«Костер на снегу»

Кэролайн Барт Костер на снегу

1

Февральское солнце нехотя выбралось из-за прибрежных холмов и уставилось в голубой глаз бассейна, расположенного посреди запущенного сада. Его лучи лениво скользнули по розовым кустам, по низко склонившимся листьям банана, высветили увитую плющом ограду и отразились в застекленных дверях террасы, распахнутых в сад. Золотистые блики заиграли на влажных после бассейна волосах прелестной молодой женщины, готовившей завтрак на террасе.

— Ау-у, Билли, где ты? Поторопись, завтрак уже готов. Ты не забыл, что меня надо отвезти в аэропорт?

В ответ на ее звонкий зов из дома вышел молодой мужчина. Худощавый, стройный, среднего роста, в выцветших джинсовых шортах и футболке, он был из той категории мужчин, которые до седых волос выглядят молодыми. Его добродушное лицо вечного юноши казалось не выспавшимся, но умные глаза за стеклами очков светились от радости…

— Кажется, у меня что-то наконец получилось. — Он лучезарно улыбался.

Чмокнув жену в щеку, Билл подошел к столу и удобно устроился в плетеном кресле.

— Ты опять полночи просидел за компьютером? — укоризненно спросила Элен, встряхнув копной медовых волос.

— Нет, не полночи, пожалуй, побольше…

— Тебе скоро и суток не хватит для работы, — заметила она.

— Милая… — Он сладко потянулся. — Мне уже давно не хватает суток… Но ведь задачка по-лу-чи-лась, — с удовольствием протянул он, — вот ведь что главное! Алгоритм — произведение искусства, шедевр! Шеф будет доволен. А я — просто счастлив!

— Да… — Она искоса поглядела на мужа. — Мало тебе надо для счастья.

— Мало?! — От возмущения он даже подпрыгнул в кресле, едва не опрокинув чашку с кофе, только что налитым женой. — Ты знаешь, чего это стоило мне и моим ребятам? Почти три месяца мы бились как проклятые! А сколько подготовительной работы с фирмой-заказчиком? Все эти командировки, бесконечные переговоры.

— Интересно, — она сделала паузу, — а есть ли в твоем большом счастье маленькое местечко для жены?

Билл с интересом посмотрел на нее:

— Что-то я не помню, чтобы прежде ты задавалась таким вопросом…

— Просто ты заговорил о счастье… А большинство мужчин считают, что их счастье в некоторой степени зависит от женщин. И эта зависимость достаточно велика.

— Какая зависимость, прямая или обратная? — отшутился он.

— Ну вот, опять начинаем строить математическую модель жизненных ситуаций, — вздохнула Элен.

— Зачем модель? И без модели все ясно…

— А мне не ясно, поясни, пожалуйста.

— Ты же знаешь, мне женщины мало интересны.

— А я?

— Ты? Ты знаешь, зачем говорить?

Три года назад Элен Майтингер, выпускница факультета журналистики Калифорнийского университета, неожиданно для всех вышла замуж за аспиранта-математика Билла Сарка. Ее многочисленные друзья и воздыхатели недоумевали: Элен — красавица с пышными медовыми волосами, обрамлявшими нежное лицо с высокими скулами, звезда факультета, лауреат университетских литературных премий, участница теннисных турниров… А Билли — компьютерный червь, затворник… Что у них общего и что она в нем нашла?

Сама Элен отдавала себе отчет, что она влюбилась в необычный, парадоксальный ум Билла. Ее восхищала мудрая простота его логических умозаключений, превращающая любую проблему в житейское дело, не стоящее внимания. Она обожала его легкое, обезоруживающее остроумие. Ей была приятна тихая влюбленность Билла в нее. Однажды он сказал ей:

— Ты для меня как воздух. Когда мы вместе, я тебя почти не замечаю, но когда тебя нет — мне становится плохо, я задыхаюсь без тебя… Выходи за меня замуж.

Эти слова стоили страстных признаний в любви, которые Элен не раз слышала от других мужчин. И она сказала «да».

Надо сказать, Билл был незаурядной личностью. Еще в университете его прозвали «Гейтсом», как его знаменитого тезку, миллиардера Билла Гейтса, основателя и владельца фирмы «Майкрософт». Билл Сарк был, возможно, даже талантливее Гейтса, хотя и уступал ему в предприимчивости. Сейчас он был одним из наиболее высокооплачиваемых специалистов подразделения программирования Силиконовой Долины, знаменитого Центра высоких технологий США.

Год назад Элен и Билл стали обладателями симпатичного коттеджа с обогреваемым в зимнее время бассейном и большим садом. Их банковский счет позволил бы им приобрести более шикарный и респектабельный дом в самом престижном районе. Но им нравилось жить скромно, подальше от светских сплетен. Изредка они приглашали к себе на вечеринки нескольких близких друзей или ходили к ним сами. Кроме того, корпоративная этика фирмы Билла требовала иногда проведения совместных досугов. Но они оба терпеть не могли эти барбекю и коктейли, банальные разговоры и приклеенные улыбки…

Им было хорошо и спокойно друг с другом.

Элен после окончания университета устроилась на работу в известную калифорнийскую газету «Лос-Анджелес тайме». Ее яркие статьи о вернисажах, концертах знаменитых музыкантов, обзоры литературных новинок неизменно пользовались успехом у читателей. И главный редактор газеты Пол Бестер ценил это и не скупился на премии. Он знал, что лучшая награда для Элен — поездка на горнолыжный курорт во Французские Альпы…

По дороге в аэропорт Элен и Билл почти не разговаривали. Элен решила больше не досаждать мужу «ерундой», а Билл вообще погрузился в свой виртуальный мир. Он только попросил: «Позвони, когда долетишь, и сообщи, когда будешь вылетать обратно». Еще он добавил: «И охота тебе лететь в такую даль, могла бы покататься в Калифорнии».

Только однажды — в первый год их совместной жизни — Элен удалось затащить Билла зимой на университетскую горнолыжную базу в Скво-Вэлли. Ей очень хотелось приобщить мужа к своему любимому виду зимнего отдыха. Она начала учить его технике горнолыжного катания, взяв напрокат снаряжение. И у него все получилось. Говорят, по-настоящему талантливый человек талантлив во всем. Он по-детски радовался своим спортивным успехам, восхищался красотой гор и снегов. Казалось, был счастлив, когда они с Элен, обнявшись или взявшись за руки, гуляли по освещенным луной тропинкам, вечером сидели в гостиной у камина, днем на горе пили в кафе глинтвейн с горячими колбасками. Но через три дня Билл сказал, что ему надо работать, жаль, что он не взял с собой в горы ноутбук… Собирая дорожную сумку, он проронил: «Надеюсь, ты не будешь скучать без меня» — и укатил в Лос-Анджелес.

Элен сначала расстроилась. Потом ей удалось убедить себя, что Билл, конечно, ее любит, он просто не такой, как все, и она должна быть благодарна судьбе, что является женой такого необыкновенного человека. Она вздохнула и улыбнулась. Жизнь прекрасна! Я счастлива! У меня все есть: любимое дело, масса увлечений, банковский счет, любовь и уважение окружающих! С тех пор эту фразу она повторяла как мантру, как заклинание, если Билл поступал так, как ему заблагорассудится, и этот поступок вызывал недоумение или даже ранил ее.

Интимные отношения с Биллом тоже сложились своеобразно. Они были спокойными, дружескими, какими-то детскими. Нельзя сказать, что Элен не получала удовольствия в постели. Было хорошо и мило. После нескольких минут близости он чмокал ее в носик и щечку. Облегченно вздыхал и почти мгновенно засыпал. Но даже такие минуты бывали не часто. По ночам обычно Билл работал. Первое время Элен хотела, чтобы они ложились вместе, говорила, что не сможет уснуть без него, Сидя у компьютера, Билл отвечал: «Сейчас, сейчас, я заканчиваю, еще две минуточки». Но «минуточки» затягивались на часы, и скоро Элен привыкла засыпать с книжкой.

Самолет Лос-Анджелес — Лион вылетел практически вовремя — в 15.30. С учетом разницы часовых поясов в Лионе они должны приземлиться на следующий день около 13 часов. Еще часа три на автомобиле, который Элен возьмет в бюро проката, — и она в горах, в Савойе, в долине Валь Торанс, самом высокогорном месте знаменитых Трех Долин. Она предвкушала радость встречи с горами. Когда-то ее отец сказал: «Горы — не счастье, но вполне могут заменить его». Он с пяти лет учил Элен кататься на горных лыжах, и каждый год они вдвоем на недельку уезжали в горы покататься. Отдыхающие умилялись, глядя на высокого загорелого мужчину и хорошенькую девочку с пышными светлыми волосами, когда те вместе красиво скользили по сложным трассам. Вечерами отец читал ей книжки или рассказывал интересные истории о разных странах, о путешествиях и приключениях. Элен была очень похожа на отца — те же удивительные желто-зеленые, чуть раскосые глаза и высокие скулы. Та же затаившаяся грусть в уголках губ.

Известный архитектор Алан Майтингер был простым, веселым, общительным человеком. Для дочери он был другом. Она могла говорить с ним обо всем, даже о том, о чем никогда бы не рассказала маме. Отец был прекрасным спортсменом, и любовь к активному отдыху передал дочери. Теперь она, как и он, считала, что человек должен быть гармонично развитым — и духовно, и физически.

— По-настоящему это понимали только древние греки, — говорил с улыбкой отец.

Мать Элен — красавица Роми Майтингер работала в рекламном агентстве готовой одежды фирмы «Прада». Без нее не обходился ни один светский прием в городе. Когда Элен подросла, то стала осознавать, что ее родители — очень разные люди. Мать никогда не ездила с ними отдыхать, предпочитая курорты Гавайских островов. Потом Элен догадалась, услышав случайно телефонный разговор, что у мамы есть любимый человек и отдыхать она ездит с ним. А в один отнюдь не прекрасный день, когда Элен исполнилось пятнадцать, мама уехала и через некоторое время прислала ей письмо, в котором просила простить ее.

Мама написала, что теперь, когда Элен уже взрослая, она сможет понять ее. У нее есть мужчина, которого она любит уже много лет, и теперь она будет жить с ним.

«Вы с папой всегда были так близки, что я вам совсем не нужна», — добавила она в постскриптуме.

Алан обнял плачущую Элен:

— А ведь мама права. Нам хорошо вдвоем… — В его голосе была грусть, но он хотел поддержать свою девочку.

— Но она нужна мне! Как она могла сказать такое?! Что же теперь делать?! Может быть, она передумает и вернется? — с мольбой вопрошала бедняжка.

— Может быть, через несколько лет, когда ты будешь совсем взрослой… Но ты будешь ездить к ней в Нью-Йорк…

— Не хочу я ездить ни в какой Нью-Йорк! И ее не хочу видеть! — Элен горько заплакала.

Отец молчал и ласково гладил ее по вздрагивающей от рыданий худенькой спине.

Обычно Элен гнала от себя эти воспоминания, но, сидя в удобном кресле «боинга», она расслабилась, и на этот раз не противилась им.

Отец оказался прав. Через три года после его смерти Роми вернулась в Лос-Анджелес. Ее необыкновенная любовь прошла. Она купила небольшую квартирку, устроилась на работу в рекламное агентство, опять погрузилась в светскую жизнь. Элен перезванивалась с ней, приезжала поздравить ее с днем рождения, Рождеством и другими праздниками, но, хотя и простила маму, вместе с ней жить не хотела…

Рейс был продолжительный. Элен успела и почитать, и подумать, несколько раз поесть и поспать. Посмотреть какой-то дурацкий, но веселый фильм. И поболтать с милой старушкой, сидевшей рядом, которая летела в Лион к сыну и внукам.

Элен неплохо говорила по-французски, хотя в последнее время у нее почти не было практики. Бабушкина сестра-француженка, в честь которой назвали Элен, умерла несколько лет назад, и во Франции Элен давно не была. Но ее связывала с этой страной невидимая нить — таинственная и трагическая.

После отъезда мамы Элен особенно сблизилась с отцом. Когда в школе заканчивались занятия, она с удовольствием шла в магазин за продуктами, бежала домой и готовила обед. Потом, сделав уроки, ждала отца. Они вместе обедали, обсуждая дневные новости. Потом брали велосипеды и отправлялись на прогулку. Вернувшись, усаживались на удобный диван с книжкой или с телевизионным пультом. Иногда отец работал дома, насвистывая что-то из любимых мелодий, например, «Маленькую вечернюю серенаду» Моцарта.

На уик-энды они уезжали в горы, останавливались в крохотной гостинице «Горный приют», напоминающей альпийские шале. Вставали рано утром и, легко позавтракав, отправлялись на этюды. Элен нравилось рисовать акварелью горные пейзажи, и хотя у нее неважно получалась перспектива, а светотени в лощинах требовали большего мастерства, она очень старалась. Отец часто хвалил ее. Элен удивлялась:

— Но ведь это плохо, папа, зачем же ты хвалишь меня?

А я бы не хвалил, если бы ты не понимала, что это не очень хорошо. — Он улыбался, а потом серьезно добавлял: — Человека лучше чаще хвалить, чем ругать. Тогда он будет добрее и счастливее.

— Но ведь так можно вырасти эгоистом и зазнайкой!

Отец смеялся:

— Эгоисты и зазнайки вырастают из детей, которых редко хвалят и не любят. Тогда они компенсируют в самоощущении недостаток любви. А я хочу, чтобы ты была сильной, любила трудиться, чувствовала, что совершенствованию нет предела…

Однажды Элен почувствовала, что отец перестал всецело принадлежать ей. Нет, они по-прежнему вместе обедали, уезжали на уик-энды в горы или к морю с аквалангами. Но Алан часто уходил в себя. А если Элен тормошила его и спрашивала: «Что с тобой? У тебя что-то случилось?» — он улыбался и отвечал:

— Что-то же должно случаться в жизни…

А потом случилось это… Девять лет назад в середине февраля Алан собрался во Францию на конкурс проектов гостиниц для нового высокогорного курорта. К огорчению Элен, она не могла поехать с отцом — зимние каникулы уже кончились.

— Не горюй, малышка, десять дней пролетят быстро! — Он обнял ее, поцеловал и ласково погладил по голове. — Я буду каждый день звонить тебе. Будь на связи ровно в восемь вечера.

Первые три дня звонок раздавался ровно в восемь. Отец рассказывал ей, как красиво в Альпах.

— Мы с тобой обязательно побываем здесь вместе. Я люблю тебя, малышка!

Это были его последние слова. На следующий день отец не позвонил. Элен просидела весь вечер, глядя на телефонную трубку. Нет, она не очень волновалась. Ей и в голову не могло прийти, что с ее сильным, умным, ловким папой может что-то случиться. Просто у него кончилась карточка. Завтра он купит новую карточку и вечером позвонит.

Звонок из Франции раздался утром…

— Элен, детка… — Это был голос коллеги отца, Джона Бренна. Его вместе с Аланом пригласили для участия в конкурсе. Голос был какой-то очень странный…

— Что случилось? — закричала Элен. — Где папа? — Она поняла, что произошло что-то ужасное, но ведь не может быть…

— Элен, мужайся, папы больше нет, он погиб — Элен не помнит, что было после того, как она положила трубку. Она позвонила папиной маме, бабушке Мари-Клэр. И расплакалась, услышав ее голос.

— Бабушка, папа погиб! — удалось произнести ей сквозь рыдания.

— Ты что мелешь, девочка? — не поверила Мари-Клэр.

Комок в горле не давал Элен вздохнуть. Наконец она справилась с ним:

— Мне только что позвонил из Франции его товарищ. Я ничего не знаю, но он сказал, что папы больше нет. Еще сказал, что завтра они прилетят…

Элен рыдала, прижимая к уху трубку, чтобы не прервалась связь с единственным теперь близким ей человеком.

На том конце провода воцарилось молчание, прерываемое тяжелым дыханием бабушки. Мари-Клер была волевым человеком. Она понимала, что в первую очередь надо помочь малышке. Сама она надеялась, что произошла ошибка. Ведь друг Алана сказал, что они завтра прилетят…

— Подожди, не плачь, — сказала она. Я сейчас приеду к тебе.

Бабушка была истинной француженкой. И хотя она вышла замуж за американца, во вкусах осталась верна родине. Всем американским автомобилям предпочитала «ситроен», курила крепчайшие французские сигареты «Голуаз», имя сыну выбрала Алан, но называла его на французский манер Ален, внучку по ее настоянию назвали Элен с ударением на второй слог, а не Хелен — по-американски, с ударением на первый. Она считала, что Ален и Элен были больше французами, чем американцами. А тот факт, что с ее сыном случилось что-то ужасное во Французских Альпах, Мари-Клэр расценила как месть судьбы за то, что много лет назад она не уговорила мужа переехать жить во Францию.

Самое ужасное действительно случилось… Из сбивчивого рассказа Джона Бренна, приятеля Алана, прилетевшего в Лос-Анджелес вместе с его телом, удалось выяснить следующее. Как всегда, после заседания конкурсной комиссии, Алан взял лыжи и, отправился на подъемник вместе со своими французскими приятелями. В тот день погода испортилась, пошел снег. Джон, не очень хороший лыжник, не решился пойти с ними.

В гостиницу Алан не вернулся.

— Француз, с которым Алан катался, сказал, что он поскользнулся на крутом склоне, упал и головой ударился о скалу, — объяснил Джон.

Но Элен была уверена: что-то здесь не так. Она надеялась, что когда-нибудь ей удастся узнать, что на самом деле случилось во Французских Альпах.

2

— Через двадцать минут наш самолет приземлится в аэропорту… Температура на земле плюс девять градусов. — Голос стюардессы вернул Элен к реальности, и она, освобождаясь от воспоминаний, поглядела в иллюминатор на приближающуюся Францию.

В агентстве проката автомобилей Элен выбрала внедорожник «ситроен», погрузила в него спортивную сумку, уложила лыжи. Удобно устроившись на сиденье, она пристегнула ремень безопасности и приготовилась начать долгий путь в горы.

Часа через полтора равнинный пейзаж сменился легкой всхолмленностью, потом далеко на горизонте возникли похожие на синие облака горы, а дорога, бегущая вдоль реки Роны, начала петлять среди скал, становящихся все круче и круче. После Альбервиля Элен заехала на бензозаправку. Отправившись с кредитной карточкой в магазинчик, чтобы оплатить заправку, она заметила, что к соседней колонке подъехал другой внедорожник с большим футляром для лыж на багажнике.

При выходе из магазинчика она столкнулась с мужчиной, по-видимому подъехавшим вслед за ней. Придерживая дверь, он пропустил девушку и улыбнулся ей. От взгляда его серо-голубых глаз у Элен почему-то перехватило дыхание. Он словно пронзил ее насквозь. Справившись с мгновенным волнением, она кивнула незнакомцу и вышла на улицу.

Садясь в свою машину, Элен взглянула на внедорожник с лыжами и одним взглядом «сфотографировала» сидящую в нем интересную брюнетку в белой куртке и белом свитере с высоким горлом, подчеркивающем стройную шею женщины, И ощутила непонятную досаду..

Отъехав от бензоколонки, Элен увидела в зеркало, что мужчина, с которым она столкнулась в дверях, смотрит ей вслед, пока заправляется его автомобиль. Светловолосый, высокий, стройный…

Элен и прежде испытывала ощущение влюбленности. Ей было знакомо и замирание сердца, и холодок в груди, и влечение. Это заставляло ее превращаться в охотницу. Натягивалась тетива ее обаяния, из колчана вытаскивались стрелы чар. Необыкновенные глаза начинали излучать желто-зеленый, веселый и опасный огонек. Но когда жертва начинала биться в ее коготках, она почему-то теряла к ней интерес. А пойманный ею зверек сам собой приручался, добивался внимания, сучил ножками и тянулся к хозяйке. Еще некоторое время она удерживала его на невидимом поводке, а потом забывала про добычу, переключаясь на что-то более интересное.

Но то, что происходило с ней сейчас, удивляло, пугало и радовало ее. Это было новое чувство, в котором ей не хотелось разбираться. Она просто окунулась в это незнакомое ей ощущение. Ведя машину, Элен улыбалась, и все вокруг осветилось ее радостью. На небе появилось солнце, облака как будто начали таять, тени, исчезнувшие из распадков и лощин, обнаружили веселые ручьи, текущие из небольших ледопадов, которые можно было заметить, только посмотрев высоко вверх — на скалы, нависающие над дорогой.

Мощная машина легко преодолевала крутой серпантин горной дороги, открывая за каждым поворотом то милые альпийские деревушки, то гостиницу или ресторанчик с нарядными вывесками, украшенными цветами и хвойными лапами. Опустились густые сумерки, горы из белоснежных стали сиреневыми. И вот перед ней указатель, украшенный горящими звездочками-лампочками:

Валь Торанс. Отель «Небо и снег».

Администратор гостиницы, улыбаясь, обратилась к ней на английском. Элен ответила по-французски, и улыбка администраторши стала шире и приветливей.

— Да, номер забронирован и ждет вас, — сказала она, протягивая ключи, — ваши вещи будут доставлены в номер, место для машины в подземном гараже ЗС, направо от въезда.

Поднявшись к себе, Элен распахнула двери балкона и ахнула. Перед ней во мраке расстилалась первозданная стихия гор. Сине-фиолетовые громады дышали вечным покоем. Стоя на балконе, на высоте свыше двух тысяч метров над уровнем моря, Элен как будто парила в воздухе. Она развела руки в стороны, будто готовясь взлететь под мощным влиянием этой красоты и непонятной силы, воздействующей на нее с самой бензоколонки на окраине Альбервиля. Внезапно поняв происхождение этой силы, Элен счастливо рассмеялась.

Утром ее разбудил яркий свет, который пробивался даже сквозь плотно закрытые шторы. Нежась в постели, она сладко потянулась и вспомнила, что находится в нескольких тысячах миль от Калифорнии. Подумала о Билле. Она вчера забыла сообщить ему о своем приезде в Альпы.

Ладно, позвоню днем, решила Элен, в Америке будет ночь, это как раз его время.

Она встала с постели и открыла балкон. В комнату ворвался чистейший горный воздух и проникли лучи солнца, еще не до конца выплывшего из-за вершины.

Ой, как холодно, это тебе не Калифорнийские горы, подумала она, это настоящие Альпы. Ничего, в полдень, наверное, уже будет жарко.

Сделав зарядку и приняв контрастный душ, девушка расчесала свои чудные волосы цвета густого меда. Быстро надела зеленый спортивный костюм фирмы «Лакост» с нежно-зеленым крокодильчиком на груди, несколько засомневавшись, не слишком ли проста для европейского курорта одежда, принятая на Калифорнийских спортивных базах.

На завтрак сойдет, решила она. Подойдя к зеркалу, Элен подмигнула стройной зеленоглазой девушке с пышными волосами цвета старого золота, освещающими нежное лицо. Улыбнувшись своему отражению, Элен приспустила молнию свитера, чуть обнажив красивую складочку на груди, неожиданно высокой для ее стройной фигуры.

Не дожидаясь лифта, Элен сбежала со своего третьего этажа по ступеням винтовой лестницы на первый, едва не сбив с ног даму, выходящую из ресторана.

— Ой, простите, пожалуйста, — проговорила она по-английски, поддержав ее за локоть.

Элен вдруг узнала в этой даме черноволосую красавицу, сидевшую в джипе на бензоколонке. Дама сначала недовольно сдвинула красивые брови, но потом улыбнулась:

— Ничего страшного, все в порядке.

Вслед за дамой из ресторана выходил Он…

Светловолосый мужчина с серыми глазами с улыбкой посмотрел на Элен.

— Симметричный способ знакомства, — тихо произнес он по-французски, затем поклонился и пропустил смутившуюся девушку в двери ресторана.

Народу в зале ресторана было немного. Элен выбрала столик у окна с видом на горы. Намазывая маслом свежий круассан, она думала, что его слова о способе знакомства предназначались только для нее…

Ну и что? — охладил ее внутренний голос. — Это нормальный ответ остроумного человека.

Но ведь он запомнил нашу встречу, возразила она.

Он просто не страдает склерозом, хмыкнул голос.

Облачившись в горнолыжный костюм алого цвета, очень шедший ей, Элен забросила на плечо лыжи и прошла десяток метров от отеля до ближайшего подъемника, чтобы подняться на вершину горы. Сферическая кабинка с автоматически закрывающимися прозрачными дверями вознесла Элен на прочных стальных тросах туда, где солнце уже вовсю освещало бескрайние снежные просторы, скалы, дальние и ближние горы. Оно дарило свой праздничный свет и тепло веселым людям в яркой красивой одежде, которые поднялись в это поднебесье, чтобы испытать необыкновенное чувство полета при спуске с заснеженных склонов.

Как правило, в горы все приезжали парами или большими компаниями. В Калифорнии Элен тоже ездила в горы с подругой или в большой компании. Но сейчас ей было спокойно и комфортно одной. Горы были ей родными. Она чувствовала их душу, преклонялась перед ними, и они принимали ее, как существо им близкое. Во всяком случае, так ей хотелось думать.

Развернув карту с обозначением трасс, которую выдают всем приезжим, Элен прикинула направления своего сегодняшнего катания. Она надела лыжи, натянула перчатки, оттолкнулась палками — и ринулась со склона в неизвестность новой трассы. Лыжи скользили прекрасно, ее техника владения ими позволяла ей легко переходить из одного поворота в другой, сопрягая плавные, красивые дуги. Проехав некоторое время, она остановилась, чтобы перевести дух. Надо было прочувствовать свой первый спуск. Чуть снизу на нее с восторгом смотрел кудрявый молодой человек, по виду студент.

— Девушка, давайте кататься вместе с нами. Вам, наверное, скучно одной, — задорно крикнул он, когда Элен остановилась.

— Вовсе нет, — просто ответила Элен. — Я только вчера приехала и еще не успела соскучиться. Если хотите, догоняйте меня! — И она покатила дальше.

Молодой человек бросился было вдогонку, но скоро отстал.

Часа через три прекрасного катания, поднявшись на шестом или седьмом подъемнике еще на одну гору, Элен решила отдохнуть и перекусить. Интерьер крохотного высокогорного ресторанчика «Приют пастуха», куда она вошла, соответствовал названию. Грубые тесаные столы и скамьи, покрытые овечьими шкурами, по стенам развешаны рога маралов и горных туров. Из-за столика в углу хижины ей помахал, приглашая к столу, кудрявый парнишка из студенческой компании. Элен подошла к ним. Ребята переложили куртки на дальний край скамьи, освобождая ей место.

— Спасибо за приглашение, — улыбнулась она, усаживаясь рядом с молодым человеком, пригласившим ее к столу.

— Клод, — представился кудрявый юноша.

— Элен, — в тон ему ответила девушка Она попыталась протянуть ему руку, но в тесноте удалось вытянуть только ладонь. Он пожал ее одними пальцами. Оба весело рассмеялись. Элен сразу почувствовала себя своей среди этих милых ребят. Официант принес заказанные ими блюда.

— Здесь только пять порций, — сказал он, увидев Элен.

— Еще один заказ, пожалуйста, — попросил Клод.

Не дожидаясь, пока принесут ее заказ, Клод взял в буфете тарелку и, не слушая протесты Элен, разделил на двоих большой кусок сочного мяса и овощи.

— Мясо очень вкусное: в меру прожарено и с кровинкой, — с полным ртом пробормотала она.

— Этот ресторанчик известен на все «Три долины», сюда приезжают даже из соседних — Куршавеля и Мерибеля.

— Даже из такого элитарного, как Куршевель? — удивилась Элен. — У них там нет своих ресторанов?

— Этот почему-то очень моден здесь, — пояснил Клод. — Может быть, потому, что находится в самом дальнем ущелье и доехать до него — как совершить маленький подвиг.

— Наверное, так и есть, — согласилась она.

— А в каком отеле вы живете? — поинтересовался юноша.

— «Небо и снег».

— Ого, в четырех звездах? — удивился Клод. — Я-то думал — вы студентка. А мы живем в апартаментах — две комнаты на пятерых.

Приятели Клода вернулись к прерванному разговору. Они обсуждали летние, маршруты на горных велосипедах.

— Живете в Париже? — спросил Клод.

— Нет, в Лос-Анджелесе. — Она рассмеялась, видя его замешательство. — Хотите спросить, почему я так хорошо говорю по-французски? У меня бабушка француженка.

Они продолжали болтать, незаметно перейдя на «ты». Вспомнив о еде, Элен обернулась, высматривая, не несет ли официант ее заказ. Внезапно ее бросило в жар. В противоположном углу ресторанчика Элен увидела Его. С черноволосой Красавицей. И сразу же перестала слышать, что говорил ей Клод. Теперь все ее внимание против воли было приковано к тому, что происходило за столиком в противоположном углу.

Они сидели вдвоем. Брюнетка что-то говорила, эмоционально жестикулируя, кажется, упрекая его. Он рассеянно слушал, крутил в руках пустой бокал. Потом встал и направился к стойке бара. Теперь Элен была видна его широкая спина с красиво развернутыми плечами… Удивительно — на нем тоже был костюм красного цвета, немного темнее, чем у нее. Брюнетка, как и в прошлый раз, была в белом.

— Ты слышишь меня? — Вопрос Клода вернул ее к реальности.

— Извини, я задумалась, — ответила Элен и неожиданно погладила его по щеке.

Клод попытался удержать ее руку, но она высвободилась.

— Так ты пойдешь с нами на дискотеку?

Элен увидела, что Он смотрит на нее, отходя от стойки с бокалом вина в руке. Встретившись с ним глазами, Элен кивнула. Его взгляд быстро скользнул по лицу Клода и снова устремился к ней. Она почувствовала, что Ему неприятно видеть ее с молодым человеком. Но он улыбнулся и тоже кивнул. Он шел к своему столику, и Элен была не в силах отвести от него глаза.

Наконец она поняла, что Клод приглашает ее на дискотеку в соседний отель, который соединялся с ее отелем застекленным переходом. Это было сделано для того, чтобы в непогоду людям было комфортно передвигаться. Элен вспомнила, что в своем проекте новой гостиницы, представленной на конкурс, отец предложил соединить переходами все гостиницы с подъемником. Это было новым словом в архитектуре высокогорных отелей…

— Хорошо, — неожиданно для себя согласилась Элен.

— Я зайду за тобой. — Клод не мог скрыть своей радости.

— Когда? — рассеянно спросила девушка.

— В девять вечера.

— Договорились.

Клод обрадовался. И тут Элен вспомнила, что опять забыла позвонить Биллу. Извинившись, она взяла мобильник и вышла из шумного зала на воздух. Солнце уже не было жарким. Еще немного, и оно начнет закатываться за вершины. А в Лос-Анджелесе сейчас четыре утра, Билл наверняка еще работает…

— Как ты там? У меня все в порядке.

Билл обрадовался ее звонку.

— Я только что закончил работу и лег, — сонным голосом произнес он. — Но еще не успел уснуть. Я рад, что у тебя все в порядке. У меня тоже пока все о'кей.

— Ну ладно, спокойной ночи, не скучай. Целую.

Закончив короткий разговор, Элен обернулась и увидела, как Они надевают лыжи, готовясь к спуску. Она поняла, что Он слышал ее разговор с Биллом. Ведь ей пришлось почти кричать: горы, особенно в таком узком ущелье, экранируют сигнал.

Так, подумала Элен. Он решит, что я коварная обольстительница. Одного ласкаю, другого целую… Ужас какой! Ей стало смешно, однако не хотелось, чтобы Он так думал о ней.

Элен с ребятами последними покинули ресторан. Солнечные лучи уже не мешали глазам. Девушка спрятала темные очки в нагрудный карман и натянула перчатки. Когда они начали спуск, солнце на некоторое время опять показалось из-за гребня, готовясь вновь спрятаться за следующую вершину. Элен ничего не стоило оторваться от студентов, уступающих ей в технике. Но она ехала вместе с ними, замедляя скорость. Клод старался выписывать грамотные повороты, чтобы понравиться Элен. Этот милый юноша уже был влюблен в нее.

Элен еле сдерживала улыбку, замечая его старания. Иногда она специально отставала, чтобы потешить его мужское самолюбие. Клод заботливо интересовался, не устала ли она? Она благодарила его за заботу и отрицательно качала головой. Когда они выехали на длинный, хорошо просматриваемый участок, Элен заметила ниже по склону черноволосую красавицу и ее спутника.

Красавица ехала с большой опаской, долго готовясь к каждому повороту. Иногда падала и с трудом поднималась, опираясь на палки. А он, спускаясь легко и спортивно, смотрел, как едет она, готовясь в любой момент подстраховать ее, если вдруг она покатится вниз по склону. Красавица часто останавливалась и отдыхала.

До темноты могут не спуститься, подумала Элен, наблюдая за ними. Зачем он повел ее в дальнее ущелье с такой техникой начинающей лыжницы? Через полчаса выключат главный подъемник, и тогда они не успеют подняться на последний отрог, чтобы скатиться прямо к гостинице.

Когда Красавица в очередной раз остановилась отдохнуть, Элен с мальчишками промчалась мимо них, почувствовав, как Они провожают ее взглядом.

Поднявшись на подъемнике на последний отрог перед спуском к гостинице, Элен спросила у дежурного на канатной дороге:

— Когда отключается подъемник?

— Через пятнадцать минут.

— Но там еще двое, они едут из дальнего ущелья, — с тревогой сказала она. — Подождите их, пожалуйста.

— Что ж, подождем, — проворчал дежурный. — Хотя расписание работы подъемников должны знать все.

Дорога из дальнего ущелья заняла у Элен с ребятами минут сорок. Они спускались очень быстро, почти без остановок, чтобы успеть на последний подъем наверх. Когда они остановились, ноги у Элен гудели от напряжения, ребята тяжело дышали. Но радость от прекрасного катания переполняла всех.

У порога гостиницы Элен попрощалась со студентами, поблагодарив их за компанию. Клод напомнил, что будет ждать ее в холле отеля в девять вечера. Она утвердительно кивнула, помахала ему и пошла к себе. У входа в гостиницу обернулась и взглянула на гору, пытаясь разглядеть пару, еще остававшуюся на трассе. Неужели они не успеют на последний подъемник?

И вдруг она увидела их. Они медленно шли к отелю с лыжами на плечах. Элен не могла сдержать удивления:

— Вы все-таки успели на последний подъемник?

— А мы ехали по другому маршруту, более короткому, нам не был нужен подъемник, — с улыбкой объяснил Он и долгим взглядом посмотрел на Элен. — Обычно этот маршрут лавиноопасен, но сейчас снега мало, ничего страшного, зато мы сильно сократили путь.

— Но ведь этого маршрута нет на карте, значит, по нему нельзя спускаться, — возразила девушка.

— Нельзя, но если необходимо, то можно, — отшутился Он.

Его спутница была абсолютно вымотана. Ее красота поблекла, стало заметно, что без косметики она выглядит намного старше. Едва кивнув Элен, она, еле передвигая ноги, отправилась к лифту.

— Бедная, она так устала, — сочувственно проговорила Элен.

— Софи сама захотела посидеть в «Приюте пастуха». — Он пожал плечами. — Я ее отговаривал. Но она — молодец. Почти не падала и ехала без истерик…

Элен подняла брови, отреагировав таким образом на его слова.

— Послушайте, давайте наконец познакомимся, — предложил он, — меня зовут Жозеф.

— А меня — Элен.

Она протянула ему руку. Жозеф задержал ее руку в своей. Они посмотрели друг на друга и вдруг одновременно произнесли:

— Вот и познакомились наконец.

Оба расхохотались, и он неожиданно обнял Элен. От близости его тела у нее подогнулись колени. Но она быстро овладела собой и сказала:

— Идите, вас ждут.

Поднявшись к себе в номер, Элен, переполненная чувствами, бросилась в кресло. От его мимолетного объятия у нее горели плечи, она смотрела на свою ладонь, еще хранящую жар его сильной руки.

— Боже мой, боже мой, я ни-че-го не по-ни-ма-ю, — нараспев произнесла она. Потом вскочила, распахнула балкон и улыбнулась горам, прошептав: — Его зовут Жозеф…

Но ей было неспокойно от мысли о Софи. Жозеф постоянно занимал ее сознание, от их случайных встреч она теряла покой. Но присутствие Софи вызывало у нее стыд и недовольство собой. Она с трудом отогнала эти мысли.

А сейчас — в душ, переодеться — и на ужин. Внезапно Элен с досадой вспомнила, что в девять часов за ней зайдет Клод.

Может быть, сказать, что я устала? — подумала девушка.

В общем, это так и было, но ей не хотелось огорчать юношу.

На ужин Элен надела коричневые вельветовые джинсы и кремовую рубашку с большими манжетами, подчеркивающую легкий загар, приобретенный всего за один день.

Войдя в ресторан, она сразу увидела Жозефа и Софи, сидевших у окна. Она подошла к соседнему столику, не желая мешать им. Но Софи жестом пригласила ее присоединиться к ним. Она смутилась, но села рядом с ней, напротив Жозефа. За окном открывалась панорама западной стороны долины, которая не была видна из ее номера. Заказав полбокала красного вина и овощи с сыром, Элен залюбовалась розовыми отблесками, брошенными на вершины солнцем, уже спрятавшимся за горы до завтрашнего утра. На небе она заметила легкие перистые облака — предвестники изменения погоды. Жозеф подтвердил:

— Да, дня через два должен пойти снег. Давно его не было, пора бы подсыпать свежего снежку на трассы.

— Хотелось бы еще завтра покататься при солнце, а потом пусть будет снег, — сказала Элен.

— Неужели вы не устали за сегодняшний день? — спросила ее Софи.

Она привела с порядок волосы, которые опять локонами лежали на ее плечах. Умело наложенная легкая косметика омолодила ее лет на пять.

Интересно, сколько ей, тридцать пять или уже за сорок? — подумала Элен и, спохватившись, ответила:

— Устала, конечно. Мы с вами нарушили сегодня все правила акклиматизации, — вспомнила она наставления отца. — В первый день надо кататься не больше двух-трех часов. Организм должен привыкнуть к новым для него условиям — более низкому давлению, влажности, пониженному содержанию кислорода. А мы, что называется, дорвались. Это большая нагрузка на сердце. Главное, надо сегодня ночью как следует выспаться.

— Вы говорите, как врач, — заметил Жозеф.

— Нет, я не врач, я журналист, — улыбнулась Элен, — но у меня большой горнолыжный опыт. Впрочем, как и у вас, наверное, — добавила она.

— Думаю, что у меня чуть больше, — подмигнул он, — учитывая возраст, конечно.

— Но я стою на лыжах с пяти лет, — не унималась Элен.

— Тогда у нас с вами почти равный опыт, полагая разницу между нами лет в десять, — примирительно ответил Жозеф.

Пока они шутливо препирались, лицо Софи все больше мрачнело. Ее полные губы сжались в ниточку. Она подозвала официанта и попросила принести ее заказ в номер. Потом встала, сказав:

— Я пойду, пожалуй. Очень устала. Приятного аппетита.

Элен почувствовала себя неловко. Не надо ей было садиться за их стол. Неприлично как-то получилось. Начала болтать, не давая никому вставить слово. Она взглянула на Жозефа, ожидая объяснений.

— Не обращайте внимания. — Он махнул рукой, но чувствовалось, что демарш жены ему неприятен.

— Это я виновата. — Элен прижала руки к груди.

— Не беспокойтесь, ни в чем вы не виноваты. Во-первых, она действительно устала, а во-вторых… — Он сделал паузу. — У Софи бывают перепады настроения, причем без всякой причины. — Он наклонился к Элен и тихо сказал: — Вы ни в чем не виноваты, девочка. — И положил свою большую ладонь на ее тонкую руку, лежавшую на столе.

Элен как будто пронзило током. Она легонько освободила руку, якобы для того, чтобы взглянуть на часы.

— Ой, уже десять минут десятого, — спохватилась она.

— Вы куда-то спешите? — Жозеф опять посмотрел на нее своим долгим взглядом.

— Да, меня ждут ребята, с которыми я каталась сегодня. Я обещала пойти с ними на дискотеку.

Элен встала из-за стола и, торопливо попрощавшись с Жозефом, сбежала по лестнице в холл.

Увидев ее, Клод заулыбался и пошел навстречу. Его темные курчавые волосы были тщательно приглажены спереди, но на затылке торчали непокорные вихры. Это было так забавно и трогательно, что Элен улыбнулась.

— Я думал, что ты не придешь. — Он взял ее за руку, и они пошли по застекленному переходу в другой отель, откуда доносилась громкая музыка.

Они вошли в большой прокуренный зал, где в чаду и дыму металась в танце молодежь.

— Что-то мне здесь не очень… — протянула Элен.

— И правда, не очень, — согласился Клод. — Может, лучше погуляем?

Ему очень хотелось провести вечер с этой девушкой, ведь он ждал встречи с пяти часов, с самого возвращения с горы. А вот Элен этого совсем не хотелось. И зачем только она согласилась?

— Знаешь что, давай пойдем баиньки, — материнским тоном сказала она.

— Может, пойдем вместе баиньки?

— Пойдем вместе, но в разные стороны. — Она опять погладила его по щеке, как днем. — Спокойной ночи…

Засыпая, Элен вспоминала сегодняшний день. Как много уместилось в нем. Прекрасное катание, приятные встречи, новые знакомства. Особенно одно из них — она до сих пор чувствовала его кожей, сердцем, душой… С этими мыслями она провалилась в глубокий, счастливый сон.

3

На следующее утро солнце не появилось из-за гор. Элен проснулась не от его лучей, а сама по себе. Дальних гор не было видно, а ближние казались белее, чем вчера. Значит, ночью высоко в горах шел снег. Однако на уровне отеля все было, как накануне. Элен посмотрела на часы — 11.30 утра. Какая же она соня!

Раскрыв дверь балкона, Элен начала делать зарядку. Приседания и упражнения для ног — мышцы немного ныли после вчерашнего катания, значит, надо растормошить их. Зарядка для шеи — тело во время езды на горных лыжах более сковано, в отличие от беговых лыж, где гармонично работают все мышцы. Упражнения для мышц живота… Она окончательно проснулась, ощущая бодрость во всем теле.

Потом она пошла в ванную и наслаждалась тугим душем. Элен любила свое тело — гладкое, мускулистое, чуть смуглое. Направляя струи воды на крепкую, высокую грудь, плоский живот, красивую линию талии, она радовалась своей красоте, здоровью, молодости, событиям дня сегодняшнего и еще восьми предстоящих. Открыв холодную воду, девушка замерла под ледяными струями, потом пустила горячую воду — и так три раза. Принимать контрастный душ каждое утро ее приучила бабушка, и Элен была благодарна ей за это, как и за многое другое.

В ресторане она была одна — все постояльцы уже позавтракали и пошли кататься. Потягивая кофе, Элен смотрела в окно на гору. Лыжники выглядели издали, как разноцветные муравьи, сбегающие вниз со всех окружающих склонов.

Около часа дня она вышла из гостиницы. В своем алом горнолыжном комбинезоне Элен выглядела очень эффектно. Ее пышные волосы цвета старого золота ореолом освещали чуть смуглое лицо. Огромные ботинки только подчеркивали ее изящество, и мужчины, стоявшие у подъемника, все как один посмотрели ей вслед, когда она с лыжами в руках садилась в кабинку, поднимавшую на верхнее плато. Пока кабинка скользила вверх на стальных тросах, Элен разглядывала спускающихся под ней лыжников. Она искала Жозефа. Его красный костюм был очень приметен, да и по своей манере катания Жозеф выделялся из всех. Элен решила: если он будет с Софи, она не станет подъезжать к ним. Она просто издали будет смотреть на него.

Девушка взглянула на карту. В этом районе катания было более сорока подъемников, поэтому случайная встреча была маловероятна.

Не морочь себе голову, возник внутренний голос. Расслабься и спокойно катайся. Вздохнув, она подчинилась и спрятала карту, рассудив, что неразумно посвящать свой день поискам мужчины, да еще женатого.

Наверху все было покрыто пушистым снегом. Легким пухом оделись высокие ели и скалы, окружающие трассу.

Лыжи скользили даже лучше, чем вчера. Иногда носки лыж пропадали в свежем, практически невесомом снегу, и тогда возникало ощущение полета, когда тело и лыжи воспринимались как единое целое. Она летела вниз по склону, чувствуя себя частью этих гор. К двум часам солнце все-таки появилось. И сразу стало веселее и радостнее. Но тяжелые облака продолжали цепляться за отдаленные хребты.

Скатившись в другую сторону от гостиницы, Элен увидела еще одну долину — светлую, маленькую, полукруглую. Ее форму создавало озеро. Сейчас оно было засыпано снегом, но его линии угадывались по небольшим заснеженным скалам, окружавшим берега. У озера стояло уютное деревянное шале — маленькая гостиница с кафе на застекленной террасе. Легким коньковым шагом Элен подъехала к кафе и, сняв лыжи, прислонила их к деревянным поперечным брусьям, где уже стояли лыжи и палки тех, кто, как и она, решил отдохнуть и полюбоваться видом заснеженного озера.

Опять выглянуло солнце и осветило чистейшее белое безмолвие. Элен взяла кофе и сандвич с сыром и ветчиной.

— Хотите глинтвейна?

Ее окатила волна радости. Она узнала этот мужской голос и обернулась.

Жозеф стоял рядом так, как будто только что встал из-за этого стола и отошел к бару. Ворот его красного костюма был расстегнут, открывая светлый тонкий свитер и крепкую шею.

— С удовольствием, — улыбнулась она. Через минуту он принес два стакана подогретого вина и тосты с горячим сыром.

— А у нас в Калифорнии в горах подают горячий эль.

— Так вы американка? Теперь все понятно, — сказал Жозеф.

— Что же вам понятно? — встрепенулась Элен.

— Что вы — очень самостоятельная и общительная девочка.

— Вы хотели сказать — нахалка и всезнайка. — Она посмотрела прямо ему в глаза, в которых плясали хитрые и ласковые серо-голубые чертики.

— Это вы сказали… — Он нагнулся к ней, и она с изумлением почувствовала родной запах. Папин одеколон! — А я не сказал пока многого из того, что хочу вам сказать, — тихо проговорил он.

Элен бросило в жар от его слов. Но она опустила глаза и, с трудом совладав с волнением, сказала:

— Я знаю, что французы не любят американцев. Они считают их самодовольными и наглыми. В чем-то я с ними согласна. Но ведь люди разные. И среди американцев есть много воспитанных людей…

— Особенно если они наполовину французы, — с улыбкой сказал Жозеф.

Элен удивленно подняла брови:

— Откуда вы узнали? — воскликнула она.

— У вас еле заметный акцент, — мягко отметил он. — Впрочем, как и у меня. Моя мама француженка, а отец — американец, который упорно называл меня Джозеф.

— А меня в школе называли Хелен. Мама тоже звала Хелен. Но я всегда предпочитала Элен, как папа и бабушка.

Жозеф взял обе ее ладони в свои руки.

— Вот видите, все у нас сходится, — чуть хрипло произнес он. — Все ведет нас навстречу друг другу.

Элен освободила свои руки. Она все еще пыталась сопротивляться этой могучей волне, все дальше уносившей ее от спасительного берега.

— Между прочим, я замужем, а вы — женаты — как можно более строго сказала она. — Кстати, где вы оставили Софи? — Она хотела вернуть его к действительности, развеять иллюзии.

— Она решила не идти сегодня на гору. Ей вполне хватило вчерашнего катания. И какое это имеет значение, если все так складывается, — серьезно проговорил Жозеф.

— Вы уверены, что все действительно так складывается? — строго спросила она.

— Вы же все понимаете сами. — Его мужской напор обезоруживал ее. — Ведь вы — мой человек. Я сразу это понял.

— Я тоже сразу все поняла, — честно ответила Элен, протягивая ему руки. — Но что же нам делать?

— Жизнь решит за нас, — мягко и спокойно ответил этот удивительный человек.

— Боже мой, боже мой!.. — только и смогла произнести Элен.

— А теперь допивайте свой глинтвейн и поехали обратно, а то мы опоздаем на все подъемники. А нам надо еще два раза подняться и три раза спуститься.

Оказавшись вдвоем в кабине подъемника, они некоторое время молча смотрели друг на друга. Потом их губы слились в поцелуе. А горы молчаливо глядели на их счастье, и солнце посылало им свои прощальные лучи…

Они пили этот поцелуй, утоляя жажду долгой разлуки. Они забыли все, что их связывало с реальной жизнью. Оторвавшись от губ Элен, Жозеф стал осыпать поцелуями ее лицо, шею, макушку. Она, вырвавшись из его объятий, уткнулась в его шею и, вдыхая родной запах, разрыдалась.

Жозеф схватил ее за плечи и встревоженно спросил:

— Что с тобой, малышка?

Вместо ответа Элен прижалась к нему.

— Я тебя так долго ждала, — всхлипывала она.

Жозеф с нежностью прижал ее к себе.

В это время кабинка подошла к конечной станции, двери автоматически открылись, и встретивший их сотрудник канатной дороги строго сказал:

— Что-то вы припозднились, смотрите, не успеете на последний подъемник. — Но, увидев их счастливые лица, понимающе добавил: — Ладно, я сейчас позвоню, чтобы вас подождали. Быстрее спускайтесь…

Когда они начали спуск, было около пяти часов. До последнего подъемника было около трех километров.

— Успеем, — бросила Элен, надевая темляки палок на руки.

— Мы с тобой да не успеем?! — воскликнул Жозеф. — Вперед!!

И он с индейским кличем ринулся со склона. Элен поехала по его следам. Ей было очень удобно вписываться в каждый его поворот. Вот что значит совместимость! Проехав метров триста, Жозеф остановился и развел в стороны руки. Элен, подъезжая к нему, сбросила скорость и аккуратно въехала в его объятия. Они застыли в долгом поцелуе. Задохнувшись, едва оторвались друг от друга. Жозеф поднял голову и крикнул, обращаясь к горам:

— Спа-си-бо-о-о!

Долгое эхо, гулко отражаясь в расщелинах и скалах, восторженно ответило ему:

— О-о-о-о-о!

Элен крикнула то же самое, но ей ответило менее громкое эхо.

— Твое эхо еще должно подрасти, — шутливо пояснил он.

— Я буду каждый день тренировать его, — пообещала она.

Жозеф посмотрел на небо и показал Элен легкое белое облачко над вершиной Монблана.

— Ты видишь? Это «флаги». Это не облачко, а снежное завихрение. Завтра погода, скорее всего, испортится. Будет большой снегопад.

Отвлекшись от «флагов», он посмотрел на Элен своим долгим взглядом.

— Теперь ты поезжай первая, а я поеду сзади, буду любоваться тобой, — попросил он.

Элен со звонким улюлюканьем устремилась вниз. И без единой остановки они за семь минут долетели до подъемника. Их встретил улыбающийся «канатчик», наблюдавший со своего поста последние пятьсот метров их спуска. Он показал им большие пальцы обеих рук.

— Мне позвонили, чтобы я вас подождал, но вы успели. Молодцы!

Усаживаясь в кабинку, они помахали канатчику, как другу.

Поднимаясь наверх, они опять целовались. Жозеф расстегнул молнию ее комбинезона и положил свою горячую руку на ее грудь. Элен бросило в сладостную дрожь.

— Что ты со мной делаешь? Ведь я сойду с ума, — выдохнула она.

— Мы уже сошли с тобой с ума. — Он посмотрел на нее и опять прильнул к ее губам.

Кабинка подъехала к конечной станции канатной дороги, и они с трудом оторвались друг от друга.

— А хочешь, я покажу тебе склон, которого нет на карте? — задорно спросил Жозеф.

— С которого вы с Софи спустились вчера к гостинице?

Назвав имя его жены, Элен вернулась к реальности. Вот и все… Сейчас он вернется к жене, и сказка закончится…

— Кстати, на этот склон можно попасть, не поднимаясь на подъемнике. На предпоследнем отроге, на который мы поднялись с озера, есть длинный косой спуск, выводящий к этой скале. Он здорово сокращает путь. Но только в том случае, если склон не лавиноопасен. Сейчас снега немного, можно ехать… Ну, поехали? — Жозеф потормошил ее. — Ты куда-то ушла от меня, я же вижу…

— Поехали, — поникшим голосом произнесла девушка.

— Милая моя, ты устала… Осталось совсем немного. Только аккуратно, там есть скала, которую надо объехать. А дальше хороший склон, сначала довольно крутой, а потом нормальный.

— Вовсе я не устала, — задиристо сказала Элен. Не хватало еще, чтобы он ждал меня, как свою Софи, подумала она и добавила: — Езжай и не волнуйся, я не отстану.

Жозеф медленно поехал по косому спуску поперек склона. Доехав до большой скалы, которая, как выяснилось, закрывала вид на ту самую трассу, он остановился. Затем, переступая лыжами и упираясь палками, он стал спускаться по склону «лесенкой», как по ступенькам, постепенно обходя эту огромную скалу. Элен следовала за ним. Справа нависала еще одна скала, она не мешала проходу, но делала его совсем невидимым. Далее начался короткий, но очень крутой спуск, который лучше было преодолеть тоже «лесенкой». Теперь понятно, почему этой трассы не было на карте.

А Софи все-таки смелая женщина, не побоялась, хоть и была очень уставшей. Может быть, и боялась, но ей не оставалось ничего другого, не ночевать же на горе, думала Элен.

Они ехали длинными дугами. Уколы палок перед поворотами напоминали легкий взмах крыльями. Еще триста метров — и они, обогнув следующую скалу, с другой стороны подъехали к гостинице.

На скамейке у входа в отель сидела Софи.

— Я уже начала волноваться, — спокойно сказала она Жозефу, стараясь не глядеть на Элен.

— И давно ты так сидишь? — холодно спросил Жозеф.

— Без малого час.

— Тебе что, делать нечего? Ты же замерзнешь.

— Да, замерзну, простужусь и умру, а тебе только этого и надо, — с вызовом, но как бы в шутку, сказала она.

— Не умрешь, у тебя муж врач, — подхватил шутку Жозеф.

Приняв душ и чуть передохнув, Элен задумалась, что ей надеть на ужин, чтобы ему понравилось. Эта мысль позабавила ее, так как прежде она всегда была уверена, что в любом наряде будет нравиться мужчинам. Выбор одежды был невелик: пара рубашек, толстый боливийский узорный свитер из ламы и пушистая нежно-розовая кофточка из ангорской шерсти с воротом «лодочкой». Пожалуй, это то, что ей сейчас хочется надеть. Элен посмотрела в зеркало: розовый цвет красиво оттенял высокую шею и овальное лицо, уже покрытые легким загаром. Еще она надела подарок бабушки — старинную цепочку из тусклого мексиканского золота, подчеркивающую цвет ее пышных волос. Чуть-чуть пудры на скулы, чтобы убрать блеск свежего загара, и легкий, акварельный мазок розоватой помады на пухлые губы, расцветшие от поцелуев любимого.

Юбку она не взяла, посчитав лишней для лыжного курорта. Из брюк — только джинсы и коричневые вельветовые брюки. Их Элен уже надевала… Ну что ж, они подойдут и под розовую пушистую кофточку… Хорошо, что она захватила туфли.

Чувствуя себя обворожительной, Элен спустилась в ресторан раньше всех и села с книжкой за отдельный столик. Удивленно посмотревшему на нее официанту, дескать, еще рано, обслуживать начнут через полчаса, она жестом дала понять, что можно не беспокоиться, ей ничего не надо.

Элен раскрыла книгу, но читать не смогла. На нее вдруг нахлынули мысли об отце. Они не покидали ее и предыдущие дни, находясь в подсознании. Она хотела почувствовать нутром происшедшее в этих горах много лет назад, не подавляя рассуждениями древнюю способность предчувствия.

Во время своего путешествия по Южной Америке, когда она собирала материал для книги о фольклорных сказаниях боливийцев, Элен часто наблюдала, как люди в далеких деревнях вдруг, по их словам, «вспоминали» то, чего они не могли ни прочитать, так как были неграмотны, ни узнать из телевизионной передачи из-за отсутствия телевизоров.

Был, например, случай, когда глубокая старуха из деревушки в Андах, обещав Элен непременно вспомнить старинную любовную песню, утром воспроизвела забытую мелодию. На восторженное замечание Элен о ее прекрасной памяти, добрая Хаверда с детской прямотой сказала, что ночью ей подсказала песню ее мама, умершая много лет назад. А заметив недоверчивый взгляд девушки, она рассмеялась, снисходительно похлопав ее по плечу:

— Вы, живущие в городах, все забыли. Думаете, что очень умные, много знаете, но самого главного не слышите, не видите. От этого и все ваши беды…

А книги Карлоса Кастанбды, учения древних и современных мистиков… Легче всего отмахнуться от них, назвать откровениями душевнобольных… Элен не то чтобы глубоко верила в истины эзотерических учений, распространяемых многочисленными современными школами, но и ничего не отвергала. Она понимала, что если заниматься этим всерьез, надо уйти от многих привычных вещей. Каждый шаг постижения тайного требует серьезных знаний. На это у нее нет ни времени, ни серьезного желания.

Но ей хотелось узнать тайну гибели отца. Ну не верила Элен, что папа, замечательный лыжник, мог банально «поскользнуться» на склоне. И она надеялась, что разгадку ей подскажет внутреннее чутье.

Постепенно ресторан начал заполняться людьми. Со многими Элен уже здоровалась, перекидывалась парой-другой вежливых фраз. Боковым зрением она поглядывала на дверь ресторана. Сначала вошел Жозеф. Она повернулась к нему, и оба понимающе улыбнулись друг другу. Когда он подошел к ее столу и в нерешительности остановился, Элен отрицательно покачала головой. Тогда Жозеф сел так, чтобы видеть ее, а стул жены поставил таким образом, чтобы она сидела к девушке спиной.

Софи вошла в зал царственной походкой. Отдых пошел ей на пользу. Она опять стала красавицей. Соболиные брови, огромные черные глаза, волосы, лежащие на плечах блестящими локонами. На ней была нарядная, но старомодная шерстяная кофта с розами, вывязанными вокруг ворота.

Прямо красавица из девятнадцатого века, подумала Элен, не хватает только кринолина. Непонятно, правда, что она делает на современном горнолыжном курорте. И как только его угораздило жениться на этом персонаже из музея мадам Тюссо.

Ей тотчас же стало стыдно.

Софи не сделала мне ничего плохого, упрекала она себя. Наоборот, это я вмешалась в ее жизнь. И думаю так, конечно, из зависти к ней. Из-за того, что Жозеф — ее муж.

Элен повернула голову в сторону подходящей к столу Софи, но та сделала вид, что не заметила девушку.

За ужином супруги не произнесли ни слова. Жозеф время от времени поглядывал в окно, наблюдая за изменением погоды. Софи действовала вилкой и ножом, как на приеме у королевы Англии. С совершенно прямой спиной она медленно подносила ко рту кусочки бифштекса.

Элен быстро расправилась с ужином и, кивнув Жозефу, пошла к выходу из ресторана. Поднявшись к себе, девушка прилегла на кровать, даже не сняв с себя с такой тщательностью подобранный к ужину туалет. Она закрыла глаза и попыталась справиться с охватившим ее волнением. Нет, так невозможно. Встречаться с ними обоими в ресторане было выше ее сил.

Лежа с закрытыми глазами, она пыталась понять, как вести себя, чтобы не выдать волнения от встречи с его серыми глазами, проникающими в самую душу. Потом она вспомнила сегодняшний склон за скалой, и у нее мелькнула догадка, которую она сразу же вытолкнула в подсознание. Эта догадка каким-то образом была связана с этим склоном и гибелью отца. Надо только не торопить события. Разгадка должна случиться сама собой… Эти мысли она прочитала в одной старинной книге. Кроме того, их придерживалась бабушка Мари-Клэр, считая обычной житейской мудростью.

Самое трудное в этой мудрости — не думать о том, о чем хочется думать, повторила Элен бабушкины слова.

Было около десяти часов вечера, и Элен решила погулять перед сном. Она сняла розовую кофту, надела теплый боливийский свитер и куртку с капюшоном. Скинув изящные лодочки, облачилась в ботинки на толстой »подошве и вышла в темноту.

Начинался снег. Хлопья падали крупные, но негустые. Звезд не было видно. Фиолетовое небо освещалось огнями отелей и ресторанов. Элен пошла по тропинке, ведущей к неподвижному подъемнику. Кабинки висели на тросе, как огромные яблоки.

Ей было хорошо одной. Она любила одиночество. Часто, чтобы не мешать Биллу, она гуляла вечерами по улицам своего предместья, выходила к морю. Кто-то из писателей сказал: «Одиночество многих пугает, к нему трудно привыкнуть. Но, привыкнув, находишь в нем радость и даже счастье».

Не знаю насчет счастья, думала Элен. Но если бы я сейчас шла, например, с Клодом, радости точно бы не было. Пришлось бы поддерживать какой-нибудь дурацкий разговор, выслушивать комплименты… Я бы не любовалась, как сейчас, этим серо-фиолетовым небом, не слышала бы, как скрипит снег под ногами, огромное колесо канатной дороги не показалось бы мне динозавром, стоящим ко мне задом. Странно, что никто больше не гуляет. Как здесь здорово: совсем по-другому, чем днем. Таинственно и прекрасно. Оказывается, на склоне растет целая роща елей. А днем я ее и не заметила…

Она направилась к роще. Становилось темнее: свет отелей почти не пробивал мрак, но лежащий повсюду снег освещал дорогу не хуже голубоватой флуоресцентной лампы. Обернувшись на светящуюся гостиницу, она заметила, что кто-то быстро идет по тропинке в ее сторону. Элен вгляделась во мрак, и в груди пробежал сквознячок радости. Жозеф!..

Она остановилась, глядя, как он быстрым шагом приближается к ней. Он подошел совсем близко и остановился. Она уткнулась лицом в воротник его дубленой куртки, и он молча обнял ее. Некоторое время они так и стояли под падающим с неба снежным пухом. Наконец Элен подняла голову, и их стосковавшиеся губы соединились в поцелуе.

— Как ты меня нашел? Откуда ты узнал, что я пошла гулять? — шепотом спросила она.

— Все очень просто. — Он нежно взял в ладони ее лицо и стал целовать по очереди глаза, нос, скулы, брови, подбородок. — Я постучал к тебе в номер, но мне никто не ответил.

— Но ведь я могла уснуть.

— Не могла ты уснуть, — убежденно ответил Жозеф.

— Почему? — Элен задала этот вопрос, понимая, что он прав.

— Потому, что ты хотела снова меня увидеть, — с мягкой уверенностью произнес он.

— И ты знал, куда я пошла? — В ее голосе прозвенела радость.

— Конечно, милая моя. — Он обнял ее одной рукой, и они медленно пошли к роще.

Жозеф был выше Элен на целую голову, и ей было удобно идти, обнявшись с ним. Она вспомнила, что так иногда они ходили с отцом. Алан обнимал ее за плечо, и она шла, прижавшись к нему и вписавшись в его согнутый локоть. Жозеф был почти такого же роста, как Алан.

Элен начала рассказывать любимому о своем отце. Когда она дошла до его гибели в этих местах, Жозеф внимательно посмотрел на девушку:

— Я что-то припоминаю. Мне рассказывали об американском архитекторе, погибшем где-то здесь.

Элен встрепенулась:

— Ты что-то знаешь? Расскажи.

— Ничего толком. Просто лет восемь-девять назад случайно слышал о гибели какого-то американца, хорошего лыжника. Ты знаешь, — Жозеф задумался, — по-моему, говорили, что он погиб как раз на той трассе за скалой, по которой мы спускались.

Элен остановилась и закрыла лицо руками.

— Я так и думала, — выдохнула она, — я чувствовала. Не знаю почему, но я сразу почувствовала это…

— Успокойся, малышка. Ты только мучаешь себя. Думай о хорошем. Ты говорила, что последние слова твоего отца были: «Мы с тобой обязательно побываем здесь вместе».

— Да, я запомнила их на всю жизнь, — проговорила Элен.

— Вот и считай, что ты приехала, и он тоже где-то здесь. В этих горах, в скалах, в падающем снеге, в облаках… — Жозеф был очень серьезен. — Ему было бы неприятно видеть тебя грустной. Он был сильным и уверенным, и хотел тебя видеть такой же. Я прав? — Жозеф посмотрел на Элен и улыбнулся.

Она порывисто обняла его, поднялась на цыпочки и уткнулась в шею, пахнущую любимым одеколоном.

— Знаешь, что я тебе скажу. — Она сделала паузу. — Ты похож на моего Алана. И, может быть, ты специально послан, чтобы заменить его… Ты пахнешь, как он, ты тоже называешь меня малышкой, ты обнимаешь меня за плечи, как он.

— Но целую я тебя по-другому, — сказал он и страстно приник к ее губам.

Они дошли до еловой рощи. Здесь в высокогорье деревьев почти нет — на высоте около трех тысяч метров выше уровня моря слишком суровый климат. Но эта роща каким-то образом выросла. Деревья были худосочными и кривыми, но они росли, несмотря на то, что им явно не хватало питательной среды. Наверное, только так, всем вместе, тесно прижавшись друг к другу, им удается противостоять ветрам и морозам.

— Как тебе удалось уйти из гостиницы? — все-таки задала Элен мучавший ее вопрос.

— У Софи всегда болит голова к перемене погоды. Она легла спать, — ответил Жозеф. Он помолчал немного и продолжил: — Я хотел с тобой поговорить, чтобы все расставить по своим местам…

Его речь стала взволнованной и быстрой. Он глубоко вздохнул, снимая волнение, помолчал и стал рассказывать:

— Мы поженились восемь лет назад. Тогда мне было двадцать девять. Я закончил медицинский факультет Сорбонны, увлекся хирургией, начал работать в клинике. Тогда началось активное развитие нового направления в хирургии — эндоскопии. Это, когда без скальпеля в крохотное отверстие в тканях вводят небольшое зеркальце и с помощью лазера или тонкой нити проводят соответствующие манипуляции. Убирают аппендикс, удаляют опухоль, даже проводят шунтирование сердца. По сравнению с традиционной хирургией преимущества огромные: нет кровотечения, долго заживающих швов, не травмируются внутренние органы.

Элен понимающе кивала.

— И мне, уже практикующему традиционному хирургу, пришлось буквально переучиваться. В эндоскопии такая виртуозная работа пальцев, что ей надо учиться очень долго. Поступил в аспирантуру. В общем, я почти все время проводил в клинике, дома корпел над учебниками, тренировал пальцы — с закрытыми глазами вязал хитрые мелкие узелки. С девушками практически не встречался. Для расслабления и разрядки ходил два раза в неделю в бассейн. Раз в год с приятелями на недельку выбирался в Альпы. Днем носился по горам, вечерами занимался в номере, иногда мы с приятелями играли в покер…

Жозеф замолчал, собираясь с мыслями. Снегопад усилился. Они повернули в сторону гостиницы. Жозеф отряхнул заснеженные волосы Элен и надел на них капюшон. Она подняла воротник его дубленки. Они снова застыли в долгом поцелуе. А потом пошли так же медленно, невзирая на снег, который шел почти стеной.

— Так вот, — продолжил он свой рассказ. — Моя мама решила, что меня надо поскорее женить. Может быть, испугалась, что я стану гомосексуалистом из-за общения только с друзьями. Я особенно не возражал, посмеивался. Однажды она уговорила меня поехать с ней в Довиль. Ну, ты знаешь, модный курорт в Нормандии. Я там маялся от безделья. Но потом познакомился с виндсерфингистами и стал гонять на доске под парусом. И вот как-то раз подхожу к берегу на доске и вижу: рядом с мамой на шезлонге сидит прелестная черноволосая девушка…

Она оказалось дочерью подруги моей матери, владелицы клиники красоты, баронессы. Софи меня очаровала. Она была не похожа на окружавших меня девушек, феминистски настроенных, раскованных…

— Слишком самостоятельных и общительных? — перебила его Элен, улыбнувшись.

Он понимающе рассмеялся и поцеловал ее в носик.

— Слушай дальше… Она была нежной, какой-то не от мира сего. Немного смущало лишь то, что она все время требует внимания к себе. Недовольна, если я катаюсь с ребятами на виндсерфере…

Когда мы вернулись в Париж, все родственники почему-то уже считали нас помолвленными. Меня это забавляло, я понемногу встречался с ней, а потом и сам не заметил, как уже был назначен день свадьбы. Ну я и решил, что вроде пора, ведь мне почти уже тридцать лет. Мои коллеги в клинике поздравляли меня, говорили, что она редкая красавица и благородных кровей… Слышать это было приятно и необычно…

Мы стали жить в моей квартире в Латинском квартале, на бульваре Сен-Мишель. Софи стала меняться. А может быть, я просто лучше узнавал ее. Она интересовалась лишь светской жизнью. Софи — косметолог, работает в клинике своей матери, и ее клиентки — очень богатые женщины, из знатных родов. Они общались только друг с другом. Ездили на воды в Виши, на море в Довиль и Сен-Тропе. Мне вся эта надутая аристократия скоро осточертела.

Но я продолжал нести свой крест: ходил с ней на всякие рауты, благотворительные вечера. Неприлично, чтобы дама приходила одна… Я пытался увлечь ее своими радостями. Она немного научилась кататься на горных лыжах, но только потому, что это стало модным в «их» кругах.

— Ты чересчур строг к ней, — перебила его Элен. — Она вполне прилично катается для начинающей.

— Такой начинающей она является уже во-семь лет! — возразил ей Жозеф. — Она не хочет ничему учиться. А с тех пор, как умерла ее мать и Софи стала владелицей клиники красоты, она совсем сбрендила. Подружилась со старухами-графинями, которые, кажется, помнят еще Казанову. Сама постепенно начала превращаться в экспонат паноптикума, стала манерной.

Зимой стала ездить со своими графинями в Межев. Может быть, ты слышала, это такой курорт для богатых стариков, к северу отсюда, в Высокой Савойе. Но горы там ниже, чем здесь, и трассы проще. На лыжах эти люди не катаются, они живут в шикарных отелях, загорают только на теплом предвечернем солнце, сидя укрытыми пледами на балконах…

— Но ведь сюда вы приехали вместе, — заметила девушка.

Он вздохнул.

— Мы решили совершить эту поездку напоследок… перед разводом. Кому нужна такая супружеская жизнь?.. Только претензии и больше ничего…

— Совсем ничего? — спросила Элен с намеком. Он понимающе усмехнулся:

— Уже давно ничего…

— Зачем же вы приехали вместе?

— Это она настояла. Давай, говорит, в последний раз проверим свои чувства. Может быть, что-нибудь получится. Хотя она прекрасно понимает, что уже ничего не склеить.

— Так делают все женщины. Они более привязаны к семье, им труднее расставаться, чем мужчинам, — понимающе заметила Элен. — А к тому же, с «ем она теперь будет ходить на рауты?

— О-о-о! Есть у нее один овдовевший виконт де Савиньяк, — воскликнул Жозеф. — Он называет ее своей Прекрасной Дамой, беспрестанно целует ручки и дарит фамильные безделушки. То сердоликовую печать, то веер из слоновой кости…

— Она тебе показывает эти подарки и все рассказывает? — робко поинтересовалась Элен.

— Да, постоянно, все рассказывает и говорит, что когда мы расстанемся, она недолго останется в одиночестве.

— А что ты? — тихо спросила Элен.

Я? Я с головой в работе… Неохота было заниматься разводом, терять время, силы. Это все я отдаю моим больным. Но теперь… — Он остановился, взял Элен за плечи, и, отстранив ее, с любовью посмотрел ей в глаза. — Я готов на все. Я нашел то, что никогда не искал, но в чем всегда нуждался. Тебя…

Он прижал ее к себе и стал целовать. По щекам Элен медленно текли слезы. Он слизывал их и приговаривал:

— Как я тебя понимаю, это так страшно… Пришел чужой человек и решил забрать девочку к себе, навсегда, на всю жизнь… Ужас какой…

Элен рассмеялась, всхлипнула и сказала:

— Ты же понимаешь, что я плачу от счастья…

Он нагнулся, чтобы поцеловать ее, но она, схватив его за отвороты куртки, сама стала осыпать поцелуями его глаза, губы, чуть шершавые щеки. И опять уткнулась в сильную, родную шею.

— Пойдем к тебе, — глухо сказал он.

Они только теперь заметили, что все в снегу. Смеясь, начали отряхивать друг друга, прерывая эти занятия поцелуями.

Они тихо поднялись на третий этаж и вошли в номер Элен. Свет включать не стали. Им хотелось только одного: скорее избавиться от одежды, которая мешала ощутить друг друга полностью. На пол полетели куртки, ботинки, брюки, свитера, белье… И наконец их горячие обнаженные тела приникли друг к другу. Сила и нежность, твердость и гибкость, биение сердец в унисон и общий стон — хриплый и мелодичный…

Жозеф не спешил. Он хотел прочувствовать каждый миг их первой ночи, оттянуть самое главное мгновение. С трудом оторвавшись от губ любимой, он уложил ее на кровать и, удерживая жар страсти, стал нежно целовать всю, от бровей до пальчиков на ногах…

— Боже мой, боже мой, что же это происходит… — страстно бормотала Элен, вздрагивая под его горячими поцелуями. — Какой же ты сильный, как я люблю тебя…

Жозеф наслаждался ее словами. Сам он был не в состоянии ответить ей. Он еле сдерживал своего зверя, готового сорваться с привязи…

Но вдруг в коридоре хлопнула дверь. Нет, это не была дверь номера Жозефа и Софи. Их апартаменты находились в другом конце коридора. Но этот стук стал таким диссонансом состоянию влюбленных, что грубо вернул их к реальности…

Элен вздрогнула и отстранила любимого.

— Прости… Я не могу. Я знаю, что это не ваша дверь, но вдруг Софи проснулась и ждет тебя… Прости, я не могу…

Он отстранился, уткнувшись в подушку. Элен стала целовать его плечи, умоляя понять ее и не обижаться. Наконец он повернулся к ней и тихо сказал:

— Ты права, я все понимаю. Это была лишь прелюдия, увертюра к грандиозной симфонии… — Он улыбнулся и нежно поцеловал ее.

Она подхватила его мысль:

— Это была «Ода к радости» из Девятой симфонии Бетховена. А сама симфония, прозвучит ли она когда-нибудь?

Он с готовностью подыграл ей:

— Непременно! И слова «Обнимитесь, миллионы» будет исполнять хор духов гор…

Их наполнила радость полного взаимопонимания. Они сели на кровати, укутавшись в одно одеяло.

— Ой, уже пять утра, — удивилась Элен, взглянув на маленький будильник со световой индикацией. — Иди, моя радость, поспи немного.

Они оделись и нежно простились.

Он тихо повернул ключ в двери, обернулся, нежно чмокнув ее на расстоянии, и выскользнул в темный коридор. А Элен легла в растерзанную постель, намеренно ничего не поправляя, храня следы его присутствия. В душ она тоже не пошла, чтобы подольше чувствовать жар его поцелуев.

4

Элен улыбнулась, даже еще не проснувшись, и сладко потянулась. Половина одиннадцатого, убедилась она и решила еще чуть-чуть понежиться в постели. Шторы не были задвинуты — ночью в этом не было необходимости, и Элен увидела, вернее, не увидела ничего, кроме стены снега. Огромные снежинки медленно падали с неба, как будто сцепившись все вместе. Несмотря на заявленное самой себе желание понежиться, она вскочила с постели и открыла балкон. Такого снегопада Элен не видела никогда. Не было видно не только ближайшего склона, в снежной белизне исчез подъемник, и едва угадывались очертания скамеек у входа в гостиницу.

О катании можно забыть. В такую погоду подъемник, конечно, не включат. Можно только представить, что творится высоко в горах. Интересно, сколько времени продлится такая погода? День? Два? Да, не повезло…

Элен спохватилась. Всем бы так не везло…

Она широко улыбнулась и счастливо вздохнула полной грудью. Сделав весь комплекс своей зарядки, она вспомнила, что в гостинице есть плавательный бассейн. Ужасно хотелось есть, но она решила сначала поплавать. Переворошив огромную сумку с крокодильчиком «Лакост», девушка извлекла купальник в тигровую полоску, который на всякий случай брала во все свои поездки. Она не любила купальники-бикини, хотя ей было что показать. В цельном костюме Элен чувствовала себя рыбкой.

Моясь в душе перед бассейном, Элен была почти уверена, что сейчас встретит в бассейне Жозефа. Но увидела Софи, входящую обнаженной в душевую. Они кивнули друг другу.

Да-а, таз у нее тяжеловат, живот малость свисает, а грудь совсем крохотная для такой крупной фигуры, мысленно отметила Элен недостатки соперницы. Она из тех женщин, которые прекрасно выглядят одетыми. Но надо признать — шея, плечи и ноги хороши. В общем, дама с фривольной открытки начала двадцатого века. Фигура растолстевшей богини Дианы. Поупражнявшись в иронии (журналистская привычка), Элен натянула шапочку, плавательные очки и вышла из душевой.

В бассейне плавало человек двенадцать, но Элен сразу увидела Жозефа. Он красиво плыл кролем. Мощные гребки и быстро работающие ноги выделяли его среди большинства барахтающихся на дорожках. Плыл он активно, не замечая ничего вокруг.

До чего хорош, везде и во всем!

Элен поправила шапочку, встала на стартовую тумбочку и, когда он подплыл к стенке бассейна и развернулся, чтобы плыть обратно, она, пружинисто оттолкнувшись, ласточкой вошла в воду, опередив Жозефа метров на шесть. Она тоже поплыла кролем, зная, что сейчас он должен ее обогнать. Но Жозеф был так увлечен плаванием, что легко обошел Элен, даже не заметив, кого обогнал. Тогда она перешла на брасс и, доплыв до конца, остановилась в ожидании неуемного спортсмена. Она видела, как он приближается к ней, намереваясь опять оттолкнуться от стенки и, ни на кого не глядя, плыть дальше. Девушка встала посредине дорожки, создав помеху его толчку для поворота в другую сторону. И, коснувшись груди Элен, Жозеф остановился.

— Ты здесь? Как я рад! — воскликнул он.

— Я так и знала, что встречу тебя в бассейне. — Она тоже не скрывала своей радости.

Он хотел поцеловать ее, но Элен сказала:

— Не надо, нас видит Софи.

Посмотрев на первую дорожку, где плавали женщины, она действительно увидела Софи, напряженно наблюдающую за ними. Встретившись с ней взглядом, Элен смутилась и отплыла от Жозефа.

Проплыв разными стилями метров триста, она увидела, как Софи вышла по лесенке из бассейна и, покачивая широкими бедрами, отправилась в душевую.

Жозеф продолжал плавать без остановок, но теперь почти постоянно держал в поле зрения Элен, любуясь ее движениями. Наконец он остановился и, дождавшись, пока подплывет Элен, быстро нырнул, обнял ее за ноги и крепко поцеловал в самый низ живота. От неожиданности она рассмеялась, чуть не нахлебавшись воды. А он, тут же вынырнув, счастливо улыбнулся.

— Я готов! — по-мальчишески сказал Жозеф. — Наплавал свои обычные три тысячи.

— Целых три километра? — восхитилась она.

— И за сколько?

— Минут за сорок пять…

— Я восхищена! — Она чмокнула его в щеку.

— И это все, что я заслужил? — протянул он разочарованно.

— Все призы потом. На нас уже смотрят.

И действительно, дамы на первой дорожке с интересом наблюдали за ними.

— Если бы ты знала, как мне надоели взгляды кумушек в светских салонах Парижа, — с жаром сказал Жозеф. — Не хочу я обращать ни на кого внимания.

Он притянул к себе Элен и страстно поцеловал в губы. Она вырвалась из его объятий и, оттолкнувшись от стенки бассейна, быстро поплыла в сторону женской раздевалки. Перед тем, как войти в душевую, она обернулась в сторону Жозефа и увидела, что он поднимается по лесенке из воды. Остановившись, она не могла оторвать глаз от его атлетической фигуры с широкими плечами, мощным торсом и узкими бедрами. У нее сладко заныло внутри, когда она вспомнила, что ночью целовала это тело. Подходя к мужской душевой в противоположном конце бассейна, Жозеф тоже обернулся и остановился. Элен показалось, что она прочитала его мысли. Он чувствовал то же самое, что и она. Они кивнули друг другу Элен долго стояла под душем, и победное чувство радости постепенно сменилось растерянностью и неловкостью. Софи… Ведь она — его жена, какими бы ни были отношения между ними.

Но ведь Жозеф любит меня, а я люблю его, убеждала себя Элен. И он собирается разводиться с Софи.

Однако понятия порядочности и чести никто не отменял, строго сказал внутренний голос. Нельзя унижать достоинство женщины, открыто демонстрируя любовь с ее мужем.

Элен прекрасно понимала это и без своего вечного оппонента. Она и так старается держаться корректно и сдержанно. Может быть, ей переехать в другой отель? Но здесь уже все оплачено… Да и Жозефу будет неприятен ее поступок. Они будут встречаться в ресторане, вместе кататься, гулять вдали от любопытных глаз. Она должна уговорить его скрывать свои чувства при людях. Зачем разжигать сплетни в этой маленькой гостинице? Тем более что снегопад может превратить всех в пленников этого ущелья…

Она включила холодный душ, чтобы охладить свои чувства ледяной струей и привести в порядок мысли.

Войдя в ресторан, она сразу заметила за столом у окна Жозефа с женой. Софи о чем-то весело рассказывала, Жозеф внимательно слушал, улыбаясь и кивая головой. Сердце у нее сжалось, но она быстро овладела собой и стала озираться в поисках места. К ней подошел метрдотель и вежливо осведомился, почему она не садится за отведенный ей стол. Если мадам там не нравится, место можно сменить. Элен ответила, что она и не догадывалась, что у нее есть свое место. Ее американское чувство свободы личности было поколеблено европейской вежливостью метрдотеля, проводившего ее к накрытому столику в противоположном конце зала, тоже у окна.

Когда Элен села, метрдотель осведомился, не возражает ли она, если свободное место рядом займет гость, который должен подъехать сегодня вечером. Элен не возражала, но в свою очередь спросила, ходит ли транспорт в такой снегопад.

— По всей дороге работают снегоочистительные машины, — ответил метрдотель, — в наших горах такие снегопады не редкость. Все будет в порядке.

Теперь Элен сидела лицом к окну. Тем лучше, решила она. Меньше видишь — лучше отдохнешь.

Случайно получившийся нелепый афоризм рассмешил ее. Она облегченно вздохнула и занялась меню. Вскоре подошел официант, и она попросила принести свежий апельсиновый сок и что-нибудь поесть, все равно что.

— Я ужасно проголодалась, — мило улыбнувшись, сказала она кудрявому юноше, похожему на Клода.

Клод… Она и забыла про него, но теперь с приятным чувством вспомнила доброжелательных студентов, принявших ее в свою компанию. Клод, наверное, нашел себе покладистую девушку и быстро утешился с ней.

Элен с удовольствием съела яичницу с беконом и свежие овощи, насладилась круассаном с абрикосовым джемом, запив все это вполне приличным какао. Во Франции для нее оставались тайной всегда свежие круассаны. Привозят их сюда или пекут на месте? Она спросила об этом проходящего мимо метрдотеля. Тот загадочно улыбнулся и ответил:

— Это французская традиция, мадам, и мы ее чтим.

Этот достойный ответ патриота своей страны порадовал Элен, считавшую себя и француженкой тоже.

Снег все падал. Внезапно заработал приемник местной радиостанции. Все сидящие в ресторане повернули головы в сторону Элен, над головой которой и висел этот репродуктор.

— Внимание, внимание! Передаем важное сообщение. Всем отдыхающим в отелях и апартаментах долины Валь Торане!

Затем хриплый мужской голос, назвавшийся начальником спасательной службы района, сообщил о том, что их служба закрывает на сегодня все канатные дороги. Делается это в целях безопасности отдыхающих. В связи с сильным снегопадом намного повышается лавинная опасность всей долины, в горах практически нулевая видимость. Опасны даже прогулки возле отелей. По данным метеобюро, вечером снегопад прекратится. Ночью будут приняты меры по искусственному спуску лавин. И есть надежда, что завтра канатные дороги будут работать в обычном режиме. Он еще раз попросил отдыхающих воздержаться от прогулок.

Вот мы и стали пленниками гостиницы, подумала Элен. Прямо как в романах Агаты Кристи: единство места, времени и действия… Интересно, какой сюжет припасла для нас судьба?

Люди за столиками стали бурно обсуждать услышанное. Кто-то сказал, что запрет — это ущемление прав человека. Ему стали объяснять, что если он попадет в лавину или заблудится, то счет за спасательные работы во много раз превысит недельное пребывание на курорте. Другие были уверены, что спасатели просто решили на всякий случай перестраховаться. По мнению этих других, вокруг гостиницы нет лавиноопасных склонов и гуляние можно было бы не запрещать.

Молодая пара, сидящая за соседним с Элен столом, приехала в отель на медовый месяц. Юная жена — худенькая, черненькая очаровательная француженка — захлопала в ладоши и сказала, что это очень романтично. Ее муж, серьезный молодой человек, по виду менеджер преуспевающей компании, с видом знатока пояснил, что вечером снегопад, скорее всего, не закончится и они могут застрять в горах надолго. Так что романтики здесь мало.

Администратор гостиницы предложил отдыхающим варианты развлечений: кинотеатр, бассейн, крытый каток, сауны, бильярдная, боулинг, казино, бары, рестораны. В качестве образовательного мероприятия предлагалась беседа о лавинах, которая через час состоится в конференц-зале соседнего отеля «Резиданс дез Олимпиад».

Бурное обсуждение ситуации продолжалось в ресторане около часа. За это время многие обитатели отеля перезнакомились. Они рассказывали друг другу случаи из жизни своих знакомых, чуть было не попавших в лавины или благополучно выбравшихся из них. Французские молодожены вспомнили американский фильм «Лавина», снимавшийся, кстати, в Калифорнийских горах. Элен разочаровала их, рассказав, что самые жуткие кадры были смонтированы или сняты в павильонах на постановочных моделях и не имеют ничего общего с истинной картиной лавинной ситуации.

Сутолока в ресторане была такая, что его противоположный край, где сидел Жозеф, был скрыт от Элен массой народа. Когда она наконец вышла в холл, то увидела его там.

— Я сижу здесь уже минут двадцать, — пожаловался он ей. — Думал, ты догадаешься, что я жду тебя.

— Какая же я бесчувственная! — покаялась Элен. — Сижу там, болтаю с соседями, и невдомек мне, что ты здесь.

— Что будем делать? Софи пошла спать. Ее мучает мигрень — очень аристократическая болезнь. А что будем делать мы?

— Меня заинтересовала беседа о лавинах. Тем более что ее будет вести начальник спасательной службы района. А вдруг он что-нибудь знает об отце…

— Пойдем. — Жозеф кивнул. — Но только я буду сидеть рядом с тобой, а не в противоположном конце зала.

Элен счастливо улыбнулась и сжала его локоть.

Ги Боннэ, начальник спасательной службы оказался невысоким крепким человеком лет пятидесяти с обветренным и прокаленным на солнце лицом. Элен он показался похожим на актера Лино Вентуру.

Сначала он познакомил собравшихся — а их набралось около двух третей конференц-зала — с общими сведениями о лавинах. Он рассказал о том, что лавины бывают сухие, мокрые, , лавины-доски. Быстро обрисовал условия образования лавин: количество снега, ветер, влажность, температура, условия накопления. Рассказывал он ярко, интересно, подкрепляя свою лекцию примерами из собственной многолетней спасательной практики в горах. С места раздался молодой веселый голос:

— А что делать конкретно, если мы попадем в одну из лавин, от которых вы нас тут заперли на замок?

Ги Боннэ немного подумал, набрал воздуха в мощную грудь горовосходителя и спокойно сказал.

— Ну, во-первых, если вас заперли, ни под одну из лавин вы не попадете, а во-вторых, никого не запирали, все наружные двери открыты. Что касается лавин, которые могут сойти в результате такого снегопада, они будут из разряда сухих. Снег свежий, температура минус пять-семь градусов, сцепление снежинок между собой небольшое. Снег от такой лавины мгновенно забивает рот, нос, дыхательные пути. Случается даже, что люди задыхаются от плотного снежного облака, оставшегося после небольшой сошедшей лавины. Если вы, не дай Бог, попадете в такую лавину, и особенно, если увидите, что на вас мчится снежный поток, а вы не успеваете убежать, вы должны сесть к ней спиной и сгруппироваться. Так, чтобы ваше лицо было у коленей, а руками обхватите себя за плечи. Таким образом, вы создадите определенный объем воздуха, которым сможете дышать некоторое время, пока вас откопают или даже увидят. Ведь часто бывает, что люди погибают от удушья в лавине толщиной 30-50 сантиметров, сбившей их с ног. Представьте себе, видна одежда, руки, ноги, а люди погибли…

Некоторые из присутствующих стали тренировать безопасную позу. Кто-то пробовал сесть клубочком на стуле, некоторые усаживались на пол. Элен и Жозеф, держась за руки, улыбались этой веселой возне.

Внезапно Ги Боннэ, извинившись, приложил к уху мобильный телефон. Его лицо стало еще более суровым, он задавал краткие вопросы и четко отвечал:

— Когда? Сколько машин? Толщина лавины? Опросите свидетелей, ехавших сзади и впереди. Звоните жандармам и пожарным, обратитесь к местному населению. Держите меня в курсе каждые пятнадцать минут.

Затем Ги убрал телефон и обратился к залу:

— Вот и конкретный пример. Только что за восемь километров до Валь Торанса, перед Сен-Мартен де Бельвилем на дорогу сошла лавина. Под нее попали два автомобиля. В принципе, ничего страшного. Известно, что в салоне закрытой легковой машины воздуха хватает примерно на три-четыре часа. Но надо сохранять спокойствие. При панике время выживания сокращается наполовину. Вообще паника в любой неординарной ситуации в горах — наш главный враг. Толщина сошедшей лавины два метра, ширина — десять метров. Это немного. Снегоуборочной техники на нашем участке достаточно. Часа за полтора должны откопать. Сейчас подъедут пожарные. В таких случаях поможет и местное население с лопатами. Это наши савойские традиции.

Он заметил, что, конечно, должен сейчас быть на месте схода лавины, но дорога отрезана ею, а бульдозеры, экскаваторы и вся снегоочистительная техника работает с нижней стороны. При первой возможности он выедет вниз, а пока будет вместе со всем залом слушать репортаж с места события.

Молодая супруга, соседка Элен по столу, подняв руку, как школьница, спросила звонким голосом:

— Что говорят метеорологи, когда прекратится снег?

— По последним данным, сегодня ночью или завтра утром, — ответил Ги Боннэ. — Хотя точного прогноза в горах не бывает.

— Значит, завтра мы сможем кататься? — с надеждой спросил молодой супруг.

— Если снегопад кончится ночью, — ответил Ги, — рано утром ратраки (тракторы, уминающие выпавший снег и заглаживающие склон) пройдут по самым безопасным склонам, работники канатной дороги почистят занесенные снегом места для проезда кабинок. И в обычное время или чуть позже некоторые трассы могут быть открыты для катания. Другие трассы наши работники будут еще обрабатывать и искусственно спускать не сошедшие лавины.

Ги еще долго рассказывал о лавинах и о том, как себя вести в случае опасности. Он напомнил, что трассы, безопасные для катания, маркированы. Разными цветами отмечены склоны разной степени сложности. Самые простые, пологие трассы — зеленые, для новичков. Трассы чуть более крутые и длинные обозначены синим цветом. Красные флажки и указатели — для хорошо владеющих техникой. Черные трассы — для очень хороших, смелых лыжников. Эти обозначения указаны на картах, которые выдаются в кассах подъемника…

— Есть еще вопросы? — Ги Боннэ посмотрел на часы.

И тут раздался звонок. Стоя лицом к залу, он кивал головой, и суровость постепенно сходила с его лица.

— Сейчас еду, молодцы! — похвалил он и затем сказал, обращаясь к залу: — Ну вот, не прошло и часа, как обе машины откопали. Водители и пассажиры живы, здоровы и счастливы.

Лицо сурового савойяра осветила неожиданно детская улыбка. Он сам был счастлив, что с автомобилями все обошлось.

Ги Боннэ поблагодарил пришедших на беседу, с улыбкой и неловкими поклонами выслушал бурные аплодисменты, раздавшиеся в его честь, и, попрощавшись, сказал у самой двери:

— Будьте внимательны. Горы не прощают фамильярности. Успехов всем!

Элен заторопилась вслед за ним. Она догнала его, когда Ги уже заводил свой джип:

— Месье, где вас можно найти? Мне надо поговорить с вами по личному делу.

Ги Боннэ немного удивился, но, порывшись в кармане, протянул ей визитную карточку. Захлопнув дверь автомобиля, он ловко развернулся почти на одном месте и исчез в темноте.

Было около шести часов вечера. Снег шел, но уже не был таким густым, как вчера ночью. Войдя в холл гостиницы, Элен увидела Софи, направлявшуюся к Жозефу, который в это время выходил из зала в толпе людей. В этот момент Элен окликнули. Это был Клод. Он сказал, что искал ее вчера целый день.

— Где ты каталась? — Он взял ее за руку.

Элен мягко освободилась и ответила:

— Я уже и не помню, да какая разница? Главное, где мы будем кататься завтра. И будем ли вообще кататься…

Боковым зрением она видела, как Жозеф сел в кресло и развернул газету, положив несколько страниц на соседнее кресло. Элен покрутила головой — Софи рядом не было.

Интересно, для кого занято кресло, для меня или Софи, подумала девушка.

В любом случае ей хотелось поскорее отделаться от Клода, но так, чтобы не обидеть милого юношу.

— Ой, ты знаешь, тут мой коллега, журналист из Парижа, мне надо кое-что обсудить с ним, — мгновенно придумала она.

— Ты как будто избегаешь меня, — обиделся Клод.

— Послушай, а где та девушка, с которой ты был вчера весь вечер? — на всякий случай бросила Элен.

— А ты откуда знаешь? — удивился Клод. Элен ничего не ответила, рассмеялась и, помахав ему рукой, подошла к Жозефу.

— Простите, это место занято? — Она лукаво улыбнулась, указывая на лежащую рядом газету.

Это место забронировано для вас, мадам, — галантно ответил ее любимый, вставая со своего места.

Он собрал листы газеты и, смахнув рукой пылинки с сиденья кресла, галантным жестом пригласил ее сесть.

— Чувствуется большой опыт салонной жизни, — заметила Элен, усаживаясь.

— Мадам очень приятно кусается. Чуть щекотно и совсем не больно, — тихо и ласково произнес Жозеф.

— О! Горе тому, кто доведет меня до того состояния, когда я начну кусаться по-настоящему, — прошипела она.

— Это буду не я. Я всегда буду только ласкать мою кошечку, мою маленькую рысь с желто-зелеными глазками, — поддержал он словесную игру.

Элен сменила тон:

— А где Софи?

— Она пошла переодеться к ужину, — нехотя произнес Жозеф и добавил: — Сегодня я все расскажу ей. Не могу я больше играть роль непонятно кого. И не хочу…

В душе Элен теплой волной поднялась радость. Но она задумалась немного и спросила:

— Как ты себе представляешь дальнейшее? Ты переезжаешь ко мне в номер, я пересаживаюсь за ваш стол, а она, усвоив все сказанное тобою, остается одна в вашем двухместном и сидит за моим столом в противоположном конце зала?

— До чего же ты предусмотрительна, радость моя, — озадачился он, потирая свой светловолосый затылок. — Мужики все-таки толстокожи и беспардонны.

— И даже самые лучшие из них, — нежно ответила девушка.

— Ну и что же все-таки делать? Неужели всю оставшуюся неделю разрываться на части? Между предрассудками и любовью к тебе? Я не смогу так больше…

— Кажется, я знаю, что делать. Ведь Софи терпеть не может лыжи… Это так?

— Вообще-то да… — начал Жозеф. И вдруг горячо закивал головой: — Я все понял. Завтра я скажу ей, что окончательно решил с ней расстаться. Я думаю, она уедет домой. Я отдам ей свою машину. Она, правда, не любит водить, но права с собой захватила. Думаю, что благополучно доедет сама.

— На твоем месте я бы довезла ее до Альбервиля, — посоветовала Элен. — Оттуда уже просто ехать. Ведь крутая горная дорога с серпантином сложна для нее.

— Я так и сделаю, — сказал он и погладил Элен по волосам.

— А я выеду на своей машине минут через двадцать после вас и привезу тебя обратно, — заключила девушка и задержала его руку в своей. — А Софи ничего не говорила обо мне до сих пор? — не удержавшись, спросила она. — Ведь она же чувствует, что между нами что-то происходит.

— Она назвала тебя наглой американкой, охотницей за красивыми мужчинами, — признался Жозеф.

— Ну что ж, она права, — легко согласилась Элен. — А как отреагировал ты?

— Я сказал, что она преувеличивает, — ответил Жозеф.

— Что преувеличивает, мою наглость или твою красоту? — хихикнула Элен.

— И то и другое, маленькая кусака! — Он схватил ее в охапку и крепко поцеловал в губы.

Она вырвалась из его объятий и в то же мгновение увидела, как по холлу к ним приближается принарядившаяся Софи. Она была в тонкой шерстяной кофточке цвета кардинальской мантии, подчеркивающей блеск ее роскошных черных локонов, и в длинной бархатной юбке. Остановившись перед сидящими в низких креслах Жозефом и Элен, она холодно и спокойно произнесла, глядя на них сверху:

— Постыдитесь оба. Это отвратительно… — И величаво прошествовала в ресторан.

— Дождались… — Элен от стыда хотелось слиться с креслом, в котором она сидела.

— Тем лучше, — жестко бросил Жозеф, — меньше придется объяснять.

Они, не сговариваясь, встали и пошли на ужин. Элен свернула в свой угол, Жозеф отправился в глубь ресторана к столику, за которым уже сидела Софи, отстраненно глядевшая в окно.

Он молча опустился на стул и взял меню. За время ужина оба не произнесли ни слова. Жозеф вглядывался в темноту окна. Туда же продолжала смотреть Софи. Наконец она положила приборы крест-накрест на пустую тарелку и спокойно сказала мужу:

— Ты абсолютно свободен и можешь делать, что хочешь и с кем хочешь. — Она немного помолчала и добавила: — Я бы уехала завтра, но мне хочется напоследок покататься с тобой по свежему снегу. Это моя последняя просьба к тебе.

Жозеф молчал, опустив голову. Потом тихо ответил:

— Конечно, покатаемся.

— Я иду в номер, у меня разыгралась мигрень, — болезненным голосом вымолвила Софи.

Жозеф погрузился в раздумье, медленно поедая сыр и запивая его белым вином.

Когда он вышел в холл, в кресле его поджидала Элен.

— Погуляем? — предложил Жозеф. — Пойди оденься, встретимся через пять минут.

— А как же Софи? — недоуменно спросила Элен.

— Она сказала, что я свободен, — вздохнул Жозеф.

— Очень благородно с ее стороны, — отреагировала Элен.

— Может быть… Вообще-то вчера она устроила мне дикий скандал, сказала, что ей надоела моя вечная занятость и невнимание к ней и ее друзьям, а потом со злостью заявила, что уже давно изменяет мне с сыном виконта де Савиньяка, которому я как мужчина и в подметки не гожусь…

Элен с изумлением посмотрела на Жозефа, не в силах вымолвить ни слова. Он только махнул рукой и произнес:

— Ладно, пойдем погуляем.

Натянув ветровку с капюшоном на свой уютный боливийский свитер, Элен через три минуты спустилась в холл. И удивилась, увидев, что одетый Жозеф уже ждет ее.

Они вышли из отеля первый раз за весь день. Глубоко вдыхая озоновую чистоту горного воздуха, они радовались, что на небе уже появились звезды. Даже луна начала просвечивать из-за легких серо-сиреневых облаков, как из-за плотного занавеса просвечивает свет большой люстры. Взявшись за руки, они, не сговариваясь, направились в сторону еловой рощи, наслаждаясь свободой и внезапным отступлением стихии. Чаще всего сильные снегопады продолжаются несколько дней — а на этот раз всего сутки. И за эти сутки, тоже подарок гор, насыпало, пожалуй, больше метра снега. Там, наверху, наверняка намного больше. Значит, завтра будет спуск по целине. Это счастье для хороших горнолыжников — скользить по свежему снегу, сравнимому только с легчайшим пухом. И объяснить это счастье невозможно, как невозможно объяснить слепому от рождения, как выглядит панорама гор, или глухому, что такое музыка Моцарта.

Дорожка была очищена от снега только метров на пятьдесят от гостиницы. Дальше начинались сугробы, которые малая снегоочистительная техника отеля только начинала разгребать. Они поняли, что до рощи не дойдут — увязнут в сугробах. И Жозеф заговорщически сказал:

— Давай залезем на крышу гостиницы. Там есть большой навес и шезлонги. Я знаю, как туда пробраться.

Элен согласно кивнула головой, но попросила:

— Подожди меня здесь минуточку.

Она сбегала к себе в номер и взяла там теплое верблюжье одеяло.

Было около десяти вечера. Они поднялись на лифте на последний, пятый этаж. Жозеф приложил палец к губам и велел следовать на цыпочках за ним. Они проследовали в самый конец коридора и остановились перед закрытой дверью. Жозеф вытащил из кармана дубленки отвертку и, использовав ее как отмычку, через пару минут открыл дверь. Они шагнули в темноту, повеяло холодом. Жозеф закрыл дверь и в полной темноте нашел плечи Элен. Он прижал ее к себе и выдохнул:

— Как я по тебе соскучился…

Они нежно касались друг друга губами… Наслаждаясь этими легкими прикосновениями, они как будто настраивались на общую волну, постепенно освобождаясь от всего, что отвлекало их почти сутки от мыслей об их любви. И наконец их губы жадно соединились в долгом поцелуе. На лестнице было темно, их ласки становились все более страстными и требовательными.

— Пойдем к тебе, — умоляюще сказал Жозеф. — Я не вижу твоего лица, я хочу целовать тебя всю, как тогда, я хочу тебя всю…

— Милый мой… — Элен пыталась увидеть его лицо, но он опять стал целовать ее губы, не давая произнести ни слова.

— Я знаю, что ты хочешь сказать. У нас все впереди, подождем еще немного, — горячо и весело произнес он.

Он оторвался от нее, затем нащупал перила крутой лестницы, ведущей наверх, и, подняв руки, уперся в тяжелую крышку чердака, выходящего на крышу гостиницы, постепенно поднимая ее. Пропустив вперед Элен, Жозеф вышел вслед за ней и закрыл крышку, поставив на нее тяжелый стол, валявшийся на чердаке, чтобы никто, даже случайно, не нарушил их уединения.

Оказавшись на крыше, оба не смогли сдержать вздох восхищения. Перед ними открывалась круговая панорама заснеженных вершин, освещенных мистическим серебристо-фиолетовым светом все еще скрытой дымкой луны. Чуть ниже причудливого зигзага хребтов клубился первозданный хаос облаков. Такой вид гор иногда открывается с борта самолета. Но здесь, на крыше гостиницы, они наблюдали облака, которые находились чуть ниже, чем они. В облаках было все: нижние подъемники, площадка перед гостиницей. Облака спустились на уровень четвертого этажа. Тем, кто видел их снизу, они казались, наверное, плотным туманом…

Было довольно холодно. Жозеф раскрыл одеяло, предусмотрительно взятое Элен. Они завернулись в него и, словно сиамские близнецы, одновременно сели на скамейку, стоявшую под навесом.

— Признавайся, ты уже бывал здесь с женщиной? — Элен беззащитно посмотрела на Жозефа.

— Нет, с женщиной не был. Был мой приятель Робер. Он и показал мне этот проход. На всякий случай. — Серо-голубые глаза Жозефа блеснули в темноте.

Элен прижалась к его широкой груди и тихо сказала:

— Я не ревную тебя к тем, кто был до меня. Мы же искали друг друга, а когда ищешь, встречаешь разных людей, и при этом что-то происходит. И я наконец нашла тебя…

— Да, малышка. — Жозеф еще крепче прижал ее к себе. — Я буду тебе настоящим мужем — верным и любящим — всю жизнь. Надеюсь, ты не будешь возражать?

Элен вытащила руку из одеяла, обняла его за шею и прильнула к теплым губам, ставшим необыкновенно родными.

Затем она уткнулась в его теплую шею, наслаждаясь любимым запахом. Стало холодно. Элен снова спрятала руки под одеяло. Жозеф взял в свои большие ладони ее замерзшие пальчики, и они замерли, фея друг друга теплом и любовью.

— Неужели так бывает — любящим всю жизнь? — с грустью спросила Элен. — Ведь любовь со временем проходит.

— Бывает, — убежденно сказал Жозеф. — Настоящая любовь — как талант. Она встречается редко. Но поверь мне, мы с тобой будем любить друг друга всю жизнь.

— А вдруг я тебя разлюблю? — с сомнением спросила Элен.

— Я буду любить тебя так, что ты не сможешь меня разлюбить, — спокойно сказал Жозеф. — Мы станем одним существом, части которого не могут существовать друг без друга.

— Я где-то читала, — помолчав, начала Элен, — что мужчины и женщины по своему психологическому типу делятся на родителей и детей. И когда они вступают в брак, хорошо, если пару образуют, например, женщина-мать и мужчина-ребенок или, наоборот, женщина-ребенок и мужчина-отец. Тогда супруг-родитель относится к другому супругу, как к ребенку. Забота о нем — его естественное состояние, ему даже приятно прощать мелкие прегрешения и капризы. А супруг-ребенок смотрит снизу вверх на супруга-родителя, уважая и боготворя его.

Брак бывает также удачным, если женятся мужчина-отец и женщина-мать. Тогда каждый относится к своей половине, как к ребенку. Но плохо, когда мужем и женой становятся женщина-ребенок и мужчина-ребенок. В этом случае они остаются одинокими и беззащитными. Бывает, что кто-то из них пытается взять на себя роль родителя, но у него это плохо получается, хотя ему кажется, что он справляется. Однако все равно глубоко внутри он чувствует себя несчастным. Это как у меня с Биллом. Играя роль жены-матери, я глубоко внутри была несчастна.

— А я отношусь к типу мужчины-отца, — заметил Жозеф. — Я и к своим больным отношусь, как к детям, даже к старикам… Когда у нас с Софи родился сын, я занимался с ним больше, чем мать. Я всегда вставал к нему по ночам, даже если в предыдущую ночь дежурил в клинике. Но в семь месяцев ребенок умер от дизентерии.

Жозеф помолчал, потом продолжил:

— Летом Софи вздумалось, несмотря на мои протесты, ехать с ним к морю, в Прованс, на виллу к ее родственникам. Там мальчика каким-то образом заразили… Как будто это произошло не во Франции, а где-нибудь в Экваториальной Гвинее! Когда мне сообщили и я примчался, чтобы отвезти ребенка В Марсель, в хорошую детскую клинику, было уже поздно…

В голосе Жозефа звучала боль. Элен нежно сжала его руку. Они молчали, глядя на дальние вершины, становившиеся все более яркими под светом луны, которой удалось наконец сбросить свою дымчатую вуаль.

— Завтра должна быть неплохая погода, — отвлекся от горестных воспоминаний Жозеф. — Но, думаю, что ненадолго. Это временное отступление циклона. Ты видишь, Монблан еще закрыт, а это верный признак того, что непогода вернется.

Ну хорошо, что хоть завтра можно будет покататься, — обрадовалась Элен. — Надоело сидеть взаперти без движения.

— Может быть, тебе надоело сидеть и так, как мы сейчас сидим, неугомонная девчонка? — Он тряхнул ее за плечи. — Завтра с утра мы будем кататься с тобой, а после обеда я обещал, что покатаюсь с Софи перед ее отъездом.

— Я согласна, — чмокнула его Элен. — Кстати, а кто Софи по психотипу?

Жозеф усмехнулся.

— Думаю, что она смешанный тип — супруга-ребенок и бабушка самой себе.

Элен рассмеялась.

— Который час? — Она встрепенулась. Наверное, уже поздно.

Он схватил ее за запястье, когда она хотела вытащить руку и посмотреть на часы.

— Не надо смотреть, — нарочито строгим голосом сказал Жозеф. — Уже поздно, и так понятно. Успеем выспаться, пока ратраки будут приводить в порядок склоны. Тебе разве плохо так сидеть? Не пущу я тебя никуда.

Элен с удовольствием покорилась. Ей нравилось чувствовать себя покорной женщиной-девочкой…

— Ну ладно, — сказала она. — Тогда давай серьезно поговорим…

Жозеф с удивлением посмотрел на нее, подняв брови.

— Я тебя очень люблю, и ты меня тоже. Сейчас. — Элен наконец решила высказать до конца мучившее ее. — Но, может быть, это всего лишь курортный роман… У тебя же были курортные романы в горах, разве нет?

Были, — спокойно ответил Жозеф. — И у тебя, я уверен, были. И ты что, всем говорила «я тебя очень люблю»?

— Не-е-т, — протянула Элен. — Никому не говорила. А мне говорили, — запальчиво сказала она. — Мужчинам легче это сказать, чем женщине. Если наш роман закончится, зачем затевать совместную жизнь с переездами с континента на континент, делать несчастными наших близких?

Жозеф вместо ответа стал целовать ее губы, лицо, глаза, шею… Ее грудь затрепетала под его нежной и сильной рукой. Он долго ласкал ее, потом опять прижал к себе и очень серьезно сказал:

— Девочка моя любимая, поверь мне. Я старше тебя на двенадцать лет. Я очень занятой человек, люблю свою работу, которая до сего времени была для меня всем. Иногда я расслабляюсь, в работе хирурга без этого нельзя. Способы расслабления — либо спирт, либо спорт. Я предпочитаю спорт. Иногда рядом оказывались женщины… Но поверь моему жизненному опыту: встреча с тобой — это дар свыше.

Он посмотрел на небо„ Элен тоже подняла взгляд. Звезды становились все ярче, небо из фиолетового становилось сиреневым. Молочно-белые клубы облаков под ними постепенно превратились в туманные разрывы, которые, рассеиваясь, опускались все ниже, наверное, в долину Альбервиля.

— Но откуда ты знаешь, что все, что между нами происходит, будет длиться долго? — продолжала настаивать Элен.

Жозеф смотрел на горы. Элен любовалась его четким профилем, похожим на профиль римского гладиатора из голливудского фильма. На-, конец он промолвил:

— Есть разные знания: из книг, из опыта собственной жизни, из опыта родителей и друзей. А есть Знание. Оно приходит оттуда. — Он опять кивнул в небо. — И его дает то, что люди подразумевают под понятием Высший разум или, если хочешь, Бог. Это знание просто приходит к тебе, и уже нет места никаким сомнениям.

Он наклонился к Элен и потерся щекой о ее щеку.

— Да… — кивнула она. — И я чувствую то же самое. Но только у меня иногда возникает сомнение.

— Значит, не то же самое, — убежденно сказал Жозеф. — Или ты просто боишься своего чувства. Потому, что у тебя было что-то похожее…

— Нет, не было! — воскликнула она. — У меня все контролировалось разумом. А сейчас разум сопротивляется мне.

— Моя радость, — рассмеялся Жозеф. — Это ты сопротивляешься своему мудрому разуму. Он давно все понял.

И тут Элен встрепенулась, как будто вспомнила что-то:

— Ой! Уже третий день молчит мой внутренний голос. Это мой главный оппонент и воспитатель. Значит, он во всем согласен с моим разумом. Как это интересно!

— Ну вот видишь. Все будет чудесно, поверь мне. Будут, конечно, и трудности, но мы с тобой все преодолеем и будем вместе. А теперь надо поспать, а не то завтра заснем прямо на горе… Раз-два, встали! — скомандовал Жозеф.

Взглянув последний раз на горы, оба поняли, что скоро рассвет.

— Шесть часов утра! — удивилась Элен.

— И это называется, мы провели ночь вместе, — хмыкнул Жозеф.

Они еще раз поцеловались и, размотав уютный кокон верблюжьего одеяла, почувствовали февральский холод высокогорья. Жозеф одним движением отодвинул стол с крышки чердака и легко поднял ее.

На темной лестнице они опять прильнули друг к другу. Потом спустились на свой этаж и, слегка соприкоснувшись губами, разошлись в разные стороны.

5

На завтрак Элен спустилась около одиннадцати. За окном виднелись ближние горы, дальние были скрыты густыми облаками. Солнце тоже пряталось, но видимость позволяла различать несколько опор подъемников на горе и даже рощицу дружных худосочных елок. Подошедший к столику официант сообщил ей, что вчера поздно вечером в гостиницу приехала одна дама. Именно ее автомобиль попал в лавину. Так вот, если мадам не возражает, эта дама будет сидеть за этим же столом.

— Не возражаю, — ответила Элен. — Напротив, мне интересно познакомиться с дамой, которая целый час просидела в лавине. Но где же она?

— Она уже позавтракала и пошла кататься, — сказал официант. — Все уже позавтракали, мадам. Завтрак в нашей гостинице обычно продолжается с половины девятого до десяти. Хотя мы всегда готовы обслужить наших постояльцев.

Он принес Элен яичницу с беконом и тертым сыром, апельсиновый сок, круассаны с йогуртом и чашку крепкого чая.

Где Жозеф? Наверное, еще спит, подумала она.

Но в этот момент он вошел в зал и направился к столу Элен.

— Доброе утро, радость моя! Я с трудом проснулся. Хорошо, во сне вспомнил, что нас с тобой ждет катание по целине.

Не дожидаясь, пока подойдет официант, он взял вилку Элен и начал с аппетитом поедать ее яичницу, пока она пила сок.

— Ешь, ешь, мой милый, ты ужасно проголодался, я знаю, — улыбнулась она, гладя его по светлой, коротко стриженой голове.

Опытный официант уже шел к столику с подносом.

— Я повторил заказ, мадам не возражает? — со скрытой улыбкой он понимающе смотрел на них.

— Большое спасибо, вы очень проницательны, месье! — Элен лучезарно улыбнулась доброму человеку.

— Когда ты должен заехать за Софи? — поинтересовалась она.

— Мы договорились, что она сама в два часа поднимется на главном подъемнике наверх и там я ее встречу. Так что у нас с тобой около двух часов. А мы еще не одеты…

В двенадцать часов Элен и Жозеф уже поднимались по канатной дороге. На этот раз, кроме них, в кабинке было еще три человека — муж с женой и мальчик лет десяти, видимо, только что спустившиеся по трассе и снова ехавшие наверх. Пока они ехали на подъемнике, муж и сын объясняли даме ее ошибки, убеждая, что при катании в глубоком снегу надо сильнее сгибать колени и чуть больше отклоняться назад, чтобы лыжи не зарывались в снег. Та весело смеялась и говорила, что не умеет кататься в таком глубоком снегу. Муж и сын уговаривали ее учиться, но она сказала, отмахиваясь от них:

— Вы катайтесь, а я посижу в кафе наверху, выпью кофе. Когда накатаетесь, заходите за мной.

Элен и Жозеф молча смотрели друг на друга, улыбаясь и слушая милую семейную перепалку.

Объявление на верхней станции подъемника гласило, что открыты только нижние трассы. Канатные дороги, поднимающие на самый верх, вследствие сложной снежной обстановки, сегодня работать не будут.

— Через день-два снег слежится, подморозит, наверх доберутся ратраки, которые сейчас утюжат нижние склоны, и трассы откроют, — пояснил Жозеф.

— Ну и ладно, сегодня нам хватит и нижних трасс, — согласилась Элен.

Готовясь к спуску, она натянула маленькую светло-зеленую шерстяную шапочку, которую вытащила из кармана куртки. Темные очки решила не надевать. Жозеф всегда катался без шапки, хотя таскал ее в кармане. Небольшие темные очки он, как и Элен, носил в кармане на случай яркого солнца. Щелкнув застежками креплений и надев палки на руки, они подмигнули друг другу. Оба были готовы к новым испытаниям.

— Вперед? — Не скомандовал, а спросил Жозеф.

Вперед, — четко ответила Элен и добавила: — Только не очень быстро, ладно? Пока не привыкну. Я давно не ходила по такой глубокой целине.

Жозеф оттолкнулся палками и поехал. За шлейфом легкого снежного пуха, сразу поднявшегося вслед за ним, виднелась только его светлая голова, красиво развернутые плечи, руки, согнутые в локтях, и палки, попеременно касающиеся склона и отмечающие начала сопрягающихся поворотов. Элен не могла оторвать взгляда от зрелища такой легкости преодоления глубокого снега. Жозеф остановился метрах в семидесяти ниже по склону. Он поднял лыжную палку и махнул ею, приглашая Элен повторить его полет. Элен знала, как надо ехать по мягкому глубокому снегу, но ей давно не приходилось этого делать. Ей стало немного боязно, что у нее не получится так, как надо. Но она бесстрашно заскользила вниз по склону. Чуть откинувшись назад, она старалась освободить носки лыж, чтобы облегчить им движение в снегу. И неожиданно для нее повороты стали получаться, как будто сами собой. Она поняла — главное, ритмично и четко сгибать и разгибать колени. Она ехала, не видя своих лыж, с каждым поворотом на ее коленях нарастал слой снежного пуха, но катиться было легко.

Остановившись рядом с Жозефом, Элен с изумлением и восторгом воскликнула:

— Какое чудо, как легко ехать, все получается само собой! Как будто не едешь, а плывешь, и снег держит тебя, как вода. Я первый раз ощутила такое!

Жозеф счастливо улыбался, лукаво глядя на свою ловкую, умную, красивую девочку. Необыкновенную девочку…

— Молодец, ты все правильно схватила. Не надо двигать ногами. Ноги вместе, легкий наклон назад и только сгибание и разгибание коленей. Действительно, как будто плывешь в этом пуху. Но для этого нужен большой опыт катания, бесстрашие и понимание лыж. Умница ты моя! Иди ко мне!

Элен боком подъехала к Жозефу, и они бросились в объятия друг друга. Не удержавшись на ногах, упали и покатились по склону, подняв лыжи вверх, сберегая ноги. Поднялись и, заснеженные, как медвежата, начали, смеясь, шлепками отряхивать друг друга от снега.

Вокруг было мало катающихся. Некоторые падали, застревая в снегу, другие ехали медленно, перед каждым поворотом почти останавливаясь и переставляя ноги. Техникой катания по глубокому снегу владеют не многие. Но умеющие кататься по свежему, глубокому снегу, по целине испытывают не радость, знакомую даже начинающему горнолыжнику, а настоящее счастье, которое знакомо только дельтапланеристам, парящим в небе, парашютистам до раскрытия парашюта, серфингистам, вышедшим на гребень нарастающей волны или аквалангистам, плывущим в неведомом гроте между разноцветными обитателями глубин.

— Поехали! Поехали! — заторопила Элен. — У нас осталось так мало времени!

Жозеф посмотрел на часы.

— Еще почти полтора часа, — успокоил он ее. — Давай спустимся вон к тому подъемнику. — Палкой он указал направо. — Там почти никто не катается, значит, много свежего снега.

Элен с готовностью кивнула. Она уже намного уверенней ехала вслед за ним. А Жозеф, казалось, катился, как дышал, не задумываясь, каким образом ему удается управлять лыжами.

Теперь они были в кабинке одни. И, конечно, их губы встретились и уже не могли расстаться. Вместе с поцелуем, они пили счастье, радость единения души и тела, чудо обретения друг друга. Долгие десять минут подъема пролетели, как одно мгновение. Когда кабинка замедлила ход и двери автоматически открылись, они едва успели выскочить из нее и схватить лыжи.

— Однажды случится так, — представила себе Элен, — что мы вместе с кабинкой уедем обратно, вниз.

— Это идея! — подхватил Жозеф. — Никогда не спускался вниз на подъемнике. — Тем более забыв про все на свете.

Этот новый спуск Элен уже ощущала как полет. Она еще немного отставала от Жозефа, но с каждым поворотом все больше улавливала нюансы техники катания в глубоком снегу, и наслаждалась, наслаждалась…

Без единой остановки они проехали километра три с половиной, а когда остановились, опираясь плечами на палки и тяжело дыша, с восторгом посмотрели друг на друга, не в силах вымолвить ни слова. Чуть отдышавшись, Жозеф наконец промолвил:

— Ай да мы! Первый раз я испытываю такое единение с женщиной на склоне! Оно близко к сексуальному!

— Нуда! — Элен поняла его, она чувствовала то же самое, но ответила шуткой: — И не надо никакого секса! Спуск по целине вполне заменяет его!

Жозеф расхохотался, запрокинув голову. Элен очень нравилась эта его привычка.

— А представляешь, после катания еще и хороший секс! После этого останется только умереть, — отсмеявшись, сказал Жозеф.

Элен уже было жарко. Она сняла шапочку, тряхнула волосами и небрежно засунула ее в карман куртки. Потом сказала:

— Я, конечно, хочу жить, но согласна умереть с тобой в постели после такого катания.

Он стоял чуть ниже нее по склону. Она лесенкой сделала два шага к любимому и, оказавшись на одном с ним уровне, крепко поцеловала его в губы. Он, прижав ее к себе, продлил поцелуй и глухо проговорил:

— И я тоже, но только одновременно с тобой…

Элен спохватилась, замахав руками:

— Что это мы о смерти?! Мы с тобой еще поживем, глупости какие! — Она поглядела на часы. — Поехали, осталось меньше часа.

Жозеф вдруг сказал, шутливо погрозив ей пальцем:

— Чтобы без меня не каталась ни с какими кудрявыми мальчиками! А тем более — не гладила их в кафе…

Элен была приятна его ревность. Она поспешила его заверить:

— Я отправлюсь в гостиницу и буду работать над рукописью о боливийцах. А то после отъезда Софи у меня ни на что не останется времени. Кроме тебя…

Они опять расцеловались и ринулись вниз по склону к подъемнику.

На часах было 13.40. Минут через двадцать должна подъехать Софи. Жозеф предложил Элен зайти в кафе, но она отказалась: не хотелось встречаться с его пока еще женой.

— Нет, я, пожалуй, поеду в гостиницу, — сказала она. — Надо поработать. Наконец войду в режим гостиницы. Вовремя пообедаю, немного отдохну. Ну пока, мой милый, до вечера…

Она приподняла молнию его комбинезона, чтобы защитить открытую шею любимого от холода. Жозеф обнял Элен за талию, прижал к себе и покрыл поцелуями все ее лицо. Она мягко отстранилась, надела лыжи и приготовилась к спуску.

— Не скучай, я буду думать о тебе, — сказал Жозеф, глядя на нее с любовью.

Она оттолкнулась палками и, с улыбкой кивнув ему вполоборота, бросила лыжи вниз по склону.

Элен ехала к главному подъемнику самым близким путем, чтобы, поднявшись наверх, спуститься прямо к гостинице. Она катилась под опорами канатной дороги. Над ней проплывали кабинки с лыжниками, которые поворачивали головы, восхищенно наблюдая за элегантным скольжением одинокой катальщицы по глубокому снегу сложной трассы.

Жозеф все-таки зашел в кафе. Народу было много: катание в глубоком снегу утомило даже молодежь. В зале сидела компания студентов, среди которых он заметил Клода, своего несостоявшегося соперника. Клод что-то сказал друзьям, и они посмотрели на Жозефа. С ними за столом было несколько девушек, которые с нескрываемым интересом проводили его взглядами до стойки бара.

Жозеф привык к вниманию женщин. Это были и восхищенные взгляды девушек на пляжах, когда он возвращался на парусной доске из моря или, наоборот, шел с ней по пляжу к прибою. В горах женщины, как бы невзначай, садились с ним в кабинку канатной дороги, пытаясь познакомиться и вызвать к себе интерес. Ему были приятны такие мимолетные встречи, он вежливо поддерживал ничего не значащие разговоры, не пытаясь продолжать знакомства. В горах у него случались романы, длившиеся несколько дней. Но они никогда не продолжались в городе, несмотря на желание его партнерш.

В Париже он с головой погружался в работу и вскоре забывал о происшедшем в горах. То, что началось у него с Элен, Жозеф воспринимал как подарок судьбы. Эта женщина, эта смелая девчонка, разбила его устоявшееся критически-снисходительное отношение к слабому полу…

Жозеф посмотрел на часы и вышел из кафе. Он был уверен, что Софи опоздает минут на двадцать, и намеренно задержался в кафе. Софи опоздала на полчаса. Жозеф не стал ничего говорить ей, она же, как всегда, даже не заметила своего опоздания и, подойдя с лыжами к Жозефу, сразу сказала с иронией в голосе:

— Видела я сейчас твою американку. Демонстративно проехала под опорами подъемника, чтобы все ее разглядывали.

Жозеф промолчал. Он взял лыжи Софи и вынес их на плато, с которого начинались спуски во все стороны хребта. Затем он помог жене вставить ноги в ботинках в крепления лыж, и она защелкнула их с некоторым усилием.

— Куда поедем? — спросил Жозеф.

— Я хочу спуститься к озеру и посидеть в кафе. Говорят, там очень мило, — выразила Софи свои пожелания.

— Озеро далеко отсюда. По такому снегу тебе будет трудно спускаться. Чтобы попасть туда, надо преодолеть два хребта — два раза подняться и три раза спуститься. Кафе здесь мало отличаются друг от друга, за исключением, может быть, «Приюта пастуха», — переубеждал ее Жозеф. — К тому же сейчас уже почти три часа. В нашем распоряжении максимум полтора часа — на катание и кафе. Я предлагаю спуститься в ту сторону, где ты еще не была. Спуск примерно километр. Потом поднимемся сюда, посидим, если хочешь, в кафе, и надо ехать в гостиницу. Принимаешь план?

— Пожалуй… — согласилась Софи.

Жозеф показал ей, как надо ехать в глубоком мягком снегу. Затем попросил повторить его движения. Она старательно пыталась копировать его технику, но у нее это плохо получалось. Жозеф терпеливо объяснял Софи, что надо делать, чтобы лыжи не зарывались в снег, какая должна быть при этом стойка. Минут через пятнадцать, после трех-четырех падений и подъемов с помощью мужа, Софи немного освоилась.

— Так, молодец, — поддержал ее Жозеф. — Ну… поехали потихоньку. В процессе спуска будем учиться. Если поворот не получается, останавливайся и переставляй ноги в сторону следующего поворота. Здесь склон пологий, если упадешь, ничего страшного…

После получасовых мучений они наконец спустились к подъемнику. Затем поднялись снова и зашли в кафе.

— Все, с меня хватит, — подвела черту Софи. — Ноги гудят от усталости. Еще предстоит последний спуск к гостинице.

— У горнолыжников не принято говорить «последний спуск», — сказал Жозеф. — Лучше сказать «еще один спуск» или «завершающий». Так же, как летчики никогда не скажут «последний полет», а аквалангисты — «последнее погружение». «Последний» воспринимается, как последний в жизни…

— Но он и есть последний в нашей с тобой жизни, — с усмешкой настаивала Софи.

— Давай не будем драматизировать, — попросил Жозеф. — Мы же давно все решили. Даже не знаю, почему я согласился на эту «экспериментальную» поездку. — Он вздохнул и отвернулся.

Губы Софи превратились в ниточку. Она помолчала, а потом спросила:

— Ты что, действительно влюбился в эту американку?

— Я не хочу обсуждать с тобой мои отношения с Элен, — спокойно ответил Жозеф. — Единственное, что могу сказать, — добавил он, — это очень серьезно.

Софи с вызовом рассмеялась:

— Посмотрим, что ты запоешь через несколько месяцев жизни с этой наглой девицей.

Жозеф взял Софи за руку и примирительно сказал:

— Послушай, все это странно. У тебя есть любовник, за отца которого ты собираешься замуж. Нравственная сторона вопроса — это твои проблемы. Но ведь мы можем, по крайней мере, не расстаться врагами, а остаться друзьями. Будем помогать друг другу, перезваниваться. Я буду лечить твоих друзей преклонного возраста. Ты будешь приглашать меня… нас… на интересные камерные концерты в частных собраниях.

Жозеф говорил с ней, как привык разговаривать с капризными пациентами. И его спокойные доводы сработали. Она вспомнила о своем аристократическом происхождении.

— Да, ты прав… — миролюбиво проговорила Софи. — Мы действительно разные люди и уже обо всем договорились.

Софи пожала руку Жозефа, допила свой чай, настоянный на горных травах, и, подумав немного, заявила:

— Знаешь, что… Если я не очень устану, то уеду сегодня. Вещи я уже собрала. Засветло успею доехать до Альбервиля.

— Мы же решили, что ты уедешь завтра, я довезу тебя до Альбервиля. — Жозеф пытался отговорить ее.

— Я позвонила Альберу, — Софи, прищурив глаза, посмотрела на Жозефа, — чтобы он ждал меня завтра. Я уже видеть тебя не могу, и горы твои мне осточертели!

— Я не уговаривал тебя ехать со мной, — мягко сказал Жозеф, решив не перечить ей. Посмотрев на часы, он напомнил: — Пора ехать вниз. Можем не успеть на последний подъемник.

Когда они надели лыжи, Жозеф воскликнул:

— Посмотри, Монблан открылся! Облака опустились вниз, а вершина как на ладони… Специально, чтобы ты его увидела перед отъездом.

Они подошли к обрыву, огороженному заборчиком с запретными надписями, откуда открывался захватывающий дух горный пейзаж. Направо был довольно крутой склон с множеством скал и больших камней. Левее склон обрывался пропастью. Софи стояла, завороженная красотой, любуясь изумительным видом. И вдруг Жозеф заметил след, уходящий направо по крутому склону, запрещенному для спуска.

— Странно, след свежий. Похоже, от сноуборда…

И в этот момент оба услышали снизу глухой крик о помощи. Кричал мужчина… Жозеф взволнованно посмотрел на Софи. Он обернулся, надеясь увидеть кого-нибудь, чтобы организовать совместную помощь. Но вокруг никого не было. Все сидевшие вместе с ними в кафе уже начали спускаться.

— Там что-то случилось. Возможно, есть пострадавшие. — Он немного подумал. — Сейчас я зайду в кафе, позвоню в спасательную службу, а потом должен буду спуститься туда, откуда несутся крики. Может быть нужна немедленная помощь. — Жозеф был сосредоточен, как перед срочной операцией. — Теперь о тебе. Ты останешься в кафе и будешь ждать меня. Одной тебе нельзя спускаться. Сейчас вместе пойдем в кафе.

— Нет, я поеду сама, — капризно сказала Софи.

Жозеф понимал, что в ней говорит упрямство. Но он знал, что она не понимает опасности, которая ей грозит при спуске в одиночку. Ее ни в коем случае нельзя отпускать одну.

Сняв лыжи, они оба вошли в кафе. Юноша, помощник повара, мыл посуду. Выслушав просьбу Жозефа, сказал:

— К сожалению, месье, все сотрудники уже уехали. Я дежурю, буду ночевать здесь, но у меня нет сотового. В кафе есть рация, но она почти не работает. Ею давно не пользовались. Попробуйте, может быть, что-нибудь получится.

Он принес допотопную рацию, но она даже не включалась. Видимо, батарейки сели, и никто не позаботился заменить их. Да и кому нужна сейчас, в эпоху сотовых телефонов, рация, которая была незаменимой в горах лет двадцать-тридцать назад?

— У меня к вам еще одна просьба. — Жозеф сделал паузу. — Эта дама должна остаться здесь до приезда спасателей. Даже если они приедут завтра утром.

— Пожалуйста. Здесь есть несколько кроватей, — ответил юноша.

— Что-о-о?! — возмутилась Софи. — Я должна ночевать в этом… свинарнике?! Да никогда в жизни!

— Ты останешься здесь до приезда спасателей, — строго сказал Жозеф. — Другого выхода нет. Одну ночь переночуешь, ничего с тобой не случится. У меня нет времени на пререкания… Я должен помочь пострадавшему, — сказал Жозеф, теперь обращаясь к юноше. — Но что делать, если его надо срочно доставить в теплое помещение? Наверх я не смогу его дотащить — снег слишком глубокий и склон очень крутой.

Юноша кивнул.

— О, месье, я знаю, что делать. Если ехать по этому склону, на котором что-то случилось, правее, он постепенно становится пологим. Там, у скального выступа метрах в трехстах находится хижина. Туда есть совсем простой спуск из другого ущелья. Я родился в этих местах и знаю, что летом в этой хижине часто ночуют пастухи, приходящие с овцами из долины Ле Мар. В эту хижину можно на лыжах доставить пострадавшего. Там есть спиртовая печка, которую легко разжечь. Она быстро прогревает комнату. Вы сможете провести там ночь. А утром, когда в кафе приедут наши ребята, мы сообщим в спасательную службу. Возьмите с собой несколько плиток шоколада, — добавил юноша.

Он бросился к бару, взял шоколад. Потом схватил бутылку коньяка. Метнувшись в соседнюю комнату, вынес маленький рюкзачок, быстро и аккуратно уложил в него провизию, добавив несколько сандвичей и пару пачек сока.

— Ничего, потом рассчитаемся, — бросил он, увидев, что Жозеф достал бумажник. — Поскорее спускайтесь. Да, — вспомнил он, — на верхней полке хижины есть спички, свечи и масляная лампа.

— Спасибо. — Жозеф крепко пожал руку юноши. — Как вас зовут?

— Жан-Пьер, — с удовольствием представился тот. — Мы, савойяры, всегда помогаем людям, попавшим в беду, — гордо добавил он.

— Будь благоразумной, — теперь Жозеф обратился к Софи. — До встречи.

Он махнул рукой Софи, благодарно похлопал по плечу Жан-Пьера и вышел в уже сгущавшиеся сумерки. Надев лыжи, он обернулся к Жан-Пьеру, вышедшему проводить его, и сказал:

— Еще одна просьба. Свяжитесь, пожалуйста, с гостиницей «Небо и снег». Пусть они сообщат мадам Элен Сарк, номер 204, от Жозефа Карнье, что случилось и где я нахожусь. Спасибо…

И он начал спускаться в ту сторону, откуда продолжали доноситься крики о помощи. Жан-Пьер подбежал к склону, с тревогой слушая слабый зов о помощи и наблюдая, как Жозеф медленно, но уверенно спускается вниз. Он вглядывался в сумерки до тех пор, пока Жозефа не стало видно из-за крутого перегиба склона.

6

Элен не только успела к обеду, ей даже удалось принять душ и переодеться. Когда она спустилась в ресторан, то сразу увидела женщину, сидящую за ее столом. Это была дама лет сорока пяти, невысокого роста, стройная шатенка с большими, глубокими синими глазами. Подойдя к своему стулу, Элен улыбнулась ей и назвала свое имя. Дама тоже улыбнулась очаровательной, немного детской улыбкой.

— Лоране, — сказала она и протянула руку. — Наконец-то я увидела свою соседку. Вы много катаетесь, это здорово…

Рука была нежной, но рукопожатие неожиданно сильным.

— Я все время поздно ложусь, поэтому на гору выхожу после полудня, — ответила Элен на ее замечание.

— Я вас понимаю, — заметила Лоране с едва заметной лукавой улыбкой. — Такая красивая девушка не может ложиться рано, ей просто не позволят здесь этого делать.

Лоране была невероятно обаятельна. Годы вовсе не портили ее, даже наоборот, придавали особый шарм. Мудрая простота соединялась в ней с затаившимся ребячеством и женской уверенностью в себе. Ее простая, но элегантная рубашка в крупную клетку и короткие волнистые волосы делали ее похожей на мальчика.

Элен хотелось расспросить ее о приключении на дороге, но Лоране легко и непринужденно сама затронула эту тему.

— А я только сегодня выползла на гору. Почти сутки приходила в себя после лавины. Когда находилась в машине, была спокойна. Когда машину раскопали, я шутила и была в хорошем настроении. Спокойно доехала ночью по крутому серпантину дороги. Но странное дело — стресс. Организм реагирует на него сам по себе, независимо от сознания. Добравшись до постели, я сразу же провалилась в сон. Но на следующий день не могла двинуть ни ногой, ни рукой, колени дрожали и во всем теле была слабость. Пришлось целый день отлеживаться. Вместо успокоительного пила коньяк. У меня всегда с собой фляжка коньяка, я беру ее с собой даже на гору. Не сочтите меня за алкоголичку. — Она улыбнулась. — Это после одного случая, происшедшего в горах много лет назад…

Элен налила им обеим по полбокала вина.

— За ваше счастливое освобождение!

Лоране благодарно кивнула.

Увлекшись разговором, дамы не заметили, что остались одни в ресторане. Доедая нежную рыбу, как будто только что выловленную из пруда (еще одна загадка кухни отеля «Небо и снег»), Элен вспомнила, что решила поработать. Ночные недосыпания, физические нагрузки и сытный обед клонили ее ко сну. Но Элен не любила менять своих планов. Она заказала чашку крепчайшего кофе. Лоране присоединилась к ней.

— Как вам сегодняшнее катание? — спросила девушка.

— Нет слов, как здорово! Я очень люблю свежий глубокий снег. Но такой в последние годы, к сожалению, редко бывает.

Ого! — подумала Элен. — Значит, она хорошая лыжница. Ей захотелось побольше разузнать об этой интересной женщине. Но решила, что на первый раз расспросов достаточно.

Выпив кофе, женщины поднялись из-за стола. Элен шла вслед за Лоране, любуясь стройностью и подвижностью этой женщины. И хотя та была определенно ниже Элен, ее стать и гордая посадка головы зрительно увеличивали рост.

Лоране остановилась у лифта, а Элен, попрощавшись с ней, по обыкновению пошла пешком на свой третий этаж.

Поработав часа два, Элен все-таки уснула. Проснувшись около шести, она сразу вспомнила о Жозефе. И обрадовалась, что сейчас увидит его на ужине.

Она опять надела свою розовую кофточку, но бабушкину цепочку старого мексиканского золота на этот раз решила не надевать. Постояв у зеркала и наложив легкую косметику, преобразившую мужественную спортсменку в нежную красавицу, Элен распахнула балкон и в задумчивости стала смотреть на горы, хранящие множество тайн.

В половине седьмого она спустилась в ресторан, села с книжкой на свое место и попыталась сосредоточиться. Книга была на испанском языке и называлась «Мистические обряды племени кечуа». В свою рукопись о боливийском фольклоре она хотела вставить главу о проникновении в народные обряды боливийцев мистических представлений о связи с умершими людьми, особенно с любимыми и родственниками. Эта идея постоянно волновала Элен и как журналиста, исследующего культуру древних народов, и как дочь, пытающуюся проникнуть в тайну гибели отца…

Прочитав полстраницы, Элен увидела улыбающуюся Лоране, подошедшую к столу.

— Думаю, завтра будет хорошая погода, — сказала та, кивнув на окно и усаживаясь на свое место. — Монблан открыт почти полностью. С запада, правда, тянутся перистые облака, предвестники непогоды. Но это случится дня через три. А после нас — хоть потоп, как сказал Людовик XV. Ой, извините, это я уезжаю через два дня, а вы еще, наверное, останетесь?

— Я тоже уезжаю через три дня, — поддержала ее Элен. — Пусть погода портится! Потоп так потоп!

Легкая болтовня Лоране была прелестна. Она не претендовала на истинность суждений, но знание предмета, острый ум, самоирония и юмор делали из нее замечательного собеседника.

— Давайте закажем фондю на двоих, — предложила Лоране.

Элен подняла брови. Она, конечно, слышала про такое блюдо, но пробовать его не приходилось.

— Это расплавленный горячий сыр, смешанный с вином и пряностями, — объясняла Лоране. — Его подают на стол в специальной кастрюльке, под которой горит огонек горелки, чтобы сыр не застывал. Савойское кушанье. Рецепт от швейцарских пастухов, которые первыми стали расплавлять на огне овечий сыр. Чтобы он не пригорал, на дно кастрюли наливали вино и постоянно помешивали. Когда сыр расплавлялся, в него макали хлеб. Ели и запивали вином. Очень вкусно и просто. Это и еда, и гастрономическая забава. Такое блюдо обычно заказывает большая дружная компания.

— Мы с вами тоже компания, — подхватила Элен. — И очень приятная, смею надеяться.

— Считаю, что мне повезло оказаться за одним столом с человеком одной со мной крови, — просто сказала Лоране.

Она лукаво смотрела на Элен своими глубокими синими глазами, которые приобрели легкий фиолетовый оттенок, под цвет элегантной кофточки сиреневого цвета, обтягивающей ее неширокие прямые плечи и красивую грудь.

Ожидая фондю, женщины некоторое время молчали. Элен поглядывала на дверь, чтобы не пропустить появление Жозефа. Лоране, откинувшись на спинку стула, рассматривала меню на странице десертов.

Почти половина восьмого, с беспокойством думала Элен. Куда же они подевались? Наверное, мадам отдыхает после катания, а Жозеф решил проявить галантность и ждет, пока она приведет себя в порядок. А вдруг они опять не успели на подъемник и начали спуск по тому страшному склону за скалой?

От этой мысли ее бросило в жар.

Официант поставил на середину стола чугунную кастрюльку с фондю и горелкой под ней, рядом — общую тарелку хлеба, нарезанного кубиками, положил две вилки-шпажки с длинными ручками. Безмолвно разлил по бокалам белое сухое вино и удалился. Элен первой нарушила затянувшееся молчание.

— Давайте приступим к трапезе, — предложила она.

— Белый хлеб на ночь… — протянула Лоране. — Но ради теплой компании один раз можно расслабиться.

— Я немного волнуюсь… — Элен решила посвятить соседку в свои размышления. Она испытывала доверие к этой милой женщине. Тем более что Лоране, видимо, свой человек в горах. — На ужин не пришел один человек… — Она сделала паузу. — Он катался с женой… с трех часов. Она неважно чувствует себя на лыжах… Боюсь, что они не успели на последний подъемник.

Лоране понимающе взглянула на Элен.

— Может быть, они задержались в номере или вообще решили не идти на ужин? — предположила она.

— Да-да, очень может быть, — поспешно ответила Элен.

Она поторопилась сменить тему разговора:

— Я слышала, что фондю едят, окуная в него не только хлеб, но и кусочки мяса, птицы.

— Это уже вариации, — заметила Лоране. — Вместо сыра расплавляют также шоколад, в который макают нарезанные фрукты. Французы большие фантазеры.

Да, в отличие от чересчур практичных американцев. У нас фантазии хватает только на барбекю. Или гамбургеры…

— Так вы американка? — Лоране несколько удивилась.

— У меня бабушка француженка, — привычно объяснила Элен.

— Вы первый раз в Альпах? — спросила Лоране.

— Да, я каталась только в Калифорнии. Пару раз ездила в Канаду.

Совместное макание хлеба в общий котелок еще больше сблизило обеих женщин.

— Пожалуй, я уже наелась, — сказала Лоране, откинувшись на спинку стула.

— Да, порция большая, — поддержала ее Элен. — Я тоже не привыкла столько есть перед сном.

— Не хотите немного прогуляться? — предложила Лоране.

С удовольствием, — с радостью согласилась девушка. — Встретимся в холле минут через десять.

Элен не хотелось оставаться одной. Ее тревога нарастала. Взбежав на свой этаж, она быстро прошла в противоположный от ее номера конец коридора и постучала в комнату Жозефа и Софи. Ей не ответили. Она постучала громче и подергала ручку двери. В ее голове начали прокручиваться возможные причины их исчезновения.

Может быть, Софи внезапно решила уехать? И Жозеф взялся сопровождать ее до Альбервиля? Вряд ли, решила Элен. В этом случае он через кого-нибудь сообщил бы ей о срочном отъезде или оставил бы записку у администратора.

Но зачем записка, если он скоро вернется? — рассуждала Элен. — Может быть, они встретили знакомых и зашли к ним в другой отель. Да мало ли что могло быть…

Быстро переодевшись в своем номере, Элен спустилась в холл и спросила у портье, не было ли для нее сообщения и не уехали ли мадам и месье из 232 номера. Портье ответил, что сообщений для мадам нет и об отъезде обитателей номера 232 ему ничего не известно.

Лоране в холле еще не было, и Элен спустилась в гараж. Она походила среди автомобилей, надеясь не увидеть лендровер Жозефа. Она не помнила марку его машины, а в гараже было несколько похожих автомобилей. И тогда Элен решила успокоиться и не нагнетать заранее свою тревогу, а настроить себя на лучший сценарий. Скорее всего, пока она читала в своем номере, взбалмошная Софи решила уехать сегодня же. И Жозеф повел машину до Альбервиля. Оттуда Софи поедет в Париж, а Жозеф возьмет в прокате другой автомобиль и вернется в отель часов в одиннадцать вечера. С этими мыслями она вернулась в холл, где ее уже ждала Лоране, одетая в мохнатые сапожки и дубленую курточку с капюшоном, отороченную мехом. В этой одежде она была похожа на большеглазую девочку.

— Извините за опоздание, — на всякий случай сказала Элен.

— Вы вовсе не опоздали, — возразила Лоране.

Они вышли из света в ночь. Но скоро их глаза стали различать яркие звезды и темно-синие контуры хребтов, окружающих долину. Монблан лишь угадывался за пеленой не очень густых облаков. Луна уже угасала, стыдливо накрывшись прозрачной сероватой вуалью, точно как вчера. Элен направилась по любимому маршруту — в сторону еловой рощицы.

— Ну как, будет завтра погода? — спросила она.

— Должна быть, — неуверенно ответила Лоране. — Но Альпы любят преподносить сюрпризы. Ночью звездное, безоблачное небо, а утром, глядишь, все затянуто тучами, туман, снег…

— Вы приехали всего на пять дней? — поинтересовалась Элен.

— На четыре, — уточнила Лоране. — С трудом вырвалась с работы на четверг и пятницу. Выходные — мои. Завтра суббота. Я поеду, скорее всего, в понедельник утром. В воскресенье вечером будут пробки на дорогах. Я бы могла остаться еще на пару дней, но у студентов начинается конкурс проектов, а я — в жюри.

— Вы преподаете? — спросила Элен.

— Да, на архитектурном факультете Сорбонны.

У Элен похолодело в груди от предчувствия.

Она боялась расспрашивать дальше эту женщину, боялась спугнуть идущее ей навстречу, но уже понимала, что их встреча произошла неспроста. Лоране была ровесницей отца, архитектор, горнолыжница… И Элен решилась.

— Вы, случайно, не были знакомы с Аланом Майтингером, — дрожащим голосом спросила она.

— О да, я его знала! — воскликнула Лоране и с немым вопросом посмотрела на Элен.

— Это мой отец, — тихо сказала Элен.

Лоране остановилась и, закрыв лицо руками, замолчала. Она стояла так, качая головой. Затем отняла ладони от лица и полными слез глазами посмотрела на девушку.

— Да-да, вы действительно похожи на него…

Как я сразу не догадалась? Он много рассказывал мне о своей дочери…

Лоране замолчала, переживая происходящее и вспоминая давно минувшее. Чувствовалось, что в ней всколыхнулось что-то такое, что оставило глубокий след в ее жизни.

— Пожалуйста, продолжайте, — взмолилась Элен.

— До последней встречи, в этих самых местах, мы были с ним знакомы уже два года. — Лоране почти успокоилась, но ее речь, прерываемая вздохами, свидетельствовала о том, что ей тяжелы эти воспоминания, которые она хранила столько лет. И теперь ей хотелось выговориться. — Мы встречались в основном на симпозиумах, международных конференциях Ассоциации архитекторов. Однажды я приехала в Лос-Анджелес, и мы пять дней провели на острове в Южной Калифорнии… Элен задумалась, наморщив лоб.

— А, — вспомнила она, — это когда мы с бабушкой поехали на неделю в Нью-Йорк, чтобы походить по театрам и музеям…

— А потом была конкурсная комиссия по рассмотрению архитектурных проектов нового отеля, который… — Лоране набрала в легкие воздух и резко выдохнула. — который сейчас называется «Небо и снег». А комиссия работала в единственном тогда отеле «Резиданс де Олимпиад». Там мы и жили. Нас было десять человек. Все неплохие горнолыжники. Все любили горы и мечтали выиграть конкурс, чтобы внести свой вклад в создание самого перспективного курорта Средней Савойи. Ален был самый талантливый из нас. Конечно, он бы выиграл конкурс.

Ведь он уже стал лидером первых двух этапов. Остался последний… третий.

Лоране замолчала. Она не сводила своих огромных, ставших трагическими, темно-синих глаз с лица Элен. Потом, грустно улыбнувшись, проговорила:

— Мы уже решили с Аленом, что будем жить вместе в Лос-Анджелесе, в вашем доме. Он уверил меня, что мы с тобой понравимся друг другу.

— Он, как всегда, был прав. — Элен улыбнулась, и в уголках ее губ четче обозначились грустные складочки.

— После конкурса он должен был поговорить с тобой обо мне, о нашей любви, — мягко и грустно сказала Лоране.

— Я бы все поняла, — ответила Элен.

— Ален называл тебя малышкой. — Голос Лоране опять зазвучал чуть насмешливо. — Я тоже, на правах несостоявшейся мачехи, буду тебя так называть. Не возражаешь?

— Меня уже называют здесь малышкой, — сказала она.

На вопросительный взгляд Лоране Элен тихо ответила:

— Тот самый человек, которого я так ждала в ресторане.

— Он вернулся? — сочувственно спросила Лоране.

Элен отрицательно покачала головой. Повернув руку с часами в сторону полосы света из отеля, девушка сказала:

— Уже половина двенадцатого. Все версии, придуманные мной, не сработали. Они не вернулись. Не знаю, что делать…

Надо срочно сообщить в спасательную службу, — деловито сказала Лоране, — Я, по старой дружбе, могу позвонить Ги. За ночь его ребята соберутся, а утром выедут на поиски.

Они заторопились в отель. В холле почти никого не было. Администратор понимающе кивнул, набрал номер и протянул трубку Лоране.

— Здравствуй, Ги. Это Лоране Клодель. Хорошо чувствую, да, без последствий. Но речь не обо мне. Тут пропали два человека. Муж и жена. Вчера не вернулись с горы. Ты его знаешь, он тут часто бывает. Высокий блондин, хирург. Да-да, очень хороший лыжник. Ну… мало ли что бывает. Его жена слабо катается. В районе кафе «Савойский сурок». Собирай своих ребят. Как только рассветет? Спасибо. Целую.

Элен все поняла. Лоране положила трубку, взяла ее за локоть и отвела в сторону.

— В отеле пока никто не должен ничего знать, — тихо сказала она. — Может начаться паника или излишние толки, которые повлияют на репутацию этой гостиницы.

Элен стояла, прижав сжатые руки к подбородку. В ее глазах застыла тревога. Время было позднее, но она знала, что не сможет заснуть. Лоране, как будто прочитав ее мысли, сказала:

— Пойдем ко мне, малышка, поболтаем, выпьем успокоительного.

— Спасибо, — благодарно кивнула Элен. — Конечно, я не смогу уснуть ночью. Но и вас беспокоить я не вправе.

— Вправе, вправе, — возразила Лоране и, помолчав мгновение, задумчиво произнесла: — Девять лет назад и тоже в феврале, в этих же местах, но в соседнем отеле у меня была такая же ночь. Когда с горы не вернулся Ален…

Она обняла Элен и они медленно поднялись на второй этаж. Номер Лоране представлял собой почти полную копию комнаты Элен. На тумбочке тоже лежало несколько книг, одежда висела на стульях, фен валялся в комнате на полу у зеркала. У Лоране на столе стоял ноутбук Заметив, что Элен смотрит на него, хозяйка номера заметила:

— Взяла перед конкурсом посмотреть студенческие проекты. Вечерами хотела поработать, но пока все никак не получается.

— Я тоже взяла с собой работу, — заметила Элен, — и тоже не получается. А в моем номере такой же беспорядок. — Она улыбнулась. — В этом тоже видна родственность наших натур.

— Мне приятно это слышать, — засмеялась Лоране.

Она быстро прибрала в номере, одежду вынесла в стенной шкаф. Комната приобрела стандартный вид и утеряла черты личности ее обитателя.

Элен не заметила, как на столе появилась бутылка коньяка, две крошечные рюмки, коробочка сыра камамбер, пара апельсинов и плитка шоколада. Лоране точным движением налила коньяк в рюмки и сказала:

— За то, чтобы тебе повезло больше, чем мне. Чтобы рассвет был счастливым. Я верю в это. Верь и ты, малышка.

— Спасибо, милая Лоране, — ответила Элен, опустив глаза. — Если бы я глубоко верила, я бы молилась все ночь. Но моя вера — странная смесь несопоставимых представлений: от католичества до мистических суеверий. Они появились у меня от индейцев кечуа во время путешествия по Боливии.

— Это неважно, — серьезно заметила Лоране. — Бог один. Просто к нему ведут разные пути. Но я уверена, что есть незримая связь с нашими любимыми — с теми, кто ушел от нас, и с теми, кто жив, но сейчас не с нами. И мы в состоянии поддержать их своей любовью. Своими мыслями мы укрепим ниточку, которая связывает нас с ними.

— Боже мой! Вы говорите точно так, как я думаю! — воскликнула Элен. — Существует на самом деле такая связь или только нам так хочется, это неважно… Но мы с вами встретились здесь, и это что-то значит!

Женщины выпили коньяк и расцеловались. Лоране погладила Элен по голове и, глядя на нее, сказала:

— Как ты похожа на него… Мы должны были встретиться с тобой, и это произошло. — Темно-синие глаза Лоране вспыхнули. Морщинки совсем не портили ее. Скорее наоборот, они как лучики несли сапфировый свет ее глаз. Она крепко сплела у коленей, тонкие пальцы и продолжила свою исповедь. — Каждый год я приезжаю сюда в феврале. И каждый раз как будто снова встречаюсь с ним. Я снова катаюсь по склонам, которые мы, можно сказать, открывали вместе с твоим отцом. Я встречаю людей, которые знали и любили его, брожу по тропинкам, по которым мы гуляли с Аленом. И, представь себе, в этих местах меня оставляет печаль, с которой я почти все время живу в Париже. Меня не покидает чувство, что его душа где-то здесь — в этих снегах, в капельках облака, туманом обволакивающего горы, в крупных снежинках, ласкающих мое лицо…

Лоране рассмеялась:

— Не сочти меня чересчур сентиментальной, — весело сказала она. — Я современный, достаточно разумный человек. Но для меня все, о чем я говорю, — непреложный факт.

Элен смотрела на женщину, которую любил ее отец. И в ней нарастало чувство признательности за счастье, которое она подарила ему. Они обе любили Алена. Любили его разной любовью, но обе были его любимыми. Элен была убеждена, что в Лоране отец нашел близкую ему душу, любящую женщину, жену, с которой его повенчала сама Природа: небо, горы… Она порывисто поцеловала ее. А Лоране сказала, обняв девушку:

— Мы проведем с тобой эту ночь, думая о наших любимых. И я уверена, что завтра вы обнимитесь с Жозефом.

Лоране встала со своего места, и, приоткрыв дверь балкона, оглядела открывающуюся перед ней панораму вершин.

— Так они будут стоять еще тысячи лет. И все так же манить к себе все новые поколения людей…

— Лоране, милая, пожалуйста, расскажите, что было дальше. — Элен быстро подошла к ней и обняла ее за плечи. — Вы остановились на том, что Ален успешно прошел два этапа конкурса. А что было потом?

Лоране задумалась, опустив свои дивные глаза. Затем она опять села в кресло, налила коньяк в обе рюмки и, потягивая из своей, приготовилась к долгому рассказу.

— У нас была очень веселая, интересная компания. Все молодые, яркие личности, прекрасные профессионалы и хорошие спортсмены. В меня были влюблены сразу несколько молодых людей. Среди них был и Ги Боннэ… Он был хорош собой. Гордый, лихой горец… Известный альпинист, побывавший даже в Гималаях, хороший инструктор, спасатель. У него хотели обучаться горнолыжной технике самые красивые девушки, приезжавшие в горы. Но он смотрел только на меня. А я, конечно, была по уши влюблена в Алена и на Ги смотрела, как на дитя гор. Часто подтрунивала над ним, иногда говорила ему приятные слова, которые не значили абсолютно ничего. Просила его сопровождать меня на новых трассах, которые еще только открывались для катания. Тогда в горы приезжали в основном не курортники, как теперь, а альпинисты и другие люди, связанные с горами по своей профессиональной деятельности. Например, геологи, физики, изучающие космические лучи и работающие в высокогорной лаборатории, которая была на одном из склонов Монблана.

Лоране посмотрела на часы. Пять тридцать. Рассветет часа через полтора. Спасатели, наверное, уже встали. Завтракают и готовятся к выходу. Уже договорились с канатной дорогой, которая будет включена специально, чтобы поднять их на верхнее плато, к маленькому кафе с забавным названием «Савойский сурок».

Лоране посмотрела на Элен, и та жестом попросила ее продолжать свой рассказ.

— Вторым соперником Алена был Робер Клодель, мой будущий муж, а тогда коллега, вместе с которым мы учились в университете. Робер был способным архитектором. Его проект тоже преодолел оба тура конкурса и дошел до третьего. Но было очевидно, что проект Алена более оригинален. Под кровлей, почти повторяющей линии окружающих долину вершин, по замыслу твоего отца, должны были размещаться мансарды. Это позволяло создать в них небольшие, уютные помещения. В них могли быть мастерские для художников, детские игровые комнаты, библиотека, салоны для игр, например в шахматы.

Ален и Робер соперничали во всем. Хотя, мне кажется, Ален и не догадывался о том, что Робер с ним постоянно соревнуется. Оба прекрасно владели лыжами, нравились женщинам. Оба были остроумными собеседниками. Но если юмор Алена был добрым, то шутки Робера отличались иронией, даже сарказмом, могли обидеть. Внешне они были антиподами. Ален — высокий, светловолосый, тип норвежского викинга. Робер — яркий брюнет, среднего роста, крепко сбитый южанин. Его дед по материнской линии был корсиканцем. А это сильная кровь. Робер был честолюбив, как Наполеон, и так же ревнив…

Поначалу мы все катались вместе — Ален, Ги, Робер и я. Мы открывали те самые трассы, которые сейчас нанесены на карту. Но потом, когда Робер понял, что меня и Алена связывает нечто большее, чем дружеские отношения, он изменился. Перестал кататься с нами, потом уговорил Ги составить ему компанию. Мы с Аленом, оставшись одни, ничего лучшего и не желали. Вели себя, как белые медвежата на снегу. Ночи тоже были наши…

Когда Ален, Робер и я прошли на третий тур, Робер повеселел. Как и все остальные, он знал, что настоящими соперниками будут только он и Ален. Меня он вообще не принимал во внимание. Впрочем, это было очевидно…

Лоране замолчала на мгновение, потом что-то вспомнила и улыбнулась:

— Первые дни, — ее голос звучал очень тепло, — когда Ален в восемь часов вечера разговаривал с тобой по телефону, я стояла рядом, слышала твой голос и пыталась представить тебя… Он говорил, что вы похожи…

В тот день, двадцатого февраля, после нашей дневной работы, ребята пошли кататься, а я осталась в гостинице. Была моя очередь подготовить выступление перед комиссией. Накануне Робер сказал мне, что они с Ги нашли очень интересный склон, который никто не сможет обнаружить, если они не покажут его. Я знала манеру Робера немножко прихвастнуть, поэтому не придала значения его словам. После обеда Ален поцеловал меня и попросил быстрее подготовить доклад, чтобы вечер был наш…

Рассказ Лоране прервал звонок телефона. Элен буквально впилась в нее глазами, пытаясь по ее кратким репликам догадаться о содержании разговора.

— Да-да, доброе утро! — Лоране волновалась. — Подъемник включат только в восемь? Почему так поздно? Ведь в семь уже почти светло. Разные ведомства. Ай-яй-яй! И здесь теперь разные ведомства. Ну что делать… В конце концов, семь, восемь, только бы потом все прошло четко. Нет, мы с Элен не спали всю ночь, вспоминали нашу с тобой молодость. Ги, ты знаешь, чья она дочь?

Алена! Да, Алена Майтингера! Ги, милый, сделайте все возможное, чтобы найти их. Ладно, потом мы все отметим нашу встречу через годы. Целую тебя, дорогой. Успехов вам. Дай Бог, чтобы все прошло удачно!

Лоране бросила мобильник на кровать и обняла Элен, которая еле сдерживала слезы, пытаясь улыбаться.

— Девочка моя, все будет хорошо! Посмотри, уже рассвело. Спасатели собрались, у них самое современное снаряжение, теплоискатели…

Лоране прикусила язык. Элен с ужасом смотрела на нее:

— Теплоискатели?! Это приборы для поиска человека в лавине? Нет! Этого не может быть! — почти кричала она. — Жозеф знает здесь все трассы и как зверь чувствует лавинную обстановку. Он не может попасть в лавину. Я не верю!

И она разрыдалась, закрыв лицо ладонями. Но быстро взяла себя в руки и вытерла слезы.

— Еще один наперсток успокоительного. — К Лоране вернулось ее обычное остроумие и насмешливость. — И хватит, а то ты наверняка подумаешь, что я задалась целью споить тебя. Так… теперь сыр, дольку апельсинчика и полстакана сока.

Элен рукавом своей нарядной кофточки вытирала остатки слез. Лоране вытащила из кармана свежий носовой платок и приложила его к носу девушки.

— А теперь иди, дорогая, к себе. — Голос Лоране был по-матерински строг и заботлив. — Прими душ, оденься в спортивное. Через сорок минут встретимся за завтраком, а когда включат подъемник, поедем искать спасателей.

7

На завтрак Элен спустилась раньше Лоране. В зале уже сидели ничего не подозревающие постояльцы. Все улыбались друг другу, были веселы и полны надежд. Солнце, появившееся из-за гор, предвещало хороший день. Его лучи, как огни рампы, подсвечивали великолепную горную панораму, на фоне которой веками разворачивается театр человеческих судеб.

Лоране вошла через пять минут после Элен. На ней уже был надет шерстяной свитер темно-голубого цвета, обтягивающий горло, и утепленные горнолыжные брюки. Куртку она принесла с собой и повесила на стул.

— Ты еще не готова? — обратилась она к Элен, взглянув на ее спортивный костюм с крокодильчиком.

Элен быстро расправилась с завтраком и убежала одеваться. В холле ее окликнул портье:

— Мадам Сарк, только что позвонили из кафе «Савойский сурок» и сказали, что месье Жозеф Карнье просил передать вам…

Портье наклонился к стойке в поисках листка бумаги, на котором он что-то записал. Элен замерла, ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Жозеф Карнье просил передать вам… Она повторяла эти слова. Наконец портье нашел свою запись:

— Он отправился на помощь к пострадавшим, будет находиться в хижине под Монбланом. Все подробности знает Жан-Пьер, который работает в кафе «Савойский сурок».

Элен подпрыгнула от радости и бросилась к Лоране:

— Жозеф жив! Поехали скорее наверх!

Жозеф спускался по крутому склону медленно, но уверенно. Он вглядывался в сумерки и наконец увидел внизу человека, который, заметив спускающегося лыжника, начал отчаянно махать руками и кричать. Еще минута — и Жозеф приблизился к нему. Им оказался юноша лет семнадцати. Это был один из тех начинающих сноубордистов, которых так недолюбливают лыжники из-за того, что они часто мешают им на склоне. Со свойственным юности максимализмом они пренебрегали всеми правилами поведения в горах, полагая, что им позволено все. Видимо, это был тот самый случай.

У скалы, на краю склона лежала девушка. Она была очень бледна, возле нее валялся сломанный сноуборд. Взглянув на ее неестественно вывернутую ногу, Жозеф сразу определил перелом.

— Помогите ей! — воскликнул парень, так долго звавший на помощь. — Она не смогла повернуть и врезалась в скалу.

Жозеф наклонился над девушкой. На запястье пульс не прощупывался. Он еле ощущался только на шейной артерии. Девушка «уходила», как говорят врачи. Болевой шок и переохлаждение делали свое дело.

Сейчас бы укол лидокаина, пронеслось в голове у Жозефа. Он упрекнул себя в том, что на всякий случай не возит с собой на гору ампулу и шприц. Конечно, ее необходимо везти в хижину, но сначала надо зафиксировать ногу. Где взять шину… Так, на худой конец, сгодятся лыжные палки… Но, прежде всего, ее надо вернуть в сознание. Он стал бить девушку ладонями по щекам.

— Что вы делаете? — возмутился парень.

— Ее надо привести в сознание, иначе она умрет, — резко ответил Жозеф.

Пострадавшая чуть приоткрыла глаза и опять впала в забытье. Реанимационная процедура продолжалась до тех пор, пока взгляд девушки не стал более или менее осмысленным.

— Как тебя зовут? — громко спросил Жозеф.

— Мадлен, — едва слышно произнесла она.

— Где ты живешь? — продолжал спрашивать врач.

— В Лионе, — тихо ответила девушка.

— Где ты учишься? — Казалось, он допрашивал несчастную.

— В университете… — Ответ прозвучал еще тише.

— На каком факультете? Говори громче! — Голос Жозефа звучал почти грозно.

— Что вы пристали к ней? — Парень, чуть не плача, набросился на Жозефа. — Вы должны помочь, а вы мучаете ее! Вы врач или кто?

— Да, я врач. — Теперь Жозеф пытался успокоить парня. — Поскольку у меня нет обезболивающих и противошоковых препаратов, я делаю все, чтобы она сама помогла себе. У человека огромный внутренний резерв выживаемости, и мы должны задействовать его. Нам надо как следует привести ее в сознание. Может быть, даже разозлить. Тогда она не умрет от болевого шока, когда я буду накладывать шину. А ты не мешай, а помогай мне, понятно?! — Жозеф почти кричал.

Парень со всхлипом вздохнул и кивнул головой. Мадлен пришла в себя и внимательно прислушивалась к тому, что говорит доктор. Она была очень бледна, но смотрела благодарно. Жозеф быстро снял с себя рюкзачок, достал из него бутылку коньяка и, открыв крышку, приложил горлышко ко рту Мадлен.

— Пей, — сказал он ей. — Ты должна выпить граммов пятьдесят анестезирующего. — Я сейчас начну накладывать шину из лыжных палок, — теперь он обращался к парню, — а ты наблюдай за ней. Если увидишь, что она теряет сознание — глаза закатываются, голова безвольно повисает, — бей по щекам. У нас нет другого выхода. Да, аккуратно сними с нее шарф, с себя сними свитер, они нужны для повязок.

Жозеф быстро стянул с себя куртку и свитер. Куртку вновь надел, а оба свитера положил рядом с пострадавшей. Затем он взял свои лыжные палки и присел у ног девушки. Он был очень собран и напряжен. Коньяк подействовал на Мадлен. Ее щеки чуть порозовели, и она заметно опьянела.

Жозеф приложил обе лыжные палки вдоль ног пострадавшей. Затем одним ловким и быстрым движением вернул ногу в ботинке в правильное положение. Мадлен резко вскрикнула от боли, но осталась в сознании.

— Все, все, моя дорогая! — это уже говорил хирург. — Ты умница. Если хочешь, плачь, не стесняйся, можешь во весь голос. Еще будет больно, но уже не так. Кричи, пожалуйста, чтобы я слышал, что ты в сознании.

Пока Жозеф крепко приматывал лыжные палки к ботинку Мадлен, она тихонько скулила, иногда вскрикивая.

— Молодец, все, уже заканчиваю… — приговаривал Жозеф. Краешком глаза он увидел, что парень тоже тихонько плакал, глядя на страдания Мадлен.

Любит ее, подумал Жозеф, в общем, и он, и она — милые ребята. Только какого черта их понесло на этот невероятно сложный, крутой склон? Но сейчас не время расспрашивать об этом. Надо придумать способ транспортировки пострадавшей.

В конце концов Мадлен положили на сноуборд и за подмышки подвязали одним из свитеров. Парень, его звали Поль, находился внизу по склону, удерживая сноуборд, не позволяя ему свободно катиться. Он сел на снег и, упершись ботинками, пытался легонько, не набирая скорость, скользить по снегу. Ему в спину упирался нижний край сноуборда. А Жозеф своими сильными руками удерживал в равновесии всю конструкцию. Поль оказался вполне надежной ее опорой. Чувствовалось, что он прилагал все силы, чтобы скольжение было по возможности равномерным, без торможения, и его любимая меньше страдала от боли. Мужчины остались в одних рубашках, но не чувствовали холода, поскольку затрачивали много усилий, осторожно спуская свою тяжелую ношу. Метров через пятьдесят они приноровились друг к другу. Оба почти не останавливались, чтобы резко не тормозить сноуборд с девушкой, которая все время стонала, а значит, была в сознании.

— Я вижу хижину! — радостно воскликнул Жозеф. — Нам осталось всего метров семьдесят!

Жозеф первым вошел в спасительное убежище и на ощупь нашел на полке спички и свечу, мысленно поблагодарив Жан-Пьера. Когда они с Полем положили Мадлен на широкую кровать, покрытую овечьими шкурами, и укутали ее другими, только тогда почувствовали, что все-таки продрогли. Оба надели свитера и куртки, Жозеф вытащил из кармана маленькую шапочку, которую практически никогда не надевал, но носил с собой на случай внезапного ухудшения погоды.

Следуя указаниям Жан-Пьера, он развел огонь в печурке, стоявшей посередине хижины. Вместо дров, которых в высокогорье не сыщешь, использовались таблетки сухого спирта. Минут через двадцать стало немного теплее. Мадлен, измученная болью, согревшись под теплыми шкурами, быстро уснула. Поль с тревогой прислушивался к ее еле слышному дыханию, прерываемому во сне легкими стонами.

В хижине становилось все теплее. Жозеф снял шапочку, оставаясь пока в куртке. Раскрыв рюкзачок, он достал из него сандвичи с сыром и ветчиной, шоколад. Поставил на стол начатую бутылку коньяка, достал с полки пару кружек. Было около десяти часов. Мужчины сели за стол, разлили по кружкам коньяк и выпили за здоровье Мадлен. Усталость и тепло разливалось по их жилам.

— Что теперь с нами будет? — взволнованно спросил Поль.

Жозеф сказал, что завтра до них доберутся спасатели, Главное, благополучно провести ночь — чтобы было тепло и не стало хуже Мадлен. Наконец он спросил Поля:

— Как вы оказались на этом склоне?

Поль сконфуженно ответил, что они ошиблись, рассматривая карту. Приняли этот склон за другой — тот, который ведет к подъемнику.

— Но ведь он огорожен запретными сетками и рядом нет стрелок, указывающих направление спуска. — Жозеф пытался толком разобраться.

— Ну что сетки, рядом со скалами можно было проехать, мы и поехали, — с обезоруживающей логикой ответил Поль.

— Из-за таких бестолковых юнцов поднимается спасательный отряд! — в сердцах воскликнул Жозеф. — Такие же «смелые», как вы, ежегодно десятками гибнут в горах. Летом они в кедах или теннисных туфлях самостоятельно лезут на Монблан, насмерть замерзая в снегах, зимой ездят на лыжах и сноубордах, куда им заблагорассудится, невзирая на указатели. Ты знаешь, что будешь оплачивать спасательные работы?

— Не знаю, — проворчал Поль. — Но, если надо, родители оплатят…

— Я бы знаешь, что сделал с тобой, на месте твоих родителей? — с угрозой в голосе сказал Жозеф.

— Знаю, — быстро ответил Поль, и оба рассмеялись. Напряжение было снято. — Я вам так благодарен! — горячо воскликнул Поль. — Если бы не вы, Мадлен погибла бы…

— Вне всяких сомнений, — спокойно отозвался Жозеф и строго добавил: — Давай укладываться спать. Завтра тоже предстоит непростой день…

Солнце бесцеремонно заглянуло в хижину около десяти часов утра, разбудив Жозефа, лежащего под шкурой на полу. Он заснул только под утро. Всю ночь он лишь дремал, как на ночном дежурстве в клинике, когда в отделении есть больные после тяжелой операции. Мадлен пару раз просыпалась от боли. Жозеф накормил ее шоколадом, вскипятил в кружке кипяток и приготовил чай, опять напоил коньяком. К сожалению, это все, чем он мог ей помочь. Поль всю ночь проспал у стены на одной кровати с Мадлен безмятежным сном ребенка.

Стараясь не разбудить ребят, Жозеф надел куртку и вышел за порог. Его ослепила сверкающая на ярком солнце немыслимая белизна снегов. Хижина находилась как в воронке: со всех сторон ее окружали крутые склоны, и только с одной стороны воронка была как бы вырезана. Через этот «разрез», наверное, летом и приходят пастухи. Скорее всего, там есть перевал, через который можно спуститься в другую долину. До перевала можно минут за двадцать или полчаса подняться на лыжах, а там наверняка есть лыжный спуск. Жозеф посмотрел на склон, с которого они спускались в темноте, и удивился, посчитав большой удачей их благополучный спуск. Внезапно он увидел на самом верху этого склона группу людей. Это спасатели! Крохотные фигурки длинными дугами медленно спускались к ним. Их было шестеро. Они везли с собой горные носилки и большой рюкзак, видимо с медицинской аппаратурой.

Жозеф вышел вперед, чтобы оказаться на виду у спасателей, и стал махать руками над головой. Его заметили, остановились. Кто-то помахал ему в ответ. Сердце Жозефа наполнилось радостью. Он облегченно вздохнул и стал наблюдать за спуском людей, едущих к ним на помощь. Теперь он уже хорошо видел их. Первым ехал, видимо, самый лучший лыжник и опытный спасатель. Жозеф видел лицо молодого, очень загорелого парня.

За ним своей уверенной, немного медвежьей техникой спускался Ги Боннэ. Сколько раз за свою жизнь он участвовал в подобных спасательных операциях: ехал на лыжах по почти непроходимым склонам, летом спускался с ледорубом, крючьями и веревками в пропасти или взбирался на скальные гребни, чтобы отыскать и спасти неразумных новичков или опытных альпинистов, терпящих бедствие. Это настоящий профессионал, смелый, мужественный человек. Пора бы ему угомониться, уйти на пенсию. Но спасательные работы — это такой адреналин, почти наркотик! И он будет носиться по склонам и взбираться по скалам до тех пор, пока его носят ноги или пока будет жив… Бывают случаи, что, торопясь на помощь, спасатели погибают, застигнутые ураганом, снесенные лавиной или камнепадом…

Вслед за Ги Боннэ аккуратно спускались два человека, везя с собой горные носилки — акию, что-то типа люльки, в которую кладут пострадавшего, привязывая его ремнями. Последними ехали два молодых человека, один из них с большим рюкзаком, видимо врач, а другой фельдшер или еще один спасатель. Позже оказалось, что Жозеф правильно классифицировал всех спускающихся по склону. Ехавший самым последним оказался и фельдшером, и стажером-спасателем.

Лыжник, спускавшийся первым, и Ги Боннэ подъехали к Жозефу почти одновременно. Ги протянул руку Жозефу:

— Ну, что у вас тут? Все живы?

Все нормально. Один перелом. Думаю, большая и малая берцовая кости. Девушка-сноубордистка. Я наложил шину из лыжных палок. Надо резать ботинок и накладывать гипс.

Остальные тоже подъехали, и Жозеф оказался в кругу людей, дружелюбно хлопавших его по плечам и пожимающих руки. Все улыбались, поняв, что случай не самый тяжелый. Наверное, они готовились к транспортировке нескольких пострадавших или погибших. К Жозефу подошел молодой врач:

— Серж Вернан, травматолог. Спасибо, коллега. Жозеф пожал плечами. Дескать, за что спасибо? Клятва Гиппократа…

Когда все зашли в хижину, в ней стало не повернуться. От шума Мадлен и Поль мгновенно проснулись и недоуменно захлопали глазами. Молодой врач подошел к Мадлен, улыбнулся ей, откинул шкуру и бодро сказал:

— Говорят, вы родились в рубашке. Если бы не доктор Карнье… — Он покачал головой и многозначительно посмотрел на девушку. — Сейчас мы займемся вами. Укольчик и гипс, прямо с доставкой на дом. Но с ботинком придется проститься…

Молодой врач шутил и балагурил, а Мадлен смотрела на него с испугом и надеждой. Поль молча сел в угол хижины; чтобы никому не мешать и не обращать на себя внимания. Он боялся, что ему влетит от спасателей. Но каждый из них был занят своим делом и никто не интересовался юношей, забившимся в угол хижины.

Через час Мадлен наложили гипс, и все было готово к транспортировке.

— Мы донесем ее до перевала Коль де Мармот, — пояснил Ги. — Это чуть больше получаса. Оттуда есть спуск в соседнюю долину Ле Map.

Там проходит автомобильная дорога. За нами приедет машина, и часа через два мы будем в Валь Торансе.

Ги крепко пожал руку Жозефа, который тотчас спросил его:

— Ги, вы заходили перед спуском в кафе «Савойский сурок»?

— Нет, — бросил Ги, — мы очень торопились. — А что такое?

— Да нет, ничего.

Жозеф не стал ничего объяснять. Но он надеялся, что Софи переночевала в кафе, а утром спокойно спустилась в гостиницу.

Он поблагодарил спасателей и уверил, что сейчас приберется в хижине — закон гор — и выйдет следом.

Мадлен, укутанная в пуховой спальный мешок, лежала в горной люльке. Спасатели во главе с Ги Боннэ собирались выйти вперед, чтобы утаптывать тропу для людей, везущих пострадавшую девушку. Поль вынужден был идти пешком последним по «протоптанной лыжами тропе, таща на плече свой сноуборд, абсолютно бесполезный при движении вверх по горе.

Внезапно орлиный взгляд Ги Боннэ остановился на склоне, с которого они спустились полтора часа назад. Все спасатели посмотрели туда вслед за шефом, и кто-то произнес:

— Еще кого-то черти несут…

— Их двое, — уточнил доктор Вернан.

— Час от часу не легче, — резюмировал Ги Боннэ, — подождем.

Скоро все увидели, что спускаются две женские фигурки.

— Все понятно, — улыбнулся Ги. — Это Лоране Клодель. Я и забыл, что они собирались отправиться вслед за нами. — Он повернулся к Жозефу: — Дамы очень волновались за вас, они тоже решили участвовать в спасательных работах. — Он хохотнул. — Это Лоране и дочка Алена Майтингера, Элен, кажется…

Жозеф вышел навстречу лыжницам. Первой подъехала Лоране.

— Жозеф, здравствуйте, я очень рада. — Она быстро сняла перчатку и протянула ему руку.

— Рад знакомству, — ответил он, улыбаясь. Затем повернулся к склону и раскрыл объятия, в которые въехала на лыжах раскрасневшаяся и счастливая Элен. Жозеф крепко прижал ее к себе.

Элен обняла его за шею, а потом уткнулась в нее, и он услышал тихий плач.

— Боже, спасибо тебе! Какое счастье! Я теперь буду верить в Бога! — бормотала она, осыпая поцелуями лицо любимого. По ее щекам текли слезы.

Жозеф взял в ладони мокрое лицо Элен и стал осушать поцелуями ее сияющие от счастья глаза, загорелые щеки, покрасневший носик…

Лоране и спасатели улыбались, понимающе глядя на влюбленных. Их встречу прервал деловой голос Ги Боннэ, в котором слышалась добрая усмешка:

— Так что, вы с нами? Или сами доберетесь?

— Сами доберемся, — подтвердил Жозеф. Элен подошла к лежащей на носилках Мадлен.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она.

— Теперь все здорово, — бодро ответила та. — Конечно, благодаря доктору Жозефу. Если бы не он…

В душе Элен поднялась теплая волна любви и гордости за любимого.

Рядом с Мадлен стоял Поль, недовольный тем, что будет идти последним и не сможет заботиться о своей девушке.

Жозеф напутствовал обоих:

— Надеюсь, урок усвоен — впредь не кататься на неизвестных трассах?

Мадлен и Поль улыбались виновато, но счастливо. Раздался голос Ги Боннэ:

— Ребята, мы выходим первыми, за нами несут акию с Мадлен. Лоране, ты с нами?

Лоране подошла к Жозефу и Элен, которые стояли, обнявшись.

— Я, пожалуй, пойду с ребятами, — сказала она, обращаясь к Элен. — А ты…

— Не волнуйтесь за нас. — Жозеф почтительно взял Лоране под руку. — Мы доберемся сами.

Лоране поцеловала Элен, пожала руку Жозефу. После чего надела лыжи и присоединилась к уходящей группе.

Элен и Жозеф стояли, по-прежнему обнявшись, и долго смотрели вслед процессии, уходящей от них навстречу солнцу к «вырезу» воронки. Когда спасатели подошли к перевалу, они обернулись и все вместе помахали руками маленьким фигуркам, стоявшим у хижины и махавшим им в ответ.

Они остались совершенно одни в белом безмолвии. Прильнув друг к другу, они застыли в долгом поцелуе. Солнечный диск появился из-за того самого перевала, через который спустились спасатели, и сразу стало очень тепло. В хижину идти не хотелось. Там сейчас наверняка холоднее, чем в закрытой от всех ветров снежной «воронке». Элен села на лавку, стоящую у стены хижины, освещенной солнцем. Жозеф вынес из домика овечью шкуру и, подняв Элен, положил шкуру на лавку.

— Ребята оставили нам еду, — с теплотой в голосе сказал он. — Есть даже термос. А я сегодня еще не завтракал.

— Давай устроим пикник на снегу, — с удовольствием поддержала его Элен.

Жозеф вытащил из хижины грубо сколоченный стол. На него они поставили сандвичи и термос, оставленные спасателями. Рядом Жозеф положил плитку шоколада, выставил две кружки и половину бутылки коньяка, оставшуюся после вчерашнего. Элен вытащила из маленькой поясной сумки сушеные фрукты и орешки, хорошо утоляющие легкий голод во время катания, а также тюбик крема от солнечных ожогов.

Указательным пальцем, намазанным кремом, она прошлась по своему изящному носику и скулам. Наложила тонкий слой на подбородок и шею, которые часто «сгорают» от сильного ультрафиолетового отражения от снега. Жозеф сначала мотал головой, отказывался от кремовой маски, но все же, не устояв перед поцелуями любимой, предоставил ее пальчикам свое лицо и нижнюю часть подбородка.

Солнце было таким ярким, а снег таким ослепительным, что Жозефу и Элен пришлось надеть темные очки. Жозеф разлил граммов по пятьдесят коньяка, и оба многозначительно и лукаво посмотрели друг на друга. Осушив кружки, они «закусили» сладким, жарким поцелуем. И только после этого набросились на сандвичи. Жаркое солнце заставило их сбросить куртки и свитера. Элен осталась в легкой футболке, а Жозеф разделся до пояса, обнажив смуглый мускулистый торс. Элен не удержалась и стала целовать его плечи и грудь. Его кожа была нежной и гладкой. Только на груди курчавились светлые волоски.

Жозеф тяжело дышал, закрыв от страстного томления глаза.

— Что ты делаешь со мной? — хрипло выдохнул он. — Я больше не могу. — Легко подхватив на руки Элен и толкнув ногой дверь хижины, он двумя шагами достиг широкой кровати, накрытой овечьими шкурами.

…Не помня себя от счастья, они жадно пили друг друга. Их жажда была так сильна, так долго мучила их, что только тогда, когда они в изнеможении откинулись на ложе и жестковатая овечья шерсть защекотала их обнаженные тела, они осознали, что полностью принадлежали друг другу.

— Нет, это была не симфония… — Элен первой опомнилась после долгого забытья и обрела свою обычную легкую иронию.

Жозеф не дал ей продолжить, быстро добавив:

— Это был победный бой тамтамов, предвещающий начало торжественного и длительного праздника тела и духа.

Он повернулся к Элен и стал разглядывать ее нежное лицо, ставшее еще более прекрасным после страстных минут любви. Он гладил ее пышные волосы, заметно посветлевшие от горного солнца. Очень серьезно смотрел в ее глаза, мерцающие в сумраке хижины необыкновенным желто-зеленым светом, нежно проводил чуткими пальцами по пухлым губам, в уголках которых затаились еле заметные грустные складочки.

— Я не могу поверить… — тихо проговорил он. — Разве возможно такое счастье?

— А почему ты говоришь так грустно? — голосом маленькой девочки спросила Элен.

Жозеф замолчал, покрывая поцелуями ее грудь. Элен нетерпеливо повторила свой вопрос. И он наконец ответил:

— Я ужасно боюсь потерять это счастье. Я прожил тридцать восемь лет и думал, что все испытал в этой жизни… Но ты все перевернула. Изменились жизненные ценности, приоритеты… Ты открыла мне глаза на многое. И все это меньше, чем за неделю. Страшно даже как-то…

— Не бойся, я с тобой, — пошутила Элен.

Он рассмеялся и схватил ее в свои объятия. Они стали барахтаться на кровати, смеясь и кусаясь. Видя, что Жозефа опять охватывает желание обладать ею, Элен намеренно подкатилась к самому краю кровати. Еще одно неосторожное движение, и они оказались на полу. Оба захохотали, вскочили, и он снова заключил ее в свои крепкие объятия. Жозеф уже был в состоянии слиться с любимой. Но она вывернулась и, совершенно обнаженная, выскочила за дверь. Он, словно фавн, готовый к соитию, выскочил за ней, желая догнать свою нимфу и затащить ее в темноту пещеры.

Элен схватила снежок подтаявшего снега, бросила его в обнаженного фавна и босиком побежала от него по снегу. Холод сразу остудил их тела. Окоченели ступни ног, и пропали все желания, кроме одного — поскорее обуться. Фавн с эротически вылепленной нижней частью туловища, виденный Элен когда-то в Афинском музее, превратился в продрогшего, но прекрасного мужчину, обиженно и недоуменно смотревшего на коварную нимфу, заливающуюся звонким смехом.

Оба вбежали в хижину и стали молча одеваться. Когда они снова вышли и сели на лавочку, Жозеф повернул Элен к себе и, заглянув ей в глаза, строго спросил:

— Почему ты так сделала?

Она опять уткнулась в его шею, все еще пахнущую любимым одеколоном, и ласково проговорила:

— Я не хочу спешить. Хочу, чтобы весь сегодняшний день стал прелюдией к нашей первой ночи… Здесь так чудесно, мы абсолютно одни в этом сказочном месте. Через два часа стемнеет. Весь вечер и вся ночь — наши. И никто-никто нас не потревожит… Ты согласен со мной?

Жозеф слегка покусал мочку уха своей любимой, потом нежно поцеловал покусанное место и проговорил:

— Ты, наверное, права… — Он запнулся. — Может быть, ты и не права, конечно, но я тоже думаю так, как ты, радость моя. Конечно, хочется, чтобы все было красиво, утонченно, изысканно…

— А можно — грубо, мощно и дико!

— Ты чудо, Элен!

Он подхватил ее на руки и стал прохаживаться с ней по тропинке туда и обратно. Она обхватила его за шею и потерлась щекой о суточную щетину.

— Тебе очень пойдет борода, — игриво сказала Элен. — С нею ты будешь похож на викинга или на древнего германского варвара.

Жозеф вернулся к хижине и сел на лавку, не выпуская из рук свою драгоценную ношу. Она опять потерлась о его подбородок и, вглядевшись, добавила:

— У тебя борода и усы намного темнее волос. Это говорит о породе. У тебя в роду есть аристократы?

— По материнской линии дед и прадед были врачами. Отец — предприниматель средней руки, владелец маленькой карандашной фабрики. Типичный американец, но дело имел во Франции и женился на француженке. Так что, увы, аристократов не было…

— Были, были, — смеясь, продолжала настаивать Элен. — В четвертом или пятом колене.

— Да нет же, говорю тебе! — Жозеф схватил ее за плечи и начал трясти. — Были дикие германские варвары и грубые неотесанные викинги, которые похищали женщин и насиловали их, если они добровольно не отдавались на милость победителя.

Он схватил Элен в охапку и стал изображать грубого варвара, целующего похищенную им женщину и пытающегося сорвать с нее одежду. Элен завизжала, вырвалась из его объятий и со смехом и визгом побежала прочь. Жозеф быстро догнал ее и, опрокинув в снег, стал неистово целовать ее губы, шею, грудь.

Она отбивалась, сначала в шутку, а потом, почувствовав, что снег набился за воротник, взмолилась о пощаде всерьез. Жозеф тут же встал на колени и, подняв ее, стал нежно отряхивать от снега. Им было жарко. Снег подтаял, то ли от яркого солнца, то ли растопленный их пылающими телами.

Их огненно-красные костюмы на белом… Их страсть, пламенем взметнувшаяся над нежностью и чистотой чувств… Словно костер на снегу, подумала Элен.

За возней они и не заметили, как солнце, только что такое жаркое, стало клониться к закату.

— Пора обедать, пока не похолодало, — распорядилась Элен. — Вытаскивай на стол остатки наших запасов, а я позвоню Лоране, скажу, чтобы нас не ждали сегодня. А то она сама может позвонить в самый неподходящий момент.

Сообщив по мобильному Лоране о своем намерении вернуться завтра, Элен стала помогать Жозефу накрывать на стол. Бутылка коньяка, оставленная спасателями, две пары сандвичей, две коробочки сыра камамбер, последняя плитка шоколада. Пиршество что надо, остатки роскоши…

— За нас! — Жозеф поднял кружку с коньяком.

— За нас! — с удовольствием повторила Элен.

Половина солнечного диска уже скрылась за вершиной. И сразу похолодало. Когда они доедали сандвичи, солнце уже исчезало за хребтом, посылая им прощальный привет в виде розоватого отблеска на облаках. Потом отблески погасли, и сумерки стали быстро сгущаться, неся с собой резкое понижение температуры. Подтаявший снег превратился в наст — ледяную корочку на снежном покрове. Теплая «воронка» стала мрачным белым колодцем, на дне которого стояла хижина — хрупкая защита в царстве суровой стихии.

Пока Элен собирала со стола остатки трапезы, Жозеф разжигал печурку. Есть незыблемые правила для странствующих и находящих приют в домиках, построенных в глухих местах охотниками, пастухами, рыбаками. Эти убежища открыты для всех, нуждающихся в них. Там есть запас спичек, соли, крупы, дров или другого горючего для обогрева жилища. Заходи и пользуйся, отдохни, пережди непогоду. Но думай о тех, кто придет сюда потом. Позаботься, чтобы после тебя остался запас топлива: наруби дров, оставь сухого горючего, хотя бы полкоробка спичек. Поделись с идущим после тебя банкой-другой консервов или плиткой шоколада…

— Раскрываю последнюю пачку сухого спирта, — отметил Жозеф. — Надо оставить хотя бы половину или потом спуститься сюда, чтобы привезти пачек десять.

— Можно и спуститься, — размышляла Элен. — А можно попросить спасателей и с ними прислать и спирт, и шоколад, и бутылку коньяка. Если не будет похожих случаев, путь останется пастухам, в благодарность за их заочное гостеприимство.

Элен приложила замерзающие руки к бокам печурки, но сразу же отдернула — горячо. Она подышала, округлив губы, рассчитывая увидеть выходящий изо рта пар. Но пара не было — значит, температура в хижине поднялась выше двенадцати градусов. Жозеф растопил в кружках снег, вскипятил на печке воду и заварил в термосе чай, тоже найденный на полке.

— Как приятно после комфорта отеля оказаться почти в каменном веке, — сказала Элен, готовя супружеское ложе первобытного человека.

— Подавляющая часть моих и твоих знакомых пришла бы в ужас от такой «приятности», — заметил Жозеф. — Нет света, нет вообще никакой воды, туалет на улице…

— А я выросла на книгах Джека Лондона, — с видимым удовольствием сказала Элен. — Отец намеренно подсовывал их мне. И женщины его повестей и рассказов с детства стали моими любимыми героинями. Женщины, которые наравне с мужчинами переносят тяготы жизни на Севере, в белом безмолвии, в штормах и все в таком духе… Я мечтала быть похожей на них.

Жозеф улыбнулся.

— А я мечтал встретить женщину, похожую на героинь Джека Лондона, — признался он. — А мне попадались либо изнеженные барышни, либо вульгарные феминистки.

Элен, не раздеваясь, устроилась на широкой кровати под несколькими овечьими шкурами. В хижине было уже почти тепло и очень уютно от света потрескивающей свечи и теплого овечьего запаха шкур. Жозеф предложил своей малышке кружку горячего чая с кусочком шоколада.

— Женщина уже лежит в постели, — притворяясь недовольной, пропела Элен, — ждет своего мужчину, а он вздумал чаи распивать.

— Меня не возбуждает женщина, лежащая в постели в свитере и теплых брюках, — пошутил Жозеф.

— Я пошутила, — ребячливо призналась девушка. — Я очень хочу чаю. — И, понизив голос, добавила: — Почти так же, как тебя.

Она протянула к нему руки, и Жозеф, тоже в свитере и лыжных брюках, с кружкой взгромоздился на широкую кровать, на которой могли бы, наверное, одновременно поместиться все пастухи долины Ле Map. Прижавшись боками друг к другу, а спинами к стене, на которой тоже висела овечья шкура, они, обжигаясь, пили чай из одной кружки, откусывая по очереди крохотные кусочки шоколада. Жозеф старался, чтобы доля Элен была больше. Она же, заметив это, воспротивилась:

— Силы нужны тебе, мой милый, — грозя ему пальчиком, лукаво сказала она, — и много сил. Впереди у нас вся ночь…

И этот вечер, и эта ночь стали песней торжествующей любви, гармонией тел и душ. Они без слов понимали друг друга, и каждый старался сделать счастливым другого. В три часа ночи печурка погасла. Но им обоим было так жарко, что они, скинув одежду, сбросив на пол шкуры, любили друг друга на голых досках кровати, на полу — на шкурах и на своей сброшенной одежде. Разгоряченные страстью, изнемогая от внутреннего жара, они обнаженными выскакивали на снег, и тела их становились серебряными при свете полной луны. Вбегая обратно в теплую хижину, они бросались на кровать, натягивали на себя шкуры и, обнявшись, быстро согревались, проваливались в краткое забытье, а потом опять любили друг друга.

Отдыхая, они говорили о своей любви, о благоволении небес и мистическом покровительстве ушедших близких. Элен испытывала неизвестные ей прежде чувства: благодарности за счастье физической любви, неведомое ей раньше, готовность подчинить себя всем желаниям обожаемого мужчины… и еще одно очень глубокое чувство…

— Я хочу ребенка от тебя, — неожиданно для самой себя сказала она.

Жозеф прижал ее к себе и выдохнул:

— Я буду самым счастливым человеком на свете. Тогда у меня будет две малышки — большая и маленькая.

— А я хочу светленького мальчика, похожего на тебя. — Элен уже представила себя матерью. — Как это прекрасно, почему я не чувствовала этого раньше…

— А еще у нас будет девочка, похожая на тебя, — убежденно сказал Жозеф.

— А вдруг ты разлюбишь меня?! — От этой мысли у Элен закололо в груди. Она села на кровати, и ее глаза наполнились слезами. — Я этого не переживу…

— Ты что, дурочка… — От возмущения Жозеф тоже вскочил. — Как я могу тебя разлюбить, когда ты — подарок небес. Такая любовь, как у нас, — одна на миллион. Тысячи людей проживают всю жизнь и умирают, так и не встретив ее. А многие влюбляются и женятся, считая, что это и есть любовь. У них она рано или поздно проходит… Только не спрашивай меня, откуда я знаю, что у нас все не так, как у всех.

У Элен действительно на языке вертелся вопрос, который предвосхитил Жозеф. Какой же он умный…

Она любила умных мужчин. И за Билла вышла замуж, потому что он покорил ее своим необычным умом. Но, выбирая Билла из множества своих поклонников, она действовала по указке разума. Ее любовь, нет, это была привязанность, была ровной, спокойной, рассудительной. Теперь же она теряла голову, была готова идти за любимым на край света. И понимала, что это не метафора…

Они уснули только под утро, утомленные страстными ласками и высоким накалом чувств. Проснувшись первой, Элен, опершись на локоть, любовалась своим любимым. Его мужественное лицо было спокойным и безмятежным. Неожиданно она заметила, что у него длинные, пушистые ресницы. Это они придавали взгляду его ярких серо-голубых глаз такую сексуальную притягательность. Внезапно она представила Жозефа мальчиком — светленьким, любознательным, добрым, всегда готовым на веселую шутку и розыгрыш. Как бы она хотела, чтобы их будущий сын был похож на своего отца! Элен очень нежно, почти не касаясь, провела кончиком пальца по наметившимся темно-русым усам и зарастающему подбородку. Едва коснувшись контура его чувственных губ, она вскрикнула. Ее палец оказался в крепких зубах Жозефа.

— Противный! Ты не спал! — воскликнула девушка.

— Я проснулся и затаился, чтобы не спугнуть твой пальчик. — Жозеф смеялся и осыпал поцелуями тонкий палец Элен.

Он перевернулся, и девушка оказалась под его мускулистым торсом. Он старался не придавить ее своим весом, но ей была приятна его могучая тяжесть.

— Все! — ребячливо сказал он. — Ты попалась. Я тебя не отпущу. И не буду слушать твои разумные доводы.

— Правильно, не слушай, — прошептала она. — Делай со мной все, что хочешь.

Он прильнул к ее полуоткрытым, зовущим губам, и они провалились в сладкую нирвану нежности.

Когда они поднялись со своего овечьего ложа, было около полудня. Теперь Жозеф проявил благоразумие и заговорил о необходимости выбираться из этой романтической снежной «воронки».

— Вставай, малышка, у нас мало времени, — сказал он. — Надо привести в порядок хижину и двигаться к перевалу.

— На завтрак осталось полплитки шоколада и половина термоса чая, — вспомнила Элен. — Ты, наверное, ужасно голоден. Тебе бы сейчас хороший кусок мяса для восстановления сил.

— Вот уж необязательно, — возразил Жозеф. — Силы мне придает твое присутствие. А мясо вредно. Говорю как врач.

— Видела я, как этот врач уплетал хорошие куски этого вредного мяса, — съехидничала девушка. — И в гостинице, и во всех ресторанчиках, которые мы с ним посещали на горе.

Элен быстро и ловко прибирала в хижине. Сложила аккуратно шкуры, поставила на полку-самобранку все, что вчера было снято с нее. На стол, придвинутый к окну, водрузила бутылку с оставшимся коньяком и немного сухофруктов. Сама она съела несколько изюминок, маленькую дольку шоколада, выпила полкружки чая. Остальной шоколад, горсть сухофруктов и полную кружку подвинула Жозефу, приводившему в порядок печурку, которая сослужила им добрую службу. Спасибо ей — она спасла жизнь пострадавшей девушке и дала уют двум влюбленным сердцам.

На прощание они ласково похлопали теплые, уже нагретые солнцем деревянные стены хижины. Жозеф плотно прикрыл дверь и подкатил к ней большой камень, чтобы она ненароком не открылась порывом ветра.

Подойдя к перевалу, Элен и Жозеф в последний раз оглянулись на свой приют и помахали ему рукой. Они стояли перед длинным, достаточно пологим спуском, который должен вывести их к автомобильной дороге.

Через двадцать минут они уже снимали лыжи, готовясь остановить машину, чтобы добраться до Валь Торанса.

В Начале пятого они входили в гостиницу «Небо и снег». Поставив лыжи на место, Элен и Жозеф разошлись по своим номерам, чтобы привести себя в порядок и встретиться за ужином. Перед тем, как отправиться к себе. Элен поднялась в номер Лоране.

Та была у себя и занималась студенческими проектами. Они обнялись, как родные. Лоране сняла очки и с нескрываемой радостью оглядывала свою «малышку».

— Все в порядке? Нормально спустились и быстро доехали? — расспрашивала она Элен.

— Спустились замечательно, — рассказывала девушка. — Нас довез служебный автобус дорожных рабочих, ехавших прямо до Валь Торанса. Оказывается, когда грейдер чистил дорогу после «твоей» лавины, он повредил дорожное покрытие. В общем, — радостно говорила Элен, — было все замечательно! Как я счастлива, Лоране!

Она обняла свою старшую подругу, а та понимающе улыбалась и похлопывала ее по спине.

— Я очень рада за тебя, — проговорила Лоране. — Уверена, что Ален тоже одобрил бы твой выбор…

— Да не было никакого выбора! — воскликнула Элен. — Был удар молнии. Любовь с первого взгляда, как в дамских романах или в фильмах-мелодрамах. Но все здорово!

— Ну беги к себе, девочка, — мягко остановила ее Лоране. — Прими душ, приведи себя в порядок. Скоро ужин. Вы, наверное, смертельно проголодались…

Не успела Элен войти в свой номер, как раздался легкий стук в дверь, и в ее комнату вошел явно обеспокоенный Жозеф.

— Ничего не понимаю! — взволнованно проговорил он. — Все вещи Софи на месте, машина в гараже. Вчера я велел ей переночевать в кафе. Я был уверен, что она спустится сегодня утром, когда включат подъемники. Но ее нет… Что-то случилось. Надо срочно звонить Ги Боннэ.

Элен прижала кулачки к груди и умоляюще смотрела на Жозефа. Она молчала, но в ее желто-зеленых глазах затаился ужас.

— У меня сохранилась его визитка, — тихо сказала она. — Вот она, в заднем кармане брюк. — И она протянула ее Жозефу.

Он быстро набрал номер шефа спасательной службы, уже ставшего его добрым приятелем.

— Ги, здравствуй. — Он старался говорить спокойно. — Это доктор Карнье, Жозеф. Прости, дорогой, но опять нужна твоя помощь. Пропала моя жена. Мы расстались с ней позавчера около четырех часов в кафе «Савойский сурок». Она должна была там переночевать, я запретил ей спускаться одной. Я поехал вниз на крики о помощи, а она должна была спуститься сегодня, когда включат подъемники… — Он помолчал, но чувствовалось, что ему все труднее сдерживать волнение. — Боюсь, что она не захотела ночевать в кафе и… поехала по той самой трассе, за скалой… — с трудом проговорил Жозеф. — Потому что мы с ней там спускались в первый день нашего катания, когда тоже опоздали на подъемник.

По их диалогу Элен поняла, что спасатели смогут выйти только утром. Как и в прошлый раз… Как все повторяется, все сходится на том самом чертовом склоне… И это после вчерашнего счастья… Месть? Наказание? — пронеслось в голове у Элен.

Она вжалась в кресло. Ей казалось, что Жозеф станет упрекать в том, что случилось, и себя, и ее. Ей так хотелось подойти к нему, обнять, прижаться губами к его шее, чтобы он почувствовал, что она здесь, с ним. Но она понимала, что это сейчас неуместно.

Жозеф сел на кровать и наконец посмотрел на Элен. В его взгляде читалась только растерянность и недоумение. Но в душе еще теплилась надежда… Неизвестно на что. Элен чувствовала: предстоит еще одна бессонная ночь… Но несравнимая с предыдущей. Наверное, она станет расплатой за счастье прошлой ночи. Элен чувствовала, что должна произнести какие-то слова утешения, но не могла найти их. Молчание прервал сам Жозеф.

— Только, пожалуйста, ни в чем не упрекай себя, — мягко сказал он.

Элен продолжала молчать, но ее глаза красноречиво свидетельствовали о том, что творится в ее душе. Она прикрыла веки, и из-под ресниц по ее щекам потекли слезы.

— Я тебя прошу, не думай, что ты в чем-то виновата, — с мольбой в голосе сказал он.

— Ты же сам думаешь, что мы оба виноваты, — возразила ему Элен. — Или считаешь, что виноват ты. Хотя, конечно, никто ни в чем не виноват. Только убедить себя в этом очень сложно.

— Последний спуск… — Жозеф что-то вспоминал. — Действительно, для нее это был последний спуск. Мы еще рассуждали с ней на тему о суевериях. Дескать, нельзя говорить «последний спуск»… Ладно. — Он постучал ладонью по столу. — Не будем опережать события. Пока еще ничего не известно. Оставим переживания до завтра. А сейчас выпьем твоего «успокоительного» и попробуем уснуть.

— Каждый в своем номере, — решила за них обоих Элен.

8

На следующее утро Элен, утомленная событиями двух прошедших дней и ночей, проснулась около десяти часов утра. И сразу же вспомнила о Жозефе. Где он сейчас? Наверное, уже уехал со спасателями.

Расслабься, сказала она себе. Сделай зарядку, прими контрастный душ, позавтракай… Нет, сегодня не до зарядки… Но душ принять надо, чтобы привести себя в состояние равновесия.

В ресторане уже никого не было. Элен взглянула в окно. Небо было покрыто легкими облаками, но чувствовалось, что к полудню солнце появится.

Интересно, подумала Элен, Лоране уже уехала кататься?

Ее обслуживал тот самый милый, предупредительный официант. Он улыбнулся ей, как старой знакомой, и она тоже ответила ему приветливой улыбкой.

Быстро позавтракав, Элен постучала в номер Лоране, не надеясь, что застанет ее. Но дверь сейчас же распахнулась. Лоране стояла уже одетая к выходу на гору.

— Что за неделя, — проворчала Лоране. — Все какие-то события. Дай Бог, чтобы и на этот раз все обошлось…

— Дай Бог, — грустно повторила Элен. — Но, боюсь, не обойдется…

— Я встретила на завтраке Жозефа, — сообщила Лоране. — Он спешил подняться вместе со спасателями. Попросил меня не оставлять тебя одну. — Она сделала паузу. — Я бы и так тебя не оставила, подождала, пока ты проснешься. Давай вместе поднимемся на гору, покатаемся. Сидеть и ждать — тягостно и неразумно.

— Да, конечно, — ответила Элен. — Подожди меня внизу в холле, я переоденусь и быстро спущусь.

В кабинке подъемника женщины молчали, поглядывая на спускающихся по трассе под ними. Красиво катающихся было мало.

Интересно, думала Элен. Почему люди не хотят совершенствоваться в своем катании? Большая часть из них, научившись делать повороты и регулировать скорость, довольствуются этим. Они получают удовольствие от спусков, но их не волнует, как они выглядят на склоне. Едут в раскоряку, но чувствуется, что вполне довольны собой. С новичками все понятно, но она знает некрасиво катающихся людей, приезжающих в горы из года в год.

Элен считала, что человек должен стараться хорошо освоить тот вид спорта, который он выбрал. Его мышцы, чувство равновесия, разум позволяют ему совершенствоваться. А женщины, по ее мнению, вообще не имеют права делать что-либо некрасиво… Она тут же прервала себя. Где твоя американская толерантность и забота о правах человека? Человек имеет право кататься так, как он хочет.

Видимо, это пробудился внутренний голос, молчавший последние дни.

Элен вздохнула. Так хочется гармонии, подумала она. Чтобы все было красиво и совершенно. Увы… Мой максимализм мешает реальному восприятию жизни и общению с людьми.

— Куда поедем? — спросила Лоране. И тут же предложила: — Давай пару раз спустимся, а потом поедем искать спасателей.

— Их и искать не надо, — сказала Элен. — Они наверняка на том склоне, за скалой. Если уже не спустились. Знаешь, что… — Она дотронулась до руки Лоране. — Не надо никого искать. Если они уже нашли ее, то мы там вовсе не нужны…

Лоране посмотрела на Элен и согласно кивнула:

— Думаю, ты права. Если ее уже нашли, присутствие любопытных дамочек там излишне. Да и Жозефу среди мужиков будет легче. Думаю, ее сразу повезут в госпиталь… Как тогда Алена…

— Давай просто покатаемся, — решительно предложила Элен. — Постараемся забыть то, к чему придется вернуться, когда приедем в гостиницу. Ты завтра уезжаешь?

Лоране с сожалением кивнула.

— Ты же совсем не отдохнула, — посетовала Элен, — сколько событий всего за четыре дня!

— Ничего, отдохну в следующий раз, когда закончится конкурс. — Лоране беззаботно махнула рукой.

— В следующий раз меня уже здесь не будет, — вздохнула Элен. — А мы с тобой так и не покатались вместе, не считая того единственного спуска в хижину.

— Поехали во-он на тот подъемник. — Лоране указала на отдаленный склон.

Они оттолкнулись палками и бросились вниз. Лоране поехала первой. Элен залюбовалась элегантной небрежностью ее поворотов. Опытному глазу ее техника могла бы показаться устаревшей. Но в таком стиле катался Ален, и эта техника восьмидесятых годов была более романтичной, более красивой, чем модный спортивный стиль.

Когда подруги подъехали к подъемнику, они заметили восхищенные взгляды стоявших возле него мужчин. Мужчины пропустили их вперед, и они, едва успев снять лыжи и благодарно улыбнуться галантным кавалерам, сели в подъехавшую кабинку.

— Замечательный был спуск, — с удовлетворением сказала Элен. — И техника у тебя, как у Алена, мне это очень нравится.

— Он меня учил этому стилю, модному в те годы. — Лоране улыбнулась.

— Ты остановилась на том, что Робер пригласил Алена на тот склону — напомнила Элен. — Что было дальше?

— Давай договорим вечером. Устроим маленький прощальный ужин, — предложила Лоране.

— Боюсь, что не получится, — возразила Элен. — Я должна быть с Жозефом. Наверняка он завтра уедет.

— Да-да, конечно, — спохватилась Лоране. — Тогда давай через пару спусков зайдем в кафе на горе, и там я тебе расскажу то, что не успела досказать.

Через полчаса Элен и Лоране зашли в уютное кафе под вывеской «Рядом с Италией», расположенное на горном плато с великолепным видом на Монблан — самую высокую вершину Европы, расположенную на границе с Италией.

— Так вот, — начала Лоране, сделав глоток горячего ароматного глинтвейна, — Робер поехал показывать Алену новый склон, который они открыли накануне с Ги Боннэ, а я осталась готовиться к докладу. Накануне было очень тепло, снег подтаял, а в эту ночь грянул мороз, и теперь склоны были покрыты плотной ледяной коркой. Кататься была достаточно опасно, но, конечно, не для таких асов, как Ален и Робер.

Часа через два по гостинице разнесся слух, что разбился Ален Майтингер. Потом ко мне подошли наши ребята, архитекторы, участвующие в конкурсе, и сообщили, что Ален получил тяжелую травму головы, и Робер со спасателями повезли его в Альбервиль… Но по дороге он умер.

Лоране замолчала и отвернулась. Элен положила свою ладонь на»ее руку и пожала ее.

— Продолжай, пожалуйста, — тихо попросила она.

Лоране взмахнула ресницами и заставила себя улыбнуться. Из ее сапфировых глаз скатилась слезинка.

— Когда вернулся Робер, на нем не было лица. Он рассказал мне, что склон за скалой был почти ледяной, и при спуске лесенкой Ален соскользнул, не удержался, покатился по ледяному склону вниз головой и сильно ударился о скалу.

Лоране сцепила руки у подбородка так, что побелели костяшки пальцев. Элен почувствовала, что эти воспоминания тяжелы для нее. Она нежно дотронулась пальцами до ее сжатых кистей и умоляющим взглядом попросила продолжать.

— Сначала я решила, — тихо продолжила Лоране, — что Робер каким-то образом причастен к гибели Алена. Приезжали следователь, инспектор полиции, провели расследование. Допрашивали всех, в том числе и меня. Кто-то из наших, видимо, рассказал об их соперничестве. Но следствие не обнаружило злого умысла. Его заключение — несчастный случай.

Вскоре состоялся третий этап конкурса, и проект Робера получил первое место, поскольку Ален уже не мог защищать свой проект. И после его победы уже до Парижа доползли слухи, что Робер умышленно устранил соперника.

— А как вел себя Робер? — спросила Элен.

— Он страдал абсолютно искренне, — убежденно ответила Лоране. — Я знаю это точно. Он человек эмоциональный, искренний, страстный. Он ничего не мог утаить. И всегда был, как ребенок. И хотя все предшествующие события складывались так, что все подозрения падали на него, но — он не был виноват.

Лоране посмотрела прямо в глаза Элен, как бы прося ее поверить ей до конца.

— А когда ты вышла за него замуж? — расспрашивала Элен.

— Через год после смерти Алена, — быстро ответила Лоране. — Так получилось, что мы с ним оба тяжело переживали смерть твоего отца. И это сблизило нас. Он стал очень нежен со мной, внимателен к моим малейшим желаниям. Прежде он таким не был. А я, поверив в его невиновность, взялась успокаивать его, видя, как он страдает. Кстати, он очень много делал, чтобы комиссия приняла проект Алена. Он отказался от своей победы в пользу проекта Алена, но комиссия не пошла на это. И этот отель, где мы живем с тобой, построенный по проекту Робера, он посвятил памяти Алена. Кстати, название «Небо и снег» — это то самое мистическое представление о присутствии Алена повсюду в этих местах… Это Робер настоял… Он убедил владельца гостиницы назвать отель именно так. Впрочем, не раскрывая причины. Хозяину понравилось.

Элен сидела молча. Она не понимала, как Лоране могла выйти замуж за Робера. Лоране с присущей ей тонкостью почувствовала напряжение девушки.

— Девочка моя, — мягко начала она. — После гибели твоего отца Робер стал единственным близким мне человеком. Он делал все, чтобы мне было легче, а я видела, что он тоже страдает.

— И что потом? — В голосе Элен послышались жесткие нотки.

Лоране посмотрела на нее и неожиданно улыбнулась.

— Через девять месяцев у меня родился ребенок, мальчик…

Элен не могла вымолвить ни слова. Она, широко раскрыв глаза, недоуменно смотрела на подругу. А та промолвила:

— Как, ты думаешь, его зовут и на кого она похож?

Элен замерла, не веря своей догадке.

— Да, его зовут Ален, и он похож на твоего отца… и на тебя, — с улыбкой вымолвила Лоране.

— Это… мой брат? — пробормотала Элен, совершенно сбитая с толку.

— Да, малышка, — счастливо выдохнула Лоране. — Ну вот и все. Почти все, — вздохнула Лоране. — Теперь ты простила мне мое замужество? — шутливо спросила она.

Элен смущенно посмотрела на подругу и… немного родственницу.

— Ты знаешь, — продолжала Лоране, — когда Робер узнал, что у меня должен родиться ребенок Алена, он буквально на коленях умолял, чтобы я вышла за него замуж. Он мечтал заменить малышу отца. Робер очень изменился. Куда делась его гордыня! И ему каким-то образом удалось немного растопить мое сердце, застывшее после гибели твоего отца. Мы поженились, когда Алену было четыре месяца. И Робер действительно заменил ему отца. Через два года у нас родился еще один мальчик — Ксавье. Сейчас ему девять, а твоему брату одиннадцать.

— Как бы я хотела посмотреть на него! — воскликнула Элен.

— Приезжай к нам в Париж. Задержись на пару деньков, — предложила Лоране. — Когда ты еще выберешься в Европу…

Элен взглянула на часы.

— Слушай, мы забыли обо всем на свете, — спохватилась она. — Боюсь, что нам давно пора ехать.

Они быстро оделись и вышли из кафе. Солнце уже начало свой предзакатный пробег по вершинам. Элен и Лоране без остановок мчались по склону в сторону гостиницы. Скоро они уже снимали лыжи перед отелем.

В холле была обычная обстановка: кто-то читал, другие беззаботно болтали, сидя в креслах или прогуливаясь. Создавалось впечатление, что ничего не случилось, все в порядке. Элен поднялась в номер Жозефа. Он был закрыт. Она спустилась в комнату к Лоране и попросила ее позвонить Ги Боннэ. Та понимающе кивнула.

— Ги, дорогой, это опять Лоране. — Ее голос звучал нежно, но настойчиво. — Так что там с женой Жозефа? Да?! Сразу нашли? Давно? Очень печально… Как Жозеф? Ну, что делать… До встречи, дорогой, спасибо тебе… Я завтра уезжаю, но через две недели буду опять. Наверное, вместе с Робером. Целую…

Элен поняла все. Она только спросила:

— Как Жозеф?

— Он уже уехал… в Париж, — помолчав, ответила Лоране и посмотрела на Элен.

Широко раскрытые глаза девушки красноречиво говорили о ее полной растерянности.

Не может быть… Он должен был встретиться со мной, хотя бы проститься… Но ее сбивчивые мысли перебил внутренний голос: ты у него в сердце, но ему сейчас не до тебя, неужели ты не понимаешь этого? Его голова занята совсем другим.

Элен наконец обрела способность рассуждать разумно.

Понятно, думала она. Конечно, спасатели сразу повезли Софи в Альбервиль. А Жозеф спустился на лыжах в гостиницу, быстро собрал свои вещи, сел в автомобиль и поехал за ними.

А как же я? — вновь закричало в душе Элен.

Но тут ее осенило. Она выскочила из номера Лоране и помчалась к себе. Между косяком и дверью был вложен листок бумаги. Так она и знала! Он не мог поступить иначе! Элен вбежала в номер и, лихорадочно развернув записку, прочитала:

«Я срочно уезжаю. Увы… Ты поймешь меня».

Она села и несколько раз перечитала записку. И ничего не поняла. Потом до нее стал доходить смысл. Увы… Ты поймешь меня… Он хотел сказать… Элен боялась додумать то, что уже поняла.

Жозеф решил навсегда расстаться с ней. Смерть Софи… это ужасно. И он считает себя виноватым в ее гибели.

Она не могла оставаться одна и пошла к Лоране.

За ужином все было как обычно. В ресторане, как всегда, было уютно и спокойно. Репутация гостиницы осталась по-прежнему безупречной. Никто даже не догадывался, что произошла трагедия, погиб человек. Замечательно работает индустрия отдыха, отлаженная годами. Спасатели действовали настолько четко, скрытно и, наверное; привычно, что даже информация о гибели человека никуда не просочилась. Клиенты остались спокойны и довольны.

Ну ладно, по этому склону, за скалой никто не спускается, рассуждала Элен. Но ведь погибшую надо было транспортировать. И это все делалось днем. Неужели никто из катающихся ничего не заметил?

Она поделилась своими мыслями с Лоране, и та сказала, что склон за скалой имеет выход к дороге, который известен только спасателям. Алена тоже спускали по этому отрогу, выходящему почти на шоссе.

— Как будто специально, — хмыкнула она. — Склон-убийца имеет потайной ход для выноса его жертв. Бр-р-р…

— Ужасное предположение, — вздрогнула Элен.

— А что ты думаешь, — произнесла Лоране, разливая белое вино по бокалам. — Более чем за десять лет существования этого курорта, на склоне за скалой погибло еще несколько человек.

Элен с ужасом посмотрела на нее, уронив свой кусок хлеба в дымящуюся кастрюльку с расплавленным сыром.

— Еще несколько человек? — Она недоверчиво посмотрела на Лоране.

Лоране некоторое время думала, вспоминая и, видимо, подсчитывая, а потом сказала: — Еще трое погибших и человек пять с переломами и серьезными травмами.

— Да что же это такое? — возмутилась Элен. — Склон надо закрыть, написать угрожающие надписи, например: «Очень опасно», «Запрещено»…

Лоране хмыкнула.

— Все эти надписи были. Но ведь склона не видно. Представляешь, подъезжает человек и видит устрашающие надписи, относящиеся непонятно к чему. Перед ним скала и больше ничего… Склона-то не видно! Человеком овладевает законное любопытство, и он начинает искать, к чему относятся эти надписи. Когда он находит склон, ему становится интересно, и он решает проверить, так ли это опасно, как написано. О, люди! Лоране помолчала, отпивая вино и отправляя в рот вилку-шпажку с тянущимся сыром, который она несколько раз ловко, как спагетти, накрутила на хлеб.

— Между прочим, — продолжала она, — трое погибших и четверо травмированных пришлись как раз на то время, когда на скале висели эти надписи.

Элен некоторое время размышляла над сказанным подругой, а также о том, что руководило Жозефом, когда он писал записку.

Наконец она услышала голос Лоране:

— Горы надо уважать, а не лезть, как Софи…

— Софи — совсем другой случай, — тихо сказала Элен. — Жозеф сам показал ей этот склон в первый день.

— Но это было потому, что они опоздали на подъемник, — заметила Лоране. — И с ней тогда был такой опытный лыжник, как Жозеф. А в этот раз она была одна, слабая, неумелая. Софи должна была отдавать себе в этом отчет. Она должна была послушаться его и переночевать в кафе, а она взяла и уехала одна. Просто из каприза. Горы капризов не прощают, знаешь ли.

Они опять помолчали, и Элен решила сменить тему.

— Ты завтра уезжаешь… — грустно сказала она.

— А ты послезавтра, — подхватила Лоране. — Может быть, заедешь в Париж?

— У меня обратный билет на послезавтра из Лиона, — с сожалением сказала Элен.

— Я оставлю тебе адрес и телефон, — пообещала Лоране. — Ты же должна познакомиться с Аленом-младшим.

— Я тебе тоже оставлю свои координаты, а ты пришлешь мне его фотографию.

Лоране и Элен намеренно избегали говорить о Жозефе.

Затянувшееся молчание первой прервала Лоране.

— Ты будешь завтра кататься? — спросила она.

— Наверное, надо, в послед… в заключительный день. — Она чуть было не оговорилась. — Хотя совсем нет настроения. Без Жозефа не хочется кататься. Но думаю, что поеду на те склоны, где мы с ним еще не были. А ты когда собираешься сюда?

— Через две недели приедем сюда с Робером и детьми, — проговорила Лоране. — Я соскучилась по своим мальчикам. Они уже вполне прилично катаются, и с нетерпением ждут, когда мы возьмем их с собой.

Она улыбнулась, видимо, вспоминая своих детей. — Странно, — задумчиво сказала Элен. — Я ни разу не вспомнила о Билле. Не знаю, как теперь быть… Я не смогу жить по-прежнему.

Лоране положила свою ладонь на ее руку.

— Время все расставит по своим местам, — уверила она. — Я убеждена, что Жозеф найдет тебя. Надо набраться терпения, девочка… А пока просто живи, работай…

Элен кивала, опустив глаза.

Ресторан опустел. Только они, две подруги и немного родственницы, никак не могли наговориться. Официанты искоса поглядывали на них, не осмеливаясь напомнить о времени.

— Может быть, погуляем? — не желая расставаться, предложила Элен.

— С удовольствием, — отозвалась Лоране. — Полчасика подышим ночным горным воздухом, а потом мне пора собираться. Я хочу выехать сразу после завтрака. До Парижа добираться часов пять-шесть, в зависимости от пробок на равнинной части шоссе.

Луны не было видно. Тучи сгущались, подул западный ветер.

— Думаю, что мы уезжаем вовремя, — предположила Лоране, — погода явно портится.

— Да, пора уезжать, — повторила Элен. — Между прочим, первый раз в жизни мне хочется уехать с гор. Обычно я с сожалением покидаю горнолыжные склоны.

— Я тебя понимаю, — ответила Лоране.

— За эту неделю было все — и прекрасное, и ужасное. — Казалось, Элен размышляла вслух. — Любовь и смерть — они как будто переплелись здесь. Ты и Ален, я и Жозеф, Софи… Все это останется в памяти на всю жизнь. Все остальные ощущения притупились. И горные лыжи, которые раньше могли заменить счастье, пока не в состоянии даже принести радость.

— Перестань, — строго сказала Лоране. — Ты становишься пессимисткой. Так нельзя. На тебя это непохоже.

Она взяла Элен под руку, а та прижала к себе ее руку. Так они прошли еще немного по тропинке, ведущей к рощице.

— Возле этих елей мы гуляли с твоим отцом, — проговорила Лоране. — Тогда елочки были маленькие и пушистые.

— Мы с Жозефом тоже пару раз ходили по тропинке к этой роще, — грустно сказала Элен. — Видишь, как все сходится. У тебя нет Алена, у меня нет Жозефа.

— Прекрати сейчас же! — прикрикнула на нее Лоране. — Раз все сложилось именно так, значит, так надо. Прими испытание со спокойствием и благодарностью. С благодарностью Богу, судьбе, Природе, Космосу — кто во что верит. За такую любовь, которая была дана мне и тебе, всю жизнь надо благодарить. Даже если больше ничего не будет, ты уже узнала Любовь с большой буквы. А это дается очень немногим в этой жизни.

— Но ведь у тебя теперь Робер, дети. Разве ты не любишь их? — наивно спросила Элен.

— Дети — совсем другое. — Лоране остановилась. — А Робер — не замена Алену. Он — моя поддержка и отец мальчикам. Иногда он меня раздражает, мне бывает плохо. Я до сих пор невольно сравниваю его с Аленом… Конечно, я привыкла к нему. Он — мой друг, он любит меня, но главное — дети…»

Обе женщины стояли, глядя друг на друга, и в душе Элен поднималось теплое чувство благодарности, о котором так хорошо говорила Лоране.

— Ты умница, — улыбнулась она, пожимая руку Лоране. — Мне будет тебя не хватать. Думаю, ты не обидишься, если я скажу, что ты заменила мне мать и бабушку.

Лоране поморщилась. Чувствовалось, что сравнение с бабушкой ее не обрадовало. Элен рассмеялась и объяснила:

— Бабушка Мари-Клэр была мне другом. С ней можно было говорить на любую тему. Она была мудрой и веселой. После ее смерти у меня так и не появилась другая подруга. И вот теперь ты. Это тоже подарок судьбы.

Лоране лукаво посмотрела на нее:

— Ты забыла, что у тебя есть брат. Вот и еще подарок. Разве нет?

— Конечно, да! Было три подарка судьбы, осталось два. Что ж…

Лоране посмотрела на часы и мимикой дала понять, что ей пора собираться. Они простились у лифта.

— Встретимся на завтраке, — сказала Элен, — в девять часов, да?

— Желательно, не позже, — улыбнулась Лоране.

Элен долго не могла уснуть. Против воли она вспоминала ночи с Жозефом. Когда она начала засыпать, ей показалось, что ее губ коснулись его губы. И по всему ее телу пробежала судорога страсти. Это было так явственно, что она вскрикнула. Стоило ей только закрыть глаза, как перед ней вставали картины их любви, она чувствовала на себе долгий взгляд его серо-голубых глаз с удивительно длинными ресницами, и в груди поднималась боль, от которой не было спасения.

9

Утром Элен пришла в ресторан раньше Лоране. Она гнала от себя мысли, связанные с Жозефом. И ей это удавалось. Но иногда на нее опять накатывала волна душевной боли и жгла ее изнутри. Утро было пасмурным, плотные облака скрывали горы, солнца пока не предвиделось. Но оставалась надежда, что после полудня прояснится, чтобы Элен могла попрощаться с горами. Сегодня ей хотелось кататься. Проснувшись после краткого тяжелого забытья, она заставила себя сделать зарядку и принять контрастный душ. Перед завтраком она успела рассмотреть карту трасс и решила поехать на самую высокую трассу района — Сим де Карон, откуда открывается полная панорама Альп. После снегопада ввиду лавинной опасности спуск с Сим де Карон несколько дней был закрыт, но вчера, говорят, его открыли. И, если видимость появится, думала Элен, это будет достойное завершение моих альпийских приключений.

Глядя в окно, Элен не заметила, как к столу подошла сияющая свежестью Лоране. Увидев подругу, девушка улыбнулась и залюбовалась ею. Сиреневая кофточка с шейным платком в пастельных тонах подчеркивала синеву ее глаз, а лучики морщинок, казалось, распространяли их сияние. Она была так очаровательна, что сидящие за соседними столиками повернули голову в ее сторону.

Лоране была настоящая француженка. Не записная красавица, она обладала таким шармом, такой живостью и женственностью, что возраст был не властен над ней.

— Доброе утро, малышка, — чарующе прозвучал ее низкий голос. — Я вижу, ты сегодня в форме. Я рада.

— Да, почти, — ответила Элен. — Все хорошо, я молода и у меня впереди вся жизнь, — с притворной радостью выпалила она. — Сейчас поеду кататься на лыжах.

Лоране недоверчиво посмотрела на нее, но решила оставить без внимания ее вымученную реплику.

— Покатайся за меня, — попросила она Элен. — Вчера открыли Сим де Карон. Это самая длинная трасса во Франции — почти десять километров разнообразных склонов и такой красоты, какой ты не увидишь больше нигде. И считай, что тебе еще раз повезло, это будет прекрасным завершающим аккордом твоего пребывания в Альпах.

— Сегодня я чувствую, что стала совершенно другой, — поделилась с подругой Элен. — Все, что произошло, изменит мою жизнь.

— Только, пожалуйста, не впадай в депрессию, как вчера, очень тебя прошу, — сказала Лоране.

— Может быть, и буду впадать, — задумчиво проговорила Элен. — это свойство моего характера. Но я уже знаю, что после пессимизма, охватывающего меня, происходит новый всплеск энергии, и я готова к новым делам.

— Такое мне тоже знакомо, — ответила Лоране. — Это вообще свойство сильных людей. Можно привести сравнение… — Она немного задумалась и заговорила, усиливая впечатление красивым движением рук. — Представь себе гибкую ветку дерева, которую медленно клонят к земле. Когда Сила перестает действовать, ветка разгибается, как упругая пружина.

— Но ведь ветку можно сломать, — возразила Элен.

— Ветку можно сломать, — согласилась Лоране, — но человек — все-таки не ветка. Достаточно хотя бы помнить, что после депрессии обязательно наступает светлая полоса. Да и вообще, — она рассмеялась, — все относительно.

Главное, проще смотреть на вещи… Ой, опять мы заговорились, мне уже пора выезжать.

Женщины быстро расправились с завтраком и одновременно встали.

Пока служащий отеля сносил вещи Лоране к выезду из гаража, Элен сбегала к себе в номер и, набросив куртку, ждала, пока Лоране выедет на своем джипе из подвала отеля.

— Ну, малышка, — раскрыла объятия Лоране, вылезая из машины, — мы не можем с тобой расстаться навсегда, правда? И Атлантический океан между нами — не преграда.

Они расцеловались и замерли на некоторое время в объятиях друг друга. Потом Лоране сняла свою дубленую курточку, отороченную мехом, взяла ее под мышку и влезла в свой блестящий автомобиль. Помахав рукой, она захлопнула дверь и, дав прощальный сигнал, отправилась в дальнюю дорогу. А Элен еще некоторое время стояла, глядя вслед и думая о том, как ей повезло…

Подъемник на Сим де Карон вмещал около восьмидесяти человек. Это был целый автобус-фуникулер. Возле нижней станции подъемника собралась большая очередь — необычное явление для долины Валь Торанс, где огромное количество подъемников и не слишком много народа по сравнению с соседними долинами — фешенебельными курортами Мерибель и Куршевель. А очередь — из-за того, что сегодня первый раз после снегопада открылась трасса, к тому же это был заключительный день десятидневных туров почти на всех курортах. Именно поэтому люди, у которых, как у Элен, заканчивалось пребывание на курорте, решили, как и она, обязательно осмотреть панораму Альп и прокатиться по самой длинной трассе.

Элен обратила внимание, что в очереди собрались люди из многих стран. Были и американцы. Немолодые, весьма состоятельные жители Дальнего Запада. Мужчины в шляпах, напоминающих ковбойские, женщины — тоже в шляпах, с полями поменьше. Видимо, они перенесли через океан свой патриотический дух и хотели, чтобы их сразу выделяли из толпы и, не дай Бог, не перепутали с англичанами. Очередь продвигалась быстро — Элен удалось сесть на третий «автобус».

Двадцать минут подъема пролетели незаметно. Элен не могла отвести взгляда от глубоких пропастей, причудливых скал, зеленоватых выходов ледников, которых она никогда не видела в Калифорнийских горах. Когда вагон фуникулера медленно подплыл к верхней станции, из-за растаявшего облака появилось солнце. Люди не смогли сдержать возгласов радости. Облака рассеивались прямо на глазах. Это был настоящий подарок, особенно для тех, кто завтра покидал горы.

Элен, взяв лыжи, вышла вместе со всеми из вагона и увидела надпись — «Сим де Карой — 3900 метров над уровнем моря». Вот это высота! Это одна из самых высокогорных станций в Европе. Выше, пожалуй, есть трассы только на Кавказе и в Андах, в Южной Америке.

Поставив лыжи у стойки, она вслед за всеми поднялась на площадку плато, откуда открылась такая панорама гор, от которой захватило дух.

Во все стороны плато простирался волнующийся океан гор. Без конца и края… Справа, удерживая в равновесии всю круговую композицию, высился белоснежный красавец Монблан. Он находится на границе с Италией. Слева от него протянулись Доломитовые Альпы, горы необычайной красоты и сложности. Здесь погибло много альпинистов, но горы по-прежнему манят своими вершинами смельчаков из многих стран мира. Итальянские Альпы сменяются Швейцарскими. Вон там, за ними, на горизонте Австрийские Альпы. А в левую сторону от Монблана — Французские Альпы.

Насколько хватало взора — одни бело-синие волны гор, а еще дальше — едва различимые темно-фиолетовые, более пологие Приморские Альпы, за которыми — Средиземное море. Красота такая, что перехватывает дыхание, хотя, может быть, дышать непросто из-за большой высоты…

Налюбовавшись панорамой, люди спускались с площадки, надевали»лыжи и устремлялись в белоснежную стихию.

Элен испытала некоторый душевный подъем от увиденного, ее затаившаяся тоска на какое-то время сменилась радостью, что ей довелось созерцать эту панораму. Если бы облака не рассеялись, не было бы видно вообще ничего. Значит, опять везение…

Элен оттолкнулась палками и ринулась в неизведанное. Снег самого высокого высокогорья не был мягким. Ночные морозы превратили его в жесткий наст. Но лыжи очень хорошо держались на этом покрытии, легко врезались в него, не оставляя следов. На первом этапе спуска вокруг — белое безмолвие. Пространства были такие огромные, что в воображении рисовались космическими. Вокруг не было ничего, что напоминало бы обычный горнолыжный курорт. Глаз не упирался ни в опоры подъемника, ни в указатели трасс, ни в привычные рестораны и кафе, стоящие на туристских трассах. Только белый снег и отвесные скалы далеко по краям. Людей тоже не было видно. В этой снежной пустыне все распределились по склонам и оказались вне пределов видимости. Но, скорее всего, Элен просто обогнала всех, с кем поднималась на фуникулере.

Она затормозила, тяжело дыша. Сказывалась разреженность воздуха. Согнувшись и опираясь на палки, она решила как следует отдышаться, чтобы дальше спокойно наслаждаться спуском.

Мимо нее промчались двое мужчин, в одном из которых она узнала Ги Боннэ. Она посмотрела им вслед, отдавая должное старомодной, но очень надежной, немного «медвежьей» технике горца.

Чем ниже она спускалась, тем мягче и дружелюбнее становился снег. Один из этапов, четырехкилометровый спуск, она преодолела на одном дыхании, как в полете. Остановившись, Элен почувствовала странное удивление от этого необыкновенного полета. И ей захотелось сохранить в памяти это редкое, до сих пор не испытанное чувство. Она еще раз пережила в душе и сознании ощущения, которые она испытала, когда лыжи несли ее, как быстроходная яхта, легко преодолевая снежные буруны и самостоятельно переходя с одного галса на другой.

Внезапно ею опять овладела печаль.

Как жаль, что Жозеф не разделил с ней этого счастья. Совместное парение по снежным волнам было во многом сродни гармоничному любовному соединению…

Внизу уже виднелись признаки горнолыжного курорта. Кресельный подъемник и небольшое кафе, приглашающее лыжников отдохнуть перед второй половиной длинного спуска.

На открытой веранде перед кафе отдыхали и наслаждались солнцем люди, спустившиеся с Сим де Карон. Среди них Элен заметила Ги Бонна. Шеф спасателей сидел за столиком один. Перед ним стояла кофейная чашечка, забавно крохотная по сравнению с его рукой. Элен подошла к столику и, улыбнувшись, спросила, может ли она присесть рядом.

— А-а-а, мадемуазель Майтингер, — обрадовался Ги, — конечно-конечно, очень рад.

— Была мадемуазель… или мисс Майтингер, — с улыбкой ответила Элен. — А теперь я — миссис Сарк.

— Ах, да… Вы же американка, — разочарованно протянул Ги. Но, почувствовав свою оплошность, прямолинейно добавил: — Французы не любят американцев. Это, конечно, неправильно. Люди все разные. Вот вы, например, или ваш отец — очень хорошие люди. Знаю и других симпатичных американцев.

— Французы не любят не только американцев, — миролюбиво заметила Элен. — Они не жалуют и немцев, и англичан.

— Бошей больше не любят, чем англичан, — добавил Ги.

Они рассмеялись, понимая, что оба не разделяют этой национальной слабости соотечественников Ги. Подошел официант, и Элен заказала чашку зеленого чая.

— И мне тоже, — добавил горец. — Посижу еще немного с вами, а потом поедем вместе. У меня сегодня выходной день.

— Я думала, что спасатели в выходной день отдыхают от своего рабочего инвентаря, — немного удивленно сказала Элен.

— Лыжи — не рабочий инвентарь, — объяснил Ги. — Это совсем другое… — Он лукаво улыбнулся и добавил: — Спасатель, как гинеколог. Женщина в кресле для гинеколога — не женщина, а больная. А женщина за пределами кабинета — уже объект интереса. Так и лыжи. Когда я на работе, я не катаюсь, а работаю. Как гинеколог…

Элен от души рассмеялась.

— Да-а-а, — она оценила шутку, — убедительно.

Ги, наверное, до сих пор нравится женщинам. Да и сам не промах. Она чувствовала, что он смотрит на нее, как мужчина.

— Я видела, как вы пролетели мимо меня по склону. — Она решила сказать ему что-то приятное. — И залюбовалась вашей техникой.

— Моя техника — это моя работа, — скромно ответил горец, но чувствовалось, что ему приятен комплимент.

Официант принес ароматный чай и воздушные пирожные. Элен с умилением смотрела, как Ги своей огромной лапищей нежно поднес пирожное ко рту, откусив небольшой кусочек. Он явно старался выглядеть перед ней воспитанным человеком.

Элен поняла, что настал момент, когда она может поставить точку в своем невольном расследовании.

— Ги, помните, я остановила вас после лекции о лавинах? — спросила она. — Сказала, что мне очень надо поговорить с вами. А вы удивились и дали мне свою визитную карточку.

— Конечно, помню, — быстро ответил Ги. — И даже знаю, о чем вы хотите поговорить со мной. Я готов.

Почувствовав, что можно без преамбул, она сразу спросила:

— Как вы думаете, гибель моего отца — несчастный случай или что-то другое?

— Если я скрою от вас свое мнение, вы все равно будете думать, что это — не несчастный случай. Ведь так?

— Да, — честно ответила Элен. — Несмотря на заключение следствия и… — она немного запнулась, — …и уверения Лоране.

Ги понимающе покачал головой и остановил проходившего мимо официанта.

— Закажем по сто граммов коньячка? — предложил он Элен. — Разговор непростой.

— Я не возражаю, — поддержала Элен. — Давайте я заплачу за все. Прошу вас. У меня куча денег, — быстро проговорила она, чувствуя, как в Ги протестует французский мужчина. — В конце концов, — добавила Элен, — выпьем за память моего отца.

Теперь на столе перед ними стояли рюмки с золотистым напитком, красиво светящимся на солнце, и две тарелки с кусками дымящегося мяса, украшенного разноцветными овощами.

Внезапно посерьезнев, Ги медленно заговорил, повторив то, что Элен уже слышала от Лоране, но со своими комментариями.

Элен стало ясно: у него нет сомнений в виновности Робера. Но она попыталась уточнить:

— Что же, по-вашему, сделал Робер?

Ги хмыкнул. Похоже, он уже давно смоделировал эту трагическую ситуацию и считал ее реальной.

— Сразу за скалой надо спуститься на лыжах лесенкой, чтобы обойти другую скалу и выйти на начало открытой трассы. Вот слушай… — Ги Боннэ для пущей убедительности рубил по столу ребром ладони. — Когда они спускались лесенкой, Ален мог находиться ниже Робера. И Роберу ничего не стоило толкнуть Алена. А поскольку склон был ледяной, Ален мог упасть и покатиться вниз головой. А внизу, метрах в пятнадцати скала, в которую он и ударился головой.

— Но ведь он мог просто поскользнуться…

Ги странно посмотрел на Элен и покачал головой.

— И это говорит дочь Алена. Поскользнуться… — В голосе горца сквозило непонимание. — Твой отец не мог поскользнуться. Во-первых, у него были очень хорошие лыжи. А во-вторых… И в-третьих, и в-десятых!.. — Ги почти кричал. — Он был ас горных лыж! Не мог Ален сам поскользнуться!

Элен поняла, что надо заканчивать. И она поспешила задобрить старого спасателя.

— Я все поняла, — заключила она. — Спасибо, милый Ги.

Они допили коньяк и доели жареную оленину, беседуя о строительстве отеля «Небо и снег» по проекту Робера. Ги знал, что Робер ходатайствовал перед комиссией о присуждении первого места проекту Алена Майтингера. Но продолжал убеждать Элен, что он делал это, пытаясь реабилитировать себя в глазах своих коллег, которые были уверены в его виновности.

Элен не спорила с ним, кивая головой в знак согласия с его версией. Но для себя она уже решила, что права Лоране. Что бы ни произошло двенадцать лет назад, виновен Робер или нет, тот факт, что он стал хорошим мужем для Лоране и заменил отца ребенку Алена, ее кровному брату, искупает все. Решив это, Элен испытала глубокое душевное спокойствие. Она подумала, что Ален поддержал бы ее и, кто знает, может быть, и сейчас его душа улыбается где-то рядом.

— Ладно, Элен. — Ги похлопал ее по плечу. — Давай спускаться вниз. Тем более что для тебя это — заключительный спуск во Французских Альпах.

Они надели лыжи. Ги Боннэ поехал первым, Элен, не отставая, спускалась вслед за ним. В какой-то момент она почувствовала, что может обогнать его, но не стала этого делать, чуть притормаживая на поворотах.

Наконец они спустились к подъемнику, который должен быть вознести их на хребет. С него начнется спуск в долину, предстоящую Валь Торансу. Пока они поднимались в кабинке канатной дороги, Ги рассказывал веселые или трагические истории из своей жизни, связанные с горами. Элен слушала его с горящими глазами, настолько яркими и захватывающими были эти рассказы.

Солнце уже начало золотить верхушки гор. Значит, через полчаса наступят сумерки.

Когда они спустились в долину Валь Торанс, уже почти стемнело. Элен тепло попрощалась с Ги, поцеловав его в смуглую щеку, дубленную горным солнцем и ветрами.

Надев в третий раз свою любимую розовую кофточку из ангорской шерсти, теперь уже резко контрастирующую своей нежностью с ее сильно загорелым лицом, Элен спустилась в ресторан и в гордом одиночестве поужинала с бокалом хорошего бордо. Она ловила на себе восхищенные взгляды новых обитателей гостиницы — бледнолицых мужчин и женщин. Вновь заехавшие отдыхающие всегда с завистью смотрят на загорелых людей, которым повезло с погодой и солнцем. Однако во взглядах мужчин она чувствовала и нечто большее, чем просто восхищение ее загаром. Но сейчас эти взгляды были ей безразличны.

На следующее утро, сразу после завтрака Элен самостоятельно погрузила все свои вещи в «ситроен» и, бросив прощальный взгляд на гостеприимный отель «Небо и снег», с которым столько было связано, медленно выехала из гаража.

Проезжая по крутому серпантину горной дороги, она внимательно вела машину, не пытаясь даже в мыслях отвлечься от сложной дорожной ситуации. После ночного морозца дорога еще была покрыта ледяной коркой, и поскольку опыта вождения на крутых дорогах у нее было маловато, Элен призвала всю свою собранность и волю, чтобы четко вписываться в скользкие повороты и благополучно разъезжаться со встречными автомобилями, везущими на багажнике футляры с лыжами. Новая смена горнолыжников торопилась пораньше добраться до вожделенных склонов.

Небо было затянуто облаками, и хорошей погоды опять не предвиделось. Хотя после сильнейшего снегопада первых дней, все знатоки здешних мест постоянно предвещали ухудшение погоды. И облака действительно все время накатывали, становились грозными тучами и грозили новыми вьюгами и ветрами. Но после полудня весь мрак чудесным образом рассеивался и солнце победно воцарялось на небесах.

Вообще-то мне повезло, думала Элен. И с погодой…

Внезапно она вспомнила о Билле, и у нее неприятно заныло в груди. Но она отогнала мысли о своем будущем, не желая пока выходить из мира гор с их красотой и высотой, счастьем и горем.

Элен не заметила, как доехала до той самой бензоколонки, с которой все началось. Она зашла в магазинчик, намереваясь оплатить заправку, и перед ее взором вновь возникла сцена их первой встречи. Прошло всего десять дней, а сколько всего произошло…

В «боинге» рейса Лион — Лос-Анджелес пассажиров было меньше, чем в прошлый раз, когда она летела во Францию.

Наверное, Франция для людей более привлекательна, чем Соединенные Штаты, решила Элен.

Как и все люди, родившиеся в Америке, она была патриоткой своей страны, прекрасно зная ее слабости. Ее могла раздражать американская заносчивость, желание навязать всему миру собственное понимание демократии. Особенно странам, которые еще не доросли до такого понимания. Однако ей нравилась американская толерантность, терпимость к людям другой национальности, веры, взглядов. Только истинно свободный народ может воспринимать свободу как уважение к правам другого человека.

А любовь Элен к Франции, ее второй родине, теперь обрела вполне конкретные черты. Теперь Франция для нее — это Жозеф, в котором соединились все прекрасные мужские качества — высокий профессионализм и интеллект, физическая привлекательность и душевная тонкость… Франция для нее — это Лоране, в которой соединились все качества истинной француженки — остроумие и простота, смелость и шарм, неувядающая женственность. Франция для Элен — это и ее кровный брат Ален, которого она еще не видела, но уже любила. Лоране говорит, что он похож на отца… Маленький Ален еще больше объединил своим появлением две дорогие для Элен страны — Америку и Францию.

— Какой сок мадам предпочитает? Мелодичный голос стюардессы прервал мысли Элен.

— Апельсиновый, пожалуйста, — чуть помедлив, ответила она.

Она внезапно заметила, что на нее посматривает мужчина лет сорока, сидящий в том же ряду через проход. Элен спокойно относилась к взглядам мужчин. Она привыкла к ним с пятнадцатилетнего возраста, когда из угловатого подростка внезапно превратилась в очаровательную девушку с прекрасной фигурой, высокой грудью и чуть раскосыми желто-зелеными глазами — влекущими, как омут в заброшенном парке.

Но взгляд этого мужчины был иного свойства. Казалось, он вспоминал, где они могли видеться.

Элен повернулась в его сторону и вопросительно посмотрела прямо ему в глаза.

— Извините, — улыбнулся он, — вы не Элен Сарк?

— Да, это я, — просто ответила девушка, ожидая продолжения.

— Очень приятно, я Дэвид Ленгдон, журналист из «Нью-Йорк тайме», — напомнил он. — Мы виделись с вами в отеле Ла-Паса, в Боливии. Я работал там специальным корреспондентом, а вы, кажется, приехали в фольклорную экспедицию…

— Да-да, — живо отреагировала Элен.

Ей была приятна эта встреча, связанная с интересным периодом ее жизни, пребыванием в Андах, у индейцев кечуа.

— Только вы тогда, кажется, были с бородой, — заметила она.

— Да, вы правы, — улыбнулся Дэвид. — Я сбрил бороду, возвратившись оттуда.

— Я была там примерно три года назад… — Элен было приятно вспоминать это время. — Сразу после окончания университета. Дала оттуда серию репортажей в «Лос-Анджелес тайме». И собрала материал для книги «Мистические обряды племени кечуа».

— Вы уже написали эту книгу? — с интересом спросил Дэвид.

— Увы, — вздохнула Элен. — Всего две главы. А надо бы еще три.

— Так в чем же дело? — воскликнул Дэвид. — Это же очень интересно и почти не исследовано.

Все не хватает времени, — призналась Элен. — Заела газетная текучка. Да надо бы еще набрать материала. Но в экспедицию меня больше газета не отправит… Издателя, пожалуй, тоже непросто найти.

Мужчина задумался, а потом спросил:

— А вы хотели бы еще раз поехать в Анды?

— Конечно! — Глаза Элен заблестели.

— Вы хорошо знаете испанский язык? — серьезно спросил он.

— В то время я свободно читала и говорила на нем, — ответила Элен. — Теперь, конечно, читаю, но разговорный язык с тех пор почти не использовала.

— Разговорный язык быстро оживает на практике, — заметил Дэвид.

Интересно, почему он так подробно расспрашивает ее?

И она, улыбнувшись, вопросительно посмотрела на него. Дэвид, помолчав немного, продолжил:

— Что бы вы сказали, если бы я предложил вам работу специального корреспондента «Нью-Йорк тайме» в Боливии?

Внутри у Элен вспыхнула искра радости. Но она ее погасила усилием воли. Сделав паузу, девушка ответила:

— Чересчур неожиданно. Я не готова ответить. Мне надо подумать. Как это вы решились сразу сделать мне такое предложение?

— Я читал ваши репортажи, — серьезно ответил Дэвид. — А подумать вы обязательно должны.

Он вытащил из внутреннего кармана вельветовой куртки визитную карточку и протянул ее Элен.

«Дэвид Ленгдон, редактор Отдела международных связей, „Нью-Йорк тайме“, — прочла Элен.

— Но я работаю в «Лос-Анджелес тайме», — пояснила она. — И живу я тоже в Лос-Анджелесе…

— Это неважно, — ответил Дэвид. — Я беру вас на работу в «Нью-Йорк тайме» и отправляю в Боливию. А через год вы возвращаетесь и продолжаете работать в «Лос-Анджелес тайме».

Элен не понравились выражения «беру», «посылаю» и тон самоуверенного работодателя. Но предложение поработать в Боливии заинтересовало ее.

— Я позвоню вам через некоторое время. — Элен очаровательно улыбнулась.

— Надеюсь, не позже, чем через месяц, — проговорил Дэвид, стараясь быть обаятельным.

Принесли обед, и все пассажиры на время отвлеклись, склонившись над своими столиками.

Дэвид, перегнувшись через ручку кресла, протянул Элен бокал вина. Она, кивнув, с улыбкой взяла его.

— За наше будущее сотрудничество, — провозгласил Дэвид, поднимая свой бокал.

— За возможное сотрудничество, — парировала Элен.

После обеда Элен закрыла глаза, чтобы отделаться от внимания Дэвида. Ей хотелось углубиться в свои мысли.

Билл, конечно, меня не встретит, думала она. Я забыла ему позвонить. Я, правда, записала ему свой обратный рейс и время прибытия. Но он наверняка забыл. Ладно, возьму такси…

Выходя с багажной тележкой в зал прилета, Элен покрутила головой, надеясь все же увидеть Билла в толпе встречающих. Но, как она и предполагала, его не было.

Она взяла такси и через сорок минут подъехала к дому. Билл сидел за компьютером. Увидев Элен, он удивился и одновременно обрадовался:

— Почему ты не сообщила о своем приезде? — спросил он.

— Я думала, что ты помнишь, ведь я оставила на твоем столе записку с обратным рейсом из Лиона и временем прибытия в Лос-Анджелес.

За обедом Билл захлебываясь рассказывал ей о своих делах в университете: о том, как заказчик выразил желание продлить контракт с его группой, о новой работе, которая уже захватила его с головой, о приобретенной университетом электронной системе, распознающей японские иероглифы и сразу же переводящей их на английский. Оказывается, его группа включена в международный проект по космическим программам.

Сначала Элен с интересом слушала его, но по мере того, как он углублялся в описание деталей своей работы, радость ее встречи с Билли тускнела. Наконец он замолчал и спросил:

— Ну как?

— Что «ну как?», — спросила Элен.

— Тебе интересно то, что я рассказал? — пояснил он.

— Мне интересно, — ответила она и добавила: — а тебе интересно, как я съездила?

Билл немного смутился, но тут же выпалил:

— Я знаю, что ты хорошо отдохнула. Загорела, стала еще красивее, чем была. Я очень рад тебя видеть.

Элен расхохоталась. До чего же инфантильным и эгоцентричным был ее муж! Конечно, на него невозможно обижаться, но теперь Элен понимала, что в ней нарастает протест против ее прежней жизни нянюшки при гениальном ребенке.

— Я прекрасно отдохнула и покаталась, — заявила она.

— Значит, я был прав, — удовлетворенно ответил Билл.

— Тебе не хочется, чтобы я рассказала о Французских Альпах?

— Если хочешь, расскажи, — позволил он.

— Да ладно, — подыграла ему Элен. — Горы — они везде горы. Ну солнце, ну снег. Да Бог с ними…

Билл с сомнением посмотрел на жену, но, не заметив иронии, успокоился.

Видимо, Билл все же готовился к ее приезду. В доме были заметны попытки навести порядок. Плохо промытые тарелки со следами жира аккуратно стояли на полке.

— Как чисто, — сказала она. — Ты молодец.

Билл просиял от удовольствия. А в душе Элен все стонало от этой лживой игры. Прежде она тоже играла с Биллом, говоря ему приятные для него слова. Но тогда она не испытывала внутреннего дискомфорта. Это была реакция разумного взрослого на детские глупости. А теперь… Может быть, все само встанет на свои места?.. Поужинав сосисками с полуфабрикатным картофелем фри, Элен почувствовала, что почти засыпает за столом. Сказывалась перемена часовых поясов и напряжение последних суток.

— Глаза прямо слипаются от усталости, — заплетающимся языком произнесла она. — Я пойду в спальню.

— Я тоже сейчас приду, — сказал Билл. — Только помою посуду.

— Браво, — отметила Элен.

Она еле добралась до душа и встала под теплую, еще более расслабляющую струю. Едва вытершись и даже не надев ночную рубашку, она откинула покрывало и рухнула в постель.

Элен проснулась оттого, что Билл пытался перевернуть ее на спину. Сонная, она послушно легла. Но когда поняла, что он хочет овладеть ею, то мгновенно проснулась и мягко отстранила мужа. Его ласки стали более требовательными, им даже овладела страсть, чего раньше не было. Но Элен противилась его любовному напору.

Билл склонился над ней, опершись на локти.

— Ты что, не хочешь меня? — прошептал он.

Элен безучастно лежала, закрыв глаза. Такое произошло между ними впервые. Обычно она с радостью исполняла свой супружеский долг, тем более что моменты близости между ними были достаточно редкими.

— Что случилось? — Он был удивлен.

— Я не могу, — глухо сказала она.

— У тебя месячные? — расспрашивал муж.

Элен, не открывая глаз, усмехнулась и покачала головой. Билл недоумевал. Он стал нежно целовать ее закрытые глаза, высокие скулы, прильнул к губам. Целоваться он никогда не умел. Раньше Элен подтрунивала над ним, пытаясь научить его целоваться. Но он не поддавался обучению. И даже не старался. Его гениальность не распространялась на любовную сферу. И она покорно терпела его неловкие, грубые поцелуи.

Но сейчас его губы были ей неприятны, и Элен резко отстранилась. Билл, не ожидая такого сопротивления, окончательно растерялся и сел, обхватив колени.

— Может быть, ты все-таки расскажешь, что произошло?

Элен села, натянула одеяло до подбородка и вздохнула, приготовившись к непростому разговору.

— Я влюбилась, — просто сказала она.

— О боже, а я-то думал… — облегченно рассмеялся он. — Подумаешь, влюбилась. Не в первый же раз… — Билли стал вспоминать: — Помнишь, в прошлом году ты мне говорила, что тебе нравится Том Гланс, режиссер из Голливуда, с которым ты несколько раз играла в теннис в Санта-Барбаре. Потом был этот… как его… Джон, физик из Университета Беркли…

— Потом был Вэл из журнала «Ньюсуик», потом Тэд, тренер по виндсерфингу… — Элен монотонно перечисляла своих поклонников.

— Ну вот видишь, это же все несерьезно. — Билл, казалось, уговаривал и ее, и себя. — Были и сплыли…

— То действительно все было несерьезно, — с досадой сказала Элен. — Да и вообще с ними ничего не было.

Она встала с постели, надела белый махровый халат, налила себе апельсинового сока, в который плеснула немного ликера «Куантро». Элен купила его в аэропорту Лиона, вспомнив, что бабушка Мари-Клэр любила вечерами раскладывать пасьянс, потягивая «Куантро».

Взяв в руки бокал и устроившись в глубоком кресле напротив кровати, Элен начала откровенный разговор.

— Билли, на этот раз все очень серьезно. Я люблю этого человека.

— Ты встретила его во Франции и провела с ним все десять дней. Он француз… — не спросил, а как будто объяснил себе Билл.

— Да, так все и было, и он француз. — Элен улыбнулась и, поставив бокал на столик, развела руками. Этот жест должен был означать: увы, с тобой все кончено.

— Ты что же, хочешь сказать, что решила… расстаться со мной? — заикаясь, спросил Билл.

— Я знаю только, что не смогу больше быть тебе… женой, — объяснила Элен. — А сестрой, наверное, смогу…

Она рассмеялась, желая разрядить гнетущую ситуацию. Но Билл внезапно ухватился за эту мысль.

— Вот и хорошо. Давай просто жить вместе. Можешь не спать со мной. Мы же и так редко спали. Мне это как-то, вроде, и необязательно.

— Твой наивный практицизм поразителен. — Элен встала с кресла и подошла к окну, глядя в темноту.

— А твой француз тоже приехал с тобой? — спросил Билли.

— Нет… он вообще не приедет…

— Глупости какие-то, — бросил Билли. — Давай прекратим этот разговор. Будем жить вместе, как брат с сестрой, если хочешь. А там посмотрим…

Он, как всегда, рассудил мудро, превратив неразрешимую проблему в мало значащее житейское дело, подумала Элен и внезапно успокоилась.

Билл погасил свет и, пожелав ей спокойной ночи, закрыл глаза. Элен легла на свою сторону кровати и отвернулась от него.

10

Прошел почти месяц со времени приезда Элен из Франции. Казалось бы, она просто вернулась к своей прежней жизни. Работа в газете, посещение теннисного корта, бассейна, светских вечеринок (только по долгу службы), хлопоты по дому, совместные завтраки с Биллом за милыми разговорами. Обедали и ужинали они где придется. Элен с друзьями до конца марта ездила в Скво-Вэлли кататься на горных лыжах. Билл в эти дни с радостью оставался дома поработать. Со стороны казалось, что в жизни Элен ничего не изменилось.

Но она чувствовала, что находится на грани нервного срыва. Билл стал ее раздражать. Например, его нечистоплотность, которую она раньше, хотя и замечала, но относилась к ней спокойно: перемывала за ним посуду, вычищала раковины после его небрежного мытья или бритья. Прежде она, как ребенка, просила его принять перед сном душ или причесаться утром перед завтраком. Теперь же она еле сдерживала себя, чтобы не взорваться от его неловких шуток, полтора месяца назад казавшихся ей остроумными.

О Жозефе она не думала. Он просто был внутри нее. Он заменил в ней внутренний голос. Но вместо обычного брюзгливого оппонента теперь в ней жил мудрый, тонкий, нежный, иногда ироничный, но всегда хорошо понимающий ее друг. Однако часто ее охватывала такая тоска, от которой она не находила себе места. Ее не радовали ни горные лыжи, ни любимые книги, ни просмотры кинопремьер в Голливуде. И только азарт работы не покинул ее. И за это она была благодарна судьбе.

Элен не забыла о предложении Дэвида Ленгдона поехать спецкором в Боливию. Она уже говорила с милой пожилой соседкой, одинокой миссис Глэвин. Та согласилась за определенную плату опекать Билла: покупать еду, готовить завтрак, иногда стирать белье и прибирать в доме. Соседке Элен объяснила свою просьбу предстоящей командировкой. Биллу она пока лишь невзначай упомянула о возможной поездке в Боливию. И спросила, как он смотрит на ее примерно трехмесячное отсутствие. Он лишь пожал плечами и спокойно ответил:

— Конечно-конечно, если надо, поезжай.

Элен уже почти решила звонить Дэвиду, но ее останавливало одно. Она ждала Жозефа. Ждала, несмотря ни на что. Понимая, что смерть Софи всегда будет стоять между ними. А может… для него это был просто очередной курортный роман, несмотря на все его уверения в вечной любви? Она знала, что у него нет ни номера ее телефона, ни адреса. Хотя понимала, что ее координаты он может узнать у Лоране. А что, если он вдруг позвонит в ее отсутствие и услышит, что она уехала на год в Боливию? Он решит, что она его забыла и укатила развлекаться… Нет, она будет ждать его.

Траур по жене обычно длится год, рассуждала Элен. Неужели он даст о себе знать только через год?! Не может быть! Ведь он и Софи на самом деле уже давно не были мужем и женой. Он же любит меня!

Еще через месяц Элен позвонила Лоране. Та ужасно обрадовалась ее звонку. Она начала быстро говорить о детях, о том, что маленький Ален просит отвезти его в Америку познакомиться с сестрой. А потом сама сказала, что Жозеф не звонил ей, и она не уверена, знает ли он номер ее телефона.

Пролетело лето. Для Элен три летних месяца показались целой вечностью. Она много работала. В Калифорнии, в отличие от других регионов США, лето — горячая пора и в прямом, и в переносном смысле. Это время фестивалей, выставок, кинопоказов. Ведь в курортных городках — Санта-Барбара, Санта-Круз, Сакраменто собираются «сливки общества», кипит светская жизнь, которую надо «освещать» в культурной и светской хронике газеты «Лос-Анджелес тайме». Многие коллеги Элен были в летних отпусках, и она работала за всех. Работала как робот, без эмоций и чувств. Профессионально и четко. И только это спасало ее от депрессии. На ухаживания мужчин, которые прежде воспринимались ею холодно, но благосклонно, сейчас она реагировала болезненно. Но их попытки пригласить ее в ресторан или на вечернее катание на яхте она отклоняла одним взглядом. Веселым и опасным взглядом желто-зеленых рысьих глаз. Иногда добавляла пару вежливых светских фраз.

Ей казалось, что в ней умерли все чувства, присущие молодой красивой женщине. Она ходила на прием к психоаналитику. Опытный врач, поговорив с ней несколько часов, сказал:

— У вас синдром навязчивой любви, который приводит к глубокой депрессии, а иногда и к самоубийству Выход — либо новая любовь, либо длительное лечение, в том числе и медикаментозное. Можно еще совершенно сменить обстановку, работу, окружение. Лучше куда-нибудь уехать, желательно подальше. Умом вы все понимаете, но на подсознательном уровне чрезвычайно велика сексуальная и психическая привязанность, зависимость от одного мужчины. Люди это называют «настоящей любовью».

Был конец ноября. Элен сама чувствовала, что ей необходимо сменить обстановку, иначе все плохо кончится. Как-то раз, неожиданно для самой себя, она поинтересовалась в аптеке, могут ли ей продать двадцать упаковок снотворного.

После этого Элен решила действовать. Она позвонила Дэвиду Лэнгдону с намерением все-таки уехать в Боливию. Дэвид удивился ее звонку, напомнив, что просил ее позвонить не позже чем через месяц после их разговора в самолете. Но, помолчав немного, добавил, что такая возможность очень скоро может появиться. Человек, который поехал специальным корреспондентом вместо нее, серьезно заболел и должен вот-вот возвратиться. Так что ее звонок весьма кстати.

— Пришлите ваше резюме и позвоните не позже чем через две недели, — заключил мистер Лэнгдон.

Дома Элен сообщила Биллу, что собирается ехать на работу в Боливию не меньше чем на год. А ему по дому будет помогать соседка, миссис Глэвин.

— Зачем мне миссис Глэвин? — возразил он. — Ко мне будет приезжать Мэри, девушка из нашей лаборатории, между прочим, очень хороший человек и сильный математик. Помнишь, с короткой стрижкой, в очках. Ты видела ее на пикнике нашей фирмы. Она мне помогала, когда ты уезжала во Францию. — И добавил с обезоруживающей наивностью: — Кстати, это она привела в порядок дом к твоему приезду.

Элен рассмеялась, вспомнив недомытые тарелки в сушке, и ей стало легче на душе. Она поняла, что ее гениальный «ребенок» — в надежных руках близкой по духу подруги и соратника.

Она отослала свое резюме и, в ожидании вызова, продолжала автоматически исполнять свои обязанности.

Однажды, когда она сидела за компьютером в редакции, читая верстку очередной газеты, ее вызвал Пол Бестер, главный редактор. Она заглянула к нему в кабинет, и Пол сказал ей:

— Тебя разыскивал какой-то мужчина. Загляни к Люсил, она записала то, что тебе просили передать.

Элен подошла к Люсил, секретарше Пола, не понимая, почему кому-то надо было искать ее через главного редактора, когда для связи с корреспондентами есть редакторская служба. Люсил выдвинула ящик стола и протянула ей, как она назвала, телефонограмму. Элен пробежала глазами записку. И села на стоявший рядом стул…

Я в гостинице «Империал», номер 324. тел. 32453768. Жду с нетерпением.

Жозеф

Элен схватила свой мобильник и лихорадочно начала набирать номер. Но телефон молчал. Было три часа дня. Элен не могла ждать до вечера. Работать, конечно, она уже не могла. Она выбежала из редакции, села в машину и через двадцать минут была в центре Лос-Анджелеса у отеля «Империал». На ее счастье, нашлось место на стоянке напротив отеля. Бегом поднявшись на третий этаж, она остановилась перед номером 324. Постучала, подергала дверь — никого. Тогда она медленно спустилась по лестнице, прошла через роскошный холл гостиницы, перешла дорогу, села в автомобиль и стала смотреть на вход отеля, не замечая, как течет время и что происходит вокруг. Иногда вход загораживали прохожие, автомобили, и Элен боялась, что проглядит Жозефа. Около пяти часов, когда мимо отеля проехал длинный автобус, ей показалось, что в дверях отеля скрылись красиво развернутые плечи и светлая голова.

Она выскочила из машины, бегом пересекла улицу, заставив водителей нескольких автомобилей ударить по тормозам и послать ей вдогонку проклятия.

Элен вбежала в отель. Да это был он. Жозеф, не видя ее, большими шагами пересекал холл. У Элен перехватило горло. Жозеф уходил. Она с усилием сглотнула и крикнула:

— Жозеф!

Он резко обернулся и бросился к ней навстречу. Элен рванулась к нему.

Они обнялись и замерли.

На них смотрели из-за стойки администратора, оглядывались посетители, недоуменно взирала охрана и швейцар. Но они стояли, обнявшись, и переживали счастье обретения.

Потом они взялись за руки и еще некоторое время смотрели друг на друга:

— Ты похудела, — сказал Жозеф, вглядываясь в ее черты.

— А ты поседел, — тихо произнесла Элен, поглаживая пальцами его висок.

Не разнимая объятий, они медленно пошли к лестнице. Но, преодолев несколько ступеней, снова остановились, и их губы слились в долгом поцелуе. В этом поцелуе было все: долгая тоска, неутоленная жажда любви, признание вины и прощение. Чьи-то шаги прервали их поцелуй.

И они снова начали подниматься, все быстрее и быстрее.

Едва открыв дверь номера, Жозеф подхватил Элен на руки, положил на постель и сел рядом, склонившись над ней. Он нежно перецеловал ее глаза, щеки, нос, горькие складочки рта и опять долго не мог оторваться от ее губ. Элен развязала галстук, странно смотревшийся на прежде всегда открытой красивой шее ее любимого, расстегнула ворот светло-серой рубашки и прильнула губами к его шее, вдыхая запах, по которому она так истосковалась. Жозеф добрался губами до груди Элен, язык его стал нежно ласкать ее сразу напрягшиеся соски, мягкие большие ладони обхватили тугие холмики ее грудей. Тело Элен дрожало от его ласк, она нетерпеливо снимала с него рубашку. И он, не отвлекаясь от поцелуев, на ощупь расстегивал, стягивал, снимал и отбрасывал свою и ее одежду, ставшую лишь досадной преградой к их сближению. И вот наконец их обнаженные тела встретились…

Оба пытались чуть отдалить момент полного слияния, чтобы еще немного продлить предвкушение. Но их силы, истраченные на то, чтобы пережить почти девятимесячную разлуку, были истощены. И они на едином вдохе проникли друг в друга и стали одной сущностью. Волны наслаждения мгновенно перенесли их в мир счастья, покоя, душевной нирваны и духовного единения. Их тела сами стали плавными, набегающими волнами, перекатывающимися в океане страсти и полного забытья. Содрогаясь от переполняющей их энергии любви, они на некоторое время успокаивались, но потом опять начинали вздыматься неведомой силой, накопившейся в глубинах их стосковавшихся друг по другу тел и душ.

Наступавший штиль был только предвестником новой любовной бури, грядущей с неизбежностью…

Они лежали, глядя друг на друга, не в состоянии произнести ни слова. Элен первая вернулась в реальность.

— Расскажи, почему ты здесь? — спросила она, дотрагиваясь до его светлых волос, тронутых заметной сединой.

— Я приехал на симпозиум хирургов-эндоскопистов. Но вообще-то я ехал к тебе, — проговорил он, целуя кончики ее пальцев, только что гладивших его седину.

— Я не буду спрашивать, почему ты не давал о себе знать столько времени, — с едва заметным укором сказала Элен.

— Я сам расскажу, — покорно ответил Жозеф. — Когда я написал ту записку, я действительно думал, что смерть Софи всегда будет стоять между нами. Я попытался забыть тебя — работал как проклятый, вечерами обучал молодых хирургов методам эндоскопии. Приходил поздно и проваливался в сон, как мертвый. Но просыпался ночами и думал о тебе. Друзья пробовали знакомить меня с женщинами. Все напрасно. Мне нужна была только ты. Я пробовал бороться с собой. А потом понял, что это глупо. Время лечит все… кроме любви к тебе.

Я помнил, что ты работаешь в газете «Лос-Анджелес тайме», и в Интернете нашел телефон главного редактора. А тут и симпозиум подвернулся по эндоскопии. Вот и все.

Элен не стала рассказывать, как прожила эти месяцы. Сказала лишь:

— Через неделю я собиралась ехать на работу в Боливию. На целый год.

— Ничего. Я бы нашел тебя и в Боливии, — спокойно ответил Жозеф.

Элен притянула его к себе, и они опять любили друг друга.

За окном уже давно стемнело. Элен не хотела идти домой. Жозеф, как будто прочитав ее мысли, проговорил:

— Ты поедешь со мной в Париж. Навсегда.

— Вот так, сразу? — робко возразила Элен, хотя ее душа пела.

— Ничего себе сразу… — протянул Жозеф. — Между прочим, прошло почти девять месяцев.

У нас уже мог бы вот-вот родиться ребенок. Если бы ты решилась…

— Да, я уже думала об этом, — сказала Элен. — И пожалела, что не решилась. Даже если бы ты не вернулся, я все равно хотела бы иметь ребенка от тебя.

Он несколько минут молча смотрел на нее. А потом вскочил с постели, подошел к бару-холодильнику и вытащил из него запотевшую бутылку французского вина и два бокала.

— Решено. Через два дня я уезжаю, — тоном, не допускающим возражений, проговорил Жозеф. — И ты поедешь вместе со мной. В Париже есть корпункт «Лос-Анджелес тайме». Да и вообще… Такому журналисту, как Элен Сарк, найдется место в любой приличной газете.

Жозеф разлил вино по бокалам и разломил плитку шоколада, лежавшего на столе.

— Давай отметим нашу встречу…

— Которая больше никогда не закончится расставанием, — закончила за него Элен.

Жозеф принес из ванной комнаты два махровых халата. В один из них закутал Элен, другой надел сам. Они спокойно, по-домашнему, сели в кресла друг напротив друга.

— Подожди секундочку, — спохватилась Элен. — Я только сообщу Биллу, что не приду ночевать… никогда.

Они улыбнулись друг другу и, одновременно вздохнув, рассмеялись и подняли бокалы.

Элен смотрела в иллюминатор самолета на зеленые квадратики полей для гольфа, голубые прямоугольники бассейнов, разноцветные крыши вилл калифорнийских курортных городков. Она проводила глазами такие огромные с земли, но еле различимые с высоты буквы «Hollywood», расположенные на не таком уж высоком холме.

На своей руке Элен ощущала тепло большой ладони Жозефа. Его рука и плечо, прижавшееся к ее плечу, наполняли ее счастьем и надеждой.

Калифорния осталась внизу… Самолет рейса «Лос-Анджелес — Париж» набирал высоту. За пять часов он пересечет Соединенные штаты. Впереди — Атлантический океан и вся жизнь…

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

Реклама на сайте