«Сезоны любви (СИ)»

Сезоны любви (СИ) (fb2) - Сезоны любви (СИ) 862K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Наталья Валенидовна Колесова

ОСЕНЬ

— Эй-эй-эй! — завопила я. — Подождите! Выхватила из турникета пропуск — тот укоризненно мигал красным (без тебя знаю, что опоздала!) — я галопом пересекла вестибюль и, ворвавшись в лифт, с облегчением выдохнула: — Спаси-и…

— Не за что, — сказал мне мой шеф, босс, работодатель — словом, человек, которого меньше всего желаешь встретить, когда заявляешься на работу на двадцать пять минут позже положенного.

— Ой, здравствуйте, Глеб Анатольевич, — тихо пробормотала я.

— Здравствуйте-здравствуйте, — сказал он и нажал кнопку моего — четвертого этажа. Я разглядывала пуговицу его немыслимо элегантного плаща и уныло размышляла над смысловой разницей слов “опаздывать” и “задерживаться”. Если последнее — прерогатива начальства, то первое касается исключительно подчиненных. А ведь пришли мы одновременно… Сказать, что трубы потекли? Или, допустим, я ногу подвернула… Ага, и неслась, как лошадь, на каблуках через весь вестибюль!

Лифт открылся; я, так и ничего не сказав (и к лучшему), вышагнула на свой этаж. Началась рабочая неделя, чтоб ее…

— …Ну кто тебе еще нужен! — раздраженно говорила Таня. — Копаешься, копаешься, гляди, в старых девах останешься!

— Старой-то я, конечно, буду, а вот девой… — Я вытянула мокрые ноги к обогревателю. — Эй, болезный, кофе оставь!

Буров, вздрогнув, пролил воду.

— Ты что, потише не можешь?

— С тобой полдня надо шепотом разговаривать! — огрызнулась я. — А вторые полдня орать, чтобы ты хоть что-нибудь услышал! Кофе дай!

— Полай!

— Ну, началось… — вздохнула Таня. — С добрым утром!

Встав, я прошлепала босыми ногами до стола, набухала в чашку кофе назло Бурову — до горечи. Выпила, глядя в окно, за которым никак не хотело светать. Дождь, дождь… Ну вот, наконец, проснулась, а то поднять — подняли, а разбудить забыли.

— Слушай, — просительно сказал Буров. — Голова раскалывается, сил нет…

— Опохмелиться забыл?

— Я же не алкаш… Ну, Натах, будь человеком! Мне голова ясная нужна, у Глеба сегодня совещание…

— Вот вчера бы и думал!

Я поставила чашку и, обойдя Сергея со спины, неласково толкнула в затылок. Буров покорно расслабился, Нина Дмитриевна поспешно надела очки, запоминая массажные точки. Галочка рассматривала свои идеальные ногти. Татьяна рылась в косметичке.

— Шею мыл? — придиралась я, Буров покряхтывал.

— Мыл-мыл, всё мыл… Работай давай.

— За тобой шоколад!

— За мной, за мной…

— Здравствуйте, Глеб Анатольевич! — радостно воскликнула Галочка.

Я глянула на дверь и уронила руки. В дверях стоял наш шеф и наблюдал за мной не менее внимательно, чем Нина Дмитриевна, которая, кстати, в данный момент погрузилась в глубокомысленное изучение выключенного монитора.

— Здравствуйте, — прохладно сказал Глеб Анатольевич. — Сергей Дмитриевич, зайди ко мне, когда освободишься.

Едва за ним закрылась дверь, я изо всей силы саданула Бурова по широкой шее.

— За что?! — взвыл тот, потирая затылок.

— Еще из-за тебя мне неприятностей не хватало!

— Да не боись, это он с утра не в духе, помассируешь ему головку…

— Чего? — немедленно вопросили мы с Галочкой.

— Фи! — сказал Буров, и я, наконец, пошла за свой стол.

— Запылился мой маленький, запылился мой серенький, — ворковала я, протирая мой агрегат. — Соскучился, малыш…

“Привет”.

— Привет, привет, как дела?

“Отлично”.

— Мне бы так. На улице дождь, вчера кошелек вырезали, когда я на свидание к одному придурку ехала, сегодня на шефа два раза напоролась, понедельник, мать его…

Напоролась и в третий — у Глеба выработалась скверная привычка появляться в самые неподходящие моменты. На этот раз он возник в самом конце рабочего дня, когда все уже стояли в плащах наготове, ожидая звонка.

— Кто у тебя сегодня? — спрашивала Галочка.

— Какой-то Артем… Сестрица удружила — в понедельник. И так весь день как чумовая…

— Газовый пистолет взяла? — заботливо вопросила Нина Дмитриевна.

— Зачем это?

— Ну как же? Видишь мужика в первый раз, мало ли что…

— Ага-ага, он меня бритвой по горлу — и в колодец!

— Не скажите, — раздался голос с небес, то бишь с седьмого этажа, где обитало все начальство. Само начальство собственной персоной стояло в дверях, вслушиваясь в наш треп. — Осторожность не помешает.

— Вот и Глеб Анатольевич говорит! — воодушевилась Нина Дмитриевна, боком проходя мимо посторонившегося шефа. — До свидания, Глеб Анатольевич.

— Бери-бери! — кивнул и Буров. — В крайнем случае дашь рукоятью в челюсть…

— О господи! — я кинулась к своему столу, гремя застревавшими ящиками, — я вам что, на бокс собралась?

— А вдруг он сексуальный маньяк? — мягко предположил Глеб Анатольевич. — Вы знаете, сколько сейчас людей с психическими отклонениями? Газеты читаете?

— Читаю-читаю, — я лихорадочно перерывала ящики — чего здесь только нет, выкину все завтра к черту. — Ну хоть бы раз… да где же он?.. встретить сексуального маньяка… все как-то наоборот получается… да куда же он провалился? Ага, вот он! Все довольны?

Я вскинула голову — кроме шефа уже никого не было. Взглянув на часы, я бросилась опрометью — хорошо, Глеб успел посторониться — автобус!

Автобус, конечно, показал мне хвост, ехидно подмигнув на прощание огоньком поворота. До следующего — еще невесть сколько времени. Плакало, похоже, мое свидание… Я сама чуть не разревелась.

Нервно топчась под козырьком, я щелкала зонтиком, не зная, что предпринять. Хотя что тут придумаешь?

— Уехал? — спросили у меня за спиной.

— Еще бы не уехал! — буркнула я.

Глеб стоял в своем немыслимом плаще, глядя поверх моей головы в моросящий сумрак.

— Вас подвезти?

— Ну разумеется! — брякнула я, и он одарил меня снисходительной улыбкой, доставая ключи от машины. Какого черта, думала я угрюмо, из-за него я опоздала всюду, куда только можно было опоздать. В конце концов, элементарная порядочность требует… Я все еще беседовала сама с собой на эту тему, когда передо мной остановился шефовский “мерс”. Бесшумно открылась передняя дверь. Я вздохнула и нырнула в роскошь. Пахло дорогим одеколоном, кожей, машиной. Глеб подождал, пока я пристегнусь, и мягко тронул с места.

Я покосилась назад, на уплывающее здание, скользнула взглядом по резкому профилю шефа — тот коротко взглянул на меня, протянул руку, под наплывающим светом фонаря блеснул браслет часов, включил приемник.

— Вам куда?

Я спохватилась.

— А вам?

И услышала короткий смешок.

— Я же вас подвожу!

— Ну да, но если вам не по пути…

— А вдруг вы мне никогда не простите, если опоздаете на свидание? Так куда?

Я назвала место и притихла, глядя прямо перед собой, хотя разглядеть что-то кроме дождя, фонарей и мрака было невозможно. Не таращиться же мне на него! Тем более, единственное, что лезет в голову, это: “Классная у вас тачка!” Ну не владею я искусством светской беседы! Да и с шефом за весь год работы оказалась наедине впервые (за исключением сегодняшнего лифта) и ничего о нем не знаю, кроме того, что с Буровым они большие друзья. Да и он хорош! Уткнулся в свою дорогу — и ни гу-гу! Музыкой, видите ли, наслаждается! Ну и я буду наслаждаться!

Так мы и наслаждались всю дорогу до города, а потом еще полчаса — до кинотеатра, рядом с которым была назначена встреча. Наклонившись, шеф выглянул из-за меня на неоновую площадь.

— Ваш? — кивнул на стоявшего в одиночестве мужчину под черным зонтом с огромным букетом в руках.

— Наверно, мой…

— Ну, ни пуха ни пера! — сказал шеф, откидываясь на сиденье.

— К черту… — я неловко полезла наружу: каким образом эти дамы в фильмах элегантно выскальзывают из машин на своих длиннющих каблуках? Тут не знаешь, чем выходить вперед — сумкой, ногой или задницей. — В смысле, спасибо, что подвезли!

Он широко улыбнулся — едва ли не ярче ближнего фонаря.

— Не за что!

И действительно, оказалось не за что! Через три минуты, кипя от злости, я неслась вдоль непрерывного потока машин. Ну не заладилось с утра, так не заладилось! Мягкий шелест — рядом тормознула машина:

— Девушка, вас подвезти?

— Да пошел ты!.. — рявкнула я, не оборачиваясь.

— Я же с мирными намерениями, Наташа.

Чуть не споткнувшись, я резко остановилась. Перегнувшись через переднее сиденье, на меня смотрел шеф. Сзади сигналили.

— Что, свидание уже закончилось?

— Да. То есть…

— Садитесь, здесь нельзя останавливаться! Да садитесь же, вы совсем промокли!

С этим уж явно не поспоришь — и я вновь погрузилась в сиденье и в знакомый аромат. Шеф осторожно влился в поток машин и лишь после это поинтересовался — с неуместной, на мой взгляд, веселостью:

— Что, цветы не понравились?

Только сейчас заметив, что все еще сжимаю в руках увесистый букет в намокшем целлофане, я с силой швырнула его на заднее сиденье.

— Да провались они!

— Зря. — Мирно сказал шеф. — Симпатичные гвоздики.

— Представляю, как бы я таскалась с ними весь вечер!

— Из-за этого вы и ушли?

— Это вы во всем виноваты! — буркнула я, еще не остыв.

— Я? Что поздно вас привез?

— Нет. Что вообще привезли.

— Не понял?

— Первым делом он поинтересовался, на ком я приехала. Я сказала — подвезли. — Кто подвез? — Начальник. — И часто он вас подвозит? — я выразительно замолчала. Шеф начал похмыкивать.

— Я подумала — если он с первой минуты устраивает мне такой допрос, то что же будет дальше?

— Ну?

— Ну и послала его…

Шеф усмехнулся, качнув головой. А я, немного успокоившись, опять начала себя терзать: а может, зря? Ну, спросил человек, ну, интересно ему, что такого? Нет, но каким тоном! Словно жену неверную обличал.

— И правильно сделали! — вдруг сказал шеф. — Наши собственнические инстинкты нужно пресекать в корне!

Я глянула с неодобрением. Ситуация его явно забавляла. Продолжение оказалось неожиданным.

— Раз уж я во всем виноват, буду заглаживать свою вину. Если у вас нет больше никаких планов на вечер, может, сходим куда-нибудь?

Я уставилась на него, не веря своим ушам. Коротко глянув на меня, шеф хмыкнул:

— Не пугайтесь так. Я имел в виду кино. Видел афишу — идет один старый фильм, я бы сходил, да один не люблю.

Я созерцала его в благоговейном молчании. Никогда бы не подумала, что такие, как он, могут пригласить женщину в кино! Хотя какая я ему женщина? Подчиненная я ему. А он, похоже, подчиненных по полам не различает. Да и не в ресторан же ему меня вести — в моем-то костюме и осенних туфлях!

— Но если вы не любите старые фильмы… — начал он.

— Люблю, — быстро сказала я. Шеф кивнул и в третий раз за вечер развернул машину.

Тыщу лет не была в кино — это вам не в детстве, где мы бегали на утренний сеанс за десять копеек. И не в институте, когда, слиняв с “пары”, смотрели фестивальные фильмы, на которые чуть ли не за неделю покупали билеты. Кинотеатры-гиганты пустовали, выживая за счет баров, ларьков, дискотек…

Шеф доставил нас в маленький обшарпанный зальчик с откидными сиденьями, где сидела пара-тройка укрывшихся от дождя бедолаг. Пресек мою вялую попытку заплатить за себя: “Компенсация морального ущерба”. Я со стуком опустила сиденье, повесила капавший зонт на обломанную ручку кресла, села, вытянув ноги в промокших туфлях — из картона их делают, что ли? Шеф сел рядом, задев меня коленом, тут же отодвинул ногу, огляделся, ероша влажные волосы. Свет начал гаснуть — я с детства любила смотреть, как медленно, словно остывая, тают матовые светильники…

Едва начались титры, я навалилась на стоявшее впереди сиденье — прошли те времена, когда впереди сидящих просили отодвинуться. Фильм был еще черно-белым, музыкальным, веселым и добрым…

— Ох, хорошо! — сказала я с чувством, оглядываясь. Шеф смотрел на меня так, точно сам придумал и снял этот фильм. Зрители, негромко переговариваясь, тянулись к выходу. Я вновь загрузилась сумками и зонтиком, поплелась вслед за шефом, потирая занемевшую от долгого сидения поясницу. Сразу продрогла до костей: ветер небрежно швырял в лицо моросью, со скрипом раскачивал древний фонарь и выдувал из берегов лужи. Я поспешно нырнула в машину, шевеля пальцами в непросохших туфлях. Шеф поглядел и включил печку.

— Холодно. Вы далеко живете?

— Ну-у… — протянула я, прикидывая, далеко ли по его понятиям кварталов десять отсюда.

— Адрес, адрес, — сказал он нетерпеливо. Взглянув на часы, я поняла, почему: был уже двенадцатый, он потратил на меня целый вечер.

Мы опять молчали, но, по крайней мере, с моей стороны, это было умиротворенным молчанием: ТАК я давно вечера не проводила. Каждый знакомый мужчина от меня что-то требовал: внимания ли, постели, будущих ли встреч, стараясь дать взамен как можно меньше…

“Мерс” тормознул у подъезда, я кивнула: “Спасибо”, и увидела, что шеф отстегивает свой ремень безопасности. Должно быть, он уловил озадаченность на моем лице, потому что сказал с расстановкой:

— Провожу вас до квартиры. Не доверяю я этим подъездам.

Я в очередной раз десантировалась из машины, шеф вручил мне забытый букет и первым пошел к подъезду. Я брела следом, в красках представляя, что нас ожидает: кодовый замок вырван, выкрученные лампочки, мусор, запах мочи или еще чего… Шеф наверняка живет в элитном доме с охраной или вообще в каком-нибудь особняке. Он приостановился у дверей, достал и зажег пальчиковый фонарик и перешагнул через порог. Я шла следом, радуясь, что не надо бежать опрометью, вжав голову в плечи — пусть мужчина первым принимает удар. Так, лифт, конечно, уже отключили.

— Четвертый этаж… — извиняюще сказала я. Мы молча зашагали наверх. И когда добрались до двери, я уже вполне созрела для раздумий: должна ли я пригласить его на чашечку кофе? И если да — с какими последствиями? Я вставила ключ в освещенный фонариком замок, и шеф сказал:

— Спокойной ночи, Наташа.

— Спокойной ночи, Глеб Анатольевич, — отозвалась я с облегчением, смешанным с раздражением: мог бы, в конце концов, и что-нибудь предпринять…

Через минуту я с ужасом созерцала себя в зеркало — какое счастье, что он не вошел! От прически — одни воспоминания, тушь становится водостойкой только когда пытаешься ее смыть, красный от холода нос… Вспомнив неудавшееся свидание, зевнула себе в лицо: обычно я целый вечер анализировала, что же я сделала не так, и ложилась спать с сознанием своей полной никчемности. Сейчас же бодро отправилась в ванну, чувствуя себя славно, хоть и странно. То ли ему и впрямь не с кем было пойти, то ли… Стоп, стоп, стоп! Человек хотел сходить в кино, а тут подвернулась ты, да еще это придурошное свидание… И вообще, мужчина, которому нравится женщина, ведет себя не так; мы с ним весь вечер даже не разговаривали, разве что выяснили, что обоим нравятся старые фильмы. И все. И не придумывай больше ничего, Бога ради! Не восемнадцатилетка, пора и мозги иметь! И вообще — спать, спать, спать…

Конечно, я опять опоздала. Влетела в кабинет, на ходу отряхивая мокрый плащ и мотая мокрой головой:

— Привет, я…

— Доброе утро, — сказал Глеб Анатольевич. Он сидел на краю буровского стола и спокойно разглядывал меня ясными серыми глазами: уж он-то не открывал их в последний момент, не умывался наполовину и не скакал галопом, опаздывая безнадежно.

— Извините, — выдавила я, — я… у меня…

— Автобус из-под носа ушел, — сочувственно подсказал шеф.

— Я… да.

— Рад, что вы все-таки добрались до своего рабочего места, — продолжал он так же учтиво. — Похоже, это вам удается с большим трудом все то время, что вы здесь работаете.

Похоже, меня сейчас будут немножечко увольнять… Сколько раз зарекалась валяться в постели после звонка будильника! Все смотрели на меня: тетки с испугом, Буров — с интересом, начальник — выжидающе. Я молча стояла в луже воды, сжимая в руках сломанный зонтик. Шеф вполне удовлетворился моим жалким видом. Бросив на ходу:

— Сергей Дмитрич, разберись, — он подчеркнуто тщательно обошел меня и скрылся за дверью.

— Как скажешь, Глеб Анатольевич! — отозвался Буров и показал мне кулак. Я вяло отмахнулась, проходя за свой стол.

— Н-да… — сказала Нина Дмитриевна.

— Ой, ну как же ты так! — причитала Таня. Я усиленно выдвигала и задвигала ящики стола, сдерживая слезы. С понедельника начнешь…

В этот день я вкалывала, не поднимая головы, пока Буров не поднес часы к моему лицу и не постучал по ним пальцем.

— Не хочу, — мрачно сказала я.

— Да ладно, пошли поедим, — Галочка присела на угол стола. — Чего себя голодом морить! Лучше скажи, как твое свидание?

— Да никак, — мрачно сказала я. — Приехала, а он…

И прикусила язык. Одно за другим — и вытянется, что мы целый вечер провели вместе с шефом. Скорее, конечно, вместе с фильмом, но наши тетки сделают далеко идущие выводы и разнесут это по всей конторе. А не был ли этот утренний разнос своего рода упреждением — дружба-дружбой, а служба… и вообще, забудь о том глупом вечере и не представляй себе черте че… А я и не представляла.

Почти.

— Ну и что? — спросила Галочка.

— Ну и уехала.

— Не пришел? — ахнула Таня. — Вот скотина!

— Ну уж сразу — скотина! — вступилась Нина Дмитриевна. — Может, у человека что случилось.

— Ну да, понос, — скептически сказала Галочка. — Не горюй, лучше тебе найдем.

— Благодарю, — буркнула я. — Мне, похоже, уже нужен перерыв.

— Перервись на меня, — готовно предложил Буров.

— П-фу… Иди, а? После тебя меня уже ничем не откачаешь.

Буров был гением и пьяницей. Или пьяным гением. С утра он обычно болел с похмелья, в обед где-то принимал и, распространяя вокруг благоуханные пары, начинал творить. Он кидал идеи и сочинял программы, которые потом мы, серые, доводили до ума и продажной кондиции. Если бы Буров не пил, он бы давно родил свою собственную фирму по программному обеспечению и, наверняка, возглавлял бы ее где-нибудь за рубежом нашей великой и могучей… А так — сидел в нашем провинциальном городе, тихо спиваясь, и не терял работу только благодаря своему таланту и Глебу. Шеф, вообще не терпящий на работе никакой выпивки, относился снисходительно к вечно полупьяной буровской физиономии, а однажды даже сам изволил доставлять евонное бездыханное тело домой — правда, с тех пор мы своего начальника отдела в таком состоянии не видели. Говорят, были они по жизни большими друзьями и даже воевали где-то вместе — на Кавказе, что ли…

Правду сказать, сначала стойку на Бурова я сделала — да и кто бы не сделал? Красавец мужик, разведенный, умница и не зануда. Но быстро поняла, что на роль жертвы — спасительницы не гожусь, да и в то, что можно переделать взрослого человека против его желания уже не верю. А Буров желал быть пьяным и жить так, как он жил, и Бог ему в помощь…

Обедать меня все-таки уволокли. Когда в обычном обожранном состоянии я вернулась из столовой, притомившийся в ожидании компьютер выдал неожиданный глюк. Некоторое время я тупо созерцала упакованный ящик, явившийся мне на экране, попыталась выйти и после третьей неудачи завопила:

— Ты, гений, чего это ты тут мне нагородил?

— Я? — удивился Буров очень натурально. Я подозрительно поглядела на его недоуменную физиономию.

— Ух ты! — восхитился Буров, наваливаясь мне на плечо. — Экие тут тебе шкатулочки подкидывают! А если вот так? Нет… А если мы так?

Пальцы Бурова летали по клавиатуре, компьютер невинно попискивал и подмигивал, в левое ухо мне уже дышала Таня.

— Добрый день, — сказали сзади. Таня немедленно вспорхнула с моего плеча, что дало больший оперативный простор Бурову: он чуть ли не улегся мне на спину, то и дело норовя въехать в глаз локтем.

— Что-то не получается? — поинтересовался шеф.

— Нет, у меня… — полузадушено начала я.

— Кто-то подкинул нашей девочке задачку! — объяснил Буров. Глаза его азартно светились. — Вот мы голову и ломаем!

Шеф наклонился, я испугалась, что и он уляжется на мое плечо. Некоторое время молча созерцал экран. Сказал через паузу:

— Н-да, любопытно. Кому это подкинули?

— Наталье.

— А ты тогда здесь при чем?

Буров, наконец, оторвался от экрана и поглядел на него.

— Ну классная задачка! И почерк незнакомый.

— Пакет по “Метснабу” готов? — отсутствующе спросил шеф. Буров фыркнул и неохотно слез с моего плеча.

— Сейчас покажу.

Глеб стоял рядом, постукивая пальцами по столу. Я осторожно потянула носом: интересно, у него новый одеколон или я его только сейчас заметила?

— Глеб Анатолич, — позвал Буров. — Так будешь смотреть или нет?

— Сейчас, — шеф чего-то сделал, и ребус, наконец, убрался с экрана. Мельком взглянул на меня. — Советую разгадывать загадки не в рабочее время.

— Да я вообще не собираюсь ничего разгадывать, — проворчала я.

— Конечно-конечно. Вам же некогда — на работе у вас на уме только работа, а вечером…

— О, черт! — я подпрыгнула с досады. — Я же должна была позвонить! Теперь он решит, что мне не понравился!

— А он вам понравился? — поинтересовался шеф.

— Это такой беленький? — спросила Галочка.

— Это у которого “тойота”? — уточнила Нина Дмитриевна. Сергей выглянул из-за компьютера.

— А ты сама-то в них не путаешься?

— Не путаюсь. Нет, у него “ниссан”. И вовсе он не беленький. Скорее… — я машинально взглянула на шефа, — темно-русый.

— Ну ничего, надо, сам дозвонится, — утешала Нина Дмитриевна.

— Ну да, а вдруг у него комплексы? Или самолюбие?

С каждой секундой я расстраивалась все больше — вскоре Борис, не произведший на меня особого впечатления, уже представлялся чуть ли не мужчиной моей мечты.

— Ну и зачем тебе мужик с комплексами? — вопросил Буров. — Мы тебе без комплексов найдем.

— А вы бы позвонили женщине, если б она вам не позвонила? — заинтересовалась Галочка, положив точеный подбородок на скрещенные руки.

Буров подмигнул.

— Зависит от женщины! Вот тебе — непременно бы!

— Ну-ну, — сказала я. — А насчет меня еще бы подумал?

— Ну-у-у… — сказал Буров.

— Спасибо, родной, — сказала я.

Галочка устремила свои ясные глазки на шефа.

— А вы, Глеб Анатольевич?

— Что? — переспросил он, поворачиваясь к ней. Похоже, пытался выиграть время.

— Вы бы позвонили, если б она не позвонила, как обещала? — бесхитростно допрашивала Галочка. Глеб уставился на нее в затруднении.

— Как сказал Сергей, все зависит от женщины.

— Нет, а вот конкретно Наталье?

Я бы лягнула ее, будь она в пределах досягаемости, а так только могла сверлить ее свирепым взглядом.

Глеб Анатольевич скользнул взглядом над моей головой.

— Смотря что она обещала…

— И вам спасибо, — пробормотала я.

— А что надо пообещать, чтобы вы позвонили? — поинтересовалась Галочка. Планы на будущее строит? С третьим мужем еще и года не живет, а туда же… Я поглядела на сотрудников — они все глазели на Глеба в ожидании ответа. Складывалось впечатление, что наш отдел в полном составе решил соблазнить собственного шефа. Даже Буров.

Глеб Анатольевич посмотрел на меня и неожиданно улыбнулся. От глаз побежали симпатичные морщинки.

— Все выясняется опытным путем.

Прозвучало это… как-то поощряюще. Словно он предлагал мне попробовать.

— Ну ладно, — сказал Буров, вставая и потягиваясь. — Вы тут проводите опыты, а у нас рабочий день закончен, господин начальник.

— Ох, и правда! — спохватилась Нина Дмитриевна, поспешно увешиваясь сумками.

Галочка рассчитано медленно поднялась, разглаживая и без того натянутую на бедрах юбку, потянулась через стол, доставая мини-сумочку. Улыбнулась:

— До свидания, Глеб Анатольевич.

— До завтра.

Суматошно побросав все нужное и ненужное в сумку, я бросилась вслед за ними, чтобы не остаться с шефом один на один в лифте. И тут же споткнулась за порог — хорошо, Глеб подхватил под локоть.

— Осторожно, Наташа…

— Спасибо, — пробормотала я, вылетая в дверь. И конечно, не успела. В гробовом молчании мы дождались лифта. В мертвящем съехали вниз. О, черт, парализует он меня, что ли?

На остановке переминалась группа безлошадных. Сергей при виде нас начал грузно усаживаться в свой “форд”. У меня сложилось впечатление, что он специально задержался — посмотреть, когда мы выйдем.

— Пока! — бодро крикнул он в ответ на мою гнусную гримасу.

Я приостановилась, пережидая склонившегося у дверцы шефа.

— Вас подвезти? — мельком спросил он.

Подумал, я специально остановилась…

— Нет, — поспешно сказала я.

Он кивнул, нисколько не огорчившись.

— Тогда до свидания.

— До свидания.

Я сходу накинулась на Галку.

— Ты что, совсем?

— А что? — удивилась она.

— Хочешь что узнать про Глеба, узнавай сама, нечего меня подставлять! Еще подумает, что я тебя науськиваю!

— Да ну! — махнула рукой Галочка. — Не клюнет он на тебя, не бойся!

Ах ты… Не успела я и рта раскрыть, как подошел автобус, и мы вперегонки бросились занимать места. Мне, конечно, не хватило. Я со вздохом приклеилась к стойке в хвосте автобуса, уставившись в грязное заднее стекло. Могла бы, между прочим, ехать в “мерседесе” на мягком сиденье и поплевывать на общественный транспорт. Мозгов, понимаете, у меня всегда было маловато…

Купив пиццу, я добралась до дому в преотвратном настроении. Сбросила мокрые туфли и, поджимая озябшие пальцы, доплелась до кухни. Отсутствующе глядя в окно, разогрела пиццу, съела половину, запивая чаем. А ведь она права — не клюнет. Ни он, ни другой мало-мальски стоящий мужик. Нет во мне этого… Галочка вон при виде мужика включается, как лампочка, и на этот манящий свет летят все мотыльки-мужчины — только выбирай… А я все суетюсь, суетюсь… Плюнуть, что ли, на все, да завести кота, как вон Женька Ягунова? Скоро сорок лет, а живет — не тужит…

Рухнула на диван, машинально включая телевизор и нашаривая валявшуюся на полу книжку. Дамская серия. Что смешно — понимаешь, что в жизни такого не бывает, а читаешь взахлеб. Может, потому и взахлеб? Женские сказки… Я уже увлеклась описанием любовной сцены между графом и невинной, но страстной крестьяночкой, как зазвонил телефон. Щелкнул автоответчик и сказал весело:

— Привет, если ты дома. Я тут недалеко, дай, думаю, зайду…

Андрей. Знакомы мы года два, но встречаемся раз в месяц. Такой роман у нас — вялотекущий. Как шизофрения. Никаких претензий, никаких обязательств, полная свобода — и скукота… Я поглядела на часы — еще не поздно — и потянулась за трубкой.

— Заходи уж… граф.

Часа через два я, зевая, стояла у дверей. Андрей натягивал ботинки. Я сонно разглядывала его затылок — лысеешь, парень, а все по бабам… Ладно, хоть вина догадался принести вместо своего любимого пива.

— Ну что… — сказал он, выпрямляясь. Зазвонил телефон.

— Сейчас, — бросила я. — Погоди.

— Наташа, — сказала трубка и замолчала.

— А? — я попыталась сообразить, чей это такой знакомый голос.

— Это Пахомов, — сказал он и снова замолчал, давая мне переварить информацию.

Я судорожно перехватила трубку. Конечно, по телефону с шефом мы еще не разговаривали…

— Да, Глеб Анатольевич. Что случилось?

— Ничего. Просто я сегодня копался в машине и нашел вашу записную книжку…

Я мысленно застонала: там такие записи!..

— Я подумал, может, она вам нужна, — так же неторопливо продолжал он, — а так как мне все равно надо было заехать по соседству… Вам занести?

— Так вы здесь?

— Внизу. Звоню из машины.

Я открыла и закрыла рот. Не услышав ответа, шеф продолжил:

— Если это неудобно, возьмете завтра. Просто там все телефоны, я подумал, они вам могут понадобиться.

Вот черт! Он все-таки ее просматривал! Тогда чем раньше заберу, тем будет лучше.

— Хорошо, — сказала я обречено. — Поднимайтесь. Только подождите минутку. Я оденусь.

Бросив трубку, я суматошно кинулась убирать постель, открывать форточку, надевать халат поприличнее. Хорошо, хоть душ успела принять… Только увидев, как Андрей с любопытством заглядывает в комнату, спохватилась:

— Ох, блин, совсем забыла!

— Ну я пошел? — спросил он, не двигаясь с места.

— Да-да, иди!

— Я завтра позвоню, — сказал он, зная, что не позвонит.

— Да-да, позвони, — согласилась я, зная, что не позвонит.

— Это кто к тебе сейчас?

— Ты не знаешь. По делу.

— Ну-ну, — сказал он, глядя на меня во все глаза. — Мы у тебя что, по конвейеру?

— Слушай, иди, а? Пока!

— Пока. Занимайся своими… делами.

Он чмокнул меня в щеку, открыл дверь — и столкнулся нос к носу с шефом. Тот, опешив, не сразу посторонился. Андрей кивнул ему, бросив оценивающий взгляд, и, видно, что-то там углядев, обернулся ко мне с нежным:

— До встречи, малыш!

— Пока-пока. Заходите, Глеб Анатольевич.

Он снова помедлил, прежде чем переступить порог.

— Я не хотел вам мешать.

— Вы и не помешали. — Он наверняка решил, что после его звонка я спешно выставила мужика за дверь. — Он все равно уже уходил.

— Вот ваша книжка.

— Спасибо, — я сунула злополучную книжку под мышку.

— Неудобно получилось, — сказал он, глядя поверх моей головы. — Вы говорили, у вас свободный вечер.

— Да я и не ждала никого, — под его спокойным взглядом я вдруг почувствовала себя чуть ли не последней шлюхой.

— Что ж, спокойной ночи, — он взялся за ручку двери, и я неожиданно выпалила:

— Хотите кофе?

Он помедлил, но все же обернулся.

— Если еще не слишком поздно…

Помнится, я сегодня собиралась лечь спать пораньше…

— Не слишком. Вот сюда плащ. Проходите на кухню, я сейчас.

Я бросилась в комнату, глубоко вздохнула. Ну нет, сюда я его не поведу. Здесь пахло сексом. Мельком глянула в зеркало и ужаснулась: волосы дыбом, щеки горят… Поправила волосы и заметила, как дрожат руки. Черт, черт, черт, зачем я его оставила?

Шеф стоял у окна. Что он там видит, кроме дождя и огней дома напротив?

— Присаживайтесь.

Он послушался наполовину: прислонился к подоконнику.

— Уютно у вас.

Я попыталась взглянуть на кухню его глазами. Не больше конуры, ремонт требуется уже лет пять подряд, плита не почищена, в раковине — грязные тарелки.

— Да уж, — согласилась я. — Хозяйка я хоть куда.

— Кофеварку я включил, — сказал он буднично. — Где у вас кофе?

Я потянулась к шкафчику.

— А вы какой любите?

— У вас большой выбор?

— Целых два. Арабика и… зеленая арабика.

— Лучше первый.

Я остро ощущала его присутствие. Не был Глеб особо крупным мужчиной, но в кухне почему-то стало очень тесно.

— Сыр? Бутерброд?

— Сыр, если можно.

Глеб посторонился, чтобы я могла открыть холодильник. Украдкой соскребла плесень и нарезала сыр фигурным ножом. Заварила кофе, передала чашку с блюдцем шефу.

— Спасибо.

Садиться я тоже не стала. Прислонилась спиной к кухонному столу. Кофе был еще тот. Да и посетитель… Теперь он смотрел в пол. В судорожном молчании мы допили кофе. Глеб тут же поставил чашку.

— Спасибо, очень вкусно.

Хоть бы тень сарказма! Я с облегчением поплелась за ним в коридор, молча наблюдая, как он надевает плащ. Коротко глянул на меня.

— Спокойной ночи.

— Спокойной.

Я закрыла дверь, поглядела на нее и сказала с чувством:

— Ох, и дура!

Вяло попивая кофе, я прослушала программу “Ваша безопасность”, обучающую, как без риска для жизни войти и выйти из собственной квартиры. По утрам очень бодрит, знаете ли…

Чувствуя себя дряхлой развалиной, сунула ноги в засохшие туфли. С опаской осмотрела колготки — не появилась ли где “стрелка” — потерла замызганный плащ. Да ладно, кто меня в такой темноте увидит! И с мрачной решимостью распахнув дверь, ступила во мрак подъезда.

— Ведьмина погода! — сказала я с чувством, швыряя на стол зонтик. — Доброе утро!

Буров при виде меня схватился за сердце.

— Гос-споди! Ты! Почти вовремя!

— Привет-привет, — сказала Галочка, продолжая подкрашивать глаза.

— Наташ, глянь, — озабоченно сказала Таня. — Вчера весь вечер с Игорюхой решали. Может, в учебнике опечатка?

— У меня с утра мозги не варят.

— А они вообще когда-нибудь у тебя варили?

— Заткнись, а?

— Чего такая нервная? Сразу видно, весь вечер одна дома просидела!

— Ну уж не весь, — пробормотала я, здороваясь со своим “сереньким”. — Так, забегал кое-кто…

— Значит, не пропал вечерок?

Я посмотрела косо — в невинном на первый взгляд вопросе чудился некий подтекст — уж не созваниваются ли друзья на ночь глядя?

— Что ты привязался? Да, хороший был вечер! Да, не пропал! Да, от счастья просто на стенку лезу! Что тебе еще надо знать?

— Да нет, уже все выяснили, — сказали за моей спиной. И долго он стоит здесь, глядя на меня сверху вниз своим спокойно-снисходительным взглядом? И что из сказанного он примет на свой счет?

— Здрас-сте…

— Здравствуйте-здравствуйте. Ну, раз вы так хорошо отдохнули, вы и работать будете так же плодотворно. Заказ должен быть выполнен к концу недели.

— Хорошо, Глеб Анатольевич, — сказала я, метнув взгляд на Бурова — тот с невиданным усердием молотил по клавиатуре.

— Разрешите… — из-за моего плеча явилась рука шефа, коснулась клавиш легким, почти ласкающим движением. Откинувшись на спинку, я поглядела на его сильные пальцы, просто летающие по клавиатуре. Исподлобья скользнула взглядом по рукаву костюма, по твердому плечу, классическому галстуку, гладко выбритому подбородку, чуть впалой щеке, носу с обнаружившейся легкой горбинкой, еле заметной язвительной морщинке в углу рта, слегка сощуренным глазам — серым или синим? — и…

— Поня-ятно… — слегка врастяжку сказал Глеб, и, вздрогнув, я поспешно перевела взгляд на экран. Заметил ли он, что я его рассматривала? Оказывается, шеф контролировал мою работу. И, похоже, остался этой работой не слишком доволен.

— Продолжайте, — сказал он, скользнув взглядом поверх моей головы, и отошел к своему драгоценному Бурову.

Можно подумать, брошу на полпути! И чего привязался? Хоть бы для приличия других проверил — вон, трудятся, не покладая рук! Так, бурча про себя, я погрузилась с головой в увлекательную программу под названием “Бухучет”.

— Наташ, тебя!

Потирая занемевшую шею, я дотянулась до телефона. Дима. Дима? А, познакомились у Марины, двадцать пять процентов алиментов, брюнет, произвел приятное впечатление, взял номер телефона и, как водится, пропал. Я, значит, не произвела. А теперь, значит, вспомнил и безо всяких объяснений и извинений приглашал меня на вечеринку. Что нести? Себя, себя, конечно, вы самый — лучший подарок. “ Подарок” похмыкал, погмыкал и нехотя — очень нехотя — согласился.

Я положила трубку. Нина Дмитриевна, уже давно делавшая мне призывные знаки, уставилась на меня, как на приговоренную.

— К начальнику…

Я съежилась. Отдел следил за мной с любопытством и опаской. Торопливо причесываясь и подкрашиваясь, я попыталась вспомнить все свои грехи и сбилась со счету.

— Ни пуха ни пера! — сказал Буров, не сводя глаз с экрана.

— К черту! — прошипела я, хлопая дверью.

Лифт, похоже, разгоняется в течение дня — утром, когда я опаздываю, еле плетется, а сейчас и вздохнуть не успела, как очутилась в приемной.

Высокая эффектная секретарша, уже перевесившая плащ через руку, нетерпеливо щелкала замком сумочки. Сказала раздраженно:

— Наконец-то!

Нажав кнопку, сообщила волшебно переменившимся голосом:

— Васильева пришла, Глеб Анатольевич!

— Пусть войдет. Можете идти, Лена.

— До завтра, Глеб Анатольевич.

И, небрежно ткнув пальцем в дверь, пронеслась мимо, едва не хлестнув меня полой плаща. До свиданья, милое созданье, подумала я кисло и посмотрела на дверь. Она открылась.

— Ну что вы? — нетерпеливо спросил шеф. — Входите.

Неохотно переставляя ноги, я забрела вслед за ним. Остановившись у кресла, он энергично надевал пиджак.

— Садитесь! — бросил через плечо.

…Я присаживаюсь на край стола, мои голые коленки на уровне его лица, тушу длинную сигарету в привезенной неведомо откуда пепельнице и говорю тягучим голосом: “ Милый мой…”

Воображение меня всегда губило. Я поспешно сморгнула. Глеб смотрел на меня в ожидании. Я обнаружила, что изо всех сил вцепилась в свою сумку, представила, какой у меня сиротский вид и неожиданно разозлилась. Промаршировала к столу и села в кресло — нога на ногу. Присев на широкий подоконник, шеф снял очки в тонкой оправе и потер переносицу. Когда он отнял руку, глаза его были прицельно-острыми, и я невольно опустила ноги по стойке смирно. Скорее всего он носил очки не по необходимости, а из желания придать своему резкому лицу побольше интеллигентности.

Глеб смотрел на меня так долго, что я превратилась в бездыханную лягушку: то ли думает, как меня лучше препарировать, то ли вообще о своем замечтался. Я осмелилась шевельнуть пальцем, и, похоже, это его разбудило: он открыл рот и произнес совсем не то, что я ожидала.

Он сказал:

— Что вы делаете сегодня вечером?

На какой-то дикий миг почудилось, что мне собираются назначить свидание. Он поспешил вернуть меня к нормальному мироощущению.

— Вы можете оказать мне большую услугу.

Я сидела, проглотив язык. Похоже, Дима сегодня отпадает. Не мог, что ли, Бурова попросить просчитать? Он уже устал ждать ответа, когда я, наконец, обречено осведомилась:

— А что надо сделать?

— Составить мне компанию.

Еще одно кино? Начальник оторвал сухопарый зад от подоконника и непринужденно уселся на угол стола, покачивая ногой.

— П-пожалуйста…

Он поднял ровные брови.

— Вы так уверены, что я не предложу вам ничего неприличного?

— А… э… ну, я на это надеюсь.

Не успела я договорить, как поняла, что фраза прозвучала двусмысленно. К счастью, слегка улыбнувшийся шеф не стал углубляться.

— У моей мамы сегодня день рождения.

— Поздравляю!

— Спасибо. Вечер ожидается сугубо семейный: родственники, всякие там пары с детьми. И я.

Он сделал паузу, а я уже прикидывала — не собирается ли он проконсультироваться насчет подарка. Понятия не имею, чему обрадуется мать состоятельного джентльмена.

— Ну вы знаете родителей, как всегда начинают: “А ты опять один? Сколько ж можно? Не пора ли остепениться?”

Я сочувствующе кивнула: любимая песня моей мамы.

— Я, естественно, завожусь, мама расстраивается, праздник испорчен… Так что — выручите, составьте мне компанию на сегодняшний вечер!

Я продолжала машинально кивать и только потом, расслышав, оцепенела:

— Что?! Я? — спросила с ужасом.

Шеф непривычно — словно неуверенно — улыбнулся.

— А что вы так испугались? Уверяю вас, мои родственники — вполне приличные люди. Большинство не кусается.

— Да я и не сомневалась! Но я…

— Заняты? Вы не можете перенести вашу встречу на другой день? Вы меня очень обяжете.

— Но почему я? У вас же куча знакомых женщин, я думаю, любая с радостью…

Он смотрел на меня с живым интересом:

— Куча женщин? С чего вы взяли?

Вот ненормальный! Другой мужик на его месте немедленно бы поддержал мои слова или начал отнекиваться с таким видом, который только подтверждал обратное.

— Ну… вы такой… — я повертела в воздухе рукой. — Интересный мужчина. И вполне… э-э… респектабельный.

— А что для женщин главное? — осведомился он. — Моя интересная внешность или мой… э-э… кошелек?

— Как для кого, наверное.

— А для вас?

Я беспомощно хлопала ресницами — что я могла ему сказать? Что начальников как мужчин не воспринимаю ввиду полной безнадежности, а содержимое его кошелька меня интересует чисто теоретически, как гимнастика для ума — за какое время я могла бы его потратить?

Шеф сжалился:

— Впрочем, не важно. Едем прямо сейчас, по дороге надо успеть купить подарок.

— Сейчас? — с ужасом спросила я, забыв осведомиться, когда это я успела дать согласие. — Но я же не одета…

— А я и не заметил, что вы голая!

Он подхватил меня под локоть, снимая с кресла, как пушинку с рукава. Я полетела рядом, растерянно слушая его уговоры:

— Выглядите вы вполне адекватно. Я тоже не буду переодеваться.

Я кинула косой взгляд — как будто это ему было надо! Он перехватил мой взгляд и, неправильно его истолковав, на ходу расслабил и стянул галстук. Сунул его в карман пиджака, расстегнул воротник рубашки.

— Нормально?

— Д-да… — я уселась в машину, с тоской разглаживая юбку… пятно вот… и голову бы помыть… И вообще.

Шеф сел за руль, увидел, как я тоскливо пялюсь в зеркало. Бодро отрапортовал:

— Помада не съедена, тушь не размазалась, румяна в пределах нормы!

— Интересно, когда вы это только успели заметить, — проворчала я.

— Я вообще замечательный! — охотно согласился шеф.

— Ну да, сам себе рекламу не сделаешь, никто не заметит…

Глеб мельком глянул на меня.

— Ну вы же не замечаете.

Что-то он разошелся. Настроение хорошее? И что я его родственникам должна говорить?

— Какая у нас легенда? — как профессиональный подпольщик осведомилась я.

Шеф пожал плечами.

— Наша сила — в правде. Мы вместе работаем…

— И все? — уточнила я.

— Остальное само собой разумеется. Я здоровый взрослый мужчина с нормальной ориентацией…

Я, как всегда, блеснула своим остроумием. Теперь самое время заткнуться, потому что на язык так и просилось: ”А докажите!” Можно ведь было совершенно спокойно и убедительно объяснить, что я на такую ответственную роль не гожусь и скорее испорчу, чем подниму настроение несчастной старушке, наконец дождавшейся заветной кандидатки в снохи…

Шеф вытолкнул меня из-за своей спины, за которой я безуспешно пыталась скрыться.

— Знакомься, мама, это Наташа.

— Здрассьте… — выдохнула я. Не была она никакой старухой — моложавая леди, очень ухоженная и хорошо одетая, выглядевшая лет на сорок с небольшим, хотя даже по самым приблизительным расчетам было ей не меньше полтинника с хорошим гаком.

— Добрый вечер, Наташенька, — сказала она приветливо. — Проходите-проходите, вы совсем замерзли. Ужасная погода, правда?

Направляемая ладонью Глеба, я настороженно, как в тыл врага, проникла в глубины квартиры. Старого типа, очень просторная, евро-отремонтирована… Мы были последними, и Ольга Викторовна немедленно начала загонять всех за стол. Похоже, нас собирались усадить поближе, но шеф вовремя просек ее маневры, и мы удрали на другой конец стола. Теперь справа у меня был Глеб, за которым я всегда могла укрыться, а слева пожилой мужик, отнесшийся к моему появлению благосклонно, но без особого любопытства. Родственники были разных возрастов, внешностей и комплекций. Я с облегчением убедилась, что большинство обходится без бриллиантов и прикидов “от Кардена”, и что день рожденья обещает быть традиционным — с долгими поздравлениями в стихах, обильным питьем и бесконечной едой.

Я уцепилась за высокий бокал с шампанским и поглядела вверх, на вставшего шефа.

— За тебя, родная! — сказал он просто.

Краткость — сестра таланта. Я махом опрокинула в себя бокал. В пустом желудке сразу потеплело. Шеф методично накладывал в мою тарелку горы салатов.

— Куда мне столько!

— Ешьте, от вас скоро одни глаза останутся!

Ну да, как у подвальной кошки… Салаты в тарелке не залеживались, тосты множились и длились, шеф раз за разом заполнял мой бокал, который я также автоматически осушала. Через некоторое время к моим “одним глазам” прибавился еще один живот — но зато какого размера!

— Потанцуем?

А что, уже время танцев? Я вытерла рот салфеткой и полезла из-за стола вслед за шефом. У Глеба Анатолича было, похоже, врожденное чувство ритма, и я с удовольствием двигалась вслед за его крепким — ни единой жиринки, позавидуешь! — телом. От него вкусно пахло, и я уже не пыталась придумать тему для разговоров — и без того было неплохо. Когда музыка, наконец, смолкла, я обнаружила, что бессовестно улеглась на широкую теплую грудь шефа, и что он нисколько против этого не возражает.

— Вы замечательно танцуете, — сказал он.

— А где тут у вас можно покурить? — отозвалась я совершенно в тему.

Он увел меня на кухню размером со всю мою квартиру, дал прикурить от газовой зажигалки.

— А вы?

Он пожал плечами, засунув руки в карманы.

— Бросил.

Я выдохнула дым в форточку — да здравствует здоровый образ жизни!

— Да я вообще-то тоже — так, под плохое настроение или под пьянку.

— А в данный момент?

— Нет, что вы, тут у вас хорошо! И родственники хорошие! Я даже не ожидала.

— Думали, будет что-то более ужасное? По мне судили? — засмеялся он, и я слегка на него загляделась — выпивка сделала его более раскованным и симпатичным.

— Нет, по вашему… э-э… положению…

Я не успела договорить, как поняла, что ляпнула что-то не то. Он кинул зажигалку на широкий подоконник.

— Вы хотели сказать — судя по моему кошельку?

Я растерялась — да откуда я знаю, что я хотела сказать? У меня и в трезвом-то виде язык мысли на пять километров обгоняет.

К счастью, в кухню впорхнула его юная мамаша. Окинула нас блестящим взглядом.

— Беседуете?

И непринужденно кинулась споласкивать тарелки. Глеб сморщился:

— Мам, ну зачем? Женщина с бюро…

— Все равно чужие руки! — перебила Ольга Викторовна. — Свои-то надежнее, правда, Наташа?

Я фыркнула:

— Ну не знаю! Были бы деньги — я бы с удовольствием кому-нибудь за мойку-уборку доплачивала!

Глеб подмигнул, засмеявшись:

— Что, мам, тест на идеальную сноху не прошел, а? Не пугайтесь, Наташа, она в каждой молодой женщине видит кандидатку мне в жены!

Ничуть не смутившись, мамаша, продолжая энергично греметь тарелками, кивнула:

— А что делать старухе-матери, когда такой великовозрастный оболтус не может сам найти себе половину!

— Ленится, — сообщила я доверительно. — Или не там ищет.

— Ну конечно! — подхватил шеф. — Куда мне до вашего опыта! Только что-то не вижу, чтобы он увенчался успехом!

— Зато я, по крайней мере, что-то пытаюсь сделать, — я щелчком выкинула сигарету в форточку. — А по вам это незаметно!

— Неужели?

Я поглядела на его мамашу: она стояла, погрузив руки в воду, и переводила глаза с сына на меня.

— Насколько я поняла, вы вместе работаете?

— Вернее, я работаю у Глеба Анатольевича, — официально сообщила я. — Уже почти год.

— И как он вам как начальник?

Глеб посмотрел на меня с веселым интересом:

— Мне выйти?

— Да ладно уж, оставайтесь, — протянула я, наслаждаясь минутной раско-ванностью, которую породили то ли шампанское, то ли праздник, то ли необыч-ное поведение шефа. — Ну что сказать… видела я начальников и похуже.

— Вы просто не представляете, как мне не хватало вашей щедрой похвалы!

— Рада доставить вам удовольствие. Теперь ваша очередь.

— Моя?

— Ну да, похвалить подчиненную! Я же работаю у вас почти год! Могли вы составить обо мне какое-нибудь мнение?

Глеб демонстративно задумался. А я вдруг трезво подумала: какое, к черту, мнение? Фирма у него не одна, и знать и помнить всех своих служащих он вовсе не обязан. Другое дело, что в последнее время я с ним постоянно сталкиваюсь нос к носу — и все не в самом лучшем виде.

— Ну что я могу сказать… — протянул он, передразнивая меня. — Если бы вы не тратили столько сил и времени на устройство личной жизни…

— Советуете переключиться на карьеру? Думаете, мое положение на личном фронте настолько безнадежно?

— Я этого не говорил. Просто предлагаю вам немного расслабиться. Взять тайм-аут. Хотя бы на сегодняшний вечер.

Ну я и расслабилась — до такой степени, что к концу дня рождения была готова полюбить не только Глеба Анатолича и его законсервированную мамашу, но и прочих их друзей и родственников. Лишь твердая рука шефа удержала меня от попыток облобызать на прощание всех присутствующих. Я спускалась по лестнице, цепляясь обеими руками за перила — Глеб деликатно поддерживал меня за талию — и пела замечательно громко и душевно “Ой, мороз…” Ступени под ногами все время куда-то девались, отчего песня получалась еще задушевнее: “Ой, мороз… ох, мороз… блин, мороз…” Я пинком открыла дверь — в разгоряченное лицо ударили холодный ветер и дождь. Я с удовольствием по-ежилась и, широко шагнув с крыльца, до колен провалилась в какую-то канаву.

— Ух ты! — повернулась с восторгом, задирая полы плаща — с них текла вода. — Вот такая ванна!

И для полного счастья еще подпрыгнула, обрызгав до головы себя и шефа.

— Стойте! — сказал Глеб с ужасом. — Стойте, не двигайтесь, я подгоню ма-шину!

Я послушно осталась стоять в луже, запрокинув голову и ловя ртом дож-динки. Кайф!

Меня потянули за рукав, я увидела перед собой тихо урчащую машину. У нее были забрызганы фары, и я немедленно кинулась протирать их полами плаща — нельзя же ехать ночью с такими тусклыми фарами! Глеб с трудом отго-ворил меня, уверив, что мой плащ гораздо грязнее, чем его фары. Усадил меня, включил печку.

— Снимайте туфли. У вас ноги промокли.

Я немедленно стянула раскисшие туфли, подобрав под себя ноги, пожали-лась:

— И ведь больничный вы мне не заплатите…

Он закинул руку на спинку сиденья, оглянулся, сдавая назад.

— Замерзли?

— Не-а… — я широко, с поскуливанием зевнула. Голова кружилась и неумо-лимо склонялась припасть к его мужественному плечу. Я прижалась щекой к спинке сиденья и немедленно уснула. Я слышала шорох шин, толчки на неров-ной дороге, рев далекой сирены — и только сворачивалась поудобнее, кутаясь в плащ…

— Наташа… Наташа…

Я заворчала, просыпаясь. Моргая, огляделась — меня немедленно повело в сторону, и я ткнулась головой в стекло дверцы.

— Все нормально?

Я сглотнула, кивнула, спросонья и спьяну не соображая, где у него от-крывается дверь, Глеб молча помог, я вывалилась наружу, и меня тут же вы-рвало — чуть ли не на колеса машины. Я плевалась и рыдала, замечательный ужин и дорогое шампанское очутились на асфальте, а Глеб держал меня и молча подсовывал свой платок. Я ожесточенно вытирала лицо, размазывая пот, слезы, косметику, воду и ненавидела в этот момент и себя и его. А потом не осталось сил и для ненависти — на короткой дистанции от машины до подъезда меня вывернуло еще пару раз, и до квартиры я добралась, вися на Глебе.

Прислонив меня к стенке, шеф стянул мой плащ и дотащил до дивана. Я, тихо поскуливая, только шевелила глазами, наблюдая за ним. Комната ехала куда-то вправо и вниз, я поскорее зажмурилась, но тогда подо мной начинал кружиться диван. Что-то холодное легло на мой лоб — шеф приволок мокрое по-лотенце, профессионально вытер шею, лицо, руки. Я покорно вытягивала из одежды руки, потом ноги, потом на меня опустили одеяло, а вслед за ним — по-толок — и я опять перегнулась через диван в рвотной судороге. Предусмотри-тельный шеф, оказывается, успел поставить рядом тазик. С ним он и скрылся в ванной, а когда вновь объявился, заявил обвиняюще:

— У вас нет молока!

— У меня много чего нет… — пробормотала я, переворачиваясь на спину. Меня трясло. Через секунду я обнаружила его руку, трогающую мои ноги, и с не-доумением утянула их под одеяло.

— Холодные, как лед! — сказал шеф. — У вас есть носки? Шерстяные?

Я вяло отмахнулась, вновь проваливаясь в забытье. И проснулась, когда он начал натягивать на меня носки — и где нашел, сама второй месяц ищу… Я открыла глаза и с болезненным прищуром уставилась на шефа. Он был оза-бочен.

— Езжайте, а?

— Но вы…

— Что, в первый раз, что ли?

— Но…

— Да идите, мне без вас тошно!

Глеб помаялся еще, поглядывая то на меня, то на часы. Вздохнул и, стре-мительно повернувшись — у меня в глазах опять замельтешило — бросил на ходу:

— Выздоравливайте. Спокойной ночи.

Спокойной… ну сморозил!

Звонок дошел до меня не сразу. Я подняла тяжелую голову, во рту было сухо и гадко, все тело болело, словно меня черти всю ночь цепами молотили. За не задернутым окном было темно, но ощутимо серело… Глянув на часы, я толч-ком сбросила себя с дивана — в голове бултыхнулась пульсирующая боль — схва-тила развешанные на спинке кресла вещи. И только натянув колготки, обратила внимание на методично названивающий телефон. Торопливо застегивая пуговицы, я сверлила его злобным взглядом: люди и так опаздывают, а тут ты еще… Не выдержав, схватила и рявкнула в трубку:

— Ну!..

Тишина, потом осторожный голос:

— Наташа? Как самочувствие?

— Мое? — оторопело уточнила я.

— Ваше. Мое в порядке.

— Нормально…

— Я хотел сказать, что вы можете сегодня не приходить на работу. Отле-житесь.

Я уставилась на свои ноги. Колготки забрызганы до колен.

— Спасибо, Глеб Анатольевич. Я бы все равно не смогла придти…

Мой голос звучал так кротко, что шеф сразу насторожился:

— Почему?

— Потому что мои туфли остались у вас в машине.

Пауза.

— И что?

Я удивилась его тупости.

— А других у меня нет.

Пауза.

— Туфель?

— Туфель, — подтвердила я, не понимая причин его недоумения.

— Я привезу, — сказал Глеб задумчиво. — После работы. Отдыхайте.

— Бла-а-дарю вас-с… — сказала я в запикавшую трубку. Начала раздеваться обратно. Ага, наш шеф не привык иметь дело с женщинами, у которых всего одни туфли. У его подруг гардероб размером наверняка со всю мою одно-комнатную…

Я села, настороженно прислушиваясь к своим ощущениям. Так, можно двигаться. Можно даже дойти до двери — вон, звонок соловьем заливается. Не спрашивая, я распахнула дверь и хмуро уставилась на Бурова. Тот глядел на меня с интересом.

— Ну? — спросила я.

Видя, что впускать его не собираются, Буров протянул руку и потряс перед моим носом пакетом, как пропуском.

— Глеб Анатольевич изволили передать!

— Что?

— Туфли.

Я задумчиво приняла пакет, и Буров, воспользовавшись этим, проник в квартиру. Стал разуваться — я так расслабилась, что не пресекла его поползно-вения сразу.

— Кофием напоишь? — деловито спросил Буров. Я вяло отмахнулась, и, по-няв это как приглашение, он направился в кухню. Я поплелась следом, прижи-мая к груди пакет. Сиротливо села на табуретку, уныло разглядывая суетящегося Бурова — мне от такой активности снова делалось дурно. Буров, не обращая на меня внимания, мурлыкая, варил кофе. Я заглянула в пакет. Туфли покороби-лись и стали деревянными, хотя, похоже, их пытались намазать кремом. Даже в здравом уме и в твердой памяти я бы не смогла представить шефа, чистящего мои туфли… Я поставила драгоценную обувь на пол, на них — озябшие ноги. По-прежнему мурлыкавший Буров водрузил передо мной внушительную чашку кофе и, ухватив в лапы вторую, прислонился задом к подоконнику. Я осторожно понюхала кипяток — желудок промолчал, сделала осторожный глоток — живот бурк-нул, но выдержал.

— Глеб задерживается, — обыденно сообщил Буров.

Я моргнула.

— Где?

— Встреча у него какая-то…

— Ну?

— Задерживается, говорю.

— И что?

Буров посмотрел на меня, как на дуру, и пояснил:

— Просил передать.

— А, — сказала я.

Буров сделал задумчивый глоток и зашел с другой стороны.

— А где это он твои туфли нашел?

— У себя в машине, — брякнула я и почувствовала, что начинаю стремительно краснеть. Но Буров, на удивление, обошелся без комментариев.

— Глеб говорил, ты с похмелюги маешься. Я тут тебе молока, пива и сока притащил. Чем лечишься?

— Откуда я знаю? — огрызнулась я. — Я что, каждый день с перепоя? Это у тебя надо консультироваться!

Буров, похоже, обиделся, хоть я не сказала ничего, кроме правды. Сделал большой последний глоток, поставил чашку в раковину.

— Ладно. Я пошел.

Я повернулась на табуретке, наблюдая, как он обувается. Представила, что следом заявится шеф, и сказала жалобно:

— Буров, посиди, а?

Буров, продолжая втискивать ногу в ботинок, выпрямился, злорадно ух-мыльнулся:

— Э, нет, расхлебывай свои дела сама!

— Дела… — пробурчала я. — Были бы еще какие дела…

— Чего-чего?

— Ничего! Спасибо за заботу! Вали!

Коротко звякнул звонок. Буров застыл на одной ноге, вопросительно мотнул головой. Я обреченно отмахнулась, и Серега ловко щелкнул замком.

— А вот и Глеб Анатолич изволили прибыть!

Шеф поглядел на него, на меня и, не заходя, поинтересовался:

— Вы в порядке?

— В полном. Завтра буду как огурчик. Спасибо.

— Я пошел? — спросил Буров, и шеф кивнул.

— Погоди, я тоже. До завтра, Наташа.

— До свидания, — покивала я закрывшейся двери. Похоже, Глеб тоже пы-тается пресечь слухи… слухи о чем? О том, как я вчера славно надралась? Это же бабам полагается тащить и обихаживать перебравших мужиков, а тут — нате вам! Еще подумает, я алкашка… Или алкаши не болеют?

Прискакала Катька — самая оптимистичная из моих подруг. Из тех, у кого стакан всегда “наполовину полон”. Помахала передо мной пачкой таблеток.

— Звоню на работу, говорят, болеешь, а у тебя же, я знаю, ничего, кроме анальгина… Что, ноги промочила?

— Скорее уж горло… Кофе будешь? Свежий, Буров только что сварил.

— Ого, вы опять?.. — Катька с удовольствием плюхнулась на табурет, сверкая карими глазищами. Этакий живчик весом с центнер. Может, и мне набрать пуд-другой? Стану заядлой оптимисткой… Хотя нет, тогда встанет проблема по-худания.

— Никаких “опять”, сколько раз тебе говорить!

— Ну нет, так нет, — мирно согласилась Катерина. — А как у тебя с Олегом?

— Каким?

— Ну, каким-каким… мы тебя у Витьки знакомили. Он еще с Сашкой был. Ну, черненький такой… Адрес у тебя спрашивал.

Я, сморщившись, напряженно смотрела на подругу. Тряхнула головой, сказала печально:

— Не помню. Точно он сказал — надо брать тайм-аут!

— Кто сказал? Олег?

— Да какой Олег?

— Ну черненький!

— Это что, у него фамилия такая? Отстань! Это начальник.

— Что — начальник?

— Сказал.

Катька вытаращилась на меня.

— А какое ему дело до твоей личной жизни?

— Не знаю, — со вздохом признала я. — Наверное, никакого.

— Ну-ка, ну-ка… Колись, подруга, что там у тебя еще за начальник?

Я послушно раскололась. В моем пересказе все звучало еще нелепее, чем было. Катька молча смотрела на меня. Темные ее брови стояли восторженным “домиком”.

— Значит, так, — торжественно начала она. — Поправь меня, если я ошибаюсь. Первое — ведет тебя в кино. Второе — знакомит с мамой. Третье — укладывает тебя в постель. Немного не тот порядок, к которому мы с тобой привыкли, но все традиции соблюдены.

Я фыркнула:

— Отвали! Еще кофе будешь?

— Я-то думала, у тебя начальник какой-то старый пердун, а тут… Сколько ему лет, говоришь?

Я пожала плечами.

— До сорока…

— Не женат? И не был?

Я честно поднапрягла память.

— Буров разведен, и этот, вроде, тоже. Ну да, кто-то говорил, у него сын-подросток… Воскресный папаша.

— Вот! — Катька опять задрала бровь и палец. — Порядочный! О ребенке за-ботится!

— А неча было разводиться!

— Тьфу на тебя! Мало ли какие ситуации… И вообще, из кого в нашем с тобой почтенном возрасте ты собираешься выбирать? Алкаш тебе нужен? А хронический холостяк? Знаем-знаем, проходили! Остаются вдовцы и разведен-ные. Жены, сама понимаешь, как мухи не мрут, скорее, наоборот, мужик пошел хилый. Опять же войны, целый косяк в “голубизну” подался… И что нам остается? А? А ты еще нос воротишь от нормального, свободного, буквально готового мужика!

— Да ничего я не ворочу! — озлилась я. — Чего воротить-то? То есть, от чего?.. Тьфу, Катька, отстань! Вечно ты все напридумываешь…

— Как, говоришь, его зовут? — спросила Катька, не обращая на меня вни-мания.

— Глеб.

— Гле-еб… — с мечтательным придыхом протянула Катька. — И где он только такое имя взял?

— Мама с папой дали. Ну, Катька!

Она в изумлении воззрилась на меня.

— Нет, ты погляди — ей мужик буквально на тарелочке с голубой каемочкой, а она выкобенивается! И какой мужик!

— Да ты его в глаза не видела!

— Правильно, — мгновенно согласилась Катька. — Я на днях собиралась приехать к тебе на работу…

Я молча показала ей фигу.

— Ну вот! — сокрушенно сказала Катька. — Собака на сене!

В общем, расстались мы поздно — обе в отличном настроении. Катька меня всегда приводит в чувство — даже, когда мне на свидание явился эпилептик, прямо тут же продемонстрировавший приступ. Я сама чуть не грохнулась рядом, неделю на мужиков смотреть не могла. ”С ума сойти! — радостно вопила Катька. — Такого еще в нашей коллекции не было! Припадочный! Боже, какая прелесть!”

В общем, “полон стакан”…

— Здрасьте, — я плюхнула сумку на стул — и что я туда все время пихаю? Стягивая плащ, с опаской поглядывала на Бурова. Тот посиживал у своего компьютера, развалившись в кресле и попивая кофейку.

— Кофе будешь? — осведомился он благодушно.

Подозрительно.

— Ага, — я достала из стола чашку и, потирая озябшие руки об озябшие же коленки, пристроилась на угол стола. Буров сыпанул щедрой рукой, я плеснула кипятку и сделала осторожный глоток. Галочка вдумчиво красилась, Таня оза-боченно рылась в толстенном справочнике. Нина Дмитриевна, вздыхая, смот-рела опухшими глазами в темное окно — опять, наверное, давление… Тихо попис-кивали компьютеры, из соседнего кабинета доносилась музыка, Буров был на удивление молчалив, и я потихоньку отогревалась и расслаблялась. Зря, конеч-но.

— Что с тобой было-то? — спросила Галочка, закончив второй глаз — у меня всегда не хватает терпения и времени довести хотя бы одну часть лица до тако-го совершенства. Правда, и материал не тот.

— Напилася я пья-яна, не дойду до дива-ана… — мурлыкал Буров.

— Простудилась? — неодобрительно спросила Нина Дмитриевна. — Теплее надо одеваться, а то все как девочка бегаешь — ни плаща путевого, ни сапог, ни зонта…

— Ни туфель, — поддакнул оживившийся Буров. — Надо шефа подговорить, чтоб зарплату повысил. Новые купишь.

Я одарила его прохладным взглядом.

— А что? — удивился Буров. — На сменку. Чтобы не пришлось потом казенный бензин тратить…

— Заткнись! — прошипела я, не разжимая губ. Буров не унимался.

— А можно еще ввести свободный график посещения: день работаешь, день здоровье поправляешь — после напряженного трудового вечера.

Вот гад! Я пнула его в коленку — получилось метко и больно, Буров охнул, наклонившись вперед, схватился за мою ногу.

— Свихнулась!

— Доброе утро.

— Доброе утро, Глеб Анатольевич! — уже привычно выпалила я, оборачи-ваясь.

— Приветствую, — Буров, отдышавшись, приподнялся, опираясь о мою ко-ленку, пожал руку шефа. Тот, приподняв брови, смерил меня взглядом, и я запо-здало полезла со стола. В последний раз по-свойски похлопав меня по ноге, Буров сказал добродушно:

— Идите работать, Наташа.

— Как скажете, Сергей Дмитрич, — буркнула я, отправляясь в свой угол.

Глеб о чем-то разговаривал с Буровым. Я исподлобья поглядывала. Шеф был в плаще — только пришел и сразу к нам? Вон капли дождя еще не высохли… Хорошо, хоть сегодня я его обогнала: опоздала всего на семь минут. Личный рекорд, между прочим.

— Натах, тебя.

Буров передал трубку с подчеркнутым удивлением, копируя известную рекламу:

— Тебя — девушка?!

Катька? Придушу — если сомкну пальцы на ее дебелой шее.

В трубке раздался конспиративный шепот:

— Привет! Австралиец мой едет!

— Привет, — машинально отозвалась я. — Какой-такой австралиец? А кто это?

— Ну ты что? — во весь голос возмутилась трубка. — Не узнаешь, что ли? Это Инна!

— Привет, Ин, — еще раз сказала я. — А какой австралиец?

Инна опять перешла на шепот:

— Ну какой-какой! Мы с ним по Интернету списались, помнишь?

— Это такой старый дед?

— И вовсе он не старый! — обиделась Инна.

— А сколько ему?

— Пятьдесят восемь.

— А тебе?

— Тридцать два.

Я выразительно молчала. Инна занервничала.

— Это у нас мужик как на пенсию — так хоть в гроб клади! А они там в самом соку, ну видела же фотографии! Чего нам с Семкой ждать? Когда наш папочка-козел нагуляется? Слушай, дашь свою беленькую кофточку? Я сейчас похудела, она мне в самый раз.

— А австралийца покажешь?

— Ага, а вдруг он на тебя клюнет! Вот когда у нас все наладится… Слушай, а давай мы твои данные в сеть скинем?

— Ну да, — хмыкнула я. — Тут с русским-то Ваней не разберешься, а ты мне еще аборигенов подсовываешь… А ты что шепотом?

— Так я своим не говорю, сглазят!

— А я?

— А ты не глазливая!

— Ну, тогда ни пуха ни пера!

— К черту! Буду держать тебя в курсе!

Я положила трубку и минут пять попредставляла себя на солнечных и ла-зурных берегах Австралии. А еще там есть кенгуру…

Я уже предвкушала обед — первый нормальный после однодневного вы-нужденного поста — когда гад Буров перебросил мне на стол диски.

— Отнеси Глебу.

— Я? — вытаращила я глаза. — Зачем? Почему я?

Буров хлопнул себя по коленке, возмутившись:

— Во дожили! Начальство говорит: иди и сделай, а она в ответ — зачем? Иди, тебе говорят! Очередь в столовой мы тебе займем.

На лифте я в этот раз не поехала. Втихомолку надеялась, что шеф, не дож-давшись меня, плюнет и испарится куда-нибудь. Особой симпатии в его взгляде я сегодня не уловила. А вдруг он решил меня уволить за склонность к алкоголизму? Или предложит лечиться? Так, успокаивая себя, я бодрым черепашьим шагом одолела за полчаса несколько пролетов и робко просунула нос в приемную. К несчастью, Лена отсутствовала — и куда ее черт унес? Так бы отдала диски ей…

Я доплелась до приоткрытой двери, осведомилась робко:

— Можно?

— Разумеется, — откликнулся шеф слегка раздраженно, отчего я окончательно пала духом.

— Вам Сергей… Дмитрич сказал передать… вот, — осторожно, как взрывчатку, положила диски на стол и приготовилась удрать.

— Садитесь, — бросил шеф, не оборачиваясь от окна. Так, мы по-прежнему не в духе… Я осторожно села в кресло и сморщилась, когда его кожа заскрипела, уминаясь под моим весом. Повисла тишина. Хоть бы радио включил, размыш-ляла я уныло, разглядывая ковровое покрытие под ногами. Интересно, его вкус или подсказка дизайнера? Я бы выбрала что-нибудь поярче. Тут шеф обернулся, прервав мои замыслы относительно переделки интерьера его кабинета, сел за стол, разглядывая какие-то бумаги. Надеюсь, не приказ о моем увольнении.

— Мама передавала вам привет, — сказал он так неожиданно, что я некоторое время тупо молчала, пытаясь связать себя и его маму. Когда, наконец, пауза стала неприличной, я догадалась сказать:

— А… о… очень приятно. И ей привет.

— Она обвиняет меня, что я вас споил.

Я махнула рукой:

— Ну, я сама большая девочка… вы тут ни при чем.

— И все же, — сказал он и умолк. Так, любезностями обменялись, похоже, го-ворить больше не о чем. Сматывайся. Я вновь, как алиби, предъявила диски:

— Это вам Буров велел передать.

— Спасибо, — рассеянно сказал Глеб и смахнул их в ящик стола. Я уже приготовилась встать, когда шеф сцепил руки в замок и спросил — задумчиво:

— Наташа, я вам мало плачу, да?

— Ну, денег всегда не хватает, — бодро пожала я плечами. — А это… вы о чем?

Он молча смотрел на меня, и я почувствовала, что начинаю краснеть:

— Вы о моих туфлях, да?

Похоже, моя одна-разъединственная пара намертво врезалась ему в па-мять.

— …ну, это не потому, что вы мало… хотя если больше, кто ж откажется… знаете, я вообще безалаберная насчет денег, у меня их нет через неделю после получки, и не знаю, где… Вообще преклоняюсь перед теми, кто умудряется скопить… а я коплю-коплю, во всем себе отказываю, а потом — бух, ну что я, не работаю, в конце концов… а еще три года за квартиру выплачивать… и лечение…

Тут я поняла, что все больше скатываюсь к интонациям: “Подай, доченька, на хлебушек…” и заткнулась. Глеб пару раз моргнул.

— Лечение? Какое лечение? Вы больны?

— Я? Почему? А… нет, знаете, то зубы, то желудок, чувствуешь себя развалюхой… Какой же я буду лет через пятьдесят, если доживу? А вы себя ста-рым представляете? Я как посмотрю на этих бабулек с клюкой — жить не хочется…

Глеб Анатольевич сидел, подперев голову кулаком, и неотрывно смотрел на меня — похоже, мой нервный треп его завораживал. Я спохватилась:

— О чем это я?

— О туфлях, — кротко напомнил шеф. — А сколько стоят женские туфли?

— Кожаные? — уточнила я. — Импортные? В фирменных магазинах?

Подумала и сказала цену. Шеф опустил руку.

— Тогда конечно…

— Да я в такие магазины просто как в музеи хожу. Правда, продавцы при-стают… Вы знаете, — доверительно сказала я, — мне кажется, они просто издева-ются! Ну видят же, кто к ним пришел — и что спрашивать, что меня интересует!

Тут я заметила, что шеф явно развлекается, и заткнулась. То у меня язык к небу прилипает, то трещу, как пьяный попугай….

— Вообще-то мне еще повезло! — с нездоровым оптимизмом закончила я. — Вот когда я полгода сидела без работы — вот где был кошмар!

— Обычно я сам принимаю работников, — неожиданно сказал Глеб. — Но вас что-то не припомню.

— Вы тогда в отъезде были, мне зам по кадрам подписывал. А что?

— Тогда ясно. А то бы я вас точно запомнил…

Скорее бы — точно не принял.

— Это уж вряд ли, — усомнилась я. — Внешность у меня среднестатистическая, умственные данные тоже…

Шеф не сделал даже вежливой попытки возразить. Потер большим паль-цем бровь. Спросил — в свою очередь:

— А вообще мы о чем?

— Вы собираетесь мне повысить зарплату? — с надеждой подсказала я.

Глеб глянул с сомнением.

— Разве? Что-то не припомню…

Звук шагов скрыло мягкое покрытие, шефовский взгляд скользнул над моей головой.

— Лена, два кофе, пожалуйста.

Я сжалась, получив в затылок заряд недоуменно-презрительного: “И я еще должна ЭТОЙ кофе подавать?!”

— Минуточку, Глеб Анатольевич, — пообещала она и явилась действительно через минуту — прямо “бистро”! Вплыла с прозрачным подносиком, на котором стояли чашки в блюдцах, кофейник, сахарница и миниатюрная коробка конфет. Изгибаясь, как кошка, выставила это все на стол передо мной и вопросительно взглянула на шефа. Тот с явной благосклонностью скользнул взглядом по ее заднице.

— Спасибо, Лена.

Она махнула на меня густыми ресницами — поднялся ветер — и с достоин-ством удалилась.

— Пейте, — предложил Глеб, не заметивший постигшей меня тяжелой кон-тузии. Уволок чашку к себе за стол. Я осторожно взяла конфету — самую малень-кую коробку притащила, жмотина! — откусила, прикидывая, как бы выручить с получки хоть на полкило шоколадных. Глеб не спешил продолжать разговор, чему я была очень рада — на дармовщинку хоть конфет наесться. Только когда в коробке осталась всего треть, я с сожалением и усилием от нее отстала. Допив кофе, вопросительно взглянула на шефа.

— Наливайте еще.

Позавчера шампанским накачивал, сегодня отпаивает… Я послушно налила — все равно в столовую уже опоздала.

Шеф покрутил свою пустую чашку — у него были сильные твердые пальцы (слава Богу, без колец, ненавижу!) — и за хрупкую прозрачную посудину было страшновато. Поставил чашку на стол, скрестил на груди руки и неожиданно заявил:

— Сергей, конечно, парень неплохой…

Я похлопала глазами и уточнила зачем-то:

— Буров? — как будто у нас с ним была куча знакомых Сергеев.

— Но мне кажется, строить в отношении него брачные планы не стоит, — закончил он.

— Мне тоже так кажется, — согласилась я. — А как насчет вас?

Слова вылетели автоматом — так, для поддержания беседы. Я готова была откусить себе язык, но это бы уже не помогло. Мне оставалось только глупо улыбаться. Шеф откинулся на спинку кресла, глядя на меня с любопытством.

— Планы в отношении меня? А вы их строили? — помедлив, поинтересовался он. Я поднесла к губам чашку и утопила в ней свой длинный язык. Глеб явно обрадовался новому развлечению.

— И как, с вашей многоопытной точки зрения, я подходящая кандидатура для брака?

— Со мной? — слабо уточнила я.

— Вообще.

Глеб уперся руками в стол, слегка раскачиваясь в своем вертящемся кресле и не сводя с меня смеющихся глаз.

— Начнем с внешности. Я урод?

Я с тоской смотрела на него. Шеф готовно продемонстрировал мне фас и профиль. Не был он уродом, хоть и не был смазливым — терпеть не могу красав-чиков — и я со вздохом признала это:

— Нет.

— Следующее — как насчет мозгов?

— Ну, если вы создали и руководите такой фирмой…

— Так. Значит, мозги есть? Оставим в покое мой ангельский характер, и не смотрите на меня так — ангельский, точно.

Мы рехнулись — вот что точно.

— Как насчет моего материального положения?

— А что с вашим материальным положением?

— Оно приемлемо?

— Для кого?

— Ну, скажем, для девушек вашего достатка?

— Лучше скажите — НЕдостатка, — пробормотала я. И вздохнула. — Да.

— Что — да?

— Для девушек моего э-э… достатка ваш э-э… достаток вполне приемлем.

— Ага, — сказал Глеб. — Теперь насчет вас. Что для вас — лично для вас — главное в мужчине?

— Огласить весь список?

Глеб ждал, подняв брови. Я подперла рукой голову.

— Вроде бы за такую же нищету выходить нечего, что нищету плодить… И урода тоже не хочется, хотя знаете, есть такие обаятельные… И секс для меня не последнее дело…

— Знаю, — пробормотал Глеб. Я немедленно затолкала назад вполне естест-венный вопрос — откуда?

— И чтоб голова варила, и юмор, и внимание… — я затормозила, приметив блуждающую на лице шефа странную улыбку.

— Чтоб не пил, не курил и цветы всегда дарил…

— Ну да, примерно. А вы?

— Что я?

— А у вас какие требования к женщине? В смысле, к жене?

— У меня… — Глеб посмотрел в окно. — Мало требований. Я хочу, чтобы она меня любила.

Я вежливо помолчала. Но так как шеф по-прежнему смотрел в окно, спросила:

— И все?

— Считаете, этого мало? Просто любила — просто так, ни за что, со всеми моими недостатками. Просто.

Он посидел, глядя на свои руки, приподняв брови, словно сам удивлялся своим словам. Потом посмотрел на часы и сказал обыденно:

— О чем вы думаете? Вам к вечеру нужно сдать программу, а вы тут раз-говоры разговариваете.

— Я? — я в свою очередь посмотрела на часы — ну надо же, как время летит за разговором! Особенно, за таким содержательным… Начальство право, право, во всем право. А если не право, смотри правило первое.

— Спасибо за кофе, — я с трудом выбралась из кресла: оно явно не было создано для деловых переговоров — настолько расслабляюще действовала его мягкость и глубина. Шеф, не глядя на меня, уже набирал номер телефона — тоже, наверное, наверстывал упущенное со мной время. Я на всякий случай кивнула ему и удрала из кабинета. Строевым шагом пересекла приемную под прицель-ным взглядом Лены — расслабься, детка, оставила я тебе твои конфетки!

На столе у меня лежала “сладкая парочка” — коржик с пирожком. Тетки подняли сочувственные глаза.

— Что так долго? Без обеда осталась…

— Много вопросов? — спросил Буров, не отрывая глаз от экрана.

— Каких вопросов?

— По дискам?

Я и думать про них забыла.

— Всего два…

Ну да — про мои несуществующие туфли и моего несуществующего мужа. Рассеянно расправляясь с пирогом, я смотрела на экран. Странно как-то это было слышать от него. Любовь. В нашем возрасте как-то даже неприлично его употреблять — засмеют. Ну — влюбился, втюрился, втрескался — куда еще не шло. Теперь не умирают от любви. Насмешливая трезвая эпоха. Лишь падает гемоглобин в крови. Лишь без причины человеку плохо. Лишь сердце барахлит ночами. Но "неотложку", мама, не зови — врачи пожмут беспомощно плечами — теперь не умирают от любви… И вообще какой-то странный разговор у нас вышел: деньги-туфли-Буров-замужество-он… Тьфу, черт, опять не туда нажала…

Я перешагнула через порог и едва не угодила в ведра с водой, стоящие у порога.

— Чего это у вас? Потоп? Или пол моешь?

— А! — Нинка отмахнулась, подхватила ведра и пошлепала на кухню. Я пошла следом.

— Где твои?

— К маме спихнула на субботу. Хоть отоспаться, соскакивают ведь ни свет ни заря…

Нинка штопала. Аккуратная стопка носков лежала на столе, своей очереди дожидалась еще разноцветная куча.

— Садись. Есть будешь? Нитки кончились, счас…

Подхватила ведра и удалилась в комнату. Вернувшись, поставила ведра и оседлала табурет. Я подозрительно заглянула. Вода.

— Нин, ты чего это? Грудь качаешь?

Нинка скривилась.

— Грудь! Залетела я.

— Ну?

— Пальцы гну! Я уже лет пять аборт не делала. Боюсь. Одна на работе по-советовала тяжести таскать. Вот и таскаю с утра.

— Ну?

— Что — ну? Как слону дробина. Это же только в сериалах — чуть споткнулся, сразу выкидыш. А тут хоть дрелью высверливай!

Я задумалась.

— Нин, а у Кусовых ремонт…

— И что?

— Так им мебель надо двигать. Может, попросишься?

— Не могу, — рассеянно отозвалась Нинка, — у меня хондроз… У, злыдня! Жрать, спрашиваю, будешь?

— Я сегодня без обеда, — честно предупредила я. — Все подмету.

— Ладно, мой сегодня во вторую, еще поджарю.

Уплетая картошку с капустой, я предложила:

— Может, девочку родишь?

— Да иди ты!.. Я что, больная? Смейся-смейся, вот выйдешь замуж, узнаешь! Будешь толстой, как я, психованной, и скрестись через месяц!

— Вот типун тебе на язык!

Нинка, пригорюнившись, смотрела на драные носки:

— У этих мужиков-сволочей одна проблема — встанет-не встанет. А у нас, — Нинка начала загибать пальцы, — месячные — раз, девственность — два, беремен-ность — три, роды — четыре, аборты — пять…

Мы дружно вздохнули над тяжелой женской долей.

— Не ходи замуж, Наташка, — вдруг сказала Нина. — Ничего хорошего там нет. Роди себе ребеночка…

Известная песня! Как все хорошо — так ты бедная, несчастная, одинокая, безмужняя, а как что не так — счастливая, никаких проблем… Ненавижу!

— А кстати, — тут же нелогично оживилась Нинка, — я тут объявление про-читала — как раз про тебя!

Соскочила, запнувшись за абортивное средство, вода щедро плеснула на пол. Нинка, выругавшись, сгребла ведра и с шумом вылила в ванну. Притащила свернутую трубочкой газету.

— Так, где он, я же обводила… А, вот! Брюнет, глаза карие, спортивного… 170,80,35… нормально… материально независим, детей нет. Хочет, так… стройную, сексуально раскрепощенную, без жилищных проблем… ну вылитая ты!

— Ты куда смотришь! — я ткнула пальцем. — Ему же модель нужна: 90-60-90… Да еще наверняка блондинка с ногами от коренных зубов…

— А ты объявления не давала?

— Его надо еще сочинить… ты погляди, какие они все здесь умные, красивые, нежные, сексапильные… А что, давай! Только всю правду: не умная, не красивая, нервная, ленивая, мужчин люблю, но недолго… Думаешь, кто-нибудь откликнется?

— Разве что такой же ненормальный. Нет, ну его, этого брюнета! Знаешь, я где-то читала, что брюнетам нужны блондинки и наоборот! Так, какие у тебя глаза? Почти карие… угу, у него должны быть серые, синие, голубые, а волосы если не блондинистые, то русые…

Нинка уставилась на меня с надеждой. Я честно перебрала свое окружение: в памяти упорно всплывали почему-то только стальные глаза Глеба. Изыди! Я сдалась и решительно заявила:

— Не нравятся мне блондины!

— Да? А кто тебе нравится?

— В данный момент никто! Но мы квиты — я им тоже не нравлюсь. Нин, а ты мужа любишь?

Похоже, такой простой вопрос поставил ее в тупик. Нинка выпятила нижнюю губу. Спросила настороженно:

— А что?

— Любишь или нет?

Она пожала плечами, забрала у меня тарелку.

— Ну…

— Что — ну?

— Ну люблю, а что?

— Да ничего, — я полезла из-за стола.

— А чего ты тогда? — подозрительно спросила Нинка, сопровождая меня в прихожую. Я тяжело вздохнула:

— Откуда я знаю? Пока, спасибо за ужин!

Я поглядела в глазок и с некоторым недоумением открыла дверь.

— Привет, — сказал Макс, сходу сунув мне в руки гигантскую шоколадку.

— Привет. А где Динка?

— Дома. Я тут мимо проезжал, решил зайти…

Такое впечатление, что рядом с моим домом проходит кольцевая обще-городская автомагистраль — все ездят мимо… Я задала дежурный вопрос:

— Кофе будешь?

— Лучше чай.

— Сосуды бережешь? — я убрела в кухню, пожимая плечами. Макс — муж моей хорошей приятельницы и в гости приходит исключительно со своей половиной. И что его принесло? Только собралась расслабиться перед телевизором…

Он занимательно трепался, я старалась соответствовать, и все шло от-лично, пока не перестало отлично идти. Макс поразмял ноги, прошелся по кухне, выглянул в окно — и как-то разом очутился рядом, нежно меня обнимая.

Начинается, подумала я. Макс уже вел прочувствованную речь о том, как давно я ему нравлюсь, и что он давно хотел приехать (и что же не приехал?), а я с тоской думала — ну, опять! Почему-то все окружающие мужчины относятся к холостым девушкам по принципу: “Я знаю-знаю, хочешь, я точно знаю, хочешь, хочешь, но молчишь”. Спокойствие, только спокойствие! Когда Макс опять полез с поцелуями, я отстранилась и с печалью в голосе произнесла:

— Макс, ты парень очень приятный, но Дина — моя подруга и это нечестно по отношению к ней. И вообще, у меня правило — не встречаться с женатыми мужчинами…

— А с кем ты тогда встречаешься? — изумился Макс, снова потянувшись ко мне. Теперь главное — повторять, повторять, повторять, авось дойдет. Дошло через несколько минут возни и взаимных уговоров. Макс пересел на свой табу-рет и, поболтав о том о сем, побрел до жены до дому.

— Бай-бай, — сказала я, с облегчением закрывая за ним дверь. Надеюсь, на этот раз обойдется без эксцессов — осталось только выяснить окольными путями, скажет ли он Динке о своем визите. А то если кто-то из нас упомянет, а другой нет, могут возникнуть подозрения… О, Господи, вот и скрывай то, чего нет!

Давным-давно, когда я была еще молодой и зеленой, таким вот самым образом я и потеряла лучшую (тогда) подругу. Не ожидавшая такого вероломства от ее любимого мужа, я закатила ему жуткий скандал и с треском выставила за порог. Полдня промучилась — раскрывать ли подруге глаза на неверного супруга, а к вечеру позвонила сама Маринка и обвинила меня в том, что я пытаюсь разрушить ее семью, что такого предательства она от меня не ожидала — и тэ дэ и тэ пэ… Чувствовалось, что только в силу своей интеллигентности она удержи-вается от более сильных выражений. Я только беспомощно мекала в трубку, но что значит слово подруги, которых хоть пруд пруди, против слова любимого (и вовремя подстраховавшегося) мужчины, с которым она намеревается провести всю жизнь! Сейчас-то я понимаю — Марина просто выбрала то, что ей дороже. Мудрая женщина. А я с тех пор твердо усвоила одно — в любом случае виноватой останется женщина. По принципу “дыма без огня не бывает” или еще радикаль-ней — “сучка не захочет, кобель не вскочит”.

Выйду замуж, мрачно пообещала я себе, ни одной подруги на порог не пущу — а вдруг одна я такая честная-благородная?

Только я собралась отправиться в ванну, чтобы ответственно лечь спать пораньше, как зазвонил телефон.

— Здравствуй.

— Привет, Лесь!

Длинная пауза.

— Как живешь? — мертвым голосом спросила Олеся.

— Хорошо, — осторожно сказала я.

— А мы с Антоном расходимся.

Я беззвучно и длинно вздохнула.

— Я ему вещи собрала.

Я поглядела на ногти. Лак облупился, вот блин! Вещи Леська собирала каждые несколько месяцев в течение последних четырех лет. И каждый раз звонила мне и сообщала, какой он подлец, и как ей сейчас плохо и больно… Первые разы я горячо поддерживала ее решимость и сочувствовала ее страда-ниям. А в последнее время просто выполняла роль хорошей подруги — то есть выслушивала ее излияния с соответствующими “а, да-да, и что? вот сволочь…” Но сейчас я тупо пялилась на ногти и чувствовала, что лимит моего терпения и эмоций на сегодня уже исчерпан.

— Да куда вы денетесь! — перебила грубо. — Так и будете трепать друг другу нервы до самой смерти! Извини, я спать хочу!

На том конце трубки воцарилось потрясенное молчание. Я поскорее нажала на рычаг, пока меня не обвинили в черствости и эгоизме. Завтра буду терзаться угрызениями преступной совести. К черту такую любовь, Глеб Анатольевич! Мне и без нее нескучно!

Разлагающее влияние короткого рабочего дня — субботы — и отсутствие начальства сказывалось на всех. Нина Дмитриевна возилась с цветами, Буров увлеченно мочил монстров, Галочка отсыпалась после бурно проведенной ночи, Таня печатала очередной реферат для своего Игорюхи. В такой разлагающей атмосфере мне с большим трудом, с раскачкой удалось усадить себя за подчист-ку хвостов.

— …Ну что, девчонки, — Буров звучно хлопнул в ладоши. — Давайте закатимся куда-нибудь!

— Знаем мы ваши катания…

— А что за повод?

— Повод законный — пятерку отмотал в глебовской конторе.

— Прямо сегодня?

— Тика в тику! Ну, Нина Дмитриевна?

— Да куда мне, старухе, с вами!

— Эта старуха нас еще всех за пояс заткнет! Танюх?

— Ой, я не знаю… Стирки у меня…

— Иди-иди, расслабишься, — сказала я, выключая компьютер. — Не сдохнут без тебя твои мужики.

— А ты что увиливаешь?

— Да я больше не пью.

— И меньше тоже! Галка, хватай ее!

После недолгих препирательств Буров затолкал всех в свой “Форд” и отвез в “Старый город”. Там мы и просидели часов до шести — Буров с Галочкой “приговаривали” графинчик водки, Таня с Ниной Дмитриевной — бутылку красного, а я, строго блюдя пост, грустила над безалкогольным пивом. Когда семейные вспомнили о существовании своих домашних, уже изрядно на-бравшийся Буров вдруг выдвинул идею:

— А давайте нагрянем к Глебу!

— А давайте! — радостно вскричала Галочка. Глядя на нее, закивала и Таня. Я, как единственная трезвая, сказала сурово:

— Рехнулись! Ты ему хоть брякни!

— Брякну-брякну. Девочки, в машину!

— Так, — решительно сказала Нина Дмитриевна. — Я — домой, а вы хоть к Глебу, хоть к Путину…

Мы вылезли на шестом этаже, и Буров повлек нас к приоткрытой напротив лифта двери.

— А вот и мы! — заявил радостно, распахивая ее чуть ли не до самой стены. В прихожей стоял Глеб — в линялых джинсах и светлом пуловере, лениво похло-пывая себя по бедру сложенной газетой. Его рука замерла, когда он увидел, ка-ких именно “дам” приволок с собой Буров. Надо отдать ему должное — с лицом он справился быстро — но мне очень-очень захотелось домой.

— Извините, Глеб Анато…

— Здравствуйте, Глеб Анатольевич! Мы к вам без приглашения…

— Ничего-ничего, проходите.

— Мы тебе сюрприз… — бормотал Буров, разуваясь. — Большой сюрприз. Что у тебя пить?

Да уж, сюрприз… Я сморщилась, оглянувшись на близкий лифт — господи, ведь самая трезвая… Интересно, а выпускают отсюда тоже по звонку? Шеф, по-могавший Татьяне снять плащ, склонил голову набок, выглядывая меня из-за двери.

— А вы что там топчетесь, Наташа? Заходите скорее!

— Ага…

Я перевалила через порог, потянула на себя входную дверь.

— Подождите, я сам.

Я отшатнулась к стене, но Глеб все равно задел меня твердым плечом.

— Извините. Снимайте плащ.

Разуваясь, я перехватила его взгляд, брошенный на мои ноги, и молча по-клялась сегодня же выбросить проклятые туфли — похожу в сапогах… черт, там же еще набойки надо менять…

Где-то в недрах квартиры уже гремел Буров. Я осторожно поглядела на Глеба.

— Ну… проходите, — негромко сказал он. Я оглянулась — в прихожей хоть маленькую свадьбу играй. Пробормотала себе под нос:

— Боюсь, заблужусь.

— Идите на голос! — посоветовал Глеб, улыбаясь до ушей. И чего лыбится, чему радуется?

Буров уже вовсю хозяйничал, опустошая холодильник. Сунул мне упако-ванную в целлофан ветчину.

— На, режь!

— Может, закажем чего-нибудь? — спросил Глеб. Буров отмахнулся.

— Да не напрягайся! Мы ж по-простому…

— Да, Глеб Анатольевич, мы на минутку, — подхватила Таня, которой тоже было не по себе. — Мы не хотели вам мешать…

Буров вручил ей сыр.

— Строгай!

Глеб открыл бар и начал задумчиво изучать его содержимое. Откуда-то издалека доносились восторженные громкие вздохи Галочки — она совершала турне по шефовской квартире. Разделение труда, подумала я, ожесточенно тер-зая ветчину. Глеб сноровисто доставал бутылку за бутылкой — он явно переоце-нивал наши возможности. Таня так же энергично кромсала различные делика-тесы, добытые Буровым. Сам Буров вскрывал консервные банки и уволакивал их в комнату.

Посреди прекрасного вечера Татьяна вдруг вспомнила, что у нее сущест-вует семья, и засобиралась домой. Мы хором возмутились ее тираном-мужем, и Таня, слабо посопротивлявшись, согласилась на фальшивое алиби. Домой к ней звонила Галочка. Голосом примерной школьницы младших классов она долго из-винялась, что, сорвав с работы, буквально закатав в ковер, как восточную не-вольницу, увезла его любимую жену справлять свой с мужем юбилей: ”Десять лет, вы же понимаете!”. Да-да, ее доставят домой, да-да, проводят, ах, простите, все получилось так спонтанно… Потом вступила Таня. Пару раз кивнув, пару раз дадакнув, она повесила трубку и застенчиво нам улыбнулась. Ура, вскричали мы и уволокли ее обратно на “юбилей”. Интересно, выдержит ли Галочка хоть с одним из своих мужей такой огромный срок?

Танцевать с Буровым — это все равно что танцевать с осьминогом, только и успеваешь возвращать его руки на положенное место. Я покосилась на вторую парочку — Галочка покачивалась в нежных объятиях шефа — и внезапно устав, сказала:

— Пошли покурим!

Буров готовно согласился. Я заняла любимую шефовскую позицию на по-доконнике — на моем и консервная банка не поместится, не то что чья-то задница. Предупредила:

— Только форточку открой, а то Глеб бросил.

— Да? — Буров выколупывал из пачки последние сигареты. — А ты откуда знаешь? Вчера выяснили?

— Нет, раньше.

— Да-а-а? — Буров щелкнул зажигалкой. Прикурил, выдыхая дым над моей головой. Его рука заскользила по моей коленке.

— Бу-уро-ов! — угрожающе сказала я, отдирая его ладонь — она поддалась, но только для того, чтобы переместиться мне на бедро. — Руки прочь от моей задни-цы! Ну, Буров!

— А?

Засмеявшись, он наклонился, прихватывая громадной лапой мой затылок, и поймал губами рот. От него пахло спиртным и табаком, но целовался он будь здоров, и я не сразу спохватилась. Уперлась руками в его твердую горячую грудь — это было все равно, что спихивать с дороги танк. Отпустил он меня только когда в кухне зажегся свет — да и то не сразу. Отпустил, слегка отодвинувшись, под-мигнул темным пьяным глазом и затянулся изрядно прогоревшей сигаретой. Я глянула поверх его могучего плеча на Глеба — тот застыл на пороге со стаканами в руках, словно раздумывая, не податься ли ему обратно. Решил, что не стоит, и, сказав на ходу:

— Извините, — прошел к мойке. Я слезла с подоконника и поспешно рети-ровалась с кухни.

Таню провожали долго и упорно, с неоднократными возвращениями к столу, чуть ли не с песнями-плясками. Наконец мужики пошли усаживать ее в вызванное такси. Ну все — если ее еще пару раз поцелуют на прощание — девушка будет счастлива все выходные. Я поглядела на напевавшую Галочку. А мы-то что? Двое на двое? Я вообще-то на такой расклад не рассчитывала — несмотря на все мое уважение к нашим начальникам.

— Галь, — сказала я осторожно. — А тебе домой не пора?

— Не-а… у меня дома ни-ко-го!

— У меня, в общем-то, тоже… — пробормотала я. — Но мне пора.

С трудом разыскала свою сумку. Так, а где зонтик? Надев плащ, я бродила по глебовским хоромам в поисках где-то оставленной косметички, а нашла вернувшегося хозяина. Глеб окинул меня скептическим взглядом. Судя по его ясности, большую часть тостов шеф все-таки умудрялся пропускать — несмотря на всю бдительность Бурова.

— Наташа? — спросил спокойно.

— Я домой.

Он помолчал.

— Вас ждут?

— Нет.

Он кивнул и спокойно забрал у меня сумку.

— Снимайте плащ.

— Глеб…

— Я все понял. А теперь снимайте плащ и идемте обратно к столу. Мы с Сергеем мужики умные.

Звучало это, конечно, очень… успокаивающе.

— Ничего себе сексодром!

Мы разглядывали спальню, которую Глеб определил под “девичью”. Галочка со знанием дела подпрыгивала на кровати, я просто бродила, открыв рот, туда-сюда, дотрагиваясь до стен, штор, мебели, кровати. Мимоходом приоткрыла ящик прикроватной тумбочки, заглянула и быстро задвинула. А ты что ожидала там увидеть? Сказки Андерсена?

В дверь постучали.

— Войдите! — радостно вскричала Галочка. Заглянул Глеб.

— Не спите? Полотенца и халаты в ванной. Зубные щетки в шкафчике. Если что-то еще будет нужно…

— Да, Глеб, я хотела спросить… — Галочка махом оказалась возле двери, шагнула, увлекая хозяина в коридор. Как это она быстро опустила “вы” и отче-ство… Я весь вечер на этом спотыкалась. Я оглянулась со вздохом. Ну что, умываться и спать? И какого лешего осталась? Людям только мешаю… Вернулась напевавшая Галочка, взяла сумочку и пошла в ванную. Так, это навер-няка надолго, я пока полежу…

Среди ночи жутко захотелось пить — объелась соленого. Я посидела на кровати, прислушиваясь. Сквозь плотные шторы пробивался шорох не пре-кращавшегося дождя и сочился слабый свет фонаря. Тихо посапывала Галка. Из комнаты “мальчиков” доносился чей-то звучный храп. Ну ладно. Я натянула свитер и, утопая подошвами в ворсе, двинулась в ночной поход. Падающий от-куда-то неяркий свет — ночник? — не дал мне заблудиться. Я посидела в туалете, разглядывая потолок — со шваброй в руке не допрыгнешь… Так, а здесь, кажется, нужно завернуть налево и будет кухня. Я завернула налево и вросла в пол.

На кухне, удобно устроившись на низком диванчике под мягким светом лампы, сидел Глеб и с карандашом в руке изучал какой-то журнал. Он поднял голову, молча посмотрел на меня. Чувствуя себя ужасно неловко, я пробормо-тала:

— Я… пить…

И еще пару раз для верности махнула рукой в сторону раковины, словно он был глухонемым или иностранцем. Глеб мягко поднялся, налил стакан воды из белого матового кувшина. Пока он это проделывал, я спешно пыталась натянуть на колени свитер — он всегда казался мне длинноватым, но не теперь… Глеб протянул мне стакан, не трогаясь с места. Пришлось все-таки перешагнуть порог кухни. Пока я пила, Глеб прислонился спиной к столу. Я скосила глаз — он смотрел на стакан, будто считал глотки. Я немедленно поперхнулась, зака-шлялась и зажала себе рот, услышав, как в соседней комнате смолк храп Бурова. Кивая и утирая выступившие слезы, вернула стакан Глебу.

— Спасибо, — и остро ощущая его взгляд, отправилась вон. Уже на пороге меня застиг голос Глеба.

— Наташа.

— А?

Он все еще держал стакан на ладони, словно взвешивал.

— Посидите со мной.

Я застряла на пороге. Глеб добавил, ставя стакан на стол:

— Если вы, конечно, не очень хотите спать.

Какой “спать”! Сна ни в одном глазу и он это видит. Сбежать сейчас — все равно что расписаться в трусости. Я молча повернулась и села на второй ди-ванчик — через низкий стол от Глеба. Снова попыталась натянуть свитер на голые коленки. Глеб взял со своего места плед, передал мне.

— Спасибо.

Он открыл холодильник и уставился внутрь, похоже, пытаясь собраться с мыслями.

— Хотите чего-нибудь?

А как же! Удрать от тебя подальше.

— Нет.

— Может, конфеты будете?

Вот жук! Заметил, как я пожирала его конфеты. Трудно было не заметить…

— Конфеты буду, — обреченно сказала я.

— И кофе, — сам для себя решил Глеб.

— Не уснете.

Он пожал плечами.

— Завтра выходной.

Пока он колдовал над джезвой, я придвинула поближе его журнал и обра-довалась:

— Кроссворд!

Глеб оглянулся, сказал осторожно:

— Так, для отдыха…

— А я люблю! — радостно сообщила я. — У меня даже книжка такая есть: справочник для кроссвордистов.

Глеб с мгновение смотрел на меня, подняв брови. Подошел к дивану и, вытащив откуда-то из его недр пухлую книгу, торжественно вручил мне.

— О! И вы!.. А можно поотгадывать, пока вы кофе варите?

— Ни за что! — сурово сказала Глеб. — Дайте сюда.

— А давайте вслух!

— Сейчас, — Глеб поочередно заглядывал в джезву и в журнал. — Так, где я остановился? Вот… у-гу… пляж?

— Сколько букв?

— Пять.

— Песок. Лежак. Океан.

Глеб заглянул в журнал и перебросил его мне, подхватывая правой рукой джезву.

— Пишите, — сказал обвиняюще. — Вы знали!

— Нет, честное слово! Мне немного…

— Много и не получится. Подождите, осядет… Так. Мэрилин… молчите, сам знаю! Вот эти с шоколадной начинкой.

Я поджала под себя ноги, и, навалившись на стол, заглянула в журнал. Глеб методично заполнял клетки.

— Ну так нечестно! — возмутилась я. — Дайте же мне!

— Я к вам только как к профессионалу…

Он тоже уселся поудобнее, согнув одну ногу и привалившись плечом к спинке дивана.

— Морская птица.

— Альбатрос?

— Пеликан?

— Сами вы пеликан! — сердито сказала я. Глеб тихонько рассмеялся. Я пе-ревернула журнал к себе.

— А вот здесь нужно “о”, а не “а”.

— Где? Ну нет, я точно знаю, что “а”.

— А давайте поспорим?

— А давайте!

— А на что?

Я засунула подтаявшую конфету в рот и облизала пальцы. Глеб посмотрел, внезапно протянул руку и провел большим пальцем по моим губам. Вздрогнув, я отдернула голову.

— Шоколад, — спокойно пояснил Глеб. — Так на что спорим?

Мы с затруднением смотрели друг на друга. Глаза у Глеба сейчас казались почти черными.

— Если проиграю, ставлю вам большую коробку конфет. Согласны?

— Ну… да. А я что?

— Если вы — на неделю даете отставку всем своим поклонникам.

Я открыла рот, и Глеб подначивающе засмеялся:

— Сумеете продержаться?

— А вам-то от этого какой прок? Думаете, резко повысится моя работоспо-собность?

— Думаю, вам стоит отдохнуть. Вспомните, когда вы в последний раз про-водили вечер одна?

— Согласна, — деловито сказала я, протягивая руку. — Но только чтобы в коробке не меньше килограмма!

— Но чтоб ни одного претендента ближе ста метров! — предупредил Глеб.

Мы торжественно пожали друг другу руки и вновь уткнулись в журнал.

— …И что они имели в виду? Чердак? Крыша? А что вам не нравится в мужчинах, с которыми вы знакомитесь? — спросил Глеб так рассеянно, что я машинально заглянула в кроссворд — не следующий ли это вопрос. Глеб поднял глаза, и я автоматически выпалила:

— Раскладушка!

Он, похоже, тоже хотел для верности заглянуть в журнал, но удержался:

— В смысле?

— Ну, в смысле, как у Жванецкого: “А он ей норовит подножку — и на рас-кладушку!” Почему я должна укладываться буквально с первым встречным? Я же человека для жизни ищу, а не чтобы перепихнуться… Тем более, после этого мужчины почему-то считают, что женщина — их собственность и начинают качать права…

— Но, в принципе, что здесь такого? — сказал Глеб. — Мужчине нравится женщина, он ее желает…

— Это все-таки чердак!

— Почему?

— Потому что здесь явно крыса. Ничего не имею против, но хочется отно-шений, которые начинаются так… со взглядов. Или вы думаете, если все прекрасно ночью, все будет замечательно и днем?

Глеб хлебнул кофе и заметил:

— Разве нам с вами ночью плохо?

— Увиливаете от ответа?

— Нет, развиваю тему. Честно говоря, надоело уже переворачивать журнал туда-сюда. Может, вы все-таки пересядете? Или мне к вам?

Волоча за собой плед, как шлейф, я перешла на его сторону. Удобно при-мостилась на толстом диванном валике. Сказала с удовлетворением:

— Вот наконец-то я смотрю на вас сверху вниз!

Глеб откинулся на спинку дивана, поглядывая на меня.

— Вам это нравится?

— Непривычно. А вам?

— Я так на вас смотрю?

— Разумеется. Вы же начальник, я от вас зависю… завишу… ну! испытываю зависимость.

— Лучше бы вы ко мне испытывали привязанность.

— Что, нравится, когда вас любят?

— Хорошо, что вы меня хотя бы терпите.

— Ну что вы, Глеб Анатольевич! — протянула я елейным голосом. — Ну как же вас не любить — с вашим-то ангельским характером!

Шеф одобрительно кивнул и пододвинул мне конфеты.

— Молодец, заслужили!

Мы еще фыркали, когда Глеб проделал некий маневр — мягко сдвинулся влево, обнимая меня за талию и непринужденно положив ладонь на мое колено. Я растерянно глядела на него сверху — плохо у меня с реакцией в последнее время — а шеф уже говорил приветливо:

— Присоединяйтесь, Галя.

Что-то не так у Глеба с этим порогом, просто какая-то геопатогенная зона, все не решаются через него переступить. Сейчас там маялась Галочка. Выглядела она, как всегда, обалденно: макияж как свежий (а может, и свежий?), рубашечка аккуратно расстегнута в стратегических местах — в общем, воплощение женственности и сонного очарования… Я мигом раздумала избавляться от глебовской руки на своем колене. Деловито сунув очередную конфету в рот, кивнула:

— Мы тебя разбудили? Заходи, чего стоишь?

У Галочки в глазах появилось очень странное выражение.

— Да нет уж… простите, что помешала, Глеб Анатолич…

Мы проводили ее взглядами.

— Похоже, она к вам приходила, — шепотом сообщила я без малейшего рас-каянья.

Глеб не стал ломаться.

— Похоже.

— Извините тогда.

— За что?

— Ну… помешала.

— Спасли.

Я с интересом посмотрела на него сверху — Глеб водил пальцами по моему колену, но, по-моему, чисто рефлекторно. Где опять этот чертов плед?

— Трудно поддерживать деловую дистанцию с привлекательными женщи-нами, — объяснил он.

— То-то я смотрю, вы так измучены! — посочувствовала я. — Может, теперь отодвинетесь? Я уже вас спасла.

Он задрал голову.

— Вам неудобно?

— Да. И еще мне пора спать.

— Обиделись?

— Нет. Просто не знаю, что теперь ей говорить.

— А вы обязаны перед ней отчитываться?

— Можно, я встану?

— Не обижайтесь. Я не хотел портить вам жизнь.

Ну да, просто хотел избежать трудностей в своей жизни… Я посмотрела в его лицо. Глаза Глеба мягко светились. И я в первый раз как следует почувст-вовала, что он рядом, даже слишком рядом, что его рука ласкает мое колено, что сейчас мы вдвоем, не считая храпящего Бурова и Галочки в дальней комнате… Не знаю, какие мысли полезли в голову Глеба, но он опустил руку и не шевель-нулся, когда я поднялась с дивана. Я быстро оглянулась на пороге — Глеб смотрел в стол.

— Спокойной ночи.

— Спасибо за компанию, Наташа…

Галочка дышала тихо — спала или делала вид. Ну извини, подруга, в другой раз! Я осторожно улеглась на свой край, натягивая тонкое одеяло. Вновь вспомнила голос, смех, взгляд, прикосновение… Мысли явно приобретали опас-ный характер. Гнать их взашей, Глеб же ясно предупредил, что не терпит служебных романов! Да и мне не нужны сложности — хотя бы в виде легкой влюб-ленности в собственного шефа. Я свернулась в клубок, строго приказав себе: ”Спать!”. И, как ни странно, себя послушалась…

Открыв глаза, я долгое время пялилась на темную шторину. Сквозь нее с трудом продирался серый день. Где это я? Попыталась повернуться — сзади за-возились — и я замерла, враз ощутив обнимавшую меня тяжелую руку и горячее голое тело за своей спиной. Господи помилуй, но я же вчера не пила! Очень ос-торожно повернула голову, скосив робкий взгляд.

Глеб спал. Некоторое время я созерцала его, судорожно перебирая в па-мяти вчерашние события. Амнезией я до сих пор не страдала — тем более, в трезвом виде. Но как и когда он здесь оказался? И где Галка? Я вновь попыта-лась шевельнуться, Глеб что-то забормотал, утыкаясь губами в мой затылок, ладонь его скользнула по моей груди — я замерла — и легла на живот, притягивая меня к себе еще ближе. От него несло жаром, как от хорошей печки. Я смутно припомнила, что когда ночью стало холодно, придвинулась ближе… как я тогда считала — к Галочке. Глеб вздохнул и задышал ровно. Я — делать нечего — закрыла глаза, успокаивая бьющееся сердце, и незаметно задремала сама.

Стало холодно. Я завозилась, подтыкая под спину одеяло, подняла голову с подушки. Глеб сидел неподалеку и смотрел на меня припухшими со сна глазами.

— Доброе утро, — сказал, приглаживая взлохмаченные волосы.

— Доброе, — осторожно согласилась я.

Он перехватил мой быстрый взгляд и медленно, словно еще сонно, улыб-нулся.

— Извините. Не привык спать в своей кровати одетым.

А, вообще-то, как вы в ней очутились, Глеб Анатолич?.. Я заоглядывалась.

— А где?..

— Галя?

Он сказал, как само собой разумеется:

— У Сергея. Так что…

Он пожал плечами, не договорив. Ну конечно, не на пол же ему ложиться, в собственном-то доме… Как-как! Пришел да лег — вот как. И не отдвинулся, когда к нему ночью прижалась голая женщина.

Он повернулся ко мне спиной, спуская ноги с кровати, встал. Чувствовал, что я слежу за ним, потому и не торопился — стесняться ему было нечего. Крепкий, поджарый, любо-дорого смотреть. Когда он, наконец, натянул джинсы и свитер и повернулся, я невинно увела глаза в потолок.

— Поспите еще, — посоветовал негромко. — У вас круги под глазами.

И прикрыл за собой дверь. Утренний комплимент! Сначала заставляет полночи с ним кроссворды разгадывать, а потом еще и критикует! Правда, что ли, круги? Я села, с опаской косясь на дверь, огляделась. А, вот зеркало! При-дирчиво осмотрела себя — все в пределах моей обычной нормы…

Через час все собрались на кухне — Глеб сосредоточенно разливал всем кофе, Буров, как всегда, маялся головой, Галочка мрачно молчала, я старательно ни на кого не смотрела… Прямо утро стрелецкой казни!

Допив кофе, я засобиралась домой. Глеб помог мне напялить плащ. За-сунув руки в карманы, молча наблюдал, как я запихиваю в сумку косметичку и зонтик. Сказал неожиданно, подхватывая куртку:

— Я вас провожу.

Я моргнула. Ну да, еще не выпустят без его соизволения. Мы молча съе-хали вниз, прошли мимо охранников, Глеб рассеянно им кивнул, я пробормота-ла: “здрасьте-до свидания”. Думаю, вряд ли меня приняли за девочку по вызову — скорее за бедную родственницу. Глеб открыл передо мной дверь, вышел следом. Я огляделась и вдруг поняла, что не знаю, куда идти. Приехали-то мы на Бурове, темным вечером…

— Автобусная остановка за углом, — подсказал наблюдавший за мной Глеб.

— Ага. Спасибо. До завтра.

— Подождите, я провожу.

— Да не надо!

Он мотнул головой, засунув руки в карманы куртки.

— Прогуляюсь. Дождь-то перестал…

И правда, хотя день оставался серым и хмурым, дождя не было. Ночной ветер подсушил асфальт и лениво переворачивал багровые истлевающие ли-стья.

Я молча повернулась и пошла — что я могла сказать? Ах, нет-нет — и в бега? Пусть идет. Тем более, недалеко, вон уже остановка. А дом у него удачно расположен: вписался в тихий старый двор, и не подумаешь, что рядом шумная центральная улица.

Глеб нагнал меня в два шага.

— Я бы подвез, но сами понимаете — мне сейчас за руль…

— Да все нормально!

— Может, такси?

— Спасибо, Глеб Анатольевич, — чопорно ответствовала я. — Я не спешу.

Похоже, он воспринял мои слова как предложение подождать. Подпер пле-чом столб, провожая взглядом проезжавшие мимо машины. Несколько минут мы гипнотизировали дорогу, словно пытаясь телепортировать автобус из неве-домой дали.

— Так, — наконец поставил диагноз Глеб. — У них сейчас обед.

Я взглянула с сомнением.

— Обед?

— Ну, ланч, второй завтрак, что там еще… Вы давно не гуляли по городу?

— Гуляла?

Еще пара таких переспросов — и он решит, что у меня что-то не в порядке со слухом. Или с головой.

— Ну да, гуляли — так, без цели, без походов в магазины…

Я задумалась.

— Давно.

— И я давно, — оживился Глеб. — Давайте пройдемся пару остановок. Кстати, вы проиграли!

Я перестала безнадежно пялиться вдаль.

— В смысле?

— Я сегодня проверил по словарю — как и говорил, буква “а”. — Глеб вздохнул насмешливо. — Просто не представляю, как вы выдержите неделю в одиночестве!

Я приуныла.

— Значит, конфет мне не видать как собственных ушей?

— Могу выдать утешительный приз — шоколадку.

— Ну, на безрыбье… где шоколад?

Глеб показал пальцем.

— Продержитесь сотню метров до киоска? Вы голодная или просто сладкое любите?

— Просто.

— Конечно, фигура позволяет…

Чувствуя, что начинаю краснеть, я поспешно наклонилась — убрать при-липший к каблуку лист. Да уж, мою фигуру он знает теперь не только в пригляд, но и на ощупь! Выпрямилась и обнаружила, что Глеб задумчиво изучает витрину обувного магазина.

— Зайдем? — и, не дожидаясь ответа, толкнул зеркальную дверь. К нам тут же устремилась здешняя “пиранья”, приветственно оскалив цепкие белые зубы.

— Добрый день, что вас интересует?

Глеб с любопытством озирался.

— Нас интересуют женские осенние туфли, — он рассеянно взглянул на меня. — Размер тридцать седьмой, удобные и…

— Гле-еб!.. — прошипела я, дергая его за рукав.

— А?.. модель обговорите сами.

— Присаживайтесь, — пиранья мигом смекнула, кого из нас ей слушаться. Затравленно поглядывая на шефа, я опустилась на банкетку. Мне уже волокли коробки.

— Примерьте эту пару…

— Да я на них даже не встану!

— Ну хотя бы модель попробуйте.

Господи, сроду не вставала на такие каблучищи — разве что в ранней юности! Как бы голова не закружилась от высотной болезни. Глеб с интересом наблюдал за моими мучениями. Развлекался. Ах ты…

Мне не подходило решительно ничего — ни цвет, ни каблук, ни размер; пятка терла, взъем хлюпал, палец жало… Я вовсю вошла в роль избалованной дамочки, которую хлебом не корми, а дай показать ее изысканный вкус и не менее изысканную стервозность. Притомившаяся пиранья улыбалась уже с явным усилием. Я все ждала, когда же кончится ее безграничное терпение, но единственное, что она себе позволила, притаскивая очередную партию коробок, было:

— Сложная нога у вашей…

Она кинула на меня оценивающий взгляд, не зная, какой статус мне присвоить. Выкрутилась:

— …вашей дамы.

Глеб, склонив голову набок, рассматривал очередную пару туфель.

— Красивые у нее ноги… Вот!

Я и сама видела, что “вот”. Никогда бы не подумала, что нога на таком каблуке может просто “спать”. Я подтянула подол юбки, любуясь красотой и длиной своих ног. Перехватила одобрительный взгляд Глеба.

— Сколько? — спросил он, не сводя с меня глаз. Пиранья дала ответ, и я мгновенно спустилась с небес на землю. Стала грустно разуваться. Душа пла-кала. Мельком глянула на зрителей и не поверила своим глазам — Глеб нетороп-ливо отсчитывал деньги. Я махом нырнула в свои старые туфли и подлетела к ним.

— Девушка, мы подумаем… Глеб!

— Думайте, — с досадой сказала пиранья, отступая под моим напором. — Но учтите — модель эксклюзивная, осталась последняя пара…

— Пошли! — я буквально вытолкала Глеба на улицу.

— Так эксклюзивная или последняя пара? — озадаченно спросил меня Глеб. — Я что-то не понял…

Я отмахнулась.

— Да они всегда так говорят! Вы что, с ума сошли?

— Почему?

— Вы представляете, сколько времени я бы отдавала вам долг? Да спрячьте вы, наконец, деньги! Вы что, каждое утро прогуливаетесь с такой сумасшедшей суммой?

Серьезно приглядываясь ко мне, Глеб засовывал кошелек во внутренний карман куртки. Вдруг усмехнулся:

— Другой вариант вам, конечно, и в голову не мог придти… Хоть шоколадку вы от меня не откажетесь принять?

— Причем не шоколадку, а шоколадищу!

Глеб кивнул и отошел к киоску. Я наблюдала за ним. Какой-такой другой вариант? Подарок? Ну ни фига себе подарочек в несколько штук от практически постороннего мужчины — не могла же я его принять? Я задумалась. Или могла?

Глеб вернулся с шоколадкой и двумя морожеными.

— Спасибо… да куда мне столько?

— Кроссвордистам нужны мозги, а мозгам нужна глюкоза, — наставительно сказал Глеб. — Ешьте.

Мы брели по улице. Народу было немного — то ли отсыпались в выходной, то ли не доверяли прояснившейся ненадолго погоде. Глеб, откусив мороженое, вдруг перестал жевать, заворачивая голову на очередную витрину. Я увидела фигуристый манекен, наряженный в обалденное женское белье, и мгновенно представила, как шеф врывается в магазин с радостным: “Нам, пожалуйста, трусики сорок шестого размера, бюстгальтер 70Б!” И уцепив его пальцем за карман куртки, настойчиво потянула прочь. Глеб обернулся, улыбаясь с притворной невинностью — похоже, и у него перед глазами стояла такая же картина.

— Просто гулять, да? — передразнила я его. — Без цели, без магазинов?

Глеб хмыкнул с сожалением.

— Ладно. Ну их, эти магазины, хотя я там давно не был….

— Да что вы? — поразилась я. — Как же вы обходитесь — без женского-то белья?

Он уныло втянул голову в плечи.

— Плохо… Как вам у меня?

Отламывая очередную дольку шоколада, я глянула на него — Глеб сосре-доточенно откусывал белыми зубами коричневое мороженое.

— Интерьер или… прием? — осведомилась я.

— Вообще, — твердо сказал Глеб.

— Мне понравилось.

— Интерьер или прием?

— Как вы нас встретили. Вы были таким…

— Ошарашенным?

— Подготовленным. Зубные щетки, халаты…

Теперь я щекой ощущала его внимательный взгляд. Глеб сказал медленно:

— Ну, вы у меня не первые гости…

И эти гости, вернее, гостьи частенько остаются на ночь, судя по содержи-мому его прикроватной тумбочки.

— Я бы на вашем месте так поперла незваных гостей!

— Ну что вы, — вежливо возразил Глеб. — Вы тогда тоже встретили меня вполне радушно. Кофе, сыр…

Я чуть не застонала.

— Не напоминайте! Я тогда так растерялась…

— Да, а я и не заметил! Хотя я вам помешал гораздо больше, чем вы мне вчера.

— Да не помешали вы мне… нам, сколько раз говорить! Ой, у вас мороженое потекло!

Глеб отставил руку со стаканчиком, оглядывая куртку.

— Ну вот…

Я искала носовой платок — господи, хоть пришивай их к каждому карману, куда они вечно деваются! Глеб уже достал свой, пытаясь одной рукой вытереть пятна.

— Дайте я. Придете домой, сразу замочите… это мороженое, я вечно в нем до ушей!

Я ощутила на затылке осторожное теплое дыхание. Подняла глаза — Глеб смотрел на меня сверху вниз сквозь ресницы, слегка улыбаясь. Я поспешно от-шагнула назад, сунула ему в руку скомканный платок.

— Вот…

Глеб вдруг подмигнул мне серым веселым глазом и подхватил языком вновь потекшее мороженое.

— Вы меня почему-то все время пытаетесь накормить! — обвиняюще заме-тила я.

Каким-то образом мы умудрились прошагать несколько кварталов, по пути благополучно не заметив ни одной остановки, когда Глеб вдруг вспомнил, что он еще сегодня не ел и затащил меня в кафешку. Сам-то он сейчас неспешно отщипывал бутер и потешался, глядя, как я пытаюсь выбрать из кошмарного количества пирожных, которые мне назаказывал. Наконец я ухватила “воздушное”, разломила пополам и, откусив, воскликнула:

— Я поняла!

Глеб вздрогнул.

— Что?

— Вашу страшную тайну!

Глеб огляделся, отодвинул тарелку и перегнулся ко мне через стол. Пре-дупредил вполголоса:

— Только тихо! Какую из них?

— Вы любите толстых женщин! — я заглотила последний кусок и победно уставилась на Глеба.

— Уф! — сказал он, вытирая лоб. — Не знаю, как вы меня раскусили… Только, ради Бога, никому!

Я важно кивнула, берясь за следующее пирожное. Трубочка.

— Потому-то вы и откармливаете всех знакомых женщин! Хотите довести их до своего идеала, да?

— Ну, положим, откармливаю я только вас! Мне нравится смотреть, как вы с ними расправляетесь.

— Смотрите, подавлюсь.

Я задумчиво оглядела заварное: справлюсь?

— Не спешите, — посоветовал Глеб. — Никто нас отсюда не гонит. Еще кофе?

— Ага…

Я посмотрела, как он идет к стойке, и перехватила заинтересованные взгляды двух молоденьких девиц за соседним столиком. Подумала злорадно: а вот не обломится вам сегодня! Хотя в другое время… Я вздохнула — свежие ро-жицы, ноги от ушей, едва прикрытые “мини” — черт, а ведь уже не рискну одеть, хотя ноги у меня в полном порядке. Да, время идет… Причем не просто идет, а проходит мимо.

Так что, когда Глеб вернулся, настроение у меня было уже аховое.

— Над чем задумались? — спросил он, ставя чашки.

— Да так… может, и вправду потолстеть? Начну больше нравиться мужчи-нам…

Глеб криво усмехнулся.

— Вот только не говорите, что вам не хватает мужского внимания!

— Хватает, — проворчала я. — Да не того.

Он взялся за ложку.

— Вы про замужество? А почему вы хотите замуж?

Я растерялась.

— Ну, как… Положено.

— Кем?

— Выйти замуж — это как знак качества получить, — объяснила я, — даже если ты через три дня разведешься. А так — будь у тебя хоть пятьсот поклонников и живи ты с ними в счастии и богатстве, все равно останешься для окружающих безнадежной старой девой.

Мои вполне серьезные размышления вызвали у него улыбку.

— Значит, вы хотите замуж из-за общественного мнения?

Я кивнула.

— Естесс-но. Нам же это с детства внушают. Вот как бы вы отнеслись к тому, что женщина может себя неплохо чувствовать и без семьи? Ведь не поверили бы, так? Ну вот и я не верю. Хоть и сияющих счастьем замужних баб тоже что-то еще не встречала…

Я смолкла, уныло глядя на Глеба. У него дрожали губы — но уж явно не от сдерживаемых сочувственных слез.

— А вам не кажется, что это звучит… не очень-то оптимистично?

Я пожала плечами.

— Уж такая я… пессимистичная оптимистка…

— Кто-кто?

— Ну, знаете, кому всегда чего-то не хватает: зимою лета, осенью — весны… Хотя, конечно, скорее чего-то в голове. А вы почему развелись?

Не так уж много в кружке сахара, чтобы так долго его размешивать… Я уже думала, Глеб промолчит, но когда он посмотрел на меня, раздражения в его взгляде не было.

— Думаю — из-за меня.

— Из-за вас?

— Я тогда очень много работал… то спад, то подъем… приходил домой только ночевать, да и то под утро. Конечно, не самая лучшая семейная жизнь. Когда жена устраивала сцены, страшно злился — ведь я же все это делал для них… для нас. Знаете, как-то забывал, что жене нужен муж, а сыну отец, а не только деньги, да и какие там деньги-то были…

Он помолчал.

— Я ведь сейчас с Антохой вижусь чаще, чем тогда.

— И что было дальше? — осторожно спросила я.

Глеб пожал плечами.

— Ну, это я теперь такой умный. А тогда ей не хватило терпения, мне — понимания или… желания понять… Сейчас, я думаю, все было бы по-другому.

Он отхлебнул уже, наверно, заледеневший кофе.

— Не зарекайтесь, — “успокоила” я его. — Я столько раз думала, что поумнела, а потом — хась, и на тебе — опять все то же самое!

Глеб рассмеялся.

— Да уж, умеете вы успокоить!

— А надо? Хотите найти свою половину?

— Предлагаете свои услуги? В качестве половины или в качестве свахи?

— А что? — оживилась я. — Хотите, познакомлю? Вот такая девчонка! А если не понравится…

— Стоп-стоп-стоп! Лучшая реклама — положительный результат. Когда мы увидим результат ваших поисков?

— Еще при этой жизни! — уверенно пообещала я. — По закону диалектики количество однажды перейдет в качество… Вам не кажется, что как-то подозри-тельно темнеет?

Глеб оглянулся на окно. Сказал голосом Пятачка:

— Кажется, дождь начинается!

Я глянула на часы и виновато сморщилась.

— Не хотела вас забалтывать до такой степени. Может, уже пойдем? А то при вас ни зонта, ни плаща.

— Не сахарный, — Глеб полез в карман за деньгами — тут же подлетела официантка. Мне бы пришлось семафорить ей часа два. Есть же люди, которые всегда заметны… Интересно, это у них от природы или они курсы какие специа-льно проходят?

— И упакуйте с собой пирожные.

Так, завтраки в течение недели мне обеспечены.

На улице ощутимо похолодало. Глеб наполовину застегнул куртку, деловито огляделся.

— И что в следующем номере нашей программы?

Я с надеждой уставилась на него. После еды у меня мощно работает пи-щеварительный процесс и полностью отключается мыслительный. Кроме по-сещения зоопарка я предложить уже ничего не могла. Но все же следовало быть тактичной.

— А разве вам не пора домой?

— Домой? Что я там забыл?

— Ну… там у вас Буров. И Галя.

Глеб посмотрел на меня, и я пояснила:

— Гости.

Он пожал плечами.

— Сергей знает, как у меня дверь закрывается. Вам холодно?

Даже если б у меня зуб на зуб не попадал, черта с два б я ему в этом призналась — а вдруг он тоже проявит тактичность и отправит меня домой? Туда мне совершенно не хотелось, как не хотелось, чтобы наступал понедельник, когда все станет на свои места.

Глеб протянул руку.

— Давайте ваши пирожные!

Я опасливо отдала коробку.

— А вам можно доверять?

— Можно — в отношении пирожных. Так куда идем?

Я смотрела на него преданно. Предложи он мне сейчас пойти пересчиты-вать все мусорки в округе, я бы согласилась, ни секунды не раздумывая. В об-щем, я слегка свихнулась. Вернее, свихнулась больше обычного, поскольку это было моим постоянным состоянием.

Он перестал глазеть по сторонам и посмотрел на меня — опять получилось снизу вверх — странное ощущение, словно он действительно во мне нуждался. Зависел от меня.

— Идемте?

— Куда?

— Провожу вас домой.

— Это далеко.

— Я в курсе. Устали?

— Нисколько.

Мы вновь побрели по потемневшей улице — больше помалкивая, словно уже наговорились впрок, так что молчание казалось необременительным. Ощутимо холодало — будто там, за облаками, кто-то спохватился и, спеша наверстать упущенное, готовился наслать на нас вместе с дождем еще и снег.

Дошли как-то слишком быстро. Лифт — о, чудо! — работал. Глеб нажал на кнопку — надо же, только сейчас заметила, что и живу и работаю я на четвертом этаже! В тесном пространстве лифта казалось, что Глеб стоит слишком близко, я бы даже сказала, интимно близко. Когда лифт, наконец, остановился, я осторожно вздохнула.

— Вижу, сделали свет? — сказал Глеб обыденно. Я отмахнулась.

— Ненадолго. Завтра с утра опять в темень.

Я искала ключи — когда у меня в сумке порядок будет?

— Не страшно? — спросил Глеб.

— Что?

— Опять в темень?

— Страшно. Сейчас всего боишься — темноты, мужика в лифте, заболеть, потерять работу…

— Последнее вам пока не грозит, — сказал Глеб с холодком.

— Что? — рассеянно спросила я, продолжая рыться в сумке.

— Потеря работы.

Я вскинула глаза и испугалась.

— Я не имела в виду… куда же они девались?

Не будь здесь шефа, я бы от злости все вытряхнула на пол.

— Может, вы их забыли? — подсказал Глеб.

— Не должна была… Где?

— Ну, не знаю, — Глеб неторопливо пригладил влажные волосы. — На работе, в машине, у меня… Пойдем искать?

— Смейтесь-смейтесь… Ага, вот они!

Я вставила ключ до половины — он застрял. Подергала туда-сюда и сообразила, что ключ от нижнего замка. Выдернула — и уронила всю связку на бетонный пол.

— Дайте я, — мы чудом не столкнулись лбами, как в комедийной мелодраме. Глеб легко, будто заправский взломщик, открыл мою дверь и картинным жестом протянул покачивающие на колечке ключи.

— Прошу!

— Спасибо…

Я нерешительно крутанула на пальце ключи, глядя в темноту квартиры. Подняла глаза и вспыхнула — Глеб стоял, упершись рукой в стену, и с улыбкой наблюдал за мной.

— Думаете кинуться на прощание на мою мужественную грудь?

Я неловко засмеялась — не очень-то приятно, когда видят насквозь все твои терзания.

— Что-то в этом роде! До завтра?

— Наташа.

Я замедленно обернулась. Глеб сказал — уже без улыбки:

— Я действительно рад, что вы вчера приехали.

— Я тоже, — осторожно сказала я.

Глеб протянул руку, провел большим пальцем по моей щеке, губам…

— До завтра!

Повернулся — и нет его. А я прислонилась спиной к косяку — полное впечатление, что меня крепко поцеловали на прощание. А он и хотел… И я…

О, господи ты, боже мой!

В общем-то, одеваюсь я на работу по облегченной программе — то есть про-тягиваю утром руку в шкаф и хватаю первую попавшуюся вещь — не слишком мято, не слишком грязно, вот и ладно. Но сегодня моему гардеробу был устроен генеральный смотр. Спустя полчаса я стояла посреди разбросанных тряпок, уныло оглядываясь: все было или мало или большо, не того цвета, не такого фа-сона, все давно вышло из моды — причем не только моей, но и моды моей бабушки — и вообще, где только были мои глаза, когда я все это покупала! Нет, надо решительно обновлять гардероб — хотя бы по одной вещи в полгода, но стильной и хорошего качества. Вот только туфли куплю… А если надеть этот пиджак и джемпер? Приложила их к груди и уставилась в зеркало, на себя, стоящую голышом среди вороха разбросанной одежды с горящими щеками и лихорадочными глазами…

Я пришла в себя и ужаснулась. Я что, совсем?! Безжалостно, комом, запихнула вещи обратно в шкаф, выбрав назло себе и миру самое унылое, самое широкое, серо-зеленое платье — еще чуть длинней рукава — и готова смирительная рубашка для сумасшедшего дома. Я вполне для него созрела.

А потом чуть ли не всю ночь маялась в постели, злобно ворочаясь с боку на бок. Наконец не выдержала, встала, накинула халат, и, сев на кухне, закурила. И докурив, поставила себе диагноз:

Дорогая моя, ты сошла с ума.

Милая моя, это просто неприлично, в твоем-то почтенном возрасте.

Идиотка несчастная.

Ты влюбилась.

И с этим успокаивающим диагнозом отправилась обратно в постель.

Разумеется, по закону подлости, уснула я крепко-накрепко к самому звонку будильника и этот самый звонок приняла просто за какой-то надоедливый писк. Подбросило меня на кровати почти на полчаса позже. Господи, боже ты мой, только не сегодня! С понедельника начнешь…

Если б кто видел, как я подкрадываюсь к месту работы, точно бы решил, что я — террорист, посланный подорвать милый Глебу Анатольевичу Пахомову офис по программному обеспечению. Я постояла у двери родного кабинета, вся превратившись в слух и чуть ли не принюхиваясь. Голоса Глеба не было слышно. Но он мог и молчать, ведь так? Я приоткрыла дверь и просочилась в узкую щель, подобно сквозняку или привидению.

— Приветик, — буднично сказал Буров, не отрывая глаз от экрана. Тетки поздоровались вразнобой. Я добралась до своего места, разделась, переобулась и попробовала заняться своими обязанностями.

— Дырка будет, — сказал Буров.

— А? — я непонимающе глянула на него и сообразила, что уже полчаса сти-раю пыль со своего так и не включенного компьютера.

Глеб все не являлся. То его черти спозаранку приносят, а как ждешь-по-ждешь — нет его. Я поначалу вздрагивала от каждого шороха, а потом, наконец, наружу полезла здоровая злость — на себя, на него, на спокойненьких сотрудни-ков, на шизофрению, которую люди почему-то называют любовью.

Несколько раз я ловила на себе задумчивые взгляды Галочки. Таня по-глядывала тоже как-то странно, да и Буров пару раз мне мило улыбнулся, что для него с утра было совершенно немыслимо. Или все это оттого, что у меня мозги набекрень, и со стороны это очень заметно?

К обеду я осмелела настолько, что смогла выбраться из-за спасительного прикрытия компьютера и пойти прогуляться в дамскую комнату. Когда я оттуда выбрела, на подоконнике восседала Галочка, скрестившая свои стройные ноги, и задумчиво курила.

— Будешь? — она профессионально выщелкнула из пачки длинную сигарету. Вообще-то я почти не курю, но разговора было явно не избежать, и я молча приняла сигарету. Галочка затянулась и стала смотреть на меня сквозь рассеи-вающуюся ароматную дымку. Смотрела так, словно была опытной портнихой и снимала мерку с моего лица, фигуры, ног… Бедняга пыталась найти во мне то, чего не хватило ей для обольщения нашего шефа. Наконец, устав искать то, чего нет, она спросила:

— И давно вы с Глебом?..

Я неспешно и красиво выдохнула дым — ну просто женщина-загадка! — и сказала неопределенно:

— Ну-у, как тебе сказать…

Зоркие галочкины глаза сощурились.

— То-то я смотрю, он к нам зачастил. Я-то думала…

Она не договорила, но и без того было ясно — Галочка была твердо уверена, что если и стоило из-за кого приходить в наш отдел, то только из-за одного человека. Ее. Я поглядела в пол и задумалась: а ведь, и вправду, с какой стати Глеб в последнее время то и дело у нас ошивался? Я-то, как девушка серьезная, полагала, что он контролирует производственную дисциплину и качество работы…

— И как же это вы… у вас получилось?

Галочка все-таки не смогла скрыть своего недоумения. Я улыбнулась ей — как можно мягче и сочувственней.

— Да вот так и получилось…

Мои бестолковые ответы были восприняты ею как натуральное издевательство. Галка слезла с подоконника, поправила юбку и сказала непри-язненно:

— Могла бы, между прочим, и предупредить. А мы-то с ног сбились, все тебе женихов ищем!

Сама Галка “отыскала” мне всего-навсего одного кандидата — конченого алкоголика, который ей ни в каком качестве уже не мог пригодиться. Благодарю покорно!

— Только учти, — закончила она совсем ядовито. — Птица-то не твоего полета!

И торжественно вымаршировала вон.

Так, похоже, была у меня приятельница, а теперь — увы… А еще говорят, причина всех раздоров — женщина. Ладно, переживем.

Я все еще переживала, когда в дверь проскользнула Таня. Поглядела на меня с высоты своего роста и сказала застенчиво:

— Как погуляли?

Я подавилась дымом.

— Н-ничего…

— А Глеб Анатольевич ничего не говорил?

— О чем?

— Обо мне?

Я молчала, соображая, с чего это мы должны были проводить время в бе-седах о Татьяне.

— Ну, я слегка перебрала… — пояснила она.

— Да? А никто и не заметил. Знала бы ты, как я наклюкалась!

Правда, не стала уточнять, что наклюкалась я на несколько дней раньше.

— Значит, все нормально? Он не очень сердился, что мы так к нему на-грянули?

Я великодушно отмахнулась от нее сигаретой.

— Да все нормально! Мужик с понятием.

Татьяна с облегчением раз улыбалась.

— Ну, слава Богу! А то я весь выходной переживала!

Ну вот еще один раб субординации… Успокоенная Татьяна ушла, а я уселась поудобнее и стала смотреть на дверь. Очередь Нины Дмитриевны. Но Нина Дмитриевна — железная женщина — для беседы по душам все не являлась, и, заскучав, я выбрела в коридор. По коридору фланировал Буров. Я попыталась отступить на исходные позиции, но была замечена и схвачена.

— Ага, — сказал Буров. — Закурить есть?

— К Гале, — коротко сказала я.

— А ты что, бросила? У Глеба заразилась?

Так. Если еще раз услышу в ближайшее время это имя, размозжу кому-нибудь голову. Да хоть бы и Бурову. Буров, не подозревающий о нависшей над ним опасности, бодро сказал:

— Чего такая мрачная? Пошли в столовую, тетки уже очередь заняли.

Столовая у нас вполне приличная. Всего много и вкусно, и не слишком дорого, и потому народу здесь вечно выше крыши. Вовремя не успел — стой и жди.

Таня замахала нам уже от самой раздачи.

— Идите скорее! Они занимали… А я говорю — занимали!

Мы поднырнули под ограждение. Буров уже орал: "Куда понесли пироги!" Я почувствовала ладонь на своей спине, посторонилась и оглянулась.

— Можно мне с вами? — спросил Глеб. Я кивнула с солидным запозданием, шеф поставил поднос и стал глубокомысленно изучать меню. Я пялилась на салаты, не в силах из-за расстройства сосредоточиться на выборе. Наконец схватила тот, что поближе и двинулась вслед за Буровым.

— Глеб Анатолич, — сказал тот над моей головой. — Ты мою "Сигму" смотрел?

— Смотрел.

— И чего?

— А ничего. Придешь, я тебя носом ткну.

— Где?!

— После обеда.

— Нет уж, давай сейчас!

Они переговаривались над моей головой и я, наконец, смогла как следует вздохнуть и поменять молочный суп, который терпеть не могу, на солянку.

— Лопнешь! — вдруг сказал Буров. Я опустила глаза на свой заставленный тарелками поднос. Господи, когда я успела все это набрать?

— Не слушайте его, Наташа, — сказал над моим ухом шеф. — Ешьте, сколько хочется.

Буров широко ухмыльнулся.

— Ну, конечно, дело вкуса…

Я чуть не ткнула его вилкой в бок. Осторожно скосилась на Глеба. Тот, слегка улыбаясь, рассматривал содержимое своей солянки. Могу, конечно, ткнуть и вправо…

— Глеб Анатольевич, садись с нами.

— Да места нет…

— Потеснимся, — Буров сдвинулся, и мне — делать нечего — пришлось пересесть. Глеб еще раз озабоченно оглядел столовую и, проигнорировав пару свободных мест, уселся со мной рядом. Аппетит у меня пропал окончательно. Зато шеф, похоже, чувствовал себя в своей тарелке — переговаривался с Буровым и тетками, ел, то и дело касаясь меня то плечом, то бедром — разумеется, совершенно случайно, но моему воспаленному воображению так не казалось. Почти доев гуляш, я обнаружила, что он недосолен. Потянулась за солонкой — Глеб, не прерывая рассказа, подал ее мне. Похоже, он все-таки замечал, что творилось у него под левым боком. Я перемешала гуляш, попробовала и сморщилась.

— Пересолили? — тут же спросил Глеб. Я молча кивнула и тихо, левым краем рта, зарычала на Бурова, философски заметившего:

— Что ж поделаешь — любовь…

Мне позвонили к вечеру. Приятный мужской голос.

— Наташа? Здравствуйте. Это Алексей.

— Здравствуйте. Какой?

— Мне ваш телефон Аня дала. Ваша знакомая. Сказала, вы согласны встретиться.

— Да? — я поднапрягла память: что-то там Анька такое говорила — пару месяцев назад…

— Давайте встретимся после работы на часок-другой? Мне в ночную, немного пройдемся, поговорим…

Я молчала, соображая. Да провалитесь вы, Глеб Анатольевич, с вашим спорами-договорами! Сами врете и других заставляете! И вообще — клин клином вышибают.

— Хорошо. Встречаемся у "Весны", знаете?

Я положила трубку и воровато оглянулась — словно шеф стоял за моим плечом и, как в старой сказке, воздевал палец: " Должо-ок!"

Алексей и вживую оказался приятным — и по внешности и по манере общения. Он сразу выдал мне информацию, которая, по его мнению, могла меня интересовать: работа, развод, дочка, не видится — у бывшей другой муж, квартира небольшая, но есть… Про меня в том же объеме он уже знал, приглядывался, и, судя по всему, противной я ему не казалась. Так, болтая о том о сем, мы не спеша добрели до моего дома.

— Лучший друг человека — диван и телевизор! — заявил Леша.

— Не только.

Леша подумал и уступил:

— Ну, еще пиво.

— Ну уж нет, не согласна! Так и прикипеть к дивану можно. Надо куда-нибудь выбираться, ходить — в кино, на выставки, в театры… А ты что по телевизору любишь смотреть?

— Всё.

— Вот мой дом.

Он поглядел.

— Ясно.

— Ну, — я махнула рукой в ожидании его следующего шага. — До свидания?

— До свидания, — согласился он и умолк. Я решила, что человеку нужно как-то помочь.

— Ну и?..

— Да у меня на тебя никаких денег не хватит, — сказал Леша, повернулся и исчез в таинственных городских сумерках. А я осталась стоять с открытым ртом. Так. Похоже, незаметно для себя я перекочевала в категорию дорогих женщин. Вообще-то, насколько я помню, билет в кино стоит столько же, сколько бутылка хорошего пива. Или он так давно не отдирал задницу от своего любимого дивана, что для него поход в кино равнозначен посещению дорогого ресторана?

Ну и ладно. Не очень-то хотелось. Нервно хихикая, я добралась до своей квартиры, переоделась и остановилась средь, деловито огладываясь. Так, и чем же мы сегодня займемся? Для начала — ужин. Хороший. Основательный.

Часа через два я лежала с полным животом на диване и благодушно поглядывала по сторонам. Благодаря заботливому шефу у меня появилась масса свободного времени, и дел громадье взирало на меня со всех углов, ожидая, когда же я все-таки за них примусь. Строя грандиозные планы по переустройству своего быта, я незаметно задремала.

Звонок. Очнувшись, я укоризненно поглядела на телефон: отвлекаешь от таких важных мыслей! — но все же взяла трубку. Сказала лениво:

— Алло-о?

— Добрый вечер, Наташа.

Встрепенувшись, как старый боевой конь, я села на диване.

— Добрый вечер, Глеб Ана…

— Глеб.

— Глеб…

— Ну и как же так? — укоризненно сказал он. — Мы же с вами договаривались! Не умеете держать слово?

— Да мы с ним… — промямлила я беспомощно. — Мы с ним давно должны были встретиться… понимаете, неудобно было отказываться… А вы откуда знаете? Вы что, следили за мной?!

Он с удовольствием засмеялся:

— Как вас, оказывается, легко поймать! Сказал наобум — и попал в точку. И как свидание?

— Да никак!

— А что так?

Я подумала. Пожаловалась:

— Мужик нынче пошел ленивый — сам ухаживать не любит, а вот наоборот…

— Это точно! — охотно поддакнул Глеб. — А как вы хотите, чтобы за вами ухаживали?

Я растерялась.

— Ну… как обычно.

— А, цветы-конфеты-рестораны?

— Можно, конечно, еще и бриллианты, но в последнее время что-то никто не дарит…

— И не скучно?

— Нет! — твердо сказала я. — Мужчинам, может, и скучно, а нам — нет! Так женщина чувствует, что ее любят, что ее ценят…

— А иначе вы, конечно, не почувствуете? А вы бриллианты любите?

Я задумалась.

— Заочно. Я вообще многое заочно люблю. Очно как-то не получается.

— А что вы любите очно? Кроме шоколадных конфет, конечно.

— Спать, — не задумываясь, отозвалась я.

— Это вы к тому, что уже поздно?

— Нет! — испугалась я. Я обнаружила, что когда Глеб находится от меня вдали, я чувствую себя гораздо свободнее.

— Итак — есть, спать?..

— Собак и кошек. Некоторых людей. Мужское внимание. Солнце. Старые фильмы…

— Неужели и фильмы? — я услышала, что Глеб улыбается. — Какое совпадение!

Я поджала под себя ноги. Сказала осторожно:

— Я вообще-то долго еще могу перечислять…

— А я никуда и не тороплюсь.

— Вам, наверное, сейчас скучно?

— Скучно. Без вас.

Сердце мое екнуло. Ну нет, знаем мы эти фразы!

— Я тут сейчас походил по квартире — подумал, может, вы что-то оставили…

— Как обычно, — подсказала я.

— Ну да. Был бы повод приехать.

У меня пропал дар речи. Глеб позвал встревожено:

— Наташа! Вы еще здесь?

— Тут, — я кашлянула. — Приехать… мне к вам? Или вам ко мне?

— Как хотите, — серьезно сказал Глеб.

Так. Доболтались. Я молчала — так тупо, так увесисто, так кирпично-каменно, что никакая шутка, никакая легкая фраза типа "Ну и приезжайте!" не могла пробиться сквозь толщу этого мощного молчания. Глеб это понял. Сказал осторожно:

— Наташа?

Да, хотела сказать я. Да, только я впала в свой любимый детский ступор: в юном возрасте была я жутко застенчива, и стоило понравившемуся мне парню как-то проявить внимание, как я каменела, немела, и даже, кажется, переставала дышать… С тех пор меня клинит куда как редко. Хотя и метко.

— Наташа? — вновь позвал Глеб.

Я откашлялась.

— А?

— Мы еще не выяснили, что вам не нравится, — обыденно продолжал Глеб. — Наверное, идиоты в первую очередь?

— И они тоже, — промямлила я.

— Я так и понял, — серьезно сказал Глеб. — Спокойной ночи.

Я поглядела на запикавшую трубку. Сказала уныло:

— И никакой вы не идиот…

Посидела еще, обхватив колени руками. Время шло, настроение падало. Я поглядела на часы — полдвенадцатого. Самое время звонить Светке — пусть проводит реанимационные работы.

Светка — это таран. Это асфальтовый каток, пугающий своей целеустремленностью. На любом этапе жизни она твердо знает, чего хочет, и, в отличие от большинства из нас, знает, как этого добиться. Очень энергичная, завораживающая своей деловитостью — если, конечно, ты сам не попал под этот ее каток…

— Я влюбилась, — сообщила я безо всяких предисловий.

— Опять?

— Что значит — опять? — обиделась я. — Я влюблялась целых два года назад!

— Помню-помню, ходил к тебе женатый, все на жену-стерву жаловался да клялся развестись!

Я вздохнула.

— Ошибки молодости…

— А теперь типа поумнела? Алкаш, поди?

— Нет.

— Зэк?

— Нет.

— Голубой, что ли?

— Светка, ты что, совсем?!

— А то я тебя не знаю… — проворчала наша разумная. — Ну и кто он?

Я вздохнула:

— Мой начальник.

Пауза.

— Ты рехнулась? — с опасливым любопытством спросила Светка.

— А что? — гордо ответствовала я.

— Я тебе сколько толковала про служебные романы, а? Предупреждала я, ну скажи, предупреждала?

— Предупреждала-предупреждала.

— Говорила, что это только сначала все сладко да гладко, а потом, как наскучишь?..

— Говорила.

— Работу хочешь потерять?

— Не хочу.

Светка поразмышляла.

— Женат?

— Нет.

— Ну, еще куда не шло — а то бы она тебе задала жару! За таких мужиков знаешь, как держатся? Хотя, извини, конечно, задачу тебе это никак не облегчает… Надо реально оценивать свои шансы, сколько раз тебе говорила!

В этом они с Галочкой сошлись… а еще подруга называется!

— Спали уже? — по-деловому осведомилась Светка.

— Нет… а надо?

— У-у-у… значит, это у тебя всерьез и надолго! Он хоть за тобой ухаживает? Или это у тебя безответно и беззаветно?

— Ну как… Не знаю… Вроде как…

— Что значит — "вроде как"? — рассвирепела Светка. — Да или нет?

— Да откуда я знаю?

Светка с минуту переваривала выдавленную из меня информацию и выдала свое резюме:

— Кино, конфеты, мороженое, два ужина — и ты за ЭТО втюрилась?

Я покорно вздохнула. Вот такая я дура. Конечно, надо было подождать, пока мне подарят две натуральные шубы и серьги с бриллиантами…

— Короче, — деловито сказала Светка. — Эту дурь из тебя надо выбивать!

— Выбей, а? — с надеждой попросила я.

— Замуж хочешь?

— Хочу!

— Завтра пойдешь на свидание. Мужик хочет жениться, ты ему подойдешь, мозгов у него на двоих хватит. Позвонит тебе в девять ноль-ноль. Не вздумай завтра опоздать. И не финти! Все. Спи спокойно.

— Ага, — послушно отозвалась я. Положила трубку и упала на диван. Нет, хорошо все-таки иметь таких подруг! Так, глядишь, и я поумнею…

Годам к девяноста.

Я выскочила из подъезда, воюя со своим зонтом, и только подлетев к краю тротуара, узрела перед собой знакомый "мерс" с открытой дверцей.

— Доброе утро! — сказал Глеб.

— А что это вы здесь делаете? — ошалело и потому невежливо спросила я. Глеб поглядел по сторонам, словно пытаясь сориентироваться, и сообщил доверительно:

— Сижу в машине. Можете тоже присесть.

— Зачем? — подозрительно спросила я.

Глеб демонстративно посмотрел на часы.

— Мне кажется, или вы опять опаздываете на работу?

Я оттянула рукав и подставила свои под свет подъездной "кобры", хотя и без того знала сколько времени.

— Не кажется, а точно… Нам, случайно, не в одну сторону?

— Пожалуй.

— Не подбросите?

— Ну, если вы так просите…

— Прошу-прошу, — я наконец нырнула в машину. — Правда, что это вы спозаранку делаете в нашем районе?

— Жду вас.

— Решили подработать частным извозом?

— Решил взять над вами шефство. Нельзя на один вечер одну оставить, сразу начинаете на сторону глядеть. Хоть позавтракали?

— Не-а… — я зевнула, зябко передернула плечами. — Кофе кончилось, а я вчера купить забыла. Теперь полдня буду бродить, как спящая красавица… Что это?

Глеб сунул мне маленький термос.

— От сердца отрываю. Берег для себя как последний патрон.

Я отвинтила крышку, вдохнула аромат НАСТОЯЩЕГО кофе, и, прижав термос к груди, уставилась на Глеба.

— Шеф, о вас будут слагать легенды!

— Пристегнитесь, — благосклонно сказал мой легендарный шеф.

Через короткое время мы вырвались на "оперативный простор" автострады. Я изредка отхлебывала кофе, жмурясь на дальний свет встречных машин. Глеб помалкивал, поглядывая на меня.

— Теперь я знаю, какой вы бываете по утрам, — сказал неожиданно.

Я завозилась на сиденье, чтобы поглядеть на себя в зеркало.

— Помню-помню! Темные круги под глазами… Что еще сегодня?

— Теплой, — сказал Глеб.

Я промолчала, потому что это замечание мне показалось до ужаса… эротичным.

Глеб развернулся возле конторы.

— Отдайте мой кофе. Держите.

— Что это?

Зажегся свет, и я обнаружила уютно устроившийся у меня в ладонях малюсенький горшочек с крохотным кактусом. На верхнем колючем шарике распластался красно-черный цветок, похожий на морскую звезду.

— Обалдеть! — сказала я. — Это что — кактус?

— Это букет.

— Мне?

— Вам.

— Мне никогда не дарили букет из кактусов. Спасибо.

— Рад, что я оригинален. Пожалуйста.

Продолжая держать кактус в обеих руках, я попыталась встать — после третьей неудачной попытки с интересом наблюдавший за мной Глеб отстегнул, наконец, мой ремень безопасности; я кивнула и аккуратно вышла из машины.

Глеб толкнул передо мной дверь, и я ввалилась в отдел вместе с кактусом и шефом. Торжественно промаршировала к своему столу, водрузила на него свой «букет» и только после этого сказала:

— Здрасьте.

— Привет-привет, — пожимая руку Глебу, Буров не сводил с меня глаз. — Это что такое?

— Кактус.

— Бывает, — сказал Буров. — Глеб Анатолич, Михеев сегодня все-таки явится? Я же без него, как без рук!

Я неторопливо сняла плащ, причесалась, села и стала передвигать по столу кактус, чтобы выбрать ему подходящее место. Больше всего он походил на слепленного из репейника медвежонка. Вскинула взгляд — Глеб посматривал на меня из-за плеча Бурова смеющимися глазами.

— Наташ, тебя, — сказала Галочка. Метнула взгляд в шефа и добавила, отчетливо понизив голос. — Приятный брюнет.

Я глянула на часы и чертыхнулась: девять ноль-ноль. Ну нельзя же быть таким пунктуальным!

— Да? Здравствуйте. Да, это я. Да, говорили. Сегодня? Где? Во сколько? А как я вас узнаю? А… Ну хорошо. Да. Договорились. До вечера.

Я положила трубку и осторожно поглядела на шефа. Тот задумчиво кивал на слова Бурова, разглядывая пол под ногами. Руки в карманах, воротник поднят, отчего Глеб выглядел нахохленным и озабоченным. Кивнул последний раз и, не глядя на меня, вышел.

Я почувствовала себя брошенной.

— И как свидание? — спросила Таня, едва я только переступила через порог. Чтоб тебя, душа простая, вот же Глеб, сидит рядом с Буровым!

— Да никак, — привычно отозвалась я.

— Неужели не пошла? — преувеличенно удивилась Галочка. — На тебя не похоже!

Ах ты… стервочка. Глеб Анатольевич изволил повернуть голову и посмотрел на меня с подчеркнутым вниманием, приподняв брови. Да чего там! Что нам стесняться — все мы здесь большая дружная семья! Я неторопливо сняла плащ.

— Пойти-то я пошла…

— И что — не дошла? — осведомился Буров.

— Дошла — до ручки.

— Да не тяни ты кота за хвост! — возмутилась Нина Дмитриевна. — Рассказывай по-человечески!

Я вздохнула.

— Договорились встретиться у "Факела". Вы, говорит, меня сразу узнаете. У меня в руках газета будет.

— "Искра", поди? — фыркнула Галочка. — А в петлице — гвоздичка? Подпольщики!

— Нет, чтобы с букетом стоять! — вступила Таня. — Вот все вы такие, жмоты несчастные!

— А чего разоряться-то раньше времени! — возразил Буров. — Ты знаешь, сколько сейчас приличный букет стоит? А придет на "стрелку" вот такое вот…

— Что-о?!

— Не бей, это я не про тебя!

— То-то же! Ну, пришла я. Дай, думаю, постою на другой стороне улицы, погляжу на суженого. Нет как нет. Ну-у, думаю, начинается! Даже на первое свидание не мог прийти вовремя. Ладно, подожду, посмотрю, а то, может, и дорогу переходить не стоит. Стою, смотрю. И тут…

— Подъезжает белый лимузин, а из него… — подсказала Галочка. Глеб Анатольевич вдруг переменил позу — откинулся на спинку кресла, скрестив на груди руки. У отдела заблестели глаза. Я села поудобнее.

— Смотрю, неподалеку стоит мужик с газеткой.

— А гвоздичка?

— Бэз. Стоит и тоже на ту сторону пялится. Прямо рентгеном всех проходящих теток высвечивает… Ах ты ж, думаю, гад, так ты на меня со стороны хочешь посмотреть, решить — подходить-не подходить?!

Буров неожиданно заржал. Женщины взглянули на него с укоризной.

— Смотрю, — я развела руками, — господи, кроме газеты там и посмотреть-то не на что! Какой-то весь скукоженный, на голове кепочка задрипанная, плащ, наверное, молодости моего папы! Говорил, что ему сорок, а на вид — вообще полтинник с гаком! Врет и не краснеет! Или больной…

— И дальше что?

— А ничего. Плюнула да пошла.

— Дуры вы девки, дуры! — в сердцах объявила Нина Дмитриевна. — Все бы вам лимузины да смазливую морду подавай! Жить-то тебе с человеком, а не с кепкой! Подошла бы, поговорила, что тебе, убыло, что ли? Может, у него душа расчудесная!

— Ага, а что же он со своей душой расчудесной в засаде-то сидит? Тоже, поди, высматривает покрасивее! А подошла бы толстушка в очочках — так он бы в кусты!

— Ну не знаю, — задумчиво сказал Таня. — Если сразу не понравился… Мог бы, правда, и одеться поприличнее. Первая встреча все-таки. Встречают-то по одежке…

Галку больше волновал практический вопрос.

— Что говорить-то ему будешь, когда позвонит?

— А, может, не позвонит? — с надеждой сказала я.

Зазвонил телефон. Все замерли. Вот пунктуальность — девять ноль-ноль! Все опаздывают, все люди как люди, а этот… как хрен на блюде. Глеб Анатольевич с каменным лицом взял трубку, послушал и любезно пододвинул телефон.

— Вас.

— Да? Спасибо… — я встала рядом со столом, щекой ощущая взгляд. Глеба — Алло? Кто? Плохо слышно! Игорь? Какой Игорь? Ах, Игорь! Здравствуйте. Почему не было? Как это не было? Была! А вот где вы-то были? Вовремя? А где стояли? У "Факела"? ах, нет… А почему нет? Меня не видели? А я вас. Я, между прочим, подъезжала. Да, на машине. Посидела, подождала, вас нет… И уехала. Надо держать свое слово! Договорились — значит, договорились! А раз вы такой необязательный, мне тогда с вами и встречаться не хочется… Все!

Я положила трубку и выдохнула.

Галочка зааплодировала.

— Знай наших! Как ты его!

— Он хоть слово-то успел вставить? — спросила довольная Таня.

— Сказал — "ну и ладно".

— Да, лучший способ защиты — нападение! — Буров горестно взглянул на Глеба. — Вот так, Анатолич, они нас и…

Глеб молча показал мне большой палец.

— Между прочим, — сказала я в пространство, — не ближе ста метров…

— Ну, и как у вас дела? — отбушевав, спросила Светка. Я почувствовала благодарность: все-таки подруга…

— Да все так же…

— Что так же?

— Разговариваем.

— Господи, — опасливо произнесла Светка, словно услышав о поставленном мне тяжелом диагнозе. В принципе, так оно и было.

— Он, случайно, не…

— Не импотент, успокойся.

— А ты откуда знаешь? — с подозрением спросила Светка. — Ты же не проверяла?

— Ну… знаю…

— Значит, разговариваете. И все?

— Нет, — поспешила я ее обрадовать. — Он мне еще кактус подарил.

— Кактус? — переспросила Светка. — Кактус?

— Ну да, кактус. Цветущий. Цветок очень красивый, хотя всего один. Кактусы, говорят, редко цветут, приходится долго ждать…

— Он подарил тебе цветущий кактус, — медленно повторила Светка.

— Да.

— О господи, — сказала Света и отключилась.

Я была с ней полностью согласна.

— Ну все, — сказала Катька безо всяких предисловий. — Мы с Генкой подали заявление.

Все, конечно, к тому и шло, но в данный момент я восприняла это как предательство. Люди встречаются, люди влюбляются, женятся. Мне не везет в этом так, что просто беда… Последняя незамужняя подруга была… Если не считать уже разведенных.

— Ну? — подождав, вопросила Катька.

— Что — "ну"?

— Могла бы, между прочим, и поздравить!

— Поздравляю, — промямлила я. — Ты, поди, еще и в белом будешь?

— А то! Свадебные платья и на мой размер шьют!

— Будешь выглядеть, как тихоокеанский лайнер! — мстительно пообещала я.

Катька расхохоталась.

— Генка упадет! Я еще все в обтягон закажу, представляешь?

Я представила и поневоле тоже захихикала.

— Так что ждем вас двенадцатого в тринадцать ноль-ноль в центральном загсе.

— Сейчас запишу, а то память-то у меня девичья…

— Знаю-знаю, не помнишь, где была, кому дала…

— Так. Тринадцатого…

— Двенадцатого, балда!

— Я так и говорю… в тринадцать… А кого это — "вас"?

— Тебя и твоего любимого шефа. Глеб, кажется?

— А… Светка нажаловалась, да?

— Звонила. Два часа в истерике билась, что ты ее кандидата прокатила. Правда, что ли, втюрилась?

— Ну, — угрюмо сказала я.

— А чего молчала?

— А я что, должна объявления на всех углах вывешивать, что ли?

— Она мне еще про кактус рассказала, — посмеиваясь, продолжила Катька.

За кактус я готова была стоять грудью. Я сама ощетинилась, как тот кактус.

— Ну и что? Тебе хоть раз в жизни дарили кактусы?!

— Да успокойся ты! Мне даже розы ни разу не дарили! Расслабься, подружка, мы со Светкой посовещались и решили, что вы друг другу подходите. Два сапога пара!

— Ну, спасибо за благословение! Только никуда мы с ним не пойдем — не в тех мы, знаешь, отношениях, чтобы по загсам шастать.

— Сама, поди, мужика запугала! — безо всякого сочувствия заметила Катька.

— С чего это?

— Да знаю я тебя! Болтаешь, че попало, а он всерьез воспринимает. Шаг влево, шаг вправо — расстрел! Поди, и рот-то лишний раз открыть боится, не то, чтоб тебя коснуться! Цени! Редкий мужик прислушивается к женским глупостям…

— Это ты как замуж собралась такая умная стала?

— Да ладно, не злись! Завтра дома сиди, приду к тебе фасоны выбирать.

— Да куда я денусь!

Едва я положила трубку, как телефон вновь ехидно квакнул. А вдруг…

— Да? — осторожно сказала я.

— Привет, Натали! — радостно гаркнула трубка.

— О, господи! Юрка? Ты откуда?

Глеба в окрестностях подъезда не наблюдалось, чему я не особенно удивилась, но опечалилась. Добиралась до родимой работы не шатко не валко — опоздала всего на пятнадцать минут. Войдя в холл, увидела стоявшего у лифта шефа. Специально, что ли, подгадывает?

— Привет, — сказал он.

— Здравствуйте, Глеб Анатольевич, — покорно отозвалась я. Остановилась рядом и стала думать, что могу, в конце концов, добраться до четвертого этажа на своих двоих, но неудобно вот так поворачиваться к начальству задом…

Открылись двери лифта, и я шагнула внутрь. Глеб вошел следом, нажал кнопку моего этажа, повернулся и стал смотреть на меня. А я старательно глядела мимо. Глеб вышел первым, я следом — и едва не ткнулась носом в ему в грудь. Шеф стоял, загораживая путь к моему родному отделу.

— И кто у нас умер? — осведомился Глеб.

— Никто, — вздохнула я.

— Уже радует. Я, к сожалению, не смог сегодня за вами заехать.

Я скосила на него глаз: не смог — или не захотел? Сказала уныло:

— Да вы и не обязаны…

Разговор увядал, не успев расцвести.

— Что-нибудь случилось?

— Ничего… — вздохнула я еще горше.

— Не выспались?

Я пожала плечами.

— Плохо себя чувствуете?

— Скверно, как обычно.

— Вас кто-то расстроил?

— Наоборот.

Глеб хмыкнул.

— Наташа, мы можем простоять здесь весь рабочий день. Я ведь не отстану, вы не поняли? Итак, кто и чем вас так… обрадовал?

И чего прицепился? С какой стати я должна перед ним отчитываться? И вообще, какое ему дело до настроения его подчиненных, думала я, а мой длинный язык меж тем выдал:

— Глеб Анатольевич, а я замуж выхожу!

Я испуганно вскинула глаза. Шеф смотрел с прищуром. Иронии в его взгляде явно прибавилось. Огляделся, привалился плечом к стене, точно устраиваясь поудобнее для долгого разговора.

— И откуда ж тогда такая мировая скорбь? — осведомился ядовито. — Вы же, вроде бы, этого и добивались?

Я покорно покивала.

— И кто же этот… счастливчик?

Этот несчастный…

— Мой старый приятель.

— А где он пропадал все это время?

— Да он полтора года работал по контракту в Канаде… На днях вернулся.

— И сразу же сделал вам предложение?

— Он и раньше предлагал. Но так, вроде бы в шутку…

— А теперь, значит, остепенился? И вы согласились?

Я вновь уставилась на пуговицу его замечательного плаща.

— Знаете, такими предложениями женщины не разбрасываются. Он хороший парень, и с головой и со всем остальным все в порядке. И мы с ним неплохо ладим…

Я поймала себя на том, что оправдываюсь, и смолкла.

Глеб рассеянно смотрел перед собой. Вздохнул:

— Ну, я так и знал, что этим закончится!

Взглянул на часы и оттолкнулся от стены:

— Меня уже люди ждут. Я, наверное, должен вас поздравить?

— Спасибо, — горько сказала я.

— Не за что, — хмыкнул Глеб. Пошел к лестнице и оглянулся.

— Вы ведь не обязаны сию же секунду бежать в загс или что-нибудь такое? До вечера проработаете?

— Ну… да. Конечно.

Глеб кивнул и умчался вверх по лестнице. Длинноногий.

Работой, конечно, это было назвать трудно: я сидела, вяло тыкая пальцем в клавиатуру, и размышляла над тем, что наконец-то сбылась моя мечта, а радости мне от этого не прибавилось. И подумать только — всего две недели назад я про Глеба и думать не думала. Нет, конечно, как мужчину я его замечала, но к себе и к своей жизни никак не примеряла — не настолько же я наивная. И дернул же его черт подвезти меня в прошлый понедельник! Жила бы себе припеваючи, ходила бы на дурацкие свидания, ни горя ни забот…

В конце дня Глеб сунул голову в дверь, кивнул на приветствия подчиненных, и сказал нетерпеливо:

— Наташа, ну что же вы? Одевайтесь быстрее, мы опаздываем!

— Куда? — испугалась я.

— Как куда? — удивился Глеб. — Я в "Пилоте" столик заказал!

Я увидела округлившиеся глаза теток — еще теперь и им объяснять, "давно ли мы с Глебом…" Сказала язвительно:

— Ах, простите, у меня такой склероз… — и начала подчеркнуто неторопливо собираться. Глеб постукивал ботинком по полу, словно задавая мне темп, но молчал. В отделе царила тишина — комар пролетит — услышишь. Я прошла мимо улыбавшегося во весь рот Бурова, показала кулак в ответ на его негромкое: "Вау!", и, прошествовав мимо Глеба, кивнула ему милостиво:

— Я готова.

— Вижу, — отозвался он без улыбки.

"Пилот" — один из самых дорогих ресторанов в городе. Раньше я здесь ни разу не была, а потому беззастенчиво вертела головой, изучая обстановку. Небольшой зал, тихо переговаривающиеся люди, полумрак, неслышные официанты. Я поспешно уселась за стол, пряча себя, свой костюм и туфли. Мог бы и кабинку заказать. Я посмотрела на изучающего меню Глеба и решила, что так все-таки лучше. Менее интимно, что ли…

Мы ели, пили, глазели (я, во всяком случае) на окружающих, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами. Боясь, что мозги расплавятся, я уже перестала думать, зачем он меня сюда притащил, и твердо решила наслаждаться моментом. Ресторан, хорошая еда, симпатичный мужик рядом — чего тебе еще?

— Вам раньше предлагали выйти замуж?

Я оскорблено вскинула голову.

— Еще бы!

— И сколько раз?

— Так… сейчас посчитаем… — я поглядела в потолок. — Ну, начнем с этого… ага, три… еще Валера…

Глеб смотрел, как я загибаю пальцы, и поднимал брови все выше. Под его взглядом я нерешительно подвигала безымянным пальцем. Поколебалась.

— Ну ладно, этого можно не считать… как-то несерьезно…

Мы уставились на мои загнутые пальцы.

— Восемь? — спросил Глеб. — Восемь?

Я с затруднением пересчитала пальцы — без калькулятора прямо никуда!

— Ну да, восемь…

Глеб отодвинул чашку, водрузил на стол руки, на руки — подбородок, и пристально уставился на меня. Я заерзала.

— А теперь, — произнес раздельно, как будто разговаривал со слабоумным или плохо слышащим, — скажите мне, неужели среди этих восьми не нашлось хотя бы одного нормального, порядочного мужика, за которого бы вы могли выйти замуж?

Я опасливо глядела на него.

— Ну-ну… как-то все… не получалось, что ли…

— То ноги кривые, то шевелюра редкая?

— Нет. Ну, не знаю. Вот у меня подруга есть — та, похоже, с любым может ужиться… подстраивается, что ли… А я…

— А вы?

— А что я?

Глеб взял ложечку, покрутил ее перед глазами. Сказал неспешно:

— Знаете, в чем ваша проблема? Вы не знаете, чего хотите.

— То есть как это не знаю? — оскорблено вскинулась я. — Еще как знаю! Я хочу семью — как у всех.

— Все живут по-разному, — терпеливо напомнил Глеб.

— Ну ладно — хорошую семью.

— И все?

— Что значит — все? Что вы имеете в виду?

— Вы хотите иметь только семью — или еще и любовь?

Я некоторое время тупо смотрела на него. Потом, к своему ужасу, начала краснеть, словно он уличил меня в чем-то неприличном. Хорошо, Глеб продолжал наблюдать за своей ложечкой.

— Мы с вами взрослые люди и прекрасно знаем, что любовь совершенно не гарантирует хорошую крепкую семью. По статистике распад браков, заключенных по любви, не меньше, чем заключенных по расчету. Так что — пока вы не решите, чего вы все-таки ищете, удачи вам не видать. И любой мужик, будь он хоть из чистого золота, вам не подойдет.

Я посидела немо, глядя на его спокойное, даже скучающее лицо, потом очнулась, взъярилась, и, перегнувшись через стол, зашипела:

— Психоаналитик, да? Как это вы здорово меня препарировали — прямо как лягушку! Раз, два — и готово!

— Не раз-два, — Глеб отложил ложку и тоже перегнулся ко мне через стол. Теперь со стороны мы, наверное, напоминали влюбленную парочку или людей, вздумавших играть в "гляделки". — Не раз-два! Я уже давно за вами наблюдаю…

— Ну да, целый год! Очень весело, наверное, анализировать чужие неудачи и чувствовать, какой ты сам умный!

— Если бы я был умный, — сквозь зубы сказал Глеб, — то не сидел бы здесь с вами, а…

— Ну и ладно! — я схватила сумку. — И не надо! И никто вас не просил! Вы же столько времени на меня потратили!

— Сядьте, я еще не все сказал.

— А я все! До свидания, Глеб Анатольевич, было очень приятно с вами побеседовать…

— Сядьте! — гаркнул мой выдержанный шеф. У меня от неожиданности подкосились колени, и я шлепнулась обратно на стул. На нас заоглядывались.

— Ну… — сказала я растерянно. — Чего это вы тут раскричались?

Глеб с силой потер шею. Буркнул, с явным трудом регулируя громкость:

— Да вы святого из себя выведете!

Вздохнул, блуждая глазами по ресторану. Поглядел на меня — уже спокойно:

— Может, это получилось и беспардонно, но я просто хотел вам помочь. А заодно и себе.

— Себе? А вы-то здесь при чем?

— Ну, знаете… — Глеб развел руками. — Я, понимаете ли, вожу вас по ресторанам, таскаю вам цветы буквально горшками…

— Кактусы, — машинально поправила я.

— Цветущие кактусы, — в свою очередь поправил Глеб. — И вы еще спрашиваете — при чем здесь я? Мне что, еще на голову встать, чтобы вы меня заметили?

Я выдохнула, с опаской глядя на него:

— Глеб. Вы что, хотите сказать, что вы за мной ухаживаете?

Глеб хлопнул себя по коленям. Получилось звонко, и на нас опять оглянулись.

— Ну, наконец-то! — торжествующе объявил он потолку. — Наконец-то ее осенило!

Теперь я принялась сосредоточенно двигать по столу несчастную ложку. Сказала осторожно:

— Глеб.

— Что?

— А вам не кажется, что вы это делаете как-то… очень оригинально?

— Очень по-идиотски, хотите сказать? Честно говоря, я и сам это знаю. Просто рядом с вами поневоле делаешься полным идиотом.

Я нервно засмеялась:

— Ну да, сумасшествие, говорят, заразно!

Он слегка улыбнулся.

— Не поэтому. Я не договорил — если бы я был умный мужик, мы бы здесь…

— Не сидели? — подхватила я.

— …а где-нибудь лежали, — обыденно закончил Глеб. Подумал и уточнил. — Желательно, в моей кровати. Прошлый раз мне очень понравился.

Он и не подумал понизить громкость.

— Глеб! — прошипела я. Мужик за соседним столиком отворачивался, не скрывая усмешки. А тебя не касается, понял!

— Я подумала, что… — пробормотала я. — Потому что Галя…

Глеб смотрел на меня с иронией:

— Вы что, считаете, я в собственной квартире не нашел бы, где провести ночь? Вы, правда, такая наивная или притворяетесь?

— Но я и правда не думала, что… А как это, — я подумала, как лучше сформулировать и помахала в воздухе рукой, — …ну как это вам в голову пришло…

Глеб сидел, подперев голову руками, и с интересом наблюдал за моими мучениями.

— Ну в смысле… — я беспомощно уставилась на него и рассердилась. — Вы смеетесь!

Глеб поспешно состроил серьезную гримасу, но смех в его глазах остался.

— Вы хотели спросить, как мне в голову пришло — что? — в вас влюбиться?

— Я… да.

— Вы знаете, эта мысль как-то так логично в голову не приходит.

— Ну, хорошо, — решительно сказала я. — Мне интересно, где вы околачивались весь этот год?

Глеб хмыкнул.

— Я-то рядом. А вот вы все время были в бегах. Знаете, это, в конце концов, даже обидно. Такое впечатление, что если бы я даже пригласил вас прогуляться до ближайшего загса, вы бы послушно сказали: "Хорошо, Глеб Анатольевич" — и тут же ускользнули на следующее свидание. Радуйтесь, что я еще не начал дергать вас за косички, чтобы обратить на себя внимание.

Я машинально накрутила на палец прядь волос. Какие косички! Последние бы не выпали…

— Ну и что теперь нам делать? — спросила жалобно. Глеб развел руками.

— Ну, у меня была пара-тройка интересных идей. Но вы тут внезапно замуж собрались, а я с замужними женщинами…

— Перестаньте!

Глеб улыбнулся, скрестил руки на груди.

— Решать вам.

Я подумала и осторожно уточнила:

— Вы что-то говорили про загс…

— Я?! — очень удивился Глеб. — Когда?

Я пригорюнилась:

— Вот все вы такие… Как до дела доходит — сразу в кусты!

Глеб сочувственно покивал мне. Оглянулся по сторонам и, чем-то зашуршав, поставил на стол туфли.

— Этого в меню не было, — пробормотала я, машинально беря один в руку, хотя и без того сразу признала. — Вы что, таким образом свою Золушку ищете?

— Ну да, — охотно поддакнул Глеб. — Тридцать седьмой — размер ходовой. Хоть какой-нибудь из моих многочисленных знакомых женщин да подойдет.

— Шанта-аж… — пробормотала я. — Что, и мне тоже можно примерить?

— Вам как раз, я помню.

— Вы их купили?

Глеб почесал бровь.

— Нет, украл! Естественно, купил. Вернулся в тот же день, и купил. Как-то обидно, что такие туфли и такие ноги существуют отдельно.

Он переставил туфли в "профиль", откинулся назад, критически их осматривая.

— Конечно, на обручальное кольцо это мало похоже, — сказал небрежно. — Даже если вставить бриллиант. Но я так давно не делал предложения, что совсем не помню правил. Что там сначала: люблю, целую, выходи за меня?

Я вздохнула и ничего не сказала.

— Наташ?

— М-м?

— По-моему, сейчас должна ваша реплика, — подсказал Глеб.

— Разве?

Глеб торжественно кивнул. Я вновь уставилась на туфли.

— Конечно, Канада — это круто, — вкрадчиво сказал он.

— Какая Канада?

— Вашего… э-э-э… предполагаемого жениха. Но я тоже ничего.

Я, наконец, подняла глаза.

— И даже очень ничего, — сказала тихо.

Глеб кивнул поощряюще.

— Неплохое начало. Продолжайте.

— Что — продолжать?

— Ну скажите мне что-нибудь утешительное. Подсказать? Ну например: вы мне нравитесь, Глеб Анатольевич, я обещаю подумать, Глеб Анатольевич, вы самый лучший кандидат в мужья, Глеб Анатольевич… и я пошлю всех остальных кандидатов к чертовой матери! На черта она тебе сдалась, эта Канада!

— Да, — сказала я, улыбаясь во весь рот.

— Что — да?

— Да. Да. Да. И еще раз — да. На все — да.

— И что мы немедленно едем ко мне — тоже да? — быстро уточнил Глеб.

— Да.

— Ага, — сказал Глеб и начал искать глазами официантку. — Девушка!

Подошедшая официантка и глазом не повела на стоявшие на столе туфли. Лихо насчитала астрономическую сумму, Глеб, не вникая, расплатился и повлек меня к выходу.

— Глеб!

— А?

— Туфли! Мы забыли туфли! — я вернулась, прижала к груди драгоценную обувь. Глеб подхватил меня под локоть.

— Глеб!

— Ну что еще? — свирепо сказал Глеб, посмотрел на меня и сморщился, — Конечно, вы передумали… Ну так же нечестно! В конце концов, вы провели со мной ночь и теперь, как честная женщина, обязаны на мне жениться!

— Женюсь! Но Глеб, вы меня плохо знаете…

— Узнаю.

— У меня куча недостатков.

— А у меня сплошные достоинства.

— Я никак не могу встать утром пораньше…

— Ничего, я разбужу! — уверенно успокоил Глеб, открывая передо мной дверь машины. — Еще есть какие-нибудь препятствия? Признавайтесь сразу.

— Нет.

— Тогда поехали!

На следующее утро мы опоздали оба.

Боюсь, что это войдет у нас в привычку.

ЗИМА

— А вот и я! — радостно объявил Денис. Мы не виделись с ним «всего-навсего» три месяца. Я кисло посмотрела на его сияющую физиономию, отвернулась от распахнутых объятий, и, придерживаясь за стеночку, беззвучно постанывая, доковыляла до дивана. Свернулась в клубок под одеялом. Денис, насвистывая, разулся-разделся и пошел прямиком на кухню. Я перевернулась на спину, сгибая ноги в коленях. Полегчало — на мгновение.

— Оля… Оль!

Я застонала:

— Ну, чего тебе?

Раскрыла глаза и обнаружила перед лицом денисову ладонь с разноцветными таблетками.

— Это что?

— Это таблетки, — объяснил Денис, тыкая пальцем. — Но-шпа и еще какие-то, я в аптеке спросил, специально для женщин во время месячных.

— О, господи!

— А чего? — удивился Денис. Я молча сгребла таблетки, скривившись, запила, и сунув ему стакан, снова рухнула на подушки. Денис присел возле дивана на пол. От него пахло свежестью и морозом.

— Оля. О-оль…

Я приоткрыла один глаз — он со страдальческой миной разглядывал мое лицо.

— У?

— Очень больно?

— Попробуй — узнаешь! — огрызнулась я.

— Это как зуб болит?

— Хуже.

— Бедненькая… — искренне сказал Денис. — Кушать хочешь?

— Нет.

— Ну, давай я тебе чего-нибудь по-быстрому сварганю. А то голодная, нет?

Я бы умилилась такой заботливостью, если бы не знала, что вечно голодный Денис под таким благовидным предлогом просто хочет совершить опустошительный набег на мой холодильник. Я вяло отмахнулась.

— Да делай ты, что хочешь, только отвяжись!

Денис немедленно сорвался с места.

— Так, что у нас есть? — доносилось с кухни. — Эй, подруга, ты че, по магазинам совсем не ходишь? О! Сало!

Вновь свернувшись калачиком, я задремала под этот незатейливый аккомпанемент.

— Ау-у-у… спящая красавица!

Я открыла глаза на голос — и на дразнящий аромат. Денис сунул мне полную тарелку и, довольный, развалился в кресле, поглядывая то на меня, то в телевизор. Кутаясь в одеяло, я осторожно села — похоже, денисовы снадобья действовали. Денис поднял стоявшую возле кресла бутылку.

— Будешь? Сосуды расширяет.

Я приняла рюмку — не поленился же найти и помыть хрусталь! — понюхала.

— Не морщись-не морщись, бальзам на травах. Целебный!

— И за что пьем?

Денис поднял рюмку, поглядел на меня, на телевизор, почесал плохо бритый подбородок.

— Повод тебе? Не вижу повода не выпить!

И опрокинул лихо. Я осторожно отпила — правда, бальзам… Села поудобнее, принимаясь за неожиданный ужин. Ела и присматривалась. Выглядел приятель что-то "не ах". Под глазами — круги, щетина, и рубашка не то, чтобы свежак, а Денис у нас чистюля…

Я перестала жевать.

— Дин?

— М-м-м?

— Ты чего?

— В смысле?

— С Иркой, что ли, поругался?

— С чего это?

— Вот и я думаю — с чего?

Денис некоторое время сосредоточенно ел, потом, глядя в телевизор, нехотя сказал:

— Ну.

— Выперла?

— Ну…

— И давно?

— Дня три. Я тут у Димана кантовался, да его баба…

— Нет! — твердо заявила я, отставляя пустую тарелку.

— Что — нет? — вытаращился Денис.

— Я сказала — нет!

— А я у тебя еще и ничего не спрашивал!

— И нечего спрашивать! Все равно ты здесь не останешься!

— Не больно-то и хотелось! — скривился Денис. Молча подчистил свою тарелку, забрал мою, уволок на кухню. Вернулся с двумя чашками кофе и коробкой конфет. Подлиза… несчастный. Уселся поудобнее, перекинув одну ногу через подлокотник кресла. Угрюмо вперился в экран. Вот уж этим меня фиг проймешь. Я со спокойной совестью жевала шоколад и рассматривала Дениса. Никогда не могла понять, что бабы в нем находят: внешность обычная, рост-комплекция тоже особого трепета не внушают, характерец — тот еще… А вот подишь ты — бегают, обхаживают, ищут, звонят — а потом жутко обижаются, что они у него не в единственном числе.

Все равно я не выдержала первой.

— Ну и что вам сбрындило?

Денис выдержал гордую паузу.

— Это не нам — ей.

— Ну коне-е-ечно! Скажи еще — ни с того ни с сего!

Денис поставил чашку на свой плоский живот.

— Подумаешь, ночевать не пришел — отпуск с друзьями обмывали.

— До утра? — сощурилась я.

— А?

— До утра, говорю — и все с друзьями, с друзьями?

Денис кашлянул и исподлобья рыскнул на меня взглядом.

— В смысле?

— В смысле — где, когда, с кем?

— Не помню, гражданин начальник, — заныл Денис. — Ну что вы мне вечно мокруху шьете? Ну, выпил, ну погулял…

— Ну, с другой бабой перепихнулся… — закончила я.

Денис сполз на сиденье пониже и внимательно посмотрел в свою чашку.

— С-скотина! — с отвращением сказала я.

— Это — да! — мигом согласился Денис. — Давай выпьем?

Зазвенел телефон. Денис услужливо приглушил звук телевизора.

— Добрый вечер, — произнес до боли знакомый голос. Я неслышно вздохнула и сказала холодно:

— Здравствуй.

— Я сегодня искал свой синий галстук. Наверное, у тебя остался.

— Если и был, я его давно выкинула. Надо было сразу забирать свои вещи, а не таскаться за ними по два месяца!

— Я не виноват, что у тебя в квартире вечный бардак! — мгновенно вспыхнул он. — Ни одной вещи на месте, никогда ничего не найдешь!

— Зато сейчас у меня идеальный порядок — некому наводить твой любимый бардак!

— Так у тебя этот чертов галстук или нет? Ты что, не можешь просто ответить, а не закатывать мне каждый раз жуткий скандал?

— У меня! — злобно ответила я. — Висит в коридоре на вешалке, тебя дожидается!

Чуть не добавив — и тебя бы там с удовольствием вздернула!

В трубке вздохнули. Я покосилась — Денис не очень успешно делал вид, что смотрит телевизор. Мой бывший, видимо, вспомнил, что он интеллигентный человек, и сказал тоном ниже:

— Звонил тебе на работу. У тебя что, «дела» пошли? Опять, наверное, без таблеток загибаешься? Ты же безалаберная, даже о себе позаботиться не в состоянии…

Я прервала очередную его лекцию о моей жизненной несостоятельности:

— Мне Денис принес.

— Та-ак, — сказал он через паузу — с удовлетворением. — А ты всегда уверяла, что он только твой друг. И что, все твои друзья знают, когда у тебя начинается менструация? Он сейчас у тебя? Поди, еще и животик гладит?

Я отвела трубку от уха, взглянула на нее, как на ядовитую гадину, и от полноты чувств так шарахнула ею по бедному телефону, что тот только жалобно вякнул. Денис перестал притворяться мебелью.

— Мне он никогда не нравился! — заявил агрессивно.

Я злобно глянула на него: этот еще!..

— Ты что, знал, что мы разбежались?

— На этой неделе сказали. И скатертью дорога.

— И тебе тоже! — огрызнулась я.

— И мне, — мирно согласился Денис.

Я подумала, озадачилась и спросила:

— А, правда, откуда ты… — я помотала в воздухе рукой, не в силах закончить, но Денис понял без перевода.

— Если девушка, которую я много лет знаю, регулярно, из месяца в месяц сваливается «с головной болью»… Ну очень трудно догадаться!

— Ладно-ладно, заткнись! — пробормотала я.

Денис поглядел в телевизор, спросил отвлеченно:

— А ты заметила, что мы с тобой впервые одновременно остались без партнеров?

— И что? — без интереса осведомилась я.

Денис поднял рюмку. Сказал торжественно:

— Это судьба!

— Сейчас эта судьба отдерет свою задницу от моего кресла и…

— Понял-понял! Посуду можно помыть, нет? Расслабься. Вон телик посмотри.

С нашим телевидением расслабишься. В новостях только и узнаешь, где что взрывают, где кого убили, где что прорвалось и замерзло. Я переключила канал. "Труп, расчлененный на несколько частей и завернутый в клеенку…" Щелк. "Жертвы недавнего землетрясения остались без крова и пищи…" Щелк. "Однажды я убил маленькую девочку и носил ее голову, как шляпу…" Аут. Я сдалась и выключила телевизор. Денис мурлыкал на кухне — довольно музыкально. Я закрыла глаза…

…М-м-м, каждое утро бы такие запахи — и я бы терпимее относилась к жизни. Я открыла глаза и сонно улыбнулась стоящему рядом мужчине.

— Привет, соня! — сказал он негромко. — Кофе будешь?

Я зажмурилась и вновь распахнула глаза. Денис никуда не делся — стоял передо мной в спортивной майке и широких мягких штанах — и, улыбаясь, разглядывал мою недоуменную физиономию.

— Дин? — я резко села, оглядываясь. Ну, конечно, как я вчера уснула на диване…

— Не стал тебя будить, — закончил мою мысль Денис и показал пальцем за спину. — Ночевал, сирота-сиротой, в спальне. Уже двенадцать. Я честно порхал на цыпочках. Тебе кофе в постель?

— В чашку! — буркнула я, все еще пытаясь проснуться. Обвинила спину уходящего Дениса. — Ты меня споил! Подсыпал снотворное!

— Скажи спасибо, что не мышьяка! — отозвался тот с кухни.

— Спасибо, — пробормотала я, спуская ноги с дивана. — Хотя тогда бы уже все было кончено…

Я долго мокла под душем, внушая организму, что он вполне отдохнул и выспался после суматошной рабочей недели. Организм верил слабо. Зевая, я прибрела на кухню. Бодрый до отвращения Денис поставил передо мной тарелку с горкой золотистых гренок. Налил громадную чашку крепчайшего кофе. Я с неприязнью посмотрела, как он с аппетитом расправляется со своим завтраком и, глотнув кофе, закрыла глаза. "Подымите мне веки…" Денис что-то сказал. Я посмотрела на него сквозь ресницы.

— У?

Денис глядел с интересом.

— Если тебя не будить, можешь и сутки проспать?

— И двое.

— Классно выглядишь.

— Ну коне-ечно…

Я вздохнула — женщина должна выходить к завтраку накрашенной, ухоженной, уложенной, свеженькой и бодренькой, как историческая радиопередача "Пионерская зорька".

Зазвенел дверной звонок. Мы оба подпрыгнули. Денис прекратил жевать и стал похож на хомяка с одной набитой щекой. Все мои родственники, друзья и знакомые твердо знают, что не стоит приходить ко мне в выходной раньше двух часов дня. Если ты не самоубийца, конечно. Мы подумали об одном и том же, потому что Денис, вновь энергично заработав челюстями, объяснил:

— За галстуком.

Я сорвалась с места:

— Если это он — убью. Его убью и тебя убью. И себя убью!

Я гремела замками. Значит, пришел убедиться, да? Ну, я тебе сейчас все доказательства представлю! Я распахнула дверь и с разбегу рявкнула:

— Что?!

Прямо в лицо своей подружке Соньке.

Та от неожиданности отпрыгнула.

— Ой! Привет, Оль!

— Привет! — в той же тональности машинально продолжила я, окидывая подозрительным взглядом лестничную площадку — не притаился ли где в засаде мой бывший.

— Я тебя, наверное, разбудила? — осторожно предположила Соня. — Я думала, уже первый час…

— Ладно, — сказала я, успокаиваясь. — Заходи.

— Я звонила, но у тебя все время занято!

Я покосилась на валявшийся у дивана телефон.

— Похоже, он после вчерашнего немного… не работает. Поди, уговаривать пришла? — подозрительно спросила я, видя, как подруга мнется. — Даже не вздумай!

— У Алены все-таки юбилей, — осторожно начала Сонька, — она же расстроится…

Она глянула за мое плечо и замерла. Ее глаза и рот изобразили три вопросительных "о?" Нет, скорее даже: "О?!"

— Малыш, а где у нас… — услышала я. И, обернувшись, тоже уронила челюсть. За считанные секунды этот подлец успел скинуть с себя одежду и теперь стоял в одном полотенце, обмотанном вокруг бедер — волосы влажные, в руках бритва…

— О! — сказал и он, увидев перед собой Соню вместо предполагаемого Валеры. Я захлопнула челюсть, оглядела его с головы до ног зловещейшим взглядом. Это привело его в чувство — как бы слегка смутившись, Денис затянул полотенце потуже и послал Соньке свою знаменитую улыбочку, которая меня всегда бесила, но действовала убийственно на остальных дам самого разнообразного возраста.

— Ох, простите, я и не слышал, что кто-то пришел, — сказал он, окидывая мою подругу томным длинным взглядом.

— Это вы меня извините, — пробормотала Соня, не сводя с него зачарованных глаз. — Я не хотела… я хотела…

Я решительно прервала классическую сцену "удав-кролик".

— Мне, правда, жалко, но я никуда не пойду, Сонь. Ты ж сама понимаешь…

Прихожая у меня маленькая, Денису не было даже нужды шагать — он просто переменил положение — и по-хозяйски обнял меня за плечи. Проворковал мне в ухо:

— И куда это мы не идем?

Так как он по-прежнему смотрел на Соню, та послушно выпалила:

— У наших друзей сегодня юбилей, и Олю и Валеру… их обоих давно пригласили, а теперь… ну вы же понимаете… а Валера там будет с Лариской, и Оля… нет, Олечка, я тебя понимаю, я бы тоже!.. но может, все-таки… А?

Все это она выдала, не сводя глаз с голого Дениса. Денис великодушно кивнул ей, словно что-то понял, и заглянул мне в глаза своим "удавьим" взглядом.

— Значит, все там будут?

— Все! — пискнула Сонька.

— А почему МЫ тогда там не будем? — осведомился Денис.

Я потеряла дар речи.

— Ой, как хорошо! — захлопала Сонька в ладоши. — Так я скажу Алене…

— Со-ня, — слабо позвала я.

Не оборачиваясь, подружка махнула рукой:

— Я сама-сама открою! Ну, мы ждем вас в четыре, да?

— Обязательно будем! — заверил Денис. Сонька блеснула черными глазами, явно предвкушая цирк-алле в ресторане. Только афиши не хватает…

Я повернула голову и посмотрела на Дениса. Под моим взглядом великолепный, сексуальный, пантеристый Денис осторожно убрал руку с моих плеч и даже, кажется, в размерах уменьшился.

— Ну и что, — раздельно сказала я, взмахом руки указывая на него — от мокрой головы до босых ног, особо обозначив полотенце, — это все значит?

— Сижу, никого не трогаю, принимаю душ, — проворчал Денис, затягивая узел потуже. — Это полотенце.

— Для чего ты устроил этот спектакль?

— А, все равно без толку! — с сожалением заметил Денис, направляясь на кухню. Я шла следом, бормоча:

— Он и так каждый раз выворачивает все так, будто я виновата, что он ушел, а тут еще ты… Представляешь, как бы он обрадовался? Нет, ты представляешь, ЧТО бы он подумал?!

Денис повернулся так резко, что я врезалась в него, руки взлетели — удержаться — и скользнули по гладкой прохладной коже. Я тут же отдернула ладони, Денис выдохнул, словно разом растерял все слова, которые собирался мне ВЫДАТЬ. Сказал совершенно спокойно:

— Ну и что?

— Как — ну и что? — я села на табурет. — Он и так всегда думал, что ты… что мы с тобой…

— Ну и что? Тебе-то какая разница? Он тебя бросил, забыла? Какая разница, что этот козел о нас с тобой подумает?

— Он не… А если и козел! Ты-то что обзываешься? Ты, что ли, лучше?

— Ладно, я тоже козел. Довольна? А вот эти его мотания "туда-сюда" могут годами тянуться. Тебе это надо?

Я покорно кивала. Сама знаю такие пары… или лучше сказать — трио? Надоело мужику в одной семье — собрал вещички, пошел в другую. Чуть напрягли во второй, собрал вещички, вернулся в первую. И так — до тех пор, пока у одной из женщин терпение не лопнет. А женщины у нас терпели-ивые…

— Знаешь, — сказала я, ковыряя пальцем гренки. — Хотя бы не так неожиданно… вранье, что баба сразу догадывается. Ни черта я не догадывалась… А он уже полгода с Лариской… А тут еще приходит… за вещами. А я потом трясусь и думаю, что во мне не так? Почему он ушел?

Денис вскинул ладони. Сказал раздельно:

— Стоп. Стоп. Стоп. Все у тебя так. Все с тобой нормально!

— Ну конечно! Ты сам говорил — если мужик гуляет, баба виновата.

— Не говорил!

— Нет, говорил!

— Ну, говорил… я же не о тебе, о себе говорил. Ну, ладно-ладно, хочешь быть виноватой — будь! Нечего было связываться с таким козлом!

Я шмыгнула носом.

— Так у него же таблички на рогах не было: "Я — козел"! Откуда я знала?

Подумала и сказала тоскливо:

— И, вообще, завтра день всех влюбленных, а мне даже подарка некому подарить!

— Подари мне, — предложил Денис. — А я — тебе.

— Ну, коне-ечно! Только и осталось!

— Хочешь кофе?

— Ага…

Денис шагнул к столу. Я посмотрела на его голую широкую спину и вспомнила:

— А еще ты тут… Чего это ты Соньке наговорил?

— Хорошие гренки?

Я опустила глаза и обнаружила, что в расстройстве умяла уже половину тарелки. Люди аппетит теряют, когда горюют, а я наоборот пухну…

— Вкусные.

— Говорю же, золото я, а не мужик! — похвастался Денис.

— Золотой козел… — проворчала я.

— Как тактичный человек делаю вид, что второе слово не расслышал. Ешь скорее, нам еще собираться.

— Куда это?

— Как куда? — вытаращился он. — На юбилей! Мне еще надо к Диману смотаться, костюм забрать…

— С чего ты взял, что я туда пойду? Там же он будет… и эта его…

— А еще там будем мы. Ты и я. Давай-давай, собирайся!

— Да не пойду я никуда! — уперлась я. — Ты что, сдурел?!

Денис длинно вздохнул. Присев передо мной на корточки, ухватился пятернями за мои колени. Светло-карие его глаза были усталыми. И правда, чего он со мной цацкается? Своих проблем выше крыши…

— Давай выбирать. Хочешь сидеть здесь и рыдать — сиди. А хочешь утереть ему нос и показать всем им — одевайся и идем. Не боись, прикрою своей широкой грудью.

Я машинально смерила взглядом его плечи и грудь. И вправду — прикроет. Глаза Дениса засветились.

— Гожусь?

— На безрыбье разве что…

Денис посмотрел вниз, на свои руки, сжимающие мои колени.

— Интересная позиция. Жалко, времени маловато…

— Размечтался, конопатенький! — в тон отозвалась я. Денис шлепнул звонко по моим ногам и легко поднялся.

— Часа тебе хватит?

Какой — хватит! Тут на один макияж целый час уйдет! Сами знаете — чем больше стараешься, тем хуже выходит: то один глаз больше, то губы какие-то кривые… после третьей смывки я злобно и размашисто накрасилась, нещадно расчесала волосы и взялась за одежду. Костюм был элегантным, сидел хорошо, и придавал мне независимый и уверенный вид. Сегодня — то, что доктор прописал. Запутавшись с цепочкой, я крикнула:

— Цепь застегни!

Денис вывернул из комнаты, застегивая запонки — правда, что ли, Ирка весь гардероб собрала? Оттопырив нижнюю губу, оглядел мой наряд и молча застегнул цепочку.

— Ну как? — спросила я, поправляя лацканы и с ожиданием глядя на него.

— Ну… для торжественного выхода на тот свет — в самый раз.

— Денис!

— А че? — удивился он, отодвигая меня от шкафа и решительно распахивая обе створки. — Я разве сказал — не идет? Идет. Само то для старой девы.

— Дин!

Он сноровисто доставал вешалки, скептически оглядывал мои наряды и небрежно откидывал на кровать. Я смотрела на него, зная уже, чем закончится его поиск. Предчувствие меня не обмануло.

— О! — сказал Денис, держа в обеих руках красный лоскут материи — больше всего он походил на спущенный с ноги чулок. Денис окинул меня прикидывающим взглядом — войду ли?

— Мерь.

— Дин… — вяло сказала я.

— Меряй, говорю! Быстрей, а то помогу!

Это платье я купила год назад, поддавшись минутному безумию и гипнотическому дару продавщицы из бутика, в который занесла меня нелегкая. В магазине оно действительно смотрелось обалденно — зеркала, что ли, у них специальные? — а вот дома, да еще под скептическим взглядом Валеры… Как вульгарно, ну у тебя и вкус, сказал он, я согласилась и засунула платье в шкаф подальше с глаз долой.

— Ну? — крикнул Денис из зала. — Шахерезада Ивановна?

— Я готова, — машинально отозвалась я, изгибаясь, чтобы осмотреть себя сзади. Н-да… платье — зашибись, но по улице в нем ходить нельзя. Будут трогать руками.

— Хороший ракурс, — заметил Денис. Я поспешно встала по стойке "смирно". Денис, завязывая галстук, окидывал меня медленным взглядом. Я машинально поправила вырез — он постоянно оголял одно плечо. Может, так и задумано?

— Повернись!

Разведя руки в стороны, я повернулась, остро ощущая под его взглядом все недостатки своей фигуры. Валера все время твердил мне про лишние килограммы на бедрах…

— Бить тебя некому! — наконец объявил Денис.

— За что? — испугалась я.

— Такую фигуру прячешь! Подыми подол повыше!

Я чуть было не послушалась, но спохватилась.

— Зачем это?

— Хочу видеть ВСЕ твои ноги!

— Ослепнешь!

— Ну тогда хоть галстук завяжи, а то руки трясутся от такого зрелища.

— Издевайся-издевайся…

Денис готовно вытянул шею. Для начала я мстительно затянула галстук потуже — Денис захрипел и уронил голову мне на плечо.

— Стоя-я-ять! В глаза смотреть!

Дин мгновенно выпрямился и выкатил на меня глаза.

— Хороший мальчик, — ворковала я, завязывая узел. — Умница… получишь косточку. Язык спрячь!

Денис скосил глаза вниз, придирчиво наблюдая за моими руками.

— Знаю-знаю, для чего ты поджениваешься, — сообщила я. — Галстук до сих пор сам не научился завязывать!

Денис расплылся в своей идиотской улыбке.

— Если честно — умею. Просто люблю, когда это женщина делает.

— Лентяй… Ой, Дин!..

Он скосил глаз, пытаясь увидеть, что меня так удивило. Я дотронулась пальцами до его виска.

— Седеешь, что ли?

— А то! — гордо сказал Денис. Отодвинул меня и внимательно осмотрел по очереди свои стриженые виски. И вот так всегда! Женщина — хоть ты тресни! — должна каждый седой волос выдирать или закрашивать, а мужику они только шарму прибавляют.

— Что толку-то, — пробормотала я. — Если б ума прибавляли. А то седина в бороду…

— Это ты о чем? — невнимательно спросил Денис, продолжая любоваться на себя в зеркале.

— О тебе, — вздохнула я. — И о себе тоже.

Я сунула Алене чуть ли не квартал назад купленный подарок. Денис вручил роскошный букет — Алена взяла его с некоторым недоумением, но заалелась, как маков цвет, когда мой элегантный приятель чмокнул ее в губы.

Тут же уцепила меня под локоть, оттаскивая к окну.

— Он еще не пришел! — заявила трагическим шепотом. Заметила, что я то и дело нервно озираюсь. — А этот твой, — она кивнула на Дениса, фланирующего вокруг накрытого стола, — очень даже ничего! Ты его напрокат взяла?

— Эх, где бы найти прокат мужиков! — вздохнула я. — Взял-сдал, никаких проблем… Это Денис.

— Я поняла, — кивнула Алена, глядя на меня с ожиданием. Я удивилась.

— Ты что, не помнишь? Иванов Денис. Я его тыщу лет знаю. Подвернулся сегодня под руку…

Аленка зорко прищурилась.

— А чего это он раньше не подворачивался?

— Да они с моим… этим… друг друга терпеть не могут.

— Вот-вот, — кивнула Аленка, словно это и ожидала услышать. Я насторожилась.

— Что — «вот-вот»?

Алена немедленно повернулась и поплыла от меня белым лебедем. Я трусцой побежала следом, заглядывая ей в лицо.

— Что это ты развотвоткалась?

Алена с сожалением посмотрела на меня.

— Чему вас только в ваших университетах учат? Объясняю для особо тупых: если два мужика, которые ходят к одной бабе, друг друга терпеть не могут, это значит что?

— Что? — как ученый попугай повторила я.

— Что они ее друг к другу ревнуют, идиотка!

Тьфу! Знаю ведь аленкин характер — та в любом взгляде или слове находит страстные чувства — так нет же, вечно попадаюсь! Я уже открыла рот, чтобы обнародовать наш с Денисом заговор, как тот (Денис, не заговор!) взял меня за локоть.

— Извините, Алена. Пошли место занимать!

— Так рано же!

— Надо выбрать стратегически выгодную позицию. Будем сидеть здесь.

— А может, за колонну? — робко предложила я. Денис смерил меня уничтожающим взглядом.

— Тогда зачем такое платье напялила? Оставалась бы дома!

— Надо было, — со вздохом согласилась я. — И вообще, это ты на меня его напялил!

— Цени! Ради тебя я сменил привычку! Обычно я их снимаю… Оп-ля! — он легко, как в танце, развернул меня, прислонил спиной к колонне. Встал передо мной, предупредив вполголоса:

— Только спокойно!

— Почему? — спросила я, пытаясь выглянуть из-за его плеч, загородивших мне весь обзор.

— Спокойно, говорю!

— Да что там такое?

— Только что вошел искомый объект, — вполголоса доложил Денис. Я уставилась на него и схватилась за его рукав — у меня внезапно ослабли коленки.

— Денис… — сказала слабо.

— Ага. Только без паники. Дыши глубже. Ну, давай вместе. Раз… два-а… раз… два-а… Ага. Вот теперь на человека похожа.

— Он там один? Или с ней?

— С кем?

— Ну, с этой его… Лариской… — вдруг откуда-то в голове всплыла детская считалка, и я продекламировала. — А жена его Лариска — замечательная крыска!

Плечи Дениса затряслись:

— Чего-чего?

— Вышел месяц из тумана, — объяснила я. — Денис, ты только от меня не отходи, хорошо?

— И не надейся! Ну что, к бою готова?

Запаниковав, я сильнее вцепилась в его руки.

— Нет!

Денис внимательно всмотрелся в меня, подался вперед и, коснувшись губами угла моего рта, шепотом сказал:

— Готова!

И оглянувшись, сказал непринужденно:

— Привет, Валер!

Шедший мимо мой бывший, похоже, только сейчас нас и опознал. Чуть сбился с шага, коротко кивнул и пошел дальше. Шедшая следом Лариса глядела в сторону.

— Я тебе всю помаду размазал, — громко сказал Денис им в спину. Я вынырнула из-под его руки и удрала в туалет. Прислонилась к холодной кафельной стенке. Знала ведь, что распсихуюсь, нервы ни к черту… покурить бы…

В дверь стукнули и тут же открыли. Денис прислонился к косяку, доставая из кармана початую пачку. Молча прикурил и отдал мне. Я сползла по стенке на корточки, положив на колени сумочку, жадно затянулась. После пятой затяжки руки почти перестали дрожать.

— Нормально, — буднично сказал Денис. — У них глаза на лоб полезли. Первый тайм наш!

— Да какой наш! — с отвращением сказала я. — Вся трясусь, как заячий хвостик! Или какой там? Овечий…

— Нормально, — еще раз сказал Денис. — Сейчас еще выпьем…

— И пойдем морды бить? — нервно предположила я.

Глаза Дениса мечтательно прищурились.

— А надо? Нет, ну если надо, ты только скажи…

Я насторожилась. Как бы не дошутиться! Денис был не дурак не только по бабам, но и помахаться.

— Нет уж. Обойдемся сегодня без бокса… Ой, дай руку, ноги затекли.

Он помог мне подняться — я стояла, держась за косяк, разминая ноги. Денис посмотрел и, присев, начал деловито растирать мои икры.

— Нормально?

— Д-да…

Денис задержал руку на моем колене и, невинно улыбаясь, снизу посмотрел на меня.

— А в глаз? — предложила я.

— А не надо! — отказался Денис. Пружинисто поднялся и согнул локоть:

— Хватайся! Тайм намбэ ту!

Я глубоко вздохнула.

— Ну ладно. Что-то я совсем расклеилась. Ты же знаешь, я не всегда такая истеричка…

— Конечно, не всегда, — утешил Денис. — Пару раз в год у тебя бывают улучшения. Ну что, пошли, боевая подруга?

— Все будто рехнулись, — проворчала я, возвращаясь обратно после очередного танца, — поесть не дают. Жалеют, что ли?

Денис хихикнул.

— А ты на себя в зеркало-то смотрела?

— И что?

— Мы ж, мужики, народ простой — нам побольше покажи, задницей вильни — и мы уже не отстанем!

— Я не виляю! — возмутилась я.

— И зря! С такой-то задницей! Эй, положи нож, это — комплимент!

— Шел бы ты со своими комплиментами…

— Понял, не дурак. Знаешь, — Денис наклонился ко мне. Я невольно придвинулась ближе, — просто у тебя сегодня на мор… лице написано — «секс», поняла?

— А обычно что? — заинтересовалась я.

— «Интеллект». Отпугивает.

— Ну да, таких кретинов, как ты! А умных, интеллигентных мужчин…

— Вон, посмотри, — Денис кивнул, и я автоматически оглянулась. Неподалеку танцевали Валера с Ларисой.

— Вот он твой интеллигент. Только почему-то с другой, нет?

— Он… — сказала я и с силой втянула в себя воздух. Денис ободряюще кивнул.

— Он…

— Ну-ну, я слушаю!

— Между прочим, — вызывающе выпалила я, — если за моей мор… лицом на улице не увязываются, то за моей зад… фигурой — очень даже!

— Само собой, — согласился Денис, — я бы тоже увязался.

— Иванов, я тебя убью!

— Не убьешь, а немедленно поцелуешь, — заявил Денис. — Целуй быстро, они идут сюда!

От злости и растерянности я так стремительно подалась вперед, что едва не клюнула его носом — хорошо, Денис успел повернуться. Его рука легла мне на шею, губы были осторожными — он словно пробовал меня на вкус. Краем уха я слышала, как мимо прошла парочка: женские каблуки, мягкие подошвы мужских туфель. Моя рука легла на денисову щеку — жесткая, а ведь он брился перед рестораном… Денис слегка отодвинулся и что-то пробормотал мне в губы.

— А? — не поняла я.

— Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! — сказал он с чувством. — А чего это мы с тобой раньше не целовались?

Тут я пришла в себя, поняла, что «опасность» в лице Валеры-Ларисы миновала, и что я только что целовалась со своим закадычным врагом-приятелем Ивановым. Я поспешно отодвинулась, вернее, попыталась, потому что далеко меня Денис все равно не отпустил.

— Разрешите?

Мы оглянулись. На этот раз это был Саша — аленин муж. Денис, видимо, вспомнил, что ему по роли полагается ревновать, и начал мерить его мрачным взглядом.

— Чего так смотришь? — спросил Саша жизнерадостно. — Все равно тебя не приглашу!

За ту половину танго, что нам досталась, Александр успел наговорить мне кучу комплиментов, так что возвращалась я повеселевшая и довольная. Разговаривавший с Вадиком Денис, то и дело посматривающий в нашу сторону, расцвел мне навстречу такой сияющей улыбкой, так потянулся навстречу — рукой, всем телом — будто мы не виделись целую вечность. Я даже слегка растерялась. Не успев сообразить, что это игра на публику, очутилась у него на коленях — так просто и естественно, словно с них и не слезала. Денис обнял меня за талию.

— Пить хочешь?

— Ага.

Он налил мне бокал минералки, объяснил ничего не спрашивающему Вадику:

— Всегда ей твержу: пить — здоровью вредить!

Я возмущенно забулькала минералкой, и Денис поспешно объявил:

— И вообще, сейчас, наконец, мой танец!

Он отобрал у меня недопитый бокал. Бесцеремонно выволок на середину зала. Едва поспевая за ним на своих каблуках, я ворчала:

— Чего ты несешься, как на пожар? Это танго длиной с километр, третий раз уже ставят…

— Знал бы, завел бы тебе бальную книжку!

— Чего? — не поняла я, кладя руки ему на плечи.

— Ну знаешь, как у девиц в каком-то веке — первый танец обещан графу Сереге такому-то, второй — барону Вадиму сякому-то…

— Вадик меня не приглашал!

— Но собирался! Только открыл пасть, как я его опередил! — Денис победоносно посмотрел на меня сверху и прижал к себе покрепче.

— Ну коне-ечно, очень ты торопился! Всего второй раз за вечер.

— А я спецом! Пусть видит, что ты нарасхват!

Прижавшись щекой к денисову плечу, я смотрела на пары. Чем мне всегда нравилась наша компания — так это тем, что мужики здесь не сидят весь вечер за бутылкой, обсуждая мужские проблемы автомобиля или работы, в упор не замечая скучающих баб. Помню-помню эти вечные школьные дискотеки, где «стоят девчонки, стоят в сторонке», и среди этих девчонок — я…

Денис хмыкнул мне в волосы.

— Ты чего? — я повернула голову, нечаянно мазнув губами по воротничку рубашки — на тебе, Ирка, новую улику!

Денис смотрел на меня сверху, улыбаясь.

— Да так… подумал — ты в первый раз не держишься от меня на пионерском расстоянии. К чему бы это?

— Танцуй давай, — проворчала я, вновь укладывая голову ему на плечо. Денис вздохнул и поцеловал меня в ухо. Его рука соскользнула с моей талии пониже — я напряглась, но ладонь остановилась ровно на таком уровне, где предъявлять претензии было еще рановато. Взглянув на соседние пары, я увидела, что Сонька делает мне страшные глаза и энергично указывает куда-то вниз. Так, а платье, похоже, достигло уже своей критической границы… Я потянула подол книзу. Денис, не желая упускать завоеванные позиции, пробормотал:

— Да все нормально… красивые у тебя ляжки.

Я вздохнула и напомнила себе, что это — комплимент.

Я исподтишка посматривала на Наталью с ее мужем Глебом. То за ручки возьмутся, то он ее притиснет, то она к нему прижмется, то сидят целуются. Вроде уже и медовый месяц прошел, а все никак не успокоятся…Увидев, что Денис тоже глядит на воркующую парочку, я возмущенно проворчала:

— Лижутся без конца! Смотреть противно!

— Собака на сене, — пробормотал Денис.

— Что-о? Да я никогда в жизни себе такого на людях не позволяла!

— Ну-ну.

— Что — «ну-ну»?!

— На себя бы посмотрела, когда только со своим Валериком сошлась! Мне аж блевать хотелось.

Я с отвращением уставилась на Наташку. Господи, неужели я так же по-идиотски выглядела? И ведь никакого такта! На глазах у брошенной подруги…

— Между прочим, — сказал мне на ухо Денис, — тебе у них стоит поучиться.

Я взглянула на его невинную физиономию.

— С чего это?

— Мы же вроде как влюбленные, — вкрадчиво пояснил Денис.

— А! — вспомнила я. — И что?

— Ну, напрягись, — подбодрил меня Денис. — Гляди на меня ласково.

— Так?

— О, боже! — он отпрянул, с ужасом прижав к губам пальцы. — Если ты так на своего Валерика смотрела, неудивительно, что он…

— Заткнись! — прошипела я.

— Давай-давай, сосредоточься. Представь, что я тебе нравлюсь. Неужели во мне нет ничего хорошего?

— Искать уж очень долго придется…

— А ты попробуй.

Чтобы искать было легче, Денис придвинулся ближе, обнимая меня за талию. Я, задумчиво хмурясь, уставилась на него. Ну и что в нем хорошего? В голову почему-то лезли все цирковые номера, которые он выкидывал при наших встречах — и ведь не сказать, чтоб пьяный… Да уж, есть что вспомнить, но что в этом такого положительного? Ну, не жадный — последнее отдаст, если попросишь. Легкий в общении — только вот со мной у него вечная закавыка. Последний раз мы встречались чуть ли не квартал назад — и тогда Денис устроил совершенно идиотский, на мой взгляд, скандал на тему "и где я такого козла себе нашла"… Я его еще тогда за дверь выставила.

И вдруг меня осенило.

— Так ты знал?!

Иванов моргнул и попытался отодвинуться, но тут уже я его не отпустила. Денис поизвивался еще под моим суровым чекистским взглядом, но быстро понял, что от меня не отделаешься, и сказал неохотно:

— Ну.

— Еще тогда?

— Ну.

— И ничего мне не сказал?!

— А зачем?

Тут уже я открыла рот.

— Ну ладно, — примирительно забурчал Денис, — ну, подумаешь, погуляет мужик… Мало ли. А то бы вы по моей вине разошлись, а потом помирились, а я был бы у тебя первый враг!

Ясно. Сработала половая солидарность. Ворон ворону глаз не выклюет… вернее, кобель кобелю. Тут Денис меня добил:

— А ты бы мне сказала, если б что про Ирку узнала?

Я открыла рот, чтобы заявить о полной и безоговорочной своей честности и гласности… и, помедлив, закрыла. Сама ведь терпеть не могу таких вот «доброжелательниц». Да и дружба — даже такая странная, как у нас с Ивановым, точно бы развалилась — кому нужны свидетели унижения… Денис кивнул, будто ничего другого и не ожидал.

— Ну, и кроме того, что бы ты сделала? Пошла Лорке волосы драть? Глаза выцарапывать? Поставила бы его перед выбором: или я или она? Так он уже выбрал.

Я машинально кивала, все больше ощущая свою никчемность и жизненную неприспособленность. Наверняка просто бы рыдала втихушку, делала вид, что ничего не происходит, и надеялась, что все само собой как-нибудь… «рассосется». Значит, все вокруг… одна я, как дура…

— Быстро встала, — услышала я голос Дениса. Вскинула глаза — он, хмурясь, смотрел на меня.

— Что?

— Вставай, танцевать пошли!

— Не хочу я…

— А кто тебя вообще спрашивает? — Денис шумно отодвинул стул и потянул меня за руку, силком подымая.

— Я…

— Тан-це-вать!

И мы танцевали. Денис не отпускал меня с площадки — видимо, чтобы не допустить больше упаднических мыслей в мою несчастную головушку. Быстрые, танго, снова танго, снова быстрые, румба… В общем-то, он своего добился — я так устала и взмокла, что мне было уже не до чего, кроме музыки, движений и прикосновений Дениса. Даже длина подола меня уже не волновала — когда мы отплясывали рок-н-ролл, или когда Денис уронил меня через колено на последних звуках аргентинского танго…

Смеясь, я разогнулась и услышала вокруг свист и аплодисменты. Народ, похоже, вовсю повеселился за наш счет. Но мы тоже не внакладе… Держась друг за друга, на подгибающихся гудящих ногах мы подбрели к столу и рухнули на стулья.

— Воды! — выдохнул Денис. — Полцарства за воду!

Мы дружненько прикончили бутылку минералки, слегка отдышались. Поглядели друг на друга и рассмеялись. На раскрасневшемся лице Дениса глаза прямо-таки сияли.

— Ну ты даешь! — сказал он с восхищением.

— Ай да мы! — поправила я. И, потянувшись к нему, в первый раз за весь вечер поцеловала по собственному желанию, а не потому что так было нужно для нашей тактики и стратегии. Денис, кажется, даже опешил.

Но очень быстро пришел в себя!

— М-м-м… — сказала на этот раз я. — Увлеклись. Слишком.

— А, по-моему, так, наоборот, слишком рано закончили, — обиженно возразил Денис. Я проморгалась. Голова слегка кружилась. Вроде не пила… Ох, нет, пора охладиться.

Иванову.

И мне.

— Ты куда?

— У женщин свои секреты, — пробормотала я, вы-вин-чи-ваясь из его рук. — Иванов, я в туалет. В женский. Без тебя. Рассказать, зачем?

Он неохотно разжал руки.

— Только ненадолго!

— По-маленькому, — уверила я его и поковыляла к выходу. Ноги заплетались, и не только из-за усталости. Что-то я вправду увлеклась… На выходе, не выдержав, оглянулась. Денис сидел, схватившись руками за голову и таращился на стоявшую перед ним бутылку минералки. Только сейчас я сообразила, что он сегодня практически не пьет — разве что первый бокал шампанского за юбиляров — чуть ли не единственных из моих друзей исхитрившихся не развестись и не испортить друг другу совместное существование.

Я повернулась и обнаружила, что навстречу мне идет Лариса. Мне пришлось постараться, чтобы не споткнуться, не замедлить и не ускорить шаг. Вообще-то, я плохо ее знала — она была дальней знакомой Алены с Сашей. И казалась мне вполне приятной женщиной.

До недавнего времени.

Казалось, движение замедлилось — словно нас снимали "рапидом" — Лариса взглянула, глаза ее метнулись, но она постаралась тоже не изменить ни походки, ни выражения лица. Приближаясь, я смотрела на нее в упор, и видела, что оно становится все напряженнее, глаза кого-то ищут… Подкрепление? Валерика?

И, все-таки, Лариса не выдержала первой — когда мы поравнялись в дверях, резко шарахнулась в сторону, влепившись плечом в косяк… Больно, наверное.

И мне вдруг стало ее жалко. Бьемся мы, бабы, за женское счастье, то бишь за мужика под боком, думаем, что жить без него не можем, отбиваем, воруем, уводим… А наши замечательные мужики только довольно похмыкивают и ждут — кто кого? Кому он, главный приз, достанется? Да они мизинца нашего не стоят! Хотела я поделиться с Ларисой этим своим откровением, оглянулась — куда там! Уже и не видно — так от меня, великой и ужасной, ломанулась…

Вздохнула я и пошла таки в туалет.

А выйдя, обнаружила околачивающийся поблизости приз. То бишь, Валеру. Речь, он, видимо, заготовил заранее, потому что начал, едва я только открыла дверь.

— Ну вот что, — велел внушительно, — оставь Лариску в покое! Она перед тобой ни в чем не виновата, я сам от тебя ушел!

— Хорошо, — послушно согласилась я.

— Ты что, хочешь Фроловым весь праздник испортить? Мало того, что заявилась нежданно-негаданно со своим… Что ты сказала?

Я пожала плечами:

— Я с тобой согласилась. Ты сказал оставить Лариску в покое, я сказала «хорошо».

Он сощурился. Может, просто по привычке, а, может, считал, что это добавляет ему проницательности, но только зря он это делает — так его и без того небольшие глаза теряются за нахмуренными бровями и собранными в складки веками.

— Не могу понять, что ты задумала, — сказал медленно. — К чему весь этот балаган?

Я собиралась просто обойти его, но теперь пришлось остановиться.

— Что ты имеешь в виду?

— Что имею, то и введу! — рявкнул он. Это было скорее похоже на Дениса, и я, совершенно не к месту, заулыбалась. Валера моментально покраснел. Он слегка рыжеват, и потому легко краснеет.

— Думаешь, хоть кто-то поверит в спектакль, который вы с ним здесь устроили? Я же прекрасно понимаю — ты просто хотела меня уесть! Заставить ревновать!

Странно, что я совершенно не ощущала ни замешательства ни каких-либо сильных переживательных чувств — ведь вот же он, мой дорогой и желанный мужчина, которого я совсем недавно потеряла! Я как будто наблюдала за нами со стороны — слегка заинтересованный зритель. И этот самый зритель с любопытством спросил:

— И что? Удалось?

— Разумеется, нет! Я с самого начала тебя раскусил! Ты совершенно не умеешь врать и притворяться!

— Зато ты справлялся за двоих. «Ах, у меня совещания! Ах, у меня столько работы! Ах, мама приболела, ночую у нее…», — передразнила я. — Знаешь, ты был прав, когда назвал меня дурой. Спасибо. Благодаря тебе я поумнела. И благодаря тебе нашла мужчину, который мне нужен и которому нужна я.

— Этого своего… Иванова? — с отвращением произнес Валера. — Как же, он давно на тебя слюни пускает! Но я всегда верил, что он просто твой друг. Выходит, ты врала? Все время врала? А теперь еще смеешь выставлять меня предателем и подлецом?

Я пожала плечами.

— Думай, что хочешь. Мне все равно.

Я попыталась уйти — красиво и независимо — но Валера преградил мне дорогу.

— Ах ты… Скажи правду! Хоть раз правду!

— Какую?

— Давно вы с ним?..

Эк его! Даже логика, которой Валера всегда так гордился, захромала на все четыре лапы: то он уверяет, что раскусил наш с Денисом спектакль, то требует признания в невозможных страстях…

Я улыбнулась ему сомкнутыми губами.

— Всегда.

Валера на мгновение потерял дар речи, и к лучшему, потому что за его спиной мягко произнесли:

— Мущьчина, пропустите девушку…

Валера резко обернулся. Денис с улыбкой посмотрел на меня, потом с той же ласковой улыбкой — на Валеру:

— О чем базар, девочки и мальчики?

— Не твое дело! — отрезал Валера, разворачиваясь к нему всем корпусом. Денис глядел на него сквозь ресницы, чуть приподняв голову. Валера, наоборот, набычился. Росту они были одного, Денис — посуше. Я уперла руки в боки: впервые в жизни в такой ситуации мне не хотелось бросаться разнимать, успокаивать и улаживать. Да я была бы рада, если б они сцепились — пусть не из-за меня, пусть из-за здорового самцового тестстерона, из желания быть самым сильным и самым главным! И плевать я хотела на свое приличное воспитание и высокие моральные принципы! Лариску мне бить совершенно расхотелось, а вот Валеру — совсем наоборот.

Не переставая улыбаться, Денис посмотрел на меня:

— Все в порядке, малыш?

Ведь терпеть не могу такое обращение, но как прозвучало! Я улыбнулась ответно:

— В полном, любимый.

— Тогда идем? Алена тебя уже спрашивала.

Он обогнул Валеру, как стоящий на пути столб, непринужденно приобнял меня за талию и повлек ко входу в зал. Валера произнес что-то. Денис повернул голову и сказал, глянув на потолок:

— Потом, родной. После.

Мы зашли в зал, и я спросила:

— А почему потом?

Получилось это у меня как-то обиженно, и Денис рассмеялся:

— Ну хочешь, вернемся?

— Да ладно, — проворчала я.

— Ты, правда, в порядке? Я тут упустил его из виду… Долго он на тебя наезжал?

Денис длинно выдохнул, и я только сейчас поняла, что он вовсе не так спокоен, каким хотел казаться — и будь Валера чуток поагрессивнее, или задержись мы чуть подольше…

— Ты знаешь, — медленно сказала я. — А ведь я, действительно, в порядке.

Я открыла глаза. Проморгалась и поняла, что, слава богу, голова у меня не болит, и что сегодня, слава богу, выходной. Я повернулась, устраиваясь на подушке поудобнее. Подушка была гладкой, твердой, теплой. И плавно подымалась и опускалась.

…Ё!..

Я села так резко, что в голове бултыхнулись мои размякшие мозги, а в глазах потемнело. Но и сквозь разноцветные точки я разглядела лежащего поперек кровати мужика. Мужчина лежал на спине, закрыв лицо локтем, и негромко похрапывал. Этот еще откуда?

— Эй… — тихонько сказала я, заглядывая в его лицо снизу. Денис — это был он, слава богу… или не слава?.. — не проснулся. Не прореагировал он и на мое тыканье — сначала деликатное, кончиком пальца, а потом и на основательные тычки кулаком. Я уже была готова отправиться за ведром холодной воды, невзирая на то, что кровать все-таки моя и сушить ее потом будет проблематично. Но надо же немедленно выяснить, какого черта он в ней делает? Или, хотя бы — какого делал.

Потеряв всякое терпение, я звонко отшлепала на его твердом животе заячью барабанную дробь. Денис произнес что-то невразумительное, повернул голову и нехотя приоткрыл веки. Уперев руки в боки, я гневно взирала на него. Денис сонно поморгал, открыл глаза пошире и тут же зажмурился.

— Ну?! — грозно сказала я.

Денис пару раз слабо махнул на меня ладонью, пробормотал в ответ:

— Уйди, кошмар ночной!

Я со всей злости саданула его кулаком под ложечку. Денис охнул и сложился ножичком — не очень натурально, на мой взгляд, потому что я здорово отбила руку о его пресс.

— Чего дерешься? — возмущенно вопросил он, потирая живот.

— И еще получишь! — рявкнула я. — Какого черта ты здесь делаешь?

— Спал я здесь, — буркнул Денис. — Пока ты мне доброго утра не пожелала. И так каждый день? Тогда я твоего Валерика понимаю…

— Вставай! — потребовала я. — Ну!

Денис, кряхтя, перевернулся на живот, со стоном зарылся лицом в подушку.

— Ну?!

— Ой, ну не вопи ты так… — он полусполз с кровати и вернулся с пустой бутылкой из-под водки в руке. С изумлением воззрился на меня. — Все выпила?!

Я от возмущения потеряла дар речи. Денис взглянул на меня и поспешно посоветовал:

— Дыши!

— Что?

— А то сейчас лопнешь.

Чтобы не лопнуть, я молча взяла подушку и пару разу огрела приятеля по голове. От души.

— Вспомнил-вспомнил! — закричал он из-под подушки. Я отняла подушку и подозрительно уставилась на него.

— Ну?

— Ты сама меня позвала.

— А вот и не угадал, — мрачно сообщила я, снова замахиваясь. Денис отбил подушку. Сказал с претензией:

— Сама позвала, а теперь дерешься!

— Врешь.

— Не вру!

— Врешь. Не могла я тебя позвать!

— А кто же тогда позвал? — заинтересовался Денис. Я задумалась. Я всегда считала, что фраза «ой, ничего не помню, что вчера было!» придумана для отмазки. Но я действительно почти ничего не помнила. Триумфальное возвращение — да, помню. Что отмечали вином успешное окончание нашей операции — помню. Потом я нырнула в холодильник за непочатой бутылкой водки…

Я, сосредоточенно хмурясь, смотрела на Дениса и видела, что у него все сильнее округляются глаза.

— Ты что? — вопросил он с ужасом. — Ты что, ночью воспользовалась моим беспомощным состоянием? Тем, что я не мог сопротивляться? О, горе мне, ГОРЕ!

От возмущения Денис даже сел, и, словно защищаясь, заслонил голый торс отобранной у меня подушкой. Он так комично изобразил ужас старой девы, наконец потерявшей невинность, что я даже хмыкнула. Денис немедленно бросил в меня подушкой.

— Нет, чтоб дать опохмелиться, кидается на мужика с утра с допросом — как, когда, в какой позе…

— Иванов — убью! Отвечай на вопрос!

— А ты про что спрашивала-то? — поинтересовался Денис, спуская ноги с кровати. Встал и посмотрел на меня, насмешливо склонив голову набок. Его взгляд скользнул по мне, задержался на груди, и вернулся к моему лицу — но уже с явным усилием. Только сейчас сообразив, что из одежды на мне только трусы и полупрозрачная маечка, я скрестила руки. Глаза Дениса заискрились, я сурово предупредила:

— Без комментариев! Ну?

Денис вздохнул и покаянно поковырял ножкой ковер:

— Оль, ты меня прости.

— Ну!

— Обещай, что бить не будешь…

— Бить не буду, — пообещала я сквозь зубы. — Просто убью — и все!

Денис честно старался удержать взгляд на уровне моего лица.

— Оль, сегодня ночью… — подлец держал паузу, как хороший актер. Я сцепила зубы. Еще секунда — и я выполню свое обещание. Видимо, он это понял, потому что сказал очень быстро, — …ничего не было!

Я осторожно и длинно выдохнула.

— Я тебя даже пальцем не тронул! — гордо объявил Денис. Едва я подавила глупейшее желание спросить — а почему, собственно? — как Денис подумал, почесал бровь и признался с честным сожалением:

— Был не в состоянии, наверное… ладно, я пошел.

— Куда? — почему-то с подозрением спросила я.

Денис криво усмехнулся:

— Знаешь, по утрам… да еще при виде раздетых девушек у мужчин бывают кое-какие проблемы…

Я машинально опустила взгляд на «проблему» и поспешно вскинула глаза. Проблема была большой. Денис ухмыльнулся мне в лицо — еще шире и нахальней. Пошел к двери.

— Что на завтрак будешь?

— Что?

— Есть-есть!

— Твою печень… — пробормотала я.

— Не советую, — донеслось уже из прихожей, — она отравлена алкоголем.

Я рухнула на постель, пряча пылающее лицо в подушки. Странно, но перспектива провести ночь… или утро в постели со своим заклятым приятелем Денисом Ивановым в эту минуту не казалась мне немыслимой… даже увлекательной. Это все вчерашний день, когда мы то и дело целовались и обнимались — да Денис просто приручил меня! И этот его взгляд сегодня… И пусть между нами ничего не было, день и ночь, проведенные вместе, вывели нас на новый уровень отношений. Тревожный и волнующий уровень сложности.

— Ванна свободна! — крикнул мне Денис, проходя на кухню. — Иди смывай похмелье! Если хочешь, могу спинку потереть!

Да. Тревожный и волнующий. Для меня.

Я села на кровати, нашаривая ногами отсутствующие тапки. И истерически хихикнула: на ручке прикроватной тумбочки были завязаны пышным красивым бантом мои колготки. Интересно, кто из нас вчера так извращался? Повеселились…

Я выбрела из ванны, вытирая голову полотенцем. Ноги еле слушались. Неделю после танцевальной нагрузки отходить буду. Надо, наконец, спортом каким-нибудь заняться, а то веду, понимаешь, сидячий образ жизни… Тем более, что времени у меня теперь — пресс.

С кухни уже несло аппетитным запахом, я повернулась на него, как стрелка компаса. Шагнула, и…

— Ой!

— Мяу! — ответило крохотное пушистое создание, сидевшее на пороге кухни. Не веря своим глазам, я опустилась перед ним на колени.

— Ты откуда?

Из-за косяка вынырнул Денис и доложил деловито:

— Сюрприз!

— Его так зовут? Откуда он взялся?

— Сегодня как-никак Валентинов день! Должен же у тебя быть от меня подарок!

— Как ты?.. Я всегда хотела кошку, да Валера… — я осеклась. Денис понимающе кивнул:

— Шерсть-запах-аллергия?

— Но откуда… когда?! — я взяла котенка на руки. Он был почти невесомым и сразу довольно и благодарно забурчал, цепляясь за меня крохотными коготками. Я вопросительно посмотрела на Дениса. Не мог же он успеть за то время, как я была в ванной?

— Я его вчера приволок, — объяснил он, поглаживая котенка большим пальцем, — когда за вещами к Диману бегал. Но чтоб был сюрприз, договорился с соседкой, она денек подержала…

— С Риммой Анатольевной?!

Со своей соседкой я не то что б договариваться о чем-нибудь — здороваться боялась.

— Кот, — сообщил Денис с серьезным видом. — Жрет все, я проверял. Даже оливки!

— Какие оливки! — справедливо возмутилась я. — Он же маленький!

— Желудок у котенка меньше напе-ерстка… — пропел Денис, продолжая гладить кота. — Как назовем?

Я невинно улыбнулась ему:

— Дэнисом!

— А что, хорошее имя, — невозмутимо согласился он. — Самое мое любимое. А где спасибо?

— Ой! — спохватилась я. — Спасибо тебе большое, Дин!

Денис молча постучал себя пальцем по щеке. Я потянулась чмокнуть его в щеку, Денис повернул голову и поймал мои губы своими…

— Завтрак сты… нет, — нетвердо сказала я. Котенок, зажатый между нами, подтвердил мои слова жалобным вяканьем.

— Ага, — Денис вздохнул и отшагнул в сторону:

— Кушать подано, идите жрать пожалуйста!

В этот раз Денис приготовил яичницу с сыром и какими-то приправами. Если так пойдет дальше, привыкну завтракать, как все люди — а то только кофием живот с утра полоскаю… Я тут же одернула себя — какое-такое дальше? Да он на днях со своей Ириной помирится — и поминай, как звали.

Странно, но мне почему-то не вспомнилось, что я тоже могу помириться с Валерой…

Прозвенел звонок. Мы одновременно взглянули на телефон, потом — друг на друга. Я твердо знала, кто сейчас звонит. И Денис тоже. Он встал и потащил тарелки к раковине. Слушая настойчивые звонки, я нерешительно поглядывала на его спину.

— Ну, чего ты? — буркнул Денис через плечо. — Давай бери скорей, а то у него сейчас запал кончится.

Я медленно встала и побрела в комнату. Что-то мне совершенно не хотелось в этот момент разговаривать с Валерой.

— Да… — вяло сказала я.

— Оль, — через паузу сказал Валера.

— Ну?

— Спишь?

— Нет…

— А что? — мгновенно насторожился он.

— В смысле?

— Что так долго не подходила?

— Некогда было.

— Этот… у тебя?

— Да.

— И ночевал?

— Да.

Валера кашлянул и умолк. Я разглядывала обои. Надо новые наклеить. Между прочим, давно куплены, в кладовке лежат…

— Я все понимаю, — сказал Валера с усилием и снова умолк. На мгновение мне стало любопытно — что же такого он там понял? На мгновение, потому что из кухни вышел Денис, вытиравший руки о кухонное полотенце. Остановился, склонил голову набок, вопросительно мотнул подбородком. Я растянула губы в лучезарной (надеюсь) улыбке; Денис показал большой палец. Прошел мимо меня в спальню.

— И что же ты понимаешь? — вежливо спросила я. Денис вышел из спальни со своей сумкой, одной рукой уминая брошенные наспех вещи, а другой застегивая замок.

— …понимаю, что я виноват, что ты чувствуешь себя одинокой, — нудел мой бывший. Денис поставил сумку на диван и, тихо ругаясь сквозь зубы, пытался застегнуть замок.

— Да ну? — сказала я в трубку. — И что дальше?

— Но я не ожидал, что ты сразу бросишься искать утешения в постели другого мужчины…

Ну конечно! Я должна была носить по нему, по крайней мере, годовой траур.

— … да еще и к этому…

— И что же ты предлагаешь? — благосклонно поинтересовалась я. Похоже, нам с Денисом можно давать «Оскара». Вчерашнее представление таки имело успех. Валера слегка растерялся — не ожидал, что я так быстро возьму быка за рога.

— Встретиться? — подсказала я. Денис слишком резко дернул «молнию», и она разошлась. Чертыхнувшись, он низко наклонился над сумкой.

— Встретиться… — промямлил Валера.

— Сегодня? — жизнерадостно спросила я. — Когда? Вечером? А, может, лучше придешь ко мне? Прямо сейчас?

— Но у тебя же…

— А он уже уходит! — голосом диктора на первомайской демонстрации объявила я. Денис бросил застегивать сумку и, мрачно глянув на меня, пошел в прихожую. Я повернулась вслед за ним, как подсолнух.

— А ты не хочешь поздравить меня с Днем всех влюбленных? — радостно тарахтела я. — Ах, приготовил мне подарок? Какой, если не секрет? Денис тоже меня поздравил. Ни за что не угадаешь! Но это было так сексуально…

Денис, наклонившийся за ботинком, замер. Исподлобья обалдело уставился на меня. Я развела руками: мол, извини, на войне и в любви все средства хороши…

— Нет, не скажу. Нет, и не проси. Теперь у меня тоже есть секреты, и ты должен очень постараться, чтобы я тебя простила. Думай, как ты можешь загладить свою вину. Да. Хорошенько подумай, а там, может, я и подумаю. Да, мы можем все сегодня обсудить. Принесешь шампанское? И что дальше?

Я смотрела, как Денис завязывает шнурки — пальцы его двигались все медленнее.

— Собираешься просить у меня прощения? — протянула я. — Понял, как ты ошибся? Я не иду ни в какое сравнение с другими женщинами? Даже с твоей Ларисой?

Денис медленно выпрямился. Очевидно, от прилившей к голове крови лицо его было совсем красным. Он мрачно смотрел на меня. Глядя ему в глаза, я продолжала ворковать в трубку:

— Да, бывает… Встречаешься с человеком каждый день и не замечаешь, а когда глаза протрешь, уже поздно. И ведь трусишь сказать или что-то сделать, — я непритворно вздохнула. — Так и остаемся — каждый у своего разбитого корыта. Нет, это я не про тебя. Слушай, а, может, давай куда-нибудь сходим? Все-таки день влюбленных… Говорят, кто сегодня начнет встречаться, будут вместе всю жизнь. Ну и подумаешь, что мы друг друга давно уже знаем. Можно попробовать начать все заново…

Денис сделал один длинный шаг из прихожей и, аккуратно взяв у меня из рук трубку, положил ее на рычаг. Я запротестовала:

— Ты что? Мы же не договорили!

— И не договоритесь, — сообщил Денис. Крепко обнял и крепко же поцеловал меня. Я слабо пискнула. Денис чуть разжал руки — только для того, чтобы рявкнуть:

— Никаких Валер, поняла? Никаких «заново»! Никаких… Я не для того сюда пришел, чтобы слушать весь этот бред! Не нужен тебе этот придурок Валера, поняла?

— Поняла, — послушно кивнула я.

— Что поняла?

— Что Валера мне не нужен, — повторила я, как ученый попугай. — А из-за чего ты сюда пришел, что-то не поняла.

Догадалась:

— А-а-а, тебе же теперь галстук завязывать некому!

— Хреново ты его завязываешь, — буркнул он. — Я и то лучше смогу.

— И жить тебе негде, — продолжала я гнуть свою линию.

— Да есть мне где жить! — С досадой сказал Денис. — Мы с Иркой уже полгода как разбежались.

— А… — я показала пальцем на сумку в прихожей, — это… что тогда?

— Камуфляж. Разведка боем, — отчеканил Денис.

— Так ты вра-ал…

— Умалчивал, — быстро сказал Денис. — Не договаривал.

— А сейчас — врешь или недоговариваешь?

— О чем?

— О том, зачем все это затеял?

— Затем, — сказал Денис и снова поцеловал меня — в качестве объяснения. Я нашла такое объяснение вполне и вполне удовлетворительным, а потому только через длительное время продолжила допрос:

— А тогда зачем весь этот… цирк с Валерой?

— Ну, ты же хотела, — просто сказал Денис. Я некоторое время ошарашено молчала.

— А ты собираешься исполнять все мои желания?

— Которые совпадают с моими — да. Вот теперь… Пойдем куда-нибудь на День всех влюбленных или поговорим поподробнее… об оч-чень сексуальном подарке?

— Ну-у-у… я подумаю, — пообещала я, тоже обнимая его покрепче — на всякий случай.

…А надо ли говорить, что я отключила телефон давным-давно и весь разговор вела не с Валерой, а сама с собой?

И с Денисом.

Ну что поделаешь, если мужчины такие нерешительные?

ВЕСНА

Я считаю себя человеком средним. Средней внешности, средней упитанности, средних способностей и среднего… хм-м, вот теперь вру… достатка. Именно потому я и обратила внимание на объявление: «Требуется секретарь-референт, женщина среднего возраста». Споткнувшись на необыкновенном требовании, я немедленно обвела его маркером, чтобы вдруг не затерялось. Когда на любую работу ищут специалиста с высшим образованием, возрастом до двадцати пяти лет и одновременно — стажем не менее десяти (интересно, где только надеются отыскать эдакого вундеркинда?), — подобное объявление заслуживает пристального внимания. Тем более, что буквально на днях мне брякнет сорок — возраст самый что ни на есть средний. Очередная фирма, где я выполняла секретарские обязанности, только что прогорела (естественно, вместе с моей зарплатой за два предыдущих месяца), и я находилась в вялом поиске работы.

Секретарь-референт звучит, конечно, куда солиднее, чем секретарь-машинистка!

Разумеется, высшее образование, без него скоро и ведро со шваброй в руки не доверят.

Грамотный… н-да, работодатель начал понимать, что высшее образование вовсе не гарантирует грамотности. Впрочем, у меня как раз наоборот. Я — филолог, учитель русского языка. К тридцати пяти годам вдруг поняла, что не могу любить детей вообще… только в частности… а остальных уже не в состоянии выносить в силу их наглости и тупости, возрастающих прямо пропорционально распаду страны. И — сбежала из школы, где добросовестно трудилась на ниве среднего образование больше десятка лет. Благодаря многочисленным друзьям, подсовывающим мне то репетиторство, то распечатки, то курсовые-дипломные нерадивых студентов, с голоду умереть я не боюсь, но постоянный заработок никому еще не помешал.

Так… скорость печатанья… пф-ф… где ж они такого монстра-машинистку видали? Ладно, будем надеяться, что при приеме на работу не будут сидеть с секундомером в руках.

Знание делопроизводства… С этим все в порядке.

Знание английского… Недавно подковывала — перед сорвавшейся в очередной раз поездкой за границу, постоянно не хватает денег, ну просто не выпускает меня родная страна!

Наличие рекомендаций… Вот уж это мы себе обеспечим! Я позвонила жутко деловой приятельнице Алле. Та уразумела проблему с лету.

— Рекомендации? Резюме? О чем разговор, Женьк, всё будет в лучшем виде. Подъезжай завтра к восьми.

Так. Теперь гардероб. Средний возраст предполагает неброскую элегантность. Я проинспектировала шкаф и обнаружила пару костюмов, которые мне как-то сшила приятельница по «Бурде». Поскольку в повседневке я предпочитаю совершенно иной стиль одежды, костюмы все еще как новенькие, да и классика, говорят, не стареет…

Легкий макияж, простая укладка, мощное резюме в мультифоре — и полдесятого следующего утра я возникла на пороге фирмы, где мне посчастливится работать.

Или не посчастливится.

— Присядьте, — сказала худенькая и ужасно деловая девочка в черном костюме. — Андрей Юрьевич будет проводить собеседование сам.

Что, видимо, должно было меня устрашить. Но, как часто бывает в самые ответственные моменты жизни, меня «на ха-ха прибило», как выразились бы мои ученички. Проклятый серый костюм просто сковывал, я не могла не держаться прямо, точно стержень в авторучке. Я осторожно примостилась на черный офисный стул, целомудренно прикрыв коленки мультифорой. И обнаружила, что меня с двух сторон настороженно изучают сотоварки по несчастью с такими же мультифорами в арсенале. Я сочувственно улыбнулась, и они немедленно отвели глаза.

Уж не знаю, какое впечатление произвела на них я, но сама я слегка пала духом: все четверо выглядели просто классно (каждая в своем роде). И еще я обнаружила, что средний возраст — понятие о-очень растяжимое. Одной из претенденток было лет двадцать пять, двоим — около тридцати, а дама, сидевшая слева от меня, явно перевалила через пятидесятилетний рубеж, хотя была еще очень и очень, мне бы так выглядеть в свой сороковник.

Я заскучала. Понятно, почему ищут работу молодые — рыба ищет, где лучше, а человек… Понятно, что даму слева явно где-то подсократили, а до пенсии пахать и пахать. Но я-то, в своем достойном среднем возрасте, давно уже должна была сделать карьеру и держаться за свое место зубами и когтями, а не мотаться по неизвестным фирмам в поисках неизвестной же работы. Кстати, чем они здесь занимаются? «Три плюс» — похоже на название какого-то витамина…

Я сфокусировала взгляд на зеркале на стене напротив: брови нахмурены, глаза за стеклами очков (у меня минус четыре) напряженно сощурены, углы рта скорбно опущены. Уши — и те увяли. Господи, можно подумать, у меня семеро по лавкам и муж-алкаш, каждый вечер требующий денег на бутылку, а каждое утро — на опохмелку! Я вздернула подбородок и растянула губы в улыбке. М-да, если я буду так улыбаться посетителям в приемной, разорится еще и эта фирма…

Я все еще пыталась приклеить на лицо жизнерадостно-уверенный оскал, когда перед самым моим носом мелькнуло что-то темное и стремительное.

— Доброе утро, Андрей Юрьевич! — подскочила девочка.

— Здравствуй, Аня. Здравствуйте.

Последнее адресовалось уже, видимо, нам, потому что претендентки зашелестели нестройным «здравствуйте». Я, со своими рожами, не успела и рта раскрыть. Едва за стремительным чифом закрылась дверь, как претендентки-конкурентки потрясенно переглянулись.

— Вот это да-а! — восторженно протянула миниатюрная брюнетка в черном брючном костюме. «Да-а!» относилось, видимо, к внешности начальника, которую я обозреть не успела. Но если внешность подстать задержавшемуся в приемной парфюму, мне здесь делать нечего — уровень не тот. Ладно, для очистки совести все же дождусь пинка под зад, перед тем как пуститься в дальнейшее жизненное плаванье…

Аня очень трепетно заглянула в дверь кабинета, что-то спросила (я услышала только обращение "Андрей Юрьевич"), и, быстро-быстро перебирая ногами-спичками, усвистала из приемной. Претендентки начали нервно перелистывать свои папочки. Кое-кто шевелил губами — повторял заученное, что ли? Я косилась с завистью. У меня в голове было пусто, как в моем кошельке.

Зазвонил телефон. Раз, другой, третий… На пятом звонке длинноногая «Белоснежка» справа передернулась:

— Ну если не берут трубку, значит, нет никого!

Телефон продолжал звонить. Претендентки — ворчать. Я нервно поглядывала на секретарский стол: терпеть не могу громких звуков. Да когда же он, наконец, заткнется? А!

Уронив мультифору, я совершила марш-бросок и свирепо рявкнула в трубку:

— Фирма «Три плюс» слушает!!

Пауза. Потом мужской голос требовательно произнес:

— Кто это?

Я подавила желание представиться автоответчиком и твердо повторила:

— Фирма «Три плюс». Оставьте ваши координаты. С вами свяжутся.

Мужик не унимался:

— Кто у телефона? Представьтесь!

Между прочим, тебе бы тоже не мешало это сделать, сердито подумала я, но все же сообщила:

— Ягунова Евгения. Что передать секретарю?

Влетевшая в приемную Аня с ужасом замахала на меня обеими руками, и я без боя сдала ей телефонную трубку. Аня тут же запела:

— Слушаю, Андрей Юрьевич!

Уп-с! Я скорчила сама себе рожу и осторожненько вернулась на место. Аня положила трубку. Для острастки грозно глянув на меня, скомандовала:

— Карпова, пройдите.

Брюнетка тут же подскочила и, прижимая к груди папочку, скрылась за дверью. «Оставь надежду всяк сюда входящий»… Я зевнула. Претендентки посмотрели на меня с уважением, Аня — возмущенно. Они же не знали, что это у меня нервное.

Девушки входили-выходили с периодичностью в четверть часа. Я лениво прикидывала, выберет ли начальник содержание (читай, компетентность) — «сокращенную даму», или же форму — «длинноножку». И цинично ставила на форму. Зловредная Аня в отместку за непрошеное хватание трубок решила запустить меня в последнюю очередь. Всем выходящим она говорила одно и то же одним и тем же вежливо-отработанным голосом:

— Оставьте свои координаты. С вами свяжутся в течение трех дней.

Я разглядывала обстановку приемной со всеми необходимыми по последнему времени прибамбасами: навесным потолком, точечными светильниками, половым покрытием — и вяло размышляла на тему, что сочетание синего, серого и белого меня бледнит. И вообще, трудно работать на мужчину, у которого такой сногсшибательный парфюм и резкий голос — какое-то неудобоваримое сочетание. Да и график работы мне наверняка не подойдет, я же не трудоголик… Я бы придумала еще кучу причин, почему совершенно не расстроюсь, когда мне откажут, как появилась моя предпенсионная соседка — помолодевшая, раскрасневшаяся и радостная. Аня и ей выдала свое коронное: «С вами свяжутся», — но явно гораздо приветливей, чем предыдущим. Да ладно, не так уж я много времени и потеряла!

Аня дождалась, когда я впихну мультифору в сумку, и распорядилась казенным голосом:

— Ягунова, пройдите.

Я поспешно выдернула обратно смявшееся резюме с рекомендациями и отправилась на закланье.

— Здравствуйте.

— Доброе утро. Или уже день? — Андрей Юрьевич взглянул на часы, жестом пригласил меня в кресло. Я передала ему мультифору, села, и, наконец, рассмотрела своего предполагаемого начальника. И поняла смысл выражения: «в зобу дыханье сперло». От такого мужика у любой женщины могут случиться трудности не только с дыханием, но и с давлением, а уж про сердце и говорить нечего. Главное — чтобы не было запора. В смысле — суметь его переварить.

Чиф, продолжавший изучать мои бумаги, потер пальцем четкую темную бровь, и я смогла, наконец, прервать созерцание его физиономии. Интересно, а могут ли надоесть восхищенные взгляды? Мне, определенно, — нет.

Андрей Юрьевич, видимо, обладал навыком скорочтения, или ему так надоел подбор секретарских кадров, что он просмотрел мои бумаги буквально наискось. Постучал пальцем по какой-то строчке:

— Вы работали в фирме «Тур».

Где-где, чуть не переспросила я. Надо было хоть одним глазком взглянуть на свое собственное резюме: черт его знает, что там Алка понаписала!

— Почему ушли оттуда?

— По семейным обстоятельствам, — туманно ответила я. Хорошо, что он не стал уточнять, по каким именно: мозги в данный момент у меня совершенно раскисли. Палец вновь вонзился в многострадальное резюме.

— Тут написано, что вы печатаете пятьсот знаков в минуту. Это правда?

— Хотите анекдот? — предложила я. — Машинистка дает объявление: «Печатаю тысячу знаков в минуту». Обалдевший работодатель прибегает, спрашивает: «Что, правда, тысячу знаков в минуту можете?» «Могу, — отвечает машинистка, — только, знаете, такая хер… э-э-э… фигня получается!».

Так как мой собственный предполагаемый работодатель продолжал пристально и молча смотреть на меня умными карими глазами, я поглядела в окно, подумала и объяснила:

— Анекдот.

Он серьезно кивнул.

— Я понял.

Откинулся гжиижа в кресле. Сложил руки домиком. Под его внимательным взглядом я твердо напомнила себе, что он моложе меня на добрый десяток лет (если не больше), и вообще оценивает меня сейчас не как женщину, а как предполагаемую рабсилу.

— Почему вы взяли трубку в приемной?

От неожиданности я ответила чистую правду:

— Трезвон надоел.

Что это за звук? Подавленный смешок?

— Мы без секретаря уже больше месяца, — сказал Андрей Юрьевич. — Думаю, новому потребуется много времени, чтобы привести документацию в порядок. Как ваша семья отнесется к тому, что вам придется задерживаться по вечерам, работать в выходные?

Он что, не дошел до пометки «эн/зэ» — «не замужем» или «неприкосновенный запас» — понимай, как хочешь? Или желает услышать мое личное чистосердечное признание?

— Никак, — настороженно сказала я. А вдруг он убежденный семьянин и холостых людей считает неполноценными и ненадежными недоумками? — У меня ее нет.

Андрей Юрьевич поглядел в окно.

— Мне было жаль лишиться своего секретаря, — сообщил он. — Она была умна, энергична, компетентна…

— Сочувствую, — сказала я нервно. — Она была молода?

Он взглянул странно.

— Достаточно молода, чтобы выйти замуж за одного из наших клиентов.

Я кашлянула. А я-то думала, что предыдущий секретарь коньки отбросил — уж очень жалостно это у него прозвучало.

— Ну, на меня можете рассчитывать! Я так вас не подведу. Могу даже расписку дать.

(Потому как шансы у меня не то что нулевые — минусовые).

— С условиями работы ознакомлены?

— Да.

— Со всем согласны?

— Д-да…

— Можете выйти завтра с утра?

— А что… я уже принята? — не поверила я.

Андрей Юрьевич встал и протянул руку.

— Поздравляю. Вы нам подходите.

После секундной заминки я подскочила и пожала ему руку. Ладонь была теплой и била током. Мой завтрашний чиф поглядел на наши руки, разжал пальцы.

— Завтра в девять.

Переодевается народ стремительно. Еще вчера все были в шубах, пуховиках, дубленках, а сегодня вон идет девчонка: каблучечки-не каблучечки, колготки телесного цвета, юбка под короткой курткой лишь подразумевается… У идущего следом мужика-бедолаги слюни чуть ли не до земли.

В общем-то по весне, по лету я мужчинам очень даже сочувствую. Если уж у меня голова сама собой заворачивается — полюбоваться на очередную высокую, длинноногую, фигуристую — то что про них-то говорить? В наше время (ненавижу это выражение, но куда от него денешься!) народ был куда мельче, серей и незаметней. Сейчас же по глазам прямо бьет цветом, голой кожей, животиками, ногами, грудями…

А вот полюбоваться на молодых парней выпадает почему-то крайне редко, увы… Ну разве что на моего наисвежайшего чифа. Хотя он скорее уже мужчина.

Я оглядела себя и вздохнула. Пальто мышиного цвета безо всякой фигуры, потому как найти что-нибудь подходящее на широкие бедра и одновременно — тонкую талию — очень и очень проблематично (как, впрочем, наверняка и на все остальные фигуры). Все еще не могу расстаться с теплым шарфом, страшно в эту зиму мерзну. На ногах — что называется в народе «говнодавы», но ведь какие удобные! А шапку нельзя снимать, потому что сначала следует подстричься. И покраситься во что-нибудь этакое… солнечное.

Апрельское.

И вообще — на работу пора!

Сегодня я «окарала», как говорили мы в детстве, задев меловую границу «классиков», — наступила на любимую мозоль начальнику. Вернее, его… как бы это политературнее выразиться… пассии.

Она влетела в приемную, когда я у зеркала приводила в порядок свою небогатую прическу. Заслышав цоканье, я оглянулась на целеустремленно несущуюся к кабинету тоненькую ухоженную даму.

— Начальник занят. Девушка, вы что, не слышите? Подождите! Девуш…

Открыв дверь, девица зыркнула недобрым взглядом и резко захлопнула ее за собой.

Аня смотрела на меня с восторженным ужасом.

— Ты что! Это же Лена!

— Какая Лена?

— Ну его… баба. Как бы постоянная.

Я села.

— А у него еще переменные имеются? Нет, а ты-то что молчала? Хоть бы знак какой сделала!

— Да не успела я! — оправдывалась Аня, но глаза ее горели радостным предчувствием скандала. Пав духом, я повернулась к компьютеру, ворча в том смысле, что сначала надо представлять список лиц, допущенных к начальническому телу, а потом уже требовать исполнения церберской службы — а то, может, она террористка какая…

В мгновение ока весть о том, что я пыталась подставить подножку чифовской подружке, разнеслась по всему офису, и на меня ходили смотреть экскурсиями. Прямо хоть билет продавай на неожиданный аттракцион в моем лице! Из подбадривающих замечаний стало ясно, что в подавляющем большинстве своем коллектив фирмы Лену недолюбливает. Более того, она настояла на увольнении пред-предыдущей секретарши, длина ног которой была сравнима с длиной ног самой Лены. А посему коллектив рад хоть какой-нибудь пакости, доставленной неприятной особе — чужими руками, разумеется.

В общем, когда, наконец, открылась дверь кабинета, я уже была готова собирать вещички.

Вышла Лена. Я поглядела на нее и на мгновение отвлеклась от тяжелых мыслей о грядущей безработице. Интересно, почему многие обеспеченные дамы, одетые так дорого, стильно, модно, выглядят сестричками-близняшками: словно на них на всех один фасон, цвет, прическа, и макияж?

Лена обернулась и кинула через плечо в кабинет:

— И скажи этой своей, чтобы не вздумала больше повышать на меня голос!

И поцокала к выходу. Когда кони сытые — цокают копытами…

Начальник аккуратно прикрыл дверь. Не глядя на меня, прошел через приемную, на ходу доставая ключи от машины. Даже и «до свидания» сказать нету силушки? Это мое телепатическое послание он, похоже, принял, потому что неожиданно остановился и, повернувшись, подкинул ключи на ладони.

— Вы, кажется, на Садовой живете?

— Да, — настороженно призналась я.

— Я подвезу.

Я открыла рот, но протесты можно было адресовать уже только пустой двери. Чудны дела твои, господи! Я поспешно схватила сумку и куртку и бросилась вниз. Парочка сидела в машине в совершеннейшем молчании. Едва я плюхнулась на заднее сиденье, как машина сорвалась с места. Может, я не совсем русская (а кто из нас чистокровный русский?), но такой сумасшедшей езды не люблю. Где тут у них пристегнуться?..

До моего дома мы добрались в рекордное время.

— Спасибо, — я поспешно выбралась наружу. Как человек болтливый и миролюбивый, терпеть не могу напряженной тишины. Тут мадам открыла рот — первый раз за всю поездку — и, глядя прямо перед собой в лобовое стекло, произнесла короткую, но крайне выразительную речь.

Она сказала:

— И чтоб это было в первый и в последний раз!

Не поняв, кому это адресовано — мне или никак не прореагировавшему чифу, — я тоже решила не реагировать. Кивнула куда-то в середину между передних сидений.

— До свиданья.

И захлопнув дверь, мстительно подумала: а обесцвеченные волосы тебе не идут! Дешево выглядишь!

— Утро доброе!

— Утро добрым не бывает, — привычно отозвался наш охранник Валера.

Вообще-то поспать я люблю, но в это акварельно-серое, мягкое апрельское утро проснулась удивительно бодрой. И даже перспектива провести на работе половину субботы ничуть меня не расстраивала. Главное — никого не будет в офисе — и мне удастся разгрести завалы, оставшиеся после секретаря, смывшегося замуж, и недели собственной плодотворной работы.

Напевая под нос, я вприпрыжку взбежала на второй этаж. Открыла приемную, потом — жалюзи, полила нисколько не вдохновленную моим тщательным уходом чахлую местную зелень. Сварила кофе, с огромным удовольствием прикончила жутко калорийные покупные сэндвичи. Будем надеяться, успею разгрести все до обеда, потому как на него ничего не осталось.

Несколько часов я работала, не покладая ни головы, ни рук: набирала, исправляла, отсылала, сортировала. Принтер тихо шипел и сноровисто выпекал документы, я так же сноровисто раскладывала их, горяченькие, по соответствующим папкам. Наконец, почувствовав, что моя попа приняла форму кресла, а шея изобразила вопросительный знак, что прекрасно смотрится у лебедя белого и печально — у женской человеческой особи — я вспомнила об обязательной производственной гимнастике. Поймала по радио музыкальную волну, прошлась по приемной, с вялым кряхтеньем ворочая корпусом в разных плоскостях.

— Тебе уже восемнадцать, мне всего тридцать семь!.. — заорал приемник. Образец мужской логики, между прочим. Как мы там бацали рок-н-ролл? Я устремилась к зеркалу. Хорошо, что я сегодня в кроссовках, потому что с отвычки можно запросто вывихнуть ноги. Раз-два-три-четыре. Раз-два-три-четыре…

Последние аккорды вонзились в пустынные пространства офиса, я восторженно взвизгнула и, лягнув себя пятками по ягодицам, развернулась на сто восемьдесят градусов.

И снова взвизгнула — куда громче приемника.

Передо мной стоял Андрей Юрьевич. Он ошеломленно смотрел на меня, на пальце отставленной руки забыто покачивались ключи от приемной.

— У-у-й… — неконтролируемо выдохнула я.

Он вышел из столбняка первым.

— Здравствуйте, Евгения Александровна.

Исполать тебе, добрый молодец свет Юрьевич… Чтоб ты провалился.

— Здравствуйте! Вы… зачем сегодня… здесь?

Он ухитрился даже не улыбнуться.

— Знаете, — сообщил вежливо, — это ведь мой офис.

— Э-э-э… разумеется, — пришлось согласиться, потому что какая-то сермяжная правда в его словах явно присутствовала.

— И я хотел сегодня поработать, — он взглянул на орущий приемник и задумчиво добавил: — когда никто и ничто не мешает.

Я поспешно выключила музыку.

— А. Да. Я тоже, — я махнула рукой в сторону стола, являя его, как доказательство моей усердной трудовой деятельности. — Я еще немножко поработаю?

Склонив голову, он смотрел на меня, как заинтересованный пес.

— Первый раз вижу, — произнес задумчиво, — чтобы мой сотрудник извинялся за то, что он на работе. Разумеется, вы можете поработать еще.

И отправился к себе в кабинет.

Пф-ф-ф… спасибо, не сказал, что это — его приемная, а не какой-нибудь там данс-клуб!

Примерно через час я осторожно поскреблась в дверь кабинета.

— Андрей Юрьевич, я собираюсь уходить. Вам ничего не надо?

Начальник поднял голову и посмотрел пристально, словно вспоминая, кто я такая вообще.

— Нет, спасибо, — узнал все-таки, слава те, господи!

— Может, кофейку? — льстиво запела я. — Только что сварила!

— Кофе — да, пожалуйста.

Кофе у них было принято действительно «варить» — на крохотном «камбузе» за раздвижной дверью в приемной. Я осторожно перелила содержимое джезвы в чашку, водрузила вместе с крохотной сахарницей на поднос и осторожно, то и дело поглядывая под ноги, точно на моем пути были заложены мины, понесла в кабинет.

Андрей Юрьевич, отложив ручку, наблюдал, как я к нему приближаюсь. Может, опасался, что я не справлюсь с управлением и пролью горячий кофе на самое дорогое, что у него есть? Не тут-то было! Я ловко выставила посуду на стол, приложила подносик к боку, словно взяв «на караул», и отрапортовала:

— Я все закончила. Если я вам не нужна, могу идти домой?

Он заглянул в чашку, проверяя кофе на цвет, или желая убедиться, что это именно кофе. Сказал неожиданно:

— Да и я, в общем-то, тоже закончил…

— До свидания? — с надеждой подсказала я.

— До свидания.

Я мельком оглянулась от двери — привстав, начальник поспешно допивал кофе — как только не обжигается, ведь кипяток же! Что это он так заторопился? Такой трудоголик просто обязан пахать полные выходные.

Охранник явно истосковался от безделья, потому что при виде меня подскочил и залихватски распахнул дверь.

— До свидания, Евгения Александровна!

— Счастливо отдежурить, Валера.

Он подпер собой дверь, не давая закрыться. Спросил, улыбаясь во весь крепкозубый рот:

— Чем заняться сегодня думаете?

— Чем? — я огляделась. Денек разыгрался что надо. — Солнышко… Наверное, попробую на балконе позагорать.

— В купальнике или без? — игриво осведомился Валера. Да, парень явно истомился — весна, скучное дежурство, которое даже книжка не может скрасить, потому как, судя по физиономии, не умеет Валера читать. У меня на языке уже вертелся соответствующий случаю ответ, как за спиной охранника возник Андрей Юрьевич.

— До свидания, — произнес он таким тоном, что стало ясно, как он недоволен фамильярностью охранника, а заодно и той, кто эту фамильярность поощряет. Валера поспешно стушевался, посторонился, придержав дверь и для него, а потом так усердно начал ее запирать изнутри, что этого занятия хватило на все то время, что мы собирались в дорогу.

— Вас подвезти? — спросил Андрей Юрьевич, направляясь к «БМВ».

— Нет, я на своем.

Начальник машинально оглянулся, отыскивая поблизости еще какой-нибудь вид транспорта. Я выволокла из-под прикрытия крыльца велик и продемонстрировала победно.

— Вот!

Андрей Юрьевич замер, не донеся ключ до замка.

— ЧТО это?

Я засмеялась.

— Велосипед! Знаете, такая машина, у которой всего пара колес, а вместо двигателя — мои ноги.

— Спасибо за объяснение, — пробормотал он.

Внимательно наблюдал, как я проверяю колеса на предмет «восьмерок».

— Занимаетесь велоспортом? — спросил с некоторым почтением.

— Вот на этом-то?! — я встряхнула задребезжавший велик. — Да ему сто лет в обед! Лучше, конечно, на мотоцикле, но гаража у меня все равно не имеется…

— Вы умеете ездить на мотоцикле?! — перебил Андрей Юрьевич.

— Не знаю, еще не пробовала.

Я увидела выражение его лица, и, закусив губу, чтобы опять не засмеяться, наклонилась, ненужно выправляя руль. Что-то сегодня я все время сбиваю его с толку.

И услышала:

— Не хотите пообедать?

Я изумленно вздернула голову — чиф выглядел так, словно тут же пожалел о своих словах. Веселясь про себя, я покачала головой:

— Спасибо, но помнится, ваша подруга говорила что-то о «последнем разе»…

Разумеется, я тоже тут же пожалела — это прозвучало, как подначка, и начальник, как истинный мужчина, среагировал соответствующе.

— Он ведь складывается? — спросил нелюбезно, чуть ли не вырывая у меня велик.

— Ну да, — пробормотала я, — а что… да не влезет он в ваш багажник!

Влез. Хотя, стоя рядом, я молилась, чтобы мой драндулет не поцарапал драгоценный лак его холеной «бэхи». Еще вычтет из зарплаты…

Я нырнула в багажник, поправляя «рога» велику. Выпрямляясь, перехватила взгляд чифа — он тут же отвел глаза. Ну да, да, Андрей Юрьевич, у меня есть столь немодная в наши дни попа!

Начальник закрыл багажник и открыл передо мной дверь.

— Ну и куда, — я продемонстрировала ему свой потертый джинсовый прикид, — мы отправимся? В «Макдональдс»?

— В шашлычную. Вы любите шашлык?

— Не из собачатины, — предусмотрительно сказала я.

— Есть у меня любимая забегаловка неподалеку, — сказал он, трогаясь с места. — Без собачатины.

Я посмотрела назад. Охранник Валера бросил запирать несуществующие замки и пялился нам вслед, расплющив нос о стеклянную дверь офиса. Интересно, а Ленусик не приплачивает ему за информацию о своем женихе?

Оглядела машину. Кому не нравятся красивые машины? Но что-то не встречала я до сих пор «БМВ» красного цвета. Черный — сколько угодно, серебристый — да, синий — пожалуйста… Я поглядела на ее хозяина. Если верно замечание, что для мужчины машина — практически продолжение его полового члена, то у нашего начальника этот самый член ого-го… Чиф мельком глянул на меня, и я невинно ему улыбнулась.

Мы выбрали столик снаружи — подальше от душного общего зала и пылившей дороги.

— Вы не на диете? — спросил Андрей Юрьевич.

— А что — надо? — отозвалась я обиженно.

— Ну… женщины любят сидеть на диетах.

— Женщины любят говорить о диетах, — поправила я, вгрызаюсь в шашлык. Перехватила взгляд чифа. Он смотрел на меня с улыбкой. Хорошо, что Андрей Юрьевич редко улыбается — и без того смотреть на него больно.

— Вы выглядите сегодня по-другому…

Я перехватила его взгляд — из-под рукава моей джинсовой куртки сиял цветастый набор бисерных "фенечек", подаренных племянницей.

— Просто сегодня игнорирую «дресс-код», — объяснила вполне очевидное. — Вы тоже, я смотрю, не при пиджаках и галстуках.

— Ну да.

Принялся за свой шашлык. Теперь уже я наблюдала за ним: ест неспешно, аккуратно, с явным удовольствием, но без жадности. Тут я вспомнила, что по тому, как мужчина ест, можно сказать, как он ведет себя в постели, и поскорее отвела глаза. Что-то у меня мысли сегодня приняли вполне определенное направление…

Ах, да. Весна.

Заказав вторую порцию, я хлебнула холодного пивка и прижмурилась на теплое солнышко. Ох, хорошо! Бывают же в жизни моменты, когда все мирно и благодушно! Жаль, что такие мгновенья коротки.

Потому что я услышала вдруг:

— Расскажите о себе.

Раскрыв глаза, я выпрямилась, с недоумением глядя на начальника. Он тоже откинулся на спинку сиденья, непринужденно закинув руку на соседний стул, и посматривал то на меня, то на дорогу.

— А что вас интересует?

Вдруг он расколол меня про «Тур»? Вся остальная информация в резюме, в принципе, верна…

Только слегка подредактирована.

— Сколько вам лет?

Такой молодой — и уже никакой памяти! В резюме же все было!

— Сорок. Почти.

— Выглядите моложе.

— Ну да, — скептически согласилась я. — На три недели и один день.

Он озадачился.

— Почему ровно настолько?

— У меня день рождения через три недели и один день, — пояснила я. — Что вас еще интересует?

Он проследил за тем, как я ополовинила кружку с пивом. Я успокоила:

— Не волнуйтесь, никого еще не лишили прав за вождение велосипеда в пьяном виде!

— Когда вы развелись?

Я едва не поперхнулась.

— Да я и замужем не была никогда!

Он чуть не вдавился спиной в спинку стула.

— О… извините.

— За что? — изумилась я.

— Ну… наступил на больную мозоль, наверное.

Я смотрела на него во все глаза. А вот фиг он угадал! Моей последней коронкой были мои преклонные лета.

— Если уж на то пошло, — перешла я в наступление, — вы тоже уже не мальчик! Вы-то почему не женитесь?

— Почему не женюсь? Женюсь.

— На ком, если не секрет?

Он посмотрел так, что я без труда расшифровала: не твое собачье дело! Но хорошее воспитание взяло верх. Правда, ответил он по-еврейски — вопросом на вопрос.

— А вы как думаете?

— На Лене?

— Почему бы и нет?

Я промолчала.

— Мы знакомы уже давно. Притерлись друг к другу.

Я молчала.

— Конечно, характер у нее… но кто из нас похож на ангела?

Он поглядел на меня и вдруг спросил требовательно:

— А что это вы все молчите?

Я пожала плечами.

— Слушаю.

— Но вы так выразительно слушаете…

Я подняла руки.

— Сдаюсь! Что вы хотите, чтобы я сказала?

Он качнулся на стуле, глядя вверх, в небо. Я смотрела на него и в который раз удивлялась, что он еще холост. Слишком быстро бегает?

— А что нужно сделать, чтобы лучше узнать женщину? — внезапно спросил чиф, резко опускаясь обратно на все шесть ног — своих и стула. Мне показалось, он шутит, но Андрей Юрьевич смотрел на меня в упор карими внимательными глазами. Красивые, но вовсе не женские, требовательные глаза.

— Время с ней проводить.

— И все? — разочаровался он.

— Я имею в виду — не только в постели. Ходить с ней куда-нибудь, гулять, ездить на природу в выходные…

Андрей Юрьевич смотрел с удивлением:

— А где взять на это время? Работать-то когда?

— Отпуск возьмите, — буркнула я, внезапно разозлившись. Чего прицепился? Сам завел разговор, сам совет спросил, а теперь критикует! И вообще, у меня второй шашлык остывает!

— В отпуск не могу, — рассеянно сказал он. — У меня впереди заключение важного контракта.

Я опять промолчала — благо, рот занят. Да уж, бедная его жена! Будет видеть мужа раз в пятилетку. Может, не зря Леночка на стенку лезет? И зачем трудоголикам вообще жениться? Какая ему разница, где ночевать — дома или в офисе? Чтобы в редкое свободное время делать законных детей? А потом оскорбляться, что затосковавшая жена заводит себе любовника?

— Сейчас модно жениться на молоденьких, — подсказала я. — Воспитаете себе супругу по собственному вкусу.

— Нет, у молодых большие запросы, а мозгов маловато. Хотя, конечно, они могут еще влюбиться, например, просто за игру на гитару. Романтика еще играет… Вот женщины постарше уже смотрят — сколько зарабатывает, есть ли квартира…

Я промолчала. Неопределенно. Андрей Юрьевич глянул и поспешил добавить:

— Хотя и понятно — все-таки семью кормить… А как понять, нужен ты сам или твои деньги?

Э-э-э, да у парня и впрямь проблемы! Ему бы с мамой посоветоваться, вот только не говорят с мамой на такую тему. Да и мамы еще те бывают… Видно, мой преклонный возраст и подтолкнул его пооткровенничать — просто он не в курсе, что не способна я испытывать никаких материнских чувств к шикарному молодому мужчине.

— Разоритесь, — предложила я совершенно серьезно. Он хмыкнул. Так, первый вариант не прошел… Я тщательно вытерла салфеткой рот. Потом руки. Протирать голову был бы уже перебор, потому пришлось-таки разговор продолжить.

— Вы рядом какую даму предпочитаете? Красивую или уродку?

Он всерьез задумался над этим чисто риторическим вопросом. Я, подняв брови, наблюдала: как будет выкручиваться? Андрей Юрьевич ответил чисто по-мужски — просто, прямо.

И определенно.

— Ну-у-у… — сказал он.

— «Самое главное в женщине душа, говорим мы — и смотрим на ее ноги», — процитировала я.

Засмеялся. Я сложила руки на столе, готовясь к долгому вправлению мозгов.

— Значит, вы согласны, что в мужской природе заложена тяга к красоте, то есть, к выдающейся самке? Ну, хоть кивните! Вот так. А в женской заложен выбор выдающегося самца. А выдающийся самец тот, кто приносит больше мамонтятины… в нашем случае — больше «зелени». Так что не вижу ничего обидного, что девушки предпочитают джентльменов с деньгами — по крайней мере, с голоду ни они, ни их дети не помрут. Да сейчас, между прочим, даже в туалет бесплатно не сходишь! Просто у нас в стране все так перевернулось — женщина готова вынести и выкормить и мужа-бездельника и всех его отпрысков…

— А вы к какой из этих двух категорий относитесь? — немедленно спросил он.

Я радостно улыбнулась.

— К третьей. К старым девам. Слыхали про таких?

— Слышал, — пробормотал он. — Но представлял другими. Наелись?

Я довольно похлопала себя по животу.

— До отвала! Хорошая забегаловка.

— Давайте я вас довезу.

Я попыталась создать видимость переразвитой тактичности:

— Ну, если вам не тяжело…

— Так я ж не на себе, на машине, — резонно заметил он.

…Легко вытащив велик, чиф окинул взглядом мою пятиэтажку.

— Вы на каком этаже?

— На втором. Видите, балкон зеленый?

— А вы и, правда, собираетесь сегодня… — он вдруг замолк и всучил мне велосипед.

— А? — спросила я.

— До понедельника, — сказал он, быстренько сел в машину и стартанул с места так, словно за ним черти гнались.

— До понедельника, — пробормотала я, перехватывая велик поудобнее. — И спасибо за обед.

Случилась у нас корпоративная вечеринка. Раньше то же самое называлось просто коллективной пьянкой. Причем я, как секретарь-референт, ни о чем таком и не подозревала, пока в приемную не ввалились парни в униформе с коробками в обнимку и бодрая длинноногая деваха, которая с порога начала командовать всеми, на кого падал ее голубой взгляд. Мне оставалось только уползти в угол, чтобы не быть затоптанной, и предаваться тихому восторгу — организация угощения на несколько десятков персон лично меня бы повергла в ступор и разруху.

Начальство отсутствовало, поэтому причину всего этого безобразия я выяснила у вездесущей Ани.

— Так вечеринка же! — воскликнула та, вытаращив на меня глаза и, как всегда, радуясь, что есть на свете кретинки, которые не знают очевидного.

— Я заметила! — перекричала я звон расставляемых бокалов и рюмок. — А повод?

— Просто так. Андрей Юрьевич любит устраивать праздники! Ой, надо макияж освежить!

Упорхнула. По моим недолгим наблюдениям Андрей Юрьевич больше любит устраивать подчиненным суровые трудовые будни. Я тоже вынула зеркало.

…Да-а, красота — страшная сила. Причем, чем дальше, тем страшнее. Морщины скоро придется на калькуляторе подсчитывать… А, блин, да кому я здесь нужна!

Как только все было готово, по неведомой команде в приемную влетел стремительный Андрей Юрьевич. Бросил на ходу:

— Соберите ко мне всех сотрудников!

Сотрудников — вот странно! — долго уговаривать не пришлось. Через несколько минут все очутились в просторном кабинете начальника. Народ галдел и с молодым аппетитом опустошал фуршетный стол. Я несколько минут помнила о контроле над весом, но — старость не радость, склероз, сами понимаете, — и с удовольствием присоединилась к общему пиру. Из спиртного здесь было шампанское, вино, водка: похоже, рабочий день на сегодня закончен…

Я прислонилась к подоконнику с полной тарелкой и бокалом в руках. Народ хихикал, флиртовал и сплетничал. Музыка была достаточно громкой, чтобы можно было обсуждать соседа и одновременно улыбаться ему в лицо. Кое-кто уже пританцовывал. Официанты кидались коршунами на всякого, у кого обнаруживалась пустая емкость для пития. Я нашла глазами чифа. Рядом с ним стояла длинноногая устроительница всего этого безобразия, улыбаясь в свой бокал. Андрей Юрьевич вел оживленную беседу с ней и еще с парочкой таких же симпатичных девах. Леночки на вас нет!

М-да, я-то что тут делаю, среди этой… оранжереи? Хочешь быть всегда молодой и стройной — держись старых и толстых! Пойти покурить, что ли?

Я выволокла свои древние кости из веселящегося кабинета. На моем столе ворковала очередная парочка. Хорошо еще, только ворковала, подумала я злобно. Схватила сумку — пара меня проигнорировала — и пошла искать укромный уголок.

Коридор в самом конце делал поворот буквой «г», которая скроет от приемной нарушителя правил внутреннего распорядка. Так как Андрей Юрьевич не курил и объявил свою фирму некурящей зоной, народ пытался соблюдать видимость лояльности — прятался, брызгался парфюмом, жевал жевачку, хотя толку от этого было чуть. Я сильно подозреваю, что начальник просто однажды сам бросил курить, а чтобы не подвергаться лишнему соблазну, запретил заодно «здоровью вредить» и всем своим подчиненным.

Вообще-то я практически не курю, пачку в сумке таскаю исключительно «для коммуникабельности», и подозреваю, что у моих сигарет давно вышел срок годности. Я открыла окно и присела на подоконник. Обязана ли секретарша ожидать конца вечеринки или может сбежать пораньше?

С улицы повеяло летним теплом, смешанным с запахом весны — и мне немедленно захотелось открыть окно настежь и свесить ножки наружу. Я даже перегнулась вниз — убедиться, что упавшая с моей ноги туфля не продырявит кому-нибудь голову.

— Вам там что, серенады поют?

— Ай! — я взлетела перепуганной кошкой — только что горб не выгнула.

Андрей Юрьевич выставил руки:

— Успокойтесь. Это только я.

Ничего себе — «только»! Я заметалась — куда бы деть или затушить сигарету, но поняла — застукана, хмыкнула и демонстративно затянулась. Андрей Юрьевич никак мое антидисциплинарное поведение не прокомментировал. Выглянул в окно — видимо в поисках моего несуществующего "серенадщика".

— Что ж вы убежали? Скучно с нами стало?

А вы-то сами с чего вдруг удалились? Я пожала плечами. Не рассказывать же ему о своих возрастных переживаниях! Вот доживет до того времени, когда хорошенькая осьмнадцатилетка назовет его «дяденькой», тогда и поймет. В качестве отмазки предложила свою сигарету.

— Покурить захотелось.

Он словно впервые ее заметил.

— А я и не знал, что вы курите. Никогда не пахло…

Когда это он успевает меня обнюхивать? Или у бывших курильщиков обоняние переразвито? Я хмыкнула.

— Курю. Когда выпью.

Некоторое время он созерцал процесс курения — так сосредоточенно, точно его завораживала необычайная красота моих действий. Начав давиться дымом, я решила прекратить это издевательство — достала из сумки пачку и провокационно покрутила у него перед носом.

— Хотите?

— Я не курю.

— Ну и не курите. Но ведь хотите?

Он внимательно посмотрел на меня. Сделал два шага назад и осторожно выглянул в основной коридор.

— Никого. Давайте, быстро!

Я выщелкнула ему сигарету. Дала прикурить. Андрей Юрьевич затянулся и сказал с чувством:

— Какая гадость!

— И не говорите! — согласилась я, тоже затягиваясь. Мы мирно прикончили наши сигареты, Андрей Юрьевич выкинул окурок на улицу и сказал:

— Пойдемте?

«Пройдемте!», передразнила я про себя и нехотя сползла с подоконника.

Войдя в свой кабинет, он первым делом огляделся, принюхался и грозно вопросил:

— Кто-то опять курил?!

Несколько человек поспешно порскнули в разные стороны. Я оценила грамотность подхода. Сказывается большой опыт…

Открыла я дверь в собственную квартиру, приглядываясь и принюхиваясь. Ага, похоже, у меня побывала маман. Наша мама, несмотря на возраст, энергичнее нас всех, вместе взятых. Периодически она устраивает набеги на квартиры дочерей, чтобы уличить нас в отсутствии порядка, недосмотре за детьми и недокорме домашних животных.

Вот и записка на кухонном столе: «Где ты попадаешь? Привезла тебе пироги с яйцами и луком. И с творогом. Помой люстру, стыд смотреть. Мама». М-да… хорошо, что она меня не дождалась. Для матери бокал шампанского, выпитый на внезапной «корпоративке», равнозначен залитой за воротник бутылке водки: ну что еще делать безнадежно незамужней дочери одинокими тоскливыми вечерами? Только спиваться. Вот такая вот непостижимая материнская логика…

Я зашуршала мешком с пирогами. Ура, и ужин не надо готовить. Сама я пироги не пеку уже давно — по принципу экономии энергии (а если проще, из врожденной лени) — разве что один и на весь противень. Заварив чайку, принялась поглощать жутко калорийный и жутко вкусный продукт. Ела и приглядывалась к люстре — и правда, грязновата. Ну не вечером же ее начинать драить. Вот подожду выходных, вымою… если не найдется другого интересного занятия.

Кот Марс сонно помаргивал на меня желтым глазом. Второй открывать было лень — похоже, от бабушки ему тоже перепало много чего вкусненького.

Я подумала и решилась на постирушку. Загрузила машинку-автомат, включила двухчасовую программу и улеглась на диван с книжкой. Завтра могу говорить с чистой совестью: «ой, вчера весь вечер стирала!»

Наутро апрель плавно перетек в ноябрь: снег с дождем, тоскливая хмарь и промозглый ветер. Пришлось опять доставать свитер — а я-то с вечера приготовила легкомысленную кофточку с коротким рукавом и большим декольте — вдруг кто соблазнится моими бледно-зимними прелестями? Краситься теперь придется на работе, чтобы тушь по дороге не смылась — в прямом и переносном смысле. Я намотала теплый шарф, поглядела на себя в зеркало, вспомнила, что все-таки весна на дворе, и поменяла его на тонкий шейный платок.

Задубела еще до того как сесть в автобус, оказывается, и перчатки дома оставила. Ну не возвращаться же теперь за ними!

Так что на работу я явилась трясущаяся, со скрюченными пальцами, красным носом и мокрыми от снега волосами. И, естественно, в этом самом виде меня застал не вовремя выглянувший Андрей Юрьевич. Застал и — застыл. В ужасе, надо полагать.

— Замерзли?

Я только зыркнула на него — терпеть не могу вопросов под локоть. Да еще с вполне очевидным ответом. «Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, синяя?»

— Уг-гад-дайте… — предложила я, стуча зубами. Он помог мне снять пальто, аккуратно встряхнул его от капель дождя-снега и повесил в шкаф. Я кинулась в кресло, растирая руки. Начальник продолжал торчать у меня над душой. Я злобно вскинула глаза:

— Вам что-то нужно?

— Нет, — убрался, наконец. Слегка оттаяв, я попыталась (безнадежно) спасти остатки прически. Негнущимися пальцами взялась за тушь.

Открылась дверь. Я чертыхнулась — все еще про себя, оцените выдержку — и уставилась на Андрея Юрьевича одним накрашенным глазом. Спросила — угрожающе:

— Ну?!

Он продемонстрировал бутылку коньяка и пузатую рюмку.

— Выпейте. Согреетесь.

Я растерялась.

— Так на работе же нельзя…

— Вы не пьете, — наставительно сообщил Андрей Юрьевич. — Вы лечитесь.

Конечно, это круто меняет дело! Я взяла рюмку — чиф налил мне половину.

— Чин-чин, — пробормотала я, поднесла ее к синим губам и замерла. За стеклянной дверью приемной стояла Аня, таращилась на нас круглыми глазами. Интересно, а что бы я подумала, увидев, как начальник с утра опохмеляет свою секретаршу?

— С понедельничком вас! — сказанула я и залпом выпила коньяк. Как только люди его смакуют? По мне так лучше водка — там, по крайней мере, заранее знаешь — гадость. Недоразвитый вкус, что не говори… Андрей Юрьевич закрутил крышку.

— Подготовьте договор с «Сибесто». А макияж у вас оригинальный. Такой… асимметричный.

— Спасибо, Андрей Юрьевич, — прочувствованно сказала я. — Не всякий сможет оценить мою неброскую красоту!

Он предпочел ретироваться.

Работы было завались, весь день туда-сюда шлялись разнообразные люди, так что с чифом мы свиделись уже ближе к вечеру.

— Как здоровье? — поинтересовался он.

— Апхчи! — проинформировала я.

— Мало налил, — констатировал он.

Я пробубнила, спрятав нос в платок:

— Приду и сразу в кровать. Самое верное средство. А вы держитесь от меня подальше. ОРЗ все-таки!

Он снисходительно посмотрел на меня. Заявил с достоинством:

— Я никогда не болею!

И, разумеется, сглазил.

Наутро я лицезрела своего начальника чихающим, гундосящим и хрипящим. Я же была уже свежа и прекрасна, как майская роза. Все ОРЗ и ОРВИ у меня как рукой снимает, стоит лишь моему организму на-подольше принять горизонтальное положение.

К обеду я робко заикнулась насчет посещения поликлиники. Чиф попытался пронзить меня взглядом, но из-за слезящихся глаз эффект вышел смазанным.

— Пройдет!

Все правильно — дураки умирают по пятницам, а трудоголики — на рабочем месте…

Часам к трем я заглянула в кабинет. Чиф сидел в кресле, закрыв глаза. Лицо его пылало. Все вопросы моментально вылетели у меня из головы. Я подошла и бесцеремонно пощупала его лоб. Определила:

— Тридцать восемь и пять!

Андрей Юрьевич открыл глаза, посмотрел и прижал мою ладонь ко лбу.

— Холодная…

— А вы горячий… — в тон отозвалась я. — Ну-ка, вставайте! Одевайтесь!

Он из-под руки посмотрел на меня, вздохнул и, к моему удивлению, поднялся. Перекинул плащ через руку.

— Куда? — прикрикнула я. — Надевайте!

— Жарко же…

— На-де-вай-те!

И он опять послушался. Не успела я порадоваться обретенной возможности покомандовать собственным начальством, как задумалась — правильно «надевайте плащ или одевайте»? Все филологическое образование покоя не дает!

— Идемте! — я погнала его из кабинета вон. Чиф с тоской глянул на свой осиротевший стол, но повиновался. Сообщая по телефону заму, что начальник отбывает болеть, я увидела, как Андрей Юрьевич вытаскивает из шкафа мое пальто.

— Зачем это?

— Закрываем приемную, — пробормотал он, пытаясь на меня его напялить. — Домой.

Да, похоже, у чифа температура зашкаливает — иначе с чего бы он решил меня отпустить пораньше? Но это, по-моему, единственное распоряжение начальства, которое не вызывает у подчиненных никакого внутреннего протеста.

Я с минуту наблюдала, как Андрей Юрьевич пытается вставить ключ в дверцу «бэхи».

— Может, попросить Валеру, чтобы вас отвез?

Он открыл дверь.

— А, может, вы?

— А? — обомлела я.

— Умеете водить машину?

— Не «БМВ»! — категорически заявила я.

— «Запорожец»?

— «КАМАЗ»! — огрызнулась я.

— Может, попробуете? Как с мотоциклом? — он кинул на меня взгляд и хрипло засмеялся. — Ладно, не будем рисковать. Садитесь.

— Зачем?

— Вы домой пешком собираетесь идти?

А как, вообще-то, обычно ходят? Я могла добраться и на автобусе, как проделываю это практически каждый день… Пожав плечами, полезла в открытую передо мной дверцу. Прокатимся еще разок, бог троицу любит.

— Вы еще должны мне инструкции дать, — сообщил Андрей Юрьевич, выезжая на проспект.

— Какие?

— Ну… как лечиться.

— А! — обрадовалась я, разворачиваясь к нему. — Хорошо. Есть у вас дома какая-нибудь травка?

— Травка… анаша? — уточнил он. Я поглядела на чифа. Похоже, вместе с высокой температурой у моего начальника прорезалось и чувство юмора. Интересное сочетание.

— Не знаю, подойдет ли, — в тон отозвалась я. — Никогда не употребляла. Тем более, в качестве лекарства. Так вот, берете ромашку, тысячелистник, зверобой или что найдете…

Чиф, покашливая, слушал, иногда кивал — словом, создавал вид полной заинтересованности. Как позже выяснилось — только вид. Когда он остановил машину, я огляделась и удивилась:

— А мы где это?

— Вон мой дом, — подсказал он. Ну да, с чего я решила, что он довезет меня — в его-то состоянии. Ничего, сейчас выясню, какой автобус…

Андрей Юрьевич закрыл машину и показал ключами на светящийся зеленый крест.

— Аптека. У меня дома нет ничего такого. Я банкую, а вы берете все, что нужно.

Я быстренько перетряхнула аптечные полки и вручила пакетик чифу.

— Держите. Все запомнили?

Он поднял пакет на уровень глаз, оглядел пузырьки, блистеры и коробочки и сказал убито:

— Честно? Ничего.

— А зачем тогда кивали?

— У вас голос красивый. Слушал бы да слушал… Евгения Александровна! У меня к вам огромная просьба! Поднимемся ко мне, вы все снова растолкуете, а я законспектирую. Мне в четверг надо быть как огурчик, вы же знаете!

Я переступила с ноги на ногу. Чиф истово прижимал пакет к сердцу и смотрел на меня больными собачьими глазами.

— Ладно-ладно, — проворчала я, — разжалобили! Молоко хоть у вас есть?

— Да-да-да. Еда есть вся. Заодно и поужинаете.

Мы поднялись на лифте — естественно, просторном и не загаженном. Стараясь не слишком пялить глаза на чифовские апартаменты, я начала командовать с порога:

— Переоденьтесь. Кухня где?

Кухня как кухня, видали побольше и поэффектней. Я заварила травку и нырнула в холодильник. М-да… действительно, еда есть вся. Я бы с удовольствием проинспектировала содержимое всех этих баночек-коробочек-упаковочек. Кто это его так кормит? Или сам раз в месяц холодильник затаривает? И когда успевает все съедать, целыми же днями дома не бывает… Я отыскала молоко, масло, апельсины и крохотную баночку меда.

Чиф приплелся на кухню, натягивая на ходу майку. Я с трудом заставила себя не пялиться на него — нечестно все-таки, когда человек в таком состоянии… Но и ему нечестно выглядеть таким сексуальным в старых джинсах и хэбэшной майке! Мой взгляд упал на его ноги.

— Куда с босыми ногами! Быстро наденьте носки!

Он послушно убрел, а я опять задумалась: оденьте или наденьте? Правила, однако, пора повторять.

Когда чиф явился снова, я поставила перед ним кружку с молоком и растопленным маслом и медом.

— Пейте!

Он заглянул и скривился:

— Пенка!

— Боже, какие мы нежные! А мы ее вот так! Пейте! Горло смягчится.

Он глотнул, покатал во рту, сказал с удивлением:

— Вкусно…

— Угу. Вот, смотрите сюда! Трава. Будете полоскать горло — чем чаще, тем лучше. Аспирин выпьете на ночь. И завтра, если понадобится.

— Может, лучше водки?

— Дело ваше. Может, вам и лучше. Допили? Держите апельсины. Аллергии нет?

— Я же говорил, ничем не болею! — напомнил он капризно.

— Да-да, конечно, сейчас у вас просто воспаление хитрости. Где спальня?

Он вскинул на меня глаза. Так как он затрудненно молчал, я попробовала сформулировать вопрос по-другому:

— Где вы спите? На кровати? На диване? На полу?

— А, — дошло, наконец, что я не собираюсь покушаться на его невинность! — Вон там.

Не стала бы покупать такую квартиру только из-за масштабов уборки. Когда мы, наконец, добрались до спальни, я уже устала нести графин с морсом. Андрей Юрьевич сел на гигантскую кровать и стал смотреть, как я сервирую прикроватную тумбочку.

— Пейте как можно больше, — втолковывала я. — Вот морс, лимонад, можно чай с малиной. Ешьте апельсины — сколько захочется. Есть вообще хотите? Нет? Ну и не надо. Завтрашний день проведите в постели…

— С кем? — проявил завидную реакцию чиф. Больной-больной, а туда же…

— С таком, — буркнула я. — Вы меня поняли? Не вздумайте являться на работу. Не пущу.

— А как же… — начал он.

— А никак! — отрезала я. — Думаете, фирма без вас за день разорится? А вы знаете, какие осложнения бывают, когда температуру переносят на ногах? Нам не нужны слепо-глухие паралитики-сердечники-начальники…

— Запугали, — пробормотал он, падая спиной на кровать. Зря он это сделал, потому что мне тут же захотелось присоединиться. Причем, пожалуй, сверху. Пришлось быстренько перевести взгляд на темнеющее окно. Между прочим, и домой бы уже пора.

— А мама мне в детстве делала горчичники… — внезапно вспомнил он.

— Перцовый пластырь, — твердо сказала я. — На грудь.

Чиф дотянулся до тумбочки, покрутил в пальцах коричневый квадрат.

— Это? А как?

О, господи! Я села на кровать и отобрала у него пластырь.

— Майку снимите.

Волос на груди у него было немного — не люблю сильно волосатых мужчин… причем тут твои предпочтения? Думаю, что действовала достаточно ловко. Пригладила кончики пластыря — мышцы на его груди напряглись. Интересно, он от природы такой или качается? Тьфу ты! Я поспешно поднялась. Он сел, трогая пластырь. Вздохнул:

— И надолго это удовольствие?

— На несколько дней. Вы все запомнили?

Он кивнул.

— Я пошла.

— Уже?

Я притормозила у двери. Чиф сидел на кровати и печально смотрел на меня. Глаза его были совсем больными.

— Да. Поздно уже.

— А вдруг мне станет хуже?

— Температура может подняться, — согласилась я. — Голова болит?

— Раскалывается. И холодно, — он собрал вокруг себя одеяло и натянул на плечи.

— На голову можно компресс — полотенце намочить в холодной воде… — я замолчала. — А, может, позвоните кому-нибудь?

— Кому?

— Маме, например?

— Ну да, тащить ее сюда через весь город…

— Лене, — предложила я.

Он так скривился, что я еле сдержала смех.

— А, может, вы останетесь? — осторожно предложил Андрей Юрьевич.

Я онемела. Он поглядел на меня и заторопился:

— Комнат у меня много. Я, как сами понимаете, для вас никакой опасности не представляю… В таком состоянии.

Как будто здоровый он на меня прямо-таки кидается! Кто тут кому еще опасен… Я перебирала в уме содержимое своей сумки. Косметика, крем есть, зубную пасту и полотенце он мне выделит. Может, майку какую еще вместо ночнушки…

Стоп.

Стоп, стоп, стоп! Даже самоотверженность преданного секретаря должна иметь свои пределы.

— Нет, Андрей Юрьевич, — сказала я, глядя поверх его головы в окно. — Мне надо домой.

Надеюсь, не слишком извиняющимся тоном. Он помолчал.

— Вызову вам такси.

— Да не надо…

Чиф поднялся, скинул одеяло, прошел мимо. Позвонил.

Сказал, не глядя на меня:

— Извините за нескромное предложение.

В приступе раскаянья я чуть не бросилась к нему на грудь со встречными извинениями. Снова прошел мимо, надевая свитер прямо на голое тело.

— А вы куда?

— Посажу вас. Мало ли кто приедет.

Приехавшая не слишком покоцанная «тойота», похоже, удовлетворила его изысканный вкус. Он переговорил с шофером и открыл передо мной дверцу.

— Спокойной ночи.

— Выздоравливайте, — пробормотала я.

Доехали мы с ветерком. Впрочем, я не замечала дороги, занимаясь непосильной борьбой с угрызениями совести. Ничего, все люди болеют, еще и тяжелее. Выживет. Завозилась, разыскивая кошелек.

— Я, конечно, не против, — сказал, улыбаясь, таксист. — Только ваш приятель уже заплатил.

Правильно, возмещение морального ущерба. Видеть так близко симпатичного полуголого мужчину — большое испытание для моих истрепанных нервов!

Я рассеянно кормила вопящего Марса, давя в себе думы о больном чифе: пусть, в конце концов, кликнет свою Леночку! Правда, трудно представить ее меняющей компрессы на его воспаленной голове, но вдруг мы все ошибаемся, и под стервозной внешностью скрывается чуткая, заботливая, любящая душа.

Где-то очень, очень глубоко.

Я поглядела в зеркало: а у меня и внешности уже никакой, одна душа и осталась. В общем-то, я, конечно, еще ничего, — если смотреть на меня в приглушенном свете…

А еще лучше — в полной темноте.

Телефон зазвонил, когда я уже практически засыпала. Ошибаются ко мне через раз, особенно часто почему-то ночью, поэтому вставать я не торопилась. Телефон все не умолкал. Пришлось дошлепать до него, поджимая пальцы на холодном полу, и печально проалекать.

Вздох. Потом — сиплый голос:

— Неужели нельзя было позвонить, чтобы я не волновался?

— А? — обалдела я.

— Евгения Александровна? — проконтролировал тот же голос.

— Я…

— Вы нормально доехали?

— Да.

— Почему не позвонили?

— А должна была?

Пауза.

— Нет. Но я думал…

— Морс пьете?

— Пью… А…

— Ложитесь давайте! — сердито скомандовала я. — Сами не спите и другим не даете!

— Да. Конечно. Извините. Спокойной ночи.

— Угу, — сказала я. Положила трубку и припомнила, что не след покрикивать на собственное начальство. Но он тоже хорош! Он что думает, я храню номер его телефона в рамочке возле своей девичьей постели? Список всех служебных и личных телефонов у меня на работе. Кстати, откуда у него мой телефон? А, наверное, вбил в память вместе с кучей остальных…

И вообще, только успокоишься — вечно он откуда-то возникает!

— Как ты относишься к парам с большой разницей в возрасте?

Катька облизала пальцы. Пирожное было настолько воздушным, что крем то и дело норовил вылезти наружу. Вот же молодец — фигура дирижабля с перевязочками в необходимых местах — а никаких комплексов, ест себе все, что захочется! Еще и Генка столько лет ее замуж уговаривал…

— Я к ним не отношусь.

— И это правильно, — кивнула я, наливая третью рюмку. Все признаки классического «девичника» были налицо: сладенькое-мучное, вино и шоколад. И полное отсутствие мужиков. У меня — по жизни, у Кати — отпускной вечер от семьи. Мы сидели с ногами на моей мягкой мебели и самозабвенно сплетничали о наших общих знакомых, подругах и начальстве. Обсудили способы воздействия на неподатливого Катиного мужа, и — как следствие — перекинулись на мужиков вообще.

Катька подняла рюмку и провозгласила:

— Седина в голову — бес в ребро!

Я сморщилась.

— Я про наоборот!

— А! — сразу сообразила понятливая Катька. — Это как Пугачева и Галкин? Или Кто-там-у-нее-сейчас?

— Или Деми Мур и этот… как его…

— Да тут все понятно — деньги и слава. Престижно спать со знаменитой бабой!

— Ну и пусть престижно! — уперлась я. — Ты что о них думаешь?

Катя сделала глоток.

— Ясно же — это ненадолго!

— Можно подумать, ровесникам выдается гарантийный талон на брак до гробовой доски, — с досадой проворчала я. — А ты заметила, у нас вечно двойной стандарт? Если мужик с молоденькой девахой — понятно, «седина в бороду». А если наоборот — рехнулась, старуха, в зеркало на себя посмотри! И ведь бабы первые же накинутся! Наверняка от зависти!

Катька отвела ото рта рюмку и зорко посмотрела на меня:

— Ты что, в молоденького влюбилась?

— Еще нет, — честно ответила я. — Но склоняюсь.

Катька всплеснула дебелыми руками:

— Рехнулась, баба!

— Во-во, и ты туда же!

— Чего тебе, сорокалетних мало?

— Кать. Ты оглянись вокруг. На кого смотреть-то?

— Ну нет, сколько интересных мужиков…

— Где? Покажи хоть одного! С удовольствием полюбуюсь!

Екатерина огляделась, словно ожидая, что «интересный» материализуется прямо у меня в квартире.

— Да стоит только на улицу выйти…

— Ага, — я с готовностью соскочила с кресла. — Пошли!

— Куда? — изумилась Катька, опуская на пол ноги.

— Ткнешь пальцем в мужика, на которого стоит посмотреть. Найдешь хоть одного, я тебе пива куплю. Не найдешь — ты мне.

…Все равно вместе выпьем.

Катька отважно подскочила.

— Ну ладно! Тут у вас кафешка неподалеку. Посидим, и пива тебе искать не надо!

— Кто бы говорил!

Через час сидения в кафе и разглядывания дефилирующих перед нами вечерне-отдыхающих людей мы заработали обострение шейного хондроза, падение зрения и полное душевное уныние.

— Вот посмотри, — кипятилась я, — любая бабенка хоть с какой фигурой и в любом возрасте приодета, намазана, надушена, идет, спинку держит, а рядом с ней мужичишка никакой, от пьянки косой, сзади горб, впереди бурдюк, а ведь считает себя великим ей подарком, еще и на сторону смотрит… гляди-гляди, расплылся! Вали, урод, мы не для тебя!

— Угм, — подавлено подтвердила Катька, все еще высматривая в толпе свой «пример».

— Природа — она мудрая, — сообщила я, поразмыслив. — В природе самцы крупнее и красивее, ярче, чем самки. А у нас все наоборот — дамы перышки чистят, охорашиваются, а самцы выбирают. Разве это справедливо?

— Несправедливо, — согласилась Катя. — Гляди-гляди, какие орлы!

Я поспешно оглянулась на шедших мимо парней.

— Ты что? Им же лет двадцать пять!

— Ну, хоть на кого-то полюбоваться! — сердито возразила Катя. — А может, они все на машины пересели?

— Кто?

— Да интересные мужики твои!

В это время прямо перед нами тормознула иномарка. Из нее, отдуваясь, выполз «интересный». То и дело поддергивая сползающие с круглого пуза шорты, больше похожие на линялые семейные трусы, прошлепал мимо нас, позвякивая ключами и деньгами. На переднем сиденье машины блондинистая дама торопливо проверяла в зеркале свой точеный профиль.

Мы с Катькой молча посмотрели друг на друга.

— Ладно, — огрызнулась подруга. — Я — за пивом! И пошли торт доедать.

Мы уже уныло плелись ко мне домой — результаты «экспресс-поиска» меня тоже не радовали — как Катька сварливо заявила:

— А если мужик интересный, так это потому что жена о нем хорошо заботится! Сытно кормит, обстирывает, обглаживает, одевает, в ванну регулярно загоняет!

Ну да. Значит, мне остаются одни бомжи… А что? Отмыть, одеть, от блох избавить…

— Евгения Александровна, хочу с вами посоветоваться.

С этим крайне серьезным заявлением чиф присел на угол моего стола. В последнее время (то бишь все две недели, которые я на него работаю) меня жутко нервировало, когда он оказывался так близко. Тем более, что происходит это довольно часто. Я сняла и снова надела очки. Произнесла со слабым поощрением в голосе:

— Ум-м-м?

Он взял мою авторучку, покрутил в пальцах.

— Помните, мы говорили, как узнать женщину поближе?

— Да.

— Куда вы посоветуете ее сводить?

Я заморгала. Откуда я знаю, что нравится его Леночке? Или… нет, похоже, у него появилась другая. С одной стороны меня это порадовало, с другой…

Собака я на сене!

— М-м-м… — сказала я, прокручивая в голове все известные мне культурно-злачные заведения города. — А, может, вы просто у нее спросите? Может, она театр любит, а, может, рулетку. Или танцы.

— А вы танцуете?

— Танцую, пою, шью, вяжу, вышиваю крестиком… — пробормотала я, но этого анекдота он явно не знал. Я показала на середину приемной. — Ну вы же видели!

Он засмеялся.

— Помню-помню! Это было эффектно.

Эффектно! Видел бы он тогда собственную физиономию!

— Так что… — я с облегчением развела руками. — Ничем не могу помочь. Придется уж вам самому напрягаться.

Он не торопился убраться с моего стола. Я поглядела на часы и начала демонстративно убирать бумаги. Пятница, вечер, между прочим.

— А вы бы куда сами сходили, например, сегодня?

— На «Гарри Поттера», — рассеянно сказала я, выключая кнопку «Пилота». — Только не знаю, успею взять билет или нет…

Вынырнула из-под стола и увидела на лице чифа очень странное выражение.

— На «Гарри Поттера»? — повторил Андрей Юрьевич медленно. Я подумала, он не знает, кто это такой, и на всякий случай пояснила:

— Очередного.

— Вы идете сегодня на «Гарри Поттера», — заворожено сказал он. И только тут до меня начало доходить, какого дурака я сваляла. Нет, чтобы сказать, что направляюсь в шикарный данс-клуб или в казино — просаживать свою секретарскую получку. Я уперла руки в боки и сердито уставилась на Андрея Юрьевича.

— Да, у меня интеллект на уровне моих племянников! Нам часто нравятся одни и те же вещи! И что? А вы хоть знаете, кто такой Поттер?

— Он летает на метле? — рискнул чиф.

— В квиддич он играет! — поправила я.

— Даже боюсь спрашивать, что это такое, — пробормотал он. — Вы одна идете?

— Да нет…

— Да или нет?

— Там будет куча народа, только никто из наших не удосужился взять билеты. Договорились идти на авось.

— Ясно, — он встал и пошел в кабинет, бросив, — подождите, не уходите.

Не уходите! Так и в кино можно опоздать! Подкрашивая губы, я кивками прощалась с уходящими работниками — интересно, а куда они идут в пятницу вечером? Решительно закрыла сумку и направилась к начальнической двери.

— Андрей Юрьевич?..

— Идемте, — бросил он, выходя навстречу.

— Ага, — согласилась я и только на лестнице сообразила спросить: — А куда?

— Я заказал билеты, — сообщил он. — На «Гарри Поттера». Мы успеваем.

Похоже, нет, потому что на меня напал столбняк. Я в оцепенении смотрела на чифа.

— Вы идете на Поттера? — переспросила слабым голосом.

— МЫ идем на Поттера, — поправил он.

— Но вам же неинтересно?

— Не усну, пока не узнаю, что такое квиддич, — он посмотрел на меня и сказал почти жалобно: — Евгения Александровна, садитесь уже в машину. Мы опаздываем.

А кто в этом виноват? Я привычно уже шлепнулась на переднее сиденье.

— Можно, я в кино буду называть вас Женей? — спросил он, заводя машину.

— Запросто, — по-прежнему заторможено согласилась я, забыв напомнить, что в кино обычно смотрят фильм, а не ведут светские беседы — а то он явно не в курсе…

Чиф крутил головой, как человек, впервые попавший за границу. Запуская руку в мой поп-корн, глазел на клубящийся в холле народ.

— Сколько людей в кино, оказывается, ходит!

— Что, давненько не были?

— А зачем? — рассеянно отозвался он. — Только время тратить. У меня домашний кинотеатр есть.

Я поспешно закинула в рот горсть поп-корна, чтобы задушить в корне ядовитый вопрос — и как же это он решился потратить сегодня свое столь драгоценное время?

— Женя! Же-ня!

Я оглянулась. Ко мне спешила парочка Сергеевых — вернее, трио — у Иры в рюкзачке восседала полугодовалая дочка. Я приветственно ущипнула дите за гладкую щечку — эх, мне бы такую кожу!

— Вы на каком ряду?

— Пятом. А вы?

Все трое с любопытством смотрели на чифа.

— Мы на каком? — тоже обернулась я.

— Десятом.

— Это Андрей Юр…

— Андрей, — сказал он, пожимая руку Димке. — Что, всей семьей ходите?

— Ага, — сияя, сообщила Ира. — Уже на третий фильм идем. Ну ладно, мы пошли! Ее еще покормить надо.

Чиф смотрел им вслед.

— Бабок-дедок нет, — объяснила я. — На нянек денег нет. Зато потом могут с чистой совестью заявить ребенку, что все эти фильмы она уже видела.

— Мороженого хотите?

— Ага.

Он умчался в сторону бара. Я немедленно полезла за зеркалом — проверить себя на предмет соответствия. В нем отразилась растрепанная я и подвалившая ко мне компания парней.

— Ну и что это должно означать? — сурово вопросила я. — Зачем вы мне уже полчаса страшные рожи корчите?

— Это мы так здоровались!

— Скажите спасибо, что у меня нервы крепкие. Другую от такого здоровканья уже паралич бы разбил с перепугу!

— Между прочим, — скептически заметил Ромка, — могла бы себе кого и получше найти.

— А этот-то тебе чем не угодил?

— Сильно лощеный. Богатый, наверно?

— Мой начальник.

— А-а-а! — одновременно протянули приятели.

— Что «а-а-а»? — возмутилась я. — На меня что, одни бомжи должны клевать?

— Я же тебе говорю, подожди, заработаю свой первый миллион…

Я вздохнула.

— Тогда мы с тобой сойдемся только в доме престарелых. А то и вообще на том свете.

— Слушать мне это очень обидно, Женечка…

— Жень, да брось ты этого своего, пошли на наш ряд! Мы тебе мороженого купим!

Я опять вздохнула:

— Заманчиво! Кто успел, тот и съел. Мне уже покупают. Так что — занимайте свои места согласно купленным билетам!

— Ну, пока. После кино сразу не убегай, — длинный Роман наклонился и чмокнул меня в щеку. Я и моргнуть не успела, как на меня обрушился град поцелуев с трех сторон. Уходя, парни оглянулись и радостно заржали — сзади меня стоял чиф с мороженым. Я исподтишка показала им оба кулака и заулыбалась Андрею Юрьевичу… ах, просто Андрею.

— О, крем-брюле! Как вы угадали? Спасибо.

— Идем? Уже пускают.

Андрей уселся, поддернув брюки на коленях. Огляделся и сказал удивленно:

— Неплохо…

Я лизнула мороженое.

— Поди, последний раз еще при Союзе ходили?

— Угадали. На мультики.

— Сейчас мультики пороскошней будут. Японское аниме видели?

Он пожал плечами:

— Мультфильмами давно уже не увлекаюсь. Вырос.

— Ну и зря, столького себя лишаете… А как вы вообще развлекаетесь?

Чиф покосился на меня насмешливым карим глазом.

— Хожу с вами на «Гарри Поттера». Что это за детский сад?

Я огляделась. Сеанс вечерний, и детей в зале было мало.

— Где?

— В холле с вами заигрывали.

Я обиделась.

— И вовсе они не детсад! Ненамного моложе вас, между прочим!

Чиф вдруг замолчал. Мы сосредоточенно просмотрели рекламу очередного супербоевика, потом свет зажегся ненадолго, чтобы впустить опоздавших. У Андрея Юрьевича опять заголосил сотовый. Он сказал: «да-нет-пока». Я покосилась — не с Леночкой ли так содержательно побеседовал? Мне вовсе не улыбалось смотреть фильм с таким звуковым сопровождением. Чиф перехватил мой взгляд и отрапортовал, помахав телефоном:

— Перевел в режим вибрации!

Зал ахал, смеялся и комментировал. Черт знает чем, но ведь задела же чем-то Роулинг такую уйму народа! Я пару раз от полноты чувств заехала локтем чифу в бок, прежде чем вспоминала, кто на этот раз со мной рядом. Спасаясь от моих толчков, он, в конце концов, съехал на сиденье и смотрел на меня больше, чем на экран. Опасался.

После сеанса мы еще долго толпой торчали у кинотеатра, комментируя расхождения с книжкой, новых актеров и что кому понравилось-не понравилось. Наконец, «детные» вспомнили о существовании своих не спящих голодных детей (на мой взгляд, очень этим довольных, вон как вокруг прыгают!), «парнокопытные» — что сегодня свободный вечер, который следует провести с пользой и удовольствием, а одиночки — что все бары и танцзалы ждут их… Мы, как ни те, ни другие и ни третьи, остались вне основных течений. Последний раз кивнув на последнее «пока», чиф повернулся ко мне.

— У вас полгорода знакомых?

— Не-ет, — с сожалением признала я. — Только треть сегодняшнего кинотеатра… Ну и как вам? Совсем не понравилось?

Андрей почесал бровь, оглянулся, наклонился к моему уху и прошептал:

— Понравилось!

Засмеявшись, я подняла руку:

— Никому об этом не скажу, клянусь!

— Обеспечите кратким пересказом предыдущих серий?

— Прямо сейчас?

Чиф огляделся и опомнился:

— Поздно уже?

Я пожала плечами — десять вечера в пятницу поздними не бывают… Но чиф уже достал ключи, «бэха» приветственно мигнула и квакнула. Мы молча уселись в машину. Андрей положил руки на руль и задумался. Неуверенно посмотрел на меня:

— Может, где-нибудь поужинаем?

Интересно, чего он больше боится — согласия или отказа? Вопрос решил мой пустой живот. Услышав родное слово «ужин», он приветственно заурчал. Я перевела:

— Желудок голосует «за». Куда едем?

Он опять задумался. Я почти слышала его мысли — куда бы податься, чтобы нас не засекла его Леночка? Я вздохнула:

— Может, в «Аквариум»?

— А что там? — подозрительно поинтересовался чиф.

— Темно там, — объяснила я вполне доступно.

— Почему?

— Потому что там стриптиз.

— Да? Какой? Женский?

— Смэшанный…

— И часто вы ходите на стриптиз? — не отставал чиф.

— С вами — в первый раз, — честно сказала я. — Вы еще скажите, что никогда там не были!

Андрей качнул головой:

— Ну что вы! Даже не слышал!

— Теперь даже увидите, — пообещала я.

Для человека, ни разу не бывавшего в «Аквариуме», довез он нас удивительно точно.

— Хоть бы для приличия адрес спросили, — проворчала я, вылезая. Чиф молча блеснул взглядом.

Вечно забываю про ступеньку при входе в зал — кто бы для меня объявление специальное повесил: "Женя, разуй глаза! Ступенька!». Вот и теперь, ухнув в пустоту, я прилегла в очередной раз на пол — хорошо хоть, не плиткой вымощен, а половым покрытием! Андрей подхватил меня под локоть.

— Не ушиблись?

Голос его слегка дрожал — вряд ли от испуга за мое здоровье. Представляю, какие ему с тылу открылись виды! Потирая коленку, я бурчала:

— Меня уже за вредность тут должны кормить бесплатно!

— Вон свободный столик, — сказал Андрей, предусмотрительно подстраховывая меня под локоть.

Он заказал мне бутылку красного, себе — минералку (мамочки родные, еще и правила дорожного движения соблюдает, цены ему нет!), какого-то мяса и салатов. Хорошо, что сразу принесли хлеб, который я принялась щипать, чтобы не умереть с голоду. Народ вокруг курил, но вытяжка пока работала нормально, это к утру будет не продохнуть… Я стянула пиджак, кинула на спинку стула. Чиф скользнул по мне глазами и увел взгляд в сторону. Я запоздало вспомнила, что не надела сегодня лифчик — под обтягивающей белой маечкой очень заметно. Ну и пусть смотрит. Видел он наряды пооткровеннее… и вообще без нарядов.

Подлил еще вина. Я честно предупредила, что на голодный желудок пьянею быстро.

— Вы не буйная? — встревожился чиф.

Я хмыкнула:

— Вот вы мне потом и расскажете… Ага, начинается!

Пара стриптизеров, видимо, занималась раньше спортивными танцами: очень ловко и профессионально исполнили несколько акробатических этюдов, по ходу дела деловито освобождаясь от одежды. Мальчик меня ничем не поразил, девочка была спортивной, с хорошей крепкой грудью и подтянутыми бедрами.

Блюм-блюм… парочка сбежала, подобрав манатки. Погас свет, а когда вновь зажегся, на круглой сцене обнаружились две девахи классической окраски: блондинка и брюнетка. Они раздевали друг друга, изображая томление и мотая туда-сюда длинными, «навощено» сиявшими гривами. Когда из одежды остались только эти самые гривы и крошечные трусики, дивы двинулись в зал. Жертвами были выбраны сидевшие за ближним столом парни в одинаковых белых свитерах (спортсмены, что ли?). Девушки извивались вокруг, забрасывали ноги на их широкие плечи и бычьи шеи. Один из полупридушенных, пошедший красными пятнами, лихорадочно совал деньги в красные трусики брюнетки: интересно, какими купюрами?

Я поглядела на чифа — тот потягивал минералку. В полумраке его глаза блестели.

— А вам кто больше нравится? Блондинка или брюнетка?

Андрей посмотрел на меня.

— Рыжая.

Я продолжала любопытствовать:

— А приятно, когда закидывают ногу на плечо?

— Смотря, кто и смотря, где…

Так. Не будем развивать. Тем более, декорации вновь сменились. Теперь выскочил одинокий белобрысый парень, довольно быстро разделся и тоже пошел в народ. Наклонился к одной девахе — та поспешно закрылась от него обеими руками. Подошел к следующей, закинул ее ногу себе на плечо (интересно, как бы этот трюк он проделал с моей узкой юбкой?). Погладил, отпустил и свободно запрыгнул на соседний столик. Потоптался среди бутылок и бокалов, поулыбался хозяйкам стола идиотской улыбкой «самого себе неотразимчика» и спрыгнул.

— Приятного аппетита, девочки, — вполголоса пожелала я соседкам: те с недовольным видом сметали букетом пыль, оставленную босыми подошвами стриптизера. М-да… и это должно меня возбуждать?

Следующая пара парней была в арабских бурнусах. Или в чем там еще? Ну, все поняли — замотаны с головы до ног. «Арабы» освобождались от одежды энергично, но практически безрезультатно, потому что под снимаемым слоем обнаруживался следующий.

— Да когда же это закончится? — спросила я с досадой. — Луковицы какие-то! Сто одежек и все без застежек…

— Что, не терпится? — поддел чиф. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и поглядывал то на меня, то на сцену. По-моему, на меня гораздо чаще. Наблюдал за реакцией, надо полагать. Арабы остались уже в одних белых платках и золоченых лепестках-плавочках. Я заворожено следила за приближавшимся к нам: гибким, блестяще-смуглым, поверх белой повязки сверкают выразительные черные глаза…

Ох, блин!

Заслонив лицо рукою, я шепотом сказала чифу:

— Меня нет!

Он удивился, открыл рот — и замер. Круг света выхватил нас из темноты, позолотив каждую волосинку на моей руке и на смуглой руке, взявшей меня за запястье. С секунду я еще упиралась, потом решила, что это смешно, поднялась, кинув отчаянный взгляд на Андрея: а так все хорошо начиналось — кино, мороженое…

— Убью! — шепотом пообещала я арабу. Глаза его смеялись. Нас — меня и вторую жертву, молоденькую девчонку — вывели на сцену. Я слепо, как сова, моргала на яркий свет. Пальцы араба, стоявшего за спиной, скользнули по моей шее, покрутив цепочку, замерли на вырезе майки. Я проскрипела сквозь зубы, оскаленные в улыбке свету и невидимым зрителям:

— Тормози по-хорошему!

Пальцы дразняще скользнули вдоль выреза, двинулись вверх и взъерошили мои волосы. Судя по нервному смешку девушки, у соседей этим дело не ограничилось. «Мой араб» избрал другую тактику — он вился и кружился, скользил по мне и вокруг моих ног, невесомо касаясь — даже не тела — одежды. Я представила, как стою столбом — красная, мокрая, с вымученной улыбкой, а тут еще заиграли мелодию, пригодную для танца живота: да какого, собственно говоря, черта!

Народ свистел и хлопал. Под утихавшую музыку араб довел меня до места, я то ли села, то ли шлепнулась на любезно подставленный им стул. Поцеловал мне руку, послал поверх моей головы ослепительную улыбку чифу — и упорхнул. Не глядя на соседа, я схватила бутылку, решительно налила себе полный бокал, опустошила и поставила со стуком. Андрей сидел, навалившись на стол. Пристально меня разглядывал.

— Да! — свирепо сказала я. — Да, он мой знакомый! И — нет, стриптизом я не занималась и в этой жизни уже не собираюсь! И… что еще?

— Я вас ни о чем не спрашивал.

— А я тогда вам ничего и не говорила!

— Ешьте, — негромко указал чиф. — Принесли горячее.

— А? Да… хорошо, — я слегка растеряла свой боевой пыл. Аппетит, правда, не потеряла. Не то, что Андрей Юрьевич — тот даже для вида не ковырялся в своей тарелке. Только допивал вторую бутылку минералки. Сушняк, что ли, замучил?

— У вас действительно полгорода знакомых!

— Меньше, — сообщила я, жуя мясо. — Я же не виновата, что они расползлись повсюду, как тараканы!

— А вы с ним смотрелись, — нейтрально сказал чиф, наливая следующий бокал минералки. — Вы с ним…

Я затрясла головой:

— Три раза «нет»! Женат, двое детей. На работе характеризуется положительно…

Оставалось добавить: «истинный ариец».

— На работе? — чиф кивком указал на сцену.

— А, нет, не на этой. Это так, подработка. И вообще я Юрку пристрелю! Это он специально — наверное, высмотрел меня перед выступлением, паразит!

— Ну, не надо, — возразил чиф. — У вас хорошо получилось.

— Правда? — не поверила я, подымая голову от тарелки. Чиф смотрел по сторонам и гонял по столу пустой бокал.

— Правда, — отозвался, по-прежнему разглядывая неведомые дали. — Соседи даже предположили, что вы «подсадная утка».

Кря-кря. Хорошо хоть, не курица. Я сыто и как всегда запоздало вспомнила, что пищу следует жевать подолгу, а не заглатывать целыми кусками — какой бы ты ни был голодный. Очень актуально для тех, кто стремительно приближается к среднему возрасту.

Поглядела по сторонам. Народ вокруг вовсю танцевал. Интересно, а пригласить чифа будет уже верхом нахальства? Ведь этого он делать явно не собирается. Нет, похоже, на сегодня я уже свое оттанцевала…

Я демонстративно поглядела на часы и всполошилась по-настоящему:

— Ой, уже час! Марс, наверное, всех соседей уже на уши поставил!

— А кто у нас Марс? — осведомился чиф, неспешно подымаясь и слегка потягиваясь. Все же сидячая работа, а гляди — ни жиринки, не слабинки… Или возраст еще не подошел?

— Кот у нас Марс, — сообщила я, натягивая пиджак. — И когда эта чертова скотина голодная, вопит, как иерихонская труба. А я забыла ему с утра «Вискасу» сыпануть… Да шевелитесь вы!

Он, невозмутимо улыбаясь, расплатился, взял меня за локоть и повел к выходу.

— Вы кого больше боитесь — кота или соседей?

Я поежилась: чтобы было слышнее в грохоте музыки, он говорил в самое мое ухо — еще миллиметр, и коснется губами…

— Соседки. Кот что — пообижается часок и забудет, а соседка будет год поминать-отчитывать. А у меня воспитание не позволяет послать пожилого человека… и не пожилого тоже…

— Ступенька! — вовремя предупредил чиф.

Я на рысях обежала вокруг машины, плюхнулась на сиденье и скомандовала:

— Вперед!

— Йес, мэм, — почтительно сказал чиф, усаживаясь за руль. — Как скажете, мэм.

Спохватившись, я пошлепала себя по губам. Командую начальником, как последним «погонялой»!

— Ой, простите! Субординация и еще раз субординация! Это я себе установку даю.

Вылетев у своего подъезда из машины, я понеслась через ступеньки, забыв попрощаться и даже захлопнуть дверь «бэхи». По-моему, точно на таком же автопилоте чиф последовал за мной. Я бормотала, вставляя ключ в замок:

— Сейчас, маленький, сейчас, рыженький…

Андрей прислушался, наклонив голову.

— По-моему, тихо.

— Притаился в засаде, — убежденно сказала я.

Проклятый Марс благонравно спал в кресле. Он раскрыл сонные глаза, зевнул во всю хищную пасть и приветственно мя-якнул. Я кинула загремевшую связку ключей на тумбочку. Сказала обвиняюще:

— Ну вот!

— Молчит, — констатировал чиф за моей спиной. Я оглянулась — он заглядывал в квартиру, уперевшись обеими руками в косяки.

— Заходите уже, — с досадой пригласила я. — Вот так всегда! Несешься со всех ног, а он спит себе… Да заходите же!

— Можно, да? — спросил Андрей неуверенно. Перешагнул порог. Марс немедленно оживился: спрыгнул с кресла и, задрав хвост, пошел знакомиться. Чиф поддернув брюки, присел, погладил кота по круглой башке.

— Ах, ты ж… зверюга…

Марс обнюхал его, потерся и громко заурчал, когда Андрей сгреб его в охапку. Вот черт, подумала я с досадой, он еще и этот тест прошел. Любит домашних животных. И за что мне такое наказание?

Чиф нога за ногу стянул свои туфли и прошел вслед за мной в комнату. Я включила магнитолу. Диджей немедленно поздравил меня с моим хорошим вкусом — слушаю «Апекс-радио» в два часа ночи.

— А как же ваша Марья Ивановна? — поинтересовался чиф, разглядывая мои хоромы.

— Какая Марья Ивановна?

— Соседка ваша?

— Зовут ее, между прочим, Элжбета Фридриховна, — гордо оповестила я. — А музыка ей не мешает, у нее спальня с другой стороны.

Чиф, почесывая Марса за ухом, все озирался. Я попробовала взглянуть на свою квартиру глазами постороннего. Ничего интересного. Двухкомнатная «хрущоба», доставшаяся мне от бабушки. Одна стена полностью занята книжными стеллажами — на книги у меня хватало денег и в самые трудные времена. Чисто, но не стерильно, по домашнему хозяйству не маньячу. Цветы начала разводить недавно — и они у меня с какого-то перепугу неожиданно поперли, хоть продергивай… чем, впрочем, Марс и занимается успешно. Одна знакомая так охарактеризовала мое новое увлечение: «Если потянуло к цветочкам — значит, к старости дело». Права, наверное.

— Еще заведу фикус, — сообщила я чифу. — И канарейку. Или кто там полагается по статусу? Болонка?

— По какому статусу?

— Для полного имиджа старой девы. Кофе будете?

— Что? Буду. И вовсе вы не старая, — сказал он мне в спину.

И не дева, чуть не откликнулась я. И мысленно подала его реплику: «А чем докажете?». Тьфу на тебя, старая греховодница! То есть — зрелая. Но греховодница…

Первым на кухню явился Марс, за ним, как за Сусаниным — Андрей Юрьевич. Я сыпанула Марсу «Вискасу», но прохиндей сел посередь кухни и стал выжидать чего вкуснее.

— Нету колбасы, нету, понял? — бурчала я, то и дело спотыкаясь об него. — Шел бы ты, Марс…

— А давайте, я съезжу? — предложил чиф, стоявший, опершись рукой о косяк. Интересно, у него от природы все позы красивы, или он их специально по утрам перед зеркалом отрабатывает вместо зарядки?

— Куда? — не поняла я.

— За колбасой для Марса. Где тут ближайший круглосуточный магазин?

— Рехнулись… ой, извините! Это он просто меня измором берет. Сядьте, уже, наконец! Вы точно есть не хотите?

Он подумал, словно прислушиваясь к своему желудку. Поднял глаза и сказал с удивлением:

— Хочу!

— Угу, — отозвалась я, кляня свой язык. И чем я, скажите, пожалуйста, должна его кормить? Чего ему в «Аквариуме» не елось?

— А что будете? — спросила, выигрывая время.

— Огласите весь список, пожалуйста, — чиф сел за стол, и Марс немедленно запрыгнул ему на колени. Если б он меня так гладил, я бы еще громче замурлыкала!

— Есть, — я заглянула в кастрюлю, — борщ. И котлеты. Будете?

— Буду, — твердо сказал Андрей. — Все буду.

— Идите тогда руки мойте.

Он ушел в ванную. Я спохватилась: там висело мое выстиранное белье. И добро бы парадно-выходное, шелково-кружевное, а то хэбэшное ношеное… ну-у, кто о чем, а вшивый…

Уплетал борщ за обе щеки — любо-дорого смотреть! Да, супы он явно себе не варит. Готовое в микроволновку, а потом — в желудок. Ага, поплачь еще над тяжкой голодной судьбой молодого успешного мужчины!

Доев, сказал бодро:

— Очень вкусно, спасибо! Давайте я взамен кофе сварю.

Я пожала плечами. Варить вообще и кофе в частности я не люблю. Андрей снял пиджак, огляделся и уволок его в прихожую. Там — наверняка — надел на плечики. Пришел, огляделся и хлопнул в ладоши:

— Так! И где у вас что?

Подперев щеку рукой, я наблюдала, как он сосредоточенно колдует над плиткой. Есть что-то завораживающее в мужчинах у плиты или возящихся с маленькими детьми. Наверное, то, как они контролируют в такие моменты свою силу…

— Опля! — он ловко выставил передо мной чашку с аппетитной коричневой пеной. Понюхав и попробовав, я возмутилась:

— Вы варите кофе лучше меня! Почему это я должна подавать его на работе?

— Потому что я — босс! — сообщил он. — А босс звучит гордо!

— Босс юбер аллес!

— Да, — согласился он. — Так что не могу я на работе женщинам кофе подавать…

— Только коньяк, — откомментировала я.

— …только дома…

— И только в постель!

Если после всех моих ляпов прикусывать язык, я бы давно уже без него осталась. Чиф задумался. Я постаралась улыбнуться ему как можно бодрее: ладно, не кручинься, парень, это не намек и не предложение! Попыталась свернуть со скользкой дорожки:

— А вы всегда хотели быть начальником?

Он опять подумал. Я заметила, что он всегда думает при ответе на мои вопросы — даже самые дурацкие — точно каждый раз боится попасть впросак.

— Я просто хотел, чтобы никто не отдавал мне идиотских приказов. И чтобы мне не приходилось выполнять эти приказы, только потому что я подчиненный… А что это вы так улыбаетесь? Я уже отдавал вам идиотские распоряжения?

— Ну… гораздо реже, чем в других местах, — успокоила я.

— Н-да? А вы всегда хотели быть…

— Секретаршей? Не-а. Понимаете, я просто работаю, чтобы жить.

Чиф кивнул с легким удивлением.

— Как и все.

— Не все. Вот вы, по-моему, живете, чтобы работать.

Он помолчал.

— Мне нравится моя работа. Мне нравится, что я сделал. И у меня есть еще идеи, которые я обязательно реализую. Но это вовсе не значит, что я живу одной работой…

Я пошла доливать себе кофе.

— А чем вы еще живете?

Пауза.

— Ну, я не могу так сразу…

— Давайте не сразу. Вы пьете?

Он моргнул.

— А что?

— Ладно, сформулируем по-другому. Напиваетесь с друзьями по выходным, в бане, или просто потому что устали?

— Когда я устаю, я ложусь спать.

— Ну, просто нечеловеческий подход… — пробормотала я. — То есть, не пьете?

Чиф как-то испугался.

— Почему? Пью. Просто я знаю свою норму.

— Можно пожать вашу мужественную руку? — сердечно спросила я и успела пожать, пока он пребывал в недоумении. — Все ее знают, только никто не соблюдает. А, может, вы книги читаете, или журналы?

— По работе?

— Ясно. Ходите куда-нибудь?

— Куда?

— Ну, стриптиз мы, конечно, отметаем, — пробормотала я, чиф тонко улыбнулся. — Может, у вас хобби какое-нибудь есть? Собачек разводите, кактусы там выращиваете, в компьютерные игры играете, стихи пишите?

— Не играю, не развожу, не пишу, собаку заведу, когда будет побольше времени…

— То есть, в глубокой старости? Семьи у вас пока нет, страстной любви, извините, конечно, тоже не наблюдается…

— И что? — по-моему, он начал заводиться. — Вы считаете, я такой однобокий?

Я развела руками.

— Я считаю, что вы просто трудоголик. Это диагноз.

— Зато вы не знаете, что значит любить свою работу! — заявил Андрей.

— Раздавлена, — сказала я. — Убита наповал.

— Я серьезно!

— Я тоже. Я где-то читала, что счастье — это когда утром хочется идти на работу, а вечером — домой. Так что я тоже однобокая, успокойтесь.

— Я и не нервничал.

Ну-ну. Между прочим, я впервые заметила, что он вышел из себя. Интересно, можно считать это своим маленьким достижением?

Пришел Марс, вспрыгнул на табурет и начал гипнотизировать нас светящимися желтыми глазами.

— Кофе еще будете?

— Буду… я сварю! — он сорвался с места. Встал у плиты боком, чтобы видеть меня. — А как получилось, что вы…

Я хмыкнула.

— Говорите-говорите, кусаться не буду!

— …замуж не вышли? — он быстро глянул на меня и уставился на вызревающую в джезве пену.

Я пожала плечами.

— Так получилось.

— Я думаю, — сообщил Андрей джезве, — что свою жизнь мы делаем сами.

Я покивала.

— Точно. Пока не встретит тебя маньяк в подворотне… Да не озадачивайтесь вы так! Не было у меня никакой великой безответной любви. И коварный соблазнитель меня не бросал. И к мужчинам я отношусь хорошо… по большей части. И замуж меня звали.

— Так в чем же дело? — он сосредоточенно переливал кофе в чашку.

— А ни в чем. Вы, наверное, думаете, что все… м-м-м… холостячки — несчастные, озлобленные, обделенные жизнью неудачницы, рыдающие ночью в подушку? Ох, какой кофе, спасибо!

— Пожалуйста. А разве нет?

— А вот женщины думают, что если мужик в тридцать лет еще не женат, у него какие-то… — я невинно улыбнулась ему в лицо, — какие-то проблемы. У вас проблемы, Андрей Юрьевич?

Он опять ощетинился.

— Нет у меня никаких проблем!

Ох, что-то мы сегодня пытаемся играть друг для друга роль психотерапевтов — слонов в посудной лавке. В голове от кофе было пусто и звонко. В студенчестве во время сессии мы принимали кофеин бензонат — просто раскалывали ампулы и выпивали. Тогда спать тоже не хотелось совершенно, но и никаких умных мыслей не появлялось… Как и сейчас.

Я мельком глянула на часы, потом, не веря, — снова:

— Полчетвертого?!

— Да? — не поверив, он тоже оглянулся. — Вот это сходили на Гарри Поттера! А я-то собирался еще завтра… в смысле — сегодня — поработать!

Я насторожилась:

— Вы хотите меня сегодня выгнать на работу?

— Н-нет… — подумал и добавил мужественно. — И сам не пойду.

— Да быть такого не может!

Андрей поднялся с табуретки.

— Ну, наверное, пора…

Вышло это у него вопросительно. Я промолчала, и он сказал — бодрее:

— Пора!

Мы с Марсом провожали его. Чиф обулся-оделся, без особых затруднений открыл замок, вышел и поглядел на меня:

— Ну, целоваться мы сегодня не будем…

А когда же?

— Я разочарована, — сообщила я, и сделала ему ручкой. — Спасибо за неожиданный вечер.

Подумала и добавила:

— Ночь.

Спохватилась, открыла рот, и чиф закончил:

— Утро. До завтра.

— Ага, — я покивала и насторожилась. — До какого завтра?

Он мотнул головой:

— В смысле — до понедельника. Пока, Марс. В следующий раз принесу тебе какой-нибудь «Вискас».

Дверь неслышно закрылась. Я поглядела на кота. Кот поглядел на меня.

— Марс, — сообщила я, — Андрей Юрьевич собирается придти к тебе в гости!

Чиф позвонил в субботу к вечеру.

— Выспались?

Весь день я провалялась с книжкой, то и дело впадая в дремоту.

— Ага. Почти.

— Мою машину обокрали, — сообщил Андрей Юрьевич трагическим голосом.

Я подавилась неоконченным зевком и речитативом выдала название знаменитой передачи:

— Что?! Где? Когда?

— Мою машину обокрали, — обстоятельно, по пунктам, объяснил чиф. — Сняли фирменный значок. Возле вашего дома. Сегодня ночью.

— Что сняли? — ошалело переспросила я.

— Фирменный знак «БМВ» на капоте. Видели — белый с синим?

Я помолчала, изо всех сил борясь с подступавшим смехом. Смех пересилил, и я фыркнула прямо в трубку.

— Это что? — с подозрением спросил чиф. — Рыдания?

Я захохотала во весь голос:

— Ой, не могу! Обокрали! Ограбили!

— Да что смешного?! — с досадой вопросил чиф.

Я вытирала слезы. Выдавила, похрюкивая в трубку:

— Простите, Андрей Юрьевич, я понимаю, у вас горе и все такое… Я просто представила, что кто-то сам решил собрать «БМВ»… и начал с вашей блямбы… О-о-ой, я не могу!

Чиф оказался на диво терпеливым. Он молча выслушал все мои стоны, стенания и фырканья. Наконец, прорыдавшись, я вспомнила, что машина — едва ли не самое важное в жизни мужчины — и решила проявить запоздалое участие:

— А что же ваша сигнализация не сработала? Окна выходят во двор, мы бы услышали…

— Да не включил я ее! — с досадой сказал чиф.

Я так поразилась, что даже перестала подхихикивать.

— Как не включили?

— Так. Забыл.

— Как забыли?

Тяжелый вздох.

— Совсем вы мне голову задурили с вашими Поттерами и вашим стриптизом!

Поттер-то был как раз его, но я не стала настаивать и только заметила кротко:

— Стриптиз не мой.

— Что?

— Это вы пригласили меня поужинать. А стриптиз я не показывала.

— Ну и зря! — заявил он неожиданно.

— А?

— Чем занимаетесь?

— Ем конфеты. Лежу на диване. Смотрю телевизор. Читаю книжку, — добросовестно перечислила я.

— А Марс?

Я поглядела на Марса. Марс лежал кверху пузом на своем любимом кресле. Дрых.

— Спит и видит сны про обещанный «Вискас».

Андрей Юрьевич молчал, и я на всякий случай поискала в своих словах какой-нибудь намек. Намек был. И еще какой толстый. Тьфу ты, пропасть!

— А вы чем занимаетесь? — побыстрее спросила я.

— Мою машину.

— Привет ей от меня большой. Передайте, что мы скорбим вместе с нею.

— До свидания, Евгения Александровна, — холодно сказал чиф. — Рад был вас развеселить.

А уж мы-то как рады!

— Пока-пока! — сказала я загудевшей трубке. Интересно, а своей Леночке он сообщил про потерю жизненно-важной детали от своей драгоценной «бэхи»?

— Евгения Александровна!

— А?

Я сонно прищурилась на часы: полдевятого утра. Наш чиф был уже бодр и свеж, как зеленый огурец. На месте начальнических подружек я бы давно его уже убила — будить человека спозаранку в законный выходной! Какую еще бумажку он потерял?

— Хотите березового соку?

— Что? — я сморщилась от умственных усилий.

— Березового соку. Ландышей. Шашлыков.

— Что, все сразу? — я села на постели.

— Да. Поехали в лес?

— Куда-куда?

— В лес.

— Какой лес?

— Ну-у, не знаю… Березовый, наверное. Или сосновый, но чтобы березы были. Какой хотите.

Я спустила ноги с кровати. Спросила подозрительно:

— А вы где?

— У вас под окнами. Поехали, а?

— Что это вам в голову взбрело? — я встала, прошлепала к окну и приоткрыла штору. Действительно, посреди двора полыхала чифовская «бэха». А сам чиф стоял возле с «трубой» в руке и смотрел на мои окна. Помахал приветственно. Я шарахнулась обратно.

— Так я поднимаюсь? — спросил Андрей Юрьевич деловито.

— Не так быстро! — простонала я. Мозги еще не проснулись, но уже получили хорошую встряску. Какая женщина хочет, чтобы ее застали вот так врасплох: неумытой-непричесанной-ненакрашенной? Чиф терпеливо ждал. Я решилась: — Входите, я открою дверь. Я буду в ванной.

— Это приглашение? — улыбнулся он в трубку и отключился.

Я галопом кинулась открывать замок, потом — в ванную. Включила душ, прислушиваясь. Кажется, стукнул дверью… Я обдала себя горячей водой, потом, слабо взвизгнув — ледяной. Ожесточенно растерлась полотенцем. Быстро расчесалась, накрасила глаза; веки отекли, вот и хватит чай глыкать на ночь… Огляделась и сообразила, что не захватила с собой даже халата. Интересно, как отреагирует чиф, если его секретарша прогарцует перед ним в чем мать родила? Я намотала на себя длинное полотенце и осторожно, на цыпочках, выскользнула наружу. Может, он в кухне? Напрасные надежды. Чиф стоял посреди арки — не обойти его, не объехать.

— Доброе утро! — буркнула я в его спину. Андрей Юрьевич живо обернулся:

— Доброе утро! А вы быстро! Я сварил кофе и приготовил бутерброды. Вы с чем любите — с сыром или…

Его голос затихал по мере того, как он оглядывал меня сверху донизу. Наконец его глаза остановились на моих ногах. На покрытых красным лаком ногтях. Я от неловкости пошевелила пальцами: сейчас мой педикюр мне самой казался жутко неприличным.

— …или ветчиной? — закончил он нетвердо.

— Разберемся, — пообещала я и задом ретировалась в спальню. — Вы присаживайтесь, Андрей Юрьевич. Я быстро.

Поспешно натянула белье, джинсы и майку. Спрятала свой вызывающий педикюр… кстати, что именно вызывающий?.. в ярких клетчатых носках — обожаю носки сумасшедших расцветок. Настороженно пришлепала на кухню. Чиф пил кофе. Поднялся при моем появлении.

— Садитесь.

— Спасибо, — покорно ответствовала я, умащиваясь в собственной кухне.

— Вот кофе, бутерброды. Ешьте и едем.

— Что это вам в голову пришло? — я начала благодарно поглощать его изделия.

— Проснулся, поглядел в окно — погода хорошая… почему бы нет?

— Вы же собирались работать!

— Расхотел, — легко сказал Андрей Юрьевич. — Давно не был за городом.

— А меня зачем?

— Для компании.

Я предупредила, принимаясь за кофе:

— Учтите, я, не выспавшаяся, — компания плохая! И вообще, в лесу сейчас клещи! У вас есть прививка?

— Какие клещи?

— Энцефалитные.

Он призадумался и вдруг лучезарно улыбнулся.

— А меня в детстве мама молитве научила!

— Какой?

— Я в лес — клещ из леса. Аминь!

— И помогает? — заинтересовалась я.

Он пожал плечами.

— Не кусали… В крайнем случае, будем осматриваться. Готовы?

— Ой, так надо что-нибудь с собой взять…

— Не суетитесь. Я все взял. Ни с голоду, ни с жажды не помрем. Мясо на шашлыки с вечера замочено. Сапоги резиновые есть?

— Да, — интересно, а сам он заметил свой собственный прокол? Мясо замариновал с вечера, а в лес ехать решил только утром?

— Давайте, Женя, в темпе, в темпе!

— Я по утрам только в темпе вальса… — пробормотала я.

Автострада была пустой — мазохисты-дачники пока не рвались на свои вожделенные участки, на которых по большей части еще лежал снег. Я полудремала, поглядывая то на целеустремленный профиль Андрея, то на летевшую навстречу дорогу. Сейчас бы еще спала и видела сладкие сны. Чего ему вдруг сбрендило? Надо же, работать расхотелось… Наверное, и у нашего трудоголика чифа весна в крови бродит.

— А вы, вообще-то, знаете, куда ехать? — спросила я сонно.

— Спокойствие, только спокойствие! — сказал он голосом Карлсона. — Доверьтесь мне, Женя.

Я вздохнула:

— Ничего больше не остается, раз уж вы взяли меня тепленькой.

— Ага, вот здесь, — сказал он, наконец. — Я думал, не узнаю.

«БМВ», переваливаясь, въехала в лес по еле заметной колее. Андрей заглушил мотор, вылез из машины.

— Бывали здесь раньше с друзьями. Вон там должен быть ручей. А где-то здесь мы разводили костер… да, возле той сосны. Погуляйте, я пока разведу костер для шашлыков.

Втянув руки в длинные рукава свитера, я медленно брела по леску. Ворошила вылинявшую прошлогоднюю листву. Кое-где хорошими белыми нашлепками лежал снег. Кое-где — торчали маленькие кандыки и первые робкие травинки. Лес был прозрачным и трогательно обнаженным. Подобравшись к ручью, я зачерпнула воды. Она оказалась ледяной, но жутко вкусной.

— Же-ня! Вы где?

Запахло дымом.

— Я развел костер, — сказал чиф так гордо, точно это был первый костер за всю историю цивилизации. Может, для него совершение таких простых действий и вправду событие?

— Вижу, пошла за дровами.

Я таскала и ломала сухие ветки, пока не умаялась. Андрей приволок березину, усадил меня у костра, а сам стал расправляться с добытым топливом. Он уже давно скинул куртку, а потом и свитер. Мне оставалось только глазеть на него, что я с удовольствием и делала. Потом поняла, что он с таким же удовольствием позирует, а посему закрыла глаза и стала прислушиваться к лесу: журчание ручья, потрескивание костра, стук чифовского топорика. Интересно, а есть ли уже в лесу птицы? Дятлы разве что какие-нибудь…

— Замерзли? — спросил Андрей, опускаясь рядом со мной на бревно. Сел тесно, так что я чувствовала движение его бедра и плеча, когда он подбрасывал ветку в костер. От него вкусно пахло — дымком, свежестью, разогретым телом, слабым ароматом одеколона или лосьона. Расстреливать надо производителей этих самых мужских парфюмов — застают расслабившихся женщина врасплох!

Я кивнула на его голые руки:

— Сами не замерзните!

Он беспечно отмахнулся.

— В крайнем случае еще топором помашу!

— Вы тут часто бываете?

— Да, раньше часто. С друзьями. Года три назад.

— А теперь что?

— Ну… кто переженился, кто так отпал… Как-то разбежались все. Я даже не знаю, ездят они еще сюда. Но в этом году мы первые! Идемте выбирать березу.

— А?

— Для березового сока.

Березу мы выбрали, Андрей профессионально сделал надрез и прикрутил к стволу пластиковую бутылку. На обратном пути я по колено провалилась в какую-то незаметную болотину. Пришлось задирать штанины и сушить ноги, сапоги и носки над костром. Я опять перехватила взгляд чифа на мой педикюр. Судя по цвету «бэхи», Андрей питает слабость к красному. Может, стоит попробовать одеваться в цвета пожарной машины? Или покрасить волосы в красный цвет? Да, на фоне преобладающего в приемной синего не заметить меня будет проблематично…

— А картошки вы не захватили? — поинтересовалась я, когда он занялся углями. Андрей звонко шлепнул себя по лбу.

— Так и знал, что что-то забыл!

— Ах, картошка-тошка-тошка-тошка-тошка, пи-ионеров идеал-ал-ал! — пропела я.

— Что-что? — спросил он, насаживая куски мяса на шампуры.

— Что-что! — передразнила я. — Неуч! Ни разу не были в пионерском лагере?

— Не довелось, — сознался чиф, колдуя над шашлыком. — А вы?

— Была и не раз.

Н-да… я опять осознала временной провал между нами. Детство мое прошло при Союзе, а он при нем только родился. Вот черт, у нас даже воспоминаний общих нет!

— Я не успел в пионеры вступить, — сказал Андрей. — А вот октябренком был. Где-то у меня еще звездочка валяется.

— А я и комсомолкой была, — призналась я.

— Ну и как?

— Да нормально…

— Пиво будете?

— А вы?

— А я за рулем.

— Хотите споить бедную девушку?

— Хочу, — честно кивнул он. — Хотя, раз уж вы промочили ноги, лучше водку.

— У вас что, в машине бар?

— Я же не знаю, что вы любите, — спокойно объяснил Андрей.

— И коньяк есть?

— Есть. Хотите?

— И шампанское?!

Он засмеялся:

— Ладно, всё, будете пить лесной коктейль!

— Это что еще?

— Обычно мы разводим спирт березовым соком. Вам, как женщине, полагается сок с водкой.

Мы ели шашлыки, я запивала их «березовой водкой», чиф — сладким чаем, болтали и смеялись. Солнце подсушило поляну, можно было даже ходить босиком. Андрей принес из своей неистощимой машины туристический коврик, мы уселись на него, отвалившись спинами на березину.

Андрей стянул майку, снова улегся рядом, заслонив локтем лицо. Провокатор! Мне приходилось теперь то и дело одергивать себя, чтобы особо не таращиться. И вообще не потрогать его. Андрей дышал ровно. Я легонько подтолкнула его локтем.

— Вы что, спите?

— М-м-м, — пробормотал он. — Почти.

Я подумала и, высвободив из джинсов майку, узлом завязала ее на груди. Хорошо мужчинам — никто не обвинит их в провокации, когда они вот так вот преспокойно разоблачаются. А у женщин все время то юбка коротка, то вырез слишком глубокий…

Справа меня согревал горячий бок чифа, слева — вновь разведенный костер, сверху — высоко вставшее солнце. Глаза сами собой закрывались от тишины, тепла, переизбытка кислорода, набитого живота. Конечно, я не смогла им всем сразу противостоять.

— Жень… Же-ня…

— Ум-м-м?

Я открыла глаза. Заморгала на близкое лицо чифа: а этот еще откуда? Эротические сны с ним в главной роли мне пока не снились.

— Жень, — шепотом повторил он. — Может, вы перевернетесь?

— А?

— Ну, на другой бок…

— Зачем? — тупо спросила я.

— Вы, по-моему, подгораете.

— Что?

Я почувствовала осторожное прикосновение к своему животу, и от неожиданности резко села, откидывая его руку.

— Кожа покраснела, — пояснил чиф слегка смущенно.

— Да? — я посмотрела на живот. И вправду, порозовел. Это на апрельском-то солнце? Что же со мной случится в какой-нибудь там Турции?

Он улегся вновь, заложив руки за голову.

— Надо было крем от загара взять. Не знал, что вы такая… белокожая.

Его глаза неспешно скользили по мне. Не думаю, что этот осмотр доставлял ему особое удовольствие, если учитывать, с какими ухоженными дамами он общается. Я же слишком ленива, чтобы заниматься собой постоянно и планомерно. Так что у меня обычное тело сорокалетней женщины, может, ничем не хуже, но и не лучше… Нет, пока тридцатидевятилетней! Я с достоинством одернула майку.

— Не собиралась загорать. А вы, — я стрельнула взглядом на его голый торс, — похоже, огнеупорный?

Он погладил себя по твердому животу, я заворожено следила за его рукой: он что, сознательно меня провоцирует? Гипнотизирует?

— Не жалуюсь.

Еще бы ему жаловаться! Давненько не наблюдала рядом с собой такого… э-хмм… мужского тела — мои ровесники практически все поголовно уже обзавелись унылыми жизненными горбами и пивными брюшками.

— Хорошо поспали?

Я потерла глаза.

— Тишина такая!

— Это я мобильник отключил, — сообщил он.

Я заморгала:

— А я-то думаю, что же не так? Чего-то в вас не хватает… что, даже «эсэмэски» не просматривали?

— А, спасибо, что напомнили, — он дотянулся до куртки, достал мобилу. Пролистал несколько сообщений. Встал, отряхивая джинсы. Отошел на другой конец поляны, негромко разговаривая. Оглянулся на меня, и я уставилась в костер. Потух…

Идя ко мне, чиф уже издалека развел руками.

— Что, пикник закончен?

— К сожалению. Надо ехать.

— Ну, надо так надо, — сказала я, подымаясь. Конечно, было очень славно, но все-таки хорошо, что все закончилось. Не знаю, куда бы завела нас эта весенняя расслабуха… Ладно, не нас — меня!

— Подождите, не одевайтесь, — остановил меня чиф. — Мы еще не осмотрелись.

— А?

— На предмет клещей.

Он подошел, на полном серьезе подставляя мне склоненную голову. Я провела ладонью по жестким густым волосам. Клещей нет. Перхоти тоже. Чиф, задрав руку, деловито оглядывал подмышки. Я подавила острое желание хорошенько дернуть его за ухо.

— Чисто! Молитва помогла.

— А вы куда?

Ох, а вот этого я надеялась избежать! Я покорно повернулась к нему спиной. Надеюсь, он тоже не будет дергать меня за уши! Чиф не спеша разводил пальцами мои волосы — не такие уж они густые, чтобы терять на это так много времени! Вот не подозревала, что простой осмотр на присутствие-отсутствие клещей может стать таким… сексуальным. Андрей, стоя почти вплотную, осторожно дышал мне в затылок. Его пальцы легко пробежались по вырезу моей майки. Я поежилась и засмеялась — беззвучно. Теплые руки легли на мои трясущиеся плечи.

— Что?

— Я подумала… мы со стороны, наверное, похожи на мартышек, которые выискивают друг у друга блох!

Чиф хмыкнул, громко клацнул зубами над ухом, словно выкусил невидимую блоху. Отпустил мои плечи.

— И пояс джинсов осмотрите.

А я-то во всем полагалась на вас, Андрей Юрьевич! Чиф энергично одевался. Интересно, с кем он там беседовал? И вовсе тебе неинтересно! Вон, пояс джинсов лучше осмотри!

Мы уже ехали по по-прежнему пустынному шоссе, когда чиф лениво спросил:

— Я забыл, вы водили когда-нибудь «БМВ»?

— Не-а.

— А хотите попробовать?

— А что, неужели дадите?

— Берите, — он убрал с руля руки и скрестил их на груди.

— С ума сошли! — закричала я на него, после секундной заминки хватаясь за руль.

— Сошел, — легко согласился он. — Давайте местами меняться.

— Как?

— На ходу, — он подхватил меня под боки, и, приподняв, начал перетаскивать на свое место, одновременно пытаясь перебраться на мое. Как в детективе с погонями мы менялись местами, не снижая приличной скорости — машина виляла, я ахала, нервно смеялась и ругалась, Андрей твердил: «нормально, вот так, не так сильно…» Наконец, мои ноги оказались на педалях, руки — на руле, а зад — на нагретом водительском месте.

— И что дальше? — спросила я напряженно, стараясь не на секунду не упускать из-под наблюдения коварную дорогу. Краем глаза все же увидела, как Андрей пожал плечами.

— Представьте, что это немецкий «автобан». Вперед.

— Если в этом «впереди» окажется хоть одна машина, я непременно с ней «поцелуюсь»! — честно предупредила я.

Но машин не случилось. Дорога, хоть и не «автобан», была вполне приличной, километры с шелестом ложились под колеса, и я сама не замечала, что все сильнее давлю на газ. Вот это машина! Не то, что раздолбанные «жигули», на которых я тряслась в автошколе!

Чиф сказал что-то. Я покосилась. Он наблюдал за спидометром.

— А? — спросила я восторженно. Андрей поднял глаза и улыбнулся мне сомкнутыми губами:

— Ничего, Женя. Все нормально.

В эту минуту я была готова понять любовь мужчин к "тачкам" — машина-зверь, слушающаяся малейшего движения, скорость, дорога…

— Тише, — сказал чиф — слишком быстро для меня. — Тише, Женя. Сбрасывайте скорость.

— Почему это?! — азартно спросила я.

— За поворотом пост «ГАИ». Тормозите. Вот так. Остановите вон там, у обочины.

Мы с машиной послушались. Я любовно гладила руль присмиревшей «бэхи». Чиф некоторое время сидел неподвижно. Потом вздохнул:

— У вас нет сигарет?

— Есть, — я кинулась к своей сумке. Сейчас я была готова отдать ему не то, что сигареты — свою дорогущую французскую помаду. Чиф взял пачку, вылез из машины. Он глядел вдаль и курил — быстро-быстро. Выкинул окурок и закурил вторую сигарету.

— Вы же не курите! — напомнила я, вылезая наружу.

Он затянулся и внимательно осмотрел сигарету в своих пальцах — словно впервые заметил.

— Не курю, — подтвердил и продолжал курить. Я поглядела на вечернюю дымку над близким уже городом. Потянулась блаженно:

— Обалдеть, какая машина! Разбогатею, обязательно такую куплю. Вы ведь больше не дадите прокатиться?

Чиф кинул сигарету себе под ноги. Затоптал. Сказал мрачно:

— Ни за что не дам. У меня нервы слабые.

— Ой, я что, ехала слишком быстро? — догадалась я.

— Нет, вы летели слишком низко!

У своего дома я полезла на заднее сиденье за рассыпавшимся букетом ландышей. Помахала им, как флажком:

— Спасибо за свежий воздух!

Андрей смотрел на меня, сложив на руле руки.

— Вы довольны выходными?

— Довольна? Конечно! Кино, стриптиз, сваренное боссом — собственноручно! — кофе, лес, шашлыки, да еще «БМВ» напрокат… у меня скоро пальцы кончатся загибать!

— Вы, правда, довольны? — не отставал он.

— Честное пионерское!

— Значит, так, по-вашему, следует проводить время, чтобы лучше узнать женщину?

— Э-э-э… эхм… — я запоздало вспомнила свой собственный совет. — А что вы про меня, собственно, успели узнать?

Он подумал и тоже начал демонстративно загибать пальцы:

— Вы любите книги, детские фильмы… («И вовсе они не детские», — обиженно проворчала я) у вас много друзей и знакомых, есть рыжий кот Марс, соседка Элжбе… Элжге… нет, это я не выговорю… танцуете танец живота… в детстве ездили в пионерские лагеря и даже были комсомолкой… вы легко сгораете, потому что у вас очень белая кожа.

Он поглядел на мои волосы.

— Я думал, вы их красите, но вы и вправду рыжая, да?

— Никогда не задавайте женщинам таких вопросов, — предупредила я. — Это очень интимно, практически из разряда: «А какое белье вы носите?».

Он улыбнулся и сказал легко:

— А какое белье вы носите?

— Андрей Юрьевич! Вы меня пугаете! — я полезла из машины вон. — Между прочим, я о вас практически ничего не узнала!

Чиф вылез следом.

— А что бы вы хотели узнать?

Я удержалась от повторения вопроса про белье.

— А что бы вы хотели про себя сообщить?

Он подумал и сообщил:

— Я не умею танцевать танец живота.

— Душераздирающее известие! И это все?

Он улыбался мне поверх машины:

— Давайте проведем вместе следующий выходной.

— А?

— Ну, чтобы теперь вы узнали меня получше.

Я почувствовала, что впадаю в легкий столбняк.

— Выходной?

— Тогда в какой-нибудь вечер на неделе, — предложил он. — Или я вам уже надоел?

Я онемела.

Улыбка медленно стекала с его лица. Андрей сказал неожиданно резко:

— Евгения Александровна! Вы не обязаны проводить со мной время только из-за того, что я ваш начальник. Если вам… если вы не хотите…

— Хочу! — немедленно сказала я. Чиф блеснул глазами и нырнул в машину:

— До завтра!

— Угу, — сказала я, прижимая к груди подвядшие ландыши.

Я пребывала в шоке.

И не вышла из него даже в понедельничное утро. Андрей Юрьевич прибыл позже меня — крайне необычно — сверкнул улыбкой, но даже не приостановился у моего стола.

— Доброе утро, Евгения Александровна!

— И вам того же…

Я поймала себя на том, что уже минут десять пялюсь на закрывшуюся дверь кабинета, и отвесила себе хорошего мысленного пинка. Арбайтен!

Этот понедельник полностью оправдал свою характеристику — тяжелый. Прибыли представители клиентов с претензиями по невыполнению договоров, я целый день таскала туда-сюда бумаги, ворошила архив, вызывала главбуха и юристов. К концу дня у меня так разболелась голова, что я начисто забыла об Ольгином дне рождения. Спохватилась, когда в седьмом часу подруга позвонила и ужаснулась, что я все еще на работе, хотя должна сидеть уже за праздничным столом. До Оли надо было еще пилить через два района. Если меня будут дожидаться, все кушанья успеют прокиснуть. Ольга размышляла недолго:

— Иванов уже катит с работы. Позвоню, он за тобой заедет. Будь готова.

Народ валил из кабинета — усталый, но, похоже, взаимно довольный. Чиф пожал всем руки на прощание — кстати, а у бизнес-мужчин руки к концу дня не болят? — и повернулся ко мне.

— Ну, как? — сочувственно спросила я. Выглядел он измотанным.

Чиф закатил глаза.

— Отбились!

Присел на край стола.

— Устали?

Я откинулась на спинку кресла. Я еще бы и откатилась на нем, не будь это так заметно.

— Не до такой степени, как вы. Уже можно домой?

Он поглядел на часы.

— Да, конечно. Собирайтесь. Может, заедем по дороге куда-нибудь, отпразднуем победу?

Вот так всегда! То пусто, то густо…

— Я бы с удовольствием. Но за мной сейчас уже заедут.

— Кто заедет?

Я открыла было рот — и закрыла. Не обязана я ему отвечать! Да еще на вопрос, заданный таким требовательным тоном.

— Да так, — сказала уклончиво. — Приятель.

Андрей Юрьевич помолчал, разглядывая стену над моей головой.

— А я, пожалуй, поработаю. Надо еще раз проверить договора. А вдруг мы допустили где-то такой же промах?

— Пусть юристы смотрят…

— Договора подписывал я! А вы идите, Евгения Александровна! Я же не рабовладелец, все понимаю…

— Ну, ты даешь! — недовольно сказал Денис, являясь в дверях приемной. — Я уже час торчу под окнами! Здрассьте.

Начальник кивнул, и не подумав слезть с моего стола. Хорошо, что Иванов такой толстокожий — мне, например, критический взгляд чифа очень не понравился.

— До свидания, Андрей Юрьевич, — сказала я. — Не перерабатывайте. А то как же мы без вас…

Он усмехнулся:

— Умеете вы найти теплые слова, Евгения Александровна. Вы уж сами постарайтесь не забыть, что завтра утром на работу.

— Да ведь он от тебя без ума! — сказала Ольга, с неослабевающим вниманием слушая мой длинный рассказ. Гости разошлись поздно, Иванов хорошенько приложился к рюмке, и было решено, что я останусь с ночевкой, а утром меня подбросят прямо до работы. Ничего, не умрет за сутки мой Марс, я ему много еды оставила…

Вымыв посуду и отправив Дениса спать, мы по давней привычке заболтались о своем, о девичьем. Ольга еще и все детали выспросила — как посмотрел, да что сказал. Говорит, в ее положении сейчас только слушать о чужих похождениях. Словно раньше она «отрывалась» — до Дениса жила пару лет с Валериком, который гулял от нее налево-направо, а она и знать о том не знала, все галопом с работы домой неслась ужин ему горяченький готовить. Слава богу, Иванов "выходил" ее наконец!

— Это я скоро от него последнего ума лишусь! — буркнула я. И оживилась: — А почему ты так решила? Я, конечно, понимаю, что ему нравлюсь, но чтоб без ума…

— Он ведь доверил тебе самое дорогое, что у него есть — свою машину! — торжественно заявила Ольга. Я смотрела на нее с сомнением — довод не казался решающим.

— Я же вижу, как Иванов над «тойоткой» трясется! Если б можно было — меня бы отправил жить в гараж, а машину рядом с собой в постель уложил. Чуть какая царапина — в истерику впадает!

— А видела бы ты, как твой Иванов в истерике бился, когда тебя на сохранение на «скорой» увезли! Пришел ко мне — лица нет.

— Да-а? — довольно спросила Ольга, но тут же насторожилась. — Это когда я в больнице лежала, он к тебе шлялся?

— Ты что, совсем?! Ты меня с кем-то спутала? Я же вас обоих сто лет знаю!

— Ох, да в тебе-то я уверена! А вот насчет него…

— Ну и дура. Это все твоя беременность, гормоны пляшут, крыша едет…

— Ну коне-е-ечно! Давай вернемся к твоим гормонам и твоей крыше!

— А я и не против!

— Давай рассуждать логически.

— Давай. Рассуждай. У меня не получается.

— В кино с тобой ходит? Ходит. На стриптиз? Ходит. За город возит? Возит. Ночевать предлагал остаться? Предлагал. А Леночку ты его давно видела?

— Да что-то больше не появлялась. Хотя раньше, говорят, чуть ли не каждый день навещала.

— Вот так вот! И какие тебе еще нужны доказательства?

— А-а-а… почему я-то? Не первой молодости, все-таки…

— Да тебе никто твой сороковник не даст!

— Тридцать девять, еще, между прочим! — обиделась я. — Не красавица. Не модель. Особым умом не блещу. Обаяние, конечно, имеется, но в рамках… уголовного кодекса.

— Ой-ой-ой, начала прибедняться! А может, у тебя феромоны подходящие?

— Чего?

— Ну слышала же, везде о них сейчас твердят! Бывает — и красавица, и умненькая, и характер золотой — а все одна и одна. А бывает страшненькая, двух слов связать не может, а мужиков — видимо-невидимо. Вот это феромоны и действуют!

— Ну безнадега-а! Тогда что? Можно и не краситься, и за фигурой не следить, все равно все без толку, если этих твоих феромонов нет?

— Не моих, а твоих, — поправила Ольга. — У тебя как раз они есть, коль его к тебе тянет. А тебя к нему тянет? Чувствуешь?

— Да я на месте не могу усидеть спокойно, когда он ко мне близко подходит!

У Ольги заблестели глаза.

— Так хватай его в охапку, пока Леночка не очухалась! Или пока у него самого терпение не лопнуло! Знаешь, как французы говорят: «женщина выглядит на столько лет, сколько лет ее любовнику»? Не хило в сорок на тридцать выглядеть, а?

— Не хило-то не хило, а что дальше? Дальше-то что?

Ольга выпятила губы.

— Давай уже жить сегодняшним днем! А то мы вечно прикидываем — как бы чего не вышло, да как на нас посмотрят, да что люди скажут… Понимаешь, мы всю жизнь живем буквально для… соседей! Никогда не делаем того, что на самом деле хочется!

Из спальни вышел Денис — сонный, недовольный и взлохмаченный. В одних трусах.

— Чего кому хочется? Чего разорались-то? Спать не даете!

Кот Дэнис — названный так в честь хозяина — до того мирно почивавший на Ольгиных коленях, спрыгнул, и, задрав хвост, пошел жаловаться Иванову: как его не кормят, не любят, не гладят…

— А всю ночь футбол смотреть — нормально? — моментально среагировала Ольга. — Да еще и звук на полную мощность! И сам орешь, как оглашенный!

— Что б ты понимала!

— Да уж побольше твоего!

— Пожрать что-нибудь еще осталось?

— Иванов, ты просто проглот! Мы же ели два часа назад!

— Ну и что? Тебе жалко, что ли? Совсем мужика голодом заморила!

— Заморишь тебя, вон уже какое брюхо отрастил!

Я хмыкнула:

— Ну да, у нас же равноправие — у тебя животик, и у него животик!

Денис попытался втянуть живот — не получилось, за несколько месяцев мирной семейной жизни у него и вправду наросло брюшко. Я уже давно заметила: как у парней появляется постоянная девушка, большинство из них (парней) резко растет вширь. Да и то правда: бегать на свидания уже не надо, лишние калории на дискотеках и прочих развлечениях тратить — тоже, да и нервничать «любит-не любит» объективно незачем…

Денис гордо заявил:

— Все, что у мужика выше пояса — это грудь!

Я уже привыкла к их перепалкам — делали они это с явным удовольствием и азартом. Ольга скрылась в кухне, сердито загремела дверцами шкафов и холодильника. Иванов подмигнул мне и отправился за ней следом, почесывая «грудь».

Когда я через некоторое время заглянула на кухню, Денис, облапив жену, увлеченно целовал ее в шею.

Да уж, против феромонов не попрешь…

Да и надо ли?

— Ну рассмотрел я вчера вашего приятеля, — сказал Андрей Юрьевич, пролистывая утреннюю почту. Я рассеянно смотрела на его склоненную голову. Чиф взглянул исподлобья.

— Это же ваш приятель?

— Что? А-а-а… да, кажется, наш, — согласилась я, соображая, какой смысл он вкладывает в это слово и кто, собственно, имеется в виду.

Андрей Юрьевич опустил глаза и буркнул:

— Могли бы и получше найти.

Я моргнула.

— Кого?

— А сколько их у вас вообще? — подозрительно осведомился чиф. — Того, что за вами вчера заезжал. На «тойоте-короле». И сегодня утром привез. Вспомнили?

Ах, вот кто? Денис действительно был моим приятелем и — одновременно — мужем моей подруги. Откуда чиф узнал, на чем меня увозили-привозили — в окно за нами следил, что ли?

А какое ему, собственно?..

Я уперла руки в боки.

— А этот-то вам чем нехорош?

— Не знаю, — он раздраженно отодвинул бумаги. — Но…

— А почему вы, собственно, позволяете себе такие замечания, Андрей Юрьевич?

Он поглядел на меня снизу и вдруг поднялся:

— Извините, я не хотел…

— Нет, именно хотели! То вам в кинотеатре не понравились мои друзья, то Денис вас не устраивает! Я, знаете, тоже не в восторге от ваших вкусов, Андрей Юрьевич!

— Да-а? — он прислонился задом к столу и скрестил на груди руки. — Неужели?

— Но я же не позволяю себе… — продолжала я шипеть и плеваться.

— А вы позвольте.

— А? — я обескуражено смолкла.

— Поговорите со мной о моих вкусах, Евгения Александровна, — любезно предложил он. Я взглянула на его стол.

— Вы все просмотрели?

— Кто вам не понравился? Мои друзья? А вы их вообще когда-нибудь видели? Лена? Кто?

— Да какая вам разница, кто мне нравится, кто нет! — с досадой сказала я.

— Мне интересно ваше мнение! — твердо заявил чиф.

— С какой стати?

— Вам не нравится Лена. Почему?

— А вам-то самому она нравится? — брякнула я помимо воли.

Пауза.

— А почему она должна не нравиться? Она умная, состоявшаяся, энергичная… красивая женщина, наконец!

И эта энергичная распланировала всю твою жизнь. Выйдет за тебя замуж, через год родит ребенка, сдаст его няням, создаст стильную обстановку дома, классный секс в постели, будет держаться за тебя зубами-когтями, изничтожать твоих любовниц, которых ты заведешь, обязательно заведешь, куда ж ты денешься… Ну и что во всем этом плохого, собственно?

— …и будете вы с ней жить-поживать и добра наживать, — закончила я свою мысль вслух.

Андрей Юрьевич напряженно сощурился:

— Что?

— Просто идеальная пара, говорю, — буркнула я. — Так я забираю почту?

— Да хрен с ней, с почтой! — грубо сказал чиф. Ну, хрен так хрен… Я пошла из кабинета.

— Евгения Александровна! — окликнул чиф. — Мы еще не договорили!

Я обернулась, сладко улыбаясь.

— Разве? Я что-то должна была сделать по работе и не сделала?

— Вы не ответили! — упрямо, как мальчишка (или настоящий мужчина), напомнил он.

Я взялась за ручку двери.

— Я, конечно, не знаток семейной жизни…

— Это уж точно! — буркнул он.

— Как и вы, впрочем. Только, по-моему, не будет вам с ней ни тепло, ни весело. Извините, Андрей Юрьевич, у меня много работы.

И вышла, полная к себе отвращения — высказалась! Да еще так романтично-напыщенно! Почему в разговоре с ним меня то и дело срывает на лирику?

Идиотский, конечно, вопрос…

Вообще-то, теоретически, двери о стену не грохают — для этого предусмотрен специальный отбойник. Чифовская грохнула. Я подпрыгнула от неожиданности.

— Евгения Александровна! — рявкнул чиф. — Я еще не закончил!

— Разве?

Я начала нервно перекладывать бумажки. Андрей Юрьевич кулаками уперся в стол, нависая надо мной. Не встать ли, чтобы уравновесить положение? Или пора уже звать на помощь?

— Почему вы вообще решили, что я собираюсь жениться на Лене?

И-и-и, да мы все про то же! Я внимательно посмотрела ему в глаза. Отчеканила:

— ОБС!

— Что?

— Одна Баба Сказала, — пояснила я.

— Какая… баба? — растерялся он.

— Любая. Да у меня и свои глаза есть. Знаю я, как все это происходит.

— Что?

— Однажды вы приходите к выводу, что пора бы уже жениться. Искать, а уж тем более, влюбляться некогда, всё у вас контракты да контакты, а Лена — вот она, давно испытанная и привычная. А если вы вдруг решите сорваться с крючка, вас от нее ждут б-а-альшие неприятности.

Он помолчал. Кривовато усмехнулся.

— Не знал, что моим сотрудникам больше нечем заняться, как обсуждать мою личную жизнь!

— Такова уж горькая судьбина любого начальника — быть в центре внимания, — утешительно заметила я. — Говорят даже, что пред-предыдущую секретаршу вы уволили по лениному желанию…

Чиф раздраженно взъерошил волосы.

— Чушь собачья! Настя была худшим работником в моей жизни! Поэтому-то я ее и уволил!

— А коллектив считает иначе, — поддела я его. Глаза чифа сверкнули. Он склонился ко мне пониже и спросил вкрадчиво:

— А что говорит коллектив еще?

— Своих не сдаем! — мгновенно отозвалась я.

— Ну, хотя бы в черновом варианте… У них уже есть кто-то для меня на примете?

Я растерянно смотрела на него. Сказать, что любая девица (и не девица) в его фирме готова прискакать к нему по первому зову? Не может же он этого не знать! Или хочет услышать от меня? Не дождетесь, Андрей Юрьевич! Не буду тешить ваше мужское самолюбие!

— А может, вы сами мне кого-нибудь посоветуете? — продолжал он иезуитски.

Я вздохнула.

— Кого-нибудь, кому плевать, появитесь вы дома или нет. Главное — чтобы денег приносили и выполняли вовремя свои супружеские обязанности.

Он моргнул.

— И все?

Я хмыкнула:

— А как вы вообще представляете свою семейную жизнь? Разве не так?

— Я… не представляю, — как-то виновато признался он. Я поглядела на него сурово, как классная дама.

— А пора бы, не мальчик, чай… Андрей Юрьевич, вам не кажется, что мы с вами все время ходим по кругу!

— То есть?

— Не припомню, чтобы я так долго обсуждала семейную жизнь с каким-нибудь мужчиной.

— Это судьба! — торжественно объявил чиф и наконец убрался в свой кабинет — уже в почему-то вполне благодушном настроении.

«Это судьба-а!», — вспомнила я слова из мюзикла «Собор Парижской Богоматери». Помнится, они все там плохо кончили…

— Никакая это у тебя не любовь, а просто проявление материнского инстинкта! — авторитетно поставила мне диагноз Ирка. Она получает второе высшее — психологическое — и на этом основании то делит нас по психотипам, то объясняет глубинные мотивы самых элементарных поступков…

То ставит мне сокрушительные диагнозы.

— Ты знаешь, — осторожно начала я, потому что Ирка не выносит никаких сомнений в собственной компетентности, — я была не до такой степени развитой девочкой, чтобы в десять лет родить себе сыночка…

— Да я не о том! — отмахнулась подруга по телефону. — Детей у тебя нет?

— Нет, — твердо сказала я. Подумала и на всякий случай добавила: — насколько я знаю…

— Ягунова! Не морочь мне голову! Твои биологические часики тикают, инстинкт своего требует — и вот результат! Любовь к молодому парню — это и есть сублимация твоего материнского инстинкта!

Я сокрушенно молчала. Выходит, будь у меня какое-никакое дите, я бы Андрея Юрьевича и в упор не видела? Не психология, а инвентаризация какая-то — наблюдаешь себе за людьми, да ярлычки развешиваешь! И чего это я себе надумала? Не чувства, а сплошная субли… как там ее… мация.

Вдруг меня осенило:

— А почему я тогда не запала на какую-нибудь девочку? Материнскому же инстинкту, насколько я понимаю, все равно?

Ирка прореагировала мгновенно:

— Знаешь, что, Ягунова? Некогда мне тут с тобой рассусоливать! У меня котлеты горят!

И моя скорая психологическая помощь отключилась.

— Фирма «Три-плюс» слушает! — сказала я.

— Жень, ну и где ты была в выходные?!

— А что такое? — привычно агрессивно отреагировала я.

— Я тебе звонил на домашний, потом на сотовый, хотел после ночной заехать на часок-другой…

— Саш! — перебила я. — А ты, случаем, метелки для пыли не прихватил с собой?

Пауза.

— Нет, а что, надо было? У тебя ремонт?

— Знаешь, когда вещь задвигают далеко на полку, она пылью покрывается… Ты когда мне последний раз звонил? Зимой?

— Ну и что? — не смутился он. — Наскучались друг по другу…

Ага, исстрадалась, просто высохла вся!

— Ну у тебя и самомнение! Я даже не помню, как ты выглядишь!

— Вот и напомнил бы.

— А надо ли?

— Что за еврейский ответ?

— Что за дурацкий вопрос?

— У-у-у, похоже, мы сегодня не в духе!

— Саш, ты понимаешь, что мужчина раз в квартал меня не устраивает?

— У тебя что, кто-то появился? — мгновенно насторожился он.

— А если бы и появился, тебе-то что? Я девушка свободная. А эта наша с тобой тягомотина…

— Извини, Жень, мне некогда, я тебе потом перезвоню! — мгновенно сориентировался он.

Я поглядела на загудевшую трубку. Опять не получилось порвать раз и навсегда. Придется, наверно, заносить абонента в «черный список». Ничего особо плохого мне «абонент» не сделал (хорошего, впрочем, тоже) — разве что пропадал месяцами, а потом являлся как ни в чем не бывало, уверенный, что я его всегда жду и всегда готова распахнуть перед ним двери и свои объятия.

Я брякнула трубкой, бурля, точно кастрюля с кашей: вот-вот хлынет через край недосказанное. Подняла глаза и обнаружила, что чиф стоит в дверях кабинета неподвижно и монументально — как памятник самому себе.

И спросила — с претензией:

— А вот ВЫ со своей девушкой сколько раз в месяц встречаетесь?!

Андрей Юрьевич моргнул, но ответил честно, как на исповеди:

— Пару раз в неделю. Хотя могу и чаще — все зависит от девушки.

Просто скрытая реклама какая-то! Я позавидовала девушке и приуныла.

— Мда-а… Чтобы встречаться два раза в неделю мне нужно завести… сейчас подсчитаю… восемь приятелей одновременно! Если каждый может выбраться ко мне раз в месяц… То ли все такие деловые, то ли с потенцией у них что-то не так…

То ли я им до лампочки.

Чиф словно прочел мои мысли.

— Может, вам просто завести мужчину, которому вы нравитесь по-настоящему?

— Да где ж такого найдешь? — я, спохватившись, выпрямилась. — Вам что-то надо было, Андрей Юрьевич?

— Нет.

— А тогда что… Вы что, подслушивали мой личный разговор?!

— Конечно, — сказал чиф, нисколько не смущаясь. — Мне нравится вас слушать. Я вообще обратил на вас внимание из-за вашего роскошного голоса — помните, когда вы перед собеседованием взяли трубку? И да, пожалуйста, вы совершенно спокойно можете пользоваться служебным телефоном в своих личных целях, моя фирма от этого не разорится.

И закрыл за собой дверь. Я некоторое время моргала, разглядывая ее блестящую поверхность. Что это было? Выговор?

И когда это у меня вдруг прорезался «роскошный голос»?

Чиф уже который раз довозил меня до дому. В гости не напрашивался, но уезжать тоже не торопился. Обычно мы еще минут десять сидели, болтая о том, о сем… Могли бы просидеть и дольше, я принуждала себя убраться — подобру-поздорову. По моему добру, а по его здорову.

Я полезла было из машины, но тут же нырнула обратно. Ее хозяин взглянул на меня с легким любопытством.

— Андрей Юрьевич! — торжественно начала я и замолчала. Тот подождал-подождал и напомнил любезно:

— Я вас внимательно слушаю!

— Вы не могли бы… — я вновь закусила губу.

Андрей сказал с усмешкой:

— Ну, в общем-то, до пятницы я совершенно свободен, можете не торопиться, формулируйте сколько вашей душе угодно!

Я вздохнула и выпалила речитативом:

— …проводить меня до подъезда, но так, чтобы все подумали, что вы мой любовник?

Он посмотрел-посмотрел на меня, слегка расширив глаза, что-то сообразил и оглянулся:

— И на кого рассчитан этот спектакль?

— Вон, видите, возле соседнего подъезда высокий такой, усатый, с девушкой?

— Ну?

— Мы с ним встречались… а потом он завел подружку лет на …цать меня и себя моложе. — Я поразмыслила. — А, может, еще параллельно со мной встречался.

— И что?

— И что, и что! — окрысилась я. — Теперь при встрече с ними я испытываю страшный комплекс неполноценности. Надо его как-то изживать. Вы мне поможете?

— То есть, вы предлагаете мне стать вашим любовником? — невинно уточнил чиф.

— Только изобразить! — прошипела я. Андрей уставился на руль. Он честно старался не смеяться, но губы у него предательски подергивались. Я с досадой махнула рукой. — Да ладно, не надо, забудьте!

— Сидеть! — приказал он.

— Что?

Чиф вышел, обогнул машину спереди, открыл дверцу и галантно подал мне руку. Я моргнула, оперлась на руку и вылезла из машины.

— К сожалению, сегодня не смогу у тебя остаться, — сообщил Андрей — так звучно, что информация дошла и до соседнего подъезда. — Давай договоримся на завтра? Часикам к девяти подъеду?

— Давай, — готовно согласилась я, косясь через его плечо на "бывшего". Тот продолжал говорить со своей длинноножкой, но смотрел при этом на нас. Андрей тесно обнял меня за талию и повел к двери.

— Пока! — небрежно сказала я, выскальзывая из его руки, но Андрей поймал меня за ремешок сумочки.

— Ты куда это?

— А что?

Он потянул за ремень к себе, спрашивая коварно:

— А поцелова-ать?

Ой, блин! Я попыталась отделаться поспешным чмоком в подбородок — но Андрей обнял меня, прижал и стал целовать серьезно, "по-взрослому", с чувством, с толком, с расстановкой…

Не знаю уж, то ли карма у меня такая по жизни, то ли мужик попадался не тот — но я никогда не теряла голову от поцелуев. Зачастую они мне даже не нравились.

До этого момента.

Прежде чем мы друг от друга… отцепились, я успела почувствовать… все, что полагается чувствовать в таком случае. Еще и выдохнула неконтролируемо:

— Ни-че-го себе!

— Вот именно, — с кривой улыбкой подтвердил Андрей.

Мы глядели друг на друга, переводя дух.

— А, может, лучше сегодня к тебе? — спросил неожиданно чиф. Я очнулась, всполошилась и начала прогонять его взмахами кистей, как гонят забравшихся в дом кур. Хорошо хоть "кыш" еще при этом не приговаривала.

— Нет-нет, до свидания! До завтра!

Андрей Юрьевич хмыкнул, но отозвался послушно:

— До завтра… заяц.

Уж не знаю — то ли это нежное прозвище для его… "бабэтт", то ли он так оценил мое паническое отступление. Я с любовной задумчивостью на лице помахивала рукой вслед отъезжающей машине, когда услышала за спиной:

— Здравствуй, Женя.

Я повернулась и лучезарно улыбнулась.

— Ох, Сережа, а я тебя и не заметила!

— Ну, и как там наше представление? — спросил чиф заговорщицким тоном. — Удалось?

Судя по времени, он не успел еще доехать до дому и звонил из машины с сотового.

— Отлично! — отрапортовала я. — Он впервые за долгое время со мной поздоровался. Изволил заметить. Хамло!

Пауза.

— Он что, опять к вам приставал?

— В присутствии своей «ясельницы»? Ну что вы! Он мужчина осторожный.

— А если начнет?

— Пошлю и с превеликим удовольствием!

— Тогда, может, надо как-то закрепить результат?

— В смысле?

— В прямом. Можем еще пару раз поцеловаться у них на глазах…

— Нет, спасибо! — поспешно отказалась я. — Одного раза достаточно.

Больше чем.

— Вы уверены? — лениво спросил чиф. — Жаль. А то мне очень понравилось.

Я поглядела на загудевшую трубку. Мне тоже.

В том-то все и дело.

Ни за что больше не позволю ему себя подвозить!

После пары вечеров чиф пошел навстречу моему решению — пересел на автобус сам.

— …Привет, — сказали над моим ухом.

— Привет, — автоматически отозвалась я и повернулась посмотреть, с кем я, собственно… На меня смотрели улыбавшиеся карие глаза чифа.

— О! — сказала я оторопело. — А вы что здесь делаете?

Он пожал плечами.

— Не поверите — то же, что и вы. В автобусе еду.

— А где это ваше… средство передвижения?

— В сервис отогнал. Так что я сегодня на своих двоих. А вы куда, домой?

— Угу.

В этот момент автобус так резко тормознул, что нас кинуло друг на друга.

— Извините, — буркнул Андрей. — Что он, дрова везет?

— Нет, это, знаете, его всякие «БМВ» подрезают, — невинно пояснила я.

— Пройдите, пжа-алуста, в середину салона! — привычно заныла кондуктор.

— Ой, и, правда, сейчас студенты завалятся!

Студенты завалились. Чифа притиснуло ко мне. «Извините», — бурчал он мне в затылок, изо всех сил отжимаясь от поручней. Я глядела на его напрягшиеся руки. Вообще-то, как раз сейчас я ничего не имела против. Прижимались и менее приятные мужики. Причем не всегда по причине тесноты. Даже в моем преклонном возрасте… Интересно, а можно ли это считать показателем, что я не совсем вышла в тираж? Некстати (хотя почему — некстати?) полезли в голову анекдоты из серии автобусных: «Молодой человек, вы уже час на мне лежите! — Ну что я могу поделать? — Ну хоть что-нибудь, да сделайте!» «Мужчина, уберите руку с моей груди! Молодой человек, это я не вам!»

— И что, всегда так много народа?

— Сегодня еще средненько. Час пик, что вы хотите!

Автобус накренился на повороте, чиф сдался и перестал демонстрировать чудеса отжима стоя. Переместился поудобнее. При этом его рука обняла меня за талию. Я покосилась и решила игнорировать. Андрей с интересом разглядывал стены автобуса, полностью заклеенные рекламой и принтерными объявлениями о цене проезда, владельце автобуса и правилах поведения пассажиров. Начал тихонько пофыркивать. Я поглядела тоже.

«Остановок «здеся» и «тама» не существует!»

«Уважаемые пассажиры! Просьба семечки, орехи и бананы съедать с кожурой!»

«Объект находится под охраной Господа Бога!»

— На Речной выходят?! — угрожающе вопросила кондуктор, я машинально продолжила себе под нос:

— Попробуйте только не выйти!

Андрей так радостно захихикал, что я рассказала про работавшую на маршруте кондукторшу таких размеров, что пассажиры заключали пари: пройдет или не пройдет между сиденьями? Проходила, еще и приговаривала: «Вы мне за бесплатный массаж еще доплачивать должны!» Потом про автобус, хором певший под Новый год «В лесу родилась елочка!». Про севших как-то глухонемых парней: они так интенсивно размахивали руками, разговаривая, что под конец хотелось уже сказать: «Ну-ка, тихо! Разболтались!» Оказывается, и такая неприятная, обыденная вещь, как поездка в автобусе в час пик, может превратиться в увлекательное путешествие, когда едешь рядом (и еще как рядом!) с интересным молодым человеком.

Кондукторша обилечивала народ, чудом протискиваясь между плотно спрессованных тел. Я привычно подсчитывала цифры на выданных билетиках.

— Что вы там вычисляете? — с любопытством спросил Андрей.

— Счастье.

— Какое счастье?

Я покосилась на него с жалостью: боже, жертва машинизации! Не знать таких элементарных вещей!

— Если первая половина цифр в сумме совпадет со второй — будет вам счастье. Только надо загадать желание и съесть билетик.

— Автобусное счастье?

— Ну хоть автобусное, а то вообще никакого.

— Счастье надо заработать! — нравоучительно заметили откуда-то из-за спины. — А то, вишь ли, счастье она ищет… за шесть копеек.

— Ну, во-первых, давно уже не за шесть! — парировала я, не оглядываясь. — А во-вторых, — тогда это уже будет заработная плата, а не счастье… А вот если, допустим, различаются на одну цифру — будет вам сегодня встреча.

Женщина слева поглядела на свой билетик. Зашевелила губами.

— А если на две? — спросил Андрей.

— Веселье.

— А на три?

— Сами уже придумайте что-нибудь! Вы же умный… Ой, следующая моя остановка! Давайте протискиваться.

— Уфф! — сказал Андрей, выбравшись наружу. — И что вы, всегда так ездите?

— Угу, — сказала я, пересчитывая пуговицы на пиджаке. Слава богу, сегодня без потерь.

— Обалдеть можно! — сказал Андрей, отряхиваясь и поправляя одежду.

— Вот! — наставительно сказала я. — Если даже бизнесмен среднего звена, вроде вас, не в курсе, как его подчиненные каждый день добираются на работу, то, что говорить о депутатах? «Страшно далеки они от народа», как говорил когда-то великий Ленин…

— Когда-то говорил или когда-то великий?

— И то и другое.

— Обсудим политику? — предложил Андрей.

Я очнулась, огляделась и спросила:

— А вы куда, собственно, ехали?

— К вам, — моментально отозвался он и с удовольствием рассмеялся, увидев, что я растерялась. — Не пугайтесь так, я пошутил! Давайте прогуляемся.

— Куда это? — подозрительно спросила я. Андрей огляделся и махнул рукой:

— На северо-запад. Или вы предпочитаете другую сторону света?

Я ответила тем, что пошла в указанном направлении.

— Что вы делаете в выходные?

Я удержалась от желания ответить: «Всё!». Вздохнула:

— Переживаю тяжкое потрясение.

— То есть?

— У меня в воскресенье день рождения.

— Ну да, — вспомнил он. — Я и забыл уже.

Я бы очень удивилась, если бы было наоборот. Мужчины, по моему опыту, отлично помнят лишь собственный день рождения.

— Что вам подарить? — по-деловому спросил Андрей.

— Прогулку по Парижу потянете?

— А вы там не были?

Я опять вздохнула:

— "Никогда я не бывал в Париже, был бы тот Париж чуток поближе…" А вы?

— Несколько раз.

Интересно, с кем?

— А еще где?

— Практически всю Европу объездил. А сейчас два раза в год летаю на недельку в Египет.

— Влюбились в какую-нибудь мумию фараона?

— Нет, дайвингом занимаюсь.

Я безмолвно смотрела на него. Здравствуй, человек с другой планеты! Все мои знакомые берут кредиты, чтобы выбраться из нашего захолустья в Турцию, расплачиваются потом годами, и считают, что им еще повезло несказанно…

Видимо, он принял мой ошалелый вид за непонимание. Пояснил:

— Глубоководное погружение.

— Ага, — слабо сказала я. — Я в курсе.

— Загранпаспорт есть? — деловито поинтересовался чиф.

— У меня есть все, кроме счастья и денег, — проворчала я.

— А Шенгенская виза?

Я с подозрением поглядела на него — он серьезно, что ли?

— Ну есть…

— Тогда сегодня заказываю билеты.

Я поспешно похлопала его по руке:

— Охолоните, а? Я пошутила.

— То есть, в Париж вы не хотите?

— Хочу! Но…

Что такое — "но" — и сама представления не имею. Андрей наблюдал за тем, как я открываю-закрываю рот. Вежливо ждал продолжения. Издевательски вежливо, по-моему. Я рассердилась:

— Да вы все и сами все понимаете!

Развернулась и пошла от него. Андрей догнал меня в три шага. Сказал, заглядывая в лицо:

— А что я понимаю?

— Андрей Юрьевич! — прошипела я.

— Я просто хотел сделать вам приятное…

— Леночке своей делайте!

— Женя.

Я от неожиданности остановилась — он взял меня за плечо и тут же отпустил. Может, потому что я вздрогнула.

— Что?

— Вас же это ни к чему не обязывает! Совершенно, — поглядел поверх моей головы и неожиданно добавил: — Хотя вовсе не потому что я против.

— Андрей Юрьевич!

— Я понимаю, вы не та женщина, которую берут штурмом. Но…

Он коротко вздохнул.

— Вы мне очень нравитесь. Когда я о вас думаю, у меня голова кружится…

А мне так даже и думать не надо! И вообще, зачем я только с ним целовалась? Потому что мне тут же захотелось это сделать снова.

Непременно.

Немедленно.

И чиф, как назло, опять прочел мои мысли.

Мы целовались и целовались и целовались…

Когда Андрей, наконец, отпустил меня (или это я его, наконец, отпустила?), мой взгляд упал на хихикавших девочек-подростков. В глазах проходившей мимо женщины, с осуждением покачавшей головой, читалась неприкрытая зависть; а мужик, куривший неподалеку, смотрел с сочувствием — видать, людям совсем некуда податься, чтобы заняться чем-то более существенным. Господи боже мой, и как же это я до такого докатилась? Целоваться на улице… в моем преклонном возрасте! Но угрызения совести в мое замутненное сознание никак не попадали — просто промахивались мимо цели.

Мир еще пару раз качнулся в полете и встал с головы на ноги.

И я выпалила, уставившись в грудь Андрея:

— Андрей Юрьевич, я хочу взять два дня без оплаты!

Долгая пауза.

— Что? — спросил он.

— Дни без оплаты! — оттарабанила я. Подумала и добавила: — Взять. Я.

Информация, отмериваемая в столь малых дозах, усваивалась чифом сейчас гораздо лучше.

— Зачем? — уже почти без паузы спросил он.

— Вы же знаете, у меня юбилей! В выходной! Уборка там, готовка, гости… — я вскинула взгляд и трусливо вильнула им в сторону. Идиотка! Сама же недавно ему говорила, что сорок лет не празднуют! Андрей смотрел на меня и, похоже, все понимал. Потому что повторил, словно и не слышал моих слов:

— Зачем?

— Привести мозги в порядок, — ответила я на этот раз честно.

— А надо ли?

— Мне — надо.

Молчание.

— А потом… когда вы их приведете, я увижу вас на рабочем месте?

— Ну… заявление на расчет я вам, кажется, еще не подавала?

— Я просто боюсь… — начал он и замолчал.

— Чего?

— Ну ладно, неважно. Жень, можно я тебя еще поцелую?

— Нет-нет-нет, нельзя, с ума сошел! — пробормотала я. — Ни в коем случае!

И побыстрее обхватила его за шею.

Мозги я приводила в порядок долго. Вечер, ночь. И еще утро. Я вспоминала все анекдоты про секретарш — боже, какая пошлость! — все прочитанные женские романы на ту же тему; правда, там заканчивалось все распрекрасно и счастливо (в понимании женской половины человечества). Я обзванивала подруг — и те еще больше меня запутали, давая самые противоречивые советы. Осталось только к гадалке податься, карты раскинуть…

Наконец я решила: когда в воскресенье ко мне придет мой самый настоящий средний возраст, он принесет и какую-нибудь средневозрастную мудрость. А посему принялась за генеральную уборку, смутно надеясь, что вместе с порядком в доме наведу порядок и в собственных мыслях. Правда, я периодически ловила себя на том, что зависаю с тряпкой в руках и с глупейшей улыбкой на лице — вспоминая его слова, улыбку, поцелуи… Марс, испуганный невиданным энтузиазмом хозяйки, удрал на шкаф и наблюдал за мной трусливо и возмущенно, изредка подбадривая сверху противными воплями.

К сорока (почти) годам я начала принимать наличие-отсутствие мужчин в своей жизни философски. Есть — ну и хорошо (если, конечно, хорошо!). Нет — тоже неплохо, хоть высплюсь и не буду подгонять свою жизнь под чужие планы и интересы. Третья неделя затуманенных мозгов и неспокойного тела выбила меня из привычной индифферентной колеи. Вернула на пару десятков лет назад, когда я влюблялась часто и каждый раз — навсегда. Может, в этом и проявляется мой персональный КСВ? (Читай — Кризис Среднего Возраста).

А ведь я подошла к нему неплохо подготовленной, поскольку предчувствовала, что с наступлением времени "Ч" погружусь в пучину горьких переживаний. Даже провела экспресс-опрос на тему: как же с ним справляются достигшие сорокалетия знакомые женского пола? Хотя средний возраст определяют по-разному, все сходятся в одном — этот самый КСВ действительно существует.

Результаты опроса:

— У одной сын вырос и отошел, муж постарел, охладел, по пятницам играет с друзьями в преферанс (в преферанс ли? с друзьями ли?). Пришлось родить второго ребенка и теперь сломя голову носиться по детским садам, поликлиникам, развивающим клубам — как и остальным молодым мамашам. "А оно мне надо было? — Но ты же Дашку любишь без ума! — Люблю! Но оно мне надо было?!" То есть, впадать в меланхолию девушке теперь просто некогда. Хм, рецепт не очень подходит. Мужа, пусть даже и играющего в преферанс, пока не имею.

— Вторая влезла в кредиты и занялась чуть ли не годовалым ремонтом. Теперь испытывает чувство глубокой усталости и ре-едкого удовлетворения. Ой-ой-ой, не по мне! Только подумаю — уже впадаю в депрессию.

— Третья решила обновить не саму квартиру, а ее обитателей — развелась, наконец, с гуляще-пьющим супругом и теперь усиленно подыскивает себе пару по объявлениям. "Ты знаешь, Жень, оказывается, на нас ТАКОЙ спрос! Я только отсеивать успеваю! Если соберешься объяву подавать — со мной советуйся, мы тебе такого насочиняем! Мужики как пчелы на мед слетятся!" Надо серьезно подумать.

— Четвертая меняет регион проживания — обменивает жилье поближе к родственникам, на родину, откуда так радостно выпорхнула когда-то в молодости. Некуда!

— Пятая "на старости лет" решила заняться собой и теперь ходит по фитнесс-клубам и косметическим салонам. Отличный пример, как бы только ему последовать? А то сила есть, воля есть, а вот силы воли… Не наблюдается.

— Шестая ударилась в религию и теперь яростно приобщает к ней непросветленных окружающих. Окружающие отрыкиваются, отмалчиваются и уклоняются. И я подожду.

— Седьмая решила наверстать упущенное за десятилетия праведной семейно-материнской жизни и ушла в загул, встречаясь сразу с несколькими мужчинами. А почему бы и нет?!

Итак.

Этот день все-таки наступил.

Я открыла глаза и уставилась в потолок, пытаясь ощутить разницу между собой вчерашней и собой сегодняшней. Ничего такого… особенного не чувствовалось, пока я не сказала себе: «Поздравляю, дорогая, тебе — сорок!». И резко ощутила груз придавивших меня лет. Не то что груз — я бы сказала — могильную плиту.

Кряхтя, я спустила ноги с кровати. Кряхтя, поднялась, и, не одеваясь, пошлепала к зеркалу. Прильнула к нему, ища признаки неминуемого разложения… тьфу, старения! Разложение случится много позже (надеюсь). Морщин со вчерашнего дня вроде не прибавилось, седин — тоже. Я повернулась в фас и в профиль, разглядывая себя критически. Если втянуть животик… кстати, откуда набежал, полгода назад ведь еще не было?.. жрать надо меньше, что за глупые вопросы… так вот, если втянуть живот, то вроде ничего еще. С целлюлитом все в порядке — он есть, и никуда деваться не собирается. Разве что прирастать. И за осанкой надо следить, от конторской работы позвоночник то и дело норовит съехать в дугу. Тренировки, тренировки, и еще раз тренировки, вон, тетки, заботящиеся о себе, в шестьдесят выглядят лучше некоторых ленивых в сорок! Сладкое — на выброс… после сегодняшнего дня… тренажеры-косметологи-чудодейственные крема…

Здра-асьте, пожалуйста! Такое впечатление, что этих двадцати лет и не было! В восемнадцать меня волновали те же проблемы, и давала я себе, помнится, те же самые зароки. Разве что про чудо-зверя-целлюлита тогда еще и не слыхом не слыхивали. И откуда, скажите, взять на все это дело силы, энергии, а главное — желания? Стимула нет, стимула! Как-то невзначай перед моими глазами мелькнуло видение «стимула» с улыбкой Андрея Юрьевича, но я прогнала его грозным шиканьем: с этого дня — никаких мечтаний!

Просто никаких.

Я залезла под горячий душ и долго грелась под ним, предвкушая длинный и спокойный день. Я целый год готовила своих друзей и родственников к тому, что сорок лет не празднуют, и, надеюсь, урок этот они усвоили. Неспешно накрасила глаза, намазала физиономию кремом от морщин — интересно бы посмотреть на женщину, которой он помог, не в телевизионной рекламе… Неспешно сварила кофе, съела пару штук пирожных.

За окном расцветала весна. Вот природа то и дело шастает туда-обратно: то стареет, то молодеет. Нет бы женщинам так же… Или просто жить бы молодой-красивой-здоровой до самой смерти. А потом — раз, — и сразу коньки отбросить. Не мучаясь. А то все, что мне осталось — морщины, болезни, старость, нищенская пенсия и смерть… И это — счастливая взрослая жизнь, о которой мы так мечтали в детстве? Теперь-то я начинаю понимать мужиков, у которых «бес в ребро» — потенция вот-вот пропадет, надо скорее наверстывать упущенное. Может, и мне пуститься во все тяжкие?

Пора, пора, давно пора!

Первой позвонила, естественно, мама — с полным списком пожеланий. Хоть бы одно какое-нибудь исполнилось за все сорок лет моей жизни! Например, вдруг возникло «сибирское здоровье». Или привалил мешок денег. Или эта, как ее… вечная любовь.

Потом отметились сестра, зять и племянники. Пожелания те же.

После этого телефон онемел. Я посматривала на него с тревогой, то и дело проверяя на предмет исправности. Трубка добросовестно гудела. Ну и что, что я не желаю праздновать свой день рождения? Уж набрать-то номер не проблема! Или услышать поздравление можно только в обмен на вкусное угощение? Ну не сволочи ли? Позабыть о такой исторической дате!

В утешение я съела еще одно пирожное и решила откупорить бутылочку шампанского. В этом деле я не дока, да еще смертельно боюсь вырывающейся из горлышка пробки, а потому вскрыла бутылку чуть ли не через полчаса, красная и шипящая от раздражения, как само шампанское. Замахнула холодный напиток, немедленно налила второй бокал и поплелась с ним по коридору на стук в дверь. Заглянула в глазок — там болталось нечто цветное и яркое…

Шарики!

Напустив на лицо соответствующую суровость, открыла дверь.

— Сюрпри-из! — завопили мои школьные подруги, выскакивая из-за рвущихся к потолку шаров.

— Мы проходили мимо…

— Замерзли…

— Решили попить чайку…

Вперед, как доказательство, высунулась внушительная коробка торта. И бутылка — с чайком, надо полагать. Я ухмыльнулась.

— Замерзли?

— Да!

— При пятнадцати градусов тепла?

— А знаешь, какой на улице ветер?!

— А бутылка зачем?

— Так греться!

— А. Тогда входите.

Мы прикончили шампанское и надрезали белый пышный бок торта, когда в дверь снова позвонили. Переминавшиеся на пороге Роман с Серегой завели знакомую песню:

— Мы проходили мимо… Женя, ты так хорошо выглядишь… А Серега и говорит: «Тут Женька живет, давно не видели».

— А цветы мы просто из любви, не на день рождения…

Я уткнула нос в букет — хризантемы — студенты разорились! Еще и шампанское!

Длинный Роман глянул за мое плечо:

— Вы уже торт едите?!

— Мы его не едим, мы его уничтожаем…

— Ой, ма-альчики пришли! — запели из комнаты уже «поплывшие» подружки.

— А свечи задували? — ревниво спросил Серега, торопливо стягивая кроссовки.

— В моем возрасте, — поучающе сказала я, — стоимость свечей уже превышает стоимость торта! Да хватит вам тортика, иди руки мой!

— Жень, я открываю шампанское!

— Угу, только не в люстру!

Роман попал в дверцу шкафа, и дело пошло веселее. Народ прибывал с периодичностью в четверть часа — клялись, что не сговаривались, что проходили мимо, зашли попить чайку, поговорить, позвонить по телефону… пописать, наконец, — но только не из-за моего дня рождения. Цветов, тортов, бутылок все прибавлялось, сидячих мест — уменьшалось, пришлось пойти к соседям за табуретками.

Веселая, румяная и чуток хмельная я побрела на очередной звонок. Открыла дверь, не спрашивая и не заглядывая в глазок.

— И кого у нас еще не хватает?..

И осеклась.

Андрей стоял, прислонившись плечом к стене и похлопывая себя по бедру персикового цвета розой.

— Здравствуй, — сказал он.

— Здравствуй, — сказала я.

Он глубоко вздохнул, поглядел на потолок и начал заготовленную, похоже, речь.

— Извини, я знаю, сорок лет не празднуют…

В это время нас оглушил очередной взрыв смеха. Андрей осекся и заглянул мне за спину.

— У тебя гости… извини, я помешал…

— Ничего. Сегодня все приходят без приглашения.

Он принял это на свой счет.

— Я… — махнул рукой с цветком и отступил от двери. Я молча смотрела на него. Он был в джинсах и пестрой майке, хоть и явно дорогих, но все же не казался таким лощеным, компетентным и недоступным, как всегда. Даже волосы не такие уложенные. Через секунду стало понятно почему — Андрей взъерошил их пятерней. Он казался растерянным. Я спросила осторожно:

— Это мне?

— Что? А, да, извини, я дурак, это тебе! Я просто хотел поздравить… не знаю, розы какого цвета ты любишь…

— Этого! — мгновенно сказала я.

Мы молча смотрели друг на друга. Андрей снова взъерошил волосы.

— Знаешь… я без тебя, как без рук. Ничего найти не могу. Эта дура, которая вместо тебя…

— Аня сказала, ты на нее все время орешь.

— Да, но она такая бестолковая…

— На меня ты никогда не орал.

Он вдруг ухмыльнулся.

— Попробовал бы я!

— Ладно, скажи еще, что ты меня боишься!

— До смерти, — неожиданно сказал Андрей. Я захлопала глазами — и не подозревала, что способна как-то запугать мужчину.

— Я так боялся выставить себя дураком… Ну, знаешь, когда ты смотришь на меня своим фирменным взглядом поверх очков…

— Пошла за очками, — сказала я, не двигаясь с места.

— Мне все казалось, что ты воспринимаешь меня, как ну… мальчишку.

Э-э-э, да я в своей возрастной паранойе не одинока!

— Ты вернешься? — спросил Андрей.

— Я обдумываю этот вопрос.

— А если я пообещаю, что не буду… — он опять посмотрел на потолок, словно там у него была приклеена шпаргалка. — Что я постараюсь…

— Дело не в тебе, — перебила я.

— А в чем?

— Во мне.

Он моргнул.

— Ты мне тоже очень нравишься. Даже слишком очень.

На его лице появилась медленная улыбка. Очень идиотская, надо сказать. Но такой он был мне еще более мил.

— Правда? Тогда что…

— Цифры! — перебила я его.

— Что?

— Цифра сорок. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Он, сморщившись, смотрел на меня.

— Ты хочешь сказать…

Я нервно помотала в воздухе пальцами.

— Мне сорок лет! А тебе сколько? Тридцать есть?

Он помолчал.

— Женя. Это цифры. Просто цифры. Понимаешь? Тебя заклинило на цифрах!

— А ты понимаешь, что я буду ловить каждый твой взгляд на молоденьких девочек, и думать — ну, вот оно?

Андрей сделал шаг ко мне.

— Мне нравится, когда меня ревнуют.

— А еще что тебе нравится? — слабо спросила я. Он был совсем рядом — такой теплый… такой… живой.

— Ты, — сказал он.

— У тебя хороший вкус! — сообщила я. И едва не шарахнулась в сторону от его протянутой руки. Он заметил это, улыбка его стала еще шире.

— Роза.

— А?

— Возьмешь ты, наконец, эту чертову розу? Она же колется, как… не знаю что!

Я сунула нос в цветок. Пахнет… Андрей привалился спиной к стене рядом с дверью.

— Ну. И что будем делать?

По лицу его блуждала улыбка. Под его взглядом у меня опять начала кружиться голова.

— Розу взяла, — сказал Андрей. — Жень, возьми и меня тоже, а?

Я глядела на него и начинала понимать кое-что важное. Очень важное. Ну и что с того, что это, возможно, не навсегда? Я, как ни странно, тоже не собираюсь жить вечно…

Я махнула розой. И сказала:

— Заходи!

ЛЕТО

Я решила завести курортный роман.

Как это делается — не имею ни малейшего понятия, поскольку никогда раньше на югах не бывала. Да и как это делается вообще, уже, честно говоря, начала потихоньку забывать. Но представлялось мне все элементарным: люди едут отдыхать, предвкушая солнце, море, пальмы, фрукты — словом, готовые ко всяческим радостям жизни. В том числе — и к радостям любви. То есть встречаются, обмениваются взглядами, улыбками… и дальше как по писаному.

По приезду сразу стало ясно, что роман на таком, с позволения сказать, курорте, мне не светит. То есть абсолютно. Потому что переглядываться и обмениваться улыбками оказалось просто не с кем. Расхваленный профоргом "отличный" санаторий оказался действительно отличным — от других. Типа «Мать и дитя». То есть вокруг — соответственно первые и соответственно вторые. Мужчин старше пятнадцати здесь практически не наблюдалось. Блин!

Спасибо, хоть дали одиночный номер — очень опасалась я, что достанется мне в соседки курящая храпунья. А то и вовсе еле ковыляющая кряхтящая бабуля, беспрерывно оглашающая обширный список своих заболеваний. Или все это, соединенное в одном флаконе. Опять же, случись какой-никакой роман, будет куда привести мужчину…

От псевдооптимистичных рассуждений проку было мало. Уже подавал голос сварливый внутренний голос: «Ну, и что? Что дальше-то делать будем? Говорил я тебе, говорил? Курортный рома-ан ей подавай!» Со свежей энергией не отдохнувшего я успешно (пока) от него отмахивалась.

Через несколько дней мое расписание сложилось само собой: завтрак, море, обед, море, ужин, море. Соседки по столу — одна с дитем, две других без, но зато хорошо за пятьдесят, — без устали разбирали санаторий по косточкам. Краткое резюме: дыра, никакого лечения, никакого сервиса, постельное белье меняют только раз в неделю, кормят просто отвратительно… Я слушала, помалкивала, и одну за другой очищала тарелки с «отвратительным» содержимым. Эх, тетеньки, не обедали вы в наших заводских столовых! «Тетеньки», впрочем, тоже от меня не отставали, прямо на глазах наращивая и без того внушительные объемы. За несколько дней я прониклась мыслью, как круто мне не повезло; ознакомилась со списком санаториев и пансионатов, куда «следует» поехать в будущем. А заодно уяснила, что потеряла практически половину жизни, поскольку нормальные-то люди отдыхают на море каждый год, а я вот впервые. Не считая затертого детсадовского визита, от которого сохранилось лишь одно стойкое воспоминание — как воспитательницы всеми силами не давали нам окунуться в это самое заветное море.

Теперь еще выяснилось, что страдаю я «морской» болезнью (вот знать не знала!), а потому все морские прогулки, а также длительные туристические поездки с преодолением горных «серпантинов» мне тоже заказаны. Куда не кинь, везде клин…

Я добросовестно наматывала километры по курортному городу (который, к тому же, находился на внушительном расстоянии от нашего «дитя с матерью»). Толчея, бесконечные ларьки с парэо, ракушками, шляпами, купальниками, обезьянками и попугаями на плечах у фотографов. Здесь самые объемистые приезжие бабехи смело надевают немыслимые маечки и шортики, и никто не носит бюстгальтеров. Да здравствует курортная свобода!

Местные жители — женщины, сплошь обесцвеченные в тщетной борьбе с приезжими белокожими северянками, и мужчины с красивущими жгучими глазами, говорящие на нескольких языках, — в море не купаются. Грязное оно для них? Или то, что доступно — то ненужно?

Вечерами тоже особо не разгуляешься. Соседки в возрасте берегли деньги и здоровье, наотрез отвергая мои предложения посидеть в кафе, потанцевать, на самый крайняк прогуляться по освещенной, шумной, веселой и пьяной от отдыха набережной. Приходилось или смотреть телевизор или посиживать на скамейке, наблюдая за танцующими детьми — для них-то в санатории ежедневно (вернее, ежевечерне) устраивали танцы. Хоть это время провела с пользой — запомнила несколько движений, которые потом отрабатывала сама с собой и с зеркалом. А что — полумрак нужной плотности — и я еще ничего себе! Двигаюсь.

…Конечно, я слегка преувеличила. Мужчины были. Некоторые мамы прихватили с собой и пап. Но под бдительным призором жен те не позволяли себе не то что шаг вправо (а тем более — влево), но даже и лишнего взгляда. Разве что на пляже, под надежным прикрытием козырьков и солнцезащитных очков.

Кстати, о пляже. Я с облегчением обнаружила, что все объективные, а тем более мнимые недостатки моей далеко не спортивной фигуры теряются на фоне животов, задов, складок на боках и прочих прелестей зрелого (и перезрелого) женского тела. Случились, правда, две точеных фигуры на тройку сотен прочих. Девочек — совсем девочек — я решила в расчет просто не принимать. Они вне конкуренции. Вернее, вне моей возрастной и весовой категории. Так что я с облегчением засунула поглубже в чемодан строгий сплошной купальник (сбережем для бассейна, а вдруг да доберусь туда наконец!) и щеголяла в раздельном. А то и вовсе без него. В солярии. Солярий — песня отдельная.

Но сначала — для равновесия и справедливости — пару слов о фигурах мужских. Их я тоже, понятное дело, не обошла своим пристальным вниманием. Сказать — «пивной живот» — значит, не сказать ничего. Это уже не животы. Это женский целлюлит, слитый в одно полушарие (кстати, у мужиков тоже бывает целлюлит, или что-то очень к тому близкое. Вот-вот, пивной живот, оно самое и есть. Так что пусть над нами не прикалываются, на себя бы посмотрели!). Обычно в дверь сначала входит пузо, а потом, через довольно значительное время, — его гордый обладатель. Не помешало бы нам поучиться у мужчин отсутствию комплексов в отношении своей внешности.

Вернемся к солярию — площадке над волноломом, окруженной со всех сторон сплошной выгородкой до пояса. Чуть дальше расположен аналогичный мужской. На нем соответственно буква «М», как на известных всему нашему народу будочках. Правда, мужчины, очевидно, плохо видящие из-за темных очков, регулярно ошибались буквами. Да и вообще, независимо от местоположения солнца, постоянно торчали на стороне, ближней к женскому солярию. Хорошо хоть бинокли не использовали… Во всяком случае, в открытую.

Первое время я жутко стеснялась таких многочисленных зрителей и перемещалась по солярию пригнувшись, как под обстрелом. Но по мере того, как солнце прожаривало меня все сильнее, а настроение делалось все меланхоличнее, обнаглела. Напяливала на нос темные очки — конечно, кто меня узнает с такой убойной шпионской маскировкой! — без стеснения сбрасывала мокрый купальник и вместо того, чтобы кидаться на топчаны под спасительное прикрытие загородки, вставала посреди площадки, равномерно поворачиваясь на солнце, аки курица гриль на, соответственно, гриле. Правда, высшей степени шоколадности завсегдатаек мне добиться не удалось. Впрочем, не очень-то и хотелось: ведь сейчас неожиданно выяснилось, что солнышко не то что вредно, а даже смертельно вредно для нашего здоровья, молодости и красоты. А этот медицинский вердикт, случайно, — не спецзаказ производителей солнцезащитных средств?

Зато я поневоле налюбовалась всеми прелестями распятого на топчанах женского тела. И не я одна — судя по гудкам ехавших мимо автомобилей и настораживающим звукам в ближайших кустарниках. Заодно выяснила, что у меня не самая модная в нынешнем сезоне прическа. Теперь оставляют либо одну полоску — как ирокез у панков, либо сбривают все на фиг. А как с этим обстоит у мужиков? С трудом представляю, как они приходят в салон-парикмахерскую и говорят: мол, собираюсь на море, не посоветуете, что нынче модно на нудистском пляже?

После обеда я, со своей чувствительной северной кожей, уползала из солярия вниз. По случаю тени народу здесь было мало, можно было не напрягаться общением, критически рассматривать окружающих, мечтать, да кидать камешки в набежавшую волну.

Чуть поодаль от меня, как обычно, лежало тело. Судя по некоторым… хм, деталям — мужеское, лицо всегда прикрыто кепкой. С самого моего приезда это тело лежало так неподвижно и монументально, что я давно уже воспринимала его просто как элемент пляжного пейзажа. Первое время, правда, присматривалась с опаской: не помер ли часом? Но мерно вздымавшаяся грудь доказывала, что жизнь в нем пока еще теплится. Казалось, оно — в смысле, тело — так и не покидает берег. Хотя нет, на ночь же санаторный пляж запирают… Значит, и тело куда-то эвакуируется (возможно, с помощью автомобильного подъемника), а каждое утро доставляется на постоянное место. Так как рядом не возлежала гордо никакая женщина и не крутились никакие ребятишки, он явно принадлежал к вырвавшимся из семьи мужикам, которые пьют, не просыхая, весь сезон и вряд ли до самого последнего дня трезвеют настолько, чтобы осознать, что находятся таки на берегу моря Черного. Воспетого поэтами и возрисованного, соответственно, художниками.

В котором можно даже искупаться.

— Не понимаю, зачем некоторые женщины вообще надевают купальник — это же просто фикция?

Вздрогнув, я круто обернулась. Приподняв козырек кепки, «элемент пляжного пейзажа» скептически смотрел на меня опухшими от беспробудного двухнедельного сна глазами.

— Фикция? — переспросила я, невольно себя оглядывая. Свой купальник я бы охарактеризовала как суперскромный. Просто шуба по сравнению со многими. Сосед поднял тяжелую руку, беспардонно ткнул пальцем. Я оглянулась на фланирующую мимо девушку. Действительно. Неразличимый шнурок сзади, лепесток спереди, два треугольничка сверху… Некоторые в солярии выглядят более одетыми. Но из женской солидарности я его оценку не поддержала.

— А почему нет, раз фигура позволяет?

И впервые увидела, как мой сосед садится. Я подсознательно ожидала, что спина у него будет совершенно белой — так камбала припадает светлым брюхом ко дну — но нет, он оказался равномерной бронзовой окраски… (Кстати, представления не имею, как выглядит бронза. Это просто такой штамп). Значит, все-таки иногда переворачивается — наверное, когда я торчу в солярии. Сосед снял кепку, провел ладонью по темным, коротко стриженым волосам, точно приглаживая разлохматившуюся прическу. Чего там приглаживать-то… Темные глаза — тоже против моего ожидания — были ясными, безо всяких красных алкогольных прожилок. Окинул меня внимательным взглядом, я автоматически попыталась втянуть живот (очень мешал недавний плотный обед). Ответила ему угрожающим взглядом — ну, давай попробуй, еще насчет меня проедься!

— Вы ей льстите, — заявил он неожиданно. Неожиданно же легко поднялся и пошел к воде. Был он широким — не толстым, а именно широким, плотным, точно набитым изнутри тяжелыми мышцами. Я поглядела, как он поплыл — «баттерфляй» или «дельфин», никогда не разбиралась в стилях — но куда мне до него со своим самодельным брассом, то и дело сбивающимся в простецкую «собачку»! Как я очень сильно подозреваю, не брасс то вовсе. Но хотя бы ныряю, и то хлеб… Утешившись этой мыслью, я сообразила, что в связи с внезапно ожившим соседом придется, скорее всего, менять место моей дислокации. Никогда не питала слабость к пьяницам, хотя они ко мне, наоборот, со всею своей алкогольной душою…

Я лениво кидала в воду плоские камешки и так увлеклась этим процессом, что опять вздрогнула, когда над моим ухом сказали:

— Не получается у вас «печь блины».

— Как умею! — огрызнулась я и обвиняюще ткнула пальцем в море. — Видите, волны мешают?

— Вижу, — сказал он. Небрежным взмахом отправил камень в полет. Раз, два, три, четыре, пять… Мой рекорд было два.

— Вот, — самодовольно сказал мужчина и обвалился на свой топчан. По гладкой бронзовой, тьфу, загорелой, коже сбегали прозрачные капли. Я презрительно хмыкнула: ну и подумаешь! Я что ему, мальчишка какой-нибудь? Потренируюсь втихушку, когда его не будет. А когда его не бывало? Я с сомнением посмотрела на соседа. Он лежал на животе, голова повернута ко мне, глаз открыт и, хоть лениво, но поблескивает. Наблюдает. Выспался, наконец?

— Вы одна отдыхаете?

— А что?

— Вижу, вы каждый день спускаетесь с верхотуры, — он ткнул большим пальцем вверх, подразумевая солярий. — И сидите здесь в одиночку.

Ах, так значит, он за мной следит? Притворяется спящим, а сам наблюдает? Почему-то это не доставило мне никакого удовольствия.

— Я не сижу, — поправила я. — Вернее, не только сижу. Еще и плаваю. Как водичка?

Он показал большой палец. Спасибо, что не средний. Я поправила купальник и поднялась. Вообще-то, тело не доставляет мне особого огорчения — так, в разумных пределах, не больше обычного критического женского уровня. Но трудно красиво прошествовать по пляжу — тем более засыпанному не то гальками, не то булыжниками — под прицелом внимательных глаз. Откуда вдруг поперли такие подростковые комплексы? Или женщин без комплексов вообще не бывает? Просто иногда они очень обостряются: перед очередным пляжным сезоном, например. Или под оценивающим мужским взглядом. Хотя он за эти две недели изучил меня во всех деталях. А я-то думала, что сосед полностью невменяем!

Я совершила марш-бросок до воды и с облегчением укрылась в море.

Доплыв до буйков, двинулась вдоль «границы» — дальше начиналось опасное пространство, полное штормов, акул и коварных подводных течений, так и норовящих унести вас в территориальные воды Турции. Выслушала обычную присказку пляжного громкоговорителя: «Граждане отдыхающие, вернитесь из-за буйка, вас ждут дома живыми и здоровыми! Гражданин, я вам говорю! Если вы сейчас же не вернетесь, вас удалят с пляжа!». Привычно подивилась — как же его «удалят», если он не вернется? Или это из серии: «Если тебя убьют, домой не приходи»?

Плывя вдоль «пограничной» черты, я поздоровалась еще с тремя буйками, поболтала с распятой на воде, как морская звезда, отдыхающей и с сознанием выполненного перед здоровьем долга направилась к берегу.

Сосед листал мой журнал.

— По прессе соскучились?

Я выжимала волосы. Конец прическе, каждое утро только зря время теряю с феном и плойкой! Все нормально подготовленные люди плавают в купальных шапочках, каких-то кепочках, чуть ли не в шляпках, а меня волна вечно накрывает с головой…

— Угу, — сказал сосед, переворачивая страницу.

— Это женский журнал, если вы еще не заметили, — подсказала я.

— Заметил, — отозвался мужчина, не поднимая головы. — Но полезен всем. — И громко прочитал с выражением: — «Секс на пляже: за и против». Интересно-интересно, что там за против…

Я наклонилась и молча выдернула у него из рук журнал.

— Я же еще не дочитал! — запротестовал сосед. — Отдайте!

— Так и останетесь в неведении, — сообщила я. — Прежде всего надо спрашивать разрешения! Я же не ворую ваш «Плейбой», или что там у вас еще…

Он с ухмылкой выдернул из-под топчана толстый журнал. «За рулем». Меня ввела в заблуждение обложка. Кто бы мог подумать, что полуодетая красотка, нежащаяся на капоте красного «Мерседеса», рекламирует все-таки машину! Интересно, а почему тогда в рекламе какой-нибудь… «стиралки» на нее не усаживают накачанного красавчика в одних миниатюрных плавках? Или даже без. Дискриминация!

— Махнемся? — предложил сосед с надеждой.

— Нет уж, — проворчала я. — Мальчикам — машинки, девочкам — куколки…

— От куколок я бы тоже не отказался, — ухмыльнулся он. Я посмотрела с опаской. Разболтался! Во все смыслах этого слова. Пожалуй, он больше устраивал меня, когда лежал рядом безмолвной неподвижной тушей.

— Вон вам, — я кивнула на солярий, — ваши куколки. Видали?

— Видали, — он перевернулся в свою обычную «наспинную» позицию и заложил руки за голову. — Некоторые очень даже ничего. Там есть одна такая… в шляпке.

— Хм, — сказала я. — Там все в шляпках. У меня тоже есть.

И продемонстрировала ему свое местное приобретение — соломенный головной убор. Сосед окинул его пренебрежительным взглядом: моя шляпка его явно не прельщала. Впрочем, как и все мое остальное.

Ну и подумаешь. Как будто он мне нужен! Хотя… кольца на его пальце не наблюдается. Правда, в наши дни его отсутствие ничего не значит. Равно как и присутствие.

— А вы здесь один отдыхаете? — спросила я осторожно. Он зорко поглядел на меня.

— Один. Жена в последний момент передумала. Ну и слава богу, хоть отдохну в отпуске от женщин!

Мне вдруг стало смешно. Похоже, меня предупреждают: мол, на меня рот не разевай…

— Вряд ли вы здесь от нас отдохнете, — я кивнула на пляж, затопленный женскими телами. — Вот мы от мужчин в нашем санатории точно отдыхаем!

— Я бы не сказал, — кисло возразил он. — Куда не глянь, везде лижущиеся парочки.

Я вздернула нос.

— А что, курортные романы — только мужская прерогатива?

— Нет, ну-у… вот вы, например, почему одна?

Я чуть было по инерции не выдала: почему же одна, меня каждую ночь в номере ожидает очередной темпераментный любовник! — но вдруг как-то скисла. От жары, наверно. Сказала удрученно:

— Да мне просто не повезло! Все уже расхватаны.

— Не переживайте, — подбодрил он. — Сколько вам еще отдыхать?

— Неделю.

— Мало ли что за неделю может случиться…

С кем? Со мной?! Разве что какой-нибудь перелом лодыжки. Или унесет проходящим мимо смерчем прямо в открытое море. Вот эти случаи — по моей части. А «случай» в виде внезапно возникшего любовника…

Психологи говорят, что следует сохранять позитивный настрой и уж ни в коем случае не высказывать свои негативные мысли вслух. Первое мне вряд ли удастся, второе уж как-нибудь осилю. Я поддержала его с натужным энтузиазмом:

— Да, действительно, жизнь просто полна приятных неожиданностей! Ладно, я уже перебрала солнца на сегодня, пойду-ка в корпус.

— Угу, — сказал мужчина, — а то у вас уже нос красный.

Заботливый! Блин. Я собрала вещички — кстати, почему у женщин вечно набирается полная авоська, вон у него, кроме журнала и шорт, ничего? А у меня крем для загара, гигиеническая помада, нормальная помада, расческа, зеркало, журнал, книжка, полотенце, еще одно полотенце, чтобы полежать, трусики чтобы переодеться в сухие, парэо, чтобы красиво обмотаться, сланцы… Нагруженная всем этим скарбом, я пошлепала по камням. На ходу не выдержала и оглянулась на соседа. Голова повернута в мою сторону, но смотрит он мне вслед или уже погрузился в свой вековечный сон — под темными очками не разберешь.

Сюрприз! Мой пляжный сосед почтил своим присутствием столовую. Где он питался раньше — понятия не имею. Или ел в другое время или сердобольные раздатчицы таскали ему судки в кусты, где он скрывался от хищных нас. Его соседки по столу выглядели ошарашенными неожиданно привалившим большим (в прямом и переносном смысле) счастьем.

— Привет, — сказал он, когда я проходила мимо. Причем даже не поднимая головы — точно здоровался с супом, прежде чем его съесть. «Алиса, это пудинг. Пудинг, это Алиса…»

— Приятного аппетита, — пожелала я его склоненному затылку и ревниво косившимся на меня соседкам.

— Пр-ривет! — радостно завопил мне навстречу мой собственный сосед по столу, выставив в улыбке широкие, с щербинкой, молочные зубы.

— Привет, Ванёк! А мама где?

— А у мамы болит голова и она не придет! А еще мы катались на корабле!

— Везет же, — искренне позавидовала я. Не маме с больной головой, понятно. Ах, теплое море, белый пароход!..

Вера наклонилась ко мне через стол.

— Видала, как мужчина на тебя посмотрел, когда ты мимо прошла?

— Как же я могла увидеть, если уже прошла? — резонно вопросила я, накладывая полную тарелку салата. Овощи, овощи и еще раз овощи! Глядишь, и не разнесет на здешней «отвратительной» кормежке. Встрепенулась, оглядываясь. — А какой мужчина?

— Да вон, новенький, у дверей. Крупный такой. Симпатичный.

— А, — сказала я равнодушно. — Какой же он новенький? Да и он против курортных романов. Я узнавала.

Вера пару раз моргнула накрашенными глазами. В отличие от расслабившейся меня, она всегда приходила в столовую подмазанная, переодетая и «уложенная». А ведь муж, двое детей и двое внуков…

— Как узнавала? У кого?

— Прямо у него, — сказала я. Набитый рот мешал мне рассмеяться. Хотя говорить не мешал: привычка, выработанная в женском коллективе. — Мужчина, как вы, говорю, относитесь к курортным романам? А он и говорит: я к ним не отношусь!

— Шутишь? — догадалась Вера. — А когда ты с ним познакомилась? Как его зовут? Откуда он? Давно приехал?

— Знала бы, что он тебя так заинтересует, пригласила бы к нам за столик!

— Дурочка! — обиделась Вера. — Я же о тебе забочусь!

Ну да, обо мне. Сама всем глазки строит — независимо от возраста. Мужского, понятно, возраста.

— Ну ладно, спрошу, чтоб ты не мучалась, — сжалилась я. — Какие еще вопросы задать? Сколько жен и детей? Сколько зарабатывает?

— Ну-у-у, завелась! Уж и сказать ничего нельзя!

— Спрошу-спрошу, — пообещала я с набитым ртом. И правда, чего мне терять? Я ему не нравлюсь, он мне тоже… никак.

После ужина я настигла свою жертву в околосанаторном парке. Спросила задиристо:

— Народ интересуется: а — вашим семейным положением, бэ — откуда вы родом, вэ — чем занимаетесь, гэ — вашим именем. Отвечать будем?

Он снял совершенно ненужные вечером темные очки (для понтов, что ли, носит? Видно, что дорогие) и задумчиво почесал дужкой загорелую щеку. Кстати, он даже побрился перед ужином — днем на пляже была заметна темная щетина.

— А вы парламентер?

— Ага.

— Ну тогда передайте: а — женат, бэ — живу в Н-ске, вэ — работаю, гэ — Роман. Еще есть вопросы?

— Роман? Какой роман? — тупо переспросила я.

— Ро-ман, — терпеливо уточнил он. — С большой буквы. Имя такое.

А фамилия у вас не Курортный, случайно? Я закусила губу, чтобы не засмеяться. Мы оказались еще и земляками.

— Вопросов больше не имею! — отрапортовала я и отправилась делиться добытыми сведениями с озабоченными женщинами. Услышала через паузу — в спину:

— А вас как зовут?

— Татьяна, — сообщила я, не оборачиваясь. — Андреевна.

Вечером со скуки опять пошла на детскую дискотеку — с девяти вечера. Совсем мелкие спят, зато отрываются их молодые мамаши и тинейджеры от десяти до шестнадцати. Да еще пара-тройка бабулек в шикарных — по их понятиям — платьях. Они-то ехали на курорт подготовленными, и то, что курорт по преимуществу детский, не отменило их склонности переодеваться к ужину и к танцам. Унылый диск-жокей специально для них ставил ветхозаветные танго и вальсы.

Пара местных охранников (я называла их про себя Толстый и Тонкий) вальяжно прохаживалась неподалеку, выбирая новую жертву своего горячего южного внимания. С каждым новым заездом у каждого случался новый бурный роман. Что же они, бедолаги, делают зимой, когда в санатории одни старики со старушками? Копят силы для следующего сезона?

В этот раз жертвой неожиданно оказалась я. Поначалу Толстый, правда, пригласил на танец нашу прекрасную Веру. Но та начала усиленно переводить стрелки на меня: я-то, мол, уезжаю, а вот Танюша остается. Толстый сообразил, что я — вариант более перспективный, — и следующий танец подарил уже мне. Я скрипнула зубами, сверкнула на Веру глазами, но, помятуя бабушкины поучения, что нельзя прогонять мужчину единственного, поскольку следом потянутся другие («мужики всегда ходят стаями, косяками, Танюша, ты меня слушай»), танцевать пошла. Правда, я зорко отслеживала поползновения рук Толстого и категорически отвергала предложения искупаться в ночном море при свете звезд или покатать меня на лодочке (ага, и повозить на велосипедике! Трехколесненьком!). Так что, несмотря на всю мою скрипящую зубами вежливость, охранник понял, что и здесь ему ничего не обломится, отлепил от меня свое пузо и пошел искать следующую жертву.

Мда-а, с трудом представляю, как они справятся с террористами или даже с подвыпившими мужиками, приблудившимися из соседнего пансионата! Не говоря уж о комплекции, все внимание наших доблестных охранников сосредоточено исключительно между ног. Своих и женских.

Пару раз за кипарисами мелькнула фигура Романа — ровно на таком расстоянии, которое исключало опасность быть приглашенным на "белый танец", но позволяло вдоволь поразвлечься зрелищем дискотеки. Стратег ты наш бдительный! Даже жаль тебя — никак не расслабишься…

За пластиковым столиком, вынесенным из кафе на улицу, сидел мужчина. Перед ним стояла ополовиненная литровая кружка пива, из расстегнутой рубахи вываливалось обширное брюхо — да, подтверждение моей мысли, что мужикам не к лицу красота и стройность… Я невольно начала улыбаться, а мужчина — здороваться — подумал, что с ним заигрывают. Услышала над ухом:

— Вы что, его знаете?

— Ох! — я развернулась, едва не врезавшись в своего пляжного соседа.

— Что вы вечно на меня наскакиваете?!

Роман смотрел на меня поверх темных очков, спущенных на кончик носа.

— Я не наскакиваю, а просто иду. По чистой случайности нам по пути.

— А, — сказала я, успокаиваясь.

— А куда вы направляетесь?

— На пляж.

— Там шторм.

Я вздохнула.

— Да я в курсе… С моим зверским везением в нынешний «бархатный» сезон одни шторма да ливни. Теперь-то я понимаю выражение "ждать у моря погоды". Пойду хоть ноги помочу. А вы куда?

— А я поплаваю.

— Вы с ума сошли? Сейчас только слышала объявление по радио: унесло в море семерых человек, нашли только пятерых, да и тех поздно!

Он ухмыльнулся:

— Тревожитесь?

— Конечно, — ворчала я, спускаясь по ступенькам. — Оставите жену вдовой, а деток сиротами… Сколько у вас детей?

— Нет у меня детей.

— Ну вот, еще и детей не успел завести, — сокрушалась я, — а туда же! И так у нас производителей не хватает!

Шторм в четыре балла — это много или мало? Мне, глядящей с берега, было даже с лихвой. Я в наброшенной поверх купальника майке бродила вдоль кромки прибоя, а море угрожающе рокотало, перекатывая булыжники туда-обратно, а то и вовсе кидалось ими в мои незащищенные ноги. Я подскакивала, ойкала, но упорно таскалась по берегу, выискивая выброшенные штормом сокровища. Правда, мало в этом преуспела, хотя дети в красных спас-жилетиках то и дело кидались показывать родителям найденные ракушки.

Наконец сдавшись, я решила, что шустрое молодое поколение уже все вокруг обобрало. Уселась так, чтобы пена плескалась вокруг пальцев ног, и принялась звонить подруге. Кн иг о ед . нет

— Слушай, — сказала я в трубку. — Это — море!

И подставила телефон волне.

— Слышишь, Жень?

— Никакое это не море, — заявила та, внимательно прослушав рокотанье. — Это какие-то дорожные работы идут.

— Да? — азартно спросила я. — А когда ты последний раз слышала море?

Ягунова помолчала — вспоминала, наверное. Призналась:

— Давно. Но Андрей обещал свозить меня на Красное море.

— Завидую! — вздохнула я. Завидовала я не только этому. По весне Женька закрутила роман со своим красавчиком-шефом, который ее чуть ли не на добрый десяток лет моложе, и страсть их пока не остыла. Он уже успел прогулять ее по Парижу, а теперь усердно тренирует на предмет дайвинга, чтобы зимой свозить в Египет — попогружаться. За несколько месяцев любви Ягунова жутко помолодела и похорошела, и вообще, это уже моя третья подружка, поправившая в нынешнем году свое одинокое личное положение: Наташка вышла замуж за директора фирмы; Олька со своим малахольным Денисом, наконец, поженились, еще и ребенка ждут; Евгения вон по Парижам катается… Что ж мне-то так не везет? Одни придурки да женатики. Или и того чище — женатые придурки. Мда-а, правильно я где-то читала — мир полон женатых мужчин и одиноких женщин…

— Да ну-у, Же-еньк, — заныла я, — на фига тебе сдалось это Красное море? Там «дайвингисты» пропадают! Их теряют! Они тонут! Там акулы и ядовитые медузы, я в новостях видела! Наше Черное круче! Бери отпуск и прилетай ко мне! Мне ску-учно одной! Ну прилетай, ну Же-ень!

И тут пришла Волна.

Пришла, захлестнула с головой, опрокинула (еще и приложив затылком ко дну) и, обдирая мою беззащитную спину о камни, потащила за собой в неведомые глубины моря-океана…

Меня схватили под мышки и выдернули из цепких объятий пучины. Мокрая с головы до пят, я отфыркивалась и моргала слипшимися ресницами. Передо мной — руки в боки — стоял Роман в темных очках и плавках. Я поглядела на сотовый в своей вскинутой руке. Кажется, даже еще работает. Осторожно приложила его к залитому водой уху.

— Жень, ну пока. Я тебе еще позвоню.

— Ну? — спросил мой спаситель воинственно. — И кого из нас уносит в открытое море?

Я оглядывала рассеченную коленку. К вечеру наверняка выползет еще целая коллекция синяков на спине и пятой точке.

— Ну, меня, — сказала оглушено.

— Так заболтались со своим Женей?

Я не стала его поправлять — пусть хоть кто-нибудь думает обо мне хорошо.

— Ну, заболтались… — я стащила прилипшую майку, выжала и разложила на камнях.

— Прилетит?

— Не прилетит, — заторможено доложила я и вскинулась. — А вы что, подслушивали?!

Он ухмыльнулся.

— Вы же орали на весь пляж! А как ваш Женя относится к тому, что вы собираетесь закрутить курортный роман?

— Вот когда закручу, тогда и узнаем, — буркнула я. — А вы что, блюсти мою нравственность собираетесь? На себя сначала посмотрите!

Пауза.

— Не понял?

— Чего непонятного-то? — спросила я с досадой. — Можно подумать, вы откажетесь закрутить ро… в смысле, поразвлечься на курорте с женщиной! А то и не с одной!

Роман подумал и осторожно уточнил:

— Но я же не кручу?

— Это потому что вы все две недели проспали! Вот сейчас выспались — и пошло-поехало!

Я заметила, что улыбается он редко. Вот и сейчас смеялся — только глазами.

— Так что, мне опять впасть в спячку?

— Да делайте вы, что хотите! Я же, в отличие от вас, не вмешиваюсь в чужие дела!

— Угу, — сказал он. — В следующий раз прежде чем вас спасать, дождусь вашего разрешения.

Повернулся и пошел от меня — широкий, плотный. Хорошая у него фигура, между прочим…

— Я не собирался тебя приглашать — ты же некрасивая.

Отличный комплимент! Главное — редкий. Просто очень отрадно услышать такое от молодого человека, пригласившего тебя в кафе на танец и навязавшегося в провожатые. Меня начал разбирать нервный смех — на себя, дружочек, посмотри! Ни рожи, ни роста… Но, как девушка с врожденной интеллигентностью, сдержалась я.

— А чего ж тогда пригласил?

— Из принципа.

— В смысле, потому что тебе другие отказали? — я же видела, как он шарится по кафе, высматривая, как теперь выяснилось, красивую. А эти самые красивые ему отказывали. Так что пришлось несолоно хлебавши вернуться к нашему некрасивому столику. А мы что ж, мы люди не гордые, можем — со скуки — и с таким потанцевать…

Время близилось к полуночи, моя напарница по вылазке в кафе уже отправилась спать, а мы все еще сидели на ступеньках, круто ведущих в наш детский санаторий. Гена был местный и уже битый час распинался, уговаривая поехать с ним кататься по вечернему (уже ночному) городу. Я так же тупо твердила — не поеду, не поеду, давай встретимся завтра днем. Где я, а где завтра, резонно возражал Гена. Или вообще радикальнее: да не будет никакого завтра! Я грустно пялилась в небо: вообще-то, от южных звезд я ожидала большего. В смысле яркости и размера. Да и от курортного романа — тоже. И Гена-то мне не особо нравился, а уж предполагаемая поездка — тем более. Может, он и нормальный парень, но совершенно незнакомый и пьяноватый, и куда я с ним на ночь глядя? Авантюризм мне начисто отбило уже в ранней юности после пары таких поездок. Умным людям хватило бы, конечно, и одной.

Да еще и был Гена явно лет на… много меня моложе — только не понял это в силу полумрака. Или полупьяна.

Или все-таки "солнце, воздух и вода" вкупе оказали на меня благотворное действие?!

— В общем, так! — похлопала я Гену по плечу, ставя окончательную точку. — Встречаемся завтра в восемь вечера на этой же лестнице. Тогда и прогуляемся. Только учти — жду не больше пяти минут!

Гена призадумался.

— Давай пятнадцать?

— Нет, — твердо сказала я, подымаясь. — Пять.

— Ну, заяц, ну пойдем седня, а? Чего до завтра тянуть?

«Зачем любить, зачем страдать? Ведь все дела ведут в кровать. Не лучше ль сразу с кровати начинать?» Помню, пацаны в нашей средней школе нам такое декламировали.

— Ну, за-а-яц!..

— Татьяна Андреевна! — громко сказали сверху. Синхронно подпрыгнув, мы обернулись. Силуэт, маячивший за оградой, был плохо различим, но уж голос-то я сразу идентифицировала. — Вы собираетесь заходить? Мы сейчас закрываем ворота.

Я говорила, что это детский санаторий? И запирается он в ровно в полночь. Кто не успел — считай, Золушка.

— Видишь? — вопросила я внушительно. — Наша охрана! Мне пора!

Гена тоже живенько вспорхнул со ступенек. Наверное, голос «охраны» звучал жутко убедительно.

— Завтра в восемь?

— В двадцать ноль-ноль по местному времени, — подтвердила я. — Так что пока.

Я прошла мимо Романа и разрешила величественно:

— Можете запирать ворота!

Он поклонился насмешливо и плотно прикрыл металлическую калитку. Пошел со мной к корпусу.

— А где спасибо?

— За что спасибо?

— За то, что я опять вам помог? Он уже начал лапать вас за коленки. Где вы только подцепили такого типа?

— Какого "такого"? — и ничего он не лапал!

— Подозрительного!

— В кафе, конечно, где же их еще цепляют?

— Вы все-таки намереваетесь осуществить мечту о курортном романе?

Не признаваться же ему, что очарование этой мечты давно подувяло…

— А что? — спросила я с вызовом. — Времени осталось всего ничего. Чем я хуже других?

Роман сморщился.

— Ну не с этим же!..

— Да? Тогда предложите кандидатуру подостойнее! Молчите? То-то же! — я вздохнула. — Нет у нас, бедных женщин, особого выбора. Приходится довольствоваться малым. Так что — спокойной ночи! Всем.

— Нет, вы, и правда, с ним завтра куда-то собираетесь? — не отставал он.

Я глянула свысока. Получилось не очень — Роман был меня куда здоровее.

— А вам-то что?

— Вы же про него совсем ничего не знаете!

— Постель — еще не повод для знакомства! — автоматически сообщила я.

— Не знал, что вы такая… — Роман явно искал слово поприличнее. Нашел, — авантюристка.

— А вы — зануда! — прошипела я, без труда отгадав смысл проглоченного определения. — Или как та собака на сене: сам не "ам", и другому не дам!

Роман тоже остановился, набычившись. Глаза его блестели под низкими бровями. Спросил ехидно:

— Обижаетесь, что я не уделяю вам внимания?

— По-моему, вы уделяете мне слишком много внимания! — парировала я. — Вы так печетесь о моем моральном облике, что…

— Что?

— Что я начинаю думать, что вы меня ревнуете!

— Я-а-а-а?

— Вы-ы-ы! Вы меня просто преследуете! — я подперла руки в боки. — Куда не пойду — всюду на вас наткнусь!

— Да куда тут ходить-то, — пробормотал он. — Поневоле десять раз на дню поздороваешься.

Был он, конечно, прав, но я его не слушала.

— Езжайте к себе домой и следите за собственной женой, а то мало ли! Вырвалась в отсутствие мужа из-под жесткого контроля — и фьють! Приедете — а там для вас готов полный комплект рогов!

— Ну… — сказал он с неожиданным удовольствием. — Вы и змеюка!

— А вы змей!

— Какой?

— Да откуда я знаю, — пробурчала я, успокаиваясь. Не хватает меня на полноценные скандалы — слишком уж я миролюбива. — Зеленый, наверно! Ох, все, я — спать. Не получается что-то с сексотерапией, пойду теперь, как вы, залягу в спячку.

На всю оставшуюся неделю.

Блин!

— Ну? И как?

Я уже перестала вздрагивать от внезапно раздающегося за моей спиной голоса — как может такой здоровенный мужик двигаться так бесшумно? Сверилась с часами и доложила, не оглядываясь:

— Все, его время вышло!

Роман заглянул через мою голову на пустующую лестницу.

— Пять минут прошло?

— Ровнехонько! — подтвердила я, отворачиваясь от лестницы, где меня в тоске и томлении должен был ожидать вчерашний кавалер. Должен, но вот отчего-то не ждал.

Кстати, сегодня мы вполне могли друг друга и не узнать.

— Ну дайте же парню шанс! Вдруг «пробка» на дороге или еще что…

— Нечего! — отрубила я. — Кто не успел, тот опоздал!

И подозрительно прищурилась на Романа. А этот-то здесь зачем околачивается? Интересно ему, чем закончится моя очередная попытка?

— А вы чего это за него заступаетесь? Вчера же сами меня отговаривали! Никакой логики!

Роман потер широкий затылок.

— Просто представил — несусь я со всех ног к вам на свидание, с букетом, при параде, задержался на три секунды — а у вас, допустим, часы спешат… Вы что, всегда так зверски пунктуальны?

Ну да, как же! Это меня всю жизнь ожидают друзья-подруги. С матами и колотушками. Но ему об этом знать вовсе необязательно.

— Конечно! — заявила я с апломбом. — С вами, с мужиками, иначе нельзя! Если уж на первую встречу опаздываете… — И добавила мстительно. — А на какое это свидание вы со мной собираетесь? Домой-домой, к женушке своей!

Он хмыкнул.

— А вы куда теперь? Опять в кафе? Опять на поиски нового кандидата?

— Конечно! Только теперь в другое, пляжное. Вон, с девушками договорилась на всякий случай — вдруг этот не придет. — Добавила с мрачным удовлетворением. — Не пришел.

Роман оглянулся и увидел "девушек" в возрасте от тридцати до шестидесяти, сгруппировавшихся неподалеку. Те усиленно закивали и заулыбались ему, отчего у мужика на лице отразилось что-то очень похожее на панику.

— Ну тогда конечно… счастливо вам всем повеселиться!

Веселье сорвалось. Махнув рукой и на этот пропавший вечерок, я отправилась обратно в корпус.

— Татьяна Андреевна! — окликнули меня на выходе из кафе.

Я приостановилась — Роман в светлых рубашке и брюках приветственно качнул бутылкой пива. Неужто все ж таки насмелился войти в пасть к зверю? То есть, в компанию хищных нас?

— Вы уже в санаторий возвращаетесь? Нагулялись?

— Ну да, веселье на сегодня, похоже, закончилось. А вы как так добрались до кафе?

— Да там наверху моего любимого пива нет… Видел-видел я тут ваше "веселье". Что еще за трагедь приключилась?

— А, — махнула я рукой. — Вы же все равно не поймете!

— Ну все-таки? — не отставал Роман.

Несколько шагов я честно крепилась. Потом развернулась к нему.

— Видели хозяина кафе? Грузин он или там кто. Ну, такой симпатичный брюнет?

— Симпатичный? Вам, значит, нравятся жгучие южные брюнеты?

— Нравятся, не нравятся, какая вам разница, не сбивайте меня… так вот, Ольга, ну та, которая рыдает сейчас, с хвостиком такая блондинка крашенная… третий год всё на него любуется — со стороны. А сейчас вот насмелилась — тяпнула коньячку для храбрости и подкатила. Призналась, что он давно ей нравится, ездит сюда, считай, только из-за него.

— А он?

— А он сказал, что ему очень приятно, но у него жена, дети, чмокнул в щечку и угостил коньяком за счет заведения. — Я поразмышляла. — Не ожидала, думала, что южные мужики завсегда да со всею душою… Неужели бывают такие верные семьянины?

Роман хмыкнул.

— Ну да, конечно, верный! Зачем ему такая старуха нужна, если тут молоденьких пруд пруди?

Старуха! В сорок три-то года! Хотя, конечно, по сравнению с восемнадцатилетними…

— Ни за что не отпущу свою жену на курорт одну! — заявил Роман с неожиданным чувством. — Я смотрю, у баб тут просто крышу срывает!

Теперь уже я фыркнула:

— А вас не смущает, что она сейчас дома осталась одна-одинешенька? Или вы на нее пояс целомудрия перед отъездом напялили?

Он покосился, хотел сказать что-то — и смолчал. Наверное, призадумался, где ему приобрести такой пояс.

Я вздохнула.

— А я-то раскатала губу, думала, наконец-то встретила верного мужика! Неужели таких вообще на свете не бывает?

Роман тонко улыбнулся — не знаю уж, что он хотел сказать этой своей улыбочкой — мол, и не ищи, не надейся, или мол, есть — вот он я, проверь? Не стала я ничего ни выяснять, ни проверять.

— Вы уже домой?

— Нет, мне еще неделя, — не понял он.

— Мне тоже. Я имею в виду — в номер?

— Ну… да. Наверное. А что?

Я осуждающе покачала головой.

— Опять спать? Так всю жизнь проспите!

— Я весь год много работал… Верите, впервые, наконец, здесь выспался. А у вас что, есть более интересные предложения?

У меня язык чесался подсказать — чем ему заняться в "женском" санатории. Отрезала:

— У меня — нет.

— Вас проводить?

— Зачем?

— Темно, — объяснил он. Аллейка кипарисов впереди и правда была темновата. Да еще за ней неосвещенный тоннель под дорогой. Но это же курортный город!

Я пожала плечами:

— Да тут два шага дойти!

— Ну нет так нет, — неожиданно покладисто согласился он, повернулся и направился обратно в кафе, полное веселых и холостых (на курорте) женщин. Похоже, сообразил наконец, чем заняться, и без моих мудрых подсказок. Я махнула на прощание сумочкой и пошла к себе в номер. Да-а… а сама-то я так и проведу всю жизнь в спячке. Ничего, зато, наверное, лучше сохранюсь.

Как мумия фараона.

Мимо медленно проехала машина. Остановилась. Я миновала ее и покосилась — машина некоторое время тащилась сзади, освещая меня и дорогу, потом обогнала — и поползла чуть впереди. Потом вновь приостановилась. Похоже, водила остался доволен всеми моими ракурсами, потому что вылез из окошка и заговорил с характерным акцентом:

— Дэвушка, а, дэвушка, вас подвезти?

— Спасибо, мне близко. Пешком дойду.

— Да садись, садись! Нэ бойся!

Ох, тоска-а! Вот вечно как привяжутся — и не знаешь, как себя вести! Нагрубишь — или морду набьют или сразу поймут. Будешь вежливой — результат тот же. Все дело только в скорости усвоения…

— Я люблю пешком, — сообщила я.

Водитель не поверил:

— Такая красивая дэвушка — и пэшком! Такие ножки беречь надо!

— Проезжайте уже, мужчина, проезжайте, — махнула я ему рукой, как регулировщик палочкой.

— Да садись, город тебе покажу!

— Сказала же — никуда я с тобой не поеду! — озлилась я, останавливаясь и злобно топая на машину ногой. Кто-то сзади меня взял за локоть, я рванулась, разворачиваясь и замахиваясь сумочкой…

— Ну что ж ты, Танечка, — укоризненно сказал Роман, — меня почему не дождалась? Мы же договаривались!

— А? — не сориентировалась я. Водитель соображал куда быстрее — проворчал что-то, вполз, как черепаха в панцирь, в свою машину и уехал. Роман проводил машину взглядом и посмотрел на меня.

— Я вам, случаем, не помешал?

— В каком смысле? — я заметила, что он все еще придерживает меня за локоть и двинула рукой. Роман разжал пальцы.

— Ну, может, тут у вас как раз курортный роман наклевывался, а я кандидатуру спугнул? Вы же были против? Или так хорошо притворялись?

— Конечно, не притворялась!

— То есть — спасибо? — подсказал он.

— Что?

— "Спасибо, что помогли, Роман?"

— Спасибо, — буркнула я, отворачиваясь. Уже который раз мне приходится его благодарить. — Только я и без вас бы прекрасно справилась!

— То есть, провожать вас все-таки не надо?

— Ох, ну какой же вы противный! Проводите уж!

— А пойдемте погуляем?

Я, уже было решительно направившаяся к корпусу, от неожиданности споткнулась на ровном месте — хорошо, Роман опять поддержал под локоть.

— А?

— Погуляем, — повторил Роман погромче.

— Куда?

— Ну куда тут все ходят? Вдоль по набережной.

— Зачем?

— Вы спать хотите?

Я серьезно подумала.

— Нет.

— Вот и я — нет.

— Я вас тоже, между прочим, плохо знаю, — закапризничала я. — И все с ваших слов. Вот где ваш паспорт? Откуда мне знать — может, вы маньяк и питаетесь женскими пальчиками?

— Нет у меня в паспорте такого штампа — «маньяк». Только «военнообязанный». И питаюсь я исключительно "дамскими пальчиками» — в виде винограда, — успокаивал меня Роман. — Ну идемте, идемте. Не буду больше доставать вас воспитательными беседами.

— Клянетесь? — подозрительно сощурилась я.

— Честное пионерское!

И пошли мы вдоль по набережной.

Набережная гуляла. Веселилась, шумела, танцевала и флиртовала. Глазела на всех и себя показывала. Мы остановились рядом с ярко раскрашенными, в набедренных повязках неграми, барабанящими на тамтамах (или как там они у африканцев называются?). Негры скалили крупные белые зубы, выкатывали темные глазищи на длинноволосых блондинок, едва прикрывших летними тряпками роскошно загорелые тела, и кричали им вслед на своем тарабарском языке нечто дикое и темпераментное — видимо, африканские комплименты. Блондинки демонстративно пугались, смеялись и ответно строили глазки. Роман похмыкал, разглядывая «братьев по разуму», кинул червонец в глиняный горшок у «тамтама» и под локоток повел меня дальше.

И я услышала, как наш чернокожий брат сказал сотоварищу:

— Ну что, Витёк, может, хватит уже на сегодня?

На чистейшем русском языке.

— Боже мой, в мире не осталось ничего настоящего! — причитала я. — Ни настоящей любви, ни чистых продуктов, ни даже чистокровных негров!

— А что? — сказал Роман. — Каждый зарабатывает как может.

Следующей на мне заработала обезьянка в бархатной курточке и штанишках. Мало того, что она дала себя погладить и покормить бананом (оплата по тарифу, конечно), мало того, что сфотографировалась со мной (на снимке не разберешь, где вы, где обезьяна, сообщил Роман, и в ответ на мой грозный взгляд поспешно уточнил — темно ведь!). Так она еще и сперла у меня шляпку! Мою великолепную соломенную шляпку! Эта… макака ускакала со шляпкой на дерево и никакими посулами, угрозами и командами невозможно было склонить ее к возвращению на землю. А тем паче — к возврату имущества. Под деревом собралась толпа болельщиков: часть давала советы, как спасти мой головной убор, часть проявляла солидарность с обезьяной (предков вспомнили, что ли?). Хорошо, еще ставки не начали делать.

— Какой удачный фасон! — заметил Роман, стараясь не хохотать слишком откровенно. — Шляпка просто нарасхват!

На нас полетели клочки «удачной» шляпки. Примерив головной убор так и этак, примат решил поступить по классике: «так не доставайся же ты никому!», — и начал рвать мой головной убор зубами.

Оставалось только махнуть рукой на него и на шляпу. В качестве утешения хозяин обезьянки-модницы пообещал напечатать мне фото бесплатно. А Роман — купить новую шляпку.

— Да тут осталось-то всего несколько дней, и покупать ни к чему! — с досадой бурчала я. — Ладно, переживу как-нибудь. Что за музыка?

— Где? Тут всюду музыка… А, там Зеленый Театр. Кто-то опять приехал деньгу на нас зашибать.

— Пошли послушаем где-нибудь рядом, на скамеечке.

Скамеечка с трудом, но нашлась. Мы сидели у театра, наслаждаясь теплым вечером и песнями известного певца. Теперь можно совершенно спокойно рассказывать на работе, что была на его концерте: тетки иззавидуются, выспрашивая, сколько же я потратила на билет. А я с чистой совестью могу сказать, что ни копейки, и на уточняющие вопросы буду только таинственно улыбаться — и пусть думают, что у меня на курорте все сложилось.

— Потанцуем? — неожиданно предложил Роман. Я огляделась и обнаружила, что многие парочки уже снялись с места и танцуют под последний лирический блок концерта.

— Потанцуем, — согласилась я, принимая протянутую руку. Мы танцевали и танцевали, а музыка все длилась и длилась, и мы, наконец, забыли про собственно танец.

— Я, кажется, очень срочно нуждаюсь… — пробормотал Роман, утыкаясь губами в мою макушку. Я попыталась сосредоточиться: мешали его руки, его запах, оказавшийся удивительно притягательным, его плотное горячее тело, казалось, окружавшее меня со всех сторон.

— А? В чем? — заторможено спросила я.

— В сексотерапии…

Я глубоко вздохнула и призналась:

— Я тоже…

Пауза.

— Ну тогда что… пойдем ко мне?

Так просто? А где цветы? А где страстные признания? А где комплименты, наконец?

— Ну пожалуйста, — пробормотал Роман мне в макушку. — ПОЖАЛУЙСТА.

Вы знаете, что «пожалуйста» — волшебное слово? А произнесенное на горячем выдохе, в тесных объятьях, под быстрый стук сердца, под этими чертовыми южными звездами… сдались они мне… — оказывает просто магическое действие на податливую женскую душу. И тело, конечно.

— Ну, пошли, — сказала я.

— Ну что? — спросил Роман, появившийся из ванны в едва запахнутом халате. — Жалеешь?

— О чем? — я глянула на него одним глазом — халат практически ничего не прикрывал. И это самое «ничего» было даже очень… ничего. Роман улегся на застонавшую кровать, сдвигая меня к стене. Был он расслаблен и очень доволен.

— Что столько времени потеряла? Все каких-то других мужиков искала, когда — вот он, под боком. И какой мужик!

Я едва не щелкнула его по самодовольному носу. Ах, так это у него соревновательный инстинкт включился? Как смеешь смотреть по сторонам, когда вот он я, рядышком?

— Ну-ну, — сказала в тон. — Это ты наверняка жалеешь, что весь сезон проспал да проглядел ту, в шляпке!

— Какую ту? — не понял он. — В какой шляпке?

— Ну ту, на которую ты все глаза пялил. В солярии.

— На тебя и пялил, — уверил Роман, обнимая меня покрепче. Врет, конечно, но все равно приятно.

Мы повторили «терапевтическое лечение» еще раз.

А потом еще.

Кажется, сам Роман удивился этому не меньше, чем я. Да-аа… все-таки «воздух, солнце и вода» — великая вещь. Вещи. А также двухнедельный сон на свежем воздухе под тем же солнцем и рядом с тою же водою.

"А впереди у нас три дня и три ночи, — напевала я себе под нос. — И шашлычок под коньячок — вкусно очень! И я готов расцеловать город Сочи, за то, что свел меня с тобой". Практически про нас! Разве что дома не ждет меня семья, а Романа — сыновья. Или эта песня про все курортные романы на свете?

Я стащила зубами кусок шашлыка с шампура и заметила, что Роман не сводит с меня блестящих глаз. Улыбнулась ему с набитыми щеками — со стороны наверняка напоминаю какого-нибудь мультяшного хомяка.

— Пошли обратно, — неожиданно сказал Роман.

— А?

— Пошли в номер.

— Мы же только что пришли! Я еще не поела!

— Бери все с собой, только пошли…

— Роман, ты что, сдурел?!

Он серьезно кивнул.

— Сдурел. Но если хочешь, можем где-нибудь здесь… — он завертелся, обшаривая нетерпеливым взглядом окрестности берегового кафе в поисках укромного уголка. Я, конечно, мечтала — в теории! — о страстном сексе на пляже темной южной звездной ночью… но только не в какой-нибудь тесной щели за забором. Я молча встала, скинула свой недоеденный и его нетронутый шашлык в "маечку", сунула Роману початую бутылку вина и пошла к выходу. Роман приостановился, расплачиваясь. Не подозревала, что вид женщины, поглощающей шашлык, может так воздействовать на либидо мужчины. Или шашлык для него какой-то фетиш? «Фетишист» нагнал меня, обнял тесно. Внутри меня медленно разливалось тепло возбуждения. По дороге мы еще пару раз останавливались — целовались. Длинно.

Роман, чертыхаясь, чуть не сломал дверной замок и почти втолкнул меня в номер. …Да-а-а, если жаркое солнце так действует на наших вяловатых северных мужчин, то каковы же мужики южные? На мгновение я пожалела об упущенных возможностях выяснить это на собственном опыте.

Но только на мгновение.

— Роман.

— У?

— Рома-ан!

— А?

— Пошли на море.

— Какое еще море?

Я пошлепала его по голой широкой горячей спине. Номер без кондиционера на южном курорте — это нечто! Как мы еще не расплавились, ума не приложу. Сказала назидательно:

— А вы в курсе, где вообще находитесь, мужчина? На черноморском побережье! А знаете, что это значит? Что вы на берегу Черного моря. А в море обычно купаются. Плавают. Осталось-то всего ничего, Роман, просни-и-ись!

— На черта нам это море, — пробормотал Роман в подушку, вслепую пытаясь нащупать меня рукой. — Нас и здесь неплохо кормят… Ну куда ты все время деваешься?

Я ловко увернулась.

— Ну ты как хочешь, а я пойду на море! Когда я еще на него выберусь?

— А когда ты с таким мужиком, как я?.. — Роман сделал выразительную паузу.

Я сказала небрежно:

— Ну знаешь, в одном-то городе мы с тобой всегда можем встретиться.

И принялась искать свою сброшенную как попало одежду, точно меня совершенно не интересовал его ответ. Собрав, прижала к груди и покосилась. Роман смотрел на меня хмуро. Хотя он все время смотрит исподлобья… У меня екнуло сердце. Ну и подумаешь, господи, вот еще трагедия! Не хочет встречаться — и не надо. Курортный роман и должен происходить на курорте.

— Знаешь, я хотел тебе сказать…

— А? — отозвалась я якобы невнимательно. Поднялась, накидывая на себя парэо. Роман продолжил совсем другим тоном:

— И что вы, женщины, вечно все самое интересное прячете? Дай уже полюбоваться!

— А то ты меня еще не разглядел!

— Ну, это зрелище никогда не надоедает!

— Устроить тебе стриптиз наоборот?

— Да-а-а… — Роман заложил руки за голову. — Приступайте, девушка!

— Это шоу еще надо заслужить!

— Я ли не старался?

Я сделала большие глаза:

— Когда это? Что-то не припомню!

— Ах ты… напомнить?

Я, хохоча, увернулась от его рук,

— Ну нет, вы — как хотите, а я — на пляж!

Последние два дня я упорно выволакивала Романа на берег. Когда еще выпадет возможность поплавать в море? Может, в первый и последний раз. Бассейн с хлоркой не считается. Да и когда я туда доберусь? И доберусь ли вообще? Ленива я, ленива, да.

— У меня уже голова кружится за тобой следить, — пожаловался Роман.

Я присела рядом с топчаном, выжимая мокрые волосы ему на грудь — капли на раскаленной коже только что не шипели.

— А ты не сгоришь?

— Бегаешь туда-сюда, туда-сюда! В море — в солярий, в море — в солярий! Сколько уже кругов намотала?

— Со счету сбилась. А ты, лентяй, все лежишь! — я погладила его по животу.

— Пониже, пожалуйста, — томно попросил Роман. Я показала ему язык.

— Фиг тебе! Ой, звонят!

— Женечка вспомнил? — совсем другим тоном спросил Роман.

Звонила действительно Женька. Но начала она таким странным голосом, что я сразу встала и отошла от Романа.

— Знаешь… — сказала Ягунова и замолчала. Надолго. Я подождала-подождала и сообщила:

— Напоминаю — у тебя центы на телефоне капают!

— Андрей… он…

Я покрепче прижала трубу к уху. Неужели разругались? Вот черт! Совершенно не в настроении утешать убитую горем подружку. Хотя на что тогда существуют подруги? Разделять с тобой твою радость и уменьшать твое горе… Спросила осторожно:

— Что там с Андреем?

— Он… — Ягунова тяжело и длинно вздохнула. Блин, если самая оптимистичная из моих подружек в таком трансе от разлуки с мужиком, то что тогда ожидать от нас, нытиков и истеричек?

— Он хочет, — продолжила Ягунова все тем же странным голосом, — чтоб я родила ему ребенка.

Я с облегчением выдохнула.

— Ягунова, блин! Ты — дура! Ты перепугала меня до чертиков! Блин, опять же! Я уже решила, что вы расстались! Ну? И что?

— Что — что?

— Что ты ему на это сказала?

— А что я могла ему сказать?

Я снова обеспокоилась:

— Но ты же не отказалась?

— Я? Я вообще ничего не сказала.

— Почему?

— Танюш, ну ты же понимаешь… он же… я же настолько его ста-а-арше! — заныла Женька.

— Ну и что? Я не поняла — ты что, уже не можешь забеременеть?

Пауза.

— Почему это я не могу забеременеть? — недовольно спросила Женька. — Могу.

— Тогда в чем проблема-то?

— Ну… разница в возрасте, — сказала Женя неуверенно.

— Ягунова! — буквально заорала я. — Ты дура!

Пляж заоборачивался в мою сторону. Роман приподнялся на локте и, глядя на меня, озабоченно почесал пятку.

— Правда? — с живым интересом спросила подруга. — Почему?

— Да потому что! Столько лет прожила, а ума не нажила! В кои-то веки тебе попался мужик, который хочет не только перепихнуться, но и сделать тебе ребенка! И не только сделать, но и отвечать за него и за тебя! Вот он хотел, например, ребенка от своей Леночки?

— Нет. Он тогда говорил, что еще не готов…

— Ну вот! А сейчас готов! Он сколько раз тебе замуж предлагал?

— Много раз. Да уже с первого месяца, — со слабой улыбкой в голосе отозвалась Ягунова. — С мая.

— Ну вот! А ты что? Отнекиваешься да отбрыкиваешься… Вот он и пустил в ход тяжелую артиллерию. Или ты ребенка не хочешь?

— Почему не хочу? Хочу, — уже совсем нормальным голосом сказала Женька.

— Блин! И че ты тогда выкобениваешься? Ну, может, и расстанетесь вы с ним в конце концов, а кто не расстается? Зато у тебя будет ребенок! Твой ребенок! И никого ты теперь не удивишь в роддоме своим «древним» возрастом. Это раньше «ой, старородящие, старородящие»! А сейчас — да придите, ради бога, родите бога ради хоть кто-нибудь! Вон, недавно пятидесятишестилетнюю мамашку показывали по телевизору! Вот погоди, — пригрозила я, — прилечу, я тебе ужо мозги прочищу! Немедленно говори ему, что согласна! На все!

Женька засмеялась.

— Ну да! Представляю! Сейчас у него как раз совещание, вхожу я и заявляю: «А пошли-ка все вон, мы с Андреем Юрьевичем немедленно займемся воспроизводством населения! А то прямо при вас и начнем!»

— Ой, а может, они и не против поприсутствовать! — подхватила я. — И поучаствовать! Ну что, полегчало?

— Да, Танюш. Спасибо.

— Ну вот, — с удовлетворением сказала я. — А то все ты меня уму разуму учишь!

— Я почему-то так испугалась… Не знаю. Тань, я тебя люблю.

— И я тебя люблю. Привет красавчику!

— И ты там времени на своем курорте не теряй!

— Да уж не теряю!

— Да-а-а? Ну-ка, ну-ка!..

— Приеду — расскажу. Пока!

С облегчением и сознанием выполненного долга я отключилась, повернулась — и обнаружила, что Роман стоит чуть ли не вплотную и бессовестно подслушивает разговор.

— Тебе чего надо?

— Ты тоже хочешь ребенка?

Я даже не сообразила отшутиться.

— Ну, хочу, — буркнула, проходя мимо. — И мужчину, который бы о нас заботился. Вот ненормальная, да? Ну просто дура-баба!

Роман неотступно шел за мной по пятам.

— А твой Женечка в курсе, чего ты хочешь? Вы давно… э-э-э… дружите?

— Узнает со временем, — буркнула я, собирая свои вещички. Когда заведу себе такого Женьку, конечно. Купаться мне почему-то резко расхотелось. Счастливая Ягунова! Хоть в сорок лет, но нашелся мужик, который захотел ее и ребенка от нее! Что же я такая невезучая? Мне предложение-то всего одно за всю мою девичью жизнь делали. И то спьяну. И то на следующий день про это забыли. Нет, конечно, я бы за того алкаша не вышла, но все-таки…

— А если он не захочет ребенка? — не отставал Роман.

Я покосилась с неприязнью.

— Не захочет — не надо! Другого папашу найдем! Который захочет!

Он повисел-повисел надо мной, потом присел на корточки, заглядывая снизу мне в лицо.

— А если ты вдруг от меня забеременеешь? Будешь рожать?

Я обалдело уставилась на него. Пролепетала:

— Мы же предохраняемся…

— Презервативы — девяносто пять процентов гарантии! — авторитетно выдал Роман.

— Не беспокойся, не навешаю я на тебя алиментов, — буркнула я, торопливо запихивая вещички в пакет.

Роман уселся на топчан.

— А что, вам, женщинам, все равно от кого рожать? Хоть от любимого мужика, хоть от кого вообще не знаешь?

— А еще говорят, женщины деторождением озабочены! — огрызнулась я. — Всё! Я перегрелась! Пойду к себе, посплю хоть немного.

— Иди, — равнодушно сказал он. И рухнул на свой любимый топчан.

Вот так вот.

И вся любовь курортная. Стоило произнести страшное слово: «ребенок» — и на тебе! И у мужика буквально импотенция. А еще минут десять назад был готов прямо на пляже петтинг устроить…

Но вечером Роман пришел мне доказывать, что с его потенций все в полном порядке. Доказал.

Глядя в окно, на прощально помахивающую зеленой пятерней пальму, я задумалась. И что дальше? Будем видеться, когда позволят обстоятельства в виде зазевавшейся жены, внезапного "производственного совещания" или "посещения родителей"? Встречались уже с женатиками, все наизусть знаем: хорошо если разок в две недели меня осчастливят, "кинут палку", как говорят мужики.

Или распрощаемся сразу по прибытии самолета, чтобы никогда уже не встречаться? Вполне возможен и этот вариант, решила я, глядя, как Роман движется по тесному проходу. Все хорошее имеет свойство быстро кончаться…

— Ну, — сказало «хорошее», с трудом умащиваясь рядом. Маленькая бутылочка коньяка просто тонула в его руке. Меня всегда озадачивает — куда люди, более длинноногие, чем я, пристраивают свои конечности в наших российских "ТУ" шках? Складывают в три раза, что ли? Роман уперся коленями в спинку переднего сиденья, основательно ее сдвинув. Впереди заворчали, но подняли спинку прямо. — Выпьем за удавшийся отпуск?

— А он удался?

Я прикинула: море было, солнце было, фрукты были — хоть и практически по ценам нашего неурожайного города. Секс? Был. И вполне, вполне… Роман глядел выжидающе. У кого глаза "чайного цвета", а у кого-то точно коньячного.

— Ну ладно, — согласилась я, чокаясь с ним пластиковым стаканчиком. — За удавшийся. Еще поедешь?

Он повел плечом.

— Ну… только не сюда же.

— Что, детки санаторные раздражали?

— Нет, бабы голодные.

— Другой бы радовался!

— Я не другой.

— Еще скажи — еле ноги унес, — поддразнила я.

Он ухмыльнулся.

— Не от всех. Ты ж меня поймала.

— Ну, знаешь!.. Я на тебя вовсе не охотилась!

— А кто постоянно делал мне недвусмысленные предложения?

— Какие еще предложения? Я ничего тебе не предлагала!

— Да-а? А кто то и дело говорил: хочу завести курортный рома-ан, хочу завести курортный роман?

— Я же вообще говорила, это ты сам все на свой счет принял!

— А что остается делать бедному мужику, когда его постоянно и планомерно соблазняют? Только сдаться.

— Я тебя не соблазняла! — прошипела я. Вот так всегда! Всю ответственность за начало и за конец отношений вечно перекладывают на женщину. Или он уже начал меня готовить к новым — послекурортным — временам? Сама прицепилась, сама соблазнила, чего теперь еще от меня хочешь? Никаких планов и никаких претензий? Ты же знала, что я женат! Я открыла было рот, но заметила, что глаза у него смеются, и сердито отвернулась к иллюминатору. Роман легонько подтолкнул меня плечом:

— Чего нахохлилась? Улетать не хочется?

— Хочется, — буркнула я.

— А чего тогда? Не выспалась?

— Как же, выспишься с тобой…

Он воспринял это как комплимент — откинулся на спинку сиденья и довольно замурлыкал. Так и мурлыкал все часы полета. А я тупо глядела на облака и думала, думала…

— Пристегнись.

— А?

— На посадку заходим, говорю. Пристегнись.

— Ага.

Я смотрела в иллюминатор на приближавшуюся землю — а где зелень, я вас спрашиваю, где зелень? Мы погружались в глубокую осень.

Роман глядел вниз из-за моего плеча. Помолчал, посопел и спросил:

— А что ты скажешь своему Женечке?

— Какому еще Женечке?

— Ну тому, которого ты так на море зазывала!

Я, поднапрягшись, сообразила.

— Про что сказать?

— Про то, как ты интенсивно лечилась в санатории! — с ядовитой улыбочкой подсказал Роман.

— Чего человек не знает — то ему не повредит, — проворчала я.

Роман смотрел странно.

— То есть, промолчишь? Приедешь — люблю, целую, как ни в чем не бывало?

— Нет, в ножки кинусь! — озлилась я. — Буду биться лбом об пол и причитать: «Прости меня, мой милый, я тебе немножко изменила!» Так что ли?

— Так для тебя это дело привы-ычное! — протянул Роман. — Наверное, каждый год так развлекаешься?

— Роман! Да я на море вообще первый раз, и в санаториях только в детстве бывала!

— Да? — спросил Роман с сомнением. — И что — будешь и дальше своему Женечке мозги пудрить? Или у вас такие свободные отношения? Еще, наверное, и рассказываете друг другу о своих… романах?

Он явно считал меня более раскрепощенной и сексуально активной девицей, чем я есть на самом деле. Это, конечно, слегка льстило, но тон, которым он все это преподносил… Хочет разругаться, что ли, чтобы я сама его бросила? Да и пожалуйста! Я подперла руки в боки, хотя слева мне мешала ветхая стена самолета, а справа — массивное плечо Романа.

— А чего вы это на меня так набросились, Роман Александрович? У самого рыльце в пушку, а валите все с больной головы на здоровую! Я, промежду прочим, в отличие от вас, девушка незамужняя, никому ничего не обещавшая! Лучше скажи, как ты перед своей женушкой отчитываешься, когда с курортов домой приезжаешь?

— Нету у меня никакой женушки.

— …ему, значит, все можно, а женщина должна сидеть, в окошко глядеть, когда же ее ненаглядный нагуляется… Че-го?!

Роман поморщился, но повторил:

— Нету у меня никакой жены.

Я сдулась, как проколотый мячик.

— Это куда же она вдруг подевалась?

— Не вдруг. Мы развелись. — Роман подумал и добавил. — Года два назад. Так что я тоже холостой… Только, в отличие от тебя, никто меня дома не ждет, не скучает.

— А чего ты тогда… всем нам мозги пудрил?!

— Защитная реакция. Как женщина узнает, что рядом холостой мужик, так начинается форменная охота. Да еще и мы с тобой оказались из одного города!

Я разглядывала его с недоверием: такой мужик — и до сих пор свободный? Ну точно, оч-чень осторожный!

— А что ж ты тогда со мной закрутил? Бдительность потерял, что ли?

— Да вот… расслабился. Но у тебя ведь твой Женя есть?

Значит, если бы не мой несуществующий Женя, он бы ко мне ближе чем на полметра не подошел? Типа наличие мужика — гарантия, что женщина не перекинется на его драгоценную персону? Плохо же он нас, хищных, знает!

Я скрестила на груди руки и задумалась. Дать понять, что и я свободна, сказать ему, кто такой — вернее, такая — Женька на самом деле? Наверняка Роман тут же, как вспугнутый олень, убежит от меня в самый хвост самолета. Еще и в туалете запрется до конца полета — для верности. Ну и подумаешь! Что я теряю? Я в него не влюблена… кажется. Три дня отличного секса — это, конечно, здорово и здорово — но на великую любовь никак не тянет. Ни к чему ни его, ни меня не обязывает. Слава богу, я стала это с годами понимать.

Кое-как, правда.

— Знаешь, — нерешительно начала я, — я тебе что хочу сказать насчет Жени…

— Не желаю ничего я про него слушать, — отрезал Роман. — Как хочешь с ним, так и живи. Только жалко мне мужика…

Я сузила глаза.

— Ах, жалко, значит? А что ж ты о мужской солидарности не вспоминал, когда со мной трахался?

Его аж передернуло, и я мстительно повторила:

— Да, трахался! Или ты — это совсем другое дело? Двойной стандарт для мужчин и женщин, да?

— Давай потише, а? — пробормотал он, покосившись на якобы не прислушивающихся соседей. Ох, боже ты мой, какие мы вдруг стали стеснительные!

— Я, между прочим, тоже свободная, так что нечего тут… святого из себя строить! Будешь еще мне проповеди читать!

— То есть, и правда, такие отношения, да? Никаких обязательств, никакой верности? Полная свобода?

Вот завелся!

— Нет у меня ни с кем никаких отношений!

К моему великому сожалению.

— А Женя твой?

— А Женя — моя подруга! Де-вуш-ка!

Пауза.

— И давно ты это выдумала? — с подозрением спросил Роман. — Или когда я насчет жены сказал?

Я закатила глаза. О, господи, как же мы себя ценим! Достала сотовый, нашла группу "Подруги" и ткнула ему под нос.

— Видишь?

Держа меня за запястье, Роман прочитал фамилию-имя и скептически пожал плечами.

— Ну и что? Это ничего не доказывает. Может, тебе мужик звонил, а ты мне сейчас его тезку-бабу подсовываешь?

Тьфу! Я сердито нажала номер и рявкнула:

— Ягунова!

Женька, хоть и заспанная, отозвалась моментально:

— Таня? Что случилось?

— Ты со мной разговаривала… — я в уме быстро произвела подсчет. — Шесть дней назад?

— Танька, у нас ночь на дворе, чего надо-то?

— Разговаривала или нет?

— Разговаривала!

— Я тебя просила не ездить на Красное море, а прилететь ко мне на Черное?

— Ну просила… а в чем дело-то? Ты же, вроде уже вылетать обратно должна?

— Вылетела, — подтвердила я. — Мы уже практически сели.

— А…

— Жень, я тебе потом перезвоню! В самолете разговаривать нельзя! — Я услышала в трубке недовольное бурчание: ага, ее красавчик тоже здесь! — Андрею привет! Спокойной ночи!

— Уснешь тут с тобой, — беззлобно проворчала уже совсем проснувшаяся Женька. — Мягкой посадки!

Я отключила телефон и с вызовом уставилась на Романа.

— Ну что, куда теперь от меня побежишь?

— В смысле? — спросил он через паузу.

— Все свободные женщины хотят тебя захомутать, и куда ты теперь побежишь от меня, такой свободной?

И мысленно добавила про себя "осел перепуганный". Хотя Роман комплекцией, конечно, скорее тянул на целого быка. Сосредоточенно размышлявшего быка.

— И что — совсем-совсем никого?

Ой, гляди-ка! Переварил, наконец! Я вздохнула.

— Совсем! Блин.

Хотя уж и не знаю теперь — огорчаться этому или радоваться. Если все такие… дуболомы. Я сердито забрала у него коньячную бутылочку, сердито вылила остатки в свой стаканчик, сердито выпила. И отвернулась к окну.

— Ну… — услышала через паузу — неловкое. — Это здорово.

— Это уж кому как, — пробурчала я.

Он осторожно подтолкнул меня плечом.

— Я к тому… боялся, ты не согласишься со мной встречаться, если у тебя постоянный есть. А если бы и согласилась… я не согласен тебя ни с кем делить.

Я покосилась надменно.

— Я что, похожа на женщину, которая встречается одновременно с двумя мужчинами?

Вообще-то, я восприняла это скорее как комплимент, но ему об этом знать было вовсе необязательно. Но вместо ожидаемой мольбы о прощении Роман широко ухмыльнулся.

— Да!

— Ах ты!.. — я сердито ткнула его кулаком в плечо, хотя это все равно что лупить стенку. Роман перехватил мою руку, плотно прижал к своему бедру. Сказал неожиданно:

— А давай из аэропорта сразу ко мне!

— С какой это стати?

— С такой, — он передвинул мою руку еще чуть-чуть подальше. Я заалелась как маков цвет — ох, зря он считает меня настолько сексуально раскованной, лавры самолетной Эммануэль мне точно не светят! — опасливо глянула на соседей.

— Рома-ан! Ты что, совсем сдурел?!

— Совсем, — легко согласился он. — От тебя совсем…

Роман с неохотой выпустил мою ладонь, когда мимо прошла стюардесса. Смотрел с ожиданием:

— Ну, и что ты решила?

Я улыбнулась про себя: а то он не понял. Хотя, конечно, знаем-то мы друг друга всего-ничего… дней десять?

Кажется, курортный роман продолжается. Надолго ли нам хватит летнего тепла?

Время покажет

Ведь осень еще не наступила…

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg