«Старая индейская тропа»

Минц Лев [Кир Булычев] Старая индейская тропа

Когда-то мы были друзьями с белыми, но

вы нас сбили с пути своим коварством, а

когда теперь мы ведем переговоры, вы

друг другу противоречите. Почему вы не

говорите и не делаете все прямо, чтобы

было хорошо?  

Черный Котел, вождь чейенов 

"На Западе жил бог грома, на Востоке - бог света, который появлялся каждое утро над горами. На Севере стоял вигвам бога ночи и холода, а на Юге правил бог тепла и жизни. Боги жили в согласии, не мешали друг другу, и каждый из них знал свою очередь.

Потом пришли белые. У них был всего один бог, зато очень много ружей и пороху. Четыре наших бога не знали, что будет делать этот один и что теперь делать им. И мир изменился, утратил порядок. Из прерий исчезли бизоны, из лесов - олени, а в реках сошли с ума рыбы.

И как наши боги не знали, чего хотят белые, не знали и мы. А белые хотели, чтобы НАС НЕ БЫЛО. Мы приносили жертвы четырем богам, раньше ведь они принимали их по очереди. А тут, видно, перессорились и перестали нам помогать".

Эту легенду рассказывают индейцы в штате Монтана.

Кто возьмется объяснить четырем всемогущим богам, что надо было бросить ссоры и заняться делом? Легче это объяснить людям.

ИНДЕЙЦЫ ВО ДВОРЦЕ НАЦИЙ

...Февральский день 1978 года, когда газеты сообщили, что на заседание Международной конференции по защите прав коренного населения Америки приезжает индейская делегация, должен был стать праздником для мальчишек Женевы.

Начитавшиеся Карла Мая (это писатель "про индейцев", популярный во многих странах Европы, так же как у нас Фенимор Купер) юные женевцы с нетерпением ждали у входа в гостиницу Настоящих Живых Индейцев. Казалось бы, чем можно удивить швейцарцев: люди всех наций и рас гостят в их стране. И самый юный женевец не изумится, увидев шотландца в юбке, сикха в тюрбане и восточного нефтешейха в отделанном золотом "кадиллаке".

Но индейцы не путешествуют по Европе.

В Женеве находится Дворец Наций, что в данном случае значит "народов, имеющих государственность".

Но у индейцев государства нет.

И тем не менее коренные обитатели обеих Америк - от Канады до Огненной Земли - договорились послать общую делегацию на конференцию, которая должна была защитить их права. Делегаты вышли в головных уборах из перьев, но боевые их топорики были такими откровенно бутафорскими, что по толпе подростков прошел дружный вздох разочарования. Впрочем, индейцам было не до впечатления, которое они произвели на зевак. Их привели в Женеву гораздо более серьезные соображения.

Делегацией руководил вождь племени сиу Фрэнсис Ичроу. Прервав свою речь на заседании, вождь сиу произнес:

- Сосчитайте нас и запишите наши имена. На будущий год вы увидите, скольких недостает. С момента, когда белые в Южной Дакоте узнали, что я еду на конференцию в Женеву, в меня стреляли уже два раза.

А делегат колумбийских индейцев добавил:

- Чему тут удивляться? В наших краях белые фермеры-ранчеро испокон века делали сапоги из кожи индейцев.

Говорили навахо, сиу, апачи из США, аймара из Боливии. Слово взял индеец-бороро из бразильского штата Мату-Гросу, невысокий коренастый человек в неудобном пиджаке (бороро совсем недавно перешли на современную одежду).

- От нашего племени, некогда многочисленного, осталась сотня инвалидов...

Несколько десятилетий назад знаменитый французский этнограф Леви-Стросс в своей книге "Грустные тропики" привел бороро - совсем других тогда - как пример племени с развитой культурой. У бороро удивительно богатый и гибкий язык, и если бразилец с университетским образованием любую зелень называет словом "верде", то у индейца-бороро существует восемнадцать наименований различных оттенков зеленого цвета. "Социальная структура бороро, - писал Леви-Стросс, - один из лучших примеров благороднейшего сосуществования людей". Ныне сосуществования сотни убогих инвалидов...

Нужна была земля для плантаций, и нанятые помещиками бандиты косили бороро из автоматов. Не людей же убивали, а "индиос", дикарей, вредных тварей: люди тут фасоль сажают, а они шляются голые, да еще с пером в носу. Наверное, так - или примерно так - могли бы оправдать свои действия охотники за индейцами на всем Американском континенте - от генерала прошлого века Шеридана до неграмотного бандита-жагунсо в штате Мату-Гросу. И так же одинаково звучат рассказы о трагедии коренных американцев в любой стране Нового Света.

Вождь Пауэр из Калифорнии выступал трезво и рассудительно - индейцы вообще уважают людей, не поддающихся эмоциям и сохраняющих спокойствие, что бы ни творилось вокруг.

- Мы прекрасно понимаем, что не можем перевернуть историю. Землю, которую мы потеряли, не вернуть. Но мы хотим вернуть хотя бы малую толику нашей утраченной чести. Собрать осколки древней культуры. Мы можем обратиться ко всему миру, чтобы люди знали, как мы живем, что мы делаем. Только эта надежда помогает нам чувствовать себя людьми. Стрелять мы не будем. Такую войну мы проиграли сто лет назад...

Наверное, в этих словах индейского вождя - адвоката по профессии содержится объяснение того, зачем индейцы послали своих представителей в Женеву.

Сэр Энтони Хьюз, английский антрополог и знаток индейцев, выступил после вождя Пауэра.

- Мне хочется задать один вопрос. Кто был варварами: завоеватели или побежденные? Мне кажется, что у народа, который мы почти истребили, мы многому еще можем научиться.

Он так и сказал - "народ". Термин в данном случае более чем спорный. Но мы ведь тоже говорим - "индейцы", объединяя их всех этим названием.

ТАК ИНДЕЙЦЫ СТАЛИ "ИНДЕЙЦАМИ"

Индейцы появились на Земле в тот день, 12 октября 1492 года, когда первый белый ступил на американский берег. Эта фраза вовсе не так бессмысленна, как это может показаться на первый взгляд. Но для того чтобы прояснить ее смысл, надо взять в кавычки слово "индейцы". Ведь первый его смысл - "жители Индии". (В русском языке, правда, есть теперь различие: "индийцы" и "индейцы"; в большинстве же европейских языков оба слова звучат одинаково.) Все дело в том, что Христофор Колумб искал путь в Индию, был убежден, что такой путь существует, верил, что он попал именно туда, куда стремился.

И так в одном из первых же донесений, отправленном в Испанию, появилось это слово: indios - "индейцы". А потом, даже когда стало ясно, что ни часть света, ни люди, ее населяющие, ничего общего с Индией не имеют, название сохранилось. Нынешние потомки коренных американцев тоже называют себя этим именем. Но только когда говорят на европейских языках. У каждого племени есть свое название и свой язык. И языки эти похожи друг на друга не больше, чем исландский язык на турецкий.

Да и жизнь племен на гигантском пространстве от Канады до Огненной Земли была совершенно разной: охотники лесов и прерий, земледельцы, создавшие великие цивилизации майя, ацтеков и инков, собиратели и рыболовы крайнего юга...

Когда первые белые появились в Америке, индейцы, естественно, не чувствовали своей общности. Каждое племя жило и боролось за жизнь в одиночку. И войну с пришельцами они тоже, естественно, вели так же, как войны между племенами: томагавк и лук против ружей и пушек, неписаный, но точный военный кодекс прерии против воинских уставов английских и французских солдат. И одно племя шло против другого племени - исконных врагов и конкурентов в охоте на бизонов - вместе с белыми, не давая себе отчета в том, что следующая очередь - их.

А ведь сначала отношения между европейскими переселенцами и индейцами складывались мирно. Когда "отцы-пилигримы", колонисты из Англии, зачинатели американской нации, чуть не погибли от голода, чужие и беспомощные в чужой и недружелюбной стране, индейцы помогли им перезимовать и научили многому из того, что умели сами.

В том, что странные на вид люди, говорящие на непонятном языке, поселились рядом с ними, индейцы не видели ничего плохого. Сколько племен, столько и обычаев - знали они. Да и каждое племя, прежде чем пришло на нынешние места, тоже долго странствовало, с боями продвигаясь к выбранной цели. Одни пришли из-за гор, другие - из северных лесов, а эти вот - племя белых - из-за Великой Соленой Воды.

И чужаки, если вели себя мирно и могли предложить что-нибудь полезное, имели право приходить и даже селиться на землях иных племен. Белые, правда, хотели купить землю. Это, конечно, было смешно: земля ведь никому не принадлежит, ее создал Великий Дух. Но если белые, не слушая объяснений, убеждали принять за то, что ничье, ружья, порох, ткани и украшения, отчего же их не взять? Остров Манхеттен, где высятся сейчас небоскребы Нью-Йорка, куплен был за рыболовные крючки и стеклянные бусы общей стоимостью в шестьдесят голландских гульденов.

Но потом белые, ссылаясь на договор, под которым поставили отпечатки больших пальцев неграмотные вожди, начали прогонять индейцев с их земель. Те взялись за оружие.

Белые колонисты высаживались на Атлантическом побережье и двести лет неудержимо двигались в глубь страны через перевалы Аллеганских гор, вдоль рек, текущих на запад к Великим Водам - Миссисипи, по течению Великой Болотистой Реки - Миссури. Путь переселенцев вел через непрестанные стычки с индейцами, но даже самые сильные племена не выдержали натиска белых. Пять племен Ирокезской Лиги долгие годы проливали свою и чужую кровь в надежде защитить земли и независимость. Все кончилось, однако, тем, что часть племен бежала в Канаду, тогда гораздо менее освоенную белыми, а другие попали в резервации.

Тогда-то впервые и появилось это понятие - резервация: территория, где - официально - индейцы могли жить, не опасаясь чужого вмешательства, а в действительности - неудобные, ненужные переселенцам земли, на которых племя еле могло свести концы с концами.

В шестидесятых годах восемнадцатого века Понтиак, вождь племени отава, объединил племена Великих Озер, чтобы дать отпор англичанам и загнать их назад за Аллеганские горы. Но он допустил непростительную ошибку, доверившись другим белым - французам. Как только Понтиак со своими воинами перестал быть им нужен, французы отвернулись от него - в решающий момент осады поселения Детройт.

В 1812 году пал в битве вождь шауни Текумсе, объединивший многие племена Среднего Запада и Юга. В 1839 году умер в тюрьме вождь одного из кланов племени иллинои - Черный Ястреб. Его захватили в плен и предали белым индейцы племени винебага, получившие за это двадцать коней и сто долларов. Скелет Черного Ястреба долго стоял в кабинете губернатора только что созданного штата Айова.

Кстати, с точки зрения племенного кодекса чести воины винебага, захватившие Черного Ястреба, были совершенно правы: иллинои были их врагами, и винебагам казалось, что с такими союзниками, как хорошо вооруженные и многочисленные белые, они покончат с неприятелем навсегда. Эту же ошибку не раз повторяли другие племена во всех частях Америки...

Но это была не единственная причина, по которой индейцы проиграли - и не могли не проиграть - все войны с белыми. Какими храбрыми воинами ни были бы индейцы, само понятие в о й н ы у них и у европейцев было совершенно различным. Точнее говоря, индейцы просто не знали, что такое война.

Ведь то, что называлось у них этим словом, на самом деле было всего лишь набегом, когда угоняли скот, лошадей, захватывали пленных. Иногда отряды воинов углублялись на территорию враждебного племени - доказать в стычке свою удаль, добыть себе боевое имя. Однако, сразившись с встреченным врагом, они уходили обратно, а если неприятель пересекал их неписанные, но точно известные границы, давали ему отпор. Кровавый, но краткий.

И все же войны с точно поставленными и далеко идущими целями, с многодневными, по всем правилам военной науки, битвами, войны, сложную стратегию которой мог разгадать только тот, кто сам умел планировать не менее хитроумно, они не знали. Как и не знали, что у всех белых - на востоке и западе, на севере и юге - одна цель: захватить всю страну.

В 1829 году президентом Соединенных Штатов был избран Эндрью Джексон. Индейцы звали его Острым Ножом. В 1831 году Острый Нож ввел должность комиссара по делам индейцев при военном министерстве. Комиссар назначал своих агентов в индейских племенах - правительственных чиновников, ответственных за сношения племени с правительством США.

30 июня 1834 года конгресс принял закон, регулирующий торговлю и сношения с индейскими племенами и обеспечивающий мир в пограничной зоне. Вся часть Соединенных Штатов к западу от реки Миссисипи (кроме штатов Миссури и Луизиана и территории Арканзас) объявлялась Индейской Территорией: белым запрещалось там торговать и охотиться без специального разрешения. Селиться запрещалось вообще.

Не успел конгресс проголосовать за принятие этого закона, как десятки тысяч переселенцев перешли Миссисипи и двинулись на запад. Пришлось передвинуть границу Индейской Территории еще дальше. Зато теперь индейцам гарантировали неприкосновенность их земель. Навсегда.

Однако новые колонисты двигались с Тихоокеанского побережья, где в 1850 году тридцатым штатом стала Калифорния. Индейцы оказались меж двух жерновов.

В 1860 году в Соединенных Штатах насчитывалось примерно триста тысяч индейцев, в большинстве своем живущих на огрызке Индейской Территории, и больше тридцати миллионов белых...

Мы хотим рассказать о событиях, происшедших в годы, когда США уверенно приобретали свой нынешний облик - о 60-х и 70-х годах прошлого века.

По счастью - если это слово применимо при описании индейской трагедии, - сохранились записки рассказов последних воинов последних индейских войн. Уже в наше время их собрал воедино американский исследователь Ди Браун. Благодаря этим рассказам мы и можем реконструировать Великую Войну племени чейенов. Дорогу смерти племени Пронзенных Носов такими, какими видели их они сами.

Примерно в то же время за многие тысячи километров от североамериканских лесов и прерий, на крайнем юге континента, чилийские и аргентинские войска очищали Край Земли от самых южных людей на свете она, ямана, алакалуфов. Их рассказов никто не успел собрать, но об их истреблении мы знаем немало.

Чейены, сиу, сахаптины, апачи ничего не знали об индейцах Южной Америки, а те никогда не слышали о племенах Севера.

Зато теперь к их потомкам пришло сознание общности. Поздно, но пришло.

...Женевских мальчишек разочаровали бутафорские томагавки. Но других томагавков теперь индейцам и не надо: это ведь просто принадлежность национального костюма.

Время томагавков прошло, место их - в переизданиях нестареющих книг Фенимора Купера и Карла Мая...

ЧЕЙЕНЫ - ХОРОШИЕ ИНДЕЙЦЫ

События, описываемые ниже, произошли не так уж давно - в 1868 году. Чтобы лучше представить себе, что за время это было, посмотрим, о чем сообщали американские газеты:

11 октября. "Томас Эдисон запатентовал приспособление для электрической регистрации голосов избирателей".

1 декабря. "Джон Ф. Рокфеллер объявляет беспощадную войну конкурентам в нефтяной промышленности".

28 июля. "Сенат Соединенных Штатов принял Четырнадцатую поправку к конституции: равноправие всех граждан - за исключением индейцев".

И среди газетных заголовков все чаще и чаще встречаются такие: "Индейцы сожгли железнодорожную станцию", "Дикари вырезали население поселка Фут-Степ", "Кучера дилижансов отказываются отправляться в дорогу без усиленной охраны из-за нападения чейенских шаек". Имя чейенов повторялось чаще всего. Создавалось впечатление, что племя чейенов угрожает всей стране...

ГРОМОВЕРЖЕЦ ГНЕВАЕТСЯ

...Весной 1866 года вождь племени сиу Красная Туча разгромил регулярные войска Соединенных Штатов у Пыльной реки и подписал с представителями правительства почетный мир. Весть об этом облетела многие племена. Особенное же впечатление весть произвела на людей племени чейенов. Чейены - воинственное и могущественное племя - лишь недавно были вытеснены с земель на территории нынешнего штата Колорадо и никак не могли забыть свою родину. По договору они обязались жить только к югу от реки Арканзас. Большая часть племени во главе с Черным Котлом ушла на новую территорию. Но несколько кланов не подчинились, и их воины сражались вместе с Красной Тучей против белых. Теперь они решили вернуться к своему племени. Кланы, не принявшие в свое время несправедливого договора, называли себя "Объединением Боевых Собак". Среди вождей этих кланов были Высокий Бык, Белый Конь, Серая Борода, Могучий Медведь и многие другие славные воины. В том числе - знаменитый военный вождь Орлиный Нос.

В долине реки Смоки Хилл они встретили разрозненные группы молодых охотников из своего племени и из племени арапахо. Эти молодые люди откочевали из лагерей Черного Котла и Маленького Ворона, поставивших свои вигвамы к югу от реки Арканзас, и - вопреки воле вождей - пришли в Канзас охотиться. Черный Котел и другие вожди подписали договор в 1865 году, отказавшись от исконных прав на давние охотничьи угодья, и очень боялись рассердить белых. Люди пожилые и опытные, они знали, чем это чревато. Орлиный Нос и вожди Боевых Собак не принимали договора всерьез: ни один из них не подписал его и ни один не признал. Они только что пришли со свободной и независимой территории у Пыльной реки и презирали вождей, которые продали землю племени.

Некоторые из вернувшихся пришли посетить людей Черного Котла. И среди них - Джордж Бент, метис, сын белого отца и чейенской матери. Бент мечтал встретиться со своей невестой, племянницей Черного Котла Сорокой. Вскоре после встречи он взял ее в жены и поставил свой вигвам в стойбище Черного Котла. Тут-то он узнал, что правительственным агентом при племени чейенов назначен Эдвард Уинкуп, человек, хорошо ладивший с чейенами.

Когда до Уинкупа дошла весть, что Боевые Собаки снова охотятся вдоль реки Смоки Хилл, он направился к их вождям и попытался уговорить их, чтобы они подписали договор и соединились с Черным Котлом. Вожди решительно отказались: своих земель они никогда не покинут.

- Если вы останетесь в Канзасе, - предостерегал Уинкуп, - солдаты нападут на вас.

- Мы пришли жить здесь или умереть, - отвечали вожди.

Впрочем, они пообещали, что будут сдерживать своих молодых воинов.

К Орлиному Носу собралось много людей, ушедших от Черного Котла, и вожди разработали план, как перекрыть движение белых на пути вдоль реки Смоки Хилл. Пока чейены были на севере, здесь возникло несколько линий дилижансов, разрезавших пополам их лучшие охотничьи угодья, где паслись стада бизонов. Вдоль всей трассы у реки Смоки Хилл выросла цепь станций. Индейцы решили, что эти станции нужно ликвидировать: тогда прекратится движение дилижансов и грузовых караванов.

Поздней осенью 1866 года Орлиный Нос пришел с отрядом воинов в форт Уоллес и заявил здешнему агенту, что, если через пятнадцать дней не прекратится движение через их земли, индейцы начнут нападать на дилижансы. Агент, конечно, такие вопросы решать не мог, да и не собирался, но настала вьюжная зима, дорогу напрочь занесло, и поэтому движение прекратили прежде, чем Орлиный Нос собрался напасть. Нетерпеливые молодые люди среди Боевых Собак все-таки успели угнать скот из загонов при станциях. Боевых Собак ждала долгая зима, и поэтому они решили поставить в горах Биг Тимберс недалеко от реки Репабликэн постоянный лагерь и переждать там до весны.

Джордж Бент в ту зиму хотел немножко подзаработать и поэтому провел несколько недель у племени кайова, выменивая на ружья одежду из бизоньих шкур. Когда весной он вернулся к Черному Котлу, то узнал, что чейены были обеспокоены слухами: по канзасским прериям на запад к форту Ларнд движется большой отряд синих курток - так называли индейцы кавалеристов, носивших синие мундиры. Черный Котел созвал совет и предостерег своих людей: приход солдат означает неминуемую беду! Потом он приказал племени собраться и идти дальше на юг к реке Канадиэн.

Когда люди, посланные агентом Уинкупом нашли Черного Котла, беды, которые вождь так точно предсказал, уже начались...

Но посланцам удалось отыскать большинство вождей Боевых Собак. Четырнадцать из них согласились прийти в форт Ларнд, чтобы выслушать, что скажет им генерал Уинфилд Скотт Хэнкок. Вожди Высокий Бык, Белый Конь, Серая Борода и Могучий Медведь пришли к ручью с пятьюстами семьями. В тридцати пяти милях от форта Ларнд их настигла снежная буря, продолжавшаяся несколько дней. Чейены разбили лагерь и, переждав бурю, оседлали коней и направились к крепости. Некоторые воины были одеты в синие армейские мундиры, добытые на севере. Чейены догадывались, что генералу Хэнкоку это придется не по душе, но решили показать ему эти боевые трофеи. На генерале был такой же синий - только длинный - мундир с красивыми погонами и блестящими медалями. Он высокомерно поздоровался с индейцами и продемонстрировал им свое соединение в полном вооружении. В соединение входил и Седьмой кавалерийский полк, которым командовал Кастер, известный среди индейцев под именем Твердый Зад. (С Седьмым кавалерийским индейцам еще придется встретиться...) Генерал Хэнкок приказал своим артиллеристам несколько раз выстрелить из пушек. Вожди не подали виду, что пушки их пугают, но нарекли Хэнкока Громовержцем.

Хотя среди белых находился и их друг, Высокий Вождь Уинкуп, индейцы с самого начала почувствовали недоверие к Громовержцу. Хэнкок решил не тянуть с переговорами до следующего дня и созвал вождей на вечернее совещание. Чейены никогда не принимали решений по вечерам, это считалось дурным предзнаменованием. И к вечеру многие вернулись в стойбище. Некоторые все же остались. Но мирного совета не получилось.

- Я не вижу здесь многих вождей, - начал Хэнкок. - В чем причина? Я должен о многом сообщить вашему народу, но хочу говорить, когда все соберутся вместе. Что ж, завтра мы сами придем в ваш лагерь.

Чейенам это не понравилось. В лагере были женщины и дети, а с коварством белых им уже довелось познакомиться. Не нападет ли на них Хэнкок с полутора тысячами солдат и громовыми пушками? Вожди сидели молча, отблески огня мелькали на их серьезных лицах, они ждали, что скажет Хэнкок дальше. И он сказал:

- Я слышал, что очень многие чейены хотят воевать. Хорошо, вот мы здесь - и пришли сюда подготовленные к войне. Хотите мира - вот вам наши условия. Но если хотите войны, то остерегайтесь последствий.

Потом генерал объявил, что белые начали строить железную дорогу. От форта Райли железная тропа пойдет прямо в страну чейенов у реки Смоки Хилл. Выражался он доступным индейцам, по его мнению, языком:

- Белый человек идет сюда так быстро, что его никто и ничто не может остановить. Он приходит с востока и приходит с запада, как пожар в прериях. Это потому, что белых много, и они идут все дальше и дальше. Белым нужно пространство, много пространства. Белые, которые у моря на западе, хотят соединиться с теми, которые у другого моря на востоке, и поэтому они строят дороги для повозок, поездов и телеграфа... Вы не должны допускать, чтобы ваши молодые воины пытались разрушить их, вы не должны подпускать к дорогам своих юношей... Больше мне сказать нечего. Я подожду, пока вы кончите совещаться, и увижу, хотите вы войны или мира.

Когда толмач перевел последнюю его фразу, Хэнкок сел. Лицо его выражало нетерпение, но чейены молчали, глядя сквозь огонь костра на генерала и его офицеров. Наконец Высокий Бык закурил трубку, затянулся и пустил ее по кругу. Он встал, откинул красно-черное одеяло, чтобы высвободить правую руку, и подал ее Громовержцу.

- Ты послал за нами, - сказал Высокий Бык. - Мы пришли сюда... Мы никогда не обижали белого: нет этого в наших мыслях. Наш агент полковник Уинкуп сказал нам, что мы должны с тобой встретиться. Вы можете идти к реке Смоки Хилл, когда вам захочется; можете идти по любой дороге. Когда мы выйдем на дорогу, твои молодые воины тоже не смеют в нас стрелять. Мы хотим жить с белыми в дружбе... Ты говоришь, что завтра придешь в наш лагерь. Когда придешь, мы не скажем тебе больше того, что сказали здесь. Я сказал все, что хотел сказать.

Громовержец снова встал, гордо опершись рукой на эфес сабли.

- Почему здесь нет Орлиного Носа?

Вожди пытались объяснить генералу, что Орлиный Нос хотя и могучий воин, но не вождь, он военный вождь, который командует только в бою, а на совет позвали настоящих вождей.

- Если Орлиный Нос не придет ко мне, приду к нему я, - прервал их Хэнкок. - Завтра я войду со своими солдатами в ваш лагерь.

Как только собравшиеся разошлись. Высокий Бык пришел к Уинкупу и попросил его, чтобы он отговорил Громовержца от военной экспедиции в лагерь чейенов. Высокий Бык опасался, что как только синие куртки подойдут к лагерю, между ними и вспыльчивыми молодыми Боевыми Собаками произойдет столкновение.

Уинкуп - он действительно неплохо относился к чейенам - согласился. Позже он рассказывал: "Я высказал генералу Хэнкоку свои опасения насчет последствий внезапного появления его отряда в индейском лагере, однако он стоял на своем". Отряд Хэнкока состоял из кавалерии, пехоты и артиллерии и выглядел "чрезвычайно устрашающе и воинственно, прямо как армия, идущая сражаться с врагом".

Когда отряд дошел до развилки Пауни, некоторые вожди обогнали его, чтобы предупредить чейенов, что идут солдаты. Другие остались с Уинкупом. На ломаном английском языке и жестами они пытались объяснить агенту, что боятся не результатов экспедиции - они не страшились за свою жизнь или свободу... Они опасались паники, которая, как они были уверены, тут же охватит женщин и детей, когда придут солдаты.

Между тем чейены в лагере узнали, что приближается военный отряд. Посланцы сообщили - Громовержец гневается, что Орлиный Нос не пришел к нему в форт Ларнд. Орлиному Носу это польстило. Однако ни он, ни вождь сиу Убийца Пауни (один из кланов племени сиу раскинул недавно свой лагерь по соседству) не намерены были позволять Громовержцу вести своих солдат рядом с незащищенными стоянками. Орлиный Нос и Убийца Пауни собрали сотни три воинов и вышли навстречу приближающемуся отряду. Отъехав от стоянок в прерию, они подожгли траву, чтобы синим курткам негде было разбить свой военный лагерь.

В тот же день Убийца Пауни встретился с генералом Хэнкоком. Он сказал генералу, что если солдаты не будут приближаться к их стоянкам, то на следующий день утром вместе с Орлиным Носом он придет на переговоры. В нескольких милях от развилки Пауни солдаты разбили к вечеру лагерь. Условие Орлиного Носа, таким образом, было выполнено. Было тринадцатое апреля; по-индейски - Месяца, Когда Пробивается Красная Трава.

В ту же ночь Убийца Пауни и несколько вождей чейенов собрались посовещаться, чтобы решить, что следует предпринять. Орлиный Нос предложил тут же ночью сняться со стоянки, быстро уйти на север и рассеяться. Тогда солдатам не захватить их. Но те вожди, которые видели солдат Хэнкока и их силу, боялись хоть чем-нибудь разозлить белых.

Утром вожди попытались уговорить Орлиного Носа пойти с ними вместе на переговоры. Военный вождь, однако, подозревал, что это ловушка. Неужто целая армия солдат отправилась через прерии искать именно Орлиного Носа? И все это только потому, что Хэнкок-Громовержец так мечтает увидеться с ним? Время уходило, наконец Могучий Медведь решил, что, пожалуй, он еще пойдет в военный лагерь. Хэнкок еле разговаривал с индейцем и снова спросил об Орлином Носе. Могучий Медведь, дипломатично откашлявшись, долго раскуривал трубку, а потом объяснил, что из-за Орлиного Носа и прочие вожди задержались, они, мол, охотятся на бизонов. Хэнкок пришел в ярость.

- Я приду с войском к чейенской стоянке, - заявил он Могучему Медведю, - и буду там стоять до тех пор, пока не встречусь с Орлиным Носом.

Могучий Медведь не ответил; молча он вскочил на коня и тронул поводья, сначала медленно, потом, скрывшись от глаз белых, рванул во весь опор, не жалея коня.

- Подходят солдаты! - кричал он.

Известие это тут же подняло на ноги стойбище.

- Я сам пойду туда и убью Хэнкока! - воскликнул Орлиный Нос.

Уже не было времени сложить вигвамы и собрать вещи. Женщин и детей посадили на коней и отправили на север. Воины вооружились луками, копьями, ружьями, кинжалами и палицами. Вожди снова утвердили Орлиного Носа военным вождем, но в помощники и советники ему назначили Могучего Медведя. Все-таки осторожные вожди боялись, что Орлиный Нос в гневе сотворит что-нибудь сумасбродное.

Орлиный Нос надел офицерский мундир с золотыми погонами, блестевшими не хуже, чем у Хэнкока. Он вложил карабин в кавалерийскую кобуру, засунул за пояс два пистолета, но, поскольку огнеприпасов у него было мало, взял еще и лук с колчаном, полным стрел. В последний момент он захватил белый флаг. Триста своих воинов он расставил в боевую линию длиной в милю. Боевая линия пересекла прерию. Не спеша он вел своих воинов с поднятыми копьями, натянутыми луками, готовыми к стрельбе ружьями и пистолетами против полутора тысяч обученных солдат и их больших, извергающих гром пушек.

- Тот офицер, которого зовут Хэнкок, - сказал Орлиный Нос Могучему Медведю, - жаждет боя. Я убью его перед его собственными солдатами, пускай тогда повоюют.

Могучий Медведь благоразумно напомнил, что у белых почти пятикратное преимущество в числе, что вооружены они скорострельными ружьями, что кони у них резвые и откормлены зерном, а те лошади, на которых отправили подальше чейенских женщин и детей, ослабли, ибо зимой не было травы.

- Если дойдет до боя, - добавил Могучий Медведь, - солдаты переловят наших женщин, детей и стариков и перебьют их.

Орлиный Нос не ответил.

Вскоре они увидели колонну, вытянувшуюся в боевой порядок, и поняли, что солдаты их уже заметили. Кастер Твердый Зад изготовил свой кавалерийский полк к бою, и всадники уже обнажили сабли.

Орлиный Нос спокойно поднял руку, воины остановились. Вождь поднял белый флаг. Солдаты замедлили шаг и встали на расстоянии ста пятидесяти метров от индейцев. Сильный ветер развевал над обеими линиями знамена и флаги. Из рядов белых вырвался одинокий всадник. Вскоре индейцы увидели, что это Высокий Вождь Уинкуп.

"Они окружили моего коня, - рассказывал потом Уинкуп, - обнимали меня, давали мне понять, что рады видеть меня, говорили, что теперь уж наверняка все будет в порядке, что теперь их никто не обидит... Я отвел главных вождей к генералу Хэнкоку, его офицерам и штабу - они ждали на полдороге между обеими линиями".

Орлиный Нос расположился неподалеку от офицеров. Он сидел на коне перед самим Громовержцем и смотрел ему прямо в глаза.

- Вы хотите мира или войны? - резко спросил Хэнкок.

- Мы не хотим войны, - ответил Орлиный Нос. - Если бы мы хотели войны, не подошли бы так близко к твоим большим ружьям.

- Почему ты не пришел на совещание в форт Ларнд? - продолжал Хэнкок.

- Конь у меня слабый, - отвечал Орлиный Нос, - а каждый, кто ко мне приходит, рассказывает мне о твоих намерениях что-то иное.

Высокий Бык, Серая Борода и Могучий Медведь подошли ближе. Мирное поведение Орлиного Носа беспокоило их. Могучий Медведь обратился к генералу, прося его не подходить с солдатами к индейскому стойбищу.

- Наших жен и детей не удалось удержать. Они испугались, бежали и не хотят возвращаться. Они боятся солдат.

- Вы должны привести их назад, - грубо приказал Хэнкок, - я жду, что вы их приведете.

Могучий Медведь повернулся, разочарованно махнув рукой, но тут Орлиный Нос шепнул ему:

- Уведи вождей к нашей линии. Я убью Хэнкока.

Могучий Медведь схватил коня Орлиного Носа за узду:

- Ты погубишь все племя!

Ветер усилился, кружилась пыль, и говорить стало трудно. Хэнкок приказал вождям немедленно отправиться за женщинами и детьми и привести их назад. После этого он сказал, что переговоры закончились.

Вожди и воины послушно направили своих коней в том направлении, куда ушли женщины и дети. Но назад они их не привели и не вернулись сами. Хэнкок, клокоча от гнева, ждал несколько дней. Потом приказал Кастеру с кавалерией отправиться за индейцами, а сам двинул пехоту в покинутое стойбище. Будучи методичным служакой, он сначала переписал вигвамы с их содержимым, а потом велел все сжечь: двести пятьдесят один вигвам, девятьсот шестьдесят два костюма из бизоньей кожи, четыреста тридцать шесть седел, сотни седельных мешков, лассо, одеял и прочего. Благодаря его записям мы знаем, что за имущество было у племени чейенов. Солдаты уничтожили все, кроме коней, на которых ускакали индейцы, да еще сохранились одеяла и одежда, которые были на них. Больше у чейенов не оставалось ничего. Только отчаяние и гнев.

ПЕРЕГОВОРЫ У РУЧЬЯ МЕДСИН ЛОДЖ

Гнев Боевых Собак и их верных союзников сиу широко разлился по прерии. Они нападали на станции дилижансов, уничтожали телеграфные линии, атаковали лагеря железнодорожных рабочих и прервали всякое сообщение в районе реки Смоки Хилл. Компания "Оверлэнд Экспресс" передала своим работникам приказ: "Как только индейцы приблизятся на расстояние выстрела - стреляйте. Поступайте без жалости, ибо и они вас не пожалеют. Генерал Хэнкок будет защищать вас и ваше имущество". Хэнкок должен был предотвратить войну, но он развязал ее. Кастер со своим Седьмым кавалерийским полком метался от форта к форту, но никаких индейцев обнаружить не мог.

У многих белых американцев, деятельность которых была связана с прерией, поступки Хэнкока-Громовержца вызвали отвращение.

"Я, к сожалению, должен заявить, что экспедиция генерала Хэнкока ничего хорошего не дала. Напротив, она породила много зла", - написал главный уполномоченный по делам индейцев Томас Мерфи в Вашингтон комиссару Тейлору.

"Операция генерала Хэнкока, - информировал министра внутренних дел разбиравшийся в индейских делах генерал Сэнбор Черные Бакенбарды, - так катастрофически повредила интересам общества и вместе с тем кажется мне столь бесчеловечной, что я считаю необходимым ознакомить Вас со своим взглядом на это дело... Когда такой могучий народ, как мы, ведет войну против горстки разобщенных кочевников, то при данных обстоятельствах это является безмерно унизительным лицедейством, это неслыханная несправедливость, отвратительнейшее национальное преступление, которое рано или поздно призовет на нас или на наших потомков божью кару".

Впрочем, генерал Шерман в своем сообщении военному министру высказался иначе: "Я полагаю, что если пятидесяти индейцам дать возможность остаться между реками Арканзас и Платт, то нам придется охранять каждую станцию дилижансов, каждый поезд и все бригады железнодорожных рабочих. Другими словами, пятьдесят враждебных индейцев держат под угрозой три тысячи солдат. Было бы лучше их оттуда удалить, причем совершенно неважно, выманят их правительственные агенты или мы их перебьем".

Президент распорядился, чтобы Шерман попробовал успокоить индейцев. Летом 1867 года Шерман создал "мирную комиссию", и осенью она попыталась в форте Ларами заключить мир с сиу. Хэнкока отозвали из прерий, а его солдат разместили в фортах вдоль дорог.

Новый план установления мира в южных прериях касался не только чейенов и арапахо, но и племен кайова, команчей и апачей. Все эти пять племен предполагалось разместить в одной большой резервации южнее реки Арканзас, а власти должны были дать им скот и научить обрабатывать землю.

Мирные переговоры намечалось провести у ручья Медсин Лодж, в шестидесяти милях южнее форта Ларнд в начале октября. Ведомство по делам индейцев хотело созвать всех влиятельных вождей. В форт Ларнд навезли множество подарков и прислали несколько тщательно выбранных посланников. Одним из эмиссаров был метис Джордж Бент, который в это время был переводчиком агента Уинкупа. Бент без труда уговорил приехать Черного Котла. Вождь арапахо Маленький Ворон и вождь команчей Десять Медведей тоже согласились прийти на переговоры у ручья Медсин Лодж. Но когда Бент добрался до стойбищ Боевых Собак, он понял, что их вожди вообще не желают его слушать. После опыта с Громовержцем они подходили к встречам с белыми вождями весьма осторожно. Орлиный Нос прямо заявил, что к ручью Медсин Лодж он и близко не подойдет, если там будет Великий Воин Шерман (званием Великий Воин индейцы обозначали генералов).

Но при любых мирных переговорах с чейенами Орлиный Нос играл решающую роль. Под его началом в то время скопилось несколько сот воинов из всех чейенских кланов. И договор о мире в Канзасе был бы недействительным, если бы его не подписал Орлиный Нос. Бент договорился с другим метисом Эдмондом Геррерой, чтобы тот пошел к Орлиному Носу и убедил его прийти к ручью Медсин Лодж, хотя бы для предварительных переговоров на первый раз. Геррера был женат на сестре Бента; женой Орлиного Носа была двоюродная сестра Герреры. А родственные связи всегда высоко ценились индейцами прерий. Это, наверное, и облегчило миссию Герреры.

27 сентября Геррера пришел с Орлиным Носом и Серой Бородой к ручью Медсин Лодж. Орлиный Нос настоял на том, чтобы Серая Борода сопровождал его: тот немножко понимал по-английски и переводчики не могли бы его так легко обмануть. Главный уполномоченный Томас Мерфи, который должен был подготовить все необходимое перед приходом членов комиссии, сердечно приветствовал вождей чейенов.

- Предстоящие переговоры будут чрезвычайно важными, - сказал он и обещал, что члены комиссии обеспечат поставку продовольствия для индейцев, возьмут их за руку и поведут к миру.

- За кормежкой бегает только собака, - возразил Серая Борода. - Пища, которую вы нам возите, не идет нам на пользу. Пропитание нам дают бизоны. А вот того, в чем мы больше всего нуждаемся, мы не видим. Где порох для ружей? Где свинец и гильзы? Когда вы нам их привезете, мы поверим, что у вас искренние намерения.

Мерфи ответил, что Соединенные Штаты дают боеприпасы только дружественным индейцам, и спросил, почему некоторые чейены продолжают нападать на белых.

- Потому что Хэнкок сжег наше стойбище, - ответили в один голос Орлиный Нос и Серая Борода. - Это наша месть.

Мерфи заверил их, что стоянку у них сожгли без ведома президента Великого Отца; за это злое дело Великий Отец уже отозвал Хэнкока из прерий. И Великого Воина Шермана, против присутствия которого возражал Орлиный Нос, Великий Отец также отозвал в Вашингтон. Наконец Орлиный Нос согласился на компромисс. Он сказал, что поставит вигвамы в шестидесяти милях отсюда, у реки Симаррон.

- Я еще посмотрю, как будут проходить переговоры. Если все будет в порядке, я приду и приму в них участие.

Переговоры начались 16 октября. По-индейски - в Месяц Смены Времен Года. Арапахо, команчи, кайова и степные апачи встали лагерем в установленном месте, вдоль заросшего лесом берега ручья, а Черный Котел предпочел расположиться за ручьем. В случае чего ручей мог отделить его от двухсот сабель кавалерийского отряда, охранявшего членов комиссии. Орлиный Нос и вожди Боевых Собак послали в лагерь Черного Котла своих людей. Каждый день они доносили Орлиному Носу о ходе мирных переговоров. При этом они еще следили за Черным Котлом и за членами комиссии; если бы Черный Котел попытался подписать от имени народа чейенов плохой договор, они бы его тут же убили. Таков был тайный приказ Орлиного Носа.

Всего собралось больше четырех тысяч индейцев, но среди них было так мало чейенов, что переговоры прежде всего касались племен кайова, команчей и арапахо. А членам комиссии прежде всего нужно было обеспечить мир с опасными Боевыми Собаками, причем следовало убедить их в том, что резервация ниже реки Арканзас, которую им предлагали, очень удобное и выгодное место. Черный Котел и Джордж Бент уговорили нескольких колеблющихся вождей. Но враждебность остальных настолько усилилась, что они пригрозили Черному Котлу, если он не уйдет с переговоров, перебить всех его коней.

21 октября кайова и команчи подписали договор, по которому они дали обязательство жить в общей резервации с чейенами и арапахо. Они обещали охотиться на бизонов только на территориях южнее реки Арканзас и прекратить мешать строительству железной дороги, которую в это время начали проводить вдоль реки Смоки Хилл. Черный Котел, однако, не хотел ставить своей подписи, пока к ручью Медсин Лодж не подойдут другие вожди чейенов. Маленький Ворон и его арапахо не хотели подписывать, пока не подпишут чейены. Недовольные члены комиссии согласились подождать еще неделю. И Черный Котел с другим настроенным мирно вождем - Маленьким Сюртучком - отправились в лагерь Боевых Собак, чтобы применить там свою дипломатию. Прошло пять дней, но чейены не появились.

Вечером 26 октября Маленький Сюртучок вернулся из лагеря Боевых Собак. Он сообщил, что вожди чейенов придут. Их будет сопровождать пятьсот вооруженных воинов. Они предупреждают, что будут стрелять из ружей: этим они хотят показать, что им очень нужны боеприпасы для осенней охоты на бизонов. Комиссии совершенно нечего опасаться, воины никого не обидят, и если им подарят боеприпасы, то они подпишут договор.

На следующий день, в теплый солнечный осенний полдень, прискакали чейены. Они показались на гребне горы южнее места переговоров и построились в каре - не хуже, чем кавалеристы Твердого Зада. Некоторые надели трофейные армейские мундиры, на других были красные одеяла. Копья их и серебряные браслеты и ожерелья блестели на солнце. Когда отряд приблизился к месту переговоров, воины развернулись в боевую линию лицом к членам комиссии, не без опаски ждавшим за ручьем. Один из индейцев затрубил в рог. Кони рванулись вперед, и из пятисот глоток вырвался крик "Ги-ги-гия, гия!". Воины подняли копья, натянули луки, несколько раз выстрелили из ружей и пистолетов в воздух и промчались через ручей так стремительно, что из него выплеснулась вода.

Передние ряды подскакали к комиссару Харни Белые Бакенбарды, который, не двигаясь с места, ждал индейцев. Другие члены комиссии спешно искали укрытия. Вожди и воины резко осадили коней, спешились, обступили испуганных членов комиссии, со смехом подавая им руки. Так они продемонстрировали, как быстры и ловки воины-чейены.

Когда кончилась церемония приветствий, начались речи. Говорили все Высокий Бык, Белый Конь, Могучий Медведь и Вождь Бизонов. Они заявили, что не хотят войны, но если не получат почетного мира, начнут ее немедленно.

Вождь Бизонов даже потребовал, чтобы индейцам было разрешено охотиться вдоль реки Смоки Хилл. Он обещал, что чейены оставят в покое железную дорогу, а потом добавил:

- Пусть этот край будет нашим общим владением и пусть чейены там охотятся и впредь.

Но белые участники переговоров ни с кем не хотели делить землю севернее реки Арканзас. Утром следующего дня они угостили кофе вождей чейенов и арапахо, а потом зачитали им договор, содержание которого перевел Джордж Бент. Могучий Медведь и Белый Конь сначала отказались подписывать договор, но Бент отвел их в сторону и убедил сделать это, чтобы удержать свою власть и впредь остаться со своими племенами. После подписания договора члены комиссии раздали подарки, среди которых были и порох и пули. Так закончились переговоры у ручья Медсин Лодж. Большинство чейенов и арапахо должны были теперь отойти на юг. Но были и такие, которые уйти не захотели. Человек триста - четыреста ушли от реки Симаррон к северу и соединили свою судьбу с воином, который не хотел капитулировать.

Ибо среди подписей на договоре не было имени Орлиного Носа.

СМЕРТЬ ОРЛИНОГО НОСА

Зимой 1867 - 1868 года большинство чейенов и арапахо разбили стойбище южнее реки Арканзас, недалеко от форта Ларнд. Осенью они добыли столько мяса, что могли пережить зимние месяцы. Однако к весне стал ощущаться недостаток пищи. Как-то пришел из форта Высокий Вождь Уинкуп и раздал небольшое количество продовольствия, полученного от ведомства по делам индейцев. Он сказал вождям, что Великий Совет в Вашингтоне все еще обсуждает договор, а потому не выдал денег на покупку питания и одежды для индейцев, как было обещано. Вожди ответили, что если бы у них было оружие и боеприпасы, то они пошли бы на юг, к Красной реке, и настреляли бы столько бизонов, сколько нужно, чтобы прокормиться и запастись. Но у Уинкупа не было ни оружия, ни пороха, ни пуль. Так он и сказал вождям.

Теплые весенние дни стали долгими, и молодые охотники начали проявлять беспокойство. Они ворчали, что еды мало, и проклинали белых, не сдержавших обещания, данного у ручья Медсин Лодж. Небольшими группами они начали тайно уходить к северу, на свои прежние охотничьи угодья у реки Смоки Хилл. Высокий Бык, Белый Конь и Могучий Медведь уступили давлению Боевых Собак и тоже пошли за реку Арканзас. Кое-кто из молодежи по пути нападал на одинокие поселения белых в надежде найти пропитание и оружие.

Агент Уинкуп сразу же пришел на стоянку Черного Котла и попросил вождей, чтобы они были терпеливы и не пускали своих юношей на военную тропу, хотя Великий Отец и обманул их доверие.

- Наши белые братья убирают руку, которую подали нам у Медсин Лодж, сказал Черный Котел, - но мы попробуем держаться за нее. Мы надеемся, что Великий Отец смилуется над нами и даст нам ружья и боеприпасы, как обещал, и мы сможем охотиться на бизонов, чтобы наши семьи не голодали.

Уинкуп надеялся, что оружие и боеприпасы будут доставлены, ибо Великий Отец только что назначил командиром канзасских фортов нового Звездного Вождя - генерала Филипа Шеридана. Агент пригласил нескольких вождей, среди которых были Черный Котел и Каменный Теленок, в форт Ларнд для встречи с Шериданом.

Когда индейцы увидели Шеридана, коротконогого, с мощным затылком и длинными болтающимися руками, им показалось, что перед ними стоит насупленный серый медведь (так его и назвали - Серый Медведь). Во время беседы Уинкуп спросил генерала, выдавать ли индейцам оружие.

- Давайте, чего там, - буркнул Шеридан. - Когда они начнут воевать, мои солдаты перебьют их, как мужчин, по крайней мере.

Каменный Теленок тут же нашелся:

- Пусть ваши солдаты отрастят себе длинные волосы, чтобы можно было снять скальпы. Пусть хоть это послужит нам честью, когда мы их перебьем.

Эту беседу трудно было назвать дружеской. Тем не менее Уинкуп выдал вождям несколько старых ружей. Чейены и арапахо, хотевшие охотиться ниже реки Арканзас, ушли неудовлетворенными. Многочисленные отряды Боевых Собак и воины-одиночки все еще находились на севере за рекой. Некоторые из них нападали на белых и убивали их, где только ни встретят.

В конце августа большинство чейенов, которые ушли на север, собрались вдоль развилки Арикари на реке Рипабликэн. Там были Высокий Бык, Белый Конь и Орлиный Нос и с ними около трехсот воинов с семьями. Невдалеке стояли лагерем несколько кланов арапахо и вождь сиу Убийца Пауни со своими людьми. От Могучего Медведя, который стоял со своими людьми у реки Соломон, они узнали, что генерал Шеридан организовал эскадрон следопытов, рыщущих по индейским кочевьям. Индейцы усиленно запасали мясо на зиму и совсем не думали о том, что их могут найти следопыты или солдаты.

В один прекрасный день, было это 16 сентября, в Месяц, Когда Олени Роют Землю, охотничий отряд сиу из лагеря Убийцы Пауни увидел человек пятьдесят белых. Белые стали лагерем у Арикари, миль на двадцать ниже индейских лагерей. Только несколько из них одеты были в синюю кавалерийскую форму, на остальных была грубая кожаная одежда пограничной стражи особого подразделения, которое создал Шеридан, чтобы присматривать за индейцами. Их называли следопытами Форсайта, по имени их командира.

Охотники-сиу подняли соплеменников. Убийца Пауни послал гонцов в лагерь чейенов и призвал их вместе напасть на белых, вторгшихся в охотничьи угодья. Высокий Бык и Белый Конь тут же выслали глашатаев, чтобы воины в лагерях готовили боевое снаряжение и раскрашивались для битвы. Вожди поспешили к Орлиному Носу. Тот в своем вигваме совершал обряд очищения. Дело в том, что несколько дней назад случилась беда. Когда чейены были в гостях в стойбище сиу, одна женщина замесила тесто для лепешек железной вилкой. Орлиный Нос узнал об этом уже потом, когда съел лепешку. Запрет его рода не позволял ему есть пищу, которой касался металл. Стоило ему съесть что-нибудь подобное, как заговор, благодаря которому он был неуязвим для пуль белых, терял свою силу. Чтобы возобновить заговор, надлежало совершить долгий и мучительный очистительный обряд.

Вожди чейенов верили в этот заговор, в запреты и обряды ничуть не меньше, чем Орлиный Нос, но все же Высокий Бык посоветовал ему поторопиться с очищением. Не в ущерб заговору, конечно. Высокий Бык был убежден, что чейены вместе с сиу спокойно справятся с полусотней следопытов. Но поблизости могли оказаться большие отряды синих курток, а в таком случае может понадобиться, чтобы именно Орлиный Нос повел воинов в бой. Орлиный Нос сказал, чтобы они поспешили, а сам пообещал прийти, как только завершит очищение.

Лагерь следопытов был довольно далеко, и поэтому вожди решили подождать с атакой до рассвета. Воинов пятьсот - шестьсот, вооруженных самыми лучшими копьями, луками и ружьями, на самых лучших боевых конях тронулось вниз по берегу реки Арикари. На головах воинов-сиу покачивались орлиные перья, головы чейенов украшали перья ворона. Недалеко от лагеря следопытов они остановились; вожди строго запретили нападать на врага малыми силами. Все должны атаковать вместе - так учил Орлиный Нос. Подойдут подкрепления, тогда они бросятся на следопытов и перебьют их.

Вопреки запрету шесть сиу и два чейена - все воины очень молодые и горячие - в предрассветной мгле подползли к лагерю белых и попытались угнать стадо коней. С первыми лучами солнца, крича и размахивая одеялами, они бросились к коням. Им удалось угнать нескольких коней, но тем самым они показали следопытам Форсайта, что индейцы поблизости. Когда раздался боевой клич сиу и чейенов - сигнал атаки на незащищенный лагерь, следопыты уже перешли на островок в высохшем русле реки Арикари и укрылись в зарослях ивняка и высокой травы.

Индейцы начали атаку широким фронтом поперек долины, прикрытой туманом; копыта их коней застучали по земле. Когда они приблизились настолько, что заметили, как следопыты уходят на лесистый остров, один из воинов-чейенов затрубил в рог. Вначале предполагалось напасть на лагерь, но теперь пришлось свернуть к высохшему руслу ручья. Следопыты открыли огонь из винтовок-магазинок системы Спенсера, передние атакующие ряды поредели, и воины, разделившись на два крыла, обошли остров справа и слева.

Почти до полудня кружили индейцы около острова. Их единственной мишенью были кони следопытов, стоявшие в высокой траве. Когда воины подстреливали какого-нибудь коня, следопыты тут же использовали его тело как укрытие. Магазинные винтовки не надо было перезаряжать, как допотопные ружья чейенов, и огонь следопытов был сокрушающим. Некоторые воины проникали к острову на свой страх и риск, спрыгивали с коней и пытались проползти через заросли к следопытам. Но беглый огонь магазинок задерживал их. Один человек, по имени Волчье Брюхо, дважды проскакал на коне через защитное кольцо следопытов. На нем была шкура ягуара, так чудесно заколдованная, что его не коснулась ни одна пуля.

Вскоре после полудня на поле боя явился Орлиный Нос и стал на пригорке над островом. Большинство воинов прекратили бой и ждали, что предпримет военный вождь. Высокий Бык и Белый Конь пришли к нему на совет, но не предложили, чтобы он их повел в бой. Потом к нему приблизился старик, по имени Белый Строптивец, и сказал:

- Глядите-ка, Орлиный Нос, человек, от которого мы зависим, сидит здесь, за пригорком.

Орлиный Нос засмеялся. Он уже решил, что сделает в этот день, и знал, что умрет, ибо не было времени завершить обряд очищения, однако засмеялся.

- Все те, кто там сражается, убеждены, что они - твои воины, продолжал Белый Строптивец. - Они выполнят все, что ты прикажешь, а ты сидишь здесь, за пригорком.

Орлиный Нос отошел в сторону и стал готовиться к бою. Лоб он раскрасил желтым, нос красным, а подбородок черным. Потом надел боевую налобную повязку с рогом бизона и сорока черными перьями. Подготовившись, он вскочил на коня и поскакал вниз к высохшему руслу, где воины уже ожидали, готовые к бою, чтобы он повел их в победную атаку.

Сначала они двигались медленно, потом постепенно ускорили бег и наконец безжалостно стали хлестать коней, чтобы как можно быстрее доскакать до острова. Однако стрельба следопытов Форсайта снова проредила передние ряды и ослабила напор отчаянной атаки. Орлиный Нос достиг уже внешнего края ивняка, но тут пуля сбоку пробила ему бедро и проникла в позвоночник. Он упал в кусты и лежал там до сумерек, а потом ему удалось выползти на берег. Несколько молодых воинов его уже искали. Его отнесли на пригорок, где женщины чейенки и сиу оказывали раненым первую помощь.

Ночью Орлиный Нос умер.

На молодых воинов смерть Орлиного Носа подействовала сильнее, чем если бы в небе померк свет солнца. Вождь сам был убежден, что если его народ будет упорно сражаться за свою землю, то в конце концов победит, и убедил в этом и своих воинов.

Хотя ни чейены, ни сиу уже не имели желания воевать дальше, восемь дней они продержали следопытов Форсайта в осаде. Следопытам пришлось есть убитых коней и рыть в песке ямы, чтобы добыть воды. Когда на восьмой день к ним на подмогу пришел отряд солдат, индейцы готовились отступить от острова.

Результаты этого боя белые впоследствии чрезмерно преувеличили. Назвали его боем на острове Бичера, по имени убитого там молодого лейтенанта Фредерика Бичера. Оставшиеся в живых хвалились, что перебили сотни краснокожих. В действительности индейцы потеряли убитыми только тридцать человек, но одним из них был Орлиный Нос. Эта потеря была невосполнимой. И в память племени, в его предания этот бой вошел, как Битва, Где Погиб Орлиный Нос.

Оправившись после битвы, значительная часть чейенов отправилась на юг. Солдаты теперь всюду выслеживали их, и единственной надеждой на спасение оставались только соплеменники южнее реки Арканзас. Черного Котла они считали сломленным стариком, однако он был еще жив и оставался вождем южных чейенов.

Индейцы, правда, не могли знать, что генерал Шеридан, который так напоминал им сердитого медведя, планирует зимний поход на юг от реки Арканзас. Когда придут холодные месяцы и выпадет снег, он прикажет послать Кастера и его кавалерию, чтобы они опустошали стоянки индейских дикарей. А дикари ведь большей частью выполняли свои обязательства по договору. Но по мнению Шеридана, был дикарем каждый индеец, который защищался, когда в него стреляли.

ПОСЛЕДНЯЯ СТОЯНКА ЧЕРНОГО КОТЛА

В ту осень Черный Котел устроил стоянку у реки Уошито, в сорока милях восточнее Антилопьих гор. Когда понемногу стали подходить бежавшие из Канзаса молодые люди, он журил их за неразумное поведение, но, как любящий отец, принимал в свой клан. В ноябре, услышав, что идут солдаты, он вместе с Маленьким Сюртучком и двумя вождями арапахо прошел почти сто миль вдоль по течению реки Уошито до форта Кобб, где находилось их новое агентство. Комендантом форта был генерал Уильям Б. Хейзен, который, как показалось весной, когда чейены и арапахо приходили в форт, относился к ним по-дружески и с симпатией.

Но тут Хейзен не проявил особой дружелюбности. Черный Котел попросил разрешения переселить 180 семей ближе к форту Кобб, где они имели бы защиту. Хейзен такого разрешения не дал. Он не позволил также, чтобы чейены и арапахо поселились на стоянках кайова и команчей. Он, правда, заверил Черного Котла, что если вожди, вернувшись домой, удержат своих юношей на месте, то никто на них не нападет. Хейзен дал гостям немного сахару, кофе и табаку, пожал руку и послал обратно. Генерал знал, что живыми он их уже не увидит. Он был хорошо осведомлен о военных планах Шеридана.

Разочарованные вожди - сквозь пургу, под суровым северным ветром отправились на свои стоянки. 26 ноября они были на месте. Хотя Черный Котел был измотан, он тут же созвал совет вождей племени.

Черный Котел заверил своих людей, что на этот раз их не захватят врасплох. Они не будут ждать, пока солдаты явятся к ним. Он, вождь, которому белые верят, сам пойдет со стариками навстречу солдатам и убедит их, что чейены - люди миролюбивые. Снег сейчас глубок, выше колен, и все идет и идет, но, как только тучи на небе разойдутся, Черный Котел пойдет навстречу солдатам. Он им все объяснит.

Хотя Черный Котел пошел спать в ту ночь поздно, проснулся он, как обычно, перед рассветом. Он вышел из вигвама и обрадовался, увидев, что небо чисто. Долину Уошито закрывал густой туман, но на вершинах холмов за рекой было видно много снега.

Вдруг он услышал женский крик. Голос приближался и звучал все более отчетливо. "Солдаты! Солдаты!" - кричала женщина. Черный Котел инстинктивно бросился в палатку за ружьем. Тут же созрело решение: нужно поднять лагерь и позаботиться, чтобы все ушли. Резня, которая случилась когда-то с чейенами у Песчаного ручья, не должна повториться. Сам же он пойдет навстречу солдатам к броду на Уошито и поговорит с ними. Он поднял дуло к небу и нажал спуск. Выстрел разбудил всех. Черный Котел спешно распорядился, чтобы все садились на коней и уходили, а его жена в это время отвязала и привела ему коня.

Он уже спускался к броду, когда в тумане зазвучал горн, послышались слова команд и раздались дикие вопли атакующих солдат. Снег приглушал топот копыт, слышались тупые удары ранцев, звон уздечек, хриплые крики и завывание горнов. (Кастер Твердый Зад привел военный оркестр и для атаки приказал играть марш "Гарри Оуэн".)

Черный Котел предполагал, что солдаты пойдут через брод на Уошито. Они, однако, вынырнули из тумана со всех четырех сторон. Но как идти навстречу сразу четырем колоннам атакующих и говорить с ними о мире? Так же было тогда, у Песчаного ручья... Черный Котел подал жене руку, помог ей сесть на круп позади себя и пустил коня в галоп. Его жена пережила с ним резню у Песчаного ручья; и теперь вновь они бежали от свистящих пуль, подобно измученным, лишенным навечно сна людям, которых непрерывно преследует ночной кошмар.

Они были уже почти у брода, когда увидели атакующих кавалеристов в тяжелых синих шинелях и меховых шапках. Черный Котел придержал коня и поднял руку, показывая, что у него мирные намерения. Пуля попала ему в живот, и конь завертелся на месте. Следующая пуля попала вождю в спину, и Черный Котел рухнул в снег на берегу реки. Несколько пуль сразили его жену, и она упала рядом с ним, а конь убежал. Кавалеристы проскакали через брод, прошли по бездыханным телам Черного Котла и его жены и затоптали их.

Кастер получил от Шеридана однозначный приказ: "Наступать к югу в направлении Антилопьих гор, оттуда к реке Уошито, где, по всей вероятности, зимуют враждебные племена; стоянки уничтожить, коней перебить, всех воинов умертвить или повесить, женщин и детей увести".

Солдаты Кастера уничтожили стоянку Черного Котла за несколько минут; за несколько следующих минут они перестреляли сотни лошадей в загонах. Если бы они хотели перебить или повесить воинов, то их пришлось бы отделять от стариков, женщин и детей. Такая процедура казалась кавалеристам очень долгой и небезопасной. Гораздо проще и безопасней перебить всех подряд. Они умертвили сто трех чейенов, среди которых нашелся едва ли десяток воинов, и захватили в плен пятьдесят три человека - женщин и детей.

Стрельба в долине привлекла из близлежащей стоянки группу арапахо. Вместе с чейенами они ударили на солдат с тыла. Отряд арапахо окружил взвод в составе девятнадцати солдат, под командой майора Джоэла Элиотта, и всех перебил. Около полудня начали подходить из отдаленных речных районов кайова и команчи. Когда Кастер заметил на окрестных холмах все увеличивающееся число индейских воинов, он собрал пленников, предоставил пропавшего майора Элиотта его судьбе и быстрым маршем направился на север, к своей временной базе в лагере Сэпплай у реки Канадиэн.

Генерал Шеридан в лагере Сэпплай с нетерпением ожидал известия о победе Кастера. Когда ему сообщили, что кавалерийский полк возвращается, он приказал, чтобы весь гарнизон приготовился к военному параду. Под торжественные звуки оркестра проходили победители, размахивая скальпами Черного Котла и других убитых. Шеридан публично поблагодарил Кастера "за героизм, проявленный к пользе отечества".

В официальном донесении о победе над "кровожадными дикарями" и "бандами диких и жестоких разбойников" генерал Шеридан разливался соловьем, рассказывая, как он "ликвидировал Черного Котла... это измотанное и ни к чему уже не пригодное старое ничтожество". Он добавлял, что обещал Черному Котлу убежище, если тот придет в форт, прежде чем начнется боевая операция. "Он отказался, - доносил, не краснея, Шеридан, и был убит в бою".

Когда старый друг Черного Котла Уинкуп, который в знак протеста против политики Шеридана покинул службу, узнал о смерти вождя чейенов, он заявил, что белые подло убили Черного Котла и гордо размахивают его скальпом. "Кого же называть дикарями?" Нашлись и другие люди, в основном те, кто знал и любил миролюбивого старого вождя, которые публично выступили против Шеридана.

Шеридану, по его словам, начхать было на эти протесты "лицемерных святош, которые так и норовят помогать кровожадным дикарям".

Шеридан был в себе уверен - и не ошибался. Сам Великий Воин Шерман поддержал его. Более того, он приказал ему и впредь истреблять враждебных индейцев и их коней. Правда, мирных индейцев он распорядился расселить в специальных лагерях, где они будут получать питание и смогут перенять цивилизацию белых.

Выполняя этот человеколюбивый приказ, Шеридан с Кастером выслали из форта Кобб гонцов к четырем племенам, жившим поблизости, с призывом явиться и заключить мир. "Иначе, - мягко добавил Шеридан, - их найдут где угодно и перебьют". Индейцы уже хорошо знали, что в этой части обещаний Шеридану можно доверять.

В конце декабря в форт Кобб начали подходить уцелевшие чейены Черного Котла. Индейцам пришлось идти пешком, так как Кастер перебил их коней. Вождем племени стал теперь Маленький Сюртучок; когда его привели к Шеридану, он сказал вождю Серому Медведю, что его люди голодают. Кастер сжег у них все запасы мяса, а бизоны около Уошито не водятся. Люди так голодают, что съели своих собак.

- Придите в форт Кобб и сдайтесь без всяких условий - получите еду, ответил Шеридан. - А то знаю я вас: сейчас заключите мир, а весной опять начнете убивать белых. Не хотите заключить полный мир, можете вернуться к себе. Посмотрим, чем дело кончится. Знаете ведь меня, Серого Медведя, я слов на ветер не бросаю.

- Мы сделаем все, что ты скажешь, - только и мог ответить Маленький Сюртучок.

Вождь арапахо Желтый Медведь тоже обещал, что приведет всех своих людей в форт Кобб. Несколько дней спустя сдался первый из вождей команчей Тосави. Когда Тосави привели к Шеридану, команч сжал зубы. Он отодвинул переводчика, представился сам и добавил:

- Тосави - хорош индеец.

Вот тогда-то генерал Шеридан и произнес слова, которые вошли в историю:

- Единственные хорошие индейцы, которых я когда-либо видел, - мертвые индейцы.

Слова эти стали широко известны, пресса разнесла их по всей стране, и, переходя из уст в уста, они превратились в американский афоризм: "Только мертвый индеец - хороший индеец".

ПОХОД ВЫСОКОГО БЫКА

В эту зиму чейены и арапахо, а с ними немного людей из племени команчей и кайова прожили на содержании у белых в форте Кобб. Весной 1869 года правительство Соединенных Штатов приняло решение сосредоточить команчей и кайова в районе форта Шилл. Для чейенов и арапахо выделили резервацию около лагеря Сэпплай. Но далеко на севере кочевали еще у реки Рипабликэн отдельные группы Боевых Собак, да небольшая часть чейенов ушла с Высоким Быком на юг, где были бизоны и не строилось железных дорог.

Раскол произошел в то время, когда чейены шли по реке Уошито из форта Кобб в лагерь Сэпплай. Тогда Маленький Сюртучок обвинил Высокого Быка в том, что он подстрекает молодых воинов нападать на солдат. А вождь Боевых Собак обвинил Маленького Сюртучка в том, что он такой же ничтожный человек, как Черный Котел и низкопоклонствует перед белыми. Высокий Бык заявил, что он не будет жить в маленькой и бедной резервации, которую для них выделили ниже реки Арканзас. Чейены всегда были свободным народом. По какому праву белые приказывают им, где они должны жить? Они останутся свободными или погибнут.

Маленький Сюртучок рассердился и сказал Высокому Быку и его Боевым Собакам:

- Уходите от нас навсегда! А если не уйдете, я договорюсь с белыми и прогоню вас.

Высокий Бык гордо ответил:

- Мы уйдем на север. Там есть еще свободные люди нашего племени. Мы соединимся с Красной Тучей и его воинами - сиу, которые изгнали белых с земель у Пыльной реки. А вы грызитесь, как собаки, за объедки, которые вам будут кидать белые!

Так воинов двести из союза Боевых Собак со своими семьями двинулись под командой Высокого Быка на север. В мае, в Месяц, Когда Жеребятся Лошади, они присоединились к чейенам, которые перезимовали у реки Рипабликэн и стали готовиться к долгому и опасному походу к Пыльной реке.

Шеридан, который действительно слов на ветер не бросал, послал за ними кавалерийский отряд под командованием генерала Юджина Карра. Задача была поставлена предельно просто: выследить и уничтожить. Солдаты Карра нашли лагерь Боевых Собак и напали на индейцев с той же жестокостью, с какой Кастер разгромил стоянку Черного Котла. Разница была в том, что на этот раз двум десяткам чейенских воинов удалось - ценой жизни - задержать на день солдат и спасти от плена женщин и детей.

Индейцы разбились на маленькие группки, чтобы укрыться от идущих по пятам отрядов Карра. Через несколько дней Высокий Бык снова собрал своих воинов. Шеридан, Кастер и Карр преподали им хороший урок, и чейены решили следовать их примеру. Они разрушили две мили ненавистной железной дороги, нападали на маленькие поселения, жгли дома, безжалостно убивали белых. Высокий Бык помнил, что Кастер взял в плен чейенских женщин, и тоже увел с одного ранчо двух белых женщин. Обе оказались немками, недавними переселенками из Германии, и по-английски знали лишь несколько слов. Впервые чейены встретили белых людей, не понимавших язык белых.

Чтобы скрыться от рыскавших повсюду кавалеристов, Высокий Бык и его люди должны были непрерывно менять стоянки и нигде не задерживаться больше, чем на одну ночь. Они продвигались на запад, прошли через Небраску до Колорадо. В июле Высокий Бык собрал своих людей у Саммит Спрингс, надеясь, что перейдет там реку Платт. Но река разлилась, пришлось стать лагерем. Высокий Бык выслал нескольких юношей - они должны были отыскать брод и обозначить его шестами. Было это в Месяце, Когда Зреют Черешни. День был очень жаркий. Чейены, измученные скитаниями, отдыхали в вигвамах.

В этот день следопыты майора Фрэнка Норта, индейцы из исконно враждебного чейенам и сиу племени пауни, случайно напали на след чейенов. (Вспомните, что одного из вождей сиу даже звали Убийца Пауни. У пауни тоже не редки были имена вроде Сокрушитель Сиу и Истребитель Чейенов. Из ненависти к врагам пауни присоединились к белым. Впоследствии, впрочем, это не спасло их от похожей участи. Но это уже выходит за рамки нашего рассказа.) Пауни и синие куртки генерала Карра напали на лагерь Высокого Быка внезапно. Они атаковали с востока и запада, а с севера текла разлившаяся река, так что единственной дорогой к бегству оставался юг. Кони разбежались, и, пока мужчины пытались их поймать, женщины с детьми уходили пешком.

Уйти удалось немногим. Высокий Бык с двадцатью людьми укрылся в овраге. С ним была его жена с ребенком и две пленные немки. Когда пауни и солдаты напали на лагерь, десять воинов, оборонявших вход в овраг, были убиты сразу.

Индейцы оказались в ловушке. Высокий Бык топором вырубал на склоне оврага ступеньки, чтобы выбраться наверх. Добравшись до верха, он выстрелил, тут же пригнулся, а когда поднялся, чтобы выстрелить снова, пуля раскроила ему череп. Через несколько минут пауни и солдаты наводнили овраг. Все чейены, кроме жены и ребенка Высокого Быка, лежали мертвыми. Обе немки были тяжело ранены, одна умерла сразу, другая некоторое время еще жила. Белые потом утверждали, что белых пленниц пристрелил сам Высокий Бык.

Но индейцы - и чейены, и пауни - не верили, чтобы он мог так бессмысленно расходовать патроны.

Орлиный Нос был мертв; Черный Котел был мертв; мертв был и Высокий Бык. Теперь все они стали хорошими индейцами... Да и племя чейенов гордое и воинственное племя чейенов, почти всё, кроме измученных женщин и плачущих от ужаса детей, - стало хорошими индейцами. Очень хорошими индейцами.

ДЛИННАЯ ДОРОГА САХАПТИНОВ

В отличие от чейенов, индейцы племени сахаптинов всегда были миролюбивы. Конечно, в случае опасности сахаптины могли дать - и давали жестокий отпор. Но за всю историю племени они сами ни на кого не нападали. Тем не менее копья их были остры, луки туго натянуты, кони быстры, и более воинственные соседи не решались посягать ни на их скот, ни на богатые охотничьи угодья.

Первыми встретились с сахаптинами французские торговцы мехами. Они-то и дали племени название "нэз персэ", что значит - "пронзенные носы". Дело в том, что сахаптины носили в носу кольца и с этой целью продырявливали носовую перегородку. Под именем "нэз персэ" они известны в научной литературе.

В год, когда погибало племя сахаптинов, Эдисон изобрел фонограф и был сдан в эксплуатацию первый междугородный телефон. В далекой России вышел роман Льва Толстого "Анна Каренина"...

"МЫ НЕ ХОТИМ ЭТОМУ УЧИТЬСЯ!"

В сентябре 1805 года исследовательская группа, составлявшая описание страны, перевалила через Скалистые горы. Долгая дорога по диким местам, голод и лишения настолько ослабили ее членов, что они не смогли бы защитить себя. Вдобавок людей мучила дизентерия. Места, в которых они оказались, были землями племени сахаптинов. Сахаптины дружелюбно встретили белых, дали им продуктов и несколько месяцев, пока экспедиция шла дальше на лодках к побережью Тихого океана, присматривали за их конями. Надо сказать, что для индейцев кони были самой большой ценностью, и, стоило им захотеть, они без труда могли бы отобрать их у ослабевших путешественников. Но, приняв их как друзей, индейцы взяли на себя ответственность и за их имущество.

Мирные - и даже дружественные - отношения между сахаптинами и белыми длились почти пятьдесят лет. Ни один сахаптин никогда не поднимал оружия против белого. Но белые жаждали земель и золота...

В 1855 году губернатор территории Вашингтон Айзек Стивенс пригласил сахаптинов на мирные переговоры.

- В стране очень много белых и много еще придет, - сказал губернатор. - Землю надо разделить, чтобы индейцы и белые могли жить отдельно. Лучше всего будет - чтобы сохранить мир, - если мы выделим для индейцев отдельную территорию. Вы будете жить и охотиться на этой территории, и будет все хорошо.

Вождь Туэкакас, которого белые называли Старым Джозефом, возразил, что ни один кусок земли никому не принадлежит. А кто же может отдавать то, что ему не принадлежит? Подобную позицию губернатор не мог понять.

- Подпиши, подпиши, - настаивал он, - и прими от нас в подарок одеяло.

- Убери бумагу, - отвечал вождь. - Моя рука не коснется ее.

К несчастью, нашлись и другие среди сахаптинских вождей. Индеец Алейя, которого белые звали Пронырой, и несколько других вождей подписали договор. Старый Джозеф этих подписей не признал и увел своих людей в долину реки Уолловы, в зеленую страну с плавно струящимися реками, широкими лугами, с горами, покрытыми лесами, с чистым синим озером. Можно ли найти для жизни лучшее место? Сахаптины звали его Долиной Извивающихся Вод. Племя выращивало прекрасных коней, пасло скот, выменивало товары у белых.

Через несколько лет после подписания первого договора в долину Уолловы пришли правительственные чиновники и потребовали еще земли. Старый Джозеф предупредил своих людей, чтобы у белых не брали никаких подарков: ни десятка пуль, ни горсти пороха, ни одного одеяла.

- Через минуту после этого они скажут вам, что вы приняли плату за свою страну, - убеждал он.

В 1863 году чиновники предложили сахаптинам новый договор: бассейн реки Уолловы и три четверти земли, что у племени оставались, отходили правительству Соединенных Штатов. У сахаптинов зато увеличилась маленькая резервация Лапваи в теперешнем штате Айдахо. Старый Джозеф опять категорически отказался подписывать договор. Но Проныра и некоторые другие вожди - среди них никто никогда не жил в Долине Извивающихся Вод - без колебаний подписали бумагу и отдали землю своего народа. Старый Джозеф поклялся отомстить изменникам. В гневе он публично разорвал Библию, которую в стремлении обратить индейца в христианскую веру подарил ему один белый миссионер. Чтобы показать белым, что он и впредь считает долину реки Уолловы владением племени, Джозеф приказал столбами, увенчанными конскими черепами, отметить границы своей земли.

Вскоре после этого Старый Джозеф умер. В 1871 году вождем избрали его сына Гейнмота Туялакета. Ему было в то время около тридцати лет, и белые прозвали его Молодым Джозефом. Снова пришли правительственные чиновники и приказали сахаптинам уйти из долины Уолловы в отведенную для них резервацию Лапваи. Но Молодой Джозеф не пожелал их даже выслушать:

- Ни Проныра, ни другой вождь не имеют права отдавать эту землю. Она веками принадлежала нашим людям. Мы будем защищать ее, пока хоть капля крови будет согревать сердца наших мужчин.

Вождь послал Великому Белому Отцу, президенту Улиссу Гранту, петицию - оставить сахаптинский народ в покое, не мешая ему жить там, где он жил с незапамятных времен.

16 июня 1873 года президент издал распоряжение, по которому изъял долину Уолловы из области, определенной для поселения белых. Казалось, Молодой Джозеф настоял на своем. Вскоре явилась комиссия, которая начала создавать в долине новое индейское агентство. Один член комиссии пришел к Джозефу объяснить, что сахаптинам очень не помешали бы школы. Джозеф ответил, что сахаптинам школы белых не нужны.

- Почему? - изумился агент.

- В школах нас будут учить, что мы должны иметь церкви, - ответил Джозеф.

- А вы не хотите церквей?

- Нет, мы церквей не хотим.

- Это еще почему?

- Они научат нас ссориться из-за бога, - отвечал Джозеф. - А мы не желаем этому учиться. Иногда мы ссоримся между собой из-за земных вещей, но из-за бога мы никогда не ссоримся. И не хотим этому учиться.

УПРЯМЫЙ ТУГУЛЬГУЛЬЗОТЕ

Тем временем в долину постепенно тянулись белые поселенцы. В горах неподалеку нашли золото. Золотоискатели крали у индейцев коней, скотоводы угоняли скот. Они тут же клеймили скот своим тавром, и стоило сахаптинам отбить скот обратно, как поднимался шум: "Индейцы угрожают миру, крадут у поселенцев скот!" Дело о преступлениях сахаптинов стали разбирать в Вашингтоне, а там, как сказал Джозеф: "У нас не было друга, который отстаивал бы нашу правду перед конгрессом".

И спустя два года после того, как Великий Белый Отец обещал народу сахаптинов, что навеки отдает ему долину Уолловы, он издал новое распоряжение: долина открывалась для поселенцев. Их там и без разрешения было уже много. Сахаптинам предоставили два месяца, чтобы они, завершив свои дела, собрали вещи и переселились в резервацию Лапваи. Джозеф и совет вождей отказались. В 1877 году правительство послало Однорукого Военного Вождя, генерала Говарда, чтобы он очистил область Уолловы от индейцев.

Оливер Отис Говард сам по себе не имел ничего против сахаптинов. Но он был профессиональным военным, а в армии приказы выполняют быстро и точно. В мае 1877 года он вызвал Джозефа в свою резиденцию в резервации Лапваи на переговоры. Вопрос стоял один: когда сахаптины отдадут свою землю?

Джозеф взял с собой мудрых мужей: Белую Птицу, Зеркало, своего брата Оллокота и шамана Тугульгульзоте. Шаман был высоким, необычайно безобразным человеком с толстой шеей. Он славился в племени своим искусством оратора и спорщика. Один белый, которому довелось полемизировать с Тугульгульзоте, назвал его исчадием ада.

Переговоры в форте Лапваи начались в доме агента - напротив тюрьмы. От имени сахаптинов выступал Тугульгульзоте. Остальные вожди подтверждали его слова покашливанием и кивками.

- Некоторые сахаптины отказались от своей земли, - заявил шаман. - А мы от нее никогда не отказывались. Мы сроднились со своей землей и никогда от нее не откажемся.

- Вы хорошо знаете, что правительство выделило для вас резервацию. Вы должны в нее перейти для вашей же пользы, - возразил Говард.

- Кто надумал делить землю и селить нас там, где мы не хотим? спросил Тугульгульзоте.

- Я вам приказываю. Я замещаю президента здесь. - Говард уже терял терпение. - Я получил четкие указания, и я их выполню.

В ответ на это шаман спросил Однорукого Военного Вождя:

- Может ли земля принадлежать белым, если сахаптины унаследовали ее от своих предков? Мы вышли из земли, это мать наша, и наши тела должны вернуться в эту же землю.

- Я не хочу касаться вашей религии, - с раздражением ответил Говард, - давайте говорить по существу. Я уже двадцать раз слышал, что земля ваша мать и что от земли выводит вождь свой высокий чин. Мне уже надоело это слушать, будем, наконец, говорить по делу.

- Кто мне смеет приказывать, что я должен делать в своей собственной стране? - возразил Тугульгульзоте.

Логика Тугульгульзоте была неотразимой, но, в общем-то, это был спор волка с ягненком.

После долгих препирательств Говард решил продемонстрировать силу. Он велел арестовать и посадить в тюрьму шамана, а потом без обиняков заявил Джозефу, что дает сахаптинам тридцать дней на переселение из долины Уолловы в резервацию Лапваи.

- Мои люди всегда были друзьями белых, - сказал Джозеф. - Почему ты так спешишь? За тридцать дней мы даже не подготовимся к отходу. Наш скот пасется в разных местах, а Змеиная река разлилась. Давай обождем до осени, пока спадет вода.

- Если ты опоздаешь хоть на день, - резко бросил Говард, - придут солдаты и загонят вас в резервацию силой. Скот и кони, оказавшиеся вне резервации, попадут к белым.

Теперь уже Джозеф понял, что выхода нет. С неполной сотней воинов долину не защитить. Когда он со своими помощниками вернулся домой, там уже были солдаты.

Пока они не нападали, но по всему было видно, что находятся в боевой готовности.

Был созван совет. Старейшины приняли решение тут же собрать скот, чтобы немедля отправиться в Лапваи.

- Белых было много, и мы не могли им противостоять. Мы были как олени, они - как дикие медведи. Наша страна была мала, их - велика. Мы хотели оставить все таким, как создал Великий Дух. Они этого не хотели, и если реки и горы стояли у них на пути, они их передвигали, - рассказывал много-много лет спустя один из сахаптинов.

Многие воины говорили, что лучше воевать, чем бежать, как собаки, из родной страны. Выпустили из тюрьмы Тугульгульзоте. Шаман не находил себе места. Яростно проповедовал он, что только кровью можно смыть позор, которому его подверг Однорукий Военный Вождь. Но Джозеф продолжал настаивать, чтобы племя сохраняло мир.

Чтобы поспеть к сроку генерала Говарда, сахаптинам пришлось оставить много скота в долине. Тем не менее племя тронулось в путь, и к вечеру пятого дня люди вышли к Змеиной реке. Ее вода поднялась из-за притока растаявших горных снегов. Женщин и детей переправили через реку на надутых бизоньих шкурах. По счастью, обошлось без потерь. Большинство воинов было уже на том берегу, когда появилась дюжина верховых белых. Скот ждал еще переправы, а воинов рядом было мало. На глазах у сахаптинов белые угнали нескольких коров. Переправившиеся назад сахаптины не стали их преследовать, но попытались как можно быстрее переплыть со скотом на другой берег. Поэтому переправа не была должным образом подготовлена, и многих животных унесло стремительное течение.

Негодующие вожди потребовали у Джозефа созвать совет. Разбили лагерь в Скалистом каньоне. Тугульгульзоте, Белая Птица и Оллокот считали, что настало время начать войну. Джозеф возразил:

- Лучше жить в мире, нежели стать покойником.

Его обозвали трусом, но Джозеф остался непреклонным: мир, прежде всего мир...

ТРОПА ВОЙНЫ

Пока вожди спорили в каньоне, под покровом ночи исчезла группа молодых воинов. Утром они вернулись, но теперь Джозеф не смог бы уже утверждать, что сахаптины никогда не убили ни одного белого. В эту ночь было убито одиннадцать белых. Воины отомстили за угон скота и за изгнание из родной долины.

Теперь и Джозеф, подобно многим другим миролюбивым индейским вождям, оказался меж двух огней. С одной стороны - давление белых, с другой негодование и отчаяние собственного народа.

- Я отдал бы свою жизнь, - говорил он, - чтобы исправить случившееся. Мои люди убили белых. Они виноваты в этом. Но белые тоже виноваты... Я хотел бы отвести свой народ в Страну Бизонов - в Монтану без боя... Мы прошли еще шестнадцать миль от Змеиной реки к ручью Белой Птицы, устроили там стоянку, хотели собрать скот. Тут на нас напали солдаты...

Так произошла первая битва - 17 июня.

Хотя солдат было вдвое больше, сахаптины заманили их в каньоне Белой Птицы в ловушку, напали на фланги и уничтожили третью часть отряда, а остальных рассеяли. Десять дней спустя Однорукий Военный Вождь привел сильное подкрепление. Но сахаптины скрылись в горах. Джозеф - поскольку война началась, он стал вести ее умело и хладнокровно - предпринял несколько обманных маневров и совершенно запутал солдат. Он наголову разбил передовой отряд и потом стремительно двинулся к реке Клируотер, где его ждал вождь Зеркало с другими воинами.

У сахаптинов было двести пятьдесят воинов, вдвое больше небоеспособных - женщин, детей, стариков, - тяжелый груз, - все имущество и две тысячи коней. В каньоне Белой Птицы они захватили несколько ружей и множество боеприпасов.

Они перешли реку Клируотер, а потом Джозеф созвал вождей на совет. Все они знали, что уже никогда не смогут вернуться в Долину Извивающихся Вод, но и путь в резервацию тоже был теперь закрыт. Оставался единственный выход - бегство в Канаду, в Страну Старой Матери. Вождь сиу Сидящий Бык ушел туда, и американские солдаты не отважились преследовать его. Если сахаптинам удастся выйти на дорогу вдоль ручья Лоло и перейти горы Битеррут, дальше до Канады можно добраться быстро.

Сахаптины часто уходили охотиться в Монтану, и дорога через горы Битеррут была им знакома. Поэтому они без труда оторвались от отряда Говарда, который тащил с собой тяжелое вооружение. Но когда 25 июля племя, растянувшись в цепочку, спускалось недалеко от устья ручья Лоло вниз по каньону, высланные на разведку воины чуть не наткнулись на солдат. Синие куртки строили в узком ущелье длинную баррикаду.

Джозеф, Зеркало и Белая Птица вышли с белым флагом к баррикаде, спокойно сошли с коней и поздоровались с командиром, капитаном Чарлзом Роуном. Во время разговора подсчитали солдат: их было около двухсот.

- Если вы нас пропустите, обойдется без боя, - сказал Джозеф капитану, - нет - будем сражаться, но мы все равно пройдем.

Роун отвечал, что сахаптины смогут пройти, только если сдадут оружие.

- Воины никогда на это не согласятся, - перебил его Белая Птица.

Капитан Роун знал, что с запада приближается генерал Говард, а с востока идет другой большой отряд, под командованием полковника Джона Гиббона, и потому решил затянуть переговоры. Он предложил снова встретиться на другой день, чтобы обсудить способ перехода. Вожди согласились. Однако после двух дней бесплодных переговоров вожди сахаптинов поняли, что дальше ждать нельзя.

Рано утром 28 июля Зеркало расставил воинов среди деревьев склона каньона в линию охраны. Тем временем Джозеф провел женщин, детей и стариков через ущелье и прогнал скот через вершину. Когда капитан Роун увидел, что предприняли сахаптины, они были уже далеко за баррикадой. Капитан погнался было за индейцами, но после нескольких стычек с индейским арьергардом решил, что связываться не стоит, и вернулся к никчемной уже баррикаде.

Вожди были уверены, что солдаты Говарда ушли. Но они не знали, что приближается армия Гиббона, и потому решили пойти на юг, к знакомым охотничьим угодьям у реки Биг Хол. Там они хотели дать отдых коням и поохотиться. Может быть, белые оставят их в покое? Тогда не придется идти за Сидящим Быком в Страну Старой Матери.

Хромой полковник Гиббон подошел с отрядом вечером 9 августа и стал в укрытие на склоне горы над сахаптинским лагерем. Добровольцы из белых поселенцев, присоединившиеся к отряду, спросили у Гиббона под утро, следует ли брать пленных. Гиббон ответил, что ему ни к черту не нужны никакие индейские пленные - ни мужчины, ни женщины. Ночной воздух был холоден, и солдаты согревались виски. Когда с рассветом Гиббон дал сигнал к атаке, многие из его людей были пьяны. Построенная в линию пехота дала несколько залпов, а потом начала атаку на сахаптинское стойбище.

Пятнадцатилетнего мальчишку Коутоликса - Толстого Бобра - разбудила ружейная стрельба.

- Я выбрался из одеял, пробежал десяток метров, встал на колени и дальше пополз уже на четвереньках. Из вигвама выскочила старуха Патсиконми и тоже поползла на коленях и локтях. Когда она пробиралась слева от меня, ее ранило в грудь. Я слышал звук выстрела. Она сказала мне: "Тебе нельзя здесь оставаться. Уходи побыстрее. Меня подстрелили". Потом она умерла. Я скрылся в чаще. Солдаты стреляли во все стороны, стреляли в вигвамы и в каждого человека, которого видели. Я видел, как умирали маленькие дети и под градом пуль падали мужчины.

Другой подросток, Черный Орел, проснулся от того, что пули свистели сквозь стены вигвама. В испуге он убежал и бросился в реку, но вода была слишком холодной. Он вылез из реки и стал помогать спасать коней, которых загоняли вверх по холму, чтобы их не заметили солдаты.

В это время индейцы опомнились от неожиданного нападения. Джозеф с десятком воинов прикрывал бегство небоеспособных членов племени, а Белая Птица возглавил контратаку.

- Бейте их! Стреляйте в них! - кричал он. - Мы умеем стрелять не хуже солдат!

И действительно, сахаптины стреляли намного лучше пьяных солдат Гиббона...

- Тогда мы задали жару этим солдатам, - рассказывал потом вождь Желтый Волк. - В испуге они бежали за реку. Они вели себя как пьяные. Они и были пьяны. Мы думали, что многие из них погибли потому, что были нетрезвы.

Солдаты начали готовить к стрельбе гаубицу, но сахаптины бросились на расчет, овладели пушкой и привели ее в негодность. Один воин взял на мушку полковника Гиббона - и так полковник заработал имя Дважды Хромого.

Между тем Джозеф со своими людьми стал отходить, в то время как небольшой отряд воинов задерживал солдат Гиббона за баррикадой из бревен и камней. Сахаптины пошли не в Канаду, а на юг, так как были уверены, что именно таким образом избавятся от преследователей. Было убито тридцать синих курток, около сорока ранено. Но на рассвете с жизнью простились восемьдесят сахаптинов, две трети из них - женщины и дети. Их тела были прострелены, а головы раздроблены каблуками и прикладами.

- Воздух был пропитан печалью, - рассказывал Желтый Волк. - Некоторые солдаты вели себя как помешанные.

Арьергард сахаптинов истребил бы всех солдат Гиббона, если бы тем на помощь не пришел генерал Говард со свежим отрядом кавалерии. Воины отступили, догнали Джозефа и предостерегли его, что Однорукий Военный Вождь опять идет по их следу.

- Мы отступали так быстро, как только было можно, - рассказывал Джозеф. - Когда генерал Говард через шесть дней приблизился, мы внезапно напали на него и захватили почти всех его коней и мулов.

На мулах Говард перевозил продовольствие и боеприпасы. Индейцы оторвались от дезорганизованных солдат и 22 августа через перевал Тарги вошли в Йеллоустонский парк.

ЛЖИВЫЙ МАЙЛС МЕДВЕЖЬЯ ШУБА

За пять лет до описываемых событий Йеллоустон был объявлен первым Национальным парком Соединенных Штатов. Среди первых туристов был и сам Великий Воин Шерман, столь хорошо известный индейцам. Он прибыл на Запад не только полюбоваться природой, но и проверить: правда ли это, что неполных три сотни воинов-сахаптинов, да еще с женщинами и детьми, держат в напряжении целую армию Северо-Запада?

Узнав, что непокорные индейцы проходят Йеллоустонским парком, чуть ли не рядом с его лагерем, Шерман разослал комендантам окрестных фортов строгий приказ окружить их. Ближе всего был Седьмой кавалерийский полк, который до того не раз терпел поражение от индейцев. Он всеми силами стремился восстановить честь своего оружия. Нужна была победа над любыми индейцами, которые желали бы воевать! Полк передислоцировался к юго-западу, в направлении Йеллоустона.

В течение первой недели сентября сахаптины-разведчики и разъездные посты Седьмого полка чуть ли не ежедневно наблюдали друг за другом. Потом последовала схватка у ручья Кэньон-Крик, а после нее индейцы искусно оторвались от кавалеристов и направились к северу, в Канаду.

Увы, они не могли знать, что Великий Воин Шерман приказал Майлсу Медвежьей Шубе срочно выйти из форта Киф и пересечь индейцам дорогу.

Стычка следовала за стычкой, кавалерия вновь наступала на пятки мятежному племени. 23 сентября индейцы перешли вброд реку Миссури около Коровьего острова. Следующие три дня солдат было не слышно и не видно. 29 сентября охотники выследили маленькое стадо бизонов. Продуктов и боеприпасов оставалось мало, кони после трудных переходов очень устали, и вожди решили, что устроят стоянку у горы Медвежья Лапа, а на следующий день, насытившись бизоньим мясом, племя попробует в один долгий поход пройти к канадской границе.

- Мы знали, что генерал Говард идет по нашему следу на расстоянии более двух солнц, - рассказывал Желтый Волк. - Не трудно было его обогнать.

Но утром с юга прискакали два воина, посланные на разведку, с криком: "Солдаты! Солдаты!" Пока лагерь готовился к отходу, на дальнем утесе появился еще один воин и махнул одеялом: "Неприятель справа! Скоро нападет!"

Майлс Медвежья Шуба дал сигнал кавалерийской атаки; его индейские помощники-следопыты несколько часов назад напали на след сахаптинов. Атакующую кавалерию сопровождали три десятка следопытов - сиу и чейенов, которых синие куртки навербовали в форте Робинзон. Это были молодые воины; надев солдатскую форму, они повернулись спиной к своему народу.

Земля задрожала от топота шести сотен скачущих коней, но Белая Птица спокойно расставлял своих воинов перед лагерем. Когда налетела первая волна кавалеристов, сахаптинские воины открыли убийственно меткий огонь. За несколько секунд двадцать четыре солдата было убито и сорок два ранено; атака захлебнулась, кони вставали на дыбы, седоки падали с седел.

- Это был ближний бой, - рассказывал вождь Джозеф, - он шел на расстоянии в двадцать шагов, и, отразив нападение первой линии, мы взяли трофеи у мертвых - оружие и патроны. В первый день и первую ночь мы потеряли восемнадцать мужчин и трех женщин.

Среди мертвых был брат Джозефа Оллокот и неуступчивый старый шаман Тугульгульзоте.

Когда пала ночь, сахаптины попытались проскользнуть на север, но Медвежья Шуба окружил их лагерь кордоном. Целую ночь воины охраняли укрытия, так как ожидали, что с рассветом солдаты снова пойдут в атаку.

Однако Медвежья Шуба не стал атаковать, а выслал парламентера с белым флагом. Парламентер передал Джозефу, чтобы он сдался и спас жизнь своих людей. Джозеф ответил, что подумает и вскоре сообщит генералу Майлсу свое решение. Начал идти снег, и воины надеялись, что вскоре начнется пурга, под прикрытием которой они смогут уйти в Канаду.

В тот же день от Майлса снова прискакали с белым флагом несколько следопытов-сиу. Джозеф пешком через поле боя вышел им навстречу: сиу сказали ему, что, по их мнению, генерал Майлс искренне хочет мира.

Вождь пошел в палатку генерала Майлса. Но Майлс искренно хотел захватить Джозефа в плен...

Два следующих дня Джозеф был пленником Медвежьей Шубы. За это время Майлс установил пушки и снова начал наступление, но сахаптины выстояли, а Джозеф отказался капитулировать. Целых два дня морозный ветер заносил поле боя снегом.

На третий день сахаптинским воинам удалось освободить Джозефа. Они захватили одного из офицеров Майлса и пригрозили, что убьют его, если генерал не выпустит их вождя. Однако в тот день Майлсу пришло подкрепление - генерал Говард со своим громоздким воинством. Джозеф понял, что судьба его редеющего племени решена. Он всегда был реалистом - вождь сахаптинов Джозеф. Когда Майлс прислал парламентеров с белым флагом, чтобы договориться на поле боя о совместном решении, Джозеф пришел выслушать генеральские условия капитуляции. Они были просты и недвусмысленны.

- Если вы выйдете из укрытий и сложите оружие, - сказал Майлс, - мы сохраним вам жизнь и отправим вас в вашу резервацию.

Джозеф вернулся в свой окруженный лагерь и в последний раз собрал вождей. Зеркало и Белая Птица хотели сражаться дальше и готовы были пожертвовать жизнью. Они пробивались с боями тысячу четыреста миль, и сама мысль о капитуляции была им невыносима. Джозеф с большой неохотой согласился отложить свое решение. Во время последней перестрелки, которая произошла на четвертый день после полудня, какой-то стрелок попал Зеркалу прямо в сердце.

- На пятый день, - рассказывал Джозеф, - я пришел к генералу Майлсу и отдал ему свое оружие.

Именно тогда Джозеф произнес свою знаменитую речь (ее записал лейтенант Чарлз Эрскин Скотт Вуд, впоследствии известный юрист и писатель. До сих пор ее чаще всего приводят в своих заявлениях американские индейцы):

- Скажи генералу Говарду: я знаю, что у него на сердце. У меня же на сердце то, что он мне сказал перед этим. Я уже не в силах сражаться. Наши вожди перебиты. Зеркало мертв. Тугульгульзоте мертв. Все старики мертвы. Молодые воины сами решают - да или нет. Оллокот, тот, кто стал во главе молодых воинов, - мертв. Стоит зима, и у нас нет даже одеял. Маленькие дети гибнут от холода. Некоторые мои люди бежали в горы, у них нет ни одежды, ни пищи; никто не знает, где они, - может быть, замерзли. Дай мне время, чтобы я поискал своих детей и выяснил, сколько их осталось. Возможно, что некоторых я найду среди мертвых. Послушайте меня, мои вожди! Я устал; сердце мое больно и опечалено. Вот солнце станет сейчас над горой, и с этого момента я уже никогда не буду сражаться.

ДЖОЗЕФ И БЕЛЫЙ БЫК

В то время, пока шли еще переговоры о капитуляции, исчез вождь Белый Бык с группой непокорных воинов. Они ушли пешком к канадской границе. На другой день они пересекли ее, а на третий день увидели вдали конных индейцев. Один из всадников спросил знаками:

- Кто вы?

- Сахаптины, - ответили беглецы и в свою очередь спросили: - А вы кто?

- Сиу, - показали знаками конные[1].

На следующий день вождь сиу Сидящий Бык принял сахаптинов-беженцев в свой лагерь.

Но вождю Джозефу и его товарищам не удалось дождаться мирной жизни. Их доставили вовсе не в Лапваи, как обещал Майлс Медвежья Шуба. Солдаты пригнали их, как скот, в форт Ливенворт в штате Канзас. Их поселили в нездоровой и болотистой низине, содержали в бараках, как военнопленных. Когда человек сто умерло, оставшихся перевезли в пустыню на Индейской Территории. И сахаптины болели и умирали - от малярии и печали.

Чиновники и члены благотворительных обществ часто навещали их, произносили сочувственные речи и даже направляли различным правительственным организациям бесконечные послания. Джозефу разрешили приехать в Вашингтон, где он встретился со всеми крупными правительственными деятелями.

- Каждый говорит, что он мне друг, - рассказывал он, - и что он добьется для меня справедливости, но, хотя их уста неустанно говорят о справедливости, я, однако, не понимаю, почему никто не помогает моему народу... Генерал Майлс обещал, что мы сможем вернуться в нашу страну. Я поверил генералу Майлсу, иначе бы я никогда не сдался.

Я слышал много речей, но не видел дел. Добрые слова живут недолго, если они ничего не означают. Слова не заменят моих мертвых. Не заменят мне мою страну, которую теперь захватили белые... Добрые слова не сделают здоровыми моих людей и не отвратят от них смерть. Добрые слова не дают моим людям родины, где они мирно жили бы и заботились о себе. Мне надоели речи, из которых ничего не следует. Мое сердце болит, когда я вспоминаю все добрые слова и нарушенные обещания... Не ждите, что реки потекут обратно, и не ждите, что человек, родившийся свободным, будет доволен, когда его поместят в клетку и не позволят идти туда, куда он хочет... Я спрашивал нескольких больших белых вождей: что дает им право приказывать индейцу, чтобы он не двигался с места, в то время как белые ходят везде, где им хочется? Они не смогли мне ответить.

Дайте мне свободу - разрешите мне свободно путешествовать, свободно стоять, свободно работать, свободно торговать, где мне понравится, свободно выбирать собственных учителей, свободно исповедовать веру моих отцов, свободно думать, говорить и поступать - я подчинюсь любому закону. А если я нарушу его, я приму наказание.

Но старого вождя никто не слушал. Его снова отправили на Индейскую Территорию. Он оставался там до 1885 года. К этому времени в живых осталось уже только двести восемьдесят пленных сахаптинов, и они были либо так молоды, что уже не помнили о прежней свободной жизни, либо так стары, больны и сломлены духом, что не могли стать угрозой могучей силе Соединенных Штатов. Некоторым из тех, кто выжил, разрешили переселиться в резервацию своего народа в Лапваи. Вождя Джозефа и сто пятьдесят других ветеранов посчитали, однако, очень опасными. Им не позволили жить вместе с остальными сахаптинами, чтобы они не оказали влияния на молодых. Правительство перевело их в Неспелем, в резервацию Колвилль, штат Вашингтон, и там в изгнании они дожили до смерти.

21 сентября 1904 года Джозеф скончался. Врач в индейском агентстве записал в графе "Причина смерти": "Разрыв сердца..."

ПОГАСШИЕ ОГНИ

В эпоху, когда карта мира являла собою лист бумаги, лишь постепенно заполнявшийся надписями и чертежами, первооткрыватель волен был давать обнаруженному им острову, реке, горе, морю да и материку любое название. И вписанное скрипучим гусиным пером название это позволяет нам через века узнать имена и тех, кто покровительствовал экспедиции и снарядил ее, и тех, кто в экспедиции участвовал, а также представить себе душевное состояние людей, увидевших после долгого плавания землю, их восторг или разочарование. Хранят для нас названия и уверенность в правоте, и слепую веру, и заблуждения, и ошибки.

Два названия, о которых пойдет речь ниже, были даны по ошибке. Обе ошибки принадлежат Магеллану. Первое название - Патагония, что переводится как Страна Большеногих, второе - Тьерра де-лос-Фуэгос - Огненная Земля.

Ни Магеллану, ни его матросам не довелось встретить людей на патагонском берегу, но на прибрежном песке ясно были видны отпечатки ног гигантских, однако явно человеческих.

Предположить, что в новооткрытой стране живут люди с гигантскими ногами, было для испанских моряков вполне естественным. Ведь в то время всерьез относились к рассказам об одноглазых великанах-людоедах и людях с песьими головами. И откуда было знать храброму капитану и его спутникам, что следы эти оставили индейцы племени техуэльче, обутые в громоздкие мокасины из звериных шкур? Так появилось на карте название Патагония.

А Огненная Земля? Корабли Магеллана шли проливом, названным впоследствии его именем, сквозь густой туман. Дело в том, что густой молочный туман стоит здесь чуть ли не триста шестьдесят пять дней в году и столько же ночей. На еле различимом в тумане берегу светилось множество огней. И на воде тоже видны были огни. То были не вулканы, как думал Магеллан, то горели костры: на суше - индейцев племени она, на воде - в лодках племени морских кочевников алакалуфов. Неизвестный остров назвали Огненной Землей.

Вместе Патагонию и Огненную Землю называют еще Краем света. Такого имени не найти ни в одной даже самой подробной географической номенклатуре, но когда в Аргентине и Чили говорят о Крае света, то имеют в виду самую южную - к югу от сороковой параллели - часть Американского континента. Трудно представить себе место, менее приспособленное для человеческого житья.

Без устали дующий ветер: сухой - над пампой, с дождем - вдоль Анд. Ураган над морем, ураган над землей. Редкие деревья, сохранившиеся в пампе, распластаны, как придавленное ползучее пламя. Они изогнуты, они растрепаны, как дым.

Ржавая проволока на покосившихся столбах отмечает границы поместий эстансий. Бесчисленные стада овец бродят по пампе, и кажется, что для них только и создана эта унылая земля на Краю света.

...Для тех, кто жил здесь задолго до того, как корабли Магеллана отправились в путь, эта земля не была краем света. Она была просто их землей.

КОРОЛЬ ПАТАГОНСКИЙ И ЕГО ПОДДАННЫЕ

...Солдаты залегли у входа в пещеру, скрываясь за камнями и кустарником, потом дали залп. Ответных выстрелов не последовало. Тогда лейтенант, сопровождаемый капралом, отважился войти в пещеру.

У костра сидело шесть человек: пятеро индейцев, шестой - белый. Это был высокий человек с изможденным лицом, длинной бородой и спутанными волосами. При виде лейтенанта он даже не поднял головы.

- Именем республики Чили, - произнес лейтенант, - вы арестованы, Антуан де Тунэн. Сдайте оружие.

Бородатый не шевельнулся. Лица индейцев оставались невозмутимыми.

- Вы слышите меня, Антуан де Тунэн? Вы арестованы, - повторил лейтенант.

Антуан де Тунэн не поднялся.

- Я, Орели Первый, король Араукании и Патагонии, - произнес он тихо, - и требую, чтобы...

Его ударили прикладом. Потом заломили руки и набросили на шею веревку. Вывели из пещеры, посадили на коня, захлестнув петлей ноги под конским брюхом.

Месяц спустя, апрельским днем 1871 года, в порту Вальпараисо бородатый человек в сопровождении двух жандармов остановился у трапа французского корабля "Вандея". Один из жандармов достал из-за пазухи сложенный лист бумаги.

- Именем республики Чили, - прочитал он, - вам, Антуан де Тунэн, запрещается появляться в пределах республики при каких бы то ни было обстоятельствах. В противном случае вы будете расстреляны без суда и следствия первым же опознавшим вас чилийским военнослужащим.

Потом они сняли с де Тунэна наручники и подтолкнули его к трапу.

...Путь домой, во Францию, был неблизкий, и Антуан де Тунэн, лежа на жесткой койке, не один раз перебрал в голове бурные события последних лет жизни.

Десять лет назад де Тунэн, скромный адвокат из провинциального французского города Периге, исполнял свои прямые обязанности, никоим образом не связанные ни с пампасами, ни с индейцами далекой Южной Америки. Но как раз в это время в Старый Свет стали проникать скудные сообщения о войне в Араукании, той части Края света, что ограничена с запада Тихим океаном, а с востока - Андами. Земля эта - за рекой Био-Био - номинально принадлежала Чили, но индейцев-арауканцев гражданами Чили фактически не признавали, а эту землю индейцы считали, естественно, своей, потому что испокон веков жили на ней. С течением времени, однако, белых, пришедших с севера, становилось все больше, и вскоре они уже начали теснить индейцев Земля понадобилась для овечьих пастбищ. Тогда индейцы взялись за оружие. Им противостояла регулярная чилийская армия. На первых порах армии приходилось чаще отступать. Но зато, когда ей удавалось разгромить какое-нибудь племя, она действовала беспощадно. Слухи об этих жестокостях, попадавшие время от времени во французские газеты, дошли и до провинциального адвоката Антуана де Тунэна.

На путешествие ушли все сбережения. Без гроша в кармане де Тунэн сошел на берег в чилийском порту Вальдивия. Не задерживаясь в городе, адвокат отправился в горы. Военные патрули не обращали на него внимания: белый, не опасен. Солдаты только предупреждали его: "Поосторожнее, сеньор! Тут полно вооруженных индейцев!" Именно индейцы и нужны были де Тунэну. И вот однажды ночью, когда француз спал у костра, подкравшиеся во тьме индейские воины набросили ему на голову одеяло, опутали лассо и, перекинув через спину лошади, увезли в горы к своему вождю Килипану.

Таких белых Килипан еще не встречал. Вместо того чтобы просить пощады или угрожать, тот принялся объяснять индейскому вождю, как ему следует бороться против белых.

Племена арауканцев, развивал белый свои планы, должны объединиться, забыв старую вражду. У них должен быть командующий, знакомый с европейскими методами ведения войны. И тогда объединенная аракуанская армия нанесет чилийцам сокрушительный удар.

Слова де Тунэна убедили вождя; Килипан отправил гонцов к соседям.

В январе 1865 года шестеро арауканских вождей заключили в долине Валье-де-Ареналес военный союз против общего врага. Антуана де Тунэна провозгласили Орели Первым, королем арауканским.

Уже через неделю после встречи в долине Валье-де-Ареналес Орели Первый попал в засаду. Будь на его месте индеец, его бы расстреляли без лишних церемоний. Но это был белый... Де Тунэна отвезли в Вальпараисо, где решили не раздувать дела (в которое вмешался французский консул), а, объявив пленника помешанным, посадить на французский корабль.

Оказавшись снова в Европе, де Тунэн не забыл о своем королевстве: он пишет бесчисленные письма Наполеону III и папе римскому, публикует в газетах статьи, разоблачающие политику чилийских властей. Все напрасно. Слава помешанного, приплывшая с ним из-за океана, делает все его усилия тщетными. Де Тунэну осталось одно: начать все сначала.

На этот раз де Тунэн высаживается на пустынном побережье Патагонии, в южной части Аргентины. Здесь пока все спокойно. Аргентина не взялась еще на своем юге за производство шерсти, которая во все больших количествах уходила в Европу из Чили. Овцеводческих поместий, или эстансий, в пампе еще не было, так что индейцы-техуэльчи могли пока спокойно охотиться на гуанако.

Орели Первому удалось не только добраться до Анд, но и встретиться с Килипаном. Рассказ вождя был грустным: дела очень плохи, чилийцы за то время, что де Тунэн был в Европе, научились использовать против индейцев не только ружья, но и лесть и алкоголь. Они натравливают друг на друга арауканских вождей, и те воюют друг с другом. Де Тунэн может рассчитывать только на воинов Килипана.

Орели и Килипан начинают партизанскую войну. Четыре месяца они беспокоят чилийскую армию, нападая на обозы и угоняя верховых лошадей. Однажды удалось взять в плен чилийский патруль. Не раздумывая, де Тунэн отпустил пленных на свободу.

- Ступайте к своему командиру, - сказал он солдатам, - и скажите ему, чтобы он убрался отсюда со своими войсками! Я сохраняю вам жизнь, но вы должны оставить нас в покое!

Увы, отпущенные на волю солдаты отплатили "королю" черной неблагодарностью. Чилийцы стягивают войска к его убежищу в горах. Один за другим гибнут арауканские воины. С пятью уцелевшими "король" пытается скрыться в потаенной горной пещере. Но предатель приводит к ней взвод чилийских солдат...

Снова Антуана де Тунэна возвращают во Францию, и снова он покидает родные края.

В аргентинскую Патагонию начали бурно проникать белые поселенцы. В пампе появляются первые эстансии - овцеводческие поместья. Вскоре между техуэльчами и поселенцами разгорается война.

В 1872 году в пампу на подмогу колонистам была брошена аргентинская армия. Солдаты с одинаковой жестокостью убивают воинов, детей и женщин.

В 1873 году в Патагонии появляется де Тунэн, Орели Первый арауканский, а теперь и патагонский. Де Тунэн решает сделать ставку на последний козырь - натравить друг на друга Аргентину и Чили. Он остается на аргентинской стороне Анд и пытается вызвать пограничные конфликты. Но техуэльчи не доверяют странному белому, а установить связь с остатками верных арауканцев ему не удается. Довольно скоро он попадает в плен к аргентинскому полковнику Леонардо де-ла-Куадра. В 1874 году его вновь отправляют во Францию.

И в четвертый раз появляется он в Южной Америке - через два года в Буэнос-Айресе. Де Тунэн уже старый и надломленный человек. Теперь он просит о разрешении поселиться в Андах, но и в этом ему отказывают.

17 сентября 1878 года Антуан де Тунэн умирает в деревне Туртуарек, в родной провинции Дордонь, умирает один, со своими королевскими указами, знаменами и учрежденным им орденом.

Его подданные истреблены, и теперь в Патагонии нет больше ни одного чистокровного индейца. Лишь в провинциях Чубут и Санта-Крус живут несколько метисов-техуэльчей. Но и они ничего не помнят об Антуане де Тунэне, который величался некогда Орели Первым, королем Патагонии.

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ОГНЕЗЕМЕЛЬЦЕВ

Дожди, холод, ветер охраняли Огненную Землю от чужаков, берегли три ее племени. В северо-восточной части острова Огненная Земля жило племя она, родственное по языку патагонским техуэльчам. Западной частью Огненной Земли и островами Западно-Патагонского архипелага владело племя алакалуф. А на юге обитали ямана - самые южные люди земли.

Люди алакалуф были морскими кочевниками. Они охотились на тюленей и выдр, всю жизнь проводя на воде. На берег они высаживались только в том случае, когда на море поднимался шторм, опасный для их легких лодок из коры. Ямана бродили по побережью, выкапывая съедобные корни, собирая ракушки.

Ни ямана, ни алакалуфы не носили никакой одежды - и это в суровом климате Огненной Земли, где даже в январе - летнем месяце Южного полушария - ртуть в термометре не поднимается выше семи градусов! Лишь при особо сильном ветре алакалуфы набрасывали на спину шкуру тюленя. Говорят, что некий миссионер, доказывая индейцам преимущества одежды, пытался убедить их в том, что они отчаянно мерзнут, в то время как он, миссионер, тепло одетый, легко переносит непогоду.

- А почему же лицо у тебя открыто? - спросили индейцы.

- Лицо не так мерзнет, - отвечал тот.

- Тогда у нас все тело - лицо, - резонно заявили индейцы.

Необычайная "морозостойкость" огнеземельцев, крайняя бедность их материальной культуры резко отличали их от других индейцев. В самом деле, если они пришли с теплого севера (а ученые считают, что индейцы заселили Америку, продвигаясь с севера), то как их организм приспособился к суровому климату, почему они разучились строить хижины, в которых живут все другие племена?

Один французский этнограф выдвинул теорию, согласно которой предки огнеземельцев попали в Новый Свет с острова Тасмания. Переселение, утверждал он, растянулось на много сотен лет, причем племя двигалось вдоль побережья Антарктиды. Ну, а после Антарктиды Огненная Земля показалась новопоселенцам тропиками. Этим можно объяснить и их невероятную выносливость.

Эта теория не приобрела последователей в научном мире. Другой этнограф, Жозеф Амперер, исследуя язык ямана и алакалуфов, установил, что они обладают чертами сходства с языками индейцев бразильского побережья.

Американский ученый-археолог Лотроп пришел к выводу, что южные берега Огненной Земли заселены были уже две тысячи лет назад. Причем антропологический тип древних людей не отличался от типа ямана.

Увы, нынешнему исследователю приходится пользоваться чужими записями: сегодня на Огненной Земле огнеземельцев не больше, чем в Патагонии патагонцев. Причина их исчезновения все та же.

В семидесятых годах прошлого века десятка два овец, вывезенных с Фолклендских островов, были забыты на двух крошечных островках в Магеллановом проливе. Через несколько лет они расплодились, и тут выяснилась интересная подробность: в сыром, холодном климате, под вечными ветрами у овец отрастает необычайно густая, длинная шерсть.

И тогда на Огненную Землю хлынул поток колонистов. Первыми столкнулись с ними она. Места, где они исстари охотились на гуанако, оказались очень удобны для пастбищ. Скотоводы вытеснили индейцев в труднодоступные районы. Индейцы стали охотиться на овец: ведь они не очень-то разбирались в понятии "частная собственность" и не видели особой разницы между гуанако и овцой. Белые взялись за ружья. В виде отчета о работе пастухи сдавали хозяевам поместий ожерелья из ушей индейцев, нанизанных на шнуры. Но так как после этого часто стали попадаться живые индейцы с отрезанными ушами, хозяева эстансий потребовали представлять вместо ушей головы.

А в это время на юге, где жили ямана, цивилизация наступала другими путями. Здесь земля была непригодна для овец, и потому никто не прогонял индейцев с их земли. Но в самом центре обитания племени основали миссию, и миссионеры (среди них стоит упомянуть имя Бриджеса, составившего словарь и грамматику яманского языка) начали завлекать к себе индейцев, раздавая им пищу. Постепенно вокруг миссии образовался целый поселок ямана, забросивших охоту и существовавших от подачки к подачке.

Приучив таким образом бродячих язычников к оседлой жизни, пастыри взялись, засучив рукава, за следующий, весьма ответственный этап: надлежало паству одеть. С этой целью в миссию были завезены из Европы тюки старой одежды. Для малорослых индейцев собирали платье детского размера: бархатные курточки и штанишки, матроски, пальтишки. Так на Огненную Землю попали корь, скарлатина, свинка. Огнеземельцев, не знавших до сих пор детских болезней, распространенных, но, в общем-то, безопасных в Европе, новые заболевания косили сотнями. Вскоре на кладбищах вокруг миссионерских поселков оказалось больше крестов, чем живых индейцев. Эти кресты да высокие кучи почерневших ребристых раковин - все, что осталось от самых южных людей на свете.

С той поры туманы на Огненной Земле не стали реже, чем во времена Магеллана. Но сквозь туман этот не пробиваются больше огни. Пятеро последних ямана, нищие, больные туберкулезом, ютятся на окраине поселка Вальеверде.

А на восточном побережье скалистого островка Веллингтон доживают свой век на вспомогательной станции для индейского населения несколько семей алакалуфов. Станция носит идиллическое название - "Пуэрта-Эден", что переводится как "Врата рая". "Врата рая" состоят из приземистого барака резиденции командующего станцией ефрейтора чилийской армии - и нескольких хижин из прутьев и тюленьих шкур, где обитают человек тридцать алакалуфов.

Иногда, когда им надоедает однообразная пища - кукурузная каша да консервы, - алакалуфы спускают на воду долбленые лодки, грузят в них женщин, детей и собак, разжигают на дне лодок огонь и отправляются на охоту за тюленями и выдрами, шкуры которых можно продать матросам со встречных судов. Вот как описывают встречу с ними этнографы Делаборд и Лоофс, которые лет десять тому назад путешествовали на чилийском корабле среди островов Патагонского архипелага.

" - Индиос, индиос! - неожиданно крикнул один из наших матросов, стоявший у поручней, и указал на приближающуюся лодку.

Под дождем юноша с непокрытой головой и две женщины, стоя, медленно и осторожно гребли длинными узкими веслами; несколько детей с растрепанными черными волосами сидели на корточках под навесом, по щиколотку в воде, набравшейся на дне лодки. Индейцы приближались к пароходу без страха, но и без радости, как дитя приближается к тому, кого оно не знает, но кто его не обидит. Они подплыли к борту нашего корабля, им бросили канат. Они привязали свою лодку и почти два долгих часа сидели в ней молча, почти неподвижно, обратив к нам лица с немым выражением ожидания и неопределенного любопытства.

Индейцы безмолвно предлагали нам свои немудреные предметы обмена: чолгас и чорос - громадные съедобные раковины, морских ежей, тоже огромных размеров, и маленькие, сплетенные индеанками тростниковые корзиночки.

Мы хорошо знали, чего они ожидали от нас, и бросили им хлеб, сигареты и старую одежду. Наши подарки падали большей частью в воду, а индейцы их молча подбирали. Только изредка их лица с прилипшими мокрыми прядями черных волос кривились в подобие улыбки, так что раскосые глаза почти совсем исчезали в складках кожи. В серьезности этих лиц, особенно детских, в безмолвии этих людей было столько подавленности, что к горлу подступал комок.

Наконец-то нам удалось увидеть индейцев племени алакалуф. Мы всматривались в эти серьезные, безмолвные лица и чувствовали, что бесконечная их грусть вызвана не только мрачной природой их родных мест, непроходимыми лесами Анд, бесприютными горами, вечным дождем, не только однообразием вереницы дней без солнца и ночей без звезд, но и глухим, смутным, как медленно действующий яд, сознанием неизбежной гибели их рода.

...Свистки с корабля звали матросов на места, и под громыхание цепей был поднят якорь. Большие альбатросы парили над кораблем. Последние канаты, которые связывали нас с черными, мокрыми каноэ, были подняты, как будто мы хотели освободиться от тягостного, компрометирующего спутника. Индейцы молча поднялись в лодках и начали грести. Неожиданно, как сердитое прощание, прозвучал короткий, сиплый лай собаки. И снова все окутала тишина, такая же глубокая, как и два часа назад, когда лодки появились из тумана. Шел дождь, люди и лодки снова возвращались в небытие. Они растаяли в туманной мгле, как исчезают при пробуждении ночные кошмары..."

ТОМАГАВК БЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА

...И все-таки индейцам вновь понадобился томагавк. Ничего общего с острым боевым топориком на длинном древке, украшенным перьями, у него, конечно, нет. Но и он - боевое оружие. Только войну теперь приходится вести на другом поле. Совсем другом.

Все, о чем было рассказано выше - и войны чейенов, и трагический конец сахаптинов, и истребление огнеземельцев, - это прошлое. Гордое прошлое, страшное прошлое, но оно уже не вернется.

А индейцы остались. И живут они сегодня. О сегодняшнем дне и пойдет речь.

Еще не так давно, многим - в том числе и среди индейцев - казалось, что краснокожие американцы исчезнут с лица земли, оставив по себе память только в географических названиях. Неизвестный индейский вождь, чьи слова записаны в книге, изданной в конце прошлого века, говорил, обращаясь к белым:

"...Презираемое племя индейцев оставило такой след в вашей истории, которого уже не стереть. Пройдись со мной за ограды ферм белого человека, и я покажу тебе необычной формы ложбинку, всего в несколько футов ширины, что бежит по пшеничному полю, по склонам холмов, прочерчивая даль на многие мили. Это древняя тропа индейца. Здесь играли дети, спешил на свидание влюбленный, и старые вожди величаво шествовали к месту совета. А теперь пшеница белого человека скрывает края ее, хотя и не может скрыть совершенно. Под ярким светом солнца и мерцанием луны она все еще виднеется, словно шрам на ясном лице земли; и какую же драматическую историю рассказывает она о печальном различии между тем, что было и что есть ныне! Да, на истории твоей нации, о, белый, пролег шрам... Сколько ни пробуй прикрывать его плодами своего изобилия, он по-прежнему здесь и с каждым годом все глубже впечатывается в землю растущей алчностью белого человека...

...Братья мои, об индейцах должны вечно помнить в этой стране. Мы дали имена многим прекрасным вещам, которые всегда будут говорить нашим языком. О нас будут смеяться струи Миннехахи, словно наш образ, просверкает полноводная Сенека, и Миссисипи станет изливать наши горести. Широкая Айова, стремительная Дакота и плодородный Мичиган прошепчут наши имена солнцу, что целует их..."

Так казалось большинству в прошлом веке. Век нынешний внес изменения.

БОЛЬШОЙ ЛОСОСЬ ИДЕТ НА АБОРДАЖ

Раз в год в Вашингтоне происходит публичная церемония: президент Соединенных Штатов пожимает руки вождям индейских племен. Фоторепортеры спешат запечатлеть улыбающегося Доброго Большого Белого Отца и его Краснокожих Детей, чьи головные уборы украшены орлиными перьями. Раз в год жители США вспоминают: они живут на земле, которая некогда принадлежала индейцам.

А сами индейцы сегодня чужие на собственной земле. Загнанные в резервации, они влачат нищенское существование. Они "...живут в деревенских трущобах, более жалких, чем самые худшие из худших негритянских гетто", - пишет американский журнал "Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорлд рипорт".

Грязь, нищета, голод, болезни, необычайно высокая детская смертность - вот что такое жизнь в резервациях. Если в 1940 году в штате Северная Каролина жило двадцать две с половиной тысячи индейцев, то сегодня их осталось там не более трех тысяч.

...Эта война началась в тот день, когда власти американского штата Вашингтон нарушили данное сто лет назад слово и объявили, что четыре индейских племени отныне лишаются своих исконных угодий и не могут ловить лосося в студеных реках, низвергающихся с Каскадных гор в залив Пьюджет-Саунд. Отныне им предстояло довольствоваться скудной добычей лосося - главной статьи их питания и дохода - в пределах крохотных резерваций.

Дело было перед новым, 1854 годом. Индейцы съехались к дому губернатора Айзека Стивенсона - Маленького Белого Отца. После обильного возлияния губернатор произнес заплетающимся языком: "Тем племенам индейцев, что живут по берегам рек, да будет всегда позволено ловить рыбу в привычных местах, пока солнце восходит, реки текут и травы растут".

Прошло время, и появилась доходная рыбоконсервная промышленность. Тут дельцы спохватились: у диких индейцев оказались слишком обширные угодья.

Поднялся крик о хищнической рыбной ловле, об уничтожении молоди. Правительство штата решило поддержать эту травлю. Начались аресты, страсти накалялись. Произошли первые столкновения с представителями властей. Вскоре они поняли, что ведут борьбу не с шайкой непокорных индейцев, а с целым племенем от мала до велика.

Война была объявлена.

...Три инспектора неслышно пробирались через густые заросли к реке, откуда доносились гортанные голоса индейцев. Инспектора довольно улыбались: наконец-то они отомстят за все! Просто не верится, что через несколько секунд они поймают вождя Большого Лосося на месте преступления: незаконное уженье далеко за пределами резервации. Осторожно раздвинув ветки, они выглянули из зарослей.

На берегу три индейца забрасывали сеть с блестящими лакированными поплавками. Инспектора выскочили из засады:

- Вы арестованы!

Индейцы в испуге отпрянули. Потом самый высокий выступил вперед.

- По какому обвинению, капитан? - спросил он. - Я, Сатиакум, вождь племени пьюаллеп из штата Вашингтон, желаю знать, что происходит.

- Ты и сам прекрасно знаешь, вождь Сатиакум, Большой Лосось, или как ты еще там называешься. Ты ловишь рыбу вопреки законам. Можешь ловить кого тебе вздумается и жить по индейским обычаям, но только в резервации... Вытащите сеть и конфискуйте ее как улику, - повернулся старший инспектор к сотрудникам. - И черт меня подери, если каждый из них не получит по полгода тюрьмы.

Полицейские ухватились за поплавки. Снасть была подозрительно легкой. Вместо отяжелевшей нейлоновой сети из воды показался тонкий плетеный шнур. Потом вынырнуло что-то массивное, похожее на белугу. Один из инспекторов выхватил рыбину и поднял ее повыше.

Это был лосось. Искусно вырезанный из дерева лосось. А на нем черными буквами написано: "ВЕРНИТЕ НАШИ УГОДЬЯ!"

Вождь не стал наслаждаться победой - она была слишком ничтожна в той войне за справедливость, которую он ведет.

Вождь понимал, что без поддержки общественности, без широкой огласки единоборство с блюстителями несправедливого закона обречено на неудачу. На стороне племени пьюаллеп выступил известный киноактер Марлон Брандо. На совете войны было решено, что Брандо и Сатиакум устроят "нелегальную рыбалку", о чем заранее предупредят газетчиков и телерепортеров.

На следующее утро, ничуть не таясь, нарочито беззаботно Брандо и Сатиакум столкнули каноэ вождя "Повстанец" в темную воду реки Пьюаллеп. С берега из-за кустов за их действиями следили более ста инспекторов и их помощников. Вождь греб. Брандо забрасывал снасть. Проплыв с полмили, они стали вытаскивать сеть. Ничего. Только несколько перегнивших сучков и веток. Вождь посмотрел на Брандо. "Хоть бы одна рыбка! Если мы не поймаем ни одной, мы проиграли. Нас засмеют".

Осталось несколько ярдов сети. И тут они увидели... две штуки, фунтов по пять каждая. "Повстанец" ткнулся в берег.

Настала очередь стражей закона:

- Вы арестованы. Вы, вождь Сатиакум, и вы, мистер Брандо.

Брандо и вождя тут же отправили в тюрьму. Однако суд не состоялся, обвинение было снято: власти не захотели придавать делу нежелательную огласку.

Еще более дерзким был захват индейцами линкора "Миссури", того самого, на котором был подписан акт о капитуляции Японии во второй мировой войне. Линкор уже давно превратился в плавучий музей. Ежедневно сотни туристов бродили по палубе, почтительно поглядывая на громадные орудия.

И вот однажды вождь с двумя индейцами направился в каноэ к линкору. Единственным оружием вождя был традиционный топорик-томагавк. С воинственными криками индейцы забрались на палубу.

- От имени племени пьюаллеп и Федерации индейских племен объявляю о взятии линкора "Миссури"! - воскликнул вождь.

Туристы ликовали. Они решили, что этот спектакль входит в ритуал осмотра.

Высоко подняв головы, индейцы помахали восхищенным туристам, вернулись в лодку и с достоинством отплыли к берегу. Дело было сделано: и эта история попала на газетные полосы.

- Я стремлюсь вернуть моему народу то, что принадлежит ему по праву, - сказал вождь впоследствии. - Но я не хочу запятнать чести моей страны. Я хочу только, чтобы обратили внимание на наше существование.

Спустя некоторое время вождь обратился к адвокатам. По ходу дела было сделано поразительное открытие: согласно архивным документам, город Такома, насчитывающий примерно 150 тысяч жителей, является частью резервации племени пьюаллеп.

На следующий день на всех автострадах, ведущих в город, заняли стратегические позиции вооруженные луками и томагавками воины Сатиакума. Они вручали водителю каждой въезжающей в город машины листок, где было написано: "Вы въезжаете на территорию племени пьюаллеп. Этот документ дает вам право безопасного проезда. Не бойтесь белых, которых вы можете встретить, хотя они и пришельцы-правонарушители. Поезжайте с миром. Это американская земля. Хозяева Такомы, племя индейцев пьюаллеп..."

Но все это были безобидные выходки - так, по крайней мере, казалось большинству белых американцев. За символической ловлей лососей, за захватом "Миссури" и прочими весьма похожими событиями не сразу разглядела огромная страна, что у бывших ее хозяев пробудилось сознание, появилось стремление вернуть себе хотя бы малую часть того, что принадлежало им по праву.

НЕ БЫТЬ ПЕСКОМ НА ВЕТРУ

Над черно-серой скалой крутится легкий столбик песка: ветер здесь не устает дуть ни днем ни ночью. Песчинки с шорохом бьются о металлический щит:

"Предупреждение! Вход в поселение разрешен лишь тем, кто ручается, что будет уважать законы племени!"

Эту табличку поставили индейцы племени хопи перед своим селением Олди-Орайби десять лет назад. Именно тогда нескольких туристов поймали на том, что они фотографировали ритуальные танцы племени. По верованиям племени, обряды нельзя изображать, и предки хопи, расписывая свои щиты, стены мазанок или украшая одежду, никогда не рисовали ничего, что могло бы напомнить их ритуалы. Особенно танцы.

Предки хопи верили, что нарушение запрета принесет племени горе. Так ли свято верят в это потомки, сказать трудно. Но дело не в этом, тем более что соблюдение запретов не очень-то помогло племени хопи, вытесненному белыми в негостеприимную пустыню Центральной Аризоны.

Дело совсем в другом. Индейцы стали требовать уважения своих законов хотя бы на тех клочках бывших своих земель, которые им остались.

На самой границе резервации, на горе Блэк-Меса, копошатся белые люди: под тонким слоем почвы гора скрывает миллионы тонн великолепного угля. Мощные машины дробят уголь, смешивают с водой, и по гигантскому трубопроводу первосортное топливо течет к электростанциям, снабжающим энергией Лос-Анджелес, Финикс и Тусон. В свое время компания "Пибоди Коул компани" арендовала у вождей гору на двести лет. Через двести лет (а судя по всему, гораздо раньше) гора превратится в пирог с выеденной начинкой, и племя вновь сможет распоряжаться ею по собственному усмотрению.

Блэк-Меса, по преданиям хопи, - это центр равновесия мира, и раз в год вожди приносят на ней жертву. "Пибоди Коул компани" им в этом не препятствует: это оговорено в контракте. Но и арендная плата фиксирована также, повысить ее нельзя. Кто же, в конце концов, виноват, что у индейцев не было геолога!

Обращение в суд племени не помогло: с юридической точки зрения контракт составлен безукоризненно. Хопи, правда, выбрали делегата, и тот поехал в Вашингтон, а потом в Европу, чтобы привлечь внимание к положению племени. Действительно, сочувствие выражали очень многие. Увы, "Пибоди Коул компани" от этого не стало ни жарко ни холодно.

Наверное, тут уж ничего не поделать. Индейцев давно приучали уважать законы белых. Но пусть и белые уважают законы индейцев хотя бы на их территории. Обычаи индейцев ничуть не хуже, чем привычки белых... Так появился щит при въезде в селение Олди-Орайби.

...Еще лет десять тому назад у молодых людей почти всех племен Северной Америки было заметное стремление подражать белым во всем. Они стригли волосы, одевались в покупную одежду и, в общем-то, ко всему индейскому относились почти пренебрежительно. В этом сказалось и влияние школы, и попытка вырваться из тех условий, в которых живут сородичи. Многие уходили из родных племен, селились в городах, а кое-кому даже удавалось добиться успеха.

Джон Мокаук был одним из тех, кому повезло. В тридцать лет он работал доцентом университета в Буффало и читал курс индейской культуры. Его ценили коллеги, уважали студенты, а всем заезжим гостям его представляли как одну из первых здешних достопримечательностей. Вначале это было даже приятно, но потом, когда гости, как сговорившись, с милой улыбкой спрашивали: "А где же ваши перья?", стало слегка раздражать.

В силу своих служебных обязанностей Мокаук ежегодно ездил со своими студентами по резервациям: собирал маски, предметы утвари, записывал легенды. Но гораздо больше его интересовало современное положение индейцев. Обследования, сделанные в сорока трех резервациях во всех частях огромной страны, показали одно и то же: усталость старших, равнодушие молодых. Джон занялся менее колоритными, но для его исследований гораздо более показательными индейцами, живущими в городах. Результаты оказались удручающими. Молодые люди, во что бы то ни стало старавшиеся уйти в город от своего племени, брались сначала за любую работу. Но город быстро ломал их: непривычные к новым условиям, к регулярному промышленному труду, они превращались в деклассированных, не имеющих ничего за душой бродяг. Их втягивали в свои делишки уголовники и их же первых выдавали полиции. Они ютились в брошенных строениях. Они спивались. По данным доцента Мокаука, примерно четверть городских индейцев оказались законченными алкоголиками.

Первое, за что взялся доцент, была кампания против спиртного - с этого времени сам он пьет только фруктовые соки. Второе - он перестал быть доцентом, доктором философии, перестал быть Джоном Мокауком.

В родную резервацию Акьюсасне вернулся индеец Сотситова - так нарекли его родители тридцать лет назад. Сотситова вернулся для того, чтобы помочь своему народу обрести веру в себя; не только своему племени, а всем коренным жителям Америки.

- Мне опротивело карабкаться по лестнице белого человека. Титулы мне не помогут. Это у белых, у кого больше титулов, тот и прав раньше, чем рот откроет. Для нас главное то, что я знаю и что я умею.

Этими словами начался первый урок, который Сотситова, бывший доцент, начал в школе для детей своего племени. На плечи его спускались две смоляно-черных косы, лоб охватывала вышитая бисером лента, в волосах торчало орлиное перо.

Ученики сидели на полу вокруг него. Многие из них ходили уже до того в обычную школу, и для них было странным, что на уроке можно говорить не только по-английски. Оказалось, что родной язык достаточно богат для того, чтобы все объяснить на уроках истории, географии Америки, ботаники. Да и уроки сами были не похожи на прежние: например, ботаникой занимаются месяц - июль, и не в классе, а в поле. Ведет урок знахарь. Латинских названий растений он, правда, не знает, зато о каждой травке может много рассказать: против какой болезни она помогает, как ее надо сохранять и с чем смешивать.

Надо было приучить ребят гордиться прошлым своего народа, его одеждой, его обычаями.

Потом пришлось открывать классы на английском языке: в школу Сотситовы стали присылать детей индейцы из далеких резерваций.

Приезжают старейшины разных племен читать лекции по истории.

- Старайтесь быть людьми, - так говорил Сотситова на самом первом уроке, - не будьте песком, который ветер несет куда хочет и бросает где хочет.

А тем временем известность индейской школы перешагнула границы резервации. И в ней появились новые ученики - белые и взрослые.

Одних привлек интерес к индейской культуре - среди них были и бывшие коллеги Сотситовы по университету в Буффало. Других - распространенная в наше время уверенность, что индейская "травяная медицина" помогает от всех недугов. Третьих - экстравагантность, желание походить в индейских одеяниях, а потом рассказывать знакомым в родном городе Нью-Париже, штат Оклахома: "Мы, знаете, весь отпуск скакали на мустангах и охотились на бизонов..." (Эти последние обычно ограничиваются тем, что покупают в киоске у въезда в резервацию сделанный в Гонконге скальп и японские индейские мокасины, бегло осматривают школу и уезжают.) Но к тем, кто хочет пройти курс "индейских наук", в школе относятся серьезно.

- Не понимаю, что странного в том, чтобы стать индейцем. Я индеец и всегда им был. Но если вы хотите быть людьми, делайте все, чтобы все могли жить достойным человека образом. Чтобы не были одни люди ветром, гонящим песок, а другие песком.

Так говорит индеец Сотситова.

И вновь, чтобы понять то, что происходит сегодня, нам придется обратиться к истории, а в Америке, как известно, она начинается с Колумба.

ОТСТУПНЫЕ ДЛЯ СИУ

Христофор Колумб не только открыл Новый Свет и наградил его обитателей именем "индейцы", но и дал первое в истории их описание. Это, конечно, не было научным описанием, которое делают исследующие народ этнографы и антропологи, - этнографом Колумб не был, и цели его были другие. Приобретя для своего повелителя - Фердинанда, короля Кастилии и Леона, - новых подданных, он должен был дать им характеристику, ибо управляться с ними можно было, лишь хорошо зная их положительные и отрицательные качества.

"...Они не откажутся дать ничего из того, чем сами обладают, готовы поделиться с каждым и держат себя притом столь любезно, словно и сердца не пожалеют".

Так высоко оцененные душевные качества индейцев не помешали, однако, завоевателям отбирать у них "все, чем те обладали", включая и жизнь. Правда, при этом белые провозглашали, что заботятся о душе краснокожих, обращая их огнем и мечом и - значительно реже - увещеваниями в истинную веру.

На юге испанцы и португальцы, на севере - англичане и французы принялись за освоение Нового Света, получившего уже название Америки. Европейцы прибыли в Америку, чтобы поселиться там навсегда, построить дома, распахать землю. Натиск поселенцев был непреодолим, и индейцы, разделенные на бесчисленное множество разобщенных племен, остановить его не могли.

В продвижении на новые земли и безжалостной войне с краснокожими родилась на севере континента новая нация - американская. Индейские войны продолжались два с половиной века - до битвы у поселка Вундед-Ни 29 декабря 1891 года. Впрочем, "битва" в данном случае слово неточное. Полк кавалерии Соединенных Штатов, поддержанный артиллерией, истребил поголовно лагерь индейцев племени сиу: воинов, женщин, детей.

Итак, 29 декабря 1891 года войны с индейцами завершились победой белого человека и его цивилизации. Остатки многочисленных некогда племен оказались разбросанными по двумстам шестидесяти трем резервациям. Больше всего индейцев сохранилось в пустынном штате Аризона. Много их в Оклахоме, Нью-Мексико и Южной Дакоте. И самое большое число резерваций приходится на эти штаты. Граница между Вайомингом и Южной Дакотой делит на две неравные части нагорье Блэк-Хилс - Черные Горы. В не столь уж отдаленные времена дату можно назвать точно: до 1877 года - старейшины кланов сиу каждую весну собирались в Черных Горах. Они обсуждали важные вопросы общеплеменного значения, приносили жертвы Великому Духу. Через несколько дней поднимался над горами дым священного костра, и, внимательно следя за его формой, шаманы узнавали волю предков. Прогноз этот мы бы назвали краткосрочным, потому что касался он планов на ближайший год: где каким кланам кочевать, с кем поддерживать мир и союз, кого из соседей остерегаться. Долгосрочных прогнозов индейцы не делали, да и вряд ли по дыму костра удалось бы предугадать будущее - мрачное и сложное. В жизни предков такого не случалось.

Когда совещание старейшин принимало решение, к Черным Горам стекалось все племя, и десять дней длился праздник: сиу отмечали начало нового года. Трудно сказать, сколько раз собиралось племя сиу в Черных Горах, - историю племени никто не писал, но известно одно: как бы далеко ни кочевал тот или иной клан, туда он прибывал в срок.

Когда юноше приходило время найти себе духа-покровителя, он отправлялся в пещеры Черных Гор, постился до изнеможения, пока однажды во сне не приходил к нему дух в образе зверя или птицы. Дух сообщал юноше его новое - взрослое - имя, объявлял запреты, которые следовало соблюдать до конца жизни. Только сиу, побывавший в Черных Горах, считался взрослым полноправным воином. Верили, что там он рождается вновь. Ни один воин-сиу не решился бы обнажить оружие в священном месте: даже злейшие враги должны были выкурить трубку мира.

Мы говорим о верованиях племени сиу, связанных с Черными Горами, столь подробно, чтобы показать, какую роль играла и играет по сей день эта местность в жизни племени.

Именно здесь решил создать памятник вождю сиу Тасанке Уитке Неистовой Лошади - скульптор Корчак-Зюлковски, вырубив его из целой скалы. Совет племени постановил помогать скульптору: славное прошлое сиу должно возродиться в этом священном для них месте.

Задолго до последней битвы индейской войны - Вундед-Ни - в 1868 году правительство Соединенных Штатов ратифицировало договор, по которому племени сиу гарантировались вечные и неотъемлемые права на Блэк-Хилс. "До тех пор, пока текут реки, растет трава и зеленеют деревья, Черные Горы на веки вечные останутся священными землями индейцев". Сиу серьезно отнеслись к бумаге, на которой вожди поставили отпечатки больших пальцев. Они не смачивали пальцы чернилами: каждый надрезал ножом кожу и оставил кровавую печать. Представитель властей макнул перо в чернильницу. Для правительства это был всего лишь один из четырехсот договоров и двух тысяч соглашений, заключенных между коренными жителями Америки и властями.

Реки по-прежнему текут, трава растет, и деревья зеленеют. Не во всех, впрочем, местах: на больших пространствах в Черных Горах не осталось растительности, ибо плодородный слой почвы там срыт напрочь - сначала заступом, а в наши дни бульдозером.

Кто мог подумать, что именно в этих негостеприимных местах найдут золото! Отчего-то его всегда находят в малоудобных для белого человека местах с суровым климатом. Да еще индейцы путаются под ногами. То ли молятся там дикари, то ли еще что-то делают, но уж точно, что ничем хорошим они не заняты и заняты быть не могут. На то они и индейцы. Так - а то и еще пожестче - считали в те времена белые.

С ними, впрочем, особо и не мудрствовали. В 1877 году правительство пересмотрело договор о Черных Горах. Восемь десятых этой территории были провозглашены US State Forest - государственными лесами, о чем вождям племени сиу и было мимоходом объявлено. Подписей от них уже никто не требовал. Когда индейцы, согласно своему обычаю, пытались собраться в Блэк-Хилс, их встретили войска. Сражения не произошло. Но за пределами священной территории начались стычки воинов-сиу с солдатами. Они продолжались до 1891 года, когда в битве при Вундед-Ни поставлена была последняя точка в истории индейских войн.

Золотоносную землю распродали по участкам старателям за смехотворно низкую цену. Определенный процент с вырученной суммы - шесть миллионов долларов - был предложен сиу на устройство приличной резервации. Сиу деньги взять отказались: обитель духов предков нельзя продавать ни за какие деньги. Отвергли шесть миллионов долларов люди, лишенные средств к существованию, племя, где мало оставалось здоровых молодых мужчин, способных прокормить стариков, женщин и детей. Но решение было принято единодушно - и не только старейшинами. Уговаривать их не стали. Деньги решили поместить в банк, где ими должен был распоряжаться уполномоченный департамента по делам индейцев.

Как он ими распоряжался - покрыто мраком, однако же известно, что тогдашний уполномоченный мистер Осия Дж. Айронсайд, выйдя в отставку, кончил свои дни зажиточным и почтенным домовладельцем на восточном побережье, где индейцев поблизости на сотни миль нет.

Владельцы шахт в местечке Хоум Стэйк в округе Блэк-Хилс за прошедшие сто с небольшим лет заработали свыше миллиарда долларов. Эти данные зарегистрированы в отчетах налогового ведомства. Индейцы сиу не получили из этой суммы ни цента. Эти цифры привел на заседании Верховного суда США адвокат племени. Но, напомнил он, племя сиу всегда требовало не денег, а возврата их собственной земли. Всего, подчеркнул он, отобрано шестьдесят миллионов гектаров: в Северной и Южной Дакоте, Небраске, Вайоминге и Монтане. Но он уполномочен вести разговор для начала только о семи миллионах гектаров - священном нагорье Черные Горы.

Когда два десятка лет тому назад возникло движение индейцев за свои права, и представители двухсот восьмидесяти семи официально признанных племен (а с ними и меньших групп, вроде бы существующих, но тем не менее в списки не попавших) собрались выработать свои требования, вопрос о Черных Горах стал одним из первых. Ведь племя сиу - шестьдесят тысяч человек, сохранивших язык и сознание своей общности - одно из крупнейших в стране. Тогда-то и принято было решение действовать через суды - "томагавк белого человека".

Отчего же индейцы вдруг поверили в суд, ведь к индейцам за прошедшие столетия закон был, скорее, пристрастен? Белые составляли бумаги, не слишком ломая голову: подписывать договоры приходили закутанные в одеяла вожди с перьями в волосах. Дикарь, мол, все равно не прочтет, а если кого попросит прочитать - много ли поймет? Сверх того чиновники и офицеры, если бывали в шутливом настроении, такое могли понаписать, что потом просто катались от хохота, вспоминая, как краснокожий все это серьезно выслушивал. Да и кто мог предположить век назад, что племя краснокожих выживет, а правнук вон того индейца станет адвокатом, и к тому же квалифицированным крючкотвором? Те, кто составлял договоры, этого, конечно, не предвидели. Кстати, успехи многих индейцев в юриспруденции, очевидно, не случайны: умение логично и красноречиво говорить почиталось во всех племенах наравне с воинской доблестью. И эта способность к логике вместе с терпеливостью и отвагой - лучшее, что унаследовали нынешние индейцы от своих славных предков.

Разбор жалобы сиу продолжался в Верховном суде одиннадцать лет. 30 июня 1980 года Верховный суд США признал, что нагорье Блэк-Хилс отобрано было у сиу незаконно. Суд постановил выплатить племени сто двадцать два с половиной миллиона долларов. Из них семнадцать с половиной за землю (по ценам 1877 года), а сто пять - за сто три года пользования (по ценам того же года). Следует заметить, что в 1877 году жалованье уполномоченного департамента по делам индейцев при племени сиу составляло сто два доллара в месяц, и он считался высокооплачиваемым служащим. Сейчас за эти деньги он не снял бы мало-мальски приличной квартиры.

Самые безлюдные, безводные и неудобные для жизни места, куда в свое время вытеснили индейцев, оказались богатыми полезными ископаемыми. Только в резервациях, где живут двадцать три племени американского Запада, залегает под поверхностью треть запасов угля страны, восемьдесят процентов урана, нефть и газ. И снова в печати возникают вопросы: можно ли оставлять во владении индейцев - этих людей прошлого - такие богатства? Не лучше ли заплатить им отступные деньги? На них можно себе закупить виски - залейся, японских индейских костюмов и гонконгских томагавков - по сто штук на каждого, да еще и на строительство школы останется...

Но в том-то и дело, что нынешние индейцы - люди уже не каменного века. Они помнят свое прошлое, понимают, что проиграна индейская война, но они знают свои цели. Нынешние цели. И свои возможности. Потому вся индейская Америка ждала исхода борьбы сиу в суде.

Сиу от предложенных денег отказались. Они не признают сумму достаточной, ибо их цель - восстановить первозданность Черных Гор. А главное, им нужны не деньги, а земля. Священные Черные Горы.

НЕБОЛЬШАЯ ВОЙНА БЕЗ ТОМАГАВКОВ

Граница между землями племени навахо и территорией племени хопи в штате Аризона проходит по нагорью Сан-Франсиско. Здесь же - по верованиям хопи - проживают их боги. Места эти удивительно красивы: поросшие соснами горы посреди красноватой Аризонской пустыни.

Сорок лет назад, когда первые рекламы спортивного комплекса Сноу Боул только появились в газетах, а первые туристы и репортеры приехали к нагорью Сан-Франсиско, индейцы устроили демонстрацию. Старейшины племени в изукрашенных бисером и бахромой ритуальных костюмах, сопровождаемые всеми взрослыми мужчинами-хопи, расселись, молчаливые и неподвижные, вдоль лыжной трассы. Тогда они еще боялись протестовать более активно и полагали, что молчаливая демонстрация хотя бы привлечет внимание к их требованиям.

Репортеры отметили в своих статьях остроумие и изобретательность администрации зимнего курорта, не сомневаясь, что это рекламный трюк. Высказывалось даже мнение, что у индейцев хопи появился новый источник заработка - служить живописной декорацией модному курорту.

Главный администратор комплекса Олави Эклунд пригласил к себе вождей и предложил им за умеренную мзду танцевать и молиться на священных горах по утвержденному дирекцией графику. На себя он брал изготовление недорогих масок-сувениров и головных уборов из пластика для небогатых гостей. Более ценные сувениры с использованием натуральных орлиных и вороновых перьев индейцы могли производить сами. Старейшины отказались и потребовали освободить святое нагорье.

Мистер Эклунд в ответ на это попросил очистить помещение и порекомендовал впредь не появляться в районе трассы. Иначе он вызовет полицию. Полиции штата индейцы не без основания побаивались, так как были уверены: побежденной стороной всегда будут они.

Хопи отступили. Администрация курорта торжествовала.

Это было сорок лет назад.

С тех пор многое изменилось. Немногочисленная, но знающая свои цели индейская интеллигенция за это время усвоила многое из знаний и умения белых. Битва была перенесена из предгорий и гор на Территорию Белого Человека. Этим фениморкуперовским термином воспользовался впервые адвокат Дэйл Старый Рог, индеец из племени кроу. Адвокат имел в виду суд.

Вместе с другими индейцами-юристами он изучил со всей тщательностью несколько тысяч договоров и соглашений, заключенных правительством США с индейскими племенами. И обнаружил, что по крайней мере треть из них можно - и не без успеха - опротестовать в судебном порядке.

В вестернах - ковбойских фильмах - и тысячах книг на тему индейцев их изображали всегда как безжалостных и коварных врагов. Но такого изощренного коварства от них никто не ждал: пытаться бить бледнолицых братьев их же собственным оружием!

Выяснилось, в частности, что на основе американо-индейской резолюции о свободе вероисповедания федеральные власти и власти штатов обязаны обеспечить индейцам свободный доступ к их святым местам. Более того, выяснилось, что подобные места не могут состоять ни в чьем частном владении.

Так удалось добиться судебных решений, по которым:

никто не имеет права запретить знахарке племени винту построить свой лечебный шалаш на территории Национального парка Тринити в Калифорнии и принимать там страждущих;

таможенники не имеют права осматривать багаж индейцев племен мохавков и черноногих при пересечении ими границ с Канадой, потому что лечебные амулеты, которые шаманы этих племен изготовляют на канадской территории, не смеет видеть глаз постороннего;

военно-морской флот США должен позволять индейцам паюте и шошона совершать обряды у своего арсенала, даже если они разводят костры рядом со складом взрывчатых веществ. (Что делать - построили в свое время арсенал прямо на святом месте!)

Трудной задача встала перед администрацией тюрьмы в штате Небраска. Заключенные-индейцы потребовали разрешения совершать свои обряды - ведь ходят же арестанты-католики по воскресеньям в тюремную церковь! - но, по их верованиям, им нужно отлучаться для этого с территории места заключения. Администрация тюрьмы, правда, выстояла перед этими требованиями.

Индейцы хопи пока добились только одного: курорт Сноу Боул запретили расширять. Решение, впрочем, пока не окончательное, ибо дело кочует из инстанции в инстанцию.

Юридическая битва только началась, и индейцы, в общем-то, на многое не рассчитывают и даже понимают, что, выиграв право молиться в своих святых местах, вряд ли победят на всей Территории Белого Человека. Но, как говорит адвокат Синяя Собака из племени шошона, лучше наступать, чем отступать.

Он-то и посоветовал индейцам племени килиуи предъявить права на целый город...

ДЕЛО О ГОРОДЕ-ПРИЗРАКЕ

Город-призрак называется Боди. Он лежит на поднятой на три тысячи метров каменистой равнине в предгорьях Сьерра-Невады. Индейцы настаивают, что эти земли были в первой половине прошлого века собственностью племени килиуи. Документов об этом у килиуи нет. У властей штата есть дарственная бумага.

В городе царствуют пыль и ветер. Ветер прилетает с юго-запада, с гор Сьерра-Невада. Он приносит слабый пряный запах шалфея, вздымает тучи мельчайшего песка и швыряет их на улицы города. Песчинки влетают через разбитые окна в дома, хлещут деревянные стены, покрывают продырявленные крыши, и кучи песка сыплются вниз.

Ветер расшатал дома, гнет траву - ею густо поросли городские улицы. В гостинице "Стюардс грэнд-отель", что на главной улице, висят на доске у стойки портье ключи от номеров. Лежит трубка допотопного телефона, как будто говоривший на секунду выскочил позвать кого-то. На двери висит сумка почтальона с письмами, покрытая густой многолетней пылью. В одном из номеров стоят рядом с заржавевшей кроватью сапоги сорок пятого размера со шпорами. В игорном зале гостиницы замер на одной из цифр рулетки шарик... Все выглядит так, словно жители города по приказу вдруг встали и ушли из Боди.

В городе стоит тишина. Сто лет назад - какие-то сто лет назад! газета "Боди стэндард" писала:

"...Грустно признать, но наш город стал самым диким на "диком Западе". Каждый день гремят выстрелы, будто горожане решили перестрелять друг друга. Вокруг пьянство, безнравственность, драки. Как долго будет все это продолжаться?"

Недолгую и бурную историю города Боди можно прочитать в старых газетах. В дни наивысшего расцвета там выходило три газеты. Когда-то в городе жило пятнадцать тысяч человек, было тринадцать золотых рудников, шесть погребальных бюро, методистская церковь и превосходная тюрьма на сто персон.

История Боди неотделима от истории освоения Калифорнии. Когда в 1848 году войска Соединенных Штатов оттеснили мексиканцев, бывших владельцев этих земель, к югу. Калифорния была слабо заселена. Земли еще хватало на цивилизованном восточном побережье, а потому перспектива обосновываться на далеком Западе мало кого привлекала. Но 24 января Джеймс Маршалл, рабочий с лесопилки, обнаружил в грязи, застрявшей в решетке гидравлической пилы, камень величиной с голубиное яйцо. Камень был слишком тяжел, чтобы не обратить на него внимание. Отмыв его в реке, Маршалл выскочил на берег и закричал: "Золото! Я нашел золото!"

Речка, на которой стояла лесопилка, именовалась Сакраменто; в истории калифорнийской "золотой лихорадки" название это стало символичным. Недаром золотоискатели у Джека Лондона пели: "Сакраменто - край богатый, гребут золото лопатой!" С момента находки драгоценного металла проблема заселения Калифорнии была решена.

Кто греб лопатой золото, а кто и нет; об этом разговор особый. Главное, что миллионы людей покинули насиженные места и двинулись туда, где можно было стремительно разбогатеть.

Среди тех, кто устремился на Запад, был и некий Билл Боди. Он бросил семью, сел в Бостоне на корабль и вышел на берег в Сан-Франциско с десятью долларами в кармане. Сверх этой суммы он располагал стальными мускулами и тяжелыми кулаками. Среди калифорнийских старателей он скоро получил кличку "Гризли Боди" за скверный характер и стремление решить любой вопрос дракой. В потасовках он обычно побеждал, зато с золотом ему упорно не везло. В 1859 году он покинул, не оглянувшись, изрытые искателями счастья берега Сакраменто и двинулся с тремя компаньонами в горы Сьерра-Невада. Но и там не везло по-прежнему. Рождество Боди с попутчиками встретил у костра в пещере и от скуки пошел вверх по ручью, время от времени царапая дно мотыгой. Через полчаса стало ясно, что золота в ручье едва ли не больше, чем воды. Так найдена была богатейшая жила Сьерра-Невады. И так началась "горячка Боди", подвид болезни, называемой "золотой лихорадкой".

Сам Боди, впрочем, не заработал на найденном им золоте ни единого доллара: в тот же вечер он свалился с воспалением легких и через неделю скончался в той же пещере. Но уже через десять дней вокруг пещеры вырос палаточный город, скоро превратившийся в город из хижин и без задержки ставший крупным населенным пунктом с солидными деревянными домами. Город назвали Боди и тем увековечили память Билла Боди, пришедшего и ушедшего нищим.

Кочевавшие неподалеку индейцы племени килиуи в страхе ушли подальше от этих мест. У них уже был горький опыт общения с внезапно появившимися толпами вооруженных белых, и килиуи предпочли держаться подальше.

Так возник город, предназначенный для одной лишь цели: обогащения, добычи золота, ибо больше ничем нельзя было заниматься на этой каменистой земле, где уничтожили даже тонкий слой животворной почвы, откуда бежали животные. Но золото земля давала. За один только 1862 год в городе добыли золота на 13 миллионов долларов. Крупнейшая фирма, занявшаяся делами в Боди, - "Стэндард майнинг корпорейшн" - имела годовой доход в пять миллионов. Счастливцы и неудачники (даже неудачники), гангстеры и методистские пасторы, парни без предрассудков и девицы им под стать - все могли заработать в Боди. И в шестидесяти питейных заведениях города всю ночь шла гульба. Газета "Боди стэндард", которую мы уже цитировали, писала: "Никому не подсчитать, сколько людей погибло в салуне Джона Вагнера. Чуть ли не треть тех, кто входит туда живым и здоровым, выносят из салуна ногами вперед".

...На грани двух веков вдруг резко упала цена золота на международных биржах. И добыча драгоценного металла в Боди становилась все менее прибыльной. Копать надо было глубже, а истощенная земля Сьерры давала золота меньше и меньше. Крупные компании начали сворачивать работу. Тысячи людей остались без средств к существованию. Летом пожар уничтожил восточную часть города. Зимой внезапные снежные лавины отрезали Боди от мира. Безработные стали покидать город первыми - за отсутствием имущества они были легче всех на подъем. За ними свернули дела банки, магазины, салуны, заколотил заведение Джон Вагнер. В единственной школе не стало учеников. Даже гордость Боди - вместительная тюрьма стояла без дела. Последнему заключенному - конокраду Уолтеру Ласло - начальник тюрьмы преподнес ключ от ворот и пообещал оказать гостеприимство в любое время. Они обнялись и пошли каждый в свою сторону: делать в Боди было нечего.

...И лишь местный банкир Стюарт Кэйн один слепо верил, что цена на золото повысится. Он скупал за бесценок брошенные дома, участки, целые улицы, казенные здания: почту и суд, церковь и тюрьму. И стал владельцем города. Брошенного города, города-призрака, города без людей. В старой Европе обладание городом, даже без населения, принесло бы ему хотя бы титул, пустой, но звучный. В Америке это принесло ему славу помешанного... Наследники одержимого банкира лет семьдесят не знали, что делать с собственным городом, и в 1868 году преподнесли его в подарок штату Калифорния.

...Когда особенно сильный ветер рвется в Боди с гор, песок бьется о деревянные стены покосившихся домов, и пустые улицы наполняются невнятным шорохом. И тогда случайно попавшему в Боди человеку кажется, что в городе идет какая-то невидимая жизнь. Словно бродят по улицам тени искателей золота и искателей приключений, разбогатевших и застреленных, нашедших и разочарованных. Призраки бродят по городу-призраку, пустому памятнику погони за призрачным счастьем.

...Верховный суд штата индейцам килиуи в иске отказал. Во-первых, документов у них действительно не было. Во-вторых, возвращение города Боди индейцам могло бы создать нежелательный прецедент. Адвокаты племени передали дело в Верховный суд страны, где его и рассматривают по сей день.

ДЛИННЫЙ МАРШ

Стадион Рэд Рокс в городе Галлап в штате Нью-Мексико довольно вместительный - на двадцать тысяч зрителей. Такое количество людей собирается там всего несколько раз в год, но подскакивают в цене билеты только в конце лета, когда племя навахо - бывший владелец окрестных земель - устраивает свой ежегодный праздник Великого Духа.

На темную арену выезжает на неоседланном коне старый воин. Он медленно объезжает вокруг стадиона, пуская коня вскачь, все быстрее и быстрее - на одном из кругов вспыхивают прожекторы. Старец осаживает коня и начинает длинную древнюю песню "Заклинание Великого Духа". Громкоговорители разносят песнь далеко за пределы стадиона, а зрители следят за содержанием по рекламным буклетам праздника. Их выдают каждому посетителю вместе с билетом.

В программу входят еще состязания в меткости: стрельба из лука и из допотопных ружей, театрализованная схватка индейцев и очень многое другое индейское... Года два назад в газетах (не галлапских, впрочем) появилось сообщение, что среди участников нет индейцев; это циркачи-профессионалы, которых нанимают устроители.

Устроители на этот выпад реагировать не стали, но поместили в газетах снимок: старик-индеец, исполнитель заклинания, едет со своим конем в машине для перевозки крупного рогатого скота со стадиона Рэд Рокс, возвращаясь к себе в резервацию. Дряхлый воин довольно и устало улыбается, в руках у него бутыль виски, а в волосах перо. Соблюдая объективность, организаторы празднеств признали, что среди выступающих есть определенный процент неиндейцев, но уточнять этот процент не стали. Что греха таить не так уж много найдется теперь навахо, способных выступить на уровне современных требований к древности...

В то же самое время, когда лжеиндейцы на стадионе Рэд Рокс, завывая хорошо поставленными голосами, горячат мустангов, в ста милях к северу от стадиона возвращаются с вечерней смены шахтеры. Все они принадлежат к племени навахо, и в их подлинности сомневаться не приходится - стоит лишь заглянуть в расчетные книжки. Поскольку в профсоюз их не принимают, то и зарплата у них весьма невысока. Профсоюз принимает только людей, выполняющих все обязанности гражданина Соединенных Штатов и налогоплательщика, а живущие в резервациях индейцы к таковым отнесены быть не могут.

Навахо работают в "Юта Интернэшнл". Земля, в которую врылись шахты, принадлежит племени, и компания платит совету старейшин по пятнадцать центов за каждую тонну угля. Когда-то эта сумма была относительно приличной, но с тех пор цена на уголь на мировых рынках достигла двадцати долларов за тонну. Неполный процент, отсчитываемый индейцам, стал выглядеть смехотворным.

Уголь отправляется на Фор Корнерз, одну из крупнейших теплоэлектростанций в стране. И одну из самых грязных.

Когда первые спутники только начинали делать фотоснимки из космоса, Фор Корнерз можно было заметить сразу - такой мощный серый хвост тянулся из ее труб. Днем и ночью падает на землю резервации навахо серый пепел, и все серее и серее становится трава. Дышать в резервации, где живут сто пятнадцать тысяч индейцев, тяжело, у большинства людей слезятся глаза. Но попробуйте собрать здесь подписи под петицией, требующей закрыть электростанцию! Сочувствующий индейцам белый студент из Нью-Йорка Дэниэл Плискин, попытавшийся это сделать, еле ноги унес. Он все стремился объяснить навахо необходимость бороться за охрану окружающей среды, и они его слушали со вниманием. Но стоило ему заикнуться об электростанции Фор Корнерз, как настроение слушателей резко изменилось. Прав был, конечно, Плискин, но и навахо понять можно: на компанию работает пятьсот индейцев, большинство - из их племени. И если белые могли бы попытаться найти себе работу в других местах, то индейцам просто некуда деваться. "Юта Интернэшнл" дает работу рядом с домом.

Ток, вырабатываемый на станции, идет в далекие города - Финикс в штате Аризона, в Лос-Анджелес. На резервацию тока не хватает, и в индейских хибарах коптят керосиновые лампы.

Кажется, все, что происходит с индейцами навахо в их взаимоотношениях с компанией "Юта Интернэшнл", взято из хрестоматии как наглядный пример положения краснокожих американцев. Как и положено в хрестоматийном примере, здесь или черное или белое. Тем не менее все описанное выше совершенно реально.

Примерно так же реально, как и то, что индейцев в Соединенных Штатах осталось восемьсот пятьдесят тысяч - это меньше половины процента населения, - а принадлежит индейским племенам почти половина залежей урана и треть залежей лучшего угля на западе Штатов. Как и то, что на территории индейских резерваций есть и нефть и газ. Как и то, что индейцам все эти дары природы не принесли ни малейшего достатка.

Дело в том, что все договоры, позволяющие добывать полезные ископаемые, подписаны лет двадцать пять - тридцать тому назад, когда и цены были не те, и индейцы во всей этой механике почти не разбирались.

В 1976 году радиоактивная вода - несколько миллионов гектолитров - из урановой шахты компании "Юнайтед Нюклеар" вылилась в реку Пуэрко и просочилась в подземные источники в индейской резервации. Система очистки работала из рук вон плохо, менять ее следовало давно, но у компании все как-то руки не доходили. Катастрофу можно было сравнить разве что с аварией ядерного реактора. Старейшины пытались протестовать, но компания пригрозила, что закроет шахту. Правда, при этом дирекция обещала, что почву в резервации исследуют и убытки возместят.

Кнут и пряник были применены в неравной пропорции: почти все мужчины из близлежащей резервации работают именно на этой шахте, так что безработным оказалось бы почти все племя. Почву компания исследует и по сей день.

Эта история так бы и кончилась, не кончившись никак, если бы среди здешних индейцев не появился Девитт Диллон из племени кроу.

...Ему было восемь лет, когда произошел случай, оказавший влияние на всю его последующую жизнь. Было это во время войны. Девитт жил в резервации неподалеку от городка Хардин в штате Монтана. Вместе с женщинами и стариками своего племени он помогал белому фермеру убирать урожай. Рабочих рук не хватало, и фермер - звали его Уилл Сеппанен охотно предоставил работу индейцам. Тем более что кроу считались - даже по мнению белых - людьми трудолюбивыми и надежными. Кроме индейцев, на ферме работали какие-то белые иностранцы. Девитт ни слова не понимал, что они говорят. И хотя сам он тогда по-английски разбирал с пятого на десятое, мог, однако, сообразить, что это не тот язык, на котором говорят мистер и миссис Сеппанен и шериф Янгхазбенд, заезжавший иногда на ферму. Кто-то ему объяснил, что белые эти - немцы - военнопленные из близлежащего лагеря. Девитт, помнится, удивился еще, что немцы так похожи на обыкновенных белых. Он знал, что они враги Штатов, и, когда один из них хотел подарить мальчику алюминиевое колечко, юный индеец отвернулся.

Работа шла споро, и мистер Сеппанен, умевший ценить хорошую работу, пригласил своих добровольных и недобровольных помощников отметить окончание жатвы в местном ресторане.

Немцев привел конвоир, пересчитал, и они спокойно прошли в зал. А затем вышел хозяин заведения и, поманив к себе фермера, без лишних слов показал ему на табличку у входа: "Индейцам и собакам вход воспрещен!"

Индейцы молча вернулись в склад на вокзале - там они жили. К вечеру смущенный и пьяный Сеппанен привез им кучу еды и питья из ресторана, но, помнит Девитт, один старик запретил брать хоть что-нибудь. Утром индейцы ушли к себе в резервацию.

Тогда-то маленький Диллон поклялся выучиться в школе всему, что знают белые, и начать бороться за права своего народа. Став взрослым, он понял отчетливо, что его народ не только кроу, но и все краснокожие американцы.

В племени кроу Девитт Диллон занимается хозяйственными вопросами (по образованию он экономист). Он регулярно следит за прессой, отмечая все, что касается прав индейцев на полезные ископаемые. О радиоактивном заражении земли индейцев пуэбло-лагуна он узнал из заштатной газетенки, уделившей событию абзац.

Через три дня Девитт Диллон был на месте происшествия. Неделя ушла на уговоры старейшин - очень уж они боялись закрытия шахты, потом был вызван известный индеец-адвокат Томас Две Стрелы, и племя подало в суд. Суд нескорый, приговор которого вряд ли будет таким, каким хотят его видеть индейцы, но главное, он должен привлечь внимание общественности к положению индейцев.

Опыт в таких делах Девитт Диллон приобрел в родном племени, когда на территории кроу обнаружили гигантские залежи угля. Угольный пояс тянется к востоку от Скалистых гор с севера на юг, начинаясь в резервации кроу и кончаясь в земле чейенов. Уголь оказался первосортным - с минимальным содержанием серы - и залегает так близко к поверхности, что стоимость добычи получается раз в десять ниже, чем в Европе.

В конце шестидесятых годов угольная компания "Истерн Коул" выразила желание заключить с племенами кроу и чейенов договор. Это само по себе было удивительно, потому что до этого обходились без затяжных процедур.

Кроу заключили договор, по которому компания получила право копать уголь до тех пор, пока он есть в недрах резервации. Индейцам была установлена плата в семнадцать с половиной центов за тонну. Заключив договор, "Истерн Коул" работ не начала: ей важно было застолбить участки, а уголь мог и подождать до лучших конъюнктурных времен.

И времена не заставили себя ждать: 1973 год, первый энергетический кризис, резкое повышение цен на нефть. Уголь стал вдруг очень нужен.

Когда в 1974 году в резервацию прибыли первые угледобывающие машины, кроу гораздо лучше разбирались в событиях большого мира, чем десять лет назад. В прошлом веке их силой согнали с военной тропы, теперь они вступали на тропу судебную. Конечно же, у белых и тут сила была неизмеримо большей! Зато у индейцев было преимущество - неожиданность. Что ни говорите, а голливудские краснокожие (а именно по вестернам сформировано представление об индейцах у среднего американца) не носились по прериям с адвокатским портфелем!

Кроу посоветовались с экспертами и пришли к выводу, что договор с компанией "Истерн Коул" подлежит пересмотру. В том же 1974 году вожди племени кроу подали на компанию в суд.

Дело стало сенсацией: первое из индейских племен потребовало пересмотра несправедливого договора, решило получить назад хоть часть своих богатств. Забегая вперед, скажем, что от суда индейцы кроу пока ничего не добились, и процесс не кончен. Но Диллон - а он и был инициатором - доволен: процесс привлек внимание общественности. Люди, для которых само понятие "индеец" было связано с воспоминаниями подросткового возраста и уж никак не с чем-нибудь серьезным, вдруг начали уяснять, что индейский народ существует, что у него важные проблемы. И что положение его отчаянное.

Так пришла очередь дел о воде. Три четверти индейцев США живут в засушливых районах юго-запада страны - пустынях и полупустынях. Земля там без обильной влаги родить не способна.

Самый большой успех "водной войны" - решение суда, по которому пять небольших племен нижнего течения реки Колорадо получили право на половину ее воды. Правда, воспользоваться племенам удается дай бог десятой частью того, что им причитается, - сложное гидротехническое строительство им не под силу: не хватает капиталов, специалистов и многого другого.

Процессы следуют один за другим: бой за права индейцев Северо-Запада на рыбную ловлю в Великих Озерах был самым громким из них. Восьмилетним мальчиком поклялся Девитт Диллон выучиться в школе всему, что знают белые. Тогда ему казалось, что это "все" - арифметика, английский язык, чистописание и бейсбол. Теперь, когда взгляды его расширились, он убежден, что индейцам уже хватает этнографов, фольклористов и мастеров народного искусства. Пришло время инженеров, экономистов, юристов и бизнесменов.

Если учесть, что из трех индейских детей кончает начальную школу всего один, да и этот окончивший редко когда продолжает образование, мечты Девитта Диллона выглядят утопией. Но... Кто бы мог подумать, что за последние полтора десятка лет трижды выйдут индейцы из резерваций? В 1969 году, когда они заняли тюрьму Алькатрас в заливе Сан-Франциско. В 1973-м захват поселка Вундед-Ни. "Длинный марш" в 1978 году, когда за сто пятьдесят один день тысяча индейцев из разных племен прошли четыре с половиной тысячи километров и поставили вигвамы перед Белым домом.

Индейский марш еще только начался...

Примечания

1

Язык знаков был универсальным языком всех племен прерий. Он

был весьма богат понятиями, и с его помощью без труда договаривались

индейцы, вовсе не знавшие наречий друг друга

(обратно)

Оглавление

ИНДЕЙЦЫ ВО ДВОРЦЕ НАЦИЙ

ТАК ИНДЕЙЦЫ СТАЛИ "ИНДЕЙЦАМИ"

ЧЕЙЕНЫ - ХОРОШИЕ ИНДЕЙЦЫ

ГРОМОВЕРЖЕЦ ГНЕВАЕТСЯ

ПЕРЕГОВОРЫ У РУЧЬЯ МЕДСИН ЛОДЖ

СМЕРТЬ ОРЛИНОГО НОСА

ПОСЛЕДНЯЯ СТОЯНКА ЧЕРНОГО КОТЛА

ПОХОД ВЫСОКОГО БЫКА

ДЛИННАЯ ДОРОГА САХАПТИНОВ

"МЫ НЕ ХОТИМ ЭТОМУ УЧИТЬСЯ!"

УПРЯМЫЙ ТУГУЛЬГУЛЬЗОТЕ

ТРОПА ВОЙНЫ

ЛЖИВЫЙ МАЙЛС МЕДВЕЖЬЯ ШУБА

ДЖОЗЕФ И БЕЛЫЙ БЫК

ПОГАСШИЕ ОГНИ

КОРОЛЬ ПАТАГОНСКИЙ И ЕГО ПОДДАННЫЕ

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ОГНЕЗЕМЕЛЬЦЕВ

ТОМАГАВК БЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА

БОЛЬШОЙ ЛОСОСЬ ИДЕТ НА АБОРДАЖ

НЕ БЫТЬ ПЕСКОМ НА ВЕТРУ

ОТСТУПНЫЕ ДЛЯ СИУ

НЕБОЛЬШАЯ ВОЙНА БЕЗ ТОМАГАВКОВ

ДЕЛО О ГОРОДЕ-ПРИЗРАКЕ

ДЛИННЫЙ МАРШ X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?