«Будущий огонь»

Андрей Столяров БУДУЩИЙ ОГОНЬ

Вы уже пресытились, вы уже обогатились,

вы стали царствовать без нас.

О, если бы вы и в самом деле царствовали,

чтобы и нам с вами царствовать!

Нефть и проклятие

В экономике существует легенда о «ресурсном проклятии». Суть ее заключается в следующем. Страны, не имеющие больших природных ресурсов, вынуждены развивать высокотехнологичное производство и тем самым непрерывно модернизироваться. Напротив, страны, обладающие избытком природных ресурсов, могут существовать на довольно низком технологическом уровне, в основном добывая и продавая сырье. Необходимости в непрерывной модернизации у таких стран нет, проще поставить «трубу» и качать дивиденды. То есть, наличие дешевых ресурсов не стимулирует, а тормозит развитие.

К первой группе обычно относят Японию, которая, практически не имея собственного сырья, стала в ХХ веке одной из ведущих индустриальных держав. Называют также Южную Корею, Малайзию, Сингапур.

Ко второй группе стран относят Венесуэлу, Нигерию, Иран и Россию, обладающих большими запасами нефти, но весьма слабыми производящими экономиками.

Более того, считается, что этот же фактор в значительной мере определяет и политическое устройство страны. Во всяком случае, аналитическое исследование «Фридом Хаус», опубликованное летом 2008 г., показывает зависимость между ценой на нефть и уровнем демократического развития нефтедобывающих постсоветских республик. Данную зависимость можно сформулировать так: чем выше цена, тем меньше демократии1.[1]

Впрочем в России это заметно и безо всяких аналитических исследований. Достаточно время от времени просматривать прессу. Пространство свободы у нас непрерывно сужается. Как будто зловещая хтоническая сущность нефти и в самом деле налагает проклятие на каждого, кто извлекает ее из подземного мрака.

Гонки по вертикали

Несмотря на весь прогресс гражданского общества, политика, как и прежде, остается одной из самых закрытых областей человеческой деятельности. Мы, как правило, не знаем истинной подоплеки тех или иных событий, оказывающих непосредственное влияние на нашу жизнь, мы можем только догадываться о внутренних механизмах, приведших к тому или иному решению. Почему Соединенные Штаты начали войну в Ираке? Они сражались за демократию или хотели установить контроль над иракскими нефтяными полями? Почему те же Соединенные Штаты буквально продавили независимость Косово? Они действительно отстаивали права этнического меньшинства или с самого начала намеревались построить на данной территории крупнейшую в Европе военную базу, которая могла бы контролировать все Балканы?

В начале 2000-х гг., после прихода к власти президента Путина, России предстояло сделать исторический выбор. Она могла двинуться по пути дальнейших либеральных реформ, стимулируя бизнес и модернизируя производящую экономику — правда, этот путь требовал внедрения реальных свобод, что, конечно, ограничивало всевластие и доходы правящей российской элиты, или Россия могла свернуть к централизованным формам управления экономикой, при которых власть и государственные доходы остаются в распоряжении небольшого круга людей. При этом, разумеется, необходимо было поставить под контроль бизнес, который должен был понимать, кто в государстве хозяин, и минимизировать критику со стороны политической оппозиции.

Возможно, выбор был сделан в результате ожесточенной борьбы. Возможно, в руководстве России сталкивались различные точки зрения и возникали острейшие противоречия. Мы ничего не знаем об этом. Картина, по-видимому, прояснится лишь через много лет, когда будут написаны мемуары и рассекречены соответствующие документы. Правда, тогда это, кроме специалистов, уже никого не будет интересовать. Однако ретроспективный анализ показывает, что победила вторая точка зрения: на самопожертвование, на какое-либо самоограничение российская элита тех лет оказалась психологически не способна. Вместо расширения гражданских прав и свобод в России начала возникать «вертикаль власти», определившая собой и тип утверждающейся государственности.

Два фактора, обусловили такой поворот.

Во-первых, в данный период начался стремительный рост цен на энергоносители, которого практически никто из аналитиков не ожидал. Он, в свою очередь, был вызван как войной в Ираке, являвшимся крупным поставщиком нефти на мировой рынок, так и общим подъемом мировой экономики, особенно Индии и Китая, испытывавших все возрастающие потребности в энергоресурсах. В 1999 г. баррель нефти стоил всего 11 долларов, а к середине 2008 г. его цена достигла уже 140 долларов с лишним2. Соответственно выросли и цены на газ. На Россию, основные доходы которой составлял экспорт сырья, буквально хлынул денежный дождь. Выяснилось, что вовсе не нужно осуществлять трудоемкие и рискованные реформы, которые еще неизвестно к чему приведут, проще действительно — поставить «трубу» и качать прибыль прямо оттуда. Тут хватит и на запросы элиты, и на социальное умиротворение россиян, которым также необходимо что-нибудь дать. Словом, решение выскочило как бы само собой.

А вторым фактором, способствовавшим переходу России к централизованному управлению, явилась необыкновенная личная популярность президента Путина. Рейтинг его в течение всего срока правления не опускался, как правило, ниже 50 % и намного превосходил рейтинги правительства, парламента или других политических деятелей. Соблазнительно было конвертировать эту всенародную популярность в конкретные государственные механизмы, обеспечивающие стабильность элит, тем более, что Конституция Российской Федерации, сделанная в свое время под Б. Н. Ельцина и предоставлявшая президенту огромные полномочия, позволяла осуществить это вполне законным путем.

Примерно с 2002 г. в России началось строительство нового государства.

Прежде всего был поставлен под контроль крупный бизнес. Пользуясь привлекательной для народа идеологемой о «равноудаленности олигархов», администрация президента обрушила мощный удар на тех российских предпринимателей, которые пытались играть самостоятельные роли в политике. Борис Березовский был вынужден эмигрировать в Англию, Владимир Гусинский — в Испанию. Оба выпали из политической жизни. А побочным, но чрезвычайно важным следствием этой стратегической операции явилось то, что крупнейшие телевизионные каналы страны, «ОРТ» и «НТВ», ранее принадлежавшие олигархам, перешли под контроль президентской администрации. Теперь, обладая еще и каналом «Россия», Кремль занял главенствующие позиции в телевизионном пространстве. Он получил возможность формировать общественное сознание россиян.

Другим знаковым шагом, свидетельствующим о намерениях Кремля, стал разгром нефтяного концерна «ЮКОС». Михаил Ходорковский, которому принадлежал данный концерн, согласно версии журнала «Форбс», являлся в 2004 г. самым богатым человеком России. Видимо, это породило у него большие политические амбиции. Ходорковский финансировал оппозиционные партии «Союз правых сил», «Яблоко», КПРФ и выступал с критикой «управляемой демократии», которая утверждалась в стране. Ответ президентской администрации был сокрушительным. В октябре 2003 г. Михаил Ходорковский был арестован, а в мае 2005 г. признан виновным в мошенничестве, присвоении чужого имущества, неуплате налогов и осужден на 9 лет лишения свободы. Основные активы «ЮКОСа» были приобретены весьма таинственной компанией «Байкал Финанс Групп», представлявшей, как позже выяснилось, интересы «Роснефти», которую, в свою очередь, возглавлял Игорь Сечин, близкий друг и соратник российского президента.

Это была очень показательная демонстрация силы. Эффективный бизнес в России невозможно вести, не нарушая те или иные законы. Любой бизнесмен, особенно крупный, хоть в чем-нибудь да виноват, и потому карающий меч может опуститься на каждого. Выводы в бизнес-среде были сделаны незамедлительно. Роман Абрамович, также, согласно данным журнала «Форбс», один из богатейших людей России, безропотно уступил «Газпрому» свой пакет акций принадлежавшей ему компании «Сибнефть» и занял пост губернатора Чукотки, вкладывая личные средства в развитие этого региона, а другой олигарх, Олег Дерипаска, выражая, по-видимому, общее мнение крупного российского бизнеса, заявил в интервью «Financial Times», что готов в любой момент отдать государству свою компанию «РусАл». «Если государство скажет, что ему это нужно, я это сделаю. Я не отделяю себя от государства. У меня нет других интересов»3.

Одновременно начал» осуществляться «партийный проект»: построение так называемой «партии власти», то есть партии, полностью подчиненной Кремлю, способной гарантированно победить на выборах и образовать в парламенте послушное законодательное большинство.

В конце 2001 г. была создана «Единая Россия», ядром которой стал огромный массив чиновников, фактически приводящих в движение все рычаги российского государственного механизма. Возглавил это политическое объединение Борис Грызлов, человек, знакомый президенту Путину еще по работе в Санкт-Петербурге.

Опираясь на консолидированное телевидение, высвечивающее отныне лишь определенный партийный ландшафт, на административный ресурс в лице послушных региональных властей, на личную популярность президента Путина, публично высказавшего свои симпатии, «Единая Россия» успешно выиграла выборы 2003 г., получив в парламенте устойчивое большинство голосов (67.56 %). Демократические силы, партии «Яблоко» и «Союз правых сил», не сумевшие создать перед выборами единую политическую организацию, получили лишь по 4 % голосов избирателей, не преодолели барьера, необходимого для попадания в Думу, и были представлены в ней лишь некоторым количеством независимых депутатов.

Российский парламент окрасился в цвета «Единой России». Из независимого органа законодательной власти он превратился в штемпелевочную машину, послушно утверждающую любые указы Кремля. Никакая реальная оппозиция там была невозможна. И лидер «Единой России» Борис Грызлов, ставший в 2004 г. председателем Государственной Думы, конечно, имел все основания заявить, что «парламент — это не место для дискуссий».

Началось активное структурирование российского политического пространства. В первую очередь была укреплена собственно «вертикаль власти». В 2004 г. после трагической истории с захватом заложников в Беслане, когда погибли более 300 человек, под предлогом необходимости наведения порядка в стране в России были отменены прямые выборы губернаторов. Теперь кандидатура на пост губернатора представлялась президентом страны и утверждалась законодательным органом субъекта Федерации. Губернатор, не лояльный Кремлю, мог быть смещен с должности в любой момент, а выдвижение губернатора на второй властный срок также зависело от отношения к нему президента. Выводы в этой среде были опять-таки сделаны незамедлительно: большая часть губернаторов безоговорочно приняла новые правила политического бытия и была быстро и без хлопот переизбрана\переназначена президентской администрацией, а тем немногим, которые в вертикаль не вписались, пришлось уйти. В результате кремлевская администрация получила абсолютную верность и беспрекословное послушание региональных властей.

Далее были откорректированы законы о выборах. Из избирательных бюллетеней была удалена графа «Против всех», которая показывала количество недовольных политическим режимом в стране, одновременно было отменено выдвижение независимых кандидатов (теперь они шли только по спискам партий), а барьер голосов для прохождения в Думу был поднят аж до 7 %. Это сразу же поставило в невыгодное положение демократическую оппозицию, для которой такой барьер был, естественно, непреодолим.

Коррекции подвергся и закон об общественных организациях. Напуганная, вероятно, «цветными революциями» в постсоветском пространстве, значительную роль в которых сыграли именно гражданские объединения, частично финансируемые из-за рубежа, российская власть сформулировала закон таким образом, что теперь любая организация, получающая хоть какие-либо зарубежные средства, могла быть обвинена в антигосударственной деятельности. То есть, этот источник независимой мысли в России был в значительной степени приглушен. А в дополнение ко всему был откорректирован и закон о СМИ. Глава 4 этого закона теперь гласила, что средствам массовой информации запрещено распространение экстремистских материалов4, причем к экстремизму, по определению уже другого закона (О противодействии экстремистской деятельности), было отнесено в числе прочего и «возбуждение социальной розни»4. Два письменных предупреждения, сделанных редакции в течение года надзирающим органом, являлись теперь основанием для прекращения деятельности данного СМИ4. Под запрет таким образом попадала вся социальная критика — то, чем и должна заниматься пресса в свободном демократическом обществе.

Весь этот комплекс мер получил четкое идеологическое обеспечение. Выступая 22 февраля 2006 г. перед активом «Единой России», заместитель главы президентской администрации Владислав Сурков назвал особенности российского политического режима «суверенной демократией». Сам В. Сурков дал этому термину весьма расплывчатое толкование, однако другой идеолог «Единой России» определил «суверенную демократию» как «одну из форм нелиберальной эгалитарной демократии, где политическая, экономическая и общественная свобода отдельного человека ограничивается интересами общества, прежде всего, сохранением государственного суверенитета»5.

Разумеется, представление о «суверенной демократии», как и всякая мифологема, опиралось на реальное основание. Каждая страна имеет некие национальные особенности, обусловленные ее географией, ее историей, ее культурой, и эти особенности, как правило, находят отражение в политическом дизайне страны. Префекты во Франции, соответствующие по статусу губернаторам в России и США, тоже не избираются, как это происходит в Америке, а назначаются центральной властью. Однако демократии во Франции, конечно, не меньше, чем в Соединенных Штатах. Система с доминирующей партией, то есть с партией, которая безраздельно господствует в электоральном пространстве, раз за разом побеждает на выборах и образует парламентское большинство, существует в отдельных странах, в частности в Японии, где либерально-демократическая партия находилась у власти почти 40 лет, а также в Швеции и Италии, где в течение многих десятилетий правили социал-демократы и христианские демократы. Однако никому и в голову не приходит назвать эти страны недемократическими. А ограничения на пропаганду экстремистских воззрений присутствуют в законодательстве большинства европейских стран. И все же, вероятно, прав был Михаил Горбачев, считающий, что эти изменения в российских законах нельзя оправдать теориями «суверенной» или «управляемой» демократии. «Ограничения, которые могут оказаться необходимыми в ситуациях, угрожающих самому существованию государства и жизни людей, должны рассматриваться как временные, а не возводиться в принцип… Подобные определения искажают суть демократии — точно так же, как искажали ее концепции “социалистической” или “народной” демократии»6.

Видимо для того, чтобы ослабить критику, была выведена на сцену декоративная оппозиция. Перед выборами в Государственную Думу 2007 г. в срочном порядке, путем слияния трех мелких партий, была образована «Справедливая Россия», которую возглавил председатель Совета Федерации Сергей Миронов. Эта партия позиционировала себя в качестве социалистической и оппозиционной, правда оппонирующей не президенту, а лишь «Единой России». Идея здесь была очевидна. «Тот, кто доволен вообще всем или хотя бы только фигурой главы государства, должен голосовать за «ЕдРо». Тот же, кто чем-то недоволен, может отдать свой голос вновь возникающему объединению… Тем самым он все равно проголосует за партию власти, только в иной ее ипостаси»7.

Что же касается реальной демократической оппозиции, то она была полностью маргинализована. Во-первых, она была отрезана от источников финансирования: каждый российский бизнесмен отчетливо понимал, что, поддерживая своими средствами демократов, он сильно рискует. Во-вторых она была вытеснена из пространства масс-медиа: пресса и телевидение сообщали только о ее уличных акциях, которые неизменно квалифицировались как экстремистские. И в-третьих, против нее на всю мощь использовался административный ресурс. Леонид Гозман, один из лидеров «СПС», писал: «Нам нарисовали 0,9 % на последних выборах (отдельное спасибо господину Чурову[2]) и не зарегистрировали на выборах в субъектах РФ в октябре — везде якобы были неверно оформлены подписи»8.

Ничего удивительного, что в такой ситуации на выборах 2007 г. «Единая Россия» одержала блистательную победу. Она получила в Государственной думе 70 % мест, что вместе с 8 % «Справедливой России» составило конституционное большинство. При этом «Союз правых сил» набрал, по официальным данным, действительно лишь около 1 % голосов, а «Яблоко» немногим больше — 1,6 %. Обе партии в парламент, разумеется, не попали.

Теперь можно было завершать строительство вертикали. На президентских выборах 2008 г. была успешно осуществлена стратегическая операция «преемник»: новым президентом страны, набрав 70 % голосов, стал Дмитрий Медведев, один из ближайших соратников Владимира Путина, а сам В.В.Путин, чтобы не отпускать рычаги, возглавил правительство и стал лидером «Единой России». Тем самым он сохранил контроль как над парламентом, так и над значительной частью исполнительной власти.

Далее последовали изменения в Конституции. Срок президентских полномочий был увеличен до шести лет. Одновременно до пяти лет был увеличен срок полномочий депутатов Государственной Думы. Механизм власти в России был таким образом окончательно сформирован. Стало понятно, что та команда, которая образовалась в начале 2000-х годов, намеревается править страной в течение ближайших десятилетий: по крайней мере 4 года — президент Медведев, затем 12 лет, согласно новым законам, — президент Путин, затем опять 12 лет — президент Медведев.

В общем, как в известном анекдоте: «Пушкин — это наше всё, Церетели[3] — это наше везде, а Путин — это наше всегда».

Правда, чем дальше, тем менее смешным кажется этот анекдот.

Под пятой

К концу ХХ века в международном пространстве прочно утвердились новые субъекты мировой экономики — транснациональные корпорации (ТНК), ареной деятельности которых стали не конкретные государства, но весь мир.

В самом общем виде корпорацию можно определить как сообщество людей, объединенных общими интересами. В этом смысле корпорациями являются политические партии, профсоюзы, творческие союзы, различные клубы.

В более узком, экономическом смысле корпорация — это объединение физических лиц, создающих юридическое лицо, которое обладает определенной независимостью в своей деятельности.

Первые корпоративные объединения возникли еще в Древнем мире для защиты интересов торговцев и производителей. В Средние века корпорации были структурно оформлены в виде ремесленных цехов и гильдий купцов, имевших свои правила торговли и производства. В период колониальных империй начался выход корпораций в глобальный мир. Первыми транснациональными корпорациями по традиции считаются Британская Ост-Индская компания и Голландская Ост-Индская компании, основанные в начале XVII века и обладавшие громадными денежными и людскими ресурсами. Британская Ост-Индская компания, например, имела даже собственные войска и вела боевые действия во всем регионе Индокитая.

Мощным толчком для развития корпораций послужило возникновение собственно финансовых инструментов, прежде всего акционерного капитала, позволявшего привлекать в корпорации огромные средства «со стороны». К концу XIX — началу XX века в США и развитых европейских странах образовались гигантские концерны и тресты, контролировавшие большие сферы материального производства: металлургическую промышленность, угольную промышленность, нефтяную промышленность, транспорт и т. д. и т. п. А после периода мировых войн, существенно глобализовавших национальные экономики, корпорации окончательно стали самостоятельными персонажами всемирного экономического театра.

Считается, что в мире сейчас наличествует около 500 крупных ТНК, аффилированных, как правило, с мощными транснациональными банками, что значительно увеличивает их возможности. «Они владеют четвертью мирового валового общественного продукта и контролируют 70 процентов глобальной торговли9». Бюджеты некоторых ТНК превышают бюджеты многих национальных государств.

Можно, вероятно, без преувеличений сказать, что современный мир в значительной мере принадлежит корпорациям. Они являются подлинными хозяевами новой постиндустриальной реальности.

Эффективность корпораций обусловливается особенностями корпоративной структуры.

Во-первых корпорации строго иерархичны. Конечно, в большинстве корпораций имеется множество мелких акционеров, формально обладающих правом голоса, однако все решения, имеющие стратегическое значение, принимаются мажоритариями — владельцами крупных пакетов акций, круг которых весьма ограничен. Никакой демократии в корпорациях нет. «Управленческий лаг» здесь стянут до минимума. И потому корпорации значительно мобильнее государства, вынужденного во многих случаях соблюдать громоздкие демократические процедуры.

Во-вторых, корпорации обладают трансграничной свободой. Любое национальное государство может использовать лишь те ресурсы, которые существуют в пределах его официальных границ. Экспансия государства рассматривается как агрессия. В то время как корпорация может открывать свои отделения в любой точке мира, использовать любые ресурсы, любые финансовые возможности. Экспансия корпораций является экономической нормой и ограничена лишь конкуренцией на международных рынках.

И, в-третьих, современные корпорации стремятся обеспечить своим сотрудникам максимум всех возможных социальных услуг, которые раньше находились в ведении государства — то есть, жилье, медицинское обслуживание, повышение квалификации, страхование, организацию отдыха, в том числе и семейного, юридическую защиту в случае каких-либо конфликтов с «внешней средой». Фактически, каждая корпорация создает целый мир, собственную страну, выходить за границы которой нет никакой необходимости. Служащий корпорации получает даже суррогат высших ценностей в виде корпоративной идеологии, корпоративной этики, корпоративного образа жизни, корпоративного гимна, в виде эмблемы корпорации, униформы, подарков, значков. Словом, всего того, что обладает признаками «подлинного бытия». Даже семейное положение, наличие у служащего детей тоже поощряется (или не поощряется) корпорацией. Фактически, корпорация изымает человека из социальной реальности и предоставляет ему «малую родину», становящуюся для него единственной. Ничего удивительного, что корпоративная идентичность начинает в конце концов преобладать над этнической, культурной, государственной, религиозной. Для служащего корпорации важным становится уже не столько состояние государства, гражданином которого он формально является, сколько его собственное карьерное положение внутри корпоративной системы10.

В общем, корпорации все больше напоминают собой феоды Средневековья: самодостаточные замкнутые миры, представительствующие во внешнем мире только через своих сюзеренов. Они имеют собственные вооруженные силы в виде частной охраны, собственную разведку, собственных дипломатов, ведущих переговоры. Сходство проявляется даже во внешних признаках. Офисы крупных фирм сейчас все чаще похожи на укрепленные средневековые замки: мощная система слежения и безопасности отделяет их от остального мира10. Внутри них — свои законы, часто приоритетные по отношению к законам «страны пребывания».

Впрочем, государство в этом отношении тоже не отстает. «Некоторые государственные учреждения, например президентские дворцы, напоминают крепости и окружены подобием земляного вала, который защищает их от портативных ракетных установок»11.

Само государство становится совокупностью корпораций. Формально оно еще сохраняет за собой монополию, скажем, на силовой ресурс, но уже президент Кеннеди признавал, что не может полностью контролировать Пентагон, поскольку тогда придется посвящать этому все свое время12. Аналогично обстоит дело и с другими государственными институтами. Они обретают все большую корпоративную самостоятельность. «И потому армия может вести войну, нужную только ей самой, центральный банк — осуществлять финансовые операции, нужные только центральному банку, и никто более не заинтересован в существовании и укреплении наркомафии, чем Управление (департамент, агентство) по борьбе с наркотиками: чем сильней наркомафия, тем больше средств ему выделяют»13.

Первоначальной реакцией государства на усиление корпораций стали антимонопольные (антитрестовские) законы, которые начали возникать в конце XIX — начале ХХ века. Ограничивая, по крайней мере, механический рост корпораций, государство, а в лице его — общество, защищало себя от опасной экономической диктатуры. В частности, еще в 1911 г. одна из крупнейших корпораций Америки «Стандарт Ойл», контролировавшая две трети нефтеперерабатывающих заводов и нефтепроводов, была принудительно разделена более чем на 30 самостоятельных фирм, которые начали конкурировать уже не с государством, но друг к с другом. А уже в наше время таким же принудительным образом была ограничена в своих амбициях гигантская империя «Майкрософт», принадлежащая Биллу Гейтсу14.

Однако более перспективным оказался союз корпораций и государства, складывавшийся в течение всего ХХ века. От такого союза выигрывают обе стороны: корпорации обеспечивают государству основные финансовые поступления, позволяющие формировать социальную, бюрократическую и военную части бюджета, а государство, в свою очередь, используя дипломатические и силовые ресурсы, поддерживает и продвигает «свои» корпорации в пространстве мировой экономики. Большинство военных конфликтов последних десятилетий можно интерпретировать как борьбу за зоны сырья или стратегических коммуникаций.

О том, что союз государства и корпораций давно сложился, свидетельствуют многие признаки. Однако наиболее показательным является, на наш взгляд, «административный трансферт». Чиновники, работающие в аппарате правительства, переходят после отставки в правления банков и корпораций, а топ-менеджеры банков и корпораций, напротив, вливаются в государственный аппарат. Это, конечно, не означает, что государственные чиновники напрямую лоббируют интересы тех фирм, с которыми они связаны (хотя, конечно, случается и такое), но несомненно, что при выработке решений по стратегии государства интересы корпораций становятся приоритетными.

Вместе с тем у государства и корпораций разные цели. Целью государства, по крайней мере провозглашаемой, является максимизация социальных благ: гражданских свобод, гражданского мира, высокого уровня жизни. Целью же любой корпорации, напротив, является исключительно максимизация прибыли. Собственно для этого корпорации и создаются. Никаких других целей у них нет и не может быть. Более того, к этому их вынуждает острая рыночная конкуренция: корпорация, которая ставит прибыль не на первое место, будет скорее всего разорена. Такая ориентированность корпораций подтверждена юридически. Еще в начале ХХ века, когда Генри Форд, фактически основатель автомобильной промышленности США, решил отменить дивиденды акционеров, а прибыль использовать для снижения стоимости продукции, мотивируя это в полном согласии с протестантской этикой, что «бизнес — это служение, а не золотое дно», то суд, куда обратились акционеры, постановил, что «коммерческая структура создается и работает преимущественно в интересах своих акционеров и нельзя допускать, чтобы ее основной целью становилось соблюдение чьих-то посторонних интересов, тогда как акционеры уходят на второй план»15. Данное решение легло впоследствии в основу принципа «оптимальных интересов корпорации», который проявляется ныне в корпоративных законах многих западных стран: руководители корпораций должны руководствоваться прежде всего интересами акционеров, то есть прибылью, а вся остальная деятельность корпораций, например социальная или экологическая, обязательной не является15.

Ничего удивительного, что деловая активность большинства корпораций сопровождается чудовищным эгоизмом, нарушением многих, казалось бы, очевидных человеческих норм. В 2001 г. немецкие журналисты Клаус Вернер и Ганс Вайс выпустили «Черную книгу корпораций», где привели множество документированных фактов подобного рода: поддержка диктаторских режимов, преследование профсоюзных активистов и сотрудничество с головорезами из «эскадронов смерти», пренебрежение экологией, опасный монополизм, эксплуатация нищенски оплачиваемых рабочих в странах третьего мира. Причем в список нарушителей попали крупнейшие транснациональные корпорации, чьи торговые бренды известны всему миру: «Coca-Cola», «Bayer», «McDonald’s», «Mattel», «Monsanto», «ExxonMobil», «Adidas», «Nike»… Интересно, что, по словам авторов книги, корпорации, упомянутые в данном исследовании, не пытались опровергать обвинения через суд, признавая тем самым их справедливость16.

Именно этому мировому тренду следует и Россия. Еще в 2006 г., выступая на экономическом форуме в Санкт-Петербурге, будущий президент страны Дмитрий Медведев (находившийся тогда в ранге вице-премьера), заявил, что «в жесткой конкуренции на мировом рынке наши товары зачастую проигрывают не столько из-за низкого качества или высоких цен, сколько от отсутствия эффективной системы государственной поддержки». А потому «мы должны ориентироваться на создание крупных корпораций и поддержку их внешнеэкономического продвижения»17.

Слова в данном случае с делом не разошлись. Именно с 2006 г. в России начали возникать гигантские корпорации, бравшие под контроль целые отрасли российского производства: «Объединенная авиастроительная корпорация», «Объединенная судостроительная корпорация», «Банк развития» (созданный на основе «Внешэкономбанка»), «Роснанотех», «Росатом», «Фонд содействия ЖКХ», «Ростехнологии».

Правда, в отличие от западных корпораций, которые возникали сами собой, российские корпорации создавались непосредственно государством и потому сразу же наделялись колоссальными привилегиями. Петербургский экономист Андрей Заостровцев в свое время писал: «Образуются эти корпорации примерно так. Берется большой кусок государственных активов, при необходимости к нему присоединяются и частные (прикупаются, конечно, но попробуй не продай!), а затем все это объявляется госкорпорацией, которой управляет не правительство, а ответственные товарищи, лично назначаемые президентом РФ. Каждый раз под новую госкорпорацию наша сугубо независимая законодательная власть штампует особый федеральный закон. Наделяет ее статусом «некоммерческой организации». Действительно, за безубыточность деятельности эти новообразования не отвечают и банкротству не подлежат. Зато щедро накачиваются бюджетными средствами»18. В частности, только в ноябре 2007 г. и только «Банк Развития», «Роснанотех» и «Фонд содействия ЖКХ» получили из бюджета для пополнения уставного капитала 550 млрд. рублей, то есть 8,3 % общего объема расходов федерального бюджета в 2008 г. А когда создавалась корпорация «Ростехнологии», то она заявила претензии более чем 500 предприятий18.

Однако помимо государственных привилегий, обретенных российскими корпорациями, и помимо добровольно-принудительной передачи частных активов на их баланс, каковое явление получило название «государственного рейдерства», то есть пиратства, российские корпорации обладают еще одной характерной чертой, отличающей их от корпораций западных стран. Руководящие посты в российских госкорпорациях занимают люди, являющиеся членами единой команды. Причем здесь можно согласиться с мнением другого петербургского экономиста Дмитрия Травина, что «данную группировку в строгом смысле слова нельзя назвать ни чекистской, ни даже питерской19», как это обычно делают. Это скорее союз людей, возникший в ожесточенной конкурентной борьбе за большую власть и большие деньги.

Так какое государство представляет собой нынешняя Россия? Бывший советник президента РФ по экономике Андрей Илларионов характеризует его как «корпоративистское государство», «закрытое акционерное общество», в котором «собственность на российское государство перешла в руки корпорации, неподконтрольной его номинальным собственникам — гражданам России… Суть этой модели — в государственном перераспределении ресурсов «своим». Ее главный принцип — «приватизация прибылей, национализация убытков». Механизм ее действия — избирательность: «своим» предоставляются все возможные льготы, государственная поддержка, кредиты, субсидии, «чужим» — налоговые претензии, завышенные требования, ограничения. «Неравные условия ведения бизнеса, экономическая и политическая дискриминация возводятся в абсолютный принцип»20.

В свою очередь, Андрей Заостровцев характеризует такой тип государственного устройства как «клановый капитализм» и считает, что его «главным отличительным признаком… является вовсе не частная собственность, а… «частная власть», которая закрепляет за собой эксклюзивное право определять доступ к капиталу (включая, естественно, и земельные ресурсы) и форму распоряжения таковым». Это власть «частная», потому что «все государственные полномочия монопольно и на неопределенный срок (как бы навсегда) принадлежат кучке функционеров — клану, приватизировавшему государство»21. И далее Андрей Заостровцев пишет: «Бизнес обязан служить «такой» власти как обладателю теневого права решающего контроля. Служение может принимать различные формы — от простой уплаты дани облеченным властью до прямого исполнения их поручений. Невольно напрашивается историческая аналогия — ярлык, вручавшийся русским князьям монгольскими ханами и вытекавшие из него обязательства»21.

Эффективность данного государственного устройства для извлечения «кланом» прибылей из национальных ресурсов вполне очевидна. Однако, быть может, такой государственный механизм эффективен вообще? Быть может, он позволяет сконцентрировать государственные усилия в наиболее значимых областях экономики, тем самым развивая страну и повышая доходы граждан? Ведь не случайно корпоративно-государственное устройство преобладает сейчас в большинстве западных стран.

Это утверждение весьма сомнительно.

Западные корпорации при всех их тесных связях с соответствующим государством находятся, тем не менее, в остро конкурентной среде: над каждой из них как дамоклов меч висит эвентуальная возможность краха. Они просто вынуждены быть экономически эффективными. Российские корпорации, напротив, являются продолжением государства, никакой конкуренции, по крайней мере внутри страны, они не испытывают, разориться такие корпорации не могут даже в принципе, а это сразу отодвигает вопрос об их экономической эффективности на задний план.

Характерен в этом смысле пример «Газпрома», называемого в рекламных роликах «национальным достоянием России». Имея превосходные стартовые условия, получив в собственность мощности и инфраструктуру советского времени, находясь в исключительно благоприятных условиях непрерывного роста цен на сырье, «Газпром» за период 1999–2008 гг. сумел увеличить свое производство лишь на 0,4 % и, по мнению Владимира Милова, президента Института энергетической политики, «находится на пороге масштабного производственного спада, угрожающего кризисом газоснабжения как нашей стране, так и европейским потребителям. Смехотворные 7 долларов 30 центов, уплачиваемые государству в виде налога с барреля добытых нефти и газа, против 40 с лишним долларов на баррель у российских нефтяных компаний. Фантастические неэффективность и коррупция — трехкратный рост операционных расходов и долга за семь лет, десятки миллиардов долларов в виде выведенных активов и закопанных в землю «…» на реализацию газопроводных авантюр, подаваемых как «геополитические победы». Полностью проваленная деятельность по разработке новых газовых месторождений и подсаживание на иглу стремительно дорожающего среднеазиатского газа. Череда громких газовых скандалов на постсоветском пространстве с сомнительным экономическим эффектом, но оглушительными репутационными потерями. Уровень долга, превышающий две трети годовой выручки и реально угрожающий Газпрому корпоративным дефолтом22».

Эффективность российских госкорпораций, по сравнению с западными, иллюзорна. Зато их экономический эгоизм сомнению не подлежит. Здесь можно указать хотя бы на то, что стоимость электроэнергии и тепла в России с 1999 г. выросла в четыре с половиной раза, что на 50 % выше уровня потребительской инфляции. В результате «энерготарифы в нашем отечестве не только намного превзошли уровни хорошо обеспеченных энергоносителями экономик, но и оказались выше, чем в некоторых энергодефицитных странах вроде США»23. То же самое происходит с ценами на бензин и авиакеросин. Даже в период кризиса, когда нефть резко подешевела, российские нефтяные компании уменьшили цены на бензин лишь на 5 %, в то время как в США аналогичные цены снизились вдвое23.

Финансовый кризис вообще многое прояснил. В частности, он показал, как государственные корпорации и аффилированные с ними банки в действительности относятся к интересам страны. Получив на первом этапе кризиса колоссальные дотации от государства, они вовсе не стали, как предполагалось, поддерживать кредитами производство, а купили на эти деньги валюту и вывели ее за рубеж. Цены на евро и доллар в России, естественно, подскочили. Соответственно подскочили цены на импорт, обеспечивающий повседневную жизнь россиян. То есть, бог с ней, с Россией, прибыль — важнее всего. Причем интересно, что если в Германии, скажем, выдача стабилизационных кредитов обуславливалась, помимо прочего, снижением зарплат и премий топ-менеджерам, у которых они, по мнению немецкого общества, были непозволительно высоки, то в России это никому и в голову не пришло. Фантастические оклады менеджеров госкорпораций и банков, многомиллионные бонусы, которые они выплачивают сами себе, даже во время кризиса остались на прежнем уровне. Впрочем, о чем еще говорить, если в Санкт-Петербурге в самый пик кризиса, который уже напрямую затрагивал всех россиян, возобновились переговоры о возведении на Охте грандиозного офисного центра «Газпрома»24. То есть, на реальное производство у корпорации денег нет, а на строительство чудовищного архитектурного монстра — пожалуйста.

Однако, самое неприятное из того, что скрыто от глаз общественности, — колоссальные долги государственных корпораций, сделанные ими за последние несколько лет. Пользуясь дешевизной кредитов на Западе, полагая, по-видимому, что дождь нефтедолларов будет орошать страну без конца, российские госкорпорации осуществили в это время такие заемы, которые давят теперь на всю экономику. По данным председателя Счетной палаты РФ, внешний корпоративный долг России в первом квартале 2008 г. составил 430 млрд. долларов25. Это превышает внешний долг самого государства почти в 10 раз26. Симптоматично также, что 100 млрд. долларов этих заимствований приходится на долю только двух госкомпаний — «Газпром» и «Роснефть»27. Причем, корпоративный долг представляет собой двуликую сущность. С одной стороны — это долги корпораций, и государство формально по ним ответственности не несет, с другой стороны — это в основном долги государственных корпораций, и государство за них все-таки отвечает. Видимо, рассчитываться по этим долгам придется всем нам. Что, кстати, полностью совпадает с идеологией российских госкорпораций: «приватизация прибыли, национализация убытков».

В общем, картина понятна.

Финансовый кризис, разразившийся осенью 2008 года, со всей отчетливостью показал, кому в действительности принадлежит власть в России.

Пиршество демонов

Незаметно и как-то очень естественно образовался у нас в стране целый сектор, направленный на обслуживание богатых и сверхбогатых людей. Обозначается он, как правило, ярлыком «элитный». Существуют элитные квартиры, дома, кварталы, поселки, специально выделенные, охраняемые, отгороженные от прочего мира, элитные клиники и лицеи, где лечение, и образование стоит колоссальных денег, элитные магазины, элитные марки машин, элитные рейсы, элитные залы в аэропортах. Российский математик Игорь Шарыгин называет это vip-демократией:[4] «В мире возникают не смешивающиеся (почти не смешивающиеся) сословия — касты: дворяне, прислуга и чернь. Принципы феодализма распространяются на весь мир»28.

Возникает парадоксальная ситуация. После всех демократических заклинаний о свободе и равенстве, после торжества либеральных принципов, казалось бы утвердившихся навсегда, мир вновь начинает приобретать отчетливо разделенный характер, и новые социальные страты, новые «знать» и «чернь» становятся такими же очевидными, как и в эпоху Средневековья.

Единственное отличие заключается в том, что если в течение европейских Средних веков принципом сословного выделения служила генеалогия: нищий дворянин, по крайней мере формально, всегда имел больше прав, чем богатый купец, то ныне критерием выделения являются только деньги, все остальные качества человека отходят на второй план.

Это вполне естественно. Глобализация, то есть введение в мире единых «правил игры», потребовала и универсальных критериев, способных работать везде и всегда. Деньги, легко поддающиеся количественному учету, стали тем показателем, через который можно сравнить качественно различные стратегии бытия. Талант, известность, способность к творчеству, умение грамотно организовать производство, коммуникации или торговлю, политический статус, статус административный, чиновничий — все это оказалось возможным выразить именно через деньги. Уже не нужно спорить, кто более умен и талантлив, результаты чьего труда более полезны обществу. Достаточно сопоставить годовые доходы, и социальная значимость человека будет точно определена. Тот, кто имеет миллион долларов в год, всегда будет располагаться на социальной лестнице выше, чем тот, кто зарабатывает лишь тысяч пять или шесть. Встречаются, разумеется, отдельные исключения, но в целом новая каста избранных образуется именно так. В остальном же она, вольно или невольно, копирует образ жизни «благородных сословий» Средневековья.

Прежде всего, конечно, это выражается разницей материального положения. В социологии для обозначения данной разницы существует так называемый децильный коэффициент: отношение доходов 10 % самых богатых граждан к 10 % самых бедных слоев населения. Это очень важный параметр социальной стабильности. Считается, что если децильный коэффициент превышает значение 10 к 1, то в обществе возникает социальная напряженность, чреватая потрясениями29. Сейчас, по данным исследователей, децильный коэффициент в Европе где-то от 6 до 7, в США — от 10 до 1430. В России, по сведениям Федеральной службы статистики, он достигает 1731. Правда, заметим, что это по официальным данным. Многие косвенные свидетельства наводят на мысль, что в действительности этот коэффициент намного выше. Не беремся оценивать его в глобальном масштабе, но, согласно некоторым исследованиям, для России он никак не менее 4030.

В самом деле, достаточно взглянуть на те цифры, которые иногда попадают в печать, чтобы все стало ясно. Например, латиноамериканская звезда эстрады Рики Мартин обзавелся собственным островом в территориальных водах Бразилии. По сообщениям прессы, покупка обошлась певцу почти в 8 млн. долларов. Голливудский актер Николас Кейдж владеет сразу двумя островами. Оба имеют площадь около 17 га и входят в Багамский архипелаг. Один обошелся актеру в 2,6 млн. долларов, второй — в 3 млн. Несколько островов в южной части Багам купил иллюзионист Дэвид Копперфилд. Собственные острова также есть у Леонардо Ди Каприо, Джонни Деппа, Ленни Кравитца, Мэла Гибсона, Брук Шилдс, Тони Кертиса и других. По данным журнала «Форбс», самый дорогой частный остров, выставленный на продажу, стоит 100 млн. долларов и имеет площадь более 800 гектаров. Художник Ричард Принс приобрел за 46 млн. долларов собственный самолет «Гольфстрим V», который относится к классу сверхдальних реактивных лайнеров повышенной комфортности. Пресса отмечает, что «Гольфстрим V» вообще считается «любимым самолетом знаменитостей шоу-бизнеса и сильных мира сего». Собственный самолет имеет и популярный рэп-исполнитель Шон «Пи Дидди» Комбс. По его словам, один перелет из Нью-Йорка в Лос-Анджелес обходится ему в 200 000 долларов. А вот как решается здесь проблема жилья. Тот же Николас Кейдж имеет дома в Лос-Анджелесе, Род Айленде, на Багамах и замок Мидфорд на западе Англии. Актер Брэд Питт, приехавший на съемки в Берлин, остановился с семьей на вилле Palais Parkschloss площадью 2745 кв. м. В поместье (12 000 кв. м.), расположенном на озере Ванзее, имеется вертолетная площадка, лодочный причал, новейшая система безопасности. Опекать актера будут 14 телохранителей и несколько поваров. Аренда виллы составляет 30 000 евро в месяц. «Зеленый дом» Томми Уолша, особняк, отвечающий самым высоким экологическим требованиям, обошелся актеру в 360 000 долларов. Пентхауз писательницы Кэрол Вордерман стоил 5,75 млн. долларов, пентхауз супермодели Жизель Бундхен — 10,8 млн. долларов, дом Шэрон Стоун в Лос-Анджелесе — 20,2 млн. долларов, пентхауз киноактрисы Скарлетт Йоханссон — 7,2 млн. долларов32.

От западных стандартов не отстают и российские олигархи. А кое в чем даже их превосходят. Роман Абрамович, например, имеет виллу в Западном Сассексе (стоимость 18 млн. фунтов стерлингов), пентхауз в Кенсингтоне (29 млн.), дом во Франции (15 млн.), пятиэтажный особняк в испанской Белгравии (11 млн.), шестиэтажный коттедж в Найтсбридже (18 млн.), дом в Сан-Тропе (10 млн.), дачу в Подмосковье (8 млн.). Кроме того он владеет яхтой Pelorus (72 млн.) с пуленепробиваемыми стеклами и собственной подводной лодкой, яхтой Ecstasea (72 млн.) с бассейном и турецкой баней и яхтой Le Grand Blue (60 млн.) с вертолетной площадкой. Авиапарк бывшего губернатора Чукотки состоит из боинга 767 за 56 млн., боинга бизнес-класса за 28 млн. и двух вертолетов по 35 млн. фунтов стерлингов каждый33.

Россия вообще удивительная страна. По уровню жизни основной массы граждан она находится на 65 месте в мире, рядом с Македонией и Ливийской Арабской Джамахирией34, и вместе с тем по количеству миллиардеров обгоняет многие развитые страны. Во всяком случае, согласно данным журнала «Форбс» за 2008 г., из 25 самых богатых людей планеты — семеро россиян35. Напрашивается вывод, который, впрочем, много раз делали прежде: богатство меньшинства вырастает из бедности большинства. И кстати, вовсе не обязательно указывать обличающим жестом на пентхаузы и особняки. Достаточно вспомнить, что цены на обычные квартиры в крупных городах России достигают 3–5 тысяч долларов за квадратный метр36. Если учесть, что средний доход россиян составляет в месяц чуть более 11 тысяч рублей37 (по нынешнему курсу 316 долларов), то логично спросить, кто из обычных граждан может себе позволить купить квартиру даже скромных размеров?

В общем, как в эпоху Средневековья существовали два разных мира: мир феодалов (дворян) вместе с обслуживающей их челядью и мир народа (ремесленников, торговцев, крестьян), разрыв между которыми был принципиально велик, так и сейчас, в когнитивной постсовременности, утверждаются две разных вселенных, отгороженные друг от друга почти непреодолимой стеной: мир богатых, где позволено все, и мир обычных людей, едва-едва удовлетворяющих самые насущные жизненные потребности. Это две разных нации, два разных народа, две разных социальных культуры, разрыв между которыми растет с угрожающей быстротой.

Возрождаются худшие черты средневековых элит. Если в советское время партийно-хозяйственная номенклатура, тоже обладавшая немалыми привилегиями, все-таки старалась не слишком демонстрировать их, придерживаясь, по крайней мере в теории, принципа «все люди равны», то теперь подчеркивание своего социального превосходства стало обыденной нормой. Богатство ныне демонстрируется нагло и вызывающе. Оно бьет в глаза ежечасно, ежеминутно. Средневековые феодалы кичились замками, роскошью доспехов, одежд, пышностью празднеств, количеством подобострастной дворни. Новые хозяева жизни строят себе особняки, копирующие эти замки, окружают себя охраной, прислугой, исполняющей почти любые их прихоти, устраивают зрелищные вечеринки, которые подробно освещаются в средствах массовой информации. Бутылка шампанского за полторы тысячи долларов — это нормально. Приглашение на дом эстрадной звезды за фантастический гонорар — тоже нормально. Элита всеми силами старается подчеркнуть, что она — элита и что ей дозволено все.

Вот еще одна черта средневековой психики, возрождающаяся сейчас. Ранее феодал мог, охотясь, скакать по крестьянским полям, продавать крепостных как скот, пользоваться правом первой ночи. Да, в конце концов просто убить. Человек из низших сословий в глазах феодала человеком вообще не являлся. Нынешняя элита демонстрирует примерно такое же отношение к обычным людям: низшая раса, тягловые животные, с которыми можно не церемониться. Очень ярко эта черта проявляется, например, в Санкт-Петербурге и особенно в том, что касается нового «жизненного пространства».

Петербург, как известно, представляет собой уникальный архитектурный феномен: памятником культурного и исторического наследия здесь являются не отдельные здания, как в Европе, а сразу весь городской центр. Во всяком случае именно в таком виде он занесен в список ЮНЕСКО. Теоретически любые изменения в центре Петербурга запрещены. Однако теория оказывается беспомощной перед практикой больших денег и чтобы удостовериться в этом, достаточно пройтись по городу. На Сенной площади, скажем, в историческом сердце Санкт-Петербурга, разрушен целый микрорайон старых домов, здания XIX века попросту сметены, а вместо них воздвигнут громадный стекло-металлический монстр, задавивший своими размерами все окружающее. Ансамбль площади, описанной еще Достоевским, фактически уничтожен. Аналогичная монструозная лабуда возведена и в районе Исаакиевской площади. Теперь вместе со знаменитым собором, построенным Монферраном, мы наблюдаем некий стеклянный курьез, сразу же бросающийся в глаза. Будто на полотно, исполненное рукой мастера, посажена безобразная клякса. Искажению подверглась даже панорама Невы. Прямо в центре всемирно известного исторического ландшафта, между прочим запечатленного на сотнях картин и гравюр, теперь торчит некий «Монблан», скопище элитных квартир, совершенно не соответствующее петербургской стилистике. Бог с ним, с ландшафтом, зато «хозяева жизни» могут из своих окон взирать на Неву, Летний сад, Зимний дворец.

Однако самым чудовищным архитектурным проектом, взбудоражившим весь Петербург, является уже упоминавшееся намерение «Газпрома» возвести башню для своего офиса высотой ни много ни мало в 400 метров.

Напомним, что особенностью Петербурга является горизонтальный пейзаж с редкими вертикальными доминантами в виде Петропавловской крепости, Исаакиевского собора, Адмиралтейства. Новая доминанта этой пейзаж полностью уничтожит. Петербург утратит свою уникальность, выделяющую его среди других мировых городов. На такое не отваживались даже в советское время. При строительстве гостиницы «Ленинград» (ныне — «Санкт-Петербург»), тоже первоначально предполагалось нагромоздить немыслимое количество этажей, но после протестов общественности высота здания была резко уменьшена. Кстати, согласно реальным опросам, большинство петербуржцев выступает против офисного центра на Охте38. Однако менеджеров «Газпрома» это, разумеется, не волнует. Они ведут себя, как загулявшие купчики в ресторане: хочу зеркало разобью, хочу официанту в морду заеду, за все плачу. Невольно возникает вопрос: кому и что у нас, собственно, принадлежит? «Газпром» принадлежит России, работая на благо страны, или Россия принадлежит «Газпрому», являясь ресурсом для удовлетворения его корпоративных амбиций?

Что же касается рядовой, «фоновой» застройки Санкт-Петербурга, то с ней не церемонятся вообще. Схема здесь уже давно отработана. Дом, который приглянулся инвестору, совершенно официально признается находящимся в аварийном состоянии, жильцы в срочном порядке переселяются куда-нибудь в отдаленные новостройки, затем дом сносится, поскольку он реставрации не подлежит, и на месте его возникает нечто пышно-московско-купеческое, по своей архитектурной стилистике, абсолютно не соответствующее Петербургу. Это напоминает процесс огораживания в Англии XVI–XVIII вв., когда крестьян сгоняли с земли, чтобы увеличить господский домен. Сопротивляться этому бесполезно. Иногда путем стихийных митингов и протестов удается отстоять отдельное здание, двор или сквер, однако картину в целом это, разумеется, не меняет. Цунами больших денег, неумолимо захлестывает Петербург.

Пренебрежение «элиты» к «простонародью» выплескивается то здесь, то там. Вот, например, Филипп Киркоров (есть в России такой популярный эстрадный певец), которому не понравился на пресс-конференции вопрос журналистки, ответил на него нецензурной бранью. Скандал был грандиозный. И что в результате? А ничего. Певец заплатил умеренный штраф, а потом использовал элементы этой истории в своих выступлениях39. Кстати, далее был случай, когда охранник того же Филиппа Киркорова избил человека, попытавшегося с певцом поздороваться40.

Возможно, так обнаруживает себя эхо протестантского отношения к миру, которое вместе с либерализмом проникает в Россию. Ведь протестантизм не просто утверждает тот факт, что на человеке, добившемся в жизни успеха, лежит благоволение божье. Негласно подразумевается и другое: что на человеке, который в жизни ничего не добился, такое благоволение не лежит. Подразумевается, что бедный человек — это человек богоотверженный, бедность — это кара, которую человеку назначил сам бог. А поскольку бог не бывает несправедливым, то и церемониться с бедными не имеет смысла. И вот водитель иномарки, который столкнулся автобусом, достает травматический пистолет и стреляет несколько раз по салону41. Он, вероятно, искренне возмущен: как это «пролетарий» посмел повредить его дорогую машину. Или водитель другой иномарки избивает пожилого мужчину, который, по его мнению, слишком медленно переходит проезжую часть42. «Хозяин жизни» не расположен ждать, пока ему освободит дорогу всякая нищета.

Это именно средневековая психология. Феодалу по отношению к крепостному дозволено все. Уже цитировавшийся нами российский математик Шарыгин справедливо писал, что человек, имеющий миллиард долларов, социально опасен. «Никто не может чувствовать себя в безопасности даже в случае намека на конфликт с таким человеком… И это великое благо, что большинство из нас живет далеко за пределами внимания и зоны чувствительности подобных людей43. Я бы только добавил, что в России, где культура отношений очень низка, опасен человек, имеющий уже миллион долларов. У него неизмеримо больше возможностей, чем у того, кто живет на среднестатистическую зарплату.

И опять хочется поставить вопрос. Почему россияне приемлют подобное положение дел? Почему они спокойно взирают на то, как государство, патологически разрастаясь, ставит под свой контроль все новые и новые сферы деятельности? Почему они так пассивны? Почему они, точно низшие классы Средневековья, мирятся со всевластием наглой и самодовольной элиты?

Ответ ищут обычно в исторических особенностях русского этноса, в его склонности к патернализму, в его привычке жить под опекой, а значит и под контролем сильного государства. В России никогда не было развитых гражданских свобод и потому россияне не осознают их первичную ценность. У них нет опыта демократического противостояния государству, нет исторического умения овеществлять права личности в пакетах социальных и экономических благ. В этом смысле гражданское сознание россиян находится на весьма низком уровне.

Однако данное объяснение не является, на наш взгляд, исчерпывающим. Оно указывает на почву, но не принимает во внимание особенности среды. Между тем в России сейчас работают новые факторы, мощно воздействующие на россиян, новые магнитуды, выстраивающие специфическую ментальную конфигурацию.

Не следует забывать, что Россия только что прошла период чрезвычайно бурных реформ, период хаоса, период умопомрачительных социальных и экономических потрясений. Нынешняя стабильность, которую россияне считают исключительно заслугой В. В. Путина, воспринимается ими как ценность, несравнимая со всем остальным. Ради нее можно и пренебречь умозрительной, с их точки зрения, гражданской свободой.

Во-вторых, сырьевое проклятие, с которого мы начали нашу статью, имеет не только негативные, но позитивные характеристики. «Золотой дождь», низвергавшийся на страну в течение нескольких лет, не мог не сказаться на материальном положении россиян. Конечно, большая часть сырьевых доходов присваивалась сначала старыми, а потом новыми олигархами, но и на долю обычных граждан тоже оставалось достаточно. Доходы россиян в этот период ощутимо росли, и это тоже рассматривалось как результат деятельности В. В. Путина.

И наконец, надо учитывать воздействие политических технологий, роль и значение которых многократно усилились в конце XX — начале XXI века. С одной стороны, идет тотальная индоктринация россиян идеями патриотизма, а с другой — такая же тотальная демонстрация социальной направленности государства. Конечно, это все не более, чем эффектный спектакль, но эффектность в постсовременности неизбежно влечет за собой эффективность. Фанфары национальных проектов звучат так оглушительно, что любая критика их воспринимается как невнятное бормотание.

В общем, можно, по-видимому, констатировать, что к исходу необычайно благоприятного «нефтяного десятилетия» в России сложился новый общественный договор, новый негласный консенсус, очень похожий на консенсус позднего советского времени. Тогда власть как бы говорила гражданам: вы нас не трогайте, не выступайте, не критикуйте, и мы вас тоже трогать не будем. Сейчас ситуация даже лучше — можно высказываться публично в малых зонах общения: на семинарах, на круглых столах, в отдельных интернет-публикациях. На это уже никто не обращает внимания. Лишь бы не покушались на главное — на право элиты распоряжаться стратегическими ресурсами государства.

Пока такой консенсус устраивает обе стороны.

Другое дело — долго ли он будет существовать?

Гроздья гнева

Современный постиндустриальный мир приобретает странные очертания. Еще недавно его политическая и экономическая география была четко фиксированной. Национальные государства обладали абсолютным суверенитетом над своими ресурсами и являлись — в лице правительств — представителями своих народов в глобальном пространстве. Планетарная структура была предельно простой: мир капитализма, возглавляемый США, мир социализма, возглавляемый, в свою очередь, Советским Союзом, и Третий мир, «геополитическое болото», большей частью, однако, поляризованное по этим осям. Предельно понятны были и правила глобального бытия, выраженные как в международным законах, так и в негласных договоренностях двух сверхдержав о сферах влияния. И хотя эти договоренности и законы время от времени нарушались, внятный структурный баланс, тем не менее, сохранялся.

Ныне вся эта красивая картография принадлежит истории. Главенствующей характеристикой мира стала неопределенность. Прежде всего утратил единство Запад: как-то внезапно, хотя предпосылки к этому создавались уже давно, возникло громадное имперское образование Европейский Союз, по экономической мощи сопоставимое с США и ставшее вполне самостоятельным игроком на международной арене. Затем, опять-таки неожиданно, выступили на передний план такие страны как Бразилия, Индия и Китай, также начавшие претендовать на роль самостоятельных персонажей глобального исторического процесса. Однако этим дело не ограничилось. Помимо классических государств, роль которых была по крайней мере ясна, очень активно начали проявлять себя совершенно новые операторы мировой экономики и политики: региональные (или ресурсные) объединения типа АТФ (Азиатско-Тихоокеанский экономический форум), НАФТА (экономическое объединение США, Мексики и Канады), ЕврАзЭс (объединение ряда постсоветских стран), ОПЕК (объединение стран — экспортеров нефти), международные институты типа ВТО (Всемирная торговая организация), МВФ (Международный валютный фонд), Всемирный банк, а также неформальные межгосударственные ассоциации типа «восьмерки», «двадцатки», Давосского экономического форума и так далее.

Конфигурации этих объединений не всегда четко определены, сферы их деятельности и влияния непрерывно меняются, данная ситуация очень напоминает текучую карту Средневековья, где границы королевств, герцогств, графств, ленных владений мгновенно смещались при малейшем изменении сил.

Причем, если правительства классических государств в известной мере подотчетны соответствующим народам, которые, как считается, делегируют им часть своих прав, то новые «корпорации власти» ни перед какими народами, разумеется, не отчитываются, никакому избранию или переизбранию не подлежат и прерогативы властных решений присваивают себе сами — в зависимости от реального соотношения сил.

Результаты их деятельности вполне очевидны. Явочным порядком, вопреки всем возвышенным гуманистическим декларациям, в мире сформировался «золотой миллиард», представляющий собой экономическую аристократию постсовременности. «Князьями «нашего» мира являются владельцы и менеджеры крупных транснациональных корпораций, ведущие финансисты, регулирующие потоки мировых денежных средств, интеллектуалы, занимающиеся геополитическим стратегированием, влиятельные политики, сверхбогатые представители творческих, в основном кинематографических и эстрадных, профессий. Постепенно смыкаясь между собой, они образуют господствующую мировую элиту — очень узкую прослойку людей, реально влияющих на масштабные экономические и политические процессы»44.

Фактически, это и есть новая цивилизация. Только локализована она не географически, «на плоскости», а строго функционально, «по вертикали». Ее представители в виде «национальных элит» есть в каждой стране, однако ориентированы эти элиты именно в глобальный мир.

Вот эта новая социальная страта, по своим характерным параметрам напоминающая аристократию Средневековья, эта новая транснациональная общность, связанная глобальными корпоративными интересами, и присваивает себе большую часть мирового дохода, рассматривая всю остальную часть человечества как обслуживающий персонал, как обобщенный и обезличенный трудовой ресурс, необходимый для производства материальных благ.

Разрыв между мирами огромен. Мы уже приводили выше данные о тратах культовых фигур кинематографа и эстрадных звезд, и потому заметим лишь, что средний годовой доход на душу населения в беднейших странах мира составляет, по сведениям Международного валютного фонда, от 400 до 800 долларов45, а менеджер финансовой или промышленной корпорации, даже занимающий не самый высокий пост, может позволить себе оставить такую же сумму, например в ресторане, за один вечер. Только не надо говорить о гениальных и незаменимых специалистах, труд которых и должен оцениваться высоко. Не надо псевдолиберальных рулад том, что тот, кто много работает, тот много и зарабатывает. Есть вещи вполне очевидные. Китайский крестьянин, по колено в воде возделывающий свою делянку, работает больше, чем американский офисный менеджер, имеющий, кстати, гарантированные выходные, отпуск и страхование по болезни. Российский школьный учитель, таскающий домой стопки тетрадей, работает ничуть не меньше, чем Роман Абрамович, однако можно ли на учительскую зарплату купить яхту или футбольный клуб? А что касается уникальности и незаменимости, то если совокупный доход, приносимый должностью топ-менеджера корпорации, или совокупный доход звезды телевизионного шоу уменьшить в 10–15 раз, то эти должности все равно вакантными не останутся. На них, как и прежде, будут претендовать 100–200 — 400 человек, обладающих ничуть не меньшими деловыми или медийными данными. Работа вообще должна стоить столько, сколько она стоит, а не столько, сколько можно из нее выжать, используя властные или статусные механизмы.

Еще больше разрыв чисто психологический. Представители обоих миров фатально не понимают друг друга. В свое время королева Мария-Антуанетта, видя толпы голодных, которые требовали хлеба, удивленно спросила: «А почему они не едят пирожные?». Как известно, дело для нее закончилось гильотиной. С тех пор прошло более двухсот лет, революции, уничтожавшие правящее сословие, прокатились по Франции, по России и по другим странам. Примеры, казалось бы, перед глазами. И вместе с тем складывается ощущение, что теперешние властвующие элиты, как Бурбоны после реставрации монархии, «ничего не поняли и ничему не научились». Они, по-видимому, даже не задумываются о том, что чувствует человек, живущий на 200–300 долларов в месяц, когда он слышит сообщение, в котором сказано, что некая американка заплатила 150 000 долларов, чтобы ей клонировали любимую собаку46. Или что испытывают россияне, видя во время кризиса рекламу недвижимости в Дубаи, а затем читая сообщения в прессе о презентации нового глянцевого журнала для мультимиллионеров, открытии элитного концертного зала, предназначенного исключительно для богатых, выборах российской «Мисс Гламур» или о том, с каким успехом, оказывается, прошла в Москве выставка «Millionaire Fair», где помимо пентхаузов, яхт, вертолетов продавалась и такая необходимая вещь, как холодильник, обтянутый змеиной кожей47. Классовая ненависть — это ведь не выдумки большевиков, это реальность, рождающаяся ныне ежедневно и ежечасно.

Огненные зарницы этой реальности уже видны невооруженным глазом. Сопротивление новому мировому порядку разворачивается по всем осям, которые существуют в постсовременности.

Демонстративней всего проявляет себя исламское сопротивление. Эхо взрыва Всемирного торгового центра в Нью-Йорке прокатилось по всему миру. Следует однако отметить, что высокая пассионарность ислама вызвана не столько осознанием постиндустриальной несправедливости, хотя это тоже присутствует, сколько процессами модернизации, протекающими сейчас в мусульманском мире48. Там идет быстрый демонтаж традиционного общества, тотальное плавление идентичностей с освобождением социальной энергии, и избыток ее, который пока невозможно аккультурировать, проявляет себя в форме религиозной экспансии. Причем не следует заблуждаться насчет слабости мира ислама по сравнению с миром Запада. «Варвары» в первоначальных пограничных боях всегда были слабее «империи». Однако они мгновенно перенимали ее передовые военные технологии и в совокупности с пассионарным напором в итоге одерживали победу. Так же происходит и в наше время. Обретя сетевую форму организации, исламское сопротивление стало неуязвимым для Запада. Об этом свидетельствуют как неудачи Америки в Ираке и Афганистане, так и бесплодные многолетние поиски Усамы Бен Ладена, считающегося лидером этой борьбы. Ситуация выглядит парадоксальной: сильнейшая в мире страна, обладающая почти необозримым могуществом, не может ничего сделать с исламской герильей, в целом немногочисленной и не имеющей таких, как у США, сил и средств.

Одновременно обозначился левый марш в Латинской Америке. Внезапный и, что обязательно следует подчеркнуть, демократический приход к власти левых правительств в Венесуэле, Боливии, Никарагуа, Эквадоре, Бразилии, Чили, а также поразительная устойчивость режима Фиделя Кастро на Кубе, не исчезнувшего с карты мира даже после распада СССР, показывает, что социалистическая идея жива и по-прежнему притягивает к себе миллионы людей. Того же порядка и белорусский режим А. Лукашенко, который иногда называют «анклавом социализма в Европе». Прочность его обусловлена вовсе не репрессивным характером, как это упорно пытаются изобразить демократические маргиналы, а более высоким уровнем справедливости в этой стране. Отказывая раз за разом в поддержке демократической оппозиции, белорусский народ тем самым свидетельствует: он не хочет жить так, как живут в современной России или на Украине.

Конечно, социалистических правительств пока в мире немного. Удар, нанесенный по социализму распадом СССР, был слишком силен. Однако они все-таки с неизбежностью возникают и самим фактом политического бытия легитимизируют альтернативу псевдолибельному мироустройству.

Совершенно новой формой протеста стало движение антиглобализма. Считается, что возникло оно 1 января 1994 года. В этот день вступило в силу соглашение НАФТА (договор о свободной торговле между Мексикой, Канадой и США), и в этот же день лидер мексиканских повстанцев субкоманданте Маркос выпустил воззвание, призывающее народы мира к борьбе против глобализации. В 1997 г. появилась его книга «Семь деталей мировой головоломки», ставшая чем-то вроде манифеста движения. А первым гражданским действием антиглобалистов стала знаменитая «Битва в Сиэтле» (1999 г.): десятки тысяч людей вышли на демонстрации против проводившейся там сессии Всемирной торговой организации (ВТО). С тех пор масштабный гражданский протест стал визитной карточкой антиглобализма. Аналогичные акции повторялись затем в Мельбурне (2000), Праге (2000), Генуе (2001), Вашингтоне (2002), Гонконге (2005), Ростоке (2007), Эдинбурге (2008), Женеве (2009). Каждый раз это были десятки и даже сотни тысяч людей, столкновения с полицией, массовые задержания и аресты.

Идеология движения имеет исключительно протестное содержание. Антиглобализм выступает против тех форм глобального мира, которые действительно обладают негативными характеристиками: против колоссального разрыва в доходах у «золотого миллиарда» и «третьего мира», против всевластия безличных международных организаций, недоступных никакому контролю, против экономического эгоизма ТНК, против доминирования массовой поп-культуры, против «стандартизации умов», против нарастающего подавления гражданских прав и свобод. Такой протестный диапазон позволяет создать самую широкую коалицию. В движение антиглобализма включаются марксисты, пацифисты, «зелёные», анархисты, изоляционисты, защитники животных, представители сексуальных меньшинств, независимые профсоюзные организации, различные конфессиональные группы, представители молодежных, экологических, студенческих и антивоенных движений, борцы за права человека, защитники прав потребителей, националисты, противники абортов, хакеры, безработные, хиппующие студенты. Сейчас, по разным данным, в мире насчитывается более 2500 антиглобалистских организаций.

В движении антиглобализма вообще много неясного. В частности, не очень понятны источники его финансирования. И вместе с тем, антиглобализм — это яркий пример того, как «варвары» в борьбе против «империи» используют ее же продвинутые технологии: сетевые структуры взаимодействия, коммуникативную связность, прозрачность границ. Все это позволяет движению в ответ на глобальную феодализацию мира создать такое же глобальное гражданское сопротивление. Эта принципиально новая тактика социальной борьбы имеет, на наш взгляд, очень серьезные перспективы.

И наконец нельзя обойти вниманием такую специфическую форму сопротивления как спонтанный протест. Он тоже стал весьма значимым фактором мирового политического ландшафта. Вот хроника последнего времени.

2001 г.: «Анонимная революция» на Филиппинах. Никакой предварительной организации этого действия не было — просто на сотнях интернетовских сайтов, на мобильных телефонах, на пейджерах появились приглашение на антипрезидентскую демонстрацию в Маниле. Участие в ней принимают десятки тысяч людей. В результате президент Жозеф Эстраду уходит в отставку.

2003 г.: «Революция роз» в Грузии. Стихийный народный протест, выплеснувшийся на улицы, приводит к смене правительства.

2004 г.: «Оранжевая революция» на Украине. Непрерывный массовый митинг в центре столице также приводит к отставке президента страны.

2005 г.: «Война предместий» во Франции. Волнениями охвачены Париж, Бордо, Лилль, Тулуза, Дижон, Марсель, Нант, Страсбург. Молодежь жжет машины, проводит шествия, оказывает сопротивление полиции. Опять — никакого «руководящего центра», пламя вспыхивает как бы само собой.

2005 г.: «Революция тюльпанов» в Киргизии. Президент Аскар Акаев бежит из страны.

2007 г.: Беспорядки в Дании. Толпы молодежи в столице страны кидают в полицейских камнями, бутылками, поджигают машины, скамейки, мусорные баки, громят банки и магазины.

2008 г.: Молодежный бунт в Греции. Волнениями охвачены несколько городов, включая Афины. Вспыхивают многочисленные пожары, молодежь громит банки, магазины, административные учреждения.

2009 г.: Беспорядки в Латвии и Эстонии. Демонстранты забрасывают бутылками и камнями здания обоих парламентов.

У нынешних спонтанных вспышек протеста есть явное типологическое сходство с «молодежными революциями» конца 1960-х — начала 1970-х гг. Тогдашние молодежные бунты тоже казались абсолютно немотивированными, не имели руководящих центров и не предлагали позитивных социальных программ. Они довольствовались возвышенно-романтическими идеологемами вроде «вся власть воображению» или «запрещается запрещать». Это был действительно стихийный протест против мира, казавшегося несправедливым.

Протест, который остался незавершенным.

Нынешнее «спонтанное сопротивление» вполне можно считать эхом тех давних лет.

Его также можно считать третьим поколением революций, начавшихся еще в XVII веке и продолжающихся до наших дней.

В свое время Великая французская революция сформулировала канон, по которому должен жить человек: «Свобода. Равенство. Братство». И если первое поколение революций отстаивало свободу (человек не может быть вещью, «говорящим орудием», то есть рабом), если второе поколение революций отстаивало лозунги равенства (все люди, независимо от происхождения, имеют одинаковые гражданские и политические права), то третье поколение революций устремлено именно к братству, являющему собой естественное воплощение справедливости. Потому что без братства людей, без ясных представлений о том, что мера всего есть человек, невозможны ни настоящее равенство, ни подлинная свобода.

Или можно предложить другую метафору.

Зарницы социализма — это восстание будущего против несправедливого настоящего, исламский джихад это — восстание прошлого против того же несправедливого настоящего, спонтанное сопротивление, вспыхивающее то здесь, то там, — это восстание настоящего против самого себя.

Огнем одеты все три цвета времени.

А мир, против которого восстает само время, не устоит.

Вставай, страна огромная?

Осенью 2008 г., когда начал по-настоящему разворачиваться глобальный финансовый кризис, министр финансов РФ Алексей Кудрин, выступая на экономическом форуме в Давосе, сказал, что Россия, по его мнению, является сейчас «островом стабильности»49.

Министр имел в виду, что, обладая, в отличие от многих стран, большими резервными фондами, накопленными в период «сырьевого бума», Россия может без особой тревоги смотреть в будущее.

Однако в его высказывании просвечивал и еще один смысл. Подразумевалось, по-видимому, что за тот же период, когда страну подпитывал мощный евродолларовый поток, России удалось создать устойчивую государственную систему, которая поможет ей преодолеть кризисные времена. Эту систему можно называть по-разному: «клановое государство», «корпоративное государство», «авторитарная демократия», «управляемая демократия», ее можно вполне обоснованно критиковать, но нельзя отрицать того очевидного факта, что она порождала стабильность, имевшую приоритетную ценность в глазах россиян.

Россияне готовы были многое простить власти за то, что она наконец-то дает им возможность вести нормальную жизнь: спокойно работать, воспитывать детей, надеяться на лучшее будущее. Главное же за то, что она больше не требует от них непрерывных жертв — ни во имя социализма, построить который так и не удалось, ни во имя демократического (либерального) общества, оказавшегося совсем не таким, как его представляли. В общем, предполагалось, что основные трудности уже позади, что Россия после долгих блужданий вырулила наконец на столбовую дорогу истории и что экономическое процветание, к которому россияне слегка прикоснулись, будет продолжаться еще долгие годы.

Кризис высветил призрачность этих надежд. Неожиданно выяснилось, что в годы нефтяной эйфории экономика России практически не развивалась. Она так и осталась моноструктурной, основанной почти исключительно на экспорте энергоносителей, реальный производительный сектор в ней не велик. И теперь, когда цены на газ и нефть резко снизились и, скорее всего, уже не взлетят к тем высотам, от которых кружится голова, у России больше нет источников легкого, спекулятивного роста. Праздник закончился, красочный фейерверк прогорел. Впереди — стагнация, возможно, довольно длительная, рост цен на все, снижение реальных доходов, и как следствие — все большее осознание россиянами того факта, что российское руководство не выполняет взятых на себя обязательств.

«Кризис ожиданий» будет нисколько не меньше, чем собственно экономический кризис, а по своим последствиям — гораздо более непредсказуемым.

Не следует уповать на спасительную силу патернализма. Благодаря интернет-технологиям, Россия уже давно погружена в глобальный контекст. Мир стал предельно связным: паттерны социального поведения распространяются в нем со скоростью респираторных заболеваний. Только если раньше переносчиками эпидемий служили насекомые или крысы, то теперь эту роль играют средства массовой информации. Стоит им представить яркую, зрелищную модель гражданского сопротивления, как эта схема начинает воспроизводиться сразу во многих местах.

Весь мир наблюдал, как арабский журналист бросает ботинки в президента Буша. В глазах миллионов людей этот журналист тут же стал героем, примером мужественного поведения. В интернете мгновенно появилась игра: «Попади в Буша ботинком», а сам журналист был награжден «за храбрость» одной из общественных организаций. В России ботинки пока не летают, но недавно произошел случай, по значению своему превосходящий указанный образец. Во время выступления президента России в Кремлевском дворце на научно-практической конференции, посвященной 15-летию принятия Конституции, российский журналист Роман Доброхотов прервал его выкриком «Позор поправкам!»,[5] а затем открыто вступил в полемику, заявив, что в стране введена цензура, нет демократических выборов, нарушаются гражданские права. После этого Доброхотов был выведен из зала сотрудниками Федеральной службы охраны. Интересно, что в записи, которую показал петербургский «Пятый канал», после выкриков журналиста слышны аплодисменты50.

Это, вероятно, первый случай такого рода в политической жизни России. Раньше и представить себе было нельзя, чтобы кто-то публично прервал выступление Сталина, Хрущева, Брежнева, даже — Ельцина, Путина. Пересечен очень важный рубеж. Судя по всему, власть в России постепенно утрачивает сакральность. Властители перестают быть полубогами, вещающими с небес, и превращаются в обычных людей, доступных критике и обсуждению.

Другой характерный показатель — эпидемия поджогов автомобилей, прокатившаяся по России летом 2008 г. Началась она, конечно, в Москве, когда в ночь на 30 мая в Северном Бутово были подожжены сразу 14 автомобилей, затем костры вспыхивали еще несколько дней подряд. Всего с конца мая по конец июня в Москве пострадало более 130 машин. Аналогичные случи были отмечены 5 июня в Перми (сожжено 5 автомобилей), 10 июля в Ханты-Мансийске (3 машины), 9 — 10 августа в Новосибирске (6 машин), 19 августа в Санкт-Петербурге (6 машин)51. Это, конечно, «слепой протест», но он вполне в духе людей, выросших в магнитном поле русской литературы, которую, по словам профессора Феликса Кузнецова, «отличает последовательная антибуржуазность»52. Напомним, что во Франции во время волнений 2005 г. были сожжены свыше 10 тысяч автомобилей51.

И, наконец, можно вспомнить о ксенофобии, рост которой в России пришелся как раз на времена благоденствия. Власть в России потому, видимо, и не особо препятствовала развитию шовинистического экстремизма, что видела в нем возможность направить энергию социального отрицания в безопасное для себя русло. Следует, однако, иметь в виду, что националистический пожар плохо поддается контролю. Пламя, раз вспыхнув и набрав достаточно сил, может очень быстро перекинуться из подвала на верхние этажи.

Вот тут и проявляют себя преимущества демократии. Когда в стране существует внятный демократический механизм, то социальное недовольство, вызванное ухудшением ситуации, может быть выражено гражданами через выборы. Дискредитировавшая себя власть может быть смещена цивилизованным, мирным путем. И если даже новое правительство, получив соответствующий мандат, не сумеет остановить вал экономических и социальных проблем, то у него все равно будет определенный кредит доверия, определенный временной лаг, который сам по себе способен ослабить накал негативных эмоций. Излишки «пара» приведут в действие электоральный рычаг. Давление в «социальном котле» будет снижено.

Если же выборы в критической ситуации провести будет нельзя, если выборная альтернатива сведется к декоративной замене «пальцев» одной и той же правящей длани, если не будет существовать внятно оформленной оппозиции, способной цивилизовать протест, то давление негатива может превзойти прочность корпоративной государственной арматуры. У россиян, к сожалению, нет опыта последовательной социальной борьбы, постепенной трансформации власти в безопасных рамках законов, зато есть опыт тотального разрушения государственности, опыт всесжигающих революций, память о которых живет в российском сознании до сих пор. Россия может вновь оказаться «слабым звеном» истории, причем таким, чью целостность после разлома уже невозможно будет восстановить.

Она, конечно, освободится от тяжести «сырьевого проклятия», но цена обретенной свободы может оказаться слишком высокой.

Литература

1. Заостровцев А. Петроавторитаризм. В «железном треугольнике». \\ Дело 28 июля 2008 г.

2. Energy Information Administration. Official Energy Statistics from the U. S. Government. /.

3. FT.com (Financial Times). -30da-11dc-9a81-0000779fd2ac.html?nclick_check=1

4. Закон РФ «О средствах массовой информации». #p58. Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности». ;base=LAW;n=76617;dst=100059.

5. Трофимов-Трофимов В. Суверенная демократия — горизонты и ориентиры. \\ Россия — суверенная демократия. Информационный портал. /152#.

6. Горбачев М. Выборы, которые мы выбираем. \\ Российская газета 19 июля 2006.

7. Травин Д. Путинская Россия: от рассвета до отката. — СПб.: Дело, 2008. С. 302.

8. Кудин. Н. Зачем Кремлю Недорослев и Чичваркин? Интервью с Леонидом Гозманом. \\ Дело 24 ноября 2008.

9. Вернер К., Вайс Г. Черная книга корпораций. — Екатеринбург: Ультра. Культура, 2007. С. 12.

10. Столяров А. Освобожденный Эдем. — М.: АСТ, Хранитель, СПб.: Terra Fantastica, 2008. С. 239–240.

11. Умберто Э. Средние века уже начались. \\ Иностранная литература № 4, 1994. С. 261.

12. Видал Г. Почему нас ненавидят? Вечная война ради вечного мира. — М.: АСТ, 2002. С. 141.

13. Столяров А. Освобожденный Эдем. — М.: АСТ, Хранитель, СПб.: Terra Fantastica, 2008. С. 240–241.

14. См. напр. Сергей и Марина Бондаренко. Microsoft окончательно проиграла суд против ЕС. \\ 3Dnews. //.

15. Бакан Д. Корпорация: патологическая погоня за прибылью. — М.: Диалектика, Вильямс, 2007.

16. Вернер К., Вайс Г. Черная книга корпораций. — Екатеринбург: Ультра. Культура, 2007. С. 7 — 10.

17. Харченко А., Шаповалов А., Бутрин Д. Корпоративное государство Дмитрия Медведева \\ Коммерсантъ 14 июня 2006.

18. Заостровцев А. Черные дыры» выставляют счет. \\ Дело 14 апреля 2008.

19. Травин Д. Путинская Россия: от рассвета до отката. — СПб.: Дело, 2008. С. 281.

20. Илларионов А. Другая страна. \\ Коммерсантъ 23 января 2006.

21. Заостровцев А. Модель села на мель. \\ Дело 22 декабря 2008.

22. Милов В. Ресурсы исчерпаны — платить нам. \\ Ежедневный журнал 16 сентября 2008.

23. Нигматулин Б., Рубанов И. Счетчик крутится слишком быстро. \\ Эксперт 1–7 декабря 2008. С. 98, 103.

24. Шерих Д. Банкета не будет. \\ Санкт-Петербургские ведомости 26 декабря 2008.

25. Конищева Т. Госкорпорации готовятся к расплате. \\ Российская газета 15 марта 2008.

26. Данные Министерства финансов РФ. .

27. Милов В. Мы будем последними в очереди. \\ Новая газета 27 октября 2008.

28. Шарыгин И. Образование и Глобализация (Российское Образование в условиях Глобализации). \\ Новый мир № 10, 2004.

29. Экономическая теория: учебник (Под ред. И.П. Николаевой). — М.: Проспект, 2006. С. 454.

30. Шевяков А. Социальное неравенство, бедность и экономический рост. // Общество и экономика № 3, 2005. C. 9 — 12.

31. Данные Федеральной службы государственной статистики. -01.htm.

32. Сведения взяты из аналитического еженедельника «Дело»: 12 мая 2008, 15 сентября 2008, 22 сентября 2008, 6 октября 2008, 17 ноября 2008.

33. Столяров С. После развода не работать прачкой. \\ Газета. Ru 14 марта 2007.

34. Данные РБК.Рейтинг. /11/29/31275013.

35. Данные журнала «Форбс». -Worlds-Billionaires_Rank.html.

36. Бюллетень недвижимости Петербурга. \\ /.

37. Данные Федеральной службы государственной статистики. /5-0.htm.

38. Пушкарская А. «Яблоко» против закона притяжения. \\ Коммерсантъ-СПб 16 апреля 2008.

39. Википедия. Статья «Скандал Киркоров — Ароян».

40. Авдеев С. Ты к звезде не подходи… Охрана Филиппа Киркорова «защитила» певца от его же знакомого. \\ «Российская газета» 10 октября 2008.

41. В Москве водитель иномарки обстрелял автобус с пассажирами. \\ .

42. Локотецкая М. Автомобилист до смерти забил пешехода. \\ Газета 12 ноября 2008.

43. Шарыгин И. Образование и Глобализация (Российское Образование в условиях Глобализации). \\ Новый мир № 10, 2004.

44. Столяров А. Освобожденный Эдем. — М.: АСТ, Хранитель, СПб.: Terra Fantastica, 2008. С. 341–342.

45. International Monetary Fund. \\ /.

46. First order for pet dog cloning. \\ BBC News. Science\Nature 15 February 2008.

47. Миронов С. Оскорбленные несправедливостью. \\ Литературная газета 4 — 10 февраля 2009.

48. Травин Д. Я. Война и мир в начале нового века. \\ В сб.: Актуальные проблемы трансформации социального пространства. — СПб.: МЦСЭИ Леонтьевский центр, 2004.

49. Полит. Ру. .

50. Грани. Ру…

51. Александров А. Эпидемия «авто-дафе» докатилась до Петербурга. \\ Дело 25 августа 2008.

52. Кузнецов Ф. В начале было слово. \\ Литературная газета 14–20 января 2004.

Примечания

1

1 — 52. Список литература в конце статьи.

2

В. Е. Чуров — председатель Центральной избирательной комиссии РФ.

3

Зураб Церетели — российский скульптор, поставивший множество монументов в России и по всему миру.

4

От английского VIP — Very important persons

5

Имеются в виду поправки об увеличении срока президентских полномочий до шести лет, принятые по инициативе президента Медведева.

Оглавление