«Метод лёгкого познания истории»

Жан Боден 010009000003b700000006001c00000000000400000003010800050000000b0200000000050000000c022c003d0f040000002e0118001c000000fb029cff0000000000009001000000cc0740001254696d6573204e657720526f6d616e0000000000000000000000000000000000040000002d0100000400000002010100050000000902000000020d000000320a5a00000001000400000000003c0f2c0020002d00030000001e0007000000fc020000482f28000000040000002d01010008000000fa02050000000000ffffff00040000002d0102000e000000240305000000ffff00002b003c0f2b003c0fffff0000ffff08000000fa0200000000000000000000040000002d01030007000000fc020000ffffff000000040000002d010400040000002701ffff1c000000fb021000070000000000bc02000000cc0102022253797374656d0000000000001158a476f8fd16044849fb0410fc16045ae78339040000002d010500030000000000 МЕТОД ЛЕГКОГО ПОЗНАНИЯ ИСТОРИИ (Париж, 1566 год) Перевод с латинского на русский язык выполнен М.С.Бобковой. 010009000003bb00000006001c00000000000400000003010800050000000b0200000000050000000c022c003d0f040000002e0118001c000000fb021000070000000000bc02000000cc0102022253797374656d00003d0f0000897ce8f1b05b110004ee833910fc16040c020000040000002d01000004000000020101001c000000fb029cff0000000000009001000000cc0740001254696d6573204e657720526f6d616e0000000000000000000000000000000000040000002d010100050000000902000000020d000000320a5a00000001000400000000003c0f2c0020002d00030000001e0007000000fc020000482f28000000040000002d01020008000000fa02050000000000ffffff00040000002d0103000e000000240305000000ffff00002b003c0f2b003c0fffff0000ffff08000000fa0200000000000000000000040000002d01040007000000fc020000ffffff000000040000002d010500040000002701ffff040000002d010000030000000000 Электронная версия издания: Жан Боден. Метод легкого познания истории. - М.: Наука, 2000. - 412 с. ISBN 5-02-008714-9 Выдержка из королевской привилегии (1)  Дозволяется Мартину Ле Жёну, печатнику и книготорговцу при Парижском университете, печатать, или отдавать печатать, или отдавать на продажу тем или иным книготорговцам, коим он сочтет нужным, книгу, озаглавленную: Жан Боден "Метод легкого познания истории", в течение полных десяти лет, начиная со дня выдачи данной привилегии. При этом, пока не истечет сей срок, ни один торговец книгами, печатник или кто-либо другой, какого бы он ни был сословия, звания и состояния, не может ее печатать или отдавать печатать и распространять под страхом конфискации всех книг, которые окажутся напечатанными, и произвольного штрафа, что не касается тех книг, которые напечатает или отдаст напечатать указанный Ле Жён, как это предусмотрено данной привилегией. Выдано в Париже первого дня февраля года тысяча пятьсот шестьдесят шестого Советом Светской Курии. ПОСВЯЩЕНИЕ Жан Боден приветствует Президента Палаты следствий Жана Тессье (2)  Уважаемый президент, я намеревался изложить в своем "Методе", как следует собирать цветы истории и срывать ее сладчайшие плоды. Если я увижу, что достиг своей цели, то только благодаря тебе и тому, что ты укреплял меня в следовании этой цели, привлекая убедительностью своих серьезных речей, невероятной доброжелательностью и совершенно превосходным характером. Но, если результат моих трудов не вполне оправдает себя и не будет соответствовать моим намерениям, то я признаю, что это произошло только вследствие моих собственных недостатков. Я думаю, что они будут не так строго осуждены другими судьями, если я смогу обосновать свои положения сначала перед тобой - самым снисходительным судьей вашей Палаты. Если ты, полагаясь более на правдивость, нежели на дружбу, выскажешь свое суждение, то я смогу потом, руководствуясь этим предварительным заключением, избежать многих возражений, потому что материал будет уже тщательно обсужден и ему будет вынесен заслуженный приговор. Но если твоя любовь ко мне преобладает, то ты, отбросив роль судьи, поможешь мне как адвокат. Если же обстоятельства вынудят меня отказаться от этого важного плана, то я и дальше буду заниматься изучением законов. Все это я намеревался объяснить для того, чтобы, во-первых, ты был ко мне более справедлив (хотя в справедливости ты не можешь превзойти сам себя) в оценке "Метода", во-вторых же, чтобы ты побудил заняться этими замечательнейшими изысканиями того, кто имеет достаточно досуга, а талантами, знаниями и умом превосходит меня. (3)  Я шел в законодательные палаты для того, чтобы жить практическими делами и служить людям, надеясь, что все свободное от судебных разбирательств время буду употреблять на занятия юриспруденцией и что в своих сочинениях или в какой-либо иной форме смогу воздать благодарность государству, которому, после бессмертного Бога, мы обязаны всем. Вообще существует три способа изложения: первый - определение предмета и сбор материалов, второй - расположение материалов в правильной последовательности и в отшлифованной форме, последний заключается в том, чтобы исправлять недостатки древних книг. Я всегда удивлялся тому, что история знает много авторов, которые собрали большой материал, но среди них только немногие описали свои открытия искусно и осмысленно. (4)  Мы имеем бесчисленное множество писателей, которые наводнили мир своими дополнениями, расширили гражданский закон римлян так, что, кажется, главная и серьезнейшая беда его - объем. Поистине, написанное должно быть глупо и несовершенно, ведь только тот, кто беспомощен в писательстве, порождает большее количество книг. Я еще не встретил ни одного писателя, который смог бы в краткой форме изложить разбросанный и разнородный материал. Люди, которые давали подобные обещания в пышных заголовках, потерпели неудачу. Более того, они так далеко уходят от своей цели, что даже, кажется, и не имеют представления, что такое искусство. Искусства и науки, как ты прекрасно понимаешь, занимаются изучением не частей, но - универсума. Они же пытаются определить как искусство гражданское законодательство какого-то отдельного государства. Насколько это мудро, не буду дискутировать. Хотя замечу, ничто не может быть более чуждым достоинству и благородству искусства. Я уж умолчу о том, сколь нелепыми были попытки утвердить принципы универсального права на основе римских законов, которые не были неизменными даже в течение краткого периода. Особенно абсурдно это стало с тех пор, как почти все законы XII таблиц были вытеснены многочисленными эдиктами и статутами; а позднее Закон Эбуция заменил старые правовые отношения новыми. Более того, мы видим, что почти все законы Юстиниана были отменены последующими императорами. Я не придаю особого значения некоторым абсурдным вещам, сохранившимся в статутах, но как много из устаревшего было принято современными народами в их законодательных системах и почти не находит применения на практике. Установленный факт, что почти никто не интересовался законодательными нормами других народов, но только - римлян, да и то в искаженном порядке; пусть бы они почитали Платона, который полагал, что другого способа утвердить закон или наладить государственное управление не существует; мудрый человек соберет вместе законодательные структуры всех или наиболее известных государств и, сравнив, из них выделит лучшую форму. В этом направлении я и проводил все свои опыты, в этом же направлении была устремлена моя мысль. Вначале я очертил схематично форму всеобщего права, универсального законодательства, сделав это таким образом, что ты сможешь понять ее отдельные стороны; затем я описал отдельные стороны так, что они воссоздали единое целое. И здесь наконец я понял слова Платона, что нет ничего более трудного и более приближенного к божественному, чем точное определение. Затем я утверждаю постулаты, на которых, как на прочной основе, покоится вся наука; потом даю определения; после чего я останавливаюсь, весьма кратко, на правилах управления, описывая соответствующие известные формы и нормы. С другой стороны, в кратких замечаниях я прилагаю интерпретаторов римского закона, чтобы любой человек смог бы черпать из тех же источников, что и я. Затем, из различных источников я отбирал законодательные уложения народов, преуспевших как в ратных, так и в гражданских делах, и сравнивал их. Здесь я использовал опыт правоведов и историков в равной степени, в связи с чем я обращался к законам персов, греков, египтян не меньше, чем к системе римлян. Из пандектов евреев и особенно из книг Синедриона, я планировал взять все лучшее. В этом вопросе свою помощь мне предложили знатоки еврейского языка, доктора Жан Кинквабрий и Жан Мерсьер. В моем труде не обойтись без статутов Испании и Британии, равно как и всех наиболее известных законодательных норм Италии и Германии, ибо у меня есть уверенность, что там можно найти много полезного для нашего времени; я хочу, чтобы мы также смогли овладеть и гражданским кодексом турок. Несомненно, что он даст нам представление об общественном праве, на котором утверждена эта процветающая и сильная империя. Это все должно быть дополнено знанием современной правовой системы, основанном на наиболее авторитетном опыте, как вашей Палаты, так и королевского суда. Я буду в этом основываться частично на работах наших правоведов, а также таких авторов, как Гуарино и Иоахим Мюнсингер. Я решил правилами Поликлета проверить законы и их действие, по лесбосскому же лекалу проэкзаменовать справедливость и долг правоведов. (5)  Собранный мною материал я подтверждаю мнениями правоведов и историков разных народов. При этом изучаемый нами предмет становится куда более ясным и достойным уважения, чем если бы мы полагались на источники, исходящие только от одного народа - римлян. Впрочем, как выясняется, все, что у нас есть [из римского права], творения греческие. Но когда обнаружилось, что почти все документы пострадали от грубейшего варварства, Юстиниан для выработки законов выбрал пятнадцать человек, которые составили свод законов таким образом, что привели в полный беспорядок первоисточники права, и теперь уже почти ничего нельзя извлечь из этой грязи. И здесь кроется причина того, что ныне огромное и беспорядочное множество декретов сглаживает противоречия, содержащиеся в самих законах, составляя из разрозненных частей единое тело. Из этого становится понятным, что древние интерпретаторы, при их огромных талантах, ставили перед собой совершенно невыполнимую задачу. Из чтения их трудов складывается впечатление, будто авторы, с их усердием и плодовитостью, проводили все свои дни в сочинительстве, однако совсем ничего полезного для читателя не придумали. Но если учитывать, что эти писатели жили в те ужасные времена, когда не было никаких условий для развития искусств или культуры, то становится понятно, что своими сочинениями они многих отвратили от этой науки. Когда же молодежь из цветущих садов риторики и философии призывается в тернистые заросли и скалистые утесы [правовых дисциплин], она лишается пиршества духа. И чем более кто-либо был склонен к изяществу и чем больше изощрен в учении, тем более избегал он входа в эту науку, дверь в которую опутывали тернии и колючки. Однако после ряда поисков появилась ясность подхода и статуты римлян стали выглядеть восстановленными в своем первозданном достойном виде. (6)  Всех комментаторов, работы которых мы используем для цитирования и ссылок на правоведение, можно разделить на четыре группы. Первая объединяет тех, кто тренировал свою память в школах бесконечного обсуждения законов, статутов, актов, без каких-либо юридических упражнений в судебной практике. Вторую группу составляют те, кто имел богатую практику в ведении судебных разбирательств, но мало задумывался над мудростью собственно юриспруденции. Третий вид объединил тех, кто пытался примирить современную практику и устаревшую теорию. Последняя группа представлена такими людьми как, Дюрен, Фабр, Пап, Шассоне, Буае, Барон, Канно, Тиракье, популярный Бриссон и украшение нашей коллегии - Мулен. Из их работ мы извлечем ценные уроки для преподавания и обсуждения практики светских судов. Из других же - почти ничего. Тот, кто думает, что познал право вне юридической практики, в действительности глубоко ошибается - и уподобляется тому, кто, истязаясь гимнастикой и физическими упражнениями, мнит себя равным воину, познавшему пыл сражения и утомление военной битвой. Конечно, любой из них раньше спасует перед трудностями правотворчества, чем те, которые имели отличную репутацию в школах Буржа, ведь все-таки среди слепых и косой поводырь, но и они, придя в суд и начав консультировать по самым пустяковым делам, не смогут ответить на ядовитое замечание Реанда. (7)  Твой коллега Жан Феррьери, человек с большим авторитетом, ныне посол в Венеции, с самыми серьезными побуждениями изучал и использовал заблуждения правоведов, воспитанных на лживых концепциях правовой теории, хотя позже повсеместно признавался перед своими слушателями, что сам не узнал закона до тех пор, пока ему не пришлось в течение длительного времени заниматься судебными разбирательствами в своей курии. В этом он похож на древнего оратора Демада, который говорил, что зарабатывает себе на жизнь знанием управления общественными делами - знанием, полученным не в школах или на досуге, но из рассмотрения общественных дел. (8)  Последняя группа включает тех, кто тренирует ум не только теорией или юридической практикой, но также и упражнениями в высоких искусствах, и наиболее строгом из них - в философии. Это те, кто усвоил природу права, не изменяя ему в угоду желаниям людей и ведомый только вечным законом; кто определяет и отделяет подлинники источников права от их трактовок; кто постиг пользу знания древних; кто, конечно же, познал властные полномочия и правление императора, Сената, магистратур римлян; кто переходит к интерпретации права от диспутов философов о законе и государстве; кто в совершенстве знает греческий и латинский языки, на которых изложены статуты; кто определяет единство священного закона в пределах его возможностей, при этом классифицируя его по видам, деля на части, уточняя термины и иллюстрируя прецедентами. Если бы древние правоведы имели бы все эти редкие качества, то у нас не возникало бы столько сомнений и мы не пренебрегали бы их сочинениями. Тогда бы мы имели законодательство, которое было бы полезным как для любознательных, дерзновенных молодых людей, так и для государства. Но из дошедшего до нас мы позаимствуем ставшие воистину золотыми определения для объяснения нашего замысла; кроме того, мы глубоко благодарны этим людям за то, что они щедро поделились с обществом некоторыми плодами собственных занятий. О, все эти Папинианы, Сцеволы, Лабеоны (они известны всем, и их не надо представлять), столь беспристрастные в своих занятиях, способные вдохновляться собственным примером, делать столько, сколько было в их силах! Кто смог спасти их великую мудрость? Может быть, те, кто, пока существует род человеческий, совершенно заслуженно имеют право и честь именоваться правоведами? (9)  Нет части мира, столь много прибавившей человеческому знанию, как Европа; нет части Европы более прославленной правоведением, чем сегодняшняя Франция; нет какого-либо другого места во Франции более блестящего, чем ее столица - Париж - в смысле сияния судебной курии, а также и потому, что этот город имеет торговые и другие многочисленные отношения почти со всем миром. (10)  Поскольку мы установили некоторые вещи, то я думаю, что забота Платона о людях, его осмысление назначения законодательства; цель Соломона и Ликурга создать столь необходимые людям законы, используя опыт, почерпнутый из длительных экспедиций и путешествий, так же как и децемвиров - из поездок по разным районам Греции, на самом деле может быть достигнута более простым и легким путем, а именно изучением опыта самой школы права. Ни Адриан, ни Юстиниан совершенно не интересовались иностранным законодательством, но в те времена это не могло подвергаться осуждению. Франциск, проживший столь долгую жизнь, имел [в своем распоряжении] древние источники. Он мог бы предпринять попытку исправления существующего и создания нового законодательства, и для этого не было необходимости приглашать правоведов из Греции или из какого-либо другого государства. Но с тех пор, как сей великий король покинул нас, несчастья постигли его страну. Кроме того, он обращал свой взор и в сторону литературы; но те, кому следовало бы трудиться на ниве наук, собирая обильные плоды, предпочитают отдавать свое время заботе об имениях; конечно, они уже получили за свои труды такие вознаграждения, что полагают, будто имеют право теперь пренебрегать людьми и быть к ним неблагодарными. Находясь же под властью лучшего из чувств - благодарности, я не могу не переживать и за тех, чьи блестящие вспышки таланта, осветившие всю Францию, теперь гаснут в разорении и мраке. (11)  Хотя у тебя нет свободного времени для общественных дел, все-таки ты мог бы использовать свой высокий авторитет для побуждения к изучению Семелория, Портэ, Канаи, Мангоне. Изобилие имеющихся источников дает нам возможность приложить усилия к изучению этих сочинений, что может хорошо послужить оформлению законов. Кроме того, они могут дать толчок мысли и о самих законах, за что мы также должны выразить благодарность [предшественникам], хотя они использовали лишь те материалы, которые имели. Очевидный факт, что труды их могут быть весьма полезны, но при этом не следует забывать - они и сами не обманывались в оценке своих добродетелей и мудрости, ибо знали, что это только часть той добродетели и мудрости, которой будут обладать их потомки, воспринявшие те духовные открытия, которые они доверили обществу и которые создают не только долговечную славу, но и безопасность государства. Эти достижения предназначались скорее не тем людям, которые невосприимчивы к советам о справедливости и которых вернее было бы рассматривать как грамматиков, но не как правоведов, создающих, однако, о себе ложное мнение как о знающих и справедливых людях, а тем, кто понимает, что государственные и гражданские проблемы разрешаются на основе кодексов, написанных непонятным слогом. Ясно, что из-за этого филологические подходы начинают вытеснять суть самой дисциплины. Вместо занятий философией, риторикой, математикой, теологией мы всерьез поддерживаем лишь придирчивых грамматиков. С внутренним смирением и мягкостью мы должны очистить пятна и грязь со старых летописей. Древняя сцена требует и древнего языка, а его плохое знание подталкивает человека малосведущего к неверным трактовкам и упрощениям, которые не имеют почти ничего общего с образом древних реликвий. Но оставим в покое тех, кто заведомо не попадает в число образованных людей, и возвратимся назад к истории, с которой и начали свои рассуждения. Предметом нашего интереса станут обильно рассыпанные в ней статуты древних народов, которые мы намерены использовать в своей работе. Лучшая часть универсального права, обладающая большой значимостью и необходимая для верной оценки законодательства, сокрыта в истории. Знания об обычаях народов, рождении, росте и гибели государств добываются именно из нее. Главный предмет, сущность моего метода учитывает эти факты, но материал истории является более обширным, чем то, что обычно извлекают из нее о формах государственного управления. Я уделяю этой книге особое внимание, ибо мало кто рассматривает затронутые там проблемы как самые важные, и даже более того, зачастую их воспринимают совершенно поверхностно. Если мои рассуждения покажутся чрезмерно подробными и явно неупорядоченными, то прошу понять, что причиной тому является неисчерпаемость самой проблемы. Подобно истории дел человеческих она бесконечна и не может быть изложена в кратком трактате. Но если Гален оставил более тридцати книг о методе, хотя его область познания находится в рамках определенных ограничений, а Диомед фактически изверг шесть тысяч книг о грамматике, то сколько же я могу написать об истории в силу того, что ее предмет является таким всеобъемлющим и универсальным? (12)  Конечно, я осознаю, что работа, которую я предлагаю твоему вниманию, может оказаться недостойной твоего уважения. Но твоя выдающаяся эрудиция и добродетель только послужат твоей вящей славе. Все мои усилия - лишь дань твоим добродетелям. И я никогда не решился бы выносить на публичный суд свои скромные изыскания, не посвятив сначала в свои труды тебя. Пребывай в добром здравии, Календы Февраля, 1566 года. ГЛАВА I Что такое история и какова она (13)  Существует три вида правдивого описания истории, а значит, и сама история как бы подразделяется на три вида: человеческую, естественную и Божественную. Первый вид относится к человеку, второй - к природе, третий - к Создателю (Творцу природы). Первый изображает поступки человека, его жизнь в обществе; второй обнаруживает действительные возможности, скрытые в природе, и объясняет их движение от самых истоков; третий рассматривает силу и власть Бога и бессмертных душ. Отсюда возникает тройное деление - на вероятное, неизбежное и священное, предначертанное свыше. Столько же существует и добродетелей, а именно - рассудительность, знание и вера. Первая отделяет низкое от достойного, вторая - истинное от ложного, третья - благочестие от нечестивости. В первом случае господствуют доводы, рожденные силой разума, и стремление двигаться к намеченной цели. Первую добродетель называют „руководительницей человеческой жизни". Вторую, исходя из свойственного ей поиска скрытых причин всего, называют „изобретательницей". Последнюю, основанную на любви к единому Богу, называют „разрушительницей пороков". Три добродетели, взятые вместе, создают истинную мудрость, высшее и совершенное человеческое благо. И тот, кто следует в жизни этому благу, зовется блаженным. И поскольку мы вступаем в сей мир, чтобы обладать этим благом, то было бы верхом неблагодарности не принять от Бога дарованное нам благо. Несчастны отвергнувшие его. С другой стороны, в достижении его несомненную помощь окажут все три вида истории, но особенно велика помощь от Божественной, которая сама по себе может сделать человека счастливым, без знания скрытых причин и практического опыта. Однако я твердо верю, что, если они соединятся, это приведет к резкому умножению человеческого благополучия. Отсюда логически вытекает, что мы будем искать начало в истории Божественных вещей. Сама творящая природа заложила в человеке наипервейшее чувство самосохранения, и лишь затем удивление перед природными явлениями толкнуло его к исследованию причин этих явлений. Замечено, что, начав с размышлений о себе, затем - о своей семье, затем - вообще об обществе, люди в конце концов обращаются к исследованию природы и, наконец, к истории бессмертного Бога, то есть к созерцательности. Затем, отрешившись от низменных соблазнов, приходят к пониманию руководителя всего сущего. Именно поэтому кажется, что мы должны начать с истории дел человеческих, ибо сначала от высшего Божества в душах детей зарождаются понятия не только достаточные, но и необходимые, чтобы стать корнями для веры и согласия, но насколько трудно вера и согласие приходят в души тех, кто еще не знает секретов истинной философии. Подняться к истокам можно лишь постепенно, много и серьезно размышляя о вещах. Эти размышления действительно постепенно возвышают разум над чувствами, которые, как волны, захлестывают большинство людей. Однако люди, наверное, никогда не смогут освободиться от чувств, и их взгляды будут застилать эмоции, которые подобно туману скрывают свет истины. Из чего следует, что те, кто начинает с Божественной истории, опуская размышления об историях человеческой и естественной, уподобляются детям или несведущим людям, рассуждающим о Божественных делах. Они не только себя тешат ложной надеждой, но и губят многих мнимым величием. И поэтому тем, кто выходит из мрака и плотной мглы на свет, мы советуем, чтобы поначалу они приучили глаза к дневному свету и сиянию Земли, после чего посмотрели на облака, потом - на Луну, чтобы со временем иметь возможность взглянуть на само Солнце, но только после того, как хорошо укрепится их зрение. То же самое нужно делать в отношении несведущих. Чтобы они научились вначале усматривать Божественную благодать и величие в делах человеческих, далее - в ясных началах природы, после этого - в стройности небесных тел, затем - в замечательном устройстве всего мира: в движении, в гармонии, в форме; и так постепенно, шаг за шагом, приближаться к той благодати, которая существует для нас лишь в единении с Богом, связывая также и с корнями рода. И только тогда мы внутренне вновь соединимся с Ним. Мне кажется, что те, кто представляет историю иначе, нарушают природные законы. (14)  Поскольку история всех трех видов старательно изменена серьезными учеными мужами и дошла до нас в записях переписчиков, то я намерен восстановить порядок и соразмерность в этих записях, читая их и тщательно обдумывая, особенно в той части, которая касается истории дел человеческих, учитывая, что история Божественная, так же как и природная, очень отличаются от человеческой - и не только в причинных связях, но и целью. Естественная история имеет заданную и постоянную последовательность причин, если Божественная власть не оставляет ее хотя бы на миг без внимания. Но если это происходит, то все вверяется творцу текущей материи и отцу всего злого. С одной стороны, мы наблюдаем проявления искаженной природы и монстров, с другой - из ряда вон выходящие явления, чудеса. Это приводит к тому, что в нас одновременно возникают и суеверия, и религиозные чувства. Но Божественное воссияет, оно светло и ясно является и освящается, чтобы быть очевидным для рода человеческого. (15)  Однако, поскольку человеческая история большей частью проистекает из человеческой воли, которая весьма противоречива и зачастую не находит выхода, то постоянно возникают новые законы, формируются новые нравы, новые институты, новые религиозные обряды. Вообще человеку в деяниях его присуще впадать во все новые ошибки, если только он не руководствуется природой, то есть естественным порядком. Природа может искажаться изначальным отсутствием Божественной мудрости, но если мы отклонимся от вершины Божественной мудрости, то впадем во всевозможные грехи. Хотя, истинно, разум человека, ощутивший прикосновение вечного Божественного разума, отделяет себя от всей земной бездны настолько, насколько это вообще возможно. Но разум столь глубоко увяз в порочной материи, так изменяется под ее влиянием и впадает в разлад с самим собой, что без помощи Бога он уже не способен ни подняться, ни достичь хотя бы крупицы справедливости, ни действовать в соответствии с природой. Из этого следует, что до тех пор, пока мы будем впадать в заблуждение благодаря несовершенству наших чувств и обманываться ложными представлениями о вещах, мы не сможем отделять пользу от бесполезности, честность от бесчестия, правду от лжи. И хоть мы уменьшаем мудрость, облекая ее в слова, это тем не менее составляет меньший грех, чем забвение мудрости прошлого. Ибо ничто не является большим или наиболее необходимым, чем история, особенно когда это касается поступков, событий, которые бегут по кругу, повторяя сами себя. Мы полагаем, что для понимания этого необходимо прилагать значительные усилия, особенно людям, неспособным к уединенному образу жизни, тем, кто связывает свою жизнь с объединениями и сообществами людей. (16)  Итак, из трех видов истории мы оставляем Божественную - теологам, естественную - философам, в то время как сами будем заниматься, усердно и неспешно, человеческими действиями, поступками и их правилами. (17)  Что касается человеческой истории, то она бывает общей и частной. Последняя охватывает сказанное и сделанное одним человеком или одним народом, однако достойное упоминания. Действительно, хотя академики мудро полагают, что ничто сотворенное не может считаться никчемным, все-таки история не должна останавливаться на бесполезных и незначительных поступках. Общая история описывает деяния сообществ многих людей, или народов, или целых государств. Таким образом, история имеет две стороны: ведь описываются или поступки многих народов, например персов, греков, египтян, или всех, о деяниях которых до нас дошли сведения, или самых знаменитых. Это обычно делается разными способами. Иногда описываются события одного времени, то есть определенного периода (срока): либо месяца, либо года, - отсюда берут свое начало дневники, то есть повседневные записи, или анналы. Иногда история берет свое начало от возникновения какого-либо государства или от истоков памяти - тогда описываются возникновение, рост, перемены и гибель. Это также имеет два подхода: сжатое изложение и пространное, - из чего берут свое название хроника и хронология. ГЛАВА II О правильном устройстве истории (18)  Система и метод, которые используются в изящных искусствах, я думаю, вполне могут быть пригодны и для истории как дисциплины. Недостаточно иметь определенное количество исторических сочинений, если не понимать пользы каждого из них и не знать, в каком порядке и какой манере следует каждое читать. Пир, который нам в высшей степени приятен, может вызвать пресыщение. Если исторические источники случайно были использованы вместе и не подбирались специально, то все-таки необходимо позаботиться об установлении порядка в повествовании, хотя бы для того, чтобы не путаться. Следует выстроить повествование так, чтобы более современная часть не смешалась с более ранним периодом, или середина - с окончанием, что было бы весьма неудобно при чтении. Люди, которые допускают эту ошибку, не только не способны к пониманию фактов и прослеживанию их развития, но даже очень слабы в запоминании. Поэтому, чтобы понимание истории было полным и более легким, позвольте нам обратиться к его величеству господину анализу, столь необходимому нам при изучении искусств. Главным образом он укажет нам, как разделить историческое повествование на части и как отнести каждую часть к определенному разделу и затем, как с изумительной легкостью использовать соединение целого и частей в общей гармонии. Мы не должны пытаться синтезировать до тех пор, пока части всего исторического процесса не будут приведены в соответствие друг с другом и не будут связаны воедино, как это было свойственно великому трудолюбию схоластов. Но некоторые люди разделяют, изолируют части, отрывая их от целого, в то время как объединение их очень важно, потому что если они будут представлены порознь, то единства процесса мы уже никогда не восстановим. Поэтому Полибий справедливо упрекает Фабия (Пиктора) и других историков, описывавших Пунические войны, за то, что те сосредоточили свое внимание на одном или нескольких этапах этой борьбы. Мы не можем правильно понять назначения той или иной части в произведениях, подобно тому как не сможем определить назначения частей тела, отделенных от незнакомого нам организма. Дионисий Галикарнасский выдвинул подобные обвинения против Полибия, Силена, Тимея, Антигона, Иероним, которые оставили многочисленные и отрывочные комментарии по римской истории. Любой может сделать подобные критические замечания также и в адрес Дионисия. Но это не должно стать предметом обвинений, потому что не каждому дано верно трактовать любой предмет, но каждый с бесконечным трудолюбием и прилежанием может собрать столько материала, сколько в его силах. Мне кажется, что этот упрек обращен скорее не к написанию, но к умению читать исторический материал, части которого, если они оторваны одна от другой, могут не соединиться одна с другой и вообще с целым в правильном порядке. Например, то, что написано о римской истории, оставлено нам в перевернутом виде в качестве истории всех людей. Всеобщей историей я называю ту ее часть, которая объемлет историю всех или наиболее известных народов, или тех, чьи ратные дела и свершения мирной жизни дошли до нас от их потомков, от периода их раннего становления до национального расцвета. Вместе с тем многие вещи опускаются, не включаются в работы, и это происходит довольно часто из-за того, что жизнь писателя-историка продолжается до тех пор, пока его работы вызывают интерес у читателя. (19)  Итак, во-первых, позвольте нам прежде всего предложить главный, основной обзор всех периодов, - обзор достаточно подробный и вместе с тем легкий в запоминании. В него входят Сотворение мира, Потоп, зарождение наиболее известных религий и государств и их гибель, если подобное движение вообще можно рассматривать как имеющее конечный путь. Все эти события могут быть зафиксированы или в системе времени от Сотворения мира, или по датам основания города, государства, или по Олимпиадам, или от Рождества Христова; можно пользоваться и арабским летоисчислением, которым обычно пренебрегают в популярных хрониках. Все, что я перечислил выше, неприменимо к тем видам работ, которые принято называть хрониками и которые освещают действительно короткий промежуток времени, и именно в силу этого они достаточно легки для начинающих. Вместе с тем хроники не точны; они довольно далеки от истинной правды в изложении материала. И лишь когда нам удастся составить достаточно общее представление о материале, мы перейдем к наиболее точному и подробному его изложению, которое раскроет причины зарождения государств, последующих изменений и даст возможность рассказать о людях вообще, а не только о выдающихся и известных мужах. Мы попытаемся достичь такой краткости, что любой сможет разглядеть блеск, присущий любому состоянию общества. Известно немало работ, написанных в подобной манере, но среди них не отыскать более примечательной, чем сочинение Иоханна Функа, который собрал и выстроил в определенной хронологической последовательности события, описанные еще Евсевием Кесарийским, Бедой, Лукидом, Сигизмундом и Фригио. Он тщательно исправил многие ошибки этих писателей. Но тем не менее иногда от него ускользают детали, он позволяет пропускать их и касается только самого важного. Этот писатель сообщает определенные сведения о развитии многих государств. Он бегло касается „Историй" Кариона и Меланхтона, делая это небрежно и недостаточно внимательно. Хотя последний иногда многословен, иногда кажется скучным, особенно когда затевает теологический диспут. Он довольно набожен и склонен к религиозным размышлениям. Но если эти его рассуждения у кого-то вызывают возражения, то их легко можно пропустить. Что же касается вещей, связанных в основном с историей знаменитых государств, то их он излагает кратко и верно. Если найдется другой автор, который напишет всеобщую историю более полно, чем Меланхтон, то я думаю, он станет очень известным. (20)  Теперь от главного перейдем к деталям, излагая их в том порядке, в каком записи о них находились на столах хронистов. Поскольку система управления государством, различные знания и, наконец, собственно цивилизация зародились у халдеев, ассирийцев, финикян и египтян, то, во-первых, мы изучим древность этих народов, причем не только по сочинениям историков, которые писали о них специально, как, например, Бероз, Мегасфен, Геродот, но также по произведениям еврейских авторов, чьи познания и взгляды во многом перекликаются с остальными. Куда больше точных сведений о соседних народах содержится в „Древностях" Иосифа Флавия и его сочинении "Против Апиона". Этим он заметно отличается от многих других писателей. (21)  Затем мы предпримем научное исследование истории евреев, выстроив материал таким образом, чтобы сначала изучить систему государственности и только после этого заняться религией, которая относится к третьему виду истории и требует более отвлеченного состояния ума. Затем мы обратимся к империям мидийцев, персов, индийцев и скифов, после чего перейдем к грекам, которые распространили свой род через Аракс и Евфрат, от ворот Сирии вплоть до Геллиспонта, до земель, расположенных на соседних островах Азии и Европы, и затем - до собственно Италии. Есть три определения этого народа. Первое - ионийцы, второе - эллины, третье - дорийцы. От греков мы перейдем к римлянам. Территория, на которой они проживали, окружена Альпами и омывается двумя морями. Пожалуй, они превзошли всех величием своего государства, славой своих дел и неуемным своим стремлением к справедливости. Народ этот был так силен, что затмил все другие народы не только в сфере законодательства и устройстве государственных учреждений, но также и в языке, красота которого не превзойдена до сих пор. Прошлое этого народа должно быть старательно исследовано. Более того, так как он вел длительные и изматывающие войны с карфагенянами, то история обоих народов в действительности часто фальсифицируется писателями. (22)  Я думаю, что по своему развитию кельты находятся недалеко от римлян. Более того, они возможно древнее, чем сами римляне, ведь благодаря своим ратным подвигам кельты были известны раньше римлян. Кроме того, они основали колонии не только в Италии, но также в Испании, Германии, Греции, Азии. Однако об этом мы расскажем ниже. При всей своей воинской доблести, Цезарь смог ограничить их завоевания только пределами Гароны и Сены, и тем не менее они распространили свою власть за Пиренеи и океан - до Рейна и Альп. Затем перейдем к немцам, страна которых окружена Альпами, Рейном, Вислой, Карпатами и Балтийским морем. Затем - к народам, которые соседствуют с немцами; это датчане, норвежцы, шведы, скандинавы. Затем перейдем к народам, которые ведут свое происхождение от германцев, - готам, франкам, вандалам, герулам, лангобардам, бургундам, гуннам, англам и норманнам, которые совершили великие дела и основали наиболее известные империи во Франции, Британии, Испании, Италии. Кроме того, испанцы и британцы прославлены своим прошлым. Их дела стали широко известны раньше других потому, что письменные упоминания о них встречаются в очень ранних источниках. С ними можно сравнить арабов, также известных древностью своей истории, однако длительное время остававшихся в тени из-за отсутствия более ранних упоминаний о них. Так длилось до тех пор, пока они не вырвались за пределы пустыни; они взяли верх над персами и греками, контролировали Азию и Африку и одержали великие победы в Европе. Арабы закрепились там не только при помощи силы, но также утвердили свою религию, традиции, государственные учреждения, и в конце концов даже их язык распространился повсюду и стал известен во всем мире. Их было принято называть сарацинами, хотя, конечно, сарацинами называли представителей различных народов, но арабы удерживали среди них первенство, что позднее мы убедительно покажем. (23)  После этого мы перейдем к туркам, которые, продвигаясь с побережья Каспийского моря в Азию, постепенно проникали со своими армиями во внутрь региона Малой Азии, всей Греции и Египта. Мы не пропустим ни империю татар, которые распространили свою власть далеко за пределы Имайских гор и Каспийского моря, ни московитов, которые продвинули свои армии от Волги и Дона до Днепра и недавно захватили Ливонию. Позднее настанет черед американцев и тех, кто проживает на побережье юга Африки и Индии и чья история также будет полезна и приятна для понимания. (24)  Все эти вещи должны легко и быстро схватываться, а затем нужно все тщательно проверить, потому что если мы будем усваивать только цветистые заголовки источников, как случалось не раз, то можем постепенно чрезмерно увлечься деталями. Мы намерены изучать не только великие и прославленные государства, но также и весьма заурядные и малозначимые, например, государства родосцев, венецианцев, критян, гельветов, генуэзцев, флорентийцев и других, им подобных. С завидной точностью и легкостью Павсаний описал отдельные государства греков. (25)  И когда мы освоим историю всех государств именно таким образом, тогда лишь узнаем мы о делах народов, которые достигли славы при помощи власти, или благодаря своему великолепию и богатству, или же, наконец, благодаря своим доблестям или ярким способностям. Каждый читатель может делать выбор, основываясь на своих представлениях о справедливости и через собственную оценку поступков каждого героя, вырабатывая свои жизненные теории и принципы. Если недосуг рассматривать естественные науки, то после истории дел человеческих можно легко перейти к религии. Но с другой стороны, сложность материала и обстоятельства жизни могут подсказать нам и иные пути, если того потребует наша профессиональная деятельность. Ведь если кто-то не нашел себе достойного применения в жизни, то ему остается стать наблюдателем жизни других людей, и тогда он своими собственными глазами может увидеть дела тех людей, чей посмертный образ доносят до нас книги. Мы не можем снять жатву с полей истории иначе, чем соединяя вместе скромную практическую деятельность и внимательное наблюдение, как предлагал Пифагор. Последний шаг будет сделан тогда, когда мы с чистыми помыслами, поняв дела человеческие и явления природы, приблизимся к святому. Это позволит нам составить некое руководство по изучению каждой религии. А это, в свою очередь, позволит нам увидеть, кто явился автором каждой из них, что лежало в истоках религий, что направляло их развитие, наконец, какое начало и какой конец все это имеет, что в каждой из религий является принадлежностью добродетели, а что добродетели чуждо. К этому мы прибавим как иллюстрацию отношение философов к вере как к наивысшему благу, потому что через призму их мнения относительно какого-либо предмета истина высвечивается намного ярче. Некоторые могут обращаться к этому материалу как хранилищу многих вещей, среди которых есть и такой трофей, как всевластие [единого] Бога, веру в которое евреи заимствовали у египтян. Но все-таки в этой сфере познания мы будем продвигаться вперед более уверенно при помощи усердных молитв, а также многочисленными обращениями просветленного разума к Богу. (26)  Все наши рассуждения об устройстве истории понимаются очень легко, если прибегнуть к аналогии с космографией. Связь и сходство этой дисциплины с историей таковы, что одна представляется частью другой. Мы находим и извлекаем из географии отдельные рассказы о скифах, эфиопах, американцах. Она же описывает каждый регион; история использует географию в хронологии, поэтому уж если какое искусство и неотъемлемо от истории, так это прежде всего география. По этой причине, в силу необходимости понять космографию, историк должен посвятить ряд исследований представлениям о мире в целом, включая малую карту. Затем он должен написать о соотношении небесных тел и элементарных стихий, особенно об уранографии, основанной на знаниях о соотношении элементов - воздуха, воды, земли. Из этого он должен сделать заключение об анемографии, гидрографии и географии, рассматривая последнюю на основе разделения поверхности Земли на десять областей и столько же климатических поясов. Полезным для наблюдений будет учет направления ветров, особенностей климата, влияния морей и расположения земель. Затем Земля должна быть разделена приблизительно на четыре или пять поясов и их местоположение должно быть соотнесено с картой звездного неба. После этого перейдем к той части Земли, которая наиболее освоена и лучше изучена, и именно здесь нам надлежит перейти к прославлению ее жителей. Надо отметить, что это прежде всего Европа, где расположены Испания, Франция, Италия, Греция, Германия, Скандинавия и Дания, а также острова, примыкающие к ней. Азию можно разделить на Большую и Малую; первая из двух названных включает Ассирию, Парфию, Мидию, Гирканию (часть Персии), Ариану, Гедросию, Индию, Скифию, Ближний и Дальний Имас; вторая - Фригию, Лидию, Ликию, Киликию, Карию, Памфилию, Сирию, Галатию, Каппадокию, Понт и Армению. Подобным же образом подразделяется и Африка - на Мавританию, Ливию, Киренаику, Египет, Эфиопию, Нумидию и регионы, населенные только неграми. Было бы достаточно назвать главные реки, горы и моря, используемые в качестве границ, и указать для каждого региона соответствующие небесные меридианы и параллели. (27)  От географии легко перейти к хорографии, которая описывает регионы. Наше объяснение будет более понятным, если каждый регион мы опишем отдельно. Например, Испанию, которая является одной из частей Европы, мы разделим на Бетику, Лузитанию и Тарраконскую провинцию; последнюю, в свою очередь, - на Галисию, Кастилию, Наварру и Арагон, границы которых определяются реками Эбро, Гвадиана, Тахо, Гвадалквивир, Дуэро и теми горами, общепринятое название которых Адриановы и которые отделяют современную Испанию от древней. Затем мы определим среднюю широту региона как 40 градусов, а долготу как 15. Протяженность в длину - 14 градусов, в ширину - 7 градусов. Подобная система описания должна быть использована и для других регионов. Наконец мы перейдем от хорографии к топографии и геометрии, к описанию и измерению отдельных мест. Во-первых, мы рассмотрим оставившие след в истории города, порты, побережья, проливы и морские заливы, перешейки, мысы, поля, холмы, косогоры, утесы, вершины, пастбища, леса, рощи, перелески, чащи, сады, плоскогорья, крепости, поселения, префектуры, муниципалитеты, цитадели, церкви, деревни, соборы, поместья (если этого потребует материал). Иным образом мы будем рассматривать всеобщую историю. Ошибаются те, кто, изучив карты регионов, пытаются научиться сопоставлять картину всего мира и отдельных его частей, чтобы понять соотношение единичного и целого. Не меньше ошибок выпадает и на долю того, кто думает, что может понять частную, специальную, региональную историю раньше, чем установит порядок и последовательность всеобщей истории и всех ее эпох, остановившись на общепринятых четырех. Мы будем проводить столь подробные исследования в отношении каждого народа, потому что если кто-либо захочет ясно понять и запомнить историю римлян, то ему необходимо вначале прочитать Секста Руфа, который на четырех страницах изложил всю историю; затем освоить изложенное Флором, а потом - Флавием. И лишь в конце ему надлежит прочесть Ливия и Полибия. Я предлагаю подобный же путь изучения истории франков, которую Жан дю Тилле подробно изложил в одной маленькой книге. Я полагаю, что ее нужно проштудировать прежде, чем обращаться к работам Павла Эмилия из Вероны и Ксифилина, раньше сочинений Диона (Кассия), Юстина или Трога Помпея. Их произведения, несмотря на то что сейчас их почти не читают, все же достаточно важны. Однако для понимания всеобщей истории этого мало, если мы не поймем деталей, то упустим и целое; и только если эти два подхода соединить вместе, то, по мнению Полибия, они принесут беспримерную пользу. Многие из тех, кто читал у Руфа лишь названия глав или поверхностно просмотрел Ливия, именно детали и упустили. При таком прочтении от сочинений Ливия не может быть никакой пользы. В этом же видит причину забвения трудов Трога Помпея и Ксифилина Святого и Юстин. (Мы не можем правильно понять назначение той или иной части в их произведениях, как не можем восстановить назначения частей тела, отделенных от неизвестного нам живого организма.) Вместе с тем многие вещи опускаются и вообще нигде не излагаются. В конце концов было бы хорошо, если бы все речи и дела, достойные упоминания, мы передали хранилищам памяти, как сокровища - сундуку; мы предъявим нашему судье все лучшее, что увидим; тем более, что нет ничего более подходящего для этого, чем предложенная нами выше классификация человеческой деятельности. ГЛАВА III О правильном расположении отдельных частей истории (28)  Поскольку предстоящий разговор касается главным образом рассмотрения человеческих отношений, то давайте дадим слову "история", которое само по себе понятие довольно широкое, более узкое определение и впредь будем рассматривать ее как дисциплину, изучающую деятельность людей, ясно описанную в повествованиях о событиях давно минувших дней. Но многогранность и неупорядоченность человеческой деятельности, многочисленные свидетельства истории, в которых действия и дела людей связаны с определенными занятиями, представляют собой такой запас разнородного материала, что исторические работы явно не могут быть поняты без четкой системы, иначе их содержание не надолго задержится в памяти. Следовательно, то, что ученые привыкли делать в других дисциплинах - помогать людям в запоминании, я думаю, должно стать нормой и для истории. Сходные примеры знаменитых событий следует поместить в определенном порядке для того, чтобы из опыта былого, как из сундука с драгоценностями, мы могли бы извлечь множество решений для управления нашими делами. Конечно, мы не испытываем недостатка в учениях эрудитов, которые из чтения исторических книг сумели извлечь мудрые мысли, известные как краткие изречения - афоризмы. И хотя в человеческой деятельности обычно выделяются три вещи - планы, слова и дела, что и определило добродетели - думать хорошо, говорить хорошо и поступать хорошо, - все же писатели обращали свое внимание в основном только на слова. Они опустили то, что подразумевается в планах и выражается в поступках. Некоторые, правда, записывали не только изречения, но и дела знаменитых людей, но сделали это довольно невыразительно и без тщательно продуманного плана. Кроме того, они зачастую смешивали человеческие дела с Божественными, а описания природы, в свою очередь, с человеческими делами и с делами Божественными; почти никто из них не попытался предложить возможных вариантов действий государя, хотя очевидно, что безопасность государства часто зависит от решения одного человека. И поэтому я думаю, что материал должен быть расположен так, чтобы в трех разделах нам удалось охватить все области. Во-первых, дела человеческие; во-вторых - природные, в-третьих - Божественные. По той причине, что в делах людей царит полный беспорядок, причем беспорядок больший, чем в других областях, согласитесь, что нам следует отложить естественную и Божественную истории и сосредоточиться на правильном расположении человеческих помыслов и поступков. И если в этом мы установим порядок, тогда нам удастся показать, что краски истории могут быть хорошо подобраны, каждая будет высвечивать свое. Делание определяется как нечто, являющееся результатом само по себе. Подобно речи, делание не оставляет каких-либо вещественных свидетельств. Деятельность же, напротив, определяют как то, что оставляет некий продукт, полученный в результате работы, подобно письму. Однако, так как все наши рассуждения мы стремимся сформулировать в понятных терминах, то давайте оставим словесные изыски и определим слово "деятельность" более широко, включив в это понятие все планы, слова и поступки, рожденные волей человека. Это предполагает то, что воля является незагрязненной и свободной от страсти, подобно воле мудреца; воля не должна быть замутнена и эмоциями, например радостью или гневом, хотя многие люди из тех, кого можно назвать невоздержанными или даже сумасшедшими, как говорится, не ведают, что творят; эмоциональные люди действуют под влиянием определенной слабости характера. Бывает и так, что поступок совершается вынужденно, как, например, происходит, когда из-за страха расстаются с драгоценными вещами. В этом случае человек действует не добровольно или под влиянием эмоций, это вынужденное решение, ибо предпочтительнее потерять свои богатства, но сохранить жизнь. Если же человек не владеет собой, как например, поступки сумасшедшего и того, кто не осознает, что происходит, то в этом случае кажется, что, возможно, его деятельность не столько человеческая, сколько Божественная; а поскольку она далека от Божественной природы, то, вероятно, может возникнуть и по принуждению дьявола. Все это подобно явлениям природы, например силе притяжения или отталкивания, и происходит без человеческого воздействия. Опять же, если человек причинит ущерб кому-то в качестве ответной меры, то он не согрешит, ибо первоначальное действие исходит не от него. Так же происходит, когда Бог или Божественное провидение побуждают кого-либо к пророчеству, это действие вовсе не человеческое, потому что оно не контролируется волей человека. Итак, человеческими являются те действия, которые вырастают из планов, высказываний или поступков людей, когда воля прокладывает действию путь. Жажда власти - первооснова человеческой деятельности; бывает, что она подчинена разуму, а бывает - самым низменным вожделениям души, мечущейся в поиске или сокрытии чего-либо. Но поскольку природа породила в человеке изначальное стремление к самосохранению, каждый прежде всего осваивает действия, без которых невозможно выжить; позднее все устремления направляются на вещи, без которых на самом деле жить можно, но без излишеств, а если и с излишествами, то не роскошно, или если и роскошно, то все же не испытывая того сильного наслаждения, которое так приятно радует чувства и разум; поэтому далее следует стремление к приобретению богатств. Но так как не существует предела нашим желаниям получать удовольствие - и это является общим и для человека, и для животного, - то чем благороднее человек, тем дальше он находится от уровня животного и тем меньше его привлекает желание господства; в этом он может возвыситься над всем животным миром. Но это же стремление к власти является и причиной страстного желания доказать свое превосходство, и причиной стремления совершать насилие над слабым; поэтому происходят разногласия, войны, резня, появляется рабская зависимость. Такая жизнь свирепа и полна опасности, тщеславия, и все это не может удовлетворить человека возвышенной души. В конце концов люди, одаренные от природы, постепенно переходят к деятельности морального и интеллектуального плана, способной обеспечить истинную похвалу и долговечную славу. Многие считают интеллектуальную и моральную деятельность своей высшей целью. А поскольку все в природе стремится к покою, то очевидно, что человек, занимающийся добродетельной деятельностью, в определенные моменты нуждается в отдыхе. В этом кроется причина того, что человек мало-помалу, отвлекаясь от своих занятий, от забот и сообщества собратьев, ищет уединения, в котором он может обрести покой и созвучие с природой. Тут он, окидывая взглядом человеческие дела и видя неустойчивость и непредсказуемость их результатов, обращается к исследованию неизменных причин жизни природы; процесс созерцания приводит его в такой восторг, что он посвящает всю свою энергию пониманию этих причин. При этом он способен даже пренебречь властью и богатством королей; более того, многие их тех, кто управлял великими империями, охотно принимали решение избрать такой образ жизни и отказаться от царствования. В результате появляется та совокупность знаний и добродетелей, которые в силу того, что они опираются на одиночество в познании истины, называются умозрительными. Очевидно, человеку, одаренному от природы, недостаточно продвижения в постижении лишь тех дисциплин, предмет которых постигается чувствами. Тогда он обращается к вещам, понимаемым только умом, и при помощи силы и могущества бессмертной души взмывает на быстрых крыльях вверх в поисках первопричин своего происхождения, тесно связанных с Богом. В этом и состоит цель человеческого действия - конечное и высшее блаженство, к нему направлены все планы, слова, дела человека, его устремления, тяга к знанию и добродетели. Конечно, называть созерцание деятельностью не совсем точно, но все же Аристотель сделал это; и хоть здесь наблюдается противоречие, но он определил счастливую жизнь иначе, чем деятельность. (29)  Теперь давайте расположим эти вещи по порядку; занятия первого вида определяются знаниями, относящимися к защите жизни человека и избежанию болезней и простуд, - это охота, разведение скота, сельское хозяйство, строительство, гимнастика и медицина. Ко второму виду принадлежат торговля, искусство управления, ткачество и механические ремесла; к третьему - защита и распространение лучшей жизни, насыщение ее знаниями, помогающими нам накапливать богатства и правильно использовать то, что приобрели; этот вид определяется уровнем развития занятий первого вида. Наконец следует деятельность, которая способна стать подлинным источником наслаждения. Все эти многочисленные виды деятельности постепенно влияют на чувства или разум или на то и другое одновременно. Для вкусовых ощущений, конечно, первостепенное значение имеет знание приправ, для осязания - малайзийские эротические наслаждения, для обоняния - благовония, для зрения - расположение линий и многообразие красок, смешанных соответствующим образом и используемых в живописи, гравировке, декоративном искусстве, литейном деле, скульптуре и даже в различных способах крашения и вышивки, для слуха - красноречие, выраженное в стихотворных размерах или риторических оборотах. Хотя люди со временем утрачивают чувство гармонии, но все-таки она оказывает влияние до тех пор, пока простотой и естественностью способна излечить серьезные болезни ума. Какофония звуков и быстрых ритмов обычно делает человека безумным; это случается с теми, кто не способен оценить дорический лад жизни и величавые манеры, они настраиваются на ионический лад, чтобы произвести впечатление людей выдающихся, но многие из них теряют рассудок. Поскольку самоизоляция никому не приносит радости, так как человек нуждается в общественном признании, то, следовательно, люди ищут возможности соединиться в группы, а учитывая то, что человек наделен Богом бесценным даром - душой - и связан с Творцом определенным сходством, мы не должны сравнивать объединения людей со стаями животных, тем не менее в политических образованиях человек хоть и может жить счастливо, но эту жизнь трудно было бы назвать прекрасной. (30)  Далее, не должно вызывать удивление то, что деятельность людей направлена на защиту жизни человека и человеческого сообщества, скорее это определяет ее большие преимущества. Понимание этой потребности воспитывается гражданским, домашним и нравственным обучением; кроме того, первое учит контролировать государство, второе - семью, третье - самого себя. Действительно, человек должен прежде всего научиться разумно управлять собой, основываясь как на принципах справедливости, так и на знании законов, прежде чем он сможет управлять женой, детьми и слугами; и он должен научиться управлять семьей прежде, чем сможет управлять государством. Первый путь к господству - это власть одного человека над другим, второй - одного человека над несколькими. Управлять женой можно посредством супружеской любви, слугами - путем хозяйского контроля, детьми - родительской любовью, управлять же богатством, приобретенным для поддержания жизни, можно путем его экономного использования. Второй путь простирается очень далеко, охватывая не только управление союзом нескольких семей, объединенных родством или совместной торговлей, но и меры по укреплению и защите этого союза; он постигается людьми через гражданское воспитание, иными словами, через умение приказывать и подчиняться приказу. Я не называю, как это делают многие, гражданское воспитание правовым, поскольку первое лишь небольшая часть второго, дающего многообразные знания и регулирующего всю человеческую деятельность. Частями юриспруденции являются прерогатива власти, законо-творчество и исполнение. Прерогатива осуществляется многими способами, которые можно свести к четырем, и сопряжена [она] со многими видами деятельности, в которых отражаются свойства верховной власти; итак, она осуществляется в выборе судей, членов магистрата и в определении каждому сферы правосудия; в принятии и отмене законов, в объявлении войны и заключении мира, наконец, в определении штрафов, наград и в высочайшей власти помилования. Функции верховной власти обычно осуществляются через законодательную власть. Одно дело - провозгласить закон, другое - обсудить его; последнее является правом Сената, первое - народа или государя, или того, кому принадлежит верховная власть. Обсуждение также уместно при решении вопросов, касающихся обороны, ремонта общественных зданий и, наконец, решения тех гражданских дел, которые выпадают из сферы действия законодательства. Наиболее важными из всей сферы государственной деятельности являются управление, разделение функций, правосудие, созыв совещательных органов и церемониал. При этом учтем, что низшие виды деятельности основаны на силе принуждения, высшие - на силе убеждения, а оно имеет власть не меньшую, а иногда даже и большую. Люди низменные удерживаются от преступлений законами и боязнью наказания, тогда как лучшие из людей - рассудком или религиозным культом, побуждающим к чести и добродетели. Изначально дикие и свирепые, как звери, люди должны удерживаться от жестокости и грабежа солдатской рукой. Другой способ управления опирается на силу закона и справедливости, последний же - на общественное мнение и страх перед Богом. Человеческие сообщества держатся прежде всего на знании закона, на силе красноречия и убеждения, а также на вере. Если солдаты смело сражаются, судьи - справедливы, священники - благочестивы, то управление по всем трем направлениям дается легко до тех пор, пока оно основано на гражданском порядке и контроле. Государственная деятельность направляет также движение общих потребностей - разведение скота, развитие сельского хозяйства, медицины, ремесел, деятельности, которая обеспечивает основные и необходимые условия жизни. Гражданский порядок определяет и развитие литературы, например толкователей закона Божьего или законов человеческих или тех, кого древние называли софистами, а позднее стали называть грамматиками, философами и математиками. Древние совершенно справедливо называли эту сферу архитектоникой, потому что она предписывает законы всем мудрецам во всех областях знания таким образом, чтобы их деятельность была направлена на общее благо, а не на причинение смут и нанесение ущерба государству. (31)  Вдобавок ко всему гражданский порядок определяет функции каждого человека, служит ли он в гражданском учреждении либо в военном; последние заботятся о военных делах, а первые - о внутреннем управлении, функционировании советов, правосудия, о годовом бюджете, расходах, пополнении казны, о землях, зданиях и о религии. Вся классификация этой деятельности содержит семь видов: первый не предполагает почестей, денег или власти, к этой группе принадлежат люди, которые контролируют налоговую сферу, военное обучение, обязанности стражи, защиту города, следят за учреждениями этого типа, выполняя свой долг без оплаты; второй вид включает тех, кто имеет оплачиваемые каким-то образом общественные обязанности, но не имеет общественного положения, сюда входят глашатаи и те, кто обычно следит за расположением и содержанием городских помоек. Третий вид работ выполняется теми, кто имеет несколько оплачиваемых общественных должностей, не лишенных престижа, но не предусматриваю-щих получения какого-либо особого звания; это, например, трактирщики, писцы, нотариусы, судебные исполнители и их помощники. Четвертый вид приносит почести и награды, но еще не дает верховной власти; это, например, священники и послы. Пятый предполагает великую честь, без вознаграждений и власти; таково звание президента Сената или дожа в Венеции. Шестой наделяет и честью, и властью, но без оплаты и распространяется на магистратов; к таковым относятся консулы, преторы, цензоры, трибуны, архиепископы, эфоры и им подобные. Последняя группа состоит из людей, которые имеют и честь, и власть и получают при этом доходы; таковых всего 120 человек - это те, кто рассматривает судебные дела венецианцев, хотя это характерно и для других народов; эта группа включает тех, кто осуществляет правосудие, основанное на могуществе и авторитете человека, обладающего верховной властью в государстве. Мы не будем рассматривать отправление религиозного культа как часть гражданского порядка, хотя деятельность священников и епископов контролируется властью магистратов; но делается это прежде всего потому, что церковные обряды и церковные налоги в государстве должны строго защищаться. Религия сама по себе является непосредственным обращением просветленного разума к Богу; поэтому она может существовать вне сферы внимания гражданского порядка, только в душе одного человека, при этом этот человек, по мнению многих людей, окажется счастливее всех остальных потому, что он отделен от гражданского общества. Гражданская же жизнь требует непрерывного действия, ведь государство вцелом не может быть занято созерцанием, так же как все тело целиком или все свойства души не могут быть полностью отданы размышлениям. Если мы определим благо только лишь как созерцание, то это состояние, являющееся счастьем для индивида, не будет счастьем для государства. Это двусмысленное положение очень беспокоило Аристотеля, и он так и не смог найти из него выход; поэтому, по утверждению Варрона (Марсилио Фичино приписывал это также и Платону), идеалом для человека, живущего в обществе, является не только исключительно досуг или только чистая деятельность, мы должны определить характер этого идеала как смешанный, если хотим сделать его универсальным и для отдельного человека, и для общества. Разум не может довольствоваться простым созерцанием до тех пор, пока он не будет целиком отделен от тела. (32)  Итак, человеческая деятельность ограничивается ранее приведенной классификацией; если что-то было упущено нами, то это легко может быть восстановлено и соотнесено с ней. Когда мы подразделили историю на три вида - историю человеческую, естественную и Божественную, то мы уже тогда поместили в первый раздел отдельные действия человека и человеческие поступки, что соответствовало нашей классификации. Теперь же мы прежде всего остановимся на теме безвестности и славы народа, вторая тема - жизнь и смерть, третья - удобства жизни, затем - богатство и бедность, удовольствие и боль, слава и бесчестье, красота и уродство тела, сила и слабость, грубость и изысканность манер, невежество и знания, талант гениев и посредственность. И только после этого мы перейдем к нравственному обучению и общему обсуждению добродетелей и пороков; затем последует рассмотрение домашнего воспитания, взаимной любви мужа и жены или взаимных чувств между родителями и детьми, правил поведения, прав хозяев и смирения, послушания слуг. Или, если такой путь покажется предпочтительнее, мы будем рассматривать взаимные обязанности сильных и слабых по отношению друг к другу, финансовые премудрости, любовь и ненависть, общественные отношения и торговлю, родственные и семейные отношения. Позднее мы будем иметь дело с гражданским порядком, сначала мы поговорим о власти, королевских прерогативах и деспотическом управлении, о людях состоятельных и непокорном плебсе, о правлении оптиматов и амбициях избранных. Мы обсудим проблему выдвижения советников в государстве, принятия и отмены законов, права магистратов и частных лиц, тему объявления войны и заключения мира, организации защиты граждан и отражения нападения врагов; поговорим о поражениях и победах, наградах и наказаниях, о наложении и снижении налогов, о назначении на должность и снятии, а также об отзыве посольств, об утверждении и отмене союзов и корпораций, о руководстве обучением и развитии наук, коснемся общественных и частных судебных разбирательств, обсудим наказания - мягкие и суровые, исполнение приговоров и помилование, собрания и речи ораторов. Наконец, мы коснемся сельского хозяйства и разведения скота - занятий, благодаря которым в основном и существуют государства, затем торговли, медицины, фармакологии, музыки, гимнастики, живописи и скульптуры, парфюмерии, других видов деятельности, направленной на обеспечение удовольствий. Далее коснемся вопросов литературы, толкования Божественного и общественного законов. Второй раздел в достаточно полном объеме отразит историю природных явлений, с которыми часто приходится сталкиваться при чтении исторических сочинений. Сначала будут рассмотрены принципы, лежащие в основе определения природы времени, места, движения, с его скачками и спадами, изменениями, будут рассмотрены первоэлементы и их природа, затем простейшие элементы, металлы, камни, типы растений, живые существа, разделенные на три группы, наконец, небесные светила, размер и форма мира. Все эти вещи можно объяснить более точно на основе предельной неизменности природы. Последний раздел касается Божественных явлений; сначала поговорим о человеческом разуме, который является наивысшей точкой естественного развития, но - самой низкой Божества; затем - о тройственной природе разума, потом - о Боге, его деяниях, о пророчествах, наконец, о религии и об отсутствии набожности. Эти темы могут изучаться в таком порядке, в каком они размещены в соответствующих разделах, или в том, который покажется более удобным для каждого читателя. В специальном разделе мы изложим достопамятные факты, встречающиеся при чтении истории; при этом на полях каждого раздела, касающегося человеческой деятельности, будут добавлены заметки о планах, словах и поступках; каждую часть мы будем начинать с заглавных букв. Далее мы покажем то, что при пристальном рассмотрении может оказаться благородным, низменным или не имеющим нравственной окраски. Тогда мы будем делать пометку "С.H." (consilium honestum) - благородное, заслуживающее внимания мнение. Но если кто-либо, отвергая учение стоиков, предпочитает отделять благородное от полезного, низменное от бесполезного, то я возражать не буду. Затем мы установим четыре вида деятельности, классифицируя их как низменную, благородную, полезную и бесполезную. Но, например, куда отнести план Фемистокла об уничтожении флота: в интересах государства он был передан Аристиду, что было крайне полезно для последнего, но не благородно. Подобные темы мы осветим в главе, озаглавленной "О планах, разработанных в интересах государства", добавив на полях буквы "C.T.U." (consilium turpe utile), то есть пример безнравственный, но полезный. (33)  Кроме того, прежде чем помыслы воплотятся в слова и дела, необходим совет. Совет может и не воплотиться в делах, но они не могут существовать без него. Без совета невозможно обойтись по крайней мере до тех пор, пока не задумают что-то вовсе безрассудное. Замыслы великих дел почти всегда секретны; раскрывать их рискованно, и они мало кому известны до тех пор, пока поступок не совершен. Например, полезный совет Цинцинната во время великих бурь и кризисов часто спасал государство римлян. Когда плебс, охваченный эмоциональным подъемом, захотел удвоить количество трибунов и апиусов, а консул яростно воспротивился этому, Цинциннат сказал в узком кругу: "Одобрите это, так как чем больше трибунов, тем более ограничена власть каждого из них и протест одного может ослабить или приостановить власть всех". Конечно, плебс не сообразил, что был обманут, и благодарил Сенат так, как будто им была оказана великая милость. Пусть планы, направленные на пользу государству, будут названы полезными и благородными. Что касается известного поступка Матиуса, который, купив дом и испытывая при этом угрызения совести, заплатил продавцу больше, чем тот просил, то его можно назвать благородным, но бесполезным. Тогда как план Фемистокла, решившего тайно предупредить короля Персии о намерении греков отрезать мост, который соединял Азию с Европой, был не только благородным, но также очень полезным, как для самого Фемистокла, сохранившего тем самым расположение персов, так и для всей Греции, ибо побудил персов к поспешному отступлению. Почти всегда полезные вещи оказываются благородными. Если следовать предложенной классификации, то иногда планы, слова и поступки совпадают, например план Секста Тарквиния, направленный против Лукреции, был коварным, речь была еще хитрее, а поступок - и вовсе наиковарнейшим. Иногда произнесенные вслух слова могут отличаться от планов или поступков; так было, когда Август захотел установить свою власть пожизненно, нанеся поражение Марку Антонию при Акции. Он прибегнул к неожиданным методам, прямо противоположным тем, о которых говорил в речи, произнесенной в Сенате. В речи он действительно неоднократно отказывался от управления государством и просил освободить его от власти, но в конце концов, одолеваемый мольбами тех, кого сам же и подкупил, он призвал в свидетели богов для того, чтобы поклясться, что по истечении десяти лет своего правления, если страсти улягутся, он передаст власть другому. В итоге этими ложными клятвами он продлил свое правление на сорок пять лет. Здесь Цицерон, не терпящий раболепия, сказал бы, что благородная речь не соответствует низменным планам. И так как один и тот же исторический факт может быть рассмотрен с разных точек зрения и подан под разными заголовками, то мы должны внимательно следить за основными мыслями исторического сочинения. Как в том случае, когда Плутарх в "Жизнеописании Деметрия" и Аппиан в "Сирийских войнах" рассказывали об Антиохе. Антиох, возбужденный невероятной страстью к своей мачехе Стратонии, начал чахнуть и, казалось, был при смерти. Положение, однако, спас Эресистрат, сын дочери Аристотеля, который остудил силу любви, опираясь на свой опыт. Он сказал Селевку, отцу Антиоха: "С твоим сыном все кончено". Селевк потребовал объяснений, тогда Эресистрат сказал: "Он отчаянно влюблен в мою жену". Селевк отвечал: "Я не доволен тобой. Почему ты не можешь уступить любви молодого человека?" На что Эресистрат резонно заметил: "Но ведь ты тоже не уступил бы своей любви никому?" Селевк воскликнул: "О, если бы боги повернули его любовь к моей дорогой Стратонии!" В этот момент Эрисистрат сказал: "Ну, что ж, раз так, то тебе уже предоставлен случай быть одновременно и отцом, и лекарем". И Селевку ничего не оставалось делать, как уступить мачеху Антиоху. За эту услугу Эресистрат получил шестьдесят тысяч золотом. Эта история касается и любви, и избавления от серьезного недуга, и отцовской любви, и сыновнего уважения, и щедрости, и, наконец, смелой и мудрой речи Эресистрата. Все же поскольку великая сила любви отца к сыну помогла благополучной развязке событий, то мы будем ссылаться на эту историю, приятную и памятную, оценивая ее не как историю о добродетели, или щедрости, или благополучном исцелении, а как историю любви. (34)  В речах людей также можно обнаружить много вещей горьких, отвратительных и позорных, их называют зачастую низкими, но мы знаем речи и изысканные, и мудрые, которые признаются как благородные. Однако те, которые не соответствуют определению "низкие" или "благородные", я обычно отношу к разряду "нейтральных". Фокион заметил однажды Демосфену: "Люди уничтожат тебя, стоит им только разбушеваться". "Или тебя, когда они образумятся", - был ответ. А когда Демосфену кто-то задал глупый вопрос: "Кто самый лучший из граждан?", то он ответил: "Тот, кто не похож на тебя". Подобные удачные остроты служат украшением речи. (35)  То, что происходит по воле случая, хотя ничто не может быть случайным, более удобно относить к примерам из человеческой жизни, но стоит отойти от общепринятой терминологии, и станет ясно, что случаи эти имеют своим источником иногда Божественные силы, а иногда - природу. Иллюстрация этому в словах Тацита, который пишет, что среди федератов пятьдесят тысяч человек умерли в изнеможении в амфитеатре. Это будет помещено под рубрикой "Смерть"; этот же заголовок будет дан для рассказов о потерях, кораблекрушениях и случайных поражениях. Под одним и тем же заголовком могут оказаться и противоположные темы, поскольку они почти соседствуют в истории; так сказать, добродетели и пороки, подлость и благородство идут рука об руку, так что, составляя перечень человеческих качеств, можно говорить одновременно о противоположностях: например, простота соседствует с благоразумием и хитростью; трусость со смелостью и безрассудством; самонадеянность с надеждой и отчаянием; непостоянство с постоянством и упрямством; флегматичность со сдержанностью и несдержанностью; высокомерие со скромностью и самоуничижением; жестокость, которую Сенека мудро назвал пороком души, с мягкостью и терпимостью; скупость с щедростью и расточительством; шутовство с вежливостью и невоспитанностью; лесть с доброжелательностью и замкнутостью; милосердие с верой, последние не имеют крайних степеней и обозначают лишь то, что они обозначают. В определенных случаях крайности не допускают промежуточности в смысловых оттенках, как, например, в словах "зависть", "злорадство", "угрюмость", "наглость"; даже малая доза этих качеств не украшает добродетельного человека и воспринимается как порок из века в век. (36)  Но если кто-либо не удовлетворится таким подходом к добродетелям и порокам, то можно добродетели выделить и свести их все к четырем - благоразумию, сдержанности, честности и справедливости, которую Филон, избегая двусмысленности слов, называл высшим благом, полагая, что она являет собой и честность, и высокую нравственность в их высших проявлениях. Платон учил, что каждый человек сам воспитывает себя в духе справедливости, или, как говорят иудеи, каждый человек воспитывает в себе справедливое милосердие. Платон считал благоразумие спутником возвышенной души, руководителем на пути к желаемому, способным предупредить об опасности; смелость он помещал в сердце; сдержанность - в печень, однако высшим проявлением всех этих качеств он считал справедливость, которая подает команду разуму, приводя все в гармонию. Таким образом, казалось бы, он всему определил свое место. Но в действительности это или совсем ничего не означает, или же справедливость была совершенно перепутана с благоразумием. Все, что связано с деятельностью правоведов, называется не нравственной добродетелью, но благоразумием. Человек, который лишает других собственности или принимает неправильные решения, поступает плохо; тот, кто хвастает тем, что забрал жизнь у того, кому ее не давал, выглядит диким и грубым. Если мы наделим полномочиями, связанными с такого рода справедливостью, низкую душу, то сами попадем в разряд диких зверей, потому что уравняем низкое и справедливое. Но если что-либо и объединяет души людей, так это - благоразумие, которое служит связью между всеми добродетелями и различными областями знания и при этом являет собой высшую добродетель. Если мы на этом не остановимся особо, то не ответим на вопрос философов, является ли благоразумие добродетелью. Как аргумент мы приведем мнение самого Платона, который в последней книге "Законов" мерилом всех видов деятельности человека называл добродетель, а мерилом добродетели - благоразумие. Теперь, отвергнув мнение стоиков, мы наделим добродетелью деятельность, относящуюся к интеллекту или ученым занятиям - теоретическим, практическим и результативным. Подходя таким образом, можно обнаружить, что исторический факт, явившись нам через письменное слово, не может не вызвать похвалы или порицания и каждый такой факт обретает свое соответствующее место. Если при изучении истории кажется, что подлость сочетается с благородством, полезное с бесполезным, то мы должны, избегая дискуссии, отнести это к надлежащему разделу. Иногда подлость становится популярной в истории благодаря красочным описаниям. (37)  Далее обратимся к примеру из деятельности римского Сената, который приказал галльскому проконсулу разрушить союз ахейцев, и это при том, что если бы тот следовал добродетелям своей натуры, то ему, наоборот, надлежало бы поддержать их дружбу и примирить, случись им поссориться. Мы считаем, что это было бы полезнее для римлян, потому что и лакедемоняне, и венеды, и многие другие народы придерживались именно этого пути; Демосфен же в своей речи против аристократов показал выгоду избранного пути и для афинян. Однако если нарушались права нации, то это должно оцениваться как бесполезное и недостойное. По мнению неопытных и несведущих людей, для Карла V было выгодно убить послов Рихена и Фредоса и скрыть, что они были убиты его людьми, потому что они имели своими союзниками армию турок. Все же это преступление оказалось не только подлым, но и обернулось самым пагубным образом против Карла V и его страны, став поводом для великой войны, в которой христианское королевство запылало в огне. Разрушение Коринфа и поражение Тарента не имело какой-либо иной причины, кроме оскорбления послов. Тот, кто предпочитает следовать не решениям своего народа, а лишь совету мудрых, обречен постоянно делать ошибки в управлении государством. Наконец, читая работы историков и даже обильно их цитируя в своих трудах, нам все-таки следует как-то выделять абзацы и части на полях. Это позволит нам относить нужные факты к определенной теме. Немало пользы принесет и повторение самых важных мест, так как сведения более прочно осядут в памяти. ГЛАВА IV Выбор историков (38)  Одна из особенностей изложения древней истории была очень унизительной для скифов и сподвигла их на попытку уничтожения всех книг и документов древних. Заключалась эта особенность в том, что библиотеки и архивы греков и римлян были заполнены письменными памятниками, восхваляющими их собственные героические дела, но при этом все другие народы, которые совершали дела не менее великие, были несправедливо забыты или история их описывалась в неприятных, резких и даже враждебных тонах. И это действительно правда, ибо греки и римляне не знали предела в восхвалении самих себя; другие народы, например евреи, долгое время вообще ничего не записывали о себе. Я не знаю, почему те, кто на деле ведут войны и управляют делами, как правило, сторонятся подробного описания событий, а люди, которые посвящают себя таким описаниям, часто становятся пленниками ловушек, расставленных их же собственными восторгами и восхвалениями. И это не делает их произведения более привлекательными и почти никогда не вызывает интереса у нас. Кроме того, часто случается так, что народы, долгое время преклонявшиеся перед физической силой и силой духа, позднее обретают интерес к литературным занятиям. Это происходит потому, что мирные занятия смягчают их нрав и они становятся более миролюбивыми и наблюдательными; а люди, которые занимаются созерцанием Божественных и природных явлений, не только избегают кровопролитий и убийств, но и вовсе избавляются от варварства и жестокости. Очевидно, что этот процесс прежде всего коснулся греков, затем - римлян и только потом распространился на другие народы. Например, Фокион пишет об афинянах, которые разили превосходящего их врага не только военной силой, но и словом. Демад добавляет, что афиняне обожали флейту, искусство владения которой сравнивали с искусством владения речью. Мягкость проявлялась даже у азиатов, которые любили порассуждать. Спартанцы в целом, несмотря на недостаток в литературных знаниях, были знамениты своими делами как на родине, так и за ее пределами; их подвиги воспевались не только актерами и поэтами, но их признавали даже враги спартанцев. В то же время вполне достойные восхваления ратные дела кельтов, германцев, арабов, турок - их войны и многочисленные победы - теряются в забвении или являются нам лишь в скудных комментариях их врагов. А вот греки, в противоположность этим народам, в деталях расписывали битвы при Саламине и при Марафоне; причем свои хроники они составляли с такой тщательностью, что даже нам эти события представляются самыми важными в том периоде. Еще одним примером безупречного владения словом может служить ответ Александра Великого, уже победившего персов и занявшего трон Персии, послам Греции; когда те сообщили полководцу о том, что его родина объята пламенем великой войны, то получили ответ, так поразивший их своей вежливостью и спокойствием, что великая война показалась им войной мышей и лягушек. Причины побед Александра в войнах с азиатами и персами, которых и Катон, и Цезарь называли женоподобными, кажутся незначительными, если сравнить их с причинами побед над кельтами, германцами, турками, татарами. Это легко понять, если прислушаться к тем военачальникам, которые причинами своих побед считали слабость противника и невыгодные условия, в которых тот оказался. (39)  Для того, чтобы собрать крупицы истины из разных источников, при отборе и учете личных особенностей авторов и при изучении их произведений мы должны помнить мудрое изречение Аристотеля: „Когда читаешь историю, неизвестно, что более необходимо - верить или постоянно сомневаться". Если мы согласимся со всем, о чем пишут, не усомнившись ни в чем, то наверняка примем правду за ложь, а это может привести к грубейшим ошибкам в управлении государством; если же мы не доверимся слепо всему материалу, который содержит история, то в делах нас будет ждать победа. Первое указание относится к ошибкам тех писателей, которые детально разрабатывают все документы прошлого наряду с баснями и выдумками. В связи со вторым указанием упомянем турок, которые говорят, что не имеют сведений о прошлом, хотя и очень им интересуются, потому что они уверены, что надежный и правдивый рассказ не может быть написан людьми, которые следуют слухам. Но еще более отвратительны те писатели, которые присутствовали при описываемых событиях или принимали в них участие, но во многом излагают их лживо или уклоняются от правды из-за корысти или страха перед немилостью владык. Сам Плутарх напоминал об этом и на своем пути он избегал подобных ловушек. Но почему писатели обращаются прежде всего к потомкам, забывая при этом, что есть еще и современники? Среди множества писателей найдутся и такие, кто при изложении событий не руководствовался ни чьими-то мольбами, ни подкупами, ни завистью, ни какими-либо другими чувствами, но при этом осторожного читателя поразит в большинстве случаев нечто среднее между пороком тщеславия и глупостью, поэтому следует тщательно выбирать лучших авторов, при этом надо обращать внимание не только на форму выражения, но и на содержание и авторские оценки в интересующей вас работе. И только таким образом внимательный читатель сможет ясно понять характер и способности историка. Интересно, что писатели, произведения которых известны даже в народе, как правило, не поддались влиянию чужих мыслей или мнений. Но требование беспристрастности не должно отпугивать лучших людей, ведь мы ставим своей целью ограничить активность худших. Мне не хочется выносить окончательных приговоров, так как эта ответственность требует довольно высокого мастерства и таланта. Я просто попытаюсь высказать приемлемые принципы изложения истории и привести некоторые заслуживающие внимания примеры. Если кто-то не примет моих подходов, то я не буду чувствовать раздражения, даже если мне придется изменить свое мнение. (40)  Правильно поступают те люди, которые пристрастно и пристально рассматривают картины: обсуждают их композицию, колорит, но при этом они не должны пренебрегать правом художника выражать свое мнение и предлагать свое решение. Сейчас ряд значительных вещей выпал из поля зрения многих проницательных людей, поэтому человек, который хочет оценивать достоинства и недостатки историков, как если бы он оценивал картину, не только должен иметь хорошие знания, но также должен иметь опыт длительной административной, государственной или управленческой деятельности. Далее я хочу выделить три вида историков: к первой категории я отнес бы тех, кто наделен способностями от природы, имеет блестящее образование и пытается предопределять развитие событий; вторая группа - те, кто недостаточно образован или не одарен природными способностями; третья и последняя группа - те, кто имеет определенные природные способности, а также невероятный энтузиазм и трудолюбие в сборе материалов. Пафос своих трудов они черпают в жизнеописаниях тех людей, которые проводят всю свою жизнь в общественных или государственных делах. Но это условное деление еще не означает, что все историки делятся на три вида - категорий таких бесконечное множество, потому что люди имеют различные способности, образование и опыт. Лучшие писатели имеют счастливую возможность черпать из этих трех источников, но при условии, что им удалось избавиться от всех пристрастий в написании истории. Хорошему человеку трудно воздержаться от проклятия, читая о злодеяниях, и, наоборот, трудно не поддаться чувству любви и восхищения перед героями. (41)  Первые попытки приукрасить историю появились тогда, когда перестали гнушаться использовать чистую ложь для похвалы конкретных лиц и откровенную брань, чтобы оболгать какое-то лицо. Но если даже сочинения лучших писателей обманывают надежды, то что же говорить о плохих произведениях? Нас побуждает к работе еще и то, что историки или авторы пишут свои трактаты для удовлетворения собственных интересов или в угоду интересам соотечественников или же иностранцев, врагов или друзей, под давлением военной дисциплины или гражданской ответственности, наконец, вдохновленные своей собственной эпохой или древними временами, своими современниками, а также потомками, для которых трактат и предназначается. (42)  Человеком, имеющим опыт в общественных делах, я называю того, кто участвует в общественных советах, органах исполнительной власти или в законодательных органах или имеет отношение к ним. В этих трех сферах определяются самые серьезные интересы государства. Но общественная деятельность становится еще более плодотворной, если человек не только принимает участие в деле управления государством, но также является знатоком в области литературы и общего права. Без книг трудно достичь упорядоченного знания в управлении государством. К тому же человеческая жизнь конечна, она коротка для приобретения знаний посредством длительного путешествия по странам и разностороннего знакомства с людьми. Но Ликург, Солон и Улисс, конечно, достигли многих знаний без книг. Последнего из трех Гомер назвал „проницательным" потому, что он видел города и обычаи многих народов, был человеком, понимающим важность и значительность различных стран, размышляющим о природе животных и растений, строительстве зданий и пирамид, о ценности потускневших и истертых монет древних. Эти трое рассматривают, оценивают бесценный опыт законодательства и правовой системы разных народов, условия возникновения и развития государств, и благодаря их наследию мы можем иметь настоящие, подлинные знания об управлении государством. Мы установили важное значение исполнительной власти и общественного совета в управлении, но правильно понять традиции народа и установить тип государственной власти можно только на основе знания законов верховной власти. Тот, кто занимается судебными разбирательствами, как сказал Аркадий, получает и владеет знаниями об истинном добре и зле, без этих знаний не может существовать представлений о прошлом, и без их учета оно не может быть понято. Более того, между высшими проявлениями добра и зла содержится вся человеческая мудрость. Из всего вышесказанного мы можем установить, что тот, кто без опыта или без знания хорошей литературы, с недостаточной подготовкой предпринимает попытку написания истории, будет выглядеть смешно и нелепо. Это наиболее важный критерий в отборе историков. Быть свободным от эмоций - очень трудное условие, поэтому мы с самого начала должны остерегаться бездумного согласия с писателями, которые повествуют о вещах маловероятных, идет ли речь о соотечественниках и друзьях историка или же о его врагах. С другой стороны, мы не можем безгранично верить автору, даже если он является участником событий и учитывает при этом точку зрения врагов. Для собственного спокойствия я не буду доверять мнению врагов или противоположной стороны, а приму сторону третьего лица, которое, подобно беспристрастному судье, будет свободно от всех предубеждений. Таков Дионисий Галикарнасский, доказательно и убедительно писавший о римлянах, более того, излагавший историю правдиво и лучше, чем Фабий, Салюстий или Катон, которые были необъективны к своим соотечественникам. Полибий и другие греческие авторы часто обвиняли Фабия и Филона в лживости, потому что сведения о Пунических войнах излагались таким образом, что римляне наделялись одними только достоинствами и удостаивались восхвалений, а о карфагенянах сообщались исключительно неблагоприятные факты. С другой стороны, Филон писал, что финикийцы хорошо воспитаны и храбры во всех делах (то же самое писал и Полибий), тогда как римляне - низменны и бездуховны. Кроме того, по мнению Полибия и Фабия, финикийцы были людьми высокой честности и сообразительности, потому что умело скрывали от врагов все планы государственной политики. Далее каждый, оседлав своего любимого конька, становится оратором, искусство которого заботливо оберегает его самого от критического или неблагоприятного мнения других. Но никакие средства не могут обеспечить того, чтобы один и тот же человек выполнял бы одновременно обязанности хорошего оратора и хорошего историка. Я не одобряю тех историков, работы которых служат примером безудержных похвал достоинств людей, без упоминания их пороков. До сих пор еще никто не показал примера такой великой честности, чтобы иметь силы признать свои ошибки и заблуждения. Эйнгард и Аккольти таким образом увлекались восхвалениями Карла Великого, Евсевий - Константина, Лабрий - Фердинанда, Павел Джовио - Козимо Медичи, Филострат - Аполлона, Прокопий - Велизария, Стафалий и Лев - императора Карла, что они выглядят хорошими ораторами, но плохими историками. Более того, мудрый критик будет проверять каждого историка не только на авторитетность среди соотечественников, но и на уважение среди врагов. Можно ли во всем согласиться с Филиппом Коммином в его описаниях бельгийских дел, участником которых был и Павел Эмилий. Сочинение Филиппа Коммина полно восхвалений Людовика, а Павел Эмилий отвергает это и присоединяется к тем, кто ищет середину. Ле Мэр называет Филиппа Коммина и его союзников вероломными людьми и убийцами его брата. Полагая, что нет ничего более важного, чем утвердить деспотизм, они своими преступлениями нарушили и человеческий, и Божественный законы. Кроме того, он называет Коммина предателем своей страны и дезертиром. Однако оценки ни первого, ни второго не выдерживают критики, потому что основа их - в первом случае - огромные денежные награды короля, во-втором - мнение врага, который огульно обвиняет противника в преступлениях, обвиняет бездоказательным, непристойным для историка способом. Эмилий же не был ни врагом, ни другом, так как он пришел из Вероны, и он говорил благоразумно, сдержанно, в своей особой манере. „Герцог не соглашался с политикой короля и вредил ему через сыновей брата". Эмилий не подтвердил крайних оценок, но он не упустил ничего доподлинно известного. Первые двое писали во время жизни Людовика, третий - на сто лет позднее, поэтому он не испытывал ни особого расположения к кому-либо, ни страха или ненависти. Тацит в его отчетах, написанных им при жизни Тиберия, Клавдия, Калигулы, Нерона, допускал искажения в изложении событий из-за страха. Однако после их смерти его сочинения о них наполнились ненавистью; затем он решил написать отчет, отрешившись от ненависти, гнева или восхищения; описать дела, отбор которых определялся лишь его личным интересом - он обратил свои взоры ко времени, отстоявшем от его эпохи на сотню лет. Хотя Аристотель был прав в своем предпочтении середины, когда он сказал, что ненадежны историки, произведения которых написаны слишком много лет спустя, равно как и историки - современники событий. Историкам - современникам событий трудно выпустить в свет свои произведения, ибо отчет может пострадать, подправленный во имя кого-либо, или может нанести ущерб чьей-нибудь репутации. В своих речах Цицерон говорит, не упоминая конкретных имен, об ораторах, которые жили, „боясь гнева тех, кто имел власть". Более того, разве можно историку искать правду в государстве, основой которого является принцип: что бы ты ни думал, но высказывать свое мнение постыдно и опасно? Поэтому лучше преодолеть страх настоящего и жажду наград и вверить свое уникальное сочинение потомкам. Но если кто-то захочет добиться блестящей славы своим трудам еще при жизни, он должен будет беспристрастно исследовать все общественные и частные источники и только потом уже писать историю. Знаменитые писатели дают пример такого подхода - Ливий, Светоний, Тацит, Арриан, Дионисий Галикарнасский. На работы этих авторов можно легко положиться потому, что они писали не об их собственном государстве, собирая все комментарии и свидетельства дипломатических сношений государств из официальных документов. К этому же классу историков можно отнести Полибия, Плутарха, Мегасфена, Аммиана, Полидора, Ктесия, Эмилия, Альвареса и Людовика Римского. Но к рассказчику меньше доверия, если он употребляет сведения, полученные из вторых рук - опираясь на рассказы других, как сказал Полибий, даже если он и не использовал фальсифицированных документов. Поэтому лучшие писатели подчеркивают, что они собирали свой материал из официальных документов, отбирая наиболее достоверное для своих произведений. (43)  Так, Марциан Капелла утверждал, что он вывел на чистую воду галлов на основе их же собственных официальных документов. Арриан таким же образом отмечал в самом начале своей работы, что читал ранее ему неизвестные комментарии короля Птолемея, который во всем разделял предприятия Александра Великого. Аппиан излагал историю с уважением к произведениям Августа, Мегасфена и Ктесия, а также общественным отчетам и известным летописям персов. Диодор заявлял, что он видел секретные архивы египтян, после просмотра которых он поддерживал мнение Онесикрита и Аристотеля, что утверждение послов Александра Великого о том, что они посетили Египет и Индию, на основе этих архивов можно считать хвастовством. По поводу этого Палефат сказал: „Мы себя видим своими собственными глазами". Очевидным является и то, что настоящая историческая правда не может содержаться в свидетельствах королей, где они похваляются своими многочисленными подвигами, мы же будем серьезно исследовать только тот материал, который выходит за эти рамки или только косвенно относится к восхвалениям или порицаниям. Мы будем, например, заниматься установлением последовательности времен, изучением различных направлений деятельности, форм правления, периодов царствования королей, генеалогий, общественных анналов, особенно, тех где содержатся сведения о государственных делах. Здесь было бы уместно возвратиться к словам Мегасфена, который заявил: „Правда то, что все авторы, писавшие при дворах, нуждались в документах, но только священники, которым вверяли сохранение общественных анналов, могли их использовать. Примером является Берос, который восстановил всю историю ассирийцев по анналам древних и в конце труда сказал: „Этого достаточно". Даже если какой-либо факт, изначально кажущийся вероятным, имеет много свидетелей, пытающихся доказать его правдивость, но при этом версии последних не сходятся друг с другом в деталях, то при этом факт не может считаться истинным. Кто поверит в то, что однажды римский Сенат согласился с гражданином, заявившим, что получил указание Юпитера о том, что Олимпийские игры надо проводить заново, потому что на ранеепроведенных играх танцовщицы были не очень искусны в своем мастерстве, и что после этого заявления Сенат приказал повторить Олимпийские игры. Так вот, если бы всего один человек заявил об этом факте, то ему бы не поверили, но если эту точку зрения выскажут Плутарх, Плиний, Дионисий, Валерий Флакк, Полибий, которые не могут быть заподозрены в сговоре с Сенатом или с каким-либо гражданином, то не поверить в это трудно. Некоторые, конечно, могут задаться вопросом, а не опровергает ли мнение одного автора точку зрения другого? Это, конечно же, может произойти и происходит не только при изложении человеческой истории, но и в естественных дисциплинах. Многим по душе старый известный рассказ о том, что лебеди погибают с нежной прощальной песней; эта история, точнее, рассказ о ней изложен с таким вкусом, что многие поэты и писатели, начиная с Эсхила, верили этому так же, как и философы - Платон, Аристотель, Хрисипп, Филострат, Цицерон, Сенека. Но ведь еще Плиний, раньше афинян, исходя из опытов, доказал, что это ложь и поэтому мы поверим скорее ему. Каждому понятно, что пример из естественной истории - либо правда, либо - ложь, ибо и это можно проверить. Тогда как опыт человеческих дел весьма разнообразен, здесь могут вкрасться ошибки, которые не так легко выявить. (44)  Многие пишут, что Карл герцог Орлеанский отбывал наказание в Париже за преступление против Его Величества не год и не два, а двенадцать лет, затем он попал в плен к англичанам и благополучно возвратился во Францию, где и умер с миром. Но историков, описывавших эти события, мой соотечественник дю Белле критиковал, так как считал недостатком изложение таких фактов по слухам, распространенным за границей. Страбон упрекал в недостатке такого же рода Посидония, Эратосфена, Метродор, потому что те исказили подлинную историю, используя слухи, которые распространяли ничтожнейшие из людей. Посидоний ссылается на Помпея в мнении, что нельзя излагать что-либо, не заручившись поддержкой авторитета. Поэтому в материале, который излагается писателями противоречиво, я думаю, следует верить более современному отчету в том случае, если автор приводит неопровержимые доказательства или дает очень доброжелательную критику. (45)  Такова власть и природа правды. Она не укажет дороги вперед положительному опыту, если сопровождается частыми ошибками, лестью, противоречиями, ибо именно они ведут к остановке движения. До тех пор, пока среди людей, которые спорят о вероисповедании, будет царить свара, мы не найдем защитника христианства среди евреев или защитника иудаизма среди христиан, мавров или мусульман. Однако, сделав правдивость произведений основным критерием в оценке их авторов, мы можем определить, кто они, какие интересы защищали и являлись ли серьезными авторитетами в данной области знания. Здесь многие читатели заблуждаются, причем скорее вследствие ошибочной оценки или из-за недооценки и пренебрежения древностью, чем из-за стремления ко лжи и обману. Это распространенная ошибка. Так, например, древние греки, рассказывая о германцах и кельтах, или римляне, повествуя о халдеях или евреях, зачастую были несправедливы именно потому, что пренебрегали древней историей других. Более того, когда мы читаем нелицеприятные вещи, написанные о враге, то не спешим согласиться с автором, ибо, конечно же, мы не совсем верим ему. Калигула мудро приказал распространять как можно шире слова Кассия и Лабиена о Цезаре, хотя они были запрещены указом Сената. Именно он заявил, что преследует этим государственные интересы и что дела одного должны быть известны всем. Даже если сохранились свидетельства предшественников или письменные источники о Цезаре, я не поверю им абсолютно, так же как не поверю самому Цезарю, который писал, что последователи Помпея не считались со средствами при достижении цели, пренебрегали и святым, и человеческим для приобретения богатств и славы в веках, хотя он и сам исказил историю и оклеветал галлов, не побоявшись ни религии, ни богов, и даже участвовал в грабеже священной гробницы. Но Цезарь отказался открыто предъявлять свои обвинения Помпею, потому что ему было достаточно доказать справедливость причин войны, хотя никто не может назвать справедливыми причины, побудившие поднять армию против своей родины. И тем не менее тому, что он пишет о войне, можно верить. Особенно в той части, которая посвящена событиям, имевшим место после того, как главнокомандующему было запрещено законом выслушивать лгущих трибунов, рвущихся к славе. С другой стороны, излагая правду, нетрудно было лишиться и славы, и власти. Но даже если эта часть закона изложения истории и нарушалась безнаказанно, то все-таки страх позора удерживал человека, изначально стремящегося к славе, особенно если он свободно распространял свои произведения при жизни, имея при этом бесчисленных врагов, всегда готовых разоблачить его лживость. (46)  Допустимо, что в ответе Катона Цицерону, как сообщил Тацит, многие вещи излагались так, чтобы подстраховаться и выстроить защиту еще до того, как его осудят судьи. Мнение врага можно считать основательным, если этот человек не развращен деньгами и не думает непрестанно о славе, словно заключенный о свободе. И это вполне справедливо в отношении Фруассара. Разве не правда, что англичане оказались более должны ему, чем он англичанам, стоило ему открыто признать, что он принимал от них щедрые подарки. Тем же путем шел Леонардо Бруни, похваляясь подарками, которые он принимал от воспеваемых и восхваляемых им людей. В заключение я хочу высказать следующую мысль: свидетельство человека, большая часть жизни которого отдана делам государственным или войнам, звучит более убедительно. Я думаю, что никто не может совсем отказаться от восхвалений своей страны и не может в этих похвалах быть равнодушным. Так, например, Полибий, наиболее внимательный и правдивый среди лучших из известных нам писателей, повествовавших о своих соотечественниках, не смог воздержаться от очень язвительной брани в адрес Филарха только потому, что тот скрыл доблесть и славу меголополетян в войне против Аристомаха. Этот мотив, если я не ошибаюсь, стал основным у Плутарха в произведении о злобе, направленном против Геродота. В этой работе он остановил свое внимание на материале о биотийцах и херонейцах. Может быть, именно этот вышеназванный пример удержит вас от улыбки при чтении работ Сабеллико, где он сравнивает войны венецианцев с делами римлян? Даже Джованни Джандоннати - гражданин Венеции - не смог вынести этих сравнений. Почти все историки борются со своими слабостями. Это касается и Цезаря, когда он описывал традиции греков, и Тацита с его описанием германцев, и Аппиана, когда речь шла о франках. Хоть они и были иностранцами, но, очевидно, имели знания древней истории народов, о которых писали. Но серьезные сомнения, не приятные ни мне, ни истории, которые вызывает материал, окрашенный в откровенно хвалебные или враждебные тона, равно как и вывод, сделанный в ходе полемики, все-таки полезны, так как помогают сформировать непредубежденное мнение. В конечном счете все зависит от выбора историков, я же намерен приводить существенные аргументы каждой стороны с тем, чтобы читатель получил материал для своего собственного суждения. С некоторых пор история существенно отличается от того образа правды, который содержался, например, в летописях, исправленных и приведенных в соответствие с истиной, в летописях, оценить которые может любой. Я предполагаю, что склонность историков преуменьшать значение великих событий, обусловлена тем, что они видят только общую картину. Это сочетается с желанием навязать неопытному читателю мнение, заведомо сомнительное. Вышесказанное следует всегда иметь в виду, чтобы не поддаться обману. Свойство истории таково, что с течением времени происходит переоценка ценностей, и поэтому приходится все подвергать сомнению. И это никем не оспорено. Весьма огорчительной представляется ситуация, когда исторический материал становится лишь приятным поводом для рассуждений риториков или философов, которые рвут нить незаконченных письменных источников или направляют размышления и память читателей в каком-нибудь ином направлении. Так что читатель имеет право отвергнуть Тимея с точки зрения обоих недостатков, ибо он отступает от истории, часто сводя повествование к простым упрекам - его не зря называют „клеветником". И вряд ли есть что-либо более трудное, чем решать беспристрастно, имеешь ли ты право судить других за эмоциональные оценки величайших руководителей государства, если ты сам не был рожден частью государственной системы или консулом? Кроме того, что является более глупым, чем мнение о войне тех, кто никогда не видел сражения, но пытается мудрствовать по поводу чужих поражений или побед? Тот, кто рассказывал о войнах Генриха, я упущу имя этого историка, кто воевал в книге с императором Карлом V и принимал решения и за того и за другого, окружил короля такой лестью, так засыпал его славословиями, что даже Генрих не мог выносить его восторгов без отвращения; с другой стороны, Карла он обвинил в таких грехах, как безнравственность и подлость. Этот „хороший" человек не понимал, что и лесть и упреки могут быть одинаково оскорбительны, особенно если речь идет о собственном короле, от которого зависел вопрос войны с врагами упомянутого лица, победа над ними и, самое главное, договор о его женитьбе. В результате он единодушно признан всеми лживым как историк и пристрастным как судья. Не менее безрассуден был в своих оценках и Джовио, когда он не встретил согласия с собственным мнением у мудрого Селима и Исмаила, затем у Карла V и папы Павла, а также и у других королей. Я согласен с позицией Ксенофонта, Фукидида, Светония, Гвиччардини, Слейдена, которые отваживались на собственное мнение, но делали это довольно редко и осмотрительно. Цезарь, увенчанный военной славой, а кроме того, признанный мастер искусства обобщения, мог действительно иметь собственное мнение в вопросах, касающихся военных событий; и он это успешно продемонстрировал, поэтому и не заслужил сомнительных упреков, касающихся новичков. Кроме того, его перу свойственны предусмотрительность и умеренность. Когда сказали, что Сулла скорее достигнет победы, если не будет преследовать сторонников Помпея, то Цезарь заметил на это: „Советчиков у него много, да только это не дает возможности обнаружить недостатки в его Совете. Но лейтенант - это одно, а генерал - другое. Один выполняет приказ, другой выслушивает советы, но действует согласно своей воле". Мудролюбиво приказание Помпея, отданное им на линии Фарсала, - встать, не продвигаться, не пропускать врага, не атаковать. При этом он цитировал Цезаря: „Как видно, у них нет серьезных преимуществ, но в нас соединяются движение духа и физической силы, от природы нам присущие, которые зажигают нас во время битвы. Военачальники должны не подавлять это, а развивать". Цезарь победил Помпея не только в этой битве, но и в искусстве ведения войны. Мы не испытываем недостатка в примерах, которые подкрепляют свидетельства Цезаря. Вдобавок можно упомянуть и пример описания победы Эпаминода над лакедемонянами. Но ряд подобных сочинений не бесконечен. Доказательство этому Формион, который никогда не видел ни военного лагеря, ни суда, но имел мнение и о военных, и о судьях. Или взять пример, когда человек из школярских глупых побуждений, стремясь исправить законы Ликурга и Солона, желает управлять государством? Когда Аристотель пошел по этому пути, то он испытал на себе враждебность многих, его недвусмысленно упрекал Полибий и еще более прямо - Плутарх. Насколько мудры упреки, я не знаю, только, конечно, абсурдом представляется попытка выносить мнение о вещах, мало известных тебе, кроме того, это в действительности и опасно. В этом отношении Вивес, ученик Карла V, упрекал Коммина за то, что тот часто отходит от исторического материала, предпочитая отбирать из предмета и обсуждать только традиции королей, их добродетели и рассуждения, в основном о счастливой жизни среди философов. Этот человек, конечно, отличался от Вивеса, проводившего все свое время в государственных делах, войнах и официальных визитах. Скорее он подошел бы на роль историка, хотя, зачастую, дает слишком мягкую критику письменного источника, или полностью принимает документ. (47)  В силу других причин меня привлекает авторитет Полибия. Он бранит Филарха за то, что истинные герои не получили от него заслуженных восхвалений. Полибий всесторонне оценивает явления человеческой истории. Так, войну, поощрявшую хороших людей к делам добродетельным, он вместе с тем гневно осуждает как событие, несущее ужасающее зло. Известный подход Тацита и Прокопия принимался многими, и наиболее серьезные писатели, работая с историческим материалом, выражали свое мнение о нем. Более того, Агафий писал, что история не украшается праздными сплетнями старых женщин, которые часто встречаются в жизни и вызывают удивление. Но этот автор не так уж авторитетен в моих глазах, и меня вряд ли убедило бы его мнение, если бы не торжественные свидетельства Цицерона и Цезаря, подтвердивших его превосходство над всеми историками. Они находили его рассказ неприукрашенным, простым, четким, что, несомненно, составляет сильную сторону перед судом любого читателя. Приятно видеть это и у Ксенофонта, схожего с Фукидидом в том, что он предпочитает не давать собственных оценок, строго следует фактам и избегает цветистых риторических выражений. Многие думают, что похвала хорошего и поношение злого принадлежит к числу достоинств и задач истории, однако подобный подход принесет больше правды и пользы философам, которые имеют свои, отличные от историков предмет и круг занятий. Один писатель бранит Нерона больше, чем другой, хотя оба повествуют о том, что их герой убил множество невинных людей, в том числе своего учителя, двух жен, своего брата Британика и в конце концов свою мать. Все эти вещи Светоний описал простой неприукрашенной прозой, без каких-либо излишеств и многословия. Но, когда Аппиан свое повествование о том, что Митридат убил свою мать, брата, двух маленьких сыновей и многочисленных дочерей, закончил словами: „Это был во всех отношениях кровожадный и жестокий человек", он тем самым разрушил веру в то, что излагал раньше, как, впрочем, и Джовио, когда он пространной наполненной презрительными словами речью долго распространялся по поводу жестокостей Селима, принца Турции: „Я увидел достаточно для того, чтобы покрыть его имя вечным позором". Но в действительности куда убедительнее было бы просто написать, что он убил трех пашей, относившихся к нему с глубочайшей верностью и скрывавших свое влечение к нему, двух братьев, пятерых племянников и своего престарелого отца. Джовио выступает здесь как краснобай, что не приличествует серьезному историку, ибо такой подход может удовлетворить тех, кто думает, что ничто не является более скучным, чем неприукрашенная история. Конечно, я не хотел бы ввязываться в спор ради спора и, придравшись к пустяку, пытаться опровергнуть мнение своих великих предшественников. В описании общественной истории безусловно всех остальных превосходят Дионисий Галикарнасский, Плутарх, Ливий, Зонара, Дион, Аппиан; в военной - Цезарь, Патеркул, Аммиан; Ксенофонт, Полибий, Фукидид, Тацит, Коммин и Гвиччардини - в политической истории, в описании жизни королей и придворных интриг - Луций, Спартиан, Слейдан и Макиавелли, что касается традиций народов и отличительных особенностей регионов, то здесь превзошли других Диодор, Мела, Страбон, Лев Африканский, Боэций и Альварес, в вопросах религии наиболее сильны Филон, Иосиф, Евсевий, Сократ, Созомен, Никифор Каллист, Орозий, Сидоний, Григорий Турский, аббат Урспергский, Вильгельм, епископ Тира, Антонин Флорентийский, затем писатели Магдебургских центурий. И, как справедливо отмечали древние, позволим каждому сапожнику тачать обувь по своей колодке, поэтому я не могу принять мнения Полибия о религии или Евсевия о ратном деле. (48)  Теперь позвольте обратиться к тем авторам и их произведениям, которые кажутся нам лучшими. Надеяться, что будущее лучше, чем настоящее, я думаю, на самом деле глупо. Столь же непродуктивно и желание выискивать всюду зло. Я не думаю, что в этом есть какая-либо ценность, польза для людей, пытающихся создать для себя идеал законченной истории, образ столь совершенный, каким никто не хотел быть или когда-либо мог бы быть. Легко смотреть сверху вниз на того, кто не может тебе возразить. Кто сомневается в том, что изложение истории невозможно без серьезного и честного подхода человека строгого, интеллигентного, владеющего слогом, имеющего опыт в делах общественных и наделенного житейской мудростью в той же степени, как и знаниями о великих событиях былого. Глуп тот, кто не восхищается в истории ничем, кроме краснобайства и хитроумных речей или приятных отступлений. Я же пытаюсь насытить разум, что практически невозможно для человека, который ждет от чтения только удовольствия. Моя цель - добыть правдивый материал - именно то, недостаток чего Фукидид и Плутарх критиковали в Геродоте. Я удивляюсь, почему Цицерон назвал его „отцом истории", тогда как древние авторы обвиняли его в фальсификациях, во лжи. Неодобрение сдержанного стиля писателя еще не является основанием для обвинения его в неправдивости, я даже думаю, что в основе сдержанности всегда лежит правда. В работах Геродота есть красноречие и обаяние ионической грации, очень много свидетельств старых времен и много вещей, описанных им правдивее, чем это делалось в более поздние времена. Среди писателей, которые повествуют о событиях современной им истории, необходимо особенно выделить наиболее правдивых. В эту группу я думаю включить Фукидида, Салюстия, Ксенофонта, Коммина, Гвиччардини, Цезаря, Слейдана. Хотя афиняне выражали свое неудовольствие по поводу того, что Фукидид приписывал государственным деятелям чрезмерную благосклонность к спартанцам. На основе этого были найдены яркие свидетельства неправды писателя. То обстоятельство, что он был афинянином, а не спартанцем и во время Пелопоннесской войны служил послом и советником, а кроме того, был выдающимся ответственным летописцем знатных и богатых родов, а значит, обозревал современные ему события как бы с часовой башни, обогатило его большим опытом и позволило скрупулезно исследовать материал на предмет установления его правдивости. Наконец, он обнародовал свои работы в трех больших городах, принимал участие в судебных разбирательствах с людьми, принимавшими участие в событиях; кто после всего этого может не верить в его историю? И именно в силу того, что он не был благосклонен к спартанцам, он безмерно превозносил их, при этом полностью забыв своих сограждан. Но он принимался многими, и они сохранили его книги; ведь он не только оградил от клеветы Перикла, виновника своей ссылки и своего величайшего противника, но даже принес ему посмертную похвалу. Кроме того, он очень верно предсказал, что со смертью Перикла государство разрушится. Диодор безоговорочно осудил выдумку речей за реальных исторических героев. В том же самом Трог Помпей упрекает Ливия и Салюстия. Приводимый им материал свидетельствует, что они объединили истинные и придуманные речи в своих работах, тем самым весьма снизив ценность написанных трудов. (49)  Как сказал Цицерон, нет ничего более приятного в истории, чем простота и блестящая краткость. Но если мы возьмем речи из Ливия - здесь будет очень мало свидетельств такого рода. На этом основании Калигула уничтожал написанное Ливием, а с другой стороны, это же привело к установлению бюста Ливия во всех библиотеках. Его отступления приобретают особую ценность после того, как он в сорок первой книге заявляет, что ничего не будет писать, кроме истории римлян. Относительно Салюстия можно сказать следующее. Поскольку почти все его произведения погибли, мы не можем судить о нем сколь-либо поспешно и считать суд над ним справедливым. Те авторы, на мнения которых мы можем положиться, не отрицают, что он был испытан опытом важных практических дел. Утверждают, правда, что он мог писать более правдиво о великой войне с гугернами. Кроме того, следует помнить, что он исколесил землю почти до Африки, но Салюстий принимал государственные заявления слишком искренне и прямолинейно. Что могло быть смелее, чем приписать только Цезарю или Катону доблесть всех римлян этой эпохи? (50)  В противоположность, Фукидид превозносил Перикла, а Слейдан - короля Франции и герцога Саксонского. Дю Белле и другие искали правды, а Слейдан присваивал себе награды, которые те отклоняли, поссорившись с соотечественниками. Если кто-либо неизвестный голословно утверждал что-либо, то они требовали в подтверждение необходимых доказательств или сами находили их, приняв безоговорочно слухи толпы, молву. Это является общим для всех, кто вместе с Гвиччардини, Плутархом, Макиавелли, Тацитом пытается вывести на чистую воду чьи-то тайные планы и разоблачает различные военные уловки. Слейдан был представителем короля Франции и очень часто участвовал в посольствах в другие страны. Но так как он планировал писать в основном о религии, у него не было причины разглагольствовать о чем-то другом. Он не только не привел главных и второстепенных аргументов, но также пренебрег и книгами, написанными обеими сторонами о религии, что многим неприятно. Никто, конечно, не увидит ничего предосудительного в том, что человек интересуется историей древних и делает государство предметом своих исследований. Это касается прежде всего таких писателей, как Монстреле и Фруассар. У них великое множество всякой всячины, тех самых подробностей, безделиц, которые и открывают нам картины древности; да и современные времена не были ими опрометчиво обойдены. Та же картина была найдена мною у Эмилия, опустившего многие вещи, уже описанные другими. Подобный характер носят труды Льва Африканского, Альвареса, Гаци, который подошел к материалу столь отстраненно, не определяя его значения, что в глазах инквизиции просто рябило от всевозможных вариаций и подробностей. Но эти вещи более устраивают нас в трудах греков или римлян, которые имели дело только с гражданскими и военными занятиями, иногда их материалы описывают какое-либо конкретное памятное событие, как например, у Ливия - горящая столица в пожаре гражданской войны, а у Тацита - рассказ о великом огне пожара, уничтожившем двенадцать районов города. Между тем не только совершенно заурядные авторы, но даже и очень известные описывали невероятные чудесные ясновидения. Так, даже весьма высоко оценивавший себя Цезарь писал в „Гражданской войне", что однажды статуи покрылись испариной и это показало преступнику презрение к нему и богов, и людей. (51)  В отношении Ливия: он обличал всех в вере в приметы, точнее, я бы сказал, в суевериях, ибо во всех этих рассуждениях о том, что поведали коровы, или как сгорели служащие государственного учреждения, или почему статуи покрылись испариной, или о том, что бог явился Ганнибалу, а шестимесячный ребенок провозгласил своим криком победу, люди не были беспристрастны. Полибий назвал этих писателей „трагиками", ибо когда они не могли вывести Ганнибала из трудностей, то призывали ему богов в помощь. Конечно, сам Полибий писал о религии весьма нечестиво. Однако имелись авторы и более достойные индульгенции, больше связанные в своих оценках суевериями, чем крайней непочтительностью. Ведь лучше иметь фальшивую, ложную религию, чем не иметь религии вообще. (52)  Вместе с тем Ливий тоже иногда неискренен в своих столь неуместных похвалах. Превознося Семпрония над всеми остальными гражданами, он утверждал, что этот человек одарен природой и Фортуной всеми человеческими добродетелями, какие только могут быть. Не удовлетворенный этим, он значительно приукрасил знаки достоинства его рода, величину богатств, силу его красноречия, и даже подправил его рост и возраст, не говоря уже о величии души и ратных подвигах. Правда и то, что он превознес Фурия Камилла до небес, а Лев Африканский называл его последователем Помпея потому, что Ливий в похвалах Помпею не лицемерил. Но в порицаниях и осуждении он был сдержан и полон достоинства. Например, в случае, когда М. Ливий и Клавдий устроили всеобщую свару без разрешения судьи, он охарактеризовал это так: „Здесь имела место непристойная борьба, которая запятнала репутацию всего собрания, но дала возможность оценить достоинства каждого". А в другом месте этот же автор похвалил прежде существовавшее почтительное отношение народа к знатным людям: „Разве сейчас вы найдете в человеке, имеющем общественную популярность, это скромное поведение и смиренную душу?" И о Кальвине Компанусе: „Этот несчастный, скверный человек, неспособный достичь глубин, оценив по достоинству роль отечества, стал скорее безвредным, чем разрушительным". В дополнение скажем, что в Ливии нас восхищает разнообразие стиля - иногда он был очень подробен, но иногда - краток. В первых десяти книгах он охватил четыреста шестьдесят лет от даты основания города, во вторых десяти - семьдесят четыре последующих года, в третьих - еще девяносто лет. Таким образом, когда он придавал важность предмету своего изложения, то о периоде почти в столетие мог повествовать в десяти книгах и также посвятить десять книг событиям, произошедшим за сто девяносто два года. Не было периода, когда бы римляне не вели войн, однако во времена от Аппия Слепого до Цезаря причиной многих серьезных событий являлись изгнания королей из города. Но я предполагаю, что это явное упрощение действительно имевшего место процесса, потому что Ливий свел в один отчет комментарии древних писателей, весьма скупо освещавших ранние дни Империи, но оставивших обильный материал о днях ее зенита. Конечно, когда он встречался с теми, кто писал лучше, то начинал доверять их свидетельствам больше, чем реалиям жизни. Можно видеть пример этому в истории Пунических войн, которую он в действительности не наблюдал, а дословно заимствовал описание у Полибия. Но Полибий, с другой стороны, является не только пригодным на все времена и единственным в своем роде, но действительно интеллигентным, серьезным, скупым на похвалы и резким в критике. Он любил мудрых законодателей, хороших военачальников. Полибий высказал свое мнение о многих вещах, о делах военных и гражданских, а также много писал о назначении истории. В дополнение, он оставил отчет почти о всех людях, которые были знамениты в его время и немного раньше - от 124-ой Олимпиады или 3680 года от Творения до 3766 года. Но из сорока книг, которые он написал, тридцать четыре погибли. Полибий понимал, конечно, что оставить по себе память как о философе нисколько не хуже, чем об историке. В случае с союзом карфагенян он предупреждал вождей и руководителей государства, что они могли бы объединиться без тех, с кем создали союз, принужденные необходимостью или возможностью дружбы. Указаниями такого рода наполнена шестая книга, в которой он выразил себя очень полно, рассуждая о военных и гражданских занятиях римлян. Никто из древних писателей не дал более точной характеристики отдельных земель и регионов. Кроме того, он часто пренебрегал чуждыми ему мнениями ранних историков, которые много писали нелепых и абсурдных вещей о римлянах. Благодаря этому человеку мы открыли плачевные ошибки Тита Ливия и Аппиана, свидетельствовавших, что отряды галлов подчинялись Бренну, отличавшемуся таким хвастовством и надменностью, что другому человеку это было не под силу выдержать, и именно поэтому город и был взят. Юстин пострадал из-за подобной ошибки, так же как Каллимах и его схоласты, которые написали, что войска Бренна опустошили Италию, вторглись в Грецию, но после того, как они разграбили Дельфийский храм, все были поражены молнией и погибли. Кроме того, Полибий показал с большой ясность и убедительностью доказательств, что эти войска сожгли город, продвинулись до Геллеспонта и, прельщенные удобными, благоприятными участками, поселились вокруг Византия, где в конце концов были завоеваны фракийцами, но при этом они все-таки сохраняли королевство даже во времена Клиара. Этот факт сам по себе не дает возможности установить, когда Бренн был вождем, как долго галлы оккупировали Византий и сколько времени контролировали Грецию. (53)  В наше время Павел Джовио, во всем следуя Полибию, тоже решил разделить всеобщую историю, правда, на свои собственные периоды. Но между ними есть и различия, и они прежде всего состоят в том, что последний присутствовал при событиях, или описывал ситуацию по горячим следам, или выискивал материалы повсюду и получал личные и общественные отчеты и записи. Первый же из вышеупомянутых, а именно Джовио, многие вещи описал так, что напрашивается вопрос: „А имел ли он голову на плечах?" Полибий долгое время занимался военными и гражданскими дисциплинами, ни один ученый муж не имел такого опыта. Полибий был признанным вождем в своем государстве среди рядовых граждан. Уже обогащенный большим опытом, он стал врачом. Полибий много путешествовал; объехав большую часть Европы, побережья Африки и Малой Азии, он мог изучить традиции многих народов. А Павел Джовио, как он сам хвастался, оставался в Ватикане в течение тридцати семи лет. Первый был наставником, помощником и советчиком Сципиона Африканского повсюду, во всех его войнах; а последний был ежедневным советником папы. Когда его спросили, почему он пишет вещи, которые заведомо являются фальшивыми, или скрывает то, что является правдой, то он ответил, что делает это потому, что так нужно его друзьям. Кроме того, он считал, что потомки будут верить ему бесконечно, вознесут похвалу и ему, и его соотечественникам. Жорес Парижский определенно дал окончательное доказательство этому, когда выразил уверенность, что выдуманные басни об Амадисе будут нести не меньше правды и вызывать не меньше доверия, чем написанное Джовио. Недостатки его были бы еще разительнее, если бы он распространял придуманную им ложь в интересах какого-либо государства. Является фактом, хотя Ксенофонт и Платон и ставили это под сомнение, что если ложь для кого-либо служит основой в жизни, то, действительно, в истории ему всегда найдется место. Как-то кардинал Виссарион сказал, что когда он заметил, как многие из тех, кого он осуждал, обращались к богам с глупыми восхвалениями Риму, то он действительно стал очень сильно сомневаться, были ли правдой вещи, описанные древними. Таким образом лживые истории разрушают веру во все остальное. (54)  Если Джовио подражал Полибию, то он должен был бы помнить, как его кумир отмечал, что тот, кто отделяет правду от истории, закрывает глаза на самое прекрасное. Подчеркивая свою правдивость, Джовио пишет, что ему известно имя человека, который называет его автором сплетен, но ведь и Брутт Венецианский часто обвиняет Слейдена в лживости, потому что последний руководствовался религиозными пристрастиями, а позднее - ненавистью к тирании. Но он мог быть опровергнут самим отцом истории Гвиччардини, глубине анализа и правдивости которого могут позавидовать многие. Если его произведения сравнивать с работами Джовио, то они имеют сходства не более, чем круг и квадрат. Они отличаются друг от друга и особенностями речи, и стилем, и трактовками договоров, законов, которые Джовио позволяет себе выдумывать по своему усмотрению. И он так преуспел в насилии над правдой, что рядом с ним рассуждения грубых солдат выглядят как речи утонченных схоластов. Оценивая его самого и отношение к нему других, Алкиатти заявил: „Отметая глупые похвалы императора Карла, считавшего, что в честь Джовио должны играть фанфары, я обращаю свое внимание на его [Джовио] болтовню, которая представляется мне не более правдоподобной, чем рассказ о том, как Мулей Хасан убил две тысячи львов, или о том, что шесть тысяч овец и две тысячи голов крупного рогатого скота были похищены одним французом с поля Бреска. Причем его утверждения не подтверждены даже ссылкой на какой-либо авторитет. Многое из того, что он писал об императорах Персии, Абиссинии, Турции, также вызывает сомнение, кое в чем из написанного он даже сам раскаивается. Он не был знаком с планами правителей, их речами, письмами, описаниями дел или какими-либо государственными документами. Он, правда, писал, что видел часть этих документов, но так и назвал места, где их можно было бы проверить. Он не хотел писать о тех вещах, которые действительно знал, и о которых мог бы рассказать правдиво, например о событиях, происходящих в Италии, но он писал только о том, о чем хотел, предпочитая трактовать внешние связи". Сам он писал, что сравнение его трудов с трудами современников вызывает у него негодование. Но я думаю, мы успокоимся тем, что Арриан тоже ставил себя выше многих других историков, только потому, что был на службе у Александра. При этом заметим, что Арриан был действительно человеком редкостной одаренности, высочайшей образованности, как отмечал его комментатор Эпиктет93. Его опыт и эрудиция подкреплялись великой смекалкой. Август Адриан94 оценивает его в превосходных степенях. Однако наивысшие почести он снискал, когда Империя достигла своего расцвета. Я опускаю цветы греческого ораторского искусства и красноречия, столь обильно украшавшие труды Арриана, что его называли вторым Ксенофонтом. Достаточно сравнить Джовио с Аррианом, чтобы избежать надоедливых повторов и опустить сравнения со всеми другими. Но отметим, что ни одна из описанных им вещей не была правдой и не отличалась изяществом в описании, поэтому он и заслужил как награду репутацию лгуна. Даже когда он описывал правдивые вещи, они все равно подвергались сомнениям. В некоторой степени это досадно еще и потому, что, предав историю, в результате он получил столько лжи, сколько не обрушивалось ни на кого другого, отправляющегося на поиски истины. (55)  Я возвращаюсь к древним авторам, сочинения которых я буду сравнивать с работами наших современников и друг с другом, если потребуются дополнительные аргументы. Во-первых, обратимся к Дионисию Галикарнасскому, который в присущей ему спокойной манере повествования и с аттической чистотой описал древних римлян в период от основания города, исполнив это с таким старанием, что его труд выглядит превосходящим сочинения всех греков и римлян. Вещи, которыми римляне пренебрегали как общеизвестными, например жертвоприношения, Игры, праздники, судебные процессы, блуждания римлян в поисках формы государственного управления, налоговая система, предсказания, разделение населения на классы и группы, полномочия Сената, порядки плебса, система правления магистратов, власть народа, он один описывает правдиво и точно. Естественно, для того, чтобы эти вещи были более ясно поняты, он сравнивает правовую систему римлян с греческими институтами. Например, когда он устанавливает происхождение афинян и фессалийцев или описывает законодательные основы патронажа, учрежденного римлянами, то приводит утверждение Цезаря о том, что подобные законы существовали и у галлов и что римский диктатор имел власть, равную власти архонтов у спартанцев, фессалийцев и жителей Митилены. Кроме того, законодательные уложения римлян, как и более ранние правовые источники, могли показаться многим историкам запутанными, а то и вовсе утраченными. Римляне пренебрегали описанием этого материала постольку, поскольку считали его общеизвестным. Этот просчет, как мы видим, характерен для всех историков. Они не придают значения описаниям институтов устоявшихся и общеизвестных, привычных как иностранцам, так и гражданам внутри страны. В этой связи отметим совершенно справедливые действия Слейдена: так как обстоятельства обыденной жизни стерлись в памяти, например забылось давление армии, остались в прошлом беснующиеся толпы людей на площадях, с их требованием зрелищ, то он, опираясь на доступные ему авторитетные мнения, предложил сохранить секреты общества для потомков, если мы не хотим пренебречь достоверностью церемоний прошлого. Многие вещи из-за невнимания пропущены им, но он имел право на снисхождение, поскольку не забывал о тех таинствах, на которых не присутствовал, и мог бы их легкомысленно пропустить. Мне часто не хватает этих вещей в наших произведениях и у тех итальянцев, которые брали за образец Дионисия. У него многие собирали крупицы исторического материала, рассыпанные повсюду. Он сохранил все кем-либо сказанное или сделанное, а также планы, кем-либо высказанные, донес до нас устройство хорошо организованного государства и систему предписаний, основанных на религиозном страхе. Разве не должно быть священно и благоговейно все, что говорится о римской религии, независимо от того, каких времен это касается - тех ли, когда она осуждалась и была смертельно опасной, или тех, когда провозглашалась вечной как природа и давала надежду, что на смену несправедливым правителям придет справедливость? Конечно, это под силу только тому, кто владеет старейшей профессией мастера мудрости. Мы должны восхищаться добротой Бога и его воплощением, которое он принимает в человеческих делах. Именно поэтому во все времена мы видим, что правление лучших из людей приносило большую пользу тем, кто занимает самое низкое положение. Это Бог управляет ангелами, ангелы - людьми, люди - животными, а вцелом душа - телом. Все это содержится в истории Дионисия. Конечно, если бы она дошла до нас целиком, то мы не имели бы причин высказывать свои жалобы. Но высокие требования Варрона губительны для многих. У Дионисия же отлично разработаны темы о Помпее, Александре Великом и Тиберии, поэтому Варрон был к нему расположен и находил необходимым черпать из его сочинений известные выдержки, утверждения, основанные на общественном, профессиональном опыте Дионисия и на его рассуждениях. (56)  Плутарх отметил почти равное прилежание и старание всех древних авторов, поэтому, я думаю, совершенно ясно, как мы будем оценивать его собственные труды. Поскольку он учился у Траяна, государственных мужей и правителей, то должен иметь большой опыт в дворцовых делах, в конце концов он был префектом Истрии, что подтверждает, что он соединил опыт в управлении делами с величайшим усердием в науках. Он предпочитал описывать историю, опираясь на опыт положительных людей, хотя такой опыт и не был распространен повсеместно. Тем не менее он приводит немало примеров, пригодных для подражания, взятых из жизни правителей и государственных мужей. Кроме того, мы любуемся его искренним, откровенным подходом в изложении материала. Правда, он видит не так много, как историк, но гораздо больше, чем заурядный критик правителей и политических вождей. В действительности же я думаю, что если кто-нибудь и годится на роль третейского судьи в такого рода сюжетах, то это - Плутарх, и никто другой, ибо что укроется от его мудрости? Это ясно всем, кто читал его рассуждения о государстве и знает его глубокую философию. Он также, подобно хорошему генералу, точно объяснил причины войн, возникновения и гибели государства, прогресса и упадка, поражений и побед, иногда он даже углубляется в подробнейшие детали внутренней политики. К таким примерам можно отнести его рассказ о Катоне Цензорие, который намеренно выставил разногласия среди рабов в таком свете, что подтолкнул их к попытке предпринять что-либо худшее и таким образом устранил заговор. Он часто рассказывал невероятные и абсурдные вещи о Перикле, который-де, например, отдал приказ продать весь собранный годовой урожай и обеспечил себя всем необходимым. Но он часто использует формулу „говорят", чтобы кто-нибудь не приписал это выдумке. Другой сомнительный пример: в жизнеописании Ликурга он написал, что спартанский мальчик предпочел, чтобы лисица повредила его внутренние органы, чем признаться в воровстве, или Агесилай был казнен только потому, что одержал победу над сообществом сограждан при помощи собственного ума и воли. Еще более значимо замечание о том, что он (Плутарх) сравнивал греческих и римских правителей с правителями других вероисповеданий, а также - между собой. Это совершенно справедливо относительно Демосфена и Цицерона, Катона и Аристида, Суллы и Лисандра, Марцелл и Пелопида. Но разве можно найти что-либо более сложное, чем сравнение Агезелая и Помпея - птахи и слона? Тем не менее он все-таки иногда ошибался в отношении римской истории; что касается греков, то он не подчеркивал их превосходства и даже признал в жизнеописании Демосфена, что они не понимали достаточно хорошо латинского языка. Он написал, что Гракх успокоил аристократию в Сенате при обсуждении "Sempronian Rogation", касающегося судебных разбирательств, но выносить решения по этим делам могли только всадники, право этого решения было отобрано у сенаторов, как сообщают Веллий Патеркул, Аппиан, Асконий, Тацит и Флор. Поэтому он [Плутарх] ошибался, когда писал, что Ливийский закон действовал при Семпрониях, а законы Гракхов при Друзе. А началось все с того, что он уравнял драхму с денарием и минц в книгах о Фабии и Антонии. Этот первостепенный промах среди бесчисленных ошибок, которые он допустил, не заметил Бюде. Несправедливо и его утверждение о том, что среди римлян практиковалось одалживать жен, и что Катон, в частности, делал это для Гортензия, якобы для того, чтобы его жена Марция, женщина здоровая и плодовитая, смогла и для Гортензия родить детей. Мне трудно было убедить себя поверить этому, особенно когда мне стал известен закон Ромула относительно супружеской измены, выдержанный в традициях древних, который Тиберий отменил и ввел новый, по которому любой родственник со стороны мужа мог наказывать его жену в случае измены по своему собственному усмотрению. Куяс не совсем обдуманно советует П.Мануцию придерживаться собственной мудрости, ибо Мануций полагал, что, по римскому закону о супружеской измене, наказанием неверной жене может быть причинение ей страданий ее мужем или его родственниками. Этот же закон выражен и Авлом Геллием следующим образом: „Если вы уличите свою жену в супружеской измене, то можете безнаказанно убить ее; если же вы совершите измену, то ваша жена не должна касаться вас своими руками, ибо это ей запрещено". Из речи Катона о законах и традициях, касающихся женщин, следует, что правосудие разрешало мужу убить жену за супружескую измену, Куяс, однако, считал, что наказанием за подобное преступление мог быть и большой штраф. Но в некоторых случаях наказанием для женщины все-таки была смерть. Особенно ясно это выражено у Дионисия, который писал, что муж является окончательным судьей в определении суровости наказания жене за вожделение и супружескую измену. Тем не менее Тацит подтвердил в своей второй книге, что нарушение супружеской верности было обычным развлечением, хотя более тайным, чем все остальные, если же тайное становилось явным, то провинившаяся сторона, как правило, отделывалась штрафом. Плутарх, так же как и Страбон, заявлял, что карфагеняне, хорошо относившиеся к спартанцам, часто предпочитали женам друзей; но римские приличия и правила, я думаю, не допускали подобного поведения. (57)  Я не во всем принимаю Аппиана в его описании некоторых событий римской истории, потому что он часто допускал ошибки, особенно это касается ранних периодов истории. Во второй книге „Гражданских войн" он заявил, что Цезарь, не согласившись с Марцеллом в Сенате, положил руку на рукоятку меча и в оскорбительном тоне заявил, обращаясь к Сенату: „Какие запреты вы ни налагали бы, я все равно добьюсь желаемого". Но эти слова принадлежат Антонию, а Цезарь в это время был в Галлии. Также он рассказывал, что Клавдий запретил Цезарю поддерживать какие-либо отношения с Кальпурнием и устроил пиршество в честь Доброй богини. В действительности же этот сюжет связан с Помпеем. Также мы должны учитывать, что Аппиан был в Египте только в старости, во время принципата Аврелия он защищал интересы Рима; об этом он сам пишет в своей книге о Ливийских войнах. Но мы должны признать, что он был действительно единственным историком среди многих, сумевшим показать картину рабства, жизнь римских провинций, благосостояние Рима, устройство армии и дать описание всей истории. Страбон, Плиний и Руф могли также коснуться жизни провинций, но пренебрегли этой возможностью. Только у Аппиана в его книге о Ливийских войнах имеются следующие сведения: „Римляне имели 10 000 конных воинов, 200 000 пехотинцев, простых кораблей - 2000, кораблей, имеющих три ряда весел - 1000, кораблей с пятью рядами весел - 500; кроме того, у них было 80 кораблей с золотыми носом и кормой, огромное количество военно-морского снаряжения. К этому прибавляется 300 слонов, 2000 боевых колесниц и 74 000 таланов из казны Египта". Эти сведения часто приводятся, но и они, по моему мнению, не совсем верны. Большая часть его сочинений по истории утрачена, как например, книги о Сицилии, Македонии, Испании, Карфагене - всего этого нет. (58)  Отсутствующие труды Диона Кассия можно было бы восстановить по позднейшему цитированию, но его работы претерпели большие повреждения, чем сочинения предыдущего автора. Однако Ксенофонт включил в свой конспект все, что смог. Учитывая то, что Дион всю свою жизнь провел в государственных делах и продвигался от ранга к рангу, соблюдая законы чести, к посту консула, на который и избирался дважды, а также то, что он оставил отличные документы как управляющий провинциями и, наконец, соединил практический опыт со знаниями свободных искусств, что и кто может помешать внести его в список лучших писателей? Он изложил ценную информацию об общественном устройстве и римских магистратах, обо всем публичном законодательстве. Он один описал обряд посвящения правителей и обожествление, и только он один смог обнародовать такие вещи, которые Тацит назвал священной тайной Империи. Кроме того, создается впечатление, что он обдуманно занимал сторону Цезаря, во всех случаях поддерживая того в его выступлениях против Помпея, и частично принимал сторону Антония против Цицерона. Те предсказания, которые имели место перед сражением с маркоманами, он приписывал Арнульфу Египетскому, а не христианам. Это противоречит тому, о чем свидетельствовали в своих письмах в Сенат Тертуллиан, Евсевий, Орозий, Юстин, Павел Диакон и Марк Аврелий. (59)  Некоторые как к судье обращаются к Диодору и рассуждают, как бы он разместил подобный материал, последовательно или выделяя главное. Я не могу понять, почему так многие им восхищаются - или благодаря его манере излагать материал, которая совершенно обычна, или благодаря его умению систематизировать историю. Да, действительно, правильно в строгом порядке он разместил в самом начале каждой книги именно такие вещи, которые он и должен был осветить первыми; но он не смог изложить материал кратко, что ясно уже из первой книги, где он предположил разделить свою работу на сорок книг. В шесть первых книг он включил все события, произошедшие до Троянской войны, в следующие одиннадцать - от Троянской войны до смерти Александра, в оставшиеся двадцать три - от смерти Александра до войны с галлами. Весь описываемый период включает более 1130 лет, в дополнение к событиям Троянской войны, которую древние называли мифической. От этих событий, следуя Аполлодору, он насчитывает 90 лет, от этого момента до первой Олимпиады - 328 лет, от первой Олимпиады до войны с галлами - 730 лет. Этому времени он уделил особое внимание. Хронист среди философов, историков, поэтов - он внес в историю свой неповторимый вклад. Например, в четырнадцатой книге, он пишет, что Ктезий определил начало истории от Нина в правление архонта Лизиада. Диодор изложил в одной книге шесть книг этого автора об ассирийских событиям и некоторую часть истории Персии, там же автор среди других выделяет Геродота. Плутарх, Павсаний, афиняне, а также все греки часто цитируют Ктезия и ссылаются на него; мы же имеем лишь краткие конспекты его работ. (60)  Диодор писал, что Фукидид начинает свою историю правлением Харита, а это время пребывания консулами Квинта Фурия и М. Папирия. Эфор, с другой стороны, ведет повествование от снятия осады Гераклитом с Персеполя. Теопомп - от первого года правления Филиппа Македонского, архонства Калимеда. Но те же самые претензии, которые Диодор выдвигал против Теопомпа, могут быть предъявлены и ему самому. Он считал, что пять из пятидесяти девяти книг Теопомпа точно недостоверны, тогда как из сорока книг Диодора, которые дошли до нас полностью, первые пять выглядят почти собранием небылиц. Поэтому Вивес полагает, что нет автора более пустячного, чем Диодор. Но еще Плиний, выступив судьей, первым среди греков призвал прекратить придавать значение пустой болтовне; кроме того, он предложил писать мировую историю, всеобщие работы. Тем не менее появились сочинения по греческой истории. Кроме того, он очень подробен в передаче речи Гелипия, в то же время при описании спартанцев он сам упрекает Фукидида в отходе от лаконической краткости. Это касается истории войн, которые повсеместно велись в Италии на протяжении почти трех столетий. Однако в пространном отступлении он исследовал просчеты афинян и их причины. Я не уделяю внимания нелепостям его интерпретации лунного года, в соответствии с которой получается, что человек должен жить двести лет или даже что время его жизни должно превышать этот возраст. Но с тех пор, как он признался, что провел тридцать лет в работе над созданием истории и в путешествиях, я не перестаю удивляться, почему он пренебрег исследованием и описанием истории Италии, особенно учитывая то, что он жил там во времена расцвета Римской империи, совпавшего с диктатурой Цезаря. Если кто-либо сравнит Ливия и Дионисия с Диодором, то обнаружит в древней истории римлян частые и заметные противоречия, особенно в расчетах [религиозных] постов и Олимпиад, в чем последний ошибался особенно часто. Причиной я считаю недостаточное знание латинского языка и именно поэтому он не исследовал более старательно произведения римских писателей. Доказательством может служить то, что слово phrourios он перевел как „ярость", вероятно спутав это слово с греческим. Также он допустил ошибки в переводе имен собственных, например, он называет Марком Анка Марция, Манлия - Мелием, Лукана - Лактуцием. Допустим, что это можно отнести к ошибкам переписчиков, но подобное оправдание не годится, когда он ошибочно наделяет правомочиями консулов и децемвиров даже солдатских трибунов. В дополнение ко всему он пропустил в своем перечне три или четыре ступени и таким образом полностью перепутал всю систему консульских постов. Но этот материал может быть легко исправлен благодаря Карлу Сигонию и Онофрио Панвинио - оба они заслужили высшее признание и уважение их одаренности благодаря точному изложению истории древних римлян. В этом отношении нам также очень поможет Корнелий Тацит. В его описании событий одного века от Тиберия до Нерва самым тщательным образом исследованы как наиболее важные вещи, так и второстепенные и даже пустяковые. В своей четвертой книге он пообещал не рассказывать о войнах, осадах городов, борьбе плебса и оптиматов. Его труд кто-то может считать позорным, но никто не сочтет его бесполезным. Вот небольшой отрывок из его сочинений: "Мы должны сопоставить результаты деспотических правлений, непрерывных взаимных обвинений, вероломных дружб". Но при этом он подробно описывает все войны, в которых сам участвовал или фактически руководил военными действиями. "После победы при Акции не было историка, который бы более полно описал военную или законодательную системы. Он долгое время обучался в военных и гражданских учебных заведениях и как проконсул контролировал исполнение законов в Германии. Он описал традиции, институты и обряды Германии с такой тщательностью, что немцы для того, чтобы узнать свою древнюю историю, обращаются к Тациту. Он описал события великого значения, потому что Тацит Август, провозглашенный императором благодаря своей великой мудрости, неоднозначным уступкам сенату и легионам в своих книгах, коими он наводнил все библиотеки, показал черты оригинальности, отличия его расы от других народов. Конечно, он не мог допустить, что мы постигнем всю его работу целиком. Стиль Тацита захватывает, он проницателен и точен. Доказательством могут служить следующие строки: "Легче пережить неблагоприятный поворот событий, потому что слава воспринимается как бремя, а ущерб - как благо". Более того, можно ли сказать более кратко и более резко о Сеяне, как это сделал он, заявив, что все его добрые помыслы воплощались не иначе, чем через преступления? Или о женщинах Помпеи, что они не различали своих и чужих мужей, но если того требовала выгода, то могли укротить свое вожделение? Супружеская измена, вожделение, пьянство, жестокость Вителлия были строго осуждены. Но вряд ли можно быть черес чур резким с человеком, который, нимало не смущаясь тем, что его пороки общеизвестны, еще вынуждает Сенат принять закон о кровосмешении, а потом добивается разрешения на женитьбу дяди на племяннице. Его власть прокладывала себе дорогу по телам убитых граждан, она утопала в их крови... Он заявлял, что смерть врага не так хороша, как смерть собственных подданных. Если мы обратимся к мнению Тацита о государстве и его законах, то оно может быть сведено к тому, что любой пример хорошего государства содержит в себе некоторую несправедливость, ибо общественная власть невольно ограничивает индивида. Мнение Платона несколько отличается от этого: "Они отсекли голову гидре, полагая, что любое недовольство может быть устранено законами". Если нас интересует не только наследие правоведов и сенаторское мастерство и если мы хотим изучить древность не только римлян, но и других народов, то ничто не будет более плодоносным, чем сочинения Тацита: вот, например, как он описывает принятие закона армянами. "Является традицией накладывать путы на руки царя, соединив вместе большие пальцы и крепко перевязав их. Вскоре, когда кровь прихлынет к конечностям, сильным ударом делается надсечка и подданные по очереди прикасаются губами к крови короля". Этот закон воспринимается как таинство освящения крови подданных. Что еще добавить? Конечно, нет историка более полезного для изучения истории деятельности магистратов и судей. (61)  Но я взволнован и напуган отчетом одного человека, который меньше бы нуждался в опровержении, не будь его авторитет столь велик. В письме, которое Алкиатти написал Джовио, он отважился назвать ясность святой истории [Тацита] дремучими зарослями колючек. Действительно, в сочинениях, показывающих нечестивый характер повествований Тацита, он обычно опровергается теми, кто предпочитает прозрачность пустяковых толкований грамматиков более серьезным повествованиям тех, кто провел всю свою жизнь в общественных делах. Однако я не вижу причины, по которой Алкиатти мог бы презирать такого человека, как Тацит. Так что оставим ему упиваться своим красноречием в одиночестве, если, конечно, речь не идет о толковании конкретного факта. Филипп Деций вычеркнул его из списка правоведов, назвав цицеронианцем. Подобный случай произошел с Иеронимом, который писал, что его побили палками вместо суда Христова, потому что он был цицеронианцем, а не христианином. Но подобно ему, испытавшему палки, Тацит испытавает насмешки, вовсе им не заслуженные. Несколько иронично Бюде называл Тацита самым вредным среди историков, потому что тот написал кое-что против Христа. Я думаю, теперь понятно, почему Тертуллиан называл его самым лживым, а Орозий - льстецом. Но, как справедливо заметил юрист Марсилий, продажная женщина наносит зло уже тем, что делает возможной саму продажу любви. Но ведь продажность такой женщины не является природной чертой, значит, в своей основе ее действия не являются злонамеренными. Выходит, что Тацит поступал нечестиво только потому, что он не был христианином. Но он не предпринимал ничего нечестивого против нас, хотя и был опутан языческими суевериями. С другой стороны, я не могу не осудить его за безапелляционный подход к любой религии. Он считал необходимым утвердить правду и уничтожить противников. Однако с тех пор, как и христиане и иудеи стали так широко практиковать наказания, когда они, подобно отравителям, погрязли в преступлениях и поддались вожделениям, мог ли историк удержаться от презрительных слов? Если пренебречь некоторыми заслуженными обвинениями, то я предполагаю, что Тацит должен быть оправдан. Хотя, по его заключению, иудеи - выходцы из окрестностей горы Ида на Крите, так же как и идайцы. Он, как и Николай Дамаскин, утверждал, что и само название Иерусалим имеет греческое происхождение. Если это считать преступлением, то Ульпиан является не меньшим преступником, потому что он написал свои семь книг о мучениях христиан не ради истории, но для устрашения. В действительности грешным в своих описаний христиан был Светоний. Но его история в основном превозносилась, потому что беспристрастное перечисление вызывает доверие и кажется, что нет ничего более точного, чем когда-то зафиксированный на бумаге факт. Но его история не всегда доставляет удовольствие, потому что он уделяет внимание всяким пустякам, при этом учтем, что среди речей правителей и их дел ничто не может показаться пустячным и незначительным, потому что эти дела и высказывания касаются целого народа и примеры королевских традиций всегда являются примером обычаев народа. Однако, не касаясь знати, он точно и энергично описал совершенно ужасные похоти королей, чем Корнелий Тацит в своей истории пренебрег. Но в этом отношении его легко превосходит Лампридий, который так много места уделил описанию чудовищных вожделений Гелиогибала132, сделав это с одной лишь целью - правдиво воспроизвести деяния каждого. Оба автора много знали и были достаточно искушены в описаниях ближайшего окружения королей; особенно Светоний, который был секретарем Адрина и который лишился службы по обвинению в более чем свободных отношениях с женой императора, в том, что он позволял себе гораздо больше, чем допускали правила придворного этикета. Те, кто последовательно описывает жизнь императоров, сменяющих один другого, а именно - Дион, Спартиан, Капитолин, Геродиан, Требелий, Вописк, Евтропий Лампридий, Волкаций, Аммиан, Помпоний Лэт, Орозий и Секст Аврелий, не были писателями такого уровня, как Светоний, но Флавий признался, что был наивен, когда оценив заслуги Светония, назвал его наиболее безошибочным писателем. Светоний писал так, что выглядел неприступной скалой, никому недоступной и не подверженной каким-либо волнениям. Поначалу он утверждал, что добродетели души и тела Калигулы были таковы, что никто не превзошел его. Но потом он заявил, что человеческие пороки, которые позже развились в нем, были столь многочисленны и так отвратительны, что ни одно чудовищное порождение природы не выглядело более ужасным. Таким образом, он провозгласил первые пять лет правления Нерона как достойные всяческой похвалы. Кроме того, он написал, что Клавдий был настолько глуп, что даже неопытные адвокаты называли его простаком, когда он пытался решить дело, не доводя его до суда. Хотя сам Светоний служит напоминанием благородности приговора этого человека, который [Светоний] использовал для того, чтобы добиться признания у женщины, которая не хотела признавать своего сына. (62)  Кто более заслуживает справедливой оценки, чем сам мастер мудрости Соломон? Геродот не проявил особого усердия в установлении правды. Обычно ему не удавалось восстановить все пороки и добродетели описываемого им правителя. И очень часто он был обречен следовать ошибкам Спартиана и Капитолина. История Светония изобилует множеством картин римской древности и примерами из римского законодательства, он приводит много статутов, эдиктов, сенаторских решений, которые содержатся только в его работе и иначе могли бы быть утрачены. И Светоний, если не считать Тацита, в этом совершенно оригинален, потому что документы подобного рода находились в пределах компетенции и под юрисдикцией правителей, вследствие чего многие сведения дошли до нас в искаженном виде в сочинениях юристов. К Светонию и Тациту, я думаю, мы можем присоединить и Патеркула Веллия, который помимо серьезного образования обладал ответственностью и величайшими добродетелями, будучи честен не только на бытовом уровне, но и как гражданин. Я упускаю чрезмерные похвалы в адрес его повествования, которое течет ровно и приятно. Он описал древнюю историю римлян с такой краткостью и проницательностью (если действительно его произведение дошло до нас целиком), что вряд ли кто-либо смог бы его в этом обойти. Похвалы знаменитым героям он обычно облекал в столь необычную форму, что это само по себе представляло ценность, это видно на примерах похвал Помпею, Цезарю, Цицерону. И все-таки его наследие нельзя точно классифицировать как историю, но скорее как введение к изучению и пониманию всего предмета. Следуя его примеру, Гийом дю Белле - вице-король Милана - в кратком очерке охватил историю галлов, формально следуя истории, вернее говоря, иконографии, оставив писателям истории излюбленную ими модель пристального рассмотрения материала и многократных повторов. Продемонстрировав яркую одаренность и проницательность, он описал экспедицию Карла V в Прованс на средневековой и классической латыни. Конечно, он не мог пренебречь этим видом деятельности при его высочайшей эрудиции и необыкновенном опыте управления делами. Он провел всю свою жизнь в королевском совете, на дипломатической службе, проявив себя и в военной деятельности, и в занятиях свободными искусствами. Наконец, он доказал, что французская знать преуспела не меньше в славе литературной, чем в военной. И, как один из выдающихся людей нашего времени, он приобщил армию к литературному образованию, а литературно образованных людей - к военной науке. Но чтобы никто не подумал, что я льщу моему соотечественнику, я скажу, что Слейдан в похвалах ему пошел еще дальше. Он наградил этого человека всеми лестными эпитетами, в конце назвав его украшением французской знати. Поэтому данного автора мы смело можем поставить в один ряд с Полибием, Фукидидом, Ксенофонтом, Цезарем и Тацитом. Особенно после того, как он выявил происхождение истоков, причины вещей, развития, определил цели и устремления людей, смысл их речей и поступков, их истинное значение. И хоть он не считал описание истории своим предназначением, но льва можно узнать по когтям. (63)  Работы Гвиччардини очень подробны и могли быть написаны в подражание Гийому дю Белле, если бы авторы не были современниками. Хотя он никогда не покидал Италии и не может сравниваться в воинской славе с дю Белле. Тем не менее при серьезном взгляде на его труды ясно, что он превзошел своих современников в написании истории (я не могу точно сказать, но, может быть, он превзошел и древних историков). В его работах все подобрано на основе тщательного обдумывания, находит свое место даже то, что выглядело совершенно необъяснимым. Он демонстрирует проницательнейшую тонкость в споре и повсюду рассыпает крупицы мудрости, словно щепотки соли. Отберем несколько примеров из множества. Будучи человеком искусным и в делах военных, и в гражданских занятиях, он безоговорочно обвинил своих сограждан в безрассудстве, ибо те предпочли расширять свою власть при помощи армий, не имея при этом возможности сохранить ее. Они не видели, что все мнимые успехи тех, кто не знает, как сохранять гражданский порядок, всегда оказывались не только бесполезными, но даже представляли собой серьезную опасность. Совершенно справедливо мнение этого великого человека и велика его ценность! О, это было прекрасно известно сильным мира сего! В другом месте он резко критикует венецианцев и их неблагоразумие, заявляя: "Когда благополучие Италии было разрушено, венецианцы равнодушно ожидали окончания войны, потому что они, сумев обеспечить себе добычу, полагали, что теперь уж ее никто не сможет у них отнять. Но для этого им необходимо было быть более сильными и сотрудничать с более сильными". Этот подход не содержал в себе ни насмешки, ни злобы. Он не бросался словами похвалы или брани в отношении своих современников, и он писал без какого-либо проявления собственных эмоций. Это можно проследить в случае с папой Львом, благодаря которому он достиг больших богатств, великих почестей и даже служебных постов. Он был назначен главой папской армии и наместником папских земель со всей полнотой власти. Он никогда не утверждал, что Лев был правителем, достойным громогласных восхвалений, как не писал и о том, что многое из того, что тот делал, можно было бы осудить. Более того, он был единственным, кто показал королю Галлии папское вероломство при отказе в союзничестве. Кроме того, он написал, что и сам был не менее вероломен по отношению к Карлу V, ибо с его помощью он управлял Галлией по приказам из Рима. Он убедил Карла в том, что позднее он сможет легко разбить Испанию. Далее можно ли точнее выразиться, характеризуя Фердинанда как человека, который облек свою жадность во внешне пристойную мантию религиозности и общественного долга? Есть и другое доказательство честности Гвиччардини и его ума, свободного от злобы. Имея все основания для того, чтобы обидеться на Галлию (в течение длительного времени галлы осаждали Парму, которую он отважно защищал, и это являлось вопросом его жизни и судьбы), он все-таки опроверг высказывание Павла Джовио о болезни, которую назвали "французским злом". Он говорит: "Было бы справедливо отделить определение "французское" от клейма этого позора, потому что испанцы занесли эту болезнь в Италию и на западные острова". Более того, его усердие в восстановлении правды было поистине замечательным. Он ничего не утверждал с опрометчивостью, обосновывая все необходимыми доказательствами. О нем говорили, что он непременно устанавливал источник и только после этого толковал почерпнутые оттуда письма, декреты, союзнические договоры, речи. У Гвиччардини часто встречаются такие выражения: "Он произнес такие слова", но если слов оказывалось недостаточно, то: "Его речь была выдержана в таком-то чувстве". Из всего этого можно сделать вывод, что он не любил Джовио, и не любил, очевидно, справедливо, потому что сам Гвиччардини писал правдивую в значительной мере историю, а Джовио придумывал речи или документы до известной степени в манере схоластов. Доказательством является речь Беглиони, прямо противоположная той, которую привел Гвиччардини, воспользовавшись ее оригиналом. Будучи любителем исследовать вопросы, связанные с местом действия, характером людей, с их планами и делами, он проводил тщательную проверку форм правления в городах Италии, работы муниципалитетов, сверял карты расположения рек и, что, я думаю, наиболее важно, проверял достоверность деловых отчетов. Но он никогда не пропускал и слухов, роящихся вокруг людей, занимающих общественные посты. Например, в битве при Мариньяно, где французы разбили армию шведов, он не мог установить точное число убитых, "потому что, - пишет он, - многое [из сказанного] являлось следствием зависти или хвастовства, а иногда и просто ошибки. Одни говорят пало сорок тысяч шведов, кто-то - десять тысяч, другие - восемьдесят; были и такие, кто писал, что только три тысячи". Более того, когда он обращался к событиям, происходившим на сорок лет раньше, то он брался трактовать только точно установленные события. Он мудро пропустил войны турок и персов, которые ему были известны намного лучше, чем Джовио, потому что он не мог допустить опрометчивых упоминаний о недостаточно известных ему делах. Но чтобы они не были совершенно забыты, он кратко замечал: "Селим, говорят, вторгся в Сирию и Египет". Иногда он отмечает излишнее многословие других авторов. Тех же, кто хотел изучать положение общественных дел и сферу человеческих интересов в их целостности, он призывал только к краткости, ибо не было части мира, испытавшей больше изменений общественных институтов, пережившей больше великих событий, чем Италия в те времена. Из его книг мы можем почерпнуть истину, познанную человеком, который, как это общепризнано в Италии, был одарен величайшей смекалкой, эрудицией, энергией и опытом практических дел. Когда другие люди представляют историю искаженно, пренебрегая истиной, считаясь при этом лишь с собственными желаниями, то самым ничтожным оказывается тот, кто воображает себя столь великим, что принижает не только значение простых людей, но даже Джовио и Бембо. (64)  Впрочем, Бембо был человеком известным и в течение длительного времени считался самой заметной фигурой, занимая во всех отношениях передовые позиции в Италии. Я не упоминаю здесь о его необычном красноречии, но все же из добрых чувств к своим согражданам он написал о многих вещах иначе, чем было на самом деле. При этом уверенность Гвиччардини часто оборачивается обвинением кого-то во лжи. Это можно доказать на следующем примере: известно, что галлы поглотили союзные войска венецианцев недалеко от Форново и, как говорят, отрезали им путь к отступлению своими мечами, однако Бембо писал, что его соотечественники никогда не были ни завоевателями, ни завоеванными, назвав в то же время их отступление из Галлии бегством. Гвиччардини принципиально вынес приговор, выразившись в той же манере: "Если завоевание состоит в приобретении владений и ради этой цели собственно и развязываются войны, то Галлия победила, потому что она вступила в битву только ради выдворения врага и сохранения своей государственной неприкосновенности. Враг был обращен в бегство, часть армии истреблена, другая отброшена за Тара, после чего [галлы] благополучно отправились на свою родину. Какие мыслители оспорят эту победу? Бембо также скрыл истинный ход событий в битве при Равенне, закончившейся знаменитой и хорошо известной победой Галлии, которую никто никогда не оспаривал. "Более восемнадцати тысяч совсем молодых воинов и рыцарей было убито, и число потерь с обеих сторон было почти одинаковым, но Фортуна не была к ним [сражающимся] одинаково благосклонна". В одном отрывке он называл Венецию ведущим государством Италии, в другом признавал венецианцев украшением мира, затем превозносил их справедливость и благочестие, восхваляя их великолепие и богатство, и, наконец, отметив невероятную смелость венецианцев, сражавшихся с изобретательными турками, он в заключение подчеркивая традиционное послушание всех граждан Венеции, их расчетливость, почтительность и сообразительность, и все это он изрекал в манере, полной достоинства. Но это не сделало его хорошим историком, впрочем, как и гражданином. Однако остается фактом, что он ругал и оскорблял галлов, повсюду говорил, что ничто [галльское] не может быть достойно уважения и не может восприниматься как надежное, потому что они нарушили обещание, данное ими венецианцам и Альфонсо Авалосу. Это все не удивляет, потому что нет писателя, который бы, восхваляя свою собственную сторону, не порицал бы другую. Если действительно по военным законам считается недостойным бесчестить противника оскорбительными словами, то столь ли часто следовали этой норме историки? Особенно если за историком водится тот же грешок, в котором он сам обвиняет других, - подтасовка фактов ради [установления] истины? Гвиччардини объяснил нарушение союза с венецианцами не только возникшим у французов подозрением в их вероломстве, но и тем, что они получили в лице жителей города Альвиано злейших врагов Франции. Венецианцы поддержали город, когда его жители победили французов, и даже постарались учесть его условия в переговорах о заключении союза, но король Франции был непреклонен. Поэтому то, что Бембо написал о вероломстве французов столь красноречиво, является такой же правдой, как и рассказ о том, что в Апулии в ходе венецианской войны вороны и стервятники дрались за тела убитых. Бембо открыто подтвердил это, никого тем самым не уязвив. Уже то, что он неохотно приступил к написанию истории, охватывающей шестьдесят лет своего века, показывает, что он очень не любил это занятие. "Мне скучно, - заметил он в четвертой книге, - писать о деталях войны, можно ли читать о подобных делах без отвращения?" Ясно, что все это было написано для того, чтобы произвести впечатление. Такова же природа речи Лоредана против Миния; вряд ли удастся найти более цветистый текст. Он так напрягался ради чистоты стиля, что не был склонен использовать архаизмы и древнюю латынь, и это при всей его чувствительности. Он называл короля турок императором Фракии, хотя она составляла едва ли не сотую часть его владений, тогда как герцог Милана в его устах - также король. Тут действительно, возможно, "виновата" латынь, хотя я не думаю, что его знания были достаточны для того, чтобы он смог правильно передать смысл переведенного им отрывка. (65)  Человеком, полностью отрицавшим Бембо, был Прокопий, однако он, видимо, не знал многих деталей, украшающих историю, или пренебрег ими, не владея достаточно греческим языком. И тем не менее он с величайшим усердием записывал отдельные детали, относящиеся к предмету, и рассматривал даже пустяковые материалы. Поэтому он был беспристрастным спутником Велизария в управлении делами и участвовал в деятельности общественного совета, кроме того, он часто принимал посольства других государств и, наконец, у него было достаточно теоретических знаний об управлении государственными делами. Поэтому я без колебаний выделяю его среди немногих достойных внимания историков. То, как он изложил отдельные письма, декреты, союзные договоры, речи, сгруппировав их в отдельных томах и выдержав разные стили, доказывает, что он является хорошим правдивым писателем, если, конечно, закрыть глаза на то, что он упоминал Велизария чаще, чем это требовалось, чтобы показать глупость последнего. Еще более нелепо то, что он оправдал убийство Константина, Юстинианова всадника, - убийство, которое было совершено по приказу Велизария. По его словам, это судьба, что Константин был убит таким образом. Я исключаю также абсурдные вещи о тридцати свиньях, статуе Теодориха и тот факт, что он сделал Туле в десять раз больше Британии, тогда как в действительности он был намного меньше. Но вот примеры всеобщей веры. После извержения вулкана Везувия, расположенного близ Неаполя, как считали, благодаря ветру, пепел и сажа разносились вплоть до Византии, и люди были так напуганы, что они задабривали Бога ежегодными молебнами. Эти чудеса имеют привкус греческого тщеславия и не раз уже вызывали сомнения не только несведущих людей, но даже церковных историков. (66)  Калист просто напичкан подобными рассказами, при знакомстве с которыми даже Зонара усомнился, а Никифор Григора часто восторгался Цезарем. Факт является чудом, которое он [Калист] подтверждал только клятвами и смотрел на вещи таким образом: можно ли отвергать чудодейственность растения, выросшего на месте, где стояла поруганная статуя Христа, которую триста лет назад своей жертвенной кровью восстановила женщина? Исчезали болезни, когда люди касались края одежды восстановленной статуи или чудодейственного растения. Подобными безделицами наполнены книги Антония, Адо, Саксона Грамматика, Сигеберта, Фрекульфа, Науклера, Мариана, Мерлина Каледония, аббата Урспергского, Эймона, Турпина, Гагуина, как, впрочем, и многие старые анналы. Но в целом мы не можем обойтись без них, потому что они во многом превзошли остальных. Григорий Турский, Антоний Флорентийский, Вильгельм, епископ Тира и аббат Урспергский доказали полезность истории и то, что она несет конкретные знания, но [их работы] полны предзнаменований и чудес, особенно это касается тех периодов, когда в мире царила жестокость. Эти авторы очень тщательно проверены временем, испытаны участием в управлении государством и в общественных делах. (67)  За неимением лучшего мы должны тщательно отбирать из того, что есть, подобно тому, как копаясь в грязи, можно найти драгоценности. За исключением Марко Поло и Айтона, у нас нет почти ни одного историка, кто описал бы дела татар, но и эти отчеты являются крайне скудными и перемешанными с легендами. Айтон - наиболее правдивый. Но позвольте нам отклонить утверждение Марко Поло о том, что из Каспийского моря рыба плыла исключительно в Лент, что окружность города Квинсая превосходила семьдесят миль и что этот самый город имел двенадцать тысяч мостов такой высоты, что зафрахтованные корабли свободно проходили под ними с поднятыми парусами, что сипанги носили священные кольца, которые помогали им при защите от врагов, делая их неуязвимыми. Эти вещи нельзя принимать всерьез, но мы можем и в более существенном не понимать поступков татар, их традиций, законов и религиозных обрядов. (68)  Альварос с более чем величайшим, заслуживающим внимания прилежанием первым описал жизнь эфиопов. [Его работы] признаны лучшими как чужеземными, так и нашими писателями и читаются с глубоким наслаждением. Циглер, Кромер, Крантц, Олаф также написали истории готов, саксов, норвежцев, сарматов, поляков и даже ранее неизвестных датчан. Большинство этих сочинений заслуживает доверия, но Олаус часто рассказывает совершенно невероятные вещи. Есть еще ряд произведений, которые стали воспринимать определенным образом потому, что было велико число писателей, которые во многом соглашались с ними. Выдумки о превращениях ливонцев в волков, которые одно время широко распространялись Геродотом, Помпонием Мелой и другими историками, были с одобрением восприняты более поздними писателями. Действительно, Каспар Пейцер, человек большой эрудиции, не распыляющийся по мелочам, не менее известный, чем Лангэ, благодаря своей образованности, убедил меня в магической власти природы, например в случае священной мести, как это было с Навуходоносором, но мне это все-таки не ясно. (69)  Лев Африканский следует Альваресу. Эту группу авторов вместе с Помпонием, Страбоном, Павсанием я обычно называю географоисториками, исходя из их методов описания, ибо они трактовали историю в связи с географией. Страбон, конечно, интересен своим описанием дел, тесно соприкасающихся с устройством государств и империй мира. Павсаний описал провинции греческого мира, ход общественных событий, изменения, происходившие с городами, народами, поселениями, реками, горами, водопадами, источниками, храмами, статутами, сделав это так внимательно, что в этом виде творчества он превзошел все ожидания. Эти же вещи подтверждаются на примере описаний Львом Африканским племен мавров, нации испанцев, религии магометан, поздних христиан. Он путешествовал почти по всей Африке, Средней Азии, а также проехал большую часть Европы, был взят в плен пиратами. Он был представлен как посол папе Льву, описание чьей резиденции с невероятным рвением и прилежанием он сделал и привез затем из Италии. Он описал Аравию, а в Африке записал наблюдения о традициях, законах, институтах африканских народов; кроме того, в своей работе он указал границы всего региона. Широко представив военные занятия, он при этом кратко останавливается на деталях, описывая и победы без каких-либо лишних слов и преувеличений, скорее не как историк, но как географ. Он поддерживает интерес читателя непрерывным восторгом перед неизведанным и новым. Он не рассказывает ничего абсолютно невероятного, за исключением удивительной понятливости египетского осла, которого он называет "золотым". Когда же он утверждал, что видел хвост египетской овцы, которая весила то ли пятьдесят, то ли сто фунтов, то здесь он следовал Беллонию и Дж. Кардану. Я уверен, что он лишь один из тех, кто спустя тысячу лет открыл Африку, прикрыв состраданием грубость и звероподобность [африканцев], от чего уже ушли мы. Он сделал историю Африки доступной для любого человека. (70)  Я бы добавил к ним отца Ленда и Мюнстера; первому принадлежало описание всей Италии, второму - всей Германии. Делаю я это всего лишь для полноты картины. Они также соединили историю народов с географией. Хотя Мюнстер называл свою "Германографию" космографией, при этом полностью посвятив свое исследование Германии и Швеции с их городами, уделяя особое внимание их месторасположению и народам, населявшим эти районы. Когда такой подход стал общепринятым, то почти не осталось ни одного неописанного района мира. Но тут необходимо оговориться, что все, не только историки, но и географы, чьи труды мне приходилось читать, за исключением Полибия и Птолемея, давали размер островов и областей в окружности, полагая, что если периметр описываемых предметов совпадает, то и размеры их равны. Ничто не является более глупым, чем такой подход. Хотя многим людям и даже мне, пока я не обратился к геометрическим расчетам, поначалу это казалось убедительным. Часто окружность одного острова может быть в три раза больше окружности другого, хотя размеры первого могут быть в десять раз меньше второго. Более того, поскольку география зачастую вмешивается в сферу истории, то философы истории нередко из описания дел выводили мудрые правила. В этом отношении последователям Ксенофонта принадлежит больший приз, особенно учитывая, что они не имели ни одного подражателя. Так, Веллий пишет о Гомере: "Не было с тех пор никого, способного повторить его". Ему следует Плутарх, затем Диоген Лаэртский, потом Филон и, наконец, Платон. Я полагаю, что древние определенно не имели изначального знания, но, очевидно, многое предполагали. Джозеф, современник описываемых событий, видел худшее в известности наиболее темных философов, хотя признавал превосходство многих знаний древности. Иеремия действительно хотел, чтобы как можно большая часть греческой древности была бы известна еврейским писателям. Его знания могут быть оценены благодаря книге против Апиона Грамматика. В этом отношении он также поддерживал сочинения Моисея, хотя из-за их привлекательной достоверности они явились самодостаточным основанием для греков, персов, египтян, халдеев. Ничего более оригинального и полезного для понимания нетрадиционных взглядов написано не было. Это правда, что утверждения Моисея справедливы для целого поколения людей. Их он подтвердил авторитетом двенадцати историков, хотя те и не могли увидеть ничего невероятного в древности. Но он поставил еврейский народ выше всех остальных народов древности, утверждая и возрождая из забвения увядшую славу своих соплеменников посредством правдивого материала. Из записанных им легенд истории Геродота, Диодора и Юстиниана могут быть легко опровергнуты. Позже иудей Гегеспий рассказал о иудейской войне в пяти книгах, которые, говорят, Амвросий перевел на латинский язык. Но Иосиф написал более правдиво и хорошо, и не только в силу своей искренности, но еще и потому, что, будучи обвинен, а затем брошен в тюрьму Веспасианом и Титом, он пытался оправдать право гражданина и имя своей семьи Флавиев и свой статус. Этот человек, конечно, был воплощением всех добродетелей историка, о которых мы упоминали раньше. У него была эрудиция, невероятная энергия и величайший опыт в управлении делами. С какой честностью и достоверностью составил он, опираясь на факты, свой план истории, приведя там, хоть это было и трудно для него как для еврея, вполне лестные и похвальные свидетельства о Христе. В противоположность ему почти все церковные писатели извергали столько ненависти, когда писали о противниках своей религии, что не только умаляли их добродетели, но даже в презрении своем готовы были их уничтожить. Примером тому может служить жизнеописание Юлиана Августа, обычно называемого Отступником. Даже если он и заслужил величайшее презрение и достоин всяческих наказаний, но все-таки в посвященной ему истории автор мог бы коснуться и его замечательных дел, как это делают наши современники. (71)  В этом, конечно, следовало бы подражать Марцеллину с его пристрастием говорить правду. Он, как и подобает хорошему писателю, показал и добродетели и пороки правителей с предельной точностью. Он обвинил Юлиана за то, что тот привнес в христианскую религию путаницу, схожую с суевериями старой женщины (так говорит Аммиан), так как к христианству он шел мучительным путем, но вместе с тем он привел в порядок владения Константина, когда тот был убит. Он хвалил даже невероятные заслуги этого человека в знании языков. Он писал, что [Юлиан] был человеком величайшей трезвости, смелости, сдержанности, мудрости и справедливости, более великим, чем о нем судят. Эти мысли он подтверждает необходимыми цитатами и выдержками. Как пример приводится случай, когда Дельфиний, самый блестящий франкский оратор, искусно атаковал Нумерия, наместника Нарбонской Галлии. Он сделал это раньше Юлиана, который был позднее в Париже и с досадой услышал чужую остроту. Дельфиний объявил во всеуслышание: "О, прославленнейший из кесарей, в похвалах тебе уже есть все, за что можно тебя обвинить". На что Юлиан ответил: "Если кто-то возомнил себя безгрешным, то уже это не повод ли для обвинения". Аммиан был греком и, как он сам признавался, солдатом, постоянным спутником Урсикиния, который был отличным наездником. Он действительно участвовал почти во всех войнах: воевал в свое время за римлян в Египте и в Азии. Записи обо всем этом сохранились в девятнадцати книгах, охватывающих период от 30-го года правления Константина до смерти Валента. Первые тринадцать книг просто составлены из сочинений других писателей. Период, начиная от Нерва, то есть там, где Тацит остановился, он начал описывать сам. Этот человек выделяется изо всех остальных. Взгляды Аммиана стоят того, чтобы быть предложенными для обдумывания и подражания. Еще одним его отличием является то, что Тацит, например, сохранял благородство латинского языка, как того требовало время, но Аммиан же, описывая историю греков, пользовался как латинскими, так и нелатинскими словами. Он часто отходил от материала слишком далеко в сторону. Правда, этим недостатком страдали многие великие люди. И Посейдоний серьезно отмечал это в самом Цезаре. Но Аммиан воспринял этот подход если не в римском варианте, то в ином, в более подходящем для его целей виде. "Более того, - говорит он, - факт, что именно стиль здесь и грешит пустячным многословием, но он может быть использован для достижения полноты в передаче знания. Как бы ни поражала точная краткость, если материал подается так, что он требует большей ясности, тогда что-то может быть и пропущено". (72)  Из всего разнообразия историков каждый читатель должен сделать свой собственный выбор, в соответствии со своими собственными суждениями, чтобы за краткое время отпущенной нам жизни мы могли познакомиться со множеством писателей. Если мы внимательно рассмотрим известного "Полидора" Вергилия, наиболее правдиво описывающего английские дела, хотя, конечно, его свидетельства подозрительны в отношении гельветийцев и галлов, Ренана - для Германии, Эмилия - для Франции, то мы не будем уж так сильно нуждаться в Беде, Гагуине, Гаци, Саксонце и подобных им писателях. Может быть, я не знаю природы истории, хотя были периоды величайших глупостей, но историки, жившие в то время, пытались скрывать их. Плутарх писал, что три тысячи историков рассказали о битве при Марафоне, тогда как всего тридцать писателей нынешнего времени оставили свои отчеты о событиях в Италии. Я думаю, что Гвиччардини является единственным, чей авторитет общепризнан и неоспорим, и он должен рассматриваться раньше всех остальных. Сейчас почти все европейское скопище историков копается в самых пустячных делах, хотя о многих периодах истории нет почти ничего. Это все об отборе историков. Я предполагал написать о тех [авторах], чьи беспристрастные суждения могут быть представлены на суд читателя. ГЛАВА V Правильная оценка истории (73)  В этом месте кажется необходимым коснуться правильной оценки истории. Не было никаких оснований отвергать историю или не соглашаться с ее выводами, если бы те, кто призван быть высшим мерилом, обращались к ней в поисках истины и ради того, чтобы заслужить доверие потомков. Однако, поскольку разногласия среди историков таковы, что некоторые не только не согласны с другими, но даже противоречат сами себе, что происходит либо из чрезмерного рвения, либо от гнева, либо из-за заблуждений, то мы должны сделать некоторые обобщения о природе всех народов или хотя бы о тех народах, которые нами лучше познаны, проверяя истину истории с помощью точного мерила. Чтобы сделать правильные заключения относительно отдельных примеров, мы должны поступить несколько по-иному. Мы должны исходить, с небольшими поправками, из сочинений Диодора, Волатеррания, Целия, Сабелия и Боэция, которые хоть и очень скудно, но все-таки упоминали о различных законах, религиях, жертвоприношениях, общественных пирах и учреждениях разных народов. Никаких обобщений тогда не могло быть сделано, поскольку все это бесконечно варьировалось и изменялось в пределах краткого периода, вследствие естественного развития или воли правителя. Поскольку дело обстоит так, то давайте выделим характерные черты, рассматривая их не с точки зрения человеческих установлений, а исходя из природных характеристик, которые устойчивы и никогда не меняются, а если и меняются, то только под воздействием большой силы или длительного обучения, но даже, подвергшись некоторым изменениям, они тем не менее в конце концов возвращаются в свое прежнее состояние. Об этой основе знания древние ничего не могли написать, потому что они не знали многих областей и мест, открытых совсем недавно, хотя каждый человек продвигается так далеко, как позволяют ему его способности. Поэтому вначале мы объясним природу народов, которые обитают на севере и юге. Затем мы обратим наше внимание на особенности определенных мест, таких, как горы, болота, ветреные и безветренные районы. Вслед за этим мы рассмотрим, какая сила лежит в основе изменения природы людей. После этого мы опровергнем Птолемея и древних, ошибочно полагавших, что судьба народов может быть прослежена по знакам Зодиака, влияние которых, по их мнению, распространялось на соответствующие им регионы. Когда мы усвоим и поймем эти вещи, я верю, что большая часть истории будет нами также осознана и понята. Я не знаю другого пути, надежного и верного, для получения основных знаний истории и для выработки беспристрастных суждений. (74)  Я, однако, твердо убежден в том, что астрология регионов и небесные тела не имеют власти и не могут служить окончательным критерием истины (легковерие является ненадежной поддержкой), и тем не менее люди очень сильно подвержены влиянию того, что им неподвластно. Утверждение Галена и Полибия, согласно которому определенный климат неизбежно влияет на нас, не является ошибочным. Анахарсис Скифский был прав, полагая, что климат действительно заметно влияет на изменение характера, но данное наблюдение еще не получило окончательного подтверждения. Относительно топографических различий мы должны следовать мнению, которое выразил Платон в V книге "Законов", где он говорит, что некоторые народы "сделаны" лучше, чем другие, а некоторые хуже из-за сильных различий их мест обитания. Учитывая это, последних необходимо удерживать законами в определенных границах, чтобы сглаживать противоречия и метания от одной крайности к другой. Считалось, что различия проистекают также от вод, воздуха и даже от разницы в пище. Древние почти единогласно утверждали, что люди, живущие к северу, более крупные и сильные, тогда как южане, уступая им в силе и росте, превосходят других своими способностями. Конечно, это познавалось долговременным опытом, потому что накопление фактов - дело нелегкое, но как далеко распространяется власть севера и юга, что характерно для народов востока и запада или что следовало бы думать о природных чертах и особенностях каждого народа, трудно сказать; более того, нет ни одного писателя, чьи книги развеяли бы как факел нашу темноту. Гиппократ, который признается высшим авторитетом, писал, что люди севера, напротив, были небольшими и белокожими. Аристотель думал, что люди, вынужденные жить в условиях как сильной жары так и холода, были одинаково нецивилизованными. Эти примеры ясно показали противоречивость мнений предшественников. Как могут южане быть одновременно и одаренными и нецивилизованными? При этом каждый отстаивал свое мнение искренне. Для того чтобы это было понятно, позвольте нам определить четыре стороны света. Южная - в области экватора; северная - вертикально полюсу; восточная - от Молуккских островов; западная - от островов Гестрия. Страбон предложил другое деление: Индия - на востоке; кельты - на западе; скифы - на севере; эфиопы - на юге. Птолемей не ушел очень далеко от этой классификации. Не так давно, однако, утверждалось, что древние допускали серьезные ошибки в этом отношении, ибо математики отрицают существование какого-либо различия между востоком и западом, что мы и опишем со всей правдивостью в определенном месте. Солнце поднимается высоко над экватором и описывает круг, оно возносится все выше и выше и быстрее, чем в тропиках, достигает зенита. Альварес писал, что в июне воды Полярного круга пребывают в состоянии льда, даже когда дует южный ветер. Другая особенность тропиков - ливни, приносящие большое количество осадков, очень высокие горы и густые леса. Наконец, цвет человеческих лиц здесь не черный, но смуглый. Ниже тропиков с другой стороны находится жаркий пояс, бездождевой, безлесный, с несколькими реками и их восточными притоками. И наконец, жителей с черной кожей можно встретить не только среди эфиопов, но также и среди индейцев, как Ктесий свидетельствовал много лет назад, а мы убедились в этом недавно. Я не могу быть твердо убежден, что черными стали те, кто ведет свой род от Хама, как это утверждают записи некоторых людей. В течение долгого времени осмеивалось мнение Геродота, который думал, что семя эфиопов было черным. Он доказывал, что эфиопы родились бы черными и в Скифии, а скифы - белыми и в Эфиопии, хотя все народы перемешались в повторяющихся волнах миграций. Пока достаточно определить границу востока и запада в Америке, потому что этот регион отдален бесконечным расстоянием от Индии и Африки. Далее, разделяющая черта между севером и югом проходит по экватору, опоясывающему мир. Далее, середина полушария на этой стороне экватора отмечается 45-й параллелью широты, поэтому любая линия, находящаяся выше по направлению к полюсу, определяется как север; остальное, лежащее ниже, как юг. Так как древние, за исключением Посидония и Авиценны, верили, что люди освоили пространство между тропиками и полярным кругом и что других земель, достаточно безопасных и пригодных для обитания не было, мы должны исправить эту ошибку. Действительно, некоторыми исследованиями подтверждается, что область экватора очень благоприятна для жизни людей, несмотря на то что районы, расположенные ниже тропиков, опаляют сильной жарой, причина чего очевидна. Однако люди в чем-то схожи с растениями, которые постепенно перерождаются, когда изменяется почва, и это перекликается с тем, что зной и солнце окрашивают людей в черный цвет, как писал Аристотель. Более того, Плиний писал, что в Эфиопии львы также черного цвета, но, например, поэт Аппиан в своем сочинении "Об охоте" опроверг этот взгляд. Я перевел на латинский язык и опубликовал четыре его книги в прозе, сделав грамматические комментарии; затем расширил их настолько, насколько потребовала моя работа, и снова опубликовал те же самые книги. (75)  Итак, далее, чтобы избежать ошибок древних, мы разделим на три равные части область от экватора до полюса, общей протяженностью 90 градусов. Таким образом, мы отдадим 30 градусов жаре; столько же градусов - холоду и отведем 30 градусов той температурной зоне, в которой можно жить удобно и счастливо, если не считать, конечно, неровностей, гор или топких болот, а также пустынь или опасных и бесплодных мест из-за вредных качеств воды или почвы. В центре тропической области земля настолько плодородна, что жители почти не замечают изменений климата. Напомню, что мы выделили два тридцатиградусных пояса жары и холода и 30 градусов - мягкого климата; в области между 45-м и 60-м градусом довольно холодно, далее следуют 30 градусов холоднейшей зоны; после нее 50 градусов обитаемы, хотя здесь нет городов, деревень, нет средств для сооружения того, что дает людям защиту. (76)  Сама природа и целесообразность учат меня, что подобное разграничение зон правомочно. 30-я параллель от экватора подобна границе, отделяющей Атласские горы, которые простираются на довольно большие расстояния. Африканские берега расположены далеко от Египта, в котором жар Солнца беспощаден, и где текут многоводные реки. Граница экватора проходит вдоль Африканского гребня, дальней части Персии и острова Индия. 60-я параллель от экватора в свою очередь соприкасается с границами готов, ливонцев, Руси, Восточных островов и предгорий Имайской гряды. От этой линии простираются земли, пригодные для проживания вплоть до 75-й параллели, но жизнь здесь сопряжена с трудностями и в одиночку там не выживешь, если можно доверять географам и историкам. Я разделяю каждые 30 градусов на две половины, потому что тропики и полярный круг разделяются точно по 50-й параллели с одной стороны и по 7-й - с другой, хотя может быть, кто-то не допускает предложенного мною деления. (77)  Так как предельные температурные значения известны под тропиками и на полюсах, то под экватором может находиться зона с самым благоприятным климатом, как в тех областях, которые расположены ниже 30-й параллели. Следовательно, эфиопы проживают и на экваторе, и ниже 30-й параллели. В тропиках они имеют обычно черный цвет кожи, ниже экватора из-за других климатических условий, они много светлее; далее, вниз от 60-й параллели, кожа становится красноватой, после 45-й - кожа белая, после 30-й - желтая, а когда желтая желчь сменяется черной, появляется темно-коричневый оттенок, далее люди становятся смуглыми и совсем черными - в районе тропиков. Утверждение Гиппократа о том, что люди севера представляют собой безобразное зрелище потому, что они бледнокожие и слабые, казалось абсурдом до тех пор, пока мы не узнали о более отдаленных районах севера. Следуя мудрости древних, говоривших, что они были крепкими и высокими, мы должны все расставить по своим местам. Некоторое время меня одолевали сомнения, однако мое предположение было отвергнуто Гаспаром Хольстером, шведом из столичного города, человеком образованным и владеющим языками, но имеющим репутацию солдата. Его лицо и его волосы имели красноватый оттенок, нос же был и вовсе ярко-красный. Без какого-либо изъяна кожи, средний в строении, широкоплечий, тело имел короткое, глаза - голубые. Кроме того, он страдал от близорукости. Болтливый Галл - француз, равно хорошо известный как своей образованностью, так и в силу своих бесконечных скитаний по Европе, часто рассказывал мне такие вещи - по ту сторону Готии (области готов) люди темно-желтые, огромного роста и худые. В Готии и Швеции люди рождаются красноватыми и они несколько уступают германцам в размерах. Галена весьма тревожило то, что Гиппократ и Аристотель писали, будто все северяне рыжеволосые, но если следовать моим наблюдениям, то люди в Британии и Германии, ведущие свое происхождение от датчан и норвежцев (норманнов), которые занимали приграничные территории, имели красную кожу. Позднее все они находились в крайне неудобном положении. Во Франции, особенно на западе или в Нормандии, также много тех, кто происходит от датчан. Но немцы и британцы почти все светловолосые. Поэтому сказанное о них Луканом "светловолосые швабы вышли из дома северного ветра" можно понять так - из старой Швабии и от Швабского моря (Боденское озеро - М.Б), простирающегося до 45-й параллели. Они [швабы], бывало, думали, что кроме этой другой земли нет. (78)  Более того, вопрос о физическом строении может помочь нам в понимании традиций народов, дать многое для знания и оценки истории. Позвольте нам привести еще один пример. Скифы очень отличаются от южан тем, что последние имеют карие глаза, тогда как первые - серые или голубые. Те, кто живет между ними, имеют желтый цвет глаз или глаза различных оттенков. Люди величайшей эрудиции, переводя плутарховский "Марий", определяли их как "каштановые глаза" и "глаза с рыжиной", "глаза красноватого оттенка". Я бы предпочел определить их как "жесткие свирепые глаза". Тацит сказал о германцах: "Жестокие голубые глаза, рыжие волосы, большие тела". Ювенал сказал: "Кто не знает суровости глаз германцев, не видел их влажного блеска, тот не испытывал страха". "Карие" не имеют ничего общего с красными; (греч.) является двусмысленным словом, обозначающим как жестокость, так и цвет глаз. Евстафий написал об этой черте Гомера [о его глазах]9, и я бы так это выразил: "Глаза, выражающие силу борова, медведя и рычащего льва". (79)  Катулл перевел это как "голубовато-серый" цвет, я думаю, что все варианты переводов являются верными. Так Аппиан назвал море (греч.), а Селен перевел "голубоватое", Катулл перевел это слово как "серое"; и каждый по-своему прав. Амиет прибегает к авторитету Гаци, который употребляет (греч.) иногда как "красное", иногда - "рыжевато-коричневое", Скалигер назвал их - "зеленовато-желтые". Гесихий написал, что (греч.) многозначное слово, оно может переводиться и как "голубовато-серый" и как "желтый". Так, Аристотель назвал как-то глаза готов (греч.), потому что они действительно желтые. Начало этой путаницы было положено употреблением определения (греч.) по отношению к цвету глаз. Подобно выражению (греч.) Аристотель писал, что цвет [глаз] рыжевато-коричневый. Поэтому римляне называли львов "коричневато-рыжими". Глаза львов светятся, и это было подмечено еще Гомером, и чему есть убедительное свидетельство Аппиана. Порзио впадал в ошибку, переводя (греч.) как "желтовато-серый"; он считал, что это цвет затухающего факела и что Гораций называл волка "желто-серым". Что касается глаз, то Варрон назвал бы их желтовато-серыми, как у деревенского петуха, или, точнее, желтыми - как Фест определял сухое зерно. Глаза петуха действительно горят подобно глазам ястребов и орлов, способных прямо смотреть на Солнце. Мы называет вещи желто-серыми, когда их цвет колеблется между коричневым и серо-голубым. Платон же назвал такой цвет коричнево-серым. В недавних спорах даже нашелся человек, который трактовал желто-серый цвет, встречающийся у Феста, как цвет сухого зерна. Помимо этого он представил на рассмотрение наблюдение, что желто-серый цвет [глаз] соответствует хриплому голосу, который становится таким по причине холодного горла; в этом высказывании проступает не только неосведомленность этого человека, являвшегося грамматиком, но и его несостоятельность как анатома. Да, в зерне присутствует желтый цвет, однако причиной хриплого голоса является мокрота горла. Аристотель, который определял глаза эфиопов как темные, а глаза скифов как серо-голубые, именно потому и дал жителям среднего региона "козлиные глаза", что те имеют цвет или желтый, или желто-серый. Плиний же называл такие глаза красными. И еще средний регион имеет безграничное смешение из крайностей, тогда как сами крайности не имеют разнообразия. Скифское лицо имеет ярко выраженные характерные черты, которые отличают его от других, что также свидетельствует о своеобразии ума. Голубой цвет, как писал Платон, плавно переходит в белый, как это свойственно глазам ночной совы, которую из-за этого часто называют "серебристой". Глаза совы слабо видят при дневном свете. Сославшись на Плутарха, я бы распространил это на многих датчан, германцев, британцев. С другой стороны, их глаза имеют характерный слабый серо-голубой отблеск, им присуща отчетливая голубизна необыкновенной глубины. Этот цвет называется даже "орлиным", когда речь идет о воде. Серо-голубой цвет свидетельствует о присутствии тепла, что подметил Аристотель, несмотря на то, что черный цвет, который характерен для южан, всегда нес в себе значение тепла. Те, кто живут в среднем регионе и имеют так называемые "козлиные глаза", или серо-желтые, обладают наиболее зорким зрением из всех. Не зря Плиний написал, что глаза Суллы, Катона, Августа были именно такого типа. Плутарх выразил двусмысленным словом (греч.) цвет глаз и жестокость, поэтому слова "жестокий" и "ясноглазый" он использовал как термины. Каждый из трех народов имеет свою разновидность цвета глаз: черные, серо-голубые и желтые глаза, от которых происходит безграничное количество вариантов. Витрувий подтвердил это наблюдение такими словами: "Рожденные на севере воспроизводят расу с огромными телами, бледным цветом лица, прямыми рыжими волосами, это люди сероглазые и полнокровные, но те, кто живет на юге, наделенном сверхсильным солнцем, напротив - маленького роста, со смуглой кожей, черными глазами, малокровные и обладающие слабыми телами". Таково его объяснение. Кровь скифов наполнена фиброй, как кровь боровов и быков, поэтому говорят, что они сильно и быстро возбуждаются. Южане имеют худощавое тело, словно зайцы и олени, и это в свою очередь привело к тому, что они более робкие и слабые. (80)  Итак, позвольте нам применить эту теорию к тем, кто обитает на пространстве от 44-й параллели до 74-й. В этих пределах, по направлению к северу, количество тепла постепенно уменьшается. Южане имеют больше тепла от солнца и меньше своего внутреннего огня. Зимой тепло поглощается телом, а летом оно выходит наружу. Поэтому происходит то, что зимой мы более оживленны и здоровы, а летом - более вялые. Эта же причина делает нас более прожорливыми зимой, чем летом, особенно когда дует северный ветер. Южный ветер приносит противоположный эффект; можно сказать, что летом мы менее прожорливы, как отмечал Аристотель. Поэтому мы можем заметить, что когда немцы посещают Италию, или Францию, или Испанию, то они едят больше, предпочитая не экономить на еде, по этой причине они иногда даже задыхаются. Подобный случай произошел с Филиппом - Австрийским герцогом, когда тот отобедал в Испании в соответствии со своими привычками. Но испанцы, которые у себя на родине живут более экономно, оказавшись во Галлии, становятся более прожорливыми, чем сами галлы. Позвольте нам привести следующие доказательства. Пастухи не раз ответственно заявляли, что, когда стадо движется по направлению к югу, скот мирно пасется поодиночке, но зато на севере стадо становится более активным и держится кучно. Также не является странным то, что Лев Африканский написал, что он почти не встречал стад волов или табунов лошадей, ему попадались только стада овец, которые давали очень немного молока. Наоборот, на территориях германцев или скифов повсюду паслись тучные стада, о чем упоминалось почти всеми писателями. Это не должно объясняться лишь тем, что там имеются лучшие подножные корма, как думал Плиний, дело здесь заключается в климате. Усиление внутренней жары приводит к тому, что те, кто обитают в северных землях, являются более активными и сильными, чем южане. Даже в противоположных краях, по ту сторону Каприкорнского моря, происходят подобные вещи. В местах, удаленных от экватора, количество совместно проживающих людей возрастает, как, например, в Патагонии, где местных обитателей называют гигантами и проживают они на той же самой широте к югу от экватора, что и немцы к северу. Это подтверждает и тот факт, что скифы всегда предпринимают сильные атаки против южан. И это показывает кажущуюся невероятной, но все-таки правду, заключающуюся в том, что величайшие империи всегда возникали на юге, однако, они редко расширялись по направлению к северу. Ассирийцы разбили халдеев, греков, римлян, парфян, персов, турок, готов и татар. Римляне же напротив, были склонны к продвижению за Дунай. После того, как Траян построил каменный мост немыслимых размеров через Дунай (говорят, он имел двадцать пилонов и даже сейчас сохранились их отдельные части), Дакия была завоевана полностью. Но когда Адриан понял, что покоренные племена не могут быть обузданы, то приказал разрушить мост. Позвольте нам теперь привести более современные примеры. (81)  Галлы терпели многочисленные притеснения от англичан на своей собственной земле и часто уступали им свою территорию. Но сами они не могли проникнуть в Англию, потому что никто их туда не приглашал. С другой стороны, англичане не смогли полностью поглотить скоттов, хотя они боролись за господство над ними в течение 1200 лет. Англичане не покорили маленькую Шотлондию, даже когда и по финансовым и по людским ресурсам они в целом превосходили шотландцев в большей степени, чем галлов. Не правы англичане, обвиняя в предвзятости галлов в споре о природе враждебности - англичане отрицают, что в тот период, когда распалась Римская империя, их земли населяли англосаксы, которые были покорены норманами и которых все презирали за неспособность защитить свои земли. Я не рассматриваю здесь случаи проникновения и расселения в Европе и Азии скифов, парфян, турок, татар, московитов, готов. Если я не ошибаюсь, то Иезекииль, Иеремия, Исаак и другие пророки предостерегали от войн, приходящих с севера, которые угрожали гибелью пехотинцам и кавалерии и грядущим разрушением империи. Все эти вещи, я напомню, относятся к региону, который простирается от 44-й до 74-й параллели, приблизительно там, где расположена Бирма. (82)  Жителей более отдаленных регионов, которых не так уж много, согласно Гиппократу, обжигает холод, также, как и тех, кто живет у тропиков, опаляет жара. Аристотель в IV книге "Метеорологии" рассуждал относительно силы внутреннего тепла, вырабатываемого за счет чрезмерной реакции, и выводил, что люди обжигаются жарой так же, как и холодом. Холод распространяется и во внутренние районы и является причиной осадков; Помпей называет такие осадки "иней или изморозь". Гиппократ, однако, упоминает эти сведения, описывая народы, проживающие ниже созвездия Медведицы, потому что в его время более северные регионы были неизвестны. Цезарь, с другой стороны, также не знал об этих регионах и он закрепил ошибку, исходя из неверной посылки и утверждая, что немцы вырастают большими и сильными потому, что они, обладая свободой воли, с детства подвергаются физическому воспитанию. В действительности же их рост должен объясняться температурой воздуха и соотношением соков в организме человека. Внутренняя жара гасится в некоторой степени внешним противодействием - они часто и много пьют. Они называют жажду аппетитом, поддерживаемым сыростью и холодом. Форма пиршеств, которая распространена среди германцев, особенно саксонцев и жителей прибрежных районов Балтики, не может быть изменена ни временем, ни законами. "Проводить день и ночь в пьянстве, - говорит Тацит, - является позорным для человека, а шумные ссоры очень часты среди пьяных". Афиней, обвиняя скифов в пристрастии к неразбавленным винам, пользуясь старой пословицей, говорит, что всякий раз, когда лакедемонянам хотелось выпить чего-нибудь покрепче, они говорили, что пора пить "на скифский манер". Хамелеон Гераклита в книге о выпивке говорит, что на праздниках все предпочитали держаться в выпивке скифского образца. Воду часто называли "напитком, лишенным мужества", а спартанцы о неразбавленном вине говорили то же самое. Скифы также имели избыток в наполняющих тело соках, по этой причине они часто испытывали голод. (83)  Итак, желание пить вызывается жарой и сухостью воздуха, южане предпочитали даже меньше есть, чем пить, чтобы погасить избыточный жар своего тела. Это подтверждает мысль Гиппократа о том, что изобильное питье и изобильная еда, употребляемые одновременно, невыносимы для людей. Тацит, описывая подобное поведение германцев, не понял и не показал его причины. "Сильные, холодные и выносливые, они освоили природу неба и земли", потому что климат у них холодный и земля бесплодная. Более того, окружающий холод способствует большому увеличению внутреннего тепла. То, что они полны силы защищает их от голода; сила определяется ростом; морские животные, выросшие в изобильных водах, превосходят размерами всю остальную живность. То же [окружающая среда] определяет грубоватый и сильный голос, хотя у испанцев, карфагенян и эфиопов он обычно тоже сильный, но, скорее, высокий. В трех последних случаях причина объясняется внутренним холодом и сухостью, а в случае с германцами наоборот - внутренним жаром и сыростью. На голос также влияет изобилие и разнообразие в пище и тяжелый шум вечнозеленых лесов. Тепло также позволяет почти не одеваться, тогда как холод заставляет защищать тело теплой одеждой. Однако женщина, по природе холодная, имеет более высокий тон голоса, чем мужчина. При умеренной температуре голос становится приятным и мелодичным, как у азиатов, испанцев, французов. Чрезмерно влажный воздух севера, по мере его продвижения к югу или к теплым регионам, изменяется за счет испарений. (84)  "Германцы, - писал Тацит, - склонны к странной противоречивости от природы, этот народ не любит чем-либо заниматься и в то же время ненавидит покой. Однако они ведут частые войны, а когда воздерживаются от войн, то как будто бы отказывают себе в пище". Внутреннее тепло управляет действиями людей, как мы можем это наблюдать в маленьких детях, ибо именно тепло не дает им покоя. Замечено, что влажные тела обычно тучные и горячие. Плутарх подтверждал это в историях из жизни Мария, где упоминал, что потные тела кимвров обычно толстые и горячие. Поэтому испанцы и германцы легко справлялись с ними, как первым отметил Полибий. Марий и Цезарь также одержали над ними знаменитые победы. О франках Цезарь говорил, что в начале битвы они - более чем мужчины, а в конце ее - менее чем женщины. Тацит оставил такой комментарий о германцах: "Германцы, с их громадными телами, устрашают только до первой атаки. Не способные летом к работе и к исполнению тяжелого, изнурительного труда, они не выдерживают первых же испытаний. Их ломает жара". С другой стороны, они легче переносят холод. Помпоний Мела писал, что до наступления половой зрелости дети их ходят почти нагими. Гален, однако, удивлялся рассказам о том, что они погружают в холодную воду своих детей, как только те родятся. Но Юлиан Август объяснил это в своей "Речи Антиоха". Он сказал, что внебрачных детей германцы выбрасывали в Рейн, где те некоторое время держались на поверхности. Он описал это достаточно ярко, но не сослался на какой-либо источник или авторитетное мнение. (85)  Африканцы, с их сухими, холодными, сильными телами, терпеливо переносят и работу, и жару, как писал Александр Афродисийский. Они не могут переносить холод, так как у них нет внутреннего тепла, в отличие от скифов, которые, напротив, с трудом выдерживают жару, так как изобильно наполнены ею внутри. Точно так же лошади, по своей природе теплые и влажные, с трудом живут в Эфиопии и более легко переносят климат Скифии. С другой стороны, ослы, сухие и холодные, оживленные в Африке и вялые в Европе, не могут жить в Скифии. (86)  Тех, кто обитает в среднем регионе, беспокоит и холод, и жара, так как середина вынуждена бороться с обеими крайностями; однако, и то и другое [жители среднего региона] переносят одинаково хорошо. Я называю серединой не район между полюсом и экватором, а лишь то пространство, которое размещается посередине между тропиками и полюсом, потому что жара на экваторе не так ужасна, как мы выяснили, но в тропиках более сильна. Самым умеренным следует признать район не от 30-й до 40-й параллели, а от 40-й до 50-й; по мере продвижения на восток он [климат] становится все более умеренным. Здесь лежат более отдаленные части Испании, Франция, Италия, Верхняя Германия - до Майна, обе Паннонии, Иллирия, обе Мисии, Дакия, Молдавия, Македония, Фракия и лучшая часть Средней Азии, Армения, Парфия, Согдиана и большая часть Большой Азии. Однако, чем ближе к востоку, тем климат становится более умеренным, хотя кажется, что климат таких регионов, как Лидия, Киликия, Азия и Мидия, больше похож на южный. Однако в свое время мы еще будем говорить о востоке. Южане, а именно: испанцы, сицилийцы, пелопоннесцы, египтяне, критяне, сирийцы, арабы, персы, гедрозиане, мавры, индийцы, сузианцы, финикицы, нумидийцы, киренаикяне, ливийцы и американцы, населяющие Флориду, ближе к нам. Но те из них, кто живет на той же широте, но далее к западу, имеют более холодный темперамент. Северянам я бы в свою очередь назвал тех, кто населяет территорию от 50-й до 60-й параллели. Они, однако, более сдержанны, чем их соседи, населяющие пространства в районе 70-й параллели. К первому региону относятся Британия, Ирландия, Дания, часть Готландии, Нижняя Германия - от Майна и Буга до дальней Скифии и Татарии, которая занимает добрую часть Европы и Большой Азии. (87)  Остаются народы, населяющие земли по ту и другую стороны от 15-го градуса в тропиках, но так как они измотаны ужасной жарой, то мы должны говорить о них отдельно. Другие, те, что живут ниже 30-й параллели по эту сторону и над экватором, попадают в зону почти такой же умеренности, как и те, которые проживают ниже 30-й параллели, это следует из нашего знания причин жары и подтверждается нашим знанием истории. Основным же предметом нашего обсуждения являются люди, которые живут от 30-й до 60-й параллели, потому что мы знаем их историю и на основе этого знания можем сложить свое мнение. У нас почти нет материала о других народах, но хорошо подобранная иллюстрация дает возможность правильной оценки всех остальных. Народы Средиземноморья, если говорить об их теле, холодны, худы, рано лысеют, слабы, смуглы, небольшого роста, кудрявы, кареглазы и высокоголосы. Балтийские народы, напротив, теплы, потливы, волосаты, крепки, белокожи, крупнотелы, предрасположены к полноте, с жиденькими бородами, сероголубоглазы и низкоголосы. Промежуточный же тип представляют те, кто живет между ними; они выказывают умеренность во всех отношениях. Но напрашивается вопрос: почему южане, по общему согласию, слабы, но тверды характером, тогда как северяне сильны, но мягки? Противоположное мнение высказывал Гиппократ и многие другие писатели, которые утверждали, что скифы и горцы, напоминающие скифов, были тверды, дики и с рождения переносили многие тяготы. Сопоставив эти противоречивые мнения историков и философов, мы будем верно оценивать историю и попробуем примирить Гиппократа с Александром, Ливием, Тацитом, Полибием, Плутархом и Цезарем, которые говорили, что франки и немцы не были упорны в работе, тогда как нам известно, что северяне усердно трудятся в холодном регионе, а в теплом - истекают потом. С этим согласуется мнение Агафия о германцах и Крантца о скандинавах, считавших, что эти народы развязывают войны зимой, но реже - летом. Наоборот, южане легко переносят жару, подходящую для их характера, хотя становятся энергичнее в холодном регионе и довольно вялы в теплом. И поэтому, как я слышал, испанки обычно называют германцев между собой "вяленая рыба". Но кельты и бельгийцы, когда они попадают в Италию или Прованс, подвергаются пытке москитами и паразитами, страдая до крайней степени из-за нежности их кожи. Коренные жители, благодаря их выносливости, не испытывают в сходных условиях никакого сильного раздражения. (88)  Имеется достаточно высказываний о форме тела, из которых делается заключение о складе ума, и в результате вырабатывается верный взгляд на историю. Так как ум и тело властвуют в противоположных направлениях, то чем сильнее последнее, тем слабее первый, и чем сильнее человек в своем умственном развитии, тем физически слабее при условии, что функционируют все органы чувств. Ясно, что южане превосходят интеллектом, скифы - телом. Аристотель близок к этому выводу, замечая в VII книге "Политики", что крепкие и энергичные люди наделены меньшим талантом, а их общественные дела не идут в правильном направлении. Африканцы, однако, имеют более чем достаточно мудрости, но недостаточно силы, которая необходима и для отражения нападений врагов и для защиты граждан. (89)  Третья группа людей состоит из тех, которые владеют прекрасным искусством повиноваться и командовать. Они способны подавить хитрость южан своей силой и противостоять атаке скифов мудростью. Из людей этого типа, как полагал Витрувий, должны отбираться солдаты, так как они не менее превосходны в находчивости, чем в силе. Так как это верно, то я перехожу к другим мнениям. Еще одна историческая проблема ждет своего разрешения - почему готы, гунны, герулы и вандалы вторглись в Европу, Азию, Африку, но из-за недостатка ума не смогли удержать завоеванное? Те, кто воплощали планы мудрых людей, формировали нации, составляющие основу гражданского общества, и долгие годы имели власть над процветающими государствами; здесь на ум приходит образ, созданный поэтами, - Паллада, защищающая Ахилла. Поскольку скифы почти поголовно не любили грамоты, а южане - оружия, то они не могли изначально основать великую империю. В обоих этих сферах римляне достигли успеха, с большой скромностью и мудростью сочетая гимнастику с музыкой, как того и хотел Платон. Правда и то, что они унаследовали законы, интерес к письменности, гражданскую дисциплину от греков; морской науке они научились у финикийцев и сицилийцев. С другой стороны, опыт в военном деле они приобрели в ходе постоянных войн: сначала они научились у скифов использовать меч не только как рубящее, но и как колющее оружие; впоследствии переняли у испанцев умение пронзать врага мечом, как утверждает Полибий. Не следует удивляться, что они превзошли все народы славой своих подвигов, когда направили все усилия на развитие своих высочайших природных талантов. Но это - Божья милость (или правильнее сказать - мудрость?), что южане наделены острым умом, а скифы - сильнее физически, ведь если бы Он наградил лисьей хитростью людей диких и сильных, как буйволы, или великой силой и выдержкой пронырливых как лисы карфагенян, то люди могли бы использовать дар Божий для разрушения. "Нет ничего более жестокого, - сказал Аристотель, - чем вооруженная несправедливость". Более того, он верил, что те, кого Он наделил средней силой, превосходят остальных гуманностью и справедливостью, чертами, которые он отнес к людям, проживающим в умеренном климате. "Почему, - спрашивает он, - люди, которые страдают от слишком сильного холода или жары, нецивилизованны?" Не потому ли, что лучший климат создает лучшие обычаи? В таком случае, почему все историки восхваляют невинность и справедливость скифов и проклинают обычаи южан? Здесь я ищу ответа в свидетельствах истории, чтобы не было разногласия между мудрецами. Так, тучные люди вовсе не злы, как верно решил Цезарь относительно Антония и Доллабела; что касается Брута и Кассия, то их пример показывает, что худых следует опасаться. Северяне - тучны, а южане - худощавы. То, что сказал Тацит о германцах, верно: "Этот народ не отличается хитростью и проницательностью; свобода пирушек вскрывает секреты сердца, а в своих мнениях о других они крайне непостоянны. Сегодня могут говорить одно, а завтра - другое". Более того, в этом кроется одна из причин, почему короли и тираны и раньше, и в наши дни подбирали телохранителей среди фракийцев, скифов, германцев, киркассиан и гельветийцев, не скупясь на большое жалованье; и делают они это не потому, что не доверяют силе своих людей, как многие глупо полагают, а потому что понимают, что крупные тела фракийцев скрывают в себе минимальное количество хитрости и злобы и что им больше нравится роль солдата, чем правителя. Так почему же их называют жестокими и нецивилизованными? Причина очевидна, ибо чем дальше человек от человеческой культуры, тем более он схож с животным, неспособным из-за недостатка разума сдерживать ярость и дурные склонности. Таким образом оказалось, что северяне под влиянием вспыльчивости поступают жестоко. Фукидид называл фракийцев, которые ничего не боялись, "самым безжалостным народом". Тацит так же сказал о германцах: "У них вошло в привычку убивать не сдерживая себя, из-за вспышки ярости, как убивают врага". Так венгры, когда убили Л. Гритти, обагрили свои плащи и копья его кровью, следуя своей национальной традиции. Британцы уничтожили в гражданской войне 12 из 40 королей, бесчисленное количество принцев (около сотни за тридцать лет), а после имели небольшую передышку благодаря внешним войнам. Если верить хроникам Джовио, то трансильванцы довели солдат до безумной жестокости в трехдневный срок. Это было сделано, чтобы люди могли со всей суровостью отомстить Георгу, лидеру ритеров, за то, что он посадил на кол несколько венгерских магнатов. В результате солдаты зубами рвали конечности еще дышащего лидера, поглощая его плоть. Затем, разрубив распотрошенного человека на кусочки, они подали его останки, приправленные плевками, пленникам. Жестокость Дракулы принца Трансильвании повсеместно признана чрезмерной. Я даже не буду приводить примеры неслыханной жестокости готов и гуннов, которую они проявляли не только по отношению к людям, но и к животным, городам, крепостям, могилам и гробницам римлян, срывая их до основания. Они не могли сдерживать свою ярость, как, впрочем, и другие свои наклонности. Тацит сказал о германцах: "Когда они трезвы, они играют в кости на серьезные вещи, их азарт в игре так велик, что при проигрыше они могут поставить на кон собственную свободу". Следом идет жажда наживы, обуревающая как германцев, так и галлов. Прокопий с упреком отмечает, что жажда эта так велика, что за золото они готовы продать жизнь и за деньги развязать войну. (90)  Южане не столько скупы, сколько бережливы и скаредны, с другой стороны, скифы - расточительны и жадны. Так как они знают свой недостаток, то они чрезвычайно подозрительны. Эта черта и прежде среди моих знакомых была известна достаточно хорошо. Хольстер рассказывал мне доподлинный факт: в Голландии было полно тех, кто подслушивает. Они пребывали в общественных местах, потому что природная подозрительность подогревала их желание знать. Трезвыми они предпочитают вступать в отношения с южанами, а когда чувствуют, что обмануты, то сами обманывают незнакомцев, но в конце концов применяют силу. По всеобщему мнению, они такие же вероломные, как и южане. Древние историки не располагали этими сведениями, потому что у них не было отношений со скифами. Позднее, покинув обычные места обитания, они [варвары] показали свое истинное лицо. После того, как франки выделились из германских племен и заселили Галлию (поэтому немцы часто бахвалятся тем, что французы имеют тевтонское происхождение), Прокопий, рассказывая о них [о франках], сделал такое замечание: "Этот народ быстрее всех предаст свою веру", а Вописк сказал: "У франков считалось нормой посмеиваться над своей верой". Верно писал Алкиатти, что немцы, подобно скорпиону, готовы ужалить сами себя. Эту пословицу по-французски следовало бы произносить с должными извинениями, чтобы наше рассуждение не повредило имени любой расы. Я размышляю не о какой-то характерной особенности, а о врожденной натуре каждого народа. Вернемся к жестокости. Этой чертой датчане и норвежцы в значительной мере превзошли немцев, от которых они вообще многим отличаются. Великое вероломство и жестокость людей по отношению к правителям или в среде самих правителей никогда не порождались такими взаимоотношениями, какие существовали между Христианом и Густавом, между датчанами и шведами. Это те народы, которые мы называем норманнами и которые считаются ненадежными. (91)  Но если из-за нехватки разума и мудрости северяне не могут управлять своими наклонностями и поэтому оцениваются другими как несдержанные, подозрительные и жестокие, то почему южане даже более жестоки и вероломны, чем они? Здесь я снова ищу решения в истории. Очевидно, что от природы южане имеют величайшие способности. Так, например, Колумелла в третьем разделе первой книги заявил: "Хорошо известно, что карфагеняне очень сообразительный народ, ими сказано - поле должно покориться пахарю". Про египтян, которые боролись против Цезаря, Гирций писал: "Это очень умные люди. Они так ловко копируют сделанное другими, что кажется, будто это те, другие, повторяют их работу". Чуть позднее тот же автор добавил: "Египтяне сильно склонны к предательству". Более того, кто не знает, как искусно и на протяжении долгого времени карфагеняне избегали власти римлян. Тем не менее они всегда проявляли ужасную жестокость в отношении врагов, что показали Пунические войны, а также битва, в которой финикийцы сражались против финикийцев, и когда Спендий выступил против карфагенян. Как сказал Полибий: "Эта война по жестокости и всем видам преступлений превзошла все войны, о которых мы прежде знали". Правда, вещи, рассказанные Полибием о жестокости карфагенян, показались бы смешными, если бы их сравнивать с историей Льва Африканского или с беспримерной жестокостью Мулей Хасана и его сыновей, которую те не так давно проявили к своим подданным, а потом и по отношению друг к другу. Но Мулей Хасан, лишенный трона, который раньше он сам захватил, изгнав своего отца, явился просителем к императору Карлу, униженный и ослепленный на оба глаза, зверски выжженые его братом. (92)  Именно от карфагенян идут все эти казни: выдавливание глаз, разрывание конечностей, сдирание заживо кожи, медленное поджаривание и сажание на кол. Но колесование идет от германцев, это подтверждает написанное Мюнстером. От этих наказаний итальянцы, галлы, испанцы, греки и даже азиаты часто с ужасом отворачивались и неохотно перенимали у других. До преторианского закона о казни, который тем не менее запретил телесные наказания, римляне казнили топором, лишая жизни через отрубание головы, позднее распространенным способом стало умаривание голодом, наконец, была разрешена пожизненная ссылка. Среди греков традиционно использовался яд из болиголова [цикуты - М.Б.]. Хийяне его разводили водой, чтобы смерть не была мучительной. Греки считали, что в самой смерти жестокости более, чем достаточно, если, конечно, человек не был виновен в каких-то невиданных ужасных преступлениях. Если кто-то склонен считать, что такая жестокость идет от порочного воспитания, как утверждает Полибий, то пусть внимательно рассмотрит природу южных американцев, которые окунают мальчиков в кровь убитого врага, затем сосут кровь убитого из вен и продолжают свой жуткий пир на растерзанных телах. (93)  Итак, жестокость южан и скифов имеет мало общего, потому что последние впадают в ярость под влиянием импульса, а в мщении способны показать себя не только добродетельными, но и великодушными - они легко вспыхивают, но и легко успокаиваются. Южан не так просто разгневать, но, будучи рассерженными, они с трудом успокаиваются и атакуют врага с хитростью лисицы и упорным, но не явным неистовством. Поверженного врага они подвергают ужасным и болезненным пыткам. Такая свирепость в чем-то сродни деспотизму, который порочная система воспитания и дурные наклонности развивают в человеке, но в основном она [порочность] имеет своей причиной сумбурность в чередовании настроений. Это в свою очередь идет от элементов, на которые неодинаково воздействуют внешние силы. В этом проявляется власть небесных тел над телом человеческим, что заключено в определенных элементах - кровь в теле, дух в крови, душа в духе, разум в душе. Хотя душа не подвластна материальности, тем не менее во многом на нее влияют внешние воздействия. Получается, что те, кто находятся в самых отдаленных районах более склонны к порокам. Как черная желчь с трудом удаляется из крови, подобно осадку из вина, так и болезни ума, причиной которых является воздействие черной желчи, с трудом излечиваются. В действительности южане насыщены черной желчью, которая опускается словно осадок на дно, когда настроение смягчается теплом солнца, или поднимается все выше и выше, влияя на эмоции, на психику так, что люди становятся неуправляемыми. Такими, говорят, были Аякс и Марций Кориолан. Последнего нельзя было ничем умиротворить до тех пор, пока он огнем и мечом не уничтожил границы между своей державой и союзными городами. Другой, когда не смог отомстить врагу, обернул свой гнев против овец и скота и порубил многих животных. (94)  Легко составить мнение об истории, если мы знаем причину безумия. С одной стороны, ясно, что южане в большей степени, чем северяне, подвержены безумию. Кроме того, люди сходят с ума легче, чем животные. Лев Африканский писал, что в Африке многие люди пребывают в бредовом состоянии и что общественные институты там отделены от лишенных душевного равновесия. Подобных людей много и в Южной Испании. В Нижней Германии почти нет людей, которые страдали бы безумием от избытка черной желчи, но больше безумных от избытка крови - этот тип безумия простые люди называют болезнью святого Витта, она выражается в экзальтации и бессмысленных танцах. Музыканты своей игрой на лире способны повлиять на больных: используя спокойные ритмы и определенные приемы, они постепенно завладевают вниманием танцующих и воздействуют на них, пока серьезность исполнения и ритм не успокоят сумасшедших. С другой стороны, те, кто населяет средние районы, впадают в безумие тогда, когда их начинает сжигать желтая желчь. Избыток ее приводит к увечьям и убийствам. Живущие вниз от Медведицы, поскольку у них обильны выделения [желчи], должны бороться с определенным видом слабоумия в старости, а точнее - с дремотой, которая является тем видом умственной слабости, которая приводит к оцепенению и забывчивости. Хотя справедливо заметить, что сумасшествие встречается повсюду. Я называю безумием такое состояние, когда никакие обстоятельства не могут укротить природные склонности, главным образом это наблюдается у северян. Мудрого человека может охватить ярость, говорил Цицерон, но не безумие. Многие известные авторы объясняют этот факт крайне глупо, утверждая, что безумие является уделом грубых и простых людей. Все это лишь общие положения. Везде есть склонные к бреду, меланхоличные, обезумевшие и сонливые люди, так же как и везде есть мудрые, сильные и выдержанные - в одном месте больше, в другом - меньше. Утверждения лекарей об излечении меланхолии и замечания Аристотеля о меланхоличных людях касаются северян и в свете этих сведений следует составлять свое мнение об истории. Многие вещи мы пропускаем, останавливая внимание лишь на том, что было упущено или недостаточно полно раскрывалось. К таковым относится тот факт, что южане особенно предаются всем плотским удовольствиям и вожделению, как утверждалось Гиппократом, тогда как скифы менее склонны к любви, потому что их красавицы чрезмерно холодны и унылы, а также потому, что из-за их увлечения верховой ездой они часто оказывались бесплодны. Поэтому они учинили суд над любовью. Они ненавидели ее и кастрировали себя. "Кастрацией" они называют перерезание вены, которая находится на голове за ушами, мы слышали, что некоторые люди практикуют это и в наши дни. Однако это голословное утверждение отрицается почти всеми историками. (95)  Давайте применим наконец верное мерило для оценки истории, которое мы так долго искали, и уничтожим разногласия между философами и историками. Действительность подтверждает, что плодовитость готов, скифов и германцев такова, что они не только заселяют обширные безлюдные пространства, украшая леса севера большими городами, но еще и основывают поселения по всей Европе. Немцы заселяют земли над Дунаем, а скандинавы - даже у крайних границ Скифии. Мефодий и Павел Диакон сообщали, что их армии перемещаются по пространству, как пчелиные рои. Иордан и Олаф называли север "мастерской, где делают людей", потому что оттуда вышли готы, герулы, гунны, кимвры, лонгибарды, аланы, бургунды, норманны, пикардийцы, гелпиды, сабоны, славяне, свионы и руги. Кроме того, поскольку скифы теплы и полны влаги, то плодовитость у них самая высокая. Я не знаю, почему Гиппократ решил, что скифы более холодны внутри, сама природа показывает, что это ошибка. То, что природа дает тепла внутренностям зимой больше, чем летом (теплое дыхание из раскрывающегося рта показывает это), также влияет на людей, населяющих север. Значит, зимой люди более способны к зачатию и менее похотливы, как сказано у Аристотеля. Люди более похотливы летом (по причине раздражения, причиняемого желтой желчью, которая в это время наиболее обильно выделяется), но менее способны к деторождению. В этом проявляется величайшая мудрость Бога, ибо тем, кто имеет достаточную возможность порождать страсть, страсть не очень нужна, но тем, кому дано меньше похоти и любовного пыла, высший родитель - Природа дала больший стимул желания. В противном случае они вовсе не желали бы умножать свой род или основывать общества. Та же Природа сделала так, что зимой мужчины, а летом женщины более склонны к похоти. Доктора считают, что не следует искать удовольствия ради него самого - это постыдно, но подобного рода удовольствие должно быть направлено на зачатие потомства, как это происходит у всех других живых существ, при этом в человеке постоянно присутствует желание наслаждаться союзом, для которого мы рождены. Страсть может закрепить союз на краткое время, как это происходит у других живых существ, но она не способна сохранить надолго любовь. Мне не кажется убедительным объяснение Гиппократом того, почему скифы менее способны к любви, тем, что они носят кожаные штаны и ездят верхом, тогда как по свидетельству Аристотеля, приводившего и другие причины, люди, привыкшие ездить верхом, напротив, более похотливы. Эти факты дают возможность оценить мнение Цезаря, жителей города Валатерры и Тацита, которые так высоко оценивали воздержанность германцев. Тацит говорит: "Молодые люди очень рано стремятся познать любовь, поэтому их юность не слишком затягивается, но девушки не торопятся". Это не может определяться силой воли, ведь мы уже показали, что северяне от природы самые несдержанные в употреблении питья, еды, в играх и преступлениях. Именно сдержанный человек также воздержан и в половых отношениях, а не наоборот. Более того, нет причины для воздержания, когда нет похоти и страстей, ибо они не искушают, как нельзя сказать о ком-то, что он храбрый, если он не испытал опасности или мук тяжкого труда. Южане же, наделенные большей мудростью и силой разума, своим особым даром осознали, что они могли бы грешить совершенно свободно ради удовольствия. При этом упомянем, что самоконтроль особенно труден тогда, когда, окунаясь в похоть, человек предается ужасным излишествам. Известны случаи совокупления людей и животных, я думаю, в этом причина того, что районы Африки породили столько монстров. Отсюда берет корни и та невероятная ревность южан и карфагенян, которую упоминает Лев и от которой совершенно свободны немцы. О последних Цезарь писал так: "Узнать женщину до двадцати пяти лет считается у них одной из главных целей, и это не скрывается". Альтомер, Поджио и Мюнстер в описании Бадена говорили, что немцы, так же как и иноземцы, купались совместно с чужими женами и это ни у кого не вызывало подозрений. Слово "ревность", говорил Мюнстер, не имело места в их отношениях. Немец Иреникий добавляет: "Этот обычай в наше время наблюдается повсеместно на морских курортах". Цезарь также писал, что британцы имели по двенадцать общих жен и что братья сожительствовали с сестрами, а родители - с детьми. Итальянцы никогда не могли вынести такой образ жизни, много меньше замечены в этом испанцы, хотя они часто сходили с ума от любви и ревности. В действительности южане и карфагеняне думают, что смерть предпочтительней измены. Хотя не стоит удивляться тому, что цари персов, карфагенян и евреев всегда имели великое множество жен, это подтверждают Диодор во II книге, Геродот - в III книге и Иосиф - в 17-м разделе IV книги. Скифы, напротив, имели ли они общих жен или индивидуальных, жили, однако, с ними так, что приходится только дивиться рассказам о самых невероятных примерах воздержания, дошедших до нас и касающихся самих царей, у которых народ, как правило, перенимает обычаи. Тацит пишет, что, пожалуй, изо всех варваров только германцы имели индивидуальных жен. Волатерраний утверждал, что Казимир Польский, а также Вацлав, царь Богемии, всегда жили целомудренно, будучи холостяками. Император Генрих I не только воздерживался от обладания чужими женами, но даже навсегда отстранился от своей собственной. (96)  Зачатию способствуют внутренний пыл и влага, а похоть определяется избыточным выделением желтой или черной желчи. В случае избытка желтой желчи похоть, вероятно, обусловлена повышенной раздражительностью, при избытке черной - похоть вызывается пенистыми элементами, которыми очень насыщен этот вид желчи. Я думаю, что Аристотель имел это в виду в том месте, где он писал о том, почему самые чувственные люди встречаются среди меланхоликов. Действительно подтверждено, что те, кто употребляет кислую и пенящуюся пищу, становятся более похотливыми, потому что такая еда приводит к избытку желчи. Возможно, по этой причине поэты изображают Венеру рожденной из пены морской. Среди всего животного мира только зайцы способны на любовь между самцами, которая, по мнению Варрона и Элиана, вполне возможна и осуществима, но не может привести к зачатию, ибо только женские особи изо всех живых существ могут забеременеть. Я думаю, что зайцы имеют такую склонность потому, что их организм перенасыщен черной желчью в сравнении с другими животными. Для нас неудивительно и то, что говорят о склонности к подобной страсти среди южан, изобилующих черной желчью. Птолемей писал, что по причине особой чувственности южан Венере поклоняются главным образом в Африке и что созвездие Скорпиона, которое имеет влияние на половые органы, преобладает в небе над этими областями. Вследствие обилия черной желчи южане страдают от проказы, которая по этой причине называется древними пунической болезнью, при чем не из-за красноты, потому что южная проказа не вызывает покраснений, как отмечают Моисей и Плиний, а потому, что происходит она из районов Карфагена, отсюда также болезнь арабов, которая одними называется лишай, другими - левка или кожная сыпь. До времени правления Помпея Великого, по свидетельству Плиния, в Италии не видели прокаженных. Эта болезнь, как он писал, была характерна для Египта. Доказательством служит то, что Моисей, самый древний изо всех правителей, издал множество законов о прокаженных, в то время как греки и римляне не предприняли здесь ничего. Конечно, Лев Африканский и Альварес согласны с этим: один ссылается на бесчисленное количество домов для прокаженных в обеих Мавританиях, а другой писал, что в Абиссинии они так смешались со здоровыми людьми, что казалось, будто все кругом больны. Наши современники оставили свидетельства, что Америка изобиловала прокаженными или, как они говорят, людьми, страдающими неаполитанской болезнью. Эту болезнь Скалигер называл "индийской", индийцы же называли ее "луа". Она была завезена и в Европу, и в Африку с островов и постепенно проникла наконец в Сирию и Скифию. То, что фактически одной из ее причин является избыток черной желчи, ясно из того факта, что те, кто обладает более меланхоличным настроем, с трудом вылечиваются от этой болезни. Преобладание черной желчи делает южан печальными, двигающимися с опущенными лицами, медленной походкой, погруженными в задумчивость; северяне же, по причине избытка крови, веселы и проворны. Теперь ясно, почему все историки утверждают, что южане склонны к величайшим грехам тела и разума. Причина очевидна - они изобилуют черной желчью. Если бы свойственная им меланхолия (мы знаем много ее видов), названная "опустошенностью", могла бы быть сдержана, то они достигли бы замечательной силы ума и тела. Прежде всего они свободны от многочисленных видов болезней, происходящих по причине переедания, патологических выделений и плохой крови. В Африке лихорадки очень редки и легко переносятся южанами, по причине отсутствия в них внутренней влажности и тепла. Однако перемежающаяся лихорадка с приступами в каждые три дня, свойственная подавленному состоянию, будучи однажды вылеченной, никогда не повторяется, сказал Гиппократ. На севере, чем дальше удаляешься от среднего района, тем чаще встречаются изматывающие лихорадки, опухоли, припадки, конвульсии и слепота, причина этому - тяжелый климат и многочисленные выделения, которые незначительны у южан. (97)  В районах с умеренным климатом паразиты не так активны благодаря частым перепадам температур. Хотя зима и лето всегда характеризуются крайностями, но для средней полосы характерна также и быстрая смена весны и осени. Отсюда проистекают особенное нездоровье, малярии, кожные заболевания, гангрены, причину которых люди глупо, я бы даже сказал нечестиво, ищут в жизни святого Антония. Ведь он многими почитается в Италии и Нарбонской Галлии, ему возносятся горячие молитвы, перед ним испытывают больший страх, чем перед самим Господом. Ошибаются те, кто думает, что люди умеренной полосы, где нет крайних проявлений, имеют лучшее здоровье и более долгую жизнь. Природа южан приспособлена для жары, а северян - для холода. Те, кто проживает в средней полосе, хотя они и кажутся более сдержанными, тем не менее страдают и от жары, и от холода, а более частые колебания воздуха, присущие этому региону, порождают болезни и преждевременную старость. Отсюда, я полагаю, проистекают столь несхожие мнения историков о продолжительности жизни. Аристотель думал, что она длиннее на юге, Плиний - на севере, Гален - в центральных районах, которые, по его мнению, были расположены в Средней Азии, где люди наделены высшей умеренностью. В действительности же даже в фантазиях невозможно предположить, чтобы галлы, скифы, египтяне или арабы проживали бы в этих местах. Хотя тот же Гиппократ писал, что наиболее богатые, наилучшие и прекраснейшие условия для жизни обнаружены в Азии, это мне кажется отчасти справедливым и отчасти ложным. Известно, что те, кто живут севернее умеренного пояса, выше ростом, и как мы показали, обладают более статной фигурой; Цезарь и Тацит оставили свидетельства о замечательно рослых германцах, а красоту галлов древние считали общеизвестной, из-за белого цвета кожи азиаты называли их молочно-белыми. Тертуллиан также характеризовал галлов, однако, создается впечатление, что британцы превосходят их. Гален не видел галлов, ибо даже Марк Аврелий не смог вынудить его поехать в те районы, где они проживали. (98)  Кроме того, поскольку долголетие поддерживается внутренней теплотой и влажностью, то север более соответствует месту, где продолжительность жизни должна быть большей. Возможно, по этой причине Плиний думал, что гиперборийцы умели продлевать свою жизнь до глубокой старости. Действительно, известно, что в Британии люди бы жили до ста лет и дольше, если бы они не предавались излишествам в еде и выпивке. Рукописи древних и более поздних авторов свидетельствуют, что южане также живут достаточно долго, хотя и не имеют в избытке внутренней теплоты и влажности, да и количество выделений у них невелико. По общему мнению, все эти черты должны бы ускорять старость и приближать смерть. По наблюдению Феофраста, чем раньше растение набирает рост, тем дольше оно цветет. Другие думают, что время жизни увеличивается в районах умеренного климата. В Италии и сейчас много людей, которым перевалило за сто. Плиний по переписи установил, что некоторые римляне жили до ста сорока лет. Человек, который сравнит сведения, сообщаемые нашими историками, с древними, а мнения древних друг с другом, при этом дополнив их знаниями о природной среде, может иметь справедливые суждения, касающиеся истории. Например, именно южане наслаждаются более долгой жизнью, особенно нумидийцы; что ж, это вполне вероятно, потому что есть рассказы о старых воронах, у которых почти совсем нет тепла и еще меньше влажности, но проживают они время, равное четырем человеческим жизням. Более того, слоны, которые, по свидетельству Аристотеля и Юба, могут считаться долгожителями среди почти всех живых существ, тоже встречаются только на юге. То же касается пальмовых деревьев, которые цветут тысячи лет и которые не могут нигде расти, кроме как в южных регионах. Золото и алмазы, известные своей прочностью, чаще встречаются на юге, а на севере их почти нет. Гален ошибался, полагая, что жизнь продляется превосходной сдержанностью. Если бы это было так, то скалы сдержаннее растений, растения сдержаннее живых существ, слоны и олени сдержаннее людей, но это абсурд, кроме того, он также думал, что выдающийся талант определяется соответствующей умеренностью. Если признать, что разум превосходит тело и вспышки яркой гениальности порождал юг, а не север, то нет сомнений, что более способная часть населения мира проживает на юге и что среди южан больше добродетелей, чем среди скифов. Но и большие грехи встречаются там, где бы ни появились южане. Теперь нами может быть легко понято заключение из истории Ливия. После того как он подчеркнул добродетели Ганнибала, он сказал: "Великое множество добродетелей этого человека уравновешивалось чудовищными грехами: зверская жестокость, пунническое вероломство, способность на предательство, неуважение к святыням, отсутствие страха перед богами, пренебрежение к клятве, непочтительность". То, что написал Макиавелли, ошибочно - будто люди могут в конце концов впасть в крайний грех, приводя при этом пример Павла Балионе, тирана Перуджи, который мог без труда убить папу Юлия вместе с его охраной, но предпочел потерять власть и не совершить такого преступления. Ганнибал не поступил бы так. Тот же Макиавелли считал самыми грешными среди всех народов итальянцев, испанцев и галлов; известно его высказывание, где он в самых превосходных степенях превозносит справедливость и сообразительность немцев. В другом месте он набрасывается на них за вероломство, скупость и высокомерие. Эти противоречия возникли из-за пренебрежения обычаями и природой этого народа. Глупые и неотесанные люди в действительности не могут быть бесчестными, но, как сказал Платон, великие таланты обычно наделены великими добродетелями или великими пороками; так плодородная, но невозделанная земля, порождает много вредных сорняков, и, лишь обработанная должным образом, она становится действительно плодоносной. Но бесплодная земля, с другой стороны, не приносит ничего полезного, но на ней нет и сорняков - нет ничего, за исключением тяжкого труда на ней. Я выношу такое же суждение и в отношении талантов южан и скифов. В связи с этими доводами не является удивительным то, что почти все историки и поэты - начиная с Эсхила и до наших современников - восхваляют большую честность скифов и нападают на хитроумных южан. "Древним обычаем среди германцев, - сказал Тацит, - является повсеместное превосходство силы над справедливыми законами". Действительно, в те дни немцы почитали физическую силу и, как они говорят сами о себе, сейчас мало изменились к лучшему. С тех пор они жили в крайнем небрежении [к закону], и я не понимаю, почему их честность достойна таких пышных панегириков, ведь она не является существенным благом или сильным злом. На это можно посмотреть и с другой стороны: человек, которого ничто не ограничивает в его пороках, намеренно превозносит добродетели, которые он оценивает самой высокой ценой. Для любого человека есть только один прямой путь к добродетели, но вокруг него здесь и там появляются кривые дорожки, но даже те люди, которые показывают высшие примеры добра и зла, все-таки более склоняются ко злу, и из-за этого своего влечения не могут без посторонней помощи удержаться от жестоких убийств и преступлений. Не всегда вознаграждается бессмертием побуждение людей к справедливости, но многие думают, что могут жить в высочайшей честности и станут совершенно счастливыми, если никогда не отведают плодов зла (без которых, однако, природа добра не может быть понята) и, подобно другим живым существам, будут жить в согласии со своей собственной природой. Мы видим, действительно, что скифы и горцы, воспитанные вне норм, наиболее подходят к этому типу людей. Вне всех этих сложностей остается вопрос о том, каким чувством справедливости руководствуются историки, которые нападают на суеверия, отсутствие набожности, магию, низкие вожделения и жестокость греков, египтян, арабов и халдеев, совсем забывая о тех качествах этих народов, которые справедливо достойны восхваления? Благодаря этим народам, словно струя фонтана из-под земли, пробили себе путь письменность, важнейшие искусства, добродетели, гимнастика, философия, религия и, наконец, humanitas. Скифы не проявляли трудолюбия, как это делали народы средней полосы, но только южане наделены самыми выдающимися талантами, полученными ими от бессмертного Бога. Мера природной одаренности может быть лучше рассмотрена и конкретные исторические причины лучше поняты, если мы используем аналогию с человеческим телом, или с хорошо организованным государством, или с порядком небесных созвездий. (99)  Давайте теоретически предположим, что определенные планеты расположены над этими тремя типами народов, идущими в том порядке, который мы предложили. Давайте закрепим Сатурн за южанами, Юпитер - за следующей группой, Марс - за северянами. Вернувшись назад по кругу, Венеру отдадим южанам (Солнце, как источник света, будет общим для всех), Меркурий достанется следующей группе, Луна - северянам. Из этой условной схемы нам будет проще понять постоянную власть природы, ибо халдеи считают, что власть Сатурна контролирует понимание, Юпитер руководит действиями, Марс направляет производство. Кроме того, более понятным станет еврейский метод толкования природы. Иудеи называют Сатурн спокойным, и это, пожалуй, самое важное качество для размышлений. Юпитер они называют справедливым. Греки заимствовали эту идею у евреев (и это вошло в число прочих добрых дел). Они представляли себе, что справедливость исходила со стороны Юпитера, Марс они называли сильным и храбрым, поэтому халдеи и греки думали, что он покровительствует войне. Говорят, что Сатурн - холодный, Марс - теплый, Юпитер - наиболее сдержанный в сравнении с первыми двумя. Первый главенствует над знаниями и теми вещами, которые находят свое воплощение в уединенном размышлении и в поисках истины; второй - над мудростью, которая воплощена в душе, и над охватывающими все добродетелями; третий - над механическими искусствами и изобретениями, которые требуют умения и силы. Первый имеет отношение к разуму, второй - к рассуждениям, последний - к воображению. Южане с их непрерывной тягой к размышлению, находящиеся во власти черной желчи, были покровителями и руководителями высшего познания. Они выявили секреты природы, они открыли математические дисциплины, наконец, они первые осознали природу и власть религии и небесных тел. Скифы, напротив, менее годны к размышлению, чему виной избыток в них крови и особые склонности (из-за которых разум настолько угнетен, что редко проясняется). В силу этого они правильно стали проявлять интерес к тем вещам, которые подвластны чувствам, упражняясь в ручных ремеслах и изобретениях. Поэтому от северян пришли так называемые механические изобретения - орудия войны, искусство литья, печатание и все, что связано с обработкой металла. Немец Агрикола упрекал Аристотеля и Плиния в незнании всех этих вещей, в которых они, по его мнению, ничего не понимали. Не покажется удивительным и то, что южане часто обращались за помощью к северянам, которые, благодаря небесному дару, знали, как найти тайные жилы земли, а обнаружив их, они могли добраться до них. Кроме того, теми же сынами Марса с давних времен культивировалась военная дисциплина, и делалось это с невероятным азартом. Они испытывали оружие, выравнивали горы, отводили воду и много времени уделяли охоте или искусству строительства, казалось, что их собственный талант сокрыт в их руках. Это подтверждается высоким качеством предметов домашнего обихода и изготовленных ими орудий, которые сделаны так умело и изобретательно, что другие народы только дивятся и не могут воспроизвести ничего подобного. Возможно, это имел в виду Платон, когда сказал, что Марс и Вулкан открыли механические искусства. Тогда, если верить в созвездия и прислушиваться к мнениям звездочетов, тот, кто был рожден по гороскопу под Марсом, станет либо хорошим солдатом, либо умелым ремесленником. (100)  Люди же среднего района не предназначены для познания тайных наук, как южане, или для ручных ремесел, как северяне, хотя они более склонны к устройству дел. Если кто-либо прочтет все рукописи историков, то придет к выводу, что именно у народов этой группы впервые появились государственные учреждения, законы, традиции и лучшие способы управления государством, от них также пошли коммерция, занятия риторикой, логикой и, наконец, педагогика. Покровителями этих дисциплин считаются Юпитер, Меркурий. Рожденные под Юпитером или Меркурием или при обоих сразу считаются годными по своей природе к такого рода занятиям. Действительно, исторические повествования свидетельствуют о том, что великие империи всегда процветали в Азии, Греции, Италии, Верхней Германии, а эти места лежат между полюсом и экватором от 40 до 50 градуса, и именно из этих районов ведут свое происхождение величайшие правители, лучшие законодатели, самые беспристрастные судьи, мудрейшие правоведы, самые знающие и талантливые ораторы, умнейшие коммерсанты, наконец, самые знаменитые музыканты и драматические актеры. Ни одного правоведа не дала Африка, много меньше вышло из Скифии, нет из этих мест ораторов, мало поэтов, еще меньше историков, совсем мало тех, кто преуспел в коммерции, как это удается итальянцам, грекам, испанцам и азиатам. (101)  Давайте сравним эти факты с историей, чтобы мы могли судить более верно о предмете в целом. Гален жаловался, что ни одного философа не пришло из Скифии, хотя было много из Греции. Он описал галлов, природу которых он открыл и знал, имея с ними постоянные контакты. Император Юлиан писал: "Кельты не одарили мир трудами по философии или по математическим дисциплинам, но они интересовались логикой и риторикой". Значит, прав Ювенал: "Красноречивые галлы учили красноречию бриттов". В действительности сама их религия дает тому свидетельства. "Галлы особо почитали бога Меркурия, - писал Цезарь, - у них существует много его образов, они считают его покровителем их мастерства; они приписывают ему большую силу в делах, приносящих богатство, и в ведении торговли". Продолжительный опыт подтвердил эти исторические сюжеты, потому что нигде в мире нет такого количества правоведов, нигде гражданский закон не вводился с большим усердием. (102)  Оккультные знания и математические дисциплины, действительно, не были созданы северянами. Южане, напротив, под воздействием черной желчи, вызывающей тягу к пространным размышлениям, сознательно уходят от руководства делами и ищут пустынного одиночества. Сила созерцания и размышления (которая евреями и мудрецами считается в некотором роде смертью) состоит в следующем - она обостряет ум и отделяет человека от его сущности. Когда человек достигает состояния отрешенности, то постепенно не только проникает в тайные секреты естественных вещей, но также наполняется высшим знанием дел божественных. Впоследствии, при помощи бессмертного Бога, он открывает трудные и прекрасные предметы людям несведущим. По этой причине тем, кто читал историю, не покажется странным, что самые талантливые философы, математики, пророки и, наконец, все религии мира, должны проистекать из южных регионов, как из самого изобильного источника. При этом нельзя сказать, что высший разум не хочет наполнить человека Божественным духом, потому что Бог везде и во всем, подобно блеску солнца. Этот блеск лучше виден в чистой воде, нежели в мутной, подобно этому и божественность ясно проступает в чистом разуме, а не в угнетенном, находящемся под воздействием телесных желаний и волнений вокруг себя. Тот, в чьем организме содержание крови избыточно, с большим трудом может отстраниться от земных дел, поэтому Гераклит справедливо назвал мудрых людей "жаждущими душами". Но высказывание того же Гераклита о том, что высшей мудростью наделены люди, в организме которых избыток влажности и тепла, абсурд, недостойный философа, потому что мы видим, что те живые существа, которые более холодны, они же более мудрые, и об этом писал еще Аристотель. Давайте возьмем в качестве иллюстрации очень умное животное - слона, чья кровь, как свидетельствует Плиний, является самой холодной. (103)  Постольку факты именно таковы, то легко оценить, правда ли то, что сообщают историки о религии южан. В частности, Лев Африканский так описывает храмы: "В городе Фивы около 700 храмов, самый большой из которых имеет 1000 шагов в диаметре и 31 дверь. И день и ночь его освещают 900 факелов". С этим можно сопоставить и то, что рассказал Альварес в истории абиссинцев о немыслимых по величине храмах, о бесчисленных монахах, которых он видел вокруг этих храмов, причем это характерно не только для городов, но и для сельской местности. Он видел толпы монахов на базарах и в селениях, их даже призывают на военную службу, а сами правители следуют их образу жизни. Царь Негий или Иоанн Белул, например, жили как священники, облачались как священники и вели долгие беседы со священнослужителями о смысле символов веры. Кроме того, он рассказывал о постах верующих, которые просто невозможно сравнивать с нашими. Проверка этих сообщений показывает, что они, действительно вполне вероятны. Многие [среди верующих] поддерживают жизнь, обходясь без хлеба - похлебкой из чечевицы или овощей, приготовленной на простой воде и, конечно, невкусной; другие носят железную ленту как пояс на голом теле. Во время постов, которые соблюдаются в течении всего года, многие проводят в бдениях всю ночь; некоторые из постящихся спят по горло в воде, есть и такие, которые стоят 24 часа, глядя на небеса. В определенные дни все бичуют себя прутьями или хлыстами. Те же, кто согрешил против веры или отказывается целовать крест, сжигаются в очистительном пламени. Они верят, что и счастливые, и несчастные события одинаково проистекают из желания одного всемогущего Бога. Такая вера очень удобна для защиты государства и счастливой жизни. Но глупость их при устройстве государственных дел и руководстве гражданами очевидна из того факта, что, даже если человек, совершивший проступок, выплатил положенный штраф, чем вполне удовлетворил жертву, бичевание обидчика все равно не прекращается. Более того, главного судью, который подобно канцлеру разбирает самые важные дела, по приказу короля тоже могут запороть до смерти. Часто убийцу доставляют к родственникам убитого для распятия на кресте. Кроме того, все распоряжения передаются изустно, без документов или предписаний. Должники, если не могут уплатить штраф, отдаются в рабство кредиторам. От каждого требуется сдавать в общий котел овес или нечто подобное. У них нет постоянных поселений, крепостей, городов, люди кочуют по всей стране, правитель живет в шатре, хотя имеет очень ценную домашнюю утварь и значительное состояние. Они не пользуются бумагой, но вверяют отчеты о государственных делах тонко выделанному пергаменту. Подобные факты показывают, что народы такого типа мало пригодны устраивать дела. Они даже менее приспособлены к этому, чем скифы, которые все решают силой оружия, как плебеи или дикие животные. Вот что писал Тацит о древних германцах: "Они ничего не делают, будь то общественные дела или личные, без оружия". Сегодняшние историки подтверждают это мнение следующим образом: "Страдая от несправедливости, они редко прибегают к разумной мести, а лишь к мечу или грабежам, которых они не стыдятся". Более того, трудно сыскать что-либо более беззаконное или варварское в сравнении с тем, что творится в Клагенфурте. Там, если кто-то подозревается в краже, то сначала подвергается смертной казни, а затем над ним производят суд. Говорят, что этот обычай пришел от гуннов и готов, у которых также позаимствованы законы о поединках. Изо всех видов несправедливости ничто не может быть более низко, чем то, что, когда человеку, слабому и беззащитному, нанесено оскорбление, он подвергается еще более презрительному к себе отношению со стороны окружающих, если не попытается выступить с оружием и не подвергнет свою жизнь опасности, при этом никому неважно, насколько силен его противник. Использование судебных поединков вызывает насмешливое отношение к скифам, которых можно сравнить только с животными, превосходящими их в силе. В целом же природа устроена таким образом, что скифы, у которых меньше разума, но больше силы, наделены добродетелью воинской славы, южане - склонностью к благочестию, жители средней полосы - мудростью. Хотя все готовы защищать государство любым способом, тем не менее одни привычно используют при этом силу, другие - богобоязненность, третьи - чаще обращаются к законам и правовым решениям. Не покажется странным, что величие халифа или священника-исмаэлита было так неоспоримо, что эти лица осуществляли полный контроль не только над законом и религией, но и над всей империей, ее арсеналами, всеми ее владениями, над свободой и рабством, наконец, им принадлежало право над жизнью и смертью каждого подданного. Но турки, в определенном смысле потомки скифов и мамелюков по расе, первыми порвали с их господством и изгнали их из древних владений. Возможно, поэтому говорят, что Сатурн был изгнан властью Юпитера. Это можно толковать следующим образом: раньше мудрые и благочестивые люди рождались королями во имя справедливого правосудия, тогда люди думали, что они [короли] могут управлять единолично. Тем не менее долго так продолжаться не могло, потому что в те далекие времена большинство людей не были наделены богобоязненностью и совестливостью. Поэтому сложилось так, что мудрые, взяв власть в свои руки, стали управлять государством, самые религиозные и склонные к философствованиям обратились к жертвоприношениям и предались размышлениям, а простые люди занялись военным делом, сельским хозяйством и ручными ремеслами. Итак, мудрые люди основывают государство на молитвах и предостережениях, благоразумные - на правилах и законах, сильные - на власти и подчинении. Я думаю, что государственная власть основывается на законе, приказе и подчинении. Священники и мудрецы предостерегают, чиновники издают приказы, подчиненные их выполняют. Так, например, Анаксагор был советником Перикла, Платон - Диона, Исократ - Никия, Плутарх - Траяна, Полибий - Сципиона. Постепенно, благоразумные указания мудрости и религиозная вера через магов передавалась персам, через брахманов - индийцам, через предсказателей - грекам, через первосвященников - римлянам. Сами они не были способны управлять государственными делами. Этот факт привел Платон, когда взял на себя исполнение вверенной ему государственной службы, а он был очень умным человеком. Аристотель писал об Анаксагоре, талантливом ученом, который в своих страданиях утратил благоразумие и позволил себе умереть от голода и бедности, отвергая любые доходы. Нечто подобное случилось в недавнем прошлом также и с Гаци. Филон очень высоко ценил Моисея, как единственного из смертных, кто был одновременно очень храбрым военачальником, благоразумным законодателем и святым пророком. (104)  Теперь мы можем применить анализ основанный на восприятии мирового государства как единого организма, согласно которому функции разных народов были бы разделены. Тогда мудрость досталась бы южанам, а благоразумие - народам, проживающим в средней полосе. Эту идею можно перенести и на части души, тогда ум будет предостерегать, разум - отдавать команды, а чувствам, как подчиненным, остается выполнять приказы, а в триединой власти души - животной, жизненной и природной - первая, конечно, дает движение и чувственность из мозга, вторая - жизненный настрой из сердца, третья - стимулирующие силы из внутренних органов. Я думаю, что нет лучшего способа понять природу отдельного человека или получить верное представление об истории каждого, чем путем сравнения этого микрокосма с великим человечеством, то есть со всем миром. То, что предложил Платон в "Государстве", мы применим по отношению к мировому государству, но несколько иначе. Он считал, что контроль должен находиться в руках попечителей, тех, кого он помещал в сферу деятельности разума, как Палланта в крепость. Этим, очевидно, он хотел восстановить власть Сатурна, но тогда это высказывание, сейчас всеми восхваляемое, было понятно немногим: "Или королям следует быть философами, или философам королями". Философия, однако, бесконечные размышления о самых прекрасных вещах, по мнению всех академиков, не имеет ничего общего с военными и гражданскими занятиями. Кроме того, солдат он поместил в сферу сердца, потому что именно там местонахождение гнева. Наконец, крестьян и ремесленников он отнес к печени, дабы они могли снабжать продуктами и всем необходимым государство. Все эти параллели будут завершены, потому что в свое время мы вернемся к ним. А сейчас давайте это учтем, коль скоро это относится к мировому государству и природе народов. Если возможно, то давайте поставим и сам [бренный] мир, как мы поставили человека, на подобающее место. В этом вопросе писатели имеют серьезные расхождения во мнениях. Гомер, Аристотель, Платон, Гален, Пифагор и Аверроэс размещают правую часть этого мира, которую они называют животной, на востоке, левую - на западе. Плиний и Варрон, напротив, помещают левую на востоке, а правую - на западе, следуя древней римской традиции. "В храмах по левую руку - восток, а по правую - запад", - писал Варрон. Он сравнивал храмы с небесными сферами, разделенными палочкой Авгура. Этому следует и магометанская молитва. Однако Авгур поворачивался на восток, как писал Ливий в своей I книге: "Авгур обращался в сторону юга своей правой стороной, левой - на север". С этим соглашается Давид в 13-м стихе 89-го Псалма: "Северный ветер и правая рука - Ты создал их". Все толкователи, например халдеи, считают, что правая рука это и есть южная сторона. К этому можно добавить и то, что часто восток называют лицом; и если юг относится к правой стороне, то тогда лицо обращено к востоку, такое месторасположение по обычаю характерно при принесении клятвы. Но поскольку эти доводы не подтверждаются, то мы последуем Филону, согласие с которым высказывали Эмпедокл, Лукиан, Клеомед. Моисей повернул левую сторону святилища к югу, правую - к северу. Это является лучшим доводом, потому что движение Солнца направлено с востока на запад. Но поступь человека направлена вперед, а не назад или в стороны. Уместно вспомнить высказывание Лукана: "Удивительно, что тени от рощ не падают слева". Для греков лучшим предзнаменованием было правостороннее, в то время как римляне, прорицая, напротив, думали, что счастливее левостороннее, как сообщали Плутарх и Плиний, и не потому, что Солнце встает слева, а потому, что левая сторона расположена к югу и эта часть мира превосходит все остальные по обилию растительности, металлов, драгоценных камней, человеческих умов, небесных тел; так, иудеи думали, что именно поэтому странствия Авраама были направлены в сторону юга. С другой стороны, Иезикииль говорил, что дурное распространяется с севера. Более того, как можно прочитать у Мирандолы, арабы и мавры считают, что злые демоны редки или вовсе отсутствуют на юге. И происходит это по причине избытка света, от которого, как считается, они исчезают; или по причине разряженности воздуха, который не может их выдержать. Здесь нет такого огромного числа демонов и ведьм, как на севере, если верить Саксону Грамматику и Олафу. (105)  Теперь мы допустим, что северяне являются более сильными физически в сравнении с южанами. Но левая рука человека слабее, чем правая, как писал Макробий в 4-м разделе II книги "Сатурналий". Плиний утверждал, что в утробе матери мальчики двигаются направо, девочки - налево, с чем соглашаются Варрон, Аристотель, Гиппократ. Артемидор в своих толкованиях снов объясняет, что приснившийся правый глаз означает сына, левый - дочь, что если снятся зубы с правой стороны, то это к мужчинам-друзьям, слева - к женщинам. В общем, он говорит в XXVII книге, что правосторонние части, привидевшееся во снах, должны относиться к событиям, связанным с мужчинами или юношами, левосторонние - с женщинами и стариками. Аристотель в 3-м и 9-м разделах IV книги, в 1-м разделе книги IV и в 15-м разделе книги I "Метафизики" называл правые части мужскими, а левые - женскими. Вдобавок правая рука и ступня больше, что в наше время сапожники хорошо знают, и эти части тела более активны, чем левые. (106)  Выше мы писали, что скифы кровеобильны, а южане изобилуют черной желчью. Сейчас отметим, что справа находится печень, слева - селезенка; последняя является хранилищем черной желчи, а первая - крови. Мы уже указывали, что скифы несдержанны и яростны и что их охватывает чувство мести импульсивно, тогда как южане мстят только преднамеренно. Первая черта, конечно, более характерна для правой стороны, последняя - для левой. Тогда как черная желчь делает людей тихими, желчный пузырь - гневными, печень - вспыльчивыми. Результат наших наблюдений таков, что в мировом государстве скифов, как солдат и ремесленников, мы бы разместили справа; южан - слева; народы средней полосы, как чиновников, в середине государства - в сердце, потому что сердце находится между мозгом и печенью, равно как и между печенью и селезенкой. Кроме того, Аристотель писал, что "природа создает определенных людей рабами и делает их тела более сильными, чтобы они могли справляться с тяжелой работой, других - слабыми, но не менее полезными для человеческого общества". Меня не удивляет факт, что евреи, как и многие другие народы, думали, что правая рука превосходит левую. Это доказывают 109-й Псалом, 22-я, 25-я, 26-я главы Евангелия от Матфея, 12-я глава Евангелия от Марка, 7-я глава книги "Деяний", 1-й и 10-й Псалмы из "Послания к иудеям", 1-й Псалом из "Послания к эфесцам", Гостензий, Джованни д'Андре, Панормитаний, Аристотель в главах 11-й, 13-й,19-й и 25-й XXXI и в 7-й главе XXXII книги и то, что Яков положил свою правую руку на голову Эфраиму, чтобы благословить. Балдий де Убальди в суждении о законе "О святых местах", начиная с места "мы постановляем", и Курций Старший в "Советах" в LXXIV главе высказали мнение, что "более почетное место у правой руки". Плавт сказал в "Псевдоле": "Все приказы выносятся под теми или иными знаками. Для моих легионов я ищу хороших знаков, самых надежных предзнаменований, которые соответствовали бы моему желанию". Цицерон в III книге "Законов" писал, что "человек, имеющий в своей жизни хорошие предзнаменования, рано или поздно может возвыситься над всеми". Цицерон дал более подробные объяснения: "Я знаю, что довольно часто мы называем "зловещими" предзнаменования, если они исходят справа, хотя в действительности это хорошие знаки. Безусловно, хорошим предзнаменованием мы считаем исходящее с правой стороны, а иноземцы - с левой". Можно привести и утверждение Варрона из V книги "Писем и вопросов": "От места богов, когда вы смотрите на юг, слева находятся восточные земли, справа - западные. Я думаю, что это было сделано, чтобы мы могли бы руководствоваться более добрыми предзнаменованиями, исходящими скорее слева, чем справа". Тем не менее многие римляне думали, что левая сторона дает плохие предзнаменования. Вергилий писал: "Южный ветер одинаково губителен и для садов, и для урожая, и для скота". Цицерон говорил так: "Никто не упрекнет меня в зловещих предзнаменованиях, и я сам никого не обвиню в неудаче, кроме самого себя". Часто обвиняют несчастного ворона из дуплистого дуба, который якобы накаркивает беду. Правое и левое, как мы видим, воспринимается разными народами по-разному, причина этого заключается в том, что евреи, следуя обычаю, распространенному среди многих народов, готовились к молитве таким образом, чтобы по правую руку был юг, по левую - север, тогда их лицо было обращено к Солнцу, которому люди издавна поклонялись, а значит - к востоку. Моисей завещал отправлять молитвы, обратившись лицом к востоку. Итак, расхождения во мнениях можно принять как очевидное, мы же считаем, что юг превосходит север, а правая рука человека соответствует северу. (107)  Теперь обратимся к мнению Платона, с которым я не согласен. Он поместил солдат в сердце, судей - в мозг, простых людей - в печень. Я бы предпочел священников и ученых людей поместить в мозг, чиновников - в сердце, ремесленников и солдат, которые набраны из простых людей, - в печень, которая, пожалуй и побуждает к деятельности. Макиавелли не считал, что лучших солдат следует набирать в Италии, но именно оттуда - лучшие полководцы, которые побеждают не силой, но мудростью. "От солдата требуется для службы сильное тело, а от генерала голова", - сказал Аммиан. На самом деле, сражаться врукопашную с врагом не является делом полководца, как заметил Плутарх в жизнеописании Пилопида. Не дело судьи быть красноречивым оратором, но он должен знать законы и контролировать их исполнение. Кроме того, если Платон отдал верховную власть философам и мудрецам, которые, как мы показали на исторических примерах, более подходят для размышлений и при этом не способны к действию, то, следуя логике, он должен был бы разместить солдат в сердце. Но солдаты тщательно отбирались из крестьян, как свидетельствуют рассказы о древнеримском воспитании, или из ремесленников, как это принято в наши дни, потому что эти люди приучены к тяжелой работе. На самом деле Аристотель включил людей, разбирающихся в работе различных механизмов, и ремесленников в число плебса. Но до сегодняшнего дня скифы или немцы предпочитают всем занятиям военную службу за высокую плату. Для пополнения рядов армии лучшие солдаты отбирались из крестьян или плебса, то есть среди тех, чьи способности проявлялись в ручной работе. (108)  Если эти вещи соотнести с расположением небесных тел, то окажется, что они совершенно совместимы с ними. Если мы отнесем Сатурн к селезенке, Юпитер - к сердцу, то характеристики определенных нами частей тела соответствуют. Так, Марс с Луной соответствуют желчному пузырю и печени, оживляющим и вдохновляющим все тело, подобно тому как Земля оживляется Луной. Растущая Луна значительно укрепляет растения, воды и животных. По правде говоря, те, кто имеет Луну в гороскопе, очень сильны и здоровы. Внешне это люди, наиболее похожие на скифов. Вдобавок Цезарь оставил такие заметки о германцах: "Вся их жизнь состоит в охоте и в военных походах". Какой другой народ может более подходить для покровительства Дианы или Марса? Заслуживает внимания и комментарий Плиния: "Гром и молния зарождаются в районах с умеренным климатом, а не в Скифии или в Эфиопии". Подтверждение этого комментария мы получили от жителей средней полосы. Властителем грома и молнии, по мнению не только поэтов, но и естествоиспытателей, является Юпитер. Я не буду возражать, если кто-нибудь отнесет к сердцу Солнце, которое я сделал общим для всех, потому что оно расположено в центре планет или, согласно Копернику, в центре мира; оно имеет самую продолжительную жизнь и несет умеренное тепло, не полыхая, как Марс. Может быть, это качество и является общим для целого и одновременно для отдельных частей. Все это касается лишь народов средней полосы и не может быть применено к народам крайних зон. (109)  Вернемся к нашему делению людей на три группы, которое может быть соотнесено с триединой Вселенной: интеллектуальной - охватывающей всеобщий разум, небесной - состоящей из звезд, естественной - где зарождается и умирает все сущее. С этим можно соотнести и триединый строй души (отметим, что только оскверненное неземным позором не поддается определению). Первая [сфера], судя по всему, обращает очищенный разум людей к Богу, вторая - направляет государства, последняя - занята формой и содержанием. Если дела обстоят именно таким образом, то всю человеческую расу можно разделить на три вида - скифы, южане и жители средней полосы. Эти три типа народов можно соотнести с тройственной характеристикой души - мудростью, предусмотрительностью и творческой одаренностью, что в свою очередь выражается в размышлении, действии и делании. Я думаю, что все эти три склонности могут быть легко соотнесены с интеллектом, мужественностью и похотливостью, проистекающими от работы мозга, сердца, печени и под воздействием небесных тел. Подобный подход может дать возможность сделать окончательные суждения относительно всеобщей истории. (110)  Из откровений пророка Илии можно вывести, что периоду элементарного мира отводится 6000 лет: 2000 человечество провело в постижении религии и мудрости и ревностно изучало движение небесных тел и всеобщую силу природы. В следующие 2000 лет люди были заняты основанием государств, разработкой законов и основанием новых поселений. В этот период господство от Сатурна перешло к Юпитеру, от южан к народам средней полосы. В первое тысячелетие после смерти Христа на свет появились различные ремесла и искусства, ранее неизвестные. Затем по миру прошла великая волна беспорядков и войн, когда языческая вера умерла окончательно, власть Юпитера ослабла, империи рушились под напором скифов, сынов Марса. Неожиданно орды готов, бургундов, герулов, франков, лангобардов, бриттонов, гуннов, вандалов, гепидов, турок, татар, московитов наводнили Европу и Азию. Одни теологи даже сейчас считают, что эти низшие народы находились во власти небесных тел, другие не находят никаких причин, побудивших к этому движению. Тем не менее через ощущения мы постигаем само бытие и все сущее, хотя наш разум не всегда открывает причины. Нам вполне доступно понять работы не только историков, но и философов и астрологов. Правы историки или нет, проверить довольно просто, что видно на примере некоторых оценок Птолемея: "Южные народы (например, азиаты) превосходят многих в замыслах и советах, они сильны и воинственны. Северяне - мудрые волшебники, усердные в божественных делах и очень справедливые". Эти слова или просто ложь, или мысли плохо выражены, в них что-то перепутано. То, что писал Плиний, еще более ошибочно, ведь он утверждал, что размер тел южан и северян одинаков, так как последние имеют более приподнятое настроение, а первые - большую силу внутреннего огня. Он ошибался не только в освещении истории, но и в самом ходе рассуждений. Масса вещей подобного рода встречается у Аристотеля, Гиппократа, Галлена, Диодора, Геродота, Валлатерия и Сабелия. Примеры можно множить. Для нас же достаточно обозначить источники так, чтобы лучше и точнее определить, каким будет наше заключение о всеобщей истории всех народов. (111)  Хотя историки часто повторяются, а зачастую и противоречат сами себе, все, кроме Иеремии, соглашаются в том, что галлы отличаются непостоянством. Это было написано Цезарем, подтверждено Тацитом и Требеллием, часто повторялось итальянцами и немцами, особенно Слейданом в речи "Император Карл". Другие называют многие народы нестоящими: "Сирийцы, - утверждал Ливий, - азиаты и греки самые ненадежные изо всех народов". Относительно скифов, с которыми у древних не было торговли, они не оставили никаких свидетельств. Ну а если историки называют легкомыслием ту живость и быстроту, с которой жители средних районов организуют свои дела, тогда парфяне, которых писатели упрекают за этот грех, действительно непостоянны. Юлий Скалигер, веронец, писал о французах следующим образом: "Я убедился, что французы многосторонне воспитаны и легко находят решение при любом развитии событий. Они обладают пламенной душой и целенаправленной стремительностью, которая не дана ни одному другому народу. И что бы ни привлекло их интерес, они успешно берутся за дело и достигают быстрого успеха. Они усердно занимаются торговлей, талантливы в литературе, успешны в военном деле, им свойственны честность и красноречие, изо всех народов они являются самыми выдающимися в преданности, собранности и постоянстве". Это его свидетельство. (112)  Скифы же подавляют тяжелым нравом, словно весом своих тел, тем более что силой ума они не блещут. Южане испытывают воздействие черной желчи, что сказывается в их самых ясных суждениях о величайших вещах, при этом быстрый шаг их души замедляется. Мы видим это у мавров и карфагенян, но не у испанцев, которые живут также в южной широте. Это проявляется в замедленности их речи, плавных движениях, в ходьбе и во всех действиях, которые они привыкли делать будто по инерции. Испанцы же делают все так быстро, что они способны закончить дело до того, как французы начнут его планировать. Говорят, что они ходят так быстро, что другие думают, что они бегут, а не идут. В учении испанцы показывают не меньшую быстроту и легкость, чем в других действиях и делах. То, что южане открывают для себя длительным исследованием, они [испанцы] быстро схватывают и умело повторяют, так что Цезарь справедливо удивлялся их способностям. Необходимо рассмотреть действие черной желчи. Когда Гален оценивал влияние склонностей тела на душу, то он отнес благоразумие к действию черной желчи, радость - крови, мягкость - флегме. Перемешанные в разных пропорциях, они дают самые различные варианты. Если те же самые склонности начинают переполнять человека, или сгорать в нем, или вырождаться, они темнеют и превращаются в свою противоположность. Таким образом, слишком избыточное количество желтой желчи ведет к безрассудству, а пыл ведет к безумию. Безудержность и излишняя торопливость, которая мешает планированию, приводят к тому, что французы считаются непостоянными. Но, когда постоянство оборачивается определенной непоследовательностью в словах и делах, я думаю, что это следует назвать чрезвычайной живостью, а не легкомыслием. И как бы мы над собой в этом ни подшучивали, скифы все равно перещеголяют нас. (113)  Известно, что противоположности наделены обратными чертами. Итак, если южанин смуглый, то северянин должен быть белым, если последний - высокий, то первый должен быть низкорослым, последний - сильный, первый - слабый, последний - теплый и влажный, первый - холоден и сух, последний - волосат, первый - лыс, в первом случае - хриплый голос, в другом - чистый, здесь он боится тепла, там - холода, последний - счастлив, первый - печален. Последний живет в общине, первый - отшельником, последний - безрассуден, первый - застенчив, последний - сильно пьет, первый - пьет умеренно, последний - не заботится ни о себе ни о других, первый стоит на страже традиций и склонен к церемониалу, последний - грубовато-наглый, первый - хитрый, последний - слишком расточительный, первый - бережлив, последний - не отличается похотливостью, первый - крайне похотлив, последний - грязный, первый - нарядный, последний - правдивый, первый - лживый, последний - солдат, первый - священнослужитель, последний - ремесленник, первый - философ, последний - полагается на свои руки, первый - на голову, последний - выискивает жилы Земли, первый - исследует небеса. Если, по Плутарху, карфагеняне очень упорны, то как насчет скифов? Мы показали, что оба народа жестоки и вероломны, когда впадают в гнев, но мы привели этому различные причины. Однако, если мы имеем крайние проявления гнева и южане упорны в мести, а северяне - импульсивны, следует ли из этого, что середина последовательна? Конечно, варвары, меньше сдерживаемые властью разума, больше похожи на зверей, которые сколь легко раздражаются, столь же легко и умиротворяются, беспричинно и резко меняя свое настроение. Так, дети и женщины быстро заводят друзей и столь же быстро покидают их, однако мужчины, руководствуясь рассудком, на это не способны. В человеческой расе чем талантливей человек, тем меньше он вовлечен в дружбу или ненависть, тем реже он придерживается крайних взглядов. Но, когда он все-таки впадает в этот соблазн, его трудно спасти от него. Когда я более пристально смотрю на южан, людей средней полосы и скифов, мне кажется, что в определенной мере они имеют поведение и нравы соответственно стариков, мужчин и юношей, хорошо выраженные в древней строке: "Молитвы - старости, планы - молодости, дела - зрелости". Под стариками я подразумеваю тех, кто еще не дряхл. Скифы, конечно, как и положено молодым, теплы и сыры, южане - холодны и сухи, как приличествует старикам. Хотя, условия жизни приводят к смешению типов. Аристотель написал Теодекту, что люди не умеют бороться с желаниями и похотью, а мы показали, что эти склонности зависят от работы печени и от веса. Аристотель добавил: "Юноши непостоянны и изменчивы, отвращение к привычному и желание нового охватывает их неожиданно". И немного ниже: "Им свойственны желания, но непродолжительные, честолюбивые, безрассудные, яростные, беспутные, расточительные, однако зачастую возникают и желания отнюдь не безнравственные, но благонамеренные и честные, они порождались отсутствием многообразия". Он характеризовал это все-таки как невежество и непоследовательность, а не как добродетель. К тому же он подметил, что они легковерны и часто тешат себя пустыми надеждами. Старики - наоборот. Люди же средних лет всем владеют в меру. Обо всем этом подробно пишет Аристотель. Характеристики возрастов человека очень хорошо подходят к трем видам народов, давая не только теоретическое подтверждение, но и являясь фактическими иллюстрациями. Что касается германцев, к которым так близки скифы, то чаще всего приводят как самые яркие доказательства методы, которыми те донимают галлов. Про древних германцев Тацит писал: "Этот народ не отличается хитростью и проницательностью; свобода пирушек вскрывает секреты сердца, а в своих мнениях о других они крайне непостоянны. Сегодня могут говорить одно, а завтра - другое. Должное отдается и вечеру, и утру. Они советуются друг с другом, когда не знают, на что решиться, и принимают решение только тогда, когда уверены в его безошибочности". Таково его мнение. (114)  Хотя существует бесчисленное количество примеров непостоянства скифов, самым ярким среди них, вероятно, является их отношение к религии, которую они приняли. Остготы и вестготы, выгнанные из своих домов Аттилой, умоляли Валенсия пожаловать им земли, обещая, что будут подчиняться законам Империи и примут христианство. После того как они добились удовлетворения своей просьбы, с невероятным вероломством они свергли Валенсия и заживо сожгли его. Когда готы пришли в Италию, они стали христианами, однако потом обратились в веру ариев. Гренландцы, что живут у полюса, в силу их изменчивого нрава, как писал Мюнстер, с готовностью приняли христианскую веру, однако впоследствии они снова вернулись к идолопоклонству. Турки, ветвь скифов, вскоре после вторжения в Азию были обращены в мусульманство. Татары приняли христианство добровольно, но вскоре изменили свою веру и стали поклоняться Магомету. Норманны, дикие и жестокие, хотя и захватили значительную часть Галлии, тем не менее быстро отказались от своих племенных верований и последовали вере покоренных. Скотты были одно время приверженцами идолопоклонства, но позднее приняли христианство, насажденное завоевателями, как сообщают Циглер и Мюнстер. Богемцы и саксонцы первыми отказались от римских обрядов, насколько они поступили мудро, я не берусь судить, да и к делу это не относится. Среди них были особенно достойные и эрудированные люди, которые выступали с разоблачениями серьезного невежества пап, но после проведенного диспута и основательного обсуждения этого вопроса в течение длительного времени они выбрали из всех возможных путей самый трудный. Плебс и крестьяне ничего во всем этом не понимали, но с готовностью приняли сторону своих вождей. Мгновенно вся Саксония сникла, согласились балтийские города, Дания, Норвегия, готская Швеция и те, кто ведет свое происхождение от шведских готов, - гельветы, вскоре в их число попали даже Британия и Шотландия. Долгое время сопротивление наблюдалось в Верхней Германии, оно распространилось частично и к северу, и до сих пор там не все отказались от старых обрядов. Галлия принимала решение с большими трудностями. Действительно, Слейдан, который, подражая другим, жаловался на непостоянство галлов, признавался, что в течение девяти лет он жил в Галлии, где был свидетелем очень жестоких казней галлов, таких, как сожжение на костре. К несчастью, в последние сорок лет мы действительно выносили такие приговоры и приводили их в исполнение. Одни, охваченные религиозными побуждениями, думали, что, приветствуя такие казни, они выражали преданность Богу, другие избирали этот путь потому, что предпочитали поклонение Богу всем радостям, земным богатствам и даже самой жизни. В Германии упоминаний о сожжении на костре нет, если не считать Цезаря Льва, жителя Баварии. Италия с трудом отказывалась от своих древних верований. Будь немцы преданно верны своей религии, они легко увлекли бы ей и других. Но в метаниях от одного к другому они за короткий срок посеяли огромное количество мнений. Они не только следовали учениям Хасса и Лютера, но и анабаптистов, Лейдена, Цвингли, адамитов, вальденсов, интермистов и многих других. (115)  Южане же, как азиаты, так и африканцы, не оставляли однажды выбранную религию ни под влиянием неземных чудес, не из-за силы оружия. Это восхитительное постоянство было присуще не только мужчинам, но и женщинам и детям, что довело короля Антиохеи до безумия. Он подверг семь еврейских мальчиков всем видам пытки с особенной жестокостью, тем не менее не смог заставить их есть свинину. Более того, их мать добровольно настаивала на благородной смерти сыновей, чтобы избежать бесчестья. Безусловно, этот народ было невозможно заставить отречься от своего учения ни богатствами, ни насилием. Разбросанный по всему миру, он и теперь свято чтит свою религию, приобретенную три тысячи лет назад. Когда Магомет не смог добиться признания его учения ни чудесами, ни речами, то обратился к оружию и предложил рабам свободу, если те последуют за ним, таким образом, он достиг жестокостью того, чего не добился убеждениями. (116)  Англичане жалуются на судьбу, хотя они и превосходят французов силой, как утверждает Коммин, но значительно уступают им в уме, итальянцы легко могут провести диких германцев (как писал Кардан), но ругают хитрых греков, греки - критян, а эти - египтян и карфагенян, подобно тому, как евреи и египтяне жалуются на непостоянство греков, итальянцы считают непостоянными французов, французы - германцев. Мое собственное мнение таково: в делах и словах людей, как и во всех вещах, есть золотая середина и имя ей - постоянство. Золотая середина означает среднее между непостоянством и упрямством. Бесконечное отстаивание одного мнения никогда не одобрялось мудрецами. Как в мореплавании, надо уметь искусно поддаться буре, особенно если вы не можете найти убежище. В такой ситуации считается верхом благоразумия отдаться на волю волн, как можно чаще менять расположение парусов, так и в человеческих делах (исключая Божественное вмешательство), которые очень разнообразны и противоречивы. Действительно, мудрый человек не считает бесчестным менять свое мнение. В общественных делах последовательность до тех пор действенна, пока в ее необходимости удается убеждать ваших сограждан. А тот, кто упорствует в отстаивании своего мнения до конца, полагая, что недостойно отказаться от него, и стыдится признать поражение, как и тот, кто предпочитает уйти из жизни, нежели отказаться от своего тщательно сформулированного мнения, - такие люди живут без пользы для себя и своих сограждан, и они часто приводят к гибели государства. Платон и Ксенофонт - люди, которых мир считает первыми среди мудрецов, разрешают судьям лгать во имя спасения государства. (117)  Поскольку в каждом народе есть свои врожденные грехи, историю следует оценивать в соответствии с обычаями и традициями каждого народа прежде, чем вынести окончательный осуждающий приговор кому-либо. Хотя умеренность южан отнюдь не добродетель, как и пьянство скифов, за которое их так часто ругают, тем не менее эти качества не следует презирать, потому что южане из-за отсутствия внутреннего тепла не могут чрезмерно насыщаться едой и питьем, скифы же, с другой стороны, не способны легко воздержаться, даже если бы захотели, потому что они побуждаемы внутренним теплом и отсутствием силы духа. Однако безупречный образ жизни южан более подвергают упрекам, нежели скотское поведение скифов на пирах, когда бывает, что они уподобляются животным. Тацит писал о древних германцах: "Они разделываются с голодом без изысканности и приправ". И позже: "В каждом доме снуют дети, обнаженные и грязные, однако, вырастая, они приобретают те формы и размеры тела, которыми мы восхищаемся. Среди грязных лохмотьев и на столь же грязном полу они проводят все свое время". Когда чувство голода подступает к скифам, то они перерезают вены за ушами лошадей, сосут их кровь и угощаются мясом по традициям армии Тамерлана. Южане же чисты, нарядны и не выносят грязи. Это можно легко понять - ведь они пользуются бассейнами и ваннами не только во время жертвоприношений, но и в личной жизни. Это подчеркивалось не только древними и Ксенофонтом, но и Альваресом, который первым отметил, что среди персов считается неблагородным плевать на пол, а для абиссинцев считается ужасным грехом плевать в церкви. Афиняне указывали в свою очередь, что азиаты и египтяне невероятно чувствительны. Когда Марк Антоний, великий искусник, был превзойден в этом отношении Клеопатрой, то он лишь посмеялся над собой и над римлянами, как над глупыми и неотесанными. Я не буду обсуждать обычай персов утверждать специальные награды для тех, кто изобрел новые удовольствия, как писал Феофраст. Грациозность и утонченные манеры персов очевидны и в том, как они держатся, а также в их движениях. Они достигли удивительного благозвучия в игре на лире, освоив манеру игры лидийцев. Скифы, однако, не любят сладкозвучной речи и очаровывающего стиля, как мы можем судить по их языку, изобилующему взрывными согласными, весьма резко звучащими без гласных. Они терпеть не могут лидийский лад и тренируют свой грубый голос, как писал Тацит. Воинственным криком они воспламеняют свой дух; усиливая его звук своими щитами, поднесенными к губам, они добиваются того, чтобы голос звучал сильно и зычно. Они с радостью внимают трубам и барабанам и не питают интереса к лире. Действительно странно, что скифы любят жить общиной и любят многочисленные собрания, ведь древние называли их кочевниками, а в наши дни их скопления называют еще и ордами, это принято говорить о татарах, которые странствуют по равнинам в бесчисленном количестве. Южане ищут уединения, они предпочтут двигаться через лес, чем совершать переходы на виду у других. Нет необходимости описывать народы средней полосы, ибо если поймешь крайности, то легко понять и середину. Например, скифы чаще используют фригийский лад, южане - лидийский, скифы свирепеют от звуков дорического тона и возбуждают Марса воинственными песнями, как свидетельствуют поэты. Лидийский тон делает южан еще большими бездельниками. Дорический же лад, наполненный природной гармонией, направляет стремление души к доблести и чести. Дорический тон восхваляется Платоном и восторженно одобряется Аристотелем в рассуждениях о благополучии. Когда римляне стали христианами, дорическая форма была воспринята со столь большим желанием, что они решили выпустить предупреждение о наказаниях для тех, кто будет пользоваться в обрядах другим ладом. С другой стороны, спартанцы использовали флейту, а критяне - лютню не для того, чтобы сдерживать свой гнев, как писали Фукидид и Плутарх (согласно Платону и Аристотелю, это занятие было даровано людям в помощь для усмирения жажды мести), а чтобы удовлетворить собственную природу, так как в Европе нет народов, проживающих южнее, чем критяне и спартанцы. Исходя из действительно существующих характеристик севера, юга и среднего района можно составить целостное представление об обычаях народов, там проживающих. Только по равнинным местностям (именно с такими мы имеем дело), где нет значительных перепадов высот, трудно судить о странах Востока и Запада. Между тем не только ученые мужи, но и крестьяне и строители имеют надежные доказательства того, что в горных районах существуют большие различия между восточными и западными точками. Например, равнина, в которой расположен Турин, имеет много признаков, более характерных для восточных районов, потому что к западу поднимаются Альпы, для Палестины характерны западные условия, восточнее ее расположены Гермиона и Ливан. Солнце достигает зенита у палестинцев раньше, чем у тавринов почти на полтора часа, при этом солнечный свет своей мягкой теплотой очищает вредную уплотненность воздуха и регион становится более умеренным. Более того, когда послеобеденное солнце опаляет все кругом своим сильнейшим жаром, оно садится для восточного региона и встает для западного. Между тавринами и аллоброгами, которые живут в одной широте и долготе, также наблюдается большая разница. Это подтверждает наше объяснение, но в отношении равнинных мест нет точно определяемой причины, почему Среднеазиатская Галатия отличается от италийской Кампании, хотя они расположены на одной широте. Однако длительные наблюдения подтверждают единодушное мнение евреев, греков и римлян о том, что восточная часть более умеренная и во многом лучше, чем западная. Исходя из этого, Иезикииль написал, что изображения божеств своим лицом повернуты на восток. Исайя тоже говорил, что справедливость приходит с востока. Известно и такое предостережение: "Смотри на восток и зри радость, нисходящую к тебе от Бога". Я использую эти свидетельства сознательно, более того, намеренно, поскольку понимаю, что они были даны правдивыми толкователями естественных природных явлений. Римлянин Плиний в VII книге комментировал, что длительным наблюдением установлено, что море распространялось с востока на запад. Я это заметил в Нарбонской Галлии. Если бы было установлено обратное направление течения вод, то не сбылось бы предсказание о том, что в 1557 году от Рождества Христова повсюду начнутся эпидемии. Аммиан от греков узнал, что, когда Селевкия была опустошена и было открыто святилище храма, закрытое некогда таинством халдеев, пришло бедствие в виде распространения неизлечимых болезней. Во времена Марциала и Вера эти болезни широко распространились и вызывали высокую смертность по всей территории от самых границ Персии до Рейна вплоть до земель галлов. Немногим позднее язва появилась к северу от Эфиопии и, говорят, уничтожила почти все население. Причина этому ясна - южный ветер дует из влажных районов севера, а теплота вызывает порчу. (118)  Следует теперь рассмотреть влияние, которое оказывают различные ветры. Ветры, дующие с юга, теплы и влажны, с севера - холодны и сухи. Ветры же, дующие прямо по направлению север - юг, восток - запад, как правило, спокойны, они не создают изменений в атмосфере, которые возникают из-за ветров, дующих не по прямой. Когда солнце далеко от оси север - юг, сильных испарений не происходит, а на оси восток - запад более сильное тепло солнца возбуждает ветер, но сдерживает его силу, таким образом, ветров больше весной и осенью, чем зимой и летом. Самые сильные из всех ветров - юго-восточный и северо-западный. Противоположные им ветры - это юго-западный и северо-западный. Северо-восточный ветер, конечно, холодный и очень сухой, юго-восточный - теплый и сырой, северо-западный - сухой и холодный. Замечено, что ветры, дующие по оси север - юг, или очень холодные, или очень теплые. Два ветра, дующие по оси восток - запад, очень умеренные; тот, что дует строго с востока, называется зефир. Однако зефир очень тих и дует редко или почти никогда, кроме как на закате солнца. Северо-восточный ветер очень целебен, он сильнее, чем зефир, особенно когда солнце покидает экватор. Более глубокая и тайная причина превосходства восточного района над западным полностью сокрыта от меня, потому что в действительности ничто там не встает и не заходит. Результаты, которые, однако, мы наблюдаем, очевидны и прекрасны. Границы восточного района, как я уже, кажется, говорил, проходят по Молуккским островам, а с запада - по Гестрийским островам. Получается ровно половина всей земли, так как меридианы этих островов отстоят друг от друга на 180 градусов. Другая часть земли, та, в которой расположена Америка, оказывается отделенной обширным пространством моря от каждой из этих крайностей, так что кажется, что именно она включает в себя линию, разделяющую восток и запад. Я обошел молчанием многочисленные проблемы, обсуждаемые магами, о природе демонов каждого района. (119)  Теперь я коснусь только тех вещей, которые воздействуют на чувства. Самые ученые мужи Греции - Аристотель, Гиппократ, Гален и Ктесий, во многих трудах утверждали и подкрепляли соответствующими примерами то, что все лучшее и прекрасное скорее встречается в Азии, чем в Европе. Даже если они и часто ошибались, потому что не знали такого понятия, как широта местности, тем не менее сейчас, после того, как стали известны широты, было открыто, что под одной и той же четвертью небес люди, которые живут на западе, щедро наделены силой тела, проживающие же на востоке - талантами. Кельты не раз вели очень многочисленные армии в Италию, Греции и Азию, но итальянцы не рискнули нападать на Галлию до тех пор, пока власть их не достигла зенита под руководством Цезаря, когда галлы потерпели поражение в войнах с его армией. Цицерон и Агриппа восхваляли Цезаря за то, что против него выступили народы все сокрушающие на своем пути, однако римляне смогли смело противостоять их атакам. После чего варвары не осмеливались их сердить. Кроме того, римляне так быстро захватили территории греков, что те даже не успели испытать всех лишений войны. Греки, которые в свою очередь проникли в самые укромные уголки Азии со своими армиями, вряд ли когда-нибудь вторглись бы в Италию, разве что при царе Пирре. Хотя он, потерпев поражение, искал спасения в трусливом бегстве так же, как и Ксеркс, который вел в Грецию такую огромную армию, что ее воины, утоляя жажду, осушили почти все реки. Но и Ксеркс был остановлен войсками греков и, к своему великому стыду, должен был уйти ни с чем. Катон достиг Мурен, а Цезарь - Помпеи, но войны их были развязаны против женоподобных народов. Это подтверждает замечание императора Юлиана: "Кельты и германцы - люди смелые, греки и римляне временами - воинственны, временами - спокойны, египтяне - более трудолюбивы и хитры, сирийцы отличаются быстрым и угодливым умом, они восприимчивы к воспитанию". Немного позднее этот же автор заметил: "К чему говорить, что германцы не терпят рабства, хитрые южане стремятся к свободе, тогда как сирийцы, персы, парфяне и, наконец, все люди, живущие на востоке и юге, тихи и послушны?". Он написал обо всем этом в книгах против христианства, где точно определил власть востока и запада. Тацит писал также и о батавах, которые заняли самую западную часть Германии, были самыми свирепыми изо всех и многих превосходили в доблести. Эти же сведения подтвердил и Плутарх в "Жизнеописании Мария". Действительно, они обращают на себя внимание своим могучим ростом, как и все, кто населяет холодные и болотистые места. Самые западные из галлов считаются и самыми воинственными, что первым отметил сам Цезарь. "Народы, наделенные лучшими качествами, - писал он, - приходят из Аквитании и Рутении". Но необходимо заметить, что среди всех народов Европы самые западные - британцы и испанцы и именно они самые активные. (120)  Запад имеет большое сходство с севером, а восток - с югом. Это проявляется не только в природе живых существ, но и растительного мира, в каменных породах и металлах. Традиционно считается, что лучшее золото и драгоценные камни встречаются на юге и востоке, но другие драгоценные металлы - только на севере и западе. Скалигер осуждал Кардана за подобные оценки, потому что тот писал, ссылаясь на авторитеты других и не приводя серьезных доказательств. Однако еще до того, как это отмечал Кардан, Агрикола - отличный мастер и знаток металлов, подтвердил это утверждение вескими доказательствами. "Самый высококачественный золотой металл во всей Европе производится в испанской Беотии, представляющей собой самую южную часть всей Европы, - пишет он, - а также в Африке, Эфиопии". Этот же автор несколько позднее утверждал: "На востоке всей Африки наблюдается недостаток меди и ртути, железо довольно редко в Африке, чаще оно встречается в Кантабрии (самая северная часть Испании и при этом крайний запад Европы). Оно достаточно часто встречается во Франции и Германии". И там же он продолжает: "Самое превосходное железо у шведов и остготов. Они называют его osemutun". Более того, он написал, что близ Загау железо замечено на лугах на глубине двух футов, а глубже копать было нельзя из-за воды. Каждые 10 лет велась добыча, но запасы снова пополнялись естественным путем. Сейчас самые богатые запасы серы на земле на острове, названном испанцами Туле. Отсюда сера вывозится во всю Европу. Тот же автор сообщает, что сера встречается только в Германии, золотые россыпи - в Карпатах, где также в изобилии встречаются и другие металлы. Верно то, что отроги, богатые ископаемыми, ограничивают Германию на востоке и простираются к югу. Говорят, что в солнечной Капсе добывают 2000 золотых слитков. Железо труднее найти, поэтому, грабя города, турки прельщаются им больше, чем бронзой или оловом. Как на севере железо лежит почти на поверхности земли, так на юге золото встречается в полях и в чистых песках. Говорят, что в Дамуте, прилегающем к горам Бет, под Казерогом, золото находили после сильного дождя. Подобно тому как другие металлы рождаются под действием огня на севере, в Пиренеях, Кавеннах, Альпах, Карпатах, в горах Фракийской цепи, горе Пангея, Лаурии и на Кавказе, так на юге золото рождается не пламенем огня, а силой небесных звезд и теплом солнца, при чем даже на поверхности земли и в песке. Подобным образом жители юга и востока черпают свои жизненные силы за счет небесного тепла и силы звезд, а жители запада и севера поддерживаются своим собственным внутренним жаром. (121)  Итак, возвращаясь от деталей к общему, я понял, что на севере - тепло и влажно, по другую сторону, как бы снаружи - сухо и холодно. Вместе с тем, когда внутри, на юге, сухо и холодно, снаружи - тепло и влажно. Однако, заметим, что восток и запад имеют более умеренный климат. Это очевидно в более чистых натурах, где элементы более свободны от материальности. Когда воздух летом прогревается и сверху и снизу, то много воздуха собирается в средних районах. В это время года образуется самый крупный град, хотя зимой он никогда не выпадает. Подобным образом земля, сожженная сильным жаром солнца, удерживает в себе холод, а когда все снаружи окостенеет от холода, земля, напротив, хранит в себе тепло. Это можно видеть по родникам, которые несут сохраненное тепло зимой и не замерзают, а летом кажутся очень холодными. Ввиду того, что на севере практически вечный холод, вечное тепло существует там не только внутри самой земли, но внутри живых существ и растений. Как сказал Эмпедокл: "Кажется, природа поместила тепло в холод, а холод в тепло. Так как необходимым условием развития растений и животных является тепло и влажность, то на севере очевидно изобилие лесов и живых существ". Плиний сообщает, что в Германии полно изумительно глухих лесов. Более того, Витрувий оставил свидетельство, что самые высокие деревья на Апеннинах растут с северной стороны. Область на полюсе, названная Гренландией, носит такое название из-за покрывающей ее зелени и лесов. В Африке нет лесов, однако есть горы, которые имеют природу севера, как мы позднее объясним. Понемногу как деревья, так и люди, становятся более мелкими, если продвигаться к югу. В Нарбонской Галлии есть дубы в два фута высотой, которые плодоносят, однако больше не растут. (122)  Вдобавок на севере наблюдается изобилие всех металлов, кроме золота, а на юге ничего нет, если не считать очень высоких гор. Но сообщается, что в северных землях происходят извержения вулканов, которые приводят к большим пожарам (например, вулканы Химера, Везувий, Этна, Пик Тенерифе, Карпаты и Фул), и последняя из земель, расположенная на 70-м градусе, почти на всем своем протяжении сверкает вулканическими извержениями. Можно назвать и многие другие места, полыхающие постоянным пламенем, которые Олаф перечисляет в описании Готии. Пиренеи ведут свое название от огня. На широте дальше 30-го градуса от экватора вулканических извержений не отмечается. Здесь нет горячих гейзеров, таких, как в Италии, Галлии, Германии и далекой Гренландии. Я думаю, то, что Мирандола предвещал, ясно из его слов: "Тот, кто знает характер северного ветра, понимает, почему Бог будет судить мир огнем". Это мнение уходит корнями в глубину веков. Оно поддерживалось не только Пико, но и Гераклитом, а также, по словам Плутарха и предсказаниям иудеев, которые верят, что мир когда-нибудь погибнет в огне. Огонь не низвергнется с небес, как думал Магианий, а вырвется из-под земли. Более того, этот огонь должен распространяться с севера, а не с юга, потому что здесь обилие воды, а там увеличивается плотность земли, питающей огонь изнутри. Несмотря на то что человек, сравнивающий мир земли и мир воды, видит, какая часть земли скрыта водами, а какая - открыта, при этом площадь морей и суши окажется одинаковой, тем не менее территория, свободная от воды, простирается на север, если мы примем экватор за границу между севером и югом. Южнее экватора остается небольшая часть Африки и Америки. То, что земля, названная Южной, считается столь протяженной, требует уточнения, так как это далеко от правды. (123)  Мы должны истолковать слова Ездры по-своему, не так, как древние; в противном случае то, что он написал, выглядит абсурдом: Бог сотворил семь частей Земли, причем седьмую составляли воды. Мнение древних перипатетиков еще более нелепо, ибо они полагали, что суши было в 10 раз меньше, чем воды. Иначе было бы неизбежным, чтобы земля (ничто, кроме ее поверхности, не может соприкасаться с центром Земли) оказалась погруженной в воду, если признать, что водная поверхность в семь раз больше суши, но мы знаем соотношение длины круга к его диаметру, и если исходить из этой пропорции, то центр суши был бы расположен в центре земного шара. Первое положение должно быть верным, так как около Магелланова пролива, недалеко от одного из полюсов, сфера Земли несколько вытянута. Замечательно подтверждено наблюдениями путешественников и опытом многих людей, что воды перемещаются с севера на юг с большой скоростью движения. Путешествуя по Британии и Ирландии, Кардан узнал этот факт от моряков и после сообщил об этом, но поскольку он не проник ни в причины явления, ни в рассуждения, то его справедливо упрекнул Юлий Скалигер за то, что он представил это своим собственным открытием. (124)  Поскольку общая природа элементарного мира и мира человеческого требуют прежде всего глубокого понимания, требуют осмысления и те факты, которые мы приводили (а именно: большая часть суши расположена к северу, воды - к югу, здесь внутри холодно и сухо, там - тепло и влажно). Давайте сравним наблюдения древних с нашими. Сперва заметим, что халдеи отнесли огненную стихию к Европе, а водную - к Африке. Теперь напомним, что южный ветер назван греками "ветром ливней" - Нотус. Южный ветер, действительно, теплый и влажный, а Борей - холодный и сухой. Является фактом, и здесь существует общее согласие, что течение воды направлено от Свейского моря через Кимбрийский Херсонесс к Итию, а затем к французским и испанским берегам. Но Каспийское море какими-то внутренними и тайными проливами выходит в Понт и затем через Геллиспонт попадает в Средиземное. Далее большое стремительное течение внезапно проявляет себя, вновь появляясь около Геркулесовой горы (Абила), таким образом, оно возвращается на юг. Это доказывают моряки и торговцы, а география и гидрография также приводят нас к этим же выводам. Плиний, без разумного объяснения, относил появление сильных волн к действию не южного ветра, а северного, хотя вывод его представляется нелепым, так как ясно, что именно южный ветер будоражит водную гладь, вздымая волны против морских течений. Мы можем в качестве доказательства представить то, что некогда Диодор, не так давно Альварес и совсем недавно и наши современники, которые плавали в Африку, единодушно заявляют, что непрекращающийся дождь затопляет районы выше экватора и воды Нила выходят из берегов. Плиний во II книге подтвердил, что бесконечные дожди обеспечивают землю влагой даже жарким летом. Он не дал этому объяснения. Приведем последнее умозаключение, что к югу, где выпадает меньшее количество осадков, солнце ближе к земле, чем на севере по всей широте эклиптики. Это, по-видимому, притягивает туда массы воды. Это также подкрепляет доказательство нашего мнения, делая его, на мой взгляд, достаточно убедительным, чтобы с ним могли согласиться и все остальные. (125)  Согласно Аристотелю, лихорадки поражают людей гораздо чаще на юге, ведь чем дальше на юг, тем жарче лето. Что касается лихорадок, то причина заболевания ими очевидна и состоит в том, что закупориваются поры кожи людей и в результате этого зимой заболевания переносятся гораздо тяжелее, чем летом. Может показаться нелепым, но в Европе летом жара переносится людьми гораздо хуже, чем в Африке. Еще Аристотель указывал на это как на хорошо известное явление. Действительно, Альварес описал случай, когда Эфиоп из Абиссинии умер от жары, едва корабль с папским легатом достиг Лузитании. К тому же испанцы в Галлии жалуются, что здесь они тяжелее переносят летнюю жару, чем в Испании. Более того, я узнал от Пурква - немца, проживающего в Тулузе, что в середине лета в районе Данцига, что на Балтике, жара была сильнее, чем в Тулузе. Я думаю, что по этой причине германцы, по свидетельству Тацита, делили свой год на зиму, весну и лето, без щедрой осени и даже названия ее не знали. Датчане в свою очередь знают только зиму и лето, подобно карфагенянам, которые не принимали во внимание весну и осень, как писал Лев Африканский. Причину северной жары можно найти в малой подвижности и тяжести воздуха. В Европе и Скифии полно рек, которые питают подземные воды и которые порождают болота и грязь. Отсюда летом поднимаются густые испарения. Это, как бы соединяясь с высокой температурой воздуха, приводит к более душной жаре, чем в Африке, где воздух разрежен из-за немногочисленности рек. Поскольку жар металла более силен, чем жар от дерева, а жар от дерева сильнее жара от соломы, то ясно, что в плотной среде горение более сильное, чем в разреженной. Поэтому тот, кто хочет как следует протопить баню, сбрызгивает печку водой таким образом, чтобы пар поднимался вверх и воздух становился тяжелым и мог дольше поддерживать жар. Это также может служить объяснением тому, что в дождливый летний день мы потеем больше и сильнее ощущаем жару, чем в ясный. Но мы отнюдь не говорим, что и внешне север теплее юга. В соответствии с природой севера, внешние его характеристики - сухость и холод. Но, когда дует южный ветер и происходит испарение, воздух задерживает тепло и дольше его сохраняет. С другой стороны, в Африке земля, камни и воды, когда они разогреты, усиливают жару сильнее, чем в Скифии, и это происходит из-за силы солнечных лучей. Как удачно было подмечено Аристотелем: "Летом на севере вплоть до 60-го градуса наблюдается большее прогревание воздуха, чем на юге". Эти факты справедливы тогда, когда речь идет об условиях жизни и обычаях народов, населяющих низкие равнинные места. (126)  Теперь давайте рассмотрим характеристики различных областей - горных, болотистых, пустынных, ветреных и безветренных. Здесь также наблюдается разница между характерами людей с равнин и с гор, с юга и севера, и почти то же отличие в темпераменте, если равнины не заболочены. Если крепчайший мороз на севере распространяется по равнинам, то на юге - по горам. В воздухе среднего района сила холода обусловлена столкновениями с теплыми массами. Гиперборей, если можно так назвать сильный северный ветер, приносит жестокий холод, когда Луна на ущербе на пике Тенериффа, вершины которого являются самыми высокими среди всех. К подобному выводу легко прийти, если рассмотреть процесс образования града летом в среднем климатическом поясе. Зимой это вряд ли можно наблюдать, так как холод царит повсюду, то нет крайних явлений, причиной которых является и низкая температура. Мы можем утверждать, что неверно мнение Аверроэса о том, что растения и живые существа более сильны в горах, поскольку они ближе к небесам. Если бы это соответствовало истине, то горцы были бы богоподобны и одарены во всех отношениях, в то время как они считаются грубыми и неотесанными. Также неверно и мнение Гиппократа, что сезонные климатические изменения в горах порождают жестокость и гигантский рост людей, ибо мы хорошо знаем, что в северных районах достаточно воды, а в горах сухо, следовательно, горцы именно в силу этих причин должны быть выносливыми, сильными, долгожителями, совершенными внешне, подобно тому как горные птицы и стада горных животных превосходят животный мир заболоченных областей, а горные деревья крепче тех, что выросли в низине. Люди почти не строят поселений на гребнях гор, а селятся только на склонах. При этом известно, что та часть склона, которая обращена на север, более умеренная и воздух становится даже целебным выше 45-го градуса от полюса. Хотя на той же параллели южный склон имеет еще более целительные свойства. Но между южными и северными склонами существует огромная разница, о которой люди, путешествующие по горам, прекрасно знают. То, что мы говорили о среднем районе и обычаях народов, населяющих его, не распространяется на тех, кто живет в Альпах, Пиренеях, Кемено, Акрокеравнии, в большой горной гряде Балкан, Карпатах, горах Олимпа, горной гряде Таурус, горе Стелла, на Кавказе и на Памире. В горах часто встречается самый умеренный климатический пояс. Из числа северян также можно исключить жителей Атласских гор, арабских высокогорий, Беотийских гор, Ангеи, пика Тенериффе и Сьерра де Лионе, гор, которые Плиний назвал „колесницей Бога". Тем не менее горцы грубы, неотесанны, воинственны, они привыкли к тяжелой работе и вовсе не знают, что такое хитрость. Не только в горах севера, но и в Атласских горах, расположенных недалеко от тропиков, говорят, обитают крупные и сильные люди, каких мы часто можем встретить. Из их числа имели обыкновение набирать свои легионы мавританские и нумидийские правители. Удивительно то, что для живущих в горах совершенно невозможной задачей является смирить свою жестокость, им свойственно непоколебимое мужество, они также полагаются на свою природную силу или покровительство родного края, ибо всегда жили в великой свободе. Даже турецкий султан, как я слышал, вынужден был заплатить горцам 60 000 золотых монет, чтобы иметь возможность свободно наслаждаться равнинами Дамаска и Палестиной. Горцы Альп являются самыми свирепыми среди всех жителей Италии. Все признавали, что без покровительства Марса невозможно достичь победы. Среди кого Густав набирал свои легионы, чтобы покорить Шведское королевство, если не из далекарлиан, которые жили в горах Швеции? А гельветы? Постольку, поскольку они ведут свое происхождение от свессов, то они добивались освобождения не только для себя, но и для жителей прилегающих районов, задавленных тиранией. Они не раз наносили сокрушительные поражения австрийским князьям и устроили кровопролитную бойню германцам, когда силой захватили немалую часть Германской империи. Наконец, они так многого достигли силой оружия, что получили прозвище господ и цензоров князей. Исходя из вышесказанного, мы можем понять смысл слов Цицерона: "Горцы в Лигурии в соответствии со своей природой, суровые и дикие, а жители побережья - очень коварные". Я упускаю описание того, как горцы Киликии, Акрокеравния и Балкан вели бесконечные войны с турками, как долго они выдерживали и отражали их атаки во главе с караманами. Их натура противоположна живущим в болотистых местах. Мы можем свидетельствовать, что батавы и фризы, которые властвуют в устье Рейна, крупнее, чем другие немцы, проживающие в этом же районе. Из-за болот и низин бельгийцы выше, чем британцы, чья страна, как говорят, расположена в низменности, которая не заболочена и почва там песчаная. Хуже всех тем, кто живет в болотистых и теплых местах, таких, как Египет или Нарбонская Галлия - вся покрытая болотами. Людей там поражают язва, водяная грыжа, сыпь и проказа - болезни, свойственные этой местности. Также здесь можно увидеть хилых людей и часто встречаются люди с неприятно бледными лицами. Румяный цвет лица обитателей региона - главное доказательство умеренного климата. Но засушливые районы, даже если они не очень теплы, тем не менее целебны. Испания, Нумидия, Персия, Халдея и Аравия плодородны и населены мускулистыми людьми, превосходящими в силе всех остальных. Когда Египет, Киренаика, Мавритания и Нарбонская Галлия оказались поражены белой проказой, прокаженные были по-прежнему редки в Испании, Нумидии, как писал Лев Африканский. Даже препятствие в виде одной-единственной реки обуславливает различия в природе народов. Когда у реки, отделяющей южан от северян, довольно большая протяженность (например, как у рек Дунай, Нигер, Таг, Эридан, Асоп), то общение и торговля между народами затруднены. Поэтому между этими народами часто вспыхивают междоусобицы. Южане, которые живут по реке Нигер, малорослы, слабы и очень черные, северяне, живущие на другом берегу, выше ростом, заметно сильнее и мертвенно-бледные. Неудивительно, что Платон благодарил судьбу за то, что он афинянин, а не уроженец Фив, хотя Афины и Фивы разделены только рекой Асоп и расстояние между ними не более 20 000 шагов, но афиняне обращены к югу, а жители Фив - к северу. Те, кто живет в южной части северных долин, подвергаются большему теплу, чем те, кому достался север в том же районе, так что последние имеют характер, близкий к скифам, тогда как первые - к южанам. По этой же причине те, кто живут на южных склонах Карпат, загорелы, а на другой стороне - имеют бледные лица. По той же причине Гален советовал людям, которые были истощены, идти в район Табы, расположенный между Сорренто и Неаполем, где в долине, обращенной на юг, зима имеет климат весны. (127)  От разницы в климате возникают расхождения и различия в природе тех, кто населяет Ретию, Коринф и Кроатию, и тех, кто происходит от истрийцев, иллирийцев, лангобардов, лигурийцев и тосканцев. Народы, которые окружены со всех сторон долинами, выше 55-й параллели от полюса, выдерживают очень сильную жару из-за избытка лучей и малозащищенного характера местности. (128)  К тому же мы должны помнить о том, что потоки с гор несут много ила, что способствует высокому плодородию. Свидетельства древних о том, что в Мавритании и долине обоих Атласских хребтов зерно, брошенное в землю, давало стократный прирост, не кажется вымыслом. Позднее Лев Африканский признавался, что видел пятидесятикратный прирост. Плиний писал, что прокуратор Мавритании послал Августу колос, в котором было почти 400 зерен. Более невероятно рассказанное Страбоном о долинах гор Таурус, где гроздья винограда, по его словам, выростали в два локтя длиной, а с фигового дерева собирали по 70 модиев плодов. Почти то же самое говорят о полях Дамаска, долинах гор Ливана. Иллюстрациями к этому служат также Лемнос, сельская местность Турина, золотые долины Пиренеев, Фессалийская долина, долина Седуни и Карпатские долины, которые столь пышно процветают в своем плодородии, таким образом, богатство долин с избытком возмещает бесплодие гор. Столь изобильные края побуждают местных жителей посвящать себя сельскому хозяйству, отказавшись от военных занятий, они предпочитают жить в мире, изнывая от наслаждения. Афений в XII книге писал, что лидийцы и умбры пользовались дурной славой из-за их склонности к постыдным наслаждениям. Оба района находятся в равнинных областях, однако, Проперций отмечал, что Митания расположена в более низменной ложбине. Говорят, такие условия местности и порождают сибаритов, которые не замечают ни восхода, ни заката солнца и чьи наслаждения и роскошь описал Афений. Алкиатти неверно прочитал слово "porcus" у Плутарха и Катулла, где они называли "porcus" умбров. Это даже более абсурдно, чем то, что у Плутарха в 10-м разделе II книги эпитет "пиршественный" он применил к..............................(греч.) относительно умбров. Тогда как речь идет о диких зверях, так как .................................(греч.) являются детенышами животных, как считает Эсхилл, и это при том, что создания, рожденные от овцы и муфлона, называются римлянами умбры. (129)  Жители плодородных земель словно предназначены для роскоши, в противоположность тем, кто населяет бесплодные места. Последние - доблестные солдаты на войне, умелые работники - в условиях мира так же усердно занимающиеся торговлей. Это было причиной того, что бесплодная равнина Аттики заставила афинян изобрести искусства. Известно, что праздное времяпрепровождение считалось у них грехом, это выделяло генуэзцев среди итальянцев и нюрнбергцев среди германцев. Жители долин счастливее своих соседей благодаря обилию продовольствия, тогда как другие счастливы своей одаренностью. Ледяная вода от тающих снегов часто стекает в ложбины и там застаивается, что способствует возникновению заболеваний, таких, как золотуха и пупочная грыжа, часто это случается на западе и севере. Население долины, что в районе Турина, страдает от золотухи, опухоли горла и от тонзиллитов. Эти люди становятся неуправляемы, и они не могут говорить, как и больные из Аквитании, тела которых опухают. Эти болезни тела возникают из-за воды. Поразив тело, они охватывают и душу. Как велика сила и власть воды, способной изменять обычаи, хорошо понимал Гиппократ. Достойны внимания свидетельства Плиния, что по рекам Геликона в Греции овцы - белые, по реке Аксий - черные, а на Ксанфе - коричневые. Это подтверждает и Витрувий. Однако и воздух, которым мы в основном и живы, порождает не меньше недостатков, если не больше. Хотя мы, в общем-то, упоминали об этом, в частности, мы обнаружили, что ветреные места делают людей более свирепыми и непостоянными, а спокойные места, с другой стороны, делают людей добрее и более стойкими. Причина ясна - разум не может быть спокоен в месте, где человека швыряет туда-сюда. Доказательством этому может служить то, что нельзя размышлять в движении и суматохе, мысль развивается только в мозге, очищенном и освобожденном от эмоций, когда тело человека также спокойно. Чем мудрее человек, тем медленнее движения его тела и души. А безумие, однако, проявляется волнением и метаниями как тела, так и души. Итак, я думаю, что именно бесконечные порывы ветра и волн делают матросов жестокими и бесчеловечными. Вместе с тем, и это, возможно, известно, Фракия, Галлия, Колхида, Ливийская пустыня, Лузитания, Персия, Норвегия, Норик и Паннония, которые подвергаются воздействию ветров, населены более свирепыми и возбудимыми жителями, чем те территории в пределах той же зоны, где климат считается золотым. К последним относятся Ассирия, Средняя Азия, Италия, кроме Лигурии, и Египет. Верно и то, что население Херсонеса Таврического, живут в действительно мягкой климатической зоне, хотя считаются удивительно дикими, вероломными и жестокими, что, возможно, объясняется тем, что там дуют ветры свирепой, как нигде, силы. Очевидно, что в Галлии нет людей более подвижных, чем люди Нарбонна, Аквитании и Прованса, хотя земли эти находятся южнее остальных. Я думаю, что свирепость и возбужденность мозга вызываются юго-восточным ветром, который Плиний называет атлантическим, а обычное его название - виолентийский или знойный. Он постоянно проносится через Галлию и схож отчасти с северо-западным ветром или юго-западным, который называют „пилой", потому что он неистовее всех. (130)  Большие изменения в характеры и обычаи людей вносит смешение народов. Ошибочно думать, что все скифы, рожденные в одном месте, похожи, потому что каждому уголку Земли присущ только ему свойственный темперамент людей. Таково было мнение Гиппократа, но Эмпедокл и стоики, на мой взгляд, ближе к истине. Как писал Плутарх, они считали, что причиной разнообразия лиц являются образы, исходящие от души. Некоторые рождаются и живут словно дикие звери, потому что руководствуются не разумом, а только чувствами, как писал Плиний. Так, например, скифы в соответствии с их натурой любят простые наслаждения, они не отягощены разнообразием своих мыслей и имеют обыкновение воспроизводить в детях самих себя. Я, однако, склонен к другому объяснению. В Эфиопии, где, как мы уже говорили, сформировалась раса людей очень проницательных и похотливых, никто заметно не отклоняется от местного типа. Все они низкорослые, кудрявые, черные, с приплюснутым носом, с толстыми руками, белозубые и черноглазые и зачастую с залысинами. Среди скифов тоже нет различий. Сам Гиппократ писал об этом, и Тацит дал такие же комментарии относительно германцев. В действительности мы обнаружили, что чем дальше удаляться от средних районов, тем больше лица похожи одно на другое, в то же время в пределах одной зоны мы можем обнаружить различия в облике людей. Хотя в умеренной области цвет глаз у всех должен быть коричневато-желтый (так как все глаза этого вида происходят от смешения черного, голубого и желтого цвета глаз), в дополнение к ним мы встречаем глаза сероватого, голубовато-серого, черного, серовато-желтого цветов и бесконечные оттенки этих цветов. Есть люди с большим носом и с приплюснутым, кудрявые и черные, белые и с красноватым оттенком кожи, рыжебородые, румяные и бледные, низкорослые и гигантского роста. Такое положение вещей следует отнести в смешению народов, что обусловлено тем, что люди имеют обыкновение двигаться от крайних районов к среднему, как к району самого ровного климата. Бесчисленные орды скифов, готов, турок, татар селились в центральных областях. Никто, кроме вандалов, не переправлялся в Африку, откуда их изгнали, но произошло это много позже. Арабы и карфагеняне, то есть те, кого в древности называли сардинцами, перенесли свои поселения из Африки в Европу и Азию и тоже осели в среднем районе. Никто не стремился поселиться в Скифии, хотя сами скифы завоевали Испанию, Италию и Грецию, в Галлии они были разгромлены. Впоследствии галлы освободили Италию и большую часть Испании от завоевателей. Так же и древние кельтские колонисты стремились обосноваться в средних районах, при этом никто не шел в Скифию и Эфиопию. (131)  Поскольку мы видим, что новые формы развиваются от разных видов живых существ и растений, подтверждение чему мы находим в муле, пантере, гиене, волкодаве и жирафе, которые не похожи на своих родителей, мы можем сделать аналогичный вывод о типах людей. Волкодав, зачатый от волка, почти ничем не отличается от собаки, потому что волк есть нечто иное, как лесная собака, это утверждает сам Варрон. Но мул заметно отличается от лошади и от осла, а жираф от верблюда и пантеры. И если бы скифы были скрещены с эфиопами, то нет сомнений, что в результате были бы произведены разнообразные и очень отличающиеся друг от друга типы людей. Афений писал, что Птолемей Филадельфийский демонстрировал с помоста человека, который был двух цветов как лицом, так и телом, одна сторона была черная, а другая - белая. То же самое, я думаю, произошло, когда датчане, саксы и англы смешались с бриттами, первые стали более свирепыми, в то время как последние стали добрее. Бритты, изгнанные из своих домов, поселились в Галлии, где они с трудом усмирили свою необузданную храбрость и постепенно обрели свободу в среде галлов. Я думаю, что мы должны упомянуть и колонию саксонцев, которую Карл Великий утвердил среди бельгийцев, потому что саксонцы всегда очень храбро сражались за свою свободу. В отличие от растений, которые, будучи пересажены с родной почвы, быстро теряют свои исконные свойства и приспосабливаются к характеру той почвы, в которой выращиваются, люди не меняют так легко врожденных черт своей натуры, изменения накапливаются на протяжении долгого периода. Галлы, захватившие самые плодородные земли Германии, как писал Цезарь, со временем изменили свои обычаи и нравы. Уже во времена Цезаря они жили в бедности и нужде, как и германцы, у них была та же пища и тот же образ жизни. Когда консул Мений Л. собрался сражаться с галатами, которые имели репутацию доблестных воинов, то он воодушевлял римские легионы, которых приводило в трепет само имя врагов - галлы, он вселял веру в победу своей армии, сказав, что галлы давно перестали быть галлами, познали вкус удовольствий Азии и утратили свою свирепость из-за мягкости климата, так что не стоит их больше бояться. Верно сказал Кир со страниц сочинения Геродота: "Слабые мужчины рождены под спокойным небом". Действительно, турки постоянно осуждали дикие нравы скифов, если не считать того времени, когда турки с особенным рвением занимались развитием военного искусства, но, несмотря на это, были легко разбиты армиями татар и сарматов. (132)  Теперь остается решить, насколько воспитание способно изменить характер человека. Сейчас воспитание имеет как бы две стороны - религиозную и нравственную. Нравственное воспитание может быть правильным или неправильным. Хотя, конечно, каждый обладает силой, достаточной, чтобы при необходимости побороть свой характер. Гиппократ думал, что все виды растений могут быть улучшены, но справедливо ли это предположение в отношении человеческого вида? Был ли род человеческий когда-либо столь необуздан и дик, что даже при наличии вождей не мог нащупать путей к гражданскому сообществу? Известны ли случаи, когда народ, однажды преуспевший в самых изысканных искусствах, но прекративший развивать гражданское сообщество, не впал бы потом в варварство и дикость? Хотя существует бесчисленное количество примеров, ни один настолько не впечатляет, как немцы, которые сами признаются, что когда-то находились не так далеко от уровня диких животных. Они бродили по болотам и лесам, словно дикие животные, и из-за какого-то глубокого отвращения сторонились письменности. Тем не менее они сейчас настолько продвинулись, что в учтивости, кажется, превзошли персов, в военных делах - римлян, в религии - евреев, в философии - греков, в геометрии - египтян, в арифметике - финикийцев, в астрологии - халдеев, а в различных ремеслах они и вовсе превзошли все народы. Прав был Макиавелли, который мягко упрекал итальянцев - своих современников, что те, считая себя очень умными и образованными, приглашали тем не менее немцев измерять границы своих земель. Более того, когда папа Лев захотел внести поправки в календарь, то послал своих легатов в Германию, как когда-то Цезарь в сходной ситуации посылал своих людей в Египет. Когда арабы и карфагеняне со своим мягким и изысканным характером начали развивать военную науку, то потом это вылилось в захват ими власти в Азии и Африке. Подобно им массалийцы развивали гражданское искусство с таким успехом, что вообразили, будто они самые мудрые и справедливые, по откровенному свидетельству Цицерона. В отношении воспитания спартанцев историки рассказывают просто невероятные вещи, которым, однако, стоит доверять, так как свидетельства исходили из стана врагов. При этом теперь никто не может затмить римлян в их пренебрежении дисциплиной. Если раньше они превосходили все народы своей репутацией справедливых людей и славных воинов, то сейчас почти все народы превзошли их в этом. Я думаю, что природный характер римлян, а сейчас - итальянцев достоин высокой похвалы, но не сыскать такого безграничного природного дара, который не мог бы быть испорчен порочным воспитанием. Я не буду подробно останавливаться на вещах, общедоступных, которые каждый может узнать из тех же источников, что и я. Поскольку наши предки находили красивой удлиненную форму лиц, то мастера косметики действительно могли сделать так, что лица выглядели очень длинными. Это можно видеть в древних статуях и картинах. У жителей западной Мидии лоб очень широкий и нос огромного размера. В книгах мы можем найти подтверждение, что это достигалось ими усилиями умелых косметологов. Синесий сообщал, что видел в Африке женщину, искусно принявшую форму тела муравья, ее вид доставлял удовольствие любому, кто обращал на нее свой взор. К сожалению, сейчас стиль одеваться, который предпочитают женщины, чтобы сделать очертания фигуры более соблазнительными, сводится к ношению нашей молодежью темных одеяний. Скрывая в темном свои формы, они кажутся истощенными. Но, если влияние условий, обычаев или воспитания так велико в природных и человеческих делах, что привычки, постепенно развиваясь, приобретают силу натуры, то насколько это сильнее в делах Божественных? Мы видим, что сила и влияние религии таковы, что способны изменить обычаи и испорченный характер людей, хотя вряд ли возможно, чтобы черты нашего изначального характера были полностью стерты. Немцы, например, достигли определенным трудом знания всех великих искусств, но, по мнению многих, им по-прежнему недостает воспитанности, красоты, порядка и системы, то есть всего того, о чем мы знаем из рукописей греков и римлян. Казалось, с ростом тел германцев увеличивался и объем их книг. Много написал Мускулий, Мартин и Эразм написали больше, чем простой человек мог прочитать за всю жизнь. Южанам подобное многословие не свойственно. В нескольких строчках они способны охватить секреты всего Божественного и природного. Как слабость своих тел они компенсируют силой ума, так и краткость их книг перекрывается максимумом их пользы. (133)  Последнее, что следует сделать, - это опровергнуть ошибки Птолемея и тех, кто, проецируя определенные части Зодиака и тройственной стихии на соответствующие части земли, пытаются вывести из этого характер народов. Они говорят, что Европа, расположенная между западом и севером, находится под влиянием первой стихии - огненной, где преобладающую силу имеют созвездия Льва, Овна, Стрельца и планеты Юпитер и Марс. Азиаты и скифы, живущие между севером и востоком, находятся под влиянием воздушной стихии и созвездий Близнецов, Весов, Водолея, под пересечением лучей Юпитера и Сатурна. Африка - между западом и югом, под влиянием водной стихии и созвездий Рака, Скорпиона и Рыб, а также планет Марс, Венера и Меркурий. Южная Азия расположена между югом и востоком, на нее воздействуют земная стихия и созвездия Тельца, Девы, Козерога, планеты Венера и Сатурн. Все эти вещи находятся в прямом противоречии не только с моими предыдущими рассуждениями, но даже с самой природой и историей. Начало ошибки идет от незнания местности и географии, погрешности древних были так велики, что некоторые из них считали, что Океан - это река, а Испания - город. Много подобных ошибок допустил и сам Птолемей, который обучал других. И это хорошо понимают теперь даже люди, весьма мало сведущие в такого рода вещах. Незнание законов небесного движения увеличивало заблуждения, хотя халдеи провели 15 000 лет за этими наблюдениями, как можно понять из священной истории и свидетельств, которые приводил Птолемей. Они не могли даже понять движение восьмого круга, а Птолемей не мог наблюдать колебаний. Однако эти вещи понемногу стали известны от арабов, испанцев и германцев. Что касается факта, отмеченного Цицероном, что халдеи говорят, будто в целом они провели 470 000 лет за составлением гороскопов для каждого новорожденного и проверкой его по результатам жизни, то это неверно. Легкомысленность этой выдумки, которая сама себя опровергает, не требует обсуждения, потому что если бы это было правдой, то они бы знали о тех вещах, которые наблюдали и постигали мы. Более того, сведения, которые они дали нам о знаках Зодиака недоказуемы, так как все части Зодиака и соответствующие им символы меняли место в ходе их наблюдения. Так, первая звезда Овна, которая была расположена в первой доли этого созвездия за 6000 лет до Птолемея, сейчас достигла двадцать восьмой доли. Значит, со времен наблюдений халдеев она прошла все созвездие и даже начала заново свой путь. Плеяда, которая в то время находилась в голове созвездия Тельца, сейчас в созвездии Близнецов. Звезда Регул, пребывавшая тогда в Раке, сейчас прошла двадцатую долю Льва. Но что общего между Овном и Рыбами, Львом и Девой, Тельцом и Водолеем? Что общего между стихиями огня и воды? Огненные звезды перешли в водный сегмент неба. Если мы изобретем девятый круг, в котором нуждаемся, то в нем не будет звезд. Этого учение о тройственности не выдержит. Но давайте вернемся к Птолемею. Что может быть нелепее и недостойнее великого человека (если действительно он является автором этой книги), чем назвать финикийцев и халдеев простыми народами, наблюдавшими за звездами, только потому, что они находились под влиянием созвездия Льва и Солнца? Он же подчинил Вавилон, Ассирию и Месопотамию созвездию Девы и Меркурию, признав далее, что халдеи все-таки были любителями наук. Более того, он назвал евреев, сирийцев и идуменцев наглыми и нечестивыми потому лишь, что они раболепно подчинены Овну, Скорпиону и Марсу. По единодушному согласию всех историков, сирийцы послушны и склонны к рабству, евреи, кажется, рождены для религии. Никто не мог бы сравниться с уступчивостью идуменцев, если бы в их армиях не было горцев. На эту мысль Цицерона натолкнул пепел Помпеи. "Он думал, - сказал Цицерон, - что будет иметь дело только с сирийцами и вождем набатеев". Теории Птолемея касались и месторасположения народов, исходя из них он считал, что сирийцы и идуменцы проживают севернее по отношению к египтянам. Но среди них были и жители гор. Кардан, комментатор этой книги, поскольку знал, что созвездия изменили свои места со времен Птолемея до настоящего времени, заявлял, что нелепо утверждать, будто испанцы, бретонцы и норманны стали жадными и вероломными под влиянием звезд, и что Птолемей ошибочно думал, что произошло это тогда, когда они были подчинены Скорпиону, а в те времена, когда над ними располагалось созвездие Стрельца, они были верными и искренними. Я отвечу ему тем, что приведу слова Аппиана о Кассии: когда его армия была почти уничтожена парфянами и Кассий пытался спасти оставшихся в живых, халдей предупредил его, что необходимо дождаться того момента, когда Луна достигнет Стрельца, а Скорпион переместиться ниже, тогда Кассий ответил: "Я больше боюсь стрелка с луком, чем скорпиона". Именно стрелы норманнов и бретонцев, а не жало скорпиона навредили нам, когда они вторглись в Галлию, истощенную внутренними распрями, уничтожив нашу армию своими стрелами. Но, если и к учению Кардана относиться серьезно, то тогда было бы необходимо изменить фактическую природу вещей или пренебречь ею. Тогда характеристики юга мы должны перенести и на северные районы, следовательно, там вместо смелых германцев должны были бы рождаться мягкие египтяне, а африканцы должны быть преисполнены воинственности вместо свойственной им робости. Но если Кардан думал, что звезды изменили свое влияние, потому что положение созвездий стало другим, то что делать Птолемею, выводами которого так многие восхищались? И что остается самому Кардану, который выдавал высказывания древних за свои собственные? Кроме того, вот еще один из многих примеров. Слейдан в "Священной истории" писал, что император Карл V был провозглашен императором в день своего рождения, в этот же календарный срок он взял в плен Франциска, короля Галлии и под теми же звездами объединил под своей властью всю Германию. В своем гороскопе он имел созвездие Козерога, как сообщал Кардан. Под этим же знаком родился Марк Антоний, который именно поэтому чеканил монету с изображением счастливого созвездия Козерога. Ссылаясь на эти факты созвездие Козерога называют "тираном Запада". Однако в толковании этого эпизода все ошибались. Кардан писал, что под этим созвездием родились Карл Бурбон, Козимо Медичи, Селим правитель Турции, каждый появился на свет за семь дней перед календами сентября. В августе Август захватил Марка Антония и в августе же разгромили короля персов Исмаила. Сейчас очевидно, что со времени жизни Августа до времени Селима и Карла V все созвездия изменили свои места, сдвинувшись на семнадцать степеней. Козерог сохранял ту же силу, так как и Август, и Карл V, и Козимо Медичи достигли верховенства, каждый на девятнадцатом году своей жизни. Следовательно, это соответствует точке зрения тех, кто думает, что сила небесных тел и обычаи народов находятся под воздействием системы тройственностей, потому что природа народов не менялась, хотя созвездия меняли свое положение. Хотя мы несколько прояснили вопрос, но будет еще проще и понятнее, если величайшие созвездия (я опускаю низшие) времен Птолемея или Цезаря сопоставить с историческими событиями. Ничто в истории так хорошо не изучено, как войны. Говорят, что Марс преобладает в Скорпионе, а высшие планеты как раз собирались в этом созвездии, когда пламя гражданской войны между Помпеем и Цезарем поглотило мир. В Европе, которую Птолемей подчинил Овну, произошла смена империй и государственности, Африка, по его мнению, находилась под влиянием созвездий Скорпиона, Рыб и Рака. В 1030 году такое же соединение планет произошло в Скорпионе, когда арабы оставили пустыни Аравии, наводнили своими армиями почти весь мир, принесли новые законы, уничтожили религию и разрушили Персидскую империю. Это привело почти к полному забвению греческого, латинского и персидского языков в Азии и Африке. Резкие изменения произошли к тому же в Южной Азии, а этот регион подчинен Тельцу, Деве и Козерогу. То же соединение звезд произошло в 1484 году, когда неожиданно Италия, покоившаяся в долгом мире, была внезапно разорена своими же армиями, а потом галльскими и испанскими. Эти военные бедствия распространились на западные острова и Новый Свет. Но потом неслыханный мор от болезни, занесенной испанцами, начал опустошать всю Европу. Таким образом, величайшие изменения, которые звезды предсказывали Африке, в действительности произошли в Европе и Америке. В 73 году от Рождества Христова те же планеты снова встретились в Стрельце, и именно тогда Гальба, Вителлий и Веспасиан изводили Римскую империю. Нигде не велось тогда более серьезных войн, чем в Палестине, и нигде не было большего кровопролития, чем у евреев, которые, по мнению Птолемея, находились под влиянием Скорпиона. Когда в 430 году от Рождества Христова планеты вновь встретились в Водолее, неожиданно орды готов, хлынувшие в Европу из крайних северных районов, разорили Римскую империю. В Восточной Азии все было спокойно, хотя именно ее Птолемей связывал с Водолеем. Снова в том же созвездии Водолея планеты сошлись в 1373 году. Германия испытала тогда великое потрясение, Апулия подверглась войне, и отвратительная чума начала распространяться с востока на запад, разоряя Европу, которая тогда ничего общего не имела с Водолеем, как утверждали эти ученые мужи. Такая же встреча планет произошла в 312 году в созвездии Козерога, которое они отдали Южной Азии. Там произошла бойня, которая перемолола императора с его римскими легионами, когда император Константин захватил власть силой оружия против воли Сената и римлян. Он отменил законы Римской империи и за короткий срок расшатал основы государства. И все это произошло в Европе, которая, если верить Птолемею, не подвержена влиянию созвездий Козерога или Рыб. В этом знаке, однако, великое соединение произошло в 1464 году. В это время деспотии и гражданские войны охватили всю Европу. Эдуард III убил Генриха, короля Англии, правитель татар был изгнан из своего королевства взбунтовавшимся народом и бежал, в прусских городах плелись заговоры, император Фридрих был осажден своим народом в Вене, Людовику XI, королю Галлии, серьезно угрожали заговоры принцев крови, во Флоренции наблюдались большие волнения, города Саксонии развязали войну с герцогом Брауншвейгским, возвысившаяся Албании, порвала с турками и разгромила их в большом кровопролитном сражении. Хотя ничего подобного в Африке не наблюдалось. Это же соединение произошло в Рыбах в 1524 году, когда Галлия была взбудоражена гражданскими распрями, а вся Германия сотрясалась от схваток знати и народа. Король Галлии сам был захвачен в плен, а немного позднее Рим был взят испанцами, а Родос - турками. Потом было великое наводнение, которое, как предсказывали, затопит весь мир. А о происходящем в Африке я что-то ничего не слышал. Но можно бесконечно приводить подобные примеры. Противоречивость выводов Птолемея вскрыли реальные события и войны. Наблюдения или математические расчеты показывают, какие постоянные величины оказывают большое влияние на каждый регион Земли. Но ничего определенного невозможно сказать о действительных явлениях, если исходить из принципов Птолемея и Кардана. Хотя я не сомневаюсь, что, располагай мы результатами более продолжительных наблюдений, то, возможно, более точная картина предстала бы нашему взору. Например, как свидетельствует Полибий, 160-я Олимпиада совпала с большими переменами в мире. В тот период младший Филипп пришел к власти в Македонии, Антиох - в Средней Азии, Птолемей Филопатор - в Египте, Ганнибал - в Карфагене, Ликург Младший - в Спарте. Это было время крупных войн между римлянами и карфагенянами, антиохийцами и Птолемеем, ахейцами в союзе с Филиппом против спартанцев и этолийцев. К тому же у Диодора и Юстина мы прочтем, что восстания рабов в то время прокатились по Сицилии, Греции и Азии. Предводитель беглых рабов вторгся в Италию со своей разбойнической армией, в то время когда пираты стали хозяйничать в Средиземном море. А в тот период, когда Магомет пообещал свободу рабам, христиане также даровали им свободу, так что следов рабства почти не осталось. С другой стороны, тирании распространились повсюду почти в то же время, когда великий Магомет нанес поражение двум императорам и четырем королям. Людовик XI первым правил через серваж, Христиан навязал шведам ужасную тиранию, Задамах - татарам, Эдуард III, когда был убит король, - англичанам, Киркассий Мамелюк - египтянам, Юсуп Хассан - персам, Пандульф - народу Сиены, Валори - флорентийцам, Сфорца - миланцам, Бонтиволио - жителям Болонии, Балионе - перуджийцам. (134)  Нам осталось еще сделать вывод о пользе письменности и порядке. Некоторые времена рождают большое количество мудрецов. Были времена, когда память об изящном письме стала угасать, но затем появились те, кто снова вернул ее к жизни. Платон, Аристотель, Ксенократ, Тимей, Архит, Исократ и бесчисленное количество ораторов и поэтов творили в одно и то же время. После долгого перерыва появились Хриспп, Карнеад, Диоген-стоик и Аркесилай. Затем, Варрон, Цицерон, Ливий, Салюстий также были почти современниками. Далее стали знамениты Вергилий, Овидий и Витрувий, а недавно Валла, Фичино, Гаци, Виссарион и Мирандола преуспели в одночасье. Если кто-либо, собрав свидетельства о памятных делах [былого], сравнит их с великими делами современности и установит взаимосвязь между регионами и сменявшими друг друга государствами, то ему откроются многочисленные знания об обычаях и характере народов, а это позволит ему сделать более надежные и верные заключения о каждом виде истории. ГЛАВА VI Формы управления государствами (135)  История по большей части имеет дело с государством и с изменениями, происходящими в нем, поэтому для достижения понимания предмета мы должны коротко объяснить причины зарождения, развития и гибели государств, особенно потому, что нет ничего более плодотворного и полезного во всей истории. Многие вещи выглядят очень ценными для познания природы души и являются превосходным материалом для установления моральных правил каждого человека. Но знания, почерпнутые из чтения истории, о появлении городов, их росте, созревании политических форм, разложении и гибели, также очень необходимы, причем не только для отдельных людей, но и для всех и для каждого. Так, Аристотель думал, что не может быть ничего более нужного для установления и сохранения сообществ людей, чем знание науки об управлении государством. Но даже в обсуждении этого предмета мнения великих столь различаются и расходятся, что на нем стоит остановиться особо, так как за многие столетия не нашлось до сегодняшнего дня никого, кто бы объяснил, что является лучшей формой государства. Платон думал, что наука управления государством не настолько сложна, чтобы никто не смог ее понять, поэтому он защищал метод строгого определения законов и утверждения на их основе надежных форм управления. Если мудрый человек, собирающий все традиции всех народов и их законы, возьмет на себя труд сопоставить их, то из них он способен вывести лучший образец государства. Аристотель, Полибий, Дионисий Галикарнасский, Плутарх, Дион и Тацит видимо, следуя этому плану, настолько далеко продвинулись, насколько могли, но даже они не достигли цели. Следуя Аристотелю, Полибий, Дионисий Галикарнасский, Плутарх, Дион и Тацит (я опускаю тех, чьи работы утрачены) оставили много разнообразных и важных идей о государстве, рассыпанных в их книгах. Макиавелли также написал много полезного об управлении. Мы должны помнить о том, что после вторжения варваров многое кануло в лету. Высказывания Макиавелли являются вершиной государственной мысли, и в них я не могу найти ничего, что вызывало бы сомнение. Тем не менее я намереваюсь писать более полно, с большей пользой и с величайшим уважением к истине. Макиавелли соединил в себе знание произведений древних философов и историков с практическим опытом. Но Джовио считал, что государственной деятельностью Макиавелли занимался исключительно для собственной выгоды и что это его недостаток. Следуя ему, Патрици, Т. Мор, Р. Бретонский, Джаримберто написали серьезные и многословные трактаты о становлении традиций, сдерживающих людей, о просвещенном государе и основных законах, но они оставили довольно скупые замечания о развитии государства. В их трудах нет ничего об изменениях в управлении, и они даже не упоминали о таких вещах, как планы и тайные замыслы правителей, как их называл Аристотель, или тайны империи, по определению Тацита. Другие устремляют свои взгляды дальше, так как через историю можно построить те идеальные типы управления, которые так и не стали основой ни одного государства. Я исключаю Контарини, который не только разделял всеобщее восхищение в отношении типа управления Венецианской республикой, оценивая этот опыт, как наиболее удачный, но даже предлагал его как образец для подражания. Этими людьми исчерпывается список авторов, произведения которых посвящены государству. (136)  Но даже если они писали о предмете так, как должно, я никогда не буду рассматривать их метод как единственный способ понимания этого материала, заслуживающий внимания. Как велик этот материал, если даже обращение к нему стольких писателей отнюдь не исчерпало темы. На этот счет мне кажется полезным для метода, которому я намереваюсь следовать, изучить споры философов и историков о государстве и сравнить империи древности с государствами наших дней. Когда материал должным образом будет изложен на бумаге, тогда всеобщая история государств предстанет в более ясном свете. Мы извлечем из дискуссии несомненную пользу, если сможем легко понять, что законы необходимы и при монархии, и при народных формах правления, и при аристократических (законы являются столь же разнообразными, как и формы правления). Но что может быть важнее наступления на авторитеты в споре и подтверждение написанного ими необходимыми доказательствами. Основой в этом споре станут определения гражданина, города, государства, высшей власти и суда, данные Аристотелем. Затем нам кажется необходимым выразить и обосновать наше мнение по каждой из существующих точек зрения и опровергнуть ошибочные оценки смешанной формы управления государством. Мы в свою очередь намерены обсудить три типа управления, потом коснемся изменений в империях и, наконец, поговорим о лучшей форме управления. (137)  Кто является гражданином? (138)  Аристотель определил гражданина как лицо, наделенное избирательными правами, которое может участвовать в судебных разбирательствах и нести службу. Но это определение, как признал сам Аристотель, подходит только к народным формам правления. Но поскольку в любом определении мы должны стремиться к всеобщности, то, следовательно, в соответствии с идеей Аристотеля, никто не может быть гражданином, если он не родился в Афинах во времена Перикла. Ибо все другие могут быть изгоями или чужаками в своих собственных городах, могут быть лишены почестей, юридических прав и участия в общественных советах. Но как же быть с императором Антонием, который издал указ о том, что все свободные люди в пределах Римской империи могут быть римскими гражданами? Если следовать Аристотелю, многие римляне оказались бы чужаками, потому что им было бы отказано в общих гражданских правах. Поскольку такое положение абсурдно, то и все вытекающее из него следствия должны представляться также абсурдными. Это определение Аристотеля привело к ошибкам Контарини, Джаримберто, Сигония и многих других. Нет сомнения в том, что во многих странах следование определению Аристотеля послужило отличным предлогом для развязывания гражданских войн. Но такое определение гражданина, необдуманно приведенное Аристотелем, не подходит даже для народного государства. Ведь даже в Афинах, где власть была наиболее демократичной, четвертое сословие, слабейшее и беднейшее, но составлявшее большую часть населения, согласно закону Солона, держалось в стороне от почестей, участия в деятельности Сената, вдали от всякой службы, как свидетельствует Плутарх, который определил магистрата как одного из тех, кто пользовался властью, вершил правосудие и имел избирательные права. Говорят, что магистрат - это человек, который выполняет и служебные обязанности, и обязанности гражданина, который имеет право быть избранным, в то время как просто гражданин занимает определенное место в обществе и обладает некоторыми правами. Но разве могут быть точные доказательства того, кого можно называть магистратом, в государстве, где всего несколько должностных лиц допускались в Сенат? Всегда и везде Сенат испытывал недостаток суверенитета и юрисдикции, и часто те вещи, которые им принимались, не становились действенными до тех пор, пока они не были приняты всем народом или большинством или государем, в чем мы сможем убедиться позднее. Но стоит ли спорить, когда сам Аристотель в своей последней книге внес в список магистратов так много лиц, не имевших ни власти, ни юрисдикции и, наконец, никаких прав в Сенате? Действительно, когда он назвал государство машиной правосудия и гражданским телом, то все-таки основой он считал все население, представляющее собой людей без прав и службы, тогда как государство могло быть только машиной граждан и магистратов. Но, если множество людей собрать в одном месте, лишив их законов и управления, не обеспечив никакой защиты общественных интересов, где каждый будет обустраивать свои личные дела при отсутствии наказаний, которые удерживают безнравственных, и без наград, которые воздаются примерным, то в чем это сообщество может походить на государство? При таких условиях это сообщество не должно, конечно, называться городом-государством, но только анархией или чем-либо другим, отличающимся от гражданского общества, так как люди подобного сорта не подчиняются государству и, как сказал Гомер, закону. Действительно, Аристотель никогда не определял высший авторитет, который он сам назвал верховной властью, призванной воплощать величественность и являющейся определяющим условием существования государства. Но мы не думаем, что он был намерен детально описать ее, когда точно определил три, и не больше, функции правительства. Первая - собирать Совет, вторая - назначать чиновников, последняя - отправлять правосудие. Но власть, которая называется высшей, должна быть такова, чтобы она держалась не только авторитетом суда, иначе она не является высшей (если речь не идет о том, что какой-либо человек или государь становится бесконтрольными). Более того, человек, наделенный суверенитетом, если это не сделано временно, может вовсе и не занимать официальный пост, но быть государем, выше которого нет суверенитета. Поэтому среди этих трех функций нет ни одной, в которой бы высшее величие власти могло быть отражено, исключая деятельность магистратов, контроль за которой принадлежит государю, или народу, или большинству, в соответствии с типом государства. Ярким атрибутом верховной власти является право утверждения и отмены законов, объявление войны и мира, принятие окончательного решения по спорным вопросам, наконец, власть над жизнью и смертью, право миловать и награждать. Но, если мы допустим, что Аристотель хотел определить не суверенитет, а только порядок управления государством, то тогда мы должны допустить, что он никогда не определял суверенитет или тип правления, приемлемый для всех, потому что форма управления государством определяется положением и носителем верховной власти. (139)  Пока государство действительно сильно, власть продолжает укрепляться, возможно даже, что она находит свое краткое и сжатое выражение в решениях, приказах и наказаниях. Здесь нет четвертой функции. Три упомянутых охватывают все функции государства - военные и гражданские дела, почести. Например, Сенат решает вопрос о войне, государь утверждает это решение, солдаты выполняют его приказ. В судебных разбирательствах на отдельных судей и защитников возлагается принятие решений, чиновники отдают приказы, а общественные службы должны их выполнять. Эти вещи часто возлагаются на одного и того же человека. Так, судебные декреты и оглашаемые эдикты, эти объявления, которые римляне называли „приказами", не несли в себе всей силы высшей власти, потому что столь низкий уровень решений и наказаний не исчерпывают всего правительственного правосудия. Теперь позвольте нам привести доводы, которые являются более убедительными, чем те, что приводились раньше. Полагая, что семья является точным подобием государства, тем не менее я считаю, что опыт семьи не может распространяться на опыт одного человека, подобно тому, как государство не может развиваться в рамках одной семьи или даже гильдии. Но если группу из нескольких человек собрать под одной крышей, то каждый не сможет командовать каждым. Или один будет командовать всеми или несколькими отдельными людьми, или вся группа будет определять действия нескольких человек. Семья или община не могут сохраняться в течение длительного времени исключительно тем, что их объединяет только внутренняя связь. С другой стороны, если несколько человек связываются вместе личным авторитетом одного или его внутренней властью, например муж, его жена, дети, слуги или несколько компаньонов - они образуют семью или гильдию. Наличие трех человек уже достаточно, чтобы составить гильдию. Об этом писал Нератий Приск под заголовком "О применяемых отношениях". Ульпиан определил в части "Отречение" под заголовком "О существующих отношениях", что в семье три ребенка и их мать, могут подчиняться власти отца семейства. С этим согласен и Апулей, который писал, что пятнадцать человек образовали поселение - это пять гильдий, или три семьи. Каждая семья имеет в составе пять человек, а гильдия - три. Затем три или более семьи, или пять и более гильдий, образуют государство, если они соединяются вместе законной властью авторитета. Если, с другой стороны, семьи или сородичи отделяются от других и не могут контролироваться какой-либо верховной властью, тогда вся эта группа будет являться анархичным сообществом, но не государством. Совершенно не важно, проживает ли семья в одном доме или в разных местах. Ведь говорят, что если отец живет отдельно от детей и слуг или они в свою очередь отделены друг от друга, то всегда во власти отца собрать семью под одной крышей, воспользовавшись своей законной, но ограниченной властью. Я говорю "ограниченной", так как главным образом семья отличается от государства тем, что последнее имеет окончательный общественный авторитет, собственные законы, создает условия для применения их в действии. Поэтому до сих пор это управление осуществляется над многими семьями, даже если они проживают на разных территориях, при условии что они находятся под защитой этой же (государственной) суверенной власти - или только один управляет всеми, или все - каждым, или несколькие - всеми. Из этого следует то, что государство есть не что иное, как группа семей или родственников, подчиненных одной власти. Гражданином же является тот, кто пользуется общими правами и защитой власти. Цицерон определил государство как группу людей, объединенных для достижения жизненного блага, которое и является высшей целью, но не как власть или магистратуры. Это определение равно применимо и к объединению пифагорейцев и людей, которые объединяются вместе для достижения жизненного блага, но тогда произойдет большая путаница в определении государства и простого объединения людей. Кроме того, семьи вилланов не хуже семей богатых до тех пор, пока остаются людьми, так же как и богатые. (140)  Необходимо дать и общий обзор, касающийся правления. Кто сомневается в том, что любая великая империя выросла как противовес анархии, в борьбе с разрушительными силами? Определение государства, предложенное нами, применимо к древним городам и территориям, удаленным друг от друга, которые, однако, могут входить в состав одного государства при условии, что они контролируются одной властью. Теория государства не предусматривает каких-либо территориальных ограничений или обусловленностей, связанных с протяженностью границ, сравним и убедимся в том, что муравей такое же живое существо, как и слон, пока каждый из них способен пребывать в движении и воспринимать окружающее. Поэтому Рагуза или Женева, власть которых простирается лишь на то, что находится внутри городских стен, имеют не меньше прав называться государством, чем империя татар, границы которой определить так же сложно, как, например, и пределы солнечного света. Абсурдны слова Аристотеля о том, что большая группа людей, например проживающих в Вавилоне, может быть названа народом, но не государством. Однако один и тот же народ может проживать на территории разных государств, подчиняясь разным законам. Вавилон тоже знал разную власть, но власть, со всеми ее институтами и законами, ограничивалась его стенами. Что же тогда называть государством, если не Вавилон? Определение власти, которое в другом месте дал Цицерон, выглядит еще более путаным - это некоторый союз, основанный на всеобщем одобрении законов, направленных на достижение общего блага. Если мы допустим правоту его слов, то все равно явно недостаточно, чтобы граждане только признавали власть, если в то же время они не будут ограничены законом. Но глупо утверждать, что империя турок, которая включала народы, проживающие вместе, но не подчиненных общей системе единого закона, не была государством, пока народы удерживались в одном государстве при помощи силы и власти. Но это не могло продолжаться долго, должна была возникнуть новая форма управления или, в противном случае, наступила бы анархия. Из этого следует, что государство определяется одной или несколькими властями: властью города-госурства, правительством, законом. Но город тогда может претендовать на название "государство", когда он окружает своих граждан не только правительством и законами, но и многочисленными крепостными стенами. Поэтому зачастую в город-государство входит и ближайшая сельская округа, иногда государством могут считаться города и крепости, объединяемые общим законодательством, государственным положением или окрест лежащими сеньориальными землями, включающими несколько городов-государств, наконец, известно государство, подобное классическому, включающему в себя все эти варианты. Вся гельветийская civitas делится на четыре кантона. Цицерон написал, что город Тускул входил в сферу римского гражданства. Бартоло разошелся с ним в мнениях в главе „Относительно смысла дел и слов" в части, касающейся названия городов, он определил municeps (лат. гражданин муниципального города) как категорию граждан, не подтвердив этого какими-либо доказательствами или авторитетами. (141)  Еще Цензориний в Аппиановой „Ливийской войне" ответил послам карфагенян, что он, вероятно, разрушит город Карфаген, но пощадит город-государство и граждан, признающих его закон, это было обещано римлянами. Ведь город-государство состоит не только из стен и земли. Кроме того, так как сообщество людей, проживающих в сельской местности, является более закрытым, чем то же сообщество в городе, то в целом город-государство объединен и родственными связями. Город-государство дает своим гражданам не только общее правительство, систему правосудия, законодательство и государственные институты, но также и непосредственно город, город сам по себе, его защиту, торговые места, храмы, общественные здания, улицы, амфитеатры, жертвенники, многочисленных друзей и возможности удовлетворить свои интересы. После распада империи римлян варвары восприняли их государственность и законы, но также сохранили и свои исконные законы. Пришлые стали гражданами с тем же именем и правами, что и другие жители, имеющие исконные гражданские права и проживающие в римских провинциях. Однако статус последних был выше, и было бы правильнее их называть квириты. Именно поэтому хорошо известный Скавр, дядя Цицерона, который предпочитал жить в Арпине, а не в Риме, сказал на этот счет: "Цицерон хотел бы жить в величайшем государстве, где смелость и доблесть ценятся одинаково и в столице, и в провинции". Его племянник-оратор получил не только признание в столице, но и дом, и 50 000 золотых монет. Его противники никогда не называли его novus homo, или иноземец. Хотя он действительно был novus homo, потому что первым в своей семье достиг таких почестей. Его сын мог считаться nobilis, потому что имел отца, который был novus homo. Позднее его презрительно называли пришельцем, потому что он родился в Арпине, а не в римской провинции. Из этого следует, что гражданам римлянами давались различные названия, уроженцы города имели лучшие позиции, чем граждане колоний. На первых распространялись также традиции, законы и привилегии, даже если они не были жителями тех областей или города, которые пользовались уважением и куда допускались только свободные. Но было время, когда муниципалитеты обладали таким же правовым статусом, что и колонии, за счет бессилия народа и упадка рода римлян. Специальное определение юридических прав колоний было сделано муниципалитетом во времена Тиберия. Тогда колонии смогли отвергнуть эти права и предпочли пользоваться своими собственными законами и традициями, но не римскими, как писал Геллий. Но в действительности они были гражданами государства, а не собственно города, помня об этом, мы должны толковать закон Юлиана, при помощи которого в ходе гражданской войны римляне добились гражданства для всех жителей других городов, расположенных на подвластных им территориях. Не совсем верно то, что они не были гражданами раньше, но верно то, что они не пользовались в полном объеме правами и почестями. Потом постепенно это право было распространено на всех жителей Италии. Затем жители колоний, о чем Ульпиан рассказал в главе об обложении налогами, получили права римлян. Согласно списку Плиния, оставшееся население было данниками, но некоторые уступки делались и для этой группы. К другой группе принадлежали свободные, добродетельно опекаемые собственным правительством. К этой группе относились альбы, мельды, битуригии, сантоны, тарбеллы, арверны, нервии, верунии. К гражданам относились все греки, спартанцы, афиняне, а потом, благодаря благосклонности Нерона, даже ахейцы. Другая часть была свободна или федеративна и пользовалась привилегированными правами гражданства. К этой группе относились жители Массалии, эдуи и карнуты , хотя реально они не были гражданами, но проживали недалеко от Рима и (находились) под римской властью. Хотя они пользовались несколько ограниченным правом свободы и освобождения от налогов. "Жителям Афин, Родоса и многих других известных городов Рим возвращал их свободу и законы без какого-либо ущемления при условии, что город соглашался выплачивать дань евнухам М. Антония", - говорит Сенека. (142)  В введении к VI книге Плиний разъясняя своему египетскому другу принципы гражданства, делает это на примере обеих Александрий и Рима. Кроме того, Ливий в XXIV книге написал: "Колонистами считались жители Путеолы, Салерно и Буксента". Когда они самочинно распространили на себя гражданские права, то им был объявлен приговор Сената, запрещающий это. Спор завязался вокруг избирательного права и вокруг почестей, ведь ничего более значительного и более ценного нельзя дать гражданам. Но в решении Сената однозначно не оговаривалось, что они не являются гражданами, иначе в противном случае они должны бы были быть признаны иностранцами. Даже Боэций признавал, что, согласно Цицерону, римские граждане допускали умеренное принижение статуса переселенцев в провинции, когда имели там сильную власть. В этих обстоятельствах они часто теряли свое гражданство, избирательное право, потому что меняли место жительства, отстранялись от участия в священных церемониях, так как переставали быть членами общины. Однако муниципии и провинции постепенно добились распространения на них права почестей, права на определенные служебные места, на социальные привилегии, права наделения законодательными обязанностями, права формального владения общественной собственностью, заключения браков между людьми различных национальностей, однако одни группы получили больше, чем другие. У ряда писателей, и в частности у Ливия, гражданами назывались те люди, которые обладали муниципальными правами, или правами римлян, или правами жителей провинций, или правами жителей территорий, подчиненных римским провинциям, или правами итальянцев, среди которых также можно выделить два типа - в самой Италии и в провинциях, все это следует из текста под названием "О переписях". (143)  Но если слово "гражданин" одно для всех, то само его наполнение является относительным, потому что измеряется почестями, избирательными правами, участием в советах, в принятии законодательных решений и освобождением от налогов. Особенно после того, как закон Юстиниана установил гражданский статус для всех, проживающих в данной местности. Вдобавок закон Антонина Благочестивого о положении человека содержал такие слова: "Те, кто живет в римском мире, являются римскими гражданами". Он пожаловал гражданство не только ближайшим, но и всем провинциям. Но он не уравнял, как многие ошибочно полагают, итальянские провинции с префектурами Италии, или префектуры Италии с муниципиями, или итальянские муниципии с римскими, или римские муниципии с римскими провинциями, или жителей римских провинций с квиритами, или квиритов с римлянами. Однако почему же правоведам, которые проявляют великое усердие, так трудно определить права римлян, права итальянцев и права жителей муниципий? Сцевола, Папиниан, Павел, Гермоген, Марцелл и Модестин жили уже после Антонина Благочестивого, который опубликовал этот закон. Панвинио ошибся, когда решил, что этот закон был принят Каракаллой, как он писал в LXXVIII главе своего сочинения. Более того, утверждение Диона о том, что Север пожаловал александрийцам право называться сенаторами, может быть ложью. Почему принято считать, что гражданство было пожаловано законом Юлиана жителям других соседних провинций, если к тому времени они уже добились свободы и покровительства власти? Почему для того, чтобы добиться гражданства, они вели столь длительные войны? Причиной, конечно, является то, что они добивались права голоса в собраниях и почестей. То есть того, что называлось правами римского гражданина. Им дозволялось требовать расширения прав даже без права голоса, вместе с тем они пользовались некоторыми частными законами римлян, которые на других никак не распространялись, так, они даже были свободны от дани. Правоведы объясняют различные права различных групп. Дискуссии по этому поводу могут быть весьма длительными. По закону Антонина все люди, которые могли называть себя урожденными римлянами, даже в провинциях попадали в категорию nobilitas, об этом Юстиниан писал, отмечая, что [местные] должностные лица имели право вершить над ними суд до тех пор, пока подсудимые не апеллировали к верховной власти, которая могла возвратить им свободу и восстановить в правах. Случай, когда святой Павел, отец которого купил гражданство, обратился с просьбой к императору о милости, отличался от случая с Фестом, на подобную просьбу которого Агриппа сказал: "„"Можно было бы освободить этого человека, если бы он не потребовал суда у кесаря. Посему и решился правитель послать его к кесарю". Плиний Младший, писавший Траяну о христианах, рассказывал: "Те, кто были гражданами, как я определил, были отправлены в город". Не только в Римской республике, но повсюду мы обнаруживаем эти различия в правах граждан. Внутри этих групп римляне делились на патрициев, всадников (звание ниже баронета) и плебс. Древние египтяне подразделялись на духовенство, солдат и ремесленников. Диодор писал: "Среди наших предков были друиды, воины и крестьяне. Сегодня мы выделяем духовенство, нобилиев и плебс". Среди венецианцев выделяются нобилии, граждане и плебс, среди флорентийцев - нобилии, народ и плебс, народ в целом подразделяется на три группы - более могущественные, обычные и приниженные. Платон выделил стражников, солдат и крестьян. Каждая группа в любом обществе отличается от другой правилами поведения, отношением к закону, служебным положением, избирательными правами, привилегиями, почестями, статусом, налоговыми льготами и по другим позициям. И вместе с тем все они являются гражданами государства, подобно различным частям одного тела. Святой Павел справедливо сказал: "Будет ли степня утверждать, что раз у нее нет глаз, то она не часть тела?" (144)  Конечно, совершенной глупостью должны выглядеть слова Аристотеля о том, что различные категории граждан могут быть частично гражданами, частично - иностранцами. Суть вещи и ее название должны соответствовать друг другу. Но то, что сказал Цицерон, кажется нам еще более неясным: "Ни один человек не может быть гражданином своего собственного государства и римского государства одновременно. Хотя среди греков это допускалось". Я думаю, что система двойного гражданства распространяется на всех, Цицерон же высказывался за это только в отношении почетных граждан. В своей речи, обращенной к Корнелию Косноязычному, он сказал: "В прежние времена многие римские граждане, не подверженные ни гонениям, ни притеснениям, оставляли свои владения по своей собственной воле и отправлялись в другие города". И немного позже: "О, замечательные законы, по которым ни один из нас не имеет права получить более чем одно гражданство: претендуя на второе, любой мог лишиться и своего собственного и поэтому должен был даже без особой охоты оставаться в своем первоначальном гражданстве". Гермоген трактовал это во фрагменте под заголовком "Муниципальный закон", уточнив, что, действительно, каждый может быть гражданином одного государства и только почетные граждане - двух. Однако должно быть признано, что определенный человек может быть лишен гражданства один или даже несколько раз властями или постановлениями, зачастую противоречащими друг другу. Что тут поделаешь, если один приказал, а другой отменил этот приказ? Ульпиан писал, что по „ Муниципальному закону" свободный человек может быть признан гражданином двумя правительствами. Это касается случая, когда одно государство находится под властью другого, (как некогда префектуры, провинции, муниципии были под римским управлением) и каждый человек должен повиноваться законам своего государства и вместе с тем трепетать перед величием Римской империи. Кроме того, все объединялись в пределах законов общины, охраняющих достоинство государства, в соответствии с древним законом Солона, который заканчивался разделом "Об общинах". Более того, я вижу, что наиболее характерное для римлян принималось и всеми другими народами, и когда они отказывались от своего собственного гражданства, то могли совершенно спокойно и безо всякого нарушения закона принять иное гражданство, это допускалось. Я исключаю англичан, которые не одобряли самовольной, без предписания, перемены места жительства, как я узнал это от самого графа Рутландского, известного не только богатством и склонностью к расточительству своего рода, но и его доблестями. Чтобы стать бенифициарием или вассалом, достаточно было родиться в этом статусе, но если кто-либо желал передать свое благородное происхождение другому, то требовалось согласие как высшего, так и низшего лица. Поэтому [в Англии] для того, чтобы стать гражданином, достаточно было принять власть того, на чьей территории ты родился (кандидат принимался, если не было открытых противоречий). Или если по какой-то причине человек решил сменить место жительства, то он должен в новых краях принять местную власть и подчиниться ей, и только после этого его назовут гражданином. При выполнении этих условий он уже не может впредь возвратиться под сень старого закона, так как становится иностранцем и чужаком для своей родины. Как я припоминаю, подобное постановление было принято и Парижской судебной палатой. Можно вспомнить и случай Манцина, который сдался врагам, но не признал их власть; судья решил, что по справедливости, он не перестал быть гражданином, хотя трибун требовал иного решения и считал, что тот должен быть удален из Сената как иноземец. (145)  Далее, мы отличаем иностранцев от граждан главным образом по тому признаку, что последние никогда не оспаривают власть Отечества, в их число входят и те, кто подчинялись ей под давлением и не являются гражданами по праву рождения, но первые не принимают власть того места, где были рождены, и не готовы подчиняться другой. Это отторжение приводило к тому, что они оказывались то союзниками, то врагами, то принимали нейтральную сторону. Аппиан писал, что был свидетелем того, как посланники многих народов пришли в Рим, чтобы заявить свой отказ впредь подчиняться Риму, но римляне не захотели даже их выслушать. Хотя закон предписывал относиться одинаково и к иностранцам, и к гражданам, что соответствовало договору, который существовал среди народов [населявших империю] и по которому многие вещи объявлялись общедоступными, например жилые районы в городе, религиозные обряды, торговые места, дороги и театры. Власть не подвергала преследованиям тех, кто не был замешан в преступлении или в заговоре. Иностранцам, как не вполне надежным, не доверяли службы, за исключением тех постов, с которыми их могла связать судьба, как писали правоведы. Венецианцы требовали, чтобы иноземцы жили в городе не менее четырнадцати лет, прежде чем стать гражданами, до истечения этого срока они не имели почестей, были лишены общества своих соседей и защиты власти. Непреложным фактом является то, что люди, которые признают власть места рождения, являются гражданами, даже если они рождены от родителей-иностранцев. Это следует из сравнения традиций и институтов всех народов. Немцы, в отличие от венецианцев, допускали значительные послабления, так как они распространяли почести на иностранцев. Древние римляне и афиняне, также заметно отличаясь от венецианцев, оговаривали, что граждане должны быть рождены родителями, которые уже являются гражданами, о чем Плутарх говорил в жизнеописании Перикла. Позднее был обнародован закон: "Только тот, у кого оба родителя афиняне, является афинянином". На страницах своих произведений Ливий оспаривает права тех, кто был рожден от родителей-иностранцев и является гражданином в той же степени, как и те, кто рожден от римского гражданина и спартанской женщины. Тот, кто рожден от иностранных родителей, уравнивается в правах с теми, кто рожден от полноправных граждан. Человек, даже если он был рожден незаконно во Франции, охраняется законами не только на нашей территории, но и в Британии, и в Турции. Видимо, существует важная и серьезная необходимость того, чтобы на случай угрозы войны законами всех народов иностранцы лишались гражданства, несмотря на то что как раз для ведения войны требуются граждане. Короли абиссинцев и московитов, однако, говорят, использовали для защиты своего Отечества иностранцев, чем нарушали их волю и волю тех, с кем воевали. Поэтому иностранцы спокойно помогали врагам. Но эти вещи мы более подробно обсудим в книге "De decretis". (146)  Из всего этого становится ясно, что определение „гражданин", скороспело данное Аристотелем и принятое Контарини, Сигонием, Джаримберто и Содерини, не выдерживает никакой критики. Но чтобы устранить двусмысленность, мы можем спросить, могли ли федеративные правительства создавать на замкнутой территории отдельно взятого государства новые государства. Например, города-государства шведов и города Балтии. Муцием и многими другими часто приводится пример, когда гельветы, объединенные в закрытый союз, имели, кроме того, свои замкнутые общества, такие как город Баден и служебные места для своих чиновников в многочисленных учреждениях. Но там никто не проводил каких-либо полезных изменений, не соблюдал святости договоров, не учитывал прав, породненных узами брака или взаимного влечения, наконец, ничего не предпринималось для укрепления дружеских обязательств. Совершенно иначе обстояло дело в королевстве Галлия и в Испании, которые как раз, наоборот, внешне поддерживали все эти вещи, но по сути шли той же дорогой. Но это не является убедительным примером, даже если они пользовались теми же законами, что действовали во времена римлян, которые переняли их в свою очередь у греков. Наконец, это не может быть истиной в тех случаях, когда они [государства] имели столь тесный союз между собой, что совместно выступали против врагов и шли друг к другу с добром, как друзья, это не редкость среди правителей, способных на акт верности и сочувственного понимания. (147)  Теперь осталось коснуться вопросов, связанных с общим контролем и централизацией власти, то есть коснуться той сферы, к которой я и сам имел отношение. Тринадцать гельветийских городов-государств, три рейнских и семь балтийских областей заключили полноправный союз, условившись, что одни не будут вредить другим, а в случае общей опасности будут совместно бороться против врагов, однако они не создали общих органов власти и не достигли полного объединения. Семь амфиктионов были союзом по типу трех этолийских, двенадцати ионических, которые настолько часто собирали общие собрания и советовались друг с другом, что смогли значительно расширить свои территории и разбили врагов. При этом каждый из этих городов-государств наделялся своим суверенным правом. Так, например, город-государство гельветов отграничился декретами от других настолько, насколько те добровольно соглашались, путем дружеских переговоров. В доминионе же, объединенном единой властью, часто происходит так, что большинство связывает всех. Другое мнение напрашивается относительно сорока семи городов-государств римлян, двенадцати городов-государств ахейцев и такого же числа этрусских городов, а также германских имперских городов и княжеств, которые составляли единое государство, потому что они располагались на территории одной империи и находились под единой властью императора. Ахейцы, римляне и этруски избирали исполнительную власть ежегодно (позднее, однако, они увеличили срок ее полномочий), немцы - пожизненно. Два Филиппа, Антигон, короли македонян были избраны вождями ахейцев, как писали Плутарх и Полибий, а Сервий Туллий и Тарквиний стали таким образом вождями римлян; Кориолан - вольсков, как писал Дионисий. Испанские и франкские короли тем же способом становились германскими императорами. Но свебский союз, который существовал на протяжении сорока лет, и союз балтийских городов отличались от гельветийского только в том плане, что были созданы позднее и собирались только в определенные периоды, и тем не менее они обеспечили могущество Германской империи. Но решения собраний и советов воспринимаются как священные в тех городах-государствах, где не только ценится дружба, но даже приносится присяга личной верности. При этом не предусматривается какая-либо другая ответственность и не может быть какой-либо другой воли или приказа, допустимых при сеньориальных отношениях. Подобный тип отношений связан с властью австрийского государя. В Германии как нигде очень большое значение придается обязательствам верности герцогу или графу, что характерно и для другого типа отношений, схожих с вассальной зависимостью. И это действительно реальность, так как древние римляне говорили, что договор несет в себе силу римского народа. Муций начинал главу "О пленных" словами: "Я непоколебим". То же подтверждает и Цицерон в речи "В защиту косноязычных". Он говорит, что сила союза имеет столь большое значение, что инициатор его создания самим союзом может быть ослаблен. Город-государство может объединиться с другим городом-государством на основе дружбы, общих собраний, советов, соглашений или в целях совместной обороны, как писал М. Тулий. Кроме того, деятельность учреждений, о которых мы упоминали, была поддержана более вескими доводами императоров и королей. Когда третья сторона объявила войну жителям Цюриха, ибо те имели договор с австрийцами, то они приняли это как должное, потому что третья сторона напала на союзников. Хотя никто не сомневается, что австрийцы были общими врагами гельветийцев и, более того, стояли во главе вражеского стана. По этой причине война против Цюриха не закончилась до тех пор, пока епископы Базеля не вынудили правительство расторгнуть союз с австрийцами, которые вели двойную игру с другими союзниками Цюриха. Цюрихцев сковывали не приказы других, но их собственные обязательства. Некоторым доказательством выгоды следования этому принципу может служить то, что в случае победы земли побежденных отбирались. Города-государства, входящие в союз, утверждали, что завоеванные трофеи должны делиться поровну. Но Франциск, король Франции, который был выбран судьей, решил, что трофеи, захваченные его собственными армиями, а не союзниками, должны принадлежать тем, кто их добыл, в этом он следовал советам Муция. Еще один пример: когда жители Кларос поспешно отреклись от своей древней религии, то большинство союзников восприняло это неодобрительно, и в результате в их среде вспыхнули противоречия. Некоторые отрицали, что народ имел право нарушать договор, заключенный для ведения святой войны, договор, который торжественно закрепили клятвой не принимать чужой веры. Обращение в новую религию показало, что даже такой акт не может направлять народ, равно как и будущие поколения, против Священного закона. В действительности видно, что этот факт привел к совершенно неоправданной войне, потому что союзники не смогли договориться по совету мудрых людей придерживаться принципа, согласно которому каждый будет исповедовать выбранную религию и подчиняться своему собственному правительству. Этот принцип всегда должен строго соблюдаться, когда величайшие принцы и короли заключают подобные тайные соглашения о дружбе и союзе друг с другом, соглашения, предусматривающие, что они имеют общих друзей и общих врагов и должны содействовать друг другу и полагаться на обоюдную помощь и поддержку, направленную против любых нападающих без исключения. Поэтому не разрешается вступать в союз с кем-либо или в дружеские отношения до тех пор, пока обе договаривающиеся стороны не дадут на это твердого согласия. Но этим же союзом они свяжут и обяжут себя, свой народ и своих потомков. К таковым относятся союзы, которые заключили Филипп и Людовик XI. Но еще более святым являлось соглашение, заключенное между Карлом V, королем Франции, и Генрихом, сюзереном Кастилии, по которому последний признал Карла как своего высочайшего сеньора. Этот договор, основывающийся на всей ранней истории франков, подготовленный с использованием оригинальных источников, был показан мне Карлом Левузином, моим коллегой, человеком, известным своей эрудицией и основательностью. (148)  Конечно, союзы различных городов-государств, обмен товарами, общие права, законы, религия не делают каждое государство сильнее, но объединение в союз - делает. Союз скрепляется определенной властью. Поэтому король Испании, имея в провинциях доминионы значительных размеров, удаленные на большие расстояния, разрешал отдельным провинциям содержать большое количество городов-государств, которые отличались друг от друга законами и традициями. Каждый город-государство имеет определенное число деревень, крепостей и поселений, которые подчиняются основному закону, но нет города, который не имел бы своих индивидуальных отличий (исключая области, которые относятся к общине), вовсе не обязательных для других. Даже законы истории являются общими для всех, объединенных под властью одного правителя, организующего большие массы людей, различающихся языком, традициями и религиями. Более того, все королевства всех народов, все империи, тирании и государства соединяются вместе не чем иным, как властью разума и всеобщими природными законами. Из этого следует, что сам мир подобен городу-государству и что все люди объединены, как это задано единой властью закона, ибо они понимают, что в жилах каждого течет кровь и все вместе и каждый в отдельности подчинены единой опеке разума. Но с незапамятных времен пределы разума неоднократно нарушались, и действительно история ни одного государства не должна быть забыта. Поэтому правители, опираются ли они на свои армии, или на силу договора, или на всеобщую добрую волю, все они ищут законного решения дел, касающихся внешней политики королевства. (149)  Кто такой магистрат? (150)  Имея определение "гражданин", позвольте нам также определить понятие „магистрат", ибо именно его фигура является значимой в структуре города-государства. Человека, исполняющего обязанности магистрата, Аристотель описывал как личность авторитетную, справедливую, имеющую совещательный голос, а в заключение он пишет, что все функции государства содержатся в слове "магистрат". По этой причине почти никто не может быть магистратом, потому что людей, которые соединяют в своей службе право совета, юрисдикцию и власть, всего несколько. Это выглядит довольно глупо, потому что все те, кто несет общественную службу, может подойти под определение "магистрат". Из этого следует, что писцы, слуги, советники, общественные служащие, даже палачи могут быть названы магистратами - все те, кого формально, возможно, было бы правильнее называть служащими. Слово "магистрат", однако, подразумевает власть и авторитет, которые принадлежат этому лицу, поэтому магистрата называют "мастером людей". Этот предмет был причиной серьезного спора между Эсхиллом и Демосфеном. Так, Эсхилл говорит, что ..... (гр.) это мастер. Демосфен отрицал это, он называл эту должность определенным общественным поручением или службой. Кроме того, он определил магистрата как человека, обладающего властью. Эти вещи были более подробно освещены нами в книге "Империя". Позвольте нам назвать магистратом человека, который обладает частью общественного авторитета. Я подчеркиваю - общественного, который отличается от авторитета отца или рабовладельца. Далее, приказ магистрата не является чем-либо большим, чем распоряжение, в то время как приказ правителя - это решение. Однако авторитет подтверждается как минимум правом налагать арест. Согласно написанному Варроном и Ульпианом, тот, кто лишен права арестовывать, имеет недостаточную власть и авторитет. И поэтому в городах-государствах магистрат мог взять под арест при необходимости даже тех, кто имеет право не являться по вызову в суд, подобно трибунам плебса. Впрочем, магистраты злоупотребляли своей властью и часто последние вызывались в суд. Среди венецианцев триумвиры и адвокаты могли быть арестованы по обвинениям в преступлении, хотя их также не имели права вызывать в суд. Среди нас право производить арест предоставляется не только магистратам, но даже тем, кого принято называть "комиссарами крепостей", хотя те не могут нести службу магистрата. Тот, кто имеет больший авторитет, может всегда вызывать [провинившегося] и налагать наказания, в соответствии со своими властными полномочиями, для поддержания правопорядка, который иначе может превратиться в пустой звук. Право взимания штрафов предоставлялось даже тем юристам, которые имели более ограниченные полномочия, чем магистраты. Сфера их действий ограничивалась торговлей. Далее, более серьезное наказание, чем штраф, представляла собой порка, даже допускалось использование для ограниченного круга лиц пыток. Вершиной правовых полномочий магистрата является власть над правом шпаги. В последнем случае магистраты и прокуроры располагают серьезным авторитетом, так как магистру не может быть дано ничего более великого до тех пор, пока он не возвысится до монарха, с его властью над жизнью и смертью. Власть помилования выражается в проявлении величайшего милосердия или жестокости вопреки законам, однако это прерогатива тех, кто является носителем верховной власти в государстве. Но авторитет магистратов основан на высочайших и законных ограничениях. Эти действия часто не укладываются в рамки судопроизводства. Последнее основывается на законах, тогда как власть авторитета может проявляться в декретах или эдиктах. Поэтому мы видим, что личная справедливость - это власть, выраженная в юридических декретах и решениях. Магистраты сами приказывают и наказывают в пределах той компетенции, в которой им дозволено вершить правосудие. Среди нас высшим считается декрет, исходящий непосредственно от верховной власти. Варрон отнес к компетенции одних юристов право ареста и вызова в суд, других - только право привлечения к суду и задержания, иным же он не оставил ни того, ни другого. Из этого видно, что он не наделял правами магистрата тех, кто испытывал недостаток власти для [издания] приказов, например эдилов и квесторов. Я думаю, что этот вывод сделан исходя из общепринятого неправильного определения. Кто же будет называть магистратом человека, которому недостает реальной силы и он не может отдать приказ? Хотя этот человек, действительно, может иметь службу и привилегии, но он не наделен авторитетом. Карл Сигоний и Николя де Гручи ошибались, когда, следуя Фесту, полагали, что власть дается через получение должностных мест, но не через авторитет. Такие проблемы не могут быть разрешены грамматиками, но только правоведами, которые наделяют власть авторитетом и иногда даже делают ее более сильной. Слово "власть" в устах Павла легиста имеет в основном значение авторитета. Но проконсул является магистратом, и он имеет довольно широкие полномочия (из этого Ульпиан вывел определение "служащего" и сам стал единственным среди всех магистратом, не подлежащим назначению, и имеющим всеобщий авторитет). Он определяет власть правоведов в статье под заголовком "О юрисдикции". Текст начинается со слова "авторитет". В сочинении Лампридия император Александр утверждал: "Я не буду терпеть торговцев властью". Поэтому, когда эта позиция была выражена в словах эдикта, предписавшего не привлекать к суду консулов, преторов и других, имеющих авторитет или власть, это же положение распространилось и на провинциальных судей. Иначе если то, что говорят правда, то в суд не могут быть вызваны эдилы и квесторы. Но это противоречит тому, что пишут Варрон и Валерий Максим и что доказывается примерами. Из-за такого отсутствия власти и авторитета через эдилов реализовывалась часть преторианской юрисдикции, как мы узнали из кодекса Юстиниана. Ложь также то, что цензоры имеют власть, но испытывают недостаток авторитета, как писал Сигоний. Что касается их, то они имели право вызова в суд и право ареста, согласно свидетельству Варрона. А ведь эти вещи являются атрибутами власти. К тому же на основе какого же права цензоры могли обнародовать эдикты (так римляне называли судебные решения), о чем в 43-й главе XL книги пишет Ливий и во II книге Зонара? На основе какого права они могли участвовать в выборе сенаторов и королей, если сами подчинялись им? Каким правом пользуются короли, приказывая гражданам и цензорам брать на себя ответственность, созывая Сенат, ведя весь народ к выполнению обязаностей до тех пор, пока они [короли] имеют авторитет, выражаемый в высшем праве вызова в суд и ареста? Варрон в V книге "Латинский язык" отрицал, что последнее дозволялось цензору, консулу, интеррексу и диктатору. Сейчас, действительно, глупым кажется то, что трибуны плебса, которых называли младшими магистрами, обладали достаточным авторитетом. Но даже цензоры, большие магистры, творившие суд при величайших предзнаменованиях, могли лишиться авторитета. (151)  Аристотель каждый раз, когда давал определение магистрата, считал, что это человек, который может выносить решение в суде и собирать Совет, но это не обеспечивает авторитета. Тому, кто заседал в Совете государства, действительно, было дано право декретировать, но не приказывать. И светские судьи и священный суд имели право издавать декреты, но не могли приказывать. На деле они не имели права призывать к ответу или арестовывать. "Священники, - говорил Цицерон Аттику, - являются жрецами религии, сенаторы - закона". Но Сенат не мог исполнять того, что содержалось в его декретах, как нам становится ясно из Дионисия. Может быть, священное имеет какой-либо авторитет для всех или только для вызванных в суд? Хотя Ливий и Валерий свидетельствуют, что преторы приводили в исполнение свои решения в делах о кровосмешении, о монахах, о затушенных очагах. Но ведь священники не имеют права вызывать в суд, хотя они задают каждый вопрос от имени судьи или сам судья выполняет свои основные обязанности. "С давних пор нам запрещено казнить (хотя говорят, что это глупо) кого-либо". Эти слова принадлежат евреям, от которых и были заимствованы все функции власти. Когда Иудея была сокращена до размеров провинции за сорок лет до второго разрушения храма, как писал один раввин, судебное решение определялось не законом Моисея, а скорее тем, что родственники подсудимого по отцу выносили основной обвинительный приговор злодеям и проводили основные судебные разбирательства. Об этом можно узнать из книг иудеев, а также из комментариев Иеремии. Правитель халдеев считал, что этот [судебный обычай] необходимо записать. Обычные суды иудеев в городах имели обычную власть наказания рабов. Ульпиан писал в главе "О юриспруденции": "Однажды магистраты публично ответили Понтию Пилату, правителю Иудеи, что он не допускается на их заседания, когда решаются вопросы о вынесении смертной казни кому-либо". Из всего этого становится ясно, что разделение общественных функций, предложенное нами раньше в III главе, является столь же истинным, сколь и необходимым. (152)  Что такое верховная власть (суверенитет)? (153)  Позвольте нам перейти к обсуждению вопроса о суверенитете, который определяет власть государства, ее тип. Аристотель называет это ......(греч.), итальянцы - сеньория, мы - суверенитет (summa rerum или summa imperio). Когда это будет понято, многие неясные и трудные вопросы о государстве будут прояснены. Однако этот вопрос уже был освещен Аристотелем и теми, кто писал об управлении. Я привык думать, что summa imperio определялась каждым как власть, представленная магистратами, или как право наказывать и вознаграждать. Обычно по желанию или согласно приказам самих магистратов. Для этого необходимо, чтобы власть магистратов была соединена с верховной властью правителя, что совершенно глупо. Кроме того, более чем опасно передавать всю власть в государстве магистрату, как Содерини хотел показать и как об этом написано в книге Гвиччардини. Когда флорентийцы допустили подобное, то их государство погибло. Иначе дело обстояло среди наших предков и среди ассирийцев. В старейшие времена майордомы стали фактическими правителями. Они контролировали власть правительства и тем самым посягали на королевский авторитет. Кроме того, если власть принадлежит в государстве магистрату, то оно не может быть хорошо организованным. (154)  Теперь, сравнивая аргументы Аристотеля, Полибия, Дионисия и правоведов, а их мнения сопоставляя со всеобщей историей, я вижу, что верховная власть заключается в пяти функциях. Первая, и это принципиально, сводится к назначению магистратов и определению служебных обязанностей для каждого. Вторая - принятие, отмена и обнародование законов, третья - объявление войны и заключение мира. Четвертая - высшая судебная инстанция для всех магистратов и граждан. Последняя функция - право карать и миловать в тех случаях, когда сам закон не предоставляет возможности для помилования или смягчения наказания. Этими функциями в хорошо организованном государстве никогда не наделяются магистраты, потому что в вопросах жизни и смерти не должно быть давления необходимости или случая. Если магистрат издает постановление об этих вещах, то право его утверждения может принадлежать правителям или народу, в зависимости от типа государства. Это служит доказательством того, что данная сфера является священной только для правителей. По мнению правоведов магистратам приписываются многие функции, например власть устанавливать налоги, определять обязанности и чеканить монету. Но в действительности, как правило, это права правителя, хотя к решению этих вопросов в прежние времена и даже в наши дни часто допускались магистраты. Однако эту проблему я более полно обсуждал в книге „De jurio imperio", в главе о правах верховной власти. Кроме того, когда в демократических или аристократических государствах народ или большинство делят власть с верховным правителем, то результатом является то, что все наиболее важные пункты властных полномочий соответственно принадлежит народу. Чтобы это стало более понятным, проблема должна быть объяснена более подробно. Ее тщательно обсуждали правоведы, но не пришли к единому решению. Может ли магистрат иметь неограниченную власть, или это является прерогативой только правителя? Решение проблемы нашел Генрих VII, когда в Болонии, будучи избран арбитром между Лотарем и Азо, он обещал справедливость и решил, что неограниченная власть принадлежит только правителю. Из этого следовал вывод, что Лотарь прав, а Азо не прав. Все остальные, исключая Алкиатти и Дюмулена, пишут, что правда была на стороне Азо. Но при оценке решения этой проблемы следует исходить из посылки, что оно могло быть воспринято предвзято. „Неограниченная власть" лежит на одном уровне с властью, как это объясняется самим Ульпианом. Этот пункт, однако, должен быть проверен авторитетом магистрата, которым его наделил правитель. Итак, что касается объявления войны или заключения мира, утверждения состава судов или обнародования новых законов, раздачи наград или наказаний, можно ли считать эти функции особенной прерогативой правителя, или они могут частично перекладываться на магистратов? Все склоняются к последнему мнению. Лотарь принял решение о службе человека, которому дана юрисдикция, на основании этого магистраты действуют в интересах общественной справедливости, однако в рамках определенных ограничений. Часто и совершенно справедливо их называют исполнителями и администраторами в суде. В отношении этого Аккурций написал, что суд олицетворяет власть правительства, но что исполнение решений суда обеспечивается властью других. Так к слову закона, которое произносилось претором, добавлялось то, что основывалось на его собственном авторитете или на высочайшем авторитете правителя. Азо объяснил это как нечто, имеющее прямое отношение только к самому суду. Префект Египта говорил, что даже если оставить в стороне авторитет, то у него имелось достаточно важных доказательств власти. Это мнение часто легкомысленно приводится некоторыми комментаторами, которые не только не ответили на вопрос, но еще больше его запутали. Не только эта проблема, но и бесчисленные вопросы трактовки законодательства обременены величайшими ошибками потому, что до сегодняшнего дня никто из комментаторов не объяснил, в чем различие между действием закона и судебным разбирательством. Вся эта бесчисленная череда писателей не явила ни одного, кто показал бы, что же такое установленный законом процесс, поэтому я надеюсь, не впадая в длительные объяснения, сделать это очевидным и показать, что сила и власть присутствуют в каждой из моих теорий. Сейчас в этом вопросе можно выделить только то, что существует два основных вида всеобщего права - закон и справедливость, на чем и базируется установленный законом процесс судопроизводства. Отношение закона к его исполнению является таковым, что справедливость в действиях магистрата гарантирована. Папиниан, Ульпиан и древние правоведы верили в то, что суд не может осуществлять никаких иных функций, кроме тех, которые продиктованы законом. Сам суд является незначительным процессом, обеспеченным законом. Само разбирательство должно подчиняться не желаниям членов суда, но только самому закону. Любому гарантировалась справедливая защита его интересов и его собственных прав, которые не могли перейти к другому. Преторы и судьи общественного суда (этот пример приведен Папинием) могут, не ссылаясь на авторитет других или на авторитет суда, уменьшить суровость или мягкость закона, но при этом они должны выразить свое отношение, обнародовав свое мнение в устной форме или письменно: A.C. или N.L. - я освобождаю или я приговариваю. Этот подход никто не поддержал, потому что приговор должен быть подтвержден приказом, ведь репутация, жизнь и, наконец, судьба гражданина не должны зависеть лишь от судейской воли, над ним властен только закон. С другой стороны, гражданские дела, поскольку они не менее ответственны, не могут быть полностью охвачены законом и [им предусмотрены], потому что их число бесконечно. Они оказались обойденными вниманием преторов городов и провинций, потому что в житейской практике не было установлено непрерывных границ законодательного процесса. Многие вопросы решались на основе собственного чувства справедливости и благочестия, без обращения к закону, иногда даже вопреки ему или суду или точке зрения магистратов. Наконец, судьи могут обнародовать постановления, вносить в них поправки, изменения, усовершенствования или делать законы более суровыми по своему собственному усмотрению. Кроме того, мне кажется верным определение, которое дал Бартоло судье, назвав его "nobile" и включив в его обязанности проведение судебного разбирательства на основе закона при работе за жалованье. Это положение не многим отличается от рабского, только судья - раб закона. Магистраты приводят закон в действие, выступая защитниками правил судебного процесса, и их посылали в города, если преторы не владели установленным законом процессом или даже если они ограничивали стороны в гражданском процессе. Не совсем верно, ссылаясь на то, что магистрат, следуя воле закона, тем не менее выполняет функции судьи в полном объеме, называть его менее правдивым и справедливым. Он является тем, кто в пределах своей компетенции имеет авторитет, или полномочия, или что-нибудь в этом роде, основываясь исключительно на своей собственной воле, которую он вправе применять к другим, как об этом написал Ульпиан в части "О юрисдикции": "Действуя в согласии с обычаем наших предков". Но человек, имеющий определенное предписание, не может сообщить факт, доверенный лично ему, кому-либо другому, как это бывало в действительности. В этом случае он может быть обвинен в преступлении, подобном воровству. Это касается не только отдельного гражданина, но также и магистрата, который получил юрисдикционную доверенность от другого лица. В отрывке под заголовком "Относительно службы человека, которому предоставляется юрисдикция", Юлиан написал, "...что магистрат может иметь полномочия от кого-то, то есть не его собственную [юрисдикцию], а кем-либо ему переданную". На протяжении долгого времени судьям разрешались многие вещи под вывеской закона и многие частные прецеденты включались в общий закон. Теперь же ясно, что они [судьи] руководствуются своим собственным правом, когда соглашаются на какую-то особенную службу для себя, все остальное принадлежит закону или тем, кто уполномочен им. Из этого можно понять, что преторы не имели неограниченного авторитета над общественными магистратами или полной власти наказывать, но были наделены ограниченным правом наказания в пределах действия закона и согласно понятиям о справедливости подобно тому ликтору, обращаясь к которому Брут сказал: "Действие ликтора согласуется с законом". Кроме того, человек, который имеет чрезвычайную компетенцию в разбирательстве тягчайших преступлений, по собственной воле затрудняется не ограничениями в применении строжайшего или унизительного наказания, а только предусмотрительностью и опасениями, что он нарушит традиции, как писал Ульпиан в главе "О наказаниях", начинающейся со слова "сегодня...". По этой причине он обладает властью наказания - правом шпаги. Таким же образом римские консулы при рассмотрении дел, связанных с армией, имели власть объявлять войну по праву своего служебного долга, потому что они могли вести наступление на врага или атаковать его, а также руководить системой снабжения или воинской дисциплиной. Следовательно, консулы могли отказаться от договора или заключить договор с самнитами и нуманийцами без всяких на то приказов. Поэтому, когда гельветийцы заключили союз с трамулийцами и армии обменялись заложниками, заключившие это соглашение должны были бы заплатить своими головами, если бы правители его не утвердили. Ибо только правителю принадлежало право объявления войны, равно как и заключения мира. Поэтому Катон полагал, что Цезарь обязан был окружить галлов, поскольку он объявил им войну, воспользовавшись своим собственным авторитетом. Когда военачальник получал власть утверждения мирного договора или объявления войны в рамках определенных законов и условий, то эти полномочия являлись исключительными и он не мог превысить предоставленную ему власть или передать ее другому. Он не имел этого права по своему служебному положению и авторитету, но имел право проявлять инициативу в строго ограниченных рамках. С другой стороны, диктатор имел право объявления мира и войны, право над жизнью и смертью и контроля над всей страной на основе авторитета своего собственного положения, но право это принадлежало ему временно, пока он был диктатором государства. Его прерогативой была не собственно служба, но лишь попечительство. Авторитет магистрата является особенным, но он в своем распоряжении никогда не имел каких-либо постов или почестей, которыми он мог наделять других или оставлять за собой, ответственность лежала на нем до тех пор, пока не истекал срок его службы или пока его не лишал полномочий тот, кто их ему предоставлял. Это имел в виду Ульпиан, когда сказал: „Я оставлю службу, если только единожды возьму мзду". Это помешало Алкиатти. Более того, когда умирает правитель или человек, который представлял верховную власть, то управление государства поручается магистрату или отдельному человеку, облеченному властью закона. Действие закона отменялось, если он был принят до закрепления властных полномочий. Хотя высшая власть должна передаваться по наследству, как вещи. я, однако, касаюсь этих проблем более полно в определенном месте. Этот материал подробно обсуждается мной в книге "De imperio". Более трудным представляется вопрос о том, нуждаются ли сенаторские постановления в санкции правителя или тех, кто имеет высший авторитет в государстве. Это совершенно необходимо, потому что правитель является главой Сената (Государственного совета) и поэтому все постановления должны быть утверждены правителем. В каких-либо исключительных случаях они вообще могут не иметь никакой силы, потому что тогда сам правитель отдает приказы. С другой стороны, Сенат не имеет ни авторитета, ни юрисдикции, если уступает правителю или народу право утверждения актов Сената. Если и есть кто-либо более ответственный или более причастный к верховной власти, то обычно ссылаются на правителя. Мы тоже имеем этот закон, но в народном государстве или при правлении аристократии он не может быть выражен настолько явно, потому что ни народ, ни правящее большинство не могут взять на себя даже часть руководства государством или всю ответственность за него. Если они и могли бы сделать это, то подобный путь оказался бы весьма опасным, потому что материалы наиболее секретных решений Государственного совета становились бы доступны толпе, но без ее должного понимания эти решения невозможно было бы утвердить. Это подтвердил Дионисий во II книге: "Даже Сенат римлян не являлся высшим арбитром в вопросах, которые он решал, но один лишь народ". Подобные же выражения часто попадаются на страницах книг Ливия, например: "Сенат решил", но "народ приказал". Описывая власть Сципиона Африканского, он говорит: "Все правительство города-государства лежит ниже тени Сципиона, его явное одобрение заменяет решения Сената и приказы народа". Но Цицерон сказал: "Никто не может получить статус неприкосновенности до тех пор, пока плебс или народ не прикажет". Поэтому консулы Сената избирались ежегодно. Конон, который в свою очередь, опирался на VII книгу Дионисия, приводит противоположную ситуацию, которая точно имела место среди афинян, как написал Демосфен в своей речи „Против аристократов", у них решения не учитывали мнения народа или плебса. То же самое [правило] действовало среди магистратов и в отношении их постановлений. Магистры имели право выносить высшие приговоры лихтерского штрафа после Lex Aterina, в соответствии с которым вынесение приговора или наложение высшего штрафа стало прерогативой суда плебса. Это упоминается у Ливия, в его XXV книге, и неоднократно у Валерия. Если существует особая ответственность только народа в одобрении законодательства, то никогда не говорят о приказах магистратов или решениях Сената как о законах, имевших противоречия в вынесении решений о наказании или помиловании, о применении силы и власти. Носителю верховной власти присягали не только магистраты, но и все население, как пишет Аппиан в I книге "Гражданских войн". Как следует из ""Двенадцати таблиц" и священных законов, никто не может исполнить свое решение, если его не поддерживает народ, так как лидеры собрания не могут принизить общественную справедливость или постановления муниципальных законов, муниципальные законы не могут противоречить законам города-государства, законы города-государства - законам империи, подобно этому и отдельные граждане не могут быть унижены властью магистратов, или магистраты - властью Сената, или власть Сената - властью плебса, или власть плебса - силой народа, пока он является высшим авторитетом и правление остается в его руках, а также пока не начнется опасное распространение власти консулов на толпу, хотя это может быть необходимо в случае, когда все решения Сената должны утверждаться народом. Сенат должен получить гарантии от народа, что он будет иметь отношение к управлению государством за исключением права утверждения состава судов, провозглашения законов, заключения мира и объявления войны, вынесения смертных приговоров и права высшей апелляционной власти. Это должно показать силу верховной власти народа, носителем которой он является. Это с очевидностью следует из речи консула М. Валерия, советовавшегося с Дионисия, а также из мнения Полибия, высказанного им в отношении приказа сенату, по которому он не мог злоупотреблять своей властью. Трибунам плебса было разрешено выдвигать обвинения против консулов Сената. И хотя, когда шло обсуждение в Сенате, приглашенные трибуны допускались только до дверей, однако, старший консул не имел права вручить три таблички с буквами "А", "С", "N.L." - одобряю, осуждаю, воздерживаюсь. В более поздние времена они допускались до входа в Сенат. (155)  Еще раз подчеркнем, что власть, которой обладали Сенат и магистраты, значительно отличалась от верховной. Иными словами, должно быть признано, что верховной властью облекаются те, кто принял ее от других. Если то, что утверждал Полибий, кажется глупостью, то глупостью должно выглядеть и то, что верховная власть частично была у народа, частично - у Сената, частично - у Совета. Далее, он думал, что форма правления должна быть смешанной - аристократия, монархия и демократия в одном государстве в одно время. Это мнение разделяли Дионисий и Цицерон, затем его поддержали Макиавелли, Конторини, Т. Мор, Джаримберто, Мануций. Мы должны опровергнуть их в споре, так как предмет этого спора является краеугольным камнем в понимании истории государства. Когда флорентийцы озлобленно оспаривали право восстановления свободы людей, то это не выглядело мудро и было действительно опасно в силу угрозы распространения секретов государства среди толпы. В результате было решено, что они изолируют отбросы плебса, которые по закону не могут нести службу. Но законы должны устанавливаться народом, и магистраты также должны избираться народом. Все остальное могут регулировать Сенат и народные магистраты. Об этом писал Гвиччардини. Из этого должно быть ясно, что право верховной власти проявляется главным образом в символах верховной власти. Более того, в каждом государстве каждый гражданин должен бы знать, кто может назначать полномочного судью, кто может лишать его полномочий, кто может издавать или отменять законы - каждый ли гражданин, или небольшая часть граждан, или весь народ. Когда это устанавливается, то легко определяется и тип управления государством. Четвертого типа не существует, потому что отнюдь не добродетель или порок определяют тип государства, а точнее, государственного управления. И при несправедливом правителе и при достойном, монархическое государство остается только монархией. Эти же вещи справедливы и относительно олигархии или же демократии, которые, поскольку они не имеют верховного правителя, выбирают магистратов, передавая им функции верховной власти, и уже форма управления зависит только от них. Теперь мы должны охарактеризовать форму каждого оптимата и народной власти (позвольте нам использовать те слова, ставшие терминами, которые существовали и раньше; мы не будем что-то искусственно придумывать, поэтому используем привычные названия: аристократия, олигархия, демократия, охлократия, согласно типу добродетели и порока). Прерогативой верховной власти, кроме утверждения состава магистратур, является право объявлять войну и заключать мир, право над жизнью и смертью. Более того, все доказывает, что подобное распределение полномочий правомерно не только при монархии, но и при правлении оптиматов и в народном государстве. Из многочисленных правителей, которые не имели права обращаться к Сенату или к преторианским префектам, многие обращались к обычному праву, однако это было разрешено в самых исключительных случаях, когда просьба по поводу апелляции, которую Аркадий назвал "мольбой", поступала непосредственно к правителю или к народу. Апелляции подавались тогда, когда случался прецедент необыкновенного характера или определялась неспособность человека своими требованиями воздействовать на власть. Но не будем прибегать к современным примерам, а воспользуемся историей афинян, римлян, венецианцев для того, чтобы показать, что они знали о смешанном типе римского государства, и продемонстрировать ложность этих знаний. (156)  Государство римлян (157)  Итак, я думаю, что тип управления государством римлян в эпоху Полибия и в более поздние времена Дионисия и Цицерона был полностью народным. Еще когда их города имели королевское управление, первый закон об управлении, предложенный Брутом народу, предполагал ежегодные собрания консулов, которые должны были избираться народом. Это записано у Ливия и Дионисия. Это служит доказательством того, что все консульское достоинство находилось в зависимости от народа и испрашивалось у него. И хотя они говорят, что подобное устройство было сходно с королевством, это, однако, является ложью, как если бы кто-нибудь стал утверждать, что при римских императорах преторианский префект имел королевскую власть, или власть турецкого султана, или даже майордома дворца при королях Франции, только потому что они сами, без помощи руководителя, управляли всеми наиболее важными делами государства. Эти люди, действительно, имели власть не только большую, чем консулы, а пожизненную. Хотя как не считать глупостью то, что королевская власть может подчиняться силе солдатских штыков, но еще большая глупость то, что ею руководят консулы. Я возвращаюсь к Сенату, в котором многие находили подобие аристократического правления, ибо каждый в Сенате имел все права и авторитет от народа. Действительно, выбор сенаторов происходил по воле и приказу народа. "Наши предки, - писал Цицерон, - выбирали магистратов каждый год, таким образом они могли формировать постоянное государственное управление. Они выбирались на общем собрании народом, как все, и допуск к этому высочайшему праву оставался доступным для любого гражданина, и каждый мог здесь испытать себя". Позднее, если следовать работам древних, через Leges tribuniciae было приказано кесарям выбирать из каждого класса лучшего человека согласно с центуриями, как мы читаем об этом в "Фесте". Кроме того, цензоры, подобно другим магистратам, избирались народом. Где же проявлялась власть Сената? Если и может быть что-либо подобное, то это должно происходить в королевстве, где консул утверждается правителем и имеет власть, равную той, которая была у римского Сената. Но в приравнивании объединенной власти народа и власти Сената к власти правителя проявляется не только глупость, но и основная ошибка. Это решение должно быть вынесено в отношении Сената Рима, в котором, как писали многие авторы, власть разделялась с народом. Они объединили ремесленников с рабами и с наместниками в управлении доминионами. Но мы утверждаем, что вся власть Сената и магистратов имела своим источником авторитет и волю народа, что является достаточным доказательством того, что тип государства был полностью народным. Валерий, современник Брута, однако, раньше приводил второй закон, который Ливий называл уникальным оплотом римской свободы. В первой его части оговаривалось, что возможно свободное обращение всех магистратов к народу, во второй его части - что магистраты не могут наказывать или бичевать римского гражданина по просьбе определенного лица, чтобы узнать что-либо от него. Магистрат имел авторитет до тех пор, пока он [авторитет] давался ему народом, поэтому основное наказание становилось второстепенным. С этой точкой зрения все соглашались и Ливий, и Дионисий, и Валерий, и Плутарх, и Помпонаций. Закон о помиловании, так часто нарушался, что он три раза выносился в отношении одной обвиняемой фамилии, как писал Валерий. Теперь скажите, где же все-таки проявляется аристократическая власть Сената? Где аристократическая власть консулов, которые не могут гражданина наказать или оштрафовать без страха перед апелляцией? Тот факт, что война не могла быть объявлена без согласия народа, столь хорошо известен, что не нуждается в подтверждении. Во времена королей это было объявлено Рабским законом, как писал Дионисий, но довольно часто применялось уже после окончания их борьбы. В IV книге Ливий говорит, что был спорным вопрос о том, может ли война объявляться народным согласием, или для этого достаточно решения Совета. Трибуны настаивали на своей точке зрения, что они выступят против объявления мобилизации, если Квинкций не будет представлять народ. Все центурии поддержали это. Таким образом, по Ацилийскому закону была объявлена война Антиоху. Более того, вопросы о поражении в правах, освобождении и изгнании (мы уже говорили о смертной казни) обсуждались народом. Из закона Portia tribunitia, проводимого как Валерием, так и Апулеем - консулами в 454 году до Рождества Христова (Сигоний ошибался, когда писал, что это было предложено цензором Катоном), следует, что не позволялось прибегать к телесным наказаниям палками, если наказанию подвергался гражданин. Некоторое время спустя это было торжественно подтверждено законами Гракхов, в которых был дополнен перечень наказаний за измену. Полибий говорит, "что если кто-либо принимает всерьез власть народа, то ему кажется, что государство имеет полностью народную форму управления, но если он обратит внимание на Сенат - то он будет считать, что носителями авторитетов являются оптиматы, потому что они занимают главенствующее положение в общественном Совете, контролируют казну, назначают и отменяют посольства, в их компетенции разоблачение заговоров, измен и выявление случаев отравлений". Сделав такой вывод, он ошибался во многих вопросах, потому что все объяснял властью народа, которую, подобно всем грекам, он отождествлял с властью плебса, впадая в серьезное заблуждение. Кроме того, он недооценил величайшую власть Сената и упустил ту сторону деятельности, которая, действительно, не могла быть выполнена без участия народа. На деле он подчеркнул особенную функцию Сената. Сенат действительно имел большую власть, чем сенатский Совет. "Возложите заботы на консулов", четвертый консул появлялся, принося клятву, в периоды кризиса государства, это были Спурий, Мела, Гракх, Сатурнин, Цезарь, которые всегда имели власть стать диктаторами, но только в критических ситуациях. Смуты обычно объявлялись консулами, и диктатор назначался по решению Сената, когда этого требовало дело. Этой системой, говорит Дионисий, Сенат обманывал плебс. Но этот секрет государства трибуны легко открыли и ввели замечательный закон, которым на длительное время запретили создавать подобную службу безопасности. Поэтому Фест назвал данный закон принятием мер против возможности установить диктатуру. Более того, говорит Плутарх, плебс сохранил свою власть и помог гражданскому правлению проявить свою власть в отношении диктатора. В противовес диктатору Фабию Максиму, когда тот потребовал наказания для лидера солдат Минуция, трибунал решил, что Минуций не будет привлечен к ответственности, в этом случае диктатор был уравнен во власти с народом. Мы считаем, что свидетельства Полибия о главных судебных разбирательствах по Портианскому, Валериановому и Семпронийскому законам были ошибочными. Ливий цитировал сенатора, который написал: "Если народ не расположен к принятию чего-либо, то я не знаю, каким образом может действовать Совет Кампании, который тоже состоит из римских граждан". Но поскольку в это время Кампания находилась под протекторатом Ганнибала, то ее граждане были обвинены в величайшем из преступлений, преступлении измены. Некоторые могут спросить, почему так много граждан было наказано Сенатом, даже больше, чем магистратами, хотя народ не давал на то своего согласия? Примеров этому множество, но ни один не получил столь широкой известности, как случай в армии, которая выбрала своим командиром простого писаря, когда военачальник Юбелий умер недалеко от Регия. Сенат, говорит Валерий, вел дела так плохо, что отозвал солдат из города, осудив их на смерть. Каждый день обезглавливали по сорок человек, многих из них бичевали, казненных запрещалось хоронить или оплакивать. Трибун плебса М. Фульвий напрасно кричал, что обычаи его предков оскверняются и что священные законы опозорены Сенатом. В другом случае Аппий, консул и командующий наступающей армией, будучи крайне несведущ в военной дисциплине, вознаградил центурионов и даже простых солдат такой платой за свободу, как двойная смерть, причем это произошло не в лагере, где военачальники иногда допускали это, а в окруженном городе. Что же касается оставшегося большинства, то он приказал, чтобы каждый десятый человек понес наказание. Сенат поступал со многими по правилам, просто противоречащим священным законам, что происходило еще до закона Корнелия. В этом ключе мы должны рассматривать некоторые правовые решения: нам надлежит рассматривать не то, что действительно происходило в Риме, но то, что должно было быть сделано. Мы будем судить о типе государства не по злоупотреблениям, допущенным существовавшими тогда институтами, а из предписанной этим институтам деятельности. Управляющие общественными тюрьмами, чья юрисдикция была ограничена сферой рабов и пленников закона, приговаривали к высшей мере наказания не только граждан, но даже магистратов и чиновников, если тех заключали в тюрьму, как это можно увидеть на страницах произведений Валерия Максима. Также некоторые обвинялись ими в преступлении против народа (crimen majestatis), как, например, Клодий обвинил Цицерона в измене раньше, чем это сделал народ, и поэтому он вынес приговор о высшем наказании заговорщиков без согласия народа. Однако обвинение было снято с Цицерона, потому что суд состоялся без участия народа. Эти противоречия являются причиной борьбы плебса против патрициев, магистратов и всех тех, кто использует свою власть вопреки закону. (158)  Большой, но все-таки еще ограниченный авторитет оставался за магистратами и Сенатом, но в плебсе сосредоточивалась величайшая власть над всеми. И никто из принимавших во внимание этот факт не мог сомневаться, что сила и верховная власть государства заключена в народе. И сам народ, как конечный судья и арбитр, рассудил этот спор между плебсом и патрициями. Когда Сенат осудил своеволие плебса и плебс восстал против Сената, то не было никакого средства успокоить мятеж до тех пор, пока консулы или сенаторы не обратились публично к народу, испрашивая его волю. Это можно пронаблюдать в трех случаях неповиновения плебса, но особенно в том затянувшемся споре, когда патриции упорно с презрением отрицали плебисцит, а плебс - сенаторский Совет. Валерий и Гораций, консулы, оба называемые народными, как мы можем прочитать у Дионисия, сначала в центуриальных комициях ввели закон о том, что плебисцит должен быть связан с Сенатом. И лишь тогда беда утихла, но мало-помалу Сенат начал пренебрегать плебисцитом. Трибуны бушевали. Они требовали Сенат к ответу. Через сто десять лет после этого, когда Филипп стал диктатором, он раньше народа принял решение, которое заключалось в том, что плебисцит должен иметь силу закона, не иначе „как только народом будет дан приказ". Но, правда, в одном разделе оговаривалось, что законы не могут быть представлены в центуриальную комицию до тех пор, пока Сенат их не обсудит. Но раньше законы принимались плебсом, без совета с Сенатом, в этой связи возмущенные патриции доказывали многократные нарушения плебисцита. Это происходило до тех пор, пока диктатор Гортензий, спустя пятьдесят лет, не нашел для народа убедительного оправдания. Итак, вернемся к позору Римской империи, который заключался в том, что плебс - эти бедные и нищие толпы, имели власть приказывать и решать, каким должен быть закон, на основе которого гражданам предписывалось соблюдать справедливость, как если бы сам народ приказывал это. Плебс даже добился права избирать всех судей и священников, исключая консула, преторов и цензоров. Кроме того, плебс добился контроля над общественным судом, участия в рассмотрении основных преступлений и закрепил за собой право окончательного решения вопроса о прекращении войны, объявленой всем народом. Впоследствии плебс, подстрекаемый трибунами, захватил и другие права. Трибуны довольно часто от имени плебса объявляли войну, например Сульпиций, Манилий. К тому же трибуны принимали законы раньше плебса, например Габинианский закон, что было вопреки традициям предков. Они отправляли в изгнание лучших людей, вопреки священным законам. Из этого следует, что высший авторитет в государстве переходил от народа к плебсу - от олигархов и демоса к отбросам общества. И это происходило в период, когда Гракхи, затем Друз, потом Сатурнин и Сульпиций, трибуны плебса, затопили город своей кровью и кровью своих сограждан. Если попробовать выделить высшую власть в государстве, то она заключается в пяти [цензовых] категориях (шестая [неимущие граждане] имеют другой ранг), или в плебсе, или во всех гражданах, за исключением патрициев, неразборчиво выбиравших тридцать пять трибунов, и тогда станет ясно, что государство было по своему типу народным. Действительно, Сенат получал свою власть и авторитет от народа и ничего не мог сделать без его приказа или согласия. Решения Сената должны были провозглашаться от имени народа. Но есть ли различия с правовой точки зрения, если приказывает сам народ или когда это делают от его имени? Еще глупее выглядит попытка применить характеристику такой власти к одному человеку. Что такое власть короля, когда в действительности более полновластны трибуны? То, что Карл Сигоний написал о магистратах, неправда. А именно то, что консулы совместно могут обойтись без какого-либо магистрата, но ни один магистрат не может быть вызван на собрание в отсутствие консулов. Что может быть более частым, чем оппозиция трибунов в отношении консулов. Ливий написал в XLIV книге, что собственность Тиберия Гракха, консула и цензора, была конфискована трибунами плебса, потому что он не повиновался требованиям трибуна в отношении уплаты штрафов и исполнения обязательств. Этот человек обвинил Клавдия, который также был цензором, в том, что тот отклонил вызов в собрание в его отсутствие. Л. Флавий, также трибун, приказал консулу Метеллу стать во главе Сената в отсутствие всех остальных. Нечто иное приказал Аппий, о чем можно прочитать у Ливия в IX книге. Этот автор во II книге пишет: "Трибун послал своего человека к консулу, а консул - ликтора, забыв о том, что последний был частным лицом, не наделенным ни властными, ни служебными полномочиями". Еще пример, трибун плебса Друз попросил Филиппа, который был консулом, объяснить причину его отсутствия и, неудовлетворенный ответом, бросил его в тюрьму, как написал Флор в 35-й главе. С другой стороны, считалось серьезным преступлением насильственно касаться священного тела трибуна. И вместе с тем Вектий был безнаказанно убит за то, что он не поднялся в знак приветствия трибуна. Наконец, их власть была столь могущественной, что они одним своим вмешательством могли останавливать действие не только актов Сената, но также актов судей и их коллег, а также самого плебса. Никакого улучшения не могло наступить до тех пор, пока сам плебс торжественно не уничтожит право голоса, не основанное на его авторитете. Доказательством является случай с М. Октавием, трибуном плебса, который, как мы можем прочитать у Плутарха, единственный проголосовал против всех трибунов, а также показательно поведение Тиберия Гракха при рассмотрении Аграрного закона. В случае с Октавием постановление не могло быть принято раньше из-за отсутствия авторитета, данного Октавию голосованием плебса. Наконец, даже когда был назначен диктатор, трибуны сохраняли свою власть, хотя другие магистраты слагали свои полномочия. Теперь видно, что консулы не имели власти, подобной королевской, однако она была намного большей у трибунов чем у кого-либо если бы не одно обстоятельство, которое так часто приводит Контарини, - это отсутствие внешних атрибутов королевской власти. Поскольку консулы всегда избирались в столице и на общем собрании народа, то они не имели даже пучка прутьев, как у ликторов, они не могли распоряжаться ликторами, не имели места в куруле, у них не было права вызова в суд и реальных полномочий. Поэтому, согласно Плутарху и II книге Ливия, отрицалось, что они могли быть магистратами. Но это возможно было отрицать, пока собственность всех граждан, их судьба, свобода, жизнь, состояние государства, провинций, доминионов, принятие законов, заключение союзов, наконец, авторитет магистратов и преторов да и самого Сената не зависели от воли народа. Кто после этого будет продолжать отрицать, что государство было народное? Строй афинян был более народным, чем строй римлян, но и афинское и римское государства никогда не были народными в полном смысле этого слова. (159)  Все это я подверг столь подробному рассмотрению, чтобы опровергнуть мнения Полибия, Цицерона, Дионисия о смешанных типах государства и для защиты своего собственного взгляда. Я не буду настаивать на правильности или ошибочности своих воззрений, поэтому каждый волен делать выводы сам. Сейчас не время опровергать аргументы Макиавелли, Контарини, Сигония, Мануция и других, кто имел схожую позицию. Они восприняли из наблюдений Полибия и Дионисия, что государство спартанцев так же хорошо, как и государство римлян, и что даже Венецианская республика имела смешанный тип управления, определенный наложением трех типов управления, которые я упоминал. Что касается спартанцев, то аристотелевские взгляды послужили толчком для появления ошибочного мнения о том, что спартанский тип государства также был смешанным. И все лишь потому, что Аристотель пересказал мнение многих, полагавших, что этот тип был частично народным, частично аристократическим, частично монархическим. Он привел [эти мнения], не подтверждая и не опровергая [их]. Однако, приступив к обсуждению, он в конце концов провозгласил только три типа государства. Значит, относительно его взглядов нет вопросов, потому что, он писал, располагая обширным и хорошо обдуманным материалом. Но если кто-либо захочет понять тип спартанского государства, то он должен читать не Аристотеля, которого обошел молчанием Плутарх, не Ксенофонта, который судил только о традициях, не самого Плутарха, но прежде всего того, кто, обращаясь к спартанцам, изучил наследие древних авторов по спартанским делам столь хорошо, что сможет описать историю предмета наилучшим образом и более правдиво. (160)  Сравнение государств афинян, венецианцев и римлян (161)  Известно, что когда королевская власть была уничтожена, то Ликург создал Сенат из двадцати восьми человек, к которому добавил двух королей. Согласно этому установлению Сенат, состоящий из тридцати человек, мог решать все дела, которые относились к государству, затем Сенат же утверждал решения. Ликург не создал каких-либо дополнительных государственных институтов, не назначил каких-либо магистратов, за исключением лидеров, возглавивших объединения молодых людей. Дионисий во II книге приводит факт, что Ликург позволил народу издавать законы, избирать магистратов, объявлять войну и заключать мир. Из этого описания ясно, что государство Ликурга было полностью народным. Но с тех пор, как, по словам Плутарха, народ стал отказываться утверждать многие законы Сената, Феопомп и Полидор, короли, правившие сто и тридцать лет спустя после смерти Ликурга, лишили народ верховной власти, передав ее Сенату, сделав это по совету мудрецов, которые говорили, что народ не знает раскаяния и власть у него должна быть отобрана. Они хотели, чтобы пять эфоров избирались Сенатом на срок один год, чтобы они наблюдали за деятельностью королей и Сената, чтобы не допустить сползания к тирании. Короли не имеют власти вне пределов влияния своего титула. Макиавелли и многие другие не заблуждались, когда утверждали, что может быть только один король. Если же королевская власть, которая может принадлежать только одному человеку, разделяется с другим лицом, то, значит, она может принадлежать многим. Ибо является фактом, что при переходе от народной власти к власти оптиматов в случае отсутствия правления в конечном итоге власть остается у народа. Было очень правильно, что смерть оптимата давала возможность кандидатам на его пост шанс для выдвижения. Каждый мог получить одобрение в соответствии со своей популярностью. Магистраты, которые пользовались неприкосновенностью, выбирали в сенаторы человека, подтвердившего свой авторитет самым широким одобрением. Но это делалось не через избирательную систему, не голосованием и, наконец, не при помощи системы комиций. Оптиматы выбирали для службы в течение одного года пять эфоров, которые и были высшими судьями. Народ отдавал первенство королям, но короли - эфорам. Эти официальные лица налагали штрафы на граждан и короля самопроизвольно и имели юрисдикцию над всеми судами, исключая особые случаи, о которых можно прочитать у Ксенофонта. Более того, король Агис, который посягнул на народные традиции и попытался восстановить законы Ликурга, был выпущен ими из тюрьмы, но предварительно наказан. В отношении Спарты часто выносится обвинение в главном преступлении, преступлении против царей, которых не раз отправляли в ссылку, как свидетельствует Плутарх в жизнеописании Клеомена. Если Полибий и Дионисий применяли к подобному положению название "королевская власть", то как относиться к преступлениям, которые допускались римским и афинским народом по отношению даже к консулам, или к тому, что королевской властью они наделяли эфоров, которые возносили себя так высоко, что когда человека посвящали в службу, то они приказывали всем гражданам: "Брейте усы". Как писал Аристотель, не было случая, чтобы граждане внутренне соглашались с тем, что приказы должны исполняться. (162)  Из этого понятно, что современные авторы защищались надежным авторитетом Полибия и Дионисия, мне же обращение к ним необходимо для того, чтобы показать сомнительность некоторых нынешних авторитетов. К тому же мое мнение также имеет серьезную поддержку - Фукидид, Ксенофонт, Аристотель и Плутарх, которые единогласно подтверждают, что афиняне вели многочисленные войны со спартанцами на протяжении более чем тридцати лет именно для того, чтобы иметь возможность сохранить народное государство в Афинах, другие [спартанцы] изменить форму правления в государстве афинян. В действительности, когда афиняне были подчинены, то спартанцы свергли народное правление и установили свой контроль над тридцатью правителями, назвав последних тиранами. Демосфен ясно выразил это в своей речи: "Сенаторы являются хозяевами среди спартанцев, но народ - среди афинян". Этот взгляд более справедлив, чем мнения Полибия, Дионисия, Контарини и Макиавелли, с которыми согласны так многие писатели, признанные авторитетами. Они заявили, что неверно утверждение, что тип спартанского государства был аристократическим. Аристотель был прав, определив три основных типа государства, но многие в этой области заблуждались. Типов управления государством не может быть более трех, как я говорил и раньше, поскольку те многочисленные различия, которые есть в обществе, как правило, не характеризуют типа государства. Не важно, являются ли правители хорошими или плохими, ибо безнравственный человек является не меньшим гражданином, чем хороший человек, а самый лучший человек может быть наихудшим гражданином, если взять способ его существования в целом, со всеми его поисками одиночества, поддерживаемыми небесной опекой. Далее, должен ли лидер быть одиночкой, или их должно быть несколько, или, может, наилучшим является правящее меньшинство? Один тип власти может быть более демократичным, чем другой, но, однако, оба они являются народными. Позволив себе взять подобное за основу нашей дискуссии, мы можем сделать вывод, что были периоды, когда среди венецианцев один конкретный человек обладал верховной властью или когда этой же властью наделялась меньшая часть граждан, или все, или оставшаяся часть большинства, то есть это была и монархия, и аристократия, и демократия. Из написанного Контарини, Сабелия, Бембо становится ясно, что Венеция в своей ранней истории была народным государством. С течением времени власть переместилась в сторону оптиматов. Если государство римлян было народным, как мы это показывали раньше, если афинское правление также было народным, то несомненно, что правительство афинян формально также контролировалось народом. Основной закон народного государства является предельно важным для всех. Плутарх пишет, что он был привнесен от Солона и был очень схож с первым законоуложением, которое Брут, первый консул, ввел и который Валерий трижды дополнял - что и стало руководством, обращенным магистратами к народу. Сам Контарини свидетельствует, что эта же идея (народного государства) была оформлена в законе и очень рано стала достоянием истории Венеции, когда это государство пошло на "Соглашение в лагунах". Более того, он пишет, что венецианцы создали свое государство во времена Карла, хотя не исключено, что они имели более своеобразные формы правления в более ранний период, когда они еще только расселились среди гор и утесов. Однако о ранних периодах нет никаких сведений, что следует из хроник о выборах дожей, или сенаторов, или магистратов. Формально каждый кантон имел собственный закон и свое правительство, независимое от других. Поэтому Мануций ошибался, когда утверждал, что Венецианская республика процветала в течение 1120 лет, не меняя форму правления. Джовио сказал точнее - 800 лет. Донато Джианноти, гражданин Венеции, который написал наиболее правдиво о венецианском государстве, соглашается с ним. Нам не важно знать, когда каждый город был основан, но важно - когда было основано государство или когда оно приходило в упадок, при каком правлении. Когда государство сосредоточено в границах одного города таким образом, что закон об апелляции, содержавший в себе сущность народной власти, представлялся на рассмотрение не оптиматам или патрициям, которых еще и не существовало как отдельной группы, но народу как единому целому, граждане тогда принимали решение, собираясь вместе в одно время. Контарини отрицал наличие каких-либо различий между патрициями и плебеями, потому что все считались гражданами на равном основании и участвовали в формировании своего народного правительства. Веспуций у Гвиччардини приводит пример города Венеции в речи, которую он произнес во Флоренции для защиты аристократической формы управления в дискуссии об изменениях в правлении флорентийцев. Содерини, однако, защищал народную форму правления флорентийцев и утверждал, что те, кто управлял Венецией, ошибочно назывались "патрициями", потому что они были всего лишь гражданами, тогда как все остальные были иностранцами. В дополнение к этому я сошлюсь на Донато Джианноти, гражданина Венеции, адресовав читателя к его полезной книге, которую он написал о Венецианском государстве. Он утверждает, что слово "знатный" никогда не использовалось в документах венецианцев до 1175 года. Действительно, если сами венецианцы признавали это, то очевидно, что государство было народным, потому что объединяло всех граждан, исключая иностранцев, имело власть над правом помилования, давало всем службу и уважение и, наконец, решало то, что должно регулироваться законом, как свидетельствует Контарини. С другой стороны, это государство имело власть в вопросах войны и мира, жизни и смерти, в чем мы можем убедиться, читая Бембо. Он же упоминает о войнах, направленных против папы Юлиана и Людовика, короля Франции, которые начались с того, что народ своим голосованием обязал правительство развязать войну. Этому отнюдь не противоречит то, что иногда войны объявлялись Сенатом без согласования и совета с народом, что было особенно распространено среди римлян, а также афинян. Хотя апелляции к децемвирам и Совету сорока были редкими, им как бы не было предоставлено право окончательного решения, но довольно часто эти обращения были последним средством, если преступление не получало возмездия. Иногда серьезные преступления доводились до суда народа, когда этого требовала гражданская необходимость или жестокость преступления. Это может быть проиллюстрировано отрывком из Бембо, где речь идет о слугах Антония Гримани, который, несмотря на великолепие и власть своего рода, был судим и приговорен к изгнанию. Если судьи выносят приговор без права апелляции, то они делают это не потому, что им дано право над смертью и жизнью, а потому, что они ограничены законом и не могут помиловать тех, кто заслуживает смерти. Право помилования является прерогативой короля, или народа, или оптиматов, мягкость которых может противоречить законам при их точном исполнении. Цицерон, защищая Лигария от Цезаря, сказал: "До решения суда никто не имеет права применять наказание, - и, обращаясь к судьям, продолжал: - О, уважаемые судьи, простите его, даже если он ошибся, потому что его действия были бы точно такими же, даже если бы это касалось его родителей. Никогда раньше, о великий суд, он не делал этого и не планировал это, все свидетельства являются ложными, а обвинения - выдуманными". Но если децемвиры или Совет сорока стараются избежать своих обязанностей, то их тоже могут привлечь к ответственности, когда истечет срок их службы. (163)  Кроме того, мы видим, что признаками силы государства являются общие нормы поведения венецианского народа, то есть так называемое всеобщее гражданство. Все остальные дела решаются Советом десяти. Но, если появляется серьезная необходимость, то они вызывают еще шестнадцать, в качестве консультантов, но если даже в таком составе они не могут прийти к общему решению или в деле обнаруживаются новые спорные стороны, то они собирают Сенат. Если дело касается Сената или могущества государства, то обсуждение выносится на народ, как это делалось среди карфагенян (свидетельство этому оставил Аристотель, и, по его описанию, обсуждение было народным). Теперь, если шестнадцать судей выбираются большинством или всенародными выборами или обоими способами сразу (к которым я бы добавил два вида проявления королевской власти, когда все чиновники или некоторые из них назначаются одним человеком), не существует большего доказательства народной власти, показанной Аристотелем, чем то, что все судьи выбираются всеми гражданами, как это принято среди венецианцев. В этом множестве лиц, именующих себя гражданами, о чем я упоминал (согласно Контарини и Сигонию остальные считаются иностранцами, но не гражданами), существовало полное право обладания властью для всех, независимо от наличия собственности, знатности, образованности или авторитета. Среди афинян, о которых говорят, что они имели самое народное, по сравнению с другими, государство, считалось необходимым вступление в четвертую категорию, которая значительно превосходила другие категории численностью; иным способом человек не имел возможности достигнуть прав и почестей, полагающихся по закону Солона, и так было до тех пор, пока Аристид не отменил это. Более того, большинство, которое не делает уступок превосходству или величию, считалось с выборами, путем которых среди венецианцев распределялись все значительные посты. Ничто, однако, не может считаться более демократичным, чем тот факт, что было разрешено выбирать большинство судей. Противоположная ситуация наблюдалась среди спартанцев, государство которых Контарини находил сходным со своим. Он [Контарини] совершенно не считался с мнением большинства. Поскольку эти вещи очевидны, то я не понимаю, почему Контарини полагал, будто Венецианская республика является смешанным типом правления. Об этом, по его мнению, свидетельствовали большие народные собрания, деятельность Сената, который выражал волю аристократии, и правление дожа, который как бы представлял королевскую власть. Но кто, если не народ, определял допустимый срок правления дожа в один год? Кроме того, дож не имел права отдать приказ о помиловании или аресте кого-либо. Разве этого не достаточно для того, чтобы сделать вывод о том, что он мог быть лишен права командовать армией и даже лишен власти? Они также использовали Совет десяти, как сокровищницу опыта и хранителя свободы, именно через Совет десяти они вынесли высшую меру наказания дожу Фалеро. Но изображения дожа чеканятся на монетах, для его полномочий характерны особые черты, по поводу чего Контарини не устает повторять, что власть дожа похожа на королевскую власть, но никогда ею не была. То же самое может быть сказано почти обо всех римских консулах и афинских архонтах. Следуя заданному направлению рассуждений, мы можем сказать, что в Афинах королевская власть основывалась на народном авторитете. Мы должны сделать некоторые замечания и в отношении пурпурного облачения и победного золота короны, равно как и скипетра и диадемы, запрещенных властями венецианцев для ношения. Но даже если бы все эти атрибуты власти были разрешены, если пристальнее взглянуть на сходство и подобие дожа с королем, то и тогда сходство обнаружилось бы только во внешних регалиях, но не во властных полномочиях. Если последнее представляется глупостью, то это надо обосновать. Я уверен, что здесь совершается ошибка, подобная той, которую делают неопытные актеры, украшая Деву Марию золотым облачением и роскошной диадемой, хотя ее описывают облаченной в скромные ветхие одежды. Поскольку Контарини полагал, что только те, кого он называл "патрициями", считались гражданами, а все остальные были иностранцами, следуя аристотелевскому определению понятия "гражданин", то мы должны на этом основании называть венецианское государство народным. Из этой же посылки исходит в своих доказательствах Содерини, когда утверждает, что в большом совете граждан принцип народной власти соблюдается. Тем не менее большинство граждан не принимали такого определения этого типа государства, поэтому мы должны обратить внимание на то, все ли граждане участвовали в формировании и реализации власти. С другой стороны, афинское государство не могло называться народным даже во времена Перикла, когда оно считалось наиболее полновластным, но именно тогда более 14 040 человек, если хотя бы один из родителей не был гражданином, исключались Перикловым цензом из категории граждан, пользующихся избирательным правом, и еще 5000 граждан лишились гражданства, потому что были проданы за долги. Об этом рассказывал Плутарх в жизнеописании Перикла. Позднее, после того, как среди афинян количество граждан по рождению увеличилось, ценз определил как граждан 12 000 человек, 10 000 человек как иностранцев и 400 000 как рабов. Демосфен в своей речи "Против Аристогитона" заметил, что 12 000 граждан в его время были афинянами, иностранцев он не учитывал. Но Динарх, в противоположность Демосфену, говорит, что право законных выборщиков гарантировалось 15 000 гражданам. Теперь трудно понять, почему люди, имеющие в своих трудах столько противоречий, считались авторитетам. Демосфен в своей речи "Об организации государства" писал, что ораторы являются настоящими лидерами государства, им подчиняются даже генералы. Около 300 граждан могли быть избраны. Остальные следовали решениям этих 300. Хотя при таком большом количестве иностранцев и рабов всего несколько человек имели авторитет, все равно с общего согласия государство стало называться народным. Кто будет отрицать правильность таких рассуждений, что Венецианское государство считается народным, потому что в нем насчитывается около 5000 или чуть меньше граждан, имеющих все возможные почести? Аристотель справедливо не допускал, что город-государство мог включать в себя более 10 000 граждан. Платон называет пределом [численности граждан] число 5040, а также множество чисел, имеющих в делителе 49. Он считал, что умерщвление новорожденных могло иметь место в Спартанском государстве и что они могли убивать не только дефективных детей, но и нормальных, если с их рождением превышалась определенная численность населения. (164)  Однако позвольте нам, в надежде доставить вам некоторое удовольствие, сравнить, прибегая к более убедительным аргументам, формы правления афинян, венецианцев и римлян, с тем чтобы мы могли признать, что их государство были народными (в этом они не имеют ничего общего со спартанцами). Когда я говорю о форме римского государства, то я заведомо считаю народной определенную систему, при которой народ имеет действительную, а не фиктивную власть, как это было в ранние дни при королях, которые отдали народу право высшего решения вопросов о войне, мире, суде, помиловании, о чем свидетельствует Дионисий в IV книге. Хотя в действительности короли сами по собственному разумению и воле решали эти вопросы. Также и Август, когда пришел к власти, сохранял подобие комиций, но законы он принимал раньше народа и на деле являлся единственным судьей. Общеизвестен и неоспорим факт, что собрание народа имеет верховную власть. Но таковая власть имеет отличия. Например, венецианский народ контролировал только те вещи, которые, как мы упоминали, принадлежали к юрисдикции верховной власти, остальные - решались Сенатом, магистратами. Редким было принятие обращения к народу, еще более редкими - споры о начале войны и уж совсем редкими - о принятии или отмене законов. Если когда и созывался народ, то почти всегда для выбора магистратов. Римский плебс, однако, был окончательным авторитетом даже в делах выборных магистратов, которым на деле не принадлежало могущество государства. Почти повсюду народ назначал магистратов. С другой стороны, афинский народ в дополнение к решениям о законах, союзах, войнах также занимался религией, посольствами, планами, решениями Сената и даже принимал решения по пустяковым вопросам, чаще, чем это требовалось. В ранний период, действительно, горожане были вынуждены посещать общественные собрания под страхом наказания штрафом, как можно прочитать у Поллукса. В результате правления Перикла значительно уменьшилась власть Ареопага и усилилась власть народа. Потому что Перикл вознаграждал народ за участие в народных собраниях. Было довольно плохо то, что граждане определяли свою волю и принимали решения путем поднятия рук (как и сейчас делают гельветийские горцы), когда слабых заставляли голосовать кулаками более сильные и это было самым убедительным их аргументом. Исключение составляли остракизм (изгнание из общества) и получение гражданства, как свидетельствует Демосфен в своей речи "Против Неэры". Хуже всего, когда народ бесконтрольно представлял к наградам и даровал гражданство, раздавал щедроты, короны, первые места, постановления и питание в городских столовых, об этом Демосфен написал в своей речи "Против жителей Лепты". Все это в результате доставалось самым бесстыдным, но проходило мимо самых честных. Это было даже более глупо, чем то, что при выборе магистратов опирались на большинство, потому что эта власть была в большей степени лотереей, чем демократией, так как власть гарантировалась согласием большинства, но не всем народом. Римский путь был лучше, потому что у них все выборы всех магистратов проводились на основе гарантированного независимого права голоса, согласно закону Кассия и Папирия, который не был поддержан Цицероном, чему я очень удивляюсь. Хотя представленное всему народу право голоса привело к длительной ненависти и борьбе. Народу, однако, полезно давать вознаграждения, хотя мы видим, что римляне не признавали более высокой награды, чем слава. Это действительно правда, что среди венецианцев было принято предоставлять права гражданства иностранцам, заслужившим похвалу государства. Отличившиеся перед государством могли получить гражданство, почести, службу и статус. Но Сенат римлян отличался от Сената венецианцев, афинян, генуэзцев, рагузанцев, как и почти всех городов-государств, которые контролировались властью оптиматов, организованной таким образом, что последние имели власть пожизненную, а первые - сроком на один год. Платоновский Сенат всегда избирался ежегодно. Среди венецианцев Сенат имел очень большую власть, среди римлян - довольно умеренную, среди афинян - совсем незначительную, и чем больший авторитет давался народу, тем заметнее ослаблялась власть Сената. В более поздние времена решение Сената могло быть приостановлено речью одного протестующего трибуна. Многие комментаторы римского права ошибаются, когда относят к Сенату право приостановки действия закона. До правления Тиберия это было не дозволено. Тиберий передал от народа Сенату эту функцию комиций, которую Август вернул народу, поставив его полномочия сразу после своих. Он использовал этот шаг для того, чтобы утверждать законы, которые он сам уже определил. Кроме того, он решил предоставить народу право выбора на половину служебных мест, распространив это правило на половину провинций, хотя кандидатов всегда предлагал сам. Тацит во II книге, Дион в LIII книге рассказали, что комиции были преобразованы в Сенат. Это означало, что права, в принципе предоставленные народу, затем были переданы Сенату. С этого времени решения совета Сената стали иметь силу закона. Законы, однако, готовились правителями и только затем утверждались, это можно пронаблюдать в речах императоров Марка, Адриана, Севера, которые мы имеем в Пандектах. Но здесь мы обсуждаем демократический период и власть трибунов. Среди венецианцев трибунов не было, поэтому и не было бесстыдных ораторов, которые отваживались бы манипулировать народной волей, приобретать то, что хотели. Сенат приказывает то, что может приказать своим могуществом и император, исключая народ Афин или Рима, как писали Плутарх и Демосфен в своей речи "Против Андроция". Демосфен обвинил Андроция, потому что тот принял закон раньше народа и без одобрения Сената. Этому обвинению Андроций противопоставил существующую традицию, согласно которой он имел выбор в этой ситуации. Однако заключительной частью закона, которую можно назвать худшей, им позволялось принимать некоторые меры раньше римского плебса и без согласия Сената. Венецианцы очень справедливо решили, что ни одно дело не может быть отдано на рассмотрение народу или в Сенат без обсуждения в Совете шестнадцати или, по Аристотелю, в Совете старейшин. С другой стороны, здесь есть одна общая сторона. До тех пор, пока государство развивалось свободно, ни у афинян, ни у римлян Сенат не касался суда, при условии что разбирательство не носит чрезвычайного характера или жестокость преступления не требует меры наказания сверх обычной. Но, когда афинский Сенат имел экстраординарные функции, он и тогда не имел права налагать штраф выше 500 драхм, как Демосфен пишет об этом в речи "Против Эргоса". Если происходило что-либо серьезное, то это должно было обсуждаться и приниматься всем венецианским народом. Советы десяти и сорока, которые греки называли ...... (гр.), имели специальную компетенцию общественного суда, даже афинский Сенат имел дополнительные функции, позволявшие удалить человека по воле народа в целях его собственной защиты. Среди римлян цензоры имели определенную власть, среди венецианцев подобной властью обладал Совет десяти. Среди венецианцев и афинян были магистраты, которые имели много общего, но совсем не были похожи на римлян, исполнявших те же функции. Известно, что в Риме было совсем немного магистратов, но Афины имели их очень много. С другой стороны, Совет пятисот был ниже Ареопага и имел власть, равную власти венецианского Совета десяти. Но было различие, которое заключалось в том, что нечто, существовавшее короткое время, предопределяло жизнь в дальнейшем, становясь традицией. Афиняне были первыми, кто в законе возвысился над королями, затем Солоном была проведена проверка хранилища законов с целью поиска и упорядочения всех материалов, как об этом писал Плутарх. Но так как Перикл разрушил власть Ареопага, то не осталось власти на более низком уровне, чем власть Десяти, еще более ущемленная созданием Совета сорока, а потом - семи и шестнадцати. Затем создается коллегия из девяти архонтов, которая является некоторой аналогией коллегии семи у венецианцев. Против этого была создана коллегия сорока, которая имела значительную силу, и введены сорок эфоров, которые могли быть сравнимы с сорока уголовными судьями венецианцев. Но эти эфоры имели юрисдикцию только в случае нечаянного убийства, как мы можем прочитать у Поллукса и Павсания в его описаниях Аттики, где подробно объясняются все типы судов. К судебной ответственности привлекались не только граждане и иностранцы, но даже животные и птицы, а также неодушевленные предметы. Это было обычным среди греков. Плутарх написал в жизнеописании Тимолеонта, что после Дионисия Младшего и Гикета управление городом стало похожим на систему карфагенян. Основным наказанием было взыскание со статуй диктаторов и тиранов, так как считалось, что таким образом наказывают самих тиранов. Было почти 220 магистратов, избиравшихся ежегодно большинством из всего народа. Они занимали свой пост около шестидесяти лет жизни, что согласно Поллуксу, или около пятидесяти лет, как говорит Суидий, или столько лет, сколько раз их переизбирали. Это может быть сравнимо с системой венецианцев, когда восемьдесят человек избирались для разбора гражданских случаев, из которых сорок занимались разбором случаев между иностранцами и гражданами. Архонт заслушивал судей граждан, полимах - судей иностранцев. Два претора, городской и иностранный, вместе с сотней людей выполняли эту службу среди римлян. Во главе их было десять человек, выступавших в суде в интересах претора. Преторы, наделенные сенаторскими и воинскими функциями, председательствовали в общественных судах в специальных судебных куриях. Аврелианским законом к ним были добавлены трибуны казны. Есть еще один момент, может быть и недостойный нашего внимания (кое-что, что ввело в заблуждение Бюдэ и многих других), и касается он того, что хотя Сенат и не определял судебных дел, не рассматривал законы или обращения, однако со времени изгнания короля до времени Семпронийского закона сенаторы отбирали у криминальных судей и квесторов отцеубийц. Но есть еще одна вещь, которая полностью касалась деятельности Сената: весьма примечательно, что люди сенаторского ранга отбирались большинством для вынесения приговоров в судах. Среди афинян Совет десяти филархов или старейшин родов, по некоторым утверждениям , был точной копией коллегии шестерых, разбиравшей судебные дела среди венецианцев, и филархи афинян были подобны префектам гильдий среди венецианцев или старшин курии среди римлян. Служащие такого ранга почти всегда имели право ареста. Напротив, демархи афинян были похожи на трибунов плебса только именем, но не властью. Президенты, архонты, суперинтенданты Сената, собрания, судебные заседания - все это имело некоторое подобие в различных венецианских гильдиях. Римские консулы председательствовали в Сенате, считавшемся единственным высшим судьей над народом, трибуны стояли над плебсом, а в судебном заседании главная роль принадлежала эдилам (довольно редко) или главному магистрату, или претору. Среди афинян, однако, было одиннадцать человек, которых называли стражи закона, по Поллуксу, они представляли собой почти то же самое, что и триумвиры среди римлян. Намного меньше судей было среди венецианцев, хотя римляне и афиняне их вовсе не имели. Впрочем, эпагогии были подобны торговым судьям по коммерческим делам. Эти факты могут быть прослежены по Контарини. Среди венецианцев есть вид магистрата, который называется триумвир-адвокат. Он имел право обвинять и арестовывать преступников. Поэтому как среди римлян, так и среди греков никто не мог быть обвинен без доказательств. (165)  В нашей стране есть некоторые вещи, схожие с их правилами, например вызов трех свидетелей во всех категориях судов. Logistae афинян почти сравниваются по многим параметрам с синдиками венецианцев, так как каждый решает вопросы в соответствии со своими служебными обязанностями. Основанием в этом [в определении круга служебных обязанностей] является знание законов, которое приобреталось раньше, чем судья официально начинал действовать; в ходе разбирательств он мог обращаться [по спорным или незнакомым вопросам] к муниципальным судьям. Судьи другой категории, которые брали под контроль казну, были как у афинян, так и среди венецианцев. Численность префектов налогов и трибунов у венецианцев была весьма велика, что соответствовало большому количеству пошлин и налогов: префект налогов, займов, трибуны казны и городские квесторы, имевшие дело с деньгами. Среди афинян были хранители сокровищ Паллады, хранители муниципальной казны или драгоценностей, ученые, синдики, которые собирали священные деньги для выплат жалований, хранители казны Игр, военной казны, казны товаров для продажи, регистраторы товаров, ревизоры-контролеры. Но самой важной среди прочих была казна народа. Судьи, отвечающие за продовольственное снабжение, всегда были более многочисленны среди венецианцев и римлян. Позднее эти функции возлагались на одного префекта продовольственного снабжения или на двух эдилов. С другой стороны, к служащим рынка были добавлены многочисленные контролеры зерна, пятнадцать контролеров мер и весов, контролеры магазинов. К тому же среди венецианцев было много уполномоченных по охране общественного здоровья, супервизоров денежного обращения, дорожных комиссаров, командующих флотом, прокуроров святого Марка, которые заботились о сиротах и вдовах. Среди афинян имелось бесконечное множество ответственных лиц, заботившихся о безопасности граждан и благоустройстве города. Аристотель назвал их "городскими стражами". Но существовали также комиссары водных запасов, укреплений и общественных работ. Кроме того, стражи закона контролировали церемонии, суперинтенданты - традиции, винные инспекторы организовывали банкеты, специальные магистры - выявляли нарушения в школах, хораги инспектировали хоры, генекосмы следили за поведением женщин. На специальных общественных служащих возлагались конкретные общественные задачи и административные обязанности. Рекрутские офицеры отделяли граждан от иностранцев. Послы направлялись к союзным или иностранным народам. Выше всех я поставил бы военных служащих, старшин, кавалерийских генералов, капитанов, управляющих трирем и командующих. Во главе я поставил бы также и преторов, которые становились все более многочисленными среди римлян по мере того, как возрастал интерес к религии и военным занятиям. Среди афинян я не нашел провинциальных служащих, так как их союзы имели своих собственных магистратов, но право помилования было юрисдикцией только афинских магистратов, как мы читаем у Ксенофонта. Так было заведено и среди венецианцев и римлян. Они также имели провинциальных судей. У римлян их было три вида: правитель (губернатор), депутат (заместитель) и казначей. Ульпиан включает также в число правителей преторов, проконсулов и проквесторов. Если провинция имела обширную территорию, то добавлялись еще и депутаты. Венецианцы предпочитали назначать четырех магистратов: претор городских занятий, военный префект, хранитель цитадели, казначей. Такова была структура власти всех наиболее известных государств демократического типа, за исключением карфагенян, традиционное устройство которых весьма невнятно прописано на страницах сочинений Аристотеля, Полибия и Ливия. (166)  Из этих фактов ясно следует, что венецианское государство, формально оставаясь народным, мало-помалу стало изменяться в сторону аристократического правления. Так как большинство граждан и плебса были заняты ремеслом, то они были готовы отойти от управления делами, а иностранцы и союзные посланники не допускались к управлению, если право участия в правительстве не давалось как награда за особые заслуги перед государством. Иностранцу гражданские права предоставлялись с большой неохотой. Постепенно старые фамилии стали исчезать, древние роды становились малочисленными. Во время Генуэзской войны даже тридцати иностранцам не предоставили прав, и это при том, что город очень нуждался в преданных воинах и испытывал сильнейшую нужду. Число граждан среди афинян увеличилось, когда всем временнопроживающим и свободным было даровано право гражданства. Римляне со своей стороны принимали в число граждан всех свободных, за небольшим исключением, поэтому латиняне стремились продать своих детей в рабство именно к римлянам, чтобы те после освобождения смогли бы достичь права почестей, - так утверждает авторитет Дионисия. Позже в результате общественной борьбы римляне предоставили гражданство всем итальянцам, позднее всем иностранцам и наконец всем, проживающим на территории Римской империи. Неимущих и плебеев среди венецианцев так же много, как знатных и богатых, но, будучи суверенной личностью, каждый из них является в высшей степени гражданином, как, например, любой магистрат, но они различаются в праве на почести и в праве на участие в правительстве. Сейчас мне следует вернуться назад, к тому месту, откуда я начали свои рассуждения. Любой венецианский гражданин мог быть канцлером (хотя это допускалось только через голосование, причем не большинства) или даже секретарем и тогда он мог бы возвыситься над гражданством, потому что имел уникальный и редкий пост, который пожизненно получали только несколько человек. Но венецианцы зорко следили за тем, чтобы он, прежде всего, оставался гражданином. Люди, оставшиеся за пределами прав, были иностранцами. Среди афинян, если довериться их писателям, было 20 000 граждан, которые держали в своих руках часть власти, а также 10 000 иностранцев и рожденных от иностранцев, которые были отрешены от почестей и голосования и не могли претендовать на звание гражданина. Но поскольку они получали свободу, покровительство правительства, равенство со всеми перед законом, постоянное местожительства, то они могли быть востребованы другим правительством и при другой форме государственности, ибо они получали право считать родиной землю, на которой родились. Таким образом, в действительности могло быть 30 000 граждан, из которых 12 000 составляли основу народного правления. В государствах этого типа не обязательно, чтобы все граждане поддерживали правление, но - только их большая часть, так как говорят, что если довольно большинство, то довольны все. С другой стороны, когда правит меньшая часть граждан и то, что принято несколькими гражданами, должно уважаться как закон, то власть является аристократической. Но до каких пор мы действительно будем основываться на принятой трактовке, по которой выходит, что правительство не является аристократическим до тех пор, пока лучшие люди не встанут в его главе. Однако такой подход не позволит назвать аристократическими государства венецианцев, рагузан, генуэзцев, жителей Лукки и германцев, где всего несколько человек имели контроль в своих руках, да и вообще в наше время возникновение аристократических государств исключено. Коррупция может появиться в любом государстве, где нобилии или богатые люди сосредоточили в своих руках политическую власть, не располагая ни уважением окружающих, ни личной добродетелью, ни соответствующим образованием. И только иногда лучшие или наиболее проницательные являются кастой, поднявшейся над бедностью и незнатностью происхождения. Эта теория ведет к полной глупости. Кроме того, позвольте нам использовать народное выражение и определить власть оптиматов как правление нескольких и определить этих нескольких как меньшую часть граждан: кажется, что только двое или трое триумвиров (это число 2 непонятно для правоведов, как они сами признаются), как при Августе, так и при Антонии, Леониде представляли собой государство и управляли действием основных законов. Эта система управления постепенно уступала место трем монархам, потом - двум и, наконец, - одному. Или могло быть, что управляли не трое, а несколько человек и это самым замечательным образом сказывалось на добродетели, - так было среди евреев до времен королей, среди спартанцев в период после королей или среди фесалийцев до Александра. Были случаи, когда правили очень немногие, причем очень грешные, - так было среди мегарийцев и среди афинян при третьей тирании, среди римлян при децемвирах, среди перуджийцев, среди сиенцев после изгнания патрициев. Если же нобилии правят в широком представительстве, как, например, было принято среди римлян, когда патриции действительно распоряжались властью еще до утверждения трибунов, то народный тип по сути становился не более чем фикцией. Такая форма правления была распространена как среди жителей города Книд, венецианцев, рогузан, так и у жителей Лукки и жителей Нюрнберга. Правителями могут быть и несколько богатых граждан, как это было у родосцев, в Фивах и у генуэзцев, когда власть была отобрана у народа. Но число вариантов бесконечно: среди фарсалийцев таких лиц было 12, среди спартанцев - 30, среди евреев - 71, среди немцев - 200 или более 300, почти столько же правителей выдвигали жители Рагузы и Лукки. Древние жители Массалии имели 600 представителей власти, чему Валерий Максим привел доказательства. Среди генуэзцев на сегодняшний день их около 1500. В Венеции количество оптиматов соотносится с числом влиятельнейших семьей. Если предложенные оптиматы отрицались выборами или большинством, то это было все-таки лучше, чем то, что если бы каждый сотый человек согласно геометрической пропорции получал власть. Расчеты по геометрической пропорции лучше соответствуют власти оптиматов, точный геометрический расчет также является основой королевства. Арифметическая пропорция подходит для народного государства. На 10000 граждан должно приходиться 100 оптиматов. Таковы геометрические расчеты, из которых выводятся значения пропорции между 100 и 10 000, так, для 12 000 оптимальное число оптиматов 200. Ликург всегда имел 1000-ое правительство, что соответствовало тому, что от 5000 спартанцев и 30 000 периэков он взял только 30 [представителей]. При избрании в Сенат нескольких человек учитывалось желание оптиматов. Платон впадал в другую крайность, когда отбирал каждого тридцатого человека для ежегодных выборов в Сенат. От 5040 человек выбиралось 180, как я думаю, в соответствии с традиционной практикой. Ромул привлекал к участию в органах управления каждого тридцатого человека, и таким образом получалось, что 100 сенаторов, которых он допускал к управлению своим городом, избиралось от 3000 граждан. Но в других провинциях к управлению привлекался каждый десятый человек, как свидетельствует правовед в отрывке "Опека" под заголовком "Об отношении к значению слов". Моисей, однако, считал, что из 10 000 он должен выбрать только священное меньшинство. От 622 000 человек избиралось 12, причем моложе пятидесяти пяти лет, достаточно дееспособных, чтобы поддержать армию. Он вменил обязанности сенаторов 71 человеку. Этот расчет вполне согласуется с нашим, если мы будем учитывать, что около 100 000 было несовершеннолетних. Я не считаю рабов, стариков и женщин, за счет которых численность может быть удвоена. Численность населения получается такой высокой, потому что женщин всегда было не меньше, чем мужчин, доказательством чему служит название города - Афины. Однако меня удивляет то, что этой системой выборов пренебрегали Платон и Аристотель, хотя они ограничивали численность граждан, которая с течением времени изменялась - то уменьшаясь, то увеличиваясь. Дионисий написал, что, согласно первой переписи Ромула, в Риме было 300 граждан, согласно второй, при Сервии - 8000, согласно пятой - 130 000, седьмой - 110 000, восьмой - 100 000 плюс еще 3000 граждан, исключая рабов, женщин, рабочих, торговцев. Если учитывать этих последних, то, как утверждал Дионисий, число увеличивается в три раза. Более того, численность населения раньше оценивалась и по отдельным годам. Потому что когда рождался ребенок, то вывешивалась монета к Juno Lucina, когда же кто-либо умирал - к Venus Libitina. Это происходило согласно закону о рабах. При аристократическом правлении меньшинства один человек может являться и оптиматом, и сенатором, как это наблюдалось среди спартанцев, фесалийцев и евреев. Это, пожалуй, все о народном и аристократическом государствах. (167)  Форма монархии (168)  Сейчас мы должны обсудить вопрос о монархии, хотя эта форма правления может быть даже не одного вида, а включать несколько вариантов. Пять из них определены Аристотелем. Не будем слишком строго опровергать его, пусть каждый читатель решает сам. Я называю монархией государство, в котором верховной властью наделен один человек, в результате чего получается либо полновластие, либо безвластие. Последнее называется тиранией, первое - королевством. И лишь в одном случае целью правителя является честь, во всех остальных - эгоистическое удовольствие. По определению Аристотеля, король становится тираном, когда его управление, и без того не отличающееся мягкостью, противоположно желаниям народа. Но это неверная оценка, потому что при такой системе не нужен король. Сам Моисей, наиболее мудрый и справедливый правитель, может быть заклеймен как величайший тиран, потому что он приказывал и запрещал своему народу почти все, действуя против его воли. Но во всяком случае это была народная власть, а не королевская, предусматривающая, что королевством управляет король, согласуясь с пользой народа, и в этом случае управление зависит от народа. Более того, Аристотель, выдвигая это определение, вынужден был признать, что никогда не было в полной мере совершенных форм королевской власти. Далее, один тиран может быть более несправедлив, чем другой, но всех их объединяют творимые ими преступления и насилия. Королевская власть, при которой король правит полновластно, бывает двух видов: когда властителя не сдерживает государственное законодательство, и когда его действия ограничиваются только им самим. В первом случае король, не опираясь на систему законов, тем не менее управляет империей совершенно справедливо, авторитетом королевской власти. Таковы были правители древних греков. Говорят, до времени Ликурга, раньше каких-либо других законов должен был учреждаться основной. Так, даже древние помнили правление королей в Италии. В это время ни короли, ни отдельные граждане не обращались к слову закона, но целое государство зависело только от воли правителя. Как писал Полибий, латиняне имели королевское правление, без опоры на определенную систему каких-либо законов. Иосиф заключил, что Моисей был самым древним законодателем из всех, потому что Гомер, например, никогда в своих обширных трудах не использовал слово "закон". Хотя известны более ранние статуты, учрежденные, однако, отдельными гражданами, но не королями, как известно и то, что позже правители уже не хотели ограничиваться этими отношениями. Действительно трудно объяснить, когда короли управляют из города через консулов и считают допустимым несколько ограничивать свой авторитет и власть. Это есть и всегда было; и неразрешим долговременный и серьезный спор между полновластием и слабостью, которая неизбежно приводит империи к бедственным руинам. Полновластие тяготеет к власти определенной и не сдерживаемой законами. Слабое государство тяготеет к правителю, ограниченному каким-либо законом. Теренций Арса - трибун плебса - предложил народу, что законы должны формироваться консулами таким образом, чтобы народ не зависел от капризов власть предержащих. Этот законопроект, говорит Дионисий, опротестовывался консулами в течение шести лет, но в конце концов был поддержан. Однако для составления кодекса были выбраны децемвиры. Для того чтобы поддерживать на плаву корабль закона, нужно полностью отделять дела, направленные на укрепление власти короля, который сам по себе является носителем авторитета, от законов, исходивших от предшествующих королей, Сената или народа. Не является доказательством начинающегося ниспровержения государства великий аргумент Платона, что магистрат имел верховенство над законом, а не закон над магистратом. Реальной опасностью для короля являются выборы, потому что они - законное ограничение его власти, но ведь он управляет всем и вся кивком головы и своим волеизъявлением. Эта проблема получила серьезное рассмотрение у Аристотеля в том отрывке, где он исследует, что является более правильным: предоставить авторитет одному человеку или закону. Хотя он утверждает, что хорошо, когда один честный и добродетельный человек берет на себя управление, если только того требуют интересы государства, позже, возвращаясь к этой проблеме, он комментирует ее так: "Власть, данная Богом, может быть дана и законом, но когда она дана человеку, то может родиться чудовище", потому что человек под влиянием эмоций может поддаться искушению и отказаться от справедливости. Пока закон нуждается в толкованиях и зависит от мнений, меняющихся в соответствии с обстоятельствами места, времени, то причина изменения законов не может быть понята во множестве случаев. Он полагал, что каждый должен действовать в границах, очерченных законом. Оставшиеся проблемы должны решаться по справедливости и согласуясь с совестью людей. Если это истина, то руководствоваться ею должны не правители или те, кто насаждает высшую власть в государстве, а магистраты. Тот, кто принимает законы, должен быть выше того, чтобы брать на себя заботу отменять их, или объявлять недействительными, или дополнять их и корректировать в силу изменившихся обстоятельств, а то и признавать устаревшими. Но все это недопустимо, если человек занимающийся законотворчеством, придерживается законности. Поэтому Демосфен настоял на отклонении закона жителей Лепты, при помощи которого можно было свергнуть и уничтожить существующую форму правления. Лептийцы принесли народу клятву, которой нарушили закон, пообещав привести к правлению кого-либо из народа, кого-либо, кто мог бы своим бездействием потворствовать преступлениям верховной власти. Но когда римляне приняли решение именем священного закона, что не зависимо от закона для любого может исходить угроза, то они прибавили: "Исключая центуриальные комиции", иначе говоря, народ не должен был иметь права отменять свои собственные решения, что просто глупо. Потому что никто не может объявить закон ради закона, не оставив права отказаться от него. Заголовок "О законе" начинается словами: "Если кто-либо первый...", а заголовок "О сроках [сбора] налогов" открывается следующими словами: "Титом...". За этим кроются определенные причины, иначе, почему сначала Август, а потом и Веспасиан, имея законно полученное право управления империей, проводили свои решения через Сенат, но в этом отношении, однако, в империи часто практиковался обман. (169)  Действительно, замечательно предполагать, что человек, который издает законы, должен быть над законом, это обстоятельство мы должны иметь в виду. Но тем не менее, если решение принято и одобрено общим согласием каждого, то как это возможно, что бы правитель перестал придерживаться закона, который он сам издал. По этому поводу был обнародован трибунский закон Корнелия, предусматривающий, что преторы ограничиваются своими собственными эдиктами и что они уже не могут вновь пересматривать узаконенные ими раньше отношения, хотя они должны смириться с тем, что им придется издавать законы, явно противоположные тем, которые они однажды уже объявили, как писал Асконий. Это и есть причина того, что обращение преторов через свой эдикт шло параллельно с обращением к правителю или к народу с рекомендацией принять закон. Если справедливо то, что человек должен придерживаться любого решения в отношении его, принятого другими, то намного справедливее то, что правитель или народ могут придерживаться своих собственных законов. Это обстоятельство римский народ использовал для присяги в судопроизводстве, когда народ приказывал, как можно прочитать в V книге Аппиана. Протест по этому поводу выразил Метелл Нумидийский, которому не нравились земельные законы, и он не хотел им присягать, за что и был отправлен в ссылку. До тех пор пока люди сдерживались своим собственным законом, пока они, признавая его справедливость, не требовали его отмены, правители тоже сдерживались. Но правитель прибегает к софистике, используя ее против народа, когда говорит, что он сам свободен от законов, потому что не только стоит над законом, но и не видит способа, которым бы законы ограничивали бы его. Но если даже имеются более серьезные основания, чем просто желание кого-либо, то и они все-таки должны иметь силу закона. Эти воззрения Помпония и Ульпиана представляли собой нечто большее, чем материал, пригодный для правоведов. Павел провел исследование статуса государственного деятеля. "Позор для правителя присваивать себе что-либо из еще недоставшегося ему завещания и могущественному правителю приличествует покровительствовать законам, которые он считает действующими". В этот период Александр Север первым подтвердил это в своем рескрипте. Далее Феодосий и Валентин в королевской речи ясно высказали, что они осознают свою ограниченность законом. Они говорили: "Решение, достойное королевской власти, - признать, что сам правитель ограничен законами. Действительно наш собственный авторитет зависит от силы справедливости, и действительно есть необходимость для правительства обеспечить подчинение короны закону". Язык настоящего эдикта не позволяет рассматривать его таким образом, чтобы допустить, что этот закон проводился для всех; для правителей Турции, персов, скифов, британцев или абиссинцев он не имел никакого значения. Даже не все папы римские признавали себя ограниченными какими-либо законами, и, по их собственным словам, они никогда не связывали себе руки. Более того, когда они говорят, что являются творцами законов и хозяевами всех вещей, то они уподобляются королям, которых Аристотель называл "благородными" и которые, подобно отцам семейства, готовы покровительствовать государству, как если бы оно было их собственным имуществом. Не противоречит ни природе, ни закону нации то, что правитель может быть творцом всех уложений и законов в государстве, от него же требуется своевременно защищать свое государство своими армиями, как он защищал бы своих детей ценой собственной жизни, потому что законом нации отец семьи является хозяином не только товаров, добытых им самим, но также тех, которые приобрели его слуги, равно как и самих его слуг. Это есть правитель первого типа. Второй тип относится к категории, связанной законами, которым подчиняются не только служащие и частные граждане, но все. К такой категории принадлежат, например, афинские правители, за некоторым исключением, и карфагенские, которые торжественно приносили клятву, отправляя священный ритуал, и повторяли слова, сформулированные священниками и знатью королевства. Они связывали себя бременем управления государством в соответствии с законами страны и общественным благом. Коронационная клятва наших королей действительно кажется мне сильно изменившейся не только по красоте слога и древности слов, - оказалось утраченным нечто в содержании и благородстве мысли. Это имеет большое значение особенно в том, что раньше священники наставляли правителя от имени бессмертного Бога, так что он мог провозглашать полноправный закон и гарантировать справедливость всем сословиям, а также, насколько позволяло его положение, быть верховным судьей как в государственных делах, так и в церковных. По имеющейся присяге, он не мог нарушить свою веру или если и мог, то не был склонен делать этого, клятва для него была столь же важна, как и для каждого гражданина, и он руководствовался этими же общегражданскими законами. Более того, он не мог нарушать законы, особенно касающиеся его королевства, не мог изменить какую-либо традицию народа или какие-либо древние установления без согласия трех сословий. Однако в случае серьезных разногласий последним актом спора между королем и народом Нарбона было обсуждение, где рассматривали их требования, основанные на предписаниях. Спор прерывался неоднократно, но решение в конце концов оставалось за королем, который был в определенном смысле льстецом и крючкотвором. (170)  Из этих примеров, я думаю, становится ясно, что Аристотель ошибался в том, что короли, воля которых ограничивается законом, не являются королями. И уж, конечно, если кто и имел верховную власть, так это короли. В противном случае получается, что и римский народ не имел верховной власти в государстве, потому что ограничивался законами, которым приносилась клятва. Комментаторы-правоведы принесли много вреда, когда утвердили сказанное Ульпианом и Помпонием о римском правлении (они не только освободили Рим от законов, но даже сказали, что воля [правителя] и есть закон), применив эту формулу ко всем правителям. Более основательными выглядят факты, что Ясон объяснял деятельность Людовика XII как главы законодательства. Это ярко демонстрирует Азо в своем утверждении, что все вещи являются собственностью правителя. Подобное толкование нарушает не только традиции и законы этого королевства, но почти все эдикты и решения советов всех королей и правоведов. Ведь если граждане лишены права собственности, то никакие гражданские действия невозможны. "Но королям, - говорил Сенека, - принадлежит власть над всеми вещами, тогда как гражданам - над собственным имуществом". И немного позднее он добавляет: "Все под властью добродетельного государя. Король поддерживает порядок своим авторитетом, в то время как граждане имеют право пользоваться владениями как личной собственностью". Все вещи в государстве принадлежат кесарю правом его авторитета, но собственность передается правом наследования. Более того, позвольте показать некоторые различия между королями, управляющими справедливо. Различия эти заключаются в том, что одни ограничивают себя определенными законами королевства, другие всецело свободны. Еще одно различие заключается в том, что одни избираются, а другие получают власть по праву рождения, происходя из королевского рода. Последний тип королевства Аристотель назвал иностранным, когда правители следовали непрерывному праву наследования. В отношении тех, кто выбирается: некоторые избираются пожизненно, другие - на короткое время. Dictator - это название использовалось римлянами, archus - фесалийцами, aezymnetes - жителями Митилены, archon - афинянами, при демократическом устройстве государства balia - флорентийцами, и в этом случае правительство состояло из многих людей. Такой властитель имел право высшего контроля над войной и миром, право наказывать и награждать. Те, кто получали пожизненную власть от оптимата или плебса, назывались Аристотелем королями. "Люди этого типа, - писал он, - жили в героическое время, когда наиболее справедливый и проницательный человек избирался всеобщим собранием и наделялся правом быть пожизненным лидером, поддерживать справедливость и толковать священные вещи". Такие люди избирались древними римлянами и нашими предками - франками, а также арабами, скифами, датчанами, норвежцами, поляками, венграми. Пяст, в быту человек нескладный, был выбран королем Польши в 800 году от Рождества Христова. От него происходят другие короли вплоть до Ягайло, от чьего корня пошел род Сигизмунда, современного правителя. Не в столь отдаленные времена Матиаш Корвин был выбран королем Венгрии, а Густав был избран королем шведов на всю жизнь. Выборы у венгров назывались cari и происходили в районе Песта, где формировалась и армия. Правителей Египта выбирали из математиков, преторианских стражников выбирали таким же способом, как выбирались цари карфагенян и мавров, когда они вступали в свои полномочия по окончании периода межвластия, кесарь желал быть облеченным властью Августа. К следующему виду королей Аристотель относил военных вождей. Он приводит в пример королей Спарты, но это не удовлетворяло им же самим выдвинутым требованиям, потому что эти короли не были полновластными: они не могли объявить войну или заключить мир, как мы и должны бесспорно согласиться с этим. Но Аристотель, я думаю, был введен в заблуждение простым названием - король, которое сохранилось со времен Ликурга, когда король брал в свои руки власть, чтобы не расстраивалось государство. И командиры солдат мало что значили в королевстве, подобно наследственному стягу, все еще почитаемому среди генуэзцев, которые, однако, не были включены в списки королевских советников. То же самое касается вождей фиванцев, ахейцев, жителей Лукки, рагузанцев и древних галлов, которых описал Цезарь, там также проходили ежегодные выборы официальных лиц. (171)  Тип управления германского государства (172)  Существуют некоторые опасения в отношении императоров германцев. В самом начале, когда род Каролингов увял, была введена выборная система. Конечно, они имели королевскую власть, если говорить о Генрихе Птицелове, Оттоне и других. Приведем несколько примеров, касающихся Рудольфа. Он полностью лишился всего, потому что королевская власть была им потеряна. В результате того, что новые правители стремились более к почестям, нежели к порядку и контролю, было признано, что они должны избираться, а не наследовать власть. Таким образом, перемена в аристократическом правлении вступила в силу, поскольку верховная власть императора была передана местным правителям и оптиматам. Это может быть видно из Золотой буллы Карла IV. Правда, что за императором оставалось право быть главнокомандующим на войне, но некоторое время спустя императоры уже не могли ни выпускать законы, ни объявлять войну, ни назначать магистратов или собирать налоги. Действительно, король имел императорское достоинство, прежде всего, в силу собственного авторитета, иногда - в силу традиции, а также из-за сбора налогов. Среди императоров были и такие, кто не имел ничего: ни права выбора главы высшей судебной инстанции, ни влияния на членов императорского Совета, который состоял из 24 человек и одного магистрата, являющихся властью в империи. Император не мог сделать кого-либо правителем, хотя все правительство среди нас обычно назначается королем, среди них [у немцев] император же выбирался знатью, и знать в конечном итоге, могла лишить его власти. Так, вскоре после смерти Карла IV его сын был свергнут с престола. (173)  Известна жалоба Юлиана Пфлюга, немецкого епископа, что императоры, которые должны управлять князьями и народом, сами иногда попадают в зависимость от тех, кем они призваны управлять. Более того, князья имеют больше власти над гражданами, чем сам император. Кроме того, князья объединяются при выборах с герцогами, крупнейшими землевладельцами, маркграфами, ландграфами, виконтами, епископами и представителями городов. Они объявляют законы империи, отменяют и вводят налоги и пошлины, начинают войны, формируют армии, назначают посольства, утверждают договоры. Но система голосования была основана на тройном сословном делении общества. Первое сословие представляло семь выборщиков, второе - имперских князей, третье - представителей городов. Поэтому, если два сословия, например избиратели и князья или князья и города, приходили к соглашению, то третья сторона не имела влияния на власть. Это достойно внимания, потому что система сословий не может считаться одинаково справедливой для всех. Этот институт не является настолько старым, как может показаться на примере графства Бургундии, созданного Филиппом во время правления Карла IV на основе голосования выборщиков. В деле, необходимость решения которого требует согласия князей или городов империи, все они должны иметь право голосовать. Не является аргументом то, что князья имеют контроль над своим народом (хотя контроль ограничивается имперскими законами), потому что они получили когда-то от императоров свою жизнь, судьбу, земли и все полноправие власти. Однако были доказательства того, что серьезные споры правителей и городов-государств разбирались в судах, где выяснялись причины ссор, происходивших в каждом сословии, или при императорском дворе, если дело касалось ущерба более 12 крон. Раньше это было распространено повсюду, о чем ясно и просто говорит Золотая булла. Поскольку правители оказывались как бы исключительно выходцами из аристократического сословия, то они [правители] были опорой церкви, распоряжались среди знати, почти никогда - среди плебса, как писал Юлиан Пфлюг. Имперские города (их было около 70) имели частичную свободу, определенным образом в некоторых вопросах они были подвластны князьям, но иногда они даже использовали свои собственные законы и устанавливали правление оптиматов. Это может быть понято на примере государства Нюрнберг, которое справедливо считалось величайшим среди всех и славилось своей организацией. (174)  Государство Нюрнберг (175)  В Нюрнберге имеется около 300 оптиматов (число неточное), и все они, как пишет Конрад Цельтис, выбирались из 28 патрицианских семей. Ремесленники и торговцы, получая избирательное право, тем не менее никакого участия в управлении не принимали, в противоположность другим немецким народам. Эти люди [оптиматы] сосредоточивали в своих руках всю верховную власть государства. Из их числа выбирались цензоры или члены Сената. Когда избирался новый состав, прежние магистраты снимали свои полномочия. В Сенат обычно избирались 26 человек, которые из своего числа обычно выдвигали восемь основных членов. Были и другие служащие, например, 13 человек сенаторского ранга, которые назывались "земельными магнатами", и семь человек бургомистров, обладавших властью, почти равной власти венецианских децемвиров. Выбирали также пять человек, которые были правомочны вершить суд над ворами и разбирать дела, связанные с другим материальным ущербом, причинением насилия; избирались также люди для рассмотрения гражданских дел, причем вели их они вместе с правоведами, другие дела рассматривались Сенатом. Следующими идут семь человек - капитаны, знатоки ратных дел, судьи для ведения дел крестьян, два казначея высшего ранга, члены комиссии продовольственных запасов, охрана триумвиров, которые имели функции и власть, равную власти прокуроров святого Марка среди венецианцев, и, наконец, члены многочисленных комиссий и корпораций. Это была именно та форма республики, которой другие государства скрыто подражали, хотя некоторые имели народное правление. (176)  Из вышесказанного может быть понято, что люди серьезно ошибаются, думая, что императоры германцев имели верховную власть, потому что Карл IV в Золотой булле (которая, кстати, была частично со временем изменена) назвал князьями и избирателями виночерпиев, дворецких, поваров, охранников, конюших. Они действительно имели всю власть, то есть никакой. Не лучшим является и то доказательство, что императора провозглашали только после того, когда он заручался доверием избирателей. Он не располагал властью над государственной казной, но имел, однако, трех казначеев: одного - в Страсбурге, второго - в Любеке, третьего - в Аугсбурге, где они и охраняли его доходы. (177)  Государство ахейцев (178)  Вышеописанная форма правления напоминает государство ахейцев, которое первоначально состояло из 12 городов. Они жили под управлением тиранов от Ореста до Огига при королевской власти, после убийства тирана ахейцы утвердили правительство оптиматов. Затем их внутренний мир был нарушен беспрерывной борьбой между Деметрием и Антигоном. Вновь была установлена тирания. В очередной раз этот народ встал на путь освобождения, когда Пирр ввел свои армии в Италию. Затем Исей, тиран жителей Керавн, опасаясь за свою собственную безопасность, добровольно отказался от управления городом. Вслед за этим были добровольно присоединены Кариния, Леонт и Пеллена. Наконец, соседние города, изгнав своих тиранов, также вступили в союз. В их число входили аргивяне, сикионцы, жители Аркадии, Коринфа, Лакедемона и всего Пелопоннеса. Для них вхождение в этот союз стало возможно благодаря тому авторитету, который был приобретен в ходе разрешения многочисленных ссор греков, когда они продемонстрировали свою доблесть и добродетели. Когда движение пифагорейцев в Италии было подавлено, за этим последовали серьезные волнения в государстве, но в конце концов возобладала мудрость и во главе ахейцев встали способные лидеры, хотя армия и прочие средства афинян и латинян были намного мощнее и полновеснее. Наконец через заключение союзов и соглашений ахейцы приобрели так много новых территорий, так много городов было присоединено на добровольной основе, что это выглядит почти невероятно и тем не менее является правдой, и как об этом писал Полибий, весь Пелопоннес воспринял их систему мер и весов, их монеты, магистратуры, совет, религию и форму управления. С тех пор богатое приобретение увеличивалось, расширялось и охватило многие города-государства, и в результате почти все недостающие части были включены в существующую систему. Еще более восхитительно то, что при помощи своей доблести они достигли так многого, что не только казались врагу непобедимой страной, но также были названы местом, где рождаются цензоры и тираны (подобное пишется о шведах). Их не могли завоевать римляне до тех пор, пока их внутренний мир не был разрушен самим народом. (179)  Подобно германцам, они собирали ежегодные ассамблеи, но все они выбирали военачальников на год, германцы же выбирали своих вождей пожизненно. Из этого понятно, почему их военные вожди ошибочно называются Аристотелем королями. Человек называется королем в том случае, если в его руках сосредоточена власть принятия законов, назначения магистратов, объявление войны и заключения мира, дарования помилования. Если это отсутствует, то название „король" явно не подходит. Монархия содержит в себе некоторые другие вещи, которые мы наблюдаем в аристократических формах правления. (180)  Виды монархий (181)  После правителя высшей властью обладает Сенат, который среди нас обычно называется Тайным советом, среди испанцев - Королевским советом, среди турок - Священным советом. В дополнение к этому повсюду имеется еще один Сенат, который испанцы называют секретным, а мы - внутренним советом. Он состоит из четырех-пяти человек, которые находятся в дружеских отношениях с правительством и имеют дело с секретами империи. Среди венецианцев это была коллегия децемвиров, среди испанцев - Королевский совет, состоявший обычно из двенадцати человек, которые имели полномочия обсуждать с правителем законы, вопросы войны и мира, условия жизни всего государства, как пишет об этом Альфонсо Улло. Другим советом является орган, который занимается внутренними делами. Это четыре или пять человек, которые контролируют власть знати, торговые компании, военные походы. Еще одним, пятым органом власти является инквизиция, где принимаются к рассмотрению религиозные дела. Шестой обычно включает в себя военачальников и высшую знать, он ограничивается военными делами. Среди поляков есть два совета: первый - более избранный, второй - более широкий или большой. В эти советы допускаются епископы и военачальники, коменданты крепостей или те, кто несет основную службу, как об этом сообщает Жан Сарий, польский писатель. Среди англичан избирался Сенат, в который входило около сорока человек и который был утвержден Эдуардом II, он формировался из тех, кто обладал высоким авторитетом и уже доказал свою проницательность. Епископ Кентерберийский Роберт выдвинул совету требование уничтожить тиранию правителя. Турки, говорят, имеют правительственный Сенат, состоящий из четырех пашей и двух кадилесков, а также восьми бейлербеев. В нашем обществе принцы королевской крови допускаются в Совет, так же как и крупнейшие магистраты, например канцлер, коннетабль, министр торговли, королевский библиотекарь, марешали, адмиралы и великие военачальники. Остальные избираются волей правителя, как например, кардиналы, епископы, некоторые служащие казначейства, президент парламента и другие служащие, которые выдвигаются в соответствии с их заслугами в международных делах и богатым опытом в управлении государственными делами. (182)  За консулом, по степени важности, следуют коннетабль и канцлер, эти фигуры почти во всех монархиях выполняют одинаковые функции. Формально при римских королях считалось, что они влияют на законы с таким же успехом, как и на армию. При диктаторе командующий армией, при императорах - префект охраны. Далее этот же служака становился хорошим сенатором, бравым генералом и красноречивым оратором, в соответствии с требованиями времени. Такими были Фемистокл, Аристид, Перикл, Фалерон, Демосфен, Катон, Цезарь, Брут, Антоний и бесконечная череда других. Так, под влиянием многочисленных законов, происходило становление государства. Система военной и городской администрации была разделена, повсюду была принята двойная система служащих: одна - для мирного времени, другая - для военного. Тот же самый человек, который, как и в нашей стране, так и среди испанцев и бретонцев назывался майордомом дворца, в другое время назывался комендантом или коннетаблем. Среди карфагенян он именовался munafidus, Джовио назвал его не точно niphates, это же название Лев Африканский использовал для обозначения человека этого ранга в султанатах. Среди турок он известен как визирь, что соответствует нашему главе собрания, среди абиссинцев - betudeta, что означает слугу. Авторитет этих людей всегда был велик, а должность считалась и более почетной, чем у гражданских служащих-чиновников, потому что безопасность государства и внутренний порядок зависели от боеготовности армии, основой издаваемых декретов и приказов является военная администрация, которая исполняет приказы. (183)  Функции канцлера тоже почти одни и те же повсюду: быть толкователем правосудия и законов, а также - хранителем священной печати. Макиавелли глупо наделял канцлера Галлии неограниченной властью над жизнью и смертью граждан. Официальное лицо, выполняющее те же функции, что и канцлер, среди абиссинцев называется главой правосудия, как свидетельствует Альварес. Среди турок это кадилеск, а среди магистратов лидер, если сказать по-европейски. Эти лица присваивали себе первенство над пашой. Они имели также контроль над магистратами и вынесением окончательных решений в судах. Человек, который является муфтием или главой священников, действительно решает, как трактовать священный закон таким образом, чтобы никто не смог себе даже представить закона, который выше и значительнее религии. В военную годину, как и в мирные времена чиновники подчиняются главе священнослужителей. Эти люди среди персов называются сатрапами, среди римлян - правителями, среди турок - белербей, негус - среди абиссинцев, а среди германцев, британцев и галлов они называются герцогами, а также графами, а сейчас являются правителями провинций. Те, кого турки называют sangiachi, также отличаются от наших сенешалей. (184)  Мы дали определение тому, что есть гражданин, республика, город-государство, магистрат, верховная власть. Теперь мы должны обсудить форму государства и показать, что форм государственного устройства не более чем три. А сейчас позвольте нам обсудить изменения, которые происходят внутри самого государства. (185)  Изменения в государстве (186)  В движении от зарождения общества к той форме, которая утвердилась сейчас среди всех народов и продолжает развиваться, мы можем найти бесконечное множество различий и изменений. Наиболее древними из всех являются сообщества во главе с мужчинами, состоящие из членов их семей, такие сообщества основывались на сходстве души, тела и судеб. Затем появляется особое отношение к детям, родственные отношения между братьями, затем среди родственников по мужской линии и членов одного рода, а когда уже все сообщество не могло жить под одной крышей, тогда отпадали определенные группы, которые уходили в другие дома, где они жили уже своими интересами и имели собственные владения. Затем, в результате новых отношений и новых брачных союзов, родственные отношения по мужской линии стали перерастать в отношения в кругу малой семьи. Далее следуют, как мы видим, объединения, основанные на браках между людьми разных национальностей, следующая группа объединяет друзей и основана на их различиях. Потом, соседские общины, когда соседи, имеющие потомков, часто встречаются по разным поводам, строят свои дома отдельно друг от друга, но селятся кучно. С этого времени стали появляться фратрии и сельские общины, которые во время посевного периода пользовались водой из одного источника. Со временем население так увеличилось в численности, что люди не могли себя чувствовать в безопасности от чужестранцев, которые бродили повсюду в огромном множестве, как об этом можно прочитать на страницах Фукидида. Когда чужеземцы отвоевывали для себя землю, согнав с нее коренных жителей, то сами начинали заниматься возделыванием земли и строительством зданий. Они окружали поселения стенами, которые называли укреплениями, а поскольку они располагали своей защитой, то надеялись, что при помощи военной добычи они смогут жить более благоустроенно. Сила и могущество предназначались для сдерживания врага, организации снабжения и командования. Более того, так как ров или земляное укрепление не обеспечивали надежной защиты, то, во-первых, они защищали город укреплениями, чему есть свидетельства. Затем, вокруг города возводились фортификации, которые латинянами назывались urbus, как писал Фест. Иногда эти сооружения представляли собой сферы (orbis), согласно Варрону, потому что глубокие рвы, окружавшие город, шли вдоль стен и замыкались в круг. Греки называли это astu, немцы - burg, и те и другие исходили из значения „безопасной цитадели". Но затем возросшая численность граждан потребовала расширения городских укреплений. По мнению Тацита, это не относилось к римлянам, которые на отвоеванной у врагов земле основывали римские колонии. Колонии были рассеяны по огромным пространствам, но в них существовали те же традиции, что и в главном городе. К колонии относились так же, как и к основному городу. „Гражданин" (civis), я думаю, является тем же самым, что и quivis (у древних не было буквы q), потому что каждый quivis пользовался теми же законами, что и все остальные. (187)  Мало-помалу дружба объединяла человечество в союз, расширив его связи от одного дома до нескольких семей, деревень, городов, поселений и целых народов, и процесс этот шел до тех пор, пока не охватил весь человеческий род, и это поддерживалось всеми. Основные общественные группировки имели и свои собственные принципы жизни. Человек действует по своей воле, исходя из своей стадной природы или из той неоспоримой необходимости, что заставляет его осваивать новые, часто общие с другими места, целью чего является потребность сделать свою жизнь более приятной и удобной. Это доказывает и то, что изначальный интерес, толкающий друг к другу мужчину и женщину, постепенно убывает и отношения между людьми строятся на более широкой основе. Далее, природа приводит в порядок то, что требуется привести в порядок. Собственность, которой никто ни с кем не хочет делиться, для каждого является тем, что он любит больше, чем хочет, и больше самого себя; [собственность] является поистине всем. Самой природой не заложено желание сообща использовать вещи. Даже при прочной дружбе недопустимо вмешиваться в сферу владений другого. Потому что уж таково свойство товара, что его становится тем меньше, чем больше людей им владеет. Но дружба подобна свету Солнца, тем более что сиянием ее наслаждается большинство людей. По этой причине природа не допускает, чтобы братья женились на сестрах, а родители на детях. И общественная мораль многих народов этого не допускает. Даже среди самых диких и неистовых жителей Америки, говорят, это соблюдается без всяких нарушений. Поэтому семейные объединения расширились до размеров политических сообществ и дружба, которая использовалась для объединения лишь нескольких домов, со временем расширилась и распространилась на соседние регионы, как свидетельствует Август. Он не так уж далек от истины, и это подтверждается тем, что папа Иннокентий (в предпоследней главе "Об отношениях") разрешил брак родственников только в четвертом колене, ссылаясь на опасность смешения жидкостей в организме человека. Это не должно казаться чем-то особенным, потому что не каждый, как кажется Платону, должен был понимать значение расширения этих отношений. Сам же он в V книге "Государства" отрицал только браки отцов и детей, но принимал все остальные. Но то удобство, которое люди получали от совместного существования, вскоре было испорчено ссорами и в результате сильные, конечно, подавили слабых, и это, увы, человеческая наклонность, отнесенная Варроном ко всей универсальной природе. Тот, кто может, требует больше, подобно тому как большая рыба поедает маленькую, а ястребы убивают более мелких птиц. Тот, кто отличается слабостью и хилостью, избегает здоровых и сильных, а некоторые почитают за высшую справедливость не допустить угрозы оскорбления. Таким образом, может возникнуть два вида государства. Первый утверждается силой, а второй - справедливостью. Ко второму типу относятся королевство, аристократия и демократия, к первому - тирания, олигархия и охлократия. Последнюю Цицерон, испытывая иногда недостаток латинских слов, называл также тиранией. Но, так как империи, в которых побеждает тирания, не могут удерживаться без справедливости, то тираны сами начали культивировать эту добродетель, не для себя, конечно, но для народа. По этой причине выросла роль правосудия. Далее, люди, выделив из своей среды наиболее проницательного и справедливого гражданина, стали охранять его, не жалея живота своего, следя, чтобы он не пострадал, ибо теперь их благополучие зависело от него. Он же должен был управлять гражданами справедливо. Из этого становится ясно, что, если мы, не сделав выводов из уроков истории, пожелаем полностью освободить каждого, наделив его полновластием, без законов и авторитета, мы все равно придем к необходимости участия отдельных граждан в судьбе каждого. И первый вид государства был учрежден под властью одного человека, имевшего право называться справедливым, потому что он создал то, что люди могли использовать как правосудие (по словам Демосфена, начало этому было положено афинянами, а Геродот отдал пальму первенства мидийцам). Для более точного доказательства нашей правоты мы обращаемся к страницам Гомера и Гесиода, где справедливыми часто называются короли, князья, правители, они же часто называются "лучшими пастухами" или "пастырями народа". Эти слова не несут в себе ничего властного и возвышающего, но прежде всего заботу об управлении и справедливости в отправлении правосудия. Так, Аммиан Марцеллин в книге XXIX описал домен, то есть владение, как не что иное, как заботу о безопасности других. Платон в книге V "Государства" пишет: "Справедливость и правосудие есть в буквальном смысле следование добру, употребление силы и власти на пользу людей". Давно, в былые времена, еще задолго до Гомера, Миноса и Эака люди, управлявшие империями назывались просто магистратами. Также и у евреев семь человек, которые управляли общественными делами, тоже назывались просто магистратами. Когда короли были изгнаны, тогда, говорят, консулы начали считаться просто магистратами. Свидетельства этому можно встретить на страницах Ливия и Варрона, которые считали, что право выбора консулов имеет каждый [гражданин]. Кроме того, "все граждане должны являться в суд в ответ на вызов". Это не должно казаться более сильным, чем августейшее воздаяние справедливости, настолько прилежное, что каждому, когда тот болел, он [кесарь] давал разрешение на полную свободу. Другой кесарь также придавал большое значение всем, даже самым пустячным, делам. Даже сейчас, когда наши короли проходят обряд коронации, первое, в чем они клянутся, это в том, что они обеспечат беспристрастность правосудия, и это кажется главным в процедуре их посвящения. В обществе, организованном по типу монархии, гарантировалось беспристрастие в применении законов, что базировалось на справедливости короля или же на его несправедливости, последнее случалось, когда человек, наделенный полновластными полномочиями, окружал себя бандой разбойников и склонял наиболее слабых к рабству, как Моисей писал о великих гигантах и Нимроде, который основал свою власть на рабстве. Но тем не менее так они могли сохранить власть, которая была основана и приобреталась через преступления. Это свидетельство необходимо для беспристрастной оценки. Все писатели, обращавшиеся к истории, сходятся на том, что вначале не было попытки утвердить правление оптиматов, самое меньшее, к чему прилагались усилия, - это утвердить правление народа. Кроме того, короли избирались из одного рода, потому что те, кто имел наибольшую власть, оставляли ее детям. Тем, кто заслужил уважение благодаря своей справедливости, поклонялись не только при жизни, но также после смерти, и их дети должны были стать королями народа, потому что всем казалось, что они должны быть похожи на своих родителей. Но когда власть начинает руководствоваться выгодой и жадностью, а не справедливостью, то происходят неизбежные изменения - королевства сползают к тирании. Следовательно, едва начинаются ссоры за полновластие, это оборачивается тем, что слабые подвергаются угнетению и страдают по вине тех, кто должен был им покровительствовать. Поэтому нередко случается так, что более полновластные формы уничтожаются и опрокидываются автократией, причиной чему служит жестокость и похоть того или иного правителя. Поэтому жестокое правление Фалариса, Ферамена, Калигулы, Нерона, Доминициана, Коммода, и Сфорцо - тирана Милана в конце концов было опрокинуто. Но более весомой, чем жестокость, причиной уничтожения тиранов была похоть, потому что жестокость держит граждан в повиновении и вызывает страх, похоть же вызывает презрение, человек, который не может управлять своими желаниями, не должен допускаться к власти. Александр Медичи, тиран Флоренции, был убит за попытку совершить прелюбодеяние с чужой женой, а Писистрат был убит Гармогеем, чью сестру обесчестил. По этой же причине свою власть потерял Аллозий, Родерик, короли Испании, Сарданапал, Гелиогибал, Аппий Клавдий и многие другие. Под влиянием ненависти к деспотам авторитет переходил к вождю заговорщиков. Поэтому Арбакт, воспользовавшись отсутствием Сарданапала, захватил королевство ассирийцев, Брут взял консульство и встал во главе армии, Людовик Гонзага получил командование над мантуанцами после того, как он убил тирана Бонаколзи. Более того, опыт учит нас, что самые справедливые принцы приходят на смену наиболее жестокими правителям. Их судьба ужасней других, потому что они думают, что главная опасность - стать на путь своих предшественников. Поэтому Гальба, самый добрый и справедливый правитель, пришел на смену Нерону, Нерв - Домициану, Александр - Гелиогибалу, Пертинакс - Коммоду, Гордиан - Максимину. Но постепенно укоренившиеся привычки брали верх, и следующий правитель вновь скатывался к чрезмерному пороку. (188)  Эти непрерывные изменения характерны для всех монархов, которые когда-либо существовали. Первым об этом написал Платон, а затем Полибий и Цицерон высказали свои соображения о необходимости и закономерности перехода от демократического управления к правлению оптиматов, но эту мысль нельзя назвать верной. В отношении скифов, южан или азиатов, живущих за Евфратом, или даже об американцах ничего не написано об аристократической или народной форме правления. В среднем регионе, преимущественно на западе, я вижу только демократии или аристократии. В конце своего развития они, за редким исключением, превращаются в ограниченные монархии, созвучные природе. Первыми прошли этот путь критяне, затем афиняне и спартанцы, во всей Греции была принята форма демократического или аристократического правления. Этим путем последовали сицилийцы, затем итальянцы, галлы, испанцы, наконец, немцы и шведы. И мне кажется, что этому есть своя причина, которая заключается в том, что люди среднего региона рождаются для руководства делами, как мы уже писали об этом в предыдущей главе, и все здесь считают себя пригодными к управлению. Еще более яркий пример - народы запада, которые не могут легко переносить тиранию, потому что они отличаются от восточных независимостью духа. По этой причине они вынуждают и самих королей повиноваться законам (ничто не может быть священнее этого требования), в противном случае они отстраняют тиранов от правления, лишают их власти и устанавливают народное правление или власть оптиматов. Это является столь ясным для читателей исторических сочинений, что не нуждается в пояснениях. (189)  Два вида изменений в государстве (190)  Изменения в правлении бывают внешними и внутренними. Между ними необходимо установить некоторое различие. Внутренние изменения могут производиться как своими, так и иноземцами. Последний случай имеет место, когда государство согласно уступить власть другому мирным путем, например миланцы, освободившись от германской власти, призвали Карла из Анжуйской династии возглавить их государство. Они добровольно подчинились его власти, хотя он и не прилагал к этому серьезных усилий. Мамлюки, убив несколько султанов, установили контроль над Египтом и неохотно выбрали правителем принца Карамании. Жители Фив, так же как и фокианцы, основав колонию, уступили управление города чужеземцу. Но они имели для этого основания - он сохранил их законы, что согласовывалось с их намерениями. Но это редко случается, потому что власть чужеземца обычно воспринимается с трудом. Однако часто случается, что завоеванные должны подчиниться власти завоевателя. Так, народное управление афинян насильственно было заменено на аристократическое спартанским вождем Лисандром, который всех держал под своей единоличной властью. (191)  Похоже, что внешние изменения также могут иметь два вида: первое - вводимое без какого-либо насилия над всеми, второе - устанавливаемое силой. Последнее без особых усилий может отклоняться от справедливых установлений к несправедливости, потому что природа людей такова, что они имеют постоянную склонность скатываться к порокам. Что может быть замечательнее, чем правление Нерона в первые пять лет? Что может быть более божественным и священным, чем молодость Солона? Что снискало большую известность, чем ранний период правления Калигулы? Но, с другой стороны, чем же оборачиваются нелепые заблуждения людей? Когда человек скатывается до нижней границы порока, то его невозможно вернуть назад без величайшего усилия. Более того, замечено, что королевство почти всегда плавно, без насилия переходит в тиранию, аристократия - в олигархию, демократия - в охлократию. Но переход от тирании к народной форме правления всегда насильственный, так как тиранов убивают. Если этот человек [тиран] умирает, не оставив наследника, что часто случается, то оптиматы обычно берут власть и контроль в свои руки, однако, опасаясь народного правления, они снова переходят к тирании. Поначалу оптиматы руководят государством с величайшей справедливостью и не допуская ошибок: в начале своей власти они правят совершенно превосходно. Но среди оптиматов всегда найдется тот, кто сумеет извлечь пользу из друзей, использовать покровительство, богатство или славу ратных дел, чтобы стать выше и в магистрате и в командовании. Из этого и рождается олигархия, которую Цицерон переводит как "фракция", потому что меньшинство пагубно посягает на богатство и почести многих. При данных обстоятельствах среди полновластных граждан вспыхивает восстание и они идут на заговор или убийство раньше, чем плебс, чувствующий отвращение к власти зла, успеет атаковать и уничтожить тех, кто поссорился между собой. Когда восставшие опрокидывают правительство, устанавливается народное правление. Народ, возвративший себе свою свободу, дает себя убаюкать речами своих ораторов еще до того, как воспользуется свободой, которую он завоевал. В целом случается, что плебс бессознательно устремляется от убийства тиранов к другой крайности, то есть к народной власти. В определенной степени природой заложено то, что никто насильно и безропотно не повинуется насилию даже тогда, когда приказы являются справедливыми. Все хотят быть лидерами, но никто не хочет повиноваться. Кроме того, когда учреждается новая форма государства, народ предпочитает, чтобы авторитет испрашивался у него. В результате чего отдельные люди, прежде - простые граждане, а затем уже магистраты вынуждены уступать желаниям целой толпы или группы. Более того, почти всегда случается так, что после одержания победы над врагом олигархическая и аристократическая формы правления растворяются в народном государстве, которое в свою очередь уступает охлократии. В противоположность этому власть может передаваться народом оптиматам. Например, когда римляне выиграли войну против Тарента, служебные места были предложены плебсу. Но в ходе Пунической войны, когда Ганнибал ужаснул Италию своим неоспоримым могуществом, трибуны были безвластны. Когда же он был разбит, как и Антиох Великий, трибуны взорвались и плебс начал требовать землю. Афиняне также не утверждали народного правления до тех пор, пока персы не были побеждены при Саламине. Однако, когда они сами были разбиты при Сиракузах, то власть перешла к 400 оптиматам. И напротив, сиракузцы вырвали из своей собственной победы демократическое государство, как свидетельствует Диодор. Причина - очевидна: плебс, подобно дикому зверю, благодушен в состоянии сытости и покоя, однако при опасных событиях он возбуждается и внезапно свергает власть, действуя по обстоятельствам. Но оптиматы в ситуации, близкой к опасности, берут кормило правления на себя, действуя как в бурю. Далее, когда народ стремительно и бездумно приходит к управлению делами, ораторам легко взять под контроль мысли необразованного плебса и увести его прочь от объективно сложившегося положения вещей, неприемлемого для ораторов. Пришедший к власти таким путем человек (в ораторских душах отсутствует жажда восстания, к нему способны только активные деятельные умы и люди значительных способностей) ублажал плебс на пирах, одаривал его щедрыми дарами и развлекал зрелищами, потому что он достиг почестей и власти не через собственное достоинство. Если кто и попытается вмешаться, то его репутация будет испорчена подношениями или обвинениями в ложном преступлении, в результате он будет вынужден отказаться от своего собственного имени и умереть. Коринфяне отвели эту роль Гермодору, афиняне - Аристиду и Фукидиду, римляне - Камиллу, Рутилию, Метеллу и Цицерону. Когда эти люди имели власть, то народ, подобно покоренному герою, ценил триумф их доблести. Они расширили почести и чиновничий аппарат в пользу собственных обвинителей, которые после них еще в течение долгого времени наслаждались удовольствиями доставшегося им не по праву авторитета, обставив свою власть большим количеством охраны и такой роскошью, что лишить их власти не представлялось возможным. Но при народной форме правления почти всегда случалось, что народ получал в качестве тиранов людей, которым он сам вверял себя и свое государство. Таким образом, коринфяне терпели тирана Кипсела, сиракузцы - Дионисия, афиняне - Писистрата, жители города Леонтины - Панетия, аргивяне - Фидония, агригентийцы - Филарида, римляне - Цезаря, жители Лукки - Каструччо, пизанцы - Фаджиолу, миланцы - Сфорца, сиенцы - Пандульфо, флорентийцы - герцога Афинского. И это естественно, что они смогли легко сохранить власть, отобранную у народа, введя отвратительные хитрости тирании. И это было понятно многим, что само по себе является полезным, кроме того тирания не охраняла интересы народа. Во-первых, они [тираны] использовали своих приверженцев и даже иностранцев в качестве телохранителей, пренебрегали оборонными работами, захватывали цитадели, убивали наиболее смелых людей, сокращали власть тех, кто еще сохранял полновластие, возвышались над всеми, подобно высоким макам. Они раздавали почести и награды чужеземцам, разгоняли объединения и клубы, они разрушали узы дружбы среди горожан, тайно разжигали ссоры между нобилями и плебсом, и, конечно, они пополняли сокровищницу за счет преступлений и убийств. Расставив повсюду доносчиков и шпионов, они поощряли погоню за почестями, плебс держали же занятым на строительстве роскошных покоев. Наконец, имея доступ к людям, искушенным в битвах, они предпринимали войны ради добычи денег и широко использовали для этого наемников. Они претендовали на функции раздачи наград или объявления мирных переговоров, придумывали новые должности и почести и выплачивали такие вознаграждения, чтобы иметь в своем распоряжении как можно больше людей, назначенных самолично. Воры и безнравственные люди, они тем не менее выдвигали обвинения против общественных служб, чтобы те своей деятельностью не мешали им сосать богатства и кровь народа. Они в течение длительного времени обескровливали народ и приходилось постепенно подходить к тому, чтобы привлечь этих воров к серьезному наказанию. По наблюдениям многих, ничто не является более меланхоличным, чем простодушный плебс, с восторгом принимающий наказания и аплодирующий справедливости тирана. И это является самым прискорбным, потому что тиран скрывает свои импульсы под притворным благочестием и прикидывается почитающим храмы богов, потому что, по его выражению, он стремится придерживаться привычных и общепринятых добродетелей. Все эти вещи полностью укладываются в два основных секрета государства: первый состоит в том, что тиран может получить от народа власть, как вредящую самому народу. Второй - что он может даже спровоцировать желание отдать власть. Он берет власть над богатствами людей, действуя и оружием, и покровительством. Но власть тиранов обязательно приводит к уменьшению запасов и ущемлению благополучия народа, а главное - к уничтожению других членов государства, о чем говорил Адриан в своей беседе о сокровищах. Когда раздражение нарастает, то тиран сам подогревает стремление к разрушению, тайно сея враждебность и разногласия. Таким образом, граждане начинают не доверять друг другу, поэтому они уже не могут создать какую-либо организованную тайную оппозицию. Наконец, тиран ведет себя так, что народ не может предпринимать что-либо самостоятельно и с радостью повинуется вожделениям тирана. Но появляется страх перед вечностью этой власти, говорит Цицерон. Однако тирания не может быть вечной. Тирания может быть опрокинута внутренней силой, так как все боятся и ненавидят одного человека, а он в свою очередь боится и ненавидит всех и каждого. Но, кто бы ни убил тирана, он [тот, кто свергнет тирана] достигнет величайшей известности и славы. Несколько облегчает положение то, что сначала он прибегает к силе для блага граждан, которые с величайшей покорностью вынуждены терпеть даже нежеланный сговор с врагами своей страны ради свержения одного тирана. Поэтому столь молниеносно Арат и Тимолеонт уничтожили столь бесчисленных деспотов, полностью свергли тиранию, которой хвастался Дионисий, имея твердую уверенность, что звенья разорванной ими цепочки позже уже нельзя будет восстановить, по мнению Диона. Некоторое время спустя Людовико Сфорца был предан самим народом, которому он так доверял, и был с позором лишен власти. (192)  Но это является крайней необходимостью государства - пройти через внутренние слабости и испытать на себе внешнюю силу. Поскольку некоторые вещи так созданы природой, что, кажется, они никогда не могут умереть или исчезнуть, тогда как другие устроены столь скверно, что они могут быть рассеяны легким дуновением, то же самое и в случае с государством - лучшие не могут устоять на самых ранних этапах, становясь легкой жертвой внутренней силы, которая действительно только с трудом может быть опрокинута. Даже те, кто нанимается для управления общественными делами, должны быть предостережены, что устранение древнего института рабства из государственной системы и феоды порождают лишенных веры новобранцев для восстания, которого не знала древность. Действительно, на страхе держались вера в то, что рабы не должны быть освобождены, иначе они станут угрожать государству, так как было известно, что они принесли большое расстройство в города-государства тирийцев, сицилийцев и римлян. После уничтожения тирании расширяется свобода рабов и, соответственно, подрывается власть хозяев. Особенно во времена Тиберия, который предложил культовые сооружения для убежища рабов; среди коринфян этому служил храм Дианы, среди афинян - могила Тезея, среди жителей Кирен - статуя Птолемея. Затем, во времена Адриана, право вынесения основного наказания было передано хозяевам рабов, а когда тирания рушится, то рабовладельцы начинают бояться, как бы их рабы не обвинили их самих в измене раньше тирана. Потом была дарована христианская свобода, согласно которой ни один человек не может себе позволить обращаться с рабом, как с диким животным, посаженным на цепь и обязанным выполнять определенную службу. Зачастую таких взглядов придерживались потому, что христиане боялись рабства из-за своей собственной религии, опасаясь снова скатиться во власть язычества, поэтому они постоянно стремились освободить рабов. Так как эти вещи очевидны, то они не нуждаются в дальнейшем доказательстве. (193)  История далекой античности должна быть разобрана более подробно, хотя сейчас нет рабства и мы не можем точно знать, когда оно прекратило свое существование, некоторые изменения в государстве могут помочь охарактеризовать этот институт. Положения о рабстве мы обнаруживаем и в законах Каролингов, и у Людовика Благочестивого, и у Лотаря, и в своде законов ломбардцев. Существуют также законы о рабстве и о вольноотпущенниках у короля Сицилии, и у императора Неаполитанского королевства Фридриха II. Фридрих стал германским королем в 1212 году. Имеются декреты папы Александра III, Урбана III и Иннокентия III о браках среди рабов. Александр был выбран папой в 1158 году, Урбан - а 1185-м и Иннокентий - в 1198-м. Известно, что рабство не существовало после правления Фридриха. Бартоло в сочинении "О пленных", под заголовком, начинающимся со слов "Враги..."99, свидетельствует, что в его время не было рабов в течение долгого периода. Кроме того, людьми никогда не торговали при христианских обычаях. Но он (Бартоло) процветал в 1309 году. Панормитаний отмечал, что это [его свидетельство] имеет ценное значение. С другой стороны, мы не должны упустить то, что в летописях двора, как я читал, декретом Сената запрещалось присоединять чужие земли к своему поместью или освобождать рабов, даже с согласия их хозяина. Декрет относится к 1272 году. Напомню, что при Аврелии война рабов уже серьезно подорвала Италию, и это было в год милости 781-й. Мне кажется вероятным, что христиане, следовавшие примеру арабов, уничтожили рабство, потому что еще Мухаммед или, позже, Омар, освободили всех рабов своего вероисповедания. Этот опыт показывал серьезные недостатки в христианских государствах. И это легко читается в "Законах о рабах", в книге 2, главе VII. Когда было предоставлено разрешение на освобождение рабов, то последовала плачевная волна обнищания и разорений, которая обычно влекла за собой гибель государства. Все это породило грабежи, воровство, кровопролитие и торговлю нищими. Правительства и общины были очень раздражены различиями в религии, хотя формально культ был один для всех, исключая иудеев. Следовательно, были неизбежны большие изменения в правлении. Многие считали возможным вторгаться в чужие государства исключительно под религиозным предлогом: так поступали, например, арабы, персы, мавры, этого не чурались и римские папы. Евреи взяли под свой контроль Мавританское королевство, где раньше хозяйничали мавры, подобно тому, как Исмаил получил обратно королевство персов, а именно кросноречием и религиозными претензиями. Карл V попробовал использовать этот прием в Германии, а известный всем человек - среди нас. Римские папы покорили своей власти не только город, но и Латинскую, и Пицентийскую провинции, Умбрию, Фламинию и Эмилию, с большей частью Этрурии. Но они не ограничились этим и попытались вмешиваться в дела Сицилии, Неаполитанского королевства, Арагона и Англии, в конце концов они потребовали дань с этих государств. Не без удивления я читал о протяженности и характере папских владений римской церкви. Поражало все: и какие бенефиции или земельные владения она имеет, какие дани взимает с королей и какие обещания даются папам теми же самыми королями, о которых я уже упоминал. Шарль де Ламот, мой коллега, усердный антиквар и отличный комментатор, показал мне этот важный материал, скопированный с оригиналов в Ватикане. Кроме того, Годфрид Бульонский получил обе Сирии , которые он же и завоевал, как бенефиций от римских пап. В этом отношении он кажется последователем правителей Африки, получавших королевства, империи, жизнь и все свои удачи, всю свою судьбу от высших священников - измаэлитов. (194)  Изменения в государстве, находящиеся в соотношении с цифрами (195)  Разобрав главные темы, давайте теперь рассмотрим, могут ли быть просчитаны изменения в верховной власти с точки зрения пифагорейских чисел. Тот факт, что Платон определяет изменения и крушения государств на основе математических последовательностей, кажется мне совершенно нелепым. Ибо, хотя бессмертный Бог обустроил все предметы по числам, разрядам и согласно изумительной мере, но это не должно быть отнесено только к влиянию судьбы, но к Божественному Величию, которое само по себе, как писал Августин, является неизбежностью или не должно существовать вообще. Поэтому, когда Аристотель определяет все вещи по вторичным основаниям, он высмеивает числа Платона в V книге. Нет ничего лучшего или более тщательно исследованного у Аристотеля во всей дискуссии, чем это. Он выдвигает многие причины изменений, которые кажутся мне всецело подчиненными нескольким ведущим причинам. А причины эти следующие: несправедливость, стремление к почестям, страх, презрение, чрезмерное богатство немногих и ужасающая бедность большинства. Я опускаю все эти предметы, потому что они подробно им рассмотрены. Но после того, как Платон в том "Государстве", которое он приписывает Сократу, равно как и себе, вообразил, что он использовал [в устройстве идеального государства] все возможные способы, чтобы никто не мог причинить вреда другому или презирать другого или не разрушил государства ради денег или почестей, наконец, [он] убрал из государственной организации самые древние болезни [государственного] устройства, ведущие к богатству и бедности; если мы допустим, что существует нечто, устроенное так, что лучше и не представишь, то тогда даже предметы, обсуждаемые Аристотелем, не могут разрушить [идеальное] государство. При этом даже если кто-нибудь ощутит конец по причине своих лет, говорил Сократ, то это является общей природой всех вещей. Мне, однако, интересно, почему Платон, который считал, что мир будет вечен благодаря Божественной добродетели, в то время как всюду считали, что он погибнет вследствие своей собственной слабости и упадка, не сделал такого же вывода относительно лучшего типа государства. Комментаторы Платона сообщают, что гибель государства случится тогда, когда распадется гармония чисел. В этом случае если государство пришло к упадку по причине внутренней слабости или потери равновесия, то оно не представляло собой лучшую форму государства, которую имел в виду Сократ. Тогда [утверждение], что это [государство] имело в своей основе математическую природу, будет казаться нелепым. Ведь если числа не соотносятся друг с другом гармонично, то возникает неустранимоемое противоречие, очевидное в звучании струн, когда они при ударе издают невыносимое дребезжание и звуки, которые не сочетаясь друг с другом, как говориться, режут ухо. Однако когда симфония звуков воспринимается гармоничной, то очевидно, что она [симфония звуков] имеет в основании правильные числовые пропорции и в этом случае не может быть никакого диссонанса. Государство таким же образом [через правильные числовые пропорции] приходит в состояние равновесия и смягчается в постоянно доставляющем радость согласии; где нет несогласия, там нет и диссонанса и, в соответствии с [моим] предположением, не может быть, поэтому я не вижу каким образом подобное [государство] могло бы разрушиться. Вследствие этого Форестер не прав, когда доказывает, что Платон имел в виду, что в его государстве, которое он предлагает для подражания, хорошо устроенном в начале, со временем мало-помалу стали возникать раздоры, так как соразмерность чисел, которая существовала вначале, в определенный момент нарушается. Он думает, это происходит вследствие того, что нарушается соотношение 4 к 3, но в его рассуждениях так много ошибок, что никто не может сказать, насколько они верны. Во-первых, очевидно, что он связывает гармонические средние числа соотношением 3 к 4, тогда как они должны быть соединены даже с нечетным [числами] соотношением 2 к 3, как показывает сама природа тесного союза числа (пифагорейское число тесного союза - 6). Таким образом, первой и наиболее сладкозвучной гармонией всего, если не считать [гармонии] целого, является та, которая называется sesquialtera или отношение 2 к 3, которые соединяются без какого-либо промежуточного действия. Соответственно 4 и 9 совершенно несогласуются, так как без среднего числа они не могут смешаться, но 6 хорошо соединяется с обоими в равном соотношении и с каждым приятно гармонирует. Таким же образом 8 соединяется с 27 в том же соотношении, в котором соединены первые, если два промежуточных числа посредничают, каковые есть 12 и 18. Если вы будете продвигаться к бесконечности этим путем, то несогласия не будет. (196)  То же самое в sesquiteria соотношение 3 к 4. В действительности оно не так гармонично, как он представлял, потому что ни древние, ни наши современники не могли перенести [музыкального интервала, основанного на] соотношении 3 к 5. Однако этот интервал будет сохранять свою привлекательность, если, как с вышеупомянутым, мы поищем промежуточные числа. Что может быть более неподходящим, чем сделать соотношение 3 к 4 таким же, как соотношение 27 к 64. Давайте по этой причине установим истинные средние числа между обоими, 36 и 48. Отношение каждого ближайшего числа к другому будет таким же, как отношение 3 к 4. Более того, эта гармония будет постоянной, даже если вы будете идти к бесконечности. Если мы возьмем 243 и 1024, то в брачном числе (число брака) - в соотношении 2 к 3, при соединении дадут несогласие, как 27 и 64. Но если вы вставите среднее число, например 324, 432, 576, 768, то каждое ближайшее будет подходить и гармонировать со своим соседом так же хорошо, как 3 к 4, потому что во всех отношениях соотношение является sesquitertian. Форестер сильно ошибался также и в том, что он следует мнению других и делает великим числом Платона 12 в кубе. Если бы это было действительно так, то почему Платон считал, что одна часть должна быть длиннее другой? Многие потерпели крушение на этом. Но постольку ничто не кажется более темным и трудным, чем числа Платона, то я ничего не буду утверждать опрометчиво, коснусь только того, что касается изменений в государствах. Платон хотел, чтобы государство, как бы хорошо оно не было устроено, проявляло бы в определенный период времени признаки кризиса, возникшие или вследствие внутренних несовершенств, или вследствие воздействия внешней силы. Напомню, что алмаз и золото в принципе могут быть разрушены, но они созданы природой с такой силой и превосходством, что несомненно не могут быть разрушены по причинам, исходящим изнутри себя самих. Это очевидно из первых законов [законов природы]. Итак, они могут уступить внешним силам, например, вследствие длительного применения огня или хризолиновой воды они понемногу испарятся или распадутся. (197)  Примечательно, что вплоть до настоящего времени, начиная с академиков, как греков, так и римлян, никто не показал на примере какого-либо государства власть и значительность чисел, которые относятся к типу управления государством. Это особенно примечательно, так как касается не только типа управления, но также роста, изменений и гибели государств. Позиции эпикурейцев усилились, когда они признали, что дела человеческие управляются не опрометчивостью или случаем, но величием и промыслом Всемогущего Бога. (198)  ВДавайте кратко рассмотрим то, что было опущено другими или, возможно, намеренно не принято [ими] во внимание. Нам может быть позволено рассмотреть первое: 6 - превосходное число, воздействует на женщин, 7 - на мужчин. Очень опасны для обоих те болезни, которые приходятся на 7-й и 9-й периоды. Во всей природе эти числа имеют большую власть. Каждый 7-й год, говорил Сенека, откладывает свой отпечаток на возраст. Однако он склонен прилагать это к мужчинам. Не без удивления я заметил, что в разных случаях изменения в государствах случаются в годы, также получившиеся от произведения 7 и 9 или при возведении 7 и 9 в квадрат и при умножении [этих квадратов], или в совершенных числах и в сферических числах. Никто из тщательно рассматривавших этот предмет не сомневается в том, что смерть мужчин случается в годы, значения которых основаны на умножении на 7 или 9: 14, 18, 21, 27, 28, 35, 36, 42, 45, 49, 56. Но если год совпадает с произведением 7 на 9, то по-мнению всех древних, он является наиболее опасным. Так, Август в одном из своих писем поздравляет своих друзей с тем, что он безопасно прожил 63-й год, который он сам назвал фатальным для всех старых мужчин. Следующий - 70-й, когда Петрарка умер в свой день рождения. На 72-м умер Эпикур, который так тщательно заботился о своем здоровье. Затем следует 77-ой, которого Август достиг, а Фридрих III им закончил свою жизнь. Последний правил в течение 53 лет, первый - 56. И тот и другой умерли на 19-й день августа. Следующий - квадрат 9, который равен 81, в этом возрасте умер Платон, и это был тот же день года, когда он впервые увидел свет. Давид не выходит за пределы этого числа, когда описывает жизнь мужчины. Не многие достигают 84-го года, который складывается из 12 раз по 7. Феофраст завершил свой путь в этом возрасте, когда он умирал, то жаловался, что природа отвела ему столь краткий промежуток жизни, тогда как ворону - долгий. Также в этом возрасте умерли папы Павел III и Павел IV. Но есть и такие, которые достигли 90 лет, то есть 10 раз по 9, как Франческо Филельфо. Апостол Иоанн жил 99 лет, как свидетельствует история. Святой Иероним прожил 91 год, что составляет 13 седмиц. Более того, те самые люди, которые жили долго, чему мы имеем свидетельства в наших книгах и рукописях, почти все завершали жизнь в годы, полученные умножением через 7 или 9. Ломах жил 777 лет, Мафусаил достиг 970 (так!), Авраам - 175 (таким образом, он завершил 25 периодов по 7 лет), Иаков - 147 (то есть 21 по 7 лет), Исаак - 180 (то есть 20 периодов по 9 лет), и хотя насильственная смерть может иногда наступать вследствие заключения преступных союзов, чаще, покуда природа находится под контролем Божественной воли, она выпадает на группы чисел, образованных от 7 или 9,. Ибо, многие люди умерли на 63-м году жизни: Аристотель, Хрисипп, Боккаччио, святой Бернар, Эразм, Лютер, Меланхтон, Сильвий, Якоб Штурм, Николай Кузанский, Т. Линакер - все они были поражены болезнью. В том же возрасте был убит Цицерон. В 72 года папа Александр выпил яд. Исократ уморил себя голодом в 99 лет, когда узнал о битве при Херонее. Плиний задохнулся в 56, Цезарь был убит, Эколампадий умер от горя на 49-м году, Аттик умер вследствие воздержания от еды в 77 лет. (199)  Теперь давайте применим подобный же способ к периодам изменений в государствах, но в этом случае мы будем прослеживать квадрат 7 или 9, или давайте умножать куб или квадрат одного на корень из другого, или будем использовать 7 как совершенное число, или, в конце концов, пытаемся включить сферические и сильные кубы внутрь великого числа. В конечном счете [мы остановимся на значениях] квадрата и куба 12, который академики называют великим числом Платона. Квадрат 7 и квадрат 9, конечно, 49 и 81, кубы - 343 и 729. Квадрат 7, умноженный на 9, дает 441, и квадрат 9, умноженный на 7 - 567. Совершенное число - 496, 6 и 29 - меньшие части совершенного числа, оставшееся от совершенного числа превышает 8100, и они слишком велики для того, чтобы использоваться в вопросе о государствах. Квадрат 12 - 144, а куб - 1728. Ни одна империя в своем существовании не превысила значение суммы этих чисел, поэтому большие числа должны быть отвергнуты. Сферических чисел, включенных в великое число, четыре - 125, 216, 625, 1296. Посредством этих нескольких чисел, в множестве которых имеются несовершенные, не квадраты, не кубы, а также числа, составленные из четных или нечетных разрядов, но не из семерок и девяток, которых в этой бесконечной последовательности относительно немного, нам позволено изучать чудесные изменения почти всех государств. Во-первых, начиная с куба 12, про который некоторые из академиков говорят, что это великое и фатальное число Платона, мы обнаружим, что монархия ассирийцев от царя Нина до Александра Великого воплощает это число в точности, по мнению самого Платона. Меланхтон, Функ и все ученые мужи следуют ему. Но мы можем пойти дальше глубже, чем от Нина, от которого Диодор, Геродот, Ктесий, Трог и Юстин начали свой отсчет, так как он первым [учредил] форму правления и основал Вавилон. Более точно было бы говорить, что существовала единая монархия ассирийцев и персов, чем будто бы существовали две различные монархии, в ином случае мы должны выделить царства халдеев, мидян, парфян из ассирийско-персидской монархии и полагать, что обитатели этих областей никогда не были подданными. Но Александр действительно создал новую монархию, когда, будучи, конечно, чужестранцем, он переселил целый народ из Европы в Азию, разбив армию Дария и в конечном итоге изменив обычаи и законы. Но это будет рассмотрено в надлежащем месте. От потопа до разрушения храма и еврейского государства Филон насчитывает 1717 лет. Иосиф дает на 200 лет больше, другие существенно меньше. Я склонен думать, как из правды истории, так и из значимости самого великого числа, что 11 лет должно быть добавлено к срокам Филона, так как результат должен быть не меньше и не больше, чем куб 12. В то же самое время египтяне освободились от царя Ассирии, скифы завоевали Малую Азию, сыновья Писистрата были изгнаны из Афин, а Тарквиний был изгнан римлянами. "Семь дней" Даниила должны рассматриваться в этом свете. Хотя среди писателей существуют великие расхождения относительно [времени] рождения Христа, еще Филон, который считается наиболее точным среди всех древних, относит это к 3993 году. Лукидий от этого года отнимает три, Иосиф прибавляет 6 по многим причинам, которые я вполне одобряю, так как получается число 3999, результат квадрата 7 и 9106, самым замечательным образом подходящий к изменениям в наиболее важных делах, которые затем последовали. По этой системе смерть Христа приходится на 4000 год от Творения. Обратимся к 70 седмицам Даниила, которые заняли 490 лет. Если мы начнем от 7 года [правления] Дария Длиннорукого, так как Ездра [именно на 7 год] был послан в Иерусалим для основания города, то 6-ой год [является последним завершенным] до времени седмиц; сумма 6 - единственного совершенного простого числа и 70 седмиц, то есть 7 раз по 70 лет (так как Писание берет день за год) образует другое совершенное число 496, которое странным образом совпадает с изменениями в управлении. Уяснив это, мы уже не будем путаться в неопределенных догадках и сможем собрать вместе примеры из консульских фаст римлян, так как не может быть ничего более надежного. От основания города до года, когда Юлий Октавиан победил Антония у Акция, был провозглашен Сенатом первым Августом и ему было предложено управление миром, прошло 729 лет, куб 9. От Августа до Августула, который был назван последним римским императором в фастах (так как он был свергнут Одоакром, королем готов), прошло 496 лет, совершенное число. От основания города до разрушения Империи число лет [содержит] квадрат 7 и [сумму 70] целых седмиц, то есть 1225. У Цензорина процитирован Варрон, как утверждающий, что он слышал Вектия, выдающегося авгура, предсказывающего, что если римское государство безопасно пройдет через 120-летний рубеж, то оно просуществует 1200 лет. Я установил именно такое же число лет от Нима до Арбака, первого царя мидян. Функ добавляет еще три года, другие меньше. Но это кажется замечательным, что не только от Августа до Августула, но также от времени, когда цари были изгнаны из города, до диктатуры Цезаря снова появляется то же число лет - 496. И не только здесь, но от Константина Великого до [года правления] Карла Великого, когда он первым [среди франкских королей] был провозглашен императором в Риме, даже Панвинием, наиболее усердным исследователем римской древности, который хотя и имел большой интерес к истории, но ничего не понимал в числах, все-таки насчитано 496 лет. От основания Альбы до ее покорения Гостилием также точно прошло 496 лет. В добавление [приведу] взятый из Саула факт: от первого царя иудеев до Завоевания было насчитано 496 лет, Генебрард прибавляет [к этому числу] 3 года и Гарц даже 10, талмудисты же [от 496] вычитают почти 100 лет, но их мнение ничем не подкреплено. От Возвращения народа и второго строительства Храма до года, когда Ирод был поставлен Сенатом на царство, прошло 496 лет; между Арбаком, первым царем мидян, и Александром Великим прошел тот же период. В самом деле, Македонское царство существовало такое же число лет от Карнея, первого царя, до смерти Александра, хотя Фара отнимает [от 496] 8 лет, другие же добавляют 12, я склонен думать, что истина посередине. Нам предстоит обнаружить еще больше доказательств изменений относительно Галльского государства, находящихся в соотношении с этим числом [496]. Оно состоит из числа Даниила, которое становится совершенным путем добавления совершенного числа 6. Далее, оно одно внутри великого числа образуется из девяток и семерок, если целое берется из обоих множителей. Это число совпадает с тем, что отмечали древние, когда говорили, что цикл империй - 500 лет. Но у них не было никакого опыта в подобных расчетах, так как число 500 неприложимо к циклам в человеческих делах или делах природы. По правде говоря, оно и не совершенное, не квадрат, не куб, не сферическое, не сложенное из 7 и 9, не произведено из корней или квадратов этих чисел. Если кто-либо довольно тщательно рассмотрит гражданские войны римлян, сецессии плебса, внутреннюю борьбу, он обнаружит, что число лет состоит из семерок, или из девяток, или из того и другого. От основания города до изгнания царей насчитывается 243 года, от изгнания до отцеубийства - 468, от изгнания до первой сецессии плебса на Священную Гору - 18 лет, до второй - 63, до третьей - 225, до мятежа Гракхов - 378, от мятежа до гражданской войны Мария - 45, следовательно, до войны Цезаря - 7, от отцеубийства до гражданской войны на Сицилии - 7, следовательно, до последней гражданской войны, Акцийской, - 7. Все эти числа образуются при использовании целых девяток и семерок или из обеих. Более того, сам город был взят через 364 года после его основания, это число очевидно создано из целых семерок. От основания города до поражения при Каннах 539 лет, которое [число] образовано из 77 взятых 7 раз. К этому времени Римская империя была почти разрушена. От поражения при Каннах до поражения при Барии 224 года. Оба числа - из целых семерок, и оба поражения произошли во второй день августа. Известно, что Лисандр сравнял с землей стены Афин на 77 год после победы при Саламине. Плутарх добавляет в жизнеописании Лисандра, что оба [эти события] произошли на шестой день месяца Munichion. И также в год нашего Спасителя 707 на 7-й год правления короля Родерика, мавры вторглись в Испанию, через 717 лет после этого они были выдворены, как мы можем прочитать у самого Тараца, испанского писателя. Что касается куба 7, также имеется много примеров. Это число было избрано Моисеем для учреждения великого праздникам. От победы иудеев над Аманом с помощью Эсфири до победы над Антиохом прошло 343 года, и та и другая победа были одержаны на 13-й день 12-го месяца, который иудеи называют Адар. По этому случаю евреи воздают этому дню великие почести. То же число лет прошло от времени, когда Август один установил контроль, до того времени, когда Константин Великий достиг господства. Царство персов от Кира до Александра продержалось 210 лет - число, которое сформировано из 30 целых семерок. Лангобарды управляли такое же число лет, хотя Павел Диакон добавляет еще три года, которые остались до убийства Дезидерия. Так же долго англичане держали Кале. Цари Сирии и Малой Азии от Нина, первого царя, до Филиппа, последнего, управляли то же число лет. От Исхода евреев из Египта до падения Храма и государства насчитывается 900 лет, число, являющееся результатом умножения 9-й на одну сотню. Это не дольше, чем от Эврисфена, первого царя спартанцев, до тирана Набиса, которого Филопомен отстранил от власти до того, как тот совершенно изменил тип управления Лаконией. Законы Ликурга были отменены 567 лет спустя после того, как они были провозглашены, и спартанцев заставили принять обычаи ахейцев. Число получилось умножением квадрата 9 на 7. Но Птолемеи от Сотера до Августа, который придал Египту форму провинции, правили 294 года, а число это состоит из целых семерок, [взятых 42 раза]. Государство евреев находилось в упадке 70 лет, то же число лет афиняне держали контроль над Грецией, как писал Аппиан. Готы от Теодориха, их первого короля, до Аттилы правили 77 лет, как писал в своих фастах Панвинио. Спартанцы 12 лет командовали всей Грецией, Аппиан здесь авторитет. Примеры [с числом 12] я завершу Александром Великим, который пришел к власти за 6 лет до смерти Дария и то же число лет правил после того, как Дарий был убит. После этого блеск его империи померк так же внезапно, как меркнет вспышка [молнии]. (200)  Но не будем ограничивать себя древней историей, давайте используем отечественные примеры и сделаем столь же тщательное сравнение хронологии Жана дю Тилле с фастами. Галлия подчинялась римлянам от окончательной победы Цезаря над галлами до времени маркоманов, когда вожди франков, полагаясь на силу своих воинов, отказались платить подать правителю Валентиниану в 441 году, число которое образованно из квадрата 7-и умноженного на 9, затем до [начала правления] Варамунда [прошло] 9 лет, до конца же его правления [прошло количество лет равное] 9, взятых три раза. Но со времени, когда он был назван герцогом, до Пипина, который как майордом узурпировал власть и сверг короля Хильдерика, [минуло] 343 года, [значение] куба 7. От убийства Сиагрия, последнего римлянина, управлявшего Галлией, до Капета, галла по происхождению, хотя немцы отрицают это, и анжуйца по рождению, который отнял власть у первых франкских королей, количество лет представляет совершенное число 496. От Варамунда до Капета прошло 567 лет, это число получается через квадрат 9 помноженный на 7. И вновь от Варамунда до Гуго Великого и от последнего до изгнания Людовика IV знатью и его пленения насчитывается 512 лет - чистый куб. От измены Карла Бурбона и пленения [короля] до Франциска и его времени прошло в квадрате дважды по 12, то есть 567 лет. То же число насчитывается от [первого] Капета до той проклятой и ужасной войны, которая недавно пролила кровь граждан. И не больше и не меньше [прошло лет] от пленения Карла, герцога Лотарингского (Капетом устраненного от законной линии наследования и заключенного в Орлеане), до другого Карла Лотарингского, который, когда он достиг королевской власти, отправил потомка Капета в Орлеан, в обоих случаях Орлеан был дьявольским предвестником для рода лотарингцев. От Карла Простоватого, которого задержали как пленника, когда он самовольно вступил в Перонну, до Людовика, последнего простак для всех, который добровольно и совершенно бездумно также удалился в Перонну и был захвачен графом Карлом, мы имеем 540 лет, число, состоящее из целых девяток. И вновь от Капета до памятного похода Карла VIII в Италию насчитывается 496 лет, полное и совершенное число. От падения королевства ломбардцев и до завоевания этой области Карлом Великим, от [завоевания лангобардов Карлом Великим] до сходного похода и покорения Ломбардии Людовиком XII насчитываем 729 лет - чистый куб 9. В это время у венецианцев не было стабильного правительства, но они получили свободу по соглашению между Никифором и Карлом Великим. И вследствие этого государство венецианцев существовало еще 729 лет, когда император Максимилиан, Людовик XII, король Фердинанд, папа Юлий II планировали разрушить это государство и когда оно было почти уничтожено; кроме того, турецкий султанат и даже сама судьба вступили в сговор со столь многочисленными и столь великими врагами. Городу, внезапно загоревшемуся от серного порошка, грозила большая беда, нескончаемые запасы золота были погружены на суда и потеряны в кораблекрушении. В самом деле, в это время венецианцы показали меру своих возможностей и мудрости. Также стоит отметить, что от Годфридом, который в знаменитой победе разбил персов и освободил Сирию от рабства, до последнего Болдуина, который был захвачен Саладином, минуло 90 лет, число, состоящее из целых девяток. Далее, 56 лет - от Болдуина до Палеологов - галлы удерживали контроль над греками; папский престол, однако, управлял там 70 лет. Каждое число состоит из целых семерок. (201)  Однако я никогда не закончу, если буду и дальше приводить примеры, число которых действительно бесконечно. Но даже благодаря тем примерам, которые я дал для имеющих досуг [людей], через беспристрастные и точные факты истории возможно куда точнее обосновать изменения в государствах и более достоверно и ясно предвидеть то, что произойдет (хотя это известно одному Богу), чем при помощи пустяковых и ошибочных догадок Кардана. Он думает, что каждая великая империя зависит от [местоположения] звезд Гелики или Большой Медведицы. Когда она находилась вертикально над поднимающимся Римом, то принесла власть туда, затем - Византии, после чего - Галлии, теперь [эта звезда] перемещается к Германии. Эти соображения также правдивы, как правда то, что он написал о себе в своей автобиографии. Он утверждает, что никогда не лжет, и это кажется ему значительным, хотя хороший человек должен превзойти себя, как объясняет Нигидий, и признаться во лжи, зная, что повторяет неправду. Честный человек должен заботиться о том, чтобы никакая ложь не смогла укрыться от него; упоминаемый же мной автор верит, что он не лжет, когда помимо своей воли повторяет то, что ошибочно. Но что же тогда является ложью для человека, имеющего даже скромный опыт в том искусстве, которое Кардан преподает (или в котором он считает себя знатоком)? Он понимает, что эта звезда вертикально расположена над бесчисленным количеством народов и городов, но все-таки добавляет, что условием возвышения города является время совпадения зенита Солнца и [вертикального расположения] этой звезды. В одно и то же время он утверждает, что эта власть [небесных светил] распространяется на всех людей, [живущих на] одной параллели, и говорит, что возвышение возможно только в каком-то конкретном месте. Он думает, что таким образом можно обмануть наиболее осторожных. Известно, что звезда, о которой идет речь, на 54 градуса удалена от экватора и [ее движение] ограничено арктическим кругом, поэтому никакие причины не влияют на ее отклонение, которое всегда составляет 12 градусов от [небесной] вертикали над городом, из этого ясно, что она не может иметь строго вертикального положения. Давайте покажем и то, что она не только не может быть в зените, но не может вообще совпадать с Солнцем, так как необходимо, учитывать [определенные поправки] в соответствии с долготой и меридианным временем. Более того, ошибка может идти от Варрона, который, как писал Плутарх, приказал Фирмийцу, известному астрологу, установить, если возможно, день и час рождения города и его основателя. Он [Фирмиец], путем прилежного изучения звезд обнаружил, что основание города произошло на 3-й год 6-й Олимпиады, с чем согласились Дионисий и Варрон или на 11-й день до календ мая, который называется днем Палилии в месяце апреле, около 3 часов пополудни, когда Юпитер находился в созвездии Рыб, Сатурн, Венера, Марс - в Скорпионе, Солнце пересекло созвездие Тельца, а Луна была в Весах; Ромулу же шел 18-й год. Плутарх узнал это от Антимаха Лирика из Колофона. Они никогда не упоминали Большую Медведицу. В то время эта созвездие располагалось в созвездии Льва, что соответствовало 18 градусам 56 минутам, как ясно следует из таблиц Коперника и его наиболее точных расчетов законов движения. Но сегодня это созвездие - в Деве, 20 градусов 50 минут. Отсюда интересно, как это могло случиться, что созвездие стояло вертикально поднимающемуся Риму, когда 12-я часть Близнецов была в зените? С этой точки зрения 18-я часть Льва удалена на 54 градуса. Как можно говорить о даже минимальном соединении с Солнцем, которое пересекает Тельца, в то время, как последняя звезда Медведицы пересекает Льва? Она тогда удалена на 90 градусов по долготе и 45 градусов по широте от любого соединения с Солнцем. Для Кардана еще более бессмысленно говорить, что высокая звезда [Полярная звезда] была вертикально расположена над Византием, когда к нему от римлян перешло господство, так как Византий был основан до того, как был рожден Ромул, как это ясно из Полибия. Еще более абсурдно, когда он перепрыгивает от греков к следующей точке Галлии, затем - в Германию, противоположно природе направления движения и склонения этого созвездия. Подобные заключения кажутся более стоящими улыбки, чем опровержения. Почему скандинавы и ливонцы, только над местами проживания которых [расположен] не только хвост, но и вся Медведица, причем, перпендикулярно над ними, - почему они благодаря этому никогда не получали какой-либо власти, а, напротив, были совершенно беззащитны перед атаками и домогательствами их соседей? Или если перпендикулярное [расположение] звезд [над определенными местами] дает превосходство, то почему же [это не распространяется на те созвездия], которые древними названы алмазными и королевскими: Регул, Гиаду, Плеяду, Антарис? Почему же не на те 15, которые сам Кардан называет королевскими? Почему же Спика (Колос), Лира, Арктур, да на самом деле почти все планеты перпендикулярно [расположенные] над одной только Африке, не дают власть проживающим там [народам]? Более того, африканцы всегда были покоряемы легионами из Европы и Азии. (202)  Коперник имел другую теорию, так как он решил, что все изменения империй были связаны с расположением по отношению к центру небольшого эксцентрического круга и его движением, как писали его ученики. Более того, этот небольшой круг не влияет на Солнце, которое он представлял неподвижным, но его силе подвержена Земля, которую он представлял в движении. Но ни один еще не проявлял такое отсутствие знания, как те, что считали, что любая сила, исходящая из центра небесных кругов, меньше, чем исходящая от земли, и Коперник не позаботился описать эти [явления], а последователи выдали его рассуждения за установленный факт. Вследствие того, что эти предметы являются ложными с точки зрения истории, и того, что ни движение эксцентрических кругов, ни [движение] Солнца не являются значительными для изменений империй, должно полагать, что все эти вещи зависят от бессмертного Бога. Или, если мы хотим искать причины изменений внутри любого владения во второстепенном, то можно рассуждать о свойствах хорошо известных созвездий, о которых мы писали в предыдущей главе, но Бог использует звезды как свои инструменты. Хотя древние не могли судить об этом вследствие неизученности движения небесных тел, их последователи, с другой стороны, пренебрегли этим. Ни одна система не кажется мне более простой, чем та, что основывает циклы (которые Птолемей называл "эпохами" и Альфонс "эрами", то есть "корнями" - по-испански) на числах, беря за начало возникновение каждой отдельной империи, подобно тому, как во время лихорадки мы имеем обычаи предсказывать здоровье или смерть по решающим дням, ведь если некоторые заболевают в разное время, один и тот же день может быть благоприятным для здоровья одних, тогда как для других это может означать конец (но иногда сила звезд и их гибельное влияние таковы, что независимо от дней это влияет на нескольких [человек] в один момент). Империи, как писал Полибий, борются со своими собственными болезнями, поэтому иногда они гибнут под воздействием внешних сил, а иногда конец соответствует их природе, определенной ясным рядом решающих чисел. Я не то что опровергаю написанное Аристотелем в V книге "Политики" и в конце "Метафизики" о том, что числа вообще не имеют никакого значения, [но задаюсь вопросами] почему у мужчин возможно излечение золотухи, если заболевание выпадает на возраст кратный семи? Почему ребенок, рожденный на 7-й и 9-й месяце живет, а на 8-м - никогда? Почему 7 планет и 9 сфер? Почему длина кишок в животе равна соотношению 7 к размеру роста человека? Амбуаз Паре, королевский хирург, сообщил мне этот факт. Почему 7-ой день голодовки фатален? Плиний писал, что это установлено на основании длительного опыта. Почему чудесных изменений Луны 7? Почему 7 нот? Почему соловей 7 дней и ночей безостановочно повторяет 9 мелодий песен? Об этом чуде мне сообщил Жак Бойер, президент парламента Бретани, человек доблестной природы и очень обширных знаний в свободных искусствах. Почему, в конце концов, состоящие из семи частей приливы и отливы Эврипа довели Аристотеля до безумия, как некоторые сообщают, или до падения в него вниз головой, согласно другим? Аристотель не охватил Эврипа, но Эврип охватил Аристотеля. Моисей, очень мудрый человек, и пророки помещали почти все пророчества внутрь цифр, состоящих из произведения семи. Они провозглашали праздники на 7-ой день, 7-ю неделю и 7-ой месяц. На 7-ой день земля распахивалась под пар и освобождались рабы, а но после каждого 49 года (7 раз по 7) наступал великий праздник, прощались долги и поля возвращались их прежним хозяевам. Следовательно, число 7 считается у иудеев сакральным. (203)  Эти соображения показывают, что человеческие дела не происходят случайно или беспорядочно, как этим [открытием] гордятся эпикурейцы (!), или согласно воле безжалостного рока, как говорят стоики, но по Божественной мудрости. Даже если мудрость устраивает все предметы в восхитительном порядке, числе, гармонии и форме, тем не менее все изменяется Богом или по желанию, иногда произвольно; как Исайя писал о Иезекииле, Бог продлил его жизнь, когда тот молил его, и показал Солнце, идущее вспять. Но иногда сказано, что время спешит: в Священном писании, по причине наказания за грехи или прощения, как Павел писал о пророчестве Илии. Для испытания пусть будут воды потопов, которые смыкаются скорее по желанию Бога, чем по порядку природы и великое число может быть надлежащим образом завершено в год 1656-й от Сотворения. Если к этому числу добавить восьмую девятку, то есть 72, результатом будет куб великих 12. Но человек может понять, что Бог не связан никакими числами, никакой необходимостью, он освобожден от законов природы, не по решению Сената или народа, но только по Его собственной воле. Ибо, после того, как Он сам установил законы природы и получил власть не от кого-либо, а от себя самого, ясно, что Он должен быть свободен от Его законов и в различное время может принимать различные решения относительно одного и того же предмета. (204)  Амброзий писал: преступления безнравственных [людей] не всегда наказываются на Земле, хотя они и считают, что в будущем не будут наказаны [за зло], и что нет воздаяния за добро, грешникам воздастся за их грехи, как бы они ни хвастали, что Бог не наказывает за жестокость. Мы же должны прийти к точному заключению о том, что хорошо и дурно в людях, как бы нас насильно не заставляли видеть то или иное в наших судьбах. Я обратился к этому в связи с некоторыми изменениями в государственном управлении с точки зрения философии, с размышлениями по этому поводу, а также в связи с тем, что мы сами по воле судьбы, которая часто меняет жизнь великих, можем переживать на себе изменения в государственном управлении. Когда Помпей бежал после поражения при Фарсальской битве, горько оплакивая падение государства, его ничто не могло успокоить кроме речи философа Секунда, который убедил его, что точный срок жизни государства был определен бессмертным Богом. (205)  Изменения в Римской империи (206)  Из всего разнообразия историков каждый читатель должен сделать свой собственный выбор, в соответствии со своими собственными суждениями, чтобы за краткое время отпущенной нам жизни мы могли познакомиться со множеством писателей. Если мы внимательно рассмотрим известного "Полидора" Вергилия, наиболее правдиво описывающего английские дела, хотя, конечно, его свидетельства подозрительны в отношении гельветийцев и галлов, Ренана - для Германии, Эмилия - для Франции, то мы не будем уж так сильно нуждаться в Беде, Гагуине, Гаци, Саксонце и подобных им писателях. Может быть, я не знаю природы истории, хотя были периоды величайших глупостей, но историки, жившие в то время, пытались скрывать их. Плутарх писал, что три тысячи историков рассказали о битве при Марафоне, тогда как всего тридцать писателей нынешнего времени оставили свои отчеты о событиях в Италии. Я думаю, что Гвиччардини является единственным, чей авторитет общепризнан и неоспорим, и он должен рассматриваться раньше всех остальных. Сейчас почти все европейское скопище историков копается в самых пустячных делах, хотя о многих периодах истории нет почти ничего. Это все об отборе историков. Я предполагал написать о тех [авторах], чьи беспристрастные суждения могут быть представлены на суд читателя. (207)  Изменения в Афинском государстве (208)  Афиняне часто подвергались различным напастям; когда Кекроп мужественно отстоял 12 городов Аттики от нападения врагов, то он, согласно свидетельствам, мог получить королевскую власть. Основанная им монархия, как принято считать, существовала за 800 лет до времен Эсхила. После смерти Эсхила, который участвовал в правлении на протяжении всей своей жизни, оптиматы присвоили себе власть магистратов со сроком действия на 10 лет, и их правление имело сходство с диктатурой, хотя в том случае, если магистрат превышал свои полномочия, срок его правления мог быть сокращен до года. Креон первым был избран магистатом на год, его власть была подобна власти тех, кого греки называли „архонт", а римляне „судья". Эта должность существовала еще до Писистрата, о его манере правления пишет Дионисий, который получил защиту и покровительство на всю свою жизнь от Алемонида и стал преемником его власти. Затем сыновья Писистата Гиппарх и Гиппий удерживали свою власть посредством силы в течение 70 лет, как свидетельствует Аристотель, пока не были убиты, другие умирали своей смертью. Народная же власть впервые была установлена Солоном, правление которого было полновластным и справедливым даже в отношении пятого сословия, которое состояло из низших слоев плебса и значительной части народа, имело права и участвовало в политической деятельности органов управления, учрежденных Солоном. Аристид был первым, кто настоял на отмене этого закона, затем Перикл заменил народную форму управления охлократией и, наконец, изъял или, точнее, лишил власти ареопаг, который не мог гарантировать безопасности и достоинства государства. После этого он перенес в среду беднейшего плебса выборы всех магистратов, консулов и изменил целиком форму управления государством. Изменения в системе наказаний и денежные пособия использовались как приманка для овладения властью. После его смерти, когда Алкивиад был изгнан и Никий со своей армией разбит, контроль вновь перешел к 400 оптиматам, хотя несколько позднее сторонники Фрасилла возвратили власть народу. Наконец, когда флот был разбит в битве при Эгоспотамах, афиняне, как и их союзники, попали под контроль спартанцев, которые повсюду утвердили аристократические формы правления вместо народных. В итоге было выбрано 30 оптиматов, которые, однако, немедленно стали вздорными тиранами. Со временем их власть была сокрушена, а сами они были убиты Фрасибулом, тогда верховная власть снова возвратилась к народу и оставалась у него до тех пор, пока Антипатр в ходе Латинской войны не передал народную власть нескольким оптиматам, чтобы те выполняли его волю. Но через 14 лет Деметрий Полиоркет изгнал Деметрия Фалерского и под предлогом освобождения народа установил тиранию. Но и он вскоре был пленен своими врагами, тогда афиняне вновь обрели свободу, которой пользовались до времен Суллы. Этот человек осадил город, потому что был союзником Митридата. Он захватил его, будучи грозно настроенным, и встретил, как на улицах, так и в домах, столь ожесточенное сопротивление его жителей, что реки крови, говорят, заполнили весь город. Потом афиняне с необыкновенным изяществом, как написал Поиний, вернули себе потерянное, но попали в рабство похоти тиранов и магистратов и ни в чем не имели свободы, им принадлежала лишь их собственная тень. Верно подметил Аппиан, что афиняне держали контроль над Грецией 70 лет, хотя Демосфен в третьей книге "Олинфяне" написал, что они держали лидерство только 45 лет. (209)  Изменения в Спартанском государстве (210)  Спартанское государство имело направленность своего движения от королевской власти (которая держалась около 300 лет, от Эврисфена до Ликурга) к тирании, после того как Лигург на очень непродолжительный срок установил народную власть, как свидетельствует Плутарх и как мы отмечали раньше. Через 24 года Теопомпий и Полидор прочно установили правление оптиматов, и при этой форме правление Спартанское государство процветало на протяжении 576 лет до времени тирана Набиса, через которого владениями Спарты управляли ахейцы от имени Филопемена. Трудности жизни, связанные с системой Ликурга, привели спартанцев под управление ахейцев. В дальнейшем они оба (Набис и Филопемен) каждый в свое время были разгромлены римлянами и оба уступили власти Рима. (211)  Доподлинно известно, что человек, вырабатывающий метод, не может вникать во все детали; так как задачей его является обобщение, то он не может показывать на пальцах, как происходили события. Но от всеобщего мы можем обратиться к источникам и рассмотреть менее известные государства, такие, как Фивы, Коринф, Мессения, Сицилийское государство, Сикион, государство аргивян, критян, Коркира, проследив изменения, которые ясно описал Павсаний, это будет полезно для тех, кто хочет исследовать их более полно. Сейчас для того, чтобы сделать материал ясным, мы должны показать незатейливые превратности общественных дел в Италии. (212)  Изменения в Западной империи (213)  После того, как были разгромлены ломбардцы, к королевству галлов была присоединена часть Италии, другие ее земли вошли в состав Германии, Саксонии, Паннонии и значительная их часть - Испании. Карлу, старшему, была отдана Франция, Лотарингскому досталась главная часть империи, Италия и та часть, которая потом стала называться Лотарингией, Пипину - Аквитания, Людовику - Германия. Раздел был произведен таким образом, что ни один не находился в зависимости от другого. Потом в результате различных войн Германия и Италия стали считаться одной областью, и так было до тех пор, пока род Карла Великого не пресекся, тогда князья Германии стали выбирать королей всеобщим одобрением. Управление Италией и Швецией осуществлялось через королевских легатов и викариев, Германией короли управляли сами, но со временем они выродились в тиранов. Немцы, избавленные от рабской зависимости, выбрали аристократическую форму правления, гельветийцы имели народное правление, итальянцы ссорами пап и императоров были разделены на партии гибеллинов и гвельфов, некоторые выбрали в правители королей, другие - тиранов, отбор которых велся как среди ставленников пап, так и среди наследников императоров, остальные покровительствовали народным и аристократическим режимам. Папа Урбан отдал Галлии королевства Неаполь и Сицилию, тогда Людовик преподнес города как подарок римской церкви, ее иерархам. Другие, узмученные иноземным засилием, предпочли подчиниться власти сильного внутреннего авторитета, поэтому последовали попытки семьи из Анжера захватить Милан и большую часть Ломбардии, Делла Скала получил Верону, Буонакольси - Мантую, когда же они были выбиты родом герцога Гонзага, то в Болонии обосновались Бентиволио, в Фиенце - Манфреди, в Римини - Малатеста, в Перуджи - Балиони, в Модене - Д'Эсте, в Урбино - Монтефельтро и в Милане - Сфорциа. Папы получили Пицентийскую провинцию, Умбрию, Эмилию, Латинскую область и большую часть Этрурии. Между тем венецианцы, которым даровал свободу Карл Великий, отвоевали у других сначала Истрию, затем Либурнию (я не считаю островов), потом постепенно - Падую, Верону, Бергамо и Равенну. Флорентийцы добились своего освобождения от германцев, подчинив пизанцев, Ареццо и население других соседних городов. Жители Лукки, сиенцы, генуэзцы добились независимости в этот же период. Многие города, изменявшие свои формы правления от монархий до тираний или правления оптиматов, были разделены политическими границами. В них вновь и вновь вспыхивали разногласия, заканчивающиеся установлением народного правления или полной анархией. Ни одна часть мира не знала столько изменений в формах правления. (214)  Наконец все государства, сведения о которых дошли до нас в каких-либо описаниях, снова стали монархиями, исключая венецианцев, жителей Лукки, генуэзцев, рагузан, гельветов и германцев. Раньше мы уже говорили о венецианцах и германцах. Позвольте нам теперь кратко охарактеризовать формы правления и изменения в них у других народов. (215)  Форма государственности и изменения в правлении гельветов (216)  Гельветы долгое время находились под ярмом власти императорских наследников, священников и Габсбургов, которые позднее стали герцогами Австрийскими. В 1315 году они установили правление, близкое к тирании. Сначала им подчинилась Швеиц и Унтервальден, потом - Люцерн, Цюрих, Берн, а затем им покорился даже Базель. И хотя союз не был столь силен, позднее к нему все-таки присоединились жители Тикина, валансийцы, ретианцы, население Зиттена, Сант-Галля, Мюльхаузена и Роттвайльда, наконец, женевцы. Эти города, как мы уже указывали, были разделены политическими границами, хотя все имели народный тип управления. Из множества названных кантонов пять малых кантонов, однако, имели необычную форму правления, даже более народную, чем в Берне, Цюрихе, Базеле и тех городах, что освободились от власти германцев. Они действительно голосовали старым добрым методом, поднятием руки, для чего народ собирался в одном месте, в одно время. Ежегодные выборы магистратов являются всеобщими, иногда по воле народа, когда избранный хорошо выполняет свою службу, ее срок продлевается на два-три года. Множество кантонов имеют одного высшего магистрата, который называется просто "человек". К государственной службе привлекаются канцлер, казначей, а также сборщик налогов и 12 консулов. Эти 15 человек вместе берут на себя заботу обо всем гражданском и военном управлении. Более того, провинциальные служащие, магистраты и магистраты муниципалитетов имеют право обращаться с апелляциями именно к этим 15 лицам. Жители Берна выбирают высшего магистрата, население Базеля и почти все остальные выбирают бургомистров, исключение здесь представляет Женева, где принято выбирать человека, которому вручается исключительная власть синдика. Многие люди думают, что базельцы, чья власть охватывает обширную территорию (они имеют около 40 городов), так же как и народ Базеля, Цюриха, Женевы и тех городов, которые освободились от власти германцев, или 400 других городов, подчиняются Совету государства. Но это ошибочное мнение, декреты, особенно если они касаются вопросов управления, вступают в силу только после того, как народ их утвердит. Утверждение производится на специально созванных собраниях коллегий и корпораций ремесленников, которые имеют общее название schaffae, там же избирают человека, который их возглавляет. Затем синдик и трибун каждого совета передают решения народа большому Совету. Почти везде имеется три консула, в Базеле - даже четыре, потому что там главным считается защита государства. Поскольку консулы держат под контролем все дела, то ничто не может быть более трагичным для народа, чем бесправие консула или неспособность более высокого консула решать дела за нижестоящего консула. И в наши дни народные законы имеют там наибольшую силу, согласно народному решению, они не могут быть изменены и не могут быть безнаказанно нарушены. (217)  Аристотель описал пять видов королевского правления, и из этого ясно - ничто не является более опасным, чем желание народа иметь высшую власть над законом и его нежелание уважать закон, как написал Ксенофонт об афинянах. На наш взгляд, ничто не может быть более правильным и похвальным, чем то, что невоспитанный плебс ограничивается рамками законодательных актов. Поэтому неудивительно, что швейцарцы в течение 240 лет поражали всех своими делами. Народная власть у них сохранялась благодаря двум удачным инструментам - справедливым законам и частотой общественных собраний. Нобилии, которые неоднократно опрокидывали народное государство мегарийцев, римлян, флорентийцев, сиенцев, генуэзцев, почти отсутствовали среди гельветов, а если и встречались, то долгое время избегали гнева плебса, а поскольку они были относительно немногочисленными, то часто отрекались от знатности и смешивались с полновластным плебсом. В значительной степени они не достигали высших служебных постов, которыми пользовались мясники и сапожники. Таким образом, не только угроза ссор и нарастающая злоба сдерживали банкиров, число которых было значительно в гильдиях, но вдобавок и объединение в союзы горожан, почти не верящих в существование доброй воли в государстве, хотя действия на основе доброй воли являются целью всех человеческих законов. Когда бернцы, жители Цюриха и Базеля изменили свою религию, то потребовали и отмены этих собраний, но не добились последнего. Жители Женевы, которые являются менее демократичными, не утвердили у себя подобных обычаев. Они не устраивают общих пирушек, исключая священные трапезы, которые проводят каждые три месяца. Действительно, они полагают, что обилие бутылок, выпитых швейцарцами, враждебно не только частным или общественным делам, но - и добродетели, и вере. И те и другие имеют реальные причины, побуждающие их следовать своему мнению, они не воспринимают авторитеты и примеры великих людей. Гельветы живут без ссор и разногласий, в то время как женевцы заняты тайными интригами с целью назначения на службу, при этом ими движет страх, а не любовь. Однако ничто, созданное страхом, не может быть продолжительным и прочным. В качестве доказательства мы приведем тот мощный заговор, который несколько лет назад чуть не сокрушил государство. Может быть, мягкость горожан, неэффективность иноземной власти потворствовали возможности организовать заговор. У женевцев есть похвальная традиция - они верят, что ничто в мире не способствует так процветанию государства, сила которого не в богатстве или величии империи, но - в добродетели и превосходстве, как контроль духовенства. Лишь нечто величайшее и более близкое к священному пригодно для сдерживания человеческих грехов и пороков, которые не могут быть исправлены ни человеческими законами, ни судом. На самом деле, в принуждении через совесть используются пример и власть Христа: сначала принуждение применяется открыто, потом воздействие становится менее заметным и, наконец, если вы все-таки не повинуетесь, то можете быть отлучены от церкви, после чего следует наказание через суд. Сенека считает смехотворным принуждение к добру через закон, нечто подобное можно сказать о многих вещах, в отношении которых никогда не может быть применен закон. Порядок в этом городе поддерживается без применения силы и без шума, поскольку поручено это тем лицам, которые заслуживают высших похвал своими собственными добродетелями, поэтому в этом городе нет ни наказаний, ни пьяниц, ни нищих, ни бездельников. (218)  Формы государственности и изменения в правлении генуэзцев (219)  Генуэзцы были известны благодаря своей власти на морях и славе их дел, еще до того, как они почти победили венецианцев и стали контролировать их владения и даже их собственный город. И даже когда они были разбиты венецианцами, они приняли капитуляцию добровольно, подчинившись сначала Карлу VI, королю Галлии, а затем правителям герцогам Миланским. В те времена, когда вследствие заговоров государство было разделено, плебс, подняв смуту в армии, изгнал всех патрициев. Было выбрано 8 трибунов плебса. Они разогнали французский горнизон, штурмом отбили назад цитадель и сами выбрали дожа. Позднее Людовик XII казнил его, захватив город и жестоко наказав граждан. Но когда Ломбардия подчинилась императору Карлу V, то Андре Дори ради Карла покинул Галлию и, подобно Арату или Ликургу, создал государство, свободное от всех ужасов войны и тирании и имеющее лучшие законы и институты. Правительство, которое раньше было народным, а еще раньше - плебейским, он переменил на аристократическое, где власть основывалась на древности рода, богатстве и великолепии. Он выделил 28 семей, стерев имена тех заговорщиков, которые раскалывали государство. В подкрепление этому он издал закон, согласно которому каждые десять лет оптиматы должны были выбираться плебсом, причем непременно из тех, кто отличается своим добродетельным образом жизни и богатством. Но этот закон, как я узнал от генуэзцев, устарел, и число допущенных к власти возросло. Коллегия оптиматов расширена за счет 400 граждан, которые осуществляют верховную власть, потому что оптиматы, общей численностью 1200 человек, управляют по очереди. Общее число горожан составляет около 80 000 человек, хотя этого точно я не могу утверждать. Затем, оптиматы были наделены суверенитетом, то есть правом издавать законы, объявлять войну и мир, правом высшего помилования, правом выбора всех магистратов, особенно, Сената, срок пребывания в котором ограничивался одним годом. (220)  Власть дожа, которая раньше давалась пожизненно, теперь ограничивается двумя годами, и число его охраны увеличено за счет 500 германских наемников. За дожем закреплено единоличное право созывать оптиматов и Сенат. Когда истекает срок его полномочий, то он может продолжать свою службу в качестве прокуратора (они имеют высший авторитет в выборном совете государства), далее как синдик он может принести клятву в своей честности и неподкупности. Я пропущу действительно сложную систему выборов дожа, заметив только, что система выборов такова, что никто, кроме тех, кто обладает высшей честностью и знатностью рода, не мог быть выбран на этот пост (хотя формально по старым законам на эту должность должны были избираться только плебеи, но это уже давно не выполняется). К этому человеку на полгода прибавляется еще восемь человек, которые наделены той же властью, что и Совет семи среди венецианцев, и пять синдиков, имеющих такой же авторитет, как и Совет десяти среди венецианцев. Они берут на себя всю заботу о государстве. (221)  Следующим является магистрат, которого они называют "подеста", осуществляющий верховную юрисдикцию. Этот человек обычно избирается из числа тех, кто приглашен из других государств, он должен иметь трех помощников для подходящей замены. Чрезвычайно важные дела он имеет право передать на рассмотрение Сената. Вдобавок есть семь человек, которые исполняют свои обязанности три месяца и которых называют экстраординарными, потому что они имеют право назначения опекунов. Более того, для рассмотрения гражданских дел имеется пять человек, тоже из числа иноземцев, срок службы которых ограничивается двумя годами. Они повсеместно известны как "рота", наконец, имеются цензоры, которые контролируют старшин гильдий, чтобы те не допускали злоупотреблений в ремесле и торговле, следили за мерами и весами. Военачальники - 40 капитанов - переизбираются из года в год и, конечно, выбирают одного главнокомандующего. Охрана казны передается банку Святого Георгия, что особенно приветствуется сотней человек и восемью банкирами, хотя замечательное богатство и доблесть города зиждутся на традиции взимания платы с общественных владений и ломбардов. (222)  Форма правления жителей Лукки (223)  Правление в Лукке также находится в руках оптиматов. Хотя 34 000 человек не так давно были объединены под властью этого города, 2000 из них осуществляют правление. Ежегодно избираемые коллегии, однако, состоят из шести оптиматов, и высшая власть в государстве находится в их руках. Десять человек с властными полномочиями на трехлетний период отбираются выборщиками, которых принято называть "раздражителями" и главным преступлением которых является оставить город [без своего попечительства]. Они также выбирают Сенат из восемнадцати человек, а те вместе с децемвирами держат совет о делах государства. Следующие, низшие должностные лица заботятся о работе трех человек - судьи и двух асессоров, все они иностранцы. Один из помощников возглавляет службу общественных наказаний, другой разбирает частные дела. Кроме того, девять судей, тоже из иностранцев, а значит, способные судить непредвзято, ведут судебные дела торговцев. Затем идут комиссары земель, казны и продовольствия. Кроме того, восемь человек осуществляют контроль над иноземцами. Наконец, имеется шесть казначеев и такое же количество капитанов армии. Но никто не является более уважаемым, чем цензоры, полномочия которых позволяют наказывать трехлетней ссылкой людей безнравственных, равно как и прощать провинившихся, которых часто прощают, согласно решению великого консула. На даже жители Лукки и Генуи не являются полностью свободными, потому что их свобода оплачивается данью королю Испании. Генуэзцы, формально сохраняя владение над многими островами, тем не менее платят туркам 30 000 золотых крон, венецианцы платят - 12 000, рагузанцы - 13 000, что позволяет им быть свободными от поборов и налогов. Но постепенно острова, за исключением лишь нескольких, попадали под власть турок. (224)  Государство рагузан (225)  Правительство рагузан всегда состояло из оптиматов. Коллегии нобилиев формировались из представителей 24 древнейших родов. Но, как и у венецианцев, все избранные служат один и тот же срок. Сенат из 60 человек избирается ими, следующими по значимости являются десять человек, на которых распространяется власть ректора как главы города-государства. Затем следуют пять человек, имеющих почти такую же власть, как Совет десяти у венецианцев, затем шесть человек консульского ранга, судей, разбирающих гражданские дела, пять человек для разбора уголовных дел, от которых прошения подаются в курию, состоящую из тридцати человек. Имеется шесть человек для службы в ночное время. Другие назначенные не имеют власти командовать, подобно триумвирату, которому поручено заботиться о сокровищнице, среди них четыре квестора, два директора монетного двора, комиссионеры города и, наконец, капитан цитадели, который меняется на посту ежедневно. Только однажды, как и в случае с афинянами, глава Сената использовал ключи от цитадели и сокровищницы. В своей системе управления они имеют много общего с венецианцами, но есть и значительные различия, например то, что в целях сохранения власти они заручаются поддержкой военной охраны из паннонийцев, подобно тому, как генуэзцы набирают охрану из швейцарцев и германцев. Но из всех государств, которые сейчас существуют, еще ни одно не производило так много изменений в государственном строе, как республика Флоренция, причем за столь короткий срок - с 331 года. (226)  Мне кажется очень полезным рассказать кратко то, что я узнал как от самих флорентийцев, так и от их историка Поджио; я обращался также к трудам Макиавелли, Антонини и Гвиччардини. На примере истории этого государства мы сможем составить более точное и правдивое мнение о самой лучшей форме правления. (227)  Форма правления и изменения во Флорентийском государстве (228)  В тот период, когда папы и императоры погрязли в ссорах за контроль над Италией, флорентийцы в 1215 г. предпочли свой путь к свободе и на собрании народа выбрали 15 магистратов, которых назвали "сеньоры", а также еще двух судей: одного местного, другого - чужеземца, сроком на один год. Но едва они передали этой группе власть, вдруг внезапно вспыхнули разногласия, вследствие чего власть у вновь избранных должностных лиц была отобрана, и флорентийцы выбрали тридцать шесть человек, которых назвали "реформаторами", для утверждения правительства. Были созданы гильдии ремесленников, а их магистраты выбирались подобно трибунам. Это происходило в тот период, когда наиболее могущественные люди покровительствовали партии гибеллинов. Дальше управляли гибеллины и граждане выбирали двенадцать человек, которых называли "добрыми людьми", полагая, что если изменить название, то также изменятся и традиции. Затем они избрали 80 сенаторов в состав государственного совета, но право вершить дела всего государства они предоставили 180 оптиматам, которые имели высшую власть над судом и законом. Флорентийцы находились под этим видом правления почти тридцать лет. Позднее эта форма правления выродилась в олигархию, а нобилии стали вздорными, и тогда право принятия решений снова перешло к народу. Затем, избрав триумвиров, которых они назвали "priori", во главе со знаменосцем, которому было даровано право преторианской защиты государства, вдобавок они создали ополчение из горожан и сельских жителей, чтобы не быть сломленными врагами. Пока главный знаменосец выбирался из народной среды, он предостерегал нобилиев от погони за почестями и борьбы за должности. Потом среди нобилиев возникли серьезные разногласия и народ был разделен принадлежностью к разным партиям, в результате общество в течение длительного времени раздиралось гражданскими мятежами. Однако общим согласием они решили обратиться к папе римскому с просьбой поставить над ними человека королевского рода, которому все стали бы повиноваться. Откликнувшись на эту просьбу, он послал во Флоренцию Карла Валуа, короля Сицилии, который в это время был в Риме. Карл быстро подавил смуту и обратился к изгнанникам и тем, кто был вынужден уехать под давлением обстоятельств гражданской войны, с просьбой возвратиться. Но, призванный своим собственным народом, он оставил город, еще не полностью успокоившийся. После чего последовали даже более серьезные, чем это было раньше, смуты и кровопролития, захватившие даже жителей Лукки и втянувшие их в бедствия их соседей, многие бросились вон из города и скрывались до тех пор, пока не улеглись беспорядки. Но покоя так и не настало до той поры, пока внутренние распри не были подавлены внешней войной. (229)  Поэтому в 1304 г. они изменили форму правления: вместо одного знаменосца они ввели трех, которых стали называть "priori" , наделив их большой, почти диктаторской, властью. На общем собрании всех граждан была утверждена система выборов, которую используют и сейчас; они выдвигают определенных граждан, которые подходят для несения службы и почестей, затем бросают записки с их именами в небольшие ящики или в сумки, так что год за годом имена избранных определяются большинством. Этот одобренный список меняется каждые десять лет, иногда - чаще. Большинством голосов они выбирают десять человек, которые возглавляют государство в течение двух месяцев вместе со знаменосцами, срок службы которых составляет один год. На общем совете они выбирали Сенат из 250 человек: часть - из народа, часть - из нобилиев. Коллегия оптиматов состояла из 300 граждан. Но даже с этой формой управления флорентийцы не смогли прожить достаточно долго из-за гражданских разногласий и „внутренних болезней". Поэтому общим согласием они пригласили герцога Афинского, позже он как констебль потерпел поражение и был убит англичанами в битве при Пуатье. Ему предоставлялась годовая власть, но плебс, проявивший упорство, приказал ему быть пожизненным правителем. Он назначил потом еще 300 человек от себя для сохранения контроля над правительством. Держался он крайне надменно, что немало способствовало тому, что он сохранял правление всего в течение десяти месяцев. Он был изгнан жителями города, причем единодушно, за этим начались преследования и убийства его сторонников. Снова был учрежден знаменосец и восемь человек, все они были из трибунов народа или старшин гильдий. Были восстановлены в своих правах нобилии, с сохранением всех почестей. Затем полновластная группировка нобилиев начала притеснять народ и плебс. Низший класс, равно как и более ответственные люди, жаловались, что хотя они и разрушили тиранию одного человека, но теперь меньшинство захватило контроль над всем государством. Разногласия приобрели такой размах, что нобилии были большей частью убиты; кто уцелел, был отправлен в ссылку. Другие сдались народу, и им навсегда был запрещен доступ к почестям и власти. (230)  Затем с утверждением в 1354 г. строгого народного управления, когда нобилии уже не могли быть причиной разногласий, народ начал бороться за власть между собой, то Буондельмонте боролся с Уберти, то с Донати и Черки - все патриции. Они своей борьбой подрывали государство, и так длилось до тех пор, пока патриции не были изгнаны народной партией. Вслед за этим люди из народа, восстановили группировки гвельфов и гибеллинов. И снова последовали кровопролития и ссылки. Все это длилось до тех пор, пока ремесленный люд не собрался в народное ополчение и пока не был разгромлен и опустошен дом каждого богача. Народная власть таким образом была уничтожена, и установилась охлократия мятежного плебса или в какой-то степени анархия. В течение трех лет разбойники, воры и убийцы хозяйничали в городе и его пригородах. Настойчиво и свирепо бунтующий плебс безжалостно боролся в гражданской войне против самого себя, оставшись без всякого контроля. Наконец все утомились и пресытились, после чего было объявлено всеобщее прощение и в соответствии со старой системой были выбраны магистраты и двадцать лет общество обходилось без гражданских войн. В течение этого времени люди не боролись за правительственные посты, но брались строить то, что было необходимо, и правили справедливо. Но все-таки люди по-разному относились к воцарившемуся покою и тем, кто его обеспечивал. Поэтому нашлись причины, по которым сочли возможным осудить Козимо Медичи, которого называли "отцом страны". Но позднее этот человек все-таки был отозван из ссылки под угрозой гражданской войны и большую часть его врагов выдворили за пределы государства. (231)  За это время семья Медичи приобрела высшую власть в государстве, однако она управляла без полного суверенитета до тех пор, пока не привлекла на свою сторону мудрых и умелых людей, с помощью которых магистраты и все государство полностью подчинилось Медичи. Но потом, когда Козимо, который держал в руках кормило власти, умер, общество снова вступило в полосу убийств и беспорядков, и так продолжалось до тех пор, пока бунтовщики не были подавлены и Медичи вновь не возвратили свой авторитет. Они удерживали его почти тридцать лет, хотя пацци, пойдя на измену, организовали заговор и убили Джулиано Медичи, серьезно ранив при этом его брата Лоренцо. В результате предводители заговорщиков были казнены или отправлены в ссылку. Однако бунтовщики не смирились и обратились к папе Сиксту и Альфонсо с просьбой снарядить армию с целью подавления враждебных отечеству сил, так как сосланные не могли претендовать на власть. Наконец, когда государство после серьезной войны успокоилось, утвердили Сенат из семидесяти человек, который руководил Советами общественных дел до Пьеро Медичи, после смерти его брата. Его не удовлетворяли властные полномочия, которые он имел, и он предпринял попытку сделать себя королем. Из-за этого произошло восстание, куда более грандиозное, чем все предыдущие. Восстание длилось до тех пор, пока наиболее полновластные граждане не выбрали человека для управления городом. В конце концов произошло то, что в 1494 г. плебс снова пришел в беспорядочное движение, подобно стаду без пастуха, боящемуся и людей, и диких зверей. Так написал Макиавелли. Наконец народ неохотно пошел на созыв Сената, который долгое время занимался перебранками по поводу выбора формы правления, в результате большинство предпочло правление оптиматов, другая, и тоже немалая, часть - народа. Затем под влиянием выступлений перед беспорядочной толпой Савонаролы и Содерини была выбрана народная форма управления с условием, что высший судья в государстве, который назывался "гонфалоньером", будет получать службу пожизненно и что впредь никто не будет будоражить народ (отбросы плебса исключались) призывами и молитвами, специально оговаривалось, что не будет никаких отступлений от законов, решений магистратов и что будет исключена трата общественных денег. Некоторое время спустя угнетенные властью Содерини, а позднее Валори, флорентийцы снова восстали и силой оружия поставили вполне полновластное правительство под контроль, убив самого Валори, хотя он и был магистратом и высшим должностным лицом. Его убили в тот момент, когда он попытался удержать толпу обращением к народу. В 1512 г. флорентийцы снова ввели высшую судебную должность сроком на один год и выбрали в Сенат 80 человек, со сроком полномочий шесть месяцев. Позднее папа Лев из рода Медичи, притворившись, что хочет восстановить ту форму власти, которая существовала до 1494 г., передал народную власть пятидесяти лицам, известным как бальи, дав им пожизненную службу, затем он разрушил систему народовластия. Однако, когда папа Климент, тоже из рода Медичи, был пленен, то система правления возвратилась к своей прежней форме. Наконец власть над флорентийцами, ненадежно находящаяся в руках одного человека, силой армий императора Карла была передана Александру Медичи, охраняемому войсками. Подражая Клеарху, тирану Гераклеи, Медичи истребил, объявил вне закона и выслал из города всех наиболее полновластных вождей и своих личных врагов. В свою очередь он был убит Лоренцо Медичи и наследником власти стал Козимо, который с невероятным талантом избежал повторения заговоров. Величайший изъян этого государства заключается в том, что народную власть предпочли власти оптиматов, а также в том, что контроль за всем государством был предоставлен знаменосцам и восмидесяти лицам, избираемым на службу каждые два месяца. Сенат не имел какой-либо власти, ибо он функционировал лишь в кризисные моменты, а затем становился почти безвластным. Все это было подобно телу, лишенному головы. Для безопасности государства сохранялся Сенат. Шестнадцать человек - старшины гильдий и ремесленников, - подобно трибунам плебса, непосредственно противостояли большим магистратам таким образом, что это можно было бы рассматривать как угрозу привести страну в вечное движение смуты. Наконец они допустили к почестям большинство, как представителей плебса, так и тех, кто был рожден в городе от родителей-иностранцев. В результате этого правительство стало более народным. (232)  Но позвольте нам от рассмотрения стран чужеземных перейти к своей собственной стране. (233)  Формы правления и изменения в них в Галльском королевстве (234)  Прежде всего отметим, что наши предки долгое время процветали при королях, как об этом свидетельствуют Цезарь в книге VI и Ливий в книге V. В те времена они завоевали почти всю Европу и Среднюю Азию силой собственных армий. Образовали четыре провинции, основали многочисленные города и даже сохранили исконные названия завоеванных земель кельтов и галлов. Отсюда - Кельтиберия, Кельтоскифия, Португалия, Галлатия, Галлия Трансильванская, Галлия Британская. Однако первенство в названиях многих регионов присвоили себе бойи и гельветы, которых Тацит называет галлами. Но я пропускаю рассуждения об этом предмете, потому что это уже описано другими. (235)  Форма управления массалийцев (236)  Однако когда короли управляют вяло, то оптиматы берут над ними верх. Это видно на примере жителей Массалии, которые управляли землями от Фокеи до Кельтского побережья и во главе государства которых стояло 600 оптиматов. Из их числа каждый год выбирались пятнадцать магистратов, из которых три высших ведущих лица имели верховную власть, как свидетельствует Страбон. Следуя их примеру, многие народы разделили все население на три категории, что соответствует природе и находится в гармонии с формой сочетания разума, гнева и вожделения. При этом жрецы были освобождены от воинской повинности, они были также свободны от всех налогов, как писал Цезарь. Они контролировали гражданскую власть, религиозные дела, законы и выносили окончательное решение по апелляциям. Рыцари вместе с вассалами и охраной брали на себя заботу о военных делах; их командование обеспечивало суверенитет всего государства. Но говорят, что мудрость жрецов была общепризнанной, а их могущество и сила власти столь неоспоримы, что когда они проводили ежегодные собрания, то принуждали всех лидеров государства выполнять свои решения, принимать эдикты без применения физической силы. Каждый при этом выполнял свою задачу, повинуясь исключительно религиозному страху, а отлучение от церкви использовалось как самое действенное из всех наказаний. Из этого мы можем понять, насколько велико было благоговение перед древней религией, как свидетельствует Цезарь. Где существует страх перед священной волей, там должны процветать благочестие, справедливость и всевозможные добродетели. Я не касаюсь здесь весьма возвышенного знания небесных и природных вещей, что единодушно признается за ними всеми писателями. Но я касаюсь только государственности. (237)  Если из факта, что среди кельтов существовали две наиболее полновластных племени эдуев и арверн, делается вывод, что их государство было аристократией, то давайте помнить о том, что в некоторых бельгийских городах использовали собрания оптиматов и ограничивались ими в управлении и в принятии законов, хотя не было недостатка в вождях кланов. Более того, почти все города имели свою аристократию, это более свойственно и городам Германии, которые ограничивались законами государства. Если кто-либо пытался утвердить тиранию, то традиционным наказанием за это являлось принудительное самосожжение. Обвиненный в попытке установления тирании Оргеториг избежал этого наказания, но все-таки совершил самоубийство, как сам Цезарь пишет об этом. Конечно, каждый человек управлял своей семьей и имел право распоряжаться жизнью не только рабов, но также и своей жены и детей, как свидетельствовал сам Цезарь. Юстиниан вдобавок ко всем другим своим ошибкам заблуждался, утверждая в главе об отцовской власти, что ни один народ не имел над своими сыновьями такой власти, какую имели римляне, однако из Аристотеля и Моисеева Закона видно, что эта традиция является общей и для персов, и для еудеев. Древние понимали, что любовь родителей к своим детям, сыновьям, была так велика, что, даже если они очень хотели злоупотребить своей властью, не могли сделать этого. Более того, ничто не может быть более прочной основой добродетели и благодарности детей родителям, чем эта патриархальная власть. Но то, что отдельные города имели аристократическую форму управления, можно вывести из факта, что плебс имел доступ к почестям и к участию в советах и что высший магистрат каждый год выбирался без большого соперничества. Когда Цезарь узнал об этом от местных жителей, то он сказал: "Стало семейной традицией сеять раздор в Галлии. Старой традицией является и то, что плебс в распрях ищет защиты от несправедливости у правителей. В наше время плебс стал более презираемым, и, действительно, эта группа воспринимается как недалеко отстоящая от рабов, и сейчас она исключена из всех общественных советов." Это свидетельство Цезаря подобно разглашению секрета древней империи, но меня удивляет его мнение о том, что те группировки, которые разрушают государственность, делают это благодаря слепому возмущению плебса. Конечно, я признаю, что аристократический совет - инструмент нужный и справедливый, потому что в него могут быть выбраны магистратами люди, имеющие различные мнения, хоть они и грабят общественное богатство подобно тому, как домашняя прислуга, нанятая, чтобы служить, всегда готова разграбить хозяйское добро. Но взаимная ненависть и наличие взаимоисключающих интересов вынуждают их разоблачать свои собственные преступления. Таким образом, и плебс получает своеобразную защиту от злоупотреблений магистратов, когда те ссорятся между собой. С другой стороны, вражда среди правящих группировок не может не оборачиваться страданием для народа, для плебса. За любую несправедливость правителей, как сказал поэт, ахейцы платят штраф. Если появится правитель, имеющий выдающуюся власть, который сможет лишить противников всяческого покровительства, если он захочет защитить одних от опасности, исходящей от других, то он должен остерегаться, что спровоцирует выступление, подобное выступлению ланкастерской партии против Йорков, последними, как мы знаем, этот правитель был низвергнут и убит в тюрьме. Но я не хочу опротестовывать мнение Цезаря, я только утверждаю, что падение каждого государства неизбежно берет свое начало в ссорах правителей. Это настолько очевидно для всех, что не нуждается в примерах. Цезарь оставил такое свидетельство о наших предках: правители из эдилов повергли в руины государство, тогда одни призвали войска из Германии, а другие обратились к римским воинам. Наконец страна, сломленная длительной войной с Цезарем, сдалась римлянам, но при условии, что большая часть городов сохранит свою собственную систему правосудия и свободу, как написал Помпей в VII книге. Четыреста лет спустя, когда римляне, кельты и венгры захватили всю Галлию, то утвердили там нашу форму королевской власти, когда больше ценится воинская доблесть, чем заслуги в гражданских делах. Но с военной точки зрения это действительно было свидетельством того, что Галлия под руководством Карла Великого захватила большую часть Германии, Паннонию, Саксонию, Италию, часть Испании, распространив свою власть до границ самой Галлии. Они правили в течение 80-и лет, в этот период Сирия и Кипр освободились от наиболее жестокого рабства и разрушили государство ломбардцев. Они отдали римским папам добрую часть Италии как подарок, а венецианцам уступили Крит и Пелопоннес, когда вторглись в государство греков, над которым держали контроль в течение 50-и лет. Эти факты, конечно, являются доказательством большой военной доблести. (238)  Но что касается гражданской стороны дела, то вряд ли найдется много доказательств того, что иностранные короли и принцы, от окраин Германии до Италии и островов Испании, стояли бы благодарной толпой перед парламентом Галлии, как если бы это был священный престол Справедливости. Например, в 1244 г. император Фридрих II затеял с парламентом Галлии спор, который до этого он вел с Иннокентием IV о Неаполитанском королевстве. В 1312 г. граф Нимур возбудил в парламенте дело против Карла Валуа из-за графства Намур, не дожидаясь распространения его власти в этих землях, и поразил его в суде. В 1320 г. Филипп, герцог Тарентский, также выиграл свое дело против герцога Бургундского в парламенте, когда речь шла о расходах и убытках при возвращении земель греков. Кроме того, в другом суде этот человек был оштрафован. В 1342 г. по обоюдному соглашению герцог Лоррейн и Ги де Шатильон, муж его законной сестры, получили решение парламента относительно разделения фамильных владений. Более того, когда дофин и граф Савойский поссорились из-за маркизы Салюццо, они оба добровольно отправились в суд графства, чтобы там решить это дело. Но граф дважды потерпел поражение в этом судебном процессе, и, наконец, в 1400 г. суд обязал его возвратить все земли. После этого полновластные жители Камбрэ, свободные люди, которые свидетельствовали в суде, постоянно появлялись при дворе, чтобы показать, что они согласны с решением суда парламента. Это решение вступило в силу в 1403 г. Но этот случай не является более известным примером, чем факты, связанные с тем, что короли Кастилии и Португалии после заключения договора между собой решили, что они не будут утверждать его в парламентах из-за царящей там волокиты; договоры бесконечно бы следовали из одной инстанции в другую. Кроме того, король, как и другие частные лица, подпадал под силу законов и декретов государства. (239)  Принято считать, что наиболее древним законом королевства был салический закон. Это может быть видно из того, что согласно этому закону женщины устранялись от права наследования трона, хотя это сомнительно, потому что такое положение могло быть утверждено, или не утверждено. Однако путаницу, возможно, внесли многочисленные юристы и Балдуин среди них, которые по глупости неверно интерпретировали салический закон, зачастую смешивая право наследования с могуществом государства, так что вопросы наследования обсуждались наряду с правом на добычу, имущественными правами и правом собственности. Более того, такое положение не является особенностью конкретного королевства, известно, что и ассирийцы, и персы, и евреи, и египтяне, и греки, и карфагеняне, и германцы, и скифы, и абиссинцы допускали женщин к власти. Не так давно кастильцы поставили над собой Изабеллу, мантуанцы - Матильду, неаполитанцы допустили к власти двух Жанн, а норвежцы - Маргарет. Затем наваррцы и лотарингцы также наделили суверенитетом женщин. Конечно, история Родерика определенно начиналась с того, что древние законы спартанцев запрещали отдавать власть женщине. Кроме того, серьезные жалобы часто поступали от народа, потому что бахвальство и капризы фаворитов Изабеллы обретали силу закона, свидетельства чему мы найдем даже у Гвиччардини. Наконец, британцы, которые с ранних времен питали отвращение к власти женщин, недавно позволили воцариться Марии и ее сестре, вследствие чего были попраны не только священные законы, которые определяют подчиненность женщины власти мужчины, но даже нарушены законы природы, именно мужчинам дававшие власть править, судить, держать совет и сражаться, не допуская при этом женщину к делам. При этом пренебрегают не только законами природы, но и национальными традициями, которые также никогда не допускали женщину к власти. Зиновия, конечно, заняла Пальмиру при поддержке тридцати тиранов, но власть досталась ей на короткое время, потом она попала под власть Аврелия. Ирина в монастыре сама признавала власть Никифора, когда тот захватил власть. Томирис, Семирамида и Фалестрия управляли от имени своих сыновей. (240)  Власть правителя также ограничивал земельный закон, который запрещал отчуждение общественного владения без согласия штатов. Королевский прокурор мог нуждаться в отчуждении земель, но не мог практически сделать это, пока со смертью короля он не получал пожизненного права наследования этих земель. В другой статье земельного закона правителю запрещалось требовать для себя какие-либо общественные земли, земли иноземцев, а также осужденных персон, если они тайно не прикреплялись к королевскому домену, чтобы соблазнить его пагубной приманкой, потому что велико было искушение присвоить себе частные владения граждан и это определяло готовность правителя к жестокости и грабежу. Но в Галлии в большинстве случаев добро осужденных оставалось их законным наследникам. Но были случаи, когда правители требовали отдать имущество осужденных в общественную казну или включить в финансовые доходы, как было обусловлено в законе, принятом Франциском I Валуа. Из всех законов королевства, однако, не было более священных, чем тот, который отрицал какую-либо силу правителей, если те находились на чьем-либо попечении. Справедливо и безусловно правдиво, что именно здесь кроется причина того, что многие свергаются магистратами и превосходство в положении не является гарантией от безнравственности. Правитель ничего не может сделать против закона. Действительно, когда Генрих, отец нынешнего короля, приказал, чтобы итальянский слуга был брошен в тюрьму без предъявления каких-либо обвинений, судьи освободили арестованного и предостерегли короля о том, что обнародуют приказ, осуждающий его самого, потому что он обвинил человека в серьезном преступлении, отказавшись объявлять об этом публично. Судьи так и не согласились приговорить обвиняемого, хотя лучший из королей благородно и торжественно поклялся, что этот человек совершил преступление по отношению в нему. Заключенный был освобожден судьями и выпущен из тюрьмы, потому что они не поверили клятве короля. Но потом по приказу короля ночью человек этот был утоплен в Сене, и сделано это было таким образом, чтобы столь необычное происшествие не показалось народу подозрительным. Однако правоведы считали, что король может судить согласно своей совести, что можно обнаружить в документе, озаглавленном "Относительно службы управляющего", начинающемся словами "Запрещается" под грифом "Правда". И папа Павел III, разделявший эту идею, наказал смертью хорошо известного человека, который поведал ему на исповеди, когда папа был еще кардиналом, что повинен в убийстве. (241)  Но высшие придворные не имели уважения к законам, исключая те, которые они одобрили своим собственным решением, и настаивали, что не могут быть принуждены к этому. Кроме того, поскольку обычай устаревает, то мы постепенно начинаем считаться с прецедентами. О, как достойна подражания добродетель наших предков! Они предпочитали скорее отказаться от жизни, чем от собственного мнения, тогда как их потомки согласятся с потерей и репутации, и государства, но только не тепленького местечка. Людовик XI (который первый, говорят, вернул полновластие королям) пообещал растоптать парламент Парижа, если он не утвердит закон, подписанный им. Сторонники короля, осознавая неизбежность происходящего, представили его пурпурных одеждах. Король спросил: "По какой причине вы противоречите мне?" Ла Вакрюи ответил: "Мы надеемся, что смерть избавит нас от утверждения чудовищных законов". Король, глубоко встревоженный речью президента и отметивший стойкость магистратов, воспринял это по-королевски. Закон, который первоначально был предложен для утверждения, он приказал уничтожить в присутствии президента, поклявшись, что впредь ничего не будет утверждать, исключая то, чего требовала справедливость. Парламент предписал его отцу Карлу VII вырубить лес в окрестностях столицы и продать его декретом короля по назначенной цене; король выполнил это приказание. Другим законом, также принятым на основании ранее существовавших норм, король перед вступлением на престол оговаривает свое право лишения службы и почестей любого человека, даже если нет состава преступления, и право делать это без судебного разбирательства, потому что при назначении королем на должность частного лица действует старая формула: "...так долго, пока это будет угодно королю". Этот закон поддерживается на протяжении долгого срока и должен стать традицией. Хотя ежегодная клятва, которую магистраты приносят 12 ноября, ясно показывает, что их полномочия действовали в течение одного года, о чем также свидетельствует Бюде. Де Фер, равно как и многие другие великие люди нашего времени, полагал, что система ежегодного подтверждения полномочий должна быть возобновлена. Но Людовик XI обнародовал закон о пожизненных службах, согласно которому ни одна служба не может быть прервана или отобрана, иначе как в случае смерти, добровольной отставки или публичного суда. С другой стороны, однажды Генрих с констеблем пришел в парламент и попытался силой протолкнуть закон, который палата не одобряла, он заявил, что палата парламента, возбуждаемая речами неизвестно кого, вообще не могла быть признана дееспособной, если бы он сам не дал на то разрешения, потому что юрисдикция магистратов давалась им самим на один год 12 ноября. (242)  Действительно, может быть, это мудро, давать пожизненный статус, а возможно, правильнее давать полномочия на ограниченный срок, конечно, я не отважусь вынести окончательное решение, пока что это определяется силой необходимости. Но я верю, что под покровительством народной или аристократической власти служба должна даваться на короткий срок, и это показано у Аристотеля. Но я не думаю, что в королевстве может преобладать такая система назначений. На что могут отважиться магистраты против желания правителя, пребывая в постоянном страхе, что они будут лишены своего положения? Кто сможет отличить слабость от раболепия? Кто сможет защитить интересы народа, если магистраты, управляемые извне, сами должны подчиняться решениям власти? Кроме того, власть магистратов становится намного слабее, когда она дается только на короткое время, и мы не склонны повиноваться людям и с готовностью выполнять их приказы, если видим в них лишь простых граждан в повседневной жизни, ведь они действительно спустя некоторое время снова становятся частными лицами. Но если народ понимает, что человек, сосредоточивший в своих руках власть, не может управлять исходя лишь из злокозненных побуждений, потому что каждый неизбежно страшится зла безнравственности, тогда он почитается правителем, а правитель становится действительно хорошим человеком не только потому, что чувство стыда сильнее его, но и потому, что перед ним всегда маячит угроза расстаться со своей репутацией, как бы ни были защищены его жизнь, корона и судьба. Действительно, всегда найдутся цензоры и судьи всех его действий. Кроме того, Александр, наделенный серьезным авторитетом, выглядел просто ребенком, когда поверил в заголовок "О вещах занятных...", начинающийся словом "императорский" (то есть величественный). Он сказал, что служба частным лицам дается на основании формулы: "...так долго, пока это будет угодно королю" - и эта формула имеет силу вечности. Он думал, что это придало бы силу статье "Об освобождении", начинающейся фразой: "Те, кто опытен в законе", и статье "О вещах занятных...", начинающейся словами: "Этого достаточно". Но не рассуждения об этих статьях являются нашей целью. Хотя они имеют сильный вес и важность для сохранения тайн королевства и подтверждения того непреложного факта, что королевская власть является сильно ограниченной, когда магистратам гарантируются пожизненные почести и вряд ли кому-либо удастся открыть более действенный механизм для сдерживания тирании правителя. С другой стороны, многократные перестановки среди лиц, служащих принцу, как ничто иное усиливает саму эту власть, как написал Аристотель, а неуклонное ее усиление может привести к тирании. Однако власть в этом случае более дееспособна, более стабильна; это судьба, как писали о короле теопомпов, что власть гарантировалась эфорам. (243)  Те, кто злым искусством думают усилить авторитет владыки, ошибаются, так как этим они только расшатывают королевство и власть короля. Очень важным для государства было решение императора Феодосия о том, что королевская власть должна подчиняться законам. Макиавелли ошибался, когда думал, что наш король полностью распоряжается казной. Он имеет денежное содержание, установленное законом. Если он без разрешения парламента обращается к казне, то ему не повинуются и казначеи не дают денежных сумм в кредит, если нет какой-либо необходимости. 1 сентября 1492 г. король Карл VII обнародовал закон, гарантирующий, что старшие и богатейшие из принцев становятся дееспособными только после оформления всех финансовых документов. Даже маленькие пожертвования невозможны, если их запрещает казначей. Я скопировал этот закон с оригинала, который является неприкосновенным. Особая добродетель монарха состоит в том, что его власть является гарантом всех вознаграждений в государстве. Кроме того, он не может отменить приговор или изменить меру наказания, потому что оставляет эту неприятную обязанность магистратам. Благодаря этому он пользуется значительной любовью всех, ни у кого не вызывая ненависти, а его подданные, приговариваемые судьями, не имеют причин на него сердиться, потому что не он выносил приговор. Каждый спорный вопрос разрешается судом. Но если кто-либо рассчитывает только на свою власть, то ему не добиться авторитета. Правители провинций и полицейские чины помогают правителю осуществлять свою власть, используя даже силу оружия, и каждый готов бросить армию против одного человека. Противоположное случилось с немцами, среди которых решения императорской курии почти не имеют силы, если их не поддерживают полновластные люди. Причина этого состоит в том, что, как правило, во главе государств, опирающихся на силу, стоят правители, неопытные в обращении с армией и полицией, они сами их боятся и не могут осуществлять свои решения. Ничто не является более труднодостижимым, чем утверждение хорошего и полезного среди нас. Часто высшие судьи привлекаются из третьих государств и они заставляют нобилиев и наиболее полновластных людей выполнять императорские декреты, благодаря чему сохраняется невероятная гармония между высшим и властным. Те, кто пытался опрокинуть достоинство этих судей, повергали государство в руины, потому что в них заключалась безопасность гражданского порядка, законов, обычаев и всего государства. Существует семь судов такого вида, высочайший состоит из 140 судей, и его решения не подлежат апелляции. Никто не может умалять власть правителя, если не имеется высшего превосходства. Другой составной частью государства является патронаж нобилиев. Почти во всех городах Греции неимущие и плебс угнетались патрициями и часто патриции угнетались взбунтовавшимся плебсом. И эти две группы пребывали в вечных распрях. Выражением святой воли являлись законы, которые объявлялись нобилиями, и пока они оберегались от изменений государственность была непоколебимой. Здесь ключ того, почему государства существовали так долго, если народ использовал законы. Но тут мы оказываемся в некотором выигрыше, потому что среди нашего нобилитета, так же как и среди британцев, принято большую часть наследства и пожизненное престолонаследие отдавать перворожденным. Старшие сыновья сохраняют древние владения, следя, чтобы территория не была разделена между многими и раздроблена, ибо если бы это произошло, то слава дворянского рода, носителя воинской доблести, могла погибнуть. Ликург первым ввел среди спартанцев такую систему наследования, позже ее подтвердил Платон в "Государстве" и "Законах". Но позднее наследственная часть была ограничена 5040 марками, тогда как прежняя составляла 9000, более точной и определенной цифры мы не имеем. Мы храним традицию наших предков, которой твердо придерживаются одни лишь немцы и которая заключается в том, что женщина должна всегда держаться в отдалении от землевладения; даже если перворожденной является женщина, следующий за ней наследник-мужчина должен получить всю землю по салическому закону (из древнего закона Бордо следует, что это является обращением к 5000 человек от имени того, кто первым записал салический закон). Я не касаюсь законов Ликурга или Платона о наследовании. Когда же первый из Капетингов предоставил управление провинциями герцогам и графам, то он создал удобный прецедент для закона. Позднее родители охотно принимали женское наследование, чтобы присоединить к своим владениям древние земли. Если мнение Джовио представляет для кого-то авторитет, то укажем, что главная ошибка в его нелепых нападках на Галлию, состояла в том, что он думал, что королями наследуется некое божество духа. Что из того, что он считал Англию незащищенной в период, когда существовала система переходящего трона или когда он оставался пустым? Сам он достоин великого презрения, потому что за всю свою жизнь не достиг даже ранга консула, что показывает более чем рабскую степень его мастерства. Не только короли персов и турок, но также и наиболее надменные халифы арабов питали отвращение к такому низкопоклонству. Это есть, более того всегда было (о, что от меня останется вечности!), такая симпатия и гармония между правителем и галльским народом, что ни один народ никогда не окружал короля большей благодарностью, равно как и король свой народ большей любовью. Более того, каким божеством является король и какой свободой обладает народ, может быть понятно из того, что не так давно Людовик XII объявил о возобновлении показа на сцене древних комедий, где каждый недостаток правителя шутливо комментировался. Тогда как повсюду, особенно в Венеции, это всегда было серьезным преступлением. Но он не желал оберегать себя, так как считал, что правитель не может иным путем обрести уверенность и смелость в своей политике. О замечательный король, достойный управлять миром! Полагаясь лишь на честность и невинность собственной жизни, он не боялся осуждения со стороны злых и безнравственных людей. Правда, до правления Генриха мы никогда не использовали слово "величество" в отношении короля. Я упоминаю это, потому что многие наши традиции и особенности правления неправильно описываются итальянцами и другими чужеземцами. И пусть это выглядит невероятным, но правда, что ни один наш король не был убит в результате заговора подданных. Один был убит убийцами, подосланными женой-прелюбодейкой. Даже Карл Простоватый, плененный Г. Вермондуа, хотя и был самым серьезным его врагом, не был умерщвлен через насилие, но умер по причине болезни и старости. Хотя сын его Людовик и был убит. Косвенным доказательством силы государства является то, что было показано недавно в религиозных войнах, которые всколыхнули всю Галлию. Хотя лидеры партий и опустошили все вокруг огнем и пролили кровь, но страна не погибла. Затем вся эта вакханалия поражений и побед была в короткое время прекращена эдиктом лучшего из королей подобно тому, как улей пчел может быть усмирен горстью пыли. Король забыл все оскорбления, добродетель столь высокой пробы является врожденной в династии Валуа. Это отнюдь не новая традиция, ибо с ней считались даже старейшие. Карл VII ограбил свое королевство и всегда выносил недостойные приговоры в суде Парижа. Однако, усилив свои позиции подписанием мира в Аррасе, он завоевал Англию и поставил ее под свой контроль. Многие думают, что он был отмщен своими собственными бедами, но его не коснулась месть и он был близок к мягкости Цезаря, когда по-королевски принял представителей парламента и жителей Парижа. Не способствует поддержанию государства непреклонная месть правителей, не замечающих собственных ошибок. Действительно обнаруживается, что нет королевства, которое долго бы процветало с подобными способами управления, исключая только ассирийцев. Почти 1200 лет насчитывает история нашего королевства, которое взяв свое начало от рода Варамунда, Меровингов, Карла Великого, дошло, наконец, до династии Капетингов. Однако оно не может быть опрокинуто ни гражданской, ни внешней войной. Такое государство, как Египет, если верить Иосифу, отважно пересекло тысячелетний рубеж своей истории. Я пренебрегаю многими баснями об ассирийцах и египтянах, да и трудно ли было тогда сохранять и удерживать под контролем государство, когда не было врагов, посягавших на его власть. Мы знаем государства, ограниченные городскими стенами, которые имеют право считаться очень старыми. Это государства лидийцев, аргивян, коринфян, спартанцев и афинян. Плутарх в жизнеописании Тезея и Диодора писал, что многое из дошедшего до нас в большей части выдумка. И даже если это было правдой, то те государства, которые действительно имели богатую историю, все равно не существовали более 800 лет. (244)  Изменения в государстве халдеев (245)  Известно, что халдеи жили спокойно в течение 244 лет после Потопа, и это правда. Катон в "Происхождении", если он действительно является автором этой книги, называет этот период "золотым". Затем Нин со своими армиями захватил Среднюю Азию, после этого царствовали 37 королей, они правили в течение 1220 лет, вплоть до нападения Сарданапала. Его империя пала перед напором префектов Арбакта и Бела, после чего королевство было разделено на две части, но и они раздирались междоусобицами мидийцев и ассирийцев, продолжавшимися почти 300 лет, пока персы не установили свой контроль. Персы удерживали свою власть до прихода Александра, который увеличил империю персов, расширив ее границы от Индии до Геллеспонта. После смерти Александра империя вновь разделилась, Селевк захватил Большую Азию, Птолемей - Египет, Антипатр - Македонию, Лисимах - Фракию. Затем, разоренная серьезными войнами и огнем неутихающей борьбы, эта страна, спустя 200 лет, попала под власть римлян. Средняя Азия сдалась парфянам 172 года спустя после смерти Александра, их королевство процветало в течение 500 лет, от Арсака до Артабана, и приобрело великий авторитет благодаря доблести в ратных делах. В это время Артаксеркс Перс, убивший Артабана, захватил трон, и он принадлежал персам более чем 400 лет, до прихода Омара, правителя арабов, наводнившего своими армиями Персию и Сирию. (246)  Изменения в государстве греков (247)  Позвольте нам рассмотреть другие государства, расположив их в естественном порядке важности. Начнем с Юстиниана, который, отвоевав Африку у вандалов и Италию у готов, отбил атаки парфян и восстановил достоинство империи, благодаря чему сам приобрел высший авторитет доблестного воина и мудрого правителя. Оставив Испанию готам, Галлию - галлам, Британию - Верхней Германии, он установил границы греческого государства по Дунаю, Альпам, Евфрату вплоть до побережья Африки. В этих границах государство процветало почти 120 лет. Во времена правления Константина арабы отняли у римлян Египет, Сирию и Килликию, а потом и Африку. Они основали свои колонии даже в Италии. С другой стороны, славяне захватили Паннонию и Иллирию, чуть раньше ломбардцы утвердились в земле инсбров и захватили лучшие земли в Италии. Таким образом, войны за государство греков продолжались. Известны случаи, когда один правитель выбирался солдатами, а другой - Сенатом. Леонтий отправил молодого Юстиниана в изгнание, Абсимарий заточил Леонтия в тюрьму, потом отрезал ему нос. Юстиниан восстановил свое правление при помощи варваров и выдворил своих противников за пределы государства. Филиппик унаследовал власть, но и он с ужасной жестокостью был ослеплен Артемием. Те времена не знали правителя, который смог бы долго удерживать власть. Некоторое время спустя Тиберий, избранный императором, был убит Львом, еще большую жестокость проявил Константин IV, который после завоевания Константинополя ослепил своего единственного сына. Но Константина самого подстерегала грозная опасность со стороны булгар, и он умер в жалком состоянии. Затем власть была взята Ириной, которая, договорившись о браке с Карлом Великим, ослепила после этого своего сына, однако, Никифор отправил ее в монастырь. Этот человек создал новую империю, но потом тоже был убит булгарами. Ему наследовали два Михаила, из которых последний был жестоко убит Василием. Тем временем государство греков было более менее восстановлено в своих размерах, получило Иллирию и Италию, греки и арабы заняли лучшие земли Азии. Но сами правители греков были обеспокоены внутренними раздорами и гражданскими войнами, и так продолжалось до тех пор, пока государство не было захвачено армией Франции, которой удалось сохранять контроль почти 56 лет, затем власть снова перешла в руки греков. Но так как Палеологи и Кантакузины поссорились, то были призваны турки с их азиатским умением воевать, которые постепенно захватили власть над империей греков. (248)  Изменения в Арабском государстве (249)  Государственное управление арабов было также разрушено, когда турки со своими армиями вторглись в Европу. Когда приблизительно в 650 г. арабы освободились от греков, то они за короткое время захватили Сирию, Египет, Персию, Африку и даже, получив контроль над морскими путями, покорили Испанию, Крит, Сицилию, Пелопоннес и часть Италии. Они действовали с такой скоростью и столь успешно, что казалось, что многие регионы им покоряются еще до того, как они успевали пересечь их границы. Хотя история арабов является ложной и изобилует баснями, которые наши современники успешно переписывают, многое известно из достоверных источников - Льва Африканского и Вильгельма, епископа Тура, который проверял надежность их древностей и проникал в глубь страны. Он написал, что в мире, пожалуй, не было древней государства, исключая Римскую империю, столь же великого. Высшие жрецы, которых называли халифами, имели много власти благодаря единой для всех религии, при этом они справедливо управляли при помощи законов - и человеческих и священных. Халифам, как богам, подчинялись и военначальники и армии, все другие чиновники государства были обязаны им жизнью, чином, судьбой и, наконец, властью. Но когда между ними возникли религиозные споры по поводу убийства Али, то египетские правители, воспользовавшись этим, втянули их в серьезные войны за Багдад и Дамаск. Затем, благодаря галламам, они были отброшены к окраинам Испании, потом - в Италию, на Кипр и в Сирию. Наконец, теснимые персами, татарами и турками, они собрали свои силы в Египте и Африке, что произошло около 1100 г. Тунисские короли управляют королевством от первого вторжения арабов в Африку до нашего времени, что составляет период в 900 лет, но это со слов мулы Хасана, который хвастался в присутствии папы Павла. Султаны держали свою власть над Египтом 336 лет - от Саладина до Тумана Бея, которого Селим, правитель Турции, казнил. Но тунисские короли развязали столь сильное и кровопролитное соперничество с маврами, а потом и среди муров начались междоусобицы, что в конечном итоге они были сломлены силой испанцев и турок. Сейчас же арабы уже привыкли быть покорными. (250)  Изменения в государстве турок (251)  Примерно в то же время, когда Саладин захватил Египет, почти развалились другие наиболее полновластные государства - государство татар и империя турок. Айтон написал, что Чингисхан, правитель татар, которых некоторые называли скифами, расширил свою империю вплоть до Средней Азии. В это же время заявили о себе и турки, часть которых приняла религию арабов и осела в Средней Азии. Разногласия между арабами и греками достигли такой силы, что Селим захватил обширную территорию, в которую входили большая часть Каппадокии и земли вверх от нее. Это произошло в 1104 г. Селим был прародителем сегодняшнего султана. Турки победили не только греков, арабов, но захватили также все провинции от Дуная до Днепра, населенные более жестокими народами, обе Паннонии и Иллирию, хотя в это же время они были вовлечены в большие войны с персами, христианами и татарами. Но так как истории турецкого государства посвящено очень много книг, то для меня будет достаточно уточнить некоторые факты этой истории. Наиболее значительные события уже описаны многими писателями. Иоанн Гураут, советник тайного совета, и Людовик Мартин - оба известные в дипломатический деятельности и в вопросах государственного устройства люди - говорили мне, что все земли, за исключением нескольких участков, принадлежали воинам, которых они сами называли "тимариты", как я думаю от греческого....... Остальные являются налогоплательщиками и обязаны платить воинам налоги за пользование полями и налоговую ренту за землю, сданную им в аренду на 10 лет. Когда тимарит умирает, тогда несение военной службы может быть передано другому человеку по решению правителя вместе с бенефицием. Если объявлялась война, то всегда набирались бесплатные солдаты. Даже в семи преторианских легионах, оплачивавшихся из общественной казны, солдаты отбирались в зависимости от размера налога. Эта система делает государство непобедимым. Карл V использовал этот закон в Индии, собирая только налог подушной подати, вследствие чего бесконечные потоки золота текли в казну. (252)  Изменения в государстве поляков (253)  Между тем поляки добились политической независимости от германцев и успешно управляли королевством, основанным их вождем Пястом в 800 г. От более раннего периода до нас дошли только крайне неопределенные сведения, которые могли бы быть использованы как достоверный материал для истории. Дела поляков хорошо известны, однако лишь в том смысле, что они в течение длительного времени вели серьезные войны с турками, германцами и русскими. Им удалось сохранить подлинный престиж своего государства, отторгнуть Пруссию у германцев, даже сейчас им определенно удается противопоставить свою мужественность изобретательности турок. (254)  Кроме того, их королевство значительно увеличилось в размерах, когда по мужской линии стал процветать род Пястов. Это приходится на время правления Ягайло, короля Литвы, который, приняв христианскую религию, в 1386 г. женился на Ядвиге, королеве Польши. Этот союз принес роду Ягайло королевский трон на законных основаниях. Последним представителем этого рода является государь, управляющий сейчас, а именно Сигизмунд. Марк Брандербургский и граф Трансильванский ведут свое происхождение по другой линии от жен Ягелонов. (255)  Изменения в государствах Дании и Швеции (256)  В то самое время, когда Пяст утвердился в Польше, Карл Великий установил свою власть в Галлии, а Никифор в Греции, Харальд основал королевство Дания. Оно было основано в равной степени как на силе, так и на законе, и от него до Нуба монархия существовала на протяжении 140 лет. Генрих Птицелов, император германцев, сократил это королевство до размеров провинции. Когда позднее датчане отделились от империи, их земли снова были завоеваны Оттоном, но они восстали под предводительством своего короля Вальдемара, который находился под большим влиянием своего брата. От Вальдемара королевство продержалось на правах престолонаследия в течение 211 лет до Маргариты, которая управляла землями Дании, Швеции, Норвегии и вдобавок герцогством Померания. Через 35 лет Энгельбрехт, выступивший против датчан, вторгся в королевство Швеция, которое он потом покинул вследствие гражданской войны между его жителями. Это триединое владение (Дания, Швеция, Бавария) повиновалось одному человеку. После Энгельбрехта был выбран Христиан, и его наследники имеют там власть до настоящего времени. Еще не так давно Густав отобрал у Христиана II королевство Швецию при помощи оружия, что открыло череду кровопролитных войн между датчанами и шведами, даже сейчас там неспокойно. Эрик, король Швеции, был взят в плен своими собственными подданными и лишен власти в результате заговора его младшего брата и жителей Стокгольма. Это случилось в тот же день (факт, достойный записи), когда король Карл IX был почти разбит армией своего народа, и было это 28 сентября 1567 г. Более того, то, что я узнал от шведа Гостера, также заслуживает внимания историка, оказывается, правитель имел право выбирать, кого из детей он хотел бы назвать наследником. Эта уже описанная ранее традиция является общей для поляков, литовцев, венгров и абиссинцев. Правда и то, что правительства поляков и датчан могут быть названы аристократическими, так как в этих странах нобилии имели право объявлять законы, войну и мир, формировать армию, также они имели власть над жизнью и смертью. Выбираемый ими правитель не мог иметь все эти функции в полном объеме, ограничение его власти заключалось в одобрении решений нобилиями. Другими словами, знатный человек не мог быть раньше судим правителем или магистратом, чем нобилиями, именно среди них решался вопрос его жизни или смерти, его положения и репутации. (257)  Изменения в государстве британцев (258)  Следующими в нашем рассказе идут британцы, которые почти также, как и все остальные народы, имели вначале монархию. Полидор Вергилий, используя рассказы древних авторов, достоверные или легендарные, написал, что 68 королей управляли бриттами в течение 1000 лет до Цезаря. Но около 500 лет они повиновались римлянам, потом были завоеваны Цезарем, что произошло до царствования Феодосия младшего. Затем они попали под сильное угнетение со стороны скоттов и пиктов и стали уже отчаиваться в получении римской помощи, им пришлось призвать на помощь англов и саксов из Германии. Эти народы, подчинив бриттов, легко пришли к владению королевством, но единой власти не установили, и в результате семь королей правили в разделенном государстве и вели между собой вечные войны. Примерно 300 лет спустя англы подтолкнули бриттов к вторжению в Галлию, однако в 880 г. Альфред правил почти один. Датчане и шотландцы иногда нападали на остров, случалось, и завоевывали его, одним словом, они беспокоили его разбойничьими набегами на протяжении почти 150 лет до Эдуада Старшего, который принял командование на себя, потом управление перешло к датчанам. Через 100 лет, раздраженные гражданскими войнами, они обратились к Вильгельму. Этот человек, убив Гарольда, основал государство и передал власть через престолонаследие своим сыновьям, которые активно управляли в течение почти 110 лет. Стефан граф Блуаский139 из галльского рода с 1136 г. управлял государством, основываясь на гуманных законах и отдавая предпочтение гражданским занятиям. Потом Генрих II, тоже из галльского рода, как многие считают, сын Стефана, по отцовской линии герцог Анжуйский, Майенский и Туринский, получил английский престол через усыновление Стефаном и как наследник материнского рода; он также получил Аквитанию и Пуатье в качестве приданого своей жены. Он управлял очень большим государством в течение длительного времени, затем его потомки в течение 400 лет так вели дела в этом процветающем королевстве, что им удалось захватить почти всю Галлию - часть через законные права, часть - силой, часть - обманом, тем более что Галлия была тогда тяжело придавлена гражданской войной. Некоторое время спустя галлы изменили тактику и одержали стремительную серию побед, и скоро они изгнали англичан со всей территории Галлии. Но, когда пламя внешней войны полыхало вокруг, народ вступил в гражданскую войну с такой жестокостью, что известная нам трагическая жестокость фиванцев, которая описывается Полидором, кажется детской забавой по сравнению с теми событиями. Впрочем, говорят, что он должен был описывать многие вещи с покровительством к фиванцам, хотя это и не должно вызывать одобрения; так, Филипп Коммин свидетельствует, что за 50 лет гражданских войн более 90 человек, членов королевской семьи, были убиты; он был современником этих событий. Я опускаю тех 12 королей, которые были убиты или отстранены от власти в ходе народных восстаний или заговоров баронов. (259)  Изменения в Испанском государстве (260)  Мы должны также кратко рассказать об испанцах. Я не нахожу в исторических свидетельствах более древнего государства, чем Карфаген. Насколько возможно восстановить, кельты и галлы покорили большую часть Испании до времен возвышения Карфагена, и мы можем принять то, что галлы дали название региону, как признавали и сами испанцы. Но так как эти факты не подтверждаются древней историей, то мы должны начать с карфагенян, армии которых заняли большую часть Испании, это следует из произведений Юстина и Орозия. Они удерживали власть до тех пор, пока не были вытеснены римлянами. В эпоху Сципиона Испания еще не была полностью завоевана, и в дальнейшем регион имел своих местных правителей даже во времена Цезаря. От Сципиона Африканского до Гондерика (первый из вандалов, вторгшихся в Испанию) прошло 660 лет. (261)  Потом, когда вандалы пересекли Африку, Алларих Паннонийский, правитель из балтийской династии, унаследовал власть. Затем он возглавил и готов, которые господствовали в Испании в течение 300 лет вплоть до Родерика, в период правления которого арабы и мавры покорили всю Испанию, исключая Калабрию и Астурию. Это произошло в 770 г., на седьмой год правления Родерика, как написал Тарафа. Правитель Кордовы создал предпосылки для определенных изменений, так как он призвал африканцев в Испанию для того, чтобы отомстить за оскорбление, нанесенное его жене Родериком. Потом Галлия, впервые при Карле Великом, затем при его сыне Людовике потребовала от арабов освобождения большей части Испании и управляла ею через наместников. Так продолжалось до времен Людовика Благочестивого, который полностью передал властные функции своему наместнику Ямфреду. Позднее испанцы под руководством Альфонса V восстановили свои силы и выбили арабов почти из всей Испании. Но когда законная линия наследников готов стала вырождаться, то сын Альфонса Фердинанд, первый король Арагона, взял власть в свои руки. Потом территория Испании была разделена на четыре части, вскоре на пять частей. Затем последовало очень жестокое кровопролитие, вражда взяла верх не только среди принцев, но и захватила братьев, родителей и детей. Альфонс III, правитель Астурии и Галиции, ослепил всех своих братьев и даже убил одного, когда тот захватил часть королевства. Потом Альфонсо IV был ослеплен своим братом Рамиро. Другой законный сын Альфонсо, Педро, был изгнан и убит своим сводным братом Генрихом, Гарсий также был убит братом Санчо, которого умертвил Беллидо. Позднее Альфонс VIII из галльского рода объединил три части в одно государство. Он был сыном Раймунда Тулузского. Затем стремительные мавры снова атаковали Испанию и заняли добрую ее часть, где и правили до времен Фердинанда, предка Филиппа по женской линии. И вот теперь его наследники, благодаря частично силе отборных армий, частично - силе законов, процветают наконец в высшей славе гражданских и военных дел. Это королевство существует в течение 852 лет, оно даже более сильное, чем то государство, которое испанцы пытались создать при помощи силы армий и закона в Африке и Америке, но которое так и не достигло расцвета, не принося торговой прибыли и не проявляя рвения в защите религии Христа. Они могли продвигаться и дальше, так как управление всеми их землями основывалось на авторитете одного человека и этот авторитет не уменьшался при передаче власти по наследству. И это является доказательством хорошего устройства государства. (262)  КДругие государства - татар, московитов, эфиопов и индийцев, история которых не вполне открыта, - я пропускаю. Хотя из всего, что мы изучили, ясно, что нет государства, имеющего большую продолжительность, чем империя галлов, кроме того, это государство меньше других страдало от гражданских войн. Правда, многие вещи в традициях, законах, учреждениях и судах нуждаются в исправлениях, но форма управления, одобренная таким длительным существованием, не может быть изменена без риска серьезных потрясений. Важнейшее замечание Аристотеля предостерегает нас от изменений чего-либо в государстве, процветающем долгое время в устоявшейся форме. Отдельные люди нашего века, серьезные и образованные, предпочитают власть оптиматов, а некоторые даже демократию, поэтому мы должны коротко сказать о лучшем типе управления государством, чем мы и опровергнем их мнения. Я уже противопоставил мнению Полибия и тех, кто придерживается его школы, аргументы, которые, как я думаю, невозможно оспорить. (263)  Наилучший тип государства (264)  Известны и существуют три вида правления. Это единоличное правление, правление нескольких и правление всех. Поэтому правление мы должны рассматривать таким образом, чтобы не только избежать дробления и смешения его форм, но выбрать лучшую среди возможных. Тирания одного человека является пагубной, но еще более худшей является тирания не одного, но группы лиц, которая называется олигархией. Наихудшим, наконец, является господство толпы, презирающей любые законы, эту форму правления греки называли охлократией, а Цицерон даже - тиранией. Она представляет собой некий вид анархии, когда никто не повинуется никаким приказам, нет вознаграждений за хорошие поступки, нет наказаний за преступления. Далее, если мы отвергаем эту форму, то тогда выбирать можно из народовластия, аристократической формы правления или монархии. О народной форме я ничего не могу сказать, что было бы достойно записи, если мнение мое не будет основываться на мнении многих людей. Никколо Макиавелли, например, выстраивая систему аргументов и рассуждений, доказывает, что именно этот строй является наилучшим. Но в этом вопросе, я думаю, его мнение не выдерживает критики особенно потому, что он сам пренебрегает аргументами других сторон. В "Государе" он изначально принял только две формы управления - монархию и республику. Этот автор в своей книге о Ливии утверждает, что венецианское государство является наилучшим из всех, при этом он полагал, что оно было народным. В третьей книге он пишет, что народные формы правления всегда считались более похвальными, что никак не соответствует мнениям философов, историков и других великих людей. Пропустив многих из них, остановимся на Ксенофонте, хорошем военачальнике и мудром философе, который свидетельствует, что народная власть всегда враждебна добродетели. Добродетель не может быть утверждена или сохранена никаким иным путем, кроме как через управление всеми одним добродетельным человеком. Об этом Сенека решительно заявил: "Кто, как не тот, кто наслаждается добродетелью, может быть приятен народу?" Аристотель также поддержал эту позицию, что особенно ясно из того отрывка, где он приводит массу убедительных аргументов в пользу того, что одни рождены для власти, другие - для подчинения. Но ошибка начинается с Платона, который после того, как он выбрал народное государство, показал опасность равенства. Затем академики, которые вышли из его школы, расширили его аргументы, приняв за истину то, что общество основывается на гармонии, гармония - на равенстве перед правосудием, а равенство - на народном государстве. Согласно этой схеме все граждане выбирают одного или нескольких, наиболее приверженных идеям равенства и преисполненных добродетелями людей, которые и будут строить гуманное общество, стремясь к нему как к цели. Аристотель не опровергал гипотез Платона, но он считал, что Платон ошибался, особенно в попытке определить гражданственность через одно лицо или группу лиц. У Платона носителем гражданства является семья, этот довод мне кажется неубедительным, и я считаю эту гипотезу не только абсурдной, соглашаясь здесь с Аристотелем, но и ошибочной. Если рассматривать все вещи в их отношении к природе, которая является главой всех вещей, станет ясно, что мир, который мы называем высшим, каким-то образом соединяется с бессмертным Богом, составляя неравную с ним часть, но исключая взаимные разногласия элементов и противоположных движений сфер, так что если гармония, основанная на сочетании разнородного, исчезнет, то целое может разрушиться. Таким образом, лучшее государственное устройство копирует природу, которая лежит в основе всего; государство стабильно и непобедимо, когда оно поддерживается в согласии теми, кто командует и подчиняется, слугами и господами, полновластными и подвластными, добром и злом, силой и слабостью, подобно сведению воедино разнородного бесподобной силой ума. При игре на лире и в песне самый искушенный слух не может выдержать отсутствия гармонии, поэтому человеческое ухо в конце концов перестает воспринимать исполнение в унисон. Все очарование гармонии основано на сочетании несходных нот, когда низкие ноты чередуются с высокими, соединенные в согласии по определенным правилам. Подобно этому, вы не найдете ни одного нормального человека, который смог бы выдержать равенство или эту демократическую неразбериху в государстве; с другой стороны, государство выстраивается в определенном порядке - от высших слоев до низших, включая средние; все слои формируются на основе средней пропорции и сливаются удивительным образом в единое целое через самостоятельный выбор. Правда, зачастую все это приводит к безрассудным решениям государственных дел. Факт, что народ, способный на правильное действие в одной ситуации, воображает, что все его действия таковы, ибо подобие в единичном наводит на мысль на подобие в целом. Причина неравенства людей заключается и в неравенстве природной одаренностьи, которая часто наделяет людей авторитетом, средствами, почестями, службой; как возможно поровну разделить это? Это представляют так, что тот, кто получает одежду и питание за счет своих талантов, должен, подобно старшему в доме, поделиться всем этим со слабыми и больными. Этими доводами часто определяют равенство. Платон в "Государстве" не допускал имущественного равенства (он разделил граждан на четыре класса и наделил их различными правами), поэтому его последователи - академики, отстаивавшие идею народного государства, также не допускали равенства в распределении. Наконец, они опрокинули основы государства, утвердив в качестве главного защиту своих собственных владений. Но почему же тогда они не устранили равенство во власти? (265)  Народная форма правления является не чем иным, как частью суверенитета. Не так глупо выглядит суждение о равенстве в обладании имуществом, как идея о равенстве во владении властью. Каждый человек способен наслаждаться богатством, но мудрость правления - природный дар только избранных. Что может быть глупее плебса? Чьи действия более неумеренны, чем действия плебса? Когда он поднимается против хороших людей, что может быть более бессмысленно и стихийно? Правильно сказал Ливий: "Природа толпы такова, что каждый раб - кроток, а каждый правящий - нагл". Это не вполне корректный пример, но их такое множество! Тот, кто хвалит народную власть римлян, видимо, не читал их истории. Есть ли в ней что-либо более трагичное, чем частые раздоры между плебсом и патрициями? Что может быть более позорно, чем то, что гражданин выступает против гражданина, вооружившись камнями, косами, вилами, что толпы их бушуют в осажденном городе, на рыночной площади, в военном лагере, в ассамблеях, в сенате, в Капитолийском храме Юпитера? Цицерон говорил: "В форуме нам часто приходится видеть камни, несколько реже, но тоже довольно часто - кинжалы". Аппиан написал, что Л. Сатурнин, трибун плебса, приказал группам ремесленников и солдат отозвать законы, убить законно выбранных консулов, часть граждан убрать со сцены, убив их, а другую, подвергнув наказаниям, запугать. Действительно, все это использовалось, и примером может служить то, что кандидаты шли на собрание с оружием под тогами в сопровождении хорошо вооруженного отряда. Я опускаю ассамблеи, сорванные обманом, задавленные большинством, убийствами и неоднократными отзывами людей с полей с тем, чтобы организовать их преследование в городе; я опускаю бесчисленные обсуждения законов, их отмены, замены, дополнения, взаимные противоречия плебса и консулов сената, все их бесконечные решения, которые в короткое время могли быть изменены в соответствии с прихотью плебса. Подобные вещи происходили не только в Риме, но также и у афинян, которые открыли плебсу дорогу в государственные органы, где принимались решения, которые должны быть секретными, что явилось путем к нестабильности и открывали дорогу гневу. Как сильно сказал Анахарсис, афиняне славились мудрыми речами в ассамблеях, но глупыми решениями. Поэтому, когда Филипп вторгся в Аттику, народ, взбудораженный этой новостью, собрался в театре, так мы можем прочитать у Демосфена. Они не были созваны магистратом, и от толпы исходила такая ярость, что никто не отважился обратиться к ней. Демосфен в своей речи о государстве утверждает, что ораторам подчинялось только правительство, военачальники, а законы и декреты принимались голосами примерно 300 человек, остальные же граждане были им благодарны. Среди флорентийцев народ потребовал для себя права участия в деятельности Совета, хотя город часто осаждался врагом. Факт, что оба государства существовали на протяжении длительного времени (хотя и в скверных условиях), должен быть отнесен к мудрости их правителей - Аристида, Перикла, Катона, Козимо и Лоренцо Медичи, которых именно народ подвергал изгнанию и даже увечьям. Я не знаю, почему флорентиец Макиавелли оценил народовластие так высоко, ведь из его "Истории" совершенно ясно, что нет государства более несчастного, чем Флоренция, так долго просуществовавшая в форме демократии. (266)  Королевская власть лучше, чем власть оптиматов (267)  Поскольку народное государство было отвергнуто с согласия многих великих людей, то теперь мы должны рассмотреть, является ли власть оптиматов в чем-то более желанной, чем королевская власть. Есть такие, кто думает, что Платон считал нужным отдать контроль оптиматам, но в действительности они ошибаются. Функции, о которых идет речь, являются высшей необходимостью в правлении. Платон же эти функции отдал народу, то есть тому, кто представляет собой множество всех граждан, за ними он закрепил власть над принимаемыми законами, выбор магистратов, сенаторов, наконец, власть над жизнью и смертью. Более того, он отдал под контроль народа все общественные суды, так как преступление рассматривалось как оскорбление, нанесенное народу в целом. По этой причине суд оборачивался необходимостью для человека, который провинился и должен был разбирать в суде свое собственное дело. Платон хотел, чтобы все граждане в гражданском суде чувствовали бы себя патриотами. Наконец, он добавил еще одну причину, утверждая, что если они будут исключены из судов, то перестанут считаться гражданами. Комментаторы Платона полагали, что это была изумительная форма народного государства, но нами эта идея уже опровергалась не раз. Однако последователи его школы придерживаются высокого мнения о власти оптиматов, помещая их на полпути между демократией и монархией. Они ошибаются, однако, когда ищут место добродетели посередине вещей или чисел, а не в правильности пропорций. Действительно, если правда, что нет правителя, способного быть безупречным, то и олигархия становится вздорной не по своей воле, так как между единицей и множеством имеется понятие "несколько", этой середине и придают значение добродетели. Даже если и есть что-либо замечательное в этих числах, я уверен, что единственное является наиболее предпочтительным среди всех, как сам Платон написал совершенно божественно в книге о сущности и единстве. (268)  Но насколько лучше подход Аристотеля, который противопоставил три полновластных типа государства трем испорченным: королей - тиранам, оптиматов - вздорной олигархии, народ - неорганизованному плебсу. В конце он сделал вывод, что королевская власть является наиболее замечательной среди всех других. Он даже опроверг изречение Платона, принимаемое многими и оспоренное Контарини, что самое трудное, может быть, выбрать одного человека, сочетающего в себе целостность и высшие добродетели. Однако эта уступка не является опровержением, это скорее самоопровержение, потому что, может быть, более трудно выбрать много хороших людей, чем одного, так как среди многочисленных оптиматов, лишь единицы являются добродетельными, но именно их мнение может быть потоплено большинством голосов. Ибо в демократическом или аристократическом государстве голоса подсчитываются, но не взвешиваются на весах добродетели. Но если бояться одного тирана, то насколько опаснее для людей множество тиранов? Опустим, однако, эти трюизмы, но почему при строительстве государства, впрочем, как и во многих других вещах, мы не подражаем природе? (269)  Королевская власть и всемирное государство (270)  Если мы будем рассматривать природу более внимательно, то повсюду увидим монархию. Обратим внимание к самым маленьким - и в улье мы видим маленькое королевство. Среди пчел есть вожак, в стаде оленей всегда есть главный, среди стада овец выделяется баран (Жан с бубенчиком или вожак), а когда летит клин журавлей, то один указывает путь всей стае; и в более отдаленных от живой природы вещах один всегда поражает своим превосходством: алмаз - среди камней, золото - среди металлов, Солнце - среди звезд и, наконец, единый Бог - повелитель и творец всего мира. Более того, говорят, что среди злых духов один является верховным. Однако обратимся к вещам более определенным: чем является семья, как не точным образом государства? Даже она направляется властью одного человека, который создает настоящий, а не ложный образ, подобно дожу Венеции, и здесь мы можем увидеть правдивую картину королевства. Если бы Платон привел примеры того, как несколько правителей из одной династии одновременно правят своим доменом, если бы он обнаружил несколько голов на одном туловище, несколько капитанов на одном корабле и, наконец, несколько вожаков среди пчел, оленей, в стаде (да простят меня ученые мужи), если наконец, он свел бы несколько богов в союз для совместного правления, то тогда я согласился бы с ним, что власть оптиматов лучше, чем власть короля. Но если даже сама природа вещей протестует против этого, приводимые доводы противоречивы, а опыты не подтверждают теории, то я не вижу причин, почему мы должны следовать Платону или кому-то еще, а не природе, ее силе. Гомер сказал: "Хорошие вещи делаются не скопищем мастеров, так что позвольте одному человеку быть мастером, одному человеку быть королем". Еврипид повторил: "Власть принадлежит одному человеку и в государстве, и в семье". По этому поводу Сивилла сказала пророческие слова, что безопасность Римской империи основывается на королевстве, то есть граждане не могут считать себя защищенными, если они не имеют королевства. В 1552 г. Сулейман привел ясный памятный пример; когда Мустафа, его старший сын, подавив сопротивление персов, возвратился во владения своего отца, доверившись охранной грамоте, он был встречен таким ликованием, таким почитанием, какого ни один смертный раньше не имел. Его отец не смог пережить популярности своего сына и приказал его задушить во внутренних покоях дворца, а труп выбросить армии. Потом он приказал герольду громогласно объявить: "Есть только один Бог на небесах, один правитель на Земле, и правитель этот - Сулейман, он, и только он, должен быть султаном." Армия безмолвствовала, пораженная жестокостью. Через два дня он бросил в тюрьму своего младшего сына, потому что тот сильно горевал о смерти брата. На третий день страх Сулеймана обрек на смерть и наместника Персии, он был отозван и обезглавлен. Таким образом, остался один Селим, для которого отец тоже являлся бы угрозой, если бы он не оказался единственным выжившим наследником. Подобное было традиционным у оттоманов, потому что мечтать об империи могли все, но доставалась она только одному. Как писал Тацит, было не только благотворно, но даже необходимо при управлении большими делами, чтобы власть всегда оставалась в руках лишь одного человека. Три трибуна с консульской властью, действительно, получили предостережения, как написал Ливий, нерезультативностью коллегиального правления в условиях войны. Теренций Варрон приобрел похожий опыт в войнах против Ганнибала, христианские правители - против турок, военачальники греков - против Филиппа. Не так давно князья Германии в противостоянии с Карлом V поняли, что ничто не может хорошо управляться многими людьми. Так, греки и римляне в случаях, когда государственные дела расстраивались из-за войны или восстания, обращались к правлению диктатора, или архонта, или гармострата, как к священному убежищу. Подобно тому как генуэзцы, флорентийцы и венецианцы в кризисные для государства периоды часто представляли высшую власть одному военачальнику, вверяя ему вопросы войны и мира. Действительно, почему это вообще подлежит обсуждению, если бесчисленная череда веков доказала то, что демократическое или аристократическое государство являются опасными для рода человеческого? Кто усомнится в обширности владений турок, персов, индийцев, татар, которые даже больше, чем государства абиссинцев и испанцев, подчинивших своим законам Новый Свет? Длительностью существования отличаются королевства муров, французов, московитов, поляков, готов и британцев, а ведь все они не знают власти оптиматов и не воспринимают идей демократического правления. Более того, с ранней истории народы Америки всегда сохраняли королевскую власть; они делали это не потому, что следовали научным теориям, но по традиции. Они не изучали Аристотеля, но были воспитаны своим учителем - природой. Более того, им доводилось слышать, что в некоторых уголках Италии или Германии существует управление оптиматов, но они не верили этому. Многие желали бы довести историю Венецианского государства до 800-летнего периода, хотя оно и построено в противоречии с природой. Даже Д. Джианноти, который писал о венецианцах наиболее правдиво, свидетельствовал, что высшая власть была отдана там под защиту дожа. И венецианцы имели совершенно монархическое правление до 1175 г. Это было время, когда в государстве был утвержден Большой совет и оно процветало в этой форме в течение 350 лет. Я думаю, что индейцы бы не удивились, узнав, что королевство французов, не зажатое в узком пространстве болотами, а широко и вольготно раскинувшееся, процветало благодаря невероятным славным делам на протяжении 1200 лет потому, что ничто, живущее в гармонии с природой, не должно удивлять. Если я не ошибаюсь, Контарини, Мануций, Макиавелли и многие другие полагают, что Венецианское государство является лучшим среди всех, по причинам, которые я частично объяснил и к которым еще вернусь. Когда венецианец М. Суриано, человек высочайшей эрудиции и добродетели, был послом в Париже, он часто по собственному желанию любознательно меня расспрашивал о нашем государстве и я многое ему рассказывал. Он предпочитал обсуждать все вещи беспристрастно, скорее соглашаясь с выводами, полученными на основе действительных фактов, чем с выводами, вытекающими из рассуждений. Я не берусь судить, трудны ли были для него обсуждаемые нами вопросы, потому что мы выбрали власть одного человека, и если бы мы одобряли правление оптиматов, то тем самым впали бы в противоречие сами с собой. Чему обязаны венецианцы своей славой - военным делам, беспристрастным законам или разнообразию ремесел? В военной славе они уступают почти всем народам, в размере государства превосходят немногих, в искусстве управления и в торговой прибыли они уступают испанцам, в разнообразии ремесел - германцам; в этом самостоятельном государстве не особенно заботятся о чистоте религии или об искоренении ересей. Здесь, конечно, отличные земли, что совершенно очевидно прослеживается и в обычаях народа. (271)  Платон называл спартанцев мужественными и умеренными, даже мягкими, римляне известны как мужественные и справедливые, евреи отличаются религиозностью, массалийцы - справедливостью и мягкостью, афиняне прославились склонностью к искусствам, другие народы - прочими добродетелями, если венецианцы и превзошли других в какой-либо добродетели, то я полагаю, в умении советовать и в проницательности. Я не намерен отказывать им в других добродетелях или утверждать, что в чем-то они уступают другим народам. Но те, кто превозносят добродетели венецианцев, серьезно заблуждаются, просто общественная казна нуждается в звонкой монете. Система ломбардцев является тому примером, прибыль в 5%, как признал Д. Джианноти, вполне оправдывает их в глазах общественности. Конечно, венецианцы ревностно охраняют древние традиции своего государства, и в этом их величайшая заслуга. Так проявляется престиж традиций и их могущества; Аристотель же справедливо сомневался, должны ли новые законы преобладать над древними законами, и он не мог считать этот вопрос легко решаемым. Действительно бесценно то, что они создавали органы управления и организовывали их деятельность только в соответствии с высшей справедливостью закона. К иностранцам они также относятся с любезностью, и если кто-то привлекает их внимание своими выдающимися способностями, то они ищут дружбы с ним, ставя природную одаренность значительно выше, чем знатное происхождение. При рассмотрении Советом государственных дел, в вопросах ведения войны, при заключении союзов, при объявлении мира или войны они проявляют большую проницательность. Хотя эти вещи нельзя недооценивать, но еще более жизненным для защиты государства является тот факт, что территориально находясь в недоступном районе, они могут легко отбить все атаки. Однажды их пытались завоевать генуэзцы, а не так давно король Галлии Людовик XII захотел получить контроль над венецианцами, и ему бы это удалось, если бы он смог осадить город. Но им нечего бояться своего врага, более того, сегодня народ, которому недостает армейского опыта и воинской дисциплины, не может вести гражданские войны или подниматься на восстания. Римляне, напротив, были вовлечены в гражданские войны, так как у них был богатый опыт захватнических войн. Как бы хорошо ни была организована жизнь государства, военная и гражданская дисциплина должна поддерживаться не только одним законом, но также и армиями, которые охраняют высшие ценности, и это непреложная истина. Кроме того, венецианцы, как признался сам Контарини, склонны к предательству. Более того, когда враг атакует, то они используют для своей защиты не только наемных солдат, но и иностранных военачальников; насколько это мудро, я не берусь судить, но еще недавно все военные авторитеты единогласно этого не одобряли и не называли иной причины многократного разрушения государств, кроме этой. Бартоломео Коллеони, которому венецианцы отлили золотую статую за то, что как военачальник он хорошо служил городу, заметил, что это должно быть упреком им самим, потому что они беспечно вверяют себя и свое государство чужаками. Коринф попал в руки тирана именно по той причине, которую указал Тимофей, - виной всему стал иноземный военачальник, но вместе с тем бритты были освобождены от чужеземного контроля англами, испанцы - маврами, греки - турками, которых они добровольно призвали себе на подмогу. Контарини написал, что ради внутреннего порядка и сохранения мира можно пренебречь военной дисциплиной, причем их не пугает то, что, пойдя на эту уступку, они могут потерять и то и другое. (272)  Не меньше способствует стабильности управления и то, что связь оптиматов с государством строится таким образом, что если бы она была разорвана или оптиматы оказались разобщены, то было бы невозможно контролировать многочисленные объединения граждан. Согласованную власть правителей не так-то легко подорвать, говорил Аристотель. Эта гармония может быть еще более устойчивой. По старой традиции они часто встречаются на общественных и торжественных пирах. Дож может поощрять и организовывать эти пиры и преподносить подарки для укрепления союза его подданных между собой и с государством, но это все-таки второстепенное условие стабильности. Как писал Аристотель, большие государства изначально меньше предрасположены к бунту, потому что они имеют в качестве скрепляющей силы средний класс, который соединяет высший слой с низшим в этом обществе. Но нет более надежного способа защиты правления аристократов в государстве, чем власть, которая не является пожизненной привилегией и неизменно переходит к другому. Срок службы ограничивается двумя-тремя месяцами, или шестимесячным периодом, или даже целым годом. Однако не должно быть власти, закрепленной за кем-либо из служащих пожизненно и становящейся главной почестью, как например дож, прокуратор святого Марка или канцлер. Но если кто-либо превосходит других в высших добродетелях, или талантах, или в популярности, он с неохотой допускается к высшим почестям, чтобы блеск славы его не мог ослепить глаза следующим за ним гражданам. И этот секрет государства, который афиняне и эфесцы, обнаружив, превратили в остракизм, то есть открытое объявление войны за добродетель, становится особенно понятен на примере смерти, которую понес Лоредан, одним кивком головы наводивший ужас на своих сограждан, когда те не выдержали смертоносных атак и бежали, бросив свои армии, а он один, без помощи магистратов, смог заставить их вернуться. Они, однако, не могли выдержать превосходства этого человека, хотя именно он спас государство от серьезной опасности, поэтому он был отравлен, как пишут многие итальянцы. Я не хочу утверждать, что это было так, но я не могу и отрицать возможность этого. Однако они привыкли выбирать дожа, как человека, который не имеет никакого оружия против своих подданных и ограничен золотыми цепями; хотя он и может иметь самое пылкое желание славы, но при этом должен оставаться хорошим и простым человеком. Они опасались, как бы не попасть в ту историю, которая произошла с лягушками на болоте, возомнившими, что они ведут свой род от самого Юпитера, а когда он дал им бревно, в чем, собственно, они и нуждались, то они огорчились, как пишет Эзоп, и тогда Юпитер, увидев их неблагодарность, сделал их любимым блюдом журавлей. Наконец, фактом является то, что венецианцы были весьма искусны в услугах, обладали величайшей свободой и покровительствовали такому устройству, при котором граждане и иноземцы согласно хранили мир. Это важная причина того, почему люди хвалят венецианцев, действительно - они жили в величайшей свободе. Однако государства учреждаются не только ради свободы, но, прежде всего, ради хорошей жизни. Конечно, едва ли есть место свободе в государстве, где каждый человек потворствует только своим привычкам и требования его нетерпимы и вздорны. Если мы измеряем счастье человека его достатком, почестями, владениями и необузданной свободой, мы должны будем признать счастливой ту страну, которая изобилует всем этим, но если мы отдадим предпочтение добродетели, то я не думаю, что Венеция окажется наиболее выдающимся государством изо всех. Отнюдь не доказательством плохого строения государства считал Платон наличие многочисленных магистратов и судей, причем их никогда не было так уж много среди афинян, а сегодня их слишком много среди венецианцев. Поэтому не должно выглядеть удивительным то, что большую часть года они тратят на выборы магистратов. Более того, вся эта масса магистратов является вполне достаточной и для утоления ненасытной жажды почестей и власти, и как средство сдерживания мошенничества и других правонарушений. Но государство Ликурга, которое превзошло всех в славе, не имело магистратов, единственным исключением являлся Сенат, состоявший из 30 человек, призванных на службу пожизненно. Великий наставник молодежи испытывал недостаток власти. Действительно ошибаются те, кто думает, что обилие официальных лиц внушает гражданам любовь к добродетели, поскольку ничто не усиливает более желание власти и достижения богатств, как пребывание на высоком государственном посту. Тот, кто однажды имел удовольствие командовать, не только забывает, как повиноваться, но всеми силами цепляется за власть и оставляет ее крайне неохотно. (273)  Среди нас часто одобряются любые приказы, потому что закон имеет большую убедительность и притягательность. При короле Генрихе и без того большое число магистратов было увеличено до бесконечности благодаря искусству злонамеренных людей, хотя формально оно сократилось. В результате чего выросла и численность судей, хотя ни воровство, ни скаредность, ни коррупция, ни расточительность не имели тенденции к увеличению и роста судебных разбирательств не было. Однако не было времени, более вольготного для нарушения законов и преступлений. Кроме того, всего нескольких судей было бы достаточно для того, чтобы вершить правосудие при условии, что они выбираются из самых лучших. Благодаря этой системе все граждане неизбежно вдохновлялись добродетелью и стремлением к добрым делам, потому что они могли достичь привилегий как наград. Иногда надежда приходила ко всем, но успех - только к нескольким. Власть, должности и почести не способны сделать граждан счастливыми, так же как и величайшая свобода не приносит радости, когда на ваших глазах превращается в руины хорошо построенное государство. Несвобода имеет основу, даже грешник имеет право на жизнь, даже более того, на прощение и освобождение. Если есть зависимый человек, то он поддерживает власть короля и так же как ребенок повинуется родителям. Часто я с удивлением замечаю, что венецианцы, которые так мудро улаживают многие вещи, не допускали выборов цензора, как это делали римляне, а сегодня - жители Лукки и Генуи. Это могло быть очень выгодно для прокураторов святого Марка, которые ускоряли бы свой служебный рост возвышением через ранг. Папы, чья власть была довольно сильна и которые направляли королей, так часто обращавшихся к их авторитету, сейчас сами очень нуждаются в большем количестве специальных цензоров службы надсмотра, которая стала столь необходимой и важной в государственном управлении Рима, как никакой другой фактор. Это стало понятно после того, как контроль ослабел, затем вместе с добродетелью исчезли великолепие и мощь раннего государства Римской церкви. Венецианское государство также в опасности, потому что принимая бесчисленное множество иноземцев на жительство, оно рискует попасть в зависимость от управления этих вновь прибывших. Примерам подобного характера нет конца. Из-за этого ахейцы подчинили народ Трэзена, самаритяне - мессинцев, в жители Колхиды - амфиполитанцев, которых они поселили в государстве, не дав доступа к привилегиям, как свидетельствуют Павсаний и Аристотель. Такие события разворачиваются еще быстрее, если оптиматы не находят согласия между собой. В случае с Книдом, где знать первая воспользовалась привилегиями, но едва они поссорились между собой, как тут же были выгнаны плебсом и иноземцами. Такие случаи происходили также среди митиленцев, остийцев, фокианцев и не так давно среди сиенцев, генуэзцев и женевцев, которых отстранил от власти плебс, стоило оптиматам поссориться между собой из-за мест. Жители Коркира поступили более жестоко, так как там плебсу удалось бросить в тюрьму всех ссорящихся нобилиев, где те и приняли самую жестокую смерть, как писал Фукидид. Неотвратимо действовал Колонна, с беспримерной яростью убивший большую часть патрициев за то, что те стремились только к добыче привилегий и облагали народ самой тяжелой данью. Переселившиеся иноземцы в Линде также убили оптиматов и выбрали трибунов. (274)  Эта опасность является не менее ужасной и для венецианцев, ибо когда в 1555 г. избирались цензоры всего города, тогда в добавок к патрициату в городе насчитывалось 159 459 проживающих чужестранцев. Женщины и мальчики старше шести лет были включены в этот список, и всего около 1500 патрициев контролировали эту массу людей. Те, кто не достиг 25 лет, не участвовали в ассамблеях и не разделяли власти, за исключением редких случаев. Венецианский народ не кажется таким уж мудрым. Когда вся эта масса бедных людей осознала свою численность и силу, то, конечно, она стала опасной и подняла восстание против оптиматов. Когда однажды Сенат римлян постановил, что рабы должны отличаться от свободнорожденных и своими украшениями, и своей одеждой, то Сенека возразил, что это может стать опасным, так как рабам будет проще подсчитать свою численность. Более того, критские войны показали, что иностранцы и временно проживающие довольно сильно стремятся иметь гражданство венецианцев. Примерно таким путем Верона, Падуя и многие другие города-государства попали под власть чужестранцев, то есть галлов. Это объединение оптиматов с иноземцами, как нам рассказал Бембо, освободило союзные города от пошлин и налогов, за счет которых, особенно в кризисное время, они рассчитывали получить помощь. Но верно и то, что они были более напуганы, чем расположены к иностранцам. Но все наши удачи обагрены нашей же кровью, и мы готовы идти на это ради безопасности короля и страны, особенно когда нам угрожает опасность извне. Ничто не может быть так распространено и нет лучшего доказательства доброго и дееспособного государства, чем доблестное управление враждебно настроенными людьми и поддержка граждан, лояльность государству. Чаще венецианцы подчинялись врагам и не могли удерживать граждан от беззакония, вследствие чего 18 дожей поплатились жизнью или были отправлены в изгнание. Сабинцы указали эту цифру для времени, когда ими было учреждено правление оптиматов, но даже наследники дожа Лоредано вынуждены были заплатить 1500 золотых монет, согласно законному решению, поскольку Лоредан не был в достаточной степени гражданином и ему не хватало щедрости, как написал Д. Джианноти. Я пропускаю гражданские войны, которые так часто развязывались между городами-государствами, когда венецианцы еще поддерживали свою военную форму. Я пропускаю заговоры, которые после смещения сенаторов и очень кровопролитной гражданской войны разорили государство. Я пропускаю серьезные и бесконечные бунты сторонников Сцеволы, чреду убийств, чему не было иной причины, кроме той, что они не имели доверия к определенной части правительства. Столь часто возникающая в обществе людей ситуация подобна истории с кораблем, на котором нет капитана. Полибий использовал такой пример: когда кораблем управляют три капитана, один из которых до этого трижды надевал капитанскую фуражку, другой трижды поднимал паруса, а третьему трижды довелось отступать, то пассажиры находятся в опасности, потому что корабль с таким количеством капитанов годится лишь на то, чтобы потешить зевак в порту неминуемым кораблекрушением. (275)  Более того, кто не видел германских ужасов разорения после нашествия турецких и шведских армий, господства испанцев и галлов, затем - итальянцев и, наконец, как следствие своих собственных внутренних распрей, когда же страна стала управляться королевской властью, все это было легко преодолено народом с опорой на сильную армию. Из этого мы выводим, что королевская власть намного лучше, чем правление оптиматов. Мы должны опровергнуть мнение Иосифа и тех, кто полагал, что в Священном Писании Бог проклял королевство и благословил власть оптиматов среди иудеев. Иосиф показал этот государственный строй в 6 главе "Древностей" VI книги. Хотя иудей Филон в книге о воспитании правителя учил, что власть единого правителя утверждается по воле Бога. (276)  Позвольте же мне опровергнуть мнение Иосифа. Впрочем, это касается и слов Самуила, который описывает отнюдь не королевство, но - тиранию, а это противоположно тому, что имел в виду Меланхтон. Неужели ученому-иудею неизвестно, что слово "..........." означает и короля, и тирана одновременно? Авраам, говорят, отвернулся от убийства королей, но слово "..............." означает в этом месте не права короля, но обычаи и обхождение, в чем сходятся все толкователи. Если описывался не тиран, то почему Моисей во Второзаконии отдал приказ, чтобы король признавал отдельные части закона и правил народом на основе Священного Закона? Согласно этой главе народная и аристократическая власть не только отклоняются, но, более того, прямо одобряется королевская власть одного человека. Далее, ты ведь не будешь называть больным правителем народа узурпатора власти. В книге Синедриона, в главе 2, королевское величие, которое исключается среди евреев, описывается очень полно. (277)  Форма правления государства евреев и ее изменения (278)  Конечно, то, что Моисей имел королевскую власть, следует из факта, что, учитывая волю народа и оптиматов, он издавал законы, назначал сенаторов, отбирал судей, назначал священников, а однажды без суда приговорил к смерти более 40 000 мятежных граждан, а также это видно из последнего его желания сделать Иешуа правителем, потому что никого более великого не могло быть. Когда Иешуа умер, то сенаторы выбрали в правители Отониэля, затем Иуду. Поэтому отец Мартир верно заметил, что аристократическое правление началось, когда Отониэль встал во главе сенаторов, хотя комментаторы считают, что правители избирались не на собраниях граждан, но божественной волей. Таким образом Гедион пришел к власти. "У меня нет власти, - говорил он, - ни над вами, ни над своим сыном, но Бог повелевает всеми". Наконец, когда его сыновья Илья и Самуил нарушили порядок и власть оптиматов превратилась в фикцию, плебс со всей своей непреклонностью стал требовать королевской власти. Затем, действительно, следовавшие один за другим беспорядки прекратились. По этому поводу Маймонид писал, что Священным Законом иудеям запрещалось строить храм до тех пор, пока у них был король, способный удерживать смуту и повелевать собственной властью. Эти вещи описаны в 47 главе III книги "Руководитель запутанного". Из этого следует вывод, что королевская власть приятна Богу, тогда как тирания для Него неприемлема. Когда король выбирался, то сенаторы первыми допускались, но не к верховной власти, а к совету, как говорил Моисей. Факт, что Ромул хотел, чтобы менее важные случаи рассматривались сенаторами, а более важные - им самим, об этом можно прочитать у Дионисия. Моисей также утвердил это положение при поддержке сената, как написано в "Числах", глава 2. Следовательно, когда халдейский правитель Иеремия написал, что сенат из 71 человека (который евреи называют "................", но он сам назвал измененным греческим словом Синедрион) имел высшую власть утверждения законов и справедливости среди правителей, он ссылался на факт обнародования законов и протоколов судебных заседаний. Среди нас Верховный совет оглашает закон, куда менее опытные мудрецы одобряют его. Но это относится только к одному правителю. Тот же халдейский комментатор добавил, что судебные разбирательства о родстве, о высшем священнике, о благородстве и о ложном пророчестве не могут проводиться без сенаторов. Но Моисей Маймонид в "Руководителе запутанного" в последней главе III книги написал: "Сенат имеет власть меча". Для этого Сенат направлял в отдельные города так называемых гражданских судей числом 23 человека и 7 человек судей по торговым и финансовым делам. Из них 3 выносили приговор, 5 разбирали вопросы, связанные с первой апелляцией, 7 решали вопрос по второй апелляции. Кроме того, 10 судей коммерческих дел, включая первосвященника, избирались подобно эдилам. В помощь им избиралось еще трое защитников. Каждый присутствовавший имел право на один голос, двое выбирали третьего. Все эти вещи объясняются в Пандектах евреев под заголовком "Синедрион", главы 1-3. Наконец, совершенно очевидным является то, что новый сенаторский состав избирался тем самым Сенатом, чьи властные полномочия уже заканчивались. Кроме того, все эти решения утверждались правителем, потому что постановления Сената без одобрения правителя не имели силы. Это ясно из истории с арестом по приказу Сената Ирода, обвиненного в убийстве ребенка. Группа гиркан освободила Ирода из тюрьмы по велению правителя и первосвященника, но не Сената, как написал об этом Иосиф в 16 главе XIV книги. Если вернуться в глубь веков, когда после смерти Соломона его сыновья утвердили монархию, то народ тогда разделился на два государства, вернее, были учреждены две монархии, первая - от рода Иуды, вторая - от всех оставшихся родов, потому что Сенат имел столько власти, сколько ему давали правитель или король. Известно, что каждый римский император по своей воле ослаблял Сенат, подобно тому, как римский Сенат провозглашал некоторых императоров своими врагами и приговаривал их к смерти (как в случае с Нероном или Максимилианом), Сенат иудев принял такое же решение в отношении Ирода, когда тот был еще молодым человеком. И Сенат спланировал этот несчастный случай, если бы он [Ирод] вышел из под контроля короля гиркан. Когда Ирод стал старше и получил всю полноту власти, то он убил правителя гиркан и всех сенаторов, за исключением Шемая, который действительно был злейшим врагом всех сенаторов, таким образом Ирод и обрел славу имени своего, как мы видим на страницах XIV книги Иосифа. В пользу этой формы правления есть еще одно доказательство, которое заключается в том, что государство евреев процветало при монархии 160 лет. Потом в течение 244 лет власть принадлежала оптиматам, затем евреи опять имели монархию, которая распалась на двухполюсные тирании, просуществовавшие 486 лет и уничтоженные при вторжении абиссинцев. Первые короли Самарии и 10 родов вошли в Халдею, затем к ним присоединились правитель Иерусалима с оставшимся народом. 70 лет они страдали в изгнании, затем снова возвратились в свое отечество и процветали при монархии и первосвященнике до тех пор, пока не были ослаблены гражданской войной и войнами с соседями. Они первыми подпали под власть египтян, затем они были под греками, потом - под палестинцами. Наконец, Иудея была превращена в отдельную провинцию империи Августов и приняла управление римлян, от которого она освободилась через 100 лет. В это время Иерусалим был захвачен и разрушен до основания и в руинах ждал своего восстановления. Но все соседи ополчились на Иудею и устроили заговор с целью уничтожить этот народ; а поскольку сильнейшие кровопролития происходили тогда в обеих Азиях и в Африке, то еврейский народ был убежден, что обречен погибнуть, исчезнуть навсегда. Число убитых, приводимое Иосифом, определенно превышает 300 000. Оставшиеся были приведены в состояние унизительного рабства или рассеяны по лику земли. (279)  Королевская власть - наилучшая (280)  Что я еще могу добавить о королевской власти, которая, безусловно, ближе всего к природе и утверждена Богом, отцом природы; выбрана замечательным решением Магнуса, воспета Гомером, Ксенофонтом, Аристотелем, Плутархом, Дионом, Аполлонием, Иеремией и Киприаном, позднее получившая свое подтверждение после споров Августа с Агриппой и, наконец, единодушно одобренная всеми наиболее известными в славе своей народами или почти всеми народами, она вряд ли нуждается в моей защите. Что можно еще сказать о лучшей форме правления? (281)  Выборы короля могут быть упразднены (282)  Мы должны сейчас, вооружившись вескими аргументами, перейти к опровержению теории выборности монарха. Аристотель считал такой путь опасным и нецивилизованным. Короли, полагал он, должны передавать власть на основе династического принципа. Другие не видели большой разницы между выборным монархом и наследственным. В конце книги III Аристотель утверждает, что спартанцы подчинили карфагенян, потому что последние короля выбирали, а правитель первых ведет свой род от Геркулеса. Затем египтяне могли быть вытеснены варварами, ассирийцами, македонянами, финикийцами, эфиопами, абиссинцами, турками, индийцами, татарами, московитами, поляками, датчанами, британцами, итальянцами, галлами, испанцами, наконец, американцами, то есть всеми народами земли, за исключением германцев, шведов и их союзников, венецианцев, гогузан, жителей Лукки и генуэзцев, которые находились под властью оптиматов или имели народное правление. Но если действительно все так, многие народы были нецивилизованными, потому что они не имели наследственных королей, то, кто же тогда являлся носителем культуры? Факт, что Аристотель обдумывал эти противоречия, однако все это кажется мне более чем абсурдным. Во-первых, определенную опасность несет в себе междуцарствие, когда государство, подобно кораблю без капитана, мечется по волнам мятежей и часто оно тонет. Так произошло после смерти императора Фридриха II, без императора в государстве воцарилась анархия, которая из-за гражданских войн среди принцев продержалась целых 19 лет. Или другой пример: что могло быть более жестоким, чем беспощадные грабежи плебса мамелюками в период междуцарствия султанов Египта? Что может быть более безнравственным, чем Рим периода междуцарствия, когда с безнаказанностью и кровопролитием мир погрузился в насилие? Кроме того, принципы выборов правителя никогда не выполняются с точностью. Это не может быть сделано хорошо и справедливо, как того хотел Аппиан, так как для этого народу недоставало способностей логического мышления и мудрости. Следовательно, эта функция должна быть предоставлена меньшинству или лучшим, но это могло обидеть народ и армии, поэтому от этого отказались. Вследствие этого появились весьма серьезные неразрешимые разногласия между римским Сенатом и преторианцами. Часто легионы в разных местах и одновременно выбирали сразу нескольких императоров, подобная ситуация возникала трижды. Как следствие начинались гражданские войны, убийства, грабежи и ужасный хаос воцарялся во всей империи; что даже более гибельно, чем власть безнравственного человека, когда добро втаптывается в грязь, как обременительная обуза. Если правитель был достаточно мудр, чтобы пожелать объявить добродетельного человека своим помощником, как это сделали Нерв, Траян, Адриан, Антоний Пий, то выборщики могли представить это незаконным. Надежду на власть питали все, но воплощалась она в жизнь только одним; после же того, как капитан терял свой штурвал, путь к власти открывался для разбойников и отравителей. Мир не знает более стабильной основы для государства, чем уважительное отношение подданных к своему правителю. Как могло случиться, что народ без презрения принял власть человека, происхождение и слава которого весьма сомнительны, или того, кто вышел из низов, или того, кто должен был искать пути наверх через преступления или подкупы? А чем можно объяснить страшную в своей простоте чреду убийств римских императоров, совершаемых их же собственными подданными, причем столь хладнокровно, словно это был забой крупного рогатого скота. Насчитывается не менее 30 таких случаев. Но государство никогда не было более спокойным, чем в ситуации, когда сын наследовал власть отца, хотя Аристотель и считал ее опасной. Среди германских правителей войны за власть прекращались лишь тогда, когда отец представлял своего сына как кесаря, например, Генрих III сделал своего сына преемником, когда тот был еще мальчиком. Тот, в свою очередь, привел к престолу своего внука, Карл IV объявил, что его сын будет наследником, после него правил Сигизмунд, который законно передал власть своему сыну. Фридрих передал власть Максимилиану, последний - его внуку. Однако большая часть правителей и претендентов на престол получила смерть через заговоры и отравления, в этот скорбный список входят Рудольф, Альберт, Генрих VII, Фридрих III, Людовик Баварский, внук Генриха и сын королевы Карл. Выборы королей Польши и Венгрии, происходившие на специальных собраниях, которые они сами называли сеймами, поддерживались армиями и часто заканчивались гражданскими войнами. Если бы род Ягайло не завоевал кровью право быть избранным на царство, то это государство должно было бы постепенно погибнуть. Интересен пример Египта, где было не более 15 выбранных султанов. Семь из них, а именно были убиты мамелюками, которые их и избирали. Но Сафадин, брат Саладина, выбранный своим народом, жестоко убил 10 сыновей своего брата для того, чтобы обезопасить свое царствование. Турки также определяли право наследования голосованием, хотя в действительности добивались власти исключительно через кровопролитие. Наконец, пишут, что римские папы тоже погибали от яда, хотя их выбирают, как правило, из претендентов весьма преклонного возраста. Иногда те, кто управлял префектурами или провинциями, например среди германцев - герцоги и графы, были не склонны допускать отстранения правителя от власти. С другой стороны, среди нас герцоги и графы захватили власть в провинциях королевства в силу того, что они на основе своего права могли выбирать короля в такие сроки, какие определяли сами; это признавалось Юлием Пфлугом и Эмилием. Принимая на себя королевскую власть, Гуго Капет определил, что каждый граф владеет своей провинцией на правах домена. Поэтому мало кому земельные поместья, власть или юрисдикция перешли в наследственное владение. Существующие в библиотеке Бовэ документы донесли до нас древние формы выборов короля народом и ритуалы посвящения, которые, говорят, использовались при коронации Генриха II, но я не знаю свидетельств, подтверждающих, чтобы в древности короли избирались, королевство определенно не могло существовать долго, если бы мы имели короля, избранного через голосование. (283)  А вот что произошло с германцами: в 913 г. Генрих I получил Саксонию, следующий император захватил другую провинцию, правители постепенно освобождали города от налогов, они принимали сторону императоров и укрепляли власть императора. Стоило князю заплатить налог за какой-нибудь город, как он получал полную автономию. Так Рудольф в 1230 г. восстановил автономию всех городов Этрурии. Лукчера выкупила свою свободу за 12 000 золотых монет, флорентийцы - за 6000. Потом Рудольф передал три имперских города своему сыну, Карл IV продал Милан своему губернатору Оттону Иснию, Людовик продал Нюрнберг Фридриху. Ульм сам завоевал свою свободу, и так поступали многие города. Эти же вещи происходили и во владениях пап римских, поэтому служащие церкви утверждали тиранию над провинциями, как это было показано раньше. Но если существовала хотя бы надежда на сильную власть и законное право наследования, то провинции не могли быть отторжены. Пример наиболее счастливой жизни нам дают ассирийцы, македоняне, галлы, которые процветали на протяжении многих веков и столетия пребывали в покое, и разве была этому какая-либо другая причина, кроме той, что короли наследовали в соответствии со старшинством по линии династии из королевского дома? Я уверен, что мы повсюду найдем свидетельства того, что не существует лучшего доказательства хорошо организованного государства, чем его продолжительное существование. Абиссинцы, которые имели величайшую в истории Африки империю на протяжении 800 лет, вели всех своих королей из одного рода, из одной и той же семьи. Но необходимо, чтобы эта семья не захирела и не ослабла и чтобы взаимоисключающие интересы и требования членов королевской семьи не разделили народ на противоборствующие части, потому что всегда найдется тот, кто рвется к власти. Так часто случалось среди турок и персов, которые позорили себя отцеубийством. Интересен пример Дейтерия, который, убив всех своих многочисленных потомков, этим не обезопасил себя, потому что один из родственников короля (из тех, кого называют "сыны Израилевы") собрал союзников в недоступном месте, в самой мощной крепости на очень высокой горе. Как свидетельствует Альварес, в крепость эту можно было попасть только тайными ходами. Они укрепили это место усиленной охраной. Король в завещании, вступающем в силу после его смерти, может объявить наследником не только очень близкого родственника, но обладателя подходящих качеств из оптиматов или назначить его регентом. Эта традиция распространяется среди датчан, шведов и венгров: у них принято из многих детей произвольно выбирать одного, по собственному желанию, и это не обязательно первенец. Так и абиссинцы, поклонявшиеся человеку из крепости, словно некоемому богу, спустившемуся с небес, относились к нему с величайшими почестями и послушанием. 50 провинций и городов управлялись одним человеком, но не было городов, которые смогли бы защитить стены и цитадели, если правитель не вверял оборону благосклонности своих подданных, в противном случае он создавал ситуацию для мятежа. Более того, что приносит правителям парфян и турок такую славу? Никогда правители турок, требующие от своих подданных одновременно и восхищения, и послушания, не были уверены в своем роде и тем более в роде Оттоманов. Парфяне же доверяли сынам Арсака. Макиавелли ошибался, когда думал, что государство турок разрушится, если их правитель будет убит вместе со своими детьми, поскольку тогда не будет вождя, за которым по правильному пути пошло бы все государство. Здесь еще оставалось четыре семьи, которые великолепием и древностью рода долгое время были равны Оттоманам, также происходили от того же древа, что и Оттоманы. Эти люди, однако, мудро отстранились от окружения правителя и от власти, не поддаваясь искушению раздуть мятеж. Карфагеняне же, персы, французы, британцы не нашли более верного пути для поддержки своего правителя, чем требование соблюдения акта о престолонаследии. Флорентийцы в сравнении с другими народами получили свободу намного позднее, однако опозорили себя и город гражданской войной, тянувшейся долгое время и казавшейся бесконечной, вследствие чего они просили папу прислать им человека королевского рода, которому они передали бы право управлять государством. И когда он послал им Карла Валуа, все призывы к бунту были внезапно прекращены, потому что могущество определяется почтением к крови и роду, связывающим людей вместе взаимным уважением и доброй волей. Этот союз, конечно, является обязательным для всех государств, и владения должны передаваться на законных основаниях не только самому близкому родственнику по мужской линии, но также и по праву первородства. С другой стороны, убийства и гражданские войны часто случаются и между прямыми потомками, и эти войны между гражданами одного государства являются куда более ужасными, чем войны с чужеземцами, поэтому разногласия среди братьев представляют собой более чем серьезную опасность. Как доказательство ужасных последствий отцеубийств мы имеем пример турок, которые в конце концов повергли в руины свое государство. И все началось с того, что Селим, предшественник нынешнего султана, руководствуясь лишь своим дурным предчувствием, отверг все требования своих собственных детей, а потом признал Сулеймана. Последний, подобно Дейтерию, описанному раньше, приказал убить всех своих сыновей, кроме одного. Однако если наследование определяется по праву первородства, то все остальные будут повиноваться законному наследнику, что можно видеть среди нас, где нельзя припомнить ни одного случая убийства брата братом. Королевская власть, придерживающаяся этого пути, остается наилучшей из всех и, как мне кажется, особенно полезной для гражданского общества, обеспечивая порядок и гармонию, дополненные великолепным согласием. Не так далек от нас факт, что Платон хотел управлять своим государством по законам геометрической пропорции. Аристотель тонко и ясно подметил, что это касается только вознаграждений. Насколько это правильно я не могу судить, но о гармонической пропорции никто ничего не говорил, между тем я представляю эту пропорцию как наиболее прекрасную из всех, свойственную форме наилучшего государства. Она развивалась из арифметической и геометрической пропорций, но не похожа ни на одну из них155. Гармоническая пропорция не может быть применяема только к наказаниям, или вознаграждениям, ибо обязательствам присуще арифметическое равенство, а наказаниям или вознаграждениям - равенство геометрическое. Но в одной гармонической пропорции мы можем наблюдать отношение высшего к низшему, так как первый интервал соответствует октаве в соотношении 1:2. Поэтому в одном или нескольких правителях заключается вся верховная власть и от нее полностью зависят магистраты. Второй и третий интервалы достигаются прибавлением к первой струне ее половины или соответственно 1/3. Первая в соотношении 1:1 1/2 дает четвертый интервал, вторая в соотношении 1: 1 1/3 дает пятый. Вместе они составляют первый интервал. В пятом интервале созвучие исчезает, а последующие интервалы дают сильный диссонанс. Второй же распадается на бесчисленные части. Многозначное число можно увеличивать до бесконечности, также и интервал можно уменьшать до тех пор, пока созвучие не распадется. Если эти рассуждения перенести на реальную жизнь, то станет очевидно, что разделение власти среди многих отвратительно природе гармонии. Более того, характерной особенностью музыкальной пропорции является необходимость интервала, так же как и отдельных нот, если пропорция соблюдается, то ноты могут хорошо гармонировать друг с другом, это подходит только к монархии, при которой власть осуществляется через магистратов. Управляя низшими, они, в свою очередь, повинуются верховной власти, и так продолжается до тех пор, пока союз скрепляется сувереном, из власти которого, словно из живительного неиссякаемого источника, проистекает величие королевства. Кроме того, цифра 1 стоит особняком от других цифр, выделяясь в специальную категорию, но можно ли применить гармоническую пропорцию к королям и императорам, я предпочитаю, подобно другим, судить по фактам, которые зачастую столь неясны, что я остерегся бы быть первым в утверждении подобного тезиса. Итак, есть три типа пропорции - арифметическая (А. 3, 4, 5, 6), геометрическая (G. 1, 2, 4, 8) и гармоническая (H. 2, 3, 4, 6). Мне кажется, что они подобны трем дочерям Времени, которых поэт назвал Эвномия, Дике, Эйрена. Первая, находясь в середине, объединяет других в своих объятиях. Они также истолковываются как порядок, справедливость и мир. Пропорция, организующая и символизирующая мир, составляется наиболее замечательным образом, она отличается от всех других и является наиболее применимой для королевств и империй. Я не думаю, что древние правители имели какую-либо другую цель, кроме умиротворения граждан, когда они объединяли своих подданных посредством общественных пиров. Так, Минос приказывал собрать критян на праздничные пиры, которые они сами называли andreia; Ликург устраивал phidika, или philika, Платон - symposia, Моисей - skenopegia, а также большой pasach, который по-гречески искаженно называют Пасха. Следуя традиции, христиане учредили свои любимые пиры, как это можно понять из написанного Климентом в отрывке из "Четвертого послания к церкви Иерусалима". К этому списку также относятся общественные обеды афинян в panathenaea и thesmorphoria. Сaristia проводилась обычно в кругу близких родственников, в отличие от пиров в капитолии и общественных жертвоприношений. Наконец, были придуманы epulones, по образцу которых венецианцы утвердили четыре общественных праздника. Более того, законодатели шведов хотели узаконить совместное распитие спиртного в шаффэ, что сейчас запрещается эдиктом о выпивке. Предполагалось, что граждане вместо того, чтобы становиться буйными и ничего не соображать, могли быть приобщены таким путем к порядку, культуре и достоинству, а их сердца обращались бы от ненависти, мстительности и ссор к миру, любви и благосклонности. Все эти вещи имеют отношение к власти, которая нисходит на нас с небес и часто используется Христом как дар святой, то есть как то, что мы можем любить в ком-то другом. (284)  Многие вещи, которые можно было бы обсудить, например о хорошо отлаженной законодательной системе в государстве, прямого отношения к теме не имеют, и мы их касаться не будем. Я, в общем-то, рассуждаю не о лучшем государстве, но о наилучшем типе правления. Однако все законы, относящиеся к наилучшему государственному устройству, утверждаются с целью воспитания лучшего правителя. Ничего более святого не открылось пророкам, кроме того, что уже было сказано Платоном: "Каковы правители в государстве, таковы и подданные". А сейчас попробуем примером обосновать эту неоднозначную истину. Например, излишне искать другого такого отца своих подданных, как Франциск I, король Галлии. Как только он стал покровительствовать литературным занятиям, от которых его предшественники всегда отворачивались, то немедленно за ним последовала вся знать. Вследствие чего по сложившемуся порядку все с таким усердием принялись изучать прекрасные искусства, что число образованных людей выросло как никогда. Но с тех пор мир убедился, что очень трудно подобрать несколько добродетельных оптиматов, которые в одновременно стали бы добрыми правителями нескольких государства. Трудно воспитать по нормам добродетели даже избранных, тем более всех граждан. Из этого следует, что даже лучшие учителя могут не устоять перед большими соблазнами. Воспитание будущего правителя не сможет вдохновить негибкий ум, иностранные языки, о которых мы уже писали, также могут преподаваться глупо и бесполезно и ничего не дать развитию ума, только истинная религия необходима будущему правителю. Все споры о законах и формах правления не становятся более важными и значимыми, если побуждает к ним лишь усердие в учебе, прежде всего будущий правитель должен быть вдохновлен тем, что он приходит в этот мир ради истинного поклонения Богу. Правитель должен быть настолько сведущ, настолько подготовлен регулярными упражнениями, что мог бы воспринять как истину, что только Бог является судьей и наблюдателем всех его действий. Поэтому такой правитель никогда не пойдет на нечестный или безнравственный поступок, не сможет даже подумать о чем-либо низменном. Этой единственной персоне он подвластен, Его он должен любить и бояться. Правители прокладывают свои жизненные пути и традиции своей страны, вдохновляемые Его примером. Так, говорят, что Людовик IX и король Эдуард, следуя Его примеру, так целостно построили свои жизни, что были возведены в ранг святых. Оставим пока королей Франции и Англии, им уготована долгая слава, так как они имеют замечательные законы и такие же жизненные пути. Часто короли Англии управляли страной, не покидая собственного трона, отвергая собственный народ, который судили по законам Эдуарда Исповедника. Это есть основа закона, без которой правители напрасно вводят новые законы, потому что безнравственность отступает под натиском одного лишь религиозного страха и она не сдерживается страхом перед судом. Но разве судьи, законы, власть могут остановить правителя, если он не сдерживается страхом перед Богом? Сила и величие религии таковы, что сама она не только исключает пороки и дарует добродетели, от которых зависит высшая оценка жизни человека, но также является и ориентиром, и опорой для самого правителя, потому что власть наиболее действенно поддерживается именно религией, а не чем-то еще. Первым это признал еще Аристотель, затем Полибий и Эпикур, хотя они презирали священную власть. На этот счет правильно высказался эпикуреец Требатий в своей правдивой книге о религии. Но так как правители, обуреваемые желаниями, часто не умеют их сдерживать, то вторым необходимым делом в воспитании будущего правителя должно быть закрепление в его характере прочного и истинного достоинства. В такой атмосфере он должен постепенно развиваться. Святой Фома, следуя мнению Аристотеля, считал, что принц должен пройти серьезную школу, так как если он не выдержит испытания славой, то может стать тираном. В поисках богатств и наслаждений он мог даже повернуть к кражам и излишествам. Это произошло с Дионисием Младшим, которого отец воспитывал в наслаждении и неге, в результате чего он так и не был принят общественным мнением как сведающий в науках, не закаленный какими-либо дисциплинами и не имеющий уважения к истинному достоинству. Его отец потворствовал многим его желаниям и он проводил время в компании с опасными льстецами. Так продолжалось до тех пор, пока он не был приведен к тирании, где укрылся, как в неприступной цитадели. Но даже он, который так стремился к славе, не только старался избежать позора и низости жизни, но также научился понимать, что истинная ценность состоит из актов добродетели и что только через добродетель он действительно мог обуздывать безнравственность, защищать добрые устои, оплачивая самоотверженные и мудрые дела похвалой и вознаграждениями, а безнравственные - вечным позором. ГЛАВА VII Опровержение тех, кто отстаивает теории золотого века и четырех монархий (285)  Долгое время господствовала ошибочная идея о четырех монархиях, получившая известность через авторитеты великих людей, которые ищут причины ее появления в столь давних временах, что теперь ее развенчание представляет трудности. Эта теория одержала верх над бесчисленными толкованиями Библии, она распространена среди современных мыслителей (М. Лютер, Меланхтон, Слейдан, Лукидий, Функ, Панвинио), хорошо знающих и понимающих древнюю историю и Святое Писание. Временами, пренебрегая авторитетами, я обращался к мысли, которую вряд ли стоило принимать на веру. Я задумался над пророчествами Даниила, его мнение по этому вопросу недостаточно доказательно, поэтому и пророчества не внушают доверия. Невразумительные и неясные слова Даниила, если их растолковать, могут принимать разумный смысл, а я предпочитаю толковать пророчества однозначно, следуя судебной формуле: "Вопрос неясен". Я полностью одобряю ответ Кальвина, сколь изысканный, столь и умный, на вопрос об Апокалипсисе (Откровения святого Иоанна Богослова); когда его попросили высказать свое мнение, то он достойно ответил, что находится в полном замешательстве относительно смысла этого мрачного писания, добавив, что с его содержанием не соглашаются многие мудрецы. Похоже, и я тоже не вижу каким образом жизнь нашего общества можно сопоставлять с миром диких зверей и как это связано с мыслью, высказанной и обсуждаемой Даниилом, которая сводилась к тому, что монархии, ныне процветающие, собирали силы для этого в течение длительного времени. (286)  В начале наших размышлений попытаемся определить, что же мы называем монархией? Монархия - это определенная территория, населенная народом одного происхождения. Именно по этому признаку мы можем определить, вправе ли мы считать некое государство монархией. Но если бы даже наш спор завязался вокруг этого неполного определения, то проповедь Даниила достаточно точного толкования не дает. В проповеди говорится, что появлению монархий предшествовало явление четырех зверей и духов, а число это соответствует количеству империй: Ассирийская, Персидская, Греческая и Римская. После падения Римская империя при известных обстоятельствах "перелилась" в Германскую империю. И так объясняют существование Германской империи. Я осуждаю эту теорию, разоблачая ее, я забочусь о славе своего имени, своей истории, о полном разоблачении толкований Даниила. Я требую опровержения всех его доводов. Прежде всего, остановимся на точке зрения Филиппа Меланхтона, который говорит, что монархия - это единоличное управление государством, когда права и обязанности подданных определяются одним лицом. Из этого ясно, что термин "монархия" не может употребляться по отношению к народным формам управления, имевшим место у римлян. Теперь, если взвесить данный материал, принимая во внимание это условие, то можно утверждать, что Германская империя не является преемником римских форм управления. Немцы распространяют свою власть едва ли над сотой частью мира, а король Испании имеет территорию и численность населения куда большие, чем у германцев; и король Португалии силой захватил почти все побережье Африки. Но мы исходим не из соображения численности населения и величины территории, а из признака, который считают основополагающим многие, и я с ними согласен, прежде всего из формы управления государством. (287)  Я не знаю, как испанцы и португальцы могли бы сопротивляться войскам Карла V, и если бы его не сдерживала доблесть Галлии, то Испания и Португалия сократились бы до размеров провинций (это могут подтвердить сохранившиеся документы). Давайте обратимся к иноверцам. Какое сопротивление немцы оказали турецкому султанату? Может быть, более справедливо называть империей Турецкий султанат? Управление такой величайшей монархией должно осуществляться султаном. Он распространил свою власть на богатейшие земли Азии, Африки, Европы, и он управлял как отдаленными, так и внутренними владениями, а также несколькими островами. Кроме того, в вооружении армий и организации войска ему нет равных, особенно с тех пор, как он стал управлять армиями персов и московитов далеко за пределами своей империи. Военной силой он захватил провинции христиан и империю греков и даже разорил земли германцев. Не буду оспаривать мнения правителя Эфиопии, утверждавшего, что драгоценным камнем выделяется среди других тот, чья империя гораздо меньше, чем вся Европа. Что может следовать из того, что правители татар, которые управляли племенами варваров в их дикости, так и не смогли превзойти их в силе своих армий? Если сравнивать германцев с татарами, то это будет равноценно сравнению мухи со слоном. Сами немцы тоже неверно определяют монархию, опять же, согласно Ф.Меланхтону, монархия - это наиболее могущественное из всех государств. Еще более глупо то, что немцы полагают, что они якобы владеют всей территорией империи римлян. Это может рассмешить каждого, кто помнит карту мира. Империя достигла наивысшего расцвета при Траяне, позже ее положение неуклонно ухудшалось. Доказательством тому могут служить свидетельства Аппиана и Секста Руфа, которые писали во времена Траяна. Когда Траян, построивший каменный мост через Дунай и соединивший Дакию с империей, одержал победу над правителем Дицебалом, территория империи ограничивалась тогда Дунаем и Оркнейскими островами на севере, Кадами - на западе, Евфратом - на востоке и Энипием - на юге. Затем, нанеся поражение войскам парфян, он переправился через Евфрат и присоединил к империи своих предков Месопотамию и большую часть Арабского халифата. Помпей в юности не хотел продолжать эту политику, но когда правитель Персии предложил установить границу между Римской и Персидской империями по Евфрату, то Помпей ответил, что римские границы ограничиваются не реками, а справедливостью. Германия не включает в себя территории Римской империи, кроме двух провинций. Германия ограничена Рейном, Дунаем, Вислой, Карпатскими горами и океаном. Но если точнее, то власть Германской империи распространяется от предгорий Альп на юге до Балтийского региона на севере, от Силезии на востоке до Рейна на западе. Возможно, было бы правильнее к бывшим римским провинциям отнести владения султана Турции, который захватил Византию, землю древнего Вавилона, принадлежавшую персам, если судить по книге Даниила? Если отождествлять монархии с воинскими формированиями, местом рождения Даниила, с месторасположением Вавилонской империи или с единоличной властью, тогда справедливо будет отнести прорицания Даниила и к Турецкому султанату, и в этом случае, мы насчитаем не четыре, а бесчисленное количество империй. Тогда мы выдвинем справедливые обвинения в том, что пренебрегли империей халдеев, которые первыми заложили основы Вавилона, забыли мидян, которые вытеснили ассирийцев и, конечно, Навуходоносора, который был мидийцем, а не ассирийцем, забыли также империю парфян, которая была разрушена греками, пропустили Арабскую империю, которая захватила Вавилонскую империю и силой овладела большей частью Азии, Африки и Европы. Но если включать и Мидию, и Ассирию, и Парфию в число "империй", то почему бы не включить Персию и ее соседей, тем более что крайне отдаленная Мидия включена? Несмотря на то что Парфия отдалена, вавилоняне ее захватили. Если Кир присоединяет территории мидян, хотя ему непонятен их язык и традиции, то почему этого же не могло произойти с халдеями, парфянами, арабами? Ведь Персия основала новую монархию на той же основе, что и Кир. Испанец Траян создает Испанскую монархию; Каракалла, Кар, Кариний, Антоний - галлы по рождению, создают Галльскую монархию. (288)  Мы должны попытаться понять спор об Александре, Гелиогабале, которые были сирийцами, о Филиппе - арабе, о Тотиле, Витерихе, Теодатие, Аларихе - готах, которые захватили не только провинции, но и столицу Римской империи, вступили в Италию и хозяйничали в ней с помощью армий 70 лет. Хотя Александр правил почти 12 лет и он был суров, после его смерти империя была поделена между четырьмя правителями, что и определило ее распад. Действительно глупо, что Карла Великого (который первый создал то, что мы называем монархией), по рождению галла, отлично знающего галльский язык, традиции и систему управления Галлии, одни называют германцем, другие полагают, что он ведет свое происхождение от древних переселенцев, хотя никто не отрицает, что он использовал галльские армии для объединения Германии, Италии и большей части Испании под властью Франкской империи. Именно по отношению к Галлии, которая раньше всех узнала слово "монархия" и вообще достигала большего расцвета, чем Германия, справедливо было бы использовать этот термин. Кроме того, более совершенное, чем в Германии, устройство монархии существовало в Византии при правлении Константина Великого, который против воли Сената отправился в Италию; разбив римского императора в войне, он упразднил римское государственное управление, перенес столицу империи (место пребывания императора) в Византию, ввел христианство и, наконец, назвал столицу империи своим именем. Почему же мы не можем назвать эти новые владения Константина монархией, ведь в его правление произошли коренные изменения в составе населения, размерах владений, законодательстве и религии? (289)  Возможна ли защита теории, отказывающей в праве называться монархией империи арабов, которые завоевали почти всю Африку, большую часть Азии, причем не только с помощью силы и законов, но также с помощью религии и языка. Мусульмане разбили армию персов и обратили их в фактическое рабство: персам было запрещено использовать свой язык, свою письменность, искусство и обычаи. Кроме того, нельзя забывать империю татар, которая может встать в один ряд с остальными; или эту империю отбрасывают, потому что она слишком удалена от Вавилона? Но немцы находятся еще дальше. Марко Поло писал: "Татары опустошили Бактрию, Согдиану, захватили обширные провинции государств и под руководством Хулага опрокинули Вавилон, уничтожив его как государство, а Вавилон распространял свою власть на Мидию, Персию, Грецию, Парфию. Этот город подвергался часто опустошительным набегам и не единожды полностью разрушался." Марко Поло объясняет, что так называемый Балдах не то же самое, что древний Вавилон, который был основан раньше Суз. Но если этому верить, то теории о господствующем положении Вавилона разрушаются. Он не был построен специально, как утверждали Даниил и другие проповедники, во времена жизни Христа, и нет никаких оснований считать это время точно установленным. Доказательство того, что Христос символизировался валуном, отсеченным от вершины горы (именно это красноречиво утверждал Павел), отрицается самим образом, который выбрал Даниил. В его толкованиях объясняется, что многие опасности он предсказывал в своих прорицания, благодаря чему успехи Александра Великого и тех правителей, которые ему наследовали, стали возможны, потому что им удалось избежать уже предсказанных опасностей. Но я не отважусь что-либо утверждать в столь запутанной и неясной области, однако иудей Иосиф, лучший толкователь Даниила, писал, что мидяне, персы, греки были выбраны Даниилом для верховенства над Вавилоном. Но о гражданстве и положении римлян, которые известны под именем семейства Флавиев, Даниил ничего не говорит такого, что соответствовало бы исторической истине. Согласно образу великана Даниила (чья голова - золотая, грудь - серебряная, бедра - бронзовые, голени - железные и ступни - глиняные, их, правда, иногда называли по ошибке железными) историки по аналогии устанавливают четыре или даже больше веков: сначала был Золотой век, за ним следовал Серебряный, затем - Бронзовый, Железный и, наконец, Глиняный. Но здесь необходимо внести ясность по причине того, что если кто-либо обратится к мнению историков, а не поэтов, он, конечно, поймет, что мало что меняется в делах человеческих, как и в природе всех вещей, ибо нет ничего нового под солнцем, как сказал мудрец. (290)  Если век, который называют Золотым, сравнивать с нашим, то тот век правильнее назвать железным. За последним веком, как говорит проповедник, наступит потоп, когда люди будут наказаны Богом за свои грехи, которые оказались столь многочисленны и велики, что Бог пожалел о сотворении человека. Позвольте нам теперь обратиться к веку, который называют Золотым не только поэты, но и Катон в книге "Происхождение". Он говорил, что Камесис и Сатурн сражались в это время, неоднократно повторяется, что Камесис был сыном Ноя, а сын Сатурна - Юпитер. Бел положил конец Золотому веку. Из всего вышесказанного совершенно очевидно, что Золотой век был кратким мигом, если брать в расчет эпоху, которая длится шесть тысяч лет. Катон, доверяющий басням поэтов, ограничил золотой век 250 годами. Но как наивен был Камесис, который, осквернив честь достопочтенных отцов позорными словами, заслужил месть и был проклят собственным отцом. Это проклятие лежало и на Нимроде, внуке Камесиса, который, как считалось, стоял у истоков Золотого века. Он получил прозвище, которое по-еврейски означает "бунтовщик". Этим словом Моисей называет "могущественного охотника", позднее, однако, оно употреблялось для обозначения разбойников и безнравственных людей, какими Аристотель считал пиратов. (291)  Следующим был Юпитер Бел, который с великой смелостью, даже, как я бы сказал, с отчаянным богохульством, боролся со своим отцом за власть. Не могу умолчать и о другом Юпитере, который убил своего отца ради того, чтобы занять трон; согласно мнениям поэтов, он "прославился" не только отцеубийством, но и крайне развращенным образом жизни и кровосмешением с сестрами. Вместе со своими братьями он затеял проклятую войну против бессмертного Бога, опрометчиво надеясь победить его, чему помешали удары молний и смешение языков, сделавшее сговор между бунтовщиками невозможным. (292)  Теперь обратимся к названию "Вавилон": оно было дано по названию башни, которую также называли Вавил. Моисей охотно согласился с поэтами, хотя те часто путают историческую правду с вымыслом. Особо важное значение имеет утверждение о том, что титаны начали войну против богов, против их нравов, как говорит Цицерон. И это Золотой век, век, создавший таких чудовищ! Я хочу еще напомнить о Геркулесе, слывшем, по рассказам Манефа, величайшим пиратом. Вместе с Тесеем и Пирифоем они похитили Елену, а когда пытались похитить жену Аида, то попались и были брошены в темницу. Кроме того, кто был тщеславнее Геркулеса? Но давайте обратимся к Фукидиду, пожалуй, самому правдивому историку. Он откровенно говорит, что не было более жестокого и свирепого времени, чем то, когда пиратство считалось нормой; без какого-либо смущения путешественники осведомлялись, где они могут встретить разбойников и пиратов, а где - нет. Цицерон пишет о германцах, что развитие этого народа в течение длительного времени шло от дикости к гражданской жизни. Золотым и Серебряным веками называют время, когда люди бродили без дела по лугам и лесам и имели столько, сколько им могла обеспечить грубая сила и преступления; со временем люди постепенно избавлялись от этой жестокости и варварства, склоняясь к утонченности нравов и законопослушанию, то есть к нормам, установленным обществом. Профессиональное воровство, которое согласно не только законам евреев, но и законам греческим и римским, рассматривали только гражданские судьи, сейчас повсюду в мире наказывается самым суровым образом. И действительно, уже долгое время профессиональное воровство считается пределом подлости и бесчестия. Именно поэтому безнравственные люди не могли принимать участия в выборах и контролировать деятельность государственных органов. Людям просто невозможно вновь вернуться на те, давно пройденные пути, так как позорное прошлое вызывает у каждого стыд, который от природы присущ людям, а кроме того, общество не может развиваться через преступления. Это становится очевидным из книг апостолов или из хроник, повествующих о столь ужасных преступлениях (и, вероятно, еще не обо всех), что просто затрудняешься назвать наихудшее. Светоний, Тацит, Лампридий и Афений оставили о них свидетельства. Что может быть более преступным, чем считать добродетель ужасным злом, а это наблюдалось не только в развращенных государствах, но также и в тех, которые процветали и строй которых считался наилучшим, согласно мнению многих мыслителей. Нельзя пренебрегать памятью о распутной похоти людей, даже если они похоронены в вечном забвении. Что может быть более жестоким и несправедливым, чем, прикрываясь институтом рабства, допускать, что человек может быть ранен, разорван на куски, убит другим всего лишь ради восторга и удовлетворения страстей толпы. Среди римлян не было такого, кто бы, пользуясь высшей репутацией правосудия, вступился бы за рабов. (293)  Конечно, наши современники намного мудрее, чем римляне (да простят меня последние). Сейчас принято считать, что для христианина непристойно наблюдать за кровожадным зрелищем борьбы диких животных, и притом бесконечно спорить вместо полезного обсуждения, изящность которого проявляется в лучших искусствах и является подлинным упражнением для ума, чему обучают в гимназиях. Также мы не должны пренебрегать подходящими упражнениями для тела или военными занятиями. Дошедшие до нас документы имеют сведения о Катоне, Фабриции, Камилле, Александре, однако они точно ничего не сообщают о воспитании души. Является ли военная слава Александра большей, чем Карла Великого? Первый, конечно, был великим полководцем, но только в сравнении с азиатами, так Цезарь имел привычку говорить о Помпее, ставя его после себя и по опыту, и по мощи и силе своих воинов, и это при том, что последний, будучи военачальником, завоевал много варварских народов Европы. Но одинаково ли благочестивы были Антонин и Людовик Благочестивый? Более того, какой правитель всей седой древности может сравниваться с королем Людовиком Святым? Было бы приятно для всех обнародовать изменения законов, на которые это королевство опиралось. Конечно, ни у одного из правителей древности не было такой преданности Богу, такой ответственности перед страной, любви к подданным и приверженности к справедливости. Не только образ жизни наших современников является равнозначным делам древних, но и изменение их судеб повлияло на такую дисциплину, как литература. Первые виды искусства возникли в то время из практики и труда талантливых людей. Однако искусства постепенно угасали, затем они окончательно умерли и были схоронены в длительном забвении под вечным бедствием войн или же они гибли потому, что у людей появилось стремление к пустому, легкомысленному время препровождению, или потому, что Бог наказывает тех, кто использует знания для уничтожения людей. Конечно, нельзя не признать, что многие дисциплины развивались среди греков, что позволяло им самонадеянно полагать, что они обогащают эти искусства своими открытиями. Но Греция, находясь в тяжелом положении перед судом настоящего, сама утратила верный взгляд на некогда существовавшее. Среди римлян было так много талантливых людей, что они, безусловно, превзошли всех остальных в воинской славе и в развитии культуры. Но ряд их ошибок в период раннего варварства привел к тому, что орды варваров, хлынувшие из Италии, предали огню замечательные библиотеки и разрушили памятники древности. Этот ужасный факт подорвал большинство наук так, что они потеряли всякое значение, уважение к ним пропало на многие сотни лет и казалось, что науки действительно погибли, и так было до тех пор пока известный правитель Африки и Испании, не пробудил таланты арабов обещаниями великих вознаграждений мыслителям. Я не буду говорить о том, как много замечательных философов, геометров и астрологов было в Египте, Индии, Эфиопии; как много известных математиков было в Халдее, причем намного раньше, чем какие-либо зачатки искусств появились в Греции. (294)  Но я вернусь к нашему времени, когда после столь длительного упадка почти всего мира внезапно высветилось так же изобилие знаний, такое стремление к наукам, такое торжество талантов, какими не отличалась ни одна эпоха. В наши дни даже готы не имеют недостатка в утонченных талантах. Олаф доказывает также убедительно, как и Хольстер и многие другие, что природа вынесла приговор, что раны, нанесенные знаниям, должны в настоящее время залечиваться теми же народами, которые нанесли им ущерб. Хотя готы долгое время сохраняли традиции своих предков и верили в силу предсказаний, призывавших отклонять просьбы людей, обращавшихся в сенат письменно, даже и они сейчас он приобрели повсеместную привычку к грамотному письму. Здесь мы наблюдаем столь явное и определенное изменение во всех отношениях, что вряд ли у кого возникнут сомнения, что такой всплеск человеческих талантов происходит, словно дружный рост по весне, когда посеянное в землю зерно возмещает затраты с величайшим изобилием. Некоторые возразят, что древние были основателями искусств и им должна бы принадлежать эта слава. Они, конечно, открыли суть многих вещей, в особенности власть божественных небесных тел, знали движение многих звезд (но еще не всех), в том числе вычислили и точные орбиты неподвижных звезд, которые названы ими планетами. Затем они осторожно прикоснулись к загадкам природы и верно объяснили многие явления, но они не до конца поняли многие важные вещи, и именно в таком непроясненном виде они и передавались из века в век и дошли до наших современников. Каждый, кто претендует на то, что он в этих вопросах не смеет усомниться, уверен, что открытия наших дней можно сравнивать с открытиями наших предков и что предпосылки и истоки этих открытий надо искать у древних. Хотя вряд ли найдется что-либо более замечательное в природе вещей, чем магнит, о пользе которого древние ничего не знали; кроме того, древние жили постоянно на своих исконных территориях и плавали в своем внутреннем бассейне, а наши современники за несколько лет многократно пересекли всю землю в многочисленных путешествиях и проложили путь колонистам в другие миры, я бы даже сказал, им открылись тайны далекой Индии. Эти открытия способствовали не только установлению обмена и развитию выгодной торговли, но и укреплению связей между всеми народами, которые неожиданно оказались работающими совместно в едином мировом государстве, словно в одном городе. Что касается географии, одного из самых замечательных и удивительных видов искусств, то ее развитию способствовало распространение сведений об Индии, которая поначалу воспринималась как нечто невероятное (Лактанций и Августин говорили, что люди, верящие этому, сумасшедшие) и сведения о которой проверялись многими, и теперь ее месторасположение так же хорошо вычислено как движение планет и вращение земного шара. Более того, что может быть замечательнее, чем открытие отделения формы от сущности (если я могу говорить об этом)? Благодаря этому были открыты многие секреты природы, например, исцеляющая медицина приносит ежедневную пользу. Я опускаю метод исследования небесной долготы: из-за представления о равенстве часовых поясов древние не могли точно их определять, потому что имели ошибочные знания об эклиптике. Я не буду подробно останавливаться на катапультах, изобретенных нашими предками, и древних передвижных военных механизмах, которые, конечно, похожи на мальчишеские забавы, если сравнить их с нашим оружием. Я пропускаю также и многие другие искусства, в том числе ремесло и ткачество, которые изменили жизнь людей самым замечательным образом, Одно только книгопечатание может легко соперничать со всеми изобретениями древних. Поэтому тот, кто утверждает, что все вещи были познаны древними, заблуждается не меньше, чем тот, кто отрицает те ранние достижения наших предков, которые заложили основу многих искусств. (295)  Природа - неисчерпаемая сокровищница, которая не иссякнет в течение долгих веков. С течением времени, были сделаны многие открытия, так же как и распознанны некоторые вечные законы природы в различных областях; в мировоззрении, в мышлении также произошли разительные изменения. Вообще же, невнимание к традиции давит на действительность, приводит к пренебрежению традицией и в результате размышления основываются на доверии и незнании. Ошибается тот, кто говорит, что род человеческий ухудшается, Ясно, почему такого мнения придерживаются старики: они тоскуют по ушедшей молодости, которая дарит радость и бодрость. Это неизбежно, когда человек обнаруживает себя лишенным всех видов удовольствий, когда вместо радости ему остается лишь острая боль, да страдания. Человек, спасовавший перед старостью, как говорят мыслители, довольствуется ложной картиной вещей. А мы начинаем думать, что верность и дружба действительно невечны. Но все-таки, возвращаясь к прошлому, признаем, что древние определяли юность народов именно как Золотой век. Но затем опыт народов становится общечеловеческим, и человек, выполнив свою роль в море открытий, начинает размышлять, домашнее и мирское отходит от него, и он верит, что смирение, праведная жизнь откроют ему дорогу на небеса и, наконец, [человек] покидает землю. ГЛАВА VIII Система универсального времени (296)  Те, кто думают, что можно понять историю без хронологии, еще более ошибаются, нежели те, кто надеются выйти из лабиринта без проводника. Последние уходят все дальше и дальше и не могут найти выход из лабиринта, тогда как первые блуждают в запутанных текстах с полной неопределенностью и не понимают, где начать или где повернуть назад. Но законы времени, путеводитель для всех историков, словно вторая Ариадна, указывают своей нитью потайные ступени, не только предостерегая нас от ложных путей, но и также часто давая нам возможность вернуть заблуждающихся историков на правильный путь. Так, мы видим очень хороших писателей, придающих столь большое внимание времени, что они излагают историю не только по годам, но и по временам года. Другие не упускают даже месяцев и дней или времени суток, в которое произошли события, потому что они понимают, что без системы времени трудно извлечь какую-либо пользу из истории. Поскольку наиболее важная часть предмета зависит от хронологических законов, то мы думаем, что система всеобщего времени необходима для метода доступного познания истории. Как по причине ее великой полезности, так и по причине расхождений, которые проявляются среди историков касательно древности и последовательности событий, я хотел бы пролить некоторый свет на предмет разговора. Прежде всего, мы попытаемся установить начальную точку отсчета времени, без которой этот спор будет пустым, и сделаем мы это, основываясь не столько на авторитетах, которые не имеют ценности для тех, кто хотел бы быть ведом разумом, а на важных аргументах. Правда, мы должны учитывать то, что священные источники евреев и божественные откровения проливают свет мудрости на то, что мир имел определенное начало творения; искать дальше означает преступление, потому что в таких вопросах сомнение кажется безнравственным. Для меня авторитетом является один Моисей, поэтому я ставлю его впереди всех сочинений и мнений всех философов. Он повелел подвергнуть смертной казни тех, кто не соблюдал Субботу, главным образом потому, что нарушение Субботы казалось сомнением относительно творения мира, как писал раввин Моисей, египтянин. Но так как многие безнравственные сами по себе от этого не пострадали, благоговея перед его авторитетом и бездумно пренебрегая предупреждениями его последователей, необходимо опровергнуть и ослабить их аргументы соответствующими фактами. Если при помощи авторитета философов и силы убеждения будет ясно понято, что мир не вечен, а создан бесконечным Богом в определенный момент времени, то мы будем больше доверять священной истории. В этом случае мнение о сотворении мира, зависящее от веры в такую великолепную первопричину, будет поддерживать в нас особый трепет и любовь к Богу. Это учение распространено не только в иудаизме, оно характерно для халдеев, пифагорейцев, стоиков, академиков, арабов, и, в конечном счете, оно одобрено и укреплено весомейшими учениями многих людей. Сам Эпикур был того же мнения, как писал об этом Плутарх. Среди римлян, конечно, лишь немногие искренне интересовались философией, но М. Варрон, наиболее знающий среди римлян и греков, пришел к тому же выводу в книге, где, как сообщают, он писал о конце мира. Авторитет этих людей, приверженных одним и тем же мнениям, должен иметь большой вес и значение среди философов. Но так как Аристотель, расходясь, прежде всего, со своими предшественниками и со своим учителем Платоном, осмелился предположить, что мир вечен, то все эти споры велись в противостояние ему. В самом деле, Гален опроверг его доводы одной лишь фразой - он писал, что это кажется возможным, но не неизбежным. (297)  В своей книге "О небесах" Аристотель говорил, что так как возможность убедиться на опыте отрицалась всеми, то сравнение утверждений других с его собственными сделало его выводы более определенными. Это слова не физиков или геометров, но логиков, сомневающихся по поводу обсуждаемого предмета, подобных раввину Моисею, египтянину, который считался толкователем спорных вещей, так как он рассматривал их с особой проницательностью. Опыт опрокидывает любые сомнения, но они, озаряемые собственным светом очевидной истины, почти что под пытками выжали согласие у своих противников. Поэтому, если Эпикур или Гален, люди вовсе не религиозные, не признавали, что аргументы Аристотеля имели какую-нибудь силу, и если Оригена, Авиценна и, в конце концов, представители всех школ теологов и философов опровергают эти положения противоположным утверждением, то, может быть, нужно понять, что они (аргументы Аристотеля) только возможны и вероятностны, а не неизбежны. Но я перехожу к Платону, который вообразил, что Бог, после завершения своей грандиозной работы, обратился с собственной речью к сотворенным вещам; Он провозгласил, что они смертны, так как имели Начало, хотя по Его божественной воле будут бессмертны. Со вниманием к этому Аристотель, взяв слова Платона, говорил, что если мир не способен исчезнуть, тогда он не имел начала, так как вещи, которые имеют начало, когда-нибудь должны прийти в упадок, и вещи, которые умерли, неизбежно должны возродиться. Этим положениям он научился у Платона, который в "Федре" и "Тимее" говорил, что по этой причине души не имели начала (как писал также Августин в книге X "О граде Божьем"), что они не могут когда-нибудь сгинуть и что форма мира всегда будет неизменной благодаря божественному руководству. Тем не менее, кто в философском плане заблуждается более серьезно: тот, кто оставляет всемогущему Богу свободную возможность решать относительно Его собственных дел, или другие, которые полагают, что Он - Правитель мира и в самом деле действенная причина всего происходящего, однако изменения в сотворенном Им, лишают его всей власти, и если, положим, он захотел бы разрушить этот мир, то не сумел бы сделать этого? Но этим аргументом Аристотель, принимая решение о вечности мира, безответственно, я скажу даже более - нечестиво, пытался ослабить и лишить силы не только естественную философию, но и силу божественного величия. Однако в любом начатом споре, особенно о предметах и делах столь сложных и столь далеко удаленных от нашего восприятия, мы должны тщательно следить, чтобы нигде и никогда не прозвучало бы нечто, ставящее под сомнение величие Бога; Аристотель этим пренебрег, когда повсюду настоятельно силой своего убеждения требовал полагать, что мир имел начальную точку, при этом он наделял Бога свободной волей и утверждал, что мир управляется необходимостью, а не божественной волей. Однако тот же самый человек, споря со стоиками, которые предполагали фатальное принуждение во всех вещах, показал на основании многочисленных аргументов, что определенные вещи были сотворены по необходимости, другие - по воле, многие - самопроизвольно, а большинство - по случайности. Он даже разделил судьбу и случай на три части и поместил божественные действия и природу среди неизбежных вещей. Из этого может быть понятно, что взгляды, высказанные в книге "О небесах", указывали на принуждение, которое очевидно, и он изменил их в книге "О толкованиях", где писал, что человеку в самом деле Он дал волю, свободную от ограничений, хотя Бога и природу он связывает необходимостью. Но что может быть более нечестивым, более самонадеянным, наконец, более безумным, чем наделить свободной волей себя, но пожелать лишить ее Бога? Следствием этого является то, что Бог не может устанавливать путь движения солнца, или распространять свою власть на влияние небесных звезд, или изменить что-либо в универсальной природе; даже порывы и желания человека Он не может направлять, куда захочет. Вследствие того, что эти утверждения глупы и нечестивы, мы должны убрать это принуждение из мира. Когда оно будет устранено, то результатом станет то, что Бог не связан никакой силой, но руководит всеми вещами на основе чистейшего выбора. Так как Аристотель стыдился своих выводов - того, что, даруя свободу человеку, он забирал ее у Бога, то он даровал свободную волю миру (однако, на самом деле, эта свободная воля предопределена необходимостью, как Моисей, египтянин, заметил это). Он допустил желание, но такого рода, что оно не могло быть изменено, подобно тому, как Юпитер в легендах изменял законы Немезиды, хотя в своей книге он учит, что сила и природа этого желания таковы, что в том случае, если оно изменяется, оно теряет имя "воля". Поэтому, утверждая, что многие вещи в природе происходят разными способами - то одним образом, то другим, - он впадал в ошибку предпочтения создать образ судьбы и случая в соответствии с мнением толпы, вместо того чтобы приписать Богу свободу делать различные вещи различными способами. Кроме того, что может быть более невозможным для философа, чем думать, что вещи могут происходить без причин, то есть оставить все судьбе и случаю? Эти проблемы принадлежат к той группе, которую перипатетики никоим образом не могли решить, кроме того, они были опровергнуты Плутархом в книге "О судьбе", а также Лактанцием при помощи весомых аргументов. (298)  Давайте рассмотрим, какого же рода вопросы, по крайней мере наиболее значительные, нам предстоит рассмотреть, исследовать все предметы можно было бы бесконечно. Некоторые философы принимали как данность то, что ничто не рождается из ничего, но когда это берут за основу спора, то это приводит ко множеству ошибок. Спор этот трудно завершить, потому что любое мнение должно быть доказано. Тогда спорщики раздражаются, так как уверены, что мнение оппонента неверно и что доказательства их посылок должны существовать. Но что, в конечном счете, представляют из себя эти посылки, которые кажутся еще более темными, чем выводы? Никто никогда не отрицал постулаты геометрии, потому что они ясны в их собственном свете. Но если эти предметы кажутся ясными, то почему так много философских школ с таким постоянством их отрицает? Почему Филон ясно показывает, что посылки ложны? Кроме того, что может быть глупее требования условия, которое реально будет нарушаться, и закроет возможность дальнейшего продвижения [к истине]? Однако давайте, если согласны, опровергнем этот знаменитый принцип. Мне интересно, почему мои современники не сделали этого, хотя они так много упражняются в этом споре. Филипп Меланхтон и теологи выявили противоречия и они утверждают, что для упорядоченной природы этот принцип верен, но логики говорят, что этот вывод возвращает нас к началу, ибо как мы можем представить природу в беспорядке? Или она совершенна и соединена во всех своих частях, или она не существует. Давайте тогда использовать более весомые доводы. Мы легче всего этот предмет поймем с точки зрения великолепия форм. Форма прекрасна, и, как писал Аристотель, сущность, имеющая нечто божественное, является главной частью самой природы, так как все вещи существуют благодаря проявлению в форме. Более того, она не может быть извлечена из сущности, как я это ясно показал, или только из самой себя, так как формы, полностью отделенные от сущности, сгинули и не могут существовать сами по себе, как показал Аристотель в "Метафизике". Это не может быть маленькой частью Бога, потому что из чистого и вечного разума не может возникнуть тело. Известный мудростью Мор учил этому, когда говорил, что Бог создал небесные орбиты из своих одежд. Из этого следует, что форма создается, в сущности, из ничего. Так Аристотель в книге II своей "Физики" писал, что природная форма сама по себе является целью природы, действенной и формальной причиной, потому что термин "природа" прилагается как к сущности, так и к форме, которая и определяет цель, и все подчинено этой цели; из этого следует, что форма является конечной причиной. Но он отделил Бога от основ природы и поместил чистую необходимость, которая не является сущностью или истинной случайностью, среди первопричин. Но вследствие того, что отдельные формы то возникают, то исчезают в некотором постоянном течении, как он полагает в главе 9 книги I "Физики", у последующих перипатетиков появляются серьезные сомнения в отношении того, откуда эти формы приходят. В конце концов перипатетики поверили в идею, которая никогда не приходила на ум Аристотелю, о том, что формы развиваются из глубин и власти сущности. Из этого следует, что первичная сущность обладала формами не потенциально, а в действительной соединенности с собой, и неточно называть ее бесформенной, или форму бессущностной, или говорить, что бесформенна сама форма, или что форма развивается через воздействие на сущность и, наконец, что они вырастают из пространства и интенсивности. Аристотель в книге III "Метафизики" учил, что эти теории ложны. Затем говорят, что форма не является основой, но имеет свое начало в самой сущности, говорят, что не простая сущность, а смешанная и сложная, Наконец, говорят, что сущность дает самим вещам существование, то есть их бытие. Эти утверждения не вызывают доверия ни в самих сочинениях Аристотеля, ни в предшествующих учениях, являющихся истоками последующих, которые также не могут быть доказаны: невозможно доказать, что формы извлечены изнутри сущности, следовательно, мы должны допустить, что они привнесены из-за пределов материи. Аристотель отрицает это в главе 3 книги II "О зарождении животных", за исключением формы человека, которого он считает пришедшим извне. Мы должны вырвать у него уступку в том, что форма человека рождается из ничего в сущности, и то же утверждение приложить ко всем формам, потому что в действительности сущность не имеет силы, придающей образ. Определенно глупо считать, что формы извлекаются из лона сущности, подобно тому как фигура Меркурия была извлечена из бревна, ибо это было творением ума, работы и замысла художника. Тогда то, что они отстаивают, будто ничто возникает из ничего, - ложно. Этим основа спора опрокинута, оставшемуся также угрожает разрушение. Филопон возражает Аристотелю следующим образом: если не кажется глупым утверждение, что форма проистекает из чистой необходимости, то почему кажется глупым идея о том, что из необходимости проистекает изначальная сущность? Когда Феофраст сам наблюдал, что растения были созданы без семени не только в почве, но и на камнях, то он не нашел никакой иной причины этому, кроме силы и особенной природы небес (часть 5 книги I "О рождении растений"). Давайте рассмотрим оставшееся. Некоторые говорят, что ничто на небесах не противоречит себе и, следовательно, ничто не должно бояться конца и не должно надеяться на начало. Откуда тогда появились силы, действующие вопреки взаимосвязанным элементам несогласия? Допускается, что эти вещи возбуждаются силой и смешением высших вещей и по этой причине возникают противоположные расположения. Но если один результат проистекает от одной простой причины, а противоположный результат - от другой противоположной причины, то должно предположить, что противоречивые причины существуют на небесах, не столько в их действии, как ошибочно предполагается, сколько в самом характере природы, как говорится, во внешнем. Само утверждение, что так они вмешиваются в безостановочное движение сферы самим фактом своего наличия, что время не может существовать без движения, равным образом и обманчиво, и софистично, как если бы кто-либо утверждал, что время не существовало до появления часов или что если часы исчезнут, то перестанет существовать и время. Так Платон в VIII книге и Пико делла Мирандола в книге VI о тщетности языческих учений долго высмеивали проблему, поставленную Аристотелем в IV книге "Физики": действительно ли после того, как душа, как считают, исчезнет, время прекратит свой ход. В самом деле, для того чтобы избежать этой пустой болтовни, Василий, Амброзий, Августин и Моисей, египтянин, отделили время от вечности. Но один довод, выдвинутый толкователями Аристотеля, всерьез обеспокоил Моисея: они сказали, что существование мира было или необходимо, или возможно, или невозможно. Если невозможно, то мир бы никогда не существовал; если необходимо, то он всегда бы существовал; если возможно - то до того, как он существовал, имелась некоторая сила, дающая существование, или, используя другие слова, возможность, заложенная в некоторой реальности. Следовательно, было нечто, что развивалось от силы в действительность. Но я допускаю все это, и даже ту возможность, которую они ищут, я бы поместил в сущностное, то есть в длящуюся, бесконечно действующую причину; и я не знаю, что может быть сказано в опровержение. (299)  Но если они полагают, что эта сила должна находиться в подчиненной сущности, то доказательства будут более софистическими, нежели необходимо, нечто вроде следующего: если вначале Творец пришел от чистой необходимости к реальности, то должно быть нечто, что увлекло бы Его и побудило бы к действию. Я утверждаю, что Он был принужден Самим Собой, подобно архитектору, который еще не имеет материала или места для строительства, тем не менее постоянно побуждается размышлять о здании. Совершенно несовместима с разумом и истиной мысль о том, что мир существует по причине необходимости и вне зависимости от того, чего хочет или не хочет Творец, Он будет связан неизбежностью судьбы. В этом состоят основные доказательства перипатетиков и аверроистов. Прокл имеет свои доводы; в отличие от своего учителя Платона, он думал, что мир вечен, и утверждал, что Платон плохо разъяснил это. Так же думали Симпликий, Плотин, Апулей, Ямвлих и Марциний, а из современных - кардинал Виссарион. Другие считали, что Платон рассуждал гипотетически, но Плутарх и Филон их опровергали. Филопон опроверг мнение Прокла в 18 книгах, но все это спорно. Я предполагаю взять из всех возможных доводов следующее. "Бог, - говорил Прокл, - создал мир вечным, исходя из собственного желания". Если он замышлял, то вещь была сотворена. Безвольный же человек не решается совершать добро, когда может сделать это. Божественной истиной не может направляться поступок человека, который ищет радость или выгоду в несчастье другого. Рассмотрим движение от покоя к деятельности; почему мы не стремимся к активной деятельности, выявляющей сущность чуждого Священной природе, которая проста и постоянна. Этот факт может быть понят, если допустить, что в течение длительного времени Бог оставался бездеятельным и что Бог недавно принял решение о Сотворении мира. Кроме того, если мир не имеет признаков приближения своего конца, то это является доказательством того, что он не имел и начала. Прокл говорил, что любое разрушение относится или к внешнему, или к внутреннему; по этой причине не может быть внутренней силы способной привести к прочности и бесконечности внешней стороны. Мир во времени никогда не погибнет по какой-либо оплошности. Другие доказательства Прокла опровергаются достаточно просто им же самим. Его мнение ошибочно потому, что Бог создает не любые вещи, а лишь те немногие, к созданию которых Он сам стремится; от Него исходит сила, которая направляет людей и которая не позволяет людям, если они даже того хотят, погрязнуть в заблуждениях. Конечно, Проклу ничто не кажется более великим или более желанным, чем это добро; более того, он так представлял себе этот мир, что в нем не могло быть сущности или формы, которая запятнала бы свое семя несчастностью существования. Прокл не обвинял бессмертного Бога в какой-либо несправедливости, но ведь если Бог сотворил мир из вечности, то почему Он не запретил несчастья? Он мог бы сделать это - вот наиболее сильный аргумент. От покоя к длительным изменениям, как говорит сам писатель, привела длительная неразбериха, которая зашла так далеко, что коснулась вечного разума. Но ложь то, что Бог переходил от покоя к деятельности, от бездействия к работе, когда начал создавать мир. Прокл ошибался в самих принципах природы, когда он определил Божественное состояние как отсутствие движения, что Бог не может не действовать, не отдыхать. От Него, как показал Аристотель не только исходила сила сохранения в неизменном состоянии движения сфер, но и сохранность мира, который не изменяется со времен Творения. Аристотель стал утверждать это с тех пор, как понял, что Бог является господином и распорядителем всех вещей, он не только главная причина появления мира, но и хранитель мира, его неизменности, а лишенные всяких противоречий радуются, находясь в его власти. Этот автор также пишет, что желания человека не изменяют его мыслей или поступков, но как много перемен происходит в Боге, когда Он занят заботой о мире? Глупы нечестивые высказывание не имеющих авторитета теологов о том, что Бог выполнял просто служебные обязанности. Здесь очень кстати можно вспомнить Эпикура, который говорил, что предпочитает быть носильщиком, но не Богом. В своих рассуждениях Прокл без колебаний принимал аргументы Эпикура: Бог могуществен потому, что имеет 20 легионов ангелов для охраны; к тому же можно предполагать, что мир населен бессмертными душами, которые служат Богу и эта служба воспринимается как любовь, как богоизбранность. Эти высказывания Прокла по злобности похожи на речи Эпикура: если мир имел начало и будет иметь конец, то будет трудно разобраться, почему действие Бога ушло в прошлое и что же Он в конечном счете делает? Я повторяю только то, что Спиридон, консул Никеи, ответил на этот вопрос: Бог создал места вечного наказания для человека, потому что того требовал установленный порядок. Среди ученых существует мнение, что высшее счастье человека состоит в созерцании, а Платон мудрого человека считает самим Богом. Аристотель писал, что счастье человека состоит в самодостаточности, потому что несмотря на свои неудачи, отвержение, заботы, он счастлив, потому что это определяется состоянием мысли, через которую он может презреть все человеческие дела. Давайте пристально посмотрим на священное и подумаем, как можно достичь удовлетворения, считая, что Бог в тебе самом, и быть счастливым от созерцания самого себя? Хотя Бог не может созерцать ничего более величественного и более совершенного, чем Он сам. Более того, Аристотель в XIV книге "Физики" назвал Бога абсолютно самодостаточным, используя термин ...........(евр.), а Моисей, египтянин, переводил это слово как "самодовольный". Если быть внимательным, то можно заметить следующее соображение Оригены, который не думал, что Бог создавал мир последовательно, о чем он писал в книге "О первопричинах", боясь, что божественная сила постепенно ослабнет из-за инертности и, как боялся Платон, это приведет к гибели рода человеческого, но тогда Бог останется без жертвоприношений и восхвалений. Я не всегда высказываю свое мнение, но по данному вопросу думаю, что мир существовал всегда вместе с Богом. Более того, евреи действительно верили этому, как писали Моисей и Лев Иудей, но оба были вовлечены в ужасные ошибки. Первая состояла в том, что они измеряли благодать временем существования мира, вторая ошибка заключается в том, что они измеряли Его славу жертвоприношениями людей и подношением бренных вещей. Но еще более опасно ошибается тот, кто думает, что Бог оскверняется, когда проявляет интерес к миру или что он устает поддерживать безопасность рода человеческого. (300)  Я отвергаю мнение Прокла и перипатетиков, и если следовать идеям Аристотеля, то необходимым представляется вывод о том, что мир имел начало и поэтому будет иметь конец. Однако в споре о начале и конечности мира существуют три мнения: мир не имел начала и не будет иметь конца; и первое и второе принимается как утверждение; и, наконец, подчеркнем значение последнего мнения, что мир имел начало, но никогда не будет иметь конца. Считается, что это мнение принадлежит Панетию, Посидонию, Боэцию и Сенеке среди стоиков; Фоме Аквинату - среди теологов; Филону - среди иудейских мудрецов; затем - главе Академии Платону, истинному автору этой теории. Филон отделял свое мнение от позиций Моисея и Соломона, но Исаак, Ездра, Петр по этому вопросу открыто выступали против них и их последователя Лукреция, который писал, что однажды это стремление природы к разрушению будет преодолено и тогда противоречия между формой и сутью мира будут исчерпаны. Но теологи по собственному разумению толкуют текст Священного Писания; Моисей, египтянин и Фома Аквинат приводят толкование, противоположное мнению Филона, которое расширяет понимание развития природы мира. Их мнение мне менее понятно, чем то, что можно вывести из сочинений Авиценны и Александра Афродисийского. Последний утверждал, что мир вечен, потому что он движется Богом; безграничные действия относятся к бесконечному и вечному разуму. С другой стороны, Авиценна отрицал, что наступит необходимость; лишь высшая сфера движется Богом; если это справедливо, то конец мира возможен, потому что действия ограниченного разума должны иметь конец. Если действия перводвигателя конечны, то конец мира наступит. Но существование мира, по Аристотелю, зависит от движения, и это движение является источником появления всех вещей. Факт, что высшая сфера не создана Богом, очевиден, потому что утверждение о соединении безграничного движения со смертным телом было бы абсурдным; мы любим мир, потому что конечное не имеет ни отношения, ни связи с бесконечностью. И что может быть более глупым, чем то, что Аристотель и Аверроэс отождествили себя с Богом, которого они же называли безграничным в действиях по отношению к миру; чем то, что смертная плоть не может быть отделена от Него? Более того, что может быть менее достойным для философа, чем соединение первопричины, которая бесконечна в отношении конечного лишь потому, что если одно существует, то и другое должно существовать? Аристотель рассуждал о мире и Боге так, как об огне и шаре, о Солнце и свете; одни причины являются достаточными и для других - эти доводы так подтверждены, что не могут быть опровергнуты даже в предположениях. Конечно, мир таков, что Бог имеет сущностную природу, но сущность такова, что она не может быть первопричиной. Из этого следует, что Бог Аристотеля, действия которого он приравнял ко всеобъемлющей любви губки и камня, утомляется вечным движением и не является вечным, но зависит от мира так же, как свет от Солнца. Аристотель при этом сам признается, что все мысли в своем полете свободны и не осквернены телесной субстанцией. Бог является причиной существования вещей, которые могут иметь место за пределами действий. Даже малое семя имеет теснейшую связь со всем мирозданием; Архимед на примере бесчисленных песчинок показал, что каждое тело определенно в пространстве и величине. (301)  Есть еще одно мнение, которое заключается в том, что Бог не мог быть Творцом, потому что безграничность не может происходить от безграничности. Поэтому тот мир, который Он опоясал узкой окружностью сферы, не может бесконечно наделяться вечным движением. Аверроэс не опроверг мнение Филопония, которое состояло в том, что если мир конечен, то Он имеет ограниченную власть. Прокл выступает против Анаксагора и Метродора, которые утверждали бесчисленное множество миров и исключали Бога из этой безграничности. С их точки зрения, безграничность пространства исключает наличие Бога; далее, признание ими вечного движения и безграничного времени, зависящего от движения, также исключало Бога из этой безграничности. Итак, признание безграничности пространства исключает Бога; признание вечного движения или безграничного времени, зависящего от движения, также исключает существование Бога. Думать, что действия Бога определяются принципами движения высшей сферы, не менее глупо, чем поставить Его в один ряд с теми, кого называют несмышлеными и полоумными, и не менее глупо, чем объяснять проявление священной воли деятельностью замечательный умов, которые рассуждают о сфере. Об этом нельзя подумать без греха, потому что величие Бога далеко простирается за пределы разума человека и его души, следовательно, Бог не может быть движим высшей сферой. С другой стороны, если низменный расчет является двигателем, то тогда Он должен быть ограничен как в обязанностях, так и во власти, и в действии. Кроме того, порядок, последовательность и достоинство вещей требуют, чтобы двигателем был определенный порядок, например смешение сущности с несовершенной формой. Есть и другое - то, чье движение может направляться кем-то или чем-то, но это другое может являться и причиной движения чего-либо; например, небесная сфера движется Вселенским Разумом, но сама она определяет более низкие вещи; другие могут придавать движение чему-либо, но при этом сами остаются неподвижными, например, Разум приводит в движение небо и звезды, но по отношению к ним сам он остается неподвижным (как показывает Аристотель в книге VI "Физики"); наконец, последнее - то, что не движется и недвижимо, это и есть Бог. Но за этими рассуждениями мы можем не понять, что высшая сфера движет разум многих, но только от Бога зависит длящаяся круглый год весна выдающихся умов, от Бога зависит и переход к новым формам, поэтому люди смертны. (302)  Фичино думал по-другому, он писал, что разум человека бесконечен, потому что вторичный разум (человеческий) развивался благодаря Богу, а от бесконечного может быть рождена только бесконечность. Но божественная бесконечность полна отвращения к основам природы разума, поэтому положение Фичино бессмысленно, как и попытки уравнять понимаемые и ощущаемые нами вещи, добро и зло, неподкупность и продажность, бесконечное и конечное. Что же является основанием цепи причин соединения естественных вещей, противоречащих друг другу и создающих картину очевидного контраста? Какой порядок может примирить бесконечное добро и зло, Бога и злого духа? Скалигер не без гордости выдвигал идею о том, что все движение стремится к покою, как это можно проследить в природе каждой отдельной вещи. Небесная сфера также стремится к покою, если это произойдет, то настанет конец мира. Таким образом, он считает, что мир погибнет. Это можно понять в отношении обычной смерти, покой - это естественное отсутствие движения в вещи, которое отодвигает развитие вещи назад. Такого мнения придерживались и Лев Иудей, Лактанций и древние авторы, которые думали, что все сущности были смешаны с низменной формой еще до окончания Сотворения этого мира. К этой идее относятся доказательства, которые разрушили Феофраст и Филон на страницах книги о вечности мира. Как следствие из всего вышесказанного можно использовать правило для частного и общего; ведь если части мира обращаются в прах, то рано или поздно должно случиться то, что вся вещь целиком придет к концу, завершив свое существование обычной смертью. Поскольку существующие вещи, растения и животные поглощаются огнем и обретают невесомую природу праха, которая является конечной природой, то с небесной сферой должно произойти то же самое. Прокл не избежал падения в таком трудном пути, и он говорит, что [небесные] элементы и тела, состоящие из них, не являются частями мира, а являются продуктами звезд (как можно прочитать на страницах сочинений Филопония). Это совершенно глупое мнение, которое даже не нуждается в опровержении. Феофраст показал, что решить этот спор можно таким способом: конец мира наступит, если целое обратится в прах; но между тем отдельные части целого изменяются, ведь если отрезать от человеческого тела какую-нибудь конечность, то, по мнению Филона, самой человеческой жизни ничто не угрожает. Конечно, мы не будем спорить о безопасности для человеческой жизни, когда тело лишается каких-то своих членов, но изменения какой-либо части тела может привести и к смерти. В этих рассуждениях отражается природа всего тела, как чувствуется привкус весны в глотке воды. Феофраст не определил грань, за которой однородные части переходят в разнородные. С другой стороны, существует действительно единственное общее - это животное (мир есть животное, согласно всем академикам и Феофрасту), которое состоит из частей умирающих и рождающихся. Мне это кажется таким же нелепым, как и высказывание Аристотеля о том, что в документах предшественников он не нашел ни одного упоминания о крушении небесной сферы. С таким же успехом можно отстаивать твердость золота, гранита, который якобы является более прочным, чем даже железо, и, как говорит Дарий, не плавится в огне. (303)  Никто не помнит, чтобы эти вещи имели конец из-за внутренней слабости; из всех доказательств никто не видит ничего более убедительного, чем мнение Филона, исходящего из тайных первопричин. Филон говорил, что Бог не Творец беспорядка и разрушений, но - Создатель порядка, и если Он взял на себя заботу о мире, то не приведет его к концу. Моисей, египтянин говорит, что Бог заботится не об отдельных формах, а о бессмертии человечества вообще; это похоже на идеи Аристотеля и Александра, которые думали, что разрушению неподвластно то, о чем заботится Бог. Бог действительно сохраняет отдельные формы, но проявляет к ним пренебрежение, потому что они изменчивы и преходящи. Манихейцы утверждают, что существует действие двух принципиально равных властей: одна - власть Творца всего доброго и порядка; другая - власть Творца зла, смерти, беспорядка. Моисей, египтянин, и Августин объясняли смерть, зло, беспорядок не природой, а явным отсутствием добра (Августин "О граде божьем", X: "...зло не содержится в природе, но отсутствие добра есть зло"). Если следовать учению Аристотеля, то мы должны будем принять мнение о природной сущности зла, как это делают многие теологи. Я не считаю, что это полная глупость, но Бог зло и смерть определяет не природой, но только чистой случайностью, но если Бог заботится о хорошем человеке, то Он считает это своей обязанностью; сохраняя же плохого человека, Бог ограждает его от царства тьмы, которое следует за несчастной смертью грешника. Это мнение Моисея Египтянина. Но я должен составить свое мнение о конечности мира и разрушении других вещей. Как только Бог отказывается от заботы о чем-либо, так это "что-либо" и разрушается. Чтобы никто не сомневался, я напомню, что Бог сам называет себя Отцом царства мрака, потому что Он мог довольствоваться своей собственной силой, а возвращение к себе любых других вещей ведет к разрушению. Но я доволен, что Филон и Платон опровергнуты более сильным мнением Льва Иудея. Говорят, что облака и звезды, и все, что является сотворенным, будет уничтожено, потому что все это имело момент рождения. Бог не противоречит себе, если он творит что-либо несовершенное, которое он намеренно сам хотел испортить. Правда ли, что небеса сотворены из огня и воды, как выводит Филон из учения академиков и как мудрейший еврей объясняет природу. Аристотель определил пятую природу небес, но что он понимал под этим, так нигде и никогда не объяснил; однако Аристотель не стал бы утверждать, что небо было вечно, если бы не знал его природы. Это совершенно точно, как бы мы об этом не спорили: если мир является природным телом, то он состоит из сущности и формы, как и все природные тела, согласно учению самого Аристотеля, мир имеет действенные причины своего появления. Кардан недостаточно понимал его и отрицал, что Бог имеет действенную причину сотворения мира, которая могла бы быть принята и философом, и христианином; Аристотель признавал, что из этого следует, что первопричины творения мира предшествовали не только природе, но и времени. Природное тело может быть создано вне времени, но также - и в одно мгновение из разнородных частей, совершенно несходных между собой. Это неприемлемо для объяснения природы Аристотелем и для его теорий. Бог не только Создатель мира в природе, но также и Создатель мира во времени. Мир по собственной своей природе, как материальное тело, является бренным; мир был уже спасен огнем и потопом; возвращаясь на землю, люди умирали, снова уходили в землю, беременную теплом и новым семенем, и вновь возвращались. Это мнение распространял в Греции Солон, его он унаследовал у египтян, затем его разделяли Анаксагор, Платон в "Тимее", Авиценна в книге о потопе; наконец, Аристотель в книге I "Физики" отказывается от этого мнения, и Аверроэс в книге III своего трактата "О душе" также отрицает, что когда-либо был всемирный потоп. (304)  Я думаю, что во всем этом споре нашли отражение факты, относящиеся к периоду гигантов, но не сыгравшие большой роли. Когда-то время работало против земли только потому, что она была недостаточно плодородной; Аристид отрицал это в "Панацее", он думал, что афиняне справедливо возносили себя, как величайший народ, хотя земля в Афинах не плодороднее земли в Аттике и, более того, земля в Афинах беднее, чем в Египте, где почвы обогащаются разливами реки, орошаются без туч и облаков. Люди не были сотворены из глины. Что является более древним, Солнце или Земля? Долгое время думали, что мир - любимое создание - был сотворен из водной или огненной стихии, поэтому его происхождение связывается с пожарами или наводнениями. Признавали, что форма со временем умирает и что мир погибнет из-за собственной слабости. Плиний в книге VII говорит, что все писатели сетуют, что сейчас род человеческий не может сравниться с древними ни в числе, ни в размерах [тел], ни в силе. Вместе с тем кажутся преувеличением факты, что в сражениях армии Ксеркса, Александра или Цезаря порой теряли в одной битве иногда 300 или даже 400 тысяч воинов. Крит был назван Гомером "стоградьем", потому что его население проживало в сотне огромных городов; Диодор описал в Египте 18 000 известных городов, которые он упоминает в своих сочинениях. Величиной своих размеров восхищают человеческие кости, которые дошли до нас с древних времен, они определенно доказывают необыкновенные размеры людей. Из всех вещей нет ничего более замечательного, чем память потомков, проходящая сквозь века. Примером тому является книга Коперника "О движении небесных тел", затем труды математиков Рейнхольда и Стадия, которые ясно показали, что орбита Солнца была ближе к Земле в эпоху Птолемея (он жил, когда императором был Адриан), позже она переместилась на 20 градусов, и сейчас соответствует 31 градусу, а расстояние изменилось на полдиаметра Земли, что равно 26 600 милям. Филипп Меланхтон проверял эту теорию многочисленными практическими опытами и понял, что все это только внешние атрибуты начала необратимых изменений небесных и земных тел, потому что частички этих тел согреваются теплом Солнца. Когда Скалигер услышал это, он счел людей, которые написали подобные вещи, достойными плетей. Его же заблуждения были несерьезными и ребяческими. (305)  В заключение всего мы утверждаем, что время имело начало и будет иметь конец. Это как раз то, что мы и искали. (306)  Последовательность времен (307)  Теперь наша система хронологии от Творения должна быть выведена из исторических документов; этого нельзя добиться, используя только лаконичные источники греков. Они не имеют ничего более удаленного во времени, чем история Троянской войны, о которой Фукидид сказал, что она в большей своей части была вымышленной, и поскольку сам Гомер, наиболее древний автор после Орфея и Лина, процветал два столетия спустя после Троянской войны, естественно, что он повторял распространенные ошибки и басни вместо подлинной истории. Плутарх, начиная жизнеописания царей с Тезея, утверждал, что ранние события были смешаны с баснями. Говорили, что Тезей жил примерно за 500 лет до Ромула, когда у иудеев правил Абельмелек. Это 2740 год от Сотворения мира. По этой причине давайте о древности времен осведомляться у других источников, но не греческих. Из всех писателей других народов я не знаю никого старше Моисея. Геродот, старейший, Ктезий, Гелланик, Ксенофонт и их современники моложе Моисея на 1800 лет. Фукидид идет за Геродотом, затем - Берос Халдей младше Геродота на 200 лет. Манефон Египтянин идет после Бероса, затем Мегасфен Перс, живший во времена Александра Великого. От их сочинений, однако, дошли только фрагменты, если только они действительно были написаны этими людьми. Относительно Мегасфена и Ктезия меньше сомнений, за исключение того, что последний с враждебностью критиковался в книге III об ассирийских цареях Диодором, который хвалил "Историю персов" того же автора. Евсевий, который полно собрал дела ассирийцев и небрежно дела персов, имел противоположную точку зрения. Так мы должны подойти к иудею Иосифу, сыну Маттафия, но не Гиркана (которых Мюнстер считает одним и тем же лицом, тогда как сама "Иудейская война" это ясно опровергает). В двух разделах трактата "Против Апиона" он сравнивает большинство древних историков, сочинения которых были тогда доступны, с Моисеем и тщательно оценивает их. Из этих отрывков впервые становится понятно, что Аппион взял из "Тимея" Платона лживые [сведения] о том, что египтяне имели историю в 8000 лет, сохраненную в записях. Еще более смешны сказки, которые слышал Геродот, что государство египтян существовало на протяжение 13 000 лет. Более смешно то, что Цицерон написал в книге о дивинации о халдеях, которые утверждали, что они испытывали способности человека на протяжении 470 000 лет; Диодор в книге III добавляет еще 404 года, хотя при этом он утверждает, что это легенда. Иосиф, однако, собирая различные системы хронологии из истории финикийцев и Манефона, который сделал доступными секреты египтян, приводимые в священной литературе, открыто опровергает бессмысленные истории египтян и греков посредством выяснения времени правления царей Египта и Финикии. Хотя Диодор побывал в Египте раньше Иосифа для того, чтобы изучить древности этого народа, он обнаружил, что вся история египетского народа, которая может быть прослежена, имеет протяженность в 3700 лет. Он дал подтверждение этому в книге II, где опровергает ложь египтян, которые с целью превзойти других в древности своего народа, утверждали, что они имеют древнее прошлое в 33 000 лет. Я сравнил хронологию Диодора, совершенно точно извлеченную из хранилищ египтян, с историей Филона, который был следующим за ним очень ученым мужем. Из этого я понял, что между ними имеется расхождение в 200 лет, и это после вычитания промежутка, который разделял жизни Филона и Диодора, то есть немногим меньше 100 лет. От Сотворения мира до жизни Филона (который был послан к евреям как посол) насчитывается 4000 лет. У Семплиция я нашел более весомый аргумент, хотя он и показал себя как наиболее злейший враг иудеев и христиан, особенно когда он защищал Прокла от христиан, в комментариях к книге I "О небесах", он никогда не забывал подчеркивать, что Аристотель написал письмо Калисфену с просьбой о том, чтобы собрать древности и записи халдеев, и это тогда, когда все другие, думая о добыче, грабили Вавилон. Затем Колисфен пишет в ответ, что он тщательно собрал записи халдеев и обнаружил, что их история имеет протяженность в 1903 года. Это число точно соответствует священной истории Моисея и Филону, если мы будем вести отсчет назад от Александра Великого к временам, к которым относится первое сообщение о сыновьях Ноя, рассеянных по земле и народе Шема поселившемся в земле Синар, к востоку от Армении, в которой был обретен ковчег. Теперь халдеи живут на востоке Армении, немного южнее. Особенно стоит отметить, тот удивительный факт, что Каллисфен и Моисей, которые извлекли правду из чистейших источников, в своем согласии зашли столь далеко в том, что касается универсальной системы времени. Их позиция хорошо соотносится с Диодором, если подсчитать время от Сотворения до [времени] его жизни, подкрепляется сведениями из сочинения Моисея, трудами Ксенофонта "О сомнительности времен" и Архилоха "О временах" (если действительно они написали эти отрывки). Оба писали, что Нин правил через 250 лет после Потопа; один извлек эти сведения из эпитафии Нина, которую Семирамида высекла на колонне в его честь. Этот срок прекрасно согласуется с системами Филона и иудеев. При соотнесении этих предметов Мегасфеном Персом, когда он восстанавливал хронологию по наиболее ранним сведениям о правителях, обнаружилось, что он в очень немногом расходится с иудеями, по свидетельству самого Бероса Халдея, работа которого была полностью сохранилась и не испорчена. Не имеет никакого значения, что Иосиф показывает в "Апионе", что Потоп был упомянут в писаниях Бероса и что ковчег, который сохранил потомство животной жизни и человеческой расы, пристал к горе Кордиев, и что еще во времена Александра сохранялись части его, и каждый стремился получить хотя бы кусочек [ковчега] в качестве талисмана. Эти сведения он подтверждает авторитетом Иеронима Египтянина и Дамаскина. Жан Бурре из Дофине ясно показал через геометрические построения, что размеры ковчега достаточно велики и могли обеспечить пищу и выживание всех живых существ. Я опускаю факты, которые древние поэты превратили в глупые басни; они дали Янусу это имя, потому заявляли, что виноградная лоза называется евреями jain, они же приписывали Иову то, что Святое писание говорит о Хаме, который осмеял наготу своего отца; другие прилагают эту историю к Сатурну, потому что он выставил на показ гениталии своего отца. Но большинство толкователей евреев все-таки относило эту историю к Хаму, как писал раввин Леви в своих комментариях к главе 9 книги Бытия. Сходна история гигантов и Андрогена, относительно которой все толкователи евреев говорят, что она правдива; Платон же превратил ее в легенду. Кроме того, с целью подтверждения священной истории относительно хронологии, существует не больше надежных доказательств, которые можно было бы противопоставить злобным вымыслам (для хороших аргументов не нужны никакие доказательства); среди них можно назвать сочинения Бероса Халдея, история которого охватывает период от самого Ноя до Сарданапала; время от истории Суз до Александра описывалось Магасфеном, затем можно назвать Ктезия, наиболее древнего после Геродота, который привез в Грецию летописи, полученные в самом царском дворце персов, по свидетельству Диодора; наконец, хронология Манефона Египтянина находится в достаточном согласии со Священным Писанием и историей Калисфена, поэтому халдеи и египтяне расходятся с евреями не более чем на 300 лет. Этот факт должен казаться удивительным при таком количестве писателей, живших в различные эпохи. Иосиф проясняет из наиболее древней истории финикийцев (от которых греки переняли искусство письма и риторики, как они сами считают), что храм был построен Соломоном за 140 лет до основания Карфагена; этот вывод был сделан через сопоставление периодов жизни отдельных правителей. Затем Данай, брат Рамзеса Египетского, наиболее древний правитель Греции, бежал из Египта в Грецию на 393 год после того, как Палестина была захвачена евреями, и за 300 лет до разрушения Трои. Тот же человек (Иосиф) показал, что Кадм, основатель Фив, принес алфавит в Грецию в тот же период, когда фараон Менофис правил среди египтян, а у евреев был наделен властью Отониэль, третий правитель от Моисея. Действительно, он дает своему противнику Аппиану доказательство, что он извлек хронологию правления королей из сочинений Манефона Египетского и истории финикийцев. Такой великий человек не желал искажать историю, известную даже Апиону. (308)  Геродот, который старше Манефона почти на 500 лет, и Диодор, который младше Геродота на 800 лет, перечисляют почти тех же правителей Египта, что и Иеремия, чьей истории Геродот, кажется, следовал от буквы до буквы после периода правления Апры, которого Иеремия, его современник, называл Хофра. Впоследствии Геродот следовал сквозь эпохи наследующих друг другу правителей вплоть до времен Псомметиха, который был побежден Камбизом, царем Персии, разграбившим его царство; затем персы захватили Египет. Геродот, однако, заканчивает походом Ксеркса, который произошел в 3486 год от Сотворения мира; он начал с правления Гигеса, лидийского правителя, то есть со времен Манассия. Но поскольку период истории Египта показался ему слишком кратким в сравнении с тем, что некто сообщал о ее продолжительности в 8000 лет, он написал следующее: египтяне хвастаются тем, что до Мины, которого он называет первым царем Египта, они имели историю 30 правителей, записанную в священных книгах, при этом они не помнят ни имен их, ни деяний. Но при помощи многочисленных доказательств эти басни можно опровергнуть, и по правде нет ни одной басни значительнее той, что есть в сочинении Клавдия Птолемея Египтянина, пытавшегося определить моменты начала и гибели стоячих звезд в период от времени Набонасара таким образом, как будто халдеи начали свои первые исследования именно в этот период. Набонасар, которого называли Салманасаром в Книге Царств, был известен в 3000 год от Сотворения мира, за 980 лет до Птолемея, как он сам написал в "Альмогесте". Другие обстоятельства, которые он узнал от Гиппарха, Метона, Эвдоха и египтян, были включены в эту хронологию времени. Но если египтяне и халдеи сделали первую отметку на таблицах движения небес 470 000 лет назад, то почему Птолемей Египтянин, сосед халдеев, смог собрать наблюдения только за 700 лет? Этот большой объем сведений был бы крайне важен для подтверждения тех вещей, которые он открыл. Но он не объяснил движение стоячих звезд или их отклонений, как сделали сначала арабы, а затем ясно показали Реджимонтон и Коперник. Он не мог даже дать характеристику полного движения Солнца, потому что говорил, что апсиды Солнца не движутся. Но после времени Птолемея, а точнее - в 1360 году, было открыто, что они движутся. Нет недостатка в тех, кто искажет, написаннее Моисеем о возрасте людей, хотя Моисей с готовностью противостоял бы их насмешкам. Тем не менее Иосиф в главе 3 книги I "Иудейских древностей" хвалил 10 историков, которые сообщали, что жизнь некоторых людей превышала иногда 600 лет, а иногда даже 900. Подобные свидетельства оставили Манефон, Берос, Мош, Гекатей, Иероним, оставивший описание самой древней истории финикийцев, Гесиод, Гелланик, Агузилай и Эфор; к этому списку мы должны добавить Ксенофонта, чьими авторитетными свидетельствами пользовались Плиний и Авлерий. Он охватывает несколько правлений приморских царей и говорит, что один из них действительно жил 600 лет, другой - 800. Кто в этом случае поколеблет уверенность столь многочисленных писателей? Если кто-нибудь думает, что под годами здесь подразумеваются месяцы, а так по-детски многие рассуждают, то почему же тогда факт, что один приморский правитель жил 600 месячных лет, которые составляют 50 солнечных лет, показался Ксенофонту чудесным? Сам Ксенофонт прожил более 90 лет. Более того, утверждается, что в те стародавние времена, по согласному мнению многих авторов, Иоанн, который был прозван вне временным (безвременным), дожил до 300 лет. Плиний из наиболее надежных таблиц цензоров узнал, что некоторые люди жили до 150 лет. (309)  Но если бы это были месячные годы, то тогда мужчины, сопровождавшие Моисея и для которых нормальный детородный возраст 30 лет, должны были бы зачинать своих детей в возрасте 2 или 3 лет. Моисей освободил нас от этой ошибки, потому что в главе VII книги Бытия он отметил, что смена года происходит через 365 дней. Так и Плутарх смеется над теми, кто полагает, что римляне до Нумы Помпилия ограничивали год 10 месяцами, тогда как все делили тогда год на 12 месяцев, хотя дни, не вошедшие в календарь, делали систему счета неточной. (310)  Теперь, когда мы определили начало мира и внесли некоторые данные о времени, поместив, согласно египтянам, халдеям, финикийцам и евреям все известные исторические события в 5700 лет в наиполнейшем варианте, мы должны рассмотреть, насколько возможно, подробно, ту систему расхождений в 200 или 300 лет, которая отличает исчисление Мегасфена от евреев, затем рассмотрим различия среди свидетельст, оставленных евреями, позднее отличия системы Евсевия ото всех остальных. Хотя Лукид, Функ и Панвинио оставили много сравнений в этом предмете, но до настоящего времени существует достаточно проблем, требующих объяснения. Причины происхождения ошибок многообразны, но когда причина понята, то ошибку намного легче исправить. Прежде всего, персы называют своих правителей и правителей ассирийцев различными именами, отличающимися от тех, которые используют греки и евреи; также отличаются и египетские имена, потому что каждый народ хочет сохранить силу и чистоту своего собственного наречия. Иногда имена даже уничтожались, таким образом возникли проблемы, касающиеся времен правления царей Ассирии, Персии и Египта, на которых основывается система хронологии. Причиной еще одной ошибки является то, что греки и римляне не знали древней истории и языка евреев и египтян. Евсевий, следуя греческим переводам Библии, насчитал на 1200 лет больше, чем сами евреи от Сотворения мира до Рождества Христова; хотя Моисей насчитывает 1656 лет от Сотворения мира до Потопа, Евсевий насчитывает 2241 год, учти, что 70 переводчиков или даже переписчиков в главе V книги Бытия ошиблись, сделав время жизни человека на 200 или 300 лет длиннее, чем определяли сами еврейские писатели. Не последней причиной ошибочных мнений, кажется, является тот факт, что греки начинали год с летнего солнцестояния, а римляне - с зимнего; другие народы, проживавшие западнее, начинали год с весны; арабы - с момента вступления Солнца в созвездие Льва, об этом сообщили в своих книгах Солин и Фирмик. Восточные жители, то есть халдеи, персы, индусы, египтяне, напротив - с осени; в это время мир был создан Богом, как писал Иосиф в главе 3 книги I "Древностей". Раввин Елизар по поводу книги Бытия сказал............(др.евр.), то есть начало в месяце сентябре; он полагал, что секрет месяца объясняется этим самым изменением букв. Раввин Абрахам также соглашался с этим, когда комментировал 8 главу книги Даниила, хотя Моисей первым по порядку выделил Ниссан, который называется ксанфиком македонянами, но апрелем римлянами, так как Бог в этом месяце освободил народ. Но Моисей не изменял другие обычаи, как свидетельствует Иосиф. Это может быть понятно из завета Моисея главы 23 книги Исход: "Ты должен праздновать день, как день пира, - говорил он, - в конце года, когда соберешь урожай садов своих в сокровищницу". По этой причине Горций ошибался, когда сообщал, что евреи начинают год с весеннего равноденствия, потому что думают, что мир был сотворен в это время. Раввин Иосия разделял эту точку зрения, но раввин Елизарий опроверг его. Плутарх остановился на этой проблеме в "Застольных беседах", но позвольте нам опустить это обсуждение. Если в начале весны еще даже незавязавшиеся фрукты никак не могут быть зрелыми, то, вероятно, Бог подобным образом создал бы живые существа несовершенными или младенцами и тогда должен был бы создать для них нянек-кормилиц. Не меньшую ошибку допускал Меркатор, ибо он полагал, что, когда мир был сотворен, Солнце находилось в созвездии Льва; на основе этого неверного предположения все последующие соображения о движении звезд, которые он сообщал на основании авторитета истории, сомнительны. Я опускаю произвольные исправления, касающиеся оливковой ветви после Потопа или другие вещи подобного рода, которые недостаточно важны, чтобы останавливаться на них с целью опровержения. (311)  Теперь давайте примем систему Моисея и евреев, которые в личных и общественных делах начинали с месяца сентября, так же делали и греки, это ясно из часов в Митиленах. Очевидно, что еще одной причиной ошибки был тот факт, что египтяне, персы и евреи не имели определенного периода или начальной точки отсчета времени, но исчисляли время по годам правления царей. Греки и римляне делали лучше; первые отсчитывали свое время по Олимпиадам, другие - от основания города; христиане, хотя с определенной точки зрения достаточно поздно, в шестисотый год от Рождества Христова, начали вести отсчет времени от Благовещения; арабы начинали от Хиджры, то есть от битвы Мухаммеда, которая произошла в 592 (так!) году от Рождества Христова, этот же год, 1565 от Сотворения мира, они называют 988 годом (так!). Они не использовали какой-либо иной изначальной точки отсчета, что является совершенно очевидным из истории Льва Африканского, который только в одном отрывке книги III датирует Хиджру в соответствии с христианской эрой так же, как и по мусульманским эдиктам, которые мы уже обнародовали. Из этого понятно, что люди, которые датируют Гегиру 491 годом от Рождества Христова, ошибаются так же, как и Генебрард, который начинал с 621 года. Испанцы недавно, то есть еще до правления Фердинанда, прозванного Католиком, в 1490 году ввели отсчет своей эры и взяли за начальную точку отсчета эпохи (так они сами называли) 16 год правления Августа, когда тот обнародовал эдикт Таррагоны об определении границ мира. Но в 42 год Империи была проведена перепись, из которой понятно, что начальная точка отсчета относится к 26 году до Рождества Христова, как писал Антоний Геронийский. С другой стороны, Родерик из Толедо в последней главе своей книги вносит разницу в 28 лет однако, консулы, которые управляли Испанией под властью готов, начали свой отсчет времени от года, в который эдикт Таррагоны был обнародован; после правления Фердинанда все они придерживаются христианской эры. Позднее евреи в общественных и личных делах начинали датировать свою эпоху с Сотворения мира, это 5325 год, что соответствует 1565 году от Рождества Христова. Те, кто следуют за Филоном, добавляют 202 года, так что год от Сотворения 5325 (так), что соответствует четвертому году 259 Олимпиады; 3872 году от Потопа; 1014 от Хиджры; десятому году 84 Эдикта. Мы должны учитывать эти числа во всемирной истории, потому что в разных случаях даты могут разниться. Индикты - род дани у Аскония и Плиния Младшего, и они не стали определять ход времени до Константина Великого, а начали [датировку индиктов] в год 313 от Рождества Христова на 8 день октябрьских календ, когда Константин и Лициний были Августами и консулами во второй раз. Это было записано в фастах греков следующим образом: начало индиктов Константина здесь. В этот день Максентий Август был убит Константином Великим и мир в христианской церкви был восстановлен. На Никейском соборе было принято следующее решение, что летоисчисление в документах должно вестись от принятия индиктов, как писал Беда, потому что летоисчисление от Рождения Господа нашего еще не употреблялось; также использовали годы правления императоров; факт, что они вносили многократные изменения, уточняя отсчет времени, точно не установлен. Было решено, что цикл индиктов должен составлять 15 лет, в то время как период от Олимпиады до Олимпиады составлял четыре года. Ни одна из причин ошибок не является более серьезной, чем та, которая проистекает из незнания движения Солнца и Луны. Хотя все древние занимались этой проблемой, она реально не могла быть решена, поэтому мы имеем различные системы исчисления годов и месяцев. Восьмилетние циклы Леострата оказались ошибочными и вообще не принесли никакой пользы; золотое правило девяти лет, которое было провозглашено Метоном, несовершенно, так что после 300 года курс Солнца по сравнению с лунным опережал на 1 день и почти 18 часов; ошибочным также был год Калиппа; несовершенство расчетов Гиппарха привело к ошибке в 304 году в 1 час со времени интерполяции; системы счета времени Филолая и Демокрита немного точнее. В конечном итоге Цезарь также страдал от неудобств счета времени, потому что он упразднил лунные месяцы и его календарь также был полон ошибок до тех пор, пока постепенно не вернулись летние и зимние месяцы. Хотя греки знали солнечный год, при этом они имели значительные ошибки в расчетах движения звезд, до сих пор они использовали лунный год в 304 дня, который, однако, надо было поправлять каждый год или каждые три года, так как один день был потерян. К тому же они прибавляли один месяц вне календаря, который они помещали или в каждый третий, или в каждый четвертый год. Они не знали и не могли знать явлений равноденствия или противостояния, потому что месяцы всего года изменялись в 33-летнем цикле. Но римляне ошибались намного серьезнее в этом отношении, так как вначале они установили год в 304 дня, как думали многие люди (однако Плутарх однажды опроверг это); позднее Нума добавил два месяца и годы были сделаны лунными. (312)  Разнобой и смещение в этих межкалендарных периодах были таковы, что система ведения фаст изменялась специально для зимних месяцев, а иногда и для летних, согласно свидетельству Светония. Иудеи, конечно, использовали лунные месяцы, но каждый третий год они добавляли один месяц, который назывался Ваадар, что означало "двойной Адар". Поэтому Гарци ошибался, когда писал, что иудеи, как и египтяне, использовали солнечные год. У египтян год составлял 365 дней, но они добавляли четверть [суток], что приводило к тому, что через 1460 лет изменения календарного года сходили на нет, и в это время они добавляли еще один внекалендарный год. Большие ошибки происходили потому, что они брали целую четверть суток, тогда как в действительности, период этот был меньше четверти, как показали дальнейшие открытия. Вследствие того, что дела обстояли именно так, а не иначе, неудивительно, что существовали такие разногласия в летоисчислении и определенная система времени не могла развиваться. Т. Газа серьезно ошибался в небольшой книге о древних месяцах, так же как и толкователи греческих и римских месяцев. Эти антиквары считали, что их месяцы совпадают с месяцами древних, которые были настолько неопределенными, что они исчислялись почти произвольно. В доказательство этого мы имеем тот факт, что определенный законом Юлия календарь, который считается наиболее точным из всех, отстал от реально существующего положения солнцестояния и равноденствия почти на 14 дней со времени Цезаря и напрасно пытаться придать ему нормальное движение. По моему суждению, небесное движение невыразимо и не поддается описанию или, если выражаться математическим языком, оно бесконечно, так как не может быть выражено какими-либо числами и все равно остается нечто, что должно быть вычислено, и это нечто основывается на особенностях движения отдельных планет. О какой точности календаря Юлия можно говорить, когда месяцы в календарь вставляются с такой нерегулярностью? При этом, однако, достойно внимания то, что евреи и халдеи от Сотворения мира использовали тот же самый счет лет, что ныне используют и арабы, то есть 354 дня, включающие добавление дня в календарь каждые три года. Этому есть очевидные свидетельства в Священном Писании. Подобным образом египтяне всегда вносили дополнительные дни в високосный год. Как же могло случиться, что в полных числах, имеющих соотношение с периодами и годами, прошедшими с Сотворения, почти не было сделано ни одной ошибки при записи отдельный поступков правителей, побед, сведений о зарождении и гибели империй, чем они отличались от греков и римлян? Долго длящийся и совершенно бесконечный спор о смерти Христа относится, в общем-то, к спорам о летоисчислении. Одни говорят, что это произошло в шестой день до апрельских календ, другие, например Панвинио, - что на седьмой; большинство утверждает, что на четвертый, среди них, например, Люцидий, который и открыл спор вокруг этого вопроса. Они спорят преимущественно друг с другом не только относительно дня, но также и относительно года. Беда, Хризастом, Никет, Альберт Великий, Бернар Моденский и Панвинио утверждают, что он принял страдания в 33 года; Аполлинарий, Люцидий, Николай из Лиры, Мариан Скотт, Павел из Бургаса, - что он претерпел эти страдания на 34 году, а Тертуллиан и Ирений - в 32 года. Не менее спорным для греков и римлян, и даже скорее только для римлян, является вопрос, относительно основания Города. Поскольку ясность здесь не может быть достигнута, то Панвинио на основе фаст отобрал два мнения, наиболее вероятных, и включил оба в фасты, так что каждый человек может выбрать ту дату, которая ему больше понравится с разницей в один год. Что касается многообразных деяний правителей и знаменательных событий, то тут неумно выбирать дату без особого усердия, но когда есть ошибки в начале [датировки] государств или эры, или эпохи, то следствием будут бесконечные ошибки. Однако каждый, насколько это возможно, должен быть исправляем в соответствии с системой иудеев и халдеев, которые, вообще-то, не отходят или отходят незначительно от идей Филона. Талмудисты слишком сильно привязаны именно к своему собственному пути и потратили 200 лет от времени [существования] мира, стараясь интерпретировать божественное провидение и пророчества в свете их собственных истин и стремясь оспорить христиан. Например, раввин Насон при любом упоминании Христа называет его...........(евр.) или христиан .............(евр.). Однако ничего подобно среди них не было до 2239 года от Сотворения мира. Это год путешествия Иакова в Египет. 430 лет отделяло эту дату от Исхода. Это совершенно точно следует из главы12 "Исхода" и главы 3 из "Послания к галатам". Об этом факте Иосиф в 6 главе II книги ["Иудейских древностей"], а также Филон и раввин Левит, сын Гершона, говорили, что период в 430 лет соотносится с паломничеством самого Авраама в Египет, когда ему исполнилось 72 года. Со времени, когда Иаков прибыл в Египет со своей семьей, и до Исхода они насчитывали 210 лет. С этим почти все иудеи согласны. Ф. Меланхтон, как, впрочем, и любой ученый муж, следует им, исключая Генебрада, человека эрудированного и выдающегося благочестия. Он твердо придерживался слов Писания, Функ думает, что ошибка идет от [использования] слова "триста" вместо слова "четыреста", и Теодор Беза поддерживает это мнение. Ошибка может в самом деле проистекать из "Послания к галатам" и "Деяний", которые написаны на греческом, но фрагменты "Исхода", написанные на еврейском, не допускают этих ошибок. В этом споре следует более твердо поддерживать трактовку евреев, особенно потому, что все они согласны с Мегасфеном. Я думаю, что к оставшемуся надо подойти таким же образом. Филон, кажется, придерживается этого метода, и поэтому я соглашаюсь с ним более охотно, когда он насчитывает 920 лет от Исхода иудеев до Основания Храма. С другой стороны, Иосиф отсчитывает 1062 года (глава 12 книги X); первый насчитывает 440 лет от Основания Храма до его разрушения, последний - 470; в более раннее время иудеи насчитывали 419 лет. Филон придерживается среднего, он насчитывает от Сотворения мира до разрушения Храма 3373 года, а Иосиф - 3513 лет; первый отсчитывает 1717 лет от Потопа до разрушения Храма, а последний - 1913. Иудейские комментаторы дают существенно меньшую цифру в сравнении с первым и вторым, Филон же избрал середину. Итак, для того чтобы примирить эти столь различные авторитеты друг с другом, давайте сначала откажемся от периодизации Альфонса [которая насчитывает] 8549 лет от Сотворения мира до наших дней (то есть, до 1565 года), потому что он не приводит никаких доказательств этому мнению. Ничем не подтверждает свое мнение и Евсевий, в соответствии со свидетельством которого с Сотворения мира прошло 6760 лет. По Августину должно бы быть 6916 лет, по Беде - 6893 года, по Иерониму - 6605 лет, по Феофилу Антиохейскому - 8171 год. Давайте примем свидетельства иудеев, халдеев и персов, история которых насчитывает 5730 лет от Сотворения мира. Давайте объединим мнения Мегасфена, Ктезия или Геродота и Бероса со свидетельствами иудеев. Среди иудеев Баал Седер насчитывает 5133 года от Сотворения мира до наших дней, раввин Насан - 5172 года, раввин Гершон и Кимхи - 5301 год, современные талмудисты - 5349 лет, Филон - 5628 лет, Иосиф - 5720 лет. Следовательно, разница между Иосифом и Филоном, наиболее добросовестными писателями, меньше 200 лет, и причина этому - тот фрагмент, который я уже упомянул в 12 главе "Исхода", которую Иосиф читал очень тщательно. Но так как остальные комментаторы Библии насчитывают от прибытия Авраама в Египет до времени Моисея 430 лет и так как идеи Ктезия хорошо соотносятся с идеями Филона, который выбрал середину между Иосифом и талмудистами (потому что его дата превышала их на 200 лет, а дата Иосифа превышала его дату почти на столько же), из этого следует, что Филон более надежен, чем все остальные. Современные иудеи слишком упорно искажают времена Даниила; вопреки авторитету всех остальных писателей, они насчитывают только 5 правителей в Персии, тогда как Мегасфен, Ктезий и, наконец, греки сообщают, что их было 10, и указывают годы каждого правителя. Они делали это, однако, потому, что не могли не увидеть разницы в сравнении с прорицаниями священников, они которые неправильно поняли. (313)  Необходимо опровергнуть их, опираясь на авторитет как Иосифа, так и Филона, а также на расчет движения небесной сферы, тщательные наблюдения за которым начались со времен правления Набонасара, и записаны Птолемеем в "Альмагесте". Астрологи, поскольку в их распоряжении нет ничего более древнего, имеют обыкновение начинать также с этого. Затем стоит заметить, что с самой начальной точки рассуждения, порядок и система всемирного времени более точно согласуется [с точкой зрения] халдеев, евреев, греков и римлян от 3218 года от Сотворения мира, в который Набонасар принял свое правление. Это выводится следующим образом. Все историки согласны, что Александр Великий умер в первый год 114-й Олимпиады, но Птолемей насчитывает 424 года от Набонасара до Александра, то есть 106-ю Олимпиаду. Это предполагает, что Набонассар начал править в первый год 8-й Олимпиады. Этот год был 12-м годом правления Ахава, царя иудеев, как это записано в 4-й книге "Книги царств", но 6 годом от основания города Рима. Далее, в соответствии с Варроном и Дионисием, основание Города относят к 4-му году 6-й Олимпиады. Таким образом, подобное исчисление всемирного времени не может никого запутать, хотя относительно отдельных событий мнения некоторых авторитетов будут часто отличаться друг от друга. В таблицах Птолемея имеется точное указание периода, прошедшего от Набонасара до Адриана (при котором Птолемей и процветал). В главе 2 книги IV он насчитывает 853 года от 2-го года Мардоцемпеда, которого Иеремия называет Меродахом, до 19-го года правления Адриана. Тот факт, что Набонасар тот же самый человек, которого в Святом Писании называют Салмонасаром, ясен из того, что от падения Самарии до разрушения Храма прошло 133 года в соответствии со Святым Писанием. Из этого можно догадаться, что Иезикиль правил 23 года, Манасия - 55, Омон - 2, Иосия - 33, Иоахим - 11, Задекия - 11, после чего был пленен при взятии Иерусалима. Но Птолемей насчитывает 140 лет от первого года правления Набонасара, который занял Самарию до разрушения Храма, ибо он говорил в 14 главе V книги, что 5-й год правления Набопалосара (которого в Святом Писании зовут Нибушаднисар) был 127-м годом Набонасара, если ты добавишь 13 лет его правления к взятию города Иерусалима (он был взят в 18-й год правления Нибушаднисара), то сумма составит 140 лет. Это число отличается на 7 лет от того, которое приводится в Святом Писании, но годы эры Набонассара должны быть продолжены до плена. Если мы рассмотрим историю мира в согласии с правилами небесных перемещений, то станет ясно, что Мегасфен исчислял более короткий период. Это произошло из-за междуцарствия, когда правители ассирийцев и халдеев вели с большой жестокостью междоусобные войны друг с другом и время от времени один вытеснял другого. Тем не менее нет полного представления о хронологии или об ошибке в летоисчислении. Это служит доказательством того, что ни Берос, ни Мегасфен не включали период междуцарствия или месяцы некоторых царствований, но учитывали только годы каждого правления и без какой-либо определенной даты смерти. Ктезий, добросовестный писатель, не опускает месяцы и междуцарствия, но у нас нет ничего [из его труда], кроме скудных фрагментов. Однако Диодор и другие следуют этому писателю, более того, Плутарх (который называет в своем жизнеописании Артоксеркса Ктезия наименее правдивым) полагает, что Ктезию следует верить в том, что относится к хронологии, особенно, когда он упрекает Геродота во лжи; и его восхваляли сам Ксенофонт (во времена которого процветал Ктезий), Страбон, Афиней и Диодор. В истории финикийцев Манефон и Диус собрали [сведения] о месяцах и полных периодах междуцарствия, как можно прочитать на страницах Иосифа, но история этого народа также канула в Лету. Манефон прекратил [повествование] на 5-й Олимпиаде, за 5 лет до основания Города. 12 лет до Салмоносара, 325 после разрушения Трои, с чем согласуются римские таблицы Семпрония. Эта разновидность не существовала у греков и римлян в той системе времени, которая началась от [первой] Олимпиады, так как основание Города приходится на 6-ю Олимпиаду. Отсюда легко сопоставить фасты римлян с Олимпиадами вплоть до вторжения готов, которое произошло при Одоакре в год 351 от Рождества Христова. Затем от эры Христа более точные даты вычисляемы вплоть до настоящего времени. Мы должны выводить из универсальной (всеобщей) системы хронологии годы [возраст] правителей и царств, останавливая свой выбор каждый раз на самых лучших писателях. Мы также должны быть предупреждены в процессе чтения истории о том, что необходимо рассматривать систему високосного года, если он выпадает, потому что тогда мы сможем вычислить предшествующие или последующие годы более точно и просто. Например, Марцеллин писал в 226 книге, что, когда случилось так, что Иоанн умер около Анкары, Валентиниан был возведен в звание императора на седьмой день до мартовских календ, но он не хотел принимать инсинии империи на следующий день, потому что случайно это [событие] пришлось на високосный день и он [Валентиниан] боялся, что время будет неблагоприятным. Судя по этому фрагменту из Марцеллина, фасты римлян, ставшиеся неточными из-за гражданских войн и междоусобиц, были исправлены и восстановлены, потому что каждый четвертый год был високосным. Отсюда, когда мы считаем годы от Цезаря до Валентиниана, то их насчитывается 408 от четвертого консульства Цезаря Диктатора, который ввел високосный год. От основания Города это 1116 лет. Теперь обратим внимание на то, что Марцеллин, которого я упомянул, назывался Аммианном и жил в годы правления императора Юлиана. Другой Марцеллин из знатного рода и высокого ранга жил во времена правления Юстиниана, он начал хронику в 1130 году от основания Города. Он отличался тщательным [отбором сведений] об индиктах и консулах, хотя консульство как таковое тогда уже не существовало, но титул остался в распоряжении императоров. Последним из всех был Флавий Василий Младший, происходивший из знатного рода, он был консулом Восточных провинций в год 541 от Рождества Христова, о чем Прокопий часто упоминает в книге "О войне с готами". (314)  Мы обсудим предметы [эти вещи], касающиеся системы всеобщего [универсального] времени и происхождения [начала] мира. Когда конец мира наступит, не знают даже ангелы, и конечно, не ведает ни один из смертных, разве что случайно мы можем согласиться с догадками раввина Илии. В книгах Талмуда под заголовком "Синедреон" и в книге под заголовком "Идолатр" эти раввины ограничивают время существования мира 6000 лет, вследствие того факта, что мир был сотворен за 6 дней. Эту догадку многие принимают как предсказание, потому что полагают, будто Илия был пророком. Раввин Исаак в комментариях к главе I книги "Бытия" и Августин в книге II "О граде божьем" восприняли это пророчество как исходящее с небес. Лев Иудей, продолжая постоянный спор, писал о 6000 лет, утверждая что именно тогда произойдут изменения в элементарном [изначально сотворенном] мире и что в седьмом тысячелетии наступит покой, который будет длиться 49000 лет, а 50 тысячелетие принесет гибель небесных сфер и Великий покой. Но рассматривать более точно вопросы, которые не могут быть постигнуты человеческим разумом, или выводиться из разумных доводов, или основываться на божественных пророчествах, представляется мне не менее глупым, чем неблагочестивым. ГЛАВА IX Критерии, которые определяют истоки происхождения народов (315)  Нет вопроса, привлекающего писателей больше, чем истоки происхождения народов; описывая упадок государства или ход гражданских войн, они не имеют при этом более основательного повода, чем подтвердить известность и великолепие своего народа. Некоторые народы, достигнув знатного положения через богатство, преступления или доблесть своих предков, желают опровергнуть свое сходство с другими и отделить себя от них. Крайний тип высокомерия выказывают те, кто забывает свою человеческую природу, хвастаясь, что ведет свой род от богов. Это происходит не только с испорченными или глупыми народами, но и с теми, кто достиг высочайшей репутации в мудрости и добродетели. Гай Цезарь не стыдился хвалиться перед народом, что по материнской линии он происходит от королей, но по отцовской - от богов. Аристотель также прослеживает происхождение своего рода от Эскулапа и Аполлона. Из этого и выросли претензии части людей на святость, ибо они полагали, что станут богами, когда прекратят свое существование в качестве людей. Надменная гордость полновластного человека проявляется даже в смиреннейшем, хотя многие народы не знают своих этнических источников или скрывают их, опасаясь нелюбви к иноземцам, в силу чего называют себя "зародившиеся в отцовской земле", что означает, что они коренные жители, а эта земля - их родина. Аристид в "Панафинеи" утвердил для афинян милость высшей знатности, потому что они прослеживали свое происхождение не из каких-то других источников, но от самой Земли, матери богов. Эта ошибка является общей не только для древних писателей, но и для современных. Поэтому Полидор Вергилий, в противоположность другим автор надежный, подтвердил, что бретонцы жили во внутренней части острова и были здесь исконно местными, а не пришли откуда-то, как считал Цезарь. Ему я совершенно доверяю, хотя, следуя авторитету Тацита, он [Вергилий] также написал, что немцы были рождены в Германии, а не происходили из какого-то другого места, от другой расы, он не сомневался в достоверности этого рассказа, поскольку полагался на авторитет Тацита, Сабелия и Сепонтиния. Я могу задать вопрос, что может быть более глупо, чем следование этому мнению? Древние, конечно, по определенным соображениям заслужили некоторого снисхождения в этом вопросе, но наши современники несут большую ответственность за каждую ошибку или грех, или за то и другое вместе, потому что они открыто нарушают заповеди, оставленные Моисеем в Священном Писании в древности (хотя нет причин с ними не соглашаться), а также потому, что они отделяют свои расы от других союзов и содружеств навечно, не находя для них никакого другого источника, кроме земли своих предков. Власть Священной Воли над всеми вещами привела Моисея к размышлениям об истоках, и мне кажется важным выявить происхождение и родственников по этносу. Я знаю, что нет аргумента более полновластного, чем тот, что кровное родство используется для развития и поддержки доброй воли и дружбы всего человечества. Не только Диамед и Главк, но и бесчисленные конные армии направлялись для всеобщего разрушения и уничтожения народов, связанных с ними расовым родством, однако относящихся к ним с неприязнью. С другой стороны, трудно найти народ, который не хвалился бы тем, что является коренным и урожден на своей земле, оскорбляя тем самым всеобщее согласие внутри человеческого общества. Таким образом, появляются резкие и угрожающие высказывания египтян против евреев, греков против римлян, когда одни с презрением и неуважением называют других варварами. По этой причине иноземцы называли врагами римлян, и по сегодняшний день с еще большим презрением германцев называют "валлийцами". Подобное отношение не характерно для гостеприимства наших предков, которые побеждали и более прославленные народы, чем они [наши предки]. Наконец, именно по этой причине представляется необходимым разоблачить всем известные книги против иноземцев, написанные теми, кого более правильно было бы назвать не служителями Муз и Минервы, но служителями Марса, который возжигает факелы по линиям сражений и возбуждает ненависть язвительными оскорблениями народов, куда более нуждающихся в примирении через всеобщую любовь. Нет необходимости в том, чтобы я назвал кого-либо поименно, чтобы я напоминал вещи, написанные против нас теми, кто по праву должен был покрыть величайшим позором себя, но не нас. Известно много примеров, когда более справедливые народы объединялись с иноземцами договором, основанном на единстве происхождения и на родстве. Разве это не лучше, чем уходить надменно от всеобщего родства, отгораживаясь презрительными словами? По этой причине я не могу одобрить законы Ликурга или Платона, которые строго запрещали гражданам Спарты или Афин торговать с иноземцами. Кроме того, они также запретили вывоз производимых продуктов и ввоз иноземных товаров для своего народа, Что это, если не уход человеческого общества от человеческих интересов? Если их природа лучше, то они должны научить иноземцев через свои собственные добродетели и сделать счастливыми, не унижая их. Конечно, Моисей считал, что иноземцы должны быть одариваемы не меньшей благосклонностью, чем граждане; и он справедливо поддерживал жалобы и обиды иноземцев, которым мстили и подвергали более сильным наказаниям, чем граждан. Сегодня благодаря высшей мудрости бессмертного Бога мы видим и убеждаемся в том, что нет ни одного региона, который был бы столь плодородным, чтобы не испытывать постоянной нужды в ресурсах других регионов. Индия, свидетельствует писатель, вывозит слоновую кость, бледные сабийцы - ладан, обнаженные халибы - железо. С некоторым опозданием природа постоянно навязывала свои правила и толкала народы определенных регионов к длительным союзам. В чем же в конце концов цель, если не в том, чтобы народы могли бы объединить свои владения, увлеченные идеей выгодной торговли, что усилило бы мир и дружбу между ними? Я думаю, что основой вражды являлась святая месть. Так, греки, например, в определенное время находились под властью римлян (которых они называли варварами), а в свою очередь римляне в течение некоторого времени были подвластны готам и скифам (от которых неизменно отворачивались, как от диких зверей). Но затем земли многих народов были объединены и они узнали о том, что являются родственниками по происхождению. (316)  Есть три доказательства, составленные историками, в свете которых могут быть поняты и оценены истоки происхождения народов. Первое доказательство - определение надежности писателя, второе - оценка отдельных сторон языка, третье - оценка месторасположения и характера региона. Мы уже и раньше говорили об отборе историков и о том, сколько доверия может быть выказано писателю, который имеет дело с сообществом своих сограждан или с врагами. Конрад Пойтингер, Ирений, Нойенар, Люпольд Бамбергский, Якоб Вимфелинг, Андреас Альтхаммер, Вольфганг Лациус, Павел Джовий, Антоний Сабелий и среди наших современников - Робер Кено - все они столь хвастливо писали о согражданах, не сделав при этом никакой скидки другим, что, казалось, были уверены, что и сами боги не равны между собой. Более правдивы были Реан и аббат Тритемий; другие в восхвалении своих собственных имен написали много вещей, которые в их изложении могли бы выглядеть правдивыми, будь они описаны в более скромной манере и без презрения к другим. Позвольте нам допустить, что франки имели своими родственниками германцев; что может быть более замечательным для славы нашего имени, или лучшим для создания союзов и содружеств, или более полезным для силы обоих государств, чем прослеживание происхождения французов от доблестной и прославленной расы германцев? Однако для вопросов подобного рода позвольте нам использовать критерии, которые я упоминал, устанавливая подходы к разделению и установлению истинных истоков всех народов. (317)  Известно, что халдеи наиболее древние среди всех народов, об этом убедительно свидетельствовали не только Моисей, но и Мегасфен, Геродот, Ктезий, Ксенофонт. Более современные писатели выражали согласие с ними: Диоген Лаэртский и Филон, так же как и Парфирий в отдельном письме к Боэцию, Клемент Александрийский в своих "Сборниках", Евсевий в "Доказательствах Евангелий", Феодорит в книге I "О причинах восстаний греков", раввин Моисей Маймонид в главе 30 книги III "Руководителя запутанного" и многие толкователи-иудеи. Это все относится к знаниям, литературе, искусствам; и всюду неизменная похвала халдеев, основателей всех наиболее важных дисциплин, поэтому некоторые ошибочно полагают, что Прометей был халдеем, потому что он выводил людей из дикости и варварства к более человеческой жизни. Халдеи описывали определенное расположение созвездий, траектории движения планет и рассматривали полную тайн природу по отношению ко всему роду человеческому; они при этом отождествляли священные огни неба с укропом гиганта Палланта и верили, что в человека, сделанного из глины, была дуновением помещена душа. Таким образом, слово "местный" должно быть забыто, и происхождение всех народов должно вестись от халдеев, потому что из их страны и из регионов, где она располагалась, как из колыбели человеческой расы, выходят все дороги, ведущие ко всем остальным народам. Народы были разбросаны повсюду, и от них ведут свой род те, которым суждено вечно брести по дороге, правдиво и точно описанной Моисеем и учителями евреев; я упускаю то, что любой может узнать из их книг. Я объясню только одну вещь, которую наши писатели, повествующие о корнях народов, не смогли показать достаточно ясно; а именно языковые признаки, в которых главным образом и можно найти доказательства происхождения так же точно, как земледельца характеризует земля, которую он обрабатывает. Если обширный регион имел плодородные земли и не был достаточно заселен, то он, конечно же, захватывался соседними народами. Затем наступало перенаселение и люди продвигались все дальше и дальше, удаляясь на безопасное расстояние, однако на наиболее бесплодные земли. Кто покинул Азию и Италию, основал поселения на земле готов, пока они обустраивались на новом месте, под огромным давлением сильной нужды? Мы не удивляемся ни бесконечному чуду египтян, народа более древнего, чем скифы, или чуду греков, род которых древнее, чем римский. Этот вопрос с серьезной озабоченностью обсуждали древние, в чем можно убедиться, читая произведения Диодора, Юстиниана, Катона, Дионисия Галикарнасского. Те, кто заселил пустыни Аравии и Ливии или Эфиопии, хотя и были древнее, чем греки или римляне, никогда не вступали с ними в соперничество до тех пор, пока последние не взяли под свой контроль торговые пути в Азию и Европу. Доказательством этому может быть факт, что арабы и карфагеняне, вынужденные полагаться на силу своих армий, сразу же основали свои поселения в Азии и Европе. Лев Африканский написал, что халиф вавилонский удерживал арабов на занимаемой ими территории посредством религиозного страха до тех пор, пока приблизительно через 200 лет после Гира он сам не задумал поход для того, чтобы открыть путь своим бесчисленным армиям к Нилу и тем самым отомстить взбунтовавшимся правителям Африки. Есть еще один достаточно серьезный аргумент, который мог бы столь же убедительно опрокинуть позицию как эпикурейцев, так и тех, кто придерживается идеи о том, что есть народы-автохтоны; этот аргумент приведен Моисеем и состоит он в том, что до сих пор существуют следы халдейского и еврейского языков, имеющих между собой много общего, следы, которые никогда не исчезали, но распространились во многие языки. Раньше существовало некоторое сходство между греческим и латинским языками, хотя греки и римляне, так же как и население регионов, на которые они распространяли свою власть, использовали еврейские названия; примеров этому огромное множество. Часто для греков и римлян еврейские названия, которые они использовали, не имели никакого смысла, они не понимали их значения; это показывает, что первичное происхождение всех народов должно вести от народа, который был носителем этого языка и привнес его элементы почти во все языки. Можно считать доказанным, что из всех народов наиболее древними являются халдеи, армяне, египтяне, евреи, арабы (чьи языки имеют много общего с еврейским), финикийцы, ионийцы, азиаты, персы, индийцы, мидийцы и эфиопы. Несмотря на это, совершенно неприемлемым образом поступил египетский жрец, говоривший, насмехаясь, Солону, что греки кажутся ему сущими детьми, потому что у них нет истории, которую можно было бы считать древней. Еще меньше одобрения заслуживает насмешка иудея, который доказывал грекам, что Моисей-законодатель был старше, чем греческие боги, а у самих греков не имеется ничего более древнего, чем Данай и Кадм; один из них считается отцом народа, а другой дал грекам письменность, тогда как евреи в это время уже достигли расцвета, имея высочайшую репутацию доблестных дел в государствах халдеев и египтян, а значит они имеют более древнюю историю. Конечно, халдеи, египтяне и евреи являются более древними народами, чем греки, и они старше, чем все остальные народы, и это становится особенно ясно, если использовать три критерия, о которых я уже говорил, то есть определить правдивость писателя, древность корней языка и месторасположение региона. Павсаний и Страбон говорят, что все греки были либо ионийцами, либо дорийцами, либо эллинами. Ионийцы, конечно, являются выходцами из Азии, как мы считаем, опираясь на авторитет знаменитых писателей. Так Гекатей свидетельствовал на страницах Страбона, однако имеется еще одно, приведенное им же доказательство, что первые жители Греции пришли из варварских районов. Нечто подобное написал и Плиний, когда утверждал, что река Меандр, которая орошает лучшую часть Средней Азии, некогда омывала Ионию. К тому же афиняне, которые древнее греков в своей славе, говорят, что были автохтонами и всеми назывались ионийцами. Но Павсаний и Страбон ошибались, называя Аттику Старой Ионией, потому что Азия была освоена этим народом раньше, откуда и пришло это имя. Хотя 12 владений афинян первенствовали в Азии, как написали Павсаний и Страбон, число их, о чем позднее написал Плиний, выросло даже до 19. Но это еще не доказывает, что афиняне старше, чем азиаты. Если следовать таким рассуждениям, тогда получится, что галлы являются более древними, чем греки и азиаты, а греки древнее, чем халдеи, так как греки неоднократно основывали и расширяли свои владения в Халдее, а галлы - в Азии и Греции. Особое положение занимают эллины, которые имеют ряд особенностей, потому что, как я думаю, они происходят от ионийцев, египтян и финикийцев. Все народы, как пишет Страбон, обитавшие выше Восточной Коринфии, исключая афинян и мегорийцев, назывались эллинами. Флот Даная пристал к берегу Ахеи, и этот самый человек распространил свое влияние на аргивян, известных среди эллинов. С другой стороны, он же основал свои владения на Пелопоннесе. Кадмий Финикиец возглавил владения в Фивах, в Беотии. Эти дорийцы, однако, не отличались от эолийцев. Первое становится ясным из самого Пиндара, который назвал свое произведение, написанное в Дории, "Эолийская песня". На монете новой чеканки правителю позволялось менять свое имя, но не происхождение. Однако, если кто-либо захочет узнать, что является истоком каждого отдельного народа, населяющего Грецию, то Павсаний и Страбон объяснят это очень подробно. Углубление в подробности всего этого не для того, кто ставит своей задачей описать метод. (318)  Совершенно точно, что греки прошли Азию, Египет, Финикию и впервые объединились только в Европе. Затем были присоединены владения в Италии; такие авторы, как Фабий, Катон, Пизон, Геллий, Семпроний, Варрон и сам Дионисий Галикарнасский, часто ссылавшийся на авторитеты этих людей, оставили доказательства этому факту. Опираясь на это, мы можем опровергнуть ошибку тех, кто полагает, что Катон был автором лишь тех фрагментов, которые дошли до нас. Дионисий написал, что мнение Катона сводится к тому, что итальянцы должны происходить от греков; во фрагментах сочинений Катона, касающихся греков, последние обвиняются в бесстыдстве именно за то, что они утверждают, будто их праотцы были предками итальянцев. Более веским доказательством такого их происхождения, однако, является то, что природные условия в Италии, как и в соседней Греции, весьма привлекательны плодородием земель и мягкостью климата, а путь из Греции в Италию очень недолог. Немаловажным является и то, что в итальянском присутствуют элементы греческого языка. (319)  Цезарь доказал, что приморские бритты произошли от гельветийских галлов, опираясь на следующие аргументы: первое, остров находится в близком соседстве с гельветами; второе, британские города часто имеют те же или очень похожие названия, что и гельветийские; третье, он узнал эти факты от обитателей обоих регионов. Тацит также показал, что готии, от которых, как думают многие, произошли готы, в действительности имеют своими предками галлов. Он говорит: "Галльский язык доказывает, что готии являются германцами". С другой стороны, греческий язык доказывает, что римляне и современные итальянцы произошли от греков. Кроме того, Цицерон сказал: "В царствование моего предка Сервия Туллия, Пифагор пришел в Италию, которая позднее стала назваться Великой Грецией". Далее, по свидетельству итальянских авторов, дорическое наречие было общим почти для всех итальянцев; итальянские города и области также в большей части носят греческие названия, к таковым относятся Лукания, Умбрия, Кумы, Элея, Пандосия, Пандатария, Неаполь и Певкетия. Изменения в языке происходят главным образом по трем причинам (я пренебрегаю мнением Моисея, считавшего, что это произошло одномоментно, а не постепенно). Первое, неизбежен ход времени, под влиянием которого не только языки, но и все вещи изменяются и природа любых вещей стареет. По этому поводу Полибий написал, что менее чем через 50 лет, минувших со времени подписания союзного договора между карфагенянами и римлянами, слова текста, который он сам назвал древним, могли уже понимать с большим трудом. Действительно, песни, которые исполнялись в соответствии с древними обрядами, понимались лишь несколькими людьми. Итак, мы видим, что все языки всех народов изменяются в ту или иную сторону. Другой причиной является слияние народов в результате многочисленных переселений. В качестве доказательства мы можем привести Италию и Грецию, которые за столько веков смогли сохранить чистоту греческой и латинской речи и распространили эти языки по всему миру, но после вторжения в эти регионы варваров произошли такие изменения, что, казалось, Латий и Аттика уже не смогут удержаться на прежних местах. Переселенцы в Этрурии, которые находились под управлением галлов в Италии, и галлы, которые обитали в пустынной Германии, развили третий тип речи, который отличался от первых двух. Поселения бретонцев, основанные в Британии и поселения саксонцев, основанные в Бельгии при правлении Карла Великого, а также поселения, основанные галлами в Саксонии, также дали различные диалекты этих двух языков. С другой стороны, парфяне повлияли на изменения в персидском языке, арабы - в пуническом, турки - в татарском, славяне - в греческом, римляне - в галльской и испанской речи. Наконец, причина изменения языков зависит от самой природы места; для всех людей, которые живут в северных районах, является характерным произносить слова с сильным ударением, резко, без гласных звуков, на выдохе, идущем из верхней внутренней части грудной клетки, и с многочисленными придыханиями. Это происходит за счет большой силы их дыхания, внутреннего тепла и торопливости. Саксонцы и те, кто живут недалеко от Балтийского моря, почти всегда произносят звуки средней тональности и со средним придыханием. Южане, которые подвержены внешнему теплу, имеют слабое дыхание и слова произносят мягко, даже более мягко, чем женщины, которые имеют более слабое дыхание, чем мужчины, и еще менее внутреннего тепла. Я не буду останавливаться на обсуждении природных особенностей каждого района, которые влияют на изменения голоса и языка. (320)  Мне кажется достаточно важным то, что наличие схожих выражений в нашем языке и в греческом, изящное использование инфинитивов и артиклей достаточно ясно показывают, что галлы ведут свое происхождение от троянцев, или от греков, или от тех и других вместе, потому что оба эти народа использовали ионический язык. Аммиан Марцеллин в книге XV написал, что он читал летописи галлов, разговаривал с местными жителями и узнал, что корни галлов уходят к троянцам, хотя рассказывали, что они происходят от дорийцев. Я думаю, упоминания об этом есть у Гомера. Кроме того, ясно, что венецианцы, кельты происходят от венециан пафлагонийских. Действительно в книге III Страбон устанавливает происхождение народа, который контролировал Адриатическое побережье, от венециан кельтских; хотя Ливий думал иначе. Аппиан устанавливает их происхождение от Кельта, сына Полифема, но это так же глупо, как и то, что наши современники устанавливают происхождение франков от Франкино, сына Гора, личности мифологической. Еще более нелепыми являются слова Лациуса, который утверждает их происхождение от галатеан, хотя название "галатеане" никогда не использовалось древними. Слово "кельт" многие переводят как "всадник". Галлы, населяющие умеренные климатические районы Европы, были названы первыми кельтами, потому что среди всех народов они были наиболее способными наездниками. Правда и то, что древние восхваляли и муров, потому что те были весьма искусны в верховой езде и одержали знаменитую победу под руководством Ганнибала над римлянами, главная сила которых, как писал Цезарь, заключалась в пехоте. Еще более выдающейся была кавалерия галлов, что Цезарь успешно использовал в гражданских войнах. Гиртий сказал: "Невероятные вещи происходили во время африканских войн; менее 30 галльских всадников положили в борьбе 2000 воинов мавров". Он же сказал об испанцах: "С большой силой афронийцы атаковали несколько отрядов Цезаря. Быстрые галльские всадники начали наступление, и вскоре битва была завершена. Всего несколько человек отбили (атаку) многочисленного войска противника". Кроме того, в "Жизнеописании Антония" Плутарх свидетельствует, что, когда армии Антония были взяты в кольцо, парфяне держали оборону и не могли быть сломлены никакой другой силой, кроме галльской кавалерии. Этот отрывок был передан мне Кристофером Аугером, моим другом и знатоком истории и права. Не менее убедительным является также утверждение Плиния, что Гиппоредия, город галльской Тогаты, был так назван по имени лучшей из выдрессированных лошадей. Цезарь, разделив народ на три класса - жрецы, всадники и крестьяне, предназначил военные занятия всадникам. Так как многие спорили о происхождении слова "кельт", то Цезарь написал, что те, кто живет между реками Сена и Гаронна, правдиво и по справедливости названы кельтами. Теперь заметим, что все народы для других являются иноземцами и часто получают названия, отличные от своих собственных. Так, например, шотландцы не любили англичан, саксонцев, впрочем, не любили они и тех, кого мы называем турками. Полагая, что эти названия слишком громко звучат, они называли всех сарацинами, но такое название невозможно было услышать ни в Азии, ни в Африке. Даже несмотря на сходство языка, происхождения, рождения, на неоднократные переселения, греки всегда называли наших предков кельтами, причем, как на своем собственном, так и на кельтском языке. Откуда пришло название "галлы" и что оно означает, насколько я знаю, никто объяснить точно не может. Итак, в те дни кельты жили между Сеной и Гароной, а галлы жили за Сеной. Но Страбон ограничивал территорию кельтов Пиренеями, Альпами и Рейном, а также обоими морями. Лаций, Пойтингер, Альтхаммер, Ксиландер не были правы в своем стремлении использовать название "кельты" для всех народов Германии и Галлии. Они находились под влиянием Геродота, который сам раньше это опровергал. Они расположили их на юге недалеко от течения Истры (истоки которой, как он полагал, находятся за Пиренеями). Существует ли большее недоразумение с географическими знаниями, чем это? Но если название "кельты" правильно применялось ко всем германцам, то почему Страбон, опираясь на мнения древних, разделил мир на четыре части, поместив индийцев на востоке, кельтов - на западе, эфиопов - на юге, скифов - на севере? Галлы располагались на землях отдаленного западного региона, но немцы - это восток Галлии. В другом отрывке Страбон расположил кельтов и иберийцев на западе, а норманнов и скифов - на севере. За галлами, в Германии размещались немцы, а также Италия, Британия, Греция, Средняя Азия и даже отдаленная Скифия со своими владениями, обустроенными городами, возделанными полями, утвержденными законами. Они имели столь высокую репутацию среди народов, что все народы Европы гордились тем, что слава и великолепие их рода берет свое начало от кельтов, так как через них они искали свои корни у троянцев. Плутарх в "Жизнеописании Мария" назвал все земли Европы преклоненными перед северной и западной Кельтией. Греки, конечно, сами процветали в известности славных и героических дел, но и они искали примеры храбрости у кельтов. В этом можно убедиться, открыв страницы книг Аристотеля "Этика" и "Политика". Тоже самое мы встретим на страницах книги "Разные истории" Элия. Каково мнение германских писателей? Выберем, конечно, Пойтингера и Нойенара (всех остальных я опускаю), которые называли себя кельтскими именами, позаимствовав их у наших предков. В то же время они поносили с презрением Галлию и принижали все ее победы настолько, насколько могли. Эти два человека более занимались чистой наукой, хотя древние писатели открыто противоречили их мнениям, а Лациус пошел еще дольше и отверг полностью их [Пойтингера и Нойенара] суждения. Хорошо, Лациус! Благодаря тебе мы можем доказать, что упреки галльскому имени, оскверненному нашими современниками, несправедливы, потому что немцы и галлы уважали друг друга, как братья по крови (как правдиво написал Страбон), а значит, и сегодня они могут объединиться в вечном союзе и дружбе. Лишь некоторые из наших современников сомневаются, действительно ли наши предки произошли от германцев, но большинство берут за основу работы Полибия, Цезаря, Ливия, Плиния, Страбона, Плутарха, Афенея, Иосифа, Тацита, Юстина, Бероса, Павсания и Диодора. Согласно словам и книгам столь многих людей величие обоих народов оценено и ни немцы, ни галлы не должны бы завидовать происхождению друг друга. Факт, что Геродот, а затем и Диодор расширили кельтские границы в Скифии на запад, потом Плутарх довел их до Понта, показав достаточно ясно, что кельтам удалось повсюду распространить свое племя и наполнить всю Европу своими многочисленными поселениями. Главным показателем их первичного расселения является то, что они расширили свои границы и дали вразумительные названия покоренным народам, следы чего довольно ясно можно проследить у их потомков, это наблюдается почти у всех народов; затем от кельтов произошли кельто-скифы. Кельтиберы, которых Ливий назвал силой Испании, имеют свои корни в древнем народе галлов, даже в их имени соединены кельтские и испанские корни. То, что Цезарь написал о галлах в книге IV, Валерий во книге II подтверждает на примере кельтиберов. Пропустить сражение было для них почти грехом, особенно когда опасности подвергался человек, от которого зависела их жизнь. От них произошла та ветвь кельтов, которых римляне называли галлами, а греки - галатианами. Во Фракии, где галлы правили долгое время, как пишет Полибий, а также в Византии и Сирии, чьи земли они занимали не так долго, их следов почти не осталось, так как они не изменяли уже имеющиеся названия завоеванных территорий. (321)  Город Ольвия принадлежал тектосагам, под его властью находились еще пять наиболее известных городов, как это можно понять из произведений Плиния и Страбона; первый - Бетиния, второй - Памфилия, третий - Киликия, четвертый - Кельтоскифия, пятый, располагавшийся на этой стороне Рейна, назывался Толбиак. Это, однако, является доказательством того, что четыре города в Азии были основаны альбигойскими тектосагами, а не того, что тектосаги захватили весь регион Азии, наиболее плодородный из всех, как свидетельствуют Помпей и Ливий. Вероятно, что остров Альбион, который позднее был назван Британией, ведет свое название из этих корней. Но Лаций считает, что основы названий все-таки взяты у галлов или кельтов (тех, кого Полибий называл кельтами, Ливий повсюду называл галлами), народами, населяющими Германию. Но что по этому поводу говорит Цезарь? Он не был галлом или германцем, но считался сильнейшим врагом галлов; он говорит: "В действительности, это было время, когда галлы превзошли всех германцев в доблести и постоянной готовности к войне. Под давлением все более возраставшего населения и недостатка земли они основывали колонии на противоположном берегу Рейна, однако тектосаги захватили эти области Германии, вокруг Герцинского леса, земли, считавшиеся наиболее плодородными, и установили там свой порядок". Цезарь описал эти вещи, а Тацит подтвердил их; даже Ливий согласился с тем, что Амбигат, король кельтов, посадил Белловеза и Сеговеза, сыновей своих сестер, на землях, которые можно назвать местом пребывание богов, потому что в этих владениях галлы стали столь многочисленны, что их изобильное множество представляло уже опасность для власти. Сеговезу была отдана горная страна Герциния, Беловез получил Италию. Павсаний также написал, что кельты вторглись в Паннонию и в Грецию и поэтому Альпы были названы кельтскими. Афений в книге V написал, что кельты, которые переместились в Грецию, расширили свои поселения и на земли Паннонии. Страбон ясно подтвердил это в книге V, Плиний в книге VI, наконец, Полибий в II книге написал, что бойи, экулы, сеноны и алманы переселились из Галлии в Германию, а в III книге он свидетельствует что кельты, под предводительством бреннов проникли во Фракию и основали там королевство, что случилось уже во времена Клиария. Поэтому Ренан справедливо осмеял тех германских писателей, которые думают, что имена Бренн и Зенон пришли от германцев. Полидор Вергилий утверждал, что Бренн был бриттом, о чем до него никто не отваживался написать. Лаций достоин этого же упрека, ибо он написал, что конбри вступили вместе с бреннами в Италию и Грецию. Именно этот автор был первым, кто рассказал о боиариях, которые, как хорошо известно, по происхождению были галлами, переселившимися из Армении в Германию. Когда Ливий в книге XVII допустил предположение, что галлы (он не называет их ни кинбрами, ни германцами, ни туссками, потому что всегда отличал всех их от галлов), населявшие Италию, Иллирию, Паннонию, Грецию, Македонию, Фракию, Азию и покрывшие своими поселениями также весь район на этой стороне гор Таурус и реки Гелис, обязали правителей Сирии платить себе дань. Когда Ливий писал о германцах, то всегда употреблял их подлинное имя, как и Иосиф в обращении Агриппы к иудеям, и Посидоний в работе Афения, который показал разницу между названиями германцев и кельтов, описывая пир кельтов и пир германцев. Сейчас Юстин ясно установил от Трога Помпея, что памятное переселение галлов произошло во времена Тарквиния Приска, после чего они управляли четырьмя этрусскими племенами и захватили большую и лучшую часть Италии, но тусски пришли в Ретию и Вандалию из Верхней Германии. В это время, продвигаясь с другой стороны, Белловез занял наиболее плодородную часть Нижней Германии, в этом мы полагаемся на авторитет Ливия. Из этого следует, что Германия не имела своих коренных жителей; это не совпадает с мнением, согласно которому жители севера, которые по силе и храбрости превосходили южан, могли допустить итальянцев и галлов, продвижению которых препятствовали широкая пойма Рейна или вершины Альп. Исходя из этих соображений, я делаю вывод, что тусски располагались южнее западных германцев. Но нелеп довод, что они произошли от Геркулеса или Тусска, сына Геркулеса. (322)  Тацит показывает, что германцы родились в Германии (утверждение безусловно глупое и нечестивое), на основании самого описания Германии. "Тот, кто хотел изменить свое местожительство, - говорит он, - поднимал паруса своего флота и отправлял в океан несколько кораблей. Но тот, кто преодолевал в себе страх перед опасностью устрашающего и неизвестного моря, мог достичь Азии или Италии, покинув навсегда Германию с ее пустынями, суровым климатом, варварской культурой и внешностью ее обитателей, и кто был на это способен, если не рожденные в этой же земле?" И немного позднее: "Хорошо известно, что население германских городов малочисленно. Они даже не допускают скученности домов, а живут в уединенных жилищах, где роща, поле или река отгораживают одних от других. Каждый человек имеет участок земли вокруг своего дома, защищенного от опасности огня или наводнения. Действительно, среди них неизвестно использование глины или черепицы; для хозяйственных целей они используют грубый материал и не берут в расчет соображения красоты внешнего вида или привлекательности". Так как Тацит писал в свое время, а именно в 120 году до Рождества Христова, то Германия показалась ему скорее пристанищем диких зверей, чем местожительством людей - без городов, поселений, рынков, без связанных между собой построек, тем более мы можем себе представить, что было тогда, когда царствовал Тарквиний Приск, а это было за 800 лет до Тацита. Но в отношении этого времени Ливий написал, что галлы были таким плодовитым народом, что смогли основать четыре поселения как в Германии, так и в других частях Европы. Кроме того, он пишет, что никогда галлы или кельты не происходили от германцев, которых вообще не существовало в то время, напротив, немцы ведут свое происхождение от галлов, туссков, скифов и венетов. Если же ты хочешь знать мое мнение о происхождении франков, то я согласен с Григорием Турским или аббатом Урспергским, полагавшими, что еще до вторжения галлов они вели свой род от троянцев или от фригийцев, как пишет наш Дю Белле, или от кимбров и фризов, как считал Лаций. Я веду их происхождение от жителей восточной Франконии, что за Рейном, рядом с Галлатией, где, как сказал Цезарь, находятся наиболее плодородные земли Германии, окруженные Герцинским лесом, земли, позднее заселенные галлами. Сейчас этот район называется Шварцвальд, то есть "черный лес", и охватывает земли близ истоков Дуная, Неккара и Майна. То, что сейчас называют Германской Вестфалией есть Западная Галлия, и регион этот находится между Западным Рейном и границами Франконии и Сикамбрии на востоке. Достаточно хорошо понятно, что нечто похожее произошло и с Эстфалией, то есть это земли Восточной Галлии, некогда захваченные галлами. Не знаю, почему Лация не удовлетворили все эти аргументы. Таковы были истоки франков. (323)  Ясно, что само имя является кельтским, но оно использовалось германцами, как я узнал от них самих. Кроме того, что касается слова "франки", то подобное слово есть в галльском языке (нет в латинском или греческом и не прослеживается в еврейском), и означает оно "независимый" или "свободный". Из этого со всей очевидностью следует, что народ Галлии не испытывал угнетения со стороны римлян; переселяясь, галлы пересекли Рейн, достигнув старых поселений галлов, а затем снова вернулись в свое Отечество, как только смогли избавиться от власти римлян. Тогда-то они и получили название "франки", что означает "свободные люди". В доказательство можно привести тот факт, что Тацит, перечисляя бесчисленные народы Германии, не упоминает франков. Франки наводнили Галлию, двигаясь от прирейнских земель, соседствующих с землями галлов, то есть из Франконии (как писали Аммиан, Агафий, Вописк, Прокопий) и было это во времена правления Аврелия. И они так многого достигли силой армий, что почти завоевали безграничные владения римлян. В дальнейшем они удерживали власть при помощи римлян над гуннами, затем объединились с готами и, наконец, управляли самими готами из владений галлов. Когда местные правители были выгнаны, то франки своей службой усилили бургундов, затем - алеманов, но после поражения Толбиака при переходе Рейна они установили и узаконили свою власть в Ретии, Вендалии, позднее - В Швабии, Паннонии и Саксонии. Последним доказательством того, что германцы происходят от галлов, а не галлы от германцев являет язык. Это следует из текстов как германских писателей, так и древнеримских, поскольку у нас сохранился словарный багаж, который является наиболее важным доказательством происхождения. Римляне были наследниками греков и греческие слова наполняют латинский язык, но это еще не выявляет истории происхождения слов, однако происхождение галльского языка также является греческим, в противоположность тому, что пишут некоторые мои современники. Греческий является духовной основой галльского, мы имеем много черт греческого, почти бесчисленное множество вкраплений, при этом напомним, что даже кальтский язык очень отличался от греческого, о чем свидетельствует Лаций, ссылаясь на то, что писал Цезарь: "Галлы в общественных и личных актах использовали греческие буквы, гельветийские цифры, которым обучались вне дома для того, чтобы читать греческие тексты". Это подтверждает мысль о том, что германцы использовали в повседневной речи латинский язык, поскольку они использовали латинские буквы в общественных и личных записях. Цезарь писал письма своему лейтенанту, на греческом языке, чтобы они не могли быть поняты врагом, если будут перехвачены. Кроме того, он мог общаться с Дивитиаком Авдием только через переводчика. Это является доказательством того, что Дивитиак пренебрегал греческим языком, которым Цезарь владел в совершенстве. Массалийцы, конечно, говорили на греческом языке, как можно понять из написанного Страбоном, когда они были еще самостоятельным народом и поселения фокийцев еще не были смешанны с галлами. Это заслуживает доверия еще и потому, что жрецы всегда священнодействовали на греческом языке, поскольку, как написал Цезарь, они были хорошо осведомлены в отношении религии и культа греков. Лукиан пишет, что он слышал, что галлы действительно опытны в греческом и вели обсуждение знаменитого статута кельта Геркулеса. Язык германцев также очень сильно отличается от кельтского, хотя Лаций ошибочно считал, что кельтский и германский языки одинаковы. Почему Тацит считал, что готинии являются предками галлов, а не германцев, только из-за того, что готии использовали галльский язык? Почему святой Иероним пишет, что галатиане Средней Азии говорили на том же языке, что и треверы (которых Тацит называл галлами), но германцы его не знали. Почему, наконец, Апиовистий, германец, научился говорить по-галльски лишь благодаря 14-летней практике, полученной когда он жил в Галлии? Кельтский язык, как и галльский, можно сравнить с германским с большим трудом. Мы же можем обнаружить в наших собственных исконных местных названиях немало доказательств влияния греческого языка, что наши авторы дружно отрицают. Аргументы на этот счет мне привел секретарь короля Жером Шандьюи, известный не менее своей эрудицией, чем знатностью своего происхождения. При занятиях историей названий каждый человек может исследовать многие вещи в соответствии со своими возможностями и способностями. Из точной истории местных названий могут быть сделаны правдивые и мудрые выводы о происхождении населения этих мест. Более того, кельтский язык почти соотносился с обыденной речью римлян в их многочисленных провинциях, особенно в Галлии Нарбонской и Аквитании. Лион являлся провинцией Рима, так же как и Валенсия, Ним, Гренобль, Арле. Кроме того, за время, пока легионы римлян стояли гарнизонами в Галлии, мы, конечно, полностью забыли язык праотцев и переняли латынь. Но в Германии у римлян почти не было владений, исключая Аугсбург и Констанс. Из этого факта следует, что немцы сохранили больше национальных черт, чем мы, особенно что касается кельтского языка, но они обогатили и нас благодаря переселенцам и многочисленным торговым связями. Ряд названий, как я предполагаю, пришли с переселением народов из древнекельтского языка в германский. Но германцы восприняли от нас слово "бург", потому что у них города появились довольно поздно, это слово точно есть в греческом; слова "вилла" и "каструм" мы узнали от римлян; "берг" - старинное латинское слово, которое означает "гора". При помощи слова "берг" германцы составили названия городов и крепостей, расположенных в горах, например Бамберг, Хильдельберг, Кларенберг. Примеры подобного рода можно множить до бесконечности, и каждый человек способен сам подобрать их в соответствии со своим чувством меры, потребностью и талантом. Даже тех примеров, касающиеся происхождения слов, которые имеются у Афения, Павсания, Цезаря, Плиния и Диодора, достаточно для того, чтобы понять, что германский язык большей частью имеет чисто кельтские корни. Если же действительно правда, что своим происхождением, силой, законами и, наконец, своей культурой мы обязаны галлам, то Лаций серьезно заблуждался, когда думал, что наши предки произошли от германцев. (324)  Корни только одного народа, единственного избранного Богом, объяснены в Святом Писании, но другого такого народа нет. Эти корни могут быть прослежены от рода самого Израиля, от которого, как было установлено талмудистами, вели свое происхождение 12 родов. Затем возьмем арабов, которые полностью, подобно евреям, сохранили свою древнюю историю. И как можно понять из сочинения Льва Африканского, эти народы отличаются древностью соего происхождения и названиями. Однако я думаю, что важным фактом является и то, что все народы в течение долгого времени были так перемешаны в многочисленных переселениях, в беспрерывных войнах, пленениях и скитаниях, при этом никто, кроме евреев, не смог уберечь себя от смешения с другими народами. Это очевидно, если вспомнить, что вандалы и готы имели владения вплоть до дальних берегов севера Африки, арабы - в Персии, Сирии, Африке, Италии и Испании, испанцы - в Америке и Индии, галлы и итальянцы - в Азии и даже в Скифии. Есть четыре причины образования поселений. Зачастую местные жители изгоняются превосходящей силой врага и ищут другие места обитания. Так, например, троянцы после разгрома их города, ушли в римские земли; этруски, которых также называли туски, выбитые из Италии галлами, обосновали поселения в Ретии, откуда и происходит самое раннее название германцев. Далее, египтяне под предводительством их правителя Даная пришли на поселение в Грецию; норманны - во Францию, бритты, вытесненные англами, прибились к кельтскому побережью; население Фокии, не вынеся тирании наместника персидского шаха, пишет Юстин, перенесло свое местопребывание в Кельтию, где они и образовали самое процветающее государство из всех, которые тогда существовали, как свидетельствует Тулий. Хананеи, вытесненные евреями из благодатной Палестины, отошли в Иллирию и Паннонию, как написал в конце своего комментария раввин Кимхи. Вандалы, теснимые армиями франков, последовали в Испанию, выгнанные оттуда готами, они переселились в Африку. Не так давно родосцы, потерпев поражение от турок, переселились на Крит. На страницах сочинений Павсания и Страбона имеется бесконечное множество примеров подобных переселений. (325)  Другими причинами образования новых поселений являются возникшие из-за перенаселения недостаток пахотной земли или неблагоприятный климат. В 570 году Милет отправил людей в различных направлениях, о чем пишет Сенека в сочинении "На утешение Гельветии". Он говорит: "Толпы афинян появились в Азии". Все побережье Италии, омываемое нижним морем, считалось Великой Грецией. В Азии закрепили за собой земли туски; тирийцы заселили Африку, в Испанию явились карфагеняне; греки поселились в Галлии; галлы - в Греции; Пиренеи не помешали продвижению германцев. Все эти народы, измотанные бесконечными скитаниями, говорит Сенека, из-за большой усталости не отбирали мудро и осмотрительно неосвоенные участки земли, но захватывали чужие, силой своих армий добывая себе владения в чужих землях, оставив другим руины своих городов, где их соплеменники могли расходовать излишки своих сил. Внутренняя борьба успокоила многих, но многих гнали вперед чрезмерный прирост населения или суровые климатические условия, или частые землетрясения, или истощенность почвы и неплодородные почвы. В поисках мест для новых поселений некоторых останавливает нехватка припасов, взятых в дорогу; других поглощает море, прекращая их поиски неизвестного; и лишь немногие оставшиеся (как сказал Сенека, и разве это нуждалось в подтверждении мнением Антенора?), основали, например, Падую как новое государство на берегах Тибра. Сколько поселений основал римский народ в своих провинциях? Римляне жили повсюду, и в своем беспрестанном скитании они произвольно давали названия различным местам; ты точно обнаружишь какое-нибудь римское название в землях, обрабатываемых совсем другим народом. В конце концов Сенека делает такой вывод: очевидно, что никто не остался жить в тех местах, где был рожден. Эти переселения человеческой расы являются постоянными, ежедневно закладываются основы новых городов, из прежних имен возникают новые названия народов, которые вымирают или смешиваются с другими. По моим наблюдениям, скифы почти всегда устремляются со своими бесчисленными легионами с севера в средние районы. Кинбры и разрозненные группы их потомков - убиев, тунгров, вандалов, сикамбриев, саксонцев, готов, лангобардов, пиктонов и норманов. Олаф присоединил к ним даже аланов, герулов, ругий и свессов, которых сейчас называют шведами - все они наводнили Европу, двигаясь из Скандинавии. Кроме того, Прокопий и Кранц оставили свидетельства, что славы из той же Скандинавии ворвались в Паннонию во времена Юстиниана; потом этот народ наводнил всю Европу, принеся свой язык и названия. Я слышал, что поляки, богемцы, литовцы, далматии, московиты, боснийцы, болгары, сербы и вандалы говорили на этом языке славов, принесенном ими из Скандинавии и отличающемся только в диалектах. И лишь парфяне, турки и татары ведут свое начало от азиатских народов Скифии. (326)  Еще одной причиной переселений является стремление иметь подвластные земли; римляне использовали для этого свою власть очень умело. Их государство было свободным от внутренних мятежей, поэтому они могли удерживать в покорности и повиновении завоеванные народы. Это является одной из причин , почему они распространяли свою империю вдоль и вширь. Генуэзцы подчинили себе владения в Крыме - Феодосию, которая называлась Кафа; венецианцы основали четыре поселения на островах вблизи Испании, Америки и Индии. Надо назвать и следующую причину создания поселений, которая состоит в необходимости применения против какого-либо народа карательных мер, так, например, провинившиеся 10 родов были отправлены в Халдею и провели там 9 лет; позднее потомки этих десяти родов были разбросаны по всей Азии. Семьи иудеев получили позволение возвратиться в отечество. Через 600 лет после этого они снова попали под власть римлян и были рассеяны по всему миру от дальних побережий Европы и Скифии до Африки по всей Азии. Это служит примером того, как народы перемешиваются в бесчисленных переселениях, поэтому один народ оказывается разбросанным в Халдее, Парфии, Индии, Галлии, Греции, Италии, Испании, Германии и Африке. Что до римлян? Они благодаря своим армиям и легионам раскинули свои поселения от юга до Скифии, от Британии до Персии. Затем уже перемешанные народы Италии вновь смешались с аркадийцами, троянцами, сикамбриями, галлами, греками, готами, гунами, вандалами, герулами, лангобардами, карфагенянами и норманами. Мы видим, что благодаря вмешательству высшего провидения не произошло лишь смешения евреев ни с каким другим народом; они сохранили свою древность. Но полновластный правитель Эфиопии установил, что этот народ отличается великолепием своего рода, и назвал себя и своих родственников израильтянами. Еще более примечательна точка зрения, заключающаяся в том, что этот народ является носителем той религии, которая принимается во всем мире. Поскольку мы видим, что даже такой народ разбросан по всей Земле, то что мы должны думать о других народах? Плодовитость природы такова, что за короткое время мы можем наблюдать бесконечное число наследников от рода одного человека. Юстин привел слова из сочинения Трога Помпея, где говорится, что правитель парфян, родил 600 сыновей. Потомки Иакова выросли в бесчисленную армию за 2000 лет. Один отряд турок, который персы выставили против арабов, вырос в такой многочисленный народ, что арабы, тщетно пытавшися управлять ими, принесли наконец им свой скипетр и власть. Далее, переселение татар в Среднюю Азию под предводительством Тамерлана, перемешало роды турок и азиатов. (327)  Почему я берусь разбирать то, что может показаться второстепенным для потомков, а именно слияние киркассиан с египтянами, испанцев с американцами, португальцев с индейцами или отношения готов и вандалов с испанцами и африканцами? Из этих иллюстраций понятно, что за долгое время все народы так перемешались в постоянных миграциях и многочисленных колониальных поселениях, равно как и в войнах, пленениях, что никто не может похвастаться древностью своего происхождения или древним возрастом своего народа, за исключением евреев. Те правители, которые прослеживают достоинства своего рода от древних времен или надеются, что он существовал вечно, заблуждаются; род Гереклитов, наиболее известный среди греков, как и род Юлиана среди римлян, не старше 1200 лет. Последние патрицианские семьи - Сервии, Корнелии, Фабии, Эмилии, Курции, Клавдии - едва насчитывали 800 лет. Кроме того, Цезарю было необходимо внести в списки патрициев новых людей и тех, кто происходил главным образом из семей служащих. Дарий процветал 600 лет, Аршакиды - около 600 лет, Оттоманы - 300. Испанские правители переняли высшую степень знатности от готов, которые, по всеобщему мнению, считаются варварами. Дом правителей Австрии формировался из родов Италии, Испании и Германии. Он управлялся графами Габсбургами, прославившимися великолепием своего рода. Они полностью пренебрегали всем, что касалось истории их рода до Рудольфа, отца Альберта, жившего приблизительно 300 лет назад. Самый древний саксонский дом не может обнаружить следов своей древности раньше, чем 600 лет тому назад, то есть до Оттона, отца Генриха Птицелова. Затем род Меровингов, который заложил основы империи, существовал 400 лет; род Карла Великого начал угасать с Карла Лоранского, просуществовав всего 200 лет. Сейчас правят Капетинги, происходящие от Видукинда Саксонского; начав править в Галлии и приняв христианство, он уподобился Карлу Великому и создал графство Анжу. Или, как думают другие, род этот ведет свое происхождение от Оттона, брата Видукинда, род которого более отличившийся в славных делах и наиболее древний из всех, сейчас существующих в Европе. Роду Видукинда не менее 800 лет; правители норманов и англосаксов являются предками Генриха I, Анжуйская династия - рода Ричарда III, линия Генриха VII переходит к Эдуарду VI; у Ланкастеров и Йорков не осталось наследников по мужской линии. Самая ранняя ветвь королей династии Стюартов пресеклась на Якове V, Арагонской династии - на Фердинанде V; шведов, датчан и норвежцев - на Маргарет, дочери Вальдемара, затем перейдем к правителям Швеции. Отец Густава, начавший как простой гражданин, не так давно установил свою власть в Швеции и является не последним в управлении Паннонией, где правил род Штауфенов, которому наследовал Карл Анжуйский, король Неаполя. Затем наследниками являлись Оттон Баварский, Сигизмунд Люксембургский, чью линию наследовал М. Корвиний, став первым и последним, но его род тоже назвали королевским. Да и польский король может проследить свои корни не дальше чем до Пяста, крестьянина, чьи потомки потом весьма дурно правили в течение 600 лет. Ягеллоны, из герцогов Литовских, наследовали им, но они не могли даже сравниться с родом Пяста ни по древности, ни по славным делам. Венецианцы, правда, пытались перенести на себя славу всей Италии; наиболее выдающиеся из них даже прослеживали своих предков раньше, чем за 700 лет. Следующими после них являются потомки римской знати, к которой ни Д'Эсте, ни Гонзаго никак и никогда не могли относиться. Слава Медичи также не в древности рода, но в доблести. Это является достаточным доказательством того, почему патриции всех городов Италии, процветающих при народном правлении, так часто имеют кровавую историю и нередко покидают город, бросая свою собственность. В Галлии и Испании наиболее древним родом из всех, как представляется, является род Левита, который начинается от Левития, поэтому правители абиссинцев и израильтян называются нобилиями. Они точно определили источник происхождения своего собственного народа, поэтому Альварес не вносит никаких дополнений. Итак, только евреи превосходят другие народы своей древностью, никто, кроме них, не может проследить древних корней своего рода. Все, перемешанные вместе, укрепляют ствол, но отвергают ответвления. Правда, что священный народ, который утвержден в возвышенной славе знатности со времен Арона и процветал 2300 лет, вымирает в бедствиях в землях готов и вандалов, не посягая на священную месть. ГЛАВА X Расположение и отбор историков (328)  Следует начинать с самых кратких хроник, например работ Булингера, Лютера и им подобных. Затем приступить к таким хроникам, как сочинения Функа, Фригио и Евсевия. Далее мы перейдем к историкам, рассматривающим материал более подробно, многоречиво, таким, как Карион, Меланхтон, Поукер. Наконец, обратимся к законченным полным историям каждого периода, где охватываются все темы или темы, наиболее известные. (329)  Писатели универсальной истории (330)  Моисей "Книга начал" охватывает историю мира на протяжении 2450 лет от Сотворения мира до Исхода евреев из Египта в Палестину. Бероз Халдей Фрагменты "Всеобщей истории", как они называются, от Сотворения мира до 3130 года существования этого мира. Он закончил свою книгу правлением Сарданапала. Геродот Галикарнасский Девять книг, охватывающих дела греков, египтян, мидийцев, персов и лидийцев от 3210 года от Сотворения до 3500 года. Полибий Мегаполитанин Охватывает дела греков, римлян, карфагенян от времен Клеомена и Пирра, правителей Эпира, до войны римлян с ахейцами и Филиппом, правителем Македонии: от Сотворения до 3766 года. Из 40 книг до нас дошли первые пять и конспекты следующих 15. Трог Помпей В конспекте Юстина, оставил 44 книги, сжато охватывающих дела почти всех народов от Нима до Цезаря Августа. Диодор Сицилийский Библиотека всеобщей истории, главным образом, прославленных народов, от ранней истории египтян до Цезаря в 40 книгах и 15 продолжениях. Филон Иудей Две книги, охватывающие события от Сотворения до времени Тиберия. Евсевий Хроника от Сотворения до года 300 от Рождества Христова. Иеремия прибавил 50 лет, Проспер Аквитанский - 60 лет, Пальмьери Флорентийский - 1040, Пальмьери Пизанский - 30. Юлий Африканский Охватил события от Сотворения до года 320 от Рождества Христова (использовал сочинения Евсевия). Беда Англ Хроника от Сотворения до 550 года от Рождества Христова. Адо Вьенский Охватывает шесть веков мира от Сотворения до 900 года от Рождества Христова. Хелманд Хроника от Сотворения мира до его собственного времени. Герман Конрад О шести веках, предшествовавших его собственному времени. Мариан Фульдийский Хроника от Сотворения до его собственного времени. Зонара Составленная история от Сотворения до 117 года Христа, делится на три части: часть 1 - о евреях, часть 2 - о греках, часть 3 - о римлянах. Сигиберт Галл Хроника от 381 года от Рождества Христова до 1113 года, с приложением неизвестного автора - до 1216 года. Аббат Урспергский Хроника от Сотворения мира до императора Фридриха II. Винцент из Бовэ История от Сотворения мира до 1250 года от Рождества Христова. Антонин, архиепископ Флорентийский Составленная история от Сотворения до 1470 года от Рождества Христова. Отдельный обзор времен неизвестного автора. Антоний Коккий Сабелий II энеида истории от Сотворения и Конспекты Гаспара Гейда. Донато Боссо Миланский История от Сотворения до 1489 года от Рождества Христова. Иоханн Науклер из Тюбенгена Хроника от Сотворения до 1500 года от Рождества Христова. Филипп Бергамский История от Сотворения до 1503 года от Рождества Христова. Мартин Лютер Саксонский Последовательность мирового времени до его собственного времени. Ахиллес Газзер Конспект хроник мира от Сотворения до года 1530 от Рождества Христова. Павел Констант Фригио Три книги хроник от Сотворения до 1523 года. Иоханн Карион Любекский Три книги хроник от Сотворения до года 1530 от Рождества Христова, к которым прибавлено приложение до 1555 года. Филипп Меланхтон Хроника, состоящая из трех книг, охватывает большую часть от самого Кариона до эпохи Карла Великого. Гаспар Пойсер Хроника от Карла Великого, от чего начал Меланхтон, до его собственных дней. Павел Джовио История почти всех народов его времени от 1494 до 1540 года от Рождества Христова. Генрих Беллингер Хроника от Сотворения до его собственного времени. Иоханн Функ Пруссия: хронология от Сотворения до 1553 года от Рождества Христова. Меркатор Хронология. (331)  Всеобщие работы историкогеографов (332)  Страбон Каппадокийский Шесть книг, в которых он кратко объясняет историю всех людей на основе географии. Помпоний Мела Испания: о положении мира в связи с историей. Павсаний Кесарийский Грамматика, дела афинян, карфагенян, лаконийцев, мессенцев, элийцев, ахейцев, финикян. Мюнстер Космография, охватывающая историю и происхождение [народов] вместе с описанием регионов. (333)  К этому можно добавить истории, касающиеся различных сторон [жизни] афинян, эллинов и других народов, Тэтрия, Леонтия, Солина, Валерия Максима. (334)  Об истории Всеобщего (335)  К истории соответственно можно добавить произведения писателей-теологов, а также жития святых, которые утвердились в памяти и сохранили свой след, и особенно сочинения о религии и древней истории и делах евреев. (336)  Святое Писание Филон Иудей, которого можно назвать философо-историком, превосходящим всех писателей. Флавий Иосиф Иудей "Иудейские древности" в 12 книгах и "Иудейская война" в 7 книгах. Иосиф, сын Гершона История иудейской войны, написанная иудеем. Гегесипий История иудеев от Массавия до 72 года от Рождества Христова. (337)  Истории языческих суеверий (338)  Иреней, епископ Лионский Книга против язычников. Климент, епископ Александрийский Восемь книг разнообразных историй. Арнобий Семь книг против язычников. Лактанций Фирмиан О ложной религии его полное собрание сочинений. Павел Орозий Семь книг против язычников Лилио Джиральди О богах всех народов. Жан Каулий Книга на французском или итальянском языке о религии древних. (339)  Истории о христианских религиях. (340)  Новый Завет. Юстин Мартин Апология. Кв.Септимий Тертуллиан Карфагенский Апология религии. Ирений, епископ Лионский Пять книг против еретиков. Оригена Книга о мученниках. Евсевий Десять книг Священной истории. Сократ Созомен и Кассиодор Святая история от Рождества Христова до 454 года. Геннадий, пресвитер Марселя Книга о знаменитых святых. Евагрий Схоластик Шесть книг о римской церкви и Империи от 435 до 595 года от Рождества Христова. Он начинает там, где заканчивается троянская история. Никифор Каллист Восемнадцать книг Священной истории от Христа до Гераклита. Марцеллин История от Евсевия до 500 года от Рождества Христова. Вильгельм, архиепископ Тира Двадцать три книги о крестовых походах. Джон Фокс Англичанин Святая история от Уиклифа до 1552 года от Рождества Христова. Государство церкви, неизвестного автора от Рождества Христова до 1560 года. Иоханн Слейдан Священная история от 1517 года до 1555 года от Рождества Христова. 12 Магдебургских центурий от Рождества Христова до 1200 года, в которых полно объясняются Писания Священной истории всех народов, всех древних. О государстве церкви и религии при короле Генрихе II, Франциске II и Карле IX неизвестного автора, Франция. (341)  История арабской религии (342)  Коран или Фуркан, собранный из всех Коранов, которые были написаны во имя Магомета в 110 году после смерти Магомета (343)  Истории халдеев, ассирийцев, мидян, египтян, персов, финикийцев, евреев, парфян, о чьих делах пишут почти все. (344)  Книга Царств, книги Хроник, книга Ездры. Геродот Галикарнасский История в 9 книгах. Ктезий Книдский Фрагменты о правлениях королей персов и абиссинцев. Ксенофонт Афинянин Об экспедиции Кира (военачальником которого он был) в Персию. Беррос, халдейский священник Так называемые "Фрагменты", которые составили 5 книг. Мегасфен Персия. Книга об известных временах персов и их анналах. Манефон, египетский священник Так называемые "Фрагменты" о правителях почти всех народов. Иосиф Две книги против Апиона Грамматика и 12 книг об иудейских древностях. Гегисиппий Книга о Парфянской войне. Аппиан Парфия. Прокопий Две книги о персидских войнах. (345)  Истории греков, которых называли ионийцами, эллинами, дорийцами и которые населяли Среднюю Азию и Европу от Дуная, от Акрокеравния и Гем до Ионического моря, расселились в Исландии и на материке (346)  Диктис Критский Шесть книг о Троянской войне, переведенные на латинский язык с парфянского Кв. Септимием. Дарес Фригиец Шесть книг о Троянской войне, переведенные с греческого на латинский язык Корнелием Непом. Геродот Галикарнасский Восемь книг, которые он посвятил грекам, где описал борьбу Ксеркса и охватил 211 лет истории. Фукидид Афинский Девять книг, в которых он описал историю за 90 лет, от борьбы Ксеркса до 26-го года Пелопоннесских войн. Ксенофонт Афинский Семь книг, в которых он следует записям Фукидида о событиях, произошедших в Греции в 43 году до битвы спартанцев и финикян при Мантинее. Мегасфен, Теопомп, Филострат, Илланий, Тимей, Акузилай, Эфор, Мош, Исидор и Николай Дамасский написали последовательно истории, как об этом сообщает Плутарх, но их произведения полностью исчезли. Георгий Геместий Две книги, в которых продолжается история Ксенофонта, в нескольких частях от Плутарха до Диодора; от поражения при Мантинее до поражения при Херонее. Диодор Сицилийский Шестнадцать книг, являющихся продолжением записей Геместия о делах Филиппа и Александра Великого. Полибий Вторая, четвертая и пятая книги с конспектами его последователей и Четвертая декада Тита Ливия с фрагментами Пятой декады, охватывающей дела греков, произошедшие при преемниках Александра. Значительный вклад в понимание поздней истории греков внесли жизнеописания Арата, Филопомена и Диметра, принадлежащие Плутарху. Прокопий Семь книг, посвященные описаниям дел при Юстиниане. Зонара Три книги от Константина Великого до смерти Алексея Комнина, то есть от 300 года до 1113 года до Рождества Христова. Анна, дочь Алексея 12 книг о делах ее отца императора Алексея, которые продолжают записи Зонары. Никифор Григора История 96 лет от места, где закончил Зонара, и до 1230 года, в 18 книгах. (347)  Истории римлян и парфян, основные события итальянской истории (348)  Консульские Фасты, восстановленные Карлом Сигонием и Панвинио. Секст Руф, консул Конспект о делах римлян от основания Города до императора Валентина. Флор Конспект Ливия. Веллий Патеркул, проконсул Две книги об основных событиях римского народа. Евтропий, жрец 10 книг о делах римлян. Фабий Пиктор Две книги о происхождении города Рима. М. Катон Так называемые "фрагменты" его "Начал". Полибий Шесть книг о военной и гражданской системах римлян. Дионисий Галикарнасский 11 книг. С. Салюстий Две книги о Югурте и Каталинийских войнах. Полибий Первая и Третья книги с конспектами последователей. Гефилиний Старший Конспект Диона. Дион Кассий 23 книги, из которых сохранилось 8, о делах римлян. Цезарь Три книги о гражданских войнах. Аппиан Пять книг о гражданских войнах. Т. Ливий Падуанский 45 книг, которые сохранились из 144, истории от основания Города до Августа. Корнелий Тацит Анналы от Августа, где остановился Ливий, до Нерва. Из 26 сохранилась 21 книга. Аммиан Марцеллин Константинопольский 18 книг, которые сохранились из 31. Он писал от времен Нерва, где прервался Тацит, и закончил правлением Валентина, привел отрывок из сочинения Евтропия. Далее идут отдельные истории правителей Светония, Кассия, Спартиана, Капитолина, Вописка, Геродиана, Лампридия и Игнатия. Проспер Аквитанский рассказывает о процветании Аквитании, в продолжение римской истории от 382 до 447 года, когда эти земли были захвачены королем Гейзерихом. Прокопий 12 книг о событиях при Юстиниане, которые освещали и более раннее время. Энней Сильвий 12 книг о событиях в Италии в его время. Флавио Бьондо Флорентийский 30 книг от основания Империи до его собственого времени и 10 книг о римских триумфах с итальянскими пояснениями. Никколо Макиавелли История Флоренции от 1215 года до 1494 года от Рождества Христова. Франческо Гвиччардини История Италии от 1494 до 1536 года. Иоанн Понтаний О неаполитанской войне. Пандульф О королевстве Неаполь от правления короля Августа до императора Карла V. Михаил Коккиний Тюбингенский Об итальянских войнах. Галлеаццио Каппела Об Итальянских войнах при Карле V. М. Антонио Коччо( Сабелий) 33 книги об истории Венеции от основания города. Пьетро Бембо История Венеции в 12 книгах. (349)  История кельтов, галлов, франков, под этими названиями пришли все народы, которые сейчас заселяют территорию, окруженную Рейном, Пиренеями, Альпами и обоими морями. (350)  Юлий Цезарь 7 книг о Галльской войне, продолженные Гирцием. Гунибальд 18 книг о франках, историю которых он написал от Троянской войны до смерти Антенора в шести первых книгах, в шести последующих - до Варамунда, в шести последних - до времен Хлодвига. Аппиан Кельты, или О Галльской войне. Жан дю Тилле Персия: конспект истории от Варамунда до Генриха II. Губерд Леонард Книга о происхождении франков. Павел Эмилий Веронский История франков от Варамунда до Карла VIII. Жан ле Ферон Французы, истории правлений, следующие одна за другой, королей Франции. Иоханн Трителий Германец О делах франков от 433 года до Рождества Христова до 1500 от Рождества Христова. Гагин История Карла VIII. Николя Джиле Анналы франков. Неизвестный автор Анналы Аквитании. Констант Герман Эмунд Об отношениях герцогов Бургундского, Фландрского, Брабантского и Голландии: история от Троянской войны до императора Карла V. Жан Лемэр История бельгийцев. Неизвестный автор Анналы Бургундии. Вильгельм Парадиний Книга, касающаяся истории древнего государства Бургундия. Григорий, епископ Турский 10 книг истории происхождения франков до 600 года от Рождества Христова. Антоний Монк 5 книг о королях франков от 420 до 826 года от Рождества Христова. Руперт 10 книг о делах галлов против сарацин. Фруассар История войны Франции и Англии от 1335 года до 1499 года от Рождества Христова. Де Монстреле История прошедших времен до Людовика XII. Филипп де Коммин История от 1462 года от Рождества Христова до коронации Людовика XII, продолжение Монстреле. Галлеаццио Капелла О ведении войн в Италии между Карлом V и Франциском, королем Франции. Вильгельм Парадиний История последовательно изложенных лет до 1555 года от Рождества Христова. Рабутин Об экспедиции Генриха против Карла V в 1552 году от Рождества Христова, предпринятой для освобождения германских князей. (351)  Истории германцев и всех народов, которые жили от Альп до Балтийского моря и от Рейна до Вислы, к которым прибавляются истории готов, гуннов, герулов, гельветийцев, ломбардцев, поляков, московитов, датчан и шведов (352)  Сначала я упоминаю тех, кто написал обо всех германцах в целом, затем - об отдельных народах. (353)  Беат Ренан Три книги о германских делах. Якоб Вимфелиниг Конспект германских дел. Хелингиацензий 12 книг германских экзегез. Хугвальд 31 книга о происхождении германцев, их традициях, государственных институтах, законах и памятных делах в войне и мире. Иоханн Авентин Толкование германских дел, заключенное в 12 книгах. Мюнстер Космография, или, по-иному, Германография. Аббат Урспергский, имя которого неизвестно Хроника от Сотворения мира до императора Фридриха II. Он очень полно описал германские дела, остальное - очень кратко. Люпольд, епископ Бамбергский Об усердии ранних правителей римлян в религии. Австрия Хроника герцогов Баварских и Швабских, неустановленного авторства. Вольфганг Лаций История Австрии, заключенная в 4 книгах. Риккардо Бартолини Перуджийский 12 книг об австрийских делах. Венгрия Иоанн Фурокс Венгр Хроника Болгарии в 3 книгах. Мельхиор Сотер О Паннонийской войне. Антоний Банфини Асколийский 30 книг венгерских дел до Матвея Корвина. Польша Хроника поляков. Мартин Кромер 30 книг о делах поляков. Каллимах История борьбы поляков против турок. Словения Гельмольд, священник История словаков от Карла Великого до Фридриха Барбароссы. Дания, Швеция и Готия Хроника неизвестного автора о происхождении франков, вандалов, готов, бургунов. Альберт Кранц История Дании, Норвегии, Швеции, которые называют Готией или Скандинавией, от их появления до 1504 года. Олаф, гот, правитель и христианский священник. 22 книги о делах готов. Саксон Грамматик 16 книг об истории Дании. Прокопий 3 книги о войнах готов. Агафий Смирна 5 книг о войнах готов. Идаций Хроника от Теодора Великого до 400 года от Рождества Христова. Сидоний Аполлинарий, который был известен среди жителей Тулузы, при дворе готского короля Алариха Различные описания дел готтов. Иордан, епископ готов Две книги о войнах готов и римлян. Аврелий Кассиодор Отрывочные записи о делах готов и римлян. Леонардо Аретинский О войнах готов. Ломбардия Павел Диакон, советник короля Дезидерия Шесть книг о делах ломбардцев. Саксония Альберт Кранц История саксонцев. Видукинд Саксонец 3 книги о делах саксонцев. Неизвестный автор Три книги о саксонской войне. Себастьян Боселингер Об осаде Макленбурга. Любек 5 книг хроник Любека. Пруссия Эразм Стелла Древности Пруссии. Нидерланды Нимвеген История Батавии. Богемия Элий Сильвий История Богемии. Ян Дубравий История Богемии. Швеция, или Гельветия Иоханн Стампф Цюрихский История Гельветии, Германии в 3 томах. Конспект всей истории Йозеф Цимлера. (354)  История бриттов, которые потом были названны англосаксами и шотландцами (355)  Гильдас Бритт История англов. Джордж Лейли Англичанин Хроника от 600 года до 1560 года от Рождества Христова. Понтий Витрувий 6 книг британской истории. Полидор Вергилий Урбинский 26 книг английской истории. Беда Англ 5 книг истории англосаксов до его собственного времени. Джоффрей Артур Англичанин 8 книг о британских делах. Гектор История скоттов. Тревет Англичанин Английская история от графов Анжуйских, то есть от 1135 до 1317 годов. (356)  История Испании (357)  Тарафа Испанец Краткий конспект всех историй и королей Испании от Сотворения мира до Карла V. Пьедро Антонио Хроники Испании и Италии. Аппиан Геберика. Родерик Валентин О делах германцев в Испании. Петр Мединский О делах испанцев в Испании. Мария Сицилийская История Арагона. Антоний Лабрий О правлении Фердинанда. Якоб Брацелий 5 книг об испанской войне. Карл Верардий О захвате королевства Гранада. Беотийская история. Дамиан Гоц О делах испанцев в Индии (358)  История арабов, которые имели власть над Африкой, Сирией, Персией и Испанией, обычно известных под именем сарацин (359)  Лев Африканский, географоисторик Точное описание всех областей и народов Африки. Герман Далмата Хроника сарацин. Руперт Монк 8 книг о войне против сарацин. Вильгельм, архиепископ Тира 23 книги о критянах. (360)  История турок (361)  Айтон Армянский Книга истории Татарии. Марко Поло 3 книги о восточных землях и империи татар. Матвей Майков 2 книги о Сарматии, Азии и Европе, в которых кратко изложена история татар и московитов. Павел Джово Книга I о посольстве московитов. (362)  Истории эфиопов, индейцев, американцев и почти всех народов Америки и Африки (363)  Лев Африканский 9 книг описаний Африки на итальянском и французском языках. Франсис Альварес Описание Эфиопии на испанском, итальянском и французском языках. Алозий Кадамустий Путешествие в Новые Земли. Христофор Колумб из Генуи Путешествие к островам, прежде неизвестным. Петр Алозий Путешествие. Альберто Веспуччи Описание путешествия. Америго Веспуччи Четыре путешествия. Джозеф Путешествие в Индию. Луис, римский патриций 7 книг путешествий в Египет, Эфиопию и обе Аравии, к ближним и дальним берегам Ганга. Павел Джово 28 книг. (364)  После историй всех народов следуют истории, показывающие особенности каждого государства, и затем истории знаменитых людей. Сначала - о знаменитых людях всех народов, потом - об отдельных личностях. (365)  Волатерраний О знаменитых людях всех народов. Плиний Младший или, как некоторые думают, Корнелий Непот О 77 знаменитых людях. Павел Джово О знаменитых людях. Франческо Петрарка О знаменитых людях. Полидор О происхождении знаменитых правителей. Боккаччо О фортуне знаменитых людей. Гаспар Урсиний О жизни королей, императоров и римских пап до времен Карла V. Жан ле Ферон Родословная с делами знаменитых родов, частично, опубликованная, частично предназначенная к публикации во Франции. Плутарх и Филиппо из Бергамо О знаменитых женщинах. Диоген Лаэртский 10 книг о жизни философов. Игнатий О римских императорах от Цезаря до императора Карла V. Иоханн Куспиан От Цезаря до Карла V. Плутарх 50 жизнеописаний великих греков и римлян. С. Светоний Транквилл Жизнеописания 12 кесарей от Цезаря до Нерва. Дион Никейский Жизнеописания императоров от Нерва до М. Аврелия. Элий Спартиан О жизни Адриана, Антония Пия, М. Аврелия. М. Аврелий Автобиография из 12 книг. Юлий Капитолин 3 книги жизнеописаний обоих Антониев - Истинного и Пертинакса. Дион Кассий История правителей римских от Августа до Александра Севера, законспектированная Ксифилинием. Элий Лампридий Жизнеописания Дидия, Юлия, Гелиогабала и Севера. Геродиан 8 книг от смерти М. Аврелия до юных лет Адриана. Секст Аврелий Виктор Жизнеописания прославленных императоров от Августа до Феодосия Великого. Полион О правлении Валериана, Галиена, Клавдия и 30 тиранов. Флавий Вописк Жизнеописания Аврелия, Тацита... Евсевий О правлении Деоклетиана, Максенция, Константина. Евтропий Описания римских правителей. Аммиан Марцеллин О правлении Константина, Юлиана, Валентина и Валента. М. Риций О королях франков, испанцев, неаполитанцев, сицилийцев, венгров, иерусалимцев. Курций 8 книг, оставшиеся из 10, о правлении Александра Великого. Турпиан, Эйнгард и Акций Жизнеописания Карла Великого: две - основные периоды правления Карла Великого, третья - до 1490 года. Плотин Жизнеописание римского папы Петра VII. Павел Верджерио О делах принцев Мантуанских. Неизвестный автор Родословная дома Монферрато. Карл Стефан Конспект истории герцогов Миланских. Якоб Брацеллий О знаменитостях Генуи. Ксенофонт О жизни и речах Сократа. Филон О жизни Моисея. Оттон Фрайзингенский О жизни Фридриха Барбароссы. Филострат 8 книг жизнеописания Аполлония Тиания. Лоренцо Валла О правлении Фердинанда, короля Арагона. Стафалий О правлении Карла V.

Реклама на сайте