Ирина Сиротинская, Сергей Поцелуев РЕАБИЛИТИРОВАН В 2000 Из следственного дела Варлама Шаламова
«19 февраля 1929 года я был арестован. Этот день и час я считаю началом своей общественной жизни — первым истинным испытанием в жестких условиях»,[1] — так писал Шаламов о начале своего первого срока.
Ему не было и двадцати двух лет. Свобода, Равенство и Братство всех людей казались возможными и достижимыми, да и что стoит человек, который в двадцать лет чужд этой благороднейшей мечты человечества? А пойти за эти идеалы в тюрьму, на каторгу юный Шаламов считал великой удачей: «Я надеялся, что и дальше судьба моя будет так благосклонна, что тюремный опыт не пропадет. При всех обстоятельствах этот опыт будет моим нравственным капиталом, неразменным рублем дальнейшей жизни».[2]
Наверное, он прав. Закалка первым лагерным сроком позволила ему устоять нравственно и там, на Колыме, где большинство заключенных не могли противостоять нравственному растлению.
Но тогда, в 20-е, штурм неба казался возможным.
«Вчерашний миф делался действительностью… старые пророки — Фурье, Сен-Симон, Мор выложили на стол свои тайные мечты, и мы взяли».[3]
И вот в 2000 году я наконец держу в руках это первое следственное дело Шаламова. О нем до сих пор мне говорили, что оно уничтожено. А оказывается, что по этому делу Шаламов не был реабилитирован. Сотрудники Центрального архива ФСБ В. Гончаров и С. Поцелуев посоветовали мне написать заявление.
И Генеральная Прокуратура РФ 12 апреля 2000 г. реабилитировала Шаламова по делу 1929 г.
В ряды «большевиков-ленинцев» (так называли себя оппозиционеры), или троцкистов (так называли их сталинисты), он вступил в 1927 году: его привела и поставила в ряды демонстрантов Сарра Гезенцвей. Демонстрация к 10-летию Октября проходила под лозунгом «Долой Сталина!».
Эта оппозиция была единственно массовой, может быть, у нее был шанс остановить «этого буйвола» Сталина. Сталин надолго сохранил страх перед ней: всех несогласных или неугодных называли троцкистами — Г.Е. Зиновьева, Л.Б. Каменева, Г.Ю. Пятакова, Н.И. Бухарина, М.Н. Тухачевского, И.Э. Якира и др.
Шаламов, впрочем, не был убежденным троцкистом — он был противником насилия, государственного насилия. «У меня не было преклонения перед идеей движения — тут много было спорного, неясного, путаного».[4]
В 1928 г. он был исключен из МГУ «за сокрытие социального происхождения» — он написал в анкете, что его отец — инвалид. Но и слепой священник оставался священником, и сын его не имел права на высшее образование.
В конце 1928 — начале 1929 года он целиком отдается оппозиционной деятельности: печатает в подпольной типографии «Завещание В.И. Ленина» (известное «Письмо к съезду») и распространяет его, а также другие документы оппозиции. И попадает в засаду в этой самой типографии.
Дело 1929 года тоненькое. Шаламов заполнил свою анкету, а отвечать на вопросы следователя отказался. Он говорит на допросе 1 марта 1929 г.: «На всякие вопросы, относящиеся к моей оппозиционной деятельности, я отвечать отказываюсь». И на втором допросе 2 марта 1929 г. пишет собственноручно: «Подтверждаю свое прошлое показание, что на всякие вопросы, относящиеся к моей оппозиционной деятельности, я отвечать отказываюсь. С предъявлением обвинения по ст. 58 УК, примененным ко мне, как и другим тт. <товарищам>, разделяющим взгляды больш<евиков>-ленин<цев> (оппозиции) решительно не согласен и считаю обвинение клеветническим и противоречащим содержанию 58 статьи. 58 с<татья> направлена против контрреволюционеров. 2 марта 1929 г. В. Шаламов». Другие арестованные члены оппозиционной группы МГУ получили ссылку в то время. Кстати, об этой группе и пребывании ее в ссылке написала Н.М. Иванова-Романова (Нева, 1989, №№ 2–4).
Дерзкое поведение на допросах было оценено по заслугам: ОСО при коллегии ОГПУ постановило: «Заключить в концлагерь сроком на три года».
13 апреля 1929 г. Шаламов впервые вступил в ворота лагеря. Бесстрашие этого мальчика удивляет. Избитый на этапе, брошенный в лагерь вместе с уголовниками, он 6 июля 1929 г. пишет письмо в ЦК ВКП(б) и ОГПУ. Сколько прямодушия и верности однажды принятому решению! Как член оппозиции он протестует против репрессий.
6. VII.29 г. Коллегии ОГПУ, ЦК ВКП(б), Прокурору ОГПУ
Закл. 4 р. УВЛОН В.Т. Шаламова
Напряженная политическая жизнь последних лет вынуждала каждого настоящего советского гражданина так или иначе определить свое отношение к сегодняшнему и завтрашнему дню.
С другой стороны, совершенно ясно, что партия не представляет замкнутой касты, что интересами партии живут не только люди, имеющие партийный билет. Любой «беспартийный» может и должен принимать участие в разрешении всех вопросов, которые выдвигает жизнь перед партией, а след<овательно> и перед рабочим классом или вернее перед рабочим классом, а след<овательно> и перед партией.
Для всякого, кто научился знать ленинскую правду, политической осью событий последнего времени являлись взаимоотношения партии и оппозиции. Ни один человек, считающий себя ленинцем, не может говорить о второй пролетарской партии в стране в эпоху диктатуры пролетариата, т. е. обостреннейшей борьбы с умирающим капиталистическим миром. Нельзя допускать и клеветы о том, что ВКП(б) не пролетарская партия.
Работа оппозиции и до и после XV съезда не была антипартийной работой. Содержание ее, включая самые «криминальные» методы, вроде поддержки в кратких и исключительных случаях стачек — направлены были по существу на пользу ВКП(б) как партии рабочего класса.
Вынужденная прибегнуть к «нелегальным» методам апелляции к рабочему классу — только к нему обращалась оппозиция — и не ошиблась в своей правоте. В мероприятиях последних месяцев в значительной степени участвовала ленинская оппозиция своей критикой, указаниями и работой. Решения XVI конференции, чистка партии, чистка аппарата, борьба с правым уклоном, правда, ведшаяся почти вслепую без названия имен, имен, которые смело называла оппозиция, — представляют собой несомненно серьезные шаги руководства влево, т. е. в направлении исправления сделанных ранее ошибок. Об этих тяжелых ошибках, внутр<енней> и внешней политики, достаточно известных, приведших к перманентному экономическому кризису страны, затяжке мировой революции и ухудшению международного положения Коминтерна — все три следствия диалектически связаны между собой, здесь говорить я не буду. Ясно одно: эти ошибки руководство старается исправить. Но исправить сверху силами того же аппарата. Каждый большевик-ленинец обязан поддерживать все практические революционные шаги настоящего центристского руководства, которое сейчас оголяет себя, отсекая налево и направо (больше налево, чем направо). О методе борьбы «на два фронта» достаточно хорошо сказано в письме Л.Д. Троцкого «Кризис правоцентристского блока и перспективы».
Одной рукой стараясь исправить ошибки (что невозможно без самого близкого участия широких масс рабочего класса), партруководство другой рукой посылает оппозиционеров на каторгу. Именно это в первую очередь заставляет сомневаться в решительности взятого курса, ибо политика не может знать злобы и за каждое мероприятие, направленное к защите пролетарской диктатуры, готов бороться и борется всякий, считающий себя большевиком. Партруководство упорно толкало оппозицию на отрыв от партии. Целый ряд выступлений вождей и целый ряд репрессивных мер по отношению к оппозиционерам, вплоть до высылки Л.Д. Троцкого за границу и последующих попыток дискредитировать имя одного из вождей Октября в глазах рабочих — достаточно веское свидетельство двойственности политики партруководства. Болтовня о том, существует или нет диктатура пролетариата — пустая болтовня, ибо мера диктатуры измеряется целым рядом отношений между СССР и капит<алистическим> миром (в целом долей участия рабочего класса в распределении доходов страны, степенью участия капит<алистических> элементов в этом распределении и степенью роста того и другого и еще целым рядом моментов).
Политика меньше всего вопрос самолюбия. И кто не понял того, что рука оппозиции все время протянута партии — тот не понял ничего в политических событиях последних лет. Беда в том, что руководство продолжает оставаться аппаратом, несмотря на Смоленские, Сочинские, Артемовские и Астраханские дела5*. Я считаю вместе с большинством ленинской оппозиции — единственным средством выправления курса партруководства, а след<овательно>, и всей советской и профсоюзной политики является глубокая внутрипартийная реформа на основе беспощадной чистки всех термидориански-настроенных элементов и примиренцев к ним. Возвращение ленинской оппозиции в партию из ссылок, тюрем и каторги.
Заключенный 4 роты Упр. Виш<ерских> лаг<ерей>
ос<обого> наз<начения>
Варлам Тихонович Шаламов.
Ответ на письмо пришел с некоторым запозданием: ОСО при Коллегии ОГПУ 14 февраля 1932 г. постановило: «По отбытии срока наказания Шаламова Варлама Тихоновича выслать через ППОГПУ в Севкрай на три года».
На что Управление Вишерских ИТЛ сообщило, что «з/к Шаламов Варлам Тихонович освобожден из Вишлага 11/Х–31 г.».
Долго еще поиски «скрывшегося с места ссылки з/к» велись по всему Севкраю, а он был в Москве, писал очерки в профсоюзных журналах, печатал рассказы, женился.
Все его прошлое, как сказал однажды Варлам Тихонович, было еще впереди. Он не стал больше заниматься политикой, раз навсегда поняв, что в борьбе за власть он будет «игрушкой в руках политиканов»6*.
Он писал дни и ночи, сотни стихов, рассказов… Уцелело только напечатанное.
Литература, искусство навсегда станет главным делом его жизни. Печатаются его рассказы — в журналах «Октябрь», «Вокруг света», «Литературный современник»… Он думает об издании сборника прозы, а потом — сборника стихов.
Но впереди — его ждала Колыма. Литер «Т» станет клеймом на всю его жизнь. И даже после реабилитации 1956 года за ним будут бдительно следить, будут следить до самой смерти.
Публикация И. Сиротинской
Под оком стукача
Следующая предлагаемая вниманию читателей публикация являет собой новый литературный жанр: донесения осведомителей.
Освобожденный из лагеря В.Т. Шаламов находился, как видим, под надзором даже после его реабилитации 18 июля 1956 года.
В Москве и Калининской области донесения поставляет некто И., однако он, видимо, имеет общих знакомых с Шаламовым в Магадане. Варлам Тихонович осведомляется у него, где теперь Лоскутов (донесение от 23 декабря 1957 года).
Может быть, И., — лицо собирательное. Однако тот факт, что о наиболее часто посещавшем Шаламова колымчанине И. умалчивает, позволяет сделать определенные выводы.
Шаламов всегда знал, что к нему подведут осведомителя, и даже определенно называл его имя — поэт П., но П. был не одинок. И. также не чужд литературы: в донесении от 11 апреля 1956 г. он опытным пером разоблачает «субъективные» позиции Шаламова: тот, кто следует теории «откровенности», может отразить лишь правду своей души, а не тенденции поступательного движения к коммунизму и т. п.
Как-то неприятно и горько, что дорогие для Шаламова мысли услышаны были этим И. Тем не менее есть в этих документах интересные сведения о Шаламове, особенно в донесении от 31 мая 1957 года, где подробно обрисовано его окружение перед первым арестом 19 февраля 1929 г.
О Сарре Гезенцвей и Нине Арефьевой скажет Шаламов на следствии 1937 года: «Я любил их». И много лет спустя с большой теплотой говорил Варлам Тихонович о своих университетских друзьях, поднявшихся со всей отвагой юности против Сталина. Фигурирует здесь и вездесущий И., арестованный, видимо, в 1929 г.
Их отвагу, их жизни использовали в борьбе за власть. Все заплатили по кровавым счетам политических игр. К тому же в каждой организации, бросающей вызов государству, были свои Азефы.
И. Сиротинская
Донесение № 1 10 апреля 1956 г.
…Шаламов вернул журнал, а И. предложил ему стихи Пастернака. Шаламов буквально обрадовался. Он говорил в восторженном тоне: «Это гениальный поэт! Стихи у него восхитительны. Кроме того он замечательный переводчик. Но сейчас Пастернак не печатается, потому что он не станет писать то, что от него требуют. А между прочим в Москве его неопубликованные стихи читают многие в рукописях и любят их».
И. спросил Шаламова, знаком ли он со стихами Леонида Мартынова. Шаламов ответил: «Я хорошо знаю его стихи. Это талантливый поэт. Но у него много ненужных стихов. Их он написал, сбитый с пути. На него давили и чуть не погубили его. Так что многие его стихи нужно выбросить. Хотите, я вам почитаю его стихи?». И. с удовольствием согласился послушать. Тогда Шаламов начал читать. Прочел несколько стихотворений Мартынова, затем стал читать стихи Пастернака. Читал он хорошо, грамотно, с душой. И. взаимно прочел ему стихи Есенина: «Я иду долиной», «Все живое особой метой», «Я спросил сегодня у менялы…» и одно стихотворение С. Щипачева «За окном синел далекий лес».
После чтения беседа продолжалась. Шаламов говорил: «Стихов много, а поэтов мало. Выше всех я ценю Твардовского. Вы знаете, что он сейчас не у дел. Его проработали и сняли с поста гл. редактора «Нового мира».[5] Сняли ни за что. Читал я статьи Померанцева и Лифшица.[6] Ничего там страшного нет. Хорошие, грамотные статьи. А «Дневник писателя» Мариэтты Шагинян я просто выбросил бы».
И. ответил, что он знаком с неудачами Твардовского, читал статью Лифшица, которая написана хлестко и остро. Шаламов перебил: «Это неважно, что не печатают хороших стихов. Их будут печатать и петь. Все, что написано кровью сердца, зазвучит. Есенин уже зазвучал, а в дальнейшем зазвучит еще больше. Начинает звучать большой поэт Блок, которого раньше крестили интеллигентом, символистом и декадентом. Теперь уже не говорят, что это певец «Прекрасной дамы», а что Блок большой талантливый поэт русского народа. Зазвучит М. Цветаева. Об Ахматовой я не говорю, потому что она уже стара. Жданов[7] в своем выступлении обрушился на ее старые стихи. Но ведь она же очень давно их писала. Ведь находятся же люди, которые не могут простить Пастернаку стихотворения о Керенском,[8] написанное сорок лет назад. Вот оно, это коротенькое стихотворение». И Шаламов продекламировал стихотворение, которое восхваляет Керенского. Прочитав это стихотворение, Шаламов воскликнул: «Что же, собственно, здесь опасного?».
Затем Шаламов заговорил о К. Симонове. Симонова он не любит и говорит о нем так: «Симонова к поэзии нельзя допускать на орудийный выстрел».
Затем Шаламов сделал такое обобщение: «Возьмите 20-е годы. Какой расцвет был литературы. Все, что есть у нас лучшего, написано в эти годы. А сейчас ничего нет. Это подтвердил и Сурков на XX съезде. Он привел имена и названия 20-х годов. А сегодня пока обещания».
И. спросил: «Чем это объясняется?».
Шаламов ответил: «Объяснение этого явления известно. На одном совещании писателей один литератор сказал: «Жизнь была хорошая, а поэтому и произведения были хорошие». Сейчас мы переживаем колеблющееся, неустойчивое время. Неизвестно, что писать и как писать. Поэтому люди не пишут. Те, что пишут — это чепуха. Те, которые пишут от души, не публикуют своих произведений, но их знают в рукописях».
Посмеялся Шаламов над юбилеем Достоевского. Он назвал этот юбилей вынужденным. Объяснил он так: «Достоевский — гениальнейший писатель — находился в забвении. Весь мир его читал, а у нас его не читали. И вот у нас вынуждены были организовать юбилей, потому что читатель не мог относиться равнодушно к такому таланту. Любопытно, что в юбилейные дни «Литературная газета» поместила статью «Неизвестный Достоевский».[9] Оказывается Достоевский еще не издан полностью. Как это можно!».
И. спросил Шаламова, что ему известно о судьбе Н. Клюева (учитель Есенина). Шаламов ответил: «Если он не умер в тюрьме, то его расстреляли».[10]
Шаламов не одобряет выступления Шолохова на съезде партии.[11] Не согласен он и с Гиндиным.[12] По мнению Шаламова, такой крупный писатель, как Шолохов, не должен был размениваться на мелочи, а должен был говорить о проблемах творчества, о сущности творческого процесса. Не согласен он с Шолоховым, когда тот призывал быть в гуще народа и собирать материал. Шаламов говорит, что классики не собирали материал, а писали правдиво и хорошо. Л. Толстой прежде писал в голове главы о тюрьме к роману «Воскресение», а в тюрьму поехал, чтобы познакомиться с некоторыми подробностями и не сделать ошибку. Недовольство высказывал Шаламов в адрес Ермилова, который выступал со статьями о Гоголе и Достоевском. «Пусть бы он выступал, как профессор, — говорит Шаламов, — это ничего. Мало ли профессоров. Но этот профессор работает при ЦК партии по вопросам литературы, задает тон, а он приводит к тому, что у нас хороших произведений, написанных кровью, не печатают»…
Простились Шаламов с И. тепло, по-дружески.
Ст. оперуп. УКГБ при СМ СССР
по Калининской области
ЦА ФСБ РФ. Архивное дело № ПФ-4678, т. 1, часть II, л. 59–63. Машинописная копия.
Донесение № 2 11 апреля 1956 г.
…при знакомстве с Шаламовым В.Т. последний произвел впечатление человека грамотного и культурного, хорошо знающего современную и классическую литературу. Ориентируется в литературных течениях: реализм, символизм, декаданс, имажинизм и др.
Явления литературы объясняет с позиций сугубо субъективных. Ценность художественного произведения он рассматривает не с позиций ленинской теории отражения реальной действительности, а с позиций так называемой теории откровенности. Эти попытки были раскритикованы и отброшены.
Тот, кто в художественной литературе отражает реальную действительность с ее тенденцией поступательного движения к коммунизму, тот отражает правду жизни; тот, кто следует только теории «откровенности», — может отразить откровенно «правду» лишь своей души.
Шаламов считает несущественным, куда зовет произведение, на что оно мобилизует читателя. Главное, по его суждениям, состоит в том, чтобы оно было написано кровью сердца, т. е. откровенно.
Шаламов по первому впечатлению человек общительный. Из разговоров чувствуется, что у него есть в Москве приятели, которые его информируют о явлениях в литературной жизни помимо официальных источников.
Шаламов обладает пытливым умом. К установившимся и очевидно бесспорным оценкам в литературе относится весьма критически. При первой встрече он прямо сказал, что Горького не любит, Ермилова не терпит, хотя последний считается лучшим теоретиком и критиком-марксистом. Находит, стараясь, оправдание политически неправильным стихам Пастернака, пророчит звучание стихам М. Цветаевой (Цветаева — поэтесса лирического круга. Причем круг этот ограничен — кроватью, церковью, богом без особых примет и возлюбленным «лебедем-молоденьким». Никаких общественных вопросов в стихах Цветаева не поднимает. Критики ее относят к писателям личной лирики, причем очень бедной).
Ст. оперуп. УКГБ при СМ СССР
по Калининской области
ЦА ФСБ РФ. Архивное дело ПФ-4678, т. 1, часть II, л. 65–66. Машинописная копия.
Донесение № 3 21 июня 1956 г.
19 июня 1956 года в 13 ч. 30 минут И. зашел в столовую пообедать. Выбив чек, он подошел к столу, и его один из сидящих назвал по фамилии. Это был Варлам Тихонович Шаламов, приехавший в командировку…
…Шаламов беседовал с И. и на литературные темы, и на политические, и на семейно-бытовые. Шаламов весьма словоохотлив, любит поговорить, но не с каждым.
Обращаясь к И., он сказал так: «3-й год я катаюсь по снабженческим делам, но встретил первого человека, который любит литературу». О литературе и об искусстве Шаламов скорбит. Он считает, что в течение 30 лет почти все наши писатели создавали казенные портреты, в которых абсолютно нет никакого искусства. Соображения, которыми руководствовались писатели, носят якобы конъюнктурный характер. Как пример конъюнктурщика и человека бездарного он приводит Константина Симонова, сумевшего, однако, получить пять Сталинских премий. Не пощадил Шаламов ни Горького, ни Маяковского. Авторитет Горького он считает дутым. Маяковского, по его мнению, давно уже следует поставить на свое место. Смерть Маяковского он объясняет не теми причинами, которые общеизвестны. Смерть его — это результат осознания пустоты, которую представлял собою этот поэт. Она последовала после выставки, которую организовал Маяковский. Эта выставка называлась «20 лет литературной работы».[13] Находилась она в клубе писателей. Шаламов утверждает, что Маяковский увидел на выставке, что его работа за 20 лет ничего не стоит, и поэтому решил покончить с собой».
Шаламов считает, что пора уже развенчать и Маяковского, и Горького.
…Шаламов говорит: «Мне жаль погибшей молодости, жаль потерянных лет. Но поймите меня правильно. Я не о себе лично скорблю, а о нашем искусстве, литературе, поэзии. Шло искусство по ложному пути. Оттого оно бледно, бездарно и пустое. Писатели пели славу Сталину, отошли от правды жизни, забыли об искренности в творчестве, преследовали другие цели совсем нетворческого порядка. Правда, жили эти люди отлично, у них все было: и слава, и квартира, и деньги, и «Победа», но не было творчества.
Есть анекдот о писателе Софронове.[14] Он сидел у реки, к нему приплыла золотая рыбка и спросила, что ему нужно. Софронов ответил, что ему ничего не надо: деньги у него есть, квартира не одна, машина есть. Дома жене он рассказал об этом, и та обругала его. Она сказала мужу: «Дурак ты, нужно было попросить хоть немного таланта». Откуда же талант, если писатель подделывается под общее ходячее направление политики, которая была неправильна. В Москве большое впечатление произвел жест Тито,[15] который возложил венок на гроб Ленина, а на гроб Сталина — нет. Он сделал плевок на весь 30-летний период деятельности под руководством Сталина».
Круг писателей, к которым питает симпатии Шаламов, имеет свои особенности. Он лично знаком и очень любит Пастернака. Этот писатель известен тем, что на всех этапах жизни Советского государства его всегда подхватывали наши враги. Однако это его не смущало. Шаламов говорит, что Пастернак не горевал, когда его не печатали. Теперь в Москве читают в рукописях его цикл стихов под названием «Автобиография».[16] Скоро выйдут в свет эти стихи. Пастернак перед издательством поставил условие — не изменить ни одной строчки, в противном случае пусть эти стихи лежат у меня — это условие издательством якобы принято.
Любит Шаламов стихи Николая Клюева, известного кулацкого поэта. Клюев заявлял, что он не хочет коммуны без лежанки. Когда Клюев попытался написать стихи о Ленине, из этого ничего не вышло. Начинаются эти стихи так: «Есть в Ленине керженский дух, игумений окрик в декретах».[17] Даже Есенин, ученик Клюева, идеологически весьма путаный, и тот осудил Клюева в своих стихах. Приведу 8 строчек:
Вот Клюев ладожский дьячок, Его стихи, как телогрейка, Но я их вслух вчера прочел, И в клетке сдохла канарейка. Тебе о солнце не пропеть, В окошко не увидеть рая: Так мельница, крылом махая, С земли не может улететь.[18]Любит Шаламов Марину Цветаеву (она повесилась по личным мотивам). Несколько слов о Цветаевой. Она «ужасная» греховодница.
Как последний сгас на мосту фонарь — Я — кабацкая царица, — ты — кабацкий царь. Присягай, народ, моему царю, Присягай его царице — всех собой дарю Люди на душу мою льстятся, Нежных имен у меня святцы. А восприемников за душой Целый, поди, монастырь мужской! Уж и священники эти льстивы, Каждый день у меня крестины![19] От греха до покаяния недалеко. Нагрешила и в церковь: Пойду и стану в церкви. Помолюсь угодникам О лебеде молоденьком.[20]Эта поэтесса вкладывается в «теорию искренности», и поэтому нравится она Шаламову.
Любит Шаламов Есенина, всего, со всеми его недостатками, с идеологическими вывихами, с кулацкими идеями, с путаными заявлениями. А ведь у него есть вещи, которые никак любить и принять нельзя. Ну хотя бы такие стихи:
Как грустно на земле, как будто бы в квартире, В которой год не мыли, не мели. Какую-то хреновину в сем мире Большевики нарочно завели.[21]Любит Шаламов Алексея Крученых, этого сумасшедшего, бездарного пройдоху в литературе. Этот самый Крученых, который написал такое стихотворение:
Дар — бул — щыл
Убещур
Скум
Вы — ско — бу
РЛЭЗ[22]
Крученых заявил, что в этом пятистишии больше русского национального, чем во всей поэзии Пушкина.[23] Такую поэзию Крученых называл «Грозная баячь». Маяковский назвал ее так: «Поэтическая похабщина Крученых».[24] Шаламов лично знаком с Крученых и весьма высоко его ценит.
Каждое воскресенье Шаламов ездит в Москву (уезжает в субботу на выходной день). У него в Москве есть жена и дочь.[25] Жена работает бухгалтером. Получает тысячу рублей. Сам он имеет оклад 450 рублей. Дочь учится на пятом курсе строительного института.[26] Но ездит он не только к семье. Каждую поездку он посвящает восстановлению старых знакомств. Поэтому всегда заезжает в писательский городок (Переделкино, под Москвой, с Киевского вокзала). Там застрелился Фадеев.[27] Шаламов говорит, что Фадеев якобы оставил два письма: одно — всем, другое — Хрущеву.[28] Письмо «всем» он читал. Начинается оно так: «Я 20 лет умирал и мне надоело…». Шаламов уверяет, что причина смерти — не алкоголизм. «Он не мог доказать пером, что он писатель, поэтому он решил доказать пулей. Ведь за последние 15 лет он ничего не написал».
Дружен Шаламов со студентами с литературного отделения Московского университета, с теми, которые пишут стихи. Они, по его мнению, правильно оценивают обстановку. Не любят они, по словам Шаламова, Ермилова, который работает в ЦК партии по вопросам литературы, даже ненавидят. Сам Шаламов считает, что Ермилов олицетворяет в литературе зло, «персонифицированное зло», как он выражается.
«Сейчас, — говорит Шаламов, — в мире литераторов растерянность и сумятица. Все чего-то ждут. Так дальше не может продолжаться. После письма о Сталине[29] все ожидали коренных изменений. Но их пока нет. Никто не знает, что делать, как писать, куда идти. Необходимо убрать Ермилова и много других Ермиловых. Есть признаки хорошие. Начинают издавать людей, которые были уничтожены. Но это полумера. Я подсчитал, сколько погибло от руки НКВД. Их больше, чем погибло во время Отечественной войны. Расстреляны, умерли в тюрьме или повесились: Воронский,[30] Пильняк, Мандельштам, Павел Васильев, Бруно-Ясенский, Буданцев,[31] Бабель, Авербах[32] и многие другие. Да и сами руководители НКВД расстреляны. Избежал такой участи Дзержинский. И только потому, что рано умер. Ведь он подписывал платформы не одной оппозиции.[33] Поживи он больше и его бы расстреляли. Между прочим… известно ли вам, что жена Троцкого обратилась к 20 съезду партии с просьбой реабилитировать Троцкого? Неизвестно? Это факт. А в 1937 году, когда стали хватать людей, домой отказались вернуться 12 наших дипломатов.[34] Они знали, что их посадят. Хотя и там небезопасно. Троцкого и его сына и там достали и убили.[35] Страшные дела».
И. вопросов не приходилось задавать. Шаламов поговорить любит.
Директор торфопредприятия относится к нему хорошо. Шаламов считает, что причиной является письмо управляющего торфотрестом Калининской области Опенченко, с которым Шаламов приехал в Туркмен. Шаламов в молодости дружил с Опенченко.
Шаламов приглашает И. в гости. В Москву сейчас он не приглашает. Комната у него очень маленькая. Сам он там, в семье, почти не бывает. Он получил ответ из военной прокуратуры на его заявление. В ответе говорится, что прокурор опротестовал приговор по его делу, и он ждет решения суда. Как только он будет реабилитирован, сразу переезжает в Москву. Поэтому он сейчас спешит восстановить литературные связи. Он рассчитывает получить квартиру, а работа найдется. И вот тогда он рад принять гостем И. в Москве. Отбывал наказание Шаламов на Колыме, 15 лет.[36] Работал он в ведомственном журнале «Промышленные кадры».[37] Редактор Петровский[38] был расстрелян. По словам Шаламова, он осужден за знакомство с ним.
Шаламов рассказывал, что Пастернака вызывали в органы безопасности и беседовали с ним.[39] В конце беседы ему сказали, что хотели бы побеседовать с некоторыми лицами. Пастернак ответил: «Я вполне верю, что вы желаете с ними беседовать, но пожелают ли они беседовать с вами?».
Говорил Шаламов о художнике по фамилии Фальк[40] или Фальт. У него своя худ. мастерская. Он рисует. Ни одного казенного портрета или картины он не рисовал. Он честно рисует то, что ему по душе. Не продается. Пусть его картины и не покупаются, но он остается самим собой. За это любит его Шаламов.
О Зощенко Шаламов сказал так: «Его задавил Жданов, и он никак не может подняться. Хороша у него «Голубая книга».[41]
верно: Начальник УКГБ при СМ СССР
по Калининской области
ЦА ФСБ РФ. Архивное дело № ПФ-4678, т. 1, часть II, л. 83–90. Машинописная копия.
Донесение № 4 14 августа 1956 г.
На днях Добровольский[42] получил письмо от Шаламова, в котором главное место занимают новые, написанные во второй половине июля, стихи поэта Бориса Леонидовича Пастернака.
Шаламов пишет: «Из этих стихов Вы можете видеть, насколько художественно тверда сейчас его рука. Можете видеть и другое — что все, что с нами было, не прошло для него бесследно и что знамя большой русской литературы он смог держать высоко. Если бы Вы читали его роман, его гениальный роман. Вы увидели бы, что все эти вопросы подняты и ответы утверждаются с толстовской силой…».
Добровольский ждет результатов своих заявлений о реабилитации, но за последний месяц никаких извещений ниоткуда не получал.
Добровольский продолжает утверждать, что он послал на конкурс и кинорежиссеру Пырьеву свой сценарий, который он якобы отправил в середине июля… Однако когда на литературной группе ему предложили ознакомить со своим сценарием всех членов группы, то Добровольский уклонился от чтения сценария…хотя неоднократно обещал это сделать. У участников литгруппы создалось впечатление, что Добровольский всех их обманывает.
Добровольский сочинил и распространяет следующий анекдот:
Хрущев и Тито осматривают Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. Тито удивляется богатству и обилию в Советском Союзе. Выходя с выставки, оба они видят сидящего у входа и просящего милостыню нищего. Тито бросает нищему десятирублевую бумажку и проходит дальше. Хрущев останавливается и говорит нищему: «Как тебе не стыдно, шел бы лучше работать!..» — «А я, Никита Сергеевич, — говорит нищий, — этим после работы занимаюсь».
Вообще тема «обнищания» народа, тема «неустойчивой экономики» часто проскальзывает в разговорах и высказываниях Добровольского.
В одном из последних писем к Добровольскому Шаламов В.Т. сообщает, что он (Шаламов) сейчас много пишет, как в стихах, так и в прозе. О темах и сюжетах своих произведений Шаламов ничего не пишет…
верно: Уполномоченный УКГБ при СМ СССР
по Магаданской обл. в Ягодинском р-не
ЦА ФСБ РФ. Архивное дело № ПФ-4678, т. 1, часть II, л. 116–117. Машинописная копия.
Донесение № 5 26 июля 1957 г.
Справка:
1. Шаламов Варлам Тихонович, 1907 года рождения, беспартийный, в прошлом активный троцкист.
2. Неклюдова Ольга Сергеевна, 1909 года рождения, детская писательница.
…встречался с Варламом Тихоновичем Шаламовым и его женой Ольгой Сергеевной Неклюдовой[43]…
Неклюдова рассказывала И., что она написала новый роман под названием «Ветер меняет вывески»,[44] но боится, что роман этот может быть не напечатан, так как, по ее словам, он чересчур левый и демократичный, более того, что сейчас требуется.
Говоря о Неклюдовой, Шаламов характеризует ее как человека и писателя, никогда не стоявшего на официальных позициях, а всегда немножко оппозиционно настроенного.
…Шаламов излагал свои взгляды на современную литературу и на советскую внутреннюю политику. По мнению Шаламова, «советская литература, после XX съезда партии, пережив короткую передышку, снова попала в рамки сталинского зажима». По мнению Шаламова, произошло это от того, что XX съезд партии, наметив новые нужные вехи в советской литературе и в жизни, не довел дело до конца, ибо не сменил, а оставил на месте весь аппарат государственной, а также и литературно-бюрократической машины, а теперь этот аппарат всеми силами и средствами старается сорвать ту демократизацию всех сторон нашей общественной жизни, путь к которой указал съезд партии.
Шаламов считает также, что из-за того, что вся литературная общественность с силой набросилась на книгу Дудинцева и просто-таки раздавила ее (а книга эта, по мнению Шаламова, очень слаба и неинтересна, как с художественной, так и с идейной стороны), тем самым преградив возможность выхода и написания новых книг, по сути своей отражающих свободные ленинские принципы и более сильных, с точки зрения художественной, чем «Не хлебом единым».[45]
Шаламов считает, что через год, максимум полтора, ЦК партии возьмет в оборот «Литературную газету» за то, что она на протяжении всего времени в своих статьях выступала против того, что сказал XX съезд партии о литературе… По мнению Шаламова, «Литературная газета» явно стоит на позициях «тащи и не пущай».
Говоря о внутренней политике в стране, Шаламов утверждает, что за ближайшие 2–3 года никакого поворота в сторону большей демократизации не произойдет, если только на Советский Союз не будет оказано крепкое давление извне со стороны Америки и европейских стран.
Основываясь на своих наблюдениях во время проживания на станции Туркмен Калининской области, Шаламов расценивает современное крестьянство как явно аполитическую массу с рваческими, кулацкими тенденциями, проявляющимися весьма резко и повсеместно. По мнению Шаламова, крестьянство настроено отнюдь несоветски и не верит ни в бога, ни в черта. Девиз крестьянина — рубай! — говорит Шаламов.
Шаламов утверждает еще и то, что в настоящее время, благодаря социально-экономическим факторам, не может быть написано ни одно по-настоящему крупное произведение. По словам Шаламова, такое же точно мнение высказывает и теоретик литературы профессор Леонид Иванович Тимофеев. «И вдобавок ко всему, — говорит Шаламов, — каким-то естественным подпором в вожди современной литературы проникли люди, творчески бесталанные и завистливые: Сурков, Долматовский, Симонов, Васильев, Смирнов и др.»
Однако, говорит Шаламов, государство существует, и не уважать его, не считаться с ним, противопоставлять себя ему нельзя, а с мелюзгой, мешающей развитию русской литературы, надо бороться.
верно: Ст. оперуполном. КГБ при СМ СССР
ЦА ФСБ РФ. Архивное дело № ПФ-4678, т. 1, часть II, л. 147–149. Машинописная копия.
Донесение № 6 31 мая 1957 г.
…Шаламов появился на фоне университета в конце 1928 года. Главное окружение вокруг него были: Марк Куриц,[46] Гезенцвей Сара,[47] а также оппозиционеры с литературного отделения, занятия которого он посещал явочным порядком, т. к. не был принят в университет.[48] В 1929 году В. Шаламов выполнял задания райорганизатора Хамовнического района Н. Адольф.[49] Шаламов был также знаком со следующими лицами: Арефьевой,[50] Лебитом,[51] Сарматской,[52] Кронманом[53] и Ароном Коганом.[54] В феврале 1929 году Шаламов пытался организовать в переулке на Сретенке печатание листовок на гектографе, но «освоить» гектограф не удалось — печать получалась грязная и дня через два был арестован.
Шаламов представлял в те годы рослого, волевого парня, с немного угрюмым взглядом, производил впечатление честного, открытого и убежденного в своей правоте человека.
В годы 1930–1932[55] Шаламов сдружился с Арефьевой и часто бывал у нее на Арбатской площади, куда приходил также и брат Арефьевой, работавший где-то в булочной.
Лица, окружавшие Шаламова из комсомольцев, по своему характеру представляли: Марк Куриц — первокурсник, слабо политически развит, но любит «поговорить» и особенно о своем брате-дипломате, в подпольной работе участвовал неактивно, выполняя отдельные задания; Гезенцвей — тоже пассивная оппозиционерка, Сарматская — комсомолка, дружила с Арефьевой и участвовала в передаче в тюрьму продуктов для Шаламова, когда тот был арестован, как его невеста, под каким видом и была у него на свидании.
Арефьева Нина — долгое время активно боролась против троцкизма, была одним из лучших агитаторов-комсомольцев, выступавших за генеральную линию. И вдруг…заявила, что она считает свои прежние действия неправильными и что выступит на следующем собрании против ЦК. Это выступление (тему) разрабатывал по заданию бюро Д. Мильман.[56] Ее выступление было неожиданно и эффективно, тем не менее Арефьевой долгое время не доверяли и не вводили в подпольную работу, и лишь после ареста И. она была в нее втянута, но последовал первый арест Арефьевой и ссылка.
Нина Арефьева — вдумчивый, умный человек, человек собранности и продуманности убеждений, пользовалась общим уважением ребят.
верно: Зам. уполн. УКГБ в Щербаковском районе
ЦА ФСБ РФ. Архивное дело № ПФ-4678, т. 1, часть II, л. 161. Машинописная копия.
Донесение № 7 23 декабря 1957 г.
Справка:
1. Шаламов Варлам Тихонович, 1907 года рождения, беспартийный, в прошлом активный троцкист.
2. Неклюдова Ольга Сергеевна, беспартийная, член Союза советских писателей.
3. Слуцкий Борис, поэт, в своих стихотворениях пытается охаивать патриотические чувства советского народа в период Отечественной войны.
…встретился с Варламом Тихоновичем Шаламовым и его женой Ольгой Сергеевной Неклюдовой и был у них дома на Хорошевском шоссе, д. 10, кв. 2…
В разговорах о литературе Шаламов рассказал, что вышла «интересная книга стихов Слуцкого «Память».[57] Когда И. выразил свое мнение о том, что книжка эта вычурна и мелка по постановке стихотворной темы, Шаламов заявил, что то, что вошло в эту книгу, — это наименее интересное из всего, что Слуцким написано, что Борис Слуцкий — талантливый поэт, но из-за создавшихся в литературной политике обстоятельств лишен возможности печатать свои лучшие стихи и читает их только в домах своих знакомых и по пьянке в ресторанах. По словам Шаламова, стихи Слуцкого «очень резки и остры».
Сказал также Шаламов, что Слуцкий бывает у них дома, и довольно часто.
Очень много Шаламов рассказывал о Борисе Леонидовиче Пастернаке, о том, что в одном из издательств Италии вышел роман Пастернака «Доктор Живаго»,[58] не напечатанный в Советском Союзе. По словам Шаламова, роман этот должен выйти в Англии, Швеции и Австрии.
Рассказал Шаламов также и о том, что Сурков и Панферов несколько раз разговаривали с Пастернаком и предлагали ему взять из итальянского издательства тогда еще не напечатанную рукопись, но Пастернак категорически отказался и, как говорит Шаламов, Пастернак сейчас «держится очень уверенно».
Говоря о статье Софронова в «Литературной газете», Шаламов сказал, что она никак не является взглядом партии на литературу и даже наоборот, так, например, очень неприязненно отнесся к этой статье один из партийных руководителей идеологического фронта товарищ Поспелов. Будто бы после его замечания «Литературной газете» третья часть статьи была срочно переделана самим Софроновым совместно с редактором «Литературной газеты» Кочетовым.
Шаламов говорил, что статья Софронова вызвала большое возмущение в литературных кругах и что, если бы кто-либо из «обиженных» Софроновым писателей выступил в печати против этой статьи, то такого бы человека единодушно поддержала писательская общественность.
Неклюдова сказала, что, хотя ее книга «Ветер меняет вывески» и готова, но она ее в издательство не сдает, оттягивая вот уже несколько раз сроки сдачи. Причина, которой руководствуется Неклюдова, — такова: она считает, что если она сдаст в издательство эту книгу сейчас, то книга будет немедленно и насмерть «зарезана».
Неклюдова очень сетует на свою писательскую судьбу, объясняя свои неудачи «литературным безвременьем», «новой рапповщиной».
Сказал еще Шаламов, что он присутствовал при разговоре председателя комиссии по литературному наследству А.К. Воронского—Дементьева[59] с редактором «отдела смеси» в журнале «Москва» Морморштейном[60] по поводу печатания писем А.М. Горького к А.К. Воронскому.[61] Шаламова возмутило, что председатель комиссии по наследству не рекомендовал журналу «Москва» печатать эти письма. Об этом разговоре Шаламов написал в Магадан — Галине Александровне Воронской.[62]
Шаламов несколько раз повторял такое выражение: «рамки, сковывающие советскую литературу, еще очень узки».
Интересовался Шаламов судьбой Добровольского и был очень огорчен, узнав, что амнистия Добровольского не коснулась. Шаламов получает письма от жены Добровольского.
Шаламов очень интересовался: где в данное время находится Лоскутов Федор Ефимович?[63]…Шаламов сказал, что последнее письмо от Лоскутова он получил из Белоруссии. В этом письме Лоскутов сообщал, что выезжает к сестре, в Молдавию. Недавно Шаламов написал Лоскутову письмо по его молдавскому адресу.
Связь Шаламова и Лоскутова началась на Колыме, когда они оба были в больнице УСВИТЛ’а, на 23-м километре. К этому же времени относится и их знакомство с Добровольским (это 43–44-й год). Позднее Шаламов и Лоскутов (и Добровольский также) встретились на «Левом берегу» в больнице. Их в те времена объединяла общность взглядов на жизнь. Действительность в ту пору казалась им чрезвычайно мрачной и бесперспективной. Кстати говоря, это очень ярко отразилось в стихах Шаламова того периода.
В настоящее время Шаламов очень скверно себя чувствует, он почти лишился слуха, страдает головокружениями и даже упал на улице и почти месяц пролежал в Институте неврологии.
Последний раз И. видел Шаламова 21 декабря. Шаламов очень скверно себя чувствовал, и поэтому беседы не получилось. Шаламова морально весьма угнетает его физическое состояние.
верно: Ст. оперуполном. КГБ при СМ СССР
ЦА ФСБ РФ. Архивное дело № ПФ-4678, т. 1, часть II, л. 164–166. Машинописная копия.
Донесение № 8 12 июня 1959 г.
5 мая с. г. И. посетил Варлама Тихоновича Шаламова, находящегося на излечении в институте уха-горла-носа в Боткинской больнице…
Здоровье Шаламова за последнее время сильно пошатнулось, и в зависимости от этого все больше и больше ухудшается его моральное состояние. Он стал больше брюзжать по самым различным поводам, злобно охаивая советскую литературу, кино, музыку.
Шаламов считает, что Пастернак сделал непростительную ошибку, написав свои письма Хрущеву и отказавшись от Нобелевской премии.[64] По мнению Шаламова, Пастернак должен был «оставаться стойким до конца», то есть взять Нобелевскую премию и «не отвечать ни единым словом на собачий лай…». Однако Пастернак, по словам Шаламова, «струсил и своими письмами к Хрущеву показал свою беспомощность и беспринципность, сделав тем самым хуже себе и другим, в то время, когда, поступив правильно, он сделал бы в России переворот в отношении правительства к литературе и литераторам…».
Шаламов заявил, что он не видит на ближайшее время никаких перспектив «к улучшению литературной обстановки в стране», говорил о том, что «тенденция совершенно задавила литературу», что в настоящее время «в искусстве никто не нуждается», и высказывал много других пессимистических фраз.
Шаламов немного подрабатывает на внутренних рецензиях для журнала «Новый мир», жена его тоже имеет случайные, не систематические заработки, поэтому семья Шаламова и Неклюдовой материально несколько стеснена, и это тоже накладывает свой отпечаток на настроения и взгляды Шаламова.
У Шаламова несколько раз бывал Добровольский во время своих наездов в Москву. Останавливался Добровольский в Москве у сценариста Помещикова.[65]
Шаламов характеризует Добровольского как человека, которому сейчас даны все возможности для работы и который не хочет и не может работать. Шаламов не верит в творческие силы Добровольского.
Зам. нач. УКГБ по Магаданской области
ЦА ФСБ РФ. Архивное дело № ПФ-4678, т. 1, часть II, л. 173–174. Машинописная копия.
* * *
Автор публикации благодарит и выражает свою искреннюю признательность В.А. Гончарову, В.В. Нехотину и И.П. Сиротинской — чьи советы, замечания и уточнения существенно помогли в подготовке данной статьи.
Публикация и примечания Сергея Поцелуева
Примечания
1
«Вишера. Антироман». Гл. «Бутырская тюрьма». М.: «Книга», 1989, с. 9
(обратно)2
Там же.
(обратно)3
Воспоминания. Знамя, 1993, № 4, с. 121.
(обратно)4
«Вишера. Антироман», с. 10.
(обратно)5
Полный текст постановления Секретариата ЦК КПСС «Об ошибках журнала «Новый мир»» от 23 июля 1954 года, которым Твардовский был в первый раз освобожден от должности главного редактора этого журнала (см.: История советской политической цензуры: Документы и комментарии. М., 1997. Сс. 106–115).
(обратно)6
Имеются в виду статья В.М. Померанцева (1907–1971) «Об искренности в литературе» (1953, № 12), и памфлет Михаила Лифшица «Дневник Мариэтты Шагинян» (1954, № 3), в котором он язвительно и весело разбирал домашнюю философию Мариэтты Шагинян. Мариэтта Сергеевна Шагинян (1888–1982) — русская советская писательница. Лифшиц Михаил Александрович (1905–1983) — советский философ, специалист по истории эстетической мысли, действительный член Академии художеств СССР (1975).
(обратно)7
Жданов Андрей Александрович (1896–1948) — политический деятель. Имеется в виду Постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года «О журналах «Звезда» и «Ленинград», которое было отменено в 1988 году как ошибочное. Сразу после его опубликования А.А. Жданов выступил с одноименным докладом на собраниях партийного актива и писателей Ленинграда. См. А.А. Жданов (из доклада о журналах «Звезда» и «Ленинград») («Культура и жизнь», 1946, 20 августа; «Правда», 1946, 21 августа).
(обратно)8
Имеется в виду стихотворение «Весенний дождь» («Усмехнулся черемухе, всхлипнул, смочил…»), впервые опубликованное в московском журнале «Путь освобождения» (1917, № 4) и вошедшее в книгу Пастернака «Сестра моя — жизнь»). В стихотворении описывается концерт-митинг 26 мая 1917 г. на Театральной площади в Москве по случаю приезда А.Ф. Керенского (тогда — военного министра Временного правительства) и его выступления в Большом театре.
(обратно)9
Речь идет о редакционной статье «Неизданный Достоевский» («Литературная газета», 1956, 7 февраля) о возможном составе посвященного Достоевскому тома «Литературного наследства», который вышел лишь в 1971 г. (т. 83).
(обратно)10
Клюев Николай Алексеевич (1887–1937) — русский поэт, оказал известное влияние на раннее творчество Есенина. Арестован и выслан из Москвы в Нарым в марте 1934 г., расстрелян в Томске в октябре 1937-го. Материалы архивно-следственных дел см.: Пичурин Л.Ф. Последние дни Николая Клюева. Томск, 1995.
(обратно)11
Шолохов Михаил Александрович (1905–1994) — русский советский писатель. Выступление Шолохова М.А. на XX съезде партии (см. XX съезд КПСС /стенографический отчет/, том № 1, лл. 580–590, государственное издательство «Политическая литература», М., 1956 г.).
(обратно)12
Возможно, Гиндин Михаил Маркович (1929–1988), литератор.
(обратно)13
Точное название этой выставки — «20 лет работы», открылась она 1 февраля 1930 года в одновременно созданном клубе Федерации Советских писателей (ул. Воровского, 52), затем показывалась в Ленинграде (с 5 марта) и вновь в Москве (в Центральном доме комсомола Красной Пресни, с 18 марта).
(обратно)14
Софронов Анатолий Владимирович (1911–1990) — русский советский писатель, драматург, в 1948–1953 годах секретарь СП СССР. Главный редактор журнала «Огонек» в 1953–1986 гг.
(обратно)15
Тито Иосип Броз (1892–1980) — деятель югославского и международного коммунистического и рабочего движения. С 1940 г. Генеральный секретарь ЦК Коммунистической партии Югославии, с 1952 г. Генеральный секретарь Союза коммунистов Югославии, с 1966-го председатель СКЮ. С 1945 г. глава государства и правительства ФНРЮ (затем СФРЮ). После разрыва в 1948 году по вине руководства СССР межгос. и меж-парт. связей с Югославией Тито противостоял идеологическому и политическому давлению СССР и выдвинул собственную модель социалистического общества. Выступал поборником внеблоковой политики, был одним из лидеров Движения неприсоединения. Газета «Известия» от 05.06.56 сообщала: «4 июня Президент Федеративной Народной Республики Югославии Иосип Броз Тито и сопровождающие его лица посетили Мавзолей В.И. Ленина и И.В. Сталина и возложили венок. На ленте венка написано: «Владимиру Ильичу Ленину. Иосип Броз Тито».
(обратно)16
Речь, очевидно, идет о стихотворениях из будущей книги Пастернака «Когда разгуляется», в которую вошли его стихотворения 1956–1959 гг.
(обратно)17
Неточная цитата из одноименного стихотворения Н.А. Клюева из цикла «Ленин» (1918, впервые опубликовано в июньском номере журнала «Знамя труда»; цикл полностью опубликован в 1919 г. в Петрограде во второй книге двухтомника Клюева «Песнослов», точный текст: «Есть в Ленине керженский дух, Игуменский окрик в декретах…»).
(обратно)18
Здесь слиты воедино отрывки из двух разных стихотворений Есенина: первые четыре строки — не везде точная цитата из стихотворения «На Кавказе» («Страна советская», Тифлис, 1925) и «Теперь любовь моя не та…» (впервые — в коллективном альманахе. «Конница бурь. Второй сборник имажинистов», М., 1920).
(обратно)19
Первые четыре строки — не вполне точная цитата из стихотворения Цветаевой «Кабы нас с тобой — да судьба свела…», написанного 25 октября 1916 г., следующие шесть строк — не вполне точная цитата из стихотворения Цветаевой «Люди на душу мою льстятся…», написанного 6 апреля 1916 г. Оба стихотворения впервые опубликованы в книге Цветаевой «Версты» (М., 1922).
(обратно)20
Из стихотворения «Разлетелось в серебряные дребезги…», написанного 1 марта 1916 г. и впервые опубликованного в книге «Версты». Обращено к О. Мандельштаму (1891–1938 г.), с которым Цветаева познакомилась в 1915 г. во время его приезда в Москву.
(обратно)21
Первые строки стихотворения Есенина «Заря Востока», написанного в октябре 1924 г. и посвященного сотрудникам одноименной тифлисской газеты. Впервые опубликовано в журнале «Журналист», 1926, № 5.
(обратно)22
Не вполне точно приводится скандально знаменитое стихотворение А. Крученых «Дыр, бул, щыл…» (написано в декабре 1912 г., впервые опубликовано в его книге «Помада». М., 1913), демонстрирующее возможности «заумного» языка и позднее неоднократно перепечатывавшееся.
(обратно)23
Скрытая, но точная цитата из книги А. Крученых и В. Хлебникова «Слово как таковое» (с. 9), изданной в 1913 году в Москве типолитографией «Я. Данкин и Я. Хомутов».
(обратно)24
Выражение «Поэтическая похабщина Крученых» принадлежит не Маяковскому, а происходит из «Декларации» имажинистов, впервые опубликованной за подписями С. Есенина, Р. Ивнева, А. Мариенгофа, В. Шершеневича, Б. Эрдмана и Г. Якулова в воронежском журнале «Сирена» (1919, № 4–5, 30 января) и затем в газете «Советская страна», (М., 1919, № 3, 10 февраля). Основным автором «Декларации» считается В. Шершеневич (см.: Есенин С. Полн. собр. соч. Т. 7. Кн. 1. М., 1999, с. 510). В ней говорится: «Поэзия: надрывная нытика Маяковского, поэтическая похабщина Крученых и Бурлюка, в живописи — кубики да переводы Пикассо на язык родных осин, в театре — кукиш, в прозе — нуль, в музыке — два нуля (00 — свободно)». (Там же, с. 305).
(обратно)25
Гудзь Галина Игнатьевна (1910–1986), уроженка г. Калинина, украинка. В 1937 году арестована органами УНКВД Московской области по обвинению в «контрреволюционной троцкистской деятельности» и на основании инструкции НКВД СССР выслана из г. Москвы на 5 лет как жена осужденного мужа. Постановлением УМВД Чарджоуской области (Туркмения) 15 апреля 1946 года от административной высылки освобождена.
(обратно)26
Дочь — Шаламова Елена Варламовна (1935–1990), уроженка г. Москвы, учащаяся. После ареста родителей находилась на воспитании Гудзь Марии Игнатьевны (родная сестра Гудзь Г.И.).
(обратно)27
Фадеев Александр Александрович (1901–1956) — русский советский писатель, общественный деятель. Из докладной записки председателя КГБ при СМ СССР И.А. Серова от 14 мая 1956 г.: «13 мая 1956 года примерно в 15.00 у себя на даче, в Переделкино Кунцевского района, выстрелом из револьвера покончил жизнь самоубийством кандидат в члены ЦК КПСС писатель Фадеев Александр Александрович…».
(обратно)28
Письмо Хрущеву — письмо А.А. Фадеева в ЦК КПСС от 13 мая 1956 г. См. выверенный с оригиналом текст и фотокопию автографа с сопровождающими документами (записка в ЦК КПСС председателя КГБ при СМ СССР И.А. Серова от 14 мая 1956 г., его же записка в ЦК от 22 мая 1956 г., выписка из протокола заседания Президиума ЦК КПСС от 14 мая 1956 г. и письмо А.А. Фадеева критику В.В. Ермилову от 4 мая 1956 г.: Известия ЦК КПСС. 1990. № 10, сс. 146–156).
(обратно)29
Имеется в виду рассылавшийся с 5 марта 1956 г. по всем партийным организациям с грифом «не для печати» и зачитывавшийся на партийных и комсомольских собраниях текст доклада Хрущева «О культе личности и его последствиях» на утреннем закрытом заседании XX съезда 25 февраля 1956 г. (см.: Реабилитация: Политические процессы 30–50-х годов. М., 1991, с. 447).
(обратно)30
Воронский Александр Константинович (1884–1937) — литературный критик, издательский деятель, писатель, один из виднейших марксистских эстетиков. В 1921–1927 годах редактор журнала «Красная новь» и издательства «Круг». Идеолог литературной группы «Перевал». В 1928 г. был исключен из партии за принадлежность к троцкистской оппозиции. В 1930 г. восстановлен, являлся редактором Гослитиздата. 1 февраля 1937-го арестован, 13 августа приговорен к расстрелу Военной коллегией Верховного суда СССР (в печати долгое время фигурировал подложный год смерти — 1943).
(обратно)31
Буданцев Сергей Федорович (1896–1940) — русский советский писатель.
(обратно)32
Авербах Леопольд Леонидович (Леопольдович) (1903–1937) — критик, ответственный редактор журнала «Молодая гвардия» (1922–1924), член бюро ВАПП и РАПП, Генеральный секретарь РАПП (1926–1932); шурин наркома внутренних дел Г.Г. Ягоды.
(обратно)33
Вопрос о Брестском мире. «Подписывая этот мир, мы ничего не спасаем», — говорил Ф.Э. Дзержинский. При голосовании по данному вопросу воздержался. (См.: Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б). Август 1917 — февраль 1918, с. 212), а также его позиция в вопросе о профсоюзной дискуссии конца 1920 — начала 1921 годов. (См.: Одиннадцатый съезд РКП(б). Март—апрель 1922 года. Стенографический отчет. М., 1961, с. 178; КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и Пленумов ЦК, т.2, сс. 533–534).
(обратно)34
Имеются в виду Раскольников Ф.Ф. (полпред СССР в Болгарии), Бармин А.Г. (полпред СССР в Греции), Беседовский Г.З. (советник полпредства СССР в Японии) и многие другие.
(обратно)35
Высланный в 1929 г. вместе с Троцким из СССР его сын Лев Седов неожиданно умер 16 февраля 1938 г. в парижской больнице после операции аппендицита при странных обстоятельствах, однако в известных сейчас документах НКВД нет сведений о какой-либо акции по его устранению (см.: Судоплатов А.П. Тайная жизнь генерала Судоплатова: правда и вымыслы о моем отце. Кн. 1. М., 1998, сс. 226–227). Сам Троцкий был смертельно ранен 20 августа 1940 г. в Мексике агентом НКВД испанцем Р. Меркадером и на следующий день умер.
(обратно)36
На Колыме В. Шаламов пребывал с августа 1937 по ноябрь 1953 года (16 с половиной лет).
(обратно)37
Журнал «За промышленные кадры», издававшийся в 1933–1937 гг. НИИ промышленных кадров ВСНХ СССР.
(обратно)38
Петровский? Сведения не обнаружены.
(обратно)39
Данный факт не установлен.
(обратно)40
Имеется в виду Фальк Роберт Рафаилович (1886–1958), художник.
(обратно)41
«Голубая книга» (публиковалась в 1934–1936) — цикл сатирико-философских новелл о человеческих пороках и страстях, рубежный в творческой эволюции М. Зощенко. Почти сразу же эта книга подверглась резкой критике (см.: Зощенко М.М. Уважаемые граждане. М., 1991, с. 71–74).
(обратно)42
Добровольский Аркадий Захарович (1911–1969), уроженец Винницкой области, украинец, беспартийный, с неоконченным высшим образованием, ранее дважды судим за антисоветскую деятельность, работал и проживал в пос. Ягодный Магаданской области на положении ссыльно-поселенца. В 1937 г. арестован органами НКВД в г. Киеве и приговором Военного трибунала Киевского военного округа от 10 апреля 1937 г. по обвинению «как участник контрреволюционной террористической организации» (ст. ст. 20-54-8 и 54–11 УК УССР) осужден в ИТЛ сроком на 7 лет. Отбывая наказание в Северо-Восточных лагерях на Колыме, Добровольский А.З. в 1944 г. по обвинению «в создании контрреволюционной группы из числа заключенных и проведении антисоветской деятельности» (ст. 58–10 УК РСФСР) осужден в ИТЛ сроком на 10 лет.
(обратно)43
Неклюдова Ольга Сергеевна (1909–1989), уроженка ст. Каменная Гора, Камышинского района Сталинградской области (по другим данным с. Калинин Брод Царицинского района Саратовской области) — писательница, член Союза Советских писателей, вторая жена В.Т. Шаламова.
(обратно)44
Роман Неклюдовой «Ветер срывает вывески» не издан.
(обратно)45
Необычайно популярный в годы «оттепели» роман В.Д. Дудинцева (1918–1998) «Не хлебом единым» (1956), рисующий советского изобретателя в столкновении с «хищниками и карьеристами», вызвал, согласно внутренним документам ЦК КПСС, «резко противоположные суждения… среди руководителей Союза писателей» (см.: О некоторых вопросах современной литературы и о фактах неправильных настроений среди части писателей (из Записки отдела культуры ЦК КПСС о современной литературе и драматургии, 1 декабря 1956 // История советской политической цензуры: Документы и комментарии. М., 1997, с. 122) и неоднократно критиковался в печати.
(обратно)46
Куриц Марк Семенович, 1909 года рождения, уроженец г. Николаева, окончил в 1927 году школу 2-й ступени им. Короленко, на момент ареста — студент литературного отделения 1-го МГУ, активный троцкист. Арестован органами ОГПУ 30 декабря 1928 года и постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ от 25 января 1929 года по ст. 58–10 (антисоветская пропаганда и агитация) УК РСФСР выслан через ПП (пересыльный пункт ОГПУ) на Урал сроком на 3 года. Постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ от 8 сентября 1931 года во изменение прежнего постановления выслан в Западную Сибирь сроком на 3 года. По отбытии срока наказания в Западно-Сибирской колонии (г. Минусинск) постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ от 10 февраля 1934 года срок высылки продлен еще на 2 года, считая срок с 26 мая 1934 года. Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 28 сентября 1935 года по обвинению «в контрреволюционной деятельности» осужден к 5 годам лишения свободы. Срок наказания отбывал в Магаданской области (Севвостлаг). Умер 28 августа 1936 года при отбытии срока наказания.
(обратно)47
Гезенцвей Сарра Менделевна, 1908 года рождения, уроженка г. Гомеля БССР, активная троцкистка, студентка литературного отделения 3-го курса этнологического факультета 1-го МГУ, с 1925 по 1927 год состояла в ВЛКСМ, исключена за участие в троцкистской оппозиции. Арестована органами ОГПУ 8 мая 1928 года. Обвинялась по ст. 58–10 УК РСФСР. Постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ от 20 июня 1928 года из-под стражи освобождена на поруки отца. В 1929 году постановлением Особого Совещания при коллегии ОГПУ по ст. 58–10 УК РСФСР осуждена к 3 годам ссылки, в 1933 г. выслана на 3 года в Казахстан. В 1936 г. арестована УНКВД по Актюбинской области по ст. 58–10 УК РСФСР, обвинялась в том, что являлась участницей «контрреволюционной троцкистской организации», существовавшей в г. Актюбинске и состоявшей из отбывавших ссылку кадровых троцкистов и децистов. 9 октября 1937 г. Выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР на основании ст. ст. 58-8 (совершение террористических актов) и 58–11 (организационная деятельность) УК РСФСР приговорена к 10 годам тюремного заключения с поражением в правах на 5 лет и конфискацией имущества. 21 ноября 1937 г. Тройкой УНКВД Алтайского края осуждена к ВМН. Приговор приведен в исполнение.
(обратно)48
Был принят на факультет советского права в 1926 г., в 1928 г. — отчислен.
(обратно)49
Адольф Надежда Августовна, 1905 года рождения, уроженка г. Могилева БССР, студентка литературного отделения 1-го МГУ, активная троцкистка, руководитель Хамовнической районной молодежной троцкистской организации, работала в Московском троцкистском центре. В феврале 1928 г. Адольф Н.А. за активную троцкистскую деятельность была исключена из рядов ВЛКСМ. После исключения из комсомола она продолжала вести троцкистскую деятельность, за что в мае 1928 г. была арестована ОГПУ. Находясь под следствием, Адольф Н.А. отказалась порвать свою связь с троцкизмом и назвать участников троцкистской организации. 20 июня 1928 г. постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ из-под стражи была освобождена. 31 октября 1950 г. Адольф Н.А. за прошлую троцкистскую деятельность была арестована и 17 февраля 1951 г. постановлением Особого Совещания МГБ СССР по ст. 58–10 ч. 1 и 58–11 УК РСФСР осуждена на 10 лет ИТЛ. 12 апреля 1956 г. постановлением Президиума Мосгорсуда постановление Особого Совещания МГБ СССР от 17 февраля 1951 г. в отношении Адольф Н.А. отменено и дело производством за недоказанностью обвинения прекращено. 14 апреля 1956 г. Адольф Н.А. в связи с поданным ею заявлением из-под стражи освобождена со снятием судимости.
(обратно)50
Арефьева Нина Андреевна, 1906 года рождения, уроженка Рязанской губернии, активная троцкистка. 23 апреля 1929 г. постановлением Особого Совещания ОГПУ по ст. 58–10 УК РСФСР выслана на 3 года в Казахстан. Постановлением Особого совещания ОГПУ от 18 ноября 1929 г. прежнее постановление отменено, разрешено свободное проживание по территории СССР, от ссылки освобождена. Постановлением Особого совещания ОГПУ от 23 июня 1930 г. через ПП ОГПУ выслана в Среднюю Азию на 3 года. Постановлением Особого совещания ОГПУ от 3 августа 1930 г. прежнее постановление отменено, разрешено свободное проживание по территории СССР. 27 марта 1935 г. вновь арестована органами НКВД г. Москвы по ст. 58–10 УК РСФСР и постановлением Особого совещания НКВД от 10 мая 1935 г. осуждена к 3 годам ИТЛ. Постановлением Особого совещания НКВД от 16 октября 1938 г. осуждена на 5 лет ссылки в Казахстан.
(обратно)51
Лебит Давид Александрович, 1906 года рождения, уроженец Одессы, студент искусствоведческого отделения 1-го МГУ, неоднократно судим за активную троцкистскую деятельность, обвинялся по ст. 58–10 УК РСФСР. Постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ от 20 июня 1928 выслан в Среднюю Азию на 3 года. Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 14 ноября 1937 года осужден к 5 годам ИТЛ. 17 мая 1951 года вновь арестован УМГБ по Новгородской области, обвинялся по ст. 58–10 УК РСФСР. Постановлением Особого совещания от 19 сентября 1951 года сослан на поселение в Красноярский край.
(обратно)52
Сарматская (Сармацкая) Галина Ивановна (Игнатьевна). Сведения не обнаружены.
(обратно)53
Кронман Евгений Леонтьевич, 1907 года рождения, уроженец г. Белостока Литовской ССР, студент искусствоведческого отделения 1-го МГУ, судим за троцкистскую деятельность. Кронман Е.Л. был арестован органами НКВД 10 февраля 1936 г., как троцкист и постановлением Особого Совещания НКВД от 15 июня 1936 г. осужден на 5 лет ИТЛ.
(обратно)54
Коган Арон Моисеевич, 1905 года рождения, уроженец Тулы, студент физико-математического отделения 1-го МГУ, являлся одним из активнейших и ведущих участников троцкистской организации в 1-м МГУ. У него на квартире устраивались подпольные собрания студентов-троцкистов. Арестован органами ОГПУ 28 марта 1929 года и постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ от 23 апреля 1929 года по ст. 58–10 УК РСФСР осужден к 3 годам лишения свободы. В 1936 году он вновь арестован органами УНКВД Московской области. Обвинялся по ст. ст. 58-8 и 58–11 УК РСФСР. Приговором Военной коллегии Верховного суда СССР от 16 июня 1937 года осужден к ВМН. Приговор приведен в исполнение 17 июня 1937 г.
(обратно)55
В 1929 — январе 1932 года Шаламов находился в Вишерских лагерях (до октября 1931 г.), а затем на строительстве химкомбината в Березниках (до января 1932 г.).
(обратно)56
Мильман Гдалий (Даля) Маркович, 1907 года рождения, уроженец г. Берлина (Германия), член ВЛКСМ с 1925 по 1927 г., исключен из ВЛКСМ за принадлежность и активное участие в троцкистской оппозиции, руководитель молодежной студенческо-троцкистской организации на историческом факультете 1-го МГУ. Арестован органами ОГПУ 8 мая 1928 года и постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ от 20 июня 1928 года по ст. 58–10 УК РСФСР выслан через пересыльный пункт ОГПУ в Сибирь сроком на 3 года. Постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ от 23 марта 1930 года прежнее постановление отменено и Мильману Г.М. разрешено свободное проживание по территории СССР. 21 апреля 1931 года вновь арестован органами ОГПУ и постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ от 8 июля 1931 года по ст. 58–10 УК РСФСР осужден к лишению свободы сроком на 3 года. По отбытии срока наказания в политическом изоляторе постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ от 9 марта 1934 года выслан через ПП ОГПУ в Западную Сибирь сроком на 3 года. Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 10 июля 1936 года осужден к 5 годам лишения свободы. 25 декабря 1937 года Тройкой УНКВД по Архангельской области по ст. ст. 58-1 и 58–11 УК РСФСР осужден к ВМН. Приговор приведен в исполнение 1 марта 1938 года.
(обратно)57
Сборник Слуцкого «Память. Книга стихов» выпущен издательством «Советский писатель» в 1957 г. Слуцкий Борис Абрамович (1919–1986) — русский советский поэт. Сборник стихов Слуцкого «Память» (1957) — стихи о Великой Отечественной войне, которые драматичны и достоверно передают фронтовой быт.
(обратно)58
Имеется в виду выход в Милане на итальянском языке 15 ноября 1957 г. романа «Доктор Живаго», вскоре переведенного на многие другие языки и изданного по-русски (Борис Пастернак. «Доктор Живаго» (на итальянском языке). Feltrinelli Editore Milano, 1957, 712 с.). Публикация этого романа за рубежом и присуждение за него Пастернаку Нобелевской премии (23 ноября 1958) вызвали резкую критику со стороны официальных властей. 27 октября 1958 г. Пастернак был исключен из Союза писателей и был вынужден отказаться от Нобелевской премии.
(обратно)59
Дементьев Александр Григорьевич (1904–1986) — литературный критик, в 1953–1966 и 1958–1966 гг. первый заместитель главного редактора журнала «Новый мир».
(обратно)60
Информация из материалов дела Шаламова: «В редакции журнала «Москва» при отделе очерковой литературы была создана небольшая группа внештатных сотрудников, занимавшихся составлением отдела «Смесь». В эту группу входили: Н.И. Морморштейн (Мормерштейн) — руководитель группы, работающий по трудовому соглашению, Шаламов, Гуревич В. и еще одна девушка, фамилии которой я сейчас не помню».
(обратно)61
Переписка А.М. Горького и А.К. Воронского за 1915–1931 г. была издана А.Г. Дементьевым лишь десятилетие спустя (Горький и советская печать. Архив Горького. Том Х. Кн. 2. М., 1965, с. 8–79).
(обратно)62
Воронская Галина Александровна (1916–1991), уроженка г. Кемь Карело-Финской ССР, литературный работник, на момент ареста — учащаяся Литературного института им. М. Горького, дочь критика Александра Константиновича Воронского. В июне 1937 года была арестована органами НКВД г. Москвы и постановлением Особого совещания при НКВД СССР по ст. ст. 58–10 ч. 1 и 58–11 УК РСФСР осуждена на 5 лет ИТЛ. Срок наказания отбывала в Северном ИТЛ Дальстроя. Освобождена по отбытию срока наказания. Постановлением Особого совещания при МГБ СССР от 1 апреля 1950 года за участие в троцкистской группе сослана в ссылку на поселение в район Колымы. В ссылке поддерживала связь с Шаламовым и другими писателями и журналистами. Упомянутое письмо не обнаружено.
(обратно)63
Лоскутов Федор Ефимович (1897–?), уроженец д. Липовки Смоленской области, врач военного госпиталя г. Бобруйска. Военным трибуналом войск МВД по Дальстрою от 17 июня 1947 года по ст. ст. 58–10 ч. I и 58–11 УК РСФСР осужден к 10 годам ИТЛ. Определением военного трибунала Дальневосточного военного округа от 13 января 1955 года освобожден. Находился на положении врача в Центральной больнице для заключенных (пос. Дебин), затем — в Магадане. Познакомился с Шаламовым в Центральной больнице для заключенных УСВИТЛа в 1946 г., когда Шаламов туда прибыл на курсы фельдшеров, а затем работал в хирургическом отделении.
(обратно)64
Имеются в виду письма Б. Пастернака: в «Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза. Никите Сергеевичу Хрущеву» от 31 октября 1958 г. («Правда», 2 ноября 1958 года, с. 2) и «В редакцию газеты «Правда» от 5 ноября 1958 года («Правда», 6 ноября 1958 г., с. 4).
(обратно)65
Помещиков Евгений Михайлович (1908–1979) — киносценарист (в частности автор сценариев фильмов «Богатая невеста» (1938) и «Трактористы» (1939). Дополнительная информация из дела: «Кроме Помещикова Добровольский осуществляет переписку с директором фабрики «Мосфильм» Пырьевым, его женой М. Латыниной, режиссером Киностудии имени Горького Луковым Леонидом Давыдовичем».
(обратно)
Комментарии к книге «Реабилитирован в 2000. Из следственного дела Варлама Шаламова», Ирина Павловна Сиротинская
Всего 0 комментариев