самодержец Всероссийский

Екатерина I Алексеевна: 1725-1727 — 1684-1727

Петр II Алексеевич: 1727-1730 — 1715-1730

Анна Иоанновна: 1730-1740 — 1693-1740

Иван VI Антонович: 1740-1741 — 1740-1764

Елизавета Петровна: 1741-1761 — 1709-1761

Петр III Федорович: 1761-1762 — 1728-1762

Екатерина II Алексеевна Великая: 1762-1796 — 1729-1796

Павел I Петрович: 1796-1801 — 1754-1801

Александр I Павлович: 1801-1825 — 1777-1825

Николай I Павлович: 1825-1855 — 1796-1855

Александр II Николаевич: 1855-1881 — 1818-1881

Александр III Александрович: 1881-1894 — 1845-1894

Николай II Александрович: 1894-1917 — 1868-1918

ПРИЛОЖЕНИЕ II Турецкие султаны

Осман I: 1281-1326 — 1259-1326

Орхан: 1326-1359 — ...-1359

Мурад I: 1359-1389 — 1319-1389

Баязид I: 1389-1403 — 1347-1403

Сулейман I: 1403-1411 — ...-1411

Муса: 1411-1413 — ...-1413

Мехмед I: 1413-1421 — 1379-1421

Мурад II: 1421-1444 — 1401-1451

Мехмед II: 1444-1446 — 1429-1481

Мурад II: 1446-1451 — 1401-1451

Мехмед II: 1451-1481 — 1429-1481

Баязид II: 1481-1512 — 1447-1512

Селим I: 1512-1520 — 1467-1520

Сулейман II: 1520-1566 — 1494-1566

Селим II: 1566-1574 — 1524 1574

Мурад III: 1574-1595 — 1546-1595

Мехмед III: 1595-1603 — 1566-1603

Ахмед I: 1603-1617 — 1590-1617

Мустафа I: 1617-1618 — 1591-1639

Осман II: 1618-1622 — 1602-1622

Мустафа I: 1622-1623 — 1591-1639

Мурад IV: 1623-1640 — 1609-1640

Ибрагим: 1640-1648 — 1616-1648

Мехмед IV: 1648-1687 — 1642-1692

Сулейман III: 1687-1691 — 1642-1691

Ахмед II: 1691-1695 — 1643-1695

Мустафа II: 1695-1703 — 1664 1703

Ахмед III: 1703-1730 — 1673-1736

Махмуд I: 1730-1754 — 1696-1754

Осман III: 1754-1757 — ...-1757

Мустафа III: 1757-1774 — 1717-1774

Абдул Гамид I: 1774-1789 — 1725-1789

Селим III: 1789-1807 — 1761-1808

Мустафа IV: 1807-1808 — 1778-1808

Махмуд II: 1808-1839 — 1784-1839

Абдул Мехад: 1839-1861 — 1823-1861

Абдул Азиз: 1861-1876 — 1830-1876

Мурад V: 1876 — 1840-1904

Абдул Гамид II: 1876-1909 — 1909-1915

Мехмед V: 1915-1922 — 1842-1918

Мехмед VI: 1844-1918 — 1861-1924

ПРИЛОЖЕНИЕ III Крымские ханы Гирей

Хаджи-Девлет Гирей:1443 — 1466

Менгли Гирей: 1466 — 1513

Мухаммед Гирей I: 1513 — 1523

Саадет Гирей I: 1523 — 1532

Сагиб Гирей I: 1532 — 1551

Девлет Гирей I: 1551 — 1577

Семин Гирей: 1577 — 1584

Ислам Гирей: 1584 — 1588

Бора—Газы Гирей: 1588 — 1608

Селямет Гирей I: 1608 — 1610

Джанибек Гирей: 1610 — 1623

Мухаммед Гирей II: 1623 — 1628

Джанибек Гирей: 1628 — 1635

Инайет Гирей: 1635 — 1637

Резмий-Бахадур Гирей: 1637 — 1641

Камиль-Мухаммед Гирей: 1641 — 1644

Ислам Гирей II: 1644 — 1654

Камиль-Мухаммед Гирей: 1654 — 1666

Адиль Гирей: 1666 — 1671

Эльхадж-Селим Гирей: 1671 — 1677

Мурад Гирей: 1677 — 1682

Хаджи Гирей II: 1682 — 1684

Эльхадж-Селим Гирей: 1684 — 1691

Саадет Гирей II: 1691 — 1692

Сафа Гирей: 1692 — 1693

Эльхадж-Селим Гирей: 1693 — 1699

Девлет Гирей II: 1699 — 1703

Эльхадж-Селим Гирей: 1703 — 1704

Газы Гирей II: 1704 — 1706

Каплан Гирей: 1706 — 1708

Девлет Гирей II: 1708 — 1713

Саадет Гирей III: 1713 — 1723

Менгли Гирей II: 1723 — 1730

Каштан Гирей: 1730 — 1736

Фатих Гирей: 1736 — 1737

Менгли Гирей II: 1737 — 1740

Селямет Гирей II: 1740 — 1744

Селим Гирей: 1744 — 1749

Арслан Гирей: 1749 — 1756

Крым Гирей: 1756 — 1764

Селим Гирей III: 1764 — 1766

Арслан Гирей: 1766

Максуд Гирей: 1766 — 1768

Крым Гирей: 1768 — 1769

Селим Гирей III: 1769 — 1771

Сагиб Гирей II: 1771 — 1774

Девлет Гирей  IV: 1774 — 1776

Шагин Гирей II: 1776 — 1783

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Андреев А.Р. История Крыма. — М., Издательство Межрегиональный центр отраслевой информатики Госатомнадзора России, 1997.

Андрианов Л. Поход Румянцева к Дунаю в 1770 г. (Ларго-Кагульская операция). — Одесса, 1914.

Андриенко В.Г. До и после Наварина, — М., ACT; СПб., Terra Fantastica, 2002.

Андриенко В.Г. Круглые суда адмирала Попова. — СПб., Гангут, 1994. Балязин В. Самодержцы. Любовные истории царского дома, М. Олма-Пресс, 1999.

Бантыш-Каменский Дм., Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. — Культура, 1991.

Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XVIII веке. — М., Воениздат, 1958.

Волгарин., Зоткш Н. и др. Черноморский флот. — М. Воениздат. 1967.

Брикнер А. История Екатерины Второй. — СПб., 1885.

Бунин И. Черноморская Цусима. 1914-1921. — СПб., Облик, 1999.

Быховский И. Петровские корабелы, Л-д, Судостроение, 1982.

Веникеев Е.В., Артеменко Л.Т. Пенители Понта. — Симферополь, Таврия, 1992.

Веселаго Ф.Ф. Краткая история русского флота. — М., Военмориздат, 1939.

Военная энциклопедия / Под ред. К. И. Величко, В. Ф. Новицкого, А. В. Фон-Шварца и др., в 18-ти т. — Петербург, 1911—1915.

Военно-морской международно-правовой справочник. — М., Воениздат, 1966.

Восточный вопрос во внешней политике России / Под ред. Н. Киняпина. — М., Наука, 1972.

Глебов Я. Дунайская экспедиция. — СПб., 1842.

Горев Л. Война 1853—1856 гг. и оборона Севастополя. — М., Воениздат, 1955.

Городецкий Г. Роковой самообман. Сталин и нападение Германии на Советский Союз. — М, РОССПЭН, 1999.

Грабите В. Багратион в Петербурге. — Лениздат, 1979.

Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия / Под ред. С. С. Хромова. — М., Советская энциклопедия, 1983.

Гражданская война. Боевые действия на морях, речных и озерных системах/ Под ред. А/А. Соболева. — Ленинград, Редакционно-Издательский Отдел Морведа, 1925.

Грушевский М. С. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV столетия. — Киев, 1891.

Директивы командования фронтов Красной Армии (1917—1922 гг.) / Сост. Т. Ф. Каряева. — М., Воениздат, 1974.

Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений в 30-ти т. Т. 25. Дневник писателя за 1877 год, январь — август. Ленинград, Наука, 1983.

Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е.А. Мельниковой. — М., Логос, 2003.

Дюличев В. П. Рассказы по истории Крыма. — Симферополь, Бизнес-Информ, 1998.

Екатерина II и Потемкин. Личная переписка 1769—1791 / Под ред. В. С. Лопатина. — М, Наука, 1997.

Епанчин К. На службе трех императоров. — М. Полиграфресурсы, 1996.

Заичкин И. А., Почкаев И.Н. Русская история от Екатерины Великой до Александра II. — М., Мысль, 1994.

Заичкин И. А., Почкаев И.Н. Русская история. Популярный очерк. — М. Мысль, 1992.

Зайончковский A. M. Мировая война. 1914—1918. — М. Воениздат, 1931.

Зверев Б. В. И. Ленин и флот. — М., Воениздат, 1978.

Золотарев В., Козлов И. Российский военный флот на Черном море и в восточном Средиземноморье. — Наука, М., 1988.

Изборник (Сборник произведений литературы Древней Руси). — М., Художественная литература, 1969.

История дипломатии / Под ред. В. С. Потемкина, М. — Л., Государственное издательство политической литературы, 1945.

История дипломатии/Под ред. Громыко А., Земскова И., Зорина В. и др. — М. Государственное издательство политической литературы, 1963.

История отечественной артиллерии / Под ред. Б.А. Светлосанова, М. — Л., Управление командующего ракетными войсками и артиллерией, Артиллерийский исторический музей, 1963.

История Первой мировой войны. 1914—1918 / Под ред. И. Ростунова, М.., Наука, 1975.

История Средних веков / Под ред. Е.А. Косминского, С.Д. Сказкина. — М., Издательство политической литературы, 1952.

История стран Азии и Африки в средние века / Под ред. Л. Симоновской и Ф. Ацамба. — М. Издательство СГУ, 1968.

История Украинской ССР / Под ред. Ю. Ю. Кондуфора, — Киев, Наукова думка, 1982.

Каргалов В. В. На границах Руси стоять крепко! — М., Русская панорама, 1998.

Каргалов В. В. Полководцы XVII в.. — М. Патриот, 1990.

Картины былого Тихого Дона. Краткий очерк войска Донского. — М., Граница, 1992.

Керсновский А.А. История русской армии. — М., Голос, 1999.

Коган В.М. Домбровский-Шалагин В.И. Князь Рюрик и его потомки. Историко-генеалогический свод. — СПб., Паритет, 2004.

Корсун И. Г. Кавказский фронт Первой мировой войны. — М., ACT, 2004.

Костомаров Н. И. «Руина», «Мазепа», «Мазепинцы». Исторические монографии и исследования. — М., Чарли, 1995.

Лаврова Т. Черноморские проливы. — Ростов-на-Дону, 1977.

Лорд Кинросс. Расцвет и упадок Османской империи. — М., Крон-пресс, 1999.

Лорей Г. Операции германо-турецких морских сил в 1914—1918 гг. — М., Воениздат, 1937.

Лурье А., Мартин А. Адмирал Г.И. Бутаков. — М., Воениздат, 1954.

Любавский М. Обзор истории русской колонизации. — М., Издательство Московского университета, 1996.

Мавродин В. В. Начало мореходства на Руси. — Ленинград, 1950.

Манфред А. Наполеон Бонапарт. — М., Мысль, 1973.

Манштейн К.Г. Записки о России, Феникс, Ростов-на-Дону, 1998.

Мельников Р. Броненосец «Потемкин», Ленинград, Судостроение, 1980.

Мельников Р. Крейсер «Очаков», Ленинград, Судостроение, 1986.

Михайлов О. Я. Суворов. — М., Молодая гвардия, 1973.

Мошин В. Оборона побережья с древнейших времен до наших дней. - СПб., 1901.

Никульненков К. Адмирал Лазарев. — М. Воениздат, 1956.

Новиков Я. Операции флота против берега на Черном море в 1914— 1917 гг. – М. Воениздат, 1937.

Овчинников В. Адмирал Ушаков. — М., Новатор, 1998.

Островский Б. Адмирал Макаров. — Воениздат, М. 1954.

Павленко И.Я. Екатерина Великая. — М., Молодая гвардия, 2000.

Павленко Н.И. Петр Великий. — М., Мысль, 1994.

Петров М. Румянцев-Задунайский. — М., Армада, 1997.

Петросян Ю. А. Русские на берегах Босфора. — СПб., Петербургское Востоковедение, 1998.

Под Андреевским флагом / Сост. В. Шигин. — М., Патриот, 1994.

Похлебкин В.В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах, фактах. — М., Международные отношения, 1995.

Пронштейн А., Мининков Я. Кондратий Афанасьевич Булавин. — М., Просвещение, 1988.

Пузыревский К. Повреждения кораблей от подводных взрывов и борьба за живучесть. — Ленинград-Москва, Редакция судостроительной литературы, 1938.

Раковский Л. И, Кутузов. — М., Издательский центр детской книги, 1993.

Россия и Черноморские проливы (XVIII—XX столетия) / Под ред. Л. Н. Нежинского, А. В. Игнатьева. — М., Международные отношения, 1999.

Ростунов Я. И. Генералиссимус А.В. Суворов. — М., Воениздат, 1989.

Роэсдаль Э. Мир викингов. — СПб., Всемирное слово, 2001.

Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества. — М., Наука, 1993.

Скориков Ю. А. Севастопольская крепость. — СПб., Стройиздат СПБ, 1997.

Скрынников Р. .Г. История Российская, IX—XVII вв.. — М., Весь мир, 1997.

Соловьев С. М. История России с древнейших времен. — М., Издательство социально-экономической литературы, 1959.

Сорокин Я. Е. Водные пути и судостроение на северо-западе Руси в Средневековье. — СПб., Издательство С.-Петербургского университета, 1997.

СССР— Германия. 1939—1941. Документы и материалы. — Вильнюс, Mokslas,1989.

Стрелянов (Калабухов) П. Я. Неизвестный поход. Казаки в Персии в 1909-1914 гг., М. Рейттар, 2001.

Сяков Ю. А. Тайны Старой Ладоги. Факты, гипотезы, размышления. — СПб., Общество «Знание» С.-Петербурга и Ленинградской области, 2004.

Татищев С.С. Император Александр Второй. — Алгоритм, 1996.

Тегеранская конференция. — М., 1984.

Трусов Т. Подводные лодки в русском и советском флоте. — Ленинград, Судпромгиз, 1957.

Уингейт Ф., Миллард Э. Викинги. — М. Росмэн, 1995.

Урланис Б Ц. История военных потерь. — СПб.. Полигон; М. ACT, 1998.

Хибберт К. Крымская кампания 1854—1855 гг. Трагедия лорда Раглана. — М., Центрполиграф, 2004.

Худяков М. Г. Очерки по истории Казанского ханства. — М., ИН-САН, 1991.

Черников И. Русские речные флотилии за 1000 лет. — СПб., 1999.

Четверухин Г. История развития корабельной и береговой артиллерии. — М., 1942,

Шапиро А. Адмирал Д.Н. Сенявин. — М., Воениздат, 1958.

Шеремет В. Босфор. Россия и Турция в эпоху Первой мировой войны. — М., Технологическая школа бизнеса, 1995.

Шеремет В. Война и бизнес. — М., Технологическая школа бизнеса, 1996.

Широкорад А.Б. Русско-турецкие войны. — Минск, Харвест.; М., ACT; 2000.

Широкорад А.Б. Северные войны России. — М. ACT, Минск, Харвест, 2001.

Штенцель А. История войн на море с древнейших времен до конца XIX века. В 2-х т. – М. Изографус, ЭКСМО-Пресс, 2002.

Шумов С. Андреев А. История Запорожской Сечи. — Киев—Москва» Евролинц, 2003.

Щербачев О. Афонское сражение. — М., 1945.

Юнга Е. Адмирал Спиридов. — М., Воениздат, 1957.

Яровицкий Д.И. История запорожских казаков. В 2-х т. — Киев» Наукова Думка» 1990.

Bernd Langensiepen, Ahmet Guleryuz «The Ottoman Steam Navy» (Турецкий паровой флот. 1828—1923). —Лондон, 1995.

Osmanli Bahriyesinin Mazisi. — Istanbul, 1995.

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Убиение Аскольда и Дира Олегом в 882 г.

Русские воины в Болгарии. Вторая половина X в. Реконструкция О. В. Федорова

Русский дружинник. Конец X — начало XI в. Рисунок О. В. Федорова

Древнерусский воин. Вторая половина Х в. Рисунок О В. Федорова

Корабль «Гото Предестинация», заложенный в 1698 г. в Воронеже

8-пудовая (375-мм) турецкая мортира. Захвачена в 1736 г. в Азове

Командующий турецкой армией Гуссейн-паша

Турецкий матрос XVIII века

Солдаты русской армии

Боярин князь В.В. Голицын

А.Д. Meншиков

Бурхард Кристоф Миних

Капитан Поль Джонс

Принц Нассау-Зиген

Карикатура «Мечта Императрицы-II» Опубликована в Лондоне 4 ноября 1791 г.

Карикатура «Укрощение строптивой». Премьер-министр У. Питт в виде Дон Кихота требует, чтобы Екатерина II сняла с себя изображение турецкого полумесяца. Опубликована в Лондоне 21 апреля 1791 г. в связи с Очаковским кризисом

Заключительная фаза Кинбурнского боя. С современной гравюры И. М. Билля

Суворовские чудо-богатыри на марше. Худ. О. Г. Верейский

А.В. Суворов

Султан Селим III

Султан Махмуд II

П.С. Нахимов

Генерал-фельдмаршал И. И. Дибич-Забалканский

Граф И.Ф. Паскевич-Эриванский

Граф И. Р. Анреп

А.Б. Широкорад у ограды из трофейных турецких пушек вокруг православного храма в Петербурге

Михаил Петрович Лазарев (1827 г.)

Эскадра контр-адмирала М.П. Лазарева в Босфоре (1833 г.)

Фрегат «Флора»

120-пушечный корабль «Двенадцать апостолов»

Высадка эскадрой М.П. Лазарева десанта в районе Туапсе 12 мая 1838 г.

Адмирал П.С. Нахимов на палубе корабля «Императрица Мария» в Синопском бою. 1853 г.

Лагерь англичан под Балаклавой в 1854 г.

Сражение на р. Альме 8 сентября 1854 г.

Британские мортиры под Севастополем. 1855 г.

Русские укрепления под Севастополем после их захвата союзниками. 1855 г.

Сражение при Инкермане

Русские войска перед Баязетом в 1854 г.

Турецкие корабли времен Крымской войны

50-пушечный фрегат «Сизополь»

Бой парохода «Веста» с турецким броненосным корветом «Фехти Буленд» в Черном море 17 июля 1877 г.

Лейтенант Баранов Николай Михайлович, командир парохода «Веста»

Дунайская армия. Император Александр II, главнокомандующий действующей армией и князь Карл Румынский следят за атакой Плевны

87-мм пушка Круппа. Изготовлена в 1875 г. в Эссене. Взята русскими войсками у турок под Плевной

24-фунтовая (146-мм) медная турецкая крепостная пушка, захваченная русскими войсками в 1877 г. Канал пушки имеет три нареза.

«Поповка» «Новгород»

28-см орудие Круппа на одной из батарей Босфора

Летающая лодка «Curtis» модели F. Севастополь. 1914 г.

Броненосец «Пантелеймон» (бывший «Потемкин»). 1914 г.

Главный калибр линкора «Императрица Мария». 1915 г.

Примечания

1

862 год от Рождества Христова.

(обратно)

2

Так, в 1876 г германский историк Вильгельм Томсен прочитал в Оксфордском университете лекцию «Начало русского государства», где утверждал, что «Русь IX века — это шведы».

(обратно)

3

Город Кремона находился в Италии близ Мантуи

(обратно)

4

Вообще-то говоря, в античности и раннем средневековье слова «варвары» не было ругательным. Варварами называли всех не римлян и не греков

(обратно)

5

Ряд источников относят этот поход к 943 году

(обратно)

6

Есть версии, что поездка Ольги состоялась в 946, 954 и 955 годах

(обратно)

7

Титулом «архонт» в византийской литературе X—XI вв. обозначали обычно знатных людей, в том числе и некоторых чужеземных правителей. До этого при обращении к русским князьям византийцы использовали титул «светлый князь» «Архонтами» величали также болгарских царей, правителей венгров, пленных вождей кочевников

(обратно)

8

Местоположение этого города не ясно

(обратно)

9

Город Семендер находился на реке Терек между городом Дербентом и рекой Волгой

(обратно)

10

Василевс — титул византийского императора

(обратно)

11

Взаимоотношения и даже мятежи русских и скандинавских наемников в Византии с императорской властью, естественно» в смет не идут

(обратно)

12

Здесь и далее в этой главе в скобках даны годы правления.

(обратно)

13

Янычар — от турецкого выражения «ени чери» — «новое время»

(обратно)

14

Для того чтобы дать возможность своим лошадям помочиться

(обратно)

15

В официальных документах того времени Украина именовалась Малороссией

(обратно)

16

Любопытно, что сейчас Андрусово — пограничный пункт между Российской Федерацией и Республикой Беларусь

(обратно)

17

Ага (от тюркского «господин») — офицерский титул в Османской империи.

(обратно)

18

Точно сказать, что в данном случае подразумевалось под киндяком, трудно. Но согласно словарю киндяк — это набивная ткать или кафтан из такой ткани. Купец Афанасий Никитин упоминал киндяк среди тканей, производимых в Индии

(обратно)

19

После отставки Дорошенко Самойлович стал гетманом Левобережной и Правобережной Украины

(обратно)

20

Город Батурин — столица промосковских гетманов.

(обратно)

21

Место «боев» потешных войск Петра

(обратно)

22

Автор называет казаков малороссийскими, а не украинскими по двум причинам. Во-первых, они так и назывались до 1917 г, а во-вторых, чтобы читатель не путал их с запорожскими казаками, ведь по современному территориальному делению и те, и другие проживали на Украине

(обратно)

23

Из них полевых пушек — 28, мортир — 23, гаубиц — 2, а также 3-фунтовых полковых пушек — 69

(обратно)

24

Писарь Войска Запорожского, бежавший к туркам

(обратно)

25

Султан-сарай — дворец с султаном

(обратно)

26

Так и сказано в донесении посла.

(обратно)

27

Практически все пленные были не военнослужащими, а мирными жителями

(обратно)

28

То же

(обратно)

29

Матушка Екатерина предпочитала не иметь недовольных вельмож, даже если оные были набитыми дураками Приехавший в Петербург Голицын был произведен в фельдмаршалы и оставлен при дворе

(обратно)

30

В русской армии артиллерийский снаряд, начиненный взрывчатым веществом, до пуда именовался гранатой, а более пуда — бомбой

(обратно)

31

Это число пушек, определяющих ранг судна, фактически же на нем могло стоять несколько меньше или несколько больше пушек

(обратно)

32

Галиот — гребное судно, имевшее от 17 до 23-х банок, одно-двух мачтовое, от галеры отличается отсутствием возвышенного бака

(обратно)

33

20 пушек, а также бомбард, имели калибр выше 400 мм

(обратно)

34

Здесь приведен основной вариант проекта, но существовали и другие варианты.

(обратно)

35

После ее смерти по Петербургу ходили стишки «Что ж глупого произвела Великая Екатерина — сына»

(обратно)

36

Канев тогда был еще польским городом, Днепр был формальной границей России и Польши.

(обратно)

37

О пали, пали — с звуком, с треском —

Пешец и всадник, конь и флот!

И сам со громким верных плеском

Очаков, силы их оплот!

Расторглись крепки днесь заклепны,

Сам Буг и Днепр хвалу рекут,

Струи Днепра великолепны

Шумняе в море потекут»

(обратно)

38

Мелекса — небольшое грузовое судно

(обратно)

39

Заведенный с кормы канат, прикрепленный к цепи якоря с. помощью шпринта корабль может оставаться обращенным в желаемую сторону

(обратно)

40

Анатолийское побережье — азиатское побережье Проливов.

(обратно)

41

Ряд историков, в т.ч. Ф.Ф. Веселаго, в число кораблей включают 50-пушечные фрегаты, как, например, «Св. Георгий Победоносец», «Апостол Андрей» «Александр Невский» идр.

(обратно)

42

Тип гребного судна

(обратно)

43

Румелийские берега — европейские берега Проливов.

(обратно)

44

Бывший шведский корабль, захваченный русскими 23 июня 1790 г

(обратно)

45

В скобках дата дана по новому стилю

(обратно)

46

Реисулькюттаб — заместитель великого визиря, ведающий внешними сношениями

(обратно)

47

Так Александра I называл Наполеон за хитрость» ложь и вероломство.

(обратно)

48

Корпус не имел осадной артиллерии, полевая же артиллерия состояла из 30 батарейных и 24 конных пушек Браилов же защищало 12 тысяч турок при 205 орудиях

(обратно)

49

В числителе — ранг корабля, в знаменателе — фактически пушек на корабле.

(обратно)

50

Генри Джон Пальмерстон (1784-1865 гг.) в 1830-1834 гг., 1835— 1841 гг., 1846—1851 гг. был министром иностранных дел, а в 1855— 1858 гг. — премьер-министром Англии

(обратно)

51

Щербачев Г.Д. — разработчик пусковых установок для ракет

(обратно)

52

Зуавы — особый род французской легкой пехоты, от алжирского слова «зауаф» — человек, сражающийся в качестве стрелка. Зуавы принимали участие во всех французских войнах в Африке. В 1854 г было переброшено в Крым 3 полка зуавов

(обратно)

53

За этот подвиг А Ф Багговут был произведен в генерал лейтенанты и награжден орденом Св. Георгия 3-й степени

(обратно)

54

Мюшир — высший воинский чин в Османской империи, маршал

(обратно)

55

Ферик — звание, соответствующее русскому генерал-лейтенанту

(обратно)

56

Башибузуки — иррегулярная турецкая кавалерия

(обратно)

57

Бенджамен Дизраэли (1805—1882), граф Биконсфильд, лорд Хьюгенден, крещеный еврей, глава консервативной партии

(обратно)

58

РОПИТ — «Русское общество пароходства и торговли»

(обратно)

59

В 60-х годах XIX века в России пушкам одного калибра в зависимости от длины ствола давали №№ 1—4. Наиболее длинные имели № 1

(обратно)

60

В договоре и русской документации до 1917 г. торпеды назывались минами или самодвижущимися минами Для удобства читателей мы даем современное название

(обратно)

61

Классификация мин дается по терминологии 70-х — 80-х годов XIX века

(обратно)

62

Здесь и далее, нос — середина — корма

(обратно)

63

По некоторым источникам это были 9-дюймовые пушки Амстронга. Тут вполне допустима путаница, поскольку они были близки по конструкции и похожи внешне.

(обратно)

64

Канонерская лодка «Интибах» спущена в Стамбуле в 1867 г. Длина 40,4 м, ширина 6,7 м, осадка 3,2 м. Корпус деревянный. Вооружение. 2 — 100-мм, 1 — 57-мм пушек

(обратно)

65

В 70-х — 80-х годах XIX века в обозначении классов кораблей наших моряков царила неразбериха, тем более в типах судов не разбирались армейские офицеры, поэтому в донесениях чаще всего любое бронированное судно именовали броненосцем

(обратно)

66

Так сказано в докладе командира «Никополя». Судя по тому, что позднейшие историки не установили названия турецкого «монитора», это был скорей всего речной пароход

(обратно)

67

Цесаревич Александр Александрович

(обратно)

68

Авиатранспорты «Николай I» и «Александр I» — бывшие торговые пароходы водоизмещением в 9200 тонн и скоростью 14 узлов с. началом войны пароходы были переделаны в авиатранспорты — носители гидросамолетов (по 7 на каждом). Иногда их называли «гидрокрейсерами», а в официальных списках флота они числились посыльными судами. Палубы их были приспособлены для установки гидросамолетов, которые спускались на воду и поднимались обратно с помощью стрел. Для поиска и буксировки поврежденных гидросамолетов на авиатранспортах имелись специальные катера.

(обратно)

69

За неимением морских тральщиков были использованы три заградителя типа «Ксения» и два парохода — «Царь» и «Руслан»

(обратно)

70

В 1915 г на вооружение русского флота поступили ныряющие снаряды. Эти снаряды имели в головной части специальную насадку, препятствующую рикошетированию. После соприкосновения с поверхностью воды снаряды уходили почти вертикально вниз и взрывались при срабатывании дистанционной трубки

(обратно)

71

Главные силы германского флота в Северном море.

(обратно)

72

Впоследствии вице-адмирал советского флота.

(обратно)

73

Вилаейт — турецкая административная единица, соответствовавшая в России небольшой губернии

(обратно)

74

Операция «Оверлорд» — вторжение англо-американцев через про лив Ла-Манш в северную Францию

(обратно)

75

В. М. Молотов занимал пост министра иностранных дел с 1939 г. по 1949 г. и с 1953 г. по 1956 г.

(обратно)

76

Это краткое изложение рассказа очевидца, находившегося на мостике крейсера «Москва»

(обратно)

Комментарии

1

Пушкин А. С. «Олегов щит» ПСС, т. 3 — М., 1957 С. 120

(обратно)

2

Древняя Русь в свете зарубежных источников/Под ред. Е.А. Мельниковой. — М., Логос, 2003 С. 90—91. Следует заметить, что некоторые авторы относят это описание к более раннему и неизвестному современным историкам набегу россов

(обратно)

3

Уингейт Ф., Миллард Э. Викинги — М , Росмэн, 1995. С 40.

(обратно)

4

Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества. — М., Наука, 1993. С 308.

(обратно)

5

Сяков Ю. А. Тайны Старой Ладоги. Факты, гипотезы, размышления — СПб , Общество «Знание» С-Петербурга и Ленинградской области, 2004. С. 105

(обратно)

6

Соловьев С.М. История России с древнейших времен — М., Издательство социально-экономической литературы, 1959. Кн. I. С. 141 — 142.

(обратно)

7

Древняя Русь в свете зарубежных источников. С. 116

(обратно)

8

Древняя Русь в свете зарубежных источников. С. 291—292

(обратно)

9

Сорокин П.Е. Водные пути и судостроение на северо-западе Руси в средневековье — СПб., Издательство С.-Петербургского университета, 1997. С. 26

(обратно)

10

Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества. С. 374

(обратно)

11

Цит. по Петросян Ю.А. Русские на берегах Босфора. — СПб., Петербургское Востоковедение, 1998. С. 72.

(обратно)

12

Древняя Русь в свете зарубежных источников С. 124—125.

(обратно)

13

Там же. С. 125

(обратно)

14

Цит. по Петросян Ю.А. Русские на берегах Босфора. — СПб., Петербургское Востоковедение» 1998. С. 73—74.

(обратно)

15

Древняя Русь в свете зарубежных источников. С. 130.

(обратно)

16

Дюдичев В.П. Рассказы по истории Крыма. — Симферополь, Бизнес-Информ, 1998 С. 115-116.

(обратно)

17

Изборник (Сборник произведений литературы Древней Руси). — М., Художественная литература, 1969. С. 287

(обратно)

18

Яровицкий Д.И. История запорожских казаков — Киев, Наукова Думка, 1990. Т.1. С. 322

(обратно)

19

Худяков А. Г. Очерки по истории Казанского ханства. — М. ИН-САН, 1991

(обратно)

20

Там же. С. 80.

(обратно)

21

Соловьев С.М. История России с древнейших времен Кн. VI С. 179

(обратно)

22

Яровицкий Д.И. История запорожских казаков Т.2 С. 332

(обратно)

23

Костомаров И.И. «Руина», «Мазепа», «Мазепинцы». Исторические монографии и исследования. — М., Чарли, 1995 С. 286—187

(обратно)

24

Яровицкий Д. И. История запорожских казаков. Т. 2. С. 380—383

(обратно)

25

Цит. по. Каргалов В. В. Полководцы XVII в — М., Патриот С 371 — 372.

(обратно)

26

Там же. С. 372

(обратно)

27

Костомаров Н.И. Руина С. 331

(обратно)

28

Цит. по Каргалов В. В. Полководцы XVII в. С. 386

(обратно)

29

Там же С. 404-405

(обратно)

30

Военная энциклопедия / Под ред. К.И. Величко, В. Ф. Новицкого, А.В.. Фон-Шварца и др. В 18-ти т - Петербург, 1911-1915 T. VIII с. 399

(обратно)

31

Костомаров И.И. Руина с. 343

(обратно)

32

Там же с. 346

(обратно)

33

Там же. с. 355

(обратно)

34

Достоевский Ф.М. ПСС Т. 25. Дневник писателя за 1877 год, январь — август, Ленинград, Наука, 1983 с. 103

(обратно)

35

Пронштейн А., Мининков Н. и др.

(обратно)

36

Бескровный Л. Г Русская армия и флот в XVIII веке — М , Воениздат, 1958с.258

(обратно)

37

Андрианов Л. Поход Румянцева к Дунаю в 1770 г (Ларго-Кагульская операция) — Одесса, 1914 с. 31

(обратно)

38

Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XVIII веке. С. 479

(обратно)

39

Овчинников В. Федор Ушаков. — М., Новатор, 1998 с. 165

(обратно)

40

Там же с. 170.

(обратно)

41

Овчинников В. Федор Ушаков — с. 174

(обратно)

42

Овчинников В. Федор Ушаков — С. 190

(обратно)

43

Ф.Ф Достоевский. ПСС Т. 20,Л-д, 1983 с. 65

(обратно)

44

Щербачев О. Афонское сражение — М. 1945

(обратно)

45

Военная энциклопедия / Под ред. К. И. Величко, В. Ф. Новицкого, А. В. Фон-Шварца и др. в 18-ти т. — Петербург, 1911 — 1915.

(обратно)

46

Веселаго Ф.Ф. Краткая история русского флота. — М., Военмориздат, 1939 с. 236

(обратно)

47

Толстой Л.Н. Войнам Мир. Т. 2 с. 104

(обратно)

48

Глебов П. Дунайская экспедиция 1829 г — СПБ , 1842 с. 11

(обратно)

49

Там же

(обратно)

50

Там же

(обратно)

51

Там же С. 18

(обратно)

52

Горев Л. Война 1853—1856 гг. и оборона Севастополя — М., Воениздат, 1955

(обратно)

53

Штенцель А. История войн на морс с древнейших времен до конца XIX века. В 2-х т – М., Изографус, ЭКСМО-Пресс, 2002 с. 487-491.

(обратно)

54

Хибберт К. Крымская кампания 1854-1855 гг. Трагедия лорда Раглана — М. Центрполиграф, 2004 с. 53, 56

(обратно)

55

Там же с. 56

(обратно)

56

Дубровин Н. Восточная война 1853-1856 гг. — СПб, 1878 с. 98

(обратно)

57

Керсновский А. А. История русской армии — М., Голос, 1999 с. 142

(обратно)

58

Островский Б. Адмирал Макаров. — Воениздат, М., 1954. с. 65.

(обратно)

59

Россия и Черноморские проливы (XVIII—XX столетия) / Под ред. Л.Н. Нежинского, А.В. Игнатьева — М., Международные отношения, 1999. С. 341.

(обратно)

60

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 42 с. 54

(обратно)

61

Городецкий Г. Роковой самообман Сталин и нападение Германии на Советский Союз. — М., РОССПЭН, 1999 с. 81

(обратно)

62

См. Лаврова Т. Черноморские проливы (Исторический очерк) — Ростов-на-Дону, 1997 с. 78.

(обратно)

63

Военно-морской международно-правовой справочник — М., Воениздат, 1966. С. 143.

(обратно)

Оглавление

ОТ АСКОЛЬДА ДО ЕКАТЕРИНЫ II

  ОТ АВТОРА

  Раздел I КИЕВ ПРОТИВ ЦАРЬГРАДА

    Глава 1 ПРОЛОГ ТЫСЯЧЕЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ

    Глава 2 КТО ТАКОЙ АСКОЛЬД И КТО ТАКИЕ РОССЫ?

    Глава 3 ОЛЕГОВ ЩИТ НА ВРАТАХ ЦАРЬГРАДА

    Глава 4 ПОХОДЫ СВЯТОСЛАВА

    Глава 5 КРЕЩЕНИЕ РУСИ И ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД НА ЦАРЬГРАД

  Раздел II КАК ТАТАРСКОЕ ИГО НЕ СТАЛО ТАТАРО-ТУРЕЦКИМ ИГОМ

    Глава 1 РОЖДЕНИЕ ОТТОМАНСКОЙ ИМПЕРИИ

    Глава 2 КРЫМСКИЕ ТАТАРЫ

    Глава 3 ДЕЛА КАЗАНСКИЕ

    Глава 4 ВСЯ ВОЛГА СТАНОВИТСЯ РУССКОЙ РЕКОЙ

    Глава 5 ЯНЫЧАРЫ ИДУТ НА АСТРАХАНЬ

    Глава 6 БОРЬБА РУССКОГО НАРОДА С ТАТАРО-ТУРЕЦКОЙ АГРЕССИЕЙ

  Раздел III ЧИГИРИНСКИЕ ПОХОДЫ

    Глава 1 СУЛТАН ИДЕТ НА КИЕВ

    Глава 2 ПЕРВАЯ ОСАДА ЧИГИРИНА

    Глава 3 ВТОРАЯ ОСАДА ЧИГИРИНА

  Раздел IV ПОХОДЫ ПЕТРА ВЕЛИКОГО

    Глава 1 ВЗЯТИЕ АЗОВА

    Глава 2 РОЖДЕНИЕ АЗОВСКОГО ФЛОТА

    Глава 3 ВОЙНА ПЕТРА С КАЗАКАМИ

    Глава 4 ПРУТСКИЙ ПОХОД ПЕТРА

  Раздел V ВОЙНА 1735-1739 ГОДОВ

    Глава 1 КАМПАНИИ 1735-1736 ГОДОВ

      НАЧАЛО ВОЙНЫ

      НЕУДАЧНЫЙ ПОХОД ГЕНЕРАЛА ЛЕОНТЬЕВА

      ОСАДА АЗОВА

      ПОХОД МИНИХА В КРЫМ В 1736 ГОДУ

    Глава 2 СУХОПУТНАЯ КАМПАНИЯ 1737 ГОДА

      ВЗЯТИЕ МИНИХОМ ОЧАКОВА

      ОБОРОНА ОЧАКОВА ОТ ТУРОК

      ПЕРВЫЙ ПОХОД ЛАССИ В КРЫМ

    Глава 3 КАМПАНИЯ 1738 ГОДА

      ПОХОД МИНИХА К БЕНДЕРАМ

      ВТОРОЙ ПОХОД ЛАССИ В КРЫМ

    Глава 4 КАМПАНИЯ 1739 ГОДА

    Глава 5 ДЕЙСТВИЯ ФЛОТИЛИИ БРЕДАЛЯ

    Глава 6 БРЯНСКАЯ ФЛОТИЛИЯ

    Глава 7 БЕЛГРАДСКИЙ МИР

  Раздел VI ВОЙНА 1768-1774 ГОДОВ

    Глава 1 ПРЕДВОЕННЫЙ ПЕРИОД

      НАБЕГИ ТАТАР

      ПРОБЛЕМА ПОЛЬШИ

      РАЗБУЖЕННЫЙ КОТ

      Глава 2 КАМПАНИЯ 1769 ГОДА

    Глава 3 КАМПАНИЯ 1770 ГОДА

      ПОБЕДЫ У РЯБОЙ МОГИЛЫ И ЛАРГИ

      СРАЖЕНИЕ У ОЗЕРА КАГУЛ

      КРЕПОСТНАЯ ВОЙНА

    Глава 4 КАМПАНИЯ 1771 ГОДА

      РУМЯНЦЕВ НА ДУНАЕ

      ПОХОД ДОЛГОРУКОВА В КРЫМ

    Глава 5 КАМПАНИЯ 1772-1773 ГОДОВ

    Глава 6 КАМПАНИЯ 1774 ГОДА

    Глава 7 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ НА МОРЕ

      ДЕЙСТВИЯ АЗОВСКОЙ ФЛОТИЛИИ

      ДУНАЙСКАЯ ФЛОТИЛИЯ

      ПОХОД «ОБШИВНОЙ» ЭСКАДРЫ

      ПЕРВЫЙ ДЕСАНТ В ГРЕЦИИ

      ЧЕСМА

      БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ В АРХИПЕЛАГЕ (ИЮЛЬ 1770 г. - ИЮЛЬ 1774 г.)

    Глава 8 КЮЧУК-КАЙНАРДЖИЙСКИЙ МИР

  Раздел VII КОНЕЦ ДИКОГО ПОЛЯ (1774-1787 годы)

    Глава 1 ПРИСОЕДИНЕНИЕ КРЫМА

    Глава 2 ЯВЛЕНИЕ НОВОЙ РОССИИ

  Раздел VIII ВОЙНА 1787-1791 ГОДОВ

    Глава 1 КАМПАНИЯ 1787 ГОДА

      ПЛАНЫ СТОРОН

      БИТВА ЗА ЛИМАН

      «БОГ БЬЕТ, А НЕ ТУРКИ»

    Глава 2 КАМПАНИЯ 1788 ГОДА

      УСПЕХИ ЛИМАНСКОЙ ФЛОТИЛИИ

      СРАЖЕНИЕ У ФИДОНИСИ

      ОЧАКОВСКОЕ СИДЕНИЕ

    Глава 3 КАМПАНИЯ 1789 ГОДА

      ФОКШАНЫ И РЫМНИК

      КОРСАРЫ В ЧЕРНОМ МОРЕ И В АРХИПЕЛАГЕ

    Глава 4 КАМПАНИЯ 1790 ГОД 

      КЕРЧЬ И ТЕНДРА

      ВЗЯТИЕ ИЗМАИЛА

    Глава 5 КАМПАНИЯ 1791 ГОДА

      МАЧИН И АНАПА

      СРАЖЕНИЕ У КАЛИАКРИИ

    Глава 6 ЯССКИЙ МИР

БОСФОРСКИЕ ГРЕЗЫ ЦАРЕЙ И ГЕНСЕКОВ

  Раздел I РУССКО-ТУРЕЦКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ПЕРИОД НАПОЛЕОНОВСКИХ ВОЙН

    Глава 1 АДРИАТИКА ВМЕСТО БОСФОРА

    Глава 2 ВОЙНА 1806-1811 ГОДОВ

      НАЧАЛО ВОЙНЫ И ЕЕ ПРИЧИНЫ

      ВОЙНА В АРХИПЕЛАГЕ

      БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ ЧЕРНОМОРСКОГО ФЛОТА И ДУНАЙСКОЙ ФЛОТИЛИИ

      БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ В МОЛДОВЕ И ВАЛАХИИ

    Глава 3 БУХАРЕСТСКИЙ МИР

  Раздел II ВРЕМЯ УПУЩЕННЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ (1815-1833 ГОДЫ)

    Глава 1 КАВКАЗ, ГРЕКИ И СВЯЩЕННЫЙ СОЮЗ

    Глава 2 НАВАРИНСКОЕ СРАЖЕНИЕ

    Глава 3 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ В АРХИПЕЛАГЕ

    Глава 4 ДЕЙСТВИЯ ЧЕРНОМОРСКОГО ФЛОТА И ДУНАЙСКОЙ ФЛОТИЛИИ

    Глава 5 ВОЙНА НА БАЛКАНАХ

    Глава 6 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ НА КАВКАЗЕ

    Глава 7 АДРИАНОПОЛЬСКИЙ МИР

    Глава 8 РУССКИЕ В БОСФОРЕ

  Раздел III КРЫМСКАЯ ВОЙНА

    Глава 1 СПОР ЗА ГРОБ ГОСПОДЕНЬ

    Глава 2 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ НА ДУНАЕ

    Глава 3 СИНОПСКОЕ СРАЖЕНИЕ

    Глава 4 ВЫСАДКА СОЮЗНИКОВ В КРЫМУ

    Глава 5 ОБОРОНА СЕВАСТОПОЛЯ

    Глава 6 КАВКАЗСКАЯ КАМПАНИЯ 1853-1854 ГОДОВ

    Глава 8 ПАРИЖСКИЙ МИР

  Раздел IV ВОЙНА 1877-1878 ГОДОВ

    Глава 1 ПРЕДПОСЫЛКИ К ВОЙНЕ

    Глава 2 ТРУСОСТЬ «ЖЕЛЕЗНОГО КАНЦЛЕРА»

    Глава 3 ОПЕРЕТОЧНЫЙ ФЛОТ ЧЕРНОГО МОРЯ

    Глава 4 БЕРЕГОВАЯ ОБОРОНА ЧЕРНОМОРСКОГО ПОБЕРЕЖЬЯ

    Глава 5 ЛЮБИМОЕ ДИТЯ СУЛТАНА

    Глава 6 КАК СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ СТАЛО ТУРЕЦКИМ ОЗЕРОМ

    Глава 7 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ НА ЧЕРНОМ МОРЕ

    Глава 8 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ НА ДУНАЕ

    Глава 9 ТРАГЕДИЯ ПОД ПЛЕВНОЙ

    Глава 10 ОБОРОНА ШИПКИНСКОГО ПЕРЕВАЛА

    Глава 11 ПОХОД НА СТАМБУЛ

    Глава 12 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ В ЗАКАВКАЗЬЕ

  Раздел V «ХОЛОДНАЯ ВОЙНА» 1879-1914 ГОДОВ

    Глава 1 ТАЙНА «ОСОБОГО ЗАПАСА»

    Глава 2 НАКАНУНЕ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ

  Раздел VI МИРОВАЯ ВОЙНА 1914-1918 ГОДОВ

    Глава 1 СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ ПОБУДКА

    Глава 2 КАМПАНИЯ НА ЧЕРНОМ МОРЕ 1914 ГОДА

    Глава 3 КАМПАНИЯ НА ЧЕРНОМ МОРЕ 1915 ГОДА

    Глава 4 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ НА КАВКАЗЕ В 1914-1915 ГОДАХ

    Глава 5 КАМПАНИЯ НА ЧЕРНОМ МОРЕ 1916 ГОДА

    Глава 6 КАВКАЗСКИЙ ФРОНТ В 1916 ГОДУ

    Глава 7 РЕВОЛЮЦИЯ В РОССИИ

    Глава 8 КАМПАНИЯ 1917-1918 ГОДОВ НА ЧЕРНОМ МОРЕ

    Глава 9 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ НА КАВКАЗЕ В 1917-1918 ГОДАХ

  Раздел VII ПРОБЛЕМА ПРОЛИВОВ В НОВЕЙШЕЙ ИСТОРИИ

    Глава 1 КРАХ ОТТОМАНСКОЙ ИМПЕРИИ

    Глава 2 КОНВЕНЦИЯ В МОНТРЁ

    Глава 3 ПОПЫТКИ ПЕРЕСМОТРА КОНВЕНЦИИ В МОНТРЁ

    Глава 4 РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИЕ ОТНОШЕНИЯ С 1963 ПО 2005 ГОД

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

ПРИЛОЖЕНИЕ I Великие князья московские и русские цари

ПРИЛОЖЕНИЕ II Турецкие султаны

ПРИЛОЖЕНИЕ III Крымские ханы Гирей

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

ИЛЛЮСТРАЦИИ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg