«Принц Голливуда»

Принц Голливуда (fb2) - Принц Голливуда [ЛП; calibre 3.35.0] (пер. Виктория Ковальчук,Книжный червь | Переводы книг | Каллихен | Коул Группа) (Парни Лагуны - 1) 874K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ким Карр

Книга: «Принц Голливуда»

Автор: Ким Карр

Главы: Предисловие + 39 глав + Эпилог

Переводчик: Виктория Ковальчук

Редактор и оформитель: Наталья Губачёва

Вычитка: Ксюша Попова

Русификация обложки: Ирина Уорд

Любое копирование и размещение перевода без разрешения администрации, ссылки на группу и переводчиков запрещено.

Аннотация:

Бруклину Джеймсу стоит быть более осмотрительным.

Этот избалованный принц, рожденный в высших сословиях голливудского общества, имеет репутацию игрока. Кобеля. Бабника.

Влюбленные фанатки — это его типаж.

Младшая сестра лучшего друга — не совсем.

Даже думать о ней в том ключе, в котором думает он — не круто.

Вовсе не круто.

И всё же она каждый раз выворачивает его наизнанку, надувая свои сексуальные губки. Возбуждает сильнее, чем когда-либо в жизни. Доводит до грани безумия.

Амелия Уотерс всегда боготворила своего старшего брата и уж точно не хочет разочаровать его.

Влюбленность в бывшего соседа ее брата — табу.

Ей это известно, но она ничего не может поделать.

Секунда под взглядом испепеляющих голубых глаз Бруклина — и возбуждение Амелии зашкаливает. Он превращает ее в трепещущий комок сексуального желания. И вскоре девушка может думать лишь о том, как бы раздвинуть перед этим парнем ноги.

Она хочет его.

Он хочет ее.

Решившись наконец поддаться своему безумному влечению, они сходятся на том, что случившееся останется между ними. Их тайный роман будет кратковременным. Без привязанностей. Без последствий. Без тяжелого расставания.

Но первая ночь умопомрачительного секса ведет к следующей, а после — к третьей. Сколько еще сможет продолжаться эта бесконечная интрижка, прежде чем о ней узнает брат Амелии? Или еще хуже, пока не появятся чувства?

Бруклин и Амелия знают, что им нужно разойтись по разным дорогам до того, как произойдет одно из вышеупомянутых событий.

Проблема заключается в том, как это сделать.

Как же всё запутанно.

***

Принц Голливуда — сексуальный, несерийный современный роман о плохом парне и запретном плоде — девушке, укравшей его сердце.

Предисловие

ПОВЕЛИТЕЛЬ ПРИЛИВОВ

Амелия

Я слушаю песню группы Spin Doctors под названием Two Princes.

Слова песни схожи с моей историей. Два принца. Одна принцесса. Выбор, который нужно сделать. И, возможно, даже «жили они долго и счастливо».

Но моя история, в отличие от сказок, не начинается со слов «Жили-были». Ох, как бы я этого хотела. Дело в том, что в моей жизни было много событий, которые сделали меня той, кто я есть сейчас. И поэтому мне нужно решить множество проблем, прежде чем я доберусь до счастливого конца. Но всё же смею вас заверить: по природе своей это будет история любви.

Должна быть.

Как и песня, она будет обо мне и...

О нем.

И о нем.

Вы, наверное, думаете, что выбирать между Мистером Правильным и Мистером Совершенно Неправильным легко, но это не так.

При свете дня всё вроде бы ясно, но сейчас, во тьме ночной, Мистер Правильный не кажется таким уж правильным, а Мистер Совершенно Неправильный не кажется таким уж неправильным.

Одного я встретила раньше другого. С одним провела больше времени, чем с другим. Теперь один готов к следующему шагу, но я не уверена насчет второго.

Ничто из этого не важно.

Главное — мое сердце, и мне нужно копнуть довольно глубоко, чтобы понять, что оно мне говорит. Двигаться вперед или идти назад. Боже, как бы я хотела знать.

Раздается трель дверного звонка.

Поспешив к двери, я открываю ее нараспашку, ожидая увидеть свою маму, отца, лучшую подругу — кого угодно, но не его.

Он стоит, улыбаясь, в его руке букет цветов. Я не успеваю даже взять цветы, как мой взгляд опускается на телефон, крепко зажатый в пальцах. На два слова, с которыми не знаю, что делать. Они от него. От другого него. Смело можно сказать, что от другого мужчины.

Это не любовный треугольник, и никогда им не был. Всё дело в выборе.

Этот.

Или тот.

Мистер Правильный или Мистер Совершенно Неправильный.

Не отвечая на сообщение, я смотрю на лицо этого мужчины, затем снова на экран.

Кого мне стоит выбрать?

Так я и стою, колеблясь, а мой разум возвращается к тому, как всё начиналось. Как так получилось, что, разыскивая того самого, я нашла двух мужчин в течение двадцати четырех часов.

Два принца, и только одному из них суждено стать моим.

Глава 1

СВИДАНИЕ ВСЛЕПУЮ

Амелия

Существует распространенное заблуждение, что принцип «будь собой» подходит ко всем ситуациям.

Неправда.

Да, давать ложное представление о том, кто ты, неправильно, но доставать скелеты из шкафа на свидании вслепую — не лучшая идея. Цель этого события заключается в том, чтобы представить лучшую версию себя.

Правильно?

С этой мыслью на уме я гордо и самоуверенно пялюсь на золотые двери клуба, который однажды был словно вторым домом для моего брата. Отгоняя воспоминания о нем, как и хорошие, так и плохие, я делаю вдох и захожу внутрь.

Я могу это сделать.

Клуб «Гриффин» забит до отказа. Люди теснятся от стены до стены. Каждый человек с какой-либо репутацией в этом городе сейчас здесь, потому что тут происходит всё самое интересное. Вечеринки. Веселье. Кто знает, вдруг здесь можно даже переспать с какой-нибудь ищущей приключений знаменитостью, если вам такое нравится.

Я протискиваюсь через толпу под сверкающими под потолком стеклянными канделябрами.

Поверить не могу, что делаю это.

После предыдущей катастрофы на свидании вслепую с жутким парнем, который хотел пососать мои пальцы на ногах, я зареклась участвовать в этом снова.

И всё же я здесь. Мой живот скручивает от нервов, а сердце наполнено большей надеждой, чем следовало бы в подобной ситуации.

Мистер Правильный должен быть где-то здесь.

В конечном счете, в этом мире для каждого человека есть вторая половинка. Ну, или я просто повторяю себе это каждый раз, когда Мистер Правильный оказывается Мистером Совершенно Неправильным.

Может показаться, что я всегда в поиске мужчины, но это не так. Просто в двадцать пять я больше не хочу тратить время на того, кто не понимает меня, или кого не понимаю я. Я хочу найти — и, да, я скажу это — того, кто дополнит меня.

Любители вечеринок и гуляки подкатывают ко мне на каждом шагу. Я оглядываюсь снова и снова, изучая народ. Бархатные скамьи заняты парами, сующими языки в глотки друг другу; девушки оживленно болтают, поправляя прически, а мужчины дают друг другу «пять», когда мимо них проходят женщины, вызывающе качая бедрами.

Я уже и забыла, как весело бывает в подобных местах, так что немного замедляюсь, чтобы внимательнее всех разглядеть.

Одна женщина упирается бюстом в грудь мужчины и смотрит на него, хлопая ресницами. Другой парень сжимает ягодицы еще одной девушки, которая впоследствии резко разворачивается и дает ему пощечину. В одной из кабинок какая-то пара зажимается, словно порно звезды.

Хлопок по плечу заставляет меня развернуться, и я гадаю, стоит ли мне ударить кого-то или моя пара нашла меня раньше, чем я ее.

— Ты, случайно, не младшая сестра Брэндона Уотера? — спрашивает незнакомец.

Стоящий передо мной парень высокий. Очень высокий. У него угольно-черные волосы и голубые глаза. Лишь посмотрев на него, я понимаю, что он не моя пара. Но его сережка, дизайнерские джинсы и невероятно дорогая кожаная куртка не вызывают сомнений, что он был одним из друзей моего старшего брата.

— Да, это я, — отвечаю я.

Он фыркает и принимается изучать меня. Цвет голубых глаз постепенно пропадает под расширяющимися зрачками. Этот взгляд прекрасно мне знаком.

— Я так и думал. Хотел поздороваться. Мы с Брэндоном классно проводили время вместе. Мне его не хватает. Он был одним из лучших людей, которых я знаю.

Я понимаю, что улыбаюсь. Таков был Брэндон. Огромный шар веселья. Все любили моего старшего брата.

— Фигово то, что с ним произошло, — добавляет парень.

Моя улыбка тут же исчезает, и мне приходится сжать руки в кулаки, чтобы унять дрожь.

Воспоминания о передозировке Брэндона еще свежи, хоть и прошло уже почти три года с тех пор, как я нашла его без сознания в его кровати. В руке он держал иглу, а одет был в костюм, словно ему была необходима доза перед работой. Я позвонила в 911. Его не успели доставить в больницу. Мертв по прибытии. Никогда еще три слова не ранили так сильно.

Тот день изменил мою жизнь.

Мой брат Кемден дольше всех не мог простить его, но сейчас, кажется, отпустил свою злость.

Я же, с другой стороны, не могу ничего отпустить. Всё в этом городе напоминает мне о нем, поэтому я не могу перестать думать о Брэндоне и обо всех если бы.

Если бы я приехала туда раньше.

Если бы я знала.

Если бы он рассказал мне о своей зависимости.

Если бы.

Если бы.

Если бы.

Но опять-таки, почему я никогда не замечала, насколько он зависим? Слишком занятая своей жизнью, я не обращала на это должного внимания. Колледж значил для меня свободу, и свобода дала о себе знать — громко и четко.

Будучи ошеломленной, я заставляю себя снова улыбнуться парню, стоящему передо мной.

— Да, фигово, это уж точно.

Фраза может показаться язвительной. Я этого не хотела. Просто слова, которые должны облегчать боль, не всегда могут сделать это.

— Я не это имел в виду, — отвечает он. В его голосе тоже слышится колкость.

Взяв его за руку, я смотрю ему в глаза.

— Нет, я понимаю. Я тоже скучаю по нему.

Парень качает головой, словно я каким-то образом разочаровала его. Словно я сучка, которая не понимает. Я понимаю, ладно? Понимаю.

— В любом случае, был рад встретиться, — неловко говорит он и уходит, вероятнее всего, к группке других людей, которые, несомненно, тоже любили Брэндона.

Мгновение я наблюдаю за ним.

Ностальгируя.

Я не хочу, чтобы нахлынувшие воспоминания повлияли на сегодняшний вечер.

Стикер на двери в мою спальню с запиской от Брэндона: «Мне понадобился твой ноутбук. Верну утром первым делом».

На ноутбуке была моя научная работа.

И она была нужна мне.

Следующее утро и — сюрприз-сюрприз — отсутствие Брэндона.

Моя злость.

Телефонный звонок и ярость, когда он не ответил.

То, как я рванула в девять утра к нему домой и вошла в квартиру, выкрикивая, какой он безответственный, озлобленно схватила свой Макбук с дивана и почти ушла, но остановилась на минутку, чтобы заглянуть к нему в спальню... и нашла его.

Такого неподвижного.

Такого холодного.

Безжизненного.

Сделав глубокий вдох, я оглядываюсь и выдыхаю вместе с воспоминаниями. Воспоминаниями о трех детях семьи Уотерс. Мы называли себя АБК. Амелия, Брэндон и Кемден.

Это был любимый клуб Брэндона. Видите, на всем в этом городе есть его отпечаток. Он с семнадцати лет проскальзывал сюда. Мне еще не было четырнадцати, когда я в первый раз услышала, как он говорит об этом месте. Я слушала и думала, как весело было бы сходить с ним сюда.

Я просила.

Молила.

Он не позволял мне.

На самом деле, они с Кемденом никогда не разрешали мне сходить даже в бар. Говорили, что расскажут отцу, если я ослушаюсь. И я слушалась до того дня, когда мне исполнился двадцать один год.

Выпивка была не единственным, что запрещали мои старшие братья.

Отношения с парнями в старшей школе тоже были испытанием.

Каждый из них по-своему защищал меня, но вместе они могли отпугнуть от меня любого ухажера.

Оглядываясь назад, я даже радуюсь, что они были такими.

Я скучаю по этому.

Отгоняя грусть, я беру камеру — пользуюсь настоящим фотоаппаратом, а не приложением на смартфоне — и фокусируюсь на неоновой вывеске, прежде чем начать фотосъемку.

Захват.

Щелчок.

Поиск.

Я теряюсь за объективом. Забываю, кто я. Забываю о том, что произошло с Брэндоном. Забываю о том, что Кемден покинул Нью-Йорк. Даже отгоняю мысли о том, кем хотела бы быть.

«В другой жизни», — говорю я себе, как делаю это всегда.

Пронзительный крик вынуждает меня опустить камеру и оглядеться. Думаю, в том углу может быть Джастин Бибер. Да, судя по толпе девушек, вьющихся вокруг него и выкрикивающих его имя, так оно и есть. В их глазах сияют звезды, а сердца вскоре будут разбиты, но они об этом не знают.

Звучит цинично, но так оно и есть.

Реальность не цинична.

В реальности ты тоже не думаешь, что встретишь любовь всей своей жизни в баре.

Так вы спросите, что я здесь делаю?

Отвечу — я почувствовала то, что называется надеждой, и не смогла это проигнорировать. Произошло это, когда Картер Кинкейд, мой лучший друг, произнес ужасающую фразу:

— У меня есть для тебя идеальная пара.

Да, я закатила глаза. Словно не слышала этих слов миллион раз. И всё же подумала: а что, если я откажу, и именно эта лягушка окажется принцем? Парнем, которого я ищу на остаток жизни.

Единственным.

Моим единорогом.

Мой внутренний пессимист не спешил воспользоваться возможностью. Понадобились убеждения и небольшой подкуп со стороны Картера, чтобы я наконец сдалась и сказала «да».

Привлекательный. Вьющиеся каштановые волосы. Хорошее телосложение. Выше среднего роста. Так мой лучший друг описал парня, с которым я сегодня встречаюсь.

Ну, серьезно, может ли описание быть более общим?

Изучая комнату, я надеюсь отыскать Картера и, вероятно, свернуть ему шею, прежде чем найду свою пару, потому что я могла обойтись и без этой массовки. Мне ни за что не найти кого-то знакомого сегодня, не говоря уже о том, кого я никогда не встречала.

Щелчок.

Захват.

Поиск.

Я делаю еще несколько фото.

Глядя в затвор объектива, я ищу перспективного бейсболиста «Янкиз», который должен стать моей парой.

Учитывая описание «высокий, привлекательный и темноволосый», мои шансы найти его приближаются к нулю.

К счастью, я заранее поискала его в социальных сетях, потому имею представление о том, как он выглядит.

Щелчок.

Захват.

Поиск.

Дам себе пять минут и, если не найду его за это время, свалю отсюда.

Проталкиваясь через толпу, я останавливаюсь на лестнице и смотрю вниз. К своему удивлению, в море черных смокингов и ушитых серебряными пайетками платьев, я замечаю у бара питчера «Янкиз». Но опять-таки, кто его не заметил бы? Его голубая бабочка достаточно яркая, чтобы осветить весь Манхэттен.

Кстати, она очень милая.

Чувствуя небольшую нервозность, я опускаю камеру и медленно направляюсь к нему.

Я пытаюсь грациозно спуститься по лестнице в более коротком, чем обычно, платье и более высоких, чем обычно, каблуках.

Не упади, не упади, не упади.

Картер сказал новому соседу брата его нового бойфренда, что на мне будет розовое модное платье с золотым жгутом вокруг шеи, большой золотой браслет выше локтя, а также я буду украшена большим фотоаппаратом, висящим на шее.

Это лучшее описание для поиска пары на свидании вслепую. Да и слава мне, что удалось найти подобное платье в винтажном магазине в Виллидж.

Оно фантастическое.

Неудивительно, что я привлекаю взгляд восходящей звезды бейсбола, как только мои золотые винтажные каблуки касаются мраморного пола.

Это всё камера.

Как можно было ожидать, он сидит, оглядываясь через плечо. Даже прекратив поиски, он выглядит неуверенно. Чтобы убедить парня в том, что он ищет меня, я постукиваю по камере. И тут же его лицо озаряется улыбкой.

Отлично, это хороший знак.

Когда я приближаюсь, он встает с табурета и направляется ко мне, чтобы поприветствовать.

Хорошие манеры.

Его карие глаза фокусируются на мне. Я нервно улыбаюсь ему.

— Лендон Риз?

На что он мило отвечает:

— Виновен.

Пока всё идет хорошо.

— Амелия Уотерс? — спрашивает он, словно всё еще сомневаясь, что я его пара на вечер.

— Виновна, — повторяю я с улыбкой, которая придает мне больше храбрости.

Его ухмылка становится шире.

Очарованная ею, я смотрю на его красивое лицо. Разглядываю квадратную челюсть, точеный нос, локоны кучерявых волос, спадающих на его брови самым сексуальным образом, и в голове возникает единственная мысль — он не лягушка.

Глава 2

СКАЖИ ЧТО-НИБУДЬ

Амелия

Существует три этапа свидания вслепую.

Первая и определенно самая сложная стадия — это приветствие. Вторая — само свидание. И третья, ну, это поцелуй на прощание.

Я чувствую тепло и легкое головокружение, потому что мы с Лендоном успешно прошли первый этап. До того момента, как он тянется, чтобы обнять меня, а я хочу похлопать его по предплечью, и в итоге он прижимает мою руку к груди, а камера теперь вжимается мне в ребра.

Неловко.

И становится только хуже, когда я ощущаю запах его одеколона — Том Форд Табак-ваниль — точно такой же, каким пользуется мой отец. Вместо опьяняющего впечатления, которое он должен производить на женщин, я чувствую, как уменьшается мой энтузиазм и желание находиться здесь.

Всё проходит не так хорошо, как я подумала изначально.

— Счастливого Нового Года! — кричит он мне на ухо, всё еще обнимая меня.

— Счастливого Нового Года, — отзываюсь я эхом, пытаясь выбраться из его мускулистой хватки.

Отпустив меня, парень опускает руку мне на попу, растопыривая пальцы, словно желает обхватить всю ягодицу.

Воу!

Он слишком агрессивен для этой стадии нашего свидания. Ему стоит притормозить. Очень притормозить.

— Пойдем, куплю тебе выпить. Потом можем потанцевать, — говорит он, уже подгоняя меня к бару своими большими ладонями.

Потанцевать?

Я не танцевала со времен смерти Брэндона. Наверное, мне стоит оставить эту информацию при себе. Да, вероятно не стоит говорить ему, что мой мертвый брат всё время танцевал, и теперь, скорее всего, танцы напомнят мне о нем. А значит, мне станет грустно.

Дай шанс этому свиданию.

С этими мрачными мыслями я улыбаюсь Лендону, избегая болезненной темы, и хватаюсь за камеру, словно она — мое защитное одеяло.

— Конечно, я не против выпить.

Картер настоял на том, чтобы я пришла сюда сегодня, потому что ему кажется, что с тех пор, как меня повысили прошлым летом, я слишком много работаю и мало общаюсь с другими. Чтобы подсластить пилюлю, он попросил меня сделать фотографии для его стоковой фотогалереи.

Мой лучший друг знал, что я не откажусь от возможности сделать пару снимков.

Пугает то, насколько хорошо он меня знает.

Мы встретились на первом курсе в Нью-Йоркском университете на начальном курсе фотографии, и наша любовь к фотографии и всему, что относится к шестидесятым, связала нас с первого «привет».

Тогда я еще была наивной и думала, что отец позволит мне построить карьеру, о которой я мечтала с одиннадцати лет, когда получила свою первую камеру — работать на такие издательства, как «Роллинг Стоунс», «Космополитен» или даже «Нэшионал Географик», фотографировать людей для журналистов, чтобы они могли рассказывать их истории публике.

Тогда я также думала, что могу вернуться во времена, когда «мэшд потейто1» означал танец, а не картофельное пюре.

Ничто из этого не было реально.

И всё же мечтать никто не запрещает. Мой дедушка по материнской линии подарил мне эту камеру с запиской: «Не забудь запечатлеть все действительно важные моменты». Он умер год спустя. К сожалению, «запечатление моментов» — по крайней мере, профессионально — не было частью моего будущего, так как я Уотерс. И, как любой другой Уотерс до меня, я была обречена на обучение в Колумбийской бизнес-школе, чтобы получить степень магистра по бизнес-администрированию и однажды возглавить «Уотерс Групп».

— Чего желаешь?— спрашивает меня Лендон, когда мы подходим к бару.

Я забираюсь на единственный свободный барный стул и таким образом вынуждаю его убрать руку с моей пятой точки.

— Думаю, я буду космо.

Высокая барменша в очках в форме песочных часов практически подбегает к нам, чтобы незамедлительно уделить внимание новому игроку «Янкиз». Если спросите меня, то, думаю, грудастая блондинка надеется не только на большие чаевые.

— Еще один джин с тоником? — мурлычет она.

Лендон награждает старательную женщину такой же улыбкой, какой поприветствовал меня, и наклоняется, чтобы проговорить:

— Да, звучит неплохо, и космо для моей леди.

То, как он произносит «л» в слове «леди» заставляет меня забыть о схожести в его приветствии со мной и барменшей, вместо этого вызывая мурашки по спине. Интересно, что еще он умеет делать этим языком?

Боже, мои эмоции сегодня просто вышли из-под контроля.

Скачут вверх.

Вниз.

Еще немного, и они вовсе разойдутся в разные стороны.

Если вы еще не поняли, у меня давненько не было секса. Год, если быть точной. В прошлый канун Нового Года Даррен, мой парень, с которым мы были целый месяц, порвал со мной после нашей случайной встречи с его бывшей на одной из вечеринок. Оказалось, он понял, что им суждено быть вместе.

Пофиг.

Просто очередная лягушка в длинной очереди, которая оказалась жабой вместо принца.

Когда барменша начинает смешивать напитки и разливать их, Лендон обращает свое внимание на меня, а после на мои колени — точнее на полоски бежевого атласа по верхней части моих чулок.

Понимаете, когда я села, платье слегка задралось, и незаметно оттянуть его вниз просто невозможно.

Его взгляд прожигает меня в том направлении.

Что ж, значит, сделаю это заметно. Его взгляд не отрывается от моих ног, когда я слегка приподнимаюсь и оттягиваю платье вниз, ну, или пытаюсь.

Тщетно.

Лучше не становится.

Платье просто слишком короткое.

Но в итоге мои тоненькие кружевные трусики трутся о тело. И, как вы можете догадаться, именно там. Не думаю, что мне вообще стоило надевать эти маленькие трусики, потому что теперь я возбуждена, и не обязательно из-за моей пары. Я еще немного ерзаю, чтобы поправить их.

Видимо, этим большим карим глазам нравится мой танец на стуле. Ну конечно, это нельзя назвать настоящим танцем, но мои бедра то и дело движутся взад-вперед. И да, я действительно была в стрип-клубе, поэтому знаю, о чем говорю.

Секси-леди за баром подает нам наши напитки.

— Держите. Космо и джин с тоником и дополнительным лаймом.

Лендон переводит свое внимание на нее.

Меня спасла блондинка.

Аллилуйя.

Я быстро наклоняюсь вперед и тянусь к своему бокалу, после чего выпиваю всё залпом, что для меня нехарактерно.

Так неженственно.

Моя мать была бы в шоке. То есть если бы мы общались с ней, и меня волновало ее мнение, но мы не особо ладили после того, как она бросила моего отца ради более молодого мужчины.

Однако после разговора о брате с тем идеальным незнакомцем и моей странной нервозности, мне и вправду был нужен алкоголь, чтобы успокоиться.

Слегка удивленный тем, как быстро я осушила свой бокал, Лендон пялится на меня, подняв свой напиток в воздух, словно собирался произнести тост.

Упс.

— Прости, я очень хотела пить, — вру я.

По своей природе я не лгунья. Совсем нет. Но эта маленькая ложь во благо, чтобы не раскрыть все мои грязные секреты.

Это так мило, он просто смеется в ответ.

И тут я решила, что он мне нравится.

Барменша вздыхает и незамедлительно смешивает мне еще один космо. Лучше бы сразу два. Ну и что, что сегодня вечер среды. Сейчас канун Нового Года или как?

Подвинувшись к краю стула, я в процессе еще раз поправляю платьев. Миссия выполнена. Хотя бы пока. Ну, или пока я снова не пошевелюсь.

— Что-нибудь еще? — спрашивает барменша.

Лендон снова отзывается на этот приторно-сладкий голосок, и, отрицательно ответив на ее вопрос, быстро платит за наши напитки. Затем, слегка повернувшись, он становится ко мне лицом, опершись бедром на барную стойку.

— Итак, Амелия... — он позволяет моему имени повиснуть в воздухе.

Не способная скрестить ноги из-за страха снова потерпеть неудачу с нарядом, я медленно разворачиваю свой стул по направлению к нему.

— Лендон, — улыбаюсь я, заполняя тишину.— Слышала, ты в городе недавно.

— Да, так и есть. Я здесь новенький. На самом деле, я переехал сюда из Атланты на следующий день после Рождества.

— Разве весной тебе не нужно возвращаться на юг для тренировок?

Он кивает.

— В Тампу. Решил, что лучше переехать, пока у меня есть еще хотя бы месяц не слишком напряженных тренировок. Так как я новобранец, мое время мне не принадлежит, — последнюю часть он говорит с улыбкой, словно ему нравится не иметь свободного времени. Любит свою работу. Это так заводит.

Я приподнимаю бокал.

— Что ж, Лендон, добро пожаловать в Нью-Йорк. Что думаешь о нем?

Он чокается своим джин-тоником с моим космо, и его карие глаза оценивают каждый сантиметр моего тела.

— К сожалению, я еще не видел город. Всю неделю готовился к тренировкам. Может, ты устроишь мне экскурсию, прежде чем я уеду во Флориду?

Сделав больше одного глотка своего фруктового коктейля, я киваю и улыбаюсь.

— Да, конечно. С удовольствием.

Хорошо, отлично. Мы на правильном пути.

Медленная улыбка Лендона согревает, и это чувство распространяется у меня между ног.

Изгиб его рта вынуждает меня смотреть на его губы. Гадать, какие они на вкус. Как будут ощущаться на разных частях моего тела.

— Так тест закончился?

Я не перевожу взгляд, даже когда спрашиваю:

— Что? — поверх бокала с космо.

— Тест на жабу.

Когда его слова доходят до меня, я пытаюсь продолжать улыбаться, но не могу сдержать страх, и моя челюсть падает.

— Раз ты уже согласилась на второе свидание, то, полагаю, я его прошел, — смеется он, поворачиваясь в сторону, чтобы показать свой профиль, затем в другую сторону, и наконец, смотрит снова на меня.

Пытаясь не выплюнуть свой напиток, поскольку я и так уже покраснела с головы до пальцев ног, мне удается каким-то образом выдавить ответ:

— Вообще-то, не на жабу, а лягушку.

Он щелкает пальцами и указывает на меня.

— Точно, лягушка превращается в жабу, если ты отшиваешь его. Как карета Золушки, которая превращается в тыкву.

Я подбираю свою челюсть с пола.

— Картер рассказал тебе о моей теории?

Парень рядом с Лендоном освобождает стул, и Лендон занимает его место, делая глоток своего напитка, после чего смотрит на меня.

— Если честно, Картер рассказал своему парню, который рассказал своему брату, который рассказал мне.

Из моего рта вылетает смех, и единственным возможным для меня ответом на эту совершенно постыдную утечку информации остается шутка.

— Вот это фраза. Попробуй сказать ее в десять раз быстрее.

Лендон очень привлекательный, и я не могу не смотреть на его рот, когда он засасывает кубик льда, жует его, а после прочищает горло.

— Была не была, — говорит он. — Картер рассказал своему парню, который рассказал своему брату, который рассказал мне, что ты ходила на свидание со многими лягушками, которые оказались жабами, — подняв палец вверх, он делает паузу. — Картер рассказал своему...

Я хватаю его за палец и опускаю его.

— Шучу. Я просто пошутила.

Лендон поворачивает стул так, чтобы встретиться со мной напряженным взглядом.

— Знаешь, я бы с легкостью мог это сделать.

Ладно, он забавный и нравится мне.

— Эй, красавица! Вот ты где.

Не успеваю я, флиртуя, ответить Лендону: «Уверена, что можешь. На самом деле, думаю, ты способен сделать всё, что придет тебе на ум», как этот знакомый британский акцент заставляет меня развернуться на стуле.

Покойник. Картер – покойник.

Именно в тот момент, когда я поворачиваюсь и понимаю, что верх моих чулок снова виден, Картер решает сфотографировать меня на свой первоклассный Никон. Вспышка ослепляет меня, и я теряю равновесие, в то же время пытаясь оттянуть платье. Прежде чем успеваю остановиться, я соскальзываю со стула.

Падаю.

Падаю.

Падаю прямо на пол.

Это ведь не происходит на самом деле?

— Ты в порядке? — оба, Картер и Лендон, спрашивают в унисон.

Убрав волосы с глаз, я смотрю на них, совершенно смущенная.

Серьезно, что может быть хуже этого?

Картер по обыкновению ведет себя как джентльмен и протягивает руку. Но Лендон подхватывает меня под попу — конечно же — и поднимает на шатающиеся каблуки прежде, чем я успеваю схватить руку Картера.

Теперь, стоя на ногах, я оттягиваю платье, прикрывая непристойные части, которые могли видеть все, кто сидел там.

К счастью, на полу оказалась я одна.

Расправляя плечи, я смотрю на двоих парней, которые уже забыли о моей неудаче и представляются друг другу.

Алло. Привет! Что насчет меня?

Лендон протягивает руку Картеру.

— Много слышал о тебе.

Картер отвечает взаимностью.

— Надеюсь, не только плохое.

Мой небольшой инцидент уже совершенно забыт.

Ладно, это к лучшему.

Хватит стыдиться.

Лендон качает головой.

— Нет, чувак, совсем нет.

О, нет. Картер так легко не отделается. Я бью его.

— Ауч.

— Упс, — говорю я и делаю глоток коктейля.

Настороженно кивнув, он смотрит на меня.

— За что это?

Я игнорирую его вопрос, улыбаюсь и говорю:

— Перед тем, как ты появился, мы с Лендоном обсуждали, какой у тебя длинный язык.

— У меня? — спрашивает он невинно, для пущего эффекта ударяя себя в грудь.

— Да, у тебя, — отвечаю я и на этом закрываю тему.

Поговорим об этом позже. Мы с ним определенно проведем беседу о том, что ему позволено, а что запрещено говорить своему новому бойфренду. И особенно о правиле «друзья превыше любовников», которое ему уже должно быть известно.

— Итак, — говорит ему Лендон, — ты сегодня пришел сделать пару фото?

— Да, фото с вечеринок популярны в моей галерее.

— Не сомневаюсь, — улыбается Лендон.

— Ладно, мне пора бежать. Просто хотел поздороваться, — говорит Картер.

— Может, сначала выпьем?— предлагает Лендон.

Отказываясь от предложения, Картер поднимает камеру.

— Сегодня работаю, не могу, но вы двое веселитесь.

Практически забыв о том, что должна помогать ему, я поднимаю свою камеру.

— Я сделала несколько хороших снимков на улице, когда приехала, и несколько внутри. Пришлю тебе завтра.

— Чертовски круто, — говорит он, снимая с шеи мой фотоаппарат.

— Эй, что ты делаешь?

— Забираю его. Завезу завтра к тебе в квартиру. Не беспокойся, красавица.

Я в замешательстве склоняю голову на бок.

— Я уже достаточно наснимал. Скоро буду уходить, встречаюсь с Эли у него.

Понимая, что моя работа здесь была просто прикрытием, чтобы вытащить меня сюда, и теперь она окончена, я приподнимаю бровь.

— Для полуночного поцелуя, наверное?

Картер легко смущается при разговоре о чем-либо, касающемся секса, при посторонних. Это всё его британские манеры. Сложно воспринимать фасад, за которым он скрывается. Он совершенно не такой. У него целыми днями может работать порно канал. И раз я это знаю, то сдержаться не могу.

— Может даже для небольшой новогодней групповушки?

Картер встречается с Эли всего две недели, и им еще предстоит сделать это. Картер обычно не ведет себя, как я. А точнее, он не ждет, прежде чем переспать с кем-то. Не придерживается правила трех свиданий, как я, или вообще каких-либо правил, раз на то пошло. Однако с Эли он не спешит. Думаю, парень ждет идеального момента.

Как романтично.

Прищурившись, Картер смотрит на меня.

— Нельзя знать, что принесет ночь.

Я улыбаюсь ему и целую в щеку, затем шепчу:

— Да, предугадать нельзя.

Картер улыбается.

— Я наберу тебя позже.

— Не забудь.

Затем он кивает Лендону.

— Веди себя правильно с моей девчонкой, — говорит он, прежде чем оставить нас двоих.

— Он, кажется, отличный парень, — комментирует Лендон, когда Картер скрывается из виду.

— Да, так и есть. Лучше всех, — соглашаюсь я, возвращаясь на свое место у бара.

Лендон тоже присаживается и наклоняется поближе ко мне.

Достаточно близко, чтобы вместо его одеколона, я могла ощутить джин, который он пил, а также уловить запах его мыла. Чистый и свежий. Спорю, что это «Ирландская Весна». Если игнорировать витающий запах табачного одеколона, пахнет он очень приятно. Внезапно я ощущаю дикое желание облизать его.

Это всё алкоголь.

— Итак, Амелия, — начинает он, снова делая паузу.

Нервно улыбаясь ему, я смотрю на него и, клянусь, чувствую, как мой клитор пульсирует с таким неистовством, что приходится сжимать бедра.

— Итак, Лендон, — смущенно отвечаю я.

Он проводит языком по нижней губе, отчего та теперь блестит.

— Расскажи, что больше всего любишь делать в этом городе.

Скрещиваю ноги, точно осознавая свои действия, и начинаю рассказывать о Метрополитен-музее, Центральном парке и всех тайных местах, куда я сбегаю фотографировать.

Его взгляд снова обращен к моим ногам, а зрачки становятся всё шире и шире с каждым моим словом.

Так мы переходим ко второму этапу нашего свидания вслепую, и, говоря словами моего лучшего друга... всё идет чертовски хорошо.

Или как сказал бы мой брат... офигенно.

Глава 3

ДРЯННЫЕ ДЕВЧОНКИ

Амелия

Путешествие в «позолоченный век» в клубе «Гриффин» — давняя и любимая традиция любителей ночной жизни среди элиты Нью-Йорка. Богатые и знаменитые волки с Уолл-Стрит, топ-модели и голливудские магнаты любят заряженную яркими эмоциями роскошную атмосферу. Как и их сыновья и дочери, естественно.

Спустя полтора часа и четыре коктейля, я понимаю, что пытаюсь сделать с Лендоном то, чего давно не делала.

Потанцевать.

Мое волнение десятикратно увеличивается, когда Лендон пробивает путь через толпу и ведет меня наверх.

На основном этаже толпа такая, что и яблоку негде упасть. Танцпол находится в задней части клуба и для того, чтобы добраться туда, понадобится время.

И это хорошо, потому что мне не помешает собраться с силами.

Проходя мимо встроенных в стены диванчиков, я понимаю, что изучаю лица сидящих. Большинство я не узнаю. И хоть некоторые мне знакомы, понятия не имею, откуда именно.

Думаю, один из них — знаменитый диджей, крутящий пластинки, или что там сейчас делают диджеи. Оу, а в том углу, кажется, сидит Эд Вествик. Я встречала его однажды, когда возле моей школы снимали «Сплетницу». Ой-ой, а на танцполе, похоже, Дженсен Эклз. Хотя не стану утверждать точно. Меня и вправду не интересуют телесериалы про сверхъестественное. Предпочитаю комедии или драмы, так как люблю посмеяться. Ненавижу реалити-шоу. А еще люблю пересматривать повторы старого «Бэтмена».

А вот фильмы и голливудские актеры — это уже совсем другая история. Мне нравится смотреть все жанры, начиная от романтических комедий и заканчивая страшными триллерами. Я не привередничаю, но соблазнительное кино шестидесятых — мое любимое.

Внезапно запах одеколона Лендона становится сильнее. Аромат табака практически душит меня, приходится задержать дыхание.

Но когда мой взгляд падает на знакомое женское лицо, я забываю о запахе, витающем в воздухе. Она не знаменитость и не какая-то «шишка», а скорее волчица — такой титул подходит ей идеально. Хотя я предпочитаю использовать термин «снежная королева», когда дело касается ее. Моя коллега, по совместительству бывшая девушка моего брата, Кемдена, сидит, откинувшись на бархатную подушку, а какой-то парень, лица которого я не вижу, уткнулся ей в шею.

Мне никогда не нравилась Ванесса.

Никогда.

Я избегала ее, когда она была с моим братом, а теперь всеми силами игнорирую ее в офисе. К счастью, «Уотерс Групп» — большая компания, и мы редко натыкаемся друг на друга.

Для меня загадка, как Ванессе удалось завоевать сердце Кемдена и подружиться с Брэндоном. Никогда этого не понимала.

И всё еще не понимаю.

Слава Богу, Кемден наконец образумился и разорвал с ней отношения. Но произошло что-то серьезное, потому что он не просто расстался с ней, но и уехал из Калифорнии. Причиной разрыва он назвал несовместимость. Я знала, что за этим скрывается что-то большее, но не стала давить и выяснять. Он был достаточно расстроен. Кроме того, это всё равно не мое дело.

А учитывая поганое состояние нашей сломленной семьи, я не могла винить его в переезде, поскольку и сама много раз думала об этом. Просто не хватало смелости бросить отца одного.

Ее ярко-зеленые глаза встретились с моими. Ванесса красивая: высокая и стройная, с темными волосами и уверенностью, которая заставляет мужчин становиться перед ней на колени.

Серьезно, я не понимаю этого. Как только она открывает свой рот, ее противный характер должен вырывать мужчин из ее гипнотических чар.

Но этого не происходит.

Как я уже сказала, я этого не понимаю.

Зал освещают золотые и серебряные лучи. Со всех сторон летят конфетти. Кажется, комната кружится. Нет, это моя голова. Чувствуя нужду восстановить дыхание, я хлопаю Лендона по плечу. Когда он оборачивается, говорю, что мне необходимо в дамскую комнату. Отведя меня туда, он останавливается в конце холла и облокачивается на стену. Я улыбаюсь ему и чмокаю в щеку, после чего пробираюсь к пункту моего назначения.

Увидев Ванессу с другим парнем, я вспомнила о том, что хотела запереть в самом дальнем комоде. Напоминания о моей реальности.

О том, что Кемден уехал.

Что Брэндон мертв.

Что мои родители в разводе.

Что я едва разговариваю с матерью.

И что мне на самом деле не нравится моя работа. Правда в том, что я согласилась на эту должность, потому что не хотела разочаровывать отца, а не потому, что хотела там работать. Но я была вынуждена. Мой отец уже многое потерял, и я не собиралась подводить его и заниматься чем-либо, кроме работы на «Уотерс Групп».

Оказавшись в окружении пафосного интерьера уборной, я делаю один вдох, второй, третий и четвертый. Успокоившись, плещу воду на щеки, шею и внутреннюю часть кистей.

Нанесение блеска для губ и припудривание носа ничего не меняет. Вид у меня ужасный. Попытки привести в порядок прическу, которая к этому времени уже совершенно безнадежно испорчена, тоже ничем не помогают.

Кудри нынче в моде. Ну или я что-то такое слышала.

Пару секунд вожусь с прядью, которая сильно выбилась вправо, и убираю за уши несколько локонов длиной до плеч. Я подумывала о том, чтобы подстричь их еще короче, как однажды сделала Твигги, но с моим объемом и кудрями я буду больше похожа на декоративный куст шалфея, чем на девушку.

Бросив попытки привести свою внешность в норму, я опираюсь ладонями о столешницу и смотрю на свое зардевшееся отражение в зеркале.

Это лицо потерянной женщины, которая что-то ищет за каждым углом, но, вероятно, не найдет.

Хэппи-энды вообще существуют?

Снова посмотрев на себя, замечаю место, где когда-то была прядь лазурного цвета. Моя давно забытая попытка быть той, кем я хотела.

Грустно. Правда, это очень грустно.

Я всегда считала, что новогодние обещания не представляют собой ничего особенного. Если вы один из тех людей, которые ждут нового календарного года, чтобы изменить что-то в своей жизни, мне вас жаль. В конце концов, причина, по которой вы отказываетесь от данных обещаний, напрямую связана с тем, почему вы вообще дали его. Если хотите чаще ходить в спортзал или стать более уверенным и чаще говорить на работе, или мечтаете больше путешествовать — просто сделайте это. Суть в том, что новогодние обещания не стоят и гроша, потому что важны действия, а не слова.

И всё же я понимаю, что сейчас сама готова произнести эти слова.

Я смотрю в собственные глаза: зрачок расширился настолько, что практически поглотил серый цвет. Облизав губы, понимаю, что мой рот движется сам по себе, тихо выговаривая слова клятвы: «В этом году обещаю выяснить, что делает меня счастливой. Чего я хочу от жизни. И прожить свою жизнь так, как я хочу».

Еще один взгляд в зеркало, и мне становится лучше.

Воспользовавшись удобствами, я снова подхожу к столешнице, чтобы на этот раз помыть руки, прежде чем вернуться к своей паре и посмотреть, что принесет эта ночь.

— Непослушные волосы?

Только я налила мыла на руки, как волосы на шее встают дыбом. Высокомерный голос выдает того, кто присоединился ко мне в уборной. Мне даже не нужно оборачиваться.

Продефилировав ко мне, Ванесса ставит на столешницу свой клатч в красных камнях и открывает его.

Уже намыливая руки, я стараюсь поспешить.

— Знаешь, у моего стилиста есть решение для контроля кучерявых волос, — продолжает она, словно мы на самом деле обсуждаем мои волосы.

Я поворачиваюсь к ней, мой взгляд мечет кинжалы.

— Мне нравятся мои волосы такими, какие они есть.

Взяв помаду, девушка наносит красный цвет, словно она — дьявол во плоти.

— Я пытаюсь быть вежливой, Амелия. Предлагаю оливковую ветвь.

Смыв с кожи мыло, я выключаю воду и поворачиваюсь к ней всем телом.

— Оливковую ветвь? — смеюсь я. — Ради чего?

Девушка проводит пальцами по своим темным волосам, глядя на меня через зеркало.

— Ты такая глупая.

— О чем ты вообще говоришь?

Она машет головой и закрывает свой клатч.

— Ни о чем.

Рядом со мной находятся бумажные полотенца, и я беру одно из них.

— Нет, Ванесса, не говори так. Расскажи, что у тебя на уме?

Ее лабутены, которые девушка, кажется, никогда не снимает, стучат о мраморный пол, когда она направляется к двери.

Я бы по обыкновению забыла об этом. Конфликты – это не мое. Но не сегодня. Можно винить в этом алкоголь или скелеты, которые это место выпустило из шкафа, но правда в том, что она мне не нравится.

— Давай, Ванесса, расскажи мне. Хотя подожди. Я знаю, почему ты уходишь. Спустя всё это время, ты всё еще расстроена из-за того, как мой брат тебя бросил, правда?

Она разворачивается с самой мрачной улыбкой на лице, на которую только способна.

— Нет, Амелия, я ухожу не из-за Кемдена. Я ухожу, чтобы не сказать правду о твоей семье.

Прищурившись, я буквально бросаю ей вызов.

— Правду? Какую правду ты можешь знать? — смеюсь я.

Она делает шаг ко мне навстречу.

— Правду о том, что твой отец изменял твоей матери со дня их свадьбы. Или о том, что твоя мать бросила твоего отца, потому что...

Я перебиваю ее. Велик шанс, что я нахожусь сейчас в параллельной вселенной.

— Лгунья! — кричу я. — Мой отец никогда не изменял матери. Если тебе неизвестно, это она бросила его... ради другого. Ты просто расстроена из-за того, что мой брат больше не желал тебя, а я была рада этому.

Девушка спокойно качает головой.

— Ты бредишь, Амелия. Это я его больше не хотела.

Я надменно смеюсь, уподобляясь ей.

Улыбка Ванессы становится еще более коварной.

— Бедная малышка Амелия. Тебе никогда не говорили правды.

В крови зарождается гнев.

— Это ты бредишь. И сейчас ты выдумываешь всё это, чтобы позлить меня.

Внезапно Ванесса оказывается передо мной, нахмурившись.

— В том-то и дело, что я не выдумываю. Ты всегда жила в собственном мире. На вершине башни. Все мужчины семейства Уотерс считают тебя принцессой. Бедная малышка Амелия такая хрупкая, что может разбиться.

— Это неправда, — говорю я тихим голосом, потому что, если подумать, это может оказаться правдой.

— Хоть раз раскрой глаза, Амелия. Посмотри, что ты упускаешь. Твоя жизнь не соответствует той картине, которую рисовали твои родные. Обещаю.

У меня в животе зарождаются эмоции. В ее словах есть доля правды. Смахнув слезы, я глотаю ком в горле и пытаюсь обдумать ее ложь.

Она выше меня ростом, поэтому смотрит на меня сверху вниз.

— Ты никогда не думала, почему твои родители расстались так скоро после смерти Брэндона? Они столько лет были вместе, так почему же? Почему, если семья и так была давно разбита?

Дальше следует пауза, словно следующая реплика должна быть моей. Но я молчу. Я задумывалась об этом, но теперь знаю причину — моя мать изменяла. Она нашла другого мужчину.

— Да потому что твоя мать винила в смерти Брэндона твоего отца. Она годами могла мириться с его донжуанством, но смерть Брэндона вышла за грань.

— О чем ты вообще говоришь?

Ее глаза коварно заблестели.

— Твой отец показал Брэндону эту жизнь. Водил его в клубы. Знакомил с девушками и, думаю, косвенно с наркотиками. Конечно, он не думал, что Брэндон зайдет так далеко.

У меня все плывет перед глазами, и я могу только покачать головой, отрицая ее слова.

— Ну же, малышка А, ты не можешь быть настолько наивной.

— Не зови меня так.

— Конечно. АБК. Символ привязанности только для вас троих. Вашего маленького клуба: Амелия, Брэндон и Кемден. Но, видимо, ему пришел конец.

— Прекрати! — кричу я.

Она тоже качает головой в отрицании.

— Ты должна знать еще кое-что.

Мне хочется закрыть уши.

— Ты не думала, что такого плохого должно было произойти между нами, что Кемден покинул Нью-Йорк?

Хватаясь за край столешницы, я наконец возвращаю себе способность говорить рассудительно.

— Я знаю, что было такого плохого — мысль о ежедневных встречах с тобой.

Она смеется.

— Нет, не со мной, а с твоим отцом. Видишь ли, Кемден застал нас с твоим отцом, занимающихся сексом на обеденном столе в День Благодарения.

— Лгунья! — верещу я.

Хладнокровная сучка смеется.

— А вот и нет.

— Да!

— Тогда скажи мне, ты никогда не думала, почему мы не встречаемся на работе?

Я пялюсь на нее.

— Да потому что твой отец попросил меня избегать встреч с тобой. Он не хочет, чтобы ты узнала о нас. Не хочет, чтобы ты знала о многих вещах. Но защищать тебя от правды было задачей Кемдена и Брэндона, не моей.

Мыслями я возвращаюсь к мужчине, с которым видела Ванессу менее пяти минут назад. К седым волосам мужчины, который целовал ее. К тому, как подумала о том, что запах одеколона Лендона стал сильнее на то мгновение, когда я проходила мимо нее. Был ли это мой отец? Или просто кто-то похожий на него? О боже, меня сейчас стошнит. Я бегу в кабинку и закрываю за собой дверь.

— Счастливого Нового Года, Амелия, — пропевает Ванесса, когда я падаю коленями на пол, после чего слышу звук закрывающейся за ней двери.

Мое сердце колотится.

Голова кружится.

Безудержный гнев обжигает вены.

Лгунья. Она такая лгунья.

Разве?

Собрав силы, я бегу за ней. Хочу убедиться, что мужчина, сопровождающий ее сегодня, это не мой отец.

И как раз в конце холла вижу свой самый страшный кошмар. Мужчина, которого я не могу видеть, раскрыл объятия, в которые падает Ванесса и целует его прямо в рот.

Сучка.

Мымра.

Шлюха.

Я втягиваю воздух, пытаясь облегчить давящую боль в груди.

Это нереально.

Мне все кажется.

Это не он.

Он кажется выше моего отца. Стройнее. И одежда куда более повседневная, чем когда-либо носил бы мой отец.

Чтобы убедиться, что это не он, я решаю сделать шаг ближе. Потом другой. И еще один.

Внезапно на моем пути появляется широкий торс.

«Шевелись, приятель», — думаю я.

Мне нужно убедиться, да и, кроме того, у меня в запасе еще куча имен для нее. Я не преуспеваю в попытках оттолкнуть большое тело со своего пути. Когда оно не шевелится, поднимаю взгляд и вижу, кто передо мной.

— Ты в порядке? — спрашивает Лендон, уставившись на меня с беспокойством в глазах шоколадного цвета.

Встав на носочки, я заглядываю ему через плечо. Их нет. А мне остается только гадать, был ли это мой отец. Правду ли говорила Ванесса. Что-то подсказывает мне, что она не лгала, и эта мысль невыносима.

— Ты в порядке? — снова спрашивает Лендон.

Нет, я не в порядке. Вокруг меня неожиданным образом рушится мир. И всё же я оставляю этот факт при себе, а вместо этого говорю:

— Да, я в порядке.

Как раз в то мгновение, когда он берет меня за руку, чтобы отвести обратно в клуб, толпа начинает отсчет.

— Пять, четыре, три, два, один. Счастливого Нового Года!

С этими словами я толкаю Лендона к стене и обхватываю его шею руками, чтобы поцеловать прямо в рот.

Конфетти летит со всех сторон. Крики тусовщиков раздаются у меня в ушах. Все кричат «Счастливого Нового Года!».

Губы Лендона мягкие и теплые, и, когда он прижимает меня к стене, его пыл заставляет мое сердце биться чаще. Мы бьемся зубами, сталкиваемся языками, пока наши рты шевелятся всё быстрее и быстрее.

Уверена, если бы мы не находились в общественном месте, его руки уже оказались бы под моим платьем, и я чувствую возбуждение от мысли, что парень окажется у меня между ног.

Обезумевшая, может пьяная или просто нуждающаяся в отвлечении, я долго целую Лендона, прежде чем отстраниться и посмотреть на него, гадая, он ли тот самый.

Тяжело дыша, Лендон прижимается лбом к моему, не проронив ни слова.

— Почему бы нам не уйти отсюда и создать свой собственный фейерверк, — мурлычу я слова, которые могли бы стать самыми смазливыми в книге.

С ними я также официально отменила последние два этапа свидания вслепую, да и все свои правила вместе взятые.

Пофиг.

Кому нужны правила?

Они могут лишь сломить тебя.

Осознав эту холодную, жестокую правду, я отодвигаюсь и смотрю ему в глаза. Да, вероятно, я превращаю эту ночь в одноразовую интрижку, нежели в вечную историю любви, но сейчас мне на это наплевать.

Эй, вечную любовь всё равно переоценивают.

Глава 4

РИМСКИЕ КАНИКУЛЫ

Амелия

Пижамные штаны — это мода две тысячи девятого.

Не имея на теле ничего, кроме футболки и легкого кружева, которое я осмеливаюсь называть трусиками, переворачиваюсь и щурюсь от солнечного света, проникающего в спальню через окно.

Лендон стоит рядом со мной, держа в одной руке чашечку кофе, а в другой — билет на самолет до Калифорнии.

— Проснись и пой, спящая красавица. У тебя есть час до того, как нужно появиться в аэропорту.

Сев, я потираю сонные глаза и пытаюсь вспомнить, что случилось прошлой ночью, и как я вообще решилась полететь к брату.

О да, точно. Это же классическая я: начала плакать еще до того, как мы с Лендоном сели в такси. И не успели мы доехать до моей квартиры в Виллидж, как я всё ему рассказала.

Несмотря на то, что в клубе он меня облапал, Лендон превратился в идеального джентльмена, когда у меня случился срыв. Такое случается с мужчинами, когда их дама в беде. Желание исчезает.

И всё же он слушал меня.

Говорил со мной.

Даже дал четвертак, который помог мне решить, что сделать.

В крови бурлил алкоголь, потому я прибегла к старому способу принятия решений. Если орел — поеду в Калифорнию поговорить с братом. Лично. Выясню, что, черт возьми, происходит. Решка — останусь в Нью-Йорке и позвоню ему. Как только протрезвею, конечно.

Как бы безумно это не звучало, я доверила монете решать свою судьбу. Подбросила ее высоко в воздух, поймала и прикрыла другой рукой. Затем медленно подняла свою ладонь. Выпал орел. Так же быстро, как подкинула монету, я купила билет.

Лендон не приставал ко мне, но спал рядом. Такое поведение сильно отличалось от того, как он исследовал мое тело руками и ртом. Впрочем, освобождение скелетов из шкафа можно сравнить с ведром ледяной воды, вылитой на чье-то либидо.

Точно говорю.

И всё же сейчас, когда я сижу перед ним в тоненькой футболочке и трусиках, которые таковыми даже назвать сложно, он жадно осматривает меня, и, должна признать, мне это нравится.

Скрывая улыбку, я беру из его рук чашку и делаю глоток горячей жидкости, после чего издаю стон.

— Голова болит? — спрашивает он.

Я киваю. Обычно я так много не пью, но после прошлой ночи не думаю, что он в это поверит.

В мгновение ока Лендон протягивает мне стакан с водой с прикроватного столика и пару таблеток аспирина.

— Вот, подумал, тебе это понадобится.

— Спасибо, — говорю я, глядя на него. Думаю, как он красив. Как сексуален. Как идеален.

Вау!

Насколько жестокой может быть жизнь?

Наконец я нашла того, кто может оказаться принцем, но не задержусь, чтобы выяснить, так ли это.

Не могу.

Сейчас не лучшее время для хэппи-эндов. Мне многое нужно узнать о своей жизни. Начиная с секретов, которые хранила от меня семья.

Я никогда не считала себя наивной и как же была неправа. Кажется, я живу в параллельной вселенной. Возможно, в бредовой.

Закинув таблетки в рот, запиваю их водой и беру свою старую камеру. Сфотографировав Лендона, смотрю на него и улыбаюсь.

— Ты определенно не жаба.

Лендон придвигается поближе, захватывая меня в клетку из рук.

— Если бы тебе не нужно было сейчас уезжать, я бы уже повалил тебя на спину, доказывая, что я точно не жаба.

Фотоаппарат падает рядом со мной, и я осознаю, что тяжело дышу.

— Можешь задержать эту мысль?

— Не уверен, — выдыхает он.

Дальнейшее происходит так плавно: он притягивает меня к себе, собираясь снова поцеловать. Но в последнюю секунду я отворачиваюсь, не желая спешить, учитывая мой отъезд.

— Не стоит, — шепчу я.

Лендон улыбается, и всё тает внутри меня. Парень всё равно притягивает меня к себе и целует в шею. Наслаждаясь ощущением легкой щетины на своей коже, я запускаю пальцы ему в волосы и отдаюсь этому короткому мгновению близости.

— У меня ощущение, будто ты прощаешься, — произносит он между поцелуями в шею.

Я запрокидываю голову.

— Это не прощание.

Он прекращает целовать меня, и я чувствую его горячее дыхание на своей щеке.

— По какой-то причине мне кажется, что ты не вернешься в город.

— Ох, я вернусь.

Он поднимается выше и целует меня в лоб.

— Я позвоню тебе, потому что ты мне нравишься, и я хочу увидеть, к чему это приведет. Но я не уверен в твоем возвращении.

И в этот момент, ощущая прикосновения этого мужчины на моей коже, мужчины, которого я действительно хочу узнать, который может стать моим Мистером Правильным, я осознаю, что сама в этом не уверена.

Не уверена в своем возвращении.

Глава 5

КОГДА ГАРРИ ВСТРЕТИЛ САЛЛИ

Бруклин

Меня легко соблазнить, но не женщинами, а местами.

Мое внимание привлекают ландшафты. Учитывая мое рождение в так называемой «королевской» семье Голливуда, стоит признать, что это у меня в крови. Я всегда ищу идеальные локации для съемок фильма. Снимаю различные места, чтобы иметь возможность пересмотреть их позже. Поискать вдохновения, даже не осознавая этого. Найти идеальные декорации для моей истории.

К счастью для меня, Калифорния — один из лучших штатов для езды на мотоцикле. Для меня это одно из лучших мест для езды во всем мире, с тысячью живописных дорог, сменами рельефа и извилистыми дорогами.

Несколько лет назад я проезжал по перевалу Тиога на своем «БМВ-Родстере» и влюбился в Йосемитский национальный парк. Настолько, что остался там на пару лишних дней, чтобы заснять тихие воды и даже немного занялся сценарием.

Еще одним моим любимым местом является перевал Сонора. Покрытые снегом вершины гор, луга, водопады и обширная природа, благодаря которой поездки становились намного интереснее. К тому же, дороги там крутые и узкие, с неожиданными спусками, добавляющими веселья и возбуждения.

Время от времени необходим этот всплеск адреналина.

Сегодня я праздновал Новый Год поездкой по 101 шоссе вдоль тихоокеанского берега, под дождем, наслаждаясь узкими, скользкими поворотами и всей их опасностью.

Плюс красивых мест, в отличие от женщин, заключается в том, что мне может нравиться их несколько одновременно, и в донжуанстве меня не обвинят.

Воспоминания о произошедшем прошлой ночью схожи с пощечиной.

Я пошел в «Монтедж» на вечеринку. Натолкнулся на девчонку, которую знаю не один год, мы стали обсуждать старые времена, а после полуночи решили превратить вечеринку в частную. И тогда появилась другая девчонка, с которой я встречался на прошлой неделе, и не успел я понять, что происходит, как они обе принялись обвинять меня в измене.

Измене?

Ну уж нет.

Я даже не знал их фамилий.

Разозлившись до чертиков, я прилег у бассейна — один.

Кому нужно это дерьмо?

Женщины.

Иногда я их не понимаю.

Чувство собственности.

Наличие лишь черного и белого в отношениях.

Это пугает меня.

Но может, всего лишь может быть, проблема во мне, а не в них.

Скажу прямо, женщины — это огромная заноза в заднице. Всегда ждут от меня того, чего я дать им не могу. В этом и кроется проблема: их интересует Бруклин Джеймс, бывшая телезвезда, Принц Голливуда, а не настоящий я.

Видите ли, почти восемь лет назад я был знаменит. Чертовски знаменит. Звезда реалити-шоу канала MTV «В погоне за солнцем», я был подростком, который любил серфинг, и у которого была команда, желающая заснять его за этим делом.

Круто, правда?

Не очень.

Годами целая команда с камерами следовала за мной повсюду. Буквально повсюду, пока я разъезжал кругами по Калифорнии, преследуя не только волны, но и жизнь.

Я остался без присмотра, и в моей жизни появились вещи, которые разрешены далеко не каждому подростку — женщины, волны и постоянные крутые повороты. Когда бы я не захотел что-либо из этого списка, проблем не возникало.

Шоу было успешным, но я ушел, когда поступил в колледж при Калифорнийском университете в ЛА. В мою личную жизнь лезли достаточно. Может, вы так не думаете, но это может свести человека с ума.

Так что да, в возрасте восемнадцати лет моя телевизионная карьера закончилась. Черт, я был более чем готов к этому.

И все же, спустя все эти годы женщины продолжают думать, что случайно из кустов вылезет камера, и они станут знамениты, как и девушки, с которыми так происходило в прошлом. Каждый раз, когда я с какой-то девушкой, создается впечатление, что они пробуются в мое новое шоу.

Прошлая ночь не стала исключением.

Все то же старое дерьмо. Только день другой.

Да еще вдобавок ко всему и их чувство собственности.

Я просто не понимаю этого.

Дождь продолжается, и я сворачиваю к обочине, чтобы открыть защитное стекло на шлеме. Когда я снова жму на газ, прохладный воздух обдает лицо.

Маневрируя в потоке машин, я кренюсь влево, вправо, объезжаю холмы, повороты, и не успеваю осознать, как начинает темнеть, и я замедляюсь, чтобы повернуть на свою улицу.

Закончив колледж, я сказал себе, что возьму год перерыва, чтобы собраться с мыслями и выяснить, что хочу сделать со своей жизнью.

Чувствуя нужду покинуть ЛА, я приехал в Лагуна-Бич. Не мог больше оставаться в тени своей знаменитой матери или пытаться очистить тьму, в которую меня повергала плохая репутация отца.

С тех пор прошло три года, а я все еще здесь и, хотя я знаю, что хочу сделать со своей жизнью, все еще пытаюсь выяснить как это сделать — из Лагуна-Бич.

Здесь мой разум свободен. И все же, если я хочу действительно построить карьеру сценариста, мне стоит переехать в ЛА.

Но возвращение в ту же старую среду, в которой я вырос, до чертиков пугает меня. Очень легко потерять себя в славе, богатстве и женщинах.

Я видел, как это произошло с моим стариком, который до моего рождения был в списке лучших актеров Голливуда. Я с первого ряда наблюдал за тем, как желание оказаться на вершине разрушило его жизнь. Уничтожало его капля за каплей, пока не осталось ничего, кроме потасканного актеришки. Я не позволю этому произойти со мной.

Актерство стало бы простым решением. Но став свидетелем случившегося с отцом, я рад, что это не моя работа.

Я изучал кинематограф, потому что хочу создавать фильмы, а не сниматься в них. Два года назад я начал писать свой первый сценарий, и мне казалось, что это стало временным оправданием моей нерешительности в карьере, того, что я так и не определился, в каком направлении будет развиваться моя жизнь.

Наконец, я показал «Фанатку» матери на Рождество. Эмма Фейрчайлд очень независимая женщина. Звезда Бродвея, ставшая актрисой, а после режиссером, никогда не могла задержаться в браке более двух лет. Но позвольте сказать, она знает свое дело в Голливуде. Если честно, она очень влиятельна. Все жаждут ее внимания. Она ценна, признана элитой Голливуда еще со дня моего рождения.

Так что, когда она сказала, что мой сценарий хорош, но ему не хватает настоящих эмоций, я был слегка разбит.

Ладно, более чем слегка.

В ее защиту скажу, что она не совсем бессердечна: она дала мне пару идей, как улучшить его.

Я выбросил его на следующий же день. Это было дерьмо.

Слава хрену, вдобавок к выплатам за мое участие в «Погоне за солнцем» у меня есть работа спасателя, иначе бы у меня были серьезные финансовые проблемы, пока я не отшлифую новую рукопись до состояния, которое можно будет показать людям.

Однако если это не произойдет в скором времени, мне придется согласиться на предложение сняться в небольшом шоу, собравшем всех звезд, но разве это не привнесет в мою жизнь лишь хаос?

К черту.

Сбавив скорость, я проезжаю первый арендованный мной дом после приезда в Лагуну несколько лет назад. Тогда я жил с Кемденом Уотерсом. Он лучший друг моего брата — ладно, сводного брата — и мой тоже, по всей видимости.

В то время Мэгги Мей жила одна по соседству до тех пор, пока ее лучшая подруга не переехала к ней. Эта женщина тут же сразила Кема, и он не мог выбросить ее из головы. Затем однажды он сказал мне, что влюблен и спросил, не против ли я переехать в соседний дом, чтобы Макайла могла переехать к нему.

Кретин.

Ну, не совсем. Я люблю его, как брата и, если честно, дом Мэгги все равно был лучше. Так что все разрешилось.

Проезжая свой бывший дом, я давлю на газ и направляюсь к следующему пляжному строению. В котором я теперь живу, один, по крайней мере, большую часть времени.

Дом не мой. Как и предыдущий, я его снимаю. Он все еще принадлежит Мэгги, которая по чистой случайности вышла за моего брата. Я первым познакомился с ней, но между нами не было ничего романтического. Встретил ее среди спасателей и она, как и Кем, в отличие от меня, пошла дальше по карьерной лестнице и дослужилась до большего.

Всего год назад она встретила моего брата. Они с Кином так похожи, неудивительно, что они сошлись. В любом случае, в прошлом году Мэгги переехала в западный Голливуд к моему брату, где они живут со своим двухмесячным сыном, моим племянником, Пресли. Эта маленькая милая семейка приезжает на выходные, потому комната Мэгги остается нетронутой, а аренда дешевая.

Да, меня окружает любовь, и порой ее слишком много. Иногда мне приходится исчезать, чтобы отдохнуть от всего этого.

Потерявшись в мыслях, я резко поворачиваю голову, проезжая мимо дома Кема и Макайлы. На крыльце какой-то мешок или комок, или еще что-то подобное, что привлекает мое внимание.

Слегка обеспокоившись, я останавливаюсь, снимаю шлем, опускаю ноги на землю и возвращаюсь назад.

Увидев теперь, что это человек, я паркуюсь у подъездной дорожки и открываю ворота. Все еще идет дождь, но даже сквозь стену воды я вижу фигуру девушки на крыльце с беспорядочными кудрями, прикрывающими ее лицо. Она опирается на входную дверь Кема, обернувшись в зимнее пальто, а на ее шее висит старый фотоаппарат.

Папарацци?

Сделав два шага, я оглядываюсь. Видимо, кем бы она ни была, она тут уже некоторое время. С одного бока от нее лежит небольшой пакет со скорлупой от арахиса и полдюжины маленьких бутылок водки, которые можно получить на самолете. По другую сторону от нее стоит чемодан.

Исключая вариант папарацци — они бы оставались настороже — следующей моей мыслью становится то, что она бездомная и ищет укрытия от дождя на крыльце Кема и Макайлы.

Я осматриваю ее.

Наверно, и этот вариант стоит отбросить. Вообще, чистота ее пальто винтажного стиля должна была при первом же взгляде исключить этот вариант.

И совершив истинный ход мудака, я пользуюсь тем, что у нее закрыты глаза и опускаю свой взгляд, оценивая ее тело. На ней футболка со знаком мира и черные штаны для йоги, прикрывающие ее изящные ноги, на которых обуты кожаные сапоги. А ее ресницы... ее ресницы настолько длинные, таких натуральных я еще никогда не видел. В каком-то роде отголосок типичных девиц шестидесятых, и я говорю это в самом привлекательном смысле.

Опустившись на корточки, я убираю волосы с ее лица и мягко произношу:

— Привет, ищешь кого-то?

Вместо ответа, она опускается еще ниже и уже практически лежит на крыльце, а ее непослушные кудри снова прикрывают лицо.

Не желая испугать ее, я снова осторожно пытаюсь убрать локоны с ее глаз.

— Ты кого-то ищешь? — повторяю я.

Она открывает глаза, садится ровнее и указывает на меня пальцем.

— Я знаю, кто ты, — невнятно произносит она.

Прекрасно.

Еще одна фанатка.

Еще одна палаточница.

А я-то думал, что это закончилось.

«Ошиблась домом, девчонка», — думаю я. Затем следующая мысль: — Нет, это к лучшему. Оставь ее здесь». Кем и Макайла отправились с Мэгги, Кином и Пресли в Мексику на выходные. Это значит, что дома никого нет. Я мысленно смеюсь. Она еще долго будет ждать бывшего телезвезду Бруклина Джеймса, который здесь больше не живет.

Поднявшись, я уже хочу спуститься вниз, сесть на свой байк и увезти его из поля зрения к следующему дому, как вдруг она говорит:

— Ты чистильщик бассейна, да?

На этот раз, замерев в полушаге, я не способен сдержать смех.

— Эм… нет, я не чистильщик бассейна. В этом доме вообще нет бассейна.

Она смеется, и с ее полных губ срывается икота.

— Стой, стой, стой. Я знаю, кто ты.

Ну, началось: Бруклин Джеймс, знаменитый серфер, звезда MTV, Принц Голливуда. Можно мне твой автограф? Или еще лучше, не хочешь трахнуться?

Позади меня скрипит крыльцо.

— Окранник. Охраина. Охраинник.

По какой-то безумной причине, я оборачиваюсь, все еще смеясь.

— Охранник?

Еще скрип.

— Да, именно.

Я не подаю вида, когда ее приближение вызывает замешательство, но вовсе не волнение.

— Я, наверное, включила сигнализацию, пока пыталась вломиться внутрь, — мямлит она.

Испуганный внезапной близостью ее голоса, а резко разворачиваюсь.

Мне стоит вызвать полицию.

Я этого не делаю.

Ее пальто все еще лежит на полу, но ее сексуальное миниатюрное тело всего в паре сантиметров от меня. Глядя на нее в этот раз, я не упускаю ни единой детали. Купол темно-русых кудрей. Миниатюрная. Упругая небольшая грудь. Очень загорелая кожа. В ней есть что-то спортивное, но еще больше сексуальности. Как только мой взгляд встречается с ее серыми глазами, по телу проходит волна возбуждения.

Остынь, парень, остынь.

Она незнакомка.

Вероятный сталкер.

И тому подобное.

И все же, я не могу стереть улыбку с лица, потому что она охренительно очаровательна.

Девчонка стоит, или лучше сказать качается, протянув ко мне руки, словно я должен надеть на нее наручники. Хотел бы я иметь при себе пару наручников, потому что, к черту очаровательность, она до охренения потрясающая. Как говорится, на десятку с половиной, а я никогда не даю девушкам больше восьми.

Я скромно склоняю голову, заинтересованный в этой игре с ней. Пусть она пьяна, но до чертиков забавная.

— Еще попытка.

Выражение ее лица выражает усердную задумчивость.

— Садник? — Ик. Ик.

Правда наслаждаясь этим, я качаю головой и издаю звук проигрышного звонка.

— Во время дождя? Нет. Еще попробуешь?

В ее глазах появляется намек на юмор, и в этот раз она осматривает меня с головы до ног.

Я прямо чувствую, как она взглядом прокладывает дорожку до моего члена. Как только эта девчонка протрезвеет, я позабавлюсь с ней.

Прикусив нижнюю губу, она снова икает.

— Очередная лягушка?

— Что? — спрашиваю я, приподняв бровь.

— Красный Принц, Прекрасный, но с прошлой ночи я разочаровалась в пушистых хвостах, нет, не кроличьих, в сказках2, на какое-то время.

Нахмурив брови, я на сей раз не смеюсь. На мгновение в ее голосе появилась грустная нотка, а я потерял дар речи.

Пытаясь ровно устоять на ногах, она откидывает волосы с лица.

— Кто ты?

— Ты мне скажи.

Тогда она делает шаг назад, словно ее внезапно обеспокоило, кем я являюсь.

— Неужели, с моей удачей, сам Джек П-П-Потрошитель решил наведаться сегодня в дом моего братюли.

Она говорит невнятно, но мне удается понять смысл ее слов.

Брат?

Блядь.

Блядь.

Блядское блядь.

Удивлен. Шокирован. Поражен. Я смотрю на нее. Ее глаза. Ее серые глаза. Затем замечаю это. Схожесть же очевидна. Как я мог не заметить?

Внезапно, перед глазами ясно предстает фото Кема с ней и их братом на одной из стен в доме. Также я вспоминаю нашу единственную встречу. Мне было десять, и моя мать отправила меня к брату, Кину, в Нью-Йорк. Его отца вызвали по работе, и Кин в итоге взял меня к Кему на выходные.

Это Амелия Уотерс.

Девочка с кучей кукол, которая заставила меня играть с ней в дочки-матери, или в Золушку или еще в какую-то сказочную ерунду, а потом заставила меня жениться на ней. С ней был мой первый поцелуй, если в десять лет это можно назвать поцелуем. Девчонка, с которой я смеялся по телефону далеко не один раз за последние два года.

Девчонка с серыми глазами.

Глазами, которые сразили меня сейчас.

Девчонка... которая не совсем девчонка. Больше нет.

— Ты Амелия? — наконец, удается мне сказать.

Он щелкает пальцами и указывает на меня.

— Бинго.

Я могу лишь пялиться на нее.

Облокотившись на дом для поддержки, она поднимает палец немного выше.

— А ты?

Каким-то образом мне удается проговорить свое имя.

— Бруклин Джеймс.

— О, боже мой, Бруклин! — верещит она и обхватывает меня руками. — Ты мой Прекрасный Принц.

Из-за того, что ее тело прижато к моему, я чувствую зарождающееся внутри напряжение.

Похоть.

Желание.

Первобытную нужду заняться сексом здесь и сейчас.

Что за хрень?

Придурок, она недоступна. Она сестра Кема.

«Конечно», — думаю я, но меня это вовсе не переубеждает, или мой член, во всяком случае — он длинный, твердый и пульсирует в штанах.

И в этот момент я понимаю, что нужно привести мысли в порядок. Осторожно отрывая ее от себя, я смотрю на нее.

— Что ты тут делаешь?

Она долго смотрит на меня. Взгляд мечется от моей макушки до пальцев ног.

Черт, она только что облизала губы так, словно готова меня съесть.

Я прочищаю горло, напоминая ей, что задал вопрос.

Она снова пытается встать поровнее и говорит:

— Вчера я узнала несколько разоблачающих, то есть раздевающих, нет, я имею в виду... — продолжает она запинаться.

Наконец, я решаю заговорить.

— Расстраивающих. Думаю, ты хочешь сказать расстраивающих.

— Да, именно так я и сказала, разоблачающих. В общем, как я говорила до того, как ты перебил меня, я приехала сюда, чтобы поговорить с братом и расставить все точки над i.

Не зная, что на это сказать, я задаю глупый вопрос:

— Он знает, что ты должна приехать? — Я осознаю, что это не так. Он бы не оставил ее на крыльце под дождем.

На ее щеках появляется румянец, словно она злится.

— Нет, я же сказала, что только узнала об этом.

Я смотрю куда угодно, только не на нее, потому что могу рассмеяться над этой паршивкой, и выпаливаю:

— Кем уехал до воскресенья.

Все еще злясь, она указывает на подъездную дорожку.

— Но его машина дома?

В ее голосе слышно сомнение, словно она не уверена в правдивости моих слов.

— Это «Джип» не Кема, а Макайлы.

Поднявшись на носочки, словно балерина, она указывает на подъездную дорожку.

— Тогда это его.

Я пытаюсь не смеяться. Интересно, мы будем играть в угадайку со всеми машинами на улице?

— Это даже не «Джип», а «БМВ», и он принадлежит Мэгги. Они с Кином приехали из западного Голливуда и оставили машину здесь.

Она разворачивается, очень грациозно, надо сказать, особенно в ее состоянии, и по выражению ее лица, думаю, она наконец верит мне, но я в этом не уверен.

— Кем уехал в Мексику, — говорю я ей для пущей уверенности.

Едва держась на ногах после своего пируэта, она осматривается, останавливая взгляд на черной сумке рядом с чемоданом.

— Тогда я позвоню ему и скажу, что я здесь, узнаю, когда он приедет домой.

Я пялюсь на нее. Она все еще недоверчиво качает головой, начиная пошатываться. Заволновавшись, что она может упасть, я делаю шаг ближе, чтобы поймать ее, если понадобится.

Каким-то чудом ей удается дотянуться до сумки, но наклонившись, она мгновенно выпрямляется.

— Вау, зачем ты заставляешь крыльцо кружится? — спрашивает она.

Она еще забавнее, чем я помню. Серьезной девчонке, которая командовала мной, присуща некая легкомысленность, а может все дело в выпивке. Засунув руку в карман, я достаю телефон.

— Вот, возьми мой.

Она подносит его ближе, после отталкивает подальше.

— Что это за телефон?

— Эммм… айфон.

— Он не на английском, — говорит она разочарованно.

Тяжело сдержать смешок. Но мне как-то удается. Думаю, она придет в ярость, если я сейчас рассмеюсь. Подойдя ближе, я переворачиваю его — она держала его вверх ногами. Затем, накрыв ее руку своей, я нахожу номер Кема и нажимаю на него.

Бип.

Бип.

Бип.

Затем ответ.

— Вы дозвонились Кему. Оставьте сообщение.

Бип.

Она пялится на него, словно в шоке, и сбрасывает звонок.

— Он не отвечает. Он всегда отвечает, когда я звоню.

Я прячу телефон в задний карман, пока она не уронила его, и мне становится ее жалко.

— Он в каком-то дальнем районе в Мексике с отвратной связью и, уверен, погода не помогает. У меня дома есть номер их отеля. Можешь позвонить и оставить ему сообщение на ресепшене.

Не успеваю я поймать ее, как она соскальзывает по стене дома, ощутив полное поражение. Теперь я жалею, что не уделял должного внимания тому, где, по словам Кема, он хранил запасной ключ после обновления системы безопасности, и каков новый код.

А в следующее мгновение она уже плачет. Ревет. Слезы льются, словно из ведра.

— Теперь я бездомная.

Я наклоняюсь и поднимаю ее лицо за подбородок.

— Эй, все хорошо. Можешь остаться у меня.

Она поднимает взгляд и улыбается.

— Ты уверен?

— Да, конечно.

Все краски тут же исчезают с ее лица.

— Видишь, ты, правда, принц.

Едва ли.

Если бы она только знала о мыслях, проносящихся сейчас в моей голове, среди которых нет ни одной благородной.

— Влка, — бормочет она.

— Что?

— Вокла, — произносит она, на этот раз облизывая свои полные губы.

Замахав головой, я предлагаю ей руку и говорю:

— Пойдем. — Ей уж точно не стоит больше пить. — Я заберу твои вещи после того, как заведу тебя к себе.

— Ты такой милый, — бормочет она, хватаясь за мои пальцы и крепко сжимая их.

Она легкая, потому я легко поднимаю ее на ноги, несмотря на китайскую пытку, которую она устроила моим пальцам.

Не успеваю я одуматься, как она уже облокачивается на меня. Знаю, меня не должно это возбуждать, поверьте, знаю. Но вот мой член — ему предстоит выучить урок о сестрах друзей, потому что он требует внимания.

Вдох.

Вдох.

Вдох.

Что за черт?

Амелия втягивает носом воздух, уткнувшись мне в шею.

— Ты нюхаешь меня? — спрашиваю я ее.

Ни капли не смутившись, она отвечает:

— Да, и ты приятно пахнешь.

Ага, мой член прям подпрыгивает от вероятного значения этой фразы.

Лежать, малыш.

Этому не бывать.

— Совсем не похоже на моего отца, — добавляет она.

Ладно, я просто проигнорирую этот комментарий.

Хоть мне до смерти не хочется отрывать ее от себя, я все же это делаю.

— Давай положим тебя в кровать, — говорю я ей.

Она мурлычет.

Правда мурлычет. Словно ей нравится эта идея. Она думает, я присоединюсь к ней? Полагаю, да.

Ладно, может так и будет.

Выворачиваю себе руку.

Нет! Мне приходится оттеснить эту мысль и это чертовски сложно, но она младшая сестра моего лучшего друга, и давайте признаем — Кем убьет меня, если я прикоснусь к ней.

Глядя прямо перед собой, я решительно настроен отнести ее в кровать. Просто в кровать. И не в мою.

Я делаю шаг.

Затем еще один.

Все идет хорошо… пока мы не подходим к лестнице, и она смотрит на меня, словно видит звезды, после чего отключается. Намертво.

Прекрасно.

Просто прекрасно.

Поймав ее, я перекидываю ее через плечо и пытаюсь не думать о том, какая у нее мягкая кожа на спине, где задралась кофта. Или насколько стройны ее свисающие перед моей грудью ноги. Или о том факте, что, судя по низкой посадке ее штанов для йоги, на ней, вероятно, нет трусиков.

Нет трусиков.

Просто убейте меня.

Глава 6

МАЛЬЧИШНИК В ВЕГАСЕ

Амелия

Среди всех страданий, насланных на человечество, есть довольно ничтожные, но очень болезненные.

Моя голова пульсирует.

Живот скручивает.

Веки едва открываются.

Как так произошло, что спустя столько столетий, настоящее средство от похмелья всё ещё не изобрели?

Оглядываясь, я осматриваю своё окружение. Повсюду яркие, цветные ткани и смелые принты. Разных размеров бумажные фонарики свисают с потолка над кроватью. В одном углу кроватка, в другом — детская качелька. Кучи одеял и детской одежды сложены на одном из стульев. А фотографии счастливой пары и их малыша покрывают трюмо. Эта комната наполнена любовью от пола до потолка.

Я в спальне лучшей подруги девушки моего брата. Мэгги Мэй Мастерс жила здесь, и, судя по виду комнаты, она часто возвращается сюда. Я была здесь, но до свадьбы Мэгги и рождения ее ребенка. В последнюю нашу встречу она была дикой и одинокой, и тут я поняла, как много времени прошло.

И всё же я благодарна за то, где нахожусь. По крайней мере, этот дом находится по соседству с домом того, чье имя нельзя сейчас называть.

Я прикрываю глаза. О боже, поверить не могу, что мой брат пропал без вести.

Хорошо, что я встретила Мэгги два Дня Благодарения назад, когда приехала навестить самого хранителя тайн. Так что я не сплю в кровати совершенного незнакомца.

Макайла, его девушка, в то время только переехала к нему — к моему таинственному брату — а Бруклин выехал. Бруклина тогда не было, но мы с Мэгги, лучшей подругой Макайлы, хорошенько оторвались. Она очень весёлая. И, конечно же, я мгновенно влюбилась в Макайлу. Как могло быть иначе, ведь я видела, как сильно её любит мой брат. Честно, не существовало более идеальной пары для этого злодея. Пусть я и злюсь сейчас на своего брата, но я и вправду за него рада. Он заслуживает счастья.

Пикающий звук заставляет меня поднять голову. На прикроватном столике лежит мой телефон, и после двух попыток мне, наконец, удается схватить его. Отец звонил мне пять раз. Интересно, сучья ведьма Ванесса рассказала ему о нашей встрече? Не думаю, что она сделала это. Знаю, что придется разбираться с отцом, но сейчас не могу.

Прокручивая страницу, читаю пять сообщений от Картера.

Картер: Ты всё ещё там? Позвони.

Картер: Девочка моя, я жду твоего звонка.

Картер: Всё. Ты официально больше не моя лучшая подруга.

Картер: Ладно, я погорячился. Твой статус остается неизменным. А теперь позвони мне.

Картер: Амелия, я беспокоюсь. Позвони.

Чувствуя вину из-за того, что я не перезвонила ему прошлым вечером, набираю быстрое сообщение.

Я: Я здесь. Не переживай за меня. Скоро свяжусь с тобой.

Затем я отправляю сообщение матери, с которой мне многое придется наверстать, но, судя по моему самочувствию, это тоже придется отложить.

«Привет, мам, хочу сообщить о своей неожиданной поездке к Кему. Скоро позвоню. И, мам, я люблю тебя».

Я люблю тебя — три слова, которые я очень давно ей не говорила. Как я и сказала, если слова Ванессы — правда, а я думаю, что это так, то мне многое нужно наверстать.

Еще одно сообщение Кему с просьбой перезвонить мне и, опустив телефон, я решаю, что пришло время подниматься.

Вывалившись из кровати, я чувствую небольшую слабость. Посмотрев на себя, замечаю, что на мне мужская футболка — нет, не просто мужская футболка, а та самая черная футболка, которая прошлой ночью была на Бруклине под классной кожаной курткой. Я знаю это, потому что там написано Вуду. Прошлой ночью я читала слово как Водка, и мне только и хотелось, что облизнуть его и его вдумчивый взгляд.

Следующее, что я замечаю — на мне нет трусиков, значит, внизу я полностью голая. Теперь я даже поверить не могу, что сняла белье вчера посреди рейса, потому что оно было неудобным.

В ванной я чищу пальцем зубы, ищу аспирин, нахожу и принимаю его, а затем смотрю на себя.

Из отражения на меня смотрит та ещё неряха.

Не имея сил выдержать это чувство, я решаю прибегнуть к радикальным мерам лечения похмелья.

Посмотрим.

Есть вариант подгоревшего тоста. Ненавижу.

Жирная еда. Не думаю, что мой желудок выдержит ее.

Кровавая Мэри. Ни за что. Больше никакой водки.

Картер чертыхается от адской смеси под названием «Глаз Быка», то есть два сырых яйца, смешанных со стаканом апельсинового сока. Не могу. Только от одной мысли мне уже плохо. Вообще-то, кажется, я чувствую во рту привкус рвоты.

Должен быть способ получше, как заткнуть диджея, играющего хаус в моей голове.

Идея.

Экстремальная смена температуры.

Открыв дверь ванной, я возвращаюсь в комнату Мэгги. Каким-то чудом мне удается остановить кружение комнаты достаточно, чтобы добраться до французских дверей, ведущих наружу. Распахнув их, я стою в прохладе, ожидая, когда станет лучше.

Стою.

Стою.

Ничего.

Никаких изменений.

Ладно, нужно увеличить дозу этого лекарства.

Оглянувшись, я замечаю свою камеру. Она вызывает у меня улыбку. Я взяла с собой старый фотоаппарат, потому что новый забрал Картер в канун Нового Года. Но всё равно этот — мой любимый. Возможно, из-за счастливых воспоминаний, которые он вызывает, а может, потому что мне хочется наделить смыслом часть моего прошлого. Кто знает.

Продолжая осматривать комнату, я нахожу свой чемодан на полу. Требуется более пяти минут, чтобы побороть тошноту, и я одновременно пытаюсь найти то, что ищу, если вообще взяла это. Вещи я собирала на скорую руку, потому просто бросала всё в чемодан.

Ага! Нашла.

Нет, забудьте. Это бюстгальтер.

Отбросив его в сторону, продолжаю поиски.

Заколка для волос. Полезная штука.

Перебрав еще немного вещей, ничего не нахожу.

Ладно, значит, у меня нет ни верха, ни низа от бикини. И никакого нижнего белья. Прекрасно. Прекрасно. Я нахожу трусики, которые запихнула в сумочку в самолете, и натягиваю их на бедра.

Не судите строго.

Они практически чистые. Они были на мне аж целый час.

Да, так я убеждаю себя в этом.

Пофиг.

Пофиг.

Глава 7

ВЕЛИКОЛЕПИЕ В ТРАВЕ

Бруклин

Праздничные выходные — отстой.

Точнее, когда тебе приходится работать.

Даже в зимние месяцы, если я не занимаюсь бумажной работой или покраской чего-либо, приходится патрулировать, и именно это — моя работа на сегодняшний день.

Черт, думаю, мне пора уволиться и начать полноценно писать, потому что я, правда, не хочу этим заниматься.

Нет ничего радостного в последовательных штормах, вызванных Эль-Ниньо, но не скажу, что сейчас они меня расстраивают. Учитывая два дюйма осадков вчера и еще три, ожидаемых сегодня, национальная метеорологическая служба разослала предупреждение о риске ливневых паводков в Южной Калифорнии. И единственный свет в конце туннеля этой безумной погоды — оправданное закрытие пляжа.

Слава яйцам.

Это значит, что я могу пойти домой.

Хоть я и уверен, что Амелия проспит ещё не один час, всё равно хочу быть рядом на случай, если она проснется. И не потому, что хочу увидеть её сексуальное миниатюрное тело или посмотреть, как она надувает свои секси губки. Нет, не поэтому. Если честно, я даже не знаю, почему. Просто кажется, что ей нужен кто-то, чтобы потрахаться, то есть поговорить.

Да, поговорить с ней, а не трахнуть.

Для штормов, с которыми мы столкнулись за последние дни, типичны быстро темнеющие тучи и набирающий обороты ветер. Волны спокойнее, чем обычно, но вдали я вижу пенистые гребни. Признак грядущего шторма. Сильное течение приближается очень быстро.

Отогнав последнего бродягу, я вставляю знак «Общественный пляж закрыт» в песок и провожу последний осмотр. Родители подгоняют детвору по дорожке к парковке, и какой-то старик ищет потерянную в песке мелочь металлодетектором, но в остальном пляж пуст.

Закрыв вышку, я обдумываю схему тренировки бег-плаванье-бег, которую планировал на обратный путь домой, но решаю пропустить часть с плаваньем, чтобы не нарушать пляжные правила, которые сам только что установил.

Но так как я прибежал сюда, у меня нет другого выбора, кроме как преодолеть две мили обратно до дома. Держась как можно дальше от линии берега, я делаю бросок, но разгоняюсь не сильно. А вот когда белые облака исчезают, я решаю ускориться.

Мелкие капли дождя падают мне на лицо, когда я достигаю отметки в одну милю. Тогда я начинаю бежать быстро и усердно. Но на улице прохладно. Бег босиком по влажному песку – один из лучших способов позаниматься. Вторая миля заканчивается быстрее, и вскоре я приближаюсь к дому. Как раз вовремя, потому что дождь начинает набирать обороты.

Я машу Райану Герхарду. Он известный писатель мистических романов, который живет со своей женой Пэм в большом, ультрасовременном пляжном доме по соседству с моим. Стоя на балконе со своими йорками, Ромео и Джульеттой, он с таким встревоженным взглядом смотрит на воду, что даже не замечает меня.

Моя голова быстро разворачивается на сто восемьдесят градусов, и я вижу что, а точнее кто, привлек его внимание.

Амелия, которая зашла по бедра в воду, стоит, не двигаясь, в моей черной футболке. Её длинные волосы собраны в пучок на макушке, а руки касаются поверхности воды, словно купаться посреди шторма — самое естественное действие в мире.

Но в ней есть что-то грустное, что заставляет мое сердце сжаться. Девушка бездумно уставилась на горизонт. Я смотрю на нее мгновение, другое, пока она стоит неподвижно.

Что, черт возьми, она делает?

Амелия поднимает руку, чтобы прикрыть глаза, и смотрит вдаль Тихого Океана, словно увеличивающаяся высота волн и дождь совершенно ее не волнуют.

А должны.

Когда она делает шаг дальше в воду, во мне включается режим спасателя.

Её не должно там быть. Сильное до безумия течение в секунду может подхватить её и унести на глубину.

— Амелия! — кричу я с нотками страха в голосе.

Волны разбиваются о берег, чайки кричат в небе, собаки лают, и я не уверен, что девушка слышит меня, ну или она просто погружена в себя.

Бросив телефон в песок, я на бешеной скорости срываюсь в сторону океана.

Как только я достигаю линии берега, Амелия зажимает нос пальцами и погружается под поверхность воды.

Она выжила из ума?

Я со всех ног бросаюсь в десятиградусную воду и как можно скорее плыву около пяти метров до места, где она исчезла.

Вода мутная, но я замечаю ее и обхватываю вокруг грудной клетки, незамедлительно поднимая нас обоих на поверхность.

Не изменяя традициям калифорнийской погоды, шторм начинает неистовствовать. На расстоянии небо освещается молнией. Гром яростно гремит где-то вдали, но с каждым разом — всё ближе. Океан становится беспокойнее. Небо ещё больше сереет. Вскоре станет и вовсе черным.

Амелия кричит, но я не останавливаюсь, чтобы разобрать что именно. Я намерен вытащить нас в безопасность на берег.

Вскоре мы оказываемся на глубине по колено, и она становится на ноги и кричит:

— Ты с ума сошел?

Я?

Сошел ли я с ума?

Она серьезно?

Шторм уже набрал полную силу, и у меня опять нет времени на то, чтобы ответить ей. Дождь опускается большими, болезненными каплями. Песок разлетается во все стороны по берегу. Нам нужно зайти в дом. Я беру её за руку и тащу за собой. К счастью для неё, девушка следует за мной, или она снова оказалась бы перекинутой через мое плечо.

— Тебе нужна помощь?— кричит издалека Райан.

Я поднимаю взгляд и теперь вижу его под балконом возле ворот, ведущих к бассейну, капли дождя падают ему на голову, руки и шелковые шорты.

Я отмахиваюсь.

— Всё хорошо, но спасибо.

Райан кивает, но остается на месте, словно не желает двигаться, пока не удостоверится, что шторм не унесет нас в океан. Несколько лет назад они с женой потеряли сына, когда его лодка пропала во время неожиданного шторма.

Выходя из воды, я оглядываюсь на Амелию, которая остановилась, чтобы найти что-то на пляже.

— Пойдем внутрь! — кричу я сквозь ветер и указываю на дом.

— Я оставила свой телефон и камеру в полотенце на песке! — кричит она.

Я оглядываюсь на минуту на место, где бросил свой мобильный. Черт, там всё покрыто водой и песком. Кажется, я потерял очередной телефон. Это уже третий за последние полгода. Повернувшись назад, я вижу, как Амелию начинает уносить сильное течение.

— Забудь. Их больше нет! — кричу я.

Сощурив глаза, она продолжает обыскивать пляж.

— Нет, я найду их. Я должна найти. Они где-то на пляже, — кричит Амелия и начинает идти в противоположном от дома направлении, всё ещё находясь в воде.

Над нами мигает молния и гремит гром.

— Амелия! Их нет! — кричу я.— Выходи из воды, немедленно!

Послушавшись моего приказа, она спешит из воды, но идет к дому Райана вместо меня.

— Амелия! — пытаюсь перекричать дождь и гром.

Наконец девушка останавливается, и на мгновение мне кажется, что она пойдет за мной, но вместо того, чтобы направиться к дому, она вглядывается в океан.

Нагнав Амелию, я беру её за руку и тоже смотрю на воду, где желтая махровая ткань развевается, словно флаг. Одно из полотенец Мэгги. Амелия стоит неподвижно, наблюдая за ним, пока шторм яростно обрушивается на нас. Кажется, всё только начинается. Встав перед ней, я наклоняюсь и беру её за ноги, перекидывая сексуальное маленькое тело через плечо.

В отличие от прошлой ночи, в этот раз она не слишком податливая. Амелия напрягается, пытаясь высвободиться щипками и ударами. Я не слышу её разглагольствований из-за шума ветра, что, наверное, к лучшему.

Маленькие кулачки колотят меня по спине. Вообще-то, совсем не больно.

Ауч, черт.

А вот это было больно. Удар прямо по яйцам.

Игнорируя наносимый мне физический урон, я бегу к двери Мэгги и — спасибо, спасибо, спасибо — она не заперта. Только оказавшись внутри, я бросаю Амелию на кровать и поворачиваюсь, чтобы закрыть дверь.

Развернувшись, собираюсь излить свою ярость на младшую сестру Кема, но вижу лишь как небольшой отрывок ткани прикрывает то, что видеть я не должен.

Моё сердце колотится быстрее.

Пульс тоже.

Поднимая взгляд, я вижу её серые, в тон штормовым тучам на улице, глаза, обращенные на меня, и просто не могу «нажать» на кнопку высвобождения злости.

Пройдя мимо девушки, пытаюсь игнорировать её тяжелое дыхание и беру два полотенца из ванной Мэгги. Вернувшись, я протягиваю ей одно из них, держась на расстоянии.

— Вот, ты дрожишь.

Она встает, берет его и оборачивает вокруг себя.

— Я пыталась избавиться от похмелья, — объясняет она мне, её зубы стучат, словно мексиканские прыгающие бобы.

Вода стекает на паркет, а я пытаюсь понять, что, черт возьми, она сказала.

— Ты пыталась что?

Распустив волосы, она вытирает голову краем белого махрового полотенца, вновь открывая свое соблазнительное тело.

Я отвожу взгляд, но ловлю себя на том, что пытаюсь посмотреть на неё хотя бы краем глаза. Всего секундный взгляд на крошечные соски, торчащие под тканью футболки, после чего опускаюсь к изящным ножкам.

Она вытирает полотенцем волосы, в то же время пытаясь объясниться.

— Экстремальная смена температуры должна избавлять от похмелья, поэтому я решила, что, окунувшись, смогу почувствовать себя лучше.

Молния в небе освещает комнату, и только теперь я замечаю, что электричество, должно быть, отключено, потому что комната погружена в кромешную тьму. Сначала меня это возбуждает. Заставляет мой член еще больше зашевелиться. Но следующая вспышка переводит мое внимание. Шторм сильный. Очень. Игнорируя пока неудобство, вызванное отключением электричества, я борюсь с яростью, закипающей в моих венах.

— Помогло? — спрашиваю я резко.

Амелия издает смешок.

— Да, думаю, помогло.

В попытке укротить мою усиливающуюся злость, провожу рукой по мокрым волосам.

— Хорошо, я рад, — удается процедить мне сквозь зубы.

Словно зная, что меня расстроили её действия, она снова пытается объясниться.

— Шторм начался так быстро — я не ожидала.

В этот момент я теряю самообладание.

— Ты могла погибнуть. Если бы ты не была младшей сестрой Кема, Богом клянусь, я перекинул бы тебя через колено и отшлепал твою маленькую задницу докрасна за то, что не послушала меня, когда я сказал зайти в дом.

Её серые глаза расширяются до размера блюдец, грудная клетка поднимается и опускается быстрее, чем минуту назад. Не знаю, испугали ли ее до чертиков мои слова. Или завели до предела.

— Что ты сказал? — спрашивает она резко.

Ладно, возможно, я неправильно читаю язык её тела.

— Ты слышала меня.

Мы осматриваем друг друга, после чего Амелия прячет прядь волос за ухо и прочищает горло.

— Прости, — выдает она.

Колеблясь на грани чувства вины за мудацкое поведение и желании сказать, что ей должно быть жаль, я замечаю, что сам прочищаю горло.

— Не делай так больше. Я спасатель, но, если бы тебя унесло течением, не уверен, что смог бы спасти тебя.

Девушка моргает, затем прищуривается, в ее взгляде читается «иди сюда».

— То есть прости, не думаю, что правильно тебя услышала.

Я тоже прищуриваюсь.

— Оу, ты прекрасно меня слышала.

Мы, так сказать, оказались в тупике, пялясь друг на друга.

Младшая она сестра Кема или нет, я говорю прямо:

— Ты могла навредить себе, и я не хотел бы, чтобы это произошло на моей смене.

— На твоей смене? — ухмыляется она.

Ладно, возможно, я немного переборщил.

— Послушай, я лишь не хочу, чтобы с тобой что-то произошло.

На этих словах она делает глубокий вдох и выдыхает.

— Ты прав. Прости. Я хотела найти свою камеру и телефон, точнее только камеру. Я не понимала, насколько всё плохо, — говорит Амелия, и внезапно её глаза наполняются слезами, которые стекают по щекам.

Блять.

Чувствуя сожаление, я делаю шаг ближе и кладу руки ей на плечи.

— Всё хорошо. Сможешь купить ещё.

Сделав глубокий вдох, девушка выпускает воздух.

— В том-то и дело, не могу. Мой дедушка подарил мне его перед смертью, — говорит она с очевидной попыткой сдержать слезы.

Не успеваю я сказать и слова, как вспышка молнии и почти мгновенный рокот грома заставляют ее подпрыгнуть. Амелия поскальзывается, но я рядом — крепко хватаю ее за руку, не давая упасть. Благодаря моей хватке и ее рукам на моих предплечьях, она удерживается на ногах.

Мы касаемся друг друга, словно в игре «Твистер» — моя левая рука на ее левом плече, ее правая рука на моем правом предплечье, а моя правая рука на ее правом локте.

Стоит ли покрутить стрелку ещё, чтобы узнать, что соприкоснется дальше?

Еще один рокот сопровождается очередной вспышкой. Внезапно внутри становится ещё темнее. Несмотря на то, что сейчас раннее утро, на улице очень быстро темнеет.

Амелия дрожит, и нас притягивает друг к другу. Немного чересчур.

Может, мои яйца всё ещё сморщены от холода, но член довольно быстро пришел в себя. Он, кажется, не понимает запретные обстоятельства, окружающие эту близость, потому что начинает реагировать сильнее, чем спросонья минуты назад.

Включается свет, который вырывает меня из похотливого тумана.

Нет.

Нет.

Нет.

Не так я должен думать… совсем не так.

Отстранившись, я пытаюсь не пялиться на нее, не смотреть на нее, даже не дышать на нее.

— Я поищу его, когда успокоится шторм.

— Правда? — спрашивает она удивленно.

— Да, конечно, кто знает, может его накрыло песком. А пока, почему бы тебе не переодеться, я сделаю то же самое.

Но если она решит переодеться сейчас, пока я в комнате, с включенным светом, я буду не против.

Нет, стойте, буду.

Кем отрезал бы мне яйца, если бы узнал, что я видел ее в трусиках, этих очень открытых трусиках. Кто знает, что он сделает, если узнает, что я видел ее голой.

Лучше не выяснять.

Лучше для кого? Вот в чём вопрос.

Глава 8

МОЙ ПАРЕНЬ — ПСИХ

Амелия

Будучи бывшей пай-девочкой, я хорошо помню неловкость старшей школы.

Я была хорошей девочкой с хорошими оценками, которую постоянно парализовал страх всего. Курение сигарет за трибунами — а если мой брат Кем увидит? Покинуть кампус, чтобы перекусить с друзьями — а если нас поймают, и директор позвонит отцу? Поцеловать парня на публике — а если мой брат Брэндон выбьет ему зубы?

Как бы безумно это не звучало, но я не понимала, что мои ровесники занимались сексом, пока однажды кто-то (о, ужас!) не выронил презерватив.

Я не лгу. На самом деле, цитатой в моем школьном ежегоднике должно было стать выражение «Я не могу. У меня будут проблемы» вместо жалкого: «Внутри каждой из нас есть принцесса».

Серьезно, я жила на грани, а точнее на краю своей парты в переднем ряду по центру, бережно записывая то, что никогда больше не понадобится мне за всю чертову жизнь. Но я делала это на случай, если по этой теме будет вопрос в следующей контрольной.

Мне были нужны эти оценки.

Затем я поступила в колледж.

И медленно, почти болезненно, ситуация начала меняться — я начала меняться.

Экспериментировать.

Понимать, что мне нравилось, а что нет.

Я потеряла девственность.

Даже поцеловала девушку. И нет, мне не понравилось.

Но я всё же нашла вещи, которыми увлеклась, и каким-то образом это помогло мне заняться тем, чем я хотела, и перестать беспокоиться о том, что я должна делать.

Но даже тогда я не переставала переживать о том, что скажет мой отец, как отреагирует; что подумает, если узнает.

Поэтому я прятала от него большую часть своей жизни.

Своих парней.

Свою раскрепощенную одежду.

Свои надежды и мечты.

Видите ли, проблема того, что ты была пай-девочкой, заключается в том, что оставить в прошлом этот настойчивый призрак практически невозможно, независимо от того, насколько ты хладнокровная во взрослой жизни.

А вот мои братья, в свою очередь, никогда не боялись гнаться за своими желаниями, посылая к черту ярость нашего отца. Они жили свободно. Нет, наверное, лучше подойдет слово «свободнее» — они ходили по грани. До того дня, когда семья Уотерс развалилась.

Через год после смерти Брэндона уехал Кем, и осталась только я. И снова стала хорошей маленькой принцессой и сделала то, чего от меня ожидали — пошла работать на своего отца.

Что ж, с меня хватит чьих-то ожиданий.

Хватит быть хорошей.

С меня более чем достаточно.

Выхожу в коридор, меня пробирает дрожь, и я поверить не могу, как в Калифорнии холодно.

Хорошая новость — мое похмелье вылечено. Видимо, некоторые мифы вовсе не мифы.

Одетая в штаны для йоги и майку — и без нижнего белья, черт возьми — я направляюсь в маленькую кухню. Может дом Мэгги и небольшой, но он очень удобный. Меня окружают полы из темного паркета, стены цвета слоновой кости, первоклассное оборудование и гранитные поверхности. Здесь есть даже винный шкаф, только бутылок с водой в нем больше, чем вина.

Взяв одну из них, я откручиваю крышку и залпом выпиваю не меньше половины. Следующая на очереди еда, вот только я в затруднительном положении — без машины, без телефона и без понятия, где что находится в Лагуна-Бич. Я помню, что до сельской зоны отсюда можно дойти пешком.

Повернувшись к окну, я убираю с лица прядку волос и обдумываю прогулку под дождем. Погрузившись в попытки вспомнить, как здесь ориентироваться, я натыкаюсь на обнаженную грудь.

Бутылка с водой падает на пол и подпрыгивает. Отчего я вскрикиваю. Громко.

Я поднимаю взгляд.

Бруклин Джеймс улыбается и смотрит на меня своим горящими глазами, из-за которых он всегда выглядит задумчивым.

Но... ох, эта ухмылка и ямочки... от них трусики просто испаряются.

Охваченная странным желанием провести пальцами по изгибу его губ и превратить его улыбку в настоящую, я опускаю взгляд, чтобы сдержаться.

При этом взор опускается на его живот. И... ох, этот пресс. Рельефные мышцы, формирующие идеальные шесть кубиков.

Он вообще знает, как влияет на женщин? Видимо, знает. Судя по тому немногому, что я слышала от Кема, он бабник, плейбой и кобель.

— Привет, — говорю я, не спуская глаз с его мышц. — Ты ещё не одет?

Это было глупо.

Глядя на меня, Бруклин поднимает моё лицо за подбородок и моргает, а его улыбка становится более грешной, когда он делает шаг назад и скрещивает руки на своем красивом, очень обнаженном животе.

— В процессе. Шел за футболкой в прачечную.

Увлеченная его сексуальной привлекательностью, я понимаю, что в очередной раз смотрю в его горящие глаза, и в то же время у меня между ног становится влажно.

Обычно мужчины не вызывают во мне подобную нездоровую реакцию. Возможно это потому, что он спас меня — дважды — но Бруклин Джеймс не рыцарь в блестящих доспехах. Как и было сказано, я слышала истории о его фанатках. Я знаю всё о его репутации, и не столько от моего брата, сколько от Мэгги и Макайлы. Они почти подтвердили его статус игрока, когда я приезжала навестить их два года назад. Сомневаюсь, что парень изменился.

Мальчишка, которого я однажды заставила притвориться моим мужем, вовсе не из замужнего теста. Он плохиш со скверной репутацией — пьет, курит, тусит и трахается.

Много.

Такого парня мой отец бы не одобрил.

Динг! Динг! Динг!

Мой некогда Прекрасный Принц не так уж и чист, и так получилось, что принцесса как раз ищет свою грязную тиару.

Бруклин бросает взгляд на бутылку воды у своих босых ног, затем на мое лицо, а после — чуть ниже. Его улыбка плохиша не исчезает с лица, когда парень наклоняется за бутылкой, но его голубые глаза всё также приклеены к моей груди. Передавая мне бутылку, он произносит:

— Не слишком-то привыкай ко мне у своих ног.

В животе рождается трепет из-за странного восхищения.

— Ох, да ладно. Когда нам было по десять, ты кланялся мне и называл принцессой. Эта ситуация, по сравнению с той, — ничто, — отвечаю я с улыбкой.

И словно его беспокоит наша близость, он проходит мимо меня и открывает холодильник.

— Это потому что ты пугала меня в детстве. Так что я сделал бы всё, что ты хотела.

Я смеюсь и делаю пару шагов к тумбе с ящичками, затем облокачиваясь на нее.

— Как я вообще могла пугать тебя?

Поставив несколько контейнеров на стойку между нами, Бруклин закрывает ногой дверь холодильника и осматривает островок.

— Я думал, ты донесешь на меня своему отцу, а его я злить не хотел.

— Мой отец, — шепчу я себе под нос.

— Больная тема?

Смех, вырвавшийся из моего горла, получается довольно мрачным.

— Бруклин? — спрашиваю я.

Он кивает.

— Что ты знаешь о моей семье?

— Это вопрос с подвохом?

В этот раз я смеюсь искренне.

— Нет. Просто любопытно. Что Кем рассказывал тебе о нашем отце?

Бруклин прочищает горло и переминается с ноги на ногу, прежде чем открыть одну из маленьких белых коробочек, не промолвив ни слова.

— Надеюсь, ты любишь остатки китайской кухни. Кроме арахисового масла, желе и тофу, это всё, что у меня есть. Как только позволит дождь, я сбегаю в продуктовый.

Выпив последний глоток воды, я ставлю пустую бутылку на стойку и массирую живот руками.

— Думаю, я сейчас съела бы что угодно, кроме, разве что, тофу.

Бруклин смеется. Мне нравится, как при этом озаряется его лицо.

— Это Мэгги купила, не я. Кин тоже его ест, подкаблучник. Ест всё, что нравится ей, чтобы осчастливить её.

Опираясь локтями о стойку, кладу подбородок на руки.

— Это так мило с его стороны, — говорю я, сопровождая фразу легким смехом.— Боже! Видимо, он, правда, изменился. Тот Кин, которого я знала в детстве, ни под кого не подстраивался, особенно это касалось женщин.

Бруклин переходит к остальным контейнерам.

— Да, наверное, можно сказать, что он изменился, как и Мэгги. Никогда не видел их счастливее. Эй, главное, чтобы всё было хорошо, да?

Я киваю и пытаюсь игнорировать грусть, внезапно наполнившую меня.

— Да, видимо иногда это так же просто, как найти свою вторую половинку.

С вдумчивым взглядом он собирает еду в руки.

— Кстати, — говорю я, — не думаю, что говорила, но спасибо, что позволил остаться мне здесь. Надеюсь, я не сильно помешаю.

Ловко лавируя, он ставит еду в микроволновку и оглядывается на меня через плечо.

— Без проблем. У меня не особо-то и планы были на выходные, кроме работы.

Сомнительный взгляд, который я бросаю на него, должен был остаться незамеченным, но всё же парень замечает его, повернувшись ко мне.

Он пожимает плечами.

— Ладно, в субботу вечером запланирована вечеринка в честь помолвки одного моего друга, но я буду рад забить на неё, — говорит он мне.

— Нет, ты не можешь так поступить. Свадебные события всегда такие веселые.

Облокотившись о стойку, Бруклин усмехается мне.

— В каком мире ты живешь?

Я сажусь за бар и чувствую, как с каждым моим словом растет восхищение.

— Я серьезно. За последние три года я была не менее чем на двенадцати свадьбах.

Он качает головой.

— Хреново.

Я усаживаюсь на стуле поудобнее.

— Нет, неправда. Я была на них помощником фотографа, но даже так ни одна из них не была скучной. Нужно представить, что ты незваный гость, ну знаешь, как Винс и Оуэн, и что ты пришел туда только ради еды и выпивки, ну и увидеть динамику, конечно.

— Что значит »увидеть динамику»?

Восхищение возрастает по мере разговора.

— Ну, например то, что платья всегда ужасны, шаферы и подружки невесты намеренно выбраны так, что не подходят друг другу, и либо жених, либо невеста всегда нервничают. Ну и проследить, кто с кем ускользнет с празднования.

Он приподнимает бровь.

— Продолжай.

— На свадьбах всегда есть место перепиху, и если это не жених или невеста с кем-то другим, то обычно всё проходит как по маслу, но позже ночью всегда происходят кошачьи разборки. Не знаю, мне нравится сидеть и смотреть. В хорошем смысле. Изменить ничего нельзя, но можно наблюдать. Даже учиться чему-то.

В этот раз его ухмылка становится дьявольской.

— Амелия Уотерс, ты идешь со мной.

— Нет, я не могу. Я ведь не буду работать на мероприятии.

— Ты можешь прийти, в моем приглашении написано плюс один.

Я обдумываю предложение.

— Хм... это может быть весело. Кто счастливая пара?

— Мой приятель Чейз Паркер и его невеста Джиджи Беннет.

Моё восхищение возвращается.

— Оу, я слышала о Джиджи, она снимается в каком-то ТВ-шоу, да?

Он кивает.

— Да, шоу называется «Где мой Латте?».

Я указываю на него пальцем.

— Точно! Оно о женщине и ее ассистенте в Голливуде. Я смотрела его несколько раз, довольно забавно.

Бруклин хлопает в ладоши, словно рад не меньше моего.

— Решено, ты идешь со мной.

— Хорошо, но только если ты настаиваешь, — имитирую я протест, ощущая большее рвение к появлению в Голливуде, чем ожидала.

— Ты ведь не начнешь бегать за звездами, правда?

Я качаю головой.

— Ты плохо меня знаешь, Бруклин. Я могу быть кем угодно, но только не фанаткой.

Эти слова его цепляют, и он теряется в мыслях.

Неуверенная в причине, я ерзаю, ощущая дискомфорт.

— Просто замечу, быть незваным гостем — вариант получше.

Вырвавшись из мыслей, он смеется и говорит:

— Мы всегда можем притвориться.

Притвориться. Я так долго это делала, может, стоит повторить еще разок? Теперь в мыслях теряюсь я.

Звенит микроволновка, и, еще раз засмеявшись, Бруклин широкими шагами идет доставать контейнеры. Поставив их на островок, берет две тарелки, четыре китайские палочки и две бутылки воды. Глядя на меня, он кланяется.

— Еда подана, принцесса Амелия.

Смех, вырвавшийся из моего горла, и фырканье, раздавшееся из носа, вовсе не женственные.

— Я заставляла тебя так говорить, да?

Он кивает.

— Ещё как. Только, верится мне, я подавал содовую и Доритос. Доритос со вкусом соуса ранч, если быть точным.

— Доритос... я столько лет не ела их, — говорю я мечтательно.

— Правда? — спрашивает он, огибая островок и исчезая в небольшой прачечной за углом, видимо, чтобы надеть футболку.

Черт.

Я понимаю, оставшись с ним наедине, могла бы весь день пялиться на его пресс, но быстро отгоняю эту мысль и возвращаю свое внимание к Доритос.

— Это странно, что я до сих пор помню их вкус?

Ответа не раздается, но я слышу его в той комнате. Подняв взгляд, вижу, как Бруклин наблюдает за мной. В черной футболке. Голубые глаза стали еще насыщеннее. А потертые джинсы, кажется, были созданы специально для него.

— Что? — спрашиваю я, облизывая губы, и явно не из-за мысли о Доритос.

Он моргает.

— Ничего. Тоже вспоминаю.

В этот момент на улице раздается гром, и электричество — под аккомпанемент последнего писка микроволновки — вновь пропадает. Выглянув в окно, вижу молнию, освещающую темное небо.

— Шторм сильный, — говорю я тихо.

Ах.

Это же очевидно.

Бруклин идет ко мне и садится рядом.

— Предположительно такая погода продлится еще два дня. Я слышал, что дальше на юге ещё хуже.

— Например, в Мексике?— спрашиваю я.

— Да, из-за селей им будет сложно вернуться.

— Надеюсь, с ними всё будет хорошо.

Бруклин смеется.

— За рулем Кем, а он из Нью-Йорка. Уж водить-то он точно умеет.

— Правда. Кем умеет лавировать в пробках, как никто другой.

Бруклин кивает.

— Я видел его за рулем, но не забывай, что в машине Пресли, так что, думаю, мой брат запретит дикое вождение Кема во время путешествия.

Я улыбаюсь, думая о фотографиях милого малыша, которые видела на комоде Мэгги.

— Да, наверное, ты прав, и причина у него веская.

Кивнув, он берет два контейнера.

— Свинина мушу или курица под кисло-сладким соусом?

— Думаю, я буду курицу. Нет, свинину. Нет-нет, курицу, — отвечаю я нерешительно.

Ослепительная улыбка парня настолько же яркая, как и его очарование.

— Может, поделим пополам?

Я беру китайские палочки.

— Приступай.

Бруклин смеется и разделяет еду по тарелкам. Мне становится интересно, чем был вызван смешок. Когда мы начинаем есть, он говорит:

— Ты не такая, как остальные девушки здесь.

Я глотаю кусочек вкуснятины.

— Что ты имеешь в виду?

Он заканчивает жевать.

— Ты такая настоящая.

Я вгрызаюсь в свинину и смеюсь.

— О да, я такая настоящая. Я пьяная появилась на крыльце своего брата, а потом чуть не утонула, пытаясь избавиться от похмелья. Более настоящей не найти.

Он тоже смеется.

Затем наступает мгновение тишины.

— Ты спрашивала меня о своем отце, — заявляет он, сделав глоток воды.

Я хватаю кусочек курицы палочками.

— Да, спрашивала. Это был дискриминационный вопрос. Я недавно узнала о нем кое-какие вещи... ну, если быть честной… они вроде как разрушили мой мир.

Бруклин кладет свои палочки на тарелку и откидывается на спинку стула.

— Кто тебе сказал?

Не удивленная тем, что ему об этом известно, я отвечаю честно.

— Ванесса. Видела ее в канун Нового Года. Поэтому я здесь, чтобы поговорить с Кемом и выяснить, правда ли это, прежде чем пойду к отцу.

Словно занервничав, Бруклин вытирает руки о джинсы.

Должна признать, я плохо его знаю, но вижу, что ему известно. А если ему известно... значит, это правда.

Моё сердце останавливается.

Моя жизнь — ложь.

Я жила в пузыре, а теперь он лопнул. Произошел огромный взрыв. Пытаясь разбавить неловкое чувство в воздухе, я предоставляю ему выход из ситуации.

— Ты не должен ничего говорить. Я понимаю, что ты не хочешь предавать доверие Кема.

Бруклин делает глоток воды.

Взяв в рот ещё кусочек, поворачиваюсь к парню.

— У тебя есть травка?

Бруклин практически выплевывает воду и начинает бить себя в грудь, чтобы остановить кашель. Придя в себя, он поворачивается ко мне.

— Ты только что спросила меня о наркоте?

— Да, но, думаю, это ради медицинских целей.

Встав, он обходит островок и открывает холодильник.

— Прости, даже если бы была, а ее нет, я ни за что не буду курить с младшей сестрой Кема. Этому не бывать.

Я разочарованно вздыхаю.

— К твоему сведению, — я указываю на нас обоих, — мы одного возраста.

Взяв два пива, он ставит одно на стойку и открывает другое.

— Да, но ты всё ещё младшая сестра Кема.

— А ты младший брат Кина. Это имеет какое-то значение?

— Имеет.

— Скажи, почему?

— Потому что ты девушка.

Я приподнимаю бровь.

— А ты парень.

Он разочарованно выдыхает.

— Это негласное правило.

Мои глаза сужаются.

— Какое?

Он пожимает плечами.

— Скажи!

— Да ладно, Амелия, все знают, что ты, ну, хорошая.

Разозлившись, я указываю на него.

— В этом и проблема.

Сняв крышку, Бруклин ставит одно пиво на противоположный конец стойки.

— Какая именно проблема?

— Мне всегда приходилось быть хорошей. Осточертело. Что, если я не хочу больше быть хорошей? Что, если я хочу быть плохой?

Открыв бутылку, он делает глоток пива. Я никогда не замечала, каким сексуальным может быть мужчина, когда он глотает.

— Ты не слишком взрослая для бунта? — спрашивает он.

Я пожимаю плечами, не отвечая.

Словно проверяя мою решимость устроить бунт, он подталкивает бутылку ближе ко мне.

Я бросаю взгляд на часы на стене, которые, судя по движениям секундной стрелки, работают от батареек.

— Ещё даже не полдень.

Бруклин переводит взгляд на часы и пожимает плечами.

— Где-то сейчас пять часов.

Я смеюсь. Он прав. Глядя на бутылку, а после — на него, я наконец решаю ответить.

— Да, конечно, я взрослая для бунта, но это не меняет моих чувств, — подняв бутылку, я наклоняю ее в сторону Бруклина. — Алкоголь до полудня считается ведь плохим поступком, да?

Он приподнимает брови.

— Амелия Уотерс, ты, несомненно, безумная.

Сделав глоток, я смотрю на него и думаю: «Боже, он красив».

Не мой обычный тип. Не тот, с кем я вижу себя в долгих отношениях. Слишком дикий. Слишком беспокойный. Слишком неотесанный. Слишком привлекателен сексуально. По всем понятиям это не мистер Правильный.

Но, разве поиск того самого ещё важен?

Ещё глоток и ещё взгляд, и я вспоминаю, что нужно ответить на его комментарий.

— Нет, не безумная.

Но это не значит, что я не хочу такой стать.

В безумстве есть своя привлекательность… вам не кажется?

Глава 9

ТРИДЦАТЬ СЕМЬ И ДВА ПО УТРАМ

Бруклин

Сейчас четыре часа дня, но, выглянув в окно, можно подумать, будто уже полночь.

Электричества всё ещё нет, а шторм лишь слегка поутих. Я разжег камин, чтобы согреть воздух. Но в доме всё равно достаточно холодно, чтобы надеть толстовку.

Амелия тоже надела ещё слой-другой одежды. Должен признать, мне нравилось смотреть на ее маленькие, выпирающие из-под майки соски, пока она не оделась теплее. Если честно, я становился немного одержим ими. Мне стало интересно, насколько они розовые, мягкие, затвердеют ли они от моего языка, играющего с ними.

Да, да, знаю — мне не стоит смотреть на них или думать таким образом. Кем оторвет мне мое мужское достоинство. И всё же я фантазировал о них, пока не прикусил щеку. Сильно, до крови. И только тогда, наконец, остановился. Я уже отчитал себя, поверьте.

Тусклый свет в комнате осложняет попытки не думать в таком ключе. Амелия нашла несколько свечей в комнате Мэгги и расставила их вокруг нас, чтобы хоть как-то осветить пространство. Это хорошо, потому что в единственном фонаре в доме нет батареек. Кто бы мог подумать.

Как только затихают последние нотки тематической музыки к фильму «Челюсти», я закрываю крышку ноутбука, которая служит прекрасным разделителем между мной и Амелией, и встаю, чтобы потянуться.

— Поверить не могу, что ты никогда не видела этот фильм.

Девушка пронзает меня взглядом.

Оценивает меня?

— Не думаю, что теперь когда-то снова пойду на пляж, — заявляет она.

Ладно, не оценивает, но вместо этого она, как мне нравится называть это, находится в шоке от «Челюстей». Сложно спорить с оригинальным фильмом. Сиквелы и близко не сравнятся. Черт, если бы не «Челюсти», мысли об атаке большой белой акулы на пляже и не приходили бы на ум — акулы довольно редко встречаются. Но даже спустя несколько десятилетий после дебюта фильма все выискивают на горизонте плавники.

Ну или, по крайней мере, так делаю я.

Сморгнув свой собственный шок от «Челюстей», я смеюсь.

— Ещё как пойдешь. В том-то и дело. Все мы так поступаем. Но в следующий раз ты будешь оглядываться по сторонам — я тебе это гарантирую.

Амелия, прищурившись, смотрит на меня.

— Это подло.

— Что именно? — смеюсь я.

— Ты хочешь превратить меня в параноика.

— Нет, не хочу.

Она бросает на меня взгляд.

Я свожу большой и указательный пальцы.

— Ладно, может совсем немножко, но это убережет тебя от дальних заплывов и не даст утонуть.

Она искоса смотрит на меня.

— Хватит. Я сказала тебе, что пыталась излечить похмелье, и это сработало.

— Да-да, знаю. Мне просто не нравится тот факт, что с тобой могло что-то произойти во время моей смены.

— Твоей смены?

— Ты знаешь, что я имею в виду. Кем бы убил меня нафиг, если хоть волосок упал бы с твоей головы, и ты это знаешь.

Амелия грустно улыбается мне, затем встает.

— Я не твоя ответственность. Вообще-то, я — ничья ответственность. Я взрослая и сама могу позаботиться о себе.

— Ага, скажи это своему брату.

— Планирую, — заявляет она, затем поднимает руки над головой, потягиваясь, из-за чего ее свитер поднимается достаточно для того, чтобы я мог увидеть ее пупок.

В голове возникают картинки того, как я кружу вокруг него языком. Переводя взгляд, я провожу дорожку от изгиба ее бедер до пояса штанов для йоги, к упругой маленькой груди, длинной шее, к ее рту и губам, и представляю, что она может с ними сделать. Как может обхватить ими мой член, облизать его своим розовым языком, засосать меня в обольстительный рот. Заставить меня кончить, произнося ее имя.

Блять, я вовсе не должен думать о ней в таком ключе.

— Давай дальше посмотрим «Бездну», — заявляет она.

— Да, конечно, что угодно, — говорю я, слишком занятый наблюдением за ее движениями. Затем до меня доходит смысл слов. — Стой. Что?

— «Бездну». Люблю этот фильм.

Приходится посмотреть Амелии в глаза, чтобы избежать вида ее сексуального миниатюрного тела.

— Разве он не про Бермудский Треугольник?— спрашиваю я.

Она кивает и с улыбкой произносит:

— Только не говори, что есть фильм, который ты никогда не видел?

Да, я заявил ей, когда мы доедали остатки китайской еды, что видел все когда-либо снятые фильмы. И это правда. Есть всего парочка фильмов, которые я не посмотрел.

— Это не вариант, просто чтобы ты знала.

В ее глазах сверкает что-то дьявольское.

— Мы определенно посмотрим его следующим.

Я засовываю руки в карманы.

— Нет, я не могу.

Она подходит и останавливается прямо передо мной.

— Ты испугался маленькой черной магии?

— Нет, я не боюсь, — говорю я недоверчиво, — но викканство, вуду, Сантерия, черная магия — зови, как хочешь, вызывают у меня мурашки по телу.

— Ты суеверный?

— Нет, — говорю я убедительно.

— Да, суеверный. Спорю, что ты не ходишь под лестницами, веришь в везение новичков, наверное, подбираешь каждое пенни, которое находишь, презираешь черных котов и веришь, что три — счастливое число.

Я наклоняю голову набок и хочу почесать ее. Амелия хороша.

— Ну, мне вовсе не нравятся кошки, цвет не важен, да и кто ходит под лестницами? Все знают, что это к невезению.

Амелия сгибается пополам от смеха.

— Ну же, у каждого свои тараканы.

Она поднимает взгляд и, увидев мое лицо, выпрямляется и делает вдох.

— Ты не хочешь делить со мной косячок, так что можешь хотя бы посмотреть фильм по моему выбору.

— В последний раз говорю, у меня нет травки.

Она бросает на меня сомневающийся взгляд.

Я поднимаю руки.

— Нет. Я больше не занимаюсь этим.

Правда. Также я больше не курю обычные сигареты. Да и кроме того, даже если бы у меня что-то было, я ни за что не стал бы ловить кайф с Амелией.

Она выжидающе смотрит на меня.

— Ладно, — сдаюсь я, — я посмотрю фильм, как только сбегаю в продуктовый за ужином.

Глаза Амелии загораются.

— Ты поедешь на мотоцикле, да?

— Да, а что?

— Я поеду с тобой.

Я смотрю на дождь, затем обратно на неё.

— Ты хочешь прокатиться сзади на моем мотоцикле в дождь?

— Да, хочу.

Ни одна из знакомых мне девушек не намочила бы добровольно свои волосы.

Амелия улыбается, словно выиграла приз.

Я прищуриваюсь, глядя на неё.

— Я не поеду на байке, возьму Cruiser.

— Ох, да ладно.

— На улице самый разгар шторма, Амелия. В чем дело?

Она пожимает плечами.

— Ни в чем.

Я приподнимаю бровь.

— Скажи.

Вздохнув, она смотрит на меня.

— Когда я была подростком, мой отец строго-настрого запретил мне делать что-либо подобное. Он настолько вбил в меня свои ожидания, что, даже выйдя из-под его контроля, я не хотела разочаровывать его. Существует столько вещей, которые я никогда не делала, но хочу попробовать. И это одна из них.

— Позже, когда прекратится дождь, — говорю я ей, и уже представляю, как ее руки обхватывают меня. Ее красивая грудь прижимается к моей спине. Ее горячее дыхание касается моего уха.

— Правда? — спрашивает она восхищенно.

Я вырываю себя из фантазий, потому что есть что-то грустное в стремлениях Амелии, что не должно порождать сексуальность.

И, хотите — верьте, хотите — нет, я понимаю.

Даже больше, чем просто понимаю.

Мне кажется, я сам был на ее месте, в тени своих матери и отца, потому и оказался здесь, в Лагуне, пытаясь найти себя.

И всё же не могу избавиться от чувства, что мне необходимо возвести стену вокруг себя, иначе я могу оказаться в списке того, что Амелия никогда не делала... и просто хочет попробовать.

Потому что она хорошая, просто хочет немного плохого.

Совсем немного.

Не слишком много.

Были времена, когда и мне это было свойственно.

Но не думаю, что я снова готов к подобным приключениям.

Больше нет.

Глава 10

500 ДНЕЙ ЛЕТА

Амелия

Принцесса Амелия.

Воспоминания о том, как Сэр Одуванчик обращался ко мне, заставляют улыбаться даже во сне.

Сэр Одуванчик.

Я вскакиваю с кровати, вспомнив, что называла так Бруклина, когда мы играли тогда в детстве.

Мой брат Брэндон всегда называл его Одуванчиком, потому что его волосы в детстве были буквально белого цвета. Я подхватила это прозвище, когда он пришел к нам домой тем днем, и так и нарекла его. Видите ли, это мой брат Кем заставил меня играть с Бруклином. Он сказал, что мы одного возраста, и только потому должны играть вместе. Я не особо хотела этого, потому и вела себя как командир. Мне было интересно, почему он делал всё, что я говорила ему.

Он боялся моего отца.

Стоило понять.

Я падаю обратно на подушки.

Пытаясь устроиться поудобнее, ощущаю очень странное чувство в животе, лежа на кровати Мэгги и Кина, и понятия не имею почему. У меня нет похмелья. Я не голодна. Может, съела слишком много Доритос перед сном.

Кто знает?

Учитывая то состояние, в котором проснулась вчера, я должна была всю ночь и добрую часть утра спать, как младенец. Вероятно, мне стоило пойти в кровать раньше, а не засиживаться допоздна. Но каким-то образом Бруклину удалось заставить меня посмотреть «Тварь из Черной Лагуны» после «Бездны», потому что я не видела его. Или потому что он желал перекрыть черную магию Гаити тем большим, зеленым существом.

От этой мысли мне смешно.

Когда фильм закончился, Бруклин задал мне очень важный вопрос.

— Ты бы лучше умерла от нескольких больших укусов акулы или от миллиона злобных щипаний пираньи?

Оба варианта были неприятными. Не согласны?

Когда я не смогла ответить, он заставил меня смотреть «Пиранью». После этого ответ был очевиден. Безусловно, я бы выбрала акул. Настолько сильно меня испугал фильм «Пиранья».

По какой-то причине я сейчас лежу и пытаюсь заставить себя прекратить думать о Бруклине. Мне стоит думать о Лендоне. Да, если он на самом деле мой единорог, мой принц, интересно, почему я до сих пор ни разу не вспомнила о нем. Судя по тому, что я узнала о нем за наше короткое знакомство, он идеален для меня во всех понятиях. Будь у меня телефон, я написала бы Лендону сообщение. Задала бы вопрос Бруклина: пиранья или акула? Интересно, что бы он выбрал.

Завывает ветер, и мои мысли снова разбредаются. Что-то заставляет меня повернуть голову в сторону пляжа. Французские двери дребезжат, словно кто-то пытается проникнуть внутрь. Пытаясь сохранять спокойствие, я включаю прикроватную лампу, но ничего не меняется. Электричество всю ночь то включалось, то выключалось. Видимо, сейчас его снова нет. Уже, должно быть, около шести утра, потому что в окна проникает слабое сияние рассвета.

Взяв фонарик, который Бруклин купил прошлой ночью в магазине, я спрыгиваю с кровати и иду к лестнице, ведущей к его комнате.

Может, он проверит дверь ради меня?

Оказавшись наверху, слышу кое-что другое — на этот раз ничего пугающего, но звук похож на стон.

Не пойму точно.

Я мгновенно выключаю фонарь.

Дверь слегка приоткрыта.

Знаю, что он один, или подумала бы... ну, вы знаете, что я бы подумала.

Мысль о происходящем в кровати заставляет мое сердце колотиться от странного возбуждения. Прислушиваясь к звукам, решаю не стучаться; мое сердце бьется всё сильнее и сильнее с каждой секундой. Затем я снова это слышу.

Заглядываю в темную комнату, если не считать слабый свет восходящего солнца, проникающего через жалюзи. Бруклин лежит в кровати, одеяло покрывает его до талии, а рука находится именно на том месте, где я и думала.

Мне стоит отвернуться и уйти.

Я этого не делаю.

Не могу.

Ведь он держит член в руке. И что ж, я хочу, чтобы моя рука оказалась там же, но так как я не могу просто войти, чтобы попросить присоединиться и помочь ему кончить, ограничиваюсь наблюдением.

Я задерживаю дыхание, наблюдая за движениями Бруклина под одеялом. Длинными рывками он водит рукой вверх-вниз по члену. Затем откидывает одеяло и выгибает спину. Одна рука ложится на яйца, другая обхватывает головку члена, словно кольцом, так, чтобы она свободно проходила через него.

Мне приходится прикрыть рот рукой, чтобы сдержать стон возбуждения.

Я никогда лично не видела, как мужчина удовлетворяет сам себя, и это выходит за грани всего, что я себе представляла. Конечно, я видела, как это происходит в порнофильмах, которые смотрел Картер, но в них парни всегда так жестко дергают свой член, что даже смотреть больно.

То, что я вижу сейчас, совсем не то.

Намного эротичнее.

Медленнее.

Напряженнее.

Мне хочется прикоснуться к себе. Провести пальцами по клитору, вырисовывая круги под ритм подъема и падения его бедер, но я сдерживаюсь.

Внезапно кулак Бруклина ускоряется, а бедра поднимаются и опускаются при каждом движении руки, что в свою очередь заставляет мое сердце биться с тревожной скоростью. Теперь мне хочется трахнуть себя пальцем и прижать большой палец к клитору с достаточным нажимом, чтобы заставить себя кончить.

Еще один стон, и в этот раз его рот открывается, а лицо искажается от удовольствия.

Видимо, он кончает.

И, думаю, я тоже.

Мой клитор внезапно начинает пульсировать, и я понимаю, насколько возбудилась.

Он замирает.

Мои ноги словно ватные.

А после наступает тишина.

Мне хочется большего, поэтому я не отрываю глаз, желая узнать, повторит ли он это.

О, боже мой, я любопытная Варвара. Извращенная любопытная Варвара. Это плохо. Очень плохо. Но в то же время, по какой-то причине это вызывает у меня улыбку.

Я отправлюсь в ад.

Будучи настолько возбужденной, что я даже не считала возможным, сжимаю бедра и чувствую легкую дрожь в половых органах.

Опускаю взгляд.

Я кончила дважды?

Нет.

Ни за что.

Не так.

Не наблюдая за тем, как дрочит парень, которого я едва знаю, и, думая о том, как бы прикоснуться к себе.

Снова обращая внимание на то, что происходит за дверью, я замечаю его упругий, голый зад, направляющийся в ванную.

Ладно.

Хорошо.

Пора уходить. Но мои мозги всё ещё сконцентрированы на дрожи, из-за которой мои нервные окончания до сих пор покалывает.

Уставившись в пустую комнату, я знаю, что мне нужно уходить. Я делаю шаг назад, затем еще один. Добравшись до темной лестницы, снова включаю фонарик и пытаюсь решить, хочу ли развернуться или спуститься вниз, избегая какого-либо шума.

Его шаги раздаются по паркету, и мои широко раскрытые глаза вглядываются в темноту, а затем скрип петель на его двери вынуждает мое сердце остановиться.

Я мгновенно выключаю фонарь.

Появляется квадратик солнечного света, и дверь распахивается настежь.

Зажмурив глаза, я пытаюсь успокоить дыхание.

— Амелия? — спрашивает Бруклин.

Я замираю, словно олень в свете фар. Поймали. Меня поймали. Интересно, у меня ещё есть время убежать к себе в комнату? Нет, ни секунды. Может, стоит притвориться, что я хожу во сне? Возможно. Нет, это не сработает.

— Амелия, — спрашивает он снова.

Я вглядываюсь в небольшое пространство между нами и снова включаю фонарик, случайно засветив им прямо ему в лицо.

— Привет, — пытаюсь проговорить спокойно. Сделать вид, будто я только что поднялась наверх. Притвориться, что нотки возбуждения в моем голосе вызваны не тем, что я застала его за мастурбацией, а скорее радостью, что я достигла верха этой узкой лестницы.

Слава Богу, он одет. Каким-то образом во время моего безумия он успел натянуть пару спортивных штанов. Бруклин поднимает руку, чтобы прикрыть глаза от яркого света.

— Что ты тут делаешь?

Я отвожу луч в стену.

— Я… Я… Я... эм… Мне показалось, я слышала, как кто-то пытался открыть дверь Мэгги. Но теперь, когда я говорю об этом тебе, понимаю, как абсурдно это звучит.

К моему большому удивлению, парень направляется в мою сторону, словно собираясь проверить мое вызванное бредом волнение.

— Оставайся здесь.

Меня охватывает паника.

— Стой!

Бруклин смотрит мне прямо в глаза.

— Со мной всё будет хорошо, — говорит он в своей манере соблазнительного плохого парня. Каждый его шаг так и кричит: «Меня ничего не колышет».

— Ты не можешь пойти туда один.

Вернувшись, он заходит в свою комнату и возвращается с бейсбольной битой. От резкости в его взгляде у меня по спине бегут мурашки.

Я смотрю на биту.

Дерево ударяется о его ладонь.

— Подарок Кину от Мэгги, какая-то их шутка, но послушай, это же Луисвилл Слаггер. Я забрал ее, когда они выезжали.

— Может, стоит позвонить в полицию?

Бруклин без рубашки, и я не могу отвести взгляд от силуэта его упругих мышц, когда он перебрасывает биту через руку за спину и под другую руку.

— У нас нет телефонов, забыла? Но серьезно, не беспокойся. Вероятно, это кто-то из бывших ухажеров Мэгги. Пойду скажу ему, что Мэгги теперь замужем, и ее муж с радостью оторвет ему яйца, если увидит рядом с ней.

Я вопросительно смотрю на него.

Он делает шаг ко мне.

— У неё есть несколько шальных бывших, которые приходят сюда время от времени. Ничего нового. Думаю, я избавился, по меньшей мере, от трех со времени ее переезда.

— Оу. — Я поднимаю руку к быстро бьющемуся сердцу. — Так там действительно кто-то есть?

Бруклин теперь рядом со мной, держит биту сбоку, и вдруг становится серьезным.

— Возможно. Хорошо, что он не вошел.

Я могу лишь пялиться, не произнося ни слова, вероятно выглядя немного испуганной, хоть и пытаюсь скрывать это.

Возможно, увидев мое волнение, парень отпускает все тревожащие его мысли, и уголки его губ приподнимаются в улыбке.

— Вот был бы сюрприз, когда ты выцарапала бы ему глаза.

Думаю, он не ошибался в этом комментарии. В колледже я регулярно посещала курсы самозащиты. Отец настоял на них, когда я настояла на жизни в Гринвич Виллидж. Хоть я и ненавидела их, я посещала эти курсы, будучи послушной дочуркой. Чтобы облегчить нагрузку тех занятий, йогу я посещала ещё чаще. Думаю, можно сказать, что я занималась спортом ради своего психического здоровья.

Лестница скрипит, когда парень перешагивает через две ступеньки за раз, а я смотрю, как напрягаются мышцы его спины.

Хоть он и сказал мне оставаться наверху, я медленно иду за ним через дом к двери, ведущей в комнату Мэгги. А затем ещё медленнее вхожу в комнату, где вижу его, стоящего в открытых дверях и осматривающего пляж, на котором никого нет.

— Видимо, я ошиблась, и тут никого не было? — говорю я.

Бруклин разворачивается, и в более ярком свете спальни я чувствую, как его взгляд прожигает меня, словно пламя, вышедшее из-под контроля.

— Я сказал тебе оставаться наверху.

Осознав, что на мне всего лишь футболка, я пытаюсь оттянуть вниз ее края.

— Я хотела убедиться, что ты в порядке.

Его ноздри расширяются.

— Господи Иисусе, Амелия, ты когда-нибудь слушаешь, что тебе говорят делать?

Прерывистое дыхание срывается с губ, пока я пытаюсь найти достойный ответ.

— Я взрослая женщина, способная принимать свои решения, Бруклин, так что буду благодарна, если ты прекратишь обращаться со мной, как с ребенком.

Но на самом деле я хочу сказать: «Прекрати обращаться со мной, как с младшей сестрой Кема».

Но я этого не делаю. Не хочу упоминать своего брата в этом разговоре. Это только между нами с Бруклином, и всё дело в желании.

Захлопнув двери, он рывком закрывает их на замок и идет ко мне.

— Я отправляюсь на пробежку, а после нужно разобраться с парой дел. Ключи от машины Мэгги на кухонном столе, а запасной ключ от дома лежит под горшком на патио. Как думаешь, продержишься утро без присмотра?

Раздраженная, я хмурю брови и надуваю губы, будто ребенок, которым, по моим словам, я не являюсь, отчего кровь в моих венах закипает.

— Иди к черту, Бруклин Джеймс.

То, как он проходит мимо меня, даже не оглянувшись, говорит мне о том, что я и так знала... в его глазах я всегда буду младшей назойливой сестрой Кема.

И никем больше.

Вот вам и закадрила плохиша.

Глава 11

ЭДВАРД РУКИ-НОЖНИЦЫ

Бруклин

Поездка на мотоцикле сродни танцу в сидячем положении.

Сжать. Отпустить. Прокрутить. Левая рука. Правая рука. Ноги на место.

Когда я несусь по дороге, всё происходит в идеальной последовательности и ритме. Как и всегда, когда катаюсь, я отпускаю мысли в свободный полет.

И сразу же они пускаются в том направлении, которое мне нужно меньше всего.

К ней и ее сексуальному, миниатюрному телу, к тем кошачьим глазам и пухлым губкам. Нажав на газ, я пытаюсь забыть о девушке. Как бы я не старался, каждый раз проворачивая горячую кожаную ручку, я представляю мягкую кожу Амелии под своей рукой, вкус ее киски на языке, ощущение пальцев, тянущих меня за волосы.

Черт возьми. Как же я сейчас попал.

Сильнее сжимая коленями черный гладкий бензобак, я наклоняю голову так низко, что она оказывается едва ли не между ног. И тогда я представляю ее на этом месте: рот, обхвативший мой член, ее язык, облизывающий мои яйца, жаркие и тяжелые стоны от доставляемого мне удовольствия.

— Бля-я-ять! — бормочу я себе под нос. Не нужно было вымещать на нее агрессию, но у меня не было выхода. Взгляд ее знойных серых глаз вынудил меня убраться подальше.

Это было необходимо, пока я не взял ее на том же месте и не оттрахал, поддавшись сексуальному напряжению, окружавшему нас в спальне моего брата. И я знаю, что Амелия позволила бы мне сделать это, я видел это в ее глазах. Она жаждала стать плохой.

Как я.

И я хотел дать ей возможность.

Правда хотел.

Переключаясь на четвертую передачу, я нажимаю на газ и лечу вниз по дороге, ощущая охватившую меня вину. Я оставил ее одну на всё утро и день, и мне нужно было добраться домой.

День просто пролетел.

Купив новый телефон, я позвонил Кему, оставил ему сообщение и провел остаток дня, съездив в ЛА и обратно под гребаным дождем. Только я и мои мысли. И вы видите, куда меня это привело.

Теперь я несусь через траффик на скорости 140 км/час, пока не сворачиваю в пять вечера с первого шоссе на свою улицу, а после — в свой двор.

Как только открываю входную дверь, чувствую запах попкорна для микроволновки и не могу сдержать улыбку. Клянусь, она ест вредную еду так же часто, как и я.

— Амелия, — выкрикиваю я.

Ничего.

Осматриваюсь, но ее нигде нет. Иду по коридору. Дверь в комнату Мэгги открыта, но Амелии там нет.

Обыскиваю остаток дома, но ничего не нахожу.

Уже поднимаясь в свою комнату, я замечаю свет наверху. Переступая по две ступеньки за раз, спешу на второй этаж, но словно вкопанный останавливаюсь в дверях.

Амелия лежит на животе на моей кровати, выглядя очень сексуально. Ноги согнуты в коленях, а ступни болтаются в воздухе. Она как ни в чем не бывало ест попкорн из миски рядом и читает рукопись.

Мою рукопись.

Ту, что я выбросил!

Не способный контролировать себя, я широкими шагам подхожу к кровати и вырываю у девушки соединенные страницы.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

Амелия с нескрываемым раздражением смотрит на меня.

— И тебе привет. Верни обратно. Я хочу дочитать.

«Фанатка», автор Бруклин Джеймс.

Это слова написаны на первой странице, так что она должна знать, что читает.

— Нет, это дрянь. Я выбросил её в мусор, туда она и вернется.

Амелия спрыгивает с кровати на босые ноги и начинает гоняться за мной по комнате.

— Это не дрянь, — она произносит это, ну или что-то подобное.

Господи, я даже думать не могу. У меня тут же появляется стояк. На ней очень короткое зеленое платье, то есть очень короткое. Она также сделала прическу и макияж. Точная копия Энн-Маргарет, когда та снималась вместе с Элвисом Пресли в «Да здравствует Лас-Вегас!».

И поверьте, я видел этот фильм кучу раз.

Мой брат Кин повернут на Элвисе. Черт, он ребенка назвал в честь него: Пресли, а не Элвис. Но будь это решение Кина, думаю, он назвал бы сына Элвисом.

В любом случае, Амелия просто сногсшибательна.

Вырвав рукопись у меня из рук, она возвращается в свою позу на кровати и в этот раз берет ручку рядом с собой, делая заметки, словно я вовсе не забирал у неё сценарий.

Я лишаюсь дара речи.

— Что... Почему... Почему ты так одета?

Она поднимает на меня взгляд, не выпуская ручки из руки.

— Вечеринка в честь помолвки, помнишь? Я пошла прикупить наряд сегодня днем. Полагаю, ты не против?

Я совершенно забыл об этой вечеринке. Моргнув, я не могу сказать ничего, кроме:

— Да, конечно. — Хоть и понимаю, что она просто издевается.

Чиркнув ручкой, Амелия проводит линию на странице и снова смотрит на меня.

— Тебе нужно собраться?

Я хмурюсь.

— Да, конечно, — вырывается из моего рта, но в этот раз я добавляю: — Что ты вообще тут делаешь?

Она отвечает, не поднимая взгляда и не прекращая записывать что-то на полях.

— Твой сосед Райан Герхард приходил с моим телефоном и камерой. Его жена спасла их, когда начался дождь, но он даже не подозревал об этом. Сказал, что приходил сюда вчера днем, но нас не было. Оказывается, это он был у двери утром, — увидев ее пухлые губки, я мгновенно ощущаю желание накрыть их своими и поцеловать. — В общем, — продолжает девушка, размахивая ручкой, — мой телефон разрядился, а зарядки у меня нет, так что я поднялась поискать твою, — она переводит внимание обратно на сценарий. — Подумала, ты будешь не против, тогда я и нашла твою рукопись.

Что ж, это ответ на мой вопрос.

Я медленно иду к ней, пытаясь избавиться от грязных мыслей о том, что хочу сделать с ней прямо сейчас на своей кровати. Как я хочу перевернуть ее и запустить руку под край платья, после чего проскользнуть пальцами в трусики и заставить кричать мое имя.

— Бруклин?

Теперь она зажала ручку между зубов, а ее шикарные знойные глаза направлены на меня.

Я движением подбородка указываю на страницу, покрытую примечаниями.

— Что всё это значит?

Она хлопает по кровати, после чего достает ручку изо рта и указывает на строку на странице.

— Это мое предположение, как Кейт должна отреагировать, когда Келлан не приезжает забрать ее с работы, как обещал, потому что он занимался серфингом и потерял счет времени.

Поддавшись любопытству, я беру в руки рукопись.

— Ты не хочешь, чтобы она звонила ему и спрашивала в голосовом сообщении, где он?

Она машет головой из стороны в сторону.

— Нет! Девушка бы этого не сделала. По крайней мере, не сразу.

Я задумчиво постукиваю по подбородку.

— Почему нет? Я бы сделал.

Раздается щелчок языка, и ручка указывает на меня.

— Именно. Так бы поступил парень, не девушка. Кейт бы ждала и ждала, и ждала, и становилась бы с каждой минутой всё злее и злее. И не важно, насколько она милая. Затем бы она ушла, отправившись домой, возможно, написала подруге и думала о нем, пока он, наконец, не позвонил бы ей. А если бы он не позвонил ей в течение часа или двух, тогда уже она позвонила бы ему.

Я чешу голову.

— Зачем ей звонить ему с таким опозданием?

— Потому что он был придурком, променявшим ее на нечто более веселое, и не заслуживает знать, что она ждала его.

— Нет, он не поэтому опоздал. Просто он увлекся.

— Но Кейт этого не знает.

— Он скажет ей об этом позже.

Амелия пожимает плечами.

— Но это всё равно неправильно. Кейт часами думала о нем, в то время как он и не вспоминал о ней, пока не слез с доски. Теперь ему нужно доказать, что он хочет быть с ней.

— Правда?

Она кивает.

— Конечно. Однако их отношения пока только начались, так что оба теперь будут осторожнее. Он не может переусердствовать с извинениями, иначе потеряет имидж плохого парня, но всё равно должен быть искренним.

Я ухмыляюсь этому. Женщины вообще понимают, что мы не пытаемся придерживаться того или иного имиджа плохих парней?

— И, — продолжает Амелия, — Кейт не может быть слишком стервозной или сильно злиться, иначе потеряет его. Между этим тонкая грань.

Я могу лишь покачать головой.

— Женщины — сложные существа.

— Так и есть. Весь этот синдром «Я сказала «нет», но на самом деле имела в виду «да», и ты должен был это знать».

Может, это имела в виду моя мать, когда сказала, что «Фанатке» не хватает настоящих эмоций? Может, она хотела сказать мне, что я не понимаю женщин? Но в этом можно было обвинить ее, ведь, хоть она и прилагала больше усилий последние несколько лет, пытаясь быть частью моей жизни, это не компенсировало все те годы, когда мы жили в одном доме, но ее никогда не было рядом. Вовсе.

Все считали, что быть частью «королевской» династии Голливуда — это гламурно. Вот только это не так. Королевы никогда не было дома, а Король обычно напивался до беспамятства в каком-то баре. Из-за этого мне, Принцу, самому приходилось заботиться о себе.

Ненавижу вспоминать о тех днях.

Сморгнув эти воспоминания, я фокусируюсь на Амелии.

Заинтригованный, я сажусь рядом с ней и пролистываю рукопись. Была бы она моим другом, мне не приходилось бы каждый раз беспокоиться о своем члене, приходящем в режим боевой готовности, когда я нахожусь рядом с ней.

Да, друзья.

Мы с младшей сестрой Кема можем быть друзьями.

Это возможно.

По крайней мере, я надеюсь. Но, блять, как же вкусно она пахнет.

Мне приходится напоминать себе, что Амелия — младшая сестра Кема, и он убьет меня, если я прикоснусь к ней.

Хлопнув в ладоши, я решительно настраиваюсь не сходить с тропы дружбы.

— Где ещё ты сделала пометки?

Она смотрит через мое плечо на прикроватную тумбочку и на часы на ней.

— У нас достаточно времени?

Я киваю.

— Я быстро собираюсь, да и к тому же, нам только к семи тридцати.

— Хорошо, — она делает глубокий вздох. — Ты не разозлишься?

— Нет.

— Ну, тогда я пока не закончила, но мне кажется, что персонаж Келлана намного превосходит Кейт.

— И тебе это не нравится?

Она качает головой.

— Совсем нет. Думаю, зрителю должно быть сложнее понять, кто из них положительный, а кто отрицательный герой. В общем, Кейт должна больше располагать к себе.

Я указываю подбородком на рукопись, которую писал последние два года и выбросил из-за одного отрицательного отзыва.

— В каком плане?

Амелия садится и скрещивает ноги, оттягивая край платья вниз по бедрам, чтобы не было видно трусиков.

— Можно быть честной?

— А ты бываешь другой?

Она пожимает плечами, и, когда ее плечи поднимаются, я не могу не смотреть на ее грудь. Кажется, она идеально ляжет в мои руки.

— У тебя она получилась слегка навязчивой, а я не думаю, что Келлану нужна такая девушка. Он хочет реальной любви, настоящей девушки, и, думаю, тебе нужно превратить Кейт в такую девушку. Она должна стать Золушкой, а он — ее Прекрасным Принцем. Это поможет добавить той искренности, которую ты ищешь.

Я киваю, принимая критику и на самом деле соглашаясь с ней. Я могу это сделать. Могу улучшить сценарий.

Ее большие золотые серьги-кольца качаются из стороны в сторону, когда Амелия делает очередную заметку на полях.

— Может, создать для Кейт грустное прошлое?

— Например?

Она улыбается, словно и это продумала.

— Возможно, ее мать погибла при трагических обстоятельствах, а отец стал алкоголиком, потому что сильно скучал по ней. Младшему брату Кейт может быть шестнадцать вместо шести, и он должен быть бунтарем, который нуждается в заботе.

— И Келлан взял бы его под свое крыло? — предлагаю я.

— Да, что-то вроде того. Что-то, что поможет зрителю понять, Кейт — сильная женщина, которой свойственна решительность и настойчивость.

Я просто моргаю в ответ. Она попала точно в цель. И впервые я начинаю гадать, не проводил ли параллель со своей жизнью, даже не осознавая этого.

— Продолжай, — говорю я ей. — Что еще?

— Ну, я подумала...

Следующие шестьдесят минут Амелия рассказывает, что, по ее мнению, мне нужно сделать, чтобы Кейт стала звездой. И я слушаю, не отвлекаясь и не думая о нас, о том, как мы можем вместе работать, потому что это — то, что происходит здесь и сейчас — важно.

Нет, это не просто важно...

Это моя гребаная жизнь.

Глава 12

ВАЛЕНТИНКА

Амелия

К своим одиннадцати годам я была замужем дюжину раз.

Моими мужьями были четыре лучших друга, три собаки с нашего района, два бродячих кота и два моих очень несговорчивых брата. Кема уговорить было сложнее, чем вечно веселого Брэндона. Последним из моих мужей был Бруклин Джеймс, и женился он на мне под нескончаемые протесты.

Все свадьбы были хорошо спланированы и варьировались от простых до изысканных — тайные бракосочетания, церемонии в саду и да, даже королевская свадьба, которая была с Бруклином.

Моя няня всегда играла роль священника и начинала речь словами «Дорогие возлюбленные».

Мне это нравилось.

Окруженная куклами Барби и плюшевыми животными, я всегда надевала белое дизайнерское платье, которое исчезло из гардероба мамы, о чем она и не подозревала. Фату мне заменяла белая наволочка, а когда я говорила «Согласна», то сжимала в руках одуванчики и дикие фиалки, собранные в Центральном Парке.

После церемоний я всегда делала фотографии, чтобы запечатлеть особенные моменты, после чего мы ели капкейки и пили лимонад.

Мой дедушка посещал несколько моих свадеб, на которых притворялся фотографом, снимая нас на свою камеру, которую со временем подарил мне. С ним всегда было так весело. И, как и он, я люблю запечатлевать на фотографии счастливые моменты, те, что будут длиться вечно.

Кто знает, может это единственное, что действительно важно.

Чувствую укол в сердце, наблюдая за людьми вокруг — улыбающимися, смеющимися — и мне хочется быть той, кто запечатлеет для них эти мгновения.

Захват.

Щелчок.

Профессиональный фотограф кружит по комнате, снимая ново-обрученную пару и их гостей, я слежу за ним слегка с завистью и улыбаюсь, когда он просит их позировать для камеры.

Захват.

Щелчок.

Полная нежеланной зависти, я делаю глоток белого вина и бросаю взгляд чрез плечо, чтобы отвлечься на пару секунд от этой атмосферы.

«Скала» — потрясающее место. Интерьер сродни кремового цвета шкатулке для драгоценностей, но без излишеств — количество блеска рассчитано точно, чтобы добавить немного магии. Но снаружи заведение выглядит точь-в-точь, как драгоценный камень. Вторя своему названию, ресторан находится на краю скалы с видом на Тихий океан. Терраса огромная и за вид, открывающийся с нее, можно умереть. Но сегодня все мы заперты внутри из-за непрерывных плохих погодных условий.

Познакомившись со всеми, попробовав все канапешки и сыр, что разносили официанты, закуски и основные блюда со шведского стола, я настояла, что хочу понаблюдать за людьми, пока Бруклин решил совершить ещё один круг.

Чувствуя легкое опьянение, я смотрю в огромное окно и думаю о красоте, которую оно так ясно позволяет увидеть. Дождь всё ещё льет, и я наблюдаю, как тяжелые капли падают в океан, словно осколки стекла. Увлеченные бесконечным потоком, мои мысли возвращаются к высокой черной шляпе, в которой Бруклин был в день нашей фальшивой свадьбы, и отвращению на его лице, когда я поцеловала его.

Ну или я думаю, что первая наклонилась, соединив наши губы. Честно, я не помню. Поцелуй, конечно, был легким — просто чмок, и не нес в себе сексуального подтекста. И всё же это был мой первый поцелуй, и Бруклин был моим последним мужем — игра в свадьбу устарела к моменту, как мне исполнилось одиннадцать, и я готова была переключиться на кинозвезд и подростковых идолов.

Из детских грез меня вырывает смех — звук, к которому меня странным образом тянет.

Мой когдатошний муж очаровывает зал. Ведя увлеченные беседы с гостями со стороны невесты, он заставляет всех женщин смеяться и временами краснеть. Виной тому то, как он смотрит на тебя, как невзначай подходит ближе, как его дыхание касается щеки.

Парень от природы такой очаровательный, и я даже не уверена, что сам осознает, как ямочки на его щеках влияют на женщин, с которыми он разговаривает.

Язык тела — сильный афродизиак, а этого ему не отбавлять.

Я прижимаю губы к краю бокала, согревая его, и поднимаю взгляд навстречу Бруклину, направляющемуся ко мне. Он улыбается мне своей флиртующей улыбкой, к которой у меня тоже нет иммунитета, и внезапно я оказываюсь где-то в другом месте. Там, где мой телефон больше не звонит, а жизнь не превратилась в осколки.

Здесь.

С ним.

В руке у Бруклина бутылка пива «Гиннесс». Он держит ее всё время, что я наблюдаю за ним, но не видела, чтобы он хоть раз отпил содержимое.

— Привет, — говорит он медленным и низким голосом. Звук его голоса — очередная причина того, почему мой брат зовет его Казановой.

— Привет, — отвечаю я, — встретил девушку, с которой тебя ставят в пару на свадьбе?

Я делаю ещё глоток вина и смотрю на него, ожидая, когда он укажет на нее.

— Да, встретил. Она допоздна работала, потому только пришла.

— И кто она? — спрашиваю я поверх бокала, когда он не шевелится.

Бруклин машет головой в сторону десертного стола, который наполнен изысканной выпечкой.

— Кузина Джиджи. Та, что в белой блузке и черной юбке.

Осматривая сначала ее, потом его, я слегка улыбаюсь, но мысленно исполняю танец счастья. Очки. Волосы собраны в идеальную прическу. Легкий макияж. Обувь на плоской подошве.

— Она может быть одной из тех безумных библиотекарш с неистовой сексуальной жизнью, которую скрывает под строгой внешностью, как Бэтгерл из «Бэтмена».

Он улыбается, спрятав руку в карман.

— Она бухгалтер, так что сомневаюсь.

— Оу, — это всё, что я могу сказать.

Бруклин пожимает плечами, словно это вообще не имеет значения.

— Напомни еще раз, что мне нужно искать? — спрашивает он своим глубоким голосом прямо у моего уха.

Сначала это вызывает у меня смех, но мое дыхание прерывается, когда я отодвигаюсь немного, чтобы ответить. Виной всему его поза. Одна его рука держит бутылку. На брюках идеальная стрелка, плечи широкие и сильные, а стройную талию выделяют больше парадные брюки, нежели пляжные шорты, в которых я его видела. Собравшись с мыслями, я отвечаю, флиртуя, что не сильно отличается от его манеры разговора.

— Очевидное, скрытое среди неочевидного.

— Точно, — усмехается он, словно в этом есть смысл, затем впервые за весь вечер делает глоток пива и осматривает толпу своими знойными голубыми глазами.

— Отлично, очевидное среди неочевидного. Насколько сложно это может быть?

Я смеюсь и допиваю свое вино. Сюда мы приехали на Uber. Бруклин знал, что, находясь в одной комнате со своими старыми друзьями из ТВ-шоу «В погоне за солнцем», он обязательно выпьет, а я не предложила стать трезвым водителем, потому что тоже хотела расслабиться.

Видимо, выполнив обязанности светского льва, теперь он мог просто понаблюдать за людьми и расслабиться. Я тоже осматриваю толпу, начиная свою маленькую свадебную игру, только взрослый ее вариант.

Его взгляд блуждает справа налево, осматривая зал, после чего Бруклин смотрит на меня. Понимаю, что ему нужна моя помощь.

— Ладно, — начинаю, — тебе нужно искать тех, кто подкатывает друг к другу так, чтобы никто не заметил. Кто с кем флиртует. Когда перебрасываются взглядами, думая, что никто на них не смотрит, или якобы нечаянно прикасаются друг к другу, — продолжаю я, пока официант наполняет мой бокал.

Даже учитывая мои соблазнительные золотые туфли на высоком каблуке с острым носком, которые должны сочетаться с золотым поясом на талии, Бруклин всё равно на голову выше меня. Он высокий, стройный и невероятно привлекательный, и я замечаю, что бросаю на него взгляды чаще, чем на стол с десертами. Вероятно, ему стоит следить за мной. Когда парень делает очередной глоток, я ловлю себя на мысли, что гадаю, какой он на вкус, и, думаю, он превзойдет шоколадный эклер.

Вот только с этой мыслью есть одна проблемка.

Сегодня в комнате Бруклина кое-что произошло, и я не уверена, что мне это понравилось. Я каким-то образом перешла из зоны запрещённой сестры во френд-зону. Мне нравится, что его вражда будто бы испарилась, но мне ненавистно то, что и сексуальное напряжение, кажется, пропало вместе с ней.

Теперь мы друзья, которые осматривают элегантно декорированную комнату с бокалами и бутылками вина, будто бы плывущими по воздуху, и играют в игру. Как друзья. И только.

Переведя внимание со своих проблем обратно на игру, я игнорирую свой вибрирующий телефон. Звонили мой отец, мама и даже Лендон. Но только не Кем.

Мы с Лендоном проговорили большую часть дня.

Он милый.

Действительно милый.

Очень-очень милый.

И да, каким-то образом за двухчасовую беседу по телефону этим днем мой мистер Вероятно-Правильный показал себя на самом деле Мистером Правильным. И единственное, что я сказала себе, когда он положил трубку, было: «Да, он такой милый».

Это так разочаровывает.

Злясь на себя, я сдуваю волосы с глаз и нахожу взглядом будущих молодоженов, общающихся с гостями по разные стороны зала. Ситуация достаточно интригует меня, чтобы уделить им больше внимания. Я продолжаю наблюдать, медленно попивая вино, но не говорю об этом Бруклину.

Чейз Паркер снимался с Бруклином Джеймсом в «В погоне за солнцем». Они не только вместе катались на серфах, но и оба выросли в Беверли-Хиллс, посещали одну частную школу, а их родители работают вместе.

Сегодня днём я провела небольшое исследование в соцсетях, пока висела на телефоне с мистером Правильным.

Чейз, в отличие от Бруклина, пошел в актеры. Он снимался в небольших ролях то здесь, то там, но ничего выдающегося или стоящего внимания. Но он встретил Джиджи, когда играл роль парня начальницы Джиджи в «Где мой Латте?»

О Джиджи же, с другой стороны, в городе говорят, как о дерзкой ассистентке известной актрисы, которая стала виной вновь вернувшейся славы ее начальницы.

Может, Чейз пока и не в списке лучших актеров, но он определенно из звездного материала с внешностью Рока Хадсона в стиле плохиша. Он, как и Бруклин, высокий и стройный. У него широкий рот с пухлыми губами. Темные смеющиеся глаза. Гладкие, идеальной формы уши, в одном их которых серьга с бриллиантом. И, в отличие от Бруклина, у него темные волосы, выбритые едва ли не под ноль.

Чейз ловит взгляд Джиджи с другого конца зала, и его губы изгибаются в медленной, сексуальной улыбке. Она отворачивается, что не сильно похоже на поведение невесты, но спустя несколько мгновений снова смотрит на него. Парень шевелит бровями и посылает ей воздушный поцелуй. Вместо того чтобы поймать его, девушка закатывает глаза.

Я, конечно, не профи в любовных отношениях, но что-то здесь не так.

Приветливо смеясь, Чейз пересекает комнату, направляясь к ней, и садится рядом на стул. Он притягивает невесту к себе на колени и словно наказывает ее поцелуем.

Но Джиджи не краснеет от его внимания, оно ее вовсе не трогает. Вместо этого она отворачивает голову прочь от его губ и толкается локтями, пока Чейз наконец не отпускает ее, чтобы она могла сесть рядом.

— Что тебя так увлекло? — голос Бруклина такой глубокий, что раздается, будто гром, хотя на самом деле он шепчет.

Колеблясь, я указываю бокалом в сторону счастливой пары.

— Они.

— А что с Чейзом и Джиджи?

Я втягиваю воздух.

— Скажи, — требует он, и мой пульс слегка ускоряется, как и всегда, когда в нем восстает альфа.

— Просто я не думаю, что она относится к нему так же, как и он к ней.

Бруклин хмурится.

— С чего ты это взяла? Они настолько влюблены, что дождаться уже не могут, когда поженятся.

— Правда?

Он кивает.

— Они свяжут себя узами через две недели где-то в отдаленной местности, куда нас всех отвезут на вертолетах, чтобы избежать внимания прессы.

— Или наоборот привлечь их внимание, — бормочу я себе под нос, затем приподнимаю бровь. — Зачем спешка?

Бруклин осматривает меня и пожимает плечами. Так по-мужски не задумываться об этом.

— Думаю, они хотят быть вместе. Не знаю. Как-то не подумал задать им этот вопрос.

— Появление на публике? Сезон награждений? — эти слова стоило оставить при себе.

Он еще больше хмурится.

— Думаешь?

— Это возможно? Не знаю. Я наблюдала за ними всего несколько минут, что я могу знать.

— Но что ты думаешь?

Я говорю честно.

— Что-то не так с ее стороны.

Бруклин допивает бутылку, которая еще пару минут назад была полной.

— Ради его же блага, надеюсь, что ей просто некомфортны ПВП3, потому что Чейз очень хороший парень, и не хочу видеть, как он обожжется.

Увидев, как его губы приобретают грустный изгиб, я указываю на стол с десертами.

— Не против перекусить чего-нибудь?

Он вскидывает бровь, и у меня по коже бегут мурашки.

— Ты уже какое-то время посматриваешь на этот стол, мне было интересно, когда же ты сдашься.

— Замолчи! Ты тоже смотрел на него, — говорю я ему. Затем беру его за руку и тяну к сладостям, бросая игру, которая вдруг стала неприятной. Из-за искр, вызванных прикосновением, я спотыкаюсь, но быстро восстанавливаю равновесие.

Пока мы идем к выпечке, я задаюсь тем же вопросом, о котором думал он... сколько понадобится ему, чтобы сдаться...

Вот только мои мысли не о еде.

Глава 13

ЧЕТЫРЕ СВАДЬБЫ И ОДНИ ПОХОРОНЫ

Бруклин

Свадебные правила поведения — довольно интересная вещь.

Подружки невесты злятся, что их платья ужасны, но ничего не говорят, чтобы не обидеть невесту. Шаферы переживают, что поставленная им в пару подружка невесты окажется уродливее Квазимоды, потому не спрашивают, кто должен быть их спутницей. Невеста волнуется, что ее день не идеальный, и ведет себя как сука. А жених просто хочет приступить к медовому месяцу, чтобы трахнуть жену, которая отвергала его до Большого Дня.

Я же переживал за мальчишник. Не могу отправить своего друга в брачные оковы без стоящих проводов. Я обсудил это с ребятами и, хоть мы и не назначили дату, уверен, это вскоре случится.

Вечеринка в честь помолвки закончилась довольно рано, и из-за всей свадебной неразберихи никто уже не мог обсуждать это. Теперь мы с Амелией стоим на улице под навесом, ожидая нашу машину. Идет легкий дождь, но хотя бы не ливень.

Играя мелочью в кармане, я позволяю своему взгляду вернуться к ней и понимаю, что моя невосприимчивость к ее женским уловкам слабеет.

Причем давненько.

С каждой проходящей минутой и каждым глотком алкоголя мне было всё сложнее оставаться с ней во френд-зоне, которую я создал в своей комнате.

Амелия умеет располагать к себе.

Довольно быстро стало ясно, что в семье с Амелией обращаются как с принцессой не из-за того, что она девочка, а потому, что есть в ней какая-то магия, которая привлекает людей, вызывая у них желание угодить ей.

Очарование — прекрасное описание.

Я всю ночь видел, как она это делает, сама того не осознавая. То, как официант наполнял ее бокал еще до того, как тот успевал опустеть. Как мужчины предлагали всё, что ей было нужно, не задумываясь ни на секунду. Даже женщины делали ей комплименты, касательно ее внешнего вида — платья, обуви, кошачьих глаз.

И она сияла, прямо как ее блестящая подводка.

Я наклоняюсь к ней чуть ближе, проводя пальцами по ее губам.

— Крошки от брауни, — смеюсь я.

Она протягивает руку, и наши пальцы соприкасаются на ее губах.

Я прочищаю горло и переминаюсь с ноги на ногу в холоде.

— Больше нет. Надеюсь, ты не собиралась сохранить их на потом.

Свет тусклого фонаря над нашими головами освещает ее потрясающие черты.

— Нет, — смеется она, — думаю, дома остались еще Доритос, если проголодаюсь.

Словно мошка, привлеченная светом, я придвигаюсь к ней всё ближе.

— Прости, я съел их все, но у меня есть упаковка кислых желешек и крекеры «Ритц», если слишком уж захочешь есть.

В ее поведении всё больше флирта. Или в моем.

— Я запомню это.

Меня наполняет ненависть к себе. Кем хотел бы, чтобы я приглядывал за Амелией, а не пытался залезть к ней в трусики. Как я могу игнорировать этот факт?

— Эй, Джеймс, вот ты где!

Я поворачиваюсь и вижу Рика, одного из шаферов, направляющегося ко мне.

— Сегодня та самая ночь, чувак.

Я в замешательстве смотрю на него.

— Сегодня. Та. Самая. Ночь.

Теперь смысл ясен.

— Хочешь устроить мальчишник сегодня?

— Черт, да. Пойдем, у заднего входа нас ждет несколько машин, которые отвезут нас в Venetian. Джиджи вышла бы из себя, если бы узнала, так что держим это в тайне.

Амелия выходит из тени, и Рик кривится.

— Это младшая сестра Кема. Расслабься, она ничего не скажет, — говорю я ему.

Она кладет руку мне на плечо.

— Иди, Бруклин, — говорит Амелия. — Я доберусь до дома.

Я пьян, но всё же качаю головой, отказывая. Джентльменский клуб Venetian находится в Анахайме, и как-то не вяжется то, что я поеду на север, когда она отправится на юг.

— Не-а, вы идите, ребята, — говорю я Рику.

— Тряпка, — бормочет он.

— Пристыжение не сработает. Ты знаком с Кемом и знаешь, что он надерет мне зад, если я отпущу его сестру одну домой под дождем.

Амелия фыркает в отвращении. Я не осмеливаюсь посмотреть на нее.

— Тогда бери ее с собой.

— Не могу.

— Конечно, можешь. Вообще-то, Джиджи спокойнее примет всё это, если будет знать, что с нами была девчонка, способная держать Чейза в узде.

— Я поеду, — говорит Амелия, — только если Чейз не против.

— Он не будет против, — говорит Рик.

Я перевожу взгляд с одного на другого.

— Ты уверен? — спрашивает Амелия.

Рик слишком нетерпелив, и я сдерживаю желание ударить его.

— Да. Конечно. Чейз ничего не планирует делать. Поверь. Он слишком влюблен в Джиджи, чтобы рисковать ею. Он вообще пошел на это только из-за нас.

Я смотрю на Амелию.

— Я не возьму тебя в стрип-клуб.

— Почему нет? — обижается она. — Я уже видела сиськи и задницы. Кроме того, я уже не раз бывала в стрип-клубах.

Я смотрю на нее, сощурив глаза.

— Правда.

Рик начинает пятиться назад, оставляя нас наедине.

— Хватит, Амелия, — говорю я сквозь зубы.

На круговую дорогу выезжает машина, освещая нас фарами, и девушка наклоняется ближе ко мне и шепчет на ухо, где и почему она была в стрип-клубе.

Подъезжает наша машина, и водитель опускает окно.

— Вы Бруклин Джеймс?

— Да, секунду, — говорю ему, поднимая палец и глядя на Амелию. Она играет со мной? Понятия не имею. В любом случае, я машу Рику. — Веселись, приятель. Увидимся в следующий раз.

Рик всё ещё пятится назад.

— Тря-я-япкааа, — кричит он.

Я машу головой.

— Отвали, придурок.

— Я еду с вами, — кричит Амелия Рику.

Он подзывает ее.

— Пойдем, дорогуша, машины ждут.

Я бросаю взгляд на Амелию.

— Садись в машину. Мы едем домой.

Не успеваю я и моргнуть, как она уже направляется к Рику.

— Можешь ехать домой, а я еду в стрип-клуб.

Мне хочется закричать, но вместо этого я лезу в карман и протягиваю водителю двадцатку в открытое окно.

— Кажется, нас подвезут, — говорю ему, — но спасибо.

Я спешу догнать Амелию и хватаю ее за руку, притягивая к себе.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

Наши взгляды встречаются на бесконечное мгновение. Ее серые глаза похожи на мерцающие, сверкающие бассейны того, что чертовски смахивает на неприятности. Мои же полны замешательства — я разрываюсь между добром и злом и понимаю, что делаю шаг назад.

Наконец она отвечает:

— А на что это похоже? Иду с вами, чтобы ты ничего не пропустил.

— Я ничего не пропускаю. Пойдем, найдем другую машину.

— Нет. Это не сработает. Я еду с Риком.

— Блять, — ругаюсь я себе под нос.

— Будет весело, — говорит Амелия, ускоряя шаг, чтобы поспеть за Риком, затем поворачивается и добавляет. — Обещаю.

Кажется, я уже это слышал.

Глава 14

МУЛЕН РУЖ

Амелия

Тип девушек, который парни ищут в стрип-клубе — своеобразный единорог.

Я понимаю это.

Ее не существует в реальной жизни. На самом деле, она исчезает из клуба, как только включается свет.

Всё это — иллюзия сексуальности.

Фантазия.

Мне это известно, потому что, как я сказала Бруклину в «Скале», я далеко не единожды была в стрип-клубах в поисках своего брата Брэндона. Когда он не появлялся на семейных торжествах, потому что не мог выдержать стресс, который ощущал в присутствии отца, я знала, что найду его в «Сапфире».

Однажды ранним утром после очень долгой ночи он признался мне в этом.

Я никогда не сообщала Кему, что знаю, где он. Просто говорила, что поищу Брэндона, чем занимался и Кем.

Неправильно было попусту тратить его время, но Кем не дал бы мне и ногой ступить в подобные заведения, к тому же я знала, что Брэндон с большей вероятностью вернется домой со мной, нежели с Кемом.

Брэндон не хотел, чтобы Кем видел его в любом другом состоянии, кроме как истинным Уотерсом, надеждой семьи.

Я не только знала это, но и понимала.

Я понимала его.

Впервые за долгое время, думая о Брэндоне, я не чувствую грусти. Вины. Ничего не чувствую.

Может, всё дело в том, что я в другом городе.

Может, прошло достаточно времени.

Может, дело в моей ситуации.

Или, быть может, виной тому чувство освобождения от того, что мучило меня, а я даже не знала об этом — нежеланная привязанность к отцу. Каковы бы ни были причины, я держусь за это чувство, изо всех сил пытаясь не позволять прошлому подавить меня.

Машина подъезжает к стрип-клубу, и я моргаю, избавляясь от воспоминаний. Бруклин сидит рядом, так близко, что наши ноги соприкасаются, и хотя бы раз он не отстраняется.

Чувствуя странный прилив волнения, я наклоняюсь к окну, чтобы взглянуть на здание. Оно огромное, и поблизости, кажется, больше ничего нет. Клуб находится у черта на куличиках.

Выровнявшись на сидении, я смотрю на Бруклина, который нервно стучит пальцами по брюкам.

— Может, расслабишься?

Он машет головой.

— Твой брат меня убьет.

Я наклоняюсь ближе к нему и целую в щеку.

— Тогда мы ничего ему не скажем.

Его вздох нельзя не заметить.

— Думаю, это тоже не лучшая идея, — бормочет парень.

Пораженная тем, как он переживает, я начинаю сомневаться в своем предыдущем решении.

— Я сделаю всё, что ты захочешь, — шепчу я. Мне ненавистна мысль, что эта ночь будет испорчена его страхом разрушить дружбу с моим братом. — Хочешь, чтобы я поехала домой? Я поеду.

И он снова машет головой.

— Хочешь, чтобы водитель отвез домой нас обоих? Я согласна, что бы ты ни выбрал.

В этот раз Бруклин не отвечает.

При темном освещении, по крайней мере, для меня, всё кажется проще. Не стоило ставить его в такое положение. Нужно было быть предусмотрительнее.

Между нами повисает напряженная тишина. Другие ребята о чем-то болтают, но Бруклин, кажется, обдумывает ситуацию, в которой оказался из-за меня.

Затем, когда он открывает дверь, выходит и протягивает мне руку, я понимаю, что мы оба остаемся здесь.

Но не спешу выходить.

— Пойдем, будет весело, — подначивает он меня, грустно смеясь, и я знаю, что парень дразнится, но меня это не волнует. Чувствуя себя свободной, я ступаю на улицу.

Следом за мной из машины вылезают другие парни, с которыми мы ехали. Машина с Чейзом еще в пути. Дождя здесь нет, осталась только повышенная влажность в воздухе. В ожидании остальных все собираются под одним из уличных фонарей возле входа.

Я слушаю Рика, который говорит громче других, разглагольствуя о том, что ему нравится приходить сюда, но полную наготу он предпочитает больше. Он говорит, что не понимает, почему в стрип-клубах с полной наготой не продается алкоголь.

Ну, серьезно, причину понять не так уж и сложно. Если мужчины слишком увлекутся, необходимое количество вышибал обойдется клубу слишком дорого.

Не впечатленная ответами других, я отвлекаюсь от беседы. Бруклин не принимает в ней участия, вместо этого глядя на меня. Его взгляд такой тяжелый, что я вынуждена отвернуться.

Обернувшись на здание, отмечаю, что оно ужасно похоже на римский Колизей. Кирпич выглядит старым. Арку у входа поддерживают колоны. По сторонам расположены скамьи и статуи львов в полный размер.

Захват.

Щелчок.

Я делаю фото на память в своей голове, так как фотоаппарата у меня с собой нет. Можно было бы воспользоваться камерой на телефоне, но не думаю, что ребята оценили бы это. На самом деле, уверена, они бы не поняли.

Место, где мы стоим, освещают фары, и к нам подъезжает машина Чейза. Когда четверо парней вылезают из авто, становится явно, что они, в отличие от нашей компании, пили всю дорогу.

Ребята качаются из стороны в сторону и смеются, и я даже думаю, не совершила ли ошибку, приехав сюда. Внезапно идея стать частью группы выпивших парней, наслаждающихся видом полуголых девушек, которые танцуют в одних лишь стрингах, кажется очень отличающейся от идеи просто пойти с Бруклином, чтобы он не пропустил время с друзьями.

— Давайте, пойдем внутрь! — кричит Рик.

Все идут за ним, но Бруклин не отходит от меня. Не знаю, представила ли я его руку на своей пояснице, но оглядываться не хочу, на случай, если я ошиблась, или наоборот, если права.

Вдруг живот начинает скручивать от нервов, и я спотыкаюсь, когда открывается дверь, застигнув меня врасплох.

Изнутри выливаются звуки музыки и свет вместе с группой выпивших парней, поднявших одного из своих приятелей в воздух и направляющихся к парковке.

— Чейз, дружище, на его месте будешь ты, — комментирует Рик, указывая на парня с опрокинутой вниз головой и слюной, стекающей по подбородку.

— Ты в порядке? — теплое дыхание Бруклина обдает мое ухо, и теперь я уверена, что его рука лежит у меня на пояснице почти ревниво.

Меня охватывает волнение.

Кажется, я больше не во френд-зоне.

Только мы переступаем порог, я, нервничая, поднимаю глаза и встречаюсь с голубыми глазами Бруклина, направленными на меня. И мне мгновенно становится лучше от его близости.

— Да, конечно.

— Добро пожаловать в джентльменский клуб The Venetian, — произносит довольно угрюмый голос из-за стойки. Голос принадлежит мускулистому мужчине с козлиной бородкой, одетому в черный костюм и галстук в красную полоску.

Тяжелых басов достаточно, чтобы я почувствовала свой пульс в кистях и шее. В клубе играет песня Birthday Cacke.

Со всей этой музыкой, освещением и вестибюлем кажется, что даже воздух здесь возбуждает.

Рик склоняется над стойкой и разговаривает с администратором или вышибалой, или кто он такой. Я могу только услышать слова «частные хостес» среди всего прочего. Парень кивает, улыбается, берет деньги, которые Рик просунул ему, затем говорит что-то в микрофон, закрепленный вокруг уха.

Наша компания состоит из восьми парней и меня. Видимо, парень за стойкой не удивляется, увидев меня, потому что ни секунду не колеблется, когда ставит мне на руку штамп «Элита» и передает небольшой пакет размером с презерватив, на котором написано «Для снятия штампа».

Ааа... для людей, которые не хотят, чтобы кто-то знал, где они были.

Администратор протягивает Рику пачку однодолларовых купюр, а Рик раздает их остальным, подмигивая мне, когда кладет деньги в руку.

Конечно же, мое нежелание тут же возвращается, однако пути назад нет. В течение секунд мы проходим через вестибюль в клуб, где все, включая меня, начинают оглядываться.

«Сапфир» был более элегантным. Более престижным, можно сказать. В том клубе находился зал, где можно было выпить шампанского, и всё было в голубых и синих цветах, кроме пола — он был коричневый и белый в стиле арт-деко. Это место ему не уступает, просто не так продуманно декорировано и намного более заполнено.

Лучи света разделяют сцены на фиолетовые, розовые, зеленые и голубые. Здесь два этажа с лифтом. В центре основного этажа большая сцена с VIP комнатами вокруг – полагаю, для приватных танцев. Также там большой бар, и местами разбросаны сцены поменьше, рядом с которыми большие и удобные кожаные диваны для просмотра. По пути я слышала, как ребята обсуждали, что VIP комнаты для элиты на верхнем этаже.

В «Сапфире», я точно это знаю, элитный пакет стоит минимум сто пятьдесят тысяч долларов, и включает в себя номер на ночь и транспорт из любой точки в Соединенных Штатах. Что еще входило в пакет, я у Брэндона не узнавала. Не хотела знать. В любом случае, не могу утверждать, что здесь элита значит что-то другое, но уверена, что скоро это выясню.

Всё действие, как кажется, происходит на главной сцене. Она усыпала шестами по периметру — не могу сосчитать, сколько точно, примерно дюжина. Возле каждого шеста расставлены стулья, на которых за танцем могут наблюдать мужчины, и в центре сцены еще три незанятых, более высоких шеста, сгруппированных вместе.

По залу также расставлены и клетки. Практически голые девушки танцуют в них, наклоняются, устраивая даже лучшее шоу, чем девушки на шестах, так как внизу на них еще меньше ткани. Но возле клеток мест для сидений нет. Мужчины вокруг стоят, просовывая деньги через прутья.

Я также заметила, что, в отличие от «Сапфира», здесь не прикрывают соски. Грудь девушек разных форм и размеров полностью обнажена.

Буквально через несколько секунд к нам направляется девушка с экзотической внешностью в совершенно прозрачном топе и с самой большой круглой грудью, которую я только видела. Вдобавок к прозрачной блузке, на ней колготки в сетку и короткие шорты. В каждой из рук у нее по бутылке охлажденной водки, и, приветствуя Рика, она поднимает их. Очевидно, зная, что нужно делать, он наклоняет голову и открывает рот шире. Когда она наливает водку ему в рот, часть попадает ей на блузку, и ее соски твердеют.

Не стану лгать — я тоже немного завожусь. Меня не привлекают женщины, но возбужденная атмосфера влияет и на меня.

Вскоре приветствие доходит до каждого из нас, и, полагаю, стриптизерша оставляет Чейза напоследок.

— Привет, милая, — говорит она мне, и Бруклин незамедлительно придвигается ближе, его руку на пояснице заменяет его торс — весь торс. — Я Венера. Вы двое вместе? — спрашивает девушка, переводя взгляд с меня на него.

Как только я хочу сказать «нет», он выпаливает «да».

Девушка моего возраста, возраста Бруклина, и просто сногсшибательна — у нее длинные темные волосы, а губы накрашены насыщенным красным цветом.

Как и с другими из нашей компании, она поднимает бутылки, но в этот раз одна из них нависает над моим ртом, вторая — над очень привлекательным ртом Бруклина.

Его рука ложится мне на бедро, когда он отодвигается.

Разряд.

Искры вокруг нас.

Жар.

Голод.

Долгое мгновение я не могу пошевелиться — вероятность того, что может случиться, физически ощутима, и я сейчас говорю не о том, что будет между мной и Венерой.

Венера машет ресницами.

— Готова, милая?

Возвращаясь в реальность, запрокидываю голову и позволяю прохладной жидкости политься мне в горло. Когда я опускаю подбородок, комната, кажется, слегка кружится, и не от водки. Думаю, это потому, что Бруклин придвигается еще ближе, не оставляя между нами и пары сантиметров. Его твердое тело прижимается ко мне так близко, что на мгновение мою голову посещает абсурдная мысль — мы два кусочка пазла, подходящие друг другу.

Венера не задерживается, как с другими парнями, но это, вероятно, потому что ни я, ни Бруклин не смотрим на нее. Мы смотрим друг на друга.

Он облизывает губы.

Я облизываю свои.

— Ты в порядке? — горячее и тяжелое дыхание Бруклина обдает мое ухо.

Алкоголь бьет мне в голову, и я ухмыляюсь ему через плечо.

— Лучше, чем в порядке.

Размытая картинка того, как Чейза волокут прочь от нас, вызывает любопытство. Венера держит его за воротник белой рубашки. Только теперь я замечаю, что он и другие парни, кроме Бруклина, сняли галстуки и пиджаки.

— Она твоя, приятель, — кричит Рик Чейзу.

Я озадаченно смотрю на Бруклина.

— Что это значит?

Парень опускает голову. Когда он это делает, его щетина оказывается так близко к моему уху, что я буквально чувствую ее приятное покалывание.

— В элитный пакет входит назначение определенной девушки для каждого члена группы. Она назначена ему.

Не девушка, стриптизерша. Я сглатываю, не совсем осознавая, что это значит для меня. Я не хочу себе стриптизершу.

— Мы вместе, — добавляет он, словно прочитав мысли.

Я моргаю.

— Ох.

Я не спрашиваю, что это значит, так как не уверена, хочу ли знать. Мысли о руках другой девушки, прикасающихся к нему, заставляют меня позеленеть. Нужно было продумать это, прежде чем окунаться в омут с головой.

Мое внимание привлекают аплодисменты. Венера залезла на маленькую сцену в углу возле входа, а мы, в свою очередь, следуем за ней. Эта сцена не похожа на остальные. На ней расположен стул. Один стул и софиты, выделяющие танцовщицу и клиента, превращая их в единственное развлечение. При свете я вижу, что Венера довольно спортивная, и ее идеально круглая грудь расположена высоко на грудной клетке.

У нее также идеально розовые соски, настолько розовые, что я почти уверена — на них определенно нанесен макияж.

Когда девушка указывает на стул, свет тускнеет, и она заставляет Чейза сесть, прежде чем повернуться к нам, выставив попку перед его лицом. Она не большая и не маленькая, как раз идеальной формы и великолепно выглядит.

Музыка сменяется, и это ее сигнал к началу. Сперва Венера садится на Чейза. Опустившись попкой на колени, она прижимается к его паху, и я резко втягиваю воздух. Все глаза обращены на сцену, и я поворачиваюсь к Бруклину, который также наблюдает за зрелищем, и шепчу:

— Что происходит? Я никогда ничего подобного не видела.

Его горячее дыхание обдает мое лицо.

— У нас, парней, есть традиция: жених должен перед всеми получить первый танец на коленях.

— Оу, — снова говорю я, пытаясь не смеяться. Они определенно хотят выставить жениха в центр внимания.

Ну, послушайте, не может быть, чтобы у Чейза не встал. Особенно, когда Венера медленно наклоняется назад, упираясь плечами в его грудь и обхватывая рукой шею. Открывая ему идеальный вид на ее упругую грудь. И с каждым движением девушка продолжает двигать тазом на его коленях, а точнее прямо возле паха.

Я подавляю стон, желающий вырваться из горла, и замираю. Не могу шевелиться. Они не обнажены, но, клянусь, я словно смотрю, как двое людей занимаются сексом в жизни. Не на экране, как показывают в порно Картера, и это определенно не двое мужчин.

Это сексуально.

Эротично.

Провокационно.

Происходящее на сцене вводит меня в гипноз. Если это значит, что я извращенка — так тому и быть, но просмотр порно вживую завораживает.

Музыка сменяется, Венера поднимается и разворачивается. Теперь она стоит лицом к Чейзу, и со стороны я вижу ее милую, нежную улыбку. Девушка медленно придвигается к Чейзу, расставляя ноги по сторонам от него.

Венера наклоняется, и в то же время Бруклин шевелится на своем месте позади меня, передвигаясь ближе к моему боку. Интересно, возбуждается ли он. Я хочу посмотреть, но сдерживаюсь. Это будет слишком очевидно.

Как раз перед тем, как ее идеальная грудь должна коснуться лица Чейза, он отстраняется. Кажется, Венере это не нравится, потому что она хватает его за голову и прижимает к своей груди. И, будто этого недостаточно, растопыривает пальцы и зажимает его лицо между грудью, не прекращая движения бедрами.

Я смеюсь про себя, представляя, как парень пыхтит между ее огромными грейпфрутами. Сейчас я уже искренне считаю, что единственный для Венеры вариант закончить этот танец — скорее заставить Чейза кончить в штаны своими движениями.

И должна признать, эта мысль одновременно и отталкивает меня, и завораживает. Не знаю, переходит это границы или нет, да и мне всё равно.

И всё же я обдумываю, не лучше ли отвернуться. Всё это кажется таким личным, но мы ведь в клубе, и о личном здесь не знают. Когда я всё же решаю отвести взгляд, то вижу, что Бруклин смотрит на меня, а не на них, и его губы раскрыты, давая выход тяжелому дыханию.

Он заведен. И его лицо такое восхитительное, что я понимаю, насколько влажная.

Ближе.

Он придвигается ближе.

Я раскрываю губы.

Закрываю глаза.

Готовлюсь к прикосновению его губ к моим.

Но в тот момент песня меняется, и свет на сцене становится ослепительно белым. Когда я открываю глаза, Бруклин больше не наклоняется ко мне, и не знаю, не представила ли я себе то, что он собирался меня поцеловать.

И всё же у меня перехватывает дыхание — я смущена и, да, возбуждена. Не желая показывать это Бруклину, перевожу взгляд на Чейза и вижу, как Венера встает, улыбается ему и кланяется нам.

Это было то еще шоу.

И теперь оно окончено.

Из динамиков раздается еще одна страстная песня, но она и близко не сравнится с предыдущей.

Не успеваю я вырваться из раздумий о том, собирался ли Бруклин поцеловать меня или нет, он хватает меня за руку и ведет прочь от компании.

— Эй, Джеймс, — перекрикивает Рик начало следующей песни.

Бруклин оборачивается.

— Мы наверх, — говорит Рик, указывая на потолок.

Бруклин кивает, подтверждая, что услышал, но не направляется ни к лестнице, ни к лифту. Вместо этого он ведет меня на один из кожаных диванов в центре зала, с которых открывается идеальный вид на главную сцену. Пока мы идем, он гладит большим пальцем мою руку, отчего у меня бегут мурашки по коже.

Знаю, я говорила, что хочу его, но в то же время знаю, что Бруклин не тот, кто мне нужен. Мне нужен Лендон — он мужчина, ищущий отношений. Бруклину они не нужны, ну или я так думаю. Тем не менее, сейчас это не имеет значения, потому что жажду я его.

Обернувшись через плечо, я напрягаюсь, увидев, что полуголая девушка с рыжими волосами следует за нами. Она не так привлекательна, как Венера, но всё равно красива: с бледной кожей и самой большой неприкрытой грудью, которую я только видела. Как и у большинства работающих здесь девушек, у нее на поясе закреплены бутылки с алкоголем. Однако у нее не виски или текила, а водка.

Я тут же провожу параллель.

Она наша на этот вечер.

— Привет, — радостно приветствует она, когда мы садимся. Между нами с Бруклином лишь небольшое расстояние, и не знаю, намеренно так получилось или нет.

— Привет, — говорит Бруклин. — Как дела?

— Не жалуюсь. Я Лана. Начнем с выпивки?

И снова мы наклоняем головы, и снова содержимое одной бутылки льется в рот мне, другой – в рот Бруклину. В этот раз порция больше, и я убираю голову быстрее, чем она заканчивает, отчего жидкость льется мне на грудь.

— Прости, — говорит девушка, пытаясь вытереть меня своими руками.

— Всё в порядке, — отвечаю я, и голос звучит немного более возбужденно, чем обычно.

— Уверена, милая?

Я киваю, вытирая оставшуюся жидкость, и замечаю, что Бруклин смотрит куда угодно, только не на ее грудь.

— Хорошо, раз с этим закончили, хотите танец на коленях? — спрашивает она.

Когда я не отвечаю, она наклоняет голову в сторону Бруклина, затем поворачивается обратно ко мне. Бруклин смотрит на меня, затем, словно прочитав мои мысли, говорит:

— Возможно, позже. Хорошо, Лана?

— Конечно, — отвечает она, подмигивая. — Возможно, после шоу.

Он кивает и протягивает ей двадцатку, но я замечаю, что он не засовывает купюру ей в стринги, а кладет в руку.

Она забирает их и предлагает еще выпить, на что мы с радостью соглашаемся.

Когда она уходит, Бруклин наклоняется еще ближе.

— Мы уходим после шоу.

Алкоголь ударяет мне в голову, чувство стеснительности понижено, правда, не достаточно, чтобы согласиться на танец на коленях.

— Возможно, я не готова.

Он выбивает ритм пальцами.

— Думаю, ты уже готова.

Магия последней порции водки начинает действовать — я провожу пальцем вокруг его красивого рта, и прикосновение отдает током.

— Послушай, Бруклин. Я охмелела, не пьяна, но если я не готова к танцу на коленях, то это не значит, что мне не весело. Еще как весело.

Внезапно освещение становится цветным, и ритм еще одной песни Рианны заполняет комнату. На этот раз это Skin. Песня громче, чем предыдущие, и как только я перевожу взгляд на сцену, понимаю причину.

Настало время шоу.

Я поднимаюсь выше на диване и с нетерпением хлопаю в ладоши.

Затем свет прожектора освещает центр сцены, и на нее выходят три девушки на самых высоких шпильках и в разных вариациях маленького черного платья. Каждая занимает по шесту. Остальные девушки по периметру сцены не прекращают танцевать, вместо этого продолжая соблазнительно двигаться под ритм музыки.

Вскоре становится ясно, что три девушки в центре — это и есть шоу. Когда они начинают танец, все глаза направлены на них. Словно команда чирлидерш, они движутся в одном стиле. Сначала девушки отворачиваются от нас и наклоняются, выставляя попы так, что все могут видеть кружевные стринги, а возможно и немного больше. Затем они выполняют разворот, оказываясь лицом к нам. После этого танцовщицы выпрямляются, выставляя напоказ свою грудь, делают шаг к своим шестам и продолжают залезать на него. Крутиться, вращаться, двигаться. Они выполняют трюки, прогибаются, слезают вниз и взбираются обратно наверх — устраивают нам представление, сравнимое с Цирком Дю Солей.

Затем мелодия сменяется, и девушка, находящаяся посередине, остается наверху шеста, повиснув на нем лишь с помощью бедер.

Она в фантастической форме.

Двое других стоят на месте, синхронно двигая руками и телом под музыку. Затем девушка, что осталась на шесте, спускается вниз, и все трое продолжают свой танец.

Стоя на сцене, девушки расстегивают свои платья, оставаясь в кружевном черном бюстгальтере и подвязках. Вскоре они уже абсолютно голые, если не считать подвязок, обуви и малюсенького кусочка ткани, прикрывающего их киски.

Теперь я чувствую бедро Бруклина, прижатое к моему. Каким-то образом он придвинулся ближе, или я придвинулась к нему. Я делаю глубокий, долгий вдох и чувствую дикое желание сжать свои соски.

Безумное.

Три девушки движутся под музыку, наклоняются и поворачиваются к нам так, что мы можем увидеть кожу вокруг их задней дырочки и киски. Мужчины начинают свистеть и кричать. Долларовые купюры летят со всех сторон. Я тоже думаю бросить парочку, но сдерживаюсь. Вместо этого смотрю, как они срывают кусочек ткани, под которым оказываются еще более скудные стринги. У одной из девушек там все выбрито, насколько я вижу. У двух других есть немного волос, виднеющихся по бокам их крохотных стринг.

У девушки с полной эпиляцией светлые волосы, и она выглядит, словно кукла Барби. Теперь я слежу только за ней, когда она выгибает спину, и кончики ее длинных светлых волос касаются пола. Я сжимаю бедра, пытаясь утолить возбуждение и наблюдая за девушкой, которая мне не интересна, вместо интересующего меня парня. Не знаю, что сделаю, если снова увижу желание в его глазах.

Меня охватывает сильная волна возбуждения, и, клянусь, я чувствую, как пальцы Бруклина выбивают ритм на моем обнаженном бедре.

Взглянув вниз, я уже не уверена. Его рука лежит на его бедре, близко к моему. Это была я? Затем я осмеливаюсь поднять взгляд. Знаю, что не стоило этого делать. Глаза Бруклина направлены не на сцену, а на меня. Я слизываю капли водки, оставшиеся на верхней губе, и представляю, что и он таков на вкус.

Испытывая такое сильное возбуждение, мой клитор напрягается и умоляет о большем давлении трусиков. Не могу выдержать. Не могу выдержать то, как Бруклин смотрит на меня. Нужно отвернуться и посмотреть шоу. Еще больше мятых купюр летит со всех сторон, только на этот раз с громким свистом, сопровождающим их полет.

Обнаженная грудь стриптизерш трясется, когда они обхватывают шест и извиваются вокруг него. Прежде чем музыка заканчивается, они грациозно движутся вокруг шестов, устраивая нам поистине искусное представление. Свет на трех центральных шестах тускнеет, давая залу знать, что представление окончено.

Начинается следующая песня, и три девушки направляются к публике, чтобы собрать свои деньги. Когда к нам приближается та, что похожа на Барби, Бруклин сует несколько купюр ей за подвязки, чем удивляет меня. Затем он манит ее пальцем, и девушка наклоняется к нему так близко, что он может прошептать ей что-то на ухо.

Прежде чем я успеваю понять, что происходит, она берет меня за руку и поднимает на ноги, но не знаю зачем. Освобождаясь от ее хватки, я оглядываюсь через плечо на Бруклина, нервничая, очень сильно нервничая, и замечаю, что он уже стоит рядом со мной.

— Привет, Амелия, меня зовут Искра. Иди за мной.

Не успеваю я возразить, как она берет меня за руку, как и Бруклина, и ведет нас через клуб к одной из двери с тремя буквами VIP, выгравированными на мутном стекле, которое просто дразнит гостей. Тебе кажется, что ты можешь увидеть, что происходит внутри, но это не так.

Чем ближе мы подходим к двери, тем больше у меня скручивает живот.

Конечно, я была раньше в VIP комнатах...

Но так — никогда.

Глава 15

ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ

Бруклин

Мужчины ходят в стрип-клуб по многим причинам.

Ходят посмотреть на сиськи, в некоторых случаях — на киски. Ходят послушать классику вроде C+C Music Factory и Crazy Town. Ходят тратить деньги на дорогие, разбавленные водой напитки и получить высококлассный танец на коленях с бесконечно дразнящим петтингом.

Ходят отпраздновать или проводить с горестью холостяцкую жизнь. Лично для меня последний пункт – единственная причина, по которой я оказывался в таких местах. И я не признавался в этом, но никогда не соглашался на танец на коленях.

Да ладно, вы видели выражение лица Чейза? Его, как и лица всех мужчин во время танцев на коленях, представляло приятное, но в то же время нежеланное вожделение — зачем мне подписываться на это?

Стриптизерши дразнят. Черт, их танец называется стриптиз4. Мне только поддразниваний в жизни не хватало. И всё же я не отказываю себе в фантазии и с удовольствием плачу дамам с прыгающей грудью.

Аметист, Вишенка или Конфетка, или любое имя, которым они себя называют, никогда не интересовало меня. По крайней мере, с моими фанатками доходит до настоящего секса. Со стриптизершами — ты уходишь с той же группой парней, с которыми пришел, и идешь в одиночестве домой. Дрочить.

Нет, спасибо.

И всё же вид Амелии и то, как ее тело реагирует на шоу, на возбуждающую энергетику в воздухе заставляют меня взглянуть на это с нового, свежего угла.

Из-за водки мои взгляды расширились, а понимание того, как неправильно трахать сестру друга затуманилось. Не говорю, что я планирую это сделать, но она чертовски сексуальная.

Да и стоит помнить, что у всего есть свои причины.

Амелия хотела прийти сюда, чтобы повеселиться и оторваться — я знаю это. Я легко могу читать ее. И раз мы здесь, я намерен убедиться, что эта вылазка такой и будет.

Двери с мутным стеклом открываются, и я быстро оглядываюсь, поскольку никогда не был здесь. Стены покрашены в фиолетовый, и комната подсвечена черными лампами. Белый кожаный диван светится флуоресцентом, и стриптизерша, обернувшись, переводит взгляд с Амелии на меня.

— Проходите, не стесняйтесь, — подзывает она.

По сторонам от дивана расположены столики с ведерками со льдом и бутылками с выпивкой. Амелия колеблется. Я наклоняюсь достаточно близко, чтобы коснуться губами ее виска, но не делаю это, и вместо этого шепчу:

— Присядь, Амелия.

Она слушается. Я беру бутылку и делаю несколько глотков, прежде чем сесть рядом с ней, в этот раз убеждаясь в том, чтобы между нами не оставалось и сантиметра свободного пространства. Отбросив осторожность, я позволяю взять вверх своему притяжению к ней и хочу узнать, куда это меня приведет. Приведет нас.

В углу установлено стерео, и стриптизерша стоит возле него.

— Напомни, как ее зовут? — спрашиваю я тихо Амелию.

Широко раскрытые глаза смотрят на меня.

— Блеск, кажется.

Я смеюсь и машу головой.

— Не думаю, что ты права.

Девушка пожимает плечами, и одна ее улыбка пьянит меня. Всё еще держа бутылку в руке, я думаю предложить выпить, но решаю, что ей достаточно и возвращаю тару обратно в ведро со льдом.

— Что хотите послушать? — спрашивает стриптизерша из угла, глядя на меня.

— Выбирай, — говорю Амелии.

Она пожимает плечами.

— Не знаю. Может, что-то из старого?

От этого лицо стриптизерши загорается.

— Может что-то нежное?

Кажется, Амелии всё равно, так что отвечаю:

— Конечно.

— И грубое5.

Стриптизерша подмигивает.

Не зная, как Амелия отреагирует на чувство юмора стриптизерши, я рад видеть, что она просто пожимает плечами, надменно смеясь.

И тут комнату заполняют звуки классической Proud Mary в исполнении Тины Тернер, и Амелия вскидывает руки в восторге.

— Люблю эту песню.

Меня обдает волнами жара, когда я наблюдаю за ее движениями — за Амелией, не за стриптизершей. В данный момент меня интересует, насколько грубо будет попросить стриптизершу выйти и обратиться к Амелии с просьбой сорвать мою вишенку в области танцев на коленях.

Зная, что это будет непозволительно, я откидываюсь на спинку и смотрю, как стриптизерша подходит к Амелии. Я уже сказал ей, что это только для нее, я недоступен.

Она начинает медленно: кружит вокруг дивана, качает бедрами, наклоняется из-за наших спин, чтобы развеять вокруг блестки.

— Словно магия, — замечает Амелия.

— Меня называют Искрой не просто так, — смеется девушка.

Крошечные блестки золотого и серебряного цветов опускаются на лицо Амелии, она улыбается, и в темном освещении ее улыбка выглядит белоснежной.

Искра обходит диван вокруг со стороны Амелии и поднимает ее подбородок.

— Ты девственница, крошка?

— Нет! — восклицает Амелия, нервничая больше, чем когда-либо.

Мой рот находит ее ухо, и она пахнет так прекрасно, что я просто вынужден сделать вдох, прежде чем заговорить.

— Она имеет в виду танцы на коленях, а не секс.

Слова заставляют Амелию рассмеяться и зардеться.

— Да.

Искра широко улыбается.

— Я буду нежной, но поблажки не дам, — говорит она голосом Тины Тернер.

В этот раз она хотя бы не говорит про грубость, хотя, если честно, меня не заботит ее чувство юмора.

Амелия хватает меня за руку, когда Искра нависает над ее коленями, и я не отстраняюсь. Вместо этого сжимаю ее, и маленькая ручка так приятно ложится в мою — можно подумать, что там ей и место.

Освещение меняется под ритм музыки, и Искра тоже не отстает. Но Амелия бросает взгляд на меня, и я замечаю это, позволяя атмосфере подействовать на меня во многом так, как не стоило бы.

Тяжелое дыхание, переплетенные руки, соприкасающиеся ноги и танцующая девушка, кажется, растворяются, и остаемся только мы с Амелией. Рты раскрыты, взгляды направлены друг на друга, похоть витает вокруг нас. К последнему припеву песни, наконец, признаюсь себе — я трахну ее.

К концу песни могу сказать, что Искра сжалилась над Амелией. Особо не касалась ее, но двигалась вокруг так, чтобы дать ей понять — всё это для нее, это ее опыт. Ничего больше.

Как только Искра идет выключать музыку, Амелия отпускает мою руку и встает. Я смотрю на нее. Она покраснела, но в остальном нечитабельна.

— Эй, — зовет Искра от двери.

Увлекшись Амелией, я даже не заметил, что она отошла из угла. Встаю и смотрю на нее.

— Спасибо, — говорит она, открывая дверь. — Приходите в любое время. Раз вы уже заплатили, у вас есть еще три минуты. Увидимся.

Она уходит, и мы остаёмся одни, дверь открыта.

Мои губы искривляются в улыбке, и я осознаю, что придвигаюсь ближе к Амелии.

— У нас три минуты.

Она осматривает меня.

— Уже скорее две с половиной.

В воздухе летают блестки, опускаясь на нас. От этого я улыбаюсь еще сильнее, потому что девушка выглядит будто зачарованная.

Изголодавшись по ней, я хватаю ее за талию и притягиваю к себе. Уже раскрываю рот, когда она наклоняет голову. Я приближаюсь еще ближе, сжимая бедра и притягивая к себе, ощущая ее под своими пальцами. Наконец, спустя, казалось бы, вечность, наши губы соприкасаются, и я целую Амелию. Делаю то, чего делать не стоит. И всё же ощущая ее мягкие, теплые губы на своих, я не беспокоюсь об этом.

Она вздыхает, стонет, и я теряюсь в ней. Черт побери. Этот поцелуй намного лучше того, что был в детстве.

Она восхитительна.

Идеальна.

Я попал.

Мои руки скользят к ее попке, и я прижимаю девушку к себе. В то же время она проводит пальцами по моей рубашке, впивается ногтями в кожу, а после прижимается к моей груди, и наши тела сливаются воедино.

Мне не удается сохранить медленный темп из-за реакции ее тела на мое, и я не могу сдержаться, чтобы не поцеловать Амелию сильнее. И сильнее.

В оставшиеся две минуты существуем только мы, кружащиеся в волшебстве этой комнаты... в волшебстве нашего первого поцелуя.

— Пойдем отсюда, — я нахожу в себе силы сказать это, отстранившись от нее, тяжело дыша и понимая, что мы пробыли здесь намного больше отведенного нам времени.

И этих слов достаточно, чтобы начать цепочку событий, которые, надеюсь, не сломают меня... или ее.

Глава 16

В ДЖАЗЕ ТОЛЬКО ДЕВУШКИ

Амелия

В Нью-Йорке вызов такси свистом может никогда не подвергнуться риску уйти в прошлое. Однако не могу не задуматься, способен ли растущий успех Uber вытеснить такси с улиц Калифорнии.

Для пассажиров Uber является синонимом такси, только с одной большой разницей — мы знаем, что, где и когда, нет необходимости обмениваться наличкой, а водители всегда дружелюбные.

Приложение на телефоне, соединяющее клиента и автосервис через GPS локализацию, позволяет обоим — и пассажиру и водителю — узнать месторасположение друг друга. Это, в свою очередь, исключает вопрос о времени прибытия машины, стоимости поездки и неизвестности того, к кому в машину ты сядешь.

Безумно гениально.

Если бы у меня была машина, я бы подумала о том, чтобы пойти к ним на работу, так как вскоре я могу стать безработной.

— Меньше чем через пять минут, — говорит Бруклин, касаясь экрана телефона.

Вдали гремит гром, но здесь всё еще нет дождя. Но ветер усилился, и, думаю, шторм быстро движется в этом направлении.

Я киваю, обнимая себя, чтобы согреться. Пьянящий и дурманящий эффект водки начинает медленно испаряться на прохладном ночном воздухе Калифорнии.

Спрятав телефон в карман брюк, Бруклин скидывает пиджак и предлагает его мне.

— Вот, ты дрожишь.

— Нет, всё хорошо. Да и ты замерзнешь.

Он подходит ближе ко мне, его глаза — два полумесяца — наполнены похотливой нуждой, которую я искренне хочу удовлетворить.

— Со мной всё будет хорошо, — говорит парень и накидывает пиджак мне на плечи.

Нам нужно поговорить о том, что только что произошло внутри. Нужно обсудить, что произойдет, когда мы доберемся домой. Должны... но вместо этого я беру его руки в свои, когда он соединяет отвороты его пиджака на моей груди, а потом поднимаюсь на носочки, чтобы поцеловать его.

Как только наши губы соединяются во второй раз, падают первые капли дождя, и, если честно, меня это не волнует.

Мы стоим под легким дождем и целуемся, между нами невероятная химия, которую я почти боюсь признавать. Наши языки переплетаются, Бруклин запускает руки мне в волосы, мои руки находят его лицо — страсть между нами отрицать невозможно.

Поначалу поцелуй мягкий и нежный, после чего переходит во французский, и тем самым — на совершенно новый уровень. И этим французским поцелуем Бруклин возносит нас на вершину.

Как горячо.

Безумно.

Идеально.

Пусть это наш второй поцелуй, он очень похож на первый поцелуй Росса и Рейчел в «Друзьях». Рейчел настолько сильно охватили эмоции, что она в спешке пересекла комнату и оставила настоящий поцелуй по-французски на его губах.

Так романтично.

Но у нас с Бруклином не любовь, и никогда ее не будет. Может я и запуталась в жизни, но еще не выжила из ума. Ни на одного из нас не снизойдет понимание, потому что Бруклин — не мой Прекрасный Принц. Он игрок, бабник, плохиш и, очевидно, превосходен во всем вышеперечисленном.

И впервые в моей жизни... Мне всё равно, что мужчина, которого я целую, никогда не станет чем-то большим... никогда не будет «жили долго и счастливо». Но ни за что я не отошью его, назвав жабой.

Над нами раздается гром, заставляя обоих подпрыгнуть и разорвать поцелуй. Мы смотрим друг на друга и смеемся.

— Надеюсь, это не знак, — усмехается Бруклин.

Я переминаюсь с ноги на ногу, всё еще замерзшая, и знаю, что ему тоже холодно.

— Не думаю, что Мать Природу волнует то, что мы делаем.

Какие же у него сексуальные глаза.

— Правда. Это работа твоего брата.

На улице немного народу. Время близится к полуночи, ночь еще только началась — сейчас настолько рано, что, по моему мнению, мужчины в клубе только начали развлекаться. И всё же этот парень здесь, со мной, и хочет меня, несмотря на мои проблемы, на гиперопекающего Кема, который потеряет самоконтроль, если узнает о нас.

— Ш-ш-ш... — я прикладываю палец к его губам. — Давай забудем на сегодня о Кеме. Хорошо?

Он кивает, его язык быстро касается моей кожи, и этот жест вызывает мурашки по моей спине.

Рядом появляются фары. Мы были так увлечены друг другом, что не видели приближение машины, пока не опустилось окно черной Jetta.

— Ты Бруклин?

Бруклин берет меня за руку и подходит к машине.

— Да, ты Гэрри?

Парень кивает, и Бруклин открывает заднюю дверь, отходя, чтобы я могла залезть на заднее сидение.

Там достаточно места, чтобы я могла сдвинуться подальше, но я не делаю этого. Останавливаюсь на середине, на неудобном горбике, но не придаю этому такого значения, как в детстве, когда родители постоянно усаживали меня между братьями.

Бруклин садится следом за мной, откидываясь на спинку и вытирая несколько капель дождя с лица. На нем тоже есть блестки, и, когда я хочу вытереть их, он ловит мою руку и кусает за большой палец.

О боже.

Водитель делает радио тише, в то время как мое тело сотрясает дрожь.

— Так, Лагуна-Бич, да? Живете там?

Наши колени сталкиваются, когда машина сворачивает на главную дорогу. Бруклин отвечает на вопрос водителя, но я слишком увлечена наблюдением за ним, чтобы слышать, что именно он говорит.

Он берет мою руку в свою и кладет наши переплетенные пальцы мне на бедро. Водитель всё еще разговаривает, тема беседы сменилась на серфинг. Я внимательно слушаю, как Бруклин рассказывает о волнах, своей доске, восторге, который испытываешь от катания. Водитель только учится, так что Бруклин дает ему советы. Кажется, ему не известно, кто он такой, и, думаю, Бруклину это нравится.

С каждым произнесенным словом он поглаживает большим пальцем кожу моей руки. Мои соски затвердели, и я чувствую влагу между ног, особенно, когда наши руки поднимаются выше, под подол моего платья.

Бруклин осторожен и действует незаметно. Говорит, не привлекая внимания к тому, что отпускает мою руку и приближается пальцами к моим трусикам.

Я знаю, что парень ощущает, насколько я влажная, потому что его тело напрягается, и он резко втягивает воздух.

Помните, я сказала, что мне нравятся водители Uber, потому что они дружелюбны? Что ж, сейчас эта черта не очень мне нравится, потому что этот водитель не перестает говорить с Бруклином.

Уличные фонари бросают серебряные лучи мне на колени, но пиджак помогает скрыть то, что он делает, как и ночная тьма.

Приятное напряжение зарождается у меня в животе. Дыхание останавливается, когда Бруклин проводит пальцем по кружевному краю моих трусиков. Подразнивая меня легкими прикосновениями снова и снова, пока я едва не теряю рассудок.

Выдох вырывается из раскрытых губ, глаза направлены на лобовое стекло; надеюсь, мой тихий стон наслаждения не привлек внимание водителя.

Словно по сигналу, Бруклин заговаривает еще громче, будто беседа необходима, чтобы выполнить задание.

А может и так. Это не такси. Это чья-то машина. И можно было бы заметить его пальцы между моих ног на протяжении тридцатиминутной поездки, если бы не беседа между ними.

Так что беру свои слова обратно. Остаюсь при своем первоначальном заявлении, что водители Uber дружелюбны, и мне это нравится.

— Разве не так, Амелия? — голос Бруклина теплый, словно мед, что капает в чай.

— Да, — отвечаю я, понятия не имея, на что соглашаюсь.

Их беседа продолжается, я свою роль выполнила.

Потерявшись в прикосновениях Бруклина, я закрываю глаза и откидываюсь на спинку сидения, пока его горячая рука обжигает чувствительную кожу между моих бедер. Затем он накрывает меня рукой, основание его ладони прижимается к клитору поверх трусиков и мне приходится прикусить губу, чтобы не застонать.

Чувства, словно огонь, проносятся по моим венам, но я не открываю глаза, не способная посмотреть на него. Из-за страха того, что не смогу сохранить молчание, когда увижу охваченные страстным желанием глаза. Что захочу протянуть руку и коснуться Бруклина, коснуться его эрекции, которая, я знаю, рвётся наружу. Что захочу сделать намного больше. Так что вместо этого я решаю просто посильнее сжать пальцами ткань пиджака.

Мое тело содрогается, когда его плоть соприкасается с моей, а пальцы проскальзывают под скудные трусики, чтобы прикоснуться к моим складочкам.

Из горла Бруклина вырывается низкий стон, который он скрывает за кашлем. Это заставляет меня улыбнуться, но когда его пальцы прекращают дразнить и начинают ласкать мой клитор, улыбка исчезает.

Его прикосновение пронзает меня до самой сердцевины, и мне приходится отпустить пиджак рукой, которая дальше от него, чтобы упереться в кожаное сидение и удержаться на месте.

Другой рукой я хватаю его за штанину.

Имея теперь опору для поддержки, я наслаждаюсь чувством погружения его пальцев в меня, после чего Бруклин принимается вырисовывать круги на моем напряженном бугорке, размазывая влагу.

О боже.

Каждый поворот колес по тротуару заставляет мою киску набухать. Повернув голову в бок, я смотрю на парня. Его лицо красивое в лунном свете. Он бросает на меня взгляд между словами. И оно там, как я и думала — всеобъемлющее желание, обещание грешной ночи, горячего секса и оргазма за оргазмом.

Не могу дождаться.

И чем темнее становится ночь, тем больше я концентрируюсь на этом мужчине. Его руках. Глазах. Губах, которые он облизывает, когда его пальцы вновь погружаются в стенки моей влажной киски.

На этот раз, когда Бруклин проводит ими по моему клитору, он пульсирует под его прикосновением.

Словно удивившись, его тело вздрагивает, и я никогда не видела такого волнения у мужчины. И это еще одно обещание того, что грядет впереди.

Мое дыхание сбилось, все нервные окончания накалены, тело жаждет освобождения, и я не способна сконцентрироваться ни на чем, кроме удовольствия, растущего между моих ног. Чувствую, как начинаю пересекать грань, но пытаюсь сдержаться.

Хочу продлить это невероятное чувство... дольше, дольше и еще дольше.

Он произносит что-то еще. Продолжает разговор с водителем, но затем у того звонит телефон.

— Не против, если я отвечу? Это моя жена, — сказал водитель.

— Конечно, без проблем, — отвечает Бруклин.

Пока водитель объясняет своей жене, почему он что-то там сделал, Бруклин уделяет всё внимание мне. Волшебные пальцы обрабатывают мой клитор, вознося меня выше и выше. Я без сомнения кончу ему на руку из-за его пальцев; вопрос только в том, как долго продержусь.

Его дыхание обжигает мою кожу, когда он наклоняется к моему уху.

— Расслабься, Амелия.

И я слушаюсь. Пока водитель Uber спорит с женой, я отключаюсь от всего вокруг. Имя Бруклина срывается с моих губ, и я рассыпаюсь под его прикосновением с такой силой, что мне приходится прикусить губу, чтобы сдержать крик, рвущийся из моего горла.

Его пальцы не прекращают двигаться, мой клитор сжимается от спазмов снова и снова, каждая волна оргазма становится сильнее предыдущей.

Чистое блаженство распространяется по моему телу, я дрожу и чувствую, как окунаюсь в темноту, заполненную бесконечным количеством блесток. Потеряв контроль, я царапаю ногу Бруклина и кожаное сидение рядом, чтобы сдержать крик. Я переживаю это удовольствие в тишине, не желая, чтобы оно заканчивалось.

Вероятно зная, что мне сложно сохранить молчание, Бруклин достает руку из моих трусиков, обнимает меня и притягивает ближе. В темноте он целует мою челюсть и шею.

Я пытаюсь восстановить дыхание, находясь так близко к нему. Мое тело расслабленно и удовлетворено, но из-за его чистого, свежего запаха мне буквально приходится заставлять себя вдыхать и выдыхать.

Если водитель и знает, что здесь происходит, виду он не подает. Он слишком занят извинениями перед женой.

Бруклин проводит пальцами руки, которая только что была у меня между ног, по моим губам. Слова «я чувствую свой вкус на нем» не должны быть сексуальными, но это так — я и вправду чувствую свой вкус.

Пульс отдается в вене на шее.

Словно электрический заряд.

Потерявшись в эротическом моменте, я ловлю себя на том, что сама лезу рукой к нему в брюки.

— Простите за это, — говорит нас водитель.

Бруклин останавливает меня другой рукой.

— Позже, — шепчет он, затем отвечает водителю. — Ничего страшного.

И в этом слове «позже» я услышала обещание ночи, которую я никогда не забуду. Так что, пока водитель Uber объясняет свою ситуацию Бруклину, я провожу остаток поездки, думая о том, что произойдет дальше.

И как я уже не могу дождаться этого!

Глава 17

НАСТОЯЩАЯ ЛЮБОВЬ

Бруклин

Ничто, буквально ничто в моей жизни не проходит по плану.

Как только мы заворачиваем на мою улицу, и я выглядываю в окно... Знаю, что наша ночь испорчена, а у меня проблемы.

Жалея о том, чего у меня еще не было, я отпускаю Амелию и пытаюсь прозвучать не слишком тревожно.

— Двигайся, — шепчу я ей и спешу достать из кармана пакетик, чтобы стереть штамп со своей руки, а после и с ее.

Она смотрит на меня с озадаченным выражением лица, пока я стираю слово Элита с тыльной стороны ее руки. Ей не придется долго быть озадаченной.

— Зачем? — спрашивает она.

— Поверь. Двигайся, и быстро.

Девушка с легкостью садится на сидение позади водителя. Вижу, что она всё еще не понимает, почему я отталкиваю ее, и, честно, времени на объяснения нет.

Прикрыв рот рукой, я мысленно готовлюсь, пока машина останавливается.

И словно вселенная хочет помучить меня — я чувствую ее запах на своей руке. Что-то мне подсказывает, что это всё, что я получу от нее.

Машина заезжает на подъездную дорожку. Даже не взглянув на девушку, я открываю дверь и всё, о чем могу думать, это...

Блять!

Глава 18

ДИКИЕ СЕРДЦЕМ

Амелия

Слово «стой» крутится у меня на языке, но я не могу произнести его.

Иногда в темноте мы видим то, что хотим, мечтаем о вещах, которых не может быть, надеемся на то, что не нужно.

И боюсь, это один из тех случаев.

Я даже не думаю о раненых чувствах или сожалениях, потому что, осознаю я это или нет, я вот-вот столкнусь с причиной, почему я приехала в Калифорнию.

Рядом с машиной Uber стоит заведенный джип BMW. Знаю это даже во время дождя, потому что фары включены, а стекла слегка запотевшие. Оглядываюсь назад и вижу припаркованную позади машину Кема.

Затем, обернувшись и присмотревшись сильнее, я замечаю движения людей за окном. Кем выходит из дома с телефоном у уха. Мой телефон, спрятанный в сумочке, начинает звонить. Кем поднимает взгляд и, заметив машину, сбрасывает вызов.

Затем мой взгляд перемещается к движению за моей дверью. Кин достает из багажника чемоданы и прочие вещи. Мэгги сидит на заднем сидении с ребенком, закутанным в голубое одеялко. Она держит его близко к груди.

— Спасибо, что подвез, — говорит Бруклин водителю, прежде чем закрыть дверь, и спешит помочь Кину.

Все они вернулись из Мексики посреди ночи. Из-за меня. В этот момент реальность поражает меня. Я больше не останусь у Бруклина. Пришло время узнать правду о своей семье. Смириться со своей жизнью и ложью, которую мне скармливали.

Злость подавляет чувство вины за то, что я завела интрижку с другом Кема.

— Вы в порядке? — оборачивается водитель.

— Да. Мне нужна минутка, если можно?

— Да, конечно. Оплата по счетчику. Не беспокойтесь.

Вздохнув, я кладу руку на ручку двери. Зная, что не могу оставаться всю ночь в безопасной гавани этой машины, медленно тяну ее на себя.

Однако моя скорость увеличивается, когда вижу, как Кем кричит на Бруклина. Когда вижу, как Бруклин указывает на машину. Когда вижу, как спешит Кин, готовый вмешаться.

Не успев придумать, что скажу брату, открываю дверь.

— Кем, — перекрикиваю я гром и дождь.

Кем спешит ко мне.

— Ты в порядке?

Я закидываю цепочку своей сумочки на плечо.

— В порядке.

Он подходит ближе, словно осматривая меня.

— Где, черт возьми, ты была?

Смаргивая слезы, собирающиеся у меня в глазах, я отвечаю честно, но не до конца.

— Я не знала, когда ты вернешься, так что поехала с Бруклином на вечеринку в честь помолвки.

Видимо, этого достаточно, и у него нет причин выуживать информацию дальше.

— Я приехал, как только смог, получив твое сообщение. Что, черт возьми, происходит?

Выйдя следом за Кемом, Макайла останавливается возле нас с зонтом в руке.

— Кем, может, подождешь, пока она зайдет в дом? — отчитывает она.

Он разочарованно машет головой.

— Да, конечно. Давай, пойдем внутрь, — обернувшись, он кричит. — Бруклин!

Я тоже поворачиваюсь.

Бруклин поднимает взгляд, и Кем бросает ему ключи.

— Автомобильное кресло Пресли еще сзади, можешь взять?

Бруклин с легкостью ловит ключи.

— Да, без проблем, — говорит он, уже доставая коляску из джипа Кема.

Мэгги машет мне, я отвечаю ей тем же.

Кем что-то еще говорит Бруклину и Кину о своей машине, но я могу только наблюдать за силуэтом Бруклина в лунном свете. Как капли стекают по его подтянутому телу. С какой легкостью он движется. Думаю об обещании того, чего теперь никогда может и не быть.

— Амелия? — зовет Макайла.

Оборачиваюсь и вижу, что она приподняла зонт, под который я проскальзываю, и теперь мы трое скрыты от дождя.

Они оба в последний раз поворачиваются, чтобы попрощаться. Я поворачиваюсь тоже, и в этот раз сразу же ловлю на себе взгляд Бруклина. Секунды три, не больше — столько мой взгляд остается на нем. Сквозь дождь это время кажется бесконечным, пока мы оба молчим, но говорим друг с другом одним лишь взглядом.

Слова «мне жаль» единственные, которые я могу разобрать по его губам, но в его глазах вижу намного больше, и этого мне достаточно... пока.

Это неправильно.

Это правильно.

Это мы.

Глава 19

ПУСТОШИ

Амелия

Огромный бриллиант на левой руке Макайлы выглядит словно большой розовый слон в дверном проходе.

Увидев его, я почувствовала боль, хоть и знаю, что не стоит злиться.

На рождество, когда Макайла и Кем приезжали в Нью-Йорк на три дня, мы с Кемом улизнули в канун Рождества под предлогом праздничного шоппинга, чтобы купить кольцо на Пятой Авеню.

Мы ходили от магазина к магазину и в итоге остановились на классическом круглом камне с ободком из меньших бриллиантов вокруг него, что позволяло большому камню быть в центре внимания.

Я мгновенно влюбилась в него и знала, что Макайле тоже понравится.

При этом всем я не знала, что брат так быстро сделает ей предложение. Он говорил о Дне святого Валентина или ее дне рождения, или о второй годовщине их встречи, которая будет только в мае. Ни разу он не упоминал о том, что сделает это в течение недели по возвращению в Калифорнию.

Дверь за нами закрывается, и я осматриваю всю перестановку, которую сделали Кем и Макайла в доме после моего последнего визита. C красными диванами, бежевыми стенами и современным искусством дом больше похож на уютное гнездышко, нежели на холостяцкую хижину, которой он когда-то был. Знаю, Кем обсуждал покупку этого дома, но, как я слышала, владелец хочет за него слишком много. Интересно, изменилось ли что-то, и он просто забыл сказать мне?

Но я не спрашиваю об этом, как и о помолвке. Не сейчас. Не со всеми вопросами без ответа, крутящимися на языке, и враждебностью, которую излучают ребята, садясь на диван и ожидая допроса, в то время как я боюсь этих вопросов.

Разувшись, я оборачиваюсь и, дрожа, еще сильнее укутываюсь в пиджак Бруклина.

Макайла тут же замечает это.

— Нам всем нужно переодеться в сухую одежду, затем я сделаю чай.

— Все мои вещи в доме по соседству, — отвечаю я сухо. Зная, что она в этом не виновата, я изо всех сил пытаюсь не быть грубой.

— Я принесу их, — предлагает Кем.

Меня охватывает страх. Не знаю почему. У меня нет причин бояться, что Кем узнает о нас с Бруклином, особенно учитывая то, что нас с Бруклином нет.

И всё же я думаю, что сегодня лучше избегать каких-либо стычек.

— Это не обязательно. Мои вещи разбросаны по всей комнате. Я заберу их завтра, — я смотрю на Макайлу. — Не одолжишь мне что-нибудь теплое?

— Конечно, — улыбается она. — Сейчас вернусь.

Как только она выходит в коридор и скрывается в их комнате, я обращаю свой взгляд на Кема.

— Вы обручились, но ты даже не позвонил мне?

По лицу брата видно, как его грызет совесть.

— Это не было запланировано. Был подходящий момент, и я пытался позвонить, но не было сети.

Не способная злиться на это, я на мгновение откидываю на второй план свои проблемы и обнимаю его.

— Я так рада за тебя, за вас обоих.

— Он сказал тебе без меня? — Макайла кажется не очень довольной.

Я отпускаю брата и спешу к девушке, обнимая и ее.

— Нет, я увидела кольцо и спросила его.

Макайла долго и крепко обнимает меня. Знаю, у нас всегда будет эта связь. У меня никогда не было сестры, как у моего брата был брат, но теперь я наверстаю упущенное. И слово благодарность даже близко не описывает мои чувства.

Отстранившись, я забираю у нее одежду, после чего беру ее левую руку. Каким-то образом, несмотря на весь кошмар, творящийся в моей голове, мы трое обнимаемся вместе и любуемся кольцом, которое в скором будущем сделает Макайлу Александер частью семьи Уотерс — благословение это или проклятье еще предстоит выяснить.

— Иди переоденься, — приказывает она, изящно забирая свою руку из моей. — Я приготовлю чай, а потом оставлю вас двоих поговорить, — Макайла бросает взгляд на Кема, и он кивает.

Краем глаза наблюдаю, как наедине мой брат притягивает свою невесту в объятия, пока я иду в гостевую комнату, в которой однажды уже останавливалась. Прикусив большой палец, я лишь надеюсь, что не сильно испорчу их праздничные выходные.

Переодевшись и приготовившись к разговору, я иду по коридору, растирая лицо, и надеюсь, что все следы опьянения исчезли.

Когда захожу на кухню, приходится прикрыть рукой глаза и быстро заморгать из-за яркого света, чтобы не ослепнуть.

Кем смеется.

— Тяжелая ночка?

— Совсем нет.

И это не ложь.

Кем на кухне один. Две чашки чая стоят на красивом круглом столе из дерева. Кухня, как и гостиная, оформлена в вишнево-красных тонах с бежевыми стенами и большими смелыми картинами чашек кофе на них.

— Я подумал, ты можешь быть голодна, — говорит брат.

— Ты слишком хорошо меня знаешь, — признаюсь.

Он не оборачивается.

— Я хорошо тебя знаю.

Я сажусь на один из стульев из кованого железа и беру чашку с цветочками.

— М-м-м... мятный.

— Да, Макайла сказала, что тебе нравится этот вкус, — говорит Кем, на этот раз отворачиваясь от плиты, на которой готовил яйца — единственное, насколько я знаю, что он умеет готовить, и делает это хорошо.

— Нравится, — говорю ему, дуя на чай, чтобы остудить его.

Он поворачивается к сковороде.

— Хочешь тост к яйцам?

Я кручу перед собой чашку.

— Да, пожалуйста.

Кем делит яичницу на три тарелки и добавляет тост, когда он выпрыгивает из тостера.

— Ты станешь прекрасной женой, — шучу я.

Он поворачивается с тарелкой в одной руке и стаканом апельсинового сока в другой, но ничего не говорит. Ни «заткнись, Амелия», ни «пофиг», ни «поцелуй меня в...» — ну, знаете, фразы, которыми все время обмениваются браться и сестры, к которым я привыкла.

— Сейчас вернусь, — вместо этого произносит он.

К этому я не привыкла.

— Макайла может поесть с нами.

Взгляд Кема всё говорит за него.

— Думаю, нам нужно поговорить наедине.

При этом я сглатываю ком в горле, зная, что пришло время для правды. Пока брата нет, я беру тарелки и вилки, соль и перец, наливаю каждому из нас сок и ставлю всё это на стол.

Кем возвращается и садится на место рядом со мной. Даже не поднимая вилку, он смотрит на меня.

— Что случилось, Амелия, что тебя так испугало?

Я тянусь к соли и слегка солю свою яичницу. Не знаю точно, что сказала ему на оставленном голосовом сообщении. Не знаю, с чего начать. Так что просто выпаливаю, как есть.

— В канун Нового Года я столкнулась с Ванессой.

Кем тихонько фыркает и отпивает сока.

— И что она на этот раз решила мне передать?

Не ожидая такого нелогичного вопроса, я замираю с вилкой на полпути ко рту, но решаю прожевать и проглотить кусок, прежде чем ответить.

Это правда — в прошлом Ванесса отправляла Кему подарки, затем писала мне в соцсетях, когда он не отвечал. Так как Кем отказывался вступать в современный мир и пользоваться фейсбуком, твиттером или инстаграмом, так она убеждалась, что он получил ее сообщения. Но вскоре после того, как я начала работать на отца, всё это прекратилось. Если не считать встреч на работе, мы с ней не контактировали.

Я кладу вилку на тарелку.

— Ее слова не были сообщением для тебя.

Хруст поджаренного тоста, когда Кем его кусает, раздается слишком громко.

— Ладно, тогда что заставило тебя пересечь страну и оставить мне сообщение, в котором ты говоришь, что мне нужно как можно скорее вернуться в Лагуну?

Есть такое понятие — слишком острая реакция, и теперь, спустя пару дней, я чувствую себя глупо из-за того, что а) вообще приехала сюда, чтобы обсудить это лично; б) оторвала брата от праздничных выходных, заставив приехать домой и столкнуться с тем, что, как я знаю, он лучше бы не стал обсуждать вовсе.

Но я здесь, он тоже, так что уже можно всё выяснить.

— Ванесса сказала, что отец изменял много лет, и потому мама бросила его.

Думаю, яичница застревает у Кема в горле, потому что он кашляет и бьет себя в грудь.

— Она что?

Я пододвигаю стакан с соком ближе к нему.

— Ты слышал меня.

Сделав быстрый глоток, он ставит его обратно.

— У нее длинный язык.

Снова подняв вилку, я ковыряю яичницу, но не ем.

— И? — спрашиваю я, сглатывая горечь во рту. — Это правда?

— Да.

Одно слово. Ничего больше.

Злость на мужчину, которого я всю свою жизнь считала героем, поднимается к горлу, и я отталкиваю тарелку, не чувствуя больше аппетита.

— Дай угадаю: значит то, что Ванесса рассказала мне о ней и отце тоже правда.

На меня смотрят пустые глаза.

Я выдавливаю из себя слова.

— Наш отец встречался с твоей девушкой, пока вы всё еще были вместе?

Кем кивает. Очевидно, ему совсем непросто обсуждать это.

— Почему ты не сказал мне? — спрашиваю я.

Серые глаза Кема смотрят на меня, в них виднеется искренность.

— Это было не мое право, Амелия.

Мои руки неподвижно лежат на столе.

— Но я винила маму за разрушение нашей семьи, а точнее того, что от нее осталось.

— И мама знала, что рано или поздно ты ее простишь.

Мои руки трясутся, и я пытаюсь успокоить их, взяв чашку.

— Почему? Почему она не сказала мне, что это была вина отца?

Кем встает, относит тарелку в раковину и, повернувшись, наклоняется над стойкой.

— Мама знала, что ты боготворила отца, и после смерти Брэндона она хотела, чтобы в твоей жизни осталось хоть что-то светлое.

— Светлое! — закричала я. — Всё это было ложью!

— Это всё, что у тебя осталось после Брэндона! — закричал он.

И я застываю. Он прав. После смерти Брэндона все мы были разбиты, но я была совсем плоха. Моей жизнью стали обвинения себя и угождения отцу. Закончила школу на отлично, прошла у него стажировку, заставляла себя быть похожей — такой была моя жизнь, мой способ искупления вины за то, что не смогла спасти Брэндона.

Мы с Кемом обмениваемся взглядом, который говорит, как мы оба знает, что он прав.

Я делаю вдох, выдыхаю и продолжаю.

— Ванесса также сказала, что мама винит отца за зависимость Брэндона.

Кема так сильно сжимает стойку, что я вижу, как костяшки его пальцев белеют.

— Чушь. Мама знает, что в этом никто не виноват.

Мы с братом редко говорим о том времени. Говорим о жизни до Б и жизни после Б, но не о том времени. На самом деле, это первый разговор о его смерти, при котором я не теряю самообладание.

И от этого приятно.

Приятно выговориться.

Приятно знать правду.

Конечно, я понимаю, почему Кем не хочет говорить мне об этом. Только я не понимаю, почему мама позволила мне ненавидеть себя, в то время как я продолжала обожать отца, у которого явно есть проблемы. Который явно не является героем, коим я его считала.

Думаю, несколько дней отдыха от Нью-Йорка, время с Бруклином и размышление над своей жизнью ослабили шок от правды. Пусть еще ничего не кончено, но уже не так больно, как раньше.

Поднявшись, я чувствую себя намного сильнее, чем думала, после того, как услышала правду, и несу тарелку в раковину. Кем забирает ее, мы снова обмениваемся взглядом, и он отворачивается, чтобы сполоснуть посуду. Взглядом, который говорит, что мы оба в порядке. У каждого из нас свой способ горевать, и да, мы скучаем по Брэндону, но оба знаем: он хотел бы, чтобы мы отпустили его. Чтобы помнили хорошие времена, не забывали его, но отпустили.

Чувствуя, будто с моих плеч сняли какой-то груз, я открываю посудомойку и оглядываюсь на Кема.

— Есть еще кое-что.

Он передает мне две тарелки и отворачивается, чтобы выключить воду.

— Что? — спрашивает он.

— Ванесса сказала, что они с отцом всё еще вместе, — говорю я брату, закрывая дверцу посудомойки.

Вздохнув, он берет полотенце и вытирает руки.

— Мне без разницы, с кем она. Но думаю, что тебе не всё равно, а потому расскажу то, что знаю.

Мы сделали еще чая и сели за стол. Тридцать минут спустя брат рассказал мне грустную и ужасную историю о том, в каком состоянии он был после смерти Брэндона, о том, что их отношения с Ванессой закончились еще до того, как он узнал о ее измене, и пусть он никогда не простит и не забудет того, что произошло с отцом, он продолжает жить. И, наконец, Кем говорит, что не думает, что наш отец и Ванесса вместе, но не может быть в этом уверен.

Он говорит о том, что отец пытался восстановить их отношения и убедил в том, что Ванессы больше нет в его жизни. По какой-то причине он поверил ему.

В ответ я рассказываю ему о своей вине. О вине, которую ощущала тем утром, когда нашла мертвого Брэндона. И о том, как скучаю по нему. Рассказываю, почему пошла работать к отцу, и о том, что больше там работать не хочу. Что для меня настало время последовать своей мечте и стать фотографом.

Моя мечта.

Мое время.

И от этого приятно.

Говорю ему то, что никогда, как думала, не произнесу вслух.

Кем кивает. Соглашается. Поддерживает. Побуждает продолжать и задает вопросы. Когда предлагает переехать сюда, я смеюсь. Когда предлагает ЛА, я смеюсь еще громче, но мозг, кажется, обдумывает это предложение.

Когда разговор подходит к концу, я наконец говорю брату о том, как меня злит то, что ему кажется, будто он должен защищать меня.

На это он улыбается.

— Это, сестренка, никогда не изменится.

Я могу лишь покачать головой. Сидеть с ним здесь вот так странно, но я не злюсь. Конечно, я пересекла страну, чтобы столкнуться с тем, что уже в какой-то мере считала правдивым, но узнав правду, чувствую облегчение. Облегчение от того, что больше не живу в пузыре. И облегчение от того, что впервые за долгое время понимаю — пора оттолкнуть свою вину на второй план, а на первое место поставить себя.

Кем смотрит на меня, растирая лицо.

— Так что будешь делать?

Я бросаю взгляд на часы, которые показывают четыре утра.

— Пойду спать, — улыбаюсь ему.

Он смеется.

— Я имел в виду со своей жизнью.

Поднявшись, смотрю на него.

— Понятия не имею, но ты не против, если я останусь здесь, пока что-нибудь не придумаю?

Поднявшись на ноги, он притягивает меня к себе для объятий, что на него не похоже. Когда целует меня в макушку, шепчет:

— Тебе не нужно спрашивать об этом. Моя дверь всегда для тебя открыта, Амелия, ты же знаешь.

И это так. Иначе я бы не прилетела сюда таким образом.

— А теперь пошли спать, — говорит брат, указывая на комнату, которая станет моей.

Зевая, мне удается сказать: «Я люблю тебя», после чего довольно послушно иду к своей комнате. И снова, когда дело касается моего брата — это не похоже на меня. Может мы оба изменились. Повзрослели. И мне нравятся новые мы.

Войдя в гостевую спальню, которая, как и остальная часть дома, обустроена в красных и бежевых тонах, подхожу к одному из двух окон, расположенных по сторонам от кровати и смотрю в него. Оглядывая дом Мэгги, поднимаю взгляд и вижу приглушенный свет из комнаты Бруклина. Горит либо прикроватная лампа, либо свет в ванной комнате.

Он всё еще не спит?

Если так, то находится ли его рука под одеялом, на его возбужденном члене, двигаясь вверх-вниз?

И если так, то думает ли он обо мне?

О том, что могло произойти между нами.

Надеюсь, что да.

Глава 20

ЛЮБОВЬ, СБИВАЮЩАЯ С НОГ

Бруклин

Мозг мужчины — сложная штука, особенно во время самоудовлетворения.

Держа руку на члене, пытаюсь оттолкнуть грязные мысли об Амелии. Ну, знаете, те, за которые ее брат отрежет мне яйца.

Потому я решаю воспользоваться архивами памяти, чтобы справиться с утренним стояком. Но ничего из моего прошлого, что показалось бы достойным воспоминаний, не приходит на ум, и мои мысли вновь возвращаются к девушке.

Возвращаются к ней, несмотря на то, что я морожу сейчас свой зад и просто хочу вернуться в кровать. Не хочу идти на работу. Лучше бы ее не было.

Первое, что я сделал сегодня, когда без пятнадцати семь прозвенел будильник, это проверил температуру — восемь градусов — после чего помолился, чтобы на улице шел дождь. Его не было. И всё же ничего не услышав, я встал, чтобы проверить лично, надеясь не просто на мелкие капли, а на проливной ливень, который мы ожидали. Но не судьба. Хотя небо и было заполнено серыми тучами, дождь был легким, и я знал, что пляж будет открыт, а значит, нужно было шевелить задом.

С этими мыслями я поспешил в ванную через прохладную комнату и открыл настолько горячую воду, которую только мог выдержать.

Прежде чем ступить в душ, я старался избавиться от мыслей о том, насколько влажной вчера была Амелия, как реагировало на мое прикосновение ее тело, какой удовлетворенной она выглядела, когда кончила с моим именем на губах.

Теперь, находясь в стеклянной коробке, я позволяю воде стекать по своему телу, приветствуя жжение, которое я без сомнения заслуживаю.

И затем думаю об Амелии.

Такой сексуальной.

Провожу рукой вверх-вниз.

Снова думаю об Амелии.

Такой умной и забавной.

И да, я думаю об Амелии.

Воспоминания о прошлой ночи достаточно сильные, чтобы член начал до боли пульсировать в моей руке. Правильно это или неправильно, мы начали то, что остановить может быть не в наших силах.

Убрав руку от члена, я включаю еще более сильный напор воды. Стекло уже запотело, и я осознаю, что бездумно уставился на него.

Вода бьет меня по спине с неистовой силой, и мне это необходимо. Я жажду этого. Я заслужил наказуемый ритм утреннего душа, напоминающий мне о том, что думать об Амелии в таком ключе — неправильно.

Если считаете иначе — я не согласен.

Будь это правильно, почему я не сказал об этом Кему, когда увидел его? Почему не написал ему, пока бодрствовал всю ночь, думая о том, что мне делать? Почему я не пойду сегодня туда, чтобы пригласить Амелию на свидание у него на глазах?

Не потому что он убьет меня, а потому что возненавидит. И маленькое подобие семьи, которую мы пятеро — нет, шестеро — построили, будет уничтожено.

Называйте меня трусом, называйте, как хотите, но это единственная семья, которая у меня была, и я не хочу терять ее.

Знаю, мы не семья в традиционном значении этого слова — Кин, Мэгги, Пресли, Макайла, Кем и я — но мы семья.

Да, так что теперь, открывшись, я могу подрочить, думая о ней без чувства вины.

В этот раз.

Задвинув на задний план мысли о грядущем шторме, я вновь обхватываю рукой свой член. Пальцы сжимаются, и я представляю ее пальцы вокруг меня, потому что ей любопытно — она хочет знать, как сильно возбуждает меня. Она желает знать, как я отреагирую. Хочет видеть, как я кончу.

Вверх.

Вниз.

Медленно.

Это она делает со мной.

Она.

Поддавшись фантазии, я закрываю глаза и сначала нежно провожу рукой по головке, после по основанию. Другой рукой сжимаю яйца. Обе руки работают в тандеме.

Блять, как хорошо.

Дав себе поблажку, представляю, что это делает она. Что Амелия со мной в душе, и мы свободно исследуем друг друга, как того хотим. Видит Господь, я хочу изучить ее. Всю. Ее киску, попку, рот. Каждый ее сантиметр.

Воспоминания о ее разгоряченной маленькой киске заставляют меня сжимать член сильнее, двигая рукой к головке. Хочу, чтобы это ее руки сжимали меня, не мои, но приходится удовлетворяться тем, что имею, однако в моей фантазии всё это делает она, не я.

Капли воды из душа бьют меня по телу, заменяя смазку, и двигаться быстрее становится легче. Я думаю о ней — ее лице, теле, о том, как сильно хочу ее.

Блять!

Представляю, как вставляю свой член ей во влагалище, и от этой фантазии хочется кончить сильно и быстро.

Черт, да.

Мой кулак набирает скорость, и я слизываю воду с губ. Думаю о том, чтобы замедлиться, но зашел уже слишком далеко.

Лбом прижимаюсь к стенке душевой и сильнее сжимаю яйца, скручивая член ради ощущения легкой боли.

Блядь!

Давление внутри меня растет, позвоночник начинает покалывать.

Я сейчас кончу.

Я сейчас взорвусь.

Блять!

С ускорением моего оргазма увеличивается и удовольствие — словно через меня проходит заряд тока. Это невероятно хорошее чувство растет, и сдерживаться я больше не могу.

Я крепко сжимаю себя и позволяю себе кончить.

Мой член при этом сжимается так быстро, словно в спазме, но чувства невероятно хорошие. Я взрываюсь при мысли о ней, и сила оргазма шокирует меня. Когда это чувство снова усиливается, я в это не верю.

Я не закончил.

В этот раз я действительно даю себе волю — переступаю порог в иной мир, переживая то же чувство снова и снова, пока не остается сил. Если лишь мысль о ней выжимает меня до последней капли, что произойдет, когда я действительно окажусь внутри нее?

Когда чувство кайфа ослабевает, я опираюсь на стекло и думаю — ощущения будут просто фантастические.

Пока дыхание приходит в норму, то же происходит и с чувствами, и я отчитываю себя. Мне вовсе не стоило думать об Амелии — она младшая сестра Кема.

С этим внезапным желанием отрезать себе член, я намыливаюсь, смываю пену и убираюсь оттуда прочь.

Не заморачиваюсь о том, чтобы побриться.

Обернув полотенце вокруг талии, вытираю пар с зеркала и смотрю на свое отражение.

Что я выберу: противостоять соблазну или сдаться и рискнуть всем?

Только время покажет.

Глава 21

ИЗ 13 В 30

Амелия

Говорят, что настоящая жизнь ничем не похожа на кино. Это не всегда правда. Когда дело касается влюбленности, думаю, эти два понятия могут быть довольно схожи.

Скорее всего, ваш первый поцелуй не случится под дождем, и, вероятнее всего, вы не станете искать любовь на работе, но это не значит, что лучшие фильмы не о любви, особенно возымевшие успех в прокате.

Романтические фильмы, которые кажутся настоящими, вызывают у вас ощущение, будто вы плывете на облаке — самые лучшие. И когда я читаю «Фанатку», я чувствую именно это.

Я вычеркиваю красной ручкой некоторые строки и переписываю их. Меня не беспокоит то, что моя свобода слова может быть нежелательной. По какой-то причине мне легко дается прочувствовать роль Кейт. А потому я смиряюсь с судьбой.

Герой Келлан — тусовщик двадцати с чем-то лет с большим эго. Парень в мгновение ока стал известным из-за телевизионного шоу о серфере, бросил колледж, чтобы преследовать мечту, и он считает себя круче всех.

Кейт — влюбленная фанатка, у которой перед глазами мелькают звезды, когда она встречает Келлана в магазине ее отца для серферов, в котором снимают один из эпизодов телешоу. После долгих раздумий о том, что делать, она, наконец, вылетает из задней комнаты и нервно просит у него автограф. Так они и знакомятся.

Не самая моя любимая часть.

Не поймите меня неправильно — сценарий написан хорошо и мгновенно завоевывает мое внимание. Просто Кейт, которая свободна духом и полна жизни, что мгновенно привлекает Келлана, кажется, слишком легко поддается его очарованию. Как объекту его любви, ей необходимо быть менее нервной, более безразличной — она не должна разыгрывать из себя недотрогу, но и не боготворить его, иначе не думаю, что Келлан будет настолько заинтригован ею.

Если не считать начало, где собралось основное количество моих правок, думаю, этот сценарий может стать прекрасным фильмом о встрече любви, когда ты меньше всего этого ожидаешь.

Технически это не проникновение с взломом, потому что мне нужно было забрать свои вещи, и я знала, где лежал запасной ключ.

Но Бруклин еще не дома, а уже почти четыре. К сожалению, мне пора. Кем и Макайла хотели съездить в Западный Голливуд, но вернутся домой в любую минуту. Оказалось, что они каким-то образом забыли сумку с подгузниками Пресли. Мэгги убедила Макайлу, что они обойдутся без нее. Что Макайла может отправить ее с Кемом на работу в понедельник, и после работы Кин бы привез сумку домой. И всё же Макайла настояла на том, чтобы вернуть ее сегодня. Думаю, у нее приступ детской лихорадки.

Утром я даже подразнила брата по этому поводу, и он наградил меня своим прищурившимся взглядом, коим он и славится.

Этого мне было достаточно, чтобы понять, он не готов к этому следующему шагу. Думаю, он считает, что сначала должен построить свою карьеру. Видите ли, Кем намерен добиться большого успеха, как наш отец, но без его помощи. Да, у него проблемы с отцом, как и у меня. Однако он настойчиво продвигается своими силами. У брата магазин мужской одежды розничной торговли, и Кин работает на него, как и Мэгги, но она всё ещё в декрете.

Это довольно мило — маленькая семья, которую они создали.

В любом случае, они сказали, что вернутся домой к ужину, так что мне, вероятно, лучше вернуться и начать что-то готовить.

Раздумываю о том, чтобы оставить Бруклину записку, потому как весь день думала о том, чтобы написать ему. Но я всё ещё ничего не слышала от него после того, как он стремительно покинул машину прошлой ночью, а потому оставляю на кровати его рукопись с красной ручкой поверх нее и ухожу.

Он поймет, что я была здесь.

Я не спеша закрываю дверь, надеясь увидеть его. Не спеша иду по дорожке к дому брата, надеясь увидеть его. И не спеша захожу внутрь, надеясь увидеть его.

Но не судьба.

Оказавшись на кухне Кема, я вынуждаю себя прекратить думать о Бруклине, и занимаюсь выбором блюда на ужин. В морозильной камере нахожу булку хлеба и достаю ее размораживаться.

Когда ищу в кладовой ингредиенты для соуса к спагетти, входит Макайла.

— Привет, — говорю я, выставляя банку мятых томатов на стойку.

Она дует на пальцы.

— Привет. Стоило надеть перчатки. На улице холодно.

— Здесь всегда так холодно? — спрашиваю я, открывая новенький холодильник в поисках специй.

— Нет. — Макайла кладет сумку на стойку. — Ну или я не помню, чтобы в прошлом году было так холодно.

На одной из аккуратно организованных полок стоит контейнер с базиликом и орегано, к которым, уверена, мой брат не имеет никакого отношения. Я беру его вместе со свежим чесноком и луком.

— Надеюсь, ты не против, но я подумала, что можно приготовить пасту с чесночным хлебом на ужин.

Макайла трет живот.

— Звучит потрясающе. На ленч мы ели бургеры с черной фасолью и салат с нутом у Кина и Мэгги, и я умираю от голода.

Открывая самый близкий к плите ящичек, не удивляюсь, обнаружив там приборы.

— Бургеры с черной фасолью? Фу, — говорю я, указывая пальцем на рот, после чего беру консервный нож.

— Фирменное блюдо Мэгги, — добавляет Макайла, разуваясь и аккуратно оставляя обувь возле двери. Она любит порядок во всем. Не скажу, что у нее ОКС, но она определенно организованная.

Дом Мэгги, в котором живет Бруклин, не настолько организован. Я бы сказала где-то посерединке. Аккуратность — это круто, но не всегда необходимо. Меня устроит любой вариант.

— Чем могу помочь? — спрашивает Макайла, моя руки в раковине.

Я протягиваю ей полотенце для посуды.

— Может, нальешь нам обеим по бокалу вина и сделаешь чесночный хлеб, а я займусь остальным.

Вытерев насухо руки, она перекидывает полотенце через плечо.

— Договорились.

Кастрюли и сковородки аккуратно висят на подвесной полке на стеллаже, и я беру по одному из каждых предметов.

— Где Кем?

Она открывает холодильник для вина, который я не заметила, и наклоняется, чтобы изучить бутылки.

— Он увидел Бруклина, когда мы подъезжали, и пошел к нему поговорить.

Забеспокоившись, я прикусываю нижнюю губу и отворачиваюсь от нее, чтобы поставить кастрюлю в раковину и сковороду на плиту.

— О чем? — пытаюсь, чтобы голос прозвучал ровно.

После небольшой паузы она достает бутылку красного.

— Не знаю.

Консервный нож — последнее слово техники, совсем не похож на мой старый, который приходится проворачивать вручную, и сейчас я вовсе не прилагаю усилий для открытия банки. Я в пол оборота оглядываюсь через плечо.

— В доме всё такое красивое. Ты прекрасно здесь поработала.

Улыбаясь, она открывает ящичек рядом с охладителем и берет два больших бокала. Затем бросает через плечо:

— Спасибо. Кем помогал.

Обернувшись, я усмехаюсь. Моего брата меньше всего заботила обстановка дома.

— С чем, например? Выбирал длину дивана, на котором будет покоиться его зад во время просмотра баскетбола?

Смеясь, она наливает вино.

— Ну, он притворялся, что помогал. Это мило.

Я наполняю кастрюлю водой и ставлю ее на средний огонь. Затем открываю верхний шкафчик рядом с плитой в поисках оливкового масла. Наливаю немного в сковороду, прежде чем перейти к разделочному столу рядом с плитой, чтобы нарезать лук и подавить чеснок.

— Расскажи, когда вы двое собираетесь пожениться?

Макайла ставит бокал вина рядом со мной и наклоняется за противнем в ящик под духовкой. Затем поднимает глаза.

— Не знаю, может этой осенью или следующей весной. Ни один из нас не хочет торопить события.

Включив огонь под сковородкой для нагрева масла, я начинаю резать лук.

— Умно. Так у вас будет время закончить перестановку в доме и спланировать свадьбу без стресса.

Отпивая вино, она смотрит на меня поверх края бокала.

— Да. Кем уже некоторое время пытается купить этот дом у владельца, и, думаю, они наконец пришли к соглашению насчет цены. Когда он действительно станет нашим, хотим закончить внутри и атакуем экстерьер. Первое, что хочет переделать Кем, — патио.

Уронив нож, я поворачиваюсь к ней и хлопаю в ладоши.

— О боже, вы, правда, собираетесь купить этот дом. Это просто фантастика.

Ее плечи приподнимаются с радостью, и она начинает резать хлеб.

— Я тоже так считаю, только не говори Кему, что я сказала тебе. Он сам хочет рассказать тебе об этом.

— Не говорить Кему что? — раздается глубокий голос, определенно принадлежащий моему брату.

— Я попала. — Макайла улыбается и выворачивает голову, чтобы поцеловать жениха.

Кем шлепает ее по попке и быстро целует.

— Плохая девочка. Думаю, придется наказать тебя, — шепчет он, но недостаточно тихо.

— Прекрати! — кричу я. Я в последнюю очередь хочу слышать разговоры брата о сексе. — Она рассказывала мне о вашем новом доме, — выпаливаю я, бросая помидоры в сковороду.

Кем подходит и заглядывает мне через плечо.

— Да! — он радостно вскидывает кулак. — Твой соус к спагетти — мой любимый.

Улыбаясь, я добавляю чеснок и специи.

— Знаю.

Деревянные ложки в ящичке с другой стороны, он открывает его и берет одну. Передавая ее мне, говорит:

— Сделай побольше. Я пригласил Бруклина присоединиться к нам.

Когда беру ложку, разворачиваюсь и пытаюсь скрыть радость, наклоняясь, чтобы почувствовать запах готовящегося чеснока.

— Думаю, здесь хватит.

Макайла ставит нарезанный хлеб с маслом и чесноком в духовку.

— Я пойду переоденусь, затем накрою на стол.

В тот момент закипает вода, и я беру упаковку пасты.

— Не спеши.

Кем достает дуршлаг и ставит его в раковину, встроенную на островке.

— Я вернусь помочь. Справишься?

Я машу головой.

— Тебе тоже не нужно спешить.

Он усмехается.

— Уверена?

Взяв полотенце с плеча, бью им брата по груди.

— Иди. Я разберусь.

Мне нравится видеть брата счастливым. А по его хорошему настроению сейчас я понимаю, что с Бруклином ничего плохого не произошло.

Как только я бросаю в воду пасту, звонит мой мобильный, и на экране высвечивается имя Лендона.

Я говорила с ним чуть раньше, как и с Картером, так что удивлена, что он снова звонит.

— Привет, плохиш, — отвечаю я, чтобы проявить свою дерзость.

— Для тебя игрок главной лиги, и привет, — смеется он.

Придерживая телефон щекой, я достаю из ящичка большую вилку для пасты.

— Какая я глупая, забыла, что ты получил повышение.

Его голос понижается.

— Любишь бить ниже пояса.

Знаю, он ждет сексуального ответа, но по какой-то причине, я не хочу лезть на эту тропу, потому меняю тему, как сделала это раньше.

— Какая честь получить два звонка за один день.

— Я беспокоился о тебе. У тебя был расстроенный голос, когда ты рассказывала о своем отце ранее. Звонила маме?

Вода кипит слишком сильно, так что я убавляю огонь.

— Да.

— И?

Мои мысли переключаются на то, что сказал мне утром Картер, когда я рассказала ему о прошлой ночи. Мой лучший друг сказал не флиртовать с двумя парнями одновременно. И хотя он и понимает, что Бруклин не ищет ничего больше перепиха, сказал, что именно этим я и занимаюсь. Кто-то всегда обжигается, вот что он сказал. Серьезно, мне стоит послушать Картера. Встретив прошлым летом двух парней, которые ему очень понравились, он тайно встречался с обоими. И выяснил, что любовный треугольник — это не гейская групповуха, когда оба парня бросили его.

Думая об этом, я накрываю соус и делаю огонь на минимум, после чего беру свое вино и опираюсь на столешницу. Буду удерживать наши беседы во френд-зоне, пока не отделаюсь от своего влечения к Бруклину.

— Сказала ей, что выяснила, и что мне жаль. Не удивительно, что она заплакала, затем попросила не ненавидеть отца.

— Но ты ненавидишь?

Я хмурюсь, когда брат возвращается на кухню.

— Кто это? — говорит он одними губами.

Я игнорирую его взгляд и кручу бокал.

— Ненавижу — сильно сказано. Думаю, я сейчас словно онемела и просто разочарована.

— Это понятно, — комментирует Лендон. — Он знает, что ты знаешь?

— Да. Я написала ему. Рассказала всё и сообщила, что беру двухнедельный отпуск.

— И?

— И не открыла его ответ. Я пока не готова к этому. Может, поговорим о чем-то другом? — предлагаю я.

— Конечно, — отвечает он, затем спрашивает: — Так ты вернешься через две недели? Хочу отвезти тебя на поле и научить подавать мяч.

— Идея веселая, но не знаю, когда я вернусь, — говорю ему, ловя на себе взгляд брата.

Он, прищурившись, смотрит на меня. Я широко открываю глаза и отворачиваюсь от него. Он знает всё о нашем отце — он сидел рядом со мной, когда я отправляла мейл — так что его интерес к моему звонку никак с этим не связан.

— Может, мне приехать туда? — предлагает Лендон. — Следующие выходные у меня свободны, и я, правда, хочу снова с тобой встретиться.

На ум приходят воспоминания о Бруклине и его пальцах внутри моей киски, и от этой мысли начинает покалывать пальцы на ногах. Если Лендон будет тут, всё может стать очень запутанным, не говоря уже о том, что держать его во френд-зоне будет намного сложнее.

— Нет, не думаю, что сейчас это хорошая идея.

Наступает небольшая пауза, но он быстро приходит в себя.

— Что ж, если передумаешь — дай знать.

Всё ещё думая о прошлой ночи, чувствую появление румянца на щеках, когда вспоминаю, как Бруклин заставил меня кончить, и понимаю, что нужно заканчивать разговор с другим мужчиной.

— Да, обязательно. Обещаю. Я готовлю ужин и мне, вероятно, стоит вернуться к готовке.

— Спокойной ночи, Амелия, — говорит он и отключается. С парнем легко, всё так гладко. Не могу не сравнить его с намного более резким Бруклином, с которым явно непросто.

Когда оборачиваюсь, вижу как на меня пялится не только брат, но и Макайла.

— Кто это был? Картер? — подозрительно спрашивает Кем.

— Нет, — отвечаю я.

— Тогда кто? — улыбается Макайла. — Это был парень?

— Возможно, — признаюсь, мгновенно сожалея о флиртующем тоне.

Улыбка Макайлы становится еще шире.

— Парень, который тебе нравится?

Паста должна быть уже готова, и я поворачиваюсь, чтобы в последний раз помешать ее, прежде чем слить.

— Возможно, — повторяю, в этот раз мягче, менее игриво.

— У тебя есть парень, и ты не рассказала мне о нем? Как его зовут? — требует Кем.

Поворачиваясь с кастрюлей в руках, иду к раковине и отвечаю:

— Его зовут Лендон Риз, и он не мой парень, — как раз самое время Бруклину войти на кухню и всё услышать.

— Лендон Риз, новый питчер «Янкиз», твой парень? — спрашивает Кем тоном, который явно не выражает восторг.

Сливая пасту через дуршлаг, я не поднимаю взгляд. Мне ненавистно то, что Бруклин слышит это.

— Мы общались, но, как я уже сказала, он не мой парень. А теперь забудь, — мой голос строг.

Замечая признаки грядущей ссоры между братом и сестрой, Макайла переключается на духовку, из которой достает хлеб и складывает его в корзинку.

Кем, с другой стороны, не закрывает тему, как я сказала. Вместо этого он упирается ладонями на столешницу и наклоняется вперед.

— Игроки — не тот тип парней, с которым тебе следует связываться, Амелия.

Вот он — гиперопекающий старший брат, который вечно забывает о том, что я взрослая. И что я могу принимать свои решения, и стоит сказать, что мудрые.

— Все они бабники, ищущие развлечения, — добавляет он на случай, если его предупреждения не достаточно, чтобы остановить меня.

Мне хочется закатить глаза, сказать что-то вроде «Ты и твои друзья тоже когда-то были игроками», но так как здесь Бруклин, я решаю быть осторожнее. Всё ещё покрасневшая от воспоминаний прошлой ночи, смотрю на него через пар.

— Между нами ничего нет, я уже сказала это. Так что брось.

Брат вновь игнорирует меня.

— Ты закончила разговор с ним две минуты назад, а всё ещё выглядишь как зардевшаяся школьница.

Очевидно, Кем неправильно понимает причину моего румянца на щеках, и Бруклин теперь тоже.

Отлично.

— Это всё пар, — говорю ему и перевожу взгляд на Бруклина, который, задумчиво прищурившись, наблюдает за всем этим с большим интересом. — Привет, Бруклин, — пытаюсь сменить тему разговора. — Ты как раз вовремя — ужин почти готов.

Он машет головой.

— Как дела? — говорит он, словно я один из его дружков, затем поворачивается к Макайле, которая получает легкие объятия и поцелуй в щеку.

Кем наконец понимает намек, оставляя меня в покое, хлопает Бруклина по плечу и говорит:

— Угощайся пивом. — Затем начинает помогать Макайле, которая накрывает на стол.

Я отворачиваюсь, не позволяя обыденному приветствию Бруклина произвести на меня эффект, и открываю шкафчик в поисках миски для подачи пасты. Их там несколько, но все они на верхней полке, и мне приходится встать на носочки, чтобы дотянуться до одной из них.

— Я достану, — выдыхает Бруклин. Мой взгляд перемещается. Он рядом со мной, пахнет чистотой, будто только что вышел из душа. Вкусно. И выглядит довольно злым, его взгляд задумчивый, и по какой-то причине вызывает странное чувство у меня в животе.

Я слежу за ним, чувствуя мурашки на коже, когда его длинное, стройное тело вытягивается, чтобы достать миску. Когда он передает ее мне, я позволяю своим пальцам прикоснуться к его руке.

— Я приходила сегодня, искала тебя.

Его рот искривляется в преувеличенном недовольстве, и он рывком убирает руку. И оглядываясь, видит Кема, занятого собственной беседой с Макайлой. Когда он понимает, что они не обращают на нас внимания, то наконец отвечает мне:

— Я заметил. Пришлось пойти на работу, — говорит он и широкими шагами направляется к холодильнику.

Делает вид, будто между нами нет ничего сложного. Странно, как моего заносчивого, гиперопекающего брата сейчас не заботит близость Бруклина ко мне, но в то же время он злится, когда я говорю с каким-то парнем по телефону. Всё же он доверяет Бруклину, что и является проблемой в этой ситуации.

Мне ненавистна мысль о том, что мое влечение к Бруклину может разрушить его дружбу с моим братом, отчего думаю: не лучше ли было бы сказать, что Лендон мой парень. Что, судя по кислому выражению лица Бруклина, мгновенно закончило бы всё между нами.

Но это было бы ложью.

И я не могу отрицать своих чувств к Бруклину. Я в последнюю очередь хочу причинить ему боль. Или оттолкнуть его, как бы эгоистично это не звучало. Он не ищет постоянных отношений, но и я не останусь здесь навсегда. Это поистине идеальная ситуация. Кроме того, моему брату не обязательно знать.

Лично я не думаю, что он возненавидит это так сильно, как считает Бруклин. Но я знаю, что он возненавидит. Ему будет ненавистно то, что Бруклин может разбить мне сердце, и это сможет рассорить их. Думаю, Кем может смириться со своим мнением о том, что у Бруклина передоз женщин — его слова, не мои. Но он никогда не смирится с тем, что Бруклин причинит мне боль, а потому я не допущу этого.

Не смотрите на меня так! Я могу стать очередной женщиной, с которой он переспит. Не имею ничего против.

Чувствуя, как к щекам приливает кровь от этой мысли, спешу к кухонному островку, чтобы пересыпать пасту в миску. Убедившись, что она не слипается, направляюсь к плите с полной миской в руках.

Бруклин вернулся и сейчас облокачивается на стойку рядом с плитой с бутылкой пива в руке, наблюдая за мной.

Чувствуя жар задумчивого взгляда, смотрю в его голубые глаза, когда ставлю миску рядом, и останавливаюсь на мгновение, позволяя ему сказать, что у него на уме. Когда он ничего не произносит, начинаю заливать соус поверх пасты.

Я не хочу провести ужин, разъясняясь со злым, угрюмым Бруклином. Налив достаточное количество соуса на пасту, начинаю перемешивать ее. И снова делаю паузу, чтобы взглянуть на него.

Его и без того хмурый взгляд становится ещё более хмурым.

Видимо, он хочет больше узнать о Лендоне, потому шепчу ему:

— Лендон был моей парой на свидании вслепую в канун Нового Года. Всё было неплохо. Даже хорошо. Пока я не узнала об отце. Лендон был рядом, когда я наткнулась на Ванессу, так что я рассказала ему о том, что произошло. Он помог мне забронировать билет на самолет. Я должна ему.

— Должна?

Ярость в его едва слышном голосе заставляет меня насторожиться.

— Не в том смысле.

— Тогда в каком? — требует ответа парень, его голос низкий, но всё ещё заставляет меня съёжиться.

Я в последний раз перемешиваю пасту ложкой, после чего тянусь к перцу.

— Он помог мне и хочет знать, что со мной всё хорошо. Он звонил узнать, как я, и на этом всё.

Бруклин отпивает пива, его адамово яблоко сексуально двигается. Всё ещё касаясь губами стекла, он смотрит на меня холодными, как лед, глазами и спрашивает:

— Ты трахалась с ним?

Он оглядывается через плечо на моего брата, которому преподают урок о том, с какой стороны от тарелки должна лежать вилка, хотя я уверена, что он знает это еще с выпускного. Я прищуриваюсь, глядя на Бруклина, но не раскрываю рта.

— Ну так? — спрашивает он, опуская бутылку.

Слегка приправляя пасту перцем, огрызаюсь ему в ответ.

— Нет, я не спала с ним, но это не твое дело.

Одним плавным движением он берет мою руку и направляет ложку к своему рту. Для всех посторонних наблюдателей это выглядит так, словно я прошу его попробовать блюдо. Дрожащей рукой я подношу ложку к его губам. Губам, которые хочу ощутить на себе. Повсюду.

Как только ложка касается его рта, он шепчет:

— Всё, что касается тебя — мое дело.

Игра окончена. Прямо здесь. Прямо сейчас.

То, как он говорит эти шесть слов, чувство собственности в его тоне, голод в глазах заставляют понять — я, несомненно, дам ему то, что он попросит.

Неважно, насколько сильной я хочу казаться — я принадлежу ему.

И вполне уверена... ему это известно.

Я киваю и опускаю ложку.

— Пора есть? — спрашивает Макайла, зажигая свечи, поставленные в центр стола.

Кем уже сидит и занят своим телефоном, вероятно проверяя данные по продажам.

— Да, пора.

Я улыбаюсь, позволяя взгляду метнуться к Бруклину. Мои слова относились к нему так же, как и к Макайле.

Его подбородок совсем немного опускается, и когда я прохожу мимо него, он совсем тихо, так что я едва могу слышать, шепчет:

— Ложись сегодня пораньше.

Даже полностью одетая, я чувствую жар его тела, когда прохожу мимо, и думаю: «Тебе не нужно повторять дважды».

Сейчас — это слишком рано?

Глава 22

МИСТЕР И МИССИС СМИТ

Бруклин

Первая сцена фильма является неотъемлемой частью его повествования. Она задает тон, атмосферу и представляет главных персонажей. Если она достаточно интригующая, у зрителей появляется мотивация продолжить просмотр.

И когда я медленно и тихо иду по дорожке у забора, разделяющего владения Кема и Мэгги, я не могу не сравнивать свою ситуацию с фильмом Альфреда Хичкока «Окно во двор».

История повествует о мужчине-вуайеристе, которому доставляет удовольствие шпионить за соседями. В первой сцене камера охватывает передний дворик у дома главного персонажа. Всё кажется тихим и нормальным, каждый кадр показывает нам именно то, что хочет показать режиссер — гуляющую по переулку кошку, переодевающуюся в спальне женщину и голубей на верхушке крыши.

Спокойно.

Обычно.

Однако среди дружелюбных лиц совершенно непостижимое преступление. И да, именно так я сейчас себя чувствую. Словно вот-вот будет совершено преступление, и пусть я это знаю, я не могу помешать себе стать именно тем, кто его совершит.

Окно Амелии выходит на улицу. Навес для автомобилей и мусорные баки — единственный камуфляж, который скрывает меня от проезжающих мимо машин и вероятности того, что Кем решит выбросить мусор или достать что-то из джипа, или еще хуже — проверить, что это за шум он услышал.

Я определенно не Джек Ричер, Джеймс Бонд или Итан Хант, и всё же осторожно приближаюсь к окну, словно я один из них.

Надеюсь, что свет, который я увидел, прежде чем обойти забор, является знаком, что она одна в комнате.

Так как подростком я рос в Беверли-Хиллс, мне не приходилось прокрадываться домой или ускользать из него. Моей матери никогда не было дома, так что я приходил и уходил через парадную дверь в любое время ночи. И девушки, к которым я ходил, впускали меня таким же образом, а их родители не знали о происходящем. Если бы мне приходилось делать это подобным образом, думаю, я бы чаще держал член в штанах.

Нервы на пределе.

Адреналин проносится по организму.

Я лишь знаю, что, если бы мне не нужно было быть с ней, если бы не хотел ее так чертовски сильно, я бы этого не делал.

Словно шпион из какого-то фильма, я сантиметр за сантиметром приближаюсь к дому, затем захожу за угол. Возле окна я останавливаюсь и быстро заглядываю туда, после чего так же быстро прячусь.

Чувствуя облегчение от того, что она там и одна, я становлюсь перед окном и чертовски надеюсь, что не испугаю ее до смерти, когда открою его.

Знаю, что окно не заперто, потому что лично убрал щеколду, когда воспользовался ванной рядом со спальней, чтобы помыть руки перед ужином.

Ужином, который казался истинной пыткой. Переглядывания с Амелией. Разговоры с Макайлой о свадьбе. Рассказы о планах моего приятеля Чейза на его грядущее торжество. Истории Кема с их отдыха в Мексике с моим братом, его женой и их ребенком, и игнорирование моего влечение к его сестре с каждым смехом. Сокрытие намерения трахнуть ее, как только стемнеет.

Если уже это не делает меня ублюдком, то мои действия сейчас обеспечат это. А то, что я не намерен обходиться одним разом, только подтверждает это звание.

Я хотел сказать Кему, но не смог. Что именно я бы сказал ему? Твоя сестра запала на меня, потому что хочет чего-то плохого, и я намерен окунуть ее в это с головой.

Именно!

Это бы прекрасно сработало.

Правда?

Нет, совсем нет, так что вместо этого я крадусь в темноте. Это мой единственный выбор.

Я вынужден.

Не могу объяснить почему.

Просто не могу оставить ее в покое, но и Кему о нас рассказать не могу, пока не пойму, чего хочет она. Чего девушка хочет от меня? Это просто интрижка, которая закончится, когда она уедет?

Когда я поднимаю окно, Амелия подпрыгивает с кровати и спешит ко мне. Ее волосы убраны в конский хвост, и она переоделась в пару черных штанов для йоги и белую, слишком большую футболку, свисающую с ее плеч, открывая вид на черные кружевные лямки ее бюстгальтера, которые являются единственным, на чем я могу сконцентрировать свое внимание.

— Что ты делаешь? — шепчет она, очевидно не ожидая, что я приду за ней таким образом. Она не понимает, что я действительно хочу ее, и что сделаю то, чего никогда не делал, чтобы заполучить ее.

— Тссс... иди обуйся, — говорю, отрывая взгляд от ее бледной, нежной кожи, чтобы поторопить ее.

Она спешит к своему чемодану и достает пару потрепанных кедов. Я слежу за ней. В каждом ее движении чувствуется волнение. А на лице румянец. И мне интересно: почему, если ей нравлюсь я, она говорит по телефону с другим.

Что ж, если она хочет меня, хочет моей испорченности, ей придется понять, что я не делюсь. Никогда не делился. И никогда не начну.

Есть одна девушка, которую Мэгги называет моей дежурной девушкой. Так она называет подругу для траха. Ее зовут Саша, мы одновременно засветились на кабельном. Встречались время от времени почти десять лет, пока я не закончил наши отношения добрых два месяца назад.

У нас было правило: пока мы вместе, никого другого быть не могло. И это работало. Рано или поздно кто-то из нас прекращал встречи, и большую часть времени мы были «в разрыве», нежели вместе. Но два месяца назад мы были вместе, и всё было круто.

Затем у Кина и Мэгги родился Пресли, и я много времени проводил в Западном Голливуде. Однажды, когда я возвращался от них, решил по пути заехать к Саше и застал ее с другим.

Когда мы расставались, меня не волновало, с кем она была, но тогда мы были вместе, и я не собирался трахать ее, когда она в то же время позволяла делать это другому. Я сказал ей об этом и ушел. Мне всё ещё предстоит ответить на все ее звонки и сообщения. Но что касается меня — между нами всё кончено.

Свободные отношения — серьезная грань.

Как я сказал, я не делюсь.

Обувшись, Амелия пересекает комнату.

— Что теперь?

Я всё ещё нахожусь с другой стороны окна, так что протягиваю ей руку.

— Давай, пойдем ко мне.

Она невозмутимо оборачивается.

— Мне выключить свет?

— Да.

Она спешит к двери и выключает свет.

Вернувшись к окну, садится на карниз. Он не высокий, но я всё же придерживаю ее, помогая спуститься.

После этого я закрываю окно и беру ее за руку.

— Иди за мной, только тихо.

Она кивает.

Не могу не улыбнуться — Амелия идеальный сообщник.

Ночь темная, воздух холодный. И мы крадемся близко к дому, словно два грабителя, готовящиеся к следующему делу. Дойдя до угла, я выглядываю, желая убедиться, что берег чист.

И это так.

Затем смотрю на Амелию.

— Побежим прямо через лужайку, потом завернем за забор. Войдем через парадную дверь.

Она оглядывается.

— Не нужно волноваться. Думаю, Кем и Макайла пошли спать. Их не было в гостиной, когда я проверяла.

— Ладно, это хорошо, — шепчу, ненавидя всё это, весь этот обман.

Это явно не лучшая идея.

Даже близко.

И всё же, держа ее руку в своей, я не разворачиваюсь, чтобы отвести ее обратно в комнату. Вместо этого я несусь по траве к дому Мэгги и не планирую останавливаться, пока Амелия не переступит порог парадной двери, а после и моей комнаты.

Где мы сможем быть одни.

Невидимые.

Сможем сделать то, за что ее брат, в конечном счете, возненавидит меня.

И я отправлюсь в ад.

Глава 23

ПЕРЕД РАССВЕТОМ

Амелия

На протяжении веков женщин влекло к мужчинам с темным, мрачным взглядом, подразумевающим, что они яростны, неистовы или опасны.

Начиная от Хитклиффа в «Грозовом перевале» до вечно опасного Джеймса Бонда, женщин привлекали черты нарцисса у этого типа мужчин, потому что они кажутся более сильными, более способными

Да, я знаю это.

Узнала в классе по психологии.

И нет, меня никогда не влекло к мужчине, подходящему под это описание. До этого момента.

Дверь в спальню Бруклина открыта, и мы быстро пересекаем порог. Как только оказываюсь в его комнате, спешу к окну и смотрю вниз. В комнате Кема и Макайлы темно, если не считать слабого свечения. Надеюсь, это значит, что они в кровати, спят после долгих выходных, а не смотрят телевизор, планируя пожелать мне спокойной ночи перед сном.

— Амелия, — зовет хриплым голосом Бруклин.

Нервничая, что не удивительно, я оборачиваюсь, все еще сжимая руками подоконник. В животе взлетают бабочки. Внезапно его красивая внешность вызывает желание стать его фанаткой. Но не беспокойтесь; как и его персонаж, Кейт, я довольно осмотрительна.

Он просто ходячий секс в своих поношенных джинсах, низко сидящих на бедрах, и вылинявшей футболке «Лейкерс», облегающей мышцы груди и обтягивающей плечи.

Я молча наслаждаюсь его видом, так как раньше такой возможности не было и наконец вспоминаю, как говорить.

— Да, — отвечаю я.

Бруклин стоит во всей своей красе, оперевшись о дверь. Его рука все еще на дверной ручке, словно парень до сих пор решает — остаться или уйти. Но его взгляд направлен не на окно, а скорее на меня. И только на меня.

— Прежде чем зайти дальше, нужно кое-что обсудить.

Решительно настроенная не нервничать, я медленно сокращаю расстояние между нами.

— Да, конечно.

Его взгляд лениво блуждает по мне, когда я приближаюсь. И внезапно я жалею, что не надела что-то получше, более сочетающееся. Когда его глаза встречаются с моими, я вижу в них властный взгляд, который невероятно привлекает.

— Если мы это сделаем, — начинает он, а затем поднимает руку, ту, что не на дверной ручке, и указывает пальцем на нас двоих. — Если мы будем вместе за спиной твоего брата, — говорит Бруклин, чтобы я понимала, чем он рискует. — У меня есть одно правило.

— Какое? — мой голос дрожит, звучит неуверенно.

Он прикусывает нижнюю губу, такую полную и соблазнительную, что мне самой хочется укусить ее.

— Ты не можешь быть с другим мужчиной, пока трахаешься со мной, — заявляет он так прозаично, что на осознание его требования уходит пару секунд.

Все еще шокированная, я говорю правду.

— У меня никого нет, Бруклин.

Он смотрит на меня с сомнением.

— Правда.

— Позволь тогда прояснить: никаких контактов с другим мужчиной, который не является просто другом. Никаких.

Я смотрю на него слегка озадаченно, потому что меня раньше никто и никогда не ревновал. Никто.

В этом я уверена.

— Ты готова отказаться от другого мужчины, Амелия?

Я в шоке останавливаюсь посреди его такой знакомой комнаты, чувствуя странное волнение.

Другого мужчины?

Это вызывает у меня смешок. Лендон не «другой мужчина». Я только что познакомилась с ним. Однако полагаю, после произошедшего перед ужином в глазах Бруклина он выглядел именно так.

Еще и «сделаем это». Сделаем это? Надеюсь, это значит трахнемся, и не раз. Еще больше воодушевленная этой мыслью, чувствую, как пульс начинает учащаться.

Мы на самом деле не обсуждали, что произойдет после секса; просто оба интуитивно знали, что окажемся в этой ситуации. После дней, полных взглядов, флирта и сексуального напряжения, это было неизбежно.

Однако подобного ультиматума я не ожидала. Он, конечно, ссылается на Лендона. И нет, его просьба не нечестная.

Ответ более сложный. Готова ли я отказаться от того, кто может стать моим мистером Правильным ради мистера Такого Неправильного?

— Амелия, — зовет Бруклин, все еще не шевелясь и находясь на грани комнаты. Одной ногой здесь, другой — за порогом, словно мой ответ либо станет началом всему, либо послужит концом.

Осознав, что смотрю вниз, я поднимаю глаза и смотрю в зеркало его души. Он великолепен в необычных для мужчины смыслах. Пылкий, сексуальный и, осмелюсь сказать, привлекательный. И все же под этой привлекательностью и незнанием, как стать тем, кем он хочет быть, скрывается мужчина, который точно знает, кто он. По крайней мере, в этой ситуации.

Выбор должен быть легким. Я, казалось бы, вечность искала своего мистера Правильного. Так почему меня тянет в другую сторону? Почему мистер Такой Неправильный настолько привлекателен?

Можно ли считать безумием то, что я рассматриваю вариант коротких отношений с невероятным сексом, вместо отношений, которые могут продлиться всю жизнь?

Или нет?

Как я и сказала, выбор должен быть легким. Нужно сказать «нет», позволяя Бруклину стать огромным и злым альфа-самцом и прогнать меня за дверь.

Не хочу быть грубой, но в то время как Лендон кажется милым соседом, Бруклин — грешный плохиш. Из-за него все девушки сходят с ума по совершенно иным причинам, в отличие от причин, по которым они без ума от Лендона. Причина в том, как он смотрит на тебя — на меня — в его взгляде читается обещание удовольствия, ранее мне неведомого.

И в этом скрывается причина. Причина, по которой мое решение может быть не тем, каким оно должно быть. Во рту при этой мысли пересыхает, и я облизываю губы.

Я всегда принимала практические решения, основываясь на том, что может подумать мой отец. Воздерживалась от того, что хотела, потому как была хорошей девочкой, которая делала хорошие вещи и принимала хорошие решения.

Ради бога, посмотрите на мою работу. С самого моего первого дня там я пыталась убедить себя, что мне нравится эта работа, но если хочу быть с собой честной, скажу: я ее ненавижу.

А теперь посмотрите на мою личную жизнь. Я ходила на свидания только с теми парнями, которых одобрял мой отец. Позволяла им водить меня по ресторанам. И после достаточного количества свиданий я занималась с ними скучным сексом, притворяясь, что получила оргазм, чтобы не ранить их эго. И так продолжалось до тех пор, пока нам обоим не становилось настолько скучно, что кто-то из нас разрывал отношения.

Жалко.

Но не более.

Выбор между Лендоном и Бруклином я сделаю для себя.

И только.

Глава 24

КАК СУМАСШЕДШИЙ

Бруклин

Чувство вины очень сложно подавить.

Держа руку на дверной ручке, я жду ее ответа. «Нет» положит всему этому конец.

Никаких обид.

Никакого предательства.

В каком-то роде это будет самый легкий ответ. Для нас обоих.

Она может убежать в закат с тем Прекрасным Принцем, о котором мечтала с десяти лет, а мне останется жить своей жизнью, как и всегда.

Бунтарь.

Кобель.

Игрок.

Соблазнитель.

Голливудский принц с запятнанной короной.

Но меня больше не интересует этот образ жизни. Мысль о моей бесперспективной работе и бесконечном параде девушек вызывает желание пустить себе пулю в лоб.

Амелия смотрит на меня, обдумывая мое требование.

Всё в ней заводит меня. Ее наивность и скрывающаяся под ней сексуальная кошечка, которую я отчаянно желаю изучить. Ее заразительная энергия. Ее красота, на фоне которой все остальные женщины тускнеют. Даже ее улыбка выбивает меня из равновесия.

Она меняет мою жизнь, даже не зная того.

Да, несмотря на то, что ответ «нет» будет проще, я больше не хочу простоты. Я хочу Амелию на любых ее условиях.

К черту последствия.

Речь сейчас не о Кеме. Речь о нас с ней и об этом палящем влечении, которое нельзя отрицать.

Я приподнимаю бровь, давая ей знать, что время заканчивается.

Тик.

Так.

Наконец, она открывает рот, и я могу думать только... пожалуйста, скажи «да».

Глава 25

ДЕВЯТЬ С ПОЛОВИНОЙ НЕДЕЛЬ

Амелия

Слово — это всего лишь слово, пока оно все не меняет.

— Да, — говорю я хрипло.

В его глазах появляется что-то первобытное. Из-за этого я чувствую себя чрезвычайно уязвимой, но это чувство ни капли не пугающее; оно возбуждающее, грешное, восхитительное.

Он отпускает дверную ручку, преграду между нами, но я поднимаю свою руку, давая понять, что решение не принято полностью.

Бруклин хмурится, но ничего не говорит; однако кладет руку обратно на дверную ручку — знак того, что он готов уйти.

Я отбрасываю эту мысль, концентрируясь на том, что хотела сказать. Даже при принятом решении, правило «не делиться» должно быть обоюдным.

— Да, я могу, — повторяю я, мой голос ненавистно дрожит, — но это значит, что и ты не можешь быть с другой женщиной.

Мы с Бруклином одного возраста, но взгляд, который он на меня бросает, делает его взрослее всех мужчин, знакомых мне.

— Само собой, Амелия. Пока мы будем вместе, мы будем только друг с другом. Если захочешь прекратить это, или захочу я, достаточно сказать лишь одно слово.

Я делаю осторожный шаг к нему.

— И когда я уеду, все закончится. Никаких эмоций или последствий. И мы ничего не скажем моему брату, чтобы тебе не пришлось беспокоиться об отношениях с ним. Не хочу, чтобы между вами двумя что-то встало, особенно я.

Вероятно соглашаясь, или просто решая остаться, он отпускает дверную ручку и идет ко мне. Я не успеваю сказать и слова, как он притягивает меня в свои объятия и атакует мой рот.

Из моего горла ненамеренно вырывается стон. То, как Бруклин властно проводит руками вверх по моим, сжимает плечи, после перемещает их к горлу и, наконец, касается моего лица, так не похоже на прикосновение любого другого мужчины, что я мгновенно теряю контроль.

Его поцелуя — будто он изголодался по мне, словно нас разделяли какие-то обстоятельства, после которых мы внезапно снова сошлись — достаточно, чтобы заставить меня стонать.

Меня целовали десятки лягушек, жаб, вероятных принцев, но так — никогда. Никогда мои пальцы на ногах не поджимались, а комната не начинала кружиться. Никогда, даже в самых диких фантазиях, я не могла мечтать о чем-то подобном.

Это верх искусства.

Поцелуй взрывной.

Поглощающий.

Крошечный намек на грядущее.

Он перемещает руку с моего лица, обхватывая меня, притягивая ближе, прижимая к себе. Я чувствую его твердость напротив своего живота, его сдерживаемая эрекция — более явное обещание грядущего.

Его губы шевелятся.

Язык атакует.

Член пульсирует между нами.

Мы целуемся и целуемся, и еще целуемся, пока он, наконец, не разрывает наш контакт, его дыхание обдает меня жаром, и я начинаю задыхаться.

Я поднимаю взгляд.

Его голубые глаза блестят.

— Поверить не могу, что мы делаем это.

Я молчаливо киваю.

Его рот снова приближается к моему, но не касается. Вместо этого Бруклин, едва касаясь моей кожи, проводит губами по линии подбородка.

— Ты прикусила язык, Амелия? — спрашивает он, кусая меня за мочку уха.

— Нет, — удается выдавить мне. Сейчас я чувствую его присутствие больше, чем когда-либо.

— Поговори со мной. Скажи, что хочешь меня так же сильно, как я тебя, — приказывает он хриплым голосом, вызывающим у меня дрожь.

— Да, я хочу тебя, — говорю ему, и мурашки пробегают по каждому сантиметру моего тела.

— Скажи, что не будешь жалеть об этом.

В этот раз спокойствие и властность в его голосе убеждают меня, что я делаю правильный выбор.

— Не буду, — проговариваю я, но этого недостаточно, чтобы парень расслабился. Это отражается на его лице, когда я поднимаю на него взгляд. Возможно, он хочет знать, что не только я не буду жалеть. Я провожу руками по его груди. — Ты, Бруклин, не будешь жалеть об этом, — уверяю его.

В его глазах горит огонь.

— Я не сомневаюсь в этом, — бормочет он, затем тянет меня за хвост, поднимая подбородок, и опускает свой рот на мой.

Он впивается в мои губы, прикусывает их с достаточной силой, чтобы вызвать покалывание.

Наши руки находят друг друга, и пальцы переплетаются.

Мой рот все еще закрыт, но Бруклин неустанно пытается заставить меня раскрыть его. И это срабатывает, когда он проводит языком между моих губ самым сладостным способом, заставляя меня отчаянно желать его язык. И не только у себя во рту.

Словно услышав мои мысли, он разрывает поцелуй и смотрит на меня.

— Твой рот так сладок. Могу я вкусить и остальные твои части?

Я киваю, не способная произнести ни слова. Вновь обретаю свой голос, но лишь для того, чтобы вздохнуть, когда он медленно опускается на колени передо мной.

Поддев пальцами пояс штанов для йоги, он медленно спускает их сантиметр за сантиметром, открывая взору трусики с диким принтом зебры, которые я купила вчера. В том магазине были только вызывающие и смелые принты. Это на меня не похоже, но я влюбилась в них и слегка спятила. Купила семь пар с одинаково безумной раскраской.

Глаза Бруклина загораются, когда он видит белье. В чертах его лица читается голод, кажущийся почти первобытным.

Неконтролируемая дрожь пробегает по моему позвоночнику. Мои соски твердеют, прижимаясь к кружевной ткани нового бюстгальтера.

Сняв с меня штаны и кроссовки, он скользит ладонями вверх по моих икрам, а после — к задней части моих бедер.

Мое сердце колотится, пока я пытаюсь не забыть, как дышать.

Он снова смотрит на меня, но в этот раз его рот искажает односторонняя ухмылка.

— Сними футболку.

Сглатывая, а после делая глубокий вдох, я снимаю футболку через голову, ни на секунду не задумываясь об отказе на его приказ.

— Лифчик тоже? — спрашиваю я хрипло.

Он бросает пылкий взгляд на мою грудь, после чего едва заметно кивает.

— Хочу увидеть соски, которыми ты дразнила меня все эти дни.

Я медленно завожу руки за спину и расстегиваю бюстгальтер. Чашечки ослабевают, обнажая нижнюю часть моей груди.

Дыхание Бруклина сбивается.

— Весь.

Я осторожно опускаю лифчик, позволяя лямкам соблазнительно соскользнуть по рукам, после чего он падает к нашим ногам.

— Красиво.

Его голос стал низким от удовольствия.

Спустя несколько мгновений он закрывает глаза и поворачивает лицо к моему обнаженному бедру, целуя под кружевным краем трусиков. Бруклин целует меня там так, как в последний раз целовал рот. Дразняще.

О боже, ощущение его губ так близко к моей киске может свести меня с ума. Он стоит передо мной на коленях, но все равно господствует надо мной.

Еще пару секунд он уделяет внимание мягкой коже внутренней части моего бедра, прежде чем его рот перемещается выше, и я чувствую дыхание и влажность его рта через тонкую ткань трусиков.

Подавляю стон, желая произнести его имя, но не уверена, что стоит так скоро проявлять близость, которую я ощущаю.

Бруклин нежно проводит ладонями вверх по моим ягодицам, останавливаясь на бедрах, где поддевает пальцами трусики и снимает их с меня.

Тяжело дыша, я переступаю через них, глядя на него вниз.

От парня исходит жар. Он не разрывает зрительный контакт, раздвигая мои ноги шире, тем самым обнажая мою киску. Его взгляд медленно опускается; он словно пожирает меня глазами.

— Блять, ни единого волоска, — рычит он.

Прежде чем успею струсить, я выпаливаю то, о чем хотела написать ему весь день.

— Я ни с кем не была уже больше года.

Он все еще смотрит на мои интимные части тела.

Я чувствую необходимость объясниться.

— Делаю депиляцию в целях мастурбации. Так я быстрее кончаю.

Ну вот, вероятно, мое признание немного излишне, но хотя бы этот вопрос разъяснен. У меня не было секса с мужчиной более года. Надеюсь, он умеет читать между строк, а именно то, что я могу слегка растерять навык.

Глаза Бруклина блестят, когда он смотрит на меня.

— Твоя киска будет очень узкой.

Ладно, это не та жалость, которую я ожидала.

Не произнося больше ни слова, он проводит одним пальцем по центру моей киски, после чего обеими руками раздвигает ноги, обнажая самые интимные места, которые теперь обдает прохладный воздух.

Я не могу оторвать взгляд, когда он опускается между моих ног, располагая рот прямо над клитором, и дует на него.

О боже мой!

Меня словно пронзает разряд тока, да настолько сильный, что приходится прикусить губу, чтобы не закричать. Одна моя рука ложится ему на голову, а бедра приподнимаются навстречу.

Языком касаясь моего клитора, он играет с ним, выводя круги и время от времени посасывая.

Я кладу обе руки ему на голову, запуская пальцы в красивые волосы. Волосы, которые нельзя назвать каштановыми, но они и недостаточно светлые, чтобы считать его блондином.

У меня сбивается дыхание от быстрых движений его рта.

По неизвестной мне причине мои веки закрываются — я не могу одновременно и наблюдать за ним, и наслаждаться ощущениями. Боюсь, я могу не сдержаться.

Когда кончик его языка сменяется основной его частью, ощущения становятся еще прекраснее, заставляя желание в глубине моего живота усиливаться, распространяясь, словно огонь, по каждой части моего тела.

— Сядь на край кровати, — говорит Бруклин.

И я с радостью слушаюсь.

Я раздвигаю ноги шире, придвигаясь ближе к нему, тем самым давая доступ ко всем частям моего тела.

Взяв меня за бедра, парень придвигает меня ближе к краю кровати, еще сильнее выставляя напоказ.

Я смотрю вниз.

Он смотрит на меня коварным взглядом.

Я смотрю в ответ — похотливо, вожделенно, жаждуще.

Опустившись, он втягивает носом мой запах, после чего проводит языком по центру моей киски.

Задыхаясь, я приподнимаюсь на локтях, чтобы видеть его.

Его руки держат меня за попку, прижимая мой центр к своему рту.

Зная, что все мое тело в его распоряжении, Бруклин умело проводит языком по моему входу, после чего проникает в меня, трахая.

Для меня все это в новинку. Мужчины делали мне куннилингус, да. Лизали мой клитор, доводили до оргазма пальцами. И это было приятно.

Но не сравнится с тем, что я чувствую сейчас.

Это намного лучше, чем просто приятно.

Это невероятно.

Это работа мужчины, который знает, как удовлетворить женщину. Всё это для меня. Чтобы я ощущала себя поглощенной, желанной. И мне это нравится. Его рот обладает мной — он горячий, влажный, дикий.

Я уже на грани, оргазм приближается. И, словно зная это, Бруклин замедляется, легонько проводя языком от моего входа к клитору, затем возвращается обратно к моему центру, прокладывая дорожку из поцелуев.

В теле распространяется жар, и я вздыхаю от наслаждения.

На мгновение Бруклин поднимает взгляд, его глаза горят похотью, отчего я хочу кончить сильнее, чем когда-либо в жизни.

— Бруклин, пожалуйста, — шепчу я.

— Да, — он снова замедляется.

— Не останавливайся.

Он смеется, и этот звук вибрацией отдается в моем теле, отправляя меня еще ближе к тому волшебному месту, которое я уже практически могу представить.

— Я и не планирую. Ты настолько вкусная, Амелия, мне так и хочется всю ночь ощущать вкус твоей сладенькой киски.

Я крепко сжимаю простыни, а в голове проносятся сомнения, смогу ли я выдержать еще хоть пять минут, не говоря уже о пяти часах. Несмотря на то, что мысль о том, что этот мужчина так долго будет лизать и целовать мою киску, соблазнительна, в реальности мое тело уже едва ли не болит от желания.

— О боже, — выкрикиваю я.

— Хочешь чего-то другого, Амелия? — спрашивает он, зная, что сводит меня с ума. И судя по тону его голоса — намеренно.

— Да, я хочу кончить, — выпаливаю я. Никогда еще я не была с ним настолько прямолинейной и обнаженной здесь, в его комнате.

Он медленно обводит языком вокруг моего клитора, вновь подводя меня к грани, но не позволяя переступить ее.

— Умоляй меня, Амелия. Кричи мое имя, и я заставлю тебя кончить, как никто никогда не заставлял.

Вторая часть само собой разумеющееся — я уже знаю, что это произойдет. Первая часть — ну, мне уже известно, что Бруклин — альфа-самец, а потому контроль для него — необходимость. Если честно, я не против подчиниться, но, как и Кейт, знаю, что нужно быть осторожной касательно частоты и времени этих подчинений. Мужчину вынуждает возвращаться охота.

Однако, в данном случае, мольба — правильный выбор.

— Пожалуйста, Бруклин, прошу. Заставь меня кончить.

Не проходит и пары секунд с моей второй просьбы, как он вставляет в меня палец, обрабатывая языком мой клитор, а другую руку кладет мне на попку, лаская кожу вокруг дырочки.

Поднимающийся жар, который я чувствовала ранее, выходит из-под контроля, он достаточно сильный, чтобы мир вокруг закружился, отправляя меня в мир, где повсюду единороги и радуги. Красочное море надежд и мечтаний, возможных благодаря этому оргазму, пронзает меня.

Нет необходимости говорить ему, что это лучший оргазм в моей жизни; уверена, он видит это у меня на лице и слышит в тоне моего голоса, когда я кричу.

Не успеваю я полностью прийти в себя, как Бруклин уже поднимается на ноги, снимая через голову рубашку. Поднимаясь выше, я опираюсь на локти и смотрю на него. Альфа-самец, держащий все под контролем, кажется слегка выбитым из колеи; или лучше сказать, он спешит.

Я наблюдаю за ним, пока Бруклин скидывает свои поношенные ботинки. Чертовски сексуальный, он стоит у изножья кровати. Раздевается. Уже почти голый.

У меня голова кружится от возбуждения, но мне удается улыбнуться ему.

С присущей ему красотой и задумчивостью, ему не удается скрыть то, как сильно он желает меня. Это видно в каждом сантиметре его точеного тела. Не могу перестать смотреть на него.

Мое тело еще не отошло от оргазма; на самом деле, его отголоски превратились в боль, которую может унять только он.

Его взгляд прожигает меня, пока парень расстегивает джинсы и тянет их по бедрам вниз одновременно с боксерами.

Я тихонько стону от удовольствия, увидев его напряженный член. Он большой и красивый. Идеальный.

Обходя кровать, Бруклин в два маленьких шага приближается к изголовью. Его мышцы сжимаются, когда он тянется ко мне, берет за бедра и притягивает к себе.

Я задыхаюсь, мои руки начинают дрожать, и я сжимаю простынь, чтобы успокоиться. Не хочу, чтобы было видно, как сильно я нервничаю.

Его голубые глаза практически сияют, когда он говорит:

— Не могу ждать больше ни минуты и хочу оказаться внутри тебя, Амелия.

Я не сдерживаюсь, встретившись с его напряженным взглядом, и отвечаю единственным способом, которым могу.

— Я более чем готова, Бруклин. Кажется, я ждала вечность.

На этих словах он тянется к прикроватному столику за презервативом и разрывает пакетик. Раскатав его, он размещается у меня между ног.

Лежа, упершись на локти, я откидываю голову назад и чувствую, как его член толкается в уже набухшую киску прежде, чем я это вижу. Внезапно я чувствую, что схожу по нему с ума. По всему нему.

Нуждаюсь в нем.

Хочу его.

Желаю.

Во мне начинает зарождаться что-то магическое.

Бруклин медленно толкается, наблюдая за мной. Совсем немного, только головкой. Затем он также медленно выходит из меня, проводя членом по плоти моей истекающей соками киски. Затем возвращается к моему входу, его презерватив влажный от моего желания, и он полностью погружается в меня. Глубоко. Грубо. Быстро.

Мое дыхание смешивается с его.

— О боже! — кричу я.

— Господи, ты такая узенькая, — рычит он.

Шок первого полного толчка едва не отправляет меня за край.

— О боже! — вновь кричу я.

Ощущение его внутри меня ошеломляет, я не могу прекратить кричать от удовольствия снова и снова. Он всецело и полностью заполняет меня. Бруклин снова движется, и мои мышцы так плотно обхватывают его член, что даже представить не могу, как он сможет ускориться. В этот раз я стону без слов.

Парень останавливается.

— Я сделал тебе больно? — спрашивает он, его голос хриплый и чертовски сексуальный.

Я машу головой.

— Нет. Совсем нет. Пожалуйста. Не останавливайся.

Его пальцы цепляются за мои бедра, и он продолжает движения. Сильнее. Быстрее. Все еще контролируя.

— Ты жадная, Амелия, — говорит он, и я хочу, чтобы он избавился от осторожности в голосе. Хочу, чтобы был со мной диким. Несдержанным. Безумным.

— Бруклин, пожалуйста, — умоляю я, глядя ему в глаза. Говоря ему двигаться быстрее, не сдерживаться.

Его движения ускоряются, и в то же время руки начинают изучать мое тело, скользя от живота к груди. Он обхватывает их ладонями и тянет за соски. Я слежу за ним, очарованная прикосновением.

Его член движется глубокого внутри меня с постоянной скоростью, и все мое тело вновь начинает дрожать, да с такой силой, что я даже не пытаюсь больше удержаться на локтях и позволяю себе упасть на матрас, давая ему поглотить меня.

— Твои соски вишнево-красные. Красивые, — говорит он, уставившись на них.

Ничего не ответив, я нахожу своими руками его руки, желая ощущать его кожу, как он мою. Я начинаю с его кистей и скольжу ладонями вверх по его рукам, наслаждаясь его силой под кончиками моих пальцев.

Двигаясь внутри меня с постоянной скоростью, он находит мои руки и поднимает их над моей головой, прежде чем я успеваю моргнуть. Мои глаза расширяются от удивления, но я не вырываю их. Мои ладони лежат на матрасе; он удерживает их на месте. Спустя мгновение я пытаюсь вернуть их на прежнее место, но Бруклин сильнее сжимает их. Когда я уступаю, он издает глубокий гортанный стон. Из-за того, с какой необъяснимой для меня силой он управляет моим телом, во мне вновь зарождается дрожь.

Он выходит из меня и вновь толкается обратно так сильно, что от предвкушения у меня начинает кружиться голова.

Взгляд Бруклина прожигает, когда его член вновь погружается глубоко в меня.

Я лежу под ним, удерживаемая его телом, и теперь он движется в ином ритме, словно наказывая меня. Я чувствую, что взлетаю все выше и выше. Он словно наркотик. Я кайфую от него. И не могу насытиться.

Внутрь.

Наружу.

Вверх.

Вниз.

Он движется грубо и быстро.

Глубоко.

И еще глубже.

Задыхаясь, он отпускает мои руки, чтобы просунуть ладони под ягодицы и притянуть меня еще ближе к себе.

Должно быть, он близок к концу, и я тоже близка к этому.

Желая соединиться с ним еще ближе, я обхватываю его талию ногами.

Сексуальный взгляд, которым он меня награждает, дает понять, что я сделала правильно, и от этого я настолько приближаюсь к грани, что даже не рискую сделать вдох, потому что знаю: я окажусь за ней.

Бруклин толкается в меня, отчего у меня перехватывает дыхание. При следующем движении он сжимает мои ягодицы.

Это так не похоже на всё, что я испытывала раньше. Я нахожусь на седьмом небе. Сжимаю губы, чтобы сдержать крик. Я не готова кончить, потому что ощущения чрезвычайно приятные, но в то же время так сильно хочу этого.

Я поднимаю взгляд, потерявшись в нем.

Его глаза блестят от удовольствия.

— Расслабься, — требует он.

И я слушаюсь: кричу громче, чем раньше, мое возбуждение сравнимо с лихорадкой. Мой оргазм, дикий и горячий, взрывается еще сильнее предыдущего.

Он находится глубоко во мне.

Заполняя меня.

Так тесно и глубоко, что, клянусь, я чувствую пульсацию его члена на стенках моего влагалища. Наша кожа соприкасается, и, словно желая от меня большего, он ускоряется.

Мой оргазм не прекращается. Я снова и снова выкрикиваю его имя. Он замирает, его член все еще пульсирует внутри меня.

И только когда мои глаза закрываются, а я бессильна и удовлетворена, его тело напрягается. Бруклин стонет и хрипло произносит мое имя. Я открываю глаза и смотрю, как он кончает. Сжимая губы вместе, каждая мышца рук и груди напрягается.

Он продолжает толкаться, пока его оргазм не иссякает.

— Блять, ты невероятна, — выражается он.

Затем толкается глубоко в меня и остается там, медленно опускаясь поверх меня, пока не накрывает каждым сантиметром своего тела.

Боже, это ощущение прекрасно.

Спустя пару секунд он переворачивается, а затем встает.

— Сейчас вернусь.

И он не врет. Возвращается ко мне уже без презерватива на члене. Я кладу голову ему на грудь, и разглядываю его тело. В этот момент блаженства я позволяю пальцам блуждать по его гладкой коже.

Накрыв голову рукой, он лежит неподвижно, позволяя мне делать все, что хочу. Смотреть, трогать, щипать, тереть, обхватывать, изучать и наслаждаться.

Наконец я нарушаю тишину.

— Я знала, что секс с тобой будет невероятным.

Убирая руки от лица, он улыбается мне, но не той задумчивой и коварной улыбкой, которую я обычно получаю от него.

— Да, как так?

Я обвожу один из его сосков.

— Не знаю. Просто знала.

— Должны же быть причины.

— Думаю, мне известно, что ты был со многими женщинами.

— Это ничего не значит.

— Нет, наверное, ты прав. Если честно, твой взгляд посылает мне вибрации, которые я не могу объяснить. Не знаю, ты когда-то фантазировал о чем-то, что не пытался попробовать?

Бруклин притягивает меня наверх, и я приподнимаюсь на локтях.

— Конечно, много о чем.

— Например?

— Об увольнении с работы спасателя. Чтобы мой сценарий превратили в фильм. Достичь чего-то в жизни.

Его волосы лезут в глаза, так что я убираю прядь.

Он смотрит на меня.

— О чем фантазируешь ты?

Я пожимаю плечами, потому что мои мечты теперь кажутся недосягаемыми.

— Зарабатывать на жизнь запечатлением на фотографии важных моментов, — говорю я.

— И?

— И?

— Да, о чем еще?

Я улыбаюсь.

— Не знаю.

— Давай, должно же быть что-то еще.

Я выпаливаю.

— Найти человека, с которым захочу провести свою жизнь, и с которым у меня будет отличный секс.

Обычно подобное может заставить парня бежать в поисках укрытия, но Бруклин мгновение раздумывает над моими словами.

— Два пункта отдельно?

Я кусаю губу.

— Да, наверное. Когда я думаю об экспериментах в сексе, они не обязательно должны быть с мужчиной, в котором я вижу своего мужа.

— Ааа... — говорит он, — пункт про секс с кем-то вроде меня. Кем-то, в ком ты видишь игрока, который никогда не остепенится.

Я удивлена слышать в его голосе грусть.

Не желая говорить «да», хотя это может быть и правдой, произношу:

— С кем-то, кого никогда не одобрят мой брат или отец, а потому я никогда не искала никого подобного.

— Раньше, — добавляет он.

Мои брови вопросительно поднимаются.

— До меня.

— Нет, я не это имела в виду, — настаиваю я, но знаю, что он не верит мне. Хотела бы я, чтобы было иначе.

Но Бруклин не зацикливается на этом. Он проводит рукой по моей попке, медленно выводя ленивые круги на ягодицах, как вдруг на его губах появляется сексуальная ухмылка.

— Раз уж я собираюсь позволить тебе превратить мое тело в свою секс-игрушку, расскажи пару вещей, которые ты никогда не пробовала, но о которых фантазировала.

Я чувствую, как мои щеки окрашиваются в розовый.

— Я... не уверена. Просто дикий, несдержанный секс. Тот, о котором все говорят.

— Ну же, дай больше конкретики.

— Не могу.

— Это твои фантазии. Ты должна назвать хотя бы одну вещь.

В голове начинают мелькать картинки — сексуальное белье, бандаж, игрушки, горячий секс и просто бесконечное траханье.

Любопытство еще больше подстегивает интерес Бруклина, он перекатывается на бок, так что я теперь лежу рядом, и, опираясь на локоть, просто смотрит на меня.

— Твои фантазии настолько извращенные, как секс втроем?

Жар охватывает мои щеки.

— Боже, нет, я слишком ревнива для чего-то подобного.

— Анальный секс?

Я морщу нос.

— Не думаю. Не уверена.

Он приподнимает бровь, и в его глазах сверкает веселье.

— Ладно, поехали дальше. Что насчет бандажа?

Я колеблюсь, затем отвечаю.

— Никакого хардкора — ни плетей, ни цепей — но мне понравилось, когда ты держал мои руки над головой.

Он коленом раздвигает мои ноги и смотрит на мою киску.

— Хорошо, буду знать. Порка?

Я машу головой.

— Ни за что.

На это он смеется.

— Значит, ничего извращенного.

Чувствуя себя нелепо из-за того, что завела этот разговор, я шумно выдыхаю.

— Я безнадежная, — говорю ему. — Не обращай внимания. Давай поговорим о чем-то другом.

Он нежно и очень неожиданно гладит мою щеку.

— Не-а, я не сдамся. Тебе нравится мастурбировать, да?

Я в смущении откидываю голову на подушку, не способная ответить.

— Покажи мне, — говорит он, его голос хриплый, сексуальный, в нем ни капли юмора.

Я бросаю на Бруклина взгляд, и мое смущение пропадает, как только вижу похоть в его глазах.

— Но мне не нужно... ты здесь, ты намного лучше моей руки.

Его пальцы касаются моей киски, после чего он подносит их к моим губам.

— Хочу посмотреть на тебя. Попробуй себя на вкус, Амелия. Попробуй, какая ты вкусная.

Я сейчас невероятно заведена и не могу поверить, но делаю это. Сосу его пальцы, практически вылизывая их начисто.

Бруклин садится и легким толчком заставляет меня лечь на спину.

— А теперь прикоснись к себе, — говорит он напряженным голосом. — Я скажу тебе, что делать, чтобы ощущения были намного лучше.

Я кладу руку поверх своей киски.

Он становится на колени, возвышаясь надо мной, чтобы смотреть на мое тело с высоты.

— Нет. Начни щипать свои твердые соски, а после медленно опускай руки ниже по телу.

Сомневаясь, я смотрю на него.

Бруклин кивает.

— Затем, когда дойдешь до киски, хочу, чтобы ты водила пальцами по кругу, до самой своей сладенькой попки, пока я не скажу остановиться.

По какой-то странной причине я выполняю его инструкции. Мой взгляд мечется между нами, снова и снова, когда я начинаю играть с собой. Я вздыхаю, когда он берет член в свою руку и проводит по нему.

— О чем думаешь? — спрашивает Бруклин, в его голосе слышны почти дикие нотки.

Я много о чем думаю...

Думаю, что он правда нравится мне, хоть и не должен.

Думаю, что это был лучший секс в моей жизни, и, судя по обещаниям, всё станет еще лучше, горячее.

Думаю, что у меня появляются неприятности, когда дело касается этого мужчины.

Думаю, мне стоит остерегаться.

А потом я смотрю в его напряженные голубые глаза и на то, как он ласкает свой член и думаю... Я попала.

Глава 26

ВЕЧНОЕ СИЯНИЕ ЧИСТОГО РАЗУМА

Бруклин

Возможно, в подобной ситуации будет уместен контракт.

Подписанный документ, определяющий условия отношений, в которые вступаем мы с Амелией.

В нем можно обговорить способы взаимодействия, чтобы то, что бы между нами ни было, не вышло из-под контроля. И чтобы никто не пострадал.

Никто.

Ни я, ни она.

Одно из положений может ограничить количество времени, которое мы можем смотреть друг на друга, когда не находимся в кровати. Другое может определить тон голоса, которым мы будем общаться, когда не заняты интимными отношениями. И что самое главное, в этом контракте должен быть пункт, запрещающий общение с помощью языка тела за пределами спальни.

Эти отношения завязаны на сексе.

Секс и только.

Или так должно быть.

Но вы знаете не хуже меня, что между сексом и чем-то большим тонкая грань. И вступление в подобные отношения могут привести на незнакомую территорию. И как мы все знаем, кому-то будет больно.

Одному из нас.

Или мне, или ей.

Улаживать все эти нюансы контрактом на время наших отношений просто смешно, мне лишь следует быть осторожным и помнить, что всё это кратковременно. Она еще не определилась окончательно с планами, но говорила о возвращении в Нью-Йорк через неделю или около того.

И тогда, по нашему соглашению, эта история закончится.

А потому вы понимаете, почему осторожность — лучший план действий.

Конечно, нам нравится быть вместе.

Нам весело.

Но я знаю, что это не приведет к чему-либо большему.

Просто не может.

В дальнейшей перспективе мы желаем разного. Она хочет выйти замуж и завести семью. Я же не вижу для себя такого будущего. Не могу представить этого, по крайней мере, с той работой, которая у меня сейчас есть.

В ближайшей перспективе мы с ней на одной странице. Мы довольно неплохо ладим при условии ослабленного сексуального напряжения. Она на всё готова. Оказывается, Амелия не ищет в сексуальных отношениях чего-то необычного. Ей просто нужен жаркий, дикий, беззастенчивый секс. И именно я могу дать ей его. Она никогда не была с мужчиной, который потрудился бы узнать, что ей нравится и что нужно. Сложно поверить, но никто не помог ей узнать больше, чем секс в миссионерской позе с редкими оральными ласками для разнообразия.

Это я понял в нашу с ней первую ночь. С того дня я постепенно заходил всё дальше и дальше, заставляя девушку покинуть зону комфорта и помогая исследовать то, чего ей не хватало. Как я уже сказал, она согласна почти на всё.

В понедельник я повез ее кататься на мотоцикле по Малхолланд-драйв в ЛА. Она взяла с собой камеру и сделала несколько фотографий, пока я сидел в «Вышке Мертвеца», переписывая некоторые эпизоды в сценарии. Я понял, что Амелия имела в виду, сказав, что Кейт была слишком бесхребетной, и внес некоторые изменения. После этого мы поехали в теннисный клуб «Малхолланд», членом которого является моя мама, и трахнулись в одной из закрытых ванных комнат. Я нагнул ее над деревянной скамьей и взял сзади. Это было невероятно жарко.

Во вторник весь день шел дождь, так что мы пошли в старый кинотеатр в городе, где посмотрели фильм шестидесятых годов. Когда фильм закончился, мы проскользнули в один из смотровых залов, которые ныне использовались в особых случаях, и трахнулись там. Она оседлала меня на одном из больших кожаных кресел. Ее груди двигалась вверх-вниз, и я присосался к ним, когда Амелия кончила, не слезая с меня. Это было охренительно.

В среду утром мне нужно было работать, но день мы провели в «Скале», наслаждаясь мохито и проигрывая по ролям мой сценарий. Это очень помогло. И да, мы трахнулись в уборной. Она упиралась ладонями в холодный металл, пока я, широко раздвинув ноги, взял ее, прижав к двери кабинки.

Сегодня четверг, и утром я отвез Амелию на экскурсию в ЛА, чтобы сводить в китайский театр, и показал Голливудский знак. Мы нигде не трахнулись – просто было негде. Но она сделала мне минет по пути назад и придет, как только Кем ляжет спать.

К счастью для нас, Макайла, которая работает на дому, в понедельник уехала в Сан-Франциско. Она выпускает свою линию ювелирных украшений и сотрудничает там с одной из компаний, чтобы выполнять заказы. Вернется она только завтра поздно вечером. К тому времени также приедут Кин, Мэгги и Пресли.

Тогда веселье и игры для нас закончатся, по крайней мере, до понедельника. Выходные будут отстойные. С таким количеством людей риск быть пойманными будет слишком велик.

А если нас поймают, придется объясняться. И кажется смешным объяснять близким людям, у которых есть вторые половинки, то, что мы решили ограничить наши отношения только сексом. Даже если это выносящий мозг, жаркий и неистовый секс без ограничений.

Конечно, причины Амелии для вступления в подобные отношения отличаются от моих, хотя, если подумать, то они могут уподобиться.

Она желает найти своего Прекрасного Принца. Амелия может сколько угодно это отрицать, но я знал ее, когда ей было десять, и она пыталась превратить меня в этого принца. Я также был рядом той ночью, когда на крыльце девушка кричала о том, что случившееся заставило ее засомневаться в том, о чем она всегда мечтала.

Она не должна в этом сомневаться.

Я уверен, что она найдет своего Прекрасного Принца.

И по этой же причине я уверен, что это не я. Я не создан для семейной жизни. На самом деле, мне до этого далеко. У меня было несчетное количество девушек. У меня нет постоянной работы. Нет своего дома. И я никогда не умел быть ответственным.

Бросая взгляд на рукопись, я думаю, что не хочу всего этого. Или хочу. Просто не готов. Мне нужно настроиться. Но меня это пугает.

Буду ли я таким, как моя мать? Мотивированным. Целеустремленным. Успешным.

Или, скорее, как отец? Всегда желающий большего, чем имею, и готовый рискнуть всем ради достижения вершины.

Переписывая очередную реплику Кейт, я думаю, посчитает ли моя мама эти изменения в сценарии к лучшему.

Не хочу показаться самоуверенным, но я знаю, что сейчас это в моде.

Эта история о безответственном парне, который находит любовь, когда меньше всего этого ожидает. История о встрече парня и девушки: парень влюбляется в неё с первого взгляда, но девушка такой безнадежный романтик, что не верит в реальность всего происходящего. С помощью неожиданных поворотов, добрых и плохих дел, а также бесконечного количества ошибок парень доказывает, что девушка создана для него.

«Фанатка»— это современная история, которая, несмотря на популярность этого жанра, не оправдывает ожидания зрителей, и это мне в ней и нравится.

Мои мысли начинают блуждать в направлении того, как еще больше выделить этот сценарий из других, заставить зрителя ощущать весь спектр эмоций, как вдруг звонит телефон.

— Алло, — отвечаю я, глядя на страницу, не обратив при этом внимания на имя звонившего.

— Бруклин, это Райан Герхард из дома по соседству.

Я засовываю карандаш за ухо, чтобы слушать внимательнее.

— Здравствуйте, мистер Герхард, как поживаете?

— Поэтому я и звоню. Бывало и лучше. Моя мать упала, и нам с Пэм нужно ехать завтра во Флориду.

Отложив рукопись на кофейный столик, я выхожу на кухню и решаю, что стоит что-то съесть.

— Сочувствую. Я могу чем-то помочь?

— На самом деле, да. Мы с Пэм надеялись, что ты сможешь на выходных остаться в нашем доме и присмотреть за Ромео и Джульеттой.

Выглянув в окно на кухне, я бросаю взгляд на огромный, ультрасовременный пляжный дом мистера Герхарда.

— Вы хотите, чтобы я посидел с вашими йорками?

Он смеется.

— Знаю, мы не оставляем времени на раздумья и это явно не самое привлекательное предложение, но наша обычная сиделка сейчас не в городе, а Пэм никому не доверяет. Ты мог бы провести выходные здесь и присмотреть за ними? Мы вернемся в понедельник.

— Конечно, я могу.

Подойдя к холодильнику, я открываю его и вздыхаю. Он практически пуст, если не считать веганскую еду Мэгги, у которой неестественно долгие сроки хранения. Мне серьезно нужно взять себя в руки и еженедельно закупать продукты, а может даже начать готовить.

— Отлично, — говорит Райан. — Мы с Пэм будем очень благодарны. Кстати, как твой сценарий?

Я беру контейнер с пастой, которую Макайла дала мне с собой в воскресенье.

— Намного лучше с последнего нашего разговора.

— Когда посчитаешь, что он готов, я хотел бы прочитать его.

На моем лице появляется улыбка, когда я закрываю дверь холодильника.

— Серьезно?

На заднем фоне лает собака, будто кто-то только что вошел в дом. Наверное, миссис Герхард.

— Да, серьезно, — говорит он мне. — Ты пишешь этот сценарий уже больше двух лет. Мне кажется, будто он стал частью меня после того, как я наблюдал за тем, как ты днями сидишь над ним на пляже.

— Ловлю на слове, — отвечаю я и открываю крышку контейнера, после чего ставлю его в микроволновку.

— Буду ждать, — говорит Райан. — Насчет выходных, можешь прийти сегодня вечером, чтобы я показал тебе, где выпивка, и как пользоваться джакузи?

Не успеваю я ответить, как слышу на заднем фоне голос миссис Герхард. Я даю ему пару секунд ответить жене, тем временем выставляя время разогрева на микроволновке.

— Да, дорогая, — говорит мужчина. — Да, конечно, я расскажу Бруклину, как заботиться о Ромео и Джульетте. Попрошу его прийти прямо сейчас. Нет, любимая, это не будет проблемой, — добавляет он. — Ты всё слышал, Бруклин?

Смеясь, я достаю пасту и ставлю на столешницу. Она может подождать. Кроме того, если я знаю миссис Герхард, у нее на плите будет что-то получше остатков ужина.

— Да, сэр, слышал. И уже направляюсь к вам.

Радуясь, я смотрю на его дом через кухонное окно.

Джакузи.

Выпивка.

И место встречи для нас с Амелией.

Кажется, мои выходные только что стали намного приятнее.

Глава 27

ЭННИ ХОЛЛ

Амелия

Парис и Елена, Данте и Беатрис, и да, даже Хан Соло и Принцесса Лея — эти романы стали легендами.

И по большей части телевизионные шоу не стесняются воссоздавать подобные романы, варьируя их от гармоничных до откровенно проблематичных.

Кажется, я больше всего узнала о любви, наблюдая за Россом и Рейчел в «Друзьях», когда была младше. Их переменный любовный интерес друг к другу невероятно притягивает, и я не могла держаться в стороне. Напряжение доводило меня до грани, но комедия упорно заставляла верить в то, что они все равно сойдутся и будут вместе.

Да, я романтик от кончиков волос до пальцев ног.

И нет, «Ходячие мертвецы» явно не мой тип сериалов. Кажется, я скорее предпочту телеигры, а это о чем-то да говорит, учитывая, что я считаю их скучными.

Мой брат, с другой стороны, любит этот сериал, и, конечно же, хочет начать просмотр второго сезона, так как заставил меня посмотреть первый за последние три ночи.

— Так ты не хочешь смотреть его? — спрашивает он, вытягивая руки, после чего переплетает их за головой, наклоняя стул назад.

— Помоги убрать со стола, а потом сможем обсудить это.

Кем смотрит на беспорядок на кухне и стонет.

— Ты всё ещё самый неаккуратный повар из всех, кого я знаю.

— Спасибо.

Я вытираю рот салфеткой и раздумываю, не взять ли еще кусочек лазаньи.

— Это был не комплимент, — усмехается он, возвращая стул в исходное положение.

Поднявшись, я беру форму для запекания, которая все еще более чем наполовину полна.

— Ты не слышал, что все лучшие повара неаккуратные? Потому еда такая вкусная.

— Конечно, если это помогает тебе спать крепче по ночам... — смеется Кем.

Я пожимаю плечами. Мне нечего возразить. Это правда.

— Нужно было пригласить Бруклина, — брат показывает на блюдо в моей руке. — Он бы съел всё до последней крошки.

Я хочу скрыть легкий румянец, появляющийся на моем лице при упоминании имени Бруклина, а потому быстро отворачиваюсь и иду к кухонному островку.

— Я хотела провести больше времени наедине с братом, это что, преступление? Но я отнесу ему остатки чуть позже, если от этого тебе станет легче.

Это не ложь, но и не совсем правда. Находясь с Бруклином и Кемом наедине, было бы куда сложнее скрыть ту безумную связь между нами с Бруклином, которая росла всё больше с каждым проходящим днем. Мы с Бруклином в такой гармонии друг с другом, что это даже странно. Я говорю: «Хочу пить», а он: «Как насчет горячего шоколада?», и это именно то, чего я хочу. Или он говорит: «Давай посмотрим телик», и я включаю канал Me TV как раз на начало эпизода «Бэтмена» с Адамом Уэстом и Бертом Уордом, после чего он делает игривый комментарий вроде: «В точку! Бам! Бац! Люблю это шоу».

— Ты слышишь меня? — говорит Кем, складывая грязные тарелки в раковину.

Вернувшись в реальность, я поднимаю взгляд от пищевой фольги на стеклянной форме.

— Нет, прости. Что ты сказал?

Кем включает кран и смотрит на меня.

— Ты готовишь, как мама.

Крепко закрывая края, я встречаюсь с ним взглядом и улыбаюсь.

— Знаю.

Взяв сковороду, на которой я делала красный сливочный соус, он начинает ополаскивать ее.

— Я говорил с ней сегодня. Она сказал, вы разговариваете почти каждый день.

Обойдя островок, я открываю холодильник и ставлю блюдо внутрь.

— Да, и наши отношения налаживаются. Мы проведем вместе с ней выходные, когда я вернусь домой — только вдвоем — попробуем исправить то, что я разрушила.

Кем наливаем моющее средство в сковороду и начинает мыть её.

— А что насчет отца? Ты уже что-то решила?

На этой неделе мы каждый вечер вели с ним бесконечные разговоры на эту тему, но каждый раз после разговора я испытывала всё большее замешательство.

Я подхожу к столу.

— На самом деле, я приняла решение сегодня, когда делала фотографии.

— О да, я видел, что ты ездила к знаку Голливуда. Видимо, Бруклин отвез тебя туда. Нужно будет поблагодарить его за это.

Собирая тертый сыр, соль и перец, а также наши пустые стаканы, я в шоке смотрю на брата, а сердце колотится, словно крылышки колибри, при мысли, что он видел мой пост в инстаграме.

— С каких пор ты сидишь в соцсетях?

Пожав плечами, Кем ставит сковороду на столешницу и берет одну из грязных тарелок.

— С тех пор, как решил начать онлайн продажи. Я не только завел аккаунт в инстаграме, но и возобновил страничку на фейсбуке и думаю зарегистрироваться в твиттере.

— Вау, — говорю ему, выставляя предметы в руке на островок. — Я впечатлена.

Сполоснув первую тарелку, он открывает посудомоечную машину.

— Не нужно. Ты всё равно не увидишь там личных постов. Мне кажется странным то, что люди хотят, чтобы весь мир знал об их делах. Вернемся к твоему решению.

Дотянувшись до столешницы, я беру губку с раковины и вытираю стол.

— Я решила, что уйду с работы и попробую заняться чем-то связанным с фотографией.

Звук удара о гранит заставляет меня развернуться.

Кем ухмыляется мне.

— Что? — спрашиваю я.

Он возвращается к тарелкам, но улыбка не сходит с его лица.

— Я так давно ждал, когда ты решишь заняться чем-то, что нравится тебе. Не то чтобы я призывал тебя уйти из «Уотерс Групп», просто мне кажется, что ты давно мечтала стать фотографом, и мне было ненавистно, что ты не пыталась заняться этим.

Тронутая реакцией брата, я бросаю губку в раковину и пододвигаю к нему стаканы.

— Почему ты ничего не сказал раньше?

Он с сомнением смотрит на меня.

— Я знаю, что ты хочешь быть независимой. Показать всем, что ты взрослая и можешь сама принимать решения. Кроме того, тебе не нужна была лишняя причина, чтобы чувствовать себя неудачницей.

Для большинства людей этот комментарий мог быть оскорбительным. Для меня же это нечто иное. Он доказывает, насколько хорошо Кем знает меня. Иногда мы с братом ссоримся, временами ладим лучше, чем большинство братьев и сестер, а иногда мы чрезвычайно честны друг с другом. Данному моменту свойственен последний пункт, и мои глаза наполняются слезами, потому что он прав. Раньше я могла бы не выдержать его осуждения. Но теперь я вижу всё в другом свете.

Закрыв посудомойку, Кем нажимает кнопку старта и идет ко мне, чтобы убрать соль и перец в шкафчик со специями. Забрав у меня приправы, он ставит их на место, после чего кладет руки мне на плечи.

— Ты должна быть счастлива. Брэндон хотел бы этого и для тебя, и для меня.

Его комментарий удивляет меня. Он не часто вспоминает Брэндона. Если не считать той ночи, когда Кем вернулся из Мексики, он ни разу не упоминал его имени. Я смотрю на него.

— Согласна. Он хотел бы этого для нас обоих.

— Пойдем, — предлагает Кем, — завалимся на диван в пищевой коме и посмотрим бессмысленные шоу. Я даже позволю тебе выбрать.

Я оглядываюсь. На кухне нужно сделать еще несколько дел.

— Неплохой план. Ты иди, а я буду через минуту.

Я заканчиваю уборку, когда Кем уходит, и уже готова присоединиться к нему, как слышу звон телефона. Достаю его из кармана. Это сообщение от Лендона с вопросом, всё ли у меня хорошо. Я не отвечала ни на одно сообщение с понедельника, но не могу просто так игнорировать его. Это грубо. Потому отправляю ему смс. Короткое, просто чтобы сообщить, что у меня всё хорошо. И на этом всё.

Картер очень эмоционально отзывался о моем решении принять ультиматум Бруклина, как он его называет. Он сказал: «Была бы ты парнем, сказал бы, что ты думаешь членом, а не мозгами, но раз ты девушка, вырази это своими словами».

В этом был весь Картер.

Говорит выбрать одного, а когда я выбираю, спрашивает, почему именно его.

В гостиной я нахожу Кема, растянувшегося на диване за просмотром повтора «Где мой латте?». Я падаю на одно из кресел и смотрю на него.

— Я познакомилась с Джиджи Беннетт, когда Бруклин взял меня на их с Чейзом Паркером вечеринку в честь помолвки.

И да, я прощупываю почву, ну или испытываю Кема.

Похоже, он уделяет немного больше внимания телевизору.

— Да, я тоже знаком с ней.

— Что думаешь о ней?

Он пожимает плечами, как делает, когда не сильно заинтересован в беседе.

Я бросаю взгляд на экран и смотрю, какая она болтливая и задорная.

— Если честно, чувствую себя слегка обманутым.

Его слова вызывают у меня смех.

— Почему?

— Она совершенно не похожа на своего персонажа в шоу. Не знаю, мне казалось, она будет такой. В этом весь Голливуд, — говорит он.

Наверное, Кем прав: что-то в ней и Чейзе казалось неправильным. Но их свадьба уже на следующей неделе, и пока ее не собираются отменять. Сейчас самое время упомянуть о приглашении Бруклина пойти с ним на свадьбу. Я непринужденно говорю:

— Бруклин сказал, что я могу пойти с ним на свадьбу, если хочу.

В этот раз он не был таким равнодушным. Предложил мне пойти с ним, когда его лицо находилось у меня между ног. Когда я заколебалась, потому что это было слишком похоже на свидание, Бруклин сказал одеться как можно сексуальнее и оставить дома трусики и пообещал, что я никогда не забуду эту ночь. Как я могла отказаться от этого?

— Да, — говорит Кем, теперь увлёкшись чем-то в телефоне. — Ты должна пойти. Не каждый день выпадает возможность посетить свадьбу перспективной актрисы.

Взглянув на еще одно сообщение Лендона на телефоне, отвечаю ему быстрым: «Уверена» на его вопрос: «Уверена, что всё хорошо?», после чего переключаюсь на сообщение от Картера, прежде чем ответить Кему:

— Да, наверное, пойду, — мой ответ звучит непринужденно, будто бы меня это вовсе не интересует, но внутри я кричу от радости.

Кем, совсем ничего не подозревая, откладывает телефон в сторону на диван и возвращается к ситкому. К концу серии я замечаю, что его глаза закрываются. Сейчас всего восемь тридцать, но брат кажется уставшим. Я знаю, что он рано проснулся этим утром. Интересно, заснет ли он здесь, и если заснет, придется ли мне снова вылезать через окно.

Боже, надеюсь, нет.

— Держи, — говорит он, бросая мне пульт. — Можешь включить, что хочешь.

Быстро положив телефон, я ловлю пульт и держу его в руках.

— Не против, если мы пропустим сегодня просмотр телика? Я бы почитала немного, — говорю ему, предлагая возможность откланяться.

Кем садится ровнее и трет руками лицо.

— Нет, совсем нет. Я вымотан, да и нужно позвонить Макайле. Тебя можно оставить одну?

Этот вопрос вызывает у меня чувство вины. Мне ненавистно то, что приходится скрывать от него происходящее между нами с Бруклином. Не смогу долго продолжать так. Клянусь, я сломаюсь. Ответ прост. Если не могу сказать ему, значит, я должна уехать.

— Не переживай, — говорю я.

Направившись к коридору, ведущему к его спальне, Кем останавливается в проходе и поворачивается.

— Знаешь, Саймону Уоррену не помешает фотограф. Мы сейчас заключили субдоговор на осеннюю линию, и это недешево нам обходится.

Я устраиваюсь в кресле поудобнее, подгибая ноги под себя.

— Кем, хватит беспокоиться обо мне. Всё будет хорошо.

Выражение его лица меняется.

— Я серьезно, Амелия. Мы с Кином уже несколько месяцев обсуждаем найм фотографа. Ты окажешь нам услугу.

Не способная остановиться, я закатываю глаза.

Он смеется, но не своим обычным заразительным смехом.

— Если не веришь, спроси его.

Положив пульт рядом с телефоном, я тянусь к книге на столике, которую сейчас читаю. Не могу сказать, что не думала о переезде сюда.

— Думаю, мне сначала нужно уйти с нынешней работы и утрясти всё с отцом, прежде чем решу, что делать дальше, но спасибо за предложение.

Хоть я и знаю, что он не сдастся — это ему не свойственно — Кем непринужденно пожимает плечами, будто так и есть.

— Что ж, если передумаешь и решишь, что хочешь быть ближе к брату, предложение в силе, — он делает паузу, — пока я кого-то не найду.

— Играешь на моей совести? Это несправедливо.

Он смеется, приподняв бровь, и в этот раз смех уже лучше.

— Должен был попробовать.

Я машу на него рукой.

— Доброй ночи, Кем. Передавай привет Макайле, и если утром не увидимся — хорошего дня.

— Тебе тоже.

Развернувшись, он продолжает путь и достает телефон, даже не дойдя до спальни.

Берег чист.

Можно уходить.

Глава 28

УМНИЦА УИЛЛ ХАНТИНГ

Бруклин

Мы официально живем в эпоху Броманса.

В наши дни зрителей тянет к глубокой, платонической любви между двумя или более персонажами.

У мужчин, вовлеченных в броманс, часто есть прозвища друг для друга, у них общая история и бесконечное количество тонких шуток.

Тем не менее, они всегда рядом с похвальной преданностью. Даже когда всё плохо, можно рассчитывать на то, что они поддержат друг друга.

Добавление элемента броманса в «Фанатку» вероятнее всего расширит публику и в то же время придаст сценарию нужную ему нотку юмора.

Достаточно просто выделить больше экранного времени для Колтона, друга Келлана. Как и мы с моим приятелем Чейзом, Келлан и Колтон вместе выросли в Беверли-Хиллс, что упоминается в начале рукописи.

Было легко перенести их взаимоотношения на страницы. Я даже приписываю Колтону прозвище, которое мне дал брат — Казанова.

Откидываясь на спинку стула за столом, я достаю карандаш из-за уха и начинаю стучать по бумаге перед собой. Мое воображение разыгрывается, когда я погружаюсь в их диалог. Я смешиваю остроумие и подколы с посыланием на три буквы с другими оскорблениями. Это очень весело. Я осторожно придаю их взаимосвязи большего блеска, чем у моих настоящих отношений.

Время летит, пока я занимаюсь сценарием, но довольно скоро я понимаю, что слежу за часами на телефоне. Почти девять. Каждая проходящая минута приближает меня к ее приходу.

Я понимаю, что отвлекаюсь от работы из-за чрезмерного желания увидеть девушку, представляя, как нагну ее над этим столом, или возьму, прижав к двери, не дав ей переступить порог. Или возможно... за моим желанием скрывается нечто большее.

Нетерпение охватывает меня, всё тело наполняется вожделением, когда я представляю ее привязанную к кровати, готовую принять меня. Представляю, как вхожу в нее на всю длину. Как толкаюсь глубоко и грубо, пока Амелия не выкрикивает снова и снова мое имя, кончая от моего члена.

Каким-то образом она стала для меня наркотиком, и как любой зависимый, я подсел на него. Бросать будет очень сложно.

— Привет. Я пришла.

Развернувшись на стуле, я почти падаю, подскочив от неожиданности. Амелия стоит в дверном проходе в мою спальню обнаженная, если не считать скудного кусочка леопардовой ткани, прикрывающего ее киску.

— Сними их, — приказываю я тихим голосом. В моей голове сейчас нет места ни для «привет», ни для «как дела?», хочется лишь увидеть ее голое тело и оказаться в ней как можно скорее.

— Куда спешишь? — говорит Амелия, и я вижу, как пульсируют вены на ее шее.

— Кажется, я ждал этого весь день, — говорю я ей, мой голос хриплый от желания.

Амелия повинуется, ее волосы закрывают лицо, когда она наклоняется и медленно, очень медленно снимает стринги, после чего бросает их за дверь. Она всё время не сводит с меня глаз, язык ее тела сложно отрицать. В том числе ее томный взгляд, горящий желанием.

Она вообще знает, что делает со мной?

— Дождаться не могу, когда снова окажусь в тебе, — говорю ей, поймав похотливый взгляд.

Всё в наших отношениях наполнено опасностью. Наша нужда соития, неспособность ждать, запретный плод, о котором мы только и можем думать. Адам и Ева. Лейли и Маджнун. Клеопатра и Марк Антоний. Гвиневра и Ланселот. А мы знаем, как закончились эти истории. И всё же ничто из этого не важно, потому как я с нетерпением жду каждую проведенную вместе секунду.

Открыв ящик стола, достаю презерватив из последних запасов и понимаю, что нужно будет запастись ещё, потому что каким бы бабником я ни был, столько секса у меня ещё не было.

Теперь абсолютно голая, она подходит ко мне.

— Хорошо, что тебе не нужно больше ждать.

Я с готовностью расстегиваю ширинку и достаю член. Амелия издает тихий стон, и я быстро разворачиваю презерватив. Я улыбаюсь, когда она становится между моих широко раздвинутых ног.

— Повернись ко мне спиной.

Она слушается, не задавая вопросов, лишь нетерпение виднеется в ее глазах.

Большое кожаное кресло даже не скрипит, когда я сдвигаюсь на край. Кладу руки на талию Амелии и уже через несколько секунд притягиваю ее на свой жаждущий член.

Девушка вздыхает, когда вхожу в ее мокрую киску, и я стону, когда ее попка касается моих бедер. О черт, да. Она узенькая, очень узенькая, и ее тело так сильно реагирует на мое, что хватает буквально пары толчков, чтобы она начала дрожать в моих руках.

Я облизываю пальцы и увлажняю ими ее вечно вишнево-красные соски, после чего щипаю их и кручу, заставляя затвердеть.

Амелия поворачивает голову и целует меня. Наши языки встречаются и начинают свой танец — сначала медленно, потом быстрее. Когда мои руки опускаются по ее животу к клитору, она с легким стоном разрывает поцелуй.

Стул под нами начинает скрипеть, и я толкаюсь бедрами глубже в Амелию, погружаясь в ее влагу, наслаждаясь моментом.

Возможности получить удовольствие бесконечны. Я легко могу дотянуться до ее клитора в этом положении, пока она седлает мой член, или могу вернуться к груди, вновь и вновь доводя ее до грани.

Ее киска, словно жидкое пламя, обрамляющее мой член, соблазняющее меня, заставляющее затягивать ее всё глубже и глубже в ад, отчего играть с ней становится просто невыносимо.

Амелия улавливает ритм довольно быстро, и я прекращаю играть с ее клитором и просто держу ее. Я быстро понял, что не стоит учить ее, что делать. За все неделю ни разу не пришлось делать этого. И в данном случае мне не нужно управлять движениями ее бедер на моем твердом, как камень, члене. Она сама всё понимает. И, черт возьми, это офигеть как приятно.

Всего пара минут, и я уже горю, мое возбуждение становится всё сильнее и сильнее с каждым движением и касанием наших тел. Этот раз будет быстрым для нас обоих, никаких неспешных достижений вершины. Мое тело наполняет адреналин, я толкаюсь в нее сильнее и грубее; при каждом прикосновении моих бедер с ее ягодицами раздается громкий хлопок. Она в ответ сильнее насаживается на мой член, пока я не оказываюсь в ней полностью, теряя разум.

— Черт, да, вот так, — говорю Амелии, прикусывая мочку ее уха.

Я вижу, как волоски на ее коже становятся дыбом, и она стонет, уже близкая к оргазму.

— Вот так, детка, объезди меня, доведи нас обоих до блаженства.

— О боже, боже, — бормочет она.

Ее гортанный стон разжигает мой нарастающий оргазм до адского пламени.

Это так развратно. Я трахаю ее глубоко и грубо, она скачет на мне в том же безжалостном, энергичном ритме, из-за которого мне приходится бороться за каждый вздох.

— Прикоснись к себе, — говорю ей напряженным голосом. — Ублажи себя пальцами, Амелия. Не хочу кончать быстрее тебя, но долго не продержусь.

Она быстро находит клитор пальцами.

— Правильно, детка. Вот так. Быстрее. Сильнее. Блять, да. Я сейчас кончу в твою сладкую киску.

Эти пошлые, непристойные слова отправляют ее за грань. Выгнув спину, Амелия хватается за мои руки, сжимая их с той же силой, с которой опускается попкой на меня.

Если бы я мог заснять это, то не стал бы колебаться. Я хочу видеть ее лицо, когда она кончает на моем члене.

Трахаю ее до последнего крика, после чего позволяю себе отправиться на слепящий свет. Найдя место, где ничего не существует, я замираю, затем толкаюсь еще раз и изливаюсь до последней капли.

Пот стекает по моему лбу, напряжение на моем лице более чем очевидно, потому что когда она поворачивается, то выглядит точно так же. Ее серые глаза блестят первобытным огнем, свидетельствующим об удовлетворении. И, полагаю, мои голубые глаза отражают ее.

— Ты чертовски красива, — рычу я, когда Амелия падает спиной на меня.

— Сейчас я в этом сомневаюсь, — смеется она.

— Не нужно, — говорю ей, играя пальцами с ее клитором, проводя вверх-вниз по ее влаге.

Девушка вздрагивает от моего прикосновения, не успев отойти от оргазма. А после вздрагиваю и я, когда ее набухшая киска сжимает мой член. После долгой паузы она шепчет:

— Мне нравится, когда ты говоришь пошлые вещи.

Я целую ее шею, прикусывая чувствительную плоть.

— Знаю, — сообщаю ей, а потом неожиданно для себя произношу: — Хочу снять нас.

Слова просто вырываются сами по себе.

Она не отказывается, просто спрашивает:

— Зачем?

— Хочу, чтобы ты увидела то, что вижу я. Чтобы ты увидела, насколько красивая, когда кончаешь.

Амелия поворачивается ко мне, проводя языком по губам.

— Хорошо, можешь снять. Но только для нас двоих.

Я уверяю ее без капли юмора:

— Я никогда не позволил бы ни одному мужчине увидеть, как ты кончаешь, когда ты со мной, крошка.

Я щипаю ее за плечо.

— Что насчет вечера субботы?

— А Мэгги и Кин?

— Оказывается, мистеру Герхарду нужна сиделка для собак, и угадай, кого он попросил.

Она бесконтрольно смеется.

— Тебя, — едва выговаривает Амелия, пытаясь провести пальцами по моим волосам, несмотря на свое скрученное положение.

Я поднимаю ее на ноги и легонько шлепаю по попке.

— Иди в душ, — говорю, поднимаясь за ней, чтобы снять презерватив.

Она направляется в ванную, но тут же оглядывается через плечо.

— Значит, вечером в субботу?

Я киваю, снимая резинку, после чего открываю ящик в столе, чтобы достать лист бумаги.

— Да. Весь их огромный дом, джакузи и прочее будут в нашем распоряжении. И я хочу трахнуть тебя там без презерватива.

Амелия останавливается в дверном проеме в ванную комнату, схватившись за раму. Она пьет таблетки. Мы уже обсуждали это. Я знаю, что у нее никогда не было незащищенного секса, это мы тоже обсудили. У меня тоже не было. Когда твоя мать случайно залетает в течение двух лет от двух разных мужчин, испытывать удачу не хочется. До сих пор. Пока желание ощутить Амелию без каких-либо преград, почувствовать ее всю и в какой-то мере заклеймить до того, как всё это закончится, не становится просто невыносимым.

Я кручу в руках лист бумаги. Этот звук заставляет Амелию снова повернуться, на этот раз медленнее; ее глаза горят.

Мое сердце колотится в груди.

— Я ходил в клинику. Я чист. Вот мои результаты.

Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Откажет ли? Затем улыбается своей улыбкой на тысячу ватт, которую, кажется, я никогда не забуду.

— Хорошо, — говорит она. — Презервативы — это та еще заноза в заднице.

В моем взгляде читается облегчение, и я улыбаюсь ей с таким энтузиазмом, что его достаточно, чтобы снова вызвать у меня стояк.

— Эй, Казанова, — с первого этажа раздается голос Кема. — Кажется, твоя последняя девушка кое-что забыла.

Воздух между нами с Амелией наполняется паникой. Я жестом показываю ей закрыть дверь в ванную, затем быстро застегиваю ширинку, прежде чем поспешить к двери, которую по глупости оставил открытой.

Сразу же за ней, на верхних ступеньках, я встречаюсь лицом к лицу с человеком, который за последние несколько лет стал мне лучшим другом, человеком, чью младшую сестру я только что оттрахал. Я мгновенно понимаю, что мне суждено гореть в аду.

Меня охватывает чувство вины, пока я пытаюсь найти в себе силы заговорить.

— Привет, что ты здесь делаешь? — удается произнести мне.

— Принес лазанью сестры. Она говорила, что занесет ее тебе, но, видимо, решила лечь пораньше.

— Прекрасно, — говорю ему.

— Почему спрашиваешь? Не рад меня видеть?

Я прохожу мимо него и спускаюсь вниз по лестнице.

— Ты знаешь, что я всегда рад видеть твою уродливую рожу, но разве ты обычно не спишь в это время?

Кем смеется, следуя за мной и даже не подозревая, что его сестра прячется в моей ванной.

— Да, в последнее время я был вымотан, — говорит он, — но ничего не сравнится с твоим братом.

— Запомни эту мысль, — говорю ему, пролетая мимо нижнего белья Амелии и гостиной, на случай, если она оставила свою одежду еще где-то на виду. В отличие от дома Кема, в этом доме кухня небольшая. Длинная и узкая и, к счастью, в ней немного места, где можно что-то бросить. Ну или сделать это заметно, учитывая разбросанные повсюду детские вещи. Открыв холодильник, я беру два пива и протягиваю одно ему.

— А теперь рассказывай.

Открыв крышку, Кем бросает ее в раковину и запрыгивает на столешницу.

— Ладно, — начинает он, — мы были в одном из ресторанов отеля, и обслуживание в нем было намеренно медленное.

Я киваю, открывая свою бутылку и делая быстрый глоток.

— Кин, который, как я полагаю, накануне сидел с ребенком, после первого же бокала начал храпеть прямо посреди ресторана, пока мы ждали наши блюда.

Увидев на плите завернутое блюдо, я отставляю бутылку и иду к нему.

— Ты шутишь?

— Серьезнее не бывает, — смеется он. — Прямо в ресторане, пока Мэгги и Макайла обсуждали свадебные планы.

От запаха еды у меня урчит желудок, когда я убираю фольгу с одной стороны и беру вилку.

— Да, их малец ненавидит спать. Кажется, Кин и Мэгги свалятся от переутомления быстрее, чем он научится спать хотя бы два часа подряд.

Кем проводит рукой по волосам, его истощение также очевидно.

— И не говори. Макайла предложила посидеть с Пресли в субботу вечером, чтобы Кин и Мэгги могли сходить на свидание и провести немного времени наедине.

Когда я предлагаю Кему немного лазаньи, он отрицательно качает головой, и я продолжаю поедать ее.

— Хорошо, что меня не будет рядом, — говорю с полным ртом еды.

Он подозрительно улыбается.

Я делаю еще глоток пива и спрашиваю:

— Что?

Он спрыгивает со столешницы и ставит пустую бутылку в раковину.

— После того, как ты пригласил мою сестру на ту вечеринку в честь помолвки и просидел всю неделю дома, я уж было подумал, что ты вернулся к своему обету безбрачия. Видимо, я ошибся.

Черт.

Не успеваю я ответить, как Кем подходит ближе и кладет руку мне на плечо.

— Она планирует пойти с тобой на ту свадьбу в следующее воскресенье. Не... — он замолкает.

Меня наполняет чувство вины, а сердце готово выскочить из груди.

— Не забывай, что ты пригласил ее. Она рассчитывает на это, — говорит он.

— Я бы не поступил так с ней, — говорю ему, проглатывая приступ злости от того, что он такого плохого мнения обо мне.

— Я и не думал, — реагирует Кем, тем самым, наверное, пытаясь примириться, после чего направляется в двери. — Кстати, еще кое-что, — говорит он, прежде чем открыть дверь на кухню. – Завтра Макайла хочет устроить общий ужин у нас дома. В семь. Хорошо?

— Да, отличная идея. Я приду.

Дверь закрывается, и я чувствую облегчение. Мой пульс зашкаливает. Я иду наверх, но не поднявшись до конца, сажусь на одну из ступенек и вздыхаю.

Закрыв лицо руками, я не могу удержаться, чтобы не спросить себя... что я, черт возьми, делаю?

Глава 29

СТРАНА ЧУДЕС

Амелия

Порно-студии и Джонни Уодд — это всё, о чем я могу думать.

Да, яркий свет, огромные бочонки со смазкой, куча банных халатов и тридцати четырех сантиметровая одноглазая змея в штанах Джонни — вот, что наполняет мои сны или, скорее, кошмары.

Не нужно на меня так смотреть. Я смотрю только то, что заставляет меня смотреть Картер. Он любит порно, просто обожает, в основном гейское, но в зависимости от актера иногда смотрит и обычное. Но на самом деле, мои знания о порно-студиях взяты не из самого порно.

В прошлом году Картер отправился на экскурсию в студию Kink.com в Сан-Франциско под прикрытием съемки для журнала, хотя на самом деле сделал это для себя.

Ну и молодец.

Правда ведь?

В любом случае, когда он вернулся, то рассказал мне обо всем, и оказалось, что бочонки со смазкой — это правда. Он сфотографировал их и показал мне. Их там две, обе голубые. Одна на водной основе, другая на силиконовой, и у обоих бочонков сверху есть помпы.

Сейчас же освещение нормальное — не огромные софиты, а сверкающие огоньки над джакузи. Ночь восхитительная, слегка прохладная, но в пределах бурлящей воды тепло.

Бруклин так сильно смеется, что даже держится за живот.

— Ты правда так думала? — спрашивает он.

Я, прищурившись, смотрю на него, и делаю глоток шампанского, которое он купил для нас.

— Ты мог бы говорить точнее.

— Детка, — смеется он, слезы практически струятся у него по лицу. — Я не думал, что нужно говорить тебе, что я буду снимать на свой iPhone. Я ведь не Рон Джереми.

Над его головой светит полная луна, и звезды мерцают прямо как огни. Я вздыхаю, глядя на них, и кладу голову на плитку джакузи. Сегодня Бруклин отвел меня в поход в государственный парк Кристал Коув. И Кем был в курсе. Как и со свадьбой, он не придал этому значения, когда я рассказала ему.

Но ложь давит на меня, и я не знаю, сколько еще смогу так продолжать.

Бруклин дотягивается до меня с другого конца джакузи и ставит мои ступни к себе на колени. Я стону от искреннего наслаждения, когда он начинает массировать их. Когда Бруклин давит на свод стоп и трет подошву, стон едва не превращается в рык.

— Не привыкла столько ходить, как сегодня? — спрашивает он меня.

— Нет, — смеюсь я. — Я живу в Нью-Йорке. Везде хожу пешком. Но обувь Макайлы не совсем мне по размеру.

Взгляд Бруклина становится серьезным.

— Нужно было сказать мне. Могли бы заехать куда-нибудь за подходящей обувью.

В его голосе слышатся нежные нотки, от которых мое сердце сжимается. Большую часть времени легко притворяться, что наши отношения основаны лишь на сексе, но затем он делает что-то неожиданное, и я задумываюсь, не скрывается ли за этим что-то большее.

Опасная мысль. И я мгновенно отталкиваю ее. Я слышала своего брата тем вечером. Боже... он снова назвал его Казановой. И в этот раз это прозвище вызвало боль в моей груди, будто кто-то воткнул мне в сердце нож. Но разве это неправда? В конце концов, я пустила его к себе в трусики, даже не заколебавшись. Уверена, я не первая, и точно не буду последней.

Я убираю от него свои ноги.

— Всё хорошо. Я в порядке, но, думаю, готова зайти в дом, если ты не против.

— Конечно. Ты замерзла?

Я киваю.

— Немного.

Он встает и притягивает меня в объятия, будто бы беспокоясь обо мне.

— Пойдем, я знаю, как тебя согреть.

Бруклин обнимает мое обнаженное тело, заявляя свои права на него, и начинает казаться, что мы слишком превысили короткие временные рамки, которые назначили для наших отношений. Вот только мы никому не рассказали о нас, да и даже если бы я не знала, что он не мой Мистер Правильный, я живу не в Калифорнии. Отношения на расстоянии не работают. Никогда.

Я смеюсь, когда Бруклин передает мне большой мягкий халат белого цвета.

— Видишь, всё-таки это похоже на порно сцену, — говорю я.

До моего прихода Бруклин развел огонь в трех каминах. Один на кухне — на дровах, и по одному в гостиной и спальне — газовые. Поленья горят ярким пламенем, и я чувствую запах горящего дерева, когда он открывает дверь с улицы.

Кухня Герхардов — мечта любого повара. Белые мраморные поверхности, блестящие от света свисающих с высокого потолка люстр. Огромная плита на восемь конфорок. Две духовки. Три раковины. Дом, в котором я выросла, был хорошим, но то был особняк из песчаника с ограниченным пространством. В этом же доме можно потеряться.

Бруклин смотрит на меня, поставив пустую бутылку из-под шампанского на столешницу.

— Скажи, что происходит? — спрашивает он.

Я отвожу взгляд.

— Ничего.

Бруклин берет мой подбородок и вынуждает посмотреть на него.

— Амелия, скажи.

Еще одна волна эмоций окатывает меня. Я придвигаюсь ближе. Бруклин отворачивается, когда я пытаюсь поцеловать его. Наши тела касаются, но он не позволяет мне прикоснуться к своим губам. Так мы и стоим, не двигаясь, еще мгновение-другое, но мне кажется, будто за это время я постарела лет на пятьдесят.

Наконец он осматривает меня, после чего кладет руки на мои бедра.

— Поговори со мной.

Поговорить. Мы говорили об этом. Это ничего не меняет. Но в этот раз я представлю всё с другой стороны. В этот раз я буду откровеннее. Я встаю на носочки, чтобы быть ближе к нему.

— Пообещай, что всё это не закончится болью.

В этот момент его рот накрывает мой, и поцелуй, которого я хотела всего минуту назад, чтобы отвлечь его, превращается во что-то другое. Во что-то более сильное. Во что-то, как я надеюсь, успокаивающее, но интуиция подсказывает, что это не так. Бруклин разрывает поцелуй и упирается своим лбом в мой, а затем говорит:

— Это не закончится болью, если никто из нас не позволит эмоциям встать на пути.

Мне это не нравится. Совсем. Эмоции уже встали на пути. Мне нужно было успокоение. Но я получила не его. Я получила реальность. И я знаю, что мне придется жить с этим, потому что это правда.

Громкий скрип деревянных половиц заставляет йорков, Ромео и Джульету, поднять на мгновение головы и зевнуть, после чего они возвращаются ко сну, явно уставшие от долгой прогулки, на которую их отвел Бруклин перед моим приходом.

Бруклин медленно снимает халат с моих плеч. И медленно расстегивает свой, также сбрасывая его с плеч. Но прежде чем бросить его на пол, он достает телефон и кладет его на столешницу рядом с нами.

Теперь мы стоим голые на кухне перед камином, и я снова встаю на носочки и целую его. В этот раз он разрешает это сделать. Бруклин отвечает на поцелуй. И он отличается от предыдущего. Он красивый. Страстный и сладкий. Бруклин отстраняется первым, смеясь мне в ухо, когда один из псов начинает храпеть. Я обвиваю Бруклина руками и запрыгиваю на него.

Он ловит меня без каких-либо сомнений или колебаний, и я обхватываю его ногами. Он опускает меня на край столешницы, недалеко от своего телефона, и смотрит на меня. Я киваю, давая ему знать, что не против. Я хочу, чтобы он снял нас. Потом хочу иметь возможность видеть, что было между нами, когда это закончится. Он нажимает на экран, затем ставит телефон, используя в качестве опоры бутылку шампанского.

Мы не планировали трахаться на кухне. Я не думала, что мое первое секс видео будет сделано здесь. Но это происходит. Его член напряжен, и я подталкиваю Бруклина ближе к себе пятками, чтобы иметь возможность дотянуться до него.

Я провожу рукой вверх-вниз по его теплой коже. Резким движением он впивается в мой рот с такой силой, что, если бы он не удерживал меня на месте, я бы упала на столешницу.

И снова у меня появляется чувство, что между нами что-то большее, чем есть на самом деле, и я хочу избавиться от этого.

Заставляя разум отвлечься от мыслей, которые могут задушить меня, я позволяю своим пальцам блуждать по его горячему и твердому члену. Бруклин издает тихий мягкий стон, когда я провожу вокруг его головки раз, потому другой и третий.

Мы одновременно замираем, наши губы всё ещё касаются друг друга, но не шевелятся. Мы слишком потеряны в этом мгновении, чтобы что-либо делать.

Из моего рта вырываются слова, которые я никогда бы не сказала, если бы не чувство необычайной нужды, которую я сейчас испытываю.

— Скажи мне, чего ты хочешь, — выдыхаю я напротив его губ.

— Я хочу тебя, Амелия.

Бруклин прижимает лицо к моей шее, его дыхание щекочет меня, отчего по спине пробегает дрожь.

Я наклоняю голову, позволяя его губам ласкать мою кожу, не прекращая движений рукой по всей его длине.

— Скажи, что хочешь оказаться во мне.

— Я хочу оказаться в тебе.

— Как сильно? Я обхватываю его член у основания.

Его голос дрожит, когда он отвечает:

— Настолько, что даже выразить не могу.

Я снова встречаюсь с ним взглядом и вижу в его глазах огонь. Словно не способен больше ждать, он хватает меня за бедра и притягивает ближе к краю. Его член упирается в мою киску. Очевидно, что я уже намокла и готова принять его.

Бруклин двигается еще немного. Я стону, когда он входит в меня по самые яйца; столешница как раз идеальной высоты для нашего соития.

— Черт, ты невероятна, — бормочет он.

— О боже!

Медленно двигаясь, он зарывается мне в шею, заполняя меня. Зубами сжимает мою кожу, и я выгибаюсь, позволяя ему войти в меня еще глубже. Я стону, когда он кусает меня, и шепчу ему в ухо:

— Трахни меня.

Он кусает меня сильнее, ускоряясь, трахая меня максимально глубоко и без защиты.

Одной рукой я обхватываю его шею, другой упираясь в столешницу. Его руки удерживают меня на месте, в безопасности. Я не способна двигаться, могу лишь притягивать его ближе к себе, прижимая пятками.

Мы начинаем ускоряться, но он совсем немного отстраняется от меня, и я опускаю руку, которая в тот момент уже тянула его за красивые волосы.

Он берет телефон и держит его между нашими телами, снимая соитие его голого члена и моей киски.

Мы оба наблюдает за тем, как его член исчезает в моей киске, а когда Бруклин вынимает его, он скользкий от моих соков, покрывающих его.

Этот вид возбуждает еще сильнее, но вскоре он убирает телефон на прежнее место, снимая нас с расстояния.

Я знаю почему.

Это не долго продлится. Он просто не может. Он внутри меня без какой-либо защиты, я приближаюсь к оргазму и по учащенному дыханию Бруклина вижу, что и он уже близок.

— Поцелуй меня, — шепчет он, полностью контролируя мое тело.

И я слушаюсь, да так, что наши зубы ударяются друг о друга. Его язык переплетается с моим, и его движения становятся грубее. Он совсем немного меняет наше положение, тем самым оказывая достаточное давление на мой клитор, чтобы я загорелась как Рождественская елка. Я выкрикиваю его имя, испытывая сильнейший оргазм, мое влагалище сжимается вокруг его члена.

Не проходит и пяти секунд, как его тело напрягается, мышцы на руках и груди сжимаются. Из его рта вырываются слова, но я не могу разобрать их. Бруклин толкается в меня еще раз, погружаясь еще сильнее. Семя извергается из него. Вскоре я чувствую влагу между нами, слышу характерный звук, когда он входит в меня в последний раз.

Бруклин оставляет поцелуй на моей шее, прямо под ухом, и что-то тихо шепчет.

Меня охватывает чувство наслаждения, я даже не замечаю, когда он выключает видео, пока звук телефона, опускающегося на столешницу, не возвращает меня в реальность.

Вскоре он выходит из меня.

— Возьму полотенце, чтобы вытереться.

Я хватаю его, прежде чем он успевает исчезнуть в спальне.

— Сегодня я хочу спать с тобой.

Он смотрит на меня из-под густых ресниц.

— Мы только что это сделали.

Я притягиваю его к себе за руку.

— Я имею в виду на ночь. Спать в одной кровати.

Самым нежным прикосновением Бруклин убирает прядь моих волос с глаз.

— Ты думаешь, это хорошая идея?

Я киваю.

— У Кема и Макайлы Пресли. Они будут заняты им и времени думать обо мне не будет. Прокрадусь домой перед рассветом. Всё будет хорошо.

Бруклин улыбается мне.

— Конечно, если ты так считаешь.

В последнее время я не уверена, что что-то будет хорошо... но уверена, что Кем и Макайла не заметят, где я ночую.

Мне нужно заснуть в объятиях Бруклина.

Еще больше внедриться в его жизнь... и я не знаю почему, ведь понимаю, что конец близок.

И его я хочу меньше всего.

Глава 30

МЕНЬШЕ ЧЕМ НОЛЬ

Бруклин

Фрэнсис Форд Коппола – один из величайших сценаристов всех времен. И, если спросите меня, Кэмерон Кроув не сильно-то от него отстает.

Билли Уайлдер, однако, был со стальными яйцами… Продвигал запретные темы на главные каналы Америки, когда все остальные этого боялись. Черт, он представил трансвестизм в фильме «В джазе только девушки» и алкоголизм в «Потерянном уикэнде» до того, как об этих темах начали хотя бы говорить вслух в 40―50-х годах.

Хотя сегодня кое-что изменилось. От сценаристов ожидают выхода за грань. А чтобы преуспеть, это и вовсе необходимо.

Пока я пишу вверху страницы «Плавная смена сцены», а затем ниже записываю ее заголовок, то задаюсь вопросом, что ещё люди не видели на большом экране.

Правда в том, что написание сценария – это умение, требующее богатого воображения, вот только в киноиндустрии это умение очень недооценивается.

В первый день занятий нам, студентам, рассказали этот очень простой и реальный факт.

Нам также сообщили, что написание свежего, оригинального сценария, а также его претворение в жизнь – это чрезвычайно тяжелый труд, но окупается он с лихвой.

И это не было ложью.

Я надеюсь, что «Фанатка» станет одним из таких сценариев. На самом деле, он практически готов к следующему прогону с мамой и, возможно, первому прочтению мистером Герхардтом. Но я всё ещё сижу, корректируя заголовки, действия и переходы, переживая, что самые элементарные ошибки сделают его нечитаемым. Неинтересным. Неприемлемым.

Амелия воскресила эту рукопись, и что бы ни случилось, я обязан ей за веру в меня и напоминание о том, что именно этим делом я хочу заниматься весь остаток жизни. Не работой спасателя. Не просаживанием гонорара от шоу «В погоне за солнцем». Не участием в новом телевизионном шоу. Написание сценариев – моя страсть, и благодаря Амелии я активно стремлюсь к своей цели. Отбросив все страхи, собрав все силы, я наконец готов рискнуть.

У меня столько идей, которые я в свое время начал и забросил, но теперь, как только закончу «Фанатку», я готов возродить их к жизни.

На днях, сидя на моем лице, пока я вылизывал ее киску, Амелия пошутила, что должна мне за то, что я не оставил ее ночевать на улице, когда она приехала в город. Бог знает, где бы она оказалась. Я же ответил, что она спасла меня от палящего солнца и бесконечных дней на пляже. Амелия шутила. Я – нет.

Закрывая документ Word, который отражает текст рукописи с исправленных страниц, лежащих рядом, я смотрю в окно на прибой.

Неделя пролетела незаметно. Не могу поверить, что уже четверг. На этой неделе мы с Амелией виделись не так часто, как на прошлой. Во-первых, я больше работал. Во-вторых, Макайла все дни была дома. И в-третьих, я не особо-то старался освободиться, когда была свободна она.

Амелия сказала, что поедет в это воскресенье в Нью-Йорк, чтобы поговорить с отцом и освободить стол в офисе. На вопрос «Что будет дальше?», она ответила, что не знает. Еще рассказала, что Кем предложил ей работу, но сначала она хочет разобраться со всеми делами в Нью-Йорке.

Это логично.

Я понимал ее.

Уверен, я бы поступил так же. Вполне разумно закрыть одну дверь, прежде чем открыть другую. Так неизвестное становится менее пугающим. Черт, разве не этим я занимался последние три года? Работал спасателем, чтобы оттянуть необходимость выхода в свет? Черт, кажется, пора увольняться. Возможно, всего лишь возможно, мне пора вернуться в ЛА. Вот только мне ненавистна причина, по которой мне нужно там быть – цель победить мой страх провала.

Сделав такой вывод, я начинаю чувствовать вину за то, что отшил сегодня Амелию ради работы над рукописью. В данной ситуации я пытался больше защитить себя, чем других. Видимо, у меня больше страхов, которые нужно побороть, чем я думал. Возможно, мне стоит рассказать Амелии о них. Сказать, что хочу большего. Донести до нее свое желание стать парнем из ее мечтаний.

Да, пожалуй, стоит, учитывая, что у нас осталось всего три дня совместного времени.

Как только я беру телефон в руки, он начинает звонить. На экране высвечивается имя Натали Джеймс. С минуту я смотрю на телефон, не способный ни на что – только чувствую, как с каждым тревожным звонком разгоняется пульс.

Натали – жена моего отца. Супруга номер пять. Называет себя танцовщицей, но на самом деле она стриптизерша. Не самая идеальная мачеха. К счастью или нет, она звонит мне только тогда, когда ей нужна моя помощь, чтобы вытащить отца из какого-нибудь бара, в который он ввалился после прослушивания или после сообщения агента, что он его не прошел.

Если вы видели сериал «Красавцы», то мой папа – это эквивалент Джони Драмы. Если шоу вы не смотрели, вспомните Гэри Бьюзи.

Вместо того чтобы ответить на звонок, я склоняю голову и смотрю на телефон с презрением. Может показаться, словно я дерьмовый сын, но правда в том, что он – дерьмовый отец. В детстве его никогда не было рядом. Когда я получил работу в реалити-шоу «В погоне за солнцем», он всегда ошивался неподалеку. Надеялся потусоваться с продюсерами, купить наркоты у актеров или попросить у меня денег.

На третьем звонке я надеюсь... нет, молюсь... что Натали повесит трубку. Я не в настроении для ее бесконечных драматических историй.

На четвертом угрожающем звонке я делаю короткую паузу, чтобы собраться с мыслями, а затем неохотно отвечаю.

— Привет, Натали. Как дела? Всё в порядке?

— Бля... слава богу, дозвонилась. Тодд в больнице и...

Испытывая странное чувство, неведомое мне ранее, я сразу прерываю ее:

— Натали, что случилось?

Она сразу же погружается в каждую деталь того, как мой старик оказался в больнице.

— Это случилось после двух ночи, — говорит Натали. — Мы с Тоддом были на оживленном перекрестке в бедной части Голливуда, в квартале от китайского театра. Из баров лился поток людей, направляющихся домой. Место было оживленное. Всё казалось безопасным. Постепенно улица пустела, но было ясно, что время развлечений только начиналось. Проститутки выходили на улицу, медленно кружа по кварталу группками по два-три человека, и создавали пробки из машин, которые тормозили, чтобы оценить товар и узнать цену.

Я делаю вдох.

Она продолжает:

— Мы с твоим отцом хотели купить немного хорошего героина, чтобы отпраздновать его участие в шоу на канале ABC в прайм-тайм.

Я жду продолжения.

— Мы завернули за угол к адресу, который дала мне моя подруга-танцовщица, живущая в том районе. И поняли, что находимся в правильном месте, когда увидели трансвеститов и альфонсов.

Я ничего не говорю.

— Мы припарковали машину в боковом переулке и пошли за угол пешком. Возле кондитерского магазина с яркой вывеской ошивалась группа головорезов. Внутри, смеясь и хвастаясь, ели пончики похожие на сутенеров парни с золотыми цепями на шеях и украшениями в зубах. Их окружали несколько изможденных, мужеподобных проституток.

— Дальше что? — тороплю я.

— Я хотела уйти, но твой отец купил пачку сигарет и закурил, пытаясь выглядеть беспечно, осматриваясь вокруг.

— И что случилось потом? — спрашиваю я.

— Докурив, он подошел немного ближе к парню, прислонившемуся к выходу из магазина, и спросил, есть ли у того героин. Я держалась позади. Несколько секунд парень хмуро смотрел на него, достаточно долго, чтобы Тодд начал нервничать, а потом покачал головой. Затем он резко повернул голову вправо и ушел, ничего не сказав. Тогда-то мы и увидели машину патруля, вывернувшую из-за угла и медленно ползущую мимо. Люди, кружащие в тени, испарились без звука.

— И?

Она вздыхает.

— Мы ушли. Но твой отец отказывался уходить без покупки. Чуть дальше он задобрил бездомного пьяницу парой баксов и сигаретой в надежде получить какую-нибудь информацию. Тодду сказали, что героин ему стоит искать в «Долине».

— Не говори, что вы пошли туда.

— Нет! Но нам нужно было уехать уже тогда. Дальше по улице стояла группа, как мы подумали, мелкого хулиганья. Они смеялись и, когда твой отец спросил, есть ли у них Г, они ударили его по плечу и сказали: «Само собой».

Я начинаю испытывать беспокойство, но продолжаю слушать.

— Вокруг были только заброшенные магазины, а когда твой отец вытащил деньги, его начали избивать. Я убежала. Не было другого выбора. А когда я вернулась, он лежал на обочине. С помощью парня, которому я пообещала тысячу баксов, мы затащили Тодда в машину и отвезли в больницу.

Господь всемогущий! Сразу осознать столько информации было сложно. И кто знает, что из этого правда, а что выдумка. Может, они пытались купить проститутку или жиголо. Они безумны, когда вместе.

Блять.

Блять.

Блять.

— Он в порядке? — спрашиваю я.

Ее голос становится тише.

— Врачи говорят, что будет в порядке. Просто пара сломанных ребер, незначительные порезы и синяки. Завтра он сможет вернуться домой.

— Это хорошо, — отвечаю я, глядя на спокойный прибой Лагуна-Бич, и вспоминаю, какого хрена я здесь, а не в ЛА. Из-за отца и тупого дерьма, которое он совершает.

— Ты можешь приехать, — спрашивает она, — и привезти тысячу баксов? В комнате ожидания сидит парень, который помог мне, и ждет, когда я ему заплачу.

— Блять, Натали, серьезно? Ты поэтому мне звонишь?

— Не суди меня, Бруклин. Я стараюсь, как могу. И это не единственная причина. Мне нужно, чтобы завтра ты помог мне отвезти его домой. Я врезалась в фонарный столб, когда парковалась у больницы, и теперь машина неуправляема.

Я провожу рукой по волосам и хочу отказать, навсегда выкинуть его из своей жизни, но не могу.

— Ладно, Натали, еду.

— Не забудь деньги. Не знаю, что сделает парень, если я не заплачу.

Стиснув зубы, отвечаю ей:

— Я где-нибудь остановлюсь и сниму наличку. Сегодня останусь у брата в Западном Голливуде, а завтра помогу отвезти отца домой, но после этого, пожалуйста, больше мне не звони.

Она хмыкает и бормочет что-то себе под нос, но мне ничего не говорит.

Закончив разговор, я звоню матери, чтобы предупредить ее о прессе и папарацци, которые, вероятно, будут ходить за ней по пятам, как только история просочится, но попадаю на голосовую почту. Как обычно. Оставляю сообщение, потом звоню брату.

Кин отвечает сразу.

Как всегда.

Иногда мне кажется, что они с Кемом – единственные люди в мире, на кого я могу рассчитывать.

И посмотрите, как я поступаю с ним. Действую за его спиной, трахая его сестру. Это делает меня практически таким же подлецом, каким является мой отец.

Больше не раздумывая, я решаю, что Амелия приняла правильное решение, и я должен принять его.

Забыть о разговоре.

Забыть мысли о том, что я могу быть ее Мистером Правильным.

Очевидно, что мне до этого, как до Луны.

Глава 31

ЖЕНИХ НАПРОКАТ

Амелия

В свадебном приглашении указан вечерний дресс-код.

Хоть я и удивилась необходимости длинного платья, все же была рада отправиться на поиски идеального.

И с помощью Макайлы я нашла его – винтажное черное платье-футляр без рукавов с симпатичным вырезом сзади.

Подбираю дерзкие ювелирные украшения, включая большое коктейльное кольцо, и смотрю в зеркало, где вижу потрясающее отражение. Представьте Одри Хэпберн в «Завтрак у Тиффани», только без перчаток... и мундштука.

Это я.

Жаль, у меня не было времени найти мундштук, забавы ради, но в Лагуне на это не было ни единого шанса.

Я вроде как скучаю по большому городу. Не уверена, что могла бы быть счастлива в таком маленьком городишке. Мне нравится пляж, но суету и сутолоку мегаполисов я люблю больше.

С убранными волосами, сексуальными туфлями и жемчугом, ниспадающим по спине, чувствую себя представительницей старого Голливуда. Поправочка. Без трусиков я чувствую себя как распутница старого Голливуда, что по какой-то причине кажется мне привлекательным.

Мы с Бруклином не виделись со среды. Он должен был позаботиться об отце. Но мысль о скорой встрече вызывает порхание бабочек в животе.

Пытаясь не обращать внимания нервы, я наношу немного блеска для губ и опрыскиваю себя духами.

Сегодня наша последняя ночь вместе, и я хочу, чтобы она была идеальной.

Звенит дверной звонок, и, хотя обычно Бруклин просто беспардонно заходит, я знаю, что это он. Спешу добраться до двери быстрее Кема, и внезапно мне кажется, что у меня снова выпускной. И под взором моего старшего брата это чувство не пройдет, пока мы не уйдем. Черт, я даже не смогу поцеловать Бруклина, если не успею первой и не украду один поцелуй. Слава богу, нам не нужно обмениваться бутоньерками. В этот момент все всегда пялятся, и это невыносимо.

К моему разочарованию, Кем подходит к двери первым. Я держусь в тени, пока он открывает ее, и чувствую, как мои коленки начинают дрожать. Я даже радуюсь, что Кем подошел к двери раньше меня.

Помните Джона Кеннеди младшего?

Просто представьте его на любом из десятков официальных приемов, где его фотографировали в смокинге, с галстуком-бабочкой и гладко зачесанными назад волосами. Именно так выглядит Бруклин, стоя в дверях.

Его волосы кажутся темнее, потому что он подстригся. Непослушная шевелюра теперь укрощена и уложена. Он сменил свои шорты на смокинг, который на нем выглядит на миллион долларов. И этот галстук-бабочка просто восхитителен.

Я пожираю глазами парня, который обычно ведет себя так, будто ему на всё плевать. Но не сегодня. Сегодня он соответствует мероприятию.

Не в силах остановиться, я позволяю взгляду задержаться на нем. И как наркоман, которому в последний раз предстоит испытать кайф, я боюсь, что следующая доза будет ой как не скоро.

Пытаясь не быть фанаткой, которых он так не любит, я делаю вдох и выхожу из-за угла.

— Амелия, — низким голосом произносит Бруклин.

Кем поворачивается посмотреть на меня, и его глаза практически вылезают из орбит. Я игнорирую его.

— Привет, Бруклин, — машу я и чувствую себя, как школьница, которой когда-то была.

Кин и Мэгги не приехали в эти выходные. Мэгги навестила ее мама, и Макайла уехала в Западный Голливуд встретиться с ними и заняться девчачьими делами. Поэтому Кем остался здесь один в подвешенном состоянии. Может, я могла бы просто пройти мимо него и выйти за дверь? Ха, видимо, нет.

— Ты прекрасно выглядишь, — произносят они одновременно.

— Спасибо, — отвечаю я неловко им обоим и иду ко все еще открытой двери.

Солнце светит ярко, и у обоих мужчин как будто нимбы над головой. Но они не ангелы. Свадьба состоится на закате, и я уверена, что будет прохладно. С этой мыслью я хватаю купленную мной шаль и продолжаю путь к брату и мужчине, с которым сплю, но который не является моим парнем. Слово «любовник» кажется более подходящим, но по какой-то причине мне это ненавистно. Ненавистно то, что мы превратили эти отношения во что-то тайное, грязное, потому что они такими не являются.

Тихий свист моего брата вырывает меня из раздумий, и, слава Богу, он не имеет отношения ко мне.

— Классная тачка, — говорит он Бруклину.

Снаружи стоит старинный и блестящий лимузин Роллс-Ройс черного цвета. Бруклин пожимает плечами, будто это пустяк, но я знаю, что это не так. Знаю, что он нанял его для меня, потому что ему известно о моей одержимости всем, что связано с сороковыми, пятидесятыми и шестидесятыми.

Парни обмениваются подколками, Кем обвиняет Бруклина в попытке возобновить статус кинозвезды с помощью этого обезьяньего костюма. Бруклин же отвечает Кему тем, что так он готовится к тому дню, когда Кема охомутают. Под конец они улыбаются друг другу и обзываются разными вариациями слова «мудак».

Мой взгляд сосредоточен на Бруклине, но не на его жестах и том, что он говорит, а скорее на его рте.

Этот рот.

И, боже, он улыбается.

Этой медленной, ленивой улыбкой, обещающей часы удовольствий. Даже не могу себе представить, сколько ног развела эта улыбка, потому что я хочу развести свои в ту же минуту, как сядем в машину.

Старясь вести себя непринужденно перед моим братом, Бруклин говорит:

— Готова отправиться в цирк?

Его тон настолько обыденный, что, клянусь, если бы у меня были распущенные волосы, он мог бы взъерошить их, как будто я ребенок, собирающийся играть в мяч.

Мне трудно притворяться, но я всё равно смеюсь. Мне просто необходимо поскорее убраться отсюда, поэтому я целую брата в щеку, прощаюсь и выхожу на улицу.

Кем наблюдает из дверного проема.

— Повеселитесь.

— Насколько это возможно в цирке, — комментирует Бруклин через плечо и следует за мной по пятам.

Я оглядываюсь на него.

— Там будут обезьяны и слоны?

Издав смешок, он смотрит на меня сквозь завесу ресниц, улыбаясь. Убийственно. Очаровательно.

— Папарацци и пресса, так что да, думаю, будут.

— Главное, чтобы там не было клоунов. Ненавижу клоунов, — говорю я.

— Ты ненавидишь клоунов? — спрашивает он удивленно.

— Да, они просто жуткие.

Его взгляд лениво скользит по мне, и мне начинает казаться, что Бруклин раздевает меня глазами.

— Наверное, — задумчиво отвечает он, встречаясь со мной взглядом. — Очень красивое платье.

— Спасибо, — говорю я и останавливаюсь как раз перед тем, как подойти к двери автомобиля, которую водитель уже открыл для меня.

— Я сам, — говорит Бруклин водителю и тот быстро занимает свое место за рулем.

Не совсем наедине, но в достаточной близости я смотрю на него.

— Я купила его с мыслями о тебе, — замечаю я, устраиваясь на шикарном кожаном сидении, позволяя высокому разрезу показать мое бедро.

Это движение легкомысленно. Кем, который всё ещё стоит в дверях, спрятав руки в карманы, никогда бы не узнал, что разрез – это приглашение нырнуть мне под платье, но Бруклин знает.

Стоя спиной к Кему, он закусывает нижнюю губу и высовывает язык, как будто хочет попробовать меня. И, ох, как же я хочу позволить ему это.

— Непослушная девчонка, — бурчит он как раз перед тем, как закрыть дверцу и обойти машину, чтобы сесть с другой стороны.

Вечерний воздух еще не остыл, но мурашки уже покрывают мою кожу.

Открывается вторая дверь, и Бруклин скользит внутрь. С поднятой перегородкой нет необходимости следить за своими словами, но Бруклин молчит, пока автомобиль не выезжает с нашей улицы.

Долгое время он просто смотрит на меня со своего сидения, и я думаю о том, правда ли этот вечер будет платоническим.

Но потом он тянется ко мне и сжимает меня в крепкой хватке.

Я смотрю на него.

— Я скучала по тебе.

Слова, которые мне не стоило бы произносить, но они правдивы и должны быть сказаны.

— Прошло всего три дня.

Обычная фраза. Четыре слова. Слова, которые жалят. Это не «Я тоже скучал».

Но не успеваю я ответить и попросить не воздвигать между нами стену на последнюю ночь вместе, как он обрушивает свой рот на мой: жестко, горячо, требовательно.

Господи, я люблю это в нем. То, как он во мне нуждается — это просто потрясающе, это превосходит всё остальное.

Его язык проникает в мой рот. Горячий и чувственный, скользит вокруг моего, пока он игриво кружит им у меня во рту. Дразнит меня. Испытывает.

Окутанная его теплом, я чувствую запах Бруклина, его одеколон, такой же манящий, как и его запах, и я кружу своим языком вокруг его, чтобы попробовать потрясающий вкус.

После нескольких минут, проведенных в борьбе за контроль, я сдаюсь и позволяю себе раствориться в его объятиях.

Наши поцелуи едва ли можно назвать простыми, а этот уж и подавно. И я хочу больше. Больше Бруклина. Больше этого жара. Больше его прикосновений. Больше его грешных уст. Хочу сказать, что он может писать свои сценарии где угодно. И хочу попросить его поехать в Нью-Йорк со мной. Хочу сказать, что он – всё, о чем я когда-либо мечтала. Что хочу его навсегда.

И это осознание парализует меня.

Неужели Мистер-такой-неправильный – это мой Мистер Правильный?

Когда его зубы касаются моей нижней губы, и он прикусывает ее, я обдумываю свое открытие. Но потом Бруклин ослабляет натиск на мой рот, скользя языком по месту, которое только что прикусил, и отстраняется. Его глаза темные, наполненные похотью, но слова темнее.

— Я благодарен, что сегодня наша последняя ночь, я больше не могу лгать твоему брату.

Застыв от того, что он радуется окончанию наших отношений, я внезапно чувствую себя разбитой. С трясущимися ногами и дрожащим голосом я могу лишь прикрыть пальцами покалывающие губы.

Бруклин потирает ладонями свои бедра.

— Нам, вероятно, стоит избегать любого публичного проявления чувств на свадьбе. Джиджи дала прессе свободный доступ, так что там будет множество фотографов, а снимки появятся во всех таблоидах.

Я сглатываю. Тяжело. И киваю.

— Да, это, наверное, хорошая идея.

И тогда, будто борясь с каким-то внутренним волнением, он сжимает челюсть и отворачивается к окну.

По мере стремительного приближения к пункту назначения, в моей голове вертится всё больше мыслей. Последние две недели проигрываются снова и снова, как цикл фильмов.

Почему он закрывается от меня?

Но я знаю причину. Потому что это действительно конец. А мы договаривались закончить всё мирно и спокойно. В конце концов, именно я настаивала на этом. И разве упоминание о его переменчивом настроении не приведет к противоположному эффекту?

Не успеваю я собрать воедино мысли, как машина останавливается на небольшой вертолетной площадке в Ньюпорт-Бич.

Я смотрю в окно. Красивые девушки с длинными ногами и высокие симпатичные мужчины стоят в ожидании вертолетов, которые доставят их на остров Каталина.

Папарацци, как и говорил Бруклин, стоят на расстоянии и делают снимок за снимком. Также рядом с вертолетной площадкой припарковались журналисты, счастливо наблюдающие за происходящим. Думаю, весь молодой Голливуд пришел посмотреть, что рекламируется, как свадьба десятилетия. Джиджи Беннетт позаботилась об этом, последние две недели размещая в социальных сетях бесконечные фотографии о приготовлениях к свадьбе. Снимки варьировались, начиная от традиционных дегустаций тортов и покупки платья, к более личным вещам, вроде выбора нижнего белья и места для медового месяца.

Бруклин называет это цирком только потому, что Джиджи превратила это в цирк. Клянусь, в Соединенных штатах не найдется ни единого человека, который бы не знал, кто приглашен на празднование и где оно проходит. Вот вам и секретность. И так как Джиджи случайно проговорилась во время одного интервью, ей пришлось кое-что поменять. Для начала она сократила количество прессы. Потом категорически отказалась от сопровождения во время свадебной церемонии. Она без пояснения причин объявила, что хочет идти к алтарю сама. Ходят слухи, что ее «капризы невесты» вызвали раздор между участниками свадьбы и спровоцировали принятие этого решения. Бруклину ничего неизвестно. Всё, что он знает, – это то, что свита всё же должна появиться, просто они будут сидеть в зале.

Дверь открывается, и Бруклин предлагает мне руку. Я даже не заметила, что он выбрался из машины, моя голова кружилась от всех этих странностей.

Солнце слепит, и я рукой создаю тень над глазами, пока разглядываю лица, спрятанные за солнцезащитными очками, имена обладателей которых я точно могла бы назвать, если бы они сняли очки. Некоторых я могу узнать и так. К счастью, я не так легко поддаюсь влиянию звезд. Будучи жительницей Нью-Йорка, я привыкла сталкиваться со знаменитостями.

Бруклин ведет меня к толпе, и внезапно я испытываю прилив энергии и жалею, что нет при себе камеры. Я, возможно, и нелегко поддаюсь влиянию звезд, но это элита Голливуда, и я не прочь запечатлеть момент.

Женщина с большими очками от Шанель пялится на нас. Она стоит рядом с мужчиной в черном костюме-тройке и соломенной шляпе. Думаю, это Томми Риджинс, звезда прошлогоднего хита «Мир грез». Сюжет был незамысловатым, как и фильм. Действие происходило на отдаленном острове, владельцем которого был Томми, он открыл двери своего дома гостям и гарантировал, что все их грязные мечты сбудутся. На днях я прочитала, что сиквел под названием «Мир эротики» на данный момент находится в производстве.

Женщина снимает очки и машет Бруклину. Теперь я ее узнаю. Это Саша Гомез и она, как и Чейз Паркер, засветилась на канале MTV вместе с ним. Хоть я никогда и не спрашивала Бруклина о ней, всё же знаю, что они годами сбегались и разбегались.

Поскольку Саша всё ещё находится в центре внимания, они много раз фотографировались вместе. Картер всегда следит за такими вещами, а теперь я жалею, что тоже не делала этого.

Бруклин улыбается ей искренней улыбкой. Я не ревную, или не хочу ревновать; просто я думала, что он одарит ее своим равнодушным кивком и пройдет мимо. Вместо этого он улыбается ей, хотя почти никогда никому не улыбается.

Проходя мимо нее, он пожимает пару рук, целует несколько щек, представляет меня множеству телевизионных звезд, чьи шоу я никогда не видела, и множеству тех, чьи видела, и я обо всем забываю.

Когда толпа растворяется и приземляется другой вертолет, Бруклин склоняется, чтобы прошептать что-то на ухо, но я не могу его расслышать.

Лопасти вертолета слишком громко работают.

Я решаю не кричать и просто киваю, улыбаюсь ему, на мгновение любуясь им. Как он спокоен и расслаблен в этой обстановке. Как невероятно он выглядит в своих идеально сидящих брюках, плотно облегающей белой рубашке и запонках, блестящих на солнце.

Как он находится здесь в своей тарелке, будто тут ему и место... в Голливуде.

Настоящий Принц Голливуда.

Глава 32

РЕАЛЬНОСТЬ КУСАЕТСЯ

Бруклин

Хотелось бы мне сказать, что это место безвкусно.

Что это Голливудский перебор, как и всё, что я когда-либо знал о Голливуде, но не могу.

Хотел бы я сказать, что мои ожидания насчет цирка оправдались, но это не так. И мне становится интересно, не было ли мое восприятие все эти годы искаженным, словно меня ослеплял успех родителей, не позволяя видеть ничего, кроме них.

Конечно, тут расставлены тенты на бесчисленных акрах свежескошенной зеленой травы, но нет слонов и арахиса, только белый песочный пляж и нетронутые окрестности – всё именно так, как было представлено в рекламе.

Нас обдувает холодным ветром.

И, глядя на текст на телефоне, я закрываю глаза и вдыхаю соленый воздух, полный возможностей.

Чувствуя себе на вершине мира, я смотрю на сидящую рядом Амелию. Я знаю, что по нашей договоренности через несколько часов всё будет кончено, но не могу ничего с собой поделать, беру ее за руку и сжимаю.

Я хочу попросить ее остаться.

На самом деле, я собираюсь попросить Амелию об этом сразу, как только мы уйдем со свадьбы.

Не смотрите на меня так.

Мы поговорим с Кемом вместе, он поймет.

Надеюсь.

Я объясню ему, что изменился.

Я собираюсь уволиться с работы спасателя и наконец стать тем, кем хочу быть. Наконец поставить вторую ногу впереди первой и прыгнуть.

На самом деле, я бы сказал, что сегодняшний день — это начало нового меня. И Амелия — первая, с кем я хочу поделиться новостями. Хочу рассказать, что мистеру Герхарду понравилась моя рукопись. И что Блейк Джонсон, племянник мистера Герхарда и один из самых крупных спонсоров инди-фильмов в Голливуде, хочет завтра поговорить со мной о возможности продвижения к производству.

Хочу поблагодарить за то, что не сомневается во мне.

Сказать, что хочу не сомневаться в себе.

Что рождение среди элиты Голливуда и взросление в тени знаменитых Голливудских родителей было непростым.

Что у меня заняло слишком много времени осознание того, что я могу быть собой.

И, несмотря на то, что мой отец уже вышел в тираж, было время, когда все говорили только о нем. И, несмотря на то, что моя мама теперь стоит за камерой, было время, когда люди делали всё, только бы получить ее фото и продать тому, кто заплатит больше.

Было время в моей жизни, когда я был только Бруклином Джеймсом – сыном Тодда Джеймса, или Бруклином Джеймсом – сыном Эммы Фейрчайлд.

Так было даже тогда, когда я снимался в «В погоне за солнцем».

Но теперь я могу честно сказать, то время ушло.

Вдыхая холодный воздух и чувствуя тепло инфракрасных ламп на коже, я знаю, что это правда. Это поколение знает меня – Бруклина Джеймса, автора сценария, который они с нетерпением ждут.

И это офигительно приятно.

Как только начинает играть традиционный свадебный марш, я передвигаю наши руки по ноге Амелии и просовываю пальцы в разрез платья, чтобы почувствовать ее шелковистую кожу.

Я вел себя с ней как придурок и намерен загладить свою вину.

Неохотно отводя от нее взгляд, я смотрю на Чейза, стоящего впереди в белом смокинге, черном галстуке и с белым платочком в кармане. Я не могу не завидовать ему.

Девушки всегда звали его сердцеедом, но он нашел ту самую и решил остепениться, как будто это самая естественная вещь в мире.

Мы все поворачиваем головы, чтобы взглянуть на невесту, но проход остается свободным.

— Что происходит? — шепчет мне на ухо Амелия.

Ее тело настолько близко к моему, что мне не составляет труда проникнуть пальцами еще дальше под разрез на ее платье.

— Вероятно, просто небольшая заминка, — шепчу я.

Амелия смотрит на меня, а потом — вниз. Она хмурится, сощурив глаза.

Мне не нравится, что она мной недовольна.

Она похожа на взбешенного котенка, чьи коготки готовы вырваться наружу. И да, мой член становится немного тверже от мыслей о ней, царапающей мне спину.

Среди людской болтовни я наклоняюсь еще ниже, беру ее накидку, сумочку и кладу их ей на колени.

Амелия бросает на меня еще один хмурый взгляд и крепко прижимает к себе эти предметы, чтобы остановить мои движения.

— Не веди себя так, — шепчу я. — Прости, что вел себя, как мудак.

— Высокомерный мудак, — шепчет она.

Я ухмыляюсь.

— Да, именно.

Ее руки остаются на месте, но больше не прижимаются и не защищают ее киску от меня. На нас никто не обращает внимания, и я быстро понимаю, что она поступила именно так, как я сказал – пришла без трусиков.

Черт бы меня побрал.

Она такая горячая и шелковисто гладкая.

Музыка продолжает играть, и, пока мои пальцы нежно ласкают складочки ее киски, я позволяю разуму блуждать только вокруг нас, сидящих здесь. Представляю, как схватил бы ее за бедра и поднял к себе колени, если бы мы были одни. Расстегнул бы ширинку, усадил Амелию сверху и сказал бы объезжать меня. Как бы это было быстро, горячо и бесконтрольно из-за моей невыносимой потребности в ней.

— Джиджи нет на острове, — кричит кто-то из арки.

Тихий шепот становится громче, и я быстро вытаскиваю руку. Теперь люди встают, музыка останавливается.

— Это всё из-за видео, — довольно громко позади нас заявляет женщина.

Заинтересовавшись, я поворачиваюсь, восхитительный аромат киски Амелии долетает до моего носа.

— Какое видео? — спрашиваю я.

За мной сидит партнерша Джиджи, и ее губы поджаты в отвращении.

— Которое TMZ только что опубликовало. О Чейзе в каком-то стрип-клубе.

— О, боже, — восклицает Амелия, задыхаясь.

Я знаю, что он не сделал ничего плохого, потому кажется странным то, что невеста сбежала только из-за этого. Промолчав, я поворачиваюсь к Амелии, ищущей в телефоне видео, заголовок которого гласит: «Чейз Паркер сексуально зависим».

Моя кровь кипит от ярости. Это Голливуд, который я помню. Тот, который живет и дышит сфабрикованными фактами и нелепыми обвинениями.

А потом моя кровь закипает по совершенно другой причине, потому что на экране Амелии появляется сообщение от Лендона Риза с вопросом: «Как свадьба?»

Всё моё тело напрягается.

Охренеть, какой же я идиот.

Всё это время я думал, что наши отношения реальны, что я — то зло, в котором она нуждалась. Я, блять, знал это. И всё равно позволил этому случиться. Трахаясь со мной, она поддерживала связь с добром.

С ее Мистером Правильным.

Мое тело начинает трясти от ярости.

В ее глазах вспыхивает понимание, когда она замечает мой разъяренный взгляд.

— Это не то, о чем ты думаешь.

Я касаюсь губами ее уха.

— Именно то. Ты нарушила мое единственное правило.

И разбила мне сердце... но об этом она никогда не узнает.

Глава 33

ДО СВИДАНИЯ, ДОРОГАЯ

Амелия

Мы все хотим встретить идеального парня. Мы все ищем большой любви — такой, которая перевернула бы наш мир.

Мы столько времени уделяем ожиданиям и поиску, ходим на одно свидание за другим, пока не найдем то, что ищем.

Или даже не так. Может не быть первого и второго свиданий. Начало может положить секс. И все же отношения расцветают.

Но мы знаем, что это не может продолжаться. Этого не должно было случиться. Но мы всё равно надеемся.

У меня была надежда.

И она у меня всё ещё есть.

Да, я переписывалась с Лендоном, но только на платоническом уровне. Я оправдывала себя тем, что пока не веду себя «легкомысленно» и ни с кем больше не сплю, то и правила Бруклина не нарушаю. Но это было не так, и я прекрасно об этом знала.

Не могу объяснить, почему просто не отпустила Лендона. Даже сейчас, когда тайком выбираюсь из дома брата и направляюсь к Бруклину, чтобы объясниться.

Он наконец дома.

Я видела, как его высадили час назад.

Я же приехала гораздо раньше.

После отмены свадьбы всех гостей вертолетом вывезли с острова. Бруклин усадил меня в один из них и попросил своего водителя отвезти меня к Кему. Сам он решил задержаться, чтобы побыть с Чейзом, и это была правда, но также я знаю, что он просто не хотел меня видеть. Хотел, чтобы я исчезла.

А он был слишком вежлив, чтобы произнести это. Но его хриплое «До свидания» практически сломило меня. Я ждала, что Бруклин обернется, уходя, но он этого не сделал.

Найдя спрятанный возле задней двери ключ, я открываю ее и захожу внутрь. В доме темно. Очень темно, и нигде ни единого источника света.

Зная, что и где находится, я обхожу миску Грейси, собаки Мэгги и Кина, которую они забрали с собой на выходные, и прохожу через кухню, не издавая ни звука.

— Что ты здесь делаешь? — раздаются из темноты гостиной слова, направленные ко мне.

Я сдерживаю крик. Бруклина на диване видно не было.

— Хочу объяснить, — отвечаю ему, включая свет на боковой столешнице в кухне.

В комнате полумрак, но мне удается видеть его.

— Не о чем говорить, Амелия. Возвращайся к брату до отъезда.

— Ты неправильно понял эти сообщения.

На кофейном столике перед ним стоят полупустая бутылка виски и пепельница с окурками. Бруклин держит полупустой стакан.

— Всё я правильно понял. Я был плохишом, в котором ты нуждалась, а он хороший, тот, которого ты рассматриваешь в качестве того единственного, — он цедит слово «единственный» сквозь зубы, как будто оно причиняет боль.

Чувствуя стыд, пустоту и боль в сердце, я сажусь рядом, не касаясь его.

— Бруклин, это неправда, и ты об этом знаешь. Просто ты это так видишь, и всегда видел. В этом и заключается твоя проблема.

Его волосы взъерошены, рубашка расстегнута, развязанная бабочка болтается вокруг шеи.

— Проблема, — говорит он яростно, — в том, что ты скрываешься, как будто я маленький грязный секрет, и я позволяю тебе это.

Меня начинает тошнить.

— Хрень собачья! — кричу я. — Ты сам не хотел, чтобы мой брат узнал, и я на это согласилась. Так что признай истинную причину, Бруклин. Ты знал, что не останешься со мной и не хотел иметь дело с последствиями. Вот это правда.

Его лицо перекашивает.

— Это, Амелия, и есть хрень собачья.

— Нет! Неправда. Ты ни с кем не остаешься надолго. Как будто одного человека тебе недостаточно, и ты знал, что со мной будет так же.

Бруклин проводит рукой по лицу и делает долгий вдох. Выдыхая, смотрит на меня. Я чувствую запах алкоголя и сигарет, когда он произносит:

— Ты, в самом деле, такого мнения обо мне? Что я простой Казанова, как меня называют наши братья? Потому что тогда ты меня совсем не знаешь.

Я смотрю на раненого человека. Я лишь хочу поступить правильно. И поэтому действую, не успев подумать. Приближаюсь к нему. Я нахожусь очень близко к его губам, когда произношу:

— Я знаю тебя, Бруклин, знаю.

Я всё ещё сомневаюсь.

Всё равно придвигаюсь ближе.

Потом ещё ближе.

Я на расстоянии выдоха.

И тут он с агрессией, которую так хорошо скрывает, атакует мой рот в сокрушающем поцелуе. Его губы неумолимо двигаются на моих, твердые и карающие руки блуждают по моему телу, а потом он толкает меня на диван.

Боже мой, как же я хочу этого. Мне это нужно. Не меньше, чем ему.

Бруклин лихорадочно снимает с меня штаны для йоги, раздвигает ноги и ныряет между ними.

Его рот оказывается на мне в одно мгновение, и я кричу, пока он вылизывает меня. Ощущения восхитительны, и, кажется, будто так было всегда, хотя эти мгновения исчисляются днями. Его мягкие губы касаются моего клитора, и я снова вскрикиваю. Когда он проникает в меня пальцем и стонет между моих ног, я не могу сдержать оргазм и кричу его имя от удовольствия.

В течение нескольких секунд его пальцы сражаются с ремнем, после чего его член на мгновение касается меня, прежде чем проникнуть внутрь.

Я не могу молчать и снова вскрикиваю от удовольствия, когда он заполняет меня.

Горячо.

Дико.

Сумасшедше.

Беззастенчиво.

Бруклин зарывается лицом мне в шею, и я откидываю голову. Зубами прижимаясь к коже, он кусает ее. Жгучее ощущение, которое доставляет больше удовольствия, чем боли.

Мы неистово движемся вместе. Словно животные. Сейчас нет ничего важнее нашей нужды друг в друге.

Желая проникнуть глубже, Бруклин перемещает руки под мою попку и толкает меня к себе. Я наклоняю таз, чтобы доставить удовольствие ему и себе.

Диван протестует, когда мы сотрясаем его.

Обычно мы бы оба рассмеялись.

Но сейчас не до смеха.

Бруклин трахает меня жестко и быстро, я впиваюсь пальцами в его спину, прижимая парня к себе.

Это его прощание со мной, и я могу только попрощаться в ответ.

Он произносит мое имя, кончая. Потом снова, но тише. Мягче. Он замедляется, толкаясь еще раз. Потом снова. Этот последний толчок отправляет меня через край к оргазму, но в этот раз никаких радуг или единорогов.

Тяжело дыша, Бруклин прижимается лбом к моему. До меня доносится запах виски. Когда он выходит из меня, я сразу чувствую пустоту.

Он передвигается на другую сторону дивана, даже не глядя на меня. Мои ступни всё ещё слишком близки к нему, но это маленькое расстояние сродни гигантской пропасти.

Спустя несколько мгновений он надевает брюки, а потом ждет, пока я натяну свои штаны для йоги.

Я делаю это, подтягивая ноги к себе.

Хочу, чтобы Бруклин остановил меня. Заполз сверху и посмотрел на меня. Хочу, чтобы он назвал меня своей. Чтобы сказал, что хочет меня больше Земли и Солнца. Что я — его всё. Что мы вместе расскажем о нас моему брату, и всё будет в порядке. Что это не конец. Что это наше начало.

Конечно, он этого не делает.

Вместо того чтобы посмотреть на меня, Бруклин смотрит вниз, наливая себе еще выпить. Потом ставит стакан на кофейный столик и встает.

Я тоже встаю.

Он идет к кухне.

— Тебе стоит уйти.

Он стоит ко мне спиной, когда я следую за ним, вытирая слезы с глаз костяшками пальцев. Вытирая руки о штаны, я смотрю, как Бруклин открывает дверь. Мне приходится сдерживать крик, когда наблюдаю за сильным, уверенным мужчиной, которого не смогла сделать своим.

Меня окутывает холодный воздух, и я дрожу.

Бруклин тоже, хотя сомневаюсь, что он осознает это, стоя в дверях в ожидании, пока я уйду. Уберусь из его жизни.

Приподнимаясь на носочки, целую его в губы.

— Мне жаль, Бруклин, — говорю я тихим хриплым голосом. — Хотела бы я, чтобы ты это увидел.

Он легонько качает головой.

— Не сожалей. Мы оба знали, как это закончится.

Конец.

Вот что это.

Да, мы оба знали, что конец... будет тяжелым.

И он действительно такой.

Глава 34

СПЕШИ ЛЮБИТЬ

Амелия

Аэропорт Джона Уэйна находится всего в девятнадцати минутах от Лагуна-Бич, но оттуда нет прямого рейса до ЛаГуардиа.

Когда я бронировала билет, мне не понравилось, что Кему придется везти меня пятьдесят девять минут до аэропорта ЛА Интернешнл и потом столько же времени тратить на возвращение в Лагуну.

Но сейчас я благодарна за дополнительное время.

Руки Кема крепко обхватывают руль.

— Я убью его нахрен, Амелия.

Я делаю рваный вдох.

— Ты не можешь. Ты обещал выслушать меня и проявить понимание.

Он вздыхает и проходится рукой по волосам.

— Я выслушал тебя до конца. И услышал только то, что он воспользовался тобой, когда ты была в замешательстве.

Я качаю головой.

— Тогда ты не слушал меня, Кем. Я гонялась за ним. Я хотела его. Хотела испытать то, чего у меня не было, чего-то плохого, и он утолил мое желание. Так же, как делаешь ты, как делает папа и, черт возьми, даже мама, когда скрыла от меня правду. Для тебя и всех вокруг я — принцесса. Что ж, у меня для тебя новости: я больше не хочу быть той девочкой.

Он смотрит на меня, а потом — в окно, словно обдумывая мои слова.

Я мягко сжимаю его руку.

— Я говорю тебе это, чтобы ему не пришлось, Кем. Я знаю, каким виноватым он себя чувствует, и знаю, что это только вопрос времени, когда он тебе расскажет. Верю, ты понимаешь, насколько он мне дорог. Пообещай мне, что это не станет между вами.

Его ноздри раздуваются, и он еще крепче сжимает руль.

— Не знаю, Амелия. Я не готов пообещать это прямо сейчас.

— Тогда не обещай, а просто сделай так, чтобы этого не случилось. Я люблю его и не хочу, чтобы из-за меня изменилась его жизнь.

Его взгляд становится мягче, чем мгновение назад.

— Ты любишь его?

Чувствуя себя глупышкой, закрываю глаза от осознания.

— Да, думаю, да. Не знаю. В любом случае, между нами всё очень запутано, так что это не имеет значения.

На мгновение в машине наступает тишина, прежде чем Кем снова нарушает ее.

— Раз уж он тебе так дорог, и ты ему дорога так, как ты о том говоришь, то почему ты уезжаешь?

Опустив руки, я смотрю на него.

— Просто так.

Всё гораздо сложнее. Скрытность, поглотившая нас. Начало наших отношений. Их окончание. Мой отказ увидеть, что всё это время я искала как раз то, что было передо мной.

Жабы.

Лягушки.

Принцы.

Иногда не так просто увидеть отличия.

Но иногда это необходимо.

Позор мне.

Глава 35

БОЙЦОВСКИЙ КЛУБ

Бруклин

В ситкомах после расставания мужчина обычно находит новую девушку для траха, в то время как девушка всхлипывает над своим мороженым Häagen-Dazs. Но в реальной жизни мужчина не переключается на другую картину так быстро и не справляется с этим так легко.

Независимо от причины разрыва, а моя чертовски хороша — с ним ей будет лучше, у него все под контролем — все просто.

Даже зная это, чувствую я себя хреново.

Это не имеет значения. Нам нужно было расстаться. Я видел, как она колеблется, знал о ее сомнениях в нашем решении и, когда передо мной появилось сообщение, я пошел в нападение.

В смысле, раз у Чейза с Джиджи ничего не получилось, как, черт возьми, получилось бы у нас с Амелией?

Да, я знал, что Амелия с ним не флиртовала. Она все время была поглощена нашими отношениями. Это было видно. Но нам нужно было расстаться, и это была идеальная причина.

Возможность отпустить ее.

Чистое расставание.

Конец.

Но правда в том, что легких путей не бывает. Расставания всегда тяжелые. Мы с Амелией обманывались, думая, что у нас будет по-другому.

Расставание — это отстой. Никаких «если бы», «и», «но». В моей жизни был лишь один случай, когда удалось закончить отношения по-дружески — в первый раз. Это случилось летом перед колледжем. Я выпускался, она — нет. Я собирался поступать, хотел покинуть шоу, она — нет. Мы не один месяц знали, что рано или поздно этот момент наступит. Когда это произошло, мы поужинали при свечах и обменялись подарками в честь окончания отношений, украшенными оберточной бумагой. По сравнению со следующими расставаниями это было безупречным. Никакие приятные моменты не могли притупить боль.

С тех пор, кроме Саши, только Амелия оказалась настолько близка мне. Странно было видеть вчера Сашу. Я ничего к ней не чувствовал, кроме привязанности за столько лет вместе. И позже, когда мы общались, она сказала, что чувствует то же самое. Было приятно оставить ее в прошлом раз и навсегда.

Оставляя чашку кофе на стойке, я гадаю, смогу ли когда-либо испытывать такое же чувство к Амелии, потому что прямо сейчас мне чертовски больно.

Я хватаю карандаш и заполняю этими чувствами интимную сцену между Келланом и Кейт.

Только сюда я могу их применить.

Внезапно дверь моей кухни распахивается.

Я отрываюсь от рукописи и вижу, как Кем пялится на меня с убийственным выражением лица. В его глазах пылает ярость, и я понимаю. Знаю, что она ему рассказала. И блять, я должен быть готовым к этому, но это не так.

Подойдя ко мне, он хватает меня за воротник рубашки и стягивает со стула, на котором я просидел с самого того момента, как много часов назад ушла Амелия.

— Какого хрена с тобой не так? — ревет Кем, когда его кулак соединяется с моей челюстью во взрывном ударе.

Спотыкаясь о стойку, я просто смотрю на него. Я не дам сдачи. Не могу. Я заслуживаю этого. И, к слову, я ведь знал, что этот день наступит. Разве нет?

Сделав три шага, разделившие нас, в три секунды, Кем снова хватает меня, но на этот раз просто толкает и нависает надо мной.

— Я доверил тебе свою сестру. Верил, что ты поступишь правильно. И только что посадил ее на самолет в слезах. Так скажи мне, дружище, насколько это правильно?

Черт, я даже не могу посмотреть ему в глаза. Меня поглощает чувство вины, и я не знаю ответа. Как я могу сказать ему, что это был единственный выход? Что сделал это для нее. Она никогда не увидит это в таком свете. Она его младшая сестричка. Та, кого он обожает. Он в последнюю очередь желает ей боли.

Блять, я все сделал неправильно.

Мы с ней все сделали неправильно.

Толкнув меня еще раз, он смотрит на меня с презрением.

— Знаешь, а ты можешь быть еще тем мудаком, — хрипло говорит он, а потом шагает по деревянному полу, пока не достигает дверей кухни. Положив руку на дверную ручку, он останавливается. — Я думал, ты лучше.

Когда дверь хлопает, и я остаюсь один, все, о чем могу думать, это... я и есть лучше.

Я лучше.

Все, что мне нужно — время, чтобы это доказать.

И я докажу.

Глава 36

ОСТАНЬСЯ СО МНОЙ

Амелия

Двое мужчин с шестью кубиками пресса страстно обнимаются и начинают целоваться. Вскоре они срывают друг с друга одежду. Камера приближается, когда пара трется друг о друга голыми телами. В конце концов, один из них забирается сверху и начинается полноценная сцена анального секса.

Обычно я не смотрю порно.

Но фильм был включен у Картера, когда я пришла, и я попросила его не выключать. По крайней мере, он не дрочил на него.

На самом деле он работал над редактированием изображений, и видео проигрывалось на заднем фоне. И смотреть его села я.

— Смени канал, — предлагает он, сосредоточенный на экране компьютера. — Знаю, что это не твоя тема. Я закончу через пять минут.

Щелкая пультом, я пробегаюсь по почти дюжине каналов. Вот девушка, одетая в костюм медсестры, делает укол шприцем в форме дилдо. Двое мужчин в кожаных костюмах без штанов. И секс втроем паровозиком. Ничто не привлекает моего внимания и не кричит «посмотри меня».

У Картера нет предпочтения гей-порно традиционному. Главное, чтобы мужчины были хороши собой. Ему просто нравится смотреть порно и не только, чтобы подрочить. Он находит забавные сцены и интригующие сюжеты.

Потому у него подключены все порно-каналы. Кликая снова и снова, я останавливаюсь на канале Playboy, где вижу пару, трахающуюся на кухонной стойке.

Когда парень вколачивается в девушку, не могу не думать, насколько это отличается от того видео, что сняли мы с Бруклином, в котором Бруклин занимается со мной любовью, а не трахает.

Я вспоминаю, что он говорил той ночью, что шептал на ухо. Я часами смотрела на нас вместе, но он сказал:

— Люблю заниматься с тобой любовью.

Экстаз.

Жаль, что я не слышала этого тогда. Выяснение этого уже после того, как наш запретный роман закончился, делает меня безнадежным романтиком.

Вздыхая, я выключаю телевизор и смотрю на Картера. Он двигает мышкой.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Редактирую, — отвечает он, снова кликая и прокручивая.

— Это я знаю.

Встав, я подхожу и становлюсь за ним. На экране женщина в свадебном платье. Он увеличивает изображение. Я смотрю, как она становится больше и больше. Коснувшись значка краски, он добавляет яркий красный букету цветов, которые она держит, наряду с желтым, зеленым и оранжевым. Когда он уменьшает изображение, я вижу, что она сидит на земле, обутая в пару чаксов.

Наклонившись еще ниже, я спрашиваю:

— Кто она?

Он меняет характеристики в соседнем окне, и я вижу, как фото уменьшается еще немного.

— Просто девушка, которую я нанял сыграть брошенную невесту.

— Правда? Зачем тебе это?

— Потому что я не идиот. Эти фотографии сейчас в спросе, а я не снимал ни одной свадьбы за последние пару недель и хотел пополнить свое портфолио. Я уже добавил снимки брошенного жениха. Я думал, что показывал их тебе.

Я искривляю губы.

— Не думаю.

— Ну, они продаются как сумасшедшие со всем этим провалом Паркер/Беннет.

Я потираю его плечо.

— Не сомневаюсь.

Он проворачивается на кресле и закидывает руки за голову.

— Кстати, смотрела вчера новости? Не могу поверить, что Джиджи Беннет слила запись, как рекламный ход.

— Я тоже! И видишь, куда это ее привело? К номинации Эмми.

— Да ладно... я это пропустил.

— Ага. Уверена, что это был рекламный трюк, но мне-то откуда знать?

Картер оборачивается в кресле и стучит по клавиатуре.

— Надо было тебе самой сделать пару снимков. В ту ночь на свадебном фиаско.

— Картер! — ругаюсь я.

Он поднимает руки.

— Я просто говорю, что ты могла бы сколотить состояние.

Я качаю головой.

— Тебе когда-нибудь говорили, какая ты задница?

Встав, он направляется прямиком на кухню.

— Все время, особенно, когда я заставляю их кончить, а потом напоминаю, что пришло время уходить.

Я следую за ним.

— Хватит дерьмовых разговоров. Расскажи об Эли. Как дела? — Я многозначительно приподнимаю бровь.

Потянувшись за бокалами для вина, он смотрит на меня.

— С прошлой недели ничего не изменилось. Мы все еще не трахнулись. Если это то, о чем ты спрашиваешь.

— Все еще? — смеюсь я.

— Зачем, как ты думаешь, я смотрю порно?

Схватив открытую бутылку вина из холодильника, я ставлю ее и смотрю на него.

— Что происходит? Почему такое долгое ожидание?

— Захватишь сыр?

Он отодвигает меня, чтобы взять крекеры с верхней полки.

— Картер.

— Потому что, — отвечает он, — мы оба хотим все сделать не спеша.

Я кладу сыр на стол и открываю вино.

— Медленнее и...

Он перебивает:

— Не говори этого. — Потянувшись, он берет кусок сыра, чтобы порезать его на разделочной доске. — Я уже знаю, что ты собираешься сказать, и поэтому пригласил его присоединиться ко мне на следующие выходные в путешествии к водопаду Ниагара.

Я ухмыляюсь, наливая вино в бокалы.

— Раздельные комнаты?

— Черт, нет. Это романтическая поездка, и если это не сдвинет дело с мертвой точки, то ничего не сможет.

— Картер Кинкейд в отношениях без секса? — дразню я. — Это неслыханно.

Пластиковая упаковка из-под крекеров громко шуршит, когда он высыпает их на тарелку. Поднимая глаза, он гримасничает.

— К слову о медленном продвижении. Ты уже перезвонила Лендону?

Я вернулась в город четыре недели назад. И это были продуктивные четыре недели. Я разговаривала с отцом бесчисленное количество раз. Хорошо, что я взяла своеобразный отпуск, чтобы остыть. Это помогло. Когда мы встретились, я сказала, насколько была в нем разочарована. Случившееся на самом деле меня не касалось, но мужчина, которого я подняла на пьедестал, исчез. Он все еще мой отец, и я не могу выкинуть его из своей жизни. В конце концов, он не встречается с Ванессой. Слава Богу, в ту ночь она была не с моим отцом. И он уволил ее, когда узнал, что она наговорила мне. Мне кажется, больше всего его ранило то, что она наговорила о Брэндоне.

Я также уволилась с работы, поступив по-взрослому и написав заявление за две недели.

Кроме того, я проводила большую часть дней в Бруклине, где живет моя мама со своим новым мужем. Они с Джошем поженились больше года назад и, хотя я присутствовала на их церемонии, не скажу, что с большим желанием. Я не прилагала усилий, чтобы узнать Джоша. Он действительно милый и забавный, а еще талантливый художник, который любит мою мать.

Мама, отец и я вчера все вместе ходили на могилу Брэндона. Наша семья медленно справляется с потерей и, хотя ничего больше не будет прежним, думаю, что мы все смирились с нашими чувствами, включая Кема.

Так что да, месяц и я ничего не слышала от Бруклина. Я звонила ему и оставляла сообщения. Первое было отправлено перед тем, как я села в самолет. В нем я сообщала, что рассказала Кему о нас. Во втором, сразу после приземления, я писала, что скучаю по нему. Третье было отправлено в ночь, когда я ложилась в постель и ненавидела бардак, который оставила после себя. Бесчисленное количество сообщений, но он так и не ответил ни на одно из них.

И да, пришло время его отпустить.

Я делаю глоток вина.

— Я звонила Лендону, — говорю Картеру. — Мы встречаемся завтра вечером.

Он приподнимает бровь.

— Думаешь, это хорошая идея?

Закинув кусочек сыра в рот, я пожимаю плечами.

— Это просто ужин.

— Хм...

— Что? — спрашиваю я раздраженно.

— Уверена, что готова двигаться дальше?

Я делаю еще один маленький глоток вина.

— Да.

— Амелия, я не так уверен насчет этого.

Прищурившись, я смотрю на него и говорю:

— У меня нет выбора. И технически его я встретила первым, так что просто двигаюсь назад.

Я пытаюсь рассмеяться, но почему-то не могу.

— Просто не обижай его.

Его слова жалят. Не думаю, что когда-либо обижала мужчину и не хочу этого знать. Но Лендон преследовал меня, так что, думаю, я задолжала ему это свидание. Больше не в состоянии обсуждать эту тему, я разворачиваюсь и направляюсь в гостиную с бокалом в руке.

— Идем, давай посмотрим телевизор.

Смотреть порно было легче столкновения с правдой...

Правдой о том, что я просрала свою жизнь, и она никогда не станет прежней.

Глава 37

ПОВЕЛИТЕЛЬ ПРИЛИВОВ

Амелия

Лендон — терпеливый мужчина.

На самом деле, если вы поищете обозначение слова «терпеливый», рядом вы увидите его симпатичный профиль. Никогда не встречала такого понимающего человека, как он. Это само по себе должно быть признаком того, что он — прекрасный принц, которого я искала.

Не знаю, что он видит во мне. Когда я его об этом спросила, он ответил, что что-то между нами говорит ему проверить, что из этого выйдет.

Романтично.

Правда ведь?

Мы встречались уже две недели, и он не давил на меня, принуждая к чему-либо, кроме поцелуя. Я рада, потому что совсем не готова вступить в новые отношения на физическом уровне. Морально — только до той степени, с которой я могла справиться.

Насколько же сильно это отличается от первого впечатления, которое он произвел в ту новогоднюю ночь, покоряя меня своими руками и языком.

Он и правда джентльмен.

Смелый.

Очаровательный.

Милый.

Понимающий.

Очень понимающий.

Несмотря на то, что я переезжаю в Калифорнию из-за предложенной братом работы, он говорит, что мы все равно можем построить отношения. В конце концов, он игрок и половину времени проводит в дороге, поэтому время вне сезона может проводить где угодно.

И да, это оно. Я приняла решение. Я переезжаю в Калифорнию. Там я чувствовала себя невероятно. В основном из-за определенного человека. Возвращение в город немного душило меня и день, когда я больше не смогла дышать, стал днем принятия решения.

Но я не к нему возвращаюсь.

Он больше не живет по соседству с Кемом.

Конечно, он — это Бруклин.

Ну вот, я произнесла его имя.

Уверена, вам хотелось знать.

Но это все, что я о нем знаю. Эту крупицу информации я получила от Макайлы. И даже тогда она пыталась ничего не говорить. Не то чтобы это имело значение; уверена, он уже давно забыл обо мне.

И, кроме того, если бы он все еще жил по соседству, это не имело бы значения, потому что я не хочу жить с братом. Приехав туда, я сразу собираюсь приобрести собственное жилье и осесть. Может, где-то в Лос-Анджелесе. Может, вблизи Кина и Мэгги; тогда мой брат не будет так обо мне беспокоиться.

Что касается работы с Саймоном Уорреном, то это не совсем работа мечты, но это первая ступенька в мир фотографии, и я очень благодарна за эту возможность.

Любопытно, как все происходит в жизни, но я встретила одного актера на провальной свадьбе Паркер/Беннет. Его зовут Джаггер Кеннеди. Он играет брата Джиджи в шоу «Где мой латте?» Она также засветился на большом экране несколько лет назад и обрел известность за роль Иана Дэниелса в ленте No Led Zeppelin.

В любом случае, его жена Аэри Дэниелс. Ее там не было, но она главный редактор журнала «Звук музыки», принадлежащего «Плану Б», которым я действительно восхищаюсь. Джаггер сказал найти их, если перееду в ЛА. Что в штате его жены есть фотографы и неизвестно, когда ей понадобится еще один.

Думаю, что в свое время я так и поступлю.

В конце концов, это работа мечты.

Играет музыка, на улице падает снег, а я в своей теплой квартире пакую последние коробки, когда звонит мой телефон. Я бросаю на него мимолетный взгляд со своей стороны дивана и практически роняю из рук бокалы для вина, когда вижу сообщение от Бруклина. В нем только два слова: «Мне жаль».

Два слова, переворачивающие мой мир.

Только тогда я понимаю, что песня по радио сменилась. Пытаюсь отвлечься, слушая ее. Подпевая, я заворачиваю бокал в коричневую бумагу и беру следующий. Последний. Самая последняя вещь, которая должна быть упакована.

Затем бросаю украдкой еще один взгляд, как будто эти два слова могут исчезнуть или превратиться во что-то другое, другие два, что-то похожее на «пошла ты». В конце концов, я рассказала брату о нас и, несмотря на то, что сделала это для Бруклина, не уверена, что он видит это в таком свете.

Внезапно я ни в чем не уверена.

Переезд.

Отъезд из города.

Жизнь так далеко от Картера, матери и даже отца.

Со слезами на глазах я осматриваю свою маленькую квартирку. Коробки, которые аккуратно подписал Картер, готовы к перемещению в хранилище, пока я обзаведусь жильем. Мебель, которую по настоянию Лендона обернули в тяжелый пластик, также ожидает утренней доставки на хранение. Я смотрю на голые стены. Пустоту всего этого.

И снова ловлю себя на размышлениях о своем решении переехать через всю страну.

Потными пальцами я кладу бокал и беру телефон. Крепко его удерживая, позволяю себе обдумать ответ.

Потом начинаю раздумывать над тем, должна ли я вообще писать в ответ. Минуты проходят, пока я стою замершая, подпевая песне, название которой вряд ли смогу назвать. А затем, словно знак свыше, который хочет, чтобы я сосредоточилась на своей жизни, песня снова меняется, но в этот раз я знаю название.

Слушаю песню «Два принца» группы Spin Doctors.

Текст очень схож с моей историей. Два принца. Одна принцесса. Выбор, который нужно сделать. И, возможно, даже долго и счастливо.

Только в отличие от сказки, моя история не начинается со слов «Давным-давно». Ох, как бы я хотела, чтобы так было. Дело в том, что в моей жизни было много событий, которые сделали меня той, кто я есть. Именно поэтому мне нужно решить множество вопросов, прежде чем я смогу добраться до конца. Но будьте уверены: это будет история любви в чистом виде.

Должна быть.

Как в песне обо мне и...

Единственном.

О том самом.

Можно подумать, что выбрать Мистера Правильного вместо Мистера Ох-какого-неправильного должно быть легко, но это не так.

При свете дня все это кажется таким понятным, но сейчас, во мраке ночи Мистер правильный кажется не таким уж и правильным, а Мистер Ох-какой-неправильный не кажется таким уж неправильным.

Я встретила одного раньше второго. Провела с одним больше времени, чем с другим. Теперь один готов к следующему шагу, но я не уверена насчет второго.

Ничто из этого не имеет значения.

Единственное, что важно — это мое сердце, и мне нужно заглянуть глубже, чтобы понять, что оно мне подсказывает. Двигаться вперед или идти назад. Господи, как бы я хотела знать.

Раздается звук дверного звонка.

Метнувшись к двери, я широко ее распахиваю, ожидая увидеть мать, отца, лучшего друга — кого угодно, кроме него.

Но вот он стоит с улыбкой на лице и букетом цветов в руке. Не успевая взять цветы, я смотрю на телефон, крепко зажатый в руке. На два слова, с которыми не знаю, что делать. Они от него. Другого мужчины.

Это не любовный треугольник и никогда им не был. Дело только о выборе.

Этот.

Или тот.

Мистер Правильный или Мистер Ох-какой-неправильный.

С неотвеченного сообщения я перевожу взгляд на лицо мужчины, а потом обратно на экран.

Кого мне стоит выбрать?

Я стою, колеблясь, мысленно возвращаясь к тому, как все это начиналось. Как я прошла путь от поиска правильного мужчины к тому, что не прошло и двадцати четырех часов, как нашла сразу двух.

Двух принцев, но только одному предназначено стать моим.

И я знаю, какому.

— Привет, — говорит он.

— Лендон, что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, принимая цветы, которые он протягивает.

Он широко улыбается.

— Мой рейс в Тампу отменили, и я подумал, что со всеми этими сборами ты сегодня еще не ела. Я прав?

Я киваю, пялясь на телефон. Рада, что он пробудет здесь дольше. Рада тому, что он все еще в городе, но не скажу, что я на седьмом небе от счастья.

— Тогда позволь накормить тебя.

Я осматриваюсь.

— Не знаю. Мне еще так много нужно сделать.

— Я настаиваю, — произносит он.

— Ладно.

Я улыбаюсь.

Положив цветы, я беру куртку, шапку и перчатки, и мы отправляемся в Виллидж.

Прогулка проходит под монолог Лендона о том, как прошел его день. Я слушаю. Или пытаюсь, все это время мое сердце стучит в ускоренном ритме, а ладони в перчатках слегка влажные, и я думаю о тех двух словах — «мне жаль» — и что они означают.

Мы останавливаемся в новом месте, которое называется «Суп и лапша», потому что Лендон был уже здесь и говорит, что куриный суп с лапшой взорвал его вкусовые рецепторы.

Здесь играет живая музыка. Какая-то инди-группа, которую я не знаю. Ресторан находится немного в стороне от улицы, и я даже не знала, что он там есть, но внутри симпатично и мне здесь нравится.

Когда хостес проводит нас к столику, Лендон берет меня за руку.

Помогает снять куртку.

Садится рядом, а не напротив.

Улыбаясь ему, я снимаю перчатки, приятно находиться в тепле.

Лендон заказывает нам два супа и порцию французского хлеба. С ним легко быть рядом. И он всегда веселит меня.

— Видишь? — спрашивает он, заканчивая рассказывать о своем расписании. — Это безумие.

— Так и есть, — отвечаю, мои мысли о Бруклине и вопросе, почему он вообще потрудился написать мне.

— Это сумасшествие, но оно того стоит.

Я смеюсь.

— Может, это потому, что ты слегка безумен.

Он подвигается немного ближе.

— Это плохо?

Ложкой я разгребаю лапшу, оставшуюся в моей тарелке.

— Нет, совсем нет.

— Хорошо, — говорит он, отставляя свою тарелку.

Вытираю салфеткой рот и смотрю на него.

— Мне, наверное, стоит вернуться домой. Нужно закончить сборы.

— Да. Спасибо, что ненадолго присоединилась ко мне.

Покинув ресторан, мы идем молча, сопровождаемые паром от нашего дыхания и следами, которые оставляем на тротуаре, покрытом слякотью. В какой-то момент после подачи нашего заказа внимание Лендона сменилось, но мои мысли там, где и были весь вечер — в телефоне. Все еще решаю, стоит ли отвечать на сообщение, и ищу знак о том, что «мне жаль» не означает абсолютное завершение, хотя не уверена, что это так.

Вернувшись ко мне домой, Лендон останавливается в дверях. Я отворачиваюсь, когда он наклоняется поцеловать меня.

— Амелия, — произносит он мягким голосом. — Я больше не собираюсь звонить тебе. Кто бы ни занимал твои мысли, это не я. Но если что-то не сложится, позвони. Кто знает, возможно, для нас просто еще не наступило время.

По моим щекам бегут слезы, я поднимаюсь на носочки и нежно целую его в щеку.

— Спасибо, Лендон. Спасибо за то, что заметил того, что не замечала я.

Он смеется.

— Хотелось бы мне сказать обратное, но парень в твоих мыслях — это тот единственный, с кем тебе стоит быть.

Закрыв дверь, я прислоняюсь к ней и достаю телефон. Снова перечитываю сообщение и в этот раз отвечаю: «Почему ты отпустил меня?», но не отправляю.

А потом закрываю глаза и шепчу в темноту:

— Мой Принц.

Глава 38

КАЖДОМУ СВОЕ

Бруклин

Дежурная шутка Голливуда заключается в том, что использование стандартного формата написания сценария гарантирует, что он будет прочитан.

Шрифт Courier, размер двенадцать является необходимостью.

Перфорированная бумага с тремя биндерами6.

Примерно от девяноста до ста двадцати страниц.

Обложка важна, хотя не всегда.

Да, чтобы не рисковать, я отдал рукопись Блейку Джонсону в таком формате в день, когда ушла Амелия. И он сказал «да».

Да.

«Фанатка» получила зеленый свет!

«Да» пришло почти шесть недель назад, через пять дней после ухода Амелии, если быть точным.

И каждый из этих дней я надрывал задницу, доказывая себе, что подхожу ей.

Что могу быть ответственным.

Что я вырос.

Повзрослел.

Я выехал из дома Мэгги, чтобы быть ближе к студии. И, по правде говоря, чтобы быть одному. Я арендовал кондо в Западном Голливуде, владельцем которого мог стать по желанию.

Блейк продюсирует «Фанатку», а значит мы движемся со скоростью света. Актеры уже утверждены и по моей просьбе Келлана играет Чейз Паркер. Моя мама — режиссер, продюсер — Скотт Эдвардс.

Подготовка производства идет полным ходом. В процессе поиск места съемки, раскадровка, производственные графики, разрешения, бюджет и многое другое.

На стадии завершения производственный дизайн, художественный, костюмы и последние изменения сценария.

Покупка кинопленки, сбор съемочной группы, найм поставщика провизии, аренда звуковых сцен и оборудования — все почти готово.

Съемки вот-вот начнутся.

А потом будет постпродакшн, сведенный к минимуму, чтобы выпустить фильм к ноябрю.

С такой занятостью не могу поверить, что согласился сегодня встретиться и пообедать с Кином. Я шагаю по коридору офиса Саймона Уоррена на Мелроуз и открываю кабинет брата, чтобы убедиться, что он готов.

Но там не он.

Представьте себе мое удивление, когда за столом Кина я вижу Кема. Я избегал его со дня нашей драки. Пропускал семейные обеды и сбрасывал его звонки.

По правде говоря, я чувствую себя дерьмом за то, как поступил.

Я не раскаиваюсь в том, что было между мной и Амелией, но мне стоило поступить как мужчине и с самого начала все рассказать ее брату. Доказать, что я не был мудаком, которым меня все считали.

Я запинаюсь.

— Что это значит?

— Нам нужно поговорить, — произносит Кем, встав и положив ладони на стол.

— Да, нужно, — отвечаю я, облокачиваясь на стену и скрещивая руки на груди.

Не то чтобы мне нравилась засада, но я знаю, что настало время вскрыть карты.

— Так говори, — кратко отзывается Кем.

Разжимая руки, я подхожу к нему, останавливаюсь с другой стороны стола и сажусь в кресло.

— Прости.

Он молча кивает.

— Я облажался. Мне стоило рассказать тебе о том, что было между мной и твоей сестрой.

Он щурится.

— А что именно было?

В его голосе звучит вызов. Что-то типа: «Скажи, что она была твоей игрушкой, и я отрежу тебе яйца».

С тяжелым вздохом, я потираю челюсть.

— Мы... — я делаю паузу, проводя рукой по лицу. — Все началось как простое развлечение.

Все его тело напрягается.

Я быстро добавляю:

— Или так я себе говорил. Но это никогда не было просто развлечением. Она очень особенная, и я знал это с того момента, когда увидел ее у тебя на пороге.

— Но все равно удерживал ее на расстоянии?

Его тон злой.

— Да. Я был трусом. Я говорил, что это из-за тебя, но я тому причина. Я знал, что не подходил ей.

— И почему ты так считаешь?

— Потому что я влюблен в нее, — говорю я прямо, удивляя даже самого себя, но знаю, что это правда.

Он щурится.

— И поэтому отпустил?

— Да, она заслуживала большего.

Вот почему я надрывал задницу. Поэтому я не могу выкинуть ее из головы. По этой же причине я написал ей сообщение.

Присаживаясь, он сцепляет руки, и уголки его губ опускаются еще ниже.

— Это действительно пиздец.

Теперь прищуриваюсь я.

— Иди на хер, не тебе судить. Я люблю ее и хочу лучшего для нее. Я думал, именно ты это поймешь.

— Я не сужу. Просто, раз уж ты ее любишь, то показываешь это забавным способом.

Он сухо смеется, а я тщательно продумываю свой следующий шаг. Могу сказать ему, чтобы отвалил, и что сестра она ему или нет, я хочу ее, или могу сохранять спокойствие, как мужчина.

Почти инстинктивно мой взгляд двигается к стене и коллажу из фотографий, который повесила Мэгги. На нем вся наша счастливая, маленькая нетрадиционная семья. Все мы сидим у костра на пляже. В рождественское утро, когда Мэгги раздала носки, которые попыталась связать, будучи беременной. Это больше походило на подогреватели задницы, если бы такая вещь существовала. Жизнь, которую мы построили, потому что у нас больше никого не было. Жизнь, частью которой я отчаянно хочу оставаться. Конечно, у меня всегда будет брат, но я хочу Кема и Макайлу тоже. И Амелию. Я прочищаю горло, эмоции овладевают мной, а затем задерживаю взгляд на Кеме.

Серые глаза, такие похожие на глаза его сестры, смотрят на меня с прищуром.

— Игнорировать ее последние шесть недель — это неправильный путь, чтобы отвоевать ее назад.

Сквозь меня пробегает шок.

— Ты нормально к этому относишься? В смысле, если мы с ней будем вместе?

Кем качает головой.

— Ради Бога, она же моя сестра. Меня беспокоит только ее счастье, а раз ты делаешь ее счастливой, на что мне жаловаться?

Я пялюсь на него с открытым ртом.

Кем глазеет в ответ.

— Ты не слишком веришь в нашу дружбу, Бруклин, или в себя, если на то пошло.

Я хлопаю рукой по столу.

— Чушь собачья. Последнее, чего я хотел, это своими действиями разрушить семью, которую мы построили. Это, черт возьми, единственное, что у меня когда-либо было.

Кем обходит стол и становится рядом, протягивая руку.

— Так не делай этого. Думаю, ты отличный парень, Бруклин. Я был бы счастлив, если бы моя сестра осталась с тобой. Уверен, она того же мнения. Если спросишь, то ты единственный, кто считает это невозможным. Тот, который считает ее не из своей лиги.

— Здесь все в порядке? — В дверном проеме стоит Кин.

Я смотрю на него, потом — на Кема.

— Да, думаю в порядке.

— Это значит, ты снова начнешь приходить по воскресеньям на ужин в Лагуну? Потому что я задолбался убирать все сам.

— Пошел ты, ушлепок, — отвечает Кем. — Я помогаю.

Кин облокачивается на стену и подпирает ее ногой.

— Ага, точно, твоя помощь заключается в том, что ты лежишь на диване и разогреваешь телевизор.

— Хрень какая, — отвечает Кем и смотрит на меня. — Расскажи ему, Бруклин. Скажи, как много я помогаю.

Я гримасничаю.

— Кин прав. Ты, в самом деле, почти все время смотришь футбол.

— Пошел ты, — отзывается он с улыбкой. — И чтобы ты знал, через несколько часов приезжает моя сестра.

— Правда? — спрашиваю я.

Он поднимает бровь.

— Да, она переезжает сюда. И что ты будешь с этим делать?

Я начинаю ходить по ровной линии между братом и лучшим другом.

— Не знаю. Думаешь, она будет со мной разговаривать?

— Не уверен, — выдыхает Кем. — Она говорила, что вчера ты написал ей, но она не знала, что с этим делать.

Я останавливаюсь и сажусь на один из стульев рядом с ним.

— Ага, но когда она не ответила, я подумал, что так она посылает меня.

— Ты знаешь, что говорят насчет предположений, — ухмыляется Кем.

Неожиданно Кин подхватывает меня под руки.

— Прекрати вести себя как тряпка и иди заполучи девочку. Блять, ты пишешь фильмы о жизни. Не хочешь узнать, чем это закончится?

Вставая, я стряхиваю его хватку и ухмыляюсь ему.

— Да, придурок.

— Так скажи мне, — настойчиво требует Кин с улыбкой в голосе.

— Единственно возможным способом. Мной, заполучившим девчонку, — отвечаю я и выхожу за дверь в направлении аэропорта.

Чтобы забрать свою девочку.

Глава 39

НЕСПЯЩИЕ В СИЭТЛЕ

Амелия

Аэропорт больше похож на шоппинг-центр, чем на место, в которое прибывают люди из своего пункта назначения и путешествуют дальше.

Белая плитка блестит под ногами, когда я прохожу через главные ворота. Повсюду толпятся люди. Глядя вправо, вижу стеклянные лифты, направляющиеся на верхние этажи на ресторанный дворик. Слева от меня большое открытое пространство со стульями, обитыми синей тканью, занятые телефонами, ноутбуками и планшетами люди.

Воздух прохладный и только слабый аромат, доносящийся из ресторанной зоны, добавляет этому месту запаха.

Я продолжаю идти, следуя указателям, к выдаче багажа. Аэропорт очень отличается от ЛаГардиа; слово «симпатично» описывает его лучше всего.

Некоторые лестницы ведут на открытую смотровую площадку, где дети наблюдают за взлетом и посадкой самолетов. Для них установлены телескопы, а задняя стена — стеклянная. За телескопами — модель аэропорта с обозначенными на ней взлетно-посадочными полосами.

Передо мной стоит группа пожилых женщин в футболках с надписью «Лас-Вегас», обнимающие своих внуков.

В балетках и узких джинсах я передвигаюсь быстро, стремясь получить багаж и еще больше — начать новый этап своей жизни.

Телефон сигнализирует о полученном сообщении, и я останавливаюсь, чтобы достать его из кармана. Предполагая, что это Кем сообщает о том, что уже рядом, я удивляюсь, увидев, что сообщение от Бруклина и еще больше меня поражает то, что он просит меня посмотреть налево.

Мое сердце начинает бешено колотиться.

У меня перехватывает дыхание.

Когда наконец поворачиваю голову, вижу его, спускающегося на эскалаторе. Когда выдыхаю, дыхание задерживается на губах на секунду, и я просто забываю, как дышать.

Застыв на месте, я стою посередине заполненного аэропорта, тепло наполняет все мое тело. Несколько мгновений я не двигаюсь, не зная, что делать.

С пересохшим ртом я облизываю губы и жду, неуверенная. Что это значит? Что он здесь делает? Как он узнал, что я приезжаю?

Как только Бруклин сходит с эскалатора, его взгляд ловит мой и удерживает; все это время он шагает ко мне со странной решимостью. В нем что-то изменилось, как будто его задумчивый взгляд трансформировался во что-то другое. Что-то более мягкое, и все же эти голубые глаза бурлят уверенностью, которой я восхищаюсь.

При виде этого прекрасного лица и красивого рта во мне что-то щелкает, и восторг берет верх.

Внезапно я словно нахожусь на американских горках с ветром, бьющим в лицо и все, чего я хочу — подниматься выше, ехать быстрее и никогда не останавливаться.

С сердцем, бьющимся со скоростью миля в минуту, я начинаю бежать ему навстречу так быстро, как только могу. Теперь я уже не на горках. Вместо этого, я на краю самого высокого здания и собираюсь прыгнуть. Если он меня не поймает, я все же попыталась.

Словно в кино, мы встречаемся посередине заполненного аэропорта, и когда я кидаюсь к нему, он ловит меня, обхватывая руками.

Он не позволяет мне упасть.

Это и правда выглядит, как в дешевом фильме, где мы снимаемся, играя влюбленную пару.

Бруклин зарывается лицом мне в шею и кусает. Я, в свою очередь, обнимаю его и сжимаю так крепко, как только могу. Потом он отпускает меня и достает мешочек из кармана. Смеется, заглядывая внутрь.

— Я принес тебе печенье, но оно раскрошилось.

Я забираю у него мешочек и снова оборачиваю вокруг него руки.

— Что ты здесь делаешь?

В этот раз, отступив, он держит руки на моих бедрах.

— Я пришел сказать тебе, как чертовски сожалею и встать на колени, если это будет означать, что ты простишь меня.

Я не отвечаю, потому что не могу, потому что слова застряли в горле, но он медленно начинает опускаться на колено. Я останавливаю его. Мое сердце наполняет радость, и в глазах появляются слезы.

— Бруклин, конечно, я прощаю тебя. То неправильное, что произошло между нами, не только твоя вина. Но и моя. Но ты должен поверить мне, те сообщения были невинными...

Он прерывает меня, положив палец на губы.

— Больше ни слова об этом. Больше никаких правил. Больше никаких мыслей о том, что это не по-настоящему и уж точно никаких тайн.

Толпа вокруг нас сгущается — приземляется следующий самолет или, может, взлетает. Но мы все равно не двигаемся. Мы стоим в центре аэропорта, касаясь друг друга и не сводя друг с друга глаз, а затем он захватывает мой рот в легком поцелуе, из-за которого начинают дрожать коленки. Притянув ближе, он целует меня жестче и требовательнее. Я вцепляюсь в него так же яростно, как он в меня.

Это не то приветствие, которого я ожидала. Оно намного лучше. Но потом я осознаю, что, прежде чем окунемся в наше «долго и счастливо», нам нужно кое-что уладить.

— Сэр Одуванчик, — говорю я ему в губы.

— Да, принцесса Амелия? — бубнит он со смехом.

— Ты — мой Мистер Правильный, и я хочу, чтобы ты стал моим Прекрасным Принцем. Ты можешь это сделать? — спрашиваю я.

Бруклин улыбается. Искренняя улыбка, предназначающаяся только мне.

— Думаю, могу, но сначала я должен кое о чем тебя спросить.

Из моих глаз текут слезы, когда я смотрю на мужчину, который однажды в возрасте десяти лет женился на мне.

— О чем? — спрашиваю я, разрывая объятия, чтобы вытереть слезы со щек.

Взяв мои руки в свои, он накрывает ими мои слезы радости, и потом эти голубые глаза находят мои.

— Я люблю тебя, Амелия и хочу, чтобы ты стала моей. Ты можешь это сделать?

На этот раз, бросаясь на него, я практически сбиваю его с ног.

— Да, я могу это сделать. И я тебя тоже люблю.

И вот так мой принц, трансформировавшийся в жабу, затем — в лягушку, снова обернулся принцем и пришел, чтобы стать моим.

Возможно, это не лучшая история Золушки, но она невероятно близка к ней.

Вы так не думаете?

Я так точно — да.

Эпилог

В ЦЕНТРЕ ВНИМАНИЯ

Амелия

Любовь бывает разных оттенков. Иногда всепоглощающей и жестокой, временами — безрассудной и беспорядочной, а иногда — милой и идеальной.

Голливуду, естественно, нравится каждый градиент — от любовных треугольников до романов на расстоянии и подростковой похоти, на которую вы только можете надеяться. А иногда они даже любят причудливые романы в стиле «найди свою любовь, когда меньше всего этого ожидаешь», как в случае с «Фанаткой».

Лимузин забирает нас в три часа, и мы едем по ощущениям миллион миль. Как только добираемся до ЛА, движение становится еще более медленным, потому что все улицы перекрыты.

За квартал до места назначения нашу машину останавливают, обыскивают и мы на финишной прямой. Вокруг меня водоворотом кружит волнение. Не могу поверить, что мы здесь. Все, что могу делать — сжимать руку Бруклина и в изумлении смотреть в окно.

Гигантская статуя Оскара высотой в двадцать четыре фута вырисовывается возле кинотеатра Dolby, и я внезапно перестаю ощущать свою руку, потому что Бруклин сжимает ее слишком сильно. Тяжело поверить, что мы здесь. Там, где все взгляды мира сосредоточены на этих статуэтках с самой ожидаемой церемонией года, до начала которой считанные минуты.

Сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди. Я смотрю на Бруклина и улыбаюсь. Он выглядит таким встревоженным. Накрыв свободной рукой наши соединенные руки, я говорю:

— Я люблю тебя.

Его свободная рука накрывает мою, он отвечает взаимностью и наконец дарит мне легкую улыбку.

Прежде, чем понимаю, мы уже снаружи автомобиля. Кто-то толкает в руку Бруклина билет, чтобы можно было позже забрать машину, и он кладет его в карман. Я прикрываю глаза и смотрю вправо. Все так нереально. На мили и мили видны черные лимузины. И фотографы. Вспышки мигают, как ненормальные, когда пытаются поймать каждый шаг каждой звезды. А звезды повсюду. Все останавливаются позировать с идеально уложенными волосами, роскошными нарядами и дизайнерскими образами, каждая женщина выглядит, как принцесса, а каждый мужчина — как принц.

Гламур и изыск повсюду. Я чувствую, что хочу взорваться блестками, настолько счастлива.

Я смотрю на Бруклина, своего брата и Кина, и понимаю, что ни один из нас не знает, что делать дальше.

В тот же момент женщина с наушником в черном костюме спрашивает:

— Бруклин?

Он кивает, и женщина представляется, добавляя:

— Я только что вернулась, проводив Эмму внутрь. Какое приятное совпадение. Хотите, я проведу вас?

— Да, это было бы здорово, — отвечает он.

Она смотрит на папку.

— Хотите пройти мимо камер?

Он колеблется всего секунду перед ответом.

— Да.

Мы все вместе делаем несколько шагов, направляясь к толпе. Мы так нервничаем, что никто не произносит ни слова.

Никаких шуток.

Или похлопываний по плечу.

Или пинков.

Только трясущиеся ноги, которые с каждым шагом все больше приближают нас к цели. Чем сильнее приближаемся, тем чаще блуждает мой взгляд, и я все больше охватываю свое окружение. Слева от меня установлены большие трибуны, чтобы зрители могли видеть, как все выходят из автомобилей на дорожку и начинают идти к зрительному залу.

Каждый из зрителей таращится и ахает, пока мы идем по красной дорожке. Смотрю на звезд, которые впереди нас проходят через коридор фотографов, время от времени останавливаясь попозировать. Некоторые останавливаются по пути, чтобы дать интервью орде съемочных групп теленовостей и репортерам развлекательных программ, а другие просто проходят мимо, чтобы войти в палатку и пройти охрану перед тем, как войти в кинотеатр.

Внимательная пресса восхищена Бруклином. Принц Голливуда на красной дорожке и в этот раз не в качестве гостя одного из своих знаменитых родителей. Это все он, и Голливуд любит свою элиту. В конце концов, мы вчетвером находимся в Киноакадемии по трем очень хорошим причинам.

Первая: «Фанатка» номинирована в категории «Лучший оригинальный сценарий». Вторая: Чейз Паркер номинирован в категории «Лучший актер». И номер три: Эмма Фейрчайлд номинирована за режиссуру.

Когда репортер Entertainment Tonight спрашивает, что на мне надето, нервы зашкаливают. Но потом смотрю на свое платье и улыбаюсь. На мне красное платье без бретелек с белыми вышитыми надписями. Джордан Картрайт, ведущий дизайнер дома «Саймон Уоррен», изготовил его специально для меня. Надписи — это цитаты из «Фанатки». Я отвечаю и знаю, что это очень важно для Саймона Уоррена, потому что мой брат не может перестать сиять.

На повороте красной ковровой дорожки мы останавливаемся. Снова вспышки фотокамер. Рука Бруклина обернута вокруг меня, и мы позируем так же, как только что делали наши предшественники.

Обожающие фанаты кричат, как сильно любят «Фанатку». Пресса спрашивает, будет ли сиквел. Бруклин улыбается, машет, позирует и отвечает на каждый вопрос с уверенностью, которая привлекла меня в нем в момент, когда он обнаружил меня на пороге дома моего брата.

Красная дорожка заканчивается, и нас сопровождают в палатку охраны, где мы должны показать свои карты-идентификаторы.

Пока ждем следующего шага на линии безопасности, Бруклин сжимает мою талию и наклоняется вперед. Меня атакует его чистый запах, и голова автоматически поворачивается к нему. Когда я делаю это, его рот скользит по моей линии подбородка, а губы легонько порхают по коже.

Прижимаясь к моей спине, он щиплет мочку уха, вызывая дрожь и мурашки по всему телу, и шепчет:

— Я как следует оттрахаю тебя в этом платье, когда мы вернемся домой.

Ого. Это звучит так... маняще. Я кручусь сильнее и сгибаю колено, позволяя раскрыться разрезу на платье и показать одну из туфель на супер-высоком каблуке.

— С туфлями на мне? — спрашиваю я хрипло, волнение отчетливо слышно в моем голосе.

— О, да, — бормочет он. — Однозначно в туфлях. На самом деле они будут единственным, что на тебе надето, когда ты будешь выкрикивать мое имя.

Очередь начинает двигаться, и наши грязные разговорчики откладываются на время, несомненно, величайшей ночи в жизни Бруклина.

Нервничая, он берет меня за руку и провожает через толпу людей. Он выглядит невероятно красивым в смокинге, как Кин и Кем.

Чтобы провести нас троих на церемонию, потребовалось немало усилий со стороны матери Бруклина.

К сожалению, Макайла и Мэгги не смогли присутствовать — недостаточно билетов — но они дома с Пресли, который пошел и теперь во все врезается. Им придется довольствоваться телевизором.

В кинотеатре Dolby нижний этаж и над ним — три бельэтажа. Я смотрю на бесконечный потолок. Это место огромное и такое элегантное. Сияющая сцена, повсюду свет и на мили и мили — сиденья.

Среди множества платьев, смокингов и бокалов с шампанским здесь много голливудской болтовни. В основном о том, какой перерыв на рекламу лучше подходит, чтобы сбежать в бар. Это заставляет меня захихикать.

На входе давка, потому что бестелесный голос объявляет, что церемония награждения начнется через пять минут.

Найдя наш ряд, Бруклин еще сильнее сжимает мою руку. Теперь он так заметно нервничает, что мне бы хотелось усесться ему на колени и помочь расслабиться, покрывая поцелуями все его лицо. По понятным причинам я не могу, поэтому сжимаю его руку и шепчу:

— Ты это заслужил.

Мы сидим сзади с другими неизвестными. Бруклин — слева от меня, Кем — справа, а слева от Бруклина — Кин. Мы вчетвером смешались с остальной командой «Фанатки».

Эмма поворачивается со своего ряда перед нами и дарит обоим сыновьям теплую улыбку. Когда она берет руки Бруклина в свои, ее глаза наполняются слезами.

— Я так тобой горжусь, — говорит она с подлинным волнением в голосе.

Он в ответ пожимает ее руку.

— Я люблю тебя, сынок, — говорит она голосом, полным эмоций.

— И я люблю тебя, мам, — отвечает он.

Пропасть, образовавшаяся между Бруклином и его матерью с подросткового возраста, медленно уменьшается. Теперь она присоединяется к нам на воскресных обедах. С другой стороны, его отец попросил о роли в фильме. И хотя Бруклин настаивал на роли отца Келлана для него, тот так ни разу и не добрался на репетицию.

Осознав, что его отец должен хотеть сам себе помочь, Бруклин признал, что не может нести ответственность за Тодда Джеймса. Также он больше не боится идти по его стопам. Благодаря этому с его широких плеч свалился огромный камень.

Внезапно начинает играть музыка, зажигаются огни, приподнимается занавес и голос произносит:

— Дамы и господа, в Голливуде и на холмах, это церемония «Оскар».

Возникает небольшая пауза и Бруклин вытирает руку, которую я не держу, о переднюю часть брюк. Он наклоняется и говорит:

— Я здесь благодаря тебе, и что бы сегодня ни произошло, я запомню этот день навсегда.

Когда ведущий этого года появляется на сцене в длинных купальных шортах, с намазанным под глазами солнцезащитным кремом и доской для серфинга под мышкой, все зрители положительно на это реагируют и громко кричат.

Ведущий начинает пародию на все фильмы, представленные в этом году.

Скрестив пальцы, я крепко держу руку Бруклина, когда на сцену выходит первый актер, чтобы представить номинацию «Лучший актер второго плана. За ним — «Лучшая актриса второго плана».

На сцену возвращается ведущий, но теперь в смокинге, и рассказывает, как определяются победители номинаций. А потом выходят две кинозвезды, чтобы представить лучший оригинальный сценарий. Они начинают с того, что сценаристы — это основа индустрии, и все аплодируют. Они добавляют:

— А еще мы думаем, что все вы невероятно горячи.

Все хихикают, но не я. Вместо этого я думаю: «Вам ли не знать».

Одна из актрис объявляет:

— Представляем номинантов за лучший оригинальный сценарий.

На экране показывают пять типичных голливудских рукописей, а потом в зале становится невероятно тихо.

— И «Оскар» получает... — говорит в микрофон вторая актриса, доставая листок из конверта, — «Фанатка», Бруклин Джеймс.

— Твою мать, — шепчет он в состоянии шока.

— О, боже! — визжу я, по лицу текут слезы.

Зал взрывается аплодисментами, как и мое сердце. Все еще не отойдя от шока, он поворачивается, чтобы поцеловать меня, потом — к своему брату, который крепко его обнимает, а затем — снова ко мне.

Вокруг нас гаснут вспышки, когда начинает играть музыка и Бруклин, стоя, вытаскивает маленькую бархатную коробочку и кладет ее мне на колени. Когда он наклоняется, его голос одновременно хриплый и возбужденный.

— Все это благодаря тебе, Амелия Уотерс, и я хочу прожить остаток жизни в процессе написания нашей истории.

Поспешив на сцену, он берет «Оскар». Стоя там, в оцепенении, он осматривается, спокойный, а любовь и поддержка Голливуда окружает его.

Подойдя к микрофону, он начинает, останавливается, потом начинает снова.

— Мне столько людей нужно поблагодарить за победу, — говорит он и начинает благодарить Райана Герхардта, Блейк Джонсон, Чейза Паркера, своего брата, лучшего друга, продюсеров, актеров, съемочную группу. Он прерывается. — А еще хочу поблагодарить свою маму, Эмму Фейрчайлд за то, что показала мне, что чтобы чего-то добиться, нужно работать.

Начинает играть музыка, возвещающая о подведении итогов, но Бруклин поднимает руку вверх.

— Мне нужно поблагодарить ещё одного человека, и это любовь всей моей жизни. Без нее меня бы сегодня здесь не было, и я надеюсь, что когда она откроет коробочку, оставленную мной у нее на коленях, она скажет «да» и согласится стать моей навеки.

Все поворачиваются в мою сторону, и мои щеки вспыхивают. Со всех сторон летят громкие поздравления и приветствия, но я абстрагируюсь от них и фокусируюсь на мужчине, который возвращается ко мне.

Высокий и привлекательный, красивый и удивительный, мой Прекрасный Принц подходит ко мне и, вместо того чтобы сесть на место, он кладет на него «Оскар», становится на одно колено в заполненном кинотеатре и открывает бархатную коробочку, которая минуту назад была у меня на коленях.

— Ты выйдешь за меня? Станешь моей принцессой на веки вечные?

Я смотрю на сияющее кольцо.

— Ох, Бруклин. Да. Да, я выйду за тебя.

Ведущий обращается к аудитории, и мы перестаем быть в центре внимания, пока церемония продолжается.

Мое же внимание остается прикованным к Бруклину, доставшему кольцо из бархатной коробочки и надевающему его на мой дрожащий палец.

— Обещаю, — произносит он, — что мы будем жить в невероятном счастье.

Я оборачиваю вокруг него руки и шепчу ему в ухо:

— У меня нет никаких сомнений, что так и будет.

Некоторые сказки начинаются с того, как вы целуете жабу, а потом еще и еще. Некоторые — с поиска Прекрасного Принца и огромной надежды на то, что вы его найдете. А некоторые сказки начинаются с того, что вы натыкаетесь на Мистера-такого-Неправильного, который на самом деле и был вашим Принцем Голливуда все это время.

Вы просто этого не знали.

Но теперь знаете.

И не это ли самое прекрасное окончание, о котором может просить принцесса?

Думаю, да.

Notes

[

←1

]

Mashed potato dance – популярный в Америке танец 60-х годов

[

←2

]

Игра слов в английском языке. Героиня сначала говорит “furry tail”, что значит пушистый хвост и по произношению очень похоже на “fairy tale”, что означает «сказка»

[

←3

]

Публичное выражение привязанности

[

←4

]

Striptease — от слов strip — раздеваться, tease — дразнить

[

←5

]

Отсылка к песне Тины Тернер Nice and Rough

[

←6

]

Биндер — зажим для бумаги.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg