«Испытание»

Глава 1

…Как только Данила сел в поезд, тоска стала отпускать. Стук колес действовал лучше любого лекарства. Сердце ожило и забилось ритмично.

Воздух преодолел наконец невидимую преграду и покатил в легкие по широкому руслу живительным потоком. Данила вздохнул полной грудью и тоска отступила. Впрочем, как всегда. Странствия сделались его лекарством, действующим благотворно и безотказно.

Данила закинул рюкзак наверх, расстелил белье и блаженно растянулся на верхней полке.

Чувствовал он себя как новорожденный – кровь ускоряла свой бег, сладко пульсировал в теле избыток жизненных сил и мир распахивался перед ним словно заново.

Странные приступы начались у него спустя пять лет после алтайских приключений. К тому времени все разъезды по стране и перипетии с устройством детей были позади, и маленький детский дом зажил спокойной размеренной жизнью.

Сначала Данила заскучал. То ли от непривычной за последние годы спокойной обстановки, то ли оттого, что больше не нужно было использовать свой дар для преодоления сотни препятствий, которых у них раньше было предостаточно, но он стал подолгу бродить по лесу, заставляя деревья то там, то здесь заходиться в неистовом хлопанье ветками. Двигался по лесу будто ветер, и трава стелилась перед ним, прижимаясь к земле. Он жадно ждал, что вот завтра проснется ранним утром счастливым, как раньше, как обычно.

Но облегчения не наступало, его состояние только ухудшалось: скуку сменяла тяжелая, душащая тоска. Теперь, справившись с делами по дому, которые требовали мужских рук, Данила часами сидел на скамейке под окном, глядя перед собой и ни о чем не думая. С одной стороны, такое состояние его очень тревожило, а с другой – всепоглощающая апатия сковывала ленью тело и движение мысли. Данила видел себя со стороны растением, тянущим соки земли только для того, чтобы зачарованно следовать смене часов дня и времен года.

Марта не сразу заметила в нем перемены. Дети заполонили не только дом, но и ее душу. Тревожное чувство овладело ею лишь тогда, когда к приступам хандры у Данилы добавились еще и высокая температура, слабость и постоянная ноющая боль в сердце.

Через месяц состояние Данилы ухудшилось настолько, что он с трудом волочил ноги, передвигаясь по саду, а любая незначительная работа вызывала у него испарину и отдышку. Педиатр, посещавший детский дом раз в неделю, посоветовал ему лечь в больницу на обследование, и Марта горячо поддержала эту идею.

Из больницы Данила вернулся похожим на тень. Осунулся и ослабел еще больше. Врачи констатировали нарушение сердечной деятельности, но причины такого нарушения так и не отыскали. Он угасал как свеча. Ольга Ивановна, всхлипывая, шептала Марте про смертельные болезни, про рак, про скорую смерть.

Марта не плакала. Если Даниле остались считанные дни, никакие слезы не смогут принести ей облегчения. Где-то в самой сердцевине души залегла глубокая трещина, сердце рвалось на части, но она и виду не подавала, стараясь вести себя как обычно и с Данилой, и в особенности – с детьми. Дети ничего не должны заметить. Им и так не слишком повезло в жизни.

И вот тогда, находясь почти на краю могилы, Данила услышал зов. Как будто слабый радиосигнал пробился к судну, из последних сил борющемуся с ураганом. Сигнал был неопределенный, его требования были не понятны. Но появилась надежда. На избавление – не от смерти, нет, – от тоски, которая была хуже смерти.

Ему страстно захотелось покинуть дом, Марту, дочь, детей, мир, ставший простым, безопасным и привычным. Сначала Данила гнал прочь желание, имевшее привкус предательства, но потом решил: не все ли равно, каким образом он покинет свой маленький привычный мир? Не лучше ли исчезнуть сейчас, чтобы не причинять лишних страданий близким? Ведь даже кошки, умирая, убегают подальше от дома…

Как только решение окончательно созрело, он объявил о нем Марте. Она не спорила, не плакала, не умоляла остаться. Она положила руки ему на плечи, долго смотрела в глаза и наконец сказала: «Я знаю, ты сделаешь так, как будет лучше для всех нас».

До Заветного Данила добирался пешком через лес. Вокруг стоял густой туман, тропинка то и дело уплывала из-под ног. Вскоре он сбился с пути, земля сделалась зыбкой и туфли наполнись водой. Но натыкаясь на деревья, он продолжал идти куда-то в туман, как зачарованный. Потому что зов сделался отчетливее и сил неожиданно прибавилось.

Он явственно слышал какой-то неясный звук, похожий на мольбу, и двигался в его направлении.

Посреди трясины на поляне он наткнулся на собаку. Лохматый куцый зверек обреченно завывал, поднимая мордочку к небу, которого сквозь туман не было видно. Данила усмехнулся, вот тебе и высший зов. Всего лишь заблудившаяся болонка. Он свистнул, и пес, радостно встрепенувшись, кинулся было к нему, но растянулся и шлепнулся в траву. Задняя лапа его неестественно вытянулась.

Данила подошел ближе. Так и есть, собака попала в силки. Он перерезал веревку и протянул руку к зверьку, но вместо благодарности тот, заливаясь радостным лаем, кинулся в туман.

Данила пожал плечами и повернул назад, пытаясь отыскать потерянную тропинку. Вставало солнце, туман рассеивался. Данила бодро шел по лесу и насвистывал. Давно он не чувствовал себя так хорошо. Голова, правда, слегка кружилась, и сердце еще покалывало, но уже гораздо реже…

На станции он купил пакет молока и присел на скамейку. Рядом устроилась молодая женщина с ребенком на руках и тяжелой сумкой в придачу. Выглядела она изможденной, полуторагодовалый малыш тихонько ныл, и, похоже, она потеряла всякую надежду его успокоить. Данила помог женщине усадить мальчика и пообещал присмотреть за вещами, пока она купит билеты.

«Ну что, приятель, – спросил он мальчика, когда мать отошла к кассе, – не выспался?» Тот повернул к нему голову, и тут только Данила заметил, что правое ухо малыша закрыто большим куском ваты и залеплено пластырем. «Ах, вот оно что…» Данила потянулся погладить малыша по голове, но едва коснувшись светлой макушки ребенка, отдернул руку. Острая боль, словно раскаленная игла, прошила ладонь насквозь. Перед глазами поплыли зеленые пятна.

Когда он пришел в себя, малыш заглядывал ему в лицо с явным интересом. Он улыбнулся и что-то сказал на своем птичьем языке, дважды приложив палец к больному уху. Данила пожал плечами, малыш снова улыбнулся, пополз по скамейке к нему и удобно расположился на его коленях, прижавшись к плечу.

Данила замер. Плечо, к которому ребенок прижался больным ухом, горело огнем. Под кожей будто бегала сотня острых иголочек. А мальчик прижимался к нему и сладко жмурился…

Вернувшаяся мать всплеснула руками: «Извините нас, три ночи не спим с этим ухом…» Она попыталась взять сына на руки, но тот поднял такой крик, что она невольно отступила.

В электричку на Ленинград сели вместе: Данила нес ребенка, женщина – сумки. Не веря своему счастью, она качала головой, глядя на успокоившегося малыша, мирно посапывающего на плече Данилы, а потом и ее сморил сон.

Данила больше не чувствовал боли. Иголочки по-прежнему танцевали под кожей, в том месте, где голова ребенка касалась его плеча, но теперь они походили на прикосновение ласковых солнечных лучей. Головокружение прошло, боль в сердце отступила. Данила чувствовал себя абсолютно здоровым. Он ехал, погруженный в свои мысли, едва начиная понимать, что с ним происходит…

* * *

С тех пор много воды утекло. Но все повторялось. Он возвращался к Марте исполненный сил. С утроенной энергией занимался с детьми и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. А через полгода снова садился в поезд и ехал в неизвестном направлении. Брал билет наугад, но каждый раз неизменно попадал туда, где ждали его помощи или участия.

Разные случались истории. Однажды в ожидании поезда он решил перекусить на площади Восстания в маленькой закусочной. Тут же к нему подсел коренастый старичок. Сосед по столику слепо тыкал вилкой в салат и почти ничего не ел. Взгляд его бессмысленно блуждал по залу.

Данила почувствовал знакомое покалывание иголочек в правой ладони и спросил:

– Что, отец, неприятности?

– Нет, – ответил старик. – Кончились все мои неприятности. Все.

– Как это?

– Говорят, умираю. Рак у меня. В больницу не кладут, поздно. Вот и гуляю по городу напоследок…

– А сами-то откуда?

Данила сразу уловил акцент и мог бы поклясться, что так говорят только выходцы из Архангельской области.

– С Плесецка я. Знаешь, где ракеты запускают. А в Ленинграде дети у меня, считай, лет пятнадцать уж тут живу… Привык.

Данила прикрыл на мгновение глаза и увидел старика в окружении ровесников и с гармонью в руках. Он поймал взгляд старика, положил руку на его раскрытую ладонь и тихо сказал:

– Поезжайте домой.

Старик несколько мгновений растерянно хлопал ресницами, а потом забубнил:

– А ведь и правда. Помирать лучше на родине.

Там у нас и кладбище получше. И родители мои лежат неподалеку. Чем тут-то, лучше уж я дома…

Старик разговаривал сам с собой и часто кивал головой. Данилы давно за столиком не было.

Он шел по платформе и сам себе не мог объяснить что же сейчас случилось. Но это была его пятая поездка, и за последние годы он привык доверять внутреннему чувству, диктующему что и как сделать или сказать.

Через два года в той же закусочной на площади он снова повстречал старика. Тот ждал его.

Как только Данила вошел, старик бросился ему навстречу. Под руки повел к своему столику, усадил, придвинул к нему свои пирожки и от избытка чувств долго не мог произнести ни слова.

Только руками размахивал, как в немом кино, борясь со слезами.

Наконец, выпалил:

– Живой я, сынок, вишь… – И заплакал весело. А потом, успокоившись или наплакавшись, рассказывал:

– Каждый год приезжаю к детям на месяц и жду тебя здесь. В закусочную эту, как на работу хожу, веришь? Я ж тебе жизнью обязан, а ты и не знаешь…

После встречи с Данилой старик вернулся домой и собрал вещи. Всю дорогу в поезде виделось ему ухоженное сельское кладбище, где не дети, так хоть соседи навестят и в родительское, и на светлую Пасху, а может и на Благовещенье заглянут… В старом доме – пылища, паутина, запустенье. Только метлу соорудил, прибираться начал, а тут к нему народ повалил. Сначала сосед заглянул, про питерскую жизнь выспрашивал: что, да как, да почем. А как разнеслась весть о его возвращении, повалили гости со всего села.

На столе сама собой самогонка возникла, кто-то картошечки принес, кто-то огурчиков. Все на старика как на диковинку смотрят, столичных рассказов ждут. Шутка ли – пятнадцать лет не видались.

Решил старик односельчан не огорчать известием о своей болезни и близкой кончине. Они к нему как на праздник пришли, вон Алексеевна, первая зазноба его юности, и прическу соорудила в парикмахерской и платок новый на плечи накинула. Грех гостей печалить. И повел он рассказ о своих столичных приключениях.

Говорил и самогонкой свой рассказ заправлял.

Может, оно и вредно, только все равно помирать…

Неделя минула, вторая, а в доме у него народу не убывало, даже напротив: молодежь набежала.

Кто в Питере в институт поступать собрался, кто про каких артистов узнать – все к нему.

Старик, правда, вел в Ленинграде жизнь довольно скромную и скучноватую, но фантазия его разгулялась не на шутку… А тут еще Алексеевна глаз не сводит, совсем себя мальчишкой почувствовал, поэмы сочиняет… Из окон бабки его внучатам несмышленым показывают, пальцем тычут. В лавку зайдет – очередь расступается. В общем важнее него персоны на селе не было. Два месяца купался старик в человеческом внимании и уважении. А через два месяца в сельскую больницу сдал анализы и встал на пороге как истукан, получив результат. Здоров. Абсолютно здоров. Напрочь.

* * *

Вспоминая старика, Данила никогда не мог удержаться от улыбки. Неисповедимы пути Господни. Каждому человеку для счастья что-то свое нужно, особенное. Каждому – свое лекарство, свой путь: кому – плетка, кому – ласка, кому – правда, кому – сказка.

Вот и у Данилы он свой. Мотается по свету, помогает добрым людям. Только теперь он понимал, что судьба его была предрешена еще тогда, на Алтае. Вместе с магическим знаком, дарующим необыкновенные способности и силу, начертал он тогда и свою судьбу: быть там, где его ждут.

Когда в детском доме случился пожар, Данила жил под Новокузнецком, на пасеке. Поздно ночью его неожиданно скрутило в бараний рог.

Он понял – беда: с Мартой или с кем-то из детей. Назад вернулся самолетом. Попал на пепелище и замер возле обугленных стен, прислушиваясь к своему сердцу.

Сердце билось на удивление спокойно. Значит, все живы и все здоровы. Но тоненький голосок тревоги заставил его обойти пепелище.

И не напрасно. Ящики обгоревших шкафов валялись посреди комнат, содержимое их было разбросано по полу. И так – повсюду. В их с Мартой обшей спальне стены были словно изрыты ямами. Явно уже кто-то побывал здесь после пожара и что-то искал.

Даниле не нужно было объяснять, что за ценности искали в сгоревшем доме. Единственной ценностью здесь был лишь белый лист с начертанным магическим знаком. «Значит, ты нашел нас, – сказал сам себе Данила. – Значит, началось…»

Разыскать Марту и детей по официальным каналам оказалось непросто. Кто-то словно заметал их следы: никаких сведений, никаких зацепок.

Тогда он стал искать по-другому. Каждый вечер в комнатушке, которую снимал в шумной коммуналке, клал перед собой лист с магическим знаком. Пространство ускользало, знак затягивал, голова кружилась и перед глазами танцевали цветные пятна. Пятна обретали форму, к ним присоединялись звуки, словно в тумане мелькали очертания улиц, домов, деревьев. На следующий День Данила выходил из дома и будто плыл по течению, которое несло его в нужном направлении. Он разыскал всех, но объявляться считал преждевременным…

В конце концов опасность угрожала прежде всего ему. Лист с божественным знаком хранился в надежном месте. Будут искать у всех – и не найдут. Тогда он станет главной мишенью. А детям предстоят испытания. И выбор. Но здесь он им не помощник. В свое время он сделал все для того, чтобы они сумели противостоять любому злу, от кого бы оно ни исходило, даже если и от собственного отца… Кроме физики и химии, он научил детей многому такому, чего не найдешь в учебниках. Каждый из них может постоять за себя. Каждому из них он дал частичку своего дара, но сделал так, чтобы они смогли почувствовать свою силу лишь при определенных обстоятельствах, в критической ситуации. Дар – это ведь тяжелая ноша. И дети к ней еще не готовы…

За все эти годы он ни разу не сталкивался с Андреем, хотя иногда натыкался на его еще совсем горячий след, который отдавал привкусом крови и денег. Они были связаны незримо: Алтаем, Мартой, детьми. Связь эта тяготила его, но разорвать ее было не так-то просто…

Пожар в детском доме выглядел как объявление войны. Цель ее была Даниле известна – он или кусок бумаги с начертанным знаком. А вот о средствах оставалось только догадываться, пока Андрей в один прекрасный день не расправился с Мартой, Ольгой и Галиной. Маша, умница, успела уехать за границу и вряд ли вернется теперь. Значит, он остался один с детьми. Да, они теперь взрослые люди, но что это меняет…

Ошибкой было пытаться убедить себя в том, что Андрея не существует. Нужно было не упускать его из виду. Но что сделано, то сделано.

Теперь остается только парализовать его. А значит – понять где его слабое место. Данила часами просиживал над знаком и каждый раз знак указывал на Алтай. В прошлое? Или там осталась какая-то заноза? Он обращался к знаку снова и снова и вновь мелькали перед его глазами знакомые горы, реки, поля, одинокий дом, обнесенный высоким забором.

И Данила решил ехать, чтобы разобраться во всем на месте. Если действительно отыщется дом, являвшийся ему столько раз, значит разгадка где-то рядом. Что ж – ему не привыкать. Дорога не однажды приводила его туда, куда нужно…

Глава 2

Начало мая выдалось необыкновенно жарким.

Вот уже неделю солнце несло в небе вахту в полном одиночестве: ни единого облачка. Недоверчивые горожане, продолжающие таскать на себе плащи и куртки, распаренные толпились на остановке. Полина стояла в сторонке, сжимая потными руками сумочку, и чувствовала себя преступницей. Только что, в маленькой аптеке за углом ей продали две упаковки димидрола, который она безуспешно пыталась купить с самого утра. Везде требовали рецепт и смотрели подозрительно, а тут, в какой-то богом забытой маленькой аптечке, пристроившейся рядом с продуктовым магазином, взяли и продали. Теперь оставалось только найти укромное местечко, где ей никто не помешает.

Полина медленно брела вдоль высоковольтной линии по Северному проспекту, щурясь на запад, где разливался Муринский ручей. Место было хоть и открытое, но безлюдное. Она выбрала уголок на берегу, пристроившись к стволу березы, уставилась в темную воду, вздохнула. Грудь наполнилась весенним воздухом, настоянном на первой нежной зелени, и сердце сжалось от тысячи безумных обещаний, которые безответственно раздает ранняя весна всем без разбору, сердце предательски кувыркнулось, и Полина погрязла в нерешительности, бесцельно щелкая замочком сумки… Но как только память вернула ее во вчерашний день, где остались безответная любовь и поруганные мечты, щеки обожгло словно пощечиной, на глаза навернулись слезы, и она решительно вытащила из сумочки снотворное.

Полина принялась выдавливать мелкие таблетки из упаковки, две уронила, расстелила рядом носовой платок, высыпала туда горсть.

Восемнадцать. Наверно этого должно хватить.

Она проглотила первую таблетку и сморщилась.

Как же она не догадалась купить воды. Трудно представить, что можно осилить все это, не запивая. Вторая таблетка стоила ей огромных усилий. Организм отчаянно сопротивлялся, горло горело от горечи.

О третьей таблетке без воды не могло быть и речи.

Поблизости не было ни ларька, ни магазина, возвращаться к остановке не хотелось. Она сегодня исколесила полгорода, и ноги гудели от усталости.

Неожиданно Полина усмехнулась: вот же вода, прямо под ногами, в ручье. И автоматически подумала: «Такой водой, наверно, можно отравиться и без всяких таблеток…» Она зачерпнула рукой воды и тут же выплеснула. Да, она собралась умереть, но что делать с брезгливостью? Относиться к себе как к покойнику уже сейчас она не могла. Смерть представлялась отдаленной, прекрасной и чистой.

Полина закрыла глаза: как она устала от собственной беспомощности! Даже проглотить горсть таблеток – для нее проблема. Это невозможно, это пора прекратить… Она пересыпала таблетки в ладонь, растеряв часть, сунула в рот и, наклонившись к ручью, судорожными движениями стала подносить воду ко рту…

С последним глотком Полина замерла. Она никогда раньше даже не прикасалась к снотворному, а потому фантазия подсказывала ей, что от такой дозы забытье должно наступить сразу же. Однако она ничего, кроме жжения в горле, не чувствовала.

«Наверно, нужно подождать немного…» – решила Полина и стала глядеть вдаль на воду. Из зарослей травы с громким криком выплыла утка, за ней другая и третья. Новорожденные листья тихо шелестели над ее головой и почему-то вспомнилось: она стоит на поляне, а напротив – маленький круглый кореец. Он делает сложный прыжок и жестом приглашает ее повторить движение… Полина разводит руки, а Данила, стоящий рядом с ней, говорит:

«Давай, у тебя получится!»

Полина тряхнула головой. Что же это? Вроде бы она еще не уснула, а сны ей снятся… Поляна ужасно знакомая, неподалеку от детского дома была точно такая же. Но никакого корейца там не было. И уж тем более не было никаких этих странных уроков. Но почему-то голос Данилы слышался так явственно…

Ресницы отяжелели. Полина закрыла глаза.

Вж-ж-жх… Яростный звук прорезал воздух. Она видела себя словно со стороны. Но это была не она, не настоящая неуклюжая Полина, бьющая чашки пять раз в неделю, другая. Эта другая парила в воздухе, выделывая сложные, почти акробатические па, резала воздух сильными руками и точно приземлялась на узкую бамбуковую циновку, которая казалась Полине ужасно знакомой…

* * *

Полина открыла глаза. Из сиреневой мути проступали черты лица. Кто-то нагнулся к ней так низко, что она чувствовала на щеке теплое дыхание. Молодая женщина была похожа на ангела и от нее веяло нежностью. Губы ее шевелились, но Полина не сразу поняла, что женщина говорит и что слова ее обращены к ней.

– Послушай меня, – быстро шептала та. – Что бы с тобой ни случилось, ничего им не рассказывай. Скажи, что случайно приняла не то лекарство. Слышишь? Слу-чай-но!

– Какое лекарство? – Полина с трудом расклеила губы.

– У мамы взяла, перепутала.

– У меня нет мамы…

– Ах… Но все-таки…

Из-за спины показалось другое лицо – совсем не такое симпатичное и приветливое.

– Очнулась, артистка! – Вторая женщина пощелкала в воздухе пальцами. – Соображение-то вернулась или как?

Молодая женщина закусила губу.

– Слышишь меня или еще не очухалась?! Зачем таблеток наглоталась, а?! Тут и без тебя работы хватало… Быстро отвечай!

В этот момент Полина поняла, что первая женщина была вовсе не ангелом, что смерть не пришла за ней и не избавила от всех проблем, а бесцеремонная и грубая допросчица скорее всего – врач. Это было выше ее сил, и она расплакалась.

– Я не хочу жить, – пролепетала Полина, утирая слезы и отвернулась к стене.

– Ax, – донесся до нее слабый вздох той, что была похожа на ангела. – Я же предупреждала…

Через сутки, уже окончательно придя в себя, Полина поняла, что за странный совет давала ей молодая женщина. Поняла и оценила ее доброту.

Вместе с ней привезли еще одну девушку, которая по всем признакам тоже пыталась отравиться, но та, едва придя в себя, заголосила просительно: «Ой, тетеньки добрые, я случайно, я больше не буду, отпустите меня!» Полина побледнела от негодования. Что за люди, в любую минуту готовы отказаться, пойти на попятный…

Каково же было ее удивление, когда девушку на следующий день после промывания желудка, выписали, тогда как Полину предписано было перевести в другую больницу.

Она ехала в машине «скорой помощи» с печатью трагической отрешенности на лице. Пусть эти люди пытаются вернуть ее в свой круг сколь угодно, ее решение умереть твердо и обжалованию не подлежит. Если ее выпустят, она снова займется исполнением своего плана, но будет действовать умнее. Гораздо умнее.

Она успела прочесть табличку «Городская психоневрологическая больница» и, презрительно усмехнувшись, пожала плечами. В небольшом кабинете ее встретила седая утомленная женщина и, задав несколько беглых вопросов о состоянии ее здоровья, подняла на нее глаза от своих записей:

– Значит, отравиться хотела?

Полина демонстративно отвернулась.

– Может быть, расскажешь, что случилось? – спросила женщина равнодушно.

Полина посмотрела ей в глаза и сказала со всей твердостью, на которую была способна:

– Вы ничем не сможете мне п-п-помочь.

Голос предательски дрогнул на последнем слове, и Полина сразу же пожалела о том, что раскрыла рот. Ей никогда не удавалось выразить свою мысль настолько однозначно и твердо, чтобы ее правильно поняли и оставили в покое.

Это хорошо получалось у Ларисы. Но любимой подруги вот уже три с половиной года нет в живых. Вот кто мог бы ее понять и помочь ей. Лара обязательно подсказала бы какой-нибудь выход.

Но мир несправедлив, и поэтому Лары больше нет, Марты нет, и Полина вынуждена влачить свои дни, оставшись на свете одна одинешенька.

Полина всхлипнула, слезы градом покатились из глаз.

– Раскаиваешься? – поинтересовалась женщина все тем же казенно-равнодушным тоном.

– Я не хочу жить в вашем мире! – вскрикнула Полина. – Вы же не люди! Вы бесчувственные, вы.., вы…

И она разрыдалась навзрыд. Женщина нажала кнопку, и за спиной у Полины возникла румяная веселая великанша.

– Пойдем, милая, – пробасила она. – Пойдем, болезная.

Вздрогнув, Полина обернулась. Великанша улыбалась ей во весь рот.

Ей выдали отвратительный серый халат и Стоптанные тапочки из кожзаменителя. Заставили выпить пару таблеток и сделали укол, после которого мысли с высокого перескочили на земное и сосредоточились на собственном организме: голова трещала, желудок одолевали болезненные спазмы, а к горлу подкатывала тошнота.

Этот день Полина провела скорчившись на кровати, застеленной серым влажным бельем.

Следующий день принес ей массу сюрпризов.

Состояние ее улучшилось настолько, что она смогла оглядеться и рассмотреть своих соседей по палате. Одна из женщин, совсем седая, стояла возле своей кровати и смотрела в окно. На лице ее было написано жестокое страдание. Вторая лежала, укрывшись с головой одеялом, и бормотала что-то себе под нос. Третья, совсем молоденькая, сидела на стуле, качая ногой, и разглядывала Полину с радостной улыбкой. «Нужно бы с ней познакомиться», – не успела подумать Полина, как девушка встала и направилась к ней.

Полина попыталась улыбнуться, девушка нагнулась, сняла тапочек и, размахнувшись, ударила Полину по голове. Полина вскрикнула, девушка радостно засмеялась и стукнула ее еще раз. От негодования Полина потеряла дар речи и, плохо соображая что делает, кинулась на девушку с кулаками.

Их разняли нескоро. Обе они к тому моменту были изрядно исцарапаны и помяты. Полину трясло, а девушка хохотала во все горло. Снова появилась розовощекая великанша со шприцем, и Полина провалилась в густой фиолетовый сон.

Она плыла в липком пространстве сновидения, лавируя между тусклыми фонарями. Мимо проплывали обрывки телеграфных лент. Навстречу ей катил экипаж, запряженный шестеркой лошадей. Кучер смахивал на их учителя – Данилу. В детском доме они звали учителей по имени. Полина вглядывалась в темноту экипажа, и вдруг из окна вынырнула аккуратно причесанная головка Марты. Радость парализовала Полину, и вместо того, чтобы крикнуть Марте, что она здесь, летит, не зная куда, над ее головой, она отчаянно заработала руками, пытаясь подплыть к экипажу поближе. Марта улыбнулась так нежно, как, наверно, улыбалась ей только в раннем детстве. И тут же Полина стала стремительно падать и мягко приземлилась на клумбу возле детского дома. Она уставилась на входную дверь: никаких следов пожара, все как прежде.

Тянет запахом свежеиспеченного хлеба и слышится голос тетушки Ольги из кухни. Ее снова потащило вверх, но она ухватилась за куст смородины, не желая покидать этой райской обители своего детства…

Очнулась она оттого, что великанша пыталась оторвать ее от кровати. Полина смотрела на нее с негодованием. И почему эти люди никак не оставят ее в покое?

– Завтрак, – радостно улыбнулась великанша. – А потом – на работу.

В алюминиевых мисках, из каких хороший хозяин собаку кормить на станет, стыла каша-размазня неизвестного происхождения. Полина не смогла заставить себя съесть ни ложки. Пощипала кусочек хлеба и этим ограничилась.

Затем ее и двух соседок, кроме той, которая все время что-то бормотала под одеялом, провели в большую комнату и усадили склеивать картонные коробки. За час Полина с трудом справилась с первой коробкой. Вздохнула и покосилась на остальных. Все работали также медленно и вяло, за исключением ее давешней обидчицы, возле которой уже лежало три склеенных коробки. Девушка заметила, что Полина смотрит на нее, и показала ей язык.

– Пошевеливаемся – раздался над головой Полины зычный радостный голос великанши.

Все звали великаншу Поповной, от ее фамилии – Попова. На лице у нее была написана вечная радость, а блаженная улыбка не покидала детских пухлых губ. Даже когда в соседней палате умерла пожилая женщина, уголки губ великанши были приподняты вверх, хотя лицо изображало полную растерянность.

На исходе второй недели Полина проснулась среди ночи от приглушенных рыданий и злорадно решила, что это завывает ее обидчица: рыдали взахлеб и на высокой ноте. Но потом Полина поняла, что плач доносится из маленькой комнатки, где спала Поповна.

Она потихоньку поднялась, накинула халат и заглянула в комнатку великанши. У той горела тусклая настольная лампа, а сама она сидела на кровати в ситцевой ночной рубашке с бумажными кружевами и огромными кулаками растирала по лицу слезы, катящиеся из глаз.

– Что с вами? – в замешательстве спросила Полина, подсаживаясь к ней.

Поповна посмотрела на нее с тоской, обняла за плечи и снова зашлась в рыданиях.

– Вам плохо? – пытаясь вырваться из богатырских объятий, спросила Полина. – Может, врача позвать?

– Нет, – всхлипнув, пробормотала та. – Мне хорошо.

– Господи, я ничего не понимаю, а что же вы плачете?

– От счастья. Случается же у людей такое счастье, такое…

«Она тоже сумасшедшая, – решила Полина. – И не мудрено: всю жизнь проработать в таком месте…»

– У каких людей? – пробормотала она, пожав плечами.

– Да вот, – Поповна ткнула пальцем в карманного формата истертую книжечку, лежавшую под лампой. – У Эдвина и Насти.

Полина взяла книжечку в руки. Это был один из ныне модных женских романов российской Барбары Картленд – Виктории Королевой – «Бегство из обители печали». Полина усмехнулась. Она не была поклонницей подобного рода литературы, к тому же ее бывший друг относился к такому чтиву весьма презрительно.

– Ты читала? – спросила великанша, наливая себе воды.

– Нет.

Поповна даже поперхнулась от такого ответа и плакать в миг перестала.

– А я-то думала.. Ты ж вроде нормальная, не как все.

– Я нормальная, – обиженно сказа Полина.

– Ну тогда хочешь – почитай. Только мне через два дня ее возвращать нужно.

«Нет уж, спасибо», – язвительный ответ уже вертелся на языке, как вдруг Полина перевернула книжку и увидела того самого ангела, который явился ей в день возвращения из небытия.

– Кто это? – спросила она.

– Автор.

Полина расчувствовалась. Это ведь та самая женщина, что пыталась спасти ее от психушки, от этой.., обители печали, где она теперь оказалась. Стоило только последовать ее совету, и Полину бы на следующий день отпустили домой.

А теперь ей предстоит провести здесь как минимум месяц, так сказала врач.

– Я очень хочу почитать, – Полина прижала книгу к груди.

…Дальнейшее ее пребывание в больнице было сплошь заполнено Викторией Королевой. Полина подружилась с Поповной, и та таскала ей книги, каждую из которых Полина глотала за ночь, с ужасом думая о том, что скоро она перечитает все написанное и нужно будет долго ждать выхода в свет нового романа. Когда Полина заканчивала читать последний, пятнадцатый роман Королевой, ее пригласила к себе на собеседование врач.

– Ну как? Все еще хочешь свести счеты с жизнью? – спросила она, не поднимая головы от записей в журнале.

– Ни за что, – отчеканила Полина. – Я хочу жить.

Врач пристально посмотрела на нее.

– Правда? Что же изменилось за это время?

– Все изменилось, – Полина не находила нужных слов. – Я изменилась. Я теперь другая.

Женщина слегка нахмурилась.

– Нет, вы не поймите меня превратно. Я теперь верю в жизнь, я знаю, что обязательно встречу настоящую любовь, ради которой не нужно умирать, ради которой нужно жить.

– Все ясно. Книжки у Поповны брала?

– Откуда вы… – вырвалось у Полины.

– Не ты первая мне Королеву цитируешь.

Женщина задумчиво посмотрела на Полину.

– Удивительные книжки. Действуют лучше любых таблеток. Почитать, что ли…

– Обязательно почитайте, – горячо посоветовала Полина.

Когда Полину выписали, она долго жала Поповне руку. Та как всегда улыбалась.

– Если купишь новую книжечку, уж принеси мне почитать, – попросила она.

– Обязательно.

– А знаешь, – сказала Поповна, – я слышала, что эта Королева в жизни очень несчастная.

– Не может быть! – воскликнула Полина.

– А какие книжки пишет, – вздохнула Поповна.

…Полина вышла из больницы переполненная любовью к людям, в ожидании счастья и чуда.

Первым делом она в книжном магазине купила книжку Королевой «Бегство из обители печали».

Там же она приобрела большой плакат-календарь, с которого смотрело на нее ангельское лицо самой Виктории. Свое возвращение к жизни Полина связывала именно с ней.

Интересно, как ей удалось угадать Полинину судьбу? Перипетии романа полностью совпадали с мытарствами Полины, вплоть до попытки самоубийства и психиатрической клиники. Правда, вот дальше… Полина сладко жмурилась. Если только представить, что ее судьба и дальше окажется точно такой же как у героини, жить стоит.

Полина твердо решила дождаться той самой большой любви, которая озарила жизнь героини Насти… Целый год она жила на средства своего друга, который снимал для них квартиру, покупал продукты и все необходимое. После разрыва с ним Полина повисла в воздухе: ни денег, ни работы, ни жилья. Она сняла маленькую квартирку на окраине, отдав за нее практически все деньги, которые у нее оставались. Теперь предстояло найти работу…

Глава 3

Фирма «Помощница» была уже третьим по счету местом, куда направили Полину из агентства по трудоустройству. Она явилась за направлением рано утром, едва только открыли для посетителей двери. Получив адрес «Помощницы» и в придачу неодобрительный взгляд секретарши, Полина недовольно передернула плечами и вышла.

Отношения с агентством не складывались с самого начала. Встретили ее там довольно приветливо, обещали подыскать место в течение недели, но как только она заполнила договор и внесла плату – о ней словно позабыли. Полина терпеливо ждала новостей первые две недели, пока ее рацион не сократился до одной пачки китайской лапши быстрого приготовления. Еще неделю она ежедневно напоминала о себе по телефону, но ей коротко отвечали, что нет ничего подходящего, чем довели до полного отчаяния.

Иначе она бы не устроила им скандала. Скандал, правда, не получился. Ее пригласила в отдельный кабинет строгая женщина и отчитала за «неуместные эмоциональные всплески».

– Как вы думаете, – спросила она, – много ли вакансий наберется в городе, даже таком большом как Санкт-Петербург, для двадцатилетней девушки, окончившей два курса педагогического вуза и ничегошеньки не умеющей делать?

Крыть было нечем, но Полина и не думала отступать, потому что отступать ей было некуда: через два дня квартирная хозяйка обещала выставить ее.

– Я способная, – возразила она. – Я могу быстро всему научиться.

– Дорогая моя, – женщина перегнулась к ней через стол, – может быть, это и так, но у работодателей нет никакого желания учить вас чему-то, когда есть готовые кадры. Вы бы закончили какие-нибудь курсы: бухгалтеров, компьютерные, секретарские, а потом приходили…

– Но неужели?..

Разговор был бессмысленным, и женщина поняла это быстрее Полины. Она молча вытащила из стола визитку и протянула девушке.

– Вот, можете попробовать. В эту фирму полностью набирают штат. У них вакансии от генерального директора до уборщицы.

Полина спрятала карточку в сумку и гордо покинула кабинет. Она чувствовала, что одержала сегодня маленькую победу над этим миром.

Однако радость ее была недолгой. В фирме, куда она явилась на следующий день тщательно причесанная и продуманно одетая, менеджер по персоналу потерял к ней всякий интерес, как только узнал, что у нее нет опыта работы. Во время горячего монолога Полины о своих способностях и умении «все ловить на лету», он рассеянно поворачивался вправо и влево на крутящемся стуле, а потом перебил ее и сказал без всякого сожаления, что их фирме она совсем не подходит и продолжать разговор он считает нецелесообразным.

Возвращаясь по длинному коридору, Полина с горечью поглядывала на молодых людей и девушек, чуть старше нее, великолепно одетых, улыбающихся, бегающих из кабинета в кабинет с бумагами. Она не знала, чем они занимаются, но их жизнь казалась ей раем, а себя она чувствовала падшим ангелом…

Затем была еще одна бесплодная попытка стать «помощником директора». Как только Полина увидела в обшарпанном кабинете мужчину с масляными глазками, в которых при ее появлении зажегся нездоровый огонек, она сбежала до того, как он успел закончить приветствие…

И вот теперь Полина ехала в фирму «Помощница», понимая, что это ее последний шанс. Если хозяйка попросит завтра освободить квартиру, это будет справедливо, потому что Полина задолжала ей за два месяца.

В вестибюле фирмы из большого рекламного плаката Полина узнала, что «Помощница» – это фирма, предлагающая услуги горничных, нянь, домработниц и садовников. Решимости у нее прибавилось. По крайней мере няней со своими двумя неполными курсами педагогического она поработать смогла бы. Сразу вспомнились конспекты по психологии и общей педагогике, но к сожалению, не пришло на ум какой-нибудь конкретной мысли или расхожей цитаты, которыми можно было бы блеснуть в разговоре. В кабинет начальника отдела кадров Полина вошла без стука, с вымученной улыбкой:

– Здравствуйте, я из агентства «Поиск».

– Присядьте, – махнул рукой пожилой мужчина, – сейчас освобожусь.

Он вертел в руках бумаги, хмурился, а стоящая у него за спиной женщина тараторила:

– Просто ума не приложу, что им нужно. Это уже шестая. А мы посылали только самых лучших наших работниц!

– Да, – вздохнул мужчина. – Знаменитость и – на тебе. А какая реклама для нас могла бы быть! Никогда бы не подумал, что такая милая женщина может оказаться столь привередливой.

– Она здесь ни при чем. У нее мамочка – монстр! Она-то и выбирает…

– Хорошо. Зайди ко мне через часик. Постараюсь что-нибудь придумать. Эти клиенты нужны нам позарез!

Оставшись наедине с Полиной, мужчина словно увидел ее в первый раз.

– Вы… – протянул он неопределенно.

– Из агентства «Поиск», – подсказала Полина.

– Ах, как неудобно получилось! Совсем забыл позвонить им. К сожалению, мы только вчера вечером взяли сотрудницу. Штат укомплектован. Так что…

Полина стояла как вкопанная и смотрела в пол. Там, переливаясь всеми цветами радуги, лежали осколочки ее надежд. Она не успела опомниться и теперь чувствовала, что если хотя бы пошевелится, то разрыдается прямо здесь.

– Вам нехорошо? – начальник отдела кадров поднялся, положив свои бумаги на край стола. – Может, воды?

Чтобы выиграть время Полина кивнула. Мужчина протянул ей стакан. Она выпила воду залпом, глубоко вздохнула, поставила стакан на стол, и тут взгляд ее упал на фотографию, которая лежала поверх стопки бумаг.

– Виктория Королева, – выдохнула она, – в жизни она еще красивее.

Начальник насторожился:

– Вы случайно с ней не знакомы?

– Немного, – улыбнулась Полина, как зачарованная глядя на фотографию.

Виктория вот уже несколько месяцев была ее святой покровительницей и заступницей. По вечерам Полина молилась на ее портрет как на икону, рассказывала о своих горестях и просила о помощи. И сейчас замерла в ожидании чуда.

Ее святая обязательно ей поможет.

– Она однажды спасла меня…

– Вот, значит как… Знаете ли, – директор внимательно разглядывал Полину, – Королева – клиент, о котором мечтает любая фирма. Ей нужна домработница. Если завтра разнесется слух, что она наняла домработницу именно у нас, за моей дверью выстроится такая очередь, что нам придется ввести запись. Но, к сожалению, она уже отвергла лучшие наши кандидатуры. Как вы думаете…

– Она возьмет меня, – уверенно сказала Полина. – Обязательно…

Правда, пока она добралась до дома Королевой, уверенности у нее поубавилось. С чего это она решила, что ее непременно возьмут? Кто она такая? Полина всегда была мнительной, а тут совсем страхи одолели. А что, если в больнице она видела не Королеву?

Перед подъездом Полина и вовсе оробела. Нажала кнопку звонка, и дверь ей открыл консьерж – по виду крепкий военный пенсионер.

– К кому? – спросил он неодобрительно, покосившись на ее старенькие туфли.

– К Королевой.

– По записи? – поинтересовался консьерж.

– Что?

– Как фамилия?

– Колыванова.

Мужчина полистал журнал и сразу сменил тон.

– Есть такая. Я-то думал очередная поклонница пытается пробиться за автографом.

– А что, – осмелев спросила Полина, – многие приходят?

– Нет пока. Но ведь Королевы здесь только полгода живут. Уже третью квартиру меняют, спасаясь от поклонниц.

– Понятно, – сказала Полина и направилась к лифту.

В дверь она позвонить не успела. На пороге ее уже поджидала женщина средних лет – высокая, поджарая и недобрая. Точь-в-точь – злая волшебница из сказки. Только она была не из тех волшебниц, которые таяли, если их окатить ведром воды. Такие, как она, были непобедимы.

– Здравствуйте, – начала Полина, – я…

Женщина жестом прервала ее и пригласила войти. Заперев за Полиной дверь, она включила свет в коридоре, который по площади немного превосходил квартиру Полины.

– Я из «Помощницы»…

Женщина не произнесла ни звука. Она разглядывала Полину как лошадь или породистого Щенка, которых хотела бы купить, да опасается, нет ли у них какого изъяна.

– Где вы живете? – спросила она.

– У метро «Проспект Ветеранов».

– Нет, – сразу же отрезала женщина, – это исключено. С «Ветеранов» сюда добираться часа полтора. Станете опаздывать.

И она шагнула к двери, давая понять, что разговор окончен.

– Я снимаю квартиру, – затараторила Полина. – И переехать мне ничего не стоит.

– Иногородняя? – брови женщины поползли вверх. – Я же просила не присылать…

– Нет, нет, не иногородняя, – испуганно вставила Полина.

– Так почему не живете с родителями? Характер показываете?

– У меня нет родителей. Я выросла в детском доме.

Женщина задумалась. В этот момент входная дверь распахнулась и появилась молодая женщина.

– Ты?! – воскликнула она, увидев Полину.

Полина оторопела. Женщину она видела впервые. Ярко рыжие волосы. Хотя вот лицо… Она очень походила на Королеву, но та была блондинкой…

Тем временем молодая женщина подошла к зеркалу и сняла парик.

– А так, ты меня узнаешь?

– О Господи, – пролепетала Полина, – конечно узнаю.

– Виктория! Разве вы знакомы, – нахмурилась женщина. – Ее только что прислали из «Помощницы».

– Конечно, знакомы. Помнишь тогда, в больнице? Мы ведь вместе с тобой были… Как тебя зовут?

– Полина.

– Нам с дочерью нужно поговорить, – сказала женщина. – Подождите здесь.

В кабинете мать невольно медлила с разговором. Давно не видела дочь улыбающейся.

– Вижу, тебе понравилась эта девушка.

– По сравнению с теми, каких присылали…

Всегда лучше пригреть бездомного щенка, чем змею на груди.

– Ты права. Я думаю, она нам годится. Да и в клубе ее можно использовать…

Женщины со значением переглянулись.

– К тому же она сирота, – осторожно заметила мать. – Так что некому будет.., если что…

– Вот и хорошо! – заключила Виктория. – Пойдем, обрадуем девочку…

Глава 4

Вика родилась в семье известного советского прозаика, члена Союза писателей и даже некоторое время председателя этого Союза – Андрея Рубахина. В семидесятые годы Рубахин был в фаворе, его печатали самые известные литературные журналы, по его произведениям снимали фильмы. Он и в школьную программу попал.

Злые языки утверждали, что Рубахин делает карьеру благодаря своим связям, но в отсутствии таланта его не могли упрекнуть.

Где бы Андрей ни появлялся, всюду позади тащились две тени. Слава клубилась позади ароматным облаком, отчего дамы приходили в восторг, а мужчин неудержимо тянуло выпить. Вторая тень, второе облако жадно впитывало зависть, светящуюся в глазах друзей и коллег, переливаясь грязным перламутром. Талант Андрея был особенный: писал он непростительно легко, не ведая ни мук творчества, ни, хотя бы, кратковременной несостоятельности своего пера.

Более того, творил как бы между прочим, занимаясь в то же самое время сотней других дел, не только административных, выполняя свои обязанности в Союзе писателей, но и вполне светских, появляясь везде, куда звали и не звали.

Казалось, судьба наградила Андрея изрядно, можно было бы поставить на этом точку и оставить хоть что-то другим смертным. Но в день его рождения фортуна явно переусердствовала, потому как помимо таланта наградила его еще и королевской внешностью. Метр девяносто и косая сажень в плечах, шевелюра, напоминающая львиную гриву, безмятежные голубые глаза, орлиный нос и улыбка безгрешного младенца. Тиражирование его фотографий порой даже обгоняло тиражи книг.

Разумеется, такая счастливая судьба плодила вокруг Рубахина не только завистников, но и почитателей, среди которых женщины составляли если не самую многочисленную, то наверняка самую активную и преданную часть.

Если поклонники-мужчины мечтали с Рубахиным выпить, то женщины в своих мечтах были смелее и не по-советски раскованнее, хотя страна еще и не грезила перестроечными откровениями камасутры. Письма с пугающими признаниями и недвусмысленными предложениями приходили на адрес издательства толстыми пачками, изымались заботливой женой Диной, внимательно изучались и уничтожались в дачном камине, никогда не попадая на глаза адресату.

Дина была вне конкуренции. Рубахин долго искал женщину, равную ему по всем статьям, пока не встретил Дину. Двадцатипятилетняя красавица – дочь профессора филологии, воспитанная в лучших академических традициях, – составила с Рубахиным гармоничную пару. Обладая абсолютной грамотностью, она самоотверженно правила его рукописи до того, как они попадали в редакторский цех Лениздата, и составила мужу славу писателя безгрешного в отношении орфографии и стилистики.

Дина была умна по-мужски и совсем не обладала женским чутьем. Умея поддержать любой разговор из области философии, политики и литературы, она беспомощно опускала руки, когда муж смотрел вслед другой женщине. Она была по-мужски честна и прямолинейна, не имея даже отдаленного понятия ни о кокетстве, ни о каких других женских хитростях. Постель была для нее неприятной принудительной обязанностью, которую она заставляла себя выполнять раз в неделю, и ничто не могло убедить ее в том, что подобное занятие не является патологическим архаизмом.

Андрей же в отличие от жены любил жизнь во всех ее проявлениях, в том числе в женских ласках, особенно когда те были разнообразны и неутомимы. Его не называли бабником или донжуаном, потому что он никогда не домогался женской любви, а лишь брал то, что ему настойчиво предлагали, то есть – причитающееся по праву громкой славы.

Несмотря на сотни связей Андрея с другими женщинами, Дина была единственной, кто ни о чем не догадывался. Она была занята работой, дочерью Викой, и этого ей вполне хватало, чтобы заполнить все свое время и жизненное пространство.

Андрей же, не отказываясь от плотских соблазнов, самих искусительниц ценил невысоко, принимая их страсть как любую другую услугу обслуживающего персонала. Он ставил на одну доску шофера, который возил его по городу, швейцаров, распахивающих перед ним двери иностранных отелей, и женщин, побывавших в его постели. Все они для того и существовали, чтобы безвозмездно оказывать великому Андрею Рубахину мелкие услуги.

В начале восьмидесятых, разменяв пятый десяток, Андрей практически перестал писать и едва успевал посещать многочисленные банкеты, куда каждый мечтал залучить звезду. Большинство таких мероприятий сопровождались обильными возлияниями, после чего Андрея привозили домой в виде безжизненного тела.

Брезгливая Дина превратила свой кабинет в спальню и перенесла туда свою кровать. Переживая ранний климакс, она мучилась приливами, страдала от головных болей и частой смены настроения, окончательно поставив точку в интимных отношения с мужем.

Перестройку Рубахин встретил со значительно поредевшей шевелюрой, одутловатым, землистого цвета лицом и лишними тридцатью килограммами, осевшими как-то по-бабьи на бедрах и животе. Бурная река тиражей его книг превращалась в тоненький ручеек, пересыхавший под ярким солнцем новых экономических отношений, потому что народ как-то уж слишком быстро перестал интересоваться судьбой аграриев и сталеваров.

Материально Андрей прочно стоял на ногах, залогом чему был вполне приличный банковский счет, предусмотрительно открытый им во время поездки по дальнему зарубежью, но душевное спокойствие покинуло его раз и навсегда. По телевизору мелькали незнакомые лица, на прилавках появлялись новые книги с неизвестными фамилиями, жизнь неслась кувырком вперед, сметая советских кумиров как пыль.

Его больше не узнавали на улице, почти никуда не приглашали, об издании книг и говорить не приходилось. Слава, в лучах которой он купался долгие годы, растаяла как дым. Это было равносильно смерти.

Дина же продолжа держаться с обычным достоинством. Оно ей изменяло лишь изредка по вечерам, когда она пыталась внушить мужу, что пить в одиночестве дома да еще в присутствии дочери – это и есть то самое дно, которого он так отчаянно боится. Дина не изменилась ни на йоту, даже очереди за мылом не смогли переменить ее обычных манер. И у Андрея возникло подозрение, что жена никогда всерьез и не принимала его известности, а потому теперь так спокойно воспринимает все, что с ним происходит.

По ночам Андрей, терзаемый мучительным страхом, одиноко ворочался в постели и прикладывался время от времени к бутылке коньяку, поселившейся в секретере, на том самом месте, где он раньше хранил рукописи незавершенного романа. Днем он мотался по городу с грандиозными планами написать современнейший роман о том, что творится в стране. Но его нигде не принимали всерьез. В моду входили разоблачения, а его имя слишком тесно было связано с рухнувшим режимом.

Бессонные ночи, алкоголь и непривычная невостребованность привели к нервным срывам.

В голове Андрея царила странная путаница, временами наплывал туман, он плохо соображал в такие минуты. Пытался сидеть за столом, стучать на машинке. Но похмелье, страх и обида на весь мир плохие помощники в ремесле. В корзине прибавлялось смятых бумаг, в душе копилась желчь… И вот именно тогда появилась Ирочка.

Ирочка была дочерью друга и ровесницей Виктории. Ее принимали в семье как родную, особенно после смерти отца – крупного партийного босса. Дина корректно обходила стороной разговоры о смерти отца и того же требовала от послушной Виктории. Незаметно совала девочке деньги и талоны на колбасу.

Ирочка брала деньги, сдержанно благодарила и тихо ненавидела Дину за ее помощь. Отец Ирочки – крупный советский функционер – скончался от инфаркта, когда его пригласили в прокуратуру и предъявили объемистый том обвинений, откуда следовало, что он казнокрад и распутник. Он умер прямо на ступеньках прокуратуры, грузно рухнув лицом в бетон. Ирочка с матерью сдали казенную квартиру и переехали в грязную коммуналку. За два года перестройки они, непривычные к нищете, продали практически все мало-мальски ценные вещи и песцовую шубу матери заложили в ломбард. Так что девочке, привыкшей к определенному уровню жизни, терять было нечего, когда на очередные поминки к ним в гости заглянул Рубахин.

Старательно занимая Андрея разговорами, она дождалась, пока гости разошлись, чуть ли не насильно вытолкала мать на улицу, под дождь, и легко затащила Андрея в постель. После короткого вялого соития он тут же уснул, а Ирочка накинула халат и полночи просидела за столом, глядя в окно. Залучить Рубахина на ночь, насколько она помнила из разговоров родителей, было делом несложным. Но вот удержать… Да и не нужен ей старый любовник. Ей нужен законный муж со всеми вытекающими правами на имущество.

Утром она приготовила ему кофе с ликером, жаркое признание в любви, напирая на особенную любовь к его бессмертным творениям, и ушат брани, предназначавшийся завистникам, пытающимся лишить его заслуженной славы.

Все сказанное, помноженное на юный напор и персиковую кожу девушки, Рубахин принял как откровение. Это утро убедило его в том, что на свете существует справедливость, а также единственный носитель этой справедливости.

Ирочка, не отличаясь особым умом, случайно попала в самую точку. Их страхи были похожи: больше всего на свете Ирочка боялась безвестного прозябания в нищете и первых морщин. Рубахин же – подступающей старости и забвения.

Ничто не связывает людей прочнее, чем общие страхи. С головой у Андрея к тому времени стало совсем плохо: мысли все чаще путались, волнами накрывали приступы подозрительности. В персиковой девочке он увидел свое спасение и от старости, и от забвения. Молодая жена сделает его молодым и сохранит память о нем на долгие годы, до тех самых пор, пока неблагодарные потомки не разберутся что к чему и не восстановят справедливость.

Развод едва не убил Дину. Он собственно и был обыкновенным убийством, отличающимся от прочих лишь своей узаконенностью. Нож, входящий в сердце, прекращает жизнь человека, обрывая его связь с прошлым и будущим. Для Дины развод был таким же ножом, с той лишь разницей, что душа ее не отлетела и сознание оставалось ясным, вынуждено созерцая, как, корчась в муках, медленно умирает память и закрывается тяжелая дверь в завтрашний день. Прожитая жизнь откладывается в памяти, как колония кораллов: большой белый остров, причудливой формы. На этом острове все: любовь и быт, слезы и смех, покорность и бунт. Через двадцать лет остров уже так огромен, что напоминает материк своими размерами и прочностью. Кому из его обитателей придет в голову мысль о землетрясении?..

После первого же визита к Ирочке, Андрей все решил. Он спрыгнул с кораллового острова на проходящий мимо корабль и брезгливо оглянулся. Место, где он провел лучшие годы своей жизни, показалось ему отвратительным. Мозг, отравленный алкоголем, помноженный на воображение беллетриста, изобретал для Дины мучительную пытку. Андрею мало было покинуть остров, ему необходимо было уничтожить его.

Поэтому он, как ни в чем ни бывало, вернулся домой и вскоре стал собираться в служебную командировку в Свердловск, где якобы местное издательство собирается выпустить сборник его ранних рассказов. Ничего не заподозрившая Дина привычно упаковала чемодан мужа, аккуратно сложив белые сорочки, пару костюмов, галстуки и несколько комплектов белья. Андрей забрал почти все деньги, которые были в доме, заверив жену, что через пять дней получит командировочные и вернет сторицей. Дина как ребенок радовалась, что Андрея снова издают, а потому все странности поведения мужа в этот день приписывала его счастливому волнению. Но она была сдержанным человеком и ни словом, ни улыбкой не выдала своей радости. Уже в дверях Андрей остановился, поставил чемодан на пол, обхватил лицо жены ладонями и уставился ей в глаза мутным взглядом. Жест этот был настолько непривычным и неприятным, что Дина по инерции попыталась отстраниться, но Андрей держал ее крепко: щеки смялись, рот вытянулся трубочкой.

«Ты хотя бы немножко рада, что моя слава возвращается?» – спросил он хрипло. Дина с усилием отстранила его руки от своего лица и спокойно произнесла: «Разумеется».

Андрей подхватил чемодан и, не оглядываясь, вышел. «Сука, – пробормотал он, когда Дина закрыла за ним дверь. – Холодная, бесчувственная сука!» Он позвонил ей через неделю и сказал, что задерживается. И победоносно заметил в конце двухминутного разговора: «Скоро уже. Дня через два. Жди!»

Дина положила трубку и пожала плечами. Последний раз голос Андрея звучал так победно, когда тираж его нового романа перевалил за пять миллионов. Неужели все возвращается?

Вечером того же дня Дина получила повестку, где ей предписывалось явиться в суд. Она долго гадала, зачем могла бы понадобиться органам правосудия, и решила, что вызывают ее свидетельницей по делу кого-нибудь из знакомых.

Ведь вызвал же ее следователь по делу Ирочкиного отца. Правда, то был не суд, но кто знает, какие у них там правила. Но как бы там ни было, она не станет никого чернить, как и в случае с Ирочкиным отцом. На большую половину вопросов она тогда отвечала: «не знаю», «не имею представления», «не слышала», «не помню».

На ступеньках здания суда Дина столкнулась с Ирочкой. Девочка уже месяц не показывалась у них дома, и расцеловавшись с ней, Дина попеняла ей за то, что она совсем забросила Вику, у которой кроме нее и подруг-то нет. «Я понимаю, – поднимаясь по ступенькам и обнимая Иру за талию, говорила Дина, – Вика – совсем не интересный собеседник и подруга, конечно, скучноватая. Но пожалей ты ее, позвони как-нибудь на досуге».

Перед дверью в зал суда, Ирочка отстранилась от Дины, широко улыбнулась ей и сказала: «Вот такой вы мне нравитесь. Оставайтесь такой и дальше». Тут взгляд ее неуловимо изменился, окатив Дину чем-то незнакомым и безжалостным и Ирочка добавила: «Если сможете…»

Дина увидела Андрея как только вошла в зал, и сердце ее сжалось. «С ним что-то случилось, – в панике подумала она. – Наверно тот счет, открытый в зарубежном банке. Говорила же я…»

Она не сразу поняла, о ком идет речь, когда судья заговорил о разводе. Некоторое время она еще хранила уверенность, что попала сюда ошибкой. Но все происходило как в дурном сне:

Ирочка сидела впереди, гордо выпрямив спину, Андрей щурясь поглядывал на нее, а судья говорил о разводе и разделе имущества.

«Прекратите, – хотелось выкрикнуть Дине. – Немедленно прекратите этот спектакль! Этого не может быть!»

«Я ничего не понимаю», – сказала она судье, когда он обратился к ней с вопросом.

«Что же здесь понимать? – удивился судья. – Я говорю о доле имущества, причитающейся вам с дочерью. Насколько я понимаю, вы никогда нигде не работали, так значит…»

Напряжение ее возросло настолько, что Дина боялась потерять сознание или утратить контроль над собой и разрыдаться здесь при этих посторонних и враждебных людях. После врачи зафиксируют у нее микроинсульт, но сейчас, испытывая лишь острое недомогание и не понимая его причины. Дина, не произнося ни звука, кивала головой, подписывала бумаги, выслушивала правила оформления документов.

Когда все кончилось, Ирочка взяла Андрея под руку и оба они, не оглянувшись на Дину, покинули зал заседаний. Только теперь Дина поняла, что здесь делала подруга ее дочери. Вместе с прозрением к горлу подкатывала нестерпимая тошнота. Дина не успела встать, ее вырвало на красный ковер…

Наверно, она потеряла сознание. Потому что когда пришла в себя, над ней стояла пожилая медсестра и совала под нос нашатырь. Ей вызвали такси и помогли спуститься к машине. Она плохо соображала и с трудом передвигала ноги.

У нее не было ни одного желания, ни одной мысли. Она ехала домой только потому, что ей заказали машину и попросили назвать адрес.

Дверь ей открыла Виктория. Глаза у нее были сухими и мертвыми. По дому расхаживали незнакомые люди, составляя опись имущества. Дина прислонилась к стене и сползла на пол. Она не помнила, как Виктория дотащила ее до кровати волоком. Люди с казенными глазами и не подумали помочь ей…

Через месяц Дина выписалась из больницы высохшая и безжизненная. В черных глазах горела одна только ненависть. Вика привезла мать в квартиру ее родителей. Дина обвела глазами стены с выцветшими обоями. «Я оставила им все, – твердо сказала Виктория. – Забрала только кое-какую одежду». Мать внимательно посмотрела на дочь и подумала: «Я бы поступила так же…» Она обняла Вику, и обе они заплакали…

Минуло около года, прежде чем их судьба резко переменилась. Дина устроилась работать корректором в маленькое издательство, Виктория со своим неполным филологическим образованием помогала ей как могла. Развод, лишивший ее в одночасье мужа, здоровья, памяти, денег и надежд, сильно сказался на ее характере. Куда делось холодное благородство, с которым она шагала по жизни и которого не отняли у нее даже очереди за мылом, которое выдавали по талонам.

Теперь Дина цеплялась за жизнь с остервенением безнадежно больного. С помощью интриг в издательстве она выбивала себе работы больше остальных, сражаясь за каждую тысячу знаков, приносящую хотя бы несколько лишних рублей. Она стала подозрительной и хитрой. Мечты о мести бродили в ее душе, но сознавая собственную немощность, она загоняла их глубоко внутрь, тем самым лишь ускоряя и усиливая брожение…

Однажды Дина заболела и вернулась с работы днем. Выпила аспирин, но все никак не могла прилечь и бесцельно шаталась по квартире. И тут ей на глаза попался дневник Вики. Дочь вела дневник класса с шестого, никогда его не прятала, но Дине ни разу и в голову не приходило взять его в руки. А тут словно дьявол какой толкал в спину и шептал: «Прочти! Узнай, что она переживала во время этого отвратительного развода. Проверь, на чьей она стороне. А вдруг она тайно встречается с отцом?»

Последняя мысль привела Дину в такое негодование, что она, плохо соображая что делает, схватила тетрадку, отыскала нужную дату и, отбросив соображения нравственности, стала жадно читать.

Когда Виктория вернулась домой, мать встретила ее с распухшим от слез лицом и счастливой улыбкой. «Прости меня, Вика, – лепетала она, задыхаясь от радости, – прости, но я прочитала…»

Это был захватывающий, терзающий душу рассказ обо всем, что они пережили. Теперь только Дина смогла посмотреть на все случившееся со стороны и ревела белугой над каждой строчкой, перечитывая ее по два раза. Вика писала о ней с такой проникновенной теплотой и преданностью, что Дина напрочь позабыла о своей болезни, перелистывая страницы. Она листала их осторожно еще и потому, что каждая – она понимала – была на вес золота.

Сильнее всего ее потрясло то, что Виктория, увлекшись повествованием, забывала порой ставить даты. Дина с удивлением обнаружила, что повествование, миновав сегодняшний день, уносит ее в будущее. Вика сочинила для матери счастливый конец. «Зачем ты это придумала?» – спрашивала ее потом Дина. «А как иначе я могла все это пережить?» – грустно улыбалась Виктория.

Что может быть слаще мести для брошенной женщины? И что – счастливее того момента, когда она сжимает в руках орудие этой мести?

Дина больше не расставалась с дневником Виктории. День и ночь она стучала на пишущей машинке, набирая текст, написанный Викой, делая вставки, переставляя куски. Через две недели она стояла на пороге нового крупного издательства, активно отвоевывающего рынок.

Два наглых мальчишки, чуть старше Виктории, дерзнувшие назвать себя издателями, бесцеремонно разглядывали ее. Дина положила на стол пухлую папку, но молодые люди не проявили к ней никакого интереса.

– О чем? – кисло спросил тот, что постарше.

«Что им сказать? О жизни, о любви, о предательстве». Дина усмехнулась:

– Слышали когда-нибудь об Андрее Рубахине?

– Слышали, – отозвался другой. – Даже в школе проходили. Но если это, – он ткнул в папку мизинцем, – в том же духе, не тратьте время. Как говорится, не кочегары мы, не плотники…

Дина облокотилась о стол:

– А о личной жизни его наслышаны?

– Да вся страна наслышана, столько об этом писали… Громкий вышел скандал.

– Так вот перед вами – роман, в основе которого и лежит этот громкий и грязный скандал.

Более того. Написан он дочерью Рубахина.

Глаза молодого человека загорелись, а второй тем временем уже открыл папку:

– Весьма любопытно, зайдите завтра…

Назавтра ей предложили подписать договор, на редакцию которого потребовалось достаточно времени. Основным камнем преткновения стало главное требование Дины: Виктория никогда не будет издаваться под фамилией отца. Псевдоним они могут придумать сами, но фамилия Рубахина даже мелкими буквами, даже в скобочках, даже в аннотации промелькнуть не должна. Ребята приуныли, но потом согласились.

Через три месяца на прилавках магазинов появился первый роман тогда никому еще не известной Виктории Королевой «Убийственная любовь», а в центральной газете вышла статья, повествующая об очередной Золушке. О том, как отец – известный писатель прокоммунистического толка – бросил и предал свою семью, оставив жену и дочь в глубокой депрессии, безо всякой помощи. И еще о том, как Золушка вырвалась из глубин депрессии благодаря своему блестящему роману. Вывод был прост и ясен: время отца – в прошлом, на смену ему поднимается новое поколение. Дина постаралась придать статье драматический привкус, и уже через месяц первый тираж романа Вики был распродан.

За год Виктория написала еще пять романов.

Не было такого женского журнала, который не считал бы своим долгом писать о ней регулярно.

Центральное телевидение баловало ее приглашениями в лучшие программы. А Дина блаженствовала, редактируя рукописи дочери и руководя ремонтом в новой квартире.

К огромному сожалению Дины, Андрей не смог ощутить всей силы ее мести. Незадолго до первого романа Вики он получил инсульт, после чего в голове у него окончательно помутилось.

Общие знакомые рассказывали: выглядит он ужасно, словно дряхлый старик, выражение лица – совершенно бессмысленное, запах от него исходит невыносимый. Скорее всего, он долго не протянет. Услышав об этом, Дина задумалась…

Полновластно распоряжаясь гонорарами дочери, она стала готовиться к похоронам…

Глава 5

Из квартиры Виктории Королевой Полина вышла другим человеком. Она гордо несла голову, репетируя походку посвященного, и отвечала снисходительной улыбкой на удивленные взгляды прохожих. Да, она не имеет теперь никакого отношения к толпе с ее обыденной жизнью. Она вхожа в дом самой Королевой, а значит, относится к узкому кругу избранников судьбы. Они с Викторией сблизятся и, возможно, станут неразлучными подругами, такими же близкими, как когда-то с Ларисой. Фантазия вовсю заработала крыльями и унесла Полину на месяцы вперед, закружила…

Полине привиделось, как Виктория, нет, разумеется тогда уже просто – Вика, знакомит ее с потрясающими молодыми людьми, которые непременно ведь должны окружать Королеву, иначе откуда бы ей черпать описания молодых красавцев, наделенных и умом, и силой духа, и внутренним благородством? Полина скромно опускает глаза, а молодые люди переглядываются и кто-то сзади удивленно шепчет: «Какая девушка…»

Полина засмеялась от счастья и тут же наткнулась на неодобрительный взгляд мужчины в строгом пиджаке. Да, в этой их толпе смеяться не принято, и уж где ему понять… Полина посмотрела вслед пиджаку с сожалением. Что видят эти люди, бегая вот так вприпрыжку со своими портфельчиками, пусть даже из самой что ни на есть телячьей кожи, на работу, просиживая восемь часов в каком-нибудь евро-стерильном офисе, возвращаясь домой и покупая по дороге сосиски? Что они знают о высшей магии жизни? Разве им ведомо то, что скоро приоткроется ей? Именно ей, Полине, предстоит стать поверенной тайн и душевных порывов известной писательницы. И сладко щекотала мысль, что, состарившись, она опишет в мемуарах их необыкновенную дружбу…

Полина витала в облаках. Ведь кто знал, что сегодняшний день станет переломным в ее судьбе? Кто мог представить, что, выйдя из дома с последней надеждой, она вернется счастливой обладательницей главного приза? Нет, она не сумеет спокойно сидеть дома в ожидании завтрашнего дня. Нужно непременно как-то отметить, чтобы запомнилось… Шампанское, конфеты и может быть – фиалки? Да, непременно… Только вот, деньги…

Спустившись с небес на землю и вспомнив о своем плачевном материальном положении, Полина чуть не заплакала. Как это унизительно в такой день думать о мелочах! Не успела она расстроиться, как в голову ей пришла блестящая мысль, и через час она уже стояла перед директором фирмы «Помощница», победоносно улыбаясь.

– Это фантастика! – в третий раз повторял директор, потирая руки. – Невероятная удача!

Расскажите-ка мне еще раз как все было. Нет, постойте, я позову нашего кадровика… Пусть послушает.

– Я бы хотела получить небольшой аванс, – заявила Полина.

– Аванс? Ах да. То есть я хотел сказать… Разумеется. Послезавтра – вас устроит?

– Как? Разве нельзя сегодня?

– Деньги нужно заказать, получить в банке, привезти… Сегодня банки уже закрыты…

Полина прикусила губу. Если бы ее жизнь не сделала сегодня крутой поворот, она бы непременно промолчала, довольствуясь этим «послезавтра». Но сегодня она избрана. А избранные, по ее твердому убеждению, могли позволить себе и поспорить. А потому она набрала в легкие побольше воздуха и сказала:

– Очень жаль. Тогда я, пожалуй, не смогу завтра приступить к работе, как обещала.

И повернулась, чтобы уйти.

– Одну минуточку, – вскричал директор грозно, но стоило Полине обернуться и вскинуть бровки, тут же взял другой тон. – Подождите.

Сколько бы вы хотели получить вперед, – спросил он, доставая портмоне из внутреннего кармана пиджака и морщась словно от зубной боли. – Тысяча вас устроит?

Еще по дороге в фирму Полина подсчитала, что на коробку конфет, шампанское и фиалки ей хватило бы сотни. И решила попросить рублей триста – нужно ведь еще купить единый проездной. Но о тысяче даже не мечтала…

Из «Помощницы» она вышла богатой женщиной. Мысли об избранничестве покинули ее, а их место заняли тревожные размышления о том, как много в городе карманников. Купюру в тысячу рублей цвета морской волны Полина крепко зажала пальцами в кармане и старательно обходила мужчин и женщин, казавшихся ей подозрительными. В вагоне метро Полина дважды чуть не упала, но руку из кармана так и не вытащила.

Выбравшись из метрополитена на проспекте Ветеранов, Полина позволила себе расслабиться и принялась методично обходить ларьки, разглядывая конфеты и напитки. Наконец отыскала то, что хотела и, достав купюру, нагнулась к окошечку ларька.

Но в ту же секунду кто-то крепко взял ее за локоть.

Полина обернулась. Перед ней стояла женщина средних лет с пластиковой папкой.

– Здравствуйте, – сказала женщина и поправила очки, ожидая ответа.

– Здравствуйте, – удивленно протянула Полина.

– Я представляю институт научно-социологических исследований. Мы просим вас ответить на несколько вопросов. Вы собираетесь принять участие в переписи населения?

– Да…

Женщина тараторила так быстро, что Полина едва успевала уловить смысл сказанного.

– Вы законопослушный гражданин?

– Да, – снова кивнула Полина, не особенно понимая о чем речь. – Наверно – да.

– Вы любите детей?

– Да…

– Вы дали три положительных ответа, а значит получаете карточку нашего института. Вот.

Женщина сунула в ладошку Полины пластиковую карточку.

– Карточка означает, что вы приняли участие в социологическом опросе. Кстати! Там внизу номер – вы участвуете в розыгрыше главного приза нашего института. Сотрите здесь.

Полина послушно стерла фольгу, под которой оказался вовсе не номер, а маленький автомобиль.

– Прекрасно, – сказала женщина, заглядывая ей через плечо, – вы выиграли машину. Жигули. Одиннадцатая модель. Сейчас оформим.

Она раскрыла папку и вопросительно посмотрела на Полину.

– Как ваша фамилия?

Все случилось так быстро, что Полина, которой сегодня уже дважды повезло, не успела ничего заподозрить. Она открыла рот, чтобы назвать свою фамилию, как вдруг к ним подскочила молодая девица.

– Одну минуточку! – закричала она. – У меня тоже машина!

И сунула свою карточку под нос сначала женщине с папкой, а потом – Полине.

– Накладка, – покачала головой та. – Должен быть только один. Может быть, ваша карточка с другого опроса?

– С вашего. Вон мужчина меня только что опрашивал. И велел подойти к вам оформить приз.

– Обидно, – покачала головой женщина. – Раз у нас два приза, придется выигрыш аннулировать; Машина только одна. Прошу вас вернуть мне карточки.

– Ага! – Девица спрятала свою карточку за спину. – Сейчас я вам ее отдам, а вы по ней мою машину получите. Нет уж, дудки!

– Тогда одной из вас придется отказаться…

Девица весело расхохоталась.

– Кто же в здравом уме от машины отказывается? Правда? – обратилась она к Полине, и та неуверенно кивнула.

Она не поспевала за развитием событий, но до следующей минуты все ей казалось естественным и нормальным. Однако в следующую минуту сотрудница института научно-социологических исследований сказала:

– Хорошо, тогда вам придется ваш приз разыграть. Кто больше заплатит…

И тут Полина прозрела. Матушки-святы, да она же угодила в лапы обыкновенных уличных кидал, лохотронщиков. Про них любой ребенок в Питере знает, а она вот вляпалась как последняя идиотка.

Полина в ужасе посмотрела по сторонам, мечтая, чтобы рядом вдруг обнаружился хоть один милиционер. Тщетно. Милиции у метро не наблюдалось, зато она заметила сомнительного вида молодых людей в черных очках, оттесняющих от них прохожих. Люди спешили по своим делам, отводя глаза от случайной жертвы уличных шарлатанов, и лишь какой-то очкарик с пакетом кефира в руках стоял у соседнего ларька и смотрел на Полину вроде бы с сочувствием…

– Я пойду, – сказала Полина решительно. – Мне никакая машина не нужна.

– Тогда я аннулирую обе карточки! – быстро сказала женщина.

– Как бы не так! – заорала девица и перерезала Полине путь к отступлению. – Ты должна участвовать…

Дальше все и вовсе стало похоже на дурной сон. Быстрым шагом мимо них шел парень в спортивном костюме и, поравнявшись с Полиной, выхватил купюру, которую она держала в руке. Он свернул за ларьки – она глазом моргнуть не успела.

Лжесоциолог и девица, словно сговорившись, потеряли к ней всякий интерес, отвернулись, заговорили о своем и направились к метро.

– Верните мои деньги! – крикнула Полина им вдогонку, но двинуться с места не сумела: ее держали под руки те самые ребята в черных очках.

Они оттащили ее за ларьки и толкнули так, что она упала, больно шлепнувшись о землю.

Юбка задралась непростительно высоко, лицо Полины сморщилось от обиды. Последнее, что она увидела: как противно усмехались ее обидчики. И заплакала, горько всхлипывая… Тут же рядом с ней шлепнулся кто-то еще, кто-то с грязной бранью пробежал мимо, а ее вдруг оторвало от земли…

Оттерев слезы, Полина успела заметить, что парень в темных очках лежит на земле без движения, а ее тянет за руку тот самый сочувствующий очкарик.

– Бежим! – крикнул он ей в ухо. – Их тут человек пятнадцать. Я считал.

Они рванули сквозь толпу к домам, свернули в какой-то двор и только тогда перешли на шаг.

– Где ты живешь? – спросил очкарик. – Я провожу.

Полина резко остановилась. Минуту назад она верила всем вокруг, а теперь все казались ей подозрительными.

– Не нужно меня провожать, – сказала она. – Вы, собственно, кто такой? Еще один…

Губы ее задрожали, а по щекам потекли слезы.

Молодой человек усадил ее на скамейку и протянул носовой платок. Полина взяла его не задумываясь и поднесла к лицу. Платок был чистым, отутюженным, хорошо пах и Полина слегка успокоилась.

– Вечно со мной какие-то приключения, – всхлипывала она.

– Ну-ну, – молодой человек осторожно потрепал ее по плечу, – опасность миновала. Вам пора бы успокоиться. Пропажа денег – это еще не конец света. Как говорится – не в деньгах счастье.

– Успокоиться?! Я несколько месяцев искала работу. Сегодня наконец нашла. А завтра не смогу туда даже доехать… Это же весь мой аванс…

Горе Полины было так велико, плакала она так горько, а всхлипывала так громко, что и не заметила, как осталась на скамейке одна.

Ничего удивительного в том, что посторонний человек не остался сидеть рядом с рыдающей девушкой, не было. Удивительно было другое: на скамейке лежала газета, которую молодой человек держал в руках, а сверху на ней – единый проездной на месяц, деньги и визитная карточка.

Полина осторожно взяла визитку и прочла:

«Жуков Артем Степанович. Частный детектив».

И дальше – пятизначный номер телефона и код неизвестного города. Полина завертелась на скамейке, осматривая улицу, но Жукова и след простыл. Она просидела на скамейке около получаса, в ожидании, что он вернется. И лишь когда стало темнеть, отправилась домой.

В душе ее царила полная неразбериха. Пытаясь объяснить себе поведение неизвестного молодого человека какими-то рациональными причинами, Полина ничего не могла придумать.

Иррациональное же объяснение было тут как тут, но имело слишком романтический колер, чтобы показаться правдоподобным. Однако открывая дверь своей квартиры, Полина так и не придумала ничего более подходящего.

Она не принадлежала к кругу девушек, способных легко принимать безвозмездные подарки от незнакомцев, и, подавив восторженное удивление, была даже возмущена тем, что незнакомец посмел оставить ей двести рублей: деньги она пересчитала еще на скамейке. А потому, вернувшись домой, Полина первым делом позвонила по телефону, указанному в визитной карточке.

Сердце ее билось учащенно, хотя она уверяла себя, что звонит напрасно: часы показывали половину девятого, все офисы наверняка уже закрыты. Однако в трубке через несколько секунд послышался ласковый женский голос:

– Контора мэтра Жукова. Чем можем помочь?

– Здравствуйте, – выдавила Полина. – Я бы хотела поговорить с Артемом Степановичем.

– К сожалению, Артем Степанович в настоящее время находится в командировке. Я могу вам помочь?

– Видите ли… – Полина не знала с чего начать. – Я звоню вам из Санкт-Петербурга. Похоже, мы с ним сегодня встречались… Он ведь в Петербурге в командировке? – она испугалась вдруг, что звонит совсем не туда.

– Возможно, – уклончиво ответила девушка и, усмехнувшись, спросила уже совсем неофициальным тоном:

– А в чем проблема?

– Он забыл у меня.., э-э-э свои вещи….

Тут Полине показалось, что девушка смеется, зажав трубку ладошкой, и она твердо продолжила:

– Я бы хотела вернуть их. Не могли бы вы подсказать, как с ним связаться?

– Во-первых, – быстро ответила девушка, – Артем никогда ничего не забывает. Это просто невозможно. Я знаю его полжизни. Во-вторых, связаться с ним можно только через меня. Он позвонит сегодня вечером. Что ему передать?

– Передайте ему, пожалуйста, мой телефон. – Полина продиктовала номер и потребовала, чтобы ветреная девица его повторила. – Я хочу вернуть ему то, что он забыл.

Она бросила трубку совершенно расстроенная.

Романтика выветрилась. Юное создание, с которым она говорила по телефону, скорее всего ревнивая жена товарища Жукова, раз знает его полжизни. Впрочем, какая ей разница? Главное – вернуть деньги и проездной.

Правда, если вернуть проездной, то как добраться до Королевых? Но завтра-то – можно им воспользоваться. А потом… Ой, лучше не думать, что потом.

Полина пошаталась по квартире. Ложиться спать было рано, а есть хотелось так, что лучше бы уж поскорее уснуть и не мучиться. На глаза ей попалась газета, оказавшаяся скучным провинциальным изданием, пересказывающим читателям столичные новости. Местных новостей было только две. Первая – о том, что сроки окончания строительства новой кондитерской фабрики снова отодвигаются. И вторая…

Полина склонилась над газетой и тогда только заметила, что статья испещрена маленькими значками: галочками, кружками, вопросительными знаками. Наверно, именно эта статья заинтересовала частного детектива Артема Жукова…

* * *

"Вчера на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге состоялись пышные похороны нашего земляка Ивана Петровича Свешникова. Несмотря на то, что Иван Петрович покинул наш город десять лет назад и успешно занимался бизнесом в Питере, родного края он никогда не забывал.

Благодаря его бесценной помощи в городе открылась новая больница, четыре аптеки, одна из которых – ветеринарная, и фармацевтический колледж, куда конкурс этим летом составил семь человек на место.

Несмотря на то, что вдова Ивана Петровича – Маргарита Васильевна – заявила, что несмотря ни на что и впредь не откажет нам в помощи, город безмерно скорбит о своем безвременно ушедшем сыне.

Любопытно, однако, что лучший друг усопшего, небезызвестный в нашем городе директор Центрального стадиона Николай Тимошенко, уверяет, что не верит в естественную смерть Свешникова. Как мы уже сообщали ранее, Свешников скончался от удара в сауне, температура в которой была доведена до ста пятидесяти градусов. Это-то и настораживает Тимошенко. Сам он – большой поклонник сауны, но уверяет, что никогда не мог затащить туда лучшего друга, который терпеть не мог жары и не понимал удовольствия исходить потом в душной комнате".

Кто знает, возможно смерть Свешникова не такая уж и естественная. Однако в Санкт-Петербурге, где жители давно привыкли к громким заказным убийствам – средь бела дня, в центре города, – оно прошло незамеченным… Но Николай Тимошенко уверяет, что в состоянии самостоятельно восстановить справедливость…"

Глава 6

Андрей Рубахин скончался через пять лет, в начале марта. Ирочка обила все пороги, но так и не смогла добиться решения похоронить его на сколько-нибудь приличном кладбище. Литературные мостки были для Рубахина закрыты.

Дина встретила известие о смерти бывшего мужа с улыбкой. Она ждала этого дня давно. Она тщательно спланировала каждый свой шаг в этот день. И та самая улыбка, с которой она встретила известие о кончине Андрея, была тоже отрепетирована.

Виктория не хотела идти на похороны.

– Там будут чужие люди… – говорила она неуверенно. – Может быть, нам не стоит?

– Это наши похороны! – отрезала Дина. – Мы с твоим отцом прожили вместе двадцать лет.

А Ирочка, – Дина ядовито усмехнулась, – что ж… Считай, что она по доброте душевной взяла на себя все хлопоты, связанные с погребением. Одевайся!

С этими словами Дина бросила на кровать Виктории большие пакеты и сверху положила несколько коробочек приличных размеров.

Виктория заглянула в пакеты, раскрыла коробочки и ахнула:

– Мама! Что это?! Мы ведь на похороны собираемся, а не…

Дина посмотрела на дочь так, что та осеклась.

– Ради своей матери, – отчеканила Дина. – Ты все это наденешь!

Когда к Охтинскому кладбищу подкатил новенький «пежо», у ограды топтался десяток репортеров с фотоаппаратами и камерами.

– Мама, – Виктория была совершенно подавлена, – я не выйду из машины.

Дина, сидевшая рядом с водителем, обернулась к ней и глаза ее загорелись торжеством.

– Ты выйдешь. Ты обязательно выйдешь, – в голосе звучал металл.

– Это жестоко, – тихо сказала Вика.

– Жестоко? – взгляд Дины тяжело придавил дочь. – Наверно, это мне нужно было тогда умереть, правда? – спросила она вкрадчиво.

– Но, мама…

– Не сметь возражать мне, – прошипела Дина. – Это мои похороны!

Репортеры защелкали фотоаппаратами, как только дверца машины открылась и вышла Виктория. На ней был легкий песцовый полушубок, на матери, поверх парчового черного платья, – накидка из горностая. В ушах у обеих переливались крупные бриллианты.

Ирочка тем временем совсем заходилась от негодования. Мало того, что она мучилась столько времени с больным Андреем, впавшим в детство, два дня тому назад она узнала, что ни коим образом не может претендовать на зарубежные деньги – ни на правах законной жены, ни на каких других. В результате каких-то там проверок и экономических санкций счет был арестован. Если бы она узнала об этом чуть раньше, то не стала бы оплачивать такие пышные похороны, на которые ушла чуть ли не вся наличность.

И уж точно не заказала бы оркестр, опоздавший к назначенному времени на полчаса. Ирочка кусала губы, считая, что без Дины здесь не обошлось, и с тоской поглядывала на молодого мужчину, стоявшего в стороне. Его звали Вадимом.

Продолжится ли их бурный роман, когда он узнает, что она осталась без денег? Ведь они собирались стать партнерами и открыть клуб «Летучая мышь». Пятьдесят на пятьдесят. А теперь она без гроша… Да еще старая тетка, выжившая из ума сестра Рубахина, все шепчет со священным ужасом, что Дина непременно явится на похороны, и крестится поминутно. Какая же она дура! Не появится здесь Дина. Что ей тут делать?…

Когда оркестр все-таки заиграл, из-за деревьев показалась толпа репортеров, Ирочка оживилась, метнула на Вадима счастливый взгляд и выпрямила спину. Сегодня ей по крайней мере улыбнется счастье попасть на первые полосы газет.

Две женщины по-королевски двигались в окружении репортеров. Кто они? Неужели из администрации города? Может быть, сама жена мэра пожаловала? Ирочка поспешила им навстречу.

Если бы ей сказали, что Вика за три года превратилась из серой мышки в потрясающую красавицу, Ира никогда бы не поверила. Слишком она знала Вику. Зажатая, молчаливая, вея в себе и вечно у матери под пятой. Такие красавицами не становятся. Поэтому она с искренним восторгом смотрела на молодую высокую блондинку в шикарных мехах, шествующую среди репортеров. Она не узнала Вику. А вот Дину узнала, да и то, только когда поравнялась с нею. Лицо Дины было строгим и торжественным.

– И все-таки он был довольно талантлив, – снисходительно бросила она газетчице, скачущей рядом.

Сзади перешептывались:

– Только высокие души умеют прощать…

Я бы не сумела проявить такое великодушие после всего, что он сделал…

Ира едва не задохнулась от негодования. Дина по-хозяйски направлялась к разверстой могиле, царственно кивала знакомым, ошеломленно замершим вокруг, отвечала на вопросы корреспондентов. У края могилы она остановилась, театрально сложила руки на груди, опустила глаза.

Все разом умолкли. Дина заговорила и окружающие вытянули шеи, прислушиваясь'.

Ирочка протиснулась сквозь толпу, встала рядом с Вадимом. Теперь он был ее единственной опорой среди роя неприязненных взглядов. Дина закончила свою речь и только тогда, обведя взглядом собравшихся, заметила, наконец, Ирочку. Вернее – демонстративно не заметила ее.

Взгляд ее скользнул чуть выше и левее, задержавшись на лице Вадима. И нужно же было глупенькой Ирочке в этот момент взять его под руку…

Дина бросила в могилу горсть земли, и трое сизоносых мужичков дружно заработали лопатами. Дело было сделано. Завтра о ней напишут в газетах, называя великодушной вдовой Андрея Рубахина, вспоминая историю их разрыва, ссылаясь на первый роман Виктории и тем самым поднимая рейтинг ее книг. Дина могла бы радоваться своей мести, но молодой мужчина, лет тридцати, которого Ирочка держала под руку, перечеркивал ее радость.

Высокомерие и абсолютная уверенность в себе, деньги и власть – вот что она прочла в его лице. Ирочке, пока этот человек будет рядом с нею, все эскапады Дины безразличны.

Как она на него смотрит! Похоже, здесь пахнет любовью…

И тут Дину пронзило: она не сможет ни есть, ни спать, пока не отомстит Ирочке той же монетой, пока не уничтожит ее любовь, не растопчет ее надежды так же, как она растоптала жизнь Дины. Только как? Как!? Собравшись уходить, она снова украдкой взглянула на молодого человека и чуть не рассмеялась: тот не сводил глаз с Виктории…

Шествуя мимо побежденной соперницы, безутешная вдова была так рассеянна, что обронила носовой платок и не заметила этого. Через минуту ее нагнал молодой человек и вернул платок, а вместе с ним протянул свою визитную карточку…

В тот день, после похорон, мать и дочь почти не разговаривали. Дина теребила злополучный платок и разглядывала визитку. Клюнула рыбка?

Так быстро? Или подвох? Душу раздирали противоположные чувства. Одно из них требовало мщения – любой ценой, немедленно. И для этого все средства хороши. Пусть даже таким средством будет родная дочь. Другое чувство кричало об опасности. Проснулся самый древний женский инстинкт – чувствовать опасного мужчину на расстоянии. Он подсказывал: это вовсе не тот мужчина, которым можно вертеть по своему усмотрению. Совсем не тот! Но месть требует смелости, и Дина решила рискнуть, хотя материнский инстинкт кричал ей, что она совершает, быть может, не только глупость, но и подлость…

Глава 7

Вернувшись с кладбища, Вика чувствовала себя разбитой и выпотрошенной. Спектакль, устроенный матерью, вывел ее из равновесия. Она попыталась сесть за работу, но вместо этого бессмысленно смотрела в светящийся монитор.

Щелкнула пару раз клавишами, и из колонок полилась тягучая Garbage. Что там она поет:

«Я жду тебя…»?

Вика всегда боготворила отца. Он вряд ли знал об этом, потому что редко замечал дочь, а Вика была не из тех детей, которые требуют внимания.

Она говорила мало и от волнения – нескладно, поэтому никому из родителей не приходило в голову, что девочка развита не по годам и с легкостью излагает свои мысли на бумаге, когда остается одна. С детства Вика зачитывалась книгами отца, знала наизусть целые страницы, но в начальной школе не могла выдумать даже короткого рассказа из пяти строк. "Я была на даче.

Там было красиво…" Она плакала от собственной глупости. Переполненное детское сердечко не умело излиться на бумагу. Двери были закрыты.

Вика точно помнила, кто их ей отворил. Ей тогда исполнилось десять, дома были гости.

А она сидела у себя в комнате за столом и кусала ногти. В школе задали сочинение о прошедших каникулах, и Вика вывела на листе: «Этим летом мы снова были на даче. Там было…» Она порвала лист, положила перед собой чистый и впала в ступор. Тогда-то к ней и вошла Незнакомка.

Кто из гостей привел ее и почему ей взбрело в голову взглянуть на хозяйскую дочку, Вика не знала. И уже не узнает, потому что той женщины никогда больше в своем доме не видела. Незнакомка полистала Викины тетрадки и снисходительно спросила:

– Не клеится?

Вика покачала головой.

– Математика?

– Нет. Сочинение про лето.

– Закрой глаза, – приказала женщина, и Вика послушно закрыла глаза. – Сейчас ты увидишь то, что произвело на тебя этим летом самое большое впечатление. Ну видишь?

Вика открыла глаза, смущенно кивнула.

– Так что это было? – игриво спросила женщина. – Котенок? Новая подружка?

– Дерево, – пожала плечами Вика.

– Обыкновенное дерево? – собеседница не сумела скрыть разочарования.

Вика беспомощно помахала в воздухе руками, будто пыталась оттуда набрать не хватающих слов.

– У него ветки были как руки, которые тянутся к тебе, просят о чем-то… Листья выцветшие.

Солнце падало так, что были видны капли на листьях – матовые, тяжелые. Оно было словно в испарине… И похоже на старую женщину. Это ведь очень страшно, когда женщина старая, правда?

– Правда, – сказала "Незнакомка, подумав о своем, – но с годами к этому привыкаешь. Вот и напиши все, что мне рассказала…

С тех пор сочинения Вика писала только на отлично. Но отец никогда не читал их…

Развод родителей стал для нее как взрыв. Как сотня взрывов, которые гремели каждое утро, как только она открывала глаза. Оглушенная ими, Вика двигалась как робот. По три раза в день возила матери еду в больницу, добрую половину своих вещей снесла в комиссионный. Ей было не с кем ни поговорить, ни посоветоваться. Развод представлялся ей с вегетативной стороны: будто разделили единый живой организм на две части и каждая теперь пытается выжить самостоятельно, обливаясь кровью, заново учась двигаться, дышать, питаться. Каждая корчится в агонии, и уж точно каждая потеряла от боли не только ум, но и сознание.

Вике было не с кем поговорить, потому что единственная ее подруга – Ирочка – осталась где-то там, в другой половине разделенного заживо организма. Да и кому расскажешь о взрывах, будивших ее каждое утро вместо будильника? Она доверяла лишь бумаге, изливая боль своего сердца…

Потом вернулась мать из больницы и жизнь снова обрела русло. Но русло это теперь было слишком жестким и определенным. Свободная река течет не так, как вода в канале с бетонированными высокими стенами – ни на йоту не уклоняясь ни вправо, ни влево. Только вперед.

Пока издательство готовило к публикации ее первый роман, Вика написала второй и третий.

Они дались ей легко, так легко, что снова она стала думать об отце: насколько они с ним похожи?

Она походила на отца лицом и манерами, у нее были те же привычки и склонности. Так неужели и все остальное?..

– Откуда ваша дочь столько знает о любви? – спросили как-то Дину на одном из интервью. – У нее такой богатый опыт?

– Для этого не нужен опыт, – отрезала мать. – Достаточно воображения.

Дина насторожилась. Она слишком была занята местью, чтобы всерьез задуматься о дочери.

Кто эта тихая девочка, так легко заставляющая женщин плакать? Всего каких-то несколько лет назад она действительно была серой мышкой, а теперь… Теперь, пожалуй, она стала красавицей, да к тому же так похожа на отца.

Дина попыталась поговорить с дочерью.

– Я хотела спросить. Может быть, это не кстати… Тебе уже двадцать три…

Дочь смотрела сквозь нее, и Дина никак не могла подобрать нужных слов.

– Мама, я не люблю мужчин, если ты об этом.

– В каком смысле? – перепуталась Дина.

– Не в том – усмехнулась Виктория. – И этот разговор действительно не кстати. Я работаю.

«Однако как быстро она поняла меня», – подумала Дина, закрывая дверь в комнату дочери.

Пройдет год или два, рассуждала она, оставшись одна, появится какой-нибудь вертопрах и вскружит дочери голову. Тогда ее снова бросят. На этот раз – дочь. В висках застучало, Дина обхватила ладонями лицо. Этого нельзя допустить.

Права на первый роман Вики принадлежали ей.

Второй и последующие договора она тоже подписала на себя, объяснив Виктории, что тем самым снимает с нее ненужные хлопоты посещения налоговой инспекции и прочие формальности. Новую квартиру Дина тоже записала на свое имя. Вика не возражала. Даже не поинтересовалась ни разу…

Когда Вике исполнилось двадцать четыре, она случайно на улице встретила школьную подругу Милу Семину и затащила к себе, чтобы познакомить с мамой. С тех пор у них с Милой завязалась дружба. Правда, сама Мила больше к Рубахиным не заглядывала, что Виктория объясняла ее крайней застенчивостью, а вот Вика навещала ее почти каждую неделю, по субботам…

«Милочкины субботы»… Виктория рассказывала о них маме подробно, если та интересовалась. Гуляли по городу, смотрели телевизор, были в салоне красоты. И непременно – милые подробности: массажистка попалась на редкость болтливая, в течение получаса успела пересказать всю свою биографию…

«Вика! Это так занятно! Не хочешь использовать это в своем следующем романе?» – «Разумеется, мамочка…» Конечно она использует это, потому что сама придумала. Потому что не было никакого салона и никакой болтливой массажистки тоже не было. Да и Милочка Семина сто лет уже как укатила в тьму-таракань за мужем-прапорщиком. На следующий же день укатила, после их встречи. Может быть, письма пишет своей известной однокласснице. Только письма приходят на старую квартиру, а мама, когда переезжали, велела их почту уничтожать: столько развелось поклонниц у Виктории…

По субботам Вика выходит на улицу, находит укромное местечко и превращается в другую девушку.

Это так просто, было бы желание. Хороший парик, цветные линзы. И вот уже тоненькая брюнетка с большими карими глазами танцует в каком-нибудь ночном клубе. Она совсем не прочь познакомиться с бесшабашным коллекционером легких побед…

Да, она похожа на отца. Во всем. «Милочкины субботы» нужны ей как воздух. Она не ищет большой любви. Она знает, большая любовь – ее собственное изобретение. Таковой на свете не случается.

Она знает, мужчина – существо ненадежное. Вегетативные муки, когда заживо делится целое на двое – не для нее. Мужчина ей нужен лишь на ночь. С субботы на воскресенье. А в воскресенье, лишившись сил физических, но напитавшись силами сатанинскими, она вернется домой окрыленная и засядет за работу, которая единственная и составляет суть ее жизни. В любви смысла почти нет, но она придумает его для других женщин, уж коли его нет в природе, она заставит их поверить в большую любовь. И кто знает, может быть одна из них ее и встретит когда-нибудь. Ведь каждое правило предполагает исключение…

После похорон прошло около месяца, когда вернувшись из издательства, Вика услышала на кухне голоса. Дина совсем недавно завела с Викой разговор о том, что деньги непременно куда-то нужно вкладывать, и посетовала на то, что нет рядом «дельного» человека, способного дать разумный совет. Судя по всему, теперь она такого человека нашла. Виктории вовсе не хотелось участвовать в выяснении что, где и сколько можно заработать. Пусть мать сама решает. Тем не менее она заглянула на кухню, чтобы поздороваться. Скороговоркой произнесла: «Здравствуйте!» – и только тогда разглядела гостя.

Это был тот самый молодой человек, которого она видела на похоронах рядом с Ирочкой. Тогда он, кажется, позабыл где находится, потому что не сводил с Вики глаз. Даже когда Ирочка уцепилась за его рукав и что-то стала говорить ему на ухо, он, должно быть, не слышал. Вика помнила, что он подал матери платок, и еще помнила, что взгляд у него тяжелый, и от этого взгляда мурашки ползут по коже. Собственно как и сейчас…

– Познакомься Виктория, это Вадим.

Она поспешно кивнула, приготовившись ретироваться к себе. Но Вадим уже стоял рядом, целовал руку, а потом, не отпуская руки, говорил о ее романах и вел ее за собой к столу. Он усадил ее и, не давая Дине открыть рта, вкратце пересказал суть разговора с Диной.

Вика не слушала. Прозрачный лед чужих глаз вел с нею совсем другой разговор. Она задумчиво кивала. Да не тем предложениям, которые делал Вадим вслух. Другим, молчаливо просачивающимся в каждую клеточку ее тела.

Тут вмешалась Дина, предложив поужинать.

На столе возникла запотевшая бутылка шампанского, крабовый салат, красиво упакованные закуски. Одного взгляда на мать Вике хватило, чтобы оценить насколько дорог ей этот гость. И понять – почему дорог…

«Ах, мама, мама! Почему бы тебе не успокоиться со своей местью? – думала Вика. – Ты сама виновата… Теперь не плачь!»

С этой минуты Виктория пропала…

Глава 8

Вадим вошел в их жизнь раз и навсегда. Тогда они еще не чувствовали этого. Он явился снова и увез мать и дочь в свой клуб. Дине предстояло решить, стоит ли вкладывать деньги в начинание молодого человека.

«Летучая мышь» – вывеска не была яркой и привлекательной. Дина пожала плечами, бросив несколько критических слов о рекламе. Виктория шла следом за матерью, предчувствуя что-то необычное…

Первое помещение предназначалось для охраны. Двое крепких ребят вскочили, как только открылась дверь. Здесь была собрана самая современная техника, двенадцать мониторов позволяли видеть все внутри и на улице. Вадим предложил Дине с Викторией взглянуть на экраны: ремонтные работы велись полным ходом. Вика заинтересовалась мельтешением миниатюрных людей: повсюду сновали крохотные рабочие в синих комбинезонах, похожие на муравьев, художники, занятые росписью, сидели вдоль стен неподвижно, как мухи, а молодые люди, выглядевшие словно братья-близнецы, контролирующие работы и беспрестанно переговаривавшиеся по рациям, напоминали черных жуков.

Из помещения охраны они попали в маленький бар, расписанный странными знаками, отдаленно напоминающими иероглифы. Рисунки перемежались с драпировками серого шелка. Рабочие устанавливали мраморную стойку причудливой изогнутой формы. Внимательно изучив стены, Дина спросила:

– Ничего не понимаю. Вы говорили двести пятьдесят метров, – она сверилась с планом. – Да и на мониторах мы видели несколько комнат.

Вадим смотрел на нее улыбаясь.

– Как же попасть в другие помещения? – слегка раздраженно спросила она.

– Я пытаюсь возродить клубную систему, – отозвался наконец Вадим, – где люди будут находиться среди своих, а значит, чувствовать себя защищенными. Члены клуба должны знать, с кем они встретятся здесь, и иметь гарантии от случайных вторжений чужаков. Иначе получится обычный кабак, – закончил Вадим презрительно. – Этот же бар – для всех желающих. Или, скажем, для тех, кто еще не получил членской карточки.

Он подвел женщин к стене и сдвинул переливающийся шелк в сторону. Близорукая Дина разглядела лишь тонкую полоску, куда Вадим вставил пластиковую карточку. Двери быстро разъехались, освобождая узкий проход.

– Прошу, – обратился Вадим к Дине.

Она проследовала вперед и двери за ней тут же закрылись. Вадим повернулся к Вике и, взяв ее за руку, подтянул на полшага к себе.

– Эта система пропускает только одного человека и не даст любопытному проникнуть вслед за членом клуба, – сказал он, глядя ей в глаза, и поцеловал руку.

Молчаливый их диалог продолжался: смысл сказанного вслух не имел ни малейшего отношения к тому, о чем он спросил взглядом. «Ты будешь моей?» Взгляд полыхал напряжением, собеседник не был уверен в ответе и это ему страшно не нравилось. Вика не успела подумать о том, что даже если ответит ему отказом, он не услышит ее «нет». Она это почувствовала, и уровень адреналина в крови в тот же миг стремительно пополз вверх. Острота ощущений подстегивала.

Вадим ждал. Виктория должна была ответить.

– Замечательно, – сказала она, не отводя взгляда, и на губах ее медленно проступила улыбка.

В ту же секунду дверь снова открылась, Виктория шагнула за порог и не заметила искры безумной радости, мелькнувшей в глазах собеседника. Она прошла в другую комнату и присоединилась к Дине, которой молодой человек с рацией объяснял устройство пропускной системы. Еще через секунду появился Вадим и продолжил экскурсию.

Ремонт в этом помещении не закончился и на половину. В центре красовалась круглая площадка, причудливое освещение которой им с гордостью продемонстрировал хозяин.

– Это помещение для неофитов. Здесь ведутся наиболее сложные работы. Ведь что нужно новичку? Максимум атрибутики и прочего, что способно поразить воображение. Чтобы потом было о чем рассказать. Здесь должно быть собрано все, к чему у человека нет доступа в домашних условиях.

– Интересно, что бы это могло быть? – скептически поинтересовалась Дина.

– Так, разные электронные игрушки.

Вадим явно не был расположен распространяться на эту тему и Дина снова посмотрела на него недоверчиво.

– Ничего особенного, – добавил он, поймав ее взгляд, – подсмотрел на Западе. Потом покажу каталог.

Удовлетворившись расплывчатым ответом, Дина остановилась перед массивной дубовой дверью, покрытой инкрустацией с перламутром.

Она осторожно тронула ноготком резьбу.

– Это все настоящее? Не слишком ли роскошно?

– Эта дверь для тех, кто переходит на следующую ступень, – Вадим толкнул ее и пропустил женщин вперед, в широкий холл, миновав который, они оказались в следующем зале. – Она и должна быть роскошной. Каждый из членов клуба должен мечтать отворить ее. А мечта обязана быть красивой, – он обернулся к Вике.

– Я заметила, что с другой стороны дверь обычная, – сказала она.

– Правильно, – кивнул Вадим не сводя с нее глаз, – так и должно быть: когда мечта становится реальностью, приукрашивать ее нет смысла.

Маски сброшены, как шелуха, истинная сущность не рядится в маскарадные костюмы… Здесь не будет излишеств ни в оформлении, ни в развлечениях, зато предполагается комфорт, доведенный до абсолюта.

– Если я соглашусь стать совладелицей этого клуба. – потирая руки сказала Дина, – то стану заходить именно сюда.

Она прошла дальше и не видела с какой иронией посмотрел на нее молодой человек с рацией.

Следующий зал напоминал лабиринт, потому что был разбит на участки, окруженные стенами в половину человеческого роста. Каждый такой участок имел отдельный вход.

– Место для уединения, – Вадим обвел глазами комнату. – Только для посвященных. Максимальная изоляция от магнитных и других видов излучений, экологически чистые материалы, мраморный пол, ковры ручной работы… Словом – рай. В принципе здесь остались только отделочные работы. Прислушайтесь…

Вадим закрыл дверь, и они погрузились в тишину. Сюда действительно не проникали никакие звуки, даже разговоров рабочих из соседней комнаты не было слышно.

Дине стало не по себе, и она поспешила пройти дальше. Но следующая дверь не поддалась, и она обернулась к Вадиму.

– Опять какие-нибудь хитрости?

– На этот раз – нет. Собирался устроить там свой кабинет, а пока комната доверху забита строительным материалом и попасть туда можно только с черного хода, извините.

Дина внимательно посмотрела на план.

– Но здесь нет этой комнаты. И не показано, где черная лестница.

– Мы собирались сделать стену глухой, поэтому и не указали.

Дина глубоко вдохнула воздух.

– Запах потрясающий. Вы что, храните там благовония?

– Я же сказал – стройматериалы. Кажется, так пахнет какая-то финская краска. Каковы общие впечатления?

– Впечатляет, – подумав сказала Дина. – Но вы, кажется, и без наших денег справляетесь…

– Деньги всегда не помешают, – ответил Вадим. – А партнер просто необходим: я часто в разъездах, кто-то ведь должен присматривать.

Доверять управляющему – глупо. Вы когда-нибудь видели честных управляющих?

Экскурсия завершилась, и сердце Виктории забилось гулко и часто. Время разглядеть Вадима получше у нее было: впервые ей попался такой любопытный партнер.

Направляясь к выходу. Дина спросила как бы между прочим:

– Что привело вас на похороны моего мужа? – и затаила дыхание.

Они были осторожны как три охотника, но только двое из них знали наверняка, что не останутся сегодня без трофеев.

– Ирина попросила помочь. – Вадим смотрел на Дину с улыбкой.

Дина по всем правилам драматического искусства изобразила изумление и, неприязненно поморщившись, спросила:

– Вы знакомы с этой…

– Представляю, как вам неприятно, – в голосе Вадима промелькнули нотки такого же театрального раскаяния, – но не могу вам лгать.

С Ирой меня познакомили друзья, когда я искал партнера. Она как раз собиралась вложить деньги…

– И что же теперь? Уже не собирается?

– Я как-то не удосужился поинтересоваться.

Не видел ее с самых похорон.

– Да? – Дина была вполне удовлетворена ответом, но продолжала разыгрывать ревнивое раздражение. – Почему же?

Нагнувшись к Дине, Вадим почти ласково сказал ей на ухо:

– Да вы не хуже меня это знаете.

Дина бросила быстрый взгляд на Викторию и замолчала.

Идея вложить деньги в подобное предприятие Дине понравилась, она аккуратно сложила в сумочку документы, переданные ей Вадимом для изучения, и, вернувшись в бар, они выпили по фужеру шампанского.

Усадив Дину в машину рядом с водителем, Вадим осторожно взял Викторию за руку и, дождавшись пока Дина опустила стекло, сказал полувопросительно:

– С вашего позволения, я похищаю вашу дочь…

Дина бросила тревожный взгляд на Вику, растерянно пожала плечами, и в тот же момент машина рванула с места…

Они стояли на улице до тех пор, пока машина не скрылась за поворотом.

– Почему она распоряжается твоими деньгами? – спросил Вадим.

«Где твое слабое место? Почему мать помыкает тобой?» – услышала Вика.

– Меня не интересуют деньги.

– Ты знаешь какое у тебя имя?

– Какое?

– Не существующее.

– В каком смысле?

– Его нет в святцах. А значит у тебя нет святого покровителя.

Вадим смотрел на нее изучающее.

– Имя не настоящее. Тебя как будто нет, ты – не реальная.

– Это плохо? – с вызовом спросила Виктория.

– Для кого?

Они рассмеялись.

Глава 9

Костя Санников возвращался с работы переполненный двумя чувствами. Первое – чувство всеобъемлющего счастья – делало его походку медленной и вальяжной, исполненной несколько неуместной на улице торжественности. Второе – страх, что первое чувство может оказаться ошибкой, – заставляло вдруг ускорять шаг и поспешать к дому, задыхаясь от безумной догадки: такого полного счастья не бывает, все – сон, она ушла…

Но он возвращался домой вот уже седьмой день, а счастливый сон не прекращался: Лариса открывала ему дверь, неизменно улыбаясь, сажала ужинать и с нетерпением ждала рассказа о сегодняшних его клиентах…

После сеанса гипноза, проведенного Мариной, Лариса переменилась. Она часто сидела погруженная в собственные мысли, беззвучно шевеля губами или улыбаясь чему-то.

– Ты ведь собиралась искать своих, – напомнил ей как-то Костя. – Когда начнешь?

– А я уже начала, – она посмотрела на него так странно, что Костя не рискнул уточнить, как именно она это делает.

Днем Лариса занималась с Николаем Савельевичем специальной гимнастикой и каждую ночь не выходила из его комнаты, пока он не засыпал.

Костя подслушал однажды, как Лариса что-то тихо то ли напевает, то ли бормочет, сидя у его кровати.

– Ты не пытался помочь отцу? – спросила она Костю.

– Помочь можно только тем, кто хочет, – вздохнул он. – Ты и сама знаешь.

– Знала, – кивнула она. – Но сейчас я знаю и другое. Есть люди, которые не только никогда не попросят о помощи, но и не примут ее. А если и принимают хоть какую-то малость, то не рады этой помощи, а уязвлены ею. Они умеют отдавать, а брать не умеют и не хотят.

– Ну вот, – развел руками Костя. – Это как раз про отца.

– Конечно. Потому что такая цель, как поправить собственное здоровье для таких людей слишком ничтожна и эгоистична. Они палец о палец не ударят, чтобы помочь себе. Но если есть высокая цель, касающаяся близких людей…

– Какая же?

Дыхание у Кости враз перехватило. Он смотрел Ларисе в глаза.

– Ты ведь догадываешься, наверно, – сказала она и замолчала.

– Не очень… – пробормотал Костя и в ту же секунду его накрыл приступ странной болезни: он охрип, его бросило в жар, пульс участился, а вздох не завершился выдохом.

– Поженить нас с тобой, а потом гулять с внуками в скверике.

Костя попробовал глотнуть воздуха, но тщетно.

К приступу странной болезни прибавилось легкое покалывание безумия на самом кончике языка, с которого рвался вопрос: «А это возможно?»

Они смотрели друг другу в глаза целую вечность, прежде чем Лариса сказала:

– Я думаю…

И тут из прихожей донесся странный звук: будто кто-то скребся в дверь. Костя с Ларисой удивленно взглянули на часы – половина двенадцатого. А потом они вместе поднялись, чтобы открыть.

– Нет, нет, – быстро сказал Костя. – Я сам.

Он бросился к двери с одним желанием – быстренько убить того, кто помешал ей ответить, и вернуться назад, чтобы выслушать все-таки…

Костя резко распахнул дверь, посмотрел на визитера и тут же дверь захлопнул. Там за дверью стояло настоящее чудовище: его однокурсник Артем Жуков.

Пережив первое потрясение, Константин взял себя в руки, выдавил улыбку и снова открыл дверь.

– Здравствуй, – настороженно сказал Артем. – Рад тебя видеть.

И протянул руку. Костя ответил крепким рукопожатием и жестом предложил приятелю войти.

– Извини, что так поздно. Я здесь по делу.

И так случилось, что оказался совсем без денег.

Не приютишь на пару ночей?

– Конечно, пожалуйста…

Костя провел его на кухню и познакомил с Ларисой. Артем слово в слово повторил ей все, что сказал Косте.

– У вас украли деньги? – спросил она.

– Нет, я их отдал. Один человек попал в сложную ситуацию, и я ему помог. Правда, – он виновато посмотрел на Костю, – сам теперь нуждаюсь в некоторой помощи… Ты позволишь мне воспользоваться телефоном?

– Конечно! – Костя проводил его в коридор к телефону и вернулся к Ларисе.

– Почему у тебя такой несчастный вид? – шепотом спросила она.

– О! Ты не знаешь этого страшного человека? Большей зануды на нашем курсе не было. Пожалуйста, ни о чем его не спрашивай.

– Почему?

– Потому что он станет отвечать.

– А что в этом плохого?

Костя задумался. Трудно было вот так сразу объяснить что такое Жуков.

– Например, если ты спросишь его, как забить гвоздь, он расскажет тебе о работе завода по штамповке гвоздей, производства по изготовлению молотков и не забудет историю архитектуры.

– При чем здесь архитектура?

– Это он тебе тоже объяснит.

– Он полиглот?

– Нет, он частный детектив.

– В самом деле? – воскликнула Лариса. – Знаешь, я никогда не видела частных детективов живьем. Только в кино. Давно он…

– Тц… – Костя приложил палец к губам. – Про детектива – это строго между нами. По крайней мере два года назад он тщательно скрывал свое занятие…

Они замолчали, и из коридора донесся голос Жукова:

– Нет, – говорил он с волнением. – Я ничего не забыл. Объясни ей, пожалуйста, что деньги и проездной предназначались для нее и возвращать мне ничего не нужно. Только умоляю, будь предельно вежлива…

Артем вернулся на кухню и с благодарностью принял предложение поужинать. С тех пор как он лишился командировочных, у него во рту маковой росинки не было. С аппетитом уплетая жареную картошку, он ловил себя на том, что совсем не думает о деле, ради которого приехал, а снова и снова вспоминает плачущую девушку, так глупо оставленную им одну на скамейке. Кто знает, что с ней еще могло приключиться? Он ведь обещал приглядывать за ней…

Лариса смотрела на гостя с любопытством. Артем Жуков походил на молодого профессора из прошлого века: поблескивающие очки в металлической оправе, бородка, грустные глаза. Его можно было без особого труда представить ботаником, разыскивающим редчайшее растение, или лингвистом, восстанавливающим биографию какого-нибудь малоизвестного ирландского поэта, блеснувшего на рубеже шестнадцатого и семнадцатого веков единственной, но гениальной поэмой. Он производил впечатление человека исследующего явления абсолютно земные и реальные, но до того мелкие или редкие, что в силу их незначительности они вряд ли привлекли бы еще чье-нибудь внимание. Но вот представить Артема в роли частного детектива, да еще такого, к которому обращаются за помощью, которому доверяют свою судьбу и даже платят за это деньги, Лариса не могла.

Гость же в свою очередь вовсе не стремился развеять ее сомнения: он ел молча и задумчиво, не замечая, что на кухне стоит полная тишина.

– Надолго к нам? – спросила Лариса на правах хозяйки, правда, тут же прикусила язык, вспомнив наставления Кости.

– Это зависит не от меня, – кратко ответил гость, – а от того, как скоро я смогу распутать одно дело. Я – частный детектив.

Лариса с удивлением посмотрела на Костю. Вот тебе и зануда. Вот тебе и «строго между нами».

– Вы конечно не можете рассказать о нем, – практически без всякой надежды спросила Лариса.

– Почему же, – аккуратно вытирая губы салфеткой, ответил Артем. – Обязательно расскажу.

Только не лучше ли завтра? – Он обворожительно улыбнулся и показал глазами на часы.

Глава 10

В первый рабочий день Дина встретила Полину на пороге, показала, где лежат щетки, ведра и порошки, быстро высказала несколько пожеланий, которые Полина едва успела записать в крохотный блокнотик, выданный в фирме, попросила не тревожить Викторию по пустякам и, улыбнувшись на прощанье своей недоброй улыбкой, ушла.

Предоставленная самой себе, Полина переоделась, выбрала щетку в цвет своей униформы и с нетерпением отправилась осматривать квартиру.

Она и раньше представляла, что нечто такое на свете существует. По крайней мере, в виде декораций для голливудских кинофильмов. Теперь ей предстояло убедиться, что люди могут жить в таких красивых домах. Более того – они легко привыкают к тому, что их окружает, и не ощущают каждую минуту радостного волнения от такой обстановки.

Осмотрев несколько комнат, Полина вздохнула и поплелась на кухню, где, при массивных дубовых фасадах стенных шкафчиков и узких хрустальных вазах со свежими цветами, царил самый тривиальный беспорядок…

Полина работала около двух с половиной часов, когда на кухне показалась Виктория.

– Сегодня предстоит тяжелый день, – сказала она, включая кофеварку. – Придется помочь маме. У нее гости. Не здесь, в клубе.

– В клубе?

– Да, такое милое дамское общество. Мама зовет его клубом. А по сути – так, тривиальные женские посиделки: чай, кофе, пустая болтовня…

В половине второго, когда Полина наспех закончила уборку квартиры, не сделав и половины того, что требовалось, судя по инструкциям, которые ей дали в «Помощнице», они с Викторией спустились вниз и сели в машину, ожидавшую у подъезда. Ехали молча. Полина и рада была бы завязать разговор, но Вика сидела впереди, рядом с водителем и разговаривать было неудобно.

Машина остановилась на улице Декабристов, и они вошли в обшарпанный подъезд, где, не взирая на кодовый замок, пахло кошками и прокисшим пивом. Ни на улице, ни на двери, куда позвонила Виктория, не было никакой вывески, указывающей на то, что здесь расположен клуб или какое-то иное заведение. Дверь им открыла Дина и тут же потащила Полину на кухню. Девушка не успела разглядеть диковинных интерьеров, но почувствовала приятную прохладу и неземной аромат, наполняющий комнаты. Миниатюрная кухня была оснащена по последнему слову техники, холодильник до отказа забит продуктами, прохладительными и спиртными напитками. Дина показала Полине как смешивать и оформлять коктейли и оставила готовить бутерброды.

Как только она вышла, в дверь позвонили и Полина ни на секунду не могла отвлечься от работы. Вскоре квартира наполнилась женскими голосами. Посетительниц встречали аплодисментами и радостными приветствиями. До Полины долетали обрывки фраз: «Италия – сказочная страна, жаль, что я раньше…», «Мы выиграли суд и теперь нам причитается…», «Сегодня я провела переговоры с партнерами и они согласились…»

Полина оробела. Она-то представляла, что увидит здесь общество скучающих престарелых дам, а оказалось что-то вроде вечеринки для преуспевающих бизнес-леди.

– Полина, – заглянула на кухню Дина, – выноси напитки и закуски. Вика подскажет тебе где что поставить. И еще, – она понизила голос, – плесни-ка мне чистой водочки граммов сто.

Волнуясь, Полина налила водку в высокий хрустальный стакан и, прихватив блюдо с фруктами, направилась в гостиную. Ее появление осталось незамеченным, лишь Виктория, тут же оказавшаяся рядом, подхватила блюдо и показала куда ставить напитки, а куда бутерброды.

Оказалось, что водка предназначалась вовсе не Дине, как подумала Полина, а немолодой женщине, сидевшей рядом с ней на диване. Кажется, женщина тихо плакала, а Дина, успокаивая ее, говорила:

– Не все потеряно, нужно надеяться. Вы посмотрите вокруг. Видите Анну? Совсем недавно ее положение было куда хуже вашего…

Тут она заметила Полину, взяла из ее рук стакан и махнула рукой – иди.

Шторы в гостиной были наглухо задернуты, а освещением служили лишь крохотные галогеновые лампочки, вмонтированные в высокий потолок по периметру, и Полина блуждала в полумраке, отыскивая пустые бокалы и тарелки и стараясь не слишком откровенно прислушиваться к разговорам. Когда гостьи разошлись, она перемыла гору посуды, протерла полы и навела идеальный порядок на кухне. Дина с Викторией уехали вместе с последней гостьей, поэтому, закончив работу, Полина уселась в кресло и, щелкнув пальцами, произнесла повелительным тоном:

«Будьте добры, милочка, капельку мартини!» Ответом ей было лишь жужжание машин за окном, а потому она встала и, повернувшись к пустому креслу, где только что сидела Полина-повелительница, пробормотала с запинкой: «Одну минуточку!» Сбегала на кухню, смешала апельсиновый сок с тоником, добавила четыре кубика льда, капнула розового мартини, потом подумала и налила больше. «Пожалуйста!» – она протянула бокал креслу и тут же, сев в него, ответила самой себе растягивая слова: «Благодарю вас, милочка!»

Полина маленькими глотками выпила коктейль, чувствуя себя на вершине блаженства и пытаясь представить, что сидит где-нибудь в дорогом ресторане, на каком-нибудь Лазурном побережье.

А напротив – прекрасный и, конечно же, без памяти влюбленный в нее юноша. Она зажмурилась, пытаясь представить черты его лица, и от неожиданности вздрогнула. Услужливое воображение сунуло принцу в правую руку бутылку кефира, в левую – газету, а черты его лица привело в полное соответствие с чертами ее вчерашнего спасителя. Полина вздохнула. «Ничего ему возвращать не нужно», – заявила ей вчера девушка, разбудив в половине первого ночи и не дав опомниться. «Хорошо, – промямлила Полина со сна, – Но хотя бы поблагодарить…» – «Я сделаю это за вас!» Наверняка жена и скорее всего – стерва: уверенная в себе и не спускающая мужа с короткого поводка. Что ж! Короткая романтическая история в ее положении – это тоже хорошо.

К тому же этот Жуков действительно помог ей.

Она снова зажмурилась, взглянула в последний раз на принца с кефиром и решительно встала, да так неловко, что чуть не смахнула тяжелую треугольную хрустальную пепельницу с тумбочки, возле которой стояло ее кресло. Несмотря на свою массивность, пепельница от такого удара должна была грохнуться на пол, но она лишь развернулась на месте. Полина смотрела на нее как зачарованная. Это, пожалуй, был первый случай в ее жизни. Обычно под ее неловкой рукой чашки и блюдца разлетались вдребезги. Ее настолько поразило собственное везение, что она не сразу заметила плавно выехавший вперед ящик тумбочки.

А когда заметила, ахнула и попыталась его задвинуть обратно, но не тут-то было. Полина толкала и дергала ящик, но он словно заколдованный не желал становиться на место.

За этим продолжительным и пустым занятием ей пришлось взглянуть на содержимое злосчастного ящика.

В ящике хранилось несколько писем, адресованных Виктории Королевой.

Полина осторожно двумя пальчиками поддела верхнее письмо и с разочарованием прочла имя отправителя: Екатерина Амелина. Значит, письмо не от поклонника, как надеялась Полина, а от поклонницы, каких у Королевой пруд пруди.

Расстроенная, Полина снова опустилась в кресло и автоматически поправила пепельницу, переместив ее так, как она стояла раньше. В ту же минуту раздался щелчок и ящик поехал на место.

Полина подскочила. Это было уже слишком!

Она попыталась открыть ящик, но у того не оказалось ручки.

* * *

Ситуации хуже и придумать было нельзя. Письмо осталось у Полины в руках, а коварный ящик не желал теперь открываться. Полина постучала несколько раз по пепельнице, попробовала развернуть ее. Но все было тщетно. Странный секретный механизм сработал скорее всего в связи с каким-то сбоем и ни в какую не хотел поддаваться.

Полину охватила паника. Она совершила поступок, которому не только оправдания, но и объяснения-то приличного подобрать трудно.

У нее в руках письмо, которое было спрятано от посторонних глаз и спрятано достаточно надежно. А она… Полину за это не просто уволят, а изгонят с позором.

От ужаса Полина залпом выпила мартини, оставшийся в ее стакане, и рухнула в кресло, закрыв лицо руками. Единственное, чего ей сейчас по-настоящему хотелось, так это провалиться сквозь землю, чтобы никогда больше не показываться на глаза ни Виктории, ни Дине. Она передернула плечами, собираясь заплакать, но тут ей в голову пришла потрясающая мысль: Артем Жуков. Он ведь частный детектив, а значит обязательно подскажет ей выход из этого дурацкого положения.

Трясущимся руками Полина сняла телефонную трубку. Ей повезло: вчера, долго не решаясь перезвонить ему, она все повторяла и повторяла многозначный номер телефона, пока он намертво не впечатался в ее память.

– Это Полина из Петербурга, – выдохнула она в трубку, едва услышав знакомое приветствие. – Мне срочно нужна помощь!

Сказала и зажмурилась. Конечно же, девица сейчас начнет язвить или просто-напросто поднимет ее на смех. Но девушку словно подменили.

Она отреагировала немедленно, и Полине показалось, что в голосе ее звучала неподдельная тревога.

– Где вы находитесь? Как с вами связаться?

– Телефон… – Полина закусила губу, она ведь понятия не имела какой здесь номер. – Я на улице Декабристов. Дом номер пять. Квартира…

– Никуда не уходите, – строго предупредила Девушка. – Он сейчас будет…

Три четверти часа, проведенные Полиной в ожидании, почти лишили ее надежды. Каждая минута повергала ее во все более глубокое отчаяние. Часы показывали девять, но на улице все еще было светло как днем. Полина дважды порывалась вновь позвонить девушке, снимала трубку, набирала заветный номер, но не дожидаясь гудков, бросала ее на рычаг.

Наконец в дверь позвонили. Но вместо радости Полину охватила дрожь: а что если вернулась Дина? Она сунула конверт в карман фартука и на негнущихся ногах поплелась открывать.

Артем вошел быстро и тут же закрыл за собой дверь.

– Что случилось? – спросил он тихо, косясь на дверь, ведущую в комнату.

Полина принялась пересказывать ему спутано и сбивчиво события сегодняшнего дня. Артем слушал ее не перебивая, лишь однажды позволив себе удивиться, когда Полина упомянула, что работает у Виктории Королевой. Еще бы, наверняка, если даже не читал, так наслышан об этой женщине.

– Насколько я понимаю, в доме никого нет, и мы можем спокойно осмотреть этот таинственный шкафчик, – заметил он, когда она замолчала.

Полина провела Жукова в гостиную, и он внимательно осмотрел тумбочку, пепельницу и кресло, постучал по ним, подергал и даже понюхал, а затем повернулся к Полине.

– Давай по порядку. Ты закончила работу на кухне и…

Полина замялась. Не рассказывать же ему о бокале мартини и о своих грезах.

– ..и, уходя, случайно задела рукой эту пепельницу.

Жуков покачал головой.

– Нет, Полина. Это не так, – сказал он как можно мягче, но его деликатность подействовала на нее хуже окрика.

Полина всхлипнула как ребенок, застигнутый врасплох на месте преступления, глаза ее наполнились слезами. Но Артем решил не дожидаться, пока она вволю наплачется, и крепко взял ее за плечи:

– Полина, мне, – здесь он глубоко заглянул ей в глаза, – мне ты можешь сказать все, как есть. Понимаешь? Потому что я – на твоей стороне. Что бы ты ни натворила.

И так он проникновенно это сказал, что Полина почувствовала: Артем не станет смеяться над ней, даже если она расскажет ему обо всех неурядицах, преследовавших ее с самого детства.

– Я налила себе мартини и прошла с бокалом в гостиную, – призналась она краснея.

– Так. – Артем потянул ее на кухню, сунул в руки пустой бокал и попросил:

– А теперь пройди как шла тогда: шаг в шаг.

Полина направилась к креслу, села и замерла, Держа стакан в вытянутой руке. Жуков постучал по пепельнице, подергал ящик и, подперев кулаком подбородок, уставился на Полину.

– Ты работала весь день. Наверно, устала?

Полина грустно кивнула.

– Присела, чтобы отдохнуть…

Полина снова кивнула.

– ..и вряд ли сидела с прямой спиной, как выпускница балетного училища, – подсказал он.

– Действительно, – Полина откинулась на спинку кресла и в ту же секунду Артем легко повернул пепельницу.

С легким щелчком зловредный ящик поехал вперед.

– Конверт… – Жуков не глядя протянул руку.

Боясь пошевелиться, Полина протянула ему письмо, и он, победоносно ей улыбаясь, собирался положить его в ящик, но вдруг замер, уставившись на адрес.

– Я должен прочесть это письмо!

Глава 11

Артем Жуков всегда был глубоким материалистом. Но не из тех, кто с жаром оспаривает существование души, нет. Происхождение тонкой материи души ему не смогли четко объяснить даже в университете, а потому он принял априори ее идеальное происхождение и был послушен малейшим движениям этой субстанции в недрах своего естества. Но во всем остальном он был последовательным материалистом. Понятия «странный», «необъяснимый», «потусторонний», которыми привычно бросались окружающие, раздражали его, и он каждый раз стремился найти любому факту материалистическое объяснение, что ему прекрасно удавалось. Ведь все «необъяснимые» события возникали лишь в узких рамках восприятия человека и имели весьма тривиальное объяснение.

Со временем Жуков понял, что люди не просто слепы и не способны разглядеть контекст или Причинно-следственную связь, бросающиеся в глаза. Они не обладают нужной информацией, то есть попросту – необразованны. Такой вывод помогли ему сделать соседи по лестничной клетке – Марь-Иванна и Геннадий Филимонович. Марь-Иванна всю свою сознательную жизнь торговала на рынке и чувствовала себя как рыба в воде, когда речь шла о деньга и эмоциях. Но никак не могла взять в толк, почему летом за ее окном «одни звезды, а зимой другие; и куда же делись те, которые были». Взирая ночью из окна в небо, она часто крестилась и опускала жалюзи. Ночной небесный мир казался ей чужим и странным.

Геннадий же Филимонович знал все о траектории светил и планет, но из магазина вечно приносил домой какую-нибудь дрянь, которую ему там подсовывали и, разворачивая дома свертки, ссылался на козни нечистого. Явление же задержки зарплаты в институте, где он преподавал, было для него событием мистического плана, не выдерживавшего никаких логических объяснений руководства.

Глядя на соседей, Жуков сделал простой вывод: чтобы обладать полной информацией и уметь объяснить любое явление, нужно знать три вещи: психологию, экономику и политику. Тогда на свете не останется ничего странного и необъяснимого. Сталкиваясь с непонятным, Артем Жуков неделями носил необъяснимый факт в голове, вертя его, словно кубик-рубик, и так, и этак, пока потаенный смысл не открывался ему и все грани не обретали однородной окраски.

Свои способности Артем применял на разных постах в крупных фирмах города. Однако каждый раз они приносили ему не только пользу, но и вред. Взять хотя бы тот случай, когда он устроился работать в сеть городских аптек. Генеральный директор – сивый парнишка лет двадцати двух – был абсолютно потрясен возможностями Жукова и предложил ему совмещать должности менеджера по кадрам и рекламе. За короткий срок – что-то около месяца, – пока Артем был предоставлен самому себе, он с увлечением трудился на благо дела: провел несколько уличных акций, включая так любимые народом лотереи, создал уникальный бренд для фирмы, сделавший ее в считанные дни самым узнаваемым предприятием в городе, и нанял на работу троих высококлассных специалистов, взявшихся за управление аптеками. Но генеральному показалось мало того, что сотрудник четко справляется со своей работой.

Последнее задание поначалу понравилось Артему. В одном из филиалов резко упала прибыль за две последних недели и обнаружилась недостача в пять тысяч рублей. Директор потребовал от Артема объяснений, так как именно он взял на работу нового управляющего, который, естественно, первым попал под подозрение.

Задачка была решена в три дня. Первый день Артем потратил на логические умозаключения.

Воровку он определил сразу. Ею оказалась сестра генерального директора, работающая в филиале бухгалтером. Жукову хватило ума не трезвонить о своем открытии, а разобраться в его причинах.

Воровка была слишком улыбчивая, жила в полном достатке, на работу ездила в собственном авто, на шее таскала полтора килограмма золота.

Представить ее нуждающейся в пяти тысячах было практически невозможно.

Грани кубика-рубика в голове Артема отчаянно не желали обретать однородную окраску. Артем применил знания экономики, но ими было не обойтись… Тогда он внимательно взглянул на директора. Одежда его хрустела от новизны, на некоторых вещах, пожалуй, сохранились еще этикетки с ценой. Ручка, портмоне, телефон – все было новым, без малейших следов износа. Он явно хотел казаться значительнее, чем есть.

Артем заглянул в учетные карточки сотрудников филиала и с удивлением обнаружил, что единственным человеком, работающим здесь около двух лет, была сестра директора. Остальные держались от нескольких дней до трех недель. К тому же, судя по финансовым документам, недостачи были привычными, а прибыли никогда особенно и не росли. Филиал едва держался на плаву. Несколько бесед с уволенными ранее сотрудниками и вовсе заставили его задуматься…

Получалось, что в филиале раз в месяц били тревогу по поводу кражи или недостачи. Для поиска «вора» привлекали соискателей, претендовавших на вакансию менеджера по персоналу или управляющего. Те буквально носом землю рыли и готовы были представить вором любого, лишь бы получить должность и обещанную высокую зарплату. Артем ознакомился с их отчетами, пестрившими выражениями: «доказать не могу, но нисколько не сомневаюсь, что кража произошла не без участия гр…» Двух-трех подозреваемых с позором изгоняли, остальные ждали своего часа. Один из уволенных провизоров до сих пор был возмущен тем, что его не просто уволили, а еще и дали понять, что сомневаются в его честности. Эта странная игра длилась вот уже одиннадцать месяцев.

На третий день своих раздумий, Артем положил на стол генеральному директору одной рукой заявление об уходе, а другой ловко прикрепил «жучка» под крышку его письменного стола.

Второго «жучка» получила от него в подарок сестра директора в виде изящной зажигалки.

К концу недели он знал ответы на все вопросы.

Оказалось, что еще два с половиной года назад хрустящий обновками генеральный был никому неизвестным мальчиком из Новгорода. Да не из Нижнего даже, а из того, что по иронии судьбы до сих пор называют Великим. В большом городе, куда он решил перебраться, ему сказочно повезло: женился на дочери банкира, который вместе с прибыльным дельцем, сетью аптек, передал ему и свою головную боль – вторую дочь-клептоманку. Девушка не поддавалась лечению, но ее болезнь обладала уникальной особенностью: раз попробовав, она крала только в одном месте, покуда была такая возможность, оставаясь щепетильно честной в любой другой ситуации. Специально для нее и был создан филиал аптеки, где она могла бы потворствовать своей болезни сколько угодно. Чтобы никто ничего не заподозрил, сотрудников в филиале меняли раз в месяц, устраивая периодически скандалы с обвинениями, надеясь, что у девушки проснется совесть.

Нарочно такого не придумаешь, голову сломаешь. «Да, – думал Артем, – у богатых действительно свои привычки». Но адрес хорошего московского психотерапевта генеральному все-таки послал по почте, сделав приписку: специалист по клептомании.

После этого он еще немного помыкался по разным организациям, то и дело разоблачая мошенников, очковтирателей, взяточников и в конце концов решил стать частным детективом.

И вот тут он нашел себя, с упоением разыскивая пропавшие драгоценности, любимых пуделей и нерадивых отпрысков, преимущественно женского пола. К концу первого года сестра, подвязавшаяся работать у него секретаршей, записывала к нему клиентов на два месяца вперед. Артем купил новую квартиру и отделился от родителей. В планах было купить старикам дачку в ближайшем пригороде, и, имея неплохой выбор клиентов, он брался только за денежную работу, обещая себе, что как только устроит стариков, займется установлением справедливости безвозмездно.

И вот тут-то, когда его материалистические убеждения окончательно сформировались и утрамбовались, как снег на голову, обрушилось на него непонятное.

В полдень, за два дня до его отъезда, раздался звонок. На пороге стоял бородатый мужчина средних лет и изучающее смотрел на Артема.

– Нужно поговорить, – сказал он, и Артем посторонился, пропуская его в квартиру.

– Сюда, пожалуйста. Но предупреждаю, у вас только десять минут.

Артем перевернул песочные часы. Словоохотливым клиентам такой трюк обычно не давал расслабиться. Удрученно поглядывая, как за стеклом беззвучно утекает их время, они объяснялись коротко, отсекая все лишнее, что собственно и требовалось. Незнакомец же на часы даже не взглянул, он уложился в несколько фраз:

– Не знаю, кто ты и как тебя зовут, но человек ты надежный. И ты, должно быть, едешь скоро в Петербург.

Незнакомец взглянул на Артема, но тот и бровью не повел.

– Я прошу тебя присмотреть за близким мне человеком. Ему может угрожать опасность.

Незнакомец изъяснялся туманно, но, к счастью, коротко. Артем подождал, не добавит ли он чего к своей просьбе, но похоже, он уже изложил ее.

– Вы знакомы с Николаем Тимошенко? – спросил Артем.

– Нет, – ответил мужчина.

Это мало походило на правду. О том, что Артем собирается в Санкт-Петербург, знал лишь Тимошенко. Да и узнал он об этом всего полчаса назад.

– Как вас зовут?

– Данила, – просто ответил мужчина.

– Без отчества?

В ответ тот махнул рукой: не до церемоний.

– Мне бы хотелось знать, по чьей вы рекомендации, – сказал Артем, избегая все-таки называть немолодого человека просто по имени. – Как вы меня нашли? – подсказал он на тот случай, если этот Данила окажется бестолковым.

Данила смотрел на Артема оценивающе. Словно перебирая иностранные языки, в поисках того, на котором можно было бы надеяться быть понятым.

– Телепатия, – сказал он.

Ответ был до того лаконичным и однозначным, что Артем поневоле улыбнулся. Ему доводилось встречать странных людей, которые утверждали нечто подобное. Но они как раз старались напустить вокруг себя побольше туману и не называть вещи своими именами.

– Я знал, что вы не поверите. Но если бы обманул – вы бы почувствовали, правда?

Улыбка Артема стала еще шире. Неожиданно Данила замер и поднял вверх правую руку.

– Сюда идет женщина, – сказал он. – Молодая. Ваша родственница.

«Сестра? Вряд ли, она сейчас должна сидеть на лекциях…» – подумал Артем.

– Она очень расстроена, – продолжал Данила, поворачивая голову то вправо, то влево, будто прислушиваясь. – Поднимается по лестнице.

«А не цыган ли он? – с неприязнью подумал Артем. – Может быть, заговаривает зубы. Открою дверь – а там целый табор…»

– И чем же она так расстроена? – скептически спросил он.

Данила сдвинул брови и пробормотал:

– Так сильно расстроена, что похоже – чем-то серьезным.

Неожиданно он засмеялся и встал, направляясь к входной двери.

– Я понял, чем она расстроена: у нее тяжелый чемодан, а у вас лифт не работает; Я-то думал…

– Куда вы? – крикнул ему вдогонку Артем.

– Помочь…

Но выйти он не успел, раздался звонок. Данила по-хозяйски распахнул дверь и подхватил большой коричневый чемодан, впуская девушку.

Извинившись и переговорив с сестрой на кухне, Артем вернулся к гостю. Взгляд его теперь был настороженным.

– Как вы узнали?

– Я вам уже ответил, и другого объяснения у меня нет. Вот, смотрите.

Он один за другим выложил перед Артемом пять листов бумаги, покрытых рисунками. На первом были лишь пунктирные знаки, извилистые линии, кружок. На втором – рисунок: пунктир превратился в улицу, извилистая линия – в площадь, кружок – в фонтан в парке. На третьем рисунке был изображен дом Артема. Художник из Данилы был никудышный, рисовал он по-детски. Но дом был самым высоким на площади, в одиннадцать этажей. И это главное отличие на бумаге присутствовало.

Четвертый и пятый листок были сплошь покрыты цифрами. Рисунки цифр наслаивались один на другой, но сквозь них вырисовывались номер дома и квартиры.

– Хорошо, – сказал Артем. – Но ведь вы искали таким образом меня? А значит…

– Я искал не тебя. Я искал помощи.

Несмотря на то, что речь мужчины кому угодно могла бы показаться бредом, Артем остро чувствовал, что за каждым его словом стоит многое.

Данила словно приоткрывал перед ним лишь узкий проем своей души, но оттуда веяло потрясающим простором: океаном, космосом. Десять песочных минут давно истекли, но Артем не заметил этого.

– За кем я должен приглядеть? – Артем все-таки решил не уступать гостю в четкости и лаконичности.

Данила достал из кармана фотографию и протянул Артему.

– Ее зовут Полина. Здесь ей семнадцать, но она мало изменилась. Вот адрес.

– Что нужно сделать?

– По обстоятельствам, – неопределенно ответил Данила. – Я бы и сам поехал, но сейчас не могу. Но если все осложнится…

– Что ей грозит? – спросил Артем.

– Это зависит от ее выбора.

«Да! – вздохнул Артем. – Ответы исчерпывающие!»

– И еще, – добавил гость. – У меня сейчас нет денег и нет времени, чтобы их раздобыть. Но я сделаю для тебя гораздо больше…

Внезапно Артему явилась шальная мысль. Он достал из стола фотографию и молча протянул ее Даниле.

– Хочешь проверить? – вздохнул тот.

Несколько минут он сосредоточено смотрел на снимок, а потом вернул Артему. Взгляд его бессмысленно блуждал по комнате. Он болезненно поморщился и сказал:

– Как-то это все связано.., но пока не могу понять…

Артем взглянул на снимок, где обнявшись сидели возле палатки улыбающиеся Николай Тимошенко и Иван Свешников. Похоже, ясновидение покинуло его гостя. А он уж готов был поверить…

– Один из этих людей, – заговорил Данила, – как-то связан со спортом. Но тебя, наверно, интересует второй, тот, что убит. Ты ведь по этому делу едешь в Питер?

– Он все-таки убит? – вырвалось у Артема.

– Да. История с женщиной. Она хотела его смерти. Много женщин хотело… Что-то странное.

– Так его убила женщина?

– Этого не могу сказать так сразу. Но попробую. После. Я позвоню тебе.

– А вы и номер телефона можете угадать?

– Не пробовал. Но надеюсь, что ты мне его запишешь…

Данила ушел, а Артем так и остался сидеть за столом. Мысленно он раскритиковал собственную доверчивость. Все то время, что мужчина находился рядом, он практически верил каждому его слову. Теперь здравый смысл возвращался вместе с сомнениями. «Все это фокусы, – говорил себе Артем. – Конечно же, фокусы». В принципе он знал о существовании таких вещей, как телепатия и ясновидение, даже реферат писал на эту тему, будучи студентом. Но сталкиваться с этими явлениями никогда не приходилось.

«Но я сделаю для тебя гораздо больше…» – засела в голове туманная фраза визитера. Что он имел в виду? Оставалось только гадать. Но шестое чувство подсказывало: в ней смысла на тонну. Данила говорил так, будто что-то знает о нем…

Из кухни робко выглянула сестра и, увидев, что посетитель ушел, разразилась бурной тирадой в адрес брата, не удосужившегося известить ее об этом. Оказалось, она поссорилась с родителями и решила пожить у Артема в его отсутствие.

– Ты же не станешь возражать? – завершила она свое выступление.

– Не стану.

– А это кто? – Сестра схватила фотографию Полины. – Уж не пассия ли?

– Нет, – Артем отобрал у нее снимок, – клиент.

«Нужно получше запомнить ее лицо», – говорил он себе в поезде, разглядывая фото и впервые обманывая самого себя, что было совсем не в его правилах. Память еще никогда его не подводила. Раз увидев человека, он мог узнать его и через десять лет, встретив случайно на улице.

Поэтому он не столько «запоминал» девушку, сколько никак не мог с ней расстаться. Она не была красавицей в том смысле, что вряд ли соответствовала какому-либо эталону красоты. Но лицо ее казалось Артему до странности родным и близким, будто он знал ее сто лет.

Но у Артема было железное правило, которое он не собирался нарушать и на этот раз: отношения с клиентами не должны выходить за рамки деловых. Правда, с тех пор как он встретил Полину у метро, где основал свой наблюдательный пост, незаметно провожая ее до дома, он только и делал, что жалел о своих принципах…

Глава 12

Артем провел в Санкт-Петербурге уже несколько дней, занимаясь сбором информации.

Дело попалось не из легких, и у него до сих пор не было ни одной гипотезы, пусть даже самой фантастической. Он потихоньку склонялся к мысли, что смерть Свешникова – заурядный несчастный случай. Сердце у него было, судя по медицинской карточке, не совсем здоровое, с сосудами проблемы, а потому вполне мог окочуриться с непривычки в сауне. Не такой уж и редкий случай, между прочим.

Но вот теперь, стоя рядом с Полиной, Артем держал в руках письмо, адресатом которого была женщина, числившаяся в его списке. Мысль заработала стремительно. Не зря Данила пришел именно к нему. Не зря попросил присмотреть за Полиной. И когда на фото Свешникова смотрел, сказал, что все связано. Выходит, Полина как-то связана с этим делом. У Артема щеки загорелись.

– Я должен прочитать это письмо! – заявил он ей.

– Артем, – вспыхнула Полина. – Никак не ожидала от тебя! Что за шутки?

– Это не шутки, – ответил Артем. – Я расследую убийство!

Зловещий тон, которым он произнес последние слова, возымел свое действие: Полина больше возражать не стала, лишь попросила жалобно:

– Тогда, почитай вслух.

И Артем стал читать.

"Здравствуйте, Виктория Королева!

Начиная это письмо, я искренне надеюсь, что оно канет в ворохе писем ваших почитательниц и никогда не попадет вам на глаза. Мне просто хочется выговориться, а вы – единственный близкий мне человек. Быть может, даже не вы – реальная, а та, образ которой, как слабое сияние, просачивается со страниц ваших книг. (Глупое объяснение, но другого у меня нет. Объяснения вообще даются мне трудно…) Всего час назад (а может, и больше: солнце тогда клонилось к закату, а теперь совсем темно), я закончила читать ваш роман Плачущая королева ". И потом все сидела, обняв колени, не чувствуя времени и начисто позабыв о реальности, пока не вскрикнул во сне сын. И иной мир, в котором я пребывала, внезапно рухнул. Я стала как натянутая тетива, и стрела – сердце мое – полетело в его спальню… Но мгновения скользили одно за другим, а из спальни не доносилось больше ни звука.

Значит, моя помощь не потребуется…

А когда я обмякла, расслабилась, слезы градом покатили из глаз. Беззвучно и незаметно ни для кого – только так я умею плакать. Слезы все лились и лились, и я спросила себя: отчего именно сейчас? Моя жизнь в последнее время превратилась в череду кошмаров, но я не заплакала ни разу. Отчего же сейчас?

Заглянула в свое сердце – и испугалась. Впервые переполнено оно черной завистью, которая через край хлещет. Да такой обжигающей и дикой, какой я никогда в своей жизни не испытывала. И – самое смешное – зависти к кому? Не к реальным людям, живущим в соседских коттеджах, знакомым и незнакомым; зависти к героям вашего романа.

Для чего вы это делаете, скажите? Для чего весь этот красивый обман, ведь вы и сами наверно понимаете, что ничего подобного в природе не существует ? Для чего же вам писать о любви так, что сердце заходится, что ложные надежды и несбыточные мечты обволакивают тебя тяжелым покрывалом и лишают последнего глотка воздуха?

Вы подаете страшные надежды…

Я вышла замуж за человека, которого любила.

Он был немного смешной и совсем несимпатичный (так говорили знакомые, я не видела этого). Он носил всегда один и тот же костюм, рукава которого лоснились затертые, но я видела лишь, что он веселый и добрый, и он был для меня лучше всех.

Родители не хотели, чтобы я выходила за него.

Говорили, что он не состоятелен. Что производит впечатление человека слабого, что я намучаюсь с ним. Но куда им было меня удержать!

Я порвала со своими родителями и ушла из дома, и была счастлива со своим любимым много лет.

Целую вечность. Неделю назад эта вечность кончилась. Но до того…

Восемнадцать лет – много это или мало ? Я вошла в эту вечность молодой самоуверенной девчонкой, а теперь из зеркала на меня смотрит полуседая женщина с затравленным взглядом. Мне тридцать девять, я не успеваю красить волосы, а за спиной – сотни верст выжженной дотла памяти.

Я разучилась плакать, смеяться и петь. В глазах больше нет огня, в сердце страсть сделалась густой и черной, обернувшись ядом. Что я могу дать своему сыну? Где мне взять для него радости, когда горечь отравила сам воздух вокруг меня?

В двадцать два года я закончила Мухтское училище и была первой по живописи. Я не мыслила дня, проведенного без планшета. Мир вокруг горел первозданной любовью и десятки картин, намалеванные мною тогда на продажу – ведь должны же мы были как-то жить и расплачиваться за снятую комнату у вредной старухи, – улетали за баснословные цены. В них было что-то помимо школы, помимо стиля: они разили наповал той любовью, которой была переполнена тогда я сама…

Мы купили компьютер, из списанных. По дешевке. И у меня как-то быстро и легко получилось приспособиться к новому пространству и рисовать там. Показывали мои труды знакомым. Кому-то что-то нужно было оформить. Я постаралась. Посыпались заказы, и мы зарегистрировали собственную дизайн-студию. Я увлеченно выполняла заказы, муж занимался организацией нашей деятельности – договора, бухгалтерия, налоговая.

Через год у меня уже было пятеро помощников, через два в фирме работало пятнадцать человек.

Работа кипела, но уже без меня…

Я ждала ребенка. Нашего первенца. И он родился таким, каким я мечтала: похожим на нас обоих, взявшим от каждого самое лучшее. Только вот здоровье его… Жизнь превратилась в вечные хлопоты вокруг больниц и поликлиник. Подруги говорили, что в детстве все дети часто болеют, смеясь вспоминали свой больничный опыт. Уверяли, что с возрастом все пройдет. Но проблемы, касающиеся здоровья сына, росли вместе с ним. Думать о том, чтобы вернуться на работу, было некогда. Да и острой необходимости в этом не было: фирма процветала, благодаря усилиям нанятых менеджеров, деньги текли рекой. Но для меня это означало только одно: бестолковые врачи поликлиник сменялись высококвалифицированными узкими специалистами, наши убогие больницы. – безукоризненными западными клиниками.

Что и говорить – наверно я была плохой женой и, если уж совсем начистоту, неполноценной женщиной. Туфли на шпильке, макияж, нарядные платья, красивое белье – остались в прошлом. Духи…

Я обожала менять их каждый месяц. Но какие могут быть духи, когда ты проводишь большую часть своего времени в стерильной больничной палате. Я перестала пользоваться косметикой – мне казалось это противоестественным там, где люди ведут борьбу со смертью.

Мой мальчик… Он с детства не мог ходить.

Нам говорили, что это невозможно. Но сейчас, после трех операций и изнурительных курсов терапии он может передвигаться с помощью костылей.

Но чтобы он мог самостоятельно сделать первый шаг, нужна еще одна, последняя операция. Все эти годы от меня требовались лишь мужество и оптимизм. Я говорила ему, что однажды он выйдет из дома сам. Сам пройдет по знакомой аллее, что придет такой день, когда он забудет свое детство на колесах. И этот день станет нам обоим вознаграждением за пятнадцать лет труда – без праздников и выходных. Ведь это самый тяжелый труд – идти к своей цели, когда все вокруг говорят, что это невозможно, что безнадежно, что…

Моя вера, должно быть, оказалась настолько сильной, что ее хватило не только на нас с сыном, но и на врачей и на всех окружающих. Жаль только, на мужа ее не хватило…

Месяц назад он сказал, что хочет развестись со мной. Это был жестокий удар, но вам я не буду описывать своих чувств. Вы не хуже меня знаете…

С тех пор я не видела его. А три дня назад со мной разговаривал его адвокат – молодой мальчик с безразличными глазами. Нам с сыном предстоит переехать в маленькую двухкомнатную квартиру на Ленинском проспекте. Алименты составят тысячу рублей, потому что официально мой муж получает три. И главное – о той, самой последней операции, которая подарит моему сыну возможность ходить, речи даже не идет. А она стоит пятнадцать тысяч долларов. Муж не отвечает на звонки, а его адвокат дал понять, что он, проконсультировавшись со знакомым врачом, считает операцию нецелесообразной и не верит в ее успех.

Через неделю мне предстоит покинуть этот дом. Я не знаю, что сказать сыну. Не знаю – как сказать. У меня плохо получается в последнее время улыбаться и убеждать его, что все у нас будет хорошо. Операция назначена через два месяца. Сказать сыну, что ее не будет, я не могу.

Если бы не мой мальчик, я наверно покончила бы. с собой. Нет сил переносить все это… Но я даже этого не могу сделать. Что с ним станет тогда?

Но впереди у нас только пустота. Пустота и крах надежд. Что станет с ним, когда он узнает ?

Ночами мне снится один и тот же сон: нам с сыном нужно уйти вместе. Туда, где больше не будет боли… Вместе… Я просыпаюсь в холодном поту…"

Артем закончил читать письмо и поднял глаза на Полину. Похоже, она плакала давно, потому что глаза ее успели припухнуть от слез. Она хотела что-то сказать, но захлебнулась слезами и закрыла лицо руками.

– Не плачь, – сказал Артем, думая о чем-то своем. – У них все прекрасно.

Полина взорвалась:

– Ты бесчувственный! Ты.., злой! – выпалила она, глядя на него так, будто впервые увидела. – Как ты можешь так говорить?

Она вдруг перестала плакать и спросила с ужасом:

– Что ты имеешь в виду? Неужели она.., неужели они…

Губы ее задрожали, и Артем не выдержал:

– Да живы они! Мальчик ходит! А его мама прекрасно выглядит. Кстати, кажется, собирается снова замуж.

– Ты шутишь? – удивилась Полина. – Откуда ты можешь это знать?

– Случайно пересеклись. – Артему совсем не хотелось обсуждать с Полиной свои дела.

Но она схватила его за локоть и заглядывала в глаза.

– Я занимаюсь одним делом. Собирал информацию. Вот так и познакомился с Амелиной Екатериной Григорьевной.

– Эго правда? Артем, – глаза Полины сияли, – прости за то, что я наговорила. Расскажи мне, пожалуйста, как это получилось?

Артем лишь покачал головой.

– Ну пожалуйста, – не унималась Полина. – Я понимаю, что нельзя, но я никому, клянусь, ни слова, ни звука.

Несколько минут Артем раздумывал.

– Мне нужно взглянуть на другие письма, – сказал он.

– Не стоит, – неуверенно возразила Полина, – они могут быть личными. Это неудобно.

Полина быстро прикрыла ящик руками и строго взглянула на Артема.

– Что ты хочешь здесь найти?

– Так, проверить кое-что.

Истории Амелиной и Свешниковой были очень похожи. И если в ящике окажется письмо от одной из женщин, список которых лежал у него в кармане… Конечно, это было бы слишком, но кто знает…

– А если я позволю тебе, ты расскажешь? – спросила Подина жалобно.

– Договорились, – пообещал Артем. – Только не здесь. Я провожу тебя домой, а ты, как гостеприимная хозяйка, напоишь меня чаем, хорошо?

Полина радостно кивнула и пропустила его к ящику.

Кроме письма Амелиной, в ящике лежало еще два, и оба – от женщин. Артем бережно перебрал их, стараясь запомнить адреса и фамилии корреспонденток.

Первое письмо пришло из Нижнего Новгорода от Александры Уваровой, второе – из Петербурга от Коровиной Е. И. Это конечно не означало, что Свешникова никогда не писала Королевой, но прыти Артема поубавило. Он ухватился за фантастическую идею. Пора было возвращаться к реальности.

И все-таки, пока Полина возилась с замком, он достал свой блокнот и записал фамилии и адреса женщин. «Так, – сказал он себе, – на всякий случай…»

Глава 13

Всю дорогу Полина ускоряла шаг и вопросительно смотрела на Артема. Может быть, он начнет рассказ прямо в метро? Но Артем всю дорогу молчал, словно воды в рот набрал, и о чем-то думал.

Он заговорил лишь после того, как Полина вскипятила воду и разлила по чашкам дымящийся чай.

– Дело, по которому я приехал в Санкт-Петербург, – сказал Артем, сделав первый глоток и удовлетворенно качнув головой, – связано с несчастным случаем. Некий Свешников…

– Я читала! – радостно вскрикнула Полина, услышав знакомую фамилию и добавила в ответ на удивленный взгляд Артема:

– В той газете, что вы мне оставили. Ax, – она залилась вдруг красной, – я ведь совсем забыла поблагодарить вас. Но я звонила… И я все верну… – сбилась она.

Артем жестом остановил ее.

– Что поблагодарила – замечательно. Сестра передала мне…

«Сестра? – Полина не смогла сдержать улыбку. – Ну конечно же сестра, как же я сразу…»

– Но если ты собираешься мне что-то вернуть, то я, пожалуй, и рассказывать ничего не буду, – в голосе его прозвучала легкая обида.

– Нет, расскажи, – простонала Полина. – Я больше не стану перебивать.

– Так вот. В смерти Свешникова действительно есть множество деталей, которые, как ни крути, не укладываются в версию о несчастном случае.

В милиции люди не то, чтобы слепые, но им других проблем хватает. А меня нанял друг Свешникова…

– Тимошенко!

– Вот-вот. Он ведь у нас известное лицо, директор стадиона. Всю жизнь лучшего друга в сауну приглашал, а тот ни разу его не уважил, настолько отвратительным ему казалось занятие попотеть в душной комнатке. Отговаривался, шутил, что потеть нужно за работой, а не на отдыхе. Не верит Тимошенко, что нашелся человек, который его уговорил – и все тут. А раз такого человека не было, значит не исключено, что затащили его туда против его воли…

Полина слушала, сгорая от нетерпения, когда же рассказчик перейдет к интересующей ее теме.

– Несколько дней я ходил вокруг да около, пока не обратился к знакомому милиционеру, и тот помог мне раздобыть сведения о подобных несчастных случаях.

Оказалось, что за год от несчастных случаев погибло четверо довольно крупных бизнесменов, и двое из них отправились на тот свет точно таким же макаром – то есть непосредственно в процессе потения в сауне. Я решил, что кто-то таким способом убирает конкурентов. Но все погибшие промышляли в разных областях: один лесом торговал, другой владел гостиницами и санаториями, третий – из шоу-бизнеса и так далее. То есть – никаких общих точек соприкосновения.

Полина тяжело вздохнула. Все, что рассказывал Артем, бесспорно было весьма интересно, – особенно если бы он не говорил таким монотонным, убаюкивающим голосом, – только в другое время. Сейчас ей не терпелось узнать о судьбе несчастной женщины с больным сыном. Но прерывать Артема она боялась, а потому решила запастись терпением.

– Тогда я проверил, кому достались их деньги: партнерам, дальним родственникам, а может быть, совсем неизвестным людям. Но и тут – ничего: деньги по-прежнему остались в семьях. И никто чужой не наложил на них лапу. Причем в трех случаях во главе фирм встали жены, в одном – старший сын.

Мне пришлось приложить много труда, чтобы познакомиться с женой Свешникова. Тимошенко описывал мне ее так: клуша клушей, никогда дел мужа не касалась. Но женщина, с которой я встретился, произвела на меня иное впечатление: деловая, энергичная, ухоженная. Такую клушей не назовешь.

Даже фотографию послал Тимошенко убедиться, что это она. «Она, – ответил он, – правда, узнать трудно, но сомнений нет: родинка на подбородке».

Я ей представился корреспондентом экономической газеты и целый час пытал насчет всяких экономических тонкостей и перспектив развития фирмы. И что же? Она хоть и задумывалась над каждым вопросом, но отвечала уверенно и грамотно. Как отличница на экзамене. Если чего-то не знала, говорила прямо: в этом я еще не разобралась пока, к сожалению.

Артем замолчал и снова надолго припал к кружке чая, жмурясь от удовольствия. Полинаде Удержалась:

– Но – письмо? – жалобно спросила она. – При чем здесь письмо?

Артем посмотрел на нее строго, но тут же смягчился.

– В моем списке, – он постучал по своему блокноту, – значится фамилия автора: Екатерина Григорьевна Амелина. Увидев конверт, я еще не знал, действительно ли это она или однофамилица.

А дойдя до места, где она пишет о больном ребенке, и вовсе решил, что ошибся. Я своими глазами видел этого шестнадцатилетнего красивого мальчика: он ходит точно так же, как все мы. Но остальное совпадает: Мухинское училище, дизайн-студия, коттедж.

– Я не понимаю, она что – написала не правду?

– Не знаю. Сам всю дорогу об этом думал.

Возможно…

Он надолго умолк, а взгляд его уплыл куда-то далеко-далеко поверх головы Полины.

– Э-эй, – позвала она и, когда Артем пришел в себя, улыбнулась. – Я ничегошеньки не понимаю.

– Дело в том, что муж Амелиной погиб два года назад – выбросился из окна своего коттеджа. После чего дизайн-студию возглавила его жена. Теперь она в городе дизайнер номер один. Ее услугами даже за рубежом пользуются.

– И что ты об этом думаешь? – Полина заглядывала Артему в глаза. – Ты ведь все время думаешь.

Она так смотрела на него в этот момент, что в голове Артема невольно родилась странная мысль: «Если у меня будет дочь, назову ее Полиной. Пусть вот так же смотрит на меня всегда…»

– Мне не дает покоя одна мысль. На письме стоял штемпель: оно было отправлено третьего марта и получено адресатом пятого. А господин Амелин совершил свой полет тринадцатого марта.

То есть – ровно через неделю. Выходит, они не успели развестись, жена унаследовала деньги и вполне могла позволить себе оплатить операцию сына.

Полина захлопала в ладоши.

– Здорово! Вот это и называется хеппи-энд.

Это справедливо, правда?

Артем посмотрел на нее задумчиво.

– Мне кажется, что это фантастически справедливо, чересчур справедливо и справедливость такая в жизни редко случается. То есть я хотел сказать – практически никогда не случается.

К тому же, если бы господин Амелин умер от сердечного приступа или, скажем, что называется, после продолжительной болезни, это – одно.

А он взял и ни с того, ни с сего сиганул из окна.

– Неужели ты думаешь, эта бедная женщина могла решиться на такой отчаянный шаг?

Артем щелкнул пальцами.

– Нет. Алиби всех жен я проверил давно.

И Амелиной в том числе. Оно абсолютно. В это время она с сыном была в поликлинике на приеме у врача. Добрый десяток людей может подтвердить это.

Он замолчал и нахмурился.

– Что-то тебя все-таки беспокоит? – спросила Полина.

– Да, – кивнул он. – Это письмо.

– Письмо? Но ведь она написала его в порыве отчаяния, просто хотела выговориться…

– Это понятно. Но почему Виктория Королева хранит это письмо? Да еще в шкафчике с тремя секретами?

– Я тебе объясню, – снисходительно сказала Полина, гордясь тем, что наконец и она может чем-то помочь Артему. – Это письмо – прекрасный материал. Виктория могла использовать его для нового романа. Отсюда и секретный ящик – она не хочет, чтобы кто-то украл ее будущий сюжет.

– Ты так думаешь? – вяло спросил Артем.

– Естественно. – Полина победоносно улыбнулась ему.

– Может быть, и так, – Артем внимательно смотрел на Полину. – Но ты, пожалуйста, будь осторожна. И если что – сразу же звони мне.

Давай я тебе запишу номер своего мобильного…

Полина так же серьезно кивнула Артему и прошла в комнату за записной книжкой. Какой же он все-таки милый: «Будь осторожна», «сразу же звони мне». Но, собственно, что еще он может придумать для продолжения знакомства?..

Глава 15

Следующий день для Артема был особенно перегружен событиями. Письмо, обнаруженное им благодаря Полине, многое меняло в его мыслях по поводу смерти Свешникова. Он позвонил Тимошенко и узнал, как звали секретаршу Свешникова и сколько ей было лет. Узнав, что девица была совсем юной и звали ее Катей, он позвонил в контору мадам Свешниковой.

– Акционерное общество «Авгур». Здравствуйте, – приветствовал его респектабельный немолодой голос.

– Катя, – отчаянно закричал Артем в трубку, – это я, Серега, братишка твой. Торчу на вокзале, адрес забыл. Только телефон с собой…

Куда ехать-то, тут в письме…

– Катя здесь больше не работает, – утомившись слушать его бессвязную речь, произнесла женщина.

– Ой, как же, – чуть ли не взвизгнул Артем, – я ж из другого города. У меня здесь кроме нее никого… Где ж искать, подскажите ради Бога.

– Минуту, – сказала женщина и прикрыв трубку рукой прошипела: «Черт знает что! Развела здесь.., балаган!» – Записывайте, – ровно и бесстрастно произнесла она через минуту, – улица Пестеля, дом четыре, квартира пять. Запомнили? Всего наилучшего!

И добрая самаритянка швырнула трубку на рычаг. Артем развернул карту. Оказалось, что до Пестеля рукой подать, и, молясь, чтобы Катя оказалась дома, Артем, обгоняя прохожих, свернул на мост.

Ему повезло. Дверь открыла девушка в стоптанных тапочках и песочного цвета халатике, надкусывая яблоко.

– Екатерина? – учтиво осведомился он.

Девушка расширила глаза и замотала головой.

Она повернулась к Артему спиной и крикнула в темный коридор:

– Кать, к тебе!

Катя появилась через минуту и внимательно посмотрела на Артема:

– Я вас слушаю?

Манера держаться выдавала в ней профессионального секретаря.

– У меня к вам конфиденциальный разговор, – Артем кивнул на девушку с яблоком, – касающийся вашей прежней работы.

Он достал самодельную корочку сотрудника милиции и развернул перед Катей.

– Пожалуйста, проходите, – она не выразила ни любопытства, ни удивления.

Устроившись за столом, Артем спросил участливо:

– Вы все еще не устроились на работу?

– Да. – Катя только рукой махнула и отвернулась, нахмурившись.

Похоже, он задел ее за живое, а потому решил раскрутить эту тему, проявив интерес к делам девушки. Обычно это давало хорошие результаты. Ты с человеком по-человечески, и он с тобой – начистоту.

– А в «Авгуре» что, новая метла по-новому метет?

Катя усмехнулась:

– В самую точку. Меня уволила первой.

– Чем же вы заслужили звание «врага номер один»? – спросил Артем удивленно.

– Мне Иван Петрович кредит обещал. На квартиру.

– Что же в этом плохого?

Катя тяжело вздохнула, но ничего не ответила, хотя ясно было, что ей есть что сказать. Чтобы придать беседе официальный статус, Артем открыл блокнот и достал ручку.

– Ваш начальник был большим любителем парной?

– Что вы, совсем наоборот. Его туда на аркане затащить не могли.

– Вы это точно знаете?

– Абсолютно. Однажды даже важная сделка сорвалась, потому что он не захотел там с партнерами встречаться. Не просто не любил – претило это ему. Пунктик у него какой-то был. Я даже думаю, знаете что, – она осторожно взглянула на Артема, стараясь понять, не будет ли он над ней смеяться, – он судьбу свою чувствовал. Ведь там именно и умер…

– Как вы думаете, кто его туда…

– Не знаю, – поморщилась Катя. – Даже думать об этом не хочу.

– Друзей у него много было?

– He пересчитать.

– Подруг? – вкрадчиво спросил Артем.

– Еще больше.

– Стало быть, все э-э-э.., недолгие?

– Однодневки.

– А любил – жену?

Катя нагнулась к нему через стол:

– Не-а. По-настоящему одних своих лошадей любил. Больше – никого.

– А как же дети?

Катя задумалась.

– Однажды звонила Марго. То есть – Маргарита Васильевна. У дочки годовалой жар под сорок. Просила, чтобы Иван Петрович послал шофера в аптеку за парацетамолом. Тогда я о его детях слышала первый и последний раз. Даже не знаю, кто у него там еще – мальчики или девочки.

– Так Свешников послал шофера? – спросил Артем.

– Сказал, что перезвонит, – Катя закатила глаза, изображая реакцию шефа, – но, разумеется, забыл. Подумаешь, какие мелочи!

– И жена его терпела? Уходить не собиралась?

– Нет, куда ей! Четверо детей – не шутка.

Разве такую ораву прокормишь?

– А он не собирался бросать жену? – Артем с серьезным видом рисовал крестики в блокноте.

– Зачем? Она у него и вместо домработницы, и вместо сестры милосердия, да и вместо девочки для битья…

– В каком смысле «для битья»?

– В прямом. Сидел в нем такой зверь: кулаки чесались.

– Почему вы так думаете?

– Я два раза в частные клиники деньги переводила и документы видела. Как это у них там называется: «Множественные кровоподтеки, перелом ребра…» Один раз встречать ее из больницы ездила с шофером. Может, она, конечно, и желтухой болела, как мне шеф сказал. Только под глазом бланш желтел… А потом все это знали…

Он же не просто так бил, сгоряча. Ему нравилось.

– Выходит, теперь у руля фирмы стоит безвольная слабая женщина?

Артем успел уже повидаться с Маргаритой Васильевной, поэтому все, что говорила секретарша, не очень вязалось с ее портретом.

– Вот загадка! Может быть, она притворялась всю жизнь так хорошо, что все ее считали клушей, а может быть, деньги действительно творят чудеса, но она переменилась до неузнаваемости. Властная, говорит четко, не мямлит как раньше, смотрит совсем по-другому. А одета как, как причесана – все с иголочки, все хрустит. Собственно, она меня и уволила потому, что я ее раньше знала.

– Вы так думаете?

– Сама сказала. Говорит, мне нужно порвать с прошлым раз и навсегда. Я ей, видите ли, мешаю, Ивана напоминаю. Но обещала написать блестящие рекомендации.

Артем решил, что пора откланяться. Ничего особенного в рассказе Кати не было, кроме разве что странного ощущения де-жа-вю. Ведь Свешникова" подобно Амелиной, находилась в весьма тяжелом положении. И вдруг – такая удача! – нет мужа-тирана, а деньги есть. Удивительное везение! Можно было бы еще удивиться и тому, что обе женщины бросились руководить фирмами, не пытаясь продать их партнерам или конкурентам. Но здесь обе, конечно, были правы. От продажи не получишь и десятой части того, что можешь заработать.

В списке Артема значилось еще несколько человек. В фирме, занимающейся целлюлозой, он не сумел прорваться дальше первого поста охраны. Пришлось ретироваться, пока не возникло неприятностей. В маленькой гостинице возле птичьего рынка, принадлежащей ранее Марату Алимову, на него тоже смотрели косо: но покупатель, не продавец, ясно – человек нехороший, ненадежный. А вот в шашлычной, притулившейся здесь же возле рынка, ему оказались рады.

– Захади, дарагой! Садись! Кушать будешь? – крепкий маленький мужичок чуть ли не силой затащил его в свой павильон. – Сматри, цены савсем смешные! Куда спешишь?

– Буду, – кивнул Артем, потому что шашлычная раньше тоже принадлежала Алимову. – Как Марат поживает?

Мужчина бросил на него острый взгляд, не прекращая нанизывать мясо на шампуры.

– Умер Марат, разве не знаешь? Тебе три палочки хватит? – тут же деловито осведомился он.

Глядя на огромные шампуры, Артем подумал, что ему вполне хватило бы и одной, но огорчать хозяина не стал.

– Хватит. Какая беда! – покачал он головой и, наткнувшись на удивленный взгляд, пояснил:

– Это я про Марата. Сердце что ли? Или авария?

– Перегрелся говорят, давление, – нехотя ответил мужчина, с таким энтузиазмом размахивая над дымящимися углями куском картона, что во все стороны летели искры и пепел.

– У меня к нему дело было… И кто теперь вместо него?

Хозяин что-то пробурчал себе под нос, выругался, а вслух сказал сладенько:

– Алина. Она его делами занимается. Но если у тебя долг – не ходи. Зверь-баба, за каждый день просрочки проценты возьмет.

– Алина – это вроде жена его?

– Она. Я ей за этот сарай как за дворец уже заплатил. Все мало! – Хозяин перевернул шампуры и мрачно замолчал.

Подрумянившееся мясо шипело и сочилось жиром, стекающим в угли, отчего в павильоне стоял умопомрачительный запах. «Самое вкусное во всей затее с шашлыком – этот самый запах», – подумал Артем. Хозяин поставил перед ним тарелку и отправился за прилавок озабоченно перетирать и без того чистые стаканы.

– Составьте мне компанию, – улыбнулся ему Артем. – И если у вас есть домашнее вино…

На лице хозяина мелькнуло выражение радостного удивления, но тут же сменилось тоскливой миной.

– Вино? Откуда теперь хорошее вино? Раньше его Алина делала, а теперь она ведь вон кто!

Разве будет теперь ногами виноград толочь? Она и дом-то уже продала, квартиру купила в городе.

Но он все-таки взял для себя тарелку, принес бутылку и два стакана.

– Светлая память Марату, – сказал он. – Хороший был человек! Но слишком женщин любил, надорвался.

Артем пригубил вино и спросил:

– А что на рынке говорят?

Хозяин с удовольствием ел мясо.

– Говорят, хотел семью бросить, стариков не слушал. Русскую завел… А той жениться приспичило.

– Молодую наверно хотел?

– Да не девочка. Чуть помладше Алины. Но яркая такая, пышная, – он показал женщину в обхвате, получилось, что слишком даже пышная. – А перед самой смертью еще одну завел…

– Ну и ну! – пробурчал Артем с набитым ртом.

– Ага. С пышной рассобачился. Пух и перья по всему рынку летели.

– Новая, наверно, слаще прежней была.

– Тю, – присвистнул хозяин. – Куда там!

Тощая, смотреть не на что. Ноги, правда, длинные, но худые – глазам больно. Молодая – лет двадцать. Черная, вроде татарочки. Глаза – голубые. Но манеры – питерские. Если и татарка, то здесь родилась. Или папка русский.

– Появилась, значит, и сгубила, – задумчиво протянул Артем.

– В точку. – Хозяин налил еще вина. – Один раз и заходила: как раз накануне его смерти.

– А Алине, значит, повезло.

– Не то слово. Она как раз тогда на родину ездила, молиться ходила. Вернулась – а тут такие дела…

Она ему до того алиментами грозила, а он смеялся, говорит, у меня зарплата семьсот рублей, много ли ты с меня поимеешь? Грозился на свою пухлую все записать, а Алину по миру пустить. Повезло Алине, зато теперь всем, кому при Марате везло, не везет…

С рынка Артем отправился в ближайший сквер и сел на скамеечку, разомлев от вина. Пить ему приходилось редко и обычно не по своей воле, а для дела, как и сегодня. Алкоголь приятно плавил мозги, и рассуждать в таком состоянии он не привык. Зато воображение работало за двоих. Теперь он легко мог представить Марата – пятидесятилетнего крепкого татарина, похожего, разумеется, на Чингисхана, каким его рисовали учебники истории, и на хозяина шашлычной одновременно. Рядом с ним кружили как мухи женщины: жена Алина, которой было сорок семь лет, пышная блондинка чуть помладше жены и совсем молодая брюнетка, которая пришла и сгубила. Пришла и сгубила…

Артем задремал на скамейке, отключившись всего минут на десять, а когда проснулся, почувствовал приятную ясность в голове. И совсем неожиданно его осенила мысль, которую он сначала посчитал глупой, а потом подумал: почему бы не проверить – и позвонил Кате.

– Катерина, – спросил он, – я сейчас в отделении и у нас здесь всплыли кое-какие новые факты. Не припомните ли вы среди знакомых Свешникова молодую брюнетку лет двадцати – двадцати пяти? На вид стройная, ноги длинные, глаза – голубые.

– Она такая же брюнетка, как и я, – отозвалась Катя. – Это парик. Лет ей, хорошо, если не все двадцать шесть. Ноги – самые обычные.

Артем чуть не поперхнулся:

– Так была такая? Они часто встречались?

– Я видела ее только один раз. За день до того, как Свешников умер. Она заходила к нему в кабинет, и они ушли вместе…

У Артема перехватило дыхание: вот оно! Первое совпадение, которое дает ему шанс…

– Она ведь должна была представиться вам, правда? – глаза его горели.

– Должна была, – ответила Катя, – но не успела. Он вышел собственной персоной, чтобы встретить ее…

– Спасибо, Катя, вы нам очень помогли. Товарищ лейтенант лично благодарит вас…

Закончить Артему не удалось. Он с удивлением обнаружил, что два милиционера стоят позади скамейки, на которой он сидел, и внимательно прислушиваются к разговору.

– Значит, вы сейчас в отделение? – ехидно спросил один.

– И товарищ лейтенант лично благодарит Катю? – поперхнулся смехом второй.

– Предъяви-ка документы, дружочек.

Артем доставал из кармана паспорт и на ходу придумывал для ребят историю, как охмуряет девчонку. Ребята веселые, поймут. Он подал документ и, улыбаясь, ждал вопросов, но лица милиционеров неожиданно сделались серьезными. Они смотрели на него теперь без тени улыбки. Артем перевел взгляд на паспорт и чуть не упал: вместо паспорта он протянул милиционерам самодельное удостоверение оперуполномоченного.

– Пройдем-ка, – убедительно попросил первый, – здесь рядом.

Глава 14

Каждый день Полина проводила в однообразных трудах и заботах. Но передвигаясь по комнатам с щеткой и шваброй, она вдруг уловила в процессе мытья полов внутренний ритм и превратила его мысленно в танец, стараясь, чтобы движения попадали в такт внутренней музыки. Готовя обед, она чувствовала себя ведьмочкой, колдующей над котлом с волшебным зельем. Она чувствовала себя снежной королевой, когда мыла холодильник, русалкой, когда прибирала в просторной ванной комнате с небольшим круглым бассейном в центре. Ей было легко и весело настолько, что каждое дело втягивало ее в увлекательную сказку, – но развитие любого сюжета рано или поздно приводило ее к мыслям об Артеме.

Она только вспоминала его лицо и на душе сразу же становилось спокойно и легко, мир вокруг наполнялся музыкой, и она как-то подбиралась, подтягивалась, отчего работа ее спорилась.

Она до сих пор не разбила ни одной чашки в доме – одно это уже говорило ей о чем-то важном.

Когда Дины не было дома. Вика иногда выходила к ней переброситься парой слов, и это наполняло Полину особой гордостью. Жаль, такое случалось не часто. Если Дина никуда не уходила, все слова доставались ей. Но приближалось золотое времечко: врачи настаивали, чтобы Дина прошла полное медицинское обследование, и она в связи с этим собиралась на две недели в санаторий, только никак не могла выбрать – в какой именно. Дина упаковывала вещи и сетовала, что Виктория не сможет поехать отдохнуть вместе с нею. Ей предстояло в ближайшие дни сдать очередной роман, оперативно снимать вопросы редактора и просматривать корректуры, при этом набрасывая план нового романа.

В конце концов Дина укатила в «Дюны». Как только она уехала, для Полины наступили золотые дни. По утрам она будила Викторию и, пока та умывалась, варила кофе, который они пили вместе. Вика расспрашивала ее о детстве и, узнав, что она сирота, весьма заинтересовалась детским домом, подробно расспрашивала о детдомовском укладе жизни, о ссорах детей между собой и с учителями, о каких-нибудь конфликтах и противостояниях. К сожалению, Полина мало чем могла ее порадовать. Она морщила лоб, напрягала память, он ни одной ссоры вспомнить не смогла. Детство представлялось ей лучезарным, безоблачным и счастливым. В нем не было изъянов и даже мелких туч, кается, не было. Вот все, что было потом, – ад кромешный. Но Виктория об этом не спрашивала…

Однажды вечером, когда Полина заканчивала работу, Виктория вышла из комнаты, потянулась, сладко застонав и сказала:

– Все. Я закончила! Все!

Полина выронила щетку и захлопала в ладоши. И так это у нее искренне получилось, что Вика улыбнулась и предложила:

– Как ты смотришь на то, чтобы отметить со мной окончание нового романа, а?

Полина затрепетала от радости:

– Конечно!

– Ну тогда полчаса на сборы, – подмигнула ей Виктория, – и закатимся куда-нибудь, где можно вкусно поесть и немного – совсем чуть-чуть – выпить. Идет?

Она вернулась в свою комнату и тяжело опустилась на кровать. Пойти отметить… Смешно! Она не принадлежала к числу людей, у которых была необходимость что-то отмечать. Важные события и без того оставляли в душе глубокий след, уж никак не нуждающийся в застолье или принятии шампанского, чтобы запомниться. Книга, в которой она только что поставила последнюю точку" была ее девятнадцатым романом. Пора бы привыкнуть, но… Каждый раз ставя эту самую последнюю точку, она слышала звуки небесных труб, Счастье ее было таким полным, таким неземным, какое вряд ли знакомо обычным людям. Это счастье переполняло сердце, причиняя такую же неземную боль, – пьянящую и прекрасную. Иногда ей казалось, что вынести все это однажды не хватит сил, что сердце рассыплется в тысячу красочных брызг. Наслаждение, от которого слезы стояли в глазах и одна половина души кричала: "Еще!

Еще!", а другая в судорожных конвульсиях умоляла: «Хватит, не вынести!», и обе были правы.

Острота переживания сглаживалась к следующему дню, оставляя по себе на третий день лишь отдаленные воспоминания. И Виктория снова бралась за работу – долгую и монотонную. Но теперь она знала наверняка, что делает это не ради высокого искусства, не ради славы и даже не потакая собственным желаниям – нанизывание слов на остов идеи казалось ей занятием утомительным и чересчур кропотливым, сродни бисероплетению. Она бралась за работу не ради радостей своих читателей, нет; и уж точно – совсем не ради гонораров, за которые никогда не купишь такой благодати. Платой за ее работу были безумные часы, источающие неземное счастье. Этот наркотик она могла приготовить только сама, отдавшись работе целиком на несколько месяцев, и получала только тогда, когда ставила последнюю точку.

Раньше она ни за что на свете не согласилась бы разделить с кем-то эти самые счастливые часы.

Но в последние два года жизнь ее переменилась…

Она чувствовала себя заложницей, пусть и играющей одну из главных ролей, но не питающей иллюзий на счет своей дальнейшей судьбы. Теперь даже счастье, переполняющее ее после окончания романа, казалось ей чрезмерным, пугающим, а потому хотелось чтобы в эти минуты кто-то был рядом. Полина идеально подходила на такую роль: простая, искренняя и удивительно земная…

Виктория не стала утруждать себя долгими сборами, но решила не торопить Полину, собиравшуюся с таким волнением и трепетом, словно это был ее первый бал. Она вызвала по телефону такси и присела к журнальному столику, машинально перебирая письма. С некоторых пор Дина предпочитала, чтобы корреспонденция проходила через ее руки… Вскрыв несколько конвертов, она пробегала глазами первые строки и, не дочитывая до конца, бросала письмо в корзину.

Обычные слова благодарности: письма от ее почитательниц были похожи друг на друга как две капли воды. Но одно из писем заинтересовало ее больше других. Виктория читала его и лицо ее становилось все серьезнее, когда наконец появилась Полина.

– Я готова! – радостно сообщила она, смущенная тем, что заставила Викторию жать.

Виктория отложила недочитанное письмо на полку и в ту же минуту зазвонил телефон: такси стояло у подъезда.

В ресторанчике, куда любила время от времени заглядывать Виктория, им предложили столик на двоих, скрывающийся в нише между колоннами. Горячие блюда и напитки Виктория заказала на свой вкус, предоставив Полине выбирать десерт по красочным картинкам в меню. Они выпили шампанского, причем короткий тост в собственную честь Вика произнесла сама, так как Полина от волнения ничего путного сказать не смогла. Надеясь, что алкоголь хоть чуть-чуть избавит Полину от смущения, Виктория сказала:

– Скажи, тогда, в больнице, ты знала, кто я?

– Нет, – смущенно улыбнулась Полина. – Я думала – ангел…

Сбивчиво и пространно она рассказала Вике о слезах великанши Поповны и своем первом знакомстве с романами, стараясь называть при этом «психушку» – «другой больницей». Виктория выслушала ее с задорной улыбкой.

– Твоя Поповна стоит того, чтобы подарить ей новую книгу с моим автографом. Слушай, а можешь ты пригласить ее от моего имени на презентацию новой книги? Очень хочется посмотреть на нее, наверно замечательный типаж…

– Правда? Она была бы на седьмом небе от счастья!

Им принесли мясо. Вместо пианиста, тихо перебиравшего клавиши, за пультом на сцене появился ди-джей. Ритмичная музыка оживила обстановку.

– Я хочу спросить тебя, – сказала Виктория. – Ты можешь не отвечать, если тебе не понравится мой вопрос. Я не обижусь. – Она заглянула Полине в глаза. – Как ты оказалась в больнице? То есть.., почему?

Полина грустно смотрела на Вику.

– Я понимаю, – пробормотала она, – со стороны это должно выглядеть глупо…

– Глупо? Разве про такое можно сказать «глупо»? Скорее – страшно, горько… Несчастная любовь? Такая сильная, что можно решиться расстаться с жизнью?

– Нет. То есть – да. Даже не знаю. – Полина растерялась.

В последние несколько месяцев она не вспоминала своего бывшего дружка.

– Ты до сих пор любишь его? – осторожно спросила Виктория.

– Нет. Это быстро прошло. Да я, наверно, и не любила…

– Но ведь ты могла сделать непоправимое, – обескуражено проговорила Вика.

– Наверно мне повезло, что этого не случилось. Да и потом, может быть, не в любви суть?

Мне было очень тяжело одной. Не с кем даже поговорить…

Виктория молчала. Она ожидала другого. Ей хотелось узнать из первых рук, как любовь заставляет человека расстаться с жизнью. А Полина не удовлетворила ее интереса. Виктория достала из сумочки длинную дамскую сигарету и закурила. Говорить было больше не о чем.

– Это для вас. – Официант поставил в центр стола узкую длинную вазу с орхидеей.

Полина ахнула и с восторгом взглянула на Викторию, но та ничуть не обрадовалась: едва уловимая тень тронула ее лицо и она чуть отпрянула от цветка. Потом дважды коротко затянулась и воровато обернулась через плечо. Музыка внезапно оборвалась и тут же снова обрушилась на зал песней ДДТ «Гори, гори, моя звезда!». Вероятно в аппаратуре возникли какие-то неполадки, потому что звук вырвался на свободу с такой силой, что стены кафе задрожали.

«Ты будешь вечно незабвенная в душе измученной моей…»

Это было похоже на шабаш ведьм, на вакханалию. Гремело и вибрировало само пространство вколачивая в посетителей предельными децибелами истину о беспредельной любви. Вопль о невозможном – вот что слышала Полина, зачарованно вглядываясь в полумрак сцены.

Ди-джей ползал вокруг аппаратуры и жестами успокаивал посетителей, которые все как один повернулись в его сторону.

Только Виктория сидела неподвижно и смотрела прямо перед собой на пепельную орхидею.

Лицо ее ничего не выражало, сигарета выпала из тонких пальцев и медленно тлела в пепельнице.

Едва песня закончилась, звук вернулся в свои обычные рамки.

– Здорово, – выдохнула Полина. – Ужас, как здорово.

И этот цветок, и эта песня показались ей не случайными, а частью какого-то особенного романтического приключения. Виктория, наверно, давно привыкла к таким сюрпризам, и, судя по ее лицу, они ей порядком поднадоели.

– Действительно – ужас, – тихо сказала она и вдруг озорно предложила:

– Давай допьем шампанское! Не знаю как тебе, а мне это сейчас крайне необходимо.

Ее словно подменили. Она теперь говорила без умолку, рассказывая о том, как ходили в детстве с отцом на рыбалку, о выпускном бале, когда у нее сломался каблук в самый неподходящий момент и она вышла получать аттестат босиком, и еще о сотне милых пустяков, которые могли заинтересовать Полину. Виктория заказала еще шампанского и старательно подливала вино Полине, делая вид, что и сама не отстает от нее.

Тем временем мысли ее были далеко от собеседницы…

С тех пор, как насквозь промокшая вернулась из клуба «Летучая мышь», она ни разу не видела Вадима. Только чувствовала его присутствие… Да что там – чувствовала, знала наверняка, что ему известен каждый ее шаг. Хотя поняла она это не сразу.

Она тогда пережила серьезный разговор с матерью. Дина вторые сутки пила валидол к тому моменту, когда дочь позвонила в дверь. Виктория стояла на пороге промокшая и опустошенная.

Сил на то, чтобы плести для матери небылицы у нее не осталось. Едва взглянув на Дину, она решила: хватит игр, мать должна знать правду.

В конце концов кто-то ведь должен знать про тебя правду, иначе жить становится невмоготу.

Она рассказала ей о своем пребывании в клубе, а заодно и о чудесной однокласснице Милочке, давно исчезнувшей с ее горизонта. Виктория проводит у нее чуть ли не каждую субботу. Виктория ждала сцен, истерики, скандала, но ничего этого не последовало. Мать смотрела на нее печально.

– Господи, как ты на него похожа! – сказала она и отправилась курить на кухню.

Разговор они продолжили нескоро. Вернувшись в комнату Виктории, Дина застала ее крепко спящей и не стала будить, лишь укрыла пледом и посидела тихонько рядом, вглядываясь в черты лица дочери. Наверно не всех женщин Господь сотворил такими, как она, спокойно обходящейся без мужчины. Есть и другие женщины, которым мужчина необходим как воздух.

И вероятно, Виктория – из их числа. Она вспомнила, как муж сказал ей однажды, когда она, сославшись на головную боль, пыталась отвертеться от супружеской «повинности»: «Если ты мне откажешь сейчас – я сойду с ума!» Она заглянула ему тогда в глаза и поняла: он говорит правду. Значит, и Виктория…

Но как же это несправедливо! Почему именно ее дочь страдает этим.., недугом? Именно – недугом. Только так и могла Дина объяснить себе потребности дочери. Неужели мало она вынесла грязи с мужем, чтобы еще и теперь, на старости лет…

Единственным средством, способным помочь в данных обстоятельствах, ей виделось замужество.

Но Вике сложно будет найти хорошую партию.

Судя по ее рассказам, она презирала мужчин.

Дина прекрасно понимала, что пытаться остановить дочь бесполезно. Так же бесполезно, как бесполезно было удерживать мужа. Но нужно принять срочные меры. Кто-то ведь, несмотря на ее смешную маскировку, мог узнать в ней Викторию Королеву, и тогда… Дина застонала: скандала не миновать, Вика слишком известна, чтобы газетчики оставили без внимания ее похождения.

А если не газетчики, то кто-нибудь может шантажировать ее. Кто-нибудь из тех, с кем она провела ночь.

Дина схватила телефон и позвонила на почту.

– Серафима, здравствуй. Это Дина Рубахина.

Симочка, извини, что так внезапно, но у нас переменились обстоятельства. Да, да. Вика собирает материал для следующей книги, а потому хочет почитать письма своих поклонниц. Буду очень тебе признательна, если ты… Спасибо, Симочка. Большое спасибо.

После Вадима Виктория месяц не выходила на улицу. Пережитое помогло ей иначе взглянуть на мир: в новой книге прибавилось горечи и испытаний, а финал, украшенный как всегда счастливым концом, прозвучал настолько убедительно, что Виктория сама готова была поверить в его возможность. Новая книга отправилась в редакцию, и Вика, улучив момент, когда мать вышла из дома, сбежала, оставив ей записку: «Не жди меня к обеду».

Разумеется, записка должна была сказать Дине гораздо больше. «Я взрослая, мне самой решать», – прочла она между строк. Ей оставалось только ждать возвращения дочери, ждать и молиться, чтобы все обернулось без сюрпризов. И она молилась, но наверняка молилась недостаточно и неумело, потому что именно эта вылазка Виктории оказалась роковой и переменила всю их жизнь.

Молодой человек, с которым Вика познакомилась на дискотеке, казался прямой противоположностью Вадиму: легкий, как майский ветерок, он уже после второго танца предложил ей «посмотреть его коллекцию марок», лукаво добавив, что если она, конечно, предпочитает марки обручальным кольцам. Вика предпочитала «марки». Он усадил ее в новенькую «девятку» и повез к себе.

Они ехали двадцать минут, и Виктории казалось забавным, что они двигаются в направлении ее дома. А когда машина остановилась, она не сразу решилась выйти: молодой человек жил в соседнем доме. Его подъезд хорошо просматривался из ее окна. Виктория замерла на мгновение, выпорхнула из машины и тут же вошла в подъезд. Они провели в постели два незабываемых часа и потом поболтали немного за кофе, прежде чем расстаться.

Она никогда в жизни не вспомнила бы, о чем они болтали, если бы не обстоятельства…

Виктория настояла на том, чтобы он не провожал ее. Это оказалось довольно просто, потому что ее рыцарь, утомленный любовью, получил свое и рад был, что его избавили от необходимости быть галантным. Он не спросил ни номера ее телефона, ни будет ли она еще раз в той же дискотеке. Он Нежно поцеловал ее у порога и закрыл за ней дверь.

Дина не задала ей ни единого вопроса, когда она вернулась. Рассказала о звонке из редакции по поводу допечаток ее первых романов, пересказала новости, прослушанные по каналу «Культуpa», и отправилась в булочную. Виктория приняла душ и, блаженно улыбаясь, вытянулась на диване с дамским журналом. То, что она перестала лгать матери, принесло ей огромное облегчение – словно гора с плеч упала. Это было для нее новое переживание, а в таких случаях она обычно рисовала себе разные сцены, где такое переживание могло бы стать стержнем любопытного сюжета.

Виктория так и не успела раскрыть журнал до возвращения Дины. А после того, как мать вернулась, она и думать о нем забыла…

Дина вошла в гостиную бледная, на лице ее было написано отчаяние.

– Мама, тебе нехорошо? – подскочила Виктория. – Валидол? Или померить давление? Что, мама?!

Дина покачала головой и достала из кармашка таблетки. Проглотив одну, она спросила, пытаясь улыбнуться:

– Плохо выгляжу, да?

– Мам, – пошутила Виктория, чтобы подбодрить Дину, – ты выглядишь так, словно увидела приведение.

По опыту Вика знала: чем охать и пугаться, лучше сделать вид, что все не так страшно, тогда мать сама не пугается и приходит в себя. Но на это раз Дина посмотрела на Викторию с ужасом:

– Иногда мне кажется, что ты видишь сквозь стены… Я действительно.., действительно видела приведение.

– Ну мама! – укоризненно покачала головой Виктория.

Дина подняла голову:

– Ведь когда человек умирает, душа не отходит сразу, она где-то рядом с мертвым телом…

Виктория испугалась за мать. Она встала с дивана, обняла ее за плечи:

– О чем ты говоришь? Ведь никто не умер…

Дина сухо всхлипнула:

– Я шла из булочной… А там этот негодяй, – последнее слово она произнесла чуть не плача. – Ну скажи на милость, Вика, почему люди совсем не думают о других?! Как же это можно вот так взять и…

Виктории на минуту показалось, что они поменялись ролями. Она взрослая и опытная мать, а ее маленькая дочурка хнычет, испугавшись чего-то…

– Мам, так что там случилось?

– Ох. – Дина прикрыла глаза. – Нет, не могу. Не усну сегодня. Целую ночь будет у меня перед глазами стоять.

– Что будет стоять?

– Самоубийца этот.

– О Господи! – воскликнула Виктория.

Еще со времен развода, впервые попав в больницу, да еще с инсультом, мать панически боялась смерти. Зная это, Виктория старательно избегала любой темы, касавшейся скоротечности жизни. Она никогда не извещала мать о смерти знакомых, не говоря уже о том, чтобы рассказывать о гибели неизвестных ей людей. Даже в своих романах она всеми мыслимыми средствами старательно избегала темы старости и смерти, пусть ненасильственной.

– Мамочка, ну надо же так! Я надеюсь, это произошло не на твоих глазах, – испуганно спросила Виктория.

– Да какая разница! – возмутилась мать. – Что на моих, что – нет! Ведь он там так и лежит!

Никто даже не потрудился убрать его с тротуара!

Столпились и пялятся! Может быть, не догадались позвонить в «скорую»? – Она посмотрела на Викторию. – Ты знаешь, – Дина засуетилась, – я сейчас позвоню. Иначе он до завтра там будет лежать.

Она направилась в холл.

– Вика, ты не помнишь, «скорая» у нас «02» или «03»?

Но Виктория не отвечала ей. Она подошла к окну и отодвинула занавеску. С третьего этажа ей прекрасно было видно и стоящих в кружок людей, и молодого человека, лежащего на тротуаре у их ног. Поодаль остановилась милицейская машина, и Виктория уже хотела крикнуть матери, что звонить никуда не нужно, но слова застряли у нее в горле. Она узнала молодого человека, ветреного, как майский ветерок, и ухватилась за подоконник, чтобы не упасть.

И она не упала, не потеряла сознания, но все-таки выпала из реальности, потому что пришла в себя, только когда осознала, что мать пытается и никак не может оттянуть ее от окна.

Виктории казалось, что у нее остановилось сердце. Она то и дело прислушивалась, бьется оно или нет. Но расслышав лихорадочные частые его толчки, не могла понять, почему ей трудно дышать и весь мир плывет куда-то к чертовой матери. Почувствовав во рту вкус валидола, она сжала таблетку зубами, словно только так и можно было выжить и никак иначе.

Потом она снова пересказывала матери свои тайны и ей казалось, что злой рок преследует ее и каждый шаг теперь обернется ужасом или страданием, а раскаяние всегда будет запоздалым и бесполезным.

Мир восстал против Виктории, но мать приняла ее сторону. Дина гладила Викторию по голове – мать и дочь снова поменялись ролями.

Дина смотрела на вещи трезво. Главное сейчас – чтобы происшествие не получило огласку.

– Вика, – шептала она, – ты вышла незаметно, ведь так? Тебя не мог увидеть кто-нибудь из соседей?

Вика качала головой, изнемогая от воспоминаний. На губах, на шее, на груди вспыхивали и гасли нежные поцелуи. Тело не хотело забывать…

– Вы ведь с ним разговаривали, Вика, а? Он не показался тебе странным?

Нет же, он не показался ей странным. Он показался ей самым нормальным из тех, с кем когда-нибудь приходилось встречаться. Он был ненавязчив, ласков и мил. И слишком легкомысленен, чтобы решиться на такое… Чтобы отважиться… Ей вдруг стало необыкновенно жалко его, так жалко, словно погиб ребенок. Она заплакала. Слезы катились по щекам и она мотала головой: нет, ей не показалось, что у него была причина… Нет, он не говорил ни о несчастной любви, ни о карточном долге. Нет, не просил у нее денег взаймы. Нет, она не отказывала ему, потому что встретиться еще раз он не предлагал.

– Вика, – требовательно говорила Дина, – вспомни все до малейших подробностей: о чем вы с ним говорили?

Он говорил, что любит кофе без сахара – горький, как коньяк. Дальше она пропустила что-то, потому что пробовала его высказывание на вкус: коньяк был ароматней, и у него другая плотность… Он говорил, что она непереносимо хороша и ему хочется снова забраться с ней в постель. Но поскольку они делали это уже трижды, то он боится застрять в сегодняшнем дне навсегда, как мартовский кролик. Он однажды застрял так, но не по своей вине. Одна девушка хотела, чтобы он остался у нее навсегда, как мартовский кролик. И это означало – жениться. Но он не хочет жениться. Ему страшно застрять где-нибудь на одной кухне, на одном диване. Он странник… А девица до сих пор сходит с ума: дышит в телефон, дежурит в подъезде… Он говорил: пока, моя хорошая, даст Бог, свидимся еще. Хорошо, провожать не буду. Честно говоря – даже рад. Энергии теперь – море, засядука за работу. Дай-ка я тебя поцелую на прощание, говорил он.

– Это все? – спросила Дина.

– Все. Если не считать того, что через полчаса он… Он все-таки застрял в сегодняшнем дне.

Звонок в прихожей раздался так внезапно, что Дина и Виктория разом вздрогнули. Дина оправилась первой. Консьержу вполне можно доверять, Бог знает кого он не пропустит. Возможно, соседка…

Но на пороге стояла совсем не соседка, а улыбчивый юноша с коробкой в руках.

– Служба доставки, – представился он, – посылка для Виктории Королевой. Пожалуйста, распишитесь.

– От кого, интересно? – пробурчала Дина, ставя подпись в указанной графе.

– Если внутри нет записки, можете позвонить в нашу службу, и дежурный назовет вам отправителя, – пожал плечами парень.

Он протянул Дине узкую длинную коробку и побежал вниз по ступенькам.

Виктория вышла в холл и поморщилась. Что-то неуловимо знакомое и неприятное витало в воздухе. Пока мать вскрывала посылку, она пыталась вспомнить – что же это такое. И когда Дина отбросила верхнюю крышку, Виктория поняла…

Орхидея была сиреневой, необыкновенной.

Наверно, такая красота призвана возбуждать высокие и такие же красивые чувства. Но Виктория смотрела на нее как утопленница. Цветок показался ей страшным, как сама смерть…

Несколько дней в доме стояла мертвая тишина.

Ни у Дины, ни у Вики не было сил обсуждать происшедшее. Орхидея медленно умирала на полу в холле.

Суеверный трепет не позволил Дине выбросить цветок или оставить его без воды. Цветок казался живым, мыслящим, но бездушным существом.

Виктория пыталась забыться за работой. Но получалось из рук вон плохо: несколько строчек в день – вот все, что она могла из себя выдавить.

Дина подходила к комнате дочери, стояла, затаив дыхание возле двери, прислушиваясь… Полная тишина. Так дальше продолжаться не могло.

– Вика, ты не хочешь уехать ненадолго? – предложила как-то она. – Может быть, куда-нибудь за границу: острова, теплые моря…

– Нет, мама. Я никуда не хочу.

– Почему? Ведь там…

– Потому что я боюсь, мама.

– Вика, но ведь может это простое совпадение…

– Может быть. Все может быть.

– Мне кажется, тебе пора взять себя в руки.

Звонили из редакции…

– Я не могу написать ни строчки, понимаешь?

– Девочка моя, это вполне нормально после двух десятков романов. Ты исчерпала весь запас сюжетов. Тебе нужно что-нибудь новенькое…

– Мама, я ведь объясняла тебе: сюжет погоды не делает…

– Главное – расшевелить твои чувства. Вот я и подумала…

Виктория пристально смотрела на Дину. Мать пришла к ней не просто так. Пришла как фокусник – что, интересно у нее в рукаве на этот раз?

Дина тем временем слабо улыбнулась дочери и протянула письмо.

– Вот почитай.

– Что это? – поморщилась Виктория. – Очередное признание в вечной любви тринадцатилетней корреспондентки? Со стихами?

Дина встала.

– Я оставлю тебя одну. Почитай. Ты известная, богатая, молодая, красивая. Слезы твои, они, что называется, от того, что бисер мелок.

У людей беды пострашнее…

– Ой, нет, я не хочу читать про чужие беды.

– Придется, – отрезала Дина. – Я уже прочитала и не могу выбросить это письмо из головы. Мне очень хочется помочь этой женщине, понимаешь? Но чем помочь – ума не приложу.

Мне нужен твой совет. Так что ради меня – прочитай. Я не прощу себе, если не помогу ей хоть чем-то…

Дина вышла из комнаты и осторожно прикрыла за собой дверь. Виктория пожала плечами и взглянула на конверт. «От Амелиной Е. Г.» – значилось сверху. Ну что ж, придется…

…Виктория вынырнула из своих мыслей и на нее вмиг обрушились музыка и вопросы Полины.

Весело ответив ей, Виктория приняла, наконец, решение.

– Поля, – небрежно заметила она, – мы с тобой уже столько выпили, что если бы нас видела моя мама…

Они дружно рассмеялись.

– Так, – изображая повышенную серьезность, продолжила Виктория, – сейчас я закажу такси, и мы поедем ко мне. И не вздумай возражать! Я не отпущу тебя одну так поздно!

Полина радостно улыбалась, она и не думала возражать. Ее мечта сбывалась на глазах. А ведь в самом начале вечера был момент, когда она решила, что ее надежды на дружбу с Викторией – лишь глупые мечты.

Виктория теперь держала себя совсем по-другому. Она много говорила, смеялась и даже в такси, сев рядом с водителем, все время оборачивалась к Полине…

– Не хотите забрать с собой ваш прекрасный цветок? – удивленно спросил официант, когда они встали из-за стола.

– Конечно!

Про себя Виктория проклинала его заботу на чем свет стоит.

– Пожалуйста, заверните мне его во что-нибудь…

Она больше не станет смотреть, как этот дымчатый зверь подыхает в ее прихожей. Она забудет его в такси под сиденьем…

Но и таксист оказался бдительным.

– Девушки, ваш сверток, – радостно сообщил он.

Всю дорогу Виктория, оборачиваясь к Полине, всматривалась в стекло: не едет ли кто-нибудь следом за ними. Она была взвинчена не на шутку. Алкоголь придавал ей смелости, но смелость эта попахивала отчаянием: движения были слишком резкими, мысли – чересчур однозначными. Цветок сводил ее с ума. Причудливое растение выступало в роли посыльного смерти и каждый раз приводило ее в ужас. Но Виктория всегда знала, что означает это послание. Но сегодня? Сегодня этого цветка не должно было быть! Не должно было, но он все-таки появился в ее доме, и Полина теперь хлопотала в гостиной, устраивая его в самой красивой вазе. Сказать ей, чтобы она выбросила это чудовище или подождать до завтра? Наверное, не стоит рисковать…

Виктория выдала Полине, едва державшейся на ногах от усталости, комплект постельного белья и свою пижаму, положив ее в вечно пустующей комнате для гостей. А сама села в кресло возле стола и уставилась на непрошеного серого пришельца с такой ненавистью, точно пыталась испепелить его взглядом…

Глава 16

Письмо Кати – в ту пору еще Екатерины Григорьевны Амелиной – совершенно незнакомого ей человека, быстро привело Викторию в чувства.

Она привыкла влезать в шкуру своих героев, представляя, что они должны чувствовать и о чем думать, а потому ей не составило труда прочувствовать все то, что стояло за сдержанным содержанием письма. Прочтя последние строки и бросив письмо на кровати, она пришла к Дине.

– Нужно что-то делать, и немедленно. Эта женщина может натворить глупостей. Может быть, поедем к ней? Мама, сейчас же!

Дина странно посмотрела на нее тогда, очень странно. И Виктория словно обрела на мгновение способность к телепатии, прочла в этом взгляде все, что та хотела ей сказать… Боль и гнев, порожденные чудовищной несправедливостью сегодняшних событий, рвались вылиться местью любой несправедливости этого мира. Господин Амелин в тот день представлялся ей олицетворением самой страшной несправедливости. Ей объявили войну, и она приняла условия, защищая все то, что еще могла защитить…

Дина позвонила Амелиной утром. Женщина занималась приготовлениями к переезду и совсем не ожидала какого-либо участия со стороны своей любимой писательницы, а потому едва Дина представилась и произнесла слова утешения, Амелина расплакалась навзрыд, да так, что разговор пришлось прервать…

Она перезвонила Дине через полчаса.

– Вы даже не представляете, что для меня значит ваш звонок, – сказа ей женщина. – У меня ведь даже подруг нет… Это счастье – знать, что на свете живут такие добрые люди.

Только… Ради Бога, не подумайте, что я обратилась к вам за деньгами или там… Нет. Мне достаточно и того, что вы позвонили. Это согреет мою душу.

– Послушайте меня, – серьезно сказала Дина, – не делайте глупостей. Немедленно выбросьте из головы мысль о том, чтобы покончить с собой или… Словом, вы меня понимаете. А теперь запомните то, что я вам скажу: прекратите собирать вещи и перезвоните мне через неделю.

Слышите? Ровно через неделю…

…Господин Амелин – маленький круглый человечек с лоснящейся лысиной на затылке – откупорил бутылку коньяка, чтобы достойно завершить трудовой день. Пока наливал, затрещал телефон, и он поморщился: ясное дело, звонила Зоя. «Вот ведь не жена еще, а уже пасет почище самой законной», – пронеслось в голове Амелина, и он не торопился взять трубку. Коньяк обжег горло, ароматными парами пошел по телу. Амелин ответил.

– Вячеслав Анатольевич, вас Зинаида Николаевна.

– Давай, – буркнул он в трубку. – Слушаю.

– Котик, это я.

Зинаида говорила преувеличенно мягко. Ей так не терпелось занять место Кати в его роскошном особняке, что она, позабыв об осторожности, ежедневно донимала Амелина расспросами о том, что скоро ли завершатся сборы и будет заказана машина. Если бы «котик» позволил, то она непременно заявилась к нему домой собственной персоной и помогла бы Катьке упаковать вещи, лишь бы ускорить процесс. Собственные пожитки она упаковала еще неделю назад и жила, что называется, на чемоданах.

– Извини, не займу у тебя много времени, – прощебетала Зинаида, прощупывая почву.

Но почва сегодня была зыбкая. Котик не ответил, не сказал, что «все его время принадлежит теперь ей одной», как было в прошлый раз, а лишь тяжело засопел в трубку. Зинаида почувствовала опасность. Пожалуй, сегодня не нужно начинать разговорно переезде. Но вопрос на кончике языка вертелся так рьяно, что сорвался сам собою, не взирая ни на что (на решение хозяйки).

– Котик, она еще не выехала?

– Нет, – в голосе Амелина сквозило раздражение.

– Ах, милый… – вздохнула Зинаида. – Долго ли тебе ее еще терпеть?

– Не плачь, – бросил он довольно резко. – Выедет, куда денется. Сегодня я встречаюсь с адвокатом по поводу развода. Вроде бы она не станет подавать на раздел имущества.

– Дорогой мой! – Теперь Зинаида была по-настоящему счастлива. – Тогда я не смею тебя задерживать! Такая важная встреча! Увидимся завтра, как планировали?

– Угу, целую. – Он бросил трубку на рычаг и посмотрел на бутылку.

Рюмка коньяку была той точкой, которую он обычно ставил в конце дня. Зинка нарушила его ритуал. После рюмки он уже не подходил к телефону, а садился за руль и ехал домой. Вот и теперь у него осталось ощущение, что точка так и не поставлена. Он налил вторую рюмку до краев, с удовольствием поднес ко рту и тут снова зазвонил телефон. Коньяк расплескался. Грязно выругавшись про себя и выругав заодно секретаршу, он спросил:

– Что тебе? Убью, если из-за ерунды…

– К вам дама, – простонала секретарша. – Говорит, вы ее ждете.

– Зина? Зинаида Николаевна, что ли? Какая еще дама?

– Нет, не Зинаида Николаевна. Она не желает представляться, извините.

Амелин снова выругался и щелкнул тумблером. На его экране загорелся маленький монитор, вмещающий приемную. Рядом с перепуганной секретаршей на краешке стола, покачивая ногой, сидела умопомрачительная брюнетка в короткой кожаной юбке. Амелин хмыкнул и сказал в трубку уже совсем другим тоном:

– Ладно, посмотрим. Дуй сюда с тряпкой и дезодорантом.

Секретарша появилась мгновенно вытерла со стола лужицы коньяка, хотела было прыснуть освежителем воздуха, но Амелин остановил ее: не стоит, рабочий день закончился, он имеет вполне законное право расслабиться. Подумав, он достал вторую рюмку и поставил рядом с бутылкой.

– Зови и можешь быть свободна. Я сам закрою.

Впившись глазами в монитор, он наблюдал, как брюнетка слезла со стола, взмахнув юбкой. Через минуту дверь открылась и он смог рассмотреть ее.

Таких ног Амелин не видел последние двадцать лет, а такого сочетания, когда и ноги хороши, и мордашка – прелесть, вообще припомнить не мог.

«Молодая, глупая и наглая», – сразу же поставил он диагноз девице. Хорошо бы начала клянчить вакансию или какие-нибудь пожертвования. Уж он бы сумел воспользоваться ее нуждой. По полной программе. Прямо здесь и сейчас. Ах, какая цыпочка…

Посетительница тем временем удобно уселась в кресле и закинула ногу на ногу.

– Можно курить, – спросила она, уже чиркнув зажигалкой.

«Очень наглая. Если она из благотворительного общества, то не ошибусь, предположив, что это не что иное, как профсоюз ночных бабочек», – подумал Амелин, "но отвечать не стал: пусть понервничает.

Но девица нисколько не смущалась его молчанием, а лишь выпускала колечки дыма в потолок. И так ловко у этой бестии получалось все это: демонстрировать свои ноги, голый живот и абсолютную уверенность в себе, что Амелин не выдержал, улыбнулся ей.

– С чем пожаловали? – спросил он вальяжно, тоже доставая сигарету.

– А вы разве не знаете? – спросила она, серьезно удивившись. – Мне сказали – поймете. – Девица насторожилась и перестала пускать кольца. – Я ведь не ошиблась? Вы – Амелин Вячеслав Анатольевич?

– Да, – протянул он, лихорадочно соображая, кто же мог подослать ему такую штучку.

«Витек, что ли? – быстро соображал он. – Да нет, зачем ему. Он делиться не любит. Димка совсем отпадает – он брат Зинки, шутить с такими вещами не станет…»

– Мне сказали, вы скоро женитесь, – подсказала девица. – Так?

– Ну…

– Вам друзья собираются мальчишник устроить…

– А! – протянул Амелин. – Так вы…

– Ну из торта выпрыгивать не обещаю, – Ухмыльнулась девица. – Однако скрасить ваш маленький сабантуй, пожалуй, смогу.

– Вы…

Амелин снова улыбнулся и спросил девицу по-свойски – чего церемониться, раз она из этих:

– Выпьешь?

– Смотря что, – обворожительно улыбнулась она в ответ. – Количеству предпочитаю качество.

«Из дорогих, наверно», – решил Амелин.

– «Рене Мартин» подойдет? – ехидно спросил он.

– Настоящий? – она кокетливо наклонила голову.

Амелин вздохнул, всем своим видом показывая, что вопрос неуместен и разлил коньяк. Поскольку девица вставать с кресла не собиралась, ему пришлось выйти из-за стола и подать ей рюмку.

Она потянулась за ней тонкими пальчиками и выпила, глядя Амелину в глаза. Вторая рюмка – это уже перебор, на случай, если остановит гаишник, но ведь он всегда может вызвать такси. А раз он вызовет такси, то, пожалуй, может задержаться с этой кошечкой на полчасика и обсудить, не стоит ли им перенести мальчишник на сегодня, чтобы не обременять себя долгим ожиданием.

Он чувствовал легкое опьянение и сладкую свободу. Неужели все это закончится через три недели, когда Зинка въедет в его дом? Обеды – это конечно прекрасно, но ведь на свете есть и другие радости. Амелин погладил девушку по ноге в шелковистом чулке и внутренне замер: что будет? У него никогда не было таких женщин: страшно молодых и как с картинки. Он никогда и не надеялся, что они у него будут. И вот на тебе, на старости лет… Хотя. Какие там годы.

Рядом с ней он чувствовал себя мальчишкой.

С той лишь разницей, что мальчишкой он никогда бы не решился даже посмотреть в сторону такой цыпочки.

– Ты.., из агентства какого-то, что ли? – спросил он ласково. – Давай еще по одной?

– Давай. А почему ты спросил про агентство?

Он ухмыльнулся:

– Адресок оставь, навещу как-нибудь.

Она расхохоталась:

– Разоришься.

Амелин с недоумением оглядел свой кабинет и костюм: неужели он производит впечатление человека некредитоспособного? Нужно подумать об этом на досуге, обсудить с имиджмейкером.

Но сейчас хочется поскорее заняться с барышней делом. Черт с ним, с мальчишником. Пусть представит, что из торта уже сиганула, и отработает свои денежки прямо сейчас. Он плотоядно покосился на кожаный диван и, представив, как по нему заскользят ее чулочки, зажмурился.

– Так ты из самых дорогих? – Он присел рядом с ней на стул и уже не отрывал ладони от ее ноги.

– Я – эксклюзив, разве не заметно? – Девица взлохматила его редкие волосы, и он окончательно потерял голову.

Такого мощного призыва собственной плоти он не слышал со времен подросткового периода, когда впервые ему на глаза попали порнографические картинки.

– Может быть, мы не станем ждать п-праздника, – запинаясь от волнения, произнес он. – Может, организуем праздник прямо сегодня? Сейчас!

Девушка посмотрела на него задумчиво.

– Хотите проглотить десерт в один присест? – спросила она сощурившись. – Нет, конечно, можете навалиться на меня прямо здесь, сделать свое дело в три минуты и всю оставшуюся жизнь потом жалеть, что так поторопились.

У меня своя программа…

– Хочу программу, – прохрипел Амелин. – Сейчас.

– Хорошо. – Девушка резко поднялась. – Тогда мне потребуется шампанское, взбитые сливки и шоколадная паста. К тому же я страшно голодна. Может быть, мы сначала посетим какой-нибудь уютный ресторанчик? Здесь на углу, кажется, есть что-то приличное. Если вы располагаете временем, конечно.

Амелин позвонил шоферу и велел привезти ящик шампанского и все перечисленное девушкой.

– Вы любите детей? – неожиданно спросила девушка, когда он ставил офис на сигнализацию.

– Обожаю. Но Бог миловал, у меня их нет…

«Как же, нет! Ах ты дрянь…» – остатки сомнений покинули Викторию, уступив место гневу. Этот негодяй получит по заслугам. Готов тратить бешеные деньги на девку, а собственному больному ребенку собирается выплачивать грошовые алименты. По улице они шли медленно. Виктории приходилось чуть ли не силой удерживать своего прыткого кавалера. Она незаметно взглядывала в стекла витрин, стараясь заметить, следят ли за ними. Будет обидно, если нет. Тогда придется все сделать самой… Но сможет ли она?

В кафе они пробыли полчаса. Назад возвращались так же медленно и неторопливо. Вика постаралась не привлекать к себе внимания охранника и проскользнула на лестницу, пока Амелин брал у того ключи.

– Симпозиум? – пошутил охранник, завистливо кивнув.

– Коллоквиум, – вздохнул Амелин. – Приедет Алик, пусть поднимется и оставит все у двери. Я сам заберу. Понимаешь? – доверительно шепнул он.

– А кто бы вас не понял! – развел руками охранник.

Несмотря на все ухищрения Вики, близость их заняла ровно пять с половиной минут, и чтобы повторить этот трюк у ее кавалера явно не хватало физической подготовки. Она еще исполнила для него несколько акробатических упражнений без шеста, отчего он пришел в полный восторг: глазами он был жаден. В конце концов они спустились вместе вниз, Вика шмыгнула мимо охранника, а на улице взяла Амелина под руку.

– Давай я отвезу тебя домой, – ласково предложила она. – Мой герой устал, – прибавила она льстиво.

– А как же ты потом? – лениво проявил он галантность. – Я живу на окраине, там и метро-то нет.

– Думаешь, меня никто не подвезет до дома? – удивленно спросила она. – Поехали.

У дома Амелин поблагодарил Викторию и записал номер телефона, который она придумала на ходу.

– У тебя горит свет? – спросил она. – Ты живешь не один?

– А-а… – протянул он и, не моргнув глазом, соврал:

– Домработница. Я просил ее дождаться меня. Она живет неподалеку, сейчас выпровожу.

– Молоденькая? – подняла брови Вика.

– Карга, – шепнул он, наклонившись к ней и целуя в шею. – Увольняю в конце недели. Так что милости прошу…

– Забегу, – пообещала Виктория туманно.

.Домой она вернулась глубокой ночью. Коттеджи, где жил Амелин, стояли на отшибе, у леса, и никакого транспорта там действительно не было. До дороги, где можно было поймать машину, Виктория шла добрые пятнадцать минут. Она шла быстрым шагом, стараясь не оглядываться, и каждой клеточкой своего сердца чувствовала, что она не одна на темной улице. Кто-то незримо сопровождал ее… И от ужаса у нее сводило скулы, и губы она искусала в кровь…

Цветок принесли на следующий день вечером.

Он был метровый, с оранжевыми прожилками.

Виктория спала, когда это случилось, а Дина, расписавшись за посылку, прощупала каждую складку бумаги. Ей почему-то казалось, что должна быть записка. Однажды он обязательно напишет записку… Но записки не было. Тогда она отломила цветочную чашечку, а ветку с листьями порезала ножницами на мелкие кусочки. Резала и приговаривала про себя: «Всем неверным мужьям за обиженных женщин! Чтобы каждый из вас знал и боялся… Чтобы от страха мысли не было взглянуть на другую! Чтобы вы все поняли, наконец, что такое женская ненависть!» Она чувствовала себя ведьмой, колдующей справедливость. Она поднимала поруганное знамя оскверненной женской гордости. И ненависть к неверным мужчинам была ее гимном, и молитвой, и проклятьем…

Еще через день Дине позвонила Катя. Захлебываясь переполнявшими ее чувствами, она умоляла Дину приехать к ней домой немедленно.

Зная, что Катя не может оставить сына надолго, но не желая показываться в ее доме. Дина назначила ей встречу в кафе, неподалеку от ее дома.

– Это ужасно.., то, что произошло. Я знаю, нельзя радоваться смерти, но я и не радуюсь, мне, несмотря ни на что, жаль Славу. Я радуюсь тому, что мой мальчик спасен! Мой сын будет ходить!

Она плакала и смеялась, сумбурно пересказывая историю вчерашнего дня, последнего, который она должна была провести в своем доме.

Амелин пришел с работы в полдень, собираясь лично проследить, чтобы Катя выехала в назначенный ей срок. Они с сыном в это время должны были уже вернуться от врача, но задержались, Катя вынуждена была признаться, что у нее нет денег на операцию. Врач вела мальчика последние пять лет, составила программу его лечения, став для них близким человеком. И вот теперь… Плакали обе. Катя, теряя последнюю надежду. Врач – забыв о гуманности своей профессии и проклиная Амелина на чем свет стоит. Потом обе долго пудрились и красились: мальчик не должен быть заметить их заплаканных глаз. Врач обещала наскрести собственных средств на телевизионную рекламу. Хотя Катя не верила в успех этого предприятия, пятнадцать тысяч долларов – слишком большая сумма.

Сын смотрел на нее с надеждой, когда она вышла из кабинета. Она везла его домой и думала только об одном: сейчас ей придется рассказать ему все. И о том, что они разводятся с отцом, и о том, что операции не будет. Она и так оттягивала этот момент до последнего. Дальше откладывать некуда.

Занятая своими мыслями. Катя не сразу заметила необычное скопление людей и машин возле их дома. Решила, что у соседей праздник и собираются гости, пока не разглядела милицейскую машину и «скорую помощь». Сын двигался с огромным трудом и терпеть не мог выбираться из машины при людях. Катя оставила машину неподалеку от дома и вышла узнать, что случилось.

Ее пропускали, перед ней расступались. Она удивленно смотрела на соседей, но никто из них не сказал ей ни слова. «Скорая» медленно отъезжала от дома. Слова милиционера никак не укладывались у нее в голове. Милиционер был молоденьким мальчиком, чуть старше сына – так ей по крайней мере казалось. Он говорил, что кто-то сломал шею, и она согласно кивала, не понимая, почему он обращается именно к ней.

– Я могу пройти домой?

– Я ведь объяснил вам…

И он начал сначала. Да, кто-то упал с третьего этажа и сломал шею. Это она поняла. Но никак не могла понять, почему ей нельзя домой. Но вдруг в голове молнией сверкнула мысль: Слава. И молоденький милиционер, объяснивший ей все, но забывший сказать о ком речь, произнес: «Ваш муж».

Это ее добило. Она села на ступеньки и заплакала. Да не тихонько, как привыкла в последнее время, глотая мелкие слезинки и надрывая сердце. Она завыла, раскачиваясь из стороны в сторону, как мусульманка, и рвала бы на себе волосы, если бы соседка крепко не обняла ее за плечи. «Этого не может быть!» – причитала Катя и, кроме Дины, ей некому было рассказать о том, что она пережила.

– Никому, верите, кроме вас – никому, – говорила она смеясь. – Меня как будто в могилу живьем закопали, а когда последний лучик надежды погас, вдруг выкопали обратно и сказали: живи и радуйся.

– Да, есть Бог, он все слышит, – кивнула Дина.

– Бог? Да о чем вы говорите?! Вы – мой Бог, Викторий – мой Бог.

– Да полно-те…. – отмахнулась Дина. – Мы-то…

– Не говорите, – зашептала Катя. – Богу я денно и нощно молилась. Он меня не слышал.

А вы услышали. И как вы сказали мне тогда: жди.

Катя перегнулась к Дине через столик.

– Я ждала. Ваши слова для меня были как Нагорная проповедь. Я ждала. И вот… – Она шептала совсем тихо. – Родная моя, вы спасли нас, мне вам руки целовать хочется. Я…

Катя была вне себя от счастья и действительно сделала попытку дотянуться до Дининой руки. Та спрятала руки под стол и так же тихо сказала:

– Катенька, не делайте глупостей. На нас люди смотрят. И послушайте: впереди еще много трудностей. Вам предстоит их преодолеть. Как вы видите свою дальнейшую судьбу?

– Нам главное – операция. А дальше – будь что будет.

– Нет, Катя. Вы должны получить все сполна за свои мучения. Завтра же я пришлю к вам своего адвоката. Пусть займется бумагами. Вы даже представить себе не можете, как вас могут облапошить добрые люди. Сан Саныч – высококлассный юрист.

Стоит недешево, но все деньги, которые вам полагаются после смерти мужа, выбьет вам до копеечки.

– Как это выбьет? – не поняла Катя. – Разве все не становится моим автоматически?

Дина вздохнула.

– Ах, святая простота. Отстали вы от жизни.

Посмотрите, сколько на ваше наследство найдется желающих: начиная от партнеров, уверяющих, что фирма гроша ломаного не стоит, заканчивая брюхатыми девчонками с заявлениями об отцовстве вашего бывшего.

Катя поморщилась:

– Господи, мне сейчас совсем не до этого!

– Я вам подошлю прекрасного пожилого мужчину: он деликатен, честен и умен. Он сможет подменять вас, пока вы будете заниматься делами. А о делах поговорим в другом месте. Запомните адрес: Декабристов, дом пять, квартира .. Только, пожалуйста, нигде не записывайте.

Через неделю, когда ваш сын ляжет на операцию, приходите туда. Я буду ждать вас. Кстати, познакомитесь с Викторией.

– Мне никогда вас не отблагодарить…

– Меня не нужно благодарить. Я ведь и сама прошла через жестокие испытания. Ваше счастливое лицо – вот моя награда. Пусть торжествует справедливость. А мы ей только немножко поможем. Вам пора к сыну. И помните, ни с кем не разговаривайте без Сан Саныча!

Глава 17

Полина сладко спала, а Виктория еще долго сидела в гостиной, пытаясь успокоиться. Цветок смутил ее.

Женщин, счастливо потерявших своих мужей, было уже около десятка. Дина занималась ими.

И время от времени кто-то из них как бы невзначай рассказывал о тяжелой судьбе подруги…

С женой Свешникова, например, познакомилась Катя Амелина. Случайно встретила в поликлинике и почувствовала, что женщина буквально стоит на краю пропасти… Катя пыталась помочь самостоятельно, потащила новую знакомую на курсы, предлагала работу в своей фирме. Но Рита Свешникова вышла на работу лишь на один день. А на следующий попала в больницу – мужу не понравилась ее идея стать самостоятельной… Возмущенная Катя рассказала об этом Дине, и уже через два месяца они с Ритой вместе ездили на какие-то курсы в Швецию.

Все женщины воспринимали происходящее как должное. Перед Викторией благоговели как перед жрицей страшного, но справедливого бога.

И все были довольны, кроме Вики. Все чаще и чаще ее посещала мысль: неужели она проведет всю свою жизнь так же, как эти два года? Она казалась себе самым случайным человеком среди этих женщин, считавших святым долгом помогать всем, кто оказался в подобном положении.

Их можно, было понять. Любовь, пережившая себя, не должна оборачиваться предательством.

Все они выжили в смертельно опасном кораблекрушении и добились безопасного плавания. Те, кто занял места своих мужей, набирая штат, удивляли своими требованиями. Женщины, не состоявшие в браке, их просто не интересовали.

Среди замужних предпочтение отдавалось тем, у кого больше детей или у кого дети маленькие.

Неудачницы, обремененные семейством и много лет не имеющие надежды вырваться из нищеты, принимались на работу без всяких рекомендаций, и через несколько месяцев этих женщин было не узнать, судьба давала им шанс – возможно единственный, – и они хватались за него мертвой хваткой.

Недостаток знаний пополняли работодательницы. Тема первой лекции звучала так: «Как стать сильной и самостоятельной женщиной».

Каждой одинокой матери находили няню, совмещающую функции домработницы, – ее на первых порах оплачивала фирма. А что касается профессиональных знаний… Свешникова, например, после краткосрочного обучения сумевшая с успехом руководить фирмой мужа, считала, что научить можно кого угодно чему угодно, было бы у человека желание.

Благодаря Виктории в мире стало гораздо больше счастливых женщин, но ей самой от этого счастья не прибавилось. Скорее – наоборот.

Ей приходилось иметь дело и с мужьями, которые отнюдь не были приятными людьми. Она говорила себе, что это – расплата. За ту безалаберную жизнь, которую она вела. Но чем дальше, тем ей становилось хуже. Однако все на свете, имеет предел и границы. Расплата тоже не может длиться вечно. Викторию раздражало, что Дина принимала ее жертву как должное. Она стала вдохновительницей маленького кружка и упивалась своей ролью мстительницы. О судьбе дочери. она совсем не думала.

Виктория изнемогала под тяжестью своей ноши, и вот однажды, месяца два с половиной назад, она впервые позволила себе протестовать.

– Я больше не стану этим заниматься, – сказала она Дине, когда та принялась рассказывать ей историю очередной жертвы мужского произвола.

Дина оторопела. Она не ожидала такого поворота.

– Ты хочешь сказать, – начала она прищурившись, но тут ей в голову очевидно пришла другая мысль, потому что она улыбнулась:

– Ты сможешь теперь обойтись без мужчины?

– Дурацкий вопрос.

– Не дурацкий, а прямой. Я спрашиваю – сможешь?

– Что это меняет?

– Если сможешь – Бог в помощь. Я по крайней мере буду спокойна за тебя. Но если нет… Ты ведь не допустишь, чтобы из за твоей прихоти гибли невинные люди. Вспомни того мальчика…

– Мама!

Виктория убежала в свою комнату и хлопнула дверью так, что со стены упала картина. Дина повесила картину на место и улыбнулась закрытой двери. «Подумай, подумай…» – пробурчала она себе под нос и отправилась хлопотать по хозяйству. Ее подопечные требовали все больше и больше ее времени, а потому она подумывала о том, чтобы нанять домработницу. Вечером она позвонила в «Помощницу»…

Вечером, когда Виктория вышла к ужину, Дина все-таки успела рассказать ей о женщине, находящейся в таком тяжелом положении, которое грозило «непоправимыми последствиями». Так она выразилась.

– Я не стану больше этого делать, – твердо ответила Виктория.

– Ты нашла выход? Во избежание осложнений я бы хотела узнать что это за выход заранее.

– Я не обязана… – сказала Вика, но Дина спокойно оборвала ее:

– Пора бы повзрослеть. Я устала сталкиваться с твоими проблемами в тот момент, когда они становятся неразрешимыми.

И все-таки Виктория не отступила от своего решения. Желание вырваться из когтей бога смерти, которому она служила, было настолько сильным, что она готова была на любое сумасбродство. Даже подумывала, не пойти ли ей в милицию и не признаться во всем. Если бы в этой истории была замешана только она, Виктория наверно так бы и сделала, но ведь пострадают и другие женщины…

Пока она металась в поисках выхода, Дина позвонила ей из больницы и попросила срочно приехать. В палате умирала женщина, которой Виктория не захотела помочь. Дина молча сидела рядом и держала ее за руку.

В это время в палату принесли девушку без сознания.

– Что с ней? – спросила Виктория медсестру.

– Да тоже отравилась, – махнула рукой та. – Сейчас только промывание делали.

– Она тоже умрет? – спросила Вика в ужасе, разглядывая совсем юное лицо.

– Эта – нет. Оклемается. Правда, если решилась на такое сознательно, прямая дорога ей в психушку…

Виктория стояла рядом с девушкой, когда та открыла глаза.

Девушка смотрела на нее словно сквозь пелену. Она была такая молоденькая, такая беззащитная что Виктория не смогла уйти. Ей хотелось уберечь хотя бы ее, потому что не удалось уберечь ту другую, которую не спешили перенести в морг. Виктория нагнулась к девушке так низко, что чувствовала ее теплое дыхание. Она пыталась заговорить с девушкой, но та смотрела на нее безжизненно, то ли не слыша, то ли не понимая.

– Послушай меня, – быстро шептала Виктория. – Что бы с тобой не случилось, ничего им не рассказывай. Скажи, что случайно приняла не то лекарство. Слышишь? Слу-чай-но!

* * *

Виктория вернулась домой и слегла. Ей не выбраться, думала она тогда. Нет никакой надежды… Оставался только один выход – бежать… Но куда? Как? Да и кто знает, не последует ли этот сумасшедший за ней? На всякий случай Виктория оформила загранпаспорт и расспрашивала женщин, собиравшихся у них на Декабристов, о путешествиях… Ей казалось, что в каком-нибудь европейском отеле он найдет ее очень быстро. Виктория подумывала об Африке… К тому же была еще одна проблема: деньги лежали на счету у матери, а значит, она не могла бежать без позволения Дины. Пожалуй, договор на новый роман она оформит на себя. Оставит Дине записку, а через год, когда может быть все утрясется, они встретятся: здесь или там – не важно…

Телефонный звонок вывел Викторию из забытья. Она будто парализованная смотрела на трубку. Кто бы это мог звонить ей в половине двенадцатого? Телефон звонил, не умолкая, и Виктория все-таки ответила.

– Я слушаю, – сказала она, почувствовав тут же как пересохло в горле.

– Здравствуйте, – молодой женский голос успокоил ее, – вас беспокоят из пансионата «Дюны». Ваша мама просила передать… Сегодня произошел очень неприятный случай. Она хочет, чтобы вы завтра же приехали к ней. Завтра с утра.

– С ней, – выдавила из себя Виктория, – с ней все в порядке?

– Да. Она пережила легкий шок, только и всего, так мне кажется. Но очень волнуется после…

– Да что случилось, объясните мне!

Девушка помолчала, вероятно, подбирая слова:

– Как вы знаете, ваша мама живет в самом лучшем номере. С джакузи и сауной.

– Что? – вскрикнула Виктория.

– А разве вы не знали?

Она не знала. Покупая путевку, Дина выбрала самую дорогую. Двухкомнатный номер «люкс-плюс». Балконом на залив. Из-за собственной лености она не была уверена, что найдет в себе силы ежедневно гулять по пляжу, а вот сидеть с книжкой на балконе и поглядывать на море – это она любила.

– Да, конечно, – бросила Виктория девушке, – что же случилось?

– Она, вероятно, включила сауну, вошла туда, а когда собиралась выйти, дверь заклинило.

– Что?!

– Поймите меня правильно, такое у нас впервые. Мы и сами не можем понять в чем дело.

Ваша мама звала на помощь и горничная, прибежавшая на ее крик, открыла дверь достаточно легко. Если честно, мы в замешательстве. Может быть, у вашей мамы нечто вроде клаустрофобии?

– Я могу позвонить ей в номер? – спросила Виктория.

– К сожалению, не можете. Она решила переехать в другой, трехместный с двумя соседками.

Как мы ни отговаривали ее… Это номер совсем другого класса, там нет телефона и всех тех удобств…

К тому же сейчас ваша мама спит, доктор сделал ей успокоительный укол. Если вы не возражаете, он тоже хотел бы поговорить с вами завтра.

– Я буду к девяти, – пообещала Виктория и повесила трубку.

«Так вот значит оно что! Вот почему сегодня принесли это отвратительное создание», – думала Вика, глядя на цветок. Он устал от преследований и решил действовать наверняка. Ведь если не станет Дины… Что тогда? Виктории даже страшно было Думать об этом! Что у Вадима на уме? Будет ежедневно стоять под ее дверью? Вряд ли, не тот он человек. А если… У Виктории холодок пробежал по спине. Он хочет… Он придет к ней. И ей уже некуда будет от него деться. Кто знает, сколько еще у него приемов заставить ее вернуться…

Виктория не могла себя заставить лечь в постель. Уснуть она не сможет, а лежать с закрытыми глазами в надежде на сон было глупо. Какой там сон, когда она была сама не своя от страха. После случившегося она уже не верила, что может сама принимать решения. А тем более осуществлять их.

Вадим незримо стоял у нее за спиной. До недавнего времени ей казалось, что она использует его. Но сегодня он доказал ей, что не намерен шутить. И не намерен отступаться. От этой мысли у Виктории холодело сердце. «Что у него на уме? Чего он хочет?» – спрашивала она себя чуть не плача. И беспощадная память услужливо нашептывала ей: "Ты – моя. Ты только моя. Когда устанешь жить в одиночестве, придешь ко мне.

Я буду ждать. И ты останешься со мной. Это тебе мое проклятье. Запомни его хорошенько…"

Глава 18

В огромной, похожей скорее на бальный зал, гостиной стоял полумрак. Белый кот лежал на коленях Андрея и урчал, как паровоз, заглушая звуки, слабо доносившиеся" с улицы. Неожиданно зажженный яркий свет заставил его зажмуриться, а кота испуганно шарахнуться к камину.

– Неужели нельзя без этих фокусов? – Андрей с раздражением посмотрел на вошедшего Вадима.

– Прости, я не знал, что ты здесь, – спокойно ответил тот. – Погасить?

– Ладно уж, – Андрей махнул рукой, – Я как раз собирался с тобой поговорить. Ты в последнее время так редко бываешь дома…

– Ты можешь позвать меня в любой момент, – ответил Вадим, усаживаясь на диване напротив, – у тебя есть номер моего мобильного телефона.

– Да уж… Замечательное нововведение, – усмехнулся Андрей. – Кажется, ты послал меня куда подальше, когда я…

– Отец, – Вадим натянуто улыбнулся, – ты представить себе не можешь, насколько твой звонок был в ту минуту некстати…

Некстати… Да этот звонок едва не погубил его… Он совсем позабыл про мобильник, слишком одержим был яростью. Когда раздался звонок, он стоял позади маленького лысого господина в его роскошном особняке…

Чем-то они с Викторией были неуловимо похожи, он чувствовал в ней родственную душу. Она знала толк в одиночестве, так же как и он. Она жила в мире собственных фантазий. Как спящая Царевна пребывала в летаргическом сне среди людей, которых рисовало ей воображение. Только с ними она была настоящей, совершая набеги на мир реальный только для того, чтобы приглушить свои земные потребности. Порой ему казалось, что если убрать из ее комнаты компьютер, она превратится в умалишенную, а ее фантазии, так красиво ложащиеся на бумагу, станут обычным бредом высохшего от одиночества сердца.

Безусловно, ему нравился и ее успех. Писательница-неудачница не могла бы удостоиться его внимания. Успешность – это тоже судьба.

Успешность – это кармическое здоровье, присущее исключительно душам высокого уровня организации.

А самое главное, Виктория каждую ночь являлась ему во сне и он просыпался с отчаянной надеждой, что она вернется. Одумается и вернется. Но время шло, а она и не думала возвращаться или хоть как-то дать знать о себе. Словно не было тех двух дней, которые они провели взаперти от мира. Воспоминания о них за два года не только не стерлись, но даже не выцвели и не потускнели. Они, пожалуй, стали только ярче после сотни женщин, перебывавших в его постели.

В тот день, когда она убежала, он стоял и смотрел ей вслед до тех пор, пока пелена дождя не стерла ее силуэт. А в следующую минуту от клуба медленно отъехал автомобиль, такой же серый, как дождь… С той минуты Вадим не выпускал Викторию из вида.

Довольно долго она никуда не выходила. И он надеялся. Но неожиданно его человек, ведущий наблюдение, позвонил и сказал, что она вышла из дома. И Вадим захотел увидеть ее так сильно, что сразу развернул машину и поехал на Петроградскую сторону. Он до сих пор содрогался при мысли, что мог бы не поехать, доверясь посыльному, пусть надежному и наблюдательному… но… Он бы не узнал ее. Конечно бы не узнал.

Да и как ее было узнать, когда она вошла в большое многолюдное кафе у метро строгой блондинкой в сером брючном костюме, а вышла ветреной брюнеткой в крохотной кожаной юбке.

Даже самому наблюдательному человеку не пришло бы в голову… Но Вадим видел Викторию внутренним взглядом. Он несколько минут обалдело смотрел на брюнетку с походкой Виктории, с манерой Виктории поправлять волосы, с высокомерно поднятым подбородком, совсем как у Виктории, пока не понял, что это и есть она.

До клуба «Плаза» он ехал то немного впереди нее, то несколько позади, но не выпуская ее из вида. За Биржевым мостом он чуть не потерял ее из вида, потому что свернул вправо, а она вдруг перешла дорогу и повернула налево. Не обращая внимания на оживленное движение, Вадим развернулся посреди набережной Макарова и притормозил у Биржи. Она прошла мимо него совсем близко и в салон через полуоткрытое окно пролился запах ее духов, смешанный с запахом ее тела. Вадим на минуту зажмурился и чуть не пропустил момент, когда она скользнула в клуб.

Какие противоречивые чувства раздирали его.

Слежка казалась ему унизительной, а ревность вышла из берегов и затопила все, что именовалось здравым смыслом. Ему хотелось встретиться с нею, хотя бы просто пройти мимо, кивнуть.

Или задержаться на минуту, сказать, как он рад ее видеть. Но.., она пришла сюда явно не минеральной водички попить. И это понимал не только он, но и каждый мужчина в зале…

Последняя мысль заставила его ринуться в клуб. Неизвестно как сложилось бы все, войди он туда минутой раньше… Но он опоздал. Она танцевала с пустоголовым смазливым мальчишкой…

Вадим стоял в полумраке зала, в стороне от танцующих пар, всего несколько минут, пока к нему вернулась способность думать. Эти несколько минут показались ему вечностью, черным провалом в никуда. Он упал в пропасть безумия так стремительно, что не сразу понял, отчего это с ним приключилось. Ему хотелось вернуться в машину, взять пистолет и перестрелять всех, кто здесь находился, как соучастников… Из пропасти он выбирался медленно, цепляясь за остатки здравомыслия и инстинкта самосохранения. Он вышел из клуба и сел в машину, приготовившись ждать… Он все решил.

Мальчишка оказался вовсе не хлипким, каким показался с первого взгляда. Когда Вадиму удалось вскрыть квартиру – старинный трюк, которому его еще в детстве научил отец, и он неожиданно появился у того за спиной, мальчишка лишь поднял бровь и даже, кажется, попытался шутить. Пока не понял, насколько все серьезно.

Нужно отдать ему должное – за все время их короткой схватки мальчишка не издал ни единого звука и сопротивлялся как зверь… Но никакими специальными методами борьбы он не владел, а потому Вадим одолел его достаточно легко. Он выскользнул из подъезда незамеченным до того, как около тела стали собираться люди. Вадим сидел в машине и ждал, когда же появится она.

Но парень лежал на асфальте целую вечность, а она так и не появилась. Дина возвращаясь домой, шарахнулась от толпы, закрыв рот рукой. Вадим усмехнулся. Сейчас она выйдет. Сейчас…

Но он зря ждал и зря тревожно вглядывался в окна. Она не вышла, ни в одной комнате даже занавеска не шевельнулась. «Что это значит?» – спросил он себя. И сам себе улыбнулся: это значит, что ей наплевать… Она подобрала этого мальчишку точно также, как он подбирал женщин по барам и ночным клубам: они существовали для него лишь те несколько часов, что согревали постель. Их дальнейшая судьба была ему безразлична. Значит, они с Викторией – одной крови.

А значит, когда-нибудь она придет к нему…

Он выжал сцепление и, отъезжая, вдруг подумал: она должна знать. Она должна все время чувствовать его присутствие. И – понимать: так будет с каждым. Он заехал к Евгении, которая, в отличие от отца всю жизнь баловала его.

В зимнем саду янтарного стекла томилось несколько орхидей. Она позволила ему срезать один цветок. Она поцеловала его на прощание и долго не выпускала его руки из своих – сухих и морщинистых. Он был удивительно похож на отца. Она часто говорила ему это…

В следующий раз Вадим был уверен, что она направляется к нему. Он был так в этом уверен, что остался в клубе дожидаться. Но второй звонок едва не свел его с ума: наблюдатель уверял, что она снова перевоплотилась в брюнетку.

Это был самый несносный день в его жизни.

На этот раз перед ним был мерзкий лысый, судя по всему, весьма состоятельный человечек. Вряд ли у Виктории так испортился вкус, решил он.

Скорее всего испугалась и решила.., что? Выйти замуж, чтобы спрятаться за чью-то спину? Или решила пожалеть молоденьких?

Все было не так, как в первый раз. Все было чинно и тупо: они ходили в кафе, им привезли в офис коробку шампанского, а потом она села за руль и отвезла его домой. В доме горели огни, мелькал женский силуэт. Виктория словно давала понять, что Вадиму на этот раз не повезло.

Ему не удастся… Смешная! На следующий день он знал о мерзком господине все, начиная со школьной скамьи и заканчивая тем, что в ближайшее время он разводится с женой. Похоже, Виктория действительно собралась замуж…

Он как раз стоял за спиной господина Амелина в его особняке, когда неожиданно зазвонил мобильный телефон. От удивления у того выпала сигарета изо рта. Вадим достал трубку, ответил:

«Папа, ты не вовремя!», а потом без лишних разговоров поддел господина Амелина за ноги и опустил головой вниз за оконную раму. Хруст позвонков он слышал даже с третьего этажа…

– Я не уверен, – протянул Андрей, – что звонил не вовремя. Возможно, я мог бы от чего-то тебя предостеречь.

Он вопросительно посмотрел на сына, Вадим вопросительно – на него.

– Мне кажется, у тебя проблемы, – начал Андрей.

– Никаких, – пожал плечами Вадим. – Наши дела как никогда…

– Я не о делах. У тебя личные проблемы.

На этот раз тон был не вопросительным, а утвердительным.

– С чего ты взял? – поморщился Вадим.

– Ты прекрасно знаешь, сколько стоят цветы, за которыми ты ездишь к Евгении. Обычной девке, – это слово он словно выплюнул, – ты не стал бы делать таких подарков. Я слишком хорошо тебя знаю. Значит… – Андрей поднял глаза и обшарил Вадима взглядом. – Неужели любовь? – Он удивленно поднял брови.

Вадим молча смотрел на отца. Не в его правилах было задавать вопросы. Если его что-то беспокоило, то через несколько часов он обычно знал об интересующем его предмете все.

– Тебе не кажется, что эта твоя любовь как-то очень.., затянулась?

Вадим не ответил. Признать, что ты в чем-то проигрываешь, пусть временно, но безусловно проигрываешь, да еще перед отцом, было выше его сил.

– Два года добиваться женщины. Нет, я отказываюсь понимать тебя! Когда мне сказали, я не поверил своим ушам.

– Отец, я не намерен говорить на эту тему. – Вадим повернулся, чтобы выйти.

– Ты не намерен говорить, но намерен гробить людей, рискуя быть разоблаченным?

Вадим остановился в дверях и болезненно поморщился.

– Раз ты все знаешь…

– Сядь, – приказал Андрей и Вадим подчинился. – Я знаю даже больше, чем ты. Мальчишка! Неужели она свела тебя с ума настолько что ты утратил не только разум, но и интуицию.

Глупый ребенок, который заладил: «Хочу игрушку! Дай игрушку!» Если уж тебе нужна именно эта… «игрушка» – поди и возьми ее. Нечего разводить церемонии. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить годы на подобные игры. К тому же ты стал хуже работать.

– А вот это… – сказал Вадим, но Андрей перебил его:

– Молчи и слушай. Я кое-что понимаю в жизни. Ты изменился. Ты болен, потому что не получил то, что хочешь. И еще болен потому, что у тебя на глазах шоры: ты не ведаешь, что творишь. Почему ты не пришел ко мне сразу же?

Эта девка давно бы жила с тобой!

– Она не девка!

– Тем лучше! Значит, быстрее поняла бы, что от нее требуется… Ты хотя бы понимаешь, что она использует тебя?

Вадим улыбнулся.

– Отец, ты не видел ее. Она не может никого использовать. Это не тот человек.

– А ее мать?

– Не думаю, что она в курсе…

– Ты ни о чем не думаешь! – Андрей встал с кресла и прошел к окну. – Ты ослеп!

Он замолчал, пытаясь справиться с собой.

Сын был единственным созданием на свете, судьба которого волновала его. Можно было бы сказать, что Андрей любил сына. По-своему. Так, как может это делать человек не имеющий ясного представления о том, что такое любовь.

Вадим никогда не видел отца в таком волнении. Похоже, что он совершил ошибку, и отец недоволен им. Но если этой ошибкой была Виктория, он готов довести свое заблуждение до конца, не взирая ни на что…

– Мне неприятно, что две бабы водили тебя за нос столько времени, – взяв себя в руки, спокойно сказал Андрей.

Вадим попытался возразить, но отец только махнул рукой.

– Я расскажу тебе. Всему свое время. Но прежде я хотел бы получить ответ на вопрос: она действительно нужна тебе? Или это только упрямство? Не отвечай сразу. Подумай хотя бы немного.

– Здесь нечего думать. Без этой женщины мне… Я никогда не буду счастлив.

– Допустим, она не любит тебя. Что тогда?

– Главное, чтобы она была рядом. Она ведь никого не любит. Такая натура.

Андрей снова сел в кресло. Когда Вадим болел корью или ветрянкой в детстве, это казалось ему совсем не так опасно, как теперь, когда он заболел любовью.

– Все те мужчины, которых ты.., убрал со своего пути, были приговорены.

– Кем, папа? Да и за что? Мне кажется…

– Приговорены твоей Викторией или ее матерью, а скорее всего – ими обеими. Они помогли их женам избавиться от мужей, получить их деньги и жить в свое удовольствие. Возможно, это такой бизнес, и им тоже что-то перепадало от наследства. Дина опекает этих женщин по сей день. Они собираются раз в месяц в небольшой квартирке на Декабристов. Ты, вероятно, в курсе, что Виктория там тоже бывает? А вот и список. – Он протянул Вадиму фамилии женщин, посещающих квартиру.

Первым в списке стояла фамилия Екатерины Амелиной, дальше читать Вадим не стал. От своих наблюдателей он прекрасно знал, что Виктория бывает на Декабристов, но поскольку среди приглашенных не было мужчин, даже не заинтересовался этим фактом.

– Тебя использовали. Они расправлялись с этими мужчинами твоими руками. Ты понимаешь?

Долго, интересно, ты собирался.., работать на них?

Вадим сидел бледный как полотно. В душе закипал гнев. Он готов был уже сорваться с места, когда отец продолжил:

– Я скажу тебе, что нужно делать, если ты не против. Происходящее имеет и положительные стороны. Например, твоя крошка никогда не побежит искать защиты в милиции. Не так ли? Она слишком многим рискует. С самого начала нужно было всего лишь убрать ее мать. И тогда она никуда бы от тебя не делась. Кстати, теперь это сделать даже проще. Я уже попросил Женю послать ей сегодня вечером традиционный цветок.

Я слышал, ее мать отдыхает в «Дюнах»…

Вадим напряженно посмотрел на отца. Тот усмехнулся.

– Ты, вероятно, решил, что я контролирую тебя, так? Выбрось это из головы. Мне бы и в голову не пришло. Просто наши интересы совпали…

– Тебе что-то нужно от Виктории? – не понял Вадим.

– Ну конечно, – рассмеялся отец, – всем что-то нужно от твоей Виктории, правда? Нет.

Мне нужна девушка, которая у нее работает.

Приведи мне ее завтра же.

– Девушка?

Вадим припоминал, что ему докладывали о девушке. Кажется, ее взяли помогать по хозяйству.

– Полина, – отчеканил отец. – Моя дочь.

И я хочу, чтобы она тоже была со мной.

– Твоя.., кто?

– Дочь. И твоя родная сестра. Здесь адрес.

Приведи ее.

Вадим был потрясен. Он вышел из подъезда, когда раздался звонок. Ему сообщили, что Виктория вместе с маленькой блондинкой покинула квартиру и едет сейчас в такси. «Вот и повод посмотреть на сестренку…» – подумал Вадим, садясь в машину…

Едва дверь за Вадимом закрылась, из смежной с гостиной комнаты вышла Евгения. Андрей окинул ее придирчивым взглядом. Сколько лет уже они вместе? Он помнил ее еще с тех пор, когда на Васильевском в старом доме они были соседями.

У него была Марина, у нее – Сенечка: смешной очкарик, бредившей возрождением высокой духовности. Евгения была тогда красивой и недоброй. Доведенной до крайности мужем – сентиментальным философом, который витает в облаках и ничего не видит у себя под носом. Не замечает, что его самый постоянный слушатель – Алексей – давно спит с его женой. Так давно, что эта связь успела сделаться для Евгении привычной, если не наскучить. Евгения отчаянно скучала, пока не встретила Андрея. Это случается с женщинами страстной натуры, которым некуда себя деть.

Им нужен мужчина с плеткой, заставляющий уважать себя. Тогда их не покидает разум.

Он помнил, как однажды, перед самым их отъездом, Евгения усадила его у журнального столика, так, чтобы он не видел никого в комнате кроме нее, и что-то бормотала, как ведьма, колдующая над зельем. Ее пышные волосы вздрагивали временами, очки поблескивали. Она казалась ему тогда облаком, окутавшим со всех сторон, но так и не добравшимся до его сердца.

Глядя на нее он тогда подумал: «А почему бы и нет? Она ведь сама напрашивается…»

На Алтае, куда он все-таки был вынужден поехать, все между ними и случилось. Он до сих пор ухмылялся, вспоминая, как она извивалась в траве и цеплялась за его ноги. С тех пор она стала его рабыней. Даже тюрьма не сломила ее преданности.

Жаль, не повезло ей с сыном. Она так хотела родить ему сына. Чтобы он, а не Вадим, матерью которого была Марина, стал продолжателем его дел.

Но мальчик родился неполноценным. О нем даже не стоило сожалеть. Евгения отказалась от ребенка и никогда не интересовалась его судьбой. Свои нерастраченные родительские чувства она обрушила на Вадима, заменив ему мать. Слишком он был похож на Андрея…

Сейчас Евгения казалась Андрею дряхлой старухой: согбенная спина, морщинистые руки. Она вызывала у него отвращение. Но он никогда бы не решился выказать это отвращение ей. Да и к чему?

Она была крайне полезна. Жаль только, что с Ларисой все так вышло. Не поверила девчонка, что Евгения – ее мать. Видно, сердце подсказало…

– Спасибо тебе, – ласково сказал Андрей. – Ты снова помогла мне.

– И помогла бы еще, если бы ты послушал меня, – горячо начала Евгения, но Андрей перебил ее:

– Если ты снова о детях – лучше оставь. Они нужны мне и они будут со мной.

В тоне его явственно прозвучало раздражение, но Евгения не думала сдаваться.

– У меня нехорошее предчувствие. Когда я говорила с Ларисой, мне казалось, что это Марта стоит передо мной. Она ведь что-то почувствовала тогда…

– Ты просто плохо сыграла свою роль. Вот что она почувствовала. Я был глуп, послав тебя…

Ты этого слишком не хотела! А что ты скажешь о Даниле? Мальчик нашел отца и буквально преобразился. Бросил все и перешел на работу ко мне. Он любит меня.

– Любит, – согласилась Евгения и добавила негромко – пока не узнал о матери…

– Перестань! Галина совсем опустилась в своем кабаке. Толку от нее не было бы никакого.

– Разумеется. Но мне кажется, ты зря тратишь силы. Дети не останутся с тобой. Слишком долго они находились в руках Марты.

Андрей встал с кресла и прошелся по комнате.

Ему не хотелось делиться с Евгенией своими планами. Она знает часть их, играет в них свою роль, и – довольно.

Он покосился на Евгению, занятую белым котом, и внутренне содрогнулся. Как резко она сдала за последнее время. В считанные недели превратилась в старуху. Как все-таки коварна природа, лишив женскую красоту совершенства. Она дает женщине возможность привлекать мужчин лишь до того часа, пока та в состоянии родить ребенка. Но вот наступает день, когда запас отпущенного ей времени исчерпан и красота рушится в одночасье, словно краска ссыпается с дряхлого холста. То, что еще вчера сочилось жизнью и манило, теряет форму и цвет и, кажется, разрушается прямо под твоими пальцами.

Как ей, интересно, живется в этой высохшей оболочке? Или вместе с телом высохли и ее желания?

Андрей чувствовал себя моложе Евгении лет на десять, не меньше. Мимоходом он заглянул в зеркало: так и есть. Он еще выглядит вполне молодцом, да и сил у него достанет от души осчастливить самую ненасытную молодуху.

– О чем ты думаешь? – спросила вдруг Евгения.

– Я… – Андрей растерялся.

– У тебя такое лицо, будто ты хочешь кого-нибудь зарезать.

Она смотрела на него без тени улыбки, в глазах вздрагивала и гасла знакомая недобрая искра.

– Ты ведь не любишь этих детей, правда? – ревниво спросила Евгения. – Тебе ведь нужно совсем другое…

– Вот видишь, ты и сама знаешь.

– Знать-то знаю, но не пойму – зачем? У тебя все есть: деньги, власть. Куда ты нацелился?

Неужели решил податься в политику?

– Боже упаси. – Он замахал руками и засмеялся. – Там столько неприятных обязанностей.

Нет, это не по мне. Мне достаточно Осетрова.

Приобрести собственного депутата гораздо менее накладно, чем самому тащить весь этот воз.

– Тогда что?

– Я старый человек, – улыбнулся Андрей. – Я многое видел и у меня действительно есть все, что душе угодно. Но за спиной осталось нечто такое… – Он задумался. Стоит ли говорить ей?

Тем более столько лет прошло… – Помнишь того типа, который шатался в лесу возле нашего дома?

Мы еще устроили на него настоящую охоту…

– Тот самый, который увел твою жену? Ты так рьяно искал ее тогда…

– И не потому, что мне во что бы то ни стало нужно было вернуть жену, – усмехнулся Андрей.

– Неужели?

– Этот человек умел нечто такое… Даже не знаю, как сказать. Он творил чудеса.

– И что? – не поняла Евгения.

За много лет она привыкла, что все желания и притязания Андрея были земными, касались тех благ, которые она звала материально-утробными.

А тут вдруг чудеса какие-то и взгляд отрешенный… Недавно ей попался журнал, где она прочитала, что с годами мужчины превращаются в женщин. Происходят необратимые изменения в организме, количество мужских гормонов сокращается, зато растет число гормонов женских.

Поэтому они становятся менее жесткими, слезливыми и сентиментальными. Здесь бы и обрести гармонию со своей половиной, но с подругой творится та же ерунда: у нее плодятся мужские гормоны и сокращается число женских. Она уподобляется мужчине – становится бесчувственной и грубоватой. Евгении такой пассаж показался весьма забавным, но если послушать Андрея, то и вправду можно решить, что он превращается в бабу. Вот и на чудеса потянуло.

– Женя, ты не представляешь что это такое. Я не смогу объяснить тебе. Это как перелом в жизни. Ты знаешь, что такого не бывает, не должно быть. А оно берет и.., совершается на твоих глазах. Что-то случается. И тебе уже не забыть…

– Ты наслушался историй Марты о том, как он гасит свечу на расстоянии? Сходи в цирк. Там и не такое увидишь. Я не понимаю, как ты, человек здравомыслящий…

– Ты не все знаешь. Однажды я встретил его… Тип, шатающийся вокруг дома, да еще пристающий с разговорами к жене, не давал мне покоя. Если бы кто-то из местных, я бы махнул рукой. Но парень был из Москвы, а значит его не обведешь вокруг пальца как здешних. Да и что ему могло быть нужно от Марты? Если обычный стукач, зачем ему плести небылицы про Бога и про этот необыкновенный знак… Я пропадал в лесу несколько вечеров. Ружье висело на плече, и рукой я придерживал ствол, чтобы было сподручнее вскинуть в любую минуту. Я звал его «сказочником» и убеждал себя, что он просто морочит голову людям. Как твой Сенечка. Хотя до такого и Сенечка бы не додумался: Бога он лицезрел, видите ли, и мало того, Господь сподобился оставить ему на бумажке автограф, взглянув на который люди сходят с ума…

– Что-то я не понимаю, какой автограф? – перебила Евгения.

– Знак, начертанный на клоке бумаги. Если ты достоин – знак наделяет тебя необыкновенными способностями. Если нет – сводит с ума или убивает…

Евгения рассмеялась. Хохотала до слез, бормоча извинения, а потом сказала:

– Вот ведь что значит всю жизнь людей дурить! Сам в чудеса верить начинаешь! Прости, но…

– Ты помнишь того человека, которого я нашел как-то в запертой больнице?

Евгения наморщила лоб и помотала отрицательно головой: нет, она ничего не помнила. Она хранила свои воспоминания о той поре, свои радости. Явь и наркотический бред переплелись настолько плотно, что теперь трудно вычленить какой-то отдельный эпизод…

– Я тоже тогда смеялся. Но помнил о реальном человеке, неизвестно как оказавшемся в запертой больнице. Он действительно был совсем плох.

Только вряд ли крыша у него поехала оттого, что взглянул на какую-то там бумажку. Скорее отчего-то другого. Но это был довольно редкий случай безумия, об этом я могу сказать как врач… В тот вечер нас было пятеро, мы рассредоточились и прочесывали лес. Наверно, он шел за мной по пятам. Или все время был где-то поблизости. Я чувствовал это.

Его подвела ветка. Услышав хруст, я мгновенно вскинул ружье. Мы молча смотрели друг другу в глаза. Мне не понравился его взгляд. Хилый, ободранный, безоружный, он смотрел на меня снисходительно, как на слабого. И была в этом взгляде непоколебимая уверенность в своем праве. Но все это я потом осознал. А тогда лишь усмехнулся: забавный малый. Опустил ружье, схватил его за руку и легко заломил назад. И вот тут-то и случилось… Чудо. Как сейчас помню это чувство: нереальности происходящего. Он ничего не говорил, даже не смотрел на меня, а потому какой-то гипноз или внушение сразу же исключаются. Представляешь себе фотографию – множество точек, да? Если ее увеличивать, расстояние между точками тоже увеличивается. Вот такая штуковина случилась в тот день с пространством вокруг меня…

Когда я опомнился, он стоял от меня уже метрах в десяти. Не прятался, не бежал. Стоял и смотрел.

Ружье, отброшенное на несколько шагов, было переломлено пополам. Я был потрясен, ноги стали ватными. Но все-таки смог дойти до ружья. Патронов в нем не было… Я не верил тогда в чудеса. Я твердо знал, что любая нечисть гибнет от пули. Быстро вскинул ружье, прицелился и выстрелил. Выстрелил еще и еще. Но…

Он даже не шелохнулся. И все так же смотрел… А потом шагнул за дерево и пропал, как в воду канул…

Евгения смотрела на Андрея затаив дыхание.

И вовсе не потому, что рассказ ее заинтересовал.

У Андрея на лбу выступили мелкие капельки пота и поза выдавала необыкновенное напряжение.

– Так дети только предлог? Тебе нужен он…

Хочешь получить автограф Господа? – Она поджала губы.

Андрей вздохнул, воспоминание схлынуло.

– Теперь понимаешь, почему я не хотел рассказывать?

– Потому что я сочту это твоим новым изобретением, чтобы дурачить народ.

Он усмехнулся.

– А я уже настолько стар, что хочу чуда, – развел он руками. – Я найду его. Сына Галины он назвал своим именем. Данила. Наверно мальчик ему дорог. А если так, он придет за ним. Обязательно придет. А пока мы займемся остальными детьми. Я послал Вадима за Полиной…

Евгения вздернула брови.

– Как ты нашел ее?

– Совершенно случайно…

Глава 19

Утром Виктория, наспех позавтракав с Полиной, объявила ей выходной и, стараясь ничем не выдать своего волнения, выпроводила домой. К матери она добралась лишь к обеду. Дина возвращалась из столовой в сопровождении двух молодых девушек, оживленно болтая. Завидев Викторию, она избавилась от своих попутчиц и направилась к ней.

– Пойдем. – Дина повела ее к лестнице мимо лифта. – Со вчерашнего дня не выношу замкнутого пространства.

Вниз спустились молча, выбрали на улице самую отдаленную скамейку, и только тогда Дина заговорила, упреждая вопросы дочери.

– Признаю, мы его недооценили, – сказала она. – Здесь все думают, что я истеричка. Тебе еще предстоит поговорить с врачом, сама услышишь. Но я твердо уверена, что вчера меня хотели… В общем он решил от меня избавиться, – она развела руками.

Мать говорила быстро и нервно. Виктория старательно кивала головой, давая понять, что перед ней не нужно оправдываться.

– Нам прислали цветок, – сказала она, сжимая руку матери.

Дина замерла. Закрыла глаза, тяжело вздохнула.

– Значит – правда. Очень хотелось надеяться, знаешь ли, что мне все померещилось. Но выходит – ни малейшей надежды нет.

Дина сжала кулак и принялась стучать по колену. Виктории пришлось взять ее за руки и слегка встряхнуть.

– Ты знаешь, – Дина подрагивала, – трудно привыкнуть к мысли, что кто-то подписал тебе смертный приговор. Особенно, если это Вадим.

Нам нужно уехать. Куда-нибудь далеко, лучше всего – за границу… Тебе нельзя оставаться здесь одной. Ты ведь понимаешь?

– Конечно, мама, мы уедем. Нужно бросить все и бежать прямо сегодня. Может быть, даже сейчас. Кредитка у тебя с собой. Если ты переоденешься и мы пойдем прогуляться налегке, без вещей, никто ничего не заподозрит. Доберемся до аэропорта. Улетим в Москву, снимем квартиру, дождемся визы…

Виктория воодушевлялась, рисуя картину будущей свободы. Как она устала за эти два года.

И почему ей раньше не пришло в голову бежать от этого кошмара?

– Да, да, – повторяла Дина задумчиво. – Но есть одно маленькое но, – она взглянула на Викторию. – Нужно закончить.

Дина подняла на Вику глаза. Выражение ее лица было жалким, просительным. И Виктория поняла, почему ей не приходила в голову мысль бежать.

Вот он ответ, перед ней. Дина ни за что не отпустила бы ее. Это ведь она стремилась установить торжество справедливости для обиженных женщин. И после уже не могла отступиться. Ей хотелось переживать сладкое чувство отмщения вновь и вновь. Пусть даже в заложниках оказывалась собственная дочь… Если бы она собралась бежать раньше, мать наверняка нашла бы средство остановить ее. Достаточно симулировать обычный сердечный приступ и Виктория бы никуда не делась.

– Мама, – сказала она, – все зашло слишком далеко. О каких делах ты говоришь?

– Я недавно познакомилась с одной женщиной. Она работает у Кати Амелиной. Ее муж…

– Хватит, – оборвала ее Виктория. – Все эти истории похожи друг на друга как две капли воды.

Я тебе сама могу рассказать. В молодости она любили друг друга и переживали трудные времена. Со временем карьера пошла в гору, чувства – на убыль и вот, в тот самый момент, когда зеркало безжалостно отражает ее увядшее лицо, он объявляет, что собирается ее оставить ради какой-нибудь молодки. И не просто оставить, а оставить с носом: без привычных средств к существованию. И…

– Как ты можешь? – перебила Дина. – Это ведь не пересказ романа с вымышленными героями. Это реальная жизнь, где все настоящее: боль, слезы, отчаяние. Зачем ты так?

– Мама, мы не можем помочь всем. Давай подумаем о том, как бы помочь себе.

– Вика, я не смогу забыть эту женщину. Ее муж – негодяй, каких мы еще не встречали. Если не хочешь, я не стану пересказывать тебе ее историю. Но поверь, он – что-то типа того маньяка, который преследует тебя. Он пьет, избивает ее…

Виктория поморщилась.

– Ну прости, не буду. Я уверена, что развод не освободит эту бедную женщину от того кошмара, в котором она живет. Он найдет ее даже на другом конце света…

– Нас тоже могут найти, мама.

– Я знаю, – проникновенно сказала Дина. – Мне действительно показалось, что ее положение сродни твоему. Давай попробуем помочь ей…

«Попробуем – хорошо сказано», – подумала Виктория. Помогать придется ей одной. Она посмотрела на Дину: мать так страстно просила ее за неизвестную женщину, с таким нетерпением ждала ответа… У нее мягкое сердце, но мама почему-то совсем не жалела ее. Может быть, Викторию не за что жалеть: она молода, известна, красива, богата и сама себе хозяйка. Если не считать, что все деньги лежат на мамином счету и Виктория даже не знает, сколько там накапало на сегодняшний день.

Вика вздохнула.

– Хорошо, мама. Но это – в последний раз.

Я займусь этим делом, а твоя задача – подготовиться к отъезду. Я хочу, чтобы мы выехали до того как получим цветок. Может быть, нам удастся выскользнуть незаметно, пока Вадим будет занят…

– Ты умница, моя девочка. – Дина поцеловала Викторию в щеку. – Я горжусь тобой. Пусть все будет так, как ты сказала. А теперь я, пожалуй, пойду соберу вещи. Подожди меня здесь.

С этими словами Дина засеменила по парковой дорожке к своему корпусу. На губах ее играла легкая улыбка. Все складывалось так, как она хотела…

Читая письмо Кати Амелиной, Дина глотала слезы и пила валидол – так разболелось сердце.

Каким-то шестым чувством Катя догадалась, что Дина имеет отношение к скоропостижной кончине ее мужа. При каждой встрече она смотрела на Дину вопросительно, словно ожидая, что та подтвердит ее догадку. Разумеется, ничего конкретного ей Дина тогда не сказала, но и не отказалась от Катиной настойчивой благодарности в пятнадцать тысяч долларов, приняв которые, окончательно убедила женщину, что имеет отношение к переменам в ее судьбе. Катя вряд ли догадывалась о механизмах, с помощью которых Дина воздействует на судьбу.

Поскольку муж по единодушному заключению врачей и следователей скончался в результате несчастного случая, она считала, что Дина владеет оккультными средствами типа черной магии.

Десять из восьми женщин уже расплатились с нею, наученные своими предшественницами, с которыми подружились в квартире на Декабристов. На очереди были скуповатая жена Марата Алимова и Рита Свешникова, еще не успевшая полностью вступить в права наследства. Деньги стали для Дины ничуть не меньшим стимулом помогать женщинам, чем чувство справедливости, которую она творит своими руками, по собственному выбору и по собственной воле. Сотрудница Кати Амелиной, та самая, о которой она только что рассказывала Виктории, уже приезжала к Дине со слезами на глазах и мольбой о помощи. Она пообещала Дине двадцать тысяч долларов.

Дина остановилась, обернулась к Виктории и помахала ей рукой. Бедная девочка, ей придется несладко. Но это же лишь мгновение. Зато потом к их услугам будет весь мир.

Вика сидела на скамейке, хрупкая и беззащитная. Глядя на нее, Дина внутренне сжалась: чувство вины подступило к самому горлу. Но она справилась с собой: Виктория дочь своего отца и кто знает, чего ожидать от нее в будущем. Может быть, она подумывала бросить мать одну и без копейки денег. Хорошо, что она во время приняла меры…

Глава 20

Полина возвращалась домой, пританцовывая.

Вспоминала вчерашний вечер с Викторией и думала, что как только переступит порог своей квартиры, возьмет тетрадку и по горячим следам запишет истории, услышанные от Вики. Она настолько увлеклась своим мыслями, что не заметила как оказалась дома. Дверь оказалась открытой. Полина толкнула ее и опомнилась лишь посреди комнаты.

Вещи грудой лежали на кровати, шкафы были открыты, ящики комода выдвинуты. Не успела она прийти в себя, как услышала в коридоре шаги. Господи, что же это?

Она не успела толком испугаться, когда в дверях появился молодой мужчина.

– Здравствуй, – сказал он. – Тебя-то я и ищу.

– Здравствуйте, – выдавила Полина.

– Полина Колыванова, правильно? Хотя зачем я спрашиваю? Это и так понятно. Ты очень похожа на отца.

Полина молчала, поглядывая на разбросанные вещи, и никак не могла взять в толк, о чем говорит ей незнакомец. Вид у нее был растерянный, и мужчина рассмеялся.

– Давай по порядку. Я застал здесь парня, который рылся в твоих вещах. Уж не знаю, знаком ли он тебе… Но на всякий случай я выставил его из квартиры. Это твой приятель?

– У меня нет приятелей, – ответила Полина и тут же вспомнила: Артем.

Что же ему понадобилось у нее? Не очень-то он похож на человека, который способен на такое.

– Тогда, значит, элементарный вор, – констатировал Вадим. – Проверь, ничего не пропало?

Полина неохотно покопалась в вещах, пряча с глаз долой нижнее белье.

– Да нет, – сказала она. – У меня и брать-то нечего. На кого, вы сказали, я похожа?

– На своего отца, – серьезно ответил мужчина. – Меня зовут Вадим. Я твой брат.

Полина опустилась на кровать. Это было до того неожиданно, что она не знала как себя вести.

– А мама? – спросила она, только чтобы не молчать. – У меня.., то есть у нас есть мама?

– У нас разные матери, – ответил Вадим. – Но о твоей я кое-что знаю.

Взгляд его светился сожалением.

– Она.., умерла? – осторожно спросила Полина.

– Нет, – ответил Вадим. – Она жива. Но я не уверен, что ты захочешь встретиться с нею…

Он посмотрел на часы.

– Я прождал тебя около трех часов, – сказал он. – До четырех мне еще нужно успеть в банк.

Давай-ка я отвезу тебя к отцу, и уж там он тебе все расскажет.

Полина встала и снова села.

– Сейчас, – пообещала она. – Я так волнуюсь, что и не знаю…

– Пойдем, – весело протянул ей руку Вадим. – Кроме отца мы нашли еще одного дорогого для тебя человека.

– Марту? – выпалила Полина.

В голосе ее впервые за время разговора прозвучала неподдельная радость.

– А кто это? – холодно спросил Вадим.

– Она нас вырастила, – пробормотала Полина. – Я думала, может быть…

– Нет, – перебил Вадим. – Это не Марта.

Поедем, – он протянул ей руку, помогая подняться. – Не будем заставлять отца ждать. Он и так звонил мне уже тысячу раз…

В машине Полина сидела тихо, как мышка.

Вадим не беспокоил ее вопросами, и она могла спокойно подумать. Ей вспомнился последний вечер в детском доме, тот самый, когда случился пожар. Лариса сказала ей тогда, что у нее в Ленинграде нашлась тетя…

В тот вечер Полина поджидала Ларису, умирая от любопытства.

– Что тебе сказала Марта?

– Ты не поверишь… У меня есть родственница.

Полина замахала руками.

– Где?!

Они все мечтали найти своих родных. Но почему-то именно теперь, когда мечта Ларисы сбылась, Полина не на шутку испугалась.

– В Ленинграде.

– И она…

Полина смотрела на Ларису во все глаза.

– И она берет меня к себе.

– Невероятно! – выдохнула Полина. – А кем она тебе приходится? Как нашла тебя?

Сколько ей лет?

В детском доме слово «родственник» сродни магическому заклинанию. Если у тебя есть родственники, это все равно как если бы были корни. Ты уже не листочек, гонимый ветром, ты часть семейного древа – могучего и крепкого.

А значит – не такой как остальные…

Лариса смотрела на Полину с нежностью.

– Не бойся, – она присела к ней на кровать, – я тебя никогда не брошу. Мне как-то не по себе от этой новости. Может быть, раньше, когда я была совсем маленькой, я бы обрадовалась. Но теперь…

Вы – моя семья. Я с вами прожила семнадцать лет и никакие родственники мне не могут стать роднее, чем ты, чем Марта, Данила и Лешка!

Тогда Полина плохо поняла Ларису. Ей были приятны ее слова и смысл их она уловила. Непонятно ей было чувство, которое владело Ларисой.

Но вот теперь, сидя в роскошной машине Вадима, Полина вдруг остро осознала, что никакие родители, никакие настоящие братья и сестры не заменят ей ни Марты с Данилой-старшим, ни ребят. У нее была семья. Настоящая – потому что она любила их всех. Жаль, что все они погибли…

Полина смотрела вперед и едва сдерживала слезы…

– Приехали, – сказал ей Вадим, останавливая машину у большого трехэтажного дома.

Он подвел ее к двери, нажал кнопку звонка и оставил одну.

– Боюсь опоздать, – улыбнулся он, подбадривая ее. – Я присоединюсь к вам позже. Отец обещал потрясающий ужин. Пока.

Вадим ушел, а Полина оробела. Уж не шутка ли все это? Роскошный дом, сказочные машины, цветы у крыльца, названия которых она не знает.

А вдруг это розыгрыш? Сейчас откроется дверь и удивленный хозяин спросит – что ей угодно?

Дверь открыл вовсе не мужчина, а пожилая женщина с белым котом на руках.

– Полина? – улыбнулась она. – Проходи, отец ждет тебя.

Они поднялись на второй этаж. Полина, робко ступая по богатому ковру, подошла к высокому крепкому мужчине. Он взял ее за руки и разглядывал, молча улыбаясь. «У него знакомые глаза», – подумала Полина и тут же поняла, что такие глаза она ежедневно видит в зеркале. Последние ее сомнения развеялись, но робость не отступала.

Андрей усадил ее рядом с собой на диване и попросил Евгению принести им по чашечке чая.

– Ты, должно быть, большая любительница шоколада? По крайней мере, твоя мама его обожала.

Полина расцвела. Вот ведь, никогда не слышала об этих людях, а сразу понятно, что их многое связывает. Она кивнула. Когда Евгения вышла, Андрей стал рассказывать:

– Мне важно, чтобы ты поняла: я не из тех, кто отказывается от своих детей, я искал тебя много лет. Но так уж сложились обстоятельства, что все было против меня… Двадцать пять лет назад компания молодых людей, к которой принадлежали и я, и твоя мама, собиралась по вечерам в доме у преподавателя истории и с увлечением слушала его. Он был сентиментальным философом и утверждал, что близится время, когда обычное сознание в человеке заменит сознание космическое, люди научатся передавать друг другу свои мысли на расстоянии. Он рассказывал нам о Рерихах. Не то, что написано о них в книгах. Ты ведь представляешь наверно, Полина, те времена? Что мы знали, кроме марксизма-ленинизма? Он рассказывал об агни-йоге. О волшебном камне. Его дед переписывался с Рерихом. И так увлекательно он все это излагал, что нам повсюду мерещилось Беловодье – волшебная страна, жители ее поголовно счастливы, познав главную тайну бытия. Мы были молоды и страстно желали счастья и мудрости. Страна, раскинувшаяся через весь континент, казалась нам тогда тесной, она не включала Тибет – хранителя тайн вселенной и человечества. А запрещенная вера – не важно в какого Бога – виделась единственно возможным спасением.

Евгения принесла чай, накрыла возле них маленький столик. Андрей продолжал говорить, не замечая ее:

– Мы решили уехать на Алтай, чтобы глубже изучить Агни-йогу. Ты представляешь, чем это грозило в шестидесятые годы? Нас обвинили во всех смертных грехах и посадили. На долгие годы мы потеряли связь друг с другом. Я любил твою мать но когда мы расставались, понятия не имел, что она беременна. Ты родилась в тюремной больнице, а я даже не знал о твоем существовании. Тебя отправили в детский дом…

– Под Приозерск, к Марте, – машинально вставила Полина и тут же вздрогнула: за спиной что-то разбилось.

Евгения выронила чашку и теперь, ругаясь, собирала осколки.

– Женя тоже была с нами тогда, – шепотом сказал Полине Андрей, – и сидела в тюрьме вместе с твоей мамой. А Марта… Когда-то и она была с нами. Но ее миновала наша участь. В то время как мы томились на бесконечных допросах, она спокойно уехала назад в Ленинград.

– Да что там, – резко взорвалась Евгения. – Девочка должна знать всю правду! Марта предала нас. Думаю, она сдала нас КГБ еще до отъезда!

– Марта? – Полина была в замешательстве.

Она припомнила Марту, ее всегда немного отрешенный взгляд, манеру двигаться бесшумно, глаза. И не могла поверить, что Марта, даже много лет тому назад, совсем молодой, могла бы кого-нибудь предать.

– Не сомневайся, теперь, когда открыли архивы, мы знаем это наверняка. Я потом покажу тебе документы, сама прочтешь… Но это не все ее неприятности, – он вздохнул. – Твоя мама… Не думаю, что мне стоит объяснять тебе, что происходит с женщинами в тюрьме. Как к ним относятся охранники… Твоя мама на свою беду была очень красивой женщиной… Ее сломило то, что с ней сделали. Выйдя на свободу она стала, – мне очень неприятно тебе об этом говорить, – стала заниматься проституцией.

Полина отшатнулась от него. Ей казалось унизительным слышать такое о собственной матери и она быстро спросила:

– Так она отказалась от меня?

– Я искал ее после тюрьмы. И нашел. Пойми, Поля, она опустилась настолько, что почти утратила человеческий облик. Это было крайне неприятное зрелище…

Полина надолго застыла на диване с чашечкой чая. Ее грустный взгляд блуждал по комнате.

Спрашивать больше ни о чем не хотелось. Переварить бы услышанное. Ей не терпелось поскорее остаться одной…

Но Андрей стал спрашивать ее о детском доме, об учителях и ребятах. И она с удовольствием включилась в беседу, вспоминая милые сердцу годы. Да, рассказывала Полина, у них было два Данилы. Данила-большой и Данила-маленький. Так они их различали. Младший Данила обладал неординарными математическими способностями. Он не занимался вместе со всеми, потому что давно обогнал их. У него был учитель, который приезжал из города два раза в неделю, и они занимались по пять часов. Данила готов был и больше заниматься, только Марта не позволяла. А Данила старший был у них кем-то вроде завхоза. Больше всех он возился с Алексеем. Тот с детства не разговаривал и не играл с другими детьми. Хотя говорить мог и все, казалось бы, понимал. Какое-то редкое заболевание… Полина не помнила названия. И Данила сделал так, что Леша стал разговаривать с ними.

Понемногу, по словечку. А к десятому классу его и остановить порой было трудно. Правда, он все-таки был не таким, как все они. Он…

– Недоразвитый? – требовательно спросила Евгения, не отрываясь слушавшая рассказ Полины.

– Может быть. – Полина опустила глаза. – Только это все равно. Мы его очень любили.

Жалко, что…

Она снова расстроилась, но Андрей взял ее за руку и велел продолжать. Засыпал пустыми, на ее взгляд, вопросами: как Даниле удалось подлечить мальчика?

Чем он занимался в детском доме? Где жил?

Больше всего Андрея заинтересовали постоянные отлучки Данилы.

– Куда, ты говоришь, он ездил? – удивленно спросил он.

– Рассказывал, что по всей стране колесил.

Где на поезде, где на машине, где и вовсе пешком.

– И зачем же?

– Людям помогал, – просто ответила Полина.

– Как это? Что-то я не понимаю…

– Да я и сама не очень помню. Возвращаясь, он надолго запирался с Мартой у нее в кабинете.

Ей наверно и рассказывал о своих поездках. Нам о них говорил вскользь. Например, рассказывал, как нужно правильно гасить костер, и добавлял, что там, откуда он вернулся, целая семья едва не сгорела. Хорошо он подоспел…

– Значит, он часто бывал в городе в отличие от остальных?

– Да, часто.

– И где же он останавливался?

– Не знаю, – Полина покачала головой. – Если бы знала, может быть, и нашла бы его. Он ведь как раз уехал, когда начался пожар.., и все…

Полина замолчала.

– Ну, будет тебе печалиться о своих близких, – сказал Андрей чуть ли не весело.

Полина посмотрела на него с недоумением.

– Не хорони людей раньше времени. Может быть, не все они погибли.

Глядя, как Полина хлопает глазами, Андрей рассмеялся.

– Слышишь звонок внизу? Поди-ка открой дверь.

– Я? – растерялась Полина, она встала и пошла к лестнице. – А я сумею?

– Сумеешь, – ответила Евгения. – Я закрыла на обычную задвижку. Так что поторопись…

Они смотрели на Полину до того странно, что та поспешила вниз к двери. Дверь открылась, и в лицо ей брызнул такой яркий солнечный свет, что она зажмурилась.

– Полина! – услышала она знакомый голос, но не спешила открывать глаза, чтобы не спугнуть наваждение. – Поля, да посмотри на меня!

Она не успела открыть глаза, а сильные руки уже оторвали ее от пола и закружили. Полина обалдело повторяла:

– Данила, ты живой! Данила…

Глава 21

Артему несладко пришлось в отделении. По нелепой случайности он оставил паспорт в сумке и теперь лишь глупо улыбался блюстителям порядка, которые наперебой задавали вопросы.

– Кто ты, говоришь? Частный детектив? – спрашивал один, перебирая всевозможные удостоверения, отобранные у Артема.

– Ты хоть соображаешь, что сказал сейчас? – удивлялся второй. – Это ведь то же самое, что девчонке явиться к женщине постарше и заявить: я любовница вашего мужа. Не понял? Сейчас объясню!

Чем частный детектив отличается от милиционера?

Трахают одинаково, а платят по-разному. Усек?

– Чем же ты на рынке интересовался, если не секрет? Или это жена Марата себе новых ребят решила завести? Думаешь последний кусок у нас урвать?

– Ага, – поддержал второй, – и главное – хочет выйти после этого отсюда подобру-поздорову.

– Ребята, я… – осторожно улыбался в ответ Артем, но слушать его здесь явно не собирались.

Милиционеры все больше накручивали сами себя, и Артем был рад, когда его втолкнули в маленькую, пахнущую хлоркой комнатку с зарешеченным окном.

Стоило подумать, как выбраться из неприятной ситуации, но в голове крутилась только одна мысль – о брюнетке, которая мелькала каждый раз перед тем, как очередному бизнесмену отправиться на тот свет. Все мужчины были похожи друг на друга как близнецы: куча денег и две страсти – к спиртному и женщинам. Все были не в ладах с собственными женами. Может быть, об этом и говорил Данила? «История с женщиной. Она хотела его смерти. Много женщин хотело…» – вспомнил Артем его слова.

Эх, сейчас бы телефон! Если он отсюда выберется, нужно будет узнать, не были ли все эти дамы знакомы между собой… Артему на мгновение показалось, что он где-то на пороге разгадки, однако он отогнал эту мысль. Ни одна из жен не могла участвовать в убийстве мужа, если, конечно, это действительно убийства, а не случайные совпадения. Если люди ведут беспорядочный образ жизни, то вполне возможно, что конец их ждет приблизительно одинаковый.

К вечеру ему стало совсем не по себе. Неплохо было бы позвонить Полине, узнать как у нее дела. Интересно, какая опасность ей угрожает? Вспомнив о Полине, Артем тут же переключился на письмо, которое они нашли, и снова задумался. Причем здесь Королева?

Она знает о происходящем и собирает материал для нового романа? А может быть, как-то участвует в этом? Тогда Полина находится рядом с эпицентром событий, что действительно небезопасно.

– Эй, – крикнул Артем в темноту коридора. – Есть там кто-нибудь? Мне бы позвонить!

Но никто не отозвался.

На улице быстро темнело. Новорожденную белую ночь заволокли тучи. С первым отдаленным ударом грома Артем услышал шаги. Наконец-то кто-то о нем вспомнил!

Молодой лейтенант открыл дверь и, представившись, извинился перед Артемом за своих товарищей. В приемной ему вернули все корочки, попросили пересчитать, проверить и «простить за ошибку». Артему такой поворот событий показался сказочным, но он решил не обременять работников правопорядка лишними вопросами, а поскорее покинуть заведение.

Выйдя вместе с ним на улицу, молодой лейтенант вдруг сказал конфиденциальным тоном:

– Товарищ генерал просил передать: ему удалось установить, что убийца – мужчина.

Артем обалдело спросил:

– А.., как он меня нашел?

– Позвонил вам на мобильник, – пожал плечами тот.

Артем брел по улице и усмехался. «Товарищ генерал просил передать…» Ему показалось, что он и вправду засекреченный работник органов безопасности, какой-то генерал послал его на задание и в трудную минуту позвонил на трубку.

Только вот почему лейтенант поверил голосу, назвавшемуся генералом, Артем понять не мог.

Он видел Данилу около двух недель назад, когда тот пообещал попробовать узнать, кто убийца: мужчина или женщина. Много же времени потребовалось ему, чтобы понять… Или почувствовать? Вполне возможно, женщины, желающие смерти, и мужчина, непосредственный исполнитель, – как-то связаны. Только вот как?

Артему припомнились однотипные объявления, которыми пестрили все питерские газеты. Смысл их один: магия на защите семьи. Колдуны и волшебники всех мастей предлагали свою помощь в решении любых семейных проблем: отворот-приворот и прочие глупости. Сколько может стоить их услуга по устранению мужа, если жена становится законной наследницей? Да сколько угодно! Возьмут символическую плату, а потом, с помощью шантажа, подсядут на процентик от дохода. Золотое дно!

Артем еще плохо знал город, он шел пешком к ближайшей станции метро «Лесная», стараясь запоминать названия улиц, чтобы лучше ориентироваться. Миновав какой-то заводик, он свернул за угол и остановился. Улица Новолитовская.

Знакомое название. Ну да, вспомнил он, доставая блокнот. На этой улице живет Коровина Е. И. – корреспондентка Виктории Королевой. Да и номер дома совпадает.

Артем остановился в нерешительности. Стоит ли беспокоить госпожу Коровину? Он еще не наводил о ней справки… Тучи разрешились дождем, и Артем по инерции шмыгнул в подъезд. Ладно, сказал он себе, я буду гораздо спокойнее за Полину, если узнаю, что господин Коровин жив и здоров. Он поднялся на лифте на третий этаж и нажал кнопку звонка квартиры тридцать пять. Позвонив три раза, Артем вздохнул и пожалел, что не курит.

Был бы хороший повод поторчать немного на лестничной клетке и переждать ненастье.

Тут, на его счастье, открылась соседняя дверь.

Из квартиры выходила женщина с мусорным ведром. Увидев Артема, она остановилась на пороге.

– Здравствуйте, – радостно приветствовал он ее. – Я из компании «Олигарх плюс», разыскиваю господина Коровина. Вы не подскажите, куда могли запропаститься ваши соседи в такой поздний час?

Женщина не пошевелилась и не произнесла ни слова в ответ. Она смотрела на Артема широко раскрытыми глазами. «Пьяная? – не мог понять Артем. – Или сумасшедшая?»

– Вы давно видели Коровина? – задал он наводящий вопрос.

– Нет его, – буркнула женщина. – И ее нет.

– Я вижу, что нет, спасибо. Пожалуй, придется подождать, – вздохнул он, не надеясь получить вразумительного ответа.

Покосившись на него, женщина закрыла дверь на ключ и стала спускаться вниз. Поскольку она была в одном лишь домашнем халате, Артем счел своим долгом предупредить:

– На улице дождь. И похоже – сильный…

Но соседка не обратила на его слова никакого внимания. Она спускалась вниз в халате и стоптанных шлепанцах на босу ногу. Артем проследил за ней из окна: несмотря на ливень, она медленно брела к мусорным бакам. И даже когда по асфальту застучали мелкие, как жемчуг, градины, не прибавила шагу. Так же медленно поднялась по лестнице и, вставив ключ в замок, безразлично пробурчала не глядя на Артема:

– Вы с работы?

– Не совсем. Я один из его поставщиков, – ответил Артем расплывчато.

– Не ждите их. Никто не придет.

Она захлопнула дверь быстрее, чем Артем успел открыть рот, чтобы задать вопрос. Что это значит «никто не придет»? Уехали или… Он присел на ступеньку. Ему не хотелось покидать этот дом, не получив ответа. Оставалось надеяться, что кто-то из соседей сверху или снизу даст ему более полную информацию.

Неожиданно дверь напротив распахнулась, и он снова увидел ту же женщину, все еще мокрую после дождя. Под ногами у нее была лужица: видно она не проходила в комнату, а стояла у двери, прильнув к глазку.

– Я ведь сказала: не ждите! Нет их!

– Я вижу, что их нет, – ответил Артем. – Думаете, мне этот Коровин нужен? Нет! Он нужен моему начальнику. А тот мне голову снесет, если я Коровина не дождусь. Так что извините, любезнейшая, буду сидеть здесь до победного!

Женщина задумалась и сказала:

– Уехали они, поменялись.

– Куда?

– Не знаю.

– Тогда понятно. Ну что ж…

Артем побежал вниз по лестнице. Не судьба.

На первом этаже у почтовых ящиков он столкнулся с мужчиной. Тот на его глазах достал связку ключей и открыл ящик под номером тридцать пять. Артем остановился.

– Извините, я с телефонной станции. Вы – Коровин?

– Нет.

– Но… – Артем указал на открытый почтовый ящик.

– Соседка попросила брать почту, – ответил мужчина. – Иначе забьют ящик рекламными газетами, а квитанции будут валяться на полу.

Кстати, что там у них с телефоном?

– Задолженность, – развел руками Артем.

– Быть не может! Я все аккуратно оплачиваю. День в день.

– А почему вы оплачиваете? Снимаете квартиру?

– Да нет, Лена попросила перед отъездом.

Денег оставила. Ей тяжело здесь бывать после смерти мужа. Знаете, как это бывает?

– Подождите, подождите. – Артем достал блокнот и сделал вид, что ищет нужную запись. – Давно он умер? Почему же она не переоформила телефон на свое имя? У нас нет никаких документов…

– Умер он полгода назад. А переоформлять…

Не знаю. Она ведь исправно платит. Неужели это обязательно? Впрочем, хорошо. Я передам ей. Завтра же позвоню.

– Хорошо, – согласился Артем. – Хотя, если она пенсионерка, мы понимаем…

– Нет, не пенсионерка. Я вас очень прошу: не отключайте телефон. Может быть, ограничимся тем, что вы подниметесь ко мне и я покажу вам квитанции?

– Можно, – бодро согласился Артем. – У нас тоже случаются ошибки. Я запишу даты платежей, а потом перезвоню вам.

Артем радостно поднимался за мужчиной, надеясь пока они будут перебирать квитанции, задать еще несколько вопросов относительно гибели Коровина. К тому же за стеклом по-прежнему барабанил дождь, а мужик попался явно душевный, – вон, уже полгода бегает по сберкассам платит за соседку. Так что вполне может быть предложит чаю.

Но когда мужчина остановился на третьем этаже напротив двери, из которой появлялась женщина с ведром и полез в карман за ключами, Артем готов был провалиться сквозь землю. Сейчас его разоблачат! Как пить дать! Придется что-то врать и как-то выкручиваться!

Однако мужчина открыл дверь и попросил Артема:

– Подождите минуточку!

* * *

Артему пришлось понервничать куда больше, чем одну минуту. Он уже стал подумывать о том, не ретироваться ли ему, когда мужчина пригласил его на кухню.

На столе были приготовлены квитанции за последние полгода, и Артем принялся переписывать их номера и даты оплаты.

– Надо же, – попытался он завязать разговор, – полгода без мужа, а так убивается…

– Кто убивается? – не понял мужчина. – Елена-то? Да не то, чтобы убивается. Жутко ей возвращаться туда, где он… Он ведь покончил с собой.

– Повесился? – Артем изобразил неподдельный ужас.

– Из окна сиганул.

– Тоже не лучше, – Артем увлеченно выводил цифры на бумаге. – Я с таким сталкивался.

Депрессия, водочка, с деньгами проблемы…

Неожиданно на дверном стекле мелькнула тень. Их подслушивали. Артем мог бы поклясться, что женщина, та самая, с которой он разговаривал на лестничной площадке, стоит в коридоре, прижавшись к стене. Ему даже показалось, что он слышит ее дыхание.

– Здесь как раз другой случай: никаких проблем.

– Значит – шизофрения.

– Тоже нет, – ответил мужчина. – Это для жены и есть самое страшное: неизвестность.

Артем закончил свою работу и с тоской покосился на чайник.

– Ну тогда, может, помог кто сигануть? – спросил он.

– Я думаю… – начал мужчина, но тут из-за двери послышался звук бьющейся посуды, и он поспешил закончить беседу.

– Вы извините, – пробормотал он, обернувшись на дверь, – у меня еще столько дел!

В коридоре прошелестели шаги.

– Да, конечно, я уже закончил.

– Вот, возьмите мою визитку. Если что-то не так, позвоните мне на работу, хорошо?

Артем распрощался с хозяином и спустился вниз. «Протасов Николай Андреевич, – прочел он строгую надпись на визитной карточке, – директор концерна Цветные металлы»".

Дождь, утихший накануне, припустил с новой силой, до метро идти еще было прилично, а вымокнуть до нитки совсем не хотелось. Он решил подождать.

Наверху открылась дверь, и Артем вздохнул.

Опять кто-то спускается. Придется выходить, слишком долго он торчит в этом подъезде, привлекая к себе внимание.

Но спускаться, похоже, никто не собирался.

Последовал лязг ключей и снова хлопнула дверь.

И тут же опять открылась. Кто-то упорно давил кнопку звонка, а потом принялся барабанить в дверь кулаками. Артем осторожно выглянул в широкий пролет, но ничего не увидел.

– Открой, – раздался сверху придушенный женский голос, и Артем сразу представил женщину с бессмысленным взглядом. – Открой, гад.

У мужчины, вспомнил Артем, были ключи от соседской квартиры. Похоже, там он и скрылся от своей жены. Она прекратила стучать и прошипела:

– Ненавижу тебя, подонок. Чтобы ты сдох!

Артема передернуло от этого свистящего шепота. Женщины, желающие мужьям смерти, – сколько же их? Каждая третья? Может быть, город настолько переполнен ненавистью, что она и становится причиной смерти мужчин? Он закрыл глаза и представил ненависть в виде огромного мутного облака, которое толкает к окнам, останавливает сердца.

Да, он был материалистом. Но и ненависть – материальна. Это такая субстанция, которая не способна, образовавшись в сердце, долго оставаться абстрактным чувством. Она сгущается и концентрируется до тех пор, пока не сможет материализоваться, переместив свою разъедающую энергию в холодное лезвие кинжала, в ствол пистолета, в горечь яда.

От этих мыслей Артему захотелось скорее под дождь…

А из окна третьего этажа за ним внимательно наблюдала женщина. Лицо ее было искажено ненавистью и страхом. Когда Артем скрылся из вида, она забегала по квартире, роняя и подбирая вещи. Она кусала губы до крови и рычала, как раненая тигрица. В конце концов она схватила телефонную трубку. Номер ей удалось набрать только с третьей попытки: так дрожали руки.

– Саныч, – она говорила быстро, захлебываясь словами, – я боюсь, Саныч. Сегодня приходил какой-то тип, интересовался Коровиным… Нет, Саныч, нет. Я не могу подождать, пока ты приедешь.

И взять себя в руки тоже не могу. Я боюсь, слышишь. Ты уверен, что в милиции это дело закрыли?

Я с ума сойду! Скоро, ты говоришь? На этой неделе?

И я сразу уеду? Только помни, больше я не выдержу!

Глава 22

Артем добрался до Санниковых, когда Лариса убирала со стола.

– Мы уж не надеялись, – буркнул Костя, пожимая ему руку, и скрылся в своей комнате.

– У вас все в порядке? – спросил Артем Ларису, садясь за стол.

– Не думаю, – ответила она. – Много вопросов – мало ответов.

– Что это значит?

– Поговори с Костей, – предложила она. – А мне завтра рано вставать, так что я пойду…

Артем быстро проглотил ужин, включил чайник и заглянул к Косте.

– Можно?

– Заходи, – откликнулся тот. – Мне как раз нужна твоя помощь.

– Всегда рад, – скромно ответил Артем.

– Видишь ли, меня интересует один клуб, но я нигде не могу его найти. В телефонных справочниках он не значится, по «09» и вовсе говорят, что такого нет. Впрочем, может быть, он действительно уже закрылся. Но так, на всякий случай… Ты ведь ходишь по городу гораздо больше моего – вдруг попадется. Этот клуб называется «Летучая мышь».

– Хорошо, постараюсь. А зачем тебе, если не секрет?

– Мама занималась этим клубом, когда ей устроили.., эту аварию.

Артем искренне удивился.

– Прости, я думал это был несчастный случай. По крайней мере мне так рассказывали. Если хочешь, я помогу тебе. Закончу свое дело – и я полностью в твоем распоряжении.

– Мне неудобно тебя просить…

– Потому что ты меня всегда недолюбливал, – продолжил Артем. – Но это пустяки.

У тебя действительно серьезное дело, и я тебе обязательно помогу. Насколько я помню, твоя мать работала в милиции…

– Да, – протянул Костя. – А с чего ты взял, что я тебя.., ну.., это…

– Ты считал меня занудой. Да я собственно и остался занудой. Только есть такие области, где занудство – очень к месту. Расскажи мне об этом клубе. Хотя бы в общих чертах.

– Мама занималась наркоманами. Несовершеннолетними. Один из них оказался сыном депутата. Его подсадили на иглу, чтобы подобраться к папочке. К Ларисе в квартиру пытались забраться люди, у которых на плече была татуировка летучей мыши. И точно такую же я видел у одной девицы, которая упрятала за решетку собственного отца.

– Каким образом?

– Этим делом сейчас занимается Василий.

Помнишь его? Так вот к нему на экспертизу привели мужика, который стрелял в любовника своей жены. Несмотря на то, что расстались они давно и у него тоже была женщина, посчитали – что, из ревности. Сам он ничего объяснять не стал. А выяснилось, что совсем не из ревности: дочка позвонила накануне и, рыдая, рассказала, что мамочкин дружок ее обесчестил.

– Девица была из татуированных «летучей мышью»?

– Да. Мужик, в которого стреляли, был тот самый депутат, сыном которого занималась моя мама. Осетров его фамилия.

Артем автоматически сделал пометку в блокноте.

– Осетров Павел Георгиевич, – продиктовал Костя и со вздохом добавил:

– И еще в этом деле участвовала Лариса.

– Да, закручено. Но знаешь, чем больше наворотов, тем проще ответ.

– Кстати, как у тебя дела? Продвигаются?

– Продвигаются, – грустно сказал Артем, – только в непонятном направлении. Ты, кажется, теперь приемы ведешь в консультации? К тебе приходят женщины, обиженные на мужей?

– Да почти они только и приходят, – усмехнулся Костя, но заметив реакцию Артема, добавил:

– Ну это я, конечно, преувеличил. Говоря строго, таких клиентов у меня процентов пятьдесят – шестьдесят. Но они, пожалуй, самые эмоциональные.

– Если, скажем, муж изменяет, бьет, пьянствует, они их ненавидят?

Костя задумался, припоминая своих посетительниц.

– Нет, ни одной такой не припомню. Они плачут, но любят своих мужчин. В этом-то и суть! Одна женщина проблему эту выразила так:

«Понимаю, что он козел, а сделать со своей любовью ничего не могу!»

– А если она его любит, а он – с другой?

Может возникнуть желание его убить?

– Не думаю. Сказать в сердцах, что, мол, убила бы, конечно могут. Но ненависть, если она и есть, то как правило, не к нему, по-прежнему любимому, а к ней – к разлучнице. Люди ведь склонны искать причину своих неудач в обстоятельствах. Разлучница в данном случае – и есть обстоятельство…

Ночью Артем долго лежал без сна. Ему казалось, что в словах Кости есть какой-то ключик к его загадке. Только вот куда его вставить и как повернуть, он пока не знал. Еще его очень заинтересовала история с клубом. Нужно бы заняться этими летучими тварями. Только после. Он знал по опыту, что нельзя начинать новое дело, не закончив предыдущего. Иначе зависнет и то, и другое. И еще он думал о Полине. С первого дня в Петербурге он ежедневно торчал у метро «Проспект Ветеранов» по вечерам и незаметно провожал девушку до дома. Пока однажды не познакомился с ней… Сегодня из-за приключения в милиции он не успел ее повидать, и это его очень тревожило. Не только потому, что он не выполнил своих обязательств. Он все больше проникался доверием к Даниле, а потому все серьезней относился к его поручению. Если он считал, что Полине что-то угрожает, значит, так оно и есть.

Артем даже подумывал на время бросить дело Свешникова и выяснить, что же угрожает Полине. Свешникову уже все равно, ему не поможешь, а ей помочь можно. Завтра же вечером он должен с ней серьезно поговорить!

Неожиданно в его сумке запиликал мобильный телефон. Артем подскочил и долго шарил в темноте, натыкаясь на вещи. Звонил Данила. Голос у него был не взволнованный, совсем не такой как обычно.

– Ты прошел мимо чего-то важного, – говорил он. – И потерял Полину…

– Что значит потерял? – похолодел Артем. – Я ведь только вчера ее видел.

Объяснение ему самому показалось глупым.

Сердце сжалось в комок, а страх заставил повысить голос:

– Что с ней?!

– Пока ничего, но время идет. Ты должен найти ее завтра до полудня во что бы то ни стало!

– Я все сделаю!

– Завтрашний день – решающий. И помни: ты был рядом с разгадкой. Главное – найди Полину.

– Хорошо, – бормотал Артем в трубку, – хорошо, хорошо…

Он так и не заснул. «Если с Полиной что-нибудь случится, – говорил он себе, – то я… я…», – но не было такой кары, которую он мог бы себе придумать.

* * *

Полина весь вечер не отходила от Данилы. Сначала они вспоминали пожар в детском доме. Оказалось, что Данила тоже потерял сознание и очнулся лишь в больнице. Так же, как и Полина, он бегал по справочным, пытаясь отыскать хоть кого-то из своих, но безрезультатно. Ему было так плохо, что он готов был покончить с собой и наверняка бы осуществил свое решение, если бы не Карина…

Они встретились в парке возле Никольской церкви, куда Данила заходил почти ежедневно.

Карина увлеченно занималась своей картиной, и Данила долго наблюдал за ней. Она подошла к нему сама и сказала, что он ей мешает работать.

– Я даже подумать не мог, что вы меня заметили, – удивился он.

– Вы просверлили мне взглядом спину! – ответила она высокомерно.

Но уйти не торопилась. Все стояла и смотрела.

А потом спросила:

– У вас несчастье?

– Да, – ответил Данила. – Я…

Она прервала его, вскинув руку.

– Не рассказывайте! Я должна немедленно сфотографировать вас и нарисовать!

Не дожидаясь ответа, она вернулась к своим вещам, махнув ему рукой, чтобы он шел за ней.

У этой хрупкой двадцатипятилетней женщины были жесты королевы. Данила не мог не подчиниться. Внутренний голос говорил ему, что эта маленькая королева интересуется вовсе не им, а страдальческим выражением его лица. Ей нужна не его история, а лишь ее внешнее отражение.

Он решил позволить ей сфотографировать себя, но категорически отказался от позирования.

Она трижды с разных сторон окатила его фотовспышкой и села на скамейку, приспособив папку с листами у себя на коленях. Карандаш заметался по бумаге. Карина смотрела на него с жадным любопытством, отчего ее красивое лицо приобретало оскал жснщины-вамп.

Работая, она преобразилась настолько, что сомнений у него не осталось: прервать ее сейчас – все равно, что смертельно оскорбить. Данила не рискнул оскорбить королеву. Он заглядывал в ее черные глаза и испытывал тайное наслаждение, пока она не отбросила папку с листами, и они не разлетелись вокруг.

– Это черт знает что такое! – воскликнула Карина. – Ты смотришь на меня, как влюбленный идиот! Ты что, забыл о своем горе?!

В ее голосе звучала обида… Он улыбнулся.

– Как влюбленный идиот! – с горечью повторяла она. – Как влюбленный идиот… Хотя это тоже годится.

Карина снова схватилась за фотоаппарат и принялась щелкать. Потом он помог ей собрать листы, и она сделала еще несколько набросков.

Четыре часа пролетели незаметно. Смеркалось, а фонари так и не зажглись. Карина чертыхнулась и стала собирать вещи.

– Где ты живешь? – спросила она, вешая ему на плечо свою большую сумку.

– В студенческом общежитии в Петергофе.

Карина задумалась.

– Нет, – сказала она. – Далеко. Поехали ко мне.

И пошла вперед, не оглядываясь.

В Питере она снимала пустую квартирку, переделанную под мастерскую. Чего там только не было – глина, холсты, камень. На кухне одиноко лежал полосатый матрац.

– В душ!

Карина повесила ему на плечо полотенце и подтолкнула к ванной комнате. Данила вошел и сел на край ванной, не понимая, что происходит. Так и не услышав звука воды, Карина ворвалась к нему через пять минут без стука.

– В чем дело? – спросила она мягко. – Снова вспомнил о своем горе? Забудь. Потом что-нибудь придумаем. А пока вот, – она швырнула ему пушистый банный халат.

Халат был меньше Данилы ровно в три раза.

Когда он появился из ванной, Карина рассмеялась. Она лежала на матрасе, застеленным белой простыней, в чем мать родила. Рассмеялась, а потом протянула к нему руки:

– Иди скорее!

Говорят, что бывает любовь с первого взгляда.

Карина с первого взгляда стала его женой. И подругой. И матерью. И всем белым светом.

Она вернула Данилу к жизни и заменила всех, кто был ему когда-то дорог. Она успевала сосредоточенно работать над своими картинами, подавать ему ужин и сдувать с него пылинки. «Ничего не могу с собой поделать! – кипятилась она. – У восточной женщины это в крови: босая, беременная и на кухне. Жаль вот только…» Детей у Карины никогда не будет. Об этом она знала давно и сразу же предупредила Данилу. Хотя в восемнадцать его не очень заботили такие вещи.

За пять лет Карина не сменила королевского тона на бытовой, не растолстела, чего боялась больше всего на свете, как все женщины в ее роду, но главное – она стала знаменитостью.

Счастье улыбнулось ей в Германии, где устроили ее первую персональную выставку. Потом были заказы из Греции, Чехословакии, Италии. Одна из ее работ была продана с аукциона за триста тысяч долларов. Карина отдала все деньги на строительство детского дома в Армении. «Ты мой гений, – ласково шептал ей Данила. – Мой творец!» – «Не говори ерунды, – резко одергивала она. – Я неполноценный человек. Не могу сотворить то, что под силу любой убогой дуре!» – «Что ты имеешь в виду?» – «Ребенка».

Удача не заменила ей счастья.

* * *

– Знаешь, – говорил Данила Полине, – Карина сейчас готовится к выставке, она занята.

А потом я вас обязательно познакомлю. Она будет очень рада. Она ведь много лет вела переписку с разными инстанциями, чтобы найти вас. Даже в передачу «Жди меня» писала.

Полина улыбалась, хотя перспектива знакомства с женщиной, которая разговаривает с людьми, как генерал с солдатами, ей явно не улыбалась. Она заранее побаивалась эту странную Карину, представляющуюся ей слишком высокомерной.

– Отец нашел меня год назад. Это удивительно, правда, что мы с тобой оказались родными?

Теперь я работаю у него. Получаю вполне приличную зарплату. С женой, конечно, еще не сравнялся, но есть надежда, – гордо ответил Данила.

– И что же ты делаешь?

– Я программист. Пишу программы для разного рода.., э-э-э.., биологических систем. Извини, большего сказать тебе не могу.

– Да я бы и не поняла – усмехнулась Полина. – Это ты у нас всегда был вундеркиндом!

– Да я и сейчас хоть куда! – Данила стукнул себя кулаком в грудь, и они с Полиной дружно рассмеялись.

К ним подошел Андрей.

– Даня, повлияй, пожалуйста, на Полину.

Она не желает переезжать ко мне. Даже не знаю, как ее уговорить!

– Как?! – удивился Данила, но Полина перебила его:

– Я вовсе не отказываюсь. Я только хотела чуть повременить…

– Но почему?

– Я столько лет была беспомощной, у меня все не клеилась. А теперь я приложила столько усилий, чтобы наладить свою жизнь, и так гордилась успехами, что мне жаль все бросить…

– Ты называешь успехами труд домработницы? – спросил Данила, поджав губы.

– Да, – опустив глаза сказала Полина. – И потом, мне бы не хотелось уходить от Виктории Королевой. Мы с ней подружились.

В комнате воцарилось молчание. Андрей посмотрел на Полину долгим взглядом и сказал:

– Может быть, ты и права. Не стоит тебе пока уходить от Королевой. А вот с квартирки отвратительной съехать нужно. Сейчас Вадим отвезет тебя на проспект Ветеранов, ты соберешь вещи и вернешься. Будешь умницей?

– Буду, – грустно улыбнулась Полина.

* * *

Всю дорогу она с грустью думала об Артеме. Теперь он вряд ли отыщет ее, если бы даже и захотел. Она не сможет запросто пригласить его к себе. Полина с трудом представляла, что когда-нибудь сможет чувствовать себя хозяйкой в доме отца: непривычная, слишком шикарная обстановка, пусть даже и родные, но мало знакомые люди – Вадим, Андрей, Евгения. Данила приехал из Москвы только ради того, чтобы повидаться с нею, и завтра же вернется к своей Карине…

– Расскажи мне про твою Королеву, – неожиданно попросил Вадим. – Интересно, как живут знаменитости.

– Ничего особенного. Целыми днями она сидит за компьютером, работает. Вот практически и все, что я знаю.

– Неужели никуда не выходит?

– Очень редко. Один раз мы с ней ездили в ресторан отмечать окончание нового романа.

"В другой у них в клубе собирались гости, я там помогала. Хозяйством до меня занималась мать, но у нее что-то с сердцем…

– Бедная женщина. А где находится их клуб?

И как он называется?

– Да это и не клуб вовсе…

Полина принялась расписывать квартиру на улице Декабристов. Вадим слушал заинтересовано, задавал вопросы. Ей нравилось, что он так интересуется ее жизнью.

Когда они подъехали к дому, Полине стало совсем грустно и захотелось плакать. Она так долго мечтала найти родителей, тысячу раз рисовала в воображении их встречу, а все оказалось прозаично и совсем не радостно, если бы не Данила. С Андреем и Вадимом она чувствовала себя скованно и подавленно. С Евгенией и вовсе не могла двух слов связать. Неужели ей придется жить теперь с ними долгие годы?

Вадим помог Полине собрать вещи и через полчаса они уже катили назад.

– Знаешь, – сказал Вадим, – ты пока не говори Королевой, что у тебя нашелся отец.

– Почему? – искренне удивилась Полина. – Разве это тайна?

Она уже подумывала о том, с каким интересом завтра Виктория выслушает ее историю. Может быть, даже положит эту историю в основу своего нового романа.

– Нет, конечно, не тайна. Твоя семья прекрасно обеспечена, и Королева поймет, что надолго ты у них не задержишься. Станет искать кого-нибудь на твое место…

– А ведь действительно! Мне так не хочется уходить от нее!

– Вот и не рассказывай пока. Как-нибудь потом… А может, и не придется…

– Что значит: не придется? – удивилась Полина.

– Это мой маленький секрет, – улыбнулся Вадим.

…В большом доме Андрея Полине отвели просторную комнату. Чего там только не было – великолепная кровать в нише, кресла, стол и маленькое трюмо на комоде. Пустой шкаф был совсем новый и еще хранил запах дерева. Евгения помогла ей разложить вещи, а потом провела по дому, показав ванную, кухню и широкую террасу, увитую плющом и заставленную кадками с тропическими растениями. Отдельную комнату занимала библиотека, и Полина попросила разрешения подыскать себе какую-нибудь книжечку на ночь.

Она осмотрела все стеллажи, но не нашла ни одного издания Виктории Королевой. Полки сплошь были уставлены толстыми философскими томами, нарядными изданиями классики, трудами по экономике, медицине, химии. Вернувшись к себе, она еще раз обошла комнату, дотрагиваясь до мебели и вещей, пытаясь представить, что когда-нибудь они станут для нее привычными и родными. Однако воображение наотрез отказывалось хоть немного помочь ей.

«Это оттого, – говорила себе Полина, пытаясь хоть как-то оправдать свою неудовлетворенность, – что у меня никогда не было дома. Я не привыкла…» Но собственные слова показались предательски лживыми. Был у нее дом. Конечно же, был. Тот, что стоял в лесу, неподалеку от реки. И маленькая клумба под окнами была куда красивее, чем здешние розы и зимний сад на огромной веранде. Здесь все чужое…

Из-за двери раздался голос Андрея:

– Полина, ты еще не спишь?

– Нет, нет.

Он вошел и улыбнулся ей:

– Пришел посмотреть, как ты устроилась, и пожелать спокойной ночи. Ну, нравится тебе здесь?

– Да, очень.

Андрей внимательно посмотрел: голос ее был не слишком радостным.

– Ты еще не привыкла, – мягко сказал он. – Уверяю тебя, через неделю все наладится.

Он обнял Полину за плечи и, притянув к себе, поцеловал в щеку.

– Спокойной ночи, доченька.

– Спокойной ночи.., папа, – произнесла она с запинкой.

Андрей вышел, а Полина без сил опустилась на кровать. От его поцелуя ее передернуло…

* * *

Андрей вернулся в кабинет, где его ждал Вадим.

– Ну как? – спросил тот. – Что скажешь?

– Не слишком приятно признаваться в этом, но ты прав, девочка, похоже, в замешательстве, – пожал плечами Андрей. – Либо придется потратить несколько месяцев на то, чтобы приручить ее…

– Ты имеешь в виду – ломать перед ней комедию долго и прилежно? Кому это нужно? – презрительно хмыкнул Вадим.

– Либо… – Андрей вздохнул, – провести ее через посвящение.

– Через короткое посвящение, – подчеркнул Вадим. – Она не нашего поля ягода.

– К сожалению…

Андрей смотрел на сына с затаенной гордостью. С того самого дня, когда он занял место Сенечки во главе группы на Алтае, он мечтал сделать из этого мальчика необычного человека, способного стать его правой рукой и продолжать все то, что тогда он еще только замышлял. А для этого сын должен был вырасти сильным, не ведающим чувства вины и угрызений совести, привычным к таким вещам, о которых порой и взрослый сильный мужчина помыслить не может… И вот – перед ним плод его многолетних усилий. Будь на месте Полины кто другой, кого нужно было бы перетянуть на свою сторону и заставить встать под свои знамена, он не задумался бы ни на минуту, выбрав «короткое посвящение». Но она была его дочерью, в ее жилах текла его кровь, и он готов был ждать, пока она сама не примет решения…

Однако Вадим прав: зачем испытывать судьбу?

Лучше действовать наверняка. Обычное посвящение было предназначено для тех, кто сам мечтал вступить в ряды их помощников. Эти ребята не знали практически ничего об их деятельности, но готовы были на все, с черной завистью наблюдая, как на их глазах меняется жизнь тех, у кого на плече появлялась маленькая «летучая» метка. Человек преображался на глазах. Он становился строг, сосредоточен, в голосе сквозила необыкновенная уверенность в себе, за спиной тенью стояла чья-то сила и жесткая воля. И самое главное, что выводило завистников из себя – такой человек больше не рылся в карманах в поисках мелочи, а носил дорогое портмоне с крупными купюрами и тут же съезжал на собственную квартиру от родителей. «Меченый» выглядел в глазах бывших друзей постигшим ту самую тайну благополучного бытия, которая им никак не давалась. И они готовы были броситься за ним вслед, стоило ему только позвать, безрассудно, не спрашивая, чем придется платить, готовые скрепить контракт с могущественным хозяином пусть даже собственной кровью…

Для этих молодых ребят Вадим, начитавшись книг о древних обрядах, сам разработал ритуал посвящения, дающий ему над человеком почти неограниченную власть. Неделя поста и медитаций со специально подготовленными тренерами, разрыв старых связей, символическая смерть и возрождение для новой жизни. Теперь, когда он закончил ремонт своего клуба, последняя ступень посвящения – «смерть» – разыгрывалась как театрализованное представление. Имитируя убийство, адепту наносили легкое ранение – по сути царапину, которая не требовала даже пластыря – и погружали в специальную капсулу, напоминающую гроб, где он должен был провести ночь. Капсулу опускали в подвал, что гарантировало непроницаемую тишину, символизирующую смерть…

Утром посвященный возвращался в круг своих друзей и торжественно встречал вместе с ними рассвет своей новой жизни. Такое посвящение глубоко врезалось в подсознание человека.

Но кроме обыкновенных «рабочих лошадок», Вадиму с Андреем требовались специалисты в той области, с которой был связан их бизнес. В этом смысле Данила представлял для них особенный интерес. Его образование и фонтанирующая изобретательность позволяли использовать его талант сразу по нескольким направлениям. К тому же Данила не доставил им хлопот. Он был счастлив встрече с отцом и дважды счастлив возможностями, которые тот ему предоставил. Мальчик работал как вол и вскоре начисто позабыл о прозябании в маленькой университетской лаборатории и деньгах жены. Его пьянил карьерный взлет, возможность чувствовать себя настоящим мужчиной и всеобщее уважение в фирме отца.

Среди необходимых специалистов порой попадались люди немолодые и довольно обеспеченные, их трудно было увлечь и невозможно купить. Для таких Вадим разработал схему «короткого» посвящения. Пост, медитация и прочие предварительные штучки отметались, поскольку доброй воли от адепта не ждали. Несколько капель парализующего препарата и инъекция, состав которой Андрей разработал самостоятельно еще десять лет назад.

Человека укладывали в непроницаемую капсулу и оставляли в ней на двенадцать часов под действием лекарства. После короткого посвящения человек просыпался лишенным памяти. В зависимости от его характера, который досконально изучался до «посвящения», его встречала семья, или мать или на худой конец коллеги по работе. Все они дружно качали головой, рассказывали ему о прошлом, которого у него в действительности никогда не было, показывали фотографии, идеально смонтированные лучшим фотографом Вадима. Человека увозили в другой город, где он гарантированно не мог встретить никого из бывшего своего окружения, и давали вторую жизнь, целью которой была работа.

Профессиональные навыки восстанавливались чрезвычайно быстро, лишь дважды Андрея постигало разочарование – вместе с биографией человек начисто терял знания по специальности. Таких снова прогоняли через «короткое посвящение» и выбрасывали где-нибудь за чертой города, предоставляя самостоятельно решать – куда и как двигаться в жизни. Эти люди обычно оседали где-нибудь в психиатрических институтах или больницах и деградировали, заколотые аминазином.

Полина привлекала Андрея прежде всего своей наивностью. Если завтра она лишится своих воспоминаний, послезавтра он даст ей новые. Он получит любящую и преданную дочь, которая, если ему удастся отыскать старшего Данилу, сыграет роль троянского коня. Девочку с такими наивными глазами невозможно ни в чем заподозрить…

Глава 23

Вернувшись из санатория, Дина позвонила своей знакомой в туристическое агентство. Та обещала заняться их визами и билетами и устроить все в трехдневный срок.

Виктория думала лишь о предстоящей свободе.

Страх уступал место пьянящему воздуху этой далекой свободы, которую она может обрести, если повезет, уже через несколько дней. Сколько там осталось?

Виктория полезла в еженедельник и ахнула. Вчерашний день выдался настолько напряженным, что она начисто позабыла о встрече с читателями, которая должна состояться завтра в Доме книги. Ну что ж, завтра она в последний раз встретится со своими поклонницами и попрощается с ними. Вряд ли в Европе ее книги будут иметь такой же успех. А если и будут, она наверняка не станет показываться на публике.

– Мама, знаешь о чем я буду сожалеть больше всего?

– О своем успехе? Брось. Ты можешь легко отправлять тексты по электронной почте. Какая разница из дома ты это делаешь или из-за границы? Кстати, какая сейчас погода в Швейцарии? – бормотала Дина, разговаривая сама с собой.

– О Полине, – рассмеялась Виктория. – Мне жаль, что мы расстаемся.

– Вика, подумай лучше о нашем деле, – тихо напомнила мать. – Когда ты собираешься им заняться? Осталось совсем немного времени.

– А вот завтра и займусь. Напомни-ка мне координаты.

– Протасов Николай Андреевич. Что-то там с нефтяными скважинами и бензином. Все, что я слышала от Маши, его жены, леденит кровь.

Ежедневно пьянствует с друзьями и бабами, таскает любовниц домой, жену избивает как садист.

Не удивлюсь, если он окажется самой отъявленной сволочью из всех, с кем мы сталкивались.

– С кем я сталкивалась, – тихо поправила Виктория.

– Причем самое любопытное, – Дина пропустила последнюю фразу дочери мимо ушей, – что на людях этот субъект прячется под маской джентльмена. Никто из знакомых не подозревает, что терпит бедная женщина.

– Хорошо, завтра в последний раз. И покончим с этим.

Дина подошла к дочери и обняла ее за талию.

– Дорогая моя, думаешь я не понимаю, как тебе тяжело? Мне хочется, чтобы ты нормально вышла замуж, внуков хочется увидеть. Потерпи, родная.

– Иногда мне кажется, – задумчиво произнесла Виктория, – нет, я просто уверена: все, что я сделала, не может пройти безнаказанно.

Дина отшатнулась от нее.

– О чем ты говоришь? Это ведь не ты! Правосудие, если оно вообще возможно в нашей стране, должно постигнуть негодяя, который…

– Мама, я не о правосудии. Я о другом наказании. Есть же какие-то кармические силы, законы…

– Есть, – согласилась Дина. – Но по этим законам все, что мы делаем, – благо. Мы лишь восстанавливаем справедливость.

– Да, конечно…

Уйдя в свою комнату, Виктория бессмысленно переставляла книги с места на место, потом открыла чемодан, побросала туда, не глядя, вещи с полки и замерла, сжалась, поняв, что ей не избавиться от тревоги… «Три дня, – пообещала она себе, пытаясь успокоиться. – Ну пусть четыре или, на худой конец, – пять. А за ними – свобода, Швейцария, счастье». Но слова прозвучали неубедительно, и тяжелое предчувствие легло на сердце…

Дина тем временем, напевая, расхаживала по квартире, собирая вещи. В самой дальней комнате она плотно прикрыла за собой дверь, достала мобильный телефон и набрала номер старого приятеля, который много лет занимался ее делами.

– Саныч, слушай меня внимательно. Не могу я громче. Мне нужна твоя помощь. Через несколько дней я уезжаю… Мне нужно, чтобы ты получил и перевел на мой счет кое-какие деньги… Я подготовлю генеральную доверенность и заеду завтра. Да, как обычно…

* * *

Рано утром Виктория торопилась на встречу с читателями. Она спустилась на первый этаж и тут вспомнила, что забыла парик, и вернулась обратно. Плохая примета! Только этого ей сегодня не хватало, и так на душе кошки скребут. Говорят, нужно посмотреться в зеркало, а то дороги не будет. Захватив упакованный парик, она застыла перед зеркалом, словно то могло ей в чем-то помочь. «Пожалуйста, – попросила Виктория, – в последний раз!» Зеркало ответило ее же перепуганным взглядом…

Вика спустилась вниз по лестнице и так была занята своими мыслями, что не обратила внимание на пустой стул консьержа…

Как только дверь за Викторией закрылась, Дина вынырнула из кровати. Пора и ей собираться.

Пока нет Виктории нужно заехать к Протасовой, успокоить бедную женщину и обговорить с ней передачу обещанного взноса через Сан Саныча.

Потом – к нему в офис, заверить доверенность.

Она быстро составила документ, поставила на нем свою подпись и тут в дверь позвонили. Сердце у Дины подпрыгнуло, но она вспомнила про Полину: жаль, что ей не удалось уйти пораньше, теперь придется рассчитать девочку прямо сейчас. Наверно, она расстроится…

– Ах, это ты, – Дина открыла дверь.

Ей совсем не хотелось объясняться с девушкой, тем более что вид у той и без того был грустный.

– Сегодня работы не предвидится, – Дина улыбнулась. – Я ухожу, а Виктория встречается с читателями.

– А где? – спросила Полина.

– В Доме книги. На Невском.

– Как вы думаете, я успею туда?

– Конечно, встреча длится два часа, начало в одиннадцать.

– Спасибо, – Полина побежала вниз.

«Вот и славно, – подумала Дина. – Виктории легче будет сказать девочке о том, что в ее услугах мы больше не нуждаемся…» Она достала паспорт, аккуратно сложила в папку бумаги, и тут в дверь снова позвонили. «Ну что тебе еще?» – раздраженно подумала Дина, открывая дверь, и даже не посмотрела в глазок, уверенная, что вернулась Полина…

* * *

А Полина неслась по улице сломя голову, Жаль, что она узнала о встрече так поздно, но все-таки стоило попробовать исполнить обещание, данное Поповне. Добравшись до больницы, она с тоской посмотрела на часы: ровно одиннадцать, встреча с читателями уже началась.

С проходной Полина позвонила в отделение и срывающимся от волнения голосом объяснила Поповне суть дела. Та, несмотря на свою обычную неторопливость, поняла быстро и так же быстро – наверно только халат скинула – предстала перед Полиной в ситцевом платьице в мелкий цветочек. К груди она прижимала потрепанный томик Королевой и, на бегу прислушиваясь к рассказу Полины, беспрерывно ахала и повторяла: «Неужели это правда? Неужели ты действительно меня с ней познакомишь?»

Прохожие, с трудом сдерживая улыбки, оглядывались вслед странной паре: отчаянно жестикулирующей светловолосой маленькой девушке и огромной сдобной женщине, семенящей рядом с детским восторгом на лице…

В двенадцать они поднимались по лестнице Дома книги, разглядывая плакаты с портретами Королевой. Но у ее столика их ждало еще одно испытание – поклонницы Виктории сгрудились возле нее таким плотным кольцом, что и мухе пролететь было негде, не говоря уж о том, чтобы протиснуться Поповне.

Поповна нависла над толпой и замерла, лицезрея своего кумира. Она забыла об обещанном знакомстве и теперь старалась не пропустить ни одного слова Виктории, ни одного ее жеста. Полина между тем нырнула в толпу и яростно заработала локтями.

На нее шипели справа и слева, ее отталкивали, одна девушка даже попыталась схватиться с ней в рукопашный, но она все-таки вынырнула прямо перед столиком Виктории. Счастливая и растрепанная она глупо кивала головой и радостно улыбалась.

– Полина! – шепнула ей Вика, ответив на вопрос женщины с печальными глазами. – Что ты здесь делаешь?

– Я привела Поповну. Помнишь, я о ней рассказывала? Она мечтает с тобой познакомиться, только никак не может прорваться сквозь толпу.

Виктория подняла голову и встретилась взглядом с великаншей, глядевшей на нее сверху с потешным умилением.

– Здравствуйте, – улыбнулась ей Вика, и Поповна, по-детски сложив ладошку, помахала ей в ответ.

Королева выбрала одну из самых толстых книг, лежавших на столе, подписала ее и протянула наверх.

– Вот, – сказала она, – это вам. Полина много о вас рассказывала. Буду рада познакомиться.

Поповна протянула руку и пронесла книгу высоко над головой публики. В глазах ее стояли слезы.

Женщины в толпе заволновались и как по команде потянулись за автографами.

Виктория поглядывала на часы. Ей стоило поторопиться, если она не хотела надолго оставлять Дину одну. Ждать вечера она сегодня не намерена. «В последний раз!» – пело ее сердце. «В последний раз!» – плакало что-то внутри.

Полина с Поповной приблизились наконец к ее столику, и Вика быстро сообразила, что ей делать.

Поповна своим огромным телом загораживала ее от поклонниц и этим стоило воспользоваться, тем более, что положенные два часа она отсидела.

Виктория пожала Поповне руку и сказала:

– Замечательно, что вы пришли именно сегодня. Теперь я не скоро выберусь в люди.

Они обменялись несколькими фразами и Виктория попросила:

– Прикройте меня, мне нужно улизнуть. – И подмигнув, добавила:

– У меня свидание…

Облаченная таким доверием, Поповна уперлась руками в бока и стояла стеной еще долго после того, как Виктория юркнула в дверь у нее за спиной.

Поповна с гордостью выносила толчки напирающей очереди и чьи-то нелестные высказывания о своих формах. Потом Полина шепнула ей: «Пора!», – и они дружно отошли от стола. Женщины загомонили, но решив, что Виктория отошла на минутку и сейчас вернется, остались ждать…

А Виктория переодевалась в подсобном помещении. Ей хотелось поскорее встретиться с господином Протасовым и еще больше хотелось поскорее забыть о его существовании. Не хочет она тратить свои дни на общение с негодяями и мерзавцами. Теперь она даже рада была, что жизнь матери в опасности. Не случись нелепого покушения в санатории, она бы неизвестно когда еще решилась на бегство. А уж про Дину и говорить не приходится…

Виктория была на взводе. Спускаясь вниз по лестнице, она толкнула женщину и не обернулась, чтобы извиниться. Та достаточно громко возмутилась, но никто не обратил на нее внимания.

Разве что, молодой человек в сером пиджачке. Он покачал головой и, достав мобильный телефон, отправился следом за неосторожной брюнеткой…

* * *

Проведя полночи без сна, Артем все-таки выбрался из постели и включил ночник. Он вытащил из сумки бумаги, в которых была вся добытая им информация, и трижды прочел их. Достал блокнот и несколько раз пробежал глазами собственные записи.

Свешников, Амелин, Марат Алимов… При жизни они знакомы не были. И вряд ли их бизнес хоть как-то пересекался. Никому никогда не пришло бы в голову поставить их в один ряд.

Разве что в городской сводке за последние два года они находились в одной колонке вместе с другими гражданами, причиной смерти которых стал несчастный случай. Вот перед ним этот самый список «случайных» смертей, сделанный знакомым из городского управления.

Артем еще раз просмотрел список. Он исключил из него сначала совсем пожилых людей, тех, кто родился раньше тридцать пятого года. Потом тех, кто родился позже семьдесят пятого. Все правильно. Остаются только его подопечные…

Или список составлен неверно? Артем все смотрел и смотрел на список, не в силах перейти к другим бумагам. Как будто что-то держало его…

Но нужно было двигаться дальше. Вот информация о каждой фирме. Чем занимается, сколько лет существует, ключевые сотрудники. Вряд ли здесь отыщется что-то ценное. Связи опять же никакой. Артем обратился к собственным записям. Он обнаружил единственное связующее звено между двумя смертями: брюнетка или крашенная, как утверждала секретарша Амелина, в черный цвет блондинка. Такая связь показалась Артему слишком иллюзорной. Хотя…

Остается еще одно более чем странное совпадение: в потайном ящичке у Виктории Королевой лежат письма, написанные несчастными женщинами. По крайней мере у двоих из них мужья погибли.

Но это слишком невероятно, потому что связано совсем с другим делом – с Полиной. Хотя если принять во внимание, что Данила действительно обладает парапсихологическими способностями…

Но Артем не мог опираться в своих рассуждениях на такой сомнительный факт, а потому все его вопросы повисали в воздухе, не находя ответов.

В пятом часу утра он в сотый уже, наверно, раз перечитывал документы, шевеля губами, и клевал носом, как вдруг будто что-то щелкнуло в голове: в списке ключевых сотрудников Амелиной он наткнулся на фамилию, которая показалась ему знакомой: Калягин А. А. Юрист – значилось рядом. Где-то он уже встречал этого Калягина. Ах, вот… У Свешниковой тоже значился некий Калягин и тоже А. А. Юридическое сопровождение… Артем просмотрел документы других фирм. Юридическим сопровождением в каждом случае занималось 000 «Афины». Сон как рукой сняло. Это уже было похоже на зацепку. Нужно проверить, не работает ли этот Калягин в «Афинах». Любопытно…

Вот этим он завтра и займется. Артем, довольный своей находкой, складывал бумаги в стопку.

Только сперва он все-таки отыщет Полину. Ехать к ней на проспект Ветеранов слишком далеко, он заедет прямо к Королевым, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, и договорится встретить ее после работы. А уж потом не отпустит ее от себя ни на минуту. Где-то у него был записан адрес…

Артем открыл записную книжку и замер. Потом достал список погибших в результате несчастных случаев, который чуть ли не наизусть выучил за ночь, и… Самая верхняя строчка перечеркнута карандашом… Галицкий Кирилл Николаевич, 1978 года рождения. Самоубийство или несчастный случай: выпал из окна. А жил, судя по адресу, не только на одной улице с Королевой, но в соседнем доме. Артему стало не по себе.

Он посмотрел на часы: начало шестого, скоро откроется метро. Он едет к Полине немедленно!

Если Виктория Королева как-то связана с этими.., несчастными случаями, Полине лучше держаться от нее подальше. Тем более сегодня!

Артем собрался и услышал шаги в коридоре.

Он выглянул за дверь и увидел Ларису.

– Хорошо, что ты встала, – прошептал он. – Мне нужно срочно уехать, хотел уже будить, чтобы выпустили меня.

– t– Да, – сказала она как-то рассеянно. – Что-то случилось?

– Дела требуют…

Лариса поежилась, кивнула ему на прощание и закрыла за ним дверь. Еще с минуту она стояла у двери, прислушиваясь к затихающим шагам Артема.

Ею овладело необыкновенное беспокойство. «Что-то случилось, – говорила она себе, направляясь в комнату Артема. – Я не должна этого делать, но…»

Она вошла в его комнату и попыталась взять себя в руки. Она не должна этого делать! Это неприлично в конце концов! Это подло и… Но как бы она себя ни уговаривала, руки уже шарили в сумке Артема, выуживая бумаги, рубашки, носки и…

– Что ты делаешь? – неожиданно раздался с порога голос Кости.

Лариса вздрогнула и резко обернулась.

– Что-то случилось, – сказала она. – Я чувствую.

– Где Артем?

– Он только что ушел. А я вот.., не могла остановиться…

Лариса была словно не в себе. Она смотрела на Костю широко открытыми глазами и губы у нее дрожали.

– Я нашла, – сказала она наконец, – вот…

* * *

Артем всю дорогу мысленно подгонял поезда метро. Выбравшись из метро, он сразу же перешел на бег и вскоре, лишившись последних сил, стоял перед дверью Полины. Артем звонил в дверь, не отрывая пальца от звонка. Ему никто не открывал, но он пытался успокоить себя: она спит, ей нужно проснуться, встать, что-нибудь накинуть… Она – сова. Ей трудно вставать по утрам. Но она обязательно откроет! Вот сейчас возьмет и откроет…

Он звонил ровно пять минут, но Полина не открыла. Если с ней что-то случилось… Нет, он не хотел даже думать об этом. Может быть, она осталась ночевать у Королевой? Или сегодня ее попросили приехать пораньше? Артем решил заехать к ней на работу. Около половины восьмого, по дороге в метро, он набрал номер бывшей секретарши Свешникова.

– Катя, – строго начал он, – извините, что так рано, но это очень важно. Вы знаете, кто был юристом Свешникова?

– Симакин его фамилия, – зевнув покорно ответила Катя, – имя-отчество не помню. Он всегда по фамилии представлялся.

– Он случайно не из фирмы «Афины»?

– Нет, этот новый. Его уже жена наняла.

– Кого его?

– Сан Саныча. Фамилии не знаю. Она в первые дни без него только в туалет ходила. А так – все чирикали за закрытой дверью…

– Спасибо, Катя.

Сан Саныч в переводе на родной русский значит Александр Александрович. То есть – А. А, Снова совпадение? Артем ускорил шаг. У дома Виктории Королевой он остановился и посмотрел по сторонам. Вот ведь он, дом, в котором жил некто Кирилл Галицкий. Наверно и подъезд из окна Королевой виден… Уже у подъезда он вспомнил про строгого консьержа, о котором рассказывала ему Полина. Что ж, так даже лучше. Пусть позвонит Королевой и попросит Полину спуститься вниз.

Однако столик консьержа оказался пустым.

Артем подождал его, но время шло, а его не было, и беспокойство Артема от этого только увеличивалось. Он шагнул к лифту. Лучше попасть в глупое положение, чем опоздать хотя бы на минуту.

Он позвонил, но ему никто не ответил.

В сердцах Артем толкнул дверь и она неожиданно поддалась. В просторном холле горел свет.

– Здравствуйте, – крикнул Артем на всякий случай, но ему никто не ответил.

Он переступил порог и прикрыл за собой дверь. В квартире стояла тишина, показавшаяся Артему зловещей. Мысль о том, что он все-таки опоздал, парализовала его настолько, что он с трудом передвигал ноги. Решив обойти квартиру, Артем свернул направо и попал на кухню. В мойке лежало несколько грязных тарелок и чашек, на стеклянной поверхности плиты красовались засохшие пятна от кофе. Непохоже, чтобы здесь кто-нибудь прибирал. Мог ли он обогнать Полину по дороге сюда? Следующая комната оказалась кабинетом Виктории. Об этом нетрудно было догадаться по компьютеру и стеллажам с книгами. На краешке стола он заметил смятый листок бумаги, но развернуть его не успел: в квартире раздался странный звук, напоминающий то ли стон, то ли вой собаки. Артем машинально сунул листок в карман и, вернувшись в холл, прислушался. Звук повторился более явственно – похожий на мычание, но определенно человеческое. Доносился он из-за закрытой двери, ведущей в одну из комнат.

Артем бросился в комнату, там, на полу, привалившись к дверному косяку, лежала сухопарая пожилая женщина, по описанию Полины очень похожая на мать Виктории – Дину. В волосах у нее запеклась кровь и тоненькая струйка крови засохла на щеке.

Увидев Артема, женщина в ужасе закатила глаза и застонала, пуская слюну и бессмысленно дергаясь.

Артем склонился над ней и попытался успокоить.

– У вас дверь открыта, – сказал он. – Я звонил, звал, но никто не ответил. Что с вами? Вам плохо? Вызвать «скорую»?

Женщина открыла глаза и, не мигая, уставилась на Артема.

– Где телефон? – спросил он, и она показала глазами на стол.

Артем снял трубку и набрал номер «скорой», отвечая на вопросы дежурной. Пока он говорил, взгляд его блуждал по бумагам на столе. Это были черновики какой-то доверенности. «Я, Рубахина Дина… – читал Артем. – ..доверяю Калягину Александру Александровичу…» Он едва не выронил трубку. Здесь же были паспортные данные Калягина и адрес, по которому он прописан.

Дина снова замычала. По ее телу прошла судорога, она обмякла и повалилась на бок. Артем пощупал ее пульс и похолодел: похоже он был последним, кто застал ее в живых. С минуты на минуту должна приехать «скорая помощь» и ему совсем не хотелось, чтобы его здесь застали. Артем быстро обошел оставшиеся комнаты и, убедившись, что Полины нет, собрался уходить. Он вернулся в комнату Дины и забрал со стола черновик доверенности с адресом Калягина. Положил в карман и тут только вспомнил, что там уже лежит скомканная бумага, найденная в комнате Виктории. Он развернул ее и прочел: Протасов Николай Андреевич, Б. Пушкарская…

Артем остановился как вкопанный. Так куда же теперь? К Калягину или к Протасову? Вдали послышался вой сирены. Нет, сначала, пожалуй, стоит выбраться на улицу, а не то «скорая» подоспеет. Артем тяжело вдохнул и вышел на лестницу, решив пробежать мимо старика консьержа, отвернувшись к стене, и ни под каким видом не отвечать на его вопросы. Но в вестибюле за столом по-прежнему никого не было…

Артем вышел на улицу и, свернув за угол, достал карту. К Калягину получалось ближе. Если пройти между домами, то совсем близко…

* * *

Обычно, чтобы познакомиться с очередной жертвой, Виктория дожидалась вечера. Но сегодня, пошатавшись по городу около двух часов, она решила, что с нее достаточно. Так ребенок, стремясь закончить надоевшую игру, не слишком следит за тем, чтобы соблюдать правила или получить результат: быстро ставит кубики один на другой и кричит «готово!». Не заботясь о том, что домик его не простоит и минуты… Виктория чувствовала себя сегодня таким ребенком. Она тысячу раз прокляла себя за то, что дала Дине уговорить себя. «В последний раз!» – она вспомнила умоляющие глаза матери и не стала демонстративно кружить по городу, чтобы ее заметили.

В три часа дня Виктория вошла в офис господина Протасова на Большой Пушкарской…

* * *

Полина и Поповна, умиротворенные, шли по Невскому проспекту и не спешили расставаться.

Поповна прижимала к груди книгу, подаренную Викторией Королевой, а Полина улыбалась, глядя как счастлива великанша.

– Давай зайдем в кафе-мороженое, – предложила Полина.

Ей так не терпелось поделиться хоть с кем-нибудь переменами в своей судьбе.

– У меня нет денег, – робко возразила великанша. – Может, посидим на лавочке в скверике?

– Нет, мороженого. Я тебя приглашаю!

Полина смотрела на Поповну с гордостью.

Может она себе позволить доставить человеку радость? Тем более человеку, которого наверно никто никогда никуда не приглашал.

Полина усадила Поповну за крошечный столик, упорхнула к стойке и вернулась с двумя вазочками мороженого. В руках у великанши вазочка казалась крохотной, ела она степенно и очень аккуратно, держа ложечку двумя пальцами. Полина рассказала Поповне о том, как долго пыталась устроиться на работу и как неожиданно для себя попала к Виктории. Полине хотелось рассказать и о том, что она нашла своего отца, но она не знала с чего начать…

Кто-то тронул Полину за плечо. Вадим вежливо улыбнулся ее спутнице и, наклонившись к Полине, прошептал:

– Отец просил приехать. Что-то срочное…

Полина растерянно посмотрела на Поповну, но Вадим уже объяснялся с нею, извиняясь за то, что вынужден немедленно увезти Полину.

– Да-да, – сказала та. – Мы ведь не в последний раз видимся…

Поповна осталась в кафе доедать в одиночестве мороженое. Полина с грустью помахала ей рукой сквозь стекло витрины и села в машину.

Они ехали недолго, потом Вадим повел ее проходными дворами.

– Это рядом, – бросил он через плечо.

Через несколько минут они, запыхавшись, входили в кафе «Летучая мышь». Вадим провел Полину во вторую комнату, усадил в кресло и исчез. Полина замерла от восторга. Стены расписаны какими-то таинственными узорами, в центре – небольшой помост, а на нем – огромный раскрывшийся цветок, сделанный из черного металла. Она осторожно заглянула внутрь и удивленно вскинула брови: на дне цветка лежал красный матрац и подушка, словно кто-то собирался устроиться там на отдых.

Вадим вернулся и взял телефонную трубку, отмахиваясь от вопросов Полины. Он приложил палец к губам и, шепнув: «Потом!», – подал стакан сока.

По телефону Вадим диктовал какие-то цифры, повторяя каждую по два раза. Полина слушала вполуха, пила сок и разглядывала комнату. Тут ей показалось, что в комнате туман. Она протерла глаза, но туман почему-то усиливался. Ноги налились свинцом, занемел язык. «Господи! – подумала Полина. – Наверно, у меня высокая температура. Что-то мне совсем плохо…»

Она хотела подойти к Вадиму и не смогла встать. Ощущение было такое, что она приклеилась к креслу. Полина обернулась, чтобы посмотреть, не зацепилась ли она за что-нибудь, да так неловко, что сок из стакана выплеснулся на пол.

Какой ужас! Полина заворожено смотрела, как пестрый пушистый ковер поглощает влагу. Через несколько секунд от лужицы не осталось и следа.

Она откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза… «Со мной это уже было однажды, – вспомнила Полина. – У ручья… Так же немел язык и клонило в сон. Что же это? Нужно сказать Вадиму…»

Но в следующую секунду мысли растворились как-то сами собой, и сквозь полусомкнутые веки она видела, как Вадим, оборвав разговор на полуслове, положил трубку и направился к ней… Он взял бокал из-под сока и удовлетворенно улыбнулся. Подхватил Полину на руки и понес. Она пыталась сказать ему, что ей нужен врач, но пересохшие губы не слушались… Раздался скрежет, и Вадим положил ее на кровать, подсунув под голову подушку. Наверно он догадался, как ей плохо… Снова скрежет, и со всех сторон Полину обступила темнота… А потом кровать вместе с темнотой стала медленно падать куда-то вниз…

Полину охватил ужас, и она закричала. Крик вышел беззвучным, но что-то надорвал в ее сердце.

Пробудилась какая-то таинственная сила, отчего в груди вдруг разлилось сказочное тепло…

Глава 24

Лариса протянула Косте фотографию молодой белокурой девушки.

– Кто это?

– Полина.

– Не понимаю. – Костя сел рядом. – Где ты взяла?..

– У Артема в сумке. С ней что-то случилось.

Ведь он приехал в Питер не просто так. Он расследует какое-то запутанное дело.

– Возможно, твоя Полина здесь ни при чем…

– Откуда у него эта фотография? Она ведь школьная. А все наши вещи сгорели, понимаешь? Нужно немедленно найти его!

– Хорошо, – попытался успокоить ее Костя, – я сейчас позвоню ему, и мы все выясним.

Он набрал номер мобильного телефона Артема. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны охвата сети», – ответил ему металлический голос. Костя набрал номер еще несколько раз, но связи не было…

Лариса теребила в руках ручку, которую достала из сумки Артема, и лихорадочно что-то чертила на газете.

– Не вижу, – подавленно сказала она, – я ничего здесь не вижу. Дай мне скорее бумагу.

Костя вытащил из ящика тетрадку и протянул ей. Рука Ларисы беспорядочно металась по листу, оставляя за собой ничего не значащий извилистый след. Но чем больше таких следов она оставляла, тем больше их слияние походило на рисунок. Костя спросил у Ларисы, что она делает, но она, похоже, ничего вокруг не видела и не слышала…

Вскоре комната заполнилась исчерченными листами, и Лариса потребовала еще одну тетрадь.

Костя вытащил из-за стола большой лист ватмана и развернул его на полу.

– Попробуй так, – сказал он, и Лариса, кивнув ему с благодарностью, продолжила свою работу.

Каракули Ларисы походили на рисунки или скорее фрагменты рисунков, трижды обведенные, но незаконченные. В размытых силуэтах легко угадывались машины, дома, люди… На одном было что-то вроде покореженной водосточной трубы, а пять последних рисунков напоминали цветок.

Костя задумался. Когда он учился на третьем курсе, им как-то предложили написать реферат на тему «Экспериментальное исследование экстрасенсорного восприятия». Он тогда погрузился в проблему, связанную с ясновидением, и перечитал кучу литературы – от научной до бульварных романов, описывающих это явление. Многие люди, наделенные способностью видения предметов и событий на расстоянии, передавали информацию именно с помощью рисунка.

Костя заглянул Ларисе через плечо. Она явно рисовала какой-то городской квартал. На рисунке угадывалась дорога с активным движением, дома, пешеходы. Только вот художественных способностей у Ларисы не то чтобы было мало, их практически не было совсем. Она рисовала как пятилетний ребенок. Вот взять хотя бы замок. Он вышел у нее кривой и кособокий. Костя засмотрелся на его башенки. Где-то он такой точно видел. Только где? Какой-нибудь дворец за городом? Там вроде нет таких широких дорог.

Судя по рисунку движение трехполосное. Павловск? Пушкин? Или вовсе какой-нибудь другой город?

Лариса закончила рисовать и тяжело вздохнула.

– Все, не могу больше!

– Что это?

– Не знаю, – вздохнула Лариса. – Но мне нужно туда и немедленно. Не то будет поздно.

Что это? – спросила она себя.

– Улица, ничем не примечательная, кроме разве что вот этого замка. Если найти его, можно было бы…

– Это не замок, это дом, – ответила Лариса.

– А что здесь за крылышки на противоположной стороне? Бабочки? Парк?

– Нет, тоже дом.

– С крылышками?

– Не знаю. – Лариса чуть не плакала.

– А вот здесь в переулке цветок – это что?

– Там Полина.

– Значит, она рядом с этим замком-домом.

А что означают эти кресты вокруг?

– Понятия не имею, – Лариса окончательно сникла.

– А знаешь, – Косте пришла в голову шальная мысль, – я кое-что придумал. Пойдем!

Он потащил ее к отцу.

– Па, не спишь?

– Я-то всегда рано встаю, мне по возрасту положено. А вот вы чего поднялись ни свет ни заря?

– Пап, слушай внимательно. Я тебе сейчас покажу кусочек э-э-э.., пейзажа. А ты попробуй догадаться – где это находится, хорошо? Ты ведь город лучше всех знаешь?

– Ты что – новый тест изобрел? Да ты меня с ними еще в университете замучил! – проворчал отец, хотя явно бы польщен тем, что понадобилась его консультация. – Город я действительно знаю прекрасно, – объяснил он Ларисе. – С закрытыми глазами любую улицу найду. Ну показывай.

Костя с Ларисой развернули перед ним лист ватмана.

– Вот уж загадка. Это же и ребенку ясно:

Литейный.

Костя посмотрел на рисунок и уточнил:

– В каком месте?

– Господи, в каком! Здесь же все как на топографической карте расписано. Кресты видишь? Это церкви. Там их много. И стоят таким же треугольником. Я как-то в молодости на крестный ход ходил с Конюшенной и удивлялся: три церкви прошли. Крылышки – это голубой дом с херувимчиками. По краям они, под крышей. А самый большой дом, судя по башенкам, – Дом офицеров.

– Едем! Сейчас же! – потянула Костю Лариса.

* * *

У дома, в котором жил Калягин, Артем отдышался и призадумался. В своей практике он еще ни разу не сталкивался с убийствами, тем более с серийными. Человек, живущий здесь, вполне может оказаться убийцей. И что тогда делать? Физической подготовки у Артема ровным счетом никакой. Доказательств, что некий Сан Саныч причастен к убийствам, у него нет, а стало быть идти в милицию он не может.

А вдруг дверь ему откроет маньяк-громила под два метра ростом, который не поверит, что он мелкий служащий телефонной компании?

Нужно бы на всякий случай предупредить кого-нибудь…

Артем достал трубку и позвонил Косте. Трубку поднял Николай Савельевич и сказал, что Костя с Ларисой только что уехали. Очень при этом торопились и несколько раз поминали его. Однако передать ему ничего не просили. В конце разговора трубка предательски пиликнула: батарейка была на исходе. Вот еще незадача. Артем позвонил знакомому милиционеру, тому самому, который составил для него список пострадавших в результате несчастных случаев.

– Савельев! – попросил он. – Запиши адрес, будь другом.

– Диктуй, – лениво ответил тот. – Записал.

Выслать по этому адресу группу захвата?

– Тебе все шутки, – рассердился Артем. – В общем, так, если не позвоню тебе сегодня вечером, будь любезен займись этим типом.

– Хорошо, – отозвался Савельев, – но и ты будь любезен: не забудь позвонить мне вечером, чтобы я зря не дергался. О'кей?

– О'кей!

Артем собрался с духом, но в последнюю минуту вспомнил про Протасова. Неизвестно, сумеет ли он предупредить его о грозящей опасности.

Сквозь пиликание трубки, грозящее скорым отключением, раздался строгий голос:

– Протасов слушает!

– Николай Андреевич, здравствуйте! Мы с вами встречались вчера. Я…

– Помню, помню, – голос мгновенно смягчился. – Из телефонной компании? Ну как, порядок?

– Николай Андреевич, я не из телефонной компании. Я – частный детектив. У меня очень мало времени, но я просто обязан вас предупредить: ваша жизнь – в опасности.

Протасов помолчал, переваривая услышанное, а потом спросил:

– Вы спятили?

– Будьте осторожны. Погибло несколько человек. Вы – следующий.

– Хотите поссорить меня с партнерами?

– Поговорите лучше со своей женой…

– – А при чем тут… – голос его дрогнул.

– Не знаю пока при чем. Пытаюсь выяснить.

Оставайтесь на работе и никуда не выходите до моего появления, договорились?

– И когда же вы явитесь?

– Через час, два, самое позднее – через три.

– Да у меня контора через полтора часа закрывается!

– Вы что, совсем не дорожите своей жизнью? – возмутился Артем. «Что за люди! Их спасаешь, а они еще и помочь тебе не хотят!» – подумал он. – И еще: вам в последние дни не приходилось знакомиться с какой-нибудь стройной брюнеткой?

В трубке повисла пауза. Артем подумал, что батарейки окончательно сели. Затем последовал быстрый ответ:

– Да.

– Когда именно?

– Нет, завтра я не собираюсь за город, – последовал странный ответ.

– Вы не можете говорить? – насторожился Артем.

– В самую точку, – весело ответил Протасов.

– Она.., она у вас сейчас? – Артем не поверил своим ушам.

– Именно! Вы – умница.

– Тогда постарайтесь задержать ее. Я буду скоро. Сможете?

– Думаю, что да.

Протасов положил трубку и с улыбкой повернулся к Виктории.

– Рабочий день уже закончился. Что будете пить?

– Ба! – удивилась она. – Какая перемена!

Я уж думала, вы собираетесь вышвырнуть меня из кабинета!

– Ну что вы!

* * *

Вика действительно думала, что на этот раз у нее ничего не выйдет. Она не сообразила, что у делового человека в разгар рабочего дня могут быть посетители. А посетителей хватало. Несколько солидных мужчин бросили на нее неодобрительный взгляд, а женщина в строгом деловом костюме демонстративно отвернулась. Даже секретарша, впустившая ее в приемную, изумленно оглядела ее костюм: короткую юбку, чрезмерно открытую майку и тесный пиджак.

– Вы записаны? На какое время? – она открыла тетрадь и приготовилась сделать пометку.

Мужчины перестали разговаривать и уставились на Викторию, ожидая, что же она ответит.

– Я журналист, – улыбнулась Виктория. – Собираюсь писать о вашей компании. Думаю, Николай Андреевич уделит мне минутку?

– Не уверена, – покачала головой секретарша. – Видите, что творится, – добавила она, понизив голос.

– Я все-таки подожду, – в тон ей ответила Виктория.

Чего только она не наслушалась сидя в приемной. Сюда приходили по вызову сотрудники с бумагами и жаловались один другому: "Батюшки!

Опять зверствует!"… «Не успели первый этап модернизации провести, ему второй вынь да положь!»… «Нет, ей-богу уволюсь: второй год без отпуска!»

Молоденькая особа, выйдя из кабинета Протасова с красными пятнами на щеках, пожаловалась секретарше: «Нет, ну что за мужик! Одна работа на уме, будто у людей личной жизни не должно быть! Хоть бы любовницу, что ли, за-! вел…» И ехидно посмотрела на Викторию.

Виктория просидела в приемной три часа, пока не ушел последний посетитель, и секретарша пригласила ее в кабинет Протасова.

– У вас двадцать минут, – предупредила она. – У него перерыв на кофе…

– Он работает строго до шести? – удивилась Виктория.

– Что вы! До десяти или до одиннадцати, – удивилась ей в ответ секретарша.

В кабинет Виктория вошла неуверенно. Все сегодня складывалось не как обычно. Да и Протасов удивил. Подтянутый, высокий, плечи широкие.

Пиджак висит на спинке стула, рукава засучены…

Он окинул взглядом Викторию и скис.

– Вы, простите, из какой газеты?

– Я из «Огонька», – ответила Виктория.

– И чего от меня хочет «Огонек»? Угощайтесь!

Он взял чашечку кофе, который принесла секретарша, и обжигаясь, сделал глоток. Виктория тоже взяла чашку и устроилась в кресле, положив ногу на ногу. На мгновение ей показалось, что в глазах Протасова мелькнуло презрение, и она машинально одернула юбку.

– Мы готовим материал о директорах таких крупных компаний, как ваша. Нас интересует не работа непосредственно, а ваши взгляды на жизнь, образ жизни и так далее.

– Образ жизни? – хмыкнул Протасов. – Работа – это и есть мой образ жизни. Все – в ней.

– Но у вас же есть, вероятно, семья, дети и…

– Детей нет. О семье говорить не буду.

– Хорошо, не нужно, – очаровательно улыбнулась Виктория. – Тогда поищем другие общие темы…

Ее взгляд стал до предела откровенным. Пожалуй, она все-таки доведет до конца свое последнее дело. Никогда бы не подумала, что самые отпетые негодяи могут быть такими привлекательными…

– Знаете что, – холодно улыбаясь, заявил ей Протасов. – Мне кажется, об этом глупо писать и про это скучно читать. С какой стати вы решили, что у нас с вами могут быть хоть какие-то общие темы? Я же не идиот!

В этот момент раздался телефонный звонок, Протасов снял трубку, а у Виктории было достаточно времени справиться с гневом. «Спокойно! – сказала она себе. – Его слова адресованы не мне, Виктории Королевой, а женщине легкого поведения, пытающейся его соблазнить. Это только роль, а не я сама. И потом, многие пьющие мужчины до поры становятся импотентами. Может, ему просто не интересны женщины?» Она взглянула на Протасова. Он ей определенно нравился. В глубине души зашевелился азарт. Виктория решила не сдаваться.

Терять ей нечего: сегодня в последний раз!

– ..И когда же вы явитесь? – спрашивал Протасов. – У меня контора через полтора часа закрывается!

Он выслушал то, что ему сказали и посмотрел на Викторию. Затем коротко бросил в трубку:

– Да, – и, помолчав, добавил:

– Нет, завтра я не собираюсь за город.

А потом его, похоже, что-то развеселило.

– В самую точку. Именно! Вы – умница. Думаю, что смогу.

Протасов положил трубку и с улыбкой повернулся к Виктории:

– Рабочий день можно считать законченным.

Хотите выпить?

– Ба! – удивилась Виктория. – Какая перемена! Я уж думала, вы собираетесь вышвырнуть меня из кабинета!

– Ну что вы! Как можно?

Он снял трубку и сказал секретарше:

– Вера, на сегодня вы свободны. Переключите городской телефон на меня.

«Все как обычно! – подумала Виктория грустно и Протасов потерял в ее глазах половину своего обаяния. – Обычный бабник, – подвела она итог, – который только что показался тебе мировым мужиком. Опять иллюзия!»

– Вы разочарованы? – удивился Протасов. – Разве вы не этого только что хотели?

– Да, да, – поспешила откликнуться Виктория. – Я не разочарована. Просто задумалась.

Что буду пить? То же, что и вы.

– Я не пью, – улыбнулся он. – Только угощаю.

– Совсем не пьете?

Протасов лгал, а глаза у него были чистыми, как у младенца. Не знала бы Виктория о его пьянстве, ей и в голову бы не пришло усомниться.

– Абсолютно. Только квас. Но я его сам готовлю.

– Вот с этого и начнем, – подмигнула она ему и достала миниатюрный блокнотик.

– А я-то думал, что журналисты теперь все при диктофонах, – заметил он невзначай.

– У меня хорошая память, – парировала Виктория.

– Это теперь такая редкость, – протянул Протасов. – А не покажете ли вы мне свое журналистское удостоверение?

– Зачем? – искренне удивилась Виктория.

– Да так, не видел никогда…

– Я редко ношу его с собой…

– Ну а паспорт-то у вас есть?

– Тоже нет.

– Как ваша фамилия? – спросил Протасов, снимая телефонную трубку, и его напускная веселость испарилась. – Хочу позвонить в редакцию и проверить!

– Ну, знаете! – возмутилась Виктория. – Если вы настолько мне не доверяете, я могу уйти.

Номер не слишком от этого пострадает.

Она встала и направилась к двери. Протасов легко перемахнул через стол и преградил ей путь.

– Я не сказал, что хочу, чтобы вы ушли.

Я сказал, что хочу проверить ваши документы.

– Немедленно выпустите меня! – Виктория не на шутку испугалась.

Вместо того, чтобы открыть дверь, Протасов дважды повернул в ней ключ, положил его в карман и крепко взял ее за плечи.

– Я позову на помощь!

Виктория, решив, что он хочет ее ударить, вскрикнула. Протасов тут же закрыл ей рот рукой и повел к столу.

– Не кричите, – спокойно попросил он. – Ладно?

Виктория кивнула, и он убрал руку от ее лица.

– А теперь вы либо звоните в редакцию, либо я вызываю милицию.

Вика поняла, что попалась. Если он действительно вызовет милицию и попросит установить ее личность… Можно без труда представить себе заголовки завтрашних газет!

– Хорошо, – сказала она. – Я позвоню.

Она набрала свой домашний номер. Дина, конечно, догадается подыграть ей. Только бы она никуда не ушла! Но надежды ее не оправдались.

В трубке тянулись бесконечные длинные гудки.

– Никого нет, – пожала она плечами.

– Тогда – милиция, – злорадно улыбнулся Протасов.

Виктория чертыхнулась и набрала номер телефона Сан Саныча. Выбирать не приходилось.

– Привет, это я, – сказала она, как только он взял трубку. – Столкнулась здесь с одним человеком, который не верит, что я – корреспондент «Огонька». Подтверди, пожалуйста. Я сейчас передам ему трубку.

Не спуская с Вики глаз, Протасов взял трубку, выслушал, что ему сказали, и, не ответив ни слова, положил трубку на рычаг. Он перестал улыбаться, в глазах появилось беспокойство.

– Послушайте, – сказал он, и в его голосе Виктории почудилась угроза, – зачем вы пришли?

– Я ведь говорила…

– До вашего звонка я еще сомневался в том, настоящий ли вы журналист, но теперь…

– А что собственно – теперь?

– Прекратите ломать комедию. Вы смеетесь надо мной?

– Но наш главный редактор разве не подтвердил…

– Сан Саныч Калягин – юрист. Я его хорошо знаю и часто разговариваю с ним по телефону.

Виктория не могла вымолвить ни слова. Она медленно опустилась в кресло, пытаясь что-то сообразить…

* * *

В квартиру Калягина Артем позвонил, словно прыгнул в холодную воду: решительно, собрав в кулак всю свою волю. Каково же было его удивление, когда дверь ему открыл пожилой рыхлый мужчина в очках, одетый в потрепанный махровый халат и в тапочках на босу ногу.

– Калягин? Александр Александрович?

– Да, это я, – затравленно ответил мужчина.

Вздохнув с облегчением, Артем развернул перед его носом милицейские «корочки» и спросил:

– Можно войти?

Калягин сразу как-то сник, безропотно пропустил Артема в комнату и буквально повалился в кресло.

– Быстро, однако, вы меня нашли…

* * *

Сан Саныч знал Дину всю жизнь. Их родители дружили и впервые они встретились, сопя в колясках рядом с болтавшими мамашами. В пору романтической юности Сашеньке и в голову не пришло обратить свой взор на Дину. В любви будоражит тайна, а Дина была настолько знакома и привычна, что никаких чувств у него никогда не вызывала. Впрочем, как и он у нее, что не помешало ему вяло волочиться за нею несколько месяцев по совету дальновидных родителей.

А ей – так же вяло принимать его ухаживания: традиционный букет из трех красных гвоздик по праздникам и театр по выходным. Им было так скучно вместе, что когда на горизонте показался красавец Рубахин, Сашенька с радостью отдалился от Дины и с удвоенным рвением принялся за юридическую науку.

Они редко встречались после ее замужества, но, по старой памяти, звонили друг другу под Новый год с пожеланиями всяческих благ. Дина родила дочь, вечно была занята домом или работой мужа. Калягин же мало интересовался женщинами, семьи не создал, гнезда не свил. Жизнь его была наполнена сонным туманом, работать он не любил, а потому, несмотря на изрядные знания, на работе его не очень жаловали и всегда обижали с повышением.

После сорока Сан Саныч пристрастился к игре в покер… А после сорока пяти? Несколько лет возвращал крупный долг – результат одной его неудачной комбинации. Калягин продал огромную трехкомнатную квартиру на Садовой и переехал в крохотную однокомнатную «хрущевку» с Целым выводком армянских детей над головой.

Долг был погашен, но дискомфорт новой жизни в непрестижном спальном районе с грязным вонючим подъездом впервые заставил его шевелиться и искать средства к существованию. Он обзвонил всех своих знакомых, чтобы предложить свои услуги, но никто не откликнулся. Дине Сан Саныч предусмотрительно звонить не стал: она в ту пору пережила развод, явно нуждалась в хорошем юристе, но так же явно нуждалась и в деньгах, а стало быть, заплатить не могла. Он нашел себе постоянных клиентов, но деньги те платили небольшие, и надежды встретить старость достойно, в маленьком пригородном домике, или еще где, где не сыпется с потолка штукатурка от топота детских ножек, таяла с каждым днем.

Неожиданно его разыскала Дина. Они встретились и приятно посидели в дорогом кафе за ее счет. Дина снова была на коне: у ее дочки прорезался литературный талант и теперь она ни в чем не нуждалась. О Рубахине говорила только гадости, глаза метали искры ненависти, которая не угасла даже после его смерти.

Дина предложила ему работу по ее протекции.

«У давней приятельницы умер муж, и та не знает, что делать с состоянием», – так она сказала.

И Сан Саныч воспрял духом. Он теперь проводил дни в обществе красивой женщины бальзаковского возраста, которая относилась к нему с огромным уважением. Амелина позволяла ему называть себя Катя и на первых порах ни одного решения не принимала, не посоветовавшись с ним. Платила она так щедро, что Калягин подумал однажды: «Как кстати скончался ее преподобный муженек…»

Через три месяца Дина снова позвонила ему.

И снова по делу… Через полтора года у Сан Саныча было уже восемь необыкновенно богатых и щедрых клиенток-вдов. Калягин всегда был ленивым, но глупым он никогда не был. Тем более что Дина по старой дружбе доверила ему заниматься и своими финансами. Всякий раз, когда у него появлялась новая клиентка, ей нужно было обналичить крупную сумму, и всякий раз почти такую же сумму Дина просила его «пристроить подальше от налоговой». Стало быть, если он получал от женщин за свои консультации тысячи долларов, то Дина – десятки тысяч.

Сначала Сан Саныч решил, что его водят за нос и основное вознаграждение присваивает себе подруга его молодости. Впрочем, за посредническую деятельность ей кое-что причиталось, но не в таких же размерах! Но с другой стороны Сан Саныч, как человек трезвомыслящий, прекрасно понимал, что ни одна юридическая услуга и ни один финансовый совет не стоят таких денег, если, конечно.., в деле нет криминала. Но мысль о криминале показалась ему бредовой: слишком давно и хорошо он Дину знал. Нет, здесь что-то Другое…

Среди его клиенток оказалась эмоциональная дама, жившая по соседству с его племянницей Машей – единственным близким человеком. Он видел ее как-то возле дома Маши, но это было очень давно, – племянницу он не навещал, порвав с ней всякие отношения. Лена Коровина тогда старательно прятала синяк под глазом и смотрела только в пол. И вот Лена, пересказывая Сан Санычу ужасы своего прежнего существования, сказала о своем избавлении приблизительно так: «Странная вещь: Диночка наша – она что-то вроде ведьмы. Только не злой ведьмы, а справедливой. Стоит пожаловаться ей, как все, словно по волшебству…»

Сан Саныч прекрасно знал, что Дина отродясь ведьмой не была, и стал искать причину более прозаичную. Но так и не нашел. Зато усвоил механизм Динино-то колдовства: несчастная жалобщица – неожиданная кончина мужа от несчастного случая – и десять-пятнадцать тысяч долларов перекочевывают с одного счета на другой.

Тогда-то он и решил возобновить отношения с Машей. Дуреха совсем спивалась и разговаривать с ней без бутылки было невозможно. Удивительно, как это муж ее еще терпел… Но то, что он терпел, – и было самым замечательным в этом раскладе. Человек он был неплохой, зла на него Сан Саныч не держал, но в квартиру попросторней, с видом, если уж не на большую Неву, то хотя бы на Фонтанку, хотелось.

Сан Саныч не стал действовать через Коровину. Та пусть не слишком хорошо знала Машу, но все-таки могла видеть ее пьяной. Он обратился к Кате Амелиной, с которой у него установились отчасти отцовские взаимоотношения. Целый час Сан Саныч жаловался Кате на мужа племянницы, расписывая все тяготы ее жизни. Амелина становилась все серьезнее и качала головой:

«Нужно позвонить Дине», – сказала она в какой-то момент. «Зачем?» – искренне удивился Сан Саныч. «Это я о своем», – бросила Катя и тут же сменила тему.

Маша искренне ненавидела мужа за то, что он всячески боролся с ее пагубным пристрастием к спиртному. Любой, препятствующий алкоголику добраться до бутылки, – есть враг. Так гласит один из законов этой болезни. Она с легкостью одобрила план дяди, обещавшего позаботиться о компании Николая, но с трудом дала себя уговорить устроиться на работу к Кате Амелиной.

Работать она уже не могла – так ее доконала болезнь. Руки тряслись, вся на нервах, лицо помятое, только и ждала вечера. Катя и Дина, приехавшая как-то познакомиться с Машей, дружно качали головами: до чего довели женщину, у нее же невроз. Невроз действительно был ярко выраженный, но причина его крылась в отлучении на восемь рабочих часов от бутылки.

Все шло по плану. Иногда, правда, Сан Санычу становилось страшно, он" проводил изнурительные ночи без сна, много курил, подолгу смотрел в окно, но из окна были видны только мусорные баки, на которых, истошно вопя, дрались вороны. А ему хотелось окончить свои дни, глядя на чаек над Невой…

Вчера Дина позвонила ему и сказала, что привезет доверенность. Стало быть – снова жди крупной суммы. И он так разволновался, что к утру поседел бы как лунь, если бы у него еще оставались волосы. К утру он перегорел, скис и готов был идти на попятный. Он ждал Дину, собираясь то ли каяться, то ли объясняться, но время шло, а Дины все не было. Тогда он позвонил ей домой…

Незнакомый мужской голос, будто воплощение всех его страхов и тревог, парализовал его настолько, что он ответил на все заданные вопросы. Да, он знакомый хозяйки. Нет, только хотел справиться о ее здоровье. Нет, он не может приехать опознать убитую женщину, потому что болен, стар, потому что… Нет, нет, он не может. Да, по описанию убитая женщина похожа на Дину Рубахину. Нет, он редко с ней встречался и совсем не представляет, что могло случиться.

* * *

Увидев перед собой молодого человека с красной корочкой, он сник, безропотно пропустил его в комнату и повалился в кресло…

Чтобы выиграть время, Артем расхаживал взад-вперед по комнате. «Почему, – спрашивал он себя, – почему этот человек ждал милицию?»

Ему не хотелось, чтобы настоящая милиция нагрянула именно сейчас.

– Приступим? – спросил Артем и сел. – Рассказывайте.

– Я знал убитую с самого детства…

Сан Саныч бегло пересказал Артему свою историю, умолчав только о племяннице Маше и своих планах переезда к Неве. Все выглядело невинно и законно, но чувство у Сан Саныча было приблизительно такое, как когда-то за карточным столом, когда его ждал ужасный проигрыш.

Артем хмурился, не понимая, что ему теперь делать с этой информацией. Ну был старикан у Дины юристом, поверенным, доверенным или кем-то там еще. Ну и что? Представить его в роли убийцы невозможно. Артем прошелся по комнате, рассматривая журналы на столе, чашки, сгрудившиеся в серванте и вдруг…

Фотография была старой. Калягину было около тридцати пяти. И женщине, стоявшей с ним рядом, столько же.

– Кто это? – спросил Артем.

– Моя сестра. Может быть, чаю?

Взгляд у Сан Саныча сделался совсем затравленным. А Артем никак не мог оторваться от фотографии. Слишком эта женщина была похожа на полоумную жену Протасова…

В этот момент раздался телефонный звонок.

Сан Саныч, не спуская глаз с Артема, взял трубку:

– Здравствуй, родная, – натянуто улыбнулся он и, выслушав что-то, сказал четко:

– Здравствуйте, она действительно работает на нас, зря вы ее обижаете…

Сан Саныч остановился на полуслове, пожал плечами и бросил взгляд на определитель номера. Он не сумел скрыть удивления. Артем тут же оказался рядом. Вот это поворот! Номер был ему тоже знаком!

– Кто вам сейчас звонил? – спросил он.

– Виктория Королева, – еле слышно ответил Сан Саныч.

«Меня не привлекут, – успокаивал себя он, закрывая дверь за Артемом. – Я старый больной человек. Меня нельзя судить. Да и за что? Кто подтвердит?» Тут он вспомнил Машу с трясущимися руками. Вспомнил, как она недавно звонила ему, захлебываясь словами: «Я боюсь, Саныч… Я не могу взять себя в руки… Я боюсь, слышишь? Я с ума сойду! Помни, я долго не выдержу!»

Сан Саныч взял пачку сигарет, прошел на кухню и сел к окну. Он закурил и стал смотреть на мусорные баки. "Я старый человек.

Я умру в тюрьме…" – думал он о себе без всякого сожаления. А по щекам его текли слезы…

Глава 25

Протасов тщетно пытался заставить Викторию говорить. После телефонного звонка она не произнесла ни слова. Выражение ее лица было крайне растерянным, даже страдальческим. Но Протасов не хотел жалеть ее. Слишком красивой была эта женщина, чтобы ее жалеть. Магнетически красивой и опасной… Он спрашивал, а она не отвечала.

– Да, – сказал он, тяжело вздохнув, – с женщинами мне определенно везет.

Виктория поморщилась и все-таки подала голос:

– Мне нужно идти. Обещаю, вы меня никогда не увидите.

– Правда? – зло улыбнулся Протасов, – Вот как здорово! Это в том смысле, что я никого и ничего уже не увижу? Славно! Вы самая добрая женщина из тех, которые мне встречались, – съязвил он.

– Вы собираетесь сидеть здесь взаперти всю жизнь?

– Нет. Жду одного странного человека. Может быть, он внесет ясность.

Виктория вздрогнула.

– Кого?

– Вам, я думаю, лучше знать.

Вике стало дурно. Она знала лишь одного человека, который должен был сюда прийти после нее…

– Выпустите меня! – вскочив с кресла, потребовала Вика. – Иначе я…

Протасов горько усмехнулся.

– Вы сейчас так похожи на мою жену, – в сердцах сказал он. – Она тоже вот так мечется, когда я запираю ее. Даже взгляд такой же… Если бы вы могли видеть себя со стороны!

– А зачем же запирать бедную женщину? – огрызнулась Виктория, дергая дверную ручку.

– Потому что за бутылку убить готова.

А вы, кстати, за что готовы убить? В чем ваш пунктик?

Виктория замерла у двери. Все, что происходило здесь в последние полчаса, не укладывалось у нее в голове. Бред какой-то! То Сан Саныч, теперь вот о жене что-то… Мысли лихорадочно скакали, не оставляя надежды понять что-то важное. Виктория закрыла лицо руками, чтобы сосредоточиться.

Протасов иначе растолковал ее жест:

– Ну-ну, – сказал он, – только этого не нужно. Не выношу женских слез.

Он подошел к Виктории, отстранил ее от двери и повернул в замке ключ.

– Все, – объявил он, – свободны.

Но Виктория не торопилась уйти. Она не понимала как, но чувствовала, что случился какой-то подвох. Произошел сбой, что-то не так, не то… Она закрыла дверь на ключ и спросила:

– Что вы там сказали о своей жене?

– Не ваше дело. – Протасов повернулся к ней спиной, складывая в портфель бумаги.

– Она пьет? Может быть, жизнь заставляет?

Протасов посмотрел на Викторию без улыбки.

– Болезнь заставляет. Она – алкоголичка.

Все, уходите. Мне тоже пора.

– Нет, – быстро сказала Виктория, – вы не можете уйти.

– Это почему?

– Вас убьют.

Протасов обалдело посмотрел на Викторию, сел на краешек стола и принялся насвистывать.

"Один сумасшедший, заявляющий, что меня хотят убить – это еще куда ни шло. Но сразу два!

Похоже, это сумасшествие имеет под собой почву…"

В этот момент раздался телефонный звонок.

– Протасов слушает. Да, ко мне. Пропустите.

– Кто это? – в глазах Виктории стоял неподдельный ужас.

– Сейчас и разберемся, – ответил он.

Протасов взял со стола связку ключей, открыл сейф и, достав пистолет, снял предохранитель.

– Открывайте, – скомандовал он Виктории.

* * *

Доехав до Литейного проспекта, Костя с Ларисой встали напротив дома офицеров.

– Похоже, – сказал Костя. – Но я не уверен…

Он обернулся и отыскал голубое здание, под крышей которого сидели улыбающиеся пухлые херувимчики.

– Они без крыльев! – воскликнула Лариса.

– Ошибка восприятия, – пробурчал Костя. – Или отец был не прав и мы не туда попали.

Они перешли дорогу, свернули за дом и остановились. Лариса молча сжала руку Кости. Перед ними был бар «Летучая мышь». Они переглянулись и вошли внутрь.

Их волнение достигло предела. Они готовились встретиться с чем угодно – с бандой преступников, с монстрами или нечистой силой, но никак не ожидали попасть в самое обыкновенное маленькое кафе, а поэтому в нерешительности замерли на пороге.

– Проходите, пожалуйста, – раздался голос из-за стойки. – Мы совсем недавно открылись.

Что будете заказывать?

Лариса с Костей заказали по чашечке кофе и заняли столик у окна. Они сидели молча, тревожно прислушиваясь. Кофе выпили и заказали еще. Костя спросил:

– Ты уверена, что…

– Она где-то рядом, – шепотом ответила Лариса. – Она здесь.

– И что же нам делать?

– Ждать.

Они просидели в кафе около часа, потом Костя решил позвонить Артему.

– Я мигом, – сказал он Ларисе. – Наверняка здесь где-нибудь продают таксофонные карточки. А автомат я видел за углом…

Он заказал Ларисе сок и вышел на улицу.

* * *

Виктория резко распахнула дверь и отскочила в сторону. Артем обалдело уставился на пистолет.

– Заходи по одному, – сказал Протасов.

Артем вошел в кабинет и сзади звякнул ключ.

Он обернулся и увидел Викторию.

– Здравствуйте, – сказал он по инерции.

– Вы знакомы? – спросил Протасов.

– Да, то есть нет. Но я знал, что застану вас здесь.

– Меня? – Виктория нахмурилась и отошла от Артема подальше.

– Вас. Я только что от Калягина.

Виктория окончательно запуталась.

– При чем здесь Сан Саныч? Объясните, пожалуйста.

– Да уж, – вмешался Протасов. – И прежде всего – мне!

– Я не знаю с чего начать, – сказал Артем. – Я хочу задать вам один важный вопрос. – Он обернулся к Виктории:

– Где Полина?

– Полина, – Виктория тряхнула головой. – А Полина-то здесь причем?

– Еще не знаю. Но ей грозит опасность, и я должен помочь…

– Полине – опасность? Почему?

– Где она?

– Я видела ее утром, – сказала Виктория. – В Доме книги, – добавила она осторожно и покосилась на Протасова. – Она была с Поповной.

– С кем?

– С женщиной, которая работает в психиатрической больнице.

– Мне нужно позвонить. Позвольте, – Артем пошел к телефону, но Протасов остановил его.

– Не раньше, чем вы мне объясните, что здесь происходит.

– Я приехал, чтобы выяснить причину смерти одного человека.

– Давайте конкретно, – поморщился Протасов. – Какого человека?

– К вам он не имеет отношения…

– Позвольте уж мне решать!

– Его фамилия – Свешников. Иван Петрович Свешников.

– Мне это ни о чем не говорит, – после некоторых раздумий заключил Протасов. – А вам? – спросил он Викторию.

Она не ответила, замерла, глядя на Артема.

– Ясно, – подвел итог Протасов, – продолжай.

И Артем, поминутно прерываемый уточняющими вопросами Протасова, поведал ему о странных смертях десятка состоятельных бизнесменов, о том образе жизни, который они вели, и о брюнетке, появляющейся всякий раз перед тем, как очередному деспоту вывалиться из окна, задохнуться в парилке или утонуть в бассейне.

Когда он закончил, Протасов поставил пистолет на предохранитель и спрятал его в сейф. Все это он проделал задумчиво, в полной тишине, которая царила в комнате.

– Вроде бы я не совсем дурак, – сказал он наконец, – и вроде бы закономерность истребления тиранов уловил: мучаешь жену – отправляйся на тот свет. Только вот я здесь при чем?

Я что – тиран? – В голосе его нарастало возмущение. – Это кто же так решил? – Он обернулся к Виктории. – Я тиран, потому что пытаюсь ей помочь? Вы хотя бы знаете, сколько стоит двухнедельное выведение из запоя в хорошей клинике и в отдельной палате? – набросился он на Вику. – И это не один раз! Вы знаете, сколько стоят консультации ведущих наркологов, стационарное лечение, кодирование? Вы записали меня в тираны только потому, что я не бросил на произвол судьбы больную женщину, которая была мне когда-то дорога, а тащу эту обузу до сих пор?! Знаете, кто вы после этого?

Виктория смотрела на Протасова сквозь слезы. "Господи, – думала она. – Что я наделала!

Этот человек даже оскорбить меня толком не может…"

– И не старайтесь меня разжалобить! – буркнул Протасов. – Кто ваш сообщник? Не сами же вы все это устраивали!

"Сообщник – вот значит кем был для нее Вадим эти годы. Сообщник – это самый близкий человек, ближе, чем любовник, ближе, чем муж…

Он все-таки подобрался к ней… Эти два года они прожили вместе, двигаясь след в след…" Виктория почувствовала себя опустошенной и несчастной. Она никогда не сможет забыть…

– Послушайте, – осторожно сказал Артем. – Я все понимаю: вы боитесь огласки, боитесь за свою репутацию и карьеру. Но подумайте о том, что по вашей вине может погибнуть хороший человек. Он не такой, как те…

Виктория посмотрела на Артема и промолвила безнадежно:

– Произошла чудовищная ошибка. Но…

Поздно. Я не могу этого остановить. От меня ничего не зависит. – .

– Здорово, – сказал Протасов, – значит, меня убьют по ошибке.

Он единственный из них чувствовал себя прекрасно.

– Вы должны назвать его по крайней мере.

И, я думаю, стоит объяснить Николаю Андреевичу, кто вы…

Виктория молчала.

– Вика, – Артем склонился над ней и взял за руку, – я должен сказать вам еще кое-что.

Ваша мать убита…

Вика вскочила и тут же снова повалилась в кресло.

– Дайте что-нибудь скорее! Валидол, валерьянка у вас есть? – крикнул Артем Протасову.

Тот метнулся к шкафу, но махнул рукой.

– Нет у меня ничего. Откуда?

– Тогда – воды.

Вика пила воду, стуча зубами о стакан. Потом она стянула с головы парик и швырнула его в дальний угол комнаты. По плечам рассыпались белокурые волосы.

– А я вас где-то видел, – пробормотал Протасов. – Точно, где-то видел!

– Это Виктория Королева, может быть, слышали? – обернулся к нему Артем и Протасов молча схватился за голову. – Виктория, кто он?

– Его зовут Вадим Вишняков. Вадим Андреевич, кажется.

– Это он убивает?

– Не знаю. Он или по его указанию. Мне страшно, – Виктория сжалась в кресле.

– Как вы с ним связываетесь, когда выбираете жертву? – спросил подойдя к ним поближе Протасов. – Как он узнает?

– Не знаю. Ничего я не знаю. Он убивает мужчин, с которыми я, к которым я…

Виктория расплакалась.

И тут Артема осенило. Он вспомнил свой недавний разговор с Костей: «А если женщина любит, а он – с другой? Может она пожелать ему смерти?.. Ненависть, возникает, как правило, к разлучнице… Люди ведь склонны искать причину своих неудач в обстоятельствах. Разлучница в данном случае и есть – обстоятельство…»

– Обстоятельства, – пробормотал Артем. – Он вас…

– Он сумасшедший, – прошептала Виктория сквозь слезы, – я боюсь его…

Все молчали, и Артем решил воспользоваться паузой. Он достал из кармана мобильный телефон. Одной минуты, пока окончательно не сели батарейки, ему хватит, чтобы дозвониться до больницы и узнать, как связаться с женщиной,. которую называют Поповной. Может быть, она подскажет ему, где искать Полину. Но едва он стал набирать номер, телефон зазвенел в его руках.

– Я звоню тебе весь день! – кричал Костя. – Мы нашли фотографию! Откуда ты знаешь Полину?

– А ты откуда? – удивился Артем.

– Она выросла вместе с Ларисой в детском доме. Это ее лучшая подруга. Ты знаешь, где она сейчас?

– Нет. Я сам ее ищу.

– Нет времени на объяснения… Мы нашли бар «Летучая мышь»! Представляешь? Лариса утверждает, что Полина здесь.

– Ничего не понимаю. Откуда она знает?

– Шестое чувство! Так ты ничем не можешь помочь?

– «Летучая мышь»? Не знаю, – Артем наткнулся взглядом на Викторию.

– Это страшное место, – прошептала она. – Настоящий лабиринт. Клуб принадлежит Вадиму.

– Ждите меня! – заорал Артем в трубку. – Это очень опасно! Говорят, там лабиринт… На какой улице…

Но трубка предательски замолчала.

– Адрес! – взмолился Артем.

– Это около Литейного. – Виктория назвала адрес. – Будьте осторожны.

– Хорошо. Но что будете делать вы?

– За нас не беспокойся, – отозвался Протасов. – Предупрежден – значит вооружен. Я сумею за себя постоять!

Они пожали друг другу руки, как бойцы перед боем, и Артем выскочил в коридор. Он несся по лестнице как угорелый, даже не заметив, что едва не сшиб человека…

* * *

Этот день должен стать днем его триумфа.

Сколько можно ждать? Сегодня он будет действовать решительно! Никому не позволено использовать его! Даже Виктории!

Вадим поднялся в квартиру Виктории вслед за Полиной. Она – на лифте. Он – по лестнице.

Это даже к лучшему, что все они собрались вместе. Это – удача. Он собирался сегодня увезти Викторию – силой, усыпив, как угодно. Даже сторожила-консьержа предусмотрительно убрал.

Проснулся нынче старик, а замок в дверях его квартиры безнадежно испорчен, из замочной скважины торчит ржавый гвоздь. Третий час бедолага со своей дверью мается…

Вадим стоял пролетом выше, когда услышал, как Дина говорит Полине:

– Ах, это ты… – в ее голосе звучала досада. – Сегодня работы не предвидится. Я ухожу, а Виктория встречается с читателями.

– Где? – спросила Полина.

– В Доме книги. На Невском.

– Как вы думаете, я успею туда?

– Конечно, встреча длится два часа, да и начало в одиннадцать.

– Спасибо. – Полина побежала вниз.

Как только шаги Полины стихли, Вадим спустился и позвонил. Дина даже не посмотрела в глазок… Он не знал толком, что собирается ей сказать. Но старуху нужно было напутать основательно, чтобы не разыскивала Викторию: сегодня или когда бы то ни было. Дина открыла дверь и завизжала… До того, как Вадим стукнул ее по голове. Она упала. Со лба потекла струйка крови. Дина замычала, словно утратила дар речи, и поползла от него прочь… Вид крови вызывал у Вадима ярость, не сострадание. Он шел за Диной следом.

«Змея, – думал он, сдерживаясь, чтобы не пнуть ее, – настоящая змея. Ведь это ты все устроила, не она. Вика на такое не способна. Ты пользовалась ею, пользовалась мною…»

Дина ползла и мычала, пока не уперлась в стену.

– Если будешь искать ее, – сказал Вадим, – приду и добью тебя, гадина…

Сказал – и ушел. Ему было все равно, что с ней станет…

К Дому книги он послал своего человека, приказав немедленно сообщить ему, когда встреча с читательницами закончится, и поехал к отцу, тот просил отвезти утром Евгению домой.

– Тебе больше не нужны цветы? – спросила Евгения заботливо, когда он высадил ее у дома. – Роман окончен?

Вадим улыбнулся.

– В той стадии – да.

Евгения скрылась в подъезде, а Вадим решил перехватить Полину в Доме книги. Он подъехал как раз тогда, когда она с Поповной шли по улице со счастливыми улыбками на лицах.

С Полиной обошлось без осложнений. Она выпила сок с лекарством парализующего действия и через несколько минут он уложил ее внутрь капсулы, помахав ручкой: «Спи спокойно, сестренка!» Вадим нажал кнопку под сценой, лепестки цветка сомкнулись, капсула плавно поехала вниз. Еще через несколько минут ему позвонил наблюдатель.

– Шеф, наша брюнетка сбежала от читательниц и направляется к выходу.

– Хорошо, – бросил Вадим и вдруг до него дошел смысл сказанного. – Что?! Брюнетка? – взревел он. – Где ты?!

У офиса, куда вошла Виктория, он торчал в машине несколько часов. И медленно сходил с ума. «Не смей! – говорил он ей мысленно. – Я прошу тебя…» Около шести вечера, когда в офисе никого не осталось, его посетила неожиданная мысль: сделать Викторию соучастницей, привязать ее к себе. Пусть она посмотрит, как проливается кровь. Кровь свяжет их навсегда. Из «бардачка» Вадим достал пистолет и вошел в подъезд. Навстречу ему попался какой-то тип, бежавший куда-то сломя голову.

Коридор был пуст. Вадим шел вдоль комнат и проверял каждую. Все они были заперты. Вдруг дверь последнего кабинета распахнулась, и он услышал мужской голос: «Не сидеть же здесь вечно! Для начала, думаю, нужно поужинать!» Вадим прижался к стене. Света в коридоре не было, они заметили его не сразу. Вика, умоляя о чем-то мужчину, стояла к Вадиму спиной, а тот возился с ключами.

– Все, – сказал он твердо, закрыв дверь, – мы уходим.

Повернулся – и оказался под дулом пистолета.

– Нет! – закричала Виктория и бросилась к Протасову.

А Вадим уже нажимал на курок.

Вадим и Протасов застыли, наблюдая, как она падает, прижимая руки к груди. Как в замедленной съемке…

Первым опомнился Протасов. Он толкнул какую-то дверь позади его кабинета и в следующее мгновение выстрелил. Вадим был прекрасной мишенью в пустом коридоре – и отступил в холл. Протасов попробовал выглянуть, дотянулся до Викиной руки, потянул ее к себе. Вадим выстрелил снова, и тут же выстрел раздался в ответ. На улице, где-то вдали, послышался вой сирены.

– Я еще вернусь за тобой! – крикнул Вадим.

– Попробуй! – ответил Протасов.

Через пятнадцать минут он помогал врачам «скорой» осторожно поднять Вику с пола и положить на носилки.

– Она будет жить? – спросил он молодого врача.

– Ничего не могу обещать, – отмахнулся тот. – Фамилию ее не знаете? Возраст? Группу крови?

– Это Виктория Королева, – ответил Протасов. – Все, что я знаю.

Вику увезли, а он остался отвечать на вопросы милиции.

– Мы договорились с ней насчет интервью, – говорил он. – А тут налет… Знаете ли, нефтяной бизнес… Она спасла мне жизнь, загородила от пули…

* * *

Костя ждал Артема у подъезда. Над его головой с вывески улыбалась летучая мышь.

– Лариса пропала, – заявил он. – Пока я звонил… Пришел, а ее уже нет. Решил дождаться тебя, чтобы не разминуться. Что скажешь?

Артем опешил от такой новости. Но тут из бара к ним пожаловал молодой человек.

– Ваша девушка ждет вас, – сказал он, улыбаясь.

И эта улыбка очень не понравилась Косте.

Парень провел их через кафе, задержал зачем-то у стены и пригласил:

– Пожалуйста.

Костя, не раздумывая, шагнул, и дверь за ним тут же закрылась. Миновав узкий коридор, он попал в просторную комнату. На стуле сидела Лариса, а вокруг нее стояли пятеро крепких мужчин.

Она попыталась подняться, но один из них толкнул ее на место. Костя бросился вперед, напоролся на чей-то кулак, но продолжал рваться к Ларисе…

Артем оказался в комнате в самый разгар драки. Он предчувствовал такой поворот еще по пути сюда. Действовать нужно было смело: вырубить электричество, разбить витрину, врубить сигнализацию… В драке от него пользы мало… Окна, в которые можно запустить стулом, чтобы привлечь внимание прохожих, здесь отсутствовали, зато перед помостом в центре комнаты была панель с десятком кнопок. Артем, не раздумывая, рванул к ней и нажал все кнопки разом.

В комнате тут же погас свет, а по потолку заплясали цветные огоньки. Что-то зашуршало по стенам, дверь с противоположной стороны комнаты медленно открывалась… Прямо перед Артемом, которому двое молодцев выкручивали руки, появлялась из-под пола какая-то черная махина, похожая на бутон. Черный цветок раскрывался…

Артем ничего не видел, кроме собственных ботинок, – так его согнули ребята, но судя по глухим ударам, Костя еще трепыхался, пытаясь сопротивляться. И тут откуда-то сверху раздался повелительный женский голос:

– Оставьте его!

Хватка парней чуть ослабла, и Артему удалось поднять голову. «Галлюцинация! – решил он. – Наверно я потерял сознание». В сердцевине черного цветка стояла Полина, и глаза ее метали молнии.

– Полина, – крикнула Лариса.

Но к той уже подбегали трое ребят. И тут…

Полина легко подпрыгнула, сделав сальто в воздухе и приземлилась возле Ларисы. Она сделала неуловимое движение рукой, и мужчина, державший Ларису, захрипев, повалился на пол…

Полина сжала Ларисе руку выше локтя, улыбнулась и в следующую секунду оказалась рядом с Артемом. Его обидчики отлетели кто куда. Это случилось так внезапно, что он не удержал равновесия и грохнулся на пол… Полина подала ему руку и помогла встать.

Лариса бросилась обнимать Полину, но та деловито отстранила ее, сказав:

– Давайте сначала выберемся отсюда. Кажется, так…

Она прошла в коридор, нащупала какой-то рычаг и, когда дверь открылась, заблокировала ее. За стойкой никого не было. Они без помех выбрались на улицу и поймали такси.

В машине все сидели молча. Только пожимали друг другу руки время от времени и улыбались счастливо. Но едва оказались на улице возле Костиного дома, всех слово прорвало: ясности их разговоры не внесли, но радости прибавили. Артем вспомнил про свой «скончавшийся» телефон, поставил его заряжаться. И вскоре раздался звонок. «Протасов, – решил Артем. – Надеюсь, у них тоже все в порядке…»

Но звонил не Протасов.

– Здравствуй, – услышал он голос Данилы. – И спасибо тебе. Как Полина?

– В полном порядке. Мы все сейчас у…

– Я знаю, где вы, – ответил Данила. – Еще раз спасибо.

– И вам спасибо, – улыбнулся Артем. – Вы были правы, убийцей действительно оказался мужчина.

– Кто?

– Некий Вадим Вишняков.

– Его задержали? – спросил Данила после длинной паузы.

– Нет. Но я все-таки рад, что все так закончилось.

Данила усмехнулся.

– Ничего еще не закончилось. Это только начало…

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 15

Глава 14

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25