«Прав ли Дэн Сяопин, или Китайские инакомыслящие на пороге XXI века»

Галенович Юрий Прав ли Дэн Сяопин, или Китайские инакомыслящие на пороге XXI века

ГАЛЕНОВИЧ ЮРИЙ

Прав ли Дэн Сяопин, или Китайские инакомыслящие на пороге XXI века

В монографии профессора Ю.М.Галеновича рассказано о взглядах китайцев, критически относящихся к официальной политике властей континентального Китая и предлагающих свои пути и методы решения проблем, стоящих перед страной на рубеже третьего тысячелетия.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Закончился XX век. В континентальном Китае существует государство Китайская Народная Республика (КНР), которому исполнилось в 1999 г. полвека. Политическая власть в этом государстве принадлежит Коммунистической партии Китая (КПК).

Из этого следует, что там господствует единая официальная идеология и политическая линия как в области внутренней, так и в сфере внешней политики. Она определяется формально решениями партийных форумов, а по сути дела, на протяжении большей части всего времени существования КНР - волей высшего руководителя партии и государства.

При этом в КПК и КНР на протяжении всех этих пятидесяти лет всегда появлялись инакомыслящие, то есть люди, состоявшие или не состоявшие в правящей партии, но имевшие свои взгляды на многие вопросы внутренней и внешней политики, не совпадавшие с официально провозглашенным партией курсом, а точнее, с точкой зрения высшего руководителя партии и страны.

Если взглянуть на вопрос об инакомыслии с этой точки зрения, то самым высокопоставленным инакомыслящим в годы КНР был заместитель председателя ЦК КПК, председатель КНР Лю Шаоци [1]. Инакомыслие проявил также член политбюро ЦК КПК, министр обороны КНР Пэн Дэхуай [2]; он имел воинское звание маршала, но его можно с полным основанием называть и маршалом правды о положении в стране, которую он высказал в своем письме Мао Цзэдуну. Председатель Постоянного Комитета Всекитайского Собрания Народных Представителей маршал Е Цзяньин, сыгравший решающую роль в устранении от власти вскоре после смерти Мао Цзэдуна его ближайших приверженцев, в том числе вдовы Мао Цзэдуна Цзян Цин, был смелее многих: он назвал политический строй при правлении Мао Цзэдуна "феодально-фашистской диктатурой". Позднее, после смерти Мао Цзэдуна, самыми значительными фигурами в партии, предлагавшими иные, нежели Мао Цзэдун и его последователи, пути решения проблем Китая, были генеральный секретарь ЦК КПК Ху Яобан и генеральный секретарь ЦК КПК, премьер Госсовета КНР Чжао Цзыян [3].

К концу XX века произошли изменения. Сегодня в самой КНР ситуация сложилась таким образом, что на практике параллельно и открыто существуют и официальные взгляды, и взгляды тех или иных ученых или чиновников (последнее бывает редко). Возникло состояние своеобразного сосуществования различных точек зрения на некоторые важные вопросы. Тем не менее единая партийная линия в области внутренней и внешней политики проявляется по-прежнему. Что же касается инакомыслящих, то они есть и в самой КНР, и вне ее, в других странах, куда были вынуждены уехать, бежать из КНР после событий мая?июня 1989 г. (подавление вооруженной силой массовых выступлений в защиту демократии на центральной площади Пекина Тяньаньмэнь), либо после тюремного заключения были высланы, главным образом под нажимом Америки, уже во второй половине 1990-х гг.

Среди нынешних инакомыслящих можно выделить людей двух категорий (хотя такое деление весьма условно): отрицателей и созидателей. Иными словами, одни инакомыслящие главным образом отрицают то, что им представляется негативным в политической и экономической системе, существующей в КНР; другие же предлагают меры по изменению ситуации, причем главным образом конструктивного, созидательного характера. Они настаивают на необходимости эволюционных изменений политической системы КНР.

Особенность ситуации состоит, в частности, в том, что часть инакомыслящих, предлагая изменения, допускает, что это возможно при сохранении власти КПК. Как ни парадоксально, но это, по существу, своего рода зарубежная оппозиция в рядах самой правящей партии. Таким образом, становится ясно, что за полвека правления коммунистической партии в Китае не удалось уничтожить свободную мысль, не скованную учениями сначала Мао Цзэдуна, затем Дэн Сяопина. Нестандартные размышления о постепенном переходе от нынешнего состояния к будущему существовали всегда и продолжают возникать теперь.

В числе тех, кто выступает с "крамольными" мыслями, есть люди, никогда не состоявшие в китайской компартии и резко критикующие ее и ее политику, но есть и такие, кто состоял в КПК, а теперь не принадлежит к ней, - это по большей части исключенные из партии.

Необходимо повторить, что нынешнее инакомыслие китайцев имеет две стороны: одна - резкая критика существующего режима, с особым упором на политические стороны ситуации; другая - посильная помощь своей стране, своему народу. Многие такие инакомыслящие стремятся объективно анализировать позиции руководства КПК, что-то подсказывать ему, самостоятельно развивая положения документов КПК и радея об интересах китайского народа, Китая как государства. Общая цель, которую они при этом видят, - это демократия и рыночная экономика на благо народа Китая. С их точки зрения, КПК и КНР сегодня находятся в процессе трансформации, которая требует отказа от старого и восприятия нового.

Их аргументы наверняка становятся известны в Пекине. Их статьи там изучают. Таким образом, так или иначе, они продолжают, находясь за границей, участвовать в делах своей страны. Без учета этого вида инакомыслия картина современной китайской жизни будет неполной. "Китай", "китайское" - это сегодня сложные многосоставные понятия; в них, безусловно, входит все то, что относится к КПК и КНР, но их неотъемлемой частью стало и все то, что относится к современному китайскому инакомыслию. А также, заметим, и все, что относится к жизни на Тайване.

Китайские инакомыслящие на пороге XXI века счастливо соединяют или, по меньшей мере, стремятся соединить свое, китайское (древнее и современное), и зарубежное. В том числе весь мировой опыт, и в частности опыт происходящего в бывших социалистических государствах, прежде всего - в России.

По всем этим причинам мне представляется целесообразным рассказать подробно о современных китайских инакомыслящих.

* * *

В книге четыре части. В первой речь идет, главным образом, о взглядах Вэй Цзиншэна, который никогда не был членом КПК, решительно критиковал и критикует политический строй КНР, режим, установленный КПК. За свои взгляды Вэй Цзиншэн был посажен властями КНР в тюрьму, где провел восемнадцать лет.

Во второй части рассмотрены соображения известных китайских ученых, находящихся сейчас за рубежами КНР, но высказывающих на страницах журналов озабоченность положением в Китае, предлагающих свои пути решения стоящих перед страной политических, экономических и иных проблем.

Третья часть - это изложение взглядов представительницы нового поколения, профессора Хэ Цинлянь, которая считает, что Китай в результате экспериментов Дэн Сяопина оказался в ловушке, попал в западню. И, самое главное, лишился основ морали и нравственности.

Наконец, четвертая часть посвящена анализу поразительного стихийного возрождения в Китае массового религиозного движения - причудливой комбинации буддизма, даосизма и традиционных древних китайских народных верований. Это - появление Ли Хунчжи, человека, объявившего себя "новым Буддой", и созданной и возглавленной им массовой организации, не находившейся под контролем партии и государства, - движения "Фалуньгун".

ВЭЙ ЦЗИНШЭН - КИТАЙСКИЙ

ПРОТЕСТАНТ-ДЕМОКРАТ

Двадцать лет тому назад, в конце 1978 - начале 1979 гг., китаец по имени Вэй Цзиншэн открыто, указав свои настоящие имя и фамилию, адрес и телефон, выступил с письменными заявлениями на "Стене демократии" в Пекине, протестуя против режима личной власти Дэн Сяопина, и призвал к замене диктатуры демократией.

Власти КНР осудили Вэй Цзиншэна как "контрреволюционера" и "государственного преступника" и продержали его в тюрьме восемнадцать лет. В конце 1997 г. под давлением извне, особенно со стороны американцев, Вэй Цзиншэна прямо из заключения переправили в США "на лечение".

Во многих странах мира в глазах части общественности Вэй Цзиншэн остается "отцом китайской демократии", "китайским Сахаровым", "самым известным из китайских политических заключенных", человеком, достойным Нобелевской премии.

У нас в России имя Вэй Цзиншэна почти не известно. Необходимо рассказать об этом человеке, о том, кто он такой, каким был процесс становления его политических взглядов, в чем они выражаются. А также о том, каково приходится политическим заключенным в тюрьмах КНР.

Интервью Вэй Цзиншэна, которые он дал в 1998 г. в США, позволяют дать ответ на эти вопросы, хотя картина предстает далеко не полной. Тем не менее попытаемся рассказать о нем, основываясь на фактическом материале, содержащемся главным образом в информации, распространявшейся по каналам Интернета; часть фактов мы взяли также из журнала "Свободный Китай" [4].

* * *

Родители Вэй Цзиншэна, следуя своим убеждениям, представлениям об идеалах и справедливости, выражая протест против всего отрицательного, что, с их точки зрения, проявлялось в деятельности тогдашних властей Китайской Республики и партии Гоминьдан Китая, приняли сторону Коммунистической партии Китая. Они вступили в нее и со временем стали партийными функционерами среднего звена.

Отец, Вэй Цзылинь, родился в 1920 г. в семье бедных крестьян; он обладал прекрасными способностями, рано научился читать и оставил по себе хорошую память в родных местах. Мать Вэй Цзиншэна также была партийным работником. Скончалась в Пекине в 1977 г. после тяжелой болезни. У Вэй Цзиншэна есть младший брат Вэй Сяотао и две младших сестры, одну из них зовут Вэй Шаньшань.

Сам Вэй Цзиншэн - старший ребенок, первый сын в семье. Он родился в 1950 г. в Пекине вскоре после создания КНР. Можно предположить, что с этим связано его имя. Родители назвали первенца Цзиншэн ? "Рожденный в столице". Отец и мать были тогда счастливы: дело, за которое они боролись и которое представлялось им справедливым, победило; Народная Освободительная армия пришла в Пекин, где и было основано новое государство. Они подарили своей партии и государству сына, отметив, что он появился на свет как дитя победы, в столице (попасть туда было тоже серьезным достижением для родителей Вэй Цзиншэна).

Итак, Вэй Цзиншэн - плод любви, союза двух идеалистов, членов Компартии Китая, рожденный в столице их нового государства, символизировавший, во всяком случае для отца и матери, новую счастливую жизнь, дитя победы, одержанной КПК в 1949 г., вырос и стал принципиальным обличителем той политической системы, которую Компартия Китая принесла китайскому народу.

В семье Вэй детей воспитывали в духе любви к китайской компартии и преданности ей. С самого своего рождения Вэй Цзиншэн оказался в привилегированных условиях. Он был сыном людей, которые занимали хорошее положение в партийно-государственном аппарате, он родился "с серебряной ложкой во рту". Будучи своего рода "отпрыском новой китайской знати", он не испытывал особых материальных затруднений. Мальчик учился в лучших пекинских учебных заведениях, доступных только детям партийных функционеров. Соответственно формировалось и его мировоззрение. Вэй Цзиншэн вспоминал, что в начале 1960-х гг., учась в школе, он особенно любил литературу, до самозабвения зачитывался романами и участвовал в нескончаемых обсуждениях с одноклассниками философии Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и Мао Цзэдуна.

Вэй Цзиншэн подчеркивал, что он был сыном кадровых работников, посещавшим школу для детей кадровых работников. По окончании начальной школы, пройдя конкурс, то есть показав отличные умственные способности, он был принят в лучшую из средних школ столицы КНР - в среднюю школу при Народном университете Китая, где партия воспитывала свои будущие кадры с младых ногтей. Дети кадровых работников, как их называют в КНР, то есть дети служащих партийного и государственного аппарата, состоят на особом учете; на них с момента рождения заводится "дело"; за их воспитанием и поведением следят партийная организация и "где надо", то есть соответствующие органы. В них видят ценный капитал партии.. Каждый из них "дитя партии". Все главные вопросы в их жизни решает партийная организация; она фактически определяет их место работы; при этом, конечно же, играют роль личные отношения между решающими такие вопросы руководящими партийными функционерами; точно таким же образом решается и вопрос о том, с кем им следует вступать в брачный союз; ослушаться решения значит стать изгоем, лишиться места в среде партийной аристократии.

Вэй Цзиншэн с детства, не по своей воле, а в силу обстоятельств, по рождению, стал одним из таких "сыновей партии". Казалось, жизненный путь его был в основном ясен и предопределен.

Но не тут-то было! Он закончил только неполную среднюю школу, больше учиться ему не пришлось: шел 1966 год, началась затеянная Мао Цзэдуном "культурная революция". Вэй Цзиншэну исполнилось тогда 16 лет. Со всем жаром юности и с уверенностью в правоте дела партии он бросился в битвы этой политической кампании.

Вэй Цзиншэн стал одним из вожаков специально созданных в начале "культурной революции" молодежных организаций, члены которых по-китайски назывались хунвэйбинами ("хун" - красный, а "вэйбин" - гвардеец, солдат, воин, охраняющий и защищающий верховного правителя). Это означало, что они призваны Мао Цзэдуном выступить в роли его "красной гвардии" - опричников, которым предстояло расправляться, прежде всего физически, со всеми теми функционерами КПК, которых Мао Цзэдун считал своими врагами. Такой метод был придуман Мао Цзэдуном с коварной целью - смерть многих людей, их увечья, их исковерканные жизни должны были остаться грузом на совести несмышленых восторженных молодых людей. И за все эти репрессии никто не несет никакой ответственности в высшем руководстве КПК!

По сути дела, Мао Цзэдун учел опыт репрессий в нашей стране при Сталине и застраховал себя, своих сторонников и подручных еще больше: государство в КНР, судебные органы формально не имели никакого отношения к репрессиям во время "культурной революции"; дела репрессировавшихся либо рассматривались специально созданными внутри компартии группами по "особым делам", либо вообще не заводились. А расправу чинили несовершеннолетние юнцы или люди постарше; фактически в этом участвовали и карательные органы государства, но без каких-либо следов в системе судопроизводства. Так что после "культурной революции" жаловаться было некому и не на кого; во всяком случае, формально Мао Цзэдун вывел из-под критики государство и самого себя.

И тогда, в 1966 г., при первом же столкновении с реалиями политической жизни, у Вэй Цзиншэна, молодого человека, обладавшего очень самостоятельным умом, стали возникать недоуменные вопросы.

Практика нанесла первые удары по мировоззрению, воспитанному до той поры и дома в семье, и в школе. Дело в том, что молодежная организация, вожаком которой был Вэй Цзиншэн, в суматохе первых недель "культурной революции" вполне естественно сосредоточилась на том, чтобы дать отпор нападкам на своих родителей, старых членов партии и далеко не рядовых ее функционеров. Сыновья и дочери не могли признать справедливыми наскоки на своих родителей, которых молодые люди обычно боготворили, что до той поры укладывалось и в традиционные китайские нормы воспитания, и в систему воспитания детей и подростков, созданную КПК. И тогда, летом и осенью 1966 г., в Пекине возникла целая сеть молодежных организаций, объединенных общим лозунгом защиты своих родителей - старых членов партии. Эти молодежные организации назвали себя комитетом, который выступал под лозунгом: "За единство действий". За разрешением своих споров с другими хунвэйбиновскими организациями Вэй Цзиншэн и его друзья обращались в штаб "культурной революции", где верховодила супруга Мао Цзэдуна Цзян Цин и другие политические деятели, следившие за проведением в жизнь линии Мао Цзэдуна. Разумеется, с их точки зрения, Вэй Цзиншэн занял политически неверную позицию - ведь Мао Цзэдун требовал подниматься на бунт именно против старых партийных работников, которых он называл "ревизионистами".

Под огонь критики попали и родители Вэй Цзиншэна, и он сам. Так молодой искренне веривший в коммунистические идеалы и лозунги человек вдруг понял, что он неожиданно для себя отнесен компартией к разряду врагов народа, врагов социализма, врагов дела партии, врагов вождя партии Мао Цзэдуна. Это было сильное потрясение. Оно заставило Вэй Цзиншэна начать думать самостоятельно.

Опыт, приобретенный в ходе "культурной революции", поверг Вэй Цзиншэна в состояние шока - столь огромной оказалась разница между голодом, нищенскими условиями жизни людей - всем тем, что он увидел своими глазами в сельской местности, где ему довелось побывать в то время, и тем, о чем твердила официальная партийно-государственная пропаганда. И этот шок подвел Вэй Цзиншэна к поворотному пункту в развитии его мировоззрения, пробудив в нем способность мыслить независимо. Позднее Вэй Цзиншэн вспоминал: "Когда наш первоначальный энтузиазм несколько поубавился, мы начали испытывать сомнения: если люди, которые находились у власти и являлись объектом этих бунтарских действий, были сплошь "плохими", - рассуждали мы, - то вся страна и партия должны быть "плохими"! Подобные мысли очень сильно отличались от того, во что мы верили в начальный период "культурной революции".

Как проштрафившегося и совершившего политические ошибки вожака хунвэйбинов Вэй Цзиншэна отправили в общем порядке, вместе с многими, такими же, как он, на "трудовое перевоспитание" в деревню... В свое время, во второй половине 1940-х гг., Мао Цзэдун поступил примерно так же со своим старшим сыном, который в возрасте 24 лет, закончив в СССР высшее учебное заведение, был членом ВКП(б), офицером Советской Армии и принимал участие в Великой Отечественной войне против фашистской Германии. Когда он возвратился в Китай, отец посчитал его "недостаточно политически образованным и идейно неверно воспитанным" и тоже направил на "трудовое перевоспитание" в деревню!

Мао Цзэдуну представлялось, что такого рода "закалка" заставит людей послушно выполнять его волю. Мао Цзэдун утверждал, что только китайские крестьяне могут научить молодого человека правильному пониманию жизни. Судя по судьбе и деятельности Вэй Цзиншэна, да и не его одного, Мао Цзэдун ошибся.

Мао Цзэдун, особенно после прихода к власти в 1949 г., был оторван и от реальных условий жизни в деревне, и от настроений крестьян. Политика Мао Цзэдуна по отношению к деревне была неприемлема для китайских крестьян. И сразу после его смерти крестьяне стихийно ликвидировали существовавшую при Мао систему коллективных хозяйств.

Что же до молодых людей, многих китайских интеллигентов, да и партийно-государственных чиновников, то именно на основе знакомства с китайской деревней, с реальной жизнью китайских крестьян они стали убежденными противниками политики Мао Цзэдуна, в частности по отношению к крестьянству. Одним из таких людей стал и Вэй Цзиншэн.

Если же говорить о том, как он проходил "трудовое перевоспитание" в деревне, то нужно сказать, что ему еще повезло. Он оказался в родном селе своего отца, где того многие помнили. Крестьяне хорошо отнеслись к сыну своего земляка. Вэй Цзиншэну не пришлось испытать на себе презрительного отношения крестьян к горожанам, его не заставляли заниматься изнурительным трудом. В то же время он впервые увидел, как тяжело живут крестьяне, насколько их жизнь отличается в худшую сторону от жизни даже обычных городских жителей, не говоря уже о бытовых условиях семей кадровых работников КПК.

Когда подошло время, Вэй Цзиншэна в общем порядке отправили служить в армию. Он провел там три года, начиная с 1969 г., и самым сильным его впечатлением было то, что его однополчане, оказавшиеся крестьянами из разных районов страны, подтвердили, что по всему Китаю люди в деревне живут так же трудно и плохо, как и в родных местах его отца, а то и намного хуже.

Домой в Пекин Вэй Цзиншэн возвратился из армии в 1973 г. в возрасте 23 лет. Он устроился на работу электромонтером в Пекинский зоопарк, где и проработал шесть лет до самого ареста. Сам Вэй Цзиншэн считает себя рабочим и утверждает, что был им много лет вплоть до первого ареста. Он много читал, занимался самообразованием. Его интересы были разносторонними, но по преимуществу политическими.

* * *

И в 1978 г., когда Вэй Цзиншэну было уже 28 лет, когда у него за плечами были и беззаботное детство в номенклатурной семье, и учеба в привилегированной спецшколе, и участие в движении хунвэйбинов во время "культурной революции", и трудовое перевоспитание в деревне, и служба в армии, с помощью которой власть стремилась окончательно отвратить молодых людей от всякого инакомыслия, и рабочий стаж в качестве монтера, когда он формально принадлежал к рабочему классу, - имея все это в своем багаже, Вэй Цзиншэн круто изменил свою жизнь.

Наверное, это было связано с тем, что можно назвать своеобразной кратковременной "политической весной" или "политической оттепелью", порой надежд в КНР, когда на несколько месяцев власти в Пекине или часть руководства партии и государства - кто-то из принципиальных, а кто-то и из тактических соображений - дали (не могли не дать, были вынуждены дать) народу чуть-чуть вздохнуть после ухода из жизни Мао Цзэдуна. Они то ли стали проводить политику определенного попустительства, то ли даже исподволь поощряли какие-то проявления демократии и гласности. Именно тогда в одном из центральных районов Пекина появилась "отдушина в китайской стене": желающие получили возможность вывешивать для всеобщего обозрения свои заявления ( излагать собственные мысли по поводу политических, экономических и прочих проблем. У инакомыслящих появилась возможность излагать с этой своеобразной трибуны неофициальные мнения. Конечно, власти стремились держать все это под контролем и не выпускали из поля зрения ни одного из тех, кто принялся активно выступать у этой "Стены демократии".

Так или иначе, у Вэй Цзиншэна появилась возможность изложить политические взгляды, которые у него к тому времени сложились. Попытаемся представить себе процесс формирования этих взглядов.

В детстве Вэй Цзиншэн, как и его сверстники, был воспитан в том духе, что Компартия Китая - это непогрешимая руководящая сила, основывающая свои действия на единственно верных идеалах и принципах. Эти установки тем более прочно западали в молодые души, что иных мыслей просто не допускалось; да и дома Вэй Цзиншэн никогда не слышал ни одного критического слова в адрес политики Мао Цзэдуна и коммунистической партии. Столкновение с реальной действительностью в годы "культурной революции", возможность глубже понять функционирование политического механизма, знакомство с поведением Цзян Цин и других руководителей "культурной революции", да и вообще всего партгосаппарата, с их шараханиями в политике, с их отрывом от реальной жизни людей и в деревне и в городе, постепенно изменили его детские представления.

Вэй Цзиншэн пришел к убеждению, что компартия, находящаяся у власти, "лжет, лжет весьма эффективно, лжет всегда и во всем". В то же время он убедился в жестокости, бесчеловечности руководителей партии. Их ложь и бесчеловечность пришли в столкновение с идеалами Вэй Цзиншэна. Простые и вечные общечеловеческие нравственные принципы, несовместимые с ложью и жестокостью, стали источником его размышлений о ситуации в стране, о путях выхода из нее. Начался мучительный пересмотр прежних представлений, усугублявшийся тем, что его родители тоже принадлежали к руководящим кругам, были функционерами правящей в КНР партии.

Вэй Цзиншэн полагал, что он всегда действовал в духе наставлений своих родителей; они учили детей, что "интересы народа превыше всего". По мнению Вэй Цзиншэна, отец и мать "пошли в революцию" для того, чтобы построить лучшую жизнь для людей, включая и обеспечение их прав, прав человеческой личности. Поэтому перед Вэй Цзиншэном встали вопросы: почему эти права не защищены, почему ими беспардонно манипулируют?

Процесс раздумий длился долго, он занял все те 10(12 лет, в течение которых Вэй Цзиншэн превращался из мальчика в мужчину, из подростка-идеалиста в человека твердых убеждений. Это началось с "культурной революции" и продолжилось во время трудового перевоспитания в деревне. После деревни в армии, живя в одной казарме с солдатами, уроженцами разных провинций КНР, Вэй Цзиншэн убедился, что жизнь для крестьян в стране повсюду одинаково тяжела и беспросветна. В результате своих раздумий и чтения, главным образом, произведений классиков марксизма-ленинизма (другой литературы по этим вопросам тогда в Китае не существовало) он пришел к выводу о том, что коммунистический путь был ложным. У него появились новые вопросы: почему коммунистические режимы в принципе везде одинаковы - в КНР, в СССР, в других "социалистических" странах. Он понял, что принципиальная проблема - это диктаторская суть всех этих режимов, что существование диктатуры исключает демократию, о которой писали Маркс и Ленин.

Мао Цзэдун и сам называл свой режим "демократической диктатурой народа". В этом Вэй Цзиншэн усмотрел коренное противоречие: существование диктатуры исключает демократию, а тот, кто стремится к демократии, не может принять диктатуру. Здесь было очевидное противоречие между главными понятиями, которые Мао Цзэдун пытался поставить рядом и заставить как бы сосуществовать: диктатура и демократия. Если мы, размышлял Вэй Цзиншэн, за демократию, тогда люди должны иметь возможность собираться и высказывать различные мнения. Если же у нас диктатура, если никто не имеет возможности обсуждать что-либо с другими людьми, тогда это не демократия. По мнению Вэй Цзиншэна, многие проблемы в Китае связаны именно с диктатурой, даже вопросы повседневной жизни людей, даже некоторые аспекты культурной жизни. Дело в том, что при власти КПК китайская культура очень сильно пострадала, а новая культура так и не возникла. А все то, что представало в качестве проявлений культуры, несло на себе печать диктатуры.

Прозрение продолжалось. Вэй Цзиншэн понял, что поколение отцов совершило ошибку, путая диктатуру с демократией или же допуская на деле диктатуру и называя ее демократией. В результате те, в чьих руках оказался механизм власти, смогли использовать эту машину для фактической ликвидации демократии. Этот процесс начался в КНР в 1950-х гг. и завершился полным устранением всех, кто стремился к демократии. От институтов государства, прежде всего от Всекитайского Собрания Народных Представителей (ВСНП), китайского парламента, сохранились только вывески. Ведь всё и вся в континентальном Китае, в КНР должны были повиноваться Ему - Мао Цзэдуну. О какой демократии могла идти речь?

Вэй Цзиншэн пришел к твердому убеждению, что для Китая и китайцев важнее всего демократия; решение всех проблем Китая может принести только демократия. Именно этими соображениями Вэй Цзиншэн объяснял появление 5 декабря 1978 г. на "Стене демократии" в Пекине своего заявления, которое он озаглавил: "Пятая модернизация - демократия".

В то время Компартия Китая выдвинула лозунг о необходимости "четырех модернизаций": в промышленности, сельском хозяйстве, обороне, науке и технике. В какой-то степени эта кампания напоминала действия некоторых политических фигур Китая в конце XIX века, которые тоже стремились заимствовать у Запада все, что угодно, но только так, чтобы не трогать свою китайскую идеологию, философию и политическую систему. Очевидно, что и тогда такое стремление к модернизации было ущербным. С одной стороны, оно давало власть имущим возможность укрепить именно свою власть; с другой - по сути дела, не давало возможности по-настоящему перейти к современным методам.

Автором современного толкования вопроса о модернизации в континентальном Китае был в 1970 - 1980-х гг. Дэн Сяопин. Вэй Цзиншэн уверял, что никогда не был высокого мнения о Дэн Сяопине и его последователях, когда они, вернувшись к власти после смерти Мао Цзэдуна или придя к власти во второй половине 1970-х гг., начали говорить о "модернизации в четырех областях жизни страны". Вэй Цзиншэн ощущал и понимал, что они не сумели добраться до самых корней проблем Китая. Дэн Сяопин и его последователи десятилетиями находились в руководстве страны и должны были извлечь уроки из поражений. На самом же деле они не видят корней главных проблем Китая, следовательно, и цена им как государственным людям не высока.

Подобного рода мысли зрели у Вэй Цзиншэна давно. В то же время, пройдя все взлеты и падения во время "культурной революции", он на время утратил интерес к политической активности. В 1970-х гг. во время "Движения 5 апреля 1976 года", когда под лозунгом "проявления уважения" к Чжоу Эньлаю люди, по сути дела, осуждали политический режим Мао Цзэдуна, да и в начальный период движения у "Стены демократии" в 1978 г. он был лишь сторонним наблюдателем.

Имея за плечами жизненный и политический опыт, Вэй Цзиншэн понимал, что ждало участников этих движений, какой жестокой будет реакция на них со стороны властей Китая. Здесь у Вэй Цзиншэна не было никаких иллюзий, он исходил из того, что участие, скажем, в "Движении за демократию", непременно закончится репрессиями со стороны властей, причем нужно с самого начала быть готовым к тому, что за это придется заплатить своей жизнью. В то время мать Вэй Цзиншэна была серьезно больна, и он выполнял свой сыновний долг, ухаживая за ней до ее последних дней (она скончалась в 1977 г.). Даже после этого Вэй Цзиншэн не имел намерений включаться в активную политическую деятельность. Ситуация изменилась с появлением "Стены демократии" вскоре после окончания "культурной революции", когда Ху Яобан, в то время генеральный секретарь ЦК КПК, активно пересматривал ложные обвинения периода "культурной революции", вследствие чего многие выступали со своими заявлениями.

С самого начала то, что получило название "Стены демократии", было не одним каким-то местом в Пекине, а несколькими площадками. Это был "пекинский Гайд-парк" (или даже Гайд-парки); правда, там люди, как правило, не выступали с речами, а вывешивали на стене или на специально установленных щитах свои письменные обращения и заявления. Среди активистов "Стены демократии" появились юноши (Бэй Дао, Лю Цин), которые имели доступ к документам с грифом "для внутреннего пользования" и пытались вырваться из-под контроля цензуры, установленного КПК над всеми средствами массовой информации. Эти молодые люди начали издавать свой журнал под названием "Пекинская весна" ("Бэйцзин чжи чунь"). Появились и другие подобного рода печатные издания, выходившие периодически или однократно.

Размышляя об этом десять лет спустя в 1998 г., Вэй Цзиншэн и Лю Цин полагали, что в свое время в "Пекинской весне" и в других изданиях, по сути дела, просто пропагандировали кое-что из арсенала все той же КПК, "вздымая знамя марксизма-ленинизма", "славили все того же тигра", как говорят в Китае. И в то же время это было стремление к демократии под оболочкой марксизма. Вэй Цзиншэну все эти публикации нравились, хотя они быстро появлялись и исчезали и он не успевал знакомиться со всеми изданиями и материалами такого рода.

Что же конкретно подвигло Вэй Цзиншэна начать активно участвовать в демократическом движении?

Как часто случается, один какой-нибудь эпизод имеет большие последствия для всей дальнейшей жизни человека, меняет всю его судьбу. Конечно, чаще всего это происходит с человеком, который внутренне уже был готов к таким изменениям. 27 ноября 1978 г. Дэн Сяопин в беседе с неким американским журналистом сделал показавшееся Вэй Цзиншэну важным заявление относительно "Стены демократии" (текст этой беседы не был включен в "Избранные произведения" Дэн Сяопина, но попал в руки Вэй Цзиншэна и многих других молодых активистов демократического движения). Из слов Дэн Сяопина следовало, что дела государства должны находиться исключительно в ведении центральных властей, то есть ЦК КПК и правительства КНР. Простому же люду не следует вмешиваться не в свое дело, а надо на своих рабочих местах, на фабриках и в хозяйствах, вносить свой вклад в "осуществление четырех модернизаций". Вот так полагал Дэн Сяопин...

По мнению Вэй Цзиншэна, это был ясный сигнал, означавший, что всем, кто принимал участие в "Движении у Стены демократии", лучше не питать надежд и прекратить "создавать неприятности" для властей, накликая беду на свою голову. В то время многие послушались призыва, "раз об этом заговорил сам товарищ Дэн Сяопин". И на "Стене демократии" появились даже выступления с призывами к прекращению движения.

По наблюдениям Вэй Цзиншэна, все это вызвало в Пекине новую волну критики. Люди говорили тогда так: "Да китайцы вообще инертны и бесхребетны. Вы только поглядите на них: им на два денечка предоставили свободу, они получили возможность высказаться, но вот стоило теперь появиться всего-навсего крохотному "указанию" кого-то там, и они уже готовы отступить, идти на попятный. Да это просто кучка слабаков. Увы, у Китая нет никаких надежд". Таково было общее настроение.

Услышав комментарии такого рода, Вэй Цзиншэн был опечален, так как он полагал, что не все китайцы бесхребетны. К этому времени в результате многолетних раздумий его мысли сформировались, и он решил изложить свои убеждения, сделать что-то конкретное, руководствуясь намерением доказать всем и каждому, что не все китайцы бесхребетны. Тогда-то Вэй Цзиншэн и выступил со своим заявлением, озаглавленным "Пятая модернизация: демократия".

Оно было написано за одну ночь, и Вэй Цзиншэн вывесил его на "Стене демократии" 5 декабря 1978 г.

Итак, первое же выступление Вэй Цзиншэна с политическим заявлением в защиту демократии было, по сути дела, началом его политической дуэли с Дэн Сяопином.

По словам Вэй Цзиншэна, в своем первом заявлении он сконцентрировался на чисто политических проблемах. Ныне общепризнанно, что это заявление Вэй Цзиншэна было более острым, чем остальные выступления такого характера, ибо прямо указывало на проблемы, стоявшие перед Китаем.

В нем он, в частности, писал: "Наши книги по истории говорят нам, что народ - хозяин и творец всего, но в действительности он больше похож на верных слуг, стоящих по стойке "смирно" и готовых покорно следовать за вождями, которые раздуваются как дрожжевое тесто. Почему все реакционеры в новейшей истории объединились под общим знаменем неприятия демократии? Потому что демократия дает их врагу - простому народу - все и не предоставляет им - угнетателям - никакого оружия, с помощью которого они могут противиться воле народа".

Заявление Вэй Цзиншэна вызвало широкий резонанс. "Стена демократии", расположенная в пекинском районе Сидань, по сути дела, находилась в самом центре столицы. Это был конечный пункт многих городских и пригородных автобусных маршрутов; там всегда было много людей. Около заявления, написанного Вэй Цзиншэном от руки крупными иероглифами, собралась большая толпа. Стоявшие сзади требовали читать вслух. Нашлись добровольцы, не позволявшие сорвать заявление со стены.

Вэй Цзиншэн был доволен тем, что многие разделяли его мысли. Для него из этого следовало, что в Китае много смелых людей. Он с самого начала подписал заявление своим настоящим именем, хотя в то время никто не решался так делать. Люди полагали, что "Вэй Цзиншэн" - выдуманное имя автора заявления. И тогда ночью, когда на улице никого не было, Вэй Цзиншэн приписал к своему заявлению домашний адрес и номер телефона.

После этого к Вэй Цзиншэну домой пришли активисты "Движения у Стены демократии". Их оказалось полтора десятка человек. Они разделяли взгляды Вэй Цзиншэна и предложили общими усилиями выпускать журнал. Вэй Цзиншэн призвал не торопиться, подумать несколько дней, прежде чем принимать решение. По мнению Вэй Цзиншэна, такой поступок мог стоить жизни и ему и его товарищам. Вэй Цзиншэн полагал, что именно так может с ними поступить Компартия Китая. Сам он был готов к этому, считая, что борьба за демократию не возможна без крови, без жертв. Никто не принесет ни демократию, ни права человеческой личности готовыми, как говорится, на блюдечке. Нужно было проникнуться решимостью отдать кровь и жизнь за это дело.

Вэй Цзиншэн объяснил свою позицию пришедшим к нему домой активистам демократического движения. Он также полагал тогда, что власти могли допустить возможность для людей высказывать свои взгляды, говорить правду только на протяжении двух-трех месяцев, не больше. Кстати, по словам Вэй Цзиншэна, столько же продолжалась и последующая кампания борьбы за демократию в 1989 г. Вэй Цзиншэн полагал также, что он обязан первым пойти по этому пути и сознательно принести себя в жертву.

Из пришедших к нему в первый раз пятнадцати человек после раздумий только трое затем вместе с ним начали издавать журнал "Поиск" ("Таньсо"). Таким образом, с самого начала образовалась четверка: Вэй Цзиншэн, Ян Гуан, Лу Линь и Лю Цзиншэн. По словам Вэй Цзиншэна, все они согласились с его мыслью о том, что каждый должен быть готов принести себя в жертву, пожертвовать своей головой. Вэй Цзиншэн подчеркивал, что во время суда над ним в 1995 г. судья не верил в то, что молодые люди могли так сразу, без длительного предварительного знакомства, поверить друг другу и вступить в соглашение, предполагавшее жертвы. Судья задавал Вэй Цзиншэну вопросы такого характера: "Были ли вы ранее знакомы друг с другом? Каким образом вы смогли занять твердые позиции, не будучи давно знакомы друг с другом; проявить готовность пожертвовать своей головой?"

Все это позволяет судить о настроениях в умах в Китае. В частности, о взглядах и активистов демократического движения, и представителей властей. Думается, что и ныне складывается ситуация, когда те, кого в определенном смысле можно назвать идеалистами, т.е. защитники идеалов демократии в Китае, выступают против властей. В свое время КПК многого добилась именно потому, что на ее стороне в борьбе против существовавшего тогда правящего режима выступали идеалисты. Ныне у самих представителей власти в подавляющем большинстве случаев уже нет идеализма, прекрасных идеалов, особенно если говорить о ситуации применительно к внутрикитайским проблемам. Среди тех, кто выступает против нынешних властей КНР, много и идеалистов. Нынешняя власть в КНР утратила идеалы. В этом, возможно, главная слабость или одна из главных слабостей властей в КНР, которая со временем, очевидно, проявится.

Вэй Цзиншэн утверждал, что власти не могли понять того, что он и его сотоварищи решили пожертвовать своими жизнями, потому что их идеалы были для них выше не только мыслей о карьере, но даже самой жизни. В их маленьком коллективе не было интриг; они весьма эффективно работали, выпуская совместными усилиями свой журнал "Поиск".

При этом все четверо были бедны. Вэй Цзиншэн оказался среди них самым состоятельным человеком: у него, в отличие от остальных, имелись и наручные часы и велосипед. И то и другое он продал, чтобы обеспечить выпуск журнала. Общими усилиями они собрали 150 юаней, что соответствовало тогда примерно 10 американским долларам.

Молодые люди делали в журнале все: писали статьи, доставали бумагу и мимеограф, специальные чернила для него, печатали свой журнал. В те времена не разрешалось иметь никому, кроме государства, никаких печатно-множительных устройств. Все необходимое им приходилось доставать через друзей.

До той поры все материалы в районе "Стены демократии" распространялись бесплатно. Вэй Цзиншэн предложил продавать журнал за деньги, брать за каждый номер по юаню. В то время номер главного журнала, издававшегося ЦК КПК, журнала "Красное знамя" ("Хун ци"), стоил пол-юаня (этот журнал издавался, конечно, с большой дотацией государства и партии). Вэй Цзиншэну представлялось, что им нужны были деньги для издания следующих номеров журнала, а средства добыть было неоткуда - только от продажи первого номера журнала. Вэй Цзиншэн также понимал, что власти вряд ли дадут им для такого рода деятельности больше чем полгода.

До ареста Вэй Цзиншэна в конце марта 1979 г. удалось выпустить три номера журнала "Поиск". Журнал пользовался громадной популярностью. После ареста Вэй Цзиншэна его друзья исхитрились издать еще несколько номеров журнала.

Первый номер журнала был отпечатан тиражом в сто экземпляров. Затем тираж понемногу увеличивался. Четвертый номер еще при Вэй Цзиншэне планировали издать тиражом в одну тысячу экземпляров, но этот номер так и не вышел в свет.

Вэй Цзиншэн также первым среди своих друзей предложил передавать их материалы для сведения иностранным корреспондентам. В эти месяцы Вэй Цзиншэн формально числился в отпуске по болезни. Друзья и знакомые помогали ему получать бюллетени, чтобы продлевать отпуск. Многие люди сочувствовали его деятельности в пользу демократии.

* * *

В феврале 1979 г. Дэн Сяопин ввел китайские войска во Вьетнам, а в марте того же года был вынужден вывести их из Вьетнама. Вэй Цзиншэн понял, что теперь власти возьмутся за него и его друзей. Он начал готовиться к этому, пряча у знакомых документацию, связанную с изданием журнала. Он сжег тогда и свою обширную корреспонденцию.

С февраля 1979 г. Вэй Цзиншэн находился под постоянным наружным наблюдением органов политического сыска. Он иной раз подшучивал над своими филерами и на время оставлял их в растерянности, уходя от преследования в узких пекинских переулках. Оказалось, что эти "специалисты" были обучены только тому, как следить в Пекине за иностранцами на автомашинах. Вэй Цзиншэн, однако, не ставил своей задачей уход в подполье, так как не желал подвергать опасности многих своих знакомых, которых власти при этих обстоятельствах непременно арестовали бы. И 25 марта 1979 г. Вэй Цзиншэн выступил со статьей под заголовком: "Чего вы хотите: демократии или новой диктатуры?" В ней он утверждал, что Дэн Сяопин по-прежнему идет по пути личной диктатуры. "Хочет ли Дэн Сяопин демократии? - писал Вэй Цзиншэн. Нет, не хочет. Он говорит, что стихийная борьба за демократические права это лишь предлог для того, чтобы сеять смуту, что она подрывает нормальный порядок и должна быть подавлена. Однако в политике, как нигде, ситуация может считаться нормальной, только если существуют различные идеи".

Вэй Цзиншэн давно уже составил твердое мнение о Дэн Сяопине и полагал, что должен был, рано или поздно, высказаться на эту тему. Предвидя свой неминуемый арест, он выступил с этой статьей, желая предостеречь своих соотечественников. По словам Вэй Цзиншэна, в то время он ощущал, что очень многие в КНР были сбиты с толку. Особенно это касалось старых партийных функционеров, да и некоторых интеллектуалов, которых "освободили" после смерти Мао Цзэдуна от политических обвинений, сняли с них политические ярлыки. Все они считали Дэн Сяопина великим благодетелем. По словам Вэй Цзиншэна, многие из них и до сих пор придерживаются такой точки зрения и просто не способны думать иначе. Поэтому Вэй Цзиншэн считал чрезвычайно важным предостеречь всех китайцев, сказать им, что Дэн Сяопин все еще осуществляет диктатуру, и призвать людей не оказывать Дэн Сяопину поддержки. Такова была одна из причин, побудивших Вэй Цзиншэна написать эту статью.

Другая причина состояла в том, что к тому времени Вэй Цзиншэн получил информацию, своего рода намек на то, что с ним может произойти или чего от него ждали власти. Друзья Вэй Цзиншэна, работавшие в органах политического сыска, предостерегали его, советуя поскорее скрыться, уйти в подполье. Они также говорили, что руководство в Пекине обсуждало вопрос о списке лиц, подлежавших аресту. Самые твердолобые из руководителей Коммунистической партии Китая предлагали арестовать от ста до двухсот человек; минимальный список состоял из тридцати фамилий. Причем в обоих случаях первым в списках стояло имя Вэй Цзиншэна.

В этой ситуации Вэй Цзиншэн размышлял следующим образом. Если бы он просто ничего не делал и пассивно ждал ареста, тогда серия арестов практически захватила бы всех вожаков демократического движения, которое в то время состояло из пяти организаций или кружков, и число арестованных достигло бы 30?35 человек. Таким образом властям удалось бы одним махом практически покончить с демократическим движением.

Вэй Цзиншэн решил, что ему следовало сделать неожиданный шаг, чем-то уколоть Дэн Сяопина, подстегнуть его. Вэй Цзиншэн полагал, что он хорошо разбирается в характере Дэн Сяопина, который как типичный сычуанец мгновенно реагировал на любой провокационный шаг. Из этого следовало, что, если бы удар был нанесен лично по Дэн Сяопину, он непременно взорвался бы и арестовал самого Вэй Цзиншэна. А мой арест, продолжал размышлять Вэй Цзиншэн, привлек бы внимание мировой общественности к тому, что происходит в Пекине. Вне зависимости от того, имело демократическое движение результаты или нет, было ли оно успешным или не было успешным, тогда, когда Вэй Цзиншэн был жив, его арест и казнь имели бы определенный международный резонанс. По мнению Вэй Цзиншэна, дело было в том, что Дэн Сяопин еще не упрочил свой контроль за положением в стране и ему было крайне необходимо соответствующее отношение за рубежом; он нуждался даже в дипломатической поддержке со стороны иностранных правительств для упрочения своего положения внутри страны.

Дэн Сяопин ни в коем случае не мог пойти на то, чтобы восстановить против себя правительства других государств. Поэтому если иностранные правительства отреагируют на мой арест, то Дэн Сяопин, вероятно, не осмелится расстрелять меня, полагал Вэй Цзиншэн. И если бы даже Вэй Цзиншэна расстреляли, давление, которое после этого оказали бы на Пекин иностранцы, остановило бы последующие аресты. Таким образом, Вэй Цзиншэн считал свое выступление со статьей своего рода формой защиты остальных участников демократического движения.

Вэй Цзиншэн полагал, что прямо рассказать коллегам обо всех своих соображениях он не может, ибо никто не поверил бы, что он приносит себя в жертву. И до сих пор многие не верят тому, что говорит Вэй Цзиншэн в связи с событиями того времени.

Однако Вэй Цзиншэн и его коллеги в то время приняли на вооружение принцип необходимости - пожертвовать собой ради сохранения остальных людей, которые, в частности, выпускали журнал "Поиск". Избежать ареста они не могли, поэтому решили сами пойти навстречу событиям.

Некоторые другие демократы, например Лю Цин, не соглашались с Вэй Цзиншэном. Несогласие проявлялось следующим образом. Вэй Цзиншэн утверждал, что вплоть до начала 1998 г. многие продолжали считать, что именно провокация в отношении Дэн Сяопина - статья с прямой персональной критикой в его адрес - лишила Дэн Сяопина возможности ввести демократию и побудила его продолжать линию на диктатуру.

Когда решение было принято, Вэй Цзиншэн начал готовиться к аресту. Прежде всего он условился со своей подругой, с которой они фактически жили одной семьей, хотя их брак и не был официально зарегистрирован, и которая делила с ним горести и радости, что после того, как он будет арестован, она публично заявит, что порывает с ним отношения, отмежевывается от него. Это было необходимо, чтобы оградить от репрессий родных и сохранить им жизнь. Состоялись также совещания шести человек, которые выпускали тогда журнал "Поиск". По настоянию Вэй Цзиншэна было решено, что после его ареста остальные сотрудники будут при допросах валить все на него, как на самого старшего из них, чтобы спасти как можно больше остальных.

Вэй Цзиншэн считал, что в ситуации, когда смерть неизбежна, а именно это он видел как самую реальную из перспектив, лучше пусть погибнет он один, чем погибнут все. Остальные должны были признавать свою вину и упрекать Вэй Цзиншэна в том, что он, как старший по возрасту, заманил их и вовлек в эту деятельность. Если кого-то из них освободили бы вследствие такой тактики из тюрьмы, это следовало, по мнению Вэй Цзиншэна, воспринимать как победу. Сначала его коллеги не соглашались с таким планом действий, но затем Вэй Цзиншэну удалось убедить их.

Вэй Цзиншэн полагал, что в гибели всех участников его кружка не было бы ничего хорошего. Тогда был бы остановлен сам демократический процесс. Если же кто-то из них останется на свободе, дело будет продолжено. Так и получилось. Позднее Лю Цзиншэн, которому удалось таким образом выйти на свободу, сделал очень многое.

* * *

Вскоре после этих совещаний все они были арестованы. Спустя четыре дня, то есть в самом конце марта 1979 г., Вэй Цзиншэна взяли - он был увезен нагрянувшими к нему в дом под покровом ночи примерно двадцатью полицейскими.

Пройдя через мучения, Лю Цзиншэн и Ян Гуан выступили с осуждением деятельности Вэй Цзиншэна, как они и договорились ранее. Друзья, остававшиеся на свободе, осуждали Лю Цзиншэна и Ян Гуана за их действия и выступления. Но Вэй Цзиншэн только радовался, так как это не было предательством, но лишь приемом, с помощью которого удалось хотя бы частично обвести преследователей вокруг пальца.

Когда Вэй Цзиншэна выпустили на свободу в 1993 г., а это продолжалось очень недолго, он объяснял многим, что произошло при их аресте в 1979 г., потому что к его коллегам общество, демократические круги относились несправедливо. Никто не верил им, пока все они не доказали, что действовали в соответствии с решением, которое было ими заранее обсуждено и принято.

После ареста Вэй Цзиншэна поместили в пекинскую тюрьму Баньбуцяо. Затем состоялся суд. После суда Вэй Цзиншэна отправили в камеру смертников в ту же тюрьму Баньбуцяо.

Вэй Цзиншэну довелось услышать, что между руководителями в Пекине существовали разногласия по вопросу о приговоре. Дэн Сяопин и близкие к нему руководители требовали смертной казни, в то время как Чэнь Юнь и другие настаивали на том, чтобы в отношении Вэй Цзиншэна вообще не выносился приговор. Ли Сяньнянь предложил компромиссное решение, сказав, что следует принять следующую формулу: "Наказание должно быть тяжелым, но это не должна быть смертная казнь". Именно такая директива и была принята руководством КПК и доведена до суда. Суд города Пекина, где рассматривалось дело, повторно обратился к высшим руководителям, ссылаясь на то, что он поставлен в затруднительное положение, ибо упомянутую директиву трудно реализовать на практике. Тогда сверху было спущено уточнение: "Пятнадцать лет - это и будет достаточно тяжелое наказание". И суд по прямому указанию руководства КПК, а не на основе законов приговорил Вэй Цзиншэна к пятнадцати годам тюремного заключения.

В то время в новом уголовном кодексе пятнадцатилетний срок тюремного заключения был самым большим наказанием. Вэй Цзиншэн, услышав приговор, был изумлен тем, что его не приговорили к смертной казни. После вынесения приговора его долго держали в камере смертников. По существовавшим тогда правилам в такой камере приговоренных к смертной казни держали не более двух месяцев, так как условия там таковы, что через два месяца заключенный погибает и без приведения приговора в исполнение. Вэй Цзиншэна содержали в таких условиях восемь месяцев.

Одно из писем Вэй Цзиншэна дошло к председателю Постоянного комитета (ПК) ВСНП (Всекитайского Собрания Народных Представителей) Пэн Чжэню. Спустя неделю после этого Вэй Цзиншэна перевели в обычную камеру в той же тюрьме Баньбуцяо, туда, где он сидел раньше. Его поместили в той части тюрьмы, где в каждой камере сидел только один настоящий заключенный. Кроме него в той же камере был еще один человек - подсадной заключенный, задача которого состояла в том, чтобы наблюдать за поведением политзаключенного. Политзаключенных при этом систематически избивали, и так продолжалось день за днем. Расчет был на то, что человек в результате всего этого потеряет волю.

В одну камеру с Вэй Цзиншэном посадили верзилу, который должен был его избивать. Однако Вэй Цзиншэн в ответ на попытки бить его сам взялся за дело с таким отчаянием, что избил подсадную утку так, что тот на следующее утро не смог открыть глаза. Позднее Вэй Цзиншэн узнал, что верзиле обещали за избиение дополнительную пайку. Вэй Цзиншэн рассказывал также, что этот неудачный для тюремщиков опыт они учли и после того, как его арестовали во второй раз в 1994 г. и судили в 1995 г., его после вынесения приговора, снова отправили в 1996 г. в то же отделение для политзаключенных в тюрьме Баньбуцяо, но вместе с ним в камеру поместили сразу шесть человек, которые избивали его.

Вэй Цзиншэна били и в 1979 г. Более того, после избиений, его оставили одного в камере, но с окон сняли сетки, которые защищали от комаров; комары искусали Вэй Цзиншэна до крови, и от них невозможно было спастись. При этом ему не давали бумаги, чтобы он не мог написать жалобу. И все-таки с помощью других заключенных Вэй Цзиншэну удалось написать жалобы и переправить их на волю. В конечном счете его жалобы дошли до Постоянного комитета ВСНП. Вэй Цзиншэн просил перевести его в другую тюрьму, где заключенных "исправляли трудом".

Такой перевод состоялся. И Вэй Цзиншэн оказался в камере площадью в шесть-семь квадратных метров, без света. Тринадцать месяцев его держали в этой камере, и он не видел солнечных лучей. Из-за этого у него выпали зубы и заболело сердце. Когда в годы его тюремного заключения появлялись сокамерники, то это всегда были "глаза и уши" надзирателей.

Самым тяжелым испытанием было запрещение любой физической активности, то есть вынужденное сидение без движения. Вэй Цзиншэну разрешалось только сидеть, не двигаясь при этом. Вэй Цзиншэн говорил, что именно это - худшая из пыток для человека. Заключенный в этом случае находится в закрытом со всех сторон помещении, не имеет никаких контактов с внешним миром и с другими людьми. Это причиняет огромные страдания. Иной раз это уже не только психологическая пытка, но и колоссальное физическое неудобство, так как у человека появляется острое чувство стеснения в груди, которое просто невозможно переносить; при этом кажется, что уж лучше бы кто-нибудь пришел и избил тебя. Однако тюремщики не бьют политзаключенного при этих обстоятельствах; они просто игнорируют его. Двери камеры бывают плотно закрыты, и вы должны оставаться в одном и том же положении, в состоянии полного бездействия и неподвижности. К этому нужно добавить, что вы лишены возможности побывать под лучами солнца; поэтому вы непременно заболеете. Человек не может существовать без солнечных лучей - делился своим опытом Вэй Цзиншэн.

В годы тюремного заключения у Вэй Цзиншэна расшатались зубы. Тюремщики в этой связи сказали на это, что улучшат его питание. После этого ежедневно днем и вечером ему стали давать твердокаменные лепешки. Их было трудно грызть воспаленными деснами. "Ах, так ты не можешь есть? - говорили тюремщики Вэй Цзиншэну. - Ну, что же, тогда делать нечего; мы ничего больше не можем для тебя сделать". Вэй Цзиншэн стал постепенно впадать в полузабытье. Затем ему пришла мысль, что можно начать голодовку в знак протеста.

Когда он начал голодовку, тюремщики вставили ему трубку в нос и стали наливать через нее кукурузную кашицу, нечто вроде кукурузного теста. Это никак не походило на питание глюкозой. "Такого счастья у меня не было", шутил позже Вэй Цзиншэн; он вообще по природе человек ироничный и склонный подшучивать над собой.

Итак, Вэй Цзиншэну вливали через трубку, вставленную в нос, кукурузную кашицу. Мало того, они не просто вставляли трубку в нос. Существовала и еще одна, далеко не последняя, форма пыток. Вставив трубку, они дергали ее, многократно выдергивали и снова всовывали. Можно себе представить, как больно человеку, если ему продергивать трубку через нос ? туда и обратно, снова и снова.

Вполне очевидно, что это не была личная инициатива какого-то выродка-надзирателя. В таком высокоорганизованном государстве, каким является Китайская Народная Республика, особенно во всем том, что касается системы политического сыска, политических преследований и обращения с политическими заключенными, регламентировано все до последних мелочей, вплоть до указаний, сколько раз и с какой силой продергивать упомянутую трубку. Существуют государственные институты, а в них сидят врачи-специалисты; эти специалисты с научной точки зрения подходят к вопросу о том, как наказывать политических заключенных, да так, чтобы в одних случаях доводить их до смерти, не оставляя следов, а в других случаях мучить их так, чтобы полностью парализовать их волю и сделать послушными исполнителями воли руководства КПК?КНР.

* * *

Вернемся, однако, в камеру, где содержался Вэй Цзиншэн. При пытках, о которых было сказано, тюремщики, как обычно, использовали других заключенных - "с помощью одних преступников наказывали других преступников". Другие заключенные крепко держали Вэй Цзиншэна. Это были самые отвратительные уголовники, отверженные обществом, совершившие самые бессовестные преступления, насиловавшие малолетних. Именно они старались в тюрьме во всем угодить тюремщикам, были готовы на все. Политические заключенные, вполне естественно, не желали с ними общаться.

Итак, в тюрьмах КНР, как в свое время в СССР, тюремщики используют "социально близкий" контингент, используют уголовников, которых они натравливают на "социально чуждых", то есть на политических заключенных.

Соединенными усилиями эти преступники, то есть тюремные надзиратели и их подручные-уголовники, насильно укладывали Вэй Цзиншэна на спину, вводили ему в нос трубку и издевались над ним, как об этом сказано выше. Все это ему приходилось выносить. Вэй Цзиншэн оказался, как говорят в Китае, "человеком крепкой кости". Он без криков терпел и "кормление" через трубку. Один из тюремных надзирателей, "профессионал", который сторожил политических заключенных, так сказать, по традиции при всех политических режимах с 1947 г., говорил Вэй Цзиншэну, что на его памяти никому из политических заключенных не удавалось с таким мужеством переносить эти издевательства. Обычно люди пытались вскочить и вырваться, но Вэй Цзиншэн терпел и не давал возможности тем, кто издевался над ним, получить лишнее удовольствие и посмеяться над человеческими слабостями, над мучениями человека.

В результате этих издевательств у Вэй Цзиншэна появились постоянные боли в желудке. Сначала ему показалось, что это гастрит. Затем ему пришла в голову мысль, что это мог быть не гастрит, а заболевание сердечной мышцы. Тогда он потребовал врачебного обследования. В тюремном медпункте ему заявили, что электрокардиограмма не показывает заболевания. Вэй Цзиншэн в ответ заметил, что медсестра даже не подключила аппарат к электросети. Вэй Цзиншэн начал рассылать письма с требованиями провести настоящее медицинское освидетельствование. С этого момента, а это было в 1981 г., он стал оставлять у себя копии своих писем в различные инстанции. Вскоре его перевели из пекинской тюрьмы Баньбуцяо в пекинскую тюрьму № 1, где он находился до 1984 г.

Вэй Цзиншэн полагает, что в 1983 г. после его многочисленных заявлений и просьб и, вероятно, после получения санкции на это председателя ПК ВСНП Пэн Чжэня его поместили в госпиталь Министерства общественной безопасности, так как он проходил именно по этому ведомству, будучи политическим заключенным, или "контрреволюционером". (Попутно можно заметить, что в СССР даже официально политзаключенных обвиняли в "антисоветской деятельности" или в "антисоветской пропаганде", иначе говоря, акцент делался на идеологической стороне, на преступлениях идеологического характера, а в КНР усовершенствовали и это: там речь всегда шла не о характере строя, "социалистического строя", и не о характере власти, "народной власти", а о выступлениях против абстрактной на первый взгляд "революции" и против "государства", хотя, по сути дела, подразумевалось, что преступление совершается против интересов китайской нации, которая отождествлялась и с "государством" и с "революцией". Ибо "революция" имелась в виду как нечто, совершаемое в целях освобождения китайской нации; таким образом, в КНР из политзаключенных делали врагов нации, а не только врагов "трудящихся" или врагов "трудового народа". Иначе говоря, в СССР политзаключенные оказывались прежде всего врагами классовыми, а в КНР - врагами нации.) Когда было проведено обследование, то установили, что у Вэй Цзиншэна действительно имелось заболевание сердца; он страдал недостаточным кровоснабжением коронарной артерии. Причем врач в нарушение инструкции сказал об этом самому Вэй Цзиншэну. Хорошие люди попадаются везде.

С 1984 г. Вэй Цзиншэн начал требовать освободить его из заключения в связи с болезнью сердца. Результат полностью соответствовал сущности руководителей КПК?КНР как власть имущих. Они стремились физически уничтожать всех, в ком видели своих врагов, но предпочитали делать это так, чтобы не нести за смерть людей никакой ответственности.

После того как Вэй Цзиншэн несколько раз обратился с такими заявлениями, его перевели из Пекина в высокогорные места подальше от столицы - в район Цинхая. Вэй Цзиншэн утверждал, что такое решение было принято в соответствии с директивой, которую собственноручно написал Дэн Сяопин: он приказал, чтобы Вэй Цзиншэна отправили в высокогорный район, не ниже трех тысяч метров над уровнем моря. Там заболевание сердца должно было еще больше обостриться. Практически это был метод убийства.

Итак, от Дэн Сяопина до рядовых работников системы политических преследований все в КНР изыскивали методы умерщвления политических противников, которые выглядели бы как естественная смерть политзаключенного. Бесчеловечность и руководителей КПК, начиная с Дэн Сяопина, и рядовых исполнителей, всех маховиков, рычагов и винтиков этого политического механизма, оставалась их первой характеристикой.

В конце 1984 г. Вэй Цзиншэна доставили в город Синин в провинции Цинхай. Он находился там полтора месяца, так как ни один из исправительно-трудовых лагерей не соглашался принять его. Начальство в каждом исправительно-трудовом заведении боялось, что ему будет поставлена в вину смерть Вэй Цзиншэна. Политический режим или система, существовавшая в КНР, характеризовалась, с одной стороны, бесчеловечностью по отношению к политзаключенным и, с другой стороны, стремлением любого представителя властей, каждого начальника любого уровня, снять с себя ответственность и возложить ее на другого. Это была безответственная власть - в том смысле, что каждый из власть имущих не желал брать на себя ответственность. В то же время свалить на другого ответственность - это было в порядке вещей.

Вернемся к Вэй Цзиншэну. Лагерь трудового перевоспитания в Тангму наконец согласился принять его в порядке эксперимента. Интересно отметить, что тогда в Цинхай доставили из Пекина не одного Вэй Цзиншэна, а нескольких политзаключенных. Правда, совсем не таких.

Это были известные вожаки молодежных или хунвэйбиновских организаций периода "культурной революции", но не те, кто пошел вразрез с указаниями "штаба Мао Цзэдуна", как это сделал Вэй Цзиншэн, а верноподданно исполнявшие распоряжения Мао Цзэдуна и Цзян Цин. Их имена - Куай Дафу и Хань Айцзинь. Они были виноваты, в частности, в издевательствах над председателем КНР Лю Шаоци; их осудили после смерти Мао Цзэдуна, практически одновременно с Цзян Цин.

Всех троих, Вэй Цзиншэна, Хань Айцзиня и Куай Дафу, доставили из Пекина в Цинхай одновременно и на полтора месяца поместили на территории кирпичного завода. Когда Вэй Цзиншэна доставили в лагерь трудового перевоспитания и продержали там в порядке испытания неделю, выяснилось, что в его состоянии нет ни ухудшения, ни улучшения. Тогда туда же были доставлены Куай Дафу и Хань Айцзинь. Вэй Цзиншэн считал, что его намеренно отправили в высокогорный район с расчетом погубить его жизнь и не отвечать за это. Так же не случайно его отправили туда не одного, чтобы иметь впоследствии возможность утверждать, что перевод происходил в общем порядке.

Можно отметить, что попытка властей поставить Вэй Цзиншэна, осужденного за выступление в защиту демократии и против диктатуры, в один ряд с Куай Дафу и Хань Айцзинем, которые были наказаны за преступления в ходе "культурной революции" и были осуждены не только судом, но и общественным мнением в Китае, не случайна. Так власти пытались опорочить Вэй Цзиншэна в глазах общественного мнения в КНР и за рубежом.

В Цинхае Вэй Цзиншэна осмотрел, пользуясь только стетоскопом, очень опытный старый врач, который в свое время служил еще в армии Чан Кайши. Доктор подтвердил, что у Вэй Цзиншэна с детства слабое сердце и что его болезнь развивалась именно под воздействием тюремного заключения. В провинции Цинхай Вэй Цзиншэн провел пять лет, с 1984 по 1989 г. В конце 1988 г. пришли сообщения, что весной 1989 г. его могут освободить. К этому времени он чувствовал себя плохо, однако медицинской помощи ему не оказывали. У него выпали почти все зубы. Вставить искусственные Вэй Цзиншэну не удалось, так как по правилам китайской тюрьмы это заключенным не разрешалось.

По мнению Вэй Цзиншэна, вполне вероятно, что именно Дэн Сяопин дал следующее указание: "Политические заключенные, такие, как Вэй Цзиншэн, должны содержаться в условиях, не отличающихся от условий, в которых находятся уголовные преступники". Это означало, что условия могли быть хуже, но не лучше, чем для уголовников. Об этом указании Вэй Цзиншэну сообщило тюремное начальство, ссылаясь при этом на то, что тут оно ничего не может поделать, так как распоряжение пришло сверху и они должны подчиниться.

В 1985 г. Вэй Цзиншэн написал письмо тогдашнему генеральному секретарю ЦК КПК Ху Яобану. Спустя месяц или два месяца после того, как он его отправил, Ху Яобан побывал с инспекцией в Цинхае. Там он провел совещание работников правоохранительных органов и дал следующее указание: поскольку таких политзаключенных, как Вэй Цзиншэн, освободить в связи с заболеванием невозможно, а Вэй Цзиншэн действительно болен, должно быть обеспечено такое медицинское обслуживание, какое существует для рядовых обычных граждан. И должны быть созданы приемлемые бытовые условия вместо тюремных.

Начальство исправительно-трудового лагеря оказалось между двух огней, в затруднительном положении. Оно должно было одновременно выполнять две противоположных директивы высших руководителей: указание Дэн Сяопина содержать политзаключенных не лучше, чем уголовников, и указания Ху Яобана - обеспечить больным политзаключенным условия для их лечения и быта. Начальство исправительно-трудовой колонии предложило Вэй Цзиншэну написать письмо своим родственникам, с тем чтобы те прислали ему деньги, на которые он мог бы покупать себе кое-какую еду и топить печь. Так начальство надеялось избежать обвинения в невыполнении той или другой директивы. Начальники также обещали показать Вэй Цзиншэна врачам вне лагеря.

По мнению Вэй Цзиншэна, ему удалось выжить благодаря такой человеколюбивой позиции начальства исправительно-трудового лагеря. Вэй Цзиншэн благодарен этим людям, хотя их политические взгляды были иными, чем у него. По словам Вэй Цзиншэна, они восхищались им как человеком.

Вэй Цзиншэн полагал, что его могли выпустить из тюрьмы в начале 1989 г., то есть после десятилетнего заключения, но этого не произошло, так как началось демократическое движение 1989 г. Власти отложили освобождение политзаключенных.

Вспоминая о годах в Цинхае, Вэй Цзиншэн также говорил, что обычно там существовал общий порядок, в соответствии с которым заключенные, получавшие деньги из дома, могли один раз в год осенью купить тушу барана и питаться этой бараниной зимой. Таков был обычай местного населения. Однако осенью 1988 г. лагерное начальство не разрешило Вэй Цзиншэну купить баранью тушу, так как ожидалось его освобождение. Предполагалось, что он будет выпущен накануне китайского Нового года или праздника весны. Однако этого не произошло в связи с событиями 1989 г. в Пекине на площади Тяньаньмэнь, где студенты требовали демократических перемен, а власти подавили их мирный протест вооруженной силой, в том числе бронетехникой; при этом погибли люди.

Тогда в лагере трудового перевоспитания все, и надзиратели и заключенные, следили за развитием событий на экране телевизора, который имелся в колонии.

По словам Вэй Цзиншэна, он прекрасно понимал тогда, кто такой Дэн Сяопин и как он поступит в конечном счете; при этом Вэй Цзиншэн лишь удивлялся наивности и примитивности методов, которыми действовали студенты и интеллектуалы.

Хотя многие люди из интеллектуальной элиты были друзьями Вэй Цзиншэна и он продолжал их высоко ценить и уважать, они, по его мнению, допустили тогда много серьезных ошибок. Практически они играли с огнем, подвергая опасности жизни студентов и простых горожан, ничего не делали. Они допустили, чтобы студенты просто сидели на площади, находясь как бы во сне или в забытьи. В то же время, по словам Вэй Цзиншэна, КПК действовала самым энергичным образом. Руководители КПК, включая Дэн Сяопина, активно обсуждали возникшие вопросы и создавшееся положение.

По мнению Вэй Цзиншэна, в то время многие в КПК, практически большинство, были против применения огнестрельного оружия против студентов. Дэн Сяопин и его сторонники использовали представившееся им время для того, чтобы одних переубедить, на других оказать давление, третьих заменить, наказав за несогласие. Когда же Дэн Сяопину удалось упрочить свои позиции внутри партийного аппарата, он открыл огонь по простым гражданам. Было так много жертв, что никак нельзя сказать, что за все это не пришлось заплатить большую цену, делал свои выводы Вэй Цзиншэн. И продолжал: это были важные события; это славная страница в новейшей истории Китая; подумать только, сколько же граждан Китая продемонстрировало решимость пролить свою кровь в сражении за свободу и демократию; в итоге стало ясно, даже еще более ясно, чем в результате моей личной жертвы в 1979 г., что китайцы - это вовсе не бесхребетные твари; это было весьма значительное событие, которое оказало великое влияние на психику нации, на состояние нации; с другой стороны, по зрелом размышлении следует признать, что довольно многие допустили тогда ошибки, которые привели к концу движения.

Вэй Цзиншэн рассказывал, что во время просмотра телевизионных репортажей с площади Тяньаньмэнь в 1989 г. он так волновался и переживал, что начинал стучать ногами. Надзиратели спрашивали, почему он это делает, ведь он не может дотянуться до Пекина, не может даже громко высказаться; все, что он мог сделать, это подать голос внутри своей тюрьмы. Вэй Цзиншэн полагал, что в их рассуждениях был свой смысл. Ведь их слова означали, что они тоже волновались и переживали.

По мнению Вэй Цзиншэна, людям от природы присуще стремление к демократии. Китай, китайцы находились тогда на перекрестке истории. Все считали, что свобода и демократия лучше, чем подавление свободы. Демократия и свобода имеют такую притягательную силу именно потому, что они отвечают изначальной природе человека. Там они берут свои истоки, а затем оформляются в систему. Можно сказать, что к этому стремятся все, даже старые тюремные надзиратели, полагал Вэй Цзиншэн. Они тоже не хотели, чтобы студентов расстреливали на улицах Пекина.

* * *

Вскоре после событий 4 июня 1989 г. на площади Тяньаньмэнь Вэй Цзиншэна по приказу из Пекина перевели в провинцию Хэбэй на соляные шахты Ганьбао неподалеку от города Тяньцзиня. Это самые большие соляные шахты в Азии. Сначала говорили, что Вэй Цзиншэн пробудет там всего несколько месяцев, однако ему пришлось провести там более четырех лет.

Во второй половине 1992 г. начались разговоры о скором освобождении Вэй Цзиншэна. Его стали переводить из одной тюрьмы в другую. Его опыт подсказывал, что это тоже был признак возможно близившегося освобождения. Именно в эти несколько месяцев, как говорил Вэй Цзиншэн, он начал набирать вес. Он просто очень растолстел. Доказать, что это было сделано специально, невозможно. Однако друзья Вэй Цзиншэна, врачи по профессии, говорили после его выхода из тюрьмы в 1993 г., что нет никаких сомнений в том, что ему давали гормоны, а это и привело к распуханию туловища, хотя руки и ноги остались худыми. Это делалось для того, чтобы внешний вид Вэй Цзиншэна в момент его освобождения из заключения отвечал утверждениям пропаганды властей о состоянии его здоровья. До 1992 г. Вэй Цзиншэн всегда оставался худым.

Сроки освобождения неоднократно откладывались. Вэй Цзиншэн был выпущен из тюрьмы 14 сентября 1993 г. Когда ему объявили о предстоящем освобождении, Вэй Цзиншэн заявил, что выйдет из тюрьмы, только унося с собой копии всех своих обращений в государственные учреждения. Это представлялось ему необходимым, чтобы когда-нибудь люди узнали, что он думал и что писал в тот или иной момент своего заключения.

В тюрьмах КНР существует правило, согласно которому заключенным не разрешается выносить с собой что-либо из тюрьмы; особенно это относится к политзаключенным. Однако Вэй Цзиншэн полагал, что в тот момент власти были весьма заинтересованы в том, чтобы объявить об освобождении его из тюремного заключения. Поэтому он решил настаивать на своем и не уходить из тюрьмы без копий своих писем.

Вэй Цзиншэн оказался прав. Власти даже опасались, что он откажется выйти из тюрьмы. Обычно в КНР освобождали при условии, что заключенный признал себя виновным в предъявленных ему обвинениях. В данном случае властям пришлось отказаться от этой процедуры и согласиться на то, что Вэй Цзиншэн подписал лишь заявление о том, что он был на протяжении известного срока заключенным, который подчинялся всем тюремным правилам и не нарушал их. На это Вэй Цзиншэн согласился, но он не подписал обычный документ с признанием предъявленных ему обвинений.

После первого ареста в 1979 г. Вэй Цзиншэн, как уже упоминалось, был приговорен властями КНР к лишению свободы сроком на 15 лет. 14 сентября 1993 г. - за девять дней до заседания Международного Олимпийского комитета, на котором должно было состояться голосование по вопросу о месте проведения Олимпийских игр 2000 г. - пекинские власти, надеявшиеся добиться для себя права быть устроителями этих игр, в целях улучшения своей репутации в глазах мировой общественности пошли на "досрочное" освобождение Вэй Цзиншэна, пробывшего к тому времени в заключении четырнадцать с половиной лет из пятнадцати.

Выйдя на свободу Вэй Цзиншэн, как и прежде, писал разоблачительные статьи и давал многочисленные интервью, чем приводил в ярость власти в Пекине. Олимпийская кампания была Пекином проиграна, и всего шесть месяцев спустя, 1 апреля 1994 г., Вэй Цзиншэн был снова схвачен и содержался 20 месяцев в условиях полной изоляции, без извещения родственников о месте его пребывания. 21 ноября 1995 г. - в то самое время, когда на Тайване была в разгаре избирательная кампания по выборам в высший орган законодательной власти, отличавшаяся острым соперничеством различных политических сил, пекинские власти продемонстрировали собственное понимание демократии - они официально объявили об аресте Вэй Цзиншэна по обвинению в "ведении заговорщической подрывной деятельности". 13 декабря начался показательный процесс над диссидентом, единственное "преступление" которого состояло в том, что он открыто выражал свои взгляды. Вэй Цзиншэн был вновь приговорен к 14-летнему тюремному заключению.

С тех пор как Вэй Цзиншэн включился в демократическое движение, его судьба складывалась чрезвычайно драматично. За все это время ему довелось быть на свободе лишь несколько месяцев. Фактически все самые активные лучшие годы своей жизни он провел в заточении. После повторного ареста Вэй Цзиншэн вот уже третий год подряд выдвигается кандидатом на соискание Нобелевской премии мира. В 1996 г. он был удостоен присуждаемой Европейским парламентом Сахаровской премии мира за выдающуюся борьбу за права человека.

* * *

Вэй Цзиншэн рассказывал, что во время пребывания в тюрьме самым мучительным для него были моральные пытки, когда его помещали в карцер, и он не имел информации ни о чем, и ему было не с кем поговорить. Таким было его пребывание на протяжении двух или трех лет в пекинской тюрьме № 1. Когда его после этого перевели в провинцию Цинхай, то у Вэй Цзиншэна буквально не ворочался язык; он был не способен произносить членораздельные звуки. Только к 1992 г. он сумел восстановить речь, управлять своим голосом. Однако это, по словам Вэй Цзиншэна, относительно небольшие неприятности.

Гораздо большими были другие. Когда Вэй Цзиншэна держали в карцере месяц или два, ему начинало казаться, что его мозг разрушается. Сознание работало таким образом, что одну и ту же мысль гоняло по кругу. Так тянулось бесконечно долго. Причем такая работа мозга продолжалась и тогда, когда он ел, когда он пил, и даже тогда, когда он спал. Когда это началось, Вэй Цзиншэн подумал, что он попал в большую беду. Ему было известно, что многие политзаключенные, в том числе многие старые члены компартии, объявленные врагами Мао Цзэдуна, например супруга председателя КНР Лю Шаоци Ван Гуанмэй, стали душевнобольными во время тюремного заключения. Вэй Цзиншэн подумал также, что тюремщики могли попытаться лишить его ясности ума. Причем они применили простой и надежный метод. Ему просто ничего не позволяли делать. Лишить человека возможности что-либо делать - вот самое трудное испытание, полагал Вэй Цзиншэн.

Оказавшись в такой ситуации, он попытался найти противоядие. Вэй Цзиншэн начал петь. Ему запретили петь вслух. Тогда он запел про себя. Он также решал в уме математические задачи. Он вспомнил, что в средней школе учитель рассказывал о неразрешимых математических задачах, и попытался искать их решение. Вэй Цзиншэн также попытался изобретать то одно, то другое. Например, он изобрел подогреватель сиденья для автомобилей, которые работают в холодных районах страны.

Находясь в тюрьме, Вэй Цзиншэн, по его словам, больше всего переживал за своих коллег, которые пострадали за то же дело. Тюрьма дала ему возможность долго размышлять над многими вопросами. Такой возможности, замечал с присущим ему юмором Вэй Цзиншэн, нет у людей на воле.

Вэй Цзиншэну на протяжении многих лет вообще не разрешали читать в тюрьме. Потом разрешили читать пропагандистские материалы. Книги, которые присылали ему родственники, конфисковывались. Через десять лет заключения разрешили передавать книги один раз в год. Этого было недостаточно. С лета 1997 г. ограничения на чтение были сняты. Были позволены все книги. Очевидно, это произошло в связи с близившимся вторым освобождением из тюрьмы.

Отвечая на вопрос о том, не жалеет ли он, что лучшие годы своей жизни ему пришлось провести в тюрьме, Вэй Цзиншэн сказал, что не сожалеет, так как с самого начала он решил, что должен быть готов к жертвам, а жизнь у него оставалась, о чем же тут жалеть. Ведь оставалась и возможность действий в будущем, то есть после выхода из заключения. Главное в тюрьме суметь выстоять духовно, сохранить свой ум. Для таких людей, как он, говорил Вэй Цзиншэн, главное, чего они боятся, это не мысли о смерти, а вероятность сойти с ума, потерять свое человеческое достоинство, что в конечном счете хуже всего. Некоторые политзаключенные кончали с собой именно из-за того, что были не в состоянии противостоять медленному помешательству, хотя слабыми людьми они не были.

Вэй Цзиншэн применял различные приемы. Например, он провоцировал надзирателей, начинал кричать, шуметь, стучать в дверь, заставляя надзирателей приходить и избивать его. После избиения ему становилось морально легче. Вэй Цзиншэн также стремился вступать с тюремщиками в споры. Плохо было тогда, когда они не входили с ним в пререкания и не избивали его, а просто игнорировали его существование, держа его в карцере. Вынести это было труднее всего. При этом возникало такое ощущение, что в теле накапливается некий газ, который разрывал внутренности человека. И это продолжалось двадцать четыре часа в сутки. Вот это было очень трудно переносить, говорил Вэй Цзиншэн.

* * *

Как сложились судьбы родственников Вэй Цзиншэна и близких ему людей?

Вэй Цзиншэн очень любил свою мать. Мы уже говорили о том, что он выполнял свой сыновний долг и более года, когда мать умирала от рака, продолжая работать, покупал для нее лекарства и ухаживал за ней до самой ее смерти в 1977 г. Младшая сестра Вэй Цзиншэна Вэй Шаньшань, которая теперь живет в Берлине, всегда была на его стороне и поддерживала брата. Она никогда не уговаривала его признать обвинения; в то же время она прямо говорила брату, что он - глупец, ибо в ее глазах все люди эгоисты и никто не желает жертвовать собой. Отец Вэй Цзиншэна, особенно тогда, когда сын начал свои выступления с демократических позиций, конечно же, будучи членом партии с большим стажем, не мог принять его деятельность. Однако в 1998 г. Вэй Цзиншэн говорил, возможно намекая на своего отца, что постепенно, с течением времени, взгляды многих функционеров КПК стали меняться; теперь они полагают, что Дэн Сяопин был не прав.

В каком-то смысле родным Вэй Цзиншэна повезло, что первый суд над ним состоялся в 1979 г. Это было время, когда власти были вынуждены предпринимать усилия для выправления некоторых последствий "культурной революции". Особенно это касалось вопроса о преследованиях в то время, а тогда под разного рода репрессии попали около ста миллионов человек. В руководстве Компартии Китая не кто иной, как сам Ху Яобан, который вскоре после смерти Мао Цзэдуна стал сначала председателем (1981?1982), а затем генеральным секретарем ЦК КПК (1982?1987), сосредоточился на снятии обвинений с невинно пострадавших функционеров партии. Многие тогда в КНР говорили: "Хватит с нас уголовных обвинений". Общий настрой в то время был таков, что, даже осуждая своих новых врагов, то есть активистов демократического движения, власти не могли расширять сферу репрессий.

Традиционно в Китае на протяжении столетий и тысячелетий наказывали не только того, кого власти считали виноватым, но и его родственников, причем не в одном колене и поколении. В 1979 г. ситуация была иной. В этой связи ни одному из родственников Вэй Цзиншэна, ни его отцу, ни его брату, ни его сестрам, в тех учреждениях и организациях, где они работали, не были предъявлены обвинения в преступлении, выражавшемся в родственных связях с Вэй Цзиншэном. Никого из них не исключили из партии.

Гонениям в школе подверглась только его племянница. Ей там говорили, что ее дядя - контрреволюционер, по сути дела лишая равных с соучениками прав на продолжение образования. Эта девочка родилась тогда, когда Вэй Цзиншэн уже сидел в тюрьме. Вэй Цзиншэн говорил, что он не исключает того, что она приедет учиться в США.

В судьбах людей происходят иной раз такие встречи, что и нарочно не придумаешь. Нужно же было случиться, что человек с такими политическими убеждениями, как Вэй Цзиншэн, встретил девушку своей мечты в Пекине и между ними возникла любовь с первого взгляда, а девушка оказалась тибеткой по имени Пинни. И тогда Вэй Цзиншэн на своем опыте столкнулся с тем, что установки Компартии Китая, определявшие на словах национальные отношения в стране, далеки от реальной действительности, да и от подлинных настроений самих функционеров и руководителей КПК.

Прежде всего против любви Вэй Цзиншэна и Пинни возражали родители Вэй Цзиншэна, старые функционеры КПК. Находясь под воздействием отношения КПК к тибетцам, под воздействием внутрипартийной пропаганды, отец и мать Вэй Цзиншэна полагали, как говорил сам Вэй Цзиншэн, что все тибетцы - это люди, лишенные морали, не умеющие себя вести, почти что недолюди. Мать даже сказала Вэй Цзиншэну, что если он будет продолжать встречаться со своей тибеткой, то может не возвращаться домой. Это было еще до тяжелой болезни матери. Вэй Цзиншэн тогда действительно ушел из дому, но не порвал со своей возлюбленной.

Несколько лет они прожили вместе. О браке и речи быть не могло. Дело в том, что организации, в которых работали Вэй Цзиншэн и Пинни, были против их брака. В КНР вопрос о браке тогда решал партком учреждения, в которой работал тот или иной человек. Существовала такая крепостная зависимость в личной жизни людей. Особенно это касалось детей кадровых партийных работников, функционеров КПК. Считалось, и, по сути дела, внутри КПК это было законом, что следовало беречь чистоту крови членов коммунистической партии, потомков старых революционеров и ханьцев по национальности. Особенно строго подходили к вопросу о браках ханьцев с неханьцами в этих случаях.

К несчастью, и Вэй Цзиншэн и Пинни оказались причислены к этой категории. Казалось бы, чего лучше. Сын функционеров КПК полюбил дочь функционеров КПК. Но молодой человек был ханьцем, а молодая женщина тибеткой. И это было для партии непреодолимым препятствием. Но не для самих молодых людей. Вэй Цзиншэн и Пинни жили вместе без всякого разрешения, но не могли оформить свои отношения в государственном учреждении.

Ситуация оказалась еще более сложной. Дело в том, что отец Пинни, человек по имени Пхунгцог Ванггиаль, был не просто одним из функционеров Компартии Китая, но тибетцем и основателем компартии в Тибете. После создания КНР отец Пинни занимал посты заместителя секретаря рабочего комитета компартии в Тибете и директора Института языков национальностей Академии наук Китая, члена ЦК КПК. Положение дел в Тибете не нравилось ни ему, ни другим тибетцам. Они были недовольны политикой, которую в Тибете проводил Дэн Сяопин. Тибетцы надеялись, что Мао Цзэдун исправит положение, поправит Дэн Сяопина. Поэтому отец Пинни и доложил о ситуации непосредственно Мао Цзэдуну в обход Дэн Сяопина. Отец Пинни говорил от имени простых тибетцев; он полагал, что первый руководитель КПК должен знать о репрессиях в Тибете. Мао Цзэдун узнал о мнении партийцев из Тибета. Последствия были предсказуемыми для КПК. Реагировать на критику в адрес Дэн Сяопина Мао Цзэдун, естественно, поручил Дэн Сяопину, передав тем самым ему в руки судьбу отца Пинни. А Дэн Сяопин, разумеется, разгневался, и отец Пинни без судебного разбирательства был брошен в тюрьму Циньчэн в Пекине, где его держали как политзаключенного на протяжении 18 лет, с 1960 по 1978 г. Во время "культурной революции" мать Пинни также подвергалась репрессиям и была доведена властями КПК?КНР до самоубийства. Братья и сестры Пинни были брошены в тюрьму и погибли. Из всей семьи на воле остались тогда только две девочки: Пинни и ее сестра.

Отца Пинни выпустили из тюрьмы в 1978 г., как раз накануне того, как Вэй Цзиншэн стал участвовать в движении за демократию.

Начав заниматься этим, Вэй Цзиншэн сказал Пинни, что им нужно быть готовыми ко всему, к любому повороту событий. Он решил, что ему больше не следует бывать у Пинни. Он учитывал и то, что ее отца только что выпустили из тюрьмы, и не хотел навлекать новые несчастья на Пинни и ее родных. Вэй Цзиншэн также велел Пинни после его ареста письменно отмежеваться от него, публично заявить, что она рвет с ним всякие отношения. Это защитит твою семью, твоих родных, сказал тогда Вэй Цзиншэн Пинни.

В своем противостоянии с властями Вэй Цзиншэн всегда исходил из того, что следует использовать в свою пользу правила, которые ввела сама КПК; при этом нужно идти на все, чтобы сохранять главное, а главная задача, с точки зрения Вэй Цзиншэна, избежать смертной казни, физического уничтожения, избежать преследований, чтобы сохранить жизнь людей, имеющих демократические убеждения; сохранив жизнь, они при возможности смогут снова продолжить свою деятельность в защиту демократии. Никаких правил чести в борьбе против диктатуры КПК?КНР не может быть. Из этого всегда исходил Вэй Цзиншэн. Правила чести, порядочности - для нормальных людей, но не для бесчеловечного режима КПК?КНР; здесь лучше пожертвовать жизнью одного человека, если при этом имеется возможность сохранить жизнь остальных сторонников демократии.

Далеко не все понимали позицию Вэй Цзиншэна. Например, некоторые родные Вэй Цзиншэна осудили Пинни за то, что она после его ареста отмежевалась от Вэй Цзиншэна. Однако, с его точки зрения, это была лишь форма борьбы против режима, и сделано это было по его совету. Когда Вэй Цзиншэна выпустили из тюрьмы в 1993 г., Пинни прислала ему весточку, спросив, не приехать ли ей в Пекин. Вэй Цзиншэн ответил, что этого делать не следует. Пинни к тому времени, а прошло пятнадцать лет, жила в Германии, была замужем за другим человеком, и у нее были дети. Больше Вэй Цзиншэн и Пинни не встречались.

Вэй Цзиншэн никогда не жил в Тибете на свободе, хотя его держали пять лет в исправительно-трудовом лагере и в тюрьме в провинции Цинхай по соседству с Тибетом. Интерес к Тибету у Вэй Цзиншэна возник после того, как он полюбил тибетскую девушку Пинни. Тогда-то он и познакомился с людьми, которые были специалистами в вопросе о положении в Тибете, прочитал материалы о положении в Тибете. Благодаря всему этому Вэй Цзиншэн составил себе определенное представление о Тибете. С его точки зрения, в Тибете никогда не было системы рабовладения, но существовал особый вид крепостного права.

При рабовладельческой системе человек, находящийся в положении раба, полностью лишен личной свободы, у него нет и никаких финансовых прав. Он становится собственностью своего хозяина, который отдает ему приказы, может наказать и даже убить его. В Тибете исторически существовала система крепостного права, при которой крепостные обладали некоторыми свободами. В частности, хозяин не мог по своему усмотрению убить своего крепостного. Крепостные принадлежали всему обществу, а так называемые хозяева были, по сути дела, всего лишь надсмотрщиками. Крепостные пользовались свободой передвижения и могли уходить как угодно далеко. Им запрещалось только эмигрировать. Вэй Цзиншэн говорил, что он был поражен, когда понял, что, по сути дела, при власти КПК?КНР на протяжении нескольких десятилетий людям в КНР запрещалось выезжать из страны точно так же, как это запрещалось при системе крепостного права в Тибете.

В 1980-х гг., находясь в тюрьме, Вэй Цзиншэн написал письма генеральным секретарям ЦК КПК тех лет Ху Яобану и Чжао Цзыяну, подчеркивая в этих письмах, что система, существующая в КНР, была типичной системой крепостного права, даже худшей по сравнению с Тибетом, Внутренней и Внешней Монголией до того, как они попали под контроль коммунистов. Дело в том, что при крепостном праве хозяева должны были заботиться о бытовых условиях своих крепостных; они несли за это ответственность. Хозяин должен был обеспечивать жизнь крепостного, давая ему должную пищу и одежду.

По мнению Вэй Цзиншэна, в 1950 г. КПК и Далай-лама подписали соглашение, которое иной раз называли "Двадцать одно условие". Если бы эти условия соблюдались, дела обстояли бы хорошо. Однако Дэн Сяопин стремился поскорее добиться того, что он именовал результатами; поэтому он ввел систему, которая была неприемлема для тибетцев; он навязал им то, что он именовал реформами. Тогда это называлось даже демократическими реформами. При этом предусматривались драматические быстрые перемены, полная ликвидация системы крепостного права, раздел всех земель, находившихся во владении хозяев. С этим были не согласны прежде всего крепостные, ибо они при таком повороте лишались покровителя или попечителя. Вэй Цзиншэн подчеркивал, что и применительно к Тибету нельзя поспешно осуществлять реформы, проявлять торопливость при проведении реформ. Ведь в соответствии с первоначальной договоренностью 1950 г. предусматривалось постепенное освобождение крепостных, постепенное введение института свободных граждан, реформа гражданского законодательства. Однако в 1950-х гг. КПК вмешалась в постепенный процесс осуществления этих реформ. И дело пошло вспять, в результате многие тибетцы стали говорить, что они не были крепостными ранее, но они стали ими в результате действий и политики Компартии Китая в Тибете. В свое время, до установления в Тибете власти КПК, крепостные не составляли большинства населения. Вэй Цзиншэн подчеркнул, что ситуация стала иной в связи с насаждением в Тибете народных коммун. Вэй Цзиншэн указывал также, что в малонаселенной северной части Тибета появились своеобразные безлюдные зоны.

Это было связано с тем, что в свое время, в начале 1950-х гг., при продвижении из собственно Китая в Тибет армия КПК, которая официально называется Народной освободительной армией Китая, уничтожала целые деревни со всем населением; при этом методично физически ликвидировались целые племена. Убивали всех, в том числе женщин, детей и стариков, с целью подавления сопротивления со стороны тибетцев. Деревни окружались, и солдаты Народной освободительной армии Китая убивали в них всех людей, до последнего человека.

С 1980 г. представители Далай-ламы вели переговоры с Дэн Сяопином и нынешними властями в Пекине. Тибетцы заявляли, что они не стремятся к независимости, но хотели бы иметь определенные привилегии, гарантии прав человека, защиту экономических интересов. КПК отказывалась обсуждать с ними эти вопросы. Формально встречи в Пекине в отделе единого фронта ЦК КПК имели место ежегодно, однако власти, по сути дела, отказывались вести переговоры. Пекин настаивал на политике, которую Дэн Сяопин начал в 1950-х гг. В свое время Вэй Цзиншэн написал письмо Дэн Сяопину, предлагая изменить политику 1950-х гг. По мнению Вэй Цзиншэна, вопрос о Тибете при правильном подходе к нему, по сути дела, не должен носить серьезного характера. По мнению Вэй Цзиншэна, Далай-лама не требует независимости Тибета, а озабочен прежде всего обеспечением прав и интересов тибетского народа. При этом условии он согласен находиться в союзе с ханьцами, считает Вэй Цзиншэн.

Вэй Цзиншэн утверждал, что и во времена династии Цин (1644?1911 гг.) и при Китайской Республике между центральными китайскими властями и Тибетом существовали довольно хорошие отношения. Хотя центр часто был занят своими неурядицами и не обращал внимания на Тибет, тибетцы оказывали сопротивление британской агрессии и определенно стремились оставаться в союзе с китайцами, не желая отделяться и добиваться независимости.

Почему же вопрос стал столь серьезным теперь? Проблема порождена массовыми убийствами, совершенными Дэн Сяопином в конце 1950-х гг., резней, кровопролитием. На протяжении многих лет власти КНР подавляли тибетцев, относились к ним, как к существам низшего порядка. Как могли тибетцы примириться с этим? Ни одно человеческое существо не будет этого терпеть, говорил Вэй Цзиншэн. И продолжал: когда иностранцы запугивают нас, китайцев, мы этого не терпим; но когда вы сами кого-то запугиваете, его реакция будет такой же, как и ваша.

С точки зрения Вэй Цзиншэна, для того, чтобы найти решение проблемы Тибета, ханьцы должны прежде всего с уважением относиться к тибетцам, как к своим братьям. Только при этом условии можно будет постепенно решить вопрос о Тибете. В свое время было убито так много тибетцев, что практически в Тибете нет семьи, где не было бы жертв тех событий; некоторые семьи были выбиты поголовно. Ненависть такого рода сохраняется годами, она легко не уходит. Поэтому так труден для Китая этот вопрос. Вэй Цзиншэн говорил, что он с уважением относится к Далай-ламе, который занимает в этой ситуации мудрую позицию.

Необходимо прежде всего рассеять ненависть. Далее ханьцы и тибетцы должны вступить в спокойное и мирное обсуждение разного рода проблем. Я надеюсь, говорил Вэй Цзиншэн, что в конечном счете мы будем продолжать жить вместе, как это было на протяжении многих лет в прошлом. Конечно, заявления КПК о передаче тибетцами суверенитета центральным властям Китая со времени династии Юань (1280?1367 гг.) не выдерживают критики. Вэй Цзиншэн детально писал об этом Дэн Сяопину.

В 1993 г., когда Вэй Цзиншэн в течение короткого времени находился на свободе, он разговаривал с некоторыми старыми учеными. Они соглашались с его взглядами. Однако, полагал Вэй Цзиншэн, нельзя отложить в сторону вопрос о так называемом суверенитете, потому что в настоящее время в реальной жизни суверенитет принадлежит народу. Даже если вы когда-то представляли собой союз, были одной страной, сегодня разрыв возможен. Нет абсолютной невозможности этого. С другой стороны, сегодня многие страны склоняются к консолидации. Если мы преуспеем в создании новой демократической системы, где будут надежно защищены права людей, права всех национальностей, для чего нам тогда отделяться или разделяться? То же самое я говорил представителям Далай-ламы, подчеркивал Вэй Цзиншэн. Официальный ответ Далай-ламы состоял в том, что он полностью согласен с мнением Вэй Цзиншэна.

Таким образом, все опять-таки сводится к вопросу о демократии, к вопросу о правах человека, об их гарантиях. По сути дела, до той поры, пока КПК не начала проводить свою политику насилия, не было проблем, которые невозможно решить, между Китаем и Тибетом. Ведь в свое время, когда британцы вторглись в Тибет, Далай-лама бежал в Чанду, отказался сдаться и не желал отделяться от Китая. Почему же теперь это стало такой большой проблемой? Ответственность за это должна быть возложена на Дэн Сяопина.

Ханьцы должны попытаться узнать всю правду о Тибете, а не слушать только пропагандистские утверждения КПК. Почему следует верить пропаганде КПК относительно Тибета, если мы знаем, что КПК лжет по другим вопросам? спрашивал Вэй Цзиншэн. Он подчеркивал, что КПК обманывает китайский народ; она возбуждает рознь между ханьцами и людьми других национальностей. Ханьцы сопротивляются нажиму на них, почему же ханьцы должны угнетать другие народы? Сегодня и ханьцы и тибетцы находятся под гнетом КПК; плюс к тому они страдают от национального угнетения, от режима насилия.

* * *

У Вэй Цзиншэна свой взгляд на интеллектуалов или на интеллигенцию, отличающийся от расхожего. С его точки зрения, интеллигенты в КНР отличаются от интеллигенции в развитых странах и в некоторых развивающихся странах.

Интеллигенция или образованные люди в Китае и в этих странах - это не одно и то же. Собственно говоря, утверждает Вэй Цзиншэн, у китайских интеллигентов или образованных людей, людей, получивших образование, обладающих знаниями в результате учебы в высших учебных заведениях, длинная история. Может быть, более длинная, чем в других странах. И именно эта история наваливается тяжелым бременем на их плечи, гнетет их. На протяжении более двух тысяч лет интеллигенты-конфуцианцы имели нечто общее, им можно дать общую характеристику. Дело в том, что они всегда обращали свой взор снизу вверх, то есть на правителя, на правителей, на власть имущих, то есть на того или на тех, кто распоряжался властью, обладал властью. При этом они чувствовали себя в зависимости от режима; все их помыслы были сосредоточены на одном-единственном желании ? заполучить какую-либо официальную должность, стать чиновником.

При этом ученые самого высокого класса стремились к должностям высших сановников или чиновников. Нельзя сказать, что сегодня уже нет такой тенденции. Она продолжает существовать. Очень многие интеллигенты стремятся найти опору в режиме Компартии Китая; они просто не способны встать и выпрямиться, распрямиться, занять самостоятельную позицию и воззвать к народу, обратиться к народу со своим призывом.

В 1979 г. некоторые друзья-иностранцы спрашивали Вэй Цзиншэна: почему существует такая разница между ролью, которую играет интеллигенция в СССР, в других странах Восточной Европы, и ролью, которую интеллигенция играет в КНР? В СССР и восточноевропейских странах именно интеллигенты всегда первыми выступали вперед с призывами к народу. Ведь в соответствии со здравым смыслом именно интеллигенты формируют элиту общества, создают его сливки, они должны говорить вслух то, что думает народ, они должны представлять народ, быть его рупором. Почему же китайская интеллигенция молчит; почему она предоставляет рабочим право высказываться, предпочитает, чтобы говорили рабочие? (Себя в данном случае Вэй Цзиншэн относит не к интеллигенции, а именно к рабочим.)

В 1979 г. Вэй Цзиншэн объяснял своим друзьям-иностранцам, что китайская интеллигенция совершенно иная по сравнению с западной интеллигенцией. Китайской интеллигенции присуще сознание своей зависимости, привычка смотреть снизу вверх на власть. Мало того, здесь играет роль подсознательное убеждение (о котором интеллигенты, как правило, не говорят), что на простой народ, на рабочих и крестьян, можно смотреть сверху вниз.

Все это, вместе взятое, имеет результатом своего рода "ущербность", "замедление", "задержку в развитии", "неполноценность", мешая китайским интеллигентам, удерживая их от участия в революциях, или в реформах, или в деле достижения Китаем прогресса; китайские интеллигенты всегда оставались позади социальных движений в целом. Это очень серьезная проблема для Китая.

На это накладывается и еще одно обстоятельство. После социальных потрясений и смут, особенно таких, как "культурная революция" и другие ненормальные ситуации, в роли интеллектуальной элиты не обязательно выступает часть так называемой интеллигенции. Вэй Цзиншэн утверждал в связи с этим, что в континентальном Китае в последние десятилетия, во второй половине ХХ в., многие люди не имели возможности учиться в университетах и получить дипломы о высшем образовании; следовательно, формально они не были интеллигентами. Однако интеллектуальные способности человека приобретаются вовсе не только по мере получения образования, в школах и университетах. Часто они даются от рождения. Среди рабочих и крестьян могут существовать, причем во множестве, интеллектуалы высокого уровня. Таков мой взгляд на эту проблему, говорил Вэй Цзиншэн.

Себя Вэй Цзиншэн относит к рабочим-интеллигентам, то есть к интеллектуалам - выходцам из рабочего класса, интеллектуалам, которые в то же время принадлежат к рабочему классу. Целиком и полностью опираясь на самообразование и свои собственные размышления, он достиг уровня, который близок интеллектуальному уровню интеллигента. Среди рабочих и крестьян, в Китае практически много таких людей, полагает Вэй Цзиншэн. Такие интеллигенты, выходцы из рабочих и крестьян, в Китае часто становятся лидерами. Они формируют или конституируют особый тип лидеров в обществе; можно сказать, что они-то и являются действительными вожаками общества, лидерами в социальном смысле этого слова. Они выдвигаются вперед, чтобы говорить, защищая интересы рабочих, крестьян и рядовых людей; и они добиваются своих целей.

Конечно, КПК с помощью так называемых рациональных и законных ограничений сдерживает деятельность таких людей, подавляет ее и старается не допускать. Я говорю здесь о правовых или юридических ограничениях, продолжал Вэй Цзиншэн, потому что законы, навязанные компартией, целиком и полностью направлены на то, чтобы подавлять простых людей, подавлять свободу слова. При этом речь идет о так называемых "рациональных ограничениях" потому, что КПК внушает: поскольку у этих людей нет дипломов о высшем образовании, то власти могут как бы вполне правомерно заявлять, что эти люди не принадлежат к интеллигенции. На самом деле, по мнению Вэй Цзиншэна, не столь важно, имеется у человека диплом о высшем образовании или нет. Важнее подчеркнуть иное: в Китае есть люди с интеллектом, интеллигенты или интеллектуалы, которые стремятся к тем же целям, что и интеллигенция в СССР и в странах Восточной Европы.

Далее Вэй Цзиншэн упоминал в качестве примера, что кое-кто проводит аналогии и утверждает, будто Вэй Цзиншэн - это "китайский Сахаров" или что-то в этом роде. Конечно же, заявлял Вэй Цзиншэн, я не считаю такое сравнение очень точным, поскольку люди отличаются друг от друга. Я и Сахаров отличаемся один от другого, весьма отличаемся. Однако такие аналогии или сравнения показывают, что среди рабочих и крестьян Китая есть интеллектуалы высокого уровня, которые делают ту же работу, то же дело. Никогда нельзя утверждать, что весь народ, вся нация уже потеряны; ни в коем случае так утверждать нельзя, говорил Вэй Цзиншэн.

* * *

Вэй Цзиншэн прилетел в США 17 ноября 1997 г. В Америке его больше всего поразило то, как много рядовых иностранцев, обычных граждан, проявляют громадную заботу о правах человека в Китае, при-чем с большой искренностью. Ранее, находясь в Китае, Вэй Цзиншэн не мог себе этого представить.

В США Вэй Цзиншэн увидел кинофильм "Красный закоулок", выпущенный на экраны в 1997 г. и рассказывающий о континентальном Китае; в главных ролях в этом фильме снялись актеры Ричард Гир и Бай Лин. Отвечая на вопрос о том, точно ли в фильме показаны условия, в которых в КНР содержатся заключенные в тюрьмах, Вэй Цзиншэн сказал, что в действительности все обстоит гораздо хуже, чем это показано в фильме, хотя и фильм правдив. Но то, что показано в фильме, это азбучные истины.

Американцы, по словам Вэй Цзиншэна, удивлялись тому, как можно обращаться с людьми так, как это показано в упомянутом кинофильме. По мнению Вэй Цзиншэна, так рождается сочувствие американцев к китайцам, к тому, чтобы и китайцы могли пользоваться демократией, правами человека и свободами.

Понимая, что в США существуют свои проблемы, касающиеся судебной системы, Вэй Цзиншэн в беседе с актером Ричардом Гиром и актрисой Бай Лин подчеркивал, что в своем фильме они не пошли достаточно далеко, ибо им не удалось без экивоков показать, что в тюрьмах Китая к заключенным относятся не как к человеческим существам. Такого рода чувства трудно выразить словами и передать на экране. Но когда вы находитесь в такой тюрьме, подчеркивал Вэй Цзиншэн, в этой атмосфере, вы можете почувствовать, ощутить с полной очевидностью, что к вам относятся не как к человеку, не как к человеческому существу.

В кинофильме "Красный закоулок" есть сцена, в которой в камере китайской тюрьмы сначала ополаскивают плошку в унитазе, а затем в нее наливают баланду. Вэй Цзиншэн отметил неточности. Прежде всего, в фильме показано, что сначала попытались ополоснуть чашку из-под крана, но, так как воды там не было, это было сделано в унитазе. На самом же деле в китайской тюрьме, по свидетельству Вэй Цзиншэна, умывальников нет. Когда он находился в камере смертников, воду вообще приходилось брать из унитаза всегда, это было "нормой"! Чтобы ополоснуть чашку, умыться, почистить зубы - воду всегда надо было брать из унитаза. Кроме того, все это происходило совсем не так, как показано в фильме "Красный закоулок". Вода подавалась в камеру не круглые сутки; воду в унитаз давали только дважды в день. Если у заключенного открывался понос или с ним случалось нечто в этом роде и если он не мог терпеть до следующего включения воды и опорожнялся, тогда в камере царило невообразимое зловоние. Но надсмотрщики не обращали на это внимания. Существовало правило: вода в унитаз подается лишь два раза в сутки, причем так, что смыть его можно только один раз.

Кроме того, по словам Вэй Цзиншэна, камеры в китайских тюрьмах никогда не бывают такими просторными, как они показаны в фильме "Красный закоулок". Вэй Цзиншэн рассказал киноактрисе Бай Лин эпизод из своей жизни. В провинции Цинхай тюремные надзиратели обращались с заключенными как со скотом. Когда надзиратель был в плохом настроении, он выплескивал свое раздражение на заключенных. Вооруженные надзиратели избивали заключенных, когда у них возникало такое желание. У них была и другая привычка. Если надзиратель дежурил на вышке и кто-то из заключенных снизу обращался с просьбой, говоря: "Разрешите доложить, мне нужно сделать то-то и то-то", то в ответ с вышки доносилось: "Стоять! Смирно!" - "Стою", - отвечал заключенный. "Пятки вместе, носки врозь! Спину держи прямо!" - Охранник придирался. Обычно он хватал кусок кирпича и швырял в заключенного. Молодые парни увертывались, и надзиратель получал удовольствие. Все это продолжалось до тех пор, пока надзиратель не попадал в заключенного. Только после этого он разрешал ему отойти.

Однажды один из заключенных, которому было около 60 лет и которого в тот день назначили быть на побегушках, подошел к вышке и доложил надсмотрщику о полученном им задании. Надзиратель был чем-то расстроен. У него было дурное настроение. Он излил свой гнев на заключенного и скомандовал: "Смирно! Пятки вместе, носки врозь!" У заключенного ноги были изуродованы. Он физически не мог выполнить такую команду. Надзиратель швырнул в него обломок кирпича. Несчастный заключенный, который был к тому же горбуном, стоял под самой смотровой вышкой и никак не мог увидеть, что в него летит кирпич. Удар по голове, и человек упал. Надсмотрщик закричал: "Хватит притворяться!" Оказалось, что человек был убит.

Такое часто случалось в тюрьмах. Надзирателям ничего за это не было. Обычно труп заключенного кремировали, а пепел выдавали родственникам умершего. В китайских тюрьмах надзиратели держат под контролем все улики и могут извратить все, что произошло с заключенным, по своей воле. Родственники никогда не узнают о том, что случилось на самом деле.

Вэй Цзиншэна выпустили из тюрьмы в 1993 г. Несколько месяцев он находился вне тюрьмы, затем его бросили туда снова. Пока он был на свободе, Вэй Цзиншэн выступал с заявлениями политического характера, в частности потребовав, чтобы США прекратили предоставлять КНР статус наибольшего благоприятствования в торговле. По мнению Вэй Цзиншэна, этот статус должен быть отменен, если в КНР будут продолжать ущемлять права человека.

Отвечая на вопросы в США, Вэй Цзиншэн, не отказываясь выступать в роли лидера демократических сил, выражал желание сосредоточиться на практических делах, не занимаясь такими, с его точки зрения, абстрактными вопросами, как консолидация продемократических сил за рубежами КНР. С точки зрения Вэй Цзиншэна, возможно лишь одно демократическое движение в Китае, а именно движение на самом китайском материке, внутри собственно Китая.

Находясь за рубежами КНР, Вэй Цзиншэн видит свою задачу прежде всего в том, чтобы разъяснять народам мира реальную картину того, что происходит в КНР и чего действительно желает китайский народ. С его точки зрения, людям вне Китая трудно понять положение дел в КНР, так как цель изоляции, осуществляемой Компартией Китая, состоит в том, чтобы не допускать проникновения правдивой информации за рубежи КНР.

Для китайцев очень важна даже моральная поддержка, сочувствие из-за рубежа. С точки зрения Вэй Цзиншэна, народы мира могли бы оказывать давление на свои правительства, с тем чтобы те не помогали Компартии Китая. Конечно, это обоюдоострое оружие, если говорить о статусе наиболее благоприятствуемой нации в торговле, так как отмена этого статуса может больно ударить по экономическим интересам китайского народа. В то же время, если власти в КНР будут душить демократическое движение, ущемлять права человека в КНР, тогда может встать вопрос об отмене этого статуса.

Официальная позиция Пекина состоит, в частности, в утверждении, что права человека применительно к КНР и права человека применительно к странам Запада ? это разные вещи. Пропаганда внушает населению страны, что китайцы не должны добиваться демократии и прав человека. Проводится мысль о том, что существует западное толкование демократии и прав человека, которое, дескать, никак не подходит для китайцев. Пекин при этом утверждает, что в его представлении в КНР существуют своя демократия и свои права человека, которым присуща китайская специфика, китайское своеобразие. Позиция Пекина сводится при этом к противопоставлению якобы различных представлений о демократии и правах человека в КНР и на Западе, в США, в других странах; Пекин отрицает универсальность и пригодность понятий демократии и прав человека для всех людей на нашей планете.

Комментируя позицию руководителей КПК?КНР, Вэй Цзиншэн полагает, что такого рода заявления руководства КПК основываются на предпосылке: "Китайский народ фундаментально отличается от народов других стран". С точки зрения Вэй Цзиншэна, это оскорбление, которое компартия наносит китайскому народу.

Продолжая свои рассуждения, Вэй Цзиншэн задавал вопрос: почему мы, китайцы, не можем обладать теми правами человека, которыми пользуются другие народы? Неужели китайцы - это не нормальные люди? Права человека, по мнению Вэй Цзиншэна, это фундаментальные права для всех человеческих существ; нет специфических прав человека для белых людей или специальных либо отдельных прав человека для черных людей. Мы все, продолжал Вэй Цзиншэн, человеческие существа; мы все люди; почему же китайский народ не может иметь эти права? Вэй Цзиншэн утверждал, что в заявлениях Пекина по этому вопросу отсутствует логика; эти заявления лишены логической основы.

Далее, один из пропагандистских тезисов КПК состоит в том, что самая главная и самая насущная необходимость для китайского народа - это обеспечение его права на выживание. Таким образом, вопрос о правах человека подменяется вопросом о выживании всей китайской нации и каждого китайца. Именно это провозглашают руководители КПК первым и главным правом человека, заявляя, что под их руководством китайцам гарантировано это "самое фундаментальное" из прав человека.

Вэй Цзиншэн говорил по этому поводу, что ныне поистине сложилась такая ситуация, при которой для китайского народа действительно большое значение имеет право на выживание, то есть огромное значение имеет вопрос о самом выживании и каждого отдельного китайца, и всей китайской нации. А если говорить точнее, то речь идет об обеспечении для каждого человека в Китае определенного экономического уровня существования, т.е. его доходов. Причина сложившегося положения - это варварская политика, которую Компартия Китая проводила на протяжении всего периода, начиная с момента ее прихода к власти в стране в 1949 г. Суть этой политики состоит в том, что при ней народ лишен демократических прав. Поэтому для того, чтобы решить проблемы, имеющие отношение к праву на выживание, необходимо осуществить "пятую модернизацию" - демократизацию политического строя в континентальном Китае.

Без "пятой модернизации" ничто не будет работать. Например, за последние годы, продолжал рассуждать Вэй Цзиншэн, имело место некоторое развитие китайской экономики; не столь значительное, как об этом трубит компартия, но некоторое развитие. Кто же в действительности выиграл от этого экономического развития? Простому народу досталась лишь очень незначительная часть прибыли. Основная часть денег ушла в карманы важных чиновников и их отпрысков; эти люди стали миллиардерами. Сегодня в КНР есть значительная группа миллиардеров и еще больше миллионеров; часть денег пошла им в карманы.

С другой стороны, часть денег взяла себе Компартия Китая, которая использует эти средства как капитал для производства вооружений, амуниции для армии, орудий, самолетов, усиления ядерного потенциала. С точки зрения Вэй Цзиншэна, нет необходимости много говорить о том, что все это - суть угроза миру во всем мире; по крайней мере события на площади Тяньаньмэнь в Пекине в 1989 г. продемонстрировали, что первостепенная миссия военных в КНР состояла в том, чтобы подавить выступления простых людей; вместо того чтобы служить народу, армия явилась в образе врага народа.

Каково главное воздействие упомянутого экономического развития на КНР? - спрашивал Вэй Цзиншэн и отвечал: это лишь дало возможность КПК усилить гнет и эксплуатацию народа. До тех пор, пока политическая система будет оставаться без изменений, так называемое право на выживание или проблема экономических интересов просто-напросто не будет решаться.

Вэй Цзиншэн остановился также на вопросе о том, в чем состоит цель способствования демократии в Китае, каким тут может быть главный импульс и какие препятствия могут встретиться на этом пути.

С точки зрения Вэй Цзиншэна, импульс и главное препятствие гнездятся в самом народе Китая, взятом в целом. Импульс для рождения демократии в Китае зависит главным образом от того, когда народ, население страны, признает своими такие понятия, как демократия и свобода; только тогда и может возникнуть движение вперед. Главный импульс этому движению будет дан постоянно растущим признанием народом Китая таких понятий, как демократия и свобода. Это найдет свое выражение в постоянно усиливающихся требованиях и того и другого, а это, в свою очередь, будет вынуждать КПК осуществлять некоторые реформы с той целью, чтобы избежать более серьезной конфронтации или более серьезного противостояния с простым народом.

Главное препятствие на этом пути заключается в том обстоятельстве, что простой народ, его широкие массы неадекватно воспринимают демократию и свободу; прежде всего имеется в виду недостаточное понимание людьми своих неотъемлемых прав. Многие люди могут даже считать эти права необязательными, факультативными; иначе говоря, они полагают, что было бы хорошо иметь такие права, но можно прекрасно обойтись и без них. Но нельзя "прекрасно обойтись без них"; без них вы прозябаете в рабстве, продолжал Вэй Цзиншэн, без них вы и вовсе не будете больше человеком, человеческим существом; как же можно говорить, что и без них "все в порядке", "все прекрасно"? Ведь дело в том, что в Китае вот уже на протяжении многих десятилетий, по крайней мере нескольких десятилетий, прошедших с того времени, как компартия установила свой контроль над страной, ничто, никакие дела не идут "прекрасно". Ничто не "в порядке"; и когда вы внимательно задумаетесь над этим, то окажется, что фундаментальная причина кроется в политической системе. Поэтому она должна быть изменена. И тут не столь важно, будет ли она изменена в процессе реформ или будет трансформирована иначе, произойдет это в ходе мирной эволюции или насильственным путем. Важно одно ( эта политическая система должна быть изменена; в противном случае Китай не сможет поддержать свое существование. Большинство народа ныне, по мнению Вэй Цзиншэна, признает эту предпосылку, но многие еще не имеют ясного понимания проблемы.

По сути дела, другое серьезное препятствие рождается, продолжал Вэй Цзиншэн, упорным желанием части компартии, прежде всего ее руководителей, сохранить в неизменном виде диктатуру, несмотря на ясный опыт, вынесенный из уроков, базирующихся на событиях в СССР и в Восточной Европе. Иначе говоря, это означает, что постепенно формируется и возобновляется группа, исходящая из интересов сохранения диктатуры. При этом в нее входят самые коррумпированные бюрократы. Ни в коем случае речь не идет о каком-то дьяволе, случайно выпущенном на свободу коммунистической партией; нет, это просто новый класс бюрократической буржуазии, создаваемый и культивируемый систематически, совершенно сознательно и намеренно все той же КПК.

И цель, которую при этом преследует эта самая компартия, продолжал Вэй Цзиншэн, состоит в том, чтобы вне зависимости от того, кто бы в этой группе ни состоял и какие бы перемены в ней ни происходили, - и Дэн Сяопин сам неоднократно говорил об этом, - чтобы страна не сошла с такого пути. Это означает, что они, эта группа, будут держать под своим контролем и подавлять Китай в целом; значит, этот контроль и подавление будут осуществляться новым классом бюрократической буржуазии. Сей новый класс бюрократической буржуазии уже превратился в мощную основу режима Компартии Китая. Именно этот класс составляет основное препятствие на пути реформ в Китае, не дает провести эти реформы в жизнь.

* * *

Вэй Цзиншэн высказал свои соображения и в связи с распространенным утверждением о том, что XXI в. будет веком Китая, веком китайцев. При этом находятся люди, которые утверждают, что стоит работать и делать что-либо только ради того, чтобы действительно настал "век китайцев"; здесь также возникает вопрос о том, какие задачи предстоит решать на этом пути.

По мнению Вэй Цзиншэна, все это пустые, праздные, бесполезные разговоры; причем многое зависит от того, как вы сами смотрите на этот вопрос. Если при этом имеется в виду, что вступление в "век китайцев" будет означать или подразумевать вероятный контроль китайцев над всем миром, я бы, сказал Вэй Цзиншэн, такой подход и взгляд не поддерживал. Мир должен быть и оставаться миром для всех народов, для всех людей, которые в нем живут, но ни в коем случае не миром лишь для одной какой-то группы людей, для части людей. Говорить о мире только для одного народа - это означает контроль одной группы людей над всеми остальными группами, т.е. контроль одного народа над остальными народами. Мне как-то неуютно при мысли об этом, сказал Вэй Цзиншэн.

Что же касается вопроса о том, сумеют ли китайцы подняться в XXI в. и вступить в ряды развитых наций, то это, естественно, зависит от усилий самого китайского народа. Если у нас, продолжал Вэй Цзиншэн, у китайцев, найдутся и воля и способности для того, чтобы продвинуть все наше общество в целом, побудить его к быстрым изменениям, к выходу из неразумного состояния, тогда на основе интеллектуальных ресурсов китайцев, наших природных ресурсов и других благоприятных условий мы получим возможность быстро развиваться в направлении обретения нами процветания; это возможная и реальная перспектива. Вы только подумайте, говорил Вэй Цзиншэн, ведь даже под тяжелым прессом, который китайцы испытывают на себе сегодня, китайский народ уже добился таких больших изменений; представьте себе, чего он добьется, сняв с себя этот тяжелый пресс? Я думаю, что это будет замечательно, сказал Вэй Цзиншэн.

Продолжая развивать свою мысль, Вэй Цзиншэн заявил следующее. Для того чтобы китайский народ смог выпрямиться, подняться и встать во весь рост, мы, китайцы, должны прежде всего отбросить или сбросить насильственный режим, режим насилия компартии с его однопартийной диктатурой. Потому что он подавляет творчество и стремления всего народа, высасывает ресурсы и здоровье из народа, переправляя все это в свои карманы. Этот режим, эти люди набивают и набивают свое брюхо за счет ограбления всего общества. И совершенно очевидным предстает то, что происходит при этом: коррумпированные чиновники грабят народ, но при этом у них нет уверенности в стабильности, в устойчивости своего положения во власти. Они опасаются, боятся вероятных и возможных социальных изменений, перемен, боятся того, что может настать такой день, когда даже борьба за власть внутри самой Компартии Китая скажется на их положении. Поэтому они стараются сделать все возможное, чтобы переправить свои деньги за границу. Им известно о защите демократии и свободы в других странах. Они знают все о том, как обеспечивается жизнь в других странах, и то, что там лучше, чем в КНР.

Однако перевод всех их доходов и капиталов за границу вызвал бы серьезные экономические трудности внутри страны. Хотя из-за давности событий не просто говорить о том, что происходило в далеком прошлом, но можно принять во внимание, что в самые последние годы, то есть в 1990-х гг., экономические трудности были в КНР весьма ощутимы и положение постоянно ухудшалось из-за того, что происходил мощный отток капиталов за рубежи Китая, подчеркивал Вэй Цзиншэн. По этой причине многие предприятия, особенно находящиеся в собственности государства, стали напоминать пустые раковины, им потребовались банковские займы для поддержания существования. И когда они больше не могли поддерживать свое существование, результатом стали огромные долги банкам, которые они никак не могли вернуть.

Сообщалось, что доля таких "мертвых" долгов банкам достигла тридцати процентов. Это истощило резервы банков и тем самым создало угрозу потери депозитов обычных держателей счетов. Если в случае экономических трудностей банки будут не способны выполнить условия кредитных соглашений, то народ ждут экономические трудности, реальные трудности. Многим рядовым гражданам, когда им не выплачивают регулярно зарплату, приходится полагаться на свои сбережения, на то, что было ими отложено на будущее. Но кто здесь заботится о праве этих людей на существование? - возвращался к вопросу, поставленному ранее, Вэй Цзиншэн.

Он утверждает, что никто не заботится об этом. Компартия заинтересована лишь в том, чтобы выгребать все из карманов простого народа; она забирает у людей деньги с той целью, чтобы поддерживать свою политику диктатуры. Диктаторский контроль построен на такой основе, как полное доминирование государства. Все предприятия и все экономические ресурсы контролируются государством, что дает возможность жестко контролировать народ, население страны. Если я держу в своих руках само ваше право на существование, говорил Вэй Цзиншэн, вы, конечно, бессильны и должны мне повиноваться.

Вэй Цзиншэн продолжал: в реальной жизни коммунистическая система, включая и ту, что существовала в бывшем Советском Союзе, может быть приравнена к современной системе крепостничества. Вы только подумайте, призывал Вэй Цзиншэн, мы все были свидетелями того, что такое были народные коммуны в КНР. Когда вы хотели пойти из одной деревни в другую деревню, вы должны были получить разрешение у секретаря парторганизации, то есть вам приходилось хуже, чем крепостным. Когда вам нужно было устроить свадьбу или похороны, вы должны были ждать, пока этот же секретарь парторганизации согласится с вашей просьбой. Без его одобрения вы не могли жениться. Много раз писали о том случае, когда сын секретаря партийной организации, полный дебил, положил глаз на привлекательную девушку и она не могла больше ни за кого выйти замуж; она должна была выйти замуж за этого идиота, сына секретаря сельской партийной организации КПК. Таких историй было много. В те годы обычные люди в Китае были поставлены в положение крепостных.

С точки зрения истории с той поры, как в Китае существует система крепостного права, прошли по крайней мере две тысячи лет; задолго до династии Цин в ряде районов Китая системы крепостного права уже не было, то есть эти районы уже трансформировались в гражданское общество. Но после многих лет диктатуры КПК движение пошло вспять, к крепостной зависимости. Как же китайский народ может терпеть это? - спрашивал Вэй Цзиншэн. Вот почему и крестьяне и рабочие всe продолжают и продолжают сопротивляться. Это сопротивление не прекращается все эти годы. Оно приобретает различные формы, иной раз разумные и легальные, иной раз неразумные и нелегальные, противозаконные. Когда крестьяне испытывают на себе тяжелое давление, они уже не думают о том, разумно они поступают или неразумно, легальны или нелегальны, законны или противозаконны их методы.

Реагируя на широко распространенные ныне в КНР среди населения мысли о том, что "деньги - это главное", Вэй Цзиншэн говорил, что тут-то и "зарыта собака": это значит, что у нынешнего общества в КНР нет надежд на другие проявления жизни и людям оставлено лишь одно - погоня за деньгами.

* * *

Для многих людей в Китае и за его пределами сегодня приемлема следующая логика рассуждений: после событий 1989 г. прошли годы, в течение которых экономика КНР развивалась очень быстро; поэтому представляется, что решительные меры, предпринятые правительством, подавившим выступления на площади Тяньаньмэнь в Пекине, должны рассматриваться как правильные, ибо кто знает, что могло бы случиться с Китаем в противном случае; ведь благодаря этим мерам правительства стабильность была сохранена, и как следствие хорошо развивалась экономика страны. Собственно говоря, такова и пропаганда правительства КНР.

По мнению Вэй Цзиншэна, если следовать такого рода логике, то надо признать: если бы Цинская монархия не была свергнута в 1911 г., экономика Китая развивалась бы лучше! Еще можно сказать, что если бы не было всех прошлых лет, наполненных потрясениями, то вне зависимости от темпов роста, пусть даже они были бы самыми медленными, к настоящему времени экономические результаты были бы феноменальными. Однако же суть дела в том, что деньги - это еще не все, что необходимо для человеческой жизни.

Предположим, что вы жили бы во дворце, имели бы прекрасную одежду и великолепную еду, но оставались рабом; разве вы мечтали бы о такой жизни? А если кто-то говорит: да, я на это согласен, - что же, найдите ему тюрьму, красиво ее изукрасьте, и пусть он там живет и реализует свои идеалы. Если же он не пожелает реализовать на практике свои теории такого рабства, то почему тогда компартия занимается фабрикацией такого рода логических построений?

Да лишь с той целью, чтобы обманывать людей, вводить в заблуждение мировое общественное мнение и отвлекать внимание от диктаторской системы жестокости, подавления и эксплуатации. Эти люди говорят так, поступая против своей собственной совести. Это просто невероятно, в это невозможно поверить; они совершенно лишены разума.

В связи с тем что Вэй Цзиншэну предлагали дать Нобелевскую премию, называли его "человеком действия", "отцом демократии в Китае", сам он заявлял, что не считает нужным фальшивить и твердить, что он человек скромный. С самого начала, по крайней мере с того момента, когда он выступил со своим заявлением у "Стены демократии" в Пекине в 1978 г., Вэй Цзиншэн, по его словам, посвятил все свои способности делу освобождения китайского народа. Он работает для народа, видит в этом свой долг, свою ответственность, хотя и не рассчитывает на награду, хотя это приносит страдания; причем его осуждают не только власти КНР, но и в демократическом движении. Его это не задевает.

Вэй Цзиншэн говорил, что если бы ему дали Нобелевскую премию, то это послужило бы вдохновением для китайского народа, для его стремления к свободе и демократии, и тогда это было бы доброе дело. Ему лично ничего не нужно, потому что с самого начала он не считал, что занимается чем-то важным для себя лично. Если бы ему сказали, что нужно просидеть в тюрьме восемнадцать лет, чтобы получить Нобелевскую премию, тогда Вэй Цзиншэн сказал бы: да отдайте эту Нобелевскую премию кому-нибудь еще, кто хотел бы посидеть в тюрьме за эту цену. Для него это не цена даже одного года тюремного заключения.

Если бы вы, говорил Вэй Цзиншэн, побывали в качестве заключенного в китайской коммунистической тюрьме, вы бы согласились со мной. С другой стороны, присуждение Нобелевской премии могло бы послужить признанием дела стремления к справедливости и к миру во всем мире, а такое признание было бы естественным и нормальным. Учитывая жертвы, которые приносит китайский народ, и борьбу, которую он ведет, для мирового сообщества было бы только нормальным признать, что эти жертвы, эта борьба и эти усилия способствуют миру и социальному прогрессу в интересах человечества.

Вэй Цзиншэн говорил, что когда его называют "отцом китайской демократии" или "китайским Сахаровым", то это лишь метафоры, а метафоры никогда не бывают точными. Себя он видел в чем-то таким же, как и все люди в Китае; в частности, он по профессии рабочий; в чем-то он отличается, так как идет впереди других. Свою задачу в США, за пределами Китая, Вэй Цзиншэн видел в том, чтобы разъяснять людям в других странах реальную обстановку в КНР. В 1998 г., после того как Вэй Цзиншэн оказался в США и начал снова на свободе высказывать свое мнение о проблемах Китая и путях их решения, в средствах массовой информации появились отклики на его интервью. Свои соображения излагали китайцы, живущие как в КНР, так и, главным образом, за ее пределами.

Позиции Вэй Цзиншэна вызывали самые разноречивые чувства и мысли. Вероятно, что рассуждения, да и вся деятельность Вэй Цзиншэна, как человека демократически настроенного и протестующего против политики руководителей КПК, вызывали резкое неприятие у тех китайцев, которые видели в нем "национального предателя", а сами поклонялись идее, выраженной в словах: "Китай превыше всего на нашей планете".

В связи с этим появлялись высказывания националистического толка, никоим образом не совместимые не только с демократическими воззрениями, но и с самим предположением, что люди разных национальностей способны мирно уживаться на нашей планете. В них видны были претензии на мировое господство. Например, Вэй Цзиншэну сообщали, что "все китайцы, и дома (то есть в КНР) и за морями, ненавидят тебя. Если ты действительно любишь свою родину, почему тогда ты все время расчленяешь ее (здесь, очевидно, имелась в виду позиция Вэй Цзиншэна по вопросу о Тибете, о Тайване и т.д.)? Такие, как ты, Вэй Цзиншэн, добром не кончат. Мы горим желанием получить возможность нанести поражение Америке, побить Америку. Мы хотим быть сверхдержавой в мире. У нас есть право на то, чтобы заявить, что Китай это держава номер один во всем мире. Мы настойчиво советуем тебе, Вэй Цзиншэн, отказаться от твоих паршивых мыслей и идей. Мы будем делать Китай все более и более сильным. Тибет - это неотъемлемая составная часть Китая и является ею на протяжении уже целой тысячи лет. Нет сомнений в том, что Тибет принадлежит Китаю... настанет день, когда мы установим свой контроль над США. Весь мир принадлежит Китаю".

Вот такие взгляды действительно существуют в умах части китайцев... На их фоне воззрения Вэй Цзиншэна предстают исключительно ценными.

Некоторые из тех, кто откликнулся на интервью Вэй Цзиншэна, сосредоточили внимание на вопросе об отношении китайцев к проблеме Тибета и к вопросу о Тайване. Например, утверждали, что "Вэй Цзиншэну и таким, как он, хотелось бы расколоть Китай; они хотят, чтобы Тибет, Синьцзян и даже Монголия были отдельными государствами, а тем самым они хотят ослабить Китай". Говорилось также, что "большинство китайцев, включая жителей Тайваня и Тибета, не согласны с расчленением страны; взгляды Вэй Цзиншэна по этому вопросу вызывают возражения". Или: "Вэй Цзиншэн - предатель. Он не демократ, а сепаратист. Он выступает за независимость Тибета и поощряет сепаратистов на Тайване. Он - приспешник Запада. Если бы он стал руководителем Китая, в нашей стране было бы хуже, чем в Советском Союзе. Пусть он не разрушает единство страны..." Еще: "Вэй Цзиншэн ненавидит образованных людей. Мы не должны избирать его в качестве лидера демократии для Китая, особенно учитывая его позицию по вопросу о Тибете и о Тайване, которая наносит ущерб нашей родине. Нас многому должны научить и крах СССР, и жалкая жизнь людей после этого в России".

Упоминания о нашей стране, толкование происходящего у нас в духе предостережения нередко встречаются в этих откликах. Вэй Цзиншэну, например, писали: "Если вы на стороне США, то вы не правы. Если Китай пойдет по пути СССР, то американцы будут смотреть на вас сверху вниз". При этом Вэй Цзиншэна упрекали в том, что он и такие, как он, якобы "хотели бы замедлить темпы экономического развития Китая, вследствие чего западным странам будет легче контролировать Китай; все время говоря о "культурной революции" и о правах человека, вы просто хотите настроить людей против правительства и ханьцев". Отождествление руководителей КПК с ханьцами, политики КПК с интересами китайской или ханьской нации - это не только установка руководства КПК в конце 1990-х гг., но и широко распространенное мнение в КНР и вообще среди китайцев во всем мире.

* * *

Постоянным упреком в адрес Вэй Цзиншэна, наряду с обвинениями в стремлении расколоть Китай и дать возможность Тибету, Тайваню, Синьцзяну и Монголии стать независимыми, представал тезис о нежелательности беспорядков в континентальном Китае, о том, что для Китая и китайцев важнее всего сегодня стабильность, ибо любые потрясения, в том числе и в пользу демократии, якобы принесут больше вреда, чем пользы.

Вэй Цзиншэну задавали вопрос: "Почему вы так стремитесь к демократическому движению и социальной нестабильности в КНР; почему вам хотелось бы, чтобы вскоре в КНР разразилась гражданская война?" Вэй Цзиншэну напоминали, каким был Китай до 1978 г. При этом упор делался на том, что "образованные китайцы, которым сейчас 45 лет и более, боятся прихода к власти в стране студентов-идеалистов и возврата вследствие этого к анархии периода "культурной революции". Конечно, гибель людей, причем лучших людей Китая (в частности, в 1989 г. в Пекине на площади Тяньаньмэнь), - это национальная трагедия; однако она не сравнима с тем риском потери жизней и свободы в случае, если будет упразднен нынешний политический режим. Если говорить о ситуации в КНР сегодня, то то, что сейчас можно приобрести за деньги, гораздо важнее и больше того, что за деньги купить нельзя. В КНР требуется время, чтобы люди начали понимать ценность системы законов".

Утверждалось также, что "развитие экономики КНР в 1980(1990 гг. уже доказало, что Китаю необходима стабильность и порядок ради интересов и выгоды большинства китайцев, а не хаос. Вэй Цзиншэн - устаревший китаец". Вэй Цзиншэна обвиняли в том, что он не только обсуждал положение, но и предпринимал действия для свержения государственного строя в КНР. При этом указывали, что, когда Вэй Цзиншэна судили 1995 г. во второй раз, его обвиняли в сборе средств с целью приобретения в Сянгане компании для издания газеты, на страницах которой помещались бы его призывы свергнуть нынешний режим в КНР.

В то же время многие люди поддерживают Вэй Цзиншэна. Отклики, одобряющие его деятельность и выступления, многочисленны и убедительны. Например, подчеркивалось, что Вэй Цзиншэн "выступает в защиту интересов большинства, а это свыше миллиарда людей, проживающих в континентальном Китае. Особенно имеются в виду 900 миллионов крестьян. Они страдают из-за неравноправия, которое обусловлено политикой властей по отношению к городскому и сельскому населению. Крестьяне нуждаются в питании, крове, образовании для своих детей". Один из выразивших свое мнение писал: "Я поражен жестокостью КПК в обращении с инакомыслящими. Я удивлен реакцией китайских студентов, обучающихся за рубежом, протестующих против попыток принести демократию в Китай. Если им так нравятся диктаторы, почему они тогда затрудняют себя и остаются на Западе, пользуясь плодами демократии?"

Люди подчеркивали мужество Вэй Цзиншэна, который "нашел в себе смелость и мужество выстоять в одиночку! Но ведь, по сути дела, вы не одиноки!!! Вот что я хотел бы вам сказать. Громадное дело вы делаете своими интервью и сообщениями об экономических беспорядках в Китае сегодня". И далее: "Многие студенты говорят, что любят Китай, но их не волнует политика в Китае. Китай сегодня стал сильнее экономически, но Китай нуждается в том, чтобы стать лучше политически. Политики делают политику, демократическая система принесет благотворную политику для Китая". Один из читателей сообщал, что с 1970 по 1980 г. он жил в небольшом городе Банбу в провинции Аньхой, где "ни для кого не было секретом, что полиция брала у казненных уголовных преступников внутренние органы на продажу за границу. Многие в городе знали об этом. Слышали ли вы об этом, когда были в Китае? Мне все это не нравилось, и я приехал в Америку. Если кому-то это нравится, почему бы им не вернуться обратно в Китай? Возвращайтесь в Китай. Компартия Китая ждет вас. Пожалуйста, не оставайтесь в Америке".

Живой отклик вызвал и рассказ Вэй Цзиншэна о том, что происходило в Тибете. Ему, в частности, писали и такие письма: "Будучи этническим китайцем, то есть ханьцем, я впервые узнал о жестокости китайских коммунистов в отношении тибетцев в 1950-х годах. По моей совести был нанесен удар, когда я узнал из интервью Вэй Цзиншэна, что уничтожались целые деревни, все их население. Хотя мои родные в этом не участвовали, я, как обычный рядовой китаец, должен принести извинения моим тибетским братьям и сестрам за жестокости. Это тем более необходимо тогда, когда мы просим японцев извиниться за их преступления против китайского народа во время войны.

Гуманность всегда должна стоять на первом месте. В новейшей истории китайцы не всегда были страдающей стороной, как это рисует правительство китайских коммунистов. Мы могли быть и мы были не на стороне правого дела, когда речь идет о нашем отношении к этническим меньшинствам, к малым народам. Мы должны найти в себе смелость и мужество признать, что были не правы, и исправить положение в будущем.

Передайте мои извинения тибетцам в изгнании. Я направлю мои извинения Далай-ламе. Он заслуживает уважения нас всех. Если бы он не содействовал миру, то я могу себе представить, как часто в Пекине взрывались бы бомбы и случались убийства. В прошлом году это имело место; говорят, что тогда действовали синьцзянские сепаратисты. То же самое происходит в результате действий ИРА в Англии".

Вэй Цзиншэну давали доброжелательные советы. В частности, говорили о необходимости проявлять в своих высказываниях большую осторожность, ибо он больше не принадлежит самому себе; контролировать свою ненависть к КПК; быть уверенным в себе, но не высокомерным; понимать, что в глазах американцев он олицетворяет Китай. Что он не только борец, но и великий китаец, а потому ему не стоит говорить о титулах и премиях, так как в Китае много борцов за демократию и он, Вэй Цзиншэн, один из таких выдающихся борцов; ему нужно понимать, что КПК - это не единственная причина несчастий китайского народа.

Другие люди давали Вэй Цзиншэну свои советы: берите за исходный пункт в своих рассуждениях и высказываниях любовь, а не ненависть; достигайте моральных целей моральными методами, на основе законов; даже если законы вам не нравятся, старайтесь изменять их, а не ломать; стремитесь к истине на основе правды, а не на основе слухов; не увлекайтесь политическими шоу с активистами, с политиками, завоевывайте поддержку китайского народа, начиная с зарубежных китайцев; лучше знайте положение в Китае; стремитесь к улучшению, а не к революции; изучайте доктора Сунь Ятсена и его идеи; чем больше мудрости и любви будет проявлять Вэй Цзиншэн, тем скорее наступит время лучшего Китая.

* * *

Уже упоминалось о том, что в 1993 г. Вэй Цзиншэн добился, чтобы при выходе из тюрьмы ему вернули копии его писем и заявлений, которые он писал своим родным и направлял властям, находясь в тюремном заключении. Эти письма составили основную часть книги его работ в переводе на английский язык, которая была издана в 1997 г. в Нью-Йорке под заголовком "The Courage to Stand Alone", то есть "Мужество выстоять в одиночку". В конце ноября 1997 г. эта книга вышла в свет в Тайбэе на китайском языке под заголовком "Вэй Цзиншэн юй чжун шусинь цзи", то есть "Письма Вэй Цзиншэна из тюрьмы".

Эта книга включает в себя ранее опубликованные работы Вэй Цзиншэна, в том числе эссе "Пятая модернизация: демократия", впервые появившееся на "Стене демократии" в Пекине 5 декабря 1978 г. В этом эссе утверждалось, что "четыре модернизации" на материке - промышленности, сельского хозяйства, обороны, науки и техники - не приведут к реальной трансформации общества, если в нем не будут "модернизированы" люди - посредством демократии.

В книге содержатся письма, написанные Вэй Цзиншэном в период с 1981 по 1993 г. из разных мест заключения в китайском "ГУЛАГе"; они свидетельствуют о силе характера автора и о глубине его приверженности своему политическому кредо - представительной демократии. Эти письма в целом можно разделить на две категории: адресованные младшему брату и двум младшим сестрам и те, в которых он обращался к властям, своим тюремщикам как непосредственным, так и более далеким, высшим политическим руководителям КНР ( Цзян Цзэминю, Ли Пэну, Дэн Сяопину и другим.

Письма родственникам деталь за деталью раскрывают теплоту и близость их взаимоотношений, а также временами позволяют понять, в каких отчаянных условиях находился Вэй Цзиншэн. Письма властям демонстрируют прямоту, точность и проницательность его суждений, его исполненный достоинства отказ поддаться угрозам и стать на колени перед силой.

Мрачные моменты, наступающие порой, всегда были лишь краткими эпизодами, и удивительно, что они не становились постоянным мотивом в тех невыносимых условиях, в которые был помещен Вэй Цзиншэн - одиночное заключение в камере с круглосуточно ярко светящей лампочкой, - тюрьма в тюрьме, как Вэй Цзиншэн называл ее; общее истощение как следствие скудного питания плюс отсутствие необходимой медицинской помощи, приведшее к сердечной недостаточности и заболеванию десен, в результате которого у него выпала большая часть зубов; постоянный психологический террор со стороны "доверенных" тюремной администрации - других заключенных, старавшихся по ее наущению сделать жизнь Вэй Цзиншэна как можно более ужасной.

В одном очень мрачном письме, написанном в 1981 г., Вэй Цзиншэн выражал беспокойство в связи с тем, что клеймо "родственников контрреволюционера" серьезно осложнит жизнь его брата и сестер, и задавал себе вопрос об альтернативе его тогдашнему существованию: "Иногда я думаю, что если бы я не дожил до сегодняшнего дня, то это было бы лучше и для меня и для всех вас... Если бы я умер, то и тем высокопоставленным чиновникам, чью репутацию я "запятнал", было бы легче выйти из моей тени. Моя смерть была бы лучшим выходом для меня и для всех". Но затем он, совершая характерный для него поворот, выбирается из этого мрачного тупика с улыбкой: "Человеку свойственно противиться смерти, а я - всего лишь человек, поэтому похоже, что я, к сожалению, буду по-прежнему обременять всех вас еще несколько десятков лет!"

Вэй Цзиншэн в одном из писем в 1981 г. писал своим родственникам, что пришел к выводу: Дэн Сяопин использует его заточение для устрашения других, действуя по принципу "убивать курицу в назидание обезьяне". Вэй Цзиншэн писал далее: "Позже мне стало совершенно ясно, что все, что они говорили мне, было ложью от начала до конца. Я просто поздравил себя с тем, что не дал им меня одурачить. Я никогда больше не стану рассматривать даже возможность отказа от своих принципов ради заключения сделки с ними".

Действительно, Вэй Цзиншэн использовал каждую возможность для того, чтобы критиковать власти с беспощадной прямотой. "Ваша слабость, - писал он в 1987 г. в письме, адресованном Дэн Сяопину, - в том, что у вас амбиции огромные, но вы бездарны и ограниченны... Как принято считать, вы партийная старая гвардия - с юных лет боролись за демократию и свободу, но вы делали это исключительно для самих себя; когда власть оказалась в ваших руках, вы и не подумали предоставить народу право на свободу и демократию. Ваши воззрения мало чем отличаются от воззрений императора или царя". Общая черта писем Вэй Цзиншэна - в них запечатлены сила и стойкость перед лицом страшных испытаний; строгая логика и гордое спокойствие этих писем кажутся просто невероятными в тех обстоятельствах, в которых они написаны. "Что касается медицинского обслуживания и гигиены здесь, - писал Вэй Цзиншэн в декабре 1989 г. в письме, адресованном Дэн Сяопину, - то вот уже несколько месяцев, как я не мылся. И дело не в том, что у них здесь нет условий для мытья; просто их нет здесь для меня".

* * *

Сама по себе публикация писем Вэй Цзиншэна имела немаловажное значение. Одно лишь упоминание об этой книге в палате представителей конгресса США 14 мая 1997 г. вызвало горячие дебаты о политике США в отношении материкового Китая - оно побудило конгрессменов развернуть незапланированную дискуссию о том, следует ли и далее предоставлять Китаю режим наибольшего благоприятствования в торговле с США.

Но при этом книга Вэй Цзиншэна - это не какая-то сиюминутная, проходная журналистика. Это - последовательное документальное свидетельство о продолжающемся изо дня в день процессе подавления государством одного человека, который способен повлиять на ситуацию. Вэй Цзиншэн доказывает своей жизнью, что и один человек способен воздействовать на политику. Некоторые полагали, что книга Вэй Цзиншэна "Мужество выстоять в одиночку" по праву стала в ряд с другими произведениями в жанре писем из застенков такими, как "Письма Ольге" Вацлава Гавела и краткое, бессмертное "Письмо из бирмингемской тюрьмы" Мартина Лютера Кинга.

Как и названные авторы, Вэй Цзиншэн демонстрирует способность ясно видеть то, что происходит сегодня; он убедительно судит о том, чему суждено свершиться завтра. Это, в сущности, - мудрость пророка, и Вэй Цзиншэн демонстрирует ее в своих письмах вновь и вновь. Например, в одном из писем 1984 г. Вэй Цзиншэн очень четко высказался о Сянгане (Гонконге) и о Тайване. В его замечаниях обнаруживается предвидение, которое было подкреплено последующими событиями. Единственный способ гарантировать успешный переход Сянгана под юрисдикцию КНР, писал он в письме, адресованном Дэн Сяопину, - добиться того, чтобы политические принципы, зафиксированные в соглашении с Великобританией об изменении статуса Сянгана, "соблюдались со скрупулезной точностью и сопровождались прогрессом в сфере реформ и демократии в самом Китае".

Хотя успех переговоров между Пекином и Лондоном - это "то, чему должен радоваться каждый китаец", но достигнутое соглашение никоим образом не является моделью для решения тайваньского вопроса, продолжал Вэй Цзиншэн. "Проблема Сянгана - это проблема возвращения территории, оккупированной иностранцами; проблема же Тайваня - это проблема примирения и сотрудничества двух политических сил внутри страны", - подчеркивал он. Еще в 1984 г. - задолго до начала прерванных (и возобновленных лишь в апреле 1998 г.) переговоров между Тайбэем и Пекином - Вэй Цзиншэн предлагал предоставить Тайваню "место с правом высказывать свое мнение" (но без права участвовать в голосовании) в составе делегации Китая в Организации Объединенных Наций, пригласить правительство Гоминьдана открыть свои представительства во всех материковых провинциях одновременно с открытием Компартией Китая своего представительства на Тайване, но ни в коем случае не пытаться изолировать Тайвань в сфере экономических связей и международных отношений. "Если Тайвань будет изолирован дипломатически и экономически, то результатом этого будет "потеря лица" для китайской нации в целом, - писал Вэй Цзиншэн. - Это, кроме того, вынудит правительство Гоминьдана на Тайване в еще большей мере полагаться на другие государства. Разделенный Китай - это вовсе не обязательно так уж плохо для других государств, и это, совершенно очевидно, не является нашей целью".

* * *

В апреле 1998 г. Вэй Цзиншэну была вручена в Стокгольме премия Улофа Пальме (250 тысяч шведских крон), которую ему присудили в 1994 г., когда он находился в тюрьме. На церемонии вручения Вэй Цзиншэн критиковал страны Запада, которые вкладывают капиталы в экономику КНР, и предостерегал прогресс в экономике вовсе не тождествен прогрессу в демократии. Получая премию в Стокгольме, Вэй Цзиншэн, в частности, говорил, что "когда создают компании и ведут деловые операции в странах-диктатурах, подобных Китаю, обычно говорят, что тем самым содействуют прогрессу в области демократии. Но те, кто так делает, думают не о демократии, а только о деньгах".

С точки зрения Вэй Цзиншэна, наилучший путь к переменам в Китае лежит через экономические санкции и международное политическое давление. Он опасается, что в противном случае "массы безработных, которые мигрируют в города, в конечном счете взбунтуются и поднимутся на революцию". В апреле 1998 г. Вэй Цзиншэн встретился в Женеве с верховным комиссаром ООН по правам человека Мэри Робинсон. Она намеревалась совершить поездку в КНР в сентябре 1998 г. Вэй Цзиншэн предостерегал Робинсон - власти в Пекине попытаются использовать ее визит в качестве орудия своей пропаганды. При этом Вэй Цзиншэн бросил вызов бытующему на Западе взгляду на экономику КНР. Он сказал: "У меня сложилось впечатление, что люди Запада придают слишком большое значение сообщениям о тех китайцах, которые разбогатели. При этом на Западе теряют перспективу, ибо гораздо больше китайцев все еще живут в бедности".

Вэй Цзиншэн сравнил КПК с "Титаником", заметив, что Запад пытается удержать на плаву этот тонущий корабль: "Тирания единственной политической партии в Китае начинает напоминать "Титаник". Новая надежда у Китая появится только после того, как этот корабль затонет". С точки зрения Вэй Цзиншэна, если в Китае не будут осуществлены демократические изменения, страну может захлестнуть насилие. "Мы не можем ждать пока КПК распадется. Мы должны вышвырнуть ее". Хотя Вэй Цзиншэн и не стал предсказывать сроки окончания правления компартии в Китае, но сказал, что по крайней мере 100 миллионов крестьян и 30 миллионов людей в городах сейчас безработные. "В Китае существует сопротивление, даже в самой компартии все больше и больше людей, которые считают насущными политические реформы". Вэй Цзиншэн говорил также о том, что в КНР систематически подвергаются пыткам заключенные; при этом имеется от 10 до 20 тысяч политических заключенных, хотя официальное число - всего 2400 человек.

В апреле 1998 г. Вэй Цзиншэн встретился с министром иностранных дел Австрии. Вэй Цзиншэн критиковал Австрию за мягкотелость в вопросе о правах человека в Китае. Он утверждал, что политики на Западе "обманывают общественное мнение и действуют так, как будто бы они ничего не знают". Он осудил также правительства западных стран за то, что они позволяют вкладывать миллиарды долларов в экономические проекты в КНР, и в то же время не выделяют средства для того, чтобы содействовать демократическому движению в континентальном Китае.

В связи с тем что в апреле 1998 г. власти КНР выслали из страны Ван Даня, содержавшегося несколько лет в тюрьме лидера студентов, выражавших свой протест и ратовавших за демократию на площади Тяньаньмэнь в 1989 г., Вэй Цзиншэн подчеркивал: он слышал, что Ван Дань страдает от многочисленных заболеваний, поэтому хорошо было бы ему подлечиться должным образом вне КНР... "Однако я хотел бы тут же добавить, - продолжал Вэй Цзиншэн. - Я уверен, что средства массовой информации начнут утверждать, будто имеет место прогресс в вопросе о правах человека в Китае. Я настаиваю на том, что это неправда".

Отвечая на вопрос о том, был ли Ван Дань освобожден или выдворен из КНР, Вэй Цзиншэн сказал: "С Ван Данем произошло точно то же самое, что и со мной. Оба мы были вынуждены покинуть Китай под предлогом получения медицинской помощи и лечения, но мы, конечно же, не были освобождены из заключения так, как это следовало бы сделать".

Находясь в Риме в качестве гостя Итальянской радикальной партии, Вэй Цзиншэн заявил 21 апреля 1998 г., что он никогда не хотел уезжать из Китая. Теперь, когда из КНР выдворили Ван Даня, Вэй Цзиншэн выразил надежду на то, что они будут совместными усилиями работать на благо демократии в Китае. Вэй Цзиншэн подчеркнул также: "Тот факт, что они освободили одного или двух человек, вовсе не означает, что они не арестовали многих других".

* * *

Итак, Вэй Цзиншэн решительно протестует против того, чего не приемлет в континентальном Китае, и одновременно выступает за изменения, которые нужны китайскому народу, ибо основа его счастья - это демократия.

Вэй Цзиншэн - непримиримый противник лжи, бесчеловечности китайской компартии, ее лидеров, прежде всего, Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина. В то же время он утверждает, что китайский народ точно так же, как и любой народ в мире, стремится к демократии и свободе, к гарантиям прав человека в Китае. Вэй Цзиншэн убежден в том, что сама природа человека, любого человека на Земле, побуждает его бороться за свои права, за свободу и демократию. Сам тот факт, что Дэн Сяопин и его коллеги за высказывание своих убеждений бросили Вэй Цзиншэна в тюрьму почти на двадцать лет, говорит о том, что нынешний политический режим в КНР страшится даже одного человека, который твердо заявляет о своей приверженности демократии.

Это вселяет надежду на то, что справедливость восторжествует.

СЕГОДНЯ И ЗАВТРА КИТАЯ

На пороге XXI в., в 1997 г., в континентальном Китае произошли два важных события: ушел из жизни Дэн Сяопин и состоялся очередной, XV съезд КПК. Смерть практически всех виднейших и известнейших представителей первого или двух первых поколений руководителей КПК пришлась на конец XX в. Нынешние китайские руководители, которые сами себя считают третьим поколением вождей Коммунистической партии Китая, и в первую очередь генеральный секретарь ЦК КПК и председатель КНР Цзян Цзэминь, предложили свои пути решения проблем страны и выхода континентального Китая в следующий век.

Это, вполне естественно, привлекло внимание мыслящих китайцев, вынужденных находиться за рубежами своей родины из-за несогласия с политикой руководителей КПК?КНР.

Представляется целесообразным показать читателю в России взгляды нескольких современных китайских инакомыслящих. Речь идет, главным образом, о видении ими нынешней ситуации в КНР, сегодняшнего дня континентального Китая и об их понимании того, что будет с Китаем завтра.

Мы изложим воззрения пяти ученых, которые показались нам интересными и важными, видя свою задачу прежде всего в том, чтобы в возможно более полном объеме довести до читателей их мнения.

Вместе с тем, по ходу изложения взглядов китайских инакомыслящих, мы предложим читателям (в скобках) некоторые пояснения или наши соображения в связи с идеями, которые высказывают китайские ученые.

Чэнь Ицзы

Чэнь Ицзы иногда называли самым высокопоставленным китайским инакомыслящим партийным функционером, который оказался после событий 1989 г. за рубежами КНР [5]. Сейчас, на рубеже XX и XXI вв., он концентрирует свое внимание на вопросе о том, куда движется наш мир и человечество в целом, каково магистральное направление этого движения и каковы в этой связи перспективы Китая.

По мнению Чэнь Ицзы, главное русло мирового течения в XX в. - это исторический процесс выхода на современный уровень или осовременивания, модернизации, которую осуществляют государства на Земле. Хотя в большинстве государств мира у людей уже имеются в основном и понимание, и знания о направлении и ходе этого процесса, причем такое понимание появилось в этих странах уже давно, однако для немалого числа людей в Китае, особенно для тех из них, которые живут в КНР, в континентальном Китае, есть необходимость глубоко переосмыслить свои представления - с той целью, чтобы всесторонне осознать и понять, что подразумевается под главным направлением мирового развития.

Чэнь Ицзы указывает на то, что за последние сто лет Китай прошел довольно извилистый путь, стремясь к выходу на современный мировой уровень, стремясь к модернизации, и за это была заплачена большая цена. В конце 1970-х гг. в Китае снова была выдвинута такая цель, как выход на передовой мировой уровень развития. Для этого были осуществлены реформы, благодаря чему за последние десять с лишним лет в экономической жизни общества произошли громадные изменения.

Однако в тот самый момент, когда мы вот-вот вступим в XXI в., мы не можем не признать, пишет Чэнь Ицзы, что Китай все еще во многих отношениях отстает, и очень отстает, особенно в том, что относится к становлению его политической системы. Тут Китай вплоть до настоящего времени все еще так и не влился в общее течение мирового развития, в его главное русло. А потому для всех без исключения китайцев существует общая и трудная задача, от которой никуда не уйти в первой половине следующего столетия. А именно: необходимо найти решение задачи успешного вхождения в главный поток мирового развития, найти пути и методы решения этой задачи, разобраться в том, как это сделать, а также решить вопрос - как заложить основу для выхода Китая на современный передовой уровень.

Однако когда сегодня мыслящие китайцы начинают заново осмысливать прошлое и будущее, то оказывается, что они связаны, опутаны в своих представлениях и размышлениях, в своих знаниях о главном направлении мирового развития и о перспективах Китая. Дело доходит до того, что во многих ключевых вопросах могут возникать разного рода заблуждения и недоумения. Например, возникает вопрос о том, какие именно коренные проблемы нельзя обойти и необходимо разрешить, если Китай желает выйти на передовой мировой уровень, стать на путь осовременивания и модернизации? Какой полезный опыт Китай может извлечь из процесса выхода на передовой современный уровень других государств мира?

На протяжении весьма длительного времени у Китая был лишь опыт неудачных экспериментов со своей системой, с попытками модернизации режима. За это китайский народ заплатил ужасающую цену. Какие же уроки, спрашивает Чэнь Ицзы, мы должны из этого вынести? Что это было? Что было тому виной? Личные ошибки руководителей или ошибки и промахи элиты в целом? Или, возможно, тот образец, на который мы ориентировались при экспериментах со строем, со своей системой, уже таил в себе поражение?

Политика реформ и открытости Китая внешнему миру, которую осуществлял Дэн Сяопин, уже вытащила Китай из той пропасти, в которой он находился, идя вспять, наперекор основному течению мирового развития. Однако если осуществлять только экономические реформы и не осуществлять соответствующие политические реформы, то какие перспективы это сулит Китаю? В настоящее время руководители третьего поколения получили возможность, какой у Китая не было более ста лет. В то же время они стоят перед вызовом, находясь в положении, когда руки у них связаны небывалым образом. Окажутся ли они способны стать основателями "первого поколения новой политической власти, нового политического строя или новой политической системы"? Сумеют ли они решить те проблемы, которые не решили Мао Цзэдун, Дэн Сяопин? Сумеют ли? Нет ли необходимости в том, чтобы китайский народ не только пребывал в ожидании каких-либо действий одного или двух вождей, а сам нашел новый путь, свою новую судьбу?

Все это в совокупности и представляет собой те самые крупные проблемы, которые связаны с перспективой и судьбой Китая в будущем. Если на эти вопросы не найти главного ответа, такого ответа, который был бы понятен всем, тогда Китаю, возможно, так и не удастся уйти от ситуации, которую в Китае описывают как "ощупывание памятника слепым человеком", который надеется представить себе, что находится перед ним.

Пусть даже Китай признает, что модернизация, выход на современный передовой уровень - это основная цель в будущем. Но если по-прежнему продолжать игнорировать уроки прошлого, не уяснив для себя направления движения в будущем, проводить эксперименты с модернизацией именно в таком ключе, тогда трудно будет избежать близорукого подхода, то есть погони за сиюминутными выгодами, избежать стремления "заглотнуть все то, что только можно", но при этом создать новые беды для потомков. Важно подчеркнуть, что такой подход к делу оставит потомкам в наследство трудноразрешимые противоречия и конфликты.

Чэнь Ицзы повторяет: "Если мы, китайцы, хотим найти путь Китая к осовремениванию, то мы должны, прежде всего, серьезно обобщить опыт и уроки процесса модернизации, который прошли главные государства мира, и со всей откровенностью покаяться в той истории, которая за плечами у Китая в двадцатом столетии".

(Итак, для Чэнь Ицзы речь идет, прежде всего, об общем для человечества, для всех стран и народов направлении мирового развития. При этом, с его точки зрения, бесспорно, что в годы КНР, во времена Мао Цзэдуна и при жизни Дэн Сяопина, континентальный Китай шел ошибочным путем, пытался продвигаться наперекор общему направлению мирового развития.

Здесь важно иметь в виду, что Чэнь Ицзы исходит из единства человечества, из единства всего мира, полагая Китай неотъемлемой составной частью человечества и планеты в целом; причем такой составной частью, путь развития которой, прежде всего и в самом главном, проходит в русле общего направления развития.

Чэнь Ицзы отвергает идею о превалировании "специфики" Китая над всеми иными соображениями, об "особом пути" Китая. По сути дела, он утверждает, что и попытки насаждать в Китае социализм, и тезис о "социализме со своеобразием или со спецификой Китая" - все это отклонения от правильного направления развития.

Каждая страна в каждый данный момент истории находится на своей стадии развития. В нашей стране нередко можно услышать или прочитать рассуждения о Китае, когда при этом имеют в виду положение в России или полагают, что ситуация в России и в Китае в основном одинакова; думают, что обе страны были одинаковы и тогда, когда полагали, что строят социализм без реформ, и тогда, когда занялись реформами социализма; при этом иной раз даже думают, что Китай в области этих реформ ушел дальше России. На самом деле вместо такого подхода и такого сопоставления представляется более продуктивным и правильным рассматривать ситуацию в России и в Китае по отдельности, быть чрезвычайно осторожными при сопоставлении того, что происходило и происходит в нашей стране и в Китае. Для Китая характерны его современные реалии, а они, в частности, таковы, что китайцам, особенно в КНР, еще только предстоит глубоко прочувствовать и осознать необходимость отказа от того "социализма", который существовал и существует в их стране, и от тезиса о "строительстве социализма со своеобразием или со спецификой Китая", и перехода на общий путь развития человечества. - Ю.Г.)

* * *

Чэнь Ицзы далее сосредоточивает свое внимание на следующих вопросах: успехи промышленной революции и возникновение, а далее рост социалистической идеологии; историческое обобщение основного опыта модернизации развитых государств; оценка значимости такого идейного течения, как социализм, имея в виду его положительное, активное значение, а также ошибки марксистского течения ( "сползание на кривой путь". Далее предполагается проанализировать поражение коммунистического эксперимента и реформ в социалистических странах. Автор намерен, дав оценку неудачам экспериментов с коммунизмом в СССР и с утопией сельского социализма в Китае, указать на то, что реформы в социалистических странах - это, по сути дела, и есть возвращение к процессу познания общих истин и к главному течению мирового развития.

Чэнь Ицзы вслед за тем предполагает проанализировать наследие Дэн Сяопина и перспективы руководителей третьего поколения. По мнению автора, Дэн Сяопин осуществлял только экономические реформы и не проводил политических реформ. А это, в свою очередь, привело к тому, что в Китае возник серьезный конфликт системного характера.

Оценка перспектив нынешних руководителей КПК?КНР, руководителей третьего поколения лидеров КПК, определяется ответом на вопрос: смогут ли они со всей решительностью пойти вперед в деле экономических реформ и сдвинуть с места необходимые политические реформы, стимулировать их осуществление; сумеют ли они добиться того, чтобы в последующие 20(30 лет Китай постепенно двинулся по направлению к обретению мощи, к процветанию и стабильности. Или по-прежнему будут продолжаться потрясения, страна останется в неустойчивом состоянии. Ключ к решению этого вопроса в том, сумеют ли нынешние руководители, начиная прямо с сегодняшнего дня, ? писал Чэнь Ицзы в 1997 г., ? приложить усилия к тому, чтобы заложить системную основу того строя, той политической системы, которая и будет современной.

(Чэнь Ицзы утверждает, что проблемы современного Китая порождены, главным образом, неприемлемостью строя, системы, существующей в КНР. Имеется в виду и политический строй и экономическая система. Выход из создавшегося положения Чэнь Ицзы видит исключительно в том, чтобы начать с признания необходимости изменить и политическую и экономическую систему в континентальном Китае. Только выдвинув такую цель, со всей ясностью и определенностью утвердившись в этом, можно заложить основу для продвижения в правильном направлении.

Следовательно, в КНР сегодня речь идет, с точки зрения Чэнь Ицзы, не о переменах внутри социалистической системы, не о подправлении и улучшении существующего строя, а о переходе от этого строя и от этой системы к другому строю и к другой системе.

Пока в КНР пытаются на практике решать некоторые частные вопросы, но ни современное государство, т.е. КНР, ни правящая политическая партия, т.е. КПК, еще не пришли к признанию необходимости и неизбежности изменений существующего социально-экономического и политического строя в стране. Вот на какой стадии сегодня продолжает находиться континентальный Китай. Ю.Г.)

* * *

Обращаясь к вопросу об успехах промышленной (индустриальной) революции и о подъеме идейного течения социализма, Чэнь Ицзы останавливается прежде всего на опыте государств, где модернизация прошла успешно.

Он отмечает, что за те двести?триста лет, что прошли со времени промышленной революции, развитие и изменения человеческого общества далеко превзошли все то, что было сделано за несколько предшествующих тысячелетий. К настоящему времени, - пишет Чэнь Ицзы, уже 88 государств прошли модернизацию или находятся на современном передовом уровне. И хотя у каждого из них есть и свои традиции и своеобразие, однако вполне очевидно, что процесс модернизации для них имеет и общие закономерности. Все эти страны обладают неким основным опытом, а это и есть то, что Китаю следовало бы перенять.

Самой важной общей особенностью процесса модернизации является то, что все они применяли не метод насильственной революции, а опирались на "эволюцию, на совершенствование строя, политической системы". Упомянутая эволюция представляет собой процесс, который составлен из трех основных компонентов, заслуживающих внимания. Прежде всего, это формирование системы частной собственности. Далее, это формирование системы свободных выборов. И наконец, это формирование гражданского общества.

Система частной собственности, свободные выборы и гражданское общество - все это формируется на основе постепенного освобождения человеческой личности и удовлетворения интересов этой личности. Все это взаимосвязано, взаимообусловлено и совместно формирует важное условие создания основной системы современного, или модернизированного, государства.

В результате трехвекового развития почти все государства, где модернизация осуществлена, создали подобную систему. Существуют три ключевые части этой системы, или этого строя: система рыночной экономики, система демократического политического управления и многогранная социальная культура. В ходе процесса системной эволюции все упомянутые линии перекликаются и переплетаются.

В тех государствах, где модернизация уже осуществлена, развивается свободная рыночная экономика на основе частной собственности. Рыночная экономика включает в себя три элемента. Прежде всего, это утверждение отношений частной собственности. В том числе четкое определение права собственности, с тем чтобы предотвратить ее захват. Собственность уступают только в соответствии с контрактом, с конкретным юридическим документом; именно таким образом поступают для того, чтобы избегать присвоения частной собственности. Все виды частной собственности защищаются в едином порядке, что не дает возможности дискриминировать какой бы то ни было вид собственности. Второй элемент рыночной экономики, рыночной экономической системы - это справедливые и прозрачные законы или правила рынка. Третий элемент состоит в том, что правительство осуществляет управленческие функции по отношению к рыночной экономике главным образом опосредованно, а не прямо, т.е. применяя экономические и правовые методы, а не чисто административные. Тем более избегают применения политического давления и вмешательства с его помощью в экономику.

Вторая важная черта: на основе свободных выборов формируется либерально-демократическая политическая система, а в перспективе приходят к созданию современной конституционной демократической системы. Эта система гарантирует каждому гражданину основные права, гарантирует человеку свободу и право выбора. Одновременно она также гарантирует людям и право участия в политике, благодаря чему под контроль подпадают те, у кого находится власть. При такой политической системе права граждан гарантируются конституцией, а власть правительства, в свою очередь, ограничена конституцией. Правительство управляет на основе законов. Люди на основе законов участвуют в политике, и таким образом формируется традиция управления на основе законов. Только на основе системы и может нормально функционировать рыночная экономика.

Третья важная черта основной системы современного государства ? формирование плюралистической культурной среды на основе гражданского общества. В такой социально-культурной среде, в условиях, когда гарантированы права каждого, по мере развития рыночной экономики различные классы и группы создают в целях выражения своих интересов и желаний разного рода массовые организации. Государство не манипулирует ими, и они постепенно развиваются в направлении согласования общественных интересов и играют свою роль, воздействуя на политику государства и правительства. Разнообразные культуры могут при этом соревноваться и расцветать, помогая одна другой, пополняясь за счет лучшего у партнера.

Создание такой системы фактически и есть мировая тенденция. Это никоим образом не происходит случайно, лишь в соответствии с замыслом некоего государства, или некой социальной группы, или политической партии. Это в полной мере отражает новые ценности современного человечества. В 88 из 223 государств мира такая модернизация уже произошла. Еще 100 государств идут по этому пути. Новая история мира со всей ясностью показывает, что это течение - не продукт субъективного планирования, а результат многовековой практики различных стран (или всех стран). Те страны, которые соответствуют этим закономерностям, влились в главное течение человечества. В истории человечества никто не достиг современного уровня, идя против этого течения. Хотя в настоящее время и существуют несколько государств, которые пытаются двигаться вспять или "поперек течения", но все они оказались в глубокой пропасти, в трясине; они находятся под давлением, которое заставит их вернуться в русло главной тенденции.

(Вот здесь просматривается нечто общее между нашими двумя странами, между Россией и Китаем. Обе страны в течение десятилетий пытались или пытаются идти против общей тенденции мирового развития. В результате они попали в тяжелейшее положение. Давление внутри каждой из этих двух стран, в первую очередь, а также давление извне побуждает их высвобождаться из трясины, в которой они завязли. При этом высвобождаться приходится одновременно и в области экономики и в сфере политики. Процесс этот идет с большим трудом. Освобождаться от прошлого, от сложившейся общественно-политической и социально-экономической системы удается рывками, с отступлениями назад, с топтанием на месте. Системная эволюция в нашей стране началась, но она проходит не в процессе гражданской войны, что, с одной стороны, сберегает жизни людей, экономику страны, но, с другой стороны, позволяет трупу старой системы разлагаться и хватать за руки тех, кто создает новую систему. Это приводит и к разрушениям в экономике, и к человеческим жертвам. В КНР такой процесс, по сути дела, еще только начинается. - Ю.Г.)

* * *

Далее Чэнь Ицзы переходит к рассмотрению положительного значения и ценности идейного течения социализма.

Положительно оценивая мировую тенденцию модернизации, необходимо также признать, подчеркивает Чэнь Ицзы, что появление или возникновение идейного течения социализма также имело свой смысл, свое значение, которое нельзя преуменьшать, для прогресса, для движения человеческого общества вперед.

Промышленная революция знаменовала собой начальный момент, исходный пункт движения человеческого общества к модернизации. Однако по мере того, как ручной труд вытеснялся машинами, а мастерские постепенно заменялись современными заводами и фабриками, у людей стали вызывать беспокойство такие явления, как социальная несправедливость, неравномерное распределение богатства и бедности. В ранний период капитализма, когда происходило его стихийное неуправляемое развитие, различия между главными социальными слоями были совсем не такими, как различия между аристократией прошлого и рабами или крепостными. Но как бы там ни было, а капиталисты относительно легко богатели, рабочие же продолжали жить в бедности.

В это время некоторые идеалисты и моралисты под влиянием просвещения, исходя из лучших побуждений, стремясь к справедливости и равенству в обществе, обрушились с нападками и вступили в борьбу против таких несправедливых явлений общественного характера, как возникавшие в процессе накопления капитала массовое использование детского труда, увеличение рабочего времени, слишком низкие доходы рабочих, слишком большие доходы капиталистов.

Идейное течение социализма появилось именно в ходе развития этого общественного движения; оно отразило поиски человечеством справедливости в обществе, а также включало в себя сочувствие к слабым, жалость и милосердие к ним. Сен-Симон, Оуэн, Фурье - вот представители идейного течения социализма на его ранней стадии. Впоследствии большинство европейских социал-демократических партий признали это течение, выдвинули и утвердили очень много эффективных установок в сфере социальной политики, дабы смягчить проявления несправедливости в обществе. Фердинанд Лассаль, основатель Социал-демократической партии Германии, и был автором ранних социалистических теорий. Вплоть до настоящего времени он пользуется уважением германских социал-демократов. Памятник Лассалю и сегодня стоит перед штаб-квартирой СДПГ.

Лассаль считал, что различные классы имеют свои разнящиеся интересы. Между ними может быть борьба, но в этой борьбе для решения вопросов нужно прибегать к таким методам, как компромиссы и диалог. Например, целесообразно отстаивать интересы слабых через парламент. Лассаль не стоял за классовую борьбу или за диктатуру одного класса над другим классом, полагая, что не должно, свергая власть одной части людей, грабить их, чтобы удовлетворить интересы другой части людей. Он также полагал, что частная собственность может нести с собой несправедливость; однако, если ликвидировать, отменить или отобрать частную собственность, тогда человек может лишиться той движущей силы, с помощью которой он и вносит свой вклад в производство, потому что он превратится в ленивого и безответственного человека, а в результате обществу будет трудно продвигаться вперед. Поэтому Лассаль подчеркивал, что следует защищать частную собственность и одновременно, используя метод вторичного, повторного распределения (например, налог на наследство, подоходный налог, социальное обеспечение) нужно решать вопросы социальной справедливости.

Необходимо сказать, что упомянутое социал-демократическое течение имело активное положительное значение при разрешении ряда социальных проблем на ранней стадии развития капитализма; оно играет положительную роль вплоть до настоящего времени.

Чэнь Ицзы утверждает, что позже учение о социализме сбилось с правильного пути.

Он говорит, что в то время, когда идеи социал-демократов получили поддержку части рабочих, в идейном течении социализма возникло экстремистское направление, представителем которого стал марксизм. Маркс полагал, что одновременно с накоплением капитала возникает и относительное и абсолютное обнищание рабочего класса, а потому процесс модернизации промышленности ? это также процесс накопления несчастий человечества. Он считал, что противоречия между нахождением капитала в частных руках и общественным характером производства можно разрешить только ликвидацией системы частной собственности и учреждением системы общественной собственности. Поэтому Маркс и выдвинул установку о революции пролетариата, то есть революции тех, у кого нет собственности. При этом имелось в виду, что рабочий класс должен сам освободить себя, и если он захочет сделать это, то ему необходимо путем классовой борьбы, отбирая или захватывая то, что находилось в руках меньшинства - производство, имущество, собственность, - осуществить диктатуру пролетариата. То есть диктатуру класса, у которого нет собственности.

Антропологизм Маркса, особенно его утопические коммунистические понятия, его установка "все люди свободны, все люди равны", призывы к тому, чтобы в мире не было "ни угнетения, ни эксплуатации", воздействовали на интеллигентов, мечтателей, идеалистов во многих странах, которые не были удовлетворены положением в обществе, прежде всего - своим. Все это привело к широкому распространению этого идейного течения. Те методы создания идеального общества, за которые выступал Маркс, - классовая борьба и общественная система собственности, - использовали марксисты-практики, действуя с различными целями. В результате они принесли небывалые бедствия тем странам, где проводились такого рода эксперименты.

Чэнь Ицзы согласен с утверждением, что Маркс встал на ошибочный путь, сбился с правильного пути потому, что возвел в абсолют особые явления, присущие только первому этапу развития капитализма. Маркс счел их имеющими всеобщее значение, повсеместно пригодными для выводов, вечными и общими закономерностями. Поэтому в его идейной теоретической основе возник уклон отклонение от истины. Его определение основных черт промышленного общества неверно. Иными словами, накопление капитала не обязательно ведет к несчастьям человечества. Наоборот, жизнь рабочего класса по мере развития экономики постепенно улучшается; такова историческая реальность, которая обратна тому, что предвещал Маркс - рабочий класс будет беднеть. Поэтому развитие капитализма не может вести к всеобщей, мировой революции пролетариата - класса неимущих, не имеющих собственности.

Чэнь Ицзы выражает также несогласие с выводом Маркса о перспективах капитализма, согласно которому чем больше будет накопление капитала, тем больше будут несчастья человечества, а потому капиталистическая система нерациональна. Факты показывают обратное. История капиталистического общества со времени промышленной революции демонстрирует, что по мере накопления капитала, развития экономики и созревания демократической системы уменьшаются и трудности рабочего класса, а свобода человека, его счастье и достаток получают больше гарантий.

В отличие от представлений и деятельности демократов, марксисты в некоторых государствах, находящихся в процессе развития, отбросили демократическое зерно идеи Маркса. Под флагом марксизма они осуществляют диктатуру своих группировок - тоталитарную диктатуру с предельной концентрацией власти. Представителями такого явления Чэнь Ицзы называет Ленина, Сталина, Мао Цзэдуна и Пол Пота.

Далее Чэнь Ицзы обращается к тому, что он называет поражением коммунистического эксперимента, и к реформам в социалистических странах.

Говоря о поражении коммунистического эксперимента, Чэнь Ицзы указывает прежде всего на то, что Маркс полагал: для освобождения угнетаемых и несчастных людей рабочий класс должен путем классовой борьбы захватить политическую власть. Причем это можно сделать, используя и мирную, парламентскую форму борьбы, а можно - применяя насильственную форму, путем революции. Предполагалось, что революции должны были произойти прежде всего в индустриальных странах. Это предсказание Маркса, отмечает Чэнь Ицзы, так никогда и не сбылось.

Основатель компартии в России Ленин, пишет далее Чэнь Ицзы, сначала тоже полагал, что парламентская система, представительная система - это лучшая форма политической власти пролетариата, то есть класса, не имеющего собственности. Однако когда Ленин обнаружил, что Первая мировая война вызвала широкое общественное недовольство в России, а буржуазное Временное правительство оказалось относительно слабым, тогда, по мнению Ленина, в России возникла возможность для осуществления революции. Именно тогда Ленин поднял октябрьское восстание 1917 г. и захватил власть.

Захватив власть, большевики отбросили парламентаризм и начали осуществлять однопартийную диктатуру, присвоив ей имя диктатуры пролетариата, или диктатуры класса неимущих. В этих целях Ленин выдвинул также и теоретические установки относительно "масс, классов, политической партии, вождей", которые были предназначены для того, чтобы обосновать свою диктатуру и дать определение созданной при этом системе. Фактически еще в феврале 1921 г. матросы российского Балтийского флота, расквартированные в Петрограде и участвовавшие в октябрьском восстании, уже выступили против политики Ленина. Однако их выступление было подавлено направленными против них Лениным сухопутными войсками, которые произвели массовую расправу. Было убито несколько тысяч матросов. В России этот жестокий факт давно предан гласности. В КНР об этом, вероятно, еще и не слыхивали, отмечает Чэнь Ицзы.

Когда наступила эпоха Сталина, большевистская система тоталитарной диктатуры была развита далее. Был сделан следующий шаг ? она была превращена в диктатуру одной личности, в диктатуру вождя. С той поры всех тех, кто в обществе или в партии высказывал иное мнение или выступал с критикой, стали рассматривать как "классовых врагов", как "инакомыслящих" или как "классово чуждые", "антипартийные" элементы. На этом основании проводились одна за другой "чистки"; людей, волна за волной, репрессировали и уничтожали. Марксизм, ленинизм, сталинизм стали считаться государственной доктриной. Любые иные политические взгляды или теории считались уклонами, которые были недопустимы, им не позволяли существовать. Народ был лишен всех политических прав и свобод. Любой и каждый мог быть в любой момент репрессирован. Того, что именовалось "пролетарской демократией", не существовало. В результате СССР вступил в более страшный и более мрачный период, чем времена царской России.

Только после того, как при Хрущеве Сталина раскритиковали, пересмотрели некоторые несправедливые "дела", только тогда люди немного высвободились из-под гнета политического террора, ощутили частичную свободу в своей жизни. Однако советский народ, по сути дела, по-прежнему так и не имел установленных конституцией основных политических свобод и политических прав.

* * *

В сфере экономической политики после того, как Ленин установил красную политическую власть, была создана экономическая система в форме коммун; у крестьян стали выгребать "излишки" - продовольствие, которое у них еще оставалось; в результате в России погибло много крестьян. Потом на некоторое время ввели нэп. Только тогда экономическое положение несколько улучшилось. Однако вскоре Сталин, желая ускорить индустриализацию, стал осуществлять жесткую "социалистическую плановую экономику". Стремясь накопить громадные средства, необходимые для индустриализации, в деревне насильственно провели коллективизацию сельского хозяйства.

Эта политика натолкнулась на ожесточенное сопротивление и на отпор со стороны крестьян. Однако Сталин не остановился перед применением армии и подавил крестьянские протесты, подавил сопротивление крестьян. В результате хотя и была осуществлена коллективизация сельского хозяйства, но сельскохозяйственному производству был нанесен серьезный ущерб. В деревне повсеместно царил голод. В 1931?1932 гг. от голода в деревне умерли 12 млн. человек. Уже в то время сельскому хозяйству в СССР был нанесен тяжелый урон. Если в царское время Россия была самым крупным мировым экспортером зерна, то после коллективизации деревни Советский Союз стал самым крупным в мире импортером зерна.

Насильственная концентрация сил и средств государства дала СССР возможность в 1938 г. объявить об успехах индустриализации. Однако эффективность экономики в целом снизилась, потери и бросовые затраты были громадными; люди, утратив свободу, повсеместно прибегали к пассивным забастовкам. Колхозники из года в год предпочитали наблюдать, как остается в поле неубранной картошка, но упорно не желали собирать урожай. Правительству приходилось ежегодно мобилизовывать рабочих, учащихся и служащих и направлять их в деревню "на картошку", убирать с полей урожай. В то же время в городах в рабочее время рабочие и служащие бегали по магазинам. Они также уносили с рабочих мест все, что только можно было унести и что попадалось под руку, присваивая себе это "добро"; при этом в обществе все это стало рассматриваться как нормальное или обычное явление. Совершенно очевидно, что если сопоставить все это с тем, что произошло в большинстве стран в результате промышленной революции, где имеется все то, что отвечало самой природе человека - существует и частная собственность, и свободные выборы, и гражданское общество, - то коммунистический эксперимент в Советском Союзе противоречил всему этому целиком и полностью, шел вразрез со всем этим абсолютно.

Необходимо, однако, признать, что в области культуры КПСС никогда не вела политики, враждебной западной культуре и искусству, и тем более не стремилась к ликвидации "культуры буржуазного класса". Напротив, КПСС?ВКП(б) проводила политику сохранения и развития богатого культурного наследия, которое было накоплено с тех пор, как Петр Первый открыл двери на Запад. Мало того, используя эти богатства культуры, партия воспитывала среди масс рабочих и крестьян привычку уважения к западноевропейской цивилизации и в определенной степени значительно и во многом повысила уровень культурного воспитания нации в России.

Это уважение к современной цивилизации воплотилось также в определенной степени и во внутренней жизни партии. Даже во времена Сталина, когда на страницах газеты "Правда", органа ЦК КПСС, появлялись сообщения о критике членов Политбюро ЦК партии, - важнейшие решения по этим вопросам, по крайней мере формально, внешне, но все-таки принимались путем голосования.

(Взгляд Чэнь Ицзы на политику коммунистической партии в нашей стране в области культуры и образования продиктован, главным образом, его болью за положение в Китае. Дело в том, что Мао Цзэдун и его партия, придя к власти в континентальном Китае, обрекли население страны на духовную нищету, сохраняли невежество в массах китайского населения. Используя китайский национализм, под лозунгами формально патриотического содержания, они отгородили КНР от внешнего мира, причем не одной, а несколькими стенами. В частности, при Мао Цзэдуне была упрощена система китайской иероглифической письменности. Это было сделано под предлогом облегчения доступа к грамотности для широких масс людей. На самом же деле такой особой необходимости не было. Люди, изучавшие в школах упрощенные иероглифы, оказывались не в состоянии знакомиться с древней и старой китайской культурой, с книгами, отпечатанными полными, а не упрощенными иероглифами, то есть со всей литературой, которая издавалась до прихода к власти Мао Цзэдуна в Китае веками. В то же время на Тайване продолжали и до сих пор продолжают пользоваться полными иероглифами. Такими же иероглифами пользуется вся китайская диаспора за пределами континентального Китая. Таким образом, упрощенные иероглифы - это одно из тех орудий, которые применяли Мао Цзэдун и КПК для разобщения китайцев и для отгораживания китайцев в континентальном Китае от древней китайской культуры, от альтернативного Китая на Тайване, от китайцев, проживающих за рубежами КНР. Далее, в КНР велась жестокая борьба против всего, что не признавалось пролетарским, то есть против китайской культуры до периода КНР, а также против всей иностранной культуры. Во времена Мао Цзэдуна знакомиться с этой культурой, за исключением некоторых произведений литературы и искусства, которые дозволялись КПК, для простых людей в КНР было невозможно. Ненависть к иностранцам, к китайцам, которые считались классовыми врагами, в том числе и к тому, что именовалось феодальной и буржуазной культурой, определяла политику Мао Цзэдуна в сфере культуры и образования. - Ю.Г.)

* * *

Далее Чэнь Ицзы пишет, что, начиная с Хрущева, в Советском Союзе непрерывно проводились некоторые экономические реформы ограниченного характера. Однако в силу того, что систему в целом это не затрагивало, успеха такие акции не приносили. В период от Хрущева до Брежнева в СССР велась политика повышения социалистического благосостояния. Благодаря этому советские люди повсеместно достигли уровня начального достатка, который по-китайски обозначается термином "сяо кан". Однако в силу того, что система в целом со всеми ее экстремальными проявлениями продолжала существовать, политика повышения благосостояния наносила серьезный урон потенциалу государства. "Средний достаток", безбедное существование имели своим следствием растранжиривание могущества государства, а это в свою очередь приводило к тому, что разрыв между Советским Союзом и другими современными странами все увеличивался. В период Горбачева эта система не смогла, наконец, сама себя поддерживать, не могла сохраниться без реформ. Тогда начали искать другие пути в сфере политической демократизации.

* * *

Затем Чэнь Ицзы переходит к рассмотрению вопроса об утопии крестьянского социализма в Китае.

При этом он, прежде всего, отмечает, что в свое время, в 1945 г., в ходе переговоров между делегациями Гоминьдана и компартии в Чунцине, Мао Цзэдун заявлял, что свободный демократический Китай осуществит "три народных принципа" Сунь Ятсена, осуществит принципы Линкольна, иначе говоря, народ должен будет пользоваться и властью и правами, а также будут осуществлены "четыре больших свободы" Рузвельта. Накануне обретения власти в континентальном Китае Мао Цзэдун также говорил, что Китай вступил в период новой демократии, что в сфере экономики будет существовать многоукладная экономика, то есть будут сосуществовать разные системы собственности. Мао Цзэдун говорил, что в политической сфере будет осуществляться политика, в соответствии с которой у власти будут совместно находиться несколько партий. Все это было, как говорится, на слуху, еще звучало в ушах, но как только Мао Цзэдун заполучил власть, он отбросил все эти обещания и стал делать совсем иное.

После образования КНР в 1949 г. на протяжении первых десяти коротких лет ее существования одна политическая кампания сменяла другую; страна так и жила от одной кампании до другой кампании: от "земельной реформы с кровопролитием" до "ликвидации местных бандитов и выступлений против мироедов"; от "создания объединенных государственно-частных или смешанных государственно-частных предприятий" до "закупок и продаж в едином порядке", то есть до централизованных госзакупок и госторговли; от "кооперирования" сельского хозяйства до "борьбы против правых"; от массового психоза, когда вся страна варила сталь, до "народных коммун". Весь Китай был тогда поставлен с ног на голову; народ просто не мог существовать. Только с 1960 по 1962 г. в КНР умерли от голода 43 миллиона человек, то есть в четыре раза больше, чем в России, когда Ленин экспериментировал с коммунами.

Начатая в 1966 г. "великая культурная революция" тем более была небывалым великим бедствием, какого не было в истории китайской нации (чжунхуа миньцзу); тогда по всей стране сердца людей сжимались от страха почти в каждом доме; люди не были уверены в том, что с ними не произойдет несчастье в любую минуту, прямо сейчас. Как говорил Ху Яобан (генеральный секретарь ЦК КПК в годы, последовавшие за смертью Мао Цзэдуна, много сделавший для исправления сложившегося в Китае положения. - Ю.Г.), в ходе этого движения подверглись "критике и борьбе", репрессиям, или были привлечены по различным "делам" в общей сложности более 200 млн. человек! Трудно даже подсчитать, какой ущерб нанесла "культурная революция" самой природе человека, культуре и традициям. Жизнь определялась в те годы такими словами: утром не знаешь, что с тобой будет вечером, нет никакой уверенности в завтрашнем дне, все висит на волоске. Все буквально трепетали от ужаса.

Мао Цзэдун явно следовал сталинской модели. Он также унаследовал коммунистические методы военной поры. Мало того, он к тому же стал еще и наследником некоторых традиций восточного деспотизма. Он проводил и распространял огульное обобществление всего и вся в крестьянских хозяйствах, он осуществлял коллективизацию и коммунизацию в деревнях. Он насаждал плановую экономику. Он развернул жестокую классовую борьбу, практиковал диктатуру одной партии и диктатуру вождя. Мало того, Мао Цзэдун также развил систему, при которой каждый человек в КНР становился собственностью той или иной "организации", "ячейки". Особенностью этой системы были ее всеобъемлющий характер и полная, абсолютная зависимость человека от этой системы.

Мао Цзэдун создал систему, при которой каждый человек во всем, буквально во всем, зависел от той организации, к которой он был приписан. Таким образом, Мао Цзэдун властвовал и над каждой организацией, и над каждым человеком. Он контролировал всех.

Опорой этой системы, созданной Мао Цзэдуном, было то, чего никогда не было в истории, а именно "система права на собственность или права на имущество" в соответствии с рангом или ступенью иерархии в КПК?КНР, на которой находился тот или иной человек. Такими образом, все организации в стране и все люди, каждый человек, имели свой ранг, были отнесены к той или иной ступени. Над каждым человеком была целая лестница таких рангов или ступеней. Все знали, что существуют эти ранги, каждый знал свое место. Так осуществлялось господство людей над людьми. Кроме того, в эпоху Мао Цзэдуна в области культуры и идеологии, в области мысли каждый человек чувствовал себя как бы зажатым в клещи. Это полностью соответствовало традиционному диктаторскому или самовластному характеру, присущему восточной культуре, отражало деспотические особенности культуры Востока, из-за чего во многом очень сильно снизился культурный уровень народа Китая и степень его цивилизованности. Это имело чрезвычайно серьезные отрицательные последствия, сказалось на нормальном развитии общества в Китае.

Если говорить, что при коммунистическом эксперименте в СССР все-таки в какой-то степени сохранялся дух культуры и цивилизации, то при социалистической сельской утопии в Китае вся страна, весь Китай в целом на какое-то время погрузился в трясину бедствий и отсталости средневекового типа. С окончанием эпохи Мао Цзэдуна Китай уже просто не мог дальше существовать без проведения реформ.

Переходя к вопросу о реформах в социалистических странах и характеризуя этот процесс как возвращение к общепринятым представлениям и к главной тенденции развития человечества, Чэнь Ицзы подчеркивает, что после смерти Мао Цзэдуна у Китая, по словам Дэн Сяопина (который в данном случае отражал реальную ситуацию), "без реформ выхода нет".

Далее Чэнь Ицзы рассуждает следующим образом: вообще, все социалистические государства именно из-за того, что у них просто не было никакого иного выхода, были вынуждены взяться за проведение реформ. Но тогда спрашивается: почему же у них не было иного выхода раньше? Почему они, собственно говоря, оказались в таком безвыходном положении? Да именно потому, что та система, тот строй, который существовал в социалистических странах накануне реформ в политике, в экономике, в культуре и так далее, этот строй столкнулся с серьезными проблемами.

Прежде всего, диктатура пролетариата, т.е. класса людей, не обладающих собственностью, основанная на классовой борьбе, привела к однопартийной диктатуре и к самовластию вождя. Она отняла у народа политические права и свободы, и людям оставалось только послушно подчиняться, идти, куда велят. Поэтому в отношении к этой политике у людей возникало ледяное безразличие, появлялось оцепенение, неподвижность, инертность; извращение политических акций становилось для общества обычным делом.

Далее, плановая экономика, в основе которой лежала система общественной собственности, привела к тому, что люди утратили экономическую свободу, а потому им недоставало активности в работе; низкая эффективность экономики приводила к нехватке товаров. Руководящие работники по-прежнему могли пользоваться особыми правами или привилегиями, а простые люди могли влачить лишь жалкое существование, прозябать в бедности.

Далее, в силу того, что марксизм представал в качестве "государственной религии" или "государственного учения", ликвидировались и гражданское общество, и плюралистическая культура. Мышление людей повсеместно и тотально находилось под контролем официальной идеологии, направлялось ею; при этом понимание вещей и явлений сводилось к самым примитивным схемам. При такой системе культурные и цивилизованные люди были вынуждены буквально или в переносном смысле подметать пол или мести улицу, а бездарь и глупость поднимали голову, люди падали духом, у них складывалась привычка не высказывать то, что было на уме; ложь становилась обыденным явлением, в душах людей накапливалось недовольство, которое в конечном счете публично изливалось, что приводило к "нарушению порядка в обществе". Такая система лишала людей стремления к свободе, демократии и достатку; иными словами, это шло вразрез с природой человека и противоречило основной тенденции развития мира.

На первом этапе, когда компартии и в России и в Китае только взяли власть в свои руки, в обеих странах имело место одно общее явление, а именно: люди, исходя из мечты о построении справедливого общества, повсеместно защищали новое правительство, новую власть, доверяли ей и полагались на нее. Особенно в первый период строительства власти в социалистических государствах, когда правительство, применяя грубую силу, сметало отбросы общества, устраняло дурные социальные явления, уменьшало или ослабляло различия между бедностью и богатством, расширяло рамки занятости людей трудом, увеличивало социальные гарантии. Тогда люди действительно демонстрировали веру в прекрасное будущее и даже самозабвенно трудились, проявляя энтузиазм и не думая об оплате труда. Однако после того, как постепенно людям приходилось реально расплачиваться за целый ряд шагов по созданию социалистической системы, стало возникать чувство разочарования. Разочарование становилось перманентным; люди были вынуждены все время терпеть трудности и испытывать на себе удары. Вот тогда энтузиазм в отношении новой власти начал все быстрее исчезать и испаряться.

Постепенно выяснилось, что социалистическая система не способна реализовать идеалы. Стало очевидно, что невозможно достичь всех тех великих целей, которые предрекали Маркс и правящая партия. В обществе волна за волной возникали критические настроения и недовольство, а правители разворачивали тем временем одну за другой разного рода политические кампании; цель их при этом состояла в том, чтобы каким-то непостижимым образом создать чудо в сфере экономического строительства, или они еще лелеяли надежду сформировать в политической сфере новый прилив энтузиазма и уважения к правящей партии. Или стремились устранить социально-политические препятствия, которые мешали им творить произвол, проводя нужную им политику.

Однако результатом всего этого во всех без исключения случаях было возникновение смуты, причем во все больших масштабах, проявление беспорядка и в сфере политической жизни, и в области экономики. И только тогда, когда правители наконец обнаружили, что все названные выше "методы" уже не дают эффекта, они обратились к реформам, видя в них панацею от всех зол.

* * *

Раньше других к реформам в социалистических странах обратились в Югославии. Это произошло еще в 1953 г. В то время Тито осуществил систему рабочего самоуправления на предприятиях, находившихся в общественной собственности, а также распределил землю между крестьянами. В 1956 г. в Венгрии была отменена обязательная сдача сельскохозяйственных продуктов крестьянами государству, были отменены также привилегии членов Политбюро ЦК партии. Затем в Польше, Чехословакии, Восточной Германии стали в опытном порядке проводить реформы. Однако ни в одном случае эти попытки не привели к серьезным результатам. Отец венгерских реформ Р.Ньерш разъяснял, что только спустя десять лет после создания социалистической системы в странах Восточной Европы эти государства начали осознавать, что они выполняли пустопорожние планы, которые не могли привести к успеху. Дело было в том, что невозможно перескочить через этап товарного хозяйства, а если права собственности остаются в неопределенном состоянии, если в экономике оборотные средства не имеют определенной цены, не имеют практической ценности, то экономика не может нормально развиваться. Если нет многопартийной системы или открыто и гласно существующих фракций внутри одной партии, невозможной оказывается политическая демократия. По сути дела, эти реформы всего лишь вернули их авторов к общеизвестным истинам.

Действительно, почти во всех социалистических странах реформы - это процесс отказа от пустых мечтаний, от утопий, это процесс возвращения к общеизвестным истинам и к главному, основному направлению развития. Некоторые из разбирающихся в существе дела людей внутри китайской компартии тоже осознали это. Я помню, утверждает Чэнь Ицзы, как еще в 1986 г. Бао Тун (помощник генерального секретаря ЦК КПК Чжао Цзыяна по политическим вопросам) говорил мне следующее: "Наши реформы - это и есть наше возвращение к общеизвестным истинам". Однако легко говорить о возвращении к общеизвестным истинам, а какую же страшную цену китайский народ уже заплатил за это!

После распада власти компартий в СССР и в странах Восточной Европы демократические правительства одно за другим вписали в конституции своих государств такие понятия как "приватизация", "рынок", "демократия", "многопартийная система". Они не только вернулись к общеизвестным истинам, но и прикладывали усилия, с тем чтобы вернуться в основное русло, к основной тенденции мирового развития. Хотя перед этими государствами все еще стоит ряд трудных проблем, которые представляют собой наследие посткоммунистического периода, а также в связи с тем, что за переход к иной системе приходится платить великую цену, - в этих странах уже существуют частная собственность, свободные выборы и гражданское общество. Т.е. основные условия, на базе которых можно делать уверенные шаги по пути вперед. Что же касается КНР, то хотя ее экономика и продолжает развиваться, но она все еще очень далека от изменений в самой системе. Она особенно далека от возвращения в основное русло мирового развития; требуется приложить еще очень большой труд, чтобы с успехом вести борьбу против тех сил, которые сохраняют старые порядки.

(Чэнь Ицзы подчеркивает, что и в настоящее время, после двух десятилетий того, что именуется в КНР реформами, континентальный Китай еще далек от подлинных эволюционных реформ системного характера. Так обстоят дела в сфере политической, да и в экономической жизни в Китае, ибо все то, что происходило за последние два десятилетия, даже при учете всех относительно позитивных изменений, все-таки не было началом подлинных реформ системы, которые могут вывести Китай из бедственного положения и тупика, в котором он остается, сохраняя диктатуру одной политической партии и преимущественные позиции в области экономики в руках партийно-государст-венного аппарата. - Ю.Г.)

* * *

Далее Чэнь Ицзы переходит к рассмотрению вопроса о наследии Дэн Сяопина и о перспективах нынешних руководителей КПК?КНР, или, как их обычно сейчас называют в континентальном Китае, "руководителей третьего поколения" китайской компартии.

Обращаясь к этим проблемам, Чэнь Ицзы видит серьезные конфликты, которые носят системный характер. Иначе говоря, речь идет о вопросах, которые касаются существа строя в КНР, его политической и экономической системы.

Чэнь Ицзы подчеркивает, что Дэн Сяопин осуществлял политику реформ, развивал экономику, усилил мощь государства. Он улучшил жизнь народа. Он также начал политику открытости Китая для внешнего мира, "разбил замки на дверях страны", что дало возможность людям Китая выйти за эти ворота и стены, увидеть мир. Он также пересмотрел несправедливые "дела", несправедливые обвинения политического характера, остановил непрекращавшуюся до той поры "классовую борьбу". Дэн Сяопин вытащил Китай из потока, противоположного общему направлению мирового развития, вытащил страну из трясины. Чэнь Ицзы, перечисляя все это, подчеркивает, что у Дэн Сяопина есть заслуги во всех упомянутых областях жизни.

Чэнь Ицзы перечисляет и положительное в деятельности Дэн Сяопина, и его недостатки. По мнению Чэнь Ицзы, Дэн Сяопин, к сожалению, так и не вырвался из плена однопартийной диктатуры, не сбросил ее, не освободился от роли защитника однопартийной диктатуры и тоталитарного политического режима - режима предельной концентрации власти. Дэн Сяопин создал, по словам Чэнь Ицзы, ужасное дело. Речь идет о страшных кровавых событиях 4 июня 1989 г. В конечном счете Дэн Сяопин стал, по мнению Чэнь Ицзы, трагической фигурой.

(Представляется важным подчеркнуть, что Чэнь Ицзы стремится объективно оценить деятельность Дэн Сяопина. Он перечисляет все то, что заслуживает, с его точки зрения, положительной оценки в работе Дэн Сяопина. Далее, он называет и все то, что относится к недостаткам Дэн Сяопина. Трудно сказать, какой будет оценка Дэн Сяопина в последующем; скажем, в эпоху гласности и свободы в Китае, когда она наступит. Однако то, что современные инакомыслящие, во всяком случае Чэнь Ицзы, готовы видеть и позитивное, и негативное в деятельности Дэн Сяопина, может помочь и осмыслению ситуации, и поискам путей выхода из нее. - Ю.Г.)

* * *

Продолжая анализировать деятельность Дэн Сяопина и наследство, которое он оставил своим преемникам, Чэнь Ицзы останавливается на вопросе о том, что Дэн Сяопин осуществлял только экономические реформы и не предпринимал соответствующих политических реформ, а из-за этого будущему Китаю оставлены трудные проблемы, которые связывают руки, и неопределенные перспективы. В КНР конфликт системного характера становится все более серьезным. Вслед за развитием государственной экономики, усилением реальных политических и иных сил на местах, небывалым расширением деятельности общественных или народных организаций тоталитарная система, при которой партия и государство объединены в единое целое, при которой партийная и административная власть объединены в одно целое, ? такая ситуация со все большим трудом соответствует требованиям реальной жизни.

День ото дня повсеместно распространяется разложение, которое принимает форму сращивания властей с капиталом, с денежными мешками. Постепенно расширяется и такое явление, когда из-за неравных возможностей происходит поляризация бедности и богатства. Не удается установить эффективные правила рынка, и государственное достояние улетучивается и исчезает с быстротой молнии. Общественный порядок непрерывно ухудшается, управление со стороны правительства постепенно теряет свою эффективность. Все эти проблемы бросают тень и оказывают воздействие на развитие Китая в следующем столетии, создают препятствия. Еще хуже обстоят дела в области создания законов, надзора за властью, соблюдения принципа баланса властей, осуществления реальных свобод и демократии, установленных конституцией. Все, относящееся к системе политического управления в Китае, в основном представляет собой чистую страницу или сплошное белое пятно.

Следует подчеркнуть, что трудные проблемы, которые оставил Дэн Сяопин, ни в коем случае не будут решаться естественным путем, сами собой. Иначе говоря, подчеркивает Чэнь Ицзы, эти проблемы никак не возможно решить, опираясь исключительно на ускоренное развитие экономики. Кроме того, метод, который применялся после событий 1989 г. ("покупка стабильности ценой денежных выплат"), также трудно продолжать использовать. В сегодняшнем Китае нет ясно определенных целей реформ, недостает активной и стабильной стратегии реформ, тем более недостает понимания и знания у всех слоев общества относительно следующих или очередных шагов в области реформ. По мнению Чэнь Ицзы, если современные руководители КПК?КНР будут и дальше возлагать надежды на то, что, не меняя нынешних условий, возможно успешное продолжение реформ, если они будут думать, что, ничего не меняя по существу, можно успешно продвигаться по пути реформ, то это означает только одно - они будут по-прежнему наталкиваться на трудности, которые громоздятся одна на другую.

В связи с этим и возникает, по мнению Чэнь Ицзы, вопрос о том, способен ли Цзян Цзэминь выиграть наступление на пути экономических реформ.

Чэнь Ицзы напоминает, что еще в 1988 г. он выступил со статьей, которая называлась "Развитие нашей страны, глубинные проблемы на пути реформ и выбор, который носит стратегический характер". Уже тогда было очевидно, что Китай стоит перед выбором между двумя моделями развития, двумя моделями системы. Иначе говоря, Китай поставлен перед необходимостью поворота в двух направлениях. С одной стороны, ему нужно перейти от общества аграрного к обществу индустриальному - из закрытого общества в открытое. С другой стороны, Китаю необходимо перейти от плановой экономики к рыночной. Китаю нужно перевести тоталитарный политический режим на рельсы демократической политической власти.

Исходя из такой перспективы, стратегический выбор Китая должен заключаться в следующем: создать заново экономическую систему, создать заново расстановку властей, создать заново дух нации.

* * *

Прошло десять лет. В экономике Китая действительно произошли изменения; можно сказать, что в повестку дня стала задача создать заново экономику китайского общества. Однако если говорить о необходимости заново создать расстановку политических властей и сформировать дух нации, то в этих двух областях значительного продвижения вперед не было и нет.

Если рассуждать хладнокровно, то нужно отметить, что на протяжении последних 20 лет в Китае действительно произошло немало изменений. Однако если сопоставить их с мировой тенденцией, с основным опытом, который есть у стран с современной системой, то вполне очевидно, что Китай еще очень далеко отстает от них, отстает от возможности выхода на современный уровень.

Опыт реформ в социалистических странах говорит нам, рассуждает Чэнь Ицзы, что в ходе реформ, вполне вероятно, будут и зигзаги; однако уже невозможно идти вспять, повернуть назад, потому что люди не хотят возвращаться к старой системе и терять те выгоды, которые они уже имеют.

Реформу сельского хозяйства в КНР Чэнь Ицзы называет своего рода "войной на периферии". Дело в том, что ныне существующая в КНР система имеет свои корни в экономической и политической системе, существующей в городах. Серьезные, большие изменения, которые происходили со времени начала или проведения реформ в китайской деревне, не затронули, по сути дела, ядро той экономической и политической системы, которая продолжает существовать в городах КНР. Реформы в сфере городской экономики, которые происходят к настоящему времени уже более десяти лет, также представляют собой что-то вроде борьбы на линии передовых дозоров, так как плановая экономика этими реформами не затронута.

(Можно предположить, что, называя реформу сельского хозяйства в КНР своего рода "войной на периферии", Чэнь Ицзы, имеет в виду, в частности, следующее: китайская экономика подразделяется на экономику городскую и экономику сельскую; две эти области являются относительно самостоятельными; в свое время, вскоре после смерти Мао Цзэдуна, китайские крестьяне, по существу стихийно, осуществили изменения в области сельской экономики, превратив ее из коллективной в семейно-подрядную. В КПК нашлись смелые и мудрые руководители, например Чжао Цзыян и Вань Ли, которые активно поддержали действия крестьян; Дэн Сяопин и другие руководители были вынуждены согласиться с этим стихийно осуществленным "переделом" системы собственности в деревне. По Чэнь Ицзы, "периферия" - это деревня в общем и целом, в отличие от города; это - огромная территория, это - область экономики, играющая второстепенную роль по сравнению с городом; город же имеет возможность оставаться и, по существу, до сих пор остается главным средоточием, главной крепостью системы государственной ("общественной") собственности в КНР. Без проведения реформ в городе и без успеха этих реформ нельзя говорить о существенных переменах в экономике Китая. - Ю.Г.)

* * *

Если нынешние руководители КПК?КНР, полагает Чэнь Ицзы, сумеют в предстоящие десять лет успешно "провести наступательные операции на сильно укрепленные позиции", т.е. решат в сфере экономической реформы вопрос о госпредприятиях, тогда можно будет сказать, что, благодаря этому выигранному сражению, в Китае будет закреплена основа рыночной экономики. Если же в последующие 20?30 лет удастся выиграть генеральное сражение, даже более того, "тотальную войну" в сфере политических реформ, тогда возможно появление начал демократической политической системы. Только тогда можно будет сказать, что Китай вступил на путь, ведущий к модернизации, к современному состоянию общества, на путь, с которого нет возврата. Что же касается создания и совершенствования системы законов, воссоздания заново культуры, то, боюсь, подчеркивает Чэнь Ицзы, что тут потребуется еще более длительное время.

В политическом докладе на XV съезде КПК Цзян Цзэминь объявил, что будет осуществлена такая реформа, как акционирование госпредприятий. Вне всяких сомнений, это следует рассматривать как прорыв, как "начало наступательных операций на сильно укрепленные позиции, на опорные пункты обороны противника" в ходе экономических реформ в Китае. Если же говорить начистоту и доходить до самой сущности, то проблема госпредприятий состоит в том, что никто не несет ответственности за создание прибавочной стоимости. И акционирование будет благоприятствовать разрешению этой проблемы, лечению этой болезни.

Однако такая реформа, как акционирование госпредприятий, - это огромный проект системного характера. Это относится не только к структуре и движению самих предприятий, но и ко всему обществу, которое создается самим фактом существования таких предприятий. Это касается системы социального обеспечения, возможностей воздействия на состояние производства со стороны правительства, системы законов и так далее. Можно себе представить огромные трудности того или иного государственного предприятия при такой реформе. Необходимо будет обладать решительностью при разрешении спорных вопросов, и в то же время понадобятся компромиссные меры, чтобы воплотить все это в жизнь. В противном случае трудно будет избежать тех явлений, с которыми сталкивались другие соцстраны при реформе госпредприятий. Например, завышение стоимости предприятий, приносящих прибыль, и передача их иностранному капиталу; ведь такие заводы будут брать нарасхват. Убыточные же предприятия останутся висеть бременем на шее государства и общества. Только имея очевидные успехи в "захвате укрепленных районов", третье поколение руководителей КПК?КНР сможет упрочить свое положение у власти.

Что же касается "тотальной войны" в сфере политических реформ, то выполнить эти задачи третьему поколению будет сложно. Однако если будут своевременно предприняты политические реформы, соответствующие экономическим реформам, если своевременно будут разрешаться оставленные Дэн Сяопином проблемы (например, вопрос о Чжао Цзыяне и о событиях 4 июня 1989 г.), тогда будет недалеко и до появления нового поколения политиков.

Чэнь Ицзы предпринимает попытку дать также ответ на вопрос о том, что ждет Китай завтра: постепенное усиление страны или колебания, шатания и нестабильность?

Чэнь Ицзы напоминает, что со времен Опиумной войны (середина прошлого столетия) Китай всегда оказывался в пассивном положении и подвергался ударам. Требования "сделать государство богатым, а его вооруженные силы мощными" слышались всегда. Правители страны тоже всегда думали о том, как бы "догнать и перегнать" другие страны.

* * *

Ныне Китай находится в прекрасной мирной обстановке, какой не было на протяжении ста последних лет. Экономические реформы, продолжающиеся уже 20 лет, создали известную основу для продвижения вперед. Если Китай будет действовать в русле мирового развития, будет использовать опыт тех стран, которые уже модернизировались, если Китай будет признавать те основные ценности, которые признают общества в упомянутых государствах, если Китай будет решать проблемы, возникшие из-за того, что в прошлом китайцы сбились с правильного пути, если, далее, Китай возвратится к общепризнанным истинам и заложит основы модернизации общества - тогда Китай сможет создать свободное, зажиточное демократическое и процветающее общество. И тогда страна постепенно усилится.

В противном случае - если Китай не будет следовать мировым тенденциям, если он будет отвергать опыт других стран, если он будет отгораживаться от них, будет оставаться приверженцем своего прошлого, если власть будет придерживаться методов и понятий, которые разлагают страну и народ, - тогда Китаю будет трудно выйти из состояния смуты и волнений. Один миллиард триста миллионов людей в континентальном Китае стремятся к достатку и к свободе. Их желания и действия войдут в конфликт со старой системой, и в конечном счете это непременно приведет к коренным изменениям в системе.

Чэнь Ицзы полагает, что он руководствуется таким же пониманием ситуации, каким оно было у Сунь Ятсена. Как подчеркивает Чэнь Ицзы, Сунь Ятсен еще в 1904 г. писал, что действительно существует мировое течение. Оно бурлит и процветает. Попадешь в него - будешь процветать. Пойдешь против него - погибнешь, сгинешь.

По словам Чэнь Ицзы, никому не дано усилием своей воли повернуть вспять это движение человечества вперед.

(Примечательно, что Чэнь Ицзы обращается к мыслям Сунь Ятсена о единстве нашего мира и о существовании единого мирового течения, главного русла развития всего человечества. В свое время Сунь Ятсен стремился, а на пороге XXI в. нынешние китайские вольнодумцы стремятся найти пути вхождения Китая в общемировой процесс движения вперед, не отделяя Китай от остального мира, не ставя превыше всего "специфику Китая", не цепляясь за отклонения от нормально понимаемого социализма или социал-демократии и не противопоставляя современный китайский национализм тому прогрессивному, что накопило человечество в целом. - Ю.Г.)

Хун Чжаохой

Китайский историк Хун Чжаохой, преподающий в одном из университетов США, обращается к ключевым проблемам развития Китая на рубеже XX и XXI вв. [6].

С его точки зрения, Цзян Цзэминь раскрыл свои политические замыслы после смерти Дэн Сяопина, выступая с докладом на XV съезде КПК. Этот доклад отразил и историческую и личную ограниченность Цзян Цзэминя. Главное в докладе - видение политики и экономики КНР в XXI в. Хун Чжаохой исходит из того, что на пороге века Китай должен прорвать рамки своей исторической ограниченности, рамки прежних правителей Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина, ушедшей с ними эпохи.

С точки зрения Хун Чжаохоя, Цзян Цзэминь проявляет некую непоследовательность или двойственность. С одной стороны, он заявляет о том, что полностью принимает наследие Дэн Сяопина. С другой стороны, Цзян Цзэминь возвращается к мыслям, которые в свое время уже высказывал Чжао Цзыян.

Хун Чжаохой считает, что нынешние руководители КПК?КНР, даже утверждая, что они действуют под знаменем теории Дэн Сяопина, могли бы совершить прорыв в теории.

Для этого необходимо брать не все из наследия Дэн Сяопина, а подходить к этому наследию выборочно. Из наследия Дэн Сяопина можно взять следующее: семейный подряд в деревне; поселковые предприятия и предприятия, управляемые частными владельцами; развитие экономики в прибрежной зоне. А также тезис Ху Яобана о том, что критерием истины должны служить факты, что критерием должна служить правда; политику Вань Ли - его идеи демократизации; реформы политического управления, предлагавшиеся Чжао Цзыяном.

Все это вещи из багажа руководителей второго поколения, но их могли бы применить и руководители третьего поколения.

Что же касается самого Дэн Сяопина, то на нем, как и на Мао Цзэдуне, тоже лежит печать ограниченности его эпохи. Например, Дэн Сяопин отбрасывал мысль о политических реформах, он слишком акцентировал роль орудий производства и пренебрегал законом стоимости; Дэн Сяопин пускал в ход армию для того, чтобы разрешать вопрос о разногласиях внутри партии, ему не хватало демократии во внутрипартийных делах, он использовал вооруженную силу для подавления студенческого движения.

Дэн Сяопину не хватало сил и для того, чтобы справиться с разложением внутри партии.

(Хун Чжаохой, как и Чэнь Ицзы, говорит и о позитивном и о негативном наследии Дэн Сяопина. При этом оказывается, что почти все позитивное складывается из мыслей и деяний не самого Дэн Сяопина, а других руководителей партии и страны, действовавших в эпоху Дэн Сяопина. Тогда были политические деятели, прежде всего генеральные секретари ЦК КПК Чжао Цзыян и Ху Яобан, а также председатель Постоянного комитета ВСНП Вань Ли, которые внесли существенный вклад в развитие страны. Их идеи и политика помогали Китаю двигаться в правильном направлении. Что же касается Дэн Сяопина, то он сам не был генератором многих важных идей, но допускал их выдвижение и даже частичное проведение в жизнь; правда, впоследствии почти всегда оказывалось, что Дэн Сяопин в конечном счете склонялся в сторону ретроградов в партии, очевидно и сам разделяя их воззрения. Не случайно, развитие дел в КНР при Дэн Сяопине происходило скачками, прорывы вперед перемежались отступлениями или топтанием на месте. Именно при Дэн Сяопине своих постов лишились один за другим два генеральных секретаря ЦК КПК Ху Яобан и Чжао Цзыян, а также произошло подавление выступлений в пользу демократии в Пекине в 1989 г. - Ю.Г.)

* * *

Хун Чжаохой далее указывает на то, что Цзян Цзэминь снова заговорил о "начальном этапе социализма", и подчеркивает, что Чжао Цзыян выдвинул эту мысль еще десять лет назад.

По мнению Хун Чжаохоя, все это - устаревшие понятия, использующие термины марксистской политэкономии. При этом хотят доказать, что социалистическое общество лучше, чем капиталистическое общество, что оно имеет перед ним преимущества. Одновременно предпринимаются попытки сделать упор на тезисе о том, что в настоящее время Китай все еще находится в процессе перехода от "предсоциалистического" общества в социалистическое, используя в этих целях некоторые капиталистические методы. Но из такого рода рассуждений можно сделать следующий вывод: когда в КНР копируется схема капиталистического рынка и проводятся соответствующие реформы, то целью таких реформ может быть только одно из двух: либо ликвидация рыночной экономики, либо бесконечное замедление процесса превращения в социалистическое общество.

Если ориентироваться на первую из упомянутых целей, тогда мы отступаем от нынешней социалистической системы, делаем шаг назад, но делаем это для того, чтобы впоследствии сделать два шага вперед и попасть в полный и окончательный социализм. При этом реформы оказываются всего лишь тактическим приемом, и нет необходимости придавать слишком серьезное значение их осуществлению. Если же имеется в виду вторая упомянутая цель, тогда, спрашивается, какими же реальными преимуществами может обладать такой социализм, такая социалистическая система, которую невозможно осуществить на практике, в реальной жизни?

Теоретическая постановка вопроса о начальном этапе никоим образом не вписывается в общепринятые в мире теоретические построения. По сути дела, КНР должна, исходя из теорий модернизации и развития экономики, создать связанную с "начальным этапом социализма" другую теорию - развития переходной модели. В данном случае под переходом имеется в виду переход от системы плановой экономики к системе рыночной экономики; главное при этом состоит в изменении социалистической системы, ее замене, а не в переходе от капитализма к социализму. В этом случае "развитие" понимается как процесс экономического роста, как процесс перехода от аграрного общества к индустриальному. Сегодня китайское общество в КНР находится на первом, начальном этапе модернизации не только в области экономики, но и в своем политическом развитии.

В настоящее время Китай переживает процесс перехода, который носит двойственный характер. В этом особенность ситуации, с которой не сталкивались ни государства Запада, ни государства Юго-Восточной Азии. Речь идет о том, что необходимо выполнить (и завершить) переход в двух областях: в области политической системы и в области экономической системы. Кроме того, необходимо преобразовать саму модель развития - Китай не может примитивно копировать Запад, Россию или опыт Восточной Азии. Нужна совершенно новая теория.

С точки зрения теории докладу на XV съезде КПК присуща коренная слабость, а именно - ему недостает взгляда вперед, недостает перспективного видения, творческого подхода к базовым задачам.

На рубеже веков Китай нуждается в области теории в создании такого центрального звена, такого ядра, как теория развития в переходный период. Это не социализм и не коммунизм, это и не смешанная экономика, где преобладает общественная собственность, и не экономика, где сосуществуют различные системы собственности при ведущей роли общественной собственности. Что же касается теории Дэн Сяопина, то необходимо навести в ней порядок и подходить к ней разумно, на основе фактов, а не по какому-то шаблону.

(Хун Чжаохой предлагает иной, нежели у Цзян Цзэминя, взгляд на теоретическую основу всей политики в современном континентальном Китае. Судя по его высказываниям, десять лет тому назад Чжао Цзыян, будучи тогда генеральным секретарем ЦК КПК, предпринимал попытки переосмыслить вопросы теории. Он хотел по-новому, в отличие от Мао Цзэдуна, взглянуть на современное ему китайское общество. При этом он предложил идею о "начальном этапе социализма", которая, как нам представляется, позволяла, по мысли Чжао Цзыяна, начать строительство современной модернизированной экономики, начать введение демократии в континентальном Китае практически с нуля, не оглядываясь на догмы и закостеневшие понятия, которыми руководствовались до того времени.

Попытка Чжао Цзыяна принесла свои результаты; конец 80-х гг. оказался "золотым веком" реформ в Китае. Но все это было лишь началом. Нащупывались пути, предлагались совершенно новые решения на пути к рынку и демократии. К несчастью, вся эта деятельность была оборвана грубыми насильственными действиями, предпринятыми в середине 1989 г. Дэн Сяопином. В результате ничего существенного сделать не удалось.

С тех пор прошло десять лет. Сегодня, на пороге XXI в. Китай уже иной. Так или иначе, произошли вполне определенные изменения и в экономической и, хотя в гораздо меньшей степени, в политической жизни. Однако все эти изменения не носили принципиального характера. В то же время ситуация в стране, объективные требования экономического и социально-политического характера все настойчивее ставят в повестку дня вопрос о новой теоретической основе деятельности руководящих политических сил в Китае.

Хун Чжаохой полагает, что прежние подходы, в том числе и мысль о "начальном этапе социализма", теперь уже остались далеко за кормой китайского корабля, хотя и медленно, но идущего вперед. Ныне необходимо четкое и ясное понимание того, что только создание новой модели переходного периода - перехода к рынку и демократии ? может правильно ориентировать страну. - Ю.Г.)

* * *

Далее Хун Чжаохой выдвигает задачу заново создать веру у людей в континентальном Китае.

Цзян Цзэминь в своем докладе говорил о строительстве духовной цивилизации. Подчеркивал, что нужно "создать базирующуюся на китайской действительности, наследующую прекрасные традиции истории и культуры, впитавшую соответствующие достижения и плоды иностранной культуры, социалистическую духовную цивилизацию" или "социалистическую духовную культуру".

Он не дал четкого определения того, что именно имеется в виду. Он не сказал, как именно все это можно осуществить. Как можно соединить реалии Китая, его традиции и дух иностранной культуры, да еще и творчески переработать, создать совершенно новую систему веры, решить проблему серьезного кризиса веры в КНР и отсутствия нравственных ценностей? При такой постановке вопроса также не ясно, как быть, когда реальность приходит в конфликт с идеями Мао Цзэдуна и теорией Дэн Сяопина. Одним словом, не хватает исторического и стратегического видения.

Необходимо обратиться к вопросу о системе ценностей, о самых основных понятиях, о вере. Но прежде, чем о них говорить, необходимо глубоко проанализировать и идеи Мао Цзэдуна, и теорию Дэн Сяопина. Оказывается, что, помимо утверждения о том, что Мао Цзэдун выпячивал политические вопросы, а Дэн Сяопин делал упор на экономических вопросах, во всем остальном между ними особых различий нет. Таким образом, сегодня применительно к континентальному Китаю речь идет о системе убеждений или о вере. Ее нет. Ее нужно создавать заново.

Золотая середина, которой предпочитает придерживаться Цзян Цзэминь, это попытка сохранять равновесие между продолжением реформ в соответствии с теорией Дэн Сяопина и сохранением идеологической системы по Мао Цзэдуну.

* * *

Хун Чжаохой далее излагает свои предложения. С его точки зрения, новую систему убеждений или новую веру для китайской нации следует создавать, соединяя несколько элементов: путь, предлагаемый Конфуцием и Мэн Кэ (Мэн-цзы); веру или религию современности; патриотизм и, наконец, западные идеи.

При этом все это нужно приспособить к ситуации в континентальном Китае, к национальному самосознанию, к политической ситуации в КНР. Тогда возникнет новая и совершенно новая плюралистическая система убеждений или вера. По мнению Хун Чжаохоя, из Конфуция и Мэн Кэ нужно взять следующее:

- вежливость, правила этикета;

- предпочтение мирных методов решения проблем, стремление к сотрудничеству, к нахождению единства на основе добрососедства и мирного подхода;

- упор на компромиссы, поиск согласия, широкий подход, великодушие и взаимные уступки;

- уважение к учителям, к процессу учебы, к знаниям;

- равенство людей, отношение к человеку, как к равному себе, понимание другого человека;

- сначала печалиться печалями всей Поднебесной, а затем радоваться тому, чему радуется и Поднебесная; самопожертвование, надо забывать о себе, когда речь идет об общих интересах и общем деле.

Что касается современной религии, то это также очень важно для континентального Китая. Она помогает развитию двух функций, которые заново создают веру, убежденность. Это, во-первых, нравственность, сочувствие и, во-вторых, мир, покой и стабильность.

Мораль и человеческая природа очень важны. Это поможет обществу осознать свои обязанности. И западная и восточная религии ценят мир, любовь, гуманизм, ненасилие, могут способствовать стабильности в обществе и миру для человечества.

В Китае снова необходимо выдвигать тезис о разделении политики и религии, об отделении вопросов веры от вопросов политической системы. Такова историческая традиция. Следует строго защищать религию и религиозные общины, независимость и свободу религиозных общин. Религия или вера, с одной стороны, и воспитание и образование, с другой стороны, - это две части единого целого, то есть строительства духовной цивилизации. Необходимо способствовать совместному продвижению вперед, прогрессу и религии, веры и развития, образования и воспитания.

Что касается западной мысли и культуры Запада, то нужно одновременно и поддерживать и проводить политику открытости. Цзян Цзэминь в докладе говорил о необходимости развивать применительно к иностранной культуре обмены в разных формах, собирать преимущества культуры разных стран. Обмен мыслями действительно всегда обогащает человека.

(Здесь Хун Чжаохой затрагивает очень важную проблему. Действительно, на рубеже XX и XXI вв. в континентальном Китае остро стоит вопрос о формировании новой системы нравственных принципов, новой веры, новых идеалов. Мао Цзэдун и его последователи своей политической практикой, которая, конечно же, основывалась на известных теоретических положениях, разрушили те идеалы, нравственные ценности, которые на несколько лет после изменений политического строя в Китае в конце 40-х гг. вспыхнули в сердцах и душах людей. Этот идеализм постепенно и довольно быстро угас под давлением суровой действительности, крушения экономики в связи, в частности, с политикой "большого скачка" и "народных коммун" и установлением жесткого тоталитарного политического режима, который душил всякое инакомыслие, требовал единообразия, поклонения "одному вождю", "одной идеологии", что нашло свое наиболее концентрированное проявление в годы "культурной революции" в КНР.

Кстати, необходимо принимать во внимание, что многое из того, что делалось в годы правления Дэн Сяопина в КНР, в период, который обычно в КПК называют периодом "реформ и открытости", не содействовало укреплению прежней идеологии Мао Цзэдуна. Но и не создавало новой идеологии, новой системы нравственных ценностей, а скорее расшатывало нравственные представления, лишало людей веры во что бы то ни было, кроме "денег", побуждало руководствоваться грубо материальными интересами.

Хун Чжаохой предлагает внедрять, конечно, при условии, что страна пойдет по пути подлинных перемен в направлении рынка и демократии, новую комбинированную, но практически внутренне взаимосвязанную, органичную систему ценностей: тут и прогрессивные принципы, предложенные китайскими мудрецами в древности, причем упор делается на мирном решении противоречий и конфликтов; тут и обращение к современной религии, что означает отделение церкви от государства и предоставление всем религиозным общинам полной свободы; тут и восприятие ценностей мировой культуры. Трактовка этого вопроса Хун Чжаохоем, во всяком случае, представляется заслуживающей внимательного к ней отношения. - Ю.Г.)

* * *

Далее Хун Чжаохой рассматривает переходную модель экономики КНР на рубеже XX и XXI вв.

С его точки зрения, стабильность в стране и эффективность экономических реформ в переходный период может быть обеспечена при соблюдении трех принципов.

Первый принцип. Четкое определение цели, а именно - индустриальное общество и рыночная экономика. Необходима совершенно ясная макростратегия.

В Китае ныне больше нельзя, как во времена Дэн Сяопина, "пытаться переходить реку вброд, ногой нащупывая под водой камни".

Китай не может слепо, без отклонений копировать систему рыночной экономики Запада. Он также не может копировать другую ? и только одну ? модель, так называемую восточноазиатскую. Это объясняется тем, что и Запад и Восточная Азия - это страны со свободной рыночной экономикой. Там не было ни одного государства, которое, подобно КНР, из социалистической тоталитарной рыночной системы переходило бы к рыночной экономике, порождало бы ее.

Необходимо в конце концов дать ответ на вопрос: что это такое "социалистическая" рыночная система с "китайской спецификой" или с "китайским своеобразием"? Во всяком случае, это никак не та цель, которая вполне ясна и звучит для людей убедительно. Не следует объяснять стратегические цели переходной модели китайской экономики тактикой временного компромисса в целях получения каких-то выгод.

Второй принцип. Перед Китаем стоят две большие задачи: во-первых, изменение системы, замена одной системы на другую и, во-вторых, развитие экономики. Здесь необходимо соблюдать равновесие между этими двумя задачами. Необходимо добиваться того, чтобы, осуществляя процесс перехода, продолжать развиваться. (Или: перейти из одной системы в другую фактически в процессе развития.)

Это объясняется тем, что в наступающем XXI в. перед Китаем стоят в области экономики две особые цели; причем каждая из них имеет двойственный характер. Первая цель: в Китае необходимо завершить переход от плановой экономики к рыночной экономике. Вторая цель: необходимо ускорить развитие экономики в ходе продвижения из аграрного общества в индустриальное общество.

Здесь одно зависит от другого, и наоборот. Без поддержки, которая оказывается самим развитием экономики, именно развитием экономики, никак невозможно осуществить переход от одной экономической системы к другой экономической системе. В то же время без продвижения вперед в процессе перехода от одной экономической системы к другой экономической системе очень трудно добиться прорыва также и в сфере развития экономики.

Третий принцип. Необходимы методы, способы и сама мысль, дающая направление движения, которые бы соответствовали процессу перехода и направляли этот процесс вперед. В то же время мы должны в полной мере учитывать вероятные опасные тенденции и видеть силы, препятствующие нам, оказывающие давление на нас, быть готовыми к возможным столкновениям и конфликтам.

Нельзя делать упор на одной какой-либо крайности, бездумно рваться вперед, не считаясь с возникновением сумятицы и возможных беспорядков. Но нельзя и почивать на лаврах, удовлетворяться тем, что есть, уходить в мир иллюзий, думать, что не придется платить за все, что делается, и думать, будто можно спокойно, тихо, мирно пережить процесс перехода.

В настоящее время Цзян Цзэминь уже заметил, что "необходимо сбалансировать интенсивность реформы, темпы развития и посильную нагрузку на общество, продвигать реформу и развитие в условиях социальной и политической стабильности, а в процессе реформы и развития укреплять социальную и политическую стабильность". Однако Цзян Цзэминь не ответил на вопрос о том, почему реформы в экономике могут вызывать неудовлетворение в обществе, сказываться на социальной стабильности.

В конце концов надо подумать и ответить на многие вопросы. Каким именно группам людей, отражающих определенные социальные интересы, придется заплатить немалую цену за экономические реформы, за ликвидацию старой социалистической системы, за переход от одной системы к другой? Какие уступки уменьшат силы сопротивления реформам? Какими методами и уступками будет возможно снизить недовольство в обществе, уменьшить риск, связанный с реформами?

Все эти вопросы так или иначе возникли, от них не удастся уйти на следующем этапе перехода от одной экономической системы к другой.

(Представляется важным, что Хун Чжаохой с большой осмотрительностью подходит к вопросу об осуществлении реформ в Китае. Он призывает к постепенности.

Отличительная особенность рассуждений Хун Чжаохоя в том, что он обращается к положениям, выдвинутым Цзян Цзэминем в его докладе на XV съезде КПК. При этом ставятся вопросы, помогающие глубже осознать проблемы, существующие в Китае и затронутые в докладе Цзян Цзэминя. Хун Чжаохой с позиций логики, исходя из явлений китайской действительности, рассматривает целый ряд конкретных вопросов, возникающих в связи с XV съездом КПК. Ю.Г.)

* * *

По мнению Хун Чжаохоя, ключом к реализации экономических реформ в Китае должны быть два вопроса: право собственности на государственные предприятия и реформа финансовой системы. Хун Чжаохой специально выделяет вопрос об акционировании государственных предприятий.

На XV съезде КПК Цзян Цзэминь наметил общий курс на реформу акционирование предприятий, которые ныне находятся в государственной собственности. Он также выдвинул такую цель, как урегулирование ныне находящегося в беспорядке финансового рынка. Однако, отмечает Хун Чжаохой, в докладе Цзян Цзэминя вовсе не выдвигается и не разрабатывается вопрос о том, как именно это сделать. Когда отсутствуют четко разработанные этапы и при этом выдвигаются только общие цели и лозунги, а сложнейшие вопросы, связанные с переходными процессами в экономике, упрощаются и сводятся к политическим лозунгам, тогда мы сталкиваемся именно с тем, что отражает традиционные особенности тоталитарной системы, присущей КНР.

Весьма вероятно, что это может повести КНР к чему-то напоминающему известные в истории "массовые политические движения", когда "все откликнутся, все встрепенутся и все рванутся ввысь". Возможно, что будет применен следующий метод: откликаясь на призыв ЦК КПК, используя обстановку, будут организовывать реформу "акционирования" предприятий. Результатом этого неизбежно явится новая волна беспорядков, хаос, путаница.

Опыт последних двадцати лет в КНР показывает, что реформы следует вести, применяясь к местным условиям, используя разнообразные методы; нельзя слепо бросаться вперед, нельзя действовать наотмашь, пытаться решить дело "одним ударом".

Реформа собственности на госпредприятия требует четкого определения ее целей. В докладе на XV съезде КПК было сказано, что главное ее содержание - это система акционирования. Было также выдвинуто положение о том, что "акционирование - это одна из форм организации капитала на современных предприятиях, которая позволяет разграничить право собственности и право хозяйствования, повысить эффективность функционирования предприятия и капитала. Акционирование используется при капитализме, но может быть использовано и при социализме".

* * *

С точки зрения понятийного аппарата такая постановка вопроса - это большой прогресс. Однако необходимо также видеть, что выдвижения одной только новой постановки вопроса в сфере идеологии далеко не достаточно. Необходимо также предложить конкретные разработки, меры по осуществлению реформы права собственности. Нужна целая система такого рода мер. Одновременно для планирования перехода предприятий на новую систему нужны и сопутствующие меры. В противном случае легко скатиться к упрощениям - может показаться, что реформа системы собственности на госпредприятия может привести к успеху благодаря всего-навсего введению системы акционирования, как будто бы "акция" решает все вопросы.

Дело также в том, что хотя в настоящее время и существует мощное ощущение неотложности, настоятельной необходимости скорейшего осуществления реформы госпредприятий, однако на практике необходимы осторожность и тщательность; надо рассчитывать на длительное время. Для сохранения спокойствия необходимы компромиссы на местах и на всех уровнях, чтобы дать людям достаточное время для развития творческой инициативы.

В Китае при осуществлении реформ, используя тоталитарную систему, очень легко поднять шумиху, связанную со слепым броском вперед, с подъемом политического движения в крупных масштабах. При такой реформе, как акционирование госпредприятий, при введении системы паев, или долевого участия, особенно необходимо следить за тем, чтобы избежать так называемой "акционеризации" - расчленения объектов собственности. Зачастую, невзирая на то что условия еще не созрели, не думая о том, нужно ли именно данное предприятие превращать в акционерное, по всей стране в едином порядке все берут равнение на "акцию", на "пай", и возникает поветрие, когда под одну гребенку все и вся превращается в "паевые общества".

Еще важнее следить за тем, чтобы предотвратить ситуацию, при которой власти на местах на всех уровнях действуют административными методами, используют силу, требуя от нижестоящих в сжатые сроки завершить "акционирование", и даже стремятся поставить дело таким образом, что кадровые работники, чиновники всех рангов, поодиночке или группами направляются в районы, где в порядке очередной "кампании" навязывают модное решение и проводят его в жизнь. Такой крупномасштабный формализм ни к чему хорошему не приведет.

Не следует считать, что как только будет введена система акционирования, так предприятия немедленно изменятся и из убыточных станут высокодоходными! Убыточность предприятий имеет много причин. Решить эти проблемы одним акционированием невозможно. Поэтому в ходе акционирования не следует бездумно вводить приказную систему, армейские порядки, с тем чтобы гарантировать "решение вопроса о госпредприятиях" за несколько лет.

В настоящее время на многих госпредприятиях управляющие или директоры принуждают рабочих и служащих становиться акционерами. Из-за этого рабочие с недоверием относятся к мотивам, которыми руководствуются управляющие при проведении реформы. На многих предприятиях рабочие обратили внимание на то, что фонд, составленный из их акций, идет на оплату управленческих расходов. Многие рабочие совершенно не верят, что управляющие эффективно используют фонд, составленный из акций рабочих, что они используют его для действительной модернизации предприятия, в результате которой рабочие смогут получить на свои акции интересующие их дивиденды.

Напротив, многие рабочие считают, что руководители предприятий пытаются использовать реформу и акционирование только в своих личных интересах. Что под вывеской реформы они пользуются средствами, составленными из акций, в своих корыстных целях. Поэтому при реформе госпредприятий необходимо усилить контроль со стороны рабочих (обладателей или держателей акций) над предприятиями. После акционирования рабочие должны стать подлинными хозяевами предприятий, непосредственно участвуя в управленческой деятельности и контролируя ее.

Широко распространенные ныне профсоюзы и собрания представителей рабочих и служащих не имеют возможности осуществлять контроль, потому что они не могут непосредственно участвовать в управлении и в принятии решений в области хозяйственной деятельности. Поэтому необходимо в полной мере усилить на предприятиях роль собраний акционеров и роль наблюдательного или контрольного совета.

В настоящее время на акционированных предприятиях в КНР применяется система, при которой на собрании акционеров у владельца одной акции имеется один голос; в то же время в кооперированных или кооперативных акционерных предприятиях существует система, при которой у каждого человека, у каждого физического лица, имеется один голос. И у той и у другой системы есть свои недостатки.

Пожалуй, можно было бы подумать о создании какой-то промежуточной, средней модели между этими двумя системами. В голосовании могли бы участвовать коллективы держателей акций; иначе говоря, рабочие или часть рабочих, у которых имеются сходные интересы, могли бы создавать группы для совместного приобретения акций предприятия, а также выбирать своего представителя, который участвовал бы в голосовании на собраниях акционеров. По-прежнему действовал бы принцип "одна акция - один голос", поскольку допускалось бы участие в собрании с правом голоса как каждого держателя акций индивидуально, так и представителя группы или групп держателей акций (по их суммарному числу). Цель данного предложения состоит в том, чтобы помочь рабочим, у каждого из которых мало акций, через своих представителей участвовать в определении политики предприятия.

Точно так же наблюдательный (контрольный) совет нужно избирать в зависимости от числа акций (включая и акции коллективов) и таким образом увеличить и ответственность, и права рабочих по отношению к предприятию. Это даст им возможность эффективно контролировать его деятельность.

Будущая реформа в области прав собственности на госпредприятия в КНР может также использовать опыт, который был накоплен несколько лет тому назад, когда осуществлялась реформа прав собственности на поселковые предприятия и вводилась акционерно-кооперативная система. В ходе стимулирования движения госпредприятий к системе акционирования можно применить систему акционерно-кооперативной собственности в качестве необходимой переходной формы.

Важнейшее отличие индивидуального акционирования от кооперативного или коллективного состоит в том, что при коллективном акционировании сохраняется общий вклад членов предприятия и общее распределение доходов через коллективные акции; при этом действует принцип "один человек - один голос", а не принцип "одна акция - один голос".

У этой системы имеются четыре главных особенности.

Первая особенность: акционерно-кооперативная собственность формируется главным образом из общих накоплений предприятия (составляющих около 80% совокупного капитала), из прибыли (за вычетом налога ? около 50%) и из фонда накопленного капитала предприятия (от 15 до 20%).

Вторая особенность: эта коллективная собственность рассматривается в качестве акционированного капитала, на нее начисляются проценты и прибавочная стоимость.

Третья особенность: каждый рабочий и служащий имеет право на часть прибыли из этого капитала, но, не имея права собственности на его материальное воплощение, не может передать, уступить или наследовать это право и тем более не может "унести его с собой", уйдя с предприятия. Т.е. пока человек работает на предприятии, у него есть и эта "акция", но в конечном счете право собственности принадлежит коллективу.

Четвертая особенность: эта коллективная "акция" не может выставляться на рынок; отдельным лицам и обществам со своим капиталом запрещается вступать в данное акционерное общество.

Реформа права собственности в КНР, возможно, нуждается в этом своеобразном коллективном акционировании по той причине, что это переходная форма. Она определяется ситуацией в стране, где на протяжении длительного времени государственная собственность занимала господствующее положение.

Прежде всего, общие размеры капитала госпредприятий достигают 4?5 триллионов юаней. Капитал очень многих крупных предприятий превышает миллиарды и десятки миллиардов юаней. Если вознамериться в процессе акционирования уступить или передать во владение частным лицам капитал всех этих предприятий, то окажется, что в китайском обществе нет такой громадной покупательной способности.

К тому же нынешний рынок акций в КНР узок и ограничен. Если в предстоящие несколько лет выставить на рынок десятки тысяч предприятий, выпустить новые акции, тогда их стоимость достигнет нескольких триллионов юаней, а это с неизбежностью приведет к ошибкам на рынке акций. Рыночная цена новых поступающих на рынки акций будет занижена, и процесс "паевого раздела" станет распродажей государственной собственности.

Далее, если применить при акционировании систему выдачи акций индивидуально каждому рабочему и служащему, то, вероятно, возникнет противоречие между теми, кто работает на предприятиях в настоящее время, и теми, кто ушел на пенсию. Современный капитал предприятия частично содержит в себе вклад вышедших на пенсию. Если пенсионеров исключить из числа держателей акций, тогда окажется, что ныне работающие заберут себе и права и доходы вышедших на пенсию; однако, если выдать акции пенсионерам, это скажется на активности ныне работающих.

И еще одно обстоятельство. Система, при которой акции получает индивидуально каждый рабочий и служащий может вызвать противоречия между теми, кто работает на предприятии в данный момент, и теми, кто придет на работу туда в будущем. Если капитал предприятия целиком разделить между ныне работающими, тогда тем, кто придет на работу в будущем, останется лишь быть в услужении у ныне работающих; причем не только их доходы будут значительно ниже, чем у старых работников-акционеров, но и отношения между старыми и новыми рабочими и служащими будут длительное время постоянно напряженными, а это неблагоприятно для формирования на производстве, на предприятии центростремительной силы сцепления.

Поэтому сохранение частично коллективного акционирования, принимая его в качестве переходной формы, поможет уменьшить психологическое противодействие рабочих и служащих предприятий. У рабочих и служащих госпредприятий на протяжении длительного времени сформировалась устойчивая привычка к мысли о возможности "питаться из общего большого котла". Если сохранить частично коллективное акционирование, тогда это будет означать, что рабочим и служащим того или иного предприятия будет позволено принимать участие в акционировании в коллективной форме, совместно владеть частью того, что предприятие в прошлом накопило в качестве "общего капитала", прибавочной стоимости на этот капитал. Таким путем будет проявлено уважение к реалиям, к основной тенденции на протяжении длительного времени в экономике. И в то же время будет воспринят принцип акционирования, который в настоящее время действует на Западе; произойдет объединение труда и капитала. Произойдет и привлечение новых акционеров предприятия извне, и будет позволено рабочим и служащим коллективно владеть частью совместно накопленного; будет и распределение по труду, и распределение дивидендов по акциям. Это классическое экономическое соединение китайского и западного опыта, общественного и частного интересов в их переплетении, а также нового и старого.

* * *

Однако система коллективного акционирования - это всего лишь форма, рассчитанная на переходный период. Это не самостоятельная форма собственности. Конечная цель реформы госпредприятий все-таки состоит в том, чтобы вопрос о праве собственности был решен со всей определенностью, при которой разделение функций правительства, властей и самих предприятий было бы окончательным и главную роль играл рынок.

В процессе акционирования государственных предприятий необходимо стимулировать банки к тому, чтобы они становились непосредственными держателями акций. В будущем право банков на выдачу займов предприятиям превратилось бы в право на владение их акциями, а это побуждало бы банки к созданию промышленно-финансовых групп. Становясь акционерами предприятий, банки будут стремиться контролировать их деятельность и добиваться эффективного управления ими. Банки будут серьезнее оценивать качество руководства предприятиями, их экономический потенциал, финансовую структуру и перспективы развития и, исходя из этого, будут определять и степень доверия к предприятию. Они постараются избегать финансовых вложений вслепую; будут активно отслеживать движение капитала, а также контролировать использование инвестиций, предотвращать разбазаривание средств и бессмысленные расходы.

В процессе акционирования необходимо определить меры, позволяющие быстрее создать правила передачи и уступки государственного капитала, государственной собственности, поставив тем самым преграду на пути оттока и разбазаривания государственной собственности в громадных размерах.

В докладе на XV съезде КПК Цзян Цзэминь указывал на необходимость создания эффективных правил регулирования государственной собственности и управления ею, механизма контроля и управления ее движением, гарантировав, что ее стоимость и ценность будут сохраняться и прирастать.

С начала 1997 г., особенно после XV съезда КПК, понятие "госпредприятие" в КНР все больше размывалось. Людей, которые по-прежнему верили в государственное управление предприятиями, становилось все меньше и меньше. Одновременно с этим - и "наверху", и "внизу" ? распространялись настроения "пира во время чумы", "самой последней в этой жизни трапезы", когда каждый старался отхватить кусок побольше. На этом фоне продолжать преобразования, вести акционирование предприятий означало бы просто накликать еще большие беды. Это очень опасно, так как если не суметь в процессе акционирования оздоровить процесс управления предприятиями, находящимися в государственной собственности, и контроля над ними, то процесс реформы превратится в огромную растрату государственной собственности, станет процессом хищений и разложения в громадных масштабах, вызовет массовую безработицу.

Если мы хотим преградить путь оттока госсобственности, то нам прежде всего необходимо создать и оздоровить специальные кадры, своего рода "отряд оценщиков капитала и собственности государственных предприятий".

В настоящее время госсобственность оценивают по большей части непосредственно в своем регионе, в своей отрасли и непосредственно на предприятии местными силами. При таком методе трудно отойти от местнических настроений. Возникает то, что обычно в Китае называют "снарядами в засахаренной оболочке", - подарки оценщикам и агрессивное взяточничество.

Оценщики зачастую лишены необходимого чувства ответственности и профессиональных качеств, которых требует дело сохранения госсобственности. Особенно в тех случаях, когда местные служащие оценивают предприятия центрального подчинения, они способны зачастую занижать стоимость собственности, что приводит к продаже акций задешево.

В КНР, чтобы избежать таких явлений, необходимо установить строгое правило, чтобы все члены комиссий по оценке собственности госпредприятий не были местными уроженцами, специалистами самого предприятия или научными работниками, работающими по заказам данного предприятия. Местные кадры и работники данного предприятия могут выступать исключительно и только в роли консультантов, внося свои предложения по оценке собственности. Однако они не могут принимать непосредственного участия в оценке. Кроме того, необходимо использовать сянганский (гонконгский) принцип, согласно которому "высокий гонорар - отец бескорыстия". Иначе говоря, следует приглашать ученых для оценки собственности госпредприятий за высокое вознаграждение. Можно также приглашать людей из Сянгана, с тем чтобы еще до начала акционирования иметь возможность справедливо и открыто оценить стоимость государственной собственности - того или иного предприятия.

В административном отношении комиссии по оценке собственности госпредприятий должны находиться в непосредственном или в прямом подчинении государственных органов, ведающих госсобственностью, а эти органы должны находиться под непосредственным руководством Всекитайского Собрания Народных Представителей (ВСНП).

Одновременно в ВСНП необходимо учредить действующий параллельно с Управлением госсобственности Комитет по контролю за оценкой госсобственности, дабы контролировать всю работу по оценке собственности государственных предприятий. И хотя весь этот контрольный механизм требует довольно значительных расходов, они предотвратят расхищение и потери государственной собственности в еще больших размерах.

(Хун Чжаохой вносит совершенно конкретные предложения по осуществлению в КНР такой реформы, как акционирование государственных предприятий. При этом высвечиваются многие трудности на этом пути и предлагаются оригинальные решения, с использованием накопленного в КНР опыта.

Хун Чжаохой делает упор на действии экономических механизмов и закономерностей при учете и реального положения в стране, и психологии людей. Важно также, что он предлагает, по сути дела, ставить всю эту работу под контроль системы выборных органов или законодательной власти в КНР, имея в виду необходимость разграничить деятельность КПК и процесс акционирования государственных предприятий. Он также отмечает, что за последние годы реформ большая часть в прошлом государственной собственности перешла в руки тех, кто имел поддержку со стороны органов власти партийных или государственных, где имели место также явления коррупции и разложения в больших масштабах. - Ю.Г.)

* * *

Далее Хун Чжаохой останавливается на вопросе о реформе денежно-финансовой системы и кредитного дела. Он отмечает, что помимо осуществления такой реформы, как акционирование госпредприятий, экономика КНР на рубеже XX-XXI вв. стоит также перед таким вызовом, как реформа финансовой системы.

Общеизвестно, что при смутах и беспорядках "финансы поют романсы". После того как финансовая реформа на протяжении многих лет в КНР тормозилась, опасность, перед которой стоит КНР в настоящее время, уже приковывает к себе внимание во всем мире.

В докладе на XV съезде КПК Цзян Цзэминь указал на необходимость "в соответствии с законом усилить контроль и управление в отношении финансовых учреждений и рынка, включая фондовый рынок, регламентировать и поддерживать порядок в денежно-финансовой сфере, эффективно ограждать от финансовых рисков". Это, несомненно, правильно. Вопрос, однако, в том, какие именно меры надо предложить для контроля и упорядочения правил, для предотвращения и ликвидации неурядиц, чтобы избежать большого ущерба.

В мире финансов в КНР существуют многообразные серьезные проблемы. Правительство, как правило, не разрешает создавать негосударственные банки. Государственные же банки, занимающие монопольное положение, технически близки к банкротству из-за слишком высокой доли так называемых "мертвых счетов". Такие же проблемы возникают и в тех финансовых структурах небанковского характера, которые возникли в период реформ. В связи с этим ниже анализируются современное состояние и проблемы небанковских финансовых структур, т.е. кредитно-инвестиционных компаний.

Особенность современных кредитно-инвестиционных компаний в КНР определяется тем, что они действуют не по правилам, "плавают в мутных водах". Прежде всего, очень узки рамки собственно кредитной сферы деятельности этих компаний; а основном все ограничивается обслуживанием сферы торговли кредитами. В то же время в обычных гражданских и общественных делах (например, в том, что касается фондов гарантий от рисков, страховых фондов, фондов для обеспечения старости и благотворительных фондов) очень мало развито кредитное дело. В том же, что касается разного рода операций по закладыванию собственности под кредит, в большинстве случаев имеют место денежные кредиты и очень мало операций по кредитованию собственности и других форм.

Далее, слишком широкими были при этом рамки финансовой деятельности кредитно-инвестиционных компаний. Они занимались очень многим, что не относилось к кредитованию. Например, хранением или залогом кредитов, ценными бумагами и т.д. В результате деятельность кредитно-инвестиционных компаний практически не отличалась от деятельности банков и компаний по ценным бумагам, а потому эти кредитно-инвестиционные компании превращались в то, что можно называть "малыми банками".

Если присмотреться к ним еще пристальнее, то видно, что кредитные компании, с одной стороны, не могли играть соответствующую роль, нормально и в полной мере действовать в кредитной сфере. При этом они расширяли рамки своей деятельности, распространяя ее и на нефинансовые области, т.е. занимались "всем, чем угодно". Например, некоторые кредитно-инвестиционные компании даже вкладывали капиталы, открывая универмаги или создавая компании, занимавшиеся внешней торговлей, или же управляли собственностью строениями и землей.

По всем этим причинам кредитный механизм в КНР не был способен сформировать свои собственные формы управления делами в хозяйственно-экономической сфере и тем более не мог использовать преимущества и выгоды развития кредитных компаний. В условиях неупорядоченного и хаотичного ведения дел кредитный механизм в КНР бросался в крайности, и все только ждали, когда же настанет порядок.

* * *

В конце 1996 г. печально известная Кредитно-инвестиционная компания развития сельского хозяйства КНР (сокращенно именуемая: "Китселькредит") была вынуждена закрыться. Это был серьезный тревожный сигнал для всего кредитного механизма в КНР. Коренной целью реформы кредитного дела в КНР, конечно же, является перевод его на рельсы регулярной деятельности по меркам международного кредитного дела, в соответствии с кредитными правилами и рамками, действующими в мире. Необходимо осуществить упорядочение кредитной деятельности в КНР по отношению к страхованию, ценным бумагам или облигациям. Необходимо также осуществить должное управление кредитной и банковской сферами, т.е. разделить эти сферы и управлять ими раздельно.

При этом Хун Чжаохой подчеркивает, что прежде, чем идти к конечной цели реформ, необходимо урегулировать дела переходного периода. Никоим образом ничего не получится, если просто сидеть и надеяться на то, что победа придет в результате всего-навсего одного сражения, что окажется возможным "за одну ночь совершить системный переход".

Хун Чжаохой считает: чтобы заново организовать в КНР кредитное дело, необходимо, принимая во внимание существующие в КНР экономические условия и реальный культурный фон, спроектировать системное управление переходного периода. Экономическая реформа в КНР за почти 20 лет прошла успешный путь; успех сопутствовал реформам в тех случаях, когда происходил постепенный, медленный переход, осторожное продвижение вперед, когда переплетались и сочетались и китайские и западные методы решения проблем. Новый творческий путь и процесс продвижения вперед в деле реформ применительно к системе кредитного дела в КНР тоже не может быть исключением.

Когда речь идет о мерах по реализации реформ переходного характера в кредитной сфере, необходимо обдумывать и принимать во внимание следующие моменты.

Во-первых, кредитные компании и вообще все поручители должны нести свои риски каждый самостоятельно. Правила традиционного мирового кредитного дела в том-то и состоят, что возникающие при осуществлении кредитных операций риски и прибыли целиком и полностью относятся к сфере ответственности поручителя.

Совершенно очевидно, что в настоящее время в КНР очень трудно действовать по этим правилам, потому что население в КНР повсеместно держится за свои сбережения, боится рисковать и степень доверия к кредитному механизму ниже, чем обычно. Следовательно, необходимы меры переходного характера. Например, кредитные компании должны в договорах о кредите гарантировать безопасность основного капитала, брать на себя ответственность за его возврат; в противном случае на нынешнем этапе очень трудно развернуть деятельность по кредитованию с участием частного капитала.

Во-вторых, необходимо разрешить кредитным учреждениям выполнять и некоторые другие функции, которые по своему характеру не противоречат кредитной деятельности, - чтобы не дать им понести в переходном процессе убытки из-за невозможности развернуть кредитные операции во всей полноте. Опыт Японии и Южной Кореи свидетельствует, что можно дозволить кредитным структурам вести по совместительству страховые операции, гарантировать займы, оказывать посреднические услуги при продаже имущества, исполнять завещания и т.д.

Кредитные компании также могут выполнять функции консультантов по инвестициям и быть экспертами в сфере экономической деятельности. Это не требует вложений, риски невелики, а прибыль очевидна. В то же время важно учитывать, что обычно у кредитных компаний существует очень широкая сеть. Если начать предоставлять посреднические услуги в сфере финансовой экспертизы, изучения проектов, маркетинга, прогнозов и оценки собственности, то все это может дать ощутимые преимущества.

В-третьих, нужно позволить кредитным компаниям временно и на определенных условиях выступать в качестве гарантов в операциях с ценными бумагами. Если взглянуть на это с точки зрения строгих международных правил, то не разрешается смешивать кредитное дело с операциями с ценными бумагами, так как в этом случае увеличиваются риски при кредитовании, что не благоприятствует контролю за ними. Однако в настоящее время ценные бумаги - это большая доходная подпорка в кредитном деле. Нецелесообразно немедленно от нее отказываться. В противном случае кредит неизбежно зашатается.

В то же время ценные бумаги и кредиты имеют общие или сходные особенности при финансовых операциях долгосрочного и среднесрочного характера. Если кредитные компании по совместительству ведут операции с ценными бумагами, то это тоже способствует или может способствовать диверсификации их капитала, имущества, собственности и увеличит или ускорит оборачиваемость собственности.

Однако в целях предотвращения столкновения интересов кредитной сферы и сферы ценных бумаг необходимо изменить нынешний метод, при котором кредитная структура непосредственно создает свой отдел, ведущий операции с ценными бумагами. Вместо этого необходимо, чтобы кредитная компания учреждала компанию по ценным бумагам либо становилась пайщиком другой компании, занимающейся операциями с ценными бумагами. Одновременно операции с ценными бумагами, которые осуществляет кредитная компания, должны быть ограничены одной областью - только сбытом по доверенности ценных бумаг. Нельзя позволять кредитным компаниям самим заниматься покупкой и продажей ценных бумаг или покупать и продавать ценные бумаги от имени клиента. Так следует поступать с той целью, чтобы избежать нанесения ущерба своим клиентам в кредитном деле, а также с тем, чтобы предотвратить возникновение вредоносной конкуренции между кредитной сферой и сферой операций с ценными бумагами.

В-четвертых, необходимо разрешить кредитным структурам развиваться, становясь инвестиционными банками, которые через рынок ценных бумаг предоставляли бы посреднические услуги инвесторам и держателям капиталов.

Кредитные компании, выступающие в качестве инвестиционных банков, могут осуществлять следующие операции:

1. Инвестиции в виде ценных бумаг через кредитные компании; иначе говоря, имеется в виду, что инвестор дает поручение кредитной компании вложить его инвестиции в виде денежных сумм в ценные бумаги и благодаря этому получить более стабильные и более высокие доходы.

2. Среднесрочные и долгосрочные капиталовложения.

3. Выдача гарантий по новым займам и новым акциям при их распространении; распространение их по поручению клиента.

4. Предоставление консультационных услуг государственным структурам и компаниям, которые намерены собрать деньги для фондов, включая выбор рынка капитала и метод накопления.

5. Предоставление консультационных услуг при слиянии компаний, их покупке, упорядочении капитала. Создание условий и выработка тактики для этого.

6. Участие в операциях на рынке акций.

7. Установление стоимости ценных бумаг, поступающих на рынок, и поддержание этих цен; в этом смысле инвестиционные банки можно также именовать банками, определяющими цену на рынке.

В-пятых, необходимо использовать инновации системного характера применительно к кредитной структуре в условиях Китая, сочетая финансовый и производственный капитал. В настоящее время многие кредитно-инвестиционные компании обладают громадными предприятиями, и если требовать от них целиком и полностью действовать по принципу разделения сфер деятельности, если пренебречь реальной экономической ситуацией, то это, с одной стороны, явно невозможно, а с другой стороны, сказалось бы на социальной стабильности. Кредитно-инвестиционные компании смогут попытаться, используя финансовый капитал, включиться в работу промышленных и торгово-промышленных предприятий. Однако при этом отнюдь не целесообразно непосредственно управлять промышленными и торгово-промышленными предприятиями. Такая модель может позволить кредитно-инвестиционным компаниям стать единой финансовой структурой совместно с промышленными предприятиями. Кроме того, стоит подумать над тем, чтобы в процессе организации заново или реорганизации кредитно-инвестици-онных компаний пойти на то, чтобы сами производственные предприятия могли стать "хозяевами" кредитных компаний. Например, принадлежащие пекинской сталелитейной компании "Шоу ган" банк "Хуася" и другие банки будут при таком подходе кредитно-инвестиционными компаниями.

(На нынешней стадии развития экономики КНР состояние дел, в частности, в финансовой сфере требует соединения самого передового мирового опыта и знаний в этой области, высоко профессионального подхода к решению этих проблем с пониманием всех сложностей и деталей реальной обстановки в стране. Только профессионалы самого высокого уровня способны решать нынешние экономические (в том числе и финансовые) проблемы Китая, которые накапливаются и грозят взрывом, могущим иметь для страны такие последствия, которые даже трудно представить. - Ю.Г.)

* * *

Далее Хун Чжаохой останавливается на вопросе о пути Китая к управлению страной на основе законов.

В докладе на XV съезде КПК Цзян Цзэминь впервые сказал, что надо бы "управлять страной на законодательной основе". Он также потребовал сочетать решения в области реформ с созданием законов, а также объявил, что к 2010 г. необходимо "сформировать социалистическую правовую систему с китайской спецификой" - с учетом своеобразия Китая.

Тезис об управлении государством на основе законов - это никак не изобретение или уникальное порождение ума Цзян Цзэминя. Почти все государства в исторический период перехода от аграрного к индустриальному обществу имели и внутренние потребности и испытывали внешнее давление, побуждавшие их к тому, чтобы стремиться управлять государством на основе законов и установить в стране порядок. История цивилизации в развитых государствах демонстрирует два проявления исторического опыта, причем все это может пригодиться Китаю на рубеже веков. Первое проявление исторического опыта других стран состоит в том, что необходимо обращать внимание на согласование свободы и ответственности личности перед обществом, согласование принципов уважения личности и соблюдения порядка в обществе, а также согласование материальных пристрастий личности и общественной морали.

Из этого вытекают следующие принципы реформ:

- люди имеют право на свободу, однако необходимо также соблюдать порядок, подчиняться законам, вырабатывать необходимые этические нормы и мораль;

- в ходе стимулирования процесса экономического развития необходимо как можно скорее установить систему законов.

США в XIX в., "дракончики" Восточной Азии после Второй мировой войны по большей части действовали в такой последовательности: сначала экономика, потом законы и, наконец, демократия.

Заново строить порядок - это естественное и неизбежное требование экономических реформ и развития в континентальном Китае на протяжении последних почти 20 лет. Это также подготовительная работа системного характера, неотъемлемая и обязательная для грядущей демократической политической системы в Китае. Реалии Китая на рубеже веков свидетельствуют о том, что если говорить только об экономических реформах и избегать упоминания о реформах политических, то мы окажемся вне общего строя.

Но если только ждать, ничего не предпринимая, и надеяться, что демократический политический строй придет сам собой, тогда ситуация будет сегодня еще хуже, чем она была вчера. Необходимо найти некий средний путь между этими двумя крайностями, он и будет представлять собой систему законов и порядка. Демократия не может появиться и развиваться тогда, когда нет порядка.

Если рассуждать на эти темы на основе той теории "начального этапа социализма", которую использует КПК, то в КНР сегодня находится в начальной стадии не только экономика общества, но и само дело совершенствования системы политических законов. А потому, прежде чем вводить всестороннюю демократию, нужна такая подготовительная работа, как создание заново законов и насаждение порядка.

Хотя в докладе на XV съезде КПК и был выдвинут лозунг об управлении государством на основе законов, однако никаких конкретных установок об усилении системы законов и управлении на их основе не было. Не было предложено конкретных разработок о создании правовой культуры или о системе политического, общественного и социального поведения. В настоящее время, во всяком случае, один из ключей к тому, чтобы создать законы и порядок, состоит именно в том, чтобы искоренять разложение чиновничества, наказывать чиновников.

А явления разложения присутствуют сегодня в КНР почти везде и почти всегда. Создание правового механизма борьбы против разложения, механизма контроля и общественного мнения - это исходный пункт при строительстве правовой системы. Основная цель при этом - борьба против разложения. Цель борьбы против разложения состоит в том, чтобы создать экономическую среду и социальный порядок справедливой конкуренции, обеспечить в КНР действительный порядок при здоровом направлении развития. Здесь возможен прорыв в следующих четырех областях.

Во-первых, опубликовать и распространить "Закон о декларировании имущества и собственности кадровых работников". Иначе говоря, закон, в соответствии с которым все партийные и государственные чиновники обязаны обнародовать сведения о своем имущественном положении, собственности, доходах и т.д. Во исполнение такого закона каждый чиновник, начиная с начальника отдела в управлении и выше, обязан ежегодно публиковать данные о своей собственности и в установленные сроки объяснять причины увеличения своего состояния. Главная функциональная роль опубликования такого закона не в том, чтобы непосредственно положить предел коррупции и взяточничеству, а в том, чтобы косвенно, опосредованно сдерживать эти явления.

Одновременно опубликование данных о собственности чиновников или кадровых работников само по себе открывает путь к функционированию механизма народного контроля, прокладывает путь к демократизации политической системы и политической жизни общества. Одновременно с вышеупомянутым законом следует также опубликовать постановление о механизме, согласно которому под открытый и гласный контроль ставится собственность, имущество, достояние кадровых работников. Тем самым открывается путь к политической демократизации в области общественной жизни.

Во-вторых, в постоянных комитетах собраний народных представителей на уровне от местного и городского собраний и выше необходимо учредить "комитеты по борьбе против разложения", против коррупции, взяточничества, хищений и наряду с этим передать в непосредственное подчинение собраний народных представителей в едином порядке всю систему ныне существующих управлений по борьбе с коррупцией и других подобного рода учреждений. Главной функцией "комитетов по борьбе против коррупции" должна быть задача управления деятельностью трех больших сфер исполнительной власти - органов общественной безопасности, прокуратуры и суда. Они должны в едином порядке нести ответственность за открытие и расследование уголовных дел, производить соответствующие аресты и задержания, отвечать за допросы и следствие, за судебную процедуру и приведение приговоров в исполнение. Чтобы все это работало эффективно, чтобы можно было быстро наносить удары по явлениям коррупции, разложения, хищений и взяточничества.

В-третьих, необходимо по-настоящему воплотить в жизнь выдвинутый на XV съезде КПК призыв "совершенствовать систему демократического контроля". Органы массовой информации, которые обязаны это делать, должны играть роль общественного контроля за явлениями коррупции. Одновременно нужна реформа средств массовой информации. Тогда, если даже коррупционеры будут подкупать высокопоставленных чиновников, пытаясь скрыться от расследования во внутрипартийном порядке, органы или средства массовой информации тоже могли бы брать их за ушко и выводить на солнышко, чтобы они испытывали на себе удары воли и настроений народа. Поэтому если по-настоящему "верить массам", "доверять массам", тогда необходимо позволить всем крупным органам партийной печати регулярно вести рубрику "Борьба против коррупции", создать то, что именуется "линией горячей связи для борьбы против коррупции", вдохновлять широкие массы людей на то, чтобы люди вскрывали явления коррупции, формировать здоровую атмосферу, при которой весь народ осуществлял бы надзор за коррупцией.

В-четвертых, следует отменить или постепенно ослаблять все партийные комитеты по политическо-юридическим вопросам, то есть двигаться в направлении к независимости судебной системы. Общеизвестно, что политико-юридические комитеты находятся под непосредственным или прямым руководством КПК; при этом их задача состоит в том, чтобы держать под строгим контролем КПК все крупные и важные дела. Существование таких комитетов оказывает серьезное воздействие или в серьезной степени сказывается на независимости органов прокуратуры и суда. Оно затрагивает самую суть проблемы, а именно существование в КНР порядка, при котором действует принцип "партия выше суда". Если мы намерены реализовать установку Цзян Цзэминя, установку системного характера - призыв "управлять государством на основе законов", то тогда необходимо в полной мере утвердить принцип, согласно которому Конституция и законы выше интересов политической партии, утвердить абсолютный авторитет Конституции и законов. И потому ликвидация и упразднение политико-юридических комитетов - это необходимый шаг.

(В 1989 г. Дэн Сяопин пошел на жестокое подавление демократических выступлений в КНР вскоре после того, как генеральный секретарь ЦК КПК Чжао Цзыян сделал ряд шагов в сторону развития политической демократии и гласности, или прозрачности, и внес, в частности, предложения о том, чтобы отменить особое снабжение для руководящих работников в ранге от заместителя министра и выше; опубликовать биографии и сведения об имущественном положении руководящих работников в ранге от заместителя министра и выше; учредить в Постоянном комитете ВСНП Комитет общественного контроля специально для того, чтобы рассматривать дела о нарушении законов и дисциплины руководящими работниками в ранге от заместителя министра и выше и их родственников; разделить деятельность органов суда и прокуратуры; все вопросы решать на основе принципов демократии и системы законов.

Спустя десять лет недовольство в обществе в КНР разложением партийно-государственного аппарата усилилось. Именно в связи с этим Хун Чжаохой предлагает проводить магистральную линию на то, чтобы соблюдать положения ныне действующей Конституции КНР, передавать выборным органам власти права и обязанности по контролю над явлениями разложения и коррупции чиновничества.

Очень важным представляется при этом предложение об упразднении внутри КПК системы политико-юридических комитетов, которые фактически ведают деятельностью органов суда и прокуратуры, а также об упразднении Политбюро ЦК КПК и создании вместо него Исполкома, подчиненного съезду партии. Речь, следовательно, идет о том, чтобы постепенно видоизменить и саму КПК, и ее роль в КНР. - Ю.Г.)

* * *

Подводя итоги своих размышлений, Хун Чжаохой отмечает, что, только действуя в духе принципа равновесия, баланса интересов, только создав в духовной сфере систему убеждений и веры, ядро которой будут представлять собой современные идеи, окажется возможным успешно двинуть вперед переходную модель в области экономики, добиваться экономического развития. В свою очередь, создание заново системы убеждений или "новой веры" и переходных форм системного характера требует еще больших гарантий порядка, создания системы законов.

Одновременно процесс перехода от создания системы законов к управлению на основе законов уберет препятствия на пути демократии в политической области. Отсутствие принципов равновесия и соблюдения порядка как главного содержания развития общества - это главное темное пятно в "идеях Мао Цзэдуна" и важный недостаток в теории Дэн Сяопина. Это главный вызов, перед которым стоит общество в континентальном Китае на рубеже двух веков; это та арена, на которой Цзян Цзэминь сумеет внести свои новации и двинуть вперед дело новых реформ.

Необходимо указать, что хотя история Китая и выбрала КПК в качестве правящей политической партии, однако она не может со всей полнотой подтвердить реальную легитимность политического правления КПК. История не может подтвердить легитимность тех реалий, в которые вылилось правление КПК.

История может сделать свой выбор заново.

* * *

Находящийся на рубеже веков континентальный Китай стоит и перед небывалым кризисом и имеет возможность заполучить редкий шанс. Найти ключ к ответу на вопрос о том, окажется ли возможным добиться успеха в достижении тех целей, которые поставлены в докладе Цзян Цзэминя на XV съезде КПК, можно в том, окажется ли возможным осуществить новации и прорывы в теории, подкрепленные практическими действиями.

Хун Чжаохой полагает, что у Цзян Цзэминя действительно имеется возможность творчества. Цзян Цзэминь стоит перед выбором: творчество, использование шанса или выжидание и потеря шанса. Вопрос о том, как творчески развивать теорию Дэн Сяопина, как двинуть вперед дело новых реформ, главный стержень которых - равновесие, развитие и порядок, - это тот исторический шанс, который есть у Цзян Цзэминя.

Это и вызов, который бросает Цзян Цзэминю общество в сегодняшней КНР, в континентальном Китае.

Чэн Сяонун

Китайский ученый Чэн Сяонун, преподающий в Принстонском университете в США, рассматривает вопрос о выборе на путях перехода, носящего системный характер и осуществляемого в условиях тенденции глобализации экономики; с точки зрения Чэн Сяонуна, это и представляет собой тот вызов, перед которым стоит Китай накануне XXI в. [7].

Чэн Сяонун полагает, что XV съезд КПК еще раз подтвердил курс Дэн Сяопина на то, чтобы "ускорять экономическое развитие, сохраняя существующую политическую систему". Съезд также выразил надежду на то, что благодаря этому курсу окажется возможным сохранять в следующем столетии экономический расцвет Китая и политическую стабильность в стране. Этот курс представляет собой в основном продолжение того направления в политике, которое действует после событий 4 июня 1989 г.

Исходный пункт этой политики - стремление и к развитию и к стабильности. По сути дела, такая постановка вопроса означает, что усилия сосредоточиваются главным образом на том, чтобы сохранить без изменений ныне существующую политическую систему. Однако ситуация, связанная с направлением развития экономики в будущем, уже претерпела громадные, очень важные изменения. Сумеет ли Китай приспособиться к этим изменениям - именно в этом Чэн Сяонун и видит ключ к ответу на вопрос о том, удастся ли в будущем сохранять и поддерживать в Китае и обстановку экономического процветания, и политическую стабильность.

Чэн Сяонун исходит из того, что за последнее десятилетие XX в. глобализация экономики уже стала главной тенденцией, определяющей развитие экономики всех государств мира. Перед этой великой тенденцией явно отсталыми выглядят те взгляды на развитие экономики, которые сформировались в 1950-1960 гг. Ведущее место занимают взгляды на развитие, соответствующие тенденции глобализации экономики. Все развивающиеся государства, включая КНР, стоят одновременно и перед давлением со стороны этой тенденции, и перед ее вызовом. Если сравнить ситуацию с тем, что имеет место в странах "третьего мира", которые уже создали рыночную экономику и демократическую политическую систему, а также с бывшими социалистическими государствами, с СССР и странами Восточной Европы, то Китай испытает еще большее давление, так как КНР еще не завершила переход системного характера в области экономики и не начала работу в области политической системы. Если КНР хочет добиться успеха в условиях широко разливающейся тенденции глобализации экономики, то она должна заново признать путь системного перехода, отбросить ныне существующие путы и рамки системного характера. Такова основная тема размышлений Чэн Сяонуна.

Чэн Сяонун, прежде всего, дает представление о великой тенденции глобализации экономики. Далее он поясняет, как ныне в КНР понимают вопрос об экономическом развитии, а также о том, что в КНР этому развитию не соответствует. Затем анализируется вопрос о том, почему экономическая глобализация в первой половине 1990-х гг. принесла КНР экономический расцвет, а затем представила собой серьезный вызов для КНР, а также почему ныне существующие в КНР экономическая система и политическая система не соответствуют тенденции глобализации.

Наконец, Чэн Сяонун указывает на то, что курс, выраженный словами формулы: "будем расходовать деньги таким образом, чтобы приобретать стабильность и устойчивость" или, иными словами, "стабильность, покупаемая за деньги", который на протяжении нескольких лет в прошлом поддерживал социально-экономическую устойчивость, очень скоро придет к концу в связи с истощением ресурсов. Уже в конце 1997 г. многочисленные сокращения аппарата и увольнения работников государственных предприятий могли вызвать серьезные социальные конфликты. Только политические реформы могут решить такую трудную проблему, как реформирование или изменение строя в КНР.

(В настоящее время в мире существуют разные взгляды на феномен глобализации экономики; много говорят о его негативных последствиях для ряда стран; в то же время признают объективность существования такого феномена.

В случае с Китаем представляется важным принципиальная постановка вопроса о том, что экономика КНР является неотъемлемой частью мировой экономики. В этой связи весьма важно видеть процессы, характерные для мировой экономики в целом, а также понимать, что глобализация экономики означает для Китая. Чэн Сяонун исходит прежде всего из того, что глобализация экономики - это факт и континентальный Китай стоит перед выбором: включаться в этот процесс, применяясь к его закономерностям и правилам, или продолжать вести себя так, как буто бы можно не обращать внимания на глобализацию экономики. - Ю.Г.)

* * *

Итак, Чэн Сяонун обращается к вопросу о том, что он называет великой тенденцией глобализации экономики. При этом он прежде всего задает вопрос: что же такое глобализация экономики?

Отвечая на этот вопрос, Чэн Сяонун утверждает, что глобализация экономики - это новая тенденция, которая возникла в ходе развития мировой экономики в 1980-х гг. Она означает полную открытость границ государств во всем мире для экономической деятельности, расширяющуюся с каждым днем интернационализацию использования важнейших предприятий всех государств, постепенное объединение, сведение воедино, приведение к одинаковому состоянию экономической политики и систем во всех государствах мира. При этом главное заключается уже не в том, чтобы вывести на современный уровень или поддерживать на современном уровне промышленное производство каждой отдельной страны, а в стремлении усилить потенциальные возможности своего государства в процессе конкуренции, носящей международный характер. Стратегия же экономической гонки на опережение, подогревавшаяся национализмом, сникла и завяла.

Новые особенности, характерные для международной экономической деятельности в 1980-х гг., свидетельствуют о том, что развитие экономики всех стран день ото дня интернационализируется; все больше и больше стран в своей экономической деятельности выходят за границы собственного государства, вливаются в мировое сообщество. Это выражается и в деятельности передовых предприятий, в их организации. Например, японская компания "Кэнон", производящая фотоаппаратуру, включает в орбиту своей деятельности, возможно, более десяти стран, где производится или проектируется ее продукция. Теперь уже трудно сказать, в какой именно стране эти фотоаппараты произведены. Потребитель иной раз обнаруживает, что футляр для фотоаппарата, сам фотоаппарат, его объектив или ремешок к фотоаппарату - все это по отдельности производится в разных странах; даже инструкция к аппарату и гарантийный талон могут быть отпечатаны в разных странах.

И так обстоят дела не только в сфере производства, но и в области обслуживания. Там тоже появилась тенденция к глобализации. Например, швейцарская авиакомпания "Свиссэйр" и некоторые крупные страховые компании США в целях снижения себестоимости уже перевели в Индию свои финансово-расчетные центры. Эти компании ежедневно направляют в Индию большое количество расчетных документов и нанимают служащих-индийцев для обработки этой информации на компьютерах. Дело в том, что в Индии есть хорошая общеобразовательная база, а рабочая сила дешевая. Выпускники вузов в Индии хорошо владеют английским языком, поэтому они могут обрабатывать документацию на английском языке так же, как это могли бы сделать, скажем, в США.

* * *

Если говорить о способе промышленного производства, который в 1960-х гг. соответствовал взглядам на экономическое развитие, то это широкомасштабное производство на промышленных предприятиях большого масштаба. Затем произведенную по стандарту продукцию сбывали, продавали на рынках внутри страны и за ее рубежами. В этой сфере начиная с 1980-х гг. в промышленно развитых странах ведущее место занимают гибкие производственные процессы и интернационализация самого процесса производства. Транснациональные корпорации рассредоточивают процесс производства многих потребительских товаров и деталей промышленного оборудования. Все более специализируются отдельные предприятия, а производство тех или иных комплектующих деталей и блоков передается в страны с меньшей стоимостью труда.

Так сформировалось экономическое разделение труда, специализированное между разными странами. Благодаря этому выросла занятость в товаропроизводящих отраслях, переместившись во многих случаях из развитых государств в развивающиеся страны. А в развитых странах, в свою очередь, возникла день ото дня увеличивающаяся потребность в управленческих кадрах, инженерах, проектировщиках и т.п. Все это сопровождалось увеличением капиталовложений в развивающиеся страны, расширением международного оборота капиталов, товаров, деталей, комплектующих частей. Быстрое развитие вычислительной техники привело к тому, что транснациональные предприятия смогли эффективно и быстро вести процессы, при которых проектирование и изготовление продукции разделены - они происходят в разных странах. Это повлекло за собой серьезные и важные изменения в процессе организации промышленного производства.

В общем и целом для экономической глобализации характерно несколько взаимосвязанных явлений. Это интернационализация производственного процесса, образование единого мирового рынка, день ото дня становящийся единым процесс международного разделения труда, тенденция к размыванию национальной или государственной принадлежности транснациональных компаний, интернационализация финансового рынка, тенденция к сглаживанию различий между государствами на основе упорядочения их экономической и политической структуры. В странах, которые соответствуют этой тенденции, экономическое развитие постепенно освобождается от пут исключительно национального рынка, источников сырья; экономическая деятельность также не ограничивается рамками того или иного государства. Хотя экономический рост во всех странах по-прежнему исчисляется исходя из экономической деятельности в каждой данной стране, но довольно значительная часть этого роста определяется экономическими организациями, которые включают в себя и другие страны. В процессе экономической глобализации непрестанно повышается степень взаимной зависимости экономики всех государств; экономическое развитие всех государств проходит через процесс унификации. При этом не только интернационализируется экономическая деятельность в процессе производства, но интернационализируются и базовые проекты.

Интернационализация базового проектирования во всех странах имеет свои особенности. Прежде всего, постепенно унифицируются системы связи и образования, причем ориентируясь на уровень развитых государств. Если какое-либо государство оказывается не способным сделать это, оно не может успешно войти в международную экономическую систему и получать выгоды от глобализации экономики. Использование базового проектирования во всех странах также интернационализируется; создание современной совершенной связи, дорог и зданий, отвечающих мировым стандартам линий коммуникаций и путей сообщения должно уже удовлетворять не только потребностям предприятий и населения данной страны, но и требованиям рабочих и служащих, которые либо работают в других странах, либо приезжают в данную страну на работу из других государств. Если какое-то государство не может предоставить иностранному партнеру современной проектной и финансовой документации, то у него не будет возможности привлечь иностранный капитал.

(Представляется важным подчеркнуть соотношение понятий "интернациональное" и "национальное" в рассуждениях китайского ученого Чэн Сяонуна. Он исходит из неотвратимости интернационализации многих процессов в мировой экономике, понимает необходимость включения китайского национального элемента или фактора в общую интернациональную картину мировой экономики.

Прогрессивность такого мышления представляется очевидной. Хотя в то же время думается, что пока, особенно в КНР, преобладают иные взгляды, иной менталитет, в соответствии с которым люди по-прежнему пытаются делать упор на противопоставлении своего, национального - интернациональному, общему для всех землян.

Проблема соотношения общечеловеческих ценностей и процессов с национализмом или стремлением сохранить "чистоту" своего, национального образа жизни и понимания всего происходящего в мире - сложный и длительный процесс.

Очевидно, что за последние десятилетия быстро развивается экономическая интернационализация, или, другими словами, происходит глобализация экономики. Одновременно с этим нарастают тенденции к национальной самостоятельности, обособленности, к национальному самоутверждению и к противостоянию тех или иных наций. Политической интернационализации пока не происходит; во всяком случае, ее темпы отстают от темпов экономической глобализации. Вместе с тем становится ясным, что государства вынуждены считаться друг с другом во все большей степени. Вполне вероятно, что нации будут сохранять свою полную независимость, по крайней мере, в тех областях, где затрагиваются вопросы о выживании нации, о ее территории, вопросы ее культуры и национального самосознания. В других сферах, прежде всего в области экономики, да и применительно к ряду сторон двусторонних, региональных и общемировых отношений нации могут идти на согласование своих интересов и выработку интернациональных правил.

Процессы переходного характера, происходящие в континентальном Китае или назревающие для него, будут вынуждать Китай приноравливаться к интернационализации, вероятно, прежде всего к глобализации экономики. Противодействие этим процессам было бы гибельным для Китая. - Ю.Г.)

* * *

Далее Чэн Сяонун рассматривает вопрос о самом процессе экономической глобализации; при этом внимание сосредоточивается на важном изменении во взаимоотношениях "первого" и "третьего" миров.

Самое коренное изменение, которое влечет за собой экономическая глобализация, состоит в том, что происходят важные и серьезные перемены во взаимоотношениях государств "первого мира" (экономически развитых стран) и стран "третьего мира". В ходе обсуждения экономических взаимоотношений развитых стран с государствами "третьего мира" в 1970-х гг. в области общественных наук были распространены две теории: "теория зависимости" и "теория мировой системы". И та и другая теория исходит из тезиса о том, что развитие капитализма разделило весь мир на две части. При этом развитые страны составили ядро мировой экономики, а развивающиеся страны составили периферию мировой экономики. Развитые страны монополизировали капитал, технологию и отрасли производящей промышленности, позволив развивающимся странам служить базой для развитых стран при производстве сельскохозяйственной продукции и продукции горнодобывающей промышленности.

Благодаря импорту из развивающихся стран сырья и продукции сельского хозяйства развитые государства захватили, присвоив себе, ресурсы и богатства развивающихся стран, обрекли тем самым развивающиеся государства на долгие годы на бедность, нищету и отсталость.

Все эти теоретические построения базировались главным образом на фактическом материале о положении развивающихся стран Латинской Америки в 1950-1960-х гг. На их основе были сделаны приведенные выше обобщения; считалось, что экономические взаимоотношения между "первым" и "третьим" мирами как раз и представляют собой процесс непрерывного перемещения ресурсов и богатств из развивающихся государств в развитые страны.

Уже начиная с 1980-х гг. тенденция глобализации мировой экономики показала, что такого рода взгляды страдают ограниченностью. Ученые, которые видели ситуацию таким образом, в немалом числе случаев пользовались марксистскими методами или положениями марксизма. Однако впоследствии они встретились с теми же затруднениями, что и сам классический марксизм. Маркс видел только некоторые явления, присущие тому капитализму, который имел место при его жизни, и думал, что на этих основаниях можно выносить суждения о судьбе капитализма на протяжении последующих ста или двухсот лет. В результате многие его основные положения были опровергнуты фактами. Вот и ученые этой школы, рассматривая явления, присущие развитию капитализма в середине двадцатого столетия, выводили из них долгосрочные тенденции. Однако реальная действительность, развитие ситуации "одержали верх" над их представлениями: на протяжении последних 20 лет тенденция развития мирового капитализма оказалась совершенно иной.

Теории марксистов предусматривали, что развитые государства на протяжении длительного времени будут грабить ресурсы и богатства развивающихся стран, из-за чего бедные государства будут становиться еще беднее. Однако начиная с 1980-х гг. важная особенность мировой экономики состоит в том, что капитал чем дальше, тем больше переливается из развитых стран в развивающиеся государства, что приводит к тому, что все больше и больше развивающихся стран постепенно создают у себя промышленность, ориентированную на экспорт, благодаря чему они избавляются от нищеты и отсталости и вступают в ряды развитых государств. Поэтому в последние годы теории, о которых выше шла речь, во многом ставятся под сомнение и уже сходят с арены.

Это изменение в экономических отношениях развитых и раз- вивающихся стран инициировано развитыми государствами; именно они начали процесс экономической глобализации. Начиная с конца 1960-х гг. расширение профсоюзов в развитых государствах, рост там заработной платы, увеличение социального обеспечения, а также развитие социал-демократических сил (особенно в Европе) привели к тому, что прибыли предприятий стали падать; особенно это коснулось промышленности. В связи с этим возникли изменения в условиях конкуренции в этих отраслях. Тогда предприятия, стремясь удержать рынки сбыта своей продукции и не решаясь поднимать цены на нее, вынуждены были опираться исключительно на снижение себестоимости. И тогда все больше и больше производителей были вынуждены рассматривать в качестве ключа к существованию производства строгий контроль за заработной платой и за себестоимостью. В то же время в странах Запада профсоюзы и левые политические партии препятствовали снижению заработной платы трудящихся. Это и привело к тому, что часть инвестиций и промышленных производств "перетекла" в страны "третьего мира". Благодаря этому в весьма значительной степени снизилась себестоимость продукции. Соответственно расширились рынки ее сбыта, а уровень прибылей сохранился.

Начиная с 1970-х гг. капитал стал переливаться в государства "третьего мира", а также стала в большей мере использоваться рабочая сила в развивающихся странах, странах "третьего мира"; эти два процесса и привели к появлению двух явлений, характерных для тенденции изменения мирового экономического развития.

Во-первых, в некоторых государствах "третьего мира" сформировались отрасли экспортной продукции на основе низкой заработной платы, а это стимулировало создание в этих странах промышленности, ориентированной на экспорт. В результате в бедных и отсталых в прошлом государствах идет относительно быстрый экономический рост.

Во-вторых, "перелив" капитала из развитых государств в другие страны привел к сокращению некоторых отраслей промышленности в самих развитых странах; там сократилось число занятых, а это, в свою очередь, повлияло отрицательно на их конкурентоспособность в мировых масштабах. Перед лицом опасности отлива капиталов профсоюзы, обеспокоенные этим ухудшением, почувствовали свою относительную слабость; иными словами, в развитых государствах промышленные рабочие столкнулись с угрозой конкуренции со стороны рабочих из развивающихся государств.

В те годы, когда теория зависимости была чрезвычайно распространена и популярна, люди полагали, что в мировой экономической системе монопольное положение в товаропроизводящей промышленности всегда занимают развитые страны, а развивающиеся страны могут только поставлять сырье, оставаться в роли эксплуатируемых. Однако начиная с того времени, когда капитал стал переливаться в другие страны из развитых государств и это стало тенденцией, была разрушена та прежняя структура мировой экономики, которая существовала около ста лет; появилось новое мировое разделение труда; производящие отрасли промышленности стали все больше и больше перемещаться в развивающиеся государства. И на мировом рынке промышленной продукции они стали занимать все более заметное место.

* * *

У этих изменений исторического характера есть три предпосылки.

Первая предпосылка состоит в том, что в мировых масштабах существует огромное предложение труда, резервная армия рабочих рук.

Вторая предпосылка состоит в том, что передовая технология дает возможность разделения и рассредоточения процесса производства многих видов продукции в разных странах.

Третья предпосылка состоит в том, что прогресс в технике и технологии делает возможным управление производством, находящимся в другой стране.

Появление в мировой экономике этих трех условий на практике и означало формирование тенденции экономической глобализации. Чэн Сяонун останавливается далее на соотношении двух взглядов на экономическую глобализацию.

В соответствии с одним из них, она происходит в результате развития, которое само и создает некую систему, а в соответствии с другим, глобализации и есть первопричина процесса. В 1950 и 1960-х гг. был распространен взгляд, согласно которому развитие экономики понималось как ее рост, который и обусловливает ее модернизацию. При этом считалось, что такая схема развития применима ко всем государствам и что это ? неизбежный путь к выходу на современный передовой уровень. В соответствии с этой схемой, развитие экономики всех государств - это относительно закрытый процесс, то есть каждое государство должно через процесс индустриализации создать подобную или соответствующую структуру современной промышленности; поэтому развитие экономики всех стран - суть процесс, когда государства сами формировали свою систему и при этом оставались независимы друг от друга.

Различные государства "соревновались в беге", но каждое по своему пути, и в конечном итоге по темпам развития экономики в каждом из них судили о том, кто из них ходит в передовых, а кто числится в отсталых. В соответствии с этой точкой зрения, если вы стремились ускорить развитие экономики, то вам нужно было потребовать от правительства, чтобы оно играло активную роль, причем во всем, от планирования до капиталовложений; при этом во всем полагались на деятельность властей, правительства. Государство, которое ориентируется на развитие, которое предпринимает усилия по развитию экономики, - вот в чем видели ключ к успехам экономики. Можно отметить, что такой взгляд и сегодня находит отклик и у чиновников правительства в Китае, и у многих ученых, которые полагают, что именно таким методом и можно добиться того, чтобы "экономическое развитие шло по восходящей линии".

В соответствии с этой точкой зрения, развитие экономики ? это замкнутый в рамках отдельной страны процесс, причем каждая страна сама создает у себя систему своей экономики. В конце 1960-х гг. эта теория стала терять свой смысл, а в 1970-х гг. Международный банк реконструкции и развития (МБРР) выдвинул мысль о том, что один из ключей к развитию экономики заключается в ответе на вопрос, способно ли государство успешно вступить в мировой рынок. Начиная с 1980-х гг. изменения такого рода становились все более явными и очевидными. То государство, которое обладало способностями и возможностями выйти за рамки идеи "создания целостной системы промышленности в своей стране", становилось членом мировой экономической системы. Оно демонстрировало свои относительные преимущества и создавало на мировом рынке свою экономическую структуру, специализированную в той или иной отрасли; обретало конкурентоспособность на мировом рынке и поэтому было способно быстро развиваться.

После того как мир вступил в 1980-е гг., постепенные изменения в развитии мировой экономики продемонстрировали, что точка зрения, заключавшаяся в утверждении о необходимости создания в данной стране своей замкнутой системы и о развитии страны в этом именно направлении, безнадежно устарела, а время таких рассуждений уже ушло. День ото дня во все большей степени происходила интернационализация источников сырья, которыми могли пользоваться различные государства. Постепенно нарастала интернационализация процесса производства товаров, возрастало влияние позиции иностранных потребителей и иностранных инвесторов на развитие экономики всех государств. Транснациональные корпорации, международных финансовые и внешнеторговые организации побуждали все страны выходить на международный рынок, создавать экономические специализированные структуры, способные к конкуренции. В этих условиях позиции правительств уже должны были приспосабливаться к реальной ситуации.

Товарные цепочки (commodity chains), возникающие в процессе глобализации, либо управлялись производителями, либо регулировались продавцами. В таких отраслях хозяйства, где имеет место тесная концентрация капитала и технологии, например автомобильная промышленность, самолетостроение, производство полупроводников или электроника, во всех этих отраслях глобализация товарных цепочек зачастую организовывалась транснациональными корпорациями. А в тех отраслях, где существует тесная концентрация труда, например в производстве готового платья, обуви, игрушек, домашней утвари и т.д., товарные цепочки в ходе глобализации зачастую создавались крупными компаниями по продаже товаров, универсальными магазинами, универмагами, у которых есть знаменитая торговая марка, или внешнеторговыми компаниями. Эти компании зачастую брали на себя деятельность, требующую высоких расходов, например проектирование новых изделий, управление сбытом и т.д.

Сами же предприятия, на которых производилась продукция, размещались в развивающихся государствах. Следует обратить внимание на то, что в настоящее время в ходе тенденции глобализации производящих отраслей все больше товарных цепочек из объекта регулирования со стороны производителей становятся объектами регулирования со стороны продавцов. Такого рода транснациональные корпорации сами все более походят на предприятия обслуживающего характера. В процессе экономической глобализации их роль состоит главным образом в том, чтобы соединять в одно целое и отлаживать процесс производства, разбросанный по многим странам. Они решают, какие товары следует производить; как производить тот или иной товар; каким сырьем, комплектующими частями или полуфабрикатами пользоваться. Они организуют работу по переброске материалов из одних районов мира в другие; эта деятельность выходит за рамки одного государства или региона; они также обеспечивают услугами - финансами, капиталовложениями, страхованием каждое звено в товарной цепочке при создании того или иного товара в целом. Все эти функции транснациональных корпораций настолько сложны и специфичны, что никакое правительство той или иной страны просто не способно и не может, тем более с легкостью, подменить собой упомянутые транснациональные корпорации.

* * *

В этой новой обстановке в интернационализированной экономике роль внешней торговли давно уже не сводится к тому, как она понималась в эпоху Мао Цзэдуна, когда ее считали "взаимной поставкой того, чего нет в каком-то месте; поставкой туда, где этого нет, оттуда, где это есть". В свою очередь, "открытость" внешнему миру также не должна ограничиваться только положением, выдвинутым Дэн Сяопином, который согласился, что "надо привлекать к нам иностранный капитал, технологию и передовой управленческий опыт". В настоящее время в прибрежных районах Китая очень многие предприятия развернуты в сторону глобального рынка, а не в сторону внутрикитайского рынка. Те производственные цепочки, которые они создают в Китае, представляют собой лишь одно из звеньев глобального производства, присущего транснациональным корпорациям. Иными словами, они представляют собой только "отдельные цеха всемирного завода".

В настоящее время, когда речь идет о таком понятии, как экономическое развитие Китая, существуют две проблемы.

Первая проблема. Распространенные в странах "третьего мира" в 1950-х и 1960-х гг. точки зрения на экономическое развитие по-преж-нему имеют в Китае довольно широкое хождение. Дело доходит до того, что даже мнение китайского государственного деятеля Чжан Чжидуна, высказанное еще в последние годы существования династии Цин, в начале XX в., о том, что "сердцевиной и основой должна оставаться китайская наука, все свое, китайское, а западная наука, все то, что идет из-за рубежа, с Запада, мы в Китае должны лишь использовать по своему усмотрению", ? даже эти тезисы находят сегодня в КНР единомышленников. Иными словами, в Китае есть люди, которые надеются, используя западные капиталы, инвестиции и технику, улучшить и укрепить ныне существующую в КНР систему. Они думают, что только "свое" или "наше", то есть "китайское", должно играть ведущую роль, а все остальное должно лишь использоваться в интересах "своего" или "нашего", такие взгляды, когда желаемое выдает за действительное, все больше отрываются и отдаляются от реальности.

Вторая проблема состоит в том, что слишком недооценивается сложность глобализации экономики. После того как на протяжении нескольких лет китайские предприятия выполняли задачи по дополнительной обработке товаров перед их отправкой на экспорт, некоторые органы власти различных ступеней на местах стали полагать, что они теперь уже вполне в силах выпускать продукцию под маркой, которая известна в мире или будет известна во всем мире, что они могут с этой своей продукцией самостоятельно выходить на мировой рынок и "помериться силами" с транснациональными корпорациями.

Когда смотрят на проблему таким образом, это означает, что пренебрежительно относятся к такому сложному вопросу, как процесс создания товарных цепочек в условиях глобализации экономики. Если какое-то китайское предприятие хочет превратить себя из "цеха" некоего "мирового завода" в транснациональную корпорацию, которая имеет свою товарную цепочку в условиях глобализации мировой экономики, и желает играть при этом ведущую роль, то чтобы добиться такой цели, необходим довольно длительный процесс. И правительство или власти не смогут оказать сколько-нибудь существенной помощи на этом пути.

В настоящее время перед Китаем стоит задача, прежде всего, изменить все эти старые представления об экономическом развитии, изменить ситуацию, при которой ни власти, ни правительства, ни сами предприятия не разбираются в экономической глобализации. Необходимо создать представление об интернационализации развития, о развитии как процессе интернационализации. Взгляд на развитие как на процесс интернационализации должен доминировать на практике, в отношениях между предприятиями, а не в отношениях между правительством и чиновником.

Во-вторых, необходимо ставить целью рост и развитие самого предприятия, а не цели "темпов роста", которые определяет правительство. Необходимо проявить способность на протяжении длительного времени участвовать в международной экономической кооперации, создавать правила, стандарты, которые соответствовали бы международным правилам и стандартам; с уважением относиться к тому поведению в сфере экономики, которое допускается на международном уровне, и брать это поведение за образец, за основной метод при развитии экономики. Но никак нельзя переносить в международную конкуренцию те методы, которые распространены в самом Китае, или применять спекулятивные методы, "лезть во все щели", стремиться к выгоде любой ценой.

В-третьих, при экономических обменах с другими государствами необходимо основывать эту деятельность на принципах взаимного доверия и взаимной выгоды, на общем стремлении к процветанию, а не следовать тактике, при которой партнера просто используют (или одного из партнеров привлекают на свою сторону, а другому дают пинка). Если появится такое новое понимание экономического развития, то не так важно будет все то, что называется "стратегией достижения превосходства", "стремлением выбиться в какие-то герои" и т.п. Дело в том, что, входя в процесс экономической глобализации, экономика всех стран представляет собой такое явление, когда "мое" является частью "твоего", а часть "твоего" является частью "моего" - все переплетено, все соединено и становится одним целым.

Мышление, согласно которому на основе узкого национализма стремятся к тому, чтобы "одна сторона подавила другую сторону", чтобы "кто-то кого-то подавил", такое мышление оторвано от реалий экономической глобализации; оно может только затормозить развитие экономики своего государства.

Необходимо также обратить внимание на следующее. В то время как в процессе экономической глобализации роль и место правительств уменьшается, явственно растет влияние международных организаций на экономическое развитие всех государств. С целью поддержания порядка, отвечающего тенденции экономической глобализации, в настоящее время в международном сообществе уже сформировались следующие правила.

Во-первых, тактика экономического развития какой-либо страны должна регулироваться главным образом рынком, а не правительством.

Во-вторых, семь главных промышленных стран (так называемая "семерка") уже выдвинулись, заняли ведущее положение в мире, и именно они отвечают за согласование правил всемирного рынка, а международные организации проводят в жизнь эти правила. Эти организации суть Мировой банк, Международный валютный фонд, Международная организация труда и т.д. Транснациональные корпорации и транснациональные банки способствуют процессу экономической глобализации. Все страны должны уважать решения и правила этих международных организаций.

Если теперь, после того как мы проанализировали истоки и тенденции глобализации мировой экономики, а также ее особенности, оглянуться на историю создания и развития социалистических государств, то можно увидеть, как в годы, когда относительно закрытая экономика занимала ведущее положение, социализм как система еще мог как-то функционировать, мог помериться достоинствами и недостатками с капитализмом. Это объясняется тем, что в условиях относительной закрытости, при широких масштабах и своих "правилах" экономики, смертельно слабое место социалистической системы, ее ахиллесова пята не была так очевидна.

Но когда проявилась тенденция глобализации, возник серьезнейший вызов всем, кто именовался когда-то социалистическими государствами. Процесс глобализации привел к тому, что слабость социалистической системы хозяйства стала очевидной; социалистические государства оказались не способны принять этот вызов.

Если не осуществить в них последовательно и до конца реформы, то их экономика останется отсталой, расцвета им не дождаться. И в конечном счете им не избежать поражения, судьба их решена. Развал СССР - лучшее свидетельство, пример и доказательство этого.

(Чэн Сяонун исходит из того, что произошла смена исторических эпох. То, что было еще возможно при жизни Мао Цзэдуна и даже при Дэн Сяопине, становится совершенно невозможным. Мир настолько изменился, что отсталыми стали не только теоретические построения, на которых основывается идеология правивших и правящих в некоторых странах коммунистических партий, но и их понимание состояния мировой экономики, процессов, происходящих в ней на глобальном уровне и затрагивающих экономику каждого государства. По сути дела, оказывается, что идеология и политика компартий, применительно к внутреннему положению и к развитию экономики той или иной страны, оказались устаревшими, не обеспечивающими интересы людей, не вписывающимися в мировую экономику. Закономерности экономического и социального развития в мире привели к тому, что в странах, где у власти находились или находятся коммунистические партии, экономика разваливается. Поэтому рано или поздно трансформация политического и экономического строя в этих странах неизбежна.

Китай не может быть исключением; именно это следует из подхода Чэн Сяонуна к вопросу о глобализации экономики. - Ю.Г.)

* * *

Чэн Сяонун уделяет особое внимание вопросу о том, какие возможности открылись перед Китаем в условиях существования тенденции экономической глобализации.

Он подчеркивает, что процветание Китаю принесли именно инвестиции из-за границы. В процессе глобализации экономики капиталы стали в больших масштабах переливаться из развитых стран и новых индустриальных государств и регионов в развивающиеся страны, и это предоставило многим развивающимся странам невиданные ранее возможности для быстрого экономического развития. При помощи транснациональных корпораций развивающиеся страны смогли выйти на рынки развитых государств, о чем раньше нельзя было даже мечтать; у них появились возможности для получения иностранных инвестиций, которые им просто "поднесли к дверям". Стало возможным заимствовать технологию и увеличить занятость населения. Однако, пожалуй, ни одной из развивающихся стран не повезло так крупно, как Китаю. За чрезвычайно короткий срок, с 1992 по 1997 г., Китай получил прямые иностранные вложения в сфере внешней торговли на общую сумму около 200 млрд. американских долларов. Благодаря этому и началось процветание китайской экономики. Китай стал своего рода "баловнем судьбы", превратился в предмет зависти других развивающихся стран. Одна из главных причин всего этого состоит в том, что капиталы с Тайваня, капиталы из Сянгана (Гонконга) потекли в родственный и Тайваню и Сянгану континентальный Китай. Они составили около 70% всех иностранных инвестиций.

Из всех руководителей, какие только были в истории КНР, первый и единственный Чжао Цзыян тонко уловил тенденцию глобализации экономики. Еще в 1987 г. он уже стал ратовать за использование иностранного капитала, предлагать стратегию организации в массовых масштабах переработки продукции, предназначенной на экспорт. Однако в то время его предложения натолкнулись на различные препятствия в Госсовете КНР и не привели к реальным результатам. После событий 4 июня 1989 г. соображения Чжао Цзыяна стали трактоваться в КНР как одно из его преступлений, стали одним из предлогов, на основании которых была развернута критика Чжао Цзыяна среди высших руководящих работников КПК. Однако когда наступил 1992 г., Дэн Сяопин, тот самый Дэн Сяопин, который поддерживал критику Чжао Цзыяна именно за упомянутые предложения, теперь уже сам включил его установки в свои высказывания об открытости и реформе, тем самым поощряя развитие промышленности прибрежных районов, ориентированной на заграницу.

После событий 4 июня 1989 г. в КНР сложилась ситуация, при которой спрос населения на потребительские товары упал, рынок сузился, происходило затоваривание, сумма займов росла, ощущалась нехватка денежных средств. Недоставало движущих сил в области экономики, которые стремились бы к расцвету. В этой экономической ситуации огромные капиталовложения, которые хлынули в континентальный Китай, стали стимулирующим уколом, который заставил мощно работать сердце китайской экономики. Эти капиталовложения, а также огромные средства, которые внутри страны были вложены в создание известных "зон развития", привели к тому, что появились большие потребности в строительных материалах, в инженерном оборудовании, в рабочей силе, а это повысило доходы части населения, что, в свою очередь, стимулировало потребительский спрос и в конечном счете вылилось в экономическое процветание первой половины 1990-х гг. Иностранные капиталовложения, помимо того что они сформировали непосредственный спрос (и отклик на этот спрос) внутри страны, внесли важный вклад в рост производства и китайского экспорта.

(Итак, с 1992 по 1997 гг. в экономику КНР из-за рубежа было вложено около 200 млрд. долларов, в том числе 140 млрд. долларов инвестировали китайцы, проживающие в Сянгане и на Тайване. 60 млрд. долларов за эти шесть лет, то есть в среднем по 10 млрд. долларов в год, дали КНР другие зарубежные государства.

Эти вложения потекли в КНР главным образом благодаря общей тенденции глобализации экономики. Китаю повезло ? время перемен совпало с мировой тенденцией.

Весь вопрос в том, какие существенные перемены произошли за эти годы в китайской экономике ? встала она на ноги настолько, чтобы больше не нуждаться во внешних инвестициях, или экономическое процветание, столь внезапно возникшее, может столь же быстро прекратиться?

Чэн Сяонун задается этим вопросом и предлагает далее ответ на него. Пока же важно отметить, что экономическое процветание КНР в 1990-х гг. это не результат продуманной и далеко идущей политики руководства страны. Ему еще предстоит принимать важнейшие решения, выбирать путь развития Китая. - Ю.Г.)

* * *

Далее Чэн Сяонун задается вопросом о том, будут ли неисчерпаемыми источники поступления в Китай иностранных инвестиций.

Уроки и опыт тех изменений, которые происходят в ходе глобализации мировой экономики, показывают, что, если развивающаяся страна желает эффективно привлекать прямые капиталовложения из-за рубежа, она должна подготовить несколько условий:

- во-первых, внутри страны должен существовать рынок в довольно крупных размерах;

- во-вторых, взаимоотношения между трудом и капиталом должны быть относительно благоприятны для внешней торговли;

- в-третьих, базовое планирование должно покоиться на здоровой основе.

В конце 1970-х и начале 1980-х гг. Бразилия, Мексика, Сингапур, Нигерия, Южная Корея, Сянган и некоторые другие государства благодаря тому, что ситуация там удовлетворяла указанным условиям, с успехом привлекали прямые иностранные вложения капитала и добились довольно быстрого роста экономики.

У Китая есть сходство с этими государствами, но есть и очень большие отличия от них. А именно: задолго до того, как начать привлекать в страну иностранный капитал, в КНР уже была создана огромная малоэффективная и крайне убыточная система государственной промышленности; правительство на протяжении длительного времени в опоре на именно эту систему содержит сотни миллионов городских жителей, покупая таким образом - в обмен на эту поддержку - политическую стабильность. Поэтому очень трудно в целях привлечения иностранных инвестиций просто так с легкостью отказаться от этих государственных отраслей хозяйства.

Возникают следующие вопросы: насколько велик тот тормоз, которым становятся эти государственные отрасли экономики КНР на пути вхождения Китая в процесс глобализации экономики? сможет ли Китай, подобно названным выше странам, использовать возможности, которые ему предоставляет глобализация экономики, и быстро развиваться?

Китай уже привлек огромный иностранный капитал, а также при помощи иностранных торговцев и развития своей внешней торговли уже вступил в процесс глобализации экономики, получив при этом большие выгоды. Однако представляется, что люди в Китае, с одной стороны, вроде бы и слыхали о глобализации экономики, а с другой - если и слыхали, то не знают, что из этого следует. Очень многие представляют себе эти иностранные инвестиции в области внешней торговли просто как "манну небесную" (в китайском языке это "лепешки, которые свалились в рот прямо с небес"). Такие люди полагают, что достаточно козырять одной картой - твердить и твердить о "громадном потенциальном китайском рынке", добавляя к этому некоторые благоприятные условия в Китае, - и иностранные инвестиции будут неиссякаемым потоком литься в Китай.

На самом же деле Китай не может на протяжении длительного времени полагаться на капиталовложения из Сянгана и с Тайваня. Дело в том, что за несколько прошедших лет все то, что могло быть вложено мелкими и средними сянганскими и тайваньскими бизнесменами в экономику континентального Китая, уже вложено. Дополнительные возможности такого рода капиталовложений чрезвычайно ограничены. В промышленности Сянгана уже появилась "внутренняя пустота", поэтому рассчитывать на то, что еще больше сянганских деловых людей будут создавать свои заводы в континентальном Китае, не приходится. Возможны лишь единичные случаи вложений; и в дальнейшем нет возможности снова привлечь в крупных масштабах средний и мелкий капитал.

Фактически начиная со второй половины 1996 г. обнаружилась тенденция к уменьшению иностранных инвестиций в Китай. Согласно подсчетам китайской таможни, за первые девять месяцев 1997 г. импорт оборудования в континентальный Китай, представляющий собой, по сути дела, инвестиции нерезидентов, сократился по сравнению с соответствующим периодом предыдущего года на одну четвертую часть. Что же касается экспорта продукции предприятий, принадлежащих нерезидентам, то произошел поворот в сторону уменьшения его роста; в дальнейшем больше нельзя возлагать надежды на то, что рост китайской экономики будет стимулироваться благодаря большим капиталовложениям нерезидентов.

В прошлом примерно одну треть иностранных инвестиций в Китай составляли капиталовложения крупных иностранных компаний; такого рода инвестиционная деятельность отличается от инвестиций среднего и мелкого сянганского и тайваньского капитала. Сянганские и тайваньские предприятия в континентальном Китае - это по большей части средние и мелкие предприятия, на которых используется относительно дешевая наемная рабочая сила; они ориентированы на экспортный рынок; они создают для Китая возможности увеличения числа рабочих мест и обеспечивают прилив иностранных капиталовложений. Тут исключена конкуренция с предприятиями внутри континентального Китая; и отсюда вытекают многочисленные преимущества для внутрикитайской экономики. Что же касается продукции крупных предприятий развитых стран, то здесь во всех случаях имеет место концентрация и технологии и капитала. Эти предприятия свои товарные цепочки протягивают внутрь самого Китая; для них вероятные объекты конкуренции - это, главным образом, государственные предприятия КНР. В связи с тем что подавляющее большинство госпредприятий структурно не претерпели никаких изменений, им трудно соответствовать тенденции глобализации экономики, а потому цель капиталовложений крупных предприятий развитых государств в Китае главным образом состоит не в том, чтобы снижать себестоимость производства и сбывать свою продукцию где-то за морями, за рубежами КНР, а в том, что им приглянулся именно этот самый громадный потенциальный рынок Китая. И как только предприятия, основанные на этом иностранном капитале, запускают свое производство уже в КНР, они тут же вступают в конкурентную борьбу на рынке с государственными предприятиями; а эти опутанные по рукам и ногам госпредприятия будут в этой ситуации все больше и больше, как говорят в Китае, "замерзать и покрываться инеем", причем по уже покрывшему их снежку.

Поэтому в самое ближайшее время в Китае будет все громче звучать голос, призывающий "защищать государственную промышленность", "отечественную промышленность". Некоторые ученые даже применяют в этих обстоятельствах некие положения из упоминавшейся теории "зависимости" и вовсю рассуждают о том, как транснациональные корпорации неблагоприятны с точки зрения национальной промышленности, критикуют китайских деловых людей за то, что они "капитулируют" перед иностранным капиталом.

Китай и на самом деле стоит перед двумя трудностями, когда речь идет о привлечении в страну иностранных инвестиций. С одной стороны, он нуждается в больших капиталовложениях развитых стран, чтобы стимулировать новый экономический подъем. С другой стороны, он испытывает опасения в связи с вероятным крахом отечественной промышленности. Если чрезмерно защищать отечественную промышленность, изыскивая для этого различные способы при привлечении иностранного капитала, или ограничивать его привлечение, то может произойти падение объемов иностранных инвестиций, а это, вне всяких сомнений, нанесет удар и по зонам освоения, и по местной промышленности. Это будет тормозить процесс технической реконструкции государственных предприятий, "заклинит двери" возможного экономического расцвета.

Если же изыскивать способы для того, чтобы стимулировать новую волну иностранных капиталовложений, причем со стороны крупных компаний, то это будет вести к банкротству все большего числа госпредприятий. Это не только создаст прямое социально-политическое давление, но и приведет к уменьшению покупательной способности городского населения и потребительского спроса. В результате чего снизится привлекательность китайского рынка для крупных иностранных инвесторов.

Эти трудности, вне всяких сомнений, повлекут за собой снижение темпов привлечения в Китай иностранного капитала, увеличивая, с другой стороны, силы, которые сопротивляются вовлечению Китая в процесс глобализации экономики. В самое последнее время явно уменьшилась привлекательность капиталовложений в Китай для иностранных инвесторов, китайская "лихорадка" теряет свой градус, температура понижается, а это представляет собой отражение вышеупомянутых проблем.

Английский журнал "Экономист" недавно провел исследование вложений капитала в Китай транснациональными корпорациями. Более половины инвесторов выразили разочарование результатами своих капиталовложений, полагая, что в прошлом они переоценили потенциальные возможности китайского рынка. Иностранные капиталы, которые уже вложены в Китай, невозможно так просто "отозвать". Однако весьма мало вероятно возникновение новых волн "лихорадочных" капиталовложений с целью поддержки в будущем "процветания" экономики Китая. Половина всех иностранных инвестиций, которые были в прошлом вложены в Китай, были направлены в производящие отрасли, а тридцать процентов ? в туризм и недвижимость. В будущем "лихорадка" будет терять свою температуру, и это скажется на росте и на технологическом прогрессе как производящей промышленности Китая, так и на недвижимости и на сфере обслуживания. В связи с тем что предприятия, основанные на иностранном капитале, больше не будут в крупных масштабах привлекать рабочую силу из деревень, созданные в КНР в крупных масштабах так называемые "зоны развития" и роскошные высотные здания будет трудно продать; многомиллиардные капиталовложения в недвижимость, вероятно, будут "заморожены".

На пороге XXI в. реальная жизнь и в мире в целом, и в Китае показывает, что сколько бы трудностей ни было, а у Китая есть только один путь вперед; ему необходимо приспосабливаться к великой тенденции глобализации экономики; путь назад невозможен. В 1960-х гг. в КНР проводили политику, суть которой выражена в лозунгах или политических установках: "независимость и самостоятельность" и "опора на собственные силы". Это был своего рода изоляционизм, который привел к тому, что в развитии своей экономики Китай отставал от всего мира на десятилетия. Если и сегодня опять выступать за подобные установки и лозунги, стремиться защитить ныне существующую систему, то последствия такой политики приведут не только к тому, что государство снова отстанет. Это может немедленно вызвать серьезный экономический и политический кризис в самом Китае.

Чэн Сяонун ставит в этой связи и следующий риторический вопрос: если заниматься только ограниченным урегулированием в рамках ныне существующей системы, то возможно ли будет тогда соответствовать требованиям глобализации экономики?

(Китай оказывается в сложном положении. Активное участие в процессе глобализации несет с собой много трудностей, требуя, в качестве одного из предварительных условий, кардинальных изменений и политического и экономического строя в стране. В то же время отказ от изменений существенного характера также не сулит Китаю ничего, кроме экономических и политических катастроф.

Континентальный Китай стоит перед трудным выбором. Путь его к прогрессу - это очень тяжелый путь, но единственный, который через десятилетия, если не столетия, может принести народу и стране настоящее процветание. - Ю.Г.)

* * *

Далее Чэн Сяонун переходит к вопросу о том вызове, который бросает строю в КНР глобализация экономики.

Вызов, который глобализация экономики бросает развивающимся странам, является многосторонним. В то же время вызов, перед которым оказался Китай, явно совсем не таков, как тот, который брошен несоциалистическим развивающимся государствам. Если видеть только те "сладости", которые приносят иностранные капиталовложения, и в то же время не иметь достаточных знаний о самом процессе глобализации экономики, тогда очень трудно подготовиться и встретить тот вызов, который глобализация экономики бросает строю, существующему в КНР. В настоящее время зависимость Китая от глобализации экономики уже довольно глубокая; уже невозможно возвратиться к положению отгородившегося от всех и вся государства, которое живет под лозунгами: "независимость и самостоятельность" и "развитие в опоре на свои силы". А вот, с одной стороны, опираться на процесс глобализации экономики, находиться в зависимости от нее и в то же время быть не в состоянии соответствовать этому вызову, перед которым глобализация экономики ставит Китай, - это как раз и есть тот фон и в самом Китае, и на мировой арене, на котором разворачивается современный глубокий кризис строя, кризис системного характера в КНР.

Прежде всего, Чэн Сяонун утверждает, что конкуренция между развивающимися странами в XXI в. - это главным образом, конкуренция в сфере строительства или создания того или иного строя, системы.

Конкуренция между развивающимися странами в XXI в. в области экономического развития в очень большой степени определяется ответом на вопрос о том, сумеет ли та или иная развивающаяся страна успешно влиться в современную экономическую структуру, то есть войти в процесс глобализации экономики, и создать ту самую современную экономическую структуру, которая соответствует ей. В этой конкурентной борьбе определяющее значение имеют такие факторы, как географическое положение страны, ее природные ресурсы и характерные черты политического строя. Непосредственная географическая близость той или иной развивающейся страны к развитым странам или к регионам новых индустриальных государств предоставляет много возможностей для вхождения в процесс глобализации экономики. Ресурсы рабочей силы, особенно имеющей высокий общеобразовательный уровень, также могут быть благоприятным условием. Но самое важное условие - это ответ на вопрос о том, соответствует ли строй, существующий в данной развивающейся стране, тенденции глобализации экономики.

Дело в том, что почти все развивающиеся страны обладают первыми двумя из упомянутых здесь условий. Но если говорить о строе, который в них существует или создается, то между ними имеются серьезные различия. Поэтому итоги соревнования между развивающимися странами в области глобализации экономики в очень большой степени определяются их "конкуренцией" в области государственного строя.

На протяжении нескольких предшествующих лет "лихорадка" иностранных инвестиций в Китай показала, что у Китая есть свои преимущества в том, что относится к первым двум условиям. Однако, как уже говорилось выше, отмечает Чэн Сяонун, в том, что касается строя, Китай связан известными политическими путами. Из-за этого не может нормально функционировать рыночный механизм, а создание системы законов еще "не поставлено на рельсы", не вошло в нормальную колею. Повсеместно ширится коррупция, превращаясь в систему; в этом отношении в КНР дела обстоят даже хуже, чем в некоторых развивающихся государствах. В ходе "соревнования" между развивающимися странами важны не некая "специфика" или "своеобразие Китая" и не "реальное положение дел в КНР", а те условия, которые предъявляет к политическому строю глобализация экономики. Пусть даже этот строй на все сто процентов "соответствует" "реальной ситуации в государстве", но если он не дает этой стране, Китаю, влиться в процесс глобализации экономики, тогда необходимо реформировать и изменить этот строй.

В противном случае страна будет вынуждена платить соответствующую цену за сохранение своего строя - страшную цену потерь в экономическом развитии. Иными словами, она будет "отлучена от семьи", "исключена из мирового сообщества", лишена звания и преимуществ члена этого сообщества.

(Чэн Сяонун подчеркивает мысль о существовании общемировых закономерностей развития экономики, а также о том, что в конце XX в. и в XXI в. глобализация экономики предполагает приспособление к ней всех государств, раньше или позже. В противном случае не удастся решить проблему осовременивания или модернизации той или иной страны.

В настоящее время в континентальном Китае продолжают считаться незыблемыми идеи о "специфике" Китая и о "реальной ситуации в Китае". От этих представлений обычно отталкиваются и руководители и ученые в КНР, говоря о путях решения прежде всего экономических проблем.

С точки зрения Чэн Сяонуна, такой подход непродуктивен. Он не позволит находить эффективные решения стоящих перед Китаем проблем. Национальная обособленность в данном случае не отвечает интересам самой китайской нации. - Ю.Г.)

* * *

Разъясняя свою позицию, Чэн Сяонун задает вопрос: что движет вперед дело экономического развития? Он отвечает на этот вопрос так: это "невидимые руки" из-за рубежа.

Один из неизбежных результатов глобализации экономики состоит в том, что никакое государство уже не может устанавливать цели экономического развития исходя только из потребностей своей собственной страны и из условий, которые в ней существуют. Все чаще государства выбирают цели своего экономического развития исходя из своих возможностей. Если же в дальнейшем опираться только на сырьевые ресурсы и на рынок только своего государства, надеяться, что все вопросы будет решать правительство данной страны и оно будет организовывать экономическую деятельность в рамках своего государства, то достичь успеха в экономическом развитии будет затруднительно.

В условиях рыночной экономики хозяйственная деятельность регулируется тем, что именуется в Китае "невидимыми руками". Конечно, в социалистических государствах существует еще один чрезвычайно важный гибкий метод экономического регулирования - там есть "невидимые руки" правительства, именно эти "невидимые руки" и манипулируют в социалистических странах рыночным механизмом. В КНР вплоть до настоящего времени правительство по-прежнему является самой главной силой, которая запускает в ход развитие экономики; при этом оно полагает, что законно обладает этим правом, что регулирование экономики ? это его функция и обязанность.

В процессе глобализации экономики те самые "невидимые руки", которые регулируют экономику той или иной страны, вовсе не обязательно выражают собой спрос и предложение на рынке именно в данном государстве. Напротив, "невидимые руки" международного рынка могут выступать в качестве существенных сил влияния на развитие его экономики. По этой причине, по мере того как экономика данной страны все глубже вовлекается в процесс глобализации, в числе тех сил, которые являются мотором развития экономики данного государства, оказываются и рыночный механизм данной страны, и правительство этого государства. Однако к ним следует прибавить два новых фактора, а именно: "невидимые руки", находящиеся за пределами данной страны, и "невидимые руки" международных экономических организаций. Зарубежные "невидимые руки" могут находиться под влиянием предприятий, банков, а также бесчисленных потребителей во многих странах. Поэтому изменения в экономической ситуации данного государства могут быстро сказываться на других государствах. Можно сказать, что в то время, когда внешние, иностранные, находящиеся за пределами данного государства "невидимые руки" (а также "видимые руки") играют все возрастающую роль, оказывая влияние на развитие экономики данной страны, может возникать тенденция к ослаблению той реальной руководящей роли, которую играет ее правительство в области развития ее экономики.

В январе?сентябре 1997 г. прирост промышленного производства в КНР составил 11%, рост экспорта - 24%; из этих 11% около 5% приходилось на экспорт; а если говорить о темпах прироста экспорта, то доля в них предприятий Китая и совместных предприятий составляет 60%, остальные 40% приходятся на долю предприятий с иностранным капиталом. Иными словами, в настоящее время влияние на рост экономики Китая предприятий, основанных на иностранном капитале, которые представляют собой часть "китайского цеха всемирного завода", уже приобретает довольно значительные размеры. Если Китай будет продолжать продвигаться или развиваться в направлении глобализации экономики, это влияние будет все больше возрастать. Хотя упомянутые предприятия с иностранным капиталом, как и китайские предприятия, занимаются экспортом продукции на мировой рынок, однако китайские предприятия представляют собой производство в рамках внутрикитайской организации труда; они ищут пути сбыта продукции за границей; при этом правительство Китая может регулировать их производственную деятельность, даже управлять их производственной деятельностью. Что же касается предприятий с иностранным капиталом, то они в основном представляют собой одно из звеньев своего материнского предприятия, то есть составную часть такого процесса производства, который носит глобализированный характер. Деятельность этих предприятий в Китае, как производственная, так и по линии экспорта, определяется и регулируется штаб-квартирой, находящейся за пределами Китая, а правительство КНР не обладает возможностью управлять или манипулировать этой деятельностью. И поскольку удельный вес в экономике КНР предприятий с иностранным капиталом все растет, они не только привносят в Китай изменения, происходящие на международном рынке, но и сокращают рамки возможностей правительства КНР управлять экономической деятельностью.

Сегодня понятие экономического роста определяется уже не только изменениями спроса и предложения в данной стране и целями, которые устанавливает правительство, но имеется довольно большая часть экономической деятельности, которая находится в руках иностранных предприятий, организуется ими. Например, если правительство планирует 10% экономического роста и предприятия данной страны достигнут установленной отметки, но предприятия, основанные на иностранном капитале, решат сократить объемы производства, тогда темпы экономического роста в стране неизбежно окажутся ниже тех 10%, которые были заранее запланированы или определены правительством.

* * *

Далее Чэн Сяонун выдвигает следующий вопрос: кто кого регулирует правительство регулирует работу международного рынка или международный рынок регулирует деятельность правительства?

Отвечая на этот вопрос, Чэн Сяонун утверждает, что великая тенденция глобализации экономики изменила всю ту обстановку, в которой приходится ныне действовать правительству. По этой причине государство не может не видоизменять свои методы управления экономикой, особенно в будущем. Дело обстоит именно так, как говорил об этом английский обществовед Гидденс: "В ситуации ускорения глобализации при возникновении в какой-то момент серьезных проблем в экономической жизни правительство той или иной страны вполне очевидно оказывается слишком слабым и поэтому не способным решать возникающие проблемы. Мало того, даже незначительные вопросы в сфере экономической жизни представляются такому правительству слишком сложными, а потому оно считает за благо не вмешиваться в эти дела".

Это суждение подтверждается фактами и практикой многих стран. Лучший пример ? финансовый кризис, начавшийся осенью 1997 г. в Юго-Восточной Азии, серьезно сказался на экономике многих стран во всем мире, а их правительства оказались не в состоянии управлять денежными системами своих стран. Другое характерное явление - когда проблема незначительна, а правительству она представляется слишком важной - можно видеть в Китае повсеместно, всегда. Допустим, иностранное предприятие намерено инвестировать капитал в КНР и создать там завод. Надо полагать, что иностранные деловые люди сами находят финансовых партнеров и соответствующие банки, ведут с ними переговоры, занимаются вопросами найма персонала. Правительство тут ни при чем. Однако же на практике правительство (или властные структуры на самых разных уровнях) вмешивается в это дело, задает уйму вопросов, требует согласований и разрешений многочисленных инстанций. И простое дело усложняют таким образом до невозможности.

Глобализация экономики, с одной стороны, требует, чтобы правительственные или властные структуры, даже если они стремятся регулировать экономическую деятельность внутри страны, не вмешивались в нормальное функционирование рыночного механизма. С другой стороны, при рассмотрении вопросов, относящихся к внешнеэкономической деятельности, правительства должны еще больше уважать международные правила. Китай в настоящее время по-прежнему стоит перед серьезными препятствиями, которые носят системный характер, иначе говоря, связаны с тем строем, который существует в КНР; плановая экономика хотя и развалилась, однако прежние, существовавшие изначально властные структуры, в видоизмененном обличье по-прежнему играют очень большую роль.

Дисциплинарные путы, которыми в прошлом были связаны чиновники и которые диктовала прежняя тоталитарная система, ныне в значительной или очень большой степени ослабли. Властные структуры на различных уровнях и многочисленные "кадровые работники", или, проще говоря, чиновники, сегодня уже не выступают в качестве "послушных орудий", слушающих только то, что им говорят сверху. Но они и не находятся в положении работников, нанятых обществом, которое надзирает за ними, контролирует их. И эти чиновники вмешиваются, когда им заблагорассудится, в повседневную экономическую деятельность, пользуются своей властью для захвата сверхприбылей.

Поэтому в настоящее время экономическая система, экономический строй в КНР вовсе не находится под воздействием главным образом рыночного механизма! Он представляет собой двойственную систему, в которой переплетаются два механизма: с одной стороны, происходит и рыночный обмен, но с другой - административное вмешательство, когда все определяется по произволу того или иного чиновника. Такая система порождается ныне существующим общественно-политическим строем; она препятствует эффективному действию капитала; она порождает разложение и продажность, которые безбрежно разливаются с каждым днем все шире и шире.

Если не произойдет серьезной политической реформы, такой строй будет по-прежнему препятствовать формирующемуся рыночному механизму и нормальному функционированию в Китае предприятий с иностранным капиталом, ухудшая тем самым климат для иностранных инвесторов.

* * *

При международном экономическом обмене Китай, как и многие другие развивающиеся страны, встречается и с международными правилами, которые имеют глобальный характер, - и с противоречиями между этими общепринятыми в мире правилами и политикой своего правительства. Именно так обстоят дела, когда требуется устранить препятствия на пути получения инвестиций или при необходимости защитить права интеллектуальной собственности и т.д.

Если развивающееся государство действительно желает, чтобы его экономика смогла влиться в процесс глобализации экономики, ему необходимо во все большей степени связывать себя теми ограничениями, которые накладывают международные правила. Ведь и спортсмен на соревнованиях не может выбирать только те правила, которые ему нравятся. Так и государство, если оно хочет сознательно вступить в процесс глобализации экономики, желает получить от этого некий выигрыш, то оно не может по своему выбору признавать только те из международных правил, которые представляются для него выгодными, а то, что ему не нравится, отбрасывать и осуждать как "вмешательство во внутренние дела" или "не отвечающее действительной ситуации или особенностям положения в нашей стране". Глобализация экономики - это экономическая реальность; если ты упустил свой шанс, то можешь потерять все; тут недопустимо, чтобы какое бы то ни было государство использовало дипломатические приемы с целью добиться каких-либо международных правил, которые бы были выгодными для данного государства.

Трудности, стоящие перед Китаем, еще больше тех, что испытывают другие развивающиеся страны. Так происходит по той причине, что на экономических отношениях внутри страны сказываются внутриполитические факторы. Экономическое развитие Китая требует установления долговременного и устойчивого, стабильного международного экономического сотрудничества с развитыми государствами. В этой области Китай встречается с конкуренцией многих азиатских и латиноамериканских государств. Существует очень много государств, которые способны предоставить иностранным фирмам дешевую рабочую силу и прекрасные условия для вложения капиталов. В то же время очень немного таких развитых стран, которые готовы предоставить Китаю свои инвестиции и технологию и особенно свой обширный рынок. Хотя в Китае потенциально существует свой огромный рынок - это 1,2 миллиарда человек, но потребителей, которые были бы фактически способны в больших количествах покупать импортированные товары, на самом деле не более одной пятой части населения крупных городов...

Возможности приобретения промышленного оборудования тоже день ото дня сокращаются - в силу того, что многие предприятия становятся банкротами или им не хватает средств. Поэтому будет все увеличиваться пассивный баланс в торговле между Китаем и развитыми странами. А любая длительная несбалансированность в области внешней торговли может повлечь за собой серьезные трения. Обсуждать и разрешать их надо только в рамках самой внешней торговли, не втягиваясь в сложные политические и дипломатические распри. Однако политическая система и политическое положение в Китае приводят обычно к политизации трений в области экономики и внешней торговли.

Взять, к примеру, торговлю между Китаем и США. В то время, когда Китай продолжал питать надежды на то, что на протяжении длительного времени в его распоряжении будет оставаться довольно большая часть рынка в США, и сохранял весьма значительное активное сальдо в свою пользу в сфере внешней торговли, это практически означало, что КНР требовала от США на протяжении ряда лет делать уступки в пользу решения проблемы занятости в континентальном Китае, в пользу его же экономического роста. В период "холодной войны" США делали такие уступки в пользу Японии, Южной Кореи и Тайваня, но это происходило на основе партнерских отношений.

"Холодная война" давно закончилась. Между Китаем и США не могут быть заново созданы такие же отношения стратегического партнерства (как между США и, например, Японией, во времена "холодной войны". - Ю.Г.); мало того, между сторонами существуют разногласия по вопросам политической демократизации и прав человека, которые могут в большей или меньшей степени сказываться на экономических отношениях. Вступление Китая в процесс глобализации экономики означает, что Китай ежегодно получает от американских потребителей в виде прибыли миллиарды долларов. Но не только. Ведь капитал соответствующих американских предприятий переливается в КНР, и поэтому американские рабочие теряют свои рабочие места. И тогда американские конгрессмены, которые отражают мнение американцев, вполне естественно выступают с критикой. Они не могут выступать против системы свободной внешней торговли из-за того, что существует дефицит в торговле не в пользу США, однако они могут критиковать отсталый политический строй в КНР.

Наилучший способ не политизировать трения в сфере внешней торговли между КНР и США, это и есть ускорение политических реформ в Китае; в противном случае улучшение отношений между правительствами двух стран окажется невозможным из-за критики, которая раздается со стороны американцев.

* * *

Вслед за тем Чэн Сяонун переходит к переосмыслению того, что именуется "путем Китая".

Он отмечает, что путь перехода в области политического строя (к иному политическому строю. - Ю.Г.) в КНР представляется довольно своеобразным сравнительно со всеми другими в прошлом социалистическими государствами; "путь Китая", или "китайский путь", имеет в качестве одной из своих главных особенностей именно социально-политическую стабильность. Возникает, однако, вопрос о том, каким именно образом осуществлялась, воплощалась в жизнь, была ли вообще возможна эта самая стабильность в Китае? Какую роль сыграла стабильность в переходе от одного строя к другому в области экономического развития, - стабильность, существовавшая в КНР на протяжении нескольких предшествующих лет? Этот вопрос требует к себе внимания, над ним необходимо глубоко задуматься.

Прежде всего Чэн Сяонун сосредоточивается на вопросе о том, какова та основа, на которой зиждилась стабильность правительства и политическая стабильность в КНР в последние годы, а также на вопросе о том, какой вызов бросает глобализация экономики этой самой политической стабильности или устойчивому положению правительства в КНР.

Немало ученых в самой КНР полагают, что сохранение и поддержание в континентальном Китае нынешнего политического строя "благоприятствует" социально-политической стабильности. Из этого делается вывод: пока существует социально-политическая стабильность, Китай будет способен ускорять свое экономическое развитие.

Да, действительно, устойчивость, стабильный характер правительства это важное условие вступления государства в процесс глобализации экономики. Но одновременно необходимо обращать внимание на следующее. Великая тенденция глобализации экономики представляет собой и своего рода вызов политической стабильности государств. Опыт ряда стран свидетельствует о том, что чем глубже они входят в процесс глобализации экономики, тем меньше вовлекается государство в экономическую деятельность, тем меньше оно вмешивается в нее. А это может ослабить государство, привести к тому, что оно окажется неспособным сдержать свои обещания и обеспечить на протяжении длительного времени социальные гарантии для населения. В свою очередь, это ведет к расшатыванию веры людей в правительство и к возникновению кризиса его легитимности. И если правительство не может поддерживать обещанный им жизненный уровень населения, не может эффективно справляться с коррупцией и разложением правительственных чиновников, да к тому же еще и продолжает лишать людей их политических прав, вот тогда это правительство может оказаться перед лицом серьезного недовольства в обществе. Его власть может чрезвычайно ослабнуть.

Способно ли правительство КНР в процессе глобализации экономики поддерживать в Китае стабильность и устойчивость? Ответ зависит от того, на что оно опирается. Иными словами, важно ответить на вопрос о том, какие отношения существуют между государством и обществом, каков основной политический строй государства и его политическая система, какими именно методами правительство управляет страной. Очень многие люди в КНР полагают, что если ослабить влияние государства на экономику и социальные процессы, то Поднебесная погрузится в пучину беспорядка, настанет великая смута.

Фактически же в настоящее время в Китае действует далеко не только авторитарная власть. Между городским населением и правительством как бы существует своего рода договор, так сказать, некий "обмен интересами" а именно: правительство предоставляет городскому населению значительные социальные гарантии, а люди в городах "в обмен на это" соглашаются поддерживать ныне существующий строй и политику правительства. При такого рода отношениях "взаимных интересов" те городские жители, кто не удовлетворен политикой правительства и публично выражает свой протест, рискуют потерей положения, теряют должности, доходы, жилище. Поскольку социалистическая революция ликвидировала экономическую основу для самостоятельного, в опоре на собственные силы существования людей и создала систему, при которой государство контролирует все и вся, - такой метод властвования фактически превратился в систему, в политический строй. После того как в континентальном Китае было завершено обобществление частной и кустарной промышленности, эта система стала господствующей.

Такова особенность, общая для всех социалистических государств. После того как все социалистические страны прошли через "подъем революции" на первом этапе становления новой политической власти, все они управлялись главным образом на основе упомянутого "обмена интересов и выгод". Правительство обменивало некую минимальную экономическую обеспеченность для городского населения на его политическое послушание. Вот на этой основе и поддерживалась политическая стабильность.

История всех без исключения социалистических стран свидетельствует, что такой метод господства не может существовать на протяжении длительного времени; такое положение не может сохраняться бесконечно. Дело в том, что хотя при таком методе и поддерживается шаткая политическая стабильность, однако с неизбежностью снижается экономическая эффективность общества. И в конечном счете дело идет к истощению государственных ресурсов. И тогда уже нельзя избежать политических реформ. А любая подлинная реформа будет с неизбежностью наносить удар по традиционному строю, для которого характерна концентрация власти, по тоталитарной системе, существующей при социализме.

(После смерти Мао Цзэдуна руководителям КПК?КНР пришлось столкнуться со всеобъемлющим комплексным кризисом в стране. В экономической сфере надо было искать пути выхода из тупика. В политической области было необходимо изменить ситуацию, при которой главное место занимала подсистема страха.

Прежде всего произошли изменения в деревне, где крестьяне, ощутив, что карательный механизм государства ослаб, по сути дела, стихийно ликвидировали прежнюю систему народных коммун и вообще коллективных хозяйств: в деревне возникла не легализованная, но фактическая система частной или семейной собственности на землю. КПК была вынуждена смириться с этим. Благодаря этим переменам в стране сразу улучшилась, по крайней мере на время, обстановка в экономике, да и в политической жизни.

Затем стало все больше ощущаться давление, особенно в городе, и в первую очередь со стороны молодежи, в пользу определенной демократизации политического строя. В руководстве партии произошел фактический раскол на сторонников процесса демократизации и его противников. Когда Дэн Сяопин решил, что развитие событий грозит и его личной власти и власти КПК?КНР, он применил в 1989 г. вооруженные силы для подавления сторонников демократии (события 4 июня на площади Тянаньмэнь).

После этого руководители КПК?КНР стали проводить политику "экономического подкармливания" городского населения. Это делалось и путем ущемления интересов крестьян. Общемировая конъюнктура сложилась таким образом, что такая политика оказалась возможной на протяжении почти десяти лет.

Однако на рубеже XXI века ресурсы для продолжения этой политики были исчерпаны. Медленно, но неотвратимо в Китае назревает новый всеобщий кризис.

Чэн Сяонун обращает внимание на необходимость приспособить к тенденциям мировой глобализации экономики, произвести соответствующие изменения и в политическом строе Китая. В этом он видит пути разрешения грозящего Китаю кризиса. - Ю.Г.)

* * *

Далее Чэн Сяонун переходит к вопросу о том, что именуют "спецификой Китая" или "своеобразием Китая". Он видит упомянутую специфику в том, что здесь пытаются осуществлять формулу: ограниченная реформа в экономике плюс "потратить деньги, чтобы на них купить стабильность" или, короче, "стабильность за деньги".

Чэн Сяонун полагает, что основной курс реформ в Китае заключается в том, чтобы увязать воедино, причем искусно, ограниченные реформы в области экономики с сохранением политического господства партии. Путем ограниченных реформ в экономике хотят ускорить экономическое развитие, повысить жизненный уровень масс, а на основе этого обеспечить легитимность тоталитарного правительства в сочетании с системой предельной концентрации власти - и при всем этом избежать политических реформ.

В первой половине 1990-х гг. в континентальном Китае этот способ был вульгаризирован и представлен в виде грубой формулы "деньги в обмен на стабильность"; именно таков был лозунг, отражавший политику правительства. Это был результат своего рода "гласности" или "прозрачности" в области политики (по сути дела, речь шла о политическом цинизме. - Ю.Г.).

Развитие экономики и повышение жизненного уровня людей, их одновременный рост проявляется в двух различных формах. Одна из них заключается в том, что правительство управляет развитием экономики; при этом повышение жизненного уровня людей зиждется преимущественно на том, что государство изыскивает средства для этого, опираясь главным образом на отрасли хозяйства, принадлежащие государству. Другая форма состоит в том, чтобы позволить рыночному механизму регулировать развитие экономики, доходы и расходы, потребление. В Китае на протяжении более десяти лет экономических реформ в городе первый из этих методов по-прежнему занимает ведущее место.

В 1995 г. численность людей, занятых на производстве в небольших городках и в поселковых предприятиях, принадлежащих государству либо созданных с санкции государства, уменьшилась по сравнению с дореформенным периодом всего на 4% и по-прежнему достигала 86%. Особенно необходимо обратить внимание на то, что реформа вовсе не привела к сокращению разбухших донельзя штатов административных учреждений, наоборот - они повсеместно "обросли жиром". В уездных и поселковых предприятиях управленческих работников также стало пропорционально больше, чем раньше, до реформы. Государственные предприятия находились в плачевном состоянии, так как там увеличение числа управленческих работников шло еще быстрее. "К концу 1995 г. в партийных и государственных учреждениях, в общественных организациях и на предприятиях общая численность партийных, государственных чиновников и профсоюзных функционеров достигла 36 млн. человек. Если считать, что все эти люди "питаются за счет народа", тогда 32% всех рабочих и служащих в стране "питаются за счет народа". Одна пятая часть общего объема производства в стране проедается именно этими захребетниками" [8].

В самое последнее время государственное статистическое управление, министерство труда, Всекитайская федерация труда, министерство гражданской администрации, министерство здравоохранения и Народный банк Китая совместно провели важное "Обследование условий быта рабочих и служащих в КНР". В ходе этого обследования, в котором принимали участие люди из народа, 81% обследованных сообщили, что за последние пять лет повышение жизненного уровня происходило главным образом за счет зарплаты, премий и пособий на социальные нужды; и только 8% повышения жизненного уровня явилось следствием роста доходности предприятий.

Результаты обследований показывают, что хотя рыночный механизм уже оказывает довольно большое влияние, однако городские жители кормятся все-таки главным образом за счет государственных отраслей хозяйства; способ жизни для них - все тот же социалистический. Несколько ученых из США, проведя исследования в КНР, также свидетельствуют, что после десяти и более лет реформ в сфере занятости нет явных изменений в образе действий городского населения. У городских жителей не наблюдается явного желания переориентироваться на работу в негосударственных учреждениях и организациях, как это было до начала реформ.

До 1996 г. суть того, что именуется "китайским путем", заключалась именно в использовании ограниченных реформ для того, чтобы заставить функционировать некоторые экономические рычаги, получить благодаря этому экономическую выгоду и использовать ее на "покупку стабильности". При этом откладывали в сторону все те меры в области экономических реформ, которые могли бы поколебать "использование экономических интересов для обмена их на политическое послушание и повиновение народа".

С одной стороны, эти ограниченные реформы не только не изменяли прежний метод политического управления страной, но, напротив, благодаря предоставлению в широких масштабах доходов и пособий в сфере социального обеспечения в обмен получали "согласие" и укрепляли политическое господство властей. С другой стороны, при проведении экономической реформы в городах оказалось возможным относительно успешно продвигаться вперед, опираясь на политическую власть. Каждый шаг в ходе реформ приносил людям "ощутимые (или видимые) блага", и благодаря этому массы поддерживали эти ограниченные реформы. И естественно, желали, чтобы такая социально-поли-тическая стабильность сохранялась.

На протяжении десяти с лишним лет многие экономисты выдвигали предложения, в той или иной степени связанные с развитием экономической реформы в городах. Хотя эти предложения были чрезвычайно актуальны, настоятельно необходимы, они, как правило, не получали поддержки со стороны политического руководства. Их называли "идеалистическими" и не проводили в жизнь именно по той причине, что они ставили под сомнение "политическую стабильность", угрожали ей. Все то, что предполагало уменьшение роли социалистической системы социального обеспечения, повышение экономической эффективности, усиление конкуренции, - все меры реформаторского характера, по сути дела, представляли собой "угрозу политической стабильности", и осуществить их на практике было крайне затруднительно.

Чэн Сяонун задает вопрос: почему нельзя "навсегда" или хотя бы на долгое время "купить стабильность"?

Он отмечает, что несколько лет назад в КНР наблюдался невиданный экономический расцвет; доходы городского населения намного возросли; обстановка в обществе также была относительно стабильной и устойчивой. Спрашивается, можно ли надолго сохранить и этот расцвет, и эту стабильность?

Чэн Сяонун напоминает, что в 1996 г. он уже отмечал: в первой половине 1990-х гг. у расцвета экономики Китая и стабильности в стране были три главных причины: 1) внезапный прилив огромной массы иностранных инвестиций; 2) использование банков для защиты интересов государственных предприятий и 3) проведение направленной политики с вполне определенным ущербным уклоном, в результате которой ресурсы сельского хозяйства были направлены на удовлетворение потребительских запросов населения больших городов. Именно поэтому городское население КНР на протяжении нескольких лет пользовалось некоторым достатком, что вовсе не было выдающимся результатом реформ, результатом здорового развития экономики. Все это достигалось путем проедания иностранных инвестиций, ограбления крестьян, расходования капитала государственных предприятий и отраслей хозяйства, а также проедания займов, предоставляемых банками. Два последних момента оказывают определяющее воздействие на сегодняшнее экономическое положение в Китае.

Государственные отрасли хозяйства в ходе реформы снизили свой удельный вес на рынке; они играют все менее значительную роль, их вклад в рост экономики все уменьшается. Однако правительство дает указания госбанкам "безоговорочно поддерживать и защищать" госпредприятия, хотя они и работают с низкой эффективностью. Такова политика. Предоставляются банковские кредиты в широких масштабах, в результате удается обеспечить высокий уровень доходов и социального обеспечения основной части городского населения - многочисленных рабочих и служащих.

В то же время такая политика приводит к тому, что у госпредприятий накапливаются долги. Они оказываются на грани банкротства, а кредитующим их банкам грозит финансовый кризис. Очевидно, что низкая рентабельность госпредприятий, высокие расходы на социальные нужды - неизбежное звено этой цепи. Вследствие политики "покупки стабильности за деньги" уровень социального обеспечения не опирается на рост экономики; деньги в социальное обеспечение вкладываются "взаймы", лишь в интересах социально-политической стабильности. На короткое время достигается "всеобщая радость", однако вредные последствия сказываются прежде всего именно на социально-политической стабильности.

Когда правительство растрачивает национальные богатства, которые накапливались на протяжении десятилетий, и залезает снова и снова в долги, которые остаются в наследство будущим поколениям, покупая себе таким образом кратковременную политическую стабильность, - это ведет к истощению ресурсов. Совершенно очевидно, что такое "развитие" нельзя продолжать бесконечно, а достигнутая в результате такого обмена политическая стабильность не может гарантировать продолжения и развития рыночных реформ.

На протяжении нескольких лет крестьяне, вклад которых в экономический рост и в дело создания рынка был самым большим, получили наименьшие экономические выгоды. В то же время рабочие и служащие госпредприятий, вклад которых в рост экономики был минимальным, да и вся часть общества, потерпевшая поражение в рыночной конкуренции, получали максимальные экономические выгоды. Это, естественно, порождает стремление этих рабочих и служащих к тому, чтобы и дальше искать для себя опору только на госпредприятиях, препятствует их переориентации на частные предприятия. Это создает преграды на пути превращения экономики в рыночную.

Фактически, проводя курс на то, чтобы "за деньги покупать стабильность", правительство думает вовсе не об экономической эффективности, а о соотношении социальных и политических сил в обществе. В настоящее время социально-политическая стабильность в Китае основывается на городах; когда в городах спокойно, спокойно и в стране в целом. Крестьяне же потому не получают экономических благ от правительства, что их "политический вес" мал. Они живут разбросанно, занимаются каждый своим хозяйством, у них низкий образовательный уровень, им недостает социальной организации. Если их экономическое положение будет оставаться плохим, то это не значит, что они немедленно составят непосредственную угрозу стабильности в стране в целом. А городское население обладает намного большим, чем крестьяне, "весом". С точки зрения его социально-политической силы городское население - это, главным образом, рабочие и служащие госпредприятий. Их требования связаны с их главными интересами; их отклики на политику властей, их недовольство общественного характера - во всем этом они близки друг к другу. Можно сказать, что ответ на вопрос о том, удастся ли удерживать экономическую и социальную стабильность в городах Китая, в очень большой степени определяется тем, удастся ли госпредприятиям удовлетворять запросы своих рабочих и служащих.

Приведенный анализ показывает, что методы экономического управления, применяемые на протяжении последних десяти с лишним лет, серьезно ослабили государство. Происходящий же в настоящее время в Китае процесс глобализации экономики еще больше снизил мощь этого тоталитарного государства. На правительство оказывается все усиливающийся социальный нажим. Курс на "покупку стабильности за деньги" не снял проблему сохранения стабильности, а для предоставления новых социальных благ нет источников.

Следующий вопрос, который ставит Чэн Сяонун: чем жертвуют ради того, что именуется "процветанием и стабильностью"?

Предлагая ответ на этот вопрос, Чэн Сяонун подчеркивает, что экономические структуры большинства развивающихся стран иные, чем в Китае. Благодаря плановой экономике и "высоким накоплениям, низкому потреблению и расходованию средств" в Китае была принудительно осуществлена первоначальная индустриализация, была создана промышленность, в том числе ее ядро - тяжелая промышленность, а у многих развивающихся стран такой основы нет. В процессе же глобализации экономики развитые страны начали переводить предприятия, производящие потребительские товары, производство которых требовало концентрации рабочей силы, в развивающиеся страны. И только позже там стали появляться современные машиностроительные и т.п. предприятия - предприятия отраслей со сложной технологией, требующих гораздо больших капитальных вложений.

Необходимо заметить, что имевшаяся в КНР база тяжелой промышленности предоставляла Китаю гораздо большие шансы по сравнению с другими развивающимися странами при вхождении в процесс глобализации экономики там, где речь шла о сырьевой и машиностроительной отраслях промышленности. Однако ныне существующая в Китае структура ведет всю систему тяжелой промышленности к постепенному развалу. После того как Китай, начиная с 1949 г., перенял от СССР и создал у себя систему промышленного производства по типу советской, основные особенности этой системы так и не претерпели изменений: огромные масштабы, стандартизация в общегосударственном масштабе, низкое качество продукции, высокий уровень производственных расходов. Эту систему промышленного производства обычно именуют "фордистской" (Fordist production sistems). Если в 1980-х гг. она еще была в состоянии пусть через силу, но как-то существовать в условиях международной конкуренции, то с начала 1990-х гг. преимущества постфордистской гибкой системы производства (post-Fordist flexible production sistems) стали явными. При этой новой производственной системе предприятия в развитых странах благодаря тому, что ведущую роль стали играть "глобальные товарные цепочки" (global commodity chains), начали управлять производственной деятельностью и регулировать ее. Появились цепи производителей, которые постепенно приобретали глобальный характер. Они включали в себя такие предприятия, которые выпускали продукцию высокого качества и работали творчески; привлекали квалифицированных рабочих, способных овладеть высокой технологией. Благодаря этому отрасль не увязала в планах, требующих гнать продукцию громадными партиями, все подгонять под единые стандарты. Система становилась чрезвычайно гибкой, полной творческих сил и энергии. Те, кто в условиях вызова со стороны этой новой системы по-прежнему полагались на старую "фордистскую" систему, естественно оказывались в числе отстающих, выходящих в тираж.

Предприятия тяжелой промышленности в КНР - это исключительно государственные предприятия; все тот же капитал, та самая собственность, которые накоплены на территории континентального Китая ценой тридцати лет сосредоточения всех сил и средств или всего населения. То был уродливый перекос. Все силы страны были сосредоточены на одном, люди трудились, получая низкую зарплату и оставаясь на низком уровне потребления. В ходе реформы эти государственные предприятия "впитали в себя" довольно большую часть финансовых ресурсов страны; с начала и до настоящего времени они пользуются разнообразными льготами и гарантиями. Их сохраняют намеренно; однако весь этот "организм" находится в состоянии непрерывного одряхления, он лишь препятствует прогрессу, терпя постоянные поражения в рыночной конкуренции.

На протяжении нескольких лет, когда проводился курс "покупать стабильность за деньги", эти предприятия не вкладывали денег в технологический прогресс, используя все средства для повышения доходов рабочих и служащих, улучшения их жилищных условий и социальных льгот. В обмен на это и достигалось положение, при котором в городах росло потребление и существовала социальная стабильность. А также был дан импульс чрезмерному развитию таких отраслей, как торговля, туризм, индустрия развлечений.

Однако все это нанесло тяжелый ущерб потенциальным возможностям технологического развития предприятий. Их основной капитал был "проеден подчистую", что и привело к ситуации сегодняшнего дня, когда большинство этих предприятий находится на грани краха.

* * *

Пройдет еще несколько лет, и, вероятно, многие предприятия тяжелой промышленности исчезнут, а Китай, возможно, потеряет из-за этого шанс войти в процесс глобализации экономики в такой области хозяйства, как тяжелая промышленность. И если это произойдет именно так, то несколько лет спустя Китаю останется только повернуться лицом к своей промышленности, развивать только предприятия с высокой концентрацией труда, отвечая на требования международного рынка, а для покрытия внутренних потребностей страны останется лишь развивать сырьевую промышленность. Что же касается основы, стержня всей промышленности - заводов, производящих машины и оборудование, то, вероятно, постепенно эта отрасль будет хиреть и сворачиваться. А это означает отступление Китая в сфере индустриализации - Китай зашел в тупик в деле модернизации своего хозяйства. Возможно, это и будет той страшной ценой, которую придется платить грядущим поколениям китайцев за нынешнюю политическую стабильность.

Это и будет определять ответственность нынешних политических правителей Китая за последствия их политики.

(В нашей стране получили распространение два неверных представления о положении в КНР после смерти Мао Цзэдуна - в период осуществления политики "реформ и открытости".

Во-первых, утверждается, что в КНР сумели избежать того, что именуют "шоковой терапией". Во-вторых, нам в пример ставят сохранение в КНР политической стабильности, утверждая при этом, что это взаимосвязано с явлением, которое именуют экономическим процветанием КНР в настоящее время.

Эти утверждения рождены в политических целях и ставят своей задачей критику политики демократических сил в нашей стране. Они имеют очень малое отношение к реальной ситуации в Китае.

На самом деле в КНР после смерти Мао Цзэдуна и начала осуществления политики "реформ и открытости" все население страны испытывало шок, и не однажды. Это было связано и с экономическими потрясениями, и с политическими событиями. За это время Дэн Сяопин дважды своим решением снимал с должностей одного за другим генеральных секретарей ЦК КПК Ху Яобана и Чжао Цзыяна. Это происходило потому, что они начинали проводить политику, которая представлялась Дэн Сяопину неверной. Фактически Дэн Сяопин каждый раз сдерживал подлинные реформы рыночного и демократического характера в КНР. В 1989 г. Дэн Сяопин применил вооруженные силы для подавления массовых демократических выступлений в КНР.

Что же касается политической стабильности в 90-х годах и экономического процветания Китая в это же время, то, в частности, и Чэн Сяонун разъясняет механизм действий властей КПК?КНР. Их действия оказываются возможными на некоторое время при определенных условиях. Не случайно на последнем по времени, то есть на XV, съезде КПК упор были вынуждены перенести со "стабильности" на обещания перемен и в области экономики, и в политической сфере. Особенно серьезным представляется нависший над Китаем финансово-экономический кризис. - Ю.Г.)

* * *

Чэн Сяонун переходит далее к вопросу о необходимости всесторонне углублять реформы и уделяет особое внимание труднейшим проблемам политического характера, перед лицом которых оказалось дело экономических реформ в Китае.

Чэн Сяонун отмечает прежде всего, что метод, при котором "покупают стабильность, растрачивая государственные деньги", превращает отношения между государством и обществом в отношения обмена (торговли. - Ю.Г.): все делается по принципу: "Я тебе предоставляю выгоды, а ты проявляешь по отношению ко мне полное послушание". При таких обстоятельствах политическая стабильность и поддержка, которую оказывают люди экономической политике правительства, превращаются в нечто условное, то есть существующее лишь при определенных условиях; ситуация определяется тем, сколько благ социального характера выделяет государство. Очевидно, что, когда в один прекрасный день источники богатства в руках правительства иссякнут, когда ситуация с ресурсами будет напоминать тришкин кафтан, тогда политическая стабильность будет чем дальше, тем больше ослабевать, а поддержка экономической политики правительства может весьма ощутимо снизиться.

В самое последнее время в континентальном Китае находятся ученые, которые вздыхают, сетуя на то, что "не видно" тех, кто поддерживает реформы. Это отражает ситуацию, при которой в континентальном Китае имеется желание углублять экономические реформы, но те, кому надлежит выполнить эту работу, фактически оказываются перед лицом совершенно иной проблемы, а именно: как справиться с политическими трудностями.

Чэн Сяонун переходит к рассмотрению этих тяжелых проблем. Он полагает, что труднейшим вопросом, который существует и в конце XX века и будет существовать, перейдя и в XXI век, является вопрос о том самом "социализме", при котором "проблема пропитания отметалась, считалась несущественной".

По мнению Чэн Сяонуна, в настоящее время та система занятости в поселках и в уездных городах, которая насаждалась и существовала в Китае на протяжении десятилетий, подвергается давлению с трех сторон. Прежде всего, правительство стремится снять со своих плеч тяжелый груз ? ответственность за обеспечение занятости и социального обеспечения трудящихся. В массовом порядке начались увольнения рабочих государственных предприятий. И одновременно с теми возможностями, которые возникают в сфере занятости в процессе глобализации экономики, с теми шансами, которые дает этот процесс, возрастает нестабильность, неустойчивость. И наконец, последнее. Большие группы сельских жителей пытаются "оторваться от села", бросить свои деревни и двинуться в города в поисках новых возможностей найти работу.

Начиная со второй половины 1997 г. курс на "покупку стабильности за счет расходования государственных средств" столкнулся в КНР с большими трудностями в условиях, когда источники средств у государства иссякают. Стремясь не допустить краха финансовой системы, правительство было вынуждено изменить свою прежнюю политику и начать уменьшать количество рабочих на государственных предприятиях. Именно это составляет тот фон, на котором на XV съезде КПК и был выдвинут тезис об ускорении реформы госпредприятий. Из подсчетов управления государственной собственностью следует, что среди 400 тысяч госпредприятий 35% уже оказались в таком положении, что их обязательства, их долги превышают всю их стоимость, а потому они уже стали "пустоцветом" и должны быть объявлены банкротами. Однако вплоть до самого последнего времени, пока не обозначился явственно банковский кризис, это не делалось. Правительство только начинает побуждать их к сокращению численности работников и к банкротству. А предприятия, как только они потеряли всеобъемлющую защиту со стороны правительства, вынуждены сокращать работников, сокращать зарплату, пытаясь спасти себя. И вот тогда, начиная с 1996 г., в КНР возникла волна банкротств, сокращения зарплаты и числа работающих. До конца первого квартала 1997 г. по всей стране из-за сокращения работников (в КНР это именуется "смещением с должности, с поста". - Ю.Г.) число рабочих и служащих, превратившихся в безработных, достигло 9 млн. человек. Кроме того, есть еще почти 11 млн. рабочих и служащих, которые находятся в состоянии полубезработных (иначе говоря, они еще официально не уволены, но им уже либо перестали выплачивать зарплату, либо уменьшили ее). В совокупности две группы этих безработных составляют одну восьмую часть всего работающего городского населения. По официальным подсчетам, на протяжении ближайших пяти лет из более чем 80 тыс. государственных промышленных предприятий 15% (т.е. более 13 тысяч предприятий) обанкротятся. Если к этому добавить те предприятия, которые обанкротятся в сфере торговли и в строительстве, то численность безработных превысит 30 млн. человек.

Появление одновременно такого значительного числа безработных с неизбежностью вызовет трудности в сфере занятости населения. В 1996 г. правительство содействовало устройству на работу более 4 млн. человек. Подавляющее большинство их пошло на новые предприятия в сфере торговли и обслуживания. В настоящее время эта третья сфера производства почти исчерпала свои возможности поглощения новых работников. В дальнейшем будет все сложнее устраивать на работу тех, кто ее лишился. А поскольку существующая на протяжении многих лет социалистическая система уже превратила рабочих и служащих государственных предприятий в группу, объединенную общими интересами и состоящую из людей, которые ощущают свою привилегированность, - то теперь эти люди, даже оставшись без работы, все равно не желают вступать в конкуренцию с рабочими из деревни в борьбе за низкооплачиваемую и малоквалифицированную работу.

В результате в настоящее время в городах имеется 20 млн. рабочих и служащих госпредприятий, которые лишились работы. В то же время есть десятки миллионов крестьян, пришедших из деревни и ставших рабочими, которые нашли в городах грубую, грязную и тяжелую работу, до которой не желают снисходить потерявшие работу рабочие и служащие госпредприятий. Немало ученых в Китае полагают, что расширяющиеся и вновь возникающие негосударственные предприятия могут вобрать в себя рабочих и служащих, которые лишились работы на госпредприятиях, и благодаря этому большая часть государственных предприятий может постепенно естественным образом усохнуть и исчезнуть, "безболезненно распрощаться с жизнью", а негосударственные предприятия могут поддержать расцвет экономики.

В прошлом на протяжении пятнадцать лет в Китае негосударственные предприятия в разных отраслях хозяйства росли численно в устрашающем количестве, поселковые предприятия являлись главной "ударной силой" негосударственного сектора. Увеличение их числа основывалось главным образом на удобстве и доступности сырья, низкой стоимости рабочей силы и на потенциале накоплений самих этих предприятий. Для того чтобы поддерживать их способность к конкуренции, проникать на рынок, где монопольно распоряжались государственные предприятия, и увеличивать свой "удельный вес" на рынке, поселковым предприятиям оставалось лишь идти по пути сдерживания зарплаты на относительно низком уровне; в среднем зарплата работающего на поселковом предприятии составляла всего 30% от зарплаты работника государственного предприятия.

Такой метод развития этих малых предприятий свидетельствует о том, что только бедные крестьяне способны соглашаться на столь низкую зарплату; рабочие и служащие государственных предприятий в городах не способны с легкостью трансформироваться в работников поселковых предприятий с низкой зарплатой. Поселковые предприятия, если они желают сохранить высокие темпы роста, уже не могут расширяться лишь на основе увеличения числа своих работников. Чтобы выжить, они должны стать производственными предприятиями, располагающими капиталом и технологией. Для этого потребуется еще больше финансовых средств; а пока что, в последние несколько лет, финансовые трудности поселковых предприятий лишь возрастают, а не уменьшаются.

С 1990 по 1995 г. общая стоимость продукции поселковых предприятий в Китае возросла с 15 до 30% общей стоимости произведенной в стране продукции. Однако сумма займов, предоставленных поселковым предприятиям, составляла по-прежнему всего 8% от всей суммы займов в стране, и одновременно государственные финансовые органы через изменение системы налогов увеличили налог на поселковые предприятия на 15%. При таком нажиме и в таких условиях поселковым предприятиям очень трудно превратиться в опору национальной экономики.

Необходимо также видеть, что в ситуации, когда идет процесс глобализации экономики, транснациональные корпорации предъявляют к рабочей силе требования, имеющие всеобщий характер. Например, в провинции Гуандун предприятие с иностранным капиталом "Сычуань мэй" конкурирует, вероятно, с находящимися очень далеко от Китая женщинами ? они живут и трудятся в Коста-Рике, по ту сторону Тихого океана. В условиях, когда рынок рабочей силы втянут в сферу глобализации экономики, занятость рабочих и служащих на предприятиях с иностранным капиталом тоже не может быть ни стабильной, ни гарантированной.

* * *

В настоящее время социально-политическая ситуация в Китае намного серьезнее, чем раньше. Государственные предприятия были вынуждены начать массовые сокращения рабочих и служащих. Это затронет интересы всего городского населения, которое стоит перед дифференциацией в обществе. У части работников, которые умеют наладить руководство производством, и у технических работников, владеющих технологиями, социально-экономическое положение улучшится. У многих же "синих воротничков", рядовых служащих, оно снизится; они сравняются по своему статусу с неквалифицированными рабочими из числа крестьян. Недовольство городского населения с каждым днем возрастает, что создает вызов правительству, самой основе его легитимного положения. Это, вероятно, приведет к перемещению социальной базы правящей партии. На этом этапе могут возникнуть многочисленные противоречия. Например, давление со стороны рабочих может привести к требованию еще больших протекционистских мер в области внешней торговли, а зависимость Китая от международного рынка и от транснациональных корпораций также будет требовать все большей открытости и либерализации в области экономики. Еще пример. Противоречия между политической реальностью, возникающей как следствие расслоения в обществе, и идеологией, при которой упор делается на социальной справедливости, могут все более возрастать.

* * *

Чэн Сяонун полагает, что в создавшейся в Китае ситуации единственным выходом должно стать всестороннее углубление политических и экономических реформ.

С точки зрения Чэн Сяонуна, в Китае ушла в прошлое и больше никогда не вернется та эпоха, когда можно было мобилизовать массы людей, опираясь на некие идеи, веру, авторитет вождя или его харизму. Очень скоро завершится и нынешний этап, когда вот уже на протяжении более десяти лет удавалось в обмен на некие "блага" покупать "послушание" народа. С того времени, как начались реформы, КПК, пожалуй, впервые встретилась с такими трудностями, какие существуют в Китае сегодня: "сладкие ватрушки" уже все съедены, "горькие" плоды поданы на стол. Никто больше не желает слушать разглагольствования и призывы к добру. А то, что слушать неприятно, руководители, хотя и не хотят говорить, уже просто вынуждены выжимать из себя.

Нынешнее правительство оказалось у власти в то время, когда труднее всего стало получить поддержку народа; правительство стоит перед лицом такой ситуации, когда без сотрудничества со стороны масс оно может оказаться в полном кризисе.

Большинство китайцев в состоянии понять, что действия, обеспечивающие вступление Китая в процесс глобализации экономики, были бы гарантией того, что Китай в следующем столетии сможет добиться успешного развития своей экономики, что это - необходимый путь. Однако факты со все большей очевидностью свидетельствуют и о том, что вступление в процесс глобализации экономики ставит Китай перед увеличивающимися с каждым днем конфликтами с ныне существующим строем.

Вопрос поставлен самой жизнью. Если продолжать настойчиво держаться за существующий строй и его политическую систему, держаться слова, которое было дано когда-то, выполнять прежние обещания (речь идет о таких, например, формулах, как "рабочий класс - хозяин страны", государство должно гарантировать социально-экономи-ческое положение государственных рабочих и служащих и т.п.), тогда двинуть вперед реформы системного характера не удастся.

Если же отбросить прежние обещания, тогда реальная социальная база правительства будет только номинальной. Фактически правительство будет представлять интересы тех групп, которые находятся сейчас у власти. Тогда правительство потеряет политическую поддержку городского общества, разрушит основу своей идеологической базы. Эффективно регулировать противоречия между группами социальных интересов во время такого системного перехода станет невозможным.

* * *

Согласно результатам обследования настроений в поселках и уездных городках по всей стране, проведенного в КНР комитетом по реформе в 1997 г., в настоящее время среди уволенных с работы рабочих и служащих 60% людей либо не делают никаких прогнозов относительно своего будущего, либо потеряли всякую надежду; очень многие "настроены резко против тех, кто находится у власти, считая, что это - богатые люди, люди, у которых есть деньги"; они надеются, что будет начато "массовое социальное движение, и хотели бы, чтобы им выпал случай излить свое недовольство, сорвать на ком-нибудь свою злобу".

Если правительство полагает, что в опоре на политическое давление и угрозы политического характера можно добиться временной стабильности и подавить социальную неудовлетворенность в обществе, которая растет с каждым днем, попытаться заставить большинство членов общества заплатить тяжелую цену за переходный период, чтобы обеспечить и удовлетворить политико-экономические привилегии и быстро растущее богатство небольшой части общества, экономической и политической элиты, то такая политика окажется равнозначной тому, чтобы посеять семена резкой дифференциации в обществе и социальных конфликтов в нем. Она приведет в недалеком будущем к серьезной социальной нестабильности.

В конечном счете избежать политического кризиса не удастся. Будут разрушены условия развития экономики Китая в следующем столетии.

Исток или корень этого трудного положения, при котором "с обеих сторон" высятся громадные трудности, заключается в том, что правительство уже больше не способно и не имеет сил "за деньги покупать стабильность", а требует от членов общества (особенно от членов тех социальных групп, которые ранее как раз и пользовались благами) заплатить громадную социально-экономическую цену, чтобы осуществить урегулирование и экономической и социальной структуры.

Этот процесс, который можно реализовать, только получив понимание членов общества, добившись их участия в работе и сотрудничества с их стороны. А фактически члены общества сильно обеспокоены следующим вопросом: вот они заплатили такую цену, как безработица, они лишились работы, снизились их доходы. Это жестокая цена; что же они получают взамен?

Если уж никак нельзя без смены строя, без изменения системы и без того, чтобы платить за все это, тогда хотя бы эта "оплата" должна распределяться равномерно, на всех членов общества! Или же дело обстоит таким образом, что больше всех страдает тот, у кого нет никакой власти?

Народные массы пассивно ждут, каковы будут планы правительства относительно увольнения людей с работы, и одновременно задаются вопросом: а нельзя ли им самим активно участвовать в политической реформе, на которую они возлагают надежды?

Если правительство в этой обстановке не может должным образом учитывать желания людей, то оно не сможет и заручиться содействием со стороны населения. В результате становится неизбежным обострение противоречий, назревают социальные конфликты.

Только построив новую демократизированную политическую структуру, можно будет добиться выражения желаний народа и его же соучастия; только таким образом можно будет встать на рельсы нового строя. Только так можно получить социальный результат, увязать интересы социальных групп, добиться их взаимопонимания в отношении ситуации в обществе, чего требует переход системного характера.

Демократическая политика способна привести к политической системе, которой придерживается подавляющее большинство государств мира, потому что в обществе, где существует разнообразие интересов, она позволяет людям выражать различные мнения, позволяет согласовывать интересы различных групп мирным путем, прибегая к законным демократическим процедурам.

Только на пути демократизации Китай может найти решение трудных проблем при реформировании своей системы.

Су Шаочжи

Китайский ученый Су Шаочжи, в прошлом директор Института марксизма-ленинизма и идей Мао Цзэдуна Академии общественных наук Китая, ныне обитающий в Принстоне, сосредоточивается на мысли о том, что прорыв в области экономических реформ в Китае требует соответствующего прорыва в сфере политических реформ, и высказывает свои взгляды на перспективы демократизации в континентальном Китае [9].

Су Шаочжи прежде всего отмечает, что руководители КПК, и в первую очередь Цзян Цзэминь, выдвинули на XV съезде КПК в качестве своей политической программы тезис о незыблемости установок Дэн Сяопина, признали необходимость поисков путей к прорыву в области экономической реформы, а также необходимость продвижения и в сфере политических реформ.

При этом самих себя Цзян Цзэминь и другие видят и хотели ли бы представлять своим соотечественникам и всему миру как последователей Дэн Сяопина. Их лозунг: "В сфере экономики не допускать уклона влево, а в сфере политики - уклона вправо". Они претендуют на то, что способны найти ту золотую середину, тот средний путь, который устраивал бы большинство людей в Китае.

Смысл их намерений в области экономики, выраженный в упомянутом лозунге, состоит в том, что они понимают обязательность решительного продвижения вперед, необходимость новаций в области экономических реформ. Именно поэтому они заявили о намерении вводить акционирование предприятий, находящихся в собственности государства.

В сфере политики у провозглашенного ими лозунга две стороны: они намерены продолжать делать упор на известных "четырех основных принципах" (имеются в виду отстаивание социалистического пути, демократическая диктатура народа, руководство со стороны КПК, а также марксизм-ленинизм и идеи Мао Цзэдуна. - Ю.Г.), в то же время они заявили, что нужно бы "продолжать продвигать вперед реформу политической системы".

На первый взгляд здесь присутствует некий новый элемент. Когда они говорят о намерении продвигать реформу политической системы, то подразумевают, что эти реформы, по сути дела, осуществлялись и осуществляются, причем довольно успешно, а следовательно, нет и необходимости вносить в этот процесс существенные изменения. Если же обратиться к сути вопроса, то вполне очевидно, что после событий 4 июня 1989 г. все планы политических реформ, которые были выработаны XIII съездом КПК, были отвергнуты. Эти реформы были прекращены. Отсюда возникает вопрос: на какой основе предполагается продолжать проведение такого рода реформ, если исходить из формулировок XV съезда партии?

По сути дела, XV съезд КПК предложил продолжение застоя в области политических реформ. Дело, однако, обстоит совсем не так просто. Современная ситуация в КНР характеризуется тем, что за внешней оболочкой, за занавесом экономического роста и даже расцвета постепенно во все большей степени прорываются глубокие противоречия, которые накапливаются уже на протяжении весьма длительного времени.

Речь идет, например, о разгуле коррупции, о возрастании удельного веса двух полюсов - полюса немыслимого богатства, с одной стороны, и полюса невообразимой бедности, с другой, и в связи с этим о поляризации китайского общества. Обращает на себя внимание и проблема убыточности государственных предприятий, которая с течением времени становится все более серьезной. Растет безработица среди рабочих. Увеличивается бремя давления бедности и разного рода трудностей на крестьян. Все это имеет место на фоне ухудшения состояния общественного порядка, нестабильности в обществе. Одним словом, назревает кризис.

Причиной служит то обстоятельство, что КНР в настоящий период переживает ключевой момент, поскольку и политически, и экономически, и в социальном смысле страна находится в переходном периоде. Политические реформы неизмеримо отстают от реформ экономического толка, имеют место явления кризиса, о которых сказано выше.

Многочисленные сегодняшние проблемы, собственно говоря, возникли именно в результате того, что в свое время Дэн Сяопин остановил реформы политического характера. Таким образом, нынешний, провозглашенный на XV съезде КПК в 1997 г. призыв Цзян Цзэминя осуществить прорыв в сфере экономических реформ, сохраняя при этом ситуацию застоя в области политических реформ, означает, что не только не будут устраняться пагубные последствия застоя в области политических реформ, но будет весьма непросто добиться того прорыва в области экономики, о котором говорил Цзян Цзэминь. Дисбаланс между реформами в области экономики и политики, который существует сегодня в КНР, виден уже невооруженным глазом. Если подходить к проблеме с позиций марксизма, то из марксистской установки о том, что экономический базис определяет надстройку, следует вывод о том, что прорыв в сфере экономических реформ с неизбежностью требует прорыва и в сфере реформ политических.

Какова взаимосвязь экономических и политических реформ? В свое время Дэн Сяопин высказал целый ряд заслуживающих внимания соображений относительно политических реформ; вся беда в том, что он не планировал их осуществления. Весьма примечательно, что Цзян Цзэминь, рассуждая о необходимости "высоко поднимать великое знамя теории Дэн Сяопина", ни одним словом не упоминает о том, что именно Дэн Сяопин говорил о соотношении экономических и политических реформ. Так что и сама теория Дэн Сяопина как бы урезается.

По сути дела, Дэн Сяопин давно, теперь уже много лет тому назад, подчеркивал важность политических реформ. Он указывал на то, что "мы, ставя вопрос о реформах, включаем в него и политические реформы".

Он также полагал, что "реформа политической системы и реформа экономической структуры (системы) должны взаимно поддерживать одна другую, опираться одна на другую; они должны осуществляться во взаимодействии. Если мы будем вести только реформу экономической системы и не будем реформировать политическую систему, то нам не удастся и реформа экономики. Вопрос о том, удастся ли нам достичь в конечном счете успеха во всех наших реформах, все-таки определяется реформой политической системы". Дэн Сяопин также признавал, что "без проведения реформы политической системы трудно будет осуществить реформу экономической системы".

И надо сказать, что эти тезисы Дэн Сяопина совершенно правильны. Ведь дело в том, что кризис коммунистического учения - это кризис системного характера, это кризис строя. Этот кризис возник на основе той экономики, политики и идеологии, которая присуща упомянутой системе, строю. Причем этот кризис находит свое проявление в том, что коммунистическая политическая власть разваливается; разваливаются все три ее опоры или все три ее основные ветви, а именно: 1) директивная экономика, 2) однопартийная диктатура и 3) коммунистическая идеология, которая призвана легализовать и директивную экономику, и однопартийную диктатуру. Все они утратили свою первоначальную функцию. Общество, в котором первоначально господствовала компартия, разваливается и должно иметь два новых условия для функционирования иной системы (строя), а именно: рыночную экономику и демократическую систему.

Во всех странах, где когда-то возобладала власть компартии, рано или поздно будет осуществлен переход к иной системе и в области экономики, и в сфере политической жизни. В сфере экономики речь идет о переходе от директивной экономики к рыночной, а в политической сфере - о переходе от однопартийной диктатуры к демократии. Такого рода переходные процессы в двух этих областях взаимосвязаны; они как бы поддерживают друг друга, продвижение вперед происходит тогда, когда существует тесная взаимосвязь между двумя этими процессами. Реформы в экономике и призваны дать импульс этому процессу, а задача реформ в сфере политической системы состоит в том, чтобы выполнить вторую задачу. Именно поэтому реформа в сфере экономики должна осуществляться при содействии реформ в политической сфере. Дело тут в том, что директивная экономика изначально существовала при поддержке со стороны однопартийной диктатуры. Если попытаться осуществить реформу только в одной из этих двух областей, надеясь сохранить в неприкосновенности другую, то это с неизбежностью приведет к столкновению старой системы с вновь создаваемой.

Например, если реформировать только экономические структуры и оставлять нетронутым политический строй, то создаваемая рыночная экономика и однопартийная диктатура окажутся несовместимыми. Дело в том, что рыночная экономика требует возможности конкуренции при равных правах участвующих в ней партнеров; требует освобождения от монополии партии и правительства; а также требует создания системы законов. Причем в сфере экономической деятельности нужно избавиться от волюнтаризма и всех иных привилегий или особых прав кого бы то ни было; требуется также, чтобы и предприятия, и индивидуальные производители стали бы самостоятельными и независимыми друг от друга товаропроизводителями, чтобы они самостоятельно и независимо вырабатывали свою политику в соответствии с изменениями рынка, действуя без какого бы то ни было вмешательства партии и правительства.

Точно так же, если проводить реформу политической системы и не реформировать экономическую систему, то демократическая политика окажется несовместимой с директивной экономикой. Ведь дело в том, что широкое участие людей, которого требует демократическая система, исключает диктатуру отдельных личностей; директивная же экономика требует высокой концентрации власти, требует создания всеобъемлющего бюрократического механизма, который реализует диктатуру.

В силу этих причин два переходных процесса и две реформы взаимосвязаны, взаимно поддерживают одна другую, взаимно стимулируют одна другую; не может быть первой из них без второй, не может быть и второй без первой. Если речь идет о поэтапном осуществлении и той и другой реформы, то эти этапы должны быть согласованы и должны осуществляться одновременно и параллельно. Если же продвигать вперед только одну из реформ - реформу в области экономики, и отвергать другие реформы, реформы в политической сфере, или допускать продолжение застоя в области политических реформ, тогда не только никогда не удастся завершить политические реформы, но будут оставаться препятствия и завалы на пути экономических реформ. Вообще, весь процесс реформ натолкнется на трудности, трения станут неизбежными, столкновения грядут.

Конечно, осуществление одновременно двух таких переходных процессов в государствах, где у власти находилась или находится коммунистическая партия, дело в высшей степени трудное. Одним прыжком перепрыгнуть из такого государства в рыночную экономику и к политической демократии весьма непросто. Попытки осуществить такой переход за короткий период времени мало реальны, предпочтительнее своего рода реформаторский градуализм, постепенность. Иначе говоря, и переход к рыночной экономике, и переход к политической демократии требует разбивки на этапы, причем такой, чтобы одно содействовало другому. И все же как бы там ни было, а нельзя желать успехов, ожидать успехов только от безудержного проведения экономических реформ или заниматься исключительно экономическими реформами; в области политических реформ следует также продвигаться вперед, согласовывая их с экономическими реформами.

* * *

Су Шаочжи считает возможным выделить три этапа при проведении политических реформ: первый этап - либерализация; второй этап - плюрализм; третий этап - демократизация. При осуществлении экономических реформ также можно выделить три этапа: первый этап - децентрализация; второй этап маркетизация, или постепенное придание экономике рыночного характера; третий этап - полностью рыночный характер экономики.

Таким образом, в сфере политической власти на этапе либерализации переходят от тоталитаризма к авторитаризму, т.е. в условиях, когда не отбрасывается однопартийная диктатура, позволяют населению обрести некоторую свободу в сфере общественной жизни, но при этом партия и центральное правительство сосредоточиваются на том, чтобы держать в своих руках политическую деятельность и идеологическую сферу. КНР в настоящее время в основном и застыла на этом этапе.

На этапе плюрализма правящая политическая партия хотя по-прежнему не отказывается от однопартийной диктатуры, но уже начинает на самом деле осуществлять то, что определено Конституцией страны, а именно допускает свободу слова, печати, собраний, разрешает создание общественных организаций; при этом проявляется уважение к Конституции и упор делается на авторитет закона. Внимание сосредоточивается на установлении конституционных норм и порядка, а население при этом получает некоторые условия для того, чтобы обладать ограниченной демократией, и может требовать, чтобы различные политические силы (компартия в том числе) осуществляли свою деятельность в порядке, установленном Конституцией и законами; таким образом осуществляется конституционная демократия в условиях однопартийной диктатуры.

Всего этого и хочет на современном этапе добиться народ в КНР. Когда же наступит этап демократизации, тогда надо будет ликвидировать однопартийную диктатуру, снять запрет на партии и печатные издания, установить многопартийную систему и ввести всеобщие выборы.

* * *

На первом этапе перехода к иной экономической системе в Китае, т.е. на этапе децентрализации экономики, главная особенность реформ состоит в передаче власти на места, сверху вниз. В ходе этого процесса директивная экономика превращается в смешанную экономику директивного (или командного) характера. Своеобразие этой смешанной экономики заключается в том, что административно-командная система в управлении экономикой на всех ее уровнях в основном не претерпевает изменений; однако при этом право принятия решений в экономической области частично рассредоточивается, передается "вниз" - на места, на предприятия. Что же касается системы собственности, то хотя по-прежнему главной остается общественная собственность, но при этом допускается существование малого числа частных предприятий, которые находятся в совместном владении китайцев и иностранцев, а также предприятий с иностранным капиталом. В области сельского хозяйства также в определенной степени осуществляется приватизация (иначе говоря, ликвидируются народные коммуны, вводится система подрядов при совместной собственности, подрядная система распространяется вплоть до отдельных крестьянских дворов, по сути дела, это и есть видоизмененный процесс приватизации). Кроме того, в отношениях с внешним миром допускается "открытие дверей", привлекается иностранный капитал, создаются особые экономические зоны или районы.

Если исходить из намерений перейти с первого этапа изменений экономики Китая ко второму (иначе говоря, к этапу частичной маркетизации, придания экономике частично рыночного характера, создания частично рыночного хозяйства), тогда необходимо избавиться от любой монополии и особых прав и привилегий, управлять хозяйством на основе законов, которые регулируют конкуренцию; нужно создать саму рыночную систему. Кроме того, необходима система различных законов, которыми определяется и регулируется деятельность коммерческих и финансовых предприятий. Нужна также единая информационная система. При осуществлении этого этапа и возникнет смешанная рыночная экономика, особенности которой состоят в том, что рыночный механизм займет ведущее положение; при этом, однако, государство по-прежнему будет вмешиваться и контролировать принятие макроэкономических решений. Это относится в основном к отраслям хозяйства, имеющим важное значение для страны и жизни народа (транспорт, источники энергии и т.д.).

Сегодня в КНР официально целью реформы экономической системы называют то, что именуется "социалистической рыночной экономикой"; это нечто подобное описанной выше "смешанной директивной рыночной экономике". Однако в настоящее время КНР еще не вошла в "смешанную рыночную экономику". Дело в том, что рыночная экономика в КНР еще не заняла ведущего положения. Партия и правительство по-прежнему непосредственно вмешиваются в экономическую деятельность предприятий. На XV съезде КПК говорилось о "необходимости нового прорыва в области реформы экономической системы" (очевидно, по этой причине в докладе Цзян Цзэминя сказано буквально следующее: "Необходимо придерживаться ориентиров реформы социалистической рыночной экономики, совершить новые прорывы в реформе на некоторых важных направлениях и добиться значительных сдвигов в оптимизации экономической структуры, развитии науки и техники и дальнейшем повышении уровня открытости внешнему миру, реально встать на путь гармоничного развития экономики, отличающийся относительно быстрыми темпами роста, высокой эффективностью и последовательным повышением качества". - Ю.Г.); для этого необходимо добиться формирования в Китае именно "смешанной рыночной экономики".

А уже на этой основе может осуществляться переход к следующему этапу, то есть к полностью рыночной экономике. Это, в свою очередь, означает, что большая часть государственных предприятий будет преобразована, в результате чего постепенно произойдет приватизация, и тогда государственная экономика уже не будет занимать монопольного положения. После того как будет покончено с однопартийной диктатурой, правительство больше не будет вмешиваться в экономическую деятельность предприятий; оно будет лишь регулировать рыночные механизмы, но не будет контролировать или направлять их функционирование; экономическая жизнь всего общества будет направляться в основном рыночными механизмами.

* * *

Анализ двух вышеупомянутых процессов перехода показывает, что без многообразия в политической сфере, без политического плюрализма невозможно по-настоящему создать систему законов; если же партия и государство будут продолжать обладать монополией, будут монопольно править и в области политики, и в сфере экономики, то это приведет только к тому, что изменения в сфере экономики, изменения переходного характера, остановятся на этапе смешанной директивной экономики. В результате крупные государственные предприятия неизбежно будут на протяжении длительного времени оставаться убыточными, а привилегированный слой будет использовать все имеющиеся в его распоряжении рычаги для того, чтобы разворовывать государственное достояние. Коррупция и взяточничество будут расти и повсеместно распространяться; чем дальше, тем больше простых людей будут терять работу и беднеть, будет нарастать недовольство политической и социальной ситуацией. Вот, собственно говоря, в общих чертах рисунок того, что сегодня представляет собой континентальный Китай.

Если мы хотим выбраться из этого кризиса, то необходимо создать полностью рыночную экономику, а для этого нужны демократические политические реформы. Цзян Цзэминь указал на то, что надо бы осуществить прорыв в деле экономической реформы, сосредоточившись на акционировании предприятий. Смысл высказывания Цзян Цзэминя состоит в том, что надо бы ухватиться за это звено, чтобы войти во второй этап изменений экономической системы. Но ведь если действительно поставить целью реформы, то необходимо соответственно двинуть вперед и политические реформы - вступить во второй этап преобразований в области политической системы, т.е. перейти к политическому плюрализму.

Су Шаочжи подчеркивает, что реформы, предполагающие акционирование, требуют осуществления демократических реформ. На XV съезде КПК подчеркивалась необходимость такой реформы, как акционирование государственных предприятий. В КНР многие ученые полагают, что в этом находит свое проявление важный прорыв в сфере экономических реформ, важное изменение в экономической политике, к которому пришла КПК.

На самом же деле ЦК КПК давным-давно выдвинул мысль об акционировании. А если уж говорить о прорыве, о том, какой действительно прорыв в области подхода к экономическим реформам имел место в докладе на XV съезде КПК, то этот прорыв вовсе не в выдвижении тезиса об акционировании, а в признании того факта, что в деле реформы государственных предприятий в КНР уже дошли до ручки - эта реформа уже не терпит отлагательства, наступает на пятки. Отступать некуда, позади, как говорят в Китае, громадная река и положение безвыходное, приходится бросаться в эту битву.

Вот уже более десяти лет в КНР с разных сторон пытаются подойти к решению проблемы акционирования предприятий, находящихся в государственной собственности. Однако никогда по-настоящему не решали ее. Еще в 1987 г. начались попытки акционирования. Тогда создавались "очаги", выбирались отдельные предприятия, где пытались в опытном и единичном порядке осуществить такие реформы. В 1993 г. на третьем пленуме ЦК КПК четырнадцатого созыва было принято "Решение ЦК КПК о некоторых вопросах создания социалистической рыночной системы". В этом документе указывалось, что "акционирование государственных предприятий - это глубокий и полезный поиск в области создания системы современных предприятий". В 1995 г. снова выдвигались принципы реформы госпредприятий. Речь шла о том, чтобы "продолжать крепко держать в руках крупные государственные предприятия, но отпустить вожжи там, где дело касается мелких предприятий". Тогда заговорили о том, чтобы "отпустить мелкие предприятия на вольные хлеба", в свободное плавание. Речь шла о том, чтобы ускорить темпы развития мелких предприятий, преобразовывать их, сдавать в аренду, брать на подряд, создавать предприятия, находящиеся в коллективной собственности.

Когда же речь шла о том, чтобы по-настоящему взяться за налаживание работы крупных госпредприятий, то высказывались намерения создавать систему современных предприятий применительно к крупным и средним госпредприятиям, изменив систему их управления. В марте 1997 г. на пятой сессии ВСНП пятого созыва Ли Пэн в докладе о работе правительства указывал на необходимость "активного продвижения и упорядочения реформы акционирования".

Вполне очевидно, что вопрос об акционировании в КНР ненов. Об этом говорят уже много лет. Однако, по идеологическим причинам, в условиях, когда люди боятся, что они подвергнутся нападкам, если займутся приватизацией, при том, что сейчас в экономике и так много трудностей самого разного характера, было невозможно серьезно браться за эту работу.

Решение XV съезда КПК о такой реформе, как акционирование, было принято в условиях существования упомянутых сложностей в прошлом и в условиях, когда государственные предприятия переживают серьезнейшие трудности. Если не взяться со всей ответственностью за эту реформу, то не только сами эти предприятия окажутся на грани краха, но это может привести к финансовому кризису. В связи с тем, что в прошлом был некоторый опыт акционирования отдельных предприятий, но результата это не давало, необходимо сделать упор именно на акционирование. В этих целях Цзян Цзэминь, подражая Дэн Сяопину, объявил: "Акционирование - одна из форм организации капитала на современных предприятиях, которая позволяет разграничить право собственности и право хозяйствования, повысить эффективность функционирования предприятия и капитала. Акционирование используется при капитализме, но может быть использовано и при социализме. Нельзя огульно причислять акционерную форму к общественной или частной собственности, весь вопрос в том, в чьих руках находится контрольный пакет акций". Говоря таким образом, Цзян Цзэминь устраняет с пути акционирования как важного этапа реформ препятствия идеологического порядка.

Во всех странах считается, что осуществление акционирования требует смелости. Тут много опасностей. Если не решить многочисленные проблемы, которые возникнут в ходе акционирования, то это мероприятие окажется весьма рискованным и с политической, и с экономической, и с социальной точек зрения.

Чрезвычайно большой риск вызван прежде всего тем, что реформа крупных государственных предприятий неизбежно наталкивается на три крупных препятствия, три большие проблемы.

Во-первых, необходимость решения вопроса об огромных накопившихся долгах предприятий; во-вторых, необходимость трудоустройства большого числа высвободившихся работников; в-третьих, необходимость решения и социальных вопросов, которые возникают на этом пути.

На все это нужны немалые средства. По подсчетам бывшего заместителя председателя Государственного комитета по реформе Гао Шанцюаня, в общей сложности потребуется фонд для решения проблем госпредприятий в сумме 470 млрд. юаней. В том числе расходы на ликвидацию долгов предприятий составляют более 200 млрд. юаней. Трудно найти такие средства в КНР.

В настоящее время в КНР растет безработица и в городе и в деревне. В первом квартале 1997 г. в городах безработица достигла 7,5%, а численность безработных составила 15,5 млн. человек. В деревне безработица составляла 34%, безработных там 175 млн. человек. В последнее время имели место волнения рабочих в Сычуани, Цзянсу, Шанхае и других местах. Акционирование госпредприятий приведет к банкротству многих из них, появится еще больше безработных. Если отсутствует должная система социальной защиты, явления безработицы и социальной нестабильности станут еще более серьезными. Если же трудности рабочих будут чрезмерными, то неизбежны волнения в обществе.

Акционирование - это очень сложный процесс. Нужна сопутствующая реформа банковского дела и финансовая реформа, реформа налогового законодательства, реформа в системе зарплаты. Тут нужна полноценная система законов: закон о банкротстве, гражданский кодекс, закон об акционировании, правила управления рыночным хозяйством, законы об акциях, о бирже, о банках, о займах... Если всего этого не будет, не будет и уверенности в успехе. Необходима и воспитательная работа с людьми. Вообще, все это дело рассчитано не на один-два года и не на несколько лет. Без всех этих условий мечтать об акционировании - пустое дело. Без всех этих основных условий замыслы проведения такой реформы, как акционирование госпредприятий, недалеко уйдут от воздушных замков.

Су Шаочжи также отмечает, что в прошлом в ходе реформы госпредприятий на протяжении десяти с лишним лет чрезвычайно серьезными были такие явления, как подкуп, взятки, коррупция, разложение чиновничества. Это привело к тому, что государственный капитал в больших масштабах утекал и испарялся, происходила утечка имущества, капиталов, активов. На сей раз дело касается государственных активов на сумму в триллионы юаней. Если не суметь поставить преграду уже растекшейся повсеместно тенденции хищений, казнокрадству, коррупции и разложению, то весьма вероятно, что это многократно умножит несчастья народа.

В документах ЦК КПК указывалось, что обычно применяются следующие методы хищения государственных средств. В процессе слияния активов госсобственности, ее продажи и/или сдачи ее в аренду намеренно занижают стоимость собственности или аренды. Используют управленческий механизм для того, чтобы на пустом месте превращать госсобственность в собственность неких "компаний", а затем через "акции юридических лиц" превращать физических лиц в собственников бывшей госсобственности. Уступают право управления госсобственностью частным лицам или фирмам, являющимся фактически группой частных лиц... Продают им госсобственность по якобы высокой цене, а затем закупают их продукцию по низкой цене. В процессе этой комбинации активы госпредприятия превращаются в доходы частных лиц. Предприятие и его рабочие в таких случаях прозябают, а управляющие жируют за общественный счет, ездят за границу, путешествуют. А фирма несет убытки из года в год, активы ее сокращаются, и она приходит к краху.

Если КПК не способна эффективно справиться с хищениями и коррупцией, разложением, тогда на следующем витке реформы госпредприятий все это, возможно, примет еще более широкие масштабы.

Поэтому Всемирный банк реконструкции и развития в своем докладе, озаглавленном "Китай в 2000 году", выпущенном 18 сентября 1997 г., не высказывал оптимизма в отношении реформирования государственных предприятий в КНР. В докладе, в частности, утверждалось, что "правительство коммунистического Китая не в состоянии контролировать эту неразбериху, что приводит к тому, что многие управляющие пользуются случаем и захватывают государственную собственность". В газете "Нью-Йорк таймс" (в 1997 г. Ю.Г.) указывалось на то, что в КНР, где огромные предприятия терпят крах и их акции попадают на рынок, творится произвол; экономика, в которой господствовало правительство, превращается в экономику, где царствует частный капитал, имеются влиятельные силы, которые ведут к преобразованию госсобственности в частную собственность.

Так смотрят на ситуацию на международной арене. Этим обеспокоены даже ученые, живущие в КНР. Очень активный ученый Ху Аньган после XV съезда КПК в интервью американской газете говорил, что "в настоящее время у нас в КНР система нездоровая; в условиях, когда нарушаются правила, когда играют с правилами и с системой надзора, наиболее вероятно то, что горстка лиц законным или незаконным путем, благодаря сделкам и подкупу, поглотит бесплатно огромную госсобственность, которую народ, в том числе крестьяне, создавал и накапливал сорок девять лет. Под вывеской реформ в деле акционирования будут происходить в огромных масштабах явления разложения, загнивания".

Как же решать многочисленные проблемы и устранить многочисленные трудности, с которыми придется столкнуться при осуществлении такой реформы, как акционирование госпредприятий, особенно такие явления, как разложение и подкуп?

"Нью-Йорк таймс" полагает, что "радикально решить проблему можно на путях демократических реформ. После распада централизованного экономического господства необходимо, ослабляя систему политической концентрации власти, стремиться дольше поддерживать стабильность в обществе, что возможно только при одновременном высвобождении и народовластия и производительных сил".

Еще 26 сентября 1997 г. на годичном собрании Международного валютного фонда и Международного банка реконструкции и развития самые влиятельные люди в сфере мировых финансов говорили о своих надеждах на то, что Китай сможет в результате реформы экономической системы продвинуться вперед и способствовать реформе политической системы и станет таким образом силой, стабилизирующей мир во всем мире.

Ху Аньган указывал на то, что "предотвратить попадание громадной госсобственности в руки горстки людей можно только в том случае, если "овладеть ключом", а ключ этот - в осуществлении и экономической, и политической демократии. Правительство должно довести до народа сведения об оценках госсобственности, о ее стоимости, о торгах и о результатах этой деятельности. Это должно быть прозрачно для всего населения. Открытость должна быть полная. Главная цель такой реформы состоит в создании эффективной системы, с тем чтобы проданные государственные предприятия не были "проглочены" частными лицами, а использовались бы народом".

Специалист по банкротству в КНР Цао Сыюань полагает, что без реформы политической системы и банковской системы не будет успеха в реформе в сфере госпредприятий. Вне сомнений, в области реформы экономической системы необходим прорыв; если мы хотим это сделать, мы должны совершить прорыв и в области политических реформ. Переходный процесс в экономике КНР должен быть не только прорывом к смешанной экономике директивного типа, но должен быть прорывом из смешанной экономики директивного типа к смешанной экономике рыночного характера, а затем должен быть продвижением вперед к полностью рыночной экономике.

Поэтому переход в сфере политики также должен быть вступлением в этап политического плюрализма, переходом в условиях однопартийной диктатуры к конституционной демократии, к реализации всех свобод, предусмотренных Конституцией, всего, что предусмотрено законами и правилами. Волюнтаристское правление должно превратиться в управление на основе законов, стать легитимным, начать свою демократизацию. Это и есть важная гарантия успешного акционирования предприятий.

В дальнейшем, по мере успешного осуществления акционирования, предстоит перейти и в экономической, и в политической сфере к третьему этапу. Только при условии, что оба перехода будут осуществлены, в Китае можно создать современную систему. Если же КПК отвергнет реформу в политической области, то это создаст препятствия не только на пути экономических реформ. Прекратится экономический расцвет. Если дело будет обстоять таким образом, тогда у КПК для поддержания своей политической власти и социальной стабильности останется только один путь - применение вооруженных сил, а это ввергнет Китай в кризис, которого народ всей страны, конечно же, не хотел бы...

(Таким образом, Су Шаочжи полагает, что в настоящее время Китай находится на таком этапе развития ситуации в области экономики и внутренней политики, что вырисовываются только два возможных исхода. Либо продолжение нынешнего курса, а это означает неизменность по существу сложившегося положения, более того, это приведет к концу нынешнего "экономического расцвета", ибо накапливается слишком много неразрешимых проблем, а также к взрыву недовольства и социально-политическим положением в стране. В этом случае нельзя исключать вооруженные столкновения между нынешними властями и китайским народом. Другой путь - трудный, но дающий единственную надежду на выход из кризиса, - это путь существенных реформ экономического и политического характера. Это переход к следующим этапам развития и политической и экономической ситуации в стране.

Пятнадцатый съезд КПК, позволив себе некоторые намеки на вероятность продвижения вперед, в основном все-таки предпочел полагаться на стихийное развитие ситуации и даже оставил в силе факторы торможения. И потому более вероятными остаются на сегодня перспективы весьма неблагоприятного развития событий, в том числе - открытых конфликтов. - Ю.Г.)

* * *

Далее Су Шаочжи переходит к рассмотрению вопроса о перспективах процесса демократизации в континентальном Китае.

Он отмечает, что с той поры, как начались реформы, то есть с начала 1980-х гг., уже почти двадцать лет, люди в континентальном Китае ждут демократизации и ждут модернизации страны. Да, XV съезд КПК решил продвинуть вперед дело реформы в виде акционирования государственных предприятий. Вероятно, это повлечет за собой и продвижение процесса политических реформ. Цзян Цзэминь произнес на съезде такие слова, как "реформа в области политической системы". Хотя он и сделал это, однако когда дело дошло до конкретного содержания реформы, то послышались все те же избитые устаревшие словеса; глубина постановки вопроса все-таки далеко уступает тому, что замысливалось в отношении политических реформ на XIII съезде КПК. А это свидетельствует о том, что КПК не готова по-настоящему и серьезно двинуть вперед дело политических реформ, наполненных глубоким содержанием.

(Су Шаочжи в своих рассуждениях не один раз обращается к съездам КПК. При этом сопоставляются, главным образом, два съезда: XIII и XV съезды партии. Первый из них состоялся в 1987 г. На нем генеральным секретарем ЦК КПК был избран Чжао Цзыян. На XIII съезде КПК были выдвинуты предложения, которые позволяли приступить к существенным экономическим и политическим реформам. Очевидно, можно говорить о том, что партия тогда была готова пойти по пути более радикальных реформ. Первые шаги по этому пути были сделаны. Однако Дэн Сяопин и его сторонники поставили преграды на пути тех, кто стремился осуществить реформы. События 1989 г. явились, по сути дела, и столкновением двух политических сил внутри правящей в КНР политической партии - внутри КПК. Следовательно, и внутри КПК имелись политики, которые понимали глубину стоявших перед страной проблем и искали новых путей их решения, смело выдвигая предложения, которые никак не отвечали взглядам Дэн Сяопина. У КНР неоднократно появлялась альтернатива. К сожалению, до сих пор верх брали силы, стремящиеся сохранять политическую и идеологическую систему, построенную при Мао Цзэдуне и Дэн Сяопине. - Ю.Г.)

* * *

Здесь Су Шаочжи задает вопрос: имеются ли в таком случае какие-либо перспективы у демократизации в континентальном Китае? И в самом континентальном Китае, и за его пределами есть люди, которые смотрят на все происходящее с пессимизмом; при этом обычно выдвигают два аргумента: во-первых, говорят, что осуществлению демократизации мешает традиционная конфуцианская культура Китая; во-вторых, говорят, что Китай - это все-таки, как ни крути, очень и очень отсталая страна, в которой еще слишком слаб средний класс, который и выступает за демократизацию, поддерживает ее.

Если остановиться на первом аргументе, то нужно отметить, что действительно в конфуцианской культуре есть некое содержание, которое не согласуется с демократическим политическим строем. Например, в соответствии с традициями конфуцианской культуры делается чрезмерный упор на уважение к авторитету властей, на разделение людей соответственно их титулам, в соответствии с системой рангов, степеней и должностей, имени и социального положения человека. При этом выпячивается понятие общности или коллективности и т.д. Однако если говорить о конфуцианстве как о великих традициях в области культуры, если иметь в виду высокий смысл понятий, которые там используются, и сам смысл этого учения, то окажется, что мы имеем дело с весьма запутанным и сложным явлением.

Иными словами, и вероучение, и догматы, и постулаты, и классические конфуцианские тексты, сочинения классиков и образцы поведения, предусмотренные этим учением, - все это высокие и очень сложные понятия. Там есть немало такого, что перекликается с демократической политической системой. Например, среди понятий конфуцианства нет, конечно же, такой демократической идеи, как суверенные права народа, в ее современном смысле, но есть мысль о том, что в основе всего сущего лежит идея народа как первоначала и корня всего и вся. Далее, хотя между упомянутыми двумя понятиями - суверенных прав народа и народа как первоосновы и корня всего и вся, - конечно же, имеются различия, но в том, что следует уделять внимание народу, с уважением относиться к народу, в этом два этих понятия, две эти мысли сходятся, а следовательно, возможно творческое преломление старых понятий. А потому нельзя упрощенно полагать, что в обществе, где существуют традиции конфуцианской культуры, обязательны трудности при осуществлении модернизации. Процесс демократизации реальной жизни в Японии и на Тайване, где имеет место глубокое влияние конфуцианской культуры, подтверждает, что традиции конфуцианской культуры в обществе и процесс политической демократизации общества не противоречат друг другу.

Если же обратиться к тезису о том, что Китай - отсталая в экономическом смысле страна, а потому, дескать, нелегко рассчитывать на то, чтобы в ближайшем будущем добиться демократизации, то такое утверждение весьма сходно с тезисом, о котором трубит КПК, а именно с утверждением о том, что "права человека для китайца - это именно и только вопрос о пропитании и об одежде". Но ведь суть демократизации только в том и состоит, что необходимо вернуть людям те самые основные демократические права, которые зафиксированы в самой китайской Конституции. Нет никакой необходимости пускаться в обсуждение вопроса о том, когда, раньше или позже, это будет "подходящим". Лишение людей этих политических прав - в этом именно и состоит нарушение Конституции.

Конечно, когда налицо социальная и экономическая отсталость, когда люди живут бедно, все это может сказаться на изменениях в политической сфере и на процессе демократизации. Однако не существует никаких критериев, которые определяли бы "подходящий момент"; не может быть речи и о критериях экономического развития, которые указывали бы "подходящее время" для приведения в действие переходного процесса в политической области. Никто не может точно указать, при каком уровне зажиточности, при каком среднем доходе на одного человека можно обрести демократию! Да, доход на душу населения в Китае невелик, однако он уже выше того уровня, при котором в Англии и в США двинулись к демократии. И к тому же в настоящее время в некоторых районах Китая уровень экономического развития уже приближается к уровню среднеразвитых стран. Тут необходимо ответить на следующий вопрос: почему во всем мире, во всех социалистических странах люди, народ, не обрели таких основных политических прав, как свобода слова, право создания организаций, право на свободные выборы?

Точно так же не существует и критерия, согласно которому подходящий момент для осуществления демократических преобразований определяется некой численностью среднего класса. Вполне естественно, что появление и рост среднего класса может способствовать развитию демократической политической системы. Однако в государствах с различным строем роль, которую средний класс играет в процессе демократизации, различна. Начиная с первых реформ, благодаря тому что в области экономики в Китае уже имеет место плюрализм, появился средний класс. Численность его растет, он усиливается, и это, несомненно, полезно для демократизации в континентальном Китае.

(Представляется важным подчеркнуть, что Су Шаочжи дает свое толкование вопросов, которые часто возникают при обращении к проблемам современного Китая.

Вопрос о конфуцианстве и его роли в жизни страны совсем неоднозначен. Коммунистическая партия Китая в свое время резко выступала против конфуцианства. Да и сейчас есть немало членов КПК, которые не приемлют обращения к мыслям Конфуция. В то же время лидеры КПК ныне цитируют этого мудреца, размышляют на тему о возможности использования его наследия в своих целях.

Очевидно, что идеи Конфуция - неотъемлемая и важная часть культурного наследия в Китае. Из этого наследия всегда будут брать то, что подходит людям при тех или иных обстоятельствах. Некоторые мысли Конфуция объясняются условиями времени, в котором он жил. Они останутся достоянием истории и культуры Китая. Иные его нравственные принципы могут использоваться в современной жизни, не мешая, а помогая и сегодня решать трудные проблемы.

Также важными представляются разъяснения Су Шаочжи по вопросу о преемлемости демократии в Китае и о среднем классе в стране. Здесь продуктивным видится обращение к нынешней Конституции страны. Против предложения осуществить на практике ее положения трудно возражать. Хотелось бы надеяться, что продвижение Китая по демократическому пути сможет начаться именно благодаря обращению к нормам нынешней Конституции КНР. Ю.Г.)

* * *

Су Шаочжи заявляет, что он с оптимизмом смотрит на перспективы демократизации в континентальном Китае. Дело в том, что Китай уже в основном прошел через самый трудный этап, уже завершил переход от стадии тоталитаризма, т.е. предельной концентрации власти, к этапу авторитаризма, когда упор делается уже на ее авторитет. Следующим этапом на пути реформ в политической сфере будет переход от авторитаризма к демократии. Это уже легче, чем предыдущий этап.

Под властью Мао Цзэдуна Китай был государством с крайней концентрацией власти, "тоталитарным до крайней степени". При личной диктатуре Мао Цзэдуна выкорчевывались все ростки демократии. Дэн Сяопин проводил в жизнь политику открытости и реформ, он сломал систему тоталитаризма, то есть систему полного контроля за всем, когда царило полное "оледенение" в политической сфере. Китай постепенно перешел к авторитаризму. Экономические реформы и развитие рыночной экономики привели к развалу централизованной плановой системы; власть центрального правительства значительно ослабла, явно уменьшились его способности контролировать экономическую жизнь. Одновременно с этим ослаб всесторонний политический контроль, обычный для коммунистических государств эпохи Мао Цзэдуна; в сторону был отложен и главный метод политического контроля классовая борьба и соответствующая ей теория классовой борьбы в сфере идеологии.

Дэн Сяопин выдвинул тезис о том, что строительство экономики - это центр, центральное звено. По сути дела, такая постановка вопроса требовала, чтобы КПК не вмешивалась со своими политическими догмами в проблемы экономики и в социальные вопросы. Таким образом, ослаб контроль за общественным мнением, за средой; значительно снизилось и вмешательство в социальную деятельность людей; дело дошло до того, что люди стали критиковать правительство и чиновников, а власти стали молчаливо соглашаться со всем этим, но при одном исключении: чтобы такая критика прямо не угрожала Компартии Китая, не создавала для нее угрозу в общественных местах. Все эти послабления в политической области теперь, спустя двадцать лет, трудно повернуть вспять. А в конечном счете они привели к тому, что тоталитарное господство КПК постепенно перешло в господство авторитарное.

В настоящее время на континенте существуют три фактора, благоприятствующие развитию демократии.

Первый фактор: рост участия в рыночной экономике относительно самостоятельных и независимых товаропроизводителей. Они будут постепенно формировать группы интересов и исходя из них требовать участия в политической власти, а это будет способствовать плюрализму в политической жизни, созданию многопартийной системы и демократизации. Если в полной мере развернется реформа акционирования госпредприятий, то это еще больше усилит роль этого фактора.

Второй фактор: существуют народные комитеты в деревнях; успех прямых демократических выборов в сельские народные комитеты повышает уровень и масштабы участия крестьян в политических процессах и уровень понимания ими демократических процедур. Формируется самоуправление сельских жителей, постепенно вытесняется контроль КПК над низовым слоем, базисным слоем общества. В будущем сельские жители неизбежно будут требовать переноса системы прямых непосредственных демократических выборов с уровня деревни на уровень уезда и даже на еще более высокий уровень. Это будет способствовать очень важной стороне политической демократизации.

Третий фактор: требования конституционной демократии получают в КНР все более широкую поддержку и внизу и наверху. Хотя Конституция КНР не совершенна, но в нее включены важные демократические идеи. Например, такие положения, как "вся власть в КНР принадлежит народу", ВСНП - высший орган государственной власти в КНР, "граждане имеют право на свободу слова, печати, собраний", "нельзя посягать на личную свободу гражданина" и т.д. Люди предъявляют все большие требования - соблюдать Конституцию, вносить поправки в нее, управлять государством и народом на основе законов. И даже Цзян Цзэминь на XV съезде КПК тоже подчеркивал, что следует управлять государством, опираясь на законы, управлять страной на законодательной основе.

Давление на правящую партию со стороны общества будет содействовать скорейшему переходу в области политической системы в континентальном Китае ко второму этапу - этапу конституционной демократии.

По мнению Су Шаочжи, нельзя пассивно ждать роста влияния трех упомянутых факторов. Да и нынешний кризис в КНР в экономике, в социальной области, в политической сфере также не позволяет ни медлить, ни ждать. Люди, которые прилагают усилия ради демократизации, должны использовать попытки КПК осуществить прорыв в экономической сфере, должны способствовать прорыву в политической сфере - осуществлению, в первую очередь, конституционной демократии.

Су Шаочжи подчеркивает, что дело демократизации в континентальном Китае имеет большие перспективы.

У Гогуан

Китайский ученый У Гогуан, преподающий в Сянгане (Гонконг), рассматривает вопрос о сянганской модели, тайваньском опыте и их соотношении с реалиями Китая. В порядке опыта он стремится анализировать то, что содержалось в документах XV съезда КПК по вопросу о политических реформах [10].

С его точки зрения, на протяжении длительного времени наблюдается застой в деле реформы политической системы в Китае. Собственно говоря, такова важная особенность политической ситуации в стране. Повсеместно считается, что это один из источников разнообразных злоупотреблений и пороков, имеющих место в Китае в настоящее время.

Накануне XV съезда КПК вновь громко звучали голоса с требованием политических реформ. На протяжении длительного времени они подавлялись. Как и можно было ожидать, на XV съезде КПК говорили, и довольно много, о политических реформах. В связи с этим и возникает вопрос, содержится ли в документах XV съезда что-либо заслуживающее внимания применительно к политическим реформам? Что думает по этому поводу нынешнее руководство КПК?

И еще вопрос: возможно ли в предстоящие пять лет или в более длительные сроки сделать что-либо в области политических реформ, если основываться на том, что говорилось об этом на съезде? И даже вне зависимости от того, возможно ли воплотить в жизнь эти установки, какой смысл и какое значение они имеют для реальных политических реформ в Китае? Эти вопросы - в числе самых главных при рассмотрении всего комплекса проблем, связанных с направлением, в котором идет Китай после XV съезда КПК.

Целью своего исследования У Гогуан полагает анализ положений, выдвинутых на XV съезде КПК в отношении политических реформ, выявление присущих им особенностей, их смысла и содержания. Автор также стремится увидеть будущее развитие реформ в Китае.

У Гогуан отмечает, что одна десятая часть доклада Цзян Цзэминя на съезде была посвящена политическим реформам. При этом Цзян Цзэминь тридцать четыре раза произнес слово "демократия". В докладе со всей ясностью было подчеркнуто: "Неизменной целью борьбы нашей партии было развитие социалистической демократии". В том разделе доклада, который посвящен начальному этапу социализма, также говорится: "Строительство социалистической политической системы с китайской спецификой предусматривает управление государством на основе закона, развитие социалистической политической демократии под руководством Коммунистической партии Китая и на той основе, что народ является хозяином страны". В докладе указывается, что такова "основная линия" КПК, ее воплощение в области политики; при этом реформы в таких различных областях, как экономика, политика, культура, "органически связаны и неделимы".

С точки зрения У Гогуана, такое внимание к проблемам политической реформы в докладе Цзян Цзэминя свидетельствует, в частности, что под сильным давлением и внутри страны и за рубежом КПК была вынуждена, по крайней мере когда речь идет о повестке дня и об очередных задачах, рассуждать о реформе политической системы в Китае. При этом основным содержанием политических реформ в Китае сделано в определенной степени понятие "демократия". На предыдущем XIV съезде ведущим мотивом партийного руководства был тезис о политической стабильности; тогда стремились всячески избегать упоминания о политических реформах. XV съезд по сравнению с этим являет собой явный прогресс, продвижение вперед.

Однако, замечает У Гогуан, нельзя переоценивать этот прогресс. Дело в том, что сам доклад Цзян Цзэминя на XV съезде КПК представляет собой как бы переиздание или возвращение к тому, что было уже сказано в 1986 г. на шестом пленуме ЦК КПК 12-го созыва. Именно тогда впервые заговорили о реформе политической структуры, политической системы.

Если же перейти к вопросу о том, как на практике обстояло дело с этой реформой, то нужно сказать, что XV съезд КПК так и не смог подняться на ту высоту, на которой обсуждался вопрос о политической реформе во время XIII съезда. Во время XIII съезда вопрос о реформе политической системы был выдвинут в качестве самого важного политического вопроса; в нем видели главное содержание реформ в КНР после съезда партии. В докладе же на XV съезде партии хотя и были в некоторой степени повторены формулировки XIII съезда, был использован его язык, однако и само мышление XV съезда, и его политические установки страдали весьма серьезной ограниченностью.

Эта ограниченность нашла свое выражение, главным образом, в трех областях. Прежде всего, "демократия" осталась на этом съезде только лозунгом, лишенным всякого содержания; соответствующие меры политического характера в основном были пустым звуком. Действительно, на XV съезде КПК и были выдвинуты пять задач по осуществлению в настоящее время и в будущем реформы политической системы, а именно: 1) "совершенствовать демократический строй" или "оздоравливать демократическую систему"; 2) "совершенствовать создание правопорядка" или "усиливать строительство системы законов"; 3) "осуществлять структурную реформу"; 4) "совершенствовать систему демократического контроля"; 5) "отстаивать стабильность и единство". Но в то же время крайне мало разъяснялось, в чем конкретно выражаются меры по осуществлению реформы, и уж тем более не касались вопроса о шагах или об этапах реформы применительно к различным слоям существующей политической системы. В этом и заключается коренная ограниченность XV съезда КПК в вопросе о реформе политической системы.

Далее при рассуждениях о демократии в докладе на XV съезде партии делалось ложное предположение принципиального характера. А именно утверждалось, что в настоящее время в Китае уже имеется так называемая "социалистическая демократия", и поэтому нынешние задачи состоят лишь в том, чтобы несколько развить ее, продвинуться еще немного дальше - и больше ничего делать не нужно. Здесь необходимо обратить внимание на следующее обстоятельство: когда на XIII съезде КПК обсуждался вопрос о реформе политической системы, ставилась цель "построить социалистическую демократическую систему"; на XV же съезде эта цель была трансформирована в "развитие социалистической демократии" или "развитие социалистической демократической системы". Если воспринимать на слух эти слова - "развивать" и "строить", то может показаться, что "развивать" это даже еще более прогрессивно, чем просто "строить". Однако, по сути дела, весь вопрос именно в том и заключается, что на XV съезде КПК, давая оценку тому, что представляет собой в реальной жизни современная политическая система в КНР, оторвались от практики, от настоящей жизни.

Вот уже на протяжении более десяти лет вопрос о том, как оценивать степень "демократизма" ныне действующей и существующей в КНР политической системы, постоянно представляет собой основной предмет споров о реформе политической системы в Китае. В 1987 г. перед своим XIII съездом КПК давала следующую оценку существующей политической системе в стране: "Наш строй ? это строй, при котором народ является хозяином в своем доме" и проблема состоит лишь в том, что надо бы "развивать" этот строй, добиваясь того, чтобы была достигнута "высокая степень демократии". Однако накануне XIII съезда Чжао Цзыян, который в то время был генеральным секретарем ЦК КПК, организовал обсуждение и изучение вопроса о реформе политической системы; а главный советник Чжао Цзыяна по вопросам политического характера Бао Тун выступил в ходе обсуждения этого вопроса со своими сомнениями.

Бао Тун полагал, что в ходе реформы политической системы, если говорить об отдаленной перспективе, действительно необходимо достичь "высокой степени демократии". Однако при ныне существующем строе нет еще даже "демократии на ее самом начальном этапе", где уж тут рассуждать о "высокой степени демократии". Бао Тун поставил вопрос следующим образом: "То, что мы сейчас имеем, это ни в коем случае не демократия, тем более не "в высокой степени"; нам необходимо опуститься в постановке вопроса до самого дна, до прочной основы, почувствовать почву под ногами и признать, что у нас нет высокоразвитой демократии. Надо признать, что в настоящее время нам нужно создавать демократию хотя бы на самом начальном ее уровне". Именно на основе такого понимания ситуации Бао Тун в то время и предложил следующим образом определить цели политической реформы в Китае: "Строить, создавать систему социалистической демократии". В настоящее время на XV съезде КПК эту цель заменили другой целью, а именно "развивать социалистическую демократию". Это равнозначно ложной предпосылке, будто в Китае уже существует то, что именуют "социалистической демократией". Такая предпосылка неизбежно в сильнейшей степени ослабляет и размах и силу политических реформ.

(У Гогуан свидетельствует, что во второй половине 80-х гг. Чжао Цзыян и его помощник Бао Тун углубили понимание вопроса о политических реформах в КНР. По сути дела, они исходили из того, что при Мао Цзэдуне, да и после него, уже при Дэн Сяопине, в КНР не было никакой демократии и ее строительство нужно было начинать заново, с самого начала. Дэн Сяопин и его последователь Цзян Цзэминь хотели бы, с одной стороны, утверждать, что в КНР давно уже существует "социалистическая демократия", которая нуждается лишь в некотором совершенствовании или развитии; с другой стороны, они понимали необходимость хотя бы некоторых реформ политического характера, могли даже делать шажки в этом направлении, но при условии, что основы сложившегося политического строя останутся без изменений.

Из рассуждений У Гогуана следует, в частности, что XV съезд КПК внешне сделал некий шаг вперед в толковании вопроса о политических реформах, но, по сути дела, нынешние руководители КПК хотели бы сделать шаг назад даже по сравнению с XIII съездом. Или, по крайней мере, не вносить существенных изменений в нынешний политический строй в КНР. - Ю.Г.)

* * *

У Гогуан далее отмечает, что наконец в докладе на XV съезде партии предприняли попытку втиснуть такое понятие, как "демократия", в рамки формулировки об "управлении страной на законодательной основе", при этом сделали упор на тезисе о необходимости "дальше развертывая социалистическую демократию... управлять страной на законодательной основе". Если посмотреть на этот вопрос абстрактно, то такое понимание соотношения демократии и системы законов также можно считать верным. Вопрос, однако, заключается в том, что при ныне существующей в КНР политической системе, когда отошли от двух важных элементов демократии, а именно от системы равновесия властей и от участия народа в управлении государством, такая формула, как "управлять страной на законодательной основе", в сущности, не может быть реализована на практике.

Такое толкование вопроса на XV съезде КПК представляет собой отступление от позиций XIII съезда КПК, касающихся демократии и взаимосвязи демократии и системы законов.

В докладе на XIII съезде КПК "строительство социалистической политической системы" определялось в качестве цели реформы и одновременно с этим систему законов включали в понятие демократии; при толковании системы законов делали упор на том, что необходимо "с помощью реформ добиваться, чтобы система социалистической демократии в нашей стране шаг за шагом продвигалась бы к тому, чтобы ей придавалась форма закона", чтобы ей придавался системный, законодательный и легальный характер.

Если сопоставить этот подход с формулировками XV съезда КПК, а именно с тезисами о том, что следует "и дальше развертывать социалистическую демократию... управлять страной на законодательной основе", то очевидно, что когда речь идет об "управлении страной на законодательной основе" или "на основе законов управлять государством", то имеется в виду неотделимость этого положения от другого тезиса, содержащегося в том же докладе на XV съезде КПК, а именно тезиса о том, что "смысл управления государством по закону состоит в том, что под руководством партии (то есть КПК. - Ю.Г.) широкие народные массы управляют государственными делами".

Причем это видится как "развитие демократии народа". Тогда совершенно очевидно, что доклад на XIII съезде партии явно в большей мере отвечал реальному положению вещей. И коренная причина того, что трудно осуществить управление на основе законов при ныне существующей политической системе или политическом строе в КНР, состоит именно в этом. На основании столь тонкого различия можно сказать, что роль подхода к вопросу о соотношении демократии и системы законов на XV съезде КПК в реальной жизни может оказаться лишь попыткой на основе лозунга об управлении на базе законов смягчить и даже подавить те требования демократизации, которые исходят от самой партии и от общества.

Обобщая, следует отметить, что положения доклада на XV съезде КПК, касающиеся реформы политической системы, ясно показывают, что Компартия Китая, испытывая известное давление и изнутри самой партии, и внутри страны, да и из-за рубежа, уже больше не в состоянии полностью отвергать реформу политической системы, по крайней мере, КПК приняла лозунги о реформе политической системы и о демократии. Если сопоставить это с той политикой, которая до сих пор неизменно осуществлялась КПК после известных событий 1989 г., то налицо явный прогресс. Однако он страдает большой ограниченностью. Дело в том, что, ведя обсуждение вопроса о реформе политической системы, КПК во многом исходит из ложных предпосылок и не видит политической реальности, не оценивает ее должным образом. И когда то тут, то там приходится сталкиваться с реальными проблемами, КПК в большинстве случаев действует пассивно и думает лишь о том, как бы в условиях, когда просто невозможно не говорить о реформе политической системы, все-таки сохранять пресловутую "стабильность". КПК не действует активно и инициативно, не стремится реформировать политическую систему, чтобы на этой основе решать те многочисленные проблемы, которые появляются в настоящее время в процессе социально-экономичес-ких перемен в Китае. Когда же КПК в том или ином случае бывает вынуждена признавать существование неких злоупотреблений и пороков, существующих в реальной действительности, она в большинстве случаев прибегает к пустым лозунгам и ограничивается тем, что выражает решимость что-то предпринять. Ее цель успокоить массы, а не по-настоящему, добираясь до сути проблем, проводить в жизнь изменения и реформы, затрагивающие вопрос о строе, о системе.

Далее У Гогуан рассматривает вопрос о выдвинутом на XV съезде КПК тезисе: "управлять страной на законодательной основе" или "управлять государством на основе законов". Он сопоставляет постановку этого вопроса "в идеале" и реальную действительность. С его точки зрения, если говорить только о формулировках и понятиях, которые были упомянуты в докладе, то здесь имеется прогресс; если же принимать во внимание направленность мышления, то все остается без перемен, по-старому.

В докладе на XV съезде партии пространно излагался вопрос о реформе политической системы, политических структур.

Помимо уже рассмотренных вопросов о том, как это соотносится с повесткой дня или с программой реальных действий, какой язык, какие формулировки применяются в докладе, может возникнуть и следующий вопрос: неужели в докладе на XV съезде не были выдвинуты положения, которые наполнены реальным содержанием?

Это тоже не совсем так. У Гогуан полагает, что в докладе на XV съезде партии были выдвинуты два положения относительно реформы политической системы, которые, по сравнению с другими положениями, имеют реальный смысл, отражают в нынешней ситуации содержательную сторону вопроса о реформах.

Имеются в виду следующие положения: во-первых, был подчеркнут тезис об "управлении страной на законодательной основе" или об "управлении государством на основе законов", было выдвинуто положение о "строительстве социалистического правового государства", "социалистического государства, которым управляют на основе законов"; во-вторых, было дано обещание осуществить систему прямых выборов на уровне "низовых органов государственной власти".

У Гогуан останавливается по отдельности на этих двух моментах.

В документах КПК тезис о "строительстве социалистического государства, которое управлялось бы на основе законов" ? это, так сказать, новая "постановка вопроса". В той части доклада на XV съезде КПК, которая посвящена реформе политической системы, тезис об "управлении государством на основе законов" выпячивается и предстает в качестве программного положения; подробно трактуется смысл и содержание этой формулировки, содержание реформы излагается под общим девизом "дальнейшего развертывания социалистической демократии" или "оздоровления демократии" по пяти (вышеупомянутым) направлениям.

Переходя к вопросам "совершенствования демократического строя" или "строительства социалистического правового государства", создания системы законов, выдвигается также и конкретная цель "к 2010 г. сформировать социалистическую правовую систему с китайской спецификой". Кроме того, необходимо также обратить внимание на то, что такое понятие, обычно применявшееся в КПК, как "система законов" или "правовая система", на сей раз заменено термином "управление на основе законов". Обычно считается, что смысл термина "система законов" сводится к следующему: "управлять с помощью законов, используя законы" (rule by law); а смысл термина "управление на основе законов" ближе к такому толкованию: "верховенство закона", то есть ситуация, когда правит закон (rule of law).

В докладе на XV съезде партии упор делается на "управлении государством на основе законов", на "управлении на основе законов". Прогрессивный смысл такой постановки вопроса и применения таких терминов состоит прежде всего в том, что отражает ситуацию, при которой реформаторы, представителем которых выступает Цяо Ши, потерпев урон с точки зрения утраты своих персональных позиций в руководстве партии и государства, одновременно добились важного продвижения вперед в области политики. Около 1996 г. Цзян Цзэминь выдвинул так называемый тезис, который сформулирован как необходимость "говорить о политике" или утверждение о том, что "следует говорить об управлении (партией и страной, народом. - Ю.Г.) на основе политической позиции, исходя из политических соображений".

Такая постановка вопроса Цзян Цзэминем разительно отличается от позиции Цяо Ши. Это бросается в глаза, если ее сопоставить с выдвинутым Цяо Ши тезисом: "Следует говорить об управлении государством и партией на основе законов". После того как Цзян Цзэминь подвергся сильнейшей критике внутри страны и за рубежом, он постепенно отходит от своей формулировки: "Следует говорить об управлении на основе политической позиции (или политических соображений)". Однако на сей раз, то есть на XV съезде КПК, в своем докладе Цзян Цзэминь сделал поворот и высоким голосом затянул мелодию: "Управлять государством на основе законов" или: "Исходя из законов, действуя на основании законов, управлять государством".

Из этого можно сделать два вывода.

Первый вывод состоит в том, что это можно рассматривать, как уступку Цяо Ши со стороны Цзян Цзэминя в вопросе о политической позиции, о месте и роли политических соображений; уступку, которая была сделана с той целью, чтобы смягчить вынужденный уход Цяо Ши с высоких постов на пенсию и возникшую в этой связи напряженность.

(Представляется необходимым отметить, что непосредственно после XV съезда КПК в центральном книжном магазине Пекина одновременно продавались только два очевидно считавшихся важнейшими документа партии: доклад Цзян Цзэминя на XV съезде КПК и его же речь с призывом "говорить об управлении на основе политических соображений". - Ю.Г.)

* * *

Второй вывод заключается в том, что можно также полагать, что в руководстве КПК в целом углубилось и усилилось понимание и приятие тезиса об "управлении государством на основе законов".

Политический смысл первого вывода состоит в том, что хотя Цзян Цзэминь благодаря этому съезду КПК и укрепил свое положение, однако усиление его позиций вовсе не достигло такой степени, что он может целиком и полностью проводить в жизнь свои важнейшие решения. Второй вывод, безусловно, должно приветствовать.

(Рассуждения У Гогуана дают возможность прикоснуться к борьбе внутри руководства КПК в середине 90-х гг. В то время в руководстве партии выделялись три главных фигуры: генеральный секретарь ЦК КПК, председатель КНР Цзян Цзэминь, глава правительства КНР Ли Пэн, председатель Постоянного комитета ВСНП, то есть глава китайского парламента, Цяо Ши. Цяо Ши был к тому же единственным из остававшихся в руководстве партии людей, которые сочувствовали демократическому движению 1989 г.

Поэтому представляется не случайным, что между Цяо Ши и Цзян Цзэминем появились разногласия именно по проблемам отношения к демократии.

Цяо Ши ухватил самую суть того, что возможно даже при нынешних условиях в КНР, а именно он начал настаивать, пользуясь своим постом главы законодательной власти в КНР, на том, чтобы в стране соблюдались законы, чтобы закон был превыше всего, а это подразумевало, что закон в КНР следовало бы поставить и выше воли какой бы то ни было политической партии, даже КПК, и выше воли любого должностного лица, пусть даже высшего руководителя ЦК КПК.

Цзян Цзэминь продолжал и в середине 90-х гг. повторять положения, доставшиеся в наследство от Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина, которые означали, что командовать всем и вся должны политические соображения, что воля партии, а следовательно, и ее высшего руководителя, выше закона.

На XV съезде КПК Цяо Ши был, очевидно, вынужден уйти из руководства партии и государства. Цзян Цзэминь, напротив, закрепился на всех высших руководящих постах в партии и в государстве, в том числе в вооруженных силах.

Важно, однако, что Цзян Цзэминь был, очевидно, вынужден говорить о намерениях управлять на основе законов. Во всяком случае, это означает, что внутри партии и в стране существует тенденция в пользу верховенства законов. - Ю.Г.)

* * *

Далее У Гогуан подчеркивает: если говорить о взаимоотношениях между реформой политической системы и социально-экономическими переменами в обществе, то усиление управления на основе законов, вне всяких сомнений, является срочной задачей в борьбе против многочисленных злоупотреблений и пороков, против негативных социальных явлений в Китае.

За последние почти двадцать лет рыночные преобразования в Китае достигли той стадии, когда решающее продвижение вперед уже произошло; однако возникло множество хаотичных явлений, правила рынка нельзя назвать здоровыми, а это вызывает заторы (подобные "бутылочному горлу", как говорят в Китае) системного характера на пути развития, сковывает прогресс и в экономике страны, и в обществе. Если есть желание изменить эту ситуацию, тогда нельзя ограничиваться опорой только на естественное развитие самой рыночной системы; одновременно необходимо оздоровить и усовершенствовать управление на основе законов. В докладе на XV съезде КПК Цзян Цзэминь говорит, что "управление государством на основе законов" представляет собой "объективное требование развития социалистической рыночной экономики"; в этих словах Цзян Цзэминя выражена мысль о том, что необходим именно такой взгляд на вещи.

Если же взглянуть на вопрос с точки зрения соотношения политических реформ с социальной стабильностью, то усиление роли законов, управление на их основе, явно способствует политической стабильности. Если путем усиления системы законов прод винутся вперед политические реформы, если начнется правовое строительство, тогда станет возможным избежать социальных потрясений, которые могут быть вызваны процессом демократизации. В настоящее время "стабильность" уже стала для КПК высшей политической целью, в интересах стабильности партия способна даже ставить преграды на пути реформ. Именно это и стало великим препятствием на пути политических реформ в Китае.

Конечно, двинуть вперед дело политических реформ и демократизации ? это вовсе не означает, что можно не обращать внимания на стабильность и порядок. Для КПК "строительство государства, которое управляется на основе законов" вполне естественно представляется более прочным и надежным делом, чем "строительство демократической политической системы". Если же говорить о состоянии сердец и умов в современном китайском обществе в целом, то "строительство государства на основе системы законов" тоже, кажется, пользуется поддержкой относительного большинства людей (по сравнению со "строительством демократической политической системы"). Из этого следует вывод о возможности уменьшения социально-психологического сопротивления продвижению политических реформ.

Поскольку выдвижение в докладе на XV съезде КПК положения о "строительстве управления государством на основе законов" представляется прогрессом, постольку возникает вопрос: существует ли возможность превращения этого, так сказать, прогресса на словах в прогресс по существу, применительно к политическому строю? У Гогуан полагает, что ключ к ответу на сей вопрос состоит в ответе на другой вопрос - возможно ли при политической системе однопартийной диктатуры успешное строительство некоего "государства, управляемого на основе законо в"?

Особенность политической системы в Китае именно в том, что это однопартийная диктатура Коммунистической партии, что власть сконцентрирована в одних руках. В государстве в целом - в руках Компартии Китая, а внутри самой партии - в руках слоя руководителей ЦК и даже - в руках немногих лиц. Дэн Сяопин еще в 1980 г. со всей прямотой и откровенностью указывал на это.

Если сравнивать это положение с политической системой в Англии, то, пожалуй, ЦК КПК можно рассматривать в качестве "трона", а руководителей партии - как "монархов", как своеобразного "коллективного короля". Но ведь даже при той системе, которая существует в Англии, при монархическом строе, тоже можно управлять на основе законов. Так что вопрос заключается всего лишь в том, как построить систему, при которой существовали бы и реальные властные структуры и одновременно были ослаблены и обладали только видимостью власти "трон" и "монархи". Если бы действительно удалось осуществить это, тогда, вероятно, то, о чем говорилось на XV съезде КПК, ? "демократия" и "управление государством на основе законов" стали бы реальностью.

Однако в докладе на XV съезде КПК мы не только не видим никаких попыток выхолостить и ослабить власть КПК, никаких мер, направленных на это. Напротив, мы видим настойчивое требование "усиливать руководящую роль КПК". Система власти, которая порождена XV съездом КПК, демонстрирует, что высший руководитель самолично концентрирует в своих руках власть еще больше. Здравый смысл подсказывает, что при этой политической системе, при такой высокой степени концентрации власти слово "демократия" хорошо звучит и с удовольствием произносится. "Контроль", "надзор" - об этом не умолкают, повторяют эти слова сотни раз. И цель "управления на основе законов" великолепна, но всего этого нет на деле.

Ответ на вопрос, возможно ли в Китае управление на основе законов, кроется во взаимоотношении властей. Оно представляет собой сложное переплетение, при котором одна власть накладывается на другую. До тех пор пока власть какого-либо человека или какой-либо структуры будет выше власти закона (независимо от того, является этот человек всенародно избранным президентом или генеральным секретарем Коммунистической партии, независимо от того, является ли эта система монархической или же правит Политбюро ЦК партии), управление на основе законов реализовать невозможно. И все лозунги типа "управление государством на основе закона", "перед законом все равны" - все это с неизбежностью остается пустыми словесами, мусором и неправдой.

Спрашивается, как же можно добиться, чтобы люди, в руках которых сконцентрирована громадная власть, действительно честно и послушно уважали законы на равных с простолюдинами? Как же добиться такого положения? Конечно, для этого прежде всего нужно ослабить их власть. Надо эту власть раздробить, рассеять, а не создавать свою внутреннюю систему, при которой люди, обладающие властью, формируют в своем кругу "правила", по которым совершаются договоренности между ними. Власть может ограничиваться только властью, и весь вопрос в том, как ее децентрализовать, рассредоточить, как добиться, чтобы и во взаимоотношениях властей решения принимались на основе Конституции и законов.

При демократической системе, при которой ветви власти уравновешены, пусть даже при этом, как в Англии, продолжает существовать монарх, он уже не имеет в своих руках абсолютной власти, превосходящей все и вся, и его роль не может быть выше закона. Только таким образом и может быть осуществлено то, что называют "управлением государством на основе законов". В противном случае, если власть будет централизована, пусть даже это будет всенародно избранный президент, все равно можно будет и нарушать Конституцию, и топтать демократию.

Исходя из такого понимания предмета, У Гогуан полагает, что только мышление и подходы, продемонстрированные по отношению к политической реформе на XIII съезде КПК, позволяют подойти к вопросу о демократизации. Руководствуясь таким ходом мыслей, необходимо на основе разделения власти партии и власти государства, партийной и административной власти, передавать властные функции в низовые органы, ослаблять власть ЦК партии. Усиливая роль Всекитайского Собрания Народных Представителей, профсоюзов и других организаций, необходимо рассредоточить власть, сконцентрированную в руках КПК. Только на такой организационной основе участие людей, народа в управлении страной и может иметь смысл, только тогда авторитет установки на управление на основе законов не будет ущемляться мощной властью компартии.

* * *

Основной порок образа мышления, продемонстрированного на XV съезде КПК, состоит в области политических реформ в отсутствии стремления преобразовать ту конструкцию власти, которая существует в настоящее время. Поэтому политические цели, выдвинутые на XV съезде - такие, как "усиление демократического надзора и контроля", "строгое соблюдение законов", "народ - хозяин в своем доме" и т.п., - все это не может быть осуществлено практически, а потому и осталось на бумаге, кануло в вечность.

В докладе на XV съезде КПК еще раз прозвучали утверждения о том, что "партия должна действовать в рамках Конституции и законов", "перед законом все равны", "ни один человек, ни одна организация не имеет таких особых прав, которые бы ставили их над законом" и т.д. Но все это не более чем повторение старых пустых слов. Если вести отсчет от речи, произнесенной Дэн Сяопином 18 августа 1980 г., такая заезженная шарманка звучит уже почти двадцать лет. Так почему же за такое время все эти великолепные лозунги так и не претворены в жизнь? Только найдя причины этого, выявив главное, найдя ахиллесову пяту и решив именно эту проблему, можно сдвинуть с мертвой точки дело реформы политической системы. Если же приниматься за дело, но не браться за саму систему, за ее конструкцию, за структуру политической власти, не задумываться над вопросом о том, как именно распределяется власть, - то можно ли полагать, что мертвая Конституция и мертвые законы будут способны обуздать живых и обладающих властью людей? Известных всем руководителей, поставивших себя выше законов, и всем известную правящую организацию?

У Гогуан подчеркивает, что он не случайно привел пример с положением в Англии. Дело в том, что в настоящее время КПК делает упор на тезис об "управлении страной на основе законов"; и можно допустить, что власти изучают смысл и содержание "опыта Сянгана", гонконгского опыта. Общеизвестно, что никак не возможно расчленить, отделить одно от другого демократию и управление на основе законов. Однако между ними существует очевидное и ясное различие. Многолетний расцвет и стабильность Гонконга показывает важность и активный смысл управления на основе законов. Политический строй в Сянгане в период управления Англией - это классический пример того, как управляют на основе закона, но при этом отсутствует демократия. Спрашивается, сумеет ли Китай заимствовать старую политическую систему, которая существовала в Сянгане?

Если не принять главного: воля закона выше воли властей, - то опыт Сянгана не перейдет на китайскую почву, не пустит там корни и не принесет цветов. В эпоху Дэн Сяопина КПК пыталась изучать опыт Сянгана, Сингапура, намеревалась вводить соответствующие правила и уважать законы. Однако каждый раз, когда правила и законы приходили хотя бы в малейшее столкновение с волей весьма небольшого числа руководителей, мы становились свидетелями победы воли этих руководителей и поражения и правил и законов.

Возьмем в качестве примера всего только увольнение руководителей на пенсию, их уход на заслуженный отдых. Исключение или вывод из состава постоянного комитета Политбюро ЦК КПК Цяо Ши и других людей на XV съезде КПК показывает, что после ухода Дэн Сяопина в КПК попытались ввести в действие некий порядок, своего рода правовые нормы при замещении постов высших руководителей. И это происходит не в первый раз. Еще в самом начале эпохи Дэн Сяопина, когда уходил на пенсию маршал Е Цзяньин, находившийся в преклонном возрасте, КПК показала пример такого шага. Однако после того как Е Цзяньин ушел на пенсию, власть Дэн Сяопина несравнимо укрепилась и усилилась по сравнению с тем, что было до этого. Иными словами, Дэн Сяопин сам пошел против уже установленного порядка, которому подчинился Е Цзяньин, уйдя при жизни с высокого поста председателя Постоянного комитета ВСНП. Дэн Сяопин вместе с Чэнь Юнем, Ли Сяньнянем и другими старейшими революционерами разрушили прежние правила, после чего медлили и никак не желали уходить из руководящей верхушки. Даже официально уходя с постов, они все равно фактически оставляли за собой право принимать окончательные решения по важнейшим вопросам. Таким образом, нарушение важного правила ухода на пенсию престарелых руководителей привело к тому, что в эпоху Дэн Сяопина политика высшего слоя руководителей была до крайности нестабильной, а общество и государство заплатили за это огромную цену.

В настоящее время, после ухода Цяо Ши на пенсию, положение Цзян Цзэминя еще больше упрочилось, а концентрация власти стала даже большей, чем при Дэн Сяопине. В связи с этим возникает вопрос: обладает ли КПК способностью снова создать правило, которое было бы выше воли руководителя?

У Гогуан полагает, что решения по кадровым вопросам, персональные назначения, произведенные на XV съезде КПК, с одной стороны, демонстрируют некоторый прогресс. Но с другой стороны, произошла концентрация власти в руках одного руководителя. Из этого следует, что оставляется очень большое "пространство" - "лазейка" для того, чтобы самый высокий руководитель мог нарушать правила.

Такая же тенденция продемонстрирована в вопросе о политической реформе. С одной стороны, на XV съезде делается упор на тезисе "управлять государством следует в опоре на законы", и с точки зрения осознания проблемы имеет место прогресс. Однако с другой стороны, не принимаются никакие меры, предполагающие перемены и реформы, направленные на изменение ныне существующей системы власти. А потому вывод может быть только один: при нынешней системе диктатуры одной партии, при диктатуре КПК, совершенно невозможно осуществить на практике "управление государством на основе законов".

* * *

У Гогуан переходит далее к рассмотрению вопроса о прямых выборах в низовые органы власти в КНР. При этом он принимает во внимание опыт Тайваня и рассматривает реальное положение дел в континентальном Китае.

Во время XV съезда КПК, как и до съезда, да и после его окончания, появлялись сообщения о том, что правители КНР (т.е. КПК) готовятся в ближайшие несколько лет ввести прямые выборы. До сих пор эти сообщения так еще и не получили подтверждения. В докладе на XV съезде КПК ясно указывалось, что "в низовых органах власти и низовых организациях самоуправления, действующих в городе и деревне, необходимо укреплять демократическую избирательную систему". Когда речь идет о так называемых низовых органах власти в городе и в деревне, то обычно имеются в виду органы власти на уровне деревень, волостей и поселков, а также на уровне уличных комитетов в городах. Это не относится к органам власти сельских уездов и городских районов. В докладе также не было с полной ясностью указано, что речь идет именно о прямых выборах. Тем не менее некоторые сообщения свидетельствуют о том, что власти КНР действительно намерены провести прямые выборы на уровне поселковых и уличных органов власти.

В прошлом в органы власти на уровне поселков и уличных комитетов в континентальном Китае тоже проводились "выборы". Однако это были, во-первых, не прямые выборы, и, во-вторых, отсутствовала система конкуренции. После того как XIII съезд КПК ввел систему выборов одного руководителя из нескольких кандидатов, на различных уровнях началась некоторая конкуренция между кандидатами при "выборах". На XV съезде КПК было в еще большей степени, чем раньше, подчеркнуто, что в органах власти на низовом уровне будет "оздоровляться демократия", будут "укреплять демократическую избирательную систему". И казалось, что должны быть введены прямые выборы.

Однако вплоть до настоящего времени в континентальном Китае демократические выборы происходили только в сельской местности, в деревнях. Это не уровень низовых органов власти, ибо в деревнях избирают лишь органы самоуправления крестьян. Такие выборы начали проводить с середины 1980-х гг. При этом постепенно увеличивались элементы демократии. И это привлекало к себе пристальное внимание людей. Хотя все еще ведутся дискуссии относительно точности (результатов выборов. - Ю.Г.) и высказываются сомнения относительно того, как оценивать их характер и значение, смысл этих выборов определился. Факты показывают, что выбор, который делали избиратели в деревнях Китая, уже начинает оказывать влияние по существу и в большой степени воздействовать на поведение тех, кого избирают. При этом формируется то, что именуется "взаимозависимостью между избирателями и кандидатами" ("electorial connection", зависимость кандидата от избирателей, взаимосвязь кандидатов и избирателей). В документах, в которых идет речь о проблеме демократизации, эти отношения повсеместно считают основным фактором демократии. Этого не могло быть в прошлом при коммунистическом строе.

Так почему же тогда при ясно выраженном авторитарном характере власти в сельских районах могла возникнуть частично демократическая практика? Этот вопрос вызвал повсеместно широкий живой интерес. Ученые высказывают по этому поводу различные мнения.

Одна точка зрения состоит в том, что все дело в роли отдельных руководителей. Например, Пэн Чжэнь, который ранее занимал пост председателя Постоянного комитета ВСНП, сыграл очень большую роль в деле выборов в деревнях. Но тут возникает вопрос о том, почему это именно Пэн Чжэнь, который всегда считался самым закоренелым консерватором в КПК, смог поступить таким образом? Если исходить при ответе на этот вопрос только из его личных настроений, особенностей его психики и его пристрастий, то такое разъяснение представляется совершенно недостаточным. Некоторые ученые, проведя углубленные исследования вопроса о различных пластах системы, обнаружили, что выборы в деревнях имели такой результат, как "взаимное усиление власти - и государства и общества". Поэтому-то проведение прямых выборов в органы самоуправления деревень оказало очень большую помощь процессу легализации и усиления власти компартии в низовом слое в деревне.

Есть и такие ученые, которые подчеркивают, что эта самая "частичная демократизация" опирается на такую составляющую власти, как авторитет сельских старейшин. Например, У Гогуан утверждает, что его собственные исследования показывают: в Китае при коммунистической системе существуют два важных различия между деревней и городом, которые носят системный характер или затрагивают вопрос о строе или о системе.

Первое различие между городом и деревней состоит в том, что в деревне существует "институциональное притяжение (institutional relativeness)", которого нет в городе. Второе различие между городом и деревней состоит в том, что в городе существует "институциональное отторжение (institutional exclusiveness)".

Первое побуждает крестьян принимать участие в выборах в органы сельского самоуправления на низовом уровне, потому что те, кого выдвинут и посадят на руководящий пост в деревне, получат выгоды. Эти выборы тесно связаны с их интересами, непосредственно затрагивают материальные интересы крестьян данной деревни. А второе означает, что общественно-политическая деятельность и реальная жизнь в деревне отделены одна от другой. Поэтому выборы в деревне, в отличие от города, не повлияют на реальные трудности жизни и на сельское производство. Эти особенности означают, что в деревне уже возможна основа для первоначальной демократизации.

В настоящее время руководство КПК, естественно, еще не может согласиться на проведение настоящих демократических выборов на уровне уезда и выше. Тем более нечего и говорить, что в Китае немедленно будут проводиться всеобщие выборы по всей стране. Когда нет соответствующих условий, пусть даже и будут проведены всеобщие выборы, останется под большим вопросом, демократия ли это.

И все же если бы от выборов в деревнях сделали шаг вперед, если бы перешли к выборам в поселковые органы власти в сельской местности и в уличные комитеты в городах, то это стало бы важным шагом политических реформ в Китае. Остается вопрос: возможно ли при проведении прямых выборов на уровне поселков в деревне и на уровне улиц в городах появление такого практического результата, как "частичная демократизация", как это произошло в деревнях? Вызовет ли это более широкий резонанс?

Опыт политического развития на Тайване показывает, что низовые и местные выборы сыграли на самом деле очень важную роль в деле демократизации. Нельзя исключить, что на XV съезде КПК вопрос о проведении демократических выборов в низовые органы власти был поставлен в связи с тем, что происходит на Тайване, и с учетом опыта Тайваня. После того как партия Гоминьдан Китая на Тайване осуществила демократизацию, она упрочила свое руководящее положение. Что же касается КПК, которая в настоящее время сталкивается с давлением, и оно вынуждает ее проводить демократизацию (причем партия чувствует, что это давление будет нарастать), то весьма возможно, что эти обстоятельства уже вынуждают руководство КНР к определенным действиям. Не будет ли сделан выбор, который представляется партийному руководству выгодным, отвечающим его собственным интересам? Судя по всему, КПК в настоящее время как раз обдумывает своего рода политическую тактику, при которой начинают с выборов на низовом уровне и усиливают благодаря им свою легитимность и свой реальный политический вес.

Такой план приспособления к обстановке, к новым условиям может даже стать путеводным компасом в грядущих переменах. В докладе на XV съезде КПК смутно, но все же говорилось о выборах на низовом уровне; думается, что за этим тезисом стояло именно такое понимание ситуации.

В дискуссиях по вопросу о тактике демократизации в Китае У Гогуан придерживается мнения, что реальнее всего начать с выборов на низовом, на местном уровне. Он также полагает, что не нужно видеть в слишком розовом свете вопрос о демократизации в случае прямых выборов в комитеты самоуправления в деревне и в уличные комитеты в городе. Не следует питать чрезмерных надежд на них. У Гогуан указывает на три причины такого осторожного подхода к этому вопросу.

Первая причина: особенности существующей в КНР политической системы делают совершенно необязательным, чтобы в короткие сроки выборы стали подлинно демократическими. Их значение будет ограниченным. Дело в том, что в городах государство осуществляет социально-политический контроль главным образом через свои органы власти, а "власти на улицах" весьма мало влияют на жизнь и быт городских жителей. И это не побуждает городское население участвовать в политической жизни на этом низовом уровне. И поэтому в значительной степени уменьшает значение демократизации выборов в уличные комитеты для страны и ее населения в целом.

В деревнях же, органы власти в волостях и уездах, являющиеся низовыми органами государственной власти, обладают очень большими правами. Они имеют возможности непосредственно вмешиваться в жизнь крестьян. Смысл осуществления демократических выборов на этом уровне, конечно же, гораздо больше, чем в городах. В каждой волости обычно насчитывается больше десяти или даже несколько десятков деревень. При нынешнем уровне развития экономики связи между деревнями нельзя назвать прочными; в общем и целом не существует общественной жизни на уровне волости. Поэтому выборы в волостные и уездные органы власти легко становятся орудием манипуляции со стороны правительства. Совершенно необязательно, чтобы при таких выборах возникла настоящая "соревновательность", конкуренция между кандидатами, чтобы они стремились выразить волю своих избирателей. И только в очень небольшом числе районов, там, где промышленность в волостях и уездах относительно развита (вероятно, это одна пятидесятая часть волостей и уездов страны), только там возможно формировать общественную жизнь. Причем эта общественная жизнь, если говорить о ее значении для крестьян, должна быть важным для них делом. Только в том случае, если избиратели будут вступать между собой в какие-то связи, станут каким-то образом организовываться и активно участвовать в выборах, - только тогда выборы обретут демократический смысл. Если же выборы трудно "наполнить реальным содержанием", сделать "настоящими", тогда формально прямые выборы в органы власти на уровне волости и уезда могут - точно так же, как самые разнообразные другие выборы в сегодняшней КНР, - не содержать в себе подлинного смысла.

Вторая причина: в условиях ныне существующей политической структуры, являющейся авторитарной, пусть даже выборы на уровне волостей и уездов когда-то и смогут превратиться в подлинные выборы, - но сам процесс выборов может стать крайне сложным и запутанным, будет испытывать на себе воздействие местных политических группировок. Если взглянуть на политическое развитие Тайваня, то из него следует, что эти местные политические группировки вплоть до настоящего времени представляют собой негативный фактор в процессе демократизации. Размеры Китая настолько велики, что если там, как на Тайване, сформируются такого рода местные политические группировки и фракции, то вполне вероятно, что их воздействие будет даже большим, чем на Тайване, а это также может оказывать довольно большое негативное воздействие на демократизацию.

И третья причина. Демократические выборы в низовые органы власти вовсе не обязательно способны быстро разрешить множество не терпящих отлагательства проблем, возникающих в процессе системных изменений в экономике и в социальной жизни Китая. Здесь дело обстоит не так, как на Тайване. Когда на Тайване проводились выборы в местные органы власти, там не существовало проблем перехода к рынку. А континентальный Китай сегодня стоит перед множеством проблем, порожденных процессами маркетизации. Отсутствие соответствующих политических реформ отрицательно сказывается на возможности решать эти проблемы. Они все больше запутываются.

Если путем еще больших по масштабам политических реформ окажется невозможным смягчить эти противоречия, тогда конфликты, наслаиваясь один на другой, в определенный момент могут привести к взрыву и породить социальные беспорядки и смуту.

(Здесь представляются важными рассуждения У Гогуана о различии между ситуацией в городах и в деревнях в настоящее время.

Исчезновение народных коммун в китайской деревне имело много последствий. В частности, усилилась дробность сельского населения. Отдельные китайские крестьяне, или, по крайней мере, их семьи, или даже целые деревни снова стали своеобразными "отдельными песчинками" в общем котле китайского песка. Исчезли такие скреплявшие их механизмы, как административное управление народных коммун и даже, в весьма существенной части, партийные организации на низовом уровне в сельских районах КНР. Собственно говоря, за последние два десятилетия складывается новая ситуация, все особенности и последствия которой еще не полностью выявились. Во всяком случае, каждый глава семьи в китайской деревне стал более самостоятелен. Зависимость от главы семьи или от главы клана усилилась. Окрепли связи между членами одного или нескольких кланов. Подспудно существует и укрепляется система старейшин семейных кланов. На практике дело обернулось таким образом, что в уезде и в волости по-прежнему власть находится в руках чиновников партийно-государственного аппарата, а на уровне сельского самоуправления, то есть в естественных деревнях в особенности, власть зачастую переходит в руки старейшин семейных кланов (У Гогуан называет их местными политическими группировками). Пока вся эта среда находится во взвешенном или раздробленном состоянии. Отсюда понятен ход мыслей бывшего председателя Постоянного комитета ВСНП Пэн Чжэня, который предложил допустить выборы руководителей сельских органов самоуправления. По сути дела, Пэн Чжэнь в рамках политической системы был вынужден допустить то, что ранее было сделано руководством КПК?КНР по отношению к движению крестьян за выход из народных коммун и за переход на семейный подряд, распределение земли по семейным наделам. Пэн Чжэнь, допуская выборы в органы сельского самоуправления, практически лишь легализировал ту систему, которая фактически уже складывалась и существовала в сельских районах Китая. Когда же власти КНР согласились на такие выборы, тогда действительно на некоторое время создалось впечатление, что крестьяне все больше поддерживают власть.

Однако в связи со сложностью ситуации в деревне, одним из проявлений которой и стала система старейшин (закрепленная теперь выборами), можно ожидать развития новых неожиданных процессов.

В городе положение иное. Там по-прежнему КПК сохраняет политический контроль на основе "приписки" каждого горожанина к месту работы, к той или иной организации. Поэтому там иная ситуация с органами самоуправления или уличными комитетами, которые, по сути дела, как-то организуют жизнь только пенсионеров.

В целом, вполне очевидно, что требование выборов и в деревне и в городе существует. В любом случае давление в пользу развития некоторых демократических тенденций будет нарастать. При этом вполне реальным представляется и появление на всех уровнях местных политических элит, где, может быть, и не найдется места для чиновников, которые ныне занимают руководящие посты в органах власти различных ступеней. - Ю.Г.)

* * *

Исходя из изложенного, У Гогуан полагает, что выборы низовых органов власти и выборы на местах не следует организовывать по шаблону, в едином или в общем порядке. Напротив, необходимы соответствующие каждой данной ситуации меры, благодаря которым оказывалось бы возможным ограничивать вероятное возникновение местных политических группировок и других негативных явлений. Можно указать на два главных фактора, которые обусловливают их развитие. А именно относительно независимую, справедливую судебную систему и общественное мнение, которое будет иметь возможность для свободного выражения. К сожалению, при авторитарной системе более всего недостает как раз именно этих двух факторов. При таких обстоятельствах в ходе местных выборов, если они когда-то и будут проведены, трудно будет избежать возникновения такой же ситуации, что и на Тайване.

Возникает вопрос, а возможно ли, по крайней мере на местах, осуществить такие меры реформаторского характера, которые позволили бы органам правосудия быть независимыми от учреждений КПК? Существует ли возможность, по крайней мере на уровне уезда, осуществить такие перемены, такие реформы, которые позволили бы средствам массовой информации действовать самостоятельно, без санкции партийно-государственных учреждений?

Такого рода меры реформаторского характера никак не могут создать угрозу или поставить под угрозу политическую стабильность в стране в целом; напротив, они могли бы усилить на местах законность, гласность, политическую прозрачность. И только путем политических реформ возможно на низовом уровне разрешить многочисленные вопросы, в частности проблемы разложения и коррупции, возникающие в процессе перехода системного характера в социально-экономической области в Китае. Поэтому У Гогуан призывает власти КПК при обдумывании вопроса о проведении прямых выборов на уровне волостей и уездов, прежде всего на уровне уездов, дать зеленый свет средствам массовой информации, предоставить независимость судам, провести сопутствующие политические реформы и таким образом проложить широкий путь, на котором возможно движение вперед дела демократизации в Китае в период системных перемен.

В заключение У Гогуан делает выводы и высказывает некоторые дополнительные соображения.

Он отмечает, что на XV съезде КПК было укреплено положение Цзян Цзэминя, была стабилизирована ныне существующая система руководства; одновременно этот съезд также продемонстрировал, что КПК будет продолжать твердо придерживаться линии Дэн Сяопина, будет продвигать дальше дело реформ и открытости. И то и другое воплотило в себе преемственность и в области политической системы, и в области политики, которую проводит партия; упор при этом был сделан на том, чтобы "не допускать перемен" - не разрешать изменений. Представляется, что КПК готовится продолжать движение согласно линии, определенной Дэн Сяопином и существующей уже более двадцати лет. Важная особенность линии Дэн Сяопина состоит в том, что при либерализации в сфере экономики одновременно усиливается политический контроль. Хотя говорят и о политической реформе, однако в области политики более всего обеспокоены сохранением стабильности, а не преобразованиями и реформами. В 1989 г., когда люди вышли на улицы Пекина и потребовали свободы информации, политической демократии, Дэн Сяопин пошел в противоположном направлении и весьма сильно отступил от политических реформ - от политики XIII съезда КПК.

Дэн Сяопин применил тогда насильственные методы, грубую силу, и таким был его ответ сторонникам демократии. Можно сказать, что линия Дэн Сяопина ? это именно и есть стремление "пытаться продвигаться вперед, идти по дороге на одной ноге". Именно так он действовал в области реформ, когда предлагал "скакать на одной ноге", то есть заниматься исключительно экономикой. И в этой области уже ускакали очень далеко, а вот в том, что касается "другой ноги", то есть в сфере политики, все еще стоят на прежнем месте.

Итак, "одна нога" ускакала очень далеко, это экономика, а "другая нога", то есть политика, все еще стоит на прежнем месте. На XV съезде КПК "знамя" Дэн Сяопина было провозглашено "душой" всего дела партии. Это было сделано с той целью, чтобы упрочить положение Цзян Цзэминя в качестве преемника Дэн Сяопина, а также для того, чтобы снять сомнения, высказывавшиеся и существовавшие и в Китае, и за его рубежами, относительно того, куда пойдет Китай после смерти Дэн Сяопина. Когда теорию Дэн Сяопина ставят в один ряд с марксизмом, идеями Мао Цзэдуна, тогда стремятся найти идеологические основания, стремятся оправдать капиталистическую линию, которую проводит правительство в Китае. На этой основе XV съезд КПК побуждает в дальнейшем к тому, чтобы протягивать еще и еще дальше ту самую "ногу", то есть экономическую реформу, которую Дэн Сяопин и так вытянул очень далеко.

И когда настанет такой день, когда Китай осуществит и завершит преобразование системы акционирования государственных предприятий, тогда, пожалуй, очень трудно будет обнаружить, что еще осталась хоть какая-нибудь разница между экономикой Китая и так называемой капиталистической экономикой. Однако на материке Китая другая "нога", то есть политические реформы, по-прежнему остается очень короткой. Хотя в докладе на XV съезде КПК и говорилось, причем довольно пространно, о политической реформе и то и дело подчеркивались такие понятия, как "демократия" и "управление на основе законов", "правление закона", однако, спрашивается, как возможно в условиях однопартийной диктатуры, высокой концентрации власти осуществить и демократию и правление закона? На эти вопросы XV съезд не дал никакого ответа.

Усиливать правление закона ? это в настоящее время действительно настоятельная потребность для Китая. В процессе рыночной трансформации возникли многочисленные неупорядоченные явления, и во всех случаях можно все причины их появления свести к недостаточности правления закона. XV съезд КПК увидел эту проблему, сделал упор на тезисе об "управлении государством на основе закона"; это благоприятное развитие событий. Однако главное препятствие на пути к тому, чтобы в Китае управляли на основе закона, заключается в том, что воля КПК и ее руководителей ставится выше воли закона. Как изменить такое положение? На сей счет XV съезд КПК также не предложил никаких реальных мер.

Выборы на уровне деревень ? это единственные, заслуживающие внимания перемены системного характера, имеющие отношение к строю и системе, которые были осуществлены в сфере политического управления Китаем за прошедшие восемь лет. Представляется, что КПК также намерена продвинуться дальше, проведя такие выборы на уровне волостей и уездов. Замысел тут состоит в том, чтобы обеспечить политическую легитимность КПК на низовом уровне; постепенно перевести ее в категорию "демократии". Такой шаг встретится с многочисленными трудностями; весьма вероятно, что в ситуации, когда избиратели вовсе не горят желанием принимать участие в таких выборах, они превратятся в пустую реформу - это будут фиктивные выборы. Как бы там ни было, писал У Гогуан, если весной 1998 г. пост председателя Постоянного комитета ВСНП займет Ли Пэн, известный своей консервативностью, тогда возникают сомнения: не потеряет ли идея выборов в низовые органы власти даже тот импульс, который придавал ей ранее ВСНП?

(Ли Пэн действительно занял пост председателя Постоянного комитета ВСНП весной 1998 г. Остается ждать ответа на вопрос, поставленный У Гогуаном. - Ю.Г.)

* * *

В отличие от XIV съезда КПК, ее XV съезд, кажется, начал выходить из мрачной тени событий 4 июня 1989 г. Однако метод, с помощью которого выходят из этой тени, это попытка загнать эту тень в темные углы памяти людей. Ведь политические реформы или хотя бы перемены, та самая "другая нога", столь коротки именно по той важной причине, что "нога" напоролась на известную "мину" на площади Тяньаньмэнь в 1989 г. Прежний генеральный секретарь ЦК КПК Чжао Цзыян в день открытия XV съезда КПК обратился с письмом, в котором предложил дать заново оценку событиям 4 июня 1989 г. Он верно увидел единственный путь, на котором можно рассеять мрачную тень тех событий. И только так политическая реформа в Китае может "пойти вперед большими шагами". Однако этот голос легко заглушили.

То, что на протяжении более двадцати лет с успехом вели политику, результатом которой был экономический расцвет, при том что существовал политический контроль, приводит очень многих людей (не только руководителей КПК) к тому, что они уже как бы свыклись с укоренившейся тенденцией "скакать по дороге на одной ноге". А вот взять да и пойти вперед "обеими ногами" - это им представляется чем-то непривычным и ненадежным.

Можно сказать, что серьезным вызовом нынешней политической власти в континентальном Китае является вопрос о том, продолжать ли рассматривать "ногу" политических реформ только в качестве своего рода украшения, как нечто хлопотное и беспокоящее, или же постепенно приноровиться к движению "на двух ногах".

Итоги XV съезда КПК свидетельствуют о том, что, с одной стороны, власти КПК?КНР рассматривают политические реформы и "демократию", "управление на основе законов" как своего рода побрякушки, как украшения, которые предназначены в обмен на сочувствие со стороны народных масс и на ослабление маячащего перед глазами стремления к политическим реформам. С другой же стороны, они на самом деле полагают политические реформы, демократию и "управление на основе законов" чем-то тягостным, беспокоящим их. И применяют многообразные методы для того, чтобы ограничить все эти "неприятности".

При таких обстоятельствах весьма трудно ожидать, чтобы в ближайшие годы в Китае началась существенная реформа политической системы.

ЛЮ БИНЬЯНЬ И ПЕРРИ ЛИНК

О КНИГЕ ХЭ ЦИНЛЯНЬ "ЗАПАДНЯ ДЛЯ КИТАЯ"

В октябре 1997 г. в Гонконге, а в январе 1998 г. в Пекине в продаже появилась книга Хэ Цинлянь "Западня для Китая". Общий тираж ее легальных и пиратских изданий приблизился к полумиллиону экземпляров. Книга стала явлением, ее автор знаменитостью.

Это научный труд, в котором анализируются последствия двух десятилетий "реформ" в КНР. При этом, с одной стороны, вскрывается суть процессов, происходящих в экономике страны, а с другой - внимание привлекается к тому, как курс, проводящийся Дэн Сяопином и его последователями, сказывается на духовности и состоянии нравственности и морали населения в континентальном Китае.

Один из самых известных современных китайских писателей Лю Биньянь, вынужденный жить вдали от родины, и его молодой коллега Перри Линк опубликовали рецензию на книгу Хэ Цинлянь, которая дает полное представление об отношении и автора книги и рецензентов к нынешнему состоянию дел в КНР. Представляется необходимым привести здесь текст рецензии и примечания к ней.

1

Хорошие новости из Китая в эпоху Дэн Сяопина по большей части касались экономического положения. Имел место экономический рост в среднем на 10% ежегодно с 1981 по 1991 гг. и на 12% в дальнейшем, вплоть до 1995 г. Средний доход каждого человека более чем утроился в 1980-х гг. и снова удвоился в первой половине 1990-х гг. [11]. Кое-кто на Западе был просто ослеплен этими показателями. Журнал "Экономист" в ноябре 1992 г. расценивал их как "одно из величайших улучшений в благосостоянии человечества где бы то ни было и когда бы то ни было" [12], а журнал "Бизнес уик" шесть месяцев спустя заговорил о "поразительных изменениях... охвативших всю эту гигантскую нацию" [13]. Иностранные корпорации торопились, стремясь участвовать в этом китайском буме, в массовом порядке и рекордными темпами вкладывали свои капиталы. Уровень запасов иностранной валюты в Китае стремительно пошел вверх.

* * *

В то же время, на протяжении все тех же двух десятилетий, а особенно в 1990-х гг., было много плохих новостей. Люди умирали, отравившись недоброкачественными спиртными напитками; лжеудобрения губили урожай; расширялся незаконный рынок наркотиков; увеличивалось число предприятий с потогонной системой труда; расцветала продажа девушек в качестве якобы "жен" и мальчиков в качестве якобы "приемных сыновей". Коррупция становилась безудержной. Загрязнение окружающей среды приобретало серьезный характер и стремительно росло. Государственные предприятия становились банкротами; рабочие, которым не платили зарплату, бастовали. Банки завязли в трясине безнадежных долгов. Разрыв между богатством и бедностью становился все шире. В 1997 и 1998 гг. рост доходов, которые приходились в среднем на каждого человека, резко уменьшился, а для значительной части городского и сельского бедного населения стали уменьшаться доходы [14].

В эпоху Дэн Сяопина никто не занимался систематическим анализом того, как соотносились между собой две стороны состояния экономики Китая. Сам режим и его адепты выдвигали аргумент, состоявший в том, что до тех пор, пока развитие экономики идет вперед, все остальные проблемы в конечном счете будут решаться как бы сами собой. В США многие отцы делового мира, которым вторила администрация Клинтона, утверждали, что усиление и развитие коммерческих связей Запада с КНР приводит не только к росту благосостояния в этой стране, но и к прогрессу в сфере демократии. Скептики, однако, возражали, говоря, что экономический рост сам по себе совсем не обязательно имеет своим результатом излечение от социальных недугов или ведет к демократии.

* * *

"Западня для Китая" ? это первое систематизированное исследование социальных последствий экономического бума в Китае. Оно столь мощно подтверждает мнение скептиков, что это побуждает нас заново размышлять о том, что же такое эти самые "реформы" в Китае. В своей книге, опубликованной в начале 1998 г. в Пекине, Хэ Цинлянь, специалист в области экономики, обучавшаяся в Фуданьском университете в Шанхае, показывает, как реформы Дэн Сяопина в период между 1979 и 1997 гг. действительно вырвали Китай из удушающих оков сельских коммун и городских производственных ячеек эпохи Мао Цзэдуна. Однако она приводит аргументы, свидетельствующие, что результатом было вовсе не "гражданское общество" и даже не рыночная экономика в обычном смысле этого слова, а чрезвычайно странный образ жизни, который китайцы вряд ли могли себе вообразить, когда они впервые бросились в море реформ.

Хэ Цинлянь вспоминает в связи с этим известную китайскую притчу, герой которой по имени Е Гун славился своей любовью к дракону, любил рисовать дракона и просто млел от счастья, глядя на его изображение. Но однажды встретился с настоящим драконом и содрогнулся от ужаса.

* * *

Первый рывок в процессе роста экономики Китая явился результатом высвобождения крестьян из тисков системы народных коммун, которое началось в 1970-х гг. Помимо того что крестьяне увеличили производство сельскохозяйственных продуктов и стали сбывать их на рынке с гораздо большей прибылью, чем это было при системе государственного планирования, они создали "сельские (или поселковые) промышленные предприятия", которые быстро добились успехов в производстве товаров легкой и пищевой промышленности - например, соевого соуса, лапши и т.п., одежды.

К концу 1980-х гг. развитие экономики села замедлилось, а кое-где даже сократилось. Это произошло потому, что немедленные выгоды, возникшие в результате либерализации сельскохозяйственного производства, не могли быть вечными, а также потому, что многие сельские (или поселковые) предприятия стали жертвами вымогательств, хищений и чрезмерного налогового бремени, исходящих от чиновников на местах. В конце 1980-х и в начале 1990-х гг. "блуждающее или находящееся в свободном плавании" население численностью в 120 миллионов крестьян хлынуло в города Китая в поисках работы.

* * *

Бум в 1990-х гг. имел место главным образом в городах КНР. Хэ Цинлянь пишет, что городские "реформы" с самого начала были равнозначны процессу, в ходе которого власть имущие и их прихлебатели расхищали и грабили общественные богатства. Главным объектом и главной целью такого грабежа была та государственная собственность, которая представляла собой аккумулированный труд и пот народа, не покладавшего рук в течение сорока лет. А главным орудием грабежа была политическая власть.

* * *

Хэ Цинлянь показывает, каким именно образом это "разграбление" процесс исключительно перераспределения, но не производства общественного продукта - приводило к быстрому росту среднего дохода городских жителей. Она демонстрирует, как даже вновь произведенное общественное достояние появляется не только в результате усилий и их экономической эффективности, но и двух дополнительных факторов. Первый из них - это получение Китаем крупных инвестиций из-за рубежа; в середине 1990-х гг. их сумма составляла 30?40 млрд. долларов ежегодно, то есть равнялась пятой части всех капиталовложений в Китае. Второй же фактор - это поддержка государственными банками КНР государственных предприятий "чрезвычайными займами", которые никогда не возвращаются. (А деньги на эти цели были изъяты из личных сбережений граждан.)

На начало 1997 г. почти половина средств с личных счетов (2 триллиона юаней, или 240 млрд. долларов) были потеряны именно таким путем. В силу того, что средства массовой информации в КНР находятся под контролем государства, очень немногие вкладчики знали об этих событиях. Кроме того, городам предоставляли субсидии за счет деревни, так как многие вкладчики это сельские жители.

* * *

Вопреки широко распространенному мнению об относительной эффективности частного "рынка" в Китае (или той части экономики КНР, которая представляет собой городское частное предпринимательство и рыночную экономику), китайские государственные предприятия, хотя они никогда и не были особенно эффективными, все же доминируют, если сравнивать их с экономикой села [15]. Вся металлургическая промышленность, цементная промышленность, вообще тяжелая промышленность, да и все средства массовой информации, включая телекоммуникации, все это в соответствии с законом должно принадлежать государству [16]. За весьма редкими исключениями только государственные предприятия получают займы из банков КНР (которые, в свою очередь, являются исключительно государственными) и только государственные предприятия могут иметь допуск к конвертируемой валюте. И, несмотря на это, доля государственного сектора в экономике постоянно сокращается. Двадцать лет тому назад в экономике страны был только государственный сектор, а сегодня он производит лишь около 30% валового национального продукта (ВНП). А 70% ВНП, которые падают на "негосударственный сектор", включают в себя все сельские и поселковые предприятия и все сельскохозяйственное производство, которые в общей сложности дают 60% ВНП. Вопреки впечатлению, которое создают средства массовой информации на Западе, только 10% ВНП производят городские частные предприятия.

* * *

Государственный сектор в экономике доминирует также в расчетах китайского руководства, которые обычно по сути своей носят политический характер. Стабильность нынешнего режима в Китае зависит от того, удастся ли предотвратить беспорядки в городах, особенно в Пекине, Шанхае и других крупных городах. Крестьяне могут протестовать (и на самом деле протестовали в 1990-х гг. гораздо больше, чем об этом обычно сообщали средства массовой информации на Западе), но эти акции не так потрясают режим, как демонстрации или забастовки в городах страны.

Кто же те городские жители, которых необходимо ублажать властям? 85% из них так или иначе работают на государство. В том числе рабочие государственных предприятий составляют от 45% до 47% всей рабочей силы в городах; еще примерно 18% трудятся в правительственных учреждениях; от 20% до 22% работают либо на финансируемых правительством "городских коллективных предприятиях", которые были созданы в конце 1950-х гг. (работа там требует интенсивного труда, например при склеивании картонных ящиков), либо (в самое последнее время) на приносящих доход предприятиях "третьей сферы экономики", то есть на предприятиях обслуживания и в магазинах розничной торговли. По сути дела, речь идет о предприятиях, которые так или иначе связаны с государством и существуют в рамках более крупных государственных компаний. Доходы последних, как мы увидим, могут разворовываться, или с этих доходов могут снимать сливки их служащие в частном порядке.

А 15% городского населения, работающие в частном секторе, по- явились в начале 1980-х гг., когда власти разрешили создавать "индивидуальные предприятия", где работал один человек, например чинил велосипеды или портняжничал. В середине 1980-х гг. законом было разрешено целым семьям открывать малые предприятия, например ресторанчики, и нанимать не более семи работников. В соответствии с законодательством КНР, сегодня считаются незаконными частные предприятия, где работают более семи наемных работников, однако это законоположение, как, впрочем, и гарантия свободы слова и некоторые другие, на практике игнорируются, никто их не соблюдает. В конце 1980-х гг. и в 1990-х гг. предприятия с иностранным капиталом, имеющие государственную лицензию, например "Макдоналдс", и смешанные предприятия с иностранным и китайским капиталом (например, завод в Пекине по производству джипов "Чероки") могли использовать наемных работников, а позднее то же самое смогли делать и китайские предприятия. В то же время очень немногие частные предприятия в КНР настолько выросли, что смогли конкурировать с государственными.

* * *

Частные предприятия обложены гораздо более тяжелыми налогами, чем государственные предприятия. Многие из них разорились (до одной трети за последние два года), в то время как иные (включая и завод по производству джипов) едва выживают. И все же достаточное число таких предприятий преуспели и вписали значительные экономические достижения в историю частного сектора. На таких предприятиях занято всего 3% населения, но они производят около 10% ВНП. Наиболее прибыльными являются китайские, иностранные и "совместные" предприятия, которые используют дешевый труд и производят обувь, игрушки и другие потребительские товары на экспорт.

* * *

Большая часть книги Хэ Цинлянь посвящена описанию того, каким образом экономика Китая оказалась в том положении, в котором она находится в настоящее время, пройдя через то, что Дэн Сяопин называл "реформами" и что сама Хэ Цинлянь именует "приданием политической власти рыночного характера", или "маркетизацией власти". За первое десятилетие реформ - с 1979 по 1989 гг. чиновники из КПК обогатились главным образом благодаря манипулированию общественными фондами и распределением квот на поставки, так как и то и другое находилось под их контролем. В указанный период в КНР существовала система двойных цен на сырье и на промышленную продукцию одни контролируемые, цены для государственных предприятий в рамках плановой экономики, и другие, гораздо более высокие - на рынке для "негосударственных" предприятий: частных, совместных и иностранных, а также для сельских и поселковых промышленных предприятий. Используя то, что в народе называют чиновничьим "беспределом", эти самые чиновники организовывали приобретение сырья или промышленной продукции по фиксированным ценам, а затем "прокручивали" все это таким образом, чтобы получить огромную незаконную выгоду, продавая сырье и продукцию на рынке в частные руки.

Общественный протест против упомянутого "беспредела" имел некоторый эффект в конце 1980-х гг., по крайней мере до подавления выступлений на площади Тяньаньмэнь в Пекине в 1989 г. За три года после событий 1989 г. память о жестокости властей и провисание экономики обусловили становление режима, чреватого возникновением нестабильности. Во время известной "поездки на юг страны", состоявшейся в 1992 г., Дэн Сяопин пустился в весьма рискованное предприятие, фактически пообещав стране, что угроза нестабильности исчезнет после его призыва ко всем и каждому - заняться предпринимательством и богатеть "даже еще более смело", чем в 1980-х гг., и даже "еще быстрее".

Его призыв, в сущности, побудил каждого чиновника, каждое правительственное учреждение и каждую социальную группу или организацию в КНР броситься "вниз головой в морские волны" и попытаться "делать деньги", обогатиться. Это делали самыми разными способами, сулившими наибольшую выгоду. Хэ Цинлянь показывает, что обычно при этом имели место эксплуатация или незаконные методы.

* * *

Общественные фонды были использованы при спекуляциях с недвижимостью или основным капиталом, включая иностранный основной капитал. Если же капиталовложения приносили прибыль, то те, кто на этом спекулировал, прибирали эту выгоду к рукам; если же это выгоды не приносило, они списывали потери за государственный счет. В "сфере обслуживания" друзья или дети влиятельных персон из руководящих партийных и государственных учреждений брали в свои руки контроль за наиболее продуктивными звеньями государственной экономики (например, рынки сбыта в розничной торговле продукцией швейных фабрик). Прибыли оказывались в руках таких предпринимателей, а убытки, если до этого доходило дело, списывались за счет соответствующих государственных предприятий.

В совместных предприятиях с иностранцами или с зарубежными китайцами партнеры из КНР могли обеспечить использование в интересах бизнеса собственности и заполучить материалы и лицензии по ценам, которые были значительно ниже реальных цен; в обмен на это иностранные партнеры размещали депозиты своих китайских партнеров за рубежами КНР на личных счетах. Такого рода маневр приносил дополнительную прибыль, ибо позволял партнеру из КНР вывозить капитал, что считается незаконным в Пекине. Согласно подсчетам Хэ Цинлянь, в 1980-х гг. отток капитала на частные счета за рубежами КНР составил почти половину общей суммы иностранных капиталовложений в континентальный Китай; после 1992 г. отток капитала сравнялся с притоком капитала.

Хэ Цинлянь также показывает, что безумное расхищение государственных ресурсов в 1990-х гг. в несколько раз превышало тот ущерб, который был нанесен "беспределом" чиновников госучреждений в 1980-х гг. В 1980-х гг. в КНР появились лишь первые миллионеры, а всего за один-два года после 1992 г. значительное число власть имущих китайцев сосредоточили в своих руках десятки или даже сотни миллионов юаней. Дэн Сяопин открыл новое громадное поле для спекуляций, и, отмечает Хэ Цинлянь, правящая элита в Китае "поднялась громадной волной, которая дробила государственную собственность". Реальная стоимость государственных предприятий в КНР постоянно уменьшалась, и вполне вероятно, что в 1998 или в 1999 гг. совокупная стоимость этих предприятий близка к нулю.

* * *

Адвокаты нынешней политики в КНР приводят в защиту своей позиции тот аргумент, что такая цена реформ ? суть неизбежный результат демонтажа неэффективной государственной системы. Они утверждают, что Китай не имеет выбора и ему остается лишь через силу глотать неудобоваримые вещи и страдать от боли до тех пор, пока идут реформы. Однако при такого рода анализе игнорируют те пути, на которых реформы сами по себе питают коррупцию. Глава из книги Хэ Цинлянь, названная "Государственные предприятия: узкое горло реформ", показывает, как гибкость, которой наделены управляющие государственными предприятиями, во многих случаях не стимулировала эффективную работу в рыночных условиях. Наоборот, они жертвовали эффективностью в погоне за своими эгоистическими интересами и в интересах тех высокопоставленных чиновников, которые покрывают их действия. Исходя из анализа, проведенного Хэ Цинлянь, "золотое правило" коррумпированного управляющего государственным предприятием состоит в том, чтобы поддерживать отношения полной лояльности и доверия с тем, кто стоит выше него по положению. В дополнение к открыто даваемым взяткам и возвращению части гонорара или других выплат коррупционер может ублажать своего патрона, принимая на работу его друзей или родственников, предлагая ему пользоваться автомашинами, предоставляя ему товары "для использования", а также многими другими способами.

Когда же управляющий имеет возможность опираться на лояльное отношение чиновника, занимающего высокий пост, для него не остается ничего невозможного. Тогда уже никто на данном государственном предприятии не может противиться решениям управляющего о распределении ресурсов, и управляющий начинает действовать безнаказанно. Такой управляющий становится, по меткому определению Хэ Цинлянь, "полусобственником" или "полувладельцем" предприятия в том весьма специфическом смысле этого слова, что он обладает всей властью хозяина, владельца, но в то же время остается свободным от какой бы то ни было ответственности. Хэ Цинлянь доказывает, что в настоящее время в Китае на самом деле имеется не настоящий рынок, а лишь его "имитация", "симуляция рынка", где "подлинная конкуренция" носит "политический характер" и где "власть имущие решают вопросы о размещении ресурсов, но не чувствуют себя обязанными заботиться об их эффективном использовании".

Опоздания с выплатой заработной платы, частичная выплата зарплаты или ее невыплата стали обычным явлением для государственных рабочих и служащих всех отраслей хозяйства, включая чиновников государственных учреждений и учителей. Весной 1998 г. численность временно отстраненных от работы или временно уволенных работников государственных предприятий достигла по меньшей мере 12 миллионов. И дело идет к тому, что на очереди увольнение еще 10 миллионов человек. Из одного городка в провинции Гуанси сообщают, что там имеют возможность выплачивать увольняемым только 2% зарплаты. За последние несколько лет демонстрации, "итальянские забастовки" и просто забастовки стали обычным и распространенным явлением. Государство реагирует на них там, где это возможно, запрещениями или поддерживает государственные предприятия с помощью чрезвычайных займов через банковскую систему.

Поскольку государственные предприятия обычно не имеют возможности возвратить такого рода займы, эти суммы остаются на счетах - зачтенными или даже неакцептированными "мертвыми" долгами. Банки в КНР объявляют о наличии таких долгов далеко не всегда; поэтому составить представление об их полной сумме трудно. Официальная цифра - 20% "неработающих" займов; подлинная цифра, однако, может достигать и 40% и 60%. (Весной 1998 г. государственные банки в провинции Гуандун объявили о существовании мертвых долгов на сумму в 200 млрд. юаней; однако ревизоры, присланные из Пекина, обнаружили, что реальная цифра в четыре раза превышает названную банками.) По международным стандартам банки КНР находятся в глубоком кризисе и являются банкротами [17].

Несмотря на финансовый кризис в стране, чиновники, стремящиеся использовать обстоятельства в личных целях, ухитрились промотать в 1990-х гг. по крайней мере 500 млрд. юаней, то есть около 60 млн. долларов, пустив их на спекуляции, главным образом с недвижимостью. Эти деньги были выкачаны из государственных фондов, предназначенных для закупок зерна государством, на нужды образования и на устранение ущерба от стихийных бедствий; причем эти суммы были также пополнены из фондов, созданных за счет займов с непомерной процентной ставкой. Начиная с 1992 г. спекуляции с землей привели к тому, что цены на жилье в главных городах КНР взметнулись до уровня развитых стран. По стандартам Мирового банка, стоимость жилья для семьи должна составлять сумму, равную 3?6 годовым доходам этой семьи [18]. В КНР же эти цены колеблются в размерах от 10 до 30 годовых доходов семьи. В настоящее время 70% новых зданий, стоимость которых составляет 100 млрд. юаней (12 млн. долларов), пустуют. Из-за того, что это строительство финансировали государственные банки, которые слишком широко трактовали свои полномочия, правительство не разрешает снижать цены на продажу жилья и на аренду помещений в этих зданиях.

Люди, живущие в относительно более современных городах Китая и имеющие увеличивающиеся доходы, в последнее время стали тратить меньше денег на такие вещи, как телевизоры и магнитофоны. Дело в том, что помимо оплаты жилья им приходится нести расходы на медицинское обслуживание, на обучение детей, а также на другие нужды, бремя которых ранее брало на себя государство. Такого рода изменения семейного бюджета в сочетании с сокращением покупательной способности крестьян и занятых на государственных предприятиях городских рабочих создали серьезную проблему - затоваривание предметами широкого потребления. На складах государства ныне лежат невостребованные товары на общую сумму в 3 триллиона юаней (360 млрд. долларов). Это тяжелое бремя, которое заставляет снижать отпускные цены. И тем не менее для государства нет легкого выхода из этого положения: снижение цен на товары приводит лишь к дальнейшему росту долгов государственных предприятий, причем все это сопровождается сокращением производства, что в свою очередь вызывает новые увольнения.

* * *

Весной 1998 г. правительство КНР публично заявляло, что китайский юань никогда не будет девальвирован; иностранные наблюдатели подчеркивали, что КНР вышла из финансового кризиса в Азии в прекрасном состоянии. Однако кажущаяся прочность юаня в меньшей степени покоится на экономической мощи страны (экспорт из КНР замедлился), чем на действии законов, запрещающих покупку и продажу свободно конвертируемой валюты. Для рядовых китайцев валютные операции являются незаконными (и в этом их отличие от положения рядовых индонезийцев или южных корейцев), и они лишены возможности переводить свои китайские юани в свободно конвертируемую валюту. Поэтому ситуацию, при которой юань "бежит из страны", создают вовсе не рядовые китайцы. Капиталы также не могут вывозиться без разрешения правительства. Стабильность китайской денежной единицы, а по сути дела, стабильность самого политического режима в КНР, по мнению некоторых китайских же экономистов, зависит именно от этих запретительных законоположений, навязанных стране решениями властей. Но даже при всем этом экономическое давление в пользу девальвации юаня возрастает с каждым днем, и имеются признаки того, что правительство КНР окажется не в состоянии держать слово, которое оно давало еще недавно.

Грядущие поколения китайцев должны будут платить еще и по другому, еще большему счету за долг, который вызвал экономический бум. Речь идет об ущербе, нанесенном окружающей среде. Хэ Цинлянь не останавливается на этом вопросе детально, однако другие ученые занимаются этим вопросом [19]. Загрязнение воздуха в городах КНР превышает соответствующие показатели в США в 5?10 раз; и это при том, что новые промышленные предприятия в погоне за максимальной прибылью отказываются от установки оборудования для контроля за загрязнением воздуха. В Северном Китае, где дождей выпадает мало, забор воды для нужд сельского хозяйства и промышленности иссушает реки и небольшие водоемы. За шесть лет с начала 1990-х гг. река Хуанхэ, вторая по протяженности река Китая, испытывала недостаток воды на протяжении 333 дней. В 1950-х гг. грунтовые воды в Пекине находились на глубине 16 футов под поверхностью земли; сегодня эти грунтовые воды ушли на глубину более 150 футов...

* * *

Китай кормит свое самое многочисленное в мире население, обладая всего 7% мировых пахотных земель; но он ежегодно теряет 0,5% своих пахотных земель в результате эрозии, строительства домов и дорог, а также вследствие наступления пустынь. В настоящее время у Китая остались всего две трети тех пахотных земель, которые он имел сорок лет тому назад, и это при росте численности населения в 2,3 раза. По оценкам специалистов, совокупный продукт, производящийся в сельском хозяйстве КНР, ежегодно сокращается на 15% из-за потерь, вызванных ущербом, который наносится окружающей среде, и это не считая потерь, которые не могут быть измерены в денежных суммах. Чжэн И, находящийся в изгнании китайский писатель, который завершает исследование вопроса об окружающей среде и об отношении к ней в КНР [20], подсчитал, что экономическая активность в континентальном Китае ежегодно наносит такой ущерб окружающей среде, восполнение которого требует по крайней мере восьми триллионов юаней, а эта сумма превышает годовой ВНП Китая.

Этот ущерб был усилен наводнением 1998 г. Река Янцзы время от времени выходит из берегов, так случалось в истории Китая. Однако наводнение 1998 г. было "рекордным" и представляло собой возмездие природы за десятилетия издевательств, за пренебрежение окружающей средой, за опустошение и разорение природы. Начиная с маоцзэдуновского "великого скачка" 1958?1959 гг., богатейшие природные леса Китая в провинциях Сычуань и Юньнань - в верховьях реки Янцзы - вырубались, согласно установке Мао Цзэдуна "больше, быстрее, лучше и дешевле". С 1958 г. площадь этих лесов сократилась на 45?70%. В масштабах всего Китая почти третья часть верхнего слоя почвы была смыта в океан. Небольшие гати и дамбы разрушались из-за отвратительного качества работ, что в свою очередь было результатом коррупции, а в последние годы также из-за того, что правительство вкладывало средства, выделенные на нужды ирригации, прежде всего в гигантский спорный проект строительства плотины в районе Трех ущелий.

Более 300 млн. человек так или иначе пострадали от наводнения 1998 г. Погибли десятки тысяч людей (власти признают лишь цифру в три с лишним тысячи человек). Ранее правительство справлялось с наводнениями, взрывая небольшие запруды и дамбы и намеренно затопляя частично сельские районы, чтобы защитить города. Сельским жителям не оставалось ничего иного, как только приносить себя в жертву. Однако в 1998 г. были признаки восстаний в сельской местности. На 31 июля 1998 г. наводнение на реке Янцзы вызвало сто тридцать случаев бунтов, сопровождавшихся насилием: правительственные учреждения подвергались нападениям, их захватывали, происходили грабежи государственных товарных складов, совершались поджоги автомашин и зданий; все это происходило в четырех провинциях: Аньхой, Цзянси, Хубэй и Хунань. В долгосрочном плане наводнение, очевидно, будет иметь своим следствием нехватку зерна, дальнейшее увеличение миграции крестьян в города, которые и так переполнены, а в деревне - рост стремления к вооруженным акциям - чтобы отомстить городам, властям и преуспевающим богатым китайцам.

Великое наводнение усилило социальную напряженность в КНР едва ли не во всех областях и в огромной степени сократило ресурсы, с помощью которых правительство справлялось и с такого рода напряженностью, и с экономическим кризисом.

* * *

Хэ Цинлянь приводит аргументы, доказывая, что социальное неравенство, так же как и коррупция, возросло в 1980-х гг. и прогрессировало драматическим образом после 1992 г. Между 1992 и 1995 гг., когда беспрецедентными темпами происходил рост экономики Китая, возрастало также число районов страны, которые сами власти относили к числу "бедных уездов". Между 1987 и 1994 гг. средний доход на человека в провинциях Аньхой, Гуйчжоу, Нинся и Синьцзян снизился. (К 1994 г. разрыв между богатыми и бедными в КНР был больше, чем в США. В том году богатые, составлявшие 20% населения США, владели 44,3% национального богатства, в то время как в КНР богатые, составлявшие одну пятую часть населения, владели 50,2% национального богатства; бедные, которые составляли одну пятую часть населения в США, владели 4,6% национального богатства, а в КНР - 4,3% [21].) Городское население (не включая в него 120 миллионов мигрантов из сельской местности) составляет в КНР одну пятую часть; оно производит две пятых национального богатства и потребляет три пятых этого богатства. Сельское население (включая мигрантов и жителей небольших городков) составляет четыре пятых населения, производит три пятых и потребляет две пятых национального богатства...

* * *

Кое-кто полагает, что при любом переходе от плановой к рыночной экономике коррупция и социальное неравенство необходимы или даже полезны. Хэ Цинлянь подтверждает, что, когда общество и экономика теряют все свои положительные качества, находясь во власти политического террора, как это и было в последние годы при Мао Цзэдуне, неофициальная продажа привилегий действительно может быть частью расшатывания системы. Она, однако, приводит аргументы в пользу мнения о том, что Китай давно прошел этот этап и что эффект коррупции в 1980-х и 1990-х гг. нанес огромный ущерб экономике. Согласно ее подсчетам, в последние годы общественная собственность на сумму около 130 млн. юаней ежегодно переводилась для использования в целях частных лиц. Хэ Цинлянь также подсчитала, что лишь 30 млн. юаней из указанной суммы были вложены в экономику в качестве частного капитала. Остальные 100 млн. были потрачены на взятки, развлечения и услуги, которые было необходимо давать и оказывать, чтобы перевести деньги из одной сферы в другую, прикрывая эти махинации различными способами. Таким образом, коррупция вряд ли ведет к эффективности.

Тот аргумент, что социальное неравенство оказывает благотворное воздействие в период перехода, отмечен печатью личного благословения Дэн Сяопина с самого начала реформ. Дэн Сяопин полагал, что общее богатство будет прирастать в ситуации, когда существует (и поощряется) неравенство, и что доходы, которые будут при этом получены, "просочатся" в нижние слои общества. Хэ Цинлянь не приемлет ни одного из этих утверждений. Если действительно правда, что аккумулирование капитала необходимо для того, чтобы запустить в ход частные предприятия, то столь же очевидно, показывает Хэ Цинлянь, что система привилегий в большей степени способствует развитию неформальных отношений, чем эффективности экономики. И она опровергает теорию "просачивания" доходов в широкие слои населения абсолютно неопровержимыми свидетельствами растущего социального неравенства.

Когда реформы начались, многие интеллектуалы в КНР питали надежды на то, что экономический рост приведет к эрозии, или размыванию, власти и авторитета Коммунистической партии Китая и к перераспределению власти в соответствии с законами, что настанет "царство закона". Двадцать лет спустя, как полагает Хэ Цинлянь, КПК действительно утратила часть своей политической власти, но не в пользу граждан, а отдала ее в руки класса новых грабителей-баронов (или олигархов), класса, который в настоящее время ассоциирует себя с КПК или полагает себя ее союзником - в общей с ней оппозиции к царству закона.

* * *

Читатели в КНР с энтузиазмом встретили книгу Хэ Цинлянь. Когда в январе 1998 г. появилось ее первое издание тиражом в 100 тыс. экземпляров, оно было раскуплено менее чем за две недели. После этого появились пять различных пиратских изданий, и таким образом в обращение попали еще 330 тыс. экземпляров книги. Такое чрезвычайное внимание к ней едва ли можно отнести к качеству изложения, перегруженного статистическими данными и специальными терминами. Скорее это является откликом на то, что автор без устали демонстрирует правду, которая подавляется в КНР и состоит в том, что стратегия в годы правления Дэн Сяопина - быстрые экономические изменения и отказ от каких бы то ни было политических перемен - была громадной ошибкой. Простейшие признаки этой ошибки проявляются в области экономики; корни же ее носят политический характер.

* * *

Почти четвертая часть книги Хэ Цинлянь посвящена тому воздействию, которое оказывает безудержная погоня за деньгами на общественную мораль. Хэ Цинлянь прежде всего обнаруживает "невероятное возмущение в обществе социальной несправедливостью"; об этом свидетельствуют широко распространенные и весьма популярные в КНР меткие выражения, крылатые слова и т.п. Например, людям приходится по душе мнение старого рабочего государственного предприятия:

Вот я вкалывал всю мою жизнь на эту Партию.

А теперь, когда я на пенсии, у меня нет ничего.

Они же говорят мне: пусть тебя кормят твои дети.

А детей моих, одного за другим, выбрасывают с работы.

Хэ Цинлянь утверждает, что, согласно ее наблюдениям, "люди по большей части жалуются не на социальное неравенство само по себе, но осуждают подлые методы, которыми достигается богатство". Когда рядовой гражданин КНР слышит истории о грязи наверху, в высшем руководстве, у него возникает такое чувство, что нет никакого смысла, что просто глупо придерживаться в своем поведении каких-либо моральных принципов. С точки зрения Хэ Цинлянь, если что-либо и "просачивается" сверху, оттуда, где делаются деньги и приобретается богатство, вниз, к рядовым людям, то только цинизм и стремление не брать на себя ответственность, ни за что не отвечать. Многое из того хлама, который человеку предлагают в магазинах как товары широкого потребления, произведено на государственных предприятиях. И если правительство способно обманывать крестьян, предлагая им покупать недоброкачественные семена или такие же удобрения, то у кого поднимется рука, чтобы сделать осуждающий жест в адрес обычных людей, когда они впрыскивают красную краску в арбузы или утяжеляют мясной фарш с помощью воды? Вот еще одна широко распространенная песенка, лукаво озаглавленная: "Краткая история товарищеских чувств":

В 50-х мы народу помогали,

В 60-х мы его критиковали,

В 70-х мы его обманывали,

В 80-х мы друг на друге катались,

В 90-х мы "убиваем" любого встречного и поперечного.

В данном случае слово "убивать" имеет смысл "сдирать шкуру" и в прямом и в переносном смысле. В КНР это слово сейчас весьма распространено. Немногие за рубежами КНР способны ощутить, насколько обычным в КНР стало отношение к другому человеку по принципу "драть шкуру" и сама практика такого поведения. Вполне вероятно, что ни в одном другом обществе (и государстве) сегодня честность и добросовестность в экономической области, в деловых отношениях не скомпрометированы до такой степени, как это произошло в КНР.

Договоры и контракты не выполняются, долги игнорируются. Это имеет место и в отношениях между людьми, и в отношениях между предприятиями; отдельные личности и целые семьи - да что там, иной раз целые города сколачивают состояния на пирамидах, на финансовых схемах, предполагающих обман.

Хэ Цинлянь рассматривает ситуацию в целом как беспрецедентную, не имеющую аналогов в прошлом. Она пишет: "Борьба за деньги, как за высшую ценность, никогда еще не достигала такой степени и силы, чтобы в ходе этой конкуренции откладывались в сторону все правила морали, все нравственные принципы". Хэ Цинлянь делает вывод о том, что крушение этики, морали, а не экономический рост представляет собой самое драматическое изменение в Китае в эпоху Дэн Сяопина. Вызов, перед которым оказался сегодня Китай, это не просто "выживание" (а именно это нынешнее правительство КНР выдвигает в качестве самого основного из прав человека), а поиски ответа на вопрос: "Как избежать жизни в условиях, при которых нет никаких моральных ценностей".

Хэ Цинлянь не питает особых надежд на решение этой проблемы.

В ее книге много говорится о теневой экономике в КНР, включая такие темы, как переброска наркотиков, контрабанда, торговля людьми, действия фальшивомонетчиков, проституция и порнография; при этом показаны пути слияния всего этого с легальной экономикой. В некоторых сельских районах КНР главари теневого мира либо берут в свои руки политическую власть, либо вступают в сговор, в преступный союз с чиновниками коммунистического режима, чтобы "создавать власть, которая обращается с крестьянами как с рабами". При этом Хэ Цинлянь приходит к выводу, что движения в направлении гражданского общества, где царствует закон, больше нет. Скорее китайцы стоят перед перспективой сползания к "мафиозной модели".

* * *

Хэ Цинлянь не оставляет никаких сомнений в том, что для очень многих представителей коммунистической элиты цель и "вся соль" экономических реформ имеет очень мало общего с идеальными представлениями о гражданском обществе. Напротив, всё крутится вокруг мыслей о личном обогащении и "плавном перетекании" из привилегированного положения в одной экономической системе в такое же положение - уже в другой. Коммунистическая партия Китая на протяжении семидесяти семи лет своего существования претерпела громадные перемены: из партизан в горах провинции Шэньси члены КПК превращались в бюрократов-управленцев; от лозунга "оказания сопротивления Японии" они переходили к лозунгу "сопротивления Америке" и "противостояния с Советами"; от лозунга "борьбы против эгоизма" (в конце 1960-х гг.) к лозунгу "обогащение ? дело славы и доблести" (в начале 1980-х гг.). И при всем этом верхушка партии, по сути дела одна и та же несменяемая партийная элита, оставалась у власти, доминировала в обществе.

Эта замечательная команда при любом повороте событий оставалась на самом верху.

2

Хэ Цинлянь родилась в 1956 г. в провинции Хунань. Она принадлежит к тому поколению молодежи Китая, которое было сформировано "культурной революцией" Мао Цзэдуна. В 1966 г. школа, в которой училась Хэ Цинлянь, была закрыта, как и все остальные школы, чтобы учащиеся могли принять участие в "революции". В возрасте двенадцати лет Хэ Цинлянь была потрясена, увидев трупы людей, которые плыли по реке в ее родных местах. Когда ей исполнилось семнадцать лет, она пошла работать на строительство железной дороги в захолустной западной части провинции Хунань. Там она обрела друзей, идеализм которых в социальных вопросах становился тем сильнее, чем больше они разочаровывались в Мао Цзэдуне. Подавляющая часть книг была запрещена во время "культурной революции"; в то же время немало литературных произведений циркулировали тайком, передаваясь из рук в руки. Хэ Цинлянь и ее друзья стали последователями русского литературного критика и социального мыслителя Виссариона Григорьевича Белинского (1811?1848), который, в частности, полагал, что России следует прильнуть к источнику интеллекта в Европе. В послесловии к своей книге Хэ Цинлянь пишет, что она обязана друзьям тех лет "своим главным взглядом на жизнь, а в равной степени и чувством моральной ответственности, которое я сохранила на всю жизнь".

Вэй Цзиншэн, Сюй Вэньли, Чжэн И (известные китайские инакомыслящие. Ю.Г.) и многие другие, принадлежащие к тому же поколению, также могут рассматриваться в качестве примеров, иллюстрирующих тот парадокс, что именно дезориентирующий в моральном отношении поход, объявленный и осуществленный Мао Цзэдуном, его "культурная революция" имели такие благотворные последствия для Китая, которые Мао Цзэдун никак не мог себе и представить [22].

* * *

Когда после смерти Мао Цзэдуна начались изменения, Хэ Цинлянь стала изучать историю в Хунаньском университете в городе Чанша с 1978 г., а в 1985 г. она начала писать работу по экономике - готовить диплом в Фуданьском университете. В 1988 г. она отправилась в город Шэньчжэнь, центр экономического бума того времени, расположенный севернее Сянгана, где Хэ Цинлянь работала репортером в газете.

Ее раздражали такие объявления в газете, как: "Наша компания срочно нуждается в высококвалифицированных сотрудниках... Мы предпочитаем людей с хорошими связями в правительственных учреждениях..." И вскоре Хэ Цинлянь начала собирать материал для своей книги.

* * *

Попутно Хэ Цинлянь комментирует в своей книге вопрос о том, что собой представляют экономисты из экономических учреждений в нынешнем Китае. Она находит, что в этой области преобладают либо те, кто занимается "подхалимажем", то есть снабжает, так сказать, научным фундаментом, обосновывает любимые идеи политиков, либо те, кто совершенствуется в "искусстве убивать драконов"; так в Китае называют людей, которые проявляют большое профессиональное мастерство - при том что их "продукция" приносит мало пользы. Она обращается также к "чистой" экономике; имея в виду, что в Китае заимствуют идеи и опыт Запада, но при этом предпочитают не замечать, обходить все то, что затрагивает проблему столкновения политики и морали с вопросами экономики.

В своем предисловии к книге Хэ Цинлянь профессор истории Шанхайского университета Чжу Сюецинь пишет: "В Китае всегда, с момента внедрения плановой экономики в 1950-х гг., каждая ниша экономической жизни была пропитана политикой. И такое положение не может измениться просто потому, что объявлены "реформы". Что же означает в этом контексте намерение изучать "чисто" экономические проблемы? Рассуждать о реформах и при этом игнорировать политическое содержание структуры экономики в Китае означает ткать новое платье короля".

* * *

Закончив работу над рукописью своей книги в августе 1996 г., Хэ Цинлянь отослала ее в девять издательств в различных районах Китая. Рукопись произвела на редакторов большое впечатление, но никто из них не осмелился взять на себя риск публикации такой книги. В конечном счете Хэ Цинлянь договорилась о выпуске книги в Сянгане, понимая, что распространение ее в КНР будет ограничено.

После того как книга была издана, у Хэ Цинлянь нашелся союзник: Лю Цзи, вице-президент Академии общественных наук Китая в Пекине, прочитав книгу, обсуждал ее с автором в течение пяти часов и поддержал издание книги в Пекине. Книга была издана в январе 1988 г. в издательстве "Цзинь жи Чжунго" ("Китай сегодня") в почти полном виде, хотя некоторые наиболее острые высказывания Хэ Цинлянь и оба предисловия (включая и предисловие Чжу Сюециня, которое процитировано выше) были опущены. Было изменено и название: вместо прежнего "Западня для Китая" появился эвфемизм: "Западня модернизации".

Издание книги в КНР повлекло за собой и появление рецензий на нее в печати и интервью с Хэ Цинлянь в прессе КНР. Она использовала внезапно возникшую известность для того, чтобы продвигать свои идеи. В недавно опубликованной статье Хэ Цинлянь отмечает, что в 1998 г. исполняется сто лет со времени реформ 1898 г., которые имели своей целью спасение умирающей Цинской династии. Она определяет пять главных проблем, которые тянули Китай вспять в конце прошлого века, а именно: огромное население; стагнация сельскохозяйственного производства; социальное неравенство; коррупция; низкие стандарты в сфере образования. При этом Хэ Цинлянь полагает, что все эти пять проблем в настоящее время столь же серьезны для Китая, как и сто лет тому назад [23].

Упор, который Хэ Цинлянь делает на этом сравнении, - не ее каприз. К годовщинам в Китае относятся серьезно, а в настоящее время имеет место некое "сосредоточение годовщин", и оно сообщает некий импульс общественной жизни. В 1999 г. исполнилось 80 лет движения 4 мая 1919 г., своеобразного китайского "Просвещения"; 50 лет с момента основания Китайской Народной Республики; 20 лет "эры реформ" и 10 лет со времени бойни в Пекине. Китайцы склонны во время таких годовщин "все проинвентаризировать заново", подводить итоги. 50-летие КНР, например, поведет к сравнению между коммунистами и националистами, которых коммунисты в свое время заменили. Коррупция националистов в конце 1940-х гг. была отвратительна, однако многие говорят, что сейчас она еще хуже. Проблемы, связанные с социальным неравенством и преступностью, которые в 1950-х гг., в годы революции, были устранены, теперь вернулись. В КНР популярна песенка с таким словами:

Вот уж сорок с лишним годков

Мы все больше и больше потеем.

А где же мы оказались?

Мы сделали круг и вернулись туда,

Где и были до Освобождения.

И если теперь заново задуматься

Над вопросом о том, что же такое

Была тогда эта самая великая революция,

То возникает другой вопрос:

Кому же она в конце-то концов

Пошла на пользу?

Ежегодно, начиная с 4 июня 1989 г., полиция предпринимает меры, чтобы не допустить акции в память о бойне на площади Тяньаньмэнь в Пекине. И десятая годовщина события заставила обе стороны задуматься и подвести итоги. Не так давно власти в Пекине имели дело с сотой годовщиной Пекинского университета - вечного источника демократической мысли в Китае. Годовщина эта была отмечена властями таким образом, чтобы задушить всякую возможность открытых дискуссий; были проведены тщательно отрегулированные официальные церемонии, включая поездку председателя КНР в университетский городок и жестко регламентированные танцы разряженных детей на площади Тяньаньмэнь.

* * *

Как же такая явно критическая работа, как монография Хэ Цинлянь, могла появиться и быть издана при столь мнительных властях, как в КНР? Конечно, делу помогла поддержка со стороны такого важного официального лица, как Лю Цзи; содействовало в равной степени и то, что на протяжении последних двадцати лет экономисты имели сравнительно больше свободы для выражения своих мнений, чем ученые в каких-либо иных областях науки, потому что с точки зрения властей эти ученые и специалисты способны внести существенный вклад в дело модернизации страны. Тем более примечательно, что книга Хэ Цинлянь была опубликована в начале 1998 г., когда правительство проявляло большую терпимость к комментариям критического характера, чем в предыдущем году. В декабре 1997 г. премьер Ли Пэн, один из руководителей Китая, обладающих наибольшей властью, похвалил телевизионную программу "Фокус", в которой иной раз на всеобщее обозрение выставляли ошибки властей, особенно в провинции, на местах. В марте 1998 г. Ли Пэн также призвал к "критике проблем и коррупции в партии"; в то же время председатель Верховного суда КНР Сяо Ян отдал распоряжение провести расследование коррупции в самой системе органов правосудия. Вместе с отменой части ограничений на издание литературы это было, вероятно, проявлением своего рода скоординированной политики.

Весной 1998 г. в китаеязычной прессе в Сянгане и на Тайване появилось довольно много спекуляций с предположениями о том, что все это не более чем специально разыгранный спектакль, демонстрация либерализации, предназначенная для того, чтобы ввести в заблуждение и обмануть президента США Клинтона, который готовился совершить поездку в КНР в конце июня. Однако такое разъяснение никак не применимо в случае, когда Ли Пэн разрешил смелую телевизионную программу или в связи с появлением такой книги, как работа Хэ Цинлянь.

Это больше похоже на то, что руководители в Пекине чувствуют необходимость успокоить население страны. В ситуации, когда процесс увольнений с работы набирает темп, а в то же время в обществе распространяется мнение о том, что богатые становятся все богаче благодаря коррупции, на высших руководителей со все большей силой давит мысль о необходимости отделить себя от такого рода тенденций. За годы, которые прошли после смерти Мао Цзэдуна, контроль за высказываниями "в частном порядке" ослаб до такой степени, что лидеры КПК не могут более подавлять широко распространившиеся в стране неформальные жалобы на ситуацию. Тысячи сардонических весьма популярных высказываний и фраз, которые передаются из уст в уста неведомыми путями, проясняют ситуацию. Когда Ли Пэн восхваляет телепрограмму "Фокус", он, по всей вероятности, поступает так потому, что признает: и он сам, и другие члены группы высших руководителей оказываются в лучшем положении в тех случаях, когда выступают публично как бы с позиций некоторой поддержки тех, кто критикует положение в стране.

* * *

Можно и еще кое-что добавить к ответу на вопрос о том, почему власти позволили опубликовать книгу Хэ Цинлянь. Лю Цзи, тот самый чиновник, официальное лицо, который содействовал изданию книги, известен тем, что проявил определенную симпатию к гуманистическим ценностям, которым привержена Хэ Цинлянь. Однако он является также членом мозгового треста председателя КНР Цзян Цзэминя. Трудно себе представить, чтобы он мог содействовать изданию такой спорной книги, если бы не думал, что, поступая таким образом, служит политическим интересам самого Цзян Цзэминя.

Книга Хэ Цинлянь может оказаться полезной Цзян Цзэминю, как и "литература шрамов", которая вскрывала болезненную историю последних лет правления Мао Цзэдуна, отвечала интересам Дэн Сяопина двадцать лет тому назад. В 1978 г. Дэн Сяопин хотел унаследовать мантию Мао Цзэдуна; при этом он в равной степени желал отделить себя от катастрофы маоцзэдуновской "культурной революции". "Литература шрамов" была выгодна с точки зрения его интересов потому, что она осуждала "банду четырех" - четверку известных политических деятелей, выступавших за продолжение правления методами Мао Цзэдуна (и при этом в "литературе шрамов" имя самого Мао Цзэдуна не называлось). Таким образом, это помогало обратить недовольство населения против маоизма, превращая его в народную поддержку Дэн Сяопина.

Цзян Цзэминь унаследовал от Дэн Сяопина такую экономику, которая, наряду с быстрым ростом, породила ужасные проблемы и растущее недовольство населения. Цзян Цзэминь предпочел бы не брать на себя личную ответственность за все это безобразие, и тут у него есть свои задумки. Дэн Сяопин, по словам Цзян Цзэминя, был "главным архитектором" реформ. Каждый, кто прочтет книгу Хэ Цинлянь, поймет, что проблемы периода реформ еще более усложнились к тому времени, когда Цзян Цзэминь взял руль в свои руки. Но даже если Цзян Цзэминь и преуспеет в своем желании отделить себя от проблем, которые были созданы Дэн Сяопином, из этого вовсе не следует, что Цзян Цзэминь поведет Китай (как это в свое время сделал Дэн Сяопин) в ином, новом направлении. Программа Цзян Цзэминя для Китая остается по большей части просто загадкой. На самом деле у него, возможно, просто нет такой программы.

Если Цзян Цзэминь не уверен в том, куда идет Китай, то в этом он не одинок. Политическое мышление китайских интеллектуалов стало сегодня более путаным, чем оно было на протяжении длительного времени раньше. Десять лет тому назад, говоря о китайской политической мысли, можно было отчетливо выделять два явно отличавшихся один от другого лагеря: консерваторы, или "старые левые", которые защищали все созданное Мао Цзэдуном, и реформаторы, или либералы, которые были настроены в пользу изменений; кстати сказать, именно это и был тот лагерь, который включал в себя большинство интеллектуалов.

Сегодня имеется и третий лагерь, по своей сущности консервативный, но стремящийся сохранить не Китай Мао Цзэдуна, а Китай Дэн Сяопина. Аргументация такова: несчастья Китая, о которых идет речь в книге Хэ Цинлянь, - это нарастающие болезненные явления в ходе развития здорового процесса, который следует продолжать. Многие другие дистанцируются от этих взглядов; однако они не находят согласия между собой в вопросе о том, что же делать вместо той политики, которая проводится в настоящее время.

* * *

Будучи заинтересована в том, чтобы ее книга все-таки вышла в свет, Хэ Цинлянь была вынуждена смягчить некоторые свои критические оценки реформ эры Дэн Сяопина. Она не могла прямо называть вещи своими именами, но все же выступила с весьма смелым заявлением:

"Если богатство новых китайцев, которое мы видим сегодня, было обретено незаконно или благодаря таким методам, которые несовместимы ни с честностью, ни со справедливостью, тогда мы должны провести расследование с позиций морали, подвергнув все это анализу".

Ее книга и представляет собой начало этого "крестового похода". Ведь за внешней стороной этой книги, битком набитой фактами, цифрами и профессиональной терминологией, читатель ощущает великий гнев. Хэ Цинлянь поднимает фундаментальные вопросы двадцати лет реформ. "Китай, - пишет она, - идет в направлении совместного правления в нем властей и мафии". Она также вопрошает: "Если перед вами развитие, которое покоится на предпосылке, что одни будут преследовать свои интересы за счет... собственности и жизней других, то спрашивается - стоит ли оно того?"

Даже если кто-то ответит на этот вопрос утвердительно, Хэ Цинлянь отстаивает точку зрения, что такая система в конечном счете уничтожит себя сама: "Систематическая коррупция, в ходе которой преследуются частные интересы, подрываются законы общества и общественная мораль, неизбежно убьет реформы в Китае еще до того, как они встанут на ноги". События, происходящие в КНР после появления книги Хэ Цинлянь, подтверждают ее предвидение. В марте 1998 г. высшие руководители страны объявили о чрезвычайных мерах по выходу из нынешнего кризиса: о плане трансформирования государственных предприятий и выплаты долгов за три года; о плане сокращения штатов государственных учреждений на 50% также за три года; о планах реформирования финансовой системы, избавления от коррупции и так далее.

Уже летом 1998 г. хорошо информированные источники, близкие к высшему руководству страны, сообщали, что эти планы натолкнулись на жесткое и, возможно, фатальное сопротивление. Они были предложены слишком поздно. Если бы они были выработаны в начале 1990-х гг., они, возможно, имели бы шансы на успех.

Таким образом, стало ясно, что же случилось с континентальным Китаем в 1990-х гг. Реформы были отброшены, когда Дэн Сяопин удушил демократические силы в КНР в 1989 г. и когда он решил - Хэ Цинлянь показывает это в деталях - в 1992 г. обеспечить стабильность для своего режима, погнавшись за экономическим ростом. Ценой тому стало увеличение коррупции, финансовые махинации и обман, а также эрозия моральной основы общества.

(Ознакомление с историей публикации книги Хэ Цинлянь и с рецензией Лю Биньяня и Перри Линка приводит к мысли о том, что перед современным Китаем стоят такие громадные проблемы, что нынешние руководители в Пекине уже не могут просто "не допускать" никакого инакомыслия внутри страны. Они предпочитают, как в случае с книгой Хэ Цинлянь, использовать такую критику в качестве громоотвода, надеясь, очевидно, на то, что "выпускание пара" позволит им выиграть время и, может быть, найти какие-то пути решения назревших вопросов.

Лю Биньяня можно отнести к старшему поколению инакомыслящих в Китае, а Хэ Цинлянь к младшему поколению. Однако проблемы взаимоотношений или противоречий между этими отцами и детьми не возникает. Более того, они в общем одинаково расценивают то, что происходит в Китае, в частности, в последние два десятилетия.

Лю Биньянь и его молодой коллега Перри Линк назвали свою рецензию "Великий скачок вспять?". В этом названии ощущается намек на то, что политика Мао Цзэдуна и политика Дэн Сяопина имели некие сходные черты. И тот и другой оказались перед трудными вопросами и предложили людям внешне вдохновлявшие перспективы - быстрыми темпами решить проблемы, совершить "великий скачок" вперед. В случае с Мао Цзэдуном догнать и перегнать передовые западные страны. В случае с Дэн Сяопином стремительно разбогатеть. Однако и в прошлом и в настоящем это оказались "великие скачки вспять". Да, они помогли Мао Цзэдуну, Дэн Сяопину, номенклатурной верхушке их партии удерживать власть долгие годы. В то же время населению страны постепенно становилось ясно, что предложенная вождями политика была ошибочной и лишь заводила в такие тупики, из которых не видно выхода.

Не случайно книга Хэ Цинлянь наводит, по мнению Лю Биньяня, на размышления о том, что же такое "реформы" Дэн Сяопина.

Хэ Цинлянь в своей работе, приводя убедительные доказательства, рисует картину современного Китая. В частности, очевидно, что китайская деревня вот уже несколько лет топчется на месте, ее избыточное население все больше "затопляет города". В 1990-х гг. в Китае действительно имел место бум, но все это касалось главным образом городов. Жизненный уровень городского населения, которое в основном сидит на шее государства, действительно искусственно поддерживался и даже повышался. В то же время Хэ Цинлянь подвергает анализу экономические процессы и приходит к выводу о том, что городские реформы 1990-х гг. представляли собой расхищение общественного богатства власть имущими. При этом политическая власть выступала в качестве орудия грабежа. Иными словами, в КНР, где сохраняется власть КПК, именно эта власть используется для того, чтобы расхищать государственное имущество и общественное богатство.

Хэ Цинлянь также показывает, что в 1990-х гг. в КНР происходило перераспределение, а не производство нового общественного продукта. При этом государство фактически содержит городское население за счет деревни, ибо более половины всех сбережений, лежащих в государственных банках, уже пущено на ветер для поддержания жизненного уровня городского населения в 1990-х гг.

Хэ Цинлянь оценивает реформы Дэн Сяопина как "маркетизацию власти". Иначе говоря, чиновники?члены КПК используют последние два десятилетия для того, чтобы обогащаться. Например, система двойных цен, одних для госпредприятий, других для всех остальных, существующая в КНР, дает возможность чиновникам наживаться на перепродаже сырья и товаров, на "прокручивании" денег. В КНР, по мнению Хэ Цинлянь, царит чиновничий беспредел, причем это явление особенно широко распространилось в 1980-х гг.

Хэ Цинлянь также приходит к выводу о том, что в КНР в результате политики Дэн Сяопина имеет место расцвет беззакония. Одной из важных сторон нынешней ситуации является то, что после 1992 г. отток капитала на личные счета власть имущих за границами КНР сравнялся с притоком капитала в страну в виде инвестиций. Так происходит расхищение государственных ресурсов. Хэ Цинлянь полагает, что нынешние директоры предприятий или управляющие государственными компаниями это, по сути дела, "полувладельцы" или "полусобственники" государственных учреждений и предприятий, которые при поддержке подкупленных ими государственных чиновников обладают возможностью распоряжаться государственной собственностью и в то же время не несут никакой ответственности за убытки.

С точки зрения Хэ Цинлянь, в КНР сегодня нет настоящего рынка, но есть лишь его "симуляция"; причем на этом рынке конкуренция носит политический характер. Иначе говоря, в ней побеждает тот, за кем стоит более важный государственный чиновник. Повсеместным явлением в КНР, как отмечает Хэ Цинлянь, является и невыплата заработной платы. Происходят массовые увольнения, причем этот процесс идет нарастающими темпами. К концу 1998 г. было уволено, вероятно, уже более 20 млн. человек рабочих госпредприятий. И это в добавление к 120 млн. сельских мигрантов в городах страны.

На основе анализа Хэ Цинлянь приходит также к выводу о том, что банки в КНР сегодня, по сути дела, являются банкротами. Огромные масштабы приобрели спекуляции с землей. В стране повсеместно имеет место такое явление, как затоваривание. Уже нельзя исключать девальвацию юаня. Колоссальный ущерб наносится окружающей среде. В КНР усиливается социальное неравенство. При всем этом новые китайцы, или бароны-грабители, как называет дельцов и королей теневой экономики Хэ Цинлянь, смыкаются с партийными чиновниками, становясь их союзниками в противодействии царству закона.

В целом Хэ Цинлянь приходит к выводу о том, что стратегия Дэн Сяопина, согласно которой надо было быстро развивать экономику и отказываться от перемен в политической сфере, явилась громадной ошибкой.

Обращаясь к вопросу о настроениях в китайском обществе, Хэ Цинлянь на первое место ставит накопившееся громадное возмущение, гнев большинства людей, обращенный против властей и тех методов, с помощью которых власть имущие составляют свое богатство. Хэ Цинлянь подчеркивает, что страну захлестнула волна недобросовестности в деловых отношениях. Деньги оказались сегодня в КНР выше морали. Причем вина за это ложится, с точки зрения Хэ Цинлянь, прежде всего на Дэн Сяопина, на КПК.

Самым главным итогом двадцати лет "реформ" Дэн Сяопина, по мнению Хэ Цинлянь, стал не быстрый экономический рост, а ситуация, при которой в стране не осталось ценностей морального плана. Хэ Цинлянь считает, что Китаю грозит мафиозная модель развития. Хэ Цинлянь на основе фактов приходит к выводу о том, что главная цель руководителей современного Китая, номенклатуры ЦК КПК, состоит в том, чтобы, используя имеющуюся в их руках политическую власть, обеспечить плавное "перетекание" своего руководящего положения во власти из одной экономической системы в другую экономическую систему. (Кстати, с этой точки зрения по-иному начинает высвечиваться и лозунг Дэн Сяопина: "Одно государство - две системы".) Иначе говоря, чиновники КПК?КНР уже занимают денежно-властные экономические позиции применительно к той системе, которая, с их точки зрения, неизбежно возобладает в стране; речь идет в конечном счете о капиталистической системе или о чудовищном гибриде капиталистической системы наживы и эксплуатации с социалистической безответственностью власть имущих перед лишенным собственности населением.

Хэ Цинлянь стоит на той точке зрения, что у страны сегодня нет светлых перспектив. Не случайно население в Китае начинает все больше приходить к мысли: то, что именовалось революцией и ее победой в 1949 г., созданием КНР под руководством КПК, сегодня стоит под вопросом, ибо простому народу это ныне ничего не дало, а лишь обогатило чиновников и власть имущих.

По мнению Лю Биньяня, нынешние высшие руководители КПК могут попытаться маневрировать, намекая на то, что они не несут ответственности за политику и "реформы" Дэн Сяопина. В то же время они пока не проявляют никаких признаков намерений изменить ситуацию и политику существенным образом.

Сама Хэ Цинлянь выступает как человек, твердо придерживающийся принципов нравственности. Это может показаться идеализмом, но нельзя исключать и острых столкновений в Китае именно между сторонниками нравственной чистоты и теми, в ком они видят "новых китайцев", составивших свои состояния нечестным путем, и партийно-государственных чиновников, находящихся в сговоре с этими "новыми китайцами".

Хэ Цинлянь видит, что наиболее вероятная перспектива для Китая - это совместное правление властей и мафии. Отрицательные явления в экономической и политической жизни общества в КНР усугубляются именно тем обстоятельством, что у власти в стране продолжает находиться КПК.

Можно, очевидно, по-разному относиться к мыслям Хэ Цинлянь и Лю Биньяня, но нельзя не принимать их всерьез. Они отражают очень многие действительно имеющиеся в континентальном Китае настроения широких слоев населения страны. - Ю.Г.)

К ЧЕМУ СТРЕМИТСЯ КИТАЙСКАЯ ДУША,

ИЛИ КТО ТАКОЙ ЛИ ХУНЧЖИ

И ЧТО ТАКОЕ "ФАЛУНЬГУН"

В 1999 г. в Пекине с большим размахом были проведены мероприятия по случаю пятидесятилетия Китайской Народной Республики, государства, где, согласно его Конституции, Коммунистическая партия Китая ведет за собой народы Китая и руководствуется марксизмом-ленинизмом, идеями Мао Цзэдуна. Одна из московских газет поместила в те дни статью под заголовком: "Тысячелетний Китай справляет полвека". В то же время из КНР приходили сообщения о том, что перед праздниками и в столице, и в крупных городах страны были предприняты беспрецедентные меры безопасности.

Очевидно, у властей было немало причин для беспокойства. Одна из них - возможные акции последователей нового религиозного движения, современного толкования буддизма в Китае и, в частности, понятия дхармачакры, или "колеса дхармы" (колеса бытия, колеса жизни).

Акция у Чжуннаньхая

И действительно, в апреле 1999 г. произошло доселе невиданное и неслыханное в истории КНР событие. Как по мановению волшебного жезла, причем неожиданно для органов общественной безопасности КНР, резиденция руководителей партии и государства, "пекинский Кремль" Чжуннаньхай, часть бывшего императорского зимнего дворца в самом центре города, был взят в осаду более чем десятью тысячами людей, которые устроили под его стенами и у главных ворот молчаливую сидячую забастовку.

Эти люди появились как бы неизвестно откуда, пришли поодиночке или небольшими группами; среди них было много приезжих из самых разных провинций; они сидели и стояли молча. Не было ни лозунгов, ни выкриков, никаких насильственных действий и никаких видимых вожаков или организаторов. Но было такое ощущение, что атмосфера сгущалась. Это была молчаливая, но грозная туча людей. Власть имущие, которым немедленно доложили о происходившем, некоторое время пребывали в растерянности. Возможно, что были колебания, наверху не знали, что предпринять, по какому из двух очевидных для них и обычных в прошлом путей пойти: применить ли силу, как это было в 1989 г. на площади Тяньаньмэнь и прилегающих к ней улицах Пекина (а в апреле 1999 г. события разворачивались главным образом снова на главном проспекте столицы КНР - Чанъаньцзе вблизи от той же площади Тяньаньмэнь), или решить вопрос мирным путем. Вероятно, особенно трудна была задача, вставшая перед главой правительства страны Чжу Жунцзи, которого многие видели основным представителем сил, стремившихся продолжать и углублять преобразования в стране. Возникала даже мысль о том, что некоторые из его политических соперников в руководстве партии и государства злорадно потирали руки, думая, что Чжу Жунцзи попал в безвыходное положение, и рассчитывая на то, что любые его шаги можно будет впоследствии истолковать как повод для смещения его с поста премьера Госсовета КНР.

Чжу Жунцзи поступил следующим образом: сила не была тогда применена; напротив, у собравшихся удалось выяснить, чего они хотят. Оказалось, что это сторонники своего рода необуддизма, которые выдвигали два требования: во-первых, чтобы власти разъяснили свое отношение к появившейся в одном из провинциальных журналов статье с осуждением их движения и, во-вторых, чтобы из-под ареста были освобождены активисты движения, задержанные в Тяньцзине, где за несколько дней до пекинских событий тоже прошли молчаливые забастовки с участием тысяч людей.

Власти обещали рассмотреть эти пожелания. Узнав о позиции властей, молчаливая масса людей оставила Чжуннаньхай, рассеялась и исчезла. Инцидент был исчерпан.

Но весь Китай и весь мир узнали о существовании нового массового религиозного движения в КНР. Это вызвало обостренный интерес за пределами Китая и стало предметом интенсивных обсуждений в руководстве партии и государства в самой КНР.

Оживление религиозных чувств

В связи с этим мне на память пришли воспоминания пятнадцатилетней давности. Тогда, в 1984 г., всего пять лет спустя после начала изменений в Китае, представлявших собой поворот в иную сторону от курса Мао Цзэдуна прежде всего в деревне, китайские крестьяне применили то, что у нас назвали бы "шоковой терапией", т.е. инстинктивно, что называется "нутром ощутив", что система подавления и страха со смертью Мао Цзэдуна ослабла, - стихийно разобрали свои земельные наделы обратно в свою фактическую собственность и, по сути дела, восстановили частную или, если хотите, семейную собственность на землю в китайской деревне, разом покончив с маоцзэдуновской коммунизацией и кооперацией. Компартии Китая пришлось с этим смириться, в результате чего китайская деревня, сотни миллионов китайских крестьян фактически освободились от прежней заорганизованности, от жесткого контроля за их жизнью со стороны парторганизаций и административных органов власти в каждой деревне. Именно в это время, будучи в командировке неподалеку от города Ханчжоу, я был поражен зрелищем, которого не видел никогда за все тридцать пять лет до того в Китайской Народной Республике.

Дело в том, что в Ханчжоу, как и почти повсюду в Китае, есть буддийские монастыри и храмы. Пожалуй, самый известный из них под Ханчжоу это храм Линъиньсы, что в вольном переводе означает "Храм загробного мира для чистых душ". На протяжении всей предшествующей истории КНР, с 1949 г. до начала 1980-х гг., этот храм пустовал. Туда возили на экскурсии немногочисленных иностранных гостей, но там не было видно ни монахов, ни прихожан. Ведь религиозные организации были взяты под плотную государственную опеку и контроль; они выполняли некоторые государственные функции в основном во внешнем мире, находясь, по сути дела, на государственном содержании, но жизнь прихожан в самом Китае замерла, богослужения были редкостью. Можно было подумать, что религия в Китае умерла, искоренена как классовый враг. Однако оказалось, что она, как обитатели водоемов зимой, только закоченела, прекратила движение, затаилась на время, до весны.

Возвращение крестьян из народных коммун и кооперативов, из прежней партийно-административной системы в свои семьи, к человеческим взаимоотношениям дало толчок возрождению их духовной жизни, а может быть, точнее ? жизни их души. Душа же требовала традиционной веры. В известном смысле можно сказать, что этой верой в Китае был и остается сейчас буддизм, в различных его проявлениях.

* * *

И вот в 1984 г. по дороге в ханчжоуский храм Линъиньсы я увидел, как по обочинам с обеих сторон шоссе движутся молчаливые, но бесконечные цепочки людей. Это были явно простые деревенские жители, старые и молодые, мужчины и женщины, одетые как богомольцы (позднее я узнал, что многие шли за сотни верст).

В самом храме было настоящее столпотворение. Пожертвования пусть небольшие, но лились рекой. Монахи одновременно и отправляли службу, и с большим трудом справлялись с потоком людей, которые протягивали им белые полотенца, чтобы монахи ставили на них большие красные печати храма Линъиньсы, удостоверявшие, что богомолец побывал в святых местах, совершил этот своеобразный китайский хадж.

Следовательно, за тридцать пять лет вера не умерла, стремление к буддизму сохранилось наперекор политике властей. Душа китайцев требовала наполнения, в том числе и не в последнюю очередь - верой в Будду. Вследствие этого после трех десятилетий "зимней спячки" при правлении Мао Цзэдуна произошло оживление буддизма, его "второе пришествие", причем он возродился в Китае стихийно, а не по воле властей, которым пришлось приспосабливаться к этому примерно так же, как и к тому, что крестьяне путем "шоковой терапии" вернули себе свои семейные земельные наделы. Вообще говоря, возвращение своих семейных земельных наделов и открытое исполнение буддийских обрядов - явления одного порядка; и то и другое отвечало в Китае велению человеческих душ, природе человека и стало явью вопреки бесчеловечной политике правящей партии, особенно в годы "культурной революции".

С тех пор прошло пятнадцать лет. И вот стало известно о событиях весны 1999 г. у стен Чжуннаньхая. Впервые в истории КНР, накануне ее 50-летия, верующие потребовали ответа у ЦК КПК на свои вопросы; иначе говоря, "тысячелетний Китай" призывал к ответу "пятидесятилетнюю власть".

Феномен Ли Хунчжи

Что же это было? Что это за новое массовое движение? Кто его вдохновитель и организатор? В истории Китая конца двадцатого столетия появилось новое имя: Ли Хунчжи. Именно он оказался зачинателем нового движения, основателем новой веры или нового, может быть, нетрадиционного буддизма. Он оказался своего рода религиозным вождем.

У этого человека одна из самых распространенных в Китае фамилий: Ли. Его имя Хунчжи в переводе означает "непреодолимая (или непреклонная) воля". Вполне вероятно, что его родители были верующими буддистами и вкладывали в имя сына особый смысл. Ли Хунчжи родился 7 июля 1952 г. в городе Гунчжулин провинции Цзилинь в Северо-Восточном Китае, т.е. в Маньчжурии. Следовательно, в 1999 г., когда произошли события у врат Чжуннаньхая, ему было сорок семь лет.

В 1960 г. восьми лет от роду Ли Хунчжи пошел в школу. В автобиографии он писал, что представление о буддизме получил в своей семье в раннем детстве. Скорее всего, это действительно так, ибо Ли Хунчжи владеет языком буддизма, его терминологией в достаточной степени, чтобы оказывать воздействие на верующих, на своих последователей, и вряд ли можно сомневаться в том, что он искренне верит в учение Будды.

В школе Ли Хунчжи довелось учиться всего шесть лет, с 1960 по 1966 г. Иначе говоря, формально он имеет образование лишь в объеме начальной школы. Он сдал экзамены для поступления в неполную среднюю школу, но учиться там ему не пришлось. Дело в том, что дальше в жизни Ли Хунчжи, как и всех жителей КНР, произошли изменения в связи с тем, что в 1966 г. Мао Цзэдун, по его выражению, "зажег в Китае огонь великой пролетарской культурной революции", претендуя на то, чтобы изменить образ мыслей китайцев. Ли Хунчжи было в этот момент четырнадцать лет.

Очевидно, что "культурная революция" стала огромным потрясением для Ли Хунчжи, который находился в ее гуще, видел и нарушения всех и всяческих традиций и порядков, спровоцированные Мао Цзэдуном нападки на ранее неприкасаемых руководителей органов власти, разгул стихийных действий масс людей в городах и селах. При этом Ли Хунчжи понимал, что "огонь культурной революции" был направлен против культуры, то есть и против буддизма. Это могло глубоко ранить его душу, если исходить из того, что он был искренне верующим человеком.

В 1970 г. в возрасте восемнадцати лет Ли Хунчжи был взят в армию. В то время власти стремились призвать к порядку разбушевавшуюся и отбившуюся от рук молодежь, в частности, путем набора в вооруженные силы. В армии Ли Хунчжи прослужил восемь лет и был уволен в запас в возрасте двадцати шести лет в 1978 г. Это было время окончания эпохи Мао Цзэдуна (он умер в 1976 г.) и кануна изменений в стране, получивших официальное название "времени реформ и открытости".

Пребывание на военной службе привило Ли Хунчжи, а возможно, усилило у него стремление к порядку; он получил известное представление о дисциплине и о приемах организации поведения людей. От природы он был наделен способностями к физическим упражнениям, занимался дыхательной гимнастикой типа йоги. Это сочеталось с воспитанной в раннем детстве верой в Будду. И еще Ли Хунчжи умел трубить в горн. Очевидно, все это, вместе взятое, привело к тому, что в армии его использовали в системе армейских учреждений культуры. В эти годы у него могли развиться способности актера, умеющего вести себя перед массами слушателей.

После увольнения из армии Ли Хунчжи не порывал с ней еще некоторое время - с двадцати шести до тридцати лет он работал в гостинице для военнослужащих, а с 1982 по 1991 г., почти до своего сорокалетия, служил в отделе охраны одной из продовольственных компаний в городе Чанчунь.

Может сложиться впечатление, что речь идет о не очень способном и не слишком удачливом человеке, который как-то незаметно прожил уже половину своей жизни и к сорока годам практически ничего не достиг. (Кстати, Ли Хунчжи женат; его жену зовут Ли Жуйцзинь.) Однако вполне вероятно, что у Ли Хунчжи была и иная, тайная жизнь. Все первые сорок лет своей жизни он так или иначе готовился к тому, чтобы выступить в совсем ином образе. В автобиографии он, в частности, утверждал, что и в 1970-х гг. продолжал углублять свои познания в буддизме.

И с 1991 г. Ли Хунчжи полностью посвятил себя своему главному занятию. Он занялся распространением собственной версии буддизма. Все началось с занятий дыхательной гимнастикой, которые он и его ближайшие друзья проводили с группами желающих. Ли Хунчжи выступал и как инструктор, и как автор разъяснений смысла упражнений; это придавало занятиям характер приобщения к таинствам буддизма.

Все это у Ли Хунчжи неплохо получалось. Более того, он талантливо объединял как бы два потока: с одной стороны, представления о современной версии буддизма, и с другой - стремление многих людей в Китае принять эти новые построения в качестве жизненной философии. Все больше и больше людей желали заниматься предложенными им упражнениями и читать пояснения к ним. Так появилась новая версия современного буддизма.

Ли Хунчжи назвал свое учение "Подвижничеством (или совершенствованием) в познании колеса дхармы". Дхарма - известное в буддизме понятие, с помощью которого можно достичь высшего блаженства, нирваны. Китайское название нового учения звучало как "Фалуньгун".

* * *

Ли Хунчжи угадал главное: очень многие китайцы тяготились своим существованием, трудностями реальной жизни в современном Китае и стремились уйти от суетности жизни в мир грез, как бы перейти в блаженное состояние нирваны. Самого себя Ли Хунчжи стал представлять не иначе как современным воплощением Будды Шакьямуни. Ему удалось исправить в документах дату своего рождения на 13 мая 1951 года. Это послужило основанием для утверждения о том, что Ли Хунчжи родился, как и Шакьямуни, 13 мая, а потому и является его воплощением в современной жизни.

Активная деятельность Ли Хунчжи в качестве основателя и организатора нового религиозного движения началась в 1992 г. Иными словами, Ли Хунчжи в возрасте сорока лет начал выступать в качестве нового живого и современного Будды, нового религиозного вождя в Китае. Его успехи в области организационной работы оказались потрясающими. Ли Хунчжи проявил себя как своеобразный "новый китаец", который оказался способен "из ничего" создать свою "религиозную империю", для обитателей которой стал живым Богом.

Неправительственная

массовая организация "Фалуньгун"

Судите сами. По сведениям Министерства общественной безопасности КНР, в 1992 г. Ли Хунчжи основал в столице КНР Общество по изучению великих законов колеса дхармы. Естественно, что сам он выступал в качестве главы, или председателя, этого общества. Оно действовало совершенно открыто, и ряды его членов быстро росли.

После учреждения центрального Общества в Пекине, по всей КНР, в провинциальных центрах, автономных районах, городах центрального подчинения, т.е. во всех административных единицах государства, были созданы 39 главных центров наставничества, в подчинении у которых имелись 1900 пунктов наставничества, которые, в свою очередь, объ- единяли и направляли работу низовых организаций Общества, главным содержанием деятельности которых было обучение желающих приемам совершенствования в познании дхармы. Таких низовых организаций было, по подсчетам Министерства общественной безопасности КНР, 28 263 по всей стране; в них состояли 2,1 млн. приверженцев Ли Хунчжи. На самом деле их было, по крайней мере, в десять раз больше.

Таким образом, всего за семь лет, с 1992 по 1999 г., численность последователей Ли Хунчжи достигла нескольких миллионов человек, причем это происходило повсюду в Китае. Их было в несколько раз меньше, чем членов КПК, но КПК, по сути дела, почти не расширяла ряды своих членов, испытывая трудности в этом деле, а движение Ли Хунчжи приобретало ежегодно массы новых последователей. Во всяком случае, в эти годы темпы роста членов движения, возглавлявшегося Ли Хунчжи, были выше, чем темпы роста числа членов КПК.

Так была создана всекитайская система организаций, которые объединяли миллионы людей в КНР. В истории КНР не было другого примера создания столь массовой организации вне контроля со стороны правящей политической партии. Общество действовало в соответствии со строгими наказами своего духовного вождя. Все назначения и смещения руководителей низовых и вышестоящих организаций производились в централизованном порядке. Существовало множество инструкций, регламентирующих деятельность организации. Очевидно, сказалось знакомство Ли Хунчжи с армейскими порядками и дисциплиной. Свои распоряжения он именовал предписаниями или приказами.

* * *

Что же такое было в учении Ли Хунчжи, что нашло живой отклик в массах людей в Китае?

Конечно, присутствовали и чисто практические мотивы. Особенно в первый период своей деятельности Ли Хунчжи упирал на то, что предлагаемый им комплекс упражнений, напоминавший традиционную для Китая дыхательную гимнастику "цигун", способен излечивать бедняков, у которых нет денег ни на лекарства, ни даже на врачей китайской народной медицины, от любых болезней, в том числе от раковых заболеваний (сегодня в Китае людям приходится самим платить за медицинское обслуживание).

Далее, он обещал, что те, кто регулярно занимаются и верят в Будду, будут здоровы и счастливы. Более того, Ли Хунчжи внушал мысль о том, что духовное здоровье и нравственная чистота позволяют справиться с материальными невзгодами, победить зло. По словам Ли Хунчжи, последователи его учения обретут в конечном счете бессмертие души, они избавятся от грехов, тянущихся за людьми из их прошлых жизней; им будет обеспечен переход в "Тянь Го", что означает буквально "Небесное Государство", т.е. своеобразное "царствие небесное".

Человек, следуя наставлениям Ли Хунчжи, мог стать Буддой, а Будды могут жить до бесконечности; разрушение мира их не затрагивает. Попутно можно отметить, что мифология одного из течений буддизма, махаяны, предусматривает, в частности, возможность достичь состояния Будды для любого существа. Будда - это человек, достигший высшего предела духовного развития. После достижения нирваны, то есть состояния Будды, он может остаться жить в человеческом обществе навсегда. Мир же существует под влиянием всеобщего и священного закона дхармы.

Ли Хунчжи утверждал, что люди, следующие его наставлениям, способны своим подвижничеством, неустанными упражнениями сначала достичь состояния малой дхармы, которая утвердится у них внутри, а затем со временем дойти до состояния великой дхармы, т.е. стать Буддой. Ли Хунчжи призывал к честной беспорочной жизни, к борьбе в самом себе со всем низменным, суетным, в том числе и с тем злом, которое преследует человека в настоящем, будучи наследством прошлых жизней человека. Ли Хунчжи осуждал своекорыстие, коррупцию, делячество, одним словом, все пороки, которые множатся в современном Китае как следствие изменений в экономической жизни страны, да и как следствие существующего в ней политического режима.

Ли Хунчжи внушал также своим последователям мысль о том, что "земной шар взорвется", а "человечество погибнет". Когда же человек оказывался наедине с такими мыслями и не знал, что делать, Ли Хунчжи утверждал, что только он и его книга "Великие законы колеса дхармы" могут решить проблемы каждого конкретного человека. Спасение он видел в морали и нравственности. Самого себя он при этом характеризовал исключительно как того, кто лишь "передает законы", кто исходит из великой любви и великого милосердия по отношению к человечеству, как того, кто не имеет никаких политических интересов, кто не стремится к славе, почестям и выгоде. Он всегда выступал под знаменем прославления морали и нравственности в интересах человечества. При этом Ли Хунчжи делал упор на то, что все зависит только от самого человека; он говорил, что человек должен самосовершенствоваться ради самого себя, а не ради других.

Ли Хунчжи полагал, что человеческое общество с самого начала и до настоящего времени живет в условиях, когда одновременно существуют и добро и зло. При этом он говорил, что всякий раз, когда мир оказывается в беде, это случается тогда, когда исчезает мораль и нравственность, что само по себе и предстает как проявление конца света. И призывал к "превознесению законов Будды" как средству преодоления людьми периода несчастий.

Ли Хунчжи исходил также из того, что в каждом человеке есть нечто от Будды, а потому каждому необходимо совершенствоваться, стремиться к добру. Когда человек сформирует в себе правильные представления, тогда он сможет управлять своей жизнью, своими мыслями и настроениями... По мнению Ли Хунчжи критерием добра и зла не может служить просто мнение одного человека или коллектива, сообщества людей. Критерием добра и зла являются свои собственные убеждения. Критерии добра и зла определяются не на основе общего знания или интересов общества и большинства людей, а на основе убеждений личности, ваших собственных убеждений. По мнению Ли Хунчжи: "Ты, человек, таков, каковы твои критерии в сфере нравственности и морали".

Что же касается приема лекарств, то Ли Хунчжи призывал совершенствоваться, делать дыхательно-оздоровительные упражнения, а если это не помогает, тогда он говорил, что он, как учитель, тут ничего поделать не может, ибо тут дело в убежденности, в вере самого человека. (После появления решения ЦК КПК по вопросу о запрете членам партии участвовать в деятельности "Фалуньгун" Ли Хунчжи заявил, что появились утверждения, что он призывал людей не принимать лекарства, но на самом деле этого не было, так как он лишь говорил о соотношении между приемом лекарств и дыхательно-оздоровительны-ми упражнениями.)

Наконец Ли Хунчжи высказывался относительно того, что такое наука. Он, собственно говоря, не противопоставлял свое учение науке, не отрицал науку; напротив, он как бы выделял в понятии науки два яруса, на нижнем из которых размещал современную науку в целом, а верхний ярус отводил "сверхнауке"; тому, чем владеют только он и его последователи. Эта "сверхнаука" способна объяснять те явления, которые пока не может объяснить обычная наука... Ли Хунчжи полагал, что само понятие Будды, или Бога, и есть высшая наука.

Ли Хунчжи опосредованно касался и вопросов о ситуации в китайском обществе, о нынешней политической власти в КНР. Он полагал, что мораль и нравственность находятся в упадке, что Бог в стране исчезает, что человечество накануне гибели и что в этой ситуации, когда речь идет о громадной проблеме - о судьбе человечества, никакое правительство решить этот вопрос не может. Ли Хунчжи считал, что только он и предлагаемое им учение могут помочь людям решить эту проблему.

Власти выдвинули в ответ тезис о том, что в соответствии с позицией Ли Хунчжи и были организованы выступления против Пекинского телецентра, средств массовой информации, послышались призывы "вырыть корни", "защитить законы Будды"; в ответ на призыв одного из китайских ученых к молодежи не заниматься дыхательной гимнастикой была организована атака против партийных и правительственных руководящих учреждений, проведены незаконные молчаливые забастовки и демонстрации; а это и явилось открытым антиобщественным выступлением, антиправительственной деятельностью.

* * *

Ли Хунчжи предложил рядовым китайцам учение, которое было чисто китайским или, во всяком случае, стало чисто китайским, так как он говорил о родном для китайцев понятии буддизма. Вероятно, в значительной степени и по этой причине учение Ли Хунчжи воспринималось в Китае и за его пределами весьма значительным числом китайцев как часть традиционной китайской культуры.

Свое учение Ли Хунчжи именовал "Фалуньгун". "Фалунь" означает в буддизме "колесо дхармы", или "колесо закона", "колесо священного закона". Это эмблема буддизма. Это санскритское dharma-chacra. В буддизме существует также понятие "Фалунь чан чжуань", оно означает, что колесо закона всегда вращается, а это подразумевает переселение душ. Что же касается иероглифа "гун", входящего в наименование учения Ли Хунчжи, то этот иероглиф означает в китайском языке "доброе дело", "хорошие качества"; он имеет также значения "труд", "подвижничество во имя чего-то", "подвиги", "заслуги". Таким образом, "Фалуньгун" - это "подвижничество во имя колеса дхармы", "колеса закона" или "совершенствование в овладении учением о колесе дхармы". Последователей Ли Хунчжи, участников движения "Фалуньгун", можно, очевидно, также считать адептами или ревнителями "колеса закона", "колеса дхармы".

Главный элемент этого учения - это "фа", или дхарма. Что такое дхарма? Во-первых, это одно из центральных понятий индийской философии и религии индуизма, имеющее несколько значений: вечный, моральный закон (аналог абсолюта); нравственно-социальное установление для правильной жизни (долг) - в этом смысле каждый человек имеет свою дхарму. Во-вторых, это первичные элементы бытия и психофизические элементы жизнедеятельности личности; дхармы вечны, постоянно появляются и исчезают; волнение, или пульсация, дхарм - это источник страдания; эти волнения прекращаются в состоянии нирваны. Нирвана же (санскритское "угасание, успокоение") - это центральное понятие буддизма, означающее высшее состояние; цель человеческих стремлений. В буддизме - психологическое состояние полноты внутреннего бытия, отсутствие желаний, совершенной удовлетворенности и самодостаточности, абсолютной отрешенности от внешнего мира.

Что касается термина "лунь", то это санскритское chacra ("чакра") или стальные метательные кольца с режущим наружным краем; оружие в древней Индии. Все эти идеи, преображенные Ли Хунчжи в простые истины, доступные массам китайцев, отвечали потребностям многих душ в современной КНР, где жизнь очень трудна, и человеку хотелось бы, с одной стороны, отмежеваться от мерзостей чиновничьего и делового мира и, с другой стороны, обеспечить себе немного здоровья и надежду на приобщение к потусторонней жизни, на своего рода "билет в рай".

Учение Ли Хунчжи оказалось востребованным еще и потому, что на протяжении нескольких десятилетий религия, в том числе буддизм, была недоступна массам людей в КНР - этому препятствовала политика КПК. Таким образом необуддизм Ли Хунчжи явился и как некий вдруг ставший разрешенным "запретный плод", и как нечто новое, неизвестное или недоступное поколениям китайцев.

Учение Ли Хунчжи оказывало гипнотическое или харизматическое воздействие на миллионы людей в Китае. Люди, прежде всего самые простые, малограмотные, но и не только они, поверили в возможность обретения духовной и нравственной чистоты и в возможность стать Буддой путем совершенствования в исполнении набора упражнений на манер дыхательной гимнастики. Более того, сами тексты, предлагавшиеся в книге Ли Хунчжи "Фалунь дафа", или "Великий (Всеобщий) закон колеса дхармы" (вариант перевода: "Великое учение или великий закон колеса бытия, колеса жизни"), производили огромное воздействие на людей, которые верили, что при достижении совершенства в предложенных им упражнениях у них самих внутри появится сначала "малая дхарма", благодаря чему человек станет несокрушим. (Попутно можно вспомнить, что примерно так же были настроены на рубеже XIX и XX веков и участники движения "Ихэтуань", которые верили, что их тела непробиваемы для пуль и снарядов иностранцев.) Верили, что дальнейшее совершенствование в овладении упомянутыми упражнениями даст человеку возможность избавиться от всего, что отягощает его совесть, всего, в чем он сам, нынешний, не виноват, но что было прегрешениями в его прошлых жизнях. Верили, что далее человек может овладеть и "великой дхармой", "стать Буддой", перейти в новое состояние и попасть на небо, то есть в рай.

Размах деятельности организации Ли Хунчжи проявлялся также в том, что ей на службу были поставлены современные средства информации; не говоря уже о телефоне и массовых изданиях учебника, - пленки, дискеты, компакт-диски, телефакс, Интернет и т.д. Работа велась с большим размахом. Это и понятно, так как пришлось удовлетворять потребности миллионов верующих в учебниках и видеокассетах, в дисках с записью музыки, сопровождающей упражнения. Ли Хунчжи говорил, что каждый, кто желает овладеть комплексом упражнений и, по сути дела, приобщиться к движению, должен читать учебник, просматривать видеокассеты, слушать музыку, под которую выполнялись упражнения. Все это выпускалось массовыми тиражами. Играли роль и упомянутые обещания, что занятия такого рода позволят не тратить деньги на лекарства и врачей. И люди платили: за приобщение к деятельности движения, за то, чтобы их приняли в группу занимающихся изучением комплекса упражнений под руководством наставника. Например, в Харбине платили по 53 юаня с каждого, в иных местах плата достигала 100 юаней. Платили за учебник - за книгу Ли Хунчжи по 20 юаней за экземпляр. Цена видеопленок и дисков доходила до 300 юаней.

В целом по стране за книги и учебники только в 1993?1994 гг. движение получило 428 тысяч юаней, а при создании групп последователей учения было собрано 789 тысяч юаней, т.е. в общей сложности 1 217 000 юаней (это примерно 135 тысяч долларов США). Когда во второй половине 1999 г. была начата по всей стране кампания осуждения деятельности организации Ли Хунчжи, то власти утверждали, что Ли Хунчжи уклонялся от уплаты налогов, а также что его родственники приобрели в Пекине и в Чанчуне дома и автомашины.

Одним словом, как это обычно и бывает, рядом сосуществовали и духовная жизнь, и грубо материальная сфера деятельности. Все это делалось совершенно открыто на протяжении семи лет.

Запрет "Фалуньгун"

Движение Ли Хунчжи возникло в первой половине 1990-х гг. Это было время, когда власти КНР только-только перевели дух после событий на площади Тяньаньмэнь в Пекине, где произошли выступления молодежи и интеллигенции с требованиями гласности, свободы и демократии.

Реагируя на тяньаньмэньский шок, власти пошли двумя путями. С одной стороны, завинчивались гайки, был установлен строгий контроль за возможностью появления, особенно в среде студенчества и интеллигенции, новых выступлений за демократию; при этом проводилось расследование, шли поиски тех, кто в той или иной степени был причастен к событиям 1989 г. (Нельзя забывать, что они имели место не только в Пекине, но также почти в двух десятках крупных городов страны.) С другой стороны, предпринимались меры для того, чтобы стабилизировать положение, успокоить людей, дать выход разного рода критическим настроениям в обществе. При этом, в частности, было сочтено, что определенные послабления могут быть сделаны и в отношении деятельности религиозных организаций различного толка.

Вероятно, власти считали деятельность организации Ли Хунчжи в какой-то степени даже полезной, ибо она давала занятие части населения, которая таким образом отвлекалась от других, возможно с точки зрения властей более вредных, действий. Тем более что на практике в начале деятельности общества Ли Хунчжи речь шла лишь об организации групповых занятий полезной для здоровья дыхательной гимнастикой пожилыми людьми, пенсионерами главным образом.

Однако так было только до той поры, пока движение Ли Хунчжи не превратилось в слишком массовое, а предпринимаемые им акции не стали, по мнению властей, опасными. За семь лет существования, к 1999 г., организация настолько выросла, что стала защищать завоеванные ею позиции в общественной жизни страны, идя даже на прямую конфронтацию с властями; наиболее явное выражение этого - молчаливая забастовка более десяти тысяч человек у входа в резиденцию высших руководителей КПК и КНР в 1999 г.

Вообще говоря, акция у ворот Чжуннаньхая в апреле 1999 г. не была единственной или первой. Еще до этого движение Ли Хунчжи время от времени "пробовало силы", выступая (в форме молчаливых забастовок) с протестами против критики деятельности этой организации в средствах массовой информации. Это случалось в различных городах страны, в том числе в 1998 г. около Пекинского телецентра. Однако власти не придавали этим эпизодам большого значения, и эти инциденты каждый раз мирно разрешались. В общей сложности с апреля 1998 г. по апрель 1999 г. было проведено 18 таких акций; в каждой из них принимали участие от нескольких сотен до нескольких тысяч человек.

* * *

Что касается событий 25 апреля 1999 г., то Ли Хунчжи утверждал, что он ничего не знал заранее. Очевидно, он хотел представить эти действия исключительно как стихийную реакцию последователей его движения на действия властей, ущемляющие их права. Ли Хунчжи утверждал, что никакой организационной работы в этой связи в движении не проводилось, да и что вообще движение нельзя рассматривать как организацию в привычном в КНР смысле слова. Ли Хунчжи создавал впечатление, что его организационная работа ограничивается чисто внутренними и незначительными установлениями.

Кстати, в апреле 1999 г. сам Ли Хунчжи находился в США, где он постоянно живет с 1993 г. Правда, вечером 22 апреля, за три дня до событий у Чжуннаньхая в Пекине, он проездом из Америки в Австралию прилетел в столицу КНР, где пробыл сорок четыре часа. Вскоре после полудня 24 апреля он вылетел из Пекина в Сянган, откуда 27 апреля направился в Австралию.

События 25 апреля 1999 г. в Пекине - это реакция на появление 19 апреля того же года в журнале Тяньцзиньского педагогического университета "Цин шао нянь кэцзи болань" статьи научного сотрудника Института теоретической физики Академии наук Китая Хэ Цзосю, озаглавленной "Не могу согласиться с тем, чтобы молодежь занималась дыхательной гимнастикой". Именно эта статья была расценена последователями Ли Хунчжи как написанная с ведома руководства КПК и КНР и как организованное начало подавления движения. В связи с этим и начались молчаливые забастовки сначала в Тяньцзиньском педагогическом университете. Уже 22 апреля в них приняли участие более трех тысяч человек, а 23 апреля, когда Ли Хунчжи находился в Пекине, число участников акции возросло до шести с лишним тысяч человек. Власти утверждали, что утром 24 апреля организацией Ли Хунчжи на места было направлено уведомление о сборе сторонников движения у ворот Чжуннаньхая.

Власти КНР сделали также вывод о причастности Ли Хунчжи к организации событий 25 апреля 1999 г. и задним числом осудили в июле того же года эти выступления как деятельность незаконной организации, как нарушение ею общественного порядка. При этом не приводилось никаких ссылок на закон. Ни судебные органы, ни прокуратура не высказали своего мнения. Очевидно, было сочтено, что в данном случае достаточно решения руководства ЦК КПК.

Статья 36 Конституции КНР, в частности, гласит: "Граждане КНР имеют свободу вероисповедания. Никаким государственным органам, общественным организациям и отдельным лицам не разрешается принуждать граждан исповедовать или не исповедовать какую-либо религию, не разрешается также дискриминировать их за исповедание или неисповедание какой-либо религии. Государство охраняет нормальное отправление религиозной деятельности. Никому не разрешается использовать религию в целях нарушения общественного порядка, нанесения вреда здоровью граждан и ущерба государственной системе образования. Религиозные организации и религиозные дела неподконтрольны зарубежным силам".

Объясняя свое решение о запрете деятельности организации и движения "Фалуньгун", власти КНР утверждали, что учение Ли Хунчжи "не является религией". Таким образом, ЦК КПК (общественная организация!), министерства гражданской администрации и общественной безопасности КНР выступили в качестве обладателей права определять, что является и что не является религией; органы законодательной власти и органы правосудия в этом участия не принимали.

* * *

Представляется целесообразным подробнее остановиться на вопросе о том, как реагировали власти КНР на деятельность организации Ли Хунчжи и его последователей с момента ее возникновения.

На первый взгляд реакция была довольно странной, но вполне объяснимой. Появление движения Ли Хунчжи стало возможным вовсе не в нарушение политики ЦК КПК. Дело в том, что, как мы уже упоминали, в начале 1990-х гг. руководство ЦК КПК, делая свои выводы из событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 г., предпринимало меры для того, чтобы не только завинчивать гайки, но и сделать некоторые послабления, открыв для части людей возможность заниматься на первый взгляд безобидными вещами, в том числе открыто проявлять свою веру, в частности, в Будду.

Руководители Компартии Китая, которые ранее всегда стояли на той точке зрения, что нужно вести беспощадную борьбу с религией, стремиться к уничтожению религии в КНР, пришли к выводу о том, что можно пустить в ход тезис о возможности существования религии в социалистическом обществе. Иначе говоря, в период изменений в КНР, особенно в 1990-х гг., власти не препятствовали открытому проявлению гражданами страны своих религиозных чувств.

Поэтому никто не препятствовал началу деятельности Ли Хунчжи, учреждению им упомянутого центрального Общества в Пекине, созданию сети организаций по всей стране; движение "Фалуньгун" развивалось и расширяло свои ряды совершенно открыто на протяжении семи лет, с 1992 до середины 1999-го.

Движение было основано и начало разворачивать свою деятельность как организация, занимающаяся оздоровительными мероприятиями с использованием традиционных методов китайской дыхательной гимнастики. Эта организация на всех уровнях имела возможность заниматься сопутствующей коммерческой деятельностью. Ее литература издавалась государственными издательствами, в том числе военными.

Государство не препятствовало членам движения, когда они начали отстаивать свои права даже в форме предъявления претензий к государственному телевидению в Пекине в 1998 г., да и в других случаях. Государство не запретило деятельность движения и после того, как осаде подвергся Чжуннаньхай в апреле 1999 г. Как уже упоминалось, власти тогда фактически отмежевались от статьи Хэ Цзосю, в мягкой форме осуждавшего движение. Находившийся в те дни в Пекине Ли Хунчжи не был ни арестован, ни задержан. Одним словом, на протяжении нескольких лет поддерживалось некое равновесие: в средствах массовой информации КНР время от времени имели место выступления с критикой тех или иных аспектов деятельности Ли Хунчжи и его последователей; в то же время движение имело возможность выражать свой молчаливый протест против критики в его адрес. Это могло быть связано с разногласиями или с замешательством в руководстве КПК, которое продолжалось до середины лета 1999 г.

Собственно говоря, довольно много членов КПК было даже вовлечено в деятельность движения Ли Хунчжи. Часть рядовых членов партии, да и некоторые старые функционеры КПК, в том числе с тридцатилетним стажем, составили костяк многих низовых и провинциальных организаций движения Ли Хунчжи.

Одновременно необходимо отметить, что не только идеологическая работа, но и организационная жизнь КПК в известном смысле, то есть главным образом на низовом уровне, в 1990-х гг. замерла или прекратилась. В руководстве партии велись споры и сосуществовали разные подходы к вопросу о том, как быть с партией, да и вообще с политической структурой общества. Одни выступали за пусть постепенную, но либерализацию, допуская в конечном счете свободу выбора и действительно многопартийную систему. Другие настаивали на сохранении рычагов власти в руках номенклатуры и лично тех или иных руководителей и их кланов сверху донизу, а также на внедрении в умы идеологии партии, в том числе материализма и атеизма.

* * *

Однако в середине 1999 г. партия и государство предприняли решительные и широкие действия по подавлению деятельности движения Ли Хунчжи. Очевидно, что это было сделано и с учетом необходимости подготовки к 50-летию КНР. Главное же было в том, что ЦК КПК в конечном счете пришел к выводу об опасности движения Ли Хунчжи. Руководство партии начало упорядочение рядов партии, чистку внутри партии, особенно внутри ее руководящего состава. Это решение диктовалось, по мнению ЦК КПК, условиями, в которых ныне приходится действовать партии. Тем, во-первых, что на мировой арене обостряется конкуренция между государствами, и, во-вторых, внутри страны, когда дело касается реформ, все труднее становится обеспечивать стабильность развития.

Сами эти положения требуют, как нам представляется, некоторого разъяснения.

По сути дела, ЦК КПК исходил при принятии решения о прекращении деятельности организации Ли Хунчжи в КНР из соображений внешнеполитического и внутриполитического характера. В 1999 г. в сфере внешней политики руководители ЦК КПК пришли к выводу, что борьба на мировой арене обостряется; пусть даже в ближайшем обозримом будущем речь не идет о войне, в которую может быть втянут Китай, но тем не менее соперничество держав на мировой арене, их конкуренция, ожесточенная борьба за свои интересы (хотя и без широкомасштабных военных действий) становятся опасными, требуют от каждого из участников мирового процесса, в том числе и в первую очередь от КНР, сплочения нации. И прежде всего - усиления вооруженных сил и укрепления внутреннего единства в стране; с этой точки зрения, совершенно недопустимой представлялась деятельность организации, которая, формально и внешне выступая как крайне безобидная и занятая лишь вопросами оздоровительной гимнастики, по сути дела, начинала подрывать сплоченность нации во главе с КПК, вносить разлад в отношения между руководством страны и партии, между правящей партией и государственным аппаратом, с одной стороны, и миллионными массами людей, особенно тех, кто по разным причинам (по возрасту или по сокращению штатов) потерял работу и недоволен существующим положением и политикой властей. По сути дела, движение "Фалуньгун" приковывало внимание людей не только к их личным проблемам, но и оставляло без поддержки масс амбиции и планы руководства КПК и КНР на мировой арене.

Если же говорить о положении внутри Китая, то к этому времени назрела необходимость решения крупных и весьма острых вопросов, причем без решения этих проблем невозможно было существенно изменить что-либо в экономике. И руководители партии и правительства пришли к выводу, что и по внутрикитайским причинам необходимо добиться все того же - "сплочения нации". Очевидно, сказывалось то, что Китай находился в это время на распутье - решался вопрос о том, куда, какими методами и каким путем двигаться дальше. Руководители КПК и КНР полагали, что существует единственный путь - тот, который предлагают они. В то же время в китайском обществе существовали различные мнения по этому вопросу. Положение было особенно серьезным в связи с тем, что сдвиги в политике и в экономике неизбежно вызывали новые трудности, лишали работы новые массы людей, особенно при акционировании крупных и средних промышленных предприятий.

Кроме того, чрезвычайно серьезным становился вопрос о морали и нравственности. Становилось все яснее, что в 1990-х гг. руководители КПК и КНР были заняты преимущественно борьбой за сохранение своей власти, наращиванием военного потенциала государства и некоторыми экономическими вопросами. При этом они упустили, причем в значительной степени, контроль за сферой идеологии, включая партийное строительство в своей собственной партии. Более того, немало парторганизаций на местах перестали не только играть руководящую роль, но и вообще нормально функционировать. При таких обстоятельствах руководство КПК и пришло к выводу о необходимости немедленного прекращения деятельности движения, которым руководил Ли Хунчжи.

* * *

В июле 1999 г. появились три документа. Первый и главный из них был уведомлением ЦК КПК (оно было датировано 19 июля и опубликовано 22 июля), в котором членам партии запрещалось изучать учебник "Великие законы колеса дхармы", следовать установкам этого учебника, то есть принимать участие в движении Ли Хунчжи. Другой документ, которым запрещалась деятельность "Общества по изучению Великого закона колеса дхармы" и находившейся под его руководством организации "Фалуньгун", был предписанием Министерства гражданской администрации. Наконец, в третьем документе Министерство общественной безопасности запрещало государственным служащим принимать участие в деятельности "Фалуньгун", а также запрещало членам этой организации собираться вместе.

Двадцать девятого июля Министерство общественной безопасности КНР издало приказ об аресте Ли Хунчжи и обратилось в Интерпол с просьбой о его задержании.

Соответствующие решения были приняты Военным советом ЦК КПК и Центральным военным советом КНР; эти вопросы обсуждались на специальных заседаниях руководителей практически всех органов государственной власти; решение ЦК КПК поддержали все всекитайские общественные организации. Партком Министерства образования КНР потребовал от учреждений системы образования, от парторганизаций учебных заведений всех ступеней быстро организовать широкие массы учащихся на изучение уведомления ЦК КПК. При этом было сказано, что первые руководители парткомов будут нести персональную ответственность за эту работу. Приводились примеры, в частности, говорилось, что Ли Хунчжи оказал сильное влияние на студентов Харбинского технологического университета.

Кампания была развернута по всей стране: и по партийной и по административной линии. Были пущены в ход все средства массовой информации. Страницы газет, экраны телевизоров на протяжении нескольких недель были заполнены сообщениями о борьбе против "Фалуньгун". Информационная война перекинулась и на мировую арену, в Интернет, где, с одной стороны, Ли Хунчжи и его последователи выражали свой протест против незаконных, с их точки зрения, действий властей, отстаивали свое понимание прав человеческой личности, а с другой - хакеры, действовавшие по заданию властей, взламывали серверы сторонников Ли Хунчжи, стремясь помешать распространению их информации в Интернете.

Таким образом, правящая в КНР политическая партия и исполнительные органы государственной власти (в то время еще не законодательной и не судебной) совместно объявили о запрете на деятельность движения и на участие в нем.

При этом стало ясно, что к движению Ли Хунчжи имели отношение, и немалое, и партийцы. В партийном документе отмечалось, что "некоторые члены партии тоже принимали в этом участие, а крайнее меньшинство даже стало костяком организации" Ли Хунчжи. Появились также сообщения о том, что более двадцати старых членов партии, причем, судя по некоторым намекам, ветеранов-военачальников, подали в ЦК КПК коллективное заявление в защиту деятельности движения "Фалуньгун". Особенно обеспокоило руководителей КПК и КНР, что движение Ли Хунчжи стало овладевать массами студенческой молодежи и школьников.

Все это происходило в то время, когда деятельность многих парторганизаций в стране, как указывалось в партийной печати, либо замерла на длительное время, либо эти организации начали рассыпаться, разлагаться.

Одним словом, для КПК возникла угроза с неожиданной стороны. Организация Ли Хунчжи, по сути религиозная, угрожала, по меньшей мере на уровне низовых организаций, положению Компартии Китая. Это находило свое проявление в деятельности самого движения. На первом этапе это было просто распространение учения, а в конце 1990-х гг. Ли Хунчжи уже обязывал своих сторонников "стремиться к возвышенным целям", что на практике означало попытку вступать в борьбу с властью КПК, упрекая ее функционеров и ее руководящие органы в том, что они нравственно не чисты и по этой причине не способны решать практические вопросы налаживания жизни людей. Отсюда было недалеко и до утверждений о необходимости своего рода анархии или, во всяком случае, замены нынешнего режима иным, более эффективным и действенным.

Положение представлялось китайскому руководству настолько серьезным, что ЦК КПК объявил о необходимости усилить роль и место КПК в жизни страны, должным образом "наладить руководство партией", "управление ее делами". Тем самым признавалось, что в 1990-х гг. партийная жизнь была в значительной степени пущена на самотек, управление делами самой партии, руководство ею было в известной степени утрачено.

Руководители КПК были поставлены перед необходимостью предпринимать серьезные шаги, чтобы не только поддерживать с помощью силовых структур свою власть в стране и не только заниматься собственным экономическим благополучием, но и как-то оживить идеологическую работу, возродить деятельность партийных организаций в условиях, когда стало уже обычным делом не посещать партийные собрания, заплатив всего пять юаней в качестве штрафа.

На XV съезде КПК в 1997 г. именно беспокойство о судьбе партии, о восстановлении ее руководящей роли, о роли парткомов повсеместно и на всех уровнях, во всех организациях и ячейках общества стало центральной задачей партийного руководства. Возглавить эту работу поручили Ху Цзиньтао второму человеку в партийном и государственном руководстве. Одновременно и первый руководитель партии и государства Цзян Цзэминь выдвинул установку о необходимости, по сути дела, провести в Компартии Китая чистку руководящего кадрового состава, чистку номенклатуры. Каждый функционер, начиная с руководителя уездного уровня, не имел права на протяжении всего периода чистки, а это несколько месяцев, покидать место жительства и работы и должен был отчитаться перед партийными органами и перед массами в том, как он изучает теорию, которой руководствуется партия, как проводит в жизнь партийные политические установки и как хранит в чистоте свой моральный облик.

Иначе говоря, от функционеров КПК потребовали присягнуть на верность теоретическим взглядам нынешнего руководства партии, его политическим установкам, пройти проверку на честность и порядочность перед партийными органами и беспартийными массами. Одним словом, в КПК проходит важная чистка ее кадрового состава. Пока не ясно, какими будут ее результаты. Население Китая в массе своей не довольно номенклатурой, считая многих партийных функционеров людьми прежде всего эгоистичными и жадными; изменить такие представления простого народа в КНР о партийных чиновниках пока невозможно. Не случайно о "начальстве" простые люди в Китае обычно говорят только "они".

Чистка партии началась еще до запрета деятельности движения Ли Хунчжи. Однако во второй половине 1999 г. эта работа проводилась в сочетании с борьбой против "Фалуньгун". При этом заявляли, что над КПК нависла серьезная угроза со стороны этого движения.

Что касается идеологической работы партии, то в связи с кампанией борьбы против "Фалуньгун" прозвучал призыв противопоставлять идеализму и теизму Ли Хунчжи и его последователей марксистский диалектический материализм и атеизм. Но вряд ли можно ожидать легкого и действительно серьезного "второго пришествия" в КНР диамата, истмата и атеизма. В то же время в результате массовой всекитайской кампании в июле?октябре 1999 г. открытая деятельность Ли Хунчжи была прекращена, а вся сеть его организаций формально ликвидирована; функционеров "Фалуньгун" задерживали, многие из них публично раскаивались в "содеянном". Членам КПК было предложено выйти из организации Ли Хунчжи и идеологически отмежеваться от нее. Подавляющее большинство их так и поступили. Например, всего через неделю после запрета на деятельность "Фалуньгун", к 1 августа 1999 г., о выходе из этого движения в одной только провинции Шаньси заявили 50 тысяч человек, а в Ганьсу 10 тысяч, из них тысяча членов КПК.

Одним словом, осенью 1999 г. организация "Фалуньгун" как открытое массовое движение перестала существовать на территории КНР, сохранившись, правда, в других странах среди тамошних китайцев.

Можно констатировать, что когда КПК ослабила контроль над своими членами и вообще над сферой духовной жизни людей, допустила на несколько лет определенную свободу вероисповедания, тогда в движение, возглавленное Ли Хунчжи, влились по своей воле миллионы людей, в том числе довольно много членов КПК. Когда же партия и государство официально запретили деятельность движения Ли Хунчжи, объявили, что с теми, кто не отмежуется от этого "незаконного" движения, будут поступать "по закону", как с "нарушителями общественного порядка" и "преступниками", тогда, естественно, подавляющее большинство участников "Фалуньгун" под угрозой разного рода репрессий было вынуждено в целях выживания публично отмежеваться от Ли Хунчжи. Иными словами, часть населения КНР, часть китайцев добровольно поднялась под знаменами "нового Будды" Ли Хунчжи на что-то вроде "полувосстания" за идеалы нравственности, против коррупции и разложения партийных и государственных чиновников. Произошло это в условиях, когда власти не препятствовали серьезно такому свободному волеизъявлению людей. Но те же люди, вполне естественно, предпочли сохранить даже то немногое, что у них было, перспективе остаться на принципиальных позициях и жить со спокойной душой - но потерять при этом материальную основу своего дальнейшего существования, а может быть, и подвергнуться репрессиям. Свобода вероисповедания, свобода душевного порыва не выдержала прямого конфликта с правящей партией и ее государством.

* * *

В связи с появлением в Китае конца XX в. стихийного религиозного движения "Фалуньгун" необходимо обратиться и к официальному толкованию политики КПК в отношении религии и свободы вероисповедания в настоящее время. Судя по тому, что публикуется в китайской печати (см., например, статью Лю Чжункана "Марксизм о религии" в журнале "Синьцзян шэхой цзинцзи", 1998, номер 4, с. 1?8), теперь прежде всего подчеркивается, что КПК руководствуется в своем отношении к религии следующими принципами:

- в сфере идеологии религия и научный социализм противостоят друг другу;

- нельзя запрещать религию административно-приказными и полицейскими методами;

- с точки зрения государства религия - это частное дело человека;

- борьбу с религией следует подчинять общей задаче революционной борьбы пролетариата;

- последовательно осуществлять свободу религии и вероисповедания;

- необходимо неустанно вести атеистическую пропаганду.

При этом в "новый период строительства социализма" в КНР, то есть начиная с 3-го пленума ЦК КПК 11-го созыва (конец 1978 г.), следует исходить из следующего:

- религия - это общественно-историческое явление, а не только явление в сфере идеологии;

- религия в условиях социализма существует на протяжении длительного времени;

- противоречия в сфере религии - это противоречия внутри народа;

- необходимо с осторожностью подходить к соотношению религий и национальных проблем;

- главное в отношении религии - избегать "левизны", но также и других уклонов;

- следует объединять массы верующих и неверующих и отказаться от бытовавшего в прошлом примитивного стремления добиваться уничтожения религии;

- управлять религиозными делами на основе законов; начиная с 3-го пленума ЦК КПК 11-го созыва КПК в известной степени ослабила руководство этой работой, поэтому имело место ненормальное развитие религии, религиозная деятельность выходила за рамки политики партии и законов государства; необходимо усилить управление религиозными делами и в то же время усилить строительство законодательной базы, поставив на рельсы закона всю эту работу;

- активно вести дело к взаимному соответствию религии и социалистического общества; именно в этой связи следует воспринимать высказывание Цзян Цзэминя, которое он сделал 7 ноября 1993 г. на всекитайском рабочем совещании по вопросам единого фронта, а именно: "Проведение в жизнь политики партии в отношении свободы вероисповедания и религии, а в равной мере и усиление на основе закона управления делами в сфере религии - все это имеет своей целью достижение взаимного соответствия религии и социалистического общества".

* * *

В целом представляется очевидным, что позиция КПК по вопросу об отношении к религии, к деятельности религиозных организаций характеризуется двойственностью, т.е. позволяет принимать совершенно противоположные решения в соответствии с тем, что сочтет целесообразным руководство партии. При этом все зависит от ситуации: если руководство КПК считает, что та или иная религиозная организация не угрожает руководящему положению Компартии Китая в стране, деятельность этой религиозной организации дозволяется; если же в деятельности любой из религиозных организаций обнаружится то, что будет сочтено угрозой власти КПК в Китае, деятельность такой религиозной организации будет запрещена. О совместимости, взаимном соответствии и вечной гармонии религиозных организаций и КПК говорить не приходится. Более того, по сути дела, имеется в виду, что именно религия и в новых, нынешних условиях жизни в КНР должна приспосабливаться к социализму, а никак не наоборот: ни сама КПК, ни то, что она полагает сегодня современным социализмом в КНР, не собираются приспосабливаться к религии. Подразумевается, что необходимо лишь всемерно усиливать управление религиозной деятельностью со стороны КПК и КНР.

* * *

В связи со всем тем, что происходило в 1990-х гг. и с самой КПК и с движением "Фалуньгун", представляется, что, если рассматривать их взаимоотношения как своего рода "игру", тогда вполне очевидно, что каждый из "партнеров" по этой "игре" в одно и то же время и переоценивал свои силы, и недооценивал силы своего "партнера". КПК не сумела справиться методами идейно-воспитательной работы с членами партии и с беспартийными массами, находившимися под влиянием движения Ли Хунчжи. Партийцы в относительно значительном числе пошли в религиозную организацию. Для них не было проблемой совмещение партийного воспитания в духе атеизма и принципов своеобразной ветви необуддизма, предлагавшегося Ли Хунчжи.

Более того, уже упоминалось о том, что часть из них, в том числе люди с 30-летним стажем пребывания в КПК, занимали в движении "Фалуньгун" должности функционеров, становясь одновременно членами сразу как бы двух "партий": КПК и "Фалуньгун". (Вообще говоря, можно вспомнить, что в истории КПК в XX в. случалось, что члены КПК были в то же время и членами партии Гоминьдан Китая или членами ВКП/б/.) КПК пришлось в конечном счете призвать членов партии к партийной дисциплине, а в отношении движения Ли Хунчжи применить, используя органы государственной власти, административные методы, чтобы прекратить деятельность организации Ли Хунчжи. Жилища Ли Хунчжи и активистов "Фалуньгун" подверглись обыскам. Самих активистов задерживали. Появилось сообщение о смерти одной из активисток, находившейся под арестом.

Одним словом, КПК недооценила влияние "Фалуньгун" и "нового Будды" на людей, в том числе на партийцев, и переоценила свое моральное воздействие на массы нынешних китайцев. С другой стороны, движение "Фалуньгун" в 1999 г. переоценило свое влияние в обществе и недооценило силу партийно-административного механизма власти в стране. В то же время необходимо принимать во внимание, что, по сути дела, движение "Фалуньгун" выступило в качестве организации гражданского неповиновения или квазигражданского неповиновения. Ведь оно не захватывало власть, не применяло никаких форм насилия. Оно "не дотрагивалось" до представителей власти. Оно лишь демонстрировало властям, что среди населения Китая существует массовый протест против поведения чиновников партийно-государственного аппарата, что правящая политическая партия потеряла или теряет всякий моральный авторитет, поэтому было бы лучше для населения страны, если бы власть добровольно была передана религиозной организации, то есть "Фалуньгун", которая, во всяком случае, гарантирует чистоту и нравственность поведения своих последователей, буде в их руки попадет власть.

Из событий 1999 г. также следовало, что в случае проведения в Китае свободных выборов, такая организация, как "Фалуньгун", могла бы провести своих представителей в органы законодательной и исполнительной власти.

* * *

Кампания по подавлению деятельности "Фалуньгун" оказалась затяжной. На протяжении тех семи лет, с 1992 по 1999 гг., когда эта организация возникла и работала совершенно открыто, КПК продолжала свою обычную идеологическую и пропагандистскую деятельность. При этом она всегда руководствовалась принципом несовместимости религиозного мировоззрения и идеологии партии, марксизма, идей Мао Цзэдуна, теории Дэн Сяопина. Однако Компартии Китая в ходе "мирного сожительства" или "мирного соревнования" с идеями Ли Хунчжи не удалось одержать победу. В деятельности "Фалуньгун" принимали участие не только беспартийные, но и члены КПК, даже некоторые ее функционеры. Идеология КПК в том виде, в каком она существовала и развивалась в 1990-х гг., не смогла воспрепятствовать распространению взглядов Ли Хунчжи среди значительной части населения КНР, не смогла сдержать существенный рост численности его организации.

После того как все это стало очевидным, во второй половине 1999 г., были предприняты другие, то есть партийно-дисциплинарные и административные, меры борьбы против "Фалуньгун".

Кампания борьбы против Ли Хунчжи и его движения вылилась в два этапа, или, другими словами, в ее ходе можно выделить две волны. При этом можно еще раз отметить, что эта кампания началась без какого бы то ни было нового крупного повода. Вполне вероятно, она была развернута после того, как дискуссия в руководстве КПК была завершена и было принято соответствующее решение.

Очевидно, что в июле 1999 г. руководство КПК после длительных споров вокруг этого далеко не простого для него вопроса приняло решение попытаться справиться с "Фалуньгун" полумерами.

* * *

Прежде всего появилось решение ЦК КПК, запрещавшее членам партии участвовать в деятельности "Фалуньгун", те, кто участвовал в ее деятельности, должны были в порядке партийной дисциплины размежеваться с этим движением. Так ЦК КПК показал, что партия больше не желает иметь ничего общего с "Фалуньгун", т.е. не относит это движение к числу допустимых с точки зрения руководства КПК религиозных движений в КНР. Члены партии были поставлены перед необходимостью выбирать: КПК или "Фалуньгун"; до этого вопрос таким образом в партии не ставился. В реальной жизни допускалось одновременное пребывание и в партии и в рядах организации Ли Хунчжи. Вероятно, в ЦК КПК в то время возобладала та точка зрения, что достаточно лишить "Фалуньгун" участия в ее работе членов КПК, чтобы организация Ли Хунчжи развалилась.

Далее, одновременно с решением ЦК КПК появился и запрет Министерства общественной безопасности КНР государственным служащим принимать участие в деятельности "Фалуньгун". Они также были поставлены перед выбором: место госслужащего или "Фалуньгун". Очевидно, что при этом предполагалось, что вывод из организации Ли Хунчжи госслужащих совершенно разрушит ее костяк. Наконец, тоже одновременно с решением ЦК КПК, появилось указание Министерства гражданской администрации КНР об объявлении "Фалуньгун" в административном порядке незаконной организацией (она не была названа "реакционной", то есть осуждена более мягко). В средствах массовой информации была развернута широкая и шумная кампания, в которой приняли участие все партийные органы, государственные учреждения, общественные организации, в том числе и признающие руководящую роль КПК религиозные организации страны.

Первый этап кампании борьбы против "Фалуньгун", безусловно, принес определенные результаты. Деятельность "Фалуньгун" в тех формах и масштабах, в каких она проводилась ранее на протяжении ряда лет, прекратилась. "Фалуньгун" оказалась и вне закона и в подполье. Члены партии предпочитали выйти из "Фалуньгун", сохранив членство в КПК. Так же поступали и прочие государственные служащие.

Однако проходили недели, месяцы, а полностью справиться с "Фалуньгун", добиться полного ее исчезновения не удавалось. Протесты против решений властей вспыхивали во многих местах страны. Выбывших функционеров "Фалуньгун" заменяли новые люди. Оказывалось, что "Фалуньгун" подготовила "второй" и "третий" запасные "эшелоны" своих руководителей на местах. Разворачивалась и не прекращалась своеобразная или специфически китайская "партизанская религиозная война" в защиту права на свободу вероисповедания, против запретов властей. При этом действия приверженцев "Фалуньгун" трудно было характеризовать как насильственные, ибо они таковыми не были. Это были все те же молчаливые забастовки. В этой обстановке власти сочли необходимым принять дополнительные и более суровые и решительные меры.

Через три месяца после начала первого этапа кампании борьбы против "Фалуньгун" была поднята ее вторая волна.

Прежде всего пришлось выступить открыто и публично с прямым осуждением "Фалуньгун" руководству партии и страны. На первом этапе борьбы такого рода заявлений не было, в связи с чем у части членов партии, государственных служащих и китайского населения в целом тогда могло складываться впечатление, что высшие руководители страны либо не считают деятельность "Фалуньгун" достаточно крупной проблемой, достойной их персонального внимания, либо вообще пока по неизвестным причинам предпочитают не высказываться и резервировать свое мнение; нельзя было исключать и наличия разногласий между руководителями.

Развитие ситуации потребовало от лидеров партии и страны пересмотреть отношение к этому вопросу, и 25 октября 1999 г. появилось заявление первого лица в партии и главы государства по этому вопросу. Форма, в которой это было сделано, была выбрана не случайно. Здесь учитывался международный аспект проблемы. Объяснения были даны накануне визита Цзян Цзэминя во Францию. Давая ответы в письменном виде на вопросы одного из руководителей французской газеты "Фигаро" А.Пейрефита, генеральный секретарь ЦК КПК, председатель КНР Цзян Цзэминь сказал следующее:

"Фалуньгун" - это ересь, которая наносит вред и обществу и народу. По неполным данным, в результате деятельности "Фалуньгун" были доведены до смерти более 1400 человек. Многие из ее адептов потеряли рассудок; разрушались семьи, их хозяйство шло прахом, а люди погибали, семьи распадались, дети разбредались; одним словом, это привело к очень серьезным социальным последствиям..."

Далее Цзян Цзэминь заявил, что большинство людей, которые принимали участие в деятельности "Фалуньгун", делали это в целях укрепления здоровья; им ничего не было известно о противозаконной деятельности тех, кто планировал деятельность этой организации, организовывал ее и входил в ее костяк. Поэтому, когда люди разглядели подлинное лицо этой организации, обращенное против общества, против науки, против человечества, они тут же отмежевались от "Фалуньгун"...

Цзян Цзэминь подчеркнул, что в настоящее время в мире, несмотря на огромное развитие науки, техники, культуры, появляются еретические организации, которые наносят вред духовному здоровью людей, нормальному порядку в обществе. В качестве примера он сослался на появление такого рода организаций или сект в США, Японии, Европе. Отметив, что причины их возникновения сложны, Цзян Цзэминь заявил, что ни одно ответственное правительство не может допустить деятельность такого рода еретических организаций, которые наносят вред обществу и народу. Это также свидетельствует о том, что по мере развития материальной цивилизации необходимо уделять все возрастающее внимание строительству духовной цивилизации. Только при всестороннем развитии и материальной и духовной цивилизации люди смогут по-настоящему пользоваться благами счастливой цивилизованной жизни.

* * *

Итак, Цзян Цзэминь публично осудил деятельность организаторов "Фалуньгун", уподобив ее другим известным в мире сектам, таким, как, например, "Аум синрике". Одновременно с заявлением Цзян Цзэминя 25 октября 1999 г. на заседании Постоянного комитета Всекитайского Собрания Народных Представителей (ПК ВСНП) было принято имеющее силу закона постановление по предупреждению и борьбе с религиозными сектами и их незаконной деятельностью. В этом документе подчеркивалось, что "еретические секты", "прикрываясь религиозной деятельностью, занятиями старинной китайской дыхательной гимнастикой "цигун", нарушают общественный порядок, угрожают имуществу и жизни граждан, наносят ущерб экономическому развитию страны". ПК ВСНП потребовал от судов, правоохранительных органов, прокуратуры и административных юридических органов жестко реагировать на действия "сектантских группировок", "нарушающих общественный порядок и подрывающих стабильность своими нелегальными сходками". Особенно непримиримо необходимо поступать в случаях "гибели членов секты, изнасилования сектантами женщин и присвоения обманным путем денег". Постановление дифференцированно подходило к простым членам сект и их руководителям - первых будут подвергать перевоспитанию, а главарей сектантов и тех, кто совершил преступления, строго наказывать.

Таким образом, под кампанию борьбы против "Фалуньгун" была подведена правовая основа, так как появился акт, принятый законодательным органом. Соответствующие решения тут же приняли Верховный народный суд КНР и Верховная народная прокуратура. Вследствие этого по всей стране были приведены в действие правоохранительные и карательные органы. Обыски стали массовыми, обыскивали десятки тысяч жилищ, книжных магазинов и других объектов, были арестованы сотни людей. С санкции прокуратуры были взяты под стражу все главные руководители "Фалуньгун", работавшие в Пекине. "Фалуньгун" была представлена как организация, деятельность руководителей и активистов которой расценивалась властями КНР как уголовное преступление. Борьба против "Фалуньгун" была таким образом переведена из сферы дисциплинарно-административной в область уголовного преследования силами правоохранительных органов государственной власти.

* * *

В связи с этим была поднята новая волна критики "Фалуньгун" и подобных ей организаций. При этом признавалось, что их много; причем создание ряда организаций было в свое время одобрено партийными руководителями. Средства массовой информации КНР также писали, что такие организации, как "Фалуньгун" и "Чжушэньцзяо" ("Учение о главном божестве"), нанесли огромный ущерб общественному порядку и стабильности в стране.

Запрещая деятельность "Фалуньгун", власти обвинили ее также в попытке совершить государственный переворот, а 25 октября 1999 г. к этому добавилось еще одно серьезное обвинение - шпионаж. В печати КНР утверждалось, что большое количество секретных документов, касавшихся отношения руководства КПК к "Фалуньгун" и внутрипартийных дискуссий по этому поводу, было передано адептами "Фалуньгун" иностранцам. Поскольку в рядах "Фалуньгун" состояли довольно высокопоставленные партийные и государственные чиновники, Госсовет КНР потребовал от них покинуть ряды "Фалуньгун", в противном случае они подвергнутся наказанию, будут понижены в должности или уволены со службы.

В ходе борьбы против "Фалуньгун" была в широких масштабах развернута учеба в вооруженных силах и вооруженной полиции КНР. При этом подчеркивалось, что речь идет о суровой политической борьбе, затрагивающей вопрос о судьбе и перспективах партии и государства; военнослужащих ориентировали на длительную борьбу и на доведение ее до конца - "до полного и окончательного очищения страны от яда "Фалуньгун".

И первая, и особенно вторая волна кампании борьбы против "Фалуньгун" были вызваны не только внутриполитическими, но и внешнеполитическими причинами. Власти КНР не только допускали на протяжении семи лет широкую деятельность "Фалуньгун" на территории КНР, но и не препятствовали ее деятельности за пределами страны. Ячейки "Фалуньгун" появились во множестве почти везде, где жили китайцы. (Есть и иностранцы - адепты "Фалуньгун", но это явление не достигло значительных масштабов.) Много приверженцев "Фалуньгун" живет на Тайване, в странах Юго-Восточной Азии, в Европе, в США.

Когда в КНР началась кампания осуждения и запрета деятельности "Фалуньгун", в мире раздались протесты против нарушения властями КНР положений Конституции страны, дающей ее гражданам право на свободу вероисповедания. Третьего ноября 1999 г. соответствующую резолюцию принял Конгресс США, что было расценено МИД КНР как вмешательство во внутренние дела Китая. В ответ власти КНР организовали акции различного характера, начиная с публикации упомянутого интервью Цзян Цзэминя французской газете "Фигаро". Прозвучало требование к Вашингтону выдать проживающего в США Ли Хунчжи китайским властям. Были задействованы и близкие к Пекину организации зарубежных китайцев. Уже упоминалось о том, что хакеры из КНР взламывали файлы "Фалуньгун" в Интернете. В общем, своеобразная "война" приняла всемирно-информационный характер. Так что вторая волна борьбы против "Фалуньгун" приняла еще большие масштабы, чем первая.

"Фалуньгун" можно было запретить, ее деятельность можно подавить, но в то же время проблема идейного вакуума в стране и неприкаянности китайской души остается, и рецептов ее решения пока не видно.

Официальная буддийская церковь

и "Фалуньгун"

В связи с кампанией борьбы против "Фалуньгун" на страницах китайской печати был опубликован призыв руководителя официальной буддийской религиозной организации в КНР старца Чжао Пучу (1908 г. рождения), который, будучи мирянином, был поставлен на этот пост руководством КПК и всегда выполнял указания ЦК. Этот председатель Китайской буддийской ассоциации заявил, что он поддерживает решение ЦК КПК о запрете движения Ли Хунчжи, считает это решение необходимым, своевременным, совершенно правильным. По словам Чжао Пучу, тем самым устраняется зло и опасность для государства. Чжао Пучу назвал движение Ли Хунчжи деятельностью, которая внешне выглядела как бы побочной ветвью буддизма, сопутствующей буддизму, но на самом деле представляла собой иноверие или ересь. Он напомнил, что в 1998 г. Китайская буддийская ассоциация заявляла, что концепция Ли Хунчжи - это ересь, а не буддийское учение, не официальная религия и не "цигун", не настоящая дыхательная гимнастика.

Одним словом, стало совершенно ясно, что имело место также столкновение официального буддизма в КНР с неофициальным, стихийным буддизмом. Буддизм Ли Хунчжи оказался в конечном счете движением, находящимся вне контроля КПК, - в отличие от Китайской буддийской ассоциации во главе с Чжао Пучу. В известной мере то, что произошло в 1990-х гг., напоминало ситуацию в 1910?1920-х гг., когда внутриполитическое положение в Китае, для которого характерными были борьба в различных формах и тяжелое материальное положение населения, являлось причиной всплеска веры. Буддизм тогда широко распространился среди китайцев. Это приводило к увеличению числа буддистов-мирян, которые никак не были связаны ни с государством, ни с политическими партиями того времени. Можно также сказать, что учение Ли Хунчжи - это не буддизм в чистом виде, а некий "парабуддизм", или сочетание буддизма с даосизмом и традиционными древними народными верованиями китайцев. Мы используем в данном случае термин "буддизм" лишь для простоты.

В ходе осуждения движения Ли Хунчжи в печати КНР высказывалась мысль о том, что это весьма своеобразная "ересь"; по сути дела, власти КНР предпочитали прежде всего утверждать, что движение Ли Хунчжи - это не религиозное движение, а незаконная организация, антиправительственные акции которой следует подавлять именно как "преступную деятельность"; в то же время власти не могли оставлять без внимания "учение Ли Хунчжи", его идеи, были вынуждены критиковать их, исходя из того, что они имели широкое влияние на китайское население.

При этом признавалось, что организация сторонников "Фалуньгун" - "не простая" организация и проблема с ней "весьма сложна". С одной стороны, утверждалась необходимость на протяжении длительного времени критиковать ее и, с другой стороны, анализировать этот феномен с разных точек зрения. Одновременно отмечалось, что во многих странах начиная с 1970-х гг. появлялось много подобных организаций, они возникали в США, в Японии, в Канаде, в Швейцарии, во Франции и т.д. Обычно их именовали сектами; суть их деятельности виделась в том или ином культе.

Теперь же в КНР выдвинули мысль о том, что, конечно, можно и нужно видеть проявление ереси в том или ином религиозном учении или движении; однако такая организация, как "Фалуньгун", уже перешагнула за рамки религии или религиозного учения; она совершает преступления против закона и является "силой зла", которая представляет собой серьезную угрозу для общества.

Можно именовать ее деятельность "ересью", но при этом необходимо, как полагали официальные власти в КНР, иметь в виду, что зло, которое приносит эта деятельность, проявляется в четырех сферах: она направлена против науки, человечества, общества и - правительства...

Ее называли антинаучной потому, что она пропагандирует мистику. При этом приводили заявление Ли Хунчжи о том, что он "не признает современную науку". Ссылаясь на явления, которые еще не может объяснить современная наука, Ли Хунчжи утверждал, что только Бог был способен создать весь нынешний целостный мир таким, каков он есть. Только божественные законы, с точки зрения Ли Хунчжи, могут дать возможность познать Вселенную и преобразовать наш мир.

Таким образом, государство в Китае объявило движение "Фалуньгун" преступным и незаконным прежде всего потому, что его принципы расходились с идеологией КПК. Это учение направлено, по мнению сторонников официальной точки зрения в КНР, против человечества потому, что в нем утверждается, что ныне человечество находится в трудном положении; при этом Ли Хунчжи говорил, что наша планета - это "мусорная свалка Вселенной", а человечество - просто "мусор". Спасти человечество от катастрофы, по его утверждению, могут лишь "великие законы колеса дхармы", "законы, которые выходят за грань обычного", и тут не смогут помочь никакие правительства, никакие законы. По мнению Ли Хунчжи, люди должны поступать только так, как учит он, т.е. считать высшими ценностями правду, чистосердечие, доброту, милосердие, терпение. Ли Хунчжи при этом утверждал, что мир должен был взорваться, но он своей чудодейственной силой сумел отодвинуть момент взрыва нашего мира на тридцать лет...

Конечно, в том, что касается "конца света", с Ли Хунчжи трудно согласиться. Представляется, однако, что дело даже не в этом, а в том, что Ли Хунчжи, по сути дела, отказывал функционерам КПК в таких моральных качествах, как чистосердечие, милосердие, терпеливость. При этом он исходил из весьма распространенных в КНР настроений, которые порождены эгоизмом, корыстолюбием, взяточничеством многих партийных и государственных чиновников. И именно это снискало взглядам Ли Хунчжи довольно широкую поддержку в обществе.

* * *

Далее в печати КНР утверждалось, что учение Ли Хунчжи направлено против общества. При этом говорилось, что Ли Хунчжи предполагает действовать активно, а не пассивно, что он намерен оказывать сопротивление властям. Целью такого рода сопротивления называется создание общества, ядром которого станет религия. Ли Хунчжи утверждал, что каждый раз, когда человечество находится в опасности, на краю пропасти, - это эпоха, когда уровень морали и нравственности падает в ужасающей степени, и тогда появляются дьявольские силы зла, которые мутят воду. Ли Хунчжи называл нынешнее общество в КНР, в социалистическом Китае, как подчеркивала китайская печать, "безобразием, в которое его ввергли силы зла", "миром, в котором появились десять тысяч зол, тьма зол, миром, где царит беспорядок". Как же быть?

Только Ли Хунчжи, по его собственному утверждению, способен спасти этот мир... Он наделяет себя сверхъестественной силой, считая, что он могущественнее Будды, Лао-цзы, Иисуса Христа, что он способен править Вселенной, что он - единственный сегодня спаситель. Его последователи верят, что "учитель Ли" - это Бог; они ему беспрекословно и безусловно подчиняются. Он же управляет ими, используя самую современную технику, в том числе передает свои "священные тексты" через Интернет. Его организация окутана тайной; это своего рода "закрытое царство".

* * *

Пожалуй, здесь проглядывали опасения властей КНР, состоявшие в том, что сам феномен Ли Хунчжи, появление столь массового религиозного по характеру движения, которое известно под названием "Фалуньгун", это нечто вроде возникновения на горизонте пока неощутимого призрака некоего религиозного государства, которое может прийти на смену КНР. При этом Ли Хунчжи, с одной стороны, тонко уловил широко распространенное недовольство населения политикой властей и, с другой стороны, умело играл на глубокой традиционной склонности китайцев вверять свои души и судьбы "божеству", "новому Будде".

Именно поэтому в пекинской печати утверждалось, что учение и деятельность Ли Хунчжи направлены против правительства КНР, а сам Ли Хунчжи хотел бы властвовать и как духовный религиозный владыка, и как политический вождь, причем не только в Китае, но и над всем человечеством. Он, делала вывод китайская официальная печать, не только идет на конфронтацию с правительством, но и пытается совершить политический переворот в стране.

* * *

Сначала Ли Хунчжи устраивал свои лекции и выступления, и на них продавались билеты. Потом он стал продавать свои труды, "священные каноны". Деньги, которые он при этом получал, шли на развитие движения. Его политические цели представлялись в Пекине вполне очевидными: он хотел бы создать "небесное государство, где счастье было бы беспредельным"; хотя он всячески открещивается от политических целей, но на самом деле хочет стать политическим вождем, действующим против правительства.

Далее китайская печать утверждала, что Ли Хунчжи понимает, что ничего не добьется лишь в опоре только на пожилых людей, на пенсионеров, поэтому он и говорил о необходимости иметь "высоких советников" и "элиту". На деле же его люди проникли в ряды партии и в государственные учреждения; в его движении есть и люди на уровне начальников управлений в министерствах и ведомствах, а в высших учебных заведениях он привлек на свою сторону профессоров и докторов наук.

Деятельность Ли Хунчжи - это своего рода продолжение неообновленчества, которое уже сыграло важную роль в истории буддизма в Китае в XX веке. В то же время это существенно новое обновленчество. В отличие от того, которое имело место перед образованием КНР и было направлено на приспособление к руководящей роли КПК по отношению к религии, оно исходит из необходимости самостоятельной деятельности необуддизма конца XX века. То есть его независимости от власти, от руководящей роли КПК. И соглашается лишь на "сосуществование" интересов нового буддизма с определенными интересами Компартии Китая и властей КНР.

Размышления Хэ Цзосю

Уже упоминалось о том, что главный пробный шар для выяснения реакции сторонников "Фалуньгун" на возможные действия властей был запущен, когда в печати появилась статья научного сотрудника Института теоретической физики Академии наук Китая Хэ Цзосю с довольно мягкой критикой "Фалуньгун", в ответ на что и состоялась также уже упоминавшаяся молчаливая забастовка сторонников Ли Хунчжи, участников этой организации, у входа в резиденцию высших руководителей КПК и КНР Чжуннаньхай 25 апреля 1999 г. (Академик Академии наук Китая Хэ Цзосю родился в 1927 г. В свое время работал в нашей стране в Дубне, в Международном институте ядерных исследований.)

После объявления о запрете деятельности "Фалуньгун" Хэ Цзосю выступил с новой статьей, опубликованной в газете "Гуанмин жибао" 27 июля 1999 г. Свою новую статью Хэ Цзосю озаглавил: "Нам следует все это еще раз хладнокровно переосмыслить". Основное содержание статьи Хэ Цзосю сводится к следующему.

* * *

"В последние годы в Китае широко распространились суеверия, причем до такой степени, что это стало даже сказываться на стабильности государства, на порядке и сплоченности общества. В связи с этим возникает вопрос: почему появилась эта самая организация "Фалуньгун"? Представляется, что это произошло главным образом в силу следующих причин.

Прежде всего, еретические россказни ввели в заблуждение массы людей. Ведь самая большая ересь, с которой выступил Ли Хунчжи, ? это именно утверждение, что скоро наступит конец света, что наша Земля взорвется. Наша планета не может взорваться, Земля как система чрезвычайно устойчива. Измышление Ли Хунчжи о том, что "Земля взорвется, а человечество погибнет", ? это коварный обман. Ведь он не говорил, что Земля обязательно взорвется в некий совершенно определенный день; нет, он утверждал, что время взрыва будет определять не кто иной, как он сам. В прошлом уже появлялись предсказатели о конце света в 1997 г., в 1999 г.; однако они указывали на слишком близкие сроки; они себя слишком связывали, и у них не было возможности для маневра. Ли Хунчжи усвоил этот урок и заявил, что сроки будет устанавливать он сам; мало того, он говорил, что способен перенести сроки конца света (или взрыва нашей планеты). В то же время он прекрасно понимал, что нельзя слишком далеко относить сроки взрыва. Если бы он, например, заявил, что конец света настанет в 3000 г., то никому до этого не было бы никакого дела. Тогда Ли Хунчжи со своими пророчествами оказался бы никому не нужен. Очевидно, что исходя именно из этих соображений Ли Хунчжи и заявил, что отодвинуть время взрыва он способен максимально на тридцать лет. Сейчас Ли Хунчжи только сорок лет с небольшим; вполне вероятно, что он проживет еще 30 с лишним лет. Вот потому-то он и сделал такое заявление. В этом смысле его идея подана весьма искусно; он усвоил уроки прошлого.

Кроме того, он сфабриковал высказывания руководителей партии и государства. Ли Хунчжи заявлял, что его принимали председатель КНР Цзян Цзэминь и глава парламента Ли Пэн, которые, собственно говоря, и поставили перед ним задачу максимально оттянуть время конца света, взрыва Земли. Ну, это просто какое-то безумие с его стороны. И однако, все же и в этом можно углядеть его замыслы. Ведь он стремился пропагандировать свои взгляды и именно в этих целях сфабриковал высказывания руководителей КПК и КНР. А с какой целью ему вообще понадобилось выступать со своим "учением"? Здесь очень важным представляется то, что Ли Хунчжи стремился стать высшим авторитетом в области религиозных учений, "сверхучителем". Он полагал, что его книга, то есть "Великие законы колеса дхармы", - это высшие законы вообще на Земле, выше них ничего нет; они выше науки, выше всего, что только можно себе представить. Он отвергал любую критику и не допускал ни малейшей критики.

С 1994?1995 гг. я, ? продолжал Хэ Цзосю, ? многократно принимал участие в различного рода мероприятиях и деятельности, направленных против лженауки, лжедыхательной гимнастики, и написал несколько статей, в которых без какого бы то ни было почтения говорил и о лженауке и о лжедыхательной гимнастике - "цигун".

Однако я ничего не говорил тогда о "Фалуньгун"; затем я сказал всего несколько слов о том, что именуется "Фалуньгун", т.е. "самосовершенствованием в колесе дхармы" или "дыхательной гимнастикой в духе колеса дхармы", выступив с короткой статьей, появившейся в журнале "Цин шао нянь кэцзи болань", где всего-то в двух абзацах затронул "Фалуньгун". С одной стороны, я сказал, что утверждение о том, что "ответ на все свои вопросы человек должен искать в своих же прошлых жизнях", является неверным; и, с другой стороны, я говорил, что в нашем институте есть аспирант, который, занимаясь "Фалуньгун", сошел с ума и попал в психиатрическую лечебницу, поэтому я и предостерег людей, посоветовав им быть осторожнее, когда они делают подобного рода дыхательные упражнения; я вовсе не отрицал целиком и полностью значение той дыхательной гимнастики, которая способствует здоровью организма. И именно из-за этой-то коротенькой статьи те, кто практикуют "Фалуньгун", двинулись к Чжуннаньхаю, более десяти тысяч человек взяли в осаду Чжуннаньхай.

Есть и еще одно соображение. Это самое "Фалуньгун" способно сбивать людей с толка, уводить от здравого смысла еще в одном отношении. Ведь оно действует под знаменами, на которых написано: "Правда, доброта, терпение". В прошлом очень многие религии тоже шли под этими же знаменами. Отличие от них "Фалуньгун", его особенность состоит в том, что эта организация поднимает знамена "правды, доброты, терпения", а на деле ни в коей мере не печется ни о правде, ни о доброте. Общеизвестно, что Ли Хунчжи тайком исправил дату своего рождения так, чтобы она совпадала с днем рождения Шакьямуни. Его расчет при этом состоял в том, чтобы извлечь выгоду из того обстоятельства, что ему тоже что-то перепадет, когда люди будут отмечать день рождения Шакьямуни.

Кроме того, нужно сказать, что очень многим людям, верившим в "Фалуньгун", просто не разрешали, когда они заболевали, принимать лекарства, не позволяли им обращаться к врачам; при этом утверждалось, что сама болезнь - это, собственно говоря, тот долг, который тянется за человеком из его прошлых жизней, а если человек примет лекарство, то это будет иметь своим последствием то, что в своей нынешней жизни он не сможет вернуть долги, накопившиеся за ним в прошлых жизнях. Поэтому под воздействием книги Ли Хунчжи "Великие законы колеса дхармы" значительное число больных упустили время, когда можно было их вылечить, и погибли. Обо всем этом теперь сообщают средства массовой информации, но известно становится лишь о немногих таких случаях, потому что родственники этих умерших людей стыдятся того, что произошло, и не хотят открыто выступать с разоблачениями, говорить правду. Они боятся также и того, что в этом случае они навлекут на себя недовольство со стороны "Фалуньгун"; в то же время тайком очень многие мне звонят и сообщают об этих фактах. Адепты "Фалуньгун" твердят о "терпении", однако в их действиях нет и намека на "терпение", они ведут борьбу изо всех сил.

Мне, ? продолжал Хэ Цзосю, ? хотелось бы поспорить, потому что я уверен в своей правоте. Я просто настаиваю на необходимости диспута, однако в этом случае мне бы хотелось, чтобы господин Ли Хунчжи лично вступил со мной в спор. Я пойду на это. Я могу встретиться даже с уполномоченным Ли Хунчжи, если он пришлет его сюда. Ко мне, - пишет Хэ Цзосю, - уже приходил некий господин, который заявлял, что его послал Ли Хунчжи, что он его представитель. Я попросил его перво-наперво показать мне рекомендательное письмо Ли Хунчжи. Я спросил его: откуда я знаю, что ты представитель Ли Хунчжи? При таких обстоятельствах диспута не получится. Но этот человек сказал, что я, дескать, не достоин того, чтобы вести диспут с "учителем Ли Хунчжи". Я ответил, что вот уж никогда не думал, что Ли Хунчжи настолько высокомерен. Что же это получается? Тут явно какое-то противоречие: с одной стороны, он вроде как бы хочет вступить со мной в диспут (присылает своего представителя), а с другой стороны, полагает, что я не достоин того, чтобы он со мной спорил. Так ведь никакого диспута не получится. И в настоящее время некоторые последователи "Фалуньгун" все еще верят в теорию Ли Хунчжи о "правде, добре, терпении". Действительно, и правда, и добро, и терпение все это хорошие вещи, но главное - это все-таки действия".

* * *

Хэ Цзосю заканчивал свои размышления на следующей ноте.

"После того как мы вскрыли и разоблачили "Фалуньгун", подвергли его критике, нам необходимо хладнокровно покритиковать самих себя, нам необходимо еще раз переосмыслить случившееся. Задаться вопросом о том, почему на протяжении семи лет, с 1992 по 1999 год, имело место такое широкое развитие "Фалуньгун", почему это движение получило такой размах. В чем причины этого? Вот об этом нам следует еще и еще раз задуматься, нужно обобщить опыт, извлечь уроки. Очень важно, что на протяжении нескольких последних лет мы не вели борьбу против феодальных суеверий, не осмеливались вступать с ними в борьбу; очевидно, дело в том, что современные феодальные суеверия - это не традиционные гадания о судьбе человека при взгляде на его лицо! Теперь они выступают под знаменем науки, под видом дыхательной гимнастики, потому что и наука и дыхательная гимнастика - вещи безусловно полезные и хорошие.

Сейчас прежде всего необходимо запретить "Фалуньгун". После того как это решение будет претворено в жизнь, следующий шаг, как мне представляется, - пишет Хэ Цзосю, - состоит у том, чтобы люди, работающие в сфере науки и техники, средства массовой информации, все наше общество хладнокровно обдумали то, что произошло, переосмыслили все это снова, и как можно глубже; при этом надо, чтобы все мы задались вопросом: в чем же истоки и причины возникновения такого необычного явления, в чем наша собственная слабость?"

* * *

Итак, Хэ Цзосю полагал, что запрет на деятельность движения Ли Хунчжи был необходим. В то же время он не видел ответа на вопрос об истоках и причинах этого движения ни в том, что публикуется в официальной китайской печати, ни для себя самого. Очевидно, остается подождать, когда в Китае будут высказаны новые мысли на этот счет.

Китай сегодня и "Фалуньгун"

Со своей стороны нам хотелось бы обратить внимание на то, что одна из причин появления феномена Ли Хунчжи заключается в том, что душа человека в современном Китае пуста. В душах многих китайцев накопились вопросы, на которые никто не давал ответа. Причем это происходило в условиях жестокостей и трудностей реальной жизни.

Кто-то должен снимать хотя бы время от времени умственное и физическое напряжение. Многие люди не хотят все время бороться. Они устали от борьбы. Они хотели бы расслабиться. Они хотят покоя, добра, правды, терпения, божественной благодати, в конце концов.

Партия и государство им давно уже этого не предлагают, да, собственно, и никогда не предлагали за все 50 лет существования КНР. Мало того, людей неоднократно обманывали. Мао Цзэдун в 1950-х гг. обещал за три года упорной борьбы десять тысяч лет счастья. В результате в Китае от голода погибли тогда десятки миллионов людей. Дэн Сяопин в начале периода его реформ говорил, что сначала обогатится небольшая часть китайцев, но за ними обогащение придет к остальным. Теперь все это откладывается на десятилетия, если не на столетия.

Дело еще и в том, что этап пропагандируемого партией энтузиазма, этап идеализма, веры в светлые коммунистические идеалы прошел. Он уже не вернется. Люди устали и от самой правящей партии, и от ее выкрутасов, от зигзагов ее политики.

Вот откуда явился молчаливый стихийный "полубунт", "полувосстание" под знаменами "нового Будды". Это восстание людей, которые поколениями привыкли уповать на Будду, на Бога пусть призрачного, но всемогущего. В качестве Бога, или Будды, массы восприняли сегодня человека из народной толщи, а не из руководства партии и государства.

Этот "полубунт" прошел два этапа: сначала появилось учение и распространилось в массах, а потом Ли Хунчжи объявил, что пора подняться на защиту нового "закона". И люди было поднялись (или, может быть, приподнялись), но - ненадолго. Возможно, что это вообще в человеческой природе: подняться, но наполовину, восстать, но чуть-чуть.

Чем же все это кончится? И кончится ли? Официально организация Ли Хунчжи запрещена. Может быть, властям удастся подавить в КНР деятельность именно этой организации. А может быть, и не удастся, хотя вероятность такого поворота событий представляется сегодня весьма небольшой.

Но ведь само явление уже состоялось, феномены Ли Хунчжи и "Фалуньгун" возникли из ничего; и все это в разных формах и в разных местах, в том числе среди зарубежных китайцев, продолжает существовать. В этом смысле явление реально, оно представляет собой некий ответ на реальные ситуации в жизни людей. Это ответ, реакция на состояние дел в стране, на социально-экономические и политические условия жизни в Китае. Условия эти таковы, что они порождали и будут порождать протест, причем в самых разных формах.

Движение Ли Хунчжи нашло отклик в душах миллионов людей. Следовательно, подобные настроения могут и будут прорываться и в будущем.

* * *

Когда речь идет о душе, то все начинается не с массы, а с каждого конкретного человека, с человеческой личности. Так обстоит дело и в Китае. В современной КНР, особенно в результате четвертьвекового правления Мао Цзэдуна, а затем двадцати лет экспериментов Дэн Сяопина, очень многие люди, осознанно или инстинктивно, ощутили, что они не могут дышать, что им не хватает свободы мысли, свободы в области человеческого духа.

Причем это происходит в ситуации, когда в результате изменений и в экономической и в социальной жизни появился многочисленный слой людей, которые, по разным причинам, не могут найти себя в современной КНР; они не могут дать выход своим настроениям в организациях КПК, потому что те, с одной стороны, несут ответственность за происходящее в стране и, следовательно, за то, что человек чувствует себя не в своей тарелке. А с другой стороны, они оторваны от жизни простых людей, особенно вышедших на пенсию или потерявших работу; поэтому даже члены партии, не говоря уже о беспартийных, ищут выхода своих настроений вне организаций КПК. И тут "Фалуньгун" оказалась для них весьма подходящим местом, где их души находят покой, где они могут посетовать на жизнь среди единомышленников.

Все это коснулось двух категорий населения: самых пожилых и самых молодых. Это затронуло пенсионеров, число которых в КНР огромно. Они ощутили себя в нынешнем Китае в значительной степени выброшенными из жизни, никому не нужными людьми. Они оказались нужны лишь самим себе. При этом у них появилась масса свободного времени, и они хотели укрепить здоровье и пожить подольше.

Когда Ли Хунчжи предложил им заниматься физическими упражнениями, комплексом дыхательно-оздоровительной гимнастики, который давал, как он утверждал, возможность укрепить здоровье, ощущая одновременно общность с другими людьми, занимающимися той же гимнастикой рядом с тобой, а также находить ответы на мучившие их вопросы, тогда они прикипели душой к новому буддизму. Прежний буддизм, а точнее, буддизм под контролем КПК, в трактовке и в формах, предлагавшихся Китайской буддийской ассоциацией, не привлек массы пенсионеров и студентов современной КНР.

Здесь сказались и некоторые традиции китайского общества, а именно традиционное историческое тяготение к "своей религии" и "своей вере", причем не связанной с официальной властью. Ведь именно буддизм, причем в такой его форме, оказался приемлем для современного Китая, для широких масс людей, особенно в городах.

Новое учение Ли Хунчжи несло с собой новую веру, причем в условиях, когда стало вполне очевидным, что после правления Мао Цзэдуна и экспериментов Дэн Сяопина всеобщей веры или массовой национальной идеи в нынешнем Китае нет. Массы, с одной стороны, не верят в необходимость отбросить все внутренние заботы и сплотиться на борьбу за выход на "достойное КНР место в мире"; мысль о внешней угрозе не работает в современной КНР; с другой стороны, прошли уже два десятилетия реформ в стране, а для многих трудностей стало не только не меньше, но они значительно возросли, причем речь идет о трудностях прежде всего экономического характера.

Важно и то, что новое учение оказалось "дешевым", практически доступным большинству населения. Это отвечало материальным условиям, в которых живет большинство китайцев. Не нужно было много жертвовать, не нужно было далеко ходить, например в отдаленный храм. Все можно было делать прямо по месту жительства. Цены на учебник, кассеты, пленки оказались вполне доступными.

Движение Ли Хунчжи явилось и своего рода протестом против существующего в стране положения, против условий, в которых каждому конкретному человеку приходится жить. Собственно говоря, это и был новый подъем протестных акций после того, что произошло на площади Тяньаньмэнь в 1989 г., новый подъем движения протеста через десять лет после предыдущего движения.

Причем если в 1989 г. протестовала прежде всего молодежь и часть интеллигенции, то ныне протестовали прежде всего представители старшего поколения и частично молодежь, учащиеся; среди последователей движения Ли Хунчжи были и те, кого ныне в массовом порядке увольняют с работы, а также те, кто по тем или иным причинам остался без работы или ищет работу в городе, придя туда из деревни. Одним словом, протестное движение имело на этот раз еще более широкую основу, чем в 1989 г. Его идеологическая основа оказалась в 1999 г. более широкой и понятной массам людей в Китае. Не стоит упускать из виду и то, что сама экономическая ситуация в КНР тоже содействует появлению такого рода протестных движений массового характера. Это была форма реакции на нынешний политический строй, на экономическое положение в стране, которое для многих в Китае остается тяжелым, представляется тупиковым или безвыходным.

Китайское общество - это масса в весьма значительной степени суеверных людей. Общий уровень культуры в КНР относительно низок, именно поэтому там и возможно появление и широкое распространение разного рода концепций, в том числе и религиозного содержания. Поэтому предложенные Ли Хунчжи простые и понятные положения нашли отклик в широких массах китайцев.

* * *

Итак, в 1990-х гг. в КНР происходило стихийное возрождение буддизма. Это и новая волна протеста, возникшая почти стихийно, причем прежде всего в больших городах.

В 1979 г. в КНР имел место первый в постмаоцзэдуновское время шок для системы власти - самовысвобождение крестьян из-под ига коллективных хозяйств; в 1989 г. - второй шок, требование свободы и демократии студентами и интеллигенцией; в 1999 г. был третий шок - появление стихийного негосударственного необуддизма.

Все это, вместе взятое, - суть отрицание массами нынешней системы политической власти в КНР. Причем в этом протесте принимали участие и стар и млад. Вера в идеалы коммунизма в КНР за 50 лет "нового Китая", "народного Китая", за полвека существования КНР не пустила глубоких корней. Напротив, она умирает.

Да, учение Ли Хунчжи - это не явление из области точных или естественных наук; строго говоря, это далеко не наука. Но во-первых, не одной наукой жива душа человека. Во-вторых, и коммунистическое мировоззрение, официальное мировоззрение современного Китая, которое КПК продолжает предлагать китайцам и сегодня - диалектический материализм и атеизм, - это уже не то, что воспринимают сегодня китайцы. Все эти вещи давным-давно дискредитированы. Китайцам сегодня нужно что-то новое. Их душа стремится от идей Мао Цзэдуна, от теории Дэн Сяопина к чему-то новому, иному. Все-таки жизнь на протяжении полувека в условиях монополии идеологии Компартии Китая многому научила китайцев и сформировала у них стойкое чувство отторжения всякой идеологии такого рода, навязываемой партией и государством. Китайцы сегодня скорее воспринимают идеологию, не связанную с государством, чем государственную идеологию.

Оказалось, что и сегодня, на рубеже третьего тысячелетия, в Китае из масс, из их толщи, может появляться новый пророк или, по крайней мере, новый религиозный лидер, духовный вождь, который способен захватить умы и души и повести за собой миллионы людей; причем это - не представитель Коммунистической партии Китая. Властитель душ по крайней мере нескольких миллионов людей в Китае конца XX века - это не Мао Цзэдун и не Дэн Сяопин, а Ли Хунчжи - религиозный лидер, наставник от буддизма, а не от марксизма. При этом оказывается, что такой руководитель государственной контролируемой религиозной организации, как Чжао Пучу, хотя он и сведущ в буддизме, но себя дискредитировал многолетним сотрудничеством с властями. Массы китайцев инстинктивно не верят религиозным организациям, находящимся под контролем партии и государства. Люди отделяют себя в Китае от правящей партии и ее государства. Такова тенденция, пусть пока еще и недостаточно очевидная.

Можно задуматься и над вопросом о том, почему в современном Китае возник в довольно широких масштабах этот необуддизм и не возникло неохристианство или неомусульманство. Или, например, неомарксизм.

Возможно, что здесь сыграли свою роль несколько факторов: допущение государством и партией самого возникновения движения, которое носило именно буддийский характер; вряд ли партия и государство допустили бы возникновение чего-либо связанного с идеями христианства или мусульманства. Буддизм представлялся Пекину чисто китайской религией, а христианство и мусульманство, с точки зрения нынешних руководителей ЦК КПК, слишком связаны с внешними для Китая силами.

Возможно, что сыграло свою роль то, что в китайцах, в ханьцах, очень глубоко сидит национализм, который сегодня, в том числе в силу позиции, которую занимает руководство КПК, не дает подняться христианству, хотя этого нельзя исключить в будущем. Что же касается мусульманства, то к нему у ханьцев сложное отношение. Во всяком случае, внутрь собственно Китая, в районы, населенные ханьцами, ему пока дороги нет.

Нужно также сказать, что расхожее представление, состоящее в том, что массы китайского населения, особенно в деревне, это массы людей, враждебно относящихся к иностранным учениям, неверно. Сам пример появления КПК с марксизмом в качестве идейной основы противоречит этому. Но еще важнее то, что во второй половине XIX века движение тайпинов, массовое движение крестьян, добившееся успехов и даже создавшее на некоторое время свое государство, было движением на основе христианского учения, своеобразной ветви христианства.

Нечто общее есть в учении Ли Хунчжи и с христианством. Ведь речь идет о переходе людей, пусть разными путями, в царство небесное. Можно вспомнить и о том, что лидер движения тайпинов Хун Сюцюань называл себя "братом Иисуса Христа". И в этом тоже проявилось некоторое сходство между его действиями и поведением Ли Хунчжи.

И все же нынешнее движение Ли Хунчжи - это, прежде всего, движение на основе буддизма или своеобразная ветвь буддизма. При этом Ли Хунчжи не изоляционист. Он не отгораживается от внешнего мира. Уже упоминалось о том, что его сторонники имеются в ряде стран, а не только в Китае. Более того, Ли Хунчжи в определенном смысле претендует на лидерство в движении буддистов-мирян в мировых масштабах.

Главное же, по нашему мнению, состоит в том, что его предложения так или иначе, но наполнили души китайцев тем, что оказалось для них приемлемым, тем, чего жаждала китайская душа, к чему она инстинктивно стремилась. Движение Ли Хунчжи, появление необуддизма - это утоление жажды души современных китайцев или, во всяком случае, значительной их части, пусть не самой образованной, не в этом суть.

Итак, речь идет о пустоте в душе современного китайца. Душа любого человека не терпит пустоты. Без души человек мертв. А он не хочет быть мертвым, он хочет быть живым, хочет выжить. Душе человека нужна вера. Особенно тогда, когда рациональные или представляющиеся рациональными доводы на душу не действуют, оказываются дискредитированными.

В конце XX века в Китае появилась вера вне храма, вера вне государства, вера вне партии. Вполне вероятно, что так произошло именно по той причине, что храмов либо вообще не было, либо в них уже давно господствуют партия и государство, идеология которых прямо враждебна идеологии церкви, религии, вере. В КНР ситуация сегодня сложилась таким образом, что партия и государство срослись. Они торгуют, в том числе и в храмах, превратив часть из них в аттракционы, предназначенные для выкачивания денег из посетителей и туристов. В такой же аттракцион превращен, кстати сказать, и "Дом памяти Мао Цзздуна", где сразу же за залом, где хранится его тело, посетителям предлагают приобрести всего за пятнадцать юаней (два доллара) удостоверение с печатью о том, что человек побывал в этом доме; тут же предлагают купить сувениры, в том числе водку и табак.

В КНР жизнь подавляющего большинства людей сегодня очень трудна. Она трудна и материально и духовно. Люди живут в основном очень скромно и бедно. Их жизнь полна опасностей, в том числе и потому, что в стране свирепствует преступность. Но люди хотят иметь отдушины в этой жизни. Нужно какое-то время, какое-то место, где можно не бояться, где можно отдохнуть душой, уйти в себя, где тебе никто не помешает. А площадки для гимнастики можно устроить где угодно, там можно заниматься упражнениями, дыхательно-оздоровительной гимнастикой. Здесь и появляется возможность для наполнения души совсем не тем, чего хотелось бы руководителям правящей партии, - не атеистической пропагандой и не рассуждениями о диалектическом материализме и марксизме...

В конечном счете деятельность человека определяют стремления души. Сегодня в Китае существует разрыв между устремлениями китайской души и официальной пропагандой и идеологией. Китайская душа требует наполнения. Чем же она будет удовлетворяться в будущем?

* * *

Судя по деятельности Ли Хунчжи, он хотел бы возглавить своего рода "стихийное бедствие", некое "цунами", с которым никак не могли бы справиться руководители КПК и КНР. Наверное, он далеко не случайно взял в качестве ключевого понятия для своего учения китайский иероглиф "фа", который применительно к буддизму переводится как дхарма или закон. Ли Хунчжи почувствовал или понял, что в современном Китае многие люди полагают, что в стране не хватает закона, что главные события происходят в форме беззаконий - если подразумевать высшую справедливость.

И в то же время многие китайцы приходят, осознанно или инстинктивно, к тому, что их душа стремится уже не к уставу партии и не к законам государства, потому что все это существует уже 50 лет, но облегчения людям по большому счету не приносит. И тогда китайцы приходят к мысли о необходимости действовать не по законам КНР и не по уставу КПК, а по собственному пониманию нравственных норм. Прежде всего взятых из буддизма. Именно это и есть тот самый закон, который приветствуют китайцы, ставшие последователями учения Ли Хунчжи. Иначе говоря, они называют понятия, предлагаемые Ли Хунчжи, законом, и они легко воспринимают термины, которые им предложены Ли Хунчжи, особенно "фа" - закон или дхарму.

На стороне Ли Хунчжи выступает масса недовольных. Это прежде всего уволенные или просто потерявшие работу, а их число за последние годы весьма значительно возросло; они составляют немалую часть городского населения. К ним можно прибавить и пенсионеров, а также тех деревенских жителей, которые из-за безработицы вынуждены идти в города, жить там на птичьих правах, хватаясь за любую работу, если она подвернется.

* * *

Руководители КПК были поражены прежде всего массовым характером движения "Фалуньгун". Когда сторонники Ли Хунчжи собрались у Чжуннаньхая, они сидели и стояли молча, молча они делали свои упражнения, которые состоят очень часто в том, что человек поднимает, скажем, обе руки с обеих сторон головы на уровень лица и застывает надолго в такой позе, полагая, что жизненная энергия из рук проходит через голову и благодаря этому удается постепенно расслаблять мускулы головы, что приносит облегчение.

Иначе говоря, при этом каждый человек остается отдельной человеческой личностью, не теряет себя; он уходит в себя, но не "льется" каплей с массами. И в то же время все эти индивидуальности в совокупности - это угрожающая безмолвная масса, которой испугались власти. Ли Хунчжи дал людям возможность расслабиться в той "напряженке", которую представляет собой сегодняшняя жизнь в Китае.

Ли Хунчжи провозгласил себя Богом, и это на многих в Китае подействовало. Они пошли за ним.

Он не имеет отношения к буддийской религии во всех ее ныне известных формах, то есть не имеет отношения не только к официальной буддийской организации в КНР, но и к далай-ламе.

У Ли Хунчжи много последователей на Тайване; они есть почти в каждом городе и населенном пункте. Власти на Тайване не боятся этого движения, ибо на Тайване оно носит не политический и не протестный характер, как это было в континентальном Китае.

Ли Хунчжи предлагал властям КНР вступить в диалог, чтобы внести коррективы в свои разъяснения для верующих, сделав движение приемлемым для властей. Они на это не отозвались. Учение и методы Ли Хунчжи оказались ответом на состояние души и тела человека в Китае, во всяком случае довольно многих людей. Его метод - это метод нахождения покоя. И людей, которым это необходимо, оказалось - неожиданно для властей - много. Им не к кому больше обратиться. Когда занятия этих людей стали движением, да еще управляемым таким человеком, как Ли Хунчжи, да еще с помощью всекитайской организации, которая действует вне контроля со стороны КПК, - вот тогда партия и государство его подавили.

Иначе говоря, происходит столкновение линии партии и настроений китайской души.

* * *

Подводя итоги, можно сказать, что в конце XX века в Китае произошло своеобразное полувосстание нескольких миллионов человек под знаменами "нового Будды". Властям удалось запретить это движение, но им пришлось применить административно-полицейские методы. Окончательно ли подавлен этот протест и что произойдет в дальнейшем?

Эти вопросы остаются открытыми.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Прошло десять лет со времени событий 4 июня 1989 г. на площади Тяньаньмэнь в Пекине.

Живущий ныне в США Су Шаочжи, в прошлом директор Института марксизма-ленинизма и идей Мао Цзэдуна Академии общественных наук Китая, утверждал в связи с этой датой, что Дэн Сяопин был не прав, полагая, что тогда произошел "бунт", что это было "отрицание в корне руководящей роли КПК и социалистического строя", ибо на самом деле это было подавление силой своеобразной акции гражданского неповиновения.

Помощник генерального секретаря ЦК КПК Чжао Цзыяна по вопросам политической реформы Бао Тун, отстраненный от руководящей работы после подавления демократических выступлений на площади Тяньаньмэнь, теперь подчеркивает, что в 1989 г. большинство населения выступало за использование демократических способов борьбы против разложения чиновничьего аппарата партии и государства. Тогда в ходе экономических реформ сложилась ситуация, при которой рынок уже существовал, но участники экономической, хозяйственной конкуренции находились в неравных условиях. Отсутствие политических реформ приводило к развитию "рынка без правил", к разложению чиновничества и бюрократическому капитализму.

В отсутствие демократии ничто не ограничивало и не сдерживало властные структуры, а это приводило к сращиванию власти и денег, чиновников и олигархов. В результате плоды экономических реформ попадали в карманы горстки бюрократов, что и вызывало повсеместное и всеобщее недовольство простых людей Китая. Причем речь шла не только о студентах, не только о молодежи и интеллигенции и не только о Пекине, но о всем населении всей страны. Проявлением такого недовольства и стали события на площади Тяньаньмэнь в Пекине.

В связи с этим приходит на память, что Чжао Цзыян и Бао Тун в свое время, в конце 1980-х гг., полагали, что в КНР еще не было демократии. Иначе говоря, ее не было ни при Мао Цзэдуне, ни при Дэн Сяопине. Сам же Дэн Сяопин и его приверженцы считали, что социалистическая демократия в стране имелась и ее нужно было только "совершенствовать, улучшать". В этом была суть разногласий между руководителями КПК во второй половине 1980-х гг.

Недавно, в декабре 1999 г., М.С.Горбачев в одном из интервью сказал, что в то время, когда он был у власти, у него "в первые два-три года была иллюзия, что мы все-таки соединим социалистическую идею с демократией и что-то сможем изменить, дать второе дыхание стране. Не получилось". Возвращаясь к высказываниям Бао Туна в 1999 г., необходимо также отметить, что он требовал от властей КПК?КНР пересмотреть их отношение к событиям 4 июня 1989 г. на площади Тяньаньмэнь в Пекине, ибо в противном случае режим будет продолжать оставаться недемократическим, а следовательно, будут возможны "и второй, и третий Тяньаньмэни". Сохранится возможность подавления выступлений мирных граждан вооруженной силой. Пока будет существовать такое явление, как разложение чиновничества, неизбежен и протест народа, разъяснял свою позицию Бао Тун. По его мнению, только демократия может спасти Китай.

Итак, по Мао Цзэдуну, только социализм способен спасти Китай; по Дэн Сяопину, только патриотизм способен спасти и социализм, и Китай; по Бао Туну, спасти Китай способна только демократия.

* * *

Возникает вопрос о том, какую роль сыграл Дэн Сяопин в годы своего правления в Китае? Он был за рыночные преобразования, но при господстве социалистической системы собственности; он был за демократию, но при руководящей роли одной (и единственной!) политической партии, Коммунистической партии Китая. Он был за объединение страны, но при условии вхождения Тайваня в состав КНР; он был за развитие отношений с другими странами, но при сохранении на неопределенно длительное время вопросов о "долгах" Китаю (США - за Тайвань; Японии - за войну 1931-1945 гг., России "за несправедливые договоры"). Одним словом, это был "товарищ Да, но...". Своей главной задачей он считал сохранение власти КПК; в том же, что касается изменений и реформ, Дэн Сяопин, допуская их неизбежность, видел свою задачу в том, чтобы ограничить их рамки упомянутыми "принципами".

Так что Дэн Сяопин был, скорее всего, тормозом, ограничителем реформ, а не их движущей силой.

В КНР на пороге XXI века во все нарастающей степени ощущалось давление, в том числе и внутри руководства КПК, в пользу немедленных и существенных политических реформ, и прежде всего - отделения органов государственной власти от партии, которой они до сих пор фактически подчинены.

* * *

В сегодняшней ситуации "ядро" ЦК КПК, его генеральный секретарь Цзян Цзэминь находятся перед трудным выбором: им предстоит принять судьбоносные и для них самих, и для всей партии, и, самое важное, для страны и народа решения. Уйти от вопроса о необходимости существенных реформ и в политике, и в экономике уже невозможно.

Известный современный мыслитель либерального толка Цао Сыюань, которого в КНР именуют "отцом" закона о банкротстве и поправок к Конституции страны, в апреле?мае 1999 г. выступал с лекциями в Вашингтоне, куда он приехал по приглашению Центра международных исследований Вудро Вильсона. Там он высказал предположение, что в Китае "скоро произойдут громадные перемены, а именно правящая Коммунистическая партия Китая будет переименована и станет называться Социалистической партией Китая". Это позволит освободиться от бремени прошлых ошибок: "большого скачка", "борьбы против правых", "культурной революции", ответственность за которые останется на Коммунистической партии Китая.

По мнению Цао Сыюаня, ныне в КНР государственная экономика день ото дня слабеет, а негосударственная экономика набирает силу. Сегодня, когда в мире очевидна тенденция "социализации капитализма, капитализации социализма", дело идет, по словам Цао Сыюаня, к появлению и закреплению в КНР многообразия форм собственности и социальной жизни; государственный социализм отмирает, а негосударственный социализм расцветает и крепнет. В КНР созрели условия для реформы политической системы; для этого создана экономическая основа; отстает только правящая партия, заявлял Цао Сыюань.

* * *

Одним словом, пока жив человек, никакой политический режим, никакой общественный строй не способен задушить мысль. И помимо мысли предписанной (применительно к материковому Китаю конца XX - начала XXI столетия это марксизм, марксизм-ленинизм, идеи Мао Цзэдуна, теория Дэн Сяопина или то, что представляется правильным сегодня Цзян Цзэминю и/или другим высшим руководителям КПК?КНР), существовали, существуют и будут существовать иные мысли. Они рождались, рождаются и будут рождаться у самых разных людей, занимающих не одинаковое положение в китайском обществе.

Инакомыслие в Китае сегодня - это, прежде всего, инакомыслие политическое. Существующая политическая система в большей или меньшей степени, по тем или иным причинам, уже неприемлема для большинства китайцев.

Политический протест сочетается, осознанно или бессознательно, с возражениями экономического и социального характера, которые могут выходить на первый план. Китайское общество ощущает, что "новый порядок", установленный 1 октября 1949 г. с образованием КНР, изжил себя. Его трансформация неизбежна, его замена чем-то новым - дело времени.

За нынешними китайскими инакомыслящими - будущее Китая. Люди живут и умирают, далеко не всегда становясь свидетелями воплощения в жизнь своих мыслей, но сами мысли, когда они отвечают интересам нации - страны и народа, в конечном счете обязательно воплощаются в жизнь.

Если говорить о китайской политической, общественной, экономической мысли, то на рубеже третьего тысячелетия нашей эры ее описание будет неполным без учета идей современных китайских диссидентов.

* * *

Нынешняя китайская политическая эмиграция, занимаясь в той или иной степени чисто политической деятельностью, создавая свои организации, все-таки в основном (естественно, помимо трудов с целью заработать на хлеб насущный) посвящает себя раздумьям о сегодняшнем дне Китая и о его завтрашнем дне; она думает и высказывается на эти темы. В этом ее реальная заслуга и реальная роль. Именно благодаря этому она продолжает участвовать в жизни китайского общества, прежде всего на континенте и в меньшей степени на острове Тайвань.

Современные китайские инакомыслящие стремятся не отрываться ни от реальной жизни в КНР, ни от интересов китайского народа в настоящее время. Китайские инакомыслящие пришли, очевидно, к выводу о том, что рано или поздно сам политический строй в континентальном Китае рухнет, причем это произойдет в соответствии с требованиями людей, которые станут настолько мощными, что руководители правящей партии будут вынуждены постепенно или сразу (или еще каким-либо образом) отказаться от монополии на политическую власть. Политически китайские инакомыслящие нацелены на демократизацию Китая, экономически - на рыночную экономику. Что же касается внешней политики, включая вопрос о национальном самоопределении в континентальном Китае и на острове Тайвань, то здесь позиции современных китайских диссидентов пока не определились.

Они исходят из необходимости в первую очередь решать те проблемы, которые важны для всех китайцев, - проблемы экономического и внутриполитического характера. Вопросы, относящиеся к положению и особенно политике китайской нации, ее государства или государств, после разрешения внутриполитических и внутриэкономических проблем принципиального характера, ждут своего решения в будущем. Остается лишь надеяться, что их решение будет отвечать приоритету таких понятий, как человек, человечность, общечеловеческие нравственные ценности, всемирная культура, а также таким главным принципам взаимоотношений между нациями (народами и странами) на Земле, как мир, независимость, равноправие.

Современные китайские инакомыслящие нашли в принципе верный подход к решению экономических и политических проблем Китая. Остается пожелать им пойти столь же человечным и разумным путем и в вопросах внешней политики и, в частности, межгосударственных отношений.

Китайские инакомыслящие начала XXI века - это не зарубежная организация новых революционеров, это не сторонние и холодные наблюдатели жизни в континентальном Китае; это и не радетели претворения в Китае в жизнь иностранных теорий и практики.

Наоборот, это - если не в подавляющем, то все же в большинстве яркие индивидуальности и мыслящие личности, исходящие из того, что нет ни необходимости, ни целесообразности создавать за рубежами Китая новую революционную политическую партию или тем более "штаб" по руководству подпольной борьбой внутри страны против существующего строя. Эти люди полагают, что судьба Китая может решаться и решается только в самом Китае. Поэтому свою задачу они видят в том, чтобы оставаться китайцами, не отрываться от жизни в континентальном Китае, жить проблемами народа своей страны. Они стремятся также независимо и самостоятельно мыслить, но не сковывать себя догмами и оковами идеологии КПК, а искать решение проблем Китая, используя весь мировой опыт, в том числе и опыт Сянгана (Гонконга) и Тайваня, а также опыт нашей страны и других бывших социалистических стран.

Короче говоря, эти инакомыслящие сконцентрировались не на работе революционеров-практиков, а на деятельности вольнодумцев, мыслителей, имеющих возможность помогать своему народу и стремящихся это делать.

* * *

Их рассуждения опасны для стоящих у власти в КПК?КНР и идущих по пути Мао Цзэдуна?Дэн Сяопина, для тех, кто не допускает возможности коренных радикальных изменений существующего в КНР политического строя. Их рассуждения способны оказывать содействие как процессу прозрения всех тех в континентальном Китае, кто к этому стремится, так и практической деятельности в КНР, направленной на продвижение к идеалам демократии, рыночной экономике, свободному существованию и развитию человеческой личности.

Голос китайских инакомыслящих - это голос той части китайских интеллектуалов, которые стремятся осмыслить положение своего народа и своей страны. Кто, будучи привержен принципам демократии и рыночной экономики, хочет с максимально возможной откровенностью анализировать происходящее в Китае и перспективы страны и общества.

Конечно, важно знать, что говорят и пишут все те, кто защищает официальную политику руководства КПК?КНР, так как это отражает сегодня действия властей внутри страны и на мировой арене. Именно с этими властями приходится иметь дело России в двусторонних межгосударственных отношениях и по проблемам региональной и мировой политики. В то же время совершенно необходимо слышать и то, что говорят китайские инакомыслящие. Свободный критический голос из Китая - это та ценность, с помощью которой можно в более полном объеме понять происходящее там. Кроме того, прислушаться к их мыслям - это значит использовать уникальную возможность понять тех китайцев, которые близки демократической России, которые с болью, заинтересованностью и ясным умом рассматривают процессы, во многом общие и для Китая, и для нашей страны.

Китайские инакомыслящие сегодня стремятся видеть планету в целом. Они сопоставляют происходящее в России и в КНР. Они прекрасно изучили в свое время марксизм-ленинизм, идеи Мао Цзэдуна, теорию Дэн Сяопина, да и взгляды Цзян Цзэминя. Они стремятся заново осмыслить многое из прежнего теоретического багажа, выделить нравственные ценности, которые нужны людям. Они пытаются увидеть пути решения экономических и политических проблем.

Их взгляды и суждения могут помочь и нам лучше разобраться в том, что происходит в мире, в Китае, да и в том, что происходило и происходит в нашей стране, и в ее перспективах.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 О расхождениях Лю Шаоци и Мао Цзэдуна см., например: Ю.М.Га-ленович. Из истории политической борьбы в КПК (1966?1969 гг.) М., 1988; Ю.М.Галенович. Гибель Лю Шаоци (монография подготовлена к печати); Ю.М.Галенович. Путешествие на родину Дэн Сяопина (монография подготовлена к печати).

2 О разногласиях Пэн Дэхуая и Мао Цзэдуна см., например: Ю.М.Галенович. Из истории политической борьбы в КПК (1966? 1969 гг.); Ю.М.Галенович. Два "первых лица": "первый секретарь Н.С.Хрущев" и "председатель Мао Цзэдун" (книга издана в КНР в серии монографий автора под общим названием "Россия и Китай в XX веке. Нации и их лидеры").

3 О Ху Яобане и Чжао Цзыяне см., например: Ю.М.Галенович. Противостояние: Пекин, Тяньаньмэнь, 1989 г. М., 1995; Чэнь Ицзы. Китай: десятилетие реформ. Части 1 и 2. М., 1996.

4 Адреса интервью с Вэй Цзиншэном в Сети (Интернет) на ведущем новостном сервере о Китае, поддерживаемом хуацяо, China News Digest:

Часть I: :8017/CND-Global/CND-Global.98-01-14.html

Часть II: :8013/CND-Global/CND-Global.98-01-19.html

Часть III: htpp://:8002/CND-Global/CND-Global.98-01-25a.html

Часть VI: :8022/CND-Global/CND-Global.98-01-30.html

Часть V: :8022/CND-Global/CND-Global.98-02-07.html

В разделе также использована публикация в журнале "Свободный Китай" (январь/февраль 1998, № 1, с. 42?45): Майк Джозеф. Голос разума, прозвучавший из застенков. Письма Вэй Цзиншэна.

5 В данной работе излагаются взгляды Чэнь Ицзы, выраженные им в статье "Всемирное течение и перспективы Китая", опубликованной в журнале "Modern China Studies", № 4 (1997), p. 4?19.

Чэнь Ицзы до подавления властями с помощью вооруженной силы выступлений в пользу демократии в Пекине и в других городах КНР в 1989 г. занимал пост директора Института реформы экономической системы.

После событий 1989 г. был вынужден бежать из страны. Был исключен из КПК, лишен гражданства КНР. Работает в Принстоне (США), руководит Центром изучения современного Китая. В 1989 и в 1992 гг. посетил нашу страну.

В 1998 г. трижды писал Цзян Цзэминю, высказывая просьбу разрешить ему приехать в Китай, чтобы попрощаться со смертельно больной матерью. Разрешение было дано, когда мать Чэнь Ицзы скончалась. Он побывал на родине уже после ее смерти в июле 1998 г.

Работа Чэнь Ицзы "Китай: десятилетие реформ" в переводе Ю.М.Га-леновича и с его предисловием ("Исповедь китайского восьмидесятника") издана на русском языке в 1996 г. О Чэнь Ицзы см. также в книге: Ю.М.Галенович. Противостояние: Пекин, Тяньаньмэнь, 1989 г. М., 1995.

6 В данной работе излагаются взгляды Хун Чжаохоя, выраженные им в статье "Основные вопросы развития Китая на рубеже веков", опубликованной в журнале "Modern China Studies", № 4 (1997), p. 20?39.

7 В данной работе излагаются взгляды Чэн Сяонуна, выраженные им в статье "Выбор на путях системного перехода в условиях тенденции глобализации экономики: вызов, перед которым Китай стоит в XXI в.", опубликованной в журнале "Modern China Studies", № 4 (1997), p. 40?71.

8 "Чжунго гайгэ бао", Пекин, 21 августа 1997 г.

9 В данной работе излагаются взгляды Су Шаочжи, выраженные им в статье "Прорыв в области экономических реформ требует прорыва в области политических реформ. А также кое-что о надеждах на демократизацию в континентальном Китае", опубликованной в журнале "Modern China Studies", № 4 (1997), p. 72?85.

10 В данной работе излагаются взгляды У Гогуана, выраженные им в статье "Сянганская модель, тайваньский опыт и китайская действительность: попытка анализа хода мыслей относительно политических реформ на XV съезде КПК", опубликованной в журнале "Modern China Studies", № 4 (1997), p. 86?102.

11 С учетом инфляции личный доход в 1980-х гг. вырос и составил 329% в городах и 355% в сельской местности. В 1990?1995 гг. он вырос на 226% в городах и на 196% в сельской местности. (Чэн Сяонун. Фаньжун цун хэ эр лай? Чжунго цзинцзи сяньчжуан хэ цюйши ды фэньси (В чем истоки экономического роста? Анализ нынешнего состояния и тенденций развития экономики Китая). Dangdai Zhongguo Yanjiu, № 54 (1996), p. 59.

12 28 ноября 1992 г. "China Survey", supplement, p. 3.

13 17 мая 1993 г., p. 4.

14 Официальная статистика КНР за первую половину 1998 г. показывает общий годичный рост только на 0,5% по сравнению с тем же периодом в прошлом году в сельских районах. (Шицзе жибао, Нью-Йорк. 15 июля 1998 г.). В городах в 1997 г., за весь год, около 30% жителей ощутили явное уменьшение личных доходов. Такой поворот вспять был особенно резким в самых небольших городках. (Пиньго жибао, Сянган. 1 апреля 1998 г.)

15 Далеко идущие последствия кризиса, охватившего государственные предприятия в Китае, прекрасно проанализированы в работе Эдварда Стейнфелда "Фальшреформы в Китае: судьба промышленности, находящейся в собственности государства". (Edward S.Steinfeld, Forging Reform in China: The Fate of State-Owned Industry. Cambridge University Press, 1998.)

16 Имеются и очень немногие исключения; причем в этих случаях все находится под строгим контролем; речь идет о новых отраслях индустрии, например о самолетостроении, где "совместные предприятия" с иностранными компаниями разрешаются.

17 Современные международные банки стремятся добиваться того, чтобы у них мертвые долги не превышали 3%; можно сравнить это с положением в КНР, где эта цифра достигает 20% (или значительно выше). Они также поддерживают состояние, когда у них имеется "адекватный капитал", то есть уверенность в том, что по крайней мере 6% капитала, который находится в их руках, является их собственным, и таким образом мертвые долги могут быть покрыты надежно и с превышением. Коэффициент адекватности капитала в государственных банках КНР составляет около 3%. См.: Peter Chan and Mark O'Neill, "Asia Woes Spur Beijing to Act", South China Morning Post, May 14, 1998.

18 Чжунго гайгэ бао. 18 февраля 1998 г. Хэ Цинлянь также подмечает иронию ситуации, при которой искусственно завышенные, вздутые цены на жилье становятся препятствием на пути той самой политики правительства, согласно которой "коммерциализация жилья" должна была бы выступать в качестве ключа, помогая вывести экономику из ее современного состояния, когда она находится в упадке.

19 See Andrew Dua and Daniel C.Esty, Sustaining the Asia Pasific Miracle: Enviromental Protection and Economic Integration (Washington, D.C.: Institute for International Economics, 1997); He Bochuan, Shan'aoshang de Zhongguo (China on the Brink). Guiyang: Guizhou renmin chubanshe, 1992; and Vaclav Smil, China's Enviromental Crisis (M.E.Sharpe, 1993).

20 Две из более ранних книг Чжэна на тему о порожденном и стимулируемом политикой каннибализме периода "культурной революции" Мао Цзэдуна были отрецензированы ранее. See Liu Binyan, "An Unnatural Disaster", April 8, 1993.

21 Хэ Цинлянь также пользуется "Gini coefficient", т.е. стандартным измерением разрыва в доходах, определяя место Китая в мире. Коэффициент 0,3 и до 0,4 свидетельствует о приемлемом нормальном уровне; коэффициент 0,4 или выше считается слишком высоким; 0,6 и выше предсказывает социальные волнения. В одном из исследований 1994 г. этот коэффициент для КНР составлял 0,45, в другом 0,59.

22 See Laifong Leung, Morning Sun: Interviews with Chinese Writers of the Lost Generation (M.E.Sharpe, 1994).

23 "Yige jingji xuejia yanzhong de wuxu bainian" (Столетие реформ 1898 г. с точки зрения экономиста), Nanfang Zhoumo, April 17, 1998.

24 Рецензия Лю Биньяня и Перри Линка опубликована в Нью-Йорке. См.: A Great Leap Backward? LIU BINYAN and PERRY LINK. hongguo de xianjing (China's Pitfall) by He Qinglian. 410 pages, HKS107.00 (hardcover) published by Hong Kong: Mingjing chubanshe. REVIEWS. The New York Review of Books. October 8, 1998. См. также в Интернете: A Great Leap Backward? HYPERLINK featdisplay.cgi? 1998 1008 19 R; @ p. 2,3,4,5,6,7,8,9,10,11.

Реклама на сайте