«Сумерки Российской империи»

Дмитрий Лысков Сумерки Российской империи (в рукописи: Краткий курс истории русской революции)

Введение

Лиха беда начало. Советская историография, исходя из вполне объяснимых посылов, гипертрофировала влияние большевиков. Позднесоветские поиски "исторической правды" привели к неизбежному выявлению противоречий в официальном курсе истории. Постсоветская публицистика, связанная обязательствами легитимации нового строя, сполна использовала эти несоответствия для демонизации предыдущего периода развития страны.

Связанная тактической задачей, она так и не смогла предложить взамен другой большой идеи. Основной проблемой авторов как было, так и остается отсутствие официально признанного, четко сформулированного вектора развития современной Российской Федерации.

Его правильнее было бы назвать идеологией, но запрет на главенствующую идеологию выражен в Конституции, лишая государство формального права использовать этот мощный консолидирующий инструмент. Ельцинские попытки выработать (вопреки запрету) национальную идею успехом не увенчались. Да и вряд ли возможно было сформулировать ее в тех обстоятельствах, противоречия которых отнюдь не исчерпывались принятием Конституции, вводящей запрет на госидеологию и, одновременно, щедрым бюджетным финансированием работ по ее созданию.

Как итог - общество, в котором не прекращается тихий спор носителей советского образа истории с носителями истории "России, которую мы потеряли". Смешались монархисты, белые, либералы-западники и народники, западники-марксисты, социалисты-революционеры и большевики.

Лишенная героев в своем отечестве, молодежь носится с Гитлером. На фоне тотальной дискредитации исторических персон XX века, уже не кажется странной постановка вопроса "Ленин и Сталин убивали своих, а Гитлер хоть чужих". "Чужих" он истребил только у нас 27 миллионов, и для нас они самые, что ни на есть свои, но и здесь гибкая публицистика дает ответ: не будь Революции, не было бы и войны, да и в катастрофических потерях Великой Отечественной снова виноват Сталин...

Невозможно существовать без собственных героев. И если наши герои оказались страшнее завоевателя, стоит ли удивляться героизации Гитлера в современных ультрапатриотических субкультурах? Прослеживается четкое противопоставление "истребивших русский народ" (и "Россию, которую мы потеряли") Ленина и Сталина - "создавшему и возвысившему" немецкий народ Гитлеру. Происходит не предусмотренное, но тем не менее навязанное политической конъюнктурой идеологическое замещение. Безуспешный поиск героя, точки отсчета у нас и, столкнувшись с тотальной дискредитацией, принятие чуждого "героя". Последствия этого процесса еще не раз аукнутся нам в будущем.

Пока же в простейших политических дискуссиях можно встретить невероятный конгломерат утверждений о счастливой дореволюционной России, Революции на немецкие деньги, чудовищном социалистическом эксперименте, поставленном над страной. Разложенной большевиками армии, истреблении рачительного хозяина в деревне и потерянной победе в Первой мировой войне.

Все это означает, что у нас украли историю - в ее взаимосвязанности и последовательности, которые формируют общество и его мировоззрение. Лиха беда начало - процесс только стартовал. С исторической точки зрения 20 лет - секунды. Выросло первое поколение людей, лишенных истории своей страны. Вскоре оно получит голос и авторитет - в СМИ, в кабинетах и семье. Оно начнет продуцировать себя в будущее.

Настало время говорить об элементарном. Связывать воедино историю страны, не вычеркивая из нее неугодных идеологам вопросов, одновременно очищая события от идеологических наслоений последних лет. История страшно фрагментирована, ее элементы никак не связаны между собой, представляют набор картинок-образов, неспособных дать ответа на вопросы: как Россия шла к революциям 1917 года? Существует ли в событиях закономерность, или они являлись аберрациями на пути исторического развития? Чем был продиктован, насколько оправдан выбор дальнейшего пути?

Этот разговор давно назрел, и откладывать его в долгий ящик не стоит.

КОМУ ПРЕДНАЗНАЧЕНА ЭТА КНИГА

Вряд ли она заинтересует профессиональных историков или людей, хорошо представляющих себе все этапы российской истории, приведшие с конца XVIII века к Русской революции, определившей жизнь и особенности нашей страны: в сфере законодательства, бытовых условий жизни населения, здравоохранения, образования и партийного строительства. Для тех, кто понимает роль народа и государства в этих событиях во всем комплексе их противоречий. Для них изложение покажется конспективным и общеизвестным, а выводы автора - закономерными (хоть, возможно, и дискуссионными).

Я адресую книгу тем, кто, придя к такой необходимости, пытается понять и осмыслить закономерности Русской революции, комплекс событий, приведших к перелому 1917 года. Кто ищет ответы на ключевые вопросы, хочет выяснить, кто довел страну до краха, как из революционных идей выросли одновременно русский социализм и либерализм, кто пользовался реальной поддержкой народа и чего требовали простые русские люди? Почему крепостные крестьяне бунтовали под красными знаменами, почему в Российской империи сокращалось православное население, какова была роль Советов и какая альтернатива существовала у страны в 1905, 1914, 1917 годах. Что нужно было сделать с нардом, чтобы отвратить его от царя и церкви, заставить разрушить храмы и строить новую жизнь.

При столь широко поставленной задаче трудно претендовать на исчерпывающую глубину исследования. Действительно, в работе представлены срезы ключевых сторон жизни дореволюционной России, дано представление о промышленном росте страны, внешней и внутренней политике, социальных факторах и их изменении на протяжении XIX - начала XX столетий. Из этих факторов вырастала Русская революция, но каждый из них может служить темой отдельного серьезного исследования.

В книге представлен костяк знаний по истории огромного и весьма противоречивого периода жизни страны, ее цель - познакомить читателя с этим временем, проследить развитие тех событий, без знания о которых невозможно понять и оценить Революцию 1917 года и последующее развитие государства.

НЕОБХОДИМЫЕ ПОЯСНЕНИЯ

Эта книга не является в полном смысле историческим исследованием. Перед вами публицистическая работа, в которой, однако, точность цитат, приведенных статистических данных и дискуссионных фактов подтверждена ссылкой на источники. Исключение составляют общеизвестные факты и упоминания исторических событий, реальность которых не нуждается в дополнительных подтверждениях.

Правила оформления источниковой базы несколько отличаются от общепринятых. Это связано с широким использованием при подготовке работы электронных источников - переведенных в цифровой формат книг, энциклопедий и сборников документов. Общепринятых норм оформления таких ссылок до сих пор не существует, несмотря на массив информации, переведенной к настоящему моменту в цифровой формат. Учитывая, что работа с такими источниками предоставляет автору множество новых возможностей - быстрый поиск материалов и контекстный поиск в самих работах и документах, полагаю, их выработка - вопрос времени.

В книге, наряду с необходимым упоминанием полных реквизитов работы, в случае цитирования ее электронной версии указано "цит. по эл. версии" без указания номеров страниц (по понятным причинам большинство форматов электронных книг содержат слитный тект без разбиения на страницы).

Также в книге использованы материалы, общедоступные в сети Интернет. Ангажированность массы опубликованной в сети информации принята во внимание. В качестве источников использованы материалы ресурсов, не вызывающих подозрений. Таковы электронные библиотеки, публикующие на своих страницах полные версии книг, академические сайты, выкладывающие научные работы, интернет-представительства ВУЗов и образовательных проектов, профильных научных журналов и т.д. В каждом случае речь идет о цитировании конкретной работы с указанием ее реквизитов и добавлением интернет-адреса, по которому она доступна для ознакомления.

Ссылки на традиционные источники даны в соответствии с существующими правилами.

Часть 1. Российская империя

Глава 1. Россия, которую мы потеряли

В 1992 году на экраны вышел одноименный фильм Станислава Говорухина. Закадровый текст, комментируя изобильные кадры кинохроники конца ХIХ - начала ХХ века, повествует: "Россия. Загадочная и незнакомая страна. Так уж получилось, что мы ничего не знаем о ней. Поэтому, наверное, и живем так трудно и так глупо... Чем больше узнаешь эту незнакомую страну, тем крепче влюбляешься в нее. Это происходит невольно... То, что покажем мы - это как бы впечатления человека, который начал узнавать историю своей страны в зрелом возрасте. И все, что мы узнавали в процессе съемок переворачивало душу. Как так случилось, почему господь отнял у людей разум, как можно было разграбить и уничтожить такую богатую страну? И почему, почему мы ничего не знали о ней, о своей Родине?"

Авторы фильма, на десятилетия внедрившие в массовое сознание образ не знавшей нужды, кормившей пол Европы России, изрядно лукавят. Почему они не знали о ней - вопрос скорее лично к ним. Все материалы, использованные в фильме, прекрасно известны советской историографии, не раз публиковались в массовых изданиях. Да и не работал Станислав Говорухин в неких секретных монархических архивах.

Советские историки заслужили от авторов фильма весьма своеобразную благодарность: "История России, которой мы учились в школе, написана услужливыми лакеями, спешившими угодить своим хозяевам. Как раз тем, кто растоптал и разграбил эту страну. Ее убийцам. История России написана ее убийцами" [1].

Еще раз подчеркну: ничего необычного, неизвестного ранее советской исторической науке, Станислав Говорухин в своем фильме не открыл. Действительно, если начинать изучение истории своей страны "в зрелом возрасте", взявшись за книги вместо патриотических кинофильмов, можно узнать много нового. Но это не повод отрицать факты, многократно опубликованные и известные отнюдь не только специалистам. Чтобы не изобретать велосипед и не доказывать очевидного, рассказывая о мощном экономическом и промышленном росте России второй половины XIX - начала XX века, я обращусь к широко доступному массовому советскому читателю источнику - Большой советской энциклопедии (БСЭ).

...Отмена крепостного права в 1861 году дала мощный импульс для развития в России капиталистических отношений. Отмечался повсеместный рост мелкого ремесленного и кустарного производства. Темпы этого процесса БСЭ иллюстрирует на примере данных по Пермской губернии: за десятилетие 1855-65 годов возникло 533 новых промыслов, в следующем десятилетии - уже 1 339, в период с 1875 по 85 годы зарегистрировано появление 2 652 мастерских, а в 1885-95 годах 3 469. Происходило объединение промыслов в относительно крупные предприятия мануфактурного типа. В конце XIX века в Европейской России было не менее 2 млн. кустарей и ремесленников [2].

Государство активно участвовало в создании и развитии инфраструктуры. Первая российская железная дорога - Царскосельская - была открыта лишь в 1837 году (всего за 80 лет до Революции). Отставание государства в этой сфере было весьма ощутимым, но до второй половины XIX века серьезных усилий по исправлению ситуации не предпринималось. Вторая российская железная дорога - Николаевская - соединила Москву и Петербург в 1851 году.

Уже к 80-м годам XIX века интенсивность сооружения железнодорожных магистралей достигла пика. Протяженность железных дорог в 80-е превысила 20 тысяч км. В среднем за период с 1865 по 1875 в год вводилось в строй 1,5 тысячи км. рельсового пути.

Эти темпы были превзойдены в 90-е годы, когда объемы ежегодного строительства достигли более 2,5 тысяч км. железных дорог. С 1893 по 1902 вступило в действие 27 тысяч км. рельсовых путей, общая протяжённость магистралей превысила 55 тысяч км. В 1891 началось строительство Сибирской железной дороги, которая была в основном закончена к началу XX века.

Царское правительство достаточно быстро пришло к идее государственного участия в крупных инфраструктурных проектах и даже идее государственной собственности в этой сфере. В конце 80-х годов XIX века было огосударствлено около 2/3 железнодорожной сети в стране. С 1893 по 1903 в железнодорожное, промышленное и городское строительство было вложено до 5,5 млрд. руб., что на 25% превысило вложения за предшествующие 32 года.

Развитие железнодорожной сети создало разветвленную транспортную инфраструктуру. Так, только за 20 лет объём перевозок хлебных грузов по железным дорогам возрос вдвое (с 311,9 млн. пудов в 1876-78 годах до 620,5 млн. пудов в 1898-1902 годах).

Все это дало, наряду с государственными дотациями и протекционизмом, мощный толчок промышленному развитию страны. За 40 лет - с 1860 до 1900 года - объем промышленной продукции в России увеличился более, чем в 7 раз. Число рабочих в европейской части России выросло втрое, тогда как количество населения - в 1,5 раза.

Правительство проводило последовательную политику защиты российского рынка от иностранной конкуренции. В 1882, 1884 и 1885 повышались таможенные пошлины. Непрерывное повышение таможенных ставок закончилось введением в 1891 году протекционистского таможенного тарифа. За 1891—1900 таможенное обложение составило для всех ввозимых товаров 33% их стоимости.

Эти меры с одной стороны делали невыгодным ввоз в Россию товаров из-за границы, с другой стимулировали экспортную составляющую российской экономики. Вывоз только сельскохозяйственных продуктов увеличился в денежном выражении с 701 млн. рублей в период с 1901 по 1905 годы до 1 126 млн. рублей в 1911-1913 годы. Но и ранее, в 1887-92 годах торговый баланс дал сальдо в пользу России в 1 535,8 млн. рублей. Сложившееся финансовое благополучие позволило царскому правительству ввести в 1897 году в России золотое обращение.

К 1913 году по основным экономическим показателям, таким, как добыча угля, производство чугуна, стали, объемам продукции машиностроения, Россия из мировых держав уступала США, Германии, Великобритании и Франции и опережала Италию, Испанию и Японию [3]. (см.таблицу)

Таблица: Протяженность ЖД-сети, тыс.км| Добыча угля, млн.т.| Производство чугуна, млн.т.|  Выплавка стали, млн.т.|  Продукция машиностроения, млн.руб.

США 401,9| 517,00| 31,46|31,80| 3116,5

Германия 63,4| 277,34| 16,76|17,15| 1288,0

Великобритания

  38,1| 292,00| 10,42| 7,79| 736,0

Франция  40,8| 40,80| 5,21| 4,69| 120,9

Россия  71,7| 35,90| 4,64| 4,25| 218,5

Италия  17,6|  1,00| 0,43| 0,93| 80,5

Испания  14,4|  4,00| 0,42| 0,24| -

Япония  11,4|  21,3| 0,24| 0,25| 21,6

Период с 1861 по 1913 годы в литературе принято называть переходом к капиталистическому этапу развития страны, однако следует учитывать, что капиталистические отношения внедрялись в России форсированными темпами «сверху» в условиях абсолютной монархии и очень своеобразной законодательной базы (о чем ниже).

Все это привело к очевидным перекосам российского капитализма по сравнению с классической моделью западного капиталистического развития. Несмотря на бурно растущие мелкие промыслы и попытки их объединения в мануфактуры (которые далее должны были вызвать рост машинных производств, их укрупнение, возникновение машиностроения и т.д.) уже на рубеже 70-80 годов XIX века промыслы и мелкие предприятия не играли в экономике сколько-нибудь значимой роли.

Параллельно росту частных ремесленных и мелкотоварных производств сразу же создавалась крупная промышленность, большая часть продукции в которой производилась машинами. Например, крупные фабричные предприятия текстильной промышленности составляли всего 16,4% предприятий отрасли. Но на них работали 68,8% всех текстильщиков, и эти предприятия давали 75,7% всей текстильной продукции страны. Кустарям в этой схеме практически не оставалось места.

Накануне 1-й мировой войны общая численность рабочих в России достигла свыше 15 млн. человек, в том числе около 4 млн. фабрично-заводских и железнодорожных рабочих. Из них 56,6% работало на промышленных гигантах (число рабочих от 500 человек), остальные были распределены по крупным предприятиям (100 человек рабочих) и лишь незначительная часть трудилась на мелких производствах.

Таким образом, говорить о переходе к капиталистическим отношениям и частной инициативе в полном смысле этих понятий не приходится. В России, выражаясь современными терминами, была принята и осуществлена программа форсированной индустриализации, позволившая за 50 лет вплотную приблизиться к уровню развитых стран мира, во многом ликвидировав отставание, сложившееся в предыдущие десятилетия.

Весьма показательно в этом отношении развитие сельского хозяйства в период после отмены крепостного права. Ближе к концу XIX века здесь все ярче проявляется региональная специализация, очень хорошо знакомая нам по гораздо более поздним временам советского планирования и административно-командной системы. Так, в Черноземье увеличиваются посевы зерновых экспортных культур - пшеницы и ячменя; юго-западные и в меньшей мере южно-чернозёмные губернии специализируются на технических культурах - свекле, картофеле. 19 губерний Нечернозёмной полосы сосредоточены на выращивании льна. В Туркестане и Закавказье основной культурой становится хлопок для растущей легкой промышленности.

На животноводстве специализируются западные, северные и центральные губернии, молочное скотоводство сконцентрировано в прибалтийских, западных, северных и центральных губерниях.

При этом в сельском хозяйстве ярко проявились все те же перекосы развития, что и в промышленности. К началу XX века был достигнут серьезный рост урожайности: только в 1909 году валовой сбор хлебов составил 4,72 млрд. пудов (на 1 млрд. больше, чем в 1908). Укрепилась материально-техническая база сельского хозяйства, стоимость парка сельскохозяйственных машин и орудий, используемых на полях, за 1906-13 годы возросла с 163 млн. рублей до 408 млн. рублей. Однако и техника, и прогрессивные методы ведения хозяйства использовалась практически исключительно в крупных помещичьих хозяйствах. Весьма незначительное развитие получило массовое крестьянство - общины и частные дворы. Урожайность, например, ржи за период с 1900 по 1915 годы на помещичьих полях выросла с 63 до 70 пудов с десятины. А на крестьянских - с 53 до 59 пудов.

Ближе к 1913 году из 5 млрд. пудов урожая хлеба на помещичьи хозяйства приходилось 600 млн. пудов, или 12% от общего сбора. Однако они, вместе с зажиточными хозяйствами, давали до 75% всего товарного (идущего на рынок) хлеба - товарность их хозяйств, т.е. доля урожая, идущая на продажу, была 47%. Бедняки и середняки имели низкую товарность - 14,7%. Большую часть выращенного урожая они потребляли сами. Зажиточных (кулацких) хозяйств насчитывалось к этому периоду 15 процентов, середняков – 20, бедняцких – 65.[Абзац отличается от интернет-версии, в которой была допущена путаница с товарностью хозяйств и товарным хлебом. Спасибо внимательным читателям, указавшим на ошибку. Статданные для абзаца - БСЭ, статья "Сельское хозяйство".]

Таким образом, куда больше половины всего хлеба, поступавшего на рынок, производилась в крупных хозяйствах, а не крестьянскими дворами.

Современные пропагандисты в значительной мере правы, утверждая, что советская власть уничтожила "крепкого хозяина" в деревне. Они лишь забывают добавить, что это был, как правило, крупный помещик-феодал.

Прогресс общественных и экономических отношений во второй половине XIX – начале XX века, тем не менее, очевиден. Не имеет смысла отрицать промышленный рост, рост урожайности, выход России в пятерку промышленно-развитых стран мира. Население страны в период с 1897 по 1913 возросло на треть – с 125,6 млн. человек до 169,4 млн. человек.

Росла грамотность. Вслед за открытыми с реформой 1861 года земскими школами появились воскресные школы, в 90-е годы открылись вечерние курсы для рабочих. Лишь в системе Министерства народного просвещения число общеобразовательных средних учебных заведений к 1896 достигло 998, из них 614 мужских и 284 женских. Общее же количество учебных заведений в империи на 1914-15 годы составляло 127 тысяч [4]. К моменту отмены крепостного права число грамотных в России приближалось к 7%. Уже к 1897 оно возросло до 21%.

Еще более впечатляющую динамику демонстрирует европейская часть России – здесь на 1897 год приходилось 30 процентов грамотного населения, в 1907 году этот показатель составил 35, а к 1917 году возрос до 43 процентов [5].

«Россия, которую мы потеряли» действительно существовала. В этом нетрудно убедиться, ознакомившись уже с данными Большой советской энциклопедии, послужившей основным источником для первой главы. Сегодня, с развитием сети Интернет, она тем более доступна массовому читателю. Советская историография по понятным причинам не заостряла внимания на экономическом развитии царской России второй половины XIX – начала XX века, но и не вымарывала данные из учебников и литературы. Каждый, кто интересовался историей своей страны, мог получить эти сведения, не выходя из дома или в ближайшей библиотеке.

Глава 2. Другая Россия

Другой вопрос, как воспринимать эти цифры. Правы авторы фильма, «Чем больше узнаешь эту незнакомую страну, тем крепче влюбляешься в нее. Это происходит невольно…» Происходит, ведь для того и создаются такие работы. Достаточно изъять из общей картины несколько «незначительных» фактов, и из научной она превращается в праздничный лубок с румяными гимназистками, хрустом французской булки и счастливыми крестьянскими песнями на летнем сенокосе.

Вот только не ясно из этой картины (и в этом снова правы авторы фильма), что же случилось со счастливой Россией? В каком помутнении рассудка гимназистки, бросив учебу, взялись за бомбы, а разрумянившиеся крестьянки с сенокоса прекратили петь и зарезали барина? Как дошла страна до социального взрыва в 1905 и 1917-м? Почему с отменой крепостного права шел лавинообразный рост крестьянских бунтов? То ли массовое помешательство охватило страну, то ли осуществили свой заговор тайные силы, «убили Россию».

Просто параллельно существовала другая Россия. История как наука их не разделяет, но раз уж появилась в массовом сознании «Россия, которую мы потеряли», взглянем подробнее и на ее оборотную сторону.

По данным Всероссийской переписи 1897 года общая численность населения Российской империи (без Финляндии) составляла 125,6 млн. человек. Крупная буржуазия, помещики, высшие чины и пр. составляли около 3 млн. человек. Зажиточные мелкие хозяева - до 23,1 млн. Остальные - беднейшие крестьяне и пролетарии [6].

Отмена крепостного права ознаменовалась для крестьянства существенным сокращением их земельных наделов. Подписанные в 1861 году Александром II «Положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости» гласили:

«Помещики, сохраняя право собственности на все принадлежащие им земли, предоставляют за установленные повинности в постоянное пользование крестьян усадебную их оседлость и сверх того, для обеспечения их быта и для выполнения их обязанностей пред правительством и помещиком, то количество полевой земли и других угодий, которое определяется на основаниях, указанных в местных положениях».

При этом:

«Наделение крестьян землею и другими угодьями, а равно следующие за сим повинности в пользу помещика определяются преимущественно по добровольному между помещиками и крестьянами соглашению с соблюдением лишь следующих условий:

1) чтобы надел, предоставляемый крестьянам в постоянное пользование для обеспечения их быта и исправного отправления ими государственных повинностей, не был менее того размера, который определен с этою целию в местных положениях…» [7]

Естественно, в местных положениях указывался минимально возможный размер крестьянского надела. Во всех без исключения случаях он был меньше (а часто значительно меньше) той земли, которая ранее была доступна крестьянам для собственного хозяйства. При этом очевидно, что помещики, и без того воспринявшие крестьянскую реформу 1861 года без энтузиазма, не горели желанием раздать крестьянам земли больше, чем требовали от них «Положения».

Начались массовые отрезы земли у крестьянских хозяйств. Как итог, «После 1861 в среднем на каждое помещичье имение приходилось 2,5 тыс. десятин, а на один крестьянский двор в Европейской России - 11,1 десятин земли» [8].

Одновременно, в соответствии с «Положениями», «Крестьяне за отведенный на основании предыдущей статьи надел обязаны отбывать в пользу помещиков определенные в местных положениях повинности: работою или деньгами» [9].

И без того невеликие наделы крестьянам приходилось выкупать - путем регулярных платежей в казну течение 49,5 лет (официально земли были выкуплены у помещиков государством и "проданы" крестьянам в рассрочку) и, как и раньше, работать на барина. «Выкупная операция, - сообщает нам Малый энциклопедический словать Брокгауза и Ефрона, - была организована для покрытия издержек казны по вознаграждению помещиков за уступку надельной земли в собственность крестьян, освобожденных от крепостной зависимости». «Выкупные платежи, не соразмеренные с доходностью крестьянской земли, ложились тяжелым бременем на крестьянское хозяйство». К 1881 году, отмечается далее в словаре, произошло «накопление огромных недоимок», и даже «правительство вынуждено было допустить некоторые облегчения»: выкупные платежи были несколько снижены [10].

«Вынужденные», как отмечает «Брокгауз и Ефрон» послабления при "непомерной тяжести платежей" мало изменили ситуацию. С ходом времени положение лишь ухудшалось. Причиной тому становилось безземелье - все увеличивающееся по мере роста населения (так как наделы с увеличением семьи никто увеличивать не планировал).

Сложившаяся в России система землепользования представляла собой весьма неординарное зрелище: Помещикам принадлежало 70 млн. десятин земли – более половины всего фонда частновладельческих земель. 155 земельным магнатам принадлежали 16,2 млн. десятин, то есть более 1/5 всего частного земельного фонда. Мелкому надельному землевладению крестьян в Европейской России принадлежало 124 млн. десятин земли, а с землями казаков — 138 млн. десятин [11]. Если вспомнить, что «Крупная буржуазия, помещики, высшие чины и пр. составляли около 3 млн. человек» из 125 миллионного населения страны, диспропорция становится весьма очевидной.

На рубеже XIX-XX веков на положении крестьян сказался демографический вопрос. Существенный рост населения страны катастрофически сократил размер среднего крестьянского надела. «Размер среднего надела на мужскую душу с 4,8 десятин в 1861 уменьшился к 1900 до 2,6 десятин». Причем, «Вследствие малоземелья крестьянские земли оказались более выпаханными и истощёнными, чем помещичьи» [12].

В условиях все более острого дефицита земли крестьяне были вынуждены арендовать ее у помещика, что ложилось на хозяйство и вовсе непосильной экономической нагрузкой. Не оставляя, однако, альтернативы: аренда или голод. Повсеместно земли передавались в аренду за отработку - крестьянин брал на себя обязательства обрабатывать поля помещика. Отличия капиталистического подхода от крепостного были налицо: все происходило совершенно добровольно, на капиталистическую барщину крестьянин шел как свободный человек, подгоняемый только голодом собственных детей.

«Брокгауз и Ефрон», чьих авторов трудно заподозрить в просоветской агитации, констатирует в начале XX века в России «крайнее расстройство крестьянского хозяйства» [13], а в статье «Голод» подчеркивает: «С половины XIX ст[олетия]. Западн[ая]. Европа избавлена от Г[олода], вследствие перемены политического строя, подъема народного хозяйства, развития сети путей сообщений. В России Г[олод] бывает до тех пор; таковы 1891-92, 1897-98, 1906-07 неурожайные годы, вызвавшие голод в обширных районах России». Также подчеркивается, что с XI по XVI века в России отмечалось 8 случаев голода на каждые 100 лет, но этот показатель постоянно возрастает. В XVIII веке было отмечено уже 34 голода, а только за первую половину XIX века (до 1854 года) – уже 35.

Все эти факторы, впрочем, не могли повлиять на первоначальные решения властей. Крестьяне продолжали платить выкупные платежи вплоть до 1907 года, когда, на фоне грянувшей революции 1905-1907 годов, их вынуждены были отменить.

***

В предыдущей главе мы упоминали о рекордном росте урожайности в российском сельском хозяйстве и массовом экспорте зерна в Европу (Россию называли «хлебной житницей Европы»). Однако средний урожай пшеницы с 1 десятины составлял в России 55 пудов, в то время как в Германии этот показатель был 157 пудов, а в Бельгии 168 пудов [14].

Все же не стоит забывать, за счет чего и кого было достигнуто впечатляющие финансовое благополучие России рубежа ХIХ - ХХ веков. Россия кормила хлебом всю Европу на фоне все чаще повторяющегося голода у себя. Основная масса крестьянства продолжала отбывать барщину и несла непосильное бремя выкупных платежей. Безденежье, малоземелье, работа на себя и на барщине практически не оставляли возможности обустраивать свой быт.

«Хотя материальное (как и правовое) положение российского крестьянства после 1861 г. стало лучше, чем до реформы, оно оставалось еще для цивилизованной страны, великой державы нетерпимым, - отмечает в «Курсе лекций» Н.А.Троицкий. - Достаточно сказать, что крестьяне и после освобождения большей частью жили в «курных» (или «черных») избах. Колоритно описал их крестьянский сын, народник Е.Е. Лазарев (прототип Набатова в романе Л.Н. Толстого «Воскресение»). Дым в такой избе «из печного чела должен был валить прямо вверх к потолку, наполняя собою всю избу чуть не до самого пола, и выходить в отворенную дверь (а летом и в окна) наружу. Так было летом, так было и зимой. Вследствие этого по утрам, во время топки печи, обитатели этих жилищ ходили обыкновенно согнувшись, со слезами на глазах, кряхтели, пыхтели и откашливались, глотая время от времени чистый воздух близ самого пола». Это называлось «топить по-черному». В таких избах крестьяне жили многолюдными семьями, а зимой «к двуногому населению приобщалось население четвероногое - телята и ягнята, к которым по утрам и вечерам приходили их матери покормить молоком. Коровы-новотелы морозной зимой по утрам сами являлись в избу доиться, протискиваясь сквозь узкие сенные и избные двери с бесцеремонностью исконных членов семьи...» [15].

В.Б. Безгин в основательном исследовании «Крестьянская повседневность (традиции конца XIX - начала ХХ века)» описывает бытовые условия российского крестьянина уже рубежа веков:

«Постороннего человека, прежде всего, поражал аскетизм внутреннего убранства. Крестьянская изба конца XIX в. мало, чем отличалась от сельского жилища века предыдущего. Большую часть комнаты занимала печь, служащая, как для обогрева, так и для приготовления пищи. Во многих семьях они заменяли баню. Большинство крестьянских изб топились «по-черному». В 1892 г. в с. Кобельке Богоявленской волости Тамбовской губернии из 533 дворов 442 отапливались «по-черному» и 91 «по белому». В каждой избе был стол и лавки вдоль стен. Иная мебель практически отсутствовала. Не во всех семьях имелись скамейки и табуретки. Спали обычно зимой на печах, летом на полатьях. Чтобы было не так жестко, стелили солому, которую накрывали дерюгой…

Солома служила универсальным покрытием для пола в крестьянской избе. На нее члены семьи отправляли свои естественные надобности, и ее, по мере загрязнения, периодически меняли. О гигиене русские крестьяне имели смутное представление. По сведениям А. И. Шингарева, в начале ХХ в., бань в с. Моховатке имелось всего две на 36 семейств, а в соседнем Ново-Животинном одна на 10 семейств.

Большинство крестьян мылись раз - два в месяц в избе, в лотках или просто на соломе. Традиция мытья в печи сохранялась в деревне вплоть до В.О.В. Орловская крестьянка, жительница села Ильинское М. П. Семкина (1919 г. р.) вспоминала: «Раньше купались дома, из ведерки, никакой бани не было. А старики в печку залезали. Мать выметет печь, соломку туда настелет, старики залезают, косточки греют» [16].

Не слишком похоже на пасторальные пейзажи "России, которую мы потеряли". Однако и это тоже было - наряду с железными дорогами и ростом производства. Не следует об этом забывать.

Крестьянский быт. XIX в. Мытье в печке. Гравюра А.И. Зубчанинова по рисунку П. Е. Коверзнева. Начало 1880-х гг.

Всемирная иллюстрация. 1875. Т. XIII. – Спб.: Изд. Г.Д. Гоппэ, 1875.

***

Мощный промышленный рост России второй половины XIX – начала XX веков также впечатляет лишь в абсолютных цифрах. Россия, имея к 1913 году объемы производства, которые по абсолютным показателям были сравнимы с наиболее развитыми странами мира (см. таблицу в предыдущей главе), тем не менее страшно отставала от них по показателям производства на душу населения.

В США при населении в 96,5 млн. чел., добыча угля составляла 517,00 млн.т., то есть 5,35 т. на человека. Продукции машиностроения выпускалось, по существовавшему курсу, на 3116,5 млн. руб. – по 32,30 рубля на человека.

Франция при населении в 39,8 млн. чел., добывала угля 40,8 млн.т. На душу населения приходилось 1,2 т. топлива. Продукции машиностроения выпускалось на 120,9 млн. руб. – по 3 рубля на человека.

Для России с населением в 169,4 млн. чел. на 1913 год показатели экономического роста, столь внушительные при сравнении абсолютных цифр, были катастрофически низки при их пересчете на душу населения. Добыча угля в 35,9 млн.т. давала на каждого россиянина всего 0,21 т. (!!!) топлива на 1913 год. От продукции машиностроения, произведенной на 218,5 миллионов рублей, на каждого конкретного россиянина приходилось 1,4 рубля.

Нужно ли удивляться, что, несмотря на блестящие показатели из предыдущей главы, деревня вплоть до второй декады XX века пахала деревянной сохой?

Положение основной массы рабочих не сильно отличалось от положения крестьянства. Успехи индустриализации дореволюционного периода были основаны на сверхэксплуатации основных категорий населения, без всякого представления о трудовом законодательстве или социальной защите. Н.А.Троицкий приводит сведения о работе и домашнем быте рабочих:

"До 1897 г. рабочий день в промышленности не был нормирован и, как правило, составлял 13-15 часов, а порой доходил и до 19-ти (как на машиностроительном заводе Струве в Москве). При этом рабочие трудились в антисанитарных условиях, без элементарной техники безопасности. "Как-то мои друзья ткачи повели меня на фабрику во время работы. Боже мой! Какой это ад! - вспоминал очевидец об одной из петербургских фабрик.- В ткацкой с непривычки нет возможности за грохотом машины слышать в двух шагах от человека не только то, что он говорит, но и кричит. Воздух невозможный, жара и духота, вонь от людского пота и от масла, которым смазывают станки; от хлопковой пыли, носящейся в воздухе, получается своеобразный вид мглы" [17].

"Женский труд широко эксплуатировался в легкой промышленности (в Петербурге 70-х годов женщины составляли 42,6 % рабочих, занятых на обработке волокнистых веществ) и применялся даже в металлургии. Дети же и подростки с 10-12 лет (иногда и с 8-ми) работали буквально всюду. По данным 70-х годов, на Ижевском оружейном заводе несовершеннолетние в возрасте от 10 до 18 лет составляли 25 % всех рабочих, а на тверской фабрике Морозова - 43 %. Газета "Русские ведомости" в 1879 г. так писала о труде малолетних на фабриках г. Серпухова Московской губернии: "Положение детей, из-за 4-5-рублевого жалованья обреченных на изнурительную 12-часовую работу, в высшей степени печальное. К сожалению, эти изможденные, бледные, с воспаленными глазами существа, погибающие физически и нравственно, до сих пор еще не пользуются в надлежащей степени защитой со стороны закона. А между тем эта юная рабочая сила представляет весьма солидный процент всех сил, занятых на местных фабриках; так, на одной фабрике г. Коншина работают до 400 детей" [18].

С бытовыми условиями ситуация у рабочих обстояла как бы не хуже, чем у крестьян. В лучшем случае они с семьями жили в бараках или казармах. Исследователь приводит выдержки из доклада инспектора земской управы Петербургского уезда, который, обследуя жилищные условия столичного пролетариата за 1878 г., подробно описывает один из жилых подвалов: "Представляя из себя углубление в землю не менее 2 аршин, он (подвал) постоянно заливается если не водою, то жидкостью из расположенного по соседству отхожего места, так что сгнившие доски, составляющие пол, буквально плавают, несмотря на то, что жильцы его усердно занимаются осушением своей квартиры, ежедневно вычерпывая по нескольку ведер. В таком-то помещении при содержании 5 1/3 куб. сажен убийственного самого по себе воздуха я нашел до 10 жильцов, из которых 6 малолетних" [19].

И это не было страшным исключением из правил. В энциклопедии "Москва" читаем уже про ситуацию во второй столице: "Скученность и грязь в жилищах рабочих часто приводили к эпидемическим вспышкам холеры, оспы, тифов, дизентерии… Высока была заболеваемость туберкулёзом лёгких; так, в 1880—89 в больницах от чахотки ежегодно умирало свыше 3 тыс. человек в возрасте от 15 до 40 лет...

Приглашённые в 1884 на службу в Городскую управу санитарные врачи, осмотрев улицы, базары, ночлежки, рабочие общежития (выд. ДЛ.), всюду увидели «грязь, нечистоты, свыше всяческого описания» [20].

Характерно, что рабочие общежития здесь вообще поставлены в один ряд с ночлежками.

К счастью, эту Россию мы тоже потеряли. Можно сколько угодно иронизировать над людьми, подселенными в барские хоромы булгаковского профессора Преображенского. Но недурно иногда задуматься - откуда взялись эти люди, где жили до этого и столь ли страшна их вина в том, что они не умеют пользоваться ватерклозетом.

Глава 3. Медицина. Является ли массовый сифилис проблемой?

Вплоть до второй половины XIX века крестьянство России (более 85 процентов всего населения) было, фактически, лишено медицинской помощи. Немногочисленные больницы, сосредоточенные в городах, не принимали крестьян. Яркий пример - одна из трех существовавших к началу XIX века в Москве больниц гражданского ведомства - Голицынская. Клиника была создана в 1802 году на средства князя Дмитрия Михайловича Голицына, завещавшего потратить его состояние на строительство в Москве бесплатной больницы для бедных – «учреждения Богу угодного и людям полезного».

Согласно воли завещателя, лечиться в ней могли «все бедные – и русские, и иностранцы, всякого пола, звания, вероисповедания и национальности». Не допускались в больницу только крестьяне. Они считалось личным имуществом, о здоровье которых должен заботиться собственник.

С отменой крепостного права и проведением Земской реформы в деревню пришла медицина. Не повсеместно, земские управления были созданы только в 34 центральных губерниях Европейской России, но уже это был огромный рывок вперед. «Врачей на селе до введения земств вообще не было (исключая редкие случаи, когда помещик сам открывал на свои средства больницу и приглашал фельдшера). Земства содержали специально подготовленных сельских врачей (число их за 1866—1880 гг. выросло вчетверо)», - отмечает Н.А.Троицкий [21].

О земской медицине «Брокгауз и Ефрон» сообщает следующее: «Организация ее ныне в существенных чертах такова: уезды разделяются на участки (иногда 4-5 на Уезд), каждым участком заведует врач, приглашаемый земством; для приема амбулаторных больных, для помещения нуждающихся в больничном лечении существуют в каждом участке земские больницы или приемные покои; лечение, содержание больных бесплатное; в среднем на участкового врача приходится около 10 — 15 000 человек, разъезды врачей очень велики» [22].

Ситуация постепенно менялась к лучшему, но явно недостаточно. В «Объяснительной записке к отчету государственного контроля по исполнению государственной росписи и финансовых смет за 1911 г.» сказано: «Для бесплатного пользования сельских обывателей в губерниях и областях образованы врачебные участки, состоящие в ведении сельских врачей; в каждом участке находится лечебное заведение — больница или приемный покой. Число врачебных участков за пятилетие 1906-1910 гг. увеличилось с 3268 до 3804, но лишь в немногих губерниях Европейской России упомянутые участки по размерам своим и количеству приходящегося на них населения удовлетворяли нормам, при которых медицинская помощь населению могла бы быть вполне обеспеченной. Наилучше организована врачебная помощь земскими учреждениями: по 18 губерниям радиус участков составлял в среднем менее 15 верст (верста – 1,07 км. – ДЛ.), а по 10 — менее 20 верст; при этом по 19 губерниям количество населения в участках не превышает 30 тыс. чел. Слабее поставлено дело в местностях, где не введено земское самоуправление: в большинстве таких губерний размер участков определялся радиусом в 25 и более верст, в некоторых же достигал 100 верст и даже превышал это число» [23].

Даже при столь неполном охвате крестьянского населения медицинской помощью, первые результаты деятельности земских врачей вызвали шок в российском медицинском сообществе. Деревня оказалась массово поражена сифилисом. Из произведений М.А.Булгакова нам известен срез этой проблемы времен Первой мировой войны («Записки юного врача»), однако это лишь свидетельствует, что и к 1914 году проблема в русской деревне так и не была разрешена.

Профильный медицинский журнал дает анализ сложившегося положения: «С первых дней существования земской медицины врачи столкнулись с фактом чрезвычайного распространения сифилиса среди крестьянского населения, что при отсутствии эффективных мер борьбы вело к прямому вырождению населения. По данным медицинской регистрации и материалам исследований, проводимых земскими врачами, наиболее поражены сифилисом были центральные губернии (Тамбовская, Пензенская, Курская, Смоленская, Самарская, Симбирская, Саратовская). Так, в 70 - 90-е годы XIX века в Тамбовской губернии заболеваемость сифилисом составляла 15 - 20% всей заболеваемости сельского населения губернии. Автор многочисленных работ по сифилису Г.М. Герценштейн считал, что приблизительно 2 млн. населения Европейской России одержимы этим недугом.

Особенностью сифилиса в России в этот период являлась его эпидемичность, т.е. выявление заболеваний в определенных районах среди жителей всех возрастов, часто целых семей и селений, причем внеполовое заражение преобладало над половым, составляя от 70 до 90%. По данным исследований, проведенных во Владимирской губернии в 80-е годы в 63,9% случаев заражение сифилисом происходило через рот, в 17% - от совместного проживания в семье, в 2,4% - в результате кормления грудью, 7,7% составлял врожденный сифилис и только в 8,7% случаев заражение происходило половым путем» [24].

Надо сказать, что победить сифилис в деревне удалось только при советской власти путем массового охвата аграрных районов медицинской помощью и пропаганде элементарных правил гигиены среди крестьянства. Все возможности для этого были и при царизме, основным путем заражения был бытовой, но заниматься этим было некому, да и не придавалось этой проблеме серьезного значения в обществе.

Как и сельское население, практически полностью были лишены медицинского обеспечения рабочие в городах. Характерная черта: до 1853 года в Москве не было ни одной больницы для фабричных и цеховых рабочих, число которых превышало 70 тыс. человек [25], пока в Староекатерининской больнице на средства «больничного сбора» (70 копеек серебром с каждого рабочего в год) не было создана первая больница для «чернорабочего классу людей».

Дело здесь, впрочем, не столько в отношении к рабочим, сколько в общем отношении государства к медицине. Практически все существовавшие во второй половине XIX века больницы Москвы были построены на частные пожертвования (собственно, на средства города была построена лишь Первая градская больница, но и городской бюджет нельзя считать вполне государственным). Даже и имея деньги и желание построить больницу, требовалось добиться разрешения, что было делом не простым.

В 1842 году в Москве, на Бронной улице, была открыта первая детская больница на 100 кроватей, созданная на пожертвования жителей города. Об этом историческом факте исследователи пишут: «Об этом в течение многих лет настойчиво ходатайствовали московские врачи, которых удручала высокая детская смертность и то, что дети лечились в больницах для взрослых. Благодаря инициативе московского генерал-губернатора светлейшего князя Дмитрия Владимировича Голицына (1771-1844) было получено высочайшее разрешение на сбор денег от благотворителей, утвержден Устав и штат, куплена за 30 тысяч серебром усадьба вдовы генерал-лейтенанта Анны Николаевны Неклюдовой на Малой Бронной» [26].

Энциклопедия «Москва» отмечает: «Высокая общая и детская смертность, огромный дефицит больничных коек и пропасть между «дорогим врачеванием богатых и дешёвым лечением бедных» в Москве, по оценке «Московского врачебного журнала», не отличали её от «крупнейших и культурнейших столиц Европы».

Такую оценку следует все же признать субъективной. Согласно статистическим данным, в 1913 году в России было 28,1 тысяч врачей, то есть на 10 тысяч человек населения приходился, в среднем, 1,8 медика. Для сравнения, этот показатель составлял 19 для в США и 5,8 для Франции. Больничных коек в 1913 году на 10 тысяч населения в России было 13, в США 59, в Германии – 69 [27].

Соответственно, по показателям продолжительности жизни Российская империя существенно отставала от развитых стран. Достаточно упомянуть, что ожидаемая средняя продолжительность жизни в России составляла для 1870 года 29 лет для мужчин и 30,2 года для женщин. К 1900 году этот показатель изменился следующим образом – 32,4 для мужчин и 34,5 для женщин. Для сравнения, в Великобритании ожидаемая средняя продолжительность жизни на 1900 года составляла для мужчин 51,5 лет, для женщин – 55,4. Для Франции, соответственно, 45,3 и 48,7 лет [28].

Наибольшей проблемой оставалась, как указывалось выше, крайне высокая детская смертность. Кстати, лишь в 1910 году московские педиатры по инициативе Г.Н. Сперанского собрали необходимые средства для организации первой в городе лечебницы для детей грудного возраста. Еще один показательный факт: если до 1861 года более 95% родов в Москве происходили на дому, то в конце XIX — начале XX вв. около половины беременных женщин рожали в 12 родильных домах города. Это позволило, отмечают специалисты, вкупе с открытием детских больниц, «несколько снизить в Москве к началу ХХ века детскую смертность».

Насколько – наглядно свидетельствует исследование «Младенческая смертность в России в XX веке» журнала «Социологические исследования». «Младенческая смертность, -отмечается в публикации, - один из демографических факторов, наиболее наглядно отражающих уровень развития страны и происходящие в ней экономические и социальные изменения» [29].

Для дореволюционной России этот показатель был неутешителен. «В начале XX века Россия характеризовалась крайне высокой смертностью детей до 1 года (младенческой смертностью), что являлось одной из основных причин высокого уровня смертности в стране в целом. В 1901 году доля умерших в этом возрасте в общем числе составляла 40,5%. К концу первого десятилетия она стала медленно снижаться и к 1910 году снизилась до 38%. В этот период российские данные превышали соответствующие показатели в развитых странах в 1,5-3 раза. В 1901 году коэффициент младенческой смертности в России был - 298,8 на 1000, в то время как в Норвегии - 93 на 1000» [30].

Показывая относительность всех и всяческих сравнений, здесь нужно отметить, что вышедшая по уровню промышленного развития примерно на уровень Франции Россия, по показателям младенческой смертности почти в три раза превосходила одну из наиболее отсталых стран Европы того времени – Норвегию.

Основные причины смерти детей, указанные в статье, вновь свидетельствуют о низкой бытовой культуре и отсутствии медицинского обеспечения даже для городского населения: «из 11 786 детей, умерших в 1907 году в Петрограде, 35,8% умерло от желудочно-кишечных расстройств, 21,1% от врожденной слабости, 18,1% от катарального воспаления легких и дыхательных путей, на долю инфекционных болезней приходилось 11,0%».

Говоря о ситуации в целом по России, авторы статьи отмечают: «Российские врачи и социал-гигиенисты во многом связывали чрезвычайно высокий уровень младенческой смертности с особенностями вскармливания грудных детей в православных, то есть по большей части русских семьях, где традиционно было принято чуть ли не с первых дней жизни давать ребенку прикорм или лишать его вообще грудного молока, оставлять без матери на попечении старших детей-подростков или стариков, еда при этом оставлялась на весь день. <…>

Еще одной причиной высокой смертности, в том числе и материнской, была неразвитость системы медицинской помощи и родовспоможения, а также сложная санитарная обстановка труда, быта и жилищных условий, отсутствие знаний по гигиене, низкая грамотность населения. В России отсутствовало законодательство об охране материнства и детства, существовавшее во многих европейских странах уже в течение довольно длительного времени» [31].

Проблема крайне высокой детской смертности также была решена лишь с приходом советской власти, путем организации массовой пропаганды элементарной гигиены, улучшения медицинского обслуживания, искоренением ряда традиций. К примеру, в городах и деревнях среди низших сословий повсеместно было принято давать ребенку с первых дней жизни «соску» из пережеванного матерью хлебного мякиша, завернутого в тряпицу. Кроме такой «соски» существовали еще жвачки – тот же прожеванный мякиш, который запихивали в рот младенцу без тряпицы.

Подобные традиции советским медицинским работникам пришлось выкорчевывать чуть ли не силой. В итоге к 1927 году коэффициент младенческой смертности достиг в Советской России 205 на 1000 родившихся. В 1933 - в страшный голод - вырос до 295,1 (нормальное состояние 1901 года). К концу 30-х годов XX века уровень младенческой смертности в России стал постоянно снижаться. «Главной причиной такого снижения можно считать претворение в жизнь мер по охране материнства и детства, рост санитарной грамотности населения, улучшение качества медицинской помощи», - отмечают авторы исследования.

Как и в случае с сифилисом, советскими врачами после Революции в вопросе снижения детской смертности не применялись чудодейственные лекарства или новаторские технологии. Проблема крылась в крайне низком культурном уровне населения, ее решение лежало в плоскости осознания проблемы и ее решения на всех уровнях, начиная с государственного. У царской власти были для этого все возможности - точно так же, как и у советской 20 лет спустя. Однако дореволюционная Россия, выражаясь современным языком, не была социальным государством и не видела в вышеизложенном значительной проблемы.

***

Завершая приведенный в двух предыдущих главах обзор бытовых и социальных условий жизни большинства российского населения, хочу особенно отметить еще один факт, не вписывающийся в картину «России, которую мы потеряли». А именно облик наших предков, которых мы привычно меряем по себе. В результате отсутствия медицинской помощи, тяжелой работы и плохого питания наши предки в основной своей массе были чрезвычайно низкорослы. Высокими в XIX веке считались люди с ростом в 165 см.

Большая энциклопедия Брокгауза и Ефрона приводит данные антропологического исследования населения России XIX века авторства известного российского географа, антрополога и этнографа, академика Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге, почётного члена Академии наук (1898) Д.Н.Анучина (1843 – 1923):

«Из отдельных признаков с большим удобством может быть изучаема величина роста, по крайней мере мужских особей, на основании данных о воинской повинности. Рост играет видную роль при приеме на военную службу и при распределении новобранцев по частям войск, поэтому он отмечается с достаточною точностью; а так как ежегодно призывается к воинской повинности значительное число лиц, то в течение ряда лет накопляется обширный числовой материал, пригодный для обработки и для выведения средних.

<…>

Средний рост новобранцев всего выше (167—165 см) в прибалтийских губ., сибирских (исключая Якутскую обл.), большей части южных, Псковской; всего ниже (162—163 см) — в губ. привислянских (исключая Сувалкскую), некоторых западных (Минская, Смоленская), восточных (Казанская, Уфимская, Вятская), северных (Вологодская, Олонецкая) и некоторых центральных (Тульская, Ярославская, Костромская). Прочие губернии занимают среднее положение (средний рост — 164 см)» [32].

Глава 4. Демография. Почему в православной империи вымирал русский народ?

[В первоначальной версии название главы выглядело "Почему в православной империи вымирал русский народ?". Читатели верно указали, что говорить о "вымирании" в данном случае не верно - имело место изменение пропорции русских и нерусских народов Европейской России.]

Быстрый рост населения Российской империи второй половины XIX века принято подавать как однозначно положительный факт, свидетельство улучшения качества жизни на фоне общего экономического роста в стране. Более внимательный взгляд на проблему приводит, однако, к неутешительным выводам: наряду с общим ростом, доля русского, и более широко – православного населения России сокращалась.

Для страны, государственной идеологией которой являлась триада «Самодержавие, православие, народность», одним из важных аспектов внешней политики - защита славян и православных по всему миру, такое положение вещей выглядит немыслимым. Однако данные свидетельствуют: в самой России православные были наиболее ущемленной частью общества, доля русского населения, по сравнению с другими народами не росла, а сокращалась. 

А.Х.Бенкендорф, глава III отделения императорской канцелярии, в докладе о настроениях крестьян (1839 год) отмечал: «В народе толкуют беспрестанно, что все чужеязычники в России, чухны, мордва, чуваши, самоеды, татары и т. п. свободны, а одни русские, православные - невольники, вопреки священному писанию» [33].

Отмена крепостного права в 1861 году ситуацию улучшила лишь формально. "Крестьяне к концу 70-х годов были доведены до отчаяния, отмечает историк Н.А.Троицкий. Они страдали от безземелья, поборов и повинностей. Земля распределялась тогда так, что на одно помещичье хозяйство приходилось в среднем по стране 4666 десятин, а на крестьянское - 5,2 десятины, причем сумма налогов с крестьян более чем вдвое превышала доходность крестьянских хозяйств. К постоянным бедствиям добавились временные: неурожай 1879 г. и голод 1880 г., разорительные последствия русско-турецкой войны. Вот как рисовал безысходность судьбы русского пореформенного крестьянина поэт... П.Ф. Якубович:

...и пахарь, павший духом,

Над мертвой клячею стоит с слезой в очах.

И видит он вдали погнувшуюся хату,

Больные личики детей полунагих

И знает каждый день сулит ему утрату,

Обиду новую, отраву слез немых" [34].

Показательны данные исследования уровня младенческой смертности в России у представителей разных религий: "...в Саратовской губернии уровень смертности детей на первом году жизни (на 1000 родившихся) составлял 270,2 случая, у православных - 286,8, у раскольников - 241,8, у лютеран и католиков - 163,5, у магометан - 118,4" [35].

Статистический анализ вопроса дает Б.Н.Миронов: «Перепись 1897 года содержит сведения о распределении населения по возрасту и родному языку, что позволяет ответить на вопрос: изменялась ли в пореформенный период доля лиц, считавших родным языком «русский» (к русскому относили также украинский и белорусский языки)".

Используя математическую модель для анализа статистических данных переписи 1897 года, он приходит к следующим выводам:

"Процент русского населения [в Европейской России] от 1857 к 1897 г. не только не возрос, но даже уменьшился с 83,6 до 79,8… Может быть, уменьшение доли русских в европейской части страны обуславливалось их миграцией в Сибирь, Среднюю Азию и другие регионы России? Аналогичный расчет динамики доли «русских» во всем населении страны за 1857 – 1897 гг. показал, что и здесь их доля сократилась с 69,4 до 66,1%" [36].

Таким образом, в силу сверхэксплуотации, которой подвергалось преимущественно русское, православное население Европейской России (крепостное право и его пережитки не распространялись на другие народы), в Российской империи шел процесс сокращения доли русских (к которым также относили украинцев и белорусов) - на фоне стремительного роста числа населения на рубеже XIX – XX веков.

Глава 5. Образование. Неучи или энциклопедисты?

Действительно, вторая половина XIX века характеризовалась серьезным ростом образования населения России. Если ко времени падения крепостного права, как мы отмечали в первой главе, число грамотных во всей массе жителей приближалось к 7%, то к 1897 году этот показатель возрос до 21%. К 1907 году грамотность населения европейской части страны составила 35 процентов, а к 1917 году возросла до 43 процентов [37]. И действительно, советская историография, не скрывая этих цифр, формировала образ неграмотной дореволюционной России.

Здесь, как и в случае с уникальным экономическим ростом при уникальной же нищете населения, существует лишь кажущееся противоречие. Для понимания реального положения вещей в сфере российского образования нужно рассмотреть этот вопрос на значительном историческом интервале.

Сложившаяся к XIX веку в России структура образования была весьма разнообразна. Дворянство традиционно предпочитало военную карьеру. Кроме того, к услугам знати были лицеи - привилегированные учебные заведения с двухступенчатой системой образования: первая ступень - гимназическая (среднее образование), вторая университетская (высшее образование). Обучение в лицее длилось шесть лет (четыре класса по 1,5 года каждый). Всего лицеев в России к середине XIX века было 5 (к началу века один – Царскосельский на 100 учеников). Большая часть из них впоследствии, к концу века, была преобразована в университеты.

Основным типом светского гражданского образования для знати в России по-прежнему было домашнее. Существовало, правда, и частное образование (пансионы), имевшие распространение хоть и большее, чем лицеи, но недостаточное для широкого охвата даже и дворянского сословия. Например, к 1804 году в империи существовало 88 частных пансионов, в которых обучались 1 529 человек в Санкт-Петербургском и Московском учебных округах, 431 – в Виленском и Дерптском, и 88 и 26 человек, соответственно, в Казанском и Харьковском учебных округах [38].

В противовес элитарным учебным заведениям самой массовой оставалась система образования, начальное в котором было представлено церковно-приходскими школами и, в военном образовании, кадетскими корпусами. Основным среднеобразовательным учебным заведением являлись гимназии. Также к сфере среднего образования относились училища – сословные учебные заведения, обслуживающие интересы своего сословия. Средние военные учебные заведения были представлены военными училищами, религиозные - духовными семинариями, а высшие - академиями. Светское высшее образование давал Московский университет.

Структура начальных, средних и высших учебных заведений оставалась чисто умозрительной, она не имела никакого отношения к этапам образования. Можно было по желанию (а также если позволяли средства и сословное положение) идти сразу в гимназию, или училище, или университет. Как будет показано ниже, М.В.Ломоносов в «Регламенте московских гимназий» отдельное внимание уделял гимназистам, не знающим грамоты. Таких предписывалось обучать «пока читать и писать искусен будет», и лишь после этого готовить к университету.

Собственно, к началу XIX века в России были известны три гимназии. Первая из них была открыта в Петербурге в 1726 году при Академии наук и называлась Академическая. В ней имелось два отделения: немецкий и латинский классы. Обучение в первом длилось три года, во втором – два [39]. Основной задачей учебного заведения декларировалась подготовка к военной и гражданской службе. В ней изучались латинский, греческий, немецкий, французский языки, риторика, логика, история, арифметика.

С современной точки зрения трудно судить об уровне образования, которое получали гимназисты - по такому количеству предметов в течение 2-3 лет. Вот лишь несколько характерных примеров, позволяющих судить об учебном процессе тех времен: В 1730 место проректора, а затем ректора гимназии занял прибывший в Россию немецкий историк и археолог И-Э. Фишер. Командированный позже Академией наук в Сибирь, он вернулся спустя девять лет, «неудовлетворительно исполнив данные ему поручения». «Эта неудача, - сообщает официальная биография Фишера, - объясняется плохим знанием русского языка и неуживчивым характером ученого» [40].

И.Э. Фишер явно не относился к просветителям. Отвечая куратору Московского университета графу Шувалову о том, какого типа училища следует открывать в городах и селах и по какой программе вести преподавание в них, ученый  отмечал, что учебные заведения следовало вообще открывать лишь постепенно. Средние учебные заведения - только в больших городах, например в Казани. Училища должны были носить строго сословный характер, а в школах, предназначенных для образования крестьян, учебная программа должна ограничиваться чтением и письмом [41].

Первый Устав гимназии был написан Фишером в 1733 году. Спустя 14 лет, столкнувшись с непопулярностью учебного заведения (число учеников сократилось до 18), в него были внесены изменения. Отныне преподавать в гимназии разрешалось на русском языке (ранее только на немецком и латинском) и были запрещены наказания учеников плетью.

В 70-е годы Устав вновь изменился. В старших классах преподавание перевели на латинский и немецкий языки, а в курс обучения включили новые предметы: математику и основы естественных наук. Однако, несмотря на появление ближе к началу XIX века в гимназии бесплатных мест, в 1805 году она была закрыта из-за недостатка учеников. По некоторым данным, последний набор составил 50 человек.

Вторая российская гимназия была создана в 1755 году при Московском университете М.В. Ломоносовым. Целью учебного заведения определялась «подготовка к слушанию лекций в университете».

Ломоносов, сам из простонародья, изначально создавал гимназию внесословную, сочетающую платные места с возможностью бесплатного обучения. Подготовленные Ломоносовым правила Университетской гимназии были для своего времени весьма либеральны: «Регламент московских гимназий» от 1755 года начинался строкой «Науки благороднейшими человеческими упражнениями справедливо почитаются и не терпят порабощения» [42].

«Того ради, - писал Ломоносов в Регламенте, - в первую Гимназию принимать только детей дворянских или которых отцы дворянского рангу дослужились. В другую Гимназию принимать разночинцев, кроме тех, которые, состоя в синодальном ведомстве, имеют нарочно для них учрежденные училища».

Специальная часть касалась крепостных крестьян: «Не принимать никаких крепостных помещичьих людей, кроме того, когда помещик, усмотрев в ком из них особливую остроту, пожелает его обучать в Московской гимназии и в Университете свободным наукам; должен его прежде объявить вольным и, отказавшись от своего права и власти, которую он над ним имел прежде, дать ему увольнительное письмо за своею рукою и за приписанием свидетелей» [43]. 

Интересно, что получивший вольную для обучения в гимназии крестьянин, согласно Регламенту, пользовался «с прочими разночинцами… теми ж с ними привилегиями», но «когда ж явится [к учебе] негоден», следовало «отдать его помещику обратно попрежнему».

Таким образом, доступ крестьянству в Университетскую гимназию был, фактически, закрыт.

Об уровне образования учеников, приходивших в гимназию, можно судить по главе «О наставлении школьников»: «Во-первых, при обучении школьников паче всего наблюдать должно, чтобы разного рода понятиями не отягощать и не приводить их в замешательство. Итак, ежели принятый школьник еще российской грамоте не знает, должен только в российском первом классе потоле обучаться, пока читать и писать искусен будет» [44].

В гимназии, в отличие от петербургской Академической, было три школы – «российская», «латинская» и «первых оснований в науках школа», и три класса - «нижний», «средний» и «высший». Изучались такие предметы, как грамматика, синтаксис, стихотворство, красноречие, изучение русского и церковно-славянского языков, арифметика, геометрия, география, философия, иностранные языки. Обучение, впрочем, по-прежнему оставалось трехлетним.

Во время московского пожара 1812 года гимназия сгорела и уже не восстановилась.

Третья российской гимназия была открыта в 1758 году в Казани. Она создавалась по образу и подобию московской с тем отличием, что к предметам были добавлены татарский и калмыцкий языки. В 1768 году гимназия была закрыта из-за отсутствия средств.

***

Серьезная попытка упорядочить российское образование была предпринята в начале XIX века Александром I. Реформа началась в 1802 году с учреждения  Министерства народного просвещения. Уже в 1803 году были изданы «Предварительные правила народного просвещения», идеи которых нашли свое развитие в «Уставе учебных заведений, подведомственных университетам» 1804 года.

Согласно новым положениям, в светском образовании вводилась внесословность и бесплатность обучения. Вводилась жесткая иерархия школы, которая делилась на четыре разряда: приходские, уездные училища, гимназии и университеты. Предполагалось унификация учебных программ и их преемственность от младшего разряда учебного заведения к старшему, где университет представлял собой высшую ступень образования.

Ступени обучения устанавливались следующие: в приходских школах - один год обучения, затем в уездных училищах - два года, в гимназиях - четыре года, а затем - университет. На  получение полного среднего образования в начале XIX века отводилось 7 лет, лишь 4 из которых приходились на среднюю школу.

Россия по реформе 1804 года была разбита на шесть учебных округов (Московский, Виленский, Дерптский, Харьковский, Петербургский, Казанский). В каждом учебном округе, по необходимости, открывались гимназии. По некоторым данным, всего было открыто 32 средних учебных заведения, в которых обучались до полутора тысяч человек.

К сожалению, реформа 1804 года стала лишь оптимистической прелюдией к целой череде самых разноплановых и противоположных по смыслу реформ, которые продолжались вплоть до второй половины XIX века. Учебные планы гимназий менялись в 1811, в 1819, в 1828 году. Изменения были, подчас, радикальные: вводился закон божий, русский язык, исключалась логика, политэкономия, вообще «политические науки», в том числе риторика и поэзия, вводилось законоведение и т.д. - особенно отличался этим устав 1828 года, принятый уже при Николае I.

В 1819 году вновь было введено сословное обучение в гимназиях, разрушив систему преемственности младшей, средней и высшей школ. Срок обучения в гимназиях был увеличен до 7 лет. В том же году в гимназиях вновь были введены телесные наказания, запрещенные реформой 1804 года.

Мелкие реформы среднего образования продолжились и в последующие годы, вводилась разная система оценки успеваемости учеников (кстати, в этот период появилась знакомая нам пятибалльная система), экзамены при переходе из класса в класс, форма для гимназистов и т.д. В 1849 году все гимназии были разделены на греческое и латинское отделения, причем первое должно было готовить учеников для чиновной службы (задача дальнейшего обучения в университете вообще не ставилась), а второе - для поступления в университет. В 1852 году вновь были изменены учебные программы, в частности, сокращено преподавание математики.

Говорить в этих условиях о сколько-нибудь системном образовании даже и для дворян не приходилось. Попытка вновь изменить ситуацию к лучшему была предпринята лишь с реформами Александра II в 1863 году.

***

Отмена крепостного права 19 февраля 1861 сопровождалась общей реформой политической системы страны. Изменения коснулись и системы образования, где основополагающими документами стали «Положение о начальных народных училищах» 14 июля 1864 года и «Устав гимназий и прогимназий» 19 ноября 1864 года.

Наиболее революционными в сфере народного просвещения были «Положения о начальных народных училищах», согласно которым такие учебные заведения могли открывать общественные учреждения, земства и частные лица. В результате сформировалась сеть различных типов начальных школ - государственных, земских, церковноприходских, воскресных и т.д. В них декларировалось внесословность обучения и обязательное преподавание на русском языке. Фактически, начальные народные училища стали первыми доступными для народа массовыми учебными заведениями.

Задачи начальных народных училищ, тем не менее, оставались весьма скромными. Согласно «Положениям» от 14 июля 1864 года, они создавались с целью «утвердить в народе религиозные и нравственные понятия и распространять первоначальные полезные знания».

К начальным народным училищам, согласно «Положениям», относились:

«1) ведомства Министерства народного просвещения: а) приходские училища в городах, посадах и селах, содержимые на счет местных обществ и частию на счет казны и пожертвований частных лиц, и б) народные училища, учреждаемые и содержимые частными лицами разного звания.

2) Ведомства Министерств государственных имуществ, Внутренних дел. Удельного, Горного: сельские училища разных наименований, содержимые на счет общественных сумм.

3) Ведомства духовного: церковноприходские училища, открываемые православным духовенством в городах, посадах и селах, с пособием и без пособия казны, местных обществ и частных лиц.

4) Все вообще воскресные школы, учреждаемые как правительством, так и обществами городскими и сельскими и частными лицами для образования лиц ремесленного и рабочего сословий обоего пола, не имеющих возможности пользоваться учением ежедневно» [45].

В училищах преподавали следующие предметы: «а) закон божий (краткий катехизис и священная история); б) чтение по книгам гражданской и церковной печати; в) письмо; г) первые четыре действия арифметики, и д) церковное пение там, где преподавание его будет возможно» [46].

Срок обучения в начальных училищах не превышал трёх лет, но даже такая скромная учебная программа была огромным шагом вперед по сравнению с ранее существовавшей системой образования.

Вторым важнейшим элементом реформы образования стал «Устав гимназий и прогимназий» 19 ноября 1864 года. Согласно нему, «Гимназии имеют целью доставить воспитывающемуся в них юношеству общее образование, и вместе с тем служат приготовительными заведениями для поступления в университет и другие высшие специальные училища».

Устав гласил: «В гимназии и прогимназии обучаются дети всех состояний, без различия звания и вероисповедания». «В первый класс гимназии и прогимназии принимаются дети, умеющие читать и писать по-русски, знающие главные молитвы и из арифметики сложение, вычитание и таблицу умножения. При сем наблюдается, чтобы в первый класс поступали дети не моложе 10 лет. Во все следующие классы гимназии и прогимназии принимаются имеющие соответственные классу познания и возраст» [47].

Сословные ограничения на поступления в гимназии, таким образом, полностью устранялись. Уставом также предусматривалось возможность бесплатного обучения (хотя она и оставалась, по большей части, чисто номинальной):

«Все ученики гимназии и прогимназии обязаны вносить плату за ученье по-полугодно вперед, в течение первых двух месяцев каждого полугодия. Не внесшие платы в означенные сроки считаются выбывшими из заведения, но, по внесении платы, могут быть вновь приняты.

<…>

От платы за ученье, по определению местного педагогического совета, освобождаются заслуживающие того по своему поведению и прилежанию дети совершенно недостаточных родителей; при чем наблюдается, чтобы общее число освобождаемых от платы за ученье составляло, в отношении ко всему числу учащихся, не более десяти процентов.

… Бедным ученикам, отличающимся успехами и поведением, могут быть выдаваемы, по определению педагогического совета, единовременные денежные вспоможения и ежегодные стипендии, из специальных средств заведения» [48].

Были предприняты необходимые меры для возможно более массового распространения учебных заведений по стране: «Гимназии учреждаются в таких городах и местечках, где, по численности и потребностям народонаселения, они признаны будут нужными. В каждой губернии полагается, по крайней мере, одна гимназия, но, по мере надобности, в одной губернии и даже в одном городе может быть несколько гимназий». Кроме того, Устав гласил: «Кроме гимназий там, где представится надобность и возможность, а также и в местах, не имеющих гимназий, могут быть учреждаемы прогимназии, состоящие только из четырех низших классов гимназии…» 

Все гимназии находились в ведении Министерства просвещения, для их открытия требовалось распоряжение непосредственно министра, однако право учреждать и спонсировать учебные заведения предоставлялось за «счет обществ, сословий и частных лиц».

Гимназии Уставом разделялись на классические и реальные. Специализацией классических была подготовка к поступлению в университет, реальные готовили учеников к  техническим институтам (высшим техническим училищам). Соответственно различались они и учебной программой:

«Учебный курс классических гимназий составляют следующие предметы:

1) Закон Божий, 2) русский язык с церковно-славянским и словесность, 3 и 4) латинский и греческий языки, 5) математика, 6 и 7) физика и космография, 8) история, 9) география, 10) естественная история (краткое наглядное объяснение трех царств природы), 11 и 12) немецкий и французский языки и 13) чистописание, рисование и черчение.

Примечание 1. Преподавание латинского языка вводится немедленно во всех классических гимназиях, а греческого постепенно, по мере приготовления учителей этого языка; в классических гимназиях обязательно обучение только одному новому языку: французскому или немецкому.

Примечание 2. К числу учебных предметов относятся гимнастика и пение для желающих.

…В реальных гимназиях преподаются:

а) в одинаковом объеме с классическими: 1) Закон Божий, 2) русский язык с церковно-славянским и словесность, 3) история, 4) география и 5) чистописание; б) в большем объеме сравнительно с классическими: 6) математика, 7) естественная история с присоединением к ней химии, 8 и 9) физика и космография, 10 и 11) немецкий и французский языки (оба обязательно) и 12) рисование и черчение; в) вовсе не преподаются: латинский и греческий языки.

Примечание. К числу учебных предметов принадлежат также гимнастика и пение для желающих» [49].

Срок обучения в учреждениях среднего образования устанавливался семилетним, а с 1871 года - восьмилетним.

***

Такой, в общих чертах, система образования в России оставалась вплоть до Революции 1917 года. Впрочем, благие начинания царских властей губила непоследовательность их реализации. Как и ранее, реформы образования 1861-64 годов оказались настолько смелыми, что породили собой череду контрреформ, во многом сведших на нет все плюсы начинаний середины века.

В 1866 году началась кампания по «возрождению классицизма в образовании». Она привела к созданию Устава 1871 года, который признавал лишь классические гимназии с обязательным изучением двух древних языков - шаг тем более абсурдный, что при всем стремлении к «классицизму» древние языки были вечной ахиллесовой пятой российских гимназий из-за недостатка преподавателей. Недаром еще в Уставе 1864 года об этом говорилось: «Преподавание латинского языка вводится немедленно во всех классических гимназиях, а греческого постепенно, по мере приготовления учителей этого языка».

Не давала покоя царским чиновникам внесословность гимназического образования. Положение, при котором дети дворян вынуждены были учиться вместе с разночинцами и даже крестьянами считалось недопустимым. С целью «отсеять» неблагородные сословия плата за обучение в гимназиях постоянно повышалась, предоставление же бесплатных мест, как мы помним, и без того находилось в ведении местных педсоветов.

Воцарение Александра III, обладающего, по свидетельствам современников, умом ограниченным и прямолинейным, позволило дворянскому сословию на волне борьбы с революционными выступлениями убедить императора (в который уже раз и которого императора), что все зло в России от образования.

В 1887 году министр народного просвещения И.Д.Делянов направил Александру III доклад «О сокращении гимназического образования», в котором, в частности, писал:

«…мы, ввиду замечания в.и.в.[вашего императорского величества], предположили, что независимо от возвышения платы за учение, было бы, по крайней мере, нужно разъяснить начальствам гимназий и прогимназий, чтобы они принимали в эти учебные заведения только таких детей, которые находятся на попечении лиц, представляющих достаточное ручательство в правильном над ними домашнем надзоре и в предоставлении им необходимого для учебных занятий удобства. Таким образом, при неуклонном соблюдении этого правила гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию. С тем вместе, не находя полезным облегчать на казенные средства приготовление детей в гимназии и прогимназии, совещание высказало, что было бы необходимо закрыть приготовительные при них классы, прекратив ныне же прием в оные» [50].

Далее министр народного (!) просвещения сообщал: «… можно надеяться, что с приведением вышеизложенных мер в исполнение значительно сократится число учеников в гимназиях и прогимназиях и улучшится состав их, что особенно важно потому, что дурное направление учащихся зависит не от количества гимназий и прогимназий, а от качества учеников…»

Итогом стал одобренный императором специальный циркуляр министра Делянова 1887 года, вновь вводящий сословные ограничения на прием в гимназии. За фразу о «детях кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей», перекочевавших в циркуляр из доклада, современниками он был прозван «Циркуляром о кухаркиных детях», чему мы и обязаны происхождением этого крылатого выражения (В.И.Ленин позже лишь цитировал его в своих работах, апеллируя к широко известному современникам циркуляру Делянова).

В соответствии с циркуляром не только прекратился прием детей низших сословий в гимназии, но и были исключены ранее учившиеся там дети. Под «сокращение», в частности, попал Корней Иванович Чуковский, исключенный из пятого класса одесской гимназии.

Тем не менее, общий итог реформ образования XIX века был позитивным. Несмотря на противоречия и постоянные смены уставов и учебных планов, росло среднее образование. В системе министерства народного просвещения количество общеобразовательных средних учебных заведений к 1896 году достигло 998, из них 614 мужских и 284 женских [51]. Основой начального образования, доступного простому народу, были земские школы, которых только в период с 1864-74 годы было открыто свыше 10 тысяч. Всего начальных, неполных средних и средних учебных заведений (частных, церковных, земских, государственных) к 1914 году было в России 123,7 тысяч [52].

Все это вело к росту образования населения страны, грамотность к концу XIX века, как уже упоминалось, достигла 21 процента, в европейской России перед Революцией 1917 года – 43 процентов.  

Глава 6. Ликвидация безграмотности: чья заслуга?

В последние годы в литературе, газетных и интернет-публикациях можно встретить различные данные об уровне образования в дореволюционной России. Общепринятыми являются цифры 1897 года - 21 процент грамотного населения. Часто приходится встречать возникшие, очевидно, из недобросовестного цитирования сведения о 40 и даже 45 процентах грамотных к 1917 году. Очевидно, приведенные выше показатели грамотности европейской России переносятся на всю империю.

В сети популярностью пользуются ссылки на первое издание Большой советской энциклопедии, в которой, как утверждается, содержатся данные о грамотности призывников 1914 года: неграмотных среди них оказалось 12 процентов. Отсюда следуют конспирологические теории: советская власть умышленно изъяла эти данные из последующих публикаций, чтобы записать ликвидацию безграмотности в свой актив. В реальности же с 1897 года грамотность населения росла лавинообразно и была уничтожена, в основном, действиями Советов по преследованию интеллигенции.

В действительности никто не отрицает роста грамотности населения в указанный период. Напротив, Б.Н.Миронов указывает: «С введением всеобщей воинской повинности 1874 г. армия стала важным источником грамотности для мужчин: обучение грамоте было обязательным для всех солдат. К концу XIX в. отбывшие обязательный срок службы – они составляли 25-30% от лиц призывного возраста – лишь в редких случаях оставались неграмотными» [53].

Постоянное упоминание данных 1897 года лишено всякого налета конспирологии. В этот год была проведена первая (и единственная для Российской империи) всеобщая перепись населения, данные которой являются наиболее скрупулезно обработанными, и по сей день признаются как наиболее достоверный статистический источник тех лет. Отчеты различных профильных ведомств, публикуемые в последующие годы, имеют меньшую ценность, так как зачастую противоречат друг другу.

41 процент грамотности населения европейской части России к 1917 году никак не противоречит совокупным данным о 21 проценте грамотности по империи в 1897 году. Нужно заметить, что, цифры для европейской части России Б.Н.Миронов выводит при помощи сложной математической модели расчетов (так как объективных общепризнанных данных, которые не подвергались бы сомнению, не существует).

Автор отмечает, что данные о грамотности населения, к примеру, Прибалтики (входившей на тот момент в империю) еще более впечатляющи: «…грамотность населения обоего пола в возрасте старше 14 лет составляла в Эстляндской губернии 93%, в Лифляндской – 90, Курляндской – 80%» [54].

Есть все основания полагать, что аналогичным образом выглядела ситуация в Польше и Финляндии. В то время, как грамотность населения Центральной Росси была на среднем уровне, Сибири и Азии оставалась крайне низкой. Нет ничего удивительного, что общие показатели грамотности населения страны «рухнули» после отделения Польши, Финляндии и Прибалтики.

Следующим важным фактором является само понятие «грамотность» в применении к концу XIX – начала XX века. Как и в случае с приведенными в других главах примерами, в вопросе образования в Росси следует рассматривать не только абсолютные показатели, но и его качественный уровень.

Б.Н.Миронов указывает, что «при проведении переписи [1897 года – ДЛ] грамотными считались все, кто умел хотя бы читать» [55]. Аналогичные данные приводит Большая советская энциклопедия в статье «Грамотность»: «В дореволюционной России и в др[угих] странах с невысоким уровнем школьного образования грамотными считались лица, умеющие только читать; в развитых капиталистических странах — лица, владеющие навыками чтения и письма».

Энциклопедия отмечает, что качественное изменение было достигнуто только в середине XX века: «Вопросы определения понятия "Г[рамотности]", его статистического обозначения во время переписей населения в конце 19 в. и 1-й половине 20 в. неоднократно рассматривались на европейских и международных совещаниях по демографической статистике и программам переписей населения. Генеральная конференция ЮНЕСКО (10-я сессия, Париж, 1958) рекомендовала всем странам при проведении переписей населения считать грамотными лиц, умеющих читать с пониманием прочитанного и написать краткое изложение о своей повседневной жизни. В странах, достигших сплошной Г[рамотности]. населения, применяется показатель образования, а показатель Г[рамотности]. сохраняет познавательное значение лишь в исторической оценке развития культурного строительства».

Для царской России актуальным было именно понятие «грамотность», т.е. умение читать (как мы помним, начальные народные училища давали навыки чтения, письма и четырех первых действий арифметики). Основная масса населения, записанная как «грамотные» при переписи 1897 года, сегодня относилась бы к категории полных неучей. Однако этим проблема не ограничивается. Б.Н. Миронов, комплексно рассматривая проблему, отмечает, что возраст приобретения грамотности населения в царской России приходился на 14-16 лет (возраст максимальной грамотности) [56]. «Бесспорно, - отмечает исследователь, - что какая-то часть женского населения приобретала грамотность после 20 лет, а мужского и после 25 лет самоучкой, и через систему школы для взрослых и внешкольного образования, которая существовала в России с конца 1850-х годов. Однако система образования для взрослых была развита слабо. Даже в 1905 г. в России действовало всего 1813 всех видов школ и курсов для взрослых с 112 298 учащимися, большая часть которых сосредотачивалась в городах. Надо принять во внимание также, что возраст более половины учащихся в этих школах не превышал 15 лет и что большая часть учащихся закрепляла и повышала образование, а не приобретала грамотность».

«С другой стороны, - отмечает Б.Н.Миронов, - бесспорен и факт утраты навыков чтения и письма прежде грамотными людьми вследствие того, что навыки в течение длительного времени не подкреплялись, - явление, получившее название рецидив безграмотности. В ходе специальных исследований в 1880-1890 гг. было выяснено, что уже через 3-4 года после окончания начальной сельской школы полученные знания и навыки в значительной части утрачивались. Например, Н.А.Корф установил, что 8,3% разучились читать или читали машинально, не понимая прочитанного (но по методике исследований все равно попадали в «грамотные» – ДЛ); 7,1% не могли подписаться; 15,2% забыли два первых действия арифметики и т.д.»

Исследователь, опираясь на многочисленные статистические данные, приходит к выводу о том, что грамотность населения Российской империи в конце XIX - начала XX веков «быстро возрастала, достигая апогея у мужчин к 25 годам». Далее, если навыки чтения, письма и счета не использовались в жизни, приходил рецидив безграмотности. Основным же фактором повышения «возраста максимальной грамотности» для мужчин (для женщин он оставался на уровне 15-16 лет) были именно армейская служба, в ходе которой происходило «обновление» полученных ранее навыков.

Советский пропагандистский плакат

При желании можно принять на веру утверждения о «всего лишь» 12 процентах неграмотных призывников 1914 года. Правда, эти данные, даже будучи достоверны, покажут нам лишь срез мужского населения в период «максимальной грамотности». Ни уровня грамотности женского населения, ни уровня последующей утраты грамотности они показать не способны. Однако и эти данные весьма характерны для 1914 – года начала Первой мировой войны. Как ни грустно, но основная масса призванных в этот год молодых людей, составлявших столь высокий процент грамотности в Российской империи, погибла на фронтах.

Никакого противоречия между утверждениями советской историографии о ликвидации безграмотности в годы советской власти и существенным ростом грамотности в царской России, как мы видим, нет. Относительно высокий уровень грамотности населения зависел от возраста (достигал максимума среди мужчин к 25 и снижался далее), территориального положения – западные территории имели многократно больший процент грамотных (что повлияло на общие данные после отделения Прибалтики, Польши, Финляндии), внешних обстоятельств – начала Первой мировой войны.

Последующие годы разрухи и Гражданской войны только усугубили ситуацию с образованием в стране. Большевикам, таким образом, по объективным, не зависящим от них причинам досталась страна, ликвидация безграмотности в которой была насущной необходимостью. И эта задача была в целом выполнена за последующие 20 лет.

Остается обратить внимание лишь на то, что как в вопросе медицинского обеспечения населения страны, так и в вопросе ликвидации безграмотности большевики не применяли чудодейственных методик, уникальных учебников и программ. У царского правительства в этом отношении были все те же самые (если не большие) возможности, что и у Советов 20 лет спустя. Просто один государственный строй ставил перед собой принципиальную задачу массового обеспечения населения медицинской помощью и образованием, а другой не ставил. В этом заключается принципиальное отличие. Царская политика в сфере образования многие годы осуществлялась по принципу «шаг вперед и два назад».

Глава 7. Cословия как основа общественного устройства

Важной особенностью российского дореволюционного общества была сословность, вокруг которой выстраивались правовые и общественные отношения страны. Для каждого из сословий существовали свои юридически определенные права и обязанности, своя судебная система, сословия сложным образом взаимодействовали между собой, порождая весьма непростые общественные отношения.

Классической принято считать сословную пирамиду Франции, где с XIV-XV веков существовали высшие сословия (духовенство и дворянство) и непривилегированное третье сословие (ремесленники, купцы, крестьяне), которое платило налоги и выполняло различные повинности. Система России была куда сложнее. Законодательством определялось существование четырех основных сословий – дворянства, духовенства, городских жителей (мещан) и сельских жителей (крестьян). Реально существовало шесть сословий, которые разделялись по общим привилегиям на "неподатные" (не облагались податями) и "податные". К первым двум относились дворянство и духовенство. К остальным - мещане, вышедшее из мещан купечество и крестьянство. Отдельным военное-крестьянским сословием было казачество. Внутри сословий существовало собственное деление - три гильдии для купцов, шесть разрядов для мещан и т.д.

Сословная система в России окончательно сложилась в период реформ Петра I и Екатерины II и была отменена лишь в 1917 году.

Рассмотрим основные сословия в соответствии с их иерархией:

1) Дворянство.

Подразделялось на потомственное и личное (пожалованное, но не наследуемое в дальнейшем).

2) Духовенство.

Подразделялось на белое (приходское) и черное (монашеское). Наследовалось лишь белое, так как монахи приносили обет безбрачия или разрывали отношения с миром после пострига.

3) Купечество.

Подразделялось на три гильдии.

4) Мещанство.

Городские жители. Подразделялось на 6 (без купечества – 5) разрядов.

5) Крестьянство.

Крестьяне делились на государственных (находящихся в собственности государства), удельных (бывших «царских», живущих на землях царского удела и принадлежащих правящей фамилии) и помещичьих.

Люди, по тем или иным причинам не относящиеся ни к одному из сословий, назывались разночинцами. Эта категория населения пополнялась, к примеру, детьми личных дворян, которые не могли унаследовать титул своих родителей.

Дворянское сословие c XII века формировалось в России из «служилых людей по отечеству» - дворян и детей боярских. «Термин «дворяне»… обозначает людей, живущих при княжеском дворе. Другое их название - дворовые люди», - сообщает Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона [57].

Изначально понятие «дворянин» было синонимом слова слуга – «так как в древнее время государственная служба ничем не отличалась от личного услужения князю». Среди дворян присутствовали и рабы: «Целый ряд слуг помогал князю в разных сферах его государственной и домашней или хозяйственной деятельности. Наряду со свободными людьми стоял преобладающий по числу штат несвободных слуг-холопов, которые несут все обязанности по управлению княжеским хозяйством, а потому являются одновременно судьями и администраторами. Таковы тиуны, ключники, казначеи, посольские. Они, как несвободные, не могут по произволу оставить службу или отказаться от того или иного поручения. Вследствие того они теснее связаны со своим князем…» [58]

По мере укрепления государства, роста влияния царя и его двора, придворная служба становилась все почетнее. Среди бояр хорошим делом считалось пристроить сына в услужение к главе государства. «Со второй половины XVI в. начинает исчезать старина и в языке, - отмечает «Брокгауз и Ефрон», - дети боярские также называются дворянами, а когда оба эти термина встречаются рядом, то дворяне нередко ставятся выше детей боярских».

Реформой Петра I все «служилые люди» были объединены, на польский манер, единым понятием «шляхетство». С 1754 года шляхетство стали называть благородным. Манифест 1762 года употребляет уже термин «дворянство», и, как главное в государстве сословие, именует его «российским благородным дворянством» [59].

Благородного дворянина, согласно петровским установлением, отличало от «подлого» человека его воинская служба: «ради службы благородно и от подлости отлично». Служба в гвардейских полках для дворян была обязательной, начиналась с 15 лет в звании рядового. На дворян, кроме того, была возложена обязанность учиться - дома или за границей, таким предметам, как цифирь, геометрия, навигацкая наука и другие. Не прошедшим обучение детям дворянским царь запрещал жениться.

Одновременно с получением государственного статуса, дворянское сословие было открыто Петром I снизу. Табель о рангах предусматривал, по мере продвижения по службе, присвоение личного дворянства военным в чине от обер-офицера и чиновникам от коллежского асессора. Этим дворянское сословие России принципиально отличалось от других стран, где принадлежность к высшему сословию всегда была только наследуемой.

«Жалованная грамота дворянству» Петра III (от 18 февраля 1762) отменила обязательную пожизненную службу для дворянства, так как нет уже «той необходимости в принуждении к службе, какая до сего времени потребна была» [60]. Тем из дворян, кто достиг обер-офицерского чина или выслужил в войсках 12 лет, было предоставлено право продолжать службу «сколь долго пожелают».

Новый пересмотр обязанностей дворян был осуществлен Екатериной II. По мнению императрицы, указ Петра III «в некоторых пунктах еще более стесняет ту свободу, нежели общая отечества польза и государственная служба теперь требовать могут, при переменившемся государственном положении и воспитании благородного юношества». [61]. В итоге 21 апреля 1785 года была утверждена «Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства», завершившая формирование высшего российского сословия. Грамота освобождала дворянство от обязательной государственной службы, налогов и давала многие права и преимущества [62].

Так, для дворян вводился отдельный дворянский суд: «Да не судится благородной, окроме своими равными». Дворяне, однако, были, фактически, неподсудны. Для утверждения приговора по уголовному преступления требовалось лишить дворянина дворянского звания (что уже само по себе было непросто) и утвердить приговор в Сенате и лично у императора: «Дело благороднаго, впадшаго в уголовное преступление… да не вершится без внесения в Сенат и конфирмации императорскаго величества».

В соответствии с грамотой Екатерины II дворяне были освобождены от податей, повинностей, телесных наказаний, обязательной государственной службы. Они получали права покупать деревни, «оптом продавать деревенское производство», владеть крепостными и продавать их, открывать заводы и фабрики и продавать их и т.д. (причем, устанавливалось приоритетное право дворянина на любую покупку).

Дворянин имел право на "фамильное имение, поместье, вотчину" (но только для потомственных дворян), которое находилось в полной его собственности: разрешалось его продавать, дарить, завещать, отдавать в приданое и т.д.

Имущественные права дворян потому настолько подробно прописывались в Грамоте, что привычного нам общепринятого права частной собственности в Российской империи, фактически, не существовало.

Принадлежность к благородному сословию давала, кроме того, право на герб, мундир, езду в экипажах, запряженных четверкой коней, одевания лакеев в особые ливреи и т.п.

Духовенство превратилось в сословие также с реформой Петра I. В 1721 году был утвержден составленный по поручению Петра «Духовный регламент», который высшей церковной властью объявлял императора, управление церковью возлагал на Святейший синод под контролем государственного обер-прокурора. С этого момента в церкви исчезает пост патриарха, церковь становится государственным институтом и управляется государственной властью как любое другое сословие [63].

С XVIII века сословие становится замкнутым и наследуемым. Теоретически, у каждого был шанс получить духовное образование и войти в привилегированное сословие, но для представителей податных сословий это было сопряжено с необходимостью получать «увольнительную» от своего сословия и разрешение от епархии, которое выдавалось только в случае недостачи лиц духовного звания в какой-либо местности.

На практике такой «дефицит» возникал крайне редко. Место настоятеля церковного прихода наследовалось - предавалось сыну или зятю. Здесь существовала своя очередь, получить приход можно было, например, выгодно женившись на дочери священника. Духовенство с чисто бюрократической основательностью эту лазейку тщательно контролировало, была создана специальная структура, которая вела списки перспективных невест и давала женихам полезные советы.

Из прав духовенства можно упомянуть освобождение от податей, военной службы. Дома священников были свободны от военных постоев. Представители сословия были подсудны суду духовного ведомства, общий суд мог рассматривал только дела священнослужителей, обвиняемых в особо тяжких преступлениях, и лишь в присутствии представителей церкви.

С другой стороны духовенству было запрещено заниматься торговлей, промыслами, обслуживанием откупов и подрядов, производством спиртных напитков. С XVIII века сословие лишилось права владеть имениями и крестьянами. Черное духовенство не могло иметь собственности, должно было прекратить при постриге в монахи отношения с родней и детьми, если таковые имелись.

Духовное сословие было открыто «вниз»: отставных священников записывали в крестьяне. Такая практика существовала до Екатерины II. Дети белого духовенства наследовали сословную принадлежность родителей, но были обязаны учиться в духовном училище. В противном случае им также предоставлялся выбор записаться в одно из податных сословий – купцов, мещан или крестьян. Учитывая, что для записи в мещане или купцы требовалось разрешение гильдии или городского магистрата, наиболее вероятной перспективой было оказаться в крестьянах. Также до второй половины XIX века на «лишних» детей священников, не получивших сана, периодически устраивали охоты и записывали их в солдаты.

Впрочем, отношения государства и церкви постепенно менялись от конфронтационного при Петре I и настороженного Екатерины II, ко все более лояльному. В XIX веке, когда была сформулирована триада официальной идеологии «православие, самодержавие, народность», церковь уже была опорой государства и трона. Соответственно мягче становились и сословные нормы. Дети духовенства в XIX веке были одним из основных источников пополнения разночинцев.

Купеческое сословие, формально самостоятельное, было выделено из мещанского сословия и пользовалось всеми преимуществами, дарованными мещанам (см. ниже), однако, со своими нюансами. Первоначально купечество состояло из двух гильдий, а с 1742 - из трех. Распределение по гильдиям было окончательно оформлено «Грамотой на права и выгоды городам Российской Империи», оно происходило по сумме капитала. Так, к первой гильдии причислялись купцы с капиталом более 10 000 рублей, ко второй от 1 000 до 10 000 рублей, к третьей - от 500 до 1 000 рублей. Имевших капитал менее 500 рублей записывали в мещане.

В 1807 году был изменен размер требуемых для зачисления в гильдии капиталов – до, соответственно, 50 000 рублей, 20 000 рублей и 8 000 рублей. В 1863 году количество гильдий было сокращено до двух.

Купечество было освобождено от подушной подати, телесных наказаний и рекрутчины. Купцы имели право свободного передвижения, пользовалось хозяйственными привилегиями. Гильдейское купечество до 1898 имело преимущественное право на занятие предпринимательством.

В Мещане было записано все население городов. Первоначально сословие именовалось «граждане», затем, с реформой Петра I, было переименовано на польский манер в мещан. Окончательно сословие было сформировано «Грамотой на права и выгоды городам Российской Империи» Екатерины II (от 21 апреля 1785) [64].

Под мещанами (городскими обывателями) подразумевались, согласно грамоте, «все те, кои в том городе или старожилы, или родились, или поселились, или домы, или иное строение, или места, или землю имеют, или в гильдии или в цех записаны, или службу городскую отправляли, или в оклад записаны и по тому городу носят службу или тягость».

Все мещане подразделялись на 6 категорий:

1) «Настоящие городовые обыватели», т.е. жители (без различия происхождения, звания, занятий и т. п.), имеющие в городе недвижимость.

2) Горожане, записавшиеся в одну из трех гильдий. Отмечалось, что «записка в гильдии дозволена всем, объявившим капитал, независимо от происхождения или прежнего занятия».

3) «Все записавшиеся в цехи», т.е. мастера, подмастерья и ученики различных ремесел.

4) «Иногородние и иностранные гости, приписавшиеся к городам для промыслов, работ и вообще мещанских занятий».

5) «Именитые граждане». В их число входили ученые, художники, капиталисты, объявившие капиталы от 50 и более тысяч, банкиры, объявившие капитал от 100 до 200 тысяч и владельцы кораблей.

6) Посадские люди, т. е. старожилы, занимающиеся промыслами, рукоделиями и работами и не внесенные в другие части [65].

Мещане имели право приобретать имущество «посредством торговли, промыслов, рукоделия и ремесел». За городом сохранялось право собственности на все приобретенные земли, пастбища, реки. Дозволялось заводить на городских землях мельницы, устраивать, содержать и отдавать в наем харчевни, корчмы и трактиры, иметь гостиный двор, учреждать школы, торги и ярмарки.

Мещан запрещалось переводить в крепостные, они имели право на свой сословный суд («мещанин без суда да не лишится добраго имяни, или жизни, или имения» и «мещанин судиться мещанским судом»), обладали правом свободного передвижения (в том числе и выезда за границу), свободного переселения в другой город.

Хотя мещане обязаны были нести рекрутскую повинность, предусматривалась довольно любопытная мера – горожанин имел право выставлять вместо себя замену по рекрутскому набору или откупиться.

Мещанам было дано самоуправление – раз в три года город выбирал Общую городскую думу из представителей всех категорий горожан. Общая городская дума избирала шестигласную Городскую думу (в которой каждому разряду обывателей предоставлялось иметь один голос) под председательством городского главы. Выборные органы решали, преимущественно, вопросы городского благоустройства.

Крестьяне, как уже отмечалось, разделялись на помещичьих (крепостных), государственных и удельных. Существовало и более глубокое деление, так, из помещичьих выделили «посессионных», то есть приписанных к фабрикам и заводам в качестве рабочей силы.

Со времен Екатерины II в России было запрещено употребление слова «раб», в указе императрицы от 19 февраля 1786 года прямо предписывалось во всех деловых обращениях лиц к власти заменять слово «раб» словом «подданый» [66]. Так термины «рабовладение», «рабство» не прижились в России, хотя фактически именно они наиболее полно характеризовали положение крепостных.

От рабов на плантациях их отличало одно данное законом право - право на жизнь. Владельцу запрещалось убивать крепостного, находящегося в собственности. В остальном крестьяне не имели ни имущественных, ни личных прав. Они не могли приобретать недвижимость, открывать фабрики, работать по подряду, обязываться векселями, записываться в гильдии и многое другое. Все имущество крепостных считалось собственностью их владельца. К ведению барина относились нормы выработки, сфера деятельности, объемы барщины и оброка, а также личная свобода, место жительства и даже состав семьи.

Характерная рекомендация поступила помещикам в 1721 году. Им не рекомендовалось продавать детей отдельно от родителей, чтобы «утишить вопль» в крестьянской среде.

Суд над крепостными крестьянами также вершил помещик, причем его права в этой сфере ограничивались лишь запретом выносить смертные приговоры.

В несколько лучшем положении находились государственные и удельные крестьяне. Им разрешалось торговать, а на вырученные средства они могли покупать землю и недвижимость (правда, повинности с них при этом не снимались). Государственным крестьянам было разрешено самоуправление: они избирали волостное управление, состоявшее из волостного головы, старосты и писаря. В селениях избирались старшины и десятские.

С другой стороны, именно из государственных крестьян создавали военные поселения. Содержание армии ложилось тяжелым бременем на казну. Так была изобретена форма армии, которая сама себя и содержала. Крестьян вместе с женами и детьми загоняли в военные поселения, в которых они занимались хозяйством (отдавая половину урожая государству) и, одновременно, военной муштрой.

Вся жизнь в поселениях регламентировалась армейским уставом, кроме того «были разработаны инструкции для военных поселян, казалось, на все случаи жизни: когда вставать, топить печь, выходить в поле или на военные учения, когда – и даже с кем – заключать браки, как кормить и воспитывать младенцев» [67]. Дети военных поселенцев с 7-летнего возраста зачислялись в кантонисты, а с 18 лет переводились в воинские части. С 45 лет поселенцы уходили в отставку, но несли службу в госпиталях и по хозяйству [68]. За малейшую провинность следовали жесточайшие наказания вплоть до смертной казни.

***

С отменой крепостного права в 1861 году крестьяне получили личную свободу, для них были отменены натуральные налоги, снижены нормы "барщины". С реформой крестьянство получало право заниматься торговлей, вступать в обязательства и договоры, разрешалось поступать на службу и отлучаться с места жительства. Но телесные наказания были сохранены.

В собственность крестьян передавалось движимое и недвижимое имущество и право распоряжаться им (изба, мебель, посуда; скот и телега - если были). Собственность на землю сохранялась за помещиком до завершения выкупной сделки (на ближайшие 49 лет), крестьяне имели статус «временно обязанных». Они, впрочем, могли его изменить через 9 лет, отказавшись от земли. Однако в большинстве регионов субъектом отношений являлась крестьянская община, персональных прав освобожденные сельские жители все равно не имели, т.е. не могли распоряжаться землей, в том числе и наследовать ее.

Крестьяне получили право обращаться в суд на равных с другими сословиями основаниях, однако сохранялись и местные сословные суды, рассматривавшие исключительно дела крестьян (они были отменены лишь в 1917 году).

Формально сословный суд был ликвидирован в результате судебной реформы 1861 года, все сословия стали подсудны единым государственным судам, декларировалось всеобщее равенство перед законом. Однако, как будет показано ниже, не вопреки, а в полном соответствии с утвержденным всеобщим равенством перед законом сословное право действовало в России и дальше - вплоть до Революции.

Глава 8. Право на все и отсутствие всяческих прав: какие законы действовали в Российской империи?

Наряду с сословным правом в России существовало право общегражданское. Оно достойно отдельного упоминания.

Одной из первых попыток создать единый для страны свод законов стали «Судебники» 1497 и 1550 годов. Они объединили правовые нормы со времен Древней Руси и Московского княжества: уставные грамоты, княжеские указы, «Русскую правду» и т.д.

Спустя 100 лет началась работа над составлением нового перечня законов государства Российского. Земский Собор 1648 - 1649 годов собрал и утвердил Соборное Уложение – самый полный для своего времени свод законов, кодифицировавший нормы от «Судебника» и до середины 17-го столетия. С Соборным уложением связан интересный факт: он впервые был напечатан, откуда идет традиция публикации законов в России для их вступления в силу.

В течение двухсот лет, вплоть до 20-х годов XIX века, Соборное уложение являлось основным законом Российской империи. За это время русские самодержцы издали больше 30 тысяч законодательных актов, которые не были приведены в систему, оставались разрозненными, а иногда, в связи с условиями хранения, недоступными даже и для высших сановников (просто терялись в архивах).

Лишь во второй декаде 19-го столетия началась работа над созданием нового кодекса, которая была поручена М.М.Сперанскому. Нужно пояснить, что в царской России главным и единственным законодателем был сам император, что делало кодификацию права весьма непростым делом. Документы, на которых стояла подпись его императорского величества, пересмотру, сокращению или правке, естественно, не подлежали. Все они, сколько бы их ни было, являлись действующими законами – по крайней мере до тех пор, пока не находился более поздний указ, отменяющий действие предыдущего. Учитывая витиеватый слог и описательный стиль большинства законов (Екатерина II, к примеру, любила в документах объемные вступления о величии России), выявить в них противоречия было отнюдь не просто.

Дополнительные сложности составляла норма, запрещающая толкование законов. Об этом свидетельствует «Наказ императрицы Екатерины II, данный Комиссии о сочинении проекта нового Уложения» 1767 года. В нем, в частности, говорится: нет ничего опаснее права толковать законы, то есть искать в законе какой-то скрытый смысл и не обращать внимания на слова, формулировки закона. Право толковать законы есть такое же зло, как и неясность самих законов, принуждающая к их толкованию [69].

Императорские указы, таким образом, могли восприниматься только как цельный документ, исключающий различные трактовки содержащихся в них норм. Выход оставался один – публикация всех указов не в тематическом, а в хронологическом порядке.

М.М.Сперанский справился. Первый Полный свод законов Российской империи (1830 г.) составлял 45 томов, в которых были расположены законодательные акты с 1649 по 1825 годы. Вторая часть, изданная одновременно с первой, состояла из 6 томов, куда были включены указы здравствовавшего императора Николая I. В 1884 году началось издание третьей части (закончилось в 1916 году). Она состояла из 33 томов указов Александра III и Николая II. Одновременно издавался Особый свод законов, из которого были исключены очевидно устаревшие и отмененные указы. Его удалось издать всего в 15 томах.

Исследователи отмечают огромную историческую ценность работы М.М.Сперанского. А вот юридическое применение Полного или Особого сводов законов Российской империи было, мягко говоря, затруднено – в связи с его титаническими объемами и поистине казуистическим содержанием.

Между тем все «сословные» указы были кодифицированы в том же своде наравне с другими царскими законодательными актами. IX том Свода законов, «Законы о состояниях», определял права и обязанности основных сословий. В итоге, «поскольку свод законов вплоть до 1917 г. не перерабатывался, а лишь дополнялся новыми законами, то его сословная концепция придавала всем включаемым в него новым законодательным актам сословную окраску», - отмечают исследователи [70].

Глава 9. Внешняя политика, XIX век: от любви до ненависти…

Завершая обзор основных черт дореволюционного российского государства, нельзя не коснуться, пусть и вкратце, его внешней политики. Этот вопрос имеет большое значение для понимания событий, приведших к свержению династии Романовых, победе большевиков, Гражданской войны и интервенции. Многие исследователи указывают на связь внешней политики страны и возникновения революционных ситуаций. Так, революция 1905 года произошла на фоне Русско-японской войны, революциям 1917 года предшествовало начало Первой мировой. Впоследствии верность союзническим обязательствам стала для представителей Белого движения одним из важных аргументов в борьбе с Советами, заключившими «преступный» с их точки зрения сепаратный мир с Германией.

Это сейчас, по прошествии более века и десятилетий пропаганды, Брестский мир воспринимается как самостоятельное негативное понятие. Мало кто помнит, что в начале XX века ругательным было именно слово «сепаратный», то есть идущий в разрез с обязательствами перед союзниками. Самостоятельная, без оглядки на предыдущие договоренности политика большевиков вызвала яростный гнев у сторонников войны до победного конца. Чтобы понять ярость одних и уверенность в собственной правоте других, взглянем подробнее на внешнеполитическую деятельность России в течение века, предшествовавшего Великой войне и революции.

…В XIX век Россия вошла, имея, фактически, войну с Англией и мирный договор с Францией. Как ни странно, таков был итог участия страны в антифранцузских коалициях, с участием Англии, Австрии, Пруссии, Османской империи и других стран.

Коалиции складывались для противодействия буржуазной революции во Франции 1789 года, с целью восстановления законного монарха и недопущения распространения «революционной заразы» по Европе. Впоследствии, с началом завоевательных войн Франции, цели были несколько изменены. Непосредственной причиной вступления России во вторую коалицию послужил захват Наполеоном в 1797 году Мальты, находившейся под личным покровительством императора Павла I.

Пока привыкшая действовать чужими руками Англия вносила посильную лепту в общее дело – закрыла свои порты для французских судов и препятствовала французской торговле, флот России совместно с турецким действовал в Средиземном и Ионическом морях. На сухопутном театре военных действий против Франции действовали российские и австрийские войска под командованием А.В.Суворова.

После освобождения от французов Италии совместные русско-австрийские действия зашли в тупик. Боясь усиления России в Средиземноморье, Австрия и Англия приложили серьезные усилия для скорейшего вывода русских войск из Италии. Новый план выглядел так: Суворова ждали в Швейцарии, где, соединившись с прибывшим из Петербурга корпусом А.М.Римского-Корсакова и войсками австрийского эрцгерцога Карла, он должен был идти на Францию.

Войска Карла, однако, были внезапно, до прихода Суворова, выведены из Швейцарии. Существует мнение, что таким образом союзники пытались стимулировать Россию поскорее оставить итальянские земли. Корпус Римского-Корсакова, оставшись один на один с превосходящими его силами французов, был разгромлен.

Возмущенный Павел I вывел гренадеров Суворова в Россию. Союзники с радостью отметили этот факт и заняли - австрийцы оставленную Суворовым Северную Италию, на которую давно имели виды, англичане - остров Мальту, что особо возмутило Павла I.

Россия разорвала отношения с Англией и Австрией, Павел I направил более 20 тысяч казаков в Индийский поход с целью ответного захвата британской Индии и заключил с Францией мирный договор. Таков был печальный итог участия России во второй антифранцузской коалиции, где роль ее свелась к бесперебойным поставкам пушечного мяса на европейский театр военных действий, к безусловной выгоде Англии и Австрии.

Восшедший на престол Александр I отыграл ситуацию назад. Экономическое сотрудничество с Англией выглядело куда перспективней отношений с Францией. Казаки были отозваны, началось формирование новой антифранцузской коалиции.

Всего их для России было семь. Третья и четвертая заключались для России в попытках сорвать французский десант в Англию и не допустить удушения Англии континентальной блокадой Наполеона. Потерпев поражения под Аустерлицем и Фридландом, Александру I не оставалось ничего иного, как вновь заключить с Францией мир. Подписанный в мирный договор обязывал Россию поддержать континентальную блокаду, что было для нашей страны, связанной с Англией взаимовыгодной торговлей, весьма неприятно.

Третья и четвертая коалиции ознаменовались, таким образом, очередными грандиозными маршами русских войск по Европе для спасения Англии, грандиозными поражениями и позорным Тильзитским миром. Соблюдать который становилось все труднее. Многократные нарушения условий мирного договора и стали причиной Отечественной войны 1812 года.

На фоне не слишком удачных действий России в Европе, куда лучше выглядели итоги приграничных конфликтов. По итогам двух разделов Польши изрядная ее часть отошла Российской империи. В 1801 году завершилось вхождение в состав России Восточной Грузи, а по итогам войны с Персией (1804 - 1813 года), к России были присоединены территории Дагестана и нынешнего Азербайджана.

Возросшее влияние России в Закавказье встревожило Турцию, что стало причиной русско-турецкой войны 1806 - 1812 годов. Но и здесь события развивались в нашу пользу, были присоединены Абхазия, к России отошла Бессарабия (до реки Прут), а Сербия получила автономию. Наконец, по итогам военной кампании против Швеции к России в 1809 году отошла Финляндия.

***

Расширение российских территорий продолжалось весь XIX век. Итогом окончательной победы шестой антинаполеоновской коалиции - России, Англии, Австрии и Пруссии - стал раздел Европы между союзниками. Англия и Пруссия делили Саксонию, Австрия претендовала на доминирующее влияние в Германии. Несмотря на то, что Россия претендовала всего лишь на Польшу, в этом союзники разглядели признаки чрезмерного усиления страны и угрозу своим интересам.

Дележ территорий начался в 1814 году, а уже в январе 1815-го Англия, Австрия и Франция заключили секретный союз и начали подготовку к войне против России. Гораздо позже, полтора века спустя, ситуация в общем виде повторилась по итогам Второй мировой войны, когда недавние союзники по антигитлеровской коалиции, не успев еще толком отпраздновать Победу, приступили к подготовке войны против СССР. Для чего в западной зоне оккупации стояли в готовности не расформированные и даже не разоруженные дивизии вермахта.

Неизвестно, как повернулась бы история в 1815-м, если бы не внезапный побег Наполеона с острова Эльба. Встречи с войсками 7-й коалиции он не выдержал, но примирил находящихся на грани войны союзников. Россия получила свою долю герцогства Варшавского, оставшаяся часть Польши отошла Австрии и Пруссии. «Царство Польское» вошло в состав России, получило автономию в рамках империи, Александр I даровал полякам конституцию.

Разрешив внутренние разногласия, монархи объединились в Священный союз, который на протяжении многих лет искоренял в Европе «революционную заразу». Инициатором и вдохновителем союза был Александр I. Следуя принципу вмешательства во внутренние дела других государств и насильственного подавления всех национальных и революционных движений, вооруженной интервенцией была пресечены Неаполитанская революция 1820 – 21 годов, революция в Пьемонте 1821 года. Интервенция 1823 года восстановила монархию в Испании.

Позже политику Александра I продолжил Николай I. В благодарность за подавление венгерского восстания 1848-1849 годов Россия получила прозвище «жандарма Европы». Еще раз отблагодарили Николая I братья-монархи во время Крымской войны 1853 года. Англия и Франция выступили против России на стороне Турции, Австрия и Пруссия предпочли заявить о своем нейтралитете.

Вмиг все договоры перестали существовать, надежды Николая I на пророссийский настрой европейских монархов, чьи троны все эти годы защищал Священный союз, не оправдались. Черноморские интересы воюющих держав оказались важнее европейских коалиций с участием России.

Зато неудачная для России Крымская война породила новую коалицию - Англия, Франция и Австрия заключили в 1856 году направленное против России соглашение, гарантируя целостность Турции и демилитаризацию Черного моря. Хоть «Крымская система» просуществовала лишь два десятилетия (русско-турецкая война 1877-1878 годов резко изменила ситуацию), но на время она произвела в российском обществе отрезвляющий эффект. Именно тогда сменивший на троне Николая I Александр II сформулировал свое внешнеполитическое кредо: «Во всем свете у нас только два верных союзника: наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас» [71].

Собственно, так и случилось 20 лет спустя, когда Англия и Австро-Венгрия совместными усилиями, фактически, украли у России победу в Русско-турецкой кампании 1877-1878. На Берлинском конгрессе 1878 года они инициировали пересмотр Сан-Стефанского мирного договора между Россией и Турцией. Конгресс работал ровно месяц, причем выяснилось, что поддержать позицию России отказывается Германия, а Франция еще недостаточно оправилась от поражения в войне с Германией и не хочет дразнить гусей.

Европейские страны, имеющие свои интересы в Средиземном и Черном морях, а также на Балканах, делили победу России. Англия видела в только что освобожденной Болгарии русский форпост для дальнейшего решения «восточного вопроса» - контроля над Константинополем, черноморскими проливами, выхода в Средиземное море. Допустить подобное владычица морей не могла – конкуренты Англии были не нужны. Австро-Венгрия считала Балканы зоной своих интересов. России здесь делать было нечего. Военная победа над Турцией обернулась для нашей страны поражением на дипломатическом фронте: условия мира, подписанного победителем и побежденным, были пересмотрены третьими странами, не имевшими к конфликту никакого отношения.

Турецкая контрибуция была урезана более, чем в три раза. Территории получивших независимость Сербии и Черногории пересмотрены, Болгария, вопреки требованиям России, была разделена на северную и южную части. Болгарским княжеством становилась северная часть, южная половина, под названием «Восточная Румелия», оставалась автономией в составе Османской империи.

Больше всего Россия устраивала европейских «партнеров» в своих границах, никуда без спроса не лезущей, и не выдвигающей претензий в собственных интересах. Мировые державы завершали раздел мира на сферы влияния, вторжение России в эти сферы воспринималось крайне болезненно. В 1885 году чуть было не окончилось полномасштабной войной с Англией расширение границ Российской империи в Средней Азии. Присоединение Туркмении опасно сблизило территорию России с владениями, которые Англия считала своими. Сражение войск с афганцами на реке Кушка было воспринято Британией как враждебный акт, за Ла-Маншем произошел взрыв антироссийской истерии.

Началась подготовка к войне, которая должна была начаться английским десантом на Кавказе и в Одессе. Путем сложнейших дипломатических комбинаций кризис удалось разрешить и установить границу между Россией и Афганистаном. Именно эта линия, определенная Лондонским договором 1885 года, являлась азиатской границей России и СССР вплоть до начала 90-х годов XX века.

***

К концу XIX века границы империи полностью сформировались. В результате переговоров с Китаем 1858 и 1860 годов за Россией были закреплены Приамурье и Приморье, по договору с Японией в 1875 году остров Сахалин стал русским владением, а Курильские острова уступлены Японии. В 1867 году Аляска и другие американские владения России были проданы США. Российская империя, таким образом, занимала территорию в 22,4 миллиона километров, простираясь от Польши и Финляндии на западе, до границы с Афганистаном на юге и берегов Тихого океана на востоке.

Глава 10. Внешняя политика, начало XX века: Россия как топливо для европейского костра

Российская внешняя политика XIX века характеризовалась отсутствием устойчивых союзов и жестких договоренностей. Коалиции, договоры и союзы возникали, когда участие России в европейской политике жестко требовалось сложившейся конъюнктурой, и забывались, как только интересы самой России выходили за рамки бескорыстной поддержки своих европейских партнеров. Малейшая попытка России изменить складывающееся мировое статус-кво в свою пользу, вызывала формирование мощных антироссийских коалиций.

Таковы были позиции Англии и Франции (при молчаливой поддержке Германии и Австрии) в Крымской войне. Едва не закончился войной дележ сфер влияния в Средней Азии. Позже, уже в начале XX века, деятельная помощь Англии и США позволили Японии провести военную кампанию против России – Русско-японскую войну 1904 – 1905 годов. 40 процентов военных расходов страны восходящего солнца было оплачено двумя щедрыми кредитами со стороны «непримиримых друзей» России.

И лишь в преддверии Первой мировой, когда необходимость в российском пушечном мясе на европейском театре военных действий вновь возникла перед великими державами, Российская империя снова стала желанным союзником.

История развивалась циклично: в XX век Россия входила, завершив 100-летний цикл внешней политики, находясь на грани войны с Англией, в неплохих отношениях с окрепшей Францией, завязнув в конфронтации по балканскому вопросу с Австро-Венгрией и в весьма странных отношениях с Германией. Отчего-то их иногда называют «дружбой», а Германию давним «естественным союзником» России, но такие взгляды представляются безосновательными.

Особая позиция Германии заключалась в многолетней борьбе с Францией за гегемонию в Западной Европе. Препятствием на пути военного разгрома Франции стояла Россия. В этой ситуации Бисмарк избрал достаточно простую позицию: не имеет никакого значения, с кем именно будет воевать Россия – с Англией, Турцией или Австро-Венгрией. Главное, чтобы у России были заняты руки, что обеспечило бы свободу действий Германии во французском вопросе.

Блестящей дипломатической победой Бисмарка можно считать создание в 1887 году Средиземноморской Антанты – союза Англии, Австрии и Италии, объединенных общими врагами – Россией и Францией. Впрочем, британская внешняя политика также отличалась большим искусством, договор был составлен казуистически, понять из него конкретные обязательства Англии было непросто. Автро-Венгрия неохотно шла на новый союз, полагая, что Англия втянет ее в войну с Россией, а затем ретируется, оставив вдвоём с Италией [72].

Действительно, внешнеполитическая концепция Британии строилась на принципе борьбы чужими руками. В чрезмерном усилении Франции островное государство видело ущерб своим позициям на материке, однако борьбу с Россией и Францией планировала провести силами держав Тройственного союза – Германии, Австро-Венгрии и Италии.

Другой точки зрения на этот вопрос придерживался Бисмарк. Канцлер Германии, считая войну с Францией неизбежной, категорически не желал ввязываться в войну на два фронта. А потому одним из направлений его дипломатии была попытка заручиться нейтралитетом России по отношению к возможному германо-французскому конфликту.

Правда, канцлер изрядно переборщил в экономическом принуждении России к нейтралитету. Правительственным учреждениям Германии было запрещено помещать деньги в русские бумаги, Рейхсбанку - принимать эти бумаги в залог. О новом займе в Берлине русскому правительству не приходилось и думать. Как отмечается в «Истории дипломатии», деньги, в которых отказывали в Берлине, царское правительство нашло в Париже. В 1887 году были заключены первые русские займы во Франции, а в 1888 - 1889 годах на парижском денежном рынке была проведена огромная финансовая операция по конверсии русского государственного долга. С тех пор один заём следовал за другим. Французский капитал стал главным кредитором царизма. Вскоре царская Россия сделалась важнейшей сферой экспорта французского капитала.

Отношения России и Германии стремительно рушились, на этом фоне укреплялись отношения России и Франции. В 1893 году был заключен российско-французский военный союз, направленный против стран Тройственного союза. Европа раскололась на два военных блока – Россия и Франция с одной стороны, Германия, Австрия и Италия – с другой. Англия занимала независимую позицию, планируя поживиться результатами европейской конфронтации.

Эта концепция была пересмотрена уже в первые годы XX века. Серьезное усиление Германии, столкновения колониальных интересов, политические проблемы на континенте, военно-морская программа Германии, которая прямо угрожала английскому морскому владычеству, вынудили Британию выбрать одну из сторон конфликта. Германия становилась главным врагом, Франция и Россия – «естественными союзниками». В 1904 году Англия и Франция, подписав договор о разделе колоний, устранили поводы для возможных взаимных противоречий. Возник «Антант кордиаль» - «сердечное согласие», Антанта. Мало у кого были сомнения, что этот договор, даже не содержа никаких скрытых или явных военных статей, нацелен на подготовку к войне с Германией.

В ответ германская дипломатия предприняла попытку оторвать Российскую империю от формирующегося антигерманского блока. Европейские страны хорошо понимали ценность российских ресурсов и российских войск. В ответ на создание англо-французской Антанты Германия предложила России антианглийский военный союз. В который предлагала включить и Францию - ее планировалось совместно убедить присоединиться к договору, но позже.

Момент был подобран идеально. Россия терпела поражение в Русско-японской войне, за сценой которой стояла Англия. Дополнительный козырь немецкая дипломатия получила, узнав о фатальном инциденте с участием эскадры адмирала Рожественского. Он обстрелял английские рыболовные суда, приняв их за японские миноносцы. Николай II был в ужасе от перспективы войны с Англией, германский военный союз, направленный против общего врага, был ему как нельзя кстати. Император ответил согласием.

«Дорогой Ники! – писал ему в этой связи Вильгельм II. - Твоя милая телеграмма доставила мне удовольствие, показав, что в трудную минуту я могу быть тебе полезным. Я немедленно обратился к канцлеру, и мы оба тайно, не сообщая об этом никому, составили, согласно твоему желанию, 3 статьи договора. Пусть будет так, как ты говоришь. Будем вместе».

Однако в последний момент, когда тайный договор был уже готов, российский император усомнился: не следует ли показать его предварительно Франции? «Дорогой Бюлов, - сообщил Вильгельм своему канцлеру, - при сем посылаю вам только что полученную от царя шифрованную телеграмму… Его величество начинает прошибать холодный пот из-за галлов, и он такая тряпка, что даже этот договор с нами не желает заключать без их разрешения, а значит, не желает его заключать также и против них. По моему мнению, нельзя допустить, чтобы Париж что-нибудь узнал, прежде чем мы получим подпись «царя-батюшки». Ибо если до подписания договора сообщить Делькассе, то это равносильно тому, что он даст телеграмму Камбону и в тот же вечер её напечатают в «Times» и «Figaro», а тогда делу конец... Такой оборот дела очень огорчает, но не удивляет меня: он (т. е. царь) по отношению к галлам - из-за займов - слишком бесхребетен» [73].

Подписание договора было сорвано. В борьбу за российские войска включилась Англия. В 1907 году между Россией и Англией был подписан договор, разграничивающий сферы колониальных интересов. Его заключению способствовала огромная бюджетная дыра, образовавшаяся в связи с поражением в Русско-японской войне. Ее удалось залатать благодаря внезапно подобревшим английским банкам. Но еще более значительным фактором стала революция 1905 года на фоне неурегулированных отношений с Японией. Разграничение сферы колониальных интересов для России являлось возможностью обратиться к внутренним проблемам, закрыв на время внешнеполитические противоречия. Так, за 7 лет нового века, Россия оказалась в рядах Антанты, «Тройственного согласия», противостоящего Тройственному союзу Германии, Австрии и Италии. Политические блоки были оформлены, вопрос мировой войны, фактически, решен.

Характерно, что даже вопрос выгод, которые получала Россия от участия в военном блоке, решался уже в ходе Великой войны, в 1915 году. Скрепя сердце, после многочисленных споров, Британия и Франция согласились на решение российского «восточного вопроса» - признали права империи на Константинополь и черноморские проливы. Нужно, однако, отметить: нет никаких причин верить в истинность таких обещаний. Интересы Британии и Франции никуда не делись, полагать, что отношение к России внезапно изменилось, было бы слишком наивно.

Сразу после революций 1917 года Антанта приступила к разделу России на сферы влияния, в 1918 году началась интервенция войск коалиции на российскую территорию. Что вполне укладывается в линию европейской политики, неизбежное желание поживиться за счет проигравшего. Но нет никаких оснований утверждать, что даже не будь Брестского мира, и одержи Россия победу над Германией вместе со странами Антанты, в пылу дележа мирового наследства они не сформировали бы новый военный блок - против истощенной войной России. Напротив, история говорит как раз об обратном.

Часть 2. Развал России

Глава 11. Истоки революции. Первая революционная ситуация

Где начался исторический перелом, ознаменовавший развал Российской империи? Какие движущие силы вели страну к революциям 1917 года, какой идеологии придерживались революционеры, какова была их поддержка в обществе? Крайне упрощенной выглядит расхожая сегодня точка зрения о большевиках, подточивших камень государственной власти, разложивших армию и пришедших к власти в результате вооруженного переворота в октябре 1917 года. Ведь ранее, безо всякого участия большевиков, произошло свержение монархии в феврале, а за 12 лет до того вспыхнула революция 1905 года, влияние в которой большевиков было минимально.

Предпосылки революционного взрыва уходят своими корнями в XIX век. Отечественная историография говорит о двух революционных ситуациях, сложившихся в Российской империи в 1859-1861 и 1879-1882 годах. В.И.Ленин прямо утверждал, что 1861 год породил 1905-й (а 1905, по мнению многочисленных исследователей, породил 1917-й). Можно как угодно относиться к личности Владимира Ильича, но невозможно отрицать, что он был крупнейшим в XX веке теоретиком (и практиком) революции.

Первую революционную ситуацию В.И.Ленин датировал 1859-1861 годами. Голые факты: катастрофическая для империи Крымская война обнажила массовое брожение в среде крестьян. Чаша терпения переполнилась, «низы» больше не могли мириться с крепостничеством. Дополнительным фактором послужило вызванное войной усиление эксплуатации крестьян. Наконец, голод, вызванный неурожаями 1854-1855 и 1859 годов, поразил 30 губерний России.

Еще не оформившееся в объединенную силу, не революционное по сути, но доведенное до отчаяния крестьянство массово бросало работу. Узнав об «Указе о формировании морского ополчения» (1854 год) и «Манифесте о созыве государственного ополчения» (1855 год) тысячи человек покинули поместья и направились в города. Украину охватило массовое движение – «Киевская казатчина», крестьяне деревнями требовали записать их в армию. Выдавая желаемое за действительное, они толковали царские указы как обещание даровать свободу в обмен на воинскую службу. После окончания войны, в 1856 году, дороги Украины заполнили обозы: пронесся слух, что царь раздает в Крыму землю. Сотни и тысячи человек пробирались к заветной свободе. Их ловили, возвращали помещикам, но поток не иссякал.

Стало ясно, что власть утрачивает контроль над крестьянской средой. "Верхи" не могли удержать ситуацию. Если за два года, с 1856 по 1857 год в стране произошло более 270 крестьянских выступлений, то в 1858 – уже 528, в 1859 – 938 [74]. Накал страстей в самом массовом сословии России нарастал лавинообразно.

В этих условиях у Александра II не оставалось другого выхода, кроме проведения реформ. «Лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться того времени, когда оно, само собою, начнет отменяться снизу», - сказал он, принимая представителей дворянства Московской губернии 30 марта 1856 года.

Нужно отметить, что с реформой Александр-освободитель чуть было не опоздал. Идеи отмены крепостного права будоражили Россию со времен Екатерины II. Феодальные отношения объективно тормозили развитие государства, все сильнее чувствовалось отставание России от европейских держав. Показателен такой пример: В 1800 г. Россия производила 10,3 млн. пудов чугуна, Англия - 12 млн., а в начале 50-х годов Россия - от 13 до 16 млн., Англия - 140,1 млн. пудов [75].

В 1839 году глава III отделения императорской канцелярии, шеф жандармов А.Х.Бенкендорф докладывал государю о настроениях в крестьянской среде:

«…при каждом важном событии при дворе или в делах государства, издревле и обыкновенно пробегает в народе весть о предстоящей перемене… возбуждается мысль о свободе крестьян; вследствие этого происходят и в прошедшем году происходили в разных местах беспорядки, ропот, неудовольствия, которые угрожают хотя отдаленною, но страшною опасностью. <…> Толки всегда одни и те же: царь хочет, да бояре противятся. Дело опасное, и скрывать эту опасность было бы преступлением. Простой народ ныне не тот, что был за 25 лет пред сим. Подьячие, тысячи мелких чиновников, купечество и выслуживающиеся кантонисты, имеющие один общий интерес с народом, привили ему много новых идей и раздули в сердце искру, которая может когда-нибудь вспыхнуть.

В народе толкуют беспрестанно, что все чужеязычники в России, чухны, мордва, чуваши, самоеды, татары и т. п. свободны, а одни русские, православные - невольники, вопреки священному писанию. Что всему злу причиной господа, т. е. дворяне! На них сваливают всю беду! Что господа обманывают царя и клевещут пред ним на православный народ и т. п. Тут даже подводят тексты из священного писания и предсказания по толкованиям библии и предвещают освобождение крестьян, месть боярам, которых сравнивают с Аманом и фараоном. Вообще весь дух народа направлен к одной цели к освобождению <…> Вообще крепостное состояние есть пороховой погреб под государством и тем опаснее, что войско составлено из крестьян же, и что ныне составилась огромная масса беспоместных дворян из чиновников, которые, будучи воспалены честолюбием и не имея ничего терять, рады всякому расстройству. <…> В этом отношении обращают на себя внимание солдаты, уволенные в бессрочный отпуск. Из них хорошие остаются в столицах и городах, а по деревням расходятся люди большею частию ленивые или дурного поведения. Потеряв привычку к крестьянским трудам, не имея собственности, чуждые на родине, они возбуждают ненависть противу помещиков своими рассказами о Польше, Остзейских губерниях и вообще могут вредно действовать на ум народа<…>

Мнение людей здравомыслящих таково: не объявляя свободы крестьянам, которая могла бы от внезапности произвести беспорядки, можно бы начать действовать в этом духе. Теперь крепостные люди не почитаются даже членами государства и даже не присягают на верность государю. Они состоят вне закона, ибо помещик может без суда ссылать их в Сибирь. Можно было бы начать тем, чтобы утвердить законом все существующее уже на деле (de facto) в хорошо устроенных поместьях. Это не было бы новостью. Так например, можно было бы учредить волостные управления, сдачу в рекруты по жребию или по общему суду старшин волости, а не по прихоти помещика. Можно было бы определить меру наказания за вины и подвергнуть крепостных людей покровительству общих законов<…>

Начать когда-нибудь и с чего-нибудь надобно, и лучше начать постепенно, осторожно, нежели дожидаться, пока начнется снизу, от народа. Тогда только будет мера спасительна, когда будет предпринята самим правительством, тихо, без шуму, без громких слов, и будет соблюдена благоразумная постепенность. Но что это необходимо и что крестьянское сословие есть пороховая мина, в этом все согласны...» [76].

Здравых голосов, призывающих изменить ситуацию с крепостничеством, хватало. Но характерной чертой российской правящей династии было откладывать решение насущных проблем на будущее – по тем или иным причинам, под теми или иными предлогами. Вступив же на путь реформ, они предпочитали не рубить сгоряча. В результате отлично задуманные прогрессивные начинания повсеместно ограничивались полумерами, или нивелировались последующими решениями.

Отмена крепостного права 1861 года не стала исключением. Как отмечалось выше, долгожданная свобода была дарована крестьянам без собственности на землю, доступные для обработки наделы подверглись сокращению, сельское население было обложено выкупными платежами, сохранялась барщина. Это была не та реформа, о которой мечтало крестьянство.

«Положения 19 февраля 1861 года о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости» вызвали новый взрыв недовольства. В 1861 году число крестьянских выступлений выросло до 1 176. В 337 случаях против крестьян пришлось применять войска. Народ будоражил слух, что «Положения» подложны, что настоящий царский указ утаили баре. Наиболее показательным является Кандеевское выступление 1861 года, охватившее многие деревни Пензенской и соседней Тамбовской губерний. Восстание возглавил крестьянин Леонтий Егорцев, утверждавший, что видел «взаправскую» грамоту с полным освобождением крестьян. Ее, по словам вожака бунта, похитили помещики, и тогда царь передал через Егорцева свою волю: «Всем крестьянам выбиваться от помещиков на волю силою, и если кто до Святой Пасхи не отобьется, тот будет, анафема, проклят» [77].

Многотысячные толпы крестьян с красным знаменем разъезжали на телегах по деревням, провозглашая: «Земля вся наша! На оброк не хотим, работать на помещика не станем!» [78]

Ситуацию удалось стабилизировать лишь применив силу. Кандеевское восстание, как и сотни других, было разгромлено войсками. Впрочем, как мы знаем, никаких противоречий это не разрешило. До возникновения следующей революционной ситуации - 1879-1882 годов – в Российской империи воцарилась напряженная тишина, в любой момент грозящая новым взрывом.

Глава 12. Красные при дворе Александра II. История революционного знамени

Скрупулезно рассматривая события более, чем двухвековой давности, столь серьезно повлиявшие на историю нашей страны, можно заметить множество интересных нюансов. Из официальной советской истории и литературы нам известно о сормовской первомайской демонстрации 1902 года, «в ходе которой рабочий П.А.Заломов поднял красное знамя» [79]. Не существует прямых утверждений, что это произошло впервые, однако сама подача энциклопедической информации - упоминание имени рабочего, обстоятельств поступка, подводят к этому выводу.

И в современных публикациях читаем: «Это мы все знаем еще со школьной скамьи: именно наш земляк Петр Заломов первый в России, 1 мая 1902 года вышел на демонстрацию с красным знаменем на котором было написано «Долой самодержавие!» [80]

Проследить историю легенды нетрудно, а старшему поколению она и без того известна со школьной скамьи. Сормовская первомайская демонстрация 1902 была одной из первых массовых акций РСДРП. Вот как описана она в книге 1949 года «Канун революции 1905-1907 в Сормове» [81]:

«Но рабочая политическая демонстрация продолжалась. У ее участников появились подготовленные заранее красные революционные знамена. На них были написаны боевые революционные лозунги. На большом знамени был лозунг «Долой самодержавие! Да здравствует политическая свобода!». Это знамя нес Петр Андреевич Заломов. На других знаменах были лозунги «Да здравствует Российская социал-демократическая рабочая партия!», «Да здравствует восьмичасовой рабочий день!».

Все это производило огромное, неизгладимое впечатление на собравшихся рядовых рабочих завода.

Первая открытая демонстрация сормовских рабочих против царизма вылилась в необычайно мощную, внушительную форму. До этого времени старое рабочее Сормово не видело ничего подобного. Тысячи сормовичей были участниками этого горячего протеста против произвола властей.

Внушительное впечатление производило ядро демонстрации во главе с Петром Заломовым. П. А. Заломов с красным знаменем в руках смело и открыто шел на штыки царских солдат. Его подвиг, явивший пример революционного бесстрашия, наглядно показал участникам демонстрации силу мужества борцов за дело революции».

Нужно лишь упомянуть, что П.А.Заломов и его мать Анна Кирилловна стали прообразами главных героев романа М.А.Горького «Мать». Беллетризация поступка сормовского рабочего и его семьи в дальнейшем привели к романтизации и идеализации его образа. Между тем из предыдущей главы мы знаем, что под красным знаменем проходило уже Кандеевское выступление крестьян 1861 года, случившееся за сорок лет до описываемых событий, когда РСДРП не существовало в принципе.

Дальнейшее углубление в историю подводит нас к еще более интересному выводу: понятие «красный» присутствовало в российской действительности задолго до революции 1917 года, задолго до стачек, ставших основой революции 1905, и даже до отмены крепостного права.

Непосредственное участие в подготовке и осуществлении крестьянской реформы 1861 года принимала группа петербургских чиновников, которых современники окрестили «красными бюрократами». Фактический лидер группы Н.А. Милютин еще в 1858 году получил от императора Александра II интересную характеристику: «Милютин давно имеет репутацию «красного» и вредного человека, за ним нужно понаблюдать» [82].

Несмотря на подозрения, Милютин был назначен на ответственную работу, во многом благодаря его усилиям была осуществлена крестьянская реформа, но факт остается фактом: "красные" в середине XIX века были в окружении императора.

Какой смысл вкладывался в понятие «красный» и красный флаг в этот период? Явно отделяя символику большевиков от предшествующих событий, БСЭ сообщает: «Милютин Николай Алексеевич: (1818-72) - российский государственный деятель... Принадлежал к группе «либеральных бюрократов». В 1859-61 товарищ министра внутренних дел, фактический руководитель работ по подготовке крестьянской реформы 1861». Здесь «красные бюрократы» заменено на «либеральные», и в этом нет ошибки.

Принято считать, что красное знамя большевики позаимствовали у Парижской коммуны (1871). Парижане, в свою очередь, еще во времена Великой французской революции (1789) позаимствовали революционный символ у восстания Спартака. Вымпелом восставших рабов древнего Рима был поднятый на шест красный фригийский колпак, длинная шапка с загнутым верхом, символ свободного человека. Знаменитая картина Делакруа «Свобода, ведущая народ» («Свобода на баррикадах») (1830) изображает Свободу как женщину с фригийским колпаком на голове.

Таким образом, красный цвет с XVIII века считался в Европе (и в России) цветом революции, реформ, перемен. Основой силой, стремящейся к переменам в Европе того периода, были либералы, народное движение против буржуазии появилось значительно позже. Александр II, характеризуя Милютина как человека «красного», явно вкладывал в это понятие смысл "либерал", "реформатор".

Очевидно, с реформами ассоциировалось красное знамя и у кандеевских крестьян 1861 года. А.Х.Бенкендорф, обращая внимание императора на солдат, уволенных в бессрочный отпуск, говорил, что те «возбуждают ненависть противу помещиков своими рассказами о Польше, Остзейских губерниях и вообще могут вредно действовать на ум народа». Служба того времени длилась более 10 лет, рекрутированные крестьяне за этот срок успевали много где побывать, участвовали в подавлении европейских революций, и не понаслышке знали об их символике.

Другой вопрос, что в России этот символ борьбы с монархией, в силу вечной веры в доброго царя и злых бояр, претерпел весьма интересную трансформацию. Лидер Кандеевского выступления Леонтий Егорцев под красным знаменем выступал от имени царя, за справедливость, против злых помещиков, «утаивших» царскую грамоту от народа.

Глава 13. Идеология революции и ее трансформация. Русский социализм XIX века

Водоразделом нашей истории, точкой невозврата, определившей движение страны к революции, стало чрезвычайное затягивание вопроса о крестьянской реформе. Общество переросло феодализм, стране требовались новые возможности, кипел энтузиазм, крестьяне, получавшие элементарные послабления от крепостной зависимости, демонстрировали чудеса предприимчивости. Получившие право торговать и заключать сделки государственные крестьяне быстро становились "капитальными людьми", торговали по всей России и даже за границей. Но это была капля в огромном море помещичьего крестьянства, не имевшего вообще никаких прав.

Кто знает, произойди отмена крепостного права не в условиях революционной ситуации, когда иного выхода не оставалось ("Лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться того времени, когда оно, само собою, начнет отменяться снизу"), а значительно раньше, в какой России сегодня бы мы жили.

Необходимость отказа от феодальных отношений понимали практически все - от крестьянства ("противоречит священному писанию") до прогрессивного дворянства и интеллигенции. Этими идеями пронизана литература - от Пушкина до Радищева и Фонвизина. Шеф жандармов Бенкендорф видел в крепостном праве "пороховую мину" под государственные устои.

Решиться на реформу, тем не менее, было непросто. Освобождение крестьян означало лишение собственности потомственных дворян, которые являлись опорой трона, важным элементом управления государством, его стабильности (и именно им принадлежали поместья с крепостными). Сама сложившаяся к XVIII-XIX векам система, таким образом, делала реформу практически невозможной без радикальных преобразований, смены правящих элит, принципиального изменения общественных отношений. То есть революции.

Собственно, потому и сотрясали с конца XVIII века Европу буржуазные революции, сметающие со своего пути устаревшие монархические прядки. Резня дворян во Франции была не просто кровавой причудой революционеров.

Занявшая в общеевропейском революционном процессе охранительные позиции (Священный союз), распространяя принципы противодействия любой революционной активности на внутреннюю политику, Россия лишь оттянула на значительное время неизбежную развязку. Существование в XX веке страны, управляемой сословными нормами, с не изжитыми последствиями крепостничества, со сводом законов, составляющим десятки томов, кажется нонсенсом, но это наша реальность.

Столь существенные успехи российских самодержцев в сохранении старых порядков объясняются как обширностью территорий (для любой европейской страны хватило бы одного восстания Пугачева), так и долготерпением русского народа, свойственным ему патернализмом, склонностью уповать на высшие силы и «царя-батюшку».

Разговоры, тем не менее, шли. Образованная часть общества, прекрасно понимая историческую ловушку, в которую попала страна, искала пути выхода из нее. Отталкиваясь от необходимости освобождения крестьян и рассматривая варианты будущего обустройства России, революционеры XIX века прошли большой путь. Постепенно, глядя со стороны, они осмыслили западный опыт построения буржуазных демократий. И отвергли его. Уже во второй половине XIX века российские красные говорили о построении русского социализма – в противовес безумству капитализма на Западе.

Первоначально вполне либеральными были проекты декабристов: уничтожить крепостное право и заменить самодержавие конституционной монархией. Рассматривались разные варианты достижения цели – от подготовки общественного мнения (пропаганды), которое со временем принудит царя даровать народу конституцию, до проектов цареубийства и последующего переворота. Многолетние дискуссии привели декабристов к неизбежному выводу: изменения в системе невозможны без изменений самой системы.

П.И.Пестель в программе Южного общества, знаменитой «Русской правде», определял цели восстания: свержение самодержавия и установление в России республики (буржуазной). Сразу после восстания программа предусматривала ликвидацию крепостничества, уничтожение всех сословных перегородок и установление «единого сословия – гражданского».

Сегодня особенно интересна программа Северного общества декабристов, возглавляемого Н.М.Муравьевым. Выступая за конституционную монархию, он так определял ее черты: государственное устройство России должно быть федеративным, состоящим из 13 держав и 2 областей – Московской и Донской, со своими центрами. Высшим представительным и законодательным органом должно быть двухпалатное Народное Вече, состоящее из Палаты народных представителей (избирается на два года, состоит из 450 членов) и Верховной Думы, как органа, представляющего территории [83].

Исполнительная власть вручалась императору – «верховному чиновнику российского правительства». При вступлении в должность он должен был присягать Народному Вече, обязывался сохранять и защищать «Конституционный устав России», имел право «вето» в отношении законов.

Есть все основания полагать, что авторы российской конституции 1993 года не обошли вниманием проект конституционной монархии Н.М.Муравьева.

Восстание декабристов было подавлено 14 декабря 1825 года, однако идею реформирования государственной системы это остановить не могло. Как было указано выше, необходимость реформ понимали буквально все. Из концепции реформ «сверху», попытки поменять систему при помощи самой системы, исходили видные представители российского либерализма. Свой проект конституции готовил еще в начале века статс-секретарь Александра I М.И.Сперанский. По поручению самого императора в 1818–1819 годах Н.Н.Новосильцевым была разработана «Государственная Уставная грамота Российской империи». Эти проекты, однако, так и остались на бумаге.

Либеральные идеи получили свое развитие в 30-40 годы. Из дискуссии о методах обустройства России выросло противостояние западников и славянофилов, где первые видели возможность реформы в следовании западному пути (в основном речь шла о конституционной монархии), вторые – в возврате в допетровскую эпоху с царем и избранным Вече. Западники заняли место на левом фланге либерального лагеря, славянофилы – правом. Упование на реформы «сверху» смыкало позиции и западников, и славянофилов с официальной идеологией, уповать, как показывает история, можно было еще очень долго.

Одновременно шло активное переосмысление опыта декабрьского восстания 1825 года. Возникший в 30-е в стенах Московского университета кружок Герцена-Огарева изучал опыт европейских революций, здесь шли горячие споры о путях преобразования России. Главным итогом деятельности революционного кружка, который на десятилетия определил направление реформаторской мысли российских революционеров, стал вывод о невозможности преобразований без поддержки народа. Концепция элитарной, дворянской революции, «без народа, но для него», уходила в прошлое.

Еще одним важным следствием споров в стенах Московского университета стало разочарование Герцена и Огарева в идее буржуазных революций. У них перед глазами был нелицеприятный опыт становления капиталистических стран. «Мы искали чего-то другого, чего не могли найти ни в несторовской летописи, ни в трансцендентальном идеализме Шеллинга», - писал Герцен [84].

Позже, в эмиграции, своими глазами увидев и на собственном опыте прочувствовав Европу, Герцен невзлюбил ее молодой и хищный капитализм. Он начал искать для России особые, некапиталистические пути развития и первым сделал вывод о том, что Россия сможет перейти из крепостного состояния, минуя капитализм, сразу к социализму [85].

Альтернативным путем к тем же выводам пришел другой мыслитель XIX века В.Г.Белинский. Отрицая буржуазную демократию Запада, он подчеркивал ее внешнюю благообразность, но глубокую внутреннюю фальшь. «Те же Чичиковы, только в другом платье, - писал он. - Во Франции и в Англии они не скупают мертвых душ, а подкупают живые души на свободных парламентских выборах! Вся разница в цивилизации, а не в сущности».

Идею русского социализма Белинский определял для себя как «идеею идей, бытием бытия, альфою и омегою веры и знания». Он прекрасно отдавал себе отчет, что достичь цели без революционных преобразований немыслимо: «Смешно и думать, - говорил он, - что это может сделаться само собою, временем, без насильственных переворотов, без крови» [86].

Из работ Белинского, Герцена, Огарева и многих других выросла идеология народничества, которая господствовала в русских революционных кругах вплоть до революции 1917 года, когда была, по большей части, вытеснена марксизмом. До сих пор не утихают споры, был ли марксизм-ленинизм (как развитие марксизма, его переложение на российские реалии) противоположен народничеству, или наследовал ему. Взглянем на главные идеи народников: Россия может и должна во благо своего народа перейти к социализму, минуя капитализм (как бы перепрыгнув через него, пока он не утвердился на русской земле) и опираясь при этом на крестьянскую общину как на зародыш социализма. Для этого нужно не только отменить крепостное право, но и передать всю землю крестьянам при безусловном уничтожении помещичьего землевладения, свергнуть самодержавие и поставить у власти избранников самого народа.

Позже, сразу после Октябрьской революции 1917 года, наследники народников эсеры обвиняли большевиков в краже их программы. На что Ленин не без сарказма отвечал «...Хороша же партия, которую надо было победить и прогнать из правительства, чтобы осуществить все революционное, все полезное для трудящихся из ее программы» [87].

Ниже, подробно рассматривая события второй декады XX века, мы еще вернемся к этому важному вопросу.

Глава 14. Конец XIX века. Напряжение нарастает

Не разрешив основных противоречий, реформа 1861 года и последовавшие крестьянские выступления временно притушили костер революции, выпустили пар из перегретого котла русского общества. Крестьяне, естественно, не формулировали идеологии, не вырабатывали последовательной программы действий. Вызванные отчаянием бунты захлебывались, достигнув своего пика. Не было шанса сражаться с присланными царем регулярными войсками под лозунгом "мне царь передал взаправскую грамоту" (хотя такие попытки и предпринимались).

Революционная идеология, формируемая дворянами и разночинцами, была пока оторвана от народа, существовала сама по себе, в рамках революционных кружков и организаций. Отчаянный бунт "снизу" практически не был связан с революционной деятельностью "сверху". Совмещение идеи и действия, интеллектуальное оснащение революции произойдет гораздо позже.

Именно этим объясняется волнообразное развитие революционных ситуаций в середине-конце XIX века. Крестьянские волнения, выплеснув гнев, угасали (или подавлялись войсками). Возникал период шаткого спокойствия, который сегодня принто подавать чуть ли не как золотой век российской истории.

Спокойствие (относительное) длилось 20 лет. Безземелье, неподъемные выкупные платежи и налоги, превышающие доходность крестьянских хозяйств, уже к 1879 году привели к формированию новой революционной ситуации. Вновь начался рост крестьянских бунтов: 9 выступлений в 1877 году, 31 в 1878, 46 в 1879. Выступления носили более организованный, чем раньше, характер, например, Чигиринский и Черкасский уезды Киевской губернии охватило восстание с участием 40-50 тысяч человек. На подавление бунтов вновь были брошены войска. Территория страны в очередной раз превратилась в арену сражений регулярной и крестьянских армий. Сегодня об этом почему-то предпочитают не вспоминать, но ведь для "благодатного" XIX века подобная ситуация перманентно тлеющей гражданской войны была скорее нормой, чем исключением.

Важным отличием революционной ситуации 1879-1882 годов стало участие в событиях зарождающегося рабочего класса. Условия жизни городских рабочих, как мы отмечали в первой части, были как бы не худшими, чем у крестьян. С одной стороны им нечего было терять, с другой - было что требовать.

Если за все 60-е годы в стране было отмечено 51 рабочее выступление, то уже в 1877 их было 16, в 1878 - 44, в 1879 году стачки и забастовки охватили 54 предприятия.

В отличии от крестьянских бунтов, рабочие выступления воспринимались как более серьезный дестабилизирующий фактор. Во-первых, они происходили в городах, нарушая их жизнедеятельность. Во-вторых, они носили более организованный характер, в стачках принимали участие до 2 тысяч человек, которые выдвигали конкретные требования: сокращение рабочего дня (который на некоторых предприятиях доходил до 15 часов), запрет на детский труд, повышение заработной платы. Началось формирование рабочих организаций, в 1875 году был создан «Южнороссийский союз рабочих», в 1878 - «Северный союз русских рабочих». Наконец, в городах происходила смычка рабочих с революционной интеллигенцией, начиналось интеллектуальное оснащение протестных акций. От конкретных требований рабочие союзы переходил к осмыслению политической ситуации и, в скором времени, к неизбежному выводу о невозможности реформирования системы без ее разрушения.

Революционная ситуация 1879-1882 годов раскачала все сформировавшиеся на тот момент в империи политические силы. Характерно проявила себя либеральная буржуазия – ее позиция, сформированная в конце XIX века, крайне важна для понимания будущих процессов.

Достаточно окрепшие, либералы понимали необходимость перемен. Отсутствие прав и четких законов стесняло их деятельность. Одновременно их пугало рабочее и крестьянское движение. Воспитанные и добившиеся успеха в условиях абсолютной монархии, российские либералы существенно отличались от своих западных предшественников. Они не были революционны – фактически, российские либералы стояли на твердых монархических позициях. Революционная ситуация стала для них поводом просить у царя политических привилегий, конституции и законодательной базы – конституционной монархии. С целью достижения этих требований была развернута петиционная кампания – требования буржуазии были выражены в многочисленных посланиях и прошениях.

Революционную силу олицетворяли собой народники, приговорившие императора Александра II к смертной казни. После серии неудачных покушений, 1 марта 1881 года «Народная воля» осуществила террористический акт в центре Петербурга. Смертный приговор был приведен в исполнение.

Вопреки ожиданиям революционеров, народ не поднялся. Советская историография приводит тому ряд причин: слабость и неорганизованность только формирующегося рабочего класса, значительная оторванность революционеров как от рабочих, так и от крестьян, слепая вера в революционный подъем, который самостоятельно решит все вопросы – нужно лишь создать к тому условия. Сомневаться в истинности этих причин нет никаких оснований.

Революционная ситуация 1879-1882 годов не выросла в революцию, не привела к серьезным изменениям, способным надолго стабилизировать общественную ситуацию. Тем не менее, власть была вынуждена пойти на ряд уступок. С крестьян была снята подушная подать, сокращены выкупные платежи, списаны безнадежные недоимки по ним. Временнообязанное состояние сельского населения упразднялось, учреждался Крестьянский банк для предоставления крестьянам долгосрочных ссуд на покупку земли. Решить земельный вопрос эти действия не могли: фактически, банк не выдавал ссуду, а торговал землей в долг – по цене вдвое выше, чем рыночная, и под 8 процентов годовых. Но временному успокоению крестьянства это способствовало.

Рабочие также добились определенных уступок. 1 июня 1882 года вышел закон об ограничении детского труда. Запрещался труд детей до 12 лет, для детей 12-15 лет был установлен 8-часовой рабочий день и предоставлялся один выходной. Указывалось даже, что фабрикант должен предоставлять детям возможность посещать школы – 3 часа в неделю.

В 1885 году вышел закон «О воспрещении ночной работы несовершеннолетним и женщинам на фабриках, заводах и мануфактурах», а в 1886 году появились «Правила о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих». Этот документ стал первым в России законодательным актом, регулирующим трудовые отношения. В частности, он содержал такие нормы: «Выдача заработной платы рабочим должна производиться не реже одного раза в месяц» и «Расплата с рабочими, вместо денег купонами, условными знаками, хлебом, товаром и иными предметами воспрещается» [88].

Кроме того, закон гласил: «Заведующим фабриками или заводами… воспрещается взимание с рабочих платы: а) за врачебную помощь, б) за освещение мастерских, в) за пользование при работах для фабрике орудиями производства» [89].

Глава 15. Революция 1905 года, Или о роли «маленькой победоносной войны»

Осознавала ли царская власть нарастающую угрозу революции? Документы и многочисленные воспоминания современников свидетельствуют: да, осознавала. Это осознание, однако, соседствовало с полным непониманием общественных устремлений, неверной оценкой происходящих явлений, более того – весьма слабым представлением о собственных возможностях, причем не только во внутренней, но и во внешней политике.

Вместо решения насущных проблем, взгляды Николая II и министров были направлены на внешнюю экспансию. Вторгаясь в сферу интересов Японии, Россия явно шла к военной конфронтации, но полагала ее, как ни странно, удачным разрешением всех проблем разом.

В январе 1904 года генерал Куропаткин, обоснованно полагающий войну страшной авантюрой, высказывал министру внутренних дел В.К.Плеве, что он, Плеве, был среди министров, которые эту войну желали, что он примкнул к банде политических аферистов. На что Плеве с иронией отвечал: «Алексей Николаевич, вы внутреннего положения России не знаете. Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война» [90].

Впоследствии инициатор экономической экспансии России на Восток С.Ю.Витте открещивался от царской авантюры. Он говорил, что планировал лишь обеспечение экономических интересов России в Северном Китае – не более. «Представьте себе, - писал он, - что я позвал своих гостей в Аквариум, а они, напившись пьяны, попали в публичный дом и наделали там скандалы. Неужели я виноват в этом? Я хотел ограничиться Аквариумом» [91].

Таковы были настроения министров, что же говорить об общественном мнении. Действительно, «скандалы» были наделаны изрядные. Вместо «удержания революции» Россия получила позорное поражение, затратив на войну 2 347 млн. рублей и около 500 млн. рублей потеряв в виде отошедшего к Японии имущества и потопленных кораблей. Война привела к росту налогов и цен, что лишь обострило внутренние противоречия.

В этой ситуации наименее оппозиционной силой по-прежнему оставались либералы, объединенные в «Союз освобождения» (будущие «кадеты», конституционные демократы). Они протестовали, и даже организовали «банкетную кампанию» 1904-1905 годов. В крупных городах империи устраивалась банкеты, на которых представители либеральной оппозиции произносили пышные речи о необходимости введения свобод, конституции, принимали резолюции. Предотвращение революции было их целью, а вот в средствах они расходились. Так, из 47 банкетов 36 поддержали законосовещательный парламент, а 11 банкетов – идею созыва Учредительного собрания. Естественно, такой протест не представлял для царских властей существенной угрозы. Недаром впоследствии, испробовав разные варианты работы Думы, власти остановились на варианте кадетского и консервативного большинства.

Революционный взрыв грянул 9 (22) января 1905 года. Тысячи рабочих с женами, детьми, стариками, в нарядных одеждах, с иконами и портретами Николая II в руках отправились к Зимнему дворцу передать царю петицию о своих нуждах. Демонстрация все разрасталась, по некоторым данным, в ней участвовало до 200 тысяч человек. Организатором шествия выступило «Собрание русских фабричных и заводских рабочих Санкт-Петербурга», возглавляемое священником Георгием Гапоном. Весьма неординарная личность, он, по-видимому, искренне радея о судьбе рабочих, сотрудничал, одновременно, и с революционными организациями, и с царской охранкой. И пока охранка использовала его, он пытался использовать охранку.

Впоследствии Гапон объяснял свое участие в создании рабочей организации: «Мне было ясно, что лучшие условия жизни наступят для рабочего класса только тогда, когда он организуется. Мне казалось, и мое предположение впоследствии подтвердилось, что, кто бы ни начал эту организацию, в конце концов она станет самостоятельной, потому что наиболее передовые члены рабочего класса, несомненно, возьмут верх» [92].

Петиция рабочих представляет собой важный исторический документ, она дает представление об их нуждах, надеждах и политической позиции. В ней ярко выражена вера народа в царя-батюшку, у которого люди шли просить защиты. В ней говорилось:

«Государь!

Мы, рабочие и жители города С.-Петербурга разных сословий, наши жены, и дети, и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать. Мы и терпели, но нас толкают все дальше в омут нищеты, бесправия и невежества, нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, государь. Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем, продолжение невыносимых мук…»

Рабочие просили 8-часовой рабочий день, нормальную зарплату, общее и обязательное образование за государственный счет, всеобщее равенство перед законом, отмены выкупных платежей, дешевого кредита, постепенной (!) передачи земли народу. Просили исполнения заказов военного морского ведомства в России, а не за границей. Отдельным пунктом значилось «Прекращение войны по воле народа».

«Взгляни без гнева, внимательно на наши просьбы, они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для тебя, государь! – говорилось в обращении. - Не дерзость в нас говорит, а сознание, необходимости выхода из невыносимого для всех положения …» [93].

Николай II отдал приказ навести на улицах порядок. Войска открыли по демонстрации огонь. Данные о жертвах этого расстрела до сих пор разнятся – от нескольких сотен до 1200 убитых и до 5 тысяч раненых. Огромная толпа, в которой были женщины и дети, бросилась прочь от Зимнего дворца. Ей вслед были пущены казаки, продолжавшие "наведение порядка" шашками. Гапон, срывая с себя рясу, кричал: «Нет больше Бога! Нет больше царя!»

В столице царили шок, ужас и ярость. Начались нападения на офицеров и жандармов, рабочие вооружались – была захвачена оружейная мастерская Шаффа. 200 человек разгромили управление 2-го участка Васильевской полицейской части. На улице росли баррикады. Петербургская интеллигенция, не менее остальных шокированная произошедшим, организовала в здании Вольного экономического общества сбор средств для семей убитых рабочих, на лечение раненых и на оружие (!)для рабочих отрядов.

В.И.Ленин писал об этих событиях: «Тысячи убитых и раненых - таковы итоги кровавого воскресенья 9 января в Петербурге. Войско победило безоружных рабочих, женщин и детей. Войско одолело неприятеля, расстреливая лежавших на земле рабочих. «Мы дали им хороший урок!», - с невыразимым цинизмом говорят теперь царские слуги и их европейские лакеи из консервативной буржуазии.

Да, урок был великий! Русский пролетариат не забудет этого урока. Самые неподготовленные, самые отсталые слои рабочего класса, наивно верившие в царя и искренне желавшие мирно передать «самому царю» просьбы измученного народа, все они получили урок от военной силы, руководимой царем или дядей царя, великим князем Владимиром.

Рабочий класс получил великий урок гражданской войны…» [94].

События развивались по нарастающей: «Вся промышленная, общественная и политическая жизнь парализована. В понедельник 10 января столкновения рабочих с войском становятся ожесточеннее… Всеобщая стачка охватывает провинции. В Москве 10 000 человек уже бросило работу. На завтра (четверг 13 января) назначена всеобщая стачка в Москве. Вспыхнул мятеж в Риге. Манифестируют рабочие в Лодзи, готовится восстание Варшавы, происходят демонстрации пролетариата в Гельсингфорсе. В Баку, Одессе, Киеве, Харькове, Ковне и Вильне растет брожение рабочих и ширится забастовка. В Севастополе горят склады и арсенал морского ведомства, и войско отказывается стрелять в восставших матросов. Стачка в Ревеле и в Саратове. Вооруженное столкновение с войском рабочих и запасных в Радоме» [95].

«Немедленное низвержение правительства - вот лозунг, которым ответили на бойню 9-го января даже верившие в царя петербургские рабочие, - отмечал В.И.Ленин, - ответили устами их вождя, священника Георгия Гапона, который сказал после этого кровавого дня: «у нас нет больше царя. Река крови отделяет царя от народа. Да здравствует борьба за свободу!» [96]

Как бы в подтверждение его слов, Георгий Гапон обратился с открытым письмом к социалистическим партиям России: «Кровавые январские дни в Петербурге и в остальной России поставили лицом к лицу угнетенный рабочий класс и самодержавный режим с кровопийцей-царем во главе. Великая русская революция началась. Всем, кому действительно дорога народная свобода, необходимо победить или умереть… Ближайшая цель - свержение самодержавия, временное революционное правительство, которое немедленно провозглашает амнистию всем борцам за политическую и религиозную свободу - немедленно вооружает народ и немедленно созывает учредительное собрание на основании всеобщего, равного, тайного и прямого избирательного права. К делу, товарищи! Вперед, на бой! Повторим же лозунг петербургских рабочих 9-го января - свобода или смерть!..» [97].

Как понимали происходящее царские чиновники? В целом понимали верно. После Кровавого воскресенья Витте, полемизируя с главным идеологом консерваторов, обер-прокурором Синода К.П. Победоносцовым, предрекал: "Такие жертвы и ужасы даром не проходят, и если правительство не возьмет в свои руки течение мыслей населения, то мы все погибнем, ибо, в конце концов, восторжествует русская, особливого рода коммуна" [98].

Нужно подчеркнуть, что Витте лучшим вариантом устройства России всегда полагал монархию, он любил повторять: "Не будь неограниченного самодержавия, не было бы Российской Великой империи" и утверждал, что демократические формы неприемлемы для России в силу ее разноязычности и разноплеменности [99]. Его слова про "русскую, особливого рода коммуну" никак не заданы идеологией, они являются следствием здравого анализа происходящих процессов. Уже революция 1905 года несла в себе мощный заряд антибуржуазности, отрицания капитализма, с которым общество вынуждено было столкнуться в самой дикой, недоразвитой его форме и "переболело" им. Это видно из требований рабочих о ликвидации на фабриках государственных фабричных инспекций и создании совместных с рабочими органов управления производством.

В будущем эта идея будет реализована "снизу" в виде фабзавкомов - фабрично-заводских комитетов, которые возьмут в свои руки управление производством при недееспособности собственника (сбежавшего или парализованного страхом революции 1917 года). Производства будут работать, рабочие наладят управление, поступление сырья и сбыт продукции, и даже будут отдавать собственнику, если не сбежал, его долю прибыли - "чтоб было по справедливости".

Это уравнительное "по справедливости" становилось одной из главных черт общества. Насколько широко были распространены подобные идеи свидетельствует такой показательный факт. Представляя в Третей государственной Думе свой проект аграрной реформы, председатель Совета министров П.А.Столыпин говорил, что ставка сделана "не на убогих и пьяных, а на крепких и сильных".

Слова Столыпина вызвали одинаково резкую реакцию и среди крайне левых революционеров и среди крайне правых черносотенцев-консерваторов. Подпольные газеты революционеров обвиняли Столыпина, что он отдал деревню на поток и разграбление мироедам, а черносотенное "Русское знамя" восклицало: "В сознании народа царь не может быть царем кулаков" [100].

Ни о какой буржуазной революции речи, безусловно, не шло. Идеи русского социализма, поднятые еще Огаревым и Герценом, витали в воздухе, незрелыми оставались лишь лозунги восставших. И это прекрасно понимали прозорливые царские чиновники из тех, кто пытался понимать. Но это, одновременно, делало реформу «сверху» невозможной вдвойне. Если переход к конституционной монархии и рост капитализма был как-то представим, то идея коммуны означала полное низвержение государственного устройства. Отсюда продолжавшиеся попытки как-то вырулить ситуацию в привычное русло - пусть и реформ, но буржуазных.

Революция 1905-1907 годов охватила, без преувеличения, всю страну. Россию сотрясали стачки, забастовки, рабочие выступления и крестьянские бунты, столкновения с войсками и уличные бои. Бастовали 30 из 33 железных дорог России. В полном соответствии с предупреждениями А.Х.Бенкендорфа об армии, состоящей из тех же крестьян, революция перекинулась на вооруженные силы. 14 июня 1905 года вспыхнуло восстание на кораблях Черноморского флота: броненосце «Князь Потемкин-Таврический» и других судах - «Георгий Победоносец», «Прут». В событиях участвовало до 2 тысяч матросов.

26 октября восстание солдат и матросов началось в Кронштадте, 12 флотских экипажей из 20, артиллеристы и минеры, перешли на сторону революционеров. Между ними и правительственными войсками завязался бой. 11 ноября новое восстание на судах Черноморского флота и в военном гарнизоне Севастополя. Центр восстания находится на крейсере «Очаков» под командованием П.П.Шмидта. В севастопольском восстании участвует около 8 тысяч солдат и матросов. Выступления в армии принимают поистине катастрофические масштабы. За октябрь – декабрь 1905 года зафиксировано 89 выступлений. Неплохо бы это напомнить сегодняшним сторонникам идеи о большевиках, разваливших армию на немецкие деньги. Тем более, что восстания продолжались и далее - Владивостокское восстание, Свеаборгское, вновь Кронштадское, Ревельское восстание на крейсере «Память Азова» и т.д.

Все губернии страны охватили крестьянские волнения. 31 октября 1905 была создана «Марковская крестьянская республика» в селе Маркове Волоколамского уезда Московской губернии (просуществовала до 18 июля 1906 года). В ноябре возникает «Старо-Буянская республика», созданная восставшими крестьянами сел Царевщина и Старый Буян Самарского уезда Самарской губернии. Повсеместно создаются органы самоуправления - Крестьянские комитеты (Советы крестьянских депутатов).

Следом - «Читинская республика». Власть в Чите перешла к рабочим и солдатам. Создан Совет солдатских и казачьих депутатов, первым распоряжением которого становится введение 8-часового рабочего дня. «Новороссийская республика». Красноярск, власть в городе взял Совет рабочих и солдатских депутатов («Красноярская республика»). В начале 1906 года восставшие с оружием в руках берут власть в Сочи.

На предприятиях, в городах и населенных пунктах империи создаются выборные Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Центральный Совет находятся в Петербурге. Начинается координация деятельности между советами, выходят в свет первые номера газеты «Известия» - известия Совета рабочих депутатов.

Фактически, в стране создавалась альтернативная структура власти. Период двоевластия, который столь существенным образом отразиться на событиях 1917 года, таким образом, зарождался в революции 1905. Насколько существенна была власть Советов, можно судить по такому примеру. С.А.Степанов отмечает: «В сущности, в столице было два центра власти - официальное правительство и Петербургский совет рабочих депутатов во главе Г.С. Хрусталевым-Носарем и Л.Д. Троцким. Дошло до того, что когда председателю Совета министров потребовалось послать срочную депешу в Кушку, он смог добиться этого от почтово-телеграфных служащих только после ходатайства Исполкома Совета. Газеты гадали, кто кого первым арестует: граф Витте Носаря или Носарь графа Витте. Вопрос решился 3 декабря 1905 г., когда полиция арестовала весь состав Совета. Откликом на этот арест было вооруженное восстание в Москве» [101].

Состав Петербургского Совета 1905 года выглядел следующим образом: 562 депутата от 147 предприятий, 34 мастерских и 16 профсоюзов. Из них 351 - металлисты, 57 - текстильщики, 32 – печатники. Партийный состав: социал-демократы - 65% (меньшевики и большевики), эсеров - 13%, беспартийных - 22% [102].

Меньшевики (в том числе Л.Д.Троцкий, перешедший в 1917 к большевикам) играли в Совете куда большую роль, чем большевики, которые, поначалу, вовсе отнеслись к нему с подозрением и даже рассматривали возможность борьбы с ним. Отношение начало меняться только с ноября, когда В.И.Ленин сформулировал: «Неправильно было бы сказать, что ни в каком случае и ни при каких условиях участие социалистов в беспартийных организациях недопустимо». Отход от участия в них «равнялся бы в известных случаях отказу от участия в демократической революции» [103].

Трансформация взглядов большевиков на Советы, основную инициативу в создании которых проявляли эсеры и меньшевики, очевидна. В начале 1905 года Ленин подвергает резкой критике идеи создания «органов революционного самоуправления»: «Революционное самоуправление народа не пролог восстания, не «естественный переход» к нему, а эпилог. Без победы восстания нельзя и говорить серьезно о настоящем и полном самоуправлении». В ноябре он отмечает возможность участия большевиков в работе Советов. А позднее, в 1906 - 1907 годах, Ленин говорит о Советах рабочих депутатов уже как о зачаточных органах власти, как о попытке осуществления лозунга временного революционного правительства.

Революция 1905-1907 годов, несмотря на свой масштаб, не привела к свержению монархии. Как и в более ранних выступлениях, по достижению пика революционная активность пошла на спад, во многом была подавлена, отчасти противоречия были временно сняты реформами, которые провели царские власти. В стране все еще отсутствовала сила, готовая возглавить протест, консолидировать усилия, такая партия, которая, по выражению В.И.Ленина, способна была взять власть в свои руки и удержать ее.

Глава 16. Грустная история парламентаризма в России

В 2006 году Россия отметила 100-летие отечественного парламентаризма. Торжества не стали выносить за стены Госдумы и законодательных собраний регионов, и неспроста. Гордиться событиями начала XX века странно, а прослеживать историю современного парламента с 1905-1906 годов можно только следуя уже изрядно подзабытой идеологической конструкции ельцинских времен, по которой современная Россия является преемницей Российской империи.

Непонятно, какой ценный опыт 100-летней давности обсуждали депутаты на различных конференциях в течение целого года (говорили, что интересно, в основном о сегодняшнем дне и о будущем). Непросто найти позитивные черты в работе четырех Государственных дум времен Николая II, лишь одна из которых не была распущена царским указом. Да и то лишь потому, что, в результате многочисленных корректировок законодательства удалось, наконец, сформировать такой ее состав, который полностью удовлетворил запросам властей.

История русского парламентаризма начала XX века – яркое свидетельство очередной половинчатой, крайне запоздалой реформы, проведенной под воздействием внешних причин (Революция 1905 года), демонстрирующей традиционный для российских императоров принцип «шаг вперед и два назад».

«Думскую монархию в России не следует смешивать с конституционной, - отмечают специалисты. - При первой - самодержец может единолично проводить решения фактически по любым вопросам государственной жизни, которые, по сути, аранжируются Думой, при второй – Дума действительно превращается в высшее законодательное учреждение страны с широким кругом полномочий» [104].

По мере роста революционных выступлений Николай II был вынужден даровать определенные свободы. До последнего, однако, находясь перед непростым выбором – то ли обратиться к тотальным репрессиям (к счастью, не нашлось ни одного чиновника, готового возглавить «крестовый поход» против Революции), то ли бежать в Германию на специально прибывшем немецком крейсере.

И даже находясь в положении, когда верховная власть в стране повисла на волоске, Николай II не оставлял тяжелых «государственных» дум. Из воспоминаний С.Ю.Витте известно о драматической ситуации, сложившейся на совещании высших государственных сановников в Царском селе. С 7 по 12 апреля 1906 года решался принципиальный вопрос: допустимо ли в Основных законах Российской империи изъятие из царского титула термина «неограниченный» при сохранении термина «самодержавный». Термин «неограниченный» вступал в противоречие с манифестом 17 октября 1905 года «Об усовершенствовании государственного порядка», но новшество страшно не нравилось Николаю II: «…Меня мучит чувство, имею ли я перед моими предками право изменить пределы власти, которые я от них получил. Борьба во мне продолжается. Я еще не пришел к окончательному выводу» [105].

В стране, раздираемой на части революцией, все высшее руководство 5 дней было занято обсуждением этого принципиального вопроса - уговаривало императора признать то, что он собственнолично подписал еще в прошлом октябре.

Но стоило общественно-политической ситуации относительно стабилизироваться, и свободы вновь были ограничены. Уже в 1907 году Государственная дума была чисто формальным образованием, не обладающим полнотой законодательной власти.

История парламентаризма начала XX века в очередной раз свидетельствует о той почти детской наивности, с которой воспринимал Николай II и его окружение происходящие в России процессы. Выборы в Первую Государственную думу были организованы так, чтобы обеспечить в ней преобладание «мужицкого элемента». Расчет был на богобоязненность, веру крестьян в царя, свойственный им консерватизм. Ожидалось, что простой народ, призванный в столицу, выступит и враз положит конец революционной смуте, организованной развращенными горожанами.

Соответственным было и отношение к Думе. Представлялось, что она послужит легитимации пошатавшейся монархии, других серьезных функций на нее не возлагалось. Состоялась пышная встреча государя императора с депутатами от народа в Зимнем дворце, прозвучали напутственные речи, на пароходах избранников доставили к Таврическому дворцу... Первым законопроектом, внесенным на рассмотрение депутатов, стал "Об отпуске 40029 руб. 49 коп. на постройку пальмовой оранжереи и сооружение клинической прачечной при Юрьевском университете".

Возмущенные депутаты отказались от его рассмотрения и занялись куда более важными (с их точки зрения) вопросами - о политической амнистии, земельном вопросе, принудительном отчуждении земель у помещиков.

Разочарование было страшным. Дума, собранная из простого народа, в условиях бойкота выборов со стороны наиболее революционных РСДРП и эсеров, говорила языком улицы. 27 апреля 1906 года Первая государственная дума начала свою работу, 8 июля последовал императорский указ о ее роспуске.

Выборы депутатов происходили не напрямую, а через избрание выборщиков по трем куриям - землевладельческой, городской и сельской. Ко вторым выборам "неблагодарная" сельская курия подверглась остракизму, что привело лишь к формированию во Второй думе серьезного социал-демократического блока. Ее пришлось распустить 3 июня 1907 года, социал-демократическая фракция была арестована.

3 июня 1907 Николая II изменил Положения о выборах. Законодательные функции Думы были ограничены еще в 1906 году (император мог принимать законы в обход думы), теперь менялась и избирательная система: количество выборщиков от крестьян уменьшилось с 44 до 22%, от рабочих - с 4 до 2%. Помещики и крупная буржуазия имели, в общей сумме, 65% всех выборщиков. Наконец удалось сформировать такой состав Думы, который полностью устраивал власть – внушительное представительство в ней имели либералы (кадеты, прогрессисты, октябристы) и консервативные националисты. Трудовики (крестьяне) и социал-демократы (большевики и меньшевики) были представлены в думе явным меньшинством (правые фракции имели 147 депутатских мест, трудовиков было 14, социал-демократов 19).

Третья Государственная дума была единственной, проработавшей все пять положенных по закону лет. Полномочия четвертой Думы, которая отличалась от третьей лишь большим числом священнослужителей среди депутатов, пришлось приостановить в феврале 1917 года, на фоне разворачивающейся революции. Распустило ее, наследуя богатый опыт предыдущего режима, уже Временное правительство.

Глава 17. Живые голоса: жизни, хлеба, свободу, долой войну, чиновников и священников

Ценнейшим историческим источником, свидетельствующим о настроениях народа 1905-1907 годов является массив крестьянских наказов и приговоров, поступавших в органы власти и Думу после царского манифеста 18 февраля. Впервые населению страны было разрешено обращаться с петициями, жалобами и проектами по улучшению государственного строя (ранее, а также после 1907 года такого права не существовало, подача петиций считалась незаконной и была наказуема).

В этот краткий период «свободы» со всей России в Петербург поступили тысячи прошений, приговоров и наказов. Они составлялись на крестьянских сходах, текст их горячо обсуждался, каждый документ был снабжен подписями всех присутствовавших на сходе крестьян (безграмотные прикладывали к бумаге руки).

Наказы свидетельствуют: то, что мы привыкли относить к большевистской пропаганде, или явлениям более поздних годов, присутствовало в крестьянской среде уже в 1905 году. Это отрицание частной собственности и капитализма, неприятие войны, требование мира «по приговору народа», солидарность с рабочим движением, злость на священнослужителей и многое другое.

Основным вопросом крестьянских наказов был вопрос о земле. Малоземелье, все более обостряющееся на фоне роста населения, ставило сельских жителей на грань вымирания. Не хватало пахотной земли, не хватало лугов для покоса и выпаса скота, не было леса для рубки дров.

Отрезы земли, произведенные помещиками в 1861 году, касались, как правило, лучших земель, создавали «чересполосицу», при которой даже на крестьянской земле лес, пруд, заливной луг и т.д. отходили барину. Крестьяне села Кокина и деревень Бабинки, Скрябино и Нижней Слободы Трубчевского уезда Орловской губернии пишут:

«В кругу же на 3 и 4 версты от нас есть до 8 землевладельцев… и в их пользовании земля, луга и леса самые излюбленные и в таком виде: или в одном участке, или встречается по середине нашего луга, поля, хороший участок - он не наш, а барский; или между нашим полем и лугом есть участок лесов – и опять они не наши; на середине нашего луга есть озеро – оно опять не наше; и вот срубивший в лесу, который находится в нашем поле или лугу, хворостину или ловивший в озере нашего луга рыбу, тянется в суд, и опять отнимаются последние крохи у нашего бедного брата» [106].

«Ну, тут-то все наше безвыходное положение раскрывается, - пишут крестьяне, – вся наша беднота и выплывает на поверхность. В настоящее время если человеку голодному без хлеба неделю, то это ничего; а что бедное животное – хорошо, если есть солома свежая, а то снимается с крыш гнилая, и этим нужно кормить» [107].

Жалобы на безземелье занимают в крестьянских наказах центральное место. Нет ни одного наказа, который бы обошел эту тему стороной. Крестьяне Костромской губернии пишут: «Мы с каждым годом все более и более беднеем и разоряемся. Причина этого – удел; сжал он нас так, что не житье нам стало, а одно мученье. Опутал он нас разными контрактами и сосет медленно из жил наших силы и кровь… Ни жерди, ни полена нельзя вырубить нам в удельном лесу, сейчас же акты, суды, штрафы, высылки и даже убийства. А нужда безвыходная заставляет что-нибудь делать – не мерзнуть же нам и детишкам нашим, малышам, от стужи зимней. Купить дров и лесу не каждый из нас может, а кто и может, так тот с трудом отделается от расчетных листков без суда, по одному контракту» [108].

При этом отрезы земли у крестьянских хозяйств продолжаются. Орловские крестьяне приводят такой случай:

«Например: землевладелец г. Халаев, проживающий на противоположной стороне дер. Бабинки, через живой исток, по неизвестной для нас причине, переходит с межой на нашу сторону и отчуждает весь исток по самые заборы избушек дер. Бабинки; …пригласили полицию для освидетельствования и возбудили судебное дело против г. Халаева, которое первоначально было решено в нашу пользу. Во время второго дела во втором суде г. Халаев, считая тоже своей собственностью, бесчеловечно стал нас теснить: забивает колодцы навозом, лил в колодцы керосин, забирал женщин с речки во время стирки белья и загонял скот; но как дело нами для ведения во втором суде передано было орловскому адвокату, то решение было уже не в нашу пользу, и по се время осталось неизвестным, законно или нет он нас окопал… Самое же главное во втором суде, мы сами не знаем, в чью пользу решилось, но как объявил нам наш адвокат, дело решено было как бы в его пользу, и мы для взноса издержек по суду были обобраны; были распроданы все наши хозяйственные принадлежности и скот по очень дешевой цене с аукциона, и мы через это впали в сильнейшую бедноту» [109].

О жизни крестьян Суздальского уезда Владимирской губернии свидетельствует следующий наказ:

«Как мы живем, так жить более нельзя. О нас относятся наши начальники, что мы живем хорошо, а ожидаем лучше, пьем чай, едим кашу и одеваемся в генотки, А мы до того плохо себя чувствуем, что страшно сказать, еще через 5 лет едва ли окажемся хорошими подданными. Тяжесть государственных непорядков так придавила нас, как лист к земле: всюду нужда, голод и холод. А в чем мы живем и что едим? Живем в гнилых, вонючих шалашах, питаемся свинным кормом и то не досыта, а одеваемся в лохмотья. В нашем распоряжении имеем мы только один надел земли, стоющий нам 10 руб. за десятину каждогодно, да и тот расстрелян в 40 и более местах. Доходом с него мы едва оправдываем подати и на церковь; отдаем все без остатка на жалованье господам и священникам. Кто-кто не пользуется нашими трудами, а подумать о нас никому нет дела, - умирай с голоду, никто не пожалеет: «лишь были бы желуди, я от них жирею». Неблагодарное правительство так доездило нас, как клячу, и стремятся до конца добить нас.

В нашей Владимирской губернии начальство столько беспорядков произвело, что и не перечесть. Например, теперь выбивают насильно с крестьян мирской сбор по 20 к. с души, не дал, самовар унесут и с аукциона продадут. Перед Пасхою у крестьянина нет копейки Богу подать, а потому по всему селу идут слезы, - ходит староста с понятыми и обирает самовары, а на другой день приезжает старшина и ослушников сажает под арест и привлекает к суду. В Суздальском уезде в 1-м участке, и селе Н. один крестьянин из самых хороших плательщиков вызывается повестками на волостной суд -го числа сего Апреля месяца за то, что не уплатил мирской сбор 80 коп. и не дал в продажу самовара.

Судьба нас карает и мы себя чувствуем в сильном изнеможении» [110].

Крестьяне жалуются на косвенные налоги, подати, выкупные платежи, дороговизну аренды, отработки у помещика. Пишут жители села Ратислова Юрьевского уезда Владимирской губернии:

«Первая и главная наша нужда - это малоземелье. Больно уж нам кажется несправедливым, что у нас, мужиков, искони веков земледельцев, которые только и живут землей, ее-то, матушки, именно и мало; так, напр., у нас в селе на душу приходится с небольшим две десятины, между тем как у наших двоих землевладельцев у каждого по сотням десятин. Да и та землишка, какая есть у нас, нарезана вперемежку с помещичьей ремнями и притом так, что худший ремень крестьянский, а получше - помещика. Не было бы так тяжело, если бы хотя арендовать можно было; но в аренду или совсем не сдают или не угодно ли платить по 15 р. за десятину; брать на таких условиях прямой убыток, да и цена нарочно назначена, чтобы мы и не просили об аренде. И приходится нам довольствоваться только своей землишкой. Но чтобы получить с нее более или менее сносный урожай, нужно ее удобрять, а чтобы удобрять - нужно держать побольше скотины, но и тут беда: нет у нас ни хорошего выпаса, ни даже... прогона, где бы прогонять скот.

…И живем-то мы, как в тисках: кругом обрыты канавами: - на задворках - канава, в селе около барской усадьбы - канава, даже и лес весь обрыт канавами. Всякий поймет, что жить при таких условиях очень нелегко...

Вторая наша беда - это подати. Подати, выкупные платежи и разные налоги чересчур нас обременяют. Иной раз не только все, что получишь от земли, идет в оброк, но приходится еще пополнять недохватку заработком на стороне; спрашивается, жить-то на что? Править хозяйство-то чем? И после этого нас же упрекают, что живем бедно и грязно! Несправедливость черезмерных налогов с крестьян увеличивается еще тем, что собранные с нас деньги, идут не на наши нужны, а куда-то в другое место, нам же уделяется самая ничтожная часть их. По справедливости же, по правде, нужно сделать так, чтобы налоги брались прямо с прибытка; кто богаче, у кого прибыток больше, тот и платит больше, а кто беден, тот или мало, или ничего не платит. …Тогда нам будет житься много легче — скорее можно будет поправить наши убогие хозяйства» [111].

Крестьяне Тамбовской губернии говорят о том же с цифрами в руках:

«Переложить часть налогов с бедного на богатый класс. Необходимо сложить выкупные платежи, потому что платежные средства крестьян и так свыше всякой меры обременены. Поясняем цифрами, В нашем обществе состоит всей пахотной земли 1 180 десятин, а 305 десятин под селом, оврагами, прудами и дорогами. Населения обоего пола 1 700 душ. Следовательно, во всех трех полях на каждого жителя приходится распаханной земли 0,7 десятины, а в каждом поле 0,23 десятины. Повинностей за этот надел в 1904 г. выплачено: выкупных платежей 2 770 р. 45 к., налога поземельного 84 р. 6 к., земского сбора 744 р. 98 к., волостного сбора 584 р. 96 к., сельских 1 200 руб., страховых платежей 503 р. 34 к., продовольственных ссуд до 1901 г. 15% оклада поземельных сборов, т.е. 539 р. 91 к., продовольственных ссуд по неурожаю - 1901-1902 гг. 413 р. 74 к., на образование общественного продовольственного капитала 447 р. 93 к., всего 7 289 р. 37 к. Кроме сего, недоимок от прежних лет выплачено 806 руб. и громадные расходы по отправлению натуральных повинностей… Но из всех поименованных платежей для нас не понятен платеж для образования запасного продовольственного капитала. Вообще ведь запас делают, когда есть избыток. У нас же для этого запаса распродают кур, и притом капитал для нас опять чужой: мы не знаем, что на него делается, потому что отчета в нем нам никто не дает» [112].

Поэтому не удивительны слова, встречающиеся во многих крестьянских обращениях: «Мы работаем изо дня в день круглый год, но наше благосостояние не только не увеличивается, но, напротив, с каждым годом все больше и больше падает… Мы из сил выбиваемся на работе, а прокормить себя и семью не можем. Для нас крепостное право уничтожено только на словах, на деле же гнет его мы чувствуем во всей его силе» (из прошения крестьян с. Дубовского Княгининского уезда Нижегородской губернии). «Нас стеснили наши помещики. Старая барщина вновь вернулась к нам… Государь, мы находимся в крепостничестве…» (из прошения крестьян д. Острова Лужского уезда Петербурской губернии Николаю II) [113].

Какие требования выдвигали крестьяне?

Главное требование – земля. В многочисленных наказах читаем: «Ведь по божеским и человеческим законам земля должна принадлежать крестьянам, которые ее обрабатывают». «Отобрать все земли казенные, удельные монастырские, церковные и частновладельческие в пользу того, кто их обрабатывает, причем, каждому желающему обрабатывать землю должно быть предоставлено земли не более того, сколько он может (обрабатывать) своим личным трудом» [114].

В самых лояльных наказах можно прочесть об ограничении частной собственности на землю: «Ввиду возможности захвата капиталистами земель мелких собственников необходимо установить особые нормы, выше которых приобретение земель считалось бы недозволенным» [115].

В целом же крестьяне придерживаются куда более радикальных взглядов: «Необходимо уничтожить частную собственность на землю и передать все земли в распоряжение всего народа», - читаем в приговоре деревни Фофанова Клинского уезда Московской губернии [116]. «Землей должен пользоваться тот, кто в состоянии сам ее обрабатывать без наемных рабочих», - приговор крестьян с. Успенского и других Успенской волости, Бирюченского уезда Воронежской губернии [117]. «Земля, поступившая в надел, должна быть общегосударственной собственностью и владельцы не должны ее ни закладывать, ни продавать», - приговор с. Космодемьянска Пошехонского уезда Ярославской губернии [118].

Об этом же приговор крестьян с. Быкова Бронницкого уезда Московской губернии: «Выходя из того, что земля ничья, а Божья, и что переход ее совершился помимо желания первых владельцев ее крестьян-землепашцев в распоряжение уделов, кабинетов, монастырей, церквей и помещиков, признали необходимым устранить частное пользование на землю и передать ее с условием, что ею будут пользоваться без помощи батрацкого труда» [119].

Отношение крестьян к частному землевладению вполне объяснимо. В первую очередь оно объясняется позицией самих землевладельцев, отрезами лучшей земли, кабальными условиями аренды и т.д. Кроме того, в конце XIX – начале XX веков в деревню пришел владелец-капиталист. Особенностью русского капитализма в деревне было полное нежелание самостоятельно заниматься сельским хозяйством. Земли приобретались для того, чтобы сдавать их крестьянам в аренду, для того же практиковались и захваты земель, вроде приведенного выше. Арендные платежи были настолько велики (или заменялись отработками), а сама аренда настолько необходима, что «сельские рантье» получали на этом куда большую прибыль, чем могли бы получить от сбыта урожая. В реальности же они получали и урожай (используя отработки) и прибыль с аренды.

Отсюда требования крестьян ограничить покупку земли капиталистами, а лучше вовсе запретить частную собственность на землю, давать землю только тому, кто «в состоянии сам ее обрабатывать без наемных рабочих», то есть только крестьянину, а не капиталисту, не фермеру.

Неправы те, кто говорит, что русская деревня застряла в архаичных порядках, круговой поруке общины и только капиталистические отношения могли бы ее спасти (сегодня принято особенно хвалить аграрную реформу Столыпина). В архаичные порядки ее загнали, а капитализм она категорически не принимала. Недаром под жестким административным давлением аграрной реформы, начавшейся в 1906 году, вышли из общины всего 26 процентов от общего числа дворов (с 15 процентами площади общинных земель), из 3 миллионов человек, согласившихся на переселение в Сибирь, свыше 500 тысяч вернулось (к 1916 году). И в Сибири переселенные крестьяне вновь воссоздавали общину.

Следующее требование крестьян – образование: «Чтобы наши крестьянские дети вместе с господскими в городах в лицеях всем наукам бесплатно обучались», - сказано в приговоре крестьян Курской губернии.

«Желательно обязательное для всех обучение, расширение программ в начальных школах с восьмилетним прохождением ее курса и приспособление ее для перехода желающих в другие образовательные учебные заведения без экзамена, бесплатно и в обыкновенной крестьянской одежде. Большинству крестьян непосильно приобрести форменную одежду. Устройство специальных ремесленных, технических и прочих школ, библиотек» - петиция крестьян Тамбовской губернии [120].

«Мы страдаем от необразованности, - сказано в прошении крестьян Хотебцовской волости Рузского района Московской губернии [121]. - В земских школах мы едва выучиваемся грамоте, а в церковноприходских - и того меньше; для наших детей не доступны ни гимназии, ни сельскохозяйственные училища, не говоря про университеты… У нас нет образованных священников, а ведь священник должен служить руководителем народа, а теперешние священники по своей необразованности не удовлетворяют нас, да и высокие поборы за исполнение ими треб тяжелы для нас».

Основательный подход демонстрирует приговор крестьян деревни Ильиной Ковровского уезда Владимирской губернии [122]. Все проблемы государства видятся в нем через призму образования:

«Мы, нижеподписавшиеся крестьяне деревни Ильиной, Всегодической волости, Ковровского уезда, Владимирской губернии, быв сего числа на сходе, признали, что имеющаяся у нас школа грамоты не удовлетворяет назревшим потребностям и не дает нашим детям тех знаний, на которыя они имеют право, будучи детьми великой страны.

…даже и нам, мужикам, сдается, что мы живем, как будто, не так, как должны жить люди великой страны. Мы мужики, хотя смутно, но все таки сознаем, что земли в нашей стране много, так много, как нигде, но пахать народу нечего; лесов много, так много, как нигде, но зимой народу топить печи нечем и дети мерзнут в худо отопленных полуразвалившихся избах; хлеба много, так много, как нигде, а народ так худо питается, как нигде.

Что-то странное происходит в нашей русской земле.

Все эти соображения приводят к тому выводу, что вся бедность наша, все неустройство земли русской происходит от нашего невежества. Кто истинный виновник нашего невежества, - пусть того судит Бог. Признавая просвещение так же для нас необходимым, как воздух, мы сим постановили: …настоятельно ходатайствовать пред правительством об открытии у нас в деревне такого учебного заведения, воспитанники котораго по окончании курса могли бы смело вступить в мирное соревнование в торговле и ремеслах с прочими образованными народами. Название такому учебному заведению должно быть «народный университет»…

Чему будут учить наших детей, мы определять не беремся, но знаем одно, что нужно учить больше и лучше того, чем теперь. Немало найдется на Руси образованных, истинно любящих свою родину людей, которые и дадут нелицемерный совет, чему учить детей наших. Конечно, люди эти не земские начальники, которые за все свое многолетнее существование принесли такую пользу, качество которой пусть определит их собственная совесть и совесть тех, кто нам дал их.

Средств на постройку такого учебнаго заведения у нас нет, но мы даем дом, купленный нами за 950 руб., в котором помещается школа, готовы отвести десятину или даже две принадлежащей нам земли …сами соберем между собою, что можем; уповаем, что найдутся люди, готовые откликнуться на наш призыв. Недостающие средства, а также и содержание учебного заведения, так как учение должно быть бесплатно, просить принять на счет казны.

К вышеизложенному постановлению присоединяются крестьяне других селений, которые прилагают руки".

Следует 171 подписей крестьян и печать сельского старосты.

Крестьяне требуют самоуправления, свободы слова, высказывают недоверие чиновникам, требуют политической амнистии и обрушиваются на черносотенцев.

Чиновники для крестьян – враги, начиная от земских, и заканчивая российским правительством. В наказах можно встретить множество аргументов, доказывающих злой умысел административного аппарата против народа. Здесь и поборы, и несправедливые решения, и подложные доклады о счастливой деревенской жизни и многое другое. Приведем типичные примеры:

Из «Приговора-наказа» крестьян с. Казакова Арзамасского уезда Нижегородской губернии [123]:

«Мы знаем, что Царь хочет нам добра, да где же ему одному за всем доглядеть, а чиновники-то его обманывают и не говорят правды… 17-го октября Государь Батюшка дал самую великую милость: назвал нас свободными гражданами, дозволил нам собираться где угодно и дал свободу совести. И вот стали добрые люди праздновать день великой милости, стали сбираться по городам великой России а стражники, урядники, становые, исправники и все чиновники, коим не по мысли такая милость, а также духовные отцы и черносотенцы, хулиганы, нанятые толстосумами купцами начали подстрекать темный люд бить тех, кто нам желает добра, кто за нас сидел в тюрьмах, шел на каторгу и на виселицу. И пошла по всем городам резня».

Нужно отметить отношение крестьян к черносотенцам. Отчего-то сегодня принято обелять это движение, представить его «не таким уж страшным», патриотическим, монархическим, истинно народным. Между тем во всех наказах, в которых упоминаются черные сотни, не встретишь о них хорошего слова. Приведенный выше наказ, как ясно из его текста, составляли крестьяне, еще не разочаровавшиеся в царе-батюшке, монархически настроенные, но и для них черносотенцы – это «хулиганы, нанятые толстосумами купцами» и подстрекаемые духовными отцами. И в других наказах читаем: «во избежание насилия со стороны полиции, черной сотни и казаков, поручить охрану порядка самому народу» [124].

Крестьяне уездов Курской губернии в своем приговоре [125] пишут: «Необходимо немедленно прекратить преступную деятельность врагов новой свободной России, поднявших черные сотни на грабеж и убийства с целью воспрепятствовать борьбе народа за его свободу. С этой целью мы требуем немедленного смещения и предания суду всех чинов полиции, принимавших участие в командовании черными сотнями».

Напротив, отношение крестьян к революционерам сугубо положительное: «кто за нас сидел в тюрьмах, шел на каторгу и на виселицу». Все сельские сходы обязательно включают в свои приговоры требование амнистии для политзаключенных. «Необходимо немедленно освободить из тюрем, казематов, и вернуть из ссылки всех без исключения политических, наших славных защитников и печальников», - сказано в приговоре.

«Сверх вышеизложенного, - продолжают крестьяне, - мы требуем освобождения всех наших братьев-крестьян, пострадавших за крестьянские беспорядки. Не преступная воля, а нужда и голод заставляла их идти на разбой. Не их нужно ссылать в Сибирь, а тех, кто довел землю русскую до такого разорения».

Им вторят крестьяне Тверской губернии: «В заключение выражаем от всей Прямухинской волости горячую благодарность всем без исключения борцам за свободу и пострадавшим в особенности. Наряду с этим шлем проклятия всем предводителям черных сотен, и Слепцову, и Трепову, в особенности» [126].

Вернемся, однако, к чиновникам. В цитированном выше приговоре жителей Курской губернии говорится: «Как крестьяне, требуем скорейшего избавления нас от кабалы земских начальников и стражников, которые, кроме вреда, ничего не приносили русскому народу».

В приговоре Тонкинского волостного схода Варнавинского уезда Костромской губернии [127] читаем:

«Защитников у нас нет. Земские начальники - не защитники наши. Они поставлены к нам главным образом лишь для того, чтобы судить нас в пользу удела да получать от него за то награды. Волостное правление служит не нам, а мы принуждены служить ему; когда мы вздумали заявить о нужде нашей земской управе, о том, что кругом нас лишь надувают да обирают, что на обсеменение нам дали почти наполовину семян невсхожих, что нам грозит и на будущий год неурожай, что становые да урядники за подати и штрафы готовы последний кусок хлеба у полуголодных ребятишек наших изо рта вырвать, - так что с нами хотят сделать земский начальник с волостным правлением? Он приказал арестовать нашего уполномоченного, собирать подати, он обещал засадить в холодную всех, подписавших эту бумагу! А писарь с прочими сочинил ложный приговор о хороших озимях и устроил так, что некоторые из нас подписались под ним. Это что значит? Это значит, что у нас, у холодных, у голодных, у темных вырывают кусок хлеба и в то же время не дают никакой возможности никому голоса своего подать. Это значит, что нас сознательно толкают в могилу от голодной смерти, а мы слова не могли сказать против этого!

Нет, будет, натерпелись мы всяких притеснений и суделок над нами! Еще в прошлом году мы постановили - сократить жалованье своим дармоедам: писарю и всей канцелярии правленской. Но что сделали с нашими постановлениями? Плюнули и ногами попрали его; земский начальник, по словам казначея, выдумал обморочить нас, что Губернское присутствие приказало выдавать захребетникам нашим прежнее жалованье. Никто не имеет права, а тем более Губернское присутствие, распоряжаться и отменять наши постановления - постановления волостного схода».

Нужно заметить, что в большинстве приговоров и наказов крестьяне солидаризируются с требованиями городских рабочих. «Рабочие всяких наименований, - сказано в петиции из Владимирской губернии [128], - плоть от плоти нашей, и нет у нас ни одной семьи, которая не имела бы у себя одного или нескольких рабочих».

В приговорах и наказах крестьян немало внимания уделено взаимоотношениям с церковью. Они совсем не похожи на укрепившееся в общественном мнении представление о богобоязненном народе, который следует идее «вера православная, власть самодержавная». Священники представлены в приговорах не в лучшем свете, они мало отличаются для крестьян от помещиков, капиталистов и чиновников. Рефреном в наказах звучит мысль «Нужно нам, чтобы священники наши были на жаловании от казны, тогда не будет нам от них притеснения и обиды».

Проблема заключалась в том, священнослужители кормились (в прямом и переносном смысле слова) со своего прихода. Отсюда многочисленные жалобы на непомерность податей на церковь и дороговизну треб.

В приговоре крестьян Нижегородской губернии [129] мнение выражено резко, но собирательно. В той или иной форме оно представлено в значительном числе документов (некоторые из них цитированы выше):

«Священники только и живут поборами, берут с нас яйцами, шерстью, коноплями, и норовят, как бы почаще с молебнами походить за деньгами, умер - деньги, берет не сколько дашь, а сколько ему вздумается. А случится год голодный, он не станет ждать до хорошего года, а подавай ему последнее, а у самого 33 десятины земли, и грех бы было - хлебом-то брать, строй ему дом за свой же счет на последние крохи, не построишь и служить не станет. Выходит, что все эти люди живут на наш счет и на нашей шее, а нам от них толку никакого».

В разговорах о безбожной власти большевиков как-то забываются корни этой проблемы, забывается, что священнику в голодный год «грех бы было - хлебом-то брать», а брали. Сегодня многие удивляются – откуда в стране Советов взялось столько желающих рушить храмы, что сделали большевики с богобоязненной Россией? Это неверная постановка вопроса. С богобоязненной Россией так обошлись вовсе не большевики.

Отношение к войне – это отдельный вопрос в крестьянских приговорах и наказах. Официальная дореволюционная история представляла события 1905-1907 годов так: «Крамола вновь внесла смуту в русскую жизнь и причинила не мало вреда государству… И неблагоприятному для нас течению войны с Японией способствовала также предательская деятельность этих врагов родины: в то время, как наша доблестная армия в далекой Манчжурии проливала свою кровь, крамольники устраивали забастовки на тех заводах и фабриках, которые снабжали армию военными припасами, и затрудняли отправку на войну подкреплений и военных грузов. По окончании войны, смута усилилась и стала прорываться в разных местах открытыми бунтами, бессмысленным разорением усадеб и хозяйств землевладельцев. При этом крамольниками совершались возмутительные злодеяния и безчинства» [130].

И сегодня многие авторы с удовольствием цитируют этот официоз, направляя патриотический гнев на «кучку революционеров», устроивших смуту, желавших поражения России в то время, как русские солдаты проливали в Маньчжурии свою кровь. Реальность куда сложнее, квасным патриотизмом тут не отделаться, да и не было у крестьян – основного населения России – никакого патриотизма. Гораздо позже это понял Деникинн, записав в своих "Очерках русской смуты": "Увы, затуманенные громом и треском привычных патриотических фраз, расточаемых без конца по всему лицу земли русской, мы проглядели внутренний органический недостаток русского народа: недостаток патриотизма" [131].

Для народа это была чужая, непонятная война, принесшая им новые горести и беды.

В приговоре крестьян с. Гариали Суджанского уезда Курской губернии [132] читаем: «Тем только и дышим, что у соседей-помещиков землю в аренду снимаем. Хоть и дорого платим и трудно нам приходилось далеко от села работать, но с грехом пополам перебивались. А теперь и аренды не стало, а будет ли - не знаем. Поддерживали нас заработки, а теперь из-за войны и заработки пропали и дороже все стало, да и податей прибавилось».

«Выписали мы газету (у нас есть грамотные), - говорится в «приговоре-наказе» крестьян с. Казакова Арзамасского уезда Нижегородской губернии [133] - стали читать про войну, что там делается и что за люди японцы. Оказалось, что они хоть народ и маленький, а так нас поколотили, что долго-долго не забыть такого урока… И за все это придется платить нам крестьянину и рабочему люду, в виде разных налогов… Сколько легло наших солдат храбрецов в этой далекой Маньчжурии, сколько изувеченных вернутся домой? А сколько их томится в плену? Все это ляжет на крестьянскую шею».

В Прошении крестьян Хотебцовской волости Рузского уезда Московской губернии [134] называют и виновников войны и поражения: «Те же чиновники втянули нас в губительную войну с Японией, от которой для нас нет выгод, а одно только унижение. Много миллионов народных денег истрачено на войско и флот, а оказалось, что корабли наши и оружие хуже японских и солдаты безграмотны, оттого и не можем победить японцев».

В приговоре крестьян д. Вешки Новоторжского уезда Тверской губернии [135]

сказано: «Злополучная, губительная и разорительная война должна стать вопросом народным, для чего необходимо немедля собрать представителей от народа и сообщить таковым все сведения, касающиеся войны, тогда будет видно, продолжать ее или кончить путем мира».

О том же говорит приговор Прямухинского волостного схода [136]: «Настоящая гибельная для народа война начата по вине и желанию правящих чиновников без нашего согласия, и мы, крестьяне, не можем равнодушно переносить, как сотни тысяч наших братьев и миллиарды трудовых народных денег гибнут бесцельно и бесполезно на войне, и потому требуем немедленно созвать народных представителей, избранных на основании всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права, которым, представителям, предоставить право разрешения всех означенных нужд и заключения мира с врагом».

Не чувствовали крестьяне войну своей, не видели в ней смысла, четко разделяли себя и правящую верхушку – «гибельная для народа война начата по вине и желанию правящих чиновников». Да, крестьяне предлагали свою помощь в решении вопроса войны и мира – но не в качестве бессловесного скота и пушечного мяса, а в качестве народных представителей во власти и на переговорах.

Можно сколь угодно долго рассуждать об утопичности таких предложений, об абсурдности участия безграмотных крестьян в вопросах международной политики, но лучше подумать о тех причинах, по которым крестьяне к началу XX века считали чужой не только войну, но и страну царских чиновников. Почему разделяли Россию на свою и властную, включая в нее чиновников, полицию, казаков и т.д. О том, куда делся патриотизм, о котором писал официоз, и к которому до сих пор близоруко апеллируют современные сторонники «России, которую мы потеряли». Это очень важная тема для размышлений, тем более, что те же самые факторы сыграют значимую роль 9 лет спустя, с началом Первой мировой войны.

Глава 18. Война или реформы? Был ли у Столыпина шанс реформировать Россию?

Первая мировая война стала критическим испытанием российской государственности. Стена, которая пусть и худо, но сдерживала все эти годы внутренние противоречия, рухнула, похоронив под собой монархию, государственный строй и целостность Российской империи.

Многие предупреждали о грозящей опасности. Еще в 1905 году в письме к главнокомандующему русскими войсками в Манчжурии генералу Куропаткину С.Ю.Витте подчеркивал, что в ближайшие 20-25 лет России придется отказаться от активной внешней политики и заняться исключительно внутренними делами: "Мы не будем играть мировой роли – ну, с этим нужно помириться... Главное, внутреннее положение, если мы не успокоим смуту, то можем потерять большинство приобретений, сделанных в ХIХ столетии" [137].

"Дайте нам двадцать лет покоя внутреннего и внешнего, и я изменю Россию и реформирую ее", - говорил П.А.Столыпин в 1909 году в интервью саратовской газете "Волга" [138].

За несколько месяцев до начала войны бывший министр внутренних дел П.Дурново обратился к Николаю II. Он предупреждал, что война России с Германией может закончиться социальной революцией для обеих. По его словам, особую опасность представляло внутреннее положение России, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма [139].

У России не было ни 20, ни 25 лет покоя. Русско-японскую войну и революцию 1905 года отделяло от Первой мировой 9 лет.

Был ли шанс изменить, реформировать Россию? «Отец русского капитализма» С.Ю.Витте видел основную причину раздирающих страну противоречий в экономических факторах. Его политика форсированного развития промышленности и инфраструктуры, основанная на привлечении иностранных капиталов в производство, банки, государственные займы, в значительной мере обеспечила экономический рывок конца XIX – начала XX века. Идеи аграрной реформы, за осуществление которой позже взялся П.А.Столыпин, также в общих чертах были разработаны при С.Ю.Витте. Сам Витте, однако, был отставлен с поста министра финансов в 1903 и ушел в отставку с поста председателя совета министров в 1906 году.

Реформы П.А.Столыпина сегодня принято считать буквально образцом всех реформ. Об этом было немало сказано в 2008 году, в ходе телешоу «Имя России». Так, митрополит Кирилл (избранный в 2009 году Патриархом Московским и Всея Руси) назвал действия премьер-министра образцом для всех возможных реформ в современном обществе. «Дай Бог, - сказал он, - чтобы все грядущие реформы осуществлялись бы по-столыпински: тогда, во-первых, они будут усваиваться народным сознанием, люди будут положительно на них откликаться, и, что самое главное, эти реформы действительно смогут обновить тысячелетний лик нашего Отечества». Режиссер Никита Михалков утверждал, что «только Столыпин довел реформу, начатую Александром II, до конца, дал крестьянам землю», а Виктор Черномырдин пришел к выводу, что «если бы продолжились столыпинские реформы, не было бы Первой мировой войны, революции» [140].

Весьма наглядно это сотворение кумиров России конца 2000-ных. У современников П.А.Столыпин, за свою активную позицию в подавлении революции 1905-1907 годов, получил прозвание «вешатель». По его указу о «скорострельных» военно-полевых судах (48 часов на разбирательство дела «тройкой», приговор обжалованию не подлежит) только за 8 месяцев 1906 года было приговорено к смерти 1 102 человека, 683 из них повешены [141]. Виселицы в России надолго получили наименование «столыпинских галстуков». Сегодня эти казни подаются как спасение России от «бунтовщиков», от «зла революции», но нужно же заметить, что искоренение этого «зла» требовало расстрела подавляющего большинства населения страны, и что власть в этот период вела откровенную гражданскую войну со своим народом.

«Настоящие смуты и беспорядки есть продукт Столыпинского правления, - писали крестьяне Нижегородской губернии в наказе во II Государственную думу. – Разве может быть правильная жизнь, где царствуют военно-полевые суды и смертные казни, где тысячи народа томятся по тюрьмам и где по всей России слышатся голодные вопли о хлебе» [142].

Аграрная реформа П.А.Столыпина заключалась в насаждении капитализма в деревне, при этом помещичье землевладение не затрагивалось, зато разрушение общины должно было обогатить одних крестьян за счет других, создать слой крепких хозяйственников. Разорившиеся же крестьяне должны были пополнить рынок городской рабочей силы.

Идеи разрушения крестьянской общины, которая ранее считалась средоточием народного монархизма, православия и патриотизма, и в отношении которой власть занимала охранительные позиции, прямо вытекали из событий первой русской революции. Ряд исследователей отмечают, что реформа была направлена не столько на будущее развитие страны, сколько на сохранение помещичьего землевладения и монархии, ликвидацию «революционного очага».

Раскрестьянивание по российски окончательно утвердило бы в стране помещичий тип капитализма, привело бы к пауперизации огромного числа населения и грозило в перспективе значительно более мощным социальным взрывом, нежели события 1905-1917 годов – массы согнанных с земли крестьян создали бы страшную революционную силу.

Да, Столыпин «дал крестьянам землю» в собственность, но само крестьянство отрицало собственность на землю, что и обусловило провал реформ. Изменения шли не тем путем, в полном противоречии с настроениями основной массы народа, что лишь усугубляло внутриполитическую ситуацию. Об этом в 1909 году писал в письме П.Столыпину Лев Толстой:

«Ведь еще можно бы было употреблять насилие, как это и делается всегда во имя какой-нибудь цели, дающей благо большому количеству людей, умиротворяя их или изменяя к лучшему устройство их жизни, вы же не делаете ни того, ни другого, а прямо обратное. Вместо умиротворения вы до последней степени напряжения доводите раздражение и озлобление людей всеми этими ужасами произвола, казней, тюрем, ссылок и всякого рода запрещений, и не только не вводите какое-либо такое новое устройство, которое могло бы улучшить общее состояние людей, но вводите в одном, в самом важном вопросе жизни людей - в отношении их к земле - самое грубое, нелепое утверждение того, зло чего уже чувствуется всем миром и которое неизбежно должно быть разрушено - земельная собственность.

Ведь то, что делается теперь с этим нелепым законом 9-го ноября, имеющим целью оправдание земельной собственности и не имеющим за себя никакого разумного довода, как только то, что это самое существует в Европе (пора бы нам уж думать своим умом) - ведь то, что делается теперь с законом 9-го ноября, подобно мерам, которые бы принимались правительством в 50-х годах не для уничтожения крепостного права, а для утверждения его» [143].

Отношение подавляющего большинства населения к столыпинской реформе было однозначным. «Мы видим, что всякий домохозяин может выделиться из общины и получить в свою собственность землю; мы же чувствуем, что таким образом обездоливается вся молодежь и все потомство теперешнего населения. Ведь земля принадлежит всей общине в ее целом не только теперешнему составу, но и детям и внукам», - сказано в наказе крестьян Петербургского уезда во II Государственную думу [144].

Прекрасно понимают суть навязанного капитализма крестьяне Рязанской губернии, общинная земля которых в ходе реформы насильно передана им в собственность: «Вот над нами сбываются неопровержимые слова, сказанные с думской кафедры господином Алексинским «грызитесь и деритесь сколько влезет». Но мы, как обиженные, грызься не желаем, а считаем передел этот незаконным» [145].

Главная проблема модернизации России в конце XIX - начала XX веков заключалась в попытках построения капиталистических отношений "сверху" в стране, подавляющее большинство населения которой такие отношения отвергало, а само государственное устройство им противоречило. Разрешить социальный конфликт проводимые реформы были не в силах. Насаждение капитализма на Западе прошло кровавый путь революций и насильственного раскрестьянивания. В условиях расшатанной государственности и перманентной революционной ситуации, России на прохождение этого пути (даже и с большими жертвами) не хватило бы ни 20, ни 25 лет. И уж тем более эти годы не были бы наполнены спокойствием.

Итоги реформ начала XX века, форсированного построения капитализма в России, до сих пор вызывают неоднозначные суждения. Экономический рывок, основанный на масштабных западных инвестициях, породил ситуацию, которую можно охарактеризовать как потерю экономического суверенитета России. К 1914 году девять десятых угольной промышленности, вся нефтяная промышленность, 40% металлургической промышленности, половина химической промышленности, 28% текстильной промышленности принадлежали иностранцам. Трамвайными депо в городах владели бельгийцы, 70 процентов электротехнической промышленности и банковское дело принадлежали немцам [146].

Иностранные банки и фирмы занимали в России исключительно важные позиции. Если в 1890 году в стране было 16 компаний с зарубежным капиталом, то в 1891-1914 годах иностранный капитал возобладал в 457 новых промышленных компаниях. Основанные на базе западного капитала компании были в среднем богаче и могущественнее собственно российских. В среднем на российскую компанию к 1914 году приходилось 1, 2 млн., а на иностранную - 1,7 млн. рублей» [147].

Глава 19. Вступление России в Первую мировую войну. И снова «маленькая победоносная»

Могла ли Российская империя избежать участия в войне? Ответ на этот вопрос может быть только отрицательным. Активная внешняя политика, проводимая царским правительством, глубоко интегрировала Россию в клубок европейских противоречий конца XIX - начала XX веков. Огромный потенциал страны, раскинувшейся на одной пятой суши, воспринимался из Европы как военный козырь и, одновременно, как постоянная угроза национальным интересам. Таковы были позиции всех участников зарождающегося конфликта. Раздел мира был невозможен без участия России (или ее устранения с политической арены). Оставлять в тылу державу, в любой момент способную выставить многомиллионное войско, не собирался никто.

Как бы ни было это печально, в дипломатической игре того периода спор шел за наше «пушечное мясо», за неисчерпаемые человеческие ресурсы, которые Россия могла выставить на фронт. Сэр Эдвард Грей, министр иностранных дел Великобритании, писал в апреле 1914 года: «Русские ресурсы настолько велики, что в конечном итоге Германия будет истощена Россией даже без нашей помощи» [148].

Но эту дипломатическую игру вели не мы. Судьба европейского конфликта решалась в Лондоне, Берлине и Париже, там же принимались решения о начале войны, исходя из соображений готовности к ней центральных держав. Вопрос готовности (или неготовности) России во внимание не принимался.

Тем не менее Россия сама рвалась в бой. Болевой точкой внешней политики оставался вопрос черноморских проливов, серьезный дипломатический скандал разразился в 1913 году, когда германская военная миссия (миссия Лимана) была приглашена в Стамбул. Требования об отзыве миссии Россия готова была подкрепить «соответственными мерами принуждения». Министр Сазонов 5 января 1914 года в записке Николаю II прямо указывал, что это может вызвать «активное выступление» Германии, но полагал его даже полезным: в случае отказа России от решительных действий, писал он, «во Франции и Англии укрепится опасное убеждение, что Россия готова на какие угодно уступки ради сохранения мира» [149].

На замечание председателя Совета министров Коковцова об угрозе столкновения с Германией, военный министр Сухомлинов и генерал Жилинский заявляли о «полной готовности России к единоборству с Германией». Одновременно они признавали, что, вероятно, дело придется иметь со всем Тройственным союзом.

Осложнение международной обстановки в январе 1914 года вполне могло привести к войне. Пыл царских министров охладило знакомство с материальной частью – у России, как выяснилось, банально недоставало необходимое число судов для переброски десантного корпуса к турецким берегам. Возможности флота ограничивались переброской одного корпуса первого эшелона в то время, как турецкая армия располагала в районе проливов 7 корпусами [150].

К сожалению, подобные шапкозакидательские настроения были общей чертой правительства Российской империи. Если Министр финансов Коковцов предупреждал весной 1914 года правительство, что Россия еще менее готова к войне, чем в январе 1904, то военный министр Сухомлинов, напротив, считал, что «все равно войны нам не миновать, и нам выгоднее начать ее раньше... мы верим в армию и знаем, что из войны произойдет только одно хорошее для нас».

Министр земледелия Кривошеим призывал больше верить в русский народ и его исконную любовь к родине: «Довольно России пресмыкаться перед немцами». Аналогичного мнения придерживался министр железных дорог Рухлов: произошел колоссальный рост народного богатства; крестьянская масса не та, что была в японскую войну и «лучше нас понимает необходимость освободиться от иностранного влияния». Большинство министров говорили о необходимости «упорно отстаивать наши насущные интересы и не бояться призрака войны, который более страшен издалека, чем на самом деле» [151].

Настроения министров понять не сложно. Германия занимала слишком серьезное положение в российской экономике, накануне Первой мировой войны она являлась главным торговым партнером России. Навязанный во время русско-японской войны царскому правительству торговый договор устанавливал многочисленные преференции германскому капиталу. Объемы российско-германской торговли неуклонно возрастали: если в 1898 – 1902 годах в Германию шли 24,7 процентов российского экспорта, а из Германии поступали 34,6 процентов российского импорта, то в 1913 году – уже 29,8 процента и 47,5 процента, что существенно превышало долю Англии и Франции вместе взятых [152].

Германия прижимала русское сельское хозяйство, чем наносила ущерб помещикам-дворянам. Германская промышленность становилась все более опасным конкурентом на внутрироссийском рынке, вызывая раздражение буржуазии. Именно об этой «необходимости освободиться от иностранного влияния» говорил министр Рухлов. Прекрасная возможность переменить всю ситуацию разом виделась министрам во вступлении в войну.

Надо заметить, что настроения министров вновь строились на ожиданиях «маленькой победоносной войны» - всему конфликту отводилось максимум 6 месяцев. Никаких реальных оснований для оптимизма не было – перевооружение армии, исполнение большой военной программы должно было закончится лишь в 1917 году.

Сегодня, век спустя, мы можем окинуть взглядом общее положение вещей, сложившееся с началом войны в 1914 году, сделать выводы о готовности России к конфликту:

«Русская армия имела 850 снарядов на каждое орудие, в то время как в западных армиях приходилось от 2000 до 3000 снарядов. Вся русская армия имела 60 батарей тяжелой артиллерии, а германская - 381 батарею. В июле 1914 г. всего лишь один пулемет… приходился на более чем тысячу солдат. (Только после грандиозных поражений в июле 1915 г. генеральный штаб России заказал 100 тысяч автоматических ружей и 30 тысяч новых пулеметов). В течение первых пяти месяцев войны военная промышленность России производила в среднем 165 пулеметов в месяц (пик производства был достигнут в декабре 1916 г. - 1200 пулеметов в месяц). Русские заводы производили лишь треть автоматического оружия, запрашиваемого армией, а остальное закупалось во Франции, Британии и Соединенных Штатах; западные источники предоставили России 32 тысячи пулеметов. К сожалению, почти каждый тип пулемета имел свой собственный калибр патрона, что осложняло снабжение войск. То же можно сказать о более чем десяти типах винтовок (японские «арисака», американские «винчестеры», английские «ли-энфилд», французские «грас-кро-тачек», старые русские «берданы» использовали разные патроны). Более миллиарда патронов было завезено от союзников. Еще хуже было положение с артиллерией: более тридцати семи миллионов снарядов - два из каждых трех использованных - были завезены из Японии, Соединенных Штатов, Англии и Франции. Чтобы достичь русской пушки, каждый снаряд в среднем проделывал путь в шесть с половиной тысяч километров, а каждый патрон - в четыре тысячи километров. Недостаточная сеть железных дорог делала снабжение исключительно сложным, и к 1916 г. напряжение стало весьма ощутимым» [153].

После чудовищных поражений 1915 года Россия выражала готовность мобилизовать дополнительно сотни тысяч солдат. Но вооружить их было нечем. Сменивший Сухомлинова на посту военного министра генерал Поливанов записал в дневнике: «Винтовки сейчас дороже золота». Надежда была на Запад, у которого Россия размещала военные заказы, пуская на эти нужды полученные у Запада же кредиты. «Уже в первую неделю войны Россия позаимствовала у Британии миллион фунтов на военные закупки. Через год этот долг достиг 50 млн. фунтов. И англичанам ничего не оставалось, как пообещать еще 100 млн. фунтов стерлингов" [154].

Россия обеспечила работой английская военную промышленность, военную промышленность США, всерьез обсуждался вопрос мобилизации японской (!) военной промышленности, для обеспечения российской армии оружием и боеприпасами.

***

Россия вступила в Великую войну далеко не на пике своей формы. Наиболее разумной политикой царских властей было бы максимальное оттягивание войны на дипломатическом фронте – вплоть до окончания перевооружения армии. Однако обстоятельства складывались не в пользу России. Неверно оценивало потенциал правительство. А главное – достигли готовности западные партнеры и противники России. Для них промедление с началом военных действий выглядело бессмысленными.

Начав «гонку вооружений» с 1911 года, Германия к 1914-му обладала гораздо более высокой степенью военной готовности, чем Россия и даже Франция. Германская военная промышленность превосходила французскую и русскую вместе взятые, и не уступала по своему потенциалу военной промышленности всей Антанты, включая Англию [155].

На море к 1914 году Германия еще не успела догнать Англию, но прилагала к этому серьезные усилия. Потеря превосходства на море грозила целостности Британской империи, мириться с подобным положением дел было для нее немыслимо. Но и поддерживать превосходство становилось год от года все труднее.

«Ни разу в течение трех последних лет мы не были так хорошо подготовлены (к войне – ДЛ)», - писал в начале 1914 года Черчилль, занимавший пост первого лорда адмиралтейства [156].

Свои расчеты были у Германии. «В основном, - писал статс-секретарь ведомства иностранных дел Ягов, - Россия сейчас к войне не готова. Франция и Англия также не захотят сейчас войны. Через несколько лет, по всем компетентным предположениям, Россия уже будет боеспособна. Тогда она задавит нас количеством своих солдат» [157].

Момент начала войны прагматичные Лондон и Берлин выбирали, исходя из оценки своих возможностей. К 1914 году требовался лишь повод, чтобы начать общеевропейскую бойню. И вскоре он представился – сербская тайная организация осуществила 28 июня 1914 года покушение на наследника австрийского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда.

Последовавшая за этим покушением тонкая дипломатическая игра по праву может считаться образцом большой международной политики. Австрийский генштаб требовал войны с Сербией. Осторожное внешнеполитическое ведомство предпочло обратиться за советом к союзнику – Германии. Австро-Венгрию и Германию связывал неравноценный союз – мировой экономический лидер Германия и трещащая по швам слабая Австро-Венгрия составляли ядро Тройственного союза, главную скрипку в котором играли, естественно, немцы.

В Берлине прекрасно понимали, что война с Сербией практически неизбежно вовлечет в свою орбиту Россию. Неготовность России к войне секретом для немцев не являлась. Фактически, вариантов развития событий в случае начала конфликта на Балканах было два: если Россия занимает в войне нейтральную позицию, то Австро-Венгрия уничтожит Сербию. Если Россия вмешается в войну на стороне Сербии – разразиться большая война. Союзным договором с Россией была связана Франция, с Австро-Венгрией – Германия, что гарантировало вовлечение этих стран в конфликт.

Вильгельма II устраивал каждый из вариантов. На встрече 5 июня 1914 года с австрийским послом он дал исчерпывающий ответ: «Не мешкать с этим выступлением» (против Сербии) [158].

Ключевым моментом в выборе стратегии становилась Англия, вмешательство которой на стороне франко-российского союза могло изменить расстановку сил и, не исключено, остудить горячие головы, предотвратить начало войны. Однако сэр Эдвард Грей, выразив сочувствие горю императора Франца-Иосифа, замолчал. В последующие дни посол Германии Лихновский неоднократно пытался прояснить позицию Англии. 9 июля сэр Грей заявил Лихновскому, что Англия, не связанная с Россией и Францией какими-либо союзными обязательствами, располагает полной свободой действий [159]. В Берлине позицию Англии истолковали однозначно. Вопрос войны был решен.

Позже, когда пути назад уже не было и раскручивающийся маховик войны было не остановить, Британия раскрыла свои карты. Чем бы ни было вызвано молчание официальной английской дипломатии, а затем сверхосторожные ее заявления, факт остается фактом – начало войны они явно ускорили.

Дальнейшее развитие событий известно: 23 июля подталкиваемая Германией Австро-Венгрия предъявила невыполнимый ультиматум Сербии. Сербия пыталась исполнить его требования, но в австрийском посольстве уже паковали вещи, уже была готова нота об объявлении войны. 26 июля Австро-Венгрия объявила всеобщую мобилизацию. 30 июля мобилизацию против Австро-Венгрии объявила Россия. 31 числа Германия предъявила России ультиматум с требованием немедленного прекращения мобилизации. На этот момент ситуация была уже совершенно ясна, мобилизацию проводили Франция, Германия, Австро-Венгрия и Россия. Первого августа 1914 года Германия объявила России войну. Второго числа – объявила войну Франции. Наконец, 4 августа 1914 года войну Германии объявила Великобритания. Первая мировая война началась.

Глава 20. От патриотического порыва к революции

Начало войны было встречено в столице Российской империи ликованием. Буржуазная пресса радовалась возможности разрешить вопросы немецкой конкуренции, интеллигенция приветствовала решение властей, пришедших на помощь братской Сербии. Очень быстро патриотический подъем сменился недоумением, а следом и страшным разочарованием.

Ход войны для Российской империи был катастрофичен. Все недостатки царского периода, казалось, разом собрались в тугой клубок, чтобы продемонстрировать беспомощность государственной машины. Командующим армией был назначен великий князь Николай Николаевич, любимец офицерского корпуса, не знакомый со стратегическим планированием. Во главе войск он встал, не имея представления о стратегическом плане Генерального штаба на случай войны с Германией, который разрабатывался и непрерывно дополнятся с участием французских представителей в 1911-1913 годах [160].

На шестнадцатый день войны главнокомандующий разместил свою ставку близ небольшого города Барановичи. «Мы жили посреди очаровательного елового леса, и все вокруг казалось спокойным и мирным», - описывал английский военный атташе окружающую обстановку [161]. Главнокомандующий был очень живым человеком, он любил отвлекаться от темы войны, был прекрасен за дружеским столом, обвораживал иностранных посетителей. На самых важных совещаниях в ставке он отсутствовал: «Чтобы не мешать моим генералам».

К октябрю 1914 года Дума выделила 161 тысячу рублей для подведения к ставке кабеля. Командование обзавелось связью.

В это время в Восточной Пруссии разворачивалась драма двух русских армий – генералов Самсонова и Ренненкампфа. Смелая идея заключалась в попытке двумя огромными клещами окружить войска генерал-полковника фон Притвица, защищавшие Восточную Пруссию, и разгромить их.

Стремительный марш Первой и Второй русских армий на территорию противника привел к полной потере координации между ними. Практически отсутствовала связь: в армии Самсонова было только двадцать пять телефонов, несколько аппаратов Морзе, аппарат Хьюза и примитивный телепринтер. Связисты выходили в эфир и предавали приказы по радио открытым текстом, что приводило германские войска в состояние веселого изумления. Не лучше обстояло положение и в армии Ренненкампфа.

Прекрасно представляя себе положение русских армий по данным радиоперехвата (надо заметить, что сами русские армии представляли положение друг друга весьма смутно), немцы оторвались от армии Раннекампфа, чтобы окружить и разгромить армию Самсонова. Более 100 тысяч человек оказались в мешке. Там, где должны были сомкнуться клещи русских войск, внезапно оказались немцы. К 30 августа армия была разбита, Самсонов застрелился. 30 тысяч русских солдат были убиты, 130 тысяч голодных, изнуренных многодневным бессмысленным маршем вглубь немецкой территории, взяты в плен.

Следом пришел черед армии Ренненкампфа. Стремясь избежать окружения, он принял решение начать общий отход. Потеряв 145 тысяч человек и более половины транспортных средств в течение месяца, Ренненкампф сумел сберечь значительную часть войск. Но это было плохим утешением для общего итога кампании. Две русские армии потеряли 310 тысяч человек, оставили всю свою артиллерию - 650 пушек [162].

Поражения русской армии только начинались. Успехи на австрийском фронте не могли сгладить катастрофы германского театра военных действий. В мае 1915 года германо-австрийские войска порвали русский фронт, что привело к общему отступлению. Были потеряны Галиция, Польша, часть Прибалтики и Белоруссии.

По итогам первого года сражений, стоившего России миллиона солдат и офицеров только попавшими в плен, был выбит средний и младший офицерский состав: «40 тысяч офицеров 1914 года были, в основном, выбиты из строя. Офицерские школы выпускали 35 тысяч офицеров в год. На 3 тысячи солдат теперь приходились 10-15 офицеров, и их опыт и квалификация желали лучшего. 162 тренировочных батальона за шесть недель подготавливали младший офицерский состав. Увы, на протяжении 1915 года разрыв между офицерской кастой и рядовыми значительно расширился. Капитан русской армии пишет осенью 1915 года: «Офицеры потеряли веру в своих людей». Офицеры часто были поражены степенью невежества своих солдат. Россия вступила в войну задолго до массовой культурности. Часть офицеров ожесточились чрезвычайно, не останавливаясь перед самыми тяжелыми наказаниями» [163].

Из поражений Первой мировой войны, из взаимного непонимания солдата и офицера, из фатальных противоречий общества, которые хоть и были частично сглажены начавшимися боевыми действиями и патриотическим подъемом, но вновь вспыхнули при тотальных неудачах на фронте, выстраивалась революционная ситуация 1917 года. Миллионы беженцев из западных областей империи заполняли дороги. Контролировать их перемещение и как-то снабжать продовольствием было выше сил государственного аппарата. Вооружений не хватало армии, продовольствия гражданскому населению. В 1916 году царским правительством была введена продразверстка, которая, однако, уже не могла спасти положения, и лишь усиливала революционные настроения крестьянства. Страна погружалась в хаос.

Глава 21. Ситуация в России 1914-1917 гг. О роли немецкого золота

Злую шутку сыграла с царскими властями избранная ими линия официальной военной пропаганды. Направленная на формирование образа врага, она была с радостью подхвачена националистической и буржуазной печатью, но обернулась в итоге против самого самодержавия. На фоне антинемецкой истерии, поднятой в прессе, казалась удобным свалить поражения на фронте и неразбериху в стране на происки шпионов и внутренних врагов. Кто же мог подумать в 1914 году, что среди «шпионов» окажутся члены правительства и сама императорская семья?

С первых дней войны кампания по демонизации врага в официальной печати (образ строился на рассказах о плохом обращении с русскими пленными) была активно поддержана правыми и либеральными силами, которые трансформировали ее в отрицание всего немецкого в России. Движение было действительно массовым, охватывало значительную часть образованного слоя. Научные общества демонстративно исключали из своих рядов немецких ученых, в Петербурге разгрому подверглось германское посольство.

Патриотический подъем в обществе искусно совмещался с формированием шовинистических настроений. Происходящее шло на пользу буржуазии, претендующей на немецкие предприятия. Не оставались в стороне и дворянские интересы. Так в октябре 1914 года министр внутренних дел Н.Маклаков направил в Совет министров докладную записку «О мерах к сокращению немецкого землевладения и землепользования». Фактически, происходила реализация плана, выраженного еще в начале года министрами: «Довольно России пресмыкаться перед немцами» и «необходимо освободиться от иностранного влияния».

Антигерманская истерия, поддерживаемая все новыми публикациями и решениями властей, не могла не затронуть широкие народные массы. Весной 1915 года в Москве прошли немецкие погромы, были разграблены многие торговые и ремесленные предприятия, владельцами которых были немцы.

Нагнетаемые сверху настроения легли на благодатную почву. «Привезенные Петром немцы, а затем Бирон, Миних и Остерман стали символами засилья всего чуждого России, - отмечают исследователи. - Николай I доверял лишь двум людям — возглавлявшему Третье отделение Бенкендорфу и прусскому послу фон Рохову. Даже антигерманский трактат о «России, захваченной немцами» (1844) был написан Ф.Ф.Вигелем. Идеологами панславизма были Мюллер и Гильфердинг. А либретто «Ивана Сусанина» написал Г.Розен. В ответ на предложение Александра I назвать награду, которую он хотел бы получить, генерал Ермолов ответил: «Государь, назначьте меня немцем» [164].

От великого до смешного один шаг – существенную часть правящего слоя России составляли обрусевшие немцы (в число которых общественное мнение записывало и просто людей с нерусскими фамилиями), и не требовалось специальных доказательств того, что они пользуются покровительством правящей династии. Немкой была императрица Александра Федоровна - урожденная принцесса Алиса Виктория Елена Луиза Беатрис Гессен-Дармштадтская.

В полном соответствии с линией официальной идеологии в Петрограде действовало «Общество 1914 года», ставившее своей целью освободить «русскую духовную и общественную жизнь, промышленность и торговлю от всех видов немецкого засилья». «Нет ни одного уголка в России, нет ни одной отрасли, так или иначе не тронутой немецким засильем», утверждали идеологи общества. А причину столь бедственного положения дел они видели… в «покровительстве немцам и всему немецкому со стороны правительственных кругов» [165].

Царская власть в очередной раз рыла себе яму, видимо, искренне не отдавая себе отчета в совершаемых действиях. В 1915 году прошли громкие судебные процессы над военным министром В.Сухомлиновым и его адъютантом полковником С.Мясоедовым. Обвинения строились на показаниях вернувшегося из немецкого плена подпоручика Колаковского, утверждавшего, что в Германии он получил задание взорвать мост через Вислу за 200 тыс. руб., убить верховного главнокомандующего Николая Николаевича за 1 млн. руб. и убедить сдать крепость Новогеоргиевск ее коменданта тоже за 1 млн. руб. В Петрограде ему, якобы, советовали обратиться к полковнику Мясоедову, у которого он мог бы получить много ценных сведений для немцев.

Исследователи сходятся во мнении, что неопровержимых доказательств измены со стороны Мясоедова и, тем более, Сухомлинова найдено не было. Суды носили показательный характер, поражения на фронте требовали найти и покарать козла отпущения, виновного во всех бедах русской армии. С.Мясоедов был приговорен к повешению, В.Сухомлинов – к пожизненной каторге.

Принципиальным, однако, был не вопрос виновности осужденных, а эффект, произведенный в обществе разоблачением «германского заговора» в военном министерстве. Страна погрузилась в пучину шпиономании. Контрразведка оказалась погребена под лавиной доносов о немецких шпионах, среди которых были все министры, руководители предприятий, люди с немецкими фамилиями, студенты и домохозяйки. Наряду с параноидальной бдительностью, люди активно сводили таким образом политические, трудовые и личные счеты.

Масштабы происходящего можно понять, вспомнив обращение министра внутренних дел Н.Б.Щербатова в Госдуму в августе 1915 года. Он просил «помочь прекратить травлю всех лиц, носящих немецкую фамилию», поскольку «многие семейства сделались за двести лет совершенно русскими» [166].

В Госдуме, однако, была создана Комиссия «по борьбе с немецким засильем» во всех областях русской жизни. Следом, в марте 1916 года, с инициативой создания Особого комитета по борьбе с немецким засильем выступил Совет министров. Маховик антинемецкой истерии раскручивался вопреки здравому смыслу – к тому моменту он уже явно носил антиправительственные черты.

Надо сказать, этому немало способствовала деятельность самой правящей фамилии. Распутинщина нанесла страшный урон по легитимности монархии. Петербург, страна, армия полнились слухами об омерзительных похождениях царского богомольца. «В Петрограде, в Царском Селе ткалась липкая паутина грязи, распутства, преступлений, - писал в «Очерках русской смуты» А.И.Деникин. - Правда, переплетенная с вымыслом, проникала в самые отдаленные уголки страны и армии, вызывая где боль, где злорадство. Члены Романовской династии не оберегли «идею», которую ортодоксальные монархисты хотели окружить ореолом величия, благородства и поклонения» [167].

Присутствие при дворе людей с немецкими фамилиями служило катализатором распространения самых диких слухов. Говорили о том, что «немка» - императрица Александра Федоровна - возглавляет «немецкую партию», что телефонный провод проложен из Царского села непосредственно в немецкий Генштаб, что в покоях «принцессы Алисы» лежат секретные карты с расположением русских войск. Поражения на фронтах Первой мировой войны, нарастающая разруха в стране требовали объяснения, которое – в полном соответствии с гипертрофированной линией официальной пропаганды – было найдено.

А.Деникин вспоминает: «Помню впечатление одного думского заседания, на которое я попал случайно. Первый раз с думской трибуны раздалось предостерегающее слово Гучкова о Распутине:

– В стране нашей неблагополучно…

Думский зал, до тех пор шумный, затих, и каждое слово, тихо сказанное, отчетливо было слышно в отдаленных углах. Нависало что-то темное, катастрофическое над мерным ходом русской истории…

Но наиболее потрясающее впечатление произвело роковое слово:

– Измена.

Оно относилось к императрице.

В армии громко, не стесняясь ни местом, ни временем, шли разговоры о настойчивом требовании императрицей сепаратного мира, о предательстве ее в отношении фельдмаршала Китченера, о поездке которого она, якобы, сообщила немцам, и т. д.» [168].

На фоне распада российской государственности появились многочисленные проходимцы, которые выступали от собственного имени и даже от имени правительства и вели «переговоры» с Германией, обещая содействие в заключении сепаратного мира. Так, в 1916 году в Стокгольме объявился И.Колышко, сделавший карьеру под покровительством князя Мещерского и бывший чиновником по особым поручениям у Витте. Немецким представителям он рекомендовался лицом, особо приближенным к председателю совета министров России, главе МИД Штюрмеру (причем, некоторые исследователи полагают, что так оно и было). Колышко предложил Германии свои услуги: через российскую прессу он был готов вести пропаганду сепаратного мира.

Идеи персоны, особо приближенной к Штюрмеру, не вызвали доверия у немецкого посланника. Вскоре, однако, Колышко снова появился в Стокгольме, на этот раз вместе с князем Бебутовым. На переговорах с немцами они предложили организовать в России издательство, которое стало бы центром пронемецкой пропаганды. Наконец, они сумели получить в свое распоряжение 2 миллиона рублей на осуществление этой деятельности [169].

Еще раньше начал свою игру российский социал-демократ, меньшевик

Александр Парвус (Гельфанд). В 1915 году он представил германскому руководству «План русской революции» - программу подрывной деятельности, которую планировалось осуществить силами социал-демократов в России на немецкие деньги. Сегодня этот документ принято считать чуть ли не главным доказательством сотрудничества большевиков с немецким Генштабом. «При чтении документа нетрудно заметить, что Ленин в 1917 году действовал именно в соответствии с этим планом», - пишут современные публицисты (очевидно, не слишком знакомые с его текстом, немало внимания в котором уделено, например, рассуждениям о необходимости агитации в Северной Америке).

Но нужно все же заметить, что меморандум Парвуса был одним из многих подобных документов, гулявших в то время в печати. И основные претензии в финансировании со стороны Германии предъявлялись вовсе не социал-демократам, и не самой малочисленной их части – партии большевиков. В развале России на германские деньги обвиняли, в первую очередь, российское правительство. Об этом говорил в своей знаменитой речи в Госдуме (рефреном в которой звучало «Что это – глупость или измена?») 1 ноября 1916 года лидер кадетов П.Милюков:

«Во французской желтой книге был опубликован германский документ, в котором преподавались правила, как дезорганизовать неприятельскую страну, как создать в ней брожение и беспорядки. Господа, если бы наше правительство хотело намеренно поставить перед собой эту задачу, или если бы германцы захотели употребить на это свои средства, средства влияния или средства подкупа, то ничего лучшего они не могли сделать, как поступать так, как поступало русское правительство» [170].

Бессмысленно отрицать тот факт, что Германия предпринимала определенные усилия для дестабилизации ситуации в России. Так, немецкая пресса с радостью реагировала на волну шпиономании у противника, последовательно допуская в своих публикациях "утечки" компромата на высших сановников империи. И пожинала вполне очевидные плоды своих усилий. Интересно в этой связи, что обвинительный пафос речи только что вернувшегося из Швейцарии П.Милюкова построен как раз на публикациях немецкой прессы, хотя, казалось бы, для него - опытного политика - этот источник должен быть более, чем сомнительным.

«У меня в руках, - говорил Милюков, - номер «Берлинер Тагеблатт» от 16 октября 1916 г. и в нем статья под заглавием: «Мануйлов, Распутин. Штюрмер»... Так немецкий автор имеет наивность думать, что Штюрмер арестовал Манасевича-Мануйлова, своего личного секретаря…

Вы можете спросить: кто такой Манасевич-Мануйлов? … Несколько лет тому назад Манасевич-Мануйлов попробовал было исполнить поручение германского посла Пурталеса, назначившего крупную сумму, говорят около 800 000 руб., на подкуп «Нового Времени»…

Почему этот господин был арестован? Это давно известно и я не скажу ничего нового, если вам повторю, то, что вы знаете. Он был арестован да то, что взял взятку. А почему он был отпущен? Это, господа, также не секрет. Он заявил следователю, что поделился взяткою с председателем совета министров» [171].

"Манасевич, Распутин, Штюрмер, - продолжает Милюков. - В статье называются еще два имени - князя Андронникова и митрополита Питирима, как участников назначения Штюрмера вместе с Распутиным… Это та придворная партия, победою которой, по словам "Нейе Фрейе Прессе", было назначение Штюрмера: "Победа придворной партии, которая группируется вокруг молодой Царицы" [172].

Очевидно, что список "изменников" растет в геометрической прогрессии. И действительно, под подозрение попадает уже сам Милюков, оглашающий на заседании Думы пропаганду германской печати (речь "Глупость или измена" принято считать отправной точкой событий, приведших к Февральской революции).

Еще один характерный случай: После Февральской революции 1917 года управляющий делами Временного правительства В.Набоков пишет: «В какой мере германская рука активно участвовала в нашей революции, - это вопрос, который никогда, надо думать, не получит полного исчерпывающего ответа. По этому поводу я припоминаю один очень резкий эпизод, произошедший недели через две, в одном из заседаний Временного правительства. Говорил Милюков, и не помню, по какому поводу, заметил, что ни для кого не тайна, что германские деньги сыграли свою роль в числе факторов, содействовавших перевороту. Оговариваюсь, что не помню точных его слов, но мысль была именно такова и выражена она была достаточно категорично» [173].

За скобками остается вопрос, кому именно приписывал получение этих денег Милюков, но от подозрений не был защищен никто. В конце концов, лидер кадетов возглавил МИД Временного правительства, сев на место Штюрмера сразу после февраля 1917-го, и если следовать древней формуле "ищи кому выгодно"...

Обвинения в получении германских денег, работе на германский Генштаб и т.д. были для России 1916-1917 годов настолько общим местом, что выделять в них слова, сказанные в адрес большевиков и подавать это как историческую сенсацию, вряд ли имеет какой либо смысл. В российском хаосе 1917 года можно найти подтверждения каким угодно версиям (в воспоминаниях, фактах и даже документах). Ведь следовало же правительство программе, изложенной во французской "Желтой книге"? И действительно получил 2 миллиона рублей Колышко - "доверенное лицо" Штюрмера. А Майнулов, как известно, заявил следователю, что поделился со Штюрмером взяткой – со Штюрмером, который считается сегодня одним из столпов самодержавия.

Но ведь и в покоях императрицы действительно обнаружили сверхсекретные карты. Деникин вспоминает об этом: «Генерал Алексеев, которому я задал этот мучительный вопрос весною 1917 года, ответил мне как-то неопределенно и нехотя:

- При разборе бумаг императрицы нашли у нее карту с подробным обозначением войск всего фронта, которая изготовлялась только в двух экземплярах - для меня и для государя. Это произвело на меня удручающее впечатление. Мало ли кто мог воспользоваться ею...

Больше ни слова. Переменил разговор...» [174]

Проще остановиться на версии, что с Германией сотрудничали вообще все. И закрыть, наконец, эту спекулятивную тему. Тем более, что причины русской революции, как ясно из изложенного выше, заключались вовсе не в немецких деньгах.

Глава 22. Февральская революция. Демократические Советы и нелегитимное Временное правительство. Развал России

Много слов можно сказать о движущих силах, причинах, роли тех или иных политических сил в истории Второй русской революции. Можно вспомнить рост налогов, цен, бессистемную мобилизацию 13 миллионов человек без учета их профессии, навыков и занимаемых рабочих мест. Обескровленная промышленность и рухнувшее хозяйство тому итогом.

Можно вспомнить, в противоположность, относительное восстановление к концу 1916 года снабжения фронта, создание большого запаса вооружений и боеприпасов, позволявшее надеяться, что в кампании 1917 года не повториться то, что столь ярко описывает в своих очерках А.Деникин: «неустройство тыла и дикая вакханалия хищений, дороговизны, наживы и роскоши, создаваемая на костях и крови фронта…» [175].

Можно согласиться с рядом оптимистов от истории: планируемое победоносное наступление 1917 года могло переломить ситуацию, если и не отменить, то отсрочить наступление революции...

Но суждения складывались не из праздничной картины будущего, а из страшного прошлого и настоящего. Из вот этих строк: «Уже к октябрю 1914 года иссякли запасы для вооружения пополнений, которые мы стали получать на фронте сначала вооруженными на 1/10, потом и вовсе без ружей…

Весна 1915 г. останется у меня навсегда в памяти. Великая трагедия русской армии - отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы, бесконечная усталость - физическая и моральная; то робкие надежды, то беспросветная жуть... Когда, после трехдневного молчания нашей единственной шестидюймовой батареи, ей подвезли пятьдесят снарядов, об этом сообщено было по телефону немедленно всем полкам, всем ротам, и все стрелки вздохнули с радостью и облегчением...» [176].

Об этом написано уже слишком много, как с одной, так и с другой стороны. Мифом представляются победные чаяния о счастливой Европе под триумвиратом Англии, Франции и России. Есть все основания полагать, что пресловутый вопрос проливов в очередной раз привел бы страну к столкновению с Англией.

Принципиальным отличием Февральской революции от предыдущих являлось ее развитие на фоне полной делегитимизации власти - как правительства, так и императора. Она складывалась из нескольких этапов:

- тотальная забастовка и всеобщие митинги рабочих (с участием до 150-200 тысяч человек) в Петрограде.

- отказ солдат стрелять в рабочих, расправы над офицерами и переход Петроградского гарнизона на сторону восставших.

- Разгром арсеналов и вооружение демонстрантов.

- поход к Таврическому дворцу в поисках политического руководства.

В Таврическом дворце царил хаос. Глава Думы октябрист Родзянко 26 февраля телеграфировал в Ставку Николаю II о катастрофе:

«Положение серьезное. В столице - анархия. Правительство парализовано. Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всяческое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца» [177].

27-го утром председатель Думы обратился к императору с новой телеграммой: «Положение ухудшается, надо принять немедленно меры, ибо завтра будет уже поздно. Настал последний час, когда решается судьба родины и династии» [178].

VI Государственная дума не была революционна. Она подчинялась императорскому указу о приостановлении деятельности, но обстоятельства вынуждали ее к активности. Толпа, занявшая к тому времени уже и коридоры дворца, ждала распоряжений. Люди помнили Думу первого и второго созывов и необоснованно распространяли свои чаяния на современный им парламент.

Дума оказалась перед выбором погибнуть вместе с монархией, или возглавить революцию. И здесь она не смогла решиться на радикальные действия. Решение о создании Временного комитета IV Государственной думы было принято в ходе "частного совещания". Формально Временный комитет не имел к Думе никакого отношения. Депутаты оставляли себе пути к отступлению, соблюдая нормы императорского указа о приостановлении деятельности палаты. Одновременно этими они лишали создаваемый орган всякой легитимности.

Запомним на будущее - Временный комитет был создан совещанием, не имеющим никаких полномочий - собранием ряда членов Думы в период, когда деятельность Думы была приостановлена, причем сами депутаты признавали правомочность такого указа. Тем не менее, 28 февраля Комитет объявил о том, что берет власть в свои руки. В воззвании от 27 февраля 1917 года за подписью М.Родзянко сказано:

«Временный Комитет членов Государственной Думы при тяжелых условиях внутренней разрухи, вызванной мерами старого правительства, нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка. Сознавая всю ответственность принятого им решения, Комитет выражает уверенность, что население и армия помогут ему в трудной задаче создания нового правительства, соответствующего желаниям населения и могущего пользоваться его доверием» [179].

2 марта Временный комитет Госдумы назначил 11 министров Временного правительства.

Государственная дума, с одной стороны, являлась избранным парламентом. Однако, как мы помним, эти выборы были отнюдь не всеобщими и равными, а подчинялись избирательному цензу, проходили по куриям, причем, крестьянская и рабочая избирательные группы были значительно ущемлены. Надо также отметить, что именно Временное правительство впоследствии окончательно распустило Государственную Думу. «Новая революционная власть считала излишним опираться на авторитет дореволюционного представительного учреждения. Эпоха парламентаризма уходила в прошлое, начиналась эпоха революции и гражданской войны», - отмечают правоведы [180].

Позже, в октябре, большевики пришли к власти куда более демократическим путем. Передачу власти и назначение Ленина главой Совета народных комиссаров (СНК) санкционировал Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, собравший представителей фронта и трудящихся со всей России (более 600 делегатов от 402 Советов) [181]. Спустя несколько дней решения съезда были поддержаны Чрезвычайным Всероссийским съездом Советов крестьянских депутатов (более 300 делегатов с мест) [182]. Советы в тот период - период двоевластия - являлись вторым правительством страны.

Пока же в Таврическом дворце формировалось Временное правительство, и здесь же депутатами левых фракций организовывался Исполком Советов. Характерная черта: если Временный комитет был организован путем кооптирования 2 депутатов от каждой фракции Госдумы, то Исполком Советов сразу обратился к предприятиям, коллективам и армейским частям с предложением избирать представителей для участия в новом органе власти (по 1 депутату от каждой тысячи рабочих и от каждой роты). Избранных было предписано присылать в Таврический дворец для начала работы.

Современным противникам Советов может быть трудно это осознать, но именно Советы, Советская власть были демократической властью. А Временное правительство на такое звание претендовать не могло.

Конечно, в условиях разворачивающейся революции трудно говорить о полной легитимности и юридической обоснованности новых органов власти, но такие вопросы возникали тогда, возникают и теперь. Если П.Милюков пишет об Исполнительном комитете Совета, заявившем "претензию" представлять демократию, то С.Мельгунов в своей работе "Мартовские дни 1917 года" поправляет его: "Между тем, посколько самочинно возникший Временный Комитет выражал мнение «цензовой общественности», постольку и «самозванный» Совет мог считаться выразителем настроений демократии (социалистической и рабочей массы)" [183].

При всей любви или нелюбви к Советам, исследователи не могут отрицать того факта, что они были действительно избраны. В этом свете положение Временного правительства выглядело куда более шатко. На вопрос толпы, кто выбрал Временное правительство, Милюков отвечал: "Нас выбрала русская революция" [184].

***

2 марта 1917 года император Николай II отрекся от престола за себя и за своего несовершеннолетнего сына в пользу великого князя Михаила Александровича. Возникла еще одна юридическая коллизия - мог ли император отрекаться за цесаревича и можно ли признавать такое отречение? Споры по этому поводу не утихают до сих пор. Тем более, что спустя несколько часов после отречения Николай II, в свойственной ему манере, передумал и распорядился послать в Петроград телеграмму о вступлении на престол своего сына Алексея [185]. Эта телеграмма, однако, не была отправлена генералом Алексеевым.

Следом отказался принять власть и Михаил Александрович, призвав граждан подчиниться Временному правительству и возложив ответственность за выбор типа российской государственности и власти на Учредительное собрание. Современникам и поколениям историков добавилось пищи для размышлений: как воспринимать действия великого князя? Он не вступал на престол, просто отказавшись это сделать (в случае с Михаилом Александровичем нельзя говорить об отречении, так как не было и коронации). Слова о необходимости подчинения Временному правительству и передаче права выбора типа власти Учредительному собранию, таким образом, это просто слова - не являясь царем, верховным властителем, великий князь не мог и передавать кому-то власть.

Возник свойственный любой революции юридический вакуум. Слишком наивно выглядят попытки современных авторов разрубить этот гордиев узел противоречий утверждениями, что только Учредительное собрание, созванное по инициативе Временного правительства, могло бы установить в России "законную власть". Законной власти (в понимании прошлого периода истории) в стране после февраля 1917 года не существовало. В силу вступило революционное право, в котором новые законы пишут победители.

Российской империи больше не было. Тотально дискредитировавшие себя органы власти просто исчезли, в несколько дней растворились, канули в Лету. Неизбежный хаос воцарился во всех институтах государства и общества. Закономерность такого исхода, учитывая сотрясавшие Россию события XIX - XX веков, отмечают исследователи и современники событий. "Неизбежный исторический процесс, завершившийся февральской революцией, привел к крушению русской государственности", - пишет генерал Деникин в "Очерках русской смуты".

"Никто не ожидал, - продолжает он, - что народная стихия с такой легкостью и быстротой сметет все те устои, на которых покоилась жизнь: верховную власть и правящие классы – без всякой борьбы ушедшие в сторону... наконец – сильную, с огромным историческим прошлым, десятимиллионную армию, развалившуюся в течение 3–4 месяцев.

Последнее явление, впрочем, не было столь неожиданным, имея страшным и предостерегающим прообразом эпилог манчжурской войны и последующие события в Москве, Кронштадте и Севастополе… И все тогдашние митинги, резолюции, советы и, вообще, все проявления военного бунта – с большей силой, в несравненно более широком масштабе, но с фотографической точностью повторились в 1917 году".

***

Развал верховной власти, развал государства и армии были именно закономерным следствием политики царских властей. Развитие этого процесса вело к распаду страны, «параду суверенитетов» 1917-1920 годов. Как и в 1905-м повсеместно возникали самоуправляемые республики, причем процесс развивался, как правило, по одному сценарию: власть брали социал-демократы, но вскоре их оттесняли националистические буржуазные силы, во многих случаях опирающиеся на германские штыки.

Надо сказать, что в организации «парада суверенитетов» 1917 года немалую роль сыграла политика Временного правительства. Так, А.Ф.Керенский, за время своего правления, успел провести ряд важных «реформ» - в частности, он признал независимость Польши, а также официально предоставил автономию Финляндии и Украине. Целесообразность этих действий в столь сложный период вызывает серьезные сомнения, а их разрушительная для государства суть очевидна.

Уже 7 ноября 1917 года Украина провозгласила создание Украинской Народной Республики (УНР), а в январе 1918 года решением Центральной Рады объявила о государственной независимости и выходе из состава России. В апреле 1918 года в Киеве произошел государственный переворот, в результате которого к власти пришел поддержанный немцами гетман П.Скоропадский.

В Финляндии создание Финляндской Социалистической Рабочей Республики (январь 1918 года) обернулось полномасштабным военным столкновением между социалистами, во главе с Отто Куусиненом, и финскими белыми во главе с Карлом Густавом Маннергеймом. Белофинов также активно поддержали германские войска, что привело осенью 1918 года к реставрации – созданию Королевства Финляндского.

В марте 1918 года, опираясь на поддержку немецких оккупантов, ряд белорусских националистических движений объявили о государственной независимости Белоруссии.

Весьма характерно развивалось отделение от России Кавказа. В октябре 1917 года в Тбилиси было создано коалиционное революционное правительство Закавказья, объединившее в Закавказский комиссариат Азербайджан, Армению и Грузию. В правительство вошли грузинские меньшевики, армянские и азербайджанские националистические партии дашнаков и мусаватистов. Меньшевики, полагая революцию буржуазной и дальнейшее развитие капитализма неизбежным, легко консолидировались с национальными буржуазными партиями.

Конфликт с большевистским Петроградом, кроме чисто идеологических разногласий, обострился в связи с подписанием Брестского мира, по которому Советская Россия признавала за Турцией захваченные в ходе Первой мировой войны территории, а также уступала округа Карс, Ардаган и Батум. Самонадеянная национальная буржуазия, а вместе с ней и меньшевики, категорически отвергли подобные уступки, в результате чего турецкая армия пошла в наступление, захватив куда более обширные площади.

В апреле 1918 года Закавказский комиссариат, потерпев военное поражение, был преобразован в Независимую федеративную демократическую республику, которая просуществовала до своего распада менее месяца. В объявившей независимость Грузии установился режим меньшевиков, который быстро нашел общий язык с Германией - уже в мае 1918 года был подписан грузино-германский договор, по которому войска новых союзников, против мира с которыми категорически выступали власти около полугода назад, вошли на территорию страны «для защиты от турок» (Турция при этом была союзницей Германии). Далее политика независимой Грузии развивалась по аналогичному сценарию – вскоре для защиты понадобились уже британские войска.

В Азербайджане была объявлена Азербайджанская Демократическая Республика, раздираемая конфликтом между мусаватистами и Бакинским Советом. Здесь одновременно хозяйничали как немцы, та и англичане. В Армении была образована независимая Армянская республика, ведущая перманентную войну с Турцией.

Лишь в 1920 году Советская Россия, завершая разгром интервентов Антанты и белогвардейцев, вернулась на Кавказ и, как принято сейчас выражаться, «советизировала» объявившие о независимости республики. Хотя такой термин представляется в корне неверным, свои Советы существовали в Грузии, Армении и Азербайджане с начала революции, на их поддержку опиралась Красная Армия в борьбе с местной националистической буржуазией.

В ходе Гражданской войны сама территория России была разделена на множество «республик». Но это тема отдельного разговора.

Часть 3. История партийная и беспартийная

Глава 23. О роли политических партий в Русской революции

Несмотря на очевидные обстоятельства, приведшие к крушению Российской империи в 1917 году, продолжается поиск "темных сил", подготовивших, организовавших революцию, разрушивших российскую государственность. Этому немало способствует каждый из укрепившихся в общественном сознании упрощенных образов отечественной истории. В советский период всячески выпячивалась роль большевиков в революционных событиях не только 1917, но и 1905 годов, и более ранних лет. Подобные "перекосы" можно встретить и в серьезной исторической литературе, которая, ничего, естественно, не утверждая напрямую, к месту и не к месту цитирует работы В.И.Ленина, создавая подспудное ощущение присутствия вождя мирового пролетариата во всех узловых точках российской истории.

Наличия внутреннего врага, подточившего устои государственности, тем более требует "Россия, которую мы потеряли". Что-то страшное требовалось сделать со счастливой страной, оказать фатальное воздействие, чтобы отторгнуть народ от царя и церкви, заставить "высокооплачиваемого рабочего" взять в руки оружие. Масштабы задач, требующих всесильных агентов влияния, способных на пустом месте в кратчайшие сроки ввергнуть страну в хаос, апологетов "счастливой России" не смущают.

Наконец и простому человеку, не слишком знакомому с историей страны, непросто принять естественный ход событий. Слишком велика в нас вера в силу отдельной личности. Сам собой возникает вопрос: кто подготовил эти бунты, антиправительственные выступления, приведшие в итоге к свержению самодержавия?

Роль такого "организатора", руководящего центра восстания, отдающего приказы и осуществляющего корректировку действий, традиционно отводят политическим партиям, как выразителям интересов определенных слоев общества.

К таким выводам подталкивает отечественное обществоведение, которое, находясь под серьезным влиянием догматов либерализма или выросшего из него марксизма, рассматривает ход истории как столкновение экономических интересов общественных групп - или, если хотите, классов (будь то, к примеру, класс буржуазии в марксизме или средний класс в либерализме). К этому следует добавить формационный подход, постулирующий поэтапную смену общественно-экономических формаций - от устаревающих, чья организация перестает удовлетворять запросам развивающегося общества, к прогрессивным, соответствующим моменту. Так, феодализм с его сословными рамками, аристократическим правлением и неразвитой финансовой системой, вступает в объективное противоречие с ростом производительных сил общества. И сменяется - под давлением "снизу", капитализмом. Из него, на пределе развития, в далеком будущем вырастает коммунизм, который является еще более прогрессивной общественной формацией. В марксизме такой точке зрения придан статус исторического закона.

Отсюда представление о Февральской революции как о буржуазной - происходила закономерная смена феодальных отношений Российской империи на капиталистические. Соответственно, буржуазия должна являться ее движущей силой. Ранее также трактовалась и революция 1905 года, однако российские реалии уже вносили свои коррективы. В.И.Ленин в работе «Государство и революция» писал: «русская буржуазная революция 1905 - 1907 годов … была, несомненно, "действительной народной" революцией, ибо масса народа, большинство его, самые глубокие общественные "низы", задавленные гнетом и эксплуатацией, поднимались самостоятельно, наложили на весь ход революции отпечаток своих требований, своих попыток по-своему построить новое общество, на место разрушаемого старого» [186].

Здесь революция по-прежнему называется буржуазной, но В.И.Ленин указывает на ее важное (и даже важнейшее) отличие от классических буржуазных революций, как они происходили на Западе и как были поданы в теоретических работах. Подчеркивается ее народный характер, тот факт, что народные массы "поднимались самостоятельно" и "наложили на весь ход революции отпечаток своих требований". Если учесть в целом контрреволюционную роль буржуазии в событиях 1905 года, следует признать, что здесь термин "буржуазная" использован как идеологема, уже не содержащая реального смысла.

В.И.Ленин, как умный и последовательный политик, по факту говорит о разрыве с теорией, не отвергая ее по сути. Очевидно, это сделано из политических соображений, с целью, с одной стороны, обозначить направление дальнейшей борьбы (переход от революции "буржуазной" к социалистической), а с другой - не допустить расколов не только в российском, но и в международном левом движении, скрепляющим элементом которого остается марксизм.

Объективно революции и 1905, и 1917 годов не были буржуазными, российская буржуазия не проявляла признаков бунтарства, она стремилась к эволюционным переменам. Лидер либеральной кадетской партии П.Милюков говорил: «Мы не оппозиция Его Величеству, мы - оппозиция Его Величества» [187]. Революции развивались именно "снизу", вопреки партийным и идеологическим установкам, были социалистическими по своей сути (что отмечают многие современники, никак не связанные с марксизмом или большевистской идеологией), и уж естественно происходили никак не в интересах буржуазии.

В подготовке и организации революционного взрыва можно было бы заподозрить левые партии, но и для них обе русские революции стали полной неожиданностью. Российский историк С.Мельгунов, очевидец событий, в написанной в эмиграции работе "Мартовские дни 1917 года" проводит подробный анализ политического поля страны в дни Февральской революции. Вот его выводы: "Несомненен факт ... что ни одна партия непосредственно не готовилась к перевороту. Будущий левый с.-р. Мстиславский выразился еще резче: "революция застала нас, тогдашних партийных людей, как евангельских неразумных дев, спящими". Большевики не представляли собой исключения - накануне революции, по образному выражению Покровскаго, они были "в десяти верстах от вооруженного восстания" [188].

Исследователь отмечает, что ожидания революционного взрыва перманентно присутствовали в обществе: "Теоретически о грядущей революции всегда говорили много - и в левых, и в правых, и в промежуточных, либеральных кругах". Присутствовало понимание сути и смысла грядущей революции: "Если циммервальдец Суханов был убежден, что "мировая социальная революция не может не увенчать собой мировой империалистической войны", то его прогнозы в сущности лежали в той же плоскости, что и размышления в часы бессонницы в августе 14 г. вел. кн. Ник. Мих., записавшаго в дневник: "к чему затеяли эту убийственную войну, каковы будут ея конечные результаты? Одно для меня ясно, что во всех странах произойдут громадные перевороты, мне мнится конец многих монархий и триумф всемирнаго социализма, который должен взять верх, ибо всегда высказывался против войны".

Эти прогнозы, однако, носили предельно абстрактный характер: "По наблюдениям французского журналиста Анэ, каждый русский предсказывал революцию на следующий год, в сущности не веря своим предсказаниям. Эти общественные толки, поднимавшиеся до аристократических и придворных кругов, надо отнести в область простой разговорной словесности ... создавшей психологию ожидания чего-то фатально неизбежного через какой-то неопределенный промежуток времени" [189].

Говоря о роли партий, которые могли бы стать потенциальными организаторами народных выступлений, исследователь отмечает: "Даже всевидящий Ленин ... за два месяца до революции в одном из своих докладов в Цюрих сделал обмолвку: "Мы, старики, быть может, до грядущей революции не доживем".

С.Мельгунов демонстрирует раздробленность социал-демократических сил, более того - полное непонимание с их стороны происходящих процессов. "Характерно, - пишет он, - что близкие большевикам так называемые "междурайонцы" в особом листке, выпущенном 14 февраля, "признавали нецелесообразным общее революционное выступление пролетариата в момент не изжитого тяжелого внутреннего кризиса социалистических партий и в момент, когда не было основания рассчитывать "на активную поддержку армии"... И тот же петербургский междурайонный комитет с.-дем, в международный день работниц 23 февраля (женское "первое мая") выпускает листовку с призывом протестовать против войны и правительства, которое "начало войну и не может ее окончить" (23 февраля - по старому стилю; речь идет о 8 марта - ДЛ).

23 февраля! В Петрограде уже вовсю разворачиваются революционные события, которые междурайонцы в упор не замечают. В листовках старые требования, ни слова о восстании, высказанная ранее неверная оценка позиции армии...

26 февраля большевики еще колеблются. Представитель большевиков Юренев на встрече с Керенским категорически заявляет, что нет и не будет никакой революции, что движение в войсках сходит на нет, и надо готовиться к долгому периоду реакции. И после столкновений демонстрантов с полицией, после первых жертв в прокламации, изданной Междурайонным Комитетом 27 февраля, как отмечает Мельгунов, "рабочая масса призывалась к организаций "всеобщей политической стачки протеста" против "бессмысленного", "чудовищного" преступления, совершившегося накануне, когда "Царь свинцом накормил поднявшихся на борьбу голодных людей", и когда в "бессильной злобе сжимались наши кулаки", - здесь не было призыва к вооруженному восстанию" [190].

О том же говорит и Л.Троцкий: «Непревзойденная способность подслушать массу составляла великую силу Ленина. Но Ленина в Петрограде не было … центральный большевистский штаб, состоявший из Шляпникова, Залуцкого и Молотова, поражает беспомощностью и отсутствием инициативы» [191].

В этих условиях спешно сформированный Временный Комитет Госдумы был просто поставлен перед фактом - погибнуть или возглавить революцию. Возобладал здравый смысл и инстинкт самосохранения. А то, что в Комитете преобладали буржуазные элементы... таков был состав IV Государственной думы.

Так Февральская революция стала "буржуазной" - безо всяких к тому оснований. "Снизу" происходила именно социалистическая, народная революция под давно сформулированными лозунгами о равенстве, братстве, о мире, национализации земли и т.д. Буржуазные партии физически не могли удовлетворить этих требований. Фактически, революция в феврале не только не закончилась, но не была даже и приостановлена, в октябре большевики завершили ее логическое развитие, сделали то, к чему оказались не готовы в феврале - осознанно возглавили революционную массу, взяв власть в свои руки, потеснив Временное правительство, которое, в силу непреодолимых обстоятельств, оказалось у руля, не будучи к этому готово и не представляя себе программы дальнейших действий.

Временное правительство периода двоевластия было недееспособно не только из-за своей инертности и раздробленности, но и в силу того, что оказалось заложником революции, а не ее движущей силой. Проводить кардинальные буржуазные реформы оно не могло из-за давления "снизу", проводить социализацию - по собственным убеждениям.

***

Существенной роли в революционных события 1905 - февраля 1917 годов политические партии, таким образом, не сыграли. Их функция как организационной силы проявилась позже - в тот короткий промежуток междувластия, который, по воле обстоятельств, сложился между Февралем и Октябрем.

И тем не менее, понимание русской революции невозможно без представления о сложившемся к началу XX века в стране политическом поле. Организационные формы партий, интеллектуальная борьба представителей различных идеологий являются принципиальными вопросами, без знания которых невозможно понять дальнейшую конфигурацию политических сил, причины, толкнувшие "легальных марксистов" в стан либеральных кадетов, марксистов-меньшевиков в белое движение, а народников-эсеров, черносотенцев и значительную часть царского офицерского корпуса в ряды большевиков-"интернационалистов".

Глава 24. Революционеры левые и правые

Понятия "лево" и "право" традиционно размыты в российской политической культуре. В массе до недавнего времени они воспринимались в весьма упрощенном виде, где правым отводилась роль реакционеров, левые были представлены в качестве защитников угнетенных. В максимуме эта парадигма может быть выражена в таком виде: правые - за капиталистов, за богатых, левые - за бедных, эксплуатируемых, за людей труда. В построившем бесклассовое общество Советском Союзе политическая борьба в классическом виде отсутствовала, люди были лишены возможности соотнести свои представления с реальной практикой.

Этот упрощенный взгляд на проблему был сполна использован в 90-е, на волне борьбы реформаторов с "коммунистическим наследием". Эта борьба с переменным успехом ведется до сих пор, но ее накал в последние годы значительно снижен. В то время, как в переломные годы распада СССР первоочередной задачей было именно разрушение советского общества, его связей, общих представлений и устоявшихся норм – и на этом фоне легитимизация новой власти. Одним из методов такой работы стала массовая трансляция через СМИ нового представления о политическом спектре: коммунисты именовались «правыми», а демократы, либералы, реформаторы – «левыми».

Сразу обмолвимся, что такое представление о политической палитре более соответствует реальному политологическому определению понятий «право»-«лево». Исторически оно восходит к традициям первого послереволюционного парламента Франции конца XVIII века – Законодательного собрания, в правом секторе которого располагались фельяны – конституционные монархисты, в центре жирондисты - колеблющиеся республиканцы, слева – радикальные революционеры якобинцы, сторонники фундаментальных перемен.

Традиционно, таким образом, принято считать правых консерваторами, сторонниками сохранения существующего порядка вещей, левых – прогрессистами, сторонниками преобразований, революционерами. В случае с развалом Советского Союза консерваторами по отношению к Советскому строю действительно были коммунисты, а революционерами – «демократы».

Есть, однако, веские основания полагать, что в 90-е подобное деление было использовано именно как идеологический инструмент, средство дезориентации общества и оппозиции, а не в качестве четкой характеристики политического поля. Недаром уже к концу 90-х – началу 2000-ных все вернулось на круги своя: КПРФ и движения-сателлиты вновь стали левыми, либералы – правыми. Что, вообще-то, вновь не соответствует классическому определению: отстаивающие традиционные ценности коммунисты стремятся к сохранению советского наследия, они объективно являются консерваторами, в то время, как либералы-рыночники призывают к продолжению форсированных реформ, не исключая радикальных средств – «оранжевых» революций.

Не меньший хаос царил на российской политической сцене в конце XIX - начале XX веков. Вплоть до революции 1905 года в Российской империи партии, политические организации, кружки, общества и другие объединения были официально запрещены. Этим запретом объясняется специфика формирования российской многопартийной системы: подпольное существование обусловило оппозиционность всех старейших российских политических сил – как либерального, так и социалистического толка. Говорить можно было только о степени их оппозиционности, о радикализме, на который готовы были идти последователи той или иной идеологии. Либеральный лагерь предпочитал «лояльный протест», социалисты-народники, напротив, широко практиковали индивидуальный террор против царских сановников.

В той или иной степени революционны были и правые и левые. Центр смещался далеко вправо. Монархические партии и организации, стремящиеся к сохранению «статус-кво», появились поздно, в ответ на революционные выступления и лишь после обнародования царского Манифеста от 17 октября 1905 года, даровавшего свободу собраний и союзов. Свободной для них осталась лишь ультраправая ниша, которую они и заняли, оказывая, впрочем, незначительное влияние на политическую борьбу.

Аналогично практически не участвовали в выработке политической повестки дня многочисленные "малые" партии, которые, как грибы после дождя, стали появляться после опубликования царского Манифеста от 17 октября 1905 года. Составители «Полного сборника платформ всех русских политических партий…» издания 1906 года пишут (сегодня эти строки восприниматься как наполненные скрытым сарказмом): «Манифестом 17-го октября дарованы свободы совести, слова, собраний и союзов. Каждому гражданину даровано право открыто исповедовать свои политические убеждения. Русское общество долго ждало этого права и, получив его, сейчас же стало осуществлять, образуя партии и союзы с различными политическими программами. Число партий растет, и сами они распадаются на фракции, отличающиеся друг от друга оттенками различных пунктов своих основных требований. Таких партий и союзов, наиболее крупных и наиболее определенных, до настоящего момента организовалось шестнадцать» [192].

Политически активная часть российской элиты, получив дозволение, кинулась создавать партии, и насоздавала их такое множество, что о расцвете российской многопартийности, которую так любят упоминать в своих работах отечественные либералы, можно говорить с полным на то основанием. Другой вопрос, что отличались они при этом "оттенками различных пунктов своих основных требований". И если следовать классическому определению партии как структуры, которая идеологией объединяет часть общества и стремится взять власть в свои руки для осуществления своих требований, их появление нужно признать совершенно бессмысленным.

Так, к либеральному лагерю принято относить «Союз 17 октября», в который выделилось правое крыло «Союза освобождения» (левое сформировало партию кадетов, к ней мы вернемся позже). «Октябристы» полагали Манифест 17 октября достаточной "конституцией", исходили из идеи конституционной монархии и выступали за сохранение появившейся в результате революции 1905 года цензовой демократии (то есть следовали принципу «пусть будет как есть»). Тому же принципу следовала до поры до времени и действующая власть.

Партия отличалась весьма аморфной структурой и идеологией, многие формально входящие в нее организации не только вели собственную политику, но и считали себя независимыми политическими субъектам.

"Октябристы" пережили быстрый расцвет и не менее быстрое угасание. По мере сворачивания дарованных в 1905 году свобод, они, неожиданно для самих себя, оказались в оппозиции. Уже в 1907 году их деятельность не выходила за стены Госдумы, а в 1913 партия развалилась на три внутридумские фракции - земцев-октябристов, собственно «Союз 17 октября» и беспартийных.

Подобных ситуативно созданных на волне революции 1905 года партий сформировалось множество. «Союзу 17 октября» еще повезло – он оказался в Думе (не без поддержки царских властей, логично увидевших в программных установками партии если не союзников, то не бунтарей) и просуществовал до 1913 года. Многие из таких партий в Думу не прошли и просуществовали буквально пару лет.

Согласно "Полному сборнику платформ всех русских политических партий", общее количество "наиболее крупных и наиболее определенных" партий к 1906 году составляло 16. О сути многих из них говорит уже их название. Перечислим их так, как они указаны в сборнике:

Социал-демократы.

Социал-революционеры.

Радикалы.

Свободомыслящие.

Конституционалисты-демократы.

Демократический союз конституционалистов.

Умеренно-прогрессисты.

Прогрессивно-экономическая партия.

Народохозяйственная партия.

Всероссийский торгово-промышленный союз.

"Союз 17-го октября".

Правового порядка.

Монархисты-конституционалисты (царисты).

Русский народнический всесословный союз.

"Отечественный союз".

Русское собрание.

Нужно иметь при этом в виду, что многие названия в ходе "форсированного партстроительства" 1905-1906 годов были заимствованы на стороне. Так ряд партий просто калькировались с аналогичных западных структур. Радикальная партия внешне копировала французский радикальный кабинет революционеров и революционеров-социалистов. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона сообщает о ней:

"В России термин радикализм долгое время не отличался достаточной определенностью. Радикалами в общем смысле именовались революционеры, а также левое крыло либералов; иногда же (преимущественно в печати реакционной) это имя применялось также ко всем либералам, что имело явную тенденцию смешать легальных умеренных либералов с активными революционерами.

Когда в 1905 г. началась у нас организация политических партий, то возникла и партия, присвоившая себе наименование радикальной. Первое общее собрание ее имело место в Петербурге 27 ноября. Общее число лиц, записавшихся в партию, доходило в СПб. до 300 и в провинции тоже до нескольких сот. Программа парии окончательно выработана не была; был выработан только проект ее, который, предполагалось, должен быть утвержден на учредительном собрании парии, но оно не состоялось. Главные пункты этого проекта следующие: судьба России должна быть решена учредит. собранием, созванным на основе всеобщего, равного, прямого и закрытого голосования. Партия будет отстаивать: федеративный республиканский строй, однопалатный парламент, широкое местное самоуправление, свободу личности, восьмичасовой рабочий день и вообще развитое фабричное законодательство; образование государственного земельного фонда посредством безвозмездной экспроприации земель государственных, удельных, церковных и возмездной — землевладельческих, для передачи трудящимся в арендное пользование... В феврале 1906 г. в партии начались разногласия, и она фактически в марте или апреле прекратила свое существование» [193].

Аналогична история партии "Свободомыслящие", только здесь перед нами калька с германского опыта. "Свободомыслящие, - сообщает нам "Брокгауз и Ефрон" - общее название для нескольких политических парий в Германии ... образовалась из соединения старой прогрессистской партии... и либерального союза…" [194].

"При образовании партий в России после манифеста 17 октября 1905 г. возникла партия, взявшая наименование С[вободомыслящие]. Она образовалась в Петербурге в середине ноября 1905 г. Программа ее, вместе с организационным уставом, была опубликована в форме двух отдельных брошюр; каждый вопрос в ней разработан особенно подробно. По существу она весьма близка к программе партии конституционалистов-демократов. С[вободомыслящие] отстаивали широкие политические реформы (парламентаризм, всеобщее голосование, необходимость учредительного собрания), признавали широкое развитие местного самоуправления и национальную автономию, но к этой последней относились с несколько большей осторожностью, чем конст.-дем., объясняя такое отношение опасением, что интересы широких народных масс могут быть задеты автономией, требуемой шляхетски-клерикальными и буржуазно-национальными группами. В аграрном вопросе партия отстаивала расширение крестьянского землевладения посредством обязательной экспроприации земель казенных, кабинетских и частновладельческих, превышающих предельный размер, с обязательным выкупом. Во время первых выборов в Государственную Думу ораторы партии С[вободомыслящих] не раз выступали на митингах, безусловно отстаивая участие в выборах. В список выборщиков от г. Петербурга, предложенный партией конст.-дем., были включены и некоторые С[вободомыслящие]., которые при избрании членов Думы вотировали за конституционалистов-демократов. После созыва государственной Думы, куда не был избран никто из С[вободомыслящих], деятельность партии С. совершенно замерла. В настоящее время (декабрь 1906 г.) партия С. более не существует" [195].

Буквальный перенос подобного рода партий на российскую политическую почву можно объяснить своеобразным "политическим зудом", желанием что-нибудь создать, раз уж разрешают. Что вовсе не отменяет их полной невостребованности в отечественных реалиях. По несколько сотен членов в каждой из партий и их скорый распад тому подтверждением.

Не оставалось в стороне и "либерально-монархическое" течение российской политической мысли. Современные исследователи отмечают: "По своим политическим взглядам к октябристам приближались быстро сошедшие с арены Прогрессивная экономическая партия, Умеренно-прогрессивная партия, Торгово-промышленная партия, Партия правового порядка, Всероссийский торгово-промышленный союз и др. Наиболее активные члены этих партий после их распада вошли в "Союз 17 октября" [196]. Который, в свою очередь, "передал" основную часть своего актива конституционно-демократической партии - кадетам.

Так в российской дореволюционной политике формировались основные политические силы, на левом фланге которых находились социал-демократы (эсдеки: большевики, меньшевики и другие), а также социалисты-революционеры - эсеры. Центр и правый фланг занимали либералы, представленные, преимущественно, кадетами. В ультраправом лагере находились крайние консерваторы - Союз русского народа, Объединенное дворянство и другие ультрамонархисты - "черносотенцы". Последние, постоянно теряя влияние на фоне разочарования народа в монархических идеях и по мере самостоятельной десакрализации царя, существовали, тем не менее, вплоть до распада монархии, после чего утратили цель и смысл существования. Впоследствии идеи реставрации еще долго гуляли по России (гуляют и до сих пор), но их последователей после революции 1917 года подвергали гонениям даже и в Белом движении.

***

Перед тем, как перейти к описанию основных политических игроков дореволюционной и послереволюционной России, следует лишь отметить, что масштабы их политической борьбы не стоит преувеличивать. В политологии общепринята предложенная М.Вебером эволюция политических партий: аристократические кружки, политические клубы, массовые партии. Отчасти эту «эволюционную лестницу» в России прошла пария эсеров, полностью - только партия большевиков. Причем, начался этот процесс незадолго до ее прихода к власти и продолжился после революции октября 1917 года.

Глава 25. Кадеты: марксисты, монархисты или либералы?

Правый лагерь российской политической арены был представлен Конституционно-демократической партией (КДП, к.-д., кадеты), ведущей свою историю от западнического направления российского либерализма XIX века. Организационно партия сложилась из слияния «Союза освобождения» и левого крыла «Союза земцев-конституционалистов».

Российское партийное строительство приобретало, подчас, весьма причудливые формы. Возникший в 1903 году «Союз освобождения» представлял собой объединение кружков сторонников журнала «Освобождение» (22 кружка в крупнейших городах России). Интересно, что издателем журнала (вначале в Штутгарте, а затем в Париже) являлся «легальный марксист» Б.П.Струве, участник четвертого конгресса 2-го Интернационала, один из авторов «Манифеста Российской социал-демократической рабочей партии». Струве, порвавший впоследствии с РСДРП и открестившийся от большевистских искажений марксизма, послужил, однако, становлению как российских социал-демократов, так и российских либералов.

Характерно, что в этой позиции нет скрытых или явных противоречий - позицию Б.П.Струве нетрудно понять, если вспомнить, что классический марксизм предполагает поэтапный переход от феодализма к капитализму и лишь затем к коммунизму. Он, верный учению, сосредоточился на капиталистических преобразованиях, большевики же задумали ересь - «перепрыгнуть через формацию». Именно учение Ленина о социалистической революции и диктатуре пролетариата наиболее враждебно воспринял Б.П.Струве.

В свою очередь «Союз земцев-конституционалистов» вообще не представлял собой какой либо централизованной политической силы, имея крайне аморфную структуру. Созданный князьями братьями Петром и Павлом Долгоруковыми, крупными землевладельцами, он стремился к согласованию позиции земцев – сторонников конституционной монархии, для проведения единой линии на общеземских съездах. Также «Союз» ставил своей целью подготовку обращения к Николаю II с ходатайством о введении конституции.

Из этих внешне совершенно противоположных нелегальных организаций в 1905 году возникла либеральная партия кадетов, впитавшая в плоть и кровь противоречия своих фундаторов. Наиболее ярко это проявилось в личности ее лидера П.Н.Милюкова. В 1899 году он был осужден на 6 месяцев тюрьмы (с запретом проживания в столице) за участие в политическом собрании в память о П.Л.Лаврове (Миртове) - теоретике революционного народничества, активисте «Земли и Воли». Милюков председательствовал на этой встрече.

Уехав за границу, Милюков много путешествовал, встречался с другими политэмигрантами - П.А.Кропоткиным, Е.К.Брешко-Брешковской, В.И.Лениным. В Россию вернулся с началом революции 1905 года, где начал активную политическую деятельность. Выступая на съезде профессиональных союзов 24 мая 1905 года («Союз союзов» - инженеров, профессоров, учителей и т.д.), он огласил свое воззвание к народу, в котором «была выдвинута идея Учредительного Собрания», на которое возлагалась обязанность «как можно скорее покончить с войной и с господствующим до сих пор политическим режимом» [197].

Чуть позже задачи Конституционно-демократической партии он определял как построение в России конституционной и парламентской монархии (а не республики), причем приветствовал борьбу уже не революционную, а парламентскую.

Программа партии, следуя западническим традициям, декларировала верховенство закона, строгое соблюдение прав личности, другие либеральные принципы. Объективно их осуществление в условиях абсолютной монархии было фикцией, точно так же, как и достижение конституционной монархии нереволюционным, «парламентским путем» - разве что думские кадеты уговорили бы Николая II поделиться властью. Подстать были и другие требования: создание ответственного перед Думой правительства, всеобщего избирательного права, реформы местного самоуправления и суда, передачи крестьянам помещичьих и церковных земель за выкуп. Нормальные требования. Просить, как показывает практика, можно было до бесконечности. Собственно, эта «говорильня» и продолжалась на всем протяжении работы II – IV Государственных дум.

Кадеты приветствовали начало Первой мировой войны, фактически, отказавшись от политической борьбы. В заявлении ЦК партии, оглашенном на заседании 26 июля 1914 года П.Н.Милюковым, говорилось: «Мы боремся за освобождение Родины от иноземного нашествия, за освобождение Европы и славянства от герм. гегемонии, за освобождение всего мира от невыносимой тяжести всё увеличивающихся вооружений... В этой борьбе мы едины; мы не ставим условий, мы ничего не требуем» [198].

В 1916 году, находясь с делегацией Госдумы за границей, Милюков произнес свою знаменитую фразу «Мы не оппозиция Его Величеству, мы - оппозиция Его Величества». Правда, чуть ранее он выступил инициатором создания «Прогрессивного блока», который считал «кульминационным пунктом» своей политической карьеры. В его программе предлагалось: «Создание... пр-ва... из лиц, пользующихся доверием страны... Радикальное изменение приемов управления... общая амнистия за полит, и религ. преступления и проступки, возвращение полит. ссыльных, прекращение религ. преследований, дарование автономии Польше, отмена ограничений, налагаемых законодательством на евреев, запрещение преследования украинцев в России и Галиции, восстановление проф. рабочих союзов, ...уравнение крестьян в правах с др. классами, ...реформа гор. и земских учреждений» [199].

А чуть позже, 1 ноября 1916 года, П.Н.Милюков произнес свою эпохальную речь «Глупость или измена?», с которой многие исследователи ведут отсчет событий Февральской революции.

После Февраля Милюков так характеризовал политику партии кадетов: Партия «не была ни партией «капиталистов», ни партией «помещиков», как ее старалась характеризовать враждебная пропаганда. Она была «надклассовой» партией, не исключающей даже тех надклассовых элементов, к-рые имелись в социализме. Она отрицала лишь исключит, клас[совый] характер соц[иалистической] доктрины и то, что в тогдашнем социализме было антигосударственного и утопического. И в этом отношении ее взгляды поневоле разделялись всей той умеренной частью социализма, к-рая вместе с нею делала «буржуазную» рев-цию» [200].

Главную либеральную партию Российской империи, таким образом, на протяжении всей ее истории мотало то вправо, то влево. Она отрастила "крылья", внутри партии началась межфракционная борьба, причем, представитель правого крыла партии Б.П.Струве требовал от ее левого крыла и лично от Милюкова прекратить "косить влево", имея в виду заигрывания с социал-демократами.

Партия кадетов была и социалистична, и капиталистична, и провластна. И, что весьма закономерно при таких шатаниях, объективно малодееспособна - как в выражении своих целей (и, соответственно, в поддержке населения), так и в стремлении их добиться.

Численность партии кадетов постоянно колебалась, достигнув пика во время революции 1905 года, после чего наступил длительный спад. Специалисты оперируют следующими цифрами: «Во время расцвета КДП (весна - лето 1906 г.) в партии состояло около 50-55 тыс. членов, хотя сами кадеты полагали, что их было не менее 100 тыс. После поражения революции 1905-07 гг. число организаций КДП за полгода уменьшилось в пять раз, а численность партии - вдвое (до 20-25 тыс.). Накануне Первой мировой войны численность кадетской партии не превышала 10-12 тыс. человек» [201].

Глава 26. Эсеры, которые могли, но не захотели взять власть

Корни партии Социалистов-революционеров (ПСР, с.-р., "эсеров"), наравне с кадетами, уходят в XIX век. Если последние вели свою историю от западнического либерализма, то ПСР, являясь полным антагонистом, исходила из идей народников, из работ Огарева, Герцена, Белинского, из представлений о русском социализме как об альтернативном пути развития России, минуя хищный и лицемерный капитализм, который Белинский емко характеризовал строками «Те же Чичиковы, только в другом платье. Во Франции и в Англии они не скупают мертвых душ, а подкупают живые души на свободных парламентских выборах!».

Партия эсеров начала XX века прямо наследовала «Народной воле», которую, при желании, можно считать старейшей российской партией - она имела свою программу, идеологию и цель еще в конце 70-х годов XIX века. Программа «Народной воли» предусматривала уничтожение самодержавия, созыв Учредительного собрания, введение демократических свобод, передачу земли крестьянам. Отделения действовали в 50 городах, насчитывали около 500 членов, несколько тысяч участников движения [202].

От «Народной воли» эсерам досталось и ее порочное наследие: оторванность от широких масс, «интеллигентщина», представление об индивидуальном терроре как о методе политической борьбы. Уроки революционной ситуации 1879-1882 годов были восприняты не критично. Тогда, напомним, террором народовольцев удалось дестабилизировать правящие круги, но «партия» оказалась в одиночестве, в отрыве от народа, не готовая возглавить революцию и взять власть в свои руки.

Наследники народовольцев уделили значительное внимание работе на местах, пропаганде собственных взглядов, но, не имея четкого плана действий и решимости какие-либо действия государственнического масштаба совершать, вновь оказались в 1905 и 1917 годах перед дилеммой 30-летней давности: народ поднялся, но ожиданий теоретиков не оправдал. Теоретики, в свою очередь, не обладая должной моменту решимостью, предпочли постулировать неизбежность на «некоторое время» развития России по капиталистическому пути, обещая при этом защиту и поддержку трудящимся, принимая на себя обязательства всячески способствовать эволюционным преобразованиям отдельных сфер хозяйства (прежде всего крестьянского) «по-социалистически».

Становление партии Социалистов-революционеров началось в первые годы XX века, когда небольшие, преимущественно интеллигентские народнические группы и кружки Петербурга, Пензы, Полтавы, Воронежа, Харькова, Одессы и других городов (сохранившиеся после разгрома "Народной воли")начали объединение. Часть их слилась в 1900 году в Южную партию социалистов-революционеров, часть в 1901 - в "Союз эсеров".

В конце 1901 "Южная партия эсеров" и "Союз эсеров" объединились, и в январе 1902 года объявили о создании ПСР. Однако вплоть до конца 1905 года единая партия существовала больше в мечтах революционеров, чем в реальности. Учредительный съезд, утвердивший устав и программу партии, удалось провести лишь в декабре 1905 - январе 1906 в Финляндии.

Практически автономно от самой партии действовала ее главная ударная сила - Боевая организация, совершившая в 1902-1905 годах серию дерзких терактов, жертвами которых стали министры внутренних дел Д.С.Сипягин, В.К.Плеве, губернаторы И.М.Оболенский, Н.М.Качура, великий князь Сергей Александрович.

К началу революции 1905 года в России действовало свыше 40 эсеровских комитетов и групп, объединявших около 2,5 тысяч человек [203]. Партия оставалась преимущественно интеллигентской, число рабочих и крестьян в ней доходило до четверти общего состава [204].

По другим данным, в годы первой российской революции Партия социалистов-революционеров насчитывала свыше 65 тысяч членов [205]. Авторы работы, однако, делают принципиальную оговорку: "Организационная структура партии была весьма аморфной, а дисциплина - слабой. В силу расплывчатости уставных требований в ПСР было много т.н. "записавшихся" членов, фактически не принимавших участия в партийной работе".

Участие ПСР в революционных событиях было весьма разнообразным - от пропаганды социализма на местах и активной работы в профессиональных союзах, до создания эсеровских вооруженных дружин, подпольных динамитных и оружейных мастерских. Не будет существенным преувеличением утверждать, что именно роль эсеров в революции 1905 года была наибольшей - по сравнению с участием других партий.

Она, однако, не была ни руководящей, ни определяющей. Оторванность от основных революционных масс и ставка на индивидуальный террор оставались визитной карточкой социалистов-революционеров. В ходе революции 1905 года Боевая организация совершила около 200 террористических актов. В целом же партия оставалась как бы «над революцией», следуя ее ходу, но не предпринимая попыток слиться с ней, а тем более ее возглавить. На это указывал в феврале 1905 года в своей статье «О боевом соглашении для восстания» В.И.Ленин [206]:

«Интеллигентский террор и массовое рабочее движение были разрозненны и этой разрозненностью лишены должной силы … Как раз поэтому спорила против террора и старая «Искра», когда она писала в № 48: «террористическая борьба старого образца была самым рискованным видом революционной борьбы, и люди, бравшиеся за нее, имели репутацию решительных и самоотверженных деятелей... Теперь же, когда демонстрации переходят в открытое сопротивление власти,.. наш старый терроризм перестает быть исключительно смелым приемом борьбы... Теперь героизм вышел на площадь; истинными героями нашего времени являются теперь те революционеры, которые идут во главе народной массы, восстающей против своих угнетателей...»

«Нам кажется поэтому, - продолжает Ленин, - явным преувеличением следующее утверждение «Революционной России» (печатный орган эсеров – ДЛ): «Пионеры вооруженной борьбы потонули в рядах возбужденной массы...» Это скорее желательное будущее, чем осуществленное уже настоящее. Убийство Сергея в Москве 17-го (4-го) февраля (имеется в виду убийство великого князя Сергея Александровича – ДЛ), о котором как раз сегодня сообщил телеграф, является, очевидно, терроризмом старого образца. Пионеры вооруженной борьбы еще не потонули в рядах возбужденной массы. Пионеры с бомбами, очевидно, подкарауливали в Москве Сергея в то время, как масса (в Питере) без пионеров, без оружия, без революционных офицеров и без революционного штаба, «с гневной яростью кидалась на колючую щетину штыков»… Разрозненность, о которой говорено было выше, еще существует, и единичный, интеллигентский террор тем более поражает своей неудовлетворительностью, чем яснее теперь стало для всех, что «масса поднялась до одиночек героев, в ней пробудился массовый героизм»… Пионеры должны на деле потонуть в массе, т. е. прилагать свою самоотверженную энергию в неразрывной, фактической связи с восстающей массой, идти вместе с массой не в фигуральном, не в символическом смысле слова, а в буквальном».

В ходе революции 1905 года в ПСР выявились внутренние противоречия – оформились левое и правое крыло партии, из конфликта которых вырос раскол 1906 года. Из партии выделились левые эсеры, эсеры-максималисты, которые утверждали, что Россия стоит непосредственно перед социалистической революцией и требовали немедленной реализации программы-максимум: социалистических преобразований, социализации земли, фабрик, заводов, других отраслей хозяйства. Своей опорой максималисты считали трудовое крестьянство, себя – выразителем его интересов. Далее в программных установках эсеры-максималисты абсурдно скатывались к старому-доброму народничеству: социалистическая революция должна осуществиться «инициативным меньшинством» - организацией заговорщиков, действующих в интересах народа (и это на фоне по настоящему массовой, народной революции, происходящей на улице!).

Напротив, правое крыло партии, выделившееся в Трудовую народно-социалистическую партию («Народные социалисты», «энесы»), придерживалось консервативных взглядов. За риторикой о народовластии скрывались установки о возможности совместной власти «трудового народа» и буржуазии, в земельном вопросе не исключался, при отчуждении помещичьих земель, их выкуп, одновременно выдвигался и классический тезис «национализация всех земель», но он сопровождался оговорками о сохранении в собственности земель, где ведется «трудовое хозяйство» и т.д. Энесы, стремящиеся к легальной деятельности, начали планомерный дрейф в сторону кадетов.

Эсеровский центр исходил из программы, принятой на учредительном съезде партии. Задачи в ней определялись следующим образом: «чтобы все слои трудового и эксплуатируемого населения сознали себя единым рабочим классом, видели в своем классовом единстве залог своего освобождения, и путем планомерной организованной борьбы совершили социально-революционный переворот, программой которого являются: освобождение всех общественных учреждений из-под власти эксплуатирующих классов; уничтожение, вместе с частной собственностью на естественные силы природы и общественные средства производства, самого деления общества на классы; уничтожение современного классового принудительно-репрессивного характера общественных учреждений, при сохранении и развитии их нормальных культурных функций, т.е. планомерной организации всеобщего труда на всеобщую пользу» [207].

Последняя фраза с совршенной очевидностью говорит, что еще в 1905-1906 годах эсеры исходили из необходимости плановой экономики, планирования хозяйства. Цель существования органов власти они определяли как "планомерную организацию всеобщего труда на всеобщую пользу".

Естественно, расколы отнюдь не способствовали выработке единой политики революционной деятельности. Тем не менее, именно эсеры приняли активное участие в создании первых Советов, при их непосредственном участии была создана Трудовая группа Государственной думы, отстаивающая интересы крестьянства в решении остро стоявшего земельного вопроса. Все это обеспечивало значительный рост влияния эсеров в ходе революции. Не будь партия столь аморфна и ставь она перед собой цель взять власть в свои руки, эти задачи могли бы быть осуществлены.

В период реакции 1907 - 1910 годов эсеры пережили тяжелый кризис. Царские репрессии после поражения первой русской революции привели к ликвидации многих местных партийных организаций, фактически сошли с политической сцены эсеры-максималисты, энесы, мощный удар по партии нанесла тактическая ошибка руководства, принявшего решение бойкотировать работу III и IV Думы. Партия, фактически, была лишена легального организационного центра в стенах Госдумы, вокруг которого иные силы выстраивали свою работу и организацию.

Полностью деморализовало социалистов-революционеров разоблачение главы Боевой организации Евно Азефа в 1908 году. Он оказался агентом царской охранки. Чтобы понять масштабы этого события, нужно вспомнить, что Боевая организация всегда была любимым детищем ПСР, ее опорой и главным средством достижения политических целей. Выяснилось, однако, что руками эсеровских боевиков Охранное отделение устраняло неугодных ему царских чиновников. Моральный удар от осознания этого факта был настолько силен, что партия, фактически, приостановила свою деятельность.

Лишь к 1912 – 1914 году эсеры начали постепенно нащупывать пути выхода из кризиса. Февраль 1917-го, восстановление Советов вызвали взрывной рост партии. Причем, если правые эсеры и энесы участвовали в деятельности Временного правительства, центристы и левая фракция активно действовали в Советах рабочих, крестьянских и солдатских депутатов (эсеры и меньшевики получили большинство в исполкомах Петроградского и других Советов рабочих и солдатских депутатов, в Советах крестьянских депутатов, земельных комитетах).

Партия стала полностью легальной, более того – одной из правящих периода двоевластия. Численность ее росла в геометрической прогрессии. Большая советская энциклопедия оценивает ее в 400 тысяч членов в 1917 году [208]. Куда большее число указывает энциклопедия «Кругосвет», сообщая, что к лету 1917 года ее численность выросла до миллиона человек, объединенных в 436 организаций в 62 губерниях, на флотах и на фронтах действующей армии [209]. Нужно, однако, помнить о «расплывчатости уставных требований в ПСР», благодаря которым... в партии «было много т.н. «записавшихся» членов, фактически не принимавших участия в партийной работе». В 1917 году этот эффект был усилен многократно, в энциклопедической статье делается специальная оговорка: «в эсеровскую партию в тот год вступали целыми деревнями, полками и фабриками [люди] имевшие слабые представления о теоретических установках партии, ее целях и задачах. Разброс взглядов был огромным - от большевистского-анархистских до меньшевистско-энесовских. Кто-то надеялся извлечь личную выгоду от членства в самой влиятельной партии и вступал из корыстных соображений (их впоследствии прозвали «мартовскими эсерами», так как они объявили о своем членстве после отречения царя в марте 1917) [210].

При этом сама ПСР, самая массовая на тот момент партия страны, была далека от единства. Так, центристы полагали Советы «необходимыми для продолжения переворота и закрепления основных свобод и демократических принципов», для того, чтобы «толкать» Временное правительство по пути реформ, а при Учредительном собрании - обеспечивать в жизнь его решения [211]. Одновременно ЦК партии, признавая советы удобным инструментом, оценивало Февральскую революцию как буржуазную, отвергало лозунг «Вся власть Советам» и выступало в поддержку Временного правительства.

Левые эсеры призывали к недоверию Временному правительству, видя естественный путь развития революции только в социалистических преобразованиях, для которых требовалось создание «однородного социалистического правительства».

В свою очередь правые эсеры и энесы, вошедшие в состав коалиционного Временного правительства, склонялись к позиции кадетов, полагая, что вопрос о социалистических преобразованиях пока вообще не стоит на повестке дня. Они сосредоточились на вопросах «демократизации» российской действительности – не только политического поля, но и быта, и армии и флота. Так, политику «демократизации» армии проводил А.Ф.Керенский, военный и морской министр Временного правительства, с июля – его глава, а с августа верховный главнокомандующий. Из под его пера в мае 1917 года вышел приказ о правах военнослужащих, который разрешал солдатам действующего фронта участвовать в любых политических, религиозных и иных ассоциациях, декларировал в армии свободу слова и совести, а также вводил войсковое самоуправление - выборные войсковые организации, комитеты и суды.

Разрушительное действие этого приказа по своему влиянию вполне сравнимо с знаменитым «Приказом №1» Петроградского совета, изданным опять же не без участия Керенского, который являлся заместителем председателя его исполкома.

На общественную поддержку эсеров, оказавшихся у власти, фатальное влияние оказала их позиция отложить решение земельного вопроса до созыва Учредительного собрания. Откладывать далее было нельзя, тем более в столь пространной форме с неопределенными перспективами. Однако ПСР, сильно склонившаяся вправо, не была готова взять на себя ответственность.

Октябрьская революция 1917 года окончательно расколола Партию социалистов-революционеров. Левые эсеры примкнули к большевикам, правые и, отчасти, центристы не приняли новую власть и вступили на путь вооруженного сопротивления.

26 октября (8 ноября) Керенский отдал приказ о движении войск на Петроград с целью подавить революцию. Возглавил войска командующий 3-м конным корпусом генерал П.Н.Краснов, однако за ним пошла лишь часть 3-го конного корпуса - около 10 сотен 1-й Донской и Уссурийской казачьих дивизий. Столкнувшись с отрядами Красной гвардии и балтийских моряков в районе Пулково, казаки пошли на переговоры, в ходе которых выяснилось, что и они не желают восстановления власти Керенского и не имеют претензий к большевикам. Керенский был вынужден бежать.

Одновременно в Петрограде созданный эсерами «Комитет спасения родины и революции» организовал 29 октября (11 ноября) мятеж юнкеров. Юнкера, захватив несколько броневиков, заняли городскую телефонную станцию, отключили Смольный и начали разоружать на улицах отряды Красной гвардии. Однако Петроградский гарнизон отказался поддержать бунтовщиков, в течение дня они были разоружены.

В дальнейшем эсеры создали собственное враждебное большевикам правительство в Самаре - Комитет членов Учредительного собрания (Комуч), Временное сибирское правительство с центром во Владивостоке и с филиалом в Омске. В сентябре 1918 года в Уфе правые эсеры образовали коалиционную (с кадетами) Уфимскую директорию - Временное всероссийское правительство. В вооруженной борьбе против Советской власти эсеры соединились с кадетами, меньшевиками и белым движением.

Глава 27. Большевики, которые готовились, но "проспали" революцию

Самая противоречивая с точки зрения оценок партия предреволюционного и революционного периода - партия большевиков. Формально - одна из групп, сформировавших РСДРП - Российскую социал-демократическую рабочую партию. По факту - сумевшая свести многочисленные внутренние противоречия к одному принципиальному идеологическому спору - большевиков и меньшевиков, одержать в нем победу, исключить меньшевиков из партии, создать РСДРП(б) – большевиков. Сохранить на всем протяжении революционного периода, несмотря на репрессии со стороны царских властей, подчас на практический разгром партии, строгую централизованную структуру, идеологическую прочность, четкое понимание целей и задач.

Благодаря этому партия сохраняла базовый костяк своих членов, каждый раз «восставая из пепла», быстро наращивая на скелет организаторов и идеологов массу сторонников. В значительной мере эта особенность объяснялась масштабнейшей интеллектуальной работой, которая велась в партии. Огромный массив работ В.И.Ленина охватывал вопросы от тактики и стратегии до философских основ человеческой жизнедеятельности.

Большевики прекрасно представляли себе, интересы каких социальных слоев они выражают, в то время, как остальные партии активно «плавали» в этом вопросе. Позиция РСДРП(б) не была косной. «Непревзойденная способность подслушать массу составляла великую силу Ленина», - отмечал Л.Троцкий. Отметим, в свою очередь, что дело не только в способности подслушать массу, но и в умении обосновать свои выводы в виде четких логических построений, философских, экономических, политических концепций. Если другие партии создавали программы, то В.И.Ленин создавал (и корректировал в случае необходимости) целостное описание окружающего мира.

Характерно, что историю российской социал-демократии В.И.Ленин, как и эсеры, вел от революционных демократов, русских социалистов: Белинского, Герцена, Чернышевского, Добролюбова, революционеров-народников 70-х годов, выступивших за свержение самодержавия путём крестьянской революции и выступавших за переход к социализму, минуя капитализм [212].

Свою первую политическую организацию В.И.Ленин создал в Петербурге в 1895 году. Из объединения марксистских кружков был сформирован «Союзы борьбы за освобождение рабочего класса», явно наследовавший социалистическим рабочим организациям, появившимся в Российской империи еще в 70-е годы XIX века («Южнороссийский союз рабочих» в Одессе, «Северный союз русских рабочих» в Петербурге).

Организационно ленинский «Союз» (а вернее «Союз», созданный при участии Ленина) представлял собой централизованную конспиративную организацию с Центральной организационной группой во главе, тремя районными группами, связанными, в свою очередь, с местными марксистскими и рабочими кружками.

В декабре 1895 года полиция арестовала многих членов организации, в том числе и Ленина. В феврале 1897 года он был выслан на 3 года в село Шушенское Минусинского округа Енисейской губернии. Находясь в тюрьме, а затем в ссылке Ленин написал «Проект и объяснение программы социал-демократической партии».

Представление о масштабах деятельности «Союза борьбы» дает такой факт: всего по его делу было арестовано и привлечено к дознанию 251 человек, из них 170 рабочих [213].

Петербургский «Союз» для своего времени не был ни особо передовой, ни принципиально новой организацией. Первую русскую марксистскую группу – «Освобождение труда» - создал в 1883 году Г.В.Плеханов. Именно Плеханов в своих работах постулировал, что Россия вступила в стадию капиталистического развития, и значит, революционеры в борьбе с самодержавием и капитализмом должны опираться на пролетариат, как на самую прогрессивную общественную силу. Первым вопрос о необходимости создания партии российского рабочего класса также поднял Г.В.Плеханов. Группа «Освобождение труда» выработала два проекта программы такой партии.

В декабре 1883 года марксистская организация под громким названием «Партия русских социал-демократов» появилась в Петербурге, в 1885 здесь же сформировалось «Товарищество санкт-петербургских мастеровых», далее процесс пошел по нарастающей: в Поволжье, на Украине, в Белоруссии, Польше, Литве возникают социал-демократические кружки и организации.

Первый съезд РСДРП прошел в Минске в 1898 году. Ленин участия в нем не принимал, находясь в ссылке. Партия, впрочем, была создана лишь формально – приняв «Манифест Российской социал-демократической рабочей партии», съезд не смог согласовать ее устав и программу. Вскоре избранный Центральный комитет партии был арестован, РСДРП осталась без руководства.

Устав и программа партии были приняты на втором съезде РСДРП, прошедшем в июле-августе 1903 в Брюсселе, а затем в Лондоне. Перенос основных организационных мероприятий (часто и руководящих органов) политических партий за границу был обусловлен законодательным запретом на их существование в России. Повторения печального опыта первого съезда РСДРП с немедленным арестом всего руководящего состава не хотелось никому.

Ко второму съезду Ленин среди российских марксистов имел уже немалую известность. На рубеже веков он из ссылки возглавил кампанию против «экономизма» в российской социал-демократии, подвергнув критике внутрипартийное течение, полагавшее возможным выдвижение чисто экономических требований в пользу рабочих - без, собственно, политической борьбы. Ленин составил «Протест российских социал-демократов», который был подписан 17 ссыльными марксистами.

После освобождения из ссылки в 1900 году В.И.Ленини приступил к созданию партийной газеты. Она должна была, по его задумке, объединить доселе разрозненную партию в единое целое. Такое издание – газета «Искра» - было создано в сотрудничестве с группой Плеханова. На ее базе был доработан и обсужден ленинский проект устава и программы партии, которые были в 1903 году представлены съезду.

Программа РСДРП состояла из программы-минимум (подготовка и осуществление буржуазно-демократической революции для свержения самодержавия и установления демократической республики) и программы-максимум (осуществление социалистической революции, свержение капитализма).

2-й съезд РСДРП с одной стороны завершил объединение марксистских организаций России в единую партийную структуру. С другой он же выявил серьезные внутренние противоречия социал-демократов, наглядно продемонстрировал формирование в рядах эсдеков двух руководящих и идеологических центров.

Острая борьба развернулась на съезде, в частности, вокруг первого параграфа устава партии, устанавливающего принципы членства и обязанности членов. В.И.Ленин, стремящийся к созданию строгой партийной структуры, формулировал его так: "Членом партии считается всякий, признающий ее программу и поддерживающий партию, как материальными средствами, так и личным участием в одной из партийных организаций".

Было понятно, что требование личного участия члена партии в работе партийной организации не способствовало бы массовости РСДРП, могло отпугнуть от нее не определившихся потенциальных сторонников. Группа эсдеков во главе с Ю.О.Мартовым (псевдоним Лев Мартов), стремясь к созданию массовой партии, выступала за исключение пункта о личном участии. Такой подход более соответствовал «традициям» российского партийного строительства, льстил перспективой записать в свои члены миллионы сограждан. В итоге первый параграф устава был принят в формулировке Мартова, однако история доказала правоту Ленина - впоследствии наплыв «записавшихся» никак не помог ни эсерам, ни октябристам, ни кадетам. Напротив, партии, становясь численно все больше (100 тысяч членов, как полагали кадеты, или миллион, как полагали эсеры), одновременно становились все аморфнее организационно (Впоследствии РСДРП вернулась к формулировке Ленина – на своем 3-м съезде в 1905 году).

Зато в ходе 2-го съезда партии сторонники Ленина получили подавляющее большинство голосов при формировании руководящих органов РСДРП – Центрального комитета, Центрального органа, Совета партии. С этого момента сторонники Ленина именовались большевиками, сторонники Мартова – меньшевиками.

Фактически, противоречия большевиков и меньшевиков выросли из представлений о методах партийного строительства. В.И.Ленин в брошюре «Шаг вперед и два назад (о кризисе в нашей партии)» писал: «В сущности, уже в спорах о параграфе первом стала намечаться, вся позиция оппортунистов в организационном вопросе: и их защита расплывчатой, не сплоченной крепко партийной организации, и их вражда к идее («бюрократической» идее) построения партии сверху вниз, исходя из партийного съезда и из созданных им учреждений, и их стремление идти снизу вверх, предоставляя зачислять себя в члены партии всякому профессору, всякому гимназисту и «каждому стачечнику», и их вражда к «формализму», требующему от члена партии принадлежности к одной из признанных партией организаций, и их наклонность к психологии буржуазного интеллигента, готового лишь «платонически признавать организационные отношения», и их податливость к оппортунистическому глубокомыслию и к анархическим фразам, и их тенденция к автономизму против централизма» [214].

Ленин тонко чувствовал возможные последствия отказа от централизма, то, на чем погорели все остальные партии.

«Но - дальше в лес, больше дров, - продолжает он, - попытки анализа и точного определения ненавистного «бюрократизма» неизбежно ведут к автономизму, попытки «углубления» и обоснования неминуемо приводят к оправданию отсталости, к хвостизму, к жирондистским фразам. Наконец, в качестве единственного, действительно определенного, и на практике поэтому выступающего особенно ярко (практика всегда идет впереди теории) принципа появляется принцип анархизма. Высмеивание дисциплины - автономизм - анархизм, вот та лесенка, по которой то спускается, то поднимается наш организационный оппортунизм» [215].

Большевики выступали за жесткую партийную структуру. В ряде случаев эта жесткость приводила к абсурдным с точки зрения современного представления о большевиках итогу. Так, формировался целый класс "коммунистов, но беспартийных". Упоминавшийся выше рабочий Сормовского завода Петр Заломов, первым поднявший в ходе стачки красное знамя с лозунгом "Долой самодержавие", так и не вступил в партию до конца жизни, занимая, тем не менее, высокие посты в СССР. То же самое можно сказать об организаторе восстания на крейсере "Очаков" лейтенанте Шмидте, который, будучи сторонником РСДРП, был, тем не менее, беспартийным.

Сторонники Мартова, напротив, настаивали на «демократизации» партии. Вокруг этих противоречий разгорелся жесткий идеологический спор. Оставшись в меньшинстве, мартовцы обвинили большевиков в узурпации партийного руководства, в установлении диктатуры, в «твердости» ("твердолобости") и в «заезжательстве» политических оппонентов. В пылу этой полемики в 1904 году в «Искре» Мартов опубликовал статью «На очереди», в которой привел саркастическую «Краткую Конституцию Росс.соц.-дем-раб. Партии»:

«(Устав - максимум «твердых»).

1. Партия делится на заезжателей и заезжаемых.

Прим. Группы и лица, кои не склонны быть заезжаемыми, но также неспособны заезжать, упраздняются вовсе.

2. Заезжатели, вообще, заезжают. Что же касается заезжаемых, то оные преимущественно бывает заезжаемы.

3. В интересах централизма заезжатели бывают разных степеней доверия. Заезжаемые уравнены в правах.

4. Для обжалования уже воспоследовавших заезжаний учреждается Совет. Впрочем, последний заезжает и самостоятельно.

5. Иерархия сия увенчивается Пятым, права коего по заезжанию ограничены лишь естественными законами природы.

6. Ц.О. заезжает мерами духовного вразумления. В случае закоренелости вразумляемых, предает оных в руки Ц.К.

7. Тогда Ц.К. поступает.

8. Заезжаемые делают взносы в партийную кассу на расходы по заезжанию, а равно и по пропаганде.

9. В свое время все члены партии, и заезжатели, и заезжаемые делают революцию.

Прим. От сей повинности увольняются заезженные» [216].

Ленин резко ответил на критику Мартова:

«В тесной психологической связи с ненавистью к дисциплине стоит та неумолчная, тягучая нота обиды, которая звучит во всех писаниях всех современных оппортунистов вообще и нашего меньшинства в частности. Их преследуют, их теснят, их вышибают, их осаждают, их заезжают. В этих словечках гораздо больше психологической и политической правды, чем, вероятно, подозревал сам автор милой и остроумной шутки насчет заезжаемых и заезжателей. Возьмите, в самом деле, протоколы нашего партийного съезда, - вы увидите, что меньшинство это все обиженные, все те, кого когда-либо и за что-либо обижала революционная социал-демократия. Тут бундовцы и рабочедельцы, которых мы "обижали" до того, что они ушли со съезда, тут южнорабоченцы, смертельно обиженные умерщвлением организаций вообще и их собственной в частности, тут тов. Махов, которого обижали всякий раз, когда он брал слово (ибо он всякий раз аккуратно срамился) тут, наконец, тов. Мартов и тов. Аксельрод, которых обидели «ложным обвинением в оппортунизме» за § 1 устава и поражением на выборах. И все эти горькие обиды были не случайным результатом непозволительных острот, резких выходок, бешеной полемики, хлопанья дверью и показыванья кулака, как думают и по ею пору очень и очень многие филистеры, а неизбежным политическим результатом всей трехлетней идейной работы «Искры». Если мы в течение этих трех лет не языком только распутничали, а выражали те убеждения, которые должны перейти в дело, то мы не могли не бороться на съезде с антиискровцами и с «болотом». А когда мы, вместе с тов. Мартовым, который бился в первых рядах с открытым забралом, переобидели такую кучу народа, - нам оставалось уже совсем немножечко, чуть-чуточку обидеть тов. Аксельрода и тов. Мартова, чтобы чаша оказалась переполненной. Количество перешло в качество. Произошло отрицание отрицания. Все обиженные забыли взаимные счеты, бросились с рыданиями в объятия друг к другу и подняли знамя «восстания против ленинизма» [217].

"Узурпация" власти в партии со стороны большевиков в значительной степени действительно имела место, но партия, выражающая интересы определенного класса и отстаивающая их в политической борьбе - не парламент и не собрание дискуссионного клуба. Она либо четко представляет свои задачи и действует, либо не представляет и мечется вправо-влево. В этом смысле действия Ленина по "заезжательству" были, без сомнения, оправданы - тем более, что им предшествовала трехлетняя дискуссия о судьбах партии на страницах "Искры".

Противоречия большевиков и меньшевиков, однако, не сводились к чисто организационным вопросам. Именно Мартов в своих работах ввел термин "ленинизм" для обозначения политики большевиков. Позже противники использовали его для отделения идей истинного марксизма от большевистских искажений, а сами большевики трансформировали в марксизм-ленинизм, подчеркивая преемственность своей идеологии от марксистского учения и его развития в работах В.И.Ленина.

Рассматривая деятельность большевиков сейчас, из XXI века, представляется очевидным, что В.И.Ленин, как, без сомнения, гениальный политик, начав с марксизма, планомерно использовал его, непрерывно "трансформируя" под российскую действительность. Марксизм представлял собой полноценную общественно-экономическую теорию, ничуть не хуже теорий А.Смита и Дж.Рикардо, из которых вырастал либерализм. Соответственно не было никаких оснований отказываться от него - ведь он «научно обосновывал» неизбежность наступления коммунизма (ничуть не менее научно, отметим, чем либеральные теории - "естественность" и "совершенство" рыночных отношений и вытекающих из них демократических принципов правления).

Не стремясь изобретать велосипед, В.И.Ленин апеллировал к научному авторитету Маркса. Который, однако, исходил из поэтапной смены формаций, и лишь из развитого капитализма, согласно его учению, мог появиться коммунизм. Отсюда в ранних работах, в ленинской программе РСДРП программа-минимум - построение буржуазной республики.

Из концепции Маркса о сверхкритическом развитии капитализма следовал вывод о его всемирном на этот момент (на момент созревания пролетарской революции) распространении, а значит и сама революция должна была стать мировой, охватить все страны.

Меньшевики, следуя классическому марксизму, именно такое развитие истории - переход от самодержавия к капитализму и его развитие - полагали закономерным и естественным. Соответственно, по результатам революции они планировали укрепление буржуазной республики, демократические свободы и капиталистические отношения - с тем, чтобы в будущем иметь возможность готовить выступление пролетариата.

Ленина теоретические доктрины не смущали. Очевидно отдавая себе отчет в происходящих в России процессах, он, как принято выражаться, "теоретически обосновал" возможность пролетарской революции и построения социализма в отдельно взятой стране с неразвитыми капиталистическими отношениями. В отсутствии массового пролетариата как опоры революции, он обосновал представление о революционной роли крестьянства при руководящей роли пролетариата (хотя в ранних работах характеризовал крестьянство как силу мелкобуржуазную).

Интересно, что все эти глубоко противоречащие (по мнению самих ортодоксальных марксистов) учению Маркса установки Ленин виртуозно обосновал, опираясь именно на Маркса. Происходящая в России революция была социалистической, но не марксистской, а единственная сила, которой располагал Ленин, следовала учению Маркса. И только на научный базис теории марксизма мог он эффективно опереться в этих условиях.

Пришлось изменить само учение - "подогнать" его под реалии страны. В этом смысле ленинское развитие марксизма - марксизм-ленинизм - является уникальным памятником человеческой мысли и политики. Кстати, прав в итоге оказался именно марксизм-ленинизм, а не классический марксизм: все успешные социалистические революции XX века произошли не в промышленно-развитых, а в аграрных странах.

Ортодоксальные марксисты так и не смогли принять деятельность Ленина. В итоге меньшевики, воспринимая Февральскую революцию как закономерный процесс, перешли на сторону буржуазии, не приняли Октябрьской революции (социалистическая революция в аграрной стране - нонсенс!) и вступили в вооруженную борьбу с большевиками совместно с эсерами, кадетами и Белым движением. Большевики, пройдя серьезный эволюционный путь, пришли к 1917 году к идеологии, сближающейся с народничеством. Имея, однако, ее базисом стройную экономическую теорию Маркса и ее ленинское развитие. Таким образом, научное обоснование идей большевиков на несколько порядков превосходило прежние идеологические концепции.

Несколько слов нужно сказать об участии большевистской партии в революционных событиях. Ленинцы не сыграли существенной роли в революции 1905 года, численно и организационно уступая на тот момент другим политическим партиям. По данным самих большевиков, их численность в конце 1905 года составляла около 3 тысяч членов в Петербурге, около 2,5 тысяч членов в Москве, в городах России действовали более 50 большевистских организаций [218]. Фразу Ленина "Весной 1905 г. наша партия была союзом подпольных кружков; осенью она стала партией миллионов пролетариата" [219] следует, видимо, отнести к идеологическим утверждениям, пропаганде, нацеленной на самих членов партии, вставших в одни ряды с миллионами восставших по всей стране.

В ходе революции 1905 года большевики неверно оценили роль Советов, основными организаторами которых выступали меньшевики и эсеры. Позже Ленин изменил свое мнение, но Советы 1905 года были к тому моменту уже уничтожены.

В период послереволюционой реакции партия подверглась разгрому, Ленин был вынужден бежать за границу. Из эмиграции он вел борьбу против меньшевиков, стремящихся к легальной деятельности в рамках дарованных царским Манифестом свобод (за эту деятельность меньшевики были прозваны "ликвидаторами", так как подобная легальная деятельность означала ликвидацию РСДРП в прежнем виде). В январе 1912 года в Праге была созвана 6-я Всероссийская конференция партии, которая исключила меньшевиков-ликвидаторов из РСДРП.

Февральскую революцию 1917 года большевики «не увидели», оказались совершенно не готовы к ней. В марте В.И.Ленин в Цюрихе получил первые известия о начавшейся в России революции и в апреле вернулся из эмиграции в Петроград. Через Германию он ехал в опломбированном вагоне, что сегодня рассматривается то ли как комический элемент, то ли как свидетельство сотрудничества с Германией. Хотя именно чтобы предотвратить подозрения в таком сотрудничестве вся акция и была затеяна: на каждой станции представители местных социал-демократических партий проверяли пломбы и свидетельствовали в специальном протоколе, что Ленин вагона не покидал и посетителей на территории врага не имел.

С возвращения в Петроград началась активная работа большевиков – повторять ошибки 1905 и февраля 1917 годов они не собирались.

Партия определила недопустимость сотрудничества с Временным правительством, выдвинула лозунг «Вся власть Советам!» Одновременно В.И.Ленин приступил к созданию массовой партии – актив большевиков, агитаторы, развернули широкую деятельность среди рабочих, крестьян, солдат, матросов по всей стране. Выстроенная ранее четкая структура с проработанной идеологией показала себя как нельзя лучше: на начало 1917 года численность партии составляла около 24 тысяч членов, к концу апреля достигла 100 тысяч, в июле - 240 тысяч. В октябре партия большевиков насчитывала около 350 тыс. членов [220].

Росту партии способствовала как собственно деятельность агитаторов, так и метания других политических сил, в частности эсеров и меньшевиков, имевших большинство в Советах, и входивших в состав Временного правительства. Неудачи Временного правительства, откладывание в долгий ящик земельного вопроса, курс на продолжение войны до победного конца не добавляли им симпатий населения.

С другой стороны В.И.Ленин в «Апрельских тезисах» задал курс на перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую. Движущими силами этого процесса он определил союз пролетариата с крестьянской беднотой против буржуазии города и деревни. Новой формой государственной организации Ленин назвал Республику Советов, как государственную форму диктатуры рабочего класса.

Задачей партии ставилось получение большинства в Советах рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, что было в целом осуществлено к октябрю 1917 года.

25 октября (7 ноября по новому стилю) в Петрограде открылся Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, который принял постановление о переходе всей власти в центре и на местах к Советам. На следующий день был избран высший орган Советского государства – ВЦИК, было образовано первое Советское правительство - Совет Народных Комиссаров (СНК) во главе с Лениным.

На съезде присутствовало 649 делегатов от 402 Советов, из них: 390 большевиков, 160 эсеров, 72 меньшевика, 14 объединенных интернационалистов, 6 меньшевиков-интернационалистов, 7 украинских социалистов [221].

Первыми декретами Советского правительства, одобренными 2-м съездом Советов, стали Декрет о мире и Декрет о земле. Оба указа были приняты на основании многочисленных наказов с мест. «Еще в период подготовки ко II Всероссийскому съезду Советов, - отмечают исследователи, - на заседаниях Советов рабочих и солдатских депутатов, собраниях рабочих по предприятиям, солдат и моряков по воинским частям, на крестьянских сходах было выработано большое число наказов делегатам этого съезда. Они нашли отражение и воплощение во всех постановлениях и декретах съезда» [222].

«Таким образом, - отмечается далее, - само возникновение советского права связано с наказами избирателей. В частности, Декрет о земле, принятый съездом, опирался на 242 крестьянских наказа». При этом «В.И.Ленин неоднократно подчеркивал, что крестьянский наказ о земле не отражал большевистских требований по аграрному вопросу, но поскольку в нем была выражена воля трудового крестьянства, большевики приняли его, положив в основу Декрета о земле. Это было необходимо для обеспечения прочного союза рабочего класса с трудовыми массами крестьянства. Это определялось также тем, что Советское государство с самого начала своего существования руководствуется требованием выражения воли большинства. «...Мы,- говорил В. И. Ленин, - открыто сказали в нашем декрете от 26 октября 1917 года, что мы берем в основу крестьянский наказ о земле. Мы открыто сказали, что он не отвечает нашим взглядам, что это не есть коммунизм, но мы не навязывали крестьянству того, что не соответствовало его взглядам, а соответствовало лишь нашей программе» [223].

Интересно, что упоминаемые 242 крестьянских наказа составляли аграрную программу эсеров, которые, однако, так и не приблизились к ее реализации за все время своего большинства в советах и участия во Временном правительстве. Зато с момента ее реализации на Ленина обрушились обвинения в «похищении» программы.

Декрет о мире содержал призыв ко всем воюющим сторонам немедленно начать переговоры о подписании справедливого демократического мира без аннексий и контрибуций (провал переговоров со странами Антанты по этому вопросу стал впоследствии поводом для начала переговоров с Германией о заключении сепаратного мира).

Декрет о земле устанавливал отмену помещичьей собственности и передавал все земли в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов. Каждой крестьянской семье выделялись дополнительные земли. Положения декрета были далее развиты в законе «О социализации земли», устранившей частную собственность на землю, переведя ее в разряд общенародной собственности.

Закон действительно более соответствовал программе Социалистов-революционеров, а не большевиков. Последние в программе 1903 года выступали за создание условий для «свободного развития классовой борьбы в деревне» и за передачу в собственность (!) земель «которые отрезаны у крестьян при уничтожении крепостного права и служат в руках помещиков орудием для их закабаления». Земли же «землевладельцев-дворян» планировалось обложить специальным налогом [224].

Трансформация идеологии большевиков, таким образом, продолжалась, партия не зацикливалась в своих доктринах, следуя реальному положению вещей, а не теоретическим установкам прошлых лет. Социалистическая революция с мощным аграрным движением требовала конкретных мер, и здесь Ленин апеллирует уже не к Марксу, а к «воле трудового крестьянства», выраженного в наказах.

Глава 28. Имеет ли пролетариат отечество, или об интернационализме и «пораженчестве» большевиков

Интернационализм большевиков сегодня принято рассматривать в его противопоставлении национальным интересам России. Соответственно, сами большевики представлены как "космополитическая сила", которая, опираясь на зарубежную теорию, преследовала интересы «мирового пролетариата», при полном игнорировании интересов русского народа и русского государства – «пролетариат не имеет отечества».

Вот лишь несколько типичных современных выступлений:

«Антипатриотизм и русофобия русских большевиков был не только в их пораженческой позиции в Русско-японской и 1-й Мировой войнах. Он был и в их ненависти к русской истории, традициям русского народа, его героям и полководцам, святых отцам Русской Православной Церкви ... Будучи по существу «безродными космополитами», принявшими космополитическое мировоззрение марксизма, в котором культурно-цивилизационный подход был заменен на «классовый», русские марксисты готовы были сотрудничать с кем угодно, лишь бы уничтожить ненавистную им русскую «реакционную и варварскую» цивилизацию … им была безразлична и сама Россия, как народ, как страна. Ибо для них она – лишь «слабое звено в цепи империалистических государств».

«Марксисты в целом, большевики в особенности, стремились стереть само понятие «нация». Да - классам, нет - нациям. Германский рабочий или китайский кули ближе русскому пролетарию, чем русский интеллигент или предприниматель … Большевики не только так говорили, они так делали. С легкостью расшвыривались во все стороны осколки Российской империи. Западные районы - Германии и Австро-Венгрии в уплату за «похабный» Брестский мир; Закавказье - под власть турок, Молдавию - румын, Дальний Восток – японцев».

Эти обвинения не новы, наравне с утверждениями о германском финансировании они в 1917-1920 годах составляли основу антибольшевистской пропаганды вначале Временного правительства, а затем Белого движения. С развалом СССР в 1991-м и декларативным «возвращением к истокам» российской государственности, они были извлечены из пропагандистских работ вековой давности и, на волне уничтожения «коммунистического наследия», вновь представлены общественности. Перед нами, таким образом, даже не отголоски, а в полной мере воссозданная антибольшевистская пропаганда второго десятилетия XX века - со всеми свойственными пропаганде военного времени особенностями. Причем, видим мы в ней только одну сторону, кроме того - некритично оцениваем "факты" с позиции дня сегодняшнего.

"Антипатриотизм", антигосударственническая позиция и желание большевиков "в угоду иностранной теории поставить над Россией эксперимент" неизбежно требуют антагонистических сил, желавших сохранения российской государственности. Принципиальным для понимания проблемы является вопрос: в каком виде? Ультраправые, националистические, монархические силы были устранены с политической арены с крахом монархии и отречением императора. Произошло это за несколько месяцев до возникновения интересующего нас идеологического спора. Речь идет о сохранении «государственности» Временного правительства? Или, может быть, о сохранении «государственности» Советов?

В условиях острого кризиса, сложившегося двоевластия, требовалось именно создавать власть, брать власть в свои руки, а не «сохранять» ее. Сохранять было нечего, в разговорах о «сохранении» совершается подмена понятий, восходящая к утверждениям о «большевиках, которые свергли царя», «большевиках, разваливших Россию», «разложивших армию» и т.д. – то есть к формированию чисто пропагандистского образа большевиков, ответственных за все несчастья Российской империи начиная с Русско-японской войны или даже ранее.

Рассмотрим вопрос шире. Являлся ли интернационализм большевиков для начала XX века из ряда вон выходящим явлением? Основными действующими силами российской политики 1917 года являлись: эсеры – самая сильная партия, пользующаяся поддержкой значительной массы крестьянства; большевики, стремительно набиравшие вес от февраля к октябрю; входившие в состав как Советов так и Временного правительства меньшевики; наконец, либералы – кадеты. Была ли среди них хоть одна партия, стоявшая на «исконно русской» платформе, не желавшая «поставить над страной эксперимент» в угоду своим теориям?

Внедрение в России западного либерализма – программа кадетской партии. Говорить о ее «национализме» не менее абсурдно, чем говорить о национализме и патриотизме современных либералов-рыночников. Это принципиально космополитическая сила, стремящаяся, в идеале, к глобализации капитализма и повсеместному распространению стандартных «демократических свобод».

Между кадетами и большевиками находились марксисты-меньшевики, полагавшие построение полноценного капитализма в России необходимым этапом на пути к осуществлению мировой пролетарской революции. Здесь они полностью смыкались с кадетами, являясь проводниками все того же западничества.

Кредо большевиков (и меньшевиков) выражено в программе Социал-демократической рабочей партии: «Развитие обмена установило такую тесную связь между всеми народами цивилизованного мира, что великое освободительное движение пролетариата должно было стать и давно уже стало международным. Считая себя одним из отрядов всемирной армии пролетариата, российская социал-демократия преследует ту же конечную цель, к которой стремятся социал-демократы всех других стран» [225].

Единственной партией, потенциально претендующей на роль национальной, остается наследница народников ПСР, с ее широкой опорой на крестьянство. Однако в программе Партии социалистов-революционеров (эсеров) читаем: «Партия социалистов-революционеров в России рассматривает свое дело как органическую составную часть всемирной борьбы труда против эксплуатации человеческой личности, против стеснительных для ее развития общественных форм, и ведет его в духе общих интересов этой борьбы, в формах, соответствующих конкретным условиям русской действительности» [226].

Из национального здесь – лишь упоминание о соответствии формы борьбы «конкретным условиям русской действительности». Вообще любая борьба должна соответствовать конкретным условиям действительности, так что обманываться этой фразой не стоит. Особенно учитывая куда более радикальные взгляды эсеров по сравнению даже с ранними большевиками – национализация земли и средств производства c введением плановой организации труда.

Принципиальные различия политических партий, их разделение на «патриотические» и «антипатриотические» проявилось лишь с началом Первой мировой войны. По отношению к ней политические силы разделились на «оборонцев», «центристов», «интернационалистов» и «пораженцев». Конституционные демократы выступили в поддержку действий царских властей, впоследствии они высказались за ведение войны до победного конца, заслужив звание "патриотов".

Партия эсеров раскололась по всем направлениям – здесь присутствовали и «оборонцы», полагавшие Германию главным виновником войны, а действия Англии, Франции и России оправданными, и «пораженцы», открыто заявлявшие о буржуазной природе войны и желавшие поражения своей буржуазии. Аналогичный раскол пережили с началом войны меньшевики. Центристы призывали к демократическому миру без аннексий и контрибуций, левое крыло меньшевиков выступало с позиций «интернационализма», требуя всеобщего демократического мира и выдвигая лозунг «Ни побед, ни поражений». Часть присоединилась к большевикам.

Наконец, большевики консолидировано выступали с позиции «пораженчества», с лозунгом поражения в войне своего правительства, превращения, как принято сейчас выражаться, "войны империалистической в войну гражданскую" (позже мы увидим, что эта цитата неточна ровно настолько, чтобы полностью исказить ее смысл). По сей день этот момент является главным в обвинениях большевиков в «антипатриотизме», презрении государственных интересов, предательстве и разрушении России.

Что же заставило Ленина и других социалистов принять столь очевидно непопулярное решение? Этот вопрос в последние десятилетия крайне мифологизирован и подается, преимущественно, с точки зрения чистой пропаганды - большевистский космополитизм, немецкое золото, работа на германский Генштаб.

Между тем подобная позиция социал-демократических партий всей Европы была согласована еще в 1912 году, на конгрессе 2-го Интернационала в Базеле (так называемый "Базельский манифест"), когда в условиях очередного кризиса на Балканах и в обстановке явно надвигающейся мировой войны была принята общая резолюция: вести беспощадную борьбу с войной и ее виновниками - господствующими классами капиталистических государств.

В свою очередь Базельский манифест наследовал положениям резолюции Штутгартского конгресса 2-го Интернационала, состоявшегося еще в 1907 году. В Штутгарте европейские (в том числе и русские) социалисты постановили, что в случае начала войны центральных держав произойдет "экономический и политический кризис", который надо использовать для "ускорения падения господства капитала". Предположить, что германский Генштаб с 1907 года готовил таким образом "пятую колонну" в России, было бы чистой фантастикой.

В.И.Ленин развивает и аргументирует положения Базельского манифеста в работе 1914 года "Война и российская социал-демократия" [227]. В ней лидер большевиков дает характеристику начавшемуся военному конфликту и определяет тактику своей партии. Отметим, что к началу Первой мировой войны все вовлеченные в нее государства рассматривали конфликт как скоротечный (не более 6 месяцев), а сама партия большевиков существовала в глубоком подполье после полного разгрома. Проследить здесь руку германского Генштаба, совершающего активные действия в России по активизации своих "сил влияния" не просто.

Однако обратимся к первоисточнику, который крайне важен для понимания "антигосударственной" политики большевиков. В.И.Ленин по очереди определяет роль каждого из блоков в разжигании конфликта, его цели и политику социал-демократов в этих условиях: Германия направляет «массу своих военных сил» против «Бельгии и Франции, чтобы разграбить более богатого конкурента. Немецкая буржуазия, распространяя сказки об оборонительной войне с ее стороны, на деле выбрала наиболее удобный, с ее точки зрения, момент для Войны…»

«Во главе другой группы воюющих наций, - продолжает Ленин, - стоит английская и французская буржуазия, которая одурачивает рабочий класс и трудящиеся массы, уверяя, что ведет войну за родину, свободу и культуру против милитаризма и деспотизма Германии. А на деле эта буржуазия на свои миллиарды давно уже нанимала и готовила к нападению на Германию войска русского царизма…»

«На деле, - говорит Ленин, - целью борьбы английской и французской буржуазии является захват немецких колоний и разорение конкурирующей нации, отличающейся более быстрым экономическим развитием».

«Обе группы воюющих стран, - пишет он, - нисколько не уступают одна другой в грабежах, зверствах и бесконечных жестокостях войны, но чтобы одурачить пролетариат и отвлечь его внимание от единственной действительно освободительной войны, именно гражданской войны против буржуазии как «своей» страны, так и «чужих» стран … буржуазия каждой страны ложными фразами о патриотизме старается возвеличить значение «своей» национальной войны и уверить, что она стремится победить противника не ради грабежа и захвата земель, а ради «освобождения» всех других народов…»

В этих условиях, пишет Ленин, «для нас, русских с.-д., не может подлежать сомнению, что с точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России наименьшим злом было бы поражение царской монархии…» В целом же для Европы такого рода деятельность была бы бессмысленна без «революционного низвержения монархий германской, австрийской и русской».

Потому, что «во всех передовых странах война ставит на очередь лозунг социалистической революции, который становится тем насущнее, чем больше ложатся тяжести войны на плечи пролетариата, чем активнее должна будет стать его роль при воссоздании Европы, после ужасов современного «патриотического» варварства».

Из приведенных выше цитат становится ясно, что "поражение собственного правительства в войне" В.И.Ленин видит в крахе царизма, причем не только в России, но и в других странах-участницах конфликта. По сути его идеи мало чем отличаются от мыслей великого князя Николая Михайловича, предрекавшего примерно в то же время в своем дневнике: "Одно для меня ясно, что во всех странах произойдут громадные перевороты, мне мнится конец многих монархий и триумф всемирнаго социализма, который должен взять верх, ибо всегда высказывался против войны".

Тезис о превращении войны империалистической в войну гражданскую также получает совсем другое звучание. Речь идет о "гражданской войне против буржуазии как «своей» страны, так и «чужих» стран", что является очевидной аллегорией революции, а вовсе не призывом к братоубийству. Никакого отношения к реальной Гражданской войне, разразившейся в России в 1917-1922 годах, эти строки не имеют.

Нельзя, однако, отрицать интернационализм большевиков. Тезис "пролетариат не имеет отечества" действительно являлся неотъемлемой частью марксизма, он был сформулирован К.Марксом и Ф.Энгельсом в "Манифесте коммунистической партии". И если обратиться к первоисточнику, становится понятно, что и здесь все куда сложнее, чем кажется на первый взгляд.

В первой части Манифеста основоположники марксизма ведут речь о взаимоотношениях пролетариата и буржуазии, о том, как и на каких основаниях происходит объединение пролетариата для отстаивания своих прав:

"Пролетариат проходит различные ступени развития... Сначала борьбу ведут отдельные рабочие, потом рабочие одной фабрики, затем рабочие одной отрасли труда в одной местности против отдельного буржуа..."

«Ему [объединению пролетариата], - продолжают Маркс и Энгельс, - способствуют все растущие средства сообщения... Лишь эта связь и требуется для того, чтобы централизовать многие местные очаги борьбы, носящей повсюду одинаковый характер, и слить их в одну национальную, классовую борьбу».

"Борьба пролетариата против буржуазии является сначала борьбой национальной,- подчеркивают они. - Пролетариат каждой страны, конечно, должен сперва покончить со своей собственной буржуазией».

Слова о пролетариате, не имеющем отечества, встречаем во второй части Манифеста, посвященного целям коммунистической партии:

«Далее, коммунистов упрекают, будто они хотят отменить отечество, национальность. Рабочие не имеют отечества. У них нельзя отнять то, чего у них нет. Так как пролетариат должен прежде всего завоевать политическое господство, подняться до положения национального класса, конституироваться как нация, он сам пока еще национален...

Национальная обособленность и противоположности народов все более и более исчезают уже с развитием буржуазии, со свободой торговли, всемирным рынком, с единообразием промышленного производства и соответствующих ему условий жизни.

Господство пролетариата еще более ускорит их исчезновение...

В той же мере, в какой будет уничтожена эксплуатация одного индивидуума другим, уничтожена будет и эксплуатация одной нации другой.

Вместе с антагонизмом классов внутри наций падут и враждебные отношения наций между собой».

Речь, таким образом, идет о далекой перспективе, но и в этом случае подразумевается не "полное уничтожение наций", а устранение "враждебных отношений наций между собой" после победы мировой пролетарской революции. На этапе же классовой борьбы, напротив, подчеркивается именно национальная борьба пролетариата за свои права. Излишне напоминать, какие условия считает марксизм приемлемыми для осуществления мировой революции. Они не созданы до сих пор.

Слова "пролетариат не имеет отечества" здесь - яркая фраза, шокирующий элемент, который, возможно, имеет право на жизнь с экономической точки зрения (внимательный читатель наверняка заметил, что основные постулаты марксизма явно игнорируют все остальные сферы человеческой жизнедеятельности, кроме чисто экономических отношений - это свойственно, кстати, и либерализму с его "невидимой рукой рынка", которая "все расставляет по местам"), но опровергается уже в первых строках разъяснения, и дезавуируется выводом.

Декларируемый интернационализм большевиков, тем не менее, примененный к конкретным обстоятельствам, сыграл принципиальную роль в борьбе с лавинообразно растущим национализмом окраин разваливающейся России. В тот конкретный момент он обезоружил национальные элиты, особенно в противопоставлении идеям Белого движения, которое до последнего держалось концепции единой и неделимой России. Когда в 1920 году оно осознало свою фатальную ошибку, лишь увеличившую центробежные силы в стране, и стало "федеративным", было уже поздно – от него отвернулись не только национальные образования, но и казаки, не желавшие уступать своего самоуправления.

С большевиками, напротив, национальные элиты оказались в весьма странном положении – им дозволялось самоопределение, они могли черпать легитимность из "признания" большевиков (или, напротив, идти на сотрудничество с оккупантами - к собственной беде), однако не менее легитимное признание получали и требования народов этих территорий. Местные Советы, выступая с коммунистических позиций, могли включать в свои программы и национальный фактор. Итог закономерен: повсеместно национализм местных элит проиграл Советам. К 1922 году страна была собрана заново, исключая Финляндию (в которой, в результате собственной гражданской войны, верх одержали белофины - победи Куусинен, ситуация могла сложиться и по другому), а также Польшу и Прибалтику, чьи границы гарантировали страны Антанты, активно создававшие вокруг Советской России "санитарный кордон" государств-лимитрофов.

«Технологию процесса» большевиков раскрывает в своих лекциях доктор исторических наук профессор Д.Фурман:

«Русские «белые» в качестве одного из основных своих лозунгов приняли лозунг о единой и неделимой России, то есть речь шла о восстановлении имперского пространства. Борясь под лозунгом единой и неделимой России, они создали себе врагов в лице всех национальных движений, которые возникли в этот период на имперском пространстве.

Большевики совершенно искренне не желали восстановления империи. То государство, которое они создавали, которое они видели, в их сознании не было преемником старого государства. Это было началом чего-то принципиально нового … Именно это и позволило сохраниться имперскому российскому пространству. Интернационализм большевиков разоружал все национализмы. Большевики искренне были готовы принять и воплощать в жизнь все националистические программы, которые вообще возникли на территории Российской империи.

При одном условии. Это условие для националистов в то время могло казаться не самым важным. Сейчас нам оно кажется самым важным, тогда это могло быть по-другому – господство коммунистической партии большевиков.

Для какого-нибудь азербайджанского националиста, основная идея которого заключалась в том, чтобы сделать каким-то образом нацию из аморфной массы, сделать азербайджанский язык, научить всех говорить на хорошем азербайджанском языке, дать всем национальное самосознание – в конце концов не так важно, если большевики сделают это под своими лозунгами, да и лозунги не такие уж плохие.

Именно этот страстный интернационализм, именно страстное нежелание восстанавливать империю позволили ее восстановить. И искреннее желание восстановить империю не позволило белым сделать это» [228].

Как бы то ни было, ни одной национальной, патриотической, социалистической или другой силе, несмотря на риторику и обвинения в адрес большевиков, осуществить пересборку российского государства не удалось. Попытки предпринимались эсерами с формированием правительств и директорий (коалиционных правительств), наиболее серьезную заявку сделало в ходе Гражданской войны Белое движение, однако в этой политике большевики-интернационалисты переиграли всех.

Часть 4. Гражданская война

Глава 29. Кто разложил государство и армию?

Краткой и, одновременно, емкой характеристикой ситуации, сложившейся в стране после Февральской революции, будет слово хаос. Временное правительство, волею обстоятельств оказавшееся у власти, не имело опыта государственного управления. Вся политическая деятельность его членов ранее была сосредоточена в стенах Государственной думы и заключалась, преимущественно, в критике правительства. Оказавшись у власти, они начали с систематического уничтожения структурных элементов старого режима. Действовать в этом ключе им было тем проще, что того же - "искоренения царизма" - требовала и революционная масса.

В своей деятельности Временное правительство обогнало самые смелые ожидания революционеров. В ответ на лозунг "Свободу политическим заключенным" были освобождены все заключенные вообще, в том числе и уголовные. Справедливости ради отметим, что "открывать тюрьмы" восставшие в Петрограде начали с первых дней революции, Временное правительство далее лишь не препятствовало процессу, не предпринимая никаких мер к его пресечению или локализации.

Следом Временное правительство ликвидировало полицию и жандармерию. Была сформирована народная милиция - преимущественно из студентов. Эффективность такой милиции стремилась к нулю.

Были уволены все губернаторы и вице-губернаторы, в результате чего на местах возник вакуум власти. Разрушая "старые порядки" Временное правительство уничтожало структуру управления, практически не заботясь о создании новой. Абсурд ситуации заключался в том, что этими действиями оно лишало рычагов управления страной и само себя.

В целом деятельность Временного правительства поражает своей непоследовательностью. А.И.Деникин отмечает: "Само Временное правительство, по-видимому, не отдавало себе ясного отчета о существе своей власти" [229]. Объявив о созыве Учредительного собрания и проведении свободных равных выборов (насколько осуществимы они были и насколько "свободно и равно" прошли - другой вопрос), власть с легкой душой переложила на будущих правителей решение ключевых вопросов, таких, например, как земельный. Здесь явно прослеживалось нежелание брать на себя ответственность за кардинальные преобразования в переходный период. С другой стороны необъяснимы действия, никак, казалось бы, не обусловленные требованием момента: объявление России республикой. Предоставление автономии Украине, подтверждение автономии Финляндии, предоставление независимости Польше. Вопрос государственного устройства и территориального деления страны, исходя из логики переходного периода, как раз следовало бы переложить на будущую власть, получившую легитимность от Учредительного собрания. Его созыв ожидался уже в 1918 - не такой уж большой срок.

Главной проблемой Временного правительства (кроме отсутствия четкой программы действий и сомнений в собственных силах) оставалась неуверенность в окончательной победе революции. Этому моменту много внимания уделяет историк С.П.Мельгунов. Он приводит, в частности, такой факт: многих в Таврическом дворце в первые дни Февраля удивило длинное название Временного Комитета Госдумы - "Комитет членов Гос. Думы для водворения порядка в столице и для сношения с лицами и учреждениями". Однако кадет Герасимов объяснил: "это важно с точки зрения уголовного уложения, если бы революция не удалась бы" [230].

И в дальнейшем над деятельностью Временного правительства первых послереволюционных месяцев довлело это опасение - отсюда стремление максимально уничтожить "старый порядок", форсированно провести изменения, которые сделают его реставрацию невозможной.

Вообще, подобная практика вполне укладывается в логику революционной, а не эволюционной борьбы. Провести революционные преобразования, опираясь на структурные элементы старого строя практически невозможно, они контрреволюционны и будут в лучшем случае тормозить или саботировать процессы преобразований. В этом смысле тезис большевиков "...до основанья, а затем..." вполне имеет право на существование. Разница лишь в том, что большевики четко представляли цели своей деятельности: "...Мы наш, мы новый мир построим" и, в следовании этой задаче, осуществляли планомерные изменения государственного масштаба. Чем не могло похвастаться Временное правительство, сосредоточившись на разрушении и, лишь к лету-осени 1917 года спохватившись, что "затем" при таком подходе может не настать никогда.

Хаос и непоследовательность действий новой власти оказали самое пагубное воздействие на солдат и офицеров действующих фронтов Первой мировой войны. С одной стороны Временное правительство заявляло о верности союзническим обязательствам и готовности вести войну до победного конца. С другой - проводило политику "демократизации армии", как одного из самых сильных и консолидированных государственных институтов (и, следовательно, одного из наиболее опасных).

Нужно понимать, что армия Российской империи и без того пребывала не в лучшем виде. В ноябре 1914 года председатель Центрального военно-промышленного комитета А.Гучков сообщал с фронта, что «войска плохо кормлены, плохо одеты, завшивлены в конец, в каких-то гнилых лохмотьях вместо белья» [231]

Череда военных поражений и революционная неразбериха лишь усугубили все предыдущие пороки. Улучшения в снабжении и оснащении войск, достигнутые к 1916 году, были враз дезорганизованы разрушением тыла вследствие ряда указов Временного правительства, разрушившего управление на местах.

Как выглядела российская армия накануне и в первые дни Февральской революции? Достаточное представление об этом дают очерки Антона Деникина, которого трудно заподозрить в симпатиях к большевикам (и шире - ко всей "революционной демократии"). Не склонен генерал и излишне драматизировать ситуацию, предпринимая попытку поставить непредвзятый "диагноз", будучи достаточно, в меру сил, объективным.

Армии коснулись все пороки царского периода, причем развал начался задолго до революционных событий второй декады XX века. Абсурдным следствием революции 1905 года полагает А.И.Деникин фактическое введение в армии политического сыска (в самом плохом смысле этого понятия), серьезно повлиявшее на настроения офицерского корпуса, в том числе и на его отношение к монархии:

"...после японской войны, как следствие первой революции, офицерский корпус почему-то был взят под особый надзор департамента полиции, и командирам полков периодически присылались черные списки, весь трагизм которых заключался в том, что оспаривать «неблагонадежность» было почти бесполезно, а производить свое, хотя бы негласное, расследование не разрешалось...

Не ограничиваясь этим, Сухомлинов создал еще свою сеть шпионажа (контрразведки), возглавлявшуюся неофициально казненным впоследствии за шпионаж в пользу Германии полковником Мясоедовым. В каждом штабе округа учрежден был орган, во главе которого стоял переодетый в штабную форму жандармский офицер. Круг деятельности его официально определялся борьбою с иностранным шпионажем – цель весьма полезная; неофициально – это было типичное воспроизведение аракчеевских «профостов». Покойный Духонин до войны, будучи еще начальником разведывательного отделения киевского штаба, горько жаловался мне на тяжелую атмосферу, внесенную в штабную службу новым органом, который, официально подчиняясь генерал-квартирмейстеру, фактически держал под подозрением и следил не только за штабом, но и за своими начальниками" [232].

Февральскую революцию офицерский корпус воспринял если и не лояльно, то, по крайней мере, без особого трагизма. Деникин вспоминает лишь три случая (на всю армию!) "монархических выступлений": "движение отряда генерала Иванова на Царское Село, организованное Ставкой в первые дни волнений в Петрограде, выполненное весьма неумело и вскоре отмененное, и две телеграммы, посланные государю командирами 3-го конного и гвардейского конного корпусов, графом Келлером и ханом Нахичеванским. Оба они предлагали себя и свои войска в распоряжение государя для подавления «мятежа» [233].

При этом Деникин, словно бы в оправдание офицерского корпуса, пишет:

"Едва ли нужно доказывать, что громадное большинство командного состава было совершенно лояльно по отношению к идее монархизма, и к личности государя. Позднейшие эволюции старших военачальников-монархистов вызывались чаще карьерными соображениями, малодушием или желанием, надев «личину», удержаться у власти для проведения своих планов. Реже – крушением идеалов, переменой мировоззрения или мотивами государственной целесообразности".

Здесь же, правда, генерал допускает оговорку, позволяющую судить о масштабах и глубине "перемен мировоззрения" в результате отречения Николая II: "Наивно было, например, верить заявлениям генерала Брусилова, что он с молодых лет «социалист и республиканец».

Нужно, тем не менее, отметить, что Антон Деникин либо добросовестно заблуждается, либо выдает желаемое за действительное. Искренний и глубокий монархизм отнюдь не был общим свойством офицерского корпуса царской армии.

Не только Брусилов вмиг стал «социалистом и республиканцем». Историк-иммигрант Ю.В.Изместьев в изданной в США работе «Россия в XX веке» цитирует запись из дневника генерал-адъютанта Куропаткина от 8 марта 1917 года: «Чувствую себя помолодевшим и, ловя себя на радостном настроении, несколько смущаюсь: точно и неприлично ген.-адъютанту так радоваться революционному движению и перевороту...»

Некоторые командиры полков доносили, пишет далее автор, что «солдаты отказывались присягать Врем. Правительству перед своими знаменами, требуя немедленного уничтожения на их полотнищах вензеля отрекшегося Императора» [234].

Другой известный лидер белого движения Александр Колчак на допросах Чрезвычайной Следственной Комиссии так - согласно стенографическим отчетам - говорил о своем отношении к государству и императору:

"Моя точка зрения была просто точкой зрения служащего офицера, который этими вопросами не занимался... Я относился к монархии, как к существующему факту, не критикуя и не вдаваясь в вопросы по существу об изменениях строя" [235].

Судя по стенограмме допроса, Чрезвычайная комиссия явно исходит из представления о том, что деятельность Колчака являлась контрреволюционным монархическом выступлением (что впоследствии станет общим местом советской официальной истории не только в отношении Колчака, но и всего Белого движения, изрядно запутав ситуацию), в силу чего неоднократно уточняет у адмирала его отношение к монархии, царской фамилии, задает в разных формах один и тот же вопрос - считает ли он себя монархистом. Несмотря на неверные установки (Следственная комиссия так и не получила нужных ответов), этот вопрос освещен стенограммами допросов весьма подробно, что особенно важно для нас. Сегодня на их основании мы можем получить комплексное представление о взглядах не только белого адмирала, но и значительной части офицерского корпуса царской армии.

Колчак говорит: "Я не могу сказать, что монархия, это - единственная форма, которую я признаю. Я считал себя монархистом и не мог считать себя республиканцем, потому что тогда такового не существовало в природе. До революции 1917 года я считал себя монархистом".

И здесь же, отвечая на вопрос, не изменились ли его взгляды после Февраля: "Когда совершился переворот, я получил извещение о событиях в Петрограде и о переходе власти к Государственной Думе непосредственно от Родзянко, который телеграфировал мне об этом. Этот факт я приветствовал всецело...

Я... принял присягу вступившему тогда первому нашему временному правительству. Присягу я принял по совести, считая это правительство, как единственное правительство, которое необходимо было при тех обстоятельствах признать, и первый эту присягу принял. Я считал себя совершенно свободным от всяких обязательств по отношению к монархии..."

Далее адмирал Колчак разъясняет свою позицию: "Мое отношение к перевороту и к революции определилось следующим. Я видел, - для меня было совершенно ясно уже ко времени этого переворота, - что положение на фронте у нас становится все более угрожающим и тяжелым, и что война находится в положении весьма неопределенном в смысле исхода ее. Поэтому я приветствовал революцию, как возможность рассчитывать на то, что она внесет энтузиазм... в народные массы и даст возможность закончить победоносно эту войну, которую я считал самым главным и самым важным делом, стоящим выше всего, - и образа правления, и политических соображений" [236].

Такая вот политическая позиция русского царского офицера: война превыше всего, даже образа правления. Если монархия не справляется с войной - долой монархию. Здесь же находим и ответ о причинах, по которым адмирал Колчак выступил против большевиков. Займи они позицию продолжения войны - не было бы у них сторонника преданнее.

Взглядов своих Колчак никогда не скрывал, действовал весьма прямолинейно. Разочаровавшись в возможности продолжения войны в России, он легко пере-присягнул британской короне, став английским морским офицером. Затем, уже в этом качестве, высадился с интервентами в России. (В частушках про него пели: «Мундир английский, погон французский, табак японский, правитель Омский»).

Учитывая, что его самопровозглашенный титул Верховного правителя России признало все Белое движение, на его примере можно с высокой долей уверенности судить о тех политических воззрениях, которые царили после Февральской революции в офицерском корпусе.

Антон Деникин приводит множество примеров, в том числе таких, как введение с подачи командования частей в действующей армии солдатских Комитетов (аналога Советов) чуть ли не раньше, чем в Петрограде: "Были и такие факты, - пишет он, - в самом начале революции, когда еще никакие советские приказы не проникли на Румынский фронт, командующий 6-ой армией генерал Цуриков, по требованию местных демагогов, ввел у себя комитеты, и даже пространной телеграммой, заключавшей доказательства пользы нововведения, сообщил об этом и нам – командирам корпусов чужой армии" [237].

Он вспоминает единственный случай отказа присягнуть Временному правительству: "Граф Келлер заявил, что приводить к присяге свой корпус не станет, так как не понимает существа и юридического обоснования верховной власти Временного правительства …" И через абзац отмечает, как закономерный итог, что вскоре, на совещании у командующего армией, не признавший новой власти граф Келлер уже отсутствовал.

Несмотря на общий лояльный настрой армии, Временное правительство серьезно подошло к выявления и устранения в войсках потенциальных «контрреволюционеров». По офицерскому корпусу прокатилась волна чисток "неблагонадежных", лояльных к старому режиму "монархистов". Указом военного министра Временного правительства А.Гучкова единовременно было уволено с постов старших военачальников 143 человека, в том числе 70 командиров дивизий... [238]

Антон Деникин вспоминает о практике принятия такого рода решений: "Между прочим, военный министр во время моего посещения вручил мне длинные списки командующего генералитета до начальников дивизий включительно, предложив сделать отметки против фамилии каждого известного мне генерала об его годности или негодности к командованию. Таких листов с пометками, сделанными неизвестными мне лицами, пользовавшимися очевидно доверием министра, было у него несколько экземпляров. А позднее, после объезда Гучковым фронта, я видел эти списки, превратившиеся в широкие простыни с 10–12 графами" [239].

Особенность ситуации заключалась в том, что Временное правительство вело борьбу с армией, которая в целом не была Временному правительству антагонистом. Действия властей вызывали легкий ропот недовольства на местах, да и то не часто. "А в то же время Военный совет, - пишет Деникин, - состоявший из старших генералов – якобы хранителей опыта и традиции армии – в Петрограде, в заседании своем 10 марта постановил доложить Временному правительству:

"…Военный совет считает своим долгом засвидетельствовать полную свою солидарность с теми энергичными мерами, которые Временное правительство принимает в отношении реформ..."

«Насколько лоялен был высший командный состав, - пишет далее Деникин, - можно судить по следующему факту: в конце апреля генерал Алексеев, отчаявшись в возможности самому лично остановить правительственные мероприятия, ведущие к разложению армии, перед объявлением знаменитой декларации прав солдата, послал главнокомандующим шифрованный проект, сильного и резкого, коллективного обращения от армии к правительству; обращение указывало на ту пропасть, в которую толкают армию; в случае одобрения проекта обращения, его должны были подписать все старшие чины, до начальников дивизий включительно».

Фронты однако, по разным причинам, отнеслись отрицательно к этому способу воздействия на правительство. А временный главнокомандующий Румынским фронтом, генерал Рагоза — позднее украинский военный министр у гетмана — ответил, что видимо, русскому народу Господь Бог судил погибнуть, и потому не стоит бороться против судьбы, а, осенив себя крестным знамением, терпеливо ожидать ее решения!.. Это — буквальный смысл его телеграммы.

Таковы были настроения и нестроения на верхах армии».

В общем, констатирует генерал, "лояльность командного состава и полное отсутствие с его стороны активного противодействия разрушительной политике Петрограда, превзошли все ожидания революционной демократии. Корниловское выступление запоздало…"

Очень важна эта фраза одного из вождей белого движения о запоздалом выступлении генерала Корнилова - основателя и первого выразителя белых идей. Она наглядно демонстрирует против кого и против чего выступали первые белые. Мы еще вернемся позже к этому важному моменту.

Естественно хаос в верхах не мог не сказаться на рядовом составе армии. Мы помним, как отреагировали вооруженные силы на революцию 1905 года. Деникин не тешит себя иллюзиями в отношении дореволюционных настроений армии:

"Испокон века вся военная идеология наша заключалась в известной формуле:

– За веру, царя и отечество.

На ней выросли, воспитались и воспитывали других десятки поколений. Но в народную массу, в солдатскую толщу эти понятия достаточно глубоко не проникали. Религиозность русского народа, установившаяся за ним веками, к началу 20 столетия несколько пошатнулась...

…постепенно терялась связь между народом и его духовными руководителями, в свою очередь оторвавшимися от него и поступившими на службу к правительственной власти, разделяя отчасти ее недуги … поступавшая в военные ряды молодежь к вопросам веры и церкви относилась довольно равнодушно" [240].

"Мне невольно приходит на память один эпизод, весьма характерный для тогдашнего настроения военной среды. Один из полков 4-ой стрелковой дивизии искусно, любовно, с большим старанием построил возле позиций походную церковь. Первые недели революции… Демагог поручик решил, что его рота размещена скверно, а храм – это предрассудок. Поставил самовольно в нем роту, а в алтаре вырыл ровик для…

Я не удивляюсь, что в полку нашелся негодяй-офицер, что начальство было терроризовано и молчало. Но почему 2–3 тысячи русских православных людей, воспитанных в мистических формах культа, равнодушно отнеслись к такому осквернению и поруганию святыни?" [241].

Армия, как часть общества, полностью разделяла настроения народа. Мы видим здесь негативное отношение к религии со стороны простых солдат и даже младших офицеров - то, о чем свидетельствовали еще наказы и приговоры крестьян 1905-1907 годов. Но гораздо важнее, что за этим отношением крылся крах всей государственной идеологии, всех идей и целей. В Февральскую революцию Россия и армия вошли без веры, без царя и без идеи. Этот факт абсурдно выдавать за влияние какой-либо политической партии. Таковы были следствия десятилетий официальной политики правящей династии.

Дальнейшие революционные действия и усилия по "демократизация" армии лишь усугубили и без того серьезные центробежные процессы. Хронику развала армии принято вести от Приказа №1 Петроградского совета от 1 марта 1917 года (что, однако, не совсем верно, армия развалилась не в один день и не с одного приказа, это был длительный, многолетний процесс). Им в войсках вводились ротные и батальонные комитеты, под контролем которых должно было находиться все оружие. Частям предписывалось избрать и направить своих делегатов в Совет Рабочих Депутатов. Также в приказе значилось: "Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету Рабочих и Солдатских Депутатов и своим комитетам.

...Приказы военной комиссии Государственной Думы следует исполнять только в тех случаях, когда они не противоречат приказам и постановлениям Совета Рабочих и Солдатских Депутатов" [242].

В отношении вопросов службы в нем говорилось: "В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, но вне службы и строя, в своей политической, общегражданской и частной жизни солдаты ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане.

В частности, вставание во фронт и обязательное отдавание чести вне службы отменяется.

...Равным образом отменяется титулование офицеров: ваше превосходительство, благородие и т. п., и заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т. д.

Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов, и в частности, обращение к ним на «ты», воспрещается, и о всяком нарушении сего, равно как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения ротных комитетов".

Этот приказ, однако, касался лишь революционных войск Петроградского гарнизона (Совет, как и Временный комитет Думы, стремился закрепить сложившееся положение и не допустить возможных контрреволюционных проявлений в перешедших на сторону народа войсках), что и было разъяснено 8 марта совместным воззванием Совета и Временного правительства.

Между тем 5 марта был опубликован первый приказ военного министра Временного правительства Гучкова, с изменениями устава внутренней службы в пользу «демократизации армии». "Этим приказом, - отмечает Деникин, - на первый взгляд довольно безобидным, отменялось титулование офицеров, обращение к солдатам на «ты» и целый ряд мелких ограничений, установленных для солдат уставом – воспрещение курения на улицах и в других общественных местах, посещения клубов и собраний, игры в карты и т. д.

Последствия были совершенно неожиданные для лиц, не знавших солдатской психологии ... Солдатская масса, не вдумавшись нисколько в смысл этих мелких изменений устава, приняла их просто, как освобождение от стеснительного регламента службы, быта и чинопочитания".

"Впоследствии, - продолжает генерал, - военному министру, в приказе 24 марта, пришлось разъяснять такие, например, положения: "воинским чинам предоставлено право свободного посещения, наравне со всеми гражданами, всех общественных мест, театров, собраний, концертов и проч., а также и право проезда по железным дорогам в вагонах всех классов. Однако, право свободы посещения этих мест отнюдь не означает права бесплатного пользования ими, как то, по-видимому, понято некоторыми солдатами…» [243].

Последствия не заставили себя ждать: "Нарушение дисциплины и неуважительное отношение к начальникам усилились. В частях, и особенно в тыловых, начала сильно развиваться карточная игра с дурными последствиями для солдат, имевших на руках казенные деньги или причастных к хозяйству. Командовавший 4-ой армией для прекращения этого явления принял весьма демократическую меру, запретив на время войны карточную игру всем – генералам, офицерам и солдатам. Временное правительство только 22 августа 1917 года, обеспокоенное последствиями этого, казалось, мелкого изменения устава в пользу демократизации, сочло себя вынужденным особым постановлением «воспретить военнослужащим на театре военных действий, а также в казармах, дворах, военных помещениях и вне театра войны – всякую игру в карты» [244].

"Демократизация" армии, тем не менее, продолжалась. Сменивший Гучкова на посту военного министра Керенский издал приказ о правах военнослужащих. Он разрешал солдатам действующего фронта участвовать в любых политических, религиозных и иных ассоциациях, декларировал в армии свободу слова и совести, а также вводил войсковое самоуправление - выборные войсковые организации, комитеты и суды.

"Но если все эти мелкие изменения устава, распространительно толкуемые солдатами, - пишет Деникин о карточной игре и титуловании офицеров, - отражались только в большей или меньшей степени на воинской дисциплине, то разрешение военным лицам во время войны и революции «участвовать в качестве членов в различных союзах и обществах, образуемых с политической целью»… представляло уже угрозу самому существованию армии" [245].

Недаром позже, в июле 1917 года на совещании под председательством Керенского - уже министра-председателя Временного правительства, Деникин резко говорил:

"У нас нет армии. И необходимо немедленно, во что бы то ни стало создать ее...

Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, я протестую. Это неверно. Армию развалили другие, а большевики лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках армейского организма.

Развалило армию военное законодательство последних 4-х месяцев...

Армия развалилась. Необходимы героические меры, чтобы вывести ее на истинный путь..."

И первыми из этих мер Деникин называет:

"1) Сознание своей ошибки и вины Временным правительством, не понявшим и не оценившим благородного и искреннего порыва офицерства, радостно принявшего весть о перевороте, и отдающего несчетное число жизней за Родину.

2) Петрограду, совершенно чуждому армии, не знающему ее быта, жизни и исторических основ ее существования, прекратить всякое военное законодательство..."

Завершил Деникин свое выступление такими словами: "И я, в лице присутствующих здесь министров, обращаюсь к Временному правительству:

Ведите русскую жизнь к правде и свету, - под знаменем свободы! Но дайте и нам реальную возможность: за эту свободу вести в бой войска, под старыми нашими боевыми знаменами, с которых – не бойтесь! – стерто имя самодержца, стерто прочно и в сердцах наших. Его нет больше. Но есть Родина. Есть море пролитой крови. Есть слава былых побед.

Но вы – вы втоптали наши знамена в грязь.

Теперь пришло время: поднимите их и преклонитесь перед ними.

…Если в вас есть совесть!» [246].

Развал армии, как и российского государства, был в целом завершен к лету-осени 1917 года - как раз к тому времени, как партия Ленина начала набирать силу. Непросто отмахнуться от слов людей, впоследствии жизнь посвятивших борьбе с большевиками (причины такого выбора подробнее мы рассмотрим ниже). Но даже и ярый антибольшевик Антон Деникин, не понаслышке знавший положение в армии, прямо обвиняет в развале вооруженных сил именно Временное правительство. Причем, не стесняясь в выражениях, заявляет в июле 1917 года: "у нас нет больше армии" и "необходимо немедленно, во что бы то ни стало создать ее".

Нужно отметить, что одним из первых действий большевиков-интерациналистов стал роспуск нерегулярной Красной гвардии и именно создание новой армии - Красной. Это был мощный государственнический шаг - армия является одним из базовых институтов государства. Во многом именно воссоздание Лениным армии стало определяющим моментом для большого числа царских офицеров, перешедших на сторону Советов.

Глава 30. Политическая обстановка: лето 1917 года

Широко разрекламированное в прессе большое наступление армии («июньское наступление», «наступление Керенского») окончилось полным провалом. В достаточной мере «демократизированные» к этому моменту войска в массовом порядке «не поддержали» приказ Временного правительства и командования и прекратили атаку германских позиций.

Не была решена ни одна из центральных задач, возлагавшаяся революционной властью на эту «демонстрацию силы русского оружия»: не удалось добиться патриотического подъема, консолидации общества, продемонстрировать Антанте верность союзническим обязательствам и, что особенно важно, дееспособность самого Временного правительства (как минимум в военных вопросах).

Напротив, провал наступления усилил брожение в обществе и армии.

На этом фоне представители кадетской партии заявили о выходе из состава Временного правительства. Формальным поводом для такого решения послужил договор о разделении полномочий Петрограда с Центральной радой Украины, привезенный Керенским из Киева 1 июля 1917 года.

Несогласие по украинскому вопросу, однако, большинство исследователей обоснованно полагают лишь поводом к правительственному кризису. Даже по официальному признанию министра-председателя Временного правительства Г.Е.Львова это был «не больше, чем повод», а лидер прогрессистов И.Н.Ефремов 2 июля, в ходе частного совещания членов Государственной думы, говорил, что кадеты ушли из правительства в то время, «когда, по-видимому, слагалось представление, что с положением справиться нельзя» и «когда уйти, быть может, пришлось бы по другим причинам» [247].

Действительно, «ястребы» Временного правительства кадеты, главные сторонники войны до победного конца, оказывались в щекотливом положении. За провал требовалось отвечать. Они предпочли выйти из состава правительства заранее, оставив отдуваться за неудачи на фронте своих союзников - меньшевиков и эсеров.

Политическая палитра момента выглядела следующим образом: в составе Временного правительства были представлены меньшевики и правые эсеры. Около власти оставались кадеты, чьи министры формально ушли в отставку со своих постов. По-прежнему в руках меньшевиков и эсеров находился Петроградский Совет.

Задача Ленина по получению большинства в Советах рабочих и солдатских депутатов была далека от завершения. Большевистская фракция Петросовета сформировалась 9 марта и насчитывала около 40 человек [248]. К июлю, в результате частичных перевыборов, фракция выросла до 400 депутатов. Общая же численность депутатов Петроградского Совета составляла более 2 тысяч человек.

Тактика строительства партии нового типа, каждый из членов которой был и агитатором, и организатором приносила свои плоды. С целью увеличения численности партии и получения большинства в Советах, РСДРП(б) проводила агитационную кампанию, основными посылами которой были антикапиталистическая пропаганда, вопрос о мире и передаче власти Советам. Как нетрудно заметить по росту числа большевистских депутатов, эти лозунги находили живой отклик в обществе.

Интересным документом рассматриваемого периода является разработанный Лениным «Наказ выбираемым по заводам и по полкам депутатам в Совет рабочих и солдатских депутатов» от партии большевиков, опубликованный в «Правде», распространяемый по частям и заводам в виде листовок:

«(1) Наш депутат должен быть безусловным противником теперешней захватной, империалистической, войны. Войну эту ведут капиталисты всех стран, - и России, и Германии, и Англии и т. д., - из-за своих прибылей, из-за удушения слабых народов.

(2) Пока во главе русского народа стоит правительство капиталистов, - никакой поддержки этому правительству, ведущему захватную войну, ни одной копейки ему!

…

Русский народ, рабочие и крестьяне, не хотят и не будут угнетать ни одного народа; - не хотят и не будут насильно держать в границах России ни одного нерусского (невеликорусского) народа. Свобода всем народам, братский союз рабочих и крестьян всех народностей!

(5) Наш депутат должен стоять за то, чтобы русское правительство немедленно и безусловно, без всяких отговорок и без малейшего оттягивания, предложило открыто мир всем воюющим странам на условии освобождения всех угнетенных или неполноправных народностей без всякого изъятия.

Это значит: великороссы не будут насильно удерживать ни Польши, ни Курляндии, ни Украины, ни Финляндии, ни Армении, вообще ни одного народа. Великороссы предлагают братский союз всем народам и составление общего государства по добровольному согласию каждого отдельного народа, а никоим образом не через насилие, прямое или косвенное.

…

Капиталисты всех стран не должны дольше обманывать народ, обещая на словах «мир без аннексий» (т. е. без захватов), а на деле удерживая у себя свои аннексии и продолжая войну из-за отнятия у противника «е г о» аннексий.

(6) Наш депутат не должен оказывать никакой поддержки, не голосовать ни за один заем, не давать ни копейки народных денег ни одному правительству, если оно торжественно не обяжется предложить тотчас всем народам такие условия немедленного мира и в двухдневный срок не опубликует такого своего предложения во всеобщее сведение» [249].

Сегодня мирные инициативы большевиков принято рассматривать либо с точки зрения предательства национальных интересов России, русофобии и разрушения страны, либо как свидетельство предательства и сотрудничества с германским Генштабом. Впрочем одно другому не противоречит.

К сожалению, сторонники такой точки зрения ни разу не пытались дать ответ на вопрос, кто именно выступал в тот период выразителем национальных интересов страны, и что делать с подавляющим большинством населения, которое придерживалось взглядов, лишь выразителями которых были большевики (что и обеспечивало их все возрастающую поддержку – они были единственной политической силой, пропагандирующей эти «предательские» взгляды).

Советские источники в этом вопросе давно не вызывают доверия, можно предположить также, что мнения крестьян, выраженные в приговорах и наказах периода 1905-1907 годов, серьезно изменились за 10 лет. В любом случае достоверно судить о взглядах 1917 года на основании этих документов можно лишь чисто теоретически.

Однако трудно отмахнуться, к примеру, от донесений капитана де Малейси и генерала Нисселя из французской военной миссии в Петрограде Второму бюро (военной разведке) Генштаба Франции. Эти опубликованные на русском языке в журнале «Свободная мысль» в 1997 году документы являются интереснейшими свидетельствами своего времени [250]. В том числе и в отношении наших союзников к России и русским. Последние, по мнению Нисселя, характеризуются «беспредельным слабоволием». «Единственный стимул, - пишет генерал - боязнь побоев. Только палка в твердой руке заставит маршировать тысячи».

Восхищают характеристики российских политиков, которых шлют в Париж французские военные представители: «Алексеев (генерал М.В.Алексеев, Верховный главнокомандующий, Верховный руководитель Добровольческой армии в 1918 году – прим. ДЛ). Человек исключительно фальшивый. В течение нескольких дней он дважды солгал… Это амбициозный старец, желающий любой ценой сделать карьеру». «Ленин (Ульянов) и Троцкий (Бронштейн) больные люди, причем первый честнее второго».

И так дале и тому подобное.

Внутренние дела страны представителей не волнуют совершенно, они важны для французских офицеров лишь постольку, поскольку препятствуют ведению Россией военных действий на германском фронте (что, соответственно, создает угрозу Франции). А здесь ситуация, как сообщают они своему руководству, достаточно плачевная.

Так де Малейси в апреле 1917 года докладывает: «Хотя Временное правительство и решило в принципе продолжать войну с напряжением всех сил для ее успешного завершения, вблизи него действует и мощный фактор мира, уходящий корнями в партии рабочих и крестьян, привлекший к такой мысли немало членов Думы. Окажет ли правительство сопротивление этому течению или будет сметено им - вот вопрос для союзников. По моему, оно пойдет на уступки».

Генерал Ниссель позже придерживается уже куда более панических настроений: «Моральное состояние России.

Характерная черта всего населения: желание мира любой ценой…» «Народные массы хотят мира любой ценой, полагая, что он немедленно покончит с нищетой и обеспечит легкую жизнь».

«Лишь ничтожное меньшинство не разделяет настроений масс либо в силу искренней дружелюбности к Франции (Маклаков, Стахович, Милюков), либо патриотизма (Савинков), либо боязни слишком тяжелого германского ига, равно как и влияния последствий теперешнего предательства (страна, предав союзников, вряд ли найдет таковых в будущем)», - говорится далее в докладе.

«Но для большинства столь бесхребетных, как остальные, прежде всего необходимы спокойствие и внутренний порядок, то есть мир. Восхищены приходом большевиков для его подписания», - констатирует Ниссель.

Кстати, несколько отвлекаясь от темы, взглянем на выводы французских военных аналитиков из того положения, которое сложилось в России:

«Русское правительство, - пишет де Малейси, - после колебаний предпримет шаги по заключению сепаратного мира. Именно такой момент и должна использовать наша дипломатия. Нам следует первыми начать мирные увертюры за спиной России, иначе мир будет заключен без нас. Англия с выгодой для себя выйдет из положения, Франция же в случае упущения столь ничтожного шанса заплатит (за это) вместе с Россией. Единственно правильное решение для Франции при нынешних обстоятельствах - вновь взять в свои руки направление событий в России… служа противовесом Англии».

Если у кого-то сложилось мнение, что речь идет о помощи нашей стране, чтобы развеять иллюзии процитирую еще один абзац этого документа:

«С финансовой точки зрения с прицелом на будущее британское правительство прибирает к рукам все крупные лесные и рудные концессии, которые предоставлены ему Временным правительством, ни в чем не отказывающим. И потому уже сейчас надлежит парировать удар путем образования французских финансовых групп, требуя получения крупных концессий, пока ими не завладела Англия. Еще есть время. Мне не составляет труда перечислить подобные концессии, но нужно еще иметь в Петрограде посла, который не шел бы на поводу у Англии. Нужно любой ценой расстроить английскую интригу, иначе будет слишком поздно. В этом и кроется опасность послевоенного периода. Франция уже должна вступить в него, ведя переговоры с Америкой, не оставаясь больше зависимой от британского золота. Франции нужно всемерно противиться расчленению России, к чему тайно стремится Англия ради своего доминирования».

Французские военные представители призывают не медлить с началом экономического раздела России, так как Англия к нему уже приступила. Генерал Ниссель даже формулирует пункт «Как нам действовать в России»: «…оказывать содействие всем элементам порядка, работающим на нас, или же, напротив, поощрять элементы беспорядка и анархии, коли порядок восстанавливается в пользу противника».

Собственно, столь длинная цитата из докладов наших союзников по Антанте вполне оправдана. Ведь их настроения также являлись отчасти элементом складывающейся в России политической ситуации. Позже Белое движение верность союзническим обязательствам поднимет флагом своей борьбы.

Вернемся, однако, к правительственному кризису. Отставка министров-кадетов, произошедшая на общем негативном фоне, спровоцировала общий кризис в обществе, который вылился в Июльское выступление (Июльское восстание).

Советская историография представляла эти события как спонтанное выражение народного недовольства. Сегодня в организации беспорядков в Петрограде 3-5 июля (16—18 по новому стилю) принято обвинять большевиков, которые, якобы, спровоцировали массовые выступления с целью вооруженного свержения Временного правительства.

Инициатором выступления послужил 1-й пулеметный полк Петроградского гарнизона, принявший 3 июля на совместном митинге с рабочими Путиловского и Трубочного заводов, а также представителями с фронта, призыв к свержению Временного правительства и передаче власти Советам.

Представители пулеметчиков были направлены ко дворцу Кшесинской, где проходило заседание Второй Петроградской общегородской конференции РСДРП(б). Большевики, однако, сообщили им, что партия на данный момент против выступления.

РСДРП(б) оказалось в очень трудном положении. Делегаты 1-го пулеметного полка и рабочих обратились к ним за политическим руководством. Само выступление началось и проходило под лозунгами большевиков – «Вся власть Советам», «Долой министров-капиталистов». Однако в тот момент партия большевиков объективно не была заинтересована в восстании и передаче всей полноты власти Советам, большинство в которых составляли, по-прежнему, меньшевики и эсеры.

Так лозунги, с которыми Ленин добивался большинства в Советах, еще до завершения его планов обернулись против него самого. События развивались слишком быстро и неожиданно для большевистской партии – в этом смысле вполне естественной выглядит реакция конференции РСДРП(б) на требования делегатов восставших.

Зато на призывы пулеметчиков откликнулись рабочие заводов «Новый Лесснер», «Новый Парвиайнен» и других. Поддержали выступление матросы Кронштадского гарнизона, тон в котором задавали анархисты. К вечеру к демонстрации присоединились большинство частей и предприятий Выборгской стороны. Многотысячная колонна, состоящая из рабочих и вооруженных солдат (в том числе с пулеметами), под красными флагами и с лозунгами «Вся власть Советам!» направилась к Таврическому дворцу. По ходу движения к ней присоединялись все новые участники.

Одновременно представители солдат и рабочих продолжали стекаться ко дворцу Кшесинской, который, помимо воли большевиков, превращался в центр восстания. Перед собравшимися неоднократно выступали ораторы РСДРП(б) с предложением избрать делегацию в ЦИК Советов и разойтись, но отношение к таким речам было откровенно враждебным, солдаты брали винтовки наизготовку.

Удержать выступление было уже невозможно. В этих обстоятельствах большевики приняли решение возглавить демонстрацию и взять руководство движением в свои руки. Дальнейшие усилия партии были направлены на организацию «мирной но вооруженной» демонстрации. Дело в том, что уже вечером 3 июля на улицах Петрограда звучали выстрелы, однако кто и в кого стрелял понять было нелегко. Так, выстрелы по демонстрации раздавались с чердаков домов, но кто и зачем провоцировал толпу – неизвестно. Ситуация накалялась и могла вылиться в вооруженные столкновения.

Дневное воззвание ЦК партии о прекращении демонстрации уже ничего не могло изменить. К утру 4 июля были отпечатаны новые листовки с призывами демонстрацию «превратить в мирное и организованное выявление воли всего рабочего, солдатского и крестьянского Петрограда».

Временное правительство истолковало происходящее однозначно: вооруженное антиправительственное выступление. В качестве ответного удара оно применило «секретное оружие», хорошо известное нам еще по периоду 1914-1916 годов: был дан старт кампании по обвинению большевиков в предательстве и следовании германским интересам. 4 июля было принято решение опубликовать документы, «неопровержимо свидетельствующие» о преступных связях большевиков с германским генеральным штабом.

Папочка с «компроматом» на большевиков уже пару месяцев составлялась Временным правительством и пополнялась не без помощи военных представителей и разведок союзников. Она была рассчитана на будущее - предназначена для громкого судебного процесса против лидеров набирающей силу РСДРП(б), но страдала ключевым недостатком: несмотря на серьезные усилия, приложенные к ее составлению, неопровержимых свидетельств преступного сотрудничества получить к тому времени все еще не удавалось (забегая вперед скажем, что следствие, несмотря на все старания, так и не смогло в последующие месяцы предъявить на их основании хоть каких-то обвинений).

Тем не менее, в критический для Временного правительства момент было принято решение о преждевременной публикации этих документов. Было подготовлено специальное обличительное сообщение для печати, которое начали распространять среди частей Петроградского гарнизона. Вечером 4 июля оно было передано в редакцию газеты «Живое слово», где и вышло утром 5-го. Процитируем его полностью:

«Ленин, Ганецкий и К° — шпионы!

При письме от 16 мая 1917 года за № 3719 начальник штаба Верховного главнокомандующего препроводил военному министру протокол допроса от 28 апреля сего года прапорщика 16-го Сибирского стрелкового полка Ермоленко. Из показаний, данных им начальнику Разведывательного отделения штаба Верховного Главнокомандующего, устанавливается следующее. Он переброшен 25 апреля сего года к нам в тыл на фронт 6-й армии для агитации в пользу скорейшего заключения сепаратного мира с Германией. Поручение это Ермоленко принял по настоянию товарищей. Офицеры Германского генерального штаба Шигицкий и Люберс ему сообщили, что такого же рода агитацию ведет в России агент Германского генерального штаба и председатель украинской секции Союза освобождения Украины А. Скоропись-Иолтуховский и Ленин. Ленину поручено стремиться всеми силами к подрыву доверия русского народа к Временному правительству. Деньги на агитацию получаются через некоего Свендсона, служащего в Стокгольме при германском посольстве. Деньги и инструкции пересылаются через доверенных лиц.

Согласно только что поступившим сведениям, такими доверенными лицами являются в Стокгольме: большевик Яков Фюрстенберг, известный более под фамилией Ганецкий, и Парвус (доктор Гельфанд). В Петрограде - большевик, присяжный поверенный М. Ю. Козловский, родственница Ганецкого - Суменсон. [Козловский является] главным получателем немецких денег, переводимых из Берлина через «Disconto Gesselschaft» в Стокгольм («Nya-Banken»), а отсюда - в Сибирский банк в Петрограде, где в настоящее время на его текущем счету имеется свыше 2 000 000 рублей. Военной цензурой установлен непрерывный обмен телеграммами политического и денежного характера между германскими агентами и большевистскими лидерами» [251].

Текст сообщения до неприличия походит на обвинения в немецком шпионаже военного министра В.А.Сухомлинова и полковника С.Н.Мясоедова еще в 1915 году. Тогда процесс строился на показаниях вернувшегося в Петроград из немецкого плена подпоручика 25-го Низовского полка Я.П.Колаковского, который показал, что ему было поручено взорвать мост через Вислу за 200 тыс. руб. убить верховного главнокомандующего Николая Николаевича за 1 млн. руб. и убедить сдать крепость Новогеоргиевск ее коменданта тоже за 1 млн. руб.

На третьем допросе Колаковский «вспомнил», что отправивший его в Россию с заданием сотрудник немецкой разведки лейтенант Бауэрмейстер советовал ему обратиться в Петрограде к отставному жандармскому полковнику Мясоедову, у которого он мог бы получить много ценных сведений для немцев. На следующем допросе Колаковский заявил, что «особо германцами было подчеркнуто, что германский генеральный штаб уже более 5 лет пользуется шпионскими услугами бывшего жандармского полковника и адъютанта военного министра Мясоедова».

До сих пор совершенно неясно, для чего немецкая разведка снабжала своих перебрасываемых за линию фронта агентов, завербованных из пленных военнослужащих, столь подробными сведениями обо всей действующей в стране агентурной сети. Тут или глупость, или умысел (весьма удобный способ дискредитации политических деятелей), или вымысел.

В Петрограде, однако, публикация «разоблачений» легла на давно подготовленную почву. Ее схожесть с многочисленными аналогичными материалами царского периода лишь добавила ей «достоверности». Материал, по воспоминаниям современников, произвел шокирующее впечатление. Выступления демонстрантов захлебнулись. На следующий день толпой была разгромлена редакция газеты «Правда». Следствием были изъяты партийные документы. Многие лидеры большевиков были арестованы, Ленин был вынужден покинуть Петроград.

В печати, тем временем, нарастала антибольшевистская кампания. В «Известиях Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов» было опубликовано сообщение о том, что 7 июля правительство разослало радиотелеграмму «всем», в которой говорилось: «С несомненностью выяснилось, что беспорядки в Петрограде были организованы при участии германских правительственных агентов... Руководители и лица, запятнавшие себя братской кровью, преступлением против родины и революции, - арестуются» [252]. Далее обвинения становились чем громче, тем абсурднее. Так, опираясь на негативном имидж черносотенцев, «Петроградская газета» писала, что «Ленин, Вильгельм II и д-р Дубровин в общем союзе. Доказано: ленинцы устроили мятеж совместно с марковской и дубровинской черной сотней». [253]

Главным итогом июльского выступления для большевиков стал разгром партии, арест многих руководителей и переход от легальной политической борьбы вновь на нелегальное положение. По предложению Ленина тактика большевистской борьбы была изменена. Временно был снят лозунг "Вся власть Советам". В связи с исчерпанием возможностей мирной политической борьбы, партия взяла курс на подготовку вооруженного восстания.

Одновременно, по итогам развернутой в прессе антибольшевистской кампании, РСДРП(б) стала главным пугалом Временного правительства и всех политических сил того момента. "Большевистский заговор" стали искать (и, естественно, находить) во всех неудачах как на фронте, так и в тылу и в политике.

Запущенные в прессу утверждения о сотрудничестве большевиков с германским генштабом, несмотря на их бездоказательность, на многие годы сформировали в общественном мнении такую точку зрения. После Октябрьской революции ее основным носителем была эмигрантская публика, с 1991 года она вновь вернулась в Россию.

Для Временного правительства июльский кризис завершился созданием нового коалиционного правительства из кадетов, меньшевиков и эсеров, во главе с министром-председателем А.Ф.Керенским. Его положение выглядело крайне незавидно: наряду с угрозой контрреволюции, исходящей (как полагали "временные") от правых кругов, выступление продемонстрировало шаткость позиций революционной демократии слева. Войска Петроградского гарнизона, которые с Февраля считались опорой и защитой новой власти, открыто выступили с позиций большевиков, против Временного правительства.

Сгладить впечатление от случившегося не мог даже тот факт, что эсеро-меньшевистский Совет, "избавленный" от большевистского влияния, по итогам Июльского выступления выразил полную и безоговорочную поддержку Временному правительству.

Глава 31. Гражданская война, прелюдия. Корниловский мятеж

В обстановке анархии, в которую все более погружалась Россия, в различных кругах общества стала вызревать идея военной диктатуры. Армия видела в ней последний шанс спасти фронт и тыл от развала (впрочем, как отмечал Деникин, Корниловское выступление запоздало - спасать к августу 1917 года было уже нечего). Идея «сильной руки» пользовалась популярностью среди значительной части царских чиновников, небезосновательно связывающих с ней свое возвращение на службу. Наконец, даже умеренные революционеры Временного правительства (в основном кадеты), разочаровавшись в возможности наладить управление страной путем лозунгов и увещеваний на митингах, все более склонялись к идее диктатуры - как альтернативы нарастающему хаосу.

И если справа во Временном правительстве зрела идея «закручивания гаек», то слева перед ним маячила порядком преувеличенная на тот момент угроза восстания большевиков. По итогам Июльского выступления была предпринята попытка расформировать и вывести из Петрограда зараженные большевизмом полки. Однако эта деятельность встретила сопротивление солдатской секции Петросовета. 25 августа штаб Петроградского военного округа издал приказ об отправлении на фронт семи наиболее революционно настроенных подразделений (около 25 тысяч человек). Солдатская секция Петроградского Совета отказалась утвердить это решение [254].

Керенский очень хорошо понимал, что теряет контроль над ситуацией. Условия толкнули его искать поддержки у армии - сменивший на посту Верховного главнокомандующего «социалиста и республиканца» Брусилова Лавр Корнилов изначально занял по отношению к Временному правительству жесткую позицию. Среди его условий, ультимативно выдвинутых при назначении, значились введение смертной казни в тылу и на фронте, подчинение транспорта верховному командованию, мобилизация промышленности для нужд фронта, невмешательство политического руководства в военные дела.

Решительный генерал как нельзя лучше подходил для реализации планов по «разгрузке» Петрограда. Силами сохранивших боеспособность фронтовых частей было запланировано разоружить Петроградский гарнизон, вывести из города и рассредоточить по фронту потерявшие лояльность революционные войска. В том числе планировалась полная ликвидация Кронштадского гарнизона, как одного из главных революционных очагов. В дальнейшем город, занятый войсками с фронта, был бы объявлен на военном положении.

В разработке военных планов «разгрузки» столицы активное участие принимал военный министр Временного правительства Б.В.Савинков. Известны его требования придать выделенной для операции Кавказской туземной дивизии русские полки – так как взятие Петрограда только силами «туземцев» не желательно.

Отношение к задействованной в операции «Дикой дивизии» заслуживает отдельного упоминания. Армейские круги, причастные к разработке операции по военной «разгрузке» Петрограда, придавали ей особое значение - как одной из самых боеспособных и наименее подверженных революционной пропаганде. Следовательно, от нее в меньшей степени можно было ожидать «сюрпризов» при столкновении с революционными массами на улицах столицы.

При этом офицеры вполне отдавали себе отчет в специфике этого воинского подразделения. В штабе походного атамана Казачьих войск П.Н.Краснову, назначенному командиром 3-го Конного корпуса, заявили: «Туземцам все равно, куда идти и кого резать, лишь бы их князь Багратион был с ними» [255].

Из тех же соображений, но против ввода в Петроград «Дикой дивизии» был А.Ф.Керенский, который ставил этот момент одним их условий выдвижения войск к Петрограду [256].

Одновременно с военными приготовлениями шла политическая подготовка к «наведению порядка». 24 августа Временное правительство издало указ, запрещавший проведение манифестаций в Петрограде в связи с полугодовщиной свержения самодержавия. 25 августа было принято постановление о порядке "разгрузки" Петрограда. Им предписывалось удалить из столицы лиц не связанных по роду своей деятельности с Петроградским районом, предусматривался вывод из города учреждений и предприятий. Наконец, 27 августа Временное правительство известило дипломатических представителей в Париже, Лондоне, Вашингтоне, Токио, Стокгольме о проводившихся в Петрограде мероприятиях по «разгрузке». Таким образом, - отмечают историки, - международное мнение подготавливалось к введению в Петрограде военного положения и возможным «эксцессам» с социалистами.

Планы кампании отразились в проектах приказов об объявлении Петрограда, Кронштадта, Эстляндской губернии и Финляндии на осадном положении. В местностях объявленных на осадном положении приказывалось учредить военно-полевые суды из трех офицеров, вводился комендантский час, предписывалось закрыть все частные торговые учреждения, кроме торгующих продуктами. Запрещались митинги, собрания и забастовки. Жители должны были сдать оружие.

Основной проблемой операции по «разгрузке» Петрограда оставался конфликт интересов ее организаторов. Керенский видел в ней возможность избавиться от влияния Советов и сосредоточить власть в своих руках. Генералитет, однако, делал ставку на военную диктатуру и был, в целом, настроен против Временного правительства. Жесткий Лавр Корнилов, «генерал на белом коне» по выражению А.Деникина, весьма многим представлялся прекрасной кандидатурой на роль российского диктатора.

«Взоры очень многих людей, - пишет А.И.Деникин, - томившихся, страдавших от безумия и позора, в волнах которых захлебывалась русская жизнь, все чаще и чаще обращались к нему. К нему шли и честные, и бесчестные, и искренние и интриганы, и политические деятели, и воины, и авантюристы. И все в один голос говорили: - Спаси!» [257].

Корнилов стал знаменем зарождающегося Белого движения. Первые офицерские союзы, созданные с подачи генерала Алексеева еще в мае, понимали и активно принимали его прямолинейную военную программу.

«А он, - продолжает Деникин, - суровый, честный воин, увлекаемый глубоким патриотизмом, неискушенный в политике и плохо разбиравшийся в людях, с отчаянием в душе и с горячим желанием жертвенного подвига, загипнотизированный и правдой, и лестью, и всеобщим томительным, нервным ожиданием чьего-то пришествия, - он искренне уверовал в провиденциальность своего назначения».

Действительно, Корнилов уверовал в свои силы. Он стремился к власти. Деникин приводит характерный разговор, случившийся в конце июля 1917 года после совещания в Ставке. Симптоматично уже то, что на нем, по признанию Деникина, обсуждалась не военные, а политические вопросы - так называемая «Корниловская программа».

«По окончании заседания, - вспоминает Деникин, - Корнилов предложил мне остаться и, когда все ушли, тихим голосом, почти шёпотом сказал мне следующее:

- Нужно бороться, иначе страна погибнет. Ко мне на фронт приезжал N. Он все носится со своей идеей переворота, и возведения на престол великого князя Дмитрия Павловича; что-то организует и предложил совместную работу. Я ему заявил категорически, что ни на какую авантюру с Романовыми не пойду. В правительстве сами понимают, что совершенно бессильны что-либо сделать. Они предлагают мне войти в состав правительства... Ну, нет! Эти господа слишком связаны с советами и ни на что решиться не могут. Я им говорю: предоставьте мне власть, тогда я поведу решительную борьбу. Нам нужно довести Россию до Учредительного собрания, а там пусть делают что хотят: я устранюсь и ничему препятствовать не буду. Так вот, Антон Иванович, могу ли я рассчитывать на вашу поддержку?

- В полной мере» [258].

Однако политиком Корнилов, по признанию современников, был никудышным. Милюков вспоминает характеристику, данную Корнилову генералом Алексеевым: «львиное сердце, а голова овечья» [259].

До сих пор трудно судить, кто кого больше подставил в ходе Корниловского выступления. Почему бравый генерал стал мятежником вместо «спасителя России»? Мнения по этому вопросу существуют самые разные. Наиболее простым объяснением является конфликт интересов организаторов «разгрузки». Ряд авторов, однако, исходят из предположения о том, что вся эпопея с походом на Петроград Корнилова была ловкой провокацией Керенского, который использовал политически малограмотного генерала для борьбы со зреющим в армии офицерским заговором.

Существует и третья версия событий, по которой офицерский заговор в армии с целью смещения Временного правительства и установления военной диктатуры действительно существовал. И именно его организаторы, в числе которых имеющие куда больший авторитет М.В.Алексеев и А.М.Крымов, использовали в своих целях недальновидного Корнилова. Так, доктор исторических наук Юрий Кондаков в своей работе «На пути к диктатуре: Л.Г.Корнилов, А.М.Крымов, М.В.Алексеев» скрупулезно подсчитывает выдвинутые к Петрограду войска Корнилова и приходит к выводу, что их было явно недостаточно для разоружения Петроградского гарнизона и вооруженных рабочих.

Он обращает внимание на деятельность находящегося в этот момент в Петрограде генерала Алексеева. 28 августа кадеты Временного правительства приняли решение, что правительство должен возглавить М.В.Алексеев. Последний ответил на это согласием. Далее в Зимнем дворце была предпринята неудачная попытка голосованием сместить Керенского со своего поста.

Одновременно автор замечает: «сведения о том, что целый ряд правых и военных организаций Петрограда готовился к боевым действиям были получены уже Чрезвычайной следственной комиссией. В ее отчете указывалось, что с 26 по 29 августа с фронта в Ставку вызывались офицеры... В Ставке с прибывшими офицерами проводили беседу и разъясняли, что они направляются в Петроград, где им придется охранять мосты, телеграфы, банки, для чего под команду каждого из них поступит 5-10 юнкеров» [260].

«К выступлению Л.Г.Корнилова в Петрограде вели подготовку целый ряд военных и полувоенных организаций, - отмечает далее автор. - …На кого могли рассчитывать заговорщики в Петрограде? 1) офицеры вызванные с фронта; 2) военные училища; 3) офицерские кадры Петрограда; 4) казачьи и кавалерийские полки Петрограда» [270].

В случае, если бы офицерские организации столицы начали выступление, а войска Корнилова лишь поддержали бы их (и, одновременно, удалась бы интрига кадетов с приведением генерала Алексеева к власти), переворот имел бы все шансы на успех. При этом Корнилову пришлось бы просто смириться с итогами своей кампании – права диктатора М.В.Алексеева, несравненно более авторитетного в армии, он оспаривать не решился бы.

Ситуация, однако, развивалась иначе. Керенский «сдать власть» по требованию кадетов отказался. Более того, видимо поняв и глубоко прочувствовав закрутившуюся вокруг «разгрузки» Петрограда интригу, он сам перешел в наступление. 27 августа им был подписан указ о смещении Л.Г.Корнилова с поста главнокомандующего.

Офицерство восприняло указ резко негативно. А.И.Деникин приводит телеграмму начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала Лукомского, которая была отправлена Керенскому и – копиями - всем командующим фронтов:

«Все, близко стоявшие к военному делу, отлично сознавали, что при создавшейся обстановке, и при фактическом руководстве и направлении внутренней политики, безответственными общественными организациями, а также, громадного разлагающего влияния этих организаций на массу армии, последнюю воссоздать не удастся, а наоборот армия как таковая должна развалиться через два-три месяца. И тогда Россия должна будет заключить позорный сепаратный мир, последствия которого были бы для России ужасны. Правительство принимало полумеры, которые, ничего не поправляя, лишь затягивали агонию и, спасая революцию, не спасало Россию. Между тем, завоевания революции можно было спасти лишь путем спасения России, а для этого, прежде всего, необходимо создать действительную сильную власть, и оздоровить тыл. Генерал Корнилов предъявил ряд требований, проведение коих в жизнь затягивалось. При таких условиях генерал Корнилов, не преследуя никаких личных честолюбивых замыслов, и опираясь на ясно выраженное сознание всей здоровой части общества и армии, требовавшее скорейшего создания крепкой власти для спасения Родины, а с ней и завоеваний революции, считал необходимыми более решительные меры, кои обеспечили бы водворение порядка в стране.

…Считаю долгом совести, имея в виду лишь пользу Родины, определенно вам заявить, что теперь остановить начавшееся с вашего же одобрения дело невозможно, и это поведет лишь к гражданской войне, окончательному разложению армии, и позорному сепаратному миру, следствием чего, конечно, не будет закрепление завоеваний революции.

Ради спасения России, вам необходимо идти с генералом Корниловым, а не смещать его. Смещение генерала Корнилова поведет за собой ужасы, которых Россия еще не переживала. Я лично не могу принять на себя ответственности за армию, хотя бы на короткое время, и не считаю возможным принимать должность от генерала Корнилова, ибо за этим последует взрыв в армии, который погубит Россию. Лукомский» [262].

Следом Деникин и сам отправляет Керенскому – и копии командующим фронтами – телеграмму следующего содержания: «Я солдат и не привык играть в прятки. 16-го июня, на совещании с членами Временного правительства, я заявил, что целым рядом военных мероприятий оно разрушило, растлило армию и втоптало в грязь наши боевые знамена. Оставление свое на посту главнокомандующего я понял тогда, как сознание Временным правительством своего тяжкого греха перед Родиной, и желание исправить содеянное зло. Сегодня, получив известие, что генерал Корнилов, предъявивший известные требования, могущие еще спасти страну и армию, смещается с поста Верховного главнокомандующего; видя в этом возвращение власти на путь планомерного разрушения армии и, следовательно, гибели страны; считаю долгом довести до сведения Временного правительства, что по этому пути я с ним не пойду. Деникин» [263].

Из текста этих телеграмм прекрасно видны настроения, царившие к тому моменту в офицерских кругах армии. С сожалением можно констатировать, что военные ничего не поняли в политической интриге "Корниловского выступления". Иначе трудно понять их призывы к Керенскому "идти с генералом Корниловым, а не смещать его".

Наконец, ночью 28 августа обозначил свою позицию Л.Г.Корнилов. Приказ для сведения командующих армиями за его подписью (переданный также по радио в качестве обращения к народу) весьма показателен с точки зрения понимания "спасителем России" политической ситуации и народных устремлений.

«…Русские люди! Великая родина наша умирает. Близок час ее кончины.

Вынужденный выступить открыто - я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство, под давлением большевистского большинства советов, действует в полном согласии с планами германского генерального штаба и, одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на рижском побережьи, убивает армию и потрясает страну внутри.

Тяжелое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне, в эти грозные минуты, призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все, у кого бьется в груди русское сердце, все, кто верит в Бога - в храмы, молите Господа Бога, об явлении величайшего чуда спасения родимой земли.

Я, генерал Корнилов, - сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ - путем победы над врагом - до Учредительного Собрания, на котором он сам решит свои судьбы, и выберет уклад новой государственной жизни.

Предать же Россию в руки ее исконного врага, - германскаго племени, - и сделать русский народ рабами немцев, - я не в силах. И предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама русской земли.

Русский народ, в твоих руках жизнь твоей Родины!» [264].

Из антибольшевистской пропаганды Временного правительства сюда перекочевали демонизированные большевики, однако выводы генерал делает и вовсе странные - само Временное правительство он полагает заложником большевистских советов. В реальности, как мы видели ранее, политическая ситуация к августу выглядела несколько иначе.

Вообще, читая мемуарную литературу того периода, нужно постоянно иметь в виду этот факт: военные, плохо понимая политическую игру, слишком прямолинейно и некритично воспринимали многие события, которые сегодня, на основе изучения многих источников, принято трактовать совершенно иначе. Выше мы видели мнения генералов Лукомского и Деникина, которые уверены, что Корниловское выступление направлено против Временного правительства. Ранее А.И.Деникин, не понаслышке знакомый с ситуацией в войсках, на совещании в Ставке давал отповедь пропагандистам, склонным после июля во всех грехах винить большевиков: "...Когда говорят, что армию развалили большевики я протестую..."

В обращении генерала Корнилова его борьба также представлена как выступление против Временного правительства, но при этом в вину Зимнему ставиться модное после июля "давление большевистского большинства советов", в результате чего уже Временное правительство "действует в полном согласии с планами германского генерального штаба". В общем антибольшевистская пропаганда повернута уже против самих пропагандистов.

А.Ф.Керенский, в ответ на открытое антиправительственное выступление Корнилова, объявил последнего мятежником и призвал все революционные силы на защиту завоеваний Февраля. В ход пошла тяжелая пропагандистская артиллерия: офицерский корпус через печать, листовки и в резолюциях митингов обвинялся в желании реставрации старого режима, в стремлении отнять у народа "землю и волю". Множество подобных обвинений пришлось услышать Деникину после августовского ареста. Возмущенный генерал посвятил этому этапу своей биографии отдельную главу в "Очерках русской смуты".

Столкнувшись с большой и непосредственной угрозой - вызревшим под носом военным мятежом, мастер политического лавирования Керенский примирился с угрозой "малой" - большевиками.

Военная "разгрузка" Петрограда обернулась против Керенского, которому теперь нужна была опора в борьбе с армейскими кругами. И она была найдена, в том числе, среди большевиков. В созданный по решению ЦИК Советов Комитет народной борьбы с контрреволюцией были официально приглашены их представители. Большевики получили легальную возможность создавать вооруженные отряды рабочих - Красную гвардию.

Стремительному взлету большевиков способствовал тот факт, что организованное в дни июльского выступления против них дело о "шпионаже в пользу Германии" к этому моменту, фактически, развалилось. Специальная следственная комиссия Временного правительства собрала 21 том "доказательств", в ее распоряжение после разгрома партии попала вся документация, в том числе и финансовая, однако обвинения так и остались не более, чем газетной сенсацией. Которые, к тому же, все более эффективно парировали в прессе большевики.

Громкое дело начало глохнуть еще в начале августа. Впоследствии, в сентябре, следственная комиссия завершила свою работу, а в начале октября 1917 года новый министр юстиции Временного правительства П.Н.Малянтович провел совещание ответственных работников юстиции и прокуратуры, на котором с докладом о результатах следствия по «делу большевиков» выступил следователь П.А.Александров. После обсуждения доклада министр юстиции высказал мнение, что в деяниях большевиков не усматривается «злого умысла», сославшись при этом на то, что во время русско-японской войны многие передовые люди откровенно радовались успеху Японии и, однако, никто не думал привлечь их к ответственности [265].

Уже с конца августа из тюрем начали освобождать большевистских лидеров, обвиненных в "подготовке" июльского выступления. Были освобождены А.М.Коллонтай, А.В.Луначарский, Л.Д.Троцкий и другие. Всего было освобождено более 140 человек.

Войска Корнилова удалось относительно безболезненно остановить на подступах к Петрограду. Высланные им на встречу агитаторы распропагандировали части, которые отказались продолжать наступление. Интересно, что к этой деятельности были привлечены все политические силы. Так, с "Дикой дивизией" работали депутаты от мусульманской фракции Госдумы.

Керенский сохранил власть и мятеж был подавлен. Однако новая политическая ситуация вывела партию большевиков не только из политической изоляции, но и на авансцену политической жизни России. Распад обвинений в сотрудничестве с Германией, активная позиция в борьбе с Корниловским мятежом и возвращение в легальное политическое поле способствовали выходу РСДРП(б) на первые места политической борьбы.

Задуманный Керенским с целью искоренения большевистской угрозы военный переворот, выйдя из под контроля и обернувшись против своего организатора, привел к прямо противоположным результатам - существенному усилению позиций ленинцев.

1 сентября 1917 года общее собрание Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов приняло по предложению большевистской фракции декларацию «О власти», призывавшую к созданию «революционной власти» из представителей рабочих и крестьян. Это была первая крупная победа большевиков в Советах, с которой начался стремительный взлет их влияния к октябрю.

Глава 32. Белое движение: За веру, царя и отечество? О причинах неудач

Заканчивая серию очерков, посвященных Русской революции, нельзя не остановиться на истории Белого движения как одного из мощных политических и военных центров рассматриваемого периода. Именно белыми, наравне с большевиками, в 1917-1922 годах была сделана самая серьезная заявка на власть в России. Победа одной из сторон и эмиграция ведущих представителей другой породила мощный идеологический спор, волну взаимной ненависти, отголоски которой были слышны нам и в советское время, сейчас же мы пребываем в самом его возрожденном эпицентре.

Идеология Белого движения была трансформирована пропагандой до неузнаваемости. Начиная с Корниловского мятежа в прессе велась мощная кампания по демонизации офицерства, звучали обвинения его в попытках реставрации монархии, стремлении лишить народ "земли и воли", посадить крестьянам на шею помещиков, а рабочим - капиталистов.

Таковы были требования момента: Временное правительство разжигало ненависть к внутреннему врагу, предпринимало усилия по мобилизации населения на борьбу с "монархистами". Чуть позже большевики, столкнувшись с формирующейся на Дону Добровольческой армией, не стали изобретать велосипед, продолжив начатую ранее пропагандистскую кампанию.

Этот образ настолько устоялся в массовом сознании, что современные "белогвардейцы", фанаты Белого движения, вполне принимают монархическую идеологию, устраивают крестные ходы с портретами канонизированного церковью и не так давно еще и реабилитированного императора Николая II.

Справедливости ради заметим, что суда над ним так и не состоялось, хоть специальная следственная комиссия по расследованию преступлений императорского дома Романовых действовала при Временном правительстве, готовили суд и большевики. Нужно было судить, тем более, что материалов хватало на несколько смертных приговоров, достаточно вспомнить Кровавое воскресенье. Бессудная казнь и то, как она была осуществлена - с членами семьи и прислугой, кроме моральных вопросов создала пространство для многочисленных политических спекуляций, продолжающихся по сей день.

Классический пример - нынешняя "реабилитация". Судебная реабилитация невозможна без предъявленного обвинения, однако политическая конъюнктура современной России вынудила судебные органы на этот шедевр юридического искусства.

Возвращаясь к Белому движению нужно сказать, что его лидеры и идеологи были не более монархичны, чем само Временное правительство. Все они спокойно приняли новую присягу, а адмирал Колчак явно гордился тем, что сделал это первым, и подчеркивал, что поступил по совести.

Говоря о взглядах Корнилова Деникин вспоминает: "Я уже говорил раньше, что весь командующий генералитет был совершенно лоялен, в отношении Временного правительства. Сам позднейший "мятежник" - генерал Корнилов говорил когда-то собранию офицеров: "Старое рухнуло! Народ строит новое здание свободы, и задача народной армии — всемерно поддержать новое правительство в его трудной, созидательной работе"... [266].

И сам Деникин, выступая на совещании в Ставке, говорил о самодержце, надежно стертом с армейских знамен.

Можно привести мнения историков-эмигрантов, твердо стоящих на белогвардейских позициях. И здесь мы видим развенчание все того же мифа.

"Белое движение", - пишет в изданной в 1990 году в США работе "Россия в ХХ веке. Исторический очерк" Ю.В.Изместьев, - не было контрреволюционным и не стремилось к восстановлению старого порядка. Оно хотело сохранить российскую государственность, восстановить армию и продолжать войну с Германией до победного конца" [267].

В том-то и заключается главный урок Русской революции, что к 1917 году опоры у монархии не было ни в одном классе, ни в одном из слоев общества. Монархическая страница истории России была перечеркнута, после Февраля спор шел уже исключительно между разными проектами модернизации страны.

Белое движение ведет свое начало с мая 1917 года, когда по инициативе генерала Алексеева, тогда Верховного главнокомандующего Временного правительства, было санкционировано создание офицерских союзов. Они замышлялись как противовес солдатским комитетам и призваны были служить противодействию разрушительной политике Временного правительства в отношении армии. Об этом говорит А.И.Деникин в "Очерках русской смуты", его слова подтверждает другой историк-эмигрант Н.З. Кадесников в изданном еще в 1964 году в Нью-Йорке «Кратком очерке Русской истории XX века»:

«Белому движению начало положил ген. Алексеев, организовавший еще в мае 1917 года Офицерский союз..." [268].

Правда историк умалчивает, что в результате было создано два офицерских союза, один из которых занял позицию полной поддержки инициатив Временного правительства, а второй, "алексеевский", твердо встал на патриотические позиции. Так что неверным было бы утверждать, что в рядах царского офицерства существовало полное единодушие.

Важно, однако, понимать: первоначально молодое Белое движение формировалось против политики Временного правительства, и лишь впоследствии, после Октябрьской революции, исходя из идеи войны до победного конца и искренне полагая большевиков агентами Германии, переключились на борьбу с новой властью.

И именно Белое движение обострило в конце 1917 года ситуацию до вооруженного столкновения, начало гражданскую войну. Продолжим прерванную выше цитату:

«Белому движению начало положил ген. Алексеев, организовавший еще в мае 1917 года Офицерский союз. Он же… прибыл на Дон к атаману генералу Каледину и 2-го ноября 1917 года провозгласил Сбор Добровольческой Армии в Новочеркасске. Сюда к нему прибыли ушедшие из Быхова узники: генералы Корнилов и Деникин и ряд других генералов…»

Далее в книге читаем: «Так, убежденно непримирившиеся с советским режимом и разочаровавшиеся в возможности хотя бы "подпольно" бороться с ним русские офицеры-патриоты (как и воспитанники разогнанных Троцким военных школ и молодежь гражданских учебных заведений) пользовались всяким случаем для побега. В разное время, группами и в одиночку, часто с подложными документами и даже под гримом, они разными путями, но всегда рискуя жизнью, просачивались через большевистские кордоны и рогатки к окраинам Империи, где организовались уже открытые вооруженные фронты борьбы за нашу раздираемую недругами родину - Россию…

В течение ноября 1917 года собирались "дерзнувшие" в Новочеркасске, на Дону. Здесь родилась первая воинская часть...

26-го ноября батальон получил приказание грузиться в вагоны, и 27-го ноября утром поезд подошел к Нахичевани. Тут поезд был обстрелян большевиками, и под огнем батальон немедленно выгрузился, быстро построился и пошел в одну из тех атак, о которых еще и сейчас вспоминают советские историки».

Восторженные интонации и романтизация происходившего со стороны русско-американского историка понятны. Не меньшей героикой проникнуты рассказы о Добровольческой армии Ю.В.Изместьева:

"Гораздо большей угрозой для [Советской власти] явилось "Белое движение", поставившее своей задачей свержение власти большевиков, и вступившее с ними в вооруженную борьбу.

...Основателями Белого движения были генералы Алексеев, Корнилов и Каледин, а первые кадры бойцов, вставших в ряды антибольшевистских сил, составила военная молодежь, к которой стала присоединяться и невоенная молодежь» [269].

Каких идей придерживалось Белое движение? Состоящее, преимущественно, из людей военных, а не политиков, оно не вырабатывало красивых идеологических доктрин и не строило долгосрочной программы.

Говоря о дооктябрьском периоде историки отмечают: "Белое движение прежде всего означает оппозиционную деятельность наиболее государственно мыслившей части русского общества по отношению к разрушительной политике Временного правительства, поскольку последняя вела к развалу российского государства и торпедировала саму возможность успешного продолжения борьбы с вековым врагом на фронтах мировой войны" [270].

Одним из основополагающих документов первого периода существования Белого движения была "Корниловская программа". Реализовать ее на практике пытались через военную диктатуру. В дальнейшем методы политического руководства и идеологическая база не отличались разнообразием: военная диктатура под лозунгами единой и неделимой России, наведения порядка, войны до победного конца. В экономическом плане – программа либералов: свободная торговля, примат частной собственности, капиталистические отношения.

Политическое устройство белых прекрасно иллюстрирует первое сформированное на Дону правительство - Триумвират. Генералу Алексееву в нем поручалось гражданское управление, внешние сношения и финансы, генералу Корнилову - командование армией, генералу Каледину - управление Донской областью.

При Триумвирате был создан Гражданский совет, в который вошли, в частности, небезызвестные нам П.Б.Струве, П.Н.Милюков, Б.В.Савинков и другие. Характерная черта: из 11 членов совета четверо являлись социалистами, а остальные примыкали к либеральным партиям [271].

Впоследствии, по мере обострения борьбы, структура власти белых все более стремилась к армейскому единоначалию, пока не превратилась окончательно в единоличную диктатуру с правительством, имеющим совещательный голос.

3 октября 1918 г. было принято «Положение об управлении областями, занимаемыми Добровольческой армией», по которому вся полнота власти в местностях, занятых армией, принадлежала Верховному руководителю или ее главнокомандующему. В них сохраняли свою силу все законы, принятые в России до Октябрьской революции. Для содействия Верховному руководителю «в делах законодательства и управления» при нем учреждалось Особое совещание, председателем которого назначался Верховный руководитель Добровольческой армии. Особое совещание являлось совещательным органом при диктаторе и его постановления имели силу только с его санкции.

К июню 1919 года Деникин подписал приказ №145, в котором он, «исходя из глубокого убеждения в том, что спасение родины заключается в единой верховной власти и нераздельном с нею едином верховном командовании», заявлял о подчинении адмиралу Колчаку, как «Верховному правителю русского государства и Верховному главнокомандующему русских армий». Учитывая, что ранее архангельское правительство и генерал Юденич признали Колчака, единоначалие, таким образом, было установлено для всех белых сил.

Во внутренней политике Белое движение объявило действующими законы, существовавшие "до большевистского переворота", то есть законы Временного правительства. Что в условиях расширяющейся Гражданской войны было, по большей части, лишь благим пожеланием.

В долгосрочной перспективе движение планов не имело, Верховный правитель адмирал А.В.Колчак заявлял, что он не пойдет «ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности» и главной своей целью ставит «создание боеспособной армии, победу над большевиками и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, и осуществить великие идеи свободы, ныне провозглашенные всему миру» [272].

После победы Колчак полагал необходимым созыв Учредительного собрания, правда, бежавших к нему из Петербурга членов действующего Учредительного собрания приказал расстрелять.

В целом, непоследовательность была бичом военного правительства Белого движения. На поверхности - глубокий патриотизм и забота о будущем страны. «Ни пяди русской земли никому не отдавать, - говорил на заседании Донского Войскового Круга 20 ноября 1919 г. генерал Деникин, - никаких обязательств перед союзниками и иностранными державами не принимать, ни по экономическим, ни по внутренним нашим делам... Когда станет у власти Всероссийское правительство, то оно не получит от нас ни одного векселя» [273].

Одновременно Врангель от лица "восстановленной России" заключил с французским правительством договор, по которому, за поддержку и военную помощь, признавал все финансовые обязательства царской России с процентами, а также отдавал Франции право эксплуатации всех железных дорог Европейской России на 35 лет. Франции, кроме того, передавалось право взимания таможенных пошлин на Черном и Азовском морях на этот же срок, были обещаны "излишки хлеба" Украины и Кубани, три четверти добычи нефти и четверть донецкого угля - на 35 лет [274].

Как тут не вспомнить планы французских военных советников в Петрограде 1917 года…

Принципиальной политической ошибкой Белого движения стало отношение к земельному вопросу. В своем стремлении к наведению порядка оно исходило из того, что земли, захваченные в результате революционных событий (или переданные крестьянам советской властью) частично должны были быть возвращены прежним владельцам, частично национализированы для дальнейшей передачи крестьянам. Что, как правило, вновь означало потерю и новый передел земли. Тем более, что на местах, на территориях, занятых частями Белой армии, было не до идеального соблюдения писаных правил: как правило, шло просто возвращение земель помещикам, кое где крестьяная разрешали предварительно снять на «захваченных» землях урожай – до 30 процентов которого отходило прежнему владельцу.

Своей позицией по аграрному вопросу Белое движение враз лишилось поддержки самого массового слоя российского общества - крестьянства. Политические дивиденды, которые приносила белым свобода торговли, существовавшая на занятых ими территориях, не могли противостоять тому негативу, который рождался из их постулатов о неотъемлемом праве частной собственности на землю.

Другая фатальная ошибка крылась в идеологии движения. Чрезвычайно прямолинейная реализация идеи единой и неделимой России, отказ во всяком праве на самоопределение, вызывали отторжение не только на охваченной сепаратизмом периферии империи, но и в казачьих областях, не желавших поступиться своим самоуправлением. Такая политика привела к разрыву с казачеством, на Дону появилась даже идея создания Доно-Кавказского союза - государственного образования, альтернативного Советской России и командованию Добровольческой армии, сохраняющего нейтралитет.

Донское казачество к 1919 году удалось склонить к сотрудничеству с добровольцами, но следом о "Вольной Кубани" заговорило кубанское казачество... Причем здесь речь шла уже не просто о "независимости", а о создании федерации с казаками Дона и Терека и о восстановлении на базе такой федерации России - принципиально неприемлемый для белых путь.

Лишь в 1920, откатившись с боями в Крым, Белое движение осознало ошибки, пойдя на ряд значительных реформ - в том числе и на создание независимого государства в Крыму, открытого для федеративных отношений. Но было уже просто поздно.

Вместо завершения

Размышляя над событиями российской истории, из которых, как из кирпичиков, складывалась Русская революция, невозможно отделаться от впечатления, что Гражданская война шла в стране многие годы и даже десятилетия. Считать ли проявлением Гражданской войны крестьянские бунты, сотрясавшие Россию весь XIX век? Три революционные ситуации, революцию 1905 года, когда на сторону восставших рабочих перешел, без сомнения, весь народ и практически вся армия? Все эти события сопровождались кровопролитными стычками с властями, а завершались кровавыми подавлениями выступлений силами полиции и армии.

Градус жестокости в обществе рос год за годом - к 1917-му на него наложились ужасы Мировой войны и хаотическая деятельность не готовых к своей роли новых властей. К этому времени Россия прошла и через "скорострельные" суды-тройки, и через самосуды, и внесудебные расправы, и через политический террор. К августу 1917 года уже не считалось чем-то из ряда вон выходящим устроить в Петрограде резню силами "Дикой дивизии" - для наведения порядка.

Историки, говоря о периоде Корниловского мятежа и планируемой "расчистке" Петрограда, как само собой разумеющееся отмечают: "Наиболее прозорливые из военных понимали, что вооруженного конфликта во время демобилизации армии избежать не удастся. Но большинство разделяло уверенность в том, что начало Гражданской войны необходимо любыми мерами отсрочить до победного окончания войны с Германией. Логика в таком подходе, несомненно, была. Не опасаясь удара с западных границ и получая помощь от союзников, военные могли надеяться "успокоить" страну. Подобные настроения разделяло и большинство политических партий" [275].

Спектр возможных альтернатив, таким образом, сужался до Гражданской войны и военной диктатуры - сразу, или после победы над Германией (насколько она была осуществима силами разложенной армии - отдельный вопрос, на мой взгляд, это не более, чем укоренившаяся идеологема, никак не соотносящаяся с реальностью, как и надежды на мифическую «помощь союзников» - от них как раз и стоило ожидать удара в спину).

Существовала ли реальная возможность политического урегулирования накопившихся в России противоречий? Возможно, разогнанное большевиками Учредительное собрание могло бы спасти страну от братоубийства, избрав легитимную власть? Ведь многие политические силы и лидеры Белого движения делали ставку именно на «учредиловку», которая должна была положить конец анархии.

Факты, к сожалению, говорят об обратном. Конфигурация сил, представленная в Учредительном собрании 1918 года, выглядела следующим образом: 23,9% голосов получили большевики, 40% - эсеры, 2,3% - меньшевики, 4,7% - кадеты, и еще 29% - мелкие политические силы, чей спектр распространялся от эсеров до кадетов [276]. Влияние эсеров, по старой памяти, все еще было весьма значительным.

Перед нами, если исключить большевиков, немного измененная модель уже доказавшего свою недееспособность Временного правительства. Его можно было даже не разгонять – собрание само потонуло бы в «говорильне». Обиженные на большевиков совсем недавно правящие эсеры демонстративно проваливали все предложения СНК, меньшевики, кадеты и их союзники стремились к буржуазной республике, а в целом ни те, ни другие не могли предложить России ничего нового – все они уже побывали у власти, все опробовали свои методы.

Главной целью Учредительного собрания было избрать стране власть, отвечающую воле народа. Учитывая, что подавляющее большинство в нем составляли социалисты, нетрудно понять, какая власть, не будь среди социалистических партий внутренней борьбы и обид, была бы в итоге избрана. По сути, такая власть и без того уже существовала в России – власть Советов.

Мог ли такой выбор устроить кадетов и Белое движение? Категорически нет. Очень простой аргумент: Советы, в которых консолидировались большевики и левые эсеры, выступали за мир, неприемлемый для белых. Итогом работы Учредительного собрания все равно стала бы Гражданская война – поводы искать долго не требовалось, просто агония страны затянулась бы на многие месяцы или годы.

Показателен опыт созданного эсерами после разгона Учредительного собрания государственного образования в Самаре – Комуча. Комитет членов Учредительного собрания, первоначально из 4 человек, провозгласил себя верховной властью России. Отменил все большевистские декреты, объявил о возрождении демократических свобод. Вскоре в Комитет входило уже 97 бывших членов Учредительного собрания.

Реализации политической и экономической программы эсеров не состоялось и здесь. С одной стороны были дарованы свободы - Комитет официально установил на своей территории восьмичасовой рабочий день, разрешил собрания и сходы, фабзавкомы и профсоюзы. С другой стороны вернул прежним владельцам фабрики, заводы, банки и другие частные учреждения.

К решению земельного вопроса, главного в Революции, Комуч подойти так и не решился - с одной стороны звучали призывы национализировать землю, с другой – вернуть ее прежним владельцам.

Возник Комуч 8 июня 1918 года, в сентябре принял решение об объединении с Временным сибирским правительством, в начале ноября была сформирована Уфимская директория (коалиционное правительство) из 10 человек. И уже 18 ноября директория была распущена в результате переворота адмирала Колчака. К этому моменту по всему бывшему Комучу полыхали крестьянские восстания.

Гражданская война 1918 – 1922 годов началась в России из-за непримиримых противоречий, сложившихся в обществе после крушения монархии, причем, основные ее причины были заложены задолго до революций 1917 года. В Гражданской войне сошлись представители всех политических взглядов, столкнулись все проекты модернизации и дальнейшего развития России. Наиболее консолидированными и действенными из них, понимающими свои цели и задачи, были Белое движение – сторонники военной диктатуры с серьезным влиянием либералов-кадетов, и партия большевиков.

Две эти силы были плоть от плоти российского общества, и даже плоть от плоти российской армии. Сегодня принято считать, что болезненным патриотизмом белых был пронизан весь офицерский корпус страны, большевики же исходили исключительно из не менее болезненного крайнего космополитизма и ненависти к «золотопогонникам». Это не так, российский дореволюционный офицерский корпус разделился между этими силами практически поровну.

В Красной армии служили 70-75 тысяч царских офицеров, в Белой армии - около 100 тысяч. В Красной армии было 639 генералов и офицеров Генерального штаба, в Белой – 750 [277]. Антон Деникин в этой связи отмечает: «не может быть никаких сомнений в том, что вся сила, вся организация и красных и белых армий покоилась исключительно на личности старого русского офицера» [278].

«Русское офицерство, - поясняет он, - в массе своей глубоко демократичное по своему составу, мировоззрениям и условиям жизни, с невероятной грубостью и цинизмом оттолкнутое революционной демократией и не нашедшее фактической опоры и поддержки в либеральных кругах, близких к правительству, очутилось в трагическом одиночестве. Это одиночество и растерянность служили впоследствии не раз благодарной почвой для сторонних влияний, чуждых традициям офицерского корпуса, и его прежнему политическому облику, - влияний, вызвавших расслоение и как финал братоубийство».

Расслоение, однако, как ни печально, было неизбежно. Революционная демократия, либеральные круги не были приняты основной массой российского народа. Но аристократия, собственники, помещики и капиталисты, значительная часть офицерства и образованного слоя не могли согласиться с «требованиями голытьбы». В лучшем случае они их искренне не понимали, физически не могли принять власть малограмотного народа. Это, если хотите, претило даже их эстетическому чувству (достаточно взглянуть на современную либеральную интеллигенцию с любимыми словечками «совок» и «быдло»).

Да, «Швондеры» выглядели дико, поступали непонятно и, конечно же, заслуживали той едкой иронии, что выливалась на них в эти дни. Но это был народ, доведенный до такого состояния не без помощи аристократии, помещиков и интеллигенции. Но я прекрасно понимаю офицера царской армии, которому физически сложно было обращаться к нему на «Вы». И многие пошли за белыми, в том числе, и по этой причине.

А многие не пошли – хоть точно так же впервые увидели вблизи свой народ. Но поняли, что это именно свой народ.

В каком поступке больше подвига – судить читателю.

Примечания

1. Док.фильм «Россия, которую мы потеряли», закадровый текст.

2. см. БСЭ, статья «СССР. Капитализм», здесь и далее по БСЭ - цит. по эл. версии

3. По материалам БСЭ, статья «СССР. Капитализм».

4. см. БСЭ, статья «СССР. Народное образование»

5. Б.Н.Миронов, «История в цифрах», Ленинград, «Наука», 1991 г. стр. 82

6. см. БСЭ, статья «СССР. Капитализм»

7. Российское законодательство X-XX вв.: в 9 т. Т.7. Документы крестьянской реформы. Отв. ред. О.И.Чистяков. М., Юридическая литература, 1989. Цит. по эл. версии

8. БСЭ, статья «Надельное землевладение»

9. Российское законодательство X-XX вв.: в 9 т. Т.7. Документы крестьянской реформы. Отв. ред. О.И.Чистяков. М., Юридическая литература, 1989. Цит. по эл. версии

10. Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, ст. «Выкупная операция», - здесь и далее цит. по эл. версии

11. БСЭ, ст. «СССР. Капитализм»

12. цит. ист.

13. см. Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, ст. «Общинное землевладение»

14. БСЭ, «СССР. Капитализм»

15. Троицкий Н.А. Россия в XIX веке: Курс лекций. — М.: Высш. шк., 1997. — 431 с., цит. по эл. версии

16. Безгин В.Б. Крестьянская повседневность (традиции конца XIX - начала ХХ века). Монография. - Тамбов: Изд-во ТГТУ, 2004. - 304 с., цит. по эл. версии

17. Троицкий Н.А. Россия в XIX веке: Курс лекций. — М.: Высш. шк., 1997. - 431 с., цит. по эл. версии

18. цит. ист.

19. цит. ист.

20. Энциклопедия «Москва», ст. «Здравоохранение», цит. по эл. версии

21. Троицкий Н.А. Россия в XIX веке: Курс лекций. — М.: Высш. шк., 1997. — 431 с., цит. по эл. версии

22. «Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона», ст. «Земская медицина».

23. «Россия 1913 год», Статистико-документальный справочник. Российская Академия Наук, Институт Российской истории - Санкт-Петербург, 1995 г. цит. по эл. версии

24. И.В. Егорышева, С.Г. Гончарова, Проблемы организации борьбы с сифилисом в сельской России в конце XIX века (к 100-летию Съезда по обсуждению мер против сифилиса в России). Вестник дерматологии и венерологии, N 1-1998, стр. 63-65, цит. по эл. версии

25. Энциклопедия «Москва», статья «Здравоохранение»

26. И. Крылова, "Московский журнал" 1.05.1999. Цит. по эл. версии

27. Б.Н.Миронов, «История в цифрах» - Ленинград, «Наука», 1991 г. стр. 144-145.

28. цит. ист. стр. 134-135.

29. Е.А. Кваша, Младенческая смертность в России в XX веке, "Социологические исследования", 2003, №6, с. 47-55.

30. цит. ист.

31. цит. ист.

32. «Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона» Ст. Россия. Население: Россия в антропологическом отношении, цит. по эл. версии /%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F

33. Крестьянское движение 1827-1869. Вып. I. Под ред. Е. А. Мороховца. М.-Л., 1931, стр. 23., цит. по «История России XIX века», http://xix-vek.ru/material/item/f00/s00/z0000003/st062.shtml

34. Троицкий Н.А. Россия в XIX веке: Курс лекций. — М.: Высш. шк., 1997. цит. по эл. версии

35. Е.А. Кваша, Младенческая смертность в России в XX веке, "Социологические исследования", 2003, №6, с. 47-55.

36. Б.Н.Миронов, «История в цифрах», Ленинград, «Наука», 1991 г. – стр. 87-88.

37. цит. ист. стр. 82

38. Архивы России. "Позволено… учредить в городе… пансион". Документы Национального архива Республики Татарстан по истории частных учебных заведений в Поволжье. Конец XVIII - начало XIX в.

39. см. «Российский общеобразовательный портал», =%2013030

40. см. «Русский биографический словарь», эл. версия

41. цит. ист.

42. Фундаментальная электронная библиотека «Русская литература и фольклор» (ФЭБ), http://feb-web.ru/feb/lomonos/texts/lo0/lo9/lo9-443-.htm

43. цит. ист.

44. цит. ист.

45. «Сборник постановлений по Министерству народного просвещения». Т. 3 – СПб., 1876. С. 1342-1350. Цит. по эл. версии =

46. цит. ист.

47. Российский общеобразовательный портал, «Устав гимназий и прогимназий ведомства Министерства Народного Просвещения»,

48. цит. ист.

49. цит. ист.

50. Хрестоматия по истории педагогики, М., 1936 г., Доклад министра народного просвещения И. Делянова «О сокращении гимназического образования» (1887 г.), цит. по эл. версии .

51. БСЭ, «СССР. Капиталистический строй»

52. БСЭ, «Народное образование»

53. Б.Н.Миронов, «История в цифрах», Ленинград, «Наука», 1991 г. – стр. 74

54. цит. ист. - cтр 86-87

55. цит. ист., - стр. 73

56. цит. ист. – стр. 74

57. Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона, ст. «Дворянство»

58. цит. ист.

59. цит. ист.

60. Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона, ст. «Жалованные грамоты»

61. цит. ист.

62. текст «Грамоты на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства» см., например,

63. см, например, «Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона», ст. «Духовенство».

64. текст грамоты см., например, «Екатерина II Великая. История России екатерининской эпохи». «Грамота на права и выгоды городам Российской империи»

65. См, например, энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона, ст. «Город»

66. Зотов В.Д., Императрица Екатерина II и ее «Наказ». Цит. по эл. версии

67. А.А.Сахаров, «Военные поселения», Московский журнал 01.03.2004.

68. БСЭ, «Военные поселения»

69. Зотов В.Д., Императрица Екатерина II и ее «Наказ».

70. см. Гончаров Ю.М., Чутчев В.С. Мещанское сословие Западной Сибири второй половины XIX - начала XX в. Барнаул, 2004. - 206 с.

71. см. В.Серов, «Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений». Цит. по эл. версии

72. см. "История дипломатии" XV в. до н.э. - 1940 г. н.э. под редакцией В.П. Потемкина. эл. версия /

73. цит. ист.

74. БСЭ, ст. «СССР. Капиталистический строй»

75. Троицкий Н.А. Россия в XIX веке: Курс лекций. - М.: Высш. шк., 1997, цит. по эл. версии

76. Крестьянское движение 1827-1869. Вып. I. Под ред. Е. А. Мороховца. М.-Л., 1931, стр. 23., цит. по «История России XIX века», http://xix-vek.ru/material/item/f00/s00/z0000003/st062.shtml

77. Троицкий Н.А. Россия в XIX веке: Курс лекций. - М.: Высш. шк., 1997, цит. по ‘л. версии

78. цит. ист.

79. БСЭ, ст. «СССР. Капиталистический строй»

80. -02.htm.

81. А.И.Парусов, П.И.Шульпин, Горьковское областное государственное издательство, 1949 г.

82. Л.Ляшенко. Александр II, или История трех одиночеств. М. Молодая гвардия, 2002. Цит по эл. версии

83. см. Ирхин Ю.В., Зотов В.Д., Зотова Л.В. Политология. М.: Юристъ, 2002, стр. 147.

84. Троицкий Н.А. Россия в XIX веке: Курс лекций. - М.: Высш. шк., 1997, цит. по Эл. версии

85. цит. ист.

86. цит. ист.

87. Коток, В. Ф. В. И. Ленин и наказы избирателей. Советское государство и право. -1963. - № 4. - С. 17 - 28 цит. по эл версии

88. Полное собрание законов Российской империи. Собрание третье, том VI. СПб, 1886 г. цит. по эл. версии .

89. цит. ист.

90. «Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений», цит. по Эл. версии

91. Степанов С.А. "Первый Председатель Совета Министров России: Политический портрет Сергея Юльевича Витте". // Вестник Российского университета дружбы народов. – Cерия: Политология. -1999. -№ 1. цит. по эл. версии

92. Гапон Георгий Апполонович, биографический указатель, .

93. Петиция рабочих и жителей Петербурга для подачи царю Николаю II в день 9 января 1905 года. Цит. по эл. версии , со ссылкой на Начало первой русской революции. Январь-март 1905 года. Документы и материалы. М., 1955. С. 28-31.

94. В.И.Ленин, «Начало революции в России». Газета «Вперед» № 4, 31 (18) января 1905 г. Цит. по эл. версии

95. цит. ист.

96. цит. ист.

97. В.И.Ленин. "О боевом соглашении для восстания", газете “Вперед” № 7, 21 (8) февраля 1905 г. цит. по эл. версии /9-21.htm

98. Степанов С.А. "Первый Председатель Совета Министров России: Политический портрет Сергея Юльевича Витте". // Вестник Российского университета дружбы народов. – Cерия: Политология. -1999. -№ 1. цит. по эл. версии

99. цит. ист.

100. Степанов С.А. Политический портрет председателя совета министров России Петра Аркадиевича Столыпина. Вестник Российского университета дружбы народов. - Сер.: Политология. - 2000. Цит по эл. версии

101. Степанов С.А. "Первый Председатель Совета Министров России: Политический портрет Сергея Юльевича Витте". // Вестник Российского университета дружбы народов. – Cерия: Политология. -1999. -№ 1. цит. по Эл. версии

102. Энциклопедия Санкт-Петербурга, «Петербургский Совет рабочих депутатов».

103. В.И.Ленин, «Социалистич. партия и беспартийная революционность», цит. по эл. версии

104. Ирхин Ю.В., Зотов В.Д., Зотова Л.В., «Политология». М.: Юристъ, 2002. Стр.154

105. Степанов С.А. Первый Председатель Совета Министров России: Политический портрет Сергея Юльевича Витте // Вестник Российского университета дружбы народов. – Cерия: Политология. – 1999. – № 1. – С. 94–106. цит. по Эл. версии

106. Приговоры и наказы крестьян Центральной России. 1905-1907 гг. Сборник документов. Эдиториал УРСС, М: 1999 г., стр. 30

107. цит. ист., стр.31

108. цит. ист. стр. 95

109. цит. ист., стр. 29

110. цит. ист., стр. 35

111. цит. ист., стр. 52

112. цит. ист., стр. 40-41

113. цит. ист., стр. 42, 44

114. цит. ист., из приговора крестьян с. Упертовки Богородицкго уезда Тульской Губернии, стр. 76

115. цит. ист., стр. 49

116. цит. ист., стр. 76

117. цит. ист., приговор крестьян с. Успенского и других Успенской волости, Бирюченского уезда Воронежской губернии, стр. 90

118. цит. ист., стр. 92

119. цит. ист., стр. 109

120. цит. ист., стр. 41

121. цит. ист., стр. 53

122. цит. ист., стр. 69-70

123. цит. ист., стр. 87

124. цит. ист., стр. 84

125. цит. ист., стр. 78

126. цит. ист., стр. 80

127. цит. ист., стр. 95-96

128. цит. ист., стр. 38

129. цит. ист., стр. 87)

130. Россия под скипетром Романовых. Очерки из русской истории за время с 1613 по 1613 год». - С-Петербург: Государственная типография, 1912. С. 312 – 313. wит. по -ipk.ru/Enc.ashx?item=8036

131. Деникин А.И. Очерки русской смуты. - Париж, 1921. Том I. Крушение власти и армии. (Февраль-сентябрь 1917), цит. по эл. версии

132. Приговоры и наказы крестьян Центральной России. 1905-1907 гг. Сборник документов. Эдиториал УРСС, М: 1999 г., стр. 67

133. цит. ист., стр. 87

134. цит. ист., стр. 54

135. цит. ист., стр. 69

136. цит. ист., стр. 62

137. Степанов С.А. "Первый Председатель Совета Министров России: Политический портрет Сергея Юльевича Витте". // Вестник Российского университета дружбы народов. – Cерия: Политология. -1999. -№ 1. цит. по Эл. версии

138. Степанов С.А. Политический портрет председателя совета министров России Петра Аркадиевича Столыпина. Вестник Российского университета дружбы народов. - Сер.: Политология. - 2000. Цит по эл. версии

139. Соболев Г.Л. Русская революция и «немецкое золото». - СПБ.: Нева, 2002., цит по эл. версии

140. см. веб-сайт проекта «Имя России»

141. см. Энциклопедия «Кругосвет», ст. Столыпин, Петр Аркадиевич, эл. версия

142. Приговоры и наказы крестьян Центральной России. 1905-1907 гг. Сборник документов. Эдиториал УРСС, М: 1999 г., стр. 358

143. Л.Н.Толстой. П.А.Столыпину, 1909 г. Августа 30. Ясная Поляна. цит. по эл. версии:

144. Приговоры и наказы крестьян Центральной России. 1905-1907 гг. Сборник документов. Эдиториал УРСС, М: 1999 г., стр. 369

145. Приговоры и наказы крестьян Центральной России. 1905-1907 гг. Сборник документов. Эдиториал УРСС, М: 1999 г., стр. 361

146. Уткин А. И. Первая Мировая война — М.: Алгоритм, 2001, цит. по Эл. версии

147. цит. ист.

148. цит. ист.

149. История дипломатии, том II. М: издательство политической литературы, 1963 г. стр.762

150. цит. ист., стр. 763

151. Уткин А. И. Первая Мировая война — М.: Алгоритм, 2001, цит. по эл. версии

152. Пыхалов И., Великая оболганная война, М: «Яуза», «Эксмо», 2005. стр. 185

153. Уткин А. И. Первая Мировая война — М.: Алгоритм, 2001, цит. по эл. версии

154. цит. ист.

155. История дипломатии, том II. М: издательство политической литературы, 1963 г. стр.771

156. цит. ист. стр.777

157. цит. ист. стр.777

158. цит. ист. стр.780

159. цит. ист. стр.783

160. Уткин А. И. Первая Мировая война — М.: Алгоритм, 2001, цит. по эл. версии

161. цит. ист.

162. цит. ист.

163. цит. ист.

164. цит. ист.

165. Соболев Г. Л. Русская революция и «немецкое золото». — СПБ.: Нева, 2002.

166. цит. ист.

167. Деникин А.И. Очерки русской смуты. - Париж, 1921. Том I. Крушение власти и армии. (Февраль-сентябрь 1917), цит. по эл. версии

168. цит. ист.

169. см. Соболев Г. Л. Русская революция и «немецкое золото». — СПБ.: Нева, 2002.

170. речь П.Н.Милюкова на заседании Государственной думы 1 ноября 1916 года. цит. по

171. цит. ист.

172. цит. ист.

173. Соболев Г. Л. Русская революция и «немецкое золото». — СПБ.: Нева, 2002.

174. Деникин А.И. Очерки русской смуты. - Париж, 1921. Том I. Крушение власти и армии. (Февраль-сентябрь 1917), цит. по эл. версии

175. цит. ист.

176. цит. ист.

177. цит. по , со ссылкой на История отечества в документах. 1917-1993 гг. Часть 1. 1917-1920 гг. С. 12.

178. см, например, Деникин А.И. Очерки русской смуты. - Париж, 1921. Том I. Крушение власти и армии. (Февраль-сентябрь 1917), цит. по эл. версии

179. Сайт «Информационно-правовой консорциум «Кодекс», статья «Февральская революция».

-duma?d&nd=723102545&prevDoc=723103084

180. цит. ист.

181. см. БСЭ, ст. «Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов»

182. см. БСЭ, ст. «Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов»

183. С.П.Мельгунов. "Мартовские дни 1917 года", Париж, 1961 г. цит по эл. версии

184. Милюков Павел Николаевич, биографический указатель

185. Деникин А.И. Очерки русской смуты. - Париж, 1921. Том I. Крушение власти и армии. (Февраль-сентябрь 1917), цит. по эл. версии

186. В.И.Ленин, Государство и революция. Цит. по Эл версии

187. Милюков Павел Николаевич, биографический указатель

188. С.П.Мельгунов. "Мартовские дни 1917 года", Париж, 1961 г. цит по эл. версии

189. цит. ист.

190. цит. ист.

191. Л.Д.Троцкий. История русской революции. Цит. по /

192. Полный сборник платформ всех русских политических партий. С приложением высочайшего манифеста 17 октября 1905 г. и всеподданейшего доклада графа Витте. – Изд. второе. – СПб.: “ННШ”, 1906. цит. по эл. версии

193. Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона, ст. Радикализм и радикальная партия (дополнение к статье)

194. Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона, ст. Свободомыслящие

195. Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона, ст. Свободомыслящие в России

196. Ю.Г.Коргунюк, С.Е.Заславский. Российская многопартийность: становление, функционирование, развитие. М.: Фонд ИНДЕМ, 1996. Цит по

197. цит. по Милюков Павел Николаевич, биографический указатель,

198. цит. ист.

199. цит. ист.

200. цит. ист.

201. Ю.Г.Коргунюк, С.Е.Заславский. Российская многопартийность: становление, функционирование, развитие. М.: Фонд ИНДЕМ, 1996,

202. см. Энциклопедический словарь «История Отечества с древнейших времен до наших дней», ст. «Народная воля».

203. см. Энциклопедия "Кругосвет", ст. "Эсеры"

204. там же

205. Ю.Г.Коргунюк, С.Е.Заславский. Российская многопартийность: становление, функционирование, развитие. М.: Фонд ИНДЕМ, 1996. Цит по

206. В.И.Ленин. "О боевом соглашении для восстания", газете “Вперед” № 7, 21 (8) февраля 1905 г. цит. по эл. версии /9-21.htm

207. Полный сборник платформ всех русских политических партий. С приложением высочайшего манифеста 17 октября 1905 г. и всеподданейшего доклада графа Витте. Цит. по

208. БСЭ, статья «Эсеры»

209. см. энциклопедия «Кругосвет», статья «Эсеры»

210. цит. ист.

211. цит. ист.

212. см. БСЭ, статья «Коммунистическая партия Советского Союза»

213. см. БСЭ, ст. «Петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса»

214. В.И.Ленин, «Шаг вперед и два назад (о кризисе в нашей партии)». 1904 г. цит по эл. версии /8-12.htm

215. цит. ист.

216. Цит. по журналу «На посту». 1923 г. N 4. Волин Б. Большевики - заезжатели. стр.11-28. эл. версия

217. В.И.Ленин, «Шаг вперед и два назад (о кризисе в нашей партии)». 1904 г. Цит по Эл. версии /8-12.htm

218. БСЭ, «Коммунистическая партия Советского Союза»

219. цит. ист., со ссылкой на ПСС т. 17, с. 145

220. БСЭ, «Коммунистическая партия Советского Союза»

221. см. БСЭ, статья «Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов»

222. см. Коток, В.Ф. «В.И.Ленин и наказы избирателей». //Советское государство и право. -1963. - № 4. - С. 17 – 28. Цит. по эл. версии

223. цит. ист.

224. см. Полный сборник платформ всех русских политических партий. С приложением высочайшего манифеста 17 октября 1905 г. и всеподданейшего доклада графа Витте.

225. цит. ист.

226. цит. ист.

227. Ленин В. И., Война и Российская социал-демократия, Полное собрание сочинений, 5 изд., т. 26. цит по эл. версии

228. Полная стенограмма лекции главного научного сотрудника Института Европы РАН, доктора исторических наук, профессора Дмитрия Фурмана, прочитанная 29 сентября 2005 года в рамках проекта «Публичные лекции «Полит.ру», цит. по .

229. Деникин А.И. Очерки русской смуты. - Париж, 1921. Том I. Крушение власти и армии. (Февраль-сентябрь 1917), цит. по эл. версии

230. С.П.Мельгунов. "Мартовские дни 1917 года", Париж, 1961 г. цит по эл. версии 231. Соболев Г. Л. Русская революция и «немецкое золото». — СПБ.: Нева, 2002.

232. Деникин А.И. Очерки русской смуты. - Париж, 1921. Том I. Крушение власти и армии. (Февраль-сентябрь 1917), цит. по эл. версии

233. цит. ист.

234. Ю.В.Изместьев, Россия в ХХ веке. Исторический очерк. 1894 - 1964. Издательство «Перекличка», Нью-Йорк, США, 1990. цит. по эл. версии со ссылкой на Library of Congress Card Number 90-62904 ISBN 0-9616413-5-5

235. Допрос Колчака. — Л.: Гиз, 1925. цит по эл. Версии militera.lib.ru/docs/1917-20/db/kolchak/index.html

236. цит. ист.

237. Деникин А.И. Очерки русской смуты. — Париж, 1921. Том I. Крушение власти и армии. (Февраль-сентябрь 1917), цит. По эл. версии

238. цит. ист.

239. цит. ист.

240. цит. ист.

241. цит. ист.

242. текст приказа см., например, Деникин А.И. Очерки русской смуты. — Париж, 1921. Том I. Крушение власти и армии. (Февраль-сентябрь 1917)

243. цит. ист.

244. цит. ист.

245. цит. ист.

246. цит. ист.

247. Соболев Г. Л. Русская революция и «немецкое золото». — СПБ.: Нева, 2002. цит. по эл. версии

248. см. БСЭ, «Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов».

249. ПСС В.И.Ленина 5-е изд. - М.: Издательство политической литературы, 1967. Т.32, стр. 40-42. цит. по эл. версии

250. цит. по эл. версии со ссылкой на журнал «Свободная мысль», 1997, №9

251. Соболев Г. Л. Русская революция и «немецкое золото». - СПБ.: Нева, 2002. Книга на сайте:

252. цит. по А.Арутюнов «Досье Ленина без ретуши. Документы. Факты. Свидетельства», со ссылкой на М.: Вече, 1999, 656 С.

253. цит. ист.

254. Ю.Е.Кондаков, На пути к диктатуре: Л.Г.Корнилов, А.М.Крымов, М.В.Алексеев. Цит. по эл. версии

255. цит. ист.

256. цит. ист. Со ссылкой на Стенограмму допроса министра-председателя А.Ф.Керенского// Дело генерала Л.Г.Корнилова. Под ред. Г.Н.Севостьянова. М. 2003. Т. 1

257. Деникин А.И. Очерки русской смуты. — Париж, 1921. Том I. Крушение власти и армии. (Февраль-сентябрь 1917), цит. По эл. версии

258. цит. ист.

259. Милюков П.Н. Россия на переломе: Большевистский период русской революции

260. Ю.Е.Кондаков, На пути к диктатуре: Л.Г.Корнилов, А.М.Крымов, М.В.Алексеев. Цит. по эл. версии

261. цит. ист.

262. Деникин А.И. Очерки русской смуты. — Париж, 1921. Том I. Крушение власти и армии. (Февраль-сентябрь 1917), цит. По эл. версии

263. цит. ист.

264. цит. ист.

265. Соболев Г. Л. Русская революция и «немецкое золото». - СПБ.: Нева, 2002. Книга на сайте:

266. Деникин А.И. Очерки русской смуты. — Париж, 1921. Том I. Крушение власти и армии. (Февраль-сентябрь 1917), цит. По эл. версии

267. Ю.В.Изместьев, Россия в ХХ веке. Исторический очерк. 1894 - 1964. Издательство «Перекличка», Нью-Йорк, США, 1990. Цит. по эл. версии со ссылкой на Library of Congress Card Number 90-62904 ISBN 0-9616413-5-5

268. Н.З. Кадесников. «Краткий очерк Русской истории XX века». Издание Св. Сергиевской Гимназии, Нью-Йорк, США, 1967. Цит. по эл. версии

269. Ю.В.Изместьев, Россия в ХХ веке. Исторический очерк. 1894 - 1964. Издательство «Перекличка», Нью-Йорк, США, 1990. Цит. по эл. версии со ссылкой на Library of Congress Card Number 90-62904 ISBN 0-9616413-5-5

270. Слободин В.П. Белое движение в годы гражданской войны в России (1917–1922 гг.). — М.: МЮИ МВД России, 1996.

271. цит. ист.

272. цит. ист.

273. цит. ист.

274. И.Пыхалов. "Великая оболганная война". М: "Яуза", "Эксмо", 2005, стр. 15-16.

275. Ю.Кондаков, "На пути к диктатуре: Л.Г.Корнилов, А.М.Крымов, М.В.Алексеев" цит. по эл. Версии

276. см. БСЭ, «Учредительное собрание»

277. С.Г.Кара-Мурза, «Гражданская война 1918-1921 гг. - урок для XXI века». Цит. по эл. версии -murza.ru/books/war/civil_war1.htm#hdr_2)

278. Деникин А.И. Очерки русской смуты. — Париж, 1921. Том I. Крушение власти и армии. (Февраль-сентябрь 1917), цит. По эл. версии

Оглавление

Введение

Часть 1. Российская империя

  Глава 1. Россия, которую мы потеряли

  Глава 2. Другая Россия

  Глава 3. Медицина. Является ли массовый сифилис проблемой?

  Глава 4. Демография. Почему в православной империи вымирал русский народ?

  Глава 5. Образование. Неучи или энциклопедисты?

  Глава 6. Ликвидация безграмотности: чья заслуга?

  Глава 7. Cословия как основа общественного устройства

  Глава 8. Право на все и отсутствие всяческих прав: какие законы действовали в Российской империи?

  Глава 9. Внешняя политика, XIX век: от любви до ненависти…

  Глава 10. Внешняя политика, начало XX века: Россия как топливо для европейского костра

Часть 2. Развал России

  Глава 11. Истоки революции. Первая революционная ситуация

  Глава 12. Красные при дворе Александра II. История революционного знамени

  Глава 13. Идеология революции и ее трансформация. Русский социализм XIX века

  Глава 14. Конец XIX века. Напряжение нарастает

  Глава 15. Революция 1905 года, Или о роли «маленькой победоносной войны»

  Глава 16. Грустная история парламентаризма в России

  Глава 17. Живые голоса: жизни, хлеба, свободу, долой войну, чиновников и священников

  Глава 18. Война или реформы? Был ли у Столыпина шанс реформировать Россию?

  Глава 19. Вступление России в Первую мировую войну. И снова «маленькая победоносная»

  Глава 20. От патриотического порыва к революции

  Глава 21. Ситуация в России 1914-1917 гг. О роли немецкого золота

  Глава 22. Февральская революция. Демократические Советы и нелегитимное Временное правительство. Развал России

Часть 3. История партийная и беспартийная

  Глава 23. О роли политических партий в Русской революции

  Глава 24. Революционеры левые и правые

  Глава 25. Кадеты: марксисты, монархисты или либералы?

  Глава 26. Эсеры, которые могли, но не захотели взять власть

  Глава 27. Большевики, которые готовились, но "проспали" революцию

  Глава 28. Имеет ли пролетариат отечество, или об интернационализме и «пораженчестве» большевиков

Часть 4. Гражданская война

  Глава 29. Кто разложил государство и армию?

  Глава 30. Политическая обстановка: лето 1917 года

  Глава 31. Гражданская война, прелюдия. Корниловский мятеж

  Глава 32. Белое движение: За веру, царя и отечество? О причинах неудач

Вместо завершения

Примечания

Реклама на сайте