«Истоки нашей цивилизации, или Поворотные моменты в истории»

Юрий Евгеньевич Берёзкин Истоки нашей цивилизации или поворотные моменты в истории

Я хотел бы обратить ваше внимание на слово «нашей», не вообще цивилизации, а именно

того мира, в котором мы живем. Что касается истории, то я буду говорить о более раннем

времени, чем-то, о котором могут подумать большинство слушателей.

Вообще, наше время, то, в котором живем сейчас мы, многими считается нестабильным,

трудным, сложным, мы не успеваем приспособиться к одному, надо учиться чему-то другому,

это все верно. Но не стоит строить иллюзии относительно прошлого. В прошлом редко

случалось, чтобы больше, чем два-три поколения людей жили более или менее размеренной

жизнью. Я уже не говорю о качестве этой жизни, а об ее размеренности. Дальше начинались

войны, стихийные бедствия, голод, мор, болезни, что-то еще, и мир менялся, и менялся часто

довольно существенно. Но говорить я буду не о подобных локальных бедствиях, конфликтах,

изменениях, а о более глобальных, о тех, которые действительно определили ход истории.

Представьте себе мир где-то четырнадцать тысяч лет назад. Конец ледниковой эпохи. На

Севере дотаивает ледниковый щит, где находится Санкт-Петербург. Америка пуста, там еще

нет людей. Может быть, вдоль побережья Аляски, по островам проникают первые поселенцы.

Весь остальной мир, то есть Африка, Евразия, Австралия населен охотниками-собирателями.

И населен этот мир крайне редко.

Что такое охотники-собиратели? Это люди, которые обеспечивают свое существование

охотой на диких животных и сбором съедобных корений, ягод и всего прочего. В прошлом, я

имею в виду лет 30-40 назад, а может быть, некоторые так думают до сих пор, считалось, что

жизнь этих самых охотников-собирателей была исключительно трудной, и что они буквально

боролись за выживание. Ничего подобного. Наблюдения за теми группами, которые сохранились

до наших дней, речь идет об аборигенах Австралии, о некоторых индейцах Южной Америки, о

бушменах пустыни Калахай на Юге Африке показывают, что охотники собиратели работают,

то есть, обеспечивают свое существование в день четыре часа. Именно четыре, а не три и не

пять. Эта цифра, выведенная путем наблюдений, довольно постоянна. В качестве такой

анекдотической параллели я могу привести слова из программы КПСС, где, в свое время,

предполагалось, что люди при коммунизме будут работать четыре часа. Откуда они это взяли?

Я не знаю, но, тем не менее, параллель налицо. Остальное время охотники-собиратели проводят,

либо ничего не делая, либо беседуя, либо заняты они какими-то ритуалами, либо не знамо чем,

но, безусловно, не сбором съедобных корений и не охотой.

Охотники-собиратели очень мало работают, но они и очень мало имеют. Они не имеют

почти ничего, кроме элементарной одежды, на юге, в тропиках, как правило, никакой одежды

не было. Лук, несколько мелких украшений и все. Почему? Одна из очевидных причин, а тут

много причин, это отдельная тема, необходимость постоянно менять место жительства.

Природные ресурсы нетронутой природы, они обильны и богаты, но они очень легко

исчерпаемы. Если вы приходите на новое место, вы легко достанете там дичь, вы легко найдете

там какие-то съедобные растения, но дальше вы должны покинуть это место и уйти дальше. И

вот в этих условиях, во-первых, при отсутствии транспортных средств, вам просто тяжело тащить

что-то на себе. Во-вторых, очень мало детей, низкая рождаемость. У каждой женщины не более

двух детей. Не потому что она не может их прокормить, прокормить она их, может быть, и

могла бы, а потому что она не может их тащить за собой. Дети рождаются редко и их мало.

Соответственно, мир населен крайне редко, и численность населения растет тоже редко. Так

как низкая численность населения, низкая конкуренция между группами, что, соответственно,

мешает развитию.

И вот, в конце ледниковой эпохи, то есть, повторяю, где-то после четырнадцати тысяч лет

назад, в этой картине, в этом мире охотников-собирателей начинают намечаться какие-то оазисы

другой экономики и другой культуры. Этих оазисов немного. Среди этих оазисов надо отметить

Ближний Восток, Восточную Азию, Америку и даже Новую Гвинею. Причем не все из них

сразу появляются именно четырнадцать тысяч лет назад, есть и попозже, но плюс минус две-

три тысячи лет, это для столь отдаленной эпохи не столь важно. Важно другое, что картина

нашего мира, та, которую мы имеем сегодня, в значительной мере определилась тогда.

Определилась на том основании, какой из этих оазисов оказался главным. Где развитие культуры

опередило остальных, там сложились те формы культуры, которые оказались господствующими.

И вот, опередил остальных не Китай, и тем более, не Америка, опередил остальных Ближний

Восток, а точнее, Левант.

Что такое Левант? Левант – это область на востоке Средиземного моря. Там, где-то

пятнадцать-четырнадцать тысяч лет назад, возникла так называемая натуфийская культура, или

просто Натуф. Даже речь идет не обо всем Леванте, а об узкой полосе, которая начинается на

крайнем юге Турции, в долине Евфрата, идет по долине Евфрата, дальше к Дамасскому оазису,

и дальше охватывает территорию нынешнего Израиля и Западной Иордании, то есть бассейн,

долину реки Иордан. Ливан находился вне этого ареала.

Что было особенного в этом? Почему вообще в конце ледниковой эпохи, почему не раньше,

почему не восемнадцать тысяч, почему не пятнадцать, почему не пять? Дело в том, что в это

время климат нашей планеты был подвержен резким изменениям. Сперва было очень холодно,

потом стало резко тепло, потом стало опять холодно, это период так называемого молодого

Дриаса, потом опять стало тепло, причем эти изменения следовали быстро, одно за другим.

Это раскачивало, разрушало природные системы и соответственно, заставляло людей быстро к

ним приспосабливаться, менять свою культуру. Причины изменений, конечно, не сводятся к

переменам климата, они гораздо сложнее, но, по крайней мере, эти изменения климата в конце

ледниковой эпохи повлияли. Они, в частности, повлияли на то, что переход к новому образу

жизни в разных районах мира начался если не синхронно, то, по крайней мере, в сопоставимое

время.

Так вот, почему Натуф? Почему Левант? Дело в том, что именно в этом районе были

дикорастущие злаки, дикие ячмени и пшеницы. Почему это так важно? Скажем, не дикая

кукуруза, не дикий рис. Дело в том, что хоть я и сказал, что ресурсы дикой природы велики,

хотя и легко исчерпаемы, но, тем не менее, они велики в целом, но каждое растение очень

низко урожайное, ну, представьте себе, если бы вам надо было собирать одуванчики. У

одуванчиков вкусное, съедобное корневище, но оно ведь очень маленькое. Сколько сил еще

надо потратить, чтобы его собрать. Мы часто предполагаем, что вот если бы кто-то из нас

попал в тропический лес, но там, может быть, нас заели бы муравьи или съел ягуар, но, по

крайней мер, фруктов то там много. Ничего подобного, никаких фруктов там нет. Если там

есть плоды, то это одичавшие плоды бывшие культурными. Если мы берем банан или ананас,

мы даже не знаем их дикорастущих предков, они исчезли. Это полностью плод селекции. Так

вот, дикие злаки, дикорастущие злаки на Ближнем Востоке, конкретно ячмени и пшеницы

отличались исключительной высокоурожайностью уже в диком виде. Дикорастущий ячмень

дает урожайность примерно шесть центнеров с гектара, это как в плохом колхозе, конечно,

может быть, не очень много, но в колхозе этот ячмень надо сеять, надо за ним как-то ухаживать.

Здесь ничего не надо, здесь вы просто должны прийти и его сжать. Для сравнения скажу, что

предок кукурузы, теосинте, которая росла на Западе Мексики восемь-девять тысяч лет назад,

даже побольше, когда ее начали окультуривать, она очень похожа на кукурузу с небольшим

отличием, у нее нет початка, а есть такая маленькая метелочка, дающая очень мелкие семена,

похожие на маковые. И вот, прежде чем из этого появился кукурузный початок, прошло много

тысяч лет.

С ячменем и пшеницей иначе. Здесь, по-видимому, была такая система с обратной связью.

Благодаря этим ресурсам дикорастущих злаков возникла, по крайней мере, временная оседлость.

Людям не требовалось постоянно менять место жительства. Как только возникла оседлость,

они смогли больше внимания уделять специализированному собирательству. Что здесь первично,

оседлость или специализированное собирательство, даже сказать нельзя, это очень трудно

определить задним числом, но я повторяю, что это система с очень жесткой обратной связью.

Почему люди такое внимание стали уделять ячменю, опять таки, существуют разные теории,

понятно, что он урожаен, но есть даже одна такая полу анекдотичная теория, хотя ее нельзя

сбрасывать со счетов. Люди не стали бы так уж перетруждаться ради хлеба, точнее, ради каши,

потому что хлеб появился гораздо позже, первоначально зерно употребляли при приготовлении

каш. А что чтобы сделать пиво, вот это да. Дело в том, что алкогольные напитки появляются

там, где появляется земледелие. Зависимость очень жесткая и у охотников-собирателей, как

правило, алкогольных напитков нет. И вот то, что люди хотели наварить пива, это сыграло

определенную роль. Хотя конечно, это такая умозрительная гипотеза.

Так или иначе, в результате этого специализированного собирательства, в результате

вмешательства человека в биоценозы, произошла генетическая мутация. Из дикого ячменя и

дикой пшеницы возникли культурные формы. Чем они отличались от дикорастущих? Да

немногим. Урожайность на первых порах увеличилась незначительно, но что важно, у

дикорастущих злаков зерно очень быстро осыпается, как только оно созревает, оно падает,

соответственно, если вы прозевали день, все, урожай погиб. А у культурных форм зерно не

осыпается быстро, соответственно, вы имеете возможность сжать, принести сноп домой и там

уже его обмолотить. В результате этой мутации, которая произошла, конечно, в одном, может

быть, домохозяйстве, может быть, в одном-двух, об этом свидетельствуют последние

генетические исследования, в результате этой мутации, которая быстро распространилась, дикие

формы превратились в культурные. Специализированное собирательство превратилось в

земледелие и Натуфская культура, которая относится еще к мезолиту, еще к тому миру,

превратилась в так называемую культуру докерамического неолита. Возникла она примерно

одиннадцать тысяч лет назад. Вот с этого момента, то есть, с позднего Натуфа и с начала

докеромического неолита Леванта изобретения следуют одно за другим. Изобретения, которые

и определили облик нашей цивилизации.

Какие именно. Во-первых, технологический путь развития сельского хозяйства,

высокотехнологический. Уже натуфийцы изобрели жатвенный нож. Они не просто дергали

этот ячмень из земли, а они сделали нож, прямой, деревянный или костяной, в который

вкладывали кремневые лезвия, острые, и использовали этот нож для жатвы. Достаточно скоро

догадались, что больший эффект появляется, если нож сделать не прямым, а полукруглым, как

современный серп, это уже и был настоящий серп. Позже уже, не в докерамическом неолите,

немножко позже появились уже медные серпы, потом бронзовые, затем мотыга, бронзовый

лемех плуга и так далее. Что здесь важно? Здесь важен не серп как таковой, здесь важно то, что

повышение производительности труда в сельском хозяйстве осуществлялось за счет развития

технологии. А как можно иначе? Очень даже можно. Та же древняя до-испанская Америка, где

из растения теосинте, у которой вообще не было початков, в итоге возникла замечательная

кукуруза с огромными, роскошными початками. Как это происходило?

В Америке за культурными растениями ухаживали едва ли не штучно. На побережье Перу,

когда делали ямку, чтобы сбросить туда зернышко кукурузы, туда перед этим клали двух рыбок

анчоусов для удобрения. Это, конечно, очень трудоемко, но и дает соответствующие результаты.

В Америке производительность труда в сельском хозяйстве шла по пути селекции, по пути

выведения все новых, все более урожайных видов растений, по пути окультуривания разных

видов растений, ведь там окультурено колоссальное количество видов. Многое из того, что

используем мы сейчас: тыквы, многие виды фасоли, подсолнечник, кукуруза, не говоря о разных

тропических видах – это все из Америки. А вот технология оставалась на очень низком уровне.

Скажем, до самого появления европейцев там не было известны даже лопаты и мотыги.

Основное сельскохозяйственное орудие – это палка-копалка, но хорошо, с упором, в лучшем

случае. В лесных районах топор, чтобы срубить лес, вот и все. Это очень существенно,

технологически развивается цивилизация или нет. Разумеется, и там, в итоге были открытия, и

в Перу, в конце концов, появились орудия, но гораздо позже, и они нашли меньшее применение.

Кроме технологического пути развития сельского хозяйства в докерамическом неолите

изобрели одну очень важную вещь. Изобрели кирпич для строительства. Опять таки, нам

кажется, что кирпич – очевидная вещь. Совсем не очевидная, и далеко не во всех цивилизациях

он употреблялся. До того, как изобрели кирпич, еще в Натуфе, а может быть, еще и раньше,

создали известковый раствор. Выжигая известняк, получали известь и дальше создавали что-

то, похожее на современный цемент. Уже натуфийцы стали обмазывать этим примитивным

цементом полы своих жилищ. Первые жилища были совсем какие-то ничтожные хижины из

соломы. Дальше в Натуфе полы этих жилищ стали обмазывать известковым раствором. А дальше

в докерамическом неолите появляется прямоугольный кирпич, кирпич-сырец, обжигать его на

огне не было смысла, и в результате появляется прямоугольный дом. Опять таки очень важно,

не везде были прямоугольные дома. Прямоугольный дом, построенный из прямоугольного

кирпича, легко строить и он легко образует блоки домов, из него можно построить и небольшое

помещение, из него можно построить дворцовый зал в итоге. Появляется кирпич, – появляется

прямоугольный дом, появляется город. Город появляется поразительно рано. Когда я говорю

слово город, я имею в виду не такое уж крупное поселение. Первый город, условно говоря, мы

называем первым городом Иерихон, был маленьким, сто метров в поперечнике, чуть-чуть

побольше, примерно как Троя, Троя была ничуть не больше. Под словом «город» я имею в виду,

буквально, нечто огороженное. Этот Иерихон, расположенный рядом с тем историческим

Иерихоном, который в свое время брали древние евреи, существовавший одиннадцать тысяч

лет назад, был окружен стеной, достаточно мощной каменной стеной с башнями.

Вы скажете опять, что такого, если есть поселение, его надо огородить. Его надо огородить

стеной, чтобы защищаться от врагов. Так вот, совсем не все так просто. Дело в том, что совсем

не факт, что эта стена была построена для защиты от врагов. У нас нет никаких прямых указаний

на то, что военная обстановка была сложной. Многие поселения были не огорожены. Очень

вероятно, что стена строилась не для защиты от врагов, она имела, так сказать, подпольный

характер, чтобы рост культурных слоев в поселении не приводил к тому, чтобы оно начинало

расползаться, когда дома будут ползти по склону. Кроме того, наверняка имел значение такой

символический момент, то есть, ограждение нашего, своего культурно освоенного пространства,

от чужого, внешнего, культуры от природы. А как бывает еще?

Опять таки я приведу в сравнение древнюю Америку. В древних американских городах

вплоть до прихода испанцев стен, как правило, не было. Оборона велась на мощных

монументальных платформах, на вершине которых стояли храмы, которые находились внутри

поселения. Дело в том, что в Америке первые храмы, первые святилища, первые платформы,

сперва небольшие, потом большие, крупные, уже десять, двадцать метров, появляются до того,

как появляется не то что город, а вообще поселение. Первые такие центры монументальные в

Перу известны уже в третьем, может быть, даже в конце четвертого тысячелетия до нашей эры.

Когда у нас нет даже деревень, люди жили где-то на хуторах и часто меняли образ жизни. А вот

эта платформа уже есть. Соответственно, когда появляется город, скажем, мексиканский

Теотеакан в начале нашей эры, это был большой город, в нем жило, как минимум, восемьдесят

тысяч человек, центр города – колоссальная пирамида, именно на ней, скорее всего, велась

при необходимости оборона.

Интересно, что наши современные города, они скорее похожи на города майя. Тоже

монументальный центр и отсутствие четких границ, не то, что стены, а вообще не понятно, где

кончается город, где начинается деревня, где кончается деревня, где начинается поле, где

кончается поле, где начинается лес. Это все постепенно одно переходит в другое. Так вот, на

Ближнем Востоке уже с докерамического неолита в девятом-десятом тысячелетии до нашей

эры совершенно другая картина. Поселения с четкими границами, со стеной. В дальнейшем,

когда военная обстановка действительно стала сложной, люди ввели оборону на стенах. Но,

может быть, не потому они первоначально строили стены, чтобы вести оборону, а наоборот,

они вели оборону на стенах города, потому что стены уже были. Тем самым они задали

традицию, которая продолжалась дальше и на Ближнем Востоке и, соответственно, в Европе.

Итак, технологии сельского хозяйства, земледелие, кирпич, дом, город – это все возникло

очень рано. Чего не хватало? Не хватало скотоводства. Вопреки тому, что думают вегетарианцы,

человеку совершенно необходимы животные белки, особенно детям. Конечно, можно

исхитриться и обойтись без них, но опыт показывает, на примере того же Вьетнама или Японии

что, как только в диету входит регулярное потребление животных белков, люди становятся

выше, сильнее и здоровее. В Натуфе и в начале докеромического неолита источником животных

белков была охота. Охота на антилопу, в основном. Антилоп было много, бегали они рядом по

степи. Но дикие животные есть дикие животные, они неподконтрольны человеку. Высказывалось

даже предположение, что натуфийцы одомашнили антилопу, но нет, они ее не одомашнили,

это было невозможно. Почему? Очень просто. Опять таки, здесь есть элемент случайности.

Для того чтобы животное стало из дикого домашним, для того, чтобы оно было ручным, по

всему миру люди сажали в клетку кого угодно, от орла да тигра и смотрели, что будет. Иногда

этот орел или тигр становился ручным, но он не становился домашним. Чтобы эти признаки

были переданы по наследству, должна произойти генетическая мутация, и эта мутация должна

быть передана по обеим линиям, и по мужской, и по женской. То есть, эти животные должны

дать потомство в неволе. А вот с этим уже существуют большие сложности. Для того чтобы

антилопа дала потомство, ей надо перед этим побегать двести километров по степи, а вот для

того, чтобы коза или овца дала потомство, ей, поскольку это горные животные, достаточно

двух квадратных метров скального карниза. Или двух квадратных метров хлева. Именно поэтому

первыми домашними животными стали козы и овцы, а вовсе не антилопы, и свиньи, про свиней

просто меньше известно. Вот эти животные, три – коза, овца, свинья – они появляются не

одомашненными уже десять тысяч лет назад. Неосознанно, вообще есть такая важная

закономерность, люди не могут изобрести то, чего они не знают.

«Изобрети то – незнамо что» – это невозможно. Фундаментальное открытие не

осуществляется по заказу, характерный пример – ни в XIX, ни в первой половине XX века

никто из фантастов не придумал компьютер. Робот придумали, а компьютер – нет. Почему?

Потому что это что-то такое, с чем мы никогда раньше не сталкивались. Компьютер, нельзя

сказать, кто изобрел компьютер. Компьютер возник в результате нескольких технических шагов,

пока стало ясно, к чему это все ведет. То же самое, никто не изобретал земледелие, оно возникло.

А вот когда оно возникло, да, после этого можно уже посмотреть, не стоит ли попробовать

посеять горох чечевицу или что-то еще. Так вот то же самое со скотоводством. Коза, овца и, по-

видимому, свинья были одомашнены случайно. Их никто специально не одомашнивал. Но после

того как появились домашние животные, вот тогда уже, по-видимому, на тысячу лет позже

специально одомашнили корову. И вот с этого времени можем говорить, что основы нашей

цивилизации были заложены. Основы нашей цивилизации не компьютер, не паровой двигатель,

не железо и ничто другое. Основы нашей цивилизации – это земледелие и скотоводство. Без

них мы не проживем. Без всего остального – как-нибудь исхитримся.

Что же было дальше? Очень важно, какие именно животные были одомашнены. Вот вторая

революция, которая, правда, уже связана не непосредственно с докерамическим неолитом, это

несколько другими культурами. Но в итоге, эти культуры восходят к тому же докерамическому

неолиту. Это вторичная революция в скотоводстве, связанная с вторичным использованием

продуктов скотоводства. Дело в том, что использовать корову на мясо, это примерно то же

самое, что жечь нефть в топках электростанций. Но может быть можно и даже нужно, но вообще

из нефти можно делать гораздо более ценные вещи, например бензин, не говоря о полимерах.

Так вот настоящая революция в сельском хозяйстве началась тогда, когда стали разводить корову

не на мясо, а на молоко. Это гораздо, примерно в 3 или 4 раза эффективнее. Если учитывать

расход энергии, расход калорий на выращивание продукта и тот выход, который мы имеем.

Корова как мясное животное может эффективно разводиться ну где-то, я не знаю, предположим,

может быть до широты Москвы, может быть меньше. Но как молочное животное ее вполне

можно разводить на широте Финляндии или Вологды.

Овца, опять таки, первоначально овца – это было животное, которое использовали на мясо,

что было неэффективно. Почему? Потому что овца, как это ни парадоксально сказать сейчас,

не имела шерсти. То есть шерсть она, конечно, имела, но, на самом деле, та шерсть, которая у

дикой овцы – это подшерсток. Вернее, это шерсть, которая не употреблялась, которая жесткая,

нетеплая, малоценная. А вот та шерсть, которая сейчас – это подшерсток дикой овцы.

Может быть, вы помните, как где-то уже десять или двенадцать лет назад в Тироле, на

границе Италии и Австрии нашли человека, случайно замерзшего в горах; это было пять тысяч

лет назад. Во что был одет этот человек? Он полностью сохранился и все, что на нем, тоже

сохранилась. В рубашку из травы. Почему из травы? Что за нелепость? Овца была у этих людей,

но не было шерсти. Не было шерстяной одежды. Шерстопрядение появилось где-то лишь в

третьем тысячелетии до нашей эры. И вот это было очень эффективно, потому что шерстяная

одежда и теплая, и дешевая. Она гораздо более дешевая, чем, скажем, одежда изо льна, ее легче

сделать.

В результате вот этих революций, революций в производстве молока, в изготовлении

шерстяной одежды, центром цивилизации стала именно Западная Евразия. Здесь возник гораздо

более мощный очаг, чем в Китае. Скажем, в Китае вот этой вторичной революции производства

пищи не было. Там главным домашним животным была и остается свинья. Свинья – очень

ценное животное, но она не дает вторичных продуктов: ни молока, ни шерсти, ее также нельзя

запрячь, в отличие от вола, в плуг.

Что стало дальше с культурой докерамического неолита? Тут еще одна интересная вещь.

Дело в том, что, опять-таки, есть такой миф, что наша современная цивилизация, она такая

плохая, она уничтожает природу, она ведет дело к экологическому кризису, даже катастрофе.

Она, конечно, может быть, и ведет. И природу она уничтожает. Но, опять-таки, ровно этим

занимались люди на протяжении всей своей истории. Все культуры уничтожали природу. Или

почти все. И вели многие из них дело к экологической катастрофе. И вот эта первая

земледельческая культура, земледельческо-скотоводческая культура мира, докерамический

неолит десять тысяч лет назад привел дело к страшной катастрофе. Они вырубили, как это

водится, леса. Причем предполагается, что вырубили они их не для того, чтобы сеять свой

ячмень, для этого особенно больших территорий не требовалось, а скорее для того, чтобы

выжигать известь. Точно это, конечно, неизвестно, но, учитывая размеры тех поселений, которые

появляются к тому времени, например, на территории Иордании есть такое крупное поселение

Айнгазал, где жило две-три тысячи человек, как минимум, десять тысяч лет назад. Так вот,

учитывая все это, для производства извести, которую, как я уже сказал, использовали для

изготовления такого цемента, которым покрывали полы домов, требовалось колоссальное

количество топлива. И вот, для того, чтобы добыть это топливо сжигали дубовые леса. Так или

иначе, это привело к опустыниванию.

Что дальше произошло? Опять-таки, очень интересно. Люди на юге Леванта, на территории

современной Иордании, Израиля, может быть, юга Сирии (на севере там ситуация была

несколько другая), они бросили свои поля, поскольку козы, овцы, коровы у них были, и они

ушли в степь. Они стали подвижными скотоводами. Вот этот хозяйственный тип подвижных

скотоводов, опять-таки, появился именно в Леванте, именно тогда и в то время. И дальше с

этими стадами, в итоге, эти же люди или другие уже. Но стада то были те же. Это все равно

были те же козы, овцы и коровы. Люди дошли до запада Африки, до юга Африки, до Центральной

Азии. Они создали, опять-таки, тот мир скотоводческих степных, полупустынных культур,

который мы знаем. Он, опять-таки, возник вот именно тогда в Леванте, в ту отдаленную эпоху.

Он не возникал многократно, он возник тогда.

Далее, почему я говорю, что события в Леванте, Натуфе, докерамическом неолите Леванты;

почему я говорю, что они определили ход истории? Поскольку этот очаг цивилизации вырвался

вперед в то время, когда существовал не только Иерихон, но и Айнгазал; в это время весь мир

еще был населен этими самыми охотниками-собирателями. Первые земледельческие очаги

возникали, только, наверно, в Китае, может быть, чуть-чуть где-нибудь в Мексике и Перу, скорее

в Мексике, или в горах Новой Гвинеи. Так вот, в это время плотность населения на Ближнем

Востоке стала превышать плотность населения в окружающих районах не то, что в десять, но,

наверное, в сто и более раз. И, соответственно, при такой плотности населения начался поиск

новых земель, началось быстрое, интенсивное расселение коллективов. Люди расселялись во

все четыре стороны. И вот эти четыре стороны определили облик дальнейшей цивилизации.

Первое и для нас, конечно, главное направление – это через Малую Азию на Балканы и

дальше в Европу. Есть такие генетические исследования, которые видят след вот этих людей,

вышедших в итоге с Ближнего Востока, след вплоть до района Южной Германии, даже пониже.

Сейчас эта теория подвергается определенной критике, но, в общем, нельзя сказать, что она

неправильна. Может быть, есть некоторые преувеличения, до Балкан, безусловно, дальше, может

быть, уже это действительно были какие-то местные люди, но главное, что они принесли дальше,

вплоть до Центральной Европы ту экономику, которая возникла именно в докерамическом

неолите: ту же корову, ту же овцу, козу, ячмень и пшеницу. Они ничего не изобретали на месте.

Ту же технику домостроительства.

Второе направление – Египет и Африка. Вплоть до не то, что начала, а середины XX века

считалось, что Египет – это центр цивилизации, именно оттуда распространились культурные

импульсы. Была такая даже английская, так называемая египто-центрическая школа – люди

считали, что вообще вся цивилизация изобретена в Египте, и дальше египтяне, плавая на

кораблях в поисках источников металла, доплыли вплоть до Америки и создали

древнеамериканские цивилизации. Это, конечно, очень и очень сильное преувеличение, но

дело не в этом, а в том, что Египет при всей важности этого культурного центра, его

самобытности, его мощи, тем не менее, первоначальный импульс был не в Египте. И земледелие,

и скотоводство, и основы цивилизации, уже основы государственности, письменности были,

по-видимому, принесены в Египет с Ближнего Востока. И дальше через Египет по всей Африке,

вплоть до ее южной и западной оконечности.

Третье направление – это вдоль побережья Аравийского моря к югу от центрально-иранских

пустынь в Индию, точнее в Илуджистан. На этой основе возникла первая индийская цивилизация

храпы. Произошло это уже в третьем тысячелетии до нашей эры. Но эта цивилизация, опять-

таки, была основана на тех культурных стереотипах стандартов, которые были созданы в

докерамическом неолите Леванты.

Ну, и последнее направление, северо-восток – мимо современного Тегерана, на юг

Туркменистана, где в начале шестого тысячелетия появилась Джейтонская культура. В свое

время говорили, что это первая такая культура ближневосточного типа на территории СССР.

Культура, также полностью сформировавшаяся с земледелием, со скотоводством.

После того, как эпоха первоначального создания основ нашей цивилизации завершилась,

была еще одна, чрезвычайно важная, эпоха – это создание вторичных основ, это создание

письменности, государства, дворца, сложной социальной структуры, города уже не в смысле

поселка, огороженного стеной, но города как урбанистического центра, городской цивилизации.

Это происходило в середине IV тысячелетия до нашей эры на юге Месопотамии. Мы знаем об

этом по раскопкам в городе Урге. Но это уже тема особая.

Я бы хотел завершить эту лекцию некоторым общим выводом. Какого рода? Дело в том,

что в свое время, в XIX веке господствовала теория, так называемого, эволюционизма. Марксизм

– это один из вариантов этой теории. Согласно этой теории, человеческая цивилизация

развивается по восходящей, и не просто развивается по восходящей от простого к сложному, но

она развивается, проходя определенные, достаточно четко обозначенные стадии. Ну, в свое

время, старшее поколение, которое училось еще в советской школе, знает вот эту самую

знаменитую марксистскую пятичленку: первобытный строй, рабовладельческий, феодальный,

капиталистический. Дальше мы можем прибавить к этому социализм, а можем и не прибавлять

– разница невелика.

В начале XX века и, особенно, к его концу господствующими стали другие теории. Я не

буду говорить о них всех, но суть многих из этих теорий заключается в том, что никакого

прогресса нет, что все культуры не просто равны (ну, конечно, в каком-то смысле, перед богом

они действительно все равны), но они равноценны, они несопоставимы. Возьмем мы

современную нашу цивилизацию или возьмем мы культуру индейцев Шашонии. Но одна вот

такая, другая – этакая, одни – охотники-собиратели, другие – ядерные реакторы строят. Но зато

одни сохраняют природу, а другие ее уничтожают, так что, в общем, трудно сказать, что лучше.

Ну, это некоторая крайность. Но проблема здесь заключается в том, что исследования конкретных

цивилизаций, возникавших в разных районах мира, дали следующий результат: разумеется,

некоторые тенденции в развитии, все-таки, существуют. Действительно, культура развивается

не то, что от простого к сложному, она, как и вообще жизнь, как все на свете, развивается от

менее приспособленному к более приспособленному. Но, практически, это значит, конечно, от

простого к сложному (в большинстве случаев). Примерно то же вот самое – в биологии.

Так вот, когда испанцы открыли Америку, они действительно нашли, обнаружили там,

независимо от всякого Ближнего Востока, возникшие цивилизации. И в этом смысле,

действительно, можно наметить некоторый вектор развития. Вектор от, скажем, небольших

коллективов к коллективам более сложным, более крупным, к появлению каких-то

государственных структур. Опять-таки, это особая тема, я останавливаться на этом сейчас не

буду. Но они столкнулись и с некоторыми поразительными отличиями. Скажем, в Мексике не

было скотоводства. К чему это привело? Ну, из песни слова не выкинешь, это привело к массовой

практике человеческого жертвоприношения и массовому людоедству. Не потому, что в жертву

людей приносили специально, чтобы их съесть, тут, конечно, зависимость более сложная. Их

приносили в жертву богам, но как бы вот «не выбрасывать же». Короче говоря, экономика

подстегивала ритуал. В результате предполагается, допускается, скажем доказать здесь

однозначно трудно, есть и другие мнения, но очень вероятно, что от одного, даже может до

трех процентов населения древней Мезамерии в год поедалось.

В Перу была другая ситуация. Там не было недостатка в животных белках, соответственно,

там не было массовых жертвоприношений. Или еще. Цивилизация Майя. Цивилизация Майя

роскошная, прекрасная цивилизация, с письменностью, с великолепным искусством, но это

цивилизация каменного века. Там не было не то, что железа, там не было даже меди. Даже к

тому моменту, когда в Мексике уже распространилась появившаяся там из Перу бронза, несмотря

на это, цивилизация Майя оставалась цивилизацией каменного века.

Таким образом, вектор развития действительно существует. Но конкретные формы, которые

принимает культура, они непредсказуемы. Если бы на месте Ближнего Востока было море,

которое продолжалось от Средиземного и дальше, до Персидского залива, и центры мировой

культуры находились бы в Китае или в Америке, могло бы быть и так, и так. Потому что китайская

цивилизация более мощная, но с другой стороны, она менее самостоятельная, на нее очень

сильно повлияли западноевропейские культурные стандарты в конце III – начале II тысячелетия.

Следует учитывать, что в конце III тысячелетия, когда на Ближнем Востоке уже полторы тысячи

лет существовало государство, в Китае еще был неолит. Так вот, либо, может быть, Китай, либо,

может быть, Америка. И что-то было бы. Цивилизация бы возникла. Общество бы развивалось.

Но оно имело бы такие формы, которые сейчас мы не можем даже себе вообразить. Совершенно

другие. И, соответственно, что можно сказать о будущем развитии. Но если наша цивилизация

не уничтожит себя, то, конечно, мы будем развиваться. И это развитие будет по восходящей, от

простого к сложному. Но мы никаким образом, даже как бы ни фантазировали, мы никогда не

сможем вообразить себе, какие конкретные формы это развитие примет.

Реклама на сайте