«Высокие маки»

Глава 1

— Нет, прекрати! Нельзя!

Нина решительно отскочила. Она не поднимала глаз, желая скрыть предательский блеск расширившихся зрачков. Лицо пылало от желания, но все происходило слишком быстро.

— Ну давай, милая, помоги же мне, — требовал Джефф.

Голос его стал хриплым, по приподнявшимся спереди спортивным фланелевым штанам было ясно, что с ним творится. Нина пыталась хладнокровно относиться к происходящему, как это делали Джуди, Мелисса и другие девчонки, пользующиеся успехом в школе. Но она не могла не думать о боли, а боль возникнет, когда это окажется внутри ее. «Может, оно даже и не войдет», — встревоженно подумала Нина. Вчера ночью она осмотрела себя в ванной перед зеркалом. Все такое маленькое… Он может разорвать ее пополам.

— Ты просто сводишь меня с ума, — тяжело дыша, бормотал Джефф, засунув руку под ее школьный темно-красный, как бургундское вино, блейзер и нащупав пышные груди.

На ней был лифчик из грубой Ткани и шотландская юбка на размер больше — так она старалась скрыть тонкую талию и пышные округлости сзади. Но ничто на свете, никакие усилия Нины не могли в этом помочь.

Джефф самодовольно ухмыльнулся, почувствовав, как затвердели ее соски под его пальцами…

С баскетбольной площадки он направился в бассейн, поплавать. Там он и увидел Нину, которая отмахивала свои ежедневные двадцать кругов. Девушка думала, что она в бассейне одна, а Джефф спрятался в углу и наблюдал. Кто бы мог подумать! У Нины Рот, зубрилки, учившейся на благотворительную стипендию, фигура как у девушки месяца! Вот это да! Он не мог поверить своим глазам. Вода стекала с волос по дешевому черному купальнику, мокрая ткань облепила пышные тугие груди, тонкую талию и широкие бедра. А какие длинные и красивые ноги у этой Нины Рот! Он почувствовал, что желание стало нестерпимым, плоть забилась, готовая разорвать ткань штанов; Джеффу пришлось скользнуть в мужской туалет и дать выход своим чувствам… Это было три недели назад.

— Не здесь, — сказала она, посмотрев вдоль коридора и пытаясь отступить. — Кто-нибудь увидит…

— Ну и что? — мрачно спросил Джефф. Нина трудновато уламывалась для девчонки, за которой никогда никто не ухаживал. Иногда он даже сомневался, стоит ли она его стараний. За Джеффи гонялась целая стая стройных худощавых блондинок, которые отчаянно заигрывали с ним и готовы были на все, чтобы оказаться с ним в постели. — Я тебе что, безразличен?

— Ты же знаешь, что нет…

Зазвенел звонок, извещая о третьей перемене. Нина отскочила от Джеффа; ребята толпой вываливались из классных комнат.

— Мне надо идти, у меня физика. Встретимся позже…

К шкафчику Джеффа пробиралась Мелисса Патгон со стопкой розовых папок, разукрашенных бабочками. Мелисса была тоненькой блондинкой, быстрой, уверенной в себе, поимевшей дело с большинством парней в классе.

Она всегда говорила, что станет актрисой или моделью.

— Эй, Джеффи… Мы тут собираемся сходить посмотреть то самое кино, «Ярость». Не хочешь пойти с нами? — Она зазывно улыбнулась и отбросила светлый локон, упавший на глаза.

Джефф Глейзер покачал головой, но ему понравился оценивающий взгляд девушки, скользнувший по его мускулистой груди. Мисси1 и ее подружки никогда не пропускали футбольных тренировок.

— Я собираюсь прошвырнуться в парке.

— С Ниной Рот?

Наманикюренными ноготками Мелисса крутила золотое кольцо на пальце. Он чувствовал аромат «Шанель № 5», смешивающийся с запахом чисто вымытых волос. Его матери наверняка бы понравилась Мелисса. Джефф пожал плечами.

— Не знаю, что ты в ней нашел. Она интересуется одной математикой, — бросила Мелисса и, тряхнув светлыми кудрями, умчалась.

Правильно! Но в сравнении с Ниной Мелисса походила на макаронину…

Джефф Глейзер захлопнул дверцу шкафчика.

Оказавшись в тихом, тускло освещенном классе, Нина глубоко вздохнула. Она ощутила запах мела, политуры, дезинфекции и попыталась сосредоточиться на словах сестры Бернадетт. Вообще это был один из ее самых любимых уроков. Сестра Бернадетт занималась научной работой и была настоящим математиком. Здорово учиться у такой, как она. Но не сегодня. Ученики скучали за партами, ерзали, рисовали на полях, поглядывали украдкой на часы. Ряды аккуратных темно-красных блейзеров и крахмальных хлопчатобумажных рубашек были повернуты к учителю, но глаза, устремленные на доску, на которой сестра писала мелом уравнения, были стеклянными.

Колледж Святого Михаила Архангела был устроен по-старомодному. Большой, безликий, дорогой, он считался одним из самых престижных учебных заведений на Парковом склоне. Самые богатые родители Бруклина отправляли сюда своих чад, платили за монахинь, за форму, за католическое образование. Правда, большинству из тех, чье обучение оплачивали фонды, не важно было вероисповедание сестры Бернадетт, поскольку они были атеистами или принадлежали к англиканской епископальной церкви.

Некоторые приподнимались со скамеек и вытягивали шеи, чтобы посмотреть на Нину, эту скучную зубрилку в помятой форме. Ясное дело, она донашивала чужую.

Хотя Нина никогда не беспокоилась о том, как выглядит, с головой погруженная в свои дурацкие учебники…

— Итак, сумма углов будет…

Тишина.

— Нина?

Девушка вскочила, пытаясь вырваться из плена непривычных ощущений: она до сих пор чувствовала руки Джеффа на своей груди. Лицо у нее от смущения стало пунцовым.

— Извините, сестра.

Тонкие губы учительницы сложились в трубочку.

— Нина, о чем я спросила? Какой вопрос я задала?

— Я… я не знаю, сестра.

— Неудивительно. Ты мысленно унеслась за тысячу миль отсюда. Как же ты собираешься устроить свою жизнь? Мисс Рот, вы слишком небрежно относитесь к занятиям.

В классе раздались смешки. Нина вновь почувствовала себя униженной: все знали, что она единственная, кому приходится усердно трудиться, чтобы подняться наверх. Их родители — врачи, адвокаты, банкиры, а ее отец — полицейский, да к тому же на пенсии, лентяй и недотепа, который живет на свете ради кружки пива и дешевых сигарет.

Никчемный пьяница, в моменты просветления подторговывающий всякой ерундой.

— Мисс Уитни?

— Девяносто градусов, сестра, — самодовольно ответила Джоси Уитни, бросив на Нину торжествующий взгляд.

Но Нине было плевать. По крайней мере сегодня.

Потому что сегодня она идет на свидание с Джеффом Глейзером. Самым известным парнем в школе. Может, теперь все станет по-другому, подумала Нина, яростно чиркая что-то непонятное в тетрадке. Может быть, наконец ее судьба переменится.

Нина Рот была единственным ребенком в семье, ее родители не могли позволить себе второго. Судя по тому, как ее отец сопел и жаловался, выписывая чек, они с трудом могли наскрести денег и на одного.

Марк и Элен Рот жили в тесной грязноватой квартирке в доме без лифта на Южном склоне, и оба полностью разочаровались в жизни. О дочери, сколько себя помнила Нина, они вспоминали только во время бесконечных ссор. Отцу было уже под пятьдесят: толстый, неряшливый, он целыми днями сидел в кресле перед телевизором, разглагольствуя о правительстве, о янки, о погоде; ему было лень даже на минуту поднять свою толстую задницу и хоть что-нибудь сделать. Отец говорил, что сам ушел на пенсию, но Нина слышала, будто его выгнали, потому что из конфискованных денег и вещей он прикарманивал кое-что и начальство об этом узнало.

Она никогда не расспрашивала отца. Но верила — люди говорят не зря.

Еще у Нины была мать. Девочке казалось, она помнит, как та гуляла с ней в парке, покупала итальянское мороженое на Корт-стрит и водила летом на Кони-Айленд, где покупала ей сладости.

Но это было давно, в раннем детстве. До того, как отца уволили, а Элен начала пить.

Потом все быстро переменилось.

Мать обнимала Нину в приступе пьяной чувствительности, от нее несло виски, по впалым щекам текли слезы. Нина ненавидела мать. Уж лучше быть одной. Элен не любила дочь, и Нина чувствовала это. Мать находила успокоение лишь в бутылке. Мрачная женщина, окутавшая себя алкогольным туманом, пыталась укрыться в нем от несчастной жизни. Порой она по несколько дней проводила в таком состоянии. Она с трудом заставляла себя сидеть днем в отвратительной лавке, украшенной оборванной рекламой кока-колы, с заряженным пистолетом под стойкой — на всякий случай. Лавка была открыта с семи утра до одиннадцати вечера. Элен продавала сигареты, напитки, шоколадные батончики… Мэтью доставлял товар. А на Нину падала самая ответственная работа: она вела счета, выкладывала товары на полки.

Ей поручили это дело в тринадцать лет. Кто-то в семье. должен был зарабатывать на хлеб.

Нине исполнилось шестнадцать. Она была уверена, что богатые одноклассники относятся к ней с презрением. Кстати, она знала это, когда училась еще в начальной школе Бет Израэль. Нина отчаянно боролась за стипендию, желая поступить в колледж Святого Михаила. И ей плевать на отношение окружающих, у нее нет выбора. Всю свою жизнь она была охвачена одной страстью: вырваться с Южного склона, от наркотиков, грязи исцарапанных стен, банд и бездомных собак.

Подальше от грязи и отчаяния.

Подальше от дома.

Но все-таки обидно, когда ровесники тебя избегают. , Не предлагают погулять вместе, смеются над одеждой с чужого плеча, не приглашают за свой стол во время ленча, не зовут в спортивную команду. Ее считали букой-одиночкой, но никто никогда не пытался понять, какая она на самом деле.

Да, так Нина Рот жила еще три недели назад. Но в тот замечательный день Джефф Глейзер вразвалочку подошел к ее шкафчику после французского и осторожно спросил, не хочет ли она с ним прогуляться.

Нина подумала сначала, что это какая-то особенно жестокая шутка. Глейзеру было семнадцать, он играл защитником в школьной футбольной команде. Единственный сын очень богатых родителей, здоровый, мускулистый парень, высокий, с прямыми волосами, как у викинга, и с глазами цвета голубого льда. За ним бегала половина девчонок в школе. Он назначал им свидания, встречался, бросал, с самыми смазливенькими уже переспал. Его бывшие подружки клялись, что он настоящий жеребец. Но это никого не останавливало, ни одну из хихикающих красоток. Каждая пыталась занять место предшественницы. Нина Рот готова была улететь на Луну от счастья, когда Джефф Глейзер пригласил ее прогуляться. Все происходило как во сне.

— Это как бы на свидание? — заикаясь, спросила она.

Джефф безразлично пожал плечами.

— Ну конечно. Ты хочешь?

Еще бы! Это не слишком походит на «Ромео и Джульетту», но когда он сел рядом с ней за ленчем, Нина не могла не заметить завистливых взглядов Джуди Карлинг и ее подружек. Она не променяла бы эти взгляды на все розы мира!

Нина приложила транспортир к листу бумаги и механически вывела пару углов. Так не может продолжаться слишком долго. Она понимала, что Джефф хочет уложить ее в постель, а если она не позволит, он ее бросит. Даже когда Нина сказала ему, что еще слишком молода, он пожал плечами и заявил: все так делают. Она просто слишком зажата, пояснил Джефф, но если она его любит, то в чем дело?

Нина вспомнила, с какой насмешкой говорила сестра Бернадетт, что ей надо устраиваться в жизни. Всех этих снобов она просто ненавидит! Плевать, теперь у нее есть Джефф. Он выбрал ее, а не их. Некоторые ребята из футбольной команды и даже кое-кто из девчонок стали приглашать ее в свою компанию, с тех пор как она начала встречаться с Джеффом. Неужели она снова останется одна? Только из-за собственной трусости? «Он ведь любит меня, — думала Нина, — зачем бы он так ласкал, если бы не любил? Я тоже его люблю…» Нина глубоко вздохнула, пытаясь унять свое сердце, которое прыгало как сумасшедшее. Ему, должно быть, с ней так же хорошо, как с Мелиссой, Джуди или Джоси… Как со всеми этими богачками. Джефф ждет ее ответа сегодня в парке, Ответ, который она приготовила, — «да»…

Глава 2

Башенки замка Кэрхейвен казались угольно-черными на фоне мрачного, затянутого тучами неба. Сильный шторм бушевал весь день, волны с яростью набрасывались на скалы. В саду возле замка уже вывернуло с корнем два грушевых дерева. Буря утихать не собиралась. Правда, сегодня вечером никто не обращал внимания на погоду. Свет струился из всех высоких средневековых окон, из прочно стоявшей палатки на лужайке для крокета, ослепительно бил из фар автомобилей — «бентли» и «роллс-ройсов», — въезжавших в ворота усадьбы, которые были украшены каменными драконами. Отсюда машинам предстояло одолеть еще две мили гравийной дороги, ведущей вверх.

Графиня Кэрхейвен давала бал.

— Черт возьми, Моника, где эта несносная девчонка?

Тони Сэвидж, тринадцатый граф Кэрхейвен, одернул безупречный фрак. Он терпеть не мог, когда ему бросали вызов. Он был не только обладателем одного из; древнейших титулов в Уэльсе, хозяином замка Кэрхейвен и семисот акров плодородной земли, но и главным исполнительным директором «Дракона», открытого акционерного общества. Компании, принадлежавшей семье. Основанная на кровавых деньгах, полученных от торговли рабами, корпорация «Дракон» была фармацевтическим гигантом с отделениями по всему миру. Тони Сэвиджу принадлежало одиннадцать процентов акций этой компании.

Стоявшая рядом Моника протянула руку новым гостям:

— Джоанна, я так рада, что ты смогла прийти. Ричард, как приятно снова тебя видеть…

Вторая леди Кэрхейвен была одета в платье голубовато-зеленоватого шелка, тяжелая жемчужная петля обвивала шею, на мочках ушей сверкали сапфировые клипсы. Она ослепительно улыбалась каждому: представителю кабинета министров, промышленнику, банкиру, инвестору… Все они были людьми Общества. И леди Кэрхейвен держалась очаровательно со всеми гостями, столь важными для бизнеса Тони.

Граф одобрительно кивнул. Моника выглядела замечательно, вела себя безупречно. Она никогда не доставляла ему неприятностей и знала свое место — рядом с ним. Никакая феминистская чепуха не занимала ее голову. Она просто любила тратить его деньги, выступать хозяйкой на приемах, ослепляя гостей своим великолепием. Женщины завидовали Монике, мужчины мечтали о ней. Она была идеальной женой.

Моника Сэвидж исполнила свои обязанности жены во всех смыслах. Был Чарлз, лорд Холуин, был лорд Ричард — наследники, их общие дети. Она больше не приглашала мужа к себе в постель, и это тоже было хорошо, потому что Тони Сэвидж мог иметь любых женщин и в любом количестве. Моника притворялась, будто не обращает на это внимания, за что получала безделушки от Тиффани или Гаррарда.

Тони ухмыльнулся. Если бы он сразу выбрал досточтимую Монику Флетчер, у него бы не возникло никаких проблем. Но проблема была. Ее звали Элизабет.

Тони бросил взгляд на сыновей. Чарлз, лорд Холуин, тринадцать лет. Смуглый, напряженный, скорее всего он будет похож на отца. Чарлз — красивый мальчик, но холодный. Очень расчетливый, в мать, безжалостный, как сам Тони. Уже сейчас, в отрочестве, он дерзок и самолюбив. Ну конечно, ему легко быть таким самоуверенным. Чарлз наследовал титул, замок, собственность в Лондоне и огромные богатства. Одиннадцатилетний Ричард тоже кое-что получит, но, разумеется, не так много.

Ричард мог бы обижаться, но у него добрый характер, к тому же он ленив. Чарлз всегда властвовал над младшим братом, с пеленок. Но Ричард никогда не жаловался. Он нравился девочкам: еще бы — такой красавчик. В школе учился средне, но был джентльменом, хорошо воспитанным, легким и приятным в общении, умел и любил развлекаться. Ему всего одиннадцать, но Тони уже видел:

Ричард похож на его мать.

Если бы у них не было Элизабет!

Граф взглянул на часы и почувствовал, как в нем закипает гнев. Элизабет опаздывала на собственный бал.

Элизабет. Дочь Луизы. Графини Кэрхейвен. Первой жены и единственной женщины, осмелившейся выставить его дураком. До сих пор Тони ненавидел эту дрянь. Луиза работала, хотя он просил ее не работать. Она отказывалась играть роль хозяйки дома. Она наставляла ему рога с Джеем де Фризом, его бывшим лучшим другом. Не обращая внимания на то, что их могли увидеть на публике, Луиза делала Тони предметом насмешек, а потом вообще с ним развелась — до того, как он успел предложить ей расстаться. Он ненавидел все с ней связанное, даже собственную дочь. Луиза радовалась, что родилась девочка, а малышка росла точной копией матери. С русыми волосами, темными глазами и длинным гибким телом, ничуть не похожим на отцовское. Тони вообще сомневался, его ли это дочь, но признать, что жена могла родить ребенка от другого, было бы слишком стыдно.

Луиза умерла в двадцать семь лет от рака груди, и Элизабет вернули отцу. Она росла в его доме, зеленоглазая, воинственная ведьмочка, и день ото дня ее мать расцветала в ней, как цветок. Девочка была почти точной копией Луизы, которая таким образом словно продолжала смеяться над Тони. Даже после смерти.

Тони погубил Джея де Фриза. «Дракон» была настолько мощной компанией, что сделать это было парой пустяков. Он подделал документы, натравил на соперника инспекцию, и бизнесу де Фриза пришел конец. Его лучший друг должен был исчезнуть на восемь лет, полным банкротом. Де Фриз повесился в тюрьме.

«Дракон» расширялся, слухи стихали. Вскоре никто уже не осмеливался упоминать имен Луизы или Джея.

Тони Сэвидж, этакая зубастая акула с Уолл-стрит, ничего больше не слышал в своей адрес, кроме лести.

Молодая Элизабет росла неукротимой, флиртовала с мальчишками налево и направо, неприлично одевалась и день ото дня становилась все красивее. Она была у него перед глазами каждый проклятый день. Она никак не вписывалась в компанию братьев или мачехи. Дитя своей собственной матери. Кукушонок в его золотом гнезде.

— Понятия не имею, — сказала Моника и наклонилась к Чарлзу. — Дорогой, пойди поищи сестру. Скажи, чтобы она немедленно спустилась вниз. Это ее шестнадцатилетие. Дэвид Фэйрфакс ждет ее весь вечер.

Тони Сэвидж бросил взгляд через большой зал из серого камня, освещенный факелами, сверкавшими в железных подсвечниках. Яростный огонь бушевал за каминными решетками, бросая отблески на бурный водоворот шелка, кружев, бархата. Пухлую фигуру молодого человека с бокалом пузырящегося шампанского, который он вертел в руке, окружала толпа подхалимов. Его светлость герцог Фэйрфакс, один из самых выгодных женихов Англии. Но он домогался только руки его дочери.

— Не могу понять, что он в ней нашел, — проговорил Тони.

В своей спальне в восточном крыле замка леди Элизабет Сэвидж прислонилась к холодному камню башенного окошка и смотрела в ночь. Глаза ее привыкли к темноте, и она различала крыши конюшен, черную полоску леса за стенами замка и совсем далеко — пологие склоны холмов. Она не обращала внимания на доносящиеся снизу веселые звуки бала, она слушала нескончаемый шум моря. Холодный воздух, казалось, был пропитан солью.

Бабушка умерла. Всего два дня назад они сидели в ее комнате в восточном крыле, болтали о бизнесе, о политике, о бурных двадцатых. Бабушка никогда не отказывалась поговорить с ней, она охотно удовлетворяла ее любопытство, никогда не осуждала за тщеславие. Два дня без нее показались девочке целой вечностью.

Несмотря на ее слова: «Не смеши, детка, все тебя любят», — Элизабет понимала, что отцу и Монике нет до нее никакого дела. И видела причину в одном: она не мальчик.

Элизабет росла живой порывистой девочкой. С возмутительной беззаботностью она относилась к своему высокому положению, водила дружбу с детьми слуг, лазила на яблони в жилетке и спортивных тапочках; четыре раза ее отстраняли от уроков в Челтенхэме за курение и дважды за скандал с учителями. Графине было прислано холодное письмо с угрозой вообще исключить Элизабет из школы Она не слишком любила читать, но была просто влюблена в бизнес. Кстати, только бизнес и примирял ее с отцом. Но в тот день, когда Тони обнаружил, что дочь затребовала отчеты компании «Дракон», в доме вспыхнула ужасная ссора.

— Что это за глупости, юная леди? — зашипел он.

Элизабет поспешила объяснить:

— Мне просто интересно, папа. Я подумала, может, я смогу понять, каким образом в «Драконе» занимаются маркетингом. Мне очень интересно, как можно продавать товар.

— Как люди могут продавать? Ты что — торговка?

— Я хочу работать в «Драконе», — упрямо заявила Элизабет.

— Ты понятия не имеешь, чего хочешь.

— Имею. Мне уже пятнадцать лет. Я хочу работать в рекламном отделе «Дракона»…

— Только через мой труп, — рассмеялся Тони. — Компания отойдет твоему брату, так что веди себя как полагается леди.

С побелевшим лицом Элизабет повернулась и умчалась по каменной лестнице к бабушке. Пылая от гнева, отец Элизабет глубоко вздохнул и медленно направился к себе в офис. День ото дня он все больше убеждался, что Элизабет будет позорить его не меньше, чем Луиза.

Но нет. Он не позволит такому случиться.

Элспет, вдовствующая графиня, занимала восточное крыло замка уже двадцать лет, со дня смерти мужа. Она любила Элизабет, хотя была убеждена, что это дочка Джея де Фриза.

Сердце Элспет вздрагивало всякий раз, когда она замечала в очередной раз, как сильно Элизабет походит на Луизу в молодости, только девочка еще красивей матери. Она понимала, Тони никогда не даст девочке шанса.

Когда Элизабет с рыданиями выложила бабушке слова отца насчет «Дракона», старая леди откашлялась и обняла ее.

— Не обращай внимания, Лиззи. Он передумает.

— Нет, не передумает. — Элизабет уткнулась лицом в тугие накрахмаленные юбки бабушки. — Он не хочет, чтобы я вообще что-то делала. Он сказал: леди так себя не ведут… И еще — если меня выгонят из школы, он утопит Долфина. — Она говорила про щенка-лабрадора, который спал с ней в постели. Элизабет страстно любила его.

— Он так сказал? — Бабушка нахмурилась. — Меня тоже исключали, дорогая.

— Тебя? Когда? За что?

Лицо Элизабет покраснело и опухло от слез.

Да, подумала старая дама, похоже, сын намерен испортить девочке жизнь, если его не остановить вовремя.

Лиз такая веселая малышка. Она не даст ее в обиду Тони.

— За год до того, как я вышла замуж за твоего дедушку. Из школы в Швейцарии. Там я должна была пройти последнюю шлифовку перед выходом в большой мир. — Бабушка хихикнула. — А за что выгнали? Я покрасила ногти в ярко-красный цвет.

— Только за это?

— О, в те дни это был ужасный проступок. — Бабушка улыбнулась, погладив морщинистой рукой гладкую руку внучки. — Так ты хочешь работать? Если хочешь, дорогая, значит, будешь.

Элизабет покачала головой.

— Папа сказал, компания принадлежит Чарли и он не подпустит меня к ней.

— Но это не только его компания. У меня пятнадцать процентов акций… Это был мой свадебный подарок. Он даст тебе право получить место в правлении.

Если хочешь, я позвоню адвокату и изменю завещание.

Ты получишь акции в день своего восемнадцатилетия. — От хитрой улыбки морщинистое лицо бабушки сморщилось еще больше. — Мне нечего больше разыгрывать из себя магната.

Элизабет уставилась на бабушку.

— Правда? А что скажет папа?

— Это его дело Обрадуется он или разозлится, — проговорила она. — Но не беспокойся, детка. Завтра я сама поговорю с твоим отцом. Он, конечно, может поднять настоящую бурю, но это меня никогда не пугало.

Элизабет знала, что отец побывал у своей матери в тот же день.

Когда Тони Сэвидж утром снова поднялся к графине, он нашел ее сидящей в кресле в странной, напряженной позе. Как потом сказал семейный доктор, смерть наступила от закупорки сосудов.

Элизабет ненавидела всех этих улыбающихся идиотов, собравшихся на бал. Ей хотелось побыть одной и поплакать. Бабушка умерла, и надежда работать в «Драконе» рассыпалась в прах. Элизабет моргала, слезы капали из глаз.

Раздался тяжелый скрип, дубовая дверь в ее спальню открылась.

— Я так и знал, что ты прячешься где-то здесь, — заявил Чарлз. В его тихом голосе звучало обвинение. — Все ждут тебя. Это ведь твой вечер, Лиззи!

— Никто меня не спросил, хочу ли я этот вечер.

— Ты снова все портишь, как всегда. Мама поверить не может, что ты такая эгоистка. Неужели не знаешь, что Дэвид Фэйрфакс тебя заждался?

— Меньше всего меня волнует Дэвид.

— А что за платье на тебе? Это не то, которое тебе купила мама.

Он был раздражен. Элизабет посмотрела на блеклое зеленое платье от Лауры Эшли с огромным бантом сзади, лежавшее в кресле. Она отвергла его. Прекрасно понимая, что ей не удастся избежать отвратительного бала, Элизабет прокралась ночью в бабушкину комнату и тихонько вынула из ее сундука платье, завернутое в белую хрустящую бумагу. Оно пролежало почти шестьдесят лет.

Вот это настоящий бальный наряд — облако бледно-золотистого шелка, украшенное кремовыми кружевами, с корсетом из китового уса, с нижними юбками, отделанными кружевами цвета слоновой кости. Еле заметная золотая нить заткана в ткань юбки, а по лифу рассыпаны крошечные, как пыльца, жемчужинки Оно было сшито будто бы для Элизабет — так прекрасно подошло ей, высокой и гибкой; маленькие груди приподнялись и округлились, а юбки элегантно колыхались при ходьбе.

Она забрала кверху рыжеватые волосы, украсила себя топазовыми удлиненными серьгами и надела атласные туфельки абрикосового цвета на каблуках.

Пусть отец только попробует не обратить на нее внимания.

— Это бабушкино платье, — сказала Элизабет. — А теперь, Чарлз, пожалуйста, уходи.

— Хорошо, я уйду, но тебе лучше спуститься. Иначе отец сам придет сюда и стащит тебя вниз…

Да, он на это способен, Элизабет не сомневалась. Ей придется предстать перед родителями и их друзьями.

Глубоко вздохнув, леди Элизабет Сэвидж взяла себя в руки, открыла дверь спальни и медленно направилась вниз по винтовой лестнице, на бал, устроенный по случаю ее шестнадцатилетия.

Глава 3

— Я тебе уже говорила: сегодня вечером я не смогу рано вернуться домой. У меня занятия по экономике, — заявила Нина.

— Да? А нам что прикажешь делать? Кто проверит товары?

Нина пожала плечами. Они стояли и спорили в маленькой тесной кухне, касаясь плечами друг друга, пока Нина мыла тарелки. Элен небрежно проходилась по ним полотенцем и ставила в проволочную сушилку.

— Тебя никогда нет дома, ты или учишься, или болтаешься со своими друзьями, на мать у тебя не остается времени, — с упреком говорила она дочери.

— Мам, но мне же надо ходить в школу. Потом у меня эта работа, в «Дуэйн Рид», — сказала Нина, слишком уставшая, чтобы спорить.

По выходным она работала в местном аптечном магазине. А три вечера в неделю ей надо было выглядеть как можно свежее, ради Джеффа. Так что домашние дела для нее были чрезмерной нагрузкой. Родители могли бы сами справиться.

Мистер Дэвид был прав. Учитель математики как-то вызвал Нину и выложил все начистоту:

— Нина, я должен с тобой поговорить. Меня волнуют твои оценки. Они стали гораздо хуже. — Он посмотрел на хмурую Нину, которая от волнения теребила юбку, и продолжил:

— Похоже, ты не можешь сосредоточиться. У тебя очень усталый вид. Сестра Агнес говорит, что на прошлой неделе ты даже заснула на лабораторных занятиях по химии.

— Извините, сэр, я постараюсь…

— Я думаю, дело не в этом. — Он помолчал. — У тебя дома неприятности?

Нина напряглась.

— Нет, сэр.

Питер Дэвид мягким движением руки указал своей самой любимой ученице на кресло, размышляя, как разрешить возникшую проблему. Он желал Нине Рот добра. У девочки настоящий талант к экономике, данный от природы, ничего подобного ему не доводилось встречать, с тех пор как он покинул Гарвард. То, что большинство других учителей считало робостью, он воспринимал совершенно иначе: Нина обладала железным характером. Сейчас Нина — нескладный, неуклюжий подросток, но она девочка с крепким внутренним стержнем. Нина Рот предназначена для великих дел.

А сейчас все может пойти прахом. Оценки плохие, работы утратили блеск, стипендия, которая, как недавно казалось, бесспорно, будет принадлежать ей, ускользала.

Мистер Дэвид чувствовал какое-то родство с этой девочкой. Он навел о Нине Рот справки, когда она только появилась в колледже Святого Михаила. Отец — бездельник, мать — пьяница, дочь почти в одиночку тащит на своих плечах семейный бизнес. Так что неудивительно, что у нее столь ясные представления об основах экономики. Не стоило больших усилий понять: недостатки родителей Нина компенсировала тяжелым трудом. В принципе, он одобрял это, но, кажется, что-то в жизни девочки изменилось. Она производила впечатление бесконечно утомленного человека.

Он понимал: Нина слишком горда и не захочет обсуждать свои личные дела с ним, но если он что-то не предпримет, Нинины дела будут совсем плохи.

— Ты работаешь на родителей, да? — ласково спросил мистер Дэвид. — И кроме этого, еще чем-то занимаешься? Школьный театр? Волейбол?

Нина улыбнулась. Школьный театр или волейбол?

Он, наверное, думает, что она такая же, как Мисси, Джоси, как все остальные.

С тех пор как она стала встречаться с Джеффом, ей понадобились деньги. Ему нравилось, чтобы его подружка хорошо выглядела, носила фирменные джинсы «Левис», красивые туфли. Все то, что для других детей было само собой разумеющимся. И хотя он всегда сам покупал билеты в кино, пиво, чипсы, орешки, ей хотелось хоть иногда заплатить, а родители, естественно, не могли дать ей денег.

До Джеффа Глейзера деньги не особенно были нужны Нине, но теперь ей без них не обойтись.

Колледж, Джефф, родители преподавали Нине один и тот же урок: деньги — это все. Новая форма, красивые машины, кредитная карточка «Америкэн экспресс», уважение. Это дом на Северном склоне и собственный бизнес. Ничего общего с ее пешими прогулками по Южному склону и мелкой торговлей вроде той, которой занимается их семья. Родители Джеффа являлись полной противоположностью ее родителям.

Все и ничего.

У людей, утверждавших, что деньги — это еще не все, была одна общая отличительная черта.

Они были бедны.

Очень давно, еще ребенком, Нина Рот поняла, что нет ничего хуже в жизни, чем походить на мать и отца.

Сидеть, ничего не делая, в ожидании, когда кто-то явится и спасет их, надеяться на чудо. Презрение переполняло Нину, когда она думала про родителей. Никакой рыцарь на белом коне не явится, все надо делать самой.

И когда магазин «Дуэйн Рид» поместил объявление о том, что им нужен младший клерк, Нина сразу отправилась на собеседование, обманула насчет возраста и нанялась на работу. В первую же неделю, получив чек, Нина Рот открыла счет в банке «Уэллс Фарго» и каждый месяц проверяла маленькие цифры. Они наполняли ее чувством удовлетворения. Девушка тратила деньги лишь на самое необходимое, и циферки постоянно подрастали. Они, конечно, были еще малы, но кое-что обещали…

Деньги — это независимость, власть, свобода.

Прищурившись, Нина посмотрела на своего учителя. Ни в коем случае она не бросит работу.

— Я работаю в аптечном магазине, неполный день. — Она сидела в кресле прямая и решительная. — Мистер Дэвид, мне нужны деньги.

— Понятно, нам всем нужны деньги, — удивил ее ответом старик. — Но если будешь продолжать в том же духе, ты можешь потерять гораздо больше денег.

— Не понимаю, — сказала Нина.

Она внимательно прислушивалась к словам учителя, которого уважала. Он явно интересовался ею, в то время как другим на нее было наплевать. Они ставили ей хорошие оценки, но никаких отношений между ними и Ниной не было. Однажды мистер Дэвид поставил ей за работу «удовлетворительно», в то время как другой ученице — «отлично». Когда Нина попробовала возмутиться, он сказал, что, поскольку Нина гораздо умнее других в классе, он хочет от нее большего. Она должна работать в полную силу и тогда получит «отлично». Если ей не нравится такая постановка вопроса, то она может уйти из его класса.

С тех пор Нина ни разу не получила «удовлетворительно».

— Твои оценки стали лучше, работы тоже. Все это пригодится для колледжа. Мы с тобой знаем, что ты вполне можешь рассчитывать на академическую стипендию и поступить в Нью-Йоркский университет, колледж Маунт-Холиок, в университет Брандейса или Вассар. Но ты можешь достичь и большего, Нина.

— Большего, чем Вассар? — Глаза девушки изумленно округлились.

— Да, конечно, конечно, — нетерпеливо закивал Питер Дэвид. — К примеру, Гарвард.

Она покачала головой, блестящие черные волосы сверкнули в свете лампы.

— Но мне нужна полная стипендия, а таких очень мало. Считанные единицы.

— Верно. Но ты легко могла бы стать обладательницей одной из них, Нина. Конечно, если будешь работать не так, как сейчас. — Учитель сдвинул брови. — Нет, не оправдывайся, ты одаренная ученица, у тебя замечательные математические способности. Особенно тебе дается экономика. Ты сильна в физике, химии, бизнесе. Но ты сама себя губишь. — Он подался вперед. — Я удивляюсь, как человек вроде тебя ради карманных денег может жертвовать большими доходами в будущем. Слушай, Нина, рынок выпускников — это рынок. Может, для некоторых твоих одноклассников это пустой звук, но тебе разве все равно — выйти из колледжа просто с хорошей рекомендацией или самой лучшей выпускницей?

Нина смутилась.

— С чем-то придется расстаться, — решительно заявил Питер Дэвид.

Нина встала, оттолкнув кресло, и протянула учителю руку. Сколько в ней достоинства, заметил Дэвид. Его сердце теплело, когда он смотрел на высокую, неуклюжую девочку-подростка с невероятно серьезным лицом.

Он крепко пожал ей руку.

— Я выслушала вас, сэр, — сказала Нина. — Я придумаю что-нибудь.

С этого момента, решила она мрачно, мать и отец должны справляться со своими делами сами. Без нее.

Начиная с того же дня Нина резко сократила время на семейную торговлю. Она сказала отцу, что теперь он сам будет вести счета, а матери сказала, что та должна больше стоять за прилавком. Родителям такое заявление не понравилось, и каждый день они давали ей это понять.

— Ты работаешь на стороне, когда нужна здесь, — ворчал отец.

Нина проследила за его взглядом. Сидя в кресле, он не отрывал глаз от «Колеса Фортуны»2.

— Я вовсе не нужна тебе, папа, ты прекрасно сам справишься с бухгалтерией. Ты разбираешься в ней не хуже меня.

— Я знаю это, мисс, нечего ехидничать. — Марк Рот считал, что у него великие мозги, и всегда цитировал Шекспира или Уитмена. Нина презирала отца еще сильнее именно из-за того, что он действительно не был дураком.

Отец гордился своим образованием, но никогда не пользовался им. — Я и так достаточно занят поставками…

— Поставки бывают только раз в неделю, папа, — пробовала убедить его Нина.

— Я должен выкладывать товар на полки. Это очень большая работа.

Нина ждала, что и мать подбросит уголек в разгоревшийся костер. Они всегда объединялись против нее. Вместе.

— Ты проводишь слишком много времени со своим оболтусом, — не преминула заметить мать.

— Он не оболтус, а спортсмен, — парировала Нина.

Ее лицо сметанно-белого цвета так и засветилось. Она ничего не могла с собой поделать. Само упоминание имени Джеффа было подобно лучу солнца, прорвавшемуся сквозь толстый слой сгустившихся над ней облаков. Сегодня вечером они встречаются в парке…

В животе у нее от возбуждения творилось что-то невероятное. Она жаждала его прикосновений. Иногда ей было стыдно перед собой за то, как он действует на нее.

Лежа в своей маленькой спальне, уставившись на потолок, покрытый трещинами, Нина думала о Джеффе, о его гладкой крепкой груди, о плоском животе с жесткими волосками, спускающимися ниже. Ее охватывало невероятное желание, доводившее почти до экстаза. Рука невольно оказывалась между ног, Нина терла там, желая получить облегчение. Она почувствовала себя лучше, когда однажды у нее что-то получилось. В своих мечтах Нина воображала, как Джефф языком ласкает ее соски, нежными ладонями гладит ягодицы, спину, доводит до экстаза… как сейчас она доводила себя сама. Нина гладила свое тело руками, она задыхалась, словно была с Джеффом, будто он сейчас целовал ее, говорил разные слова, овладевал ею… Сильнейший оргазм сотрясал ее…

На самом деле они с Джеффом занимались любовью не совсем так. Иногда Нина думала с чувством вины, что она сама способна доставить себе удовольствие, думая о Джеффе, потому что она очень его любит. Значит, все правильно.

— Девочка, да ты его совсем не интересуешь. Он просто забавляется с тобой, — проворчал отец.

— Джефф влюблен в меня! — с горячностью заявила Нина.

— Да неужели? — Жирное лицо отца презрительно сморщилось. — Он уже познакомил тебя с родителями?

Белая шваль — вот кто мы для них. Скажешь, он думает иначе? Не обманывай себя.

— Не правда! — закричала Нина, хватая пальто.

— Куда это ты направляешься, Нина Рот? Ты должна работать! — закричала мать.

— Иметь неблагодарного ребенка хуже, чем принять змеиный яд! — подхватил Мэтью.

— Я иду на свидание с Джеффом, — сказала Нина.

И, кивнув на бумаги, лежащие перед отцом, добавила:

— А тебе лучше заняться этим, папа. У меня нет времени.

Она хлопнула дверью и вылетела на лестницу.

Элен Рот посмотрела на закрытую дверь.

— Маленькая сучка думает, что она для нас слишком хороша, — с горечью проговорила она.

— Это точно, — пробормотал Марк.

Свежий холодный осенний ветер осыпал дорожки парка золотыми листьями. Нина наступала на них, торопясь к Длинной долине. Она глубоко вдыхала свежий воздух, вырвавшись из затхлой квартирки. Пара бегунов пропыхтели мимо, Нина одарила их сияющей улыбкой.

Сейчас ничто не важно — она с Джеффом, и жизнь прекрасна. Нина подставила ветру угольно-черные волосы.

Она увидела своего друга на скамейке под вязом: он сидел развалившись. Нинино сердце подпрыгнуло. Боже, какой он шикарный! Мускулы бугрятся под синим свитером, васильковые глаза устремлены на нее. На нем брюки для бега по самой последней моде. Черные, фирмы «Найк», и стальные часы «Роллекс». Нина одернула свой, простенький фланелевый костюмчик и сказала себе: одежда не имеет никакого значения.

— Привет, — сказал Джефф, когда она подошла к нему. Он с улыбкой окинул неспешным взглядом ее фигуру. — Куда ты запропастилась?

— Прости, что опоздала. Дома кое-какие проблемы. — Она знала, что он терпеть не может ждать. — Но как только смогла, я сразу удрала.

— Ну и замечательно.

Джефф встал и направился к западному выходу из парка, в сторону дешевого отеля на Восьмой улице, уже привычного для них.

Нина считала, что он поступает слишком предусмотрительно, снимая комнату на ночь, а не на пару часов.

— Чтобы не болтаться на улице, — объяснил он как-то, целуя ее в затылок.

Часто он заказывал в комнату еду, и у нее возникало ощущение, что ее балуют, что ради нее готовы на все, даже если речь шла лишь о чизбургерах и пиве. И секс, как всегда, был в полном порядке. Она испытывала желание, ей было до странности хорошо в самом начале, но после того, как Джефф падал на нее со сдавленным стоном, весь в поту, и казался совершенно измочаленным, у нее уже не было уверенности в том, что все хорошо и лучше быть не может. Конечно, всплески возбуждения и напряженности, которые она чувствовала, наверно, и были оргазмом. И если ты не сама себе это делаешь, то так и должно быть?.. В общем, Нина не была уверена, но что-то ей подсказывало не задавать Джеффу вопросов. Быть наедине с ним, целоваться, гладить друг друга, слушать его слова про то, какая она красивая, для Нины невероятное удовольствие. В постели с Джеффом ее принимали. Ее желали. Это стоило всего остального.

Но сегодня у Нины в ушах звучал придирчивый голос матери. И вдруг ей не захотелось в отель… Он показался ей слишком дешевым и слишком жалким.

— Эй, Джефф, — она догнала его и подхватила под руку. — Может, сегодня как-нибудь по-другому?

Он резко остановился и нахмурился.

— Тебе не нравится «Пэйн»? А куда ты хочешь?

— Я думала, может, сегодня еще куда-нибудь. — Нина нервно умолкла, а на лицо наползла тень. — Я бы хотела побывать у тебя дома, познакомиться с родителями.

— Да? А для чего это? — раздраженно спросил он.

Нина Рот выглядела очень хорошо даже в дешевой одежде и без всякой косметики. Ее сметанного цвета кожа разрумянилась и светилась на свежем воздухе. Глаза сверкали, как отполированный сланец, а черные, словно эбонит, волосы с прической каре походили на блестящую шапочку. Но если он появится с ней, то можно себе представить реакцию домашних! Мать просто-напросто взорвется! Она и так все время пилит его, заставляет найти хорошую девушку. Но для Глейзеров «хорошая» — это кто-то вроде Мелиссы или Джоси… Из их круга. А не евреечка с Южного склона. Девочка, которая учится на стипендию и у которой мать пьяница.

— Глупая идея. Мы не можем взять и заявиться.

— А почему? Ты меня стесняешься? Мне, кстати, мама так и сказала.

— Да она ненормальная, — устало отмахнулся Джефф.

Но ему не понравился воинственный взгляд Нины. От ее тела у него сердце заходилось, Джефф едва не лишился чувств, когда ему наконец удалось уговорить Нину лечь с ним в постель. Поэтому он не представлял, как отпустить ее от себя. — Послушай, сегодня мы не можем пойти ко мне. Потому что… ну как бы это сказать… сегодня к нам на ужин приглашены гости. Дай-ка я сперва поговорю с матерью. Может, ты придешь как-нибудь на чай. Ладно?

— Конечно. — Нина расплылась в счастливой улыбке.

Да, он меня любит, подумала она, и в душе запели победные трубы. Любит, любит, любит!

Глава 4

По бальному залу прокатился восхищенный шепот, когда Элизабет начала спускаться по лестнице. Она словно плыла в блестящем облаке бледно-золотистого шелка. Атласные туфельки абрикосового цвета, топазовые серьги и коралловое ожерелье идеально гармонировали с блестящей кожей и рыжеватой гривой волос.

Моника недовольно нахмурилась, заметив, что Элизабет отвергла платье от Лауры Эшли, но потом расплылась в притворно-теплой улыбке. Как ей хотелось поскорее избавиться от Элизабет! Это стало единственной целью ее жизни, навязчивой идеей. Муж незаметно толкнул ее локтем в бок, призывая обратить внимание на молодого графа Фэйрфакса. Молодой человек стоял в дверях большого зала с открытым ртом, словно вынутая из воды задыхающаяся форель.

Графине послышался звон венчальных колоколов.

— С днем рождения, дорогая. Должен признаться, ты выглядишь превосходно, — похвалил Тони.

Он крепко держал дочь за локоть, когда Элизабет пожимала руки гостям. Он ощущал некоторую неловкость. Его дочка-сорванец выглядела сейчас потрясающе женственной. Несомненно, Дэвид Фэйрфакс проявляет к ней интерес. Как хорошо, что любовь слепа, ведь Элизабет способна доставить только головную боль.

Ничего другого.

Тони быстро повел дочь сквозь сияющую толпу.

— Добрый вечер, Дэвид. Я рад, что ты смог прийти. — Граф радушно улыбнулся.

Элизабет сразу покраснела. Как смеет отец так себя вести? Ей хотелось подобрать пышные юбки и убежать.

Куда угодно, только бы не слышать этого сладкого, словно сироп, голоса отца, метущего хвостом перед Дэвидом Фэйрфаксом Какого черта? Почему он демонстрирует ее, как призовую телку?

— Спасибо за приглашение, лорд Кэрхейвен, — поблагодарил Дэвид Фэйрфакс. Он окинул Элизабет восхищенным взглядом. Платье с высокой талией обнажало покрытые веснушками холмики грудей. — Привет, Элизабет. С днем рождения. Потрясающее платье, — добавил он с еще большим воодушевлением.

Элизабет устало взглянула на него. Дэвид уже несколько лет преследовал ее. Он такой обыкновенный, с песочными волосами, с крепкой нижней челюстью, закончил политехнический, а степень ему выписали… Да и зачем ему было корпеть над науками? Если ты Дэвид Фэйрфакс, это значит, что унаследуешь имения и будешь ими заниматься всю жизнь. Они частенько встречались на вечеринках, на охотничьих балах, на мероприятиях тори, организованных для пополнения фондов партии. Отец никогда не позволял ей пропускать ничего подобного. В общем, Дэвид, конечно, в порядке, но невыносимо скучный.

Ему уже двадцать четыре года, а ей всего шестнадцать, и Элизабет думала, что он извращенный тип, если гоняется за девочкой на восемь лет моложе себя.

Отец же совершенно ясно выражал свои намерения.

Никакой герцог на свете не может ему показаться скучным. Дэвид был молодой консерватор, носил только твидовые пиджаки, слушал Кола Портера вместо Боуи или «Т-Рекс»3.

И вдруг озорной дух бабушки взыграл в Элизабет.

— Привет, Дэвид. Что новенького-хреновенького? — спросила Элизабет, ухмыльнувшись.

Отец было напрягся, но Фэйрфакс расхохотался, и Тони, в упор посмотрев на дочь, отошел. Элизабет немного поболтала с Дэвидом и тоже хотела ускользнуть.

Но ее сердце екнуло, когда на нее набросилась Моника.

— Что ты себе позволяешь? Неужели не видишь, как на тебя смотрит Дэвид? — прошипела Моника.

Элизабет вздохнула, отвернулась и уставилась в камин.

Мать права. Его светлость смотрел на нее таким раздражающим томительно-тоскливым взглядом. Он походил на спаниеля, которому отказали в кусочке сыра и совершенно несчастное существо замерло в молчаливой мольбе.

— Я хочу танцевать с Ричардом Виллерсом, — резко заявила она.

Ричард был неотесанным сынком финансового директора «Дракона», огромным детиной, поклонником «Блэкберн Роверс». Уж лучше она будет говорить о футболе, чем каждый Божий день о садоводстве с Дэвидом.

— Ради Бога, Элизабет! — снова прошипела Моника.

Элизабет состроила гримасу. Да, выхода нет, если она хочет избежать сцены. Девушка вернулась к Дэвиду через весь зал и увидела, как загорелся туманный взор Дэвида, Теперь он походил на терьера, выслеживающего кролика.

— Потрясающее платье, просто потрясающее! — повторял Дэвид. — Хочешь потанцевать?

Девушка угрюмо подчинилась неизбежному, к неописуемой ярости стайки дебютанток, с надеждой вертевшихся вокруг герцога целый вечер.

— Ну конечно, Дэйв, это было бы здорово.

Дэвид обнял ее за талию и повел через зал. От волнения он истоптал ей все ноги. Элизабет взбесилась. Ну по чему этот увалень, этот несчастный деревенщина не берет уроки танцев? Он ведь не вылезает с балов и приемов!

— Знаешь, Бесси… Я могу называть тебя Бесси?

— Нет, — холодно бросила Элизабет.

— Знаешь, ты напрасно тратишь время в школе. Ты слишком красивая. Любой готов на тебе жениться хоть сейчас.

Элизабет старалась держаться от него подальше, насколько это возможно, но Дэвид все ближе притягивал ее к себе.

— Вовсе нет, мне всего шестнадцать. Я еще даже не училась в колледже.

Герцог заметно нервничал, но сделал еще одну попытку.

— Ну чего ради такой красавице скучать в колледже?

Бьюсь об заклад, твои родители ничего не будут иметь против, если ты не пойдешь учиться дальше.

— Я про это не думаю, — резко заявила Элизабет. — Вообще-то у меня есть парень. Джо Шарп из деревни.

— Шарп? Никогда не слышал.

— И не услышишь, — ухмыльнулась Элизабет, представив себе Джо в заляпанном комбинезоне, потного, мускулистого. Когда они целовались, у него изо рта несло табачищем. — Он работает учеником в гараже и учится в школе Святого Иосифа.

— Ха-ха! — раздраженно рассмеялся Фэйрфакс. — Не смеши.

Он привлек ее к себе и, когда они совершали пируэт под музыку Штрауса, ткнулся лицом ей в щеку и чмокнул. Элизабет с отвращением оттолкнула его.

— Какого черта? Что ты делаешь? Убирайся! Отстань!

Она была сильной девочкой. Фэйрфакс споткнулся и с грохотом растянулся на полу.

Танцующие замерли, струнный квартет запнулся на секунду — посреди зала происходило что-то непонятное, — но бодро заиграл снова, когда графиня замахала руками, требуя продолжать. Дэвид лежал на полированном мраморе и мучительно стонал. Струйка крови текла по щеке.

В зале воцарилось напряженное молчание.

Прислонившись спиной к дереву, Элизабет, вспоминая эту сцену, поморщилась. Лицо отца стало похоже на гранитную маску. Бал внезапно закончился. Все магнаты вспомнили о важных делах завтра утром, о встречах за завтраком, а светские львы начали жаловаться на головную боль. Гости, вежливо извиняясь перед хозяевами, поспешили удалиться. Дэвид с трудом поднялся на ноги под взглядами окружающих, смущенно поклонился Элизабет и заковылял к двери. Не прошло и получаса, как кучи шуб и кашемировых шалей исчезли из гардеробной, а когда последний гость вышел за порог, граф отправил дочь в комнату с тихой угрозой в голосе, что было гораздо хуже, чем его крик.

Ни вечером, ни утром Тони не хотел слушать никаких объяснений. Родители считали, что она их просто опозорила.

Элизабет сидела под замшелой яблоней и грызла падалицу. Она любила убегать в сад. Стены из высушенного камня были увиты плющом, пахло теплой ароматной луговой травой, маленькие белые мошки роились над головой, плетя в воздухе кружева. У них в саду росли груши, яблони, сливы, и если не бояться ос, которые с жадностью кружились над деревьями, то прятаться здесь было лучше всего. Элизабет сделала такое открытие еще в детстве, к большому неудовольствию родителей. Она любила взбираться на старые деревья с кривыми ветками и просиживала там весь день, пока кто-нибудь из рабочих с конюшни не находил ее и не звал домой.

Может быть, тогда и началось ее сопротивление. Сколько волнений для детской души — взбираться по веткам и жить среди листвы, как белка. А если влезть повыше, то можно увидеть, что происходит за стенами сада. Она видела красные крыши конюшен, ухоженную зеленую лужайку для крокета, а дальше, за пределами имения, зубцы скал и серебристый блеск моря. Элизабет возвращалась в замок к чаю с исцарапанными коленками, порванными носками, оставляя грязные следы и сухие листья на кухонном полу. Ее отправляли спать без ужина.

Элизабет улыбнулась. Шестнадцать лет. А у нее все еще проблемы…

Мать приказала слугам отнести ей в спальню кофе и тосты, а этот маленький тщеславный Ричард лакомился копченой рыбой и повидлом. Он даже не сказал ей «доброе утро».

Боже мой, если отец собирается все оставить своим сыновьям, она окажется совсем без наследства, подумала Элизабет, но быстро взяла себя в руки: бабушка позаботилась о ней, ей больше нечего бояться.

Едва закончился завтрак, девушка оседлала одну из самых спокойных кобыл и галопом помчалась к вершинам утесов. Так прекрасно вырваться на волю! Башенки и зубчатые стены остались далеко позади, они казались особенно мрачными, угрюмыми и угрожающими в холодном утреннем свете. Никогда еще она не видела Тони в такой ярости. Элизабет наконец догадалась, насколько серьезны намерения отца относительно ее брака с Дэвидом. Отец был в бешенстве. Дочь не дала ему шанса сделать ее герцогиней…

— Лиззи, — раздался скрипучий голос.

— Я здесь, Ричард.

Элизабет швырнула огрызок яблока в заросли папоротника. Брат с раздраженным видом неуклюже пробирался среди деревьев.

— Где ты, черт побери, прячешься? Тебе, злючка, лучше пойти домой. Отец хочет поговорить с тобой в библиотеке. Прямо сейчас.

Элизабет встала, не обращая внимания на злорадство в голосе брата. Ну какой противный крысенок! Он просто счастлив всякий раз, когда она попадает в переплет.

Девушка старалась не обращать внимания на раздраженный внутренний голос, который нудно повторял, что в последний вечер она вела себя как настоящая испорченная дрянь. Бедный неуклюжий Дэвид не хотел сделать ничего плохого.

«Да как же? Почему я должна его терпеть на собственном дне рождения? С какой стати?»

Когда они наконец добрались до холла, отделанного темными панелями, Ричард сразу отвернулся и зашагал в комнату матери, оставив Элизабет перед дверью библиотеки. Та посмотрела на медную ручку старой дубовой двери и заставила себя взяться за нее. Придется выдержать разговор с отцом. Нечего бояться. Она пригладила длинные волосы и громко постучала.

— Входи! — громко и холодно произнес граф.

Элизабет толкнула толстую тяжелую дверь, и та раскрылась, заскрипев петлями. Библиотека была большой, украшенной гобеленами, старинными мечами, развешанными между рядами пыльных книг в кожаных переплетах. Рояль красного дерева стоял возле стены. За письменным столом, спиной к ней, сидел отец. Аккуратная стопка бумаг лежала на зеленом сукне.

— Элизабет, — начал он ледяным тоном, не оборачиваясь к ней. — Твое поведение вчера вечером было непростительно. Ты опозорила себя перед нашими друзьями. Ты выставила себя на всеобщее посмешище.

Твоей мачехе было так стыдно, что она слегла.

— Дэвид Фэйрфакс поцеловал меня. Что же я должна была делать? Он испортил мне платье…

— Элизабет! — Отец резко повернулся в кресле и уставился на дочь. — Больше ни одного слова. Ты меня слышишь? Перестань лгать.

— Но я не лгу. — Она почувствовала, как слезы помимо ее воли полились из глаз.

Граф предупреждающе поднял руку. Его лицо было мрачным.

— Желая оправдать свое бесстыдное поведение, ты избрала дурной метод — оскорбить одного из своих же собственных гостей.

— Это не правда!

— Ради Бога! Да почему благовоспитанный молодой человек должен вообще тобой интересоваться? Это вне пределов моего разумения. Но даже столь малый романтический жест, столь необременительное внимание ты не сумела принять…

— Ничего романтического нет, когда тебя лапает павиан! — сердито закричала Элизабет. — Вы с Моникой просто хотите выдать меня за герцога. Да вы пара снобов, и больше ничего.

Тони окинул ее бесстрастным взглядом. Потом потянулся к столу и взял лист бумаги.

— С этим письмом ты поступишь в Эколь Анри Дюфор.

— Эколь Анри Дюфор? — тупо повторила Элизабет.

— Саас-Фе.

— Ты отправляешь меня в Швейцарию?

Отец холодно кивнул.

— Поскольку ты не умеешь себя вести здесь, я отправлю тебя в школу поучиться хорошим манерам.

Элизабет удивленно уставилась на него.

— Учиться манерам и ухаживать за цветами? Да на дворе семидесятые годы, отец! Никто этим больше не занимается. И я же хорошо учусь.

— Ну, ты можешь получить степень бакалавра, мне все равно. — Небрежным жестом он положил лист бумаги перед собой. — Тебе надо уехать подальше отсюда, юная леди.

Я не разрешу делать из нашей семьи посмешище.

Девушка поглубже засунула руки в карманы брюк для верховой езды.

— Не поеду.

— Нет, поедешь. Или я лишу тебя всех денег, до пенни.

— Я займу в банке.

— Ну разумеется. Ты думаешь, банки — благотворительные организации? Под залог чего ты их займешь?

Под своего пони?

Выражение отцовского лица испугало Элизабет, но она упрямо качала головой.

— Ты очень хорошо знаешь. Бабушка сказала тебе в день своей смерти. Она оставила мне пятнадцать процентов акций компании.

Наступила тишина, ее нарушало лишь потрескивание сосновых поленьев в камине.

— Твоя бабушка оставила все свое имущество мне, — заявил Тони Сэвидж.

— Нет. — Элизабет побледнела. — Бабушка не обманывала бы меня.

Отец взял маленький медный ключик с зеленого сукна, полез под стол и отпер боковой ящичек. Элизабет почувствовала, что ее сердце готово выпрыгнуть из груди, когда на свет был извлечен тонкий лист пергамента, пожелтевший от времени.

— Элизабет, это завещание моей матери. Если не веришь на слово, прочти сама.

— Она сделала новое завещание, — сказала Элизабет.

— Она не сделала нового завещания. Она не оставила тебе ни единой акции. — Граф смотрел на лист пергамента. — Насколько я помню, тебе завещано маленькое украшение, ты сможешь его получить, когда тебе исполнится двадцать один год. Банк об этом позаботится Элизабет стояла, дрожа всем телом. Именно завещание бабушки было ее защитой. Она очень рассчитывала на него.

— Позвони ее адвокатам, если хочешь, — холодно предложил отец, указывая на телефон рядом с ней, на карточном столике. — Тебе подтвердят мои слова.

С трудом сохраняя спокойствие, Элизабет покачала головой. Отец не предложил бы звонить, если бы блефовал. А ведь бабушка обещала ей всего несколько дней назад.

— Может быть, она не успела внести изменения, — Элизабет с трудом ворочала языком, — но ты знаешь, что она собиралась, отец. Именно про это она сказала тебе, когда ты поднялся к ней. Она хотела передать мне свою долю в «Драконе». Ты должен уважать ее последнее желание.

— Мать ничего такого не говорила. — Голос графа звучал совершенно бесстрастно. — И должен признаться, мне очень жаль, что ты избрала именно это для своей очередной лжи.

— Я не лгу! — выдохнула Элизабет. — Ты знаешь, как сильно я любила бабушку.

— Да разве? Похоже, ты пыталась использовать старую больную женщину в собственных интересах. Ты всегда была слишком самовлюбленной. — Отец подался вперед, его угрюмое лицо стало еще угрюмее. — Кстати, для твоего сведения, мы с мамой обсуждали фонд твоего брата. Как бы тебе ни хотелось, но мир не крутится вокруг одной тебя. — Он презрительно хмыкнул. — Ты дурачишь одну себя, Элизабет.

Ее охватила паника, когда она взглянула в холодное и решительное лицо отца. Неужели он правда думает, что она лжет про бабушку? Неужели бабушка действительно собиралась сказать отцу позже и не успела?

Граф держал завещание, написанное твердой рукой на пергаменте. С ужасным ощущением потери девушка поняла: она проиграла. У нее нет акций «Дракона». У нее нет никакого шанса получить работу в компании.

Никакого права сидеть среди членов правления. Она просто воинственный подросток, и родители решили полностью поломать ей жизнь.

На миг у Элизабет возникло желание убежать — но куда? В Кардифф? В Лондон? С какими деньгами и что она будет там делать? Она всего-навсего школьница, всю жизнь прожившая в роскоши. На улице она протянет десять секунд, не больше.

— Итак, ты едешь в Швейцарию! — решительно заключил граф, словно читая ее мысли. — Если станешь вести себя разумно, мы будем продолжать посылать тебе деньги. Если решишь огорчить нас с мачехой, ничего не получишь. Ни сантима. Выбор за тобой.

По крайней мере, уехав, она избавится от них.

— Я еду в Швейцарию, — сказала Элизабет.

Глава 5

— Положить тебе ветчины, Нина? — спросила миссис Глейзер.

Нина почувствовала себя неловко. Как это понимать?

Не собираются ли ее оскорбить? Джефф сразу сказал, что она еврейка.

— Нет, спасибо, — тихо поблагодарила она, отпив немного чая.

Чашка была из настоящего фарфора, украшенная золотыми листьями. Вилки и ножи серебряные, стол из темного дерева, очень дорогой, а ковры у Глейзеров такие толстые, что ноги утопали в них. Глейзеры жили в особняке из красного кирпича на Виллоу-стрит в Хетс.

Богатый район, с чистыми зелеными улицами. Миссис Глейзер открыла дверь, одетая в красный шерстяной костюм, с золотыми серьгами в ушах, в итальянских кожаных туфельках.

Нина разгладила на коленях свое дешевое черное платье, но успокоиться не смогла. Она знала, что Джефф богат, но все равно была потрясена. Да, конечно, они оба жили в Бруклине, но его мир был совершенно другой.

Ясное дело, его мать думала точно так же. Утонченно-вежливая улыбка трогала только губы, но не глаза.

— Красивый район, — заметила Нина, пытаясь завести разговор.

Джефф даже не пытался ей помочь. Он ел, низко склонившись над тарелкой.

— Разумеется, — холодно бросила миссис Глейзер. — Хенри Уорд Бичер живет как раз напротив нас.

— Правда?

— Нина, расскажи мне еще раз о твоих родителях, — сказал Кен Глейзер, которому явно мешала парадная воскресная одежда.

Нина Рот навела справки и узнала, что мистер Глейзер работает на «Ай-Би-Эм». Компьютерная промышленность находилась в стадии младенчества, но крепла год от года. Большинство считало эти машины выдумкой писателей-фантастов, но Нина не сомневалась, что за ними большое будущее. Очень может быть, что в один прекрасный день ни одна компания не сможет обойтись без компьютера. Глейзеры умели с ними обращаться. Она хотела бы поговорить про это с отцом Джеффа, но всякий раз, когда смотрела ему в глаза, она ловила его взгляд, прилипший к ее пышной груди. Может быть, именно этим объяснялось недовольство миссис Глейзер. Но Нина не знала, что хуже.

— Джефф говорил, у них собственный бизнес, — сказал мистер Глейзер.

— Ну, это громко сказано. — Нина покраснела. — Да, мама держит лавочку.

— О-о. — Миссис Глейзер откусила кусочек шоколадной вафли. — А что за товары? Одежда, косметика?

— Да всякая мелочевка.

Мать Джеффа рассмеялась.

— Ой, как мило. Где же это? Надо как-нибудь забежать.

Нине захотелось умереть на месте.

— Вряд ли вам по пути. Это на Южном склоне.

Мистер Глейзер неодобрительно нахмурился и посмотрел на сына. Жена сложила губки бантиком.

— Да, — сказала она немного погодя, — я не слишком часто там бываю.

«Клянусь, вообще никогда», — подумала совершенно несчастная Нина. Она умоляюще посмотрела на Джеффа, но тот потянулся еще за одним куском пирога, чтобы избежать ее взгляда.

Прошел еще один ужасный час, прежде чем Джефф поднялся, пробормотал, что ему надо на футбольную тренировку, и они наконец смогли уйти. Нина поблагодарила хозяев за чай, как можно достойнее, не спеша надела пальто, будто оно было из чернобурки, а не из поношенной фланели. Она чувствовала взгляд мистера Глейзера, жадно шаривший по ее телу, но пыталась делать вид, что ничего не замечает. Как подружка Джеффа она понимала: ей надо понравиться его родителям, особенно матери, ведь эта ужасная женщина в конце концов станет ее свекровью.

Когда они спустились по каменным ступенькам, Нина повернулась и посмотрела на дом Глейзеров долгим холодным взглядом. «Когда-нибудь я стану богаче вас, — подумала она. — У меня будет гораздо больший дом, и я буду одета лучше, я добьюсь успеха, который вам и не снился».

Под дешевеньким пальтишком сжался маленький кулачок.

Клянусь!

— О Боже, семья — это ужасно, — проговорил Джефф.

За порогом дома самодовольство вернулось к нему. — Мы отвлеклись. Пошли, малышка. Лучше займемся любовью.

Ему нравились блестящие волосы Нины, нравилось, как солнечный свет играет в них. Черт побери, хорошенькая девочка. Он думал, как станет снимать одежду с этого горячего, такого чувственного тела, и от одной этой мысли уже ощущал желание. Он был готов. Да, стоило выдержать все то дерьмо, которое они выдержали, ради того, что произойдет сейчас.

Нина опустила глаза, чтобы он не заметил презрительного блеска в них. Обычно она сразу позволяла ему ласкать себя. Но не сегодня. Сегодня им есть о чем поговорить.

У нее закралось подозрение, что она беременна.

— Что ты хочешь этим сказать? — спустя полчаса спрашивал Джефф.

Они сидели на кровати в номере отеля, но на этот раз покрывало не было смято. Нина видела их отражение в зеркале и внутренне сжалась, заметив, как напряглась атлетическая фигура Джеффа.

— Так ты думаешь, что беременна? Да не может быть. — Он провел рукой по светлым волосам. — Мы ведь вели себя осторожно.

Действительно, они придерживались всех мудрых правил, известных подросткам, занимающимся сексом.

Спринцевание антисептиками, середина цикла. У Нины не было денег на доктора, поэтому она не ходила в клинику к гинекологу. До встречи с ней Джефф пользовался презервативами, но теперь ему не хотелось. Он убедил ее, что спринцевание помогает.

— Я выяснил это, детка, если ты не знаешь.

— У меня задержка, — тупо повторила Нина.

Она не ждала, что Джефф запрыгает от радости, ну уж по крайней мере не сразу, но, заметив его панику, занервничала.

— На сколько задержка? — строго спросил Джефф.

— На две с половиной недели.

Он вскочил с кровати и заходил по комнате.

— Тогда, может, это из-за стресса? У девчонок иногда бывает. У тебя в последнюю неделю были экзамены в колледже, это ведь очень сильный стресс.

Нина покачала головой. Ах если бы!

— Такой стресс у меня и раньше был, но задержек — никогда.

Джефф повернулся к ней. Красивое юное лицо стало злым.

— Но ты же точно не выяснила? И потом, откуда мне знать, что ребенок от меня?

— Что? — выдохнула Нина.

— Ох, не смотри на меня так. Слушай, Нина, бьюсь об заклад, ты встречалась и с другими парнями. Прошло уже три месяца, никто не бывает святым так долго.

— Ты ведь знаешь, никого, кроме тебя, — прошептала Нина, борясь со слезами. Как он может говорить такое? Он что, не любит ее? Значит, он обманывал? — А у тебя самого был кто-то еще?

Джефф засунул руки в карманы джинсов и прислонился лбом к оконному стеклу. Пожал плечами.

— Ну конечно. Несколько раз я встречался с Мелиссой Паттон.

Красивое лицо Нины посерело, ей стало плохо.

— Видишь ли, я понимал, что ты однажды станешь занудой, — хмыкнул Джефф. — Так какого черта я должен страдать? Мы ведь не женаты, я никогда не говорил, что хочу постоянных отношений. Так что это твое дело.

Против воли из глаз Нины медленно вытекли две огромные слезы и покатились по щекам. Она почувствовала себя невероятной дурой.

— Я думала, ты любишь меня. Я думала, что мы поженимся, — сказала она.

Джефф хрипло рассмеялся.

— Ты шутишь? Ты думала, что я на тебе женюсь? — Его взгляд был равнодушным до жестокости. — О'кей, вот я и схлопотал. Ты думала, я попадусь на эту чушь про ребенка и сразу обеспечу тебе билет в красивую жизнь? — Дрожащими пальцами он вытащил сигарету из кармана и закурил. — Не играй со мной, милочка. Я не собираюсь жениться в девятнадцать лет. А когда соберусь, то уж не на ком-то из белой швали.

Нина не могла произнести ни слова. Да тот ли это Джефф, который обнимал ее, шептал на ухо сладкие слова, покрывал спину горячими, жадными поцелуями? Тот ли мальчик, о котором она мечтала часами? Любовник, ради которого она готова была на все?

Всего лишь несколько часов назад они сидели за обеденным столом вместе с его родителями, и, слава Богу, Джефф не был похож на них. Да, он другой. Он еще хуже.

По крайней мере его мать не настолько лицемерна.

Нина считала Джеффа Глейзера своим принцем на белом коне. Самый известный парень в школе, футбольный герой, большой, сильный, смелый. Теперь она видела, какой он на самом деле. Незрелый мальчик. Он недовольно хмурился у окна.

А внутри ее рос его ребенок.

— Мне не стоило так говорить. Мы что-нибудь придумаем, — сказал он.

Джефф почувствовал облегчение оттого, что Нина не спорила, не кричала. Он отвел глаза. Он вообще ненавидел мелодрамы. Конечно, это нехорошо, но он ничего не мог с собой поделать. Жениться на Нине Рот! Да она с ума сошла! Он и так уже сделал слишком много — он пригласил ее к себе в дом.

Рано или поздно, подумал он мрачно, все они начинают ныть.

— Я знаю одного парня, он работает на Шестой авеню. — Голос Джеффа Глейзера стал спокойным. — Доктор Фентон. Он выручал кое-кого из девчонок. Он настоящий доктор, спец. Он сделает тебе анестезию, вычистит и все такое. Это дорого, что-то около пятисот долларов.

Нина глядела на него, ее взгляд был совершенно пустым.

— Эй, я справлюсь с этим. Я же понимаю свою ответственность. Я достану деньги и принесу в школу на следующей неделе. — Он помолчал. — Ну все, никаких обид, Нина, да?

Нина медленно встала, потянулась к пальто, взяла его, шагнула за порог комнаты и, не оборачиваясь, тихо закрыла за собой дверь.

Путь через парк никогда не казался ей таким длинным. Бурный день перешел в роскошный пышный закат, в небе смешались розовый и золотистый цвета, но Нина была слепа к этой красоте. Никто не обращал внимания на высокую девушку, ее черные волосы трепал ветер, лицо порозовело от свежего воздуха, а в голове проносились черные мысли. Когда она медленно брела к дому, горе сменилось яростным гневом, а когда Нина дошла до Третьей авеню, у нее родился план.

— Можно вас на минутку, сэр?

Питер Дэвид обернулся и увидел Нину Рот. Она стояла у него за спиной с тяжелой спортивной сумкой через плечо. Не в первый раз учитель отметил, какая она красивая девочка. Волосы обрамляли лицо сверкающим ореолом, от нее пахло нежными духами. Школьная форма не могла скрыть роскошной фигуры — он заметил, как взгляды мальчиков задерживались на Нине, когда они направлялись по коридору, — и лишь темные круги под глазами слегка портили ее. Должно быть, Нина подзадержалась вечером с каким-нибудь удачливым дружком.

А почему бы и нет? До конца семестра осталось несколько дней, и если уж кто и заслуживал немного развлечься на вечеринке, так это Нина Рот.

— Конечно, Нина. — Мистер Дэвид открыл дверь своего кабинета. — Входи.

— Через сколько времени будут известны результаты? — без предисловия спросила Нина.

— Примерно через месяц. Не беспокойся, Нина, я уверен, тебе предложат стипендию. Может, даже несколько. После нашего последнего разговора ты сделала хороший рывок. — Он ободряюще улыбнулся.

— А если я захочу на год отложить колледж?

— Отложить на год? — Наставник был потрясен. — Ты не можешь так поступить. Мы уже сделали заявку, тебя включили в список на осень.

— А если я не могу?

Мистер Дэвид наклонился к ней. На добром лице появилось выражение озабоченности.

— Какие-то проблемы, Нина? Может, я смогу тебе помочь?

Она слегка улыбнулась.

— Нет, сэр. Мне просто надо выяснить.

— Я бы не сказал, что ты здорово придумала. Конкурс велик, претендентов на одно место много. Я думаю, ты упустишь шанс. Лучше уж переписать заявку на следующий год, — сказал он, поправляя очки на переносице. — Но тоже могут возникнуть трудности. Самое лучшее — занять свое место в этом году, девочка. — Он пытался казаться строгим. — У тебя хватит времени для развлечений, после того как получишь степень.

Нина кивнула и поднялась.

— Спасибо, мистер Дэвид. — Она взяла его руку и быстро пожала. — Спасибо за все.

Учитель смотрел ей вслед и думал: почему он чувствует себя так неловко?

Нина подошла к своему шкафчику и открыла его.

Там было пусто. Дважды Джефф Глейзер клал конверт, набитый банкнотами. И дважды она возвращала деньги.

Наверное, теперь до него дошло.

Она вынула спортивные туфли и пачку записей по математике, дернула молнию спортивной сумки и засунула их туда. Сумка была набита одеждой, которую утром она взяла из спальни. Две пары джинсов, ботинки, белье, не» сколько рубашек и свитеров и единственная приличная юбка. Зубная щетка, мыло и полотенце лежали в боковом кармане сумки, откуда Нина вынула запечатанный конверт, адресованный сестре Игнатиус, директрисе. Такой же конверт она оставила дома под подушкой — родителям.

Они найдут его, когда захотят заправить постель. Нина думала, они спохватятся не раньше чем через день-два. А она за это время сделает все, что задумала.

Не спеша, аккуратно Нина уложила учебники в шкафчик, потом пошла с дорожной сумкой в женский туалет, заперлась в кабинке, переоделась в юбку и аккуратную чистую блузку, надела темные колготки и туфли без каблуков. Форму Нина сложила в пакет и пристроила поверх учебников.

Вернулась и закрыла дверцу шкафа.

Прозвенел звонок на вторую перемену. Нина не обращала внимания на странные взгляды одноклассников, торопившихся на урок географии. В конце коридора она повернула налево и пошла прямо к двойной двери, потом спустилась по мраморным ступенькам и вышла за ворота.

Сумка была увесистая, но Нина шла по улице легко и быстро, не замечая тяжести. Вчера она сходила к Джо Кеплер, ее начальнице в «Дуэйн Рид», объяснила, что заболела мать и ей придется немедленно оставить работу. Принося извинения за доставленное неудобство, Нина попросила Джо Кеплер дать ей рекомендации на всякий случай, на будущее.

— Ну конечно, конечно. Мне очень жаль терять тебя, Нина. Я все понимаю, — сказала мисс Кеплер, качая головой. Ей на самом деле было жаль. Нина оказалась замечательной помощницей в аптеке, она всегда предлагала товары покупателям, а не просто заворачивала покупки. Дважды мисс Кеплер поднимала ей зарплату за эти два месяца и даже собиралась предложить девушке место на курсах по менеджменту на следующий год. — Я дам тебе прекрасные характеристики. А может, ты вернешься, когда твоя мама поправится?

— Спасибо, мэм. А вам не трудно написать рекомендации прямо сейчас? Я не знаю, когда смогу зайти еще раз.

— Ну конечно. Никаких проблем. — Мисс Кеплер вернулась в кабинет, заправила лист бумаги в пишущую машинку и напечатала текст. Она расписала достоинства Нины в самых ярких выражениях. Поставила подпись, положила листок в конверт и отдала Нине.

— Ну вот, дорогая, желаю тебе всех благ.

— Спасибо.

Нина спрятала письмо в карман сумки. Оставалось еще одно дело. Она свернула направо, в боковую улочку, на которой находилось ближайшее отделение банка «Уэллс Фарго».

Банковский клерк подскочил к ней сразу же.

— Доброе утро, мисс. Я могу быть чем-то полезен?

— Да, — сказала Нина. — Я хочу закрыть счет.

Улыбка слетела с лица служащего, оно стало хмурым. Ее проводили к свободному окошечку кассы, и через пять минут Нина Рот уже стояла на тротуаре с коричневым конвертом в руке. В нем лежало шестьсот двадцать семь долларов. Все, что у нее было на белом свете.

Глава 6

— Шесть тридцать! Шесть тридцать, мадемуазель!

Элизабет слышала шаги горничной в коридоре общежития, резкий стук в двери. Юным леди пора вставать. Если опоздаешь в столовую больше чем на десять минут, останешься без завтрака.

— Шесть тридцать, миледи, — объявила горничная, приоткрывая дверь комнаты Элизабет.

— Мерси, Клодетт, — сказала Элизабет, резко отбросила одеяло и спустила ноги с кровати, не позволяя уютному теплу снова затянуть ее в сон.

Кровати были массивные, старомодные, дубовые, украшенные резьбой. Букетик красивых альпийских цветов стоял в изголовье, крахмальные льняные простыни каждый день были свежие. Элизабет любила свою кровать и вечером падала в нее не раздумывая. Но и по утрам вставала без труда. От каждого дня она ждала очень много.

— О, снова шел снег.

Пенни Фостер, соседка по комнате, единственная дочь одного крупного магната, стояла у окна и смотрела на Альпы. Саас-Фе была окружена массивной подковой гор, их огромные длинные тени были расчерчены бархатными лучами восхода. А прямо у подножия зеленели пастбища, покрытые мелкими цветочками. Школьное шале примостилось внизу, на одной из лужаек к востоку от деревушки.

Элизабет босиком протопала по блестящему деревянному полу, выгнула шею, чтобы посмотреть в щелки между ставнями цвета зеленых яблок. Пенни права. Свежее белое снежное одеяло накрыло верхние луга.

— Потрясающе! — улыбнулась она. — Можно еще покататься на лыжах. И надеть их прямо за деревней.

— Ты только об этом и думаешь, — фыркнула Пенни, подув на рыжий локон, упавший на глаза.

Элизабет была крепкой, атлетически сложенной девушкой, а Пенни — хрупкой, стройной, она постоянно волновалась о своем весе Возле ее кровати стояли электронные весы самой последней модели, на которые она ступала каждое утро и каждый вечер. Пенни тоже учили кататься на лыжах, но она предпочитала танцы: от спортивных занятий у нее разыгрывался аппетит.

Элизабет считала Пенни неврастеничкой, поскольку ту раздражала энергия подруги. Пенни злило, что Элизабет съедает горы еды и не поправляется. Но несмотря ни на что, Пенни обожала свою смелую соседку по комнате.

К Элизабет Сэвидж в школе и в деревне относились по-особому. Она была своей на этих склонах, как будто родилась здесь. Прошло всего несколько месяцев, а она уже каталась на лыжах не хуже швейцарских мальчишек, научившихся кататься раньше, чем ходить. Элизабет летала с гор с яростной страстью, не обращая внимания на запреты и опасные зоны. В Саас-Фе снег лежал круглый год, и даже после того, как уезжали туристы, местные жители с обожанием наблюдали за изящной юной фигуркой Элизабет. В сиреневом горнолыжном костюме девушка спускалась в стиле, который горнолыжники называют «годиль» — следующие друг за другом короткие повороты, — или как бомба неслась вниз в глубоком приседе, похожая на яркую пулю. Пенни слышала сплетни девчонок насчет ее местного прозвища. В деревне ее называли «Ку-де-фудр» — «Удар молнии». Она знала, у этого прозвища есть и другой смысл — «Любовь с первого взгляда».

Шесть месяцев в Швейцарии совершенно изменили Элизабет. Тело стало упругим, ноги сильными, блестящие волосы отросли и стали гуще. Горное солнце поработало над ними — они стали золотисто-медового цвета.

Оказавшись вдали от постоянно недовольного Тони, Элизабет перестала быть угрюмой воительницей и превратилась в жизнерадостную девушку с легким румянцем на лице и искрящимися глазами. Элизабет никогда не стать такой тощей, какими бывают модели, не стать похожей на Пенни, но это ее совершенно не волновало.

Она дышала здоровьем, и иногда Пенни, глядя на Элизабет, стоящую у окна в белой ночной рубашке и вдыхающую свежий горный воздух, чувствовала укол зависти.

— Давай скорее, у нас всего двадцать минут, — сказала Пенни.

Они быстро облачились в школьную форму — рубашку цвета слоновой кости, приталенный блейзер синего цвета и такую же юбку, черные гольфы и туфли.

Элизабет собрала волосы в хвост, Пенни спрыснула себя духами «Мисс Диор», и они понеслись по коридору.

В столовой стояли длинные столы и стулья с высокими спинками, украшенные ручной резьбой. Все окна были обращены на пастбища и темный сосновый лес.

Стада коров с колокольчиками на шее уже паслись, а внизу виднелись утренние огоньки Саас-Грюнда. Уже через неделю никто не замечал этой красоты, юные леди, не закрывая рта, сплетничали о мальчиках или рок-звездах. Дверь шкафа для одежды Пенни была залеплена картинками, изображавшими «Т-Рекс» и «Ху»4. У Элизабет же обнаружился еще один недостаток: она оказалась совершенно равнодушна к таким плакатам. У нее на шкафу тоже были две картинки, но совсем другие. Беременный мужчина, подстрекая других позаботиться о презервативах, говорил: «Посиди-ка на яйцах». И еще один плакатик: «„Гиннес“5 — то, что тебе надо».

Элизабет кинулась к буфету, положила на тарелку свежий хлеб, теплые круассаны, налила чашку горячего шоколада и взяла несколько свежих абрикосов. Пенни насыпала чуть-чуть кукурузных хлопьев и налила черный кофе. Они сели за стол.

— Эй, Элизабет, для тебя есть кое-что интересное, — сказала Ванесса Чадвик.

Ванесса была наследницей судостроительного магната. Стройная блондинка, прилежная ученица, неукоснительно соблюдавшая школьные правила. Она считала поведение Сэвидж неприличным, шокирующим.

Элизабет хмыкнула.

— Сомневаюсь.

По утрам в школе занимались музыкой, танцами, учились хорошим манерам, а потом начинались» лекции «. Предполагалось, что они расширяют кругозор учениц, но Элизабет от них клонило в сон. Мадемуазель Шармен, учительница французского, молола всякий вздор про Марию-Антуанетту, а герр Флагер, учитель истории, монотонно бубнил что-то про Конфедерацию. Иногда их посещали гости: люди, каким-то образом связанные со школой. Мэр Зерматта или кинозвезда, чья дочь училась здесь. До сих пор девчонки не могли забыть визит Ив Сен-Лорана.

Ванесса вздохнула в ответ на дерзкий выпад Элизабет, но продолжила:

— Его зовут герр Ганс Вольф. Он помогал проводить здесь прошлогоднюю зимнюю Олимпиаду.

— Это не тот Ганс Вольф, который лыжник?

Ванесса быстро откинула назад блестящие светлые волосы и посмотрела в свой ежедневник.

— Он тренировал швейцарскую лыжную команду, если ты об этом.

— Да. Но раньше он сам катался. — Элизабет разломила круассан и принялась его есть, макая в шоколад.

Глаза девушки засверкали. — Давно, в двадцатые годы, когда еще катались на деревянных лыжах и привязывали их к ботинкам.

— Так это же опасно, — заметила Шанталь Миллер, дочь американского банкира.

— Конечно. Ужасно опасно. А Ганс Вольф установил пять рекордов по спуску на таких лыжах.

— О, это никогда не кончится, — вздохнула Пенни.

— И долго он здесь пробудет?

— Он просто прочтет лекцию.

Девочки принялись болтать совсем о другом. О фильме Роберта Рэдфорда, который идет в деревне. А Элизабет молча ела. Мысленно она уже унеслась далеко отсюда, в тот мир, где не было сеток безопасности, предупреждающих знаков о трещинах в ледниках, таких материалов и тканей, как сейчас. Она представляла себе молодого Ганса Вольфа, летящего вниз по горному склону на паре деревянных дощечек, прикрученных к ногам пеньковой веревкой. Она чувствовала, как щеки пылают от возбуждения. Может, ей удастся поговорить с ним после лекции? Спросить, как чувствуешь себя во время столь опасного спуска? Может, Вольф позволит ей посмотреть, как он тренирует швейцарскую команду…

После завтрака девочки убрали тарелки и пошли в музыкальную комнату на урок музыки. Элизабет, как всегда, дрейфила, но очаровательно улыбалась мадам Лион, потому что хотела купить новые лыжные ботинки, а это означало, что отец должен был получить письмо с похвалой.

Она неуклюже нажимала на клавиши пианино, одним глазом кося на часы, не в силах дождаться девяти утра. Как только их отпустили, девочки изящно поклонились старой леди, а Элизабет кинулась по коридору в лекционный зал, чтобы занять место получше.

Зал медлен но заполнялся сдержанными девочками-подростками из самого привилегированного общества, и герр Геллер, директор, внимательно следил, чтобы это стадо устроилось как следует. Он обратил внимание, что Пенни Фостер и Элизабет Сэвидж сели в середине первого ряда, и удивленно поднял брови. Не похоже, чтобы леди Элизабет проявляла к чему-то столь активный интерес.

Но тем не менее ему было приятно. Вообще для школы большая удача — заполучить дочь лорда Кэрхейвена. Граф написал директору откровенное письмо, перед тем как Элизабет приняли в школу, объясняя, что она девочка своенравная и доставит немало хлопот. Но как бы то ни было, ей ни в коем случае не должны разрешать учиться бизнесу, никаких уроков математики, никаких журналов по маркетингу. Он хотел, чтобы молодая леди, а не сорванец вернулась домой из Альп. Геллер вызвал к себе Элизабет и объявил о запретах отца. Он ждал, что девушка возмутится, но вместо этого она спокойно кивнула и пожала плечами.

Элизабет подчинилась неизбежному. Она понимала: мечту пока надо отложить. Конечно, она не будет работать в» Драконе «, ей удастся вырваться из когтей родителей только в том случае, если у нее будут деньги. У Тони деньги есть, у нее их нет. Сейчас лучше поиграть в их игры, дать понять семье, что она сдалась. Вообще-то ей следовало учиться там, где она училась, и очень хорошо, но раз ее засунули в этот музей, придется стать специалистом по кулинарии, составлению букетов и бальным танцам. Когда Пенни начинала рассказывать о своем брате в Оксфорде или Тереза Лекот распространялась о своих кузинах, обучающихся в Сорбонне, Элизабет злилась. А для нее нет никакого университета! Отец требует только» степень миссис «. Без всякого желания, но послушно Элизабет вставляла розы в вазы и вальсировала под звуки» Голубого Дуная «. В конце первого семестра в отчете о ней говорилось:» Скромная, хорошо себя ведет.

По всем предметам средние оценки «.

Тони удвоил ей пособие.

Элизабет просто наслаждалась жизнью. Она думала, что возненавидит Швейцарию, но уже через неделю влюбилась в нее. Высокие горы в белых шапках, зеленые альпийские склоны, покрытые эдельвейсами, пасущийся скот, козы с колокольчиками и чистый горный воздух. Она обожала швейцарскую еду: плотный черный хлеб, рыбные супы, фондю — блюдо из яиц с сыром — и вишневый торт. Еще они пили пряный горячий глинтвейн и ели прекрасный шоколад. А деревушка Саас-Фе была просто очаровательна. С узкими извилистыми улочками, мощенными камнем, и фронтонами магазинчиков.

Несмотря на бесшабашный характер, Элизабет легко заводила друзей. Некоторые девочки ее терпеть не могли, зато другие втайне восхищались ею. Элизабет очень старалась выделить настоящих друзей из всей этой толпы» новых богатых «, которые питали надежду быть представленными ее братьям. Она не доверяла Ванессе с тех пор, как однажды утром застала ее за тем, что она машинально разрисовывает свою тетрадку по истории искусства словами» леди Холуин «.

Хорошее поведение и большая сумма пособия означали, что Элизабет может позволить себе поехать в Цюрих. Пенни и Шанталь сразу утонули в дорогих магазинах отеля, покупая шарфы от» Гермес» и сумки от Луис Вуттон, но Элизабет больше нравилось смотреть на высокие здания банков с зеркальными стенами и скромными медными табличками. Бизнесмены в темных костюмах и в солнечных очках от Катлера и Гросса широко шагали мимо, лотки ломились от журналов по финансам на всех возможных языках. Цюрих ничем не походил на жужжащие Лондон или Нью-Йорк: в нем царила торжественная атмосфера, и это производило впечатление. Элизабет казалось, она вдыхает запах денег. Деньгами, тайнами, властью пахли даже тротуары. Она могла позволить себе посидеть за столиком уличного кафе, потягивая шнапс и не спеша размышляя о том, что ей делать с «Драконом».

Компания принадлежит ей по праву рождения, и она не позволит так просто отнять ее.

Элизабет обдумывала это снова и снова. В классе, в спальне, в деревне. Когда-нибудь, пообещала она себе.

Когда-нибудь.

Ну а пока она делала то, что положено. Ей нетрудно было заставить себя ходить на занятия, раз это необходимо, зато потом у нее был первый урок по лыжам.

И тут вся ее жизнь перевернулась.

Она съезжала одна по сверкающему склону и чувствовала, как бурлит в жилах кровь. Никогда в жизни девушка не ощущала себя более живой и настоящей, чем сейчас. Элизабет предстояло два года провести в школе, готовясь к светской жизни, и теперь она наслаждалась каждой секундой этого времени.

Ганс Вольф быстро подошел к кафедре под вежливые аплодисменты. Он походил на человека, который хочет поскорее со всем этим покончить. Длинные ноги, прямая спина контрастировали с седыми жесткими волосами и лицом в глубоких морщинах. Элизабет знала, ему семьдесят шесть, но он выглядел на пятьдесят. «Вот что способна сотворить жизнь на горных склонах», — подумала она взволнованно.

Вздохнув, Ганс Вольф оглядел свою скучную красивую аудиторию, потом потянулся к карману пиджака, вынул скомканные заметки, нацепил на нос очки в металлической оправе и принялся читать. Зря потраченное утро, но он должен это сделать. Его молодой одаренный протеже Франц Кламмер сейчас как раз катается по Лоберхорну, и Вольф надеялся, что здесь он сможет с ним позаниматься. Но банкир из Женевы, чья дочь училась в школе, попросил об одолжении. А поскольку банкир в прошлом году сделал щедрый вклад в развитие спорта в Швейцарии, Вольф нехотя согласился прочесть лекцию.

В конце концов это дело святое.

Монотонно бормоча что-то про олимпийские идеалы и про то, какое оздоравливающее действие оказывает спорт на организм, он случайно взглянул на скучные лица сидящих перед ним. Большинство изучало свой маникюр или смотрело на него стеклянными глазами. Кроме одной девочки в середине первого ряда. Она была хорошенькая, пышущая здоровьем, с ярко-зелеными глазами и с веснушками на носу. Вольф галопом помчался по листам с затертыми фразами, потом задержался, чтобы набрать воздуха, и снова заметил девушку, смотревшую на него зачарованно, подавшись вперед. Смутившись, пожилой человек коротко улыбнулся ей и потерял место, где читал, потом нашел и еле дотянул до конца. Он сел, вытер со лба пот и подумал, когда наконец он сможет отсюда уйти, чтобы не показаться невежливым.

Герр Геллер уже встал.

— Я уверен, что мы все очень благодарны герру Вольфу за замечательный рассказ. — Раздались вежливые аплодисменты. — А теперь, девушки, может быть, вы захотите задать вопросы нашему замечательному гостю.

Ученицы постарше, как и положено, тянули руки с заранее заготовленными вопросами о поведении спортсменов и как оно влияет на их результаты. Вольф отвечал им в такой же легкомысленной манере, в какой задавался вопрос, и ждал, когда заговорит хорошенькая блондинка. Он был слегка разочарован: она так и не спросила ни о чем.

Через несколько минут Геллер поблагодарил его, девушки зааплодировали и собрались расходиться.

— Огромное спасибо, герр Вольф, я уверен, это было очень полезно для наших юных леди, — сказал Геллер.

Вольф собрал листочки, засунул обратно в карман и сказал:

— Для меня это было настоящее удовольствие, герр Геллер.

— Я надеюсь, что смогу уговорить вас остаться на ленч. У нас в школе замечательные повара, — начал подобострастно Геллер.

Вольф сердито вздернул подбородок и хотел немедленно отклонить это предложение, когда кто-то потянул его за рукав.

— Вы что-то хотели, мадемуазель? — раздраженно спросил герр Геллер; ему не нравилось, что его перебивают.

— Я хотела бы задать вопрос герру Вольфу, — нервно ответила Элизабет.

Вольф повернулся и увидел девушку из первого ряда.

Вблизи она была еще красивее, с прекрасной гибкой фигуркой.

— У вас была возможность задать вопрос после окончания лекции, леди Элизабет. — Герр Геллер никогда прежде не позволял себе обращаться так резко с дочерью графа.

— Да, сэр, была, я знаю. Но мой вопрос не связан с темой выступления.

— Успокойтесь, герр Геллер. Я буду счастлив ответить на вопрос юной леди. — Вольфу стало интересно. — Ну давайте.

— Так вот, герр Вольф, — нервно начала Элизабет, не обращая внимания на раздраженное лицо Геллера. — Мне просто интересно, как можно было побить рекорд на Ханненкамме.

— Что? — спросил Вольф, чуть не заикаясь от потрясения.

— Ну вот тогда, в тысяча девятьсот двадцать пятом году, — с готовностью подсказала ему девушка.

— Да-а, — перешел от неожиданности на немецкий Ганс Вольф. — Я хорошо помню, как это было. — Он внимательно посмотрел в глаза девушки и увидел в них неподдельный интерес. — Это было потрясающе. Здорово. Вы увлекаетесь лыжами? — А хоть кто-то из соотечественников помнит о том его рекорде? Ведь это произошло полвека назад!

Элизабет торопливо закивала, и герр Геллер, желая произвести впечатление на члена Олимпийского комитета, добавил:

— Леди Элизабет очень хорошо катается на лыжах. Я знаю это, герр Вольф. Ее обучали наши инструкторы. В школе поставлены отличные рекорды…

Вольф поймал презрительный взгляд Элизабет, и ему вдруг стало очень весело. Может, стоит пригласить молоденькую фрейлейн на ленч в кафе в горах? Хорошие сосиски, черный хлеб, суп, кружка пива. Без сомнения, она была бы рада хоть ненадолго вырваться из этого смешного заведения А ему интересно вспомнить о своей молодости.

Ханненкамм в 1925 году! Это же было целую жизнь назад!

— Да-да, я слушаю, герр Геллер. Я бы очень хотел сам посмотреть… — Он повернулся к Элизабет. — Юная леди, может быть, вы покажете, чему научились? Мы сможем добраться на подъемнике до Платьена?

— О, я бы очень хотела. — Элизабет умоляюще посмотрела на герра Геллера.

— Разумеется, давайте, вперед, — сказал тот радушно. — У нас много лыж, костюмов, ботинок, если сами захотите встать на лыжи.

— Я оставил лыжи много лет назад. — Вольф внимательно посмотрел на девушку. — Вы действительно хорошо катаетесь?

— Очень хорошо, — смело ответила Элизабет.

Вольф ухмыльнулся.

— Да тут есть отвратительные места, так что поглядим.

Ганс Вольф облокотился о перила просторного балкона и не верил своим глазам. Внизу по крутому склону прямо напротив него летела Элизабет. Она подпрыгивала высоко, делала резкие и четкие движения — скольжение, подскок, скольжение. Все как полагается. Эта девушка двигалась с инстинктивной грацией и мастерством. Техника не отточена, но Боже мой! Она превосходна!

Еще минут десять назад он был настроен на приятную беседу за вкусным ленчем. Эта английская аристократка, такая земная, теплая, смотрела на него с нескрываемым обожанием. Она явно страстно любила лыжи и потешалась над своей снобистской школой.

Вольф устроился на балконе ресторана и велел ей пойти прокатиться, пока он заказывает ленч. В первый раз, увидев ее спуск, он подумал, что у него разыгралось воображение. Он помахал ей рукой, чтобы она повторила еще раз: он хотел проверить, не случайность ли это. А потом попросил скатиться снова. Она была слишком хороша. У него даже адреналин выбросился в кровь На долю секунды Вольф представил себе Хейди Лоуфен и Луизу Левьер, участниц швейцарской женской команды, считавшихся надеждой чемпионата мира. Они вовсе не скажут ему спасибо за то, что он собирается сделать.

Но он не колебался ни секунды.

Ганс Вольф подозвал официанта.

— Где у вас телефон? Мне надо позвонить.

— Конечно, сэр, я вам покажу, — сказал официант и повел его в сторону бара.

Вольф опустил несколько монет в прорезь и набрал номер.

— Британская лыжная федерация, — ответил женский голос.

— Говорит Ганс Вольф из Швейцарии, — сказал он. — Директор на месте?

Глава 7

Шестьсот двадцать семь долларов. С ними далеко не уйдешь. Даже в Бруклине.

— Пятьдесят за неделю, — сказал хозяин.

Нина презрительно огляделась. Тесная комнатка, в которой не повернуться, с жирными пятнами на стенах, с крошечной раковиной в трещинах и обшарпанным шкафом.

Удобства в виде туалета и душевой — в конце коридора.

— Тридцать пять, — сказала она.

Тот грубо рассмеялся:

— Ну да, дорогая. Мы сдаем комнату на ночь за пятнадцать баксов.

Мотель «Океан» располагался на грязной территории дока «Красный багор», и в основном здесь жили моряки.

— Да, но у вас не каждую ночь есть постояльцы. А я здесь по меньшей мере на три недели.

— Сорок, детка, хотя это форменный грабеж, — заявил хозяин.

Он буквально пожирал ее глазами. Девчонка довольно странная. Похожа на школьницу и такая серьезная, что он перед ней терялся. Точно не проститутка, это он определил сразу. Жалко, иначе она могла бы поднять таксу для других. Он хотел предложить ей выпить, но не осмелился.

— Тридцать пять. Больше у меня нет. А если мало, я пойду в другое место.

Мужчина нахмурился. От него несло потом и сигаретами, и Нине очень хотелось, чтобы он убрался из комнаты.

— О'кей. Но за две недели вперед.

Нина полезла в карман и вынула чеки. Когда хозяин ушел, она села на узкую маленькую кровать и схватилась за голову.

Интересно, что сейчас делают ее родители? Может, звонят в полицию? Или скучают по ней? Вообще-то они должны скучать — она много делала для них. Но если и так, то в «Красном багре» ее никто не найдет. Даже полицейские.

Она чувствовала удивительное спокойствие. Нина давно привыкла надеяться на себя, и единственное, что изменилось в ее жизни, — обстановка. Оглядываясь назад, она поняла, какой глупой ошибкой был Джефф Глейзер. Как она могла, такая умная, совершить подобную ошибку? Он ведь просто красивый болван, который ею попользовался и спрятался в кусты. Она поверила ему — и вот куда привела ее глупая вера. Ах, ладно, никогда больше она не повторит подобной глупости.

Нина встала с кровати и подошла к грязному мрачному окну. Улица, шум, суета грязного хитроватого Бруклина.

Итак, у нее пятьсот пятьдесят семь долларов и все, что на ней.

Завтра она пойдет искать работу. Пора выбираться из всего этого.

Но Нина не нашла работу ни завтра, ни послезавтра.

Она провела две очень тревожные недели, снашивая туфли на Флэтбуш-авеню, кружа возле Сивик-Сентер и ужасаясь, что деньги кончаются, а работы все нет. Даже рекомендации не помогали. Бруклин переживал спад конца семидесятых. На работу никого не брали. Аптеки, банки полны сотрудников, и даже в мелкорозничной торговле никто не нужен. Она была в отчаянии, когда наконец получила хоть что-то. Парнишка по имени Леон стоял перед ней в очереди и проклинал все на свете. А больше всего магазин здоровой пищи, из которого его только что выгнали.

«Зеленая планета» оказалась унылым местом: на стенах болтались выцветшие плакаты, в пыльных витринах были выставлены витамины, свечи, амулеты — в общем, Ничего особенного, но ее сердце забилось быстрее. Наверняка здесь нужен новый работник.

Когда она толкнула дверь, зазвенел колокольчик.

— Добрый день, чем могу быть полезен? — Мужчина лет шестидесяти встал из-за прилавка.

— Я надеюсь… — вежливо ответила Нина, — я слышала, вы уволили Леона, и хотела бы наняться вместо него.

Хозяин покачал головой.

— Я никем его не собираюсь заменять. Я уже третьего ребенка нанимаю в этом месяце, а толку чуть. Сидят, жуют жвачку и болтают с покупателями.

— Я не такая, правда. У меня есть опыт в работе и есть рекомендации, — настаивала Нина.

— Извини, золотко. Попытайся где-нибудь еще.

Нина с горечью проглотила разочарование и уже хотела уйти, как вдруг старик добавил:

— Кто мне нужен — так это бухгалтер. Или волшебник.

Он похлопал ладонью по лежащим перед ним квитанциям и вздохнул.

— А что у вас за бумаги? — спросила Нина.

— 0 — хо-хо. — Старик снова покачал головой. — Детка, никогда не держи магазин. Ослепнешь раньше времени.

— Я могу с этим справиться, — сказала она, подходя к прилавку и не обращая внимания на удивленное лицо хозяина. — Правда. Мои родители держали магазин, и я привыкла… — Он чуть не сказала «делать», но заменила на «помогать». — Я привыкла помогать заказывать товары и проводить инвентаризацию.

— Да? У тебя хорошо с математикой? — спросил старик.

— Высший балл. Слушайте, почему бы вам не разрешить мне посидеть и рассортировать счета? Если вы сочтете, что я вам пригожусь, дайте месяц сроку. Ну а если нет, я перестану вам надоедать. — Нина с трудом сдерживала дрожь волнения в голосе.

Он секунду помолчал, потом кивнул.

— Ну, я думаю, в этом нет ничего страшного.

— Меня зовут Нина Рот, — представилась она с некоторым облегчением.

— Фрэнк Мэлоун, — сказал старик, пожимая ей руку. — Итак, ты знаешь, что делать с этими бумажками?

Нина начала работать в «Зеленой планете». Она сделала новые заказы, помыла окна, покрасила в розовый цвет дверь. Маленький список цен, который Фрэнк держал на прилавке, заменила на большой кусок картона, на котором четко вывела расценки и скидки. По сравнению с хаосом, царившим у ее матери, «Зеленая планета» была просто раем.

Очень скоро Нина могла точно сказать хозяину, что продается, а что нет. В округе пошли разговоры, покупателей стало больше. Нина обслуживала вежливо, по-деловому, она старалась выучить имена постоянных клиентов. На Фрэнка это произвело большое впечатление.

— Как тебе удается столько работать? — спросил он однажды вечером, когда она прочесывала фармацевтический каталог. — Тебе не стоит сидеть допоздна, иногда надо развлекаться.

— А я люблю работать, — искренне призналась Нина.

Она ничуть не лукавила. Она на самом деле любила работать. В голове роился миллион идей по улучшению дела, а Фрэнк Мэлоун готов был попробовать все. Он вдовел семь лет, магазин был единственным, что у него осталось, а Нина Рот сделала это место таким приятным. Когда пошла прибыль, он повысил ей зарплату. Не намного, но это лучше, чем ничего. Нина отрабатывала все часы. Она работала как дьявол. С одной стороны, потому что в таком светлом, просторном магазине проводить время гораздо приятнее, чем в захудалой комнатенке мотеля. А с другой — она не из тех, кого тянет развлекаться. Ну и конечно, она знала, что должна стать совершенно необходимой для Фрэнка Мэлоуна, прежде чем случится неизбежное.

Прошло четыре месяца.

— Как поживает моя любимица? — однажды утром спросил Фрэнк, когда Нина вошла в магазинчик.

— Хорошо. Вы знаете, Фрэнк, стоит подумать о рекламе. Надо развесить плакаты в городе. И напечатать объявление в местной газете.

— Слишком дорого.

— Окупится через месяц. — Она сняла пальто и повесила в закутке.

Старик что-то пробормотал.

— Что? — спросила Нина, обернувшись.

Он указал на ее живот.

— Ты немного поправилась. Тебе идет. Тебе вообще надо больше есть.

Нина решила набраться смелости. В конце концов ему придется когда-то узнать.

— Дело не в этом, Фрэнк. Я беременна. :

Выражение удивления появилось на старом лице.

— Ты беременна?

Она кивнула.

Лицо старика потемнело.

— А у тебя есть друг?

— Нет.

Серые глаза Нины ничего не выражали. Фрэнк почувствовал себя неловко. Нина такая серьезная, такая смелая девочка. Ей семнадцать лет, а по зрелости ума можно дать все пятьдесят. Ясное дело, она не в настроении обсуждать это.

— Тебе нужна помощь?

— Нет. — Она одернула себя за резкость и добавила:

— Но все равно спасибо.

Собирая два месяца назад свои скудные вещи, она думала только об одном: найти жилье и работу, чтобы платить за него, а все деньги потратить на аборт. Конечно, ужасно потерять стипендию, но она ни секунды не смогла бы выдержать дома. Нина хотела жить отдельно от родителей, оказаться подальше от колледжа Святого Михаила Архангела, от одноклассников, которые смеялись над ней, и на миллионы миль подальше от Джеффа Глейзера. Боль от того, как он с ней обошелся, была невыносима. Джефф сказал, что она ничто, родители относились к ней немногим лучше. Нина чувствовала себя такой одинокой, такой обиженной. Ей казалось, что она умрет.

Ни за что не хотела она брать у Джеффа и цента. В его мире за деньги покупалось все. Но Нина поклялась; она не продается. Она найдет работу и заплатит сколько надо, чтобы вырвать этого ублюдка из своего тела. А к следующему году уже сама станет распоряжаться собственной жизнью и подаст заявление в колледж.

Трудно определить, в какой момент она передумала.

Начав работать в «Зеленой планете», Нина хотела пойти на прием к доктору, но все время откладывала. Она говорила себе: надо как следует устроиться, но промелькнули две недели, потом три, а она все не шла к врачу.

Как-то летним вечером она проходила по Атлантик-авеню мимо арабских кондитерских и ларьков. Она наблюдала за одетыми в черное матерями, нянчившими своих детишек, и вдруг ощутила неожиданную нежность. А однажды Нина увидела маленькую девочку, топавшую в магазине за своей мамой, и подумала: ведь ее собственный ребенок может быть вот таким. Эта мысль отложилась в подсознании. Нина не испытывала никаких неприятных ощущений по утрам, не было никакой страсти к сардинам или особым сандвичам — ничего такого.

Ее пышное от природы тело, казалось, ничуть не изменилось. Разве что немного увеличилась грудь.

Два месяца работы, третий месяц беременности, отметила про себя Нина, расставляя банки с детским яблочным соком. И вдруг застыла, уставившись на ярлык с изображением младенца, похожего на херувимчика, с беззубой улыбкой на личике. И тут она поняла, что передумала. Нина захотела ребенка. Не важно, кто его отец.

Она хотела кого-то любить. Она хотела водить ребенка в парк, покупать ему куклы, кубики, хотела играть с ним, заботиться о нем так, как никогда ее родители не заботились о ней. Она понимала, это звучит эгоистично, но именно так она чувствовала.

— Слушай, Нина, ты, наверное, шутишь, — выговаривала она себе. — А как же колледж? Думаешь, сумеешь учиться с ребенком на руках?

Ну что такое колледж? Другой, нереальный мир, мир Джеффа и Святого Михаила. А ее жизнь — настоящая, в которой надо зарабатывать деньги, платить за жилье. Она выживет без всякой ученой степени.

Нина нова посмотрела на яблочный сок.

С ребенком у нее будет что-то вроде семьи. А это уже немало.

Да, конечно, будет трудно, пытался образумить ее надоедливый голос. Но Нина приняла решение. «Трудности — это то, к чему я привыкла».

Нина навсегда запомнила день, когда она поговорила с Фрэнком. День был очень холодный, серый и слякотный, повсюду рождественские украшения, фонарики хануки в нескольких витринах — в общем, еще одна Нью-Йоркская зима. Нина поймала себя на том, что заглядывает в магазин игрушек, смотрит на всяких святых, королей, неоновых Санта-Клаусов, и представляла, как бы она справляла Рождество со своим ребенком. Единственное, почему ей не нравилось быть еврейкой, — из-за Рождества. Некуда пойти. Хануку невозможно сравнить с Рождеством, с его елками, лампочками, открытками, подарками, которыми осыпают тебя, куда бы ты ни пошел. Она невольно испытывала вину перед ребенком, который лишался всего этого. Дело даже не в деньгах — просто родители-евреи игнорировали двадцать пятое декабря. Уж ее-то родители точно, хотя Нина была уверена, они делали это ради того, чтобы сэкономить деньги, а не по религиозным соображениям.

Она решила, что хануку надо устраивать повеселее и посерьезнее. Потому что ее ребенок не должен скучать или жаловаться.

Вот тогда она все поняла.

— Фрэнк, мне надо вам кое-что сказать.

— Ты уходишь, — взволнованно сказал Фрэнк.

Нина работала в «Зеленой планете» несколько месяцев, но ему казалось, что она была здесь всегда. И он не знал, как ему дальше обходиться без нее.

— Нет, но я надеюсь, вы не сойдете с ума… Я решила сохранить ребенка.

— Так это прекрасно! — воскликнул старик, и его лицо расплылось в широкой улыбке. — Ты будешь замечательной матерью. Думаю, я должен тебе прибавить зарплату.

Он подошел к ней тяжелой походкой и обнял. Нина чуть не расплакалась. Никто никогда не обращался с ней так дружески.

А Фрэнк продолжил:

— Я подумал и решил выделить тебе долю от прибыли. Пять процентов сверх зарплаты, как только начнем получать прибыль.

— О, Фрэнк! — воскликнула Нина.

Она понимала, что стоит образумить его, но с деньгами у нее так напряженно, что отказаться не было сил.

Фрэнк Мэлоун одинок, он относится к ней как к дочери, и она действительно много сделала для его магазина.

— Мне не следует соглашаться… — неуверенно начала девушка.

— Соглашайся. — Фрэнк отбросил ее сомнения. — У меня двоюродный брат в Квинсе, адвокат. Он составляет мое завещание. Я скажу ему, чтобы он его изменил.

Нина могла себя поздравить. Пять процентов от маленького магазина. Конечно, это не империя. Но хоть что-то, первый шаг по лестнице вверх. Фрэнк оказался настоящим другом. Да, она скоро родит ребенка, и будущее не казалось ей розовым, но, может, оно окажется не столь мрачным?

Через три дня с Фрэнком Мэлоуном случился удар.

Его быстро отправили в больницу, но врачи ничего не смогли сделать. Через час он умер.

— Нина Рот?

Нина перестала подметать пол, когда дверь со стуком распахнулась. Высокий плотный мужчина в фетровой шляпе и черном плаще вошел в магазин, не обращая внимания на вывеску «Закрыто». Она нахмурилась. Столько дел надо переделать до похорон, и некому, кроме нее.

— Да, это я, — сказала она, не выпуская из рук веник и тем самым намекая незнакомцу, что задерживаться не стоит.

— Я Коннор Мэлоун.

— О! — Нина вспыхнула, вытерла запачканные руки о фартук и подошла пожать руку. Коннор, должно быть, сын Фрэнка от Олбани. Тот, на которого старик жаловался, что он совсем не навещает его. У Коннора есть сестра Мэри в Техасе, но Нина не ожидала, что кто-то из них появится так скоро. Она хотела бы выглядеть поприличнее, но была всего лишь в потертых голубых джинсах и рубашке в красную клетку. — Привет. Мне так жаль Фрэнка, мистер Мэлоун, он очень хорошо ко мне относился.

Она решила даже не заикаться о пяти процентах.

Коннор Мэлоун не поверит ей, поняла она с первого взгляда.

— Да, он всегда отличался великодушием, — уклончиво заметил Коннор, оглядывая магазин. — Действительно, за последнее время он много сделал.

Нина не решилась сказать, что в основном это ее заслуга. Она просто кивала и улыбалась.

— Да, «Зеленая планета» идет в гору.

— Хорошо, мы сможем запросить цену повыше.

Коннор Мэлоун работал страховым оценщиком и привык сразу все переводить на деньги. Увиденное ему понравилось: разнообразие товаров, аккуратная выкладка. Смерть отца огорчила его, хотя особой близости между ними не было уже много лет. Да, пятьдесят процентов от стоимости магазина придутся очень ко времени для Черил и детей. Он не заметил паники на лице темноволосой девушки, стоявшей перед ним.

— Не может быть, чтобы вы хотели это продать, мистер Мэлоун.

Коннор взглянул на нее.

— Конечно, а кто теперь будет заниматься магазином?

— А почему бы не я?

— Да я так не думаю, — вежливо улыбнулся он. — О'кей, спасибо, что вы присмотрели за всем, пока я сюда добирался, мисс Рот. Я знаю, у вас не было контракта, но я прослежу, чтобы вы получили зарплату целиком.

Так будет справедливо.

— Мистер Мэлоун, неужели вы не сохраните «Зеленую планету»? Магазин дает хороший доход… :

— Но отец умер, — начал терпеливо объяснять он.

— Да, сэр, но я вела все бухгалтерские книги, делала заказы и проводила инвентаризацию. Я могу продолжить работу, а вы наймете мне в помощь кого-нибудь помоложе.

Мэлоун посмотрел в честное личико и чуть не расхохотался.

— А тебе сколько лет, девочка? Двадцать два?

— Восемнадцать, — призналась Нина.

— Да? Ты кажешься старше… Но тем не менее я не собираюсь нанимать девочек-подростков, чтобы они занимались бизнесом. Даже если они очень хорошенькие, — добавил он, пытаясь быть галантным.

— Но я уже занимаюсь бизнесом, — возразила она.

С лица Коннора слетело великодушное выражение.

— Бесполезная попытка, Нина. Сожалею. Чек получишь завтра.

Нина не пошла на похороны. Она осталась в магазине и организовала то, что называется ирландскими поминками. Умеренная выпивка — несколько рюмок виски — подсушенные сандвичи. Вот и все, что Коннор счел достаточным. Она работала механически, пока гости не вернулись с похорон. Привела в порядок коробки с таблетками и пузырьками под прилавками. Коннору будет приятно узнать, что во всем полный порядок. Ей казалось, лучше проститься с Фрэнком так, нем просто принести пучок цветов. Нина терла прилавок красного дерева до тех пор, пока не увидела в нем свое отражение.

Она попыталась представить, что бы Фрэнк посоветовал ей сейчас. Во-первых, не паниковать.

Она прислонилась к пустым полкам и глубоко вздохнула. Снова предоставлена самой себе. Ну что ж. Это уже однажды с ней было.

Конечно, все ужасно, но сейчас у нее есть кое-какой выбор. Хозяева окрестных магазинов знали ее и попробовали выяснить ее намерения. Фатима Рисэд из большой бакалейной лавки на другой стороне улицы даже предложила Нине работу. Так что голодать не придется.

Но надо думать и о ребенке.

Миссис Мински из парикмахерской напротив, обожавшая серьезную спокойную девочку, сумевшую преобразить маленький жалкий магазинчик Фрэнка Мэлоуна, тоже забежала к ней в то утро и сказала, что «Абрахам и Штраус», огромный универмаг на Хойт-стрит, запускает программу по менеджменту.

— Племянник мужа там работает, он мог бы замолвить за тебя словечко, — заявила миссис Мински. — Хорошая зарплата, премиальные… И потом это настоящий бизнес, Нина. Ты сможешь дальше продвинуться.

— Спасибо, миссис Мински, я вам очень благодарна, — неопределенно ответила она.

— Ну так и что, тебе не нравится «Абрахам и Штраус»? Или после вот этой «империи» для тебя там недостаточно крупный размах? — Миссис Мински хмыкнула и обвела рукой пустую комнату.

— Дело не в этом, — сказала Нина.

— Ты работала в розничной торговле, в аптеке, — напомнила миссис Мински. — Теперь вопрос, куда идти дальше. Конечно, в торговлю. Она у тебя в руках. И «Абрахам и Штраус» — самое лучшее, дорогая, что тут есть.

Так что подумай.

После похорон молодой Коннор отвел ее в сторону и великодушно объявил, что решил накинуть ей плату еще за одну неделю. Но Нина уже приняла решение.

Все же ей интереснее сами лекарства, а не то, чем торгуют вместе с ними. «Абрахам и Штраус» для Бруклина — замечательное заведение. Карьера в розничной торговле могла привести в «Сакс и Блумингдэйл», к прилавкам с косметикой, где сотрудникам со скидкой продают духи. Это, конечно, престижно и очень модно.

Однако настоящие деньги водятся не здесь. Работа с бухгалтерскими счетами показала ей, какие деньги делаются на лекарствах, выписанных по рецептам. Нью-Йорк помешан на витаминах, таблетках, микстурах, и так будет всегда. Правда, в фармацевтическом бизнесе надо кое-что улучшить. Как покупательница, Нина понимала, в чем дело.

Лекарственный бизнес меньше отвлекает и утомляет, чем розничная торговля, эта работа позволит найти время для ребенка. Для Нины теперь это было единственным, что имело значение.

Глава 8

Элизабет выгибалась от прикосновения его языка.

Жерар держал ее крепко, одной рукой ласкал груди, а другую просунул между ног. Ее кожа была горячей и потной, блестящие длинные волосы прилипли к влажному лбу. Лицо покрылось мелкими капельками пота.

Жерар просто терял рассудок: он так сильно хотел ее и не замечал, что глаза Элизабет всегда закрыты. Не отрываясь, он смотрел в отделанное золотом зеркало напротив кровати, в котором отражалась вся эта невероятная сцена. Шелковые простыни и подушки в беспорядке валялись на полу, а бледно-желтое атласное платье от Диора и вечерний костюм аккуратно лежали в кресле.

Элизабет выгибалась под ним, когда он двигался в ней…

Ждать больше невозможно, и Жерар задвигался скорее, часто дыша, широко открыв рот.

— Дорогая… дорогая, я люблю тебя… — отрывисто проговорил он по-французски.

Она не отвечала, но он почувствовал, как Элизабет стиснула его руку, которой он помогал себе. Ей это нравилось.

Она застонала, и он стал двигаться еще скорее, а когда ощутил приближение оргазма, то постарался продержаться, давая ей возможность достичь пика. Два удара, еще два, потом он сильно нажал пальцами и услышал ее крик. Застонав от удовольствия, Жерар дал себе волю и обмяк.

Элизабет тяжело дышала, успокаиваясь, выбираясь из своих фантазий. Несколько секунд она была не в себе, потом почувствовала, как Жерар скатился с нее, и вернулась в реальность. Сцена, в которой участвовали они с Джеймсом Бондом, превратилась в номер в отеле. Шон Коннери обрел облик ее друга, а Москва снова стала Санкт-Морицем.

— Ты такая красивая, Элизабет. Я тебя обожаю, — добавил он по-французски.

— Ты был великолепен, Жерар, — хладнокровно ответила Элизабет.

Она не могла достичь оргазма с Жераром, не прибегая к фантазиям. И сразу после того, как все кончалось, ей хотелось остаться одной. Она стала думать, как бы поскорее выдворить его из номера, но не грубо.

— Ты меня совсем измочалил, дорогой. — Элизабет потянулась, словно чувствовала себя совершенно утомленной. — Так что иди к себе, а я немного посплю. Если ты будешь рядом, я, конечно, не смогу заснуть.

— О'кей, я понимаю. На первом месте соревнования.

Он так жаждал ей угодить, что немедленно оделся.

Элизабет не могла выносить его щенячьего взгляда.

Жерар казался совсем не таким, как Карл или Ричард, но в конце концов все они одинаковые. Знаменитая леди Элизабет, восходящая звезда горных склонов, любимица общества, бросала их всех.

— Да, в конце концов это чемпионат мира.

— Ты вернешься домой с победой. Не сомневаюсь.

Его задор раздражал. Так с кем Жерар де Меснил хочет быть в конце концов? С Элизабет или с чемпионкой мира? Она знала, он обязательно будет ждать ее внизу, в конце трассы под Деволеззе, чтобы обнять перед камерой. Как скучно. Он невыносимо скучный.

Элизабет поерзала в постели.

— Увидимся завтра.

— До завтра, — простился Жерар по-французски.

После того как он ушел, Элизабет встала и отправилась в ванную. Она включила воду сильной струей и добавила очень дорогого ароматического масла. Запах лаванды и тимьяна наполнил комнату, и Элизабет наконец расслабилась. В ванной было огромное окно с видом на озеро, и, погрузившись в воду, Элизабет заметила шпили и башенки роскошного «Палас-отеля», в котором завтра поселятся ее родители. Она уже знала, что они приземлились. Моника, должно быть, сейчас носится по Санкт-Мориц, покупает безделушки у Картье или шарф у «Гермес». Отец наверняка пошел прямо в «Корвилиа» — самый престижный лыжный клуб. Несмотря на отсутствие интереса к лыжам, родители купили кое-что из снаряжения и в прошлом году вступили в клуб. Лорд Кэрхейвен обладал «старыми деньгами» и возглавлял корпорацию «Дракон», так что у него было все что надо для вступления: наличные и положение. «Корвилиа» стал еще одной открытой дверью в этот мир.

Отношения с семьей изменились совершенно. Когда Элизабет было предложено место в британской лыжной команде, Тони согласился сразу же. Горные лыжи — это опасный, но первоклассный вид спорта. Так что было о чем поговорить на приемах, когда речь заходила про Элизабет.

Вскоре стало ясно, что Элизабет способна на большее, чем прийти второй в слаломе: она выиграла скоростной спуск в Мерибеле. К удивлению европейцев, британская девочка-подросток, появившаяся из ниоткуда, в международных соревнованиях стала четвертой.

Элизабет сделалась сенсацией за одну ночь. Все пошло на пользу: красота, сексуальность, фигура, каскад медовых волос. Англичанка-любительница побила альпийскую нацию в ее же собственном виде спорта.

И кроме всего прочего, она еще и титулованная особа! Фотографии улыбающейся Элизабет в сапфирового цвета лыжном костюме «Эллес» обошли все издания. О ней сообщало Би-би-си. Репортеры спешили отправить заявки в Кортину, чтобы обеспечить себе место в пресс-центре. Она стала гвоздем сезона. Британия, переживавшая экономический спад, где стачки парализовали лейбористское правительство и горы мусора высились на улицах, нуждалась в хоть маленькой частичке славы.

Вот в такую страшную зиму сексуальная леди Элизабет Сэвидж дала людям повод гордо улыбнуться. Пресса называла ее «отважной» и «потрясающей», хвалила графа и графиню за то, что они разрешили дочери заниматься лыжами. Тони и Моника, к своему удивлению, обнаружили, что у Элизабет есть весьма ценные качества. Ее недостатки словно смылись белым альпийским снегом.

В то Рождество Элизабет осторожно обратилась к отцу с просьбой оказать ей любезность. Ей хотелось поработать летом в «Драконе».

Вместо вежливого отказа, которого она очень боялась, граф спокойно согласился.

— Если это тебя развлечет, Элизабет, — пожалуйста.

Я думаю, тебе найдется место в офисе.

Элизабет ахнула от удивления и, заикаясь, поблагодарила.

— Швейцария тебе пошла на пользу. Ты стала полезной своей семье. Ну и как, это будет продолжаться?

Она поняла, о чем спрашивает отец.

Проглотив саркастический ответ, Элизабет кивнула.

— Хорошо. Я надеюсь, ты останешься доволен.

— Но ты, конечно, понимаешь, что все это временно. Ты будешь встречаться с порядочными молодыми людьми, тебе предстоит замужество…

Короче говоря, Тони не мог выразить свои планы яснее. По крайней мере, пока она будет соблюдать правила игры, она может делать то, что захочет. Но родители не отказались от мысли поскорее выдать ее замуж. Отделаться. Пока им просто нравились новые оттенки, которые она придавала блеску их семьи. Разговоры в обществе, на вечеринках о ее успехах, этакие искорки на семейном гербе.

Желая подчеркнуть это, Моника подарила Элизабет на Рождество браслет, украшенный бриллиантами, а Тони увеличил с нового года ее пособие в четыре раза.

Элизабет сразу же продала браслет и открыла тайный счет в банке в Женеве. Каждый месяц она отправляла туда свое пособие. Новая звезда британской команды в деньгах не нуждалась. Она участвовала в соревнованиях как любитель, и ей не полагались гонорары. Но после успеха на чемпионате мира многие компании боролись за то, чтобы спонсировать эту команду. Спонсоры просто осыпали своими дарами — фирма «Эллес» снабдила команду специальными костюмами, фирма «Россиньоль» изготовила лыжи с дополнительным кантом. В отелях они жили в лучших номерах, летали только первым классом. Для Элизабет все это не было чересчур. Она требовала себе самые лучшие костюмы, переливчатые и блестящие, чтобы при спуске с горы они играли на свету. Чтобы на фоне снега она сверкала, как радуга. Она всегда хотела номер на одного. Она не обращала внимания на брюзжание британского тренера и часами блистала на вечеринках, флиртовала — словом, вела себя, как легкомысленная девчонка в обществе лыжников, богатых молодых людей.

Коллег по команде все это приводило в бешенство. В то время как им приходилось вставать в шесть утра и потеть в гимнастических залах отеля, Элизабет валялась в постели с чашкой горячего шоколада и круассанами.

Они начинали работу на спусках под крики тренера, а Элизабет появлялась, когда хотела. Им приказывали идти спать в девять вечера после соревнований, а она оставалась в коктейль-баре и развлекалась с австрийцами, обменивалась записками с Францем Кламмером или висела на шее у какого-нибудь очередного поклонника.

Жаннет Марлин, Карен Картер, Кейт Кокс, девушки из британской команды, считали Элизабет сучкой. Испорченный подросток, она обожала свет рампы и не признавала никаких правил. Но в настоящее бешенство девушек приводило то, что все мужчины вертелись вокруг нее, просили назначить свидание, распускали слюни, глядя на ее свежее крепкое тело с округлыми формами, на слегка тронутое солнцем лицо с большими зелеными глазами. К тому же Элизабет была очень хороша даже без сверкающих бриллиантовых сережек и не в платье для коктейлей от Перри Эллис. Сверх того у нее был титул. Куда ни пойдешь, только и слышно:

— Да, миледи. Нет, миледи.

Даже представители прессы называли ее леди Элизабет.

Она никогда не подчинялась указаниям официальных лиц. Тем не менее никто не смел жаловаться.

Но в день соревнований леди Элизабет Сэвидж была как изготовившаяся к прыжку волчица. Лучшая из десятки лучших женщин мира. Лучшая лыжница Британии за последние пятьдесят лет. И она это отлично понимала.

Элизабет уцепилась за свою свободу со всей яростью. Впервые в жизни никто ею не управлял. Ни отец, ни школа. Не зная точно, что делать, она вела себя как ненормальная. Вокруг горнолыжного спорта собирались весьма оригинальные типы. Американцы-мультимиллионеры, богатые англичане — наследники «старых денег», европейские принцы, графы, маркграфы. Она легко вошла в этот круг — богатая, титулованная, талантливая.

Она выигрывала, и ей не было дела до команды. В конце концов это она «Удар молнии», самая известная лыжница в Альпах. Она чувствовала себя непокорной, смелой, отмахивалась от указаний тренеров. Лыжи для Элизабет были не просто спортом. Соревнования отнимали один процент времени, а все остальное — пресса, паблисити, самолеты, вечеринки.

Но если честно взглянуть правде в глаза, в этом бешеном круговороте Элизабет Сэвидж чувствовала себя одинокой и опустошенной.

Об Элизабет говорили как о девице легкого поведения.

У нее появился один более-менее постоянный поклонник, Карл фон Хошайт, сын немецкого автомобильного магната, мужчина-модель. Карл открыл ей радости секса, и она вела себя вызывающе, необузданно. Правда, у них не было ничего общего. Карла, белокурого, обходительного красавца, Элизабет бросила ради достопочтенного Ричарда Годфри, выпускника Итона, наследника гостиничной империи.

Ее родителей взволновало это известие. Однажды Ричард сказал, что ей надо наконец завоевать титул чемпионки мира, успокоиться и начать рожать детей.

— Да кому это надо? — изумился он, когда Элизабет заговорила с ним о «Драконе». — Лиззи, неужели не ясно, что тебе незачем работать? Я позабочусь о деньгах.

В ту же ночь они расстались.

Ну а теперь у нее был Жерар — граф де Меснил.

Жерар — прекрасный любовник, нетребовательный человек. Он ее устраивал.

Во второй лыжный сезон Элизабет завоевала личное серебро в слаломе, золото — в скоростном спуске и бронзовую медаль — в многоборье. Она стояла на пьедестале почета рядом с Хейди Лоуфен, чемпионкой, и слушала Национальный гимн Швейцарии.

В эти минуты она поклялась: на следующий год будут играть «Боже, храни королеву».

В ту осень Элизабет улетела в Давос на сборы.

Она снова встретилась с Жераром, снова ходила на вечеринки, все закрутилось по знакомому сценарию. И та же внутренняя пустота мучила ее.

Элизабет очень любила кататься на лыжах. Но она не хотела быть лыжницей. А что еще она могла делать?

Свет ламп, вспышки фотокамер, смех, звон бокалов с шампанским не могли заглушить мучительный вопрос:

Боже мой, чем же я буду заниматься ?

Глава 9

— Элизабет, к вам посетитель.

Британский тренер Ронни Дэвис изучающим и раздраженным взглядом окинул свою спортсменку-звезду.

Она пришла третьей на скоростном спуске в Валь-д'Изер, отстав от Луизы Левьер на целых шесть секунд. Пожав плечами, она пообещала постараться лучше выступить в Мерибеле. Но тем не менее вчера снова пропустила тренировку. Как он мог ее отчитывать за то, что она пришла третьей, если вся пресса кричала о ней, поздравляя с еще одной бронзой? У этого ребенка явный профессиональный талант, но отношение к делу чисто любительское. Это доводило его до сумасшествия.

— Там что, снова Жерар? Скажите ему, что я занята, — велела Элизабет, поправляя на носу темные очки. — Я хочу собрать вещи и принять душ.

Они стояли в вестибюле одного из лучших отелей Мерибела «Антарес». Жаннет уже застегивала ремни, чтобы спускаться со склона, Кейт работала в тренировочном зале. Ронни понимал, что Элизабет сейчас отправится в кафе, несмотря на предстоящий завтра слалом.

Она в третий раз участвовала в чемпионате мира, но, как говорится, насильно мил не будешь…

— Нет, это не Жерар, к сожалению.

— Ганс!

Обернувшись, Элизабет увидела высокого седовласого человека. Она кинулась к нему и с жаром обняла.

— Что вы здесь делаете? Я думала, вы уже в прошлом году ушли на пенсию.

—  — Да, так и есть, я больше не тренирую, но от меня не так-то просто избавиться, — сказал он ей, кивая Ронни. — Мои поздравления, герр Дэвис, ваша страна снова выигрывает соревнования.

— Благодаря Элизабет, — бесстрастно проговорил Дэвис. — Я уверен, мы еще увидимся, а сейчас я иду искать Жаннет, займусь с ней слаломом. — Он пожал руку Гансу и ушел.

Замечательно! Просто замечательно! Еще один поклонник будет говорить Элизабет, какая она потрясающая лыжница.

Ганс пригласил девушку на ленч. Они поехали в гондоле, высоко подвешенной над Труа-Валле, самой крупной в мире лыжной базой. Внизу под ними высились горы. Огромные скалистые пики, покрытые гладкими снежными одеялами, сосновые леса, перерезанные лыжными трассами. Человечки на лыжах походили на разноцветных муравьев, но с такой высоты их быстрые движения казались спокойными и замедленными на фоне величественных Альп.

Вольф выбрал «Пьер Плат», ресторанчик на одной из станций канатной дороги с захватывающим дух видом на деревню внизу. Они сидели на высушенной солнцем террасе, и солнечный свет зажигал огоньки в медно-рыжих волосах Элизабет. Они смотрели на лыжников, скользящих по склону. Опустив штору, чтобы смягчить слепящий свет, исходивший от снежных вершин, Ганс заказал для обоих густой суп, черный хлеб, сосиски с кислой капустой, пиво и апельсиновый сок.

— Красиво, правда? Вершина мира.

— Потрясающе, — согласилась Элизабет.

Ганс указал на картину, открывавшуюся перед ними.

— Да, и что ты видишь?

— Что вижу? Лыжников, конечно.

— Ах лыжников? Я удивлен, что ты их еще узнаешь.

Элизабет бросила быстрый взгляд на пожилого человека и увидела в его поблекших голубых глазах неодобрение.

— О чем вы говорите? — сразу ощетинилась она. — Я же взяла бронзу в прошлом сезоне?

— На месте герра Дэвиса я бы отправил тебя домой и не позволил кататься. Ты позоришь свою страну.

Ганс Вольф подался вперед. Лицо его, изрезанное морщинами, было рассерженным, разгоряченным.

— Все говорят о тебе, что ты не тренируешься. Что ты не хочешь учиться. Игнорируешь все указания. Ты возишься со всеми этими мальчишками. Ты не лыжница. Ты просто туристка.

Элизабет отшвырнула кусочек черного хлеба и поглубже уселась в кресле.

— Я не собираюсь все это выслушивать. Вы не читаете газеты, Ганс?

— Ах газеты! Ну конечно. Ты прямо сияющая звезда!

Удар молнии. Женщина — премьер-министр. Девочка-чемпионка. — Он с отвращением хмыкнул. — Ты не слышишь других.

— А кто это — другие?

— Другие лыжники. Профессионалы. Мужчины и женщины, на которых не производит впечатление твое хорошенькое личико и благородное происхождение. Они знают только то, что ты не работаешь. У тебя есть талант. Так ведь? Талант тебе дан от рождения. И просто за это тебя нельзя уважать. Им важно другое: что ты делаешь со своим талантом. — Не обращая внимания на злой взгляд Элизабет, Ганс Вольф опустил ложку в пряный суп. — Ты, фрейлейн, являешься на соревнования, как на вечеринку.

— Эй, я же заняла четвертое место. Потом бронзу. В этом году я сделаю золото. — Элизабет пыталась притвориться, что не понимает, к чему клонит Ганс. — Может, мне и надо немного отшлифовать…

— Отшлифовать! Ты думаешь, взять золото легко? Да, ты получила бронзу в прошлом сезоне, но только потому, что Хейди упала в Лоберхорне, иначе ты снова была бы четвертой. Ты на четыре-пять секунд отстаешь от Хейди и Луизы в каждых соревнованиях.

— Это мелочь, — пробормотала Элизабет.

— Это вечность. Швейцарские девочки тренируются каждый день, пока ты носишься по магазинам. Ночами они как следует отдыхают, пока ты хихикаешь со своими сопляками-поклонниками. Девочки здесь не за тем, чтобы подцепить мужа. Они в горах для того, чтобы участвовать в соревнованиях. И побеждать.

— Ганс…

— Что, юный граф де Меснил? Очень богатый, прекрасный улов. — Он презрительно покачал головой. — Ах, Элизабет. Когда я впервые встретил тебя, в тебе была страсть. Ты могла стать одной из самых лучших. Я видел в Элизабет Сэвидж великую лыжницу, а не увешанную золотом домохозяйку.

— А я не собираюсь выходить замуж за Жерара. Я вообще намерена с ним порвать, — сказала Элизабет, и это была чистая правда. — Ганс, я не ищу здесь мужа.

— Почему тогда ты не занимаешься спортом, дорогая? Я не могу понять. Может, объяснишь?

Под темными очками глаза Элизабет наполнились слезами. Никто с тех пор, как она стала участвовать в соревнованиях, не осмеливался говорить с ней в таком тоне. Но Ганс говорил правду: она жила по инерции. Ей было жаль себя…

— Потому что я люблю кататься на лыжах. Но из меня хотят сделать именно лыжницу. Просто лыжницу.

А я хочу заниматься бизнесом.

На лице наставника появилось изумленное выражение.

— И все? Разве ты не сможешь заняться этим после?

Когда закончишь работать на склонах?

— Нет, не могу. Мои родители не разрешают мне учиться в колледже. Они не хотят, чтобы я работала. У меня не будет ни степени, ни опыта. Ничего. Я могу только кататься. — К своему смущению, она залилась слезами.

Ганс дал ей носовой платок и уговорил все рассказать. Несчастное детство, бабушка. Бал в день шестнадцатилетия. Разговор с Тони насчет завещания.

Швейцария. Ну а теперь — вот это.

— Итак, ты даже не знаешь, как прокормить себя?

Элизабет покачала головой. Сейчас, конечно, не время брать деньги со счета в цюрихском банке, это на будущий год. Пока там всего пятнадцать тысяч фунтов стерлингов. Совсем мало, чтобы жить на них.

— Мы что-нибудь придумаем. Я посмотрю, что смогу для тебя сделать. На «Драконе» свет клином не сошелся. Есть другие фирмы. Например, ты могла бы работать на ФИС — Международную лыжную федерацию. Ты умная, Элизабет, никому не нужна бумага, это подтверждающая. Ты замечательная, яркая, известная.

Ты сможешь способствовать развитию спорта, но если станешь вести себя иначе… Люди понимают: ты дурачишься, тратишь время…

— О'кей, о'кей. — Элизабет ощутила, как лучик надежды пробился сквозь мрак. Заниматься продвижением лыжного спорта. Продавать снаряжение. Она хорошо знает это сама, как покупатель. Все, что нужно, — получить должность, работу и проявить себя.

— И что вы предлагаете мне делать?

Вольф подхватил вилкой кислую капусту.

— Перестань тратить время зря и приступай к тренировкам. Ты будешь работать с другими спортсменами.

До кровавого пота, чтобы отыграть пять секунд.

— Хорошо. Я могу постараться.

— Ты преуспеешь. Я организую тебе тренировки с мужской командой. Не думай о победе над Хейди Лоуфен. Думай только о том, чтобы победить Франца Кламмера.

— Кламмера?

Легендарный швейцарский лыжник завоевал двадцать пять титулов.

— Ты должна стать самой лучшей. Не просто среди женщин, а среди всех. И завоевать золото. Во всяком случае, эти международные соревнования — только разминка.

— Перед чемпионатом мира следующего года?

— Да нет, дурочка. Перед Олимпийскими играми.

Темнота. Паника. Элизабет в испуге проснулась. Телефонный звонок разорвал ее сон.

Не открывая глаз, она схватила трубку.

— Доброе утро, миледи, — спокойно проговорил голос по-французски. — Пять часов. Вы просили разбудить.

Слалом начинается в двенадцать. Она согласилась .приступить к тренировке в шесть. Ганс договорился, чтобы ей разрешили присоединиться к мужской команде Соединенных Штатов. С Мон-де-ля-Шалле спускалась длинная трасса, безжалостная и жестокая. Она заставит ее крутиться и изворачиваться, эта трасса, от которой будет зависеть ее жизнь.

Да, предстоит тяжелая, очень тяжелая работа. Вздохнув, Элизабет включила душ.

— А где наша принцесса? — спросила Кейт Кокс в девять часов, когда вся команда собралась в вестибюле, готовая к тренировке. — Все еще нежится в постели?

— Наверное, какой-нибудь богатый французский Ромео не отпускает ее, — предположила Жаннет.

Карен Картер покачала головой.

— Мы не будем ждать наш «Удар молнии», давайте надеяться, что она появится хотя бы перед началом соревнований.

Ронни Дэвис подошел к команде с листком бумаги в руке.

— Это записка от Ганса Вольфа. Очевидно, Элизабет уже на трассе. Тренируется. Она там уже три часа.

— Ты шутишь. Это с кем же? — вытаращила глаза Жаннет.

Дэвис почесал затылок.

— С янки.

— Ким и Холли тренируются вместе с ней? Они разрешают ей подсмотреть их технику?

— Она тренируется, — медленно процедил он, — с мужчинами.

Когда Ганс Вольф появился в пять сорок утра, Элизабет Сэвидж уже ждала его. Он с удовольствием оглядел ее гибкую фигуру и стойку на лыжах. Он, вероятно, опоздал лет на пятьдесят, но какому-то парню должно очень повезти. Его раздражала мысль, что такая девушка встречается с Жераром де Меснилом — он ведь просто тряпка с деньгами.

Конечно, об Элизабет говорили много. Но все ошибались. В этой девушке есть искра, которую Ганс никак не мог забыть. Кровь закипала, когда он видел, как она напрасно тратит свой талант. В их первую встречу, на склонах в Саас-Фе, она была просто настоящим снежным барсом, а сейчас, через год после международных соревнований, она каталась как автомат. Технично, но без страсти.

Вольф сам не понимал, какое ему дело до этой девушки. Он на пенсии, Элизабет не швейцарка, но тем не менее в это прохладное сумеречное раннее утро они были здесь оба.

— Как ты себя чувствуешь? Мышцы разогрелись? — спросил он, когда они прыгнули в подъемник.

Элизабет кивнула, поправляя очки.

— Через четыре часа они станут молить Брэда о пощаде, — сказал он ей совершенно серьезно.

Ганс заметил, как напряглось ее тело в предощущении работы. Она просто создана для горных лыж. Мускулы бедер были красиво очерчены, подчеркнутые блестящей лайкрой. Круглый крепкий зад высоко сидел на длинных сильных ногах.

Он вдруг забеспокоился: а не взбесится ли Брэд? Брэд Хиндс, тренер американской мужской команды, готовил парней к завтрашнему суперстарту. То, что он требовал от своих мальчиков, для Элизабет будет шоком. Но если бы они нашли время хотя бы взглянуть на свою гостью, они бы все попадали с этих гор.

— Не могу поверить, на что ты нас толкаешь, Брэд.

Ведь это, черт побери, пустая трата времени.

Джек Тэйлор оперся на палки. Двести фунтов веса, в совершенстве сбалансированные, едва приминали снег.

Члены команды не переставали удивляться: как может такой крупный парень быть легким и подвижным на лыжах?

Тэйлор скрупулезно следил за своим весом и никогда не поселялся в отеле, если там не было тренажерного зала. Но на снегу он двигался с изяществом балерины.

Сэм Флоренс, Рик Ковальски, Пит Майер пришли в команду задолго до Джека. Но они ничего не имели против него. Тэйлор был надеждой Олимпийских игр. Он взял серебро на первом чемпионате мира, золото по многоборью в прошлом году и удачно обошел австрияков в нынешнем. Несмотря на столь быстрый успех, Тэйлор упорно трудился. Его преданность делу смущала даже чемпионов. Тэйлор вставал на заре, каждый вечер перед ужином пробегал пять километров, на лыжах катался круглый год; он просто гонялся за снегом по всему миру из сезона в сезон. Он изучил видеозаписи всех соревнований, испробовал бесчисленное количество пар лыж, отыскивая единственные, которые подошли бы ему вплоть до миллиметра. Даже наблюдать за ним и то было утомительно.

Джек Тэйлор возлагал надежды на следующий год.

Ему нужна была олимпийская золотая медаль для страны, не меньше. А международные соревнования он рассматривал как подготовку к решающей схватке.

Тэйлору было двадцать четыре, три года назад он выступал в Эспене за США в команде Гарварда. Он с отличием закончил учебу и на время отложил получение степени по бизнесу ради горных лыж. Еще год он собирался отдать любительскому спорту, так что предстоящая Олимпиада была для него единственной в жизни.

Тэйлор не нуждался в славе ради престижа в обществе, Его отец был мультимиллионером, одним из немногих техасцев, сделавших состояние не на нефти и не на скоте.

Джон Тэйлор-старший разводил чистокровных лошадей на ранчо близ Далласа и торговал ими по всему миру. Ага-хан и другие арабские принцы ради его лошадей пересекали Атлантику, покупая животных за бешеные деньги.

Джек Тэйлор был единственным ребенком в семье. В свое время он собирался унаследовать четыре сотни акров земли на Юге, два отеля в Далласе, большой портфель акций, имение и конюшню отборных скакунов.

В дополнение ко всему прочему он был невероятно хорош собой. Мать говорила, что, когда Бог творил Джека, он забыл нажать кнопку «стоп». Иногда казалось, что это просто несправедливо. Не только умный, богатый, спортивно сложенный, высокий, мускулистый, но и бесподобный красавец. На улице женщины замедляли шаг и оглядывались на него.

У Тэйлора были черные волосы, гладкие и блестящие, словно бок одной из его породистых кобыл. Он стригся очень по-мужски. Распахнутые карие глаза с длинными темными ресницами, квадратная челюсть и чувственный, немного жесткий рот. Джек ничего не мог поделать со своим ртом, но именно эта деталь почему-то в конце концов ломала сопротивление многих девчонок.

Он был американцем до мозга костей — открытый, доброжелательный и очень сексуальный.

Девушки порхали вокруг него, словно бабочки.

Джек очень избирательно относился к партнершам по постели. Он рано начал заниматься сексом. Ему было тринадцать, когда он лишился невинности, а в тринадцать с половиной отец поймал сына в стоге сена с одной из наездниц. Женщина была немедленно уволена, а Джеку прочитали длинную лекцию. Пугая сына жуткими картинами венерических болезней, отец рассчитывал на его воздержание. Но вместо этого Джек изучил все о предохранительных средствах.

Втайне отец остался доволен, потому что каждый настоящий мужчина должен гордиться сыном, способным в тринадцать уложить девицу.

К пятнадцати годам Джек Тэйлор стал асом в этом деле.

Неудивительно, что колледж он закончил совершенно зрелым в сексуальном плане. В постели он был горячим и очень искусным. И всегда доминировал. Многие женщины впервые смогли испытать оргазм только с Джеком. Он научился наслаждаться каждым мгновением, получать удовольствие от этих связей. Отец хвастался, что если бы его племенной жеребец был таким, как сын Джек, то он смог бы уйти на пенсию на десять лет раньше. Но постепенно цепочка хорошеньких мордашек сменилась более постоянными подругами, связь с которыми длилась не по две недели, а по четыре-пять месяцев.

До сих пор Джек еще ни разу не влюблялся по-настоящему.

В Гарварде он оставил шесть подружек. Шесть разбитых сердец.

Последней пассией была Клэрис Дэвлин, аспирантка первого года обучения. Блондинка, стройная, хорошенькая. Но его бесконечные поездки положили конец их связи. Клэрис, конечно, не могла тягаться с золотой олимпийской медалью. Втайне Джек был этому рад. Сейчас ему никто не нужен. Никакая девица под боком. Зачем? На сборах полно европейских девочек, которые крутятся вокруг спортсменов и готовы осчастливить любого. Ничто не должно отвлекать от тренировок.

Тэйлор относился к тренировкам очень серьезно. И он был одним из тех, кто не обрадовался новости.

— Это не пустая трата времени. Это услуга Гансу Вольфу.

— Да? А почему бы ей не потренироваться с британскими парнями? Пускай бы Ганс попросил канадцев о такой услуге. Почему именно мы должны ее терпеть?

Брэд Хиндс пожал плечами.

— Он хочет, чтобы она тренировалась с лучшими.

Она бронзовая медалистка, а в этом году хочет получить золото.

— Элизабет Сэвидж не для золотой медали.

— Я не знал, что ты следишь за женскими соревнованиями, Джек.

— Достаточно узнать, что Сэвидж ленивая, она сама себя губит. — Джек говорил ледяным тоном. — Нам не нужен никто с таким отношением к спорту.

— Ну не всем же быть фанатиками, — возразил Брэд Хиндс. Он тоже кое-что слышал. — Всего один раз. Мы обязаны Гансу. Слушай, он же помог тебе в прошлом году.

Джек Тэйлор со вздохом кивнул. В прошлом году он растянул связки и выпал бы из соревнований, не найди Ганс Вольф лучшего врача в Швейцарии.

— О'кей, о'кей. Но не жди, что я снижу скорость и дам ей изучить мою технику.

Друзья по команде расхохотались.

— Ну, ты не притормозишь и ради президента, — заметил Рик Ковальски.

В этот момент наверх поднялась гондола. Сэм, Рик и Пит уставились на вышедшую Элизабет с нескрываемым восхищением.

Джек покачал головой. Все эти сексуальные кошечки хороши, но не для работы.

— А вот и мы, — весело объявил Ганс и спрыгнул с подъемника. — Брэд, рад тебя видеть. Привет, ребята.

Могу ли я представить вам леди Элизабет Сэвидж?

Брэд Хиндс склонился и пожал руку Элизабет, обтянутую перчаткой. Он очень старался не показать своего удивления. Боже мой, девчонка потрясающая! Высокие скулы, блестящие зеленые глаза, полные губы, крепко сбитая задница и атлетическая маленькая фигурка. У нее длинные ноги и скульптурные плечи. Радужно-яркая лайкра обтягивала ее, как вторая кожа. Прекрасная упаковка. Он не мог оторвать глаз от груди Элизабет. Единственная часть ее тела не такая твердая, как все остальное.

Он с отчаянием ощутил возбуждение. Слава Богу, что сейчас на нем не узкие джинсы.

— О, здравствуйте, миледи, — протянул Хиндс.

— Пожалуйста, зовите меня Элизабет, мистер Хиндс. — Для меня большая честь познакомиться с вами. Я очень благодарна, что вы нашли для меня время сегодня. — Ее маленькая рука твердо сжала его лапищу.

— Да нет проблем. Я Брэд. А это Сэм, Рик, Пит и Джек.

— Элизабет.

Лицо Сэма Флоренса расплылось в улыбке. Ковальски и Майер кивали, раздевая ее глазами. К этому девушка давно привыкла. Однако реакция Тэйлора удивила Элизабет. Он бросил на нее холодный взгляд, нетерпеливо подпрыгнул на лыжах и отвернулся.

— Брэд, можем начинать? Мы и так слишком долго тут болтаемся.

— Ну конечно. — Хиндс вытащил секундомер. — Ты первый. — Он повернулся к Элизабет, когда Тэйлор присел на лыжах. — Вы ничего не имеете против Джека? Он чемпион мира и поэтому слишком серьезно относится к тренировкам.

— Я понимаю, — тепло сказала Элизабет. — Джек, вы были превосходны в Гармише…

Она не закончила фразу: Тэйлор, не обращая на нее никакого внимания, с силой оттолкнулся и рванул вниз по трассе, четко работая палками. Его тяжелое тело, ритмично двигаясь, изгибаясь, красиво летело вниз.

— Джек Тэйлор — настоящий лыжник, он не хочет тебя знать, — прошептал ей на ухо Ганс. — Не рассчитывай на его внимание.

Элизабет, сощурившись, стояла на вершине. Ах ты, сукин сын! Она преподаст ему урок.

Через два часа Элизабет была готова упасть. Ганс оказался прав. Тренировка с мужчинами довела ее до почти полного изнеможения. Мышцы горели, тело, казалось, плавало в поту, в голове стучало от напряженного внимания — только бы уследить, где они. Через секунду после Джека по трассе ринулся Пит Майер, третьей пустили Элизабет. Спускаясь, поворачиваясь, подпрыгивая, концентрируясь с невероятной силой, она сумела отыграть три секунды у своего лучшего времени.

И все же она отстала от мужчин на несколько миль.

Тэйлор смотрел на нее с презрением.

Элизабет с необычной покорностью выслушала все замечания Брэда. Но от ярости кусала нижнюю губу.

Второй спуск. Она выиграла еще две секунды, но все равно отстала от Тэйлора. В следующий раз она так сильно оттолкнулась, что упала и очень больно ударилась бедром — лыжа потеряла из крепление.

— Ты в порядке? Может, отдохнешь? — взволнованно предложил американский тренер.

Ронни Дэвис живьем сдерет с него шкуру, если эта британская звезда переломает себе кости до слалома.

— Ты показала хорошее время для женщины, — тем не менее похвалил ее Сэм.

Джек Тэйлор заметил ее взгляд на себе Она была потрясающе красивая. И она считает, что весь мир принадлежит ей — или уж по крайней мере золотая медаль.

— Главное, не опускать голову, Золушка, — холодно заметил он. — И не откусывать больше, чем можешь проглотить. Женщине полезней тренироваться с женской командой. Если, конечно, вообще есть желание трудиться.

— Я попробую еще раз, — зло заявила Элизабет.

При пятой попытке ей удалось на полсекунды опередить Пита Майера.

— Боже! — воскликнул Пит, недовольный собой.

— Да ладно, Пит, сегодня ты просто отвлекся. Постарайся сконцентрироваться, — громко посоветовал Джек Тэйлор, тем самым принижая ее успех.

Элизабет вспыхнула и негодующе посмотрела на него.

Тэйлор сделал вид, будто не заметил. Ишь какая воинственная сучка! Ничего, пускай знает, что он о ней думает.

Но в глубине души он сделал иной вывод.

Элизабет — лучшая лыжница, которую он когда-нибудь видел.

К тому же она очень хороша собой и невероятно сексуальна.

Глава 10

Нина составляла и рассылала свое резюме работодателям, сидя в мрачной задней комнате «Зеленой планеты», когда это случилось. Коннор вывесил объявление о продаже магазина, но она сохранила комплект ключей, вечерами пробиралась в подсобку и писала при свете лампы. Она рассылала письма в крупные фармацевтические фирмы.

Сперва она чувствовала себя очень неуютно, но что делать — приходилось полагаться только на себя. Пока она не найдет новую работу, ей не на что купить собственную пишущую машинку. Большая часть выходного пособия ушла на новую квартиру: маленькую, в доме без лифта.

Нельзя же рассылать письма с домашним адресом — «отель».

Она сочиняла текст для Ай-си-ай, когда впервые почувствовала острую боль. Она попыталась не обращать на нее внимания, но становилось все хуже. Нина схватилась за живот и согнулась пополам. Больно, ох как больно. По-настоящему больно. Никогда раньше так не было.

Потом немного отпустило, но новый приступ заставил ее застонать. Нина с трудом выбралась за дверь магазина, на тротуар. Там был телефон. Она набрала девятьсот одиннадцать.

Через пять минут приехала «скорая помощь», и врачи нашли Нину, уцепившуюся за телефон. По лицу текли слезы, брюки были совершенно мокрые. Нина уже все понимала — она теряет ребенка. Как и все, что у нее было до этого.

Врачи в больнице были молодые, резкие и усталые.

Чернокожая женщина-гинеколог осмотрела Нину.

— Мне жаль, что вы потеряли ребенка. Но у вас все в порядке. Никаких противопоказаний заиметь другого.

— Спасибо, доктор, — тихо поблагодарила Нина.

— Муж есть?

— Нет.

— А работа?

— Нет.

Доктор Кенмор покачала головой.

Сама еще ребенок. Вряд ли исполнилось двадцать.

Большинство девочек в ее положении радовалось бы.

— Вам девятнадцать? Вы кажетесь старше.

Нина откинулась на подушки.

— Когда я смогу выйти отсюда?

Ответ доктора смутил ее.

— Физически хоть сейчас. Но можете и отдохнуть.

Мы оказываем бесплатную медицинскую помощь.

— Мне надо идти, — сказала Нина и откинула одеяло.

— Вы не хотели бы с кем-то посоветоваться? — спросила доктор. — У нас есть раввин, вы могли бы с ним поговорить.

— Спасибо. — Нина Рот взглянула на доктора. Лицо девушки было по-прежнему красивым, только очень бледным. Тяжелые шелковые волосы обрамляли лицо. — Нет, советы ничего не изменят. Я осталась жива, и мне предстоит жить с этим дальше.

Какая холодная молодая женщина, подумала доктор Кенмор, выходя из палаты.

Нина чувствовала себя слишком слабой, и ей пришлось взять такси.

Она вошла к себе в квартиру, повалилась на кровать и разрыдалась так, как будто никогда не собиралась останавливаться.

Она проснулась в шесть вечера. Было очень холодно.

Ее рахитичный калорифер почти не грел. В животе пусто, но не столько от голода, сколько от потери.

Нина заставила себя вылезти из постели и подойти к окну. Окно блестело, как и все в ее маленькой квартирке. Продукты аккуратно сложены в шкафах, стопка старых писем на кухонном столе. Ее жилище было контрастом грязной улице, на которой стоял дом. Проститутки и темные дельцы толпились на углу, визжали сирены, гудели машины, ругались пьяные. Люди, миллионы людей, но никому нет до нее дела. Она потеряла Фрэнка. Джеффа. А теперь и своего ребенка.

Нина медленно протянула руку и взяла пузырек с таблетками, выписанными доктором Кенмор. Болеутоляющее. Продавцы наркотиков что-то кричали внизу, может, она и набрала бы сотню баксов на порцию их товара. Мощное средство — валиум, смешанный с опиумом. Легко возносит на небеса, можно уплыть на теплом туманном облаке и не проснуться.

Маленькое зеркальце в ужасной розовой оправе прислонилось к пакету с чипсами. Нина посмотрела на свое отражение. Глаза покраснели, но лицо все равно красивое и бледное, хотя и очень усталое. В своих темно-серых глазах она увидела опыт, даже цинизм.

Ей всего только восемнадцать лет.

Нина отвинтила колпачок бутылочки, отсчитала две таблетки — рекомендованную дозу. Она никогда не думала всерьез о том, чтобы уйти из жизни столь трусливым путем. Она заставила себя дать обещание на ступеньках дома Джеффа Глейзера. Она совершенно уверена, что выполнит его.

Через два дня она получила первый положительный ответ.

«Долан Макдоналд» была десятой фармацевтической фирмой, в которую она обратилась. Ей предложили должность помощника менеджера по торговле с окладом в двадцать одну тысячу долларов в год. Это мелочь по общим стандартам, но целое состояние для Нины. А ей так хотелось работать. Безумно. Делать все что угодно, только бы отсюда выбраться.

Во время первой беседы она отвечала на все вопросы, касавшиеся опыта работы и фирмы «Долан». А сегодня ей предстояло встретиться с предполагаемым боссом.

Нина вышла из метро на Джей-стрит и направилась к административному зданию «Делана», большому блоку из серого камня позади Борроу-холл Здание казалось мрачным, но Нина чувствовала приятное возбуждение.

«Долан Макдоналд» с его скучными пузырьками и белыми аккуратными пакетиками таким и должен быть.

Вторая беседа проходила в неряшливой комнате на втором этаже; с ней говорил очень скучного вида мужчина, он постоянно грыз карандаш. Это был Иван Кинслэйд, глава витаминного отделения.

— У вас нет степени, но у вас были хорошие оценки.

Почему вы бросили школу? — спросил он без всякого вступления.

— Я хотела скорее стать самостоятельной.

— А почему же вы пошли работать в такое маленькое заведение, как «Зеленая планета»?

— Оно было маленькое, но давало хорошие прибыли, — с вызовом ответила Нина.

Глаза собеседника сощурились.

— Но ведь не в то время, когда вы нанялись туда?

Нина немного расслабилась, догадавшись, что Кинслэйд навел о ней справки.

— Я больше никуда не могла устроиться. Конечно, бросить школу было не самым умным шагом.

Русский рассмеялся.

— А у вас есть семья?

— Только родители. Но с ними я не обсуждаю эти темы.

Кинслэйд позвонил ей в тот же день и сообщил, что она принята на работу.

Нина настояла на авансе. Ей надо расплатиться за квартиру. Она удивилась, что это требование не только не испортило отношения с боссом, а, наоборот, произвело на него впечатление. Нина поняла, что если вести себя с достоинством, серьезно, то тебя будут уважать.

Второй раз за месяц она переехала на новое место, в маленькую квартирку с одной спальней во Флэтбуш. Не так-то уж здорово, но для Нины это была серьезная победа. Ее собственная квартира! Впервые в жизни у нее есть свое место, достойное уважения. Она будет хорошо работать и вовремя оплачивать все счета.

Однако ей пришлось нелегко. Лицо Нины к концу рабочего дня серело от утомления. Питалась она хорошо: девушка не позволяла себе есть дешевые бобы, картошку, овощи с местного рынка, рыбу и цыплят, которых там иногда продавали. Нина сама готовила. Правда, не все время. Она искренне обрадовалась, когда миссис Мински, ее соседка, принесла ей яблочный пирог.

— О Боже, детка, — хмыкнула она, — да они тебя совсем заездили! Неужели твоя мама никогда не говорила, что ты слишком красива, чтобы работать? Тебе нужен мужчина, который позаботился бы о тебе. Вот у меня есть внук, Карл…

— Спасибо, миссис Мински, но я хочу работать, — заявила Нина тоном, не терпящим возражений.

Пожилая дама оставила острую тему.

— Если коллеги-мужчины не назначают тебе свиданий, то они не мужчины и им лучше самим выпить все те лекарства, которые они делают. — Произнеся эту фразу в заключение беседы, миссис Мински степенно удалилась.

Нина не удержалась от смеха. Свидания! Да будто они ее не приглашали! Почти все на этаже, начиная от научных работников и кончая приходящими проверяльщиками, уже попытали свое счастье. Нина очень уверенно дала им понять, что ее это не интересует. Им бы стоило разозлиться, но кто станет злиться на тихую мисс Рот, этакого труженика-муравья, который только и знает, что считает да строчит отчеты. Она все время приклеена или к телефонной трубке, или к экрану компьютера.

Короче говоря, Нина создала о себе определенное мнение. Она, конечно, красотка, но мужчины ее не интересуют. Она старалась держаться подальше от компаний, собиравшихся поболтать возле радиаторов. Она делала свое дело и постепенно осваивалась в фирме.

Довольно скоро парни оставили ее в покое.

Все, кроме Ивана Кинслэйда, который чувствовал что-то. Работа, на которую он ее нанял, была простая — заполнить формы, разобраться с цифрами. Сначала, казалось, она была просто счастлива заниматься этой чепухой, но через месяц Иван заметил, что Нина Рот все дольше задерживается в других отделах, выспрашивает, чем занимаются сотрудники.

А однажды утром в понедельник она явилась прямо к нему.

— Доброе утро, Нина. У тебя какие-то проблемы? — спросил он, подвигая поближе к ней конфеты.

— Есть идея, — сказала Нина, сразу приступая к делу.

Ивану это нравилось. Рот отличалась от остальных девушек, которые у него работали. Она казалась старше своих лет. Иван был эмигрантом, бежал из России, учился в Англии, прежде чем объявиться в Бруклине. Иногда ему казалось, что Нина испытала немало трудностей. Она походила на человека, прошедшего сквозь горнило жизни и сумевшего выстоять.

— Ну давай, выкладывай.

— Мы тратим слишком много денег на продажу товара.

Посмотрите. — Нина развернула перед ним таблицу с цифрами. — Вот сколько мы теряем, продавая наш товар оптовикам. Если бы мы больше внимания уделяли розничной торговле, отдачи от наших усилий было бы больше.

— Ты так думаешь?

— Да я точно знаю. Я сама была клиентом, и я знаю, чего хочет клиент.

Кинслэйд внимательно посмотрел на серьезную молодую женщину.

— Ну что ж, попытайся, если хочешь, — вот и все, что он сказал Нине Рот.

На следующий год Нина старалась заполнить свой восьмичасовой рабочий день до предела. Больше сделать было невозможно при всем желании. Она попыталась изменить методы торговли фирмы «Долан», организуя курсы, создавая новую политику, с помощью которой можно было полнее удовлетворить потребности клиентов. Она хотела тратить силы и средства на тех, кому идет товар, а не на саму компанию. Фирма «Долан» стала славиться дружелюбием и профессионализмом. Заказов поступало все больше. Иван прибавил Нине зарплату.

Нина открыла новый счет в банке с первым вкладом — пятьсот долларов. Каждый лишний заработанный цент она откладывала. Она ждала момента, когда сама сможет начать что-то делать.

На второй год Нина уговорила босса купить тридцать новых компьютеров. Это, конечно, проделало большую брешь в квартальном бюджете, но быстро окупилось.

Производительность выросла на два процента, а канцелярские издержки значительно снизились.

Это была трудная, выматывающая работа. Нина пыталась изменить систему, сложившуюся за десятилетия, но коллеги тем не менее прислушивались к ней. Даже легкомысленные мальчики, считавшие, что женщина не должна диктовать мужчинам правила игры.

— У тебя была хорошая мысль насчет Огайо, — сказал ей представитель Среднего Запада после одного из заседаний. — Это поможет нам хорошо начать.

— Спасибо, — холодно поблагодарила Нина.

Но красивый молодой незнакомец не понял намека.

— Ты знаешь, кстати, это платье тебе очень идет.

Давай поужинаем вместе и продолжим обсуждение.

— Если вы хотите продолжить обсуждение, пришлите мне тезисы.

— Доброе утро, мисс Рот, — приветствовал Нину Элли Хендри, появившись в ее офисе в девять утра с огромным букетом роз. — Как насчет ленча? Мы могли бы поговорить о компьютерной стратегии.

— Во-первых, я, как правило, ем одна. Во-вторых, розы, конечно, очень милы, но у меня на них аллергия, — заявила Нина.

— А знаешь, ты прямо восходящая звезда. — Менеджер по финансам Джок Макалистер склонился над ее компьютером, стараясь заглянуть Нине прямо в глаза. — У тебя есть немного свободного времени? Ты могла бы поделиться со мной своими секретами?

— О них я могу рассказать здесь и прямо сейчас, Джок. — Нина мило улыбнулась.

Он наклонился еще ниже.

— Упорный труд и воображение, — сказала она, пытаясь не рассмеяться.

— Ты что, фригидная? Или у тебя кто-то есть? — завопил Джок, как капризный мальчишка.

Нина холодно посмотрела на него. Вот такими все они и были, эти мальчики, изнеженные и избалованные, начинающие ныть, если не могли получить желанную игрушку.

Сейчас она получала двадцать шесть тысяч долларов в год, полностью себя обеспечивала и независимость свою очень ценила. Миссис Мински, конечно, может считать, что у нее должен быть мужчина, который станет защищать ее, но Нина была полна решимости никогда ни на кого не полагаться. Она не уважала мужчин, и у нее не было времени для всех этих любовей. Джефф Глейзер слишком сильно ранил ее сердце. Нина не хотела больше рисковать, чтобы никогда в жизни не испытать снова такую боль.

— Да, у меня есть парень, — солгала она.

Джок запыхтел, как голубь, обхаживающий голубку.

Ну конечно, иначе разве могла бы она не ответить на его предложение?

— О'кей. Ну вот мы и объяснились, и все друг про друга знаем, — великодушно заключил он.

После этого ее окончательно оставили в покое. Да, Нина — красавица, но она была «вне рынка».

Нина взбиралась по ступенькам служебной лестницы спокойно, серьезно, не отвлекаясь. Не тратя время на друзей, не оборачиваясь на ушедшую любовь. Ей на все было плевать. Она считала, что эти «развлечения» только для слабаков.

Телефон на столе трещал как сумасшедший. Это звонил Эдвин Йенсен, представитель престижной фирмы, «охотник за головами» в фармацевтическом деле. Нина сумела создать себе репутацию, сказал он ей, а фирма «Дракон» как раз ищет исполнительного директора по развитию бизнеса. Не за интересует л и мисс Рот это предложение?

Нина отложила недоеденный сандвич с огурцом, которым заменила свой ленч, и глубоко вздохнула. Корпорация «Дракон». Ничего себе. Богатейшая из богатейших, фирма «Дракон» имела фармацевтическое дело, аптечные магазины и магазины здоровой еды по всей Европе и по всем Соединенным Штатам. Начальники там высоко оплачивались, система премиальных была очень хороша. Сотрудников также обслуживали дорогие машины компании.

Главная штаб-квартира располагалась на Парк-авеню и являла собой плод невероятной фантазии архитекторов, воплощенный в мраморе и золоте. Кожа цвета бургундского вина и дуб источали старомодную элегантность.

Нина никогда не обращала внимания на этого британского гиганта. «Дракон» не выделялся своими политическими пристрастиями, он был известен только невероятными прибылями.

«Дракон» больше походил на джентльменский клуб.

Строгие правила в одежде, очень консервативный подход к комплектованию штата. Фирма нанимала молодых, аккуратно подстриженных выпускников Гарварда, интеллектуальную элиту. Здесь нельзя было увидеть представителей этнических меньшинств, выпускников городских колледжей или женщин.

«Так почему же я?» — думала Нина.

— Так вы согласитесь прийти на беседу, мисс Рот?

— Конечно, — сказала она.

Безусловно, это стоило сделать. Во всяком случае, она хотя бы узнает, каков на самом деле лидер их рынка.

Она посмотрит на него изнутри.

Беседа состоялась через неделю. Нина появилась на Парк-авеню возле здания «Дракона» на десять минут раньше, чем надо. Она была одета в свой самый лучший костюм и в туфли под кожу. Штаб-квартира «Дракона» была настоящим дворцом. Кожаная мебель цвета бургундского вина, красное дерево, мрамор, мужчины средних лет в дорогих костюмах. Девушка в приемной взглянула на Нину как на кусок засохшего дерьма в унитазе.

— Да, мисс? Чем могу помочь?

— Меня пригласили на беседу по поводу работы. — Голос Нины прозвучал очень тихо, и она откашлялась. — Меня зовут Нина Рот.

Женщина постучала пальцами по клавишам компьютера и медленно распрямилась.

— Да. Вы должны подняться на тринадцатый этаж. У вас встреча с мистером Гарри Белманом из отдела кадров и лордом Кэрхейвеном.

В горле у Нины пересохло.

— Лордом Кэрхейвеном? Лично?

— Да. Сейчас он в Нью-Йорке, — ровным голосом сообщила женщина.

Нина чувствовала, что эта женщина просто источает враждебность.

Тони Сэвидж. Она собирала о нем бесчисленные вырезки из газет и журналов: от пространной статьи в «Ярмарке тщеславия» до маленькой заметки с оценкой состояния компании в «Форчун». Сэвидж мог все: с корнем выдернуть маленькие фирмы, уволить тысячи рабочих, похоронить чей-то семейный бизнес, а при желании — превратить в мирового гиганта крошечное дело. Его уважали и ненавидели одновременно. Фармацевтический бизнес трепетал при звуке его имени. И восхищался им.

Какого черта? Зачем ему понадобилось присутствовать именно на беседе с ней?

Нина нажала кнопку лифта и попыталась успокоиться. Слава Богу, сейчас не так уж много времени, чтобы подумать об этом.

Наверху секретарша провела ее в просторный офис Гарри Белмана. По одну сторону длинного стола в креслах расположились двое мужчин. Еще одно кресло, поменьше, стояло с противоположной стороны, и Нине показалось, что придется пройти невероятно длинный путь, чтобы сесть в него.

— Нина Рот?

— Да, мистер Белман, здравствуйте. — Она пожала его руку, надеясь, что голос звучит уверенно.

Мужчина с волосами песочного цвета удивленно поднял бровь.

— Откуда вы знаете, что Белман именно я?

— Потому что я узнала лорда Кэрхейвена.

Тони ухмыльнулся. Ему нравилось присутствовать на таких встречах. Внезапные визиты заставляли людей быть постоянно настороже. В этой поездке он инспектировал кадры. Белман, его новый сотрудник, любил подбирать работников из разных слоев. Он брал на работу учившихся на стипендию молодых людей, мелких предпринимателей, а эта девочка, Рот, сказал он, кое-что сумела изменить в «Долане». Ее личное дело свидетельствовало о том, что она создала себе вполне приличную репутацию. Явно испугана, но держится хорошо. Это произвело на Тони приятное впечатление.

Он в общем-то ничего не имел против странноватых женщин. Платить им можно было меньше, а работали они больше. Мужской клуб «Дракон» — не место для леди, а эта девочка никакая не леди. Пробивная представительница рабочего класса из бедного района Бруклина.

Она знала, кто он.

— Тони Сэвидж, — представился лорд Кэрхейвен.

Его сильная плотная рука стиснула руку девушки, а темные глаза насквозь просветили ее тело, как рентген.

Нина вспыхнула. Сэвидж был крупный, большой, мускулистый мужчина, от него так и веяло безжалостностью. Нина с трудом заставила себя не отвести взгляд. Он был в шерстяном костюме от «Тэрбалл и Ассер», на руке с безукоризненным маникюром блестели золотые часы «блэкпэйн», и Нина почувствовала себя дешевкой в своем деловом костюме.

— Спасибо, что вы приняли меня, — холодно проговорила она.

— У лорда Кэрхейвена есть несколько вопросов вам, мисс Рот, — сказал Белман.

Тони Сэвидж окинул Нину долгим, пристальным, ничего не выражающим взглядом. Он навел о ней справки и узнал, что у нее репутация настоящего отвратительного синего чулка.

Но Нину Рот можно было назвать как угодно, но только не синим чулком. Потрясающее тело под бесформенным костюмом, полная грудь, тонкая талия, которую можно обхватить двумя пальцами, тугой круглый зад, сметанно-белая кожа, красивые щиколотки. Да, язык тела подавлен, колени плотно стиснуты, спина напряжена, а одежда выбрана такая, чтобы намеренно скрыть фигуру.

Сэвидж быстро задал вопрос, Нина так же быстро ответила, и он тут же выпалил следующий.

Но ничто, казалось, не способно было обескуражить ее. Нина отвечала, а мысли Сэвиджа прыгали, он никак не мог сосредоточиться. Ему вдруг стало интересно проверить: правда ли можно двумя пальцами обхватить ее талию? Интересно, а какого цвета соски на высокой белоснежной груди? Она, конечно, держится напряженно, но какая замечательная! Вот уж кто не спит на ходу.

В ней есть вызов.

Тони холодно кивнул и сделал пометку в блокноте.

Нину Рот ожидало большое будущее в «Драконе».

Глава 11

Нина проверила все в последний раз. Это был ее первый рабочий день в «Драконе», и ей хотелось выглядеть безукоризненно. Свой новый костюм она выбрала в «Саксе» в субботу. По деньгам Нина с трудом могла себе это позволить, но она рассматривала покупку как вложение капитала. На дворе стояли восьмидесятые.

Для женщин-руководителей была издана специальная «библия» — «Платье для успеха» Джона Моллоя. Книга лежала у изголовья Нины, изрядно потрепанная Девушка следовала в ней каждой букве. Во-первых, надо выбрать деловую одежду. Ткань блузки должна быть легче ткани костюма. Никакого ярко-красного, ярко-оранжевого — вообще ничего яркого. Избегать подчеркивать бюст.

Легко сказать, да трудно сделать, подумала Нина с беспокойством. Ее костюм состоял из белой блузки, пиджака с подплечиками — очень важной в последнее время деталью, придающей уверенность. Юбка была точно до колена, туфли без каблуков, колготки телесного цвета. Она сделала единственную уступку собственной индивидуальности, отказавшись от синего цвета в пользу цвета бургундского вина. Она очень надеялась, что пиджак выбранного фасона достаточно надежно скрывает грудь. Нина немного повозилась с пышным бантом на шее и наконец подхватила новый кожаный кейс.

— Ну что ж, идем на работу, — сказала она себе.

Пока желтое такси везло ее к зданию «Дракона», Нина читала бумаги в папке. Она не размышляла о странности ситуации. Молодая женщина без положенного образования, из совершенно другого круга вдруг штурмует самый исключительный мужской бастион на Манхэттене…

Неслыханное дело. Но именно так все и было. Однако это уже в прошлом. Ее взгляд сейчас устремлен в будущее. Она быстро сделала нужный шаг и продолжала двигаться дальше.

Очень скоро Нина поняла, насколько ей будет трудно.

— Доброе утро, мисс Рот. — Элегантная блондинка приветствовала Нину, когда та вошла в вестибюль, отделанный итальянским мрамором.

Нина думала, что приедет совсем рано, но в холле было уже полно молодых людей, с деловым видом устремлявшихся к лифтам. Восемь двадцать утра, сделала она пометку в уме, завтра она появится в восемь.

— Я новый менеджер отдела развития бизнеса, — объяснила Нина, стараясь говорить деловым тоном. — Я должна явиться к мистеру Джексу в девять.

Девушка словно насквозь пронзила взглядом Нинину черноволосую голову, серые глаза и белую кожу. Потом почти неприлично уставилась на ее фигуру, походившую на песочные часы. Костюм лишь отчасти скрывал пышные Нинины формы. Она оглядела красивые ноги и аккуратные лодочки. Нина с трудом удержалась, чтобы проверить, нет ли пятен от кофе на лацканах пиджака.

— Да, мэм, — ответила тонким голосом девица, — отдел развития бизнеса на двенадцатом этаже, ваш офис рядом с офисами мистера Робинса и мистера Дэйли. Они уже пришли.

— Спасибо, — поблагодарила Нина, но девушка уже уткнулась в свой журнал.

Да, все ясно. Не очень уверенно Нина подхватила кейс и направилась к ближайшему лифту. Трое молодых людей уже стояли в кабине, но когда Нина прибавила шагу, желая войти, двери с тихим шипением закрылись. Те, в кабине, даже не попытались придержать их. Она глубоко вздохнула и нажала кнопку. «Может быть, так и должны вести себя люди в больших корпорациях?» — спрашивала себя Нина, ожидая следующего лифта. В конце концов они ее не знают, а время — деньги. Так ведь?

Поднимаясь в свой отдел, Нина нервно перебирала пуговицы на пиджаке. В зеркальных дверях лифта отражалась хорошенькая девушка, может, немного раскрасневшаяся, но аккуратно и сдержанно одетая. Она внимательно осмотрела свое отражение и не смогла найти никаких изъянов. Пожав плечами, Нина отвернулась. Всего две минуты она в этих джунглях, а уже начинает сходить с ума…

На двенадцатом этаже лифт бесшумно остановился, двери плавно разъехались, и Нина увидела шикарный коридор. Пол был покрыт мягким серым ковром, на стелах в элегантных рамках висели картинки с изображением продукции «Дракона». Мужчины и женщины входили в офисы, выходили из них, но начальниками были одни мужчины. Женщины носили короткие юбки, туфли на высоких каблуках, красивые платья пастельных тонов. И все улыбались. Нина огляделась и не увидела ни одной женщины в деловом костюме.

— Извините… — Она остановила рыжеволосую красотку с кружкой кофе в руке. — Я новенькая. Не могли бы вы объяснить, куда мне идти?

— Конечно, — сказала девушка ровным голосом. — Машинописное бюро в конце следующего коридора. Вам надо доложить о себе миссис Финн.

— О нет, я имею в виду… Я новый менеджер отдела развития бизнеса. Видимо, мне предстоит работать с мистером Робинсом и мистером Дэйли, — объяснила Нина. — Не покажете ли, как мне пройти в свой офис?

Девушка была потрясена.

— Так это вы Н. Рот?

— Да, Нина Рот, — подтвердила Нина.

Девушка секунду пробыла в замешательстве. Потом сказала:

— Можете пойти за мной, мисс Рот. — Она едва скрывала возникшую враждебность.

Неся перед собой кружку кофе, девушка вела Нину по коридору. Несколько маленьких, без окон, офисов располагались в углу, на каждой двери висела табличка с именем, написанным тонкими черными буквами. «Н. Рот» было между «С. Дэйли» и «Т. Робинс». Пристально вглядевшись и прочитав должности, Нина удивилась: все три совершенно одинаковые. Менеджер, отдел развития. Она предполагала, что будет заниматься этим одна.

— Вот ваш офис, — объявила секретарша, вводя Нину в маленькую комнатку-ячейку. Между столом, полками с папками и корзиной для бумаг места хватало разве что для котенка. — Вам приписана помощница, Трэйси Джонс. Вы будете делить ее с мистером Робинсом и мистером Дэйли, — продолжала девушка. По ее тону было ясно, как сильно она сочувствует Трэйси. — Если вам что-нибудь понадобится, вызовите ее — вот кнопка. Всем новым менеджерам назначена встреча с мистером Джексом в десять часов в его офисе на тринадцатом этаже.

— Спасибо, — бесстрастным голосом поблагодарила Нина, открывая кейс и выкладывая бумаги.

— 0 — хо-хо, — сказала девушка, закрывая за собой дверь.

«Боже мой, — подумала Нина, — наверное, у них не слишком много женщин на руководящих постах».

Через пять минут после того, как она села за компьютер, в дверь постучали.

— Войдите, — сказала она.

Дверь открылась, и на пороге появились двое прекрасно одетых мужчин. Оба в костюмах в тонкую полоску, оба широко улыбались. У одного на руке были золотые часы, у другого — стальной «Роллекс». Нина сразу заметила, что они в кожаных туфлях, сделанных в Европе.

— Привет, я Саймон Дэйли, а это Том Робинс, — сказал тот, что повыше, указывая на своего коллегу. — Вы, должно быть, мисс Рот.

— Нина. — Она поднялась, пожала им руки. — Мне будет интересно работать с вами.

— Нам тоже, — сказал Робинс. У него были песочного цвета волосы и веснушки; Нина не обратила внимания на то, как он, подмигнув, оглядел ее фигуру.

— А вы тоже здесь новенькие?

— Да, мэм. — Саймон, блондин, казался более открытым и менее скованным. У него был легкий чикагский акцент и приятные манеры. — Это мой первый рабочий день. «Дракон» стащил меня со студенческих небес, теперь придется самому зарабатывать себе на ужин.

— Со мной произошло то же самое, — признался Том, продолжая шарить взглядом по Нининому пиджаку. — Я занимался экономикой в Корнелле, а Саймон — математикой в Йеле.

Нина выпрямилась.

— Я пришла в бизнес из школы. Совсем недавно работала в «Долане».

— Да, сейчас великое время. Вы совершенно независимая женщина, — пошутил Том, противно улыбнувшись.

— Мне бы тоже хотелось так думать, — спокойно ответила Нина.

— Я думаю, дело вот в чем. У вас нет степени, а у нас нет практического опыта. Поэтому мы получаем сорок пять тысяч, а все остальные начальники — пятьдесят две, — недовольно проворчал Саймон. Он поглядел на свой «Роллекс». — Скоро десять. Пора идти наверх.

Нельзя опаздывать на первую беседу.

Нина кивнула и пошла за ними к лифту, пытаясь придать лицу непроницаемое выражение. Похоже, работать в «Драконе» будет все равно что бежать вверх по идущему вниз эскалатору.

Она подумала, что в общем-то тридцать пять тысяч для нее целое состояние, однако эти два молодых парня с нулевым опытом станут делать ту же самую работу, что и она, а получать больше на десять тысяч.

В роскошном холле тринадцатого этажа, в котором Нина уже была во время первой беседы, собралось человек тридцать. Одни любовались картинами — написанными маслом охотничьими сценами, другие сидели на диванах или смотрели на город в ошеломляющего размера окна от пола до потолка. Нина испытала облегчение, увидев еще четырех женщин, но когда она представилась им, радости поубавилось: две оказались из отдела кадров, одна — из отдела упаковок, а четвертая занималась связями с общественностью. После знакомства с ними Нина почувствовала еще большую обособленность.

Дверь широко распахнулась, и их впустили. Стулья с позолоченными спинками стояли рядами перед элегантным столом красного дерева. Нина заметила, что другие женщины сели сзади, не стремясь оказаться на переднем плане, но сама, расправив плечи, прошла прямо к первому ряду и села в центре.

«Дракон» нанял ее не для того, чтобы она изображала увядающую фиалку.

Все разговоры стихли, когда Джеральд Джеке широким шагом вошел в комнату. Он был в темном костюме, на руке поблескивали платиновые часы от Гуччи. Седые волосы аккуратно подстрижены, в темных глазах — никакого выражения. Глава американского отделения «Дракона» Джеке являлся правой рукой Тони Сэвиджа в Штатах; всем своим видом он демонстрировал безжалостную, непоколебимую силу и власть.

— «Дракон» — самая большая фармацевтическая компания в Соединенных Штатах. Наши доходы составляют полмиллиарда долларов при обороте в три миллиарда.

Все молча уставились на нового шефа.

— Но это еще не все, — холодно продолжал Джеке. — Лорд Кэрхейвен хочет, чтобы мы стали самой крупной корпорацией в мире. Наша цель — радикальное улучшение американского рынка. Мы платим самую высокую зарплату и, естественно, ожидаем самой высокой отдачи. «Дракон» ждет от вас усовершенствований и расширения бизнеса.

Джеке оглядел ошеломленных новичков.

— На нас работать очень нелегко. Нам нужен быстрый результат. Тот, кто не справится, будет уволен. Тот, кто справится, станет чрезвычайно богат. Я хочу видеть ощутимый прогресс уже в течение первого месяца работы. — Он слегка подался вперед, взгляд его стал гипнотическим, угрожающим, как у готовой к броску кобры. — Мы оставим у себя только самых лучших. Запомните: если вы будете почивать на лаврах, они быстро станут украшением похоронных венков.

Беседа закончилась, все поднялись и стали расходиться. Нина тоже встала, но Джеке подал ей знак остаться.

— Доброе утро, Нина. Добро пожаловать в «Дракон».

— Спасибо, сэр, — осторожно ответила она.

Джеке кивнул на толпу молодых мужчин.

— Сейчас вы сами видите, что вы исключение. У нас вообще мало женщин с вашими способностями. — Голос его звучал резковато. — Надеюсь, это не станет проблемой.

Нина смотрела прямо в глаза вице-президенту.

— Нет, сэр, никаких проблем.

— Рад слышать, — холодно бросил он и отступил на шаг.

Нина вышла из комнаты. Она не знала, что Тони Сэвидж хотел получить отчет именно о ней. За Ниной Рот будут очень тщательно наблюдать.

«Все это было похоже на мелодраму, разыгранную мужским составом актерской труппы», — подумала Нина, вернувшись к себе в офис. Да, она услышала брошенный вызов. И поняла: у нее есть месяц, за который надо что-то придумать.

Весь день она копалась у себя в голове и наконец выудила оттуда потрясающую идею. «Дракон», конечно, богаче «Додана Макдоналдса», но у них очень много общего. Те и другие доставляют свой товар во все штаты по одинаковым ценам, из-за чего несут огромные потери, списывая их на издержки бизнеса.

«А если бы я смогла это изменить?.. — подумала Нина. — Что, если заставить» Дракон» вложить деньги в другую систему? Пускай компьютер отслеживает, где и какие лекарства продаются. И если мы получим ясную картину рынка…»

Нина назвала свой проект» Потребительский запрос «.

Ее телефон звонил без остановки, а тележка, развозившая почту, тормозила у двери пять раз в день, подвозя ответы на ее запросы. В общем, она делала огромную работу — и гораздо более трудную, чем можно было предположить.

Саймон и Том держались замкнуто и отстраненно.

Очень скоро у Нины возникли сложности с помощниками. Родственных чувств в компании никто ни к кому не испытывал, это ясно. Нина ничего такого и не ждала. Секретарши, девушки в приемной не слишком радовались при виде женщины-руководителя. Они не принимали ее и не скрывали этого. Они называли ее мисс Рот с невероятно оскорбительной интонацией. Они взяли за правило выполнять ее задания в последнюю очередь, очень небрежно, а у Нины не оставалось времени на исправления.

Но самая главная проблема возникла с ее непосредственной помощницей.

Трэйси Джонс была приписана к трем менеджерам.

Симпатичная, рыженькая, с непослушными волосами, с длинными ногтями, в короткой юбке, она вообще терпеть не могла работать на женщин Письма Тома или карточки Саймона всегда делались в первую очередь, а уж потом она бралась за работу для Нины.

Сперва Нина не жаловалась. Она была новенькой.

Но наступил момент, когда ей пришлось сказать Трэйси, чтобы она относилась к ее заданиям с не меньшей ответственностью.

— А я нормально отношусь, — упрямо заявила Трэйси, тряхнув рыжими кудрями.

Нина вспыхнула. Она терпеть не могла конфликтов, но, заметив, что стрекот пишущих машинок затих и все девушки обратились в слух, она поняла: придется поставить Трэйси на место.

— Мне жаль, Трэйси, но я вижу другое. Я хочу, чтобы эти письма лежали у меня на столе завтра утром. Ты должна их сделать в первую очередь.

— Да, мэм, — холодно сказала Трэйси.

Письма приехали к Нине на тележке в девять утра. В них было две ошибки.

Скрипнув зубами, Нина их исправила.

Уже прошло три недели, и она не успевала. Для ее предложения необходима была детальная статистика, и ей надо было все перепроверить перед подачей отчета Джексу. Если она даст текст Трэйси в положенные сроки, понимала Нина, та не успеет, а если и успеет, то сделает в ужасном виде. А Джеральду Джексу оправдания и объяснения не нужны: его не интересует, кто ошибся и почему.

Нина хочет стать руководителем, но не справляется даже с собственной секретаршей! Трэйси и все остальные считают, что женщине не место среди начальников.

Они предпочитали флиртовать с парнями, и что же — Нина должна их оставить в покое, пускай развлекаются?

Внезапно недавняя тихая школьница превратилась в настоящую мегеру. Срок поджимал, выбора у Нины не было.

В пятницу она спустилась в машинописное бюро в одиннадцать часов утра и обнаружила Трэйси за пустой пишущей машинкой. Девушка красила ногти. Когда Нина подошла, та и не подумала прекратить свое занятие.

— Привет, Трэйси. Мне нужно получить этот отчет сегодня. Здесь статистика, — сказала Нина, положив стопку аккуратно исписанных листков на стол. — Как, успеешь?

Трэйси едва взглянула на свою начальницу.

— Извините, я слишком занята.

Понимая, что другие наблюдают за ней, Нина задержала дыхание.

— Как это ты можешь быть слишком занята? Перерыв на кофе кончился, а ты сидишь и красишь ногти. И всегда, когда мне что-то надо, ты слишком занята. Я думаю, ты просто не хочешь на меня работать.

Машинки стихли.

Трэйси пожала плечами, не поднимая глаз. Она повернулась к Марии, очень трудолюбивой соседке-испанке.

— Мария, ты смогла бы это сделать?

Нина резко постучала пальцами по стопке бумаг. Лицо ее раскраснелось, но голос звучал твердо:

— Нет, Трэйси, ты моя помощница. Я хочу, чтобы ты выполнила положенную работу. Я ухожу и оставляю отчет на столе. Я вернусь в три. Если ты не сделаешь, я тебя уволю.

— Да неужели? — хмыкнула Трэйси.

— Вот посмотришь.

Нина выходила в коридор в полной тишине. Сердце ее стучало, как молоток, ладони вспотели, но она высоко держала голову, чувствуя взгляды машинисток.

Нина попыталась работать. Но сосредоточиться не могла. За ленчем она не проглотила ни кусочка — она думала, что ей теперь делать. Она новенькая, молодая, а уже пошли волны. Но теперь это дело принципа, и ничто не заставит ее отказаться от своих слов.

Без пяти три Нина спустилась в машинописное бюро.

Трэйси вяло хлопала по клавишам машинки. С первого взгляда Нина поняла, что девушка печатает бумаги для Тома. Собственный проект Нины лежал на столе Трэйси на том же месте, куда она положила его в одиннадцать.

В машинописном бюро стало тихо, когда Нина предстала перед своей секретаршей.

Трэйси вызывающе посмотрела на начальницу.

— Ты не напечатала мои бумаги, — сказала Нина. — Я дала тебе совершенно четкое указание, что они должны быть напечатаны к трем. По какой причине ты не выполнила работу?

— Я же вам сказала: я слишком занята, — грубо бросила Трэйси.

— И я тебе сказала: ты будешь уволена, — ответила Нина. — Забирай свои бумаги у Гарри Белмана в отделе кадров.

В комнате стало так тихо, что она слышала дыхание девушек, наблюдавших за происходящим.

— А вы не можете этого сделать, у вас нет на это права, — с вызовом заявила Трэйси.

— Я уже это сделала. Если через десять минут ты не освободишь стол, придет охрана и выставит тебя отсюда, — ответила Нина, — повернулась и пошла к себе в офис.

Стараясь успокоиться, Нина сняла телефонную трубку и набрала номер отдела кадров. Мокрые ладони прилипли к трубке.

— Гарри, это Нина Рот из отдела развития бизнеса, — сказала она, когда тот ответил. — Я только что уволила Трэйси Джонс.

— Нина, ты не можешь никого увольнять, у тебя на это нет права, — сказал Гарри Белман взволнованным голосом.

— Гарри, я только что ее уволила, — повторила Нина. — И я сделала это в присутствии тридцати пяти секретарш.

После долгой паузы Гарри обрел голос.

— В таком случае она уволена, — сказал директор по кадрам.

В ту ночь Нина не могла заснуть. Она лежала на кровати и смотрела в пространство перед собой. А вдруг Трэйси нужны деньги? А может, она сама должна была уладить отношения с ней?

Но Нина понимала: при любых обстоятельствах она поступила бы точно так же. И если будет надо, она завтра сделает то же самое.

Глава 12

Ганс Вольф был прав. Тренировки ради победы над несколькими секундами оставили Элизабет без сил. Не помогло и то, что Джек Тэйлор наблюдал за финишем.

Он ни слова не проронил, когда она закончила спуск.

— Не могу поверить, — с неподдельным разочарованием покачала головой Элизабет.

— Да, тебе предстоит усердно потрудиться. Хейди не отдаст тебе корону только потому, что ты вдруг захотела ее заполучить, — ответил Вольф. Потом уже мягче добавил:

— Но ты отстала всего на три секунды.

— Это целая вечность.

Старик мрачно ухмыльнулся.

— Слушай, маленький снежный барс. А кто говорил только вчера, что пять секунд — мелочь?

Элизабет кивнула. Она уже видела себя перед телекамерами. Она дает интервью…

— Да, конечно, сегодня дела пошли совсем по-другому.

Дела действительно пошли по-другому. Чемпионат мира в Альпах набирал силу, британская команда наблюдала за переменой, происшедшей с Элизабет, открыв рот. Ронни Дэвис не мог поверить, что перед ним та самая капризная девчонка. Она вставала рано утром, бегала, потом тренировалась с Карен, и эта тренировка для нее стала все равно что каждодневная молитва для верующего — столь же обязательная. Она извинилась перед ним за свое прежнее поведение.

— Я вела себя глупо, Рон, теперь я за это расплачиваюсь.

— Нет проблем, — отмахнулся тренер. Ронни был сыном водителя автобуса из Лондона, из Ист-Энда, он никогда не голосовал за тори, презирал высший класс.

Но леди Элизабет трудилась до седьмого пота, и тем самым почти заставила его изменить отношение к аристократии. — А ты, видно, из валлийцев, упрямая. Там все такие.

Тряхнув гривой блестящих медных волос, она ответила ему по-валлийски.

Ронни только присвистнул, когда Элизабет рванулась вниз с холма. От долгих тренировок, солнца, горного воздуха эта девушка становилась красивее с каждым сезоном. Пришлось увеличить число охранников в отеле, чтобы держать репортеров подальше от нее. Ситуация в Британии становилась все хуже, а эта яркая чемпионка всем своим обликом утверждала обратное. Лыжный клуб Великобритании докладывал о росте числа своих членов на четыреста процентов, особенно много шло заниматься лыжами девушек. Путевки в лыжные лагеря распродавались вовсю. Ронни знал, что в некоторых туристических агентствах на стенах офисов висели плакаты с портретами Элизабет.

Но обо всем этом Элизабет запретила себе думать.

Если она собирается получить золотую медаль, ей надо проходить во время тренировок еще одну лишнюю милю.

Нехотя Ронни признался себе, что это уже не с ним.

Очень хорошо, что Элизабет стала работать как следует, но проблема заключалась в том, что он уже мало чему мог ее научить. Она талантливая лыжница, сейчас это стало отчетливо видно.

Элизабет опередила коллег по команде и его самого.

Ронни позвонил в Лондон, в офис, потребовал дополнительных денег, а потом набрал номер Ганса Вольфа.

— Мы хотим пригласить тебя тренировать Лиз Сэвидж.

Старик расхохотался.

— Ах, Ронни. Ты ведь знаешь, я на пенсии.

Дэвис наступил на горло собственной гордости.

— Ей нужно гораздо больше, чем я могу дать, Ганс.

Какой толк, что ты ее открыл, если не доведешь ее до вершины?

— Она уже получила бронзу на международных соревнованиях.

— Ну и что, черт побери? Приезжай, Ганс. Не смейся надо мной. Ну как, договорились?

Ганс Вольф стал тренером Элизабет. Впервые в жизни она поняла, что такое настоящая работа. Теперь она бегала по несколько миль с тяжелым рюкзаком за спиной. На тренировках в гимнастическом зале он увеличил нагрузку. Она изучала видеозаписи Хейди и Луизы, а он заставлял ее делать письменные заметки. Как только кончались соревнования, едва Элизабет успевала принять душ, они в ту же секунду мчались на самолет. Ганс объяснял, что, если они приедут на новое место раньше всех, у них будет лишний вечер для тренировки.

— Будет у меня когда-нибудь перерыв? — спрашивала Элизабет, когда Ганс тащил ее мимо толпы репортеров у подножия склона.

— Нет, — отвечал он по-немецки. И резко добавлял:

— У тебя будет достаточно времени отоспаться, когда умрешь.

Переезды, тренировки, соревнования. Переезды, тренировки, соревнования. Элизабет проводила день за днем, повторяя этот жестокий цикл. Шикарные бары, блистательные отели, которые она так любила в прошлом году, вообще исчезли из ее жизни: их заменили нескончаемые подъемники, трассы, слалом… Ей снились трассы. В самолетах она мечтала выспаться, чтобы никто не будил ее до полудня. Но несмотря на изматывающий темп тренировок, ей никогда не приходило в голову бросить лыжи.

Причина этого была рядом. Коренастая Хейди Лоуфен, двукратная чемпионка мира, и ее соперница Луиза Левьер, с удивительно низкой аэродинамической посадкой. Когда-то их обеих называли непобедимыми. Но Элизабет знала теперь, что это не так. Она потела, напрягалась, рвалась вперед, сметая все на своем пути. Бронза превратилась в серебро, потом в золото. Она сумела вырвать победу у Луизы, теперь ей оставалось справиться с Хейди. Обе девушки боролись за превосходство по всей Европе. Иногда Хейди выходила вперед, иногда Элизабет, потом снова Хейди.

Элизабет вдруг почувствовала, как отчаянно она хочет победы. Ей двадцать лет, и ей абсолютно нечем похвастаться в жизни. У нее нет ученой степени, на чемпионате мира ее аристократическое воспитание и счет в банке не значили ничего. Талант — единственное, на что она могла рассчитывать, и она хотела доказать, что чего-то стоит. Она хотела быть самой лучшей.

В общем-то, призналась себе Элизабет, ей хотелось быть такой, как Джек Тэйлор. Она терпеть его не могла, но невольно восхищалась им. Ганс заставлял ее следить за всеми победами Тэйлора: он указывал на скорость, на технику, на мастерство.

Джек Тэйлор не был особенно поэтичен в движениях, но его катание можно было сравнить с симфонией, с эпосом. Он прорывался к вершинам спорта, как истребитель Ф — 14 к цели.

Швейцарцы, австрийцы, скандинавы, французы — никто не мог понять, что происходит. Снова и снова звездно-полосатый флаг возвещал о победе.

— Не могу взять в толк, — пожимал плечами шведский тренер. — Он действительно необычный, одаренный от природы парень. Но, ведь в Техасе вообще негде кататься!

Он самый лучший, думала Элизабет. Неужели он не понимает? Этот проклятый Джек Тэйлор со степенями Гарварда еще и потрясающе сексуальный. Она слышала рассказы о его интрижках — настоящий жеребец. А разве мог он быть другим со своим южным тягучим, как патока, говором и жестоким сексуальным ртом?

Она все-таки слишком часто думала о Джеке Тэйлоре. Элизабет это раздражало. Она пыталась делать вид, будто ей плевать, но его насмешки задевали. Элизабет понимала: Джек Тэйлор обладает редким талантом, который встречается раз в сто лет. Она жаждала его уважения, похвалы, но этот грубиян мог лишь отчитывать, а ей хотелось отношения как к равной.

Когда мужские и женские соревнования совпадали, Джек Тэйлор приходил поддержать соотечественниц: Ким Феррел и Холли Гидеон. Элизабет старалась вложить в свое катание как можно больше блеска — она видела, что Тэйлор наблюдает за ней. По его чувственному красивому лицу было заметно, что он оценивает ее и все берет на заметку. Но хотя она одержала три победы и выиграла целую секунду в его присутствии, он ни разу не сказал ей и слова одобрения.

Становилось все яснее, что у Элизабет есть шанс.

Британская пресса просто сходила с ума.» Битва на склонах» была второй любимой темой прессы — сразу после слухов о том, что у принца Чарлза завязалось что-то с леди Дианой Спенсер.

Ганс старался держать ее подальше от журналистской братии, но пресса от этого только больше распалялась.

— Глупцы, недоумки, — фыркал он, застав Элизабет в аэропорту за чтением статьи под заголовком «Молния ударяет», посвященной ее победе в слаломе в Валь-Гардене. — Они думают, ты стала хороша в последний год.

Он не мог позволить ей расслабиться ни на секунду.

Чемпионат вышел на финишную прямую.

— Ронни Дэвис звонил в отель. Си-би-эс хочет пригласить всю команду на передачу «Доброе утро, Америка!», — сказала Элизабет с надеждой в голосе.

Она ничего не имела против того, чтобы прославиться в Штатах. Может, это помогло бы убедить Международную лыжную федерацию дать ей возможность работать на нее, заняться маркетингом, а может, слава смягчила бы отца и он передумал бы насчет «Дракона».

— Так уж и всю команду. Они хотят видеть тебя, не так ли? Да, конечно, так. — Вольф презрительно хмыкнул. — У нас осталось две дистанции, а ты всего лишь на одно очко впереди фрейлейн Лоуфен. Тебе надо сейчас равняться на американцев — Тэйлора и Ковальски.

— Что вы сказали?

Объявили посадку в первый класс; они встали, взяли сумки. Вольф посмотрел на свою протеже. Элегантно одетая молодая женщина, красивая, живая, волосы распущены по плечам. Зеленые, как лес, глаза сверкают, словно снег в лучах солнца.

— Они уже в Китцбюхеле на слаломе. В четверг катаются в Ханеннкамме.

— У нас слалом во вторник, скоростной спуск в среду.

— Да, я спросил Ковальски, не можешь ли ты потренироваться с ним в среду утром. Он согласился.

— А Джек Тэйлор?

— А Тэйлор всегда тренируется с Ковальски. Рик — американец номер два, — напомнил ей Ганс. — Он не станет менять свои планы ради тебя.

Элизабет подала свой посадочный талон, улыбаясь.

— Ты взволнована, Лизхен? — пошутил старик. — Но смотри лучше на снег, а не на Тэйлора. Тэйлор ничего себе парень, не правда ли?

— Да, — сказала Элизабет. — Джек — самый лучший в мире. Но я тоже лучшая. Так с кем же мне тогда кататься, как не с ним?

— Естественно, — по-немецки ответил Ганс, улыбнувшись.

Заключительные соревнования по слалому проходили в острой борьбе. Девушки одна за другой съезжали с вершины, резко втыкая лыжные палки, демонстрируя скорость и умение контролировать ее. Зрители приветствовали австрийцев и Луизу Левьер. Бронза наверняка достанется швейцарцам. Но все ждали Хейди и Элизабет.

У стартовых ворот Элизабет прочитала молитву и бросилась вперед. Три часа тренировок, долгие дни изучения трассы, недели сидения перед экраном с видеозаписями — и все это ради нескольких минут…

Приветственные вопли толпы, свист, бренчание коровьих колокольчиков, улюлюканье подгоняли ее. Краем глаза она заметила флаг Соединенного Королевства и даже красный флаг фирмы «Дракон» из Уэльса. Но она не обращала внимания ни на что, кроме шестов с флажками и снега. Предельно сконцентрировавшись, демонстрируя невероятное мастерство, Элизабет все же оказалась недостаточно быстрой. Она ухудшила свой же результат на такой дистанции на пять десятых секунды.

Ганс похлопал Элизабет по плечу, она повернулась к направленным на нее камерам, лицо ее было спокойным и сдержанным. Ей не оставалось делать ничего другого, как ждать Хейди.

Ким Феррел завоевала для команды Штатов четвертое место, а британская лыжница Кейт Кокс вышла на восьмое место. Для нее это был очень хороший результат, и Элизабет от души поздравила соотечественницу.

Наконец возбужденные возгласы раздались оттуда, где стояли швейцарские болельщики: на старт вышла Хейди Лоуфен. Она не была столь точной, как Элизабет, но очень быстрой. С каждой минутой сердце Элизабет подпрыгивало все чаще. Незачем смотреть на часы, чтобы определить скорость Хейди. Элизабет чувствовала ее ритм.

Лоуфен шла очень быстро.

Хейди словно бомба прорвалась сквозь финишную черту, опередив соперницу на секунду.

Элизабет чувствовала, как глаза тренера, команды, прессы жгли ей спину, когда она шла пожать руку чемпионке мира. Теперь они на равных, и все будет зависеть от завтрашнего дня, от легендарного Ханненкамма, самой скоростной, самой трудной, самой опасной трассы на земле.

За канатами стоял Джек Тэйлор. Потрясающий в черных джинсах и свитере, он был вместе с американской командой. Элизабет прошла мимо него, направляясь к Ким. Пожав ей руку, она сказала:

— Ты хорошо каталась.

— Ты тоже, — ответила рыжеволосая девушка. — Но тебе не слишком повезло, сейчас Хейди в своей самой лучшей форме. Да, Джек?

Тот пожал плечами, глядя прямо в глаза Элизабет. Он оглядел ее всю, но на лице не дрогнул ни один мускул.

— Ты могла быть и лучше, — сказал он.

Элизабет мгновенно напряглась и подтянулась.

— Я и буду лучше. Завтра.

В среду утром Элизабет встала раньше, чем пришли ее будить. Она хотела как следует выспаться, но не могла. Мысль о том, что все решается сегодня, не давала сомкнуть глаз. Она лишь надеялась, что Хейди Лоуфен чувствует себя точно так же.

Элизабет мигом облачилась в тренировочный костюм из яркой лайкры. За окнами отеля на фоне рассветного неба виднелись могучие зубчатые пики гор. По цвету неба она поняла, что ночью где-то был сильный снегопад. Элизабет почувствовала, как в кровь выбросился адреналин.

Сегодня предстоит смертельная схватка. Она бросает вызов лучшей в мире лыжнице на самой опасной в мире дистанции. Внизу, у подножия гор, есть специальная больница для лыжников, поскольку смерть или тяжелая травма на этой трассе не редкость. Стоит лишь чуточку отклониться в сторону после стартовых ворот или потерять равновесие при повороте на сто восемьдесят градусов, и тебе обеспечен свинцовый нырок с обрыва.

Хватит, хватит, одернула себя Элизабет, выбирая лыжи. Надо думать о тренировке. И только о ней.

Это будет великая разминка! Она понесется вниз по склону, она покажет этому сукину сыну, Джеку Тэйлору, из какого она теста!

Прежде чем выйти из комнаты, Элизабет подушилась «Шанель № 5» и быстро мазнула губы помадой «Элизабет Арден».

Она собиралась не просто заставить его выпрыгнуть из собственных штанов, она хотела сделать это стильно.

Рик Ковальски обещал встретить ее на вершине Рестерхехе. Семь тысяч футов над уровнем моря, самая высокая лыжная база, гарантирующая, что со снегом там не бывает проблем. Да, в такое утро нечего беспокоиться о качестве трассы, думала Элизабет, поглядев вниз с подъемника. Ночью свежий снег укрыл все — и пики, и долины — пышным белым мягким бархатом. Синоптики предсказывали ясную погоду, но она сомневалась.

Слишком темные тучи сгустились за горами, и Элизабет молилась, чтобы не было метели, из-за которой могли бы отложить соревнования.

Звякнув, подъемник остановился. Элизабет вышла и с силой всадила палки в снег. Что ж, она готова к серьезной тренировке. Наверняка они отъедут отсюда подальше, здесь нет трасс для первоклассных лыжников.

Она огляделась, отыскивая Ковальски, но его не было.

Может быть, он в светлом костюме и сливается со снегом? Элизабет приложила руки ко рту и закричала:

— Ри-ик!

Вдруг из ниоткуда перед ней возникла фигура в черном.

Элизабет так испугалась, что едва не выпрыгнула из собственной кожи.

Мужчина поднял черные очки и в упор посмотрел На нее.

— Боже мой, Джек, как ты меня напугал! — выдохнула Элизабет. — Откуда ты, черт бы тебя побрал, появился? И где Рик?

— Доброе утро, мадам, — ответил Тэйлор. На этот раз тягучий голос с техасским выговором звучал холодно. — Ковальски не будет. Он в постели.

— Да неужели? — Нервы у Элизабет напряглись. — Что, выпил слишком много глинтвейна вчера вечером?

Я думала, что даже вы, американцы, перед последним спуском хотя бы дня два отдохнете от вечеринок.

Глаза Джека сузились. Он помолчал, потом спокойно сказал:

— В общем-то он простудился. Доктор прописал ему постельный режим. Рик подчинился, потому что не хочет упустить шанс завтра выступить.

Элизабет покраснела.

— О'кей, извини.

— Он попросил меня потренироваться с тобой. Рик никогда не нарушает данных обещаний.

— Я уже сказала: мне очень жаль.

— Ну и потом — не Рику тягаться с вами насчет вечеринок, леди. Во всяком случае, если верить тому, что мне доводилось слышать.

Элизабет наклонилась, поправила лыжные ботинки, с трудом удерживаясь от резкого ответа. Она влезла на эту вершину, чтобы тренироваться, а не ссориться с Джеком Тэйлором.

— Джек, меня зовут Элизабет. Ты собираешься кататься или болтать?

Тэйлор изучающе посмотрел на девушку, потом поднял палки и показал вниз, на темнеющий там сосновый лес.

— Вчера Брэд подыскал здесь один маршрут. Склон там примерно шестьдесят пять градусов, трасса проходит между деревьями, и там много прямых спусков. — Он пожал плечами. — Короче говоря, довольно сложно.

Элизабет почувствовала вызов в словах Джека.

— Ты не должна отклоняться ни на дюйм, иди за мной след в след — в ледниках полно трещин, присыпанных свежим снегом. Нам довольно долго предстоит катиться по краю обрыва, мимо скрытых валунов, обнаженной породы и всякого такого. Как, справишься?

— Слушай, у меня все же есть кое-какой опыт, Тэйлор.

— Значит, ты собираешься тренироваться со мной?

Тогда пошли, — заявил он тоном, не допускающим возражений. — Мне не хотелось бы рассказывать английскому лорду, как я стал свидетелем падения его дочери в пропасть.

— Я лучшая в мире лыжница среди женщин.

— Но не настолько хорошая, как я, — спокойно заметил Джек Тэйлор.

Элизабет со злостью посмотрела на него, и Тэйлор спокойно встретил ее взгляд. Он оперся всем телом на лыжные палки, темные глаза изучали Элизабет, как экспонат в витрине музея.

Он был рад, и она это понимала.

— Твоя взяла. — Элизабет вздохнула. — Хорошо, я поеду за тобой. Это в моих интересах — трудная трасса полезна для тренировки перед ответственным стартом.

— Эх, принцесса, — сказал Джек. Его взгляд скользил по прекрасному телу, обтянутому красной лайкрой.

Глаза остановились на ее груди. — Можешь считать, что была совершенно не тренирована. После сегодняшнего спуска Ханненкамм покажется тебе детской горкой.

Он опустил солнечные очки на глаза, развернулся вправо и понесся вниз, к лесу. Элизабет полетела за ним.

Снег блестел, как хрустальная пыль. Воздух казался очень чистым и словно накрахмаленным на этой огромной высоте. Ее тело стало похоже на снаряд, она ставила лыжи близко друг к другу, скорость нарастала. Лыжня, проделанная Джеком на свежем склоне, отпечатывалась четко, как трамвайные рельсы. Острые углы демонстрировали его искусную технику. Она догнала Джека. Черная плотная фигура устремлялась к лесу. Он ничего не говорил и вел себя так, будто ее вообще не существовало на свете. Разозлившись, Элизабет чуть не наехала на него, между ними осталось всего несколько дюймов. Тэйлор сделал резкий рывок влево — Элизабет за ним. Он рванул вправо — Элизабет тоже. И так дюйм за дюймом. Между ними завязалась борьба. Соревнование. Она бросала ему вызов.

Совсем не глядя на нее, Джек подался вперед, присел и… исчез.

Не успев моргнуть, Элизабет оказалась на ледяном склоне, казавшемся горным хребтом всего секунду назад. Инстинктивно она выпрямилась и продолжала держаться, но в животе творилось черт знает что. Она устояла на ногах и поехала дальше.

Ах ты, сукин сын! Сейчас она неслась рядом с ним, но Джек вдруг резко взял влево, поставив лыжи вместе.

Почему он так делает? И тут же сама поняла почему. Два темных пятна в паре футов от них сошлись, образовав мостик на белом пространстве земли. Тень могла означать замаскированный овражек или трещину в леднике.

Можно было ухнуть на сотню футов вниз в ледовую расселину навстречу смерти. Элизабет прошиб холодный пот, изо всех сил она рванула за Джеком, стараясь держаться точно за ним, а не рядом.

«Он, наверное, хочет, чтобы я взмолилась о пощаде, — подумала Элизабет. — Тэйлор рассчитывает, что я стану ползать перед ним на коленях, признаюсь, что не могу с ним тягаться. Да я скорее умру от сердечного приступа, чтобы ты знал, дерьмо!»

Она подтянулась, не спуская глаз с красивого силуэта Тэйлора.

— Ну и как у тебя дела, милочка? — поинтересовался он, когда Элизабет догнала его. — Все еще разогреваешься?

Разогреваешься!

— Ты говорил, что раньше катался здесь.

— Да, мэм, — спокойно, нараспев ответил техасец.

— Ну и когда начнутся трудности? — небрежным тоном полюбопытствовала Элизабет.

Она решила сыграть в его игру.

Тэйлор оглянулся на Элизабет и представил себе ее сильное, сексуальное, чувственное тело обнаженным, представил, как бы оно выглядело на ковре подле камина в его шале. Да, она потрясающая. Он сразу заводился, стоило ему взглянуть, как она двигается. Если бы только Элизабет не была такой надменной, капризной аристократкой!

Джеку не хотелось признаваться самому себе, что его мнение о леди Элизабет Сэвидж меняется. Он ведь решил презирать ее. Какая-то британская задница, пустившая по ветру свой талант, данный природой, презрительно относившаяся к товарищам по команде, готовая без устали пялиться в телевизионные камеры… Но он не мог спорить с очевидным: она переменилась. Несмотря на то что Джек считал ее техничной, но довольно скучной лыжницей, этаким роботом в радужной лайкре, в этом году, признал он, в ней появилось что-то новое. Хейди Лоуфен владела техникой в совершенстве, но Элизабет — это сплошное вдохновение. Полет и красота. Ничего лучшего он никогда еще не видел.

Вот эта трасса, например, подмяла бы многих знакомых парней.

— Ну вот, сейчас начнется, — пообещал Джек и взмыл вверх, словно безупречно отлаженный вертолет.

На полной скорости он ринулся к сосновому лесу, возвышавшемуся над вторым горным хребтом. Элизабет — за ним. Тэйлор уже несся по самому крутому спуску из всех, которые ей когда-либо доводилось встречать. Дыхание ее участилось; Элизабет то брала в сторону, то подпрыгивала, то приземлялась, то снова отклонялась в сторону. Каждая мышца молила о пощаде. Джек Тэйлор — крупный сильный мужчина, и то, что ему удавалось с легкостью, от Элизабет требовало предельного напряжения сил.

Уже задыхаясь, она выпрямилась; Тэйлор срезал S-образный поворот между валуном и темным пятном и устремился с горы вниз. Элизабет мрачно мчалась за ним, повторяя в точности все его движения. Она тоже пролетела двадцать футов, приземлившись очень четко и чисто. Потом помчалась дальше.

«У меня не получится, — подумала Элизабет, взмывая в воздух. — Где тут просвет между стволами? Боже мой! О Боже! Его нет. Этот маньяк рванул прямо в темноту между деревьями!»

Но Джек уже был в глубине леса; Элизабет пыталась держаться за ним и не отклоняться в сторону ни на дюйм.

Внезапно яркий свет, лившийся со склона горы, померк, ее окружил зеленый ароматный мрак. Элизабет подумала, что свежий снег укрыл ветки и веточки под ее лыжами. Проносясь между стволами деревьев, ныряя под еловые лапы, она где-то скользила, где-то делала такие крутые повороты, каких ей не приходилось делать никогда в жизни. Никакой слалом не сравнится с этой трассой. И потом, на слаломе не летишь сломя голову.

Элизабет попыталась унять нарастающую панику.

«Следуй за ним. По пятам». Она не отводила глаз от широких плеч Тэйлора, которые уворачивались от камней, от кустов. Упасть на такой скорости означало переломать ноги — они бы хрустнули, как спички. И руки вылетели бы из суставов. Тогда уже не придется рассчитывать на шанс участвовать в чемпионате мира, у нее вообще не будет шанса когда-нибудь встать на лыжи.

Потом, слава Богу, появился свет. Деревья поредели.

Элизабет повернула направо, налево, снова направо и плавно выехала на чистый ровный снег.

До Джека Тэйлора было ярдов сто. Он стоял, опершись на палки, и восхищенно кивал.

— Поздравляю. Это было настоящее катание.

Элизабет остановилась, рывком сняла солнечные очки. Обжигающие слезы брызнули у нее из глаз на разгоряченные щеки. Девушка рыдала.

— Ты сволочь! Ты настоящая сволочь! Я тебя ненавижу! — кричала она.

— Слушай, успокойся, ты все сделала прекрасно.

— Ты вот так пошутил надо мной, Джек Тэйлор? Твои глупые игры могли свести меня в могилу!

— Милая моя, я бы не взял тебя с собой, если бы не был уверен, что ты справишься. Я видел, как ты катаешься. — Джек улыбнулся. — Вот почему я настаивал, чтобы ты ехала точно за мной. Я шел первым, и если бы ты следовала за мной, все было бы прекрасно.

— Да, конечно. — Она вытерла глаза тыльной стороной ладони, клокоча от ярости на него и на себя — из-за того, что разревелась перед ним. Джек протянул ей руку, но Элизабет, все еще злая и разгоряченная, сердито отбросила ее и снова надела очки.

— Элизабет, я очень сожалею. Я…

— Джек, сделай одолжение, исчезни! — прорычала Элизабет и, сильно оттолкнувшись, поехала вниз по склону горы как можно быстрее.

— Стой! Элизабет! Стой! Подожди!

Голос Тэйлора настиг ее, но она плакала и не обращала на него внимания. Она понятия не имела, где сейчас находится, но огоньки в долине Китцбюхель светили так призывно. Значит, она может выехать на другую трассу и оказаться дома, в отеле, а там как следует успокоиться перед Ханненкаммом.

Джек перестал кричать, но она слышала позади свист его лыж. Оглянувшись, Элизабет увидела, как он присел, отчаявшись догнать ее. Заметив, что девушка смотрит на него, Тэйлор в панике затряс палкой. Но она снова не обратила внимания. Пускай попытается догнать ее.

Она съезжала по склону, по самому крутому спуску, вокруг стелился пушистый снег. Мир словно возвращался в прежнее состояние, которое она знала и любила, он снова становился белым безмолвием. Разве что…

Слабый рокот, похожий на урчание в животе.

Элизабет подняла голову. Только бы не гром, подумала она. Не хватало еще метели.

Небо затянуто тучами, но оно спокойно.

И снова рокот. Громче.

Краем глаза Элизабет увидела, как обнаженная каменистая поверхность дрогнула. Снег тяжело ухнул на склон.

Элизабет замедлила ход. Лицо ее побледнело. Она поняла.

Только одно объяснение могло быть такому звуку.

Джек Тэйлор несся за ней на огромной скорости, он уже понял, что им грозит.

О Боже! Элизабет не понимала, где она! Она не знала, куда ведет этот склон! Если к пропасти, то ей конец.

Элизабет повернула направо, туда, откуда спускалась, отталкиваясь палками изо всех сил. Она видела, Тэйлор делает то же самое…

А потом началось.

Глубокий рокот медленно разламывал скалу. Земля под ногами затряслась, как желе, камешки, ветки посыпались со скалы за спиной Элизабет.

Лавина!

Элизабет ощутила, как кровь наполнилась адреналином. Она направила лыжи прямо перед собой, пригнувшись как можно ниже; лыжи сейчас были ее единственным спасением. Ей надо обогнать снег.

Джек прорывался с правой стороны. Ей надо идти к нему. «Он догадался о грозящей опасности, но все равно пошел за мной», — подумала Элизабет, чувствуя себя совершенно несчастной. Он рискует своей жизнью, пытаясь ее спасти. Теперь из-за нее и он может погибнуть.

«О Боже, так жаль, Джек, мне так жаль!»

Глаза ее наполнились слезами, она плакала от страха, громко всхлипывая. Нет, надо быть смелой… Нельзя терять над собой контроль, иначе о ней останутся одни воспоминания.

Внезапно черная плотная фигура Тэйлора замерла, потом развернулась и устремилась прямо к ней. Элизабет бросилась к Джеку. Боже мой! Больше ни шагу, билась в голове отчаянная мысль. Он летел к ней, как пуля.

Джек догнал ее в тот момент, когда гулкий рокот потряс горы. Голова Элизабет невольно дернулась назад, она хотела увидеть устрашающую стену высотой в восемнадцать футов. Эта стена сходила вниз, прямо на них.

Казалось, она их вот-вот накроет, потому что с каждой секундой она набирала скорость и увеличивалась в размерах. Как зачарованная, Элизабет смотрела на это чудовище, замерев, как кролик, ослепленный автомобильными фарами.

Большая рука Джека Тэйлора — рывком вернула ее к реальности.

— Тебе не надо было ехать за мной, Джек. Мне очень жаль, — выдохнула Элизабет.

— Потом расскажешь, моя сладкая, хорошо? Поехали. Сюда, — коротко сказал Джек и резко взял вправо.

Элизабет, почти ничего не соображая, тупо заскользила следом.

— Этот склон ведет прямо к обрыву! — кричал ей Тэйлор, когда они на большой скорости съезжали с горы. — Нам надо держаться правее. Ты должна обойти обрыв. Направь лыжи вниз и просто езжай. О'кей?

— О'кей, — с трудом проговорила Элизабет.

Она копировала его движения, направляя концы лыж вниз. Она наклонилась, как он, вперед, засунув лыжные палки под мышки.

Их вел только инстинкт, а удерживала лишь сила земного притяжения.

— Давай к лесу! — закричал Тэйлор.

Элизабет покатилась за ним к рощице. Тело ее взмокло от пота. Снежная лавина ударилась о склон и продолжала двигаться вперед, своим огромным весом рассекая воздух, шипевший под ее натиском. Элизабет не надо было оборачиваться, чтобы увидеть лавину, величественную и неприступную, словно башня из снега. Черная тень материализовавшейся стихии нависла над землей и над ней, молчаливая, как смерть.

Джек уже стоял возле деревьев. Элизабет оставалось до него двести ярдов. Слева от нее резко кончался склон, обрываясь в каменистую бездну глубиной с милю. Лавина подступала все ближе, мягко толкая Элизабет к пропасти. Похоже, ей не устоять. В отчаянии Элизабет отступила вправо, к деревьям на краю скалы. Джек уже вошел ярда на три в лес и уцепился за ствол дерева. Лес мог оказать сопротивление снежной лавине высотой в двадцать футов, но она не могла! Сердце билось в самом горле, когда Элизабет смотрела, как снег перекатывается через ее лыжи и вот-вот поглотит ее тело, похоронит в снежной могиле. Ей не хватит всего нескольких шагов.

Она погибнет. Снежная масса, холодная и тяжелая, ударила ее, выбила из легких воздух. Элизабет ждала, что сейчас ее потащит в пустоту…

Но что-то удержало ее. Рука. Рука Джека. Он вцепился в левое запястье Элизабет. Сильные пальцы, как клещи, крепко стиснули руку девушки.

Он потянул Элизабет к себе; лыжи ее разъехались, правая палка выскользнула. Джек Тэйлор дернул девушку за руку, и весь вес тела Элизабет пришелся на эту руку. Она не вскрикнула от боли только потому, что рот был забит снегом. Еще несколько ужасных секунд, и лавина перекатилась через спину Элизабет, вдавив ее в склон. Она думала, что от боли и страха потеряет сознание, и кусала губы, чтобы не отключиться.

А потом вдруг ее ослепил свет. Тяжесть, придавившая ее, схлынула, девушка вдохнула воздух. Снежная лавина неспешно скатилась в пропасть.

Джек рывком поднял ее на ноги и подальше оттянул от края скалы. Ключица ныла, но Элизабет, хотя и с трудом, все же передвигалась.

Тэйлор вцепился левой рукой в ствол дерева, а правой держал ее. Она видела, как сильно напряжены мускулы у него на руках. Он стал мостом, по которому она перешла от смерти к жизни.

Элизабет кинулась к нему в объятия.

— Ты не должен был! Не должен! — кричала она, дрожа всем телом. — Джек, ты ведь спас мне жизнь!

— Ну, все мы совершаем ошибки, — сказал Тэйлор.

Потом крепко поцеловал ее.

Глава 13

Джек целовал ее, кончиком языка касался ее нижней губы, обжигая огнем. Одной рукой он обнимал ее за спину, притягивая к себе, а другую положил на бедро и гладил вниз-вверх. Элизабет чувствовала, как жгучее тепло растапливает заледеневшую плоть, как его тело согревает ее тело, она чувствовала его грудь, твердую, как камень. Какой он сильный! Джек поцелуями снимал снежные кристаллики с ее губ; Элизабет почувствовала, как совсем иное тепло разливается по телу и желание захватывает ее.

Ни с одним мужчиной не испытывала она подобных ощущений. Учтивые европейцы, с которыми она встречалась, с их цветистыми комплиментами и сексуальным опытом никогда не производили на нее такого впечатления, как мужчина, прижимавший ее сейчас к себе. Джек был красивый, яркий, бесстрашный и в то же время такой упрямый и жестокий.

Элизабет сдерживала себя, но ее тело таяло от желания. Она ощутила слабость перед такой откровенной мужской силой. Предчувствие удовольствия пробежало по чреслам, неожиданно для себя она тихо застонала и прижалась к Джеку.

Рука Тэйлора тут же взлетела вверх, нежно погладила грудь. Элизабет ахнула, почувствовав, как волна страсти накрыла ее. Посмотрев вниз, она увидела возбуждение его тела, и глаза ее расширились. Боже, да он настоящий гигант! Она слегка вздрогнула.

А чего она ожидала? Сам-то он каков — настоящий великан! Джек навалился на нее, накрывая всем телом, вжимая ее спиной в дерево. Грубая кора царапнула кожу и помогла Элизабет прийти в себя, собрать разбегавшиеся мысли.

«Да ты чуть не умерла. Ты сейчас не способна нормально соображать. Ты ведь не можешь спать с Джеком Тэйлором! Ты только недавно с ним познакомилась!»

Она решительно уперлась руками ему в грудь, мотая головой.

— Джек, нет.

Он слегка отстранился от нее.

— А что не так, милая?

— Мы не можем — Мы можем делать все, что захотим, — сказал Тэйлор. В карих глазах горело желание.

Элизабет опустила глаза, не в силах больше смотреть на него.

— Джек, ты только что спас мне жизнь. Я… я даже не могу толком соображать. Я вообще тебя не знаю… — Заикаясь, она пыталась объясниться с ним. — Нам надо вернуться в Китцбюхель. Я потеряла лыжную палку, а через три часа у меня соревнования.

Джек секунду смотрел на девушку, потом вздохнул и выпрямился Он отвернулся от нее, хватая ртом воздух, пытаясь подавить в себе нестерпимую жажду Лиз Сэвидж хотела его, он это чувствовал; ее кожа горела, соски отозвались на первое же прикосновение Его затвердевшая плоть мучительно ныла Боже, как ему хочется ее! Он собирался взять ее прямо здесь, на снегу, снять, стащить яркий костюм и заласкать так, чтобы она потеряла голову, зацеловать до безумия, гладить, лизать, пока она сама не запросит пощады…

— Джек? — проговорила Элизабет, с трудом выпрямляясь.

— Все в порядке, Элизабет. Я тебя не тороплю.

— Спасибо, — сказала она, надеясь, что он не услышит разочарования в ее голосе.

Тэйлор указал на ботинки.

— Поправь крепления и поедем обратно. — Он снял с левого запястья Элизабет лыжную палку и отдал ей свои.

— Да мне не надо…

— Возьми, — настоял Джек.

Она не стала спорить.

Когда они наконец добрались до лыжной базы, Ронни Дэвис и девушки из британской команды уже ждали их.

Элизабет плавно остановилась и вернула Тэйлору лыжные палки. Он молчал всю дорогу.

— Как раз вовремя, — произнес Ронни, — мы собираемся в отель. Ну, Джек, как она?

— Это лучшая лыжница, которую я когда-либо встречал, — заявил Джек, не глядя на нее.

— Спасибо за помощь в тренировке, — сказала Элизабет.

— Для меня это было удовольствием, мэм, — тихо ответил Тэйлор. Он кивнул британской команде, развернулся и заскользил вниз по склону.

— Боже, ну до чего хорош! — вздохнула Жаннет.

— Этот парень сотворен на небесах, — с завистью добавила Кейт.

— Я вижу, ты потеряла палку, Лиз? Ну как тренировка? — поинтересовался Ронни.

Элизабет провожала взглядом удаляющуюся черную фигуру Джека.

— Да нормально, — отмахнулась она.

В отеле Элизабет ждала телеграмма. Тони желал ей удачи. Сухой, сдержанный текст из другого мира. Соревнования — это невероятное напряжение, они требуют такой концентрации, что забываешь о реальном мире, существующем у подножия гор. Она не сомневалась в собственном успехе. Он будет таким ошеломляющим, что ее возьмут в Международную лыжную федерацию. Но все-таки… «Дракон» — компания ее семьи. Она хотела работать в ней.

Ужасно хотела. На дворе тысяча девятьсот восьмидесятый год. Может, ей удастся заставить Тони передумать?

Вот еще одна причина, почему сегодня ей нужна только победа.

Ганс Вольф увидел телеграмму в руке Элизабет. Он взял у нее бумажку и кинул на кровать.

— Это от Тони и Моники, — объяснила она.

— А, понятно, — нахмурился Вольф. — Но сегодня тебе ни на что нельзя отвлекаться.

— Отец будет очень рад, если я выиграю, — сказала она.

— Не рассчитывай, детка, что сможешь руководить отцом. Бизнес есть бизнес. Но настоящая жизнь — это лыжи, — очень серьезно сказал Ганс.

Глядя на выражение его лица, Элизабет даже улыбнулась.

— О своем «Драконе» подумаешь завтра, моя дорогая. Сегодня только о горах. И обо мне.

— О Ганс, вы были так добры ко мне, — со слезами в голосе проговорила Элизабет. — Вдруг я вас подведу?

— Ты подведешь меня только в том случае, если не будешь стараться. Старайся изо всех сил. Но не для меня, не для отца, не ради золота. Старайся просто потому, что ты лыжница. А сегодня величайшие в мире соревнования.

Подножие трассы напоминало зоопарк. Здесь собралась пресса со всей Европы, репортеры боролись за места, кричали на разных языках. Элизабет вместе с другими спортсменками ждала жеребьевки. Ее номер должен быть по, ближе к пятнадцатому. А вообще чем раньше, тем лучше.

Хейди Лоуфен достался третий, и болельщики-швейцарцы громко захлопали. Элизабет выпал четырнадцатый номер.

Она элегантно повернулась к камерам Би-би-си, но на самом деле она испытывала разочарование. Четырнадцатый против третьего. Плохой знак?

Элизабет выглядела невероятно изящной в блестящем костюме, похожем на радугу. Главное — не выдать, как сильно она нервничает. Она всегда волновалась перед стартом, но на этот раз у нее в животе, казалось, «извивались угри. Еще несколько часов назад она была на пороге смерти, вчера проиграла в слаломе, а Хейди Лоуфен была в великолепной форме.

Родители ожидали от нее так много. Ганс тоже. Весь мир ждал…

— Ну, как дела?

От неожиданности Элизабет подпрыгнула.

— Джек, да перестань ты ко мне подкрадываться!

— А я не подкрадывался, детка, просто ты унеслась куда-то в мыслях. Очень далеко отсюда.

На Джеке Тэйлоре были темные джинсы, ковбойские ботинки, черная ветровка с полосами и звездами на кармане. Вместо специальных горнолыжных очков его глаза защищали от яркого снега дорогие очки известной фирмы. Без лыж он был так же хорош, как и на лыжах.

Вспомнив, как его руки ласкали ее грудь, она ощутила мгновенный прилив желания, соски под обтягивающим лыжным костюмом сразу напряглись.

Она заметила, что Тэйлор это увидел.

— Холодно, правда? — быстро спросила Элизабет.

— Нет, — сказал Джек и медленно улыбнулся, глядя на нее в упор. Яркое солнце освещало склон.

Элизабет покраснела и попыталась выйти из положения.

— У меня четырнадцатый номер, — торопливо сообщила она.

— Я слышал, но это не важно.

— Что ты имеешь в виду — не важно? Я…

— Леса, ущелья, снежные лавины… — перебил ее Джек. — Помнишь прогулку?

— Это для тебя была прогулка.

— Для нас обоих, — ответил он.

Его беззаботный вид бесил Элизабет.

— Да что ты говоришь? — резко бросила она. — Ну просто здорово! Что еще скажешь?

— Скажу кое-что. — Он ткнул ее пальцем в талию. — Ты меня там обманывала, дорогая.

Кто-то из обслуги соревнований подошел и дотронулся до локтя Элизабет.

— Вам пора к стартовым воротам, миледи.

— Элизабет, — сказал Джек.

— Что?

Он посмотрел ей прямо в лицо.

— Просто катайся. Все остальное — болтовня.

Хейди Лоуфен каталась в тот день как никогда в жизни. Словно подхваченная ветром, она огибала препятствия. Судя по всему, снег превосходный, с завистью подумала Элизабет, услышав радостные крики, свистки болельщиков, звон колокольчиков. Телеэкран возле стартовых ворот позволял рассмотреть все детали. Хейди показывала блестящую технику. В ужасе Элизабет смотрела на быстро меняющиеся цифры табло, ожидая, когда они наконец остановятся и выдадут результат. Новый рекорд.

Она сейчас первая.

Ожидание казалось вечностью. Элизабет глубоко дышала, пытаясь сохранять спокойствие, и наблюдала, как другие известные спортсменки настраиваются на трассу. Ким Феррел шла второй, выступая за Соединенные Штаты. Потом Луиза Левьер — третьей. Австрийские и французские чемпионки — очень быстрые лыжницы. Но Хейди уверенно возглавляла список участниц, она на четыре секунды быстрее прошла дистанцию, чем Левьер.

Потом наконец выкрикнули ее номер. Инструкции…

Техника… Все это промелькнуло в голове, и она уже стояла на старте, ожидая сигнала. Элизабет пыталась ничего не забыть. Три, два, один…

Элизабет рванула с горы, и голос Джека Тэйлора вдруг всплыл в памяти, вытеснив все теоретические рассуждения.

Просто катайся.

Лыжня как будто убегала из-под нее, после первых двух ворот склон словно провалился. Резкие повороты — налево, направо, — желудок ухнул куда-то вниз, когда она совершала прыжок в сто пятьдесят футов. Если сейчас чуть качнуться вправо, она свалится прямо на деревья, и Элизабет летела, подчиняясь лишь инстинкту, направляя лыжи прямо перед собой. Она летела так быстро, что мысли не поспевали. Потом трасса воспарила над холмом, вильнув вправо, влево, потом вниз через лес, к вырубке. Голова гудела под шлемом, толпа оглушающе орала.

Скоро можно немного успокоиться. Элизабет с силой метнулась в сторону сетки, ограждающей трассу, она шла сейчас на скорости сто сорок километров в час.

Упасть означало смерть или инвалидность на всю жизнь.

Но страха не было. Она парила над Альт-Шнейс — почти парила, — но стоит лишь качнуться, и свалишься.

Элизабет словно застыла, каждый мускул вопил, когда она преодолевала бугристую поверхность. Еще поворот направо, еще один огромный прыжок! Элизабет взмыла высоко и уверенно, быстро приземлилась, засунула палки под мышки и уже различала финиш. Катясь в полуприседе, она испытывала почти полное изнеможение.

Элизабет стремительно пересекла финишную черту, сердце билось как ненормальное. Очень аккуратно и точно она остановилась.

Тяжело дыша, сорвала с головы шлем и огляделась.

Вся пресса, Луиза и Хейди ожидали ее результата. Элизабет не сомневалась, что прошла трассу быстро. Но насколько быстро?

Секундная неизвестность, и австриец бесстрастным голосом объявил время.

И тут началось столпотворение. Ее ослепили вспышки камер, репортеры кинулись к ней наперегонки. Ганс с трудом прорывался сквозь толпу к своей подопечной.

Элизабет разразилась слезами.

Ей двадцать лет. Она выиграла чемпионат мира.

Зажатая в кольцо телекамер, Элизабет посмотрела поверх взбесившейся толпы и взглядом наткнулась на Джека Тэйлора.

Он спокойно кивнул ей. Они улыбнулись друг другу.

Глава 14

Тони Сэвидж беспокойно заерзал в постели. Девушка, лежавшая рядом с ним, утром была так же хороша, как и ночью. Стройная, с шелковистыми ногами, большими грудями, блестящими, цвета жареных каштанов, волосами. Сейчас он не испытывал никакого желания.

Было шесть утра.

Он осторожно выскользнул из постели; Камилла даже не пошевелилась. Отлично, подумал Тони, если она проснется, ему придется говорить с ней. Она, конечно, замечательно подходит для постельных утех, но резкий, пронзительный голос невыносимо раздражал. Ко всему прочему она любила похныкать.

Тони быстро оделся, задумчиво посмотрел на пушок между ног Камиллы, но мыслями он был уже далеко. Сегодня его команда представит новое средство для похудения. Для фармацевтов это поистине чаша Грааля. Первая фирма, которая сумеет разработать желанный образец, сорвет самый крупный куш со времен открытия аспирина.

Здравый смысл твердил, что невозможно найти абсолютно безопасное лекарство, но Тони отмахивался от него. Кроме того, у него под боком была Элизабет. Она все настойчивее требовала дать ей работу в» Драконе «. Что ж, на этот раз у нее есть шанс достичь цели. Она чемпионка мира, известная особа, и если она поднимет шум, пресса с радостью вцепится в него, репортеры примутся копаться в его прошлом, пойдут статьи…

Внезапный гнев охватил Тони. Шантаж. Это настоящий шантаж. Лиз не может пойти на это. Сейчас она стоит в Китцбюхеле с золотой медалью на шее, тем самым бросая ему вызов. Как и когда-то Луиза…

Усилием воли Тони постарался прогнать возникшее видение и быстро застегнул запонки. Ничего не выйдет.

Он сумеет ее надуть. Может быть, как раз занявшись работой, Элизабет успокоится. В Швейцарии она ведь стала другой. Не так ли? Потом там этот Джек Тэйлор, техасец с большими деньгами. У него за спиной Гарвард.

Парень явно интересуется Лиз. Тэйлор, конечно, не герцог, но зато Америка в тысячах миль отсюда. Если он, Тони, спровадит ее туда, на Юг, то, может, удастся забыть о ней навсегда. Южные мужчины умеют держать женщин в узде. Вдруг это и есть самое удобное средство справиться с Элизабет на этот раз?

Тони задел ногой бокал из-под шампанского, стоявший на полу. Бокал с глухим стуком упал на толстый ковер, но этого хватило, чтобы разбудить Камиллу. Она вздохнула, сонно приподнялась на локте; ее потрясающие груди тяжело свесились, когда она повернулась, чтобы высказать свое недовольство.

— Дорогой, неужели ты уже уходишь? Боже мой, ведь еще только шесть утра. — Ее хриплый со сна голос звучал жалобно. — Ты собирался исчезнуть не попрощавшись?

— Мне не хотелось тебя будить, — холодно ответил Тони.

— Когда я снова увижу тебя?

— Не знаю. Я позвоню тебе сегодня.

— Когда?

— Когда смогу, — бросил Тони и вышел из комнаты.

Он может принять душ и побриться и у себя в офисе.

Там всегда все готово.

В вестибюле Тони уладил все со счетом.

— Принесите моей гостье завтрак в половине восьмого.

Тони хотел, чтобы Камилла убралась из номера, но нет смысла слишком торопить ее. Завтрак — удобный способ намекнуть.

— Хорошо, милорд. — Лицо мужчины за стойкой было бесстрастным, как и у любого служащего британского отеля.

— Да, пошлите ей шампанского и немного цветов.

Но не розы.

— Да, милорд. Какое-нибудь сообщение?

— Нет, — сказал Тони, взглянув на часы.

Когда он вышел к ожидавшему такси, клерк восхищенно покачал головой. Никаких фальшивых имен, никаких заказанных отдельно апартаментов для отвода глаз, никакой боязни общественного мнения не существует для Кэрхейвена. Он подумал: сколько же эта штучка сумела у него заработать?

— Куда едем?

Тони слегка расслабился, когда такси отъехало от отеля» Ритц» и направилось вниз по Пиккадилли. В этот утренний час улицы еще не были забиты машинами, и они меньше чем через десять минут оказались на Южном берегу. Он сделал в уме заметку позвонить Камилле перед ленчем и покончить с ней. Пара бриллиантовых сережек, легкое чувство вины перед Моникой — и хватит. Она ему надоела. Слишком прилипчивая и утомительная за пределами постели. Как бы она ни была хороша, у него есть кое-что получше. Она не будет особенно суетиться, она знает свое место. Ее отец работает у одного из его помощников, брат — у другого; да в любом случае он взял Камиллу только потому, что она оказалась уступчивой и сговорчивой.

Сегодня перед Тони стояли другие задачи. Во-первых, ему надо позвонить в Лос-Анджелес и выяснить у Джекса продела на западном побережье. В Нью-Йорке акции трясло, и Тони хотел узнать причину. Также ему не терпелось услышать, как там их умные мальчики и что они способны выдать в самом начале «мозгового штурма».

Здание «Дракона» глыбилось в предрассветных сумерках. Тони заплатил таксисту и вошел в пустой холл.

Слегка кивнул в ответ на подобострастное приветствие охранника. Велел принести кофе, тосты, мармелад и жареный бекон, потом сел в лифт для руководства и поднялся в свой личный офис. Ему нравилось приходить рано по утрам. Это укрепляло его уверенность, что он все держит под своим контролем. К тому же он всерьез думал о замене Камиллы. Кем бы то ни было.

Нина волновалась. Она понимала, что подобное чувство испытывает не только она. Все новички в «Драконе» сдали отчеты в пятницу. За выходные Джеке должен был просмотреть их. Сегодня им объявят результат. Испытательный срок — два месяца, так что кое-кому придется навсегда исчезнуть из «Дракона».

Нина была в костюме с укороченным пиджаком кремового цвета с синим кантом и в синих лодочках. Она тщательно подкрасилась, подвела черным глаза, чтобы они гармонировали с черными волосами. Губы накрасила помадой цвета темной сливы и нанесла жидкий тональный крем на лицо. Прическа у нее была как у пажа: густые черные волосы подстрижены, концы загнуты вниз.

Если ее станут увольнять, у нее все-таки будет достойный вид. Она должна оказаться сильнее обстоятельств.

Нина вошла к себе в закуток; на ее столе почти ничего не было, в пятницу вечером она позаботилась об этом.

Ничего нет хуже, чем стоять и, обливаясь слезами, кидать бумаги в черный пластиковый мешок на глазах у секретарши. А так, если Джеке вручит ей розовую бумажку, она спокойно выйдет за дверь и направится к лифту.

Двое ее коллег-соседей смеялись в закутке у Тома.

Ей послышались глухие удары, будто мальчики кидали бумажный мяч в баскетбольное кольцо. Совершенно ясно, они чувствуют себя гораздо увереннее, чем она.

Проект ее не волновал. Нина сделала хорошую работу. Компьютер был ее любимым занятием, и она понимала, что ее программа удалась. Ее беспокоило другое — она превысила свою власть, публично уволив в пятницу Трэйси Джонс, на глазах у всех. Гарри Белман был вынужден встать на ее сторону. Гарри Белман, глава административного отдела! Он был в ярости: она знала, что Джексу непременно доложат о ее самоуправстве. В «Драконе» женщинам не полагалось высовываться. А она успела стать причиной неприятностей.

Наконец в коридоре послышалось шуршание тележки, развозящей почту. Остановка у офиса Тома. Приглушенная речь. И следом — веселые возгласы. Значит, контракт с ними возобновлен.

Раздался стук в ее дверь. Сердце Нины забилось. Она открыла и встретилась лицом к лицу с Абдулом. Он подал ей маленький тонкий конверт. Он не походил на контракт.

— Это все? Вы уверены? — Может быть, она и ожидала такого, но сердце ее оборвалось.

— Да, мэм, сожалею.

«Вот это здорово, даже посыльный меня жалеет», — мрачно подумала Нина. Она быстро вскрыла небольшой конверт. Почерком самого Джекса было выведено: «Нина, пожалуйста, поднимитесь в офис ровно в десять утра».

Может быть, «Долан» возьмет ее обратно? Боже мой, почему ей предстоит через все это пройти? Теперь ее не просто собираются уволить, но еще и устроить нагоняй.

Замечательно. Саймон и Том, наверное, поняли по ее молчанию, что происходит, но они не слишком спешили успокаивать ее. Да, здесь занимались бизнесом, и неудача воспринималась как заразная болезнь.

Нина вздохнула и посмотрела на часы. Лучше скорее с этим покончить. Она взяла сумку, закрыла офис и направилась прямо к лифту.

Секретарша Джекса весело посмотрела на Нину. Должно быть, она слышала историю про Трэйси.

Новенький сотрудник из отдела бухгалтерского учета Джек Флетчер ураганом вынесся из кабинета с совершенно белым лицом. Ясно, еще один кандидат на вылет, еще один бывший сотрудник сегодня вернется домой на такси.

Секретарша нажала кнопку для переговоров с боссом.

— К вам Нина Рот. — Секунду она послушала, потом сказала Нине:

— Можете входить, мисс Рот.

Никакой вежливости в ее тоне не было.

В общем-то Нина была рада враждебности, которая Не позволяла рассиропиться, расплакаться, как жалость или сочувствие.

Она расправила плечи и переступила через порог кабинета Джекса.

Босс сидел за массивным дубовым столом. Вся комната была отделана в темно-бордовых тонах, темная кожа, темное дерево. Это выглядело настолько традиционно и по-мужски, что Нина почти ощутила запах невидимых сигар.

Джеке указал ей на кресло. Перед ним лежала ее открытая папка. Ее проект.

— Хорошая работа, — похвалил Джеке.

Нина была так ошеломлена, что не сказала ни слова.

— Все очень точно и сжато, — продолжал Джеке.

Она постаралась осторожно убрать с лица выражение удивления.

— Ты не пыталась изобразить что-то невероятно эффектное, но твои идеи могут сэкономить нам много денег в будущем. Этим ты занималась в «Долане». Хорошо.

Но поскольку здесь не кино, ты не получишь никаких «Оскаров» за свое творчество. Зато мы можем использовать твой проект.

— Спасибо, сэр, — ответила Нина.

Джеке посмотрел на девушку, откровенно оценивая ее. Этот ребенок умеет держать себя в руках. Должно быть, она думает, что ее собираются уволить. Но посмотрите-ка, какая собранная, спокойная и к тому же настоящая красавица. Ведет себя очень сдержанно. Да, хороша: темные волосы, высокие скулы, огромные темно-серые, почти черные глаза. Даже не поймешь, о чем она думает.

На лице отличная маска. Не важно, как Нина Рот одета, — ей все равно не скрыть свою потрясающую фигуру. Джеке ощутил прилив желания, смешанного с раздражением.

Вообще-то хорошо бы оставить ее здесь. Под его руководством.

— Ты уволила в пятницу секретаршу.

— Да, сэр. — Надежды Нины снова испарились.

— Но у тебя нет права увольнять другого сотрудника.

Секретарша подчиняется миссис Харрис из отдела кадров. Если даже она была приписана к тебе. Что касается дисциплины, то ею занимаются руководители соответствующих отделов и административного отдела. Сотрудники мистера Белмана были в ярости.

— Но она бросила мне вызов открыто, перед всеми.

— Поэтому ты ее уволила, да?

Нина поежилась.

— Нет, конечно, нет. Перед этим произошло много событий.

— Понятно. — Голос Джекса был безжалостно-холодным. — И ты сначала поговорила с кем-то из руководителей мисс Трэйси Джонс?

— Нет, — выпалила как-то импульсивно, совсем по-детски Нина. Она ничего не могла с собой поделать и вся вспыхнула. — Я подумала, что сама смогу справиться. Я думала, что я должна как…

— Как кто? — строго спросил Джеке.

Нина не могла заставить себя сказать то, что думала.

Как женщина. Но было видно, что Джеке догадался, что она имела в виду.

— Ну хорошо. Ты действовала решительно, Нина, но не по правилам. В следующий раз, пожалуйста, сначала свяжись с кем надо.

В следующий раз? И тут до нее дошло. Значит, ее не увольняют! У нее даже голова закружилась от облегчения.

— О да, сэр, я сразу свяжусь с офисом мистера Белмана.

— Но это будет не мистер Белман, — заметил Джеке.

— Извините, я не поняла.

— Это будет мистер Кит Суини. В Лондоне.

— В Лондоне? — Нина мысленно ахнула. — Меня переводят в Лондон?

— Именно. Граф видел твой проект и потребовал тебя лично. — Джек подался вперед. — Здесь ведь тебя ничто не держит, да, Нина? У тебя нет семьи, собственности, чего-то такого, что тебе пришлось бы бросать?

— Нет. — Нина прикусила губу, чтобы не дать глупой улыбке расплыться по всему лицу. — У меня здесь вообще ничего нет.

— Хорошо. Фирма оплатит аренду твоей квартиры на время отсутствия, а сейчас тебе лучше пойти и собрать вещи.

— Когда я отправляюсь?

— Завтра утром. В девять тридцать из аэропорта Кеннеди. — Джеке позволил себе слегка улыбнуться, наблюдая за ошарашенным лицом девушки. — Это «Дракон», Нина, мы всегда действуем очень быстро.

Элизабет улыбнулась и, наверное, в миллионный раз за вечер поклонилась. Если ее тело было гибким и выносливым, то лицо вовсе нет, мышцы уже начали болеть. Но наконец-то фотографы удалились, спортсмены остались одни, можно было расслабиться и праздновать по-настоящему.

Они щедро наливали друг другу шампанского. Сегодня давался бал в честь победы команды Соединенных Штатов. В Шлосс-Лебенберге, замке, перестроенном под отель. Здесь жила команда, и здесь был устроен бал. Все, начиная от казино и кончая бассейном, задрапировано звездно-полосатыми американскими флагами. Увеличенные фотографии команды украшали стены. На этом настоял Джек Тэйлор. Много было и его фотографий, на них он позировал с медалью. Штаты на весь мир раструбили о своей победе. Это уж как водится, посмеялась Элизабет. Одна золотая медаль — и уже все телевизионные станции, отдельные спортсмены, даже какие-то продуктовые магазинчики просили разрешения спонсировать их. А британский лагерь прочно стоял на земле. Швейцарцы обошли их в командном зачете.

Но все же это было забавно, и наконец-то можно развлечься. Она почти забыла, как это делается. Светлые волосы Элизабет свободно струились по спине, на ней было потрясающее платье, очень изящное, облегающее фигуру, из белого шелка с пропущенной золотистой нитью, которая свивалась спиралью. Сперва она танцевала вальс с Гансом Вольфом, потом с Ронни Дэвисом, после — с Брэдом Хиндсом, Питом, Сэмом и Риком. И везде, где бы она ни появлялась, люди говорили ей комплименты, пожимали руку, просили автографы. Элизабет уверяла себя: она прекрасно проводит время. Она не собиралась позволить себе уйти только потому, что какой-то мужчина до сих пор не отыскал ее. После общего снимка на память Джек Тэйлор исчез — возможно, с какой-нибудь девицей.

«Я вовсе не разочарована. Я чемпионка, — со злостью думала Элизабет. — Да что он о себе воображает в конце концов? Надменный ублюдок!»

Она потянулась еще за одним бокалом шампанского, а потом вдруг напряглась. Кто-то положил руку ей на талию. Элизабет сердито повернулась и оказалась нос к носу с Джеком. В расстегнутом вороте белой рубашки виднелся уголок загорелой, покрытой курчавыми волосками груди. Казалось, Джек совершенно расслабился.

— Поздравляю, — сказал Джек.

— Я тебя тоже, — немного скованно ответила она.

— Так ты меня ищешь? — спросил Джек и протянул руку, чтобы убрать прядь волос с ее щеки, но Элизабет отпрянула.

«Черт! Тоже мне, подарок судьбы!» Он бесил ее Но Джек на самом деле выглядел прекрасно. В официальном темном костюме, подчеркивающем цвет его глаз, уверенный, сильный. Даже если бы она немедленно укатила от него с самой крутой горы, все равно она уже ответила ему. Ее соски мгновенно отреагировали на его прикосновение, а тело охватило желание быть с ним. Он это понимал не хуже ее.

— А зачем мне это надо? — резко бросила Элизабет.

Джек засмеялся.

— Ну, может, хотела потанцевать со мной?

— Я ничего другого и не делала до сих пор, только танцевала.

— Ну а со мной? — настаивал Тэйлор.

— Ну ладно. Но так не по-джентльменски меня еще никто не приглашал на танец, — ледяным голосом заметила Элизабет.

Они стояли недалеко от танцевальной площадки. Лыжники, тренеры, все приглашенные крутились весело и неуклюже под песенку «На ней была желтая ленточка».

— Ну давай, пошли.

Тэйлор взял своей большой рукой маленькую ладонь Элизабет и посмотрел ей прямо в лицо. Его взгляд говорил, что он хочет лечь с ней в постель. Она ощутила новый прилив желания. Джек притиснул ее к себе так сильно, будто собирался заняться с ней любовью прямо сейчас. Она не сомневалась — он прекрасен в постели, как не тешила себя иллюзиями насчет количества женщин, побывавших в его объятиях.

«Он ведет себя так, будто у него есть право обладать мной», — сердито подумала Элизабет.

— Прошу прощения, но я немного устала.

Джек раздраженно убрал руку.

— Пожалуйста, девушка, кончай эти игры.

— Простите? — холодно спросила Элизабет.

Внезапно Джек ощетинился. Все шло совсем не так, как он ожидал. Да, конечно, он немного выпил, перед тем как прийти сюда и найти ее, ну и что? Он заметил, как она обводила взглядом толпу — конечно же, она искала его. Они могли бы немного потанцевать, выпить шампанского, а потом пойти наверх. Женщины, ох эти женщины! Он терпеть не мог, когда они начинали изображать из себя святую невинность.

— Я специально заказал отдельный номер, — сообщил Джек, — так что нет смысла отпираться, Элизабет, я знаю, чего ты хочешь.

«Отдельный номер? Значит, он собирался затащить меня в постель?» — Элизабет нахмурилась.

— Вы понятия не имеете, чего я хочу, мистер Тэйлор. — Она выпрямилась и отступила от него на шаг. — Я бы на вашем месте не слишком думала о том, что случилось раньше. То была особенная ситуация, я оказалась на краю гибели и не могла владеть собой.

— Ага, но мне понравилось, — сказал Джек.

Их перебил официант, подошедший к ним с серебряным подносом. На нем лежал тонкий желтый конверт.

Телеграмма.

— Извините, миледи, это от вашего отца.

— Спасибо.

Элизабет вскрыла конверт, быстро прочла послание.

— Боюсь, мне придется попрощаться. Я должна вернуться в отель. Отец хочет, чтобы завтра утром я была дома. Он дает мне работу в «Драконе», — с торжествующим видом объявила Элизабет.

Джек заметил оживленные нотки в голосе Элизабет и, пожалуй, еще что-то. Сожаление? «Не стоит хвататься за соломинку», — упрекнул он себя. От разочарования хотелось пнуть что-нибудь.

Он заставил себя сдержанно поклониться.

— Тогда разреши мне проводить тебя домой.

— Спасибо, я сама.

— Я настаиваю. — Он взял Элизабет под руку и повел ее к гардеробу.

Обычно, когда девушка вставала в позу, у Джека пропадал к ней всякий интерес. Но сейчас он мечтал об объяснениях в Лондоне.

Джек Тэйлор смотрел сверху вниз на леди Элизабет Сэвидж, которая шла рядом, стараясь не смотреть на него.

Может быть, она и оттолкнула его сегодня вечером. Но только сегодня. Он будет считать ее своим незавершенным делом. Он никогда не проигрывал битву ни одной женщине. Не собирался проиграть и на сей раз.

Глава 15

Нина осмотрела новую квартиру и улыбнулась. Две спальни, выложенная плиткой ванная, аккуратная кухонька. Она выбрала эту квартиру из целого списка квартир компании; восемьдесят процентов аренды за нее будут платить из-за океана, и еще она получит деньги на переезд согласно принятой в «Драконе» схеме расходов по переселению. По новому контракту ее зарплата выше прежней. «Дракон» берет ее к себе на пять лет и на хороших условиях.

Ничего подобного никогда прежде она не видела. Там Саймон, ее старые коллеги по Нью-Йорку, возможно, привыкли к такому жилью, но после мерзких магазинчиков и мотелей эта квартира на Деланси-стрит показалась ей настоящим дворцом.

В самолете Нина кое-что подсчитала в уме. В общем, она будет жить с комфортом, а доллар станет расти. Британия еще только отходила после правления социалистов, страна пребывала в тяжелом состоянии, новый премьер-министр проводил политику сдерживания, что привело страну к глубокому спаду во всех областях. Правда, инфляция все еще высокая, но Нине станут платить зарплату из-за границы, поэтому ее доллар будет увесистым. Ничего не скажешь, она поморщилась, оплачивая счет за новый гардероб: темно-синие костюмы, красивые туфли, платья, несколько жакетов — в тонкую светлую полоску, черный, шоколадно-коричневый, цвета бургундского вина, но потом поняла, что эти деньги — едва заметная брешь в новой месячной зарплате.

Погода за окнами была мрачная, серое небо угрожало дождем. Но Нину это мало волновало. В Британии полно возможностей.

Здесь нет ничего похожего на то, что она представляла себе за океаном — страна с королевой и сандвичами с огурцом. Здесь женщина могла занимать пост премьер-министра, а вообразить президентом Америки женщину было все равно что увидеть рожающего мужчину. Клайв Синклер запустил маленький домашний компьютер, на котором можно играть в какие-то игры, крутить кассеты. Сплошное помешательство, все преуспевали; Лондон был городом и панков, и принцесс. Сувениры с изображением леди Ди после пышной королевской свадьбы, состоявшейся летом, украшали почти каждый киоск, а Сити являлся финансовым центром Европы.

Нине дали три дня на устройство. Они прошли. Сегодня она впервые выходит на работу. Нина чувствовала, как напряжен каждый нерв, но это лишь усиливало приятное возбуждение. Штаб-квартира «Дракона», в конце концов, не на Парк-авеню. Ее рабочее место расположено в самом сердце компании. Граф Сэвидж отдал личный приказ насчет нее.

Нина подхватила свой кейс и пошла в метро. Даже подземка в Лондоне нравилась ей больше нью-йоркской. Билеты, автоматические турникеты, никакой суеты с двадцатипятицентовиками или жетонами. Скоростной поезд доставлял ее едва ли не до дверей офиса.

Нина появилась на работе на час раньше времени — так ей не терпелось.

Итак, на дворе новое десятилетие. Она в новом городе. У нее новое место работы. Может быть, она наконец чего-то добьется.

— Доброе утро, миледи.

Элизабет просияла, когда девушка в приемной подала ее пропуск и пачку анкет, которые надо заполнить перед приемом на работу. Они выглядели ужасно официально. Вообще все замечательно. Даже мокрые, забитые людьми улицы. Даже невероятно серьезные бизнесмены, проходившие мимо нее. Даже серая противная башня компании «Дракон». Вообще она привыкла, что ее останавливают, просят автограф, но в Сити никто не оборачивался, и это тоже было здорово. Серьезные люди, занятые делом. Они делали настоящее дело. И она пыталась получить допуск в этот мир Навсегда.

— Мистер Суини, глава отдела кадров, просил вас заполнить эти формы сегодня.

— Спасибо. Конечно, — с готовностью кивнула Элизабет.

— Отдел новой продукции на девятом этаже. Лифт слева.

Элизабет снова кивнула и подошла к толпе мужчин в темных костюмах. Они тут же расступились, пропуская ее вперед. Когда лифт подошел, все ждали, пока она войдет первой.

— Какой этаж, леди Элизабет? — вежливо спросил седовласый начальник.

Элизабет откинула с глаз блестящие волосы, ответила, одаривая всех сияющей улыбкой. Конечно, они знали, кто она такая. Известная личность. Они изо всех сил старались быть приветливыми, а она чувствовала себя невероятно уверенно. Так что отец ошибается. Она прекрасно освоится здесь.

— Первые тесты кажутся многообещающими, — улыбнулся Тони, увидев жадный блеск в глазах Фрэнка Стонтона. — Подавление аппетита на основе амфетамина.

— Может получиться очень неплохо, — согласился Стонтон.

Фрэнк Стонтон, мужчина пятидесяти пяти лет, жилистый и худой, по прозвищу Терьер — именно так называли его за глаза подчиненные, — гонялся за результатами, как собака за крысами, и был предан хозяину безраздельно. Фрэнк Стонтон руководил отделом новой продукции уже десять лет, с тех пор как Тони перетащил его из «Глаксо». Большую часть заработка Стонтона составляли льготные акции. Так что его личный успех напрямую зависел от успеха «Дракона». Фрэнк любил деньги, а корыстный интерес делал его надежным сотрудником.

Тони знал, что Фрэнк никогда его не оставит. Пряник действовал очень эффективно. Но у Тони был припасен и кнут: фотографии Фрэнка, сделанные в наркотических клубах вроде «Хевен». Было там и фото, на котором он обнимал четырнадцатилетнего херувима на Хэмстед-Хит. А также снимок, изображавший весьма откровенную сцену в отвратительной мужской уборной возле вокзала Ватерлоо. Он, конечно, не хотел запускать этот набор в прессу или отправлять по почте его жене. Ни разу Тони не дал понять своему помощнику, что может пригрозить этими материалами. Тем не менее мысль, что они есть, успокаивала Тони.

Как у всех больших игроков «Дракона», у Фрэнка были свои слабости. В то время как у самого Тони никаких слабых сторон — одни сильные.

Фрэнк доложил перспективы нового средства для похудения. Если решить проблемы токсичности и привыкания, то все они немедленно вознесутся на очередной, еще более высокий уровень славы и богатства. Одна крошечная таблетка по рецепту доктора — и акции «Дракона» взлетают чуть не до Луны.

— Слушай, твои бездельники должны пошевелить мозгами.

Фрэнк согласно кивнул.

— Включая и леди Элизабет?

Тони не ответил на улыбку. Он не забыл, что Элизабет выходит на работу именно сегодня и он должен найти ей дело. Такое, что заставит ее молчать. Мысль об Элизабет мучила Тони, как больной зуб. Он говорил себе: это временно, но слишком остро чувствовал, что победа сегодня досталась ей. Луизино отродье настояло на своем и прорвалось в самое сердце его королевства. Он хмыкнул.

— Да, и у нас еще несколько новеньких приступают сегодня к работе.

Терьер нюхом почуял перемену в настроении хозяина и быстро сменил тему.

— Джо Уолш, аналитик. Замечательный парень от Моргана Грендфелла. Лайонел Уайт. Специалист по системному анализу. Он из Нью-Йорка.

— Нина Рот. — Тони вдруг оживился и подался вперед. — Ты не забыл? Она начинает сегодня.

— Нина работает на одной территории с леди Элизабет.

Тони больше не слушал. Его пульс участился, стоило ему представить себе энергичную девушку из Бруклина с сильным акцентом и немного мрачной, чрезмерно серьезной красотой. Интеллигентность и характер в соединении с пышной грудью, большим задом и талией, которую можно обхватить двумя пальцами. Она сильно отличается от привычных ему куколок-блондинок, она очень сексуальная, хотя и задиристая. Тони что-то смутно помнил о том, как она уволила свою секретаршу во время собственного испытательного срока. Да, Нина другая, совершенно непохожая на остальных.

С тех пор как Камилла Браунинг получила отступного, у него оставались Моника и одна высококлассная проститутка. Ему очень не хотелось платить ей за услуги, любовницу иметь все-таки лучше. И снова перед глазами возникла Нина. Ей всего двадцать один год.

До Тони вдруг дошло, что она ровесница Элизабет.

Заниматься любовью с ней — все равно что спать с одноклассницей дочери. Пришедшая в голову неожиданная мысль еще сильнее возбудила его.

— 0 — хо-хо. — И уже совершенно обыденным голосом Тони продолжал:

— Я пойду с тобой. Посмотрю на них. Кое с кем из новеньких я буду работать сам.

— Ну что ж, пойдем вместе.

Нина вошла в офис Фрэнка Стонтона, где десять человек уже томились в ожидании. Девять мужчин и одна девушка. Это скорее всего секретарша. На ней было симпатичное маленькое платье, модные туфли на высоких каблуках, на руках браслеты, в ушах серьги. Нина улыбнулась всем и начала представляться. Но с девушки она не спускала глаз. В ней было что-то знакомое, Нина никак не могла понять, что именно Действительно ли она секретарша? Должно быть. Однако у нее слишком холеный вид.

Безупречный маникюр, красиво выщипанные брови, а подойдя поближе и присмотревшись, Нина поняла: все браслеты настоящие. Золото, усыпанное бриллиантами. Плюс ко всему прочему она восседала в кресле начальника. Нина почувствовала смущение, особенно уловив запах очень дорогих духов. Длинные блестящие волосы свободно распущены по плечам, не завязаны и не заколоты. Очень красивая, стройная, нежная. Что за девица? Может, спите кем-то?

Мужчины все как один улыбались этой девушке, но по-разному реагировали на нее. Нина уловила язык их тела и нахмурилась. Она точно спит с кем-то, и очень важным. Такая же красотка в «Долане», совершенно бесталанная двадцатипятилетняя девка, регулярно встречалась с директором, получала повышения по службе и поднималась вверх так быстро, что голова могла закружиться. Парни были просто в ужасе от нее. Она замучила всех, выбалтывая чужие секреты и добиваясь увольнения своих врагов. Нина терпеть ее не могла, такие здорово осложняют жизнь другим женщинам. Она с большим уважением относилась к проституткам — по крайней мере те не скрывали своих занятий. Шикарная красотка раздражала ее до крайности.

Элизабет подняла глаза, когда Нина входила в комнату. Темноволосая, с пышными формами, очень молодая женщина в приталенном черном костюме, в туфлях без каблуков, со стальными часами на руке. Элизабет сразу же покраснела. Быстрые одобрительные взгляды мужчин подсказали, что именно так следует одеваться на работе. Девушка одета правильно. Элизабет совсем смутилась. Женщина пожимала всем руку, очень коротко и спокойно. Ее приветствовали как равную. Никаких шуток или насмешек, разговор только о деле.

Девушка приближалась. Элизабет услышала явный американский акцент, а потом та посмотрела прямо на Элизабет, окатив ее ледяным насмешливым взглядом.

Элизабет ощетинилась. Ну и что, даже если она не так оделась? Девица выглядела не старше своих лет, но, определенно, у нее уже имелся опыт работы. Сюда она попала не с помощью шантажа, это видно. Ее наняли в компанию отца и дали реальный шанс. Ну и что? Она не имеет права так смотреть!

Пустовало только одно кресло, возле Элизабет. Нина села, ей ничего не оставалось делать, как подать руку соседке.

— Нина Рот. Из Манхэттена. Пару лет я работала у «Делана».

Блондинка пропустила мимо ушей известное имя.

Нина была шокирована. «Додан» слыл важной компанией. Неужели красотка никогда о ней не слышала?

— Меня зовут Элизабет. А я… Ну в общем, это моя первая работа.

Ее произношение было аристократическим; когда она говорила, волосы слегка подпрыгивали. Такая девичья манера здесь была совершенно не к месту. Какого черта, что ей надо в отделе новой продукции? Это очень важный отдел.

— А, понятно. Чем же вы собираетесь заниматься? — вежливо спросила Нина.

— Не знаю точно. — Хорошо поставленный голос, как у всех аристократов, возведенные к небу зеленые глаза. — Я думаю, для меня найдут что-нибудь подходящее.

Нина была совершенно потрясена. Она уставилась взглядом в колени, чтобы никто не заметил ее злости.

Найдут что-нибудь подходящее Подумать только!

— Элизабет… а дальше?

Уловив в тоне вопроса враждебные нотки, Элизабет снова ощетинилась. Давно уже никто не смел так неуважительно относиться к ней.

— Леди Элизабет Сэвидж, — холодно ответила она.

Нина бросила на нее быстрый взгляд. Ну конечно.

Леди Элизабет. Британская лыжница, которую она видела по Си-эн-эн, получавшая медаль вместе с Джеком Тэйлором. Итак, она не любовница, а дочь. Боже мой, значит, она убивает время на отцовской территории! И никогда не слышала про «Долан». И вот пожалуйста — оказалась в «Драконе». Никаких усилий, никакого опыта или образования — она просто дочь босса.

Нина понимала, как и все мужчины, присутствовавшие в комнате, что она должна подлизываться. Но она не сможет. При одной мысли о том, что пришлось ей самой преодолеть, чтобы оказаться здесь, кровь закипала в жилах.

— А я мисс Нина Рот. — В интонации голоса отчетливо слышался сарказм. — Вы можете называть меня просто Нина.

Кто-то из молодых людей за спиной хихикнул, а потом прикрыл рукой рот. Элизабет вспыхнула, став малиновой. Нахалка! Да что позволяет себе эта американка?

Она резко обернулась, чтобы как следует выдать за смешок, но в это время дверь открылась и вошел Фрэнк Стонтон. А следом за ним отец.

— Лондон. Ты, наверное, шутишь.

Джек наклонился и похлопал арабскую лошадку по лоснящейся белой шее. Было прохладно в это раннее утро, но от прогулки галопом вокруг техасской фермы его прошиб пот. Отцу хорошо — он жил в седле. Кроме всего прочего, он усадил Джека на прекрасную, но не до конца объезженную лошадь, великолепное животное, но с ним трудно справиться. Как с Элизабет.

— Нет, я привык к Европе.

Звучало правдоподобно, он может на это купиться.

Джон Тэйлор-старший указал на зеленые роскошные лужайки с яркими цветами, на ряды аккуратных конюшен. Джек любил эту ферму с детства.

— Но мы здесь держим лошадей. Главный офис здесь.

Основные отели тоже здесь. Лондон где-то далеко в стороне, мальчик. — Острый взгляд голубых глаз пронзил сына. — Ты что-то скрываешь.

Джек покачал головой и стиснул коленями бока кобылы, успокаивая ее.

— Я подумал, мы упускаем некоторые возможности, отец. Очень многим в Британии и Ирландии нужны племенные лошади. Это хороший рынок. А мы ждем, когда они сами сюда приедут. И еще одно — есть лошади, которых мы не видим. Встречи, на которых не присутствуем.

— Тебя не было всего несколько месяцев, — проворчал Джон.

— Точно, — кивнул Джек. — Мало времени для существенных перемен. Но я ясно вижу, что мы упускаем в Лондоне.

— О'кей. Если тебе хочется провести там Рождество, — хмыкнул отец. — Не с девушкой ли это связано, сынок? В Далласе к тебе стояла очередь из красоток. Ты, кажется, не привык сам гоняться за какой-нибудь кошечкой по свету.

Джек почти покраснел.

— Да ладно, отец, ты меня знаешь. Никакая девица не стоит суеты.

— В том-то и дело, что я знаю тебя, сын. — Джон развернул жеребца к лесу, приготовившись совершить еще один круг.

Тони вполуха слушал Фрэнка, который вел собрание в точном соответствии с протоколом; большинство мужчин знало, чем придется заниматься, парни-новички казались очень взволнованными.

Он заметил, как быстро перья бегают по бумаге. Джо Уолш хорошо знает рынок, он будет отлавливать сведения о конкурентах, выяснять, что припрятано в «Глаксо», в «Ай-Си-Ай» и «Смитклайн»6. Лайонел Уайт набрасывал компьютерные коды для системы моделирования, отлично понимая, как сильно влияют цифры на успех дела.

Элизабет писала старательно, время от времени поднимая на отца глаза и замечая, что он хмурится. Чувствовалось, девушке не слишком уютно, она совершенно не понимала, о чем идет речь. Тони едва сдерживал улыбку. Дерзкий характер Элизабет заставит его поволноваться, пока он не найдет ей место в абсолютно выверенной системе «Дракона».

Рядом с ней сидела Нина Рот. Она нравилась ему. Нина ничего не записывала, она все впитывала как губка. Подавшись вперед, девушка горела от нетерпения окунуться в дело. Тяжелые густые черные волосы падали вдоль лица, обрамляя высокие скулы. Гладкая бледная кожа слегка порозовела от волнения. Под строгим костюмом пряталось превосходное тело. Грудь выглядела мощной и твердой.

Красиво очерченные щиколотки и икры, пышный зад, переходящий в тонюсенькую талию. Совсем не похожа на его по-мальчишески подтянутую дочку. Нина была женщиной, это читалось в каждом изгибе ее тела. Предприимчивая. Никакой изнеженности. Тони мысленно раздел ее, и она сидела перед ним совершенно голая. Он понимал:

Нина чувствует его взгляд и нервничает. Иногда ее глаза обращались к нему, и если их взгляды встречались, она краснела и снова смотрела на Фрэнка.

Граф хорошо понимал язык тела. Элизабет неприятно беспокоило соседство Нины. Та ни разу не взглянула на блокнот, в котором Элизабет строчила все подряд.

Поза, полная презрения. Нина словно говорила: «Я никогда не делаю никаких записей».

Нина не знала о его истинных чувствах к Элизабет.

Так что, если она начнет схватку с дочерью президента компании, она очень рискует. Он не привык, чтобы его женщины позволяли себе что-то подобное.

Тони улыбнулся. Вообще-то он давно взял за правило не гадить у себя на пороге. Но ни одна хорошенькая блондинка или еще какая-нибудь наглая девица из отдела кадров или из отдела по связям с общественностью так не возбуждала его. Никто из них не сравнится с этой молоденькой фигуристой бруклинской задирой..

Время шло, а возбуждение не проходило. Что ж, придется нарушить правило.

Глава 16

Элизабет перегнулась, нажала рычажок на тренажере, поставив его на максимум. Наклон и так уже был под большим углом, он имитировал бег в гору. В уши ворвался сильный шум. Она занималась в гимнастическом зале в Челси, ее место было самым шумным.

Несколько вялых томных дам раздраженно обернулись. Из-за Элизабет им пришлось вынуть из ушей наушники плейера, отключиться от музыки, которой они услаждали себя, степенно и не спеша давя на педали велосипедов-тренажеров или медленно топая по движущейся дорожке. Элизабет краем глаза замечала все, в том числе и восхищенные взгляды мужчин, которые те бросали из соседнего зала. Впрочем, это ей было совершенно безразлично. Сейчас для нее самое главное — как следует поработать.

Сильное гибкое тело было прикрыто лишь настолько, насколько это необходимо. Тапочки, обтягивающие шорты из лайкры, топик в пастельных бело-голубых тонах. Светлые волосы собраны в хвост на затылке. Светился монитор, он показывал ритм работы сердца, но у Элизабет не было времени даже взглянуть на него: ее тело покрылось потом, челка прилипла ко лбу, она поднимала руки как можно выше и резко опускала их. Она с силой отталкивалась от пола, сердце билось, словно отбойный молоток. Элизабет Сэвидж задала себе яростный темп. Она выложилась как следует, все группы мышц получили солидную нагрузку. Теперь надо поработать над выносливостью.

Примерно через час она должна предстать перед этой наглой американкой, Ниной Рот. По сравнению с тем, что ее ожидало, эта тренировка была сплошным удовольствием. При мысли о Нине Элизабет охватывала ярость. Ноги сами летели вверх по механическому холму. Мужчины, относившиеся к Элизабет с обожанием, прозвали Нину бруклинским бомбардировщиком. Девушка пока толком не выяснила, чем именно занимается Нина, но не сомневалась, что она делала свое дело хорошо. Телефонная трубка с самого утра была будто приклеена к ее чертову уху, она без конца давала указания, вынимала из компьютерного принтера распечатки, произносила термины, смысл которых Элизабет не понимала. Вдобавок Нина Рот никогда не упускала возможности щелкнуть Элизабет по носу.

Итак, отец дал ей работу, о которой она просила.

Реклама новых продуктов. Но с чем бы она ни приходила к Нине, эта корова все отвергала. Абсолютно. Это было нечестно. Джейк, Ричард, Дино, другие ребята хвалили ее идеи, но Нина не давала им хода.

Злость обжигала лицо. Сука! У Нины была возможность учиться. У Элизабет никогда не было и не будет такой возможности. Нина работала на отца, она стала его правой рукой в разработке нового средства для похудения. Элизабет было противно наблюдать, как Нина подстраивается к Тони. Что ж, эти двое стоили друг друга.

Она наклонилась, желая увеличить сопротивление перед финальным броском. Элизабет надо сохранять форму. Пока она борется в «Драконе» за место под солнцем, Хейди Лоуфен тренируется в Альпах.

Тони Сэвидж вышел из машины, подождал, пока шофер подаст ему кейс. Завтрак в «Конноте» был легким. Кофе, бекон, тост. Достаточно, чтобы перебить чувство голода и не испортить себе настроения. Сэр Лео Йорк, его компаньон, с жадностью набросился на яйца, копченую селедку и пирожные, запивая все это вином.

Лео называл это завтраком с шампанским по случаю завершения выгодной сделки. Тони относился к этому иначе — явный признак алкоголизма.

В общем-то праздновал он один. Ему досталась практически бесплатно компания и двенадцать миллионов наличными в качестве премиальных.

Когда Тони входил в здание «Дракона», кровь в нем играла. Он посмотрел на часы. Без десяти восемь.

В скоростном лифте он мысленно пробежался по списку дел, намеченных на сегодня. Поговорить с Нью-Йорком и Сиднеем. Интервью за ленчем с «Файнэншл тайме». В середине дня стратегическое планирование.

Встреча с тори в «Опера-Хаус» вечером.

Да, сегодня ему предстоит поработать, а потом надо обязательно это отметить.

Лорд Кэрхейвен машинально вставил ключ в дверь своего офиса, решительно подошел к телефону и набрал номер Нины Рот.

Нина смотрела, как бежит текст по экрану компьютера. В стекле отражался вид за спиной. Широкая Темза сверкала в лучах холодного дневного солнца, машины неспешно ползли через Вестминстерский мост. Серые здания Парламента на заднем плане. Прошло несколько недель, прежде чем она обратила внимание на этот вид.

Фрэнк взял ее под свое начало. Она брала компьютерные данные у Лайонела и выясняла, к каким компаниям стоит присмотреться Джо Уолшу. Объем работы был большой. Надо выяснить, кто является главными конкурентами, насколько продвинулась их работа над средствами для похудения. Не столкнутся ли они на рынке при распространении продукта, и как это может соотнестись с антимонопольным законом. Нина собирала факты весь день.

Поскольку она напрямую подчинялась Тони, коллеги в «Драконе» чувствовали себя обязанными помогать ей. Полная противоположность Нью-Йорку! Нина радовалась: наконец-то она полноправный член коллектива компании. Мировой рынок медикаментов становился с каждым днем яснее и понятнее, словно освобождался из-под пелены тумана.

Если бы только не надо было тратить время на эту высокомерную особу, леди Элизабет.

Нина не могла ее выносить: ледышка, воображала, беспредельно самоуверенная. Элизабет продолжала предлагать какие-то дурацкие идеи, а парни просто не могли дождаться, чтобы похвалить их. Элизабет грубила собственному отцу, нагло смотрела на Нину, использовала малейшую возможность, чтобы ткнуть ее носом во что-нибудь. Короче говоря, леди Элизабет всем своим видом швыряла Нине в лицо: ты ничтожество, ты просто частица белых отбросов янки из бедного района. Что бы ты ни надевала и что бы ты ни делала.

Зазвонил телефон.

— Нина?

Она вздрогнула, узнав ледяной резкий голос. Лорд Кэрхейвен.

— А ты рано.

— Я за столом уже час, — не думая, быстро ответила Нина и прикусила язык. О Боже! Зачем так дерзко?

— Рад слышать. Тогда тебе надо поскорее просканировать материал.

— Да, сэр, — быстро ответила Нина. Она посмотрела на свое платье темно-красного цвета с длинным приталенным жакетом от Джил Сандер. Колготки от Вулворда, туфли без каблуков, часики от Картье, и, к счастью, она уже успела нанести косметику. Граф хотел, чтобы все сотрудники всегда выглядели начищенными до блеска и собранными.

— Тогда поднимись ко мне в офис, — велел Кэрхейвен.

— Да, сэр. Иду.

Нина аккуратно положила трубку и глубоко вздохнула. Один на один с этим мужчиной. Итак, случай, о котором она мечтала.

Поднявшись на его этаж, Нина заметила, что у нее дрожат руки.

Кабинет Тони был откровенно скромным. Личная ванная (она запиралась), закуток для секретарши, но он пустовал. Аккуратные окна выходили на север и смотрели через Темзу на Сохо. Интерьер легкий, современный, но он производил большее впечатление, чем пещера Джекса на Парк-авеню или нарочито солидный кабинет Фрэнка Стонтона. Тони Сэвиджу, поняла Нина, незачем изображать из себя джентльмена, все и так знают, кто он на самом деле.

Граф сидел за столом, ожидая ее, в невзрачном на первый взгляд костюме, но безупречного кроя. Каштановые волосы коротко подстрижены, в них едва заметно пробивается седина. Глаза карие, грудь широкая, сильная. Человек, мощный в физическом и в финансовом отношении. Было что-то холодное в настороженном, внимательном взгляде. Нина почувствовала свежий острый запах. Может, «Флорис»7? Легкий, резкий, приятный и абсолютно мужской.

Энтони Сэвидж был самым ухоженным мужчиной, каких ей доводилось видеть. Он чем-то напоминал хищника. Он не носил никаких украшений, кроме золотого кольца с фамильным гербом на печатке.

Нина много слышала о нем. И сейчас она думала, насколько все эти рассказы соответствуют истине. Красавцем не назовешь, но его явная чувственность притягивает к нему как магнит.

Она покраснела, не в силах поверить, что в ней вспыхнуло желание. Что-то такое, чего она никогда не испытывала после расставания с Джеффом Глейзером.

Тони Сэвидж был гораздо больше мужчиной, чем миллион бруклинских старшеклассников-спортсменов.

«Осторожно, Нина, — предупредила она себя. — Это не твоя компания».

— Садись.

Тони смотрел на этого свежего, красивого ребенка.

Не слишком высокая, но изящная, алебастровое лицо, длинный точеный нос. Стильный костюм, отлично подходивший к темно-серым глазам и волосам. А вблизи все изгибы потрясающей фигуры еще больше впечатляли, чем издали. Он медленно сел.

— Сегодня утром я продал идан. За восемьдесят.

— Восемьдесят? — переспросила Нина.

Тони наблюдал, как в работу включились ее мозги.

Кончиком языка она провела по темным и блестящим от помады губам.

— Это на двенадцать миллионов больше его стоимости.

— Вот именно про это я и думал, — сказал Тони. Ему понравилось услышанное. В голове Нины Рот заложены рыночные цены. — Расскажи мне о ФДА8.

Нина проглотила слюну. У нее есть новости, но вряд ли их хотелось бы услышать Тони.

— Они не любят средства на основе амфетамина. Но даже несмотря на это, шанс есть. Правда, если будет хоть один отрицательный случай, хороший адвокат может вас похоронить. Подавление аппетита вызывает привыкание, а как следствие — различные иммунные реакции. Я нашла более тридцати постановлений в шести разных штатах…

Тони наблюдал, как Нина излагает то, что ей удалось выяснить. Работа хорошо проделана и красиво подана.

Она не дрожала, как желе, а говорила уверенно, без всякого смущения. Ему нравилось, как ритмично вздымались округлости груди, нравились ее сдержанные жесты, длинные тонкие ухоженные пальцы с кроваво-красными ногтями. Ноги, положенные одна на другую, словно стекали одна по другой. Несмотря на взрослый костюм и умные речи, она все равно была настоящим ребенком.

— Гм, — сказал Тони, когда Нина закончила. — Значит, средство не сработает?

— В нынешнем виде — нет.

Он подался вперед.

— Я хочу иметь средство для похудения. Причем такое, которое утвердят.

— Понимаю, сэр. — Нина не знала, что еще сказать.

Тони смотрел на нее. Его взгляд гипнотизировал Нину.

— И как ты здесь устроилась? Нравится Лондон?

— Очень. Я…

— А как складываются отношения с моей дочерью?

Нина покраснела. Она снова ощутила наползающий страх.

— Я… ну в общем… она…

Тони резко перебил ее:

— Ты думаешь, она зря занимает место?

Нина пыталась сообразить. Она понимала: если солжет, этот человек догадается.

— Ну как сказать. Элизабет учится, — уклончиво ответила она.

Элизабет. Тони обратил внимание, что Нина намеренно опустила титул. Ну и характер. Такой ему обычно не нравился. Но Нине он придавал эротичности. Наверное, из-за контраста. Мягкие округлости тела и такая холодная, тяжелая манера поведения.

— Я согласен. Я не думаю, что работа в серьезной компании — вообще подходящее занятие для молодой леди.

Нина вздрогнула. Как будто ее ударили в живот. Он не думает, что она, Нина, леди? Простушка. Кажется, так называют англичане похожих на нее? А с другой стороны, он смотрел на нее как на равную. Дал прекрасную работу. Власть и положение, которые Нина и не рассчитывала получить так сразу.

— Да, конечно, это не место для леди или джентльмена.

Тони быстро взглянул на нее. Девушка смело, с вызовом смотрела ему прямо в глаза. Щеки у нее пылали.

— Я мог бы и уволить тебя.

Нина опустила глаза. Он никогда не видел таких густых ресниц.

— Да, — сказала она, — милорд.

Он чуть не расхохотался. Она словно отгораживалась от него. Ни одна женщина со времен Луизы не пыталась делать ничего подобного. Но Нина не Луиза, она очень земная. С улицы. И к тому же еврейка. Тони справится с ней довольно легко.

— Нам нужно найти это средство. Так что думай. А сегодня вечером мы поужинаем в «Гручо» в восемь часов, Нина встала.

— Хорошо. Спасибо за приглашение.

— Это не приглашение, — сказал Тони Сэвидж.

— Не пойдет. Слишком поверхностно. Рассчитано только на внимание покупателя. — Нина не пыталась скрыть своего раздражения.

— Нет, я хорошо придумала. — Элизабет кипела от злости.

Реклама для пастилок от горла «Сутекс» была очень яркой и оригинальной, Дино искренне похвалил ее.

— Но это совсем не то, о чем я прошу вас, Элизабет.

Вы должны заниматься не этим.

— Леди Элизабет! — выпалила она, не в силах сдержаться. Презрительное отношение Нины к ней бесило.

Мужчины в комнате замерли. Казалось, можно заметить, как их уши вытягиваются, не желая пропустить ни слова. Нина чувствовала кипение адреналина в крови.

— Я так не думаю. Титулы неуместны на работе. Во всяком случае, для младших сотрудников.

Элизабет густо покраснела.

Нина говорила отчетливо, все присутствующие наверняка слышали каждое слово.

— Но если у вас с этим проблема, попробуйте разрешить ее с отцом. Я буду рада называть вас леди Элизабет, если он прикажет. В противном случае мы будем и дальше обращаться друг к другу не столь официально.

Помолчав, Элизабет пробурчала:

— Ну что ж, прекрасно.

Нина убрала прядь черных волос, упавших на глаза.

Ей захотелось сгладить ситуацию.

— Мне, кстати, очень нравится ваш браслет. Он великолепный. — Она указала на левое запястье Элизабет, обхваченное толстым серебряным браслетом с тонко выгравированными папоротником и вьюнами. — Где вы купили? Мне очень нравится.

Элизабет взглянула на нее. Зеленые глаза мерцали, словно два кусочка льда. Аристократические брови высокомерно взметнулись вверх.

— Я не покупаю украшения. Я их наследую.

Пришла очередь Нины испытать внутреннее напряжение.

— Извините, я даже не поняла, какая вы важная.

— Не беспокойтесь, Нина, откуда вам знать вещи такого рода, если учесть ваше происхождение?

Когда до Нины дошел смысл оскорбления, она побледнела. Женщины молча уставились друг на друга, потом Элизабет забрала отвергнутую работу и отправилась к себе.

Нина выскочила из такси, бросила шоферу чаевые.

Она очень спешила. Без четверти семь она влетела к себе, на ходу срывая одежду. В считанные секунды надо привести в порядок лицо. Она понимала: граф не ждет, что она успеет переодеться к ужину, но ей хотелось произвести на него впечатление.

Черный пиджак от Прада она надела на свободное платье из струящегося тайского шелка голубоватого цвета с» металлическим блеском. Ярко-красные и черные дневные краски макияжа сменились на более мягкие. Полные губы Нина подкрасила помадой цвета розовой гвоздики, на скулы положила темные румяна, ногти покрыла серебряным лаком в тон украшению на шее. Веки она сделала синевато-серыми. В общем, на ней были все цвета мрачного английского неба. Густые черные волосы падали на серую кашемировую накидку. Зеркало отнеслось к ней по-доброму. Оно показало, какая она потрясающая.

Несмотря на долгий рабочий день и спешку в конце дня, Нина чувствовала себя собранной. Вызов, брошенный сегодня леди Элизабет, заставил ее принять решение. Смущение, охватившее ее в кабинете Тони, давно прошло, и Нина поняла, зачем ее пригласили туда.

Одежда, надетая на ней, стоила больше тысячи фунтов стерлингов. Она тратила много денег на красивые костюмы для работы, на туфли, пальто, на престижные аксессуары — как одна из руководителей компании «Дракон», она должна была покупать их в «Маркс энд Спаркс».

Ей надо много хорошей одежды, такой, какую Элизабет просто «унаследовала», подумала Нина, прихорашиваясь.

Удивительно, этот маленький, всего несколько квадратных футов, кусочек ткани, прикрывавший изгибы ее тела, стоит столько, сколько еще меньше года назад она тратила на жилье и еду в течение нескольких месяцев.

Элизабет и другие богатые молодые люди в «Драконе» смотрели на нее как на ничто. Выскочка, почти ребенок. Они даже не понимали, мрачно думала Нина, что она никогда не была ребенком. На ее долю не выпало такого везения.

Прошлое было тюрьмой. Она росла в грязной квартире. Ее мать была пьяницей. Насмешки в школе Святого Михаила из-за того, что она просто белая шваль. Ну и что? Ничего не изменилось. У нее была слабая надежда на Джеффа, но она обернулась предательством. Потом она снимала комнату по соседству с пьяными моряками, вынужденная отказаться от колледжа. Смерть Фрэнка.

Коннор вышвырнул ее на улицу. Выкидыш в темной, мрачной комнате.

Но она своего добилась. Она выбралась оттуда. Два года в «Долане», теперь в «Драконе», думала Нина. И никто не помогал, она всего добилась сама. Несколько дней назад ей исполнился двадцать один год; правда, она и не вспомнила про это до вечера. День рождения не казался Нине важной датой. Элизабет Сэвидж, может, и ее ровесница, но она моложе на несколько жизней. Пусть у нее нет опыта, пусть она ничего не умеет, но леди Элизабет все равно получает такую же зарплату, как Нина, она уважаемый человек в обществе. Только потому, что ей повезло родиться там, где надо.

Нина натянула на голову кашемировый шарф и подобрала юбки, осторожно переходя через Дин-стрит, на которой было грязновато. Она оделась красиво, но непрактично для сырого декабрьского дня. Девушка поспешила в двери клуба. Когда Нина сказала в приемной, что у нее встреча с лордом Кэрхейвеном, женщина расплылась в улыбке.

Это место стоило того, чтобы в нем побывать. Очень много шишек из масс-медиа, звезды разной величины. Нина сразу узнала пару актеров, популярного радиокомментатора. Был там глава одного из отделений «Хансон», люди из министерства финансов. Все они заинтересованно посмотрели на нее, когда она вошла в зал ресторана.

Внимание взволновало ее. Прекрасно, подумала она цинично. Мужчины везде одинаковы. Не важно, кто они и что они. Фигура, хорошенькое личико — и они у твоих ног.

Так почему бы ей не воспользоваться этим? Нина устала получать синяки. Устала быть крайним на поле, где играют по правилам большого бизнеса.

Тони Сэвидж — привлекательный мужчина. По «Дракону» ходили слухи, что она его любимчик. Элизабет никогда не упускала возможности окатить ее ушатом холодной воды. Нина уважала графа, хотя он и не нравился ей, она ему не доверяла. Однако он ее босс с неограниченной властью. Лорд Кэрхейвен славился тем, что любимчиков он делал богатыми, а врагов беспощадно губил. Она была уверена — он хочет ее. Возможно, она тоже его захочет. Может, настало время заняться собой?

Тони сидел за уединенным столиком в углу зала в том же костюме, что и на работе. Он встал, когда Нина подошла, подождал, пока она скинет шарф и пальто и предстанет перед ним в кобальтово-серебряном облегающем платье.

Она увидела, как в его глазах сверкнуло желание.

— Прекрасно выглядишь, Нина.

— Спасибо, Тони, — тихо ответила она.

Глава 17

— Ну и что ты думаешь?

Джек посмотрел на Руперта Бичинга и пожал плечами. Он думал о том, как холодно и ветрено и, черт побери, слишком скоро Рождество, чтобы затевать серьезное дело, но он сам попросил отца о назначении, поэтому придется смириться.

Он стоял рядом с фермером из Глочестера в захудалой, обшарпанной конюшне, изучая одного из самых прекрасных жеребцов. Бичинг работал неполный день, к тому же он был никуда не годным объездчиком лошадей. Но этот жеребец пришел третьим в каких-то второсортных соревнованиях в Сассексе. Животное классических пропорций, с большими, но пока скрытыми возможностями. Проблема заключалась в том, что интерес, проявленный Джеком, мог натолкнуть других покупателей на мысль заинтересоваться лошадью. Руперт не такой тупой, чтобы не догадаться.

Джек засунул руки в карманы толстого пальто. Ферма за его спиной выходила на пологие холмы. Вековые вязы и каменные стены поблескивали от инея. В Лондоне его секретаря уже завалили письмами из Парижа и Гэлуэя. Альбом с фотографиями Джека и его племенными конюшнями в Техасе вызвал большой интерес. Джек оказался хорошим продавцом. А техасский акцент ему только помогал. Конезаводчики стали искать, как бы связаться с фермой Тэйлоров, даже те, которые раньше никогда ими не интересовались. В общем, два месяца работы оказались очень успешными.

Джек произнес цифру, не обращая внимания на то, как театрально нахмурился Бичинг.

— Слушай, приятель, я не буду торговаться. Да, жеребец хорош, но он не благородных кровей.

— Нет, благородных.

Джек рассмеялся.

— Он ни разу не занял призового места. Ты ведь не станешь говорить, что третье место на мелкой лошадиной сходке — это крупный успех? Мы что, обсуждаем чемпиона дерби?

— Керри Стад оставил мне послание.

— У Ирландии сейчас еще больше проблем, чем у Британии. Там не дадут за него мою цену, сам знаешь. — Джек посмотрел на часы. — Так что давай, Рупи, я хочу забрать его домой. Споры слишком утомили меня. Ты думаешь, тебе дадут больше. Что ж, тогда флаг тебе в руки. А я удаляюсь вместе с чековой книжкой.

Фермер поморщился, но он тоже, кажется, устал.

«В общем, я тебя достал, глупый, жадный дурак», — подумал Джек.

— Ты достал меня, — признался Бичинг, когда Джек сел на кучу сена и вынул чековую книжку. Какой-то вшивый банк, но с большими претензиями. В Англии внешний вид значит все.

Возвращаясь в Лондон в первом классе раскачивающегося поезда Британской компании, Джек маленькими глотками пил холодный чай и ухмылялся. Как все легко.

Кстати, надо придумать имя животному. Какое-нибудь простое, как раз для скаковой лошади. Может быть, Изи Мани9? Первые сделки оказались успешными, впрочем, как все в его жизни. Приятно убедиться, что правила, выученные в школе бизнеса в Гарварде, работают и на островах. Плюс ко всему прочему на этом рынке сейчас правит бал покупатель. Британии не хватает денег. Джек хвалил Маргарет Тэтчер, всегда резкую на своих партийных конференциях.

Конечно, кто-нибудь может попытаться, но эту леди никому с пути не свернуть, думал он. Дела пошли в гору, но принцип монетаризма, которого придерживалась Тэтчер, лег тяжелым бременем на людей. Инфляция снизилась, но экономический спад по-прежнему больно кусался. Роскошь, бизнес высокого полета, как, например, разведение скаковых лошадей, испытывали это на себе. Предприятия закрывались, продавались, наличных денег не хватало. А тут вот вам, пожалуйста. Молодой техасский чемпион прилетел, словно спаситель Зорро.

Немножко поболтал, немножко сблефовал, перемолвился о лыжах и спорте… Удивительно, как эти плотные, краснощекие деревенские джентльмены с неизменным джином с тоником клевали на всю эту чепуху.

Джек купил себе виски с содовой с тележки, которую катили по вагону, улыбнулся ласково поглядевшей на него официантке. Он пил и любовался сельскими пейзажами Англии, мелькавшими за окном. Красивые луга по берегам рек, густые леса, скрывающие суматошную деревенскую жизнь.

Старые деньги — их держали землевладельцы типа Бичинга — были на спаде, а новое поколение шло на подъем. Молодые умные предприниматели работали сами на себя, они быстро взбирались вверх по лестнице успеха. Это люди вроде него, Джека Тэйлора.

Но успех портит. Джек имел почти все, что хотел. В конце концов перед ним даже замаячил приз, который он жаждал получить. Всю зиму она не отвечала на его звонки и уклонялась от приглашений, но от этого она не сможет отмахнуться. Ронни Дэвис, тренер британской команды, отдал приказ: пора начинать тренировки, готовиться к Олимпийским играм. Женская британская команда в полном составе должна собраться в эти выходные в Кенте. И Ронни, благослови его Господь, слышал, что Джек в городе.

— Не говори, что я буду, — ухмыляясь, предупредил Джек, — очень приятно снова повидать всех девушек, но пусть это станет сюрпризом.

Элизабет пыталась сообразить. Лыжи. Олимпиада. Все это очень важно. Надо сосредоточиться. Провести выходные на базе, потренироваться, посмотреть видео. Хорошая подготовка для начала тренировочного сезона. Но все равно трудно побороть чувство поражения, мучившее ее днем и ночью.

Жизнь в «Драконе» разочаровала девушку. Она была уверена, что ее предложения по рекламе хорошие. Но Нина Рот ничего не пропустила. Ни один из тех, кто стоял над Ниной, этой коровой-работягой, не собирался выслушивать Элизабет. Нина, с ее опытом и энергией, не иссякавшей с утра до вечера, добивалась успеха, за что бы ни бралась. Ее поддерживали все, кого это касалось. Девицу из Нью-Йорка в неизменно строгих костюмах, не обладающую и каплей чувства юмора, все воспринимали совершенно серьезно. Особенно дражайший папочка.

Постоянные неудачи вымотали Элизабет. Она перестала предлагать Нине новые идеи и презирала себя за то, что лишь читала отчеты компании да пыталась сама проделать какую-то работу по маркетингу. Она делала вид, что постоянно занята. Но все же она узнала гораздо больше, чем собиралась, о фармацевтическом рынке в Соединенном Королевстве: какие больницы что покупают, какие новые таблетки находятся в стадии разработки. Вообще-то это ценные знания, если бы ей только разрешили их применить.

Элизабет вышла из метро на Ланкастер-сквер. Кинотеатры сверкали рекламой рождественских фильмов «Налетчики потерянного ковчега» и «На золотом пруду». От витрин сувенирных магазинов слышались рождественские песенки вперемежку с популярной музыкой из транзисторов. Элизабет купила немного каштанов с уличной жаровни, чтобы расшевелить себя. Интересно, что сейчас поделывает Ганс Вольф? Потягивает глинтвейн на берегу озера в Лозанне и ожидает ее возвращения в январе? Ее, готовую забыть свои игры в деловую женщину и заняться настоящей работой?

Видимо, вот так все ее и воспринимали. И уж конечно, Нина Рот. И уж конечно, ее высокородный отец.

Элизабет ни разу не пришла в голову мысль пожаловаться ему. Доставить Тони такое удовольствие? Да она скорее умрет. Он с радостью давал Нине поработать как следует, создавал ей все условия, чтобы она получила настоящее удовлетворение от работы, но всегда отказывал в этом собственной дочери.

Элизабет быстрой походкой прошла сквозь толпу вниз до Чаринг-кросс. Ох, ну ладно. Может, все правильно.

Может, ей на самом деле надо только кататься на лыжах.

Сегодня утром звонил Джек Тэйлор. Опять. Она снова дала ему от ворот поворот. У этого ублюдка и так слишком хорошо идут дела; каждая его победа, каждый любовный успех освещались в прессе. Его подвиги не сходили со страниц «Татлер» последние два месяца. Ей хуже некуда, а он, поглядите-ка, тут как тут: смотрит на нее со страниц газет и журналов, обнимая какую-нибудь нежную блондинку.

Вайолет Томлинс на спектакле Королевского балета или Урсулу Фэйн-Харви на вечеринке и даже Ванессу Чадвик, ее одноклассницу по швейцарской школе. Подумать только, а она почти влюбилась в него!

Элизабет поспешила на станцию. Дорожная сумка от Луис Вуттон болталась на плече. Девушка нырнула в магазин, чтобы захватить что-нибудь почитать в дорогу, но ничего, черт побери, не было о бизнесе. Ну ладно, тогда Джилли Купер и «Стэндэрд». Это подойдет. Поезд уже стоял на платформе, она устроилась в первом классе, готовая попытаться расслабиться в компании с шоколадными вафлями «Кит-Кэт» и газетой.

«Элпин-отель», изящное, специально построенное здание на окраине городка, в стиле гостиниц «Холидей инн», выходил на явно не альпийский склон. Огромная рождественская елка в фойе соперничала со знаменами и расписанными шарами: «Приветствуем наши олимпийские надежды!» Элизабет заполнила бланк, в явном смущении стоя под огромным плакатом с собственным изображением. Служащий отеля суетился вокруг нее.

— Мистер Дэвис оставил сообщение в номере, миледи.

Разрешите мне вызвать носильщика, он заберет ваш багаж.

— У меня всего одна сумка. Я сама, — сказала Элизабет, поднимая свой крошечный багаж.

— Пожалуйста, миледи…

— Правда-правда, все в порядке. Это как упражнение! — взмолилась Элизабет, дала автограф и поспешила к лифту.

Ее номер состоял из двух комнат, искусно отделанных в розовом и сером тонах, с шумным кондиционером, который, она точно знала, высушит ей всю кожу.

Элизабет немного приободрилась, заметив в ведерке со льдом бутылку шампанского. Она подошла и увидела, что пробка вынута, а бутылка пустая. Под горлышком лежала записка: «Тебе это не понадобится. Как и шоколад, который я выбросил. Встретимся в гимнастическом зале в шесть тридцать». И подпись Ронни Дэвиса.

Элизабет шлепнулась на постель. У нее даже нет времени помыться. Зеркало напротив отражало злую, с покрасневшими глазами молодую женщину, волосы которой просто вопили, что их пора мыть, а кожа требовала отдыха и сна. Попытка сохранить фигуру в гимнастическом зале Лондона не удалась — Элизабет чувствовала себя не в своей тарелке. Она прибавила в весе, мускулы ослабели. Элизабет ощущала себя усталой и выглядела ужасно.

— Что ж, добро пожаловать обратно, — сказала она вслух.

Гимнастический зал был специально зарезервирован для британской команды. Элизабет, едва переступив порог, услышала характерный рык Ронни. На девушке был спортивный топик, обтягивающие брюки из лайкры и кроссовки «Адидас». Бесполезно было облачаться во что-то более свободное, надеясь скрыть от Рона излишества фигуры. Он видит тебя насквозь.

— Черт побери, Карен, и это все, на что ты способна? Ну-ка прибавь скорость, девочка…

Элизабет просунула голову в дверь. Карен, Жаннет и Кейт бегали по кругу. Мокрые курицы. Из портативного радио доносилась музыка, но презрительный голос тренера, всегда вопившего на спортсменов, перекрывал все остальные голоса и звуки. Мужчины в спортивных костюмах отдыхали около трека, но Элизабет даже не взглянула в их сторону. Она в ужасе смотрела на подруг по команде. Рон считает их никуда не годными, а они выглядят гораздо лучше ее.

— Закончили! — Рон выключил радио и махнул рукой Элизабет. — Ну вот, попали мои слова Богу в уши!

Добрый вечер, миледи, наконец-то вы появились.

— Я тоже рада видеть вас, босс, — ответила Элизабет, махнув девушкам, без сил повалившимся на линолеум.

Ронни окинул ее критическим взглядом. Увиденное ему явно не понравилось.

— Согни. Бицепс, так… трицепс… — Опытные сильные пальцы ощупывали вялые руки; он попробовал мышцы бедер точно так, как Джек ощупывал своих лошадей.

Элизабет покраснела. Она стала мягкой, как зефир.

Ронни угрожающе нахмурился. Он схватил ее за запястье и стал считать пульс.

— Ты что, шутишь? Семьдесят пять ударов в минуту.

Извините, мисс, вы должны покинуть зал. С минуты на минуту я ожидаю чемпионку мира.

Элизабет побледнела. Семьдесят пять? Да всего три месяца назад у нее были устойчивые пятьдесят восемь ударов. Каким и полагается быть пульсу спортсмена.

Неужели она так быстро все растеряла?

— Не может быть, чтобы вы это серьезно.

— Я-то могу быть серьезным, дорогая. Вопрос в другом: можешь ли ты. — Ронни швырнул ей полотенце. — Разогревайся, у тебя пять минут. А потом посмотрим, насколько действительно велика опасность.

Через сорок минут Элизабет задыхалась, ей не хватало воздуха. Бедра и икры нестерпимо болели. Часы на стене показывали, что прошло именно сорок минут. Боже милостивый! Обычное время для разминки, а она совершенно без сил. Скорость на короткой дистанции еще в порядке. Но выносливость никудышная. Пятнадцать минут активных приседаний довели ее до слез. Ронни кричал на Элизабет, служащие зала качали головой. Тренер развопился на них и наконец всех выгнал. Потом Элизабет пришлось выдержать отжимание в упоре. Оказалось, Жаннет, Кейт и Карен, которые прежде не могли с ней тягаться, легко обошли ее в этом упражнении.

— Отправляйтесь ужинать! — наконец рявкнул Ронни. — Но не вы, миледи. Вы никуда не пойдете. Выдайте мне пятьдесят.

— Пятьдесят? — выдохнула Элизабет, вытирая струйки пота и грязь с лица. — Я и пятнадцать не смогу.

Тренер уселся на гимнастический мат.

— Пятьдесят, Элизабет. Ганс обычно требовал с тебя шестьдесят…

— Но это было…

— Ну да, когда ты еще была лыжницей.

Элизабет отреагировала на это замечание с такой яростью, что даже не услышала скрипа открывшейся двери зала. Она старалась ни на что не обращать внимания.

Ронни кого-то весело приветствовал. Давай, давай. Она не настолько плоха, чтобы не суметь. Конечно. Пол и ее тело… Пятнадцать, шестнадцать… Молочная кислота буквально разжигала пламя в слабых бицепсах. Перед носом, возле кроссовок Ронни, появилась еще одна пара.

Элизабет исходила потом, тяжело дышала, хрюкала, как поросенок, желая заставить себя выдержать перенапряжение, из-за которого все перед глазами побагровело.

Элизабет казалось, что по лицу течет не пот, а кровь.

Двадцать два, двадцать три… Но бывает так, что одной лишь силы воли мало. Поражение кружило над Элизабет, словно жадный стервятник. Она застонала. Тело просто не могло оплатить этот чек. Со стоном, в котором слышалось невероятное страдание, она упала, ударившись щекой о пыльный линолеум и хватая ртом воздух.

— Нам предстоит большая работа, — произнес в наступившей тишине Ронни. — Если ты собираешься принимать участие в Олимпийских играх восемьдесят второго года. Иначе забудь об этом.

Элизабет кивнула. Ей не хватило дыхания сказать хоть слово.

— Ну что ж. — Голос тренера снова стал дружеским. — Пора ужинать. Ты еще можешь успеть за девушками. Да и твой дружок тут.

Внезапное открытие было для Элизабет настоящим ударом. Она уставилась на вторую пару ботинок. Ковбойские. Кожа каштанового цвета. Где-то она уже видела такие.

Она оторвала красное потное лицо от пыльного пола и посмотрела в карие подмигивающие глаза. Аккуратный костюм и рубашка не могли скрыть силы и совершенных пропорций железных, явно сверхтренированных мышц.

— Привет, — сказал Джек Тэйлор.

Элизабет скребла голову под душем. Запах лаванды и тимьяна поднимался от кондиционера для волос «Флорис», но ни аромат, ни горячая вода, омывавшая ноющее тело, не могли усмирить ярость. Если бы не она, Элизабет просто разревелась бы. Семьдесят пять ударов.

Ну посмотрите-ка на нее! Слабачка, не смогла отжаться, даже тридцать раз, и Джек, этот проклятый Джек Тэйлор стоял над ней и наблюдал за ее поражением.

Как только Ронни посмел с ней так поступить! Она могла бы употребить в разговоре с ним словечки посильнее. Тренер должен был вышвырнуть за дверь этого несносного ублюдка. Что делает этот янки в лагере, где тренируется британская команда? Боже, а если пойдет слух о ее ужасном состоянии? Вот уж Хейди Лоуфен повеселится на Рождество!

Элизабет выключила воду и начала сушить волосы.

Хотя она и чувствовала себя совершенно несчастной, но все же подкрасилась. В сумке ничего особенного не было, только самое необходимое: румяна и губная помада. Не так уж много, чтобы произвести впечатление на Джека.

Может, он сейчас смеется над ней. Ванесса, Урсула и вся его компания выглядели так, будто они проводили утро на Молтон-Браун. Но, о Боже! Она собирается встретиться с девушками!

Элизабет оделась в длинное вязаное платье от Сони Рикель. Оно, конечно, красивое, но у нее с собой нет никаких украшений, чтобы оживить его. Элизабет подкрасила губы розовой помадой, слегка подрумянила щеки.

Вот и все. Жаль, что платье без рукавов — сейчас ей совсем не хотелось выставлять напоказ спортсменам и тренеру свои жидкие мышцы.

Элизабет не знала, что более унизительно — казаться отвратительной или слабой. Джек холеный и шикарный, как всегда, он явно в прекрасной форме. Он мог бы хоть завтра участвовать в соревнованиях по спуску и выдержать их с легкостью. Вполне возможно, сейчас он смеется над ней в баре отеля. Интересно, с кем он там?

При этой мысли рука со щеткой замерла над головой. Элизабет посмотрела на телефон и набрала номер комнаты Ронни.

— Привет, это Элизабет.

— Что, уже хочешь поговорить? Слушай, Лиз, это самое начало. Пока не стоит паниковать…

— Нет, нет, — перебила она его. — Джек Тэйлор, Ронни. Какого дьявола он тут болтается? Я хочу, чтобы завтра же утром он исчез.

— Я его пригласил. Он собирается потренироваться с нами перед началом сезона. Это необходимо ему для формы.

— Для формы, черт побери! Он может разболтать про все Ким или Холли.

— Да Джек не похож на шпиона. Раньше ты не жаловалась, когда сама тренировалась с ним. — Голос Ронни прозвучал холодно и резко. — И тебе это было очень полезно, насколько я помню.

— Он уедет! Я не потерплю его здесь! — Элизабет услышала, каким высоким вдруг стал ее голос; ей показалось, она даже топнула ногой. — В конце концов я чемпионка мира. Это моя команда…

— Эй, это британская команда, Лиз Сэвидж.

— Дерьмо! — В глубине души она понимала, что надо сдаться. Но стыд и гнев не давали остановиться. Карен и Жаннет — кто они такие? Она — единственная надежда Британии! — Я медалистка. Я отказываюсь тренироваться с иностранцем. Ты или выгонишь его отсюда, Ронни, или я напишу официальную жалобу в Олимпийский комитет.

— Все, хватит! — Удивление Дэвиса сменилось гневом. — Я здесь старший, Элизабет. Еще слово — и я сам позвоню в Олимпийский комитет. Ты не отвечаешь даже минимальным требованиям, которые предъявляют к участникам Олимпиады. Если бы я на завтра назначил официальное тестирование, ты бы сразу вылетела из списка.

Элизабет глубоко вздохнула, а потом словно окаменела.

— Ты будешь делать то, что скажут, девочка. Иначе закончишь в информационной спортивной колонке «Где они теперь?». Джек остается, ты являешься на ужин через десять минут. Больше мы к этой теме не возвращаемся. — Ронни помолчал. — В общем, тебе надо поработать над своим поведением не меньше, чем над телом. У тебя всего две недели на то и на другое. Приведи себя в форму. — И, уже окончательно рассвирепев, проорал:

— Или, поверьте мне, миледи, вы вылетите отсюда вон!

Глава 18

Нина резко взяла вправо, и ее «гольф» аккуратно и точно припарковался. Раннее декабрьское утро, еще темно, но стоянка «Дракона» залита светом. Она разволновалась, увидев свое имя, написанное белым на стене.

«Зарезервировано, мисс Нина Рот, отдел новой продукции». На прошлой неделе Нина с честью выдержала экзамены по вождению; никаких проблем с английской системой не возникло, потому что переучиваться ей не пришлось — в Штатах у нее никогда не было машины.

«Гольф» стал ее первой ощутимой наградой. На следующий день после долгого ужина с Тони Кит Суини из отдела кадров вызвал ее и показал список машин.

— Выбирай. Любого цвета. Наиболее популярный — красный.

Нина поблагодарила и выбрала синюю машину.

Она едва заметно улыбнулась, выходя из офиса Суини.

Один ужин — и в правилах компании обнаружились исключения. Разговаривая с Сэвиджем о разных медицинских средствах, об одобрении инстанций, о нормах и правилах, Нина дала волю своему телу, и оно говорило…

Наклоняясь к Тони, она позволяла ему получше рассмотреть верхнюю часть ее фигуры, то и дело приглашающе улыбалась. Длинные ноги тоже не бездействовали. Тони Сэвидж стал называть какие-то цифры. Суммы денег. Рыночная доля. Личные доходы. Он давал ей возможность увидеть, какой он могущественный и богатый на самом деле. Вел он себя дерзко и откровенно. Он, конечно, потрясающе сексуален. Нина понимала, что флиртовать с Тони, как делала она, означало пустить по ветру все свои принципы. Но он ее босс, и он хотел именно этого.

О том, чего ей самой хотелось, Нина старалась не думать.

Он поцеловал ей руку в конце вечера очень медленно, поигрывая пальцами, задержав губы слишком долго на тыльной стороне ее ладони…

«Он хочет меня!» — с триумфом подумала Нина.

Она вышла из машины и нажала кнопку на брелочке; все, центральный замок заперт. Новое изобретение.

Новинки появлялись повсюду. В одном из магазинов «Филипс» вчера раздавали много утешительных призов от «Атари геймз», в магазине игрушек в Уэст-Энде показали круглый металлический диск, представив его как будущее музыки. А в области телевидения и видео объявилось новое сумасшествие — теперь можно записывать даже фильмы! «Бетакам» и «Ви-Эйч-Эс» состязались между собой в этом деле.

— Покупай «Ви-Эйч-Эс», покупай акции «Ви-Эйч-Эс», — сказала вчера Нина Тони.

Он покровительственно улыбнулся.

— «Бетакам» превосходит ее по всем параметрам.

Нина наклонила голову, разрешая завитым локонам скользнуть по плечам совершенно по-новому.

— Да, но у «Ви-Эйч-Эс» большие разрешающие Способности.

Она снова почувствовала на себе внимательный взгляд; Тони смотрел на нее вот так уже не раз. Две недели они как будто кружили друг вокруг друга. Тони был занят всякими речами, с которыми он выступал в связи с окончанием года на рождественских ужинах. У него не было ни одного свободного вечера после того ужина в клубе. Нина, используя свое положение, пыталась собрать папку материалов от внештатных исследователей средства для похудения. Таким образом она надеялась сбить спесь с Фрэнка Стонтона. Совершенно ясно, средство, которое находилось в разработке, еще не готово.

Эффективное, но не безопасное. А стоит «Дракону» выпустить хоть одну недоделанную таблетку — и компания рухнет. Кстати, вот так мог быть разрушен и «Бетакам».

Так что работы у Нины было более чем достаточно.

Она понимала, Тони гоняется за своей чашей Грааля. А если это мираж? Значит, надо работать еще упорнее, еще активнее. Необходимо наладить более четкую обратную связь с покупателями, заняться рекламой и подстегнуть сотрудников.

Итак, Тони занят, она занята.

Башня «Дракона» наполовину опустела. В последнюю неделю перед Рождеством большинство взяли отпуск и разъехались по домам, воздушные шары вились над мониторами компьютеров, безвкусные бумажные гирлянды свисали с потолка. Все это вызывало чувство нереальности. В Штатах, подумала Нина, ты получаешь пару поздравительных открыток, которые кладут тебе на стол, — вот и все, Британцы отмечали праздник по-другому. Казалось, тысяча девятьсот восемьдесят первый год для большинства трутней уже закончился, они вяло звонили по телефону, без всякого энтузиазма. Наверное, потому, что это Европа.

Швейцарцы уложили вещи и уехали домой; мелкие торговцы доставили сувениры, заказанные на Рождество, давным-давно; исследовательские лаборатории, в которых в основном работали иностранные бригады, разъехались по всему миру. Так кому же звонить? Даже фондовая биржа завяла. Британцы походили на школьников, которые с нетерпением смотрят на часы, ожидая, когда зазвонит колокольчик на перемену.

Нина прошла через отдел маркетинга. Стол леди Элизабет был пуст, если не считать множества открыток и сувениров. Да, сотрудники откровенно подлизывались.

Конечно, сувениры и поздравления были и от поклонников горных лыж, которые добирались до нее через Би-би-си. Но Элизабет не было, она сейчас в тренировочном лагере в Кенте.

Нина задержалась на минуту. Довольно смешно.

Дино Винченцо, старший менеджер по маркетингу, поднял глаза от монитора.

— Леди Элизабет очень популярна, — заметил он сладким голосом. — Людям нравится, как она катается на лыжах. Ее идеи тоже.

Нина услышала упрек в его голосе. «Популярна — в отличие от тебя. Вот ты и пытаешься задавить ее». Дино рангом выше Нины, но она работает в более важном отделе, и к тому же хозяин выделяет ее из всех.

Она подошла, подхватила наугад один конверт. Он был плотный и толстый. Ясно, что лежит внутри. Приглашение. Нина повертела письмо и на обратной стороне конверта увидела золотую печать. И куда же? На новогодний бал? Или на охотничий праздник в каком-нибудь замке? Она не вгляделась, чей это герб, — какая разница? Это просто еще одно свидетельство о существовании другого мира, куда вхожа Элизабет. Совсем другой общественный класс, со своими привилегиями.

Недоступный для Нины. Никогда.

— Я позвоню Марии в почтовое отделение и скажу, чтобы она забрала отсюда всю почту и доставила ее прямо в замок. Конечно, сейчас Рождество, но праздник не причина для такого неопрятного состояния рабочего места.

— Ну конечно, — таким же сладким голосом сказал Дино.

Нина вспыхнула и помчалась к себе. Она ненавидела насмешки. Ее собственный стол был девственно чист.

Она еврейка, поэтому никто не прислал ей поздравлений. Вчера Нине казалось, что надо радоваться такому уважительному отношению к ее национальности. Но сейчас у нее возникло сомнение. Уважение ли это? Может быть, совсем наоборот? Пренебрежение?

«Да ладно, с каких это пор тебя стало волновать, что думают о тебе эти английские задницы?»

Нина сердито включила компьютер. Наступивший конец года позволял подвести итоги работы и привести в порядок все дела. Пока остальные потягивают шерри, заедая сладким пирогом, Нина делала дело, а блондинки-неумехи пусть резвятся за городом, накачивая мышцы.

«Именно я тот сотрудник, который выдает результаты, — говорила себе Нина, открывая новый файл. — Я работаю…»

Внезапно у нее на столе зазвонил телефон; от неожиданности Нина чуть не подпрыгнула. Она схватила трубку.

— Рот. Отдел новой продукции.

— Тони Сэвидж. Глава офиса.

По телу Нины пробежала дрожь, казалось, она слышит потрескивание электрических разрядов. Она никак не ожидала этого звонка сейчас.

— У тебя готов отчет о результатах исследования?

— Я как раз привожу его в порядок.

— Мне он нужен немедленно. Поднимись ко мне и представь его.

— Но я еще не распечатала…

— Немедленно, Нина. — Граф повесил трубку.

Она застыла. Дерьмо! Ублюдок! Негодяй! Отчет-то не готов! Он сказал — завтра! Он что, забыл? Но если она даже напомнит Тони Сэвиджу, это не поможет. Он не выносит объяснений. Он совершенно безжалостный.

Нина выдернула пачку распечаток из принтера и кинулась наверх, по дороге раскладывая еще теплые листки по порядку. Представить? Кому? Самодовольство, гревшее ее еще несколько минут назад, испарилось без следа.

Лифт подошел; рождественская песенка, звучавшая в лифте, раздражала Нину. «Господь с вами, веселитесь, джентльмены, не волнуйтесь, не тревожьтесь». То, что, может, и было прекрасно для джентльменов, действовало на нервы взволнованной леди.

Тони встретил Нину у лифта. Как всегда, одет с иголочки.

— Кое-какие наметки у меня есть, но я должна была окончательно подготовить отчет к завтрашнему дню, — заметила Нина.

Босс нахмурился. — — Мы работаем в другом режиме, не как все остальные в этой проклятой стране.

— Да, сэр, но на мне еще проекты по продаже и…

— Я тебе уже говорил, что должно быть на первом месте. — В сердитом голосе лорда Кэрхейвена не было и намека на флирт. — Средство для похудения. Не тебе решать, на чем сосредоточиться. А сейчас иди и все доложи как надо.

Нина нехотя вошла в кабинет. Длинный стол посреди комнаты был окружен мужчинами средних лет. Она узнала Джеральда Джекса и Дона Хэдли, главу министерства финансов США; еще там был банкир из «Кредит Сюисс», чье имя она не могла вспомнить.

Тони занял место во главе стола, быстро представил ее, а сердце Нины замедлило свой ритм. Ей не нужны карточки с именами и должностями на лацканах пиджаков, чтобы понять, кто здесь собрался. Банкиры-инвесторы, главы европейских отделений компании «Дракон», американское руководство. Сливки бизнеса. Те, кто руководит всем ходом дела. Мужчины, перед которыми она никак не хотела опозориться.

— Спасибо, лорд Кэрхейвен, — бесстрастным голосом поблагодарила Нина. — Мы должны прямо взглянуть в лицо тому факту, что Стил, Рипли и наша нынешняя исследовательская бригада не добились успеха. Их медицинские средства эффективны, но не безопасны. Нам следует поискать другие источники…

В горле у Нины пересохло. В комнате казалось ужасно светло. Но не потому, что она освещалась слишком сильно. Дело в том, что глаза всех этих важных шишек были устремлены на нее, и Нина с трудом пыталась справиться с нарастающей паникой. По природе она не оратор и без заранее приготовленных записей смущалась говорить. Она забывала названия компаний, некоторые данные, все время заглядывала в листки отчета. Она путалась, отвечая на вопросы, которые раздавались из всех концов комнаты.

Нина порой вообще не знала, что на них ответить.

Она не рискнула взглянуть на Тони. Она испугалась, что сейчас расплачется. Нет, этого нельзя делать ни в коем случае. Сейчас Нина не казалась человеком, который контролирует себя. Эти мужчины увидели, кто она такая на самом деле — молоденькая девушка, которая с несчастным видом пытается выплыть из глубины и поэтому отчаянно барахтается.

— Таким образом вы выносите приговор большим ассигнованиям. Стил и Рипли известны качеством своих исследований, — возразил Джеральд Джексон.

— Да, сэр. Но также они известны своей жадностью и небрежностью к проблемам безопасности потребителей.

— Вред от Би — 28 не так уж велик, как вы описываете, — вставил глава немецкого отделения «Дракона»

Генрих Гюнтер. Этот западногерманский немец был тощий и румяный. А от злости румянец стал гуще обычного. Это он открыл доктора Стила и профессора Рипли. — Никто от этого не умер.

— Пока еще нет, герр Гюнтер. Но могут. Вред проявляется не сразу. — «Чертов нацист, — думала Нина, — что твои родители делали во время войны?» — Слушайте, с таким же успехом мы могли бы распространять кокаин. Сначала вы получаете удовольствие, даже худеете — в общем, все идет хорошо. Но через некоторое время вы превращаетесь в труп.

В комнате повисла тяжелая тишина. Джеке опустил глаза.

— Вон отсюда! — заорал Гюнтер. — Вы некомпетентны! Вы только зря отнимаете у нас время!

Нина застыла.

— Вы меня не слышали? Вон отсюда!

Потрясенная, Нина схватила листки с заметками и вылетела за дверь. Когда она оказалась в безопасности в коридоре, глаза ее наполнились слезами. Она нырнула в туалет, чтобы взять себя в руки. Боже мой! Что она наговорила? Неужели она так ужасно подала себя? Теперь ее наверняка уволят!

Тони смотрел Нине вслед. Она выскочила, как испуганная лань. Она, конечно, говорила бессвязно, была очень испугана, но нужную информацию запустила. Он был доволен результатом. Его помощникам теперь есть о чем подумать, да и мисс Рот не мешало ошпарить, чтобы посбить с нее спесь.

Она хорошо работает, но ему никогда не нравилось, чтобы кто-то из молодых думал, что он слишком успешно трудится. Особенно если речь шла о женщинах.

Сейчас Нина побита, подумал он, это смягчит ее.

Стычка с Генрихом получилась просто замечательная!

Бедная маленькая Нина, откуда ей знать, как давно он лелеял мечту цыкнуть на него? Глава немецкого отделения. «Дракона» думает, что его оскорбили намеренно.

Тони потянулся к нагрудному карману, вынул сложенный платочек в красный горошек и швырнул Гюнтеру.

— На, Генрих. Ты ужасно сопишь, старина. Надо найти тебе хорошего доктора. А теперь давайте подумаем о том, что нам сообщила мисс Рот.

Вернувшись на свое место, Нина с яростью бросилась печатать. Она работала без перерыва на ленч. Она не могла позволить, чтобы ее дважды застали врасплох. Когда из отдела командировок ей прислали билет на вечерний рейс самолета, Нина едва не попросила проверить, должна ли она ехать в командировку. Но если бы Тони хотел ее выгнать, он бы это уже сделал. Без всякой оглядки на Рождество. Ему ничего не стоит уволить человека прямо на торжественном приеме, если приспичит.

К концу дня в животе у Нины бурлило, пальцы сводило судорогой. Она сложила все в чемоданчик и поехала в аэропорт Хитроу. Она догадалась, что до сих пор числится на работе, поскольку никто ничего другого ей не сообщил.

Лондон и его окрестности промелькнули за затянутым изморозью стеклом машины. Небо потемнело, его затянули тучи, звезд не было. Нина ехала быстро, но не нарушая правил. Она не хотела неприятностей. Больше никаких помех.

Из радио в машине неслись звуки «Хьюман Лиг».

Когда появились огни аэропорта, она выключила радио.

«Чертова музыка, чертова погода! Проклятые задницы с мешками денег, — думала она. — Ненавижу эту проклятую страну!»

Но хотела ли она домой? После сегодняшнего, может, ей и лучше бы отправиться туда. Ей вдруг показалось, что деньги, удобства, машина — все исчезло. От этой мысли Нину бросило в холодный пот. Вернуться обратно в Бруклин? Без работы? Без рекомендаций?

После «Дракона»? Ничего себе! Если тебя отсюда выгоняют, ты покойник. Людей, которых выставляют из «Дракона», больше никуда не берут. По крайней мере в этой области бизнеса.

В аэропорту Нина Рот зарегистрировалась на рейс Лондон — Дублин и отправилась в зал для особо важных персон.

Граф стоял с группкой мужчин. Нина сразу узнала Гарри Коэна из отдела планирования, увидела Джо Боулда из стратегического совета и серую мышку, очень способную Мэгги Стивене из отдела по связям с покупателями. Второй раз за день она смутилась. Нина думала, что в Дублин, на европейскую конференцию по проблемам распространения, Тони берет ее одну. А оказывается, едут по меньшей мере еще семь человек!

Постаравшись скрыть смущение, Нина подошла.

— Мисс Рот? Вот и хорошо. А то я подумал, что вы нас задержите, — холодно заявил Тони.

Нина медленно, неуверенно улыбнулась. Она не осмелилась произнести ни слова. Губы Тони были плотно сжаты, он даже не взглянул на нее, слушая Коэна. Ясно, она все поняла не правильно. Она просто одна из сотрудниц, занимающая должность мелкого начальника. Ничего особенного.

Из дублинского аэропорта их в лимузинах отвезли в отель «Шелтон». Отель был старомодным, с нимфами на воротах, открывавшихся в маленький зеленый парк. Он был полон делегатов, мужчин и женщин в вечерних нарядах; народ толпился в баре, беседовал. Делегаты от «Дракона» ввалились в забитый народом конференц-зал, чтобы послушать выступающих. К ужину они переоденутся позднее.

Уставшая, взволнованная, Нина пыталась заставить себя слушать. Она видела, как строчит в блокноте Мэгги, старательно записывая, но, с точки зрения Нины, это было детское занятие. Пустые, тщеславные люди из «Ай-Си-Ай», «Смитклайн Бичем» и «Глаксо» тоже были здесь. В переполненном зале Нине стало слишком жарко. Она боролась со сном, пытаясь изобразить хоть какую-то заинтересованность, чтобы избежать откровенных взглядов этих заносчивых задниц.

А потом пришла его очередь.

Тони Сэвидж встал за кафедру, и тут же внимание всех присутствующих обратилось к нему. Переполненный зал ожил на несколько мгновений, все подняли головы, шепот прекратился.

Все были наслышаны, как он обходится с конкурентами по бизнесу.

Данные, которые приводил лорд Кэрхейвен, производили впечатление. Спад? Какой спад? Посмотрите-ка на этих мерзавцев, думал он. Скучные, распухшие, мягкотелые пораженцы, во всяком случае, большинство из них. Он понимал, они наслышаны о нем, о его распущенности, о мстительности его натуры. Но им это нравилось. Они хотели бы оказаться на его месте. Меня, как Макиавелли, подумал Тони, скорее боятся, чем любят.

Но никто ведь и слова не скажет. Он испытывал удовольствие от многогранности и широты собственной натуры — его знали уличные торговцы, но одновременно его принимали вместе с Моникой в Вестминстерском аббатстве, где Диана Спенсер вальсировала в принцем Уэльсским.

Луиза и ее любовник Джей едва удостаивали его взглядом. Ну и что теперь с ними? Посмотрите-ка, где они?

Заканчивая речь, Тони позволил себе найти взглядом своих людей. Мальчики и мисс Стивене с обожанием смотрели на него, но он искал не их. И тут Тони увидел ее. Мелькнуло светло-голубое с чем-то коричневатым и серым. Бледное лицо, обрамленное густым облаком черных волос, этакая стрекоза среди мошек. Нина.

Она смотрела на него не отрываясь. Тони снова испытал удовольствие. Даже несмотря на то что она торопливо опустила глаза, ей не удалось скрыть гнев, пылавший в них, сжигавший темные, почти черные глаза, как огонь сжирает уголь.

Глава 19

После заключительного слова Тони зал оживился: все приготовились идти на ужин. Нина кинулась наверх, очень расстроенная. Она знала, что пялилась на него и он это заметил. Ощущение собственного несчастья и злость ей не удалось скрыть. Он преподал ей урок, унизил ее. Бог знает, как она выдержит нынешний вечер.

Спальня ее была отделана неброско, очень элегантно.

Викторианские гравюры на стенах и отопитель, чей возраст не смогла скрыть даже свежая краска. Номер в общем-то роскошный. Кровать заправлена плотным ирландским постельным бельем, в воздухе висел запах лаванды и роз, настенное зеркало было вправлено в старинную медную раму. Нина быстро распаковала вещи; сегодня ей хотелось быть особенной. Ходят слухи, Джо Голд, который поселился через коридор, взбадривает себя перуанским порошком. Но Нина ничем таким не пользовалась.

Утрата контроля над собой для нее равносильна слабости.

Глядя в зеркало, Нина подправила то, что не нравилось ей в усталом лице; провела под глазами белым карандашом, и сразу исчезла настороженность во взгляде.

Легкие бирюзовые тени, темно-зеленая краска в уголках глаз, румяна, губная помада соответствующего тона…

Темные волосы мягкими локонами обрамляли лицо. На все это у нее ушло меньше пяти минут.

Нина всегда все делала заранее, даже макияж. Это уже вошло в привычку. Она надела темно-зеленые туфли без задников, быстро сняла с вешалки длинное креповое платье цвета нефрита. Ткань была положена в несколько слоев, но все равно платье было достаточно прозрачным — творение самого модного сейчас модельера на Манхэттене Донны Каран. На вешалке платье не смотрелось, но когда девушка влезла в него и прихватила позолоченным зажимом на левом плече, оно облегло грудь, свободно ниспадая от талии. Нина увидела, что похожа в нем на греческую богиню. Когда она ступала, казалось, что это идет не женщина, а плещется морская волна.

Нина довольно улыбнулась. Она красивая. В такие вечера, как сегодня, красота должна служить броней.

Внизу сотрудники «Дракона» уже собрались, готовые отправиться на прием. Мэгги Стивене ревниво нахмурилась — она взяла с собой скучное черное бархатное платье, — и Нина еще больше взбодрилась.

Гарри Коэн кашлянул.

— Что, может, войдем? Наши места готовы.

Нина пошла за коллегами. Места распределили так, что делегаты от разных фирм расселись по всему залу.

Смысл этого заключался в том, чтобы дать возможность людям завести полезные контакты. Нина усмехнулась и со свойственным ей прагматизмом подумала: все эти мероприятия, конференции, последующие пьяные пирушки — лишь возможность сравнить себя с остальными, понять, кто есть кто и что есть что.

Нине полагалось сесть за стол номер один. Она снова проверила. Да, стол номер один, но он предназначен для начальства. Не так ли? Что ж, она взошла по ступенькам, ведущим к столу в конце комнаты.

— Нина Рот, — сказала она болтавшемуся неподалеку официанту.

Он заглянул в список.

— Да, мадам, прошу вас.

Нина пошла за ним прямо во главу стола. Она оказалась через два места от президента «Ай-Си-Ай». Пытаясь скрыть удивление, Нина улыбалась, пожимала руки, потом, совершенно смущенная, села. Внезапно над столом нависла чья-то тень, и она поняла — это официант усаживает нового соседа.

Тони Сэвидж.

Он выглядел великолепно. Тони был просто рожден для смокинга. Другие шишки были одеты в серое, в очках, скучные, толстые. А граф такой изящный, подвижный, мускулистый. Глаза его сверкнули, когда он садился. Нина не могла не заметить, что все вокруг заулыбались ее боссу, уставившись на него с завистью и любопытством.

Ей надо было что-то сказать.

— Я… добрый вечер, лорд Кэрхейвен. — Она не осмелилась назвать его Тони после сегодняшнего. — А разве все делегаты должны сидеть отдельно?

— Гм. — Надменно вскинув голову, он взглянул на нее сверху вниз. — Я дал указание посадить тебя рядом со мной.

Нина с трудом проглотила слюну.

— А у тебя какая-то проблема? — спросил Тони. В глазах у него заплясали насмешливые искорки, когда он заметил ее неловкость. — Или ты бы предпочла сидеть внизу, с остальными?

— Нет, сэр. — Нина залилась краской. Хотя все в «Драконе» называли Тони на работе «сэр», сейчас такое обращение было странно неудобным. Оно прозвучало слишком официально, даже подобострастно. Как будто она признавала его силу. Его близость. Нина поспешила спастись шампанским. — Извините за сегодняшнее утро, сэр. Я, конечно, должка была подготовиться.

— Да, ты должна была подготовиться, — сказал он. — Я же определил приоритеты. Ты обязана им точно следовать.

Остальные за столом говорили между собой, не забывая о закусках. Нина понимала, что они ведут себя невежливо, но Тони было плевать. Она выпила бокал шампанского и почувствовала смесь страха и желания.

— Да, сэр. — Она ничего не могла поделать с собой и выпалила:

— Я уволена?

Тони ухмыльнулся. Его взгляд обжигал кожу, действовал опьяняюще, как алкоголь. Нина ощутила томление внизу живота.

— Нет, ты хорошо работаешь, тебя можно использовать. Но ты оказалась не так хороша, как я думал. Не надо действовать по своей собственной инициативе. Ты должна действовать по моей. В «Драконе» нет демократии. Ты работаешь не в пятидесятицентовом магазине в Бруклине.

Упоминание о прошлом заставило Нину снова посмотреть на Тони. Граф взирал на нее с видом превосходства, так же убийственно, как иногда смотрела на нее Элизабет. Этот взгляд словно говорил: не забывай, кто ты. Я вытащил тебя оттуда и могу вернуть обратно.

Усилием воли Нина заставила себя кивнуть. Сволочь, подумала она. Он использует кнут, ему это страшно нравится. Она повернулась к министру финансов и завела бессвязный разговор, гоняя устриц по тарелке. Есть она не могла. Тони Сэвидж как бы руководил столом. Иногда взгляды мужчин скользили по платью Нины, а потом обязательно возвращались к Тони. Он притягивал всех как магнитом. А для этих деятелей секс всегда стоял на втором месте после власти.

Нина пила шампанское, чтобы набраться мужества, наслаждаясь ледяным вкусом; вино пузырилось во рту.

«Ну и пусть я белое отребье, — думала она сердито. — Я необыкновенное белое отребье. Лучшее. Я сама, черт побери, пробилась сюда, а ты родился в этом проклятом замке!»

Она заставила себя съесть немного шотландской куропатки с жареным пастернаком. Граф продолжал наблюдать за ней. Она чувствовала его взгляд то на своих плечах, то на талии. Шампанское горячило кровь. Сама того не желая, Нина ощутила напряжение и влагу между ногами.

Министр повернулся к Тони.

— Лорд Кэрхейвен. Мисс Рот делает вам честь. Она ухватила принципы Европейского союза гораздо скорее и лучше, чем мои сотрудники.

Тони улыбнулся.

— У Нины самые лучшие мозги, министр. Это первая причина, по которой я ее нанял.

Алкоголь прибавил Нине храбрости.

— А какая вторая причина?

— Упаковка, — легкомысленным тоном бросил Тони.

Потом он повернулся к соседу и не разговаривал с ней до конца ужина.

Как только тарелки были убраны, все поднялись.

— Я пойду с кем-нибудь пообщаюсь.

Продолжая пожимать руки мужчинам, другую руку он положил ей на плечо.

— Нет, жди в вестибюле. Я сейчас приду.

Нина прошла сквозь толпу, кому-то помахала, кому-то улыбнулась. Она чувствовала себя беззаботной, у нее слегка кружилась голова — может, от выпивки на пустой желудок. Ну и черт с ним. Она вышла из толпы и остановилась возле пыльной пальмы в большом медном горшке, отворачиваясь от жадных мужских взглядов.

Тони появился через минуту. Широким шагом прошел сквозь толпу, расступавшуюся перед ним. Нина обратила внимание, какой он высокий: она на каблуках, но он все равно возвышается над ней. Он вежливо склонился к Нине и повел ее в бар. Нина оказалась зажатой в угол.

— Мне нравится твое платье, — похвалил Сэвидж.

— Я рада, что вам хоть что-то нравится!

Тони тихо засмеялся.

— Не злись. Давай посмотрим, насколько ты действительно хороша.

У Нины перехватило дыхание. Темные глаза и хищная улыбка влекли ее, его желание было откровенным.

От этой наглости она напряглась еще больше. Джефф никогда не смотрел на нее таким опытным взглядом и с такой неколебимой уверенностью.

— Вы приглашаете меня на свидание?

— Нет, я приглашаю тебя в постель. И не говори мне, что ты удивлена.

— Да, думаю, что нет, — пробормотала Нина тихо, опасаясь чужих ушей. А Кэрхейвену, казалось, было на это совершенно наплевать. Как и на все, что она думает.

Нина пристально посмотрела на него. — А если я скажу «нет»? Я буду уволена?

Он немного придвинулся к ней, загораживая от посторонних глаз. Потом наклонился, и их лица оказались так близко друг к другу, что, когда Тони заговорил, Нина вынуждена была смотреть ему прямо в рот.

— Ты умная девочка. Ты знаешь, как я поступаю со своими друзьями. А ты ведь хочешь меня. Так что кончай играть. — Сэвидж протянул к ней руку. — Пошли.

— Мы пойдем наверх вместе? — прошептала Нина.

Тони улыбнулся. Ему нравилось, как этот ребенок краснеет, стреляя глазами вокруг, словно загнанный заяц.

— Что подумают люди?

— А кто на них обращает внимание? — спросил Тони Сэвидж.

Они поднялись вместе в величавом поскрипывающем лифте; с ними ехала пара старых аристократок. Когда последняя из них вышла на четвертом этаже, он повернулся к Нине и коснулся ее грудей. Он ловко погладил их, напрягшиеся соски уперлись в ладонь. Нина ахнула, колени сразу ослабели. Тони ничего не сказал, но улыбкой дал знать, что оценил ее реакцию. Нина почувствовала себя пристыженной, жаркая волна окатила ее.

Опытная рука Тони направилась вниз, к плоскому животу, остановилась там, где тепло переходило в жар и жгло сквозь платье. Другой рукой он взял ее за подбородок и медленно засунул большой палец ей в рот.

Нина стала сосать его. Она не знала, что он собирается с ней делать. Испытывая необыкновенную легкость и вожделение, она сама прижималась к его руке.

— Спокойно, — сказал он, словно смеясь над ней.

Лифт дернулся и остановился. Она попыталась взять себя в руки, Тони вежливо подождал.

Апартаменты в пентхаузе располагались слева. Нигде никого. Тони не спеша достал ключи. Нина видела по брюкам, что с ним творится. Желание его было таким же сильным, как и ее. Просто он к этому больше привык.

Сколько у него было женщин? — подумала Нина. Сотня? Или больше? Каждое прикосновение, каждый взгляд были слишком уверенными. В деловых кругах и в обществе шептались о его похождениях. О его любовницах, о его романах. Ни одна потом ни слова не произносила о нем. На секунду Нина почувствовала неловкость. Что это?

Британская особенность? Обет молчания? Или Кэрхейвен умел использовать кнут и пряник?

— Ну давай, девочка, не бойся…

Ключ вошел в замок.

Тони открыл дверь и включил свет. Нина оглядела шикарную комнату, заваленную цветами, корзинами с фруктами, орехами, шоколадом на серебряном подносе.

Мебель красного дерева времен английского короля Георга, включая набитый книгами шкаф. Она увидела шезлонг, обшитый камчатной белой тканью, и синее кожаное кресло. Зеркало во всю стену, а на других стенах висели картины, писанные маслом. Двуспальная кровать, взбитые подушки, покрытые снежно-белым покрывалом.

Одеяло из овечьей шерсти.

Тони закрыл дверь.

— Ты нервничаешь?

— Нет, — смело заявила Нина.

Он подошел к ней, вывел в центр комнаты, к кровати, и поставил лицом к зеркалу. Потом приподнял лицо Нины обеими руками.

— Лжешь, — сказал он.

Он наклонился и поцеловал ее. Нина вдохнула сигарный аромат, легкий мужской запах пота и дорогого лосьона после бритья. Губы его нежно касались ее губ, но в этом прикосновении была не столько нежность, сколько желание попробовать. Он хотел прочувствовать ее рот. Потом поцелуй стал грубее; он кусал ее, гладил руками лицо, прижимая Нину к себе, тиская ягодицы. Он гладил ее грудь, живот, тыкался между ногами. Тони был сильный, он не позволял ей задавать тон, а когда она смущенно поежилась от его прикосновений, он теснее притянул ее к себе. Она хотела что-то сказать, но он прервал ее поцелуем.

Когда наконец он завершил первый поцелуй, Нина прерывисто дышала.

— Ты когда-нибудь испытывала оргазм?

Она покраснела.

— Конечно.

— С мужчиной? Нет, думаю, что нет. — Тони отошел от нее, сдернув по пути застежку с ее плеча. — Давай-ка посмотрим на тебя, детка.

Нина осталась стоять неподвижно, когда платье соскользнуло на пол. Смущение, возбуждение, головокружение. Так хотеть мужчину, как она, да чтобы он еще видел это! Причем мужчину, который даже не очень-то нравится. Но так, пожалуй, проще… Нина осторожно вышла из упавшего платья, откинув его ногой в сторону.

Она стояла голая перед зеркалом, на ней не было ничего, кроме тонкой полоски трусиков. Полные тугие груди, изящная талия, круглый зад. Мягкие предплечья, красивые икры, маленькая стопа. Она увидела, как глаза Тони разгорелись еще сильнее; он застонал, притянул ее к себе. Она чувствовала его руки везде, будто их было не две, а сотня. Он принялся стягивать с нее трусики, проверяя, готова ли она. Грубая ткань костюма колола ее тело, его возбуждение усилилось, плоть затвердела; она хотела расстегнуть ему ремень, но дрожавшие пальцы не слушались.

Тони потянулся к пуговицам на рубашке. Две оторвал, пока расстегивал, но все равно не смог быстро раздеться. Его плоть билась в брюках, требуя свободы. Он чувствовал себя подростком, который борется с собой. У девушки слегка кружилась голова от шампанского, но даже несмотря на это, она прекрасно отвечала и подкупала своей наивностью.

Страстная, но неуклюжая, явно неопытная. Если он и не самый первый у нее, то один из первых. Мысль эта чрезвычайно возбуждала. Нина стоила многих. Чтобы увидеть это тело, эту невероятную грудь, шикарную, с темными сосками, тугими, как резина, ждущими его. Он мог обхватить двумя пальцами ее талию, а зад был такой пышный, словно призывал заниматься любовью всю ночь напролет. После Луизы ему никогда не приходилось иметь дело с умной женщиной. Но Нина не отвергнет его. Ее мозги сделают ее изобретательной. Она думала, что может им крутить, но сегодня он показал ей, что у него в руках ее завтрашний день. Он будет иметь ее там, где захочет. Как и должно быть.

— Боже мой, какая ты красивая! — Он потянул ее на кровать. — Я могу влюбиться в тебя.

— Не преувеличивай, — нежно сказала Нина.

Тони со стоном потянулся к ней.

Глава 20

Телефон зазвонил. Пока Элизабет левой рукой тянулась за трубкой, правая уже откидывала одеяло, а ноги сами опустились на ковер.

— Вы просили разбудить вас утром, — проговорил служитель заученно-вежливым голосом. — Сейчас…

Пять часов сорок пять минут утра. Она бросила трубку и побежала в ванную, включая по дороге свет. Свет останавливает выработку мелатанина, гормона сна.

Она быстро ополоснула лицо, принимая душ, вытерлась полотенцем отвратительного персикового цвета, натянула брюки для бега. Четыре дня в Тамбридж-Вэллз укрепили ноги. Угроза Ронни сделала свое дело. Что бы ни случилось, она должна быть в форме. Команда следовала установленной системе тренировок, но для Элизабет этого оказалось мало. Когда Карен, Жаннет и Кейт заканчивали работу, Элизабет переодевалась и отправлялась бегать. Каждый вечер она одолевала дополнительно пять миль, потом ужинала с командой и снова шла заниматься на силовых тренажерах. Девушки в команде были в лучшей форме, чем она, — это подогревало Элизабет, возбуждало дух соперничества, присущий ей от природы.

К тому же это был хороший способ избегать Джека Тэйлора.

Элизабет надела спортивный лифчик, пытаясь не обращать внимания на легкое волнение и злость, возникавшие при мысли о Джеке.

Ронни отказался удалить его, и Элизабет должна была принять это как данность. Джек лежал рядом с ней в тренировочной комнате на скамейке для пресса, его мускулы ритмично сокращались, подбородок был крепко сжат. Она ненавидела его. Его совершенное тело. Его физическую форму. Его чертовы успехи в бизнесе.

Элизабет начала обычные упражнения для разогрева, поднимая пятки к ягодицам, чтобы подогнать кровь к подколенным сухожилиям.

— У него лучшее тело, которое мне доводилось видеть, — восхищалась Карен прошлым вечером.

Ронни устроил для всех второй тест, и Джек присоединился к ним. Элизабет пришлось наблюдать, какая мощная у него четырехглавая мышца, как она напрягалась, когда он делал приседания. Мускулы спины связывались в узлы, потом растекались по телу. Элизабет видела, как подруги по команде пожирают его глазами.

— Ничего в нем нет особенного, — пробормотала она.

Те удивленно ахнули.

Элизабет включила тренажер, а Джек стал наблюдать за ней. Она сгибала и разгибала ноги, тем самым открывая и закрывая внутреннюю часть бедер, а Джек смотрел между ними.

— Открыть! — вопил на нее Ронни, как старшина на плацу. — Закрыть! Открыть! Ну давай, Элизабет. Открыть!

Прекрасно…

Элизабет выполняла команды, размахивая руками, краснея от ярости. Ее бросало в пот, она, с трудом пересиливая себя, старалась разводить бедра шире, пытаясь не показать этому надменному идиоту, какое впечатление на нее производят его игры. Настоящая сексуальная война. Если Ронни не выбросит его отсюда, то велика опасность, что Элизабет просто сломается. Вчера ночью она лежала целый час, томясь желанием, не осмеливаясь прикасаться к самой себе, опасаясь, что может быть хуже.

Элизабет выпила глоток воды из бутылки, потерла икры и подколенные сухожилия, потом открыла дверь номера. Отель жужжал, официанты готовили места в ужасной столовой, совали газеты под двери. На улице еще темно, дороги пустынны. Кровь Элизабет уже разогрелась, ей не терпелось побегать. На сорок минут она осталась наедине со своим телом, никто не спорил с ней, не командовал. Ей хотелось бы оказаться там, где снег.

Луиза и Хейди наверняка тренируются где-то в прекрасном месте, а она вынуждена болтаться в средненьком лагере. Она выбежала в фойе и застыла.

Джек Тэйлор стоял в адидасовских тренировочных брюках и олимпийской куртке с американской символикой.

— Что ты, черт побери, здесь делаешь? — сердито спросила Элизабет.

Джек медленно улыбнулся.

— Собираюсь бегать, Шерлок.

— А кто тебе сказал? Ронни? — Она оборвала себя. — Мне в общем-то все равно. Я бегаю сама по себе.

— Ну и хорошо. — Он приподнялся на носках, и это движение напомнило ей о лыжах. — Я знаю, что я тебе небезразличен, дорогая, но…

— Небезразличен? Да не смеши.

— Точно. Ты избегаешь меня с момента моего появления здесь. Я думаю, с твоей стороны не слишком хорошо так относиться к парню, спасшему тебе жизнь.

Элизабет вспыхнула.

— Ты сам тогда меня спровоцировал.

— Я? Спровоцировал тебя? — Джек пожал плечами и его красивый жесткий рот изогнулся в насмешливой улыбке. — Тем, что взял тебя на такую тяжелую пробежку? Я просто думал, что ты справишься, девочка, но, может быть, я ошибался. В общем-то я догадывался, что ты всегда боялась настоящего состязания.

Элизабет окатила его холодным взглядом.

— Ты могучий, Тэйлор. Ты скроен не для скорости, и все мускулы у тебя не приспособлены для бега.

— Так испробуй меня, — сказал Джек.

— О'кей. — Она уже мысленно переигрывала маршрут. — Мы начнем у Стацци, потом поднимемся на Хай-стрит. — Это означало две мили солидной работы на подъем.

— Годится, принцесса. — Джек даже не моргнул.

Она отвернулась от него, повернула направо и устремилась к оранжевой лужице неоновых огней под уличным фонарем. Ноги оторвались от асфальта и понесли.

За спиной Элизабет услышала удивленное хмыканье и тяжелый топот. Это он бросился догонять ее. Ему понадобилось четыре или пять секунд. Когда Джек догнал ее, Элизабет легко увеличила скорость.

— Ну что ж, Тэйлор, — холодно бросила она, — давай посмотрим, на что ты способен.

Через тридцать минут она покрылась потом; подъем наверх по прямой, потом по кривой. Элизабет работала на пределе своих возможностей, но она чувствовала, что и Джек страдает по-настоящему. Он действительно был слишком тяжел для спринта.

— Это называется «мышечная память», — тяжело дыша, сказал Джек, когда они наконец достигли Пэнтилз. В этот час город с домиками из красного кирпича и красивыми улицами в георгианском стиле казался совершенно пустынным и каким-то призрачным. Джек наблюдал, как Элизабет пролетает мимо бесчисленных сувенирных магазинчиков, антикварных лавочек, гордо закинув голову на длинной шее, как плавно двигаются тугие бедра.

— Это ты о чем?

— О твоей форме — как быстро она вернулась к тебе.

Даже если теряешь форму, то начинаешь не с нуля. Через пару дней будешь готова работать на снегу.

— Спасибо, тренер, — резко ответила Элизабет.

Ее раздражало, что этот упрямый ублюдок до сих пор не взмолился и не запросил о пощаде. Посмотрим, готов ли ты для снега сам. Еще полмили по этому подъему вверх!

Через четыре минуты она свернула с главной дороги на трек для мотоциклетных гонок. Доисторическое каменное образование выпирало из толстого слоя земли, окруженное песком. Настоящий гигантский плацдарм в центре Кента. Элизабет обычно прибегала сюда по утрам, но более легким путем. Небо над головой светлело. Розовые и золотые лучи зари пробивались с востока. Она заставила себя дышать ритмичней. Джек Тэйлор, бежавший позади нее, споткнулся о камень и упал. Воздух с шумом вырывался из его легких. Невероятно! Довести Джека до полного изнеможения — вот награда, к которой она стремилась.

Наконец-то этот тип получил сполна!

Не обращая на него внимания, она сильно потянулась и лишь потом повернулась к нему. Он все еще лежал, ухватившись за щиколотку.

— Что случилось?

— Болит. Черт, по-моему, перелом, — пробормотал Джек.

И тут чувство вины пронзило ее. Кто сейчас играет в такие игры? Если Джек сломал щиколотку, она вряд ли заживет до Олимпиады. А он шел на золотую медаль.

Значит, она украла у него возможность победы просто так, из вредности?

Элизабет вздохнула и опустилась на колени возле Джека.

— О, это я виновата. Мне очень жаль. — Она протянула руку и коснулась его ноги, но он сразу отдернул ее.

Глаза Элизабет наполнились слезами. — Ну можно хотя бы пощупать? Я очень осторожно, Джек…

Он кивнул, прикусив губу, и слегка вытянул ногу, чтобы подвинуться. Элизабет села рядом, коснувшись грудью его бедра, и обеими руками потянула.

— Осторожней, — пробормотал Джек.

Элизабет взяла его ногу, словно она была из яичной скорлупы, и стала осторожно исследовать. У нее оказались довольно опытные руки. Пальцы ощупали мускулы, кость, отыскивая опухоль.

— Мне кажется, все в порядке…

И тут Джек рванулся, обнял ее за талию и опрокинул на песок. Он прижался к ней губами, страстно целуя.

— Ублюдок! — завопила Элизабет.

— Грубо играешь, дорогая, ты чуть не убила меня.

С удивлением он заметил, что его рука гораздо толще ее бедра. А Элизабет как будто снова оказалась на горе: она прижималась к нему всем телом, вспоминая, что именно его невероятная сила спасла ей жизнь. Да, в офисе отца таких мужчин, как Джек, не было.

— Я приехал в Англию ради тебя, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Я искал тебя, Элизабет.

— Да неужели? Ну прямо жить без меня не мог? — спросила она, пытаясь вложить весь свой сарказм в этот вопрос. Но ей это не удалось.

Джек ухмыльнулся.

— Конечно, я могу жить без тебя. Но это не очень здорово.

Потом он снова ее поцеловал. Он покрывал легкими, нежными, сладкими поцелуями ее шею, лицо, уши, пока Элизабет не охнула и не прижалась к нему всем телом.

— Ну давай, — сказал Джек, поднимая ее на ноги. — Поедем обратно, иначе я займусь с тобой любовью прямо здесь.

В тот день она тренировалась в каком-то горячечном состоянии. В предвкушении счастья. Ей хотелось что-то доказать Ронни и поразить Джека.

— Прямо не могу поверить, — не слишком искренне восхитился Ронни, когда они стояли в очереди к буфету в ресторане «Альпийский вид». Элизабет положила в тарелку салат, жареную картошку, кусочек тунца. — Ты почти уже готова к старту.

— Должна признаться, не думала, что ты сумеешь подготовиться, — подпустила шпильку Жаннет, которая, как и другие девушки, перестала мечтать, что леди Лиз можно не считать претенденткой на медаль под номером один.

Угроза Ронни дошла до них, и Жаннет надеялась, что Элизабет выпадет. Сейчас же она собиралась заполучить медаль, а может, и самого Джека Тэйлора. Никто, конечно, не мог не заметить взгляды, которые эти двое бросали друг на друга весь день.

— Мышечная память, — сладко улыбнулась Элизабет. — Просто моему телу надо было кое-что напомнить.

— Ты здорово поработала, — улыбнулся Ронни, усевшись за стол. Ему нравилось, когда в команде чувствовалось недовольство друг другом — тогда дух соперничества взвивался на новую высоту. — Я думаю, ты готова и к тренировкам на снегу. Сегодня звонил Ганс Вольф из Лозанны. Он хочет видеть тебя в середине января.

Это означало забыть «Дракон». Да, из-за Нины Рот она нисколько не продвинулась, подумала Элизабет.

Может, пора забыть о своих неудачах?

— Ну что ж, замечательно, — ответила она.

Джек подошел к ней после ужина.

— Давай поедем куда-нибудь покатаемся.

Элизабет удивленно посмотрела на него, но Джек указал на ее комнату.

— Мы можем придумать что-нибудь получше, чем вот это. Разве нет?

Они прошли мимо Жаннет, стоявшей в вестибюле.

— Тренировка начинается завтра в шесть утра, — сообщила она, ревниво заметив, как рука Джека прошлась спереди по спортивной куртке Элизабет.

— Да, очень может быть, что она явится на нее, — ответил Джек.

Элизабет сдержала улыбку, но глаза Жаннет все равно недовольно блеснули.

Арендованный автомобиль стоял у дверей, гладкий, скользкий «мерседес». Элизабет нырнула на пассажирское сиденье, а Джек сел за руль. Ключи лежали в бардачке.

— Ну и куда мы? — спросила Элизабет.

Он улыбнулся.

— Увидишь.

Они выехали из города и направились в сторону Восточного Сассекса, то поднимаясь вверх, то спускаясь вниз по холмам. Джек спокойно вел машину, его не волновали узкие дороги и крутые неожиданные повороты.

Вечер был прохладный, чистый, звезды, как бриллианты, сияли на ясном небе; иногда кролики испуганно выскакивали на дорогу в свете фар. Элизабет даже увидела крыло белой совы на дереве прямо перед собой.

Он припарковался возле дома на краю деревни.

— Мое место уединения. Я останавливаюсь здесь, когда собираюсь на деловые встречи, связанные с лошадьми.

Джек вышел из машины, чтобы открыть ей дверцу. От его техасской галантности Элизабет слегка занервничала.

«Что-то со мной не так», — подумала она и вдруг отчаянно заволновалась, какое же впечатление на него производит. Ничего подобного у нее никогда не было ни с Жераром де Меснилом, ни с Карлом — вообще ни с кем.

— Входи.

Джек включил свет и впустил ее в дом. Красиво обшитые деревом потолки, витая лестница, уходящая на второй этаж. Элизабет повесила куртку на вешалку и прошла за ним в маленькую гостиную. Аккуратная стопка щепок, уголь и поленья лежали возле камина. Джек взял коробку спичек с каминной полки и стал разжигать огонь. Пламя вспыхнуло мгновенно.

— Ну и плут, — пошутила Элизабет.

Джек повернулся к ней и ухмыльнулся.

— Ну я не такой уж деревенщина. Что будешь пить?

Портвейн, шампанское?

Элизабет переминалась с ноги на ногу, когда он задергивал занавеску. Ей хотелось выпить, чтобы немного взбодриться.

— Ну, может, немного шампанского.

Пока он возился на кухне, Элизабет поднялась наверх. Ванная была покрашена в детский голубой цвет с желтыми нарисованными утятами, одинокая спальня была обставлена в стиле Лауры Эшли: вся в веточках цвета красного вина. Пара гантелей лежала возле большой кровати, покрытой одеялом из гагачьего пуха. Внезапно ее охватило ощущение счастья.

Элизабет спустилась вниз.

— Здесь очень мило, но совсем не похоже на тебя. , — А откуда ты знаешь, какой я? Ты ведь меня совсем не представляешь, — ответил Джек.

Элизабет немного оробела.

— Да я бы хотела узнать.

Джек наклонился и очень нежно поцеловал ее в губы.

Потом протянул ей кружку с щербинкой, до половины наполненную шампанским.

— Бокалов нет. По крайней мере это доказывает, что я вовсе не был уверен, что ты приедешь сюда.

Они пили шампанское, сидя у камина, Элизабет положила голову на изгиб его руки. Он не приставал к ней, и она понемногу успокоилась. Когда он наконец начал ее гладить, Элизабет обрадовалась и сразу ощутила желание. Они стали целоваться, сперва нежно, а потом все более страстно.

— Ну, ты готова? — прошептал Джек.

Элизабет кивнула, хотя все еще была слегка испугана. Он взял ее голову и поцеловал в волосы.

— Милая, я умирал по тебе с первого момента, как увидел. Но я не сделаю ничего против твоей воли.

Она улыбнулась и протянула ему руку.

— У меня на уме кое-что получше. — Он поднял ее на руки так легко, будто она была из ваты, и понес вверх по лестнице.

Глава 21

Снег толстым слоем покрывал маленький садик. Улица превратилась в сплошное месиво. Нина вышла и включила сигнализацию. До сих пор она испытывала волнение: подумать только, у нее трехэтажный дом с двумя спальнями за девяносто тысяч долларов, ее первая собственность.

Благодаря рекомендациям Тони она получила кредит под небывало низкий процент. Ее прежняя милая квартирка перешла кому-то из младших сотрудников. В подарок на Рождество Нина получила бриллиантовое ожерелье и серьги, которые она собиралась продать через некоторое время.

— Я не отмечаю Рождество, — сказала она, когда он подал ей коробочку.

Тони ничуть не смутился, — Теперь будешь.

Глядя на изумительный холодный огонь, которым горели камни, Нина думала, как легко было бы сказать:

«Счастливой хануки». Но это ведь Тони, он не отступит ни на дюйм, ни ради кого.

Нина села в свой «гольф» и влилась в уличный поток. По-британски долгие и пьяные праздники прошли, наступил новый год, и, казалось, столица наполнилась свежей энергией, будто и не потеряла отчаянно много времени. Нина провела свободные от работы дни в библиотеке Британской медицинской ассоциации. Она знала, Фрэнк, Карл и другие коллеги считают ее сумасшедшим трудоголиком. Как знала и о том, что они презирают ее за столь подозрительно быстрое продвижение вверх.

Старший менеджер в таком юном возрасте? Конечно, никто ничего не сказал «новой кэрхейвенской подстилке», но холодность определенно чувствовалась.

Она включила радио, пересекая Кингз-кросс-стэйшн.

Сообщали печальные новости о наводнении близ города Йорк, о том, как застрял в снежной буре в Уэлше пассажирский поезд, говорили о Фолклендах. Безработица шла в гору.

«Если даже я кого-то раздражаю, то меня это не трогает», — думала Нина. Но ситуация складывалась иначе.

Младшие сотрудники, которые мели хвостом перед Лиз Сэвидж, стали лебезить и перед ней. А это жгло, как клеймо. Ирония заключалась в том, что Нина на самом деле заслуживала продвижения. Работая день и ночь, она нашла решение обеих проблем Тони.

В последний раз она виделась с ним в канун Рождества в апартаментах клуба «Сент-Джеймс». Прежде чем вернуться в замок, он снова хотел с ней увидеться. Нина была польщена тем, как сильно он по ней соскучился, но чувствовала себя неловко из-за рождественского подарка. Она приняла подарок, а потом и Тони, оседлав его в кровати и чуть не насильно овладев им. Тони, конечно, сам спровоцировал ее. Он был хорош в постели, очень опытен, он возбуждал ее, но все равно уже было не так, как в первый раз. Не так здорово, как тогда, в Дублине, Дублин стал кульминацией для многого в ее жизни, как теперь понимала Нина. Там сошлись ужас и страсть, злость на мир, от которого она была отрезана своим происхождением, ненависть к Элизабет, заставлявшей Нину постоянно помнить, что она ничто, просто белое отребье. Нина вскинула подбородок и включила «Радио — 1».

Да пошли они все к черту! Ты заслужила продвижение, за что бы ты его ни получила. Из динамиков вопила группа «Полис»: «Мы духовное начало в материальном мире!»

Нина постукивала пальцами по рулю в ритм песне. Аминь.

У Тони тоже были свои проблемы.

— Они и тебя втянули, — сказал он, потянувшись через ее груди к хрустальному бокалу на столике. Зеленые глаза смотрели ласково.

— Это как?

— Да я о моей дражайшей дочери. Она думает, мы душим ее творчество. А если сказать точнее, что ты это делаешь. Ты душишь. С тех пор как она приехала из своего чертова тренировочного лагеря, она устраивает мне веселенькую жизнь. — Лицо с тонким орлиным носом напряглось. — Она очень агрессивна, настойчива. Она требует уволить тебя.

Нина резко выпрямилась. Шелковая рубашка соскользнула до пояса.

— Что?!

— То, что слышала. — Его забавлял ее гнев. — Она говорит — ты никогда не обращала внимания на ее работу.

— Но ведь она ничего не делает. Я просила ее заняться маркетингом в больницах. А она является с какими-то рекламными фокусами про аспирин.

— А ты хоть смотришь на то, что она приносит?

Нина вскипела от негодования.

— Черт побери, да нет же! , Я работаю в отделе новой продукции. Мне надо знать рынок. Факты. Она должна отчитываться передо мной. Делать то, что я прошу; Мне не нужен еще один Чарлз Саатчи10!

— Ты бы могла постараться к ней приспособиться. У нее хорошо получается на лыжах, в этом году она участвует в Олимпийских играх. Лиз поговаривает, что поднимет шум в прессе. Будет давать интервью.

— А ты не хочешь?

— Этого не должно произойти, — сказал Тони; его голос стал похож на шелк, обволакивающий острое лезвие. Зеленые глаза потемнели, от этого взгляда Нину пробрала дрожь. — Осчастливь ее, дорогая. Почему бы нет?

Сгладь все, в конце концов она моя дочь.

Нина соскользнула с кровати, пока Тони вынимал сигарету из серебряного портсигара с монограммой, и направилась в душ. Она была в ярости. Она рассчитывала, что он закроет перед носом Элизабет дверь в офис. А теперь эта высокомерная телка хочет ее свалить? Она не понимала Сэвиджа. Он всегда говорил об Элизабет со страстной нелюбовью. А сейчас приказывает Нине все переиграть. Может, и правда голубая кровь гуще?

Нина повернула машину на новое место на стоянке.

Ближе ко входу в здание. Краска, которой было написано ее имя, блестела свежестью. Да, здесь у нее уже хватает врагов. Элизабет стоит во главе этой своры. Они растерзают ее на части, эти бешеные собаки, если Тони снимет свою оберегающую руку с ее плеча.

Нина взяла тонкую папку с заднего сиденья. К черту их всех. Если она не может заставить их полюбить себя, она по крайней мере наладит с ними хорошие отношения.

— Лови! — Джек кинул коробочку через всю комнату, и Элизабет быстро поймала ее. — С такой реакцией только в бейсбол!

— В крикет. — Элизабет улыбнулась, разворачивая обертку. — Бог ты мой! Это что, еще подарок? Так Рождество уже закончилось. Уж не хочешь ли ты сказать, что не заметил этого?

Она раскрыла коробочку и нашла подвеску в виде платиновой лыжи на длинной цепочке.

— Джек, как забавно!

— Это не забавно, а романтично. Смотри. — Он вынул из кармана вторую лыжу. — Эту я оставлю себе. Вторую половину. Я подумал, это лучше, чем сердце или еще какая-нибудь дешевка за шесть пенсов. Подарок на прощание.

Элизабет подпрыгнула на кровати и поцеловала его.

— Мне так нравится. — Она хотела сказать: «Я люблю тебя», но не осмелилась. Для мужчин это признание равноценно другому: «У меня менингит». И они быстро сматываются. — А что ты имеешь в виду — на прощание? Скоро ведь начнутся тренировки на снегу.

Джек взял цепочку, накинул на шею Элизабет и быстро застегнул. Она снова удивилась, как такой большой парень может быть настолько ловким.

— Мне надо вернуться в Техас. Проверить лошадей и выяснить про новые заказы.

— О, — нахмурилась Элизабет. — А это не может подождать? Неужели ты не хочешь еще побыть со мной?

Как только начнутся тренировки, мы будем заняты, и все эти официальные лица вокруг…

— Бизнес. Я должен ехать.

— Ты не должен ехать, ты хочешь ехать. — Элизабет разозлилась. Они ждали этого так долго, а что вышло? Несколько дней до Рождества и несколько после. Его успех в бизнесе действовал на нее как красная тряпка на быка. Он снова подтверждал печальный вывод — ее собственные грандиозные деловые начинания кончились ничем.

— Слушай, ты ведь хочешь поработать в «Драконе»?

Правда? Ты ведь заставила своего старика взять тебя, значит, можешь на что-то рассчитывать. — Джек кинулся на пол и стал отжиматься.

— Ты прав, — сказала Элизабет.

Это на самом деле так. Она заставила отца взять ее, у нее хватило на это сил в тот раз, хватит и сейчас, а если эта выскочка Нина Рот намерена ей помешать, она вообще заставит отца уволить ее. Если ты чувствуешь силу и ею не пользуешься — какой в ней смысл?

Нина отправилась к Тони, как только пришла на работу. Его секретарша миссис Перкинз попыталась задержать ее.

— Вы записаны на прием, мисс Рот? — Она сделала вид, что проверяет свои записи. — О Боже, я боюсь, вас здесь нет.

— Я не подавала заявки.

— Значит, вам не назначено время? Тогда вы не сможете увидеться с ним сейчас.

— Он сказал, что я могу зайти в любой момент, — ответила Нина, пытаясь улыбнуться.

Миссис Перкинз посмотрела на нее с превосходством привратника, облеченного некоторой властью. Я, мол, все про тебя знаю, проститутка. Может, у нее самой были виды на Тони. Нина намеренно поддернула манжет рукава, чтобы сверкнули золотые часы от Картье, усыпанные бриллиантами, — еще одна игрушка, которую Тони подарил ей и которую она никогда бы не смогла купить на свою зарплату.

Миссис Перкинз побелела. «В самое яблочко, — мстительно подумала Нина, — а может быть, именно тебя он посылал купить эти часы, старая перечница».

— Лорд Кэрхейвен очень занят. Он никого не хочет видеть, если встреча не назначена заранее.

— Миссис Перкинз, — сладким голосом сказала Нина, — у меня мало времени. Я боюсь, мне придется настоять, чтобы вы позвонили ему и сказали, что я здесь.

Нина понимала, что в глазах секретарши она просто нахальная американка, но пусть знает: Нина Рот — старший менеджер компании, а сама миссис Перкинз — всего-навсего секретарша. Нина заработала свое положение и не собиралась его уступать.

Бледность миссис Перкинз сменилась румянцем, на щеках зажглось по красному пятну, похожему на клубничину в сметане. Но все-таки она нажала кнопку.

— Извините, милорд, но мисс Рот настаивает, чтобы я вас побеспокоила.

— Нина? Замечательно. Пропустите ее ко мне, миссис Перкинз.

— Он примет вас, мисс Рот, — сообщила миссис Перкинз; в ее голосе отчетливо слышалось раздражение.

Нина насмешливо подмигнула ей, открывая дверь в кабинет босса.

Тони стоял у окна, глядя на реку, блестевшую под январским солнцем. Он повернулся к Нине, глаза скользнули по бледно-голубому жакету и зеленой шелковой юбке, по туфелькам без задников и по прозрачным, почти незаметным чулкам от Вулворда. Он осматривал ее неторопливо и спокойно, как свою собственность. Нину это возбуждало и раздражало одновременно: он мысленно раздевал ее и оценивал, как мальчик — любимую игрушку.

— Тебе нравится новое место на стоянке? Я смотрю, ты надела часы. — Он улыбнулся. — А сережки?

— Слишком много украшений, на работе это неприлично.

— Но я хочу, чтобы ты пришла в них. Надень завтра. — Тони указал на бумажки, которые она принесла с собой. — Что это?

— Я думаю, кое-какие ответы я нашла. По средству для похудения. И насчет леди Элизабет тоже, — сказала Нина.

— Молодец, девочка, — потеплевшим голосом похвалил Тони.

Когда Элизабет вернулась в офис, все искренне приветствовали ее. Она улыбалась, расспрашивала коллег про минувшее Рождество, но ощущала внутреннюю пустоту.

Джек действительно быстро улетел, оставил ее, теперь она не увидит его несколько недель. А потом начнутся трудные тренировки перед Олимпиадой и сами Игры. Она нервничала. Шел восемьдесят второй год, год Олимпиады11. Эти проклятые кольца появились везде: на батончиках «Марс», на баночках кока-колы, в газетах, на телевидении, и везде Элизабет видела свой собственный профиль. Вместе с Джейн Торвил и Кристофером Дином она была реальным претендентом на олимпийское золото. Элизабет подумала, что Хейди и Луиза, должно быть, соответственно высказываются по этому поводу. Хейди была трижды чемпионкой мира и только в прошлом году потерпела поражение. Вдобавок она швейцарка и катается на лыжах всю зиму. Короче говоря, все вокруг желали Элизабет удачи, поддерживали ее и относились к ней с благоговейным уважением, что тяготило девушку. Было невероятно трудно сосредоточиться на чем-то еще, но Элизабет знала, что должна: если она не сумеет выжать из отца-ублюдка хоть что-нибудь сейчас, то ей уже никогда этого не суметь. Выиграть или проиграть. К Пасхе Олимпиада закончится, она должна вернуться домой в каком-то качестве.

Она взяла справочник внутренних телефонов и принялась листать, чтобы проследить за продвижением Нины Рот. Да, положение изменилось. Сейчас ее телефон начинался с цифры пять. Элизабет нахмурилась. Пятерка означала собственный офис.

— Эй, Том, а что, Нина Рот теперь в другом отделе?

Том показал на потолок.

— Она продвигается только наверх. Пока тебя не было, она далеко ушла. Сейчас у нее собственный кабинет, помощник. Своего рода рекорд.

«Ни в коем случае», — сердито подумала Элизабет.

— Ты шутишь, да она здесь без году неделя!

Том кивнул.

— Да, мальчики из отдела новой продукции тоже не в восторге.

— Но почему? Ради Бога, что такого великого она совершила?

Элизабет вдруг заметила, как бедный Том покраснел и опустил голову. И тут до нее дошло.

Ну конечно! Она всегда была близка к папаше. Значит, сейчас еще ближе. Новая проститутка в гареме. Ясно, она без всяких усилий теперь поднимается вверх по лестнице. Стоит признать, это единственное, за что отец всегда вознаграждал женщин. Или, как в случае с Моникой, за то, что та никогда не поднимала шума из-за похождений мужа. Ему, наверное, надоели девицы в жемчугах, ехидно подумала Элизабет. Теперь он перекинулся на женщин-карьеристок? Да что за дела у него с этим большегрудым роботом?

Но что бы там ни было, ни отцу, ни Нине она не позволит встать у нее на пути.

Телефон на столе Элизабет громко зазвонил. Она сняла трубку.

— Элизабет — , это ты, дорогая? — Девушка напряглась.

Отец. В приятные интонации вкрапливались ехидные нотки. Он всегда так с ней разговаривал. Почти все Рождество она каталась на лошади по замерзшим полям имения Кэрхейвенов, подолгу гуляла среди скалистых холмов, чтобы оказаться подальше от этого проклятого голоса. — Ты не могла бы подняться ко мне в офис? У нас с Ниной Рот есть к тебе интересное предложение.

В зеркале, вправленном в двери лифта, Элизабет изучила свое отражение. Блестящие волосы свободно падали на кашемировый жакет цвета ирисок. Она надела к нему подходящую по цвету твидовую юбку. И еще туфли на низком каблуке и самые тонкие, какие только бывают, колготки. Предолимпийские сборы вернули ей былую форму, она снова влезала в двенадцатый размер. Ослабевшие было ноги и ягодицы окрепли, прямая спина прибавляла роста и стройности, золотой браслет болтался напевом запястье, а платиновая лыжа, подаренная Джеком, поблескивала сквозь шелковую блузку кремового цвета. Элизабет была без косметики — коже вернулись естественные здоровые краски.

Двери лифта зашипели, открываясь, Элизабет вышла и увидела миссис Перкинз, которая расплылась в подобострастной улыбке.

— Леди Элизабет, как приятно вас видеть! Как вы замечательно выглядите… Хорошо провели Рождество? .Много тренировались, я думаю?

Элизабет великодушно улыбнулась, поболтала с ней, но сердце ее громко стучало. Она чувствовала себя так же, как перед началом соревнований. Нина и Тони. Вместе. Нужно ей все это? Неужели ей предстоит сейчас схватка?

— Нет, нет, входите, леди Элизабет. Он, конечно, ждет вас, — щебетала миссис Перкинз.

Элизабет пересекла приемную отца, бессознательно потирая кольцо, его подарок на Рождество. Все дети Сэвиджей получали такие в двадцать один год. Тяжелые, золотые, с фамильным гербом. «Я по крови имею на это право, — подумала Элизабет, усмиряя свой гнев. — Он не может оттолкнуть меня».

Она вошла в кабинет Тони.

Нина стояла у стола, прислушиваясь к разговору Элизабет и миссис Перкинз за дверью. Миссис Перкинз говорила почтительно, почти лебезила. «Ну что ж, в конце концов Элизабет — знатная особа, а я только на подхвате», — цинично подумала Нина.

Тони сразу же встал, как только дочь переступила порог, подошел к ней и поцеловал в щеку. Нина изобразила улыбку, наблюдая за ними. Боже. Посмотрите на эту высокомерную телку! И эта девчонка хочет лишить ее работы! Замок. Школа хороших манер в Швейцарии.

Охотничьи балы. Твидовые юбки!

Граф и Элизабет приветствовали друг друга, целуя воздух возле щек, говорили дружеские слова, но от церемонии веяло напряженностью. Нина заставляла себя сохранять на лице улыбку.

Тони сделал знак девушкам сесть.

— Элизабет, дорогая, у Нины есть идея.

Глава 22

— Леди Элизабет, — Нина едва не задохнулась, произнося титул и имя, — вы помните, отдел новой продукции работал над медицинским средством Би — 28?

— Средство для похудения, — уточнила Элизабет.

— Да Оно лопнуло, но исследования дали некоторые побочные результаты.

— В число компонентов средства входили витамины, — объяснил Тони, — они предназначались для компенсации недостающих питательных веществ, которые не попали бы в организм человека из-за отсутствия аппетита. Би — 28 не выдержало испытаний на токсичность, что означает отравление…

— Папа, я знаю, что такое токсичность.

Папа! Нина быстро заговорила, чтобы скрыть свое раздражение.

— Витамины — это еще одна великая вещь, которую можно продавать. Вместе с бутылками минеральной воды и всем остальным они станут хитом восьмидесятых. Мы надеемся, что вы можете нам помочь.

— Я тоже так думала, но всякий раз, когда я приходила с какими-нибудь идеями — с любыми, — вы отказывались даже взглянуть.

Элизабет выдержала взгляд американки и увидела, как вспыхнули темные зрачки; жгучий гнев в них стал приправой в пышной красоте Нины Рот.

Наступила пауза. Элизабет заметила, как Нина посмотрела на Тони, но лицо отца осталось непроницаемым.

— Да, леди Элизабет. Я понимаю, должно быть, я действовала слишком нетерпеливо, — медленно проговорила Нина и опустила глаза, явно негодуя.

— Но ты могла бы нам очень помочь с новыми таблетками, которые мы запускаем. — Голос Тони звучал спокойно. — Люди, сама знаешь, хотят иметь универсальную пилюлю, от всего. Раньше было трудно дать им такую.

— А что, сейчас она есть?

— Мы сумели соединить железо и кальций, — сказала Нина Рот. — Обычно кальций препятствует усвоению железа, а новая таблетка решает эту проблему. Вы прекрасная кандидатура для продажи такой пилюли. Рекламную кампанию легко соединить с вашей карьерой лыжницы. Видите ли, мы думаем назвать ее «Золото Дракона». По аналогии с «Золотом Олимпиады». Вы олимпийская надежда и чемпионка мира, ваше лицо — самое подходящее для торговой марки.

— Так вы хотите, чтобы я рекламировала ее?

— Только если в печати, Элизабет. Я думаю, телевизионная реклама — это несколько вульгарно, — заметил отец. — Ты также будешь отвечать за проведение всей кампании, будешь разрабатывать ее план, создавать образец для тиражирования, продавать, проверять счета.

То есть будешь делать абсолютно все.

Элизабет ощутила, как пальцы сжались в крепкий кулак. Удивительно, что способен сделать легкий шантаж, подумала она. Но предложение отца и Нины Рот звучит неплохо. Она будет контролировать все. Элизабет изо всех сил старалась не выдать бурной радости, распиравшей ее.

— Таблетка золотистого цвета?

— Желтого, из-за каротина, — объяснила Нина.

Элизабет раздражала ее покровительственная манера говорить. Она, может, и не такая лабораторная крыса, как Нина Рот, но и не безмозглая курица. Нина думает, что она одна может шевелить мозгами.

— Ну что скажешь, дорогая? — спросил граф. — Это дело по твоим способностям?

— Да, — согласилась Элизабет. — Если у меня на самом деле будет полный контроль над проектом. — Она подалась вперед и с вызовом взглянула на Тони.

«Она не принимает меня в расчет», — подумала Нина.

— Конечно, — сказал Тони.

— Если я буду вести это дело, то не должна докладывать Нине.

Нина сидела спокойно, но гнев пожирал ее изнутри, как огонь горючее. Она не сомневалась, что Тони поддастся: единственное, чего он хотел, — спокойной жизни.

Если даже при этом надо унизить Нину, он не задумается. Она посмотрела на Элизабет — с прекрасной осанкой, холеную, одетую так, как одеваются в высших кругах, с твердым взглядом.

— Ну конечно, Нина не будет этого касаться, она занимается текучкой, руководить тобой станет Дино Винченцо. В конце концов он отвечает за маркетинг.

— Мне подходит, папа. Впрочем, было бы неплохо, если бы я во всем подчинялась Дино. В будущем.

Нина прикусила нижнюю губу. Кэрхейвену не понравилось заявление дочери. Нина почувствовала, как босс разозлился, но он всегда в первую очередь придерживался практических соображений.

— Как хочешь, — кивнул Тони.

— Тогда договорились.

«Элизабет резко встала, еле заметно поклонилась Нине и пожала отцу руку.

— Ну что ж, на сегодня все, — сказал он, как бы заканчивая совещание.

Нина вышла в коридор и остановилась рядом с Элизабет, ожидая лифта. Интересно, слышала ли миссис Перкинз их разговор, и если да, то с каким победным видом она встретит ее в следующий раз, когда она придет в офис Тони!

Элизабет ступила в лифт. Нина вошла следом.

— Знаешь ли, для меня это просто прекрасный вариант. У меня столько работы, что лишиться хотя бы одного дела — настоящее облегчение.

Зеленые глаза леди Элизабет остановились на ней.

— А никто не спрашивает, хорошо тебе от этого или плохо, — отчетливо проговорила она.

— Да, конечно. — Нина не могла удержаться и добавила:

— Я же не бегаю к папочке с просьбой все утрясти.

Я не работаю время от времени. Я действительно работаю и зарабатываю на жизнь.

— Ну, особенно выматываться, как я понимаю, тебе не приходится, — насмешливо бросила Элизабет. — Кроме тех моментов, конечно, когда ты прыгаешь в постель к своему любовнику. Вот почему он дает тебе настоящую работу, дорогая. Отец не из тех, кто великодушен с женщинами вообще, а только с теми, кого хочет затащить себе в постель. Так что это единственная причина твоего успеха.

— Ты, глупая, избалованная корова! — не выдержала Нина. — Да ты понятия не имеешь, каков мой успех!

Просто в этой чертовой компании мои мозги — самые лучшие!

— Ну конечно, лучшие. Чтобы выполнять спецзадания отца. — Элизабет протянула руку и нажала кнопку временной остановки. — Но не строй иллюзий, Нина.

Ты никогда не заменишь мою мачеху. Ничего особенного ты собой не представляешь. Девицы вроде тебя приходят и уходят. Ты просто его очередная игрушка.

— А на тебя ему вообще наплевать. Он сегодня пошел у тебя на поводу, только чтобы заткнуть твой маленький рот.

Элизабет улыбнулась.

— Ты думаешь, мне об этом надо говорить? Ты полагаешь, меня это волнует? У меня просто есть права на компанию. Я использую свой шанс, чего бы мне это ни стоило. Хотя, конечно, ты выболтаешь ему мои слова сразу, как только окажешься у него в постели.

— Нет, сука! — резко бросила Нина. — Я сама могу о себе позаботиться!

— Я тоже. — Элизабет нажала кнопку» ход «. — Я могу и тобой управлять. Я только что это сделала. Не правда ли?

Ну а сейчас я помчусь к Дино, теперь он мой новый босс.

— Поберегись, детка, — пригрозила Нина.

Элизабет рассмеялась.

— Вот уж не думаю. Я не ровня тебе. И вообще кончай эту мелодраму, ладно? Ты ведь в Англии.

Лифт мягко качнулся и встал, двери с шипением открылись.

— После вас, миледи, — тихо сказала Нина.

Элизабет повернулась к ней и одарила яркой улыбкой.

— О, меня можно называть Элизабет, Нина. Мне нравится фамильярность с коллегами.

И она пошла к отделу маркетинга. Кашемир и твид слегка шуршали, длинные, медового цвета волосы аккуратно лежали на спине и поблескивали. Элегантная походка — результат уроков хороших манер и частных уроков танцев. Ярость ударила Нину, будто кулаком в живот.

« Я, может быть, и в Англии, но играю по правилам Бруклина. А ты, девушка, получила первое и последнее предупреждение «.

Нина села за стол и рассеянно включила компьютер.

Мыслями она была уже в Швейцарии и думала, на чем бы ей сломать леди Элизабет.

— Итак. Расскажите подробней о вундеркиндах, которых вы открыли, — попросил Фрэнк Стонтон.

Нина забросила ногу на ногу и откинулась в кресле.

Леди Элизабет улетела в Швейцарию, никто больше не смел отравлять ей жизнь в» Драконе «. Она была в костюме от Шанель, в туфлях на каблуках от Гуччи, бриллианты, подаренные Тони, сверкали в ушах. Швейцарская команда, которую она нашла, — это хороший бросок в баскетбольную корзину. Прямо сейчас она могла со спокойной совестью встречаться лицом к лицу с Генрихом Понтером, Доном Хэдли и другими.

На секунду Нина вдруг вспомнила испуганную, в полном отчаянии девочку, какой она была всего три года назад. Что ж, та девочка умерла. Она убила ее. Сама. Власть, которая у нее сейчас в руках, стоила того, как и язвительных, злобных взглядов Элизабет, Тома, всех остальных.

— Я нашла тех, кем можно заменить Стила и Рипли. — Нина подтолкнула по столу бумаги. — Доктор Генри Нэймет, доктор Лилли Холл и четыре их технических сотрудника работают в Цюрихе. Они трудятся вне штата, выполняют специальные задания фармацевтических гигантов и биотехнических компаний. Они занимаются моделированием сложных систем с помощью компьютера. Доктор Холл — биохимик, а доктор Нэймет — специалист по компьютерам. Процентное соотношение успехов и неудач хорошее.

— Но нас интересует средство для похудения, мисс Рот, — возразил Генрих Гюнтер, — в ваших бумагах есть ссылки на кардиопрепараты, на респираторные…

— Ну если бы у них уже было средство для похудения, зачем вообще созывать эту встречу? — Нина ответила намеренно дерзко. Рискнула. И увидела удивленный блеск в глазах Тони. — Причина, по которой я предлагаю привлечь их к сотрудничеству с нами, заключается в том, что они уже проделали интересную работу с животными. Лекарство под названием» Лептэйт» вызвало снижение веса у свиней.

Наступила тишина. Свиньи, конечно, не люди, но тоже млекопитающие.

— А почему на них до сих пор не натолкнулась «Ай-Си-Ай»?

— Только потому, что они не изучили достаточно тщательно медицинские разработки для животных. Я так думаю А мне пришло в голову заняться этим во время каникул.

«Вот вам! — подумала Нина, стиснув под столом в кулак наманикюренные пальцы. — Теперь они перестанут меня презирать. Должны перестать. Они же не способны даже мысленно сделать шаг в сторону от проторенной дороги. Они однобокие. Узколобые. А я одним движением мозговой извилины подвела их почти к самой цели».

— Ну, тогда надо поторопиться. А то кто-нибудь еще на них наткнется.

— Согласен. — Фрэнк Стонтон кивнул и посмотрел на Тони.

— И я. — Герр Гюнтер, почуяв, куда дует ветер, решил не отставать от других.

— Моя дочь будет там заниматься запуском новой продукции. Кстати, она участвует в Олимпиаде, а это прекрасное прикрытие. Нина тоже поедет в Швейцарию, якобы для решения вопросов с продажей и транспортировкой готовой продукции, но на самом деле она будет вести переговоры с Холл и Нэйметом.

— Замечательно, сэр! — восхищенно воскликнул Джеральд Джеке.

— Да, — согласился Гюнтер. — В этом никто не сможет усомниться.

— Ну, тогда все решено, — улыбнувшись, подвел итоги встречи Кэрхейвен.

Собрание закончилось. Нина наблюдала, как все поздравляют Тони. Генрих Гюнтер бросил на нее мрачный взгляд, что следовало расценить как самый большой комплимент, которого она удостоилась за всю проделанную гигантскую работу. Она сердито взглянула на Тони. Почему он захотел украсть ее идею? Перехватить лавры?

Граф посмотрел поверх кучки придворных, окруживших его, и поймал ее взгляд. Он слегка нахмурился, но Нина опустила глаза. Ему не нравился ее протест. «Я все-таки босс, — читалось в его взгляде. — И не смей раздражать меня».

Нина шла через отдел маркетинга в пять часов вечера, держа в руках папку с материалами по «Золоту Дракона». Сотрудники отдела рекламы, их секретарши бросали на нее недоброжелательные взгляды и умолкали, когда она проходила мимо их столов.

Нина остановилась перед закутком Элизабет, думала, что он заклеен ее фотографиями с медалью в руке или снимками со страниц «Татлер». А может, даже фотографиями Джека Тэйлора. До Нины дошли слухи, что они встречаются. Один спортсмен из богатого семейства крутит любовь с другим таким же. Ну просто идиллия.

Тони это вдохновляло, и Нина понимала почему. Элизабет выйдет замуж, уедет в Техас, станет давать обеды, благотворительные балы, как положено великосветской даме. Постоянный раздражитель исчезнет. Но стены закутка были увешаны рекламой. Нина узнала все до единой. Может быть, чужие успехи помогали юной леди сильнее желать достижения собственных? Элизабет подняла глаза. Длинные волосы собраны сзади бархатной лентой. Лицо казалось до смешного свежим, как у школьницы.

— Я принесла материалы по новому продукту, Элизабет.

— Материалы? О, спасибо. Но они у меня уже есть.

Миссис Перкинз постаралась, чтобы я получила их поскорее.

Нина пожала плечами.

— Вообще все, что мне надо для работы, я получаю от отца, — добавила Элизабет. — Тебе незачем беспокоиться.

— О'кей, — ответила Нина.

— Я слышала, ты тоже едешь в Швейцарию. Может, ты и на лыжах катаешься? Хочешь посмотреть Олимпиаду?

— Спасибо, но я думаю, что буду занята. — Нина помолчала. — Пожалуй, я стала бы болеть за Ким Феррел и Холли Гидеон. Это ведь наши девушки, да? А если не за них, то за Луизу Левьер и Хейди Лоуфен, швейцарок. Когда тебе все равно, то уж лучше поддерживать представителей страны-хозяйки.

Зеленые глаза леди Элизабет смотрели на Нину со сводящей с ума холодностью.

— Боже мой, ну какая же я глупая! Ты ведь такая профессионалка. Все работа, работа, работа. Конечно.

Иначе как бы ты могла так блестяще двигаться все выше и выше! У тебя очень хорошие сережки, они кажутся довольно дорогими.

— Я заработала их, — сказала Нина.

— Я так и думала, — парировала Элизабет.

Нина развернулась и пошла прочь. Она не хотела, чтобы эта богачка заметила ее раздражение. Ей хотелось бить по глупому, наглому, маленькому личику, бить до тех пор, пока из ушей не польется кровь. «Черт побери!

Я работаю почти с семи лет, и мне надо было приехать в Англию, чтобы какое-то ничтожество с голубой кровью называло меня в лицо проституткой».

В офисе Нины стояла благословенная тишина. Она огляделась. Мягкие ковры цвета голубиного крыла. Ортопедическое кресло, стол и самый лучший компьютер.

Она — старший менеджер с собственным секретарем и двумя факсами.

«Я заработала это, — подумала она бесстрастно. — Я заработала».

Стену напротив стола украшала большая квадратная фотография. Нина выбрала черно-белый снимок Патрика Демарчельера, изображающий уличную сценку в Бруклине. Фотография напоминала тот старый район, в котором когда-то жила Нина. Бедность, везде бедность.

Когда Нина смотрела на этот снимок, ее сердце укреплялось, она отбрасывала все оскорбления, все сомнения.

Джефф Глейзер. Насмешки детей в школе. Ее толстый отец, рыхлой кучей осевший в кресле перед телевизором.

Нет, никогда, такого больше никогда не будет! Сейчас она сидит здесь, одетая в костюм от Шанель, и готова выдержать грязные взгляды, ей плевать на них. Они ее не трогают.

Глава 23

Тони Сэвидж лежал на спине и наблюдал за Ниной.

Он чувствовал себя прекрасно. Ультрасовременный японский декор отеля «Холкин» абсолютно совпадал с его настроением. Он спокоен, ничем не раздражен. Он поздравил себя с хорошим приобретением. Девчонка действительно находка. С неординарными мозгами и с неуемными претензиями. Лучшая подстилка, которая у него когда-нибудь была.

Он вспомнил о Камилле Браунинг с ее визгливым голосом и прилипчивостью. Теперь она казалась ему столь же волнующей, как мычащая корова. Нина — совсем другое дело. Она зажигала его моментально. Нина Рот скорее умрет, чем станет цепляться за что-нибудь. Тони рассматривал ее мягкое тело, белые, как сметана, бедра, на которые она сейчас натягивала трусики. Простые хлопчатобумажные из магазина «Маркс энд Спенсер». У Нины лучшая грудь, какую ему когда-либо доводилось видеть.

Такие мягкие формы и американское тяжеловесное мышление. Отличное сочетание. Тони понимал, в «Драконе» знают, что он спит с ней; это вызывало у многих зависть. Генрих, например, стоило Нине повернуться к нему спиной, смотрел на нее как голодная собака. А недавно он перехватил взгляд коридорного: тот уставился на ее зад, как будто мог что-то разглядеть сквозь платье. Тони это нравилось. Он любил, когда мужчины, менее значительные, чем он, распускали слюни перед тем, чем он обладал., — Мой самолет в полдень, — сказала Нина. — Я сейчас еду домой собирать вещи.

— А браслет ты берешь с собой?

Эту безделушку он купил ей сегодня вечером. Серебро с опалами и сапфирами.

— Да нет. Я не собираюсь расхаживать по вечеринкам.

— Я хочу, чтобы ты взяла, — заявил Тони.

Нина нахмурилась. Она ненавидела такой тон. Украшения, которые поначалу она так любила, стали раздражать. Нина не могла понять причину.

— Я потрудился, чтобы купить его тебе. Почему ты не хочешь брать?

— Ну что ж, возьму, — согласилась Нина после паузы.

— Тони улыбнулся. Нина очень чувствительна к цветам, сердечкам. Ну и прекрасно. Но он отвечает за нее.

Что хорошо в этой малышке — так это ум и характер. Но она еще слишком молода, чтобы по-настоящему понимать суть вещей. С каждой хорошей идеей она бежит прямо к нему. Он вообще обратил внимание, что женщины очень часто так поступают. Вбили себе в голову мысль о преданности делу, поверили, что усердный труд вознаграждается. А сколько кровавого пота проливается в каменоломнях? И разве такой труд достойно оплачивается? Результаты. Вот главное. Нина и впредь станет дарить ему свои самые ценные мысли и радоваться, испытывать к нему благодарность за то, что он дает ей возможность занимать пост менеджера средней руки.

Украшения — дело хорошее, незачем ей становиться слишком независимой.

Недавно Нина показалась ему немного вялой в постели. Вначале она была более страстной. В последнее время на нее что-то нашло. Но Тони был опытный мужчина и знал, как преодолеть первое нежелание. Его же страсть к ней была все еще в полном расцвете. Он не собирался отпускать ее, что бы там ни случилось.

— Хорошая девочка, так и надо. Тебе же захочется надеть что-то из украшений на олимпийские вечеринки или на приемы, которые придумает и устроит Лиз?

— Да. — Настроение у Нины совсем испортилось.

Она потянулась за лифчиком и быстро оделась.

— Ты будешь присылать мне полные отчеты о ней.

Смотри, чтобы она не попала в какие-нибудь передряги.

Да, выясни, что у нее за дела с молодым Тэйлором.

— Конечно. Я буду держать тебя в курсе.

— Я знал, что могу на тебя рассчитывать, дорогая. А как только он заговорит о браке, мы тут же включимся в дело. И дадим ей такой пинок под зад, чтобы она долетела до самого Техаса.

— Можешь не беспокоиться. — Нина подошла к кровати и присела на самый край. На столике лежал открытый бумажник Тони. Из него выглядывало фото графини Моники с двумя мальчиками-подростками. Элизабет на снимке не было. Нина пристально взглянула на своего любовника.

Кэрхейвен ухмыльнулся.

«А ведь на самом деле ты ее ненавидишь, — подумала Нина. — Очень интересно».

Выйдя из отеля, она взяла такси. Клерк за стойкой бросал на Нину косые взгляды, пока она не обратила к нему свои темные глаза и не уставилась холодно прямо в лицо. Мужчина торопливо отвел взгляд.

Такси довезло ее до Парка. Два часа ночи, дороги совершенно пустынны. Нина смотрела в окно. Мелкий дождик разбрасывал капельки на стекле, они вспыхивали в свете фар. Новый браслет поблескивал, болтаясь на руке. Вещь дорогая, без всяких излишеств, сделана с безупречным вкусом. Именно такой подарок и можно ожидать от Тони.

В доме было пусто и тихо. Нина сдала большую часть мебели на хранение и отправила счета в «Дракон». Автоответчик яростно мигал. Шесть сообщений из Нью-Йорка и Европы не успели застать ее в офисе. Одно от Аниты Керр, секретарши, которая приглашала выпить на прощание. Нина пожалела, что упустила случай. Анита была самой близкой ее подругой в офисе. И еще Брайан Кейн, с которым Нина иногда бегала по воскресеньям. Вот и вся ее жизнь вне «Дракона». «Но мне ничего и не надо, — говорила себе Нина. — Нет необходимости быть легкомысленной бабочкой, вроде Элизабет. У меня достаточно других дел в жизни».

Она пошла на кухню, вынула из морозильника пиццу и стала готовить себе кофе. Ужинать в одиночестве Нине очень нравилось. Она сильно уставала после целого дня, проведенного с людьми, которых на самом деле не любила.

Взять, например, вчерашний вечер. Прием в Палате лордов Явилось все руководство «Дракона». А зачем Тони попросил ее прийти? Хотел произвести впечатление на нее или, наоборот, на своих закадычных друзей? Отмечали восемнадцатилетие Чарлза, лорда Холуина, старшего сына Тони. Чарлз был уменьшенной копией папочки, такой же высокомерный. Он прошествовал сквозь толпу, его поздравляли противные школьные друзья и неотесанные помощники по бизнесу. Лорд Ричард, младший брат, оказался блондином с вежливым голосом, похожим на свою мать. Нина с любопытством изучала жену Тони. Она казалась бесполой и безликой, хотя и хорошенькой. Однако у нее была такая осанка, о которой Нине не приходилось и мечтать. Жена Тони была скучной и очаровательной одновременно.

На этот прием пришло столько титулов и денег сразу, сколько Нина никогда бы не смогла вообразить. Она ненавидела каждую секунду, проведенную там. Привлекательная, но глупая девица по имени Камилла Браунинг натыкалась на нее весь вечер, бросая неуклюжие оскорбления и громко говоря разные гадости про американцев. Наконец Нина с рюмкой бурбона выбралась на террасу и смотрела оттуда на Темзу, вяло катившую серые воды. Когда Тони вышел к ней и предложил свидание, Нина испытала облегчение. Но, встретившись с ним внизу, в вестибюле, она почувствовала, что и Тони ей так же не нравится, как и все остальные.

Запищала микроволновая печка.

Ей хотелось поехать в Швейцарию, хотя это обещало новые стычки с Элизабет. Но Швейцария — страна денег.

А Нина понимала, что такое деньги. Может быть, в Цюрихе ей удастся сделать дело, которое обеспечит ей соответствующее место в жизни раз и навсегда.

Перед тем как взяться за еду, Нина достала конверт и положила в него браслет, а сверху написала имя Аниты Керр. В записке она только попросила подругу не надевать браслет в офисе. Это, конечно, глупо, подумала Нина, но на душе стало легче.

Довольно опасный жест.

Самолет пошел на посадку в Клотене, внизу виднелось Цюрихское озеро и покрытые снегом горы. Нина смотрела на открывшуюся панораму с безразличием, хотя была здесь впервые. Но ее не интересовали открыточные виды. В голове крутились биографии доктора Лилли Холл и доктора Генри Нэймета.

Эти двое были странной парой. Доктор Холл, профессор биохимии, работала в университете в Западной Австралии. За потрясающее исследование по генетике, посвященное сопротивляемости организма болезням, она была представлена к награде. Но Лилли — практик, у которого не было времени на публикации. А университет требовал славных имен. Так или иначе по этой причине доктор Холл оставила университет. С тех пор она работала ради собственного удовольствия и получала потрясающие результаты. Только представьте себе — похудевшие свиньи! Нину пробрала дрожь при этой мысли. Фотография доктора Холл десятилетней давности, которая лежала в папке, изображала женщину лет сорока, невысокую, коренастую, с загрубевшей от солнца кожей. Если и была там какая-то любовная история, никто ничего точно об этом не знал.

Доктор Генри Нэймет. Фотография трехлетней Давности. Такая, что и сказать нечего. Очки, растительность на лице.

Острый, как лезвие, ум. Генри Нэймета дважды исключали из школы за проделки с компьютером. После этого он провел два месяца среди малолетних нарушителей за взлом компьютерной системы штата. Нэймет в конце концов поступил в католический колледж Святого Фомы и закончил его. Нина ухмыльнулась. Наверное, там не было компьютера.

Теперь Нэймет составлял компьютерные программы совершенно свободно. Он с легкостью защитил докторскую диссертацию в лондонской школе экономики, потом его наняли в «Ай-Би-Эм». Но через шесть месяцев уволили. В общем, самый настоящий скиталец. В Лондоне он наткнулся на Лилли Холл, она как раз заканчивала проект для министерства сельского хозяйства. С тех пор они начали работать вместе. Лилли занимается фармакологической частью, а Генри составляет программы для компаний, демонстрируя, как можно использовать ее разработки.

Они оба своенравные, с вольным характером и скорее всего такие же честолюбивые, как она сама.

«Вот с людьми такого типа, у которых все спорится, я могу делать бизнес», — подумала Нина.

Пройдя таможню, Нина подхватила багаж и прыгнула в такси. Тони разрешил ей поселиться в Сторченгассе.

— Очень хорошо, — заметил таксист, когда она дала ему адрес. — Отличное место, вам понравится.

Они поехали через оживленный Нидердорф с уличными кафе, с книжными и табачными киосками. После Лондона этот город казался очень чистым. Нина посмотрела на древнюю кирху, увидела банки с медными табличками названий. Было очень холодно, небо ослепительно голубое, вдали виднелись горы. Казалось, она попала в совершенно другой мир.

Сторченгассе оказалось местом, где полно магазинов для богатых — «Гермес», «Шанель», «Картье», — полно женщин в пушистых мехах. Такси остановилось перед симпатичным, с плоским фасадом, домом со швейцаром у двери. Нина вышла из машины, удовлетворенно вздохнув, и наградила водителя щедрыми чаевыми.

Квартира, в которой ей предстояло жить, была оснащена всем, чем только можно Нина набрала код на панели, и передняя дверь открылась. Несомненно, доктор Нэймет оценил бы эти приспособления. Комната была отделана в белых, кремовых и золотистых тонах, в стиле барокко. Холодильник полон, на маленьком столике возле постели — корзина с фруктами. Визитная карточка с приветствием от Люка Виеры, управляющего отделением «Дракона» в Швейцарии. Тони содержал неафишируемый офис в Женеве. Виере и его помощникам полагалось собирать всю информацию о швейцарских банках.

Нина представила себе, какое раздражение вызвало у Виеры указание Тони насчет нее. Он будет приставлен почти к ребенку! От этой мысли ей стало так же приятно, как от созерцания интерьера квартиры.

Деньги и власть. Вот чем Тони Сэвидж дразнит ее.

Нина взяла кусочек горького швейцарского шоколада из открытой коробки на кухне и откусила. Шоколад был самого высокого качества. Может, в следующий раз ей стоит надеть подаренное украшение, когда Тони снова заговорит об этом? В конце концов, разве не этого она хотела всегда?

Элизабет оставила лыжи в помещении для смазки и сняла солнцезащитные очки. Кожа покраснела на морозце, и девушка пожалела, что покрыла белым клоунским воском только губы, а не все лицо. Она тяжело протопала в вестибюль отеля. Смешно: ботинки так хороши на склонах, а стоит снять лыжи, спотыкаешься, как калека или астронавт на Луне.

Она осторожно села на ступеньки и стала разуваться.

— По крайней мере я не забыла, как кататься на лыжах.

— Может, кто-то и поверил бы, но я-то знаю, — выпалила Карен Картер, — тебе все еще не хватает четырех секунд до твоего же лучшего времени. И пяти до Луизиного. Эту дистанцию она проходила за двадцать две после Рождества.

Элизабет пожала плечами.

— С каждым днем мои результаты все лучше.

«Какого черта? Тебя, черт побери, это не касается», — хотелось ответить этой Карен. Но Элизабет сдержалась.

У нее возникла неожиданная помеха — пресса. Затевать склоку с кем-то из своей команды означало привлечь внимание репортеров, которые только и ждали подходящего момента, чтобы накинуться на нее. Ревность к Джеку Тэйлору омрачала настроение женской британской команды. А предолимпийская обстановка добавляла напряженности. Где бы ни тренировалась команда, их встречали огромные флаги с пятью кольцами, громкие приветствия швейцарцев и многонационального обслуживающего персонала Игр, горячий интерес спортивных журналистов, телевизионщиков. По сравнению с Олимпиадой Кубок мира выглядел мелким спортивным мероприятием.

Везде, на каждой улице, на прохожих взирали звезды:

Торвил и Дин, Робин Кузене и множество других. Аромат славы и успеха, дух смертельного соперничества носились в воздухе. От этой атмосферы никуда не деться, не спрятаться, ей невозможно противостоять Адреналин буквально клокотал вокруг. Здесь, в Швейцарии, собралась элита мирового спорта ради олимпийского золота.

Не меньше.

Однако Карен Картер, Жаннет Марлин и Кейт Кокс приехали сюда не ради олимпийских медалей. Они вообще не рассчитывали на призовые места. У них нет ни малейшего шанса. У Мартина Белла из мужской команды Британии тоже ни единого Леди Элизабет Сэвидж — единственная настоящая претендентка от Соединенного Королевства. Все другие девушки из команды, которых спрашивали, каково кататься с ней на лыжах, чувствовали ли они себя в особом положении в качестве наблюдателей за великим талантом, охотно отвечали на вопросы репортеров. Журналисты вынуждены были довольствоваться беседой с Карен или Кейт, потому что Элизабет была слишком занята, чтобы тратить на них время. Эта корова, черт бы ее побрал, слишком легко завлекла Джека Тэйлора, а ведь несколько месяцев подряд изображала, будто терпеть его не может. Подобные разговоры вели между собой Жаннет и Карен. Жаннет еще добавила, что у Элизабет тяжелый характер, и Карен с ней согласилась. Ронни Дэвис держался в отдалении; скоро ему придется тренировать только основной состав лыжниц.

Элизабет снова умчится с Гансом Вольфом, гениальным тренером, на которого многие зарились, но британская звезда слишком хороша по сравнению с другими.

— Ты заглядывала в сегодняшнюю «Сан»? — спросила Жаннет.

— Да, но меня это не колышет. — Все таблоиды печатали гадости про нее, писали, что у Элизабет Сэвидж нет чувства долга. — Я собираюсь в Клостерс, мы с Гансом завтра начинаем настоящую работу, — бросила она легким тоном.

— Значит, и картинки с собой возьмешь?

— Да. — Девушка улыбнулась, вспомнив кучу рекламных макетов.

Каждую свободную от лыж минуту Элизабет тратила на «Золото Дракона». Скоро в Цюрих приедет Нина Рот, и Элизабет хотела показать ей кое-что.

— Я думаю, тебе ни на что нельзя отвлекаться: только лыжи, и больше ничего, — поучительным тоном заявила Карен. — Ты не правильно себя ведешь.

Элизабет поджала ноги, потом расслабилась, потянувшись.

— Английские регбисты работают в банках. Салли Гуннель трудится полный день. Джейн и Крис тоже. Это ведь любительский спорт. Не профессиональный.

— Любительский, да, конечно, — пробормотала Карен.

И тут-то Элизабет накинулась на нее.

— Слушай, ты думаешь, что можешь кататься лучше меня? Мне незачем столько тренироваться, сколько тебе, Карен. Потому что я катаюсь вдвое лучше тебя. Ты можешь открыть супермаркет, писать колонки в «Космо».

А я приехала сюда, чтобы сделать что-то стоящее для Британии. У тебя нет никакого шанса — никакого! — даже если ты целый год не будешь снимать лыжи! Даже если станешь спать в них! Убирайся ко всем чертям!

И Элизабет ринулась мимо нее к лифту.

— Заносчивая корова, — процедила Карен ей вслед.

К Карен подошла Кейт Кокс.

— Не беспокойся. Луиза Левьер ее достанет. Я слышала, она тренируется с Францем Кламмером. А эта пускай радуется, если получит хотя бы бронзу.

Жаннет посмотрела на брошюру о лыжах, украшенную олимпийскими кольцами. С обложки смотрело загорелое лицо Джека Тэйлора.

— Не могу понять, что он в ней нашел.

— Да не так уж много, — весело сказала Карен. — Он ни разу ей не звонил в отель. Я проверила у оператора, представившись леди Элизабет Сэвидж.

— Не может быть!

— Правда, я не вру. Ты ведь знаешь его репутацию.

Найти, победить, воспользоваться и забыть навсегда. Он с ней поразвлекся. Снял с нее штаны — и конец любви.

— Ты так думаешь?

— И она слишком легко его получила, такое не длится слишком долго, — добавила Карен. — Попомни мои слова.

Глава 24

Нина посмотрела на часы: без четверти девять. Холодно, никаких признаков жизни. Она снова позвонила.

На неряшливой стальной пластинке было написано:

«Холл — Нэймет консалтинг». Она пришла туда, куда надо, и именно в то время, на которое договорилась. В данном случае она представляла мощь и благополучие международного монстра под названием «Дракон». Но никого, казалось, это не интересовало.

Она находилась в грязноватом районе города в стороне от озера. Железнодорожная станция была всего в нескольких кварталах. Мрачные многоквартирные дома наверняка заселены работягами. Возможно, это единственная улица во всей Швейцарии с низкой арендной платой. Названия магазинов, ставни которых еще закрыты, написаны по-китайски, а на упаковках, брошенных на землю, надписи по-турецки и по-польски. Все это мысленно возвращало Нину во Флэтбуш, разве что воздух здесь гораздо чище.

Нина переминалась с ноги на ногу. Весь район, что бы ни творилось здесь ночью, сейчас был совершенно безжизненным. Иначе ей стало бы жутковато стоять здесь в дорогом приталенном костюме из темно-серого кашемира с серебряным браслетом на запястье и со строгими маленькими запонками на рукавах блузки. Макияж она сделала подходящий к случаю: неяркий, губы цвета клевера и румяна в тон. Нина постаралась одеться официально, она хотела казаться как можно старше. По ее опыту, разного рода чудаки предпочитают оставлять право оригинальничать за собой. И если официальные лица появляются в джинсах и майке, они впадают в панику.

Нет, Нина хотела выглядеть строго и вызывать доверие.

И еще она хотела казаться богатой, как швейцарский банкир…

Она переложила кейс в другую руку и снова надавила на кнопку; звонок длинно зазвонил. Нэймет, с которым она говорила, теплым глубоким голосом сказал вчера:

— В восемь тридцать. — Он настаивал на этом времени.

— Вы уверены, именно в восемь тридцать? — переспросила Нина.

— В восемь тридцать для меня в самый раз, мисс.

Самое лучшее время дня. Голова ясная и хорошо соображает.

А она стоит здесь уже пятнадцать минут. Было холодно, но маленькие мошки все равно жужжали вокруг.

Наверное, эта часть города выстроена на осушенном болоте. Черт побери, она уже почти созрела идти искать телефон — передоговариваться. Сердито отдернув палец от звонка, Нина с силой пнула дверь.

Неожиданно она открылась. На пороге стоял высокий мужчина с широкой грудью, квадратным, чисто выбритым подбородком и красивыми карими глазами. Он был в одном халате. Очень загорелый. И в ярости.

— Черт побери, что такое? — злым голосом спросил он по-немецки.

Нина с трудом проглотила слюну.

— Доктор Нэймет?

Он распрямился.

— Да. А кому он понадобился? Вы из посольства? Я послал бумаги на визу на прошлой неделе. У вас что, телефонов нет?

Нина сильно покраснела. Она не смела на него посмотреть, потому что он был почти голый.

— Я Нина Рот из «Дракона». Я… Разве мы не договорились на сегодня?

— Вы кто? А-а… фармацевты. — Он все еще злился. — Ну и какого черта вам надо?

Нина смутилась.

— Сэр, я стою здесь уже четверть часа, я пришла ровно в восемь тридцать. Вы сами назначили это время.

Доктор Нэймет помолчал, потом пожал плечами и улыбнулся.

— Вы шутите? Вы думаете, я имел в виду восемь тридцать утра?

Нина понятия не имела, что сказать. Если бы не его голос, она никогда не узнала бы в нем Нэймета. Она ожидала увидеть бородача с толстыми, как бутылочное стекло, линзами очков. Бедный исследователь, безумно благодарный за оказанное ему внимание. А вовсе не такая громадина в халате на голое тело, да еще и потешающийся над ней!

— Я имел в виду вечер. Лилли даже глаза не открывает до десяти, детка. Ну ладно, иди позавтракай и приходи. — Он ткнул пальцем в тонкий халат, едва прикрывавший загорелую грудь с черными завитушками волосков и кончавшийся над носками, в которых он вышел. — Я бы предложил кофе, но, видишь ли, я не слишком одет для этого.

— Да. Конечно. Я приношу извинения, что не правильно поняла время. У нас в «Драконе»… мы…

— Одиннадцать, — твердо заявил Нэймет и закрыл перед ней дверь.

Нина пошла поесть в роскошный ресторан — башню из стекла и хрома. Ей надо было сейчас что-то до смешного дорогое — возможность потратить деньги поможет ей прийти в себя. Она сидела красная от смущения и раздражения, когда принесли кофе — большую чашку эспрессо, такого горького и густого, что она могла бы положить на него сверху ложку. Ресторан был полон бизнесменов. Нина заказала себе «Уолл-стрит джорнэл» и «Файнэншл тайме», чтобы просмотреть за завтраком с круассанами и дикой клубникой. Она погрузилась в «Джорнэл». Детка! Он перепутал ее с посольским клерком, отчитал, назвал «детка». Вышел совершенно голый…

Как все это неприятно. Она так подготовилась к встрече, прямо как к браконьерской вылазке, — и нате вам…

Нэймет вогнал ее в краску. Не только потому, что она не поняла насчет времени. Он оказался совсем не таким, каким Нина его себе представляла, — с небритым лицом, в очках. Он вовсе не походил на бесполого ученого-сухаря.

Он похож на Шона Коннери. С американским акцентом. А она-то ожидала увидеть совершенно другого мужчину. Ее собственный облик швейцарской банкирши не произвел на него ни малейшего впечатления. Она сейчас чувствовала себя так, как будто снова делала первые шаги в «Долане».

Нина пробежала глазами по финансовым колонкам, по всем этим скучным цифрам — проценты по кредитам, бюджетные квоты ЕЭС. Вот и приятный момент — акции «Дракона» поднялись, и существенно. Должно быть, работа Тони, он становился жестче и безжалостнее день ото дня.

Маленький заголовок в разделе маркетинга в «Файнэншл тайме» привлек ее внимание. Симпатичное фото «Золота Дракона», новых витаминных таблеток в новой упаковке. Свежая торговая марка выглядела четкой даже в черно-белом варианте.

«Дракон» сидит на запасах витаминов, а из его пасти летят слова: «Золото Дракона»! Спешите позолотить себя и не заболеете! Вот вам «Золото»! Оно делает чудеса!»

Несмотря на паршивое настроение, Нина улыбнулась.

А потом прогнала улыбку.

Другая картина была знакомая. Слишком. Леди Элизабет Сэвидж — крепкая, в обтягивающем новом костюме, черном с золотой отделкой. Лыжи на плече. Она держит бутылочку с пилюлями и высокомерно улыбается.» Британская надежда Олимпиады Элизабет Сэвидж представила вчера в Китцбюхеле «Золото Дракона». Она прервала тренировки, чтобы присутствовать на этом мероприятии, и, похоже, запущенная ею рекламная кампания мгновенно станет хитом года. Торговцы в Соединенном Королевстве сделали предварительные заказы, и весьма крупные, поскольку лично леди Сэвидж вовлечена в это дело. «Золото Дракона», судя по всему, станет очень важным товаром в Соединенном Королевстве «.

Нина почувствовала, как ее сердце покрылось ледяной коркой. Планы Элизабет по факсу переслали ей на прошлой неделе, но она не обратила на них особого внимания. Кому какое дело, как эта принцесса забавляется со своей дурацкой таблеткой? Но видимо, дела шли очень хорошо. Удивительно. Она перечитала текст, и сердце замерло. Цифры. Черт побери. Потрясающе. Это нельзя отрицать. Наверное, отдел торговли помог, подумала Нина.

Потом покачала головой. Нет. Тони на это не способен.

Нина заставила себя внимательно вчитаться в рекламные тексты. Запустив таблетки как новинку, позднее Элизабет решила подчеркнуть ее медицинские преимущества, а именно то, что в» Золоте» содержатся кальций и железо вместе. Короткая и убедительная строка: «Кровь.

Кости. Очарование».

Нина попросила счет и отодвинула газеты. Она ничего не понимала в рекламном деле, но верила собственной интуиции. Реклама работает. Недооценивать врагов — самая ужасная ошибка. Ясное дело, Элизабет сумела попасть в точку.

«Это меня не волнует, — подумала Нина. — Ну и что, если у нее обнаружился талант? Замечательно. Но чтобы выжить в этом мире, надо иметь гораздо больше, чем талант. Если она вообще скоро не кинется со всех ног в Техас со своим плейбоем».

Элизабет опаснее, чем она думает? Что ж, так еще интереснее похоронить ее. Оставить с носом. Все очень просто.

Нина посмотрела еще раз на улыбающуюся девушку на фотографии. Ей очень хотелось стереть улыбку с лица этой богачки.

— Входите, — сказал улыбаясь Нэймет, открыв дверь.

Он был в неряшливом белом халате и затемненных очках. — Лилли на кухне и ждет нас.

Глубоко вздохнув, Нина прошла за ним в дом. Может быть, все утро они смеялись над ней. Но надо держать себя в руках. Эти люди должны были бы понимать, что она для них ангел, спустившийся с небес с дарами: прекрасное оборудование, хорошая зарплата, безопасность во всем. Нэймет и Холл не очень чистые на руку исследователи. Они торгуют своими проектами налево и направо: в больницах, в медицинских фирмах. Они поднаторели в этом и, уж конечно, не станут трястись из-за того, что Нэймет открыл дверь посланнику «Дракона» полуголый.

Кухня была переделана в лабораторию. Проволочные клетки со свиньями и кроликами отделяла стеклянная перегородка. Компьютеры, кучи бумаг. Доктор Лилли Холл похожа на свое фото. Невысокая и коренастая. В голубых штанах и красной рубашке, она сидела за столом и пила лимонад.

— Доктор Холл, я Нина Рот из корпорации «Дракон», — сказала Нина уверенным голосом, подавшись вперед и пожав ей руку. — Мы хотели бы обсудить с вами возможность совместной работы.

— Ну тогда садитесь, мы слушаем, — предложил Генри Нэймет.

Нина села.

— Вы кажетесь слишком юной для начальницы, — заметила Холл. На нее не произвел никакого впечатления дорогой костюм гостьи. Нина догадалась, что ее вид раздражает женщину. — Сколько вам лет?

— Двадцать восемь, — солгала Нина.

Генри Нэймет хмыкнул. Она поспешила заговорить.

— Доктор, нас интересует ваша недавняя биохимическая работа по свиньям. Она произвела сильное впечатление, мы хотели бы предложить вам сотрудничать с нами. У вас будет лаборатория, гарантия полного невмешательства в исследования. Мы знаем, как работают Холл и Нэймет.

— Ну как, выполнили домашнее задание, да? А что вы от нас хотите? Над чем мы должны работать? — спросил Генри.

— Над тем, что и раньше. — «А тебя я вообще на дух не хочу, зайчик сладенький, — подумала Нина, — но вынуждена раболепствовать и перед тобой, чтобы заполучить Лилли». — Пока вы не согласитесь, мы не хотели бы вдаваться в детали.

— Ну что ж, а я хочу знать подробности, — заявила доктор Холл. Ее австралийский акцент был густой, как патока.

— Таблетки для похудения, Лилли, — сказал Генри, взглянув на Нину. — Вот чего они все хотят. Особенно «Дракон». Они нанимали Стила и Рипли…

— О Господи! — расхохоталась Лилли. — Неужели правда? Вы за этим пришли к нам?

Пальцы Нины под столом невольно сжались в кулак.

— Да, мадам, — сказала она спокойно. — Вы увидите преимущества, которые содержатся в нашем предложении. Плюс независимость. Вы будете получать самый лучший гонорар и делать то, что хотите. Все другие большие фирмы пытались связать вас чем-то. Какими-то обязательствами.

Лилли Холл поглядела на своего партнера. Генри пожал плечами.

— Я хочу вернуться в Лондон, — наконец сказала она. — Переезд вы тоже оплачиваете?

— Да, мэм.

— Ну что ж, если мы все это сможем юридически оформить, то я полна энтузиазма.

Нина застыла. Вот так просто? Она уже их заполучила? Так легко?

— Но мы захотим больше денег. И юридические гарантии. Поскольку вы становитесь владельцами результатов, — заявил Генри Нэймет.

— Нет, я назвала максимальную сумму, — авторитетно сказала Нина. — Это и так прекрасное предложение.

Доктор Нэймет медленно встал, посмотрел на Нину сверху вниз, потом открыл дверь из кухни в коридор.

— О'кей. Тогда спасибо за визит.

— Что? — воскликнула Нина.

— Слушай, детка. Мы повидали больше тебя на этом свете. Так что давай-ка поднимай на пятьдесят процентов свой «самый лучший» гонорар и не тяни. Или я тут же свяжусь с «Глаксо». — Нэймет изобразил, будто снимет телефонную трубку. — Так, привет, скажите, куда это годится? «Дракон» лежит перед нами с задранными юбками и раздвинутыми ногами. А предлагают только четверть…

— О'кей, О'кей. — Нина заалела, все поняв. — Это можно обговорить.

— Да, и я хочу все оформить с юристом, — добавила Лилли. — Без обмана, детка, поняла?

Все происходящее касается только дела, здесь нет ничего личного, уговаривала себя Нина, кусая губы.

— Ну конечно.

— Ну вот так-то лучше. — Лицо Генри Нэймета оставалось строгим, но Нина слышала смех в голосе. — Если мы собираемся работать с вами, мы должны верить всему, что вы говорите. Вот, например, сколько вам лет на самом деле?

Ошарашенная вопросом, Нина с трудом проглотила слюну.

— Мне двадцать два.

— Да уж, — сказала Лилли довольно холодно.

— Но я пошла работать сразу после школы, сначала в розничную торговлю, потом в «Долан», и теперь я в «Драконе» Так что у меня большой опыт. — Нина понимала, что пытается оправдаться, но остановиться не могла. — Мои компьютерные программы и в «Долане», и «Драконе» распространялись по всем штатам. Я старший менеджер в отделе новой продукции. И, — добавила она, ехидно уставившись на Нэймета, — именно я обнаружила, какой прорыв в фармакологии вы сделали.

Доктор Холл кивнула. Нина встала, положила на стол две визитные карточки. Итак, она сделала свое дело. Она их заполучила. На этом надо сосредоточиться. А не на том, как этот привлекательный ковбой в белом халате только что унизил ее.

— Я вас провожу, — сказал Генри Нэймет.

Он провел ее к дверям. Нина протянула руку.

Нэймет пожал ее сухо и твердо.

— Бруклин, да?

— Да, — бесстрастно подтвердила Нина.

Он покачал головой.

— Двадцать два года. Очень смешно. Но, я вижу, они были насыщенными.

Она слегка улыбнулась.

— Может быть.

— Я ведь, детка, тоже американец. Так что меня не проведешь.

— Меня зовут Нина, доктор Нэймет.

Он легко бросил ответный мяч.

— Только в том случае, если меня зовут Генри. Итак, пусть ваш юрист свяжется с нами, и мы все обговорим.

— Хорошо. — Она взглянула на улицу, высматривая такси.

— Эй, Нина, — сказал Генри. — Прекрасный костюм.

— Спасибо, — пробормотала она.

Он закрыл за ней дверь.

Тони Сэвидж снял телефонную трубку, и по его телу пробежала дрожь удовольствия. Каждый раз его охватывало приятное возбуждение, стоило ему услышать имя Нины. Ее нет уже целую неделю. Он хотел, чтобы она поскорее закончила дела и вернулась. Он скучал по мягкому телу и по неумеренным амбициям девушки. Такие любовницы, как Нина, не растут на деревьях.

— Можете говорить, милорд.

— Нина, я читал твой факс. Хорошо.

— Спасибо, сэр.

Тони ухмыльнулся. По телефону компании она никогда не называет его по имени. Это, наверное, глупое притворство, что она разделяет бизнес и удовольствие.

Ему плевать. Ему нравится слышать от Нины «сэр». Еще бы, для нее он сам Господь, осыпающий дарами, приносящий благополучие.

— Сколько тебе надо времени, чтобы все закончить?

Здесь по тебе соскучились.

— Еще немного. Нашими подопечными занимается юрист, но я сама хочу их получше узнать. Доктор Холл колючая, но точно знает, что делает.

— А Генри Нэймет?

Нина помолчала. Потом Тони услышал:

— Генри очень интересная личность, сэр. Когда мы говорим о компьютерах, ему нет равных. Он будет работать с нами, если решит, что это полезно Лилли.

— Он тебе нравится! — удивился Тони. — Что ж, отлично. Это поможет нам их прибрать к рукам. Но пожалуйста, не влюбляйся в него слишком сильно. Там уже есть женщина. — Нина молчала, и он продолжил:

— Может, мне лучше приехать, Нина? Получить оперативные сведения? — добавил он ласковым голосом.

— Я могу посылать по факсу подробнейшие отчеты.

Вам незачем приезжать.

Тони посмотрел на трубку.

— Нет, ты не поняла, может, я хочу приехать. А как Элизабет?

— Не знаю, сэр. Я встречусь с леди Элизабет на следующей неделе. Там, где она тренируется.

Тони хмыкнул.

— А как насчет нее и Джека?

— Как я уже сказала — не знаю. Я была занята с Генри.

— Мне важно знать, на какой стадии их отношения, Нина. Для меня это важнее всего. Ты не забыла? Нэймет прекрасно может обойтись и без тебя. А мои интересы ты должна учитывать в первую очередь. Не забывай. Ты меня понимаешь?

— Очень хорошо понимаю, лорд Кэрхейвен.

Тони пролистал толстый с золотым обрезом настольный ежедневник.

— Первая суббота месяца. Думаю, я приеду. Прямо к тебе. Мы сможем поболтать, прежде чем я вылечу к Элизабет. Так что получишь удовольствие.

Нина помолчала.

— Может быть, в субботу я буду занята.

— Нет, ты будешь свободна. Ты будешь занята со мной, — отрезал Тони.

И повесил трубку.

Дрожь волнения совершенно исчезла. Тони посмотрел на телефон, потом через стол на последнюю пачку отчетов о продажах. После успехов «Золота Дракона» его противная дочь начала прибирать дело к рукам. Пока это мелочи. Но терпеть подобное нельзя. Тони давно знает, что такое своевольный характер, его проявления надо задавить в самом зародыше. В Лондоне ли, в Швейцарии — где угодно.

Глава 25

— Да, ответ фантастический. — Голос Джейка Энсома сквозь треск доносился по телефону отеля. — Деньги вложены в другой, более крупный и важный заказ. Основной закупщик говорит, что они намерены брать постоянно.

— Блестяще, — улыбнулась Элизабет. — А как насчет независимых?

Деревенские аптекари тоже важны. Она хотела, чтобы ее таблетка слетала с полок отовсюду и немедленно, пока горяченькая. Не могут же они без конца тратиться на рекламу. Элизабет работала месяцами, она прошерстила скучнейшие проекты по торговле прошлых дней и историю многих торговых марок. Наконец пошла отдача. Как только «Дракон» станет домашним, хорошо знакомым словом, считай, половина битвы выиграна.

— Слушай, у тебя нюх на это дело, — сказал Джейк. — Все только о таблетке и говорят.

Элизабет рассмеялась.

— Я хочу запустить ее и во Франции. Большую часть пропихнуть в больницы.

— В больницы? Но…

— Слушай, доверься мне, о'кей? И еще — нам надо будет переговорить с компаниями по производству воды «Виттел» и «Эвиан».

Джейк хмыкнул.

— На это они никогда не пойдут…

— Ладно, кончай, Джейк. — Элизабет ничего не имела против, когда он спорил. Сама она излучала уверенность.

Много лет она читала журналы по торговле, приклеивала самые лучшие рекламные плакаты на стенах в своей комнате, и теперь это давало плоды. Идеи так и рвались из нее, как вода через плотину. Элизабет понимала, сколь высоки ставки. Она должна доказать кое-что. К тому времени, когда она это сделает, никто, даже отец, не сможет смотреть на нее как на пустое место.

Джейк все еще волновался.

— Но если ты настаиваешь… Лиз, послушай, ты же не можешь вот так просто запустить это во Франции.

— А почему нет?

То, как она пробила таблетку в Англии, было просто удивительно.

— Потому что это стоит денег! Больших денег! У тебя нет такой власти…

— Есть. У меня полная власть над «Золотом Дракона». Но ты прав знаешь в чем? Заниматься распространением таблетки только в одной стране — глупость.

Джейк с облегчением вздохнул.

— Нам надо продавать ее по всему континенту. Сегодня утром я говорила с отцом. Он хочет, чтобы я продолжала. — Это, конечно, ложь, но Джейк не узнает. Все в «Драконе» считали, что Тони обожает свою дочь. — Можешь, если хочешь, у него проверить.

— Нет, нет, зачем, — заторопился Джейк. — У нас есть люди в местных компаниях…

— Но ты звони прямо мне. Отец занят, он не хочет, чтобы его беспокоили. Поэтому он отдал мне это дело на откуп.

Когда Энсом повесил трубку, Элизабет улыбнулась.

Она, конечно, рискует, солгав насчет Тони и тратя миллионы, ведь кто-то еще может догадаться, как соединить кальций и железо. Но сейчас у них, как сказали бы в «Проктор энд Гэмбл», таблетка продается с лету.

«Я знаю, как работает компания», — подумала Элизабет, и ее сердце учащенно забилось. Поскольку она дочь своего отца, никто не станет ей задавать вопросы. С мощью и богатством «Дракона» за спиной она может запустить продукт и добиться успеха по всей Европе, прежде чем кто-то успеет остановить ее.

Элизабет начала делать упражнения для разогрева, наклонялась, приседала, потягивалась. За окном свежее снежное одеяло укрыло горы, и она уже опаздывала на встречу с Гансом и Джеком. Ну ладно, они могут немного поговорить о теории. Конечно, непросто заниматься «Золотом» и тренироваться одновременно. Но она уверена, что справится. Как говорят, если что-то хочешь сделать, обратись к занятому человеку.

Конечно, ее смелость завоюет уважение Тони. Он и сам всегда так работал. Сначала штурм и натиск, а вопросы потом. Тони всегда повторяет: победит тот, кто делает. Смелость, отчаянная смелость сделала его таким, какой он теперь. Так почему же она, его дочь, не может следовать по его стопам?

Элизабет надела лиловый лыжный костюм с яркими полосками. Успех настроил ее на романтический лад.

Лайкровый костюм в обтяжку был тот самый, который она надевала во время первых баталий с Джеком. Костюм обхватывал ее упругую попку и сверкал тысячей радуг, когда она неслась вниз по склону. По яркости переливов он мог сравниться только с крылом скворца.

Элизабет поражало, что Джек так долго не звонил ей. Но она отбросила раздражение. Зато сегодня они снова катаются вместе. Она завязала волосы в аккуратный хвостик и опустила на глаза солнцезащитные очки. Сегодня никаких лесов, никаких лавин — просто удовольствие.

Элизабет приветливо улыбнулась поклонившемуся консьержу, выходя из отеля «Меллер». Это был один из самых лучших отелей в Клостерсе: без всяких табличек снаружи, на первый взгляд он казался еще одним пряничным домиком в центре старинного городка. Места вроде «Меллера» не рекламируются. Ганс знаком с хозяйкой, и поэтому Элизабет получила две самые лучшие в мире вещи: максимальную уединенность, которую только можно было обеспечить в олимпийской столице, с ее величаво-учтивой и старомодно-элегантной атмосферой. И в то же время первоклассный номер с факсами, тремя телефонными линиями и даже специальным терминалом для связи с рынками через Цюрих. Он предназначался для «гномов» — богатых швейцарских финансистов, регулярно пользующихся «Меллером». Несмотря на простоватую внешность администраторов, эти люди были совершенно непреклонны, когда речь шла о телефонах. Ни один журналист не смог прорваться к Элизабет. А в самый первый вечер, когда один из бульварных репортеров, столпившихся у двери, попытался войти в вестибюль, два гиганта-вышибалы молча возникли из ниоткуда, и пресса с тех пор оставила леди Сэвидж в покое.

Все это, конечно, стоило денег, но Элизабет не волновалась. Она отнесла оплату гостиницы на счет расходов по бизнесу корпорации «Дракон». Не могла же она попросить раскошелиться Ронни Дэвиса! Ну а другие девушки, конечно, обижались, сидя в своем Санкт-Морице.

Подъемник не спеша вез ее к станции Готсна. Клостерс остался внизу. Элизабет опустила глаза, и сердце вместе с желудком подпрыгнули к горлу. Солнце ярко светило на голубом небе, свежий снег, выпавший в горах, блестел, словно стертое в порошок стекло. Лыжники работали на склонах, похожие на ярких жучков, сновавших по лыжне, на сотни, тысячи разноцветных крупинок, которыми посыпают мороженое. Итак, это мир лыж, она вернулась домой. Каменистые уступы, круто вздымающиеся ледяные стены оставались под ней. Как просторно на крыше мира, до неба можно дотянуться рукой, а трещины под ней способны увлечь вниз, прямиком в ад.

Элизабет поднималась вместе с туристами и не снимала очков, не желая привлекать внимание. Клостерс сейчас казался коричневыми точками на снегу. Они миновали Давос с его мрачными, специально построенными блоками и бесконечными очередями к подъемникам. Отсюда город казался совсем игрушечным. Она ощутила, как внутри у нее все сбилось в комок. Забавно, летя самолетом, чувствуешь себя в безопасности, а здесь действительно ощущаешь высоту. Иногда вагончик останавливается на несколько минут и висит над пустотой, слегка потрескивая. Страшновато. Может, слишком много насмотрелась фильмов с Бондом: невольно ждешь, что или с колесом что-то случится и оно соскочит, или сорвешься в горящее нутро земного шара. А еще хуже, когда сидишь на скамейке, похожей на обыкновенную парковую, и та тащит тебя вверх. Она никогда не расскажет Гансу о своих страхах, иначе не избежать безжалостных насмешек.

Что касается Джека…

При мысли о нем Элизабет улыбнулась и вышла из вагончика. Отыскав плотный пятачок на снегу, надела лыжи. Фирма «Россиньоль» сделала их для нее на заказ.

Они совершенно невесомы — это особенно важно, когда скользишь и поворачиваешь. Они повторяют каждое движение, словно неотделимы от тела. Снег хороший, плотный, но без ледяной корки, а воздух на такой высоте пьянит, как шампанское. Всего несколько смельчаков рискнули стартовать отсюда. Она тут же узнала среди них Ганса. Его, конечно, ни с кем не спутаешь из-за прямой как палка спины. Он всегда держался так, будто Проглотил шомпол.

Легко оттолкнувшись, она подкатила к нему, — Доброе утро, — приветствовала Элизабет по-немецки своего тренера. — Как дела?

— Элизабет! — Ганс улыбнулся и похлопал ее по плечу, не снимая перчаток. — Ты как? Все хорошо?

— Прекрасно!

Он критически осмотрел ее.

— Ну что ж, неплохо. Кажется, ты почти в форме. Но форма в гимнастическом зале не гарантирует скорость на склоне. Хейди Лоуфен тренировалась всю зиму. А ты барахталась в каком-то бизнесе. Так что ты можешь теперь показать?

Элизабет улыбнулась. Старина Ганс все тот же.

— Может, кое-что существенное месяца через два.

Лицо старого тренера сморщилось.

— Ну, через пару месяцев ты сама увидишь что-то существенное. Хейди Лоуфен с олимпийским золотом на шее.

— Не думаю.

— А что? — саркастически спросил герр Вольф. — Ты думаешь, ее побьет Луиза Левьер?

— Да не так уж я плоха, босс. Вот я вам сейчас покажу… — весело сказала Элизабет и махнула лыжной палкой в сторону трассы.

Инструкторы запугали туристов россказнями о лыжне. Что она идет на юг и совсем не размечена, полна захватывающих дух спусков и коварных мест, что с нее нельзя сойти, если станет страшно, — времени не будет.

У Элизабет соски приятно затвердели, но не от холода.

Она жаждала покорить трассу вместе с Джеком, пронестись по ней на скорости бобслеистов; она представляла себе, как напрягается мощная спина Джека Тэйлора, как он работает палками…

— О'кей, поехали, — сказал Ганс, отталкиваясь.

— Погодите, а где Джек?

— Джек? — Вольф непонимающе замигал, поскольку мысленно был уже на лыжне. — Так ты ведь опоздала.

— Вы хотите сказать — он уже уехал? — спросила Элизабет. — Ганс, он не мог! Я ведь опоздала только на пятнадцать минут.

— Да, да, — нетерпеливо продолжал Ганс, — он уже на половине пути. Он сказал — дело слишком важное, чтобы попусту тратить время. Может, он все же дождется тебя внизу, а может, поднимется на Парсенн.

— Ясно, — холодно сказала Элизабет.

Но она никак не могла поверить. Сукин сын! Эгоистичный, надменный ублюдок! Какие-то несчастные пятнадцать минут! Во-первых, он ей не звонил. Теперь не подождал ее… Катясь за Гансом, Элизабет вспоминала, какие события в ее жизни были связаны с Джеком, после того как он подарил ей маленькую платиновую лыжу.

На самом деле ничего особенного. Несколько звонков в офис, простой обмен новостями.

Элизабет оттолкнулась. Она тотчас собралась, как будто ее включили; тело нависло надо льдом, желудок казалось, оторвался и летел отдельно, — в пятидесяти ярдах от нее, сзади, а она летела вниз, вслед за тренером.

Элизабет больше не думала ни о чем, кроме лыж. Она смотрела на сто ярдов вперед и входила в левый поворот.

Кромки лыж вычерчивали дугу, высекая ледяные искры.

Она еще раз повернула влево, потом вправо, в точности повторяя движения Ганса; невозможно было поверить, что это два человека, а не один. Она старалась вытеснить из сознания даже намек на существование Джека Тэйлора в этом мире и сосредоточиться лишь на технике спуска. Но обида давила сердце. Может быть, она была права с самого начала? Джек Тэйлор — охотник, и теперь, когда он ее добыл, он собирался…

Тут Элизабет зазевалась и вовремя не вошла в поворот. Ганс оглянулся и нахмурился, заметив, как девушка сконфуженно опустила голову. Этого проклятого Джека надо выкинуть из головы. Такая грубейшая ошибка вдень соревнований может стоить трети секунды, а может, и больше. Раздражение нарастало. Ванесса, Кларисса и все другие поклонницы могут терпеть выходки Джека, но она не собирается.

— Элизабет, Боже мой, — заворчал Ганс, когда она плавно подкатила к нему. — Ужасно, ты катаешься, как жена фермера, а уж медленно, как корова.

— Извините, — пробормотала Элизабет.

— «Извините» тебя не спасет. — Ганс сумел остановиться на маленьком пятачке. Элизабет оказалась не такой быстрой, как он. Тренер снова покачал головой. — В чем дело, фрейлейн? Я катаюсь с чемпионкой мира или с жалкой любительницей? Где бродят твои мысли? Не на лыжне. — Блестящие ясные глаза смотрели на нее проницательно. — Хейди томится по своему парню только после лыж. Забудь о нем сейчас.

— А я вовсе не думала о Джеке! — горячо заявила Элизабет.

— Неужели? — холодно спросил Ганс.

Она покраснела. Неужели все настолько прозрачно?

Она смутилась. Тэйлор этого не стоит.

Элизабет тоскливо посмотрела на белую лыжню, которая вилась перед ней. Она наклонилась, пригнулась к земле, чувствуя уклон всем нутром, и ринулась вперед так быстро, что, казалось, лыжи летят над снегом, вздымая кристаллики льда. Ганс спускался следом. Весь мир превратился в сплошное белое свободное падение… Ее мускулистое тело сжималось и разжималось. Лыжня неумолимо несла ее вниз к финишу, как стрелу, выпущенную из арбалета.

В конце скоростного спуска никаких знаков не было.

Для лыжников ее уровня они и не были нужны. Элизабет просто остановилась, и волна снежной пыли вздыбилась вертикально у нее за спиной, словно белый хвост гигантского павлина. Она сорвала очки и стояла, тяжело дыша, понемногу приходя в себя, когда Ганс прожужжал мимо нее позже на целых девять секунд.

— Да, — проговорил он, ловя ртом воздух. Глаза старика лукаво поблескивали. — Такую девочку я помню. У тебя есть скорость. Но ты слишком безрассудна.

— То слишком осторожна, то наоборот, — проворчала Элизабет.

— Скорость и мастерство — вот что нам надо. Но если мы хорошо поработаем, у нас будет и то и другое. — Ганс указал на кафе неподалеку. — По шнапсу? Отметим. Но в последний раз перед Играми.

— Что?

— Никакого алкоголя. Рано в постель. Строгая диета.

Никакого кофеина, — весело говорил Ганс, пока Элизабет отстегивала лыжи.

Прекрасно, мрачно подумала Элизабет, топая по деревянным ступенькам за тренером.

Лыжники пили лимонад, пялились на них. Они или узнали их, или поразились скорости, с которой они спустились. Когда Ганс провел ее внутрь, в нос ударил знакомый запах сосисок, супа и сыра с черным хлебом.

Сосновые поленья потрескивали в камине в углу комнаты; сердце Элизабет, колотившееся слишком быстро, стало входить в привычный ритм. Это хорошо: значит, спортсмен в прекрасной форме, если он так быстро приходит в себя. И…

— Привет, миледи, — раздался голос Джека Тэйлора.

Он сидел на высоком стуле возле барной стойки и пил минеральную воду. Он был в красно-бело-синем костюме американской команды.

«Ну, для тебя-то, наверное, не проблема нас узнать», — подумала Элизабет, заметив, что некоторые девушки стреляют глазками в сторону Джека. Черт побери, а почему бы и нет? Как всегда, он великолепно выглядел: загорелый, огромный, темные волосы чуть длиннее, чем в последнюю их встречу. Этот жесткий самоуверенный рот. Может, дело в снеге или в одежде? В лыжном костюме он выглядел как чемпион. Обладатель рекордов, золото которому уже обеспечено.

— Джек, — сказала она равнодушно — не устраивать же ему торжественную встречу, — ты пойдешь с нами?

Мы хотим быстренько пропустить по шнапсу.

— Алкоголь? — спросил Джек.

— Да, — она как бы со стороны услышала свой искусственно-вежливый голос, — я ведь не мусульманка.

Джек положил деньги на стойку бара и махнул Гансу.

— Нет, не пойду. А ты опоздала, Элизабет.

— Только на пятнадцать минут, — сердито бросила она. — Это невежливо, Джек. Ты должен был меня подождать.

Джек пожал плечами — .

— Милая, тебя бы я не просил ждать. Ты хочешь пить шнапс, нарушать распорядок дня… Это ведь Олимпиада. Никогда в жизни ни ради чего я не ломаю расписание и, уж конечно, не делаю этого только из вежливости.

— Что ж, очень рада была тебя видеть.

— Эй, я, конечно, тоже рад тебя видеть. Послушай, если бы на вашем месте был кто-то другой, меня бы здесь уже не застали. Но я дал вам лишние пять минут, чтобы добраться сюда.

Элизабет разозлилась.

— Слушай, Джек, не делай мне одолжений. Хорошо?

— А что такое случилось? — строго спросил техасец, сощурившись.

— Ничего не случилось.

— Я разрешил тебе тренироваться со мной, Элизабет, — сказал Джек. — Ради другой женщины я бы не пошел на это. Это…

— Олимпиада, да. Вот я и собралась. Я знаю, что ты думаешь о женщинах. Но можешь не беспокоиться, — резко ответила Элизабет. — Я сейчас отправляюсь дальше, даже не снимая лыжи.

Джек несколько секунд смотрел на нее не мигая, потом сказал:

— О'кей. — Он небрежно махнул Гансу и встал. — Я позвоню вечером.

Элизабет отвернулась, чтобы поднять рюмочку шнапса.

— Как я уже сказала, мне не нужно одолжений.

Она подняла очки и медленно выпила, прислушиваясь к тяжелым шагам Джека, выходившего на террасу.

— Что? Проблемы? — спросил Ганс.

Но Элизабет покачала головой и поспешно заговорила о деталях техники скольжения, глядя на одну из девушек-швейцарок. Те кидали на нее такие раздраженные взгляды, что было ясно: один ее вид бесил их.

Глава 26

— Замечательно. Мы закончим на следующей неделе.

Разговаривая с Люком Виерой, Нина делала пометки. Она потерла ноющие виски. Подходил к концу очень длинный и очень суетный день. Она заключала контракты, создавала новую административную структуру. Во сне ей снились документы, она просыпалась с ужасной мигренью, а перед глазами безостановочно плыли напечатанные на белом листе цифры.

На ее стол упала тень. Нина подняла голову.

Доктор Генри Нэймет, на договорной основе работающий в «Драконе». Он был в джинсах и в американской спортивной майке. У него за спиной стояла новая Нинина помощница, совершенно разъяренная фрау Бирхоф. Генри наверняка нарочито медленно прошествовал мимо нее, как мимо пустого места. Как обычно.

Нина вздохнула.

— Не клади трубку, Люк. — Она посмотрела на Нэймета. — Генри, а что случилось с телефоном?

— Ничего, если бы ты на него отвечала. — Он показал ей на кучу бумаг у нее на столе.

Нина пожала плечами. Если бы звонил Тони, то Стэфи Бирхоф дала бы ей знать. В других случаях она не обращала внимания на звонки. Откуда у нее время?

— А это не может подождать? Думаю, нет. О'кей.

Слушай, Люк, пришел доктор Нэймет. Я должна закончить разговор. Ты ведь знаешь мой домашний номер факса? Вечером я займусь деталями. — Она положила трубку. — Хорошо, доктор Нэймет. Я полностью в вашем распоряжении.

— Замечательно, — сказал он, снимая Нинино пальто с вешалки. — Пойдем поищем ресторан.

— Мы можем все обсудить здесь. У меня слишком много работы и…

— Нина. — Нэймет склонился над ней. Его черные волосы и голубые глаза всерьез смущали ее. — Дай-ка я тебе кое-что скажу. Есть такой биохимический закон..

Человеческому телу нужна пища.

— Ну в общем-то я…

— Острота мышления страдает от недоедания. Слушай, еда — это что-то вроде инвестиций долгосрочного вложения: сытый человек не будет взвинчивать себя до потери сахара в крови.

Нина не могла удержаться от улыбки, принимая от него пальто.

— Вот так-то лучше, — заметил Нэймет, глядя на нее с ослепительной улыбкой. — Ну что, пошли? Я знаю лучшее место в городе.

Что ж, по правде сказать, она на самом деле проголодалась, подумала Нина, выходя за ним следом.

Такси остановилось, и Нина вышла из машины, глядя на домики в готическом стиле, на старинные магазины и кафе, на книжные ларьки вперемежку с подвальными ночными клубами. Таков Цюрих, и если было бы время, она с удовольствием побродила бы здесь. Днем это напоминало сказки братьев Гримм, а ночью — Сохо. Она слишком устала, чтобы все это оценить, только думала: что у Нэймета на уме? Скорее всего еще какая-нибудь швейцарская закусочная, набитая банкирами и дамами в мехах, с непроизносимыми названиями блюд и столь крепкими алкогольными напитками, что они, наверное, способны растворять камни. Если она съест еще одну порцию молодого барашка и салат из одуванчиков, то просто лопнет.

— Так мы что, идем в какое-то этническое заведение?

— Да, конечно. — Нэймет подтолкнул ее направо и показал рукой:

— «Хард-рок кафе»…

Нина рассмеялась.

— Да, с точки зрения американцев — этническое, — ухмыльнулся Нэймет. — Я бы хотел пива и чизбургер.

Надеюсь, ты не возражаешь?

Их провели к маленькому столику в конце зала. Там было тесно, видна кухня, но Нину это не волновало. Было темно, очень шумно, в воздухе висела американская речь, официанты носились с подносами, на которых громоздились мороженое, пакетики с чипсами и картошкой-фри.

Перед ними мгновенно появилась девушка, и Генри заказал чизбургер, пиво и шоколадное пирожное, а Нина захотела жареного цыпленка, диет-коку и фруктовый салат.

— Это вам хорошо для холестерола.

— Ага, теперь тебя заботит мой холестерол? — вскинул брови доктор Нэймет.

Нина покраснела. Генри чертовски раздражал ее. Он разозлил юристов, пожелав лично проверить все детали контракта, касавшиеся лаборатории. Он не уступал ни на йоту. И когда на документе высохли чернила, оказалось, что Лилли Холл получила самые лучшие условия, которые когда-либо предоставлялись кому-нибудь по контракту. Она должна была обожать Нэймета. Он понимал, что делает. Нэймет казался этаким рубахой-парнем, но, как однажды процитировал он Гаррисона Форда, «дело не в возрасте, душенька, а во времени». Восьмидесятые годы были десятилетием предпринимателей.

Нэймет, конечно, не подходил под стереотип «красные подтяжки со знаком доллара», но для человека, который меньше чем через два года должен был стать миллионером, он одевался как работяга.

Честно говоря, если рассмотреть Генри Нэймета как следует, пристально вглядеться в лицо, он действительно привлекательный. Хорошие мозги в подарочной упаковке.

Короткая стрижка, черные как вороново крыло волосы, ясные, проницательные глаза. У него нет свойственной Тони властной элегантности. Ничего такого. Нэймет мог показаться придурковатым, упрямым, раздражающе беспечным.

Он всегда поступал только по-своему, отказываясь воспринимать жизнь всерьез. Нина часто задумывалась о нем, ловила себя на мысли о Генри и пыталась запретить себе это. Но потом нашла объяснение: ее всегда тянуло к науке.

Как ей не обожать человека, который мыслил кодами, свободно читал язык цифр…

— Я могу с этим управиться. Или ты считаешь меня слишком толстым?

Нина заставила себя вообразить его тело под свободной майкой. Хорош. Очень хорош. Крупный, но гибкий, один из тех сильных от природы парней, которым незачем изнурять себя в гимнастическом зале.

— Ну и что вы хотели обсудить? Премии Лилли? Это будет оформлено завтра. Лабораторию? Она готова к осмотру в понедельник. Или еще какие-то проблемы, связанные с контрактом? Надеюсь, что нет. Потому что мы все изучили от и до…

— Ничего из перечисленного. — Нэймет погрузил пригоршню чипсов в соус. — Я хотел поговорить о нас.

— О нас? Я думала, мы эти проблемы выяснили, Генри. Я знаю, вы считаете меня довольно жесткой, но…

— Жесткой? Да ты сущий кошмар. Я вынужден был подчиняться тебе столько раз, что подумать страшно.

— Черта с два, — сказала Нина.

Генри улыбнулся.

— Я имею в виду именно нас. Тебя и меня. Свидание.

— Свидание?

— Свидание. Ты еще помнишь, что это такое? — спросил Генри и посмотрел на нее сводящим с ума взглядом. — Не те, с молочными коктейлями, которые у тебя наверняка были. Девушки вроде тебя не могут их избежать.

— Девушки вроде меня? — с глупым видом повторила Нина.

Какой дурацкий разговор, но он смотрел на нее такими ясными голубыми глазами, что она почувствовала себя идиоткой, девочкой-подростком, которая говорит со взрослым дяденькой. Такого поворота Нина никак не ожидала. Нэймет не пропускал ни одной юбки, он флиртовал с каждой. И они с ним были постоянно на ножах.

Он должен видеть в ней врага…

— Да, девушки с такой яркой красотой, — сказал Генри.

Нина покраснела еще гуще. Она понятия не имела, как ей реагировать. Никто в жизни ничего подобного ей не говорил — она слышала или какие-нибудь кошачьи прозвища, или «детка», или очень конкретные похвалы Тони. Она привыкла ощущать себя какой-то эротической скульптурой, этаким совершенством. Неужели Генри на самом деле назвал ее красивой, думала Нина, и у нее возникло странное, незнакомое доселе чувство. Чувство уязвимости. Робости.

— У меня нет приятелей, — сказала она ничего не выражающим тоном. — Нет никаких бой-френдов.

— Хорошо. А я и не хочу, чтобы они у тебя были. Я хочу, чтобы у тебя был я, — заявил Генри, надкусывая чизбургер. Похоже, ему нравились чизбургеры.

Нина вспомнила Тони, как он ел, пил, как совершенно себя контролировал. На публике граф был словно сотканным из сплошных достоинств, безупречный и холодный, как ледышка.

— Нет. Ничего такого не было, я один раз попыталась, но не вышло.

— Кто-то с тобой плохо обошелся?

— Нет, да тебе это не интересно.

— Ты ошибаешься. Мне интересно. Я хочу знать все.

— Это слишком личное, — холодно заметила Нина. — И было очень давно. — Да, очень. Когда я была совершенно другим человеком и жила на совершенно другой планете.

Нина машинально провела рукой по красивому хлопчатобумажному жакету цвета болотной зелени, из-под которого виднелась белая шелковая блузка. Ее сильный характер, способность трудиться увели ее далеко-далеко от той девочки, и она стала такой, как сейчас. Она смогла справиться с Тони Сэвиджем. Она его не боялась. А вот Генри Нэймета она сейчас боялась. Даже очень.

— О'кей. — Он проглотил ее отказ, ничуть не смутившись. — И что же дальше? Ты собираешься наказывать каждого мужчину, который тебе встретится? Всю жизнь?

— Я никого не собираюсь наказывать, я просто не хочу иметь никаких дел с мужчинами. — Нина набросилась на цыпленка. — С меня хватит. Я хочу делать карьеру.

— Неудивительно. Я заметил. Но так не живут. Ты ведь не можешь взять к себе на ночь в постель компьютер? Ты читаешь Киплинга?

— Нет, — сказала Нина, слабо улыбнувшись. Откуда у нее время на художественную литературу?

— А не мешало бы. — Генри посмотрел на молодую женщину, сидевшую напротив него, холеную, отлично владеющую собой. Она кажется старше своих лет. Что-то неуловимое было в этом красивом лице, чего он никак не мог понять. Ее темные глаза словно прикрыты тончайшей вуалью. Или это глаза набрасывают легкую вуаль на лицо? Боже мой, как Нина хороша! Эти темные волосы, обрамляющие лицо, словно грозовая туча, эти скулы, будто точеные, на бледном лице. Он возжелал ее с первого взгляда, как только увидел на пороге своего дома, а потом к вожделению стало примешиваться что-то еще. Он никогда не встречал девушек, похожих на Нину Рот, таких прекрасных работников, таких собранных, напористых и быстрых. Сразу видно, у нее нет образования, но ум чрезвычайно живой. Странная, одержимая, она словно создана для него. Генри очень Хотелось сорвать с нее эту броню, заставить саму Нину увидеть, в какой она живет броне.

— Есть одно высказывание, оно прямо про тебя. Об одном животном, которое ни в ком не нуждается, просто слоняется весь день. «Кошка, которая гуляет сама по себе».

— Кошка, которая гуляет сама по себе? — невольно улыбнулась Нина. — Похоже на правду.

— Но даже кошкам нужна компания. Это, конечно, дико, но мы вполне можем обсудить техническое оборудование и математические формулы под звездами.

— Да не искушайте меня, Генри.

— Вот видишь, ты уже смеешься, — с победным видом заявил Нэймет. — Давай, попытайся быть счастливой. Хоть немного. Кому от этого плохо? Если не понравится, всегда можешь залезть в свой панцирь.

Он подмигнул ей, и Нина ощутила, как теплая волна желания прокатилась по животу. О Боже! Ей не стоило соглашаться на этот ужин. Ей так хотелось Генри. Хоте — .. лось ужасно. Но это невозможно.

— Я никуда не могу пойти с вами.

— Ты что, еще в кого-то влюблена?

— Да нет же! — Это было настолько нелепое предположение, что Нина расхохоталась. — Определенно нет.

Просто мне дорога собственная независимость.

— Черт побери. Независимость. Ты боишься меня? — насмешливо поинтересовался Генри.

Нина вскинула голову. Это надменное милое движение ему так понравилось, что захотелось потянуться и поцеловать ее.

— Я ничего не боюсь. Но мужчина мне не нужен, Генри. Это мне совсем не обязательно.

— Хорошо. Тогда друг. Я могу составить тебе компанию.

— У вас есть Лилли.

— Лилли? Нет, мы просто профессиональные партнеры. Она любит классическую оперу, а на меня она навевает тоску. И потом, Лилли с ума сходит по работе.

А я люблю отключаться.

Нина расслабилась. И правда, какой от этого вред? У нее ведь и на самом деле нет ни одного настоящего друга, с тех пор как умер Фрэнк Мэлоун. Генри заставил ее задуматься. В сущности, она действительно одинока. Она чувствовала…

— Но вы ведь не имеете в виду именно дружбу? Это ведь просто предлог?

— Нина… — Генри потянулся и схватил ее за руку.

Пальцы были грубые, мозолистые, в шрамах и следах от кислотных ожогов. — Клянусь тебе, я ничего не сделаю, о чем ты сама не попросишь. Словом или взглядом.

Тони позвонил Нине через неделю.

— Все в порядке, дорогая?

— Все прекрасно, — ответила Нина.

Она организовала новое отделение, перестроив всю структуру исследовательских работ. Это была ее собственная идея: все бригады, чем бы они ни занимались — медициной, животными, снабжением, — отчитывались перед одними и теми же людьми. Таким образом сведения собирались в едином фонде. Это новшество уже давало свой результат. Например, побочный эффект, случайно полученный в результате эксперимента датской бригады, стал путеводной нитью, которую столько времени искали люди с заболеванием коронарной системы. Лилли теперь сидела на этой проблеме Нина чувствовала себя уверенно.

— Я все это знаю, — быстро ответил Тони. — Акции подскочили. Я бы хотел, чтобы ты подумала о ежеквартальном вестнике.

— Да, непременно. — Нина обрадовалась. Вестник для аналитиков — важное дело для «Дракона». — А как насчет повышения?

— Считай, ты его только что получила. — На том конце провода вдруг стало тихо. — Где ты была вчера вечером? И в среду?

Нина посмотрела на трубку и почувствовала, как по спине пробежал холодок.

— Я выходила.

— Да неужели? — Голос Кэрхейвена был спокойным.

Он хорошо им владел.

— С кем?

Никаких жалоб, никаких объяснений, решила Нина.

— С Генри Нэйметом — Ну конечно. С очаровательным доктором Нэйметом. Вы ходили на балет? В театр? Как мило.

Сердце Нины забилось.

— Мы ходили в кино. «Офицер и джентльмен».

— Может, тебя лучше вернуть домой, дорогая? Похоже, он оказывает дурное влияние. Мы только что начали тебя как-то отшлифовывать, а ты снова смотришь разную чепуху.

Нина молчала. Фильм ей понравился. Может быть, она увидела что-то знакомое в Деборе Уинджер? Она понимала, что значит иметь бестолкового отца и расти в грязи. Но что-то в голосе Сэвиджа предупредило ее не произносить ничего подобного.

— Вчера я говорила с тренером леди Элизабет. Она переехала из отеля, где живет вся команда, в Клостерс.

Должно быть, она тренируется с Джеком Тэйлором.

Нина лгала. Она была слишком занята, чтобы вообще подумать об этой девчонке, но Тони взорвется, если заподозрит, что она оставила без внимания его указания.

— Это обнадеживает. Но ты сама должна туда поехать. Я позвоню ей и скажу о твоем визите.

— Хорошо.

— Что-то не слышу особого энтузиазма в голосе. Но думаю, я смогу поднять тебе настроение. Знаешь, что я тебе скажу? Подумай как следует о вестнике, и мы после поговорим об этом — А почему не сейчас?

— Нет, при встрече, — сказал Тони потеплевшим голосом — Я действительно нашел окно в своем расписании. Я буду в Цюрихе в следующую пятницу.

Генри заехал за ней в среду вечером достаточно поздно, когда фрау Бирхоф уже ушла и с ней не надо было объясняться. За окном опускался вечер, телефоны умолкли, и даже неутомимый факс унялся и больше не пищал.

Генри нашел Нину за компьютером: она машинально тюкала по клавишам, отраженный свет экрана падал на лицо, и оно казалось бледным, как у привидения. Нэймет узнал это выражение лица Нины, полностью погруженной в себя.

Незаметно подкравшись, он наклонился над клавиатурой и нажал несколько кнопок. Экран погас.

— Что за черт! — закричала Нина.

— Успокойся, детка. Я ничего не стер. Твой файл остался в памяти.

— Вы уверены? А то смотрите.

— Да ты что, забыла, с кем имеешь дело? С доктором Нэйметом, чьи лучшие друзья — процессоры и компьютеры. — Он подхватил ее из кресла и закружил в вальсе по темнеющей комнате, напевая мелодию «Доктор Дулитл». — Я могу говорить с мониторами, гулять с мониторами…

— Хорошо, хорошо, — улыбнулась Нина. Что за черт.

Уже девять вечера, а утром ей надо сесть в поезд и тащиться в Клостерс. Она позволила Генри накинуть на нее пальто и потащить вниз по лестнице. — А куда мы?

— Ко мне домой.

Она попятилась.

— Эй, Генри…

— А где доверие? — вопросом на вопрос ответил он. — Я тебе говорил: не жди от меня ничего, пока сама не попросишь. Может, я и тогда еще подумаю.

Нина подозрительно посмотрела на него, но послушно полезла в такси.

Она всегда сможет его отвадить, если он вздумает попытаться. Нина старалась не обращать внимания на то, что какая-то часть ее существа тянется к нему. С ним так хорошо. Весело. Он такой прекрасный друг. Но ничего более серьезного. Легкий поцелуй в щеку на прощание, когда он подвозил ее домой. Неужели он и впрямь думает, что она может попросить о большем? Неужели она собирается это сделать?

«Прекрати! Слушай, девушка, ты ведь знаешь — он вне игры. Он подарок судьбы, это бесспорно. Он — это бизнес, а ты не можешь рисковать делом. Ты ведь не хочешь втянуться в…»

Но вообще-то Нине было страшно любопытно посмотреть, где он живет и как.

Аккуратный пентхауз в Нидердорфе. Одна спальня, журнал «Спорт в иллюстрациях» на диване, беспорядок в гостиной, все в черно-белых тонах. Толстые книги по математике, кипы компьютерных распечаток повсюду, никаких излишеств, кроме огромного телевизора. Он посадил ее в одно из двух кресел перед экраном, дал воздушной кукурузы, охлажденное пиво «Миллере» и большую чашку разноцветных шоколадных шариков «Эм-энд-эмс».

Нина невольно расхохоталась, когда Генри взялся за пульт дистанционного управления и нажал кнопку. Экран ожил, и комментаторы Си-би-эс завопили, черт побери! Это была игра на Кубок мира, финал прошлого года — она жаловалась как-то, что пропустила его.

— Пей пиво, — сказал Генри. — Я жду, когда подогреются сосиски.

— Ой, замечательно, — сказала Нина улыбаясь. — Это так замечательно…

Генри подошел к ней и неожиданно поцеловал прямо в губы.

Нина растаяла. Мгновенно. Это было как термоядерная реакция. Слабость в коленях. Раскрывшиеся губы.

Она выгнулась у него в руках. Его язык…

— Нет! — Она оттолкнула Генри, тяжело дыша, стараясь взять себя в руки. Хотя бы на время. — Ты же сказал, что будешь ждать, пока я…

— Я солгал, — признался Нэймет.

Нина заставила себя сесть и открыть пиво.

— Не порть все, Генри. Давай посмотрим игру. Хорошо?

Она не обернулась, когда он ушел в кухню. Она была не в себе. О Боже, помоги мне, думала Нина. Она не владела собой, она вышла из-под собственного контроля. Он такой потрясающий, такой умный и такой обаятельный. Сожаление пронзило ее, словно меч. Она нравится Генри, потому что он ее не знает. Он понятия не имеет, во что собирается втянуться.

Она так хотела его. Слезы готовы были хлынуть из глаз.

Глава 27

Нина зарегистрировалась в отеле «Флуэла». Она сразу же возненавидела Давос. Огромные отели, серые, словно присыпанные пеплом, дороги, забитые машинами, глазеющие по сторонам туристы с лыжами в охапку, устремляющиеся к бесконечным очередям на подъемники. Лыжи, лыжи, лыжи.

Кажется, для этого города ничего на свете больше не существует. Снег, яйца с плавленым сыром и эти ужасные нейлоновые лыжные костюмы. Мир Элизабет.

Нина взяла ключ от номера и пошла наверх. Последний вечер с Генри выбил ее из колеи. Она чувствовала себя нервной и раздраженной, что ей было совсем несвойственно. Вся уверенность в себе куда-то пропала, в надежной броне появилась брешь. Тони должен появиться завтра, и Нина не могла понять, что она чувствует в связи с этим. Скоро ей возвращаться обратно в Лондон, с повышением по службе. Больше денег, солиднее статус… «Я готовлю аналитический раздел для доклада, — напомнила себе Нина, глядя в окно на ледяные поля. — Я буду реже видеться с Генри. Я вернусь в привычную колею, и снова все станет прекрасно».

Она подумала о Тони, набирая номер отеля Элизабет в долине. Похоже, он на самом деле по ней соскучился.

Что ж, это хорошо.

Так почему же ей так не хочется, чтобы он приехал?

— Отель «Меллер». Доброе утро.

— Могу ли я поговорить с леди Элизабет Сэвидж?

Это Нина Рот.

Через несколько минут Элизабет подняла трубку.

— Нина, отец сказал мне, что был бы рад увидеть тебя.

Расслабленность и некоторая растерянность Нины улетучились в момент.

Она вежливо ответила:

— Могу ли я тебя побеспокоить? Тони хотел бы получить отчет о работе.

— Ну конечно. Почему же нет? — Шелковый голос, как у папочки. — В три часа подойдет?

— Не очень. Если мы встретимся в три, то я не успею на поезд до…

— Сегодня это единственное время, когда я могу отвлечься.

Нина до боли прикусила губу.

— Тогда в три часа. Я приеду.

— Ну и прекрасно. Буду ждать.

Она прибыла в отель к Элизабет, изрядно поплутав по сказочным улочкам Клостерса, пытаясь отыскать «Меллер». Она замерзла, испачкала обувь, заляпала юбку.

Нина злилась. Ей очень хотелось показаться перед этой сукой одетой в стиле Генри. Но Элизабет может донести Тони. Нина знала, как сильно они ненавидят друг друга, но одинаково не доверяла обоим. Не меньше, чем холодом, Клостерс доконал ее олимпийской символикой — этими безумных размеров олимпийскими кольцами, командами телевизионщиков на каждом углу, вообще всей этой полоумной атмосферой перед Играми. С плакатов, с обложки каждого более-менее что-то значащего британского спортивного журнала на нее таращились зеленые глаза Элизабет. Ревность захлестнула Нину. У Элизабет есть все. Но ей мало. Ради развлечения она хочет попастись в папочкиных закромах! Нацепить амуницию деловой женщины, ничего не сделав, ничего не заработав своим трудом. В Клостерсе Нина вдруг подумала — а если Элизабет на самом деле отхватит эту чертову олимпийскую медаль? Тогда она станет известной, настоящей героиней для британцев. Чемпионка мира — это прекрасно, но звания приходят и уходят, а олимпийский успех обладает особой магией. Неужели Элизабет получит еще один мощный рычаг, чтобы воздействовать на отца и публику?

Об этом было тошно думать. Сегодня она приехала сюда, потратила время впустую, морозила задницу, играя в какую-то глупую игру. Элизабет думает, что Нина захочет услышать отчет о витаминной таблетке, но ее по-настоящему интересует только Джек Тэйлор. Нина мрачно улыбнулась, когда ее новые ботинки заскользили на заледеневшей мостовой. Джек, еще один богатый ребенок, еще один снежный атлет. Да что такого уж хорошего в лыжах? Только богатые могут позволить себе кататься на них. Это не то что бег на дистанцию, футбол или еще какой вид спорта. Здесь нет слишком сильного соперничества. Возможно, девяносто процентов потенциальных чемпионов никогда не видели этих проклятых гор.

Отель леди Элизабет был рядом в Вальсерхофом, где в прошлом году останавливались Чарлз и Ди. Он выглядел богатым, но совершенно отгороженным от всего мира и хорошо охраняемым. Нина тут же заметила дюжих парней, не очень подходящих к интерьеру — к роскошным лифтам и респектабельному вестибюлю. Один из них перехватил понимающий взгляд другого и отвернулся. «Да ладно, я ведь не похожа на представительницу прессы, ты, деревенщина, — подумала Нина. — Мы в Бруклине научились замечать мускулы с первого взгляда».

Клерк в вестибюле указал ей, где подождать. Нина уселась. И ждала. Злость нарастала с каждой минутой. Она обдумывала обратную дорогу, потому что приходилось менять планы. Эгоистичность Элизабет сводила с ума.

Наконец дверь открылась и вошла Элизабет. Она была одета во что-то очень сексуальное, очень облегающее. Это был яркий, радужной расцветки лыжный костюм и черные спортивные ботинки. От солнцезащитных очков на загорелом лице остался след. Она явно возбуждена недавней тренировкой, волосы с рыжинкой собраны сзади в детский хвост, на левой руке блестит золотое кольцо. Элизабет походила на девочку из монастырской школы на каникулах. И эта, именно эта девчонка воображала себя чуть ли не Чарлзом Саатчи, пыталась уволить Нину?

Элизабет торжествующе улыбнулась и выложила перед ней целую кучу листков, вынутых из факса.

— Извини, я опоздала. Это из-за несчастного случая.

Ужасно, одна лыжница-испанка вывихнула голеностопный сустав. Скорее всего она выпадает из соревнований.

— Ax! — «Да какое мне дело? Нина, будь вежлива, Нина». — А она участница? Где же в Испании можно кататься на лыжах?

Элизабет удивилась.

— Я полагаю, ты не слишком хорошо разбираешься в географии Европы. В Испании много подходящих мест для лыж. Сьерра-Невада, Формигаль, Бакерия-Берет…

Про меня тоже могли бы сказать, что в Англии негде кататься.

— Ну, если не знать, что ты училась в швейцарской школе, — сказала Нина, не в силах сдержаться.

Элизабет наклонила голову.

— Ну ладно. А как Цюрих?

— Да дел полно. Столько всего. Это все равно что начинать новый бизнес с нуля.

— Значит, как и у меня. Почему бы тебе все это не просмотреть? И не сказать мне, что ты думаешь по этому поводу?

Нина потянулась, взяла кучу бумаг и притворилась, что просматривает. Рекламные фразы казались достаточно остроумными и зазывными. От Франции до Германии…

Она просмотрит этот мусор в дороге. Так, на всякий случай, вдруг обнаружится что-то интересное.

— Дома дела идут хорошо. Торговля держится на уровне.

— Да, — гордо кивнула Элизабет. — Ты понимаешь, что прошло три недели после нашей рекламы на телевидении, а «Золото Дракона» все еще продается.

— Да, похоже, у тебя на самом деле нюх на рекламу.

— Именно. Талант, который ты могла бы использовать.

— Тогда мне нужно было другое — исследование рынка, леди Элизабет.

— Теперь я это понимаю, — надменно заявила Элизабет. — Как видишь, я сумела воспользоваться тем, чему ты меня заставила научиться. Я знаю гораздо больше других о том, в чем нуждается наш рынок. И когда в работе руководствуешься этим знанием, тебе очко.

«Ох, не могу я больше выносить эту мадам», — подумала Нина. Боже! Элизабет Сэвидж рассказывает ей, Нине, о рынке!

— Ну ладно, с этим все ясно. А как дела с лыжами?

— А что это они вдруг тебя заинтересовали?

Нина покраснела.

— Потому что это занятие полезно и для нашего дела.

— Думаю, да. Пока очень хорошо, а там посмотрим, — уклончиво ответила Элизабет.

— Ты тренируешься со своим бой-френдом?

Элизабет, казалось, застыла на секунду.

— У меня нет бой-френда.

Что?

— А разве Джек Тэйлор не твой любовник?

— Нет. Джек просто друг, — ответила Элизабет. — Мы катаемся вместе. Иногда. Но если у меня появляется свободное время, я посвящаю его работе. А не общению.

Она одарила Нину широкой белозубой улыбкой и поднялась, протягивая руку.

— Я спешу. У меня встреча с тренером. А очереди ужасные. Я увижу тебя на Играх? А может, уже в Лондоне?

Передавай мои наилучшие пожелания Дино и привет отцу.

Нина взяла бумаги Элизабет, и сердце екнуло. Просто друг. Это что — прикрытие или на самом деле? Неужели они порвали отношения? Бумаг много — похоже, она всерьез взялась за дело. Может, эта легкомысленная голова на самом деле включилась в работу «Дракона»?

Тони это не понравится. И ей тоже.

Из окна спальни Элизабет наблюдала, как уходит Нина. Безукоризненно подстриженная, красиво одетая.

Элизабет едва могла поверить, что они ровесницы. Неужели все женщины, которые делают карьеру, такие? Или только американки? Нина Рот ко всему относилась чрезмерно серьезно, как, впрочем, все выходцы из низших слоев общества. У нее такой вид, как будто она заявляет: я не позволю со мной шутить. Отец намеренно окружал себя такими людьми. Элизабет повидала их сотни за все эти годы — они были среди гостей в замке, среди партнеров по теннису, в толпе на приемах, которые устраивала Моника. Они были штурмовиками без лиц, ребенком она называла их про себя «пираньи». Но была одна особенность — этими лакеями всегда были мужчины.

Натягивая ботинки, потом шлем, Элизабет думала о Нине. Она спит с Тони. Но в этой связи есть что-то еще.

«Надо присмотреться, — подумала Элизабет. — Она же ненавидит меня, но она хороша. Она действительно хороша». Да, Элизабет напряглась, когда Нина спросила про Джека. Что скрывалось за вопросом? Нине Рот совершенно не интересна ее любовная жизнь… Или ее отсутствие… Стоит об этом подумать, но позже.

Элизабет появилась в Дростобеле несколько напряженная. Небо было серо-голубое, тяжелое, облака заслонили солнце и кидали тени на склоны гор, создавая ощущение, что солнечные лучи падают сквозь тучи вертикально, столбом. Это напоминало средневековые картины, изображавшие Бога, посылающего свою милость на землю. Воздух был густ и холоден. Кажется, Ганс пока доволен ею. После беглого разговора с ним Элизабет почувствовала именно это. Хотя для всех остальных его бесконечные проповеди про углы, позу, его «еще раз попробуем…» казались невыносимыми. Ганс мог поддержать только раз, когда выиграна медаль. Или проиграна.

Ее тренировки в Кенте дали результат. Изматывающая работа на снарядах добавила телу силы и гибкости.

Она уже отыграла у самой себя одну секунду, если сравнивать с результатом на Кубке мира, но рассчитывать только на это нельзя. Ходили слухи, что швейцарская команда тоже тренируется изо всех сил.

Хейди и Луиза катались на лыжне в Вербьере. Австрийцы тренировались в Гриндельвальде, французы — во Флимсе. В общем, участники по взаимному согласию распределили между собой все лыжни. Они с Гансом не будут сидеть на одном месте. Хейди и Луизе, конечно, очень повезло. Каждая встреча для них проходила дома.

Но кое-что волновало Элизабет гораздо сильнее. Несчастный случай, задержавший ее. Она живо представляла себе Грейс Кортес, лежащую с дергающейся ногой, выгибающую в агонии спину. Кошмар для любого лыжника. Бедная Грейс. Она ведь в прошлом году чуть не получила все десять баллов. Теперь мечта участвовать в этих Играх уплыла вместе с лыжами: может, она больше никогда не встанет на них. Во рту у Элизабет пересохло от внезапно пришедшей в голову мысли. Одно падение может означать полное забвение.

«Сосредоточься, сосредоточься», — уговаривала она себя. Ганс взял ее с собой вниз, в Дростобель, на менее страшный склон, чем Вэнг, но такой же крутой. Разница лишь в том, что он огорожен. Элизабет вздохнула. Слалом и супергигант — это ее самые слабые места, им придется поработать.

Она соскользнула с подъемника на снег и принялась закреплять завязки на шлеме. Оглядываясь. Где же он?

Она уже должна была увидеть Ганса в толпе…

Кто-то легонько постучал по шлему с изображением государственного флага Соединенного Королевства. Элизабет зло отозвалась:

— Эй, прекратите! Ах, Джек! Привет! Я искала Ганса.

— Он не приедет.

— Но мы договорились встретиться» он никогда не пропускает тренировки.

— Я уверен, у него есть уважительная причина, — ответил Джек. — Но он не поделился со мной, и мне это не нравится.

Она вдруг очень обрадовалась, что на ней шлем, потому что ей не хотелось, чтобы Джек заметил щенячью тоску в ее взгляде. Голос Джека был пропитан горячим техасским солнцем, и от этого мрачный день, сразу стал ярче.

Он сегодня в черном костюме, без солнцезащитных очков и похож на головореза из шпионского фильма. Было что-то внушающее благоговение в его мощи, в звездах и полосах на груди — эмблеме американской команды.

— Спасибо за новости. Увидимся, — сказала Элизабет.

Но он огромной лапищей схватил ее за перчатки, прежде чем она успела оттолкнуться.

— Он просил меня тебе помочь.

— Ганс просил тебя тренировать меня? — повторила Элизабет.

— Да, — сказал Джек и пожал плечами, устремив на нее взгляд темных глаз. — Сегодня я должен навести блеск на свой супергигант, но ничего не имею против того, чтобы указать на твои ошибки.

Ганс. Вот неожиданность. Это, конечно, для нее полезно, даже хорошо, Ганс понимал, но он ведь не может думать ни о чем, кроме лыж. Это самоубийство — получить урок у Джека Тэйлора. «Указать на твои ошибки»!

Она должна это скушать, потому что Джек в супергиганте неподражаем. Этот вид спуска получается у него лучше всего. У Тэйлора есть чему поучиться. Да о чем она?

Разве у нее есть выбор?

— Спасибо. Это было бы прекрасно, — пробормотала Элизабет.

Она избегала его с того дня, как появилась в Давосе.

До нее вдруг дошло, что она впервые после Кубка мира сидит его на лыжах.

— О'кей, — ровным голосом сказал Джек, выругав про себя Ганса Вольфа.

Он слишком многим обязан Гансу, чтобы отказать, но старик сам не понимал, о чем просит. Эта Элизабет… Ему надо выбросить ее из головы, не думать о будущем с такой испорченной маленькой стервой. Сначала она отвергла все его доводы о необходимости уехать из Англии и начать тренировки, как будто Олимпиада — это ничто, как будто ее работа в «Драконе» — на самом деле все. Отец никогда не даст ей шанса, она должна это понимать.

«Ей надо было приехать сюда одновременно со мной, — со злостью думал Джек. — Потом она наконец появилась и устроилась в своем отеле, нарушила расписание, вопит на меня…»

Джек относился к лыжам очень серьезно. На последних соревнованиях Элизабет завоевала его уважение, а сейчас пошли слухи из британского лагеря: она взялась за прежнее, ведет себя словно примадонна. На этот раз ее увлек «бизнес», а не мальчики. Но это все равно. Игрушки.

Игры.

А он все это время тосковал по ней. Не был с ней рядом. Не видел, как она себя ведет. Когда Элизабет появилась в лагере, она была очень слаба. Это убило его.

Ведь до Игр оставалось всего несколько недель! Она приехала с опозданием, на взводе… А у Сэвидж ведь на самом деле есть все данные, чтобы стать одной из самых великих лыжниц. Джек это понимал, чуял, как лис чует лисицу. Возмутительно так наплевательски относиться к своему дару. Если бы кто-то из его детей вел себя подобным образом, он бы не задумываясь высек его розгами.

Эта Сэвидж просто сводит его с ума.

Но была еще маленькая проблема — в нем самом.

Действительно, легко злиться на Элизабет. Но не так легко не обращать на нее внимания. Или забыть. «Почему меня должно раздражать, что какая-то англичанка не отвечает на мои телефонные звонки?» — сердито думал Джек. Но его раздражало то, что она расстраивала его планы. Он не мог забыть поцелуя морозным утром в Англии. То ожидание, что обостряло предчувствие удовольствия. Ощущение того, как тает ее сопротивление.

Встреча в коттедже, когда было все так, как он воображал, но только еще лучше. Длинные медового цвета волосы Элизабет, накрывшие его грудь, ее плоский живот, вздрагивающий у него под руками, ее бесконечно длинные ноги и мускулистое тело, извивающееся над ним, ее маленькие почки-соски на бледных грудях…

Элизабет смотрела на него из-под шлема. Бесстрастно. Она вскидывала голову, и это раздражало его.

«Ну ладно, Джек, она, конечно, хороша, но таких полно вокруг. А сейчас тебе надо тренироваться с ней и смирись с этим».

Ладно. Он будет ее тренировать. Он ей покажет, какой уровень требуется от олимпийского чемпиона. Может быть, тогда она наконец бросит свои глупые игры и привычку прерывать тренировки. Пусть попотеет.

«Я тебе покажу, моя дорогая», — подумал Джек.

— Сначала я понаблюдаю сверху. Мы откатаем три дистанции слалома, а потом супергигант. Ты будешь выполнять мои указания. Если захочешь прекратить, просто крикни.

— Я не захочу, — сказала Элизабет, глядя на него в упор.

Джек холодно улыбнулся.

— Посмотрим. Ну, пошли на старт; В левые ворота.

Глава 28

В дверь позвонили. Нина испуганно подпрыгнула. Она только расчесывала волосы и еще не занималась макияжем. На часах восемь утра. Не может быть, чтобы это был он. Ошибка. Она решила не обращать внимания на звонок.

Боже, как она устала! Она поднялась в пять, чтобы успеть помыть и высушить волосы, а ведь вернулась домой в полночь и до двух не спала, пытаясь что-то придумать насчет леди Элизабет. Тело ее, похоже, уже преодолело барьер, после которого усталость переходит в переутомление, но прилив энергии был какой-то фальшивый, как от чрезмерного количества крепкого кофе.

Но звонок раздался снова. Черт. Нина сунула ноги в шлепанцы и спотыкаясь кинулась к домофону.

— Тони, извини, ты так рано. Давай, поднимайся.

Она кинулась обратно в ванную, торопливо собрала нижнее белье, сунула его в корзину; на косметику не осталось времени. Тони, о Боже! Сердце бурно заколотилось, Нина почувствовала, что спина покрылась потом. Она распахнула окно, чтобы утренний морозный воздух развеял пар от душа. Зеркало просветлело, и она увидела в нем свое отражение, а в дверь все трезвонили и трезвонили. Темные волосы все еще мокрые и скользкие. На Нине была голубая с белым юбка и крахмальная рубашка «Прада». Самое дорогое, что у нее есть. Она не может себе позволить обычные спортивные штаны с джемперами, которые надевает с Генри. Для Тони ничего другого, только самое лучшее. «Ты должна соответствовать, ты должна выглядеть так, чтобы способствовать его славе». Правда, на лице нет косметики, но сейчас уже не до нее.

— Сейчас, Тони. Подожди, одну секунду.

Она спрыснула себя духами «Джой», его любимыми, и кинулась открывать дверь.

В дверях стоял Генри Нэймет. В руках у него была видеокассета и пакет с кукурузными хлопьями.

Нина ахнула, но очень быстро пришла в себя.

— Генри? Проходи. Извини, я ожидала кое-кого другого.

— Я догадался. — Генри вошел, глядя на нее сверху вниз. Он был в джинсах, в беговых туфлях, в свитере, с плеча свисал потрепанный рюкзак цвета хаки. — Тони?

Я думал, он всегда «граф» или «лорд Кэрхейвен». Какая-нибудь феодальная чепуха вроде этой.

Нине хотелось умереть.

— Ну, обычно я называю его так при посторонних — он все-таки босс, я должна выказывать уважение.

— А что — не на людях вы друзья?

— Ну, я бы не сказала — друзья, — уклончиво ответила Нина. — Не в прямом смысле друзья…

— Это хорошо. — Красивое, открытое лицо Нэймета сморщилось в легкую гримасу недовольства. — Он энергичный человек, но я слышал об этом типе довольно много дурного.

— Ну, удачливым людям врагов не занимать.

— О'кей, о'кей, если он тебе нравится… — Генри подал ей кассету и воздушную кукурузу. — Принес тебе игру и еще кое-что. На случай, если для тебя это так много значит… В общем, прощальный подарок.

— Как это? — спросила Нина, прижав видеокассету к груди. Она поверить не могла в то отчаяние, которое вдруг ее охватило. — А ты куда направляешься?

— В Англию, дорогая. Помнишь? В Лондон.

— Но я думала…

— И я тоже так думал. Но Лилли должна находиться в одном месте, она говорит, что ожидает интересных результатов в последней группе мышей.

— А для чего ей надо, чтобы ты с ней ехал? — Нина откинула волосы с глаз. — Ты же занимаешься компьютерами.

— Она настаивает. А я не люблю ее подводить, — ответил Генри. Он подошел к ней немного ближе. — Похоже, ты взволнована? Так что все эти крики, борьба…

Нина опустила голову, чтобы он не видел ее лица.

Он смеялся над ней, но ей было совсем не весело. Волна одиночества, чувства потери накрыла ее. До нее вдруг дошло, как будто ее ослепила молния, какая у нее была здесь жизнь с Генри. Как она привыкла полагаться на него. Без Генри она станет совершенно несчастной. Вчера она так хотела, чтобы он уехал, но теперь, когда он собрался в дорогу, почему она не радуется?

Нэймет подошел к ней, взял за подбородок и нежно приподнял лицо. Она такая красивая, несмотря на то что не успела привести себя в полный порядок. Волосы мокрые. Он вдохнул слабый аромат шампуня. Желание и разочарование сплелись в нем, он тотчас напрягся, едва подошел к Нине. В тот вечер, когда она его отвергла, он просто изнемогал от желания. Всю ночь Генри не мог заснуть. А вчера вечером подхватил в баре какую-то туристку, отправился к ней в ее отель и взял безжалостно и грубо. Но и это не помогло. Еще одной ночи он просто не выдержит.

— Кажется, я смогу наконец избавиться от головной боли, — слабо улыбнувшись, сказала Нина. Она понимала, надо убрать его руки со своего лица, но не двигалась.

— Я думаю, мы увидимся через месяц. — Он смотрел ей прямо в глаза. — Могу я получить прощальный поцелуй?

— А ты хочешь? — прошептала Нина.

Генри секунду смотрел на нее, потом наклонился и очень медленно коснулся ее губ, потерся о них легонько, сухо — это напоминало эхо поцелуя.

— Только так? — прошептала Нина.

Генри словно этого и ждал. Он тесно прижался к ней губами, она чувствовала жар его тела, слышала горячее дыхание; волна желания захлестнула ее, она не могла больше терпеть и вся так и потянулась ему навстречу. Генри прижал ее к себе и стал целовать, покусывать, облизывать изнутри нежную губу, потом приник лицом к шее.

— О Боже, как ты хороша! — пробормотал он.

Нина почувствовала, что колени ее слабеют, она выгибалась ему навстречу, совершенно беспомощная, отвечала на его ласки. Генри провел рукой по ее спине, потом стал спускать рубашку с плеч…

— Боже, — ахнула Нина, когда он коснулся ее груди.

— Детка.

Большими пальцами он гладил ее соски и тихо стонал от удовольствия. Нина забыла ему сказать, чтобы он остановился. Она не могла произнести ни слова. Он продвигался очень медленно, но Нина хотела этого, она, наверное, умерла бы, если бы Генри остановился. Не было смущения, двусмысленности, которые она испытывала с Тони, сейчас все было честно и открыто.

Другой рукой Генри провел по ее ноге, стал задирать юбку. Он потянул колготки вниз, осторожно вытряхнул ее из трусиков. Тони должен приехать в десять. «А что, если он появится раньше?» — мелькнула было мысль, но быстро улетучилась. Нина чувствовала, как ноги невольно раздвинулись; его рука скользнула по гладкой коже между бедер, пальцы невероятно нежно гладили внутри.

Генри дышал отрывисто и неровно, а потом вдруг надавил рукой, и сладкая волна удовольствия пробежала по телу Нины, словно рябь по воде. Она вскрикнула, но Генри заглушил ее крик поцелуем. Ноги Нины подкосились, голова пошла кругом, ее желание стало нестерпимым. Они на что-то повалились — кажется, на диван.

— Но у тебя же самолет!

— К черту самолет! Полечу следующим рейсом.

— Но мы не можем, — с трудом сказала Нина.

Генри наклонился и потерся губами об ее ухо. Какой он тяжелый и сильный. Нина двигалась под ним, почти ничего не соображая; ее переполняла животная страсть, и Нина тонула в ней.

— Как ты не права, — прошептал Генри, обхватывая ее руками и слегка приподнимая, податливую, как тряпичная кукла.

Он перевернул ее на живот. Нина откинула голову назад, волосы, словно тяжелый занавес, упали на лицо.

Сквозь спутанные пряди она увидела, как Генри расстегивает ремень, сбрасывает рубашку, стаскивает джинсы.

Грудь его, покрытая колечками жестких волос, оказалась гораздо бледнее лица; замечательные мускулы бугрились, крепкие, но не от тренировок, а естественные и потому совершенные. Сильными бедрами Генри прижал ноги Нины, она чувствовала, как он трется о ее бедра. В животе у Нины что-то сжалось, ее затопило желание.

Генри схватил подол тысячедолларовой юбки и бесцеремонно задрал до талии. Она резко втянула воздух и приподнялась на локтях. Генри хотел закричать во все горло:

Нина была само совершенство. Его возбуждение было так велико, что он мог причинить ей боль. Пальцы Генри немного дрожали, когда он расстегивал лифчик. В позолоченном зеркале напротив он увидел Нину: лицо ее пылало, невероятные груди с черными, словно вишни в сметане, сосками, свисали из расстегнутой рубашки.

Круглая попка была такой аппетитной. Генри приводил домой нескольких девиц и заставлял их раздеваться, но у них были такие скучные, совершенно несексуальные задницы. Но Нина, его Нина! Вот это женщина! Ему надо немедленно войти в нее — или он сейчас же кончит. С невероятной осторожностью Генри раздвинул ее бедра, но Нина нетерпеливо подалась назад, ее тоже мучило желание. Генри наконец взял ее и почувствовал, как она стиснула его внутри и задвигалась вместе с ним. Боже, какая она страстная…

— Тебе нравится? — выдохнул Генри.

Нина почти рыдала. Она чувствовала каждый толчок, видела свое отражение в зеркале, видела, как Генри двигается сзади нее. Руки его нежно ласкали грудь и все тело, он делал это мягко, нежно, терся грудью об ее спину, волосами щекотал кожу, от чего удовольствие Нины становилось все нестерпимее.

— Да…

— Вот так мы должны заниматься любовью. Мы, люди. — Он говорил быстрым шепотом, тяжело дыша.

Его возбужденная плоть снова и снова проникала в нее, и Нине казалось, что это как поцелуй на рассвете, как нежнейшая ласка. Каждый атом ее тела был переполнен наслаждением. — Это самый лучший способ.

— Почему? — задыхаясь, спросила Нина.

Генри еще раз ударил, еще быстрее, еще сильнее, в невероятном ритме — он словно что-то вбивал — Потому что так глубже входит. — Он горячо дышал возле ее уха, чувствуя, как она пятится назад, теснее и теснее прижимается к нему, извиваясь от его прикосновений. О Боже, какая она страстная! И такая красивая. Он снова толкнулся. — Просто потому, что вот так глубже входит.

— Генри, — проговорила Нина со странной печалью в голосе.

Но она жаждала его, несомненно. Она двигалась вместе с ним, и Генри ощущал, как чувственность захлестывает ее. Нина вцепилась ему в руку, потянула ко рту и стала целовать. Генри увидел, как она закрыла глаза, приоткрыла губы.

…Нина не могла ни думать, ни двигаться. Удовольствие, желание были настолько огромны, что, казалось, она поднимается на высокой волне, все выше и выше…

Генри подхватил Нину под мышки и притянул еще ближе, он двигался сильнее и сильнее; стена вдруг взорвалась, все поплыло перед глазами. Сотрясаемая оргазмом, рыдая, она выкрикивала его имя.

Стоило Нине закричать, как Генри тоже взорвался и рухнул на нее, расслабившись. Он был абсолютно счастлив. Ему хотелось остаться здесь навсегда.

— Ты должен уйти, — задыхаясь, сказала Нина.

Генри потянулся, поцеловал ее сзади в шею, теплую и мокрую от пота.

— Правда, — настаивала Нина.

Она с трудом встала на ослабшие ноги. Генри смотрел на нее. Черные волосы падали на красивое лицо.

— И это все, что я могу услышать от тебя?

— Все было замечательно. — Нина подошла к нему и поцеловала в затылок. Она что-то скрывает, с неудовольствием подумал Генри. — Правда. У меня встреча, я не могу предстать на ней вот в таком виде.

— Мы повторим. Когда ты приедешь в Лондон.

— Конечно. — Нина бросилась торопливо подбирать одежду, пока Генри натягивал джинсы. — Слушай, может, ты успеешь на свой самолет… Позвони мне, когда долетишь.

Нина чмокнула его в щеку, когда он уходил. Смущенный, Генри обнаружил себя в прихожей в расшнурованных спортивных тапках.

Нина дождалась, когда услышит шаги Генри на лестнице. Потом, ослабев, села на пол и заплакала.

Глава 29

Тони вошел к Нине улыбаясь. Ему понравилось путешествие. Полеты первым классом никогда не были скучными. Миссис Перкинз организовывала все с военной точностью: водителя, отель, апартаменты, — ему оставалось автоматически зарегистрироваться. Служащие повсюду встречали его подобострастно, но он едва обращал на это внимание. Вряд ли Тони Сэвидж вообще видел в них живых людей. Они сливались у него с обоями.

Путешествия служили своеобразным барометром, они показывали, как у него идут дела, какие слухи будоражат общество на этой неделе. Он ожидал посадки в самолет в зале для особо важных персон, так что приходилось смешаться с другими, летевшими первым классом, повертеться среди бизнесменов. Тони изображал чрезвычайное безразличие к перешептываниям за спиной, к заинтересованным взглядам. Но он это любил. Все на него пялились, как школьники на футбольного нападающего, как поклонники на актера Роберта де Ниро.

Началось это в то время, когда его империя обрела силу и «Дракон» в Англии стал крупным хищником. Пик слухов о нем пришелся на момент противостояния с Джеем де Фризом, но когда тот был несправедливо привлечен к суду, слухи разом утихли: напуганные люди предпочитали ничего не говорить о Тони Сэвидже. Иногда он ловил себя на мысли, что тогдашнее время ему нравилось больше всего.

Сегодня он хорошо известен. Потрясающий выкуп «Хелмерз» завершен на прошлой неделе. Тони остался с акциями в руках, а президент — в слезах. По крайней мере такие слухи ходили в Сити. Во время полета о нем шептались, на него бросали притворно-равнодушные взгляды.

Но зависть и любопытство невезучих замечательно действуют на настроение. От внутреннего удовлетворения у него в животе разливалось тепло, как от подогретых круассанов и кофе за завтраком. Если они думают, что у него сейчас все прекрасно, то что они скажут, когда выйдет финансовый вестник, свеженький и хрустящий?

Нинина находка представлялась многообещающей. Он пригласил Лилли Холл на встречу. Уродливая старая карга, но знает, что делает. Фотографии похудевшей мыши и тощих обезьян — это что-то. Опыты на людях потребуют времени. На Западе трудно получить разрешение экспериментировать на человеческих существах, но и это, конечно, чепуха. Как может наука продвигаться вперед без этого? Тони спокойно все обдумал и нашел выход. Маленькие исследовательские научные центры есть в Африке, в Южной Америке, где нищие люди станут драться за возможность заработать двадцать баксов и при этом похудеть. И что еще хорошо — реорганизация исследовательских отделений, которую провела Нина, не даст акциям упасть в цене. Сладостные слухи насчет готовящейся бомбы пойдут гулять, и тогда — Боже мой, сезон открыт! «Дракон» на автопилоте взовьется к звездам и вынесет с собой на орбиту Тони Сэвиджа.

Тони надоело быть большой рыбой в маленьком пруду.

Он наследственный пэр, а поскольку королева уже объявила, что больше не будет создаваться герцогств, — очевидно, она ощутила большое облегчение, когда Черчиллю отказали в возможности стать герцогом Лондона, — он, похоже, уже не сможет подняться выше. Тони прекрасно живет, его уважают, а точнее, боятся. Чарлз И Ричард растут как надо, Моника — ценная вещь в доме… Что ж, в Соединенном Королевстве ему дальше двигаться некуда. В Штатах он был бы маленькой фигурой, не такой, как хитрые ублюдки Хансон и Уайт или этот полуфранцуз сэр Джеймс Голдсмит. Чего Тони отчаянно хотелось бы — так это всемирного успеха. Он жаждал слышать почтительный шепот не только в Хитроу, а и в других аэропортах мира.

Хансон, Уайт и Голдсмит стоят наверху, как все нефтебароны и финансисты, как Джордж Сорос. В мире мало людей такого уровня. Это самый мощный и исключительный клуб. Тони жаждал быть принятым в него. И он чувствовал, что уже стоит на пороге этого клуба.

Нине он великодушно отдал квартиру компании, со всей бело-золотой мебелью, современно оборудованную, с этой немыслимой автоматизацией. Тони был здесь несколько лет назад и уже забыл, как все выглядит. Наверное, девочка в восторге от этой роскоши, подумал он.

Она и понятия не имеет, что делает для «Дракона». Во всяком случае, не полностью осознает, чего заслуживает на самом деле за свои мозги и усердие.

— Моя дорогая девочка, ты выглядишь превосходно, — с теплотой в голосе произнес Тони.

Она действительно выглядела хорошо. Он сразу ощутил приятно шевельнувшееся желание. Нина была в струящемся бежевато-розовом костюме, цвет которого подчеркивал смоль волос и белизну кожи. Опытный глаз Тони определил крой мастера — этот сдержанный наряд наверняка от Ральфа Лорена. Юбка доходит строго до колена, пуговицы застегнуты чуть ниже того места, откуда ноги растут. Он ухмыльнулся. Косметики было мало: немного румян и губная помада цвета клевера. Тони потянул носом воздух, но не уловил запаха духов. Как забавно, у нее всегда такой деловой вид. И вообще казалось, что он с ней не спал.

— Спасибо. Надеюсь, ты хорошо долетел?

— Вполне, дорогая, благодарю.

— Замечательно… — Нина откинула прядь волос, упавшую на глаза. — Ну что, сразу приступим?

— Меня вполне устраивает, — сказал Тони и приподнял плечо, собираясь сбросить кашемировое пальто.

— Нет. — Нина остановила его, подняв руку.

Он посмотрел на нее и увидел, что девушка густо покраснела.

— Я имела в виду не это…

Тони быстро взглянул на нее.

— А в чем проблема?

— Нет проблем. Нам надо многое обсудить. Поговорить о работе, о твоей дочери. Я думаю, к этому надо приступить сразу же.

— Ну что ж, ты права. — Сэвидж снова надел пальто. — Пойдем поедим. Бизнес превыше всяких удовольствий, я так понимаю?

Тони привел ее в отель «Мерси». Страх еще крепче стиснул сердце Нины, когда она увидела реакцию ресторанных служащих. Они сразу узнали его. Принялись кланяться, суетиться, провожая их к уединенному столику в тени декоративного дерева. Она подумала: они все ждут, что после еды, на закуску, он поведет ее наверх.

Пока Тони уверенно делал заказ на двоих, Нина открыла папку. Во рту у нее все пересохло, сердце судорожно трепыхалось. Неужели она всегда знала, что он за тип? Но когда он сидит прямо перед тобой, это совсем другое дело. Ястребиный взгляд, которым он обводил зал, словно искал жертву. Нина знала, он и за ней так же следит, этот могущественный человек, раздевающий ее глазами, осматривающий ее, как фермер телку на ярмарке крупного рогатого скота. В Лондоне ей это нравилось, но теперь она встретила Генри Нэймета. И все переменилось. У нее будто открылись глаза. Дорогие украшения, грубая чувственность начали раздражать Нину Рот Сидя здесь в ожидании, когда официант привезет на сервировочном столике шампанское, она увидела ясно, почему ей захотелось отдать браслет с опалами и сапфирами Аните Казавшееся щедростью на самом деле было чем-то совсем другим. Тони это понимал, и ей следовало понять. Но она была слишком труслива, чтобы прислушаться к себе. Он заставлял ее носить подаренные им украшения, потому что ей не хотелось надевать их. А не хотелось ей потому, что они служили доказательством того, что она его собственность. Его игрушка. Которую он одаривает тем, что нравится ему самому.

Теперь Нина могла определить словами это смутное чувство неловкости, которое у нее всегда было. Таким путем Тони заставлял ее ощущать себя проституткой высшего разряда.

Тони склонился над ней, наливая в фужер шампанское. Нина вдохнула аромат его лосьона после бритья, и ей пришлось подавить в себе импульсивное желание отпрянуть. О Боже, нервно подумала она. Надо сказать ему, что все кончено. Размышляя, как он это воспримет, Нина словно окаменела.

— Выпьем за «Дракона». Пусть он расправит крылья и полетит, — улыбнулся Тони, чокаясь с ней.

Официанты принялись класть еду на тарелки. Тушеную телятину, трюфели в белом винном соусе. Было вкусно, но Нина едва ощущала это Ужасно нервничая, она подала боссу квартальный отчет, над которым потела целую неделю.

Тони пробежал его, потом поднял глаза на Нину и одобрительно кивнул. Откинулся назад и стал читать.

Медленно.

— Очень хорошо. — В голосе патриция слышалось удовлетворение. — Очень хорошо. Именно то, что надо.

— Я получу повышение? — Нина набралась мужества. Она ведь обеспечила успех «Дракона», нашла Лилли и провела реорганизацию.

— Нина, — Тони с некоторым удивлением посмотрел на нее. — Ты ведь только что получила повышение.

Что подумают твои коллеги?

— Я только старший управляющий. Это почти ничто. И вообще, с каких это пор ты стал обращать внимание на мнение твоих работников? — Нина вскинула брови и посмотрела прямо в лицо Тони.

Тони Сэвидж легонько кивнул.

— Ты работаешь очень хорошо.

— Я создала новое отделение, сэр, и скоро выйдет вестник.

— Сэр? Мы разве сегодня на официальной ноте? — Тони насадил на вилку кусочек телятины и трюфель, потом сделал едва уловимое движение левой рукой; «Роллекс» блеснул на солнце. Тони прекращал дискуссию. — Идея-то была очень простая.

Нина не стала настаивать, но ее охватило раздражение. Простая? Может быть. Но никто из его позолоченных подхалимов не додумался до этого, а ведь именно благодаря простым идеям создаются империи в бизнесе.

Ну ладно. Как только ее доклад будет опубликован, думала Нина, ее позиции укрепятся. Она не сомневалась, что акции «Дракона» взлетят до потолка. А в связи с этим охотники за мозгами примутся звонить, посыплются соблазнительные предложения от других фирм.

Тони должен будет оплатить ей результаты.

Терпение — это хорошее качество.

— Лучше поговорим об Элизабет.

Легкая тень набежала на лицо Кэрхейвена в ту же секунду, как только прозвучало это имя.

— Да, она становится все более известной, мало у кого из британских спортсменов есть шанс на этих Игpax, — сказал Тони, — так что порадуй меня чем-нибудь, скажи, когда этот тип намерен сделать ей предложение.

Нина втянула воздух.

— Боюсь, что не могу. Вообще я не думаю, что они еще вместе. — Она наблюдала, как темнеет лицо Тони. — Сейчас, перед самыми Играми, невозможно проверить, что у них за отношения. Элизабет не тренируется с командой, она ни с кем не общается: она только катается и работает.

— Не верю, — сердито заявил Тони.

Нину охватила дрожь. О Боже!

— Но есть еще кое-что. Относительно «Золота Дракона».

— А что? Ах да, маленькая пилюлька. Ей удалось что-то сделать? Она получила несколько заказов от «Бутс»? — Тони отпил глоток шампанского, потом еще глоток и снова наполнил бокал. Его настроение флиртовать испарилось. Забавно, но Нина почти ясно видела, как зубчики шестеренок в его мозгах крутятся, работают, анализируют проблему. Тони Сэвидж походил на стервятника, кружащегося над мертвецом. — Может, дать ей несколько продуктов в Соединенном Королевстве, пускай поиграет, пока мы дождемся момента и она выйдет замуж и отбудет за океан? По крайней мере она уймется.

Исчезнет. — Тони почти выплюнул следующие слова:

— И не будет маячить перед глазами.

— Боюсь, что нет. Нет, если я верно поняла цифры, которые она мне дала. Она попыталась скрыть истинный размах работы, но если читать между строк… В общем, леди Элизабет пытается запустить «Золото» в Европе. Она имеет дело напрямую с национальными учреждениями, разговаривает с немецкими и французскими агентствами и, похоже, бюджет свой черпает прямо из центрального фонда. Наступило грозное молчание. Тони Сэвидж отложил нож и вилку и уставился на Нину.

— Ну, может, я неверно поняла, — пробормотала Нина — Ясно. — Голос графа стал ледяным. — От чьего имени она это делает? Как ей удалось добраться до наших денег?

— Я думаю, она это делает от твоего имени — она ссылается на тебя в той корреспонденции, которую я видела. Она просто приказывает, а они полагают, что у нее на это есть право.

— Ты серьезно?

— Да, сэр. «Дракон» — семейная компания. Леди Элизабет — твоя дочь, она продала много пилюль. Может, они думают, что это естественное расширение бизнеса. Никто не осмеливается усомниться и кинуть вызов Сэвиджам. И я должна сказать, это довольно смело и оригинально. — Нина вынуждена была сделать подобное признание, хотя ненавидела эту принцессу. Но, надо отдать должное Элизабет, она действует чертовски смело. От менее въедливого человека, чем Нина Рот, она могла бы это скрыть. И поставить папочку перед успехом «Золота Дракона» во всей Европе как перед свершившимся фактом. Нина попыталась улыбнуться Тони. — Дочь пошла в отца, я думаю.

Граф резко вскинул голову. Его глаза смотрели сквозь Нину. Ярость пылала в них, как раскаленные угли. И эта ярость была настолько сильна, что Нина невольно съежилась.

— У меня нет дочери, — заявил Тони Сэвидж.

— Нет! — голос Джека звучал нетерпеливо, почти надменно и пренебрежительно.

Элизабет стало больно, как от удара кнутом. Ублюдок! Она спускалась с гор, извивалась перед ним уже несколько часов, пытаясь следовать каждому окрику. До тех пор, пока спина и поясница не заныли, а мир не слился в неясную картину летящего мимо снега и леса.

— Немного влево, потом вправо, пригнись, чтобы вписаться в поворот! — кричал он, когда она так резко затормозила, что лыжи зарылись в снег.

Элизабет тяжело дышала, лицо под шлемом побагровело. Этот проклятый Джек! Если бы он был хоть чуточку хуже в своем супергиганте, а у нее было бы хоть что-то» чтобы ему показать! Тогда этот высокомерный американец не выставлялся бы перед ней, демонстрируя свою совершенную технику. Элизабет смотрела на него в отчаянии.

Рядом с грациозным и точным Джеком она чувствовала себя неуклюжим толстым увальнем, пытающимся танцевать «Лебединое озеро». Тэйлор, такой большой и сильный, откуда же у него эта невероятная легкость? Он совершал повороты так, будто его контролировал компьютер. Джек Тэйлор, техасский лыжник-автомат.

— Я стараюсь изо всех сил! — крикнула Элизабет.

Джек покачал головой и указал на ее шлем.

— Знаешь, миледи, ты должна делать лучше, чем сейчас.

Перчатки из лайкры запутались в ремешках, когда она срывала с себя шлем. Копна рыжеватых волос вырвалась на свободу и упала на плечи. Волосы сверкали на солнце, и Джек с трудом подавил желание, немедленно охватившее его. Черт побери! Он хотел ее прямо здесь, прямо сейчас, и только…

— Боже мой, да я понимаю и изо всех сил стараюсь!

Неужели ты не можешь хоть немного поддержать меня, воодушевить?

— Я мог бы, но не стану, — ответил Джек. Его красивое лицо после долгой тренировки выглядело так, будто он только что завершил всего лишь приятную прогулку.

А Элизабет чувствовала себя развалюхой, и это злило ее сегодня сильно, как никогда.

— Я не британец, милая, и я здесь не для того, чтобы размахивать национальным флагом и просить у тебя автограф.

— Что ты хочешь этим сказать?! — крикнула Элизабет.

— Я хочу сказать, что тебе надо работать гораздо больше. — Джек слегка приподнял лыжную палку и легонько коснулся ее груди. — Тебе надо перестать опаздывать, пропускать тренировки, играть в бизнес-леди.

— Я делаю настоящее дело…

— Да брось. — Джек был слишком раздражен, чтобы выслушивать всякую чепуху. — У тебя нет будущего в «Драконе», ты сама знаешь. Ты просто из эгоизма соперничаешь с отцом и можешь лишить Британию шанса на золото Олимпиады.

— Джек, я не знаю, с чего начать.

— Тогда и не начинай. — Темные глаза Джека смотрели сурово. — Мир тебе ничем не обязан, принцесса. У тебя нет образования, нет опыта, но ты почему-то думаешь, что стоит сунуться в бизнес, как сразу получишь все, что хочешь, и завоюешь мир.

Элизабет ничего не ответила.

— У тебя же есть талант. Так что хватит болтаться, иначе ничего не выиграешь, чемпионка. Ты окажешься в тупике, — заключил он.

— Знаешь, ты говоришь прямо как мой отец, — усмехнулась Элизабет.

Джек рассердился.

— Твою мать…

— И твою тоже. — Элизабет снова натянула шлем. — Спасибо за тренировку.

Она опустила палки, оттолкнулась и исчезла, устремившись в сторону Давоса. Исчезла, полыхнув ярким костюмом.

Джек Тэйлор смотрел ей вслед. Он заставил-таки ее попотеть. Что ж, он высказал свою точку зрения. И вообще выговорился. Это надо было высказать. «К черту», — подумал он.

Глава 30

Тони вышел из лимузина возле вестибюля аэропорта и махнул Нине рукой — выходить.

— Извини, что не могу остаться, дорогая. Я должен вернуться и все выяснить.

Уже догадалась, подумала Нина. Тони немедленно позвонил, желая все проверить, и тут же запихнул ее в ожидавшую машину. По дороге в Клоден он заставил ее несколько раз вспомнить цифры.

— Почему бы тебе просто не позвонить и не сказать, чтобы все это прекратили? Если, конечно, хочешь. Ведь идея вообще-то неплохая… — Нина оборвала себя на полуфразе. Что она такое несет? Вот она, практическая жилка. Прямо лезет из нее. А ведь она хотела, чтобы Элизабет Сэвидж жестоко проучили.

Тони взглянул на нее.

— Ты не понимаешь. Я этим займусь, а ты никому ни слова. Иначе распрощаешься с «Драконом».

— Никому не скажу. — Нина даже отпрянула от него, когда машина мягко остановилась у обочины.

Лицо Тони смягчилось. Он потянулся к Нине и поправил волосы, которые трепал ветер, заложил черную прядку за ухо. Он смотрел на девушку с удовольствием.

— Правда, дорогая, мне очень жаль, что нам пришлось прерваться. Ты скоро вернешься домой, и мы продолжим с того, на чем остановились.

Тони наклонился поцеловать ее, но Нина отвернулась, и поцелуй пришелся в щеку, а не в губы.

Он резко выпрямился.

— Что с тобой?

— Тони, — сказала Нина, и ее голос вдруг прозвучал невероятно спокойно, хотя внутри все дрожало. — Извини, но эту сторону наших отношений надо закончить.

Кэрхейвен посмотрел на нее непроницаемым взглядом.

— Не смеши. Мы совершенно подходим друг другу и наслаждаемся друг другом.

— Это больше не может продолжаться. Извини, Тони, я верну тебе все драгоценности, — сказала Нина.

Тони чуть не расхохотался. Блестящие темные глаза девушки смотрели ужасно серьезно. Как если бы она ничего не понимала, как если бы он на самом деле собирался разрешить ей уйти.

— Нина, Нина. — Пальцы, только что гладившие волосы, вдруг двинулись к скулам, обрисовали их. — Ты не понимаешь. Ты мне нравишься, и мы прекратим наши отношения, только когда мне надоест.

— Что? — прошептала Нина.

— То, что слышала. — Он посмотрел на часы. — Ну а теперь у меня нет времени, самолет в два тридцать. Можешь не присылать мне драгоценности, а в следующий раз, когда мы куда-нибудь пойдем, ты их наденешь.

— Я не собираюсь больше встречаться с тобой где-нибудь, — заявила Нина.

Рука Тони стиснула ее подбородок. Он говорил тихо и улыбался, заглядывая ей глубоко в глаза.

— Я тебе дал все. И все это могу забрать. Но ты будешь разумной, дорогая. Или тебе будет хуже.

Со смешанными чувствами выходила Элизабет из автобуса, покрашенного золотой краской и с пятью олимпийскими кольцами на боку, нарисованными с одной целью: скрыть его весьма солидный возраст и плачевное состояние. Моника бы окотилась, доведись ей ехать по этим альпийским дорогам в таком «транспортном средстве», но Элизабет свыклась с неудобствами — она же собиралась кататься на лыжах, отстаивая честь Британии. Британская лыжная федерация явно не считала, что из-за золота, которое могут выиграть женщины, стоит раскошелиться. Поэтому команда появилась на тренировках в раскрашенной развалюхе, любезно предоставленной швейцарцами.

— А ты видела автобус французов? — спросила Жаннет Марлин, снимая с плеча сумки и ставя их на снег. — Он проехал мимо нас в сторону Давоса. Мадлен де Лисл показывала мне — там есть даже койки и все такое. В общем, в таких раскатывают рок-звезды на гастролях.

— А откуда ты знаешь, в каких автобусах ездят рок-звезды? Что, сидела в хвосте с «Дюран Дюран»? — съехидничала Кейт.

Элизабет наклонилась и подхватила свою лиловую спортивную сумку.

— Осторожно, миледи, не надорвитесь, — предупредила с неприятным выражением лица Карен. — Сами понесете свои вещички? Неужели дворецкий заболел?

— Проваливай, Карен! — резко ответила Элизабет.

— Да что там французский автобус. Ты бы посмотрела американский, — добавила Кейт, бросив хитрый взгляд на Элизабет. — Ну прямо дворец. Форд их спонсирует. У них там есть и места для отдыха, и видео…

— А может, у них там и собственная гора есть? — саркастически спросила Элизабет, — Ну, тебе-то лучше знать, дорогая, — наверное, Джек показывал.

Элизабет напряглась. Вот ради чего все это.

— Ас какой стати он должен показывать? Я редко его вижу в последнее время.

— Ax да, я кое-что слышала про это, — сказала Карен. — Может, он просто не хочет, чтобы ты столкнулась с Холли. Американские команды путешествуют вместе, только спят на разных этажах. Плохо дело, когда бывшая натыкается на нынешнюю. Правда?

— Холли?

— Да, Холли. А ты не знала? Он катается с ней иногда, с тех пор как они отправились в Гриндельвальд. Они там откатывают Лоберхорн и Уайт-Хэар…

Элизабет невольно побледнела. Они с Гансом были в тех местах. Это лучшие трассы, там прекрасные лыжни вокруг Вергена и Эйгера. Очень крутые спуски, лыжни великолепные — просто мечта чемпиона, подарок от горы лыжникам. Сердце ее медленно перевернулось в груди.

Значит, Джек отрабатывает Лоберхорн с кем-то еще! Эта очаровательная Холли Гидеон, блондинка, никогда не интересовавшая ни хронометристов, ни спортивных журналистов. Холли не будет бороться с Джеком. Она станет смотреть на него влажными от восхищения глазами, злобно подумала Элизабет, и может быть, возвращаясь по вечерам в отель, они напевают песенку про свой звездно-полосатый флаг. Холли могла быть мисс Совершенство. Цветущая, белозубая, но абсолютно безликая мисс Америка…

Девушки наблюдали за ней.

— А какое мне дело? Я видела, как Джек катается. Я не думаю, что могу еще чему-то у него научиться.

— Ну конечно, все дело в лыжах, — сказала Карен.

Ронни Дэвис появился возле автобуса, и девушки умолкли. Он перевел взгляд с одного покрасневшего лица на другое.

— Опять сцепились? Немедленно прекратить! У нас осталось две недели до начала этих чертовых Игр. Никто из вас не тренировался на Крэп-Сон-Жион. Да, Жаннет, ха-ха-ха, очень забавно… ждать, пока ты спустишься до половины Мерстхега. Да, а ты, Элизабет, даже не думай о том, чтобы спускаться с Кассонса.

Элизабет испуганно вскинула голову. Она как раз это собиралась сделать завтра. Как только Ганс Вольф поселится в своем шале на склоне над этой трассой.

— Но, Ронни, это была бы замечательная тренировка…

— Замечательная? Чтобы ты скатилась с края обрыва? Нет, девочка, ты возвращаешься теперь под мое крыло. И слушаешь мои приказы.

Элизабет мрачно кивнула. Он отнимал у нее ее лекарства. Только самые трудные белые склоны с пушистым белым снегом могли вывести ее из стресса. Заставить отвлечься от мыслей о Джеке. Она хотела забыть его, но легко сказать, особенно из-за всех этих американских газет, которые лишь подкармливали ее бешенство. Тэйлор сказал то, Тэйлор сделал это, да еще всякие слухи из Олимпийской деревни, статьи о нем в «Ньюсуик», «Тайм» и «Геральд трибюн».

— Я уже говорил с герром Вольфом. — Грубый голос Ронни произносил это имя почтительно, ведь иначе нельзя, когда речь идет о легенде. — Он согласен со мной.

С этого момента только олимпийские дистанции. Мы должны их так откатать, чтобы вы могли видеть их перед собой с закрытыми глазами.

— Ронни, — с вызовом сказала Кейт. — Если Ганс приезжает сюда завтра, почему бы тебе не замолвить словечко: пусть он потренирует и нас тоже.

— Проваливай, Кейт! — взорвалась Элизабет. — Ганс мой тренер. Он не станет тратить время на пятисортных…

— Хватит! — набросился Ронни на Элизабет. — Господи, и это команда!

— Значит, газеты про тебя правильно пишут, — дрожащим голосом сказала Жаннет. Лицо ее порозовело, после того как ее назвали пятисортной. — Я имею в виду то, что они говорят.

— А что они говорят? — строго спросила Элизабет.

— Я сказал — хватит! — рявкнул Ронни так громко, что девушки испуганно замолчали. Элизабет перехватила его убийственный взгляд, брошенный на Жаннет. — Ты будешь жить в шале с Кейт, а Карен — с Элизабет. И если я услышу еще хоть слово на эту тему, я доложу в спорткомитет и в Международную лыжную федерацию. Никто не должен трепать языком в барах и никто, — он подкрепил свои слова уничтожающим взглядом, — не должен разговаривать с прессой. Все, что вам сейчас надо, — домашний уют в шале и комната с силовыми тренажерами.

— А есть где-нибудь газеты? Я хотела бы посмотреть, как у нас идут дела на Фолклендах, — сказала Карен.

Элизабет посмотрела на нее. Она сама хотела бы узнать новости из дома, но в тоне и в голосе Карен было что-то, от чего она напряглась.

— Я могу тебе ответить, дорогая. Мы побеждаем. И не будет ни газет, ни радио — ничего, способного отвлечь от тренировок. С этого момента мы только катаемся.

Элизабет распаковала свою спортивную сумку в комнате. Комната была безликая. Что ж, лучший вариант для спортсмена, успокаивает мозги, как учение дзэн.

Ничего здесь не могло возбудить, задеть воображение, кроме вида из-за бледно-голубых штор. Когда их отдергиваешь, перед глазами предстает гора Стартглез. Огромный каменистый выступ, покрытый снегом, вонзающийся глубоко в ясную синь неба. Когда Элизабет спала у подножия гор, они казались ей застывшими великанами, которые могут начать дышать, если найдешь заклинание и разбудишь их. Вот здесь проходит олимпийский слалом. Скоро она будет там, наверху, в своем красно-бело-голубом костюме. Утренний снег казался девственным, скрывая многое… Пропасти, трещины, уступы. И еще обжигающие душу наслаждение, смерть и славу.

— Что, страшно?

Элизабет вздрогнула. Карен заметила, как длинные блестящие волосы блеснули, когда она пошевелилась.

Дорогое кашемировое платье вишневого цвета, итальянские туфли; спортивные сумки и чемоданы Элизабет из кожи болотно-зеленого цвета с золотыми геральдическими штучками стояли у кровати. Черт побери, она всегда выглядит так шикарно, думала Карен. Глубоко внутри закипала неприязнь. Фотографии миледи повсюду. Обычно ее печатали вместе с Луизой и Хейди. Не надо было знать языка, чтобы понять главную мысль. Они все думают, что угроза для швейцарок может исходить только от Лиззи. Карен ощутила это особенно остро, когда Элизабет умчалась в Клостерс с Гансом. Пресса, оставшаяся с официальной командой, расспрашивала об одной Элизабет. Все остальные были вроде свиты Микки Мауса.

Хотя Карен была лучшей. Она удерживала рекорд Соединенного Королевства до того, как этот проклятый Ганс Вольф позвонил из Саас-Грюнд и предложил взять на тренировки эту заносчивую корову. Карен, конечно, не сняла бы сливок Кубка мира, но без Лиз она была бы чемпионкой Соединенного Королевства и пользовалась бы уважением.

— Ты о чем?

— Вот об этом. — Карен указала на гору. — Гнетет, а хочется увидеть пабы и вишневые деревья.

— У нас дома хватает пабов. Разве нет? — спросила Элизабет.

С острой болью она вспомнила про Джека. Он чувствовал к горам то же, что и она. Он любил их, жил ими, но все же они были для него достаточно чужими, чтобы приводить его в восторг. Для Франца Кламмера и Луизы Левьер горы — повседневность.

— Не думаю, что ты из тех, кто не вылезает из пабов.

— Будь это так, ты бы удивилась. — Элизабет отвела взгляд, ей не хотелось вступать в перепалку. И снова ей ясно вспомнился Джек. Они пили с ним в «Белом лебеде» во Франте и наблюдали за огнем в камине, отбрасывавшим тени на его лицо. Странное место: лошадиные сбруи и сушеный хмель свисали с балок. — Как Вербьер? Я слышала, ты сделала Монт-Форте за рекордное время. Здорово.

Карен вспыхнула. Эта высокомерная дрянь говорит как королева, которая интересуется, чем ты зарабатываешь на жизнь. Карен выжала из себя все что могла, чтобы наскрести секунду двадцать на той трудной лыжне. Новой и очень крутой. Она знала, на три-четыре секунды она все равно отстает от средних результатов Элизабет.

— Вряд ли рекорд. Хейди Лоуфен его установила.

— Ну, тогда английский рекорд твой.

Да, правильно. Карен пожала плечами и вышла из комнаты.

Элизабет плюхнулась на постель и уставилась в окно, глядя на дистанцию скоростного спуска. Черт побери, даже хорошо чувствовать враждебность. Она помогает вытряхнуть из головы мысли о Джеке.

Ровно в шесть вечера Элизабет появилась в гостиной. На ужин подавали безвкусную рыбу под каким-то соусом: то, что ведено специалистами.

— Протеины, карбогидраты, немного жира. Эти ученые знают, что делают, — сказал Ронни Дэвис, благодаря Бога, что сам-то он попозже может прогуляться в деревню в маленький китайский ресторанчик. — Вот расписание, девушки. Элизабет, это твое. Ганс звонил, он с тобой встретится завтра.

Элизабет послушно накинулась на еду, пока другие болтали. О командах, о времени, о том, кто должен пройти тест, на допинг, о новых лыжах испанской команды и кто с кем спит. Жаннет интервьюировали для «Вопросов о спорте».

Она ничего не сказала, когда Ронни ушел проверять комнату для силовых нагрузок, и продолжала жевать безвкусную еду, пытаясь прокрутить в голове все дистанции. Она хотела сделаться скоростной машиной. Новые лыжи Марии — Пираньи и тест на допинг — ну и что? Вот если бы Луиза Левьер…

Элизабет взяла свою тарелку и пошла на кухню помыть. Никто не проронил ни слова. Ну и плевать. Она собиралась потренироваться, а потом отправиться прямо в постель.

По пути в гимнастический зал Элизабет задержалась в телевизионной комнате. На видном месте, на диване, лежала пачка газет. Она ухмыльнулась, увидев, что они на английском. Превосходно! Из Ронни получился не слишком хороший цензор.

Элизабет уселась на диван и зашелестела страницами. В «Сан» пасквиль о британских мальчиках в Южной Атлантике. Но все равно хорошо узнать хоть какие-то новости о внешнем мире. Приятно хотя бы вспомнить, что, кроме Олимпиады, есть и другая жизнь.

Перестрелка в Эль-Сальвадоре, банкротство Джона де Лорано, запрет английским игрокам в крикет за нарушение санкций ехать в Южную Африку. Нет рекламы «Золота Дракона». Может, прошла вчера?

Элизабет перевернула последнюю страницу газеты.

Симпатичные снимки фигуриста Кристофера Дина, сделавшего безупречный двойной аксель. Она надеялась, что они с Джейн оправдают надежды, перекатают и американцев, и русских… Ее зеленые глаза блеснули решительно, когда она увидела фотографию Джека Тэйлора.

На ней он был совершенно серьезный, с жестким, как у гладиатора, ртом, а рядом большой снимок ее самой — в одной руке лыжные палки, на шее болтаются солнцезащитные очки, волосы откинуты на спину. Элизабет узнала этот триумфальный снимок — он сделан после отлично откатанного на тренировке супергиганта в Давосе.

В тот момент, вспомнила Элизабет, ее сперва охватила радость победы, а потом она ощутила раздражение, когда поняла, как здорово помогла ей тренировка с Джеком. Она выглядела великолепно и не могла подавить волнение и гордость.

Но скоро с лица Элизабет исчезла улыбка.

«Британии помогает снег!» — стреляла «Сан». «Дух команды взбесился», — скрипела «Миррор». Та-ак, они решили обыграть ее имя. Сэвидж. Бешеный. «Эгоистичная, замкнутая Сэвидж!» — вопила «Стар».

Статьи были очень едкими. Элизабет изображали сумасбродной девицей, требующей шикарных отелей, отказывающейся тренироваться с командой. И ни слова о том, что ее тренировки согласованы с Ронни, а отели нужны для того, чтобы оградить ее от прессы… Если все это почитать, то можно решить, что она предает страну и просто катается на лыжах за казенный счет ради собственного удовольствия.

«Мы надеемся, леди Элизабет понимает, что делает, — писала» Сан «. — Если она получит золото — замечательно.

Если нет, мы потребуем кое-каких ответов, леди Э. Англия ждет, как вы понимаете».

— Черт побери, что это такое? — Ронни Дэвис выхватил газеты из рук Элизабет. — Не обращай внимания на эту чушь, дорогая. — Он заглянул на кухню. — Леди, идите немедленно сюда.

— В чем дело, Ронни? — с невинным видом спросила Кейт. , Ронни затряс скомканными газетами.

— Вот в этом. Английские газеты, которые вам запрещено брать в руки. Кто-то специально выложил их сюда. Они порют всякую чушь про Элизабет, я не хотел, чтобы она видела.

Все трое отрицали свою вину.

Элизабет огромным усилием воли проглотила комок, подступивший к горлу. Кто-то хотел довести ее, жаждал увидеть ее в таком состоянии. Они дали газетам эту ложь.

— Все нормально. — Она спокойно посмотрела на девиц. — В конце концов, я чемпионка мира, и я не позволю этим вонючим листкам, в которые заворачивают рыбу с чипсами, сбить меня с пути. — Она остановилась, посмотрела на Карен в упор:

— Запомни, дорогая, я могу вынести нечто гораздо более серьезное, чем это.

Глава 31

Нина вышла из швейцарского самолета в решительном настроении. В Хитроу нет этих гнетущих гор, правда, небо мрачное. Слава Богу, она больше не увидит этих толп отдыхающих с лыжами, не услышит их нытья о том, как им жаль расставаться с Альпами. Нине не жаль.

Водитель из «Дракона», к счастью, оказался неболтливым. Надо отдать должное Тони — если ты в «Драконе», у тебя никаких проблем.

— Домой или в офис, мадам?

— Домой, пожалуйста.

Нина, конечно, еще слишком молодая для «мадам».

Но если ему так хочется… Она устроилась на заднем сиденье, обтянутом мягкой кожей, и смотрела, как убегает назад автострада. С приятным чувством Нина подумала, что скоро для нее это станет нормой, как только ее повысят в должности. Старая машина уже не годится. Черт побери, почему бы нет? Такое происходит с молодыми турками в Сити и на Уолл-стрит постоянно. Никто не может сказать, что она не заслуживает подобного.

В машине был мини-бар, телевизор и экземпляр «Файнэншл тайме» на заднем сиденье. Нина быстро пролистала газету, отыскивая полосу с котировками акций.

Да, конечно, «Дракон» совершил большой скачок. Если она не ошибается, это лишь начало.

Она налила себе стакан минеральной воды и кинула в него дольку лимона. Полезно для кожи. Нина не собиралась превратиться в сухофрукт и в таком виде появиться перед Генри. Как только она объяснит Тони все что надо, они начнут встречаться. Нина поерзала на сиденье. После той встречи с Генри у нее осталось сладкое чувство, которое она никогда не вспоминает без стыда. Боже, детка, какое открытие, пошутила она над собой. Оказывается, в жизни есть еще кое-что, кроме работы.

Нэймет ее расслабил и оживил, он как будто вынул ее из заморозки. Это чувство гораздо приятнее ощущения победы над кем-то или удовлетворения работой.

Простое, обыкновенное счастье, надежда на то, что все может наконец пойти по-другому.

В квартире все оказалось в полном порядке. Мебель вернулась на место, радиаторы включены, в доме тепло даже в мартовский холодный день. Анита успела сходить в «Маркс энд Спенсер» и заполнила холодильник.

Нина кинулась наверх, долго мылась под душем, а потом позвонила в офис.

— Придешь сегодня? А зачем? — недоумевала Анита.

— Надо.

— Да ты можешь потратить на себя остаток дня. Никто тебя не ждет. Может, походишь по магазинам.

Нина хихикнула. Она изменилась, но уж не настолько.

— Нет, я буду через час. Может, позвонишь Фрэнку Стонтону и дашь ему знать?

— Хорошо. Я уверена, босс тоже захочет тебя видеть.

Да, верно. Фрэнк Стонтон — ее босс. Но это ненадолго.

— Кое-кто еще захочет сказать тебе «Привет!». Твои друзья из Швейцарии. Доктор Холл и доктор Нэймет.

Они заглянули к Фрэнку.

Хотя рядом никого не было, Нина покраснела.

— Ну что ж, замечательно. До встречи.

Башня «Дракона» на Южном берегу выделялась устремившимся в серое небо шпилем; Нина вышла из машины на моросящий дождь. Она переоделась в твидовый костюм и надела толстый серебряный браслет, который сама купила в «Мэппин энд Вэбб». Сегодня вечером Нина собиралась отправить Тони солидный пакет с украшениями. Если он откажется их взять, она отдаст все на благотворительные нужды. Никогда больше Нина Рот не собиралась надевать их.

— Доброе утро, мисс Рот, — сказала девушка в приемной, и Нина заметила враждебный взгляд.

Что ж, это означает одно: она хорошо выглядит. Мужчины, узнавая ее, улыбались, махали рукой. Хороший знак.

Они думают, что еще есть смысл лебезить перед ней. Квартальный отчет, вероятно, произвел впечатление.

Лифт зашипел и плавно остановился. Нина вышла, улыбаясь, приветливо пожимая руки встречавшимся на пути к офису коллегам. Анита подала ей чашку кофе и кипу бумаг.

— Значит, так, чтобы ты быстро вошла в курс дела.

«Хелмерз» приобретен, клофрамин одобрен для пробы.

Фрэнк Стонтон хочет видеть тебя через двадцать минут.

Так что я тебе позвоню. Хорошо?

— Прекрасно.

Нина села и стала просматривать бумаги. Только одна страница привлекла ее внимание. Копия памятки из отдела производства для отдела новых продуктов. «Вследствие контроля за качеством производство продукта компании за номером 87569 временно прекращено. Торговля приостановлена до следующего уведомления».

Такого рода памятки все равно что смерть. Прекращение рекламы, никаких заказов. В последний раз прилипчивый мистер Гедж напал на ее отделение с протоксином, когда серия тестов выявила побочный эффект — два шимпанзе стали импотентами. Никто из фармакологов не любил сочетание слов «судебный процесс». Нина поставила чашку с кофе, включила компьютер. Отмена продукта стоит огромных денег.

На экране вспыхнуло: «87569, продукт, » Золото Дракона «, ответственная леди Элизабет Сэвидж».

Нина слегка присвистнула. Черт побери, она на самом деле умеет достать! Стратегия Элизабет была потрясающе успешной. Нина понимала, что она открыла бы «Золоту Дракона» двери на рынок витаминов. Каждый год приносил бы три миллиарда долларов, прибыль вполне можно было разделить между тремя их соперниками.

Хватило бы, наверное, на всех — «Хофман ля Рош», «Истмэн Кодак» и «Пфайзер». Кэрхейвен пытался пробиться туда несколько лет подряд, но он скорее бросит это занятие, чем позволит Элизабет добиться успеха.

На какую-то секунду Нине стало почти жаль ее. Иметь Тони врагом ужасно.

«Но это не мое дело», — подумала Нина.

— Входи, входи. — Терьер улыбнулся Нине. Глаза его скользнули по ее костюму невидящим взглядом. — Путешественница возвращается. Кстати, ты хорошо поработала.

— Спасибо, сэр, — сказала Нина. Стонтон проводил ее в комнату. Генри и Лилли сидели на бордовом кожаном диване. — Большой успех — связь с этой парочкой.

— Связь? Я нашла их! — Нина, стараясь быть как можно более невозмутимой, улыбнулась Генри и его партнерше.

Лилли холодно взглянула на Нину и сказала:

— Добрый день, детка.

Генри вскочил. Подошел к ней.

— Ты выглядишь прекрасно, — пробормотал он.

Нина покраснела и пожала ему руку. Генри незаметно провел большим пальцем по ее ладони. Очень чувственный жест. Нина отдернула руку.

— Привет, Генри. Надеюсь, вы хорошо устроились.

— Жалоб нет, — ответил Нэймет серьезным тоном, но в глазах плясали веселые искорки.

— Доктор Холл как раз показывает мне последние результаты, — сообщил Фрэнк Стонтон.

— Тогда я не стану вам мешать, — с облегчением сказала Нина.

— Когда мы закончим, я зайду к тебе в офис, — пообещал Нэймет.

— Очень хорошо, — коротко ответила она, улыбнувшись.

Фрэнк Стонтон снова повернулся к Лилли, сидевшей на диване. Очень трогательны попытки Нины держаться невозмутимо. У нее что-то есть с Нэйметом. Он уверен, Тони этим заинтересуется. Терьер всегда любил вынюхивать. Поскольку между дочерью и любовницей отношения напряженные…

У себя в офисе Нина приложила ко лбу холодную руку. Боже, Генри не должен никому показывать…

Анита просунула голову в дверь.

— У меня тут почта для тебя и экземпляр твоего квартального отчета.

— Дай посмотреть, — попросила Нина.

Анита положила на стол бюллетень на толстой веленевой бумаге с тисненым золотым логотипом «Дракона». Новости бизнеса в самом конце. Нина сразу нашла свой материал: «Новый подход к исследованиям». Ее охватило ощущение торжества. Она уселась читать.

Через две минуты сердце остановилось.

Еще через несколько секунд закружилась голова — настолько ее ошеломило предательство. Она не знала, что делать. Потом сняла телефонную трубку и соединилась с миссис Перкинз.

— Офис президента. Могу ли я вам помочь?

— Да, можете, миссис Перкинз. Это Нина Рот. Я хотела бы поговорить с лордом Кэрхейвеном.

— Боюсь, это невозможно.

— Миссис Перкинз, я должна с ним поговорить. Это очень важно.

— Боюсь, это все-таки невозможно, — железным тоном повторила миссис Перкинз. — Лорда Кэрхейвена нет в стране. Он вне пределов досягаемости. Но я могу принять ваше сообщение.

Которое он никогда не получит.

— Понятно. Где он?

— Он в Швейцарии, мисс Рот. Поехал поддержать леди Элизабет.

— Это плохо, — предупредил Ронни Дэвис Ганса. — Газеты жрут ее живьем.

— Да, и теперь она знает об этом.

Ронни немного пасовал перед яростью Ганса. Удивительно, как этот пожилой человек действует на окружающих.

— Это не моя вина.

— Я знаю. Но присмотри за ней. — Ганс указал на Элизабет, снимавшую солнцезащитные очки. — Что говорит твой секундомер?

— Пять сорок, две десять, а супергигант она улучшила на полторы секунды. Она показывает замечательное время.

— А может еще лучше. И осталось всего два дня. Больше ничего отвлекающего, никакой зависти. — Ганс посмотрел на Карен Картер. — Элизабет должна выехать из шале, где живут остальные, и переехать ко мне.

— Да, начальник. Если это хорошо для команды…

— Для команды? Ах, да мне плевать. Так надо для Элизабет.

Мужчины снова посмотрели на девушку. На деревянных досках пола в прохладной комнате ее длинное гибкое тело ритмично наклонялось вперед и назад. Элизабет была в костюме красно-бело-голубого цвета, делавшем ее похожей на трепещущий флаг. Ганс намеренно выбрал время, когда следует надеть этот костюм. Это всегда имеет значение. Надеть костюм национальных цветов — все равно что вооружиться перед битвой. Не важны результаты, места, важнее всего становятся сами соревнования. Фрейлейн Лоуфен уже не просто Хейди, а швейцарка, Мари ле Бланк — француженка, а Элизабет — британка, с флагом страны идущая в бой. В этом заключается магия Олимпийских игр.

Ты сам можешь ослабеть, устать, но ради страны будешь бороться, пока не упадешь.

— Ну и как вы думаете, — спросил Ронни Дэвис, — она получит медаль?

— Конечно.

— А какого цвета?

Ганс изумленно посмотрел на него.

— Она получит золото. Мне удивительно, что ты об этом спрашиваешь. Никогда в жизни я не был так уверен в успехе, как сейчас.

— Очень симпатичный, — сказала Моника. Она осторожно развернула шелковый шарф, освободив его от многих слоев оберточной бумаги.

Их апартаменты в «Парк-отеле» были лучшими из тех, что могли предложить в Линсе. Все места в городе распроданы несколько недель назад. Телевизионщики кишели в таких местах, как муравьи, осаждая шале лыжников и Олимпийскую деревню. Зрители прибывали каждый день, многоязыкая толпа заполнила буквально все: от «Парк-отеля» до самых дешевых шале. И даже если вы родители Надежды нации на медаль, все равно в гостинице нет мест и для вас.

Конечно, когда речь не идет о Тони Сэвидже.

— Мы посмотрим, как выступит Элизабет, и сразу вернемся обратно, — сказал Тони.

Лицо его казалось бесстрастным, когда он перевел взгляд на горы. Шале спортсменов-олимпийцев были отгорожены от мира. Какой-то человечек по имени Дэвис вежливо ответил ему, что он не может поговорить с этой сучкой. Но в Лондоне между ними все будет сказано. Все переменится.

— Ой, неужели, дорогой? — сказала Моника, любуясь собой в зеркале. Светло-лиловый костюм из овечьей шерсти облегал тело. Впалый живот, худенькие плечи; когда она двигалась, подол юбки колыхался. Последний подарок Тони — ожерелье из бриллиантов и лазурита.

Лазурит, хотя он и несколько вульгарен, будет очень красив с этим костюмом. Моника знала, что сегодня вечером ее станут снимать. И завтра вечером тоже. И каждый день на нее будут направлены камеры, гордых родителей репортеры станут засыпать вопросами. — А я думаю, нам все же стоит остаться. Разве не так?

— Ну если ты хочешь, — с отсутствующим видом согласился Тони.

Факс в гостиной выплевывал подтверждения того, что он хотел услышать. Пилюлям Элизабет закрыты все торговые пути, реклама прекращена повсюду мгновенно и резко, словно пилюли — смертельный яд. Слово его сделало свое дело, работа Элизабет задута, как свеча.

Зазвонил телефон. Моника сняла трубку.

— Моника Кэрхейвен… А, дорогая, это ты. Как трогательно. Да, он здесь. — Она передала трубку мужу. — Дорогой, Элизабет. Она хочет поговорить с тобой.

— Спасибо. — Тони прикрыл рукой трубку. — Дорогая, почему бы тебе не найти Чарли и Ричарда и не отправиться по магазинам?

Ее явно выпроваживали. Моника с улыбкой кивнула и вышла из номера.

— Привет, Элизабет, — сказал Тони. — У меня для тебя плохие новости.

Глава 32

За окнами шале было еще темно, глубокие синие тени альпийских гор загораживали восходящее солнце. Прошлой ночью снова шел снег. Элизабет могла определить это по легкому морозному запаху, по небу, которое было бледнее обычного. Она спала урывками, металась и крутилась в ортопедической кровати. Элизабет пыталась уснуть, но не получалось. Разговор с Тони накалил ее ярость до белизны. Она не могла ее унять.

Он разрушил ее дело. Он превратил в пыль все ее усилия. Он даже не поговорил с ней. Да, Элизабет ожидала, что отец будет раздражен, но ничего подобного не предполагала.

Остановить ее, когда все пошло так успешно! Тони готов уничтожить рынок, потерять тысячи фунтов стерлингов, только бы не дать ей продвинуться в бизнесе, не пустить в свое дело. Она ощущала такую же невероятную горечь, как и сразу после разговора с ним. Когда Игры закончатся, ей предстоит решить, чем заняться.

Отец сразу вступил с ней в бой. Почему? Он боится, что она устроит истерику. Не такая уж веская причина, подумала Элизабет, на него не похоже. Интересно, что же тогда сделает Тони сразу после того, когда она станет обладательницей золотой медали? Она ведь получит известность. Говорят, если ты чемпион мира — это на год. А олимпийский чемпион — на всю жизнь.

Желание отомстить. Невероятно сильное. Оно буквально слепило ее. Элизабет начала шагать на месте, размахивать руками, ногами, разминаясь. Это можно делать, не просыпаясь до конца. Разгоряченная кровь побежала по телу. Ей не нужны больше никакие стимулы. Он есть.

Самый главный. Золото позволит ей вернуться к возникшей проблеме с Тони. И к Нине Рот. «Как она могла вычислить правду из записок, которые я дала ей?» Элизабет не сомневалась, что Нина продала ее отцу. О, какое удовольствие должна была она получить, подставив такую грандиозную подножку…

Элизабет остановила себя, подняв одну ногу на подоконник, делая сгибания и разгибания. Хватит, девочка, не сейчас. У тебя один день до старта девяносто пятой Олимпиады.

Раздался стук в дверь. Ганс просунул в комнату голову.

— Эй, я не хотел будить тебя. — Он кивнул на окно. — Катаешься только утром. Остальную часть дня отдыхаешь.

— Хорошо, босс.

— А куда ты сегодня?

— На Сон-Жион.

По этой горе проходила лыжня для мужчин на Кубок мира. А теперь впервые по ней прокатятся женщины.

Официальный олимпийский спуск. Завтра днем Элизабет тоже будет там, и не для тренировки. Она должна будет скатиться по-настоящему.

— Другие тоже поехали туда.

— Это естественно, там, наверное, столпотворение, — сказала Элизабет. — Все хотят воспользоваться последней минутой. Испробовать лыжню.

— Не позволяй отвлекать себя, дорогая, — наставительно сказал Вольф.

— Не беспокойтесь. — Элизабет повернулась к своему тренеру.

Удивительно, подумал Вольф, даже с полосками от очков на загорелом лице она такая красивая. Две пряди светлых волос совсем побелели на горном солнце. И зеленые глаза горят так решительно.

— Теперь меня ничто не отвлечет.

Элизабет докатилась до первого подъемника. Народу полно. Она весело махнула рукой Робину Казинсу, который прошел мимо нее в сторону спортивной арены. Мартин Белл стоял в очереди на фуникулер до Кассонс.

Швейцарский герой Пирмин Зубригген болтал с Оптом Скаардалом из Норвегии. Женщины столпились вокруг подъемника. Большинство прижимали к себе лыжи, как щиты. Французские флаги, шведские, австрийские, швейцарские Сердце Элизабет слегка подпрыгнуло, когда мимо нее прошли шесть девушек в кроваво-красных костюмах с белыми полосками. Она сразу узнала Луизу Левьер; швейцарка повернулась к ней и вежливо кивнула. Но никто из них не захотел перекинуться даже несколькими фразами.

Кто-то похлопал Элизабет по плечу, когда она встала в очередь. Карен Картер.

— Поедем вместе?

— Конечно, — вежливо ответила Элизабет. Она втянула холодный утренний воздух, он защипал ноздри. От их дыхания шел пар, как у коров, стоящих зимой в загоне на ферме.

— Пресса прослышала, что Ганс забрал тебя из шале от команды.

— Интересно, как это могло просочиться? — спокойно спросила Элизабет, не собираясь поддаваться на провокацию. Она указала на очередь до Кассонс. — Смотри, вот Мартин и Грэхэм. Мартин вчера был в первой десятке на тренировке. Интересно, что они обсуждают?

— Скорее всего Джека Тэйлора, — ответила Карен, поглядев на Элизабет с нескрываемым удовольствием.

Та пожала плечами. Может, так и есть. Разговоры о том, что Джек показал лучшее время на тренировке, никого не могли удивить. Если он получит медаль так же легко, как от него ожидают, он станет легендой. Новым Францем Кламмером. Но Карен она сказала:

— Смотри внимательно, дорогая, чтобы нам не пропустить очередь.

Подъемник сделал круг, подбирая спортсменов. Элизабет и Карен забрались в вагончик и оказались вместе с какими-то французами — руководством команды, судя по всему. Вместе с ними влезла половина испанской команды. Две крупные девушки, занимавшие на соревнованиях места двадцатое и тридцать первое, всю дорогу пялились на Элизабет и с благоговением перешептывались. Карен явно злилась.

Элизабет невозмутимо улыбнулась ей и стала смотреть на свежий снег, покрывший лыжни предстоящей Олимпиады. Вагончик покачался туда-сюда и понесся вверх на холодную белую крышу мира. Это последняя тренировка перед Играми, и она будет думать только о лыжах.

На Сон-Жион Карен быстро вышла и укатила, ничего не сказав Элизабет. Ей незачем было ехать за Сэвидж — разве хочется проигрывать на ее фоне? Элизабет улыбнулась испанкам и тем, кто толпился у начала лыжни.

Она испытывала теплые чувства к девочкам, так слабо подготовленным. Дети, для которых само присутствие на Играх уже счастье. Они с невероятной гордостью станут маршировать в костюмах национальных цветов. Когда Элизабет встречала лыжниц, со стороны которых могла возникнуть угроза настоящего соперничества: австриек, Луизу, Хейди или других, — она отводила взгляд. Соперницы действовали на нее как электрический ток, В прекрасной форме, опытные, с великолепной техникой, они стояли между нею и ее мечтой. Нет смысла изображать фальшивую дружбу, когда ареной служит злость, а лыжи на ногах — мечами.

Элизабет натянула темно-синий шлем и защелкнула крепления своих «Россиньоль». Эта лыжня была прямая, длинная, почти три тысячи пятьсот футов, и в очень живописном месте. Но у нее, конечно, нет времени смотреть по сторонам.

Элизабет глубоко вдохнула, оттолкнулась и сразу же стала набирать скорость. Она ехала на автопилоте, ее тело приспосабливалось к обстановке, то наклоняясь вперед, то срываясь вниз, то сливаясь со склоном. Утренний свежий снег вздымался вокруг Элизабет, легкий, как перышко, отлетая от концов лыж. Она пробивала себе путь среди других девушек, ныряя, наклоняясь с такой точностью, что они только ахали вслед. Сильная спина Элизабет превратилась в горизонталь, возбуждение охватило ее, как масло обволакивает мотор. У нее получается! Боже мой, вон Карен смотрит на нее, эта скучная лыжница, которая катается будто по учебнику. Элизабет пролетела мимо нее. На этом отрезке лыжня совершенно свободная, красное и зеленое она заметила ближе к финишу. Это итальянцы. Элизабет повернула, чтобы объехать кромку леса, и чувствовала себя в полной невесомости, не ощущая ни скорости, ни веса. Сначала надо миновать горный кряж, а потом будет поляна…

Но впереди на дистанции виднелась какая-то фигура. Кто-то шел на лыжах прямо у леса. Фигура слишком большая и двигалась очень быстро для женщины. Костюм в звездах, американец. Джек Тэйлор.

Элизабет тут же горячо отреагировала. Сердце забилось в долю секунды, если считать по реальному времени, но сейчас действовало лыжное время, а оно делилось на доли секунды. Девушка слегка взяла вправо, лыжи ее прочертили диагональ, взбив снег позади. Она сумела перепрыгнуть через кряж прямо перед ним. Сила инерции прибавила скорости, и Элизабет как пуля вылетела перед ним и приземлилась.

Он мчался прямо за ней. Элизабет не оборачивалась, но ясно видела его тень на снегу. В ярости Элизабет гнала изо всех сил; талия у нее хрустнула, когда она вписалась в последний поворот, ближе к оранжевой сетке. Здесь было тихо, лыжи плавно скользили по снегу, но ярость была настоящей. Джек настигал ее неумолимо. У него, конечно, сильные мускулы, и он собирался выиграть эту гонку…

Нет! Тело Элизабет вопило: «Нет! Нет! Нет!» Она с силой оттолкнулась палками и бросилась вперед, когда Джек поравнялся с ней. Сухожилия на ногах ныли, но она все же пронеслась через финишную черту, опередив его меньше чем на голову.

Элизабет расстегнула шлем. Джек Тэйлор, в свою очередь, сорвал с себя очки и уставился на нее. Она повернулась и, не говоря ни слова, покатила дальше.

Джек скользил за ней, засунув обе палки под мышки. Координация движений у него была идеальная. Он схватил ее за руку.

— Черт побери, что это такое?

— Ты мешался мне на лыжне, — резко бросила она.

— Нет, мэм. Но вот ты точно мешалась мне, — сказал Джек.

Темные глаза скользнули по ее телу, туго обтянутому костюмом. Элизабет почувствовала, как все ее тело сразу отозвалось: внизу живота что-то дрогнуло, и соски затвердели под тканью костюма.

— Если не можешь принять вызов, Джек… Я слышала, Цубригген в этом году хорошо катается. Должно быть, это неприятно, если тебя победила девушка.

— Ты ехала довольно быстро.

— Да, достаточно быстро, чтобы обогнать тебя, Тэйлор, — снова резко бросила Элизабет. — Ты, должно быть, очень медленно ехал, если я тебя смогла достать.

— Ну хватит, снова ошибаешься, дорогая. Я остановился и закреплял зажим. Я только собирался двинуться дальше, как ты затрясла передо мной своей задницей.

— Да, ты меня догнал, но все же проиграл.

Джек хмыкнул.

— Потому что у тебя был старт, девочка, пятьдесят миль в час. Ты бы не могла побить меня с такой скоростью, если бы я ехал даже на одной лыже.

Элизабет подняла глаза и заметила группу девочек, делавших вид, будто не замечают их ссоры. Она постаралась подавить раздражение и скользнула вниз, в лес. Джек направил лыжи параллельно ее лыжам, и они двигались как пловцы-синхронисты.

— Чепуха. Это все мужская фанаберия, Джек. Пускай тебе это нашептывает Холли, когда ты держишь ее за руку на Лоберхорне. Ведь ты, Джек, конечно, такой замечательный, что никто в мире не может сравниться с тобой…

— Прекрати. Холли хорошая лыжница.

— Холли — это лосиха, — заявила Элизабет, вспомнив школьное оскорбление, — которая может только трубить в лесу.

— Ну что ж, давай или поспорим на деньги, или кончай трепаться, детка, — сердито сказал Джек.

Элизабет с трудом старалась подавить желание. Тело под костюмом стало скользким от пота, но не из-за лыж.

Она накинулась на него:

— Я побила тебя минуту назад и могу повторить.

С секунду она ждала, что он расхохочется ей в лицо.

Но карие глаза сощурились.

— Идет, принцесса. Сразу же после Игр можешь взять десять секунд старта на Лоберхорне.

— Мне и пяти хватит.

— Конечно, если хочешь осрамиться. Мы прокатимся на спор. Если я проиграю…

— Тогда ты будешь вкладывать деньги в следующий продукт «Дракона», которым я буду заниматься. Столько времени, сколько я захочу.

Лицо Джека затуманилось.

— Черт побери, я не продавец подержанных машин.

— Боишься проиграть?

— Тогда, если я выиграю, ты летишь в Техас и проводишь со мной ночь.

Элизабет покраснела.

— Ты хочешь заняться со мной сексом?

— Да, до тех пор, пока ты ходить не сможешь, — медленно проговорил Джек.

Она ничего не ответила.

— Что, испугалась?

— Да успокойся, я не боюсь сделки, по которой мне не придется платить. Договорились. — Элизабет протянула руку в перчатке.

Джек взял ее теплой, без перчатки, рукой и крепко сжал, давая Элизабет почувствовать свою силу.

— До встречи, милая, — сказал Джек и, наклонившись, хлопнул по попке.

Элизабет резко повернулась, но он был уже в ста ярдах от нее, катясь в сторону деревни.

Она ринулась вперед, усердно поднимаясь вверх по склону. Скучная, но хорошая работа для бедер. Утреннее небо было ярким от снега, солнечным и розовым.

Над собой она увидела Кристи Лэнш, австрийку номер один, разворачивавшуюся в конце трассы скоростного спуска. Она хорошо катилась, но Элизабет понимала, что сама может лучше.

Она сделала глубокий вдох, втянув холодный воздух, и встала в очередь на скамейки-подъемники. Рядовые лыжники таращились на нее, когда она проходила мимо них. Элизабет собиралась осваивать Сон-Жион до тех пор, пока не почувствует, что может катиться по нему с закрытыми глазами.

Олимпийская арена была переполнена. Ожидая в своем туннеле, британская команда нервничала, прислушиваясь к шуму толпы, наблюдая за вспышками ламп телевизионщиков. Президент Международного олимпийского комитета бубнил что-то про олимпийские идеалы.

Команды стран-участниц должны выходить в алфавитном порядке.

Ронни Дэвис в белых брюках и голубом пиджаке, официальной форме команды Соединенного Королевства, скорчил гримасу.

— Я похож на коридорного.

Потом улыбнулся, подбадривая девушек. Напротив них возвышался гигантский олимпийский факел. Пока унылый, он словно ожидал, когда можно взмыть в небо ярким пламенем.

Элизабет дрожала. Она не хотела расплакаться, но явно нервничала. Сейчас она была одной из толпы, до тех пор, пока камеры Би-би-си не возьмут ее лицо крупным планом. Люси Мэнсфилд, бобслеистка, несла их флаг. Как же она должна себя чувствовать?

Среди зрителей ее, Элизабет, семья. Тони, себялюбивый ублюдок, пугливая Моника и два полубрата, которых она едва знает. В их ложе сидели Фрэнк Стонтон и еще несколько человек из «Дракона». Но они никак ее не волновали. Ганс затерялся где-то на трибунах, но не на официальных, отказавшись выйти на арену в составе британской команды. Я швейцарец, твердо заявил Ганс Вольф. Элизабет подумала: а он, интересно, заплакал бы?

И сразу отвергла эту мысль. Ганс Вольф никогда не плакал. Похоже, даже в момент рождения.

Карен, Кейт, Жаннет стояли рядом, но даже не пытались заговорить. Она улыбнулась. Семья и команда одинаковы. Окруженная людьми, но один на один с собой, подумала Элизабет.

Она подумала: а что, интересно, сейчас чувствует Джек?

Длинные с рыжинкой волосы лежали на спине поверх жакета. В свете телекамер они казались почти платиновыми. Может быть, это…

— Великобритания! — раздался голос.

Элизабет подтянулась, когда колонна направилась к выходу. Люси подняла флаг, и он затрепетал на ветру.

Элизабет подавила волнение, улыбнулась и махнула рукой, как королева.

В конце концов, на них смотрит весь мир.

Глава 33

Нина сидела в офисе и думала о будущем.

Выбор у нее ограничен. Хотелось верить, что у Тони есть какие-то объяснения происшедшему. Поскольку в вестнике ей не отдали должного — ее имя даже не упомянуто, — все выглядело просто как очередной успех команды «Дракона».

После многих атак миссис Перкинз наконец призналась, что Тони возвращается в Англию завтра. Он не может потратить целую неделю на Швейцарию, ублажая близких, в то время как акции «Дракона» взлетали вверх с такой фантастической быстротой. Уж она-то хорошо знала его. Покупай быстро, пока деньги льются потоком, пока они не стали добычей для более крупных акул, желающих обеспечить себя хлебом с маслом.

— Вы не могли бы попытаться соединиться со Швейцарией, миссис Перкинз? Мне необходимо срочно встретиться с мистером Сэвиджем.

— Зачем?

— Боюсь, это касается только меня и лорда Кэрхейвена, — спокойно ответила Нина.

«Да запихни ты свои вопросы себе в задницу!» — мрачно подумала она. В какую бы игру с ней ни играл Тони, но она пока важная персона в фирме. Лимузин в аэропорту, раболепствующий швейцар да и сам факт, что Милдред Перкинз отвечает на ее звонки, — все означало одно: она в числе друзей Тони. В общем, миссис Перкинз наверняка решит, что Нина назначает свидание. А это уже ее не касается, и она не станет мешать удовольствиям Тони.

— Конечно, мисс Рот, — пискнула в ответ миссис Перкинз и повесила трубку.

Когда Нина вернулась с ленча, на автоответчике было сообщение. Тони назначил время и место: в девять вечера в «Холкине». Голос у него был довольный: он полагал, что Нина наконец образумилась. И конечно, на уме у него не было ничего, кроме секса.

Элизабет стояла на старте Лоберхорна спокойно, расслабив мышцы, ожидая, когда ее вызовут. Первая в супергиганте и двух скоростных спусках во Флимсе, вторая в слаломе после Левьер. Луиза свалилась на трассе в Кассонсе. Мари ле Бланк пришла второй в супергиганте.

Сейчас ее соперницы рассеяны. Британские бульварные газеты удерживались от оценок, но, во всяком случае, перестали обливать Элизабет Сэвидж грязью.

Ганс был холоден как лед. Он разрешил ей сделать короткое заявление на Ай-ти-ви. И все. После Флимса он сказал ей, что надо поработать над слаломом. Добрый старина Ганс. Элизабет знала, что сейчас он внизу, у подножия горы, и очень переживает.

Женщинам никогда раньше не разрешали катать дистанцию Лоберхорн, даже на международных соревнованиях на Кубок. Люди погибали на этой трассе. Лыжи запутывались в оранжевых оградительных сетках. В тумане они влетали прямо в деревья, набрав слишком большую скорость после нескончаемого правого поворота. Мужчины ломались, как куклы. Ответственные за безопасность орали, протестуя, но девушки сами хотели кататься, а ТВ жаждало сенсаций. На Лоберхорне еще не было установлено рекорда среди женщин, и Жаннет Фрэйзер из Великобритании установила его первой. Три минуты пятнадцать секунд. Первый и последний рекорд в ее жизни.

Луиза Левьер прокатилась за три и восемь. Хейди Лоуфен — за три и семь. Мари — за три и десять. Ингмар Листром, шведка, присела в стартовом домике в своем бело-желтом костюме. Раздался выстрел стартового пистолета, и она бесшумно скользнула на спуск. Толпа сходила с ума, кричала, улюлюкала, потрясая колокольчиками и трещотками. Она должна быть следующей.

— Номер восемь. Представительница Великобритании, леди Элизабет Сэвидж!

Элизабет вышла на старт. Она была любимицей болельщиков, и шум толпы просто оглушал. Неодобрительные свистки смешались со звоном колокольчиков и свистом одобрения. Все же это толпа соотечественников Хейди и Луизы. Пошел отсчет времени, но она чувствовала себя до странности спокойно. Нервы, которые дрожали всего несколько минут назад, унялись, как только она оказалась на старте. Краем глаза Элизабет увидела плотную толпу за сеткой ограждения, яркие флаги Великобритании на фоне белого снега, за ними олимпийские телебашни, а над всем этим нависал черный, тяжелый каменный Шилтхорн. Он вечный и безразличный, как все Альпы. И неизменный. Олимпиады приходили и уходили из этих долин бесследно.

Она оттолкнулась.

Толчок, она наклонилась как можно ниже, почувствовала, как тело ее набирает скорость, летя, словно пуля.

Элизабет подпрыгнула, приземлилась плавно и четко, толпа закричала, но она была уже впереди на сотню ярдов.

Сейчас надо обогнуть деревья, очень осторожно, присесть еще ниже. Теперь через туннель. Предыдущие лыжницы снег уже примяли, поверхность глаже, здесь можно развить еще большую скорость. Теперь долго-долго направо, промелькнуло в голове Элизабет, словно вспышка. Но она на сотую долю секунды перед поворотом чуть накренилась влево и думала, что больше не выправится из-за силы притяжения. Однако сумела: вскинулась, выпрямилась. Она ехала слишком быстро, чтобы видеть флажки или отметить одобрительные крики. И вот финиш!..

Элизабет пролетела через ворота, но не смогла достаточно быстро снизить скорость, споткнулась и упала, накрытая поднятым ею же самой фонтаном снега. Чувствуя себя как идиотка, вскарабкалась на ноги.

Наступил миг ожидания. Элизабет ненавидела эти моменты: сердце останавливается, ни вздохнуть, ни выдохнуть, пока не высветятся на табло результаты. Подошел Ганс, положил костлявые руки на ее сильные плечи.

Три-шесть, пять-пять. Толпа дико взревела. Ронни Дэвис подпрыгнул на три фута. На ноль сорок пятых секунды быстрее Хейди Лоуфен. Швейцарская команда с неудовольствием отвернулась. Телевизионщики кинулись к Элизабет, и Ганс незаметно кивнул ей. Она продвинулась еще немного вперед. Время, которое она отыграла, короче, чем один удар сердца, но в результате этого Британия сейчас первая. Швейцарки на втором и на третьем местах.

— Леди Элизабет, Си-эн-эн.

— Леди Элизабет, можете сказать несколько слов Ай-ти-ви?

Вспышки камер светили прямо в раскрасневшееся лицо Элизабет. Микрофоны, как пушистые черные шарики, повисли у нее над головой, а кто-то пихал их рукой прямо в нос.

— Какие вы испытываете ощущения, выиграв первый женский Лоберхорн?

— Я не знаю, я не выиграла. Должны выступить Кристи и другие великие лыжницы. Сама дистанция очень волнующая, но сейчас я хочу сосредоточиться на слаломе.

— Все, леди и джентльмены, — сказал Ронни, давая знак служащим, чтобы они оттеснили от его девушки всех журналистов. — Лиз, это было блестяще, ты летела чертовски здорово. Я думал, что ты вообще улетишь.

Ганс Вольф с упреком посмотрел на британского тренера.

— В конце ты потеряла контроль над собой.

— Да, но только после финиша.

— Плохо. Это показатель того, что ты вообще можешь потерять над собой контроль. Если такое случится на спуске, это гибель.

Элизабет раздраженно наклонила голову. Она пылала от счастья победы и думала, что Ганс мог бы быть чуть снисходительнее.

— Элизабет, сегодня твой отец улетает домой, — сказал Ронни. — Он хочет, чтобы ты позвонила ему до отъезда.

Элизабет улыбнулась.

— Я не хочу говорить с ним. Если он еще позвонит, скажите, что меня нельзя беспокоить. Вот так просто и скажите.

— Хорошо, — неуверенно ответил Ронни.

Элизабет потянулась, взяла желтую бутылочку сока у кого-то из обслуги. Тони мог отправляться ко всем чертям. Как только у нее будет олимпийское золото в кармане, она попортит ему жизнь.

— Нам еще надо работать, — сказал Ганс, как будто мог подслушать ее мысли.

Элизабет кивнула и улыбнулась. У них за спиной размахивали американскими флагами, толпа приветствовала Ким Феррел, время которой, как и следовало ожидать, было три одиннадцать.

— Я знаю, работа еще не окончена.

Слова прозвучали неубедительно. Сама-то она думала, что все они — Хейди, Луиза, Тони… Да она готова всех сейчас смести со своего пути. Настал ее час.

Она чувствовала себя непобедимой.

Нина приехала в «Холкин» ровно в девять. Весь день Тони избегал ее звонков, но сейчас был готов к встрече.

Она оглядела себя в зеркале лифта, поднимаясь в его апартаменты. Черные волосы забраны вверх, костюм шоколадно-коричневого цвета с кремовой отделкой, туфли на низком каблуке, матовые шелковые колготки и никаких украшений. Косметика в тонах бренди, ягод и золота. Нина казалась на пять лет старше в таком наряде. Красивая, но слишком серьезная.

Лифт скользнул, бесшумно остановился и выпустил ее.

Нина почувствовала легкий страх. Как ей хотелось удержать Генри, о Боже! Они только успели поужинать в китайском ресторане и провести по-настоящему всего одну ночь, когда она вернулась в Лондон. А потом он улетел с Лилли во Францию. Ужин прошел не так, как хотелось бы Нине. Она была уставшая и раздраженная после полета, в шоке от отчета в вестнике и к тому же злилась на Генри, раскрывшего их отношения перед Фрэнком Стонтоном.

Генри был раскованный, свободный, а она чувствовала себя как шарик на веревочке. Они не ссорились в буквальном смысле слова, но Нина постаралась пораньше уйти. Недавно гадалка сказала девушке, что ей следует остерегаться темных сил, объединившихся против нее. Генри заявил тогда, что ему удается все, за что он ни берется.

Ей хотелось быть немного поласковее с Генри. Она могла потерять друга.

Нина нажала на звонок у графских апартаментов.

Тони открыл дверь и провел ее внутрь, ласково улыбаясь. Комната убрана в стиле японского минимализма, но стол накрыт экстравагантными блюдами; выдержанное шампанское охлаждалось в серебряном ведерке со льдом, теплые бутылки сакэ стояли рядом с тарелками суши12. Стол украшали вазы с лиловыми орхидеями. Нинин взгляд невольно метнулся в сторону кровати. На ней лежала большая яркая синяя коробка с золотой этикеткой. Что-то из ювелирных изделий.

Ей хотелось расхохотаться. Вот ответ на все ее вопросы.

— Я больше не покупаюсь на это, Тони, — хрипловато проговорила она.

Он поднял бровь.

— На что ты не покупаешься?

— На все это дерьмо. — Нина указала на стол и на коробку. — Что бы это ни было, я надеюсь, ты уже получил свое.

— Нина. — Тони Сэвидж спокойно сел на стул со спинкой из вишневого дерева и оглядел ее. — О чем ты говоришь? Слушай, дорогая, надеюсь, ты не собираешься осложнять положение? Ты же умная девочка и понимаешь, как это глупо.

— Ты мне угрожаешь?

— Я? Угрожаю тебе? Не будь дурой. Подумай, кто я и кто ты. Кажется, у тебя мания величия, Нина Рот. Ты ведь на самом деле не такая важная птица.

— Благодаря мне «Дракон» поднялся на пять пунктов за две недели, — горячо заявила Нина. — Это моя работа. Я это сделала, Тони. Мои слова написаны в отчете. Но ты даже не упомянул меня.

— А с какой стати я должен тебя упоминать? — спросил Тони, и в его голосе послышалось раздражение. Он потянулся за шампанским, вынул пробку и налил в два бокала. — Это не твоя работа. Это работа «Дракона».

Сделанная на наши деньги, продвинутая благодаря нашему имени. Мы довольно хорошо справлялись и раньше, до твоего появления.

— Ты должен был отдать мне должное за проделанную работу. Никто в компании не добился таких результатов. Ты мне обязан обеспечить продвижение и…

— Черт побери, я ничем тебе не обязан, — заявил Тони, поднимаясь и подходя к ней. Он не кричал, но в голосе звучала тихая угроза, от которой Нина сжалась. — Я вытащил тебя из ниоткуда, из какого-то Бруклина, я сделал тебя богатой молодой девушкой…

— По доброте души.

— Нина, это глупо, — ласковым голосом заметил Тони. — Я думаю, я довольно щедр с тобой. Прекрати, дорогая. Не могу вспомнить женщину, которая доставляла бы мне большую радость, чем ты. — Он наклонился и разгладил черное атласное покрывало на постели. — Ты хочешь продвижения, больше денег. Это можно устроить. Я что-нибудь придумаю. Так что перестань болтать ерунду насчет того, что я не отдаю тебе должного.

Нина уставилась на Тони.

— Так ты думаешь, я продаю себя тебе? Боже мой!

Неужели ты считаешь меня такой женщиной?

— Я знаю, что ты именно такая женщина. — Сейчас его глаза превратились в две черные точки, из которых исходила холодная ярость. — Ты доказала это в Дублине.

— Я не прикоснусь к тебе, даже если ты останешься последним мужчиной на Земле! — прорычала Нина.

— Ну конечно, ты предпочитаешь что-то менее основательное, вроде Генри Нэймета. — Он рассмеялся, заметив, как Нина побледнела. — Нина, ты меня знаешь. Я люблю всегда держать руку на пульсе. Но я бы на твоем месте на него уже не рассчитывал.

Рот Тони перекосился в насмешливо-презрительной ухмылке. Нине стало нехорошо.

— Так ты рассказал ему, — наконец мрачно проговорила она.

— Конечно. С некоторыми подробностями, — легким тоном сообщил Тони. — Мы вообще долго болтали с ним по телефону, когда я был в Швейцарии. Люблю быть в хороших отношениях с сотрудниками.

Нина ничего не ответила. Она почти слышала, как и что он говорил Генри.

— Да, в общем, было жаль, он казался смущенным, ему нечего было сказать. Вы, американцы, способны быть такими благонравными…

— Да пошел ты к черту, ублюдок! — прошипела Нина; глаза ее наполнились слезами.

Тони потянулся, провел пальцем по ее подбородку.

— Но, ангел мой, у тебя есть я, и пока мы понимаем друг друга, я могу сделать твою жизнь очень приятной.

Нина грубо оттолкнула его.

— Да, мы понимаем друг друга. Я поняла, что ты за тип.

Я скорее буду трахаться с прокаженным сифилитиком.

— Я думаю, ты меня не понимаешь. Я же не прошу тебя — я говорю тебе. А иначе, — холодно заявил Кэрхейвен, — с тобой покончено. Тебя уволят. Ты нигде не найдешь работу, ни в одной фармацевтической компании, стоит мне только сказать словечко. Ты чужая в Британии. У тебя нет друзей и нет поддержки. Не думаю, что у тебя много друзей и в самой компании, Нина. Я бы даже сказал, ты очень непопулярна. Люди сочтут тебя просто очередной шлюхой, которая на этот раз еще и работала на меня и которую я просто уволю.

— Я понимаю. Я действительно все понимаю, — сказала Нина, на этот раз тише.

— Ну и хорошо. — Тони стал загибать пальцы, отмечая пункты с улыбкой, бесившей Нину. — Ты уволена.

Ты изгнана из страны. Тебе нечего предъявить за время, которое ты работала у нас. Пойдет слух о том, что ты не умеешь ладить с людьми. У тебя не будет даже скучного ученого типа, к которому ты могла бы побежать. Он тебя, моя прелесть, не так воспринял, а использованные вещи он не хочет.

Он поднял фужер с шампанским и протянул Нине.

— Иди, мы забудем обо всех неприятностях, и ты можешь устремиться вперед, навстречу очень приятной жизни и блестящему будущему.

Нина поколебалась секунду и взяла фужер.

— Ты ошибся насчет Дублина. Я не продавала себя.

Я использовала тебя ради того, что ты можешь для меня сделать.

— Ну вот видишь, Нина, мы так похожи. Мы две стороны одной медали.

Нина улыбнулась ему в ответ. И придвинулась ближе.

— Опять ошибаетесь, милорд, — сказала она.

Потом выплеснула шампанское ему в лицо и вышла из номера.

Глава 34

Звонок зазвонил как обычно — в шесть. Нина уже направлялась в ванную, когда поняла, что в этом нет необходимости. Ей сегодня не надо идти на работу.

Тем не менее она встала, приняла душ, надела костюм бежевого цвета, колготки от Вулворда и туфли без каблуков. В пятницу утром она не могла себя чувствовать уютно в джинсах.

Голова болела, но глаза были сухие. Она отплакалась в прошлую ночь. Тони больше нет, ее работа растаяла, как сигаретный дым. Генри тоже нет, и это хуже всего.

Она подумала: почему вдруг для нее так много значит этот человек? Глупо: несколько раз вместе поели, один раз в кино сходили и один раз любовью занялись. Сердце дало течь, а ей хотелось накрепко задраить люк. Не потому ли Нина поклялась себе не допускать больше ничего такого? Но Нэймет сумел пробраться в сердце, и теперь оно болело. Оно ныло так, как, думала Нина, никогда больше не будет ныть. Она не допустит.

Нина немножко подкрасилась. Не потому, что хотелось, а потому, что надо. Тони с удовольствием бы представил ее себе заплаканную, с покрасневшим носом, с мешками под глазами. Она ощущала опустошенность от горя и утраты, но не собиралась кричать об этом на каждом углу.

За окном солнце поднималось в нежно-голубое весеннее небо. Нина сделала себе кофе и выслушала по радио программу на день. Никогда по утрам ей не приходилось быть дома так долго. Нина посмотрела в кухонное окно и увидела пробивающиеся под забором крошечные цветочки. Крокусы, подснежники и пара желтых нарциссов. Она с удивлением уставилась на цветы. Откуда они взялись? У нее никогда не было времени на садик.

Ровно в девять утра Нина позвонила в «Дракон».

— Могу ли я поговорить с Анитой Керр из офиса Нины Рот?

— Минуту. — Пауза, и потом:

— У нас не значится такого офиса, мадам. Анита Керр переведена в другой отдел.

Боже мой, этот ублюдок работает быстро.

— Какой?

— Отдел ярлыков.

Нина почувствовала холодок под мышками. Ярлыки — это хуже, чем оказаться на улице. Аните придется проводить дни за двойной проверкой номеров — утомительнейшей работой. Этот отдел находится у черта на рогах, в Слау.

— Но она сейчас в недельном отпуске.

— Тогда отдел кадров. Мне надо договориться и забрать личные вещи.

— Простите, а с кем я говорю?

— Это Нина Рот, — как можно спокойнее ответила Нина.

В голосе девушки звучала не только насмешка, а что-то еще. Она точно знала, с кем говорит, но ей нравилось заставлять Нину пройти через унижение.

— Я сейчас выясню, сможет ли мистер Суини поговорить с вами. Не кладите трубку.

Нина ждала целых пять минут.

— Извините, но его нет на месте.

— Тогда его помощника.

— В отделе кадров нет никого. Не могли бы вы оставить сообщение?

Нина оставила номер своего телефона и положила трубку. Личные записи, бумаги по исследованиям, номера телефонов ученых, с которыми она имела дело, проекты, данные по конкурирующим компаниям — все там. Бесценный материал для начала новой работы. Но она решила подождать до ленча, когда Кит Суини позвонит ей. Это унижение гораздо более горькое, чем дикая слива. Она расхаживала по гостиной беспокойно, пытаясь ухватиться за что-то, за какую-нибудь мысль.

Что она может предпринять? И пришла к выводу: все придется начинать с нуля. Нина Рот, вышедшая из Бруклина, против графа Кэрхейвена? Дино, Том, Люк Виера объединятся и станут отрицать каждое ее слово.

В девять сорок раздался звонок в дверь. Она открыла и увидела парнишку в несвежей майке с картонной коробкой в руках.

— Нина Рофф? — исказил он ее имя. — Я вам принес вот это, — сказал он и сунул ей в руки коробку. — Здесь распишитесь. А эта машина перед домом ваша? За ней скоро придут и заберут. И мебель тоже.

— Мебель? — тупо повторила Нина.

— Да, в бумагах все написано, — равнодушно объяснил парень. — Сами поглядите.

Она захлопнула за ним дверь и села на кушетку. В коробке лежали ее ручки, карандаши, блокнот, писчая бумага и три открытки из Цюриха. Ни заметок, ни исписанных блокнотов, только толстый конверт со штампом «Берман, Грэйвз и Баулер». Это была самая солидная фирма, именно ее услугами пользовался Тони в наиболее серьезных случаях. Нина надорвала конверт. Розовая форма П — 45 правительства Соединенного Королевства сообщала о том, что она «в прошлом». Листок полетел на пол, словно подтверждая, что она на самом деле в прошлом. Нина не стала поднимать его и принялась читать письмо.

«Дорогая мисс Рот. Нижеследующим Вы извещаетесь о том, что уволены по причине, изложенной устно. Вам запрещено входить в помещение» Дракона «. Ваша работа и все записи являются интеллектуальной собственностью компании и будут удержаны. Ваша машина остается собственностью» Дракона «, и вас просят вернуть ее немедленно, иначе будут предприняты физические действия.

Другие личные вещи, купленные для вас на средства компании, также должны быть возвращены (поименный список прилагается). Вы не получите никаких рекомендаций от компании, Министерство внутренних дел извещено о переменах в вашем статусе…»

В дверь снова резко постучали. Нина подпрыгнула от неожиданности и пошла открывать. Она оказалась лицом к лицу с пятью крепкими парнями в красных с черным костюмах «Дракона». Из отдела безопасности. Возле забора она увидела припаркованный белый грузовичок.

— Все в порядке? — спросил бригадир, указывая на письмо у нее в руках. — Мы пришли за вещами. У вас ключ от машины?

Нина отступила в сторону, пропуская его в комнату.

Она молча вынула из кармана ключи от «гольфа» и подала ему, а остальные мужчины прошли мимо нее и стали выносить мебель.

— Хорошо, — сказал бригадир. Он отдал ей квитанцию. — Лучше поскорее со всем этим покончить, правда? Я так и знал, что вы не доставите нам хлопот.

— Нет, не доставлю, — поторопилась успокоить его Нина. — Со мной у вас не будет хлопот.

«По крайней мере, — подумала она, — пока».

Над Вербьером занималось раннее ясное утро, солнце ярко светило над скалами. Снег лежал неровно, поэтому дистанцию Вьезонна ночью покрыли толстым слоем искусственного снега.

— Отлично, — сказала Элизабет Гансу, — мне это подходит. — Она ела кашу с тощим кусочком ветчины. — Искусственный покров поможет держать более высокую скорость.

— Да, но это не слишком здорово. Вьезонна действительно позволяет увеличить скорость, но местами даже чересчур.

— Чересчур большую? Так это просто здорово. — Элизабет улыбнулась.

Ее зубы выделялись белизной на фоне загорелой кожи. У нее был здоровый румянец, как у атлеток в самой лучшей спортивной форме. Она источала уверенность точно так же, как драгоценные камни на шее Моники. За три дня соревнований в ней появился напор, теперь ее невозможно удержать. Ганс никогда не видел, чтобы его ученица так каталась. Кажется, из глубин своего существа Элизабет Сэвидж извлекла все запасы скорости и мастерства. Он с трудом ограждал ее от журналистов, не позволяя узнать, что о ней пишут. Ближайшей соперницей Элизабет была Луиза, на втором месте держалась Кристи, а на третьем — Хейди. Но они здорово отстали от Элизабет. Ганс не сомневался, что она это понимает. Своей неколебимой уверенностью Элизабет напоминала ему Джека Тэйлора.

— У тебя еще два дня соревнований. Тебя могут догнать, дорогая.

— Да, небо тоже может рухнуть.

— Я не понимаю…

— О Ганс, не волнуйтесь. Я обещаю, что не успокоюсь, пока не получу золото. Луиза тоже очень хочет золото… — Девушка в раздумье покачала головой. — А если она блестяще прокатится?

— Надо хотеть победить. Это единственный путь, — ответил герр Вольф. — Катайся еще быстрее.

Элизабет выпила последний глоток свежевыжатого апельсинового сока, вскочила из-за стола и высунула голову в окно.

— Я собираюсь быстренько пробежаться по Саволейер.

Дистанция скоростного спуска. Ганс понимал: запрещать бесполезно, энергия из нее прямо рвется наружу.

— Элизабет, но только один раз. Понятно? Иначе слабее прокатишься днем.»

Магические слова. Зеленые глаза тут же стали серьезными.

— Конечно, тренер, только раз. Один.

Выйдя из подъемника на вершине, Элизабет почувствовала себя на Олимпе. Как все прекрасно вокруг! Она непобедима… Электрические подъемники сегодня работали только для олимпийцев, они носились туда-сюда, а зрители на соседних дистанциях замирали, приветствуя ее, и размахивали флагами Великобритании. Ледяные коридоры скоростного спуска огорожены и почти пустынны, там катались один или два спортсмена, которым явно не хватало адреналина. Саволейер — настоящая скоростная трасса: желудок остается на старте, а тебя выбрасывает, как ракету, прямо к подножию. Эта трасса задаст жару, подумала девушка. Настроение у нее было великолепное. Она ощущала себя счастливой от высоты, от пустынной белизны гор, от предчувствия грядущей победы.

Элизабет отцепила металлический круг на ногах и приготовилась.

— Счастливое место. Хотел бы на нем оказаться., Элизабет чуть не выпрыгнула из кожи от неожиданности. Перед ней стоял Джек Тэйлор в голубом тренировочном костюме американской команды. Мужчины сегодня катались на Тортине. Трудная дистанция, полная опасных мест.

Элизабет нахмурилась и пробормотала:

— Привет.

— Слушай, надо кончать с такими встречами, — сказал Джек легким тоном. — Кстати, как Холли держится?

Она действительно хорошо катается в последнее время.

Так что передай ей, что я горжусь соотечественницей.

— Сам передавай это своей подружке, Джек, — резко ответила Элизабет. — У меня полно других забот.

— Да, я вижу. Ты катаешься очень хорошо.

— О Боже! — взорвалась Элизабет. — Ты самый надменный парень, какого я когда-нибудь встречала, Джек Тэйлор! Перестань наставлять меня. У меня, знаешь ли, золото в кармане. А тебя может достать Цубригген.

— В последнем спуске я немного ошибся.

— Всегда находятся какие-нибудь причины.

— Никаких причин, Лиззи. Я собираюсь выиграть с преимуществом в десять пунктов, — сердито бросил Джек.

— Я катаюсь не хуже тебя, Джек. Мне надоели твои поучения. Ты ездишь быстрее меня только потому, что ты мужчина.

— Надеюсь, что ты это заметила, дорогая, — холодно сказал Тэйлор.

— Не льсти себе, Джек, это было пятиминутное увлечение, — прошипела Элизабет, словно кошка.

— Хорошо, детка, ты действительно отплатила мне.

Услуга за услугу, — медленно произнес Джек, и его южный говор стал особенно заметен. Он прошелся по ней взглядом и добавил:

— Я получу свое, когда ты проиграешь. Должен предупредить: это продлится гораздо дольше пяти минут. Я собираюсь воспользоваться случаем на полную катушку.

— Ox, а что скажет Холли? — с издевкой спросила Элизабет. — Хотя ей нечего беспокоиться, ты ведь вообще ничего не получишь. А теперь извини меня. Я здесь для того, чтобы кататься.

Элизабет нахлобучила шлем и рванула вперед, мгновенно исчезнув в белом вихре.

Джек уставился ей вслед. Он проехал почти полмира ради вот этого?!

— Черт побери! — сказал он. И добавил кое-что покрепче.

На вершине Вьезонна, переминаясь с ноги на ногу, стояли, столпившись, спортсмены. Они молча смотрели на мониторы, установленные внутри и снаружи стартовых ворот.

Сказать было нечего.

Элизабет уже стояла наготове. Сердце ее билось так, как будто она уже спустилась до половины трассы. Две минуты до триумфа или поражения.

Новости были неважные. Ее путь к первенству только что сузился. До того как начала спуск Луиза, вела Хейди. И еще две девушки наступали им на пятки. Но Луиза прокатилась хорошо, показав результат, который меньше чем на две сотых секунды не дотянул до мирового рекорда. Это была лучшая гонка в карьере Луизы.

Только леди Элизабет Сэвидж отделяла швейцарку от пьедестала почета. Впрочем, Элизабет не считала Луизу препятствием на пути к золоту. Так же, очевидно, как и Луиза. Финишировав, швейцарка победно вскинула оба кулака к небу и метнула палку в воздух, словно подавая сигнал к овации.

Времени думать больше нет. Раздался сигнал, и Элизабет подалась вперед, наклонившись как можно ниже.

За пятнадцать секунд стартового времени она должна выбрать момент и оттолкнуться. Девушка вся подобралась, в голове зазвучали слова Ганса:» Наклонись ниже, как можно ближе к земле…»

Элизабет сильно оттолкнулась, запустив себя, как ракету; утоптанный снег взвился из-под длинных лыж, маленький трамплин выбросил ее еще на двадцать ярдов вперед. Как же добиться совершенства на этом спуске? Ты должна ехать быстрее, быстрее! Мускулы горели, когда она кинула себя почти вертикально вниз, держась ближе к ограждающей сети, чтобы увеличить скорость. Ветер завывал вокруг шлема, толпы болельщиков орали, звонили в колокольчики за канатом. Смешавшиеся красный, белый и голубой цвета английского флага давали понять, что она впереди всех по времени. Да! Да! Она победила Луизу, ей сейчас надо просто удержать эту скорость…

Войдя в последний поворот, Элизабет увидела, что британцы восторженно подпрыгивают за ограждением.

От радости они впали в истерику, размахивали флагами, вопили. Она должна победить! Но она не может рисковать. Ей надо собраться. Элизабет бросила тело вперед, беря последний поворот на очень опасном крене. Ее грудь оказалась в нескольких дюймах от земли. Она прямо возле сети ограждения и…

И вдруг она потеряла контроль над собой! Маленький досадный крен. Она попыталась его выправить, но была слишком близко к подножию и слишком велика была скорость. Элизабет ударилась о боковую сеть, закричав от боли, когда острые концы лыж прорвали нейлон и остановились. А тело набрало скорость сто двадцать миль в час. Ноги ее раскинулись в стороны, сопротивляясь крепкой хватке ботинок. Мир закувыркался, смешались небо и снег, раздался треск ломающейся кости, и уже как будто издалека она услышала собственный крик.

Теплая красная волна крови пролилась на снег, прежде чем сильная боль смыла все, повергнув Элизабет Сэвидж в ужасную темноту.

Глава 35

Нине хотелось куда-нибудь уползти и умереть. Молодая красивая женщина, когда-то смотревшая на нее из зеркала, оказалась миражем. Наверняка сейчас она похожа на старую развалину лет семидесяти. Да она и должна так выглядеть, потому что чувствовала себя невероятно ослабевшей и измученной. Все эти годы она работала в» Зеленой планете «, в» Долане «, в» Драконе» и выдерживала любые нагрузки. Быстро и решительно взбиралась вверх по лестнице успеха. Сейчас события отбросили ее назад. Она осталась совершенно без сил. Она ничто. Она не человек. Каждый день она видела, как победным маршем поднимаются вверх акции «Дракона», маленькие статьи об исследованиях доктора Холл появлялись в биотехнологических отделах газет. Большие кричащие фото Энтони Сэвиджа, графа Кэрхейвена, одетого с иголочки, смотрели на Нину с газетных страниц. Репортеры визжали от восторга, рассказывая о том, как он совершил налет еще на несколько компаний, несмотря на то что ему приходилось еще справляться с трагедией, происшедшей в Швейцарии.

Именно это ее и спасло.

Да, Нина чувствовала себя лишенной жизненных сил, но не сломленной. Она не станет сидеть и спокойно смотреть на эти фото. Нина вырезала фотографии Тони и приклеивала их везде. Над чайником, на зеркалах, возле кровати.

Это действовало на нее как колдовские чары. Очень скоро горе ушло на второй план. На первый вышла ярость.

Ей предстояло сделать это — продать дом. Ей давали девяносто пять тысяч. То есть она получала на пять тысяч больше, чем заплатила при покупке. Потом пошли в ход драгоценности. Поскольку Тони отказался брать их обратно, Нина не собиралась предлагать второй раз. Ей нужны были деньги.

Все, до последнего пенни. Если ты собираешься на войну, ее надо финансировать. На Нью-Бонд-стрит медлительный старик стоял за прилавком и распускал слюни, восхищаясь качеством камней и филигранностью оправы. Но он предложил шесть тысяч. Нина рассмеялась и направилась к выходу. В конце концов она ушла с пятнадцатью тысячами.

Потом Нина прописалась в дешевый отель на неделю и попыталась понять, что делать дальше. Лететь домой недорого, деньги можно пустить в ход в Штатах.

Плюс к тому у нее там вид на жительство.

«Но я привыкла к Британии, — подумала Нина. — Я знаю европейский рынок. Именно здесь действует Тони Сэвидж. Может, это и смешно, но отомстить очень хочется».

Если бы власти знали, где она живет, они закидали бы ее неприятными письмами. Нина хорошо знала английскую бюрократию и решила, что надо найти место, где можно спокойно дышать. Она сняла дешевую квартиру в Хайгейте на вымышленное имя. Квартира потрясла ее, уже привыкшую к роскоши. В гардеробе висели тысячедолларовые костюмы, шелковые блузки. У нее была итальянская кожаная обувь, у нее были фирменные часы, но очень маленький столик, ванна в трещинах, а с дверных рам облезла краска. Телевизор старенький, вместо кухни выгороженная в гостиной ниша. Но Нина видала в жизни и кое-что похуже.

Она купила подержанные компьютер и факс, потратив тысячу фунтов стерлингов, но это был ее вклад в будущее. Как только она устроилась в тесной маленькой спаленке, настроение чуточку поднялось.

Сейчас она готова пойти работать.

Но работы не было. Она не могла ее найти.

В «Глаксо», «Уэлкам» и «Ай-Си-Ай» ей отказали. В «Хофман ля Рош», «Истмэн Кодак» и «Пфайзер» она дошла до первого интервью. И все. Она пыталась объяснить, что произошло в «Драконе», но видела, как на лица собеседников словно опускались жалюзи. Никто не хотел слушать.

Значит, Тони Сэвидж выполнил обещанную угрозу.

Он умен, очень, с горечью подумала Нина, уходя из «Смитклайна». Там с ней побеседовали, даже предложили работу. Она никогда не смогла бы доказать, что существует черный список, но понимала, что происходит.

Работа, которую ей предложили, годилась для начинающих. «Проктор энд Гэмбл», программа научной подготовки. «Джонсон энд Джонсон», курсы маркетинга. В общем, она получила пять или шесть предложений такого рода и все отвергла. Принять их означало годы работы на пути вверх, изнуряющую борьбу, чтобы продвинуться вперед и добиться признания. Это означало начать все с нуля.

С этим Нина не могла смириться. Она собиралась найти другой путь.

Элизабет заморгала, пытаясь прогнать головокружение. Разум пытался пробиться сквозь боль и усталость.

Ей отчаянно хотелось пить, мучила страшная боль в левой лодыжке. Тело чувствовало себя непривычно. Его как будто развинтили на части.

— Она приходит в себя, — сказали по-английски, и седовласый доктор наклонился над кроватью.

— Леди Элизабет, вы знаете, где вы?

Элизабет прошептала:

— Больно. Воды.

Хирург поднес к ее губам поилку и сделал знак медсестре.

— Дайте ей петедрин. — Он дежурно улыбнулся. — Я доктор Джоплинг, один из постоянных консультантов вашего отца, он отправил меня сюда наблюдать за вами.

После несчастного случая. Сейчас вы в клинике «Королева Екатерина», недалеко от Женевы, и полетите домой, как только сможете перенести полет.

Медсестра молча сделала укол.

Элизабет посмотрела на доктора, пытаясь вникнуть в его слова. Какие-то образы нахлынули на нее. Гонка, падение, агония, кровь…

— Я упала.

— Боюсь, что так. Произошел очень серьезный несчастный случай, вы перенесли несколько операций» но сейчас вы в порядке.

— Нет, — покачала головой Элизабет. Петедрин уже действовал и приятное тепло охватило тело, смывая боль, но все равно что-то было не так.

Лицо доктора Джоплинга обрело профессионально-ободряющее выражение.

— Мы можем обо всем поговорить позднее, когда вы адаптируетесь. Я позвоню вашей семье, они ждут, когда вы придете в себя. Я уверен, вы захотите с ними увидеться…

— Доктор… — голос Элизабет звучал слабо, он казался каким-то надтреснутым, — я хочу знать, что случилось. Пожалуйста, скажите мне сразу.

— Очень хорошо. — Джоплинг подошел ближе к кровати. Похоже, он хотел взять ее за руку, но потом решил не допускать подобной фамильярности. — У вас было очень серьезное падение, вы получили внутренние и внешние повреждения, включая кровотечение, переломы и трещины. Но самое худшее с левой ступней. Она сломалась при падении, потом правая лыжа ободрала ее до кости. Ботинок раздавил значительную часть ступни. — Он помолчал.

Возможности смягчить удар нет. — Мы предприняли все усилия, чтобы спасти ногу, но нервные окончания настолько сильно разорваны, что не было возможности соединить их.

Мне очень жаль, что я должен это сказать, но мы вынуждены были ампутировать ногу от лодыжки.

Кровь отхлынула от лица Элизабет. Она посмотрела в конец кровати. Казалось, под одеялом торчали две ноги.

Но она ощущала, между прочим, только правую.

— Это протез, — пояснил хирург. — Из пластика, он присоединен к ноге металлическим каркасом. В месте соединения шар, благодаря которому ваша походка будет нормальной. Это лучшее, что есть на рынке, и ваш отец на этом настоял.

Элизабет тихо сказала:

— Спасибо, доктор.

— Вы не будете хромать, леди Элизабет. Чтобы прийти в себя, понадобится время, но вы в конце концов сможете ходить обычным шагом.

Повисло мертвое молчание.

— Я никогда больше не смогу кататься на лыжах?

— Боюсь, что нет. — Джоплинг говорил сдержанно, но тон его был таким, каким выносят приговор. — Ни бег, ни лыжи. Ну разве что спокойное плавание. И никаких занятий активными видами спорта.

Он притворился, что не замечает слез в глазах девушки.

Почувствовав, что взяла себя в руки, Элизабет нажала кнопку вызова доктора.

— Я хотела бы увидеть герра Ганса Вольфа, — сказала она.

Имя, казалось, ошарашило Джоплинга. Лицо его слегка поморщилось.

— Герру Вольфу отказано видеть вас.

— Отказано? Вы разве не знаете, что он мой тренер?

— Конечно, леди Элизабет. Именно потому, что он ваш тренер. Его появление растревожит вас.

— Ганс не имеет к этому никакого отношения. Мы каждый раз рискуем, пристегивая лыжи. — Девушка приподнялась на локтях и раздраженно посмотрела Джоплингу в глаза. — А кто ему запретил? Вы?

— Вовсе нет, миледи, — поспешно ответил доктор. — Лорд Кэрхейвен. Он контролирует здесь все.

Еще бы, конечно, контролирует, подумала Элизабет.

— О'кей, доктор Джоплинг. Позвоните, пожалуйста, Гансу и попросите его навестить меня.

Джоплинг кивнул.

— Я думаю, герр Вольф еще в городе. Несмотря на запрет вашего отца, он отказался уехать. Он звонил каждый день, узнавал о вашем состоянии.

Элизабет расплакалась, не в силах сдержаться. Потом смахнула слезы.

— А кто-нибудь еще звонил?

Доктор развел руками.

— Да сотни звонили. Официальные лица, британские тренеры, члены вашей команды. Многие другие участники соревнований. Ну и пресса… Моя комната завалена цветами для вас. Все ждут, когда вы оправитесь.

«Разве я оправлюсь?»

— А… мистер Джек Тэйлор просил разрешения навестить меня?

— Он звонил, спрашивал о вашем состоянии и послал цветы, но разрешения на посещение — нет, не просил.

— Понятно, — мрачно сказала Элизабет.

— Так вы хотите, чтобы я принес цветы?

Она покачала головой.

— Не надо, у меня нет настроения. Отдайте их в другие палаты.

— Конечно, леди Элизабет. И я позвоню герру Вольфу.

— Спасибо. Доктор, а кто получил медали?

Джоплинг посмотрел на нее с сожалением.

— Луиза Левьер взяла золото, Кристи Лэнш — серебро и Хейди Лоуфен — бронзу.

— А Джек Тэйлор получил золото?

— Конечно, — рассеянно ответил Джоплинг, осматривая ее ногу. — В этом не могло быть никаких сомнений.

Ровно в три часа дня открылась дверь, и Элизабет села в постели, надеясь увидеть Ганса, но это был отец.

Тони поблагодарил медсестру и подождал, когда она выйдет и закроет за собой дверь. Потом подошел к Элизабет с большим букетом в руке, положил его на столик возле кровати. Белые розы, похоронные цветы.

Элизабет откинулась на подушки. Она знала, что разочарование написано у нее на лице, но не было сил беспокоиться об этом.

— Дорогая, ты выглядишь прекрасно. Как ты себя чувствуешь?

— Я потеряла ногу. Я никогда не смогу кататься на лыжах, — сказала Элизабет без всякого выражения. — Я потеряла олимпийскую корону, которая была уже явно моей.

— Не известно, была бы она твоей или нет. Тебе еще предстояло кататься.

— Я говорю тебе, она должна была стать моей, — повторила Элизабет.

— Ну ладно. — Граф сел на край кровати. — Теперь это не важно. Я пришел поговорить о твоем будущем.

Ясно, ты уже не можешь кататься на лыжах, и я думаю, мистер Тэйлор не просматривается на картине твоего будущего.

— От кого ты узнал? От своей любовницы?

— У меня нет любовницы, Элизабет, если ты имеешь в виду Нину Рот. Она уволена. За несоблюдение субординации.

— Ну ты прямо разбиваешь мое сердце, — сказала Элизабет. — Тем не менее ты хорошо информирован.

Джека никогда не было на картине моего будущего, так что я вернусь в «Дракон».

— Да. — Тони подался вперед и тихо сказал:

— Я подумал об этом. У меня есть потрясающее предложение для тебя.

Он полез в карман пиджака и протянул Элизабет лист бумаги. Она быстро пробежала его глазами, потом удивленно посмотрела на него.

— Ты, должно быть, шутишь? Прием гостей, организация мероприятий, литература по продвижению продукции. А почему бы тебе сразу не предложить мне печатать на машинке?

— А ты разве умеешь печатать? — вежливо поинтересовался Тони.

— Я не шучу, отец! — закричала Элизабет. Рука под одеялом сжалась в кулак. — У меня нога, между прочим, из пластика! Я знаю, ты очень на меня рассердился из-за «Золота Дракона», поскольку я без твоего разрешения…

— Рассердился? Да, я был сердит. Ты одного никак не можешь понять: «Дракон» — моя компания. Никто ничего не может в ней делать без моего одобрения. Никто не может выставить меня дураком, Элизабет. В первую очередь ты.

— Но я не стану делать эту портняжную работу!

— Тогда я выделю тебе небольшое денежное пособие, если ты будешь себя хорошо вести и держаться от меня подальше. Не рассчитывай ни на какой третий вариант, его никогда и не существовало. — Улыбка Тони была полна злорадства. — Ты знаешь, я как раз подумал о тебе вчера. Мы разговаривали с Дином Брэдманом в сиднейском офисе, и он рассказал мне одну замечательную австралийскую пословицу: «Высокие маки надо срезать». А ты как раз была высоким маком, Элизабет. Ты и Нина. Обе.

Элизабет посмотрела ему прямо в глаза. Невозможно было поверить: она лежит здесь с оторванной ногой, а он говорит ей такое.

— Я…

Тони поднял руку.

— Не порти ничего, Элизабет. У тебя больше нет силы, способной смутить меня. Ты уже не национальная героиня. Между прочим, пресса винит тебя в безответственном катании, тебя явно не любят в команде… Это, конечно, неофициальная точка зрения. Слухи. Кое-что публиковалось. Конечно, прессе нельзя доверять. Но запомни: никто не будет пылать страстью напечатать обо мне какие-нибудь разоблачающие материалы, учитывая источник, из которого они исходят.

— Но ты обязан, — горячо сказала Элизабет. — Я твоя дочь. Разве ты не обязан хотя бы в память о моей матери?

Граф выпрямился, словно его укололи в спину. Он снова посмотрел на нее, более внимательно, на лице отразилась борьба мыслей.

— Ты очень похожа на нее, — сказал, помедлив, Тони. — Что ж, таковы мои предложения, Элизабет. Соглашайся или отвергай. Честно говоря, мне все равно, что ты выберешь. — Он похлопал ладонью по бумаге. — Фактически, Элизабет, это я делаю только в память о твоей матери.

Элизабет нечего было сказать. Она просто смотрела ему вслед, когда он выходил из комнаты.

«Он ненавидит меня, — подумала она. — Боже мой, как он на самом деле ненавидит меня!»

Глава 36

Ганс пришел навестить ее. Было заметно, как сильно он расстроен. Свет, казалось, ушел из ясных голубых глаз.

Элизабет поклялась себе ни за что не плакать, но печаль Ганса Вольфа по контрасту с намеренной жестокостью Тони открыла шлюзы.

— Это несправедливо… — забормотал он на своем швейцарско-немецком языке, проклиная горы, дистанцию, погоду — вообще все на свете. — Это я должен был оказаться на твоем месте, я уже старый человек, но…

— Вы можете ходить на лыжах. Все произошло так, как должно быть. Вы жили ради снега еще задолго до моего появления на свет. И будете жить ради этого до конца дней. Это я вела себя безответственно.

Ганс схватил ее за руку костлявыми старческими пальцами.

— Не говори так, Элизабет. Я никогда не видел, чтобы ты так каталась. У тебя были крылья. Ты парила, как орел. Золото уже лежало у тебя в кармане. — Он щелкнул пальцами. — Мадемуазель Левьер — доярка рядом с тобой.

— Раньше ничего такого вы мне не говорили.

— Дорогая, ты ведь знаешь своего старого Ганса. Я старался быть осторожным…

— Хотела бы и я быть такой осторожной, — ответила Элизабет, с трудом сохраняя спокойное лицо, хотя отчаяние сдавило сердце.

Каждый день она забывалась, засыпая с помощью лекарств, а когда просыпалась, несколько секунд не понимала ничего, а потом весь ужас происшедшего наваливался с новой силой. Ее протез был умно сделан и хорошо подходил к лодыжке — он стоил денег, заплаченных за него.

Толстый металлический манжет закрывал место соединения плоти и пластика. Но оставалось непоправимое. Она стала калекой. Силы быстро уходили. Мускулы размягчались, по мере того как она теряла аппетит и не могла делать упражнения, запасы энергии истощались, пульс учащался, но какое все это имеет значение, если тебе никогда не понадобится снова быть в спортивной форме?

Воспоминания мучили ее. Падение на дистанции.

Сверхмерная, неограниченная самоуверенность. Элизабет просто умирала от стыда, вспоминая слова, сказанные Гансу и, что еще хуже, Карен, Кейт и Джеку Тэйлору.

С ними она спорила. Она думала, что золото у нее в кармане. Ну что ж, зато сейчас ее враги могут вволю посмеяться над ней.

— Осторожные лыжники? Для них есть место, — сказал Ганс. — Учить детей тормозить «плугом» на учебных склонах. Еще не было женщины, которая каталась бы на лыжах так, как ты.

Элизабет отвела взгляд, прежде чем слезы потекут снова. Ужасно было то, что она и сама думала точно так же.

Глубоко в душе она считала себя величайшей лыжницей, женским вариантом Франца Кламмера. Но теперь все забудут ее. Не сию минуту, но скоро. Одна победа на Кубке мира не делает лыжника легендой. Луиза Левьер — золотая олимпийская медалистка, так что вся история скоро перепишется. Сэвидж была на волосок от мирового титула.

Только однажды ей выпала удача. Значит, она не настолько хороша, чтобы удостоиться награды.

— Да, когда у тебя самый лучший в мире тренер. — Она пыталась выглядеть англичанкой, бодрой, бесстрастной. — В любом случае я пришла в лыжи слишком поздно, я каталась всего несколько лет. Но я могу еще кое-что делать.

С явным усилием Ганс Вольф согласился с ней. Элизабет грустно улыбнулась. Она понимала: для старика существование без снежных склонов едва ли достойно называться жизнью.

— А что ты будешь делать? Работать на отца?

— Не думаю, что получится. Мы с ним расстались.

Он не позволит мне заниматься тем, чем я хочу.

— Понятно, — сказал Ганс и с сочувствием посмотрел на свою бывшую ученицу. «Он понимает мои возможности, — подумала Элизабет. — Он знает, что у меня нет ученой степени, опыта, чтобы работать за пределами» Дракона «. — У тебя есть выбор, я могу поговорить в швейцарском спортивном совете Или в Международной лыжной федерации. Они с удовольствием тебя возьмут, если ты хочешь заниматься маркетингом. Не все же в Европе читают британские бульварные газеты, — добавил он, и его морщинистое лицо еще сильнее сморщилось от отвращения. — Или в Британии. Ронни знает, какие завистливые девицы в команде. И как много ты работала. Британские власти могли бы подыскать тебе место — Я так не думаю, — сказала Элизабет. — Спасибо, Ганс, правда.

Она покачала головой, и Гане увидел темные круги под глазами девушки, какое-то новое, суровое выражение лица.

— Жить, рекламируя склоны, по которым я сама никогда не смогу прокатиться, писать всякие глупости о том, как Карен завоевывает звание чемпионки Соединенного Королевства, как Джек Тэйлор участвует в следующих соревнованиях на Кубок мира…

— А ты разве не слышала? Герр Тэйлор ушел из спорта. После того, как получил золото. За один год мы потеряли две наши самые большие надежды. — Ганс нагнулся, разгладил покрывало. — А кстати, как насчет него, детка? Я ведь не настолько стар, чтобы ничего не видеть. Ты любишь его, он любит тебя. Он богатый, сильный, молодой, он мог бы о тебе позаботиться.

— О, Ганс, — сказала Элизабет, погладив старика по руке. — Между нами все кончено. Это было целую вечность назад. У него другая подружка, Холли Гидеон.

— Это та девица, которая катается, как обученный сержант? — в ярости спросил Ганс.

— Ну не важно. Никому не надо беспокоиться обо мне. Я сама этим займусь.

Вольф смотрел на свою ученицу. Вид у нее пока несчастный, но он уже увидел то, чего не видел раньше. Спокойную ярость. Лед в сердце, льдинки в глубине зрачков.

— Так у тебя есть план?

— Во всяком случае, что-то, с чего можно начать, — сказала Элизабет тихо. — Встать на ноги. Найти ответы на кое-какие вопросы.

Потом было много часов на больничной койке, проведенных в ожидании тестов на рефлексы и болеутоляющей больничной пищи. Достаточно времени, чтобы смотреть Си-эн-эн или читать» Пари матч «. Или думать.

Моника, Чарлз и Ричард нанесли обязательные визиты. Они не были такими злобными, как Тони, но им было просто все безразлично. Что уравнивало их в глазах Элизабет. Ронни и другие просили разрешения ее навестить, но Элизабет попросила Джоплинга всем отказывать по медицинским соображениям. Ее сейчас интересовали другие люди. А точнее, только Тони.

Элизабет начала есть. Она упорно училась ходить. Это было ужасно: стоять между двумя палками, пытаясь распределить вес на ногу, которой нет. Тело пребывало в полном беспорядке, не подчинялось ей, она шагала как пьяная.

Нога с протезом стала жесткая, она ее ненавидела. Элизабет благодарила Бога, что не видит культю под металлическим корпусом, но ночами ей снились кошмары; отвратительное месиво красной плоти на конце ноги. И хотя все остальное, что выше, осталось прежним, Элизабет чувствовала себя так, будто красота ее испарилась вместе со всеми надеждами. Но самые жестокие сны были как раз красивыми: как она мчится вниз по Ханненкамму, как скользит по полям Саас-Грюнда, как бегает босиком по холмам в замке Кэрхейвенов — то есть обо всем том, чего она никогда больше не сможет делать. Ее тело тоже изменилось. Из гибкого и сильного оно стало худым, мягким и слабым. Она стала похожа на модель и чувствовала отвращение к себе. Она ощущала себя вешалкой. Но несмотря на боль, разочарование, ночные кошмары, Элизабет не дрогнула. Она заказала новый гардероб, отправив счет Тони.

Новая одежда на размер меньше. Еще она заказала специальную обувь.

Она жаждала ответов, но вовсе не собиралась найти их сразу же, за стенами клиники.

Джоплинг смотрел на молодую женщину, сидящую перед ним. Волосы Элизабет вымыты и уложены, покрашены в светлый цвет. Косметика персикового и золотистого тонов. На ней длинное платье от Прада болотно-зеленого цвета, соответствующего цвета жакет и шоколадного цвета кожаные туфли. Из пациентки., которую он знал в белых больничных одеяниях, Элизабет Сэвидж превратилась в утонченную молодую леди.

Полное преображение.

Он не хотел ее выписывать. Реабилитационный период пришлось сократить вдвое из-за изнуряющих тренировок, которые она провела. Но девушка тем не менее сопротивлялась всем попыткам удержать ее в клинике.

Сейчас она хотела выписаться, и Джоплинг понимал, что придется согласиться. Элизабет Сэвидж появилась здесь переломанной молодой девушкой, а уходила отсюда зрелой женщиной. Она взрослела на глазах.

— Леди Элизабет, вам действительно стоило бы остаться.

— Нет, доктор Джоплинг, мне надо уехать. У меня есть кое-какие неотложные дела.

— Очень хорошо, — неуверенно сказал Джоплинг, подписывая бумаги. — Я пошлю их лорду Кэрхейвену, если вы здесь поставите подпись.

Элизабет подписала счет и подала доктору руку.

— Да, доктор. Спасибо и до свидания.

Что ж, она не теряет времени зря, подумал Джоплинг, наблюдая, как ее лакей загружает чемоданы в машину. Что-то в поведении Элизабет заставляло его нервничать.

Ну да ладно. Что отец, что дочь.

Элизабет попросила миссис Перкинз заказать ей билет на самолет на вымышленное имя. Ей пришлось выдержать чрезмерное проявление симпатии этой комнатной собачки Тони, но она должна была потерпеть, если собиралась уехать спокойно. Меньше всего ей хотелось стать объектом внимания папарацци в Хитроу.

В первом классе было пусто. Элизабет заказала бокал шампанского. Это была ее первая выпивка после того шнапса в Готсна с Гансом. Она с удовольствием отметила, что еда подавалась на настоящем фарфоре. Ей понравились шикарные кресла, индивидуальное видео.

Должно быть, она в последний раз путешествует с таким комфортом. Тони, вероятно, пошлет за ней лимузин, чтобы отвезти в замок.

— Я обдумала все, что ты мне сказал, и решила уйти из компании.

— Я рад, дорогая. Я думаю, это самое лучшее, — ответил голос, в котором не было ни капли тепла.

— После того несчастного случая я уже иначе смотрю на некоторые вещи, и, если ты мне дашь пособие, я поговорю с Моникой насчет того, чтобы найти себе занятие.

— Прекрасно, мы это обсудим, как только ты вернешься. — Тони повесил трубку.

Элизабет почувствовала, как злость разыгралась с новой силой. Конечно, жажда мести — плохое чувство.

Но очень эффективное. Помогает жить дальше.

В Хитроу ей удалось остаться незамеченной, так как она была в темных очках и длинном плаще с поднятым воротником. Никто не узнал ее, кроме таможенника, который очень уважительно отнесся к ней. Он сказал, что очень сожалеет, и приветствовал ее возвращение в Англию. Элизабет слабо улыбнулась: незнакомые люди были более доброжелательными, чем собственная семья.

Шел легкий дождь, когда лимузин вписался в уличное движение, за стеклом все расплылось. Элизабет включила радио, чтобы не говорить с водителем. У нее были с собой блокнот и карандаш, и она стала делать заметки, желая придать четкость и ясность бесформенным подозрениям, которые крутились в голове.

Новости по радио были для нее свежими. Британские войска приземлились в Сан-Карлосе на Фолклендах, страна готовилась к визиту Папы, банкноту в один фунт стерлингов собирались заменить монетой. Совершенно другой мир, к нему придется приспосабливаться.

В стекле окна Элизабет увидела свое отражение. Стильная худая блондинка. Она выглядела совсем другим человеком и, кстати, чувствовала себя так же.

К тому времени, когда они выехали на узкую загородную дорогу и полетели мимо холмов, поросших лесом, к замку, у Элизабет родилась одна идея.

— Дорогая! — Моника поцеловала девушку. — Ты выглядишь прекрасно. Я так рада, что тебе лучше после этого жуткого шока. А волосы просто потрясающие…

« Да тебе все это противно. Ты думаешь, они слишком хороши для меня «, — подумала про себя Элизабет.

Но в ответ улыбнулась.

— Как приятно оказаться дома.

— Дженкинс распакует твои вещи, а тебя ждет замечательный лососевый мусс.

— Я совсем не хочу есть, правда, — пробормотала Элизабет, приласкав Долфина, который прыгал вокруг нее. — Я, пожалуй, лучше приму ванну, переоденусь и позвоню кое-кому.

— Ну конечно, — сказала Совершенно безразлично Моника. — Делай что хочешь.

У себя в комнате Элизабет разделась, надела теплый свитер, ковбойские ботинки и джинсы. Они болтались на ней, но она закрепила их толстым ремнем с пряжкой.

Потом расчесала волосы, распустила их и взялась за телефон. У Джо Шарпа, ее старого деревенского приятеля, есть брат, он работал в газете» Бангор-курьер «. Элизабет надеялась, что Джо никуда не переехал.

— Алло? — Она ощутила глупое облегчение. — Это Лиз Сэвидж.

Напряженная пауза, потом смех. Голос Джо стал грубее, но это тот самый старина Джо. Он обязательно выручит ее.

— Боже мой, я не слышал твоего голоса целую вечность! Как дела? — спросил он на валлийском.

— Все о'кей, но почему бы нам не перейти на английский язык? Этот не слишком хорош для общения.

— Хорошо, хорошо, если тебе так удобней. У тебя всегда было плоховато с нашим языком. — Он сменил тон. — Лиз, мне действительно очень жаль. Я же слышал…

— Спасибо, со мной все будет в порядке. — Это прозвучало неубедительно даже для нее самой. — А то, что писали в газетах, — чушь. Впрочем, сейчас это не важно.

Мне нужна помощь Аледа, и как можно скорее.

— Для тебя я готов разбиться в лепешку, дорогая.

— Я хочу посмотреть кое-какие вырезки в старых газетах. У них в редакции есть база данных. Мне надо кое-что сравнить. Семейная история.

— Да никаких проблем, — сказал Джо. — Я как раз собирался в город на встречу с друзьями, могу тебя подбросить, если хочешь.

— Прямо сейчас? — спросила Элизабет, немного испугавшись. Она посмотрела на часы. Было только три часа дня. — Ну конечно, почему бы нет? Спасибо, Джо.

Я очень благодарна тебе.

— Тогда я буду у крыльца через десять минут.

Элизабет выскользнула из дома. Перед входом уже стояла машина Джо Шарпа. Ему сейчас двадцать девять, он стал выше, крупнее; то, что раньше на подбородке было пушком, как у гусеницы, превратилось в густую жесткую щетину. Он некрасив, как черт, но подтянутый и мускулистый. Теперь Элизабет понимала, что в нем так привлекало ее, когда она была подростком.

Джо присвистнул, когда она забралась на переднее сиденье.

— О, ты покрасила волосы? Выглядишь замечательно.

— А откуда ты знаешь, какие они были? — Элизабет нагнулась и с беспокойством огляделась, не видит ли их Моника. Но кажется, нет.

— Слушай, девочка, твои фотографии были в газетах.

Я даже выиграл пятьдесят фунтов, когда ты завоевала Кубок мира, — рассказывал Джо, плавно запуская двигатель и трогаясь с места. — Как побываешь у Кэрхейвенов, все раздражает. Боже мой, ты погляди-ка вокруг. — Они как раз проезжали мимо лужайки для крокета и поворачивали направо мимо садов. Несколько лошадей щипали траву под дубами. — Случись революция…

— Да, я буду у стенки первая, я знаю. — Элизабет почувствовала, что впервые за все время после падения она улыбается. — Вот чертяка Шарп! Я смотрю, ничего не изменилось.

Бангор был, как всегда, мрачен, хотя дождя не предвиделось. Элизабет вертелась в машине, она всегда чувствовала возбуждение, приезжая сюда. Когда-то Бангор был на самом деле городом. С настоящими пабами, с кинотеатром» Кэннон «.

—» Курьер» вон там. Алед знает, что ты приедешь, а я пока выпью несколько кружек с ребятами. Так что когда кончишь, приходи в «Королевский дуб».

Элизабет поблагодарила Джо и осторожно выбралась из машины. Несколько человек уставились было на нее, потом отвели глаза. Видимо, их смутили волосы, решила Элизабет. «Да и в любом случае мне недолго осталось быть известной», — подумала девушка. Она прошла мимо серого здания из бетона, где располагался офис местной газеты. Алед Шарп вышел встретить ее.

— Мое место вон там. — Он провел ее к старенькому компьютеру, стоявшему за фанерной перегородкой. У Аледа были светлые волосы, более худая фигура, чем у Джо, и, казалось, он нервничал. — Просто найдите нужный файл, а потом нажмите и печатайте, леди Элизабет…

— Просто Элизабет. Пожалуйста. Вы мой спаситель, Алед.

— Хорошо. — Он робко улыбнулся. — Вообще-то, строго говоря, это не разрешается, но…

— Да мне нужно всего полчаса, — сказала Элизабет, а потом у нее возникла идея. — Слушайте, скажите своему боссу, что пошли со мной на сделку. В обмен на время, которое вы мне даете, вы получите эксклюзив. Я дам замечательное интервью, ну прямо зубодробительное. Я еще не говорила ни с одной национальной газетой. А ваш босс потом сможет продать его в «Сан».

— Неужели правда? — От возбуждения Алед даже порозовел. — О, прекрасно. Здорово. Я сейчас же пойду и скажу редактору.

Элизабет посмотрела ему вслед. Бедняга, наверное, сейчас он оказался ближе к сенсации, чем когда-либо.

Она быстро вошла в базу данных.

«Найти»

Она набрала: «Граф Кэрхейвен и Луиза, графиня Кэрхейвен, 1956 — 1960.

Леди Элизабет Сэвидж».

Она минуту подумала и добавила еще одно имя:

«Джей де Фриз».

Она ждала, пока компьютер сделает свое дело, затем прочитала текст. Дважды проверила, чтобы окончательно убедиться. Потом со спокойным видом, хотя в душе у нее бушевала буря, включила принтер.

— Он хочет, чтобы я завтра же взял у вас интервью, — с горячностью сообщил Элизабет возникший за спиной Алед Шарп. Он указал на бумагу у нее в руках:

— Нашли что-то интересное?

— Да, нашла. — Элизабет собралась уходить. — Я нашла ответ.

— Правда? — Алед проводил ее к выходу, улыбаясь так, как будто он только что выиграл пульку. — Ответ на что?

— Ответ на все, — спокойно сказала Элизабет.

Глава 37

Нина сидела одна в своем офисе.

Лондон в апреле очень красив. Вишневые деревья, которые росли вдоль улицы и казались невзрачными, сейчас расцвели пышным цветом, став бело-розовыми. Было солнечно, таксисты от радости что-то насвистывали, на улицы выехали коляски с мороженым. Продвижение на Фолклендах объединило всех в едином патриотическом порыве, грязные окна домов были закрыты яркими флагами. Ничто так не помогает забыть об экономическом спаде, как .война. Но Нина не могла забыть.

Она только сейчас стала понимать, что в «Драконе» жила как в коконе. В огромных фармацевтических компаниях экономический спад — чисто теоретическое понятие. Расцвет, упадок, снова расцвет и упадок, но люди всегда болеют. Больницы покупают лекарства, а Тони Сэвидж богатеет. Неудивительно, что он сейчас на рыночном пиру. Розничные предприятия закрывались, но для такой крупной рыбы, как он, любителя половить мелкую рыбешку, по дешевке скупать маленькие фирмочки, восемьдесят второй год был просто раем.

Для всех же остальных — сущим кошмаром. .Нина сняла помещение на Уордур-стрит. Рента в Сохо высокая, как и должно быть; у нее маленькая площадь, зато в хорошем месте. Офис состоит из двух комнат; правда, стены были облезшие, но Нина засучила рукава и перекрасила их сама в спокойный яблочный цвет, а грязные окна вымыла и отполировала до прозрачности. На двери она повесила табличку, сделанную по трафарету:

«Рот консалтинг».

Консультации Рот. Звучит отлично. Шесть недель назад, когда Нина регистрировала свой офис, голова полнилась мечтами о славе. Она собиралась консультировать в области биотехнологии. Консультации по менеджменту — очень выгодный сектор бизнеса. А кто лучше ее знает европейские рынки? Ей надо несколько контрактов, и если она их получит, тогда наймет сотрудников…

Нина поняла, что определенные двери для нее закрыты. Большим компаниям не нужна ее помощь, там Тони успел сказать свое слово. Ей доступна лишь мелкая рыбешка. Фирмы, которые специализируются на одном продукте, или какой-нибудь одинокий офис в другой стране.

То есть те, кто никогда не интересовал Тони Сэвиджа.

Все оказалось замечательно лишь в теории. Реальность никуда не годилась. Маленькие фирмы оказались слишком ограничены в средствах, чтобы думать о консультациях. Для них это была непозволительная роскошь.

Тем временем плата за аренду офиса, оборудование и квартиру съедали Нинины деньги с потрясающей скоростью. Сидя у себя в офисе, глядя на цветущие вишни и постукивая карандашом по пустому подносику под входящую документацию, Нина поняла, что у нее очень серьезное положение. Ей нужен контракт. И немедленно.

— Сын!

Джек натянул поводья и обернулся. Его арабский жеребец раздраженно приподнялся на дыбы.

— Ты ничего не слушаешь, — устало сказал Джон Тэйлор. Он пришпорил коня и пустил его вперед. Джек загонял его сегодня, летая по полям ранчо, будто на всю жизнь хотел накататься. В общем, что бы он ни делал в Европе, это его никак не смягчило.

Сын вернулся в Штаты с золотой медалью. Он и Лу Энн все видели. Они наблюдали по телевизору, как их мальчик поднимался на пьедестал почета. Он казался выше и сильнее греческого бога, когда со звездно-полосатым флагом за спиной стоял, прижав руку к сердцу, и слушал американский гимн. Это был момент самой большой гордости в их жизни. Телевизионщики и журналисты столько шумели, что можно было подумать, будто вся страна любит Джека так же, как родители. Киношники крутились вокруг, как мухи над лошадиным дерьмом, желая снять Джека для фильма. Как Роберта Рэдфорда в ленте «Летящий с холма». На этот раз играл бы не актер, а реальный человек.

Джек мог гордиться собой больше, чем белый павлин.

Однако всего один раз он казался счастливым когда ему на шею надели медаль. А потом стал мрачным и нервным. Отказывался от интервью, совсем не походил на прежнего Джека. Таким же мрачным он и вернулся домой: .ничем не интересовался, даже девочками. А далласские красотки прямо в очередь выстраивались. Джон ухмылялся истинно мужской ухмылкой, наблюдая, как эти бабочки вились вокруг его мальчика, где бы он ни появлялся. Пару лет назад, возвратившись домой, Джек взял бы несколько презервативов и по порядку из очереди брал бы по одной за раз. А сейчас он вел себя как-то странно. Лу Энн настояла, чтобы он снова встречался с Клэрис. Эта малышка стала настоящим совершенством, прямо ходячая кукла Барби в южном варианте. Джек пару раз куда-то выводил ее, может, и переспал однажды, но все как-то механически.

Словом, Джек вел жизнь монаха.

Они закончили сегодняшний объезд десять минут назад, и Джону потребовалось десять минут, чтобы догнать сына.

— Извини, папа.

Тэйлор потрепал вспотевший бок лошади.

— Мальчик, я вижу, с тобой что-то не так. Лучше бы ты мне все рассказал. Мне на ранчо не нужно привидение.

Джек посмотрел куда-то вниз.

— Это из-за Элизабет.

— Элизабет? Снова она? Я думал, все кончено. Ты расстроен из-за того, что с ней случилось? Да, черт, она оклемается. Ее родители при деньгах. А ты ничем ей не поможешь, не изводи себя.

— Да, все кончено, но я не могу не думать об этом.

Подойти так близко к победе, а потом… Она ведь никогда уже не сможет кататься на лыжах.

— Бывает и хуже.

— Мы не увиделись с ней, ты знаешь, доктор сказал — никаких посетителей. Я послал цветы, звонил, но она ни разу не ответила.

— Веди себя с ней так же, как и она с тобой. Слушай, Джек, — продолжал Джон, слезая с лошади и привязывая ее к столбу, — мне очень жаль девушку, с которой такое случилось. Но пойми меня правильно: когда ты порвал с ней, ты говорил, что она упрямая, вспыльчивая, что с ней нельзя договориться, с ней все время надо бороться. Это ведь ужас, какой ты тогда был сердитый! Оглянись вокруг — здесь полно хорошеньких девушек. А сколько у тебя тут работы, сам знаешь. — Он махнул грубой загорелой рукой, указывая на необозримые пространства ранчо. — Конеферма, отели, земля, это же не кому-то достанется, а тебе. Пора уже начать интересоваться этим.

— Па, — Джек смущенно посмотрел на отца, — я должен поехать и отыскать ее. Сказать, как я ей сочувствую. Лично сказать. Это нужно.

— Что? Обратно в Европу? Черта с два! Слушай, сын, поезжай, если тебе надо, переспи с ней снова, если тебе…

Джек угрожающе нахмурился.

— Не говори так о ней, па.

— Слушай, — взбесился Джон, — ты уже достаточно повалял дурака. Ты хочешь потратить тысячи баксов, чтобы мчаться утирать слезы какой-то девчонке? Черт побери! Имей в виду, потом ты вернешь свою задницу сюда! — Он ткнул пальцем в конюшню за его спиной. — Вот твое будущее, Джек. Техас. Не Лондон. Так что угнезди это в своей башке!

Машина медленно подъезжала по гравийной дорожке, чтобы остановиться прямо перед домом. Элизабет сидела у своего окна в башне и наблюдала за серебряным «роллс-ройсом» Тони, сверкающим на теплом весеннем солнце.

Она удивилась, почему он не прицепил к машине флаг компании «Дракон». Зная самолюбие Тони, можно предположить, что сейчас для этого самое время.

Когда он появился, спокойствие покинуло Элизабет.

Она почувствовала, как адреналин кинулся в кровь. Увидела Монику, вышедшую встречать мужа сдержанным, холодным поцелуем. Так хорошо, как перед состязаниями, она сейчас не чувствовала себя, скорее, ощущала смесь страха и злости. Но Элизабет знала, что готова.

Откладывать нельзя.

Девушка подхватила газетные вырезки и взглянула на свое отражение в зеркале. Тони не понравится ее наряд, это точно. Черные джинсы, обтягивающая зеленая майка. В ботинках до щиколотки и со спортивными стальными часами «Ойстер» на запястье она выглядела агрессивной и сексуальной, что всегда раздражало его. Сейчас она знала почему.

Элизабет спустилась вниз по лестнице и напряженной походкой пошла навстречу Тони, который стоял, не обращая внимания на исступленную радость собак.

— Элизабет, дорогая, — сказал он и удивленно приподнял бровь, увидев ее новый облик, — это уж слишком, разве нет?

— В общем-то нет. Послушай, почему бы тебе не пройти в библиотеку — там мы мощи бы поговорить?

Тони кивнул в сторону Моники, давая понять, чтобы она шла на кухню.

— Я бы хотел сперва выпить чашку чая. Ты можешь подождать?

— Ну если ты хочешь, — сдержанно кивнула Элизабет. — Но я думаю, ты предпочел бы услышать это сразу.

Он посмотрел на нее сверху вниз холодным оценивающим взглядом, который так ранил раньше, но сейчас ничуть не трогал.

— Как хочешь.

Тони подошел к двери старой библиотеки. Толкнул и открыл. Элизабет вошла в зеленое убежище. Здесь у них произошла последняя стычка из-за бабушкиного завещания. Тогда ей было шестнадцать лет и его победа была полной. Но на этот раз номер не пройдет.

Тони сел за стол, как тогда, удобно устроился и взглянул на нее. Выглядел он совершенно довольным собой.

Элизабет закрыла за собой дверь и тоже села. Он думает, что он ее разрушил. И что ее дух сломался, как нога. По меньшей мере ей стоит удивить его.

— Ты меня всегда ненавидел, Тони. Теперь я знаю почему.

Она не назвала его отцом. Брови Тони поползли вверх.

— Не удивляйся так сильно. — Элизабет разгладила вырезки и подала ему. Заметив на его лице ошеломленное выражение при виде старых статей, она сказала:

— Я никогда не знала свою мать и очень об этом жалею. Она дурила тебя шесть дней в неделю, кроме воскресенья.

— Никто меня не дурил.

— Я на нее похожа, не правда ли? И совсем не похожа на тебя, лорд Кэрхейвен. Или, может, я похожа на Джея де Фриза? Боже мой, как это было бы ужасно для такого, как ты, которого мы все знаем и любим. — Ее голос был полон сарказма. — Шепотки в клубе, шутки в Палате. Бульварные газеты, которые только и ищут повод очернить тебя. Конечно, такое допустить невозможно, ты должен был примириться с кукушонком.

— Ну что ж. — Тони проделал над собой невероятную работу, чтобы скрыть охватившую его ярость. — Ты стала частным сыщиком, насколько я понимаю. Хотя ты никогда не была похожа на леди, такая же сучка, как и Луиза…

— Сучка только потому, что она не захотела быть бессловесной тварью в золоченой клетке? Как Моника?

Я, например, могу понять, почему она предпочла Джея, хотя у него не было денег и титула. Я тоже сделала бы такой выбор.

— Ты, дешевка, ублюдок! — заорал Тони в ярости.

— Ну что ж, в этом и разница между нами. Я знаю, что ты ублюдок. А ты точно не знаешь, кто я.

— Ты не мой ребенок, Элизабет. У меня сыновья.

— Ну что ж, тебе повезло, потому что мы все знаем, какого ты мнения о женщинах. Особенно после того, как одна из них втоптала тебя в грязь.

— Она была потаскухой, которая давила яйца! — прорычал Тони.

— Я всегда думала, — сказала Элизабет, — что мужчина, который позволяет раздавить свои яйца женщине, не мужчина.

— Жаль, что твой мистер Тэйлор не согласен с тобой.

Это был прямой удар. Элизабет вспыхнула, а граф сделал над собой усилие, чтобы успокоиться. Он откинулся в кресле и холодно посмотрел на нее.

— Чего ты хочешь? Я думаю, мне следует напомнить тебе, что у тебя уже не будет хорошей прессы, как когда-то. Пресса считает тебя испорченной стервой, лишившей Британию медали.

— Но у меня есть возможность посрамить тебя, мой дорогой папочка, — прошипела Элизабет. — Мы оба это знаем. Так что если ты ценишь свою репутацию…

— До определенной степени. Не думай, что у тебя чек на предъявителя. Я сделаю все, чтобы не пустить тебя обратно в «Дракон».

— Я уверена, что мы можем прийти к какому-то соглашению.

Тони сложил пальцы домиком. Потом посмотрел на нее, как на что-то неприятное, что ему хотелось бы соскрести с подошв своих дорогих башмаков.

— Тогда я повторю вопрос: чего ты хочешь?

Элизабет улыбнулась.

— Это тебе понравится, Тони. Я хочу выйти из игры.

Хочу быть подальше от тебя, подальше от этого вонючего замка, подальше от той куклы, что на кухне, от твоего лицемерия и высококлассных проституток. Я хочу достаточно денег на жизнь. А в обмен я навсегда останусь леди Элизабет. Миллион фунтов. Такой потери ты даже не заметишь.

Он покачал головой:

— Но нет гарантии.

— Я даю слово.

— А оно ничего не стоит. Но мы можем договориться так. Плачу миллион с интервалами в течение пяти лет при условии, что ты будешь молчать. Ты подписываешь контракт. Если скажешь хоть слово, деньги будут возвращены и последует наказание.

— Меня устраивает, старик, но я хочу кое-что получить сразу. Мои чемоданы упакованы. Я не собираюсь провести под этой крышей ни одной лишней минуты.

Тони встал, постучал пальцами по крышке рояля.

— Дом на Уолгрэйв-роуд.

Этот дом принадлежал компании «Дракон» и был полностью обставлен на случай визита начальства. Он стоял на зеленой улице, в глубине Эрлз-Корт. Элизабет там однажды была. Маленький симпатичный домик с садиком, полным роз и глициний: Соседями были оперный певец и саудовский» князек.

— Там есть экономка, которая тебя впустит, а завтра утром приедут юристы с бумагами. Это взнос за первый год. Дом стоит двести тысяч фунтов стерлингов.

— Прекрасно, — сказала Элизабет. — Пойди скажи своему шоферу, что сегодня у него есть пассажир в город.

Тони кивнул.

— Итак, дорогая, я надеюсь, это значит «до свидания».

— Я тоже надеюсь, отец, — ответила Элизабет.

— Ты или держишь обещание, или теряешь все. Тебе надо получше это понять. Не знаю, что ты намерена с собой делать, но я очень советую держаться от меня подальше. — Он неприятно улыбнулся. — У меня много врагов, но они все понимают, что к чему. Они меня ненавидят, но со мной не связываются. Я не думаю, что найдется хоть одна душа в Лондоне, которая пойдет на такой риск.

Элизабет ничего не ответила и вышла из комнаты. В этот момент больше всего на свете она жаждала мести.

Она вынесет любое унижение, лишь бы добиться своей цели. И тут в голове мелькнуло имя.

Женщина, которую она не любила, но уважала. Эта замороченная трудоголичка с острым умом, злобная стерва, но именно такая ей нужна сейчас. Кто-то, кто был близок к Тони. Кто-то, кто может найти способ отомстить ему.

Нина Рот.

Глава 38

Генри Нэймет медленно снял белый халат и посмотрел на Лилли.

— Что?

— Я сказала — она ушла из компании. — Лилли попробовала произнести это ровным голосом, но у нее не получилось.

Генри нахмурился, когда его подруга с сигаретой в руке села на их лабораторный диван и откинулась на кожаные подушки. За окнами было темно. Три часа утра.

Они только что закончили изнурительные опыты: Лилли делала инъекции бабуинам, а Генри работал со сложными компьютерными моделями. Перед глазами у него прыгали бесконечные цифры, врезавшиеся в мозг, но усталость как рукой сняло, когда она обронила эту фразу. Его словно окатили холодной водой. Он сел и уставился на Лилли. Та выглядела сегодня хуже обычного.

Кожа была мертвенно-бледная, посеревшая от усталости. И у нее плохое настроение.

— А что ты так реагируешь? Она сделала для нас дело и ушла. Эти парни скоро найдут ей замену.

— Но она мой друг, Лилли. Почему ты мне не сказала?

— Я и не думала, что она так уж тебе близка. — Это была явная ложь, которую Генри не собирался принимать. Лилли вскинула руки, мелькнули пожелтевшие от никотина пальцы. — О'кей, прекрасно. Но ты ничего не говорил, ты вроде как и не встречался с ней…

— Мы ведь работали во Франции. — Голос Генри звучал холодно.

— Ты был в отчаянии после того разговора с Тони. Я решила, что все кончено.

Генри прижал руку ко лбу. Голова раскалывалась. Он чувствовал, как клещи мигрени стискивают череп.

— И что ты знаешь про это?

Лилли выпрямилась и посмотрела на него.

— Тони мне тоже все рассказал. Понятно? Он рассказал о ней. Об этой маленькой потаскухе. Зачем тебе связываться с ней?

— Слушай, дружба — это мое личное дело.

— Она не годится для тебя, — мрачно заявила Лилли.

Генри помолчал. Он не мог поверить своим ушам.

— Не годится для меня?

— Да. Я и Тони так сказала. Он собирался ее уволить. Я поддержала его.

— Лилли, ты не имеешь права вмешиваться в мою личную жизнь.

— Да неужели? — с горечью воскликнула женщина. — Как это? Я ведь твой партнер столько лет! Я работаю на них. Я биохимик, Генри. Им ведь не нужны никакие компьютеры, если хочешь знать. Я могу все подмять под себя.

Но я притащила тебя с собой, а ты убегаешь с какой-то брюнеткой, какой-то проституткой, которая делает карьеру через постель…

— Хватит! — заорал Генри. Потом сразу успокоился. — Лилли, мы ведь даже почти не разговариваем с тобой.

— Но мы достаточно времени проводим друг с другом, — пробормотала она.

Генри снова покачал головой.

Лилли. У нее блестящий ум. Но она квадратная, некрасивая и в общем-то старая. Однако почему-то она себе внушила, что, если они вместе работают, это значит, между ними связь. Ведь она никогда и слова не сказала.

Может, она надеялась на что-то и не хотела лишать себя иллюзий?

Он вспомнил, с каким неодобрением Лилли смотрела на Нину.

Генри думал, это из-за молодости Нины, но теперь он понял истинную причину — красота. Он разрушил иллюзии Лилли, как разбивают лед на грязной луже.

Теперь она сидит перед ним и кричит о предательстве.

Но хуже то, что она задевает больные струны. Слова, произнесенные сдержанным, таким английским тоном, он едва вынес: отвратительный портрет Нины, которая совокупляется с Тони и, лежа на спине, пробивает себе путь наверх. А Генри почти влюбился в нее. Занятие любовью с ней произвело на него потрясающее впечатление, он не мог дождаться новой встречи. Воспоминания развращающе действовали на него, разъедали душу.

Теперь он понял, почему она так торопилась в офис «Дракона». Она не хотела, чтобы кто-то рассказал боссу, что его любовница завела другого на стороне.

Генри пытался выкинуть Нину из головы. Но не мог.

Он думал о ней каждый день. Как она могла? Неужели она такая дешевка?

Генри решил найти ответ. Просто из любопытства он хотел встретиться с Ниной, сказать ей, как горит его душа.

Теперь, похоже, у него даже на это нет шанса.

— Когда ее уволили? — строго спросил он.

— Откуда я знаю? — мрачно ответила Лилли. — Может, несколько недель назад. Кому какое дело?

Генри отвернулся и заходил по комнате. Он испытывал сожаление. Он мог стать миллионером через несколько лет.

— Извини, Лил, я ухожу.

— Не дури.

— Что бы ты ни думала обо мне, мы не сможем больше работать вместе. Жаль, что ты мне сразу не сказала о Нине Рот. Я не хочу, чтобы мной играли. Манипулировали.

— Если ты уходишь, — угрожающе заявила Лилли, приподнимая свой толстый торс на локтях, — ты разрываешь со мной контракт. Ко мне переходят твои права, ты теряешь все привилегии, которые давала работа на «Дракона». Ты понимаешь? Ты потеряешь все.

— Нет, я потеряю только этот проект, — пожал плечами Генри и потянулся за плащом.

— Ты блефуешь. Какого черта! Что ты будешь делать?

Он обернулся у самой двери, посмотрел на нее, такую яростную, и улыбнулся.

— То, что и всегда, профессор. Я буду преуспевать, несмотря ни на что.

Элизабет взяла ключи у экономки вечером во вторник, а в среду утром уже подписала бумаги. Юристы Тони пришли ровно в девять. Ничего удивительного. Она знала, как он страстно хочет избавиться от нее, и как можно скорее.

Все утро она осматривала дом. Компания оказалась очень гостеприимной по отношению к своим друзьям. В доме было все, чего только мог пожелать человек, привыкший к богатству. От самого современного душа до кабинета, оборудованного компьютером, домашним принтером, копировальной машиной и факсом. Элизабет проверила стоимость акций «Дракона» — на три пункта выше. Должно быть, Тони думал, что его никогда не побьют. Садик так же хорош, каким она его помнила.

Был холодильник, морозильник, винный погреб, полностью загруженный. В полуподвале она обнаружила маленький домашний гимнастический зал. Элизабет посмотрела на него совершенно бесстрастно. Она могла воспользоваться только тренажерами для рук и стационарным велосипедом. Если появится желание.

Она дала указание все счета переводить на ее имя.

Элизабет позвонила в «Коттс и К°», где чопорный сотрудник подтвердил депозит в пятьдесят тысяч фунтов.

Потом она пошла в «Ллойд» за углом и взяла бланки.

Весь этот душный мир и гнетущая обстановка замка остались позади.

— Мы все устроим для вас, мисс, — сказал служащий. — Имя?

— Леди Элизабет Сэвидж, — представилась Элизабет и улыбнулась, когда он окинул ее быстрым смущенным взглядом.

— Да, миледи, немедленно.

Она подумала: неужели это действительно ее имя?

Тони так не думает. Но Тони вообще ошибается насчет многого. В конце концов это не имеет значения. Сэвидж она или нет, сейчас она совершенно самостоятельна.

Нина листала журнал «Америкэн сайентист»13 и пыталась вникнуть в содержание. Она понимала, что ей следует тратить свободное время на то, чтобы еще чему-то научиться. Но не получалось. Она уронила блестящий журнал на стол и посмотрела на свое отражение в экране выключенного компьютера.

Вчера ей показалось, что замкнутый круг вот-вот прорвется. Ей позвонил Питер Мейер, глава маленького предприятия по бутылочному разливу. Она имела с ним дело, когда еще работала в «Драконе». Нина и тогда произвела на Мейера впечатление, а сейчас он пригласил ее к себе в офис. У фирмы возникли проблемы. Один из крупных клиентов решил приостановить долгосрочный заказ и заниматься разливом на своей фирме. Мейер сказал, что у Нины хорошо работают мозги, и, может быть, она что-то придумает. Впрочем, в его голосе Нина не слышала горячего энтузиазма. Он пытался сам что-то предложить: объявить скидки, увеличить производительность, но заказчики не пошли на это.

Нину не надо было дважды просить. С подробными записями по фирме Мейера и по компании его клиента она утром появилась у него в деловом черном костюме.

В кейсе Нины лежал мобильный телефон. С Питером и Линдой, его секретаршей, Нина обговорила варианты.

— Если коротко — я могу решить вашу проблему. А если подробнее — вам придется изменить некоторые планы.

— Что вы имеете в виду? — осторожно спросил Питер.

— Вы ведь не можете чихать всякий раз, когда чихает клиент? Он снова может попросить снизить цены. Вам нужны варианты.

— Ваша фирма может этим заняться? — с ноткой скепсиса в голосе спросил Питер Мейер.

— Разумеется, — сказала Нина, не обращая внимания на ухмылку секретарши. — Если моя работа вас не удовлетворит, вы ничего мне не заплатите. Вы потратитесь только на организационные расходы.

— Спасибо, я подумаю, — кивнул Мейер.

Нина летела в свой офис на крыльях надежды и пребывала в таком настроении часа два. А потом позвонила Линда и сказала, что правление намерено отказаться от ее предложения.

— Окончательный ответ мы дадим в конце дня, но я сомневаюсь, что они передумают.

— Понятно. — Нина с трудом пыталась скрыть разочарование. — Спасибо, что дали знать.

И теперь она сидела, глядя фактам в лицо. Звонок Мейера был первой поклевкой за несколько недель. А теперь рыбка готова сорваться с крючка. Ведь она согласна работать практически без вознаграждения. И все-таки он не заинтересовался. Если Питер Мейер считает, что даже бесплатно не стоит пробовать, значит, у нее нет шанса. Тогда надо бросать это дело. Все упаковать, закрыть офис и наняться работать туда, куда ее брали. Снова с низшей ступеньки. Если, разумеется, ее еще согласны взять. А может, ей стоит все же вернуться в Америку…

«Нет, — подумала Нина. — Нет! Я не могу позволить ему выиграть!» Не может, не может она уехать. Она вскочила со стула и в ярости ударила кулаком по столу. Вариантов нет, но она не смирится. Мозг отчаянно бился в поисках выхода, словно о каменную стену…

И тут в дверь постучали.

Нина замерла. Кто-то ошибся адресом. Может, ищут доктора, его дверь следующая.

Снова постучали, громче, нетерпеливее.

— Сейчас, — откликнулась Нина.

Она подошла к двери и открыла.

Перед ней стояла Элизабет Сэвидж. Без золотистого загара, похудевшая и более усталая, чем в последний раз, когда Нина ее видела. Но все такая же красивая, стройная; такая фигура нравилась Мелиссе Паттон и ее подружкам по школе Святого Михаила. Красивые светлые волосы обрамляли заострившиеся скулы словно блестящим нимбом. Девушка была в брюках по фигуре, в облегающем жакете и в ботинках на каблуках. Нина невольно посмотрела вниз, на ботинки.

— Нет, ты все правильно слышала, — сказала Элизабет. — Я действительно потеряла ногу. — Она постучала левой ногой по потрескавшемуся линолеуму. — Слышишь? Это протез. Пластик.

Нина открыла рот, чтобы что-то сказать, но ничего не произнесла. Напасть на Сэвидж она могла бы, но не на калеку. Это все равно что говорить плохо о мертвом. Или что-то в этом роде. Хотя Элизабет, стройная блондинка, отлично одетая с головы до ног, не казалась зомби. Посочувствовать? Невозможно. Фальшиво. Неискренне.

— Входи, — сказала она ничего не выражающим голосом. — Я думаю, ты ведь не просто проходила мимо, увидела табличку и зашла, Элизабет. У тебя есть ко мне дело.

— Ты правильно догадалась, — сказала Элизабет, входя в офис и оглядываясь.

— Да, это не Фондовая биржа, — равнодушно заметила Нина.

— Должно быть, аренда дешевая.

— Да, таков был мой план. Пришли сюда позлорадствовать, миледи? Если так, можешь уйти через ту же дверь, через которую вошла. Или ты с посланием от Тони?

— Ответ на все вопросы один: нет и нет. Ничто из перечисленного. Я сяду? — спросила Элизабет, указав на далеко не новое черное кожаное кресло.

Нина мрачно взглянула на собеседницу.

— Я занята, у тебя есть десять минут.

«Ну конечно, ты всегда занята», — хотела сказать Элизабет, но сдержалась.

— Нина, — она села и откинула волосы, упавшие на глаза, — я тебя не люблю, и ты меня не любишь. Прекрасно. От этого нам никуда не деться. Но ты обладаешь чем-то, что нужно мне. У меня есть то, что нужно тебе.

Я подумала, что мы сможем помочь друг другу. Начать сотрудничать. На чисто деловой основе.

— Продолжай, — сказала Нина.

— Я рассталась с отцом. Это давно назревало, но наконец произошло. Я ушла из «Дракона», меня выгнали — это одно и то же. Я уехала из дома. Он ждет, что я стану жить на карманные деньги, выплаченные в обмен на мое молчание. Но у меня есть другая идея. Я хочу сама делать деньги.

И я хочу отомстить.

Нина расхохоталась.

— Ты ждешь, что я куплюсь на это? Почему он так с тобой поступил? Вы же семья.

— Он меня ненавидит, — сказала Элизабет. — Я могу тебе это доказать. Он забрал все акции «Золота Дракона» с рынка, он пошел на потерю миллионов, лишь бы выбить меня из игры. Клянусь, это правда.

— Так я знаю, что это правда. Я видела информацию, — медленно сказала Нина.

Что-то в лице Элизабет заставляло ее верить. Взгляд, устремленный на нее, она узнала. Нина видела свой такой же, когда смотрелась в зеркало.

— Когда я оправилась, он сказал мне, что я могу работать только в отделе по приему гостей, заниматься литературой по продвижению продукции.

Нина хмыкнула.

— Он мог предложить тебе печатать письма.

— Именно это я ему и сказала. Ты его знаешь, ты спала с ним. Он не любит меня. Очень. Ты, должно быть, думала почему.

— Да, конечно.

— Тогда поверь мне. Он разрушил мою жизнь.

— Он разрешил тебе кататься на лыжах.

— Потому что это его устраивало. Лыжи — единственное занятие, которое он мог одобрить. Оно подходило к его великому образу. Ты привыкла ненавидеть меня, потому что я ходила в школу, училась хорошим манерам, но у меня нет настоящего образования. А я хотела его получить, ты не можешь себе представить, как сильно я хотела. Я хотела хотя бы работать, но он не позволил мне ни того ни другого. Именно таким путем он мог контролировать мою судьбу. Ты понимаешь? Ни степени, ни опыта. Я ничему не училась, кроме как кататься на лыжах. Но у меня есть способности к маркетингу. Я всегда это знала. Я в свободное время всегда училась. Я читала «Кэмпэйн» и эту всю скучную чертову статистику, которую ты меня заставляла изучать.

Нина вдруг улыбнулась, будто застигнутая врасплох.

Смешно слышать от рафинированной англичанки с ее хорошо поставленным голосом слово «чертову».

— «Золото Дракона» — мое детище, я добилась кое-чего.

— Да, ты добилась. Это было очень смело. И посрамить авторитет Тони сумела, это было здорово. Он был вне себя, когда обнаружил это, все бросил и улетел домой.

— Еще бы, — тихо сказала Элизабет. — Можешь представить себе, что это означало для него. Но он и с тобой так же поступил. А ведь ты была его любовницей.

— Поправка. Я спала с ним. Когда я больше не захотела продолжать это…

— Тогда помоги мне.

Нина встала.

— Слушай, Элизабет, я не знаю, на что ты рассчитываешь, но если бы я смогла насолить ему, я не стала бы ждать твоего разрешения.

— Итак. У тебя те же проблемы, что и у меня. Никаких шансов, — резко сказала Элизабет. — Если тебя выгнали из «Дракона», ты ничто. А начинать что-то — для этого необходимы деньги. Сотрудники.

— Ты правильно говоришь.

— О'кей. — Зеленые глаза Элизабет сузились. — Я, конечно, не президент клуба твоих поклонников, ноу меня есть деньги. Я могу продавать. Ты знаешь, что я могу. Ты видела мою работу. Вместе мы можем сделать дело.

Нина уставилась на нее.

— Ты правду говоришь?

— Абсолютную. Каждое слово.

— Слушай, Элизабет, то, что ты сказала, звучит хорошо. Но я не могу принять твои деньги. Здесь нет никакого бизнеса. Есть, правда, одно предложение… — И она объяснила про фирму Питера Мейера. — Телефон в любую секунду может зазвонить, и я услышу отказ. Это будет первое и последнее предложение, которое мне удалось получить, я больше не могу зря тратить деньги на аренду этого помещения. Нет смысла.

Элизабет энергично подалась вперед.

— Дай я им позвоню, — сказала она. — У меня есть идея. Если ты собираешься свернуть дела, попытка ничему не помешает.

Нина пожала плечами. Для полированной принцессы Элизабет была слишком настойчива.

— О'кей. — Она подвинула ей телефон. — Я думаю, ты можешь попробовать.

Глава 39

— Входите. — Питер Мейер широким жестом пригласил их обеих в офис. Он быстро улыбнулся Нине, пожал руку Элизабет. — Нина, вы никогда не говорили мне, что леди Элизабет работает вместе с вами.

Нина спокойно кивнула.

Мейер улыбался, кланялся и нервничал, как дворецкий. Он согласился на встречу сразу же после звонка Элизабет, потому что ужасно боялся Тони Сэвиджа.

Маленькая хитрость помогла Элизабет войти в дверь.

Но надо было что-то еще, чтобы продвинуться дальше.

— Мы не отнимем у вас много времени, мистер Мейер, — сказала Элизабет; голос звучал довольно холодно. — Я позвонила, поскольку Нина мне сказала, что у вас уже идут переговоры. Это просто доверительный визит.

— Доверительный? — повторил Мейер.

В других обстоятельствах он бы любовался молодыми женщинами, сидевшими через стол. Одна темноволосая, с пышной фигурой, другая — стройная блондинка, обе шикарные, но ему сейчас не до того. Они очень хорошо одеты, серьезные, совершенно и безукоризненно официальные, выглядели на двадцать пять, но вели себя на сорок пять. Это заставляло нервничать.

— Да, «Лолланд-джарз» тоже тотчас ответил нам.

Нина напряглась. Мейер выпрямился, нахмурившись.

«Лолланд-джарз» — это склад всяких банок-склянок.

Самый крупный соперник. Они едва не потерпели неудачу с контрактом «Тропекса». Теперь он боялся, что они собираются предпринять новую попытку.

— Они хотят обеспечить своей фирме хорошее будущее, — улыбнулась Элизабет, как бы извиняясь, — я знаю, как трудно приходится независимым. Поэтому мы были бы вам очень обязаны, если бы вы подписали отказ от имени вашего правления, тем самым дав нам возможность юридически чисто начать дело с Робом Лолландом.

— Погодите секунду, — взволнованно проговорил Мейер. Он ненавидел Роба. Этот парень с каждым днем вгрызался в его дела все глубже. Что же он такое упустил или не заметил, что увидел Роб? — Вы не можете работать на Лолланда, пока ведете переговоры со мной.

— Извините, — Элизабет откинулась назад со смущенным выражением на аристократическом личике, — я подумала, что вы уже отклонили наше предложение.

— Нет, это не так, мы просто пытаемся перетрясти бюджет, — торопливо объяснил Мейер.

— Боюсь, нам надо получить ваше решение как можно скорее. Мистер Лолланд требует окончательного ответа.

Мейер посмотрел на кейс Нины.

— У вас с собой контракт, который вы тогда приносили?

— Конечно. — Нина открыла кейс и подала ему контракт.

Элизабет кивнула.

— Если вы хотите нас нанять, нам нужны деньги на расходы вперед. Две тысячи за первый месяц.

Мейер кивнул и накарябал подпись в самом низу страницы.

— Если это счет вашей компании, я перечислю деньги сразу же. Боюсь, вам придется разочаровать мистера Лолланда. «Мейер-ботлинг» первый.

Нина и Элизабет обменялись взглядами. Нина взяла подписанный контракт, и они пожали руки друг другу.

«— Очень хорошо, что вы с нами. Я уверен, с таким способным помощником вы далеко пойдете, — сказал Мейер Нине с облегчением.

— Спасибо, — Нина улыбнулась в ответ. — Но я должна сразу поставить все на свои места. Элизабет — мой партнер.

Нина вносила рациональное зерно в деятельность Мейера, тем самым снижая его производственные затраты, а Элизабет искала свежих клиентов.» Тропекс» поддерживал их счет, Мейер вел переговоры еще с тремя компаниями. Нина осведомила Питера Мейера о сегменте рынка, который выставлялся на продажу. Об этом он никогда бы не узнал без них.

— Откуда вы столько знаете? Вы ведь такие молодые, — сказал он однажды вечером, когда они отмечали обновление «Тропекса».

— «Дракон» быстро всему учит, — пробормотала Элизабет.

— Да, я была в этой игре больше семи лет, — сказала Нина.

Мейера не надо было убеждать. Он расплатился с «Рот консалтинг», прибавив сверх договора премиальные. И рассказал о них другим.

Короче говоря, через месяц у них было работы больше, чем они могли успеть сделать.

Элизабет и Нина считали, что дело движется медленно. Они наняли секретаршу, зрелую женщину, которая возвращалась после долгого перерыва на работу. Ей платили не много, но толку от нее было больше, чем от жующей жвачку тинейджерки без всякого опыта. Поттс вынуждала их прилично вести себя друг с другом, при ней они не могли позволить себе пререкаться. Впрочем, они и на самом деле уважали таланты друг друга. Врожденная уверенность Элизабет, ее аристократические манеры прекрасно помогали в работе с клиентами. Хотя и раздражали Нину.

А Элизабет ненавидела «драконовский» способ ведения дел.

В восемь утра приходить и в восемь вечера уходить с работы. Гора дел и мизерное вознаграждение. Все деньги, которые они видели, уходили так же быстро, как приходили.

Покупалось новое оборудование, они перевели офис в Хаммерсмит, оплачивали юристов, разные счета, поэтому сами получали немного.

Девушки были слишком заняты, чтобы спорить друг с другом. А работа походила на то, чем заняты заключенные, решившие бежать из тюрьмы: они роют подкоп ложкой для грейпфрута. По ночам они засыпали, стоило коснуться головой подушки.

Это был искусственный союз, но счета все же оплачивались. Работа шла.

Они занимались бизнесом.

— Миссис Поттс, вы сможете продержаться полчаса?

Было прохладное июньское утро, дождь лил как из ведра. Нина смотрела, как он колотит по красным крышам автобусов, проезжающих мимо окон. Силуэт Элизабет выделялся на фоне мрачного синего неба. Ее светлая голова склонилась над негативами для новой брошюры.

«Уэлкин Фармасиз» был их крупнейшим клиентом, но это ни о чем не говорило. У них было шесть магазинов в Уэст-Энде, много беспорядка и никакой возможности справиться с «Бутс». Нина пыталась убедить президента, чтобы он специализировался на чем-то одном, а Элизабет мечтала создать компании новый имидж. За эту работу им заплатили бы десять тысяч. Эта сумма с головой покрыла бы расходы на несколько месяцев.

— Конечно, мисс Рот.

Элизабет подняла глаза.

— Что-нибудь происходит?

— Давай-ка пройдем в твой офис на секунду, — сказала Нина.

Элизабет прошла за ней в опрятную комнату, которую украсила рекламой в рамочке, и уселась в кресло.

Нина казалась взвинченной и какой-то напряженной.

Элизабет мгновенно насторожилась.

— У меня есть предложение. Но мне нужно твое согласие.

— Я слушаю.

— Я думаю, мы не правильно занимаемся бизнесом.

— О, неужели? Ну что ж, очень вдохновляет, — сказала раздраженно Элизабет. — Тебе стоит оставить Вуди Аллена14 на Манхэттене, Нина. У нас шесть контрактов в руках и три на очереди.

— Да, но что мы получим за это?

— Деньги. О'кей? Ну что, сеанс терапии окончен? Я на самом деле очень занята.

— Боже мой, ты что? Меня не слышишь? — резко спросила Нина. — Мы делаем мало денег. Мы просто держимся на плаву. Вот и все. И пока мы будем заниматься только консалтингом, ничего не изменится. Мы будем получать самую минимальную прибыль. Мы все время так заняты, что у нас нет возможности увидеть картину целиком.

— За деревьями леса не видим? Ты права. Но мы работаем изо всех сил.

— Речь не о том, чтобы работать, а о том, чтобы работать умнее. Нам нужно консультировать более крупные фирмы, а чтобы их завлечь, надо предлагать что-то более конкретное. «Стерлинг Хелс» не нуждается в том, чтобы мы учили его, как и что делать. Но в их системе много такого, что приводит к убыткам. Если мы сможем это устранять, тогда пойдут настоящие деньги. Мы наймем штат, расширимся…

— Но ты сама только что сказала: если бы мы могли.

Значит, мы не можем.

— Нет, сами, конечно, не можем. Но что им нужно — так это компьютерная помощь. Я могу показать пути улучшения рынка — я делала это в «Драконе» и в «Долане».

— Да, но ты никогда не оканчивала высшей школы и не можешь написать компьютерную программу. Для этого нужен гений вроде Клайва Синклера.

— Я знаю кое-кого. Я думаю, он пойдет на это. Но я должна предложить ему сотрудничество. Ты согласна?

— Предполагалось, что мы вместе принимаем решение, — сказала Элизабет. — Я не хотела бы, чтобы у вас с другом возник перевес голосов.

— Понятно. Мне жаль признаться, но мы с ним не очень-то друзья, — нерадостно улыбнулась Нина.

Элизабет криво усмехнулась.

Нина выследила Генри с помощью Элизабет. Она знала номер телефона лаборатории Лилли во Франции наизусть.

— Очень жаль, леди Элизабет, но я ничем не могу вам помочь. — Австралийский акцент доктора Холл был сильным, а голос мрачным. — Генри Нэймет ушел из этой фирмы несколько месяцев назад. Так что не говорите мне, что «Дракон» хочет завести с ним еще какие-то дела.

— Да нет, абсолютно ничего такого, — поспешила вставить Элизабет, — похоже, вы тоже на него злитесь, как и я.

— У вас есть претензии к Генри? — хмыкнула Лилли. — Для меня он больше ничего не значит.

— Ну, в общем-то он задолжал мне деньги, и довольно много. Я одолжила ему двадцать тысяч фунтов стерлингов, когда он переезжал в Англию.

— Ну что ж, тогда другое дело. Двадцать тысяч? — Лилли зловеще рассмеялась. — Да, у меня где-то есть адрес. Только если он не улетел из страны. Фаунд-стрит, тридцать четыре. Южный Лондон. Номер телефона…

Нина проехала на метро до Чаринг-кросс, потом взяла такси. Ей хотелось произвести впечатление благополучной женщины. Это поможет убедить Генри выслушать ее. Она велела себе быть сухой, сдержанной, деловой.

Ничего хорошего не получится, если она примется умолять его дать ей еще один шанс. Тони рассказал Генри правду, и у того возникло к ней отвращение. Поэтому он не звонил и не писал после ее увольнения. Она не видела Генри после ужина в китайском ресторанчике.

«Я была права с самого начала, — подумала Нина. — Нельзя впускать мужчину в свое сердце».

Она становилась все сильнее, и даже Элизабет не видела, как она несчастна. Она скорее умрет, чем даст Генри это понять.

К этой встрече она оделась невероятно тщательно. Черные как вороново крыло волосы аккуратно заколола. Надела темно-зеленый брючный костюм, очень симпатичный, лодочки Стефан Келиан и перчатки из верблюжьей кожи.

Простые золотые серьги, очень легкий макияж.

Нина не собиралась прятаться от него. Ей незачем извиняться за свою привлекательность. Доктор Нэймет может принимать ее или нет.

Такси остановилось у дома. Это была тихая улочка, очень симпатичный дом. В верхнем окне горел свет. Он дома. Нина ощутила легкое головокружение от нервного напряжения, расплачиваясь с водителем, но потом взяла себя в руки, поднимаясь по ступенькам.

Нина позвонила. Песня «Роллинг Стоунз» слабо доносилась из-за двери. Потом музыка умолкла. Нина услышала, как он сбегает вниз по лестнице. Дверь распахнулась.

— Так-так. Черт побери! Что же это…

Генри был вне себя.

Нина пыталась сохранить бесстрастный вид, но не могла. Потрясенный Генри сначала потерял дар речи.

До нее вдруг дошло, что он может захлопнуть дверь прямо у нее перед носом.

— У меня же есть телефон, — наконец медленно проговорил он.

— Я подумала, что ты можешь повесить трубку. А у меня. Генри, есть к тебе предложение, — сказала Нина.

— Очень хорошо. — Нэймет поскреб в голове и как-то странно посмотрел на нее.

Он был в майке, черных поношенных шортах, носках и очень потрепанных спортивных тапках. На подбородке двухдневная щетина. По лицу видно, что он много работает. В голове Нины вспыхнули эротические картины: Генри делает отжимание в упоре… Она ощутила, как желание обожгло тело. Так бывает с голодным, который не знает, как сильно хочет есть, пока не почувствует запах еды.

— У тебя просто дар, — он показал на мокрую от пота майку, — заставать меня совершенно не готовым к встрече. Как и в первый раз. Ты входи, но подожди, пока я приму душ.

У Нины пересохло во рту. Она сказала:

— Прекрасно. Спасибо.

Нэймет отступил, пропуская ее. Лондонский дом был продолжением швейцарского. Минимум мебели, толстые деревянные полы, в углу тяжелые гантели и скамейка.

Общую картину нарушали лишь полки на стене с кучами компьютерных распечаток.

— Кухня прямо там, кофе свежий, — сказал Нэймет и поскакал по лестнице, перемахивая через две ступеньки сразу.

Нина прошла на кухню, чтобы сварить кофе. Все так по-американски, все так узнаваемо, что нутро перевернулось. Кофейные зерна распространяли аромат амаретто с корицей по всей кухне. Где он их берет? Она попыталась занять время приготовлением кофе, шумно открывала ящики шкафа и выбирала кружку, потом включила кофеварку.

Она пыталась отвлечься от шума воды, доносившегося сверху, старалась не представлять, как он стоит и вода стекает по нему, а он мылит подмышки, спину…

Нина поставила на стол кофе, ощущая горечь и сладость одновременно. Он такой сексуальный, он так близко. А она потеряла его. Интересно, есть ли у него любовница? Должно быть, появилась. От этой мысли Нина испытала страшную ревность, другие картины замелькали перед глазами, действуя, как ядовитый газ. Ей стало физически нехорошо. Нехорошо от силы желания.

«Слава Богу, что я не мужчина, — подумала Нина. — А то это было бы слишком видно».

— Итак… — Голос Генри вывел ее из этого невыносимого состояния. Он вышел к ней в шикарном синем махровом халате, вытирая волосы полотенцем. — Так в чем дело?

— Ты больше не партнер с Лилли? Ты порвал с ней?

Почему?

Генри потянулся за кофейником и налил кофе в свою кружку. Отпил глоток и довольно холодно посмотрел на нее.

— Это вообще-то не твое дело. Я думаю, адрес ты достала у нее. Больше не задавай ей про меня никаких вопросов, Нина.

Она вспыхнула.

— Ты прав. Извини. Мне просто надо было увидеть тебя.

— Зачем?

— Я хочу тебе кое-что предложить.

— Неужели? — Генри уронил полотенце на пол и прислонился к плите. Он смотрел на нее бесстрастно, как если бы пытался прочесть ее мысли. — Бизнес или удовольствие?

«Если бы я сказала» удовольствие «, он вытурил бы меня из дома?» — печально подумала Нина. Потом отбросила эту мысль. Она собиралась предложить Генри нечто, что его заинтересует. Но ей надо было, правильно сформулировать. Она расправила плечи и посмотрела ему прямо в глаза.

— Бизнес. Исключительно бизнес. И поверь мне, Генри, это для тебя очень подходящее предложение.

Глава 40

— У нас забастовка. Пожалуйста, воспользуйтесь другим транспортом. Можете обратиться за справкой в местный информационный офис.

Джек ухмыльнулся, услышав это объявление, раздавшееся сквозь треск на станции метро Хитроу. Итак, добро пожаловать обратно в Британию. В этой стране жизнь, конечно, намного легче, если у тебя есть деньги. Он купил газету, вскочил в такси и дал парню адрес. Отель «Ридженси», в Мерилбоун. «Тайме», как всегда, представляла собой смесь оптимизма и злости. Победа в Фолклендах, рождение принца Уильяма, нападение ИРА в Гайд-парке, на снимках изображены лошади гвардейской кавалерии. Италия только что выиграла Кубок мира. Англичане очень серьезно относятся к футболу: спортивные страницы заполнены аналитическими и критическими статьями. Соединенные Штаты заняли последнее место в этой группе.

Но в конце концов футбол — чисто английская игра. Джек остановился на странице бизнеса. Интересно, как дела у Элизабет? Чем она занимается? Когда он звонил в «Дракон», это было все равно что биться головой о стенку.

— Нет, сэр. У нас нет никакой информации. Леди Элизабет покинула компанию. Нет, сэр, с лордом Кэрхейвеном нельзя поговорить. В данных обстоятельствах невозможно дать ее адрес.

Джек звонил в замок. Моника Кэрхейвен отвечала уклончиво и явно нервничала. Она что-то пробормотала про Эрлз-Корт, извинилась и положила трубку. Что-то здесь не так.

Британская лыжная федерация дала ему адрес без всяких проблем. Ронни Дэвис опустился до тренировки третьеклассных спортсменок вроде Карен и Кейт. Он просто стелился перед Джеком, желая помочь.

— Она работает в какой-то компьютерной фирме. Консалтинг… Они недавно сменили название. У меня есть номер телефона. Я попробовал привлечь ее к тренировкам по молодежной программе, но она вечно занята, — вздохнул Ронни. — Боже мой, как бы я хотел, чтобы она нашла время! Как бы я хотел, чтобы она учила детей!

— Тому, чем владеет Элизабет, не научишь, Ронни.

— Черт побери, ты прав, парень.

В своей комнате Джек распаковал вещи, потом отжался от пола пятьдесят раз, чтобы избавиться от ощущения расслабленности, возникшего во время полета.

Затем набрал номер, который дал Ронни. Компания переехала в Хаммерсмит, в Западный Лондон.

Она называлась «Высокие маки».

— Секунду, мистер Тэйлор, — весело сказала миссис Поттс. Она махнула Элизабет и подошла к ней с кучей макетов. — Личный звонок вам на второй линии. Мистер Джек Тэйлор.

Элизабет застыла. Потом сказала:

— Да. Хорошо. Соедините.

Миссис Поттс положила макеты на стол и закрыла дверь.

Красный огонек на второй линии безмолвно мигал. Она почувствовала, как ее прошиб пот и охватил страх. Джек.

Она все еще неравнодушна к нему. И очень. Что он хочет сказать? Пригласить на свадьбу? Его свадьбу? Фотография, которую она видела в журнале в прошлом месяце, была словно пощечина. Джек, невероятно шикарный во фраке, с Клэрис-Дэвлин под руку. Клэрис, его нынешняя подружка была самой грациозной, белокожей, сладкой техасской кошечкой, какую только можно вообразить. Возможно, папочка дает за ней парочку нефтяных скважин. «Олимпийский чемпион Джек Тэйлор с Клэрис Дэвлин на открытии оперного театра в Сан-Франциско». Она уверена, Клэрис никогда не спорит с Джеком, не возражает ему.

Она добрая, податливая и совсем не похожа на Элизабет.

И никогда не будет похожа.

«У меня нет выбора. Я должна с ним поговорить», — подумала Элизабет. Внутренне собравшись, она взяла трубку.

— Джек! Вот сюрприз.

— Боже, девушка! Тебя всегда так трудно найти.

— Ты мог найти меня в клинике, — сердито заявила Элизабет и тут же упрекнула себя за резкость. Господи, откуда все это лезет? Она может контролировать операции быстрорастущего бизнеса с начала до конца, но все еще не в силах последить за собственным языком.

Пауза. Потом он сказал:

— Я приехал встретиться с тобой.

— Я действительно очень занята, Джек.

В тоне Элизабет слышался отказ. Одно дело — говорить с ним по телефону, другое дело — встретиться лицом к лицу. Она не знала, справится ли она с личной встречей.

— Элизабет Сэвидж, я прилетел из Далласа только ради тебя. Я боролся, как лев, с отцом, чтобы он меня отпустил.

— Ну что ж, мне очень жаль, Джек, но я не просила…

— Элизабет… — Раздражение, с каким он резко оборвал ее, было хорошо знакомо. Джек Тэйлор нисколько не изменился. — Я здесь, в Британии, в Лондоне, я собираюсь с тобой встретиться. Если надо будет разбить палаточный лагерь на тротуаре у твоих дверей, я это сделаю. А теперь мне что — явиться и раскидать твою охрану? Или ты поступишь как леди?

— Леди в каком смысле? — Элизабет невольно хихикнула. — Джек, ты совершенно не переносишь отрицательных ответов. Правда?

— Да, правда, мэм. Виновен в предъявленном обвинении.

— Ну приходи ко мне домой. Эрлз-Корт, Уолгрэйв-роуд, двадцать четыре. Я буду там через сорок минут.. Но предупреждаю: я могу тебе уделить очень мало времени.

Джек улыбнулся, повесив трубку.

— Ну это мы еще посмотрим, дорогая, — сказал он.

Он нашел это место без проблем. Маленький аккуратный домик, запрятанный в укромном уголке прямо в центре города. Он напомнил ему их городской дом в Гринвич-Виллидж в штате Нью-Йорк, которым пользовалась мать, отправляясь за покупками. Ему вдруг пришло в голову, что никогда раньше он не видел, как живет Элизабет. Они всегда встречались на лыжне, в отелях или в гимнастических залах. Если не считать одного случая в Сассексе. Но то, что там произошло, вдруг показалось ему неверным и напрасным. Джек покачал головой, уверенно улыбаясь. Больше такого не будет. Теперь он собирается заново переписать книгу.

Он перемахнул через каменные ступеньки и дернул звонок.

— Эй, — сказала Элизабет, — за тобой что, черти гонятся?

— И тебе доброе утро, моя дорогая, — ответил Джек.

Внешне она стала другой. Совершенно другой. Не было прежней спортивной формы. Но все равно она очень красивая. Огонь соперничества потух в глазах, но она казалась собранной и сосредоточенной. Джек подумал: что это за новое место работы, «Высокие маки», сделавшее ее такой? Она была в приталенном брючном костюме пепельно-розового цвета, в светлых кожаных ботинках, блузке цвета слоновой кости, на руке золотой браслет.

Элизабет покрасила волосы и стала ослепительной блондинкой. Она явно затмевала Кдэрис Дэвлин и всех этих жеманных далласских красоток.

— Входи, — пригласила Элизабет.

Джек вошел в дом. Мебели мало, но вся очень элегантная. Несколько старых картин на стенах, ряды книг в кожаных переплетах. Нормальный беспорядок, но богатый.

— Очень мило. Отец дал тебе денег?

— Все, что ты видишь, я купила сама, — сказала она ровным голосом. — Мы с Тони расстались навсегда.

Джек подошел к дальней стене и стал рассматривать маленькую картину.

— Похоже на прерафаэлитов. Это что, Берн-Джонс?

— Да, я начала коллекционировать картины.

— Без помощи графа? Ну ладно, Элизабет. А где ты берешь такие деньги?

Джек уселся в простое на вид кресло, оказавшееся очень удобным. Должно быть, ортопедическое. Он еще раз оглядел комнату, на этот раз внимательнее. Конечно, всего немного, но все высшего качества и очень дорогое.

— Не могу поверить своим ушам, Джек. — Элизабет села напротив него и позволила себе говорить раздраженно. Это было просто. Гораздо легче, чем действительно вступить с ним в перебранку. Элизабет испытывала смутную радость, соединенную с болезненным дурным предчувствием. Она отчаянно не хотела, чтобы он уходил, и твердила себе, что надо взять себя в руки, но у нее плохо получалось. — Ты являешься сюда, вытаскиваешь меня с работы и спрашиваешь только о том, как я оплачиваю счета по убранству дома?

— А ты думаешь, я должен спрашивать о ноге?

— А разве нет? — вскинула брови Элизабет.

Он озадачил ее. Она ожидала увидеть запоздалые слезы, заламывание рук, а он шутит, задирает ее, будто ничего не случилось.

— Дорогая, но здесь нечего сказать. Ты же знаешь, как я сожалею. Я знаю, каково это.

— Да неужели?

— Да, — ласково сказал Джек. — Я лучше всех в мире знаю, что такое хотеть кататься и не иметь возможности.

Что это должно значить для тебя.

Элизабет отвела взгляд, боясь расплакаться. Он угадал. Только Джек и, может быть, еще Ганс понимают это по-настоящему. Она судорожно сглотнула, чтобы протолкнуть в горло подступивший комок.

— И еще, детка, подумай, что это значит для меня.

Ты не можешь кататься на лыжах, и мы не сумеем довести до конца наше пари. А было бы очень интересно.

Мы оба получили бы золото…

— Ты думаешь, я бы выиграла? — выпалила Элизабет и снова себя упрекнула. Совсем не это она хотела сказать.

— Да вне всяких сомнений. Иначе я не стал бы тогда с тобой спорить. Ты пришла бы ко мне в комнату и расплатилась. Вот был бы денек!

Элизабет вскочила на ноги и набросилась на него.

— Ради Бога! Джек! Я, черт побери, калека! Все, что ты можешь, — это прилететь сюда и отпускать сексуальные шуточки! Где ты был, когда мне нужен был друг?

Развлекался с Холл и Феррел? И со всеми твоими глупыми американскими потаскушками…

— Эй, эй! — Он вскочил и схватил ее за руки. — Ты знаешь, что я пытался к тебе пройти, я просил. Твой отец велел мне проваливать. И я с тех пор не был ни на одной вечеринке. Я получил медаль, улетел домой и старался забыть тебя.

— И не смог?

— Я здесь. Разве нет? И ты не калека, девочка. Ты стоишь, как статуя Свободы.

— Но я потеряла ногу, — пробормотала Элизабет. — У меня нога из пластика.

— Ну и что? Вовсе не твоя нога меня всегда интересовала.

— А как насчет Холли Феррел? Или Клэрис Дэвлин?

Джек отпустил руки Элизабет и взял ее лицо в ладони. Пальцем нежно обвел линию подбородка. Потом щеки. Прикосновения его действовали как электрический разряд. В животе у Элизабет все растаяло, ей страстно захотелось его.

— Тебе нужна правда? Или версия? Я сидел у себя в комнате и тосковал, как собака. Правда заключается в том, что я немного встречался с обеими. Я даже переспал с ними, злясь на тебя. Тебя ведь не было рядом. — И Джек добавил с обезоруживающей улыбкой:

— А потом я засел у себя в комнате и тосковал, как пес.

— Джек… Ничего не выйдет. Не получится.

— Не получится? Детка, ты ведь сама знаешь, мы никогда не пытались.

— А как же Сассекс?

— Ну это было неплохо для разогрева. Для разминки, — сказал Джек, потянувшись к ее шелковой блузке и начиная расстегивать пуговицы.

Элизабет понимала: надо оттолкнуть его, — но она не смогла. Было странное ощущение, как будто снится кошмар и ты не можешь пошевелиться. Только сейчас это не был кошмар.

— Но это не означает, что наши отношения, Джек…

— Да? — выдохнул он, наклоняясь и целуя ее легонько в губы. — Меня это вполне устраивает, дорогая, потому что я не хочу просто связи. — Загорелое лицо Джека было напряженно и хмуро, когда он силой привлек ее к себе, одной рукой обнимая за талию и поддерживая словно былинку. — Отношения у меня с двоюродной сестрой Сарой в Форт-Уорт. А тебя я хочу. На случай, если ты слишком упрямая и сама не видишь. Именно поэтому я уже дважды облетаю Землю. Ради тебя. И я не собираюсь делать это снова.

— Джек…

— Джек, Джек. — Он поцеловал ее снова, сильнее, нетерпеливее. — Это все, что ты можешь сказать? Возражения? Аргументы, почему мы должны немедленно расстаться? Если ты меня не хочешь, Элизабет, так и скажи.

Посмотри мне прямо в глаза и скажи.

Он отстранил ее лицо, чтобы посмотреть напряженно и изучающе. Элизабет ничего не сказала.

Джек притянул ее еще ближе, так близко, чтобы она могла почувствовать, как он готов…

— Так я и думал, — сказал он.

Все было замечательно. Страхи ушли, страсть, которую Элизабет испытывала к Джеку, взяла над ней верх.

Она позволила ему раздеть ее, потому что он этого хотел и потому что она так дрожала, что пальцы ее не слушались. Когда Джек снимал с нее блузку, Элизабет волновалась. Грудь у нее всегда была маленькая, а сейчас вообще почти плоская, но у Джека перехватило дыхание, когда он увидел ее и коснулся пальцами бледных сосков. А потом он наклонился и приник к ним губами, и она чуть не рыдала от удовольствия. Сладкие ощущения отвлекли ее, пока он расстегивал молнии на ботинках, на брюках, а когда Элизабет осталась совсем голая, Джек взял ее за левую лодыжку, с любопытством посмотрел и пробормотал: «Бедняжка». Потом поцеловал возле металлического браслета, двинулся вверх по ноге, медленно, намеренно медленно, целуя и покусывая кожу.

Элизабет задыхалась от сладких ощущений, ерзала под ним, она уже не владела собой, и единственное, что она могла, — это удержаться от громких стонов. Джек сбросил туфли, сорвал рубашку; Элизабет слышала, как посыпались пуговицы на ковер, потом взвизгнула молния на брюках.

— Твоя рубашка…

— К черту рубашку.

Обнаженный, он наклонился над ней, его руки были везде, пальцы проникли между бедер. День был в разгаре, солнце светило в окно, она видела Джека всего, до дюйма, таким она и воображала его. Огромные, хорошо очерченные мускулы, совсем не нарцисс, как культуристы, но большой, крупный, каким должен быть нормальный сильный мужчина. Элизабет знала девушек, которым это не нравится. Они говорили, что такие слишком похожи на самцов Это правда. Под ним она чувствовала себя хрупкой, как тростинка Но это очень волновало, и она чувствовала, как внутри разгорается огонь, подобный лесному пожару Что-то женское, первобытное в ней реагировало на эту грубую физическую силу.

— Ты такая красивая, — сказал Джек.

Она увидела голод в его глазах. Он улыбался, но ничего веселого в этой улыбке не было: это был чистый, всепобеждающий секс.

— Я тебе нравлюсь?

— Ты огромный.

— Тебе это нравится. — Джек оседлал ее; он походил на греческую статую Геркулеса. Он медленно раздвинул коленом ее ноги. Элизабет услышала, как рвется из нее дыхание, похожее на рыдание. Джек смотрел ей прямо в глаза. — Тебе нравится, чтобы я был сильным мужчиной, признайся.

— Да, — выдохнула Элизабет. — Ты сам знаешь.

— Да, ты права, дорогая, — прохрипел он. — Я знаю.

И вдруг он скользнул на кровать, подсунул ладони ей под ягодицы и притянул к своим губам. Он зарылся в нее. Его язык работал в чувственном ритме, Джек не обращал внимания на ее крики. Она вцепилась пальцами ему в волосы. Джек не отпускал ее, пока не почувствовал, что она подчинилась. Тело ее обмякло в его руках, спина выгнулась, и в эту секунду он схватил ее руки, поднял над головой, словно пришпилив их, и она лежала под ним вся открытая, в ожидании. И тут Джек вошел в нее одним движением. Не нежно, не мягко, а давая ей именно то, чего она хочет, он старался проникнуть как можно глубже. Он больше не мог ждать. Элизабет выгибалась ему навстречу. А он держал ее руки над головой, отчего оргазм становился еще сильнее. Глаза у обоих были полубезумные, они не отрывали их друг от друга, белое пламя страсти вырвалось на волю. Джек отпустил ее руки, и они лежали в объятиях друг друга, потные, с трудом дыша и страстно целуясь.

Глава 41

— Не могу поверить, — пробормотал Джек.

— Верь, — ответила Элизабет.

Она показывала ему полные сотрудников кабинеты: шестнадцать программистов работали за компьютерами.

«Высокие маки» занимали два этажа в Хаммерсмите.

Внизу располагалось отделение маркетинга, его возглавляла Элизабет. В общем-то причудливое название для фирмы, но все здесь были яркие личности, их переманили из больших агентств. Судя по тому, как идут дела, придется нанимать еще больше людей.

— Вчера был первый выходной за четыре последних месяца. Мы растем так быстро, что меня тошнит от скорости.

Джек уставился на нее. Элизабет выглядела усталой, но счастливой.

— Мы все работаем на грани, но делаем большие деньги.

— А раньше не так было?

— Нет, уровень был не тот. Так пошли дела, когда к нам пришел Генри. Он гениальный программист. Он создает программный продукт. Нина продвигает его на рынок, а я распространяю информацию. — Она потянула Джека за руку. — Пойдем, я покажу тебе комнату правления.

Джек рассмеялся.

— Вы проводите заседания правления? Детка, ты шутишь.

— Доброе утро, леди Элизабет, — поздоровалась женщина средних лет в красивом синем костюме.

— Доброе утро, миссис Поттс. Джек, это миссис Поттс, наша помощница.

— Доброе утро, мадам, — вежливо сказал Джек, пытаясь скрыть свое удивление.

Элизабет провела его в хорошо оборудованную комнату для заседаний, со столом красного дерева и четырьмя креслами. Потом она закрыла за собой дверь и с победным видом поцеловала его в губы.

— Я не шучу, — сказала она, — я очень серьезна, Джек.

На этот раз все работает. И если так пойдет дальше, я собираюсь еще до тридцати лет стать мультимиллионершей.

— Элизабет все еще занята? — спросил Генри слегка раздраженно.

— Ты насчет нового проекта?

— Да. Я закончил концепцию, теперь мне надо знать, можем ли мы это продать. У меня только сорок минут до встречи в «Юнилевер».

— Ты уже становишься похожим на меня, — сказала Нина, взглянув через холл. Дверь комнаты для заседаний правления все еще была закрыта, и она улыбнулась. — У Элизабет старая история с Джеком Тэйлором. Я думаю, ее надо оставить в покое.

— Это значит, сегодня придется работать допоздна.

— А что в этом нового? Успех требует напряжения сил, — ответила Нина.

Это была правда. С приходом Генри «Высокие маки» получили все что надо. К холодной напористости Нины и способности Элизабет убеждать прибавилась солидность американского ученого постарше. Последние сомнения были отброшены. Маленькие компании, с которыми они раньше работали, давали им отличные рекомендации. А сейчас они могли предложить нечто совсем свежее. Компьютеризацию. Способности Нэймета получили ясную цель. «Высокие маки» стали главным консультантом по фармацевтическому бизнесу в Соединенном Королевстве.

На них возник большой спрос. Нина сделала прекрасный рывок вперед с помощью эффективной программы для одного из отделений «Проктор энд Гэмбл». После этого открылся их сезон.

Нина рвалась в бой, как доберман с поводка. Она ждала этого момента всю жизнь. Когда Генри начал жаловаться, что на него слишком давят, им пришлось нанять дополнительных программистов. Все блестящие таланты. В «Высоких маках» сотрудники ходили в гавайских шортах и майках с «битлами», но работали столько, сколько надо для дела. Вскоре Элизабет понадобилась помощь в области маркетинга. Они переросли свои площади и взяли в аренду еще один этаж.

Сейчас Нина говорила с хозяином здания о том, чтобы вообще занять все этажи. Они наняли несколько бухгалтеров, юристов. Элизабет организовала интервью в деловой прессе.

— Что вы чувствуете по поводу своего столь быстрого успеха, настигшего вас практически за одну ночь? — спросил журналист «Файнэншл тайме» Нину.

— За одну ночь? — рассмеялась она. — Да на это ушли годы!

— Не волнуйтесь, — включилась Элизабет, — мою партнершу надо уметь разговорить.

Скованный журналист решил пойти другим путем.

— Похоже, грядет нашествие женщин-предпринимателей. Анита Роддик в «Боди-шоп», Дэбби Мор в «Пайнэппл». Как вы думаете, почему это происходит?

— Ну, — Элизабет взглянула на Нину, — женщины сами себе дают шанс, потому что никто другой не собирается сделать это за них.

— А вы, девушки, всегда были подругами?

Нина пожала плечами.

— Мы, девушки, всегда ненавидели друг друга.

Несчастный писака опустил блокнот.

— Не понимаю.

— А что тут не понимать? Я же говорю по-английски, — вежливо сказала Нина.

— Вы что же, и до сих пор в таких отношениях? — спросил дурачок. — На его лице было ясно написано, что он считает обеих сумасшедшими истеричками и ему совершенно непонятно, как им удается делать такие деньги.

— Нет. — Элизабет улыбнулась своей партнерше. — Мы, конечно, старались продолжать в том же духе, но, откровенно говоря, оказались слишком заняты.

— Сейчас мы понимаем друг друга лучше, — добавила Нина.

— А третий партнер, доктор Нэймет?

— Мне нравится Генри, — осторожно сказала Элизабет. — И отношения по работе у нас замечательные.

Ему придется удовлетвориться ответами, все равно у него нет ничего другого, подумала Нина. Элизабет очень гладко все излагала, чтобы ничего не просочилось. Они на самом деле работали прекрасно, но Генри с Ниной все время воевали. Набрасывались друг на друга. Кричали. Сотрудники слышали поток брани, которой поливали друг друга эти двое американцев. Нина понимала, что в стычках виновата она, но ничего не могла с собой сделать.

Было слишком мучительно находиться рядом с ним.

Видеть, как он скрючивается за компьютером, следит глазами за бегущими цифрами, как лицо его озаряется светом монитора. Иногда они работали вместе допоздна. Нина старалась держаться от него подальше. Иначе возникало страстное желание взъерошить ему волосы. Иногда она не могла выносить его взгляда, настороженного, как будто он пытался понять, почему не раскусил ее с самого начала.

Каждый день Нина ждала: вот он войдет и объявит, что у него есть подружка. Каждый день она ужасно боялась этого. Быть так близко к нему оказалось мучительно. Нестерпимо.

Но Нина не могла без Генри. Его репутация росла с каждой неделей, он был мотором задуманной ею мести Тони Сэвиджу, а для нее и для Элизабет это была задача номер один.

Элизабет пересказала Нине пословицу, которую ей открыл Тони: «Высокие маки срезают». Каждая работа, которую удавалось получить, каждый новый счет, который им оплачивали, были пощечиной этому ублюдку. Тони отказывался комментировать успехи своей дочери. Когда Нина представляла себе осаждающих его журналистов, она получала чрезвычайное удовольствие. И даже более того, их вопросы его оскорбляли. Причиняли ему боль.

Нина иногда из злорадства предлагала что-то «Дракону». Когда там отказывались, она обращалась к его конкурентам. У «Дракона» есть собственные программы. Но они намного отстали от «Высоких маков». На рынке они откусывали от доли пирога Тони. В первый день, когда акции «Дракона» резко упали, Нина открыла бутылку шампанского. Тогда «Высокие маки» были еще в малом бизнесе, но им уже было недолго там оставаться.

— Да, успех — дело тяжелое, — сказал Генри. — Как и ты сама.

— Я? Да я просто зефир. Послушай, это действительно необходимо?

— Да, очень, — сказал Генри и с рассеянным видом запустил пальцы в волосы.

— Тогда, может, я поработаю с тобой?

— Сегодня вечером?

— Да, но если не хочешь, не будем, — покраснев, сказала Нина.

— Да нет, очень хорошо. К тебе пойдем или ко мне?

Похоже, что мы договариваемся о свидании.

— О, у тебя было бы прекрасно. И нет, это не похоже на то, будто мы договариваемся о свидании, — сказала Нина с горечью. — Не беспокойся, я все понимаю.

— Давай вернемся в отель, — сказал Джек, целуя ее В лоб и в брови. — Ну ты и заводишь меня, честное слово. — Он наклонился к ней, опершись руками о стол. — Там в спальне тоже есть стол, и я хотел бы оголить твой зад и…

— Джек! — Элизабет его оттолкнула. — Боже мой, это единственное, о чем ты можешь думать?

Он ухмыльнулся.

— Не-а, иногда я представляю, как ты на мне. Как я тебя мою в ванне…

Элизабет покраснела.

— Прекрати сейчас же. У нас это не сексуальное путешествие, Джек. Это серьезное дело, это мой серьезный бизнес.

— Да я знаю. — Джек выпрямился и позволил ей вырваться из сильных рук. — На меня это произвело очень большое впечатление…

— ..и вызвало удивление.

Он пожал плечами.

— Да, и это. Признаюсь. Но слушай, детка, сейчас положение дел меняется, тебе не надо ни о чем беспокоиться. У тебя будет достаточно денег, своя доля из этого, бизнеса, а когда мы приедем в Техас, мы сможем…

— Подожди секунду, — Элизабет подняла руку, — не спеши. Что ты только что сказал?

Джек покачал головой.

— Да, ты права. Я все смешал. Я слишком тороплюсь. Но я же целый год тренировался в скоростном спуске. — Он опустился перед ней на одно колено и взял ее руку в свою. — Элизабет, ты знаешь, я люблю тебя. А ты любишь меня. Если только ты не очень хорошая актриса. Ты выйдешь за меня замуж?

— Джек…

Лицо его слегка затуманилось.

— Да или нет, дорогая?

— Может быть, — ответила Элизабет.

Джек ошарашенно посмотрел на нее. Потом встал и грозно нахмурился.

— Может быть? Ты же знаешь, я готовился к этой сцене. — Он полез в карман, вынул голубую бархатную коробочку и открыл. Внутри лежало кольцо из белого золота с изумрудами и бриллиантами. — Настоящая романтика и все такое. Я должен тебе сказать, девушка, ответ «может быть» здесь не годится. Мы что, еще продолжаем играть в разные игры? Разве мы этот вопрос не решили?

— О да, — Элизабет закивала, заморгав от подступивших слез, — мы решили. Поэтому я и сказала «может быть». Я действительно тебя люблю, Джек. И всегда любила. Я хочу выйти за тебя замуж.

— Но тогда в чем проблема?

Она указала на офис у него за спиной.

— В этом проблема, Джек. «Высокие маки». Это мое, я это не продаю. Не сейчас. Мы на пороге чрезвычайного… Я ждала этого всю жизнь… Стать кем-то заслуженно. По праву. Я не могу это бросить, вернуться обратно…

Джек тяжело опустился в кресло.

— Дорогая, у меня нет выбора. Я единственный ребенок в семье, у меня сотни акров техасской земли, два отеля, конюшня, полная лучших арабских жеребцов. Я не могу все это продать.

— Ты можешь делать все, что хочешь.

— Ты можешь приехать и помогать мне в бизнесе. Я знаю, что ты чувствуешь…

— Нет, — сказала она. — Нет. Ты не знаешь.

Джек нахмурился.

— Дорогая, но мысли реально. Как я могу жить здесь?

Не могу же я стать кем-то вроде домохозяйки в штанах?

Мой бизнес — это то, чем занимается шесть поколений нашей семьи.

— А моим бизнесом занимается одно поколение. — Элизабет рукой смахнула слезы. — Слушай, спасибо тебе, конечно, за предложение. Правда…

— Нет! — закричал Джек. Он схватил ее за руку, прижал к сердцу. — Ты не можешь мне сказать «нет». Нам предназначено быть вместе.

Элизабет посмотрела на него. Он такой красивый, такой совершенный, и она так сильно его любит. Но Элизабет знала и другое: если она бросит «Высокие маки» ради него, любовь скоро превратится в ненависть.

Тоска сжала ее сердце так сильно, что ей стало трудно дышать.

— О Боже! — Крупная слеза сбежала по нежной щеке. — Я тоже так думаю. ***

Нина оставила Элизабет в покое до конца дня. Было странно видеть Джека Тэйлора во плоти. Такой загорелый, настоящий техасец, похожий на мужчину с сигарет «Мальборо», только живой. Она не могла вообразить его на лыжах. Или даже на свидании с дерзкой леди Элизабет. Сам он был сплошная любезность, когда Элизабет представила его. Сказал что-то насчет того, что они были ярыми врагами, а стали еще более ярыми друзьями. Но он все равно казался каким-то погруженным в себя. В этом они соответствовал и друг другу.

У Нины тоже был отсутствующий вид.

— Рада познакомиться с вами, — сказала она. — Элизабет, ты можешь зайти к Генри вечером в любое время.

Нам надо проверить его новинку.

— Конечно, конечно. — Элизабет собралась уходить. — Сегодня днем меня не будет, хорошо? Я отвезу Джека в аэропорт.

— Да занимайся чем хочешь, — ответила Нина.

Было еще светло, когда она пришла к Генри. Какой все-таки Лондон красивый город, когда позволишь себе всмотреться в него, в силуэты домов, освещенных закатным солнцем, или в таинственный сумеречный час. Она увидела пару голубей, взволнованно топтавшихся на крыше дома Генри. Птицы важно разгуливали, гортанно воркуя. Дерево перед дверью было покрыто зелеными листьями. Нина поднялась по ступеням и устало дернула за колокольчик. Как было бы хорошо иметь хоть один свободный вечер. Но она надеялась, программа, ради которой ее вытащил из дома Нэймет, стоит того.

— Эй, входи, входи.

Генри провел ее на кухню, где он любил работать по вечерам. В дальнем углу у него стоял компьютер, он занимался программированием, не отходя далеко от банок с кофе и продуктов. Сегодня вечером Генри был в сером спортивном костюме и спортивных тапочках. Он казался расслабленным, очень уверенным в себе. Нина была в том же костюме от Джона Галлиано, что и весь день.

Она устала от клиентов, шея ныла от телефонной трубки, которую она прижимала щекой целый день.

— У тебя усталый вид.

— Ты прав. — Она потерла шею. — Ну что, можем приступить? Я бы хотела посмотреть, что ты предлагаешь.

— Я тут работал кое над чем, — начал Генри. — Программный продукт. Я назвал его «Домашний офис».

— Домашний офис? — переспросила Нина. — Но мы же занимаемся консалтингом…

— И будем продолжать. Но «Домашний офис» поднимет нас на новый уровень. Среди твоих покупателей будут не только крупные фармацевтические фирмы, но и каждый, даже самый мелкий, бизнесмен в стране, — сказал Генри.

— О'кей. — Нина понимала, что смеяться над Генри, когда у него такое выражение лица, нельзя. — Попытайся объяснить мне суть. Так, чтобы поняла каждая домохозяйка.

Нэймет объяснял Нине два часа подряд. Она следила за его мыслью не отвлекаясь. Компьютерный жаргон ей мешал, но суть изобретения на самом деле была проста.

«Домашний офис» — это программный продукт, которым можно начать торговать хоть завтра. Компьютер дает доступ ко всему комплексу программ, у которых могут быть мини-версии. Различные функции объединяются в одной программе, что удобно для потребителя.

— Понимаешь? — горячо говорил Нэймет, наблюдая за тем, как она наклонила голову, несмотря на боль в шее, пытаясь вникнуть в его графические изображения. — Это как раз то, что нужно всем. Торговцу цветами. Парню, который владеет магазином на углу. Разве ты не рассказывала мне, что сама занималась мелкой торговлей?

Нина посмотрела на Генри. Впервые он вспомнил о времени, когда они были вместе, во всяком случае, сослался на то время. И это не насмешка, Генри действительно задавал вопрос.

— Конечно, Южный склон, Бруклин.

Генри поморщился.

— Отвратительный район. Ты когда-нибудь занималась инвентаризацией?

— Каждую неделю, — кивнула Нина.

— Ну так вот, с помощью «Домашнего офиса» ты бы делала ее за десять минут.

Нина посмотрела на часы. Без четверти одиннадцать.

— Элизабет не придет. Но я знаю, что она скажет.

— Что, она отвергнет?

— Нет, ей очень понравится. — Нина покачала головой. — Это замечательно, Генри. С этим мы действительно поднимемся на новый виток.

— Но на раскрутку нужны деньги. — Нэймет посмотрел на нее с надеждой. — И чтобы начать производство, если ты, конечно, не считаешь, что мне это следует лицензировать.

— Черта с два, мы сами сделаем, — твердо заявила Нина. — Нам нужна фабрика, система сбыта, упаковка, рабочие. Целый капитал. Стало быть, надо брать кредит в банке или продавать акции.

— Какой вариант ты предпочитаешь?

— Кредит в банке, — заявила Нина. — Стоит нам начать распродавать акции, как нас тут же подгребут под себя. А мы к этому еще не готовы.

— Но если мы возьмем ссуду в банке и что-то сорвется, мы теряем компанию. Мы теряем все.

— Это верно. А разве может сорваться? Нарушиться?

— Ну во всяком случае, не код. — Генри ухмыльнулся.

— Значит, мы все сделаем.

Нэймет радостно завопил. Потом он подошел к Нине и стал массировать сзади ноющую шею. Под сильными пальцами ей хотелось растаять, разрешить Генри забрать всю накопившуюся боль.

Но Нина грубо оттолкнула его.

— Кончай, Генри, — резко сказала она.

Он поднял руки и отошел.

— Бизнес, я забыл. Вот так всю жизнь, детка. Бизнес. Так ведь? Неужели ты ничего больше не хочешь?

Нина встала, собираясь уйти.

— Идея прекрасная. Генри.

— Не уходи от вопроса.

Она обернулась у двери.

— Знаешь что, ты прав. Все правы. В моей жизни нет ничего, кроме бизнеса. Я действительно не вижу в этом смысла. Потому что каждый раз, когда я пытаюсь заняться чем-то, кроме бизнеса, меня сжигают.

— Кто? — в ярости воскликнул Генри. — Тони Сэвидж? Этот великий разрушитель сердец? Ты собираешься тосковать по нему всю оставшуюся жизнь? Он сжег тебя?

— Давай-ка уточним, — грозно проговорила Нина. — Если уж кто и сгорел из нас, так это Тони. Не я, а он.

Советую запомнить.

Она громко захлопнула за собой дверь.

Глава 42

Нина проснулась. Ясное прохладное утро обещало стать жарким днем. Впервые за эти годы лондонское утро напомнило ей Бруклин. Лето, когда она просыпалась рано, желая хотя бы несколько мгновений провести наедине с собой, прежде чем отец вылезет из постели и включит кабельное телевидение. Но сейчас она спала на простынях из ирландского льна, на окнах висели занавески от Уильяма Морриса, а не замызганные жалюзи. В это утро она вдруг почувствовала, что должно произойти нечто значительное.

Вдруг Нина вспомнила. Они собираются рискнуть.

И это огромный риск. Один Бог знает, что может пойти не так. Да все что угодно. Во-первых, могла подвести интуиция. А если владельцы магазинов окажутся технофобами? Может быть, деревенские торговцы скорее согласятся полететь на Луну, чем купить компьютерную программу? «Высокие маки» еще недостаточно солидная компания. А если они пустят на ветер несколько миллионов фунтов стерлингов — это все. Им конец. Так же, как лыжной карьере Элизабет. Сейчас Нина шла на самый большой риск. Впервые в жизни у нее есть что-то очень ценное, что можно потерять.

Черт побери! Что это с ней? Нина выскочила из постели и побежала в душ. Она никогда не меняет принятых решений! Решила — вперед! Выиграешь или проиграешь Переехать в Лондон или спать с Тони Сэвиджем.

Начать свое дело или влюбиться в Генри Нэймета…

Она сердито схватила полотенце. «Черт, — подумала Нина. — Я вовсе не влюблена в Генри. Он мне просто симпатичен».

Она отправилась в холл и позвонила Элизабет.

— Эй, детка. Ты проснулась?

— Теперь да.

— Давай, уже без четверти семь. Капитанам индустрии некогда спать. — Нина немного пошутила со своей партнершей, но она слышала боль в ее голосе. Неужели Элизабет уже скучает по Джеку? Надо действительно хорошо знать ее, чтобы под такой рафинированной британской вежливостью что-то расслышать. Элизабет скорее даст себя замучить, но не пожалуется открыто. Тем более о таком личном, как чувства. — Давай, вставай, но не садись в машину, я за тобой заеду. Нам надо встретиться. У меня есть кое-какие новости.

— Замечательно, — сказала Элизабет без всякого энтузиазма.

Нина приехала к Элизабет через тридцать минут. Дом ее находился прямо на Пиккадилли, где царила жуткая толчея. Банковские служащие спешили на работу, навстречу еще одному скучному дню с кофеином и мигренями, но Нину это мало волновало. Свернув на узкую улочку Элизабет, она почти побежала.

— У тебя такой счастливый вид, — заметила Элизабет.

— А ты выглядишь плохо, — ответила Нина.

Элизабет была, как всегда, одета с иголочки, светлые волосы блестели, но она явно проплакала всю ночь.

— Да, я чувствую себя ужасно, — призналась Элиза — бет, опустилась на диван, обтянутый веселым ситчиком, и разразилась слезами.

Нина отложила записи, финансовые проекты и обняла Элизабет.

— Мы с Джеком расстались, — все, что смогла проговорить сквозь рыдания девушка.

— Это ужасно. Он улетел обратно в Техас?

— Нет, пока, в Дублин, — выговорила Элизабет, задыхаясь от слез. — Он сказал, у него там дела со стадом, а потом еще в Англии… Боже, если он вернется в Англию, я не вынесу.

— Ну, Лондон большой город, детка. Он пробудет здесь недолго.

— Я даже не знаю, хорошо это или плохо, — призналась Элизабет, вытирая рукой глаза.

— Слушай, если ты хочешь, мы выкупим твою долю, — сказала Нина, размышляя, где они смогут достать такие деньги. — Ты должна быть счастливой.

— Но в этом-то и проблема. Я не могу быть счастливой в золотой клетке. Я должна была это понять, — сказала Элизабет, потом взяла записи Нины, которые та отложила. — Давай, расскажи мне, что происходит.

— Ты уверена? Дело серьезное. Ты прямо сейчас хочешь посмотреть?

Элизабет кивнула.

— Не беспокойся, голова у меня в порядке. Только сердце разбито.

За окнами офиса Тони Сэвиджа все было спокойно.

Солнце купалось в мутных водах Темзы, барашки облаков плыли по ярко-голубому небу, поток машин торжественно перетекал через мост, но в офисе все было далеко не так спокойно.

— Что они делают?! — рявкнул Тони.

Фрэнк Стонтон даже вздрогнул от звука громкого голоса. Терьер сжался у ботинка хозяина.

— Они берут кредит в банке, — сообщил Стонтон. — Может, они подозревают, что если станут продавать акции, то их проглотят?

Граф встал и принялся расхаживать по кабинету. Он настолько разозлился, что у него могла разыграться язва.

Слежку за маленьким предприятием Нины Рот он установил с первого дня через очень осторожную и очень дорогую частную фирму, ожидая момента, когда Нинин бизнес выползет из подземелья и его можно будет смести с лица земли. Но к ней присоединилась Элизабет. Ему пришлось дважды выслушать новость, прежде чем он поверил своим ушам. Разве эти глупые сучки не ненавидели друг друга?

Значит, не настолько сильно друг друга, как его! «Высокие маки»! Это оскорбление, пощечина от Элизабет. А когда они подобрали Нэймета, этого небритого, не похожего на делового человека разгильдяя, Тони уволил трех директоров своей фирмы в слепой ярости. Его компания выбросила этого профаммиста как лишний багаж. По просьбе Лилли Холл все привилегии Нэймета были урезаны, премии сняты. То есть он ничего не получил. Но работа Лилли дорого обошлась Тони к тому моменту, когда Генри Нэймета списали с корабля.

Вчера за ленчем Боб Коэн безжалостно насмехался над ним.

— Ты дал им уйти, Тони? Таким талантам? — Финансист явно радовался шутке, доедая салат. Давно уже Тони Сэвидж не казался таким одураченным.

— Они гонятся за модой, — напряженным тоном бросил Тони.

— Ты так думаешь? — Боб покачал головой. — Да нет, работа на компьютере дома уже перестала быть модой. Если это новое предприятие дает такие деньги, — Коэн поднял свой бокал с вином, — компания твоей дочери может стать через год такой же крупной, как твоя.

И должна влиться в семью. Боже милостивый, тебя должно распирать от гордости.

Тони сказался больным и потребовал счет. Он не мог это выносить. Ну просто не мог. Все вокруг шептались и хихикали. Он не чувствовал такой ярости ни разу в жизни с тех пор, как Луиза убежала с де Фризом.

— Их компания действительно будет поглощена.

Мною.

«Думаю, они подозревают это», — подумал Стонтон, но вслух не сказал.

— Конечно, но если они провалятся…

— Они провалятся. Во всяком случае, мы должны сделать все, чтобы они провалились.

— Но я не вижу способа, сэр. Доктор Нэймет — гениальный программист. А эта девица Рот, кажется, всегда знает точно, что делает. Банки стоят в очереди, чтобы одолжить им денег. Леди Элизабет сумела разжечь их любопытство до крайности. Должен признать, — восхищенно добавил Стонтон, — они действуют очень быстро.

— Есть простой способ их остановить, — сказал Тони.

Он положил сжатые кулаки на столешницу красного дерева. — Всегда есть простой путь. Уходи, Фрэнк, мне надо подумать.

Стонтон выскользнул из комнаты и закрыл за собой дверь. Тони сердито посмотрел на экран компьютера. Там мелькали цены акций «Дракона». На экране он увидел свое отражение. Красивый, современный, хорошо одетый. Но это его не удовлетворило. Теперь ничто не могло его удовлетворить: ни девицы, с которыми он встречался, ни слепое подчинение сыновей, ни ползающие перед Ним вассалы вроде Фрэнка Стонтона. Волна, на которой он думал взлететь вверх, опала. Без следа.

Нет, он остался цел, но ощущение было тяжелое. Акции падали в цене. Терялось уважение. Плавание стоя.

Две молодые женщины открыто хохотали ему в лицо.

И заявляли о себе во всеуслышание. Все, что ему надо сделать, — это увидеть провал их дела: Организовать саботаж? Нет, слишком неуклюже и нет времени. Он вспомнил насмешливое лицо Боба Коэна. «Домашний офис».

Программный продукт. Это будущее, старина. «Высокие маки» будут первыми. Никому не догнать Нэймета и не переманить его «.

У графа перехватило дыхание. Так чертовски очевидно, что он даже удивился, почему не додумался до этого раньше. Он поднял кофейную чашку из севрского фарфора, словно желая произнести тост.

И он его сказал:

— Боб, ты чертовски гениален.

Они разделили между собой задачи. Элизабет посетила банкиров вместе с юристами компании, собирая деньги. Нина проехалась по стране, встретилась с производителями программных продуктов для заключения субконтракта, поговорила с торговцами. Теперь все ждали слова Генри.

— Слушайте, когда я сказал, что все готово, я имел в виду только базовый код, — сказал Нэймет.

— Не говори с нами так, будто мы совсем бестолковые.

— Тайм-аут. — Элизабет подняла руку. — Вы, янки, так, кажется, говорите? Генри, сколько времени еще надо?

— Две недели для бета-тестирования.

— Говори по-английски, — попросила Нина.

Генри рассердился:

— Слушайте, пупсики, включайте-ка свои мозги. Или вы понимаете, или нет. Две недели до пробы и месяц до начала производства.

— Кто за что отвечает?

— Я делаю интерфейс для пользователя. Графику, звук, рисунки и все остальные приманки для покупателей. Тим Пэрис кончает платформы. Джон Кобб проверяет код, а Ли Редди выявляет неисправности.

— Надо все сделать раньше, — заволновалась Нина.

— Хорошо, Нина, если хочешь сама писать программу, будь добра. А если нет, то один месяц, как я уже сказал. Займите себя каким-нибудь полезным делом.

— Нет. — Нина покачала головой. — То, что ты называешь» найти дело «, уже сделано.

— Тогда единственное, что вам остается, — ждать, — заявил Генри.

— Возьми отпуск, — сказала Элизабет, — и не смотри на меня так, Нина. Хоть на неделю. Перезаряди свои батареи.

— Я не могу. Я вам нужна.

— Ни в коей мере. — Генри улыбнулся Элизабет. — Она права. Она будет заниматься маркетингом, я буду писать программу, а единственное, что требуется от тебя, — оставить меня в покое.

Нехотя Нина согласилась взять отпуск.

Это была ошибка. Она все равно каждый день прочесывала прессу по бизнесу. Изучала всю рекламу, которую запускала Элизабет. Она никак не могла расслабиться с книгой, зная, что сейчас на волоске висит ее будущее.

Или пан, или пропал. В среду Нина попыталась вернуться на работу, но Элизабет выставила ее за дверь.

— Я схожу с ума! — взмолилась Нина. — Я хочу сделать хоть что-то для компании.

— Ты на самом деле хочешь что-нибудь сделать? Тогда пойди к Генри, — сказала Элизабет. — Серьезно. Именно это я имею в виду. Когда» Домашний офис» будет запущен, «Высокие маки» взлетят как ракета, но вам, ребята, надо разобраться между собой. В чем бы ни заключалась проблема, тебе, Нина, надо выдержать этот разговор. Мы ведь партнеры.

— Ты не понимаешь.

— Наоборот. Как раз я-то понимаю. Слушай, Нина, если мы с тобой смогли стать друзьями, вы с Генри тоже сможете. Вы оба взрослые люди.

— О'кей, — кивнула Нина. — Я пойду сейчас же.

Мы, конечно, не станем друзьями, но… Мы сможем что-то придумать. — Она сжала руку Элизабет. — А ты как?

— Я замечательно. Все идет легко.

— Я имею в виду личное… С Джеком. Он все еще здесь?

Красивое лицо Элизабет стало напряженным. Глаза больше не улыбались.

— Но он уезжает на следующей неделе. Так что скоро я забуду о нем.

Нина спрятала улыбку. Она понимала, что Элизабет сама себе не верит, но нет смысла произносить это вслух.

Что ж, время покажет. Не потому ли и она согласилась пойти встретиться с Генри, чтобы оставить прошлое в прошлом и двинуться дальше, как повзрослевшая женщина?

— О, какой приятный сюрприз, — устало сказал Генри, открывая дверь. Он был в джинсах, в выцветшей синей рубашке и выглядел прекрасно, несмотря на красные глаза и многодневную щетину. — Что я на этот раз натворил?

— Ничего. Абсолютно ничего, — успокоила Нина, протискиваясь мимо него в дверь. — Кроме того, что работаешь, как раб на галерах. Вообще-то, Генри, я пришла извиниться.

Он подозрительно посмотрел на нее.

— Или это заговор, устроенный Элизабет, или у меня галлюцинации от перебора кофеина.

— Ты угадал, это первое. Элизабет прогнала меня к тебе. — Нина пошла на кухню, потянулась к банке с кофе. — Я сварю без кофеина.

Она оглядела хорошенькую кухню и заметила невообразимый хаос. Одежда, вещи, остатки еды, кроссовки, небрежно брошенные под столом, — в общем, все по-домашнему. Она поборола в себе материнский порыв убрать все, одернула себя — а какое у нее на это право? У нее вообще нет места в жизни Генри. Элизабет верно сказала: просто ей надо выдержать этот разговор. Нельзя постоянно ссориться с партнером. Это плохо для бизнеса. Но Нина боялась. Ей предстояло прямо и честно посмотреть на то, что она так долго и старательно прятала под ковер.

Генри прошел за Ниной на кухню. Она попыталась сдержать дрожь от его близости. Он стоял рядом, совсем рядом, протяни руку — и коснешься…

— У тебя что-то на уме, Рот, ты постоянно на меня раздражаешься.

— Как раз об этом я и пришла поговорить. Извиниться… — сказала Нина. Во рту у нее пересохло. Она нервничала сильно, как никогда. — Мы партнеры и не должны все время вцепляться в глотку друг другу, как гиены. Ты делаешь такую замечательную работу, Генри Нэймет.

— Ага, ты считаешь, я делаю замечательную работу. — Генри внимательно смотрел на Нину. — Боже, ты хоть понимаешь, о чем ты говоришь?

Нина пожала плечами, — А чего ты ждешь от меня? Что, по-твоему, я пришла сказать?

— Я хочу, чтобы ты сказала мне правду.

— Генри…

— Нет. Я хочу, чтобы ты сказала правду. Ты пришла устранить недоразумение, возникшее между нами. Так ведь? — безжалостно заявил он. — Так что давай, устраняй. Проясняй.

«Так вот оно! Он собирается заставить меня сказать это», — горько подумала Нина. Она больше не могла откладывать на потом ужасный разговор. Но как трудно открыть рот и произнести что-то, когда Генри, такой красивый, стоит рядом и с вызовом смотрит на нее своими карими глазами, опушенными длинными густыми черными ресницами. «Ему никогда не понять, — почему я сделала то, что сделала…»

— О'кей. — Нина глубоко вдохнула. — Я думала, легче быть агрессивной, чем позволять тебе смотреть на меня с презрением.

— Я не смотрел на тебя так.

Она вспыхнула.

— Да ладно. Генри. Я знаю, что Тони Сэвидж рассказал тебе все. И все это правда.

Генри кивнул.

— Я знаю.

— Значит, ты меня должен презирать, — сказала Нина и с ужасом услышала дрожь в собственном голосе, почувствовала, как глаза подернулись пеленой слез.

— Нет. Я хотел услышать объяснения, но ты довольно ясно дала понять, что я не имею на это права. Ты порвала с ним, но я не мог тягаться с привидением. Я надеялся завоевать тебя, когда мы снова стали коллегами, но не вышло. — Он улыбнулся.

— Ты не мог тягаться? Я ненавижу Тони Сэвиджа.

— Должно быть, когда-то ты любила его.

— Не правда! Ты что, не в своем уме? Я ненавижу его за то, что он все тебе рассказал. Он отнял тебя у меня.

В комнате повисло оглушительное молчание. Генри пристально смотрел на Нину. Потом он подался вперед и схватил ее за обе руки.

— Но у вас была связь…

Нина отняла руки.

— Нет, я спала с ним. Потому что была молодая и крепкая — я думала, что я крепкая. Я никого не любила, но была свежая, голодная, все равно все считали, что я сплю с ним, и я подумала: какого черта, можно использовать его для себя.

— Ну так почему ты с ним порвала?

— Мне было плохо от этой связи. Я вдруг поняла, что я талантливая и без этого могла бы подниматься вверх.

— Ты собралась уйти, и ему это не понравилось.

— Сначала он мне угрожал. Потом рассказал тебе.

Потом предложил вознаграждение. А потом уволил.

Генри Нэймет переваривал услышанное.

— Но ты находила его привлекательным?

— Да, сначала. Но никогда не любила.

— А я сумел внушить тебе чувство, что возможно что-то большее между мужчиной и женщиной?

— Да, внушил. Это, видимо, еще одна ошибка. Я должна была научиться доверять своей интуиции. Слушай, Генри, я не буду больше кидаться на тебя. Но я сказала тебе правду. И я не извиняюсь за прошлое. Ты мог бы судить меня, если бы оказался на моем месте. Но не…

— Боже! — воскликнул Нэймет. Он подошел к Нине ближе и закрыл ей рот рукой. — Знаешь, в чем твоя проблема, дорогая? Ты никогда не слушаешь. Я не сужу тебя.

Ты не любишь его?

Он отнял руку.

Нина пробормотала:

— Нет.

— Никогда не любила?

— Нет.

— Тогда на все остальное мне наплевать, — сказал Генри и, прижав ее к плите, поцеловал.

Глава 43

На следующий день Нина не пошла на работу. И через день тоже. Она с вещами перебралась к Генри Нэймету. Когда он не работал над программой, они поднимались наверх и занимались любовью. Она так же таяла, как в Швейцарии. Только на этот раз не было страха и не было привидений, которые тащились за ней из темного прошлого. Генри наполнил ее жизнь чем-то, чего не было у нее никогда. В его объятиях Нина чувствовала себя в безопасности и совершенно расслабленной. Иногда секс переходил в нежность, но большей частью это был грубый секс, животный. Его руки терзали ее волосы, их обнаженные тела извивались перед зеркалом. Он произносил грязные слова ей в уши, пока она не лишалась рассудка, а потом грубо входил в нее, пока она не кончала. Но не было стыда, чувства отвращения или вины после этого. Вот в чем разница между занятиями сексом и занятиями любовью. Нина кончала каждый раз без усилий.

В субботу зашла Элизабет и обнаружила уютно устроившуюся парочку на диване в халатах.

— Эй, вы ничего не имеете против моего появления? — И тут же подняла руку, не давая Нине произнести ни слова. — Вопрос заключается не в «если», а в «когда». Когда свадьба?

— Как только у нас будет время, — ухмыляясь, заявил Генри.

Элизабет в ужасе посмотрела на него.

— Вы намерены так долго ждать?

— Какие новости? — спросила Нина.

— Ребята, буревестники уже на горизонте. Хорошие новости — у нас есть кредит Наше имущество оценивается под заклад в банке на четыре миллиона фунтов стерлингов.

— Я успеваю по расписанию, несмотря на отвлекающие моменты. И главное, Джон Кобб и Тим Пэрис тоже.

— Я к ним заходила, они мне ничего не говорили про то, что могут не успеть. — Элизабет встала, собираясь уходить. — Мне очень не хочется портить вам настроение, ребята, но, может, Нина зайдет в офис? Нам надо полностью подготовиться, нельзя опоздать ни на один день. Генри.

Элизабет пыталась проанализировать свои чувства, поворачивая на Эрл-Корт-роуд. Она давно не была такой взволнованной. Она счастлива за Нину и Генри. Разве нет?

Они теперь ее два самых близких друга, атмосфера в офисе будет теперь спокойной. Но она не чувствовала себя счастливой. Напротив, ужасно несчастной. Только святой мог радоваться за других, когда собственное сердце разбито.

Она радовалась, что ситуация в «Высоких маках» была напряженной. Это помогало ей отвлекаться от мыслей о Джеке, но каждое утро, когда она просыпалась, ей было тошно.

Она остановилась, выйдя на освещенный солнцем тротуар, и замерла как вкопанная.

На ступеньках ее дома сидел Джек Тэйлор.

Глаза Элизабет зажглись, как прожекторы.

— Джек! — Она кинулась к нему и обняла его. — Что ты здесь делаешь? Я так рада тебя видеть!

«Он передумал! Он меня хочет! Он не может без меня жить! Он хочет, чтобы мы поженились!»

— Ты не будешь так радоваться, когда узнаешь, зачем я пришел, — сказал Джек Элизабет отпрянула и посмотрела на него. Он был мрачен.

— А что случилось? Кто-нибудь умер?

— Нет, никто не умер. Но все равно нехорошо, моя дорогая, — ответил Джек. — У тебя большие проблемы.

Я очень сожалею.

Элизабет отперла дверь и ввела его в дом. Джек рассказал ей все, что слышал. Элизабет, потрясенная, села.

— Ты как? — взволнованно спросил он. — Дай-ка я налью тебе что-нибудь выпить.

— Нет, спасибо, — растерянно проговорила Элизабет. — Мне надо позвонить Нине и юристам. Да, слушай, спасибо, что дал знать.

— Ну как же. — Джек подвинул ей телефон. — Звони кому хочешь, но я не ухожу. Сейчас тебе нужен друг.

Тони Сэвидж вошел в вестибюль башни «Дракона» с победной улыбкой.

Хотя была суббота, все суетились. Дизайнеров созвали с уик-эндов, торговцы сидели у телефонов и факсов, фабрики компании отпирали ворота для сверхурочных.

— Ваш гость ждет вас в офисе, милорд. — Девушка в приемной подчеркнуто вежливо улыбнулась. — Доброе утро.

Тони кивнул.

— Действительно доброе.

— Что они собираются сделать? — выдохнула Нина.

— Выпустить свою собственную программу. Завтра начинается развернутая кампания на ТВ, коммерческие ролики в новостях, расклейка рекламы в Сити и Уэст-Энде.

— Но это обойдется в миллионы, — сказала Элизабет. — Это поглотит первоначальную прибыль…

— Но у него есть миллионы, и, похоже, прибыль его совершенно не заботит, — сказал Джек. — Он хочет стать первым. Все, машина запущена. Фабрики. Сотни торговцев, сильных парней. Немедленная экспертиза. А поскольку у них репутация большой и очень богатой компании, аналитикам это понравится. Они видели отзывы на ваши предложения. Они знают, чего ждут люди.

— То есть ты хочешь сказать, мы подготовили почву для «Дракона»? — прошипела Нина.

— Похоже на то. Мне искренне жаль.

Элизабет запустила пальцы в волосы.

— Если они заберут первую волну покупателей…

— Это станет промышленным стандартом, — мрачно сказала Нина. — Никто не купит конкурирующий продукт маленькой фирмы.

— Меня это не устраивает, — заявила Элизабет. Она вскочила и принялась расхаживать по комнате. — Генри знает, как далеко он ушел со своей программой от общепринятых стандартов. Как же кто-то другой мог обогнать команду Генри?

Женщины переглянулись.

— Боже мой! — сказала Нина. — Не могу поверить!

Этот скользкий негодяй! Он переманил кого-то из нашей команды. И они слизали работу Генри. Вот единственный ответ.

— Если это так, у тебя есть способ действовать, — заметил Джек. — Ты можешь привлечь Сэвиджа к суду.

— Нет, к тому времени кони уже понесутся. А юристы стоят больших денег, — сказала Элизабет. — Это не выход.

— Нам надо позвонить Генри. Он в офисе и работает над последними штрихами.

Нина набрала номер. Генри взял трубку сразу же, и они спокойно поговорили несколько минут.

Джек посмотрел на Элизабет.

— Если ты хочешь нанять юристов, можешь использовать мои деньги. Правда, я подозреваю, что ты их не возьмешь.

— Правильно подозреваешь, — ответила Элизабет. — Но все равно спасибо. Ты хороший друг.

Он кивнул.

— Я хочу быть больше чем другом.

— Может, так и случится. — Элизабет готова была расплакаться. — Если я обанкрочусь, если я стану самым крупным банкротом в Британии, я из гордости не смогу здесь оставаться.

Джек поднял ее руку, поднес к губам и нежно поцеловал.

— Я надеюсь, ты веришь, что я не хочу, чтобы так случилось.

— Ну конечно. — Она храбро улыбнулась ему в ответ. — Ты должен радоваться…

Он немного подумал и сказал:

— Нет, я не радуюсь. Я не могу выносить, когда тебе больно.

Нина повесила трубку и повернулась к ним. Глаза ее горели.

— Мы с Генри немного поболтали. Он думает, нам ничего не надо делать. А просто продолжать работать, как раньше. Никаких заявлений в прессе. Никакой паники.

— Притвориться, будто ничего не происходит?

— Ушел Джон Кобб, — сообщила Нина, — и оставил сообщение на автоответчике у Генри. Тони нанял его на зарплату миллион в год.

— Что? — Элизабет открыла рот. — Миллион? А мы платим ему двадцать три тысячи долларов!» Это же уйма денег! За что же?

— Опыт, — мрачно сказала Нина. — Он отвечал за проверку кода Генри. Он имел абсолютно полный доступ к «Домашнему офису».

— А Генри считает, мы должны не поднимая головы продолжать работать как ни в чем не бывало?

— Если Генри так говорит, надо ему довериться.

— Здесь ты права, — зло ответила Элизабет. — Больше нам ничего не остается.

Ждать было слишком мучительно. Мощная машина» Дракона» начала действовать с потрясающим эффектом.

Экраны телевизоров бомбардировались рекламными объявлениями. Компьютеры, дававшие справочные материалы по обеим системам, утверждали, что между программами нет различия. Кроме одного момента: «Дракон» — первый.

Пресса, которую Элизабет старалась привлечь вначале, охотно следовала за ней, куда бы она ни пошла.

Писаки, которые еще неделю назад их так любили, были полны презрения к ним. Две какие-то дурочки вложили все яйца в одну корзину! Банкиры каждый день звонили, требуя разъяснений. И когда «Высокие маки» начали свою кампанию, скромную, точно нацеленную, люди отнеслись к ней с пренебрежением. Почувствовав запах крови, бульварные газеты начали действовать. Тема смертельной схватки Тони Сэвиджа со своей дочерью была слишком сладкой, чтобы устоять. Как мы были глупы, критикуя Сэвиджа, начали они пресмыкаться. Надо изгнать из бизнеса трех неудачников!

Лорд Кэрхейвен дал несколько победных интервью.

Горделивые заявления появились в таких солидных изданиях, как «Файнэншл тайме», «Тайме», «Экономист».

Все снова боялись его. Акции «Дракона» взмыли на десять пунктов.

Его программа была запущена первого августа в полном блеске. Элизабет и Нина тихо сидели в своих офисах, заканчивая последние приготовления по своей программе. На звонки прессы они не отвечали.

Торговля в «Драконе» шла превосходно. Горы красивых коробочек были повсюду — от магазинов игрушек до магазинов канцелярских товаров. Тони собирался вскоре подключить еще две фабрики к выпуску программных материалов Дополнительный тираж был сделан быстро; лингвисты подготовили вариант на английском, испанском и немецком языках. В течение двух недель эта программа была до сумасшествия модной.

«Высокие маки» закончили свою программу точно по плану. Но они опоздали. Равнодушные обозреватели отмечали, что ничего плохого в продукте нет. Ну и что из этого?

Строгая упаковка, без торговых скидок, с отсутствием паблисити… Их программа — просто моль на фоне блистательной бабочки Тони Сэвиджа. А им надо отдавать кредит через два месяца. Так что все, игра закончена.

— Он выиграл, — мрачно заявила Нина.

— Подождем и увидим, — не желая соглашаться с ней, сказала Элизабет. — Пока еще не конец.

Ровно через двадцать один день после запуска программы в продажу в «Дракон» позвонили. Магазин «Ваши сладости» в Бирмингеме пожаловался на ошибку в компьютере. Вместо обычного текста на экране возникли какие-то детские стишки. Они лезли на экран снова и снова. Их невозможно было остановить.

Тони лично позвонил клиенту. Он думал, что это случайность.

— Может, просто ошибочная копия? А что на экране?

Мужчина смутился.

— Ну, тут говорится что-то вроде: «Я в замке король, а ты грязный шакал», — вот так вот, милорд.

— Что? — Тони покраснел. — Ну не важно. Мы немедленно заменим.

В тот же день в отдел по обслуживанию клиентов позвонили еще десять человек.

На следующий день — двадцать. К концу недели звонки пошли валом.

— Черт побери! — Тони с яростью набросился на Джона Кобба. — Уладь это дело, неужели не понимаешь? У нас полсклада забито возвратом.

Кобб беспомощно посмотрел на Фрэнка Стонтона.

— Я не могу уладить. Это запрограммировано в коде.

— Компьютер начинает печатать это послание через три недели после запуска программы, — спокойно сообщил Фрэнк Стонтон.

Тони посмотрел на своего подчиненного с ненавистью. Этот дурачок еще и радуется.

— Если это в коде, напиши новый код.

Кобб запустил пальцы в грязные волосы. Он казался человеком, который вообще перестал спать.

— Я не могу, милорд. Это код Генри Нэймета.

— Вон отсюда! — зарычал Тони.

Кобб выскочил из кабинета. Тони сел в резное кресло и уставился на Стонтона.

— Не могу поверить. — Его голос был напряженным от унижения и ярости. — Это ловушка. Эти сучки поймали меня в капкан.

— Мы должны отозвать всю линию, — вежливо заметил Стонтон. — Боюсь, телестанции начинают узнавать. — Он передал Тони экземпляр «Ивнинг стэндарт». Две фотографии на первой полосе изображали Тони и компьютерный экран, извергавший послание программы. Заголовок гласил: «Грязный шакал скоро потеряет свой замок».

— Что потеряет? — прорычал Тони. — О чем они, Стонтон?

— Я думаю, это комментарий Маркуса Фитзалена, сэр, — Стонтон сказал это с нескрываемым удовольствием, — который уже вещает как председатель правления «Дракона». Он говорит, что хочет сказать свое слово.

ЭПИЛОГ

— Но он выжил, — сказала Нина.

Элизабет пожала плечами.

— Конечно. Люди такого сорта всегда выживают. Мой отец знает слишком многих и слишком давно научился прикрывать свои тылы.

Они сидели в офисе и пили шампанское, листали газеты, устроив себе продолжение вечеринки для самых близких. Вокруг них царил жуткий беспорядок, оставшийся от прошлого вечера, когда они праздновали по-настоящему.

В пятницу утром «Высокие маки» пошли на распродажу акций. Их ожидал успех. Они расплатились с банком, но тем не менее каждый из них оказался миллионером, и не с одним миллионом. Сегодня они смотрели на свои фото на финансовых страницах газет и широко улыбались. Многие из снимков были помещены рядом с фотографиями Тони Сэвиджа, покидающего здание правления. Он потерял прибыль и обрел общественное осуждение.

— А почему ты подозревал Джона Кобба? — спросил Джек Генри.

Тот ухмыльнулся.

— Я не подозревал. Я просто никому не доверял. В каждой программе я обязательно ставлю ловушку для компьютерных воришек.

— Ну все, дорогой, — Нина встала и протянула руку Генри, — пошли домой.

— О'кей. — Он ласково коснулся ее щеки. — Я буду ждать в машине.

— До свидания, Джек, — сказала Нина, махнув рукой.

— Нина. — Он подмигнул.

Элизабет сказала:

— Я выйду с тобой.

Она догнала Нину, взяла ее под руку.

— Мы добились, — сказала Элизабет.

— Мы добились первой части, — ответила Нина с мягкой улыбкой. — У нас еще длинный путь впереди, чтобы добиться, чего я хочу.

— Тони не успокоится. Ты знаешь, мы слишком его задели. Выставили дураком перед всеми.

— Да, жизнь — штука серьезная, — сказала Нина, сверкнув глазами. — Но мы можем управлять им.

— Это верно. Он не мог бы схватиться с нами, если бы у нас ничего не было. — Элизабет усмехнулась. — Хорошо жить — лучшая месть.

Они обнялись, и Нина скользнула в машину к Генри.

Элизабет медленно поднялась по ступенькам. Комната выглядела как после нападения банды мародеров-подростков. Везде валялись куски торта с повидлом, болтались надутые и полуспущенные шарики.

Джек пристроился на краю дивана в кабинете; он был в джинсах, в ковбойских ботинках и толстом синем джемпере. Он выглядел превосходно. Горько-сладкое удовольствие, подумала Элизабет, потому что теперь ему незачем быть здесь. Она подошла к нему и села рядом. «Не плачь, Элизабет, — предупредила она себя, когда ее радость, как эти воздушные шарики, лопнула. — Не разрушай счастливое состояние души, расчувствовавшись. Ты знаешь, что такое рубцы. Шрамы».

— Итак, я думаю, ты скоро уедешь?

— Гм, может быть, — кивнул Тэйлор. — Но сначала у меня к тебе деловое предложение.

Бизнес. Что ж, хорошо. Элизабет старалась показаться оживившейся.

— Конечно. Давай.

— Сейчас, — сказал медленно Джек.

Его южный говор был тягучий, как мед. Она ненавидела, когда он нападал на нее.

— Вчера вечером я говорил с отцом. Я подумал, что, если ты умеешь делать такие большие деньги просто головой, мы могли бы это использовать. Я обсудил с ним нашу здешнюю собственность. Отель «Викерой».

— Это на реке?

— Да, мадам. Мы считаем, над ним надо поработать.

Может, «Высокие маки» могли бы им заняться?

Элизабет откинулась на спинку дивана, ошарашенная.

— Но это потребует от тебя…

— По крайней мере шести месяцев. А к тому времени, может, тебе придется открыть офис в Штатах.

— Джек!

Он поймал ее руку и прижал к губам.

— Детка, я повторяю тебе еще раз. Ты выходишь за меня замуж? Мы можем быть вместе. Мы можем что-то придумать. Слушай, ты каждый день идешь на риск из-за этих долларов-центов. Неужели не можешь хотя бы раз пойти на риск в более важном деле?

Элизабет потянулась и поцеловала его. От него пахло солнцем, шампанским и Техасом. Джеком. Ее Джеком. Единственным человеком, которого она когда-нибудь любила.

— Ты напористый, как всегда.

— Значит, да?

— О да! — сказала Элизабет. — Да, дорогой.

Примечания

1

Уменьшительное от Мелисса.

(обратно)

2

Телевизионная игра.

(обратно)

3

Популярная в семидесятых рок-группа.

(обратно)

4

Популярная в семидесятых рок-группа.

(обратно)

5

Марка пива.

(обратно)

6

Крупные фармацевтические компании.

(обратно)

7

Очень старая известная английская фирма, производящая духи и косметику.

(обратно)

8

Управление по контролю за качеством пищевых продуктов, медикаментов и косметических средств при министерстве торговли.

(обратно)

9

Легкие деньги (англ.).

(обратно)

10

Рекламный магнат.

(обратно)

11

Место и год проведения Олимпийских игр являются авторским вымыслом.

(обратно)

12

Традиционное японское блюдо из рыбы.

(обратно)

13

«Америханский ученый».

(обратно)

14

Американский комедийный режиссер и актер.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

ЭПИЛОГ . . . . . . . . . . . . . . .