«Интимность и история: семейная драма Герцена в сознании русской интеллигенции»

(1850—1990-е годы)

{http://www.nlobooks.ru/}

В сознании читателей и исследователей история создания «Былого и дум» непосредственно связана с «семейной драмой», участниками которой стали Герцен, его жена Наталия Александровна и соратник по революционной демократии Георг Гервег. Их отношения, длившиеся с 1848 по 1852 годы, вдохновлялись идеей о том, что общность в любви есть высшая форма социальной связи и прообраз будущего социалистического общества. Однако их конец привел к международному скандалу в революционной среде и разочарованию Герцена в революционном сообществе, в западной демократии и в гегельянской философии истории. «Полит.ру» публикует статью Ирины Паперно, в которой автор прослеживает историю семейной драмы Герцена и рассуждает о том, как и почему факты из личной жизни стали историческим явлением. Материал опубликован в журнале «Новое литературное обозрение» {(2010. № 103).

Имя Александра Ивановича Герцена (1812—1870) по сей день занимает немалое место в нашем культурном сознании: революционный деятель, которого «разбудили декабристы»; представитель России перед европейской публикой во время революции 1848 г.; единственный «бесцензурный голос», доходивший до русской публики в 1853—1863 гг. (посредством Вольной русской типографии в Женеве и Лондоне); отец-основатель русского социализма; первый историк «революционных идей в России»; великий русский писатель-мемуарист и проч. Думаю, что имя Герцена связано также с представлением о том особом сообществе, которое будет позже называться «интеллигенцией»[1] {Мы знаем о нем из мемуаров Герцена, «Былое и думы», которые оставили ощутимый след как в русской литературе, так и в жизни русских людей. Исполненные всепроникающим гегельянским историзмом, мемуары Герцена изображают тесный круг людей, связанных острым сознанием социальной и исторической значимости своей частной и интимной жизни, вплоть до деталей эмоционального быта. Полагаю, что власть этой книги проистекает также и из чувства читательской сопричастности жизненному опыту Герцена[2] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn2}.